Самый страшный кошмар лета (сборник) Ирина Владимировна Щеглова

        Большая книга ужасов
«Время ведьм»
        Василиса и ее подруга Даша решили в Вальпургиеву ночь посетить шабаш ведьм. Сказано - сделано. Девчонки отправились в деревню к бабушкам Василисы, где решили разыграть из себя ведьм: заночевали в пустом доме, вооружились ухватами, метлами и устроили импровизированное представление. Но оказалось, что в единственную ночь в году силы зла не дремлют и лучше не попадаться им на пути!

«Проклятье русалки»
        На русальную неделю не стоит ходить в лес, потому что на землю из водоемов выходят русалки и нападают на путников. Таковы легенды, которым, впрочем, мало кто верит. Ребятам, отправившимся как-то на природу, даже в голову не приходило, что все эти бабушкины сказки могут оказаться правдой, пока один за другим не начали пропадать их друзья…

«Ночь, когда нельзя спать»
        В ночь с 6 на 7 июля ты не будешь спать, потому что это ночь Ивана Купалы. Но если ты все-таки отважишься уснуть, тебя ждут большие неприятности. Нечисть только и поджидает случая, чтобы завладеть твоими снами и превратить их в настоящий кошмар. Василиса не послушала советов и как ни в чем не бывало заснула, за что и поплатилась. Ужасы, произошедшие с ней, оказались гораздо реальнее действительности…

        Ирина Щеглова
        Самый страшный кошмар лета (сборник)

        Время ведьм


        Я не знаю, как у нас возникла мысль провести этот день в деревне в надежде, что мы все-таки найдем подтверждение тому, что шабаш ведьм - не сказки и не выдумки. Думаю, она возникла не вдруг, а как-то постепенно, что ли…
        Мы с моей подругой Дашкой (если кто не знает, меня зовут Василиса) вечно попадаем в какие-то истории. Причем она считает, будто это происходит исключительно благодаря мне. По ее мнению, сначала я затеваю что-то, а потом мы с ней вместе расхлебываем последствия. Почему она расхлебывает вместе со мной? Да потому, что
«не может же она меня бросить одну в беде».
        Возможно, что-то в ее словах правда… возможно. Дашка - девушка умная, и в отличие от меня, спокойная и рассудительная. Даже моя мама все время приводит мне ее в пример. Признаю, Дашка не раз помогала мне и делом, и советом. В прошлом году на зимних каникулах мы с ней вместе ездили в деревню к моим бабушкам. Меня как раз парень бросил, прямо перед Новым годом. Мне тогда казалось - жизнь кончилась. В довершение ко всему мама стала настаивать на том, чтоб я навестила ее тетушек-старушек. Деваться мне было некуда, настроение отвратительнейшее, так что поездка в деревню на все праздники уже не могла меня расстроить. И в тот момент Дашка, узнав о случившемся, вызвалась ехать со мной. Моя подруга жертвовала собой ради меня! Она готова была терпеть мое плохое настроение, постоянное нытье, и главное - общество престарелых деревенских родственниц и отсутствие привычных городских удобств. Я же говорю, Дашка - потрясающая подруга!
        Но вместо тихого и скучного сидения в деревенском доме со старушками и телевизором мы очутились в самом центре ежесекундных чудесных приключений, познакомились с новыми друзьями, охотились на домового, побывали в местном клубе, отпраздновали настоящее Рождество, даже колядовали! Но самое главное, мы с Дашкой влюбились! Да, я - в Глеба, она - в Олега. И мы до сих пор вместе!
        А на Святках мы устроили настоящие гадания! Кажется, именно в ту ночь, когда мы с Дашкой рискнули погадать с зеркалами, мы впервые столкнулись с чем-то по-настоящему страшным и непонятным. Но проснулась бабушка и вовремя закрыла зеркало. Вообще во время тех каникул мы много чего узнали о колдунах и ведьмах и прочей нечистой силе. Я-то и раньше слышала, а вот Дашка была под впечатлением! Возможно, именно с тех каникул у нее появился интерес ко всяким народным поверьям, сказкам, легендам. Так что идея с участием в шабаше принадлежала именно ей. Я тут ни при чем.
        - Послушай, Лис, - говорила она мне и зачитывала целые страницы из разных книг или Интернета. Ведьмы, водяные, русалки, лешие, колдуны, оборотни…
        У Дашки горели глаза.
        - Подумать только! Какая фантастическая картина мира! А мы живем и совсем не замечаем тех чудес, что творятся рядом с нами!
        - Нашла тоже чудеса! В нечистой силе нет ничего прекрасного или чудесного. Зло, оно и есть зло! - не соглашалась я.
        Но Дашку трудно переспорить. Уж если она взяла себе что-то в голову, переубедить ее гораздо труднее, чем меня.
        - Помнишь, мы гадали с зеркалами? - спросила она.
        Я кивнула. Еще бы не помнить!
        - Так вот, - воодушевилась она, - мы тогда совсем неподготовленные были, поэтому испугались и ничего толком не увидели.
        Я не придавала большого значения разыгравшемуся Дашкиному воображению. Охота ей читать о всякой нечисти, ну и пусть. Лично я точно знаю, соваться туда очень опасно, особенно если не представляешь себе, с чем имеешь дело. Я Дашке так и заявила. А у нее сразу же ответ нашелся.
        - Разумеется! - согласилась она. - Любой научный эксперимент требует тщательной подготовки. Чтобы тебя не убило током, надо принять меры предосторожности, думаю, с потусторонними силами то же самое. Ведь законы везде одни и те же.
        - Сомневаюсь…
        Она отмахнулась:
        - Я прочитала множество всякой литературы по этим вопросам и вполне представляю себе степень опасности. Риск, конечно, есть, но кто не рискует, тот ничего и не узнает.
        - А что ты хочешь узнать? - растерялась я.
        Вот, в тот раз Дашка впервые и заговорила о шабаше. О том, что раз в году ведьмы слетаются на Лысую гору и устраивают там что-то типа конференции по обмену опытом (как же, наивная Дашка, видимо, читала не те книги). И неплохо было бы нам с ней на этом шабаше побывать, ну просто так, для общего развития… Я слушала ее открыв рот. Придет же такое в голову! Я, честно говоря, и сама толком не знала, что там такое происходит во время шабаша. Поэтому я не очень уверенно стала рассказывать подруге о том, что шабаш - это такая весьма мерзкая оргия, во время которой ведьмы и колдуны поклоняются своему повелителю черту. Насколько мне было известно, шабаши проходили где-то под Киевом, по народным поверьям, в Вальпургиеву ночь - с 30 апреля на 1 мая.
        - Ну и что! А чем мы-то хуже? Лысая гора на Украине, но у нас-то в Подмосковье тоже есть всякие горы. Наверняка среди них найдутся лысые. А вдруг там тоже ведьмы собираются? - не унималась Дашка.
        Я задумалась. Действительно. Горы, конечно, есть. Воробьевы, например. Очень сомневаюсь, чтоб там кто-то решился устроить шабаш. Если только какие-нибудь местные готы. А вот где-нибудь в местах менее доступных, безлюдных, как знать… Например, в деревне, где живут мои бабушки. Там высокие лесистые холмы, обрывистый берег реки, да еще старый замок на горе. А о нем много всяких легенд рассказывают. О шабаше я не слышала. Но ведь можно проверить. И тут меня словно кто-то подтолкнул, с языка сорвалось:
        - Действительно, чем мы хуже?! Вдруг нам повезет, и мы увидим шабаш, - и тут же спохватилась: - Только вот что, сначала сходим в церковь за святой водой.
        Про святую воду - это я сразу догадалась. Мало ли что там, на этом шабаше, а так - плеснул святой водичкой, и все ведьмы врассыпную, шипя и плюясь. Дашка подумала и согласилась.
        Хорошая штука - Интернет! Набрала в поисковике «шабаш» - и читай. Информации очень много, от некоторых сведений бросало в дрожь. Оказывается, ведьмовские сеймы, или, как их прозвали, «шабаши», по поверьям, происходили где угодно и когда угодно, кроме ночей с субботы на воскресенье и главных христианских праздников. Излюбленное время разгула нечисти: неделя перед Рождеством Христовым, Вальпургиева ночь - с 30 апреля на 1 мая, или в русской традиции - Юрьев день. Так же ночь на Ивана Купалу и еще 31 октября. Ведьмы и колдуны слетаются на шабаш в назначенное время и место. Черный повелитель наделяет их способностью к чародейству и волшебству, за это они поклоняются ему, отвергают Бога, топчут распятие, плюют, поносят Христа. И всячески бесчинствуют. Они отчитываются перед чертом в своих злодеяниях, и те, кто недостаточно злобствовал, наказываются кнутом. После официальной части приходит пора пира. Тут мнения в Интернете расходятся, в одних источниках говорится о лошадином мясе, в других - о поедании младенцев. В воспоминаниях участниц шабаша говорится о хлебе, мальвазии (сорт вина), запеченном мясе.
Но главное не в еде, а в ритуалах. Вот ритуалы-то меня и напугали больше всего. Что же это получается, они там людоедством, что ли, занимаются? Ужас какой! Бр-ррр!
        Да может ли это быть правдой? Что-то не верится. К тому же в других источниках говорилось о том, что шабаши как таковые всего-навсего отголоски языческих празднований весеннего равноденствия, начала посева, солнцестояния и так далее. Наши предки полностью зависели от природы, верили во множество богов, поклонялись солнцу, одним словом, все очень мило и невинно. Некоторые историки утверждают, что шабаши придумали церковники во времена «охоты на ведьм». Мол, само название
«шабаш» происходит от еврейского «шаббат» - суббота, священный для иудеев день. Средневековая инквизиция преследовала любое инакомыслие. Вот и гребла под одну гребенку всевозможных знахарок, ведуний, странствующих чародеев, а заодно инородцев - евреев и мусульман. А на самом деле все они были белые и пушистые.
        Читала я, читала и устала. Поняла одно - дыма без огня не бывает. Скорее всего, истории про шабаши - выдумки, у нас во всяком случае. Если и происходит что-то, то так - чисто потусоваться.
        Но другая подспудная мысль точила меня.
        Что - если?
        Соблазн - великая вещь.
        Я сдалась. И в самом конце апреля позвонила Дашке.
        - Едем, - выдохнула в трубку, и услышала в ответ «Йессс!». Даша была в восторге.
        Посовещавшись, мы поняли, что у нас могут возникнуть некоторые трудности. Во-первых, мои благочестивые и глубоковерующие бабушки ни за что не отпустят нас ни на какой шабаш. Нет, мы не собирались говорить им о цели нашего приезда, но мы должны были как-то объяснить, зачем нам понадобилось ночью тащиться на гору. Меня терзали сомнения: а стоит ли вообще попадаться старушкам на глаза. Ведь все равно не поймут и не отпустят. У Дашки на это счет тоже имелись соображения.
        - Помнишь, ты говорила, что твоих бабулек в деревне считают ведьмами?
        - И что? - напряглась я.
        - Так, может, они тоже, ну… на шабаш летают, - с невинным видом предположила Дашка.
        - Ты что? Совсем тю-тю?! - возмутилась я, покрутив пальцем у виска. Всему есть предел. Если бы ее услышали бабульки, обиделись бы, наверное, хотя кто их знает… Сразу почему-то представилась картинка: сестры лихо оседлали ухват и метлу, взвились в поднебесье и понеслись с визгом и уханьем. Я помотала головой, прогоняя наваждение. - Не выдумывай, - посоветовала Дашке.
        - Забудь, - беспечно отмахнулась она, - я вот что подумала: зачем нам вообще беспокоить старушек? Мы приедем ближе к вечеру и сразу махнем на гору. Выберем местечко получше и устроимся, пока светло, подождем до полуночи, а потом…
        - Что потом? - переспросила я. - Конечно, ночи не холодные, но к полуночи мы все равно замерзнем. Костер разжигать нельзя, ведь тогда нас сразу заметят. К полуночи мы окоченеем! У меня появилась идея получше. Что, если я возьму ключи у Глеба?
        Даша хлопнула в ладоши:
        - Ну конечно!
        Родители Глеба купили в деревне дом под дачу. Приезжали изредка, в основном летом. Дом почти всегда был в полном распоряжении Глеба, мы там частенько собирались большой компанией. Я точно знала, если родители и соберутся на дачу, то не раньше вечера первого мая, а может, и вообще не приедут. Так что мы с Дашкой можем запросто переночевать в пустом доме, а наутро явиться к бабушкам, как ни в чем не бывало.
        Сказано - сделано. Я сразу же позвонила Глебу и, путаясь, наплела что-то о том, как нам с Дашкой «ну очень надо». Глеб меня знает как облупленную, он, разумеется, не имел ничего против нашей ночевки, но потребовал более подробных и правдивых объяснений. Ну я и ляпнула: «Мы собираемся на шабаш».
        - Какой шабаш? Сбрендили, что ли? - неуверенно переспросил Глеб. - А, я понял, это шутка, да?
        - Глеб, не будь таким занудой! Если тебе жалко, то так и скажи. - Я рассердилась.
        Глеб не любит, когда я сержусь. Он привез ключ в тот же день.
        - А мы с Олегом хотели предложить провести майские вместе с вами, - сказал виновато. У меня в носу защипало от жалости. Он такой милый!
        - Глебушек, конечно вместе! - заворковала я, прижавшись к его груди. - Вы с Олегом приедете первого мая утром, и у нас будет полно времени.
        Он улыбнулся, но в глазах плескалась тревога, я заметила. Хотел еще что-то спросить, не решился или передумал. Получив ключ, я больше не могла ни о чем думать, как только о предстоящем приключении.
        Вооружившись накануне святой водой, мы поехали в деревню. Было 30 апреля.
        Если бы мы знали, что нас ждет в ту ночь, то не знаю, поехали бы или нет…



        Теория

        В электричке Дашка старательно делилась со мной знаниями о ведьмах. Она прихватила с собой ноут, где у нее в отдельной папке хранилось все, что удалось накопать о нечистой силе. Даша то зачитывала кусками, то пересказывала по памяти, то делилась своими соображениями.
        - В древности ведьм называли «ночные всадницы», потому что они летали по ночам, воровали звезды, и даже могли украсть луну, - рассказывала Дашка. А я вспомнила ведьму Солоху из повести Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Она вместе с чертом воровала звезды и месяц, а еще черт портил погоду, вызывал метель, да такую, что ни зги не видно.
        Оказывается, ведьмы летают не только на метлах или в ступах, как наша Баба-яга. Они катаются на волках, взнузданных и погоняемых змеями, на кошках, козлах, медведях, свиньях, оленях, лебеди тоже могли служить ведьме. Вообще же ведьма может летать на чем угодно, хоть на палке. Но перед полетом она непременно должна намазаться волшебной мазью, обрызгаться водой с пеплом купальского костра и сотворить специальный заговор.
        Дашка увлеченно болтала о том, как иногда ведьмы совершенно теряют земной облик, рисуясь, подобно облачным девам, прядущими при лунном свете свою небесную пряжу, белящими холсты или моющими свое белье, развешивающими его для сушки на белых облаках. Очень красиво, если бы было правдой.
        Почему шабаши устраиваются на горах? Да потому что на горах были языческие капища, где приносили жертвы богам. Например, на Лысой горе у Киева некогда стояли главные кумиры славян, древние идолы венчали Бабьи горы y чехов и словенцев, обитали на горе Шатрия у литовцев, стояли на вершине горы Брокен в Германии, таких гор было множество, как и богов. Но с приходом христианства старые боги были объявлены бесами, а тех, кто им поклоняется, стали считать пособниками адских сил.
        Даша склонилась к самому моему уху и с жаром описывала черное действо:
        - При свете факелов, зажженных от пламени, которое горит между рогами большого козла, приступают к пиршеству: едят лошадиное мясо, а напитки пьют из коровьих копыт и лошадиных черепов. Когда напьются, пускаются в пляс, бешеный и постыдный, от этой пляски на другой день остаются на месте следы ног коровьих и козьих. Инструментами для музыкантов служат вместо волынки лошадиные головы, а вместо смычка - кошачий хвост. Во время оргии совершается сожжение козла, черного быка и черной коровы.
        Все эти разговоры в электричке меня не то чтобы напугали, а как-то расхотелось мне присутствовать на шабаше, даже и издалека на него смотреть не тянуло. И вроде бы умом я понимала, ничего такого быть не может, все выдумки необразованных людей. Я поделилась с Дашкой своими мыслями, а она сразу же расстроилась. «Я так и знала, что ты струсишь», - заявила она.
        - Почему это я струсила?! Мне просто неприятно все, что связано с шабашами, вот и все!
        - Неужели ты поверила? - Дашка закатила глаза. - Сама посуди, это просто сказки, фольклор, народные верования. Таких сказок и в вашей деревне сколько угодно. Твои бабушки великолепно их рассказывают.
        - Если сказки, то зачем тебе непременно надо попасть на гору в эту ночь? - зашипела я.
        Дашка усмехнулась:
        - Посмотреть, как призрачные девы ткут туманные покрывала и развешивают их на облаках…
        Я фыркнула и рассмеялась:
        - Знаешь что, давай хотя бы девчонок позовем с собой, у меня Валин телефон есть. Уж она-то точно знает, бывают у них шабаши или нет.
        - Давай, - согласилась Дашка, - втроем нам даже веселее будет.
        И я позвонила нашей деревенской подружке Вале. Узнав, что мы приезжаем, Валя обрадовалась, сразу же пообещала зайти, даже предложила встретить на станции. Но я ее остановила:
        - Нет, Валь, не стоит, у нас с Дашкой появилась одна идея… так что мы сегодня к бабушкам не пойдем. - Я вкратце обрисовала наши планы, и то, что мы приезжаем инкогнито, и то, что собираемся ночевать в доме Глеба, и о нашем ночном походе на гору не забыла сообщить. Вале, видимо, было ужасно скучно, потому что она мгновенно загорелась.
        - Дождитесь меня. На реке разлив, чтоб попасть на гору, нужна лодка.
        - О’кей, ждем. - Я нажала отбой и повернулась к Дашке. - Ну что, нас ждут великие дела. Даже если мы не увидим шабаш, приключения нам гарантированы.
        Дашка кивнула и снова погрузилась в вычитывание сведений о ведьмах и прочей нечисти.
        В деревню мы прибыли ближе к вечеру. Закат был прекрасен и нежен, заходящее солнце подкрасило розовым белую пену цветущих садов. Пахло свежестью, первыми весенними цветами, проснувшейся землей. Мы с Дашкой выбрались из старенького автобуса и стояли на остановке, задрав головы и закрыв глаза.
        - Какой воздух, - с блаженной улыбкой простонала Дашка и глубоко вздохнула, - я бы пила его полными чашками!
        Я опомнилась первой и толкнула ее локтем:
        - Пойдем, а? Пока нас никто не заметил из знакомых. Вмиг бабулькам донесут. Успеем надышаться.
        Дашка открыла глаза и кивнула. Мы торопливо зашагали по улице в сторону дома Глеба.



        На закате

        Не успели мы чайник вскипятить, как прибежала запыхавшаяся Валя:
        - Ой, девчонки! Как хорошо, что вы приехали! - зачастила с порога. - Скукота страшная! А что вы задумали?! А парни ваши почему не с вами?
        Я втащила ее за руку в комнату, усадила и попыталась обстоятельно изложить наши планы. Дашка подключилась, мы говорили по очереди, иногда перебивая друг друга, пару раз даже поспорили. Валя поглядывала на нас все с большим удивлением, аж рот открыла, кивала, как китайский болванчик.
        - Валь, ты расскажи нам, как у вас тут с нечистой силой вообще, а? - наконец попросила я. - Нет, я, конечно, знаю, бабушки рассказывали разные местные легенды, но поконкретнее можешь?
        Валя еще раз кивнула, словно была под гипнозом, но встрепенулась, взгляд стал более осмысленным, и она ответила:
        - Что тут у нас: деревня как деревня. Вроде обычная такая, тихая. Я здесь выросла, и родители мои, и деды с бабушками… никогда никаких аномалий никто не замечал. Ну, я тоже слышала всякие сказки о духах и привидениях… От нашего дома до кладбища всего метров пятьдесят. Сколько себя помню, через забор кресты торчат. Мы мелкими были, так все время туда бегали, играли там, пугали друг друга. - Она запнулась. - Говорят, у нас еще лешие с водяными водятся. Конечно, кругом же леса, озера почти нетронутые. Из наших некоторые рассказывали, будто их нечистый в лесу путал.
        - А ведьмы у вас есть? - нетерпеливо перебила Дашка. Валя задумалась.
        - Точно не знаю, но бабки говорят - есть, - приглушив голос, сообщила она.
        - А кто, не говорили? - в тон ей переспросила Дашка.
        Я усмехнулась:
        - Мои бабульки, например.
        Валя смутилась и пожала плечами:
        - Болтают всякое…
        Так мы от нее толком ничего и не добились, зато Валя пообещала пойти с нами в лес на гору.
        - Заодно березовых веток наломаем, на веники, в баню, - деловито сообщила она.



        По черной воде

        Где-то в девятом часу вечера мы собрались. Чтобы попасть в лес, нужно было обойти кладбище. Но из-за сильного разлива вода доходила до огородов. Ничего не оставалось, как взять лодку. Пришлось плыть мимо кладбища, Валя умело гребла, а мы с Дашкой глазели по сторонам и ужасались.
        Кладбище стоит на холме, заходящее солнце едва касалось последними лучами могильных крестов. Тишина стояла гробовая, даже птичек не слышно.
        - Ой, девочки, у меня такое чувство, как будто мертвые наблюдают за нами из могил, да только встать еще сил нет, - Даша поежилась.
        - У меня тоже такое же чувство, - мрачно ответила я.
        Дашка сделала несколько кадров кладбища и реки. Вода в реке казалась черно-смоляной и абсолютно непрозрачной, мертвой. Вот ужас-то, не дай бог, что с лодкой случится, не хотелось бы лезть в эту воду, хотя я знала, тут неглубоко, может, по грудь. Мало ли, что там, под этой зловещей черной водой… Воображение предательски разыгралось. Я представила себе, как вода разлива окружает кладбище, подступает к самым могилам, просачивается сквозь оттаявшую землю, проникает в истлевшие гробы, заполняет пустоты… Обеспокоенные кости мертвецов начинают шевелиться, дергаются руки и ноги, скрежещут когти по гнилым доскам гробов, в пустых глазницах черепов булькают и опадают пузыри…
        Игривого настроения как не бывало. Дашка съежилась и молчала, обхватив себя руками. Валя сосредоточенно гребла, я хотела сменить ее, но почувствовала, как меня сковал страх, и не предложила помощь.
        Наконец, мы причалили и выбрались на берег. Валя облюбовала березу, взобралась на нее и стала секатором срезать ветки, а мы с Дашей их складировали. Совместный труд на свежем воздухе нас взбодрил. Переправа уже не казалась такой страшной, тем более что Валя и ее родственники путешествуют мимо кладбища ежедневно, и ничего, никто их не съел. Нарезав веток, Валя спустилась с дерева и предложила подняться на гору.
        - Эта гора тут самая высокая, если ведьмы и собираются где-то, то только здесь, - заверила она нас.
        Мы сложили березовые ветки, сделали вязанки и пошли на гору. Валя без труда нашла и показала нам удобную тропинку.
        - Тут земляники много бывает по склонам, народ собирает, ну и грибы осенью, особенно маслята.
        Мы с Дашкой понимающе кивнули. Не знаю, как она, но я быстро разочаровывалась. Ну какой тут может быть шабаш? Земляника, маслята, тропинка, народ…
        - А другой горы нет? - неуверенно спросила Дашка. - Более дикой?
        - Эта - самая высокая, - сообщила Валя, - и лысая, как заказывали.
        Дашка вздохнула:
        - Ладно…
        Мы поднялись на вершину. Наткнулись на замшелый валун, торчащий вверх гнилым зубом. И - все. Больше ничего интересного. Ни кострищ от прежних шабашей, никаких признаков того, что сегодня ночью что-то будет происходить. Полюбовались окрестностями, на вершине еще было видно краешек заходящего за горизонт солнца. Я сделала несколько снимков валуна, сфотографировала девчонок, потом Дашка несколько раз щелкнула меня в разных позах. И все. Делать тут больше было нечего.
        - Ну что, отвезем ветки и вернемся? - предложила Валя. - Только надо кое-что собрать, ватник прихватим, одеяло. Ночью-то сыро будет.
        Мне не хотелось возвращаться, но я посмотрела на Дашку, что она решит? Видимо, она тоже разочаровалась, потому что сказала:
        - Не думаю, что имеет смысл возвращаться…
        У меня отлегло от сердца. Валя хоть и удивилась, но ничего не сказала.
        - Давайте лучше всю ночь гадать будем, - предложила Дашка.
        - Давайте, - тут же согласилась Валя, - дома, в тепле и за чаем, оно гораздо лучше. Я еще пирога принесу, мать испекла.
        Воодушевленные предстоящим гаданием с чаепитием, мы спустились с горы, погрузили ветки в лодку и поплыли обратно.
        Сначала мы смеялись, даже пели, а потом постепенно замолчали, поддавшись пронзительной тишине весеннего вечера, густому сумраку, поднимающемуся, казалось, из черной воды. Я замерла, погрузившись в этот сумрак, застыла в нем, и наша лодка уже не двигалась, и Валя, о чем-то задумавшись, опустила весла… Дашина рука, свесившись, погрузилась в воду, Даша улыбалась мечтательно, глядя на призрачные белесые тени, видимые сквозь толщу черного мрака, она улыбалась завороженно, а у меня вдруг появилось ужасное предчувствие, что сейчас те, кто проплывают под нами, схватят Дашу и… Там определенно кто-то был, под слоем черной воды, кто-то чужой, непонятный и голодный. Может, все утопленники округи собрались вокруг нашей лодки и ждут, когда же мы окончательно уснем, подчинимся их неслышному зову и погрузимся прямо к ним, в холодные скользкие объятия…
        - Даш, перестань, - попросила я, - вытащи руку!
        - Что? - она как будто не расслышала.
        - Вытащи руку! Мне что-то не по себе, девчонки… - пожаловалась я. Даша испуганно выдернула руку из воды, и мне послышалось недовольное чавканье.
        - Сами себя напугали, - сказала Валя, очнувшись, она схватилась за весла, и лодка пошла быстрее. Валя попыталась усмехнуться, но, видимо, она тоже чувствовала себя не очень уверенно. Я предложила сменить ее. Но Валя покачала головой. Не доверяла и боялась. Интересно, чего она боялась? Или кого?
        - Смотрите, там как будто зарницы? - Даша запрокинула голову. Мы с Валей тоже посмотрели на небо, и действительно, у самого горизонта время от времени вспыхивало.
        - Может, будет гроза, - пробормотала Валя, налегая на весла.
        - Люблю грозу в начале мая! - громко продекламировала я. Надо было как-то развеять объявший нас ужас и подбодрить девчонок.
        - Не хотелось бы попасть под дождь, - подхватила Дашка.
        - Не попадем, - пообещала Валя, - почти приплыли.
        Наконец лодка ткнулась носом в берег. Мы торопливо выбрались на сушу, выволокли ветки, Валя привязала лодку. Тревога не покидала нас. Хотелось поскорее очутиться дома, в безопасности, под охраной стен. Хотя стены вряд ли могли охранить нас от подступавшего ужаса.
        Было около десяти. Сам воздух майской ночи был пропитан тревогой и ожиданием чего-то грандиозно-жуткого.
        - У вас нет ощущения, будто мы читаем мысли мертвых, которые произносят одно и то же слово «Скоро…»? - Дашка поежилась, поглядывая в сторону близкого кладбища.
        - Даш, перестань, и без того жутко! - Я подхватила вязанку березовых веток и направилась следом за Валей. Даша не заставила себя подгонять.
        Проводив Валю и сгрузив вязанки, мы отправились к себе. Валя обещала прийти с пирогом. Правда, нам уже ничего не хотелось, только бы поскорее добраться до дома и забаррикадироваться там. Я уже сто раз пожалела о том, что мы не показались на глаза моим бабушкам, с ними было бы надежнее и не так страшно. Может быть, надо было просто повернуть к их дому, но ноги сами понесли нас мимо, по соседней улице, прочь от тепла и уюта - в неизвестность.
        Мы буквально влетели в калитку и, толкая друг друга, захлопнули ее за собой. Я накинула щеколду, Дашка - железный крючок.
        Мы тревожно переглянулись и поняли друг друга без слов. От калитки особого прока не было. Что такое калитка для сил зла - да ничто!
        - Святая вода! - вспомнила я. Мы кинулись в дом и разворошили мой рюкзак, вытащили бутылку и стали окроплять забор и калитку.
        За дом мы не так волновались. Глеб говорил, что его освящал местный батюшка, и икона в красном углу имелась. Еще Глеб показывал едва заметную сквозь слой штукатурки старую подкову, прибитую невесть когда прежними хозяевами.
        - Подкова - очень мощный оберег, - со знанием дела констатировала Дашка. - Ни одна нечисть не сунется в дом. Но на всякий случай надо положить соли и полынь под дверь.
        Я кивнула.
        Соль мы нашли на кухне, а насчет полыни - не сложилось. Надо было засветло запастись, раз уж она такая магическая и способна отпугивать нечистую силу.
        Для верности я предложила чеснок. А что, раз против вампиров рекомендуют, значит, и другая нечисть его не любит.
        Мы повесили у входа вязанку чеснока и совершенно успокоились. Нам даже смешно стало из-за наших страхов.
        - Давай сами шабаш устроим, - воодушевилась Дашка.
        - Где, здесь? Мы же только что все святой водой облили…
        - Да в шутку же! - У Дашки заблестели глаза. - Сделаем фотосессию, представь себе: две юные ведьмы у кипящего котла с магическим зельем!
        Мне показалось это забавным. Мы окончательно развеселились и начали готовиться к съемкам. В летней кухне обнаружили старые чугунки, нашлись и ухват, и метла. Правда, чугунок оказался расколотым, но нам ведь не обязательно было варить в нем что-то, так, для антуража.
        Печь растопили в летней кухне, там атмосфера подходящая - маленькое оконце, пыль, паутина, обломки старой мебели, ведра какие-то.
        Накрасились зверски, волосы распустили, навесили на себя живописные лохмотья, чихали от пыли и смеха. Ужасно весело было. Валя еле докричалась нам с улицы. Калитку-то мы наглухо закрыли, она минут пятнадцать билась, прежде чем мы услышали.
        Увидев нас, таких прекрасных, Валя сначала испугалась, а потом расхохоталась и смеялась до слез, пришлось дать ей воды. Ее мы тоже накрасили и обрядили в невероятное тряпье. Пришла пора фотосессии.
        Мы снимали друг друга по очереди, рядом с печкой и чугунком, верхом на ухвате и метле, с горящими головешками, мы прыгали, строили рожи, принимали угрожающие позы. Печка дымила так, что скоро невозможно стало дышать. Тогда мы выскочили на улицу и устроили пляски на огороде, размахивая горящими головешками из печи.
        Мы пели и хохотали, хохотали и пели, выкрикивали заклинания, придуманные на ходу, бросались друг в друга пучками травы, визжали, бегали, носились в бешеном хороводе и снимали, снимали, снимали.
        - Эти фотки произведут фурор «ВКонтакте», - предрекла ведьма Дашка.
        - Мне тоже скиньте, а, - попросила ведьма Валя.
        - Не волнуйся, тут на всех хватит, - успокоила ее Даша.
        Мы устали и, вспомнив о пироге, отправились пить чай. Пирог показался нам необыкновенно вкусным. Мы отдохнули и снова были готовы к приключениям.
        - Теперь нам надо на улицу выйти, самый разгул нечисти после полуночи, часа в три, - доедая кусок пирога, заявила Дашка.
        Мы с Валей немедленно согласились.
        Если бы мы знали, насколько мы тогда были наивны…



        Не зная броду, не суйся в воду

        За калиткой было на удивление тихо. Никого. Кромешная темнота: ни звездочки, ни месяца. Я еще пошутила по этому поводу, что ведьмы украли луну, чтоб не мешала им. Валя опять что-то пробормотала про грозу. И действительно, в воздухе стояло такое напряжение - достаточно щелкнуть пальцами, как вспыхнет искра.
        Вдруг вдалеке послышался рокот, он стал отчетливее, уже можно было различить характерное тарахтение - звук работающих двигателей. Сверкнули фары. В нашу сторону по проселку ехали два мотоциклиста. На всякий случай мы отступили к заборам.
        - Кого это черт несет? - пробормотала Валя, всматриваясь в слепящие фары. Мотоциклисты подъехали и остановились напротив. Они заглушили двигатели, и я услышала знакомый голос:
        - О, точно, ведьмы! - Юрка, мой старый приятель, и его брат Сашка - а это были они, расхохотались в два горла.
        - Очень смешно! - крикнула я в ответ.
        - Привет, Василиса Премудрая! - Юрка, по обыкновению, не обратил на мою злость никакого внимания. - Привет, Дашуль, развлекаетесь?
        - А со мной не надо здороваться? - обиделась Валя.
        - Виделись, - отозвался Сашка.
        - Вчера! - напомнила Валя.
        - Ну, будь здорова, - вступил Сашка.
        - Очень надо, - Валя сердито отвернулась. Но нашим ночным посетителям на наши обиды было наплевать.
        - Че вы так вырядились? - не отставал Юрка.
        - А тебе-то что? - огрызнулась Валя.
        Эта перепалка могла длиться бесконечно, я решила развести спорящие стороны, к тому же мне совершенно не хотелось ссориться с друзьями.
        - Ребят, давайте вы с утречка приедете, ладно? - примирительно попросила я.
        - Да не вопрос, - сразу же согласился Юрка, - мы это, так заехали, глянуть, как у вас тут чего…
        - В смысле? - не поняла я.
        - Так это, Глебон звонил, просил присмотреть за вами, в случае чего, - доложил Юрка.
        Вот оно что! Любимый успел доложить товарищам, теперь они нас пасут, а как же! Я усмехнулась. Ладно…
        - Хорошо, Юр, у нас все нормально, так что вы езжайте домой, мы тут еще немного поколдуем и тоже спать пойдем. Не волнуйтесь.
        Юрка и Сашка завели мотоциклы и уже готовы были уехать, как у Дашки возникла очередная идея.
        - Стойте! Ребята! - она бросилась к ним и начала быстро фотографировать, бегая вокруг, братья только головами крутили, не понимая, зачем это ей. - Все, свободны, - крикнула довольная Дашка. Парни переглянулись: «Че это было?» Но Дашка махнула рукой «езжайте». Они крикнули напоследок, что утром заедут за нами, и укатили по разбитому колеями проселку. Дашка, смеясь, объяснила нам свою идею, раз уж мы затеяли фоторепортаж с шабаша, то вот - явление чертей, а что, очень подходящий антураж - ночь, разбитая комьями земля под колесами мотоциклов, слепящие фары, лиц не видно из-за шлемов… Юрка и Сашка, сами того не подозревая, сыграли роль посланцев с того света.
        После их отъезда стало как-то скучно. Мы еще побродили по пустой улице, то и дело щелкая вспышкой фотоаппарата. Но вскоре нам надоело, и мы вернулись домой.
        Летняя кухня успела проветриться, пока мы гуляли, печь прогорела. Мы сбросили с себя «ведьмины лохмотья», выгребли уголья из печки в ведро и, прикрыв дверь, пошли в дом.
        Я глянула на часы: пятнадцать минут второго. Валя откровенно зевала, в деревне ложатся рано и встают засветло. Зато Дашка держалась бодрячком.
        - Не спи, замерзнешь, - прикрикнула она на Валю, - мы же гадать собирались!
        Валя потерла глаза, размазала туш и побежала на веранду умываться. Что-то у нее там упало, покатилось, загромыхало, Валя приглушенно вскрикнула и ворвалась к нам. Глаза у нее, что называется, вылезли на лоб, лицо от страха побледнело. Мы уставились на нее непонимающе, но она лишь беспомощно указала рукой на окно и пролепетала:
        - Тихо! Там кто-то есть…
        Я сразу поняла, она нас не разыгрывала. Ее страх мгновенно передался мне, я почувствовала, как мои ноги буквально приросли к полу. Но я заставила себя подняться со стула и подойти к окну, выходившему на улицу. Втроем мы замерли, прислушиваясь. Девчонки так громко дышали, что я вообще ничего не слышала. Но потом… Из-за калитки донеслись непонятные шорохи. Там явно кто-то был.
        - Ребятня балуется, - неуверенно предположила Дашка. - Это Сашка с Юркой, я знаю, они нас разыгрывают, помнишь, как тогда, зимой, когда они домового изображали.
        - Это не они изображали, а Глеб, - поправила я ее и прижала палец к губам, - тс-с-с, там, кажется, разговаривают…
        Девчонки замерли, задержав дыхание. За калиткой действительно разговаривали, причем я слышала обрывки разговора, но не могла разобрать ни слова, как будто говорили на незнакомом языке. Голоса звучали то громко, то почти пропадали, из-за забора неслись нечленораздельные звуки, цоканье, присвист, подвывание…
        - Меня терзают смутные сомненья, это вообще люди там? - прошептала Дашка.
        - А кто же там, по-твоему? - удивилась Валя и снова побледнела, так что ее веснушки проступили на белой коже, как просыпанная гречка.
        - Может, надо выйти, посмотреть? - неуверенно предложила я. Но никто ничего не успел ответить. Раздался грохот, кто-то с такой силой ударил в калитку, что удивительно, как она не слетела с петель.
        - Они калитку нам сейчас сломают, - прижав руки к груди, пискнула Дашка.
        - Чего этим ребятишкам надо? Они же видят, что у нас горит свет. Пугают? - переспросила я.
        Валя испуганно пожала плечами.
        Калитка снова содрогнулась от удара. Потом еще и еще…
        - Они там совсем с ума сошли! - возмутилась я. - Всю улицу перебудят, идиоты!
        Я не успела договорить до конца, после очередного удара калитка распахнулась, и мы отчетливо услышали, как некто копытный проскакал (именно проскакал, потому что стук копыт ведь ни с чем не спутаешь) через двор.
        - Что это было? - с удивлением спросила я.
        - Не знаю! - замотала головой Валя.
        - Может, собака? - дрожащим голосом предположила Дашка. - У соседей ведь есть собака? А?
        - У собаки нет КОПЫТ! - прошептала Валя, с ужасом глядя на нас.
        Мы сидели просто в шоковом состоянии. Что могло СКАКАТЬ, а не бежать, да еще и на двух копытах? А я могу поклясться, что скакавший был двукопытным. Или скакал на задних копытах, не знаю… Как бы там ни было, а некто с двумя копытами беспрепятственно проскакал через наш двор, направляясь, судя по всему, в лес за огородом.
        Мы застыли с открытыми ртами и ужасом в глазах. Первой опомнилась я.
        - Так, давайте успокоимся, - сказала я, когда все стихло. - Этому должно быть какое-то объяснение…
        - Какое? - спросила Дашка.
        - Разумное, - сказала я. Никакого объяснения у нас не нашлось, поэтому мы решили, что нам все со страху померещилось. На улице снова стало тихо. Надо ложиться спать, но сна не было ни в одном глазу.
        Дашка предложила посмотреть снимки.
        Мы с Валей мгновенно согласились и подсели к Дашке.
        Когда мы разглядывали снимки, сделанные в лесу и на холме, я вдруг обратила внимание на то, что время, указанное в свойствах фотографий, никак не соответствует действительности. То есть когда мы приплыли по разливу и фотографировали лес, было около девяти, а когда мы поднялись на гору и там снимались, то время почему-то указано - 19.00. Чепуха какая-то. Судя по снимкам, получалось, что мы начали съемку в 19.00, а в 19.04 закончили. Но ведь этого никак не могло быть, потому как мы на горе провели ну никак не менее получаса. А потом, когда мы спустились с горы и поплыли обратно, время было 21.45! Как это получилось? Пока я морщила лоб и лазила в настройках фотоаппарата, мои подруги затихли. Я почувствовала что-то неладное и подняла голову.
        - Василиса, за дверью кто-то стоит… - с ужасом глядя мне в глаза, одними губами произнесла Дашка. - Я слышу…
        - Ну кто там может стоять? - Я нехотя поднялась с дивана и подошла к двери.
        Я уже готова была открыть ее, потому что мне надоело бояться и потому что я была почти уверена в том, что все, с нами происходящее, - не более чем чья-то злая шутка. Но уже взявшись за дверную ручку, я ощутила, как у меня на спине кожа загорелась, а потом резко похолодела, как будто я схватилась за оголенный провод. От двери шарахнуло такой дикой энергетикой, что у меня чуть сердце не остановилось! Я поспешно отдернула руку, но отступить назад у меня уже не хватило сил. Там кто-то был, скорее там было нечто, и это «нечто» хрипло, тяжело дышало, как может дышать только очень крупный зверь, но зверь ли стоял за нашей дверью? И если зверь, то какой? Медведь?
        Страх пригвоздил мои ноги к полу, в одно мгновение я облилась потом, следом меня прошиб озноб, колени подгибались, я плохо соображала, но одна мысль появилась откуда-то и стукнула молоточком: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй…» - забормотала непослушными губами, слова появились как будто сами собой, всплыли из детства, когда мои тети-бабушки рассказывали всякие страшные сказки и учили, как отгонять злых духов.
        Сама не знаю как, я смогла сделать шаг от двери.
        Подруги, прижавшись друг к другу, приседая от страха, приблизились ко мне. Я прижала палец к губам и указала на бутылку со святой водой, оставленную на столе. Валя сообразила быстрее Дашки, потянулась, схватила, протянула мне бутылку. Я свернула крышку непослушными пальцами и, не переставая молиться, брызнула на дверь святой водой. Стоявший с той стороны шарахнулся, что-то загрохотало, застучало, заухало. Тогда я стала без разбора брызгать на стены и углы, бросилась к окну и брызнула на него. Едва вода коснулась стекла, как мы с ужасом услышали шорох крыльев, хлопанье, как будто за окном взлетела большая птица.
        - Ой, девочки, - простонала Валя, кусая себя за кулак, - что это?
        У меня не было ответа. Кто так боится святой воды? Что за птицы летают по ночам? Летучих мышей, сколько я помню, тут не водилось. Голуби? Ночью? Куры? Совы? Господи, а за дверью кто стоял? Лось?!
        - Девочки, по-моему, мы сегодня переборщили с нечистой силой, - трясущимися губами кое-как выговорила я.
        - Ты думаешь, это… - Дашка несколько раз кивнула, ожидая от меня подтверждения.
        Валя неистово крестилась и причитала, всхлипывая:
        - Ой, мамочки, ой, Господи! Пресвятая Богородица, спаси нас!
        - Что нам теперь делать?! - взмолилась Дашка.
        - Не знаю…
        Мы сбились в кучу, обнялись и стояли, дрожа, у Вали даже зубы стучали.
        Сколько прошло времени - не знаю. Во дворе и за дверью затихло. Они - те, кто там был, те, кто явился по наши души, те, кого мы так хотели понаблюдать, - отступили. На время или насовсем, мы не знали.
        - Господи, прости нас, мы не знали, мы не хотели, мы больше никогда, - бормотала Валя.
        - Нам бы только до рассвета дожить. - Я все еще вздрагивала, хотя ужас немного отпустил.
        - До рассвета? - всхлипнула Дашка. - А когда рассвет? Что вообще с временем происходит?
        - Петухи пропоют, - подсказала Валя. Мы как по команде повернули головы к окну, из-за плотной занавески струился синеватый свет. Валя потянулась к занавеске. Дашка испуганно пискнула и отшатнулась.
        Но Валя все-таки решилась приоткрыть шторку. Едва выглянув, она вскрикнула и закрыла глаза.
        - Там… там женщина, - прошептала она.
        - Где? Какая женщина? - воскликнула я.
        - Во дворе… Она светится.
        - Призрак? - выдохнула я, уже ничему не удивляясь.
        - Я не знаю, - Валя покачала головой и вдруг слабо улыбнулась, - мне бабка рассказывала про женщину в белом, которая охраняет от ведьм и злых духов. Ее появление означает, что все должно хорошо кончиться.
        Дашка пискнула, закрыла голову руками и сползла под стол.
        - Валь, ты уверена? - у меня не хватило смелости выглянуть за окно.
        - Свечение видишь?
        Из-за занавески по-прежнему струился синеватый свет. Валя снова потянулась к шторке. Я успела глянуть, прежде чем все исчезло, весь двор был залит этим нереальным синеватым светом, его источником, казалось, была фигура женщины, неясная, размытая, едва различимая… Она не стояла на земле, а как бы парила чуть выше, не касаясь ступнями, и казалась сама сотканной из света. Все это я успела увидеть в какое-то мгновение, а потом я моргнула, и видение исчезло. Валя медленно опустила шторку и уставилась на меня.
        - Ну откуда же она здесь-то взялась?! Может, это твоя бабушка? - Да, наверное, мое предположение прозвучало по-дурацки.
        - У бабушки волосы короткие, и она не умеет парить над землей! - безапелляционно отрезала Валя.
        - Девочки, на улице кто-то рычит, - донеслось из-под стола.
        - Даша, хватит! Ты можешь не говорить об этом? - потребовала я.
        - Не могу, неужели ты не слышишь? - пожаловалась плачущая Дашка.
        - Слышу…
        Мы все слышали. Судя по звукам, доносящимся с улицы, за стенами дома творился настоящий шабаш.
        - Они что, еще и хрюкают? - закрыв рукой рот, прошептала Валя.
        - Этого не может быть, - стонала Дашка. - Это галлюцинация? Девчонки, мы же просто спим, да?
        Мне очень хотелось успокоить ее, но сказать в утешение было нечего. Даже если предположить, что откуда-то сбежало целое стадо свиней и почему-то обосновалось у нас во дворе, все равно объяснить происходящее естественными причинами не получалось. Откуда свиньи? Да еще в таком количестве? Хорошо, пусть не свиньи, пусть дикие кабаны из леса, пусть! Но дикие кабаны при всей своей дикости не могут взять лестницу и взобраться на чердак, не могут топотать по крыше, стучать в окна, хохотать, вопить на разные голоса…
        - Так, значит, они действительно существуют, Валь?! И они что, нас окружили?
        - Похоже на то, - у Вали от страха дрожал голос. Да и я чувствовала себя не лучше.
        - Наверное, намечается что-то действительно грандиозное, раз их так много.
        - Шабаш, что же еще, - напомнила Валя.
        Я встала и подошла к маленькому слуховому окошечку в стене и прислушалась.
        - И ведь они не просто хрюкают и рычат, они РАЗГОВАРИВАЮТ между собой! - с ужасом прошептала я, потому как среди какофонии звуков и воплей явно и отчетливо выделялись вполне осмысленные фразы, разумеется, я в них ничего не понимала, но никакие дикие свиньи не были в состоянии произносить коротких команд на незнакомом языке, переговариваться и выкрикивать что-то презрительно-насмешливое.
        Меня почуяли. В слуховое окошко кто-то как дунул! Внезапным порывом невесть откуда взявшегося ветра меня мгновенно отнесло от окошка, я шлепнулась на четвереньки, перепуганная Валя бросилась мне на помощь. С улицы послышался хрюкающий смех. В первый момент я не могла произнести ни слова, как будто оглушенная. Валя тормошила меня:
        - Что? Что? Василиса, да опомнись! Миленькая, что с тобой?
        Я ошарашенно помотала головой, поднимаясь с пола.
        - Они еще и издеваются над нами! - Я была ошеломлена, но и возмущена одновременно.
        - Лис, я боюсь! - хныкала Дашка.
        - Не бойся, они не войдут сюда, если бы могли, давно бы уже вошли или что-нибудь нам сделали.
        Дашка осторожно выбралась из-под стола.
        Мы уселись на диван, прижавшись друг к другу.
        - Не представляю, что с нами было бы, если бы мы остались ночевать на горе, - прошептала Дашка. Да, хорошо, что нам хватило ума вернуться домой.
        - Я хотела Олегу позвонить, но сети почему-то нет, - сообщила Дашка.
        Я вздрогнула. Быстро достала свой телефон и уставилась на дисплей - ни одного деления. Сеть отсутствовала наглухо.
        - Обложили, - выдохнула Валя.
        - И со временем что-то творится, - доложила я, - по идее, давно должен наступить рассвет, а на улице глухая ночь.
        - Который час? - переспросила Дашка.
        - Третий!
        - Не может быть!
        Тут мы услышали какой-то ритмичный негромкий звук, он постепенно нарастал.
        - Все-таки дождь пошел? - произнесла я с сомнением.
        - Не похоже, - покачала головой Валя. Тем временем темп все нарастал и нарастал. Мы подняли глаза друг на друга.
        - Валь, похоже, это барабаны бьют? - произнесла я, ошеломленная догадкой. - Они же перебудят всю деревню.
        - Не перебудят, - вздохнула Валя, - я не думаю, что кто-то сейчас проснется.
        - Что ты хочешь сказать? - ужаснулась Дашка. - Что все умерли???!!!
        Бой барабанов, а это был именно бой барабанов, теперь уже не оставалось сомнений, стал оглушительным. На полках дрожала и подпрыгивала посуда, пол под ногами мелко вибрировал, качалась люстра под потолком.
        Я зажмурилась и стала молиться: «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!..»
        Тем, кто окружил нас, видимо, надоело таиться, их больше ничто не сдерживало. Как будто наступило их время, их настоящее время.
        А барабаны все били и били, звук доносился из леса, оттуда, где кладбище.
        - Все, я больше не могу это слышать, - крикнула Дашка, зажимая уши ладонями. Было ровно три часа ночи.
        Прошло сорок минут. Я видела, как медленно ползли эти минуты, возникая на дисплее телефона. Мы все ждали чего-то ужасного, но в дом больше не ломились.
        - Они нас просто заперли, - сказала я, осененная внезапной догадкой. Девчонки уставились непонимающе, я стала объяснять. - Вы что, не поняли? Эти, - я ткнула пальцем в сторону окна, - приставили к нам стражей, чтоб не путались под ногами, а сами празднуют на всю катушку. - Как только я произнесла это, все смолкло, как выключили. Я машинально взглянула на дисплей: время было 3:45, получается, что инферналы гудели ровно час по земному времени?
        - Ничего не понимаю, - сказала Валя, глядя на свой мобильник.
        Я наклонилась, ее часы показывали 2.15.
        - Надо же, прямо как у Булгакова в романе «Мастер и Маргарита», - вспомнила я. - Читали? Там описан бал у Сатаны, он начинается в полночь и оканчивается в полночь, хотя идет очень долго. Инферналы умеют как-то растягивать время. Это же надо так все организовать: и к нам стражей поставили, и деревню усыпили, и время растянули. Гуляют на всю катушку, а их никто не слышит.
        - Да, - согласилась Дашка, - а представьте, если бы мы вышли из дома, то они бы просто увлекли нас за собой, и мы бы уже не вернулись.
        - По-моему, мы им на фиг не нужны, - сказала я, - явились три дурочки и полезли, куда не следует. Вот и получили по полной.
        - Не получили, - покачала головой Валя, - хорошо, если все так обойдется…
        Мы замолчали и прислушались. За окном наши стражники вели беседу или вяло переругивались, кто их знает, один хрюкал и двое рычали. Им, может, и было весело, а вот нам - нет! Возможно, нас не тронут, если мы не выйдем, но от мысли, что рядом находятся адские исчадия, было просто жутко.
        - Слушайте, - негромко и быстро заговорила Дашка, - а ведь сейчас ведьмы и колдуны, найдя себе пару, расползаются по кустам. Барабаны-то стихли…
        Я поморщилась, думать о том, чем сейчас занимается нечисть, совершенно не хотелось. Наша продвинутая в делах нечистой силы Дашка хоть и выглядела бледно-зеленой и все еще вздрагивала, но как-то приободрилась.
        - Скорее бы рассвет. Во сколько он начнется? - спросила она.
        - Должен в четыре пятьдесят пять, - ответила Валя.
        - А сейчас?
        - Уже четыре сорок, - я показала телефон.
        Валя еще раз в недоумении сравнила время на наших телефонах. Наши хотя бы работали, а Дашкин вообще вырубился.
        Я осторожно выглянула в окно, там была сплошная чернота, без намека на просветление неба. Конечно, было очень страшно смотреть туда, выскочи оттуда какая-нибудь морда, я не знаю, что бы со мной было. Слабое утешение, что их сдержала бы тоненькая сеточка от комаров.



        После бала

        Мы так и сидели на диване, прижавшись друг к другу. В какой-то момент я задремала. Но, как мне показалось, почти сразу очнулась.

4.50 - темно. И, как назло, в деревне не слышно ни одного петуха! Хоть бы кто кукарекнул!! 4:55 темно. Тихо.
        Я снова подкралась к окну и… Со стороны леса послышался низкий, нарастающий гул. Наши хрюкающие стражники, дробно перестукивая копытами, бросились прочь со двора. Дашка истерически завопила. Валя и я стали ее успокаивать: «Это гром, Даша, просто гром, первая гроза…» Она не верила, мотала головой и ревела белугой от ужаса.
        Гул мощный, низкий, достиг своего апогея как раз над нашими головами и шарахнул так, что чуть не вылетели стекла. А у меня - не лопнули перепонки.
        Оглушил и покатился дальше. Со стороны леса возник еще один такой же неприятный звук грома и полетел в другую сторону, очень долго и протяжно грохоча по небу. А потом он пошел и в третью, и в четвертую сторону.
        - Это что, они на четыре стороны света разлетаются, что ли? - измученно спросила я.
        - Похоже на то, - кивнула Валя.
        Со двора послышался громкий хлопок, потом треск, мы не выдержали и кинулись к окну, из-за занавески как будто полыхнуло.
        - Ой, мамочки, горим! - взвизгнула Валя, отдергивая занавеску. Из трубы летней кухни взвился в небо столб огненных искр. Дверь сорвало с петель, и черная тень - оживший кошмар вырвался наружу, подергиваясь и подскакивая. Это был тот, кто первым проскакал от калитки. Я почему-то сразу подумала о нем. Хотя тогда казалось, что он ушел в лес, но, по-видимому, наша кухня привлекла его чем-то. Мы не отрываясь, во все глаза уставились на воплощение ужаса - мерзкое чудовище, сгусток мрака, замеченный нами только потому, что двор был озарен столбом искр и пламени, вырывающимся из трубы.
        Исчадие ада, не особенно скрываясь, мерно прогарцевало мимо окна, окутанное ореолом вспыхивающей шерсти или чем оно там было покрыто… Мрак и пламя мелькнули перед нами, чудовище чуть замедлилось и, подняв жуткую косматую морду, уставилось прямо на нас.
        - Ух ты… - услышала я Дашкин возглас. У меня перехватило дух, к горлу подкатила тошнота, в глазах помутилось. Но я не могла оторвать от него взгляда. Адский монстр несколько раз щелкнул плетью длинного, гибкого хвоста… И тогда случилось то, чего я никак не могла ожидать от перепуганной насмерть Дашки. Она попыталась сфотографировать инфернальное чудовище. Должно быть, она действовала на автомате, и я не успела ей помешать. Монстр выхватил из тьмы сгусток пламени и, размахнувшись, швырнул прямо в наше окно. Меня обдало вонючим жаром. Я поспешно закрыла лицо руками. Рядом истошно завизжала Валя, пол под ногами качнулся, вздыбился, крышка погреба взлетела к потолку, и в ту же секунду Дашка с диким криком полетела вниз, в черноту разверстого погреба. Я упала на живот, пытаясь удержать ее, но не успела. Монстр ускакал, хлопнула в последний раз многострадальная калитка, и все затихло.
        - Боже мой, боже мой, - только и смогла произнести я. Валя легла рядом и заглянула в подпол.
        - Даша, - робко позвала она. Без ответа.
        - Дашка! - крикнула я в темноту. Тишина.
        - Убилась, - обреченно произнесла Валя.
        - Дашка! - во все горло заорала я. - Дашка, ты жива?
        Ни звука в ответ.



        Темные силы. Даша на шабаше

        От крика саднило горло. Она охрипла. Падая в погреб, Дашка ожидала чего угодно: прокатиться по ступенькам, удариться, сломать ногу или руку, но она не упала, а погрузилась во тьму и густой смрад, кто-то подхватил ее, чьи-то цепкие пальцы или когти сомкнулись на запястьях и лодыжках, вцепились мертвой хваткой и потащили с гоготом и топотом. Визг и хохот, дикая невероятная вонь, ее тело то взмывало вверх, то падало вниз, в голове мутилось, желудок подкатывал к горлу, несколько раз ее вырвало, но мучения не прекращались. Она уже не слышала собственного крика, не ощущала своего тела, ужас заполнил ее всю, каждую клетку, и каждая клетка вопила от боли и страха.
        Визжащие, источающие смрад мучители, издеваясь, подбрасывали ее к самым звездам, и она уже видела приближение их, ощущала прикосновение колючих лучей, задыхалась в безвоздушном пространстве космоса, сознание оставляло ее, давая короткую передышку, но потом снова возвращалось, когда ее безвольное тело ухало в черную непроглядную бездну, обжигалось ледяными водами, замерзало и опалялось оранжевыми вихрями адского огня.

«Это смерть, - думала она, - я уже умерла… скоро все кончится…»
        Ее швырнули вперед, она упала, проехав животом и коленями по чему-то сырому, холодному и… узнаваемому. Тело подсказало само - она лежала на земле, ощущала под собой камешки и жесткие стебельки травы.
        Ее грубо вздернули вверх, поставили на ноги. Перед глазами мелькали черные и алые сполохи. Но вот они сгустились, взгляд сфокусировался и выделил что-то гигантское, непроглядное, постепенно заполнившее собой все.
        Визг и вопли взвились, достигли, казалось, своего апогея и зависли на самой высокой ноте.
        Даша не могла стоять самостоятельно, она висела в чьих-то лапах, голова болталась, сознание уже несколько раз оставляло ее, она изо всех сил мучительно пыталась понять происходящее, но не понимала.
        - Поклонись! - над самым ухом раздался низкий рык, ее ударили под колени, и она безвольно рухнула на землю.
        Внезапно возникшая тишина обрушилась на нее лавиной, и этой лавиной ее укрыло, как куполом, и смрад отступил…



        Поиски

        Я посмотрела на Валю, она - на меня. И без слов было понятно - надо спускаться в погреб. В любое другое время ничего особенного в этом не было, я сама сколько раз лазала в погреб, не находя там ничего страшного. Вниз вели ступеньки лестницы, слева был выключатель, под потолком тусклая лампочка, по стенам полки…
        - Сиди здесь, страхуй меня, - сказала я зачем-то Вале. Ну как она могла подстраховать меня? Чем помочь?
        - Я с тобой…
        - А если с нами что-то случится, кто расскажет людям?
        Валя покрутила пальцем у виска:
        - Лис, ты что? О таком нельзя рассказывать. В психушку попадешь!
        - И все-таки подожди немного, - попросила я, - посвети мне, пока я не включу лампочку. - Она послушно кивнула.
        Я поставила ногу на первую ступеньку, и нога сразу же утонула во мраке. У меня появилось странное ощущение, как будто я уже где-то видела это погружение… Ах да, черная вода в разливе. Сглотнув засевший в горле комок ужаса, я спустилась еще на одну ступеньку. Валя светила мне фонариком в телефоне. Но толку от него не было.
«Батарейки садятся», - последнее, что я услышала перед тем, как полностью погрузиться в черноту.
        Я ощупала стену слева, но выключателя не нашла. Позвала Дашу еще раз - безрезультатно. Я не услышала своего голоса. Уши заложило. Я присела и стала обшаривать пол под ногами. Дашка ведь должна была лежать где-то рядом с лестницей. Но никаких признаков Дашкиного присутствия не было. Я подняла голову, надеясь увидеть Валю с фонариком. Но и Вали не было Ничего не было. Меня окружала плотная тьма.
        - Господи, где я? Что же это такое творится, а? - Только что за моей спиной были ступеньки, но и они исчезли. Куда двигаться? Я начала шарить по полу руками, уже сомневаясь в том, что у меня под руками именно пол подвала. Продвинулась немного вперед, на четвереньках, как животное. Темнота вокруг казалась живой, кто-то осторожно прикасался к моим рукам, ногам, голове. «Кто здесь?!» - крикнула я, но не услышала звука собственного голоса.
        Я замерла, зажмурилась и, собрав все силы, заставила себя вспомнить: «Когда кажется, креститься надо», - я почти услышала, так приговаривали мои бабушки, если я рассказывала им о страшном сне или еще какой-нибудь жути. Я быстро поднесла ладонь к груди и ощупала нательный крестик. Перекрестилась торопливо. «Господи, пожалуйста, помоги мне, выведи меня отсюда, помоги найти Дашу». Я повторяла и повторяла свою просьбу, а сама ползла и ползла куда-то. Вдруг мои пальцы коснулись чего-то совсем невозможного здесь - травы! Это точно была трава, упругие длинные травинки, чуть влажные от росы. Я размяла одну из них, поднесла к носу, пахнуло привычной свежестью, ночью, немного сыростью.
        Я поднялась с четверенек и напрягла зрение. Тишина стояла такая, что в ушах звенело. Но тишина была хрупкой, непостоянной, вот откуда-то набежал ветерок, под ногами хрустнул камешек.
        - Даша! - позвала я и обрадовалась, услышав себя.
        Где-то неподалеку судорожно всхлипнули.
        - Дашка! - вытянув руки, я бросилась на звук и скоро пребольно впечаталась во что-то холодно-шершавое. Камень! Кажется, я набила шишку.
        - Дашка! Не молчи! Отзовись, ты где?!
        На мою бедную голову посыпалось что-то сверху, труха какая-то, что ли…
        - Лис, это ты? - голос Даши прозвучал очень жалобно прямо надо мной.
        Я задрала голову и, естественно, ничего не увидела. Хотя зрение уже начало привыкать к темноте, и я различала смутный силуэт чего-то большого.
        - Даш, ты надо мной, что ли? - переспросила я.
        - Кажется, - донеслось сверху.
        - Как ты туда попала?
        - Не знаю, - она пошевелилась, осыпая меня трухой и кусочками сухого лишайника или мха. - Я попытаюсь сползти, - сказала она, - помоги мне.
        Она спустила ногу, я схватила ее за лодыжку и потянула вниз. Дашка кулем шлепнулась сверху прямо на меня. Мы обе упали на траву.
        - Куда нас занесло? - спросила я, садясь.
        - А ты разве не поняла? - отозвалась Дашка. - Мы на лысой горе, у камня.
        - Бред! - только и смогла произнести я.
        Как мы могли очутиться на горе, если минуту назад я точно была в погребе? Но где была Дашка?
        - Ты как? - переспросила я у нее.
        - Не знаю, если честно, - Дашка дрожала. - Ничего не успела понять, только испугалась, когда полетела вниз, но почему-то удара не ощутила. Меня подхватили под руки и поволокли, и такая вонь отовсюду! Я задохнулась совсем. Но помню, как в гору тащили, колени ободрала. Потом поставили перед кем-то или чем-то черным, гигантским и как заорут в уши: «Поклонись!» И под колени стукнули, я упала и потеряла сознание, вырубилась, одним словом. Очнулась - сижу на камне. И в голове почему-то точно знаю, что камень тот самый, на горе, где мы вчера были. Сижу и реву. Потому что понимаю, до утра меня тут никто не найдет. А если и найдет, то совсем не тот, кого мне хотелось бы видеть. Но как ты меня нашла? - спохватилась Дашка.
        - В подпол спустилась за тобой.
        - Тебя тоже схватили эти?
        - Нет, я сама как-то добралась.
        - Непостижимо, - произнесла Дашка и добавила: - Фотик потеряла, жалко…
        - Нашла о чем думать, - возмутилась я. - Там Валя с ума сходит, наверно.
        - А обратно тем же путем никак нельзя? - жалобно спросила Дашка.
        - Можно подумать, я знаю этот обратный путь, - невесело усмехнулась я.
        И вдруг из кармана джинсов зазвонил мой телефон. Я дернулась от неожиданности. Схватилась за карман, потащила неловко, выдернула. Экран светился, как мне показалось, очень весело, я, не глядя, нажала «ответить».
        - Лис! - завопила Валя. - Лис! Ты где?!
        - Валюшка! - я чуть не разрыдалась. - Это ты? Это правда ты?! Валь, ты не поверишь, но мы с Дашкой, кажется, на горе…
        Валя внезапно замолчала, мне даже показалось, что связь прервалась.
        - Валя!
        - Лис, я тебя правильно поняла? Вы с Дашей на горе за разливом? - послышался Валин голос.
        - Да-да! Не знаю, как мы здесь очутились, и не знаю, как будем выбираться, но пока мы живы.
        - Оставайтесь там, - распорядилась Валя, - мы сейчас за вами. Я дозвонилась Сашке и Юрке, они со мной.
        - Слава Тебе, Господи! - вырвалось у меня. - Мы спасены, - сообщила я Дашке.



        После полуночи

        Мы ждали ребят минут сорок, если не больше. Наконец заметили, как шарят по траве лучи фонариков.
        - Ну вы даете! - крикнул Юрка, появляясь перед нами. - Совсем сбрендили! Как вы сюда забрались? - взглянув на наши перепуганные лица и заметив, как дрожит Дашка, Юрка больше не стал ни о чем расспрашивать, просто сбросил куртку и накрыл Дашку. Сашка отдал свою куртку мне.
        Ночь перестала казаться такой уж жуткой. И черная вода за бортом лодки уже не пугала и не будила воображение.
        Мы высадились на берегу и побрели к дому Глеба.
        - Смотрите-ка - там вроде горит что-то, - заметил Сашка. Мы ускорили шаги. К дому почти бежали.
        - Девчонки, да ведь и правда горим! - крикнула Валя, показывая на трубу летней кухни. - Сейчас крыша займется!
        Сашка с Юркой в очередной раз чуть не высадили многострадальную калитку. Они бросились в летнюю кухню и, видимо, попытались погасить огонь в печи. Им нужен был шланг, а мы с перепугу никак не могли показать, что где лежит. Наконец Валя догадалась позвонить в пожарную часть. Пока ребята бегали с найденными во дворе ведрами, приехала старенькая пожарная машина. Пожарные залили кухню, отругали нас за безалаберность и глупость. Пригрозили штрафом и всякими другими карами нам и нашим родителям. Но мы не испугались. Ведь это были реальные пожарные, усталые люди, раздраженные, обычные, в общем. И объяснение у них нашлось самое будничное - в трубе скопилась сажа, печь давно не топили, а тут мы раскочегарили и бросили. Вот и загорелось. Хорошо еще, что ребята успели вовремя, а то не миновать большого пожара. Мы кивали, делали виноватые лица и обещали больше никогда ничего подобного!
        Пожарные уехали.
        Обессиленные всем случившимся, мы ввалились в дом.
        - Надеюсь, на сегодня с нас хватит, - негромко произнесла Валя.
        В большой комнате что-то заскрипело, заскрежетало, и послышался дребезжащий «Бом! .
        Я дернулась от неожиданности. Мы все как по команде повернулись на звук. Наверно, каждая из нас думала, что из комнаты навстречу нам вывалится некто черный и пылающий, со свиным рылом, клыками, истекающими ядовитой слюной, извивающимся змеиным хвостом и раздвоенными копытами… о чем думали ребята, я не знаю. Но им, видимо, передалось наше напряжение.
        - Это же часы, - шепотом сообщила Дашка.
        - Что?! - завопила я.
        - Часы там, на стене, ходики старинные… - как могла, объяснила Дашка. Трясясь как осиновый лист, или, как любят говорить в деревне - поросячий хвост, я направилась в комнату.
        Справа на стене мирно висели старенькие ходики, я их миллион раз видела, трогала гири в виде шишек, спрашивала у Глеба, откуда такой раритет. «От прошлых хозяев остался» - так говорил он. Хорошие ходики, рабочие, вот только кукушка не всегда выскакивала из домика, но «бом» часы произносили исправно, отсчитывая часы. Я уставилась на циферблат - одна минута после полуночи.
        - Дашка, сколько времени?! - заорала истошно. Подруги вбежали следом за мной и тоже уставились на ходики.
        - Они же не рабочие? - уточнила Валя.
        - Не знаю…
        Валя быстро достала свой мобильник.
        - Девчонки, у меня первый час, - растерянно сообщила она. Что же получается - полночь только миновала?! Мы прожили целую вечность, бесконечную адову ночь, но на самом деле ничего этого не было? Но как быть с памятью? Я не сумасшедшая, я все помню, да и мои подруги тоже.
        Ошалевшие от происходящего, мы с Дашкой тоже проверили мобильники.
        - Есть! - крикнула Дашка, ее севший мобильник вдруг заработал, и она сразу же стала звонить кому-то.
        Мы с ребятами вышли во двор и оглядели разрушения, причиненные пожаром и пожарными.
        - Ну и ночка, - пробормотала Валя, оглядывая произведенный разгром в летней кухне. Она толкнула ногой перевернутый котел, он откатился в сторону, громыхая. Помимо горелого примешивались самые разнообразные запахи, один омерзительнее другого.
        - Девчонки, что вы тут палили? - повел носом Юрка.
        - В том-то и дело, что ничего, - ответила я.
        - Да ладно, сочиняли зелье какое-нибудь, - усмехнулся Сашка.
        - Нет, - виновато покачала головой Валя.
        - Родители Глеба точно не обрадуются, - согласилась я, вздыхая.
        - Да ладно, не грузитесь, - успокоили ребята, - тут делов-то всего ничего. Сейчас все быстро уберем, никто и не заметит.
        И они без лишних разговоров принялись за уничтожение следов шабаша, то бишь пожара.
        - И когда вы только успели, - недоумевал Юрка, мы же у вас были в одиннадцать.
        - Долго ли умеючи, - отозвался Сашка.
        А я вдруг вспомнила:
        - Погодите, когда вы к нам приехали?
        - В одиннадцать, тебе же говорят…
        - А сейчас сколько?
        - Лис, ты че, первый час вроде как, - Юрка с любопытством и недоумением уставился на меня. Я опомнилась и отмахнулась:
        - Так, ничего, забей…
        Итак, куда подевались пять с лишним часов?! Или больше, я запуталась уже?!
        Мы переглянулись с Валей, а Дашка воскликнула:
        - Да когда же начнется рассвет?!
        - На рассвете, - пошутил Юрка.
        До рассвета, судя по нормальным, человеческим часам, было еще далеко.
        Мы ползали по двору, как сонные мухи, и толку от нас было не больше, чем от этих мух. Спасибо нашим друзьям, они и без нас прекрасно справлялись, только подшучивали над нами, что мы помороженные. Хотели нас отправить спать, но мы хором отказались. С ними мы чувствовали себя как будто безопаснее. Вскипятили чайник, выпили по большой кружке чая, немного взбодрились. И сами не заметили, как посветлело небо на востоке, на улице было свежо, тихо, и лишь вдалеке слышались отголоски грома.
        - Гроза прошла стороной, - сказал Сашка, прислушиваясь.
        Я посмотрела на вязанку хвороста, лежащую под стеной кухни, она была продавлена и опалена. Как будто кто-то сидел на ней, ага, кто-то большой и очень горячий… Ребята не придали значения вмятине на вязанке, они были заняты, смывали потеки гари с дорожек. Мы потихоньку осматривались. У калитки два крючка были просто вывернуты, втроем еле поставили на место. Ребятам решили не говорить, точно не поняли бы.
        - Смотри, ни одного следа, - указала я на землю Вале…
        - Стерли, наверное, - зевнув, предположила она. А Дашка, все это время изучавшая горизонт, воскликнула:
        - Девчонки, смотрите, какое облако! Это ведь туда последний раскат грома ушел. Надо сфотографировать.
        Мы повернули головы: облака были похожи на пышную завесу, опустившуюся на сцену после представления.
        - Слушайте, девчонки, а мы молодцы! Пережили эту ночь, - сказала я, глядя на облака.
        - Не думаю, что в этом есть наша заслуга, - сказала Валя. Дашка промолчала, увлеченно фотографируя облака на свой телефон.



        Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

        Глеб и Олег приехали первой электричкой. Прибежали взволнованные, с бледными от бессонной ночи лицами.
        - Что тут у вас случилось? - спрашивал Глеб, осматривая меня со всех сторон. - Лис, ты в порядке? Все живы?
        - Да успокойся, Глебон, - остановил его Юрка, - ничего тут не случилось, да и не могло, мы же рядом. - И он самодовольно кивнул на брата.
        Мне было стыдно. У Глеба было такое выражение лица, такое… В общем, если бы он заставил меня так волноваться, я бы его убила, честное слово!
        - Глебушек, ты нас извини, мы тут немного чуть пожар не устроили, мы просто не знали, что труба не чищена…
        Глеб слушал меня, и я видела, как приподнимаются его брови, ясное дело, он недоумевал. Тогда мы все собрались вокруг него и стали наперебой рассказывать о событиях минувшей ночи, опустив подробности о шабаше, разумеется. Олег обнимал за плечи абсолютно спокойную и сонную Дашку, она жалась к нему и блаженно жмурилась.
«Вот безумные», - ворковал Олег, то и дело целуя ее в макушку.
        Наши рассказы были довольно противоречивыми, и, если бы мне что-то такое поведали, я бы заподозрила рассказчиков во вранье. Но почему-то никто нас ни в чем не заподозрил. Наверно, потому, что парни так волновались, что, найдя нас в целости и сохранности, просто очень обрадовались.
        Я вспомнила о том, что надо обязательно показаться на глаза моим бабушкам. А то как-то уж очень нехорошо все вышло. Знала бы, ни за что не согласилась бы на Дашкины уговоры. Но и ругать подругу я не хотела, не было сил.
        Договорились с парнями о том, что мы будто приехали сегодня утром все вместе. Привели себя кое-как в порядок и отправились к моим бабушкам.
        Конечно, они нам обрадовались. Сразу же стали за стол усаживать. Они нас ждали, потому что я звонила накануне. Вроде бы все сошлось, и я немного расслабилась. Оставалось надеяться на то, что нас никто не видел и не доложит о наших похождениях старушкам.
        - Ох, ноне гроза была, - покачала головой старшая сестра Натуся, прихлебывая чай, - знатная гроза!
        Мы с девчонками переглянулись.
        - А дождь так и не прошел, стороной снесло, - поддержала ее младшая - Клавдия, - сухая гроза была.
        - В такие ночи из дому лучше носу не показывать, - кивнула Натуся.
        - Почему? - наивно хлопнув глазами, спросила Дашка. Я с силой наступила ей на ногу под столом.
        - Нечистый гуляет, - ответила Натуся, - а с ним и вся его рать.
        - Долго гуляет? - спросила слегка побледневшая Дашка.
        - До самого Юрьева дня, до Георгия Победоносца то есть.
        - А разве этот день не сегодня? - удивилась Дашка.
        - Нет, Юрий Вешний шестого мая будет. - Натуся улыбнулась одними уголками губ.
        Я стукнула себя ладонью по лбу, звук получился очень звонким, все повернули ко мне головы.
        - Вот дура! - воскликнула я. - Совсем забыла! В Интернете пишут: Вальпургиева ночь и Юрьев день - одно и то же. Но я-то знаю, что Георгий Победоносец шестого! Могла бы хоть в календарь глянуть!
        Бабушки опять чему-то тихо улыбнулись, мне даже показалось, что они едва сдерживаются, чтоб не засмеяться.
        - Что, девчонки, время шабаша перепутали? - хохотнул Юрка. - Эх вы! - Остальные подхватили шутку, заулыбались. Но только не Дашка.
        - Ничего мы не путали, - набросилась она на Юрку и снова обратилась к бабушкам: - А вы не знаете, в вашей местности бывают шабаши? Вообще, когда они случаются? Вот я читала, что самое излюбленное время для всякой нечисти это неделя перед Рождеством, потом Юрьев день, когда зори встречаются, еще Троицкая неделя, или в народе ее еще называют - русалии, ночь на Ивана Купалу и тридцать первого октября.
        Бабушки слушали внимательно, но никаких ответов не давали. Ждали чего-то. А Дашка опять увлеклась своими рассуждениями:
        - Мне просто интересно, чисто теоретически, что будет, если в такую ночь окажешься где-нибудь… - Даша закатила глаза, - в поле, например, или в лесу?
        - Это - кому как повезет, - Натуся быстро взглянула на нее и снова уткнулась в свою чашку. - Хорошему человеку, может, и ничего не будет, особенно если с молитвой. А худому… - и она многозначительно замолчала.
        Клавдия одобрительно кивнула.
        - В такие ночи в лес ходить не следует, да и на горы лучше не подниматься, - добавила она, - а то разбирайся потом, хороший ты аль нет…
        Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и опустила глаза.
        - Опять же, пожаров сколько случалось! - вспомнила Клавдия. - Охо-хо…
        - Да, бывало, и скотина, а то и люди горели, - подхватила Натуся.
        Я быстро взглянула на их лица. Старушки определенно о чем-то знали или догадывались. Валя не выдержала первая.
        - Теть Клав, теть Натусь, да мы же ничего такого, - залепетала она виновато, - вот и парни с нами были, правда же? - обратилась она к ребятам. Те дружно загудели:
        - Да!
        Бабушки взглянули на нас внимательнее.
        - Натворили чего? - спросила Клавдия.
        Мы дружно заверили их, что ничего такого не натворили, просто у Глеба на летней кухне в трубе загорелась сажа, но все обошлось.
        - Вы уж нас простите, но мы тут со вчерашнего вечера, - я вздохнула виновато.
        - Да уж наслышаны, - кивнула Клавдия.
        - Как вы узнали?! - ахнула Дашка.
        - О, нашла чему удивляться, - усмехнулась Натуся, - Валюшкина мамка заходила, сказала, что вы за березой поплыли.
        Мы с Дашкой и Валей смущенно переглянулись. Я понимала, вся вина полностью на мне. Я точно знала, в деревне ничего не скроешь. Но вчера меня словно бес попутал… вот именно! Я же была против затеи с шабашем с самого начала, но потом почему-то она показалась мне привлекательной.
        - Что же не зашли-то? - спросила Натуся. - Мы вас ожидали.
        Стыдно было ужасно. Пришлось оправдываться, мямлить всякую чепуху. Бабушкам, видимо, надоело слушать наше вранье. Натуся хлопнула ладонью по столу и сказала:
        - Ну, дело молодое. Главное, чтоб не натворили чего.
        И мы снова стали оправдываться. Вообще все почувствовали себя неловко. Хотя ребята тут были совершенно ни при чем, но они тоже вроде бы считались соучастниками. Сашка с Юркой распрощались и укатили по делам. Валя тоже ушла домой, пообещав вечером зайти. Глеб с Олегом отправились приводить в порядок двор после ночного погрома. Остались мы с Дашкой, расстроенные и виноватые.
        Бабушки вели себя как обычно, ни словом не упрекая нас. Но мы бродили по дому понурые и постоянно предлагали свою помощь. После бессонной ночи вид у нас был тот еще, и бабушки довольно скоро отправили нас выспаться.
        Мы вошли в маленькую комнату с лежанкой и старинной никелированной кроватью, на которой обычно спали с Дашкой, когда гостили у сестер. В комнате из-за закрытых штор было сумрачно и сонно. Пахло свежими травами. На лежанке стояла корзина. Дашка немедленно сунула туда свой нос и сразу же приглушенно вскрикнула.
        Я резко повернулась к ней. Дашка стояла с широко распахнутыми глазами и открытым ртом.
        - Вот, - она протягивала мне свой фотоаппарат, потерянный прошлой ночью.



        Вместо эпилога

        - Я знала, я знала, - твердила Дашка как заведенная. Мы проверили фотоаппарат, в нем ничего не сохранилось, ни одного снимка. Остались только те кадры, которые Дашка снимала на телефон - небо и облачная завеса.
        Но мне, честно говоря, не было жаль этой глупой фотосессии.
        - Да что ты знала? - спросила я у взволнованной подруги.
        - Они были там, на горе, ночью!
        - Кто?!
        - Бабульки твои, вот кто!
        - Почему ночью? - не поняла я. - Утром, наверно, ходили, я знаю, они собирают всякие полезные травки. Вот только разобрать не успели на просушку, потому что мы пришли. А фотик они нашли, наверно…
        - Нет! - перебила меня Дашка. - Я их видела ночью! Когда меня эти притащили на гору и стали издеваться, я сознание потеряла, но перед тем, не знаю даже, как объяснить, у меня все мутилось в голове от страха и отвращения… Я упала, но успела увидеть, увидеть… вроде бы женщина, или несколько женщин, так, знаешь, двоилось в глазах… Мне показалось, что они шли прямо на меня, они что-то пели или приговаривали, я не помню, но вонь отступила, это я почувствовала. Как будто эти женщины отогнали нечистых. Не могу объяснить, - Дашка мотнула головой и добавила: - Выходит, это были твои бабушки.
        Мы молча посмотрели друг на друга, потом Дашка повернулась резко и вышла. Я побежала за ней.
        Мы нашли сестер во дворе, они перебирали семена и негромко говорили о чем-то очень будничном.
        - Наталья Степановна, Клавдия Степановна, - дрогнувшим от напряжения голосом торжественно начала Дашка, но под удивленными взглядами сестер смешалась, сбилась и замолчала. - Я только хотела сказать, - собралась с силами она, - поблагодарить за… - Дашка явно не знала, как и что надо сказать. - Мы поступили глупо, и если бы не ваша помощь, то… Я не знаю, что со мной сейчас было бы, - уже едва слышно произнесла она.
        - Да что ты, детка, - вполне искренне удивилась Клавдия. - Что случилось?
        - Бабушки, нам правда очень стыдно. - Я хотела поддержать Дашку и извиниться перед бабушками. Я все еще не очень доверяла Дашкиным видениям, да и вообще события прошлой ночи стали казаться мне какими-то размытыми и нереальными. Как будто приснился дурной сон. А фотик - да обронили мы его вчера на горе, вот и все…
        - Все хорошо, что хорошо кончается, - сказала Натуся, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Они нас простили. И даже, кажется, не обиделись. Фотик они нашли утром на горе, как я и предполагала. Во всяком случае, так сказала Клавдия.
        Насчет всего остального - честное слово, я сейчас не смогу с полной уверенностью сказать, было, не было… но повторить не решилась бы.



        Проклятье русалки

        Сумасшедшая

        Приключения начались еще на вокзале перед отправлением электрички, на перроне к ним привязалась какая-то сумасшедшая. Сначала она стояла поодаль - маленькая, худая женщина, еще не старая, но ее пышные, некогда, наверно, очень красивые волосы казались тронутыми инеем или частой сеткой - сединой. Женщина зябко куталась в бесформенную кофту, прятала маленькие кисти рук в растянутые рукава. Она стояла и пристально смотрела на них. Илья повернулся к ней спиной, чтоб не видеть ее изможденного лица с огромными глазами. У него возникло стойкое ощущение тревоги, даже страха, незнакомка выглядела так, будто только что выбралась из холодильника, и хотя Илье не приходилось еще бывать в морге, но что-то подсказывало ему: там именно такие лежат - синевато-бледные, покрытые инеем…
        Через мгновение она очутилась рядом и смотрела теперь уже только на Анну.
        - Я тебя узнала, узнала! - бормотала незнакомка. Анна равнодушно покачала головой:
        - Вы ошиблись…
        - Оставь детей, оставь, - не унималась сумасшедшая.
        Анна отвернулась. Кивнула ребятам «давайте отойдем…».
        - Верни мне его, верни! - истошно крикнула женщина. Она напугала Машу, та, пискнув, спряталась за Ильей. Илья невольно улыбнулся, ему было приятно осознавать себя Машкиным защитником.
        Анна поморщилась. Виктор - ее парень, молча взял ее за руку и повел прочь.
        Все поспешно отступили от странной незнакомки. Подошла электричка, ребята начали грузиться, Илья оглянулся и увидел эту женщину, она так и стояла на платформе, невидящими глазами уставившись куда-то в пустоту.
        Парень поспешно вошел в вагон. Сестра Наташа повернулась к окну и тоже наблюдала за незнакомкой.
        - Несчастная женщина, - сказала она.
        - Дома у нее не все, - друг Ильи - Пашка покрутил пальцем у виска.
        - Не в себе, это точно, - согласилась Анна. Она не выглядела ни испуганной, ни озадаченной, скорее невозмутимой.
        - Ты ее знаешь? - удивилась Наташа. Услышав вопрос сестры, Илья с любопытством повернулся к Анне. Он снова заметил тень недовольства, проскользнувшую по ее лицу, но остальным тоже стало интересно, и Анна, пожав плечами, ответила:
        - Нет, не знаю, точнее, знаю заочно. Болтают всякое…
        - Кто болтает? - не отставала Наташа.
        - Это просто сказки, - Анна скупо улыбнулась. И хотя она всем своим видом показывала, что не хочет об этом говорить, ребята так заинтересовались сумасшедшей незнакомкой, что начали наперебой расспрашивать и требовать рассказа.



        Рассказ Анны

        - Ну хорошо, - согласилась она, - но предупреждаю, это всего лишь сказки, местные легенды, если хотите, и, скорее всего, эта женщина никакого отношения к легенде не имеет. Просто ездит в электричке какая-то ненормальная, а местные ей приписывают всякие ужасные истории, просто потому, что подвернулась. - Ребята глубокомысленно закивали, соглашаясь. - Места у нас красивейшие, сами увидите. Леса девственные, почти нетронутые человеком, заповедные, болота, чащобы, лесные озера, луга с травой в человеческий рост, да что в человеческий - как раньше говорили, всадника с конем скроют, вот такие луга. А людей совсем почти нет. Туристы рвутся на Валдай, а наши места хоть и неподалеку, но в другой стороне, и знают о них немногие, только те, у кого старики еще живут в полузаброшенных деревнях. Или такие, как мы, приезжающие в наследную избу, как на дачу.
        Скажете, для дачи далековато от Москвы, но это пока вы не побывали у нас, - девушка улыбнулась загадочно. Ребята склонились к ней, предчувствуя, что вот сейчас Анна расскажет невероятную историю.
        Наша деревенька раньше была довольно многолюдной и весьма не бедной. Даже называлась она - городок. От нее до Бологого километров двадцать, правда, дороги нет, на машине можно проехать, но только в сухое время. Шли годы, деревня почти вымерла, сами увидите…
        Она рассказывала неторопливо, негромко, отрешенно, глядя куда-то сквозь ребят, как будто не видела. Чем дальше, тем ближе и теснее сбивались они, склонялись головами, завороженные то ли голосом Анны, то ли ожиданием чего-то необычного, тревожного, Илья даже почувствовал, как по его позвоночнику пробежал холодок, а кожа покрылась пупырышками. Все притихли, даже никогда неумолкающий Пашка. Видимо, и на него подействовало обаяние Анны, или дорога, или незнакомка на платформе, или все, вместе взятое…
        - Наверно, лет двадцать прошло, - рассказывала Анна, - может, больше или меньше, точно не знаю. Только однажды каким-то ветром занесло эту парочку в наши края.
        - Какую парочку? - переспросил Илья, он что-то прослушал или упустил, но друзья на него зашикали, и он замолчал.
        - Студенты, то ли художники, то ли филологи… конечно, иногда в деревне появлялись то шабашники, то рыскали какие-то бородатые личности в поисках икон и всякого антиквариата, то рыбаки приезжали, а то и просто туристы с палатками. Туристы как раз особенно никого не беспокоили. Уходили в леса, шатались по болотам, становились лагерем на берегу озера, в деревню приходили за продуктами. В те времена еще магазин работал… Вот и эти двое явились с палаткой, выбрали живописное место на берегу, ничего особенного, все как обычно. Сначала они всюду вместе ходили, потом почему-то она одна стала бродить, а через несколько дней прибежала в деревню и подняла крик, местные так поняли, что ее парень утонул.
        Маша приглушенно ахнула и зажала рот ладошкой.
        - И что, действительно утонул? - переспросила Наташа. Анна пожала плечами:
        - Тела не нашли, может, он просто сбежал.
        - А хорошо искали? - подала голос Маша. - Что девушка говорила? Она видела, как он утонул? Водолазы приезжали?
        Анна выслушала Машу, чуть заметно усмехнулась и ответила:
        - В том-то и дело, девушка всем и всюду твердила, будто ее парня утащили русалки.
        - Ну дает! - хохотнул Пашка. - А на самом деле он с местными девками сбежал.
        Наташа покачала головой:
        - Так он в итоге нашелся или нет?
        - Не знаю, - Анна оглядела ребят, не переставая едва заметно улыбаться. - Местные старухи разное болтают. И о том, что место это проклятое, поэтому никто тут жить не хочет, всякие ходят предания: о ведьмах, русалках, водяных, леших… народный фольклор, одним словом.
        Тут Маша встрепенулась:
        - Проклятое место? А кто его проклял?
        - Честно говоря, я не слишком интересовалась, - сказала Анна, - рассказывают о какой-то ведьме. Что-то она не поделила с местными.
        - Жуть какая! - Маша повела плечами и спрятала ладони между колен. - Кстати, сейчас как раз русальная неделя началась, - сообщила она.
        - Чего? - заорал Пашка, вытаращив глаза. Маша покраснела, но Анна вдруг поддержала ее:
        - Да, это так, неделя после Троицына дня в народе называлась русальной. Русалки выходили из воды, качались на деревьях, бегали по полям, заманивали прохожих…
        - Как интересно, - восхитилась Наташа.
        - Гонево! - отмахнулся Пашка и добавил безжалостно: - Наслушалась небось девушка разных сказок, вот крышак и поехал.
        - Паш, помолчи, а! - поморщилась Маша, и Пашка осекся. - Мне так жалко ее, - Маша вздохнула, - только почему она не поехала? Она ведь хотела?
        Илья собрался было сказать, что не стоит искать логики в поступках сумасшедшей, но передумал.
        - Анна, а как ты думаешь, русалки существуют? - осмелела Маша.
        - Вот приедем, ты у них и спросишь, - пошутила Анна. Но Маша так уговаривала рассказать, так упрашивала, что Анна уступила, сдалась и начала неторопливо объяснять.



        Русальная неделя

        Русальная неделя - это всего лишь отголосок древних обрядов, во время которых наши предки поклонялись духам воды и земли, поминали своих умерших, приносили жертвы. Считалось, что в это время: середина мая - начало июня, духи принимают зримый образ и показываются людям. Водяницы, русалки, лешие, водяные, кикиморы, мавки, полуденицы, поляницы, называли их по-разному, некоторые из этих названий дошли до нас.
        В древности славяне селились вдоль рек, потому что наши предки не решались далеко углубляться в непроходимые чащобы.
        На новой, пока еще не заселенной земле людям приходилось много работать: выкорчевывать лес, готовить землю под пашню, расчищать русла рек и ручьев. Буреломы и прибрежные заторы казались естественными и привычными. Но попадались и удивительно чистые луга с сочной травой, озера с живописными берегами, лесные поляны, как будто специально подготовленные. А раз так, то где же те, кто подготовил? Кто постарался? Выходило, что у новой земли есть хозяева, тогда почему они не показываются?
        Таким образом, люди чувствовали себя гостями, на все спрашивали разрешения у местных духов. Где делать выпас для скота, где строить жилище, где пахать, что сеять. По всем вопросам обращались к берегиням. А те, в свою очередь, спрашивали совета у местных духов - владельцев и покровителей.
        Берегини, или ведуньи - в каждом роду были такие женщины, имевшие связь с потусторонними силами. Берегини знали свойства трав, разбирались в приметах, могли изменить погоду, вылечить, помочь. Они служили посредницами между своими соплеменниками и настоящими хозяевами мест. Каждый человек знал, если он не выполнит обязательные обряды и правила, то духи отвернутся от него, откажут в помощи, лишат пищи и крова. Тех же, кто выполнял предписания и был послушен, духи любили, предоставляли дары лесные и плоды земледелия, рыбу и зверя, предупреждали об опасностях, помогали в пути и так далее.
        Постепенно число духов неимоверно выросло. У каждого луга и ручейка появился свой покровитель. Помимо природных появились новые, ими становились утопленники, особенно девушки, утонувшие дети. У славян все эти духи считались добрыми, а руководила ими богиня Макошь.
        Что же происходит в мире во время русалий, или русальной недели? Как я уже говорила, все потусторонние силы становятся зримыми. С вечера до рассвета в лесах, полях, на реках и озерах они правят бал. Сегодня первая ночь. В эту ночь они прилетают на землю птицами. Их можно встретить на тихих лесных озерах и у стоячих талых вод, в бледном свете они прикидываются девушками. Но видимыми остаются только в эту неделю, когда празднуют, играют и пляшут.
        Раньше считалось, что они находятся с людьми все лето, и только в августе-сентябре возвращаются в свой мир, где всю зиму колдунья-богиня Макошь варит русалок в котле, откуда они выходят юными красавицами. Так сохраняется их вечная молодость.
        На что похожи русалки… Их часто изображают в виде женщин с рыбьими хвостами. На самом деле это неверно. Русалки действительно похожи на молодых девушек или женщин. Описывали их по-разному: чаще всего они появлялись голыми, лишь изредка видели на них белые рубахи и венки. Тела у русалок белые, как снег, лица светлые, волосы красновато-серые, длинные. С первого взгляда они очень похожи между собой, не отличишь. Но описывали их и по-другому: с прозрачными телами, зелеными волосами и глазами.
        Легкие и быстрые, они перебегают от дерева к дереву, качаются на ветвях и чистыми нежными голосами зовут подруг: «Кума! Кума! Приходи!» Они водят хороводы, поют, хохочут. Девушек и молодых женщин не любят, и если увидят вечером в лесу, нападают, срывают одежду и гонят прочь из леса.
        Мужчин и парней с хохотом окружают, раздевают догола, хватают за подмышки, щекочут до тех пор, пока не доведут до обморока, а то и до смерти. Могут утащить с собой, если особенно понравится.
        Чтобы уберечь себя от русалок, надо носить в одежде приколотые иголки и булавки. Боятся русалки креста. Если захотят увлечь, то будут стараться, чтоб человек снял с себя крест, пока крест есть, русалки не смогут прикоснуться и причинить вред.
        Одним словом, считалось, что до четверга в лес лучше не соваться.
        Зато в четвертый день русальной недели молодежь собиралась и шла в лес встречать русалок. Парни и девушки водили хороводы в честь Лели, развешивали на деревьях венки и рубашки для русалок. По случаю русалий устраивались обильные трапезы со свининой, говядиной, курами, яйцами. При этом в лесу, на перекрестках дорог, у воды русалкам оставляли угощение - мед, хлеб.
        В конце русальной недели время русалок и их власть заканчиваются. Они обессилевают. Народ выходил с ветками освященной на Троицу березы, пучками полыни, косами, кнутами, и с криком «Гони русалок!» люди бегали по полям и лесу, щелкали кнутами, звенели косами, хлестали ветками.
        В иных местах русалок провожают честно - с песней и обливанием друг друга водой, с хороводом вокруг высокой девушки в рубашке и в венке. Проводы русалок происходили ночью при свете луны или костров. Сейчас пытаются воспроизводить старинные обряды. Например, часть девушек переодевается русалками. Они, как и русалки, в этот последний день всячески шкодничают, так что русалки принимают их за своих. Из деревни в дальние леса гонят со звоном или выпроваживают с песней именно этих переодетых, но вместе с ними выходят и настоящие русалки. Главное, потом этим переодетым девушкам вернуться домой незамеченными, если их заметят, то будут гнать снова.
        Русалки хоть и своенравные, но доброжелательные духи. Наши предки считали, что они приносят счастье, от них зависит судьба урожая, они опекают новорожденных детей, оставленных на краю поля, когда женщины уходят работать. Так что прогоняли русалок не потому, что они вредные, а потому только, что великим Родом отведено всему свое время. Со временем отношение к русалкам изменилось. Стало более настороженным. На русальной неделе детей в лес и поле не пускали, не говоря уже о том, чтоб купаться в реке или озере.
        Отголоски древних обрядов сохранились и по сей день. Считалось, что русалки помогают вырастить хороший урожай, значит, надо пригласить их на поле во время посева. Для этого собирались целые дружины русальцев - самых красивых и здоровых парней, умевших петь и танцевать до упаду, до конвульсий. Именно такие больше всего подходили неутомимым русалкам. У плясунов были специальные жезлы-посохи с наговоренной травой, при помощи этих жезлов и своего искусства русальцы приманивали русалок, и те танцевали вместе с ними.
        Вы ведь все читали в детстве сказки? Помните, Иван-царевич наблюдает за тремя красавицами, прилетевшими на берег озера в виде лебедей или горлиц? Потом одна из них - самая красивая и умная - становится его женой. Это тоже отголосок древних сказаний и верований - русалки дарили людям красоту и здоровье, наделяли мудростью и знаниями. Красавица русалка могла стать человеком и выйти замуж за земного парня, если между ними вспыхивала любовь. От таких браков рождались самые прекрасные дети.
        - А давайте мы тоже будем гонять русалок! - воодушевилась Маша.
        - Не, я щекотки боюсь, - Пашка поежился.
        - Мы тебе булавку приколем, - пообещала Маша.
        - Наша станция, - сообщила Анна, - бегом на выход!



        Илья. На лесной дороге

        - Осторожнее там! Ноги не сломайте! - крикнула Анна. - Идите за мной, старайтесь не оступаться.
        - Веди нас, Сусанна, - пошутила Наташка. И все рассмеялись. Илья тоже рассмеялся, а что, действительно смешно - Анна ведет их сквозь темный лес, как Иван Сусанин, выходит, она - Анна-Сусанна. Правда, Сусанин куда-то не туда завел поляков…
        - Будем надеяться, она знает, куда идет, - негромко произнес Пашка, повернувшись к Илье. Машка тут же врезалась в его спину и ойкнула.
        - Осторожно! - хором крикнули Илья и Пашка, с двух сторон подхватив ее.
        - Да ну вас! - фыркнула Машка, уворачиваясь.
        - Эй, в кильватере, что там у вас? - донеслось из темноты. - Не отставайте!
        Ребята торопливо зашагали на голос, подсвечивая себе фонариками.
        Лесная дорога была разбита вдрызг. Болота кругом, чтоб было легче идти, рабочие с лесопилки положили слеги, но потом по ним прошел трактор, превратив и без того труднопроходимую дорогу в сплошные колдобины, утыканные обломками бревен. Здесь и днем-то можно не только ноги, но и шею свернуть, не то что ночью.
        Ни о чем таком, естественно, Илья не знал. Он, человек сугубо городской, дальше дачи никуда не ездил, и в дремучих лесах ему бывать раньше не приходилось. До этой ночи он и предположить не мог, что где-то вообще сохранились такие чащобы. Ну, может, только в тайге или дебрях Амазонки.
        И не узнал бы, если бы не сестра Наташа, точнее, ее друзья - Анна и Виктор. Точнее, Виктором его никто не зовет, потому что сам себя он называет Вороном. Ну, Ворон так Ворон. Анна - его девушка. У нее тут где-то в этих самых дебрях есть дом, столетняя изба в вымирающей деревне среди лесов и болот. Илья видел снимки, Ворон показывал. Впечатлило.
        Попасть в такое место - да ведь это настоящее приключение. Из двадцать первого века - в век девятнадцатый.
        - Илюш, почему ты молчишь? - голос Машки вывел его из задумчивости. И сразу же отозвался Пашка, заорал на весь лес:
        - О-го-го! Эй, волки-медведи, выходите, биться будем!
        - Пашка, перестань, - возмутилась Маша, - нам только волков не хватало! Давайте просто поговорим, а то мне как-то не по себе…
        - Не бойся, Маш, мы тебя в обиду не дадим! - бодро пообещал Пашка. - Правда, у меня булавки нет. Но ведь ты меня спасешь, Маша? Ведь ты не отдашь меня русалкам?
        - Паш, ну не дури!
        - Мась, твой трепет и страх вызывают у меня непреодолимое желание подвига, - заявил Пашка.
        Маша вздохнула, видимо, Пашкины слова не вызывали в ней доверия. У Ильи где-то внутри, в груди, все сжалось, наверно, сердце, а что же еще… Он приблизился к Маше вплотную и сказал негромко:
        - Тут недалеко, Анна говорила, километров шесть по прямой, за час должны дойти.
        - Я знаю, - ответила девушка, - просто хотела поговорить, чтоб дорога не казалась такой длинной.
        - Ребята, осторожно, тут яма! - услышали они голос Анны. - Переходим по бревну.
        Пашка перебежал первым и обернулся, протягивая руку Маше. Она ступила на влажное скользкое бревно с опаской, тихо ойкнула. Илья придержал ее.
        - Шагай, ловлю, - весело крикнул Пашка. Девушка быстро перебралась на другую сторону и оказалась в объятиях Илюшиного лучшего друга. Илья тихо выругался и чуть не свалился с бревна. Чудом удержал равновесие.
        - Все перешли? - спросила Анна.
        - Все!
        - Дальше будет легче, сейчас мы поднимемся из низины, там хорошая тропа до самой деревни.
        - Аня, а волки в этом лесу водятся? - прозвучал голос Маши.
        - Вообще водятся, да… - ответ прозвучал весьма неопределенно, видимо, Анна поняла, что надо как-то успокоить девочку, поэтому добавила: - Они не нападут, во-первых, нас много, во-вторых, волки могут напасть на человека зимой, когда бескормица, а сейчас уже лето… Короче, никто на нас не нападет, - пообещала Анна. - Вперед, - скомандовала она. Маша перебралась к ней поближе и пристроилась за Вороном, за ним шли Наташа и ее парень Егор. Пашка и Илья замыкали цепочку. Илья шагал, глядя в спину Павлу, и злился. Если бы он знал, что друг Пашка положит глаз на его девчонку, ни за что не стал бы звать Машку с собой.



        Маша

        Если бы Маша могла читать мысли Ильи, она была бы удивлена. Уж она-то точно никогда не считала себя его девушкой. Не то чтобы он ей не нравился, скорее наоборот. Но ведь он же никогда не говорил ей, что она ему нравится. И встречаться не предлагал. Хотя дружили они очень давно, чуть ли не с первого класса.
        Так ведь у них класс вообще дружный. Если с уроков свалить - то все вместе, в кино, на пикник, вечеринку устроить - всем народом. А с Ильей Маша в соседних домах живет, так что и в школу и из школы часто вместе ходили, а в последнее время так почти всегда, да еще Павлик с ними. Пашка тоже ничего, только его бывает слишком много. Временами он просто невыносим! Особенно когда начинает над ней прикалываться. Раньше Маша обижалась на него, даже плакала, но со временем привыкла. Пашка такой, какой есть. Как друг он просто замечательный, не подведет, не опоздает и не предаст, в этом можно быть уверенной. А то, что у него характер такой взрывной, насмешливый, даже временами агрессивный, ну что же, он не виноват,
«против природы не попрешь» - как любит повторять сам Пашка.
        Маша шагала следом за Анной и улыбалась своим мыслям. Хоть ей и было немного жутко, в то же время она ничуть не жалела о том, что согласилась поехать с ребятами. Никогда в жизни Маша не испытывала ничего подобного. Она шла и с некоторой опаской прислушивалась к звукам и шорохам ночного леса, при этом старалась не отставать от Анны и не нарушать строй. Анна ей очень нравилась, было в ней такое таинственное очарование и ощущение безопасности. Позови она с собой куда угодно, и Маша не раздумывая пошла бы.
        Бывают же такие люди. Ведь, казалось бы, познакомились несколько часов назад, когда встретились на вокзале. Маша сначала стеснялась, чувствовала себя не в своей тарелке. Даже подумала: «А не лучше ли вернуться домой?» В самом деле, Анна и Виктор друзья Наташи - сестры Ильи. У Анны день рождения. Зачем ей, спрашивается, тащить с собой младшего брата подруги, да еще и Пашку с Машей? Ладно бы еще одного Илью. И почему она согласилась?
        Но, как выяснилось уже в электричке, Анна совсем не считала Машу лишней, она много чего интересного рассказывала, а еще она пела свои песни, негромко аккомпанируя себе на гитаре. Песни были необычные, сама Анна называла их сказами. Маша не все запомнила, но ей очень понравились и сами сказы, и исполнение. Она решила попросить у Анны записать несколько сказов или хотя бы переписать слова. В них пелось о заповедных краях, лесных духах, призрачных девах, таинственных омутах и гиблых местах, куда любой мог попасть, но никто не возвращался.
        Наташа, видимо, хорошо знавшая Анну, негромко подпевала, Ворон подыгрывал на губной гармошке. Они были очень красивой парой: высокие, стройные, он смуглый, черноволосый, она белокожая, с рыжей пушистой косой на плече. Маша про себя вздохнула тихонько, бывают же такие красавицы! Взглянула исподтишка на Илью с Пашкой - мальчишки как мальчишки, обыкновенные, тощие, длинные и… глупые. Маша впервые подумала о своих друзьях, как о мальчишках, раньше она называла их ребята или парни.
        Теперь, когда она шагала следом за Анной, сбежав от мальчишек, Маша чувствовала себя гораздо увереннее.
        На ходу почти не разговаривали, только изредка Анна предупреждала о ямах, древесных корнях, внезапно выползающих прямо под ноги, покрикивала на отстающих.
        Лес заметно поредел, Анна вывела их на утоптанную широкую тропу, идти стало значительно легче.
        - Ой, кажется, светает, - воскликнула Маша с удивлением. Черная непроглядная густота отступила, рассеялась, как разбавленная водой краска. Между деревьями стремительно синело. Вдруг лес расступился, и ребята вышли в поле. Тропа сузилась и нырнула в густую высоченную траву. Анна уверенно шагнула вперед, и Маша последовала за ней, как нырнула. Трава почти скрыла высокую Анну. Маша брела за ней, то и дело задирая голову и разглядывая пышные метелки и бурные соцветия, временами они скрывали от нее рассветное небо. Сзади перекликались, громкие голоса глушились в траве, временами раздавались возгласы и хохот. Маша тихонько ойкала, когда роса падала ей за шиворот.
        Но и дикое разнотравье внезапно распахнулось, уступив место приземистым одичавшим садам, утонувшим в бурьяне, и черным скатам крыш, из-за которых розовой полосой поднималась заря. Облака отступили, небо очистилось, день обещал быть солнечным и жарким.
        Маша с восторженным любопытством вертела головой.
        - Пришли, - неожиданно сообщила Анна, останавливаясь. Маша чуть не налетела на нее. Анна толкнула невысокую калитку и кивнула ребятам.


* * *
        Анина изба стояла чуть особняком и выглядела совсем по-сказочному, с резными балясинами крыльца и наличниками на окнах, темными сосновыми бревнами, вросшими друг в друга, островерхой, насупленной крышей.
        - Ей больше ста лет, - сказал Виктор, похлопав ладонью по перилам. Ребята уважительно покивали головами. Анна торжественно распахнула рассохшуюся дверь:
        - Прошу!
        Анна вошла первой, за ней несмело шагнула Маша, потом Виктор и остальные. Илья заглянул в темный проем, оттуда пахнуло сырым деревом, немного затхлостью и еще, кажется, дымом, такой сложный набор запахов, что Илья даже не смог определить, чем конкретно пахнет.
        А дом уже ожил, наполнился голосами, шумом, топотом ног. Из темных сеней Илья попал в светлую кухню.
        - Ах, это что такое? Печь? Настоящая? - восхищалась Наташа.
        Виктор снисходительно ответил:
        - Разумеется, настоящая.
        - Русская печь? Да? - уточнила Наташа. - Надо же… а я совсем не так ее себе представляла…
        - А как?
        - Ну… - она сделала неопределенный жест рукой, - такая, как в мультике… - и все рассмеялись, потому что никто никогда не видел русской печи и не бывал в деревенской избе.
        - Подождите-ка, я вам кое-что действительно ценное покажу, - пообещал Виктор. Он вышел в сени и вернулся с ведерным самоваром.
        - Вау! - Маша захлопала в ладоши и запрыгала. - Я знаю, что это! Какой красавец! Пузан! - Она любовно провела ладонью по округлому боку. - Серебряный?
        Анна усмехнулась:
        - Нет, серебряный такого размера стоил бы бешеных денег.
        - А медали? - Маша указала на металлические кругляшки.
        - Тогда на всех самоварах медали лепили, для форсу, наверное, - предположила Анна.
        - Нет, это, скорее всего, награды с выставок, в Нижнем проходили торговые ярмарки, и там лучшим товарам присваивали всякие награды, - поделилась своими знаниями Маша. - У моего деда есть наподобие, правда, он уже не рабочий. Интересно, а этот как?
        - Ой, мы можем попить чай из самовара! - восхитилась Наташа.
        - Попробуем, - пообещал Виктор.
        Наташе и Маше непременно захотелось научиться ставить самовар, Анна собралась по воду, она так и сказала «пойду по воду». Девушка нашла в сенях древнее коромысло, прихватила его и пару гремучих ведер. Илья опомнился и предложил помочь, но Анна улыбнулась и покачала головой:
        - Обойдусь.
        - А где воду набирать? - спросила Наташа.
        - Из озера. - Анна величаво повернулась и пошла прочь со двора, покачивая коромыслом и позвякивая пустыми ведрами.
        - Да вы что! Ребята! Нет, из озера никак нельзя! - крикнула ей вслед Наташа.
        - Можно-можно, - успокоил ее Виктор, - здесь отовсюду родники бьют, чище не бывает. - Но Наташа уже не слушала его, она прыгнула с крыльца и побежала по едва заметной тропинке, и Маша метнулась следом.
        Илья хотел было догнать ее, но его окликнул Виктор, позвал рубить дрова.
        Илье ничего не оставалось, как согласиться, хотя он видел, как мелькнула среди травы лохматая Пашкина голова, значит, его друг умчался за Машкой.
        Виктор показал Илье сухое бревно, его надо было распилить, разрубить - на месяц точно хватит.
        Пила нашлась и топор, правда, пилу надо было править, а у топора рассохлась рукоятка. Солнце уже припекало. Вокруг лениво зудели комары, пахло травой, нагретой землей, грибами… Илья старательно двигал рукой, помогая Виктору пилить, получалось у них не очень. Илья быстро устал, он все время злился, думая о Маше и о том, как Пашка побежал за ней. Злость помогала работать, Илья вошел в раж и пилил с остервенением. Кусок бревна отвалился. Илья разогнулся, поднял голову и увидел Анну. До него сразу дошло, что это Анна. Она шла в высокой траве, точнее не шла, а плыла, так величаво и неспешно, будто не тяжелые ведра, а саму себя несла напоказ добрым людям. Резное коромысло лежало на плечах - не качнется, полные ведра - не плеснут. «А сама-то величава, выступает, словно пава…» - пришло на ум. Следом семенила сестра Наташка в растянутом свитере и обрезанных джинсах:
        - Можно мне попробовать?
        Анна остановилась:
        - Бери…
        Она помогла Наташе переложить коромысло.
        - Тяжелое, - пожаловалась та, согнувшись.
        - Ты плечи не напрягай, расслабь, - посоветовала Анна, - вот так.
        Наташа с застывшей на губах улыбкой осторожно двинулась к крыльцу. Виктор, взглянув на нее, усмехнулся. Ни Маши, ни Пашки поблизости не наблюдалось.
        - Аня, где ты научилась? - спросил Илья просто для того, чтоб что-то спросить.
        - Ты насчет коромысла? В деревне, где же еще. Меня девчонкой мама в Карелию возила, и в Подмосковье, если поискать, этого добра тоже хватало. Сейчас-то, конечно, экзотика, а раньше попробуйте-ка натаскать воды в руках! Отвалятся! А с коромыслом гораздо удобнее и устаешь меньше.
        Тем временем Наташа боком взобралась на крыльцо и попросила открыть двери.
        - Ставь на лавку, - подсказала Анна, помогая ей снять ведра с коромысла. Навстречу выскочил Егор, подхватил ведра.
        - Вить, - крикнула Анна, - самовар где ставить?
        - Сейчас, - отозвался он и крикнул Егору в окно: - Егор, вынеси самовар, он тяжелый, девчонки надорвутся!
        Егор вынес пузатый самовар. Огляделся, подумал. Сначала поставил на лавку. Неустойчиво. Увидел пенек перед крыльцом. Спустился, покачал, надежно ли? Кивнул сам себе и установил пузатого на подставку.
        Подошел Виктор, они вдвоем поколдовали вокруг самовара. Залили воду, посмотрели: ничего, не подтекает.
        - Ну что, давай разжигать, - предложил Виктор.
        - Давай, - согласился Егор, - он заглянул в самовар, - слушай, мне помниться, тут нужен сапог…
        - Найдем, - пообещал Виктор. И действительно, пока Егор строгал для растопки самовара лучину, Виктор порылся в чулане и притащил старый кирзовый сапог.
        - Классика! - похвалил Егор.
        Илья присел на пенек и тоскливо огляделся по сторонам, надеясь увидеть Машу и Пашку. Он то и дело хлопал себя по щекам, но ему доставалось сильнее, чем комарам.
        Пока Егор возился с самоваром, Илья и Виктор нарубили дров, отнесли в избу, где Анна уже растопила печь и навела тесто для блинов.
        - А вода в озере чистейшая! - поделилась Наташа. - Я хотела окунуться, но, знаете, холодновато. А ведь озеро торфяное, должно бы уже прогреться.
        - Родников много, - отозвалась Анна, - и ночи холодные. Все время дожди шли.
        - Сегодня будет жарко, на улице уже припекает, надо сбегать искупаться, да и позагорать не мешало бы. Не зря же купальник брала, - скороговоркой произнесла Наташа. - Кто со мной?
        - Успеем, - сказал Егор.
        - Я в холодной воде бултыхаться не люблю, - признался Виктор, - а загорать - комары сожрут.
        - Фу, как скучно! - насмешливо произнесла Наташа. - Анечка, а ты как?
        - Посмотрим, - неопределенно произнесла Анна.
        Маша и Пашка явились к самым блинам. Раскрасневшиеся, веселые, Пашка заявил, что учуял запах. Он сразу же схватил верхний блин из стопки и сунул в рот, хохоча и чавкая. «Он ее уже поцеловал?» - с неприязнью глядя на друга, думал Илья. И больше всего ему хотелось сунуть кулаком в эту наглую ржущую и чавкающую рожу, сунул бы, да перед хозяевами и сестрой неудобно. Машка, опять же…
        Чай был необыкновенно вкусный, Анна в него каких-то травок добавила, аромат на всю избу. И блины такие, пальчики оближешь! Вот только кусок в горло не лез. И вкуса почти не ощущалось. Маша и Пашка, перебивая друг друга, взахлеб делились впечатлениями. Ревниво прислушиваясь к их восторженным возгласам, Илья узнал, что они успели побывать на озере, но купаться тоже не стали, потому что Машка без купальника, и вообще, «сейчас не купаются, русалочья неделя началась», а Пашке было наплевать на русалок, но неохота потом в мокрых трусах ходить. Вместо купания они умудрились обойти всю деревню и даже забрести на местное кладбище. На кладбище они оказались случайно, они бы и не догадались о том, куда их занесло, нечаянно вышли из деревни, завернули по заросшей, давно нехоженой дороге в низкорослый лесок, попрыгали по кочкам, из-под которых предательски сочилась вода, догадались, что попали в болото, повернули назад и тут увидели, как из замшелых кочек торчат кое-где навершия почерневших от времени могильных крестов…
        - Жутко было, - призналась Маша, не переставая улыбаться, - это все Пашка виноват, затащил меня, пойдем да пойдем, - и она шутливо стукнула довольного Пашку по спине.
        Анна невозмутимо согласилась:
        - Да, от кладбища мало что осталось, болото проглотило. Здесь же кругом болота.
        - Поэтому комарья тучи! - подхватил Пашка.
        Илья слушал, не перебивая, время от времени он искоса поглядывал на Машу, замечал, как у нее то краснели щеки, то она опускала голову, то смеялась, то взмахивала ресницами и морщилась после очередного Пашкиного высказывания…



        Кладбище на болотах

        На кладбище ее затащил Пашка, сама бы она ни за что не пошла. Да и не собиралась она никуда идти, она хотела Анне помочь и посмотреть на озеро. Но ее догнал Пашка, потащил куда-то, показал старое дуплистое дерево на берегу, кряжистое, мощное, с такими толстыми ветвями, что на них можно было сидеть, как на скамейках. Своеобразная природная беседка. Что за дерево, они не смогли определить. Пашка утверждал, что это дуб.
        - Сам ты дуб! Это же яблоня, только очень старая. - Маша осторожно присела на нижнюю толстую, как бревно, ветку, та даже не скрипнула. Девушка осмелела и забралась на нее с ногами. Пашка полез куда-то вверх и скоро потерялся в густой листве, только труха сыпалась сверху. Дерево не шелохнулось.
        - У Лукоморья дуб зеленый! - заорал над головой Пашка. - Златая цепь на дубе том! Русалка там сидит с котом!
        Маша невольно улыбнулась и, повинуясь внезапно нахлынувшему порыву, прилегла на ветку и мечтательно прикрыла глаза. Ей подумалось, что это чудесное дерево как раз подходит для русалочьих посиделок, представила, как лунной ночью на широких ветвях сидят полупрозрачные красавицы и расчесывают длинные струящиеся волосы… Возможно, этой ночью они тут и соберутся, выйдут из озера, чтобы погреться в лунных лучах, а что, если потихоньку подсмотреть за ними? Ведь можно прийти сюда ночью?
        Пашка с шумом скатился сверху и чуть не упал на нее, но чудом удержался, плюхнулся рядом. Маша вскочила:
        - С ума сошел!
        - Испугалась! - обрадовался Пашка. - Ага! А если бы это был кот? Ученый, а?!
        - Дурак, - уже спокойно ответила Маша.
        - Айда на разведку, - Пашка схватил ее за руку и, не слушая возражений, поволок за собой. - Да ладно тебе, успеем мы, никто за нас не волнуется, мы же не младенцы. - И сразу же отвлек ее внимание, тыкал пальцем в разные стороны, вскрикивал, тащил в самые заросли бурьяна и крапивы. Они наткнулись на полуразрушенный, некогда довольно большой дом, на избу никак не похожий. Дом был наглухо заколочен, крыша провалилась, и забраться внутрь не представлялось возможным, но Пашка все-таки сделал попытку, попытался оторвать доску от окна, доска не отрывалась. Пашка поднатужился, но его усилия ничего не дали.
        - Ладно, надо будет сюда с топором прийти, - заявил он.
        Маша с интересом рассматривала почерневшие стены и думала, кто бы мог тут жить? Может, тут учреждение какое-нибудь было? Или раньше еще жил богатый человек, потом его раскулачили, выгнали вместе с семьей, а дом состарился и умер без хозяина.
        Внезапно из зарослей появилась маленькая старушонка и строго спросила:
        - Что вы тут делаете?
        Маша сначала жутко испугалась, но Пашка выручил, вежливо так поздоровался и наплел бабке о какой-то экспедиции фольклорной, так увлекся, что сам себя запутал. Бабка выслушала молча, равнодушно жуя запавшими губами.
        - Не балуйте тут, - сказала напоследок, - этому дому больше ста лет, полезете - рухнет, и нет вас.
        - Нет-нет, мы не полезем, - пообещала Маша. - А скажите, пожалуйста, что здесь раньше находилось?
        - Раньше-то школа была, - неохотно ответила старуха.
        - Надо же! - удивилась Маша. Про школу она как-то не подумала.
        - Привидения тут водятся? - деловито осведомился Пашка. - Бабка зыркнула на него мутным глазом, покачала недовольно головой.
        - Извините, это он шутит. - Маша схватила Пашку за руку и потащила прочь, время от времени она оборачивалась назад и кивала старушке, стараясь загладить неприятное впечатление.
        Деревня только казалась необитаемой. Некоторые избы выглядели вполне прилично, за свежевыкрашенными заборами виднелись ухоженные палисадники, у одного дома даже стоял старенький «жигуленок». Правда, жилых домов оказалось немного, но все-таки они были.
        Ребята протопали всю улицу, вышли за околицу, слева тянулось озеро, справа - поле, впереди - лес. И снова Маша захотела вернуться, но Пашка не пустил:
        - Смотри, лес в двух шагах, давай дойдем, хоть глянем.
        В лес вела проселочная дорога, именно по ней, видимо, сюда приезжали машины. Маша подчинилась, но Пашка повел ее не по дороге, а наискосок, по едва заметной тропинке, «чтоб срезать крюк».
        Вот они и срезали.
        Маша не сразу поняла, что они зашли в болото. Только когда земля стала зыбкой, пружинной, вязкой и из-под ног начала проступать вода, быстро набираясь в выемки следов.
        Маша остановилась.
        - Все, я дальше не пойду, - заявила она.
        - Да ладно тебе! - Пашка неподалеку возился с какой-то палкой, пытаясь выдернуть ее из чмокающей грязи.
        Маша оглянулась по сторонам и обомлела. Ее окружали кресты, они торчали из болота то там, то сям, покосившиеся, ушедшие под землю, затянутые болотом, но это были кресты, кладбищенские!
        - Пашка, прекрати! - взвизгнула Маша. Ей показалось, что он пытается вытащить могильный крест.
        - Че орешь? - удивился он.
        - Ты что, не видишь! - она махнула рукой. - Мы же на кладбище!
        Пашка бросил палку и тоже огляделся:
        - Ну и че?
        Маша чуть не задохнулась от возмущения и ужаса:
        - Ты ненормальный?! Там внизу, - она потыкала пальцем себе под ноги, - там люди лежат, в гробах!
        - Мась, какие гробы, сгнило все давно, - миролюбиво произнес он.
        Но Маша уже не слушала, она представила себе, как вот сейчас там, в болотной жиже в распухших от воды гробах, лежат те, кто когда-то были людьми, жили в этой деревне, купались в этом чудесном озере, работали, любили, гуляли по вечерам, сидели на толстых ветках старой яблони… А теперь лежат тут, и какой-то придурок из города топчется по их праху, ломает кресты…
        Маша резко повернулась и, стараясь не сбиться со своего следа, поспешила обратно.
        Пашка догнал ее, когда она уже вышла на сухую тропинку. Взял за локоть:
        - Мась, ну ты че, обиделась? Я же пошутил, Мась!
        - Шуточки у тебя! - Она дернула локтем, освобождаясь. Пашка понуро брел следом и бормотал:
        - Мась, да я же сам не понял сначала, ну откуда мне знать?
        - Что ты не понял?! - Маша чуть не задохнулась от возмущения. - Ты что, не видел, что ломал?
        - Да ничего я не ломал, - оправдывался Пашка, - это просто палка, вот, - и он сунул Маше прямо под нос грязную сучковатую палку, ничем не напоминающую перекладину могильного креста.
        Маша отшатнулась:
        - Фи! Ты ее до сих пор тащишь!
        Пашка покорно отшвырнул палку.
        - Все, нет ничего, - на этот раз он показал Маше грязные ладони.
        - Как ребенок, прямо, - произнесла расстроенная Маша, - и не забудь руки помыть, когда придем, после кладбища надо обязательно мыть руки, - озабоченно добавила она, - и ничего с собой приносить нельзя, понятно?!
        Пашка, сообразив, что прощен, уже вовсю улыбался, ямочки играли на щеках, глаза блестели, ну как на такого можно обижаться?
        - Мась, смотри, что я нашел на дереве. - Он подмигнул заговорщицки и полез в задний карман джинсов.
        - Ну что еще?! - испугалась она и вдруг увидела в его руке старинный гребень, как будто весь из перламутра, удивительно красивый, она так и потянулась к нему. Пашка отдал ей находку и смотрел с улыбкой, как она осторожно ощупывала гребень пальцами, поглаживала, подносила к глазам, стараясь разглядеть мелкие детали.
        - Смотри, тут такой тонкий узор, - показала она Пашке, проводя пальцем по гладкой, радужной поверхности гребня, - а может, это надпись? - Она попыталась рассмотреть, Пашка тоже склонился, их головы соприкоснулись, но Маша не заметила, а Пашка замер в блаженстве. Что там написано или нарисовано, какая разница, главное, Машке нравится…
        - Невероятно, - шептала она, - тут и камешки какие-то, инкрустация, ой, это же, наверно, очень дорогая вещь!
        - Ага, - согласился блаженствующий Пашка.
        - Надо ее показать специалистам, - с сожалением вздохнула Маша.
        - Каким еще специалистам? - опомнился Пашка.
        Маша взглянула на него строго, отступила, отстранилась.
        - Паш, ты что, не понимаешь? Это очень старинная, редкая находка, дорогая, потому что тут и работа ручная, и материал, историческая ценность, может, ей очень много лет, ее надо изучать, и она должна находиться в музее!
        Пашка поскучнел:
        - Вообще-то я тебе хотел подарить. Нашел на дереве, оно в ветках запуталось, безделушка, наверно, какая-нибудь девчонка местная носила и потеряла. Так что, расслабься, никакая это не историческая ценность.
        - Тогда надо вернуть, - гнула свое Маша.
        - Кому?! Мась! - опешил Пашка.
        - Той, кто потеряла. Можно походить по деревне, поспрашивать местных.
        - Мась, ты в своем уме? - Пашка остановился и уставился на нее, вид у него был несколько ошарашенный.
        Маша запнулась, опустила голову, подумала: «Да, наверно, смешно ходить по домам и приставать к старухам: а не вы ли та девочка, у которой потерялся гребешок в одна тысяча шеварнадцатом году?»
        - Так что же делать? - растерянно спросила она у Пашки.
        - А что хочешь, - отмахнулся он, - хоть выброси.
        Выбрасывать гребень было очень жалко. Он как-то уютно лежал в руке, гладкий, с длинными волнистыми зубцами, переливающийся всеми цветами радуги. «Удивительно, сколько же лет он провисел на дереве и совершенно не потускнел». Всю обратную дорогу Маша думала о находке и все-таки решила для себя, что при случае расспросит местных.
        Когда они вошли во двор, Пашка сразу же унюхал запах блинов и с радостным воплем ворвался в избу.
        Анна и Наташа уже накрыли на стол. Все давно проголодались, так что быстро расселись, Пашка нахально схватил верхний блин, Маша не успела ему помешать.
        - Пашка, руки! - крикнула она. Он чуть не поперхнулся, вылетел во двор, где кто-то из ребят повесил старинный умывальник с подвижным соском. Маша лично проследила за тем, чтоб руки были отмыты дочиста, потом помыла сама и только после этого разрешила беспечному Пашке сесть за стол.
        Утолив первый голод, ребята рассказали о своих похождениях, напоследок Маша показала чудесную находку. Гребень осторожно передавали из рук в руки, восхищались, удивлялись, и только Анна почему-то не прикоснулась к нему, взглянула хмуро и сказала только, что не любит всякую халяву, мол, за нее потом платить слишком дорого приходится. Маша смутилась. Но Анна вдруг улыбнулась, сменила тон и спросила:
        - Покажете, где нашли?
        - Да не вопрос. - Пашка жевал очередной блин и говорил с набитым ртом. - Хоть сейчас.
        Но сейчас не получилось, потому что надо было убрать со стола, разобрать вещи, к тому же все устали, Наташкин Егор уснул, сидя на старом диване, Илья тоже клевал носом. Надо было всех устроить. И сам Пашка, объевшись, откинулся на стуле и стал так сладко и заразительно зевать, что Маша, глядя на него, почувствовала, как у нее сводит скулы и слипаются глаза.
        - А давайте вечером пойдем на озеро, - предложила она, - посидим у костра, так хочется печеной картошки! Заодно мы вам покажем дерево.
        - Отличная идея! - согласилась Наташа. Анна ничего не ответила, лишь молча кивнула.
        Машу уложили на узенький топчан у печки. Она уснула мгновенно, как выключилась, и открыла глаза на закате.



        У озера

        Собирались долго, ползали сонными мухами по дому, натыкаясь друг на друга, никто не помнил, где и что лежит, перекликались, спрашивая друг у друга: «А посуду брать?.. Ты картошку взял?.. Народ, где все спички?.. Эх, надо было шашлычки замариновать!..»
        Наконец собрались, вышли из избы и гуськом по узенькой тропинке направились к озеру.
        Анна привела их к дощатым мосткам, довольно далеко заброшенным в воду. Илью удивил чистейший песчаный берег, он наклонился и прихватил пригоршню мелкого песка, пересыпал из ладони в ладонь, песок напомнил ему морской с широких пляжей Адриатики, куда он в прошлом году ездил с родителями.
        Как такой песок мог оказаться здесь у лесного торфяного озера? Может, завезли? Ведь его совсем немного, как будто случайно приехала машина и выгрузила прямо на берегу, а потом люди утоптали, и получился пляж… Илья покосился на Машу, очень хотелось поделиться с ней своими наблюдениями, но она совсем не обращала на него внимания. Девушка о чем-то увлеченно говорила с Анной, кажется, опять расспрашивала о русалках и этой местной легенде о сумасшедшей, у которой русалка утащила парня.
        Пашка, размахивая руками и перебивая всех, рассказывал о дереве. Компания побрела за ним, Илья нехотя поплелся следом. Всю дорогу он обзывал себя трусом и лузером, почему он до сих пор не поговорил с Машей. Надо было спросить у нее прямо - кто ей нравится, он или Пашка. Надо было признаться, что он любил ее еще там, дома, а не здесь, где лучший друг нагло уводит у него девчонку. Мысли одолевали, крутились, как осы, слетевшиеся на сладкое. «Все равно я с ней сегодня же поговорю! - решил для себя Илья. - И Пашке тоже скажу, так друзья не поступают!»
        - Вау!
        - Ух ты!
        - Вот это да!
        Услышал Илья и поднял голову, возвращаясь к реальности. Компания стояла под развесистым кряжистым деревом неизвестного вида, необхватный ствол, иссеченный глубокими морщинами древней коры, толстые нижние ветви росли почти горизонтально, сами больше похожие на стволы, причем почти лишенные веток. А дальше вверх поднимались другие, причудливо изогнутые, среди густой листвы торчали черные когти сухих веток, дерево действительно оказалось очень старым. Илья видел оливы, которым, по рассказам, было несколько сотен лет, у них были такие же дуплистые перевитые стволы и узловатые ветви, но ни одна даже самая древняя олива не смогла бы сравниться с этим деревом.
        - По-моему, отличное место для костра, - заявил Егор, сбрасывая рюкзак на небольшой ровный пятачок-полянку недалеко от причудливого дерева.
        Наташа уселась на нижнюю ветвь-скамью и как-то почти благоговейно погладила шершавую кору. Пашка снова полез на дерево и позвал с собой Илью. Илья хоть и злился на друга, но отправился следом.
        Там, в самой гуще переплетенных ветвей, листвы и сучьев, Пашка указал место, где он нашел гребень.
        - Девчонка какая-то потеряла. Видно, зацепился за ветки, - предположил он, - а Машка, прикинь, сразу заохала: старинный, древний, специалистам показать! Достояние государства, блин! Вынос мозга гребешком, - и он расхохотался.
        - Гребень и правда старинный, - миролюбиво произнес Илья, - кто знает, сколько он тут провисел.
        - Да не грузи, - отмахнулся Пашка, - обыкновенная пластмассовая побрякушка, не удивлюсь, если вообще китайская.
        - Там вроде перламутр, - неуверенно предположил Илья, вспоминая, как выглядит гребень.
        Снизу их окликнули. Илья, а за ним и Пашка быстро спустились на землю. Виктор возился с костром, Егор отправился на поиск дров. Девушки сидели на дереве, склонив головы, и о чем-то негромко, но увлеченно разговаривали.
        Илья успокоился и тоже отправился за дровами.


* * *
        - Ань, а расскажи еще об этой девушке, ну, у которой русалки парня увели, - попросила Маша.
        - Я же уже рассказывала, - Анна недовольно повела плечами, она неотрывно следила за тем, как Маша крутит в пальцах перламутровый гребень. Наташа тоже никак не могла оторваться от разглядывания Пашкиной находки.
        - Удивительная вещица, - бормотала она, - вроде бы ничего особенного, а тянет к ней.
        - Я бы не стала его подбирать, - Анна резко отстранилась от гребня. - Мало ли кому он принадлежит! - добавила она со значением.
        - О, ты имеешь в виду русалок, да? - у Маши загорелись глаза. - Знаешь, я тоже думала об этом, что, если его русалка потеряла? Она же непременно искать будет, да? Если будет, то я, конечно, отдам, - заверила она, - было бы ужасно интересно увидеть настоящую русалку!
        Анна тяжело вздохнула.
        - Машунь, - улыбнулась Наташа, - все это очень романтично, но маловероятно.
        Анна хмыкнула.
        - Тем более, - уперлась Маша, - если этот гребешок просто гребешок, то и говорить не о чем, а если он действительно принадлежит русалке? Вот и будет способ проверить. - Она вскочила с ветки, подбежала к самой воде и, вытянув вперед руку с гребешком, громко крикнула:
        - Эй, водяная дева, я нашла твою пропажу, если тебе нужен гребень, приходи, возьми!
        Анна мгновенно очутилась рядом и резко оттащила Машу назад.
        - Не глупи, - тихо, но грозно выдохнула в самое ухо. Маша счастливо улыбнулась:
        - Так здорово, что ты в них веришь.
        - Ни в кого я не верю, - отрезала Анна и отошла к костру, где ребята уже установили рогатины и повесили котелок с водой для чая.
        Расстелили вокруг туристические коврики, расселись. Возбужденная Маша все никак не могла успокоиться и приставала с расспросами к Анне:
        - Правда ли, что русалки боятся и убегают, если их гнать березовыми ветками? А если при себе будет пучок полыни, то русалка действительно не сможет напасть? А на женщин они ведь не нападают, да? Я читала, что только на мужчин, они себе мужей ищут, правда?
        Анна сначала отвечала уклончиво:
        - Мало ли что болтают, язык без костей.
        Но Маша не отставала:
        - Ты рассказывала о всяких языческих духах. Но сама-то ты как думаешь, кто такие русалки? Откуда они берутся? Они красивые или страшные? Это прелестные девушки с зелеными волосами или бездушные монстры с рыбьими хвостами?
        Маша тараторила без умолку:
        - Я читала один рассказ о русалках, там дело происходило много лет назад, может, в девятнадцатом веке, а может, и раньше. Одна крестьянская девушка полюбила богатого и знатного молодого человека, он пообещал жениться, а сам бросил ее. От горя она утопилась и стала русалкой. Мать попыталась спасти ее, сходила к колдунье, а та дала черную свечку и потребовала, чтоб мать в церковь - ни ногой. Во время русалочьей недели мать выследила утопленницу и при помощи свечки заставила ее пойти домой, но дома девушка омертвела и целый год просидела неподвижно у стола, где горела черная свечка. А через год свечка прогорела и погасла, русалка очнулась и убежала к своим. Потом этого парня, который ее соблазнил и бросил, нашли мертвого в лесу, говорили, что его защекотали русалки…
        - Жесть! - высказался Пашка.
        - На Гоголя похоже? - предположил Егор.
        - Нет, у Гоголя совсем по-другому, - не согласилась Наташа. Заспорили. Вода в котелке вскипела. Анна неспешно заварила чай, в разговоре девушка почти не участвовала. Солнце село. Поляну окутал сумрак, вокруг костра плотной завесой висели комары, самые нетерпеливые набрасывались на ребят, но их было немного, дым и огонь разгоняли и вечерний сумрак, и сырость, поднимающуюся от озера, и оголодавших кровопийц.
        - Так вот, мне интересно, русалки - это всегда утопленницы? Самоубийцы? - обращаясь сразу ко всем, спросила Маша.
        - Не только, - неожиданно подала голос Анна, - если утонет ребенок, некрещеная девочка, то она тоже превратится в русалку. Именно поэтому детям запрещали купаться в русалочью неделю и ходить в лес или поле.
        - Какой ужас! Русалки воровали детей? - воскликнула Маша. - Но зачем?
        - Что значит - зачем? - Анна аккуратно разливала чай по кружкам. - Русалки как таковые, вообще-то, нечисть, нечистая сила, воздушные и водяные духи - изначально бесовское порождение, нежить, одним словом. Русалка-утопленница ничего общего не имеет с той, кем она была когда-то. И далеко не каждая утопленница превращается в русалку, а только самоубийца.
        - Народ, давайте сменим тему, - взмолился Пашка, - ну ее, эту дохлую рыбу.
        - Паш, помолчи, - прикрикнула на него Маша и снова повернулась к Анне: - Значит, ребенок не может превратиться в русалку, ведь ребенок не по своей воле тонет?
        - Меня мати родила, некрещеную хоронила… - тихонько пропела Анна.
        - Я крещеная, - с гордостью заявила Маша. Ребята переглянулись.
        - Блин, а я крестик не ношу, - воскликнул Пашка, - теперь меня точно утащит к себе какая-нибудь русалочка.
        - Тихо! - Наташа встрепенулась и прижала палец к губам, разговор оборвался, все замерли. - Слышите? Там как будто плеснуло…
        Егор встал и направил фонарик на озеро. Синеватый луч пробежал по гладкой, как стекло, воде, маслянисто поблескивающей, тихой.
        - Рыба, наверно, - преувеличенно бодрым голосом сообщил Егор. - Здесь наверняка много рыбы? А, Вить?
        - Да, рыбы хватает, - ответил Виктор.
        - Жаль, удочки не взяли.
        - У нас там есть кое-какие снасти, - сказал Виктор, - но я в этом мало понимаю.
        И снова все замолчали, прислушиваясь. Но слышны были только вскрики ночной птицы, потрескивание углей в костре да чуть слышный скрип старого дерева.
        - А что, если мы им мешаем? - шепотом спросила Маша.
        - Кому? - выдохнула Наташа.
        - Русалкам. Они сейчас наблюдают за нами и не могут выйти, потому что нас слишком много, и костер… у меня лицо горит, так всегда бывает, когда кто-то за мной наблюдает, - объяснила Маша.
        - Харе, Мась. - Пашка вскочил на ноги и громко крикнул, сложив ладони рупором: - Э-ге-гей! Нечисть подводная, выходи! Биться будем! - Его крик утонул в тишине, как в вате, словно его проглотили.
        - Что-то мне не по себе. - Наташа передернула плечами, как будто озябла.
        - Сыро. - Виктор подложил в костер несколько сухих веток, они вспыхнули.
        - Хорошо бы завтра все-таки поваляться на солнышке, - мечтательно произнесла Наташа.
        - Если оно будет, - зачем-то продолжила Анна.
        Ночь сгустилась настолько, что даже оранжевые сполохи костра не могли рассеять темноту, светло было только вокруг него, да и то едва-едва, настолько, чтобы различить лица ребят.
        Илья, опершись локтем, полулежал на пеньке и думал о том, что, когда сидишь ночью у костра, он создает такое пространство, вроде защитного купола, небольшое, но весьма надежное, уютное даже. Человек чувствует себя не таким одиноким и беспомощным, все благодаря огню. Он вспомнил миф о Прометее, укравшем небесный огонь и подарившем его людям, и еще пришла мысль о генетической памяти. Казалось бы, дома в городе или в избе сейчас было бы гораздо комфортнее, можно закрыть двери, затопить печь, включить электричество, так ведь нет же, они зачем-то пришли на берег озера, разожгли огонь - подарок древнего титана и, сидя вокруг, пугают друг друга детскими сказками…
        За спиной отчетливо хрустнула ветка. Илья резко обернулся и, естественно, никого не увидел.
        - Ты чего? - спросила Маша.
        - Там кто-то ходит, - быстро сказал он, поднимаясь. - Эй, кто здесь? - Илья шагнул в темноту, за ним следом поднялись и Егор с Виктором. По зарослям кустарника забегали лучи фонарей.
        Метнулась чья-то тень, кто-то определенно прятался в кустах.
        - Эй, кто здесь? - негромко и спокойно повторил Виктор, лишь слегка повысив голос. Никто не ответил.
        - Может, собака, - предположила Наташа.
        - Сейчас проверим, - Егор решительно направился к кустам. Оттуда послышался громкий треск, шелест, кто-то стремительно продирался сквозь заросли.
        - Эй! - еще раз прикрикнул Егор, но в кустах уже все стихло.
        - Ушел, - разочарованно сообщил Пашка, он уже успел обежать все вокруг, но таинственного гостя не поймал.
        Все снова уселись у костра. Испеклась картошка. Ее доставали из золы, перекидывали с ладони на ладонь, обжигались, дули, смеялись. Сыпали крупной солью, хлеб ломали прямо от буханки, заедали зеленью, заботливо прихваченной Анной.
        - Смотрите-ка, там вроде зарницы, - Наташа кивнула на небо. Илья взглянул в черноту над головой, но ничего не увидел.
        - Тебе показалось.
        - Нет, я отчетливо видела, - настаивала Наташа.
        - Откуда зарницы? - удивилась Маша. - Ведь небо чистое. - Она встала, вышла из освещенного круга и запрокинула голову. - Ой, а звезд почему-то не видно.
        - Гроза идет, - отрешенно произнесла Анна.
        - Гроза? Как гроза? - забеспокоилась Наташа. И в этот момент далеко, за озером, за лесом, полыхнуло беззвучно.
        - Ого! - вырвалось у Пашки.
        - Я же говорила - зарницы, - твердила Наташа.
        - Это молния в той стороне, над лесом, - объяснила Анна, махнув рукой, - к нам идет.
        - Ой, мне на руку капнуло. - Маша подняла ладони и подставила их лодочкой. - Точно, дождь начинается, - радостно сообщила она.
        - Народ, я предлагаю выдвигаться к дому, - распорядился Виктор.
        - Может, посидим еще? - спросила Маша. - Ведь не ливень же.
        - Будет ливень, - пообещал Виктор. Он кивнул Анне. Та быстро собрала посуду, сложила мусор в пакет, Виктор затушил костер.
        Когда вскинули рюкзаки и зашагали к дому, дождь заметно усилился. У калитки их накрыло ливнем.


* * *
        Пришлось затопить печь, надо было просушить намокшую одежду, обувь и рюкзаки.
        Собрались за столом в горнице, Виктор негромко наигрывал на гитаре, говорили тихо, все прислушивались к громовым раскатам прямо над крышей. Гроза бушевала нешуточная.
        - Печку бы не залило, - озабоченно произнесла Анна. Видимо, ливень промочил все-таки крышу, вода попала на чердак и, найдя прореху, просочилась, набухла первой каплей на потолке и с глухим стуком упала на пол.
        Анна принесла жестяной таз, подставила под ровные, гулкие капли.
        Заговорили о том, что завтра надо будет посмотреть крышу, о распутице и о том, какая будет погода.
        На столе появилась бутылка вина. Егор и Наташа решили приготовить глинтвейн. Скоро по дому поплыли запахи гвоздики, сохранившейся в буфете с прошлого года, фруктов и еще каких-то травок, чабреца и мяты, наверно…
        Глинтвейн пили из кружек. Настроение заметно улучшилось. Маша отпивала по маленькому глоточку, согревалась душой, ее неудержимо тянуло на разговоры о всяких таинственных событиях, не шла из головы история и о русалке, и вообще хотелось, как в детстве, послушать каких-нибудь жутких рассказов, сладко поеживаясь и замирая от ужаса.
        - Интересно, кто за нами следил там, на берегу? - спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. - Вдруг это действительно была русалка? Хотела посидеть на дереве, покачаться на ветвях, расчесать волосы перламутровым гребнем - а тут мы. И тогда она наслала на нас грозу…
        Ребята посмеялись. Анна же сказала:
        - Русалка не может менять погоду, ей не по силам.
        - А если она не одна? - встрепенулась Маша. - Если их несколько, все-таки нечистая сила!
        Анна отставила свою кружку с глинтвейном и задумалась.
        - Нет, - наконец произнесла она, - я такого не слышала, у нас поговаривали, будто жила здесь очень сильная колдунья, вот она точно могла…
        У Маши глаза разгорелись:
        - Ой, Анечка, расскажи, пожалуйста!
        Неожиданно ее поддержали остальные. А что еще делать, если ты сидишь в глухой деревне, в столетней избе с прохудившейся крышей, а за окнами потоп и светопреставление.
        - Это всего лишь местная легенда, - предупредила Анна.
        - Да ладно, мы не маленькие, страшная сказка на ночь, это же так жутко круто! - Пашка был в своем репертуаре.
        - Хорошо, пусть так и будет, - начала Анна.
        О русалках поговаривали давно. Как и вообще о нечистой силе: леших, водяных, кикиморах, оборотнях, домовых и всяких-прочих. Кто-то их видел, кто-то о них слышал, а кто-то придумал. Но одна загадочная история все-таки произошла. И никто не смог объяснить ее.
        В деревне жила ведьма. Ну, это только так говорится - ведьма. На самом деле, кто ее знает, может, просто знахарка, травница. К ней, между прочим, даже из Москвы приезжали лечиться. Местные ее не то чтобы боялись, а скорее уважали, ну и побаивались, не без этого. Ничего такого злобного она не делала, во всяком случае, молоко у коров не пропадало, да и порчи ни на кого не насылалось. Но замечали за травницей странности. Кто-то из жителей пустил слух, будто видел ее набирающей воду из озера ночью. И как раз в самое полнолуние. Вроде она с мостков наклонялась и из лунной дорожки черпала, а потом, когда возвращалась с ведрами, в каждом полная луна плескалась. Что она с этой лунной водой делала? Не иначе как колдовство. А еще говорили, будто она летом по ночам дома не ночует, живет где-то в лесу, в шалаше. Что же, выходит, одинокая женщина, одна в лесу ночью и не боится никого. Между прочим, тут звери дикие бродят, да и люди всякие встречаются. Расспрашивать ведьму никто не решился - себе дороже. Да и дела особого никому нет, мало ли что болтают.
        Женщина была одинокая, если не считать дальней родственницы, племянницы. Неожиданно приехала, вроде как в гости, да потом так и поселилась у тетки. Красивая была, работящая, когда бы ее ни увидели, она все время за работой. Но молчунья, думали даже, что немая. В то время в деревне народу было много. Парни как увидели красавицу, так стали к теткиному дому приходить, в окна заглядывать, девчонки местные прибегали, звали с собой, то на танцы, то на озеро, то за покупками. Но девушка хоть и улыбалась всем, но так же мило и отказывала. Так никто ее толком и не узнал, хотя прожила она у тетки почти год. А летом, как раз в это самое время, вдруг исчезла. Тетка сказала соседям, что племянница уехала. Уехала и уехала. Только нашлись люди, утверждавшие, будто племянница утонула в озере, не просто утонула, а утопилась от несчастной любви. И совсем уж несусветное болтали злые языки, мол, это тетка ее извела, заставила утопиться, чтоб иметь власть над русалками. Надо же такое придумать!
        Поболтали-поболтали и перестали. Забыли. Вспомнили, только когда художник, приехавший из города на этюды, пропал. А может, он и не художник был, может, фотограф или еще кто…
        - Тот самый? - спохватилась Маша.
        - Да, тот самый, который с девушкой приехал, - Анна согласно кивнула. - Говорили, что его утопленница соблазнила.
        - Племянница! - ахнула Маша. - Я так и знала! Она стала русалкой, да? Послушайте, а вдруг у меня ее гребень!
        - Как романтично и жутко, - вздохнула Наташа. - Я до сих пор вспоминаю несчастную женщину на вокзале, представляете, приезжаете вы с любимым человеком на выходные в какое-нибудь хорошенькое местечко, собираетесь классно провести время, а вместо этого у вас на глазах мертвая девушка топит вашего парня в озере, а вы ничего не можете ни сделать, ни доказать.
        - Да, ужасно, - согласилась Маша, - только у меня один вопрос крутится: отчего все-таки племянница утопилась? От несчастной любви или из-за злобных теткиных происков?
        - Или она вообще не топилась, а преспокойно укатила к себе домой, - перебил ее Пашка, - и художника с собой прихватила заодно, чтоб излечиться от несчастной любви, - он с удовольствием расхохотался.
        - Если только он сам не был несчастной любовью племянницы, - подал голос Илья.
        - Что? - Маша резко повернулась к нему и взглянула с интересом. - Что ты сейчас сказал?
        - А то и сказал, - начал объяснять Илья, - во всех сказках и легендах всегда так, все завязаны, художник и племянница знали друг друга, точнее, племянница любила художника, а он ее бросил, она приехала к тетке-колдунье лечиться от несчастной любви, тетка ее залечила окончательно. Девушка утопилась, а тут как раз ее бывший приехал, и она уже после своей смерти отомстила ему.
        - Да-да, - воодушевилась Наташа, - а новая девушка художника на самом деле коварная разлучница, она еще раньше приезжала к тетке-колдунье, чтоб та сварила ей приворотного зелья для художника.
        - Точно! - Пашка чуть не подпрыгнул на стуле. - Тетка сварила зелье на лунной воде, девица опоила художника, тот ушел от племянницы, племянница приехала к тетке и стала требовать расколдовать любимого, а та отказалась. Ну там наплела чего-нибудь, не умею, в школе не проходили…
        Егор рассмеялся, Наташа подхватила. Маша тоже не выдержала и фыркнула.
        - Как это ни смешно, но вы почти угадали, - прозвучал бесстрастный голос Анны.
        - Да ладно! - Маша резко оборвала смех и уставилась на Анну.
        - Примерно так все и было, - подтвердила она. - Девушку видели раньше в деревне, соседка вспомнила, она кралась огородами к дому колдуньи, а соседка подумала, может, воровка, мало ли, и хотела ее прогнать. Та под окошком встала и стукнула, соседка из-за своего забора хотела было крикнуть, но увидела, как к девушке подошла колдунья и о чем-то они заговорили, а потом колдунья ее в дом увела.
        - Так она того, лечиться приезжала, - не сдержался Пашка, - с чего все взяли, будто тетка приворотным зельем приторговывает? Оклеветали бедную женщину, она, может, кроме самогонки вообще ничего не умела. - И снова всех насмешил.
        - Может быть, - легко согласилась Анна, - только вы же просили рассказать сказку на ночь, вот я и рассказываю.
        - Паш, ну не мешай, - Маша слегка толкнула Пашку в бок, тот сделал вид, что чуть не упал со стула.
        - Судите сами, ту, которая когда-то была здесь с художником, вы видели на вокзале, остальных участников драмы или трагедии, не знаю, как точнее, больше никто не видел. Тетка-травница давно умерла. Деревня опустела.



        Ночной визит

        Засиделись за полночь. Спать никто не торопился, то ли днем выспались, то ли рассказ Анны произвел впечатление, и никому не хотелось оставаться в темноте. Маше, во всяком случае, точно не хотелось.
        Но постепенно все разошлись. Наташа с Егором отправились на кровать за занавеску, Илья и Пашка полезли на чердак, там, по словам Пашки, было какое-то необыкновенное сено. Маше ничего не оставалось, как пожелать Ане и Виктору спокойной ночи и отправиться на свой топчан у печки.
        Анна погасила свет. Все улеглись. Маша лежала на спине и всматривалась в темноту. Она слышала, как за окнами шумит дождь, как мерно капает вода в таз, как поскрипывают старые доски. Она вспомнила, что не сходила в туалет, и теперь, как назло, очень хотелось, но вставать и идти одной в темноту было очень страшно, но не будить же Анну. В туалет можно было пройти из сеней. Маша нащупала фонарик под подушкой, встала, стараясь не скрипеть половицами, подошла к двери в сени, открыла…
        И увидела ее.
        Она смотрела на Машу через маленькое оконце. Маша не смогла бы описать ее, лицо виделось размытым, нечетким, то ли из-за водяных струй, стекающих по стеклу, то ли еще от чего. Оконце светилось мертвенным синеватым светом, за ним расплывалось женское лицо с черными провалами вместо глаз, синеватая рука несколько раз стукнула в стекло костяшками пальцев и поманила к себе.
        Маша застыла на пороге, она не могла пошевелиться, тело отказалось повиноваться. Она намертво вцепилась в дверной косяк и смотрела, не в силах оторвать взгляд.
        Там, за окном, стояло нечто необъяснимое, невозможное, несуществующее. И это нечто требовало Машу к себе.

«Гребень», - подумала она.
        Но гребень остался лежать в комнате, да и никакая сила не смогла бы сейчас заставить Машу взять русалочью расческу и отдать ей.

«Сгинь!» - подумала она. И чуть не задохнулась от ужаса, потому что ей показалось, будто ночная гостья приникла к оконному стеклу и стала просачиваться сквозь него.

«Господи!» - гулко стукнуло сердце. Маша внезапно словно очнулась и, больше не думая, машинально широко, размашисто перекрестилась.
        Кажется, она моргнула. На мгновение закрыла глаза, а когда они снова открылись, за окном уже никого не было. Струилась вода, а сквозь нее проступала крыша сарая, занимался серый-серый рассвет.


* * *
        Под утро Маша забылась тяжелым тревожным сном. А когда с трудом разлепила веки, увидела входящую Анну. Та была в брезентовых штанах, высоких сапогах и огромном дождевике.
        Анна осторожно прикрыла дверь и поставила на лавку корзину. Маша приподнялась на локте:
        - Ань? Ты откуда?
        Она улыбнулась:
        - Разбудила? Из леса я, вот, за грибами сбегала.
        Маша заглянула в довольно объемную корзину, почти доверху наполненную лисичками.
        - Вот это да! - восхитилась она, сразу же начисто забыв о своем ночном приключении. - Что же ты одна? Хоть бы меня разбудила.
        - Нет, это долго, я одна быстренько сбегала, а так мы бы с тобой до обеда ползали. Вот сейчас, если хочешь, можешь помочь почистить. Мы их с гречкой приготовим.
        Маша быстро вскочила, присела над корзиной, потрогала мокрые оранжевые шляпки:
        - Красота! Неужели их так много в лесу?
        - Да, год грибной. - Анна стянула сапоги, оставила их в сенях, сняла и развесила дождевик.
        - Дождь идет? - спросила Маша.
        - На рассвете не было, а потом опять пошел.
        Вдвоем они быстро перемыли и почистили грибы. Анна растопила печь, поставила вариться гречку. Лисички жарили на огромной чугунной сковороде. На запахи и шум стали просыпаться и сходиться на кухне ребята.
        У Пашки и Ильи вид был довольно заспанный, помятый, в волосах запутались соломинки. Анна посоветовала всем умыться. Но умываться никому не хотелось, дождь испортил настроение.
        Особенно надутыми выглядели именно Илья и Пашка. Правда, после каши с грибным жарким ребята заметно повеселели.
        Все теребили Анну и Виктора, выспрашивая, надолго ли дождь. Сидеть в избе и стонать от скуки и безделья никому не хотелось. Прогнозы были неутешительные.
        - Боюсь, теперь на неделю зарядил, не меньше, - сказала Анна. Взглянув на понурые лица ребят, неуверенно пообещала: - Хотя, может, и распогодится еще…
        Маше очень надо было выскочить из дома, она хотела добежать до старой яблони и оставить там русалочий гребень. Хотя ночная гостья вспоминалась как страшный сон, но все-таки на душе было неспокойно. С одной стороны, Маша знала, что сны - это всего лишь отражение действительности, причем именно такой, какой она эту действительность воспринимает. Как если бы она была зеркало, но со специфическими погрешностями.

«Выходит, люди - как кривые зеркала», - подумалось ей. Она даже попробовала поговорить на эту тему с ребятами, но ее не стали слушать, старшие посмеялись, а Илья с Пашкой только исподлобья таращились друг на друга, а на ее попытки объяснить свои мысли угрюмо молчали или тянули что-то невразумительное. А еще друзья называются!
        Дождь снова усилился. Наташа стояла у окна, смотрела на струящееся водой стекло и заметила:
        - У меня такое ощущение, что наш дом вроде корабля, вот скоро вода поднимется, оторвет его от земли и понесет неизвестно куда…
        - Ноев ковчег, - немедленно среагировал Пашка. - Правда, у нас не всякой твари по паре. У нас две пары и трио. И животных нет, если не считать мышей и ежиков. Ань, почему у вас нет собаки? Или кошки хотя бы?
        - А кто их будет кормить, когда нас нет? - ответила Анна.
        - Попросили бы соседей.
        - Тут соседей - полторы старухи, - напомнила Анна, - они сами с собой-то не могут справиться, а мы им еще и кошку с собакой подкинем.
        - Да ладно, это я так, к слову, - легко согласился Пашка, - скукота, знал бы, не поехал.
        - Ну, кто же виноват, - неопределенно произнесла Анна, - лично я сегодня еще гостей жду.
        Наташа оторвалась от созерцания мирового потопа за окном.
        - Ах да, девчонки должны приехать, - озабоченно сказала она.
        - Какие еще девчонки? - удивился Пашка. - Кто сюда добровольно поедет? И, главное, как они будут добираться через лес? Ночью? Или есть другая дорога?
        - Наши сокурсницы, - спокойно объяснила Наташа, - надеюсь, ты не забыл, что у Ани завтра день рождения? Именно поэтому мы все и собрались здесь, чтоб отметить. Насильно никого не тянули, так? - Пашка как-то сник, ведь, действительно, никто же его на аркане не тащил. Наташа, не обратив внимания на Пашкины муки совести, продолжила: - А вот как насчет того, чтоб им добраться через лес, - это проблема. - И она повернулась к Виктору: - А на самом деле, как быть?
        - Ничего страшного, я встречу и приведу, - отозвался он.
        Наташа кивнула и обернулась к Пашке:
        - Паш, тебя никто не гонит, но если так уж надоело, вот Виктор пойдет девушек встречать, заодно и тебя проводит до станции, а там уедешь на чем-нибудь.
        - Да ладно, че я, один, что ли, уеду? - забормотал Пашка и вдруг обратился к Маше: - Мась, давай вместе, а?
        Маша вздрогнула. Обвела всех взглядом, повисло неловкое молчание. Ребята ждали, что она ответит. Виктор смотрел сквозь нее, Егор чуть насмешливо, вопросительно, Наташа как будто удивленно, Илья вообще отвернулся, неужели ему все равно?
        А что, если правда уехать? Уж очень тут неуютно. Еще и ночной кошмар с русалкой…
        - Не занимайтесь ерундой, - вдруг громко сказала Анна. Она только что вошла в горницу из кухни и, вытирая руки полотенцем, посмотрела Маше прямо в глаза. - Погода мерзкая, дороги нет, одних их оставлять на станции ночью нельзя. В крайнем случае отведем к утреннему поезду, если уж так надо уехать.
        Пашка обиделся:
        - Че вы со мной, как с мелким? Можно подумать, мы такие беспомощные, дорогу не найдем! Ее и искать-то нечего.
        - Не хватало нам тут всем от скуки переругаться, - миролюбиво заметил Егор. - До завтра, думаю, Паша дотерпит наше общество, а утром решит.
        Пашка в запальчивости вскочил со стула, тот подпрыгнул, громко стукнув по полу.
        - Чего вы все привязались?! Захочу, так прямо сейчас уйду! - и он ринулся прочь из комнаты, в сени, загрохотал там чем-то, чертыхаясь, полез на чердак. Маша, а за ней Илья, не сговариваясь, бросились за ним.
        Маша остановилась у лестницы, запрокинула голову, прислушалась. Пашка, ругаясь последними словами, возился в сене, видимо, запихивал в рюкзак свои вещи.
        - Паш, успокойся, пожалуйста, - позвала она. Пашка не ответил, зато чуть не снес ей голову сброшенным рюкзаком. Илья дернул за руку, и они успели отскочить. За рюкзаком, весь в клочьях сена, почти скатился по приставной лестнице сам Пашка.
        - Ты что, с дуба рухнул?! - набросился на него Илья.
        Пашка глянул на него бешеными глазами, толкнул плечом.
        - А ты тут кто?! - крикнул в ответ.
        - Илюш, Паш, ребята, - лепетала испуганная Маша, - перестаньте, пожалуйста, что вы, в самом деле…
        - В последний раз спрашиваю, идете вы со мной или нет? - взревел Пашка.
        - Вали сам, раз тебе так приспичило! - не остался в долгу Илья.
        - Ну и пошли вы все! - Пашка взвалил рюкзак на одно плечо и, растолкав друзей, шагнул к двери, распахнул прямо в дождь и резко захлопнул, так, что вздрогнула лестница и с потолка посыпалась труха.
        Маша непонимающе уставилась на Илью, а он так же непонимающе посмотрел на Машу.
        - Что это было? - спросила Маша.
        В сени вышла Анна:
        - Он что, действительно ушел? Как глупо…
        - Я догоню, - словно опомнился Илья. И хотел было выскочить под дождь, но Маша вцепилась в него:
        - Постой, хоть дождевик надень! - Дождевик на него накинула Анна. Так и выскочил.



        В лесной чаще

        Дорогу из деревни Илья довольно хорошо запомнил, он и побежал прямо по раскисшей тропинке, то и дело оскальзываясь на мокрой траве. Он был уверен, что догонит Пашку, но тот как сквозь землю провалился.
        Илья добежал до поля и остановился в нерешительности: куда идти? Под ливнем трава отяжелела и полегла, скрыв узкую тропку.
        - Пашка! Пашка, - начал звать друга Илья, но он и сам себя плохо слышал, дождь поглощал все звуки.
        Надо было куда-то идти, Илья попытался вспомнить место, где примерно они вышли на дорогу из травяных зарослей. По всему выходило, что где-то здесь, буквально перед носом. Если бы не хлестала вода, то можно было бы разглядеть Пашкины следы, но все размывалось за секунды. Сам Илья уже был мокрее мокрого, и только дождевик еще держал оборону, хотя вода текла по лицу, сочилась за шиворот, заливала глаза.
        Надо было что-то делать, и он пошел напрямик, в надежде, что в лесу отыщет нужную дорогу и просеку.
        Несколько раз он падал, путаясь в жестких травяных стеблях, поднимался и шагал дальше, с трудом различая темную кромку леса. Он ни на секунду не сомневался, что Пашка ушел именно туда. А куда же еще?
        Наконец он пересек поле и попытался отыскать лесную дорогу. Он помнил, что дорога была довольно широкая, наезженная, и вела она к лесопилке, за лесопилкой надо было идти по просеке, там лежали раздавленные слеги, так что потеряться просто невозможно.
        Илья кинулся в лес, время от времени выкрикивая Пашку. Дороги не было. Ему все время казалось, что вот, за теми деревьями - точно, сейчас он выйдет прямо на нее. Но за деревьями росли другие деревья, а за ними - еще деревья… Пашка помнил, вокруг лесопилки лежали кучи слежавшейся стружки, эта же стружка покрывала кое-где дорогу, если бы он заметил немного стружки, можно было сориентироваться.
        Еще в одном месте они перебрались через какую-то яму или овраг, значит, если найти овраг, то… Но овраг, как назло, не находился.
        Проблуждав под дождем часа два, Илья совершенно выбился из сил и понял, что заблудился. Он не мог вспомнить, откуда пришел, не мог вернуться назад и не мог двигаться дальше.
        Остановился, чтоб отдышаться и обдумать свое положение. Чувствовал он себя странно, как можно заблудиться в лесу? И не где-нибудь в дебрях Амазонки или бесконечной тайге. Он знал, где-то неподалеку пролегает железнодорожное полотно, а вдоль него расположены станции и полустанки, где живут люди. Лес изъезжен вдоль и поперек, человек здесь жил всегда и чувствовал себя вполне хозяином. Илья просто растерялся с непривычки.
        - Сейчас отдохну и найду дорогу, - пообещал он сам себе. Он прижался спиной к еловому стволу, так что густой лапник частично скрывал его от потоков воды. Достал мобильник, сети, естественно, не было. Сунул бесполезную коробочку в карман. Огляделся, пытаясь сориентироваться. Получалось, что он блуждал уже около часа или чуть больше, значит, далеко уйти от деревни он все равно не мог. По идее, он сейчас или неподалеку от станции, или его занесло куда-то в сторону, что вероятнее, потому что если бы он был недалеко от железной дороги, то услышал бы проезжающие поезда.
        Еще он помнил, что, когда вошел в лес, все время забирал правее, так как его шишка направлений вела именно вправо. Значит, ему сейчас надо повернуть налево и вернуться к тому месту, откуда он вошел в лес, потому что дорога на самом деле лежала где-то слева, а не справа. Он удовлетворенно кивнул, оторвался от ели и задумался - а влево, это куда? Проблема была в том, что он не помнил, откуда пришел.
        Слегка запаниковал. Заставил себя вернуться к ели и вспомнить, как он под ней очутился. Постоял, прижавшись к стволу, попытался вспомнить, представить - и не смог. А если наугад?
        Илья покружил у ели, отыскивая собственные следы, и в одном месте действительно обнаружил свежий отпечаток. Обрадовался, след показывал, что он пришел оттуда, значит, если встать вот так, то идти надо назад, туда. Илья, не раздумывая, почти побежал прочь от ели, хотя бегом его передвижение никак нельзя было назвать, то и дело он попадал в бурелом, перелезал через поваленные стволы, продирался сквозь кустарник. Но ведь он не помнил ничего такого, выходит, он опять не в том направлении движется?
        Он запыхался, снова остановился, присел на осклизлый ствол. Поднял голову - ель! Прямо перед ним стояла та самая, приютившая под своим лапником.
        - Не может быть… - Он подошел, пощупал ствол, осмотрел дерн у корней. Сомнений не было, он здесь стоял совсем недавно.
        Обессиленный, упал на колени, ткнулся лбом в плотно слежавшуюся хвою.
        - Пашка! - заорал хрипло. - Куда ты подевался, гад?
        Стало темнее. Илья догадался - вечер. Сколько же он уже блуждает? Часов пять, не меньше. И где Пашка? Добрался ли до станции? Уехал ли? А что, если он тоже заблудился?
        А ребята? Они сейчас не знают, что и думать. Возможно, его уже ищут, найдут ли? Глупо думать, что не найдут. Найдут и еще посмеются над тем, как он в трех соснах заблудился.
        Но перспектива сидеть всю ночь под дождем в лесу в мокрой одежде совсем не привлекала. Илья снова огляделся. Ближайшие деревья еще были различимы, другие же тонули в сумраке. И вдруг, или это только показалось, вдалеке мелькнуло что-то, похожее на огонь… Илья до рези в глазах всмотрелся, стараясь не пропустить, если еще раз сверкнет.
        Сверкнуло.
        Он попытался четко уловить направление и пошел прямо на огонек. А тот и не думал исчезать, наоборот, с каждым шагом Ильи огонек становился все ярче, все отчетливее, все веселее.
        Илья торопился, он уже уловил запах дыма и подумал о том, как это кому-то удается поддерживать костер в такой дождь.
        Наконец он вышел на поляну, посреди которой горел довольно большой костер, горел уверенно, с треском разбрасывая искры. Недалеко от костра стоял шалаш, самый обыкновенный, собранный на скорую руку.
        У костра сидела женщина. Илья не успел ни удивиться, ни подумать, зачем она здесь. Он страшно обрадовался, чуть ли не бегом подбежал, улыбаясь во весь рот.
        - Добрый вечер! - крикнул Илья еще издали. - Извините, если напугал, я тут мимо проходил, заметил ваш костер… - Он подошел совсем близко и только теперь смог хорошо рассмотреть женщину: не старуха и не цыганка, рыжая, как огонь, и волосы пышные, сухие, словно нет никакого дождя, ее можно было бы назвать красивой, если бы не одежда - такие живописные лохмотья, что Илья подумал: «Бомжиха?»
        Женщина подняла голову, тряхнула рыжей гривой, в глазах сверкнули сполохи костра. Теперь она показалась Илье почти старухой, во всяком случае, это была весьма пожилая женщина.
        Она ухмыльнулась, сверкнула молодыми зубами. Илья окончательно растерялся.
        - Ты чего здесь, сынок? - спросила она мягко. И склонив голову к плечу, посмотрела на него таким добрым, почти бабушкиным взглядом, что Илья приободрился, признался:
        - Заблудился, представляете, с другом разминулись, я и его потерял, и дорогу на станцию… а главное, кружу уже несколько часов и вернуться тоже не могу.
        Женщина выслушала, сочувственно поцокала языком:
        - Ай-яй, деточка, как же ты умудрился тут заплутать? Дорога-то - вот она, - и женщина махнула рукой куда-то в сторону. Илья невольно повернул голову вслед за ее взмахом и увидел за деревьями поле, а чуть дальше вбок - широкую, хоть и залитую водой дорогу, уходящую в лес.
        - Вот спасибо вам! - воскликнул он радостно и рассмеялся. - Как же это я, действительно…
        - Леший тебя плутал, - вдруг услышал он насмешливое. Посмотрел на рыжую - она скалилась с прищуром, того и смотри захохочет. А Илье совсем не до смеха.
        - Лешему надо было в ножки поклониться и попросить, чтоб вывел, - наставительно объяснила рыжая.
        Илья присмотрелся к ней и почему-то испугался. «Ненормальная! Чокнутая бомжиха», - подумал он, вслух же поблагодарил еще раз и пообещал в следующий раз непременно воспользоваться ее советом.
        Он повернулся было уходить, но услышал:
        - Куда же ты торопишься? Чайку бы выпил, вон, мокрый весь, озяб, так и заболеть недолго. - Рыжая откуда ни возьмись достала поварешку и начала что-то помешивать в закопченном котелке над костром.
        У меня чаек хорош! - соблазняла рыжая, сверкая глазами и зубами.
        Илья вздрогнул, неправильно звучал этот голос, нехорошо, вкрадчиво и как будто с угрозой.
        - Я, это… дома попью, - быстро ответил он и что есть силы побежал к полю. Вслед ему раздался громкий насмешливый хохот, хохот усилился, перерос в улюлюканье. Илья припустил, но сзади послышался топот многих ног, его нагоняли.
        Он выбежал на поле и длинными прыжками понесся к деревне. Куда там! Не успел он добежать и до середины, как его ощутимо подтолкнули сзади, и он, пролетев метра два, врезался головой в чей-то живот. Чуть не свернув шею, он упал на траву, хотел вскочить, сгруппировался, и его тут же подхватили чьи-то сильные руки и швырнули спиной вперед. Илья, падая, судорожно взмахнул руками, но опять не упал, а был подхвачен под мышки, и сразу же чьи-то пальцы сомкнулись на лодыжках, под свист, хохот и улюлюканье его раскачали и подбросили вверх, он полетел, хватая ртом воздух, и увидел совсем близко колючие иглы звезд.

«Убьют?» - мелькнула мысль и почти сразу погасла, выбитая ударом о землю. Хорошо, что трава густая смягчила удар. Ошеломленный, он попытался перевернуться, встал на четвереньки и пополз в сторону, зрение подводило, он видел множество ног, толпящихся, прыгающих, дергающихся, и они то наступали на него, то отступали.

«За что?» - хотел крикнуть Илья, но его снова подхватили, потащили, подбрасывали и волокли, швыряли, вздергивали, толкали, щипали, щекотали.
        Он перестал сопротивляться, в какой-то момент его сковал невыносимый ужас. Он понял, что его мучители - не люди. Именно так - нелюди.
        И уже на самом краю сознания его пронзила последняя мысль: «Пашка! Пашка тоже попался!»
        Непослушной правой рукой ему удалось перекреститься. Скорее машинально или от безысходности.


* * *
        Пашка не вернулся, с ним вместе пропал и Илья. Наташа нервничала, время от времени пыталась набрать номер Ильи - безрезультатно.
        - Да что же это такое! Они вместе уехали, что ли? - бормотала она.
        - Вернутся, вот увидишь. - Анна по-прежнему казалась невозмутимой. Зато у Маши на душе кошки скребли. Вот так поездка! И зачем она только согласилась! Она осуждала всех: и Наташу, за то что та обругала Пашку, и самого Пашку, вечно влипающего в разные истории, и бездействующих Виктора и Егора - а еще взрослые парни! И конечно же - она злилась на Анну с ее всегдашним равнодушием.
        Не выдержав, Маша подошла к Анне и тихонько спросила:
        - Аня, ты же хорошо тут все знаешь, надо пойти поискать ребят. Мне кажется, они заблудились.
        Анна взглянула равнодушно, подумала о чем-то своем, как будто прислушалась, и ответила:
        - Пожалуй…
        Маша вспыхнула:
        - Я, конечно, понимаю, что у тебя день рождения и тебе все это на фиг не надо. И что мы тебя достали со своими капризами, я тоже понимаю, - Маша говорила торопливо и грубо, - но если ребята заблудились, реально заблудились, попали в болото, я видела, там, за деревней, настоящее болото, а после такого дождя оно вообще непроходимое и гиблое, вдруг их туда понесло? Вот представь себе, пока мы тут сидим, они там утонули! - она всхлипнула, сжала кулачки и с вызовом посмотрела на молчащую Анну.
        - Как все это не вовремя, - пробормотала она и добавила уже отчетливо, обращаясь к Маше: - Найдутся твои друзья. Смотри сама не потеряйся. - Отстранила ее рукой и пошла к ребятам.
        Они быстро договорились и распределили, кто и что будет делать. Виктор собрался на станцию встретить девушек и заодно поискать Илью с Пашей. Сама Анна сказала, что пойдет по проселку, мало ли, возможно, ребята решили дойти до шоссе, хотя это далеко. Выяснилось, что никакой там опасности нет, дорога идет по холмам, а не через болото. Егор вызвался ее сопровождать. Наташа, казалось, не возражала. Но едва Маша подала голос, чтоб напроситься с ними, ей категорически отказали.
        Во-первых, у нее нет подходящей одежды и обуви, во-вторых, она будет мешать, а в-третьих, кто-то должен остаться дома, не оставлять же Наташу одну.
        Маша сникла и смирилась.
        Когда ребята разошлись, было около шести вечера.
        Наташа и Маша сели у разных окон и стали молча ждать.



        Пашка. Необдуманное обещание

        Илья никак не мог догнать друга, потому что Пашка не пошел на станцию, он решил добираться на попутках. К тому же в первый момент он был настолько зол, что вообще не соображал, куда и зачем идет. Только потом, шагая по раскисшей проселочной дороге, он подумал, что поступил правильно, как ему тогда казалось.
        Он рассудил логически: если в деревню приезжают на машинах, то дорога существует, и вполне сносная, а значит, гораздо удобнее идти по ней, чем снова плутать по лесу. К тому же если повезет и он сразу поймает попутку, его подбросят до какого-нибудь нормального населенного пункта, откуда ходит в Москву автобус, или опять-таки он окажется на станции, сядет на поезд, который домчит его за три часа, а не за шесть, как электричка.
        Сначала он шагал бодро, подгоняла колючая злость. Что себе позволяет Наталья! Кто она такая? Старшая сестра Ильи - ну и что! Он - Паша, вовсе не ее покладистый мелкий братец, а человек вполне самостоятельный. К тому же он приехал в гости по приглашению друга! И имел полное право быть недовольным - обещали одно, а на деле - совсем другое. Скука смертная! Скулы сводит от них от всех. Туда не ходи, это не трогай, сюда не смотри. Компьютера нет, погода отвратная! А лучший друг ведет себя хуже бабы! Вчера ни с того ни с сего заявил, что Машка, оказывается, чуть ли не его девушка! Он че, ее купил? Интересно, он саму Машку спросил, что она по этому поводу думает? Нет, не спросил, и не спросит, потому что трус! Дураку понятно, что Маша выбрала его - Пашку. Он веселый, незанудный, знает, как себя вести с девушками, и вообще, он ничего так… клевый. Многим, между прочим, нравится. А ему нравится Машка. Они давно дружат, он привык к ней, она прикольная.
        При воспоминании о Машке Паша расстроился. Почему она осталась? Не послушала его, не пошла с ним? Из-за дождя, наверно. Ну да… - Он втянул голову в плечи и встряхнул отяжелевший от воды рюкзак. Ей было бы тяжело. Он представил, как промокшая тоненькая Машка бредет за ним, оскальзываясь на раскисшем грунте, и вздохнул. Погода не радовала, Машка осталась в деревне, а ему еще шлепать по грязи пару десятков километров.
        Дорога взобралась на холм, слева лес уходил в распадок, Пашка знал, там - болото и кладбище. Где-то здесь они с Машей выбрались на дорогу, и он подарил ей гребень. Пашка улыбнулся, вспомнив, как смешно Машка ругается, как будто взрослая. Сначала потребовала выбросить палку, потом - помыть руки. После кладбища - обязательно! Ничего нельзя приносить с собой! Смешная такая… Нет, руки он мыл дома…
        А палка, кстати, была вполне себе удобная. Сейчас бы пригодилась. Пашка остановился и внимательно осмотрел траву на обочине, он помнил, как отшвырнул палку в сторону, она улетела с дороги, значит, до сих пор валяется здесь, если никто не подобрал. Да кто тут подберет, кому она нужна.
        Палка лежала под деревом. Пашка поднял ее, осмотрел еще раз. Отличная палка! Не гнилая, ровная, гладкая, как будто ее отполировали, а на конце такой набалдашник, совсем как рукоятка у трости.
        Пашка крутанул палку в руке, примериваясь, схватился за рукоять, пристукнул по размокшей земле, засмеялся.
        Ему показалось, что идти стало значительно легче, палка показала себя великолепной помощницей, она как будто прокладывала дорогу, указывала, куда ступать, где тверже почва. Пашка приободрился и даже стал насвистывать.
        И вдруг впереди - море разливанное, огромная непроходимая лужа, ни пройти, ни проехать. Пашка остановился в замешательстве, не вброд же идти. Хоть и промок он основательно, все же его кроссовки хранили хоть какое-то тепло, да и кто знает, что там в этой луже, может, яма глубокая, вот вода и скопилась. Пашка огляделся и увидел слева колею, видимо, до него кто-то уже объезжал препятствие.
        Пашка удовлетворенно кивнул и свернул налево.
        - Нормальные герои всегда идут в обход, - пропел он, шагая по вполне укатанной колее. Крюк оказался больше, чем предполагал Пашка. Объезд забирал левее и левее, он разветвлялся, кое-где совсем исчезал, и Пашка вынужден был останавливаться и прикидывать: куда дальше?
        Пора бы ему уже выбраться на дорогу, но дорога куда-то подевалась, а вместо колеи попадались лишь узенькие тропки, едва заметные, почти нехоженые.
        - Куда меня занесло? - бормотал Пашка, топчась на месте. Он пробовал тростью грунт вокруг себя и чувствовал, как глубоко уходит палка в землю, каждый шаг теперь давался ему с трудом, почва под ногами колыхалась, сочилась черной влагой, приходилось постоянно примериваться, прежде чем шагнуть.
        Промучившись с час, Пашка сообразил, что попал в болото, но как? Он ведь шел все время по холму… Или? Проклятая колея обманула и вместо того, чтоб обогнуть лужу, привела в болото. Получилось так, что он, не заметив, спустился в распадок. Пришел в самое болото, но ведь за распадком должен быть подъем на другой холм, а вместо этого вокруг, куда ни глянь - зеленые кочки, мелкая поросль и темные озерца.
        Пашка приуныл. Но быстро взял себя в руки, он не умел долго унывать. Место топкое, следы видны, он вернется по ним туда, где суше, и снова поднимется на холм. Только надо поторопиться, пока еще светло.
        Он повернул назад и попытался рассмотреть среди болотной травы отпечатки своих следов. Вроде бы заметил выемку, ткнул в нее палкой, шагнул и провалился по колено. Чертыхаясь, стал вытаскивать ноги и чуть не утопил кроссовок.
        Между тем стремительно темнело. Вечер наступил неожиданно, без предупреждения. Пашка, барахтаясь в болотной жиже, кое-как добрел до ближайших зарослей. Болото то и дело распахивало жадные окна, хлюпало, чавкало, предвкушало.
        - Не дождешься, - зло цедил Пашка, цепляясь за ветки кустарника и помогая себе палкой. Он выбрался на небольшой островок, здесь вроде было не так топко. Но долго на одном месте не устоять, затянет. Куда же идти? И как выбираться?
        Он переступал с места на место, не решаясь уйти с островка, мокрый рюкзак оттянул плечи, в кроссовках хлюпала вода. Пашка начал замерзать.
        Невольно пришла мысль о том, что сейчас в избе, наверно, тепло, топят печь, развесили сырую одежду на просушку. А сами пьют горячий, пахнущий травами чай. При воспоминании о чае стало совсем невесело.
        Что же, они и не подумают, где Пашка, что с ним? Вот так запросто - ушел, и забыли. И правильно, нечего ему было выделываться, строить из себя. Сам дурак.

«Может, все-таки звонили?» - Пашка спохватился, достал из промокшего кармана джинсов телефон, с надеждой взглянул на дисплей и… сплюнул от досады. Батарея разрядилась. Потыкал для верности на все кнопки. Никакой реакции.
        Н-да, положение… Ну и как теперь сообщить о себе? Как выбраться? И ведь что самое смешное, он где-то совсем недалеко от деревни. Ведь они с Машкой вчера тут были, на этом самом болоте…
        Стоп! А это что там? Пашка всмотрелся и обмер. Его окружали черные навершия сгнивших крестов. Они стояли покосившиеся, поваленные, почти целиком ушедшие под воду - деревенское кладбище.
        Он моргнул, кресты не исчезли. Он мог бы поклясться, секунду назад их тут не было, или его тут не было, но в то же время он по-прежнему стоял на топком островке среди зарослей ивняка, он видел все эти кочки, жадные окна, траву, ряску, больше ничего. Кресты словно выросли из болота, как грибы, нет, не как грибы, они восстали из трясины в одно мгновение.
        Пашкина спина покрылась мурашками, по позвоночнику пополз ледяной ужас.
        - Ребята, - забормотал он, - я… я ничего такого, что вы в самом деле…
        Трясина вздрогнула, раздался утробный низкий звук, словно там, глубоко на дне, тяжело перевернулся и застонал некто гигантский, жуткий, древний.
        Вскрикнула неведомая птица, пронеслась над самой Пашкиной головой, бессмысленно колотя по воздуху заполошными крыльями.
        - А! А! - послышалось сразу несколько перекликающихся голосов. И над черными крестами вдруг вспыхнули и поплыли голубые огни.
        Болото вспучилось, пошло бугриться пузырями, зашевелились кресты, приподнялись, и Пашка от ужаса упал на колени, ноги не держали.
        Он выронил свою такую удобную палку-трость, а та, изогнувшись упругим телом, подняла узкую голову и уставилась на Пашку немигающе, зашипела злобно.
        Пашка обмер и закрыл глаза.
        - Эй, - услышал он женский голос, и этот голос показался ему уж совсем нереальным, невозможным в том месте, где он оказался, в месте, где сами собой ходят могильные кресты, где палки превращаются в болотных гадюк, а из трясины тянут свои окостеневшие руки давно сгнившие мертвецы.
        - Парень, я к тебе обращаюсь, - голос звенел и наливался насмешкой. Пашка неуверенно открыл глаза, опасаясь снова увидеть перед собой узкую змеиную голову. Змеи не было. Зато была девушка.
        Девушка стояла неподалеку, буквально в нескольких шагах. Он почти не различал в сумерках, но это точно была девушка, голос молодой, и силуэт стройный. За ее спиной угадывались очертания могильных крестов, но они уже не светились.
        - Чего сидишь? Вставай давай, - потребовала незнакомка. Пашка застыдился и постарался как можно легче подняться с колен, он даже сделал вид, что отряхивает насквозь промокшие джинсы.
        Ты как здесь очутился? - Она усмехнулась, Пашка услышал. Решил не врать, кто бы она ни была, но ведь человек же? Человек или нет? И что там за грибы они сегодня утром ели? Пашка в грибах вообще не силен, сказали - лисички, он и поверил. Все ели, он тоже ел, с гречкой вкусно. А может, это поганки были? Галлюциногенные какие-нибудь. Налопались, теперь колбасит. Это бы все объяснило…
        На всякий случай Пашка решил рассказать все, как было:
        - Заблудился, хотел обойти лужу на дороге, вроде там объезд был, но вместо дороги как-то сюда пришел…
        - Бедолага, - голос прозвучал почти сочувственно. - Да куда же ты в такую непогоду направлялся? Да еще на ночь глядя?
        - Ну, мы там это… с друзьями поссорились, в смысле поспорили… вот я и… - он махнул рукой, не зная, что еще говорить. - А ты, то есть вы… - он запнулся, - ну, вы местная?
        - Местная, - тихонько засмеялась девушка. - Вот, потеряла одну вещь, пришлось искать…
        - Нашли? - вежливо поинтересовался он.
        - Нашла.
        - А то я мог бы помочь…
        - Ты уже помог, - ответила она, и снова в ее голосе прозвучала то ли скрытая насмешка, то ли угроза.
        - А… - протянул он, сделав вид, что понял, - теперь домой пойдете?
        - Нет, мне еще рано.
        Пашка растерялся:
        - Я просто хотел выбраться отсюда, подумал, может, нам по пути?
        - Забавный, - расхохоталась незнакомка, - хочешь меня проводить? - И вдруг оказалась рядом, близко-близко, лицо узкое, синеватое, черные провалы вместо глаз, черные губы раздвинулись, открывая пасть, полную длинных, острых, как иглы, зубов.
        Пашка заорал, заверещал как резаный, сам от себя не ожидал. Пасть с лязгом захлопнулась, синеватое лицо отпрянуло, существо резко повернулось, тряхнуло длинными зеленоватыми волосами.
        - Пашка-а! - донеслось издалека.
        - С тебя причитается, - свистящим шепотом произнесла монстриха выхватила из-за спины Пашкину палку и погрозила ею, палка изогнулась, обвила синюю жилистую руку, зашипела ничуть не хуже своей хозяйки, потом монстриха подпрыгнула, взлетев довольно высоко, тут же среди трясины разверзлось водное окно, в него монстриха и нырнула, беззвучно войдя в воду, лучше любой олимпийской чемпионки.
        - Пашка-а! - голоса приблизились.
        - Ребята, я здесь! - рыдая во весь голос, заорал Пашка.
        Когда Анна и Егор нашли его, он не смог говорить, только всхлипывал и размазывал по лицу грязь.
        Егор обругал его, Анна молча взяла за руку и повела прочь из трясины по одной ей известной тропе. Как ни старался Пашка, а слова не складывались во фразы, и он никак не мог рассказать о том кошмаре, который только что пережил.



        Маша. Русалочий гребень

        - Наташ, сколько времени прошло? - в который раз спросила Маша.
        - Не знаю, - с досадой ответила она. - Посмотри на часы.
        Маша посмотрела. Уже поздно. Ребята должны были давным-давно вернуться.
        - Не понимаю, может, случилось что-нибудь. - Маша с надеждой взглянула на Наташину спину. Наташа, не оборачиваясь, невнятно бросила: «Не нагнетай».
        - Я же не специально, - сидеть молча и пялиться в темное окно Маша больше не могла. Она схватилась за телефон и начала по очереди обзванивать Илью, Анну, Пашку. В ответ неизменно получала «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…».
        - Издевательство какое-то! - бормотала она. - Наташ, попробуй ты позвони, а?
        Наташа молча достала трубку, вызвала, раздраженно набрала текст эсэмэс и отправила каждому.
        - Когда-нибудь они это получат, - объяснила Маше. - Знаешь, если бы они могли позвонить, то позвонили бы. Мы просто бессмысленно суетимся.
        - Ничего подобного! Мы используем все наши возможности! - вспылила Маша. - Если ничего не делать, а только оправдываться, то ничего и не получится!
        - И что ты предлагаешь?
        - Я еще не придумала, - с вызовом ответила Маша, - но я все время думаю, например, что, если нам пойти и поднять всех, кто есть в деревне?
        - Кого? - невесело усмехнулась Наташа. - Трех полуживых старушек?
        - Неправда! Вовсе не полуживых! Мы с Пашей видели старушку, она была вполне еще живая, и других жителей видели, у одного забора даже машина стояла.
        - Маш, чем они нам помогут? - устало спросила Наташа.
        - Я не знаю, - воскликнула она, - но попробовать стоит. У нас случилась беда, пропали два парня, заблудились, попали в капканы, утонули, мало ли что! Давай позвоним в МЧС, вызовем вертолет, команду спасателей, они прочешут лес…
        У Наташи побледнело лицо, и она произнесла тихо, но очень разборчиво:
        - Непременно вызовем. Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.
        - И чего же мы ждем? - так же тихо и разборчиво переспросила Маша.
        - Мы ждем, когда вернутся Анна и Егор.
        Маша встала с табурета и прошлась по комнате. От возмущения ей не хватало воздуха.
        - Я выйду, - бросила Наташе. И не слушая ее, выбежала в сени.
        В сенях сырость ощущалась еще сильнее, чем в горнице, там было душно, а здесь холодно. «Надо на улицу», - подумала Маша, подходя к двери.
        Она откинула засов, дверь, скрипнув, отворилась… В нос ударил сильный гнилостный запах протухшей рыбы.
        Маша столкнулась с ней лицом к лицу. Русалка стояла за дверью, словно знала, ждала, когда же Маша откроет.
        Синеватое нагое тело, чуть светящееся в темноте, все облепленное мокрыми длинными волосами или водорослями, не поймешь. Длинные гибкие руки, одной русалка сразу же вцепилась в дверь, другой медленно поманила Машу.
        Узкое лицо, черные провалы вместо глаз, черные же губы.
        У Маши отнялся язык и подогнулись колени. Она не могла ни отступить назад, ни крикнуть Наташе.
        - Отдай, - услышала она. Русалка не произнесла ни звука, «отдай» прозвучало прямо у Маши в голове.

«Ей нужен гребень», - Маша догадалась почти сразу, ей вспомнился и рассказ Анны, и ночной кошмар, только теперь она понимала, что ее сон на самом деле был вполне реальным, русалка пришла второй раз, пришла потому, что Маша сама ее позвала. Но ведь она же не хотела, не думала, не верила!
        - Отдай мое! - потребовала русалка.
        - Я сейчас… принесу, - Маша слабо махнула рукой в сторону горницы, - там, - сказала она, отступая.
        Она пятилась задом, русалка наступала. Вот она перебралась через порог, тяжело шлепая босыми ступнями. С нее струями стекала вода или слизь, оставляя лужи на полу, она издавала ужасный запах, она была так близко, что могла дотронуться до Маши, но почему-то не делала этого, хотя Маша видела, как она тянет к ней руки.
        Дверь из сеней распахнулась сама собой, Маша чуть не упала через порог, удержалась на ногах, успев подумать, что будет с Наташей, если она сейчас выйдет из комнаты и увидит.
        Гребень лежал под подушкой на топчане. Это Маша точно помнила.
        Топчан у стены. Маша, очень медленно пятясь, приблизилась к топчану и, не глядя, начала шарить под подушкой, нащупала не сразу, успела испугаться, вдруг пропал!
        - Нашла! - Маша вытащила гребень и хотела показать его русалке. Но в дверях никого не было. Из сеней несло грибной сыростью, холодом и немного рыбой.
        У Маши гулко стукнуло в ребрах, и она без сил опустилась на топчан.
        Сидела так, не замечая времени и не двигаясь. Мысли мутились, ее бросало то в жар, то в холод. «Это болезнь, я простудилась, - текли вялые мысли, - наверно, у меня температура, я в бреду…»
        Взгляд ее упал на перламутровый гребень, зажатый в руке. Вот он - источник ее бреда. Надо от него избавиться.
        - Маша! - позвала ее из комнаты Наташа. - Ты где?
        - Я здесь, - ответила Маша, вставая и направляясь к выходу, - сейчас приду…
        Она вышла на крыльцо, залитое водой, в воздухе висела водяная пыль, с козырька текли потоки, косые струи секли землю и траву, дождь висел густой завесой, мешаясь с вечерним сумраком.
        - Вот твой гребень, - крикнула Маша, протягивая находку куда-то в пустоту, - ты здесь, я знаю, возьми его и отстань от меня!
        - Верни на место, - потребовала русалка. И Маша сразу же успокоилась. Конечно! Она должна была отнести гребень и положить его на прежнее место. Она так и хотела сделать, да дождь помешал. Хорошо, она отнесет его сейчас. Так даже лучше. Здесь ведь рядом, Наташа не успеет спохватиться, как она уже вернется.
        Когда Наташа выглянула в сени, Маши там не было. Она несколько раз окликнула ее - безрезультатно. Удивившись, вышла на крыльцо, но и там никого не оказалось.
        Маша исчезла.



        Где все?

        - Не бойся, я не сумасшедшая.
        Она склонилась к Илье, так что из-под накинутого капюшона мешковатой куртки свисали посеребренные пряди волос. Нелепая женщина. Она протягивала ему маленькую узкую ладонь:
        - Вставай.
        От помощи ее почти детской ладошки Илья отказался, смог сам встать на ноги.
        - Я и не боюсь, - буркнул он, отводя глаза. - Откуда вы тут взялись, следите за мной, что ли?
        Женщина нисколько не смутилась:
        - Вообще-то - да, я за тобой присматривала.
        - Видели, кто на меня напал? - оживился он. И вдруг до него дошло. - Погодите-ка, это вы их пугнули? Выходит, спасли меня, да? Или вы с ними заодно?
        После этих слов женщина испуганно отшатнулась, отмахнулась от него березовой веткой:
        - Что ты, что ты! Как я могу быть с ними заодно!
        Илья покосился на ветку:
        - Вы в баню, что ли, собрались?
        - В какую баню? Нет, тут нет бани, с чего ты взял? - и она тоже посмотрела на ветку. - Ах это… это березка.
        - Я вижу, что не дуб, - съязвил Илья.
        - Освященная березка, от нечистой силы помогает, - спокойно объяснила сумасшедшая.
        - Ну да, так вы, значит, тут нечистую силу гоняете? - уточнил он.
        - Так ведь кроме меня - некому, - с горечью поделилась она, - каждый год приезжаю сюда.
        - Наслышан, - кивнул Илья, - что ж, удачной охоты, спасибо за помощь еще раз, я пойду… Да, кстати, вы тут не видели парня, такого, ростом с меня, чуть плотнее, волосы густые, темнее моих?
        - Друг твой? - зачем-то спросила женщина.
        - Да, Павел, Пашка, ушел на станцию, а я не догнал.
        Женщина подумала и покачала головой:
        - Нет, Пашка твой на станцию не проходил, другой проходил.
        - Какой - другой? Егор? Витя? Давно проходил?
        Женщина насупилась:
        - Тот, что с ней, - ответила, - с этой… проходил не знаю когда, давно, недавно, до того, как тебя закружили. - Она шагнула к нему, поднялась на цыпочки, вцепилась в дождевик, притянула к себе. - А ты вот что, - зашептала горячо, - ты забирай своих друзей, и уезжайте отсюда. Нельзя вам здесь быть! Девочку свою увози!
        Илья с трудом оторвал от себя ее цепкие пальцы.
        - Да-да, хорошо, мы решим этот вопрос, обязательно, как скажете. Извините, мне надо идти, правда.
        Он рванул от нее прочь, проговаривая про себя: чокнутые, все тут чокнутые, и я с ними с ума сойду.
        Только выбравшись на дорогу, Илья вспомнил, что у него нет фонаря, между тем ночь наваливалась стремительно, да еще проклятый дождь. И еще он подумал, а вдруг Пашка вернулся? А что, вполне могло такое быть. Они разминулись, Пашка где-то пересидел, перебесился и пришел домой. А Илья тем временем нарвался на пьяных бомжей и чудом спасся, благодаря сумасшедшей тетке, спугнувшей нападавших. Кому рассказать - не поверят. Маленькая тетенька, к тому же абсолютно безумная, разогнала банду отморозков березовой веткой. Надо написать пост и опубликовать в блоге.
        Как бы теперь вернуться в деревню незамеченным для сумасшедшей тетеньки, а то привяжется опять.
        Илья, озираясь по сторонам, с опаской повернул назад и быстро побежал через поле, ориентируясь на редкие огоньки деревни.
        А ведь местные совершенно беззащитны перед всякими бандитами, заявится такая гоп-компания в деревню и будет творить беспредел. Интересно, зачем они вообще тут собираются? Может, живут в заброшенных домах? А в лесу что делали? Самогонку гнали, что ли? Нет, что-то тут не вяжется одно с другим.
        Илья пересек поле и побежал по узкой тропинке между заброшенными садами.
        Вот и знакомая изба. Калитка почему-то распахнута. Илья прыгнул на крыльцо и толкнул дверь.
        - Народ! - крикнул с порога. Никто не отозвался.
        Илья влетел в сени, распахнул дверь:
        - Але! Люди!
        Повсюду горел свет, но никого не было.
        - Не понял, - растерянно произнес Илья, оглядываясь. - Это шутка такая, да?
        С улицы послышались голоса, потом заскрипели доски на крыльце, шаги в сенях. Илья выскочил навстречу и увидел входящих: мокрого и грязного до неузнаваемости Пашку и Анну с Егором, не таких грязных, но изрядно промокших.
        - Ну слава богу! - воскликнул Егор, увидев Илью. - А то мы уж собирались и тебя идти искать.
        - Да чего меня искать, я тут был, неподалеку, - быстро ответил Илья и кинулся к Пашке, схватил за плечи. - Ты где был?! Я весь лес обегал.
        - В болоте, - хмуро изрек друг.
        - Что ты там забыл? - удивился Илья. Пашка вяло отмахнулся, сел прямо на пол и начал стаскивать с себя кроссовки и штаны.
        Анна прошла в комнату, но быстро вернулась и спросила:
        - А девочки где?
        Егор насторожился:
        - В смысле?
        - Без смысла, - отчеканила Анна, - их нет.
        Пашка перестал раздеваться, поднял голову:
        - Куда же они делись?
        Все посмотрели на Илью.
        - А я откуда знаю?! - возмутился он. - Пришел перед вами, дома никого, только свет горит повсюду.
        - Они, наверно, за нами вышли, - предположил Егор.
        - Странно как-то, свет оставили, дверь не закрыли. - Илья почувствовал, как страх, неприятный липкий страх подкрался к сердцу и сжал его. А что, если бомжи напали на Наташу и Машку!



        Лунная вода

        Дождевые струи раздвигались перед ней, как части гигантского занавеса, дорожка под ногами светилась, направляя. Маша бежала, не чувствуя ни сырости, ни холода. Она ни разу не вспомнила о том, что на ней лишь свитерок, джинсы да старые домашние шлепанцы на босу ногу.
        Это неважно. Важно побыстрее добежать и избавиться от гребня. Она обернется минут за десять, не больше, Наташа не успеет глазом моргнуть…
        Вот и озеро. А вот и поляна, где они сидели у костра, и старая яблоня у самой воды с такими удобными ветвями-скамейками.
        Маша подбежала и, взобравшись с ногами на нижнюю ветку, полезла наверх, путаясь в густом переплетении сучьев и листьев.
        Где же Пашка нашел гребень? Попробуй тут догадайся. Она никогда раньше не лазала по деревьям, оказалось, не так уж и сложно. И что самое приятное, у ствола было почти сухо, так густо переплелись ветви и листья.
        Маша поднялась довольно высоко, все еще не зная, где оставить русалочью вещицу. В одном месте остановилась перевести дух, схватилась рукой за толстый сук и присела на ветку. Вдруг дерево качнулось, встряхнулось, сбрасывая с себя водяные капли и лишние листья, распрямило ветви, раздвинуло, и перед Машиным взором распахнулся вид прямо на озерную гладь.
        Откуда ни возьмись налетел порывистый ветер, взъерошил воду, столкнулся с яблоней, прошелестел в ветвях, всколыхнул Машины волосы.
        Маша ахнула. Внезапно озеро и все вокруг осветилось бледным сиянием, серебряная дорога пролегла по озерной глади, заплескала чешуйками лунного серебра.
        Это ветер раздвинул тучи, вытащил лунный диск, заставил полюбоваться своим отражением в озере.
        Полная луна взошла, налилась оранжевым светом, распустила длинные призрачные тени, раскрасила воду. Глубоко достала лучами, до самого дна. Вон оно - дно. Маше с ее ветки было отлично видно - синеватое, светящееся, оно манило к себе, обещало тепло, покой и безопасность. А еще пригрезилось, что вот именно там откроется перед ней мир, полный неизведанных тайн, и прелестные существа встретят ее, станут ее друзьями, будут петь ей свои чудесные песни, и она научится, узнает их язык. Ах, как хорошо…
        В лунном жидком серебре плескались невообразимо прекрасные существа, с длинными гибкими телами, восхитительными волосами и торжественно прекрасными лицами. В детстве Маша мечтала заниматься синхронным плаванием, но мама отдала ее в танцевальную студию, а потом мечта как-то забылась, почти истерлась из памяти, вот только сейчас вспомнилась, всплыла, как эти прекрасные девы, медленно танцующие в воде и поющие под луной. Вот бы поплавать сейчас там с ними! Маша едва успела подумать, как увидела женщину, приблизившуюся к самой кромке воды. На плечах ее лежало коромысло, такое же, как у Анны. Женщина остановилась, приветливо помахала рукой русалкам и крикнула им что-то на протяжном и певучем языке.
        Они отозвались стройным хором, звонкие мелодичные голоса зазвенели нежно, как струны неведомого музыкального инструмента.
        Маша застыла, боясь пошевелиться, она склонялась все ниже и ниже, уже почти повиснув на одной руке.
        Женщина вошла в воду и аккуратно зачерпнула ведрами лунного серебра. Когда она выходила из озера, в каждом ведре плескалась полная луна.

«Так вот, оказывается, как надо набирать лунную воду, - подумала Маша, - ах, как это красиво и таинственно! И как хочется узнать, для чего служит лунная вода. А что, если прямо сейчас спуститься и поплавать вместе с русалками в этой воде…
        - Маша! Маша! - услышала она далекий голос, смутно знакомым был этот голос, Маша попыталась вспомнить, кто мог звать ее. Пока она вспоминала, ее позвали трижды, а потом вдруг послышался протяжный вой нескольких глоток. «Наверно, волки», - подумала Маша и ощутила страх. Кто-то недавно говорил о волках? Или о медведях? Да, совсем недавно, они шли по лесу… Анна? Наташа, Пашка, Илья - ребята!
        Рука чуть не сорвалась со скользкого сука. Маша испуганно дернулась назад и покрепче вцепилась в ветки. Сердце бешено стучало о ребра.
        - Машка, отзовись! - что есть мочи орал Илья где-то совсем рядом.

«Я здесь», - хотела откликнуться она, но осеклась. Рядом на ветке сидела русалка и смотрела немигающими черными провалами вместо глаз.
        Маша, обмирая от ужаса, протянула ей гребень. Но в последний момент отдернула руку, воткнула гребень в расщелину коры и отпрянула.
        Русалка цапнула его и сразу же принялась расчесывать свои спутанные мокрые космы. Маша хотела было потихоньку соскользнуть вниз, но замерла, пораженная увиденным. С каждым движением гребня русалка неуловимо преображалась, ее тело, ее волосы, руки, лицо - вся она из отвратительного чудовища превращалась в прелестнейшее существо. Синюшная мертвая кожа нежно голубела, облитая лунным сиянием, мерзкие мокрые космы ложились волнами густых и пышных волос, сияющих изысканной бирюзой, нежные черты лица, чуть бледного, но чистого и юного, и глаза - вместо черных провалов на Машу смотрели зеленые звезды в обрамлении пушистых ресниц. Губы цвета бледной розы улыбались легко и таинственно. Маша невольно залюбовалась, не обращая внимания на крики друзей внизу, под самым деревом.
        - Испугалась? - голос переливчатым колокольчиком зазвучал в ее голове. - Не бойся, теперь ты видишь меня настоящую.
        Маша взволнованно кивнула, сказала, оправдываясь:
        - Я не знала, что это ваш гребень, я бы никогда не взяла, честное слово!
        - Теперь уже неважно, - красавица русалка, сидящая на ветвях, раскачивалась, как на качелях, и улыбалась розовыми лепестками губ.
        Хочешь попробовать? - спросила она.
        Снизу опять донеслось - «Маша!».
        Маша наклонила голову, прислушиваясь. Вдалеке выли собаки или волки, внизу бродили друзья, разыскивая ее. Плескалась в озере полная луна, кружили русалки хоровод. А рядом качалась на ветвях одна из них с волшебным гребнем в волосах.

«А что было бы, если бы я им расчесалась?» - пришла неожиданная мысль. Как только она подумала, русалка вдруг изогнулась, качнулась навстречу и, подлетев к Маше, выхватила гребень из своих волос и буквально вонзила в Машины.
        С коротким криком Маша сорвалась с дерева и полетела вниз, вниз, в жерло раскручивающейся черной воронки, прямо в центр русалочьего хоровода.



        Поиски

        - Ты уверен, что это были бомжи? - переспросил Егор.
        - А кто еще? Отморозки какие-то, не знаю, сбежавшие уголовники. Там еще женщина была с ними, странная такая, в лохмотьях, рыжая…
        - Так это цыгане! - предположил Егор.
        - Табор уходит в небо, - пробормотала Анна себе под нос, - нет тут никаких цыган, и бомжей нет. Им тут поживиться нечем.
        - Да, но кто-то же на меня напал! - возмутился Илья. - Спасибо чокнутой тетке, она их спугнула, хотя я не понимаю, почему они испугались…
        Анна поджала губы:
        - Что за тетка?
        - Та, с вокзала, ненормальная, о которой ты рассказывала. Она, между прочим, тут ошивается и следит за нами, - наябедничал Илья.
        - Хорошо, - совсем непонятно ответила Анна.
        Что хорошо-то? То, что сумасшедшая тетка повсюду за ними ходит, или то, что она спугнула напавших на Илью?
        - Я пойду искать, - сказал Егор, направляясь к двери. Илья шагнул за ним. Пашка вздохнул и начал натягивать мокрые и грязные джинсы.
        - Ты-то куда, - остановила его Анна, - сиди уж, сами найдем.
        Она вышла последней. Илья уже успел обежать избу кругом, Егор стоял за калиткой, подсвечивая себе фонариком.
        - Куртка и кроссовки Маши остались в доме, - сообщила Анна. Илья вздрогнул:
        - Что это значит?
        - Это значит, что Маша выскочила на минутку, как будто ее кто-то позвал, - задумчиво произнесла Анна.
        - Кто позвал, бомжи, цыгане? - тормошил ее Илья. - Ань, я знаю, где они тусят, у них там в лесу шалаш и все такое. Я покажу. Чокнутая тетка свидетельница.
        - Да погоди ты, - с досадой отмахнулась Анна. - Если Маша вышла раздетая, то Наташа как раз оделась, то есть либо она вышла раньше Маши, а потом вернулась и позвала ее… нет, не вяжется. Либо…
        - Я же тебе битый час долблю: их бомжи выманили! - настаивал Илья.
        - Стоп! - Анна быстро развернулась и убежала в избу.
        Куда это она? Что с ней?
        Илья беспокойно топтался у крыльца, в то время как Егор уже ушел прочь по тропинке к озеру, выкрикивая Наташу.
        - Где гребень?! - спросила Анна, появляясь из дверей.
        - Ань, ты сбрендила? - разозлился Илья. - Какой гребень?
        - Гребень, который Пашка подарил Маше, - нетерпеливо повторила Анна и вдруг схватила Илью за руку и потащила за собой, на ходу объясняя:
        - Пойдем, я, кажется, знаю…
        Илья послушно плелся за ней, путаясь ногами в высокой траве, тропинка была слишком узкой для двоих. Он ничего не понимал, но Анна уверенно шагала вперед, и он смирился.
        Анна вела его к озеру, он почти сразу догадался. Но не успели они пройти и половины пути, как совсем рядом завыла собака.
        - Этого нам только не хватало, - пробормотала Анна.
        - Боишься собак? - с удивлением спросил Илья.
        - Я никого не боюсь, - отрезала она, - и это не собака.
        Он хотел спросить «а кто?», но вой раздался снова, теперь уже в непосредственной близости, сначала одиночный, потом к нему присоединился еще один, и еще. Да их тут целая стая! Волки?!
        Анна запнулась обо что-то и резко остановилась, ругнувшись себе под нос. Она опустила голову, разглядывая что-то у себя под ногами. Илья тоже наклонился и в ужасе отшатнулся. На тропинке скрючившись лежало человеческое тело.
        - Что это? - воскликнул Илья. Первое, что пришло в голову - бомжи убили или ранили кого-то, его сестру или Машу…
        - Не ори! - приказала Анна, опускаясь на корточки. Она что-то делала с телом, Илье было не видно, наконец объявила: - Это твоя чокнутая спасительница. - И у Ильи от этих слов отлегло от сердца.
        - Что с ней? - дрожащим от пережитого ужаса голосом спросил он.
        - Не знаю, кажется, еще жива, - прозвучало неопределенно. - Крови вроде нигде нет.
        Илью замутило. Анна выпрямилась, крикнула в темноту:
        - Егор!
        И почти сразу они услышали:
        - Мы здесь!
        Нашлись! Илья рванул вперед, обогнув беспомощное тело чокнутой и оставив позади Анну. Он наткнулся на Егора и Наташу на тропинке. Маши с ними не было.
        - Наташка! - Илья бросился к сестре и прижал к себе. - Ты чего тут одна? А Машка где?
        Наташа дрожала и выглядела испуганной.
        - Ой, Илюша, просто кошмар! Машка куда-то сбежала, я за ней; не успела от дома отойти, как на меня со всех сторон - то ли волки, то ли собаки, в темноте не разберешь, целая стая! Дикие! Думала, порвут! - Илья успокаивающе гладил ее по плечу и спине. Хотя сам был ужасно перепуган. - Да, их какая-то женщина спугнула, - рассказала Наташа, - эти твари меня окружили, а она как выскочит и давай их веткой хлестать, прямо по мордам, по мордам! Я опомнилась и побежала прочь. А она там осталась, - Наташа махнула рукой и приглушенно вскрикнула. Илья обернулся. Из темноты возникла Анна.
        - Наташа, ты жива? Слава богу! А Маша где?
        - Не знаю, Ань, тут полно бродячих собак или волков, я не разобрала. Как бы они не напали на Машку.
        - А с теткой этой что? - вспомнил Илья. Сумасшедшая второй раз за день, не щадя себя, спасала их.
        - По-моему, обморок, - ответила Анна, - во всяком случае, она точно дышит.
        - Не бросим же мы ее здесь, - спохватился Илья.
        - Не бросим, не волнуйся, - сказала Анна, но в ее голосе почудились Илье нотки недовольства. - Отведите Наташу кто-нибудь в избу, - распорядилась она, скорым шагом направляясь куда-то в темноту.
        - Стой, куда ты? - возмутился Илья.
        - Искать твою подружку, очень надеюсь, что успею, - довольно резко ответила Анна. И зашагала прочь, Илья не отставал.
        - Маша! - кричал он. - Маша!
        Они вышли к озеру. Ветер разодрал тучи в клочья, и сквозь прорехи на землю и воду пролился тягучий лунный свет. Озеро рябило и морщилось, старая яблоня поскрипывала и шелестела листвой.
        Илья почему-то был уверен в том, что увидит Машу сидящей на нижней толстой ветви яблони. Но ее там не оказалось.
        Он снова звал ее, бегал по берегу, обшаривал кусты. Ее напугали волки? Загнали куда-нибудь? Она могла бы влезть на дерево. Илья снова вернулся к яблоне и, запрокинув голову, крикнул «Маша!». Рядом стояла Анна. Она не отрываясь смотрела вверх, туда, где густо переплелись ветви.
        - Ань, ее там нет, она бы отозвалась, - сказал Илья. Анна промолчала в ответ и вдруг ловко вскочила на нижнюю ветку и стала карабкаться вверх. Что она делает? Зачем? - пронеслось у него в голове. Он успел заметить, как скрылись в густой листве ноги Анны, будто дерево поглотило ее. И все стихло.
        - Что за бред, - он собрался было лезть следом, как яблоня вздрогнула, послышался шум ломающихся веток, как будто сквозь них падало что-то тяжелое, раздался треск, и нечто темное свалилось прямо в озеро, почти беззвучно.
        Илья моргнул.
        С дерева одно за другим нырнули в озеро еще двое. Именно так - нырнули, потому что первый, кто бы он ни был, просто свалился. Илья, ругаясь на чем свет стоит, прямо в обуви полез в воду. У берега было мелко, а вот под яблоней дно резко обрывалось вниз, видимо, там была яма, Илья попал в водоворот, и его чуть не утянуло. Спасибо, успел ухватиться за низко висящие ветки.
        Но где же те трое, что сверзлись с яблони? Мгновенно утонули? Но ведь так не бывает.
        - Аня! - позвал Илья. Он подтянулся и, помогая себе руками, влез на спасительную яблоню.
        Неподалеку плеснула вода. Илья встрепенулся. Над поверхностью воды показалась чья-то голова, и кто-то начал отчаянно грести к дереву, преодолевая водоворот.
        - Илья, помоги! - он едва узнал голос Анны. Но сообразил быстро, пополз по длинной ветке, наклоняя ее своим телом к самой воде. Он видел, Аня задыхалась, она тащила что-то, что мешало ей плыть.
        - Аня, держись! - Он качнул ветку, вцепившись в нее одной рукой, другую протянул девушке, схватил ее, подтянул ближе и увидел.
        Анна тащила бесчувственную Машу.
        Вот она уже схватилась за ветку. Вот они вдвоем втащили Машу на дерево. Анна, хрипло дыша и отплевываясь, ругалась так, что у Ильи краснели уши.
        - Вот он! - воскликнула Анна, выдирая из Машиных волос перламутровый гребень. - Я так и знала! - широко размахнувшись, она швырнула его в озеро. Гребень упал с тихим плеском, закружился в водовороте и исчез под водой. Маша судорожно вздохнула, закашлялась, изо рта потекла вода.
        - Мне плохо, - пролепетала Маша и потеряла сознание.
        - Ань, что это было? - Илью трясло от холода и ужаса. - Машка?! - Он обхватил холодное, мокрое тело девушки, прижал к себе и завопил: - Нет! Она не умерла!
        - Илья, не ори ты так, я тебя умоляю! - застонала Анна. - Берем Машу и быстро возвращаемся, у нас нет времени.
        Ее слова подействовали отрезвляюще. Илья мгновенно собрался, взвалил Машу на плечо, начал осторожно выбираться на берег.
        Анна страховала его сзади.
        - Бегом, - приказала она.
        Снова подул ветер, сильный, пронизывающий, сгреб тучи в охапку, закрыл луну, исчезли длинные тени, все потонуло во тьме. Зашелестел унылый дождь по воде и траве. Спотыкаясь и чуть не падая, Илья почти галопом несся по тропинке к дому. Машка безжизненно висела у него на плече.
        Навстречу из темноты шагнул кто-то. Егор… Не до него.
        Бежали уже втроем. На ходу Егор сорвал с себя куртку, прикрыл Машкину спину. Все молчали. И это было страшнее всего.
        Ввалились в избу, из сеней распахнулась дверь, Наташка выглянула с расширенными от ужаса глазами: «Сюда, скорее…» Илья внес Машу в горницу, осторожно опустил на диван у стены и только теперь смог разглядеть ее лицо. Белое, ни кровинки, тонкие волосы мокрыми прядями облепили лоб и щеки. Посиневшие веки неплотно прикрывали глаза.
        - Отойдите все! - приказала Анна и склонилась над Машей. - Ну давай, милая, просыпайся, - приговаривала она, быстро стаскивая с Маши мокрую одежду. - Чего уставились? - прикрикнула резко и приказала: - Наташа, горячую воду, быстро!
        Толкаясь и мешая друг другу, Илья, Пашка и Егор повалили на кухню. На печи стоял чугун с теплой водой. Но никто не знал, что с ним делать.
        Спасибо, Наташа сообразила и быстро распорядилась - воду из чугуна вылить в лохань, печку затопить, новую воду поставить.
        Илья бегал туда-сюда с лоханью и ведрами. Анна по-прежнему хлопотала над Машей, ей помогала Наташа. Вдвоем они усадили неподвижную девушку в лохань с водой, потом растерли, завернули в одеяло и снова уложили на диван. Илье было приказано подогреть вино. Он было метнулся… Но в горнице появился еще кое-кто. Чокнутая тетка, о которой все забыли, очнулась и вышла из-за занавески, она заметно прихрамывала и выглядела весьма помятой и измученной, но держалась по-прежнему бесстрашно.
        - Ну что, добилась своего! - набросилась она на Анну.
        - Отстань, - отмахнулась та.
        Но чокнутая и не подумала послушать Анну. Подошла и бесцеремонно отодвинула ее от девушки.
        - Крестик на месте, - пробормотала. - Где моя сумка? - спросила, повернувшись к Илье. Он не знал. Поднялся переполох, никто не помнил, была ли при тетеньке сумка, когда ее подобрали на тропинке. Наконец, она сама сообразила посмотреть в своих вещах за занавеской. Сумка - простой холщовый мешок - нашлась сразу. Из нее чокнутая торжественно извлекла маленькую пластиковую бутылку с водой.
        Ни на кого не глядя и ничего не спрашивая, она, бормоча себе под нос, отвинтила крышку и осторожно поднесла бутылку к Машиным губам. Полилась тонкая струйка воды. Тело девушки задрожало крупной дрожью, она распахнула глаза, судорожно глотнула и зашлась мучительным кашлем.
        - С ума сошла, старая дура! - набросилась на чокнутую Наташа. Но Анна оборвала ее, дернув за руку. Наташа удивленно замолчала, глядя, как их гостья опять подносит к Машиным губам бутылку. Маша сжала зубы и повернула голову.
        - Пей, девочка, это крещенская вода, - мягко приговаривала женщина. Илья смотрел и молча плакал от счастья. Машка была жива! Она крутила головой, кашляла, не хотела пить крещенскую воду, но была жива!
        - Что смотришь! Твоих рук дело! Проклятая нежить! - набросилась чокнутая на Анну.
        - Уймись! - та лишь слегка поморщилась, отстраняясь.
        - Думаешь, отвела глаза, да? - наседала чокнутая. - Ты им отвела, а мне - фигушки! Я против тебя вооружена! - чокнутая размахивала руками и наступала на хмурую Анну. - Изыди! - кричала она. - Изыди, нечистая!
        - Шла бы ты отсюда подобру-поздорову, - посоветовала Анна.
        - Сейчас! Чтоб ты дальше по свету шастала, людей губила?! Нет тебе пощады и не будет! - и чокнутая плеснула в Анну водой из бутылки.
        - Не переводи святую воду, пригодится еще, - посоветовала та. Чокнутая на секунду растерялась.
        - Не действует, - забормотала она, - не может быть… подменила, проклятая!
        - Делать мне больше нечего, - огрызнулась Анна.
        Илья смотрел на них во все глаза.
        - Эй, что тут происходит? - не выдержал он. - Кто эта женщина? О чем она говорит? Аня, в чем она тебя обвиняет?
        Ребята столпились в комнате, непонимающе разглядывая незнакомку и Анну. Они стояли друг напротив друга, напряженные, хмурые, молчаливые.
        Женщина не выдержала первая:
        - Значит, так тебя теперь зовут, да? Анной?
        - Меня всегда так звали, - ответила Анна, - и ты прекрасно об этом знаешь.
        - Так ли? - женщина прищурилась. - Невинная юная девушка, ничего-то ты не знаешь, ничего-то не понимаешь… Может, ты еще и не знаешь, чей это дом?
        - Дом мой, - с вызовом ответила Анна. - И вы здесь в гостях, так что не забывайтесь.
        - Я-то помню, - мелко-мелко закивала женщина, - я-то все очень хорошо помню. И кто настоящая хозяйка дома - знаю! И зачем ты сюда детей заманила - тоже знаю! Жертву готовили, жертву! - выкрикнула она и ткнула пальцем в сторону Маши.
        - Погодите, погодите, - воскликнула Наташа, - какая жертва? Кто кого готовил? Аня - моя однокурсница, мы приехали сюда отпраздновать ее день рождения. - Она говорила мягко, раздельно произнося каждое слово, наверно, пыталась успокоить сумасшедшую.
        У Ильи от всего услышанного мутилось в голове. Что делать? Выкинуть из дома сумасшедшую тетку или связать ее до утра? А утром попытаться отправить в больницу. Все-таки, как ни крути, она помогла и ему, и Наташе. Но у нее явно совсем крыша поехала. Еще драться полезет. И чего она так ополчилась именно на Аню?
        - А ты меня не перебивай, - женщина отмахнулась от Наташи, как от надоедливой мухи. Все ее внимание было приковано к Анне.
        - Ну, признайся своим друзьям, расскажи им, - вкрадчиво напирала она, - или кишка тонка? Или ты совсем бесправная и безмозглая? Ты кукла, да?
        - Елена Васильевна, вы меня с кем-то путаете, - Анна впервые назвала чокнутую по имени.
        Егор потихоньку подкрался и аккуратно взял ее сзади за локти, одновременно он сделал знак Илье, чтоб тот помог утихомирить разбушевавшуюся гостью. Она почувствовала, рванулась с неожиданной для ее хрупкого сложения силой. Илья успел подскочить и схватить ее в тот момент, когда она готова была вцепиться в Анну.
        - Дети, вы не понимаете! - взвыла несчастная. - Она вас погубит! Это дом ее тетки! Уходите отсюда!
        Подскочил Пашка с кружкой воды, вылил женщине прямо на голову.
        - Может, в простыню ее завернуть, типа смирительной рубашки, - деловито осведомился.
        - Сумасшедший дом! - обреченно произнесла Наташа. - Если она больна, у нее должны быть с собой лекарства, надо поискать в сумке.
        - Я не больна, не больна! - билась женщина в руках трех крепких парней, им с трудом удавалось держать ее.
        - Уходите! - вопила женщина. Наташа судорожно вывалила из ее сумки все содержимое, но там, кроме пучков травы и березовых веток, ничего не оказалось.
        Вдруг начали бить часы на стене - хрипло и громко. Все замерли, Пашка уронил кружку. Даже женщина притихла. Зато Маша резко села на диване, придерживая на груди полотенце.
        - Поздно! - устало и жалобно произнесла Елена Васильевна.



        Явление хозяйки

        Пол под ногами пошел ходуном, подпрыгнули стулья, зазвенела посуда в шкафу. Тренькнули оконные стекла. Дверь из сеней с грохотом распахнулась. Ветер ворвался в горницу, рванул занавески, расшвырял траву и листья, которые Наташа достала из сумки Елены Васильевны, завыло в печной трубе.
        - Да что еще! - воскликнула Наташа.
        Илья повернул голову и увидел в дверном проеме рыжую, ту самую из леса, бомжиху или цыганку, он и сам не знал, кто она такая.
        Елена Васильевна застонала и обмякла.
        - Закройте немедленно дверь! - прикрикнула Наташа. - И вообще, надо стучать, прежде чем войти в чужой дом.
        - Это мой дом! - заявила рыжая. - Так что помолчи, пока не до тебя. - Анна, где то, что принадлежит мне? - она смотрела прямо на побледневшую девушку.
        - Ань, ты и ее тоже знаешь? - спросил растерявшийся Илья.
        - Конечно, знает, это же ее тетка, - голос Елены Васильевны прозвучал в полной тишине. Ребята уставились на Анну.
        - Она не тетка, а бабка, двоюродная, - объявила Анна.
        - Час от часу не легче, - пробормотала Наташа, - бабки, тетки… сумасшедшие… - Она не успела договорить, Маша поднялась с дивана и, глядя прямо перед собой, как была, в полотенце, медленно пошла к рыжей.
        - Маша, стой, ты куда! - Илья схватил ее за руку и вздрогнул, рука была совсем холодной, безжизненной, а сама Маша казалась погруженной в глубокий сон.
        - Отпусти, - приказала рыжая ведьма, - она пойдет со мной в уплату долга.
        Маша стояла, опустив голову, она не пыталась вырваться, а как будто ждала. Но ждала равнодушно, безучастно.
        - Какого еще долга? - окончательно опешил Илья. - Тетенька, вы в своем уме?
        - У нее спросите, - ведьма ткнула пальцем в сторону Анны. - Я беру только то, что мое по праву. Я отпустила этого, - теперь ее палец указал на Пашку, - и этого, - палец переместился на Илью. - Девчонка попалась сама. Так что, Анна, ты не зря старалась.
        Илья крепче сжал руку Маши и напустился на Анну:
        - Что значит не зря старалась? Аня, ты можешь нам объяснить, что все это значит? Кто эта женщина, что она тут делает? Она действительно твоя родственница? И это ее дом?
        Елена Васильевна опустилась на стул и тихонько запричитала:
        - Бедные дети, я же говорила, я предупреждала… Обманули вас, заманили…
        - Перестаньте ныть, - оборвал ее Илья. - Аня, я у тебя спросил!
        Рыжая почему-то так и стояла в дверях, как будто боялась пройти. Пашка и Егор, не зная, что им делать, отпустили притихшую Елену Васильевну и только переглядывались.
        - Это действительно моя бабка Меропа, и ей сто два года, - призналась Анна, - этот дом когда-то принадлежал ей, до того, как она умерла.
        - Ань, че ты гонишь? - разинул рот Пашка.
        - Это правда.
        Рыжая ведьма Меропа удовлетворенно кивнула головой.
        - Все так, внученька, вот видишь, как легко и просто говорить правду. А теперь расскажи о нашем договоре.
        Анна встряхнула головой:
        - Не было у нас с тобой никакого договора! И быть не могло!
        - Ты забыла, наверно? - вкрадчиво переспросила Меропа. - Так я напомню. После того, как твоя мамка родила тебя незаконную и утопилась, кто тебя вырастил, а?
        Елена Васильевна подняла голову и во все глаза уставилась на Анну.
        - Ты меня не растила, ты себе жертву готовила, - отрезала Анна. - Хотела отдать меня русалкам, чтоб они и дальше помогали тебе. Они ведь не бесплатно это делают, так? Думаешь, я не знаю?
        - Ах ты умница, - притворно восхитилась ведьма, - достойную преемницу я себе вырастила. Только мне некогда с вами болтать, в другой раз как-нибудь, а сейчас… - и она властно протянула руку к Маше. Девушка, не поднимая головы, обреченно шагнула к ней.
        - Нет, - Илья преградил ей дорогу, прикрыл собой, - никаких жертв, оживших мертвецов и прочего бреда. Мы сейчас уйдем, а вы тут сами разбирайтесь, кто кому что должен. - Он повернулся к Анне и произнес укоризненно: - Не ожидал от тебя. Что за секту вы тут устроили… Культы, нечисть, русалки какие-то. Противно слушать. На людей нападаете. Жертвоприношения какие-то, дикость!
        - Не, а я не понял, - встрепенулся Пашка, - она че, реально жмура? - и он недоверчиво покосился на Меропу. Ему никто не ответил. Наташа быстро стала собирать вещи, запихивая их в рюкзак. Егор встал рядом с Ильей так, чтоб перегородить вход в комнату.
        - Ребята, вы не понимаете, - заговорила Анна, - она вас не выпустит - это действительно ее дом, в комнату войти не сможет, здесь иконы, избу освятили, и я кропила неоднократно. И не мертвая она, ее русалки жить заставляют, она им за это жертвы приносит ежегодно. Елена Васильевна знает…
        Она не успела договорить. Кто-то вошел в избу. Ведьма резко обернулась и попятилась было, да споткнулась о порог и упала на пол.
        - Виктор! - воскликнула Анна, бросаясь к нему, но замерла в дверном проеме. - Она здесь! - Анна плакала, по щекам бежали быстрые крупные слезы.
        - Я вижу, - сказал Виктор и выхватил из-под плаща обрез.



        Серебряная пуля

        Пронзительно взвизгнула Наташа.
        Виктор направил дуло обреза на Меропу, распростертую на полу. Она расхохоталась:
        - Слабо, молодой человек!
        - Пуля серебряная, проверим? - спросил он спокойно и нажал на курок. Одновременно прозвучали выстрел и вскрик. Никто ничего не успел понять, грохнуло, заволокло дымом, посыпались со звоном осколки… и стихло.
        Меропы на полу не было. Зато Маша обомлела и повисла у Ильи на руках.
        Илье опять показалось, что он лишь моргнул, не мог он пропустить момент, когда ведьма исчезла, но пропустил. Стоял в обнимку с бесчувственной Машей и смотрел на Виктора.
        - В погреб сиганула, зараза! - крикнул Виктор. И кинулся к крышке погреба, дернул с силой, та чуть не отлетела. Пашка не выдержал, подскочил, склонился над отверстием в полу. - Ушла, - разочарованно констатировал Виктор, закрывая крышку. - Никого не задело? - переспросил с беспокойством, оглядывая ребят.
        - Зеркало разбилось, - сказала Наташа. Пуля действительно каким-то причудливым образом попала в старое зеркало в простенке между окнами.
        Виктор подошел к стене, нашел отверстие от пули, поковырял пальцем. Егор молча забрал обрез. Виктор отдал безропотно:
        - Пустой.
        - Откуда он у тебя вообще? - Егор осмотрел обрез и накинул на плечо ремень.
        - Сам сделал, - ответил Виктор, - здесь много всякого хлама хранится.
        - А пуля действительно серебряная? - зачем-то спросил Илья.
        - Ее другими не возьмешь, - ответил Виктор.
        - Где взял? - деловито осведомился Пашка.
        - Сам отлил.
        - Нет, теперь объясните мне, что это сейчас было! - потребовал Егор. Но Виктор не ответил, он подошел к молчаливо жмущейся в углу Анне и, притянув ее к себе, негромко произнес:
        - С днем рождения, Анюта.
        Ребята окружили их, стали расспрашивать.
        - Мне, конечно, очень стыдно и все такое, но позволь узнать, это розыгрыш или что? - с одной стороны наседала Наташа, с другой - бубнил Егор: «Витек, это что сейчас было?»
        - Народ, это, походя, не розыгрыш, - волновался Пашка, - на меня на болотах такая тварь охотилась, врагу не пожелаю! Вить, че тут у вас происходит, вообще? Аномалия какая?
        - Дайте же человеку сказать!
        - Где ты был? - выдохнула Анна, пряча лицо у него на груди.
        Оказалось, он прошел весь путь до станции, надеялся найти Илью и Пашку. Не встретив их на станции, он вернулся обратно, кружил по лесу, звал, думал, может, заблудились. Опять вернулся на станцию, решил ждать электричку с девчонками, но они позвонили и сказали, что не приедут, потому что погода плохая. Он сразу же отправился в деревню.
        Обрез он всегда носит с собой, и тому есть причины.
        - Вы их видели, - сказал он.
        - Все это, конечно, очень здорово и замечательно, но мы требуем, чтоб нам объяснили, - за всех высказался Егор. - А то мы тут чуть с ума не сошли.
        Не видя непосредственной опасности для Маши, Илья подвел девушку к дивану и уложил ее, сам же примостился рядом, бдительно охраняя от возможных и невозможных врагов. Ребята нервничали, говорили все одновременно, каждый старался, чтоб его услышали, но не слушал других. Требовали объяснений, но при этом перебивали и не давали сказать ни слова. Шум и гам стояли в избе неимоверные.
        - Тихо вы! - Елена Васильевна рявкнула так, что перекричала всех. Ребята запнулись, растерянно переглядываясь. О ненормальной тетеньке успели забыть.
        - Так ты не Лиза? - спросила она, подозрительно оглядывая Анну.
        - Нет, я ее дочь, - ответила та.
        - А похожа, очень похожа… - Елена Васильевна все еще не верила Анне. - А он кто? - кивнула на Виктора.
        - Человек.
        - Вижу, что не дятел, - огрызнулась Елена Васильевна, - откуда он взялся и почему с тобой?
        Анна и Виктор переглянулись, он едва заметно кивнул:
        - Рассказывай, чего уж теперь…



        Рассказ Анны в день ее второго рождения

        Это случилось двадцать лет назад. Одна девушка, назовем ее Елена, влюбилась в молодого художника, но у него уже была возлюбленная. Как ни старалась Елена, художник не обращал на нее внимания. Тогда она решила приворожить его. Где взять приворотное зелье? Правильно, у колдуньи. Но как угадать, настоящая колдунья или так себе, прикидывается только. Елена стала узнавать, спрашивала у знакомых, наводила справки, наконец кто-то посоветовал ей съездить в отдаленную деревню на болотах. Елена так увлеклась своей идеей, что поехала, не раздумывая.
        Так она первый раз посетила это место. Нашла Меропу без особого труда, ее тут все знали. Рассказала ей о своей любви и попросила приворотное зелье. Меропа приготовила. Елена получила то, зачем приехала, заплатила колдунье приличную по тем временам сумму и уехала.
        При первой же возможности Елена опоила художника, и он забыл свою любовь. Зелье не подвело.
        Возлюбленную художника звали Лиза - и она была племянницей Меропы. Вот так причудливо складывались обстоятельства. Художник оставил Лизу и ушел к Елене. Но никто тогда и предположить не мог, что Лиза беременна.
        Как бы там ни было, а Лиза догадалась, откуда ветер дует, и приехала к тетке, в надежде вернуть свою любовь. Меропа пообещала помочь, но за это племянница должна послужить ей. Лиза согласилась. Она жила с теткой, выполняя всю черную работу по дому, до тех пор, пока не пришло время родить. И тогда ведьма потребовала, чтобы Лиза отдала ей ребенка. «Зачем он тебе нужен, - уговаривала она, - безотцовщина, позору не оберешься… а так, вернешься в город тонкая и звонкая, заново жизнь построишь, встретишь хорошего человека, замуж выйдешь…»
        Лиза слушала ее и ужасалась, она уже поняла, ведьма и не собиралась помогать ей, она просто не умела делать добро. Девушка узнала о том, что тетка имеет дело с нечистой силой, нечисть помогает ей, а она за это приносит раз в год во время праздника русалий человеческую жертву. На этот раз тетка решила принести в жертву Лизиного ребенка. Но Лиза сама вызвалась стать жертвой, если русалки помогут ей хотя бы раз поговорить с любимым. «Если он хоть на минуту станет прежним, я смогу рассказать ему о нашем ребенке, он вспомнит меня, приворотное зелье будет бессильно».
        Лиза дала слово.
        Ей как раз пришло время родить. А на Троицкой неделе в деревню приехали художник с Еленой.
        Лиза, увидев его, не выдержала, пришла. И художник узнал ее. Приворотное зелье потеряло свою силу. Но было поздно.
        Русалки потребовали, чтоб Лиза выполнила условия договора, принесла себя в жертву. Художник бросился в озеро, чтобы спасти ее. Больше их никто не видел.
        Узнав о том, что произошло с возлюбленным, Елена слегка повредилась умом. Во всяком случае, все так считают. Она пыталась что-то исправить, спасти, угрожала колдунье расправой, но та только посмеялась над ней.
        С тех пор Елена каждый год во время русалий стала приезжать в деревню с освященными березками и гонять нечистую силу.
        Елена не знала о том, что у Лизы родилась дочь. Да если бы и знала, что она смогла бы сделать? Анна выросла в лесу, с раннего детства она видела вокруг себя русалок. Она играла с ними и думала о себе, что она такая же. Но однажды она увидела во сне кого-то смутно знакомого, их было двое, и они не были похожи на русалок, рыжую бабку Меропу, вообще ни на кого, известного Ане. Но эти двое любили ее и жалели, она почувствовала к ним любовь и радость от того, что смогла их увидеть.
        - Кто вы? - спросила девочка.
        - Мы твои родители, мама и папа, - ответили они, - мы пришли сказать, что очень любим тебя, и еще запомни, ты человек, живой, настоящий. Ты не должна находиться среди нежити.
        - Я хочу к вам, - попросила Аня.
        - К нам тебе еще рано, но ты не грусти, мы обязательно увидимся.
        Несколько раз они приходили к ней, рассказывали о себе, кто они, чем занимались, они говорили ей о людях, о другой, настоящей жизни, убеждали ее в том, что надо бежать от Меропы. Но Аня не знала настоящей жизни, никогда ничего не видела, кроме леса, она даже не знала солнца, потому что Меропа выпускала ее погулять только по ночам. Девочка и верила, и не верила своим родителям. Она не понимала, что значит
«папа и мама», и если они ее так любят, то почему их никогда не было рядом. Меропа говорила, что ее принесли русалки, а русалки пели, будто нашли ее на дне озера. Кому верить? Она знала, конечно, что Меропа ее не любит, и она сама никогда не любила эту рыжую старуху, девочка просто не знала, что такое любовь. И только пообщавшись с родителями, поняла и почувствовала, все не так просто, как рассказывают русалки. И мир - это не темный лес вокруг. Он гораздо больше, чем просто озеро. Что же это такое? Аня грезила, ей не хватало воображения и красок, чтобы представить себе безбрежность мира, синеву неба, блеск и свет солнца, миллиарды людей, похожих на нее и ее родителей, и даже на Меропу! Непостижимо!
        Однажды она не выдержала и сбежала. Не легла спать на рассвете, как обычно, дождалась, когда Меропа оставит ее и уйдет по своим делам, выбралась из погреба, а Меропа держала ее именно там. Вышла из избы и впервые увидела солнце. Сначала она испугалась и думала, что у нее вытекут глаза, но вспомнила, как родители предупреждали ее о том, что нельзя смотреть прямо на солнце, и успокоилась. Она узнала тропинку, по которой бегала по ночам, и пошла по ней прочь от избы. Наверно, кто-то помогал ей, потому что она встретила людей, ее привели сначала на станцию, а потом привезли в такое место, где действительно было невообразимое количество людей и еще много чего. Так Анна впервые попала в город.
        Она не знала, сколько ей лет, точнее, она не понимала, о чем ее спрашивают. В документах, которые на нее оформили, год рождения был написан приблизительно. Потом она узнала точную дату, но в тот момент это не казалось ей важным. Слишком много всего происходило в ее жизни, слишком широко раздвинулись границы ее мира. На самом деле на тот момент ей было около семи лет.
        Постепенно она привыкла, научилась жить, научилась общаться с другими детьми, есть, спать по ночам, читать книги, гулять, играть, пользоваться телефоном… Она пошла в школу и постепенно стала забывать, кто она и откуда. Только иногда ее родители приходили к ней во сне и говорили с ней, хвалили или беспокоились.
        К своим шестнадцати годам Анна превратилась во вполне современную девушку, красивую, умную, может, немного погруженную в себя, но ведь это не порок. Она ходила в обычную школу, хоть и жила в детском доме, очень хорошо училась и была уверена, что легко поступит в университет, ее интересовали древняя история и культура, все, что было связано с язычеством. Одним словом, у нее все складывалось хорошо, лучше, чем можно было предположить. А еще у нее появился друг - Виктор. Они действительно просто дружили, было много общих интересов, он увлекался фотографией, она тоже, они ходили вместе на выставки, гуляли по городу, он много снимал, она была его моделью. Казалось бы, обычная жизнь обычных людей.
        Как вдруг однажды ее вызвала к себе в кабинет директор детского дома. Аня с удивлением узнала о том, что у нее нашлись родственники. Точнее, одна-единственная родственница, скольки-то-там-юродная бабка. Правда, бабка эта приказала долго жить, зато после нее осталось наследство, которое она все целиком завещала своей внучке! Спрашивается, откуда, от кого покойная узнала о существовании Ани?
        Директор показала Ане официальное письмо из юридической конторы, где предлагалось приехать для ознакомления с завещанием и улаживания всех вопросов, касающихся наследства.
        Обескураженная, Аня прибыла по указанному адресу, где и узнала о том, что теперь она стала полноправной владелицей дома в какой-то деревне, где-то в трехстах километрах от Москвы. Помимо дома имелся весьма солидный счет, и как только бабке удалось скопить такую сумму, сидючи в глухомани? Оставалось только догадываться.
        Воспоминания нахлынули на нее, едва она прибыла в деревню. Сначала обрывочные, а потом они навалились сплошным потоком. Аня с трудом сдерживала себя, чтоб не подать вида. Она была не одна, с ней приехали представительница опекунского совета и адвокат. Он любезно привез их на своей машине. Было засушливое лето, дорога укатанная и пыльная, заброшенная деревня, почерневшие избы… Они заехали к какой-то старушке, она отдала ключи и все посматривала на Аню странно.
        Аня сразу вспомнила избу. А особенно - погреб, где провела первые годы своей жизни. Но она промолчала, не стала никому об этом рассказывать.
        Сначала ей хотелось все сжечь. Но она была взрослой разумной девушкой и понимала, за пожар ее никто по головке не погладит, тем более когда стояла такая сушь и горели леса.

«Может, дом сам сгорит?» - подумала она, возвратила ключи соседке, попросила присматривать и уехала с неспокойной душой.
        Надо было с кем-то поделиться, и она рассказала обо всем Виктору. Вдвоем они надумали приехать в бабкин дом и постараться найти все, что может помочь Ане вспомнить себя и узнать о своих близких.
        Они приехали и перерыли весь дом сверху донизу, единственное, что обнаружили - черно-белый снимок женщины, очень похожей на ту, что приходила к Ане во сне.
        - Кажется, это моя мама, - решила Аня.
        А потом случилось самое страшное: Аню украли. Она плохо помнила, как это произошло и что с ней было. Пошла купаться на озеро, успела войти в воду и потеряла сознание. Дальше она помнила очень смутно, как во сне, вроде бы она вернулась в свое детство, а все прежнее оказалось сном, и снова окружали ее русалки, а распоряжалась всем огненноволосая очень неприятная женщина. Аня не сразу сообразила, что вот она-то и есть та самая бабка, что оставила ей наследство.
        Бабка требовала от нее подписания какого-то договора. А Аня не понимала, чего та хочет, ведь она не умеет писать, даже не знает, что это такое.
        Бабка угрожала, Аня плакала. И так продолжалось очень долго. Аня ждала, что вот-вот кто-то очень хороший и добрый придет ей на помощь, но он почему-то не приходил.
        - Я действительно мало что помню из того времени, - призналась она ребятам, внимательно слушающим ее историю. - Но помню момент, когда пришел Виктор и спас меня.
        - Я думал, что она утонула, - начал рассказывать Виктор, - представьте себе, мне семнадцать лет, я приехал с девушкой в глухую деревню за романтикой и новыми впечатлениями, а вместо этого в первый же день чуть не потерял ее.
        - Но как же ты ее спас? - спросила Наташа.
        - Сам не знаю, я так испугался, что бродил по берегу, искал ее и все время молился. А поздно вечером увидел, как она выходит из воды в окружении русалок.
        - О господи! - Елена Васильевна перекрестилась. - И они на тебя не набросились?
        - Они меня словно не видели, - ответил Виктор, - я шел за ними и звал: Анюта, Анюта… Она обернулась и узнала меня.
        - Вот это да! - воскликнул Пашка. - Выходит, Ань, ты все-таки побыла русалкой! Я так и думал, там, на болотах, меня одна хотела утащить, но услышала твой голос и удрала. Значит, признала за свою.
        Виктор покачал головой:
        - Нет, они не успели. Ее бабке надо было, чтоб она оставалась человеком, у нее были на этот счет свои планы. Со временем, конечно, все равно утянули бы. Но не смогли. Я успел ее окрестить.
        Наташа ахнула.
        - Как?!
        - Сам не знаю, дошло вдруг. Вспомнил, как кто-то рассказывал, или читал где-то, одним словом, есть такое поверье, если русалки утащат ребенка, и этот ребенок некрещеный, то его можно спасти, окрестив. Я схватил ее за руку и говорю: «Анюта, тебя крестили?» А она головой качает, не знает. Ну я не стал разбираться, что да как, потащил прочь, там родник есть, я его заметил, когда только приехали, вот у этого родника и окрестил. До утра у этого родника просидели в обнимку, тряслись от страха, я молился, она плакала. Чуть рассвело, мы бегом на станцию, оттуда в ближайшую церковь, я все священнику рассказал, он только крякнул. Аню уже нормально там докрестили и оставили ночевать. На следующий день священник с нами поехал, избу освящал. На могилу к Меропе ходили - могила как могила, до сих пор на кладбище, в целости и сохранности. Только Меропы там нет. Священник отпевать ее отказался, сказал, вдруг она живая. А мы и сами не знаем, живая она или нет.
        - Кошмар какой, - только и смогла произнести Наташа, - как же вы ездили сюда? Давно избавились бы от этого дома и забыли.
        - После того случая больше ничего не случалось, - сказала Анна, - и как избавишься от дома, где такая чертовщина происходит? Продать его - значит, каких-то людей подставить. Приезжали время от времени, то с родителями Виктора, то с компанией. Вот, Елена Васильевна нас видела. Но никогда ничего не случалось.
        Елена кивнула:
        - Да, видела. И была уверена, что вижу Лизу, точнее не Лизу, а русалку в обличье Лизы. Нежить, морок. Я же каждое лето сюда приезжала, слово себе дала, что буду изо всех сил бороться с нечистью. Меропа ваша хоть и кажется живой - не живая вовсе. Поднятая она. Договор у нее с нечистью такой был: пока она им жертвы человеческие приносит, они ей жизнь продлевают, силы дают. В полнолуние русалки готовили лунную воду, она приходила, набирала, пользовалась и других пользовала. Раньше действительно что-то знала, травница была, а с этой водой все забыла. Я следила за ней, много лет следила, все узнала. И как она рыбаков в омуты заманивала, особенно одиноких, а еще лучше - пьяных. Кто будет разбираться - утонул человек и утонул, меньше пить надо было. Я мешала, конечно. Гоняла их тут. Вон, ваш Илья знает.
        Илья взглянул удивленно:
        - Что вы имеете в виду?
        - А на поле-то, забыл, как я тебя от нечисти отбила?
        - Так там нечисть была? - еще более удивился Илья. - А я думал, бомжи…
        - Да уж, конечно! - воскликнула она. - Девчонку вашу тоже бомжи в озере искупали? До сих пор не в себе.
        Илья взглянул на Машу, щеки ее чуть порозовели, и смотрела она вполне осмысленно.
        - Я русалку видела, - тихо произнесла она, - там на дереве, она качалась и расчесывала волосы. А потом хотела меня расчесать, а я не удержалась, свалилась в озеро.
        - Хорошо, что Аня за тобой следом свалилась, а я вас выловил. - Он осторожно потрогал ее лоб, взял за руку, рука была теплой.
        - Ам сорри, я опять че-то не понял, - подал голос Пашка, - это они че, нашу Машку хотели в русалку переделать?
        - Видимо, да, - подтвердил его догадку Виктор, - вообще, охотились на всех вас, но почему-то выбрали именно Машу.
        - Гребень, - сказала Анна, - нельзя такие вещи брать. Как я сразу не догадалась!
        - Все равно, - не согласился Виктор, - если не гребень, то еще что-нибудь было бы.
        - Я палку подобрал, а она змеей обернулась, - похвастал Пашка. - А такая хорошая была палка, прямо настоящая трость с набалдашником.
        - Это и была трость, - сказала Анна, - только не твоя, а той кикиморы, что на тебя напала.
        - Почем ты знаешь, что кикимора? - удивился Пашка.
        Она пожала плечами:
        - Старые русалки живут обычно в болотах, их называют кикиморами.
        - Ну вот, а я думал, на меня молоденькая русалочка охотилась, - обиделся Пашка.
        - Какая разница, радуйся, что жив остался. - Егор отвесил Пашке шутливый подзатыльник.
        - А я радуюсь. Можно сказать, полные штаны радости. - Пашка почесал затылок.
        - Народ, все это очень весело и познавательно, но кто знает, как нам выбраться отсюда? - спросил Егор. - Я бы не стал здесь оставаться, уж извини, Ань, но давай лучше твой день рождения в городе отпразднуем. Можем ко мне на дачу поехать, если вас еще вдохновляет природа.
        - До утра из дома лучше не выходить, - категорично заявила Елена Васильевна.
        - Согласен, - кивнул Виктор, - но до рассвета - всего ничего, часа полтора осталось.
        - Собираемся. - Наташа вскочила со стула и схватилась за наполовину собранный рюкзак. Но собраться им не дали.



        Последствия

        С улицы послышались крики и хохот.
        - Что там еще такое? - Наташа выглянула в окно. - Ничего не видно, - пожаловалась она. - Надо выключить свет.
        Но свет внезапно погас сам собой. В дверь громко постучали, потом стали долбить в нее что есть мочи, так что изба ходуном ходила. Наташа взвизгнула и отшатнулась от окна. Оттуда лезло несусветно мерзкое рыло, потом показалось синеватое узкое лицо с черными провалами вместо глаз.
        - Это она! - пискнула Маша и присела на пол.
        - Русалка, - завороженно произнес Пашка.
        Елена упала на колени перед божницей и быстро-быстро стала повторять «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи помилуй…».
        - Эх, жалко у меня больше пуль нет, - сказал Виктор, - хоть бы одну тварь подстрелить!
        Хохот и крики усилились. Их перекликал многоголосый вой, и среди этой какофонии вдруг взвился и вклинился острой иглой долгий женский визг.
        Кричала женщина, в этом не было сомнения. И не просто визжала, она кричала, она звала:
        - Анька-а-а!!!!
        - Это же Меропа! - Анна что есть мочи бросилась к окну.
        Толпа разномастных тварей катилась мимо избы, вдоль забора, пела, плясала, подпрыгивала, вопила на все лады, а среди этой толпы мелькали рыжие космы Анютиной бабки Меропы.
        - Анька-а-а!!! - надрывалась она, увлекаемая толпой прочь от избы, туда, в сторону озера.
        - Куда они ее волокут? - Анна припала к стеклу, с улицы в комнату лился лунный призрачный свет, вопли, хохот и визг удалялись, становились все тише…
        - Почему она зовет меня? - спросила Анна.
        Но никто не знал ответа.
        До рассвета просидели тихо-тихо, говорить не было ни сил, ни желания.
        Едва забрезжил рассвет, собрались поспешно. Закричали петухи. Значит, время нечисти кончилось.
        - Можно идти, - сказал Виктор, направляясь к двери. Остальные гуськом вышли следом в утреннюю сырость. Крыльцо и двор были истоптаны множеством следов, как будто прошлось стадо кабанов. Калитка болталась на одной петле.
        - Смотрите! - Анна зажала рот ладонью. У калитки кучей валялось грязное тряпье, некогда цветное и весьма живописное, а сейчас просто жалкие лохмотья. Ребята остановились, не решаясь подойти.
        Каждый из них уже понял, кому принадлежали эти тряпки, словно в доказательство, чтоб не оставалось сомнений, сверху умирающим пламенем бессильно лежал пук огненно-рыжих волос.
        Елена молча перекрестилась. Виктор опустил голову. Анна беззвучно заплакала.
        - Что это значит? - испуганно спросила Наташа.
        - Утащили Меропу, - ответила Елена Васильевна, - не нашла она себе замены…



        Эпилог

        Дождя не было. Но лес превратился в сплошное болото. Анна вела ребят по одной ей известной тропе. Всю дорогу они молчали, каждый думал о своем. Илья был озабочен тем, чтоб довести до станции Машу. У нее единственной были сухие кроссовки и куртка. Илья тащил два рюкзака, при этом он не выпускал Машину руку. И все-таки утром было гораздо легче идти, во всяком случае видно, куда ставишь ногу.
        Ребята торопились, и, возможно, поэтому преодолели шесть километров меньше чем за час, несмотря на затопленный лес.
        Но к станции подойти оказалось невозможным. Воды скопилось столько, что она полностью затопила мостки и слеги.
        - Пойдем на ощупь, - распорядилась Анна.
        Ребята побрели очень осторожно по щиколотку, а то и по колено в воде. Приходилось действительно нащупывать узкие мостки. Неверный шаг - и можно переломать ноги. Пашка, видимо, уставший от необходимости постоянно бояться и молчать, расхрабрился.
        - Девушки, давайте я вас на руках перенесу, - приставал он. - Я же гимнастикой занимался, могу по канату с закрытыми глазами пройти. Наташ, покажи пример.
        - Пашенька, отстань, лучше смотри под ноги, меня есть кому перенести.
        - Так ведь Егорка не перенесет, он струсит, - не унимался Пашка. - Елена Васильевна, вы хрупкая женщина, вам тяжело, к тому же вы спасли моего друга, я просто обязан вас перенести через эти затопленные слеги!
        - Что ты, что ты! - испугалась Елена Васильевна, ловко уворачиваясь от Пашкиных рук.
        - Анюта, - канючил он, - ну хоть ты, ведь день рождения же, а? Я тебе хочу сделать незабываемый подарок.
        - Паш, я и так никогда не забуду этот день рождения и все, что с ним связано, - отрезала Анна.
        - Че, только русалкам можно резвиться? - обиделся Пашка. - А я чем хуже?
        Неожиданно он перескочил с доски на доску и очутился рядом с Машей. Она и пискнуть не успела, как Пашка подхватил ее на руки.
        - Пашка! - воскликнул Илья, покачнувшись. Он вынужден был выпустить Машину руку. Пашка же, ужасно довольный своей выходкой, опасно балансируя, довольно быстро побежал по затопленным мосткам, прижимая к себе испуганную Машу.
        - Домчим с ветерком, мадемуазель, - выкрикнул он.
        Пашка уже видел станцию, и насыпь, и платформу, осталось сделать последний рывок, как вдруг он услышал русалочий смех, смех прозвучал отчетливо и совсем близко, как тогда на болоте. Пашка пошатнулся, потерял равновесие и вместе с Машей полетел в воду.
        Оказалось, не так глубоко - по пояс. Но Машку он окунул полностью.
        - Мозгов нет! - заорал Илья, спрыгнул следом и, забрав Машу, влез обратно на мостки. Егор помог взобраться понурому Пашке.
        - Мась, ну прости, я же хотел как лучше, - извинялся он. Маша зябко поводила плечами, вода текла с нее ручьями.
        - Как же я теперь в электричку сяду…
        - Хочешь, я отдам тебе свою куртку? - предложил Пашка. Ему было очень стыдно. Он вспомнил, как струсил на болоте, как рыдал, когда Анна нашла его.
        - Нельзя шутить с теми, о ком ты ничего не знаешь… у них может быть очень своеобразное чувство юмора, - негромко заметила Анна, наклонившись так, чтобы ее мог услышать только Пашка.
        Наконец, они выбрались на насыпь, добрались до станции, и, пока покупали билеты, Анна и Наташа кое-как переодели Машу, выбрав из своих вещей наиболее сухие.



        Послепослесловие

        Илья больше никогда не был в доме на болотах. Но знал о том, что Анна и Виктор время от времени наведываются туда, проверяют наследство бабки Меропы. Кстати, они поженились через год после описанных событий. Илья был на свадьбе.
        Сестра Ильи и Егор тоже стали мужем и женой.
        А Маша, наконец, выбрала из двух друзей самого достойного - Илью, естественно. Хотя Пашка, судя по всему, не особенно в обиде. Ему и без Маши хватает девушек.
        Он забыл или делает вид, что забыл все пережитые ужасы той поездки. Если ему напомнить, мрачнеет, морщит лоб и меняет тему. Видимо, накрепко запомнил русалочий хохот и слова Анны.
        Что странно, Маша на самом деле все забыла, как будто никогда не была в заброшенной деревне, не бродила по кладбищу, не играла русалочьим гребнем, не качалась на ветвях, не тонула в омуте.
        Елена Васильевна по-прежнему борется со злом по мере своих слабых сил. Теперь она ездит в ведьмин угол не одна, а с Анной и ее мужем. Все-таки втроем надежнее.
        Вдруг Меропа все-таки объявится…



        Ночь, когда нельзя спать


        Праздник Ивана Купалы всегда был связан с мистикой, тайнами и загадками. И в эту ночь не только прыгали через костер, пускали по реке венки, гадали и собирали целебные травы. По поверьям наших предков, в купальскую, самую короткую ночь нельзя спать, так как оживает и становится особенно активной всякая нечисть - ведьмы, оборотни, русалки, колдуны, домовые, водяные, лешие.



        Что такое любовь

        Как объяснить, что такое любовь? Не кому-то там, даже самой себе ее объяснить невозможно. Люблю, и все!
        Люблю - значит, постоянно думаю о нем. Где бы ни была: на уроке, на улице, в транспорте, в магазине, с друзьями, в кино, дома с родителями…
        Мне говорят: спустись с небес на землю. А зачем спускаться? На небесах очень хорошо, гораздо лучше, чем здесь, на земле.
        Мои личные небеса, это моя любовь, мои воспоминания, мои надежды, мечты, моя радость и страсть, даже мой страх и моя боль, хотя, казалось бы, какая же боль в любви? Но любовь настолько большая, всеобъемлющая, она вмещает в себя все, даже предчувствие разлуки, даже боль от одной мысли о невозможности любить. Как это все странно…
        Что такое любовь? И как трудно любить, если я даже не понимаю, как это? Есть я, а есть человек, которого я люблю. Значит ли это, что я готова отдать этому человеку все, даже саму себя? Пойду ли с ним на край света, соглашусь ли на рай в шалаше? А если от меня потребуется пожертвовать собой? Смогу ли? Пожертвовать собой ради кого-то - значит, полностью отречься от себя или, наоборот, до конца оставаться собой, ясно осознавая смысл и необходимость жертвы.
        А взамен? Вот вопрос, мучающий всех. Если я его или ее так люблю, вот, я пожертвовала ради него (нее) всем, все отдал(а), ничего не пожалел(а), а он (она) не оценил(а), не принял(а), равнодушно попользовался(ась), прошел(ла) мимо, не удостоив меня взглядом… Если я люблю, то что мне за это будет?
        Если я ничего не получу взамен, то смогу ли искренне пожелать тому, кого люблю, счастья? Смогу ли отпустить, не проклиная?
        Если я задаю этот вопрос, люблю ли я на самом деле? Или только хочу иметь?
        Что такое любовь? Растворение без остатка или равное партнерство?
        Врожденное чувство или трудная наука?
        Мы не умеем любить и все же обречены на любовь.
        Обреченность может обернуться ловушкой для души.


        Взять, к примеру, хоть меня и Глеба. Глеб - это мой парень, если кто не знает. Мы вместе уже два года.
        Я сейчас это написала и подумала, какие корявые слова и фразы, разве можно так говорить о любви: мой парень, мы вместе уже два года… Какая чушь! Как может быть человек чьим-то? Почему мы всякий раз используем притяжательное местоимение, когда говорим о близких и любимых: мой, моя, мои… Что же получается, в одном ряду стоят мой компьютер, мой телефон, моя кошка, мой кофе, мои родители, мой парень… Не знаю, кого как, а меня коробит. Кофе и компьютер никак не равны родителям или любимому. Для меня, во всяком случае.
        Я люблю Глеба. Но знаете, как меня коробит, когда мне приходится говорить о нем
«мой парень» потому что так принято, потому что если мы встречаемся, то я - его девушка, а он - мой парень. Мы как бы принадлежим друг другу. Он - мне, я - ему. Но ведь это не так. По сути, мы сами себе-то не сильно принадлежим. Нет гарантий, никто их дать не может. Даже в том случае, когда люди венчаются в церкви и дают друг другу обеты любви и верности «пока смерть не разлучит», даже после таких обетов никто не может дать гарантию, что они проживут долго и счастливо и умрут в один день. А как бы хотелось, правда?
        Девчонки любят рассматривать всякие свадебные сайты, журналы о свадьбах, каталоги, наряды невесты, украшения, туфельки и особенно кольца. Банкетные залы, лимузины, свадебное путешествие на райские острова…
        Мы с подругой Дашей тоже интересовались. А как же, ведь у нас есть парни! Мы теперь студентки, а не какие-нибудь школьницы, то есть взрослые люди, сами себе хозяйки.
        Мы с Глебом часто мечтали о будущем, вместе мечтали, понимаете? Когда с парнем мечтаешь о будущем, значит, скоро он сделает предложение, это же как пить дать. Обычно предложению предшествуют всякие формальности - знакомство с семьей, например. Как выяснилось, у Глеба огромное семейство, буквально неисчислимые полчища тетушек, кузин и кузенов, племянников обоего пола, дядей, двоюродных и троюродных дедов и бабок. Долго и нудно перечислять. Хотя среди них попадаются весьма забавные персонажи. Он мне столько рассказывал о своей семье и смешных, и грустных историй. Я даже завидовала немного, по сравнению с его моя семья казалась мне самой обыкновенной. Иногда я провоцировала его, утверждая, что он все выдумывает. Но я уже тогда старалась их всех полюбить, хотя бы заочно. Ну, не полюбить, а заинтересоваться, не чувствовать неприязни, проникнуться родственными чувствами. Как-то так.


        Вы, наверно, думаете, отчего это я такая заумная стала?
        Да уж есть причина.
        Тут надо по порядку.
        Родителей Глеба я, естественно, давно знала. Они родом из Подмосковья.
        Глеб, кстати, тоже там родился, в небольшом городке, постепенно ставшем пригородом столицы. Потом они из пригорода переехали. Но, видимо, тянуло на свежий воздух, поэтому родители Глеба купили дом в деревне, где живут мои бабушки. До них город не скоро доберется, около ста километров по трассе. Мы там и познакомились на Новый год. До сих пор с удовольствием вспоминаю наши приключения на зимних каникулах.
        Глеб столько всего знает! Он умеет колядовать. Мы с друзьями переодевались и ходили ряжеными по деревне во время Святок, пели колядки, собирали угощение. А еще он рассказывал множество страшилок и так умел преподнести, что нам казалось, будто он сам все это видел и принимал участие. Реально, жуткие истории о живых мертвецах, о мертвой невесте, парне, которого похоронили заживо… После таких страшилок ночью не уснешь. Не то чтобы я трусиха, нет, я прекрасно понимаю, где жизнь, а где просто страшная сказка, но, знаете, бывает как-то не по себе, всякие мысли в голову лезут и кошмары снятся.
        Зато мне очень нравится слушать, как Глеб рассказывает о разных древних обрядах.
        Например, о празднике Ивана Купалы.
        Я раньше думала, что Иван Купала празднуется с шестого на седьмое июля. Но оказалось, все не так просто. Глеб попытался объяснить. Во-первых, раньше так и получалось, Рождество Иоанна Предтечи совпадало со временем солнцеворота. Это по старому стилю. Теперь же церковный праздник не связан с астрономическим солнцестоянием.
        Почему так вышло?
        Раньше люди жили по юлианскому календарю, изобретенному римлянами еще до нашей эры, но этот календарь оказался неточным. И в середине шестнадцатого века неточность составила целых десять дней. В Ватикане посовещались и решили принять другой календарь - григорианский. Но его поначалу приняли далеко не все страны. Россия и Греция, например, перешли к новому календарю только в начала двадцатого века. А Православная церковь до сих пор живет по старому стилю, поэтому у нас с католиками многие праздники не совпадают.
        Во-вторых, Иван Купала за многие века стал таким народно-христианским праздником, тесно связанным с солнцеворотом и языческими обрядами.
        Испокон веков наши предки в дни летнего солнцестояния помогали силам добра одолеть силы зла, ведь решалась судьба мира - быть ли Свету или мир поглотит злобная Тьма. Каждый год сражение выигрывают силы Добра, но победа эта не приходит сама собой. Некогда в эту ночь вся Европа покрывалась многочисленными огнями. В обширной Славии, огромной Германии, северной Скандинавии, далекой Британии и бесконечной Руси люди зажигали костры - «очи Света». И тогда казалось, что Земля, будто зеркало, отражает звездное небо. А небо - Землю.
        Глеб очень поэтично описывал представления древних славян о летнем солнцестоянии.

«Несколько дней солнце мечется по небу, пока Перун гадает, куда повернуть колесо времени. И тогда ему на помощь приходит светозарная дева Заря-Заряница, она берет Перуна за руку и ведет его дальше, ведь, действительно, всему свое время: лету, осени, зиме… Таков круг времен, завещанный Родом - верховным богом славянского пантеона. И пока длится это странное время, нужно многое успеть: через костер перепрыгнуть, в живительных водах омыться, травы собрать, которые только на Купалу и набираются особой целебной силы. А еще нужно стадо через угли прогнать, чтобы скот от всех хворей избавить. Ну а самые отважные побредут в чащу на поиски цветка папоротника. Кто его добудет, тот без труда любой клад отыщет».
        Конечно, я и без Глеба могла догадаться, что празднование солнцеворота существовало с древних времен, но с приходом христианства многие древние обычаи слились и сроднились с новыми, зачастую сами проповедники христианства не препятствовали этому, даже поощряли. Так у нас сохранились Рождественские святки, колядки, Масленица, русалии и, конечно, Иван Купала.
        Хотя некоторые священники не одобряли языческие обряды из-за их чрезмерной разнузданности.
        Но постепенно откровенная враждебность к язычеству исчезла. Слишком много воды утекло. Слишком большие изменения произошли с нашим народом и нашей страной. Мы утратили свое прошлое, забыли о своих корнях. Чудом сохранившиеся отголоски, обрывки преданий и легенд, какие-то древние имена, неизвестные боги, старые и только что изобретенные, собранные из кусочков, как лоскутное одеяло. Где там правда, где вымысел…
        Я на своем опыте убедилась, как хрупко то, что мы называем реальностью и действительностью. Иногда бывает достаточно одного неловкого движения или необдуманного слова, чтоб мир вдруг распахнулся и приоткрыл свои самые страшные и заветные тайны.
        Человек наблюдательный непременно обратит внимание на всевозможные необъяснимые события, происходящие во время всяких знаковых праздников. А если он очень постарается, то неведомые силы вовлекут его в свои непонятные и страшные игры. И не факт, что человек сможет выбраться из такого весьма сомнительного приключения живым и здоровым. Я с некоторых пор стала очень внимательной и осторожной. Все началось с одного вполне невинного на первый взгляд желания…



        Непрошеные гости

        Был самый конец апреля, канун Вальпургиевой ночи. Мы с подругой Дашкой решили поучаствовать в шабаше. Нашло на нас что-то. Выпросили у Глеба ключи от дома, приехали потихоньку, чтобы мои бабушки нас не застукали, позвали с собой нашу приятельницу Валю. Сначала хотели на гору пойти, но потом передумали, остались дома. Ничего такого - хихикали и фотографировались. Но, видимо, помешали мы чем-то нечистой силе. Или просто такие уж мы дуры, нарывались и получили. Больше всех досталось Дашке, ее черти на гору утащили. Честно говоря, не знаю, как мы живы остались, не иначе, Господь нас спас. Уж очень мы глупо себя вели. Я после того случая была тише воды, ниже травы. Но почему-то в покое меня не оставили.
        Прошел ровно месяц. Ночевала дома одна, родители уехали на дачу. Я проснулась ночью, резко, словно кто-то настойчиво будил, раскрыла глаза, а комната вокруг меня сомкнулась сферой, и свечки горят, тоненькие, много. Я голову подняла, а встать не могу, держит кто-то. Сзади навалился, дыханием обжигает, смеется в ухо.
        - Не дергайся, не уйдешь!
        Я чувствую, что сил у меня нет, словно вдавило меня в постель, только знаю, что если сейчас не вырвусь, утащит меня страшный насмешник, стану ведьмой или еще кем похуже. «Отче наш» читаю, голоса нет, а душа кричит. Отпустило. Слышу, ругается страшно. Я из комнаты вырвалась, бегу на свет, дверь в ванную на себя, а там еще один, рыжий, кудлатый, зубы скалит, глаза шальные, лапу поднял, и манит меня к себе палец корявый с кривым когтем…
        - Ах так! - кричу. - Ну все! Достали! - И дверью как шарахну! Бегом назад, в комнату, там, на шкафу у меня Евангелие, как я про него вспомнила?! Дотянулась, подхватила, и сразу стены на свое место встали, огоньки свечей растаяли, за окном - ночь, дома - многоэтажки, фонарь… Я рукой выключатель нащупала, щелк - свет в комнате, в коридоре, в кухне… Так я по квартире с Евангелием бегала, боялась из рук выпустить, только тем и спаслась. Утихли.
        Рассказала и Дашке, и Глебу, они глазами моргали, сочувствовали, и на том спасибо. Хорошо, что есть кому рассказать!
        Хотите верьте, хотите - нет. Но потусторонние силы никогда нас не оставляют в покое, то тайно, то явно пытаясь вмешиваться в нашу жизнь.



        Травницы

        Казалось бы, после шабаша нам с Дашкой надолго хватит впечатлений, и желание общаться с нечистой силой не возникнет даже при угрозе расстрела. Но наступил июнь, покатилось огненным колесом долгожданное лето. Солнце набирало силу, разгоняло ночь, зори встречались с зорями.
        Хотелось на волю: купаться, загорать, бегать по траве, рвать землянику, плести венки. Да просто гулять по лесу, а по вечерам смотреть на крупные звезды, невозмутимо и таинственно подмигивающие с черного бархата неба.
        - Нельзя спать в такое время, - утверждал Глеб.
        - А что делать?
        - Солнце славить, через костер прыгать, колесо с горы пускать, ведьму жечь. - Он смеялся.
        - Правда, ребята, - загорелась Дашка, - народ специально деньги платит, чтоб Купалу отпраздновать, а у нас свой Купала будет, еще лучше и бесплатно.
        - Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, - заметила я.
        - Лис, не нагнетай. Мы же не делаем ничего плохого, - беспечно отмахнулась Дашка, память у нее короткая. - И не смотри на меня с осуждением, я не идиотка и все прекрасно понимаю. За папоротником не пойдем, его нечистая сила охраняет, а все остальное можно делать. Это же просто ритуал!
        Я подчинилась. Мне же тоже интересно!
        Приехали, сразу к бабулькам моим зашли, отметились, сказали, что вечером пойдем на реку, будем костры жечь и зарю встречать.
        Бабушки переглянулись и хитро так улыбнулись.
        - На женихов будете гадать? - спросили у нас с Дашкой. Я покраснела, Дашка побледнела. Парни ухмыльнулись. У нас с Дашкой были припасены с собой свечки, чтоб с венками по реке пустить. Хотя я побаивалась, не люблю гадать, мне все время кажется, что рядом кто-то стоит и под руку подглядывает, неприятно. Вот так пустишь венок со свечкой, а он возьмет да дунет, свечка погаснет, я испугаюсь и буду себя программировать: ах, раз свечка погасла, значит, я скоро умру, а если и не умру, то останусь в старых девах, никто меня замуж не возьмет. Дашке-то на все это наплевать, она у нас теперь пуганая и говорит, что больше вообще никого не боится. А венки со свечками надо пускать по воде не из-за предсказания, а потому что красиво.
        Друзей наших деревенских позвали: братьев Сашу и Юрку, девчонок Валю и Надю. Парни пообещали добыть деревянное колесо, чтоб с обрыва запустить. А Валя с Надей соломенное чучело связали и нарядили бабой. Ведьма будет.


        К вечеру отправились все вместе в поле за цветами, там такое разнотравье дикое, какие хочешь цветы и цвета.
        Мои бабушки известные травницы. Да и не только они, в деревне многие женщины летом собирают и сушат целебные травы, цветы и коренья: липовый и сосновый цвет, ромашку, зверобой, чабрец, мяту, чистотел, подорожник, девясил… да их столько, что я не в состоянии запомнить.
        Мои бабушки много чего знают. Слушать их - одно удовольствие. А уж если уговорить, чтоб с собой взяли травы собирать - можно столько узнать, причем такого, о чем никто другой не знает, а если и знает, то не расскажет.
        - Можно мы с вами пойдем? - стала упрашивать их Дашка, и бабушки согласились. Валя мне шепнула по дороге, что нам крупно повезло. Мы с девчонками помалкивали и переглядывались, зато Дашка всю дорогу приставала с вопросами.
        - А почему лечебные травы надо именно в это время собирать? - трещала она.
        - Так ведь самая макушка лета, солнцеворот. Травы набирают полную силу. Скоро сенокос можно начинать. Раньше косили после Петрова дня - двенадцатого июля, считай, через пять дней после Ивана Купалы.
        - Ну да, ну да, - соглашалась Дашка, терпеливо бредя среди густой травы следом за Клавдией. Та время от времени склонялась и срывала какую-нибудь травку.
        Дашка не отставала:
        - И все-таки, папоротник когда цветет? В эту ночь или через две недели?
        Клавдия чуть заметно усмехнулась, поправила косынку на голове, убрала выбившуюся прядь волос:
        - По преданию, самая колдовская ночь с шестого на седьмое июля. Именно тогда можно найти и собрать самые главные колдовские травы. Найти их не так трудно, но вот заполучить очень сложно, потому что их охраняет нечистая сила.
        - Не подпустит? - переспрашивала Дашка. - А может, заговор какой есть?
        - Чтоб цветок папоротника добыть? - Клавдия покачала головой. - Нет, я такого не знаю…
        - А правда, что с его помощью все клады открываются? И все желания исполняются?
        - Говорят, - Клавдия пожала плечами и сорвала несколько ромашек, - только никто тех кладов не видел, а если и видел, то никому не рассказал. Проклятые эти клады, за них надо душу продать, ни один клад такой цены не стоит.
        Дашка вздыхала разочарованно и некоторое время помалкивала, но хватало ее ненадолго.
        - А это какая травка? - спрашивала она, забегая вперед и наклоняясь вместе с Клавдией. Та объясняла охотно:
        - Это пастушья сумка, она обладает кровоостанавливающим свойством. Смотри, вот чернобыльник для укрепления здоровья и охраны дома. Подорожник от всякой болячки помощник, а если его в доме и во дворе развесить, то будет охранять от всяких гадов. Девясил придаст сил и спасет от тоски и печали…

«Земля, мати, благослови меня травы брати…» - приговаривала Клавдия, срывая очередной стебель или цветок.
        - О! А вот этот цветок даже я знаю, - похвасталась Дашка, показывая нам иван-да-марью - на одном стебле два цветка - желтый и синий, брат с сестрой. Натуся сказала, что эту травку от воров надо в доме держать, мол, придут воры, когда хозяев дома нет, а травка сама с собой разговаривать будет, будто брат с сестрой, вор услышит и испугается, не войдет в дом.
        - Траву эту надо в церковь снести и освятить, а потом по дому разложить, а еще лучше обкурить и дом, и хлев, где скотина, чтоб хворь прогнать, злых духов выгнать, а заодно и паразитов всяких: насекомых, крыс, мышей, змей.
        Дашка глубокомысленно кивала, но интересовало ее совсем другое.
        - А помните, вы говорили насчет гаданий, - обратилась она к бабушке Натусе. Дашка очень любит гадать. Мы с ней на Святках гадали, и Клавдия с Натусей нам показывали разные способы. Но вот летом, да еще и на траве ни разу не пробовали.
        - А вот ты примечай, сколько травы принесешь в дом, собери букет из двенадцати или двадцати четырех разных цветов, положи под подушку и скажи так: «Суженый мой, ряженый, приходи в мой сад гулять».
        - И что будет?
        - Увидишь во сне жениха, - отозвалась Натуся.
        - Можно еще просто охапку травы положить под подушку, а наутро посчитать, если там окажется двенадцать разных трав, то в этом году замуж выйдешь, - подсказала Клавдия.
        Дашка с воодушевлением бросилась на ни в чем не повинную траву и скоро собрала огромную охапку, желто-сине-бело-розово-зеленую, и чего там только не было, в ее букете. Валя и Надя ушли вперед, они рвали не все подряд, а составляли букеты по какому-то только им ведомому принципу. Понятное дело - они местные, так что все бабушкины сказки-легенды им известны.
        А я шла следом за ними и вспоминала, как в детстве Клавдия рассказывала мне «о таинственном». О том, как в купальскую ночь зажигается, вспыхивает огонек-цветок папоротника, как скачет он с места на место, не даваясь в руки, а вокруг толпятся полчища нечистых, стучат рогами и копытами, скрежещут зубищами, клыками клацают, когтями скребут… Жуть!
        Или о разрыв-траве, большую ценность имеющей у колдунов, ведьм и разного лихого люда. Ее огненные цветы обладают свойством делать человека невидимым, но основное ее назначение - разрушать все преграды, даже металлические, открывать любые замки и запоры.
        Чтобы раздобыть это растение, надо в полночь на Ивана Купалу отправиться на отдаленный пустырь и косить там траву до тех пор, пока коса не сломается - как сломалась, значит, скосила разрыв-траву.
        Тогда всю скошенную траву надо бросить в реку и внимательно смотреть за ее поведением. В отличие от других трав, разрыв-трава не тонет и плывет против течения.
        Завладевшие разрыв-травой прячут ее в пальце руки, сделав предварительно на нем разрез. Прикоснувшись таким пальцем к любому замку, вор или колдун без труда откроет его; прикосновение же к человеку может и убить.
        Колечко с рубиновым камешком Клавдия носила на среднем пальце, казалось, оно срослось с ее рукой. Хвасталась, что под камушком разрыв-трава спрятана. Уж как я выпрашивала колечко!
        Наконец, добрая бабушка подарила мне его. Для того чтоб снять его с руки, она долго мылила палец. Когда я получила заветную вещицу, разочаровалась. Колечко было старым, тусклым, красный камешек как будто потух, даже огранка его казалась оплывшей. Я бегала с ним по двору и прикладывала ко всем замкам и запорам - никакого действия! Даже деревянная щеколда на калитке - и та не повернулась.
        - Ба, испортилась твоя трава, - наябедничала я, - протухла, наверно.
        - Пора бы, - спокойно согласилась Клавдия, - уж лет тридцать прошло…
        Тридцать! Конечно! От травы одна труха осталась. Или ржавчина? Металл же ржавеет.
        Я повертела в пальцах такое вожделенное, а теперь бесполезное кольцо и положила в коробку, где хранились все мои сокровища: одиночные сережки, цветные стеклышки, сломанные брошки, бусины, хрустальные кубики, которые когда-то были абажуром, стеклянные шарики с пузырьками воздуха внутри, да много чего было в деревянном сундучке… Немудрено, что перстенек затерялся в этом разноцветном сверкающем богатстве.
        - Были в наше время люди, настоящие травы находили, - рассказывала Клавдия, - траву-неведимку, перелет-траву, одолень-траву. Знали настоящую травную силу, и слова знали, и зелья варили, да такие, что и по небу летали, и врагов одолевали… Так-то.
        - На самом деле? - Дашка восторженно ахала и бегала вокруг Клавдии в надежде узнать еще что-нибудь интересное. - То есть действительно летали? Не фигурально? В смысле реально отрывались от земли и парили или как?
        Клавдия усмехалась:
        - Как-как… по-разному, кому как надо, тот так и летал, пестом погонял, помелом след заметал.
        - Вы шутите, - разочарованно протянула Дашка, - это же сказки про Бабу-ягу. Она же нечистая сила, в ступе летала. А на метлах - ведьмы на шабаш собирались… А с нечистой силой, вы же сами говорили, связываться - себе дороже.
        - Конечно, дороже, - легко согласилась Клавдия. - Только в старые времена были и такие смельчаки, которые решались перехитрить и подчинить себе нечистую силу. Они знали, если скошенную в Иванов день траву оставить до «страшных вечеров» - Рождественских Святок, то в этой копне обязательно заведутся черти. Чтобы заставить чертей повиноваться себе, надо в одну из святочных ночей обойти копну с молитвой и очертить около нее круг «огарком» от первой лучины, зажженной осенью. Черти, живущие в ней, предложат исполнить все пожелания в обмен на обещание выпустить их из копны.


        К закату мы окончательно выдохлись. Даже Дашка. Каждая из нас нарвала огромную охапку травы и цветов, еле домой притащили. Бабушки свою траву разложили во дворе, чтоб ночью на нее выпала роса, от этого травы приобретают дополнительные целебные и полезные свойства.
        Мы же сели плести венки. У девчонок лучше получалось, они и нас научили. Венки получились пышные, пахучие и очень красивые.

        Пойдем, девки, лугом,
        Станем, девки, кругом,
        Сорвем по цветочку,
        Совьем по веночку,
        Куда их денем?
        Невестам наденем.



        Солнцеворот

        Собрались, когда солнце садилось. До реки - рукой подать, стемнеет только к одиннадцати, так что мы не особенно торопились. Ребята где-то раздобыли старое тележное колесо, здоровенное, рассохшееся. Всю дорогу катили его по очереди.
        Место выбрали идеальное - на высоком берегу поляна в окружении ивняка, по крутому склону узкая тропинка, внизу небольшой песчаный пляж. Мне очень понравилось.
        Ребята шест поставили, на нем укрепили колесо, соломой обвязали, украсили лентами, мы помогали, как умели. Чучело ведьмы насадили на палку, разложили костер, палку с чучелом воткнули посередине. Мы с Дашкой оказались самые неприспособленные. Олег, конечно, тоже впервые принимал участие в таком действе, Дашка вообще только теорию читала. Я когда-то в детстве просилась со старшими, но меня не взяли.
        Но наши друзья подготовились на славу. Все запасли заранее. Валя и Надя нарядились в простые холщовые сарафаны, мы с Дашкой пожалели, что у нас таких нет, а заранее не позаботились.

        Иван да Марья
        На горе купалися;
        Где Иван купался -
        Берег колыхался,
        Где Марья купалась -
        Трава расстилалась…
        Напевали девчонки. Мне хотелось им подпеть, только я слов не знала.
        На самом деле было здорово. Ночь теплая, да еще костры горят. Мы чаю накипятили, еды с собой набрали, носились вокруг костров, песни орали, кому что в голову пришло.
        Потом и вовсе разошлись, стали парами через костер прыгать. Девчонки сказали, что нельзя руки разжимать, если расцепимся, то уже вместе никогда не будем. Солнцеворот - праздник языческий, можно сказать, любовный, огненный Перун и красавица Заря встречаются, солнце в высшей точке, несколько дней как будто не знает, куда ему повернуть, туда-сюда бросается, «играет», как говорят в народе. Вот, Заря и берет его за руку, ведет потихоньку, путь показывает. Романтично.
        В самый разгар нашего буйного веселья вдруг послышались разноголосые вопли, грохот, звон, мы остановились, замерли от неожиданности, оторопело крутили головами, пытаясь понять, что происходит. Сашка успел головню из костра выхватить. Среди алых сполохов наших костров заметались черные тени, звон и грохот усилились, девчонки завизжали от страха.
        - Зашибу! - заорал Сашка, размахивая огненной головней.
        - И-и-и-иха! - разнеслось по реке в ответ.
        - У-лю-лю-лю-люууу!
        Они выскочили прямо на нас, черные, полуголые, размахивающие руками, вихляющиеся, прыгающие, и завопили так, что я схватилась за уши.
        Олег и Глеб сдвинулись, закрыли нас с Дашкой, готовые драться. Зато Сашка ни с того ни с сего захохотал и швырнул головню обратно в костер. Валя шутливо толкнула одного из напавших и тоже рассмеялась.
        - Ну вы и придурки! - восторженно выкрикнул Юрка.
        - Сам такой, - весело ответил один из черных, блестя белками глаз и скаля зубы.
        - Костян, ты че! Предупреждать же надо! - Сашка крепко пожал протянутую руку и сразу же выругался: - Вот черти, сажей вымазались?
        - А то, - отозвался Костян, - не, ну честно, скажите, девчонки, напугались, да?
        - Было чуток, - согласилась Валя.
        - Я тоже не сразу поняла, - смеялась Надя. Глеб и Олег заметно расслабились, переглянулись и улыбнулись друг другу и нам.
        Сашка представил «чертей» - уже известного Костяна, и двух других - Леху и Серого. Оказалось, они еще с вечера, узнав о том, что мы собираемся идти на реку праздновать, вымазались сажей и решили нас поджидать в лесу, чтоб напугать, как только мы пойдем искать цветок папоротника. Мы долго не шли, ребята соскучились, к тому же вечером их изрядно поели комары. Они сидели в зарослях на опушке и с завистью смотрели на веселые огни наших костров, слушали наши возгласы и крики и в какой-то момент не выдержали и решили атаковать.
        - Чаю очень захотелось, - признался Костян.
        Мы напоили «чертей» чаем с пирожками. Дашка, естественно, стала приставать с расспросами: а почему они сами не искали цветок папоротника, а видели ли они настоящих нечистых, а правда ли, что в полночь ведьмы и колдуны отправляются в лес искать волшебные травы…
        - Я лично цветок никогда не видел, - признался Костян, - мы с парнями тут всю округу исходили, все проверили, и на кладбище ночью были, никто на нас не нападал.
        - А я в прошлом году оборотня встретил, - признался Серый, - как раз в это же время, тут народ тоже приехал, костры жгли, прыгали, венки, то-се. Ну, я неподалеку тусовался, поглядывал за ними, интересно, как городские дурака валяют. Потом надоело, домой пошел, вон по той дороге, что в горку, видите, - Серый указал направление, - иду, а навстречу мне колесо катится, огненное, я едва успел отскочить, подумал, вот придурки, лес можно запалить, пожар будет. Оглянулся, а вместо колеса заяц сидит, уши торчком, здоровенный такой и на меня пялится. Я его шуганул, он с дороги в кусты прыгнул и исчез. Тут мне не по себе стало, даже хотел на берег вернуться, к людям, смотрю, женщина из леса вышла, высокая, рубаха длинная, белая, волосы распущенные. Я к ней - здрасте, потому что решил, что она из этих, что на берегу гуляли. А она - ни слова, прошла мимо, как будто меня и нет вовсе.
        - И чего? - переспросил Костян насмешливо.
        - Ничего, понял я, что она и есть оборотень, - заявил Серый.
        - Это тебе голову напекло, - сказал Сашка.
        И тогда все заговорили одновременно, заспорили. Юрка вдруг вспомнил, как видел русалку и, пытаясь перекричать всех, рассказывал, как ночью пошел к колодцу, а она сидела на бортике, спиной к Юрке. Он ее и не заметил бы, но луна очень яркая светила.
        - Мне сначала показалось, что там что-то светится, вроде дыма или сгустка тумана. Потом присмотрелся - вроде женщина сидит спиной ко мне, а ноги в колодец опустила. Прыгнуть, что ли, захотела. Я ее окликнул, она и сиганула прямо в колодец.
        - Юрка, не гони, тебе приснилось, - хохотал Сашка.
        - Да ни фига не приснилось, я ж тебе уже рассказывал! - не отступал от своего Юрка.
        - Кто поверит в эти бабкины сказки, - Сашка как будто специально подначивал его. А Дашка вдруг вспомнила старую историю о ведьме, которую я рассказывала ей давным-давно.
        - Ребята, - воскликнула она, - почему вы спорите и сомневаетесь? Вот, Василиса лично видела вашу ведьму, правда, Лис?
        - Это которую? - заинтересовался Сашка. - Трындычиху, что ли?
        - Наверно, вроде бы ее, - ответила я, - я еще маленькая была, мы с Натусей из магазина возвращались и увидели, как простоволосая босая женщина без музыки, молча отплясывает на перекрестке, знаете, так упорно бьет пятками по земле, кружится в облаке пыли. Я спросила у Натуси, чего это она, а Натуся недовольно так взглянула, схватила меня за руку и увела прочь, только бросила на ходу «ведьма она». И без объяснений. Дома я стала у Клавдии расспрашивать, она мне объяснила, кто такая ведьма. Рассказала, как Трындычиха порчу насылала и как потом ее другой колдун победил.
        - Да, было у нас тут такое, - согласились ребята.


        Мы веселились от души. Через костер прыгали неоднократно, сначала я побаивалась, напрягалась очень, а потом страх прошел, адреналин, азарт, сигали и с Глебом, и с Дашкой, и по трое, и вчетвером, и по одному. Устав и запыхавшись окончательно, сожгли ведьму и напоследок запалили колесо. Когда старое дерево занялось и заполыхало, стащили с шеста и с криками покатили по склону в реку. Подпрыгивая и швыряясь огненными искрами, колесо-солнце со всего маху ударилось о воду, зашипело, окуталось паром и дымом, закружилось на стремнинах и поплыло, увлекаемое течением, кое-где еще поблескивая слабыми язычками пламени. Мы, притихшие, смотрели ему вслед, потом сняли свои венки, привязав к ним свечки, зажгли и аккуратно опустили в реку. Вереница мохнатых травяных венков поплыла, покачиваясь, огоньки свечей красиво отражались в воде.
        - Хорошо получилось, - вздохнула Валя, - ни одна свечка не погасла.
        - Смотрите, смотрите, все вместе держатся, ах, как красиво, - умилилась Дашка.
        - Теперь мы на всю жизнь друзьями останемся, - уверенно заявил Юрка, - а кое-кто и поженится, - он подмигнул мне почему-то, я покраснела. А Глеб держал меня за руку, и мы все смотрели и смотрели вслед уплывающим венкам, пока они совсем не скрылись из вида.
        - «Ай, Купала наш веселый, князюшка наш летний, добрый», - запели девчонки. И мы все с разбегу, на ходу сбрасывая одежду, бросились в реку, подняли тучи брызг, хохотали так, что я чуть не захлебнулась. Вода теплее воздуха, в воздухе - ни ветерка, если бы не наши безумные крики, хохот и вопли, в мире стояла бы идеальная тишина, такая тишина, когда в травах поют ночные насекомые или изредка вскрикивает какая-нибудь птица, если бы мы замолчали и прислушались, то, наверно, услышали бы, как дышит во сне земля.
        Вода лишь изредка поблескивала смоляным блеском, отсветами наших костров, она ласково качала разгоряченные тела, звала с собой, тянула течением. Что ни говори, колдовская ночь.


        Мы вернулись на нашу поляну к кострам. Сели притихшие. Кто-то подбросил дров, кто-то поставил котелок с водой для чая. Костян, Серый и Леха заметно посветлели, река частично смыла сажу.
        - Купальская свадьба, - вдруг произнес Глеб.
        - Что? - переспросила я.
        - Солнцеворот - это праздник любви, наши предки в эту ночь устраивали грандиозное празднество в честь небесной свадьбы.
        - А, я помню, Перун и дева Заря-Заряница, так, кажется?
        - По одной из версий, - отозвался Глеб, - богов у наших предков было великое множество, по-моему, они и сами в них путались, кто за что отвечает, кто в чем помогает… А теперь и подавно. Люди, увлекающиеся языческими обрядами, связывают праздник Купала с особым почитанием огня. Считалось, что связь огня и воды олицетворяла зависимость плодородия от яркого солнца и хорошего полива. Бог луны и огня и домашнего очага Семаргл Сварожич ночью стоит в небесах на страже с огненным мечом. Он не пускает в мир зло. Он так отвечал богине ночи Купальнице, которая звала его к Ра-реке на любовные игры: «Мне всю ночь до рассвета нужно не спать.
/ В небесах мне на страже нужно стоять, / Чтобы Черный Змей не приполз из тьмы, / Жито в поле широком бы не потоптал, / Молоко у коров бы не отобрал, а у матушек - малых детушек».
        Лишь раз в году в день Осеннего Равноденствия он сходит со своего поста, откликаясь на зов Купальницы. И тогда ночь становится длиннее дня и в мир черным облачком проникает зло. А в день Летнего Солнцестояния, через девять месяцев, у Семаргла и Купальницы рождаются дети - Кострома и Купала. В этот день начинаются Купальские праздники. Вот такая вот история.
        - Не, ну че, прикольно, ага, - произнес кто-то из наших гостей.
        - Прикольно, но неправильно, - съязвила Дашка.
        - Че это? - удивился Серый.
        - А то это - никакого бога Купайлы не было и быть не могло, его совсем недавно придумали, как и богиню Купальницу.
        - А ты откуда знаешь?
        - Читала!
        - Я же говорю, все это полная фигня, - подал голос Костян.
        И снова заспорили, Дашка даже вспомнила о неоязычниках - современных мифотворцах, сочиняющих и придумывающих новых богов и богинь славянского пантеона.
        - Вообще-то Даша права, - поддержал ее Глеб, - потому что с богами и богинями действительно большая путаница. Как и с календарями - юлианским и григорианским. Весь мир живет по григорианскому календарю, как более точному, но в России, Греции и некоторых других странах на этот календарь перешли только в начале двадцатого века. Хотя Европа живет по нему с середины шестнадцатого. Разница в две недели! Представляете! И она увеличивается, в конце нашего века будем Рождество праздновать в марте.
        - Да при чем здесь март! - возмутилась Дашка. - Я про сейчас говорю, в Европе во многих странах празднуют Иванов день, костры жгут, прыгают через них, бочки и колеса жгут, все очень похоже. Так что мы все празднуем?
        - Даша, да ведь понятно же, Солнцеворот, праздник середины лета, - ответил Глеб. - Народно-христианский праздник, если тебе так будет легче. Не нравится Сварог с Купальницей, существуют и другие мифы, например, о Перуне и деве Заре, о богине Макоше, о Роде и Яриле. Но суть остается прежней - культ солнца, божественная свадьба, союз огня и воды.
        - Какой ты умный, Глеб, - вздохнула Валя, - а мы тут и не знаем ничего, зато каждый год костры зажигаем и травы собираем, в реке купаемся, бани топим, веники вяжем, песни поем старинные, - она улыбнулась, - сами не знаем зачем, забыли давно, а привычка осталась.
        Надя вскинула голову.
        - В прошлом году на Ивана Купалу в бане гадали с девчонками, ужасно испугались, - вспомнила она, - подружка в зеркале парня увидела, а потом с ним в электричке встретилась, представляете?
        Костян засмеялся:
        - Надьк, это она Лешку в зеркале увидела, мы же тогда с парнями вас напугать решили. Свет потушили, в предбанник вот его втолкнули, - он показал на Лешку. Тот радостно подтвердил.
        Надя досадливо отмахнулась:
        - Ладно, Кость, вы с вашим «напугать хотели» уже достали всех. А только я вот что скажу, может, конечно, она Лешку видела в зеркале, но парень, с которым она познакомилась и до сих пор встречается, ее тоже узнал. И он, и она убеждены, что видели друг друга именно в ту ночь! - она торжественно кивнула. - Он сам ей сказал! В тот момент, когда она видела его в зеркале, он дома был, и ему показалось, будто в комнату вошла девушка. И не смейся, все в точности так и было!
        - Надь, ну ты наивная! - откровенно заржал Костя. - Это же старая разводка:
«Девушка, вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?» Парень на ходу сочинил, а твоя подружка повелась.
        - Ну и что! - Надя обиделась. - Никакая это не разводка! У них любовь, понял!
        - Да понял я, понял. Типа Иван Купала свел, ага… Еще скажите, что только с сегодняшнего дня можно в речке купаться? Русалки и всякая чертовщина… Я тут с мая месяца ныряю, и ничего.
        Я молчала, поглядывая на Дашу и Валю. Вспоминала наше столкновение с нечистой силой во время Вальпургиевой ночи. Говорить об этом не хотелось, и спорить тоже. Правда так тесно переплетена с вымыслом, жизнь с выдумкой, мифы с реальностью. Кто знает, где граница, и как близко или далеко мы отстоим от неведомого и невероятного.
        Задумавшись, я упустила нить спора и включилась только в тот момент, когда заговорил Леша:
        - Не знаю, как насчет русалок, ведьм и всего прочего, но о себе могу сказать, я в прошлом году в лесу заблудился, попал под дождь, фонарик сдох, в общем, несколько часов проплутал, пока понял, что хожу по кругу. Сначала разозлился, психанул, а потом вспомнил, как меня бабка учила, ну и заставил себя, остановился и попросил:
«Дедушка Леший, выведи меня отсюда…» Прикиньте, почти сразу на дорогу вышел.


        Леха замолчал. Ребята пошевелились. Кажется, кто-то успел задремать, девочки слушали, прижавшись друг к другу, Дашка сладко вздохнула.
        Пока мы спорили, занялась заря. Земля чуть сдвинула край одеяла-ночи.
        - Смотрите! Рассвет!
        Мы вскочили и подбежали к самому берегу. Взялись за руки.
        - Вот, сейчас!
        И взошло солнце!
        Поднялось, заглянуло в реку, отразилось в ней, отражение заиграло, разделилось, и вот уже два, три солнца жидким золотом разлились в воде, разлетелись светлые блики солнечными зайчиками, защекотали, тронули ресницы и щеки мягкими пушистыми лапками, разбежались по траве, вспыхнула роса бриллиантами.

        Красное Ярило
        В небо восходило,
        Лучами играло,
        Ободом крутило
        Ли-до, ли-до!
        Ай, да, ли-до, ли-до!
        Вернувшись к бабушкам, хоть и уставшие, но очень довольные, мы с Дашкой, прежде чем завалиться спать, стали расспрашивать: когда на самом деле праздновать Ивана Купалу?
        - На Рождество Иоанна Крестителя надо в церковь ходить, а не на бесовские игрища, - ответила Натуся. Клавдия взглянула на нее и спрятала улыбку.
        - Обязательно пойдем, - сказала она, - аккурат - седьмого июля. Большой праздник!



        Магия

        Я помню Натусю и Клавдию столько же, сколько себя. Живут они вдвоем в маленьком деревенском, разделенном на две половины домике. В детстве я у них часто бывала. Сестры знают много такого, о чем только в книжках со сказками написано. Знают обе, но Клавдия рассказывает лучше, с цветистыми подробностями.
        - Ба, кто такая ведьма?
        Клавдия и давай рассказывать: есть, мол, такие женщины, которые умеют колдовать.
        - Волшебницы? - уточнила я.
        - Да какой там! - отмахнулась Клавдия. - Хотя, - она призадумалась, - можно сказать, что и волшебницы. Только это будет не по-нашему. По-нашему уж скорее - ворожея, та, что ворожит, скрытое узнает, тайное видит, ну и наделать может, если что. Они ведь разные бывают, ворожейки эти, есть и настоящие, но больше - липовые, те, что обещают чудеса за деньги. А по мне, так все одно - грех.
        - Значит, настоящие ворожейки могут творить чудеса? - заинтересовалась я.
        - Да ты откуда нахваталась-то? - забеспокоилась Клавдия.
        - Трындычиху увидела, - коротко бросила Натуся.
        Клавдия посмотрела на меня и задумчиво кивнула.
        - Эта самая злобная и есть! - заявила она. - Злющая, да сильная; раньше-то против нее никто устоять не мог. Уж кого невзлюбит, до могилы доведет! Все по домам ходила, высматривала себе жертву. Пришла как-то к Митрофанычевым, за стол села и сидит, молчит, да на хозяев нехорошо поглядывает. Сам-то и не выдержал, прикрикнул на нее, мол, делать дома, что ли, нечего, по чужим дворам шастаешь да людей пугаешь!
        Ведьма, казалось, только того и ждала. Зыркнула на хозяина и вышла вон. А у Митрофанычева с той поры рука сохнуть стала. По врачам да по больницам затаскали его, а ему только хуже. Жена его потихоньку по бабушкам стала бегать, да только бабки и сами ведьму боятся. Не всякому под силу чужой наговор снять. А мужик совсем плохой стал, того и гляди помрет. Тогда врачиха - Любовь Петровна - присоветовала к колдуну одному обратиться. Он на хуторах живет, вроде в сторожах при фермере.
        Пришел колдун к Митрофанычевым, в дверях постоял и велел хозяйке три ведра воды принести. Та, конечно, к колонке сбегала, воду принесла, перед колдуном поставила, спросить боится, ждет. Колдун ведро воды поднял да и плеснул в комнату, до самого окна разлилась вода; он прошел в дом с другим ведром и снова плеснул, уже от окна к двери; вернулся и последнее ведро в комнату вылил. Приказал хозяйке полы не вытирать, с тем и ушел.
        На следующий день больному легче стало, - закончила свой рассказ Клавдия, - а ведьму вы с Натусей, надо быть, на перекрестке увидали. Бессильна она перед колдуном оказалась, свое зло назад получила, вот и отплясывала.
        В другой раз я спросила у нее о сглазе. Как это можно сглазить человека? Например, мамочки прячут младенцев от посторонних, а чтоб не заглядывали в коляску всякие досужие бабки, подкалывают булавками полупрозрачную ткань, воздух свободно поступает, но на ребенка никто не пялится. У Клавдии своеобразное мнение на сглаз:
        - У нас не говорят «сглазили». Если у кого дурной глаз, завидущий или черный, от такого булавкой легко отделаться. А вот если на человека «сделано», тогда похуже будет. Вот у нас в деревне раньше ни одна девка замуж без присухи не выходила. Если какой парень приглянулся, то наговаривала невеста и на вечернюю зарю, и на утреннюю; и на воду, и на водку; так чтобы наверняка… Неважно, что потом всю жизнь - с горьким пьяницей; зато - мой, мой и больше ничей! Не выносят бабы соперниц. Что муж, что сын, а все одно: в ее доме должен жить, поэтому невестка-молодуха первый враг. Конечно, часто оказывается, что невестка свекрови сто очков вперед даст. Тогда уж мужику - только держись! Между двух огней сгорит синим пламенем!
        Со свету сжить человека способов много. Если кто очень не нравится: иголку ему под подкладку, мелочь под порог; молодым - соломенную вязанку в подушку. Можно и к ведьме сходить, есть такие, что «на смерть» наговор делают, не погнушаются в храме свечку поставить «за упокой» на живого человека. Никакая медицина после такого наговора не поможет, сгорит человек. Так-то вот!
        Слушать бабушкины байки и жутковато и интересно, дух захватывает.
        В то лето я заболела ветрянкой. Лежала в большой комнате на диване и боялась смотреть на себя в зеркало. Мне казалось, что эта красная сыпь, покрывшая кожу моего лица и тела, не сойдет никогда, и я на веки вечные останусь некрасивой и не смогу больше гулять с подругами на улице, бегать на реку, и никто не станет меня такую любить. Я горько плакала, укрывшись с головой одеялом.
        Но возвращалась Клавдия с работы, приносила кульки, полные бордовых крупных вишен, садилась у моего изголовья на стул и принималась утешать меня, рассказывая свои удивительные истории.
        - Пошто тужишь? - улыбалась Клавдия, гладя меня по лохматой голове. - Вот мы сейчас тебе косу причешем, и станешь ты красавица-раскрасавица!
        - Да! - ревела я. - А прыщики?
        - А что прыщики? - удивлялась Клавдия. - Через три дня их - тьфу! Как не бывало!
        - Ты откуда знаешь? - сомневалась я.
        - Так все ж болеют. Сначала эта краснота, потом она сходит, словно и не было ничего, - объясняла Клавдия.
        - Да! А вдруг это ведьма наколдовала? - не унималась я.
        Клавдия насторожилась:
        - Ты разве брала у нее чего?
        - Не-е-ет, - испуганно ответила я.
        - Так-то! - успокоилась Клавдия. - Нельзя у ведьмы ничего брать из рук, и из дома ее ничего выносить нельзя.
        - Почему?
        - Потому, - строго глядя на меня, пояснила Клавдия, - ведьма себе замену ищет. Уйти ей просто так невозможно, вот и смотрит она, кому бы свое проклятие передать. Только найдя замену, сможет ведьма покой обрести, если вообще возможен для нее покой… Когда я маленькая была, жил тут у нас один колдун, все никак умереть не мог; мучился, страсть! Когда отходил он, к его дому подойти боялись, чтоб ненароком не попасть под раздачу, значит. Вся его избушка ходуном ходила, так он кричал. Вот ведь - мука какая! И воды подать некому; куда какой страх! Неделю так-то промучился, а потом сквозь трубу дым черный как повалит! И огонь, прям сквозь крышу! Стало быть, пришел хозяин-то за ним… Так и сгорел… Помнишь, Натуся?
        - Помню, как не помнить, - соглашается сестра…
        - Какой хозяин? - с замиранием сердца спросила я.
        - Известно какой, рогатый да хвостатый…
        Это бабушки рассказали мне, почему на Ивана Купалу всей деревней на реку ходили, от мала до велика купались, а тех, кто не хотел в воду идти, насильно загоняли, потому что всем известно - кто на Купалу воды боится, тот с нечистым знается.


        На шестнадцатый день рождения сестры подарили мне серебряный кулон - собранный из шестнадцати колец. Ручная работа местного народного умельца. На кулон пошли старинные серебряные полтинники, те, где кузнец у наковальни перековывает меч на орало. Этих полтинников у бабушек много было, я насчитала девяносто три. Нашла полотняный мешочек в сундуке. Тяжелый.
        Там были и дореволюционные монеты, и эти с кузнецом, были и рубли, но все-таки полтинники преобладали.
        - Ты смотри, - бормотала Натуся, - береги его, серебро наговоренное…


        В семье она была старшая. Образования никакого не получила, всю жизнь проработала в колхозе. Мужа потеряла рано. Единственного сына воспитала вместе с Клавдией, теперь он жил с семьей в Калининграде.
        Весь дом у сестер увешан образами, они исправно ходят в церковь и истово постятся…
        - Погадай мне, Натусь.
        - А и давай, пораскину…
        Затертые до бахромы карты аккуратно раскладываются сухими, коричневыми, не женскими руками. Много этим рукам на своем веку поработать пришлось… Вот, туз пиковый лег «на сердце», валет пик «под сердце», и еще чернота: девятка с дамой.
        - Удар мне, что ли? - спрашиваю.
        - Где? - спешит оправдаться Натуся. - Нет никакого удара. Тут тебе королей марьяжных, эвона, целая куча. Женихов-то… Известие получишь, денежное, - она говорит, а сама посматривает на меня, быстро-быстро. - Аль понимаешь расклад-то? Кто научил? - спрашивает настороженно. И ее рука с пергаментной кожей будто ненароком смешивает карточный крест.
        - Да уж знаю. Родная кровь. Клавдия выучила.
        - Я дюже хорошо по картам вижу, если кто потерял чего или украли. Сразу скажу, где искать, - рассказывает Натуся. - А сны тоже можешь разгадывать? - неожиданно обращается она ко мне.
        Я качаю головой отрицательно.
        - И правильно, грех это, - соглашается Натуся. - Я вот жизнь свою всю прогадала, - и спохватывается: - Клавдия дюже хорошо сны разгадывает…


        Клавдия не только разгадывала, она еще и видела вещие сны. Великая сонница была, еще смолоду. Когда в комсомол вступала, видела во сне: поле большое и двое мужчин высоких - один белый, а другой черный; к ним людей длинная вереница движется, и делят они тех людей между собой. Каких делят, а некоторые посередке остаются. Клавдия тоже к белому было собралась, а он: «Нет, - говорит, - подожди». С тем и проснулась. «Видно, время мое еще не пришло», - объяснила.
        Как-то умерла соседка Клавдии, а они подружки были. Клавдия в отъезде была, и старушку без нее схоронили. Клавдия как приехала, так к родственникам усопшей побежала:
        - Рассказывайте, как схоронили, в чем?
        - Все, - говорят, - честь по чести: и платье, и платочек, и тапочки…
        - Эх, жаль, что я не видела, не проводила, - сокрушалась Клавдия, все боялась, что подружку не так обрядили, что будет она обижаться.
        Ночью проснулась Клавдия, вроде позвал ее кто. Подошла к окошку, а там дедушка седенький стоит, в платье, как у попа, борода длинная… Смотрит на Клавдию и спрашивает:
        - Ты, раба Божия, хотела посмотреть, как твою подругу без тебя обрядили?
        Клавдия молчит, только головой кивает: «Я, мол».
        - Ну, смотри.
        И прямо с неба к окну Клавдии гроб опустился, а в гробу бабушка новопреставленная лежит. Как глянула Клавдия и не испугалась. Все убранство у подружки в порядке, все, как надобно.
        - Посмотрела? - старичок строго спрашивает.
        - Да, - отвечает Клавдия, - спасибо.
        - Ну, оставайся, с Богом!
        И исчезло все. Стоит Клавдия у окошка, глаза кулаками трет, а потом смекнула, что не кто иной к ней являлся, как сам апостол Петр! Упала она перед образами, крестилась, крестилась… Утром, едва забрезжило, к соседям бегом побежала.
        - Знаю, - говорит, - в каком виде подружку схоронили. - И рассказывает: так-то и так-то. Соседи только дивятся.
        Карты Клавдия тоже знала, но любила приговаривать:
        - Карта - что? Картинка! Ты на человека смотри, он тебе сам о себе все расскажет.


        Натуся тоже не проста. Она чужую смерть за версту чувствует. Как кому умереть, так она с утра лампадку у образа зажигает. Однажды я сама была свидетельницей: умерла дальняя родственница за много километров. Сестры еще не знали, телеграмму не принесли. Но Натуся с утра лампадку приказала зажечь. Клавдия сразу поняла, к чему это. Попросила:
        - Скажи хоть - кто?
        Натуся спокойно так имя назвала. А потом уже и телеграмму принесли…
        - Когда помру, буду за вами приглядывать, - любит предупреждать Натуся.



        Вещие сны

        Леса у нас действительно колдовские, такие дебри сохранились - доисторические времена помнят.
        До сих пор окружен легендами необитаемый замок на горе. Владельцы его давно сгинули. Ходят слухи, что выжила только незаконнорожденная внучка последнего графа. Дочь графа спас от волков местный купец, с ним и прижила графиня девочку. На острове среди болот сохранился памятник - огромный волк, высеченный из черного камня, изготовился к нападению.
        Я его видела однажды.
        Мы с Глебом и нашими деревенскими друзьями бродили по лесу, среди мачтовых сосен с белыми стволами, собирали землянику горстями: когда опускаешь руку в земляничные кусты и словно расчесываешь спутанные побеги, а на ладони, слипшись бочками, красуются оранжево-алые ягоды, сладко-терпкие, с запахом солнца и земли. Купались в речушке: чистой и глубокой, а когда возвращались, пытались считать роднички, ручьи, источники, казалось, бьющие отовсюду; веселые и прозрачные. Они стремились к реке, становились шире, растекались, пропитывали почву… Земля уже не была надежной опорой, она сочилась коричневой жижей, опасно зыбилась под ногами; здесь лес как будто кончился - лишь изумрудная осока, словно специально посеянная кем-то, застыла под послеполуденными лучами летнего солнца.
        - Болото, - сказал Глеб, - обойдем вокруг. - Мы снова углубились в лес. Здесь он и стоял, словно вырезанный из цельного угольного куска, - застывший в прыжке черный волк.
        - А это для чего? - спросила я, увидев в траве, будто кто-то дерн содрал, круглые проплешины.
        - Ведьмины круги, - объяснил Глеб. - Говорят, это местные колдуны для своих нужд приготовили. Если не хочешь, чтобы память отшибло или еще чего похуже не произошло, обойди такой круг десятой стороной.


        Наслушавшись бабушкиных историй, я тоже полюбила рассказывать сны. Мои сны - лучше любого фильма. Цветные, яркие, сочные, а главное - сюжетные и легко запоминающиеся. Как приснится что-нибудь такое, я запомню, запишу, а потом при случае то девчонкам расскажу, то одной Дашке или Глебу. В зависимости от того, что приснилось, не каждый сон рассказывать хочется, бывает, такие кошмары разворачиваются - криком кричу.
        - Ты снам не верь! - наставляет меня Клавдия. - Пророческие сны редки, чаще лукавый воду мутит, ищет твое слабое место, чтоб уязвить, чтоб сбить с толку, а еще лучше уловить в свои сети. Обман - его оружие, полуправда - главный довод. Человек слаб, бывает, так хочется ему чего-нибудь, так он страстно вожделеет, а лукавый тут как тут - навевает прелестные сны, обвевает грезами и так накрутит, такого тумана напустит, и вроде все вполне правдиво, приметы совпадают, карты обещают успех и удачу, сны - как один, все вещие. Человек и искушается. Верит, поддается соблазну. А как только он поверил, тут его и можно брать готовенького и тепленького. Подсунули ему одну обманку, он ухватился, подсунули другую - опять взял. Нашептали в уши, напели, горы золотые посулили, ах, как хорошо. Все совпало, значит, надо ждать судьбоносного решения, надо делать то-то и то-то. Успех в делах, например, ждет-пождет человек, а его нет. Или девушка уверена, что любимый женится, а он на нее и не смотрит, человек прибыли большой захотел, да незаконно подвизался, а девушка чужого парня собралась увести… Но это уж совсем простые
примеры, в жизни все гораздо хитрее устроено.
        - А как же твои сны? - обижалась я. - А Натусины? Почему они сбываются? Выходит, у вас сны пророческие, а у меня - нет?
        - Глупая ты, - Клавдия гладит меня большой шершавой ладонью по голове, - радоваться надо, что никакого пророческого дара у тебя нет, а если и есть, то лучше бы не было, - добавляет со вздохом.
        - Почему?
        - Дорого платить приходится, - обычно после этого она быстренько сворачивает разговор или переводит на другую тему.
        - А если сон, как наяву, и не знаешь, где ты? - допытываюсь я.
        - Морок это, - безжалостно развеивает мою мечтательность Клавдия. - Чтоб не морочили тебя, как спать ложишься, перекрестись и постель перекрести. Нечистые Креста переносить не могут, вмиг весь морок рассеется.



        Накануне

        Мы пробыли у бабушек пару дней, потом Глебу позвонили из дома, надо было возвращаться. Может, я и осталась бы, но Глеб, не особенно вдаваясь в подробности, сказал:
        - У нас семейный праздник, я уеду на несколько дней. Хочешь со мной?
        Я, естественно, загорелась. Во-первых, Глеб мне и раньше много рассказывал о своих многочисленных родственниках, а во-вторых, я чувствовала, что делаю очень важный шаг - вхожу в его семью.
        Представляла себе большой праздник, накрытые столы, прямо на улице, во дворе, под деревьями, и много людей, которые в ближайшем времени могут стать и моей семьей тоже. Было ужасно интересно и немного страшно, вдруг я им не понравлюсь?
        Я поделилась с Дашкой своими мыслями и опасениями, но моя умница-подруга, как обычно, здраво рассудила: главное, чтоб я нравилась Глебу, а он - мне. Конечно, мнение его родителей тоже важно, но не определяющее. Что же касается каких-то дальних родственников - седьмая вода на киселе, так зачем они мне нужны? И вообще - это всего лишь какая-то семейная тусовка, типа юбилея. Раз Глеб зовет, можно съездить, любопытно взглянуть на тех, с кем придется породниться.
        Слово «породниться», произнесенное Дашкой с важным видом, рассмешило меня.
        - Лис, а тебе не кажется, что ты слишком заморачиваешься? - спросила она. - Вам с Глебом еще и восемнадцати нету, а ты уже семейную жизнь планируешь, родственников каких-то… нужны они тебе, чужие люди. Своих, что ли, мало?
        Выслушав ее, подумала: что это я и правда, как курица с яйцом ношусь со своей свадьбой. Глеб мне пока предложения не делал. Может, и не сделает вообще… А что, найдет себе какую-нибудь… или родственники ему подыщут - подходящую партию, ведь это так называется.
        - Да ты просто боишься! - заявила Дашка. - Боишься незнакомых тебе людей, боишься Глеба и замужества ты боишься, как огня.
        - Я?! - моему возмущению не было предела. И это моя лучшая подруга!
        - Ну не я же, - рассмеялась Дашка, - кто тебе в голову вбил, что ты должна непременно за Глеба замуж идти? Мелодрам пересмотрела? Или свадебные журналы из головы не идут?
        Я смутилась:
        - При чем тут журналы… Просто так положено…
        - Лиса, я тебя что-то не узнаю, - в голосе Дашки возникло беспокойство, - ты перегрелась, что ли?
        - Ладно-ладно, поняла, - остановила я ее. Дашкины нравоучения надо вовремя пресекать, иначе весь день будет читать нотации, делать выводы и учить жизни. Сама, можно подумать, много в ней понимает.
        - Что хоть за событие?
        - Не знаю, что-то семейное.
        - Столетний юбилей троюродной прапрабабушки? - хихикнула Дашка. Ей смешно, а я сразу перепугалась: ведь если бы такая серьезная дата, Глеб сказал бы мне, надо о подарке подумать и вообще…
        - Очень надеюсь, что юбилей будет в следующий раз, - ответила я. - И, Даша, нет ничего смешного в столетней старушке, представь себя в таком возрасте.
        - Да что ты! Я не доживу, - Дашка ужасно веселилась почему-то, но, заметив мое недовольство, согнала с губ улыбку, - ладно, ладно, не обижайся, лучше дай слово, что пригласишь меня на свою золотую свадьбу.
        - Даш!
        - Что?!
        - Ничего!
        - Сглаза боишься? Я не глазливая. А ты вся в оберегах, вон у тебя и булавочка приколота, и медальон заговоренный, не говоря уже о крестике. Ты же непробиваемая! От тебя любая ведьма за два километра шарахается.
        - Ну пожалуйста!
        - Молчу, - Дашка состроила невинную рожицу, очень смешно. - Когда едете?
        - Шестого.
        И тут меня осенило:
        - Слушай, Даш, а хочешь с нами?
        Дашка от неожиданности поперхнулась и закашлялась. Я участливо похлопала ее по спине. Отдышавшись, она помотала головой и ответила:
        - Я думала, вы захотите побыть вдвоем и все такое…
        Может, и захотели бы, в смысле, я захотела, но Дашка была права, я отчаянно трусила.
        Мы собрались, распрощались с нашими деревенскими друзьями и уехали все вместе. Меня все время не покидало ощущение, что я поторопилась. Вполне можно было побыть у бабушек с недельку. Но я не могла оторваться от Глеба, словно меня к нему приклеили.
        Как только мы вернулись, Глеб сразу же помчался домой, и я его почти не видела. Сидела в четырех стенах и злилась на него. Дашка звала меня то гулять, то в кино, то в клуб, но я отказывалась, потому что не хотела быть третьей лишней, ведь Глеба со мной не было. Я сидела одна, злилась, ругалась с Глебом по телефону и считала дни.



        За рекой

        Трамвай заскрежетал, застонали изношенные тормозные колодки, дернулся в последний раз и встал.
        - Прибыли, - сообщил Глеб. И мы выпрыгнули из пустого вагона прямо в густую истоптанную сотнями ног грязь. Пока я думала, откуда в пригороде трамвай и кто оставил столько отпечатков, если, кроме нас, ни в трамвае, ни на улице никого не было, мои друзья ушли вперед.
        Я огляделась. Слева и справа тянулись серые заборы, над головой низкое свинцовое небо и допотопный трамвай на рельсах.
        - Эй! Меня забыли, - крикнула я и, перепрыгивая через особенно глубокие и грязные рытвины, побежала догонять.
        У Дашки лицо было непроницаемое. Глеб выглядел необычно хмуро. Мне захотелось несколько разрядить атмосферу.
        - Не думала, что здесь водятся трамваи, - постаралась пошутить. Вышло не слишком весело. Окружающая действительность не внушала ни доверия, ни радости. Промзона какая-то. В таких местах только фильмы ужасов снимать.
        А в Москве солнце, - вспомнила я. Глеб пожал плечами и пошел вперед вдоль забора. Даша последовала за ним.
        Мне стало стыдно. Не успела приехать, как уже капризничаю. Сама же вызвалась, интересно стало, вот и согласилась, никто на веревке не тянул. Еще и Дашку с собой прихватила. Но ведь мы с ней неразлучны. И сколько раз уже она выручала меня в самых безнадежных ситуациях. Да и я старалась помочь ей, чем могла.
        Мы шагали вдоль трамвайного полотна, стараясь не слишком испачкать обувь; я - сзади, Глеб и Даша - чуть впереди.
        Потом, когда я подняла голову, их уже не было. Они успели уйти далеко вперед. Мне было как-то тревожно и очень одиноко. Неужели я так уж медленно шла? Они так заговорились, что совсем забыли обо мне?
        Я стояла у широкого деревянного моста, перекинутого через грязную речку, несущую серые глыбы ноздреватого льда, похожего на куски сала в непроцеженном бульоне. Честное слово, это уже слишком! Весна в этом году, конечно, задержалась, но на дворе июль месяц, в городе бушует лето, а тут что, микроклимат особый?
        На мосту сохранился снег, поэтому я шла осторожно, боясь гололеда и гнилых досок.
        Глеб и Дашка давно миновали мост, их фигуры виднелись далеко впереди, под старыми, голыми еще деревьями, на фоне двухэтажных послевоенных домов - тех, что строили пленные немцы. Куда мы приехали? Что за унылое место?
        Мне надо было непременно подробно расспросить обо всем Глеба. И я ускорила шаг, почти побежала, не обращая внимания на жидкую грязь под ногами.
        Они ждали меня во дворе перед краснокирпичным двухэтажным домом, он выглядел еще старше немецких бараков, даже печная труба сохранилась. Маленькие полукруглые окна, единственный темный подъезд, чтоб зайти, надо было чуть пригнуться. Как выяснилось, нам с Дашей предстояло тут заночевать. Глеб, приведя нас в этот мрачный старый дом, открыл своим ключом массивную дверь в крохотную квартирку: направо - закуток кухни, прямо - узкий пенал комнаты. Старый линолеум, мебель прошлого века, плюшевый коврик над диваном. Здесь жила старушка. Совсем недавно жила. А теперь, наверно, умерла. Но квартира еще сохранила ее запах, ее настроение, ее тусклые медленные мысли.
        - Очень неуютно, - виновато улыбнулась я.
        Глеб бросил на стол ключи и почти сразу ушел, ничего не объясняя. Сказал «мне надо». И не вернулся. Весь вечер мы с Дашкой просидели на рассохшемся диване и старательно избегали темы «Зачем мы здесь?».
        В ту первую ночь мне снилось, как я мажу лицо Глеба грязью, и грязь такого светлого оттенка, почти серого, будто состоит она из мягкой глины с примесью щебня. Грязь легла неровной коркой, а Глеб удивленно моргал слипшимися ресницами. Проснувшись, я рассудила - сон хороший, грязь снится к прибыли.
        Утром приехал Олег. Поначалу я ему обрадовалась, он шумно ворвался в нашу мрачную квартирку, громко говорил, хохотал, растормошил нас с Дашей. Мы повеселели. Глеб вернулся, как ни в чем не бывало, и с тех пор он уходил и приходил, когда вздумается, без объяснений. Олега он уводил с собой. И в конце концов Даша с ним ужасно рассорилась. А я так устала от неопределенности и неустроенности, так много думала о себе и о Глебе, что не заметила, когда и как исчезла Даша. Уехала, не предупредив меня. Или она все-таки предупреждала? Кажется, она предлагала ехать с ней? Не могла же она просто бросить меня? Или - могла?
        Однажды Глеб и Олег не ушли, как обычно, а засиделись на кухне за полночь. Меня не приглашали в свой междусобойчик, оставили одну в комнате, как будто забыли, перестали замечать. Я не спала, потому что прислушивалась к их разговору, но никак не могла ничего уловить, даже обрывки фраз были едва слышны из-за закрытой двери.
        Глеб ушел под утро. Когда я встала, Олег, смеясь, показал мне свою толстовку, всю в отпечатках губной помады.
        - Когда ты успел? - удивилась я.
        - Долго ли, умеючи, - усмехнулся он, - девки пошли отчаянные.
        Так вот почему Дашка уехала от него, догадалась я. Олег вовсе не такой уж хороший, как представлялся.
        А потом случилась и вовсе невероятная история. Глеб напился впервые в жизни. Это случилось в тот день, когда я убежала. Побег не удался. У меня хватило сил только на то, чтобы добраться до остановки и сесть в пустой и мертвый трамвай. Но перед моим бесславным побегом я оставила Глебу записку о том, что больше не могу оставаться, что уезжаю и если он захочет меня увидеть, то пусть звонит, я буду ждать его звонка. Короткая записка, написанная впопыхах, попытка напомнить о себе. Не знаю, на что я рассчитывала, чего ждала. Нет, неправда. Знаю - я хотела, чтоб он догнал меня, вернул и все стало, как прежде.
        Я долго сидела в пустом трамвае. До тех пор, пока Глеб, злой и мрачный, не ввалился в него. Я не сразу поняла, что с ним. Просто удивилась и испугалась его блуждающего темного взгляда. В руке он держал бутылку пива. С трудом сфокусировав на мне взгляд, Глеб с усилием произнес:
        - Чего сидишь… Не работает. Не видишь? - Он поднес бутылку ко рту и не отрываясь выпил до дна. Я была в ужасе. Глеб никогда раньше не пил, во всяком случае при мне. И мне показалось, что сейчас ему станет плохо, он потеряет сознание, его стошнит. Я совершенно растерялась, не зная, что делать. Но Глеб, хоть и покачиваясь, довольно твердо стоял на ногах. Лишь помрачнел еще сильнее. «Да ведь он невменяем!» - подумала с отвращением.
        - Выходи, - приказал Глеб, - ты никуда не уедешь.
        Я попыталась возмутиться, даже сделала попытку вырваться, ведь трамвай - не единственный вид транспорта, можно уехать на автобусе, маршрутке, поймать машину, наконец.
        Глеб только рассмеялся:
        - Интересно, где ты тут увидела маршрутку?
        Я вышла из бесполезного трамвая, посмотрела на ржавые рельсы, уходящие в перспективу между глухими бетонными заборами. Я не знала, как далеко тянулись эти рельсы и что там, за заборами. Но при взгляде на них меня охватила безмерная тоска. Идея убраться из этого жуткого места уже не выглядела такой уж простой.
        Она стала неразрешимой.
        На меня навалилась апатия, глухая, безразличная, в самом деле, зачем мне куда-то уходить, надо дождаться, пока не закончатся торжества (какие торжества, я даже не знала, в чем суть этих торжеств).
        Глеб словно очнулся, почувствовал мое состояние и впервые за все эти дни взял меня за руку, он был почти прежним, почти нежным, он уговаривал вернуться, обещал, что уже завтра (!) все решится, и мы уедем вместе. Надо только немного потерпеть.
«Будет весело», - пообещал он, когда мы возвращались через мост.
        По дороге он купил пива в единственном киоске с крохотным оконцем. Я попыталась не разрешить. Мы стали ругаться и ругались, пока не вошли в подъезд.
        - Послушай, мне и без того ужасно дерьмово, - заявил Глеб.
        - Так объясни, наконец, в чем дело? - злилась я. - Что происходит? Ты понимаешь, что с тобой рядом невозможно находиться. Я тебя не узнаю с того самого дня, как мы сюда приехали. Зачем мы здесь? Куда ты исчезаешь каждый вечер? Олег как с цепи сорвался. Дашка уехала. Кстати, как она уехала? Как выбралась отсюда и выбралась ли? - страшная догадка ошеломила меня, а что, если Дашка до сих пор бредет по подсохшей грязи между бесконечными бетонными заборами… И больше никогда, никогда не выйдет к дороге, не встретит людей, никто не поможет ей…
        - Я должен догнаться, - угрюмо твердил Глеб, - иначе никак невозможно. Мне необходимо, ты не понимаешь…
        Глеб стал мне противен, и я замолчала. Выдохлась, поникла. Мое молчание заставило замолчать и Глеба. Постояв на площадке, он шагнул к лестнице и в сердцах швырнул пивную бутылку в лестничный проем.
        - Зачем? Утром придется все убирать. Теперь там полно стекла. - На самом деле мне было абсолютно все равно. Но брать веник, совок, спускаться вниз, чтоб подмести осколки, не было ни желания, ни сил.
        Глеб открыл дверь, я молча прошла в комнату мимо него. Из кухни выглянул Олег, он что-то крикнул по-петушиному и сам же рассмеялся. Потом они снова сидели допоздна и, кажется, пили. По крайней мере Олег пил.
        Я не ходила на кухню, не могла видеть бардака из кусков хлеба, накромсанных помидоров, объедков и огрызков в пивных лужах, засохших и свежих.
        Старушечья квартира постепенно превращалась в мрачную крысиную дыру, пещеру людоеда. Комната покрывалась пылью и паутиной, кухня - мерзкими объедками и плесенью.
        Я уже не жила. Ничего не ждала. Я умирала и сама не понимала, как и за что.
        Утром Глеб и Олег внезапно протрезвели.



        Родня

        Глеб снова исчез. Я долго искала его, бродила по пыльным улицам. Так и не найдя, отправилась к остановке автобуса. У меня появилась слабенькая надежда: вдруг удастся уехать отсюда. Сейчас подъедет автобус, в нем будет водитель, он непременно знает, откуда отправляются другие автобусы. Если я как-то попала в это проклятое место, в этот чертов пригород, значит, где-то рядом находится город. Мой город. Там прошла большая часть моей жизни, там мои родители, мой дом, друзья, все, что мне дорого, все, кого я люблю. Еще есть бабушки и дед, к ним так просто добираться: села на электричку - полтора часа, потом автобус - и на месте. По сравнению с этим ПРИГОРОДОМ - далеко. Но почему я могу свободно перемещаться туда и оттуда и не могу вырваться отсюда? И где это - здесь? Что за странное место, где вместо лета холодная весна, хотя я точно знаю - сейчас лето. Но если сейчас лето там, в моем мире, то выходит, этот мир не мой? Нет-нет, так можно и до бреда додуматься. Почему не лето - самое настоящее лето. И солнце вышло, и листья, и трава вдоль дороги. Правда, небо снова затянуло тучами, но ведь так бывает, и
летом бывает.
        Напротив меня остановился старый, с раздутыми боками автобус, тяжело завалился на борт, качнулся и замер. Открылись двери, и навстречу мне выплыла мама Глеба.
        Честно говоря, я ее не сразу узнала. Вылезла какая-то тетка, взъерошенная, в цветастом платье, в глазах зарябило. Потащила сумки, надрываясь. Увидела меня, расплылась в улыбке накрашенным ртом:
        - Василиса! Вот это сюрприз! Что же ты стоишь столбом, помоги! - Я бросилась к застрявшей в автобусных дверях женщине, похожей на маму Глеба, и помогла выволочь сумки и тяжелые коробки.
        Она отдувалась и фыркала:
        - Уф, упарилась!
        - Вы откуда? - Я все еще пребывала в сомнениях: она ли?
        - Из дома, деточка, из дома, - она тараторила и обмахивалась носовым платком.
        - На этом автобусе? - переспросила я. Она обернулась, автобуса уже и след простыл.
        - На автобусе, ох уж этот общественный транспорт! Знаешь, я очень плохо переношу автобусы, страшно трясет. - Она болтала не переставая, между тем к нам стали подбираться со всех сторон какие-то незнакомые тетки, почти на одно лицо, с одинаковыми прическами - короткими стрижками, в цветастых платьях или блузках с юбками, туфли на низком каблуке. Широкие, с крепкими руками и спинами. Они целовались с мамой Глеба, пожимали руку, обнимали, подхватывали коробки и сумки, говорили все разом, неразборчиво, низкими гудящими голосами. Если не вслушиваться, то звучало как прерывистый гул: зззууууу-у-у-у…ззз.
        И вдруг среди всей этой кутерьмы появился Глеб. Он подошел ко мне, ни на кого не обращая внимания, отвел в сторону.
        - Сегодня намечается очень важное семейное мероприятие, - сообщил он, - ты и я должны на нем присутствовать.
        - Вот как, ну наконец-то! - Я почти обрадовалась. И совсем забыла спросить, куда это он запропастился с кладбища. Надо было рассказать ему о чудесном мальчике из гроба, о старушке, еще о чем-то, ах да, об автобусе, на котором я хотела уехать, но вместо всего этого я сказала:
        - Знаешь, я едва узнала твою маму.
        Он не ответил.
        - Куда мы идем? - спросила я, не узнавая пригорода. Нет, конечно, пригород оставался пригородом, но вместо скучных двухэтажных бараков возле моста вдоль дороги выстроились деревенские дома с палисадниками и крашеными заборами.
        - В клуб, - ответил Глеб.
        Мы шли по подсохшим тропинкам и начинающим зеленеть улицам к местному клубу, где семейство Глеба арендовало актовый зал.
        Да что там зал! Весь клуб принадлежал сегодня им! Как выяснилось, тут вообще все им принадлежало.
        Их оказалось очень много: молчаливых и шепчущихся, низкорослых мужчин неопределенного возраста в смятых пиджаках цвета пыли; крупных женщин в цветастых юбках и вязаных кофтах, с непомерными ступнями в мужской обуви; раскрашенных некрасивых девушек, безвкусных, хихикающих… Я невзлюбила их всех сразу, от них веяло угрозой, настолько реальной и конкретной, что я ощущала ее кожей, и направлена она была на меня.
        Они игнорировали меня, как только я подходила к ним, сбившимся по углам, их голоса сливались в зловещее шипение.
        Я стояла одна и старалась воспринимать происходящее как дурацкий спектакль, с которого нельзя уйти.
        Все напряженно ждали. Но они, в отличие от меня, знали, чего ждут.


        Глеба торжественно вывели на сцену два престарелых дедка. Он подошел к самому краю и поздоровался с присутствующими. Его приветствовали радостным утробным гудением.
        Низкорослый мужичок с внешностью поселкового завклубом долго и монотонно говорил о том, что человек несет ответственность перед своей семьей, своим родом, что он обязан всеми силами способствовать росту и укреплению семьи, трудиться на благо или во благо… завклубом нес чепуху со сцены, присутствующие с благоговением внимали. Я с удивлением всматривалась в их лица - сосредоточенно-серьезные, они не притворялись, все, что говорил помятый завклубом, было действительно важно для них.
        Я не понимала, к чему он клонит. Пробираясь в череде долгих велеречивых фраз, напыщенных и цветистых выражений, прокладывая тропинки среди словесного мусора, я утомилась и потеряла нить, точнее, я упустила суть - главное, ради чего весь сыр-бор. Зачем все эти люди собрались здесь, зачем достали из нафталиновых шкафов лучшие наряды, сделали прически, заклинили ноги в неудобной «выходной» обуви.
        Семейство с большим пиететом относилось к своим традициям, но что это были за традиции, я не имела ни малейшего представления. Завклубом, помимо всего прочего, страдал некоторыми дефектами дикции, а обратиться за объяснениями к кому-то из стоящих вокруг угрюмых родственников я не решилась.
        Мне удалось понять лишь то, что Глебу предстоит исполнить в этом балагане некую формальную роль, то ли традиционно принятую в его семье, то ли только что кем-то придуманную. Завклубами частенько бывают больны фантазиями, навеянными дешевыми сериалами. Мятый мужчина на сцене был явно из их числа.
        На сцену вынесли бутафорский венец с зубчиками, венец возлежал на плюшевой лиловой подушечке, к таким обычно медали прикалывают на похоронах военных. Меня передернуло.
        А Глеб благожелательно улыбался!
        Завклубом, повернувшись спиной к зрителям, продолжал говорить. Он говорил о его отце, о деде, который не дожил и не смог сегодня передать бразды правления, о прадеде… и еще о цепочке совсем уж далеких предков, из поколения в поколение честно исполнявших свой долг перед родом.
        Глеб перестал улыбаться, опустил голову, задумался… В зале стояла его мать, но отец не приехал. Почему? Я хорошо знала его, он мне нравился: всегда бодрый, остроумный, веселый. Он не явился и не стал участником балагана. Разумеется, ведь он нормальный! А эти все здесь - чокнутые! Теперь все стало на свои места. Надо было срочно тащить Глеба со сцены и увозить, не медля ни секунды. Я стала пробираться вперед, на меня оглядывались с недовольными минами, со всех сторон раздалось шиканье. Их плечи сомкнулись, закрывая мне проход к сцене.
        А там в это время «венец» перекочевал с подушки на голову Глеба и глупо щерился острыми тусклыми зубцами в низкий потолок. Глеб побледнел и стал очень серьезен.
        Завклубом, подпрыгивая от воодушевления, принялся вещать о продолжении рода, о последнем и единственном отпрыске по мужской линии, способном нести это святое бремя на своих широких плечах.
        Он не замолкал ни на минуту, из него буквально бил фонтан красноречия. Он поведал собравшимся о некоей достойной девушке, способной пройти рука об руку с последним и самым лучшим… И еще что-то об обязанностях и долге… До меня стало доходить.
        Я думала, Глеб возмутится. Я думала, что сейчас он остановит глупого оратора, сбросит дурацкую жестянку с головы, сойдет со сцены, остановив тем самым весь этот бред. Но ничего такого Глеб не сделал, он стоял и глупо, самодовольно ухмылялся.
        Завклубом резко повернулся лицом к залу и ткнул указательным пальцем в мою сторону.
        - Родные мои, - с умилением проворковал он, - с нами сегодня находятся друзья нашего Глеба, они приехали вместе с ним, чтоб поздравить и порадоваться вместе! - Я вздрогнула. Кого он имел в виду? Олега? Но где Олег?
        Несколько десятков пар глаз сосредоточились на мне.
        - Все мы не без греха, - услышала я, одна из теток поглядывая на меня, переговаривалась с другой, - мужчинам позволительно по молодости…
        Лучше бы они меня побили, честное слово! Нет, они меня просто вычеркнули, я была оставлена в прошлом Глеба в качестве его подружки, что ж, всякое бывает, мальчику ведь надо на ком-то учиться…
        Я осталась в прошлом парня, стоящего сейчас на сцене с холодным лицом и взглядом, смотрящим поверх голов собравшихся в зале людей.
        Инициация прошла успешно. Глеб стал одним из них? Он стал одним из них, достаточно было потешить его самолюбие пресловутыми правами главы рода? Я не могла поверить!
        На сцене началось чествование героя дня. Родственники выстроились цепочкой, каждому хотелось подняться к Глебу, пожать его руку, похлопать по плечу, сказать напутственное слово. Меня постепенно оттеснили к выходу.
        Не вечно же они будут держать его на сцене? - думала я, когда-нибудь он спустится, ведь он живой, у него есть потребности. Интересно, он вообще помнит обо мне? И где Олег, наконец!
        Очень хотелось уйти, и в то же время я не могла оторвать ног от пола, все смотрела и смотрела на Глеба, в глазах рябило, голова разболелась. Я изо всех сил пыталась понять его - «ведь понимание - одна из главных составляющих гармоничных отношений…
        От этой фразы у меня скулы свело. И откуда она могла возникнуть?

«Перечитала гламурных журналов, вот и осела», - ехидно подсказал внутренний голос или тот, кто пытался себя выдать за мой внутренний голос. У меня, вообще-то, до сих пор не было никаких голосов, я как-то вполне справлялась без них.
        Мне очень хотелось уйти, но я стояла как вкопанная. Ждала.
        Наконец, Глеб спустился в зал. Церемония закончилась.
        Внутри меня вспыхнула спасительная надежда: «Ну конечно! Это просто бредовая церемония, не больше. Сейчас он подойдет, и все станет как прежде. Мы уедем отсюда, и я даже не вспомню, а если и вспомню, то только в кошмарном сне!»
        Глеб шел ко мне, то и дело улыбаясь и обнимаясь со своими родственниками.
        Я смотрела на него и не узнавала. Как будто что-то происходило с моими глазами.
«Ведь это Глеб? - спрашивала я сама себя. - Ведь это тот самый парень, которого ты любишь? Посмотри, посмотри, это он, именно теперь он настоящий, а тот, что был с тобой в городе, - придуманный тобой. Примешь ли ты его таким, какой он есть на самом деле?
        Смотри внимательно, люди, которые тебя и его окружают, - его родня. У него с ними одна кровь, генетические корни, память предков. Вот ты их презираешь, они кажутся тебе смешными, нелепыми, глупыми, а на самом деле вон та тетенька, возможно, самая нежная и любящая мамочка, а та старушка - хлебосолка и кулинарка, каких поискать. Бездарный завклубом, возможно, научил Глеба играть на гитаре, показал первые аккорды, и каждый из них - безликих для тебя - сделал нечто очень важное для Глеба, а еще они все его очень любят и принимают таким, какой он есть, и он знает об этом.
        Хочешь быть с ним, научись любить их».
        Да, но как же их полюбить, если они отвергают меня?

«А что ты сделала для того, чтоб тебя приняли? Ты попыталась понять их, проникнуться их нуждами? Ты попыталась стать одной из них? Ты, вообще, кто такая?!

        Действительно, кто я такая?!


        Глеб подошел, взял меня за руку и вывел из зала, мы пошли по узким коридорам, старые дощатые полы скрипели под ногами, пахло древесной трухой и застарелой пылью.
        - Теперь мы можем уехать? - робко спросила я.
        Глеб с прежней нежностью погладил меня по руке, почти с прежней. Теперь в нем сквозила снисходительность старшего к капризам маленькой девочки.
        - Потерпи еще немного, - мягко ответил он.
        - Ты хоть объясни мне, что здесь происходит, - робко попросила я, к горлу подкатил комок, я с трудом сдерживала слезы. - Глеб, я не хочу, чтоб ты думал, будто я капризная девчонка, не способная понять важных дел взрослых людей. Но окажись в подобной ситуации даже взрослый человек, он ведь тоже не поймет. Потому что со стороны ваши семейные обряды выглядят по меньшей мере странно…
        Он поморщился:
        - Лиса, пожалуйста, не надо рассуждать о том, чего не знаешь.
        - Глеб! - Я не смогла говорить, слезы душили. - Скажи мне только, ведь ты не всерьез? Не всерьез?
        - Что значит «не всерьез», - Глеб отстранился, смотрел надменно, даже высокомерно, - думаешь, такими вещами шутят?
        - Какими вещами? - опешила я, даже слезы перестали течь по щекам. - Глеб, ты о чем?
        Он расправил плечи, потемнели глаза, побледнели скулы.
        - О том, что наша семья нуждается во мне. Я мужчина, последний из рода, семья возлагает на меня ответственность…
        Я слушала и не верила своим ушам.
        - Ты нуждаешься в их поклонении не меньше, чем они в твоей покорности? - с ужасом спросила я.
        Неожиданно Глеб смягчился и стал говорить проще:
        - Они, как дети, считают, что знают, как лучше. Наш род загибается. У нас нет ни одного здорового мужчины, а значит - нет детей…
        - И ты станешь для них племенным быком? - отшатнулась я.
        - Ну почему ты так реагируешь?! - обиделся он.
        - Глеб, тебе нет еще и восемнадцати! Мы живем в двадцать первом веке! Очнись! Какой род? Чей? Посмотри на них, если они загибаются - пусть. Кому и зачем они нужны?
        - Ну, знаешь! - воскликнул он. - Могла бы и помолчать, просто из уважения. Я думал, ты умнее!
        - Я тоже думала! - выкрикнула я в ответ и, развернувшись, побежала прочь от него. Я бежала по запутанным коридорам, искала выход, но коридоры все тянулись и тянулись, может, я просто бегала по кругу, не различала нужную мне дверь в ряду одинаковых, выкрашенных бурой краской.
        Я бежала, пока не наткнулась на девчонок, собравшихся в углу и о чем-то хихикающих. Одна из них - крашеная блондинка с пережженными волосами, с кукольным лицом, выпачканным косметикой, с красными от помады губами, вся в алых рюшах полупрозрачного наряда, увидев меня, скривила губки и отвернулась. Ее подружки с любопытством осмотрели меня, но сделали вид, будто не замечают.
        Что-то произошло со мной. Я сорвалась. Не выдержала. С криком бросилась на блондинку в красном, схватила ее за рюши, сгребла в охапку, остальные с писком разбежались, как крысы.
        Глеб догнал меня в тот момент, когда я с ожесточением рвала в клочья алое платье и волосы безжизненной блондинки, оказавшейся всего лишь тряпичной куклой, мягкой и податливой. Я рвала ее до тех пор, пока она не превратилась в груду лохмотьев.
        - Ты врешь! - кричала я. - Ты все знал заранее! Но я! Зачем я понадобилась в этом спектакле?!
        Глеб молча наблюдал за мной, не пытаясь остановить.
        Когда от блондинки ничего не осталось, в руках у меня оказалась целлулоидная куколка, такой пупсик-девочка - клетчатая юбка, кофточка, тапочки, хвостик на затылке…
        Я смотрела на игрушку и знала - вот она!
        Я ее узнала. Эта девочка стояла там, в зале, прислонившись к дверному косяку: маленькая, тихая, в клетчатом платье с широкой юбкой и с жидким хвостиком русых волос на затылке. Она, кажется, тоже хотела подойти к Глебу, но он что-то сказал ей, я не расслышала, и она, опустив голову, покорно отодвинулась в сторону.
        Я покрутила куклой у Глеба перед носом.
        - Это твоя невеста? - усмехнулась невесело.
        - Откуда ты знаешь?
        - Там в зале ты приказал ей уйти, погулять куда-нибудь. И она послушалась.
        - Мало ли что тебе показалось! - возмутился он.
        Я не собиралась отступать, все было предельно ясно.
        - Значит, ты женишься.
        - Ну и что! - он вздернул подбородок. - Это чистая формальность!
        - Правда? - не унималась я. - А почему же ты не сделал эту чистую формальность со мной?
        - Не хочешь же ты сказать, что я в нее влюблен! - он старался уйти от прямого ответа.
        - Влюблен? Нет, не влюблен… Хотя кто тебя знает… Тебя развели, как мальчишку на новую игрушку, купили. За тебя решили всю твою жизнь, разложили по полочкам. У тебя даже нет права самому выбирать себе девушку, которая станет матерью твоих детей! Ты - ничто! Кукла! Как и эта твоя…
        - Прекрати! Ты ничего не понимаешь! - резко схватив меня за руку, Глеб несколько секунд боролся с желанием то ли ударить меня, то ли убежать. Но все-таки ему удалось взять себя в руки. - Успокойся, - тихо попросил он, - успокойся. Потерпи еще, потом мы уедем, и все будет как раньше…
        Он попытался обнять меня, я дернулась, его прикосновение вызвало у меня физическое отвращение. Глеб не настаивал, видимо, почувствовал. «Идем», - сказал и повел меня к выходу, прочь. На воздух…
        Вырвавшись на свободу из душных и темных клубных коридоров, я почувствовала себя немного лучше.
        Немного отдышавшись и сумев взять себя в руки, я смогла рассуждать. Из любого положения, как известно, всегда есть как минимум два выхода, так любит говорить Дашка. И хотя она меня бросила одну в очень трудное время, я все-таки была склонна верить ей.
        - Подожди, я на минуту, - сказал Глеб и исчез. Я была даже рада его отсутствию. Теперь можно спокойно пройтись и все обдумать.
        Едва я обогнула угол клуба, как наткнулась на двух местных алкоголиков, примостившихся на фундаменте. Они разбирали кульки с дармовой закуской и хвалили хозяев за их щедрость, жениха за его положительность и невесту за скромность. Один из них рассуждал.
        - Глеб-то парень нормальный, я отца его помню - вот таким, - он показал ладонью от земли. - Нормальный мужик. Я вообще всю их семью знаю. Нормальная семья.
        Другой поддакнул, извлек из кармана замызганной куртки бутылку, из другого - стакан.
        - За их здоровье, - предложил.
        Первый согласно махнул рукой. Выпили.
        - Невеста тоже нормальная, видел?
        - Скромная девушка…
        Первый поднял кверху палец:
        - О! Скромная!
        - Ну, за ее здоровье!
        Они неспешно выпивали, закусывали, а я стояла, как дерево, намертво вросшее корнями в землю; я ждала бурю, и буря поднималась во мне, проходила сквозь меня, как вода, что качают древесные корни, но ее было много, и она сорвала все путы, снесла заведенный порядок, обнажила корни, понесла…
        Я бросилась с криком прочь от этого места, от этих слов, людей, от Глеба…
        Теперь я знала, как раньше уже не будет. Если только Глеб станет мужем этой скромницы, он превратится в часть плана своего жуткого семейства, он уже стал частью этого плана.
        Она будет с Глебом, останется с ним навсегда. Точнее, он останется. Семья найдет возможность привязать его к ней, к дому; они заставят их рожать им подобных, новый перегной для новой почвы.
        А я? Как же я?
        Боевая подруга? Ошибка юности? Зачем Глебу понадобилось унижать меня? Неужели нельзя было обойтись без ненужной бывшей подружки? Мое присутствие придавало ему значимости? Зачем я здесь?!
        Кто-то должен ответить на мой вопрос! Я потребую ответа!
        И тогда я решительно вернулась к клубу и поднялась на крыльцо. Едва я переступила порог, как столкнулась с матерью Глеба.
        - Василиса, - залепетала она, отводя взгляд, - как хорошо, что ты здесь. Глебу сейчас, как никогда, требуется поддержка, особенно важна дружеская рука. Ты же знаешь, как хорошо я к тебе всегда относилась, надеюсь, мы останемся добрыми друзьями и впредь ты будешь частым гостем в нашем доме…
        - Лариса Дмитриевна, где ваш муж? - грубо перебила ее я.
        - Что?!
        - Где ваш муж, где отец Глеба, я спрашиваю?
        - Ах, отец! - воскликнула она. - Видишь ли, у него сейчас очень много работы, командировки, то да се, длительные, - она широко улыбнулась, получилось фальшиво.
        - То есть, я так понимаю, он ничего не знает о том, что здесь творится?
        Она хлопнула несколько раз густо накрашенными ресницами, надула губы:
        - В смысле?
        - Без смысла! Ваш муж - отец Глеба - почему-то предпочел не принимать участия в вашем мероприятии. Или он вообще не знает о том, что у вас тут творится?
        - Василиса, что ты говоришь! - она округлила глаза. - Всегда такая вежливая девочка и вдруг грубишь старшим, - она осуждающе покачала головой.
        - Ау! Лариса Дмитриевна, вы меня слышите? Я, между прочим, ровесница вашего сына. Но его вы не считаете мальчиком, иначе не разрешили бы жениться, ведь так?
        - Что ты, что ты! - Она начала махать на меня руками и вдруг стала похожа на здоровенную курицу, остроклювую, пучеглазую, растрепанную, пеструю, аж в глазах рябило.
        - Я думала, ты желаешь ему счастья! - закудахтала патетически. - Ах-ах… ах-ах-ах… - и побежала по коридору, растопырив руки-крылья, потряхивая рыжевато-красным хохолком-гребешком.
        - Стойте! Стойте же! - Я понеслась следом, но она успела куда-то свернуть, войти в какую-то дверь и затаиться там. Я дергала дверные ручки, распахивала, заглядывала, бабахала что есть сил и бежала дальше. За одной из дверей толпились люди, и Глеб был среди них, я влетела и, ни на кого не обращая внимания, потребовала, чтоб он немедленно подошел ко мне.
        Громко стуча каблуками, вошла одна из бесчисленных теток. Лицо угрюмое. И этим вражьим элементом была я.
        Тетка несла в руках несколько целлофановых пакетов. В пакетах - еда, месиво из винограда, помидоров, пирожков…
        - Для кочета, - жутко осклабившись, сообщила она, рассовывая пакеты в протянутые руки гостей. Мимо меня она прошла, словно я - пустое место. Было бы возможно - она прошла бы сквозь меня.
        - Пирожок хочешь? - миролюбиво спросил Глеб.
        - Нет, спасибо. Это - для кочета, для петуха то бишь. А кочет - ты! На откорм и в суп, чтоб был наваристее.
        Глеб поднес пирожок ко рту, но остановился, так и не надкусив.
        - Это же просто обычай! Старый деревенский обычай! - Он всем своим видом показывал, что не хочет ссориться. Зато я хотела:
        - Уходящий корнями в далекое прошлое твоей семьи, твоего рода, твоей деревни, - парировала. - Обычай, обрекающий тебя на роль шута в спектакле абсурда! А я? Кем тебе прихожусь я? Меня можно просто сбросить со счетов? Я - никто?!
        - Ты не права, - Глеб попытался остановить меня, но не было уверенности в его голосе. Что-то мешало. Я знала что.
        Родня тешила его самолюбие, давала иллюзию значимости, верховности, главы рода…
        Но неужели он ничего не понимал?! И имела ли я право бросить его здесь на растерзание? Даже если мы больше никогда не будем вместе, даже если я разлюбила его?
        Ведь это же он - Глеб, тот самый парень, с которым мы встречались последние два года, с которым познакомились во время волшебных рождественских каникул в деревне, где живут мои бабушки, а у его родителей есть небольшой дом. О, сколько воспоминаний связано с этим домом! Сколько праздников и вечеринок мы в нем устраивали, сколько времени провели, сколько приключений пережили. Взять хоть наш с Дашкой весенний приезд, когда мы решили посмотреть на настоящий шабаш ведьм. Насмотрелись, конечно. Чуть дом не сожгли. Пожарная машина приезжала. Но ведь Глеб ни слова не сказал и приехал с самой ранней электричкой, потому что мы сами на себя навлекли беду, а они с Олегом примчались нас спасать. А как мы отмечали Ивана Купалу! Какой костер у нас был, мы же через него вместе с Глебом прыгали, крепко держась за руки. И не разжали, хотя страшно было, кострище здоровенное, угли полыхали… И Дашка с Олегом прыгали…
        Правду говорят о настоящих друзьях - мы вместе прошли огонь, воду и медные трубы. Вот и мы с Глебом на медных трубах сломались.
        И не только мы. Дашка с Олегом тоже.
        Господи, да где же они? Где Дашка? Где Олег? Теперь, когда надо срочно спасать Глеба, их и след простыл. Нашли время ссориться и ревновать. Ведь друг пропадает, не ведает, что творит, оболванили его окончательно.
        Господи, сколько же дней длится этот кошмар? Как давно мы здесь?
        Какое сегодня число? Какой день недели?
        И главное, я что-то еще вспомнила, связанное с кочетом. Кочет - это петух, так? В языческой традиции во время празднования Солнцеворота на костре сжигали петуха - своего рода жертвоприношение. Только кому? Еще при Петре Первом петухов жгли, непременно белых почему-то. В отличие от жрецов вуду, те, кажется, жгут черных кочетов. Вряд ли среди родственников Глеба найдутся жрецы вуду, но что они исповедуют на самом деле, кто их знает? Может, они какие-нибудь сектанты, а что, их сейчас развелось - и не перечислить. Кого только нет. В этом Богом забытом предместье завелся какой-нибудь проповедник, завлек в свои сети целое семейство, а что - запросто! Запудрил мозги завклубом, и в том самом зале, где короновали Глеба, зомбировал всю его родню. Теперь они подбираются к тем, кто не присутствовал: Ларису - маму Глеба - они быстренько заполучили, остался сам Глеб и его отец. Так, это понятно. Но есть одно «но» - я. Не вписываюсь я в эту схему. Если только у меня какие-то особые способности и я не поддаюсь внушению. Так, уже ближе. Мы - друзья Глеба - тоже должны были влиться в секту, но по каким-то причинам
нас не инициировали. А Глеб, как наиболее восприимчивый и перспективный, поддался. Постепенно они устраняют нас - как препятствующих обращению Глеба. Олега и Дашку уже куда-то дели. Остаюсь я. Пока на меня никто не покушался, но ведь я и не предпринимала ничего.
        Нестыковка! Меня одурманили, это точно. Вся история с уродцем и его похоронами - бред чистой воды, галлюцинация. Итак, меня тоже зомбируют, причем активно. Я сопротивляюсь.
        Что-то ускользало, важное, даже главное.
        Как там говорит Дашка - «ищи, кому это выгодно».
        Пока я не видела никого, кто показался бы мне особенно опасным. Скорее все родственники выглядели как актеры плохого провинциального театра, слишком ненатурально. Они играли роли. Разыгрывали представление.
        Из всего этого можно сделать только один вывод: никакой свадьбы не будет. Здесь все и всё ненастоящее.
        Я в эпицентре чудовищного розыгрыша. Глеб - жертва. Кто палач? И состоится ли казнь?
        Надо искать помощь. Одной мне никак не справиться. Я слишком запуталась, вот если бы со мной была Дашка! Она бы смогла взглянуть на все со стороны.



        Свадьба

        Подготовка шла полным ходом. Деловитые и молчаливые сновали туда-сюда бесчисленные родственники. Я стояла в стороне и наблюдала в некотором отупении. На меня никто не обращал внимания.
        Я знала, в клубе наряжали невесту. Глеб куда-то исчез, видимо, тоже готовился или готовили?
        Что меня удивило: столы ставили прямо на мосту, круглые, пластиковые и такие же стулья, взятые, видимо, из столовой напрокат. Женщины торопливо набрасывали на убогую мебель бумажные скатерти, ставили украшения - аляповатые вазочки с жалкими букетиками каких-то невзрачных цветов.
        Я смотрела на мост, на столы, ветер рвал углы скатертей, переворачивал легкие вазочки, трепал платья и юбки женщин. Я услышала обрывки разговоров, накрывальщицы показывали друг другу на тот берег реки, и я впервые обратила внимание на белый храм за мостом. Как же я раньше его не замечала! Ведь именно там я могу попросить помощи, объясню все священнику, он не станет венчать Глеба с этой девчонкой. Больше не раздумывая, я почти бегом пробежала через мост, лавируя между столами.
        Высокая белая стена, крыльцо с одной ступенькой, маленькая низкая дверь. Наверно, главный вход с другой стороны - успела подумать я, как дверь распахнулась, и на крыльцо выбрался здоровенный детинушка в золоченых ризах поверх рясы, светло-рыжая борода широким веником лежала на округлой груди, плавно переходящей в пузо. Он выглядел несколько осоловело, в правой руке держал початую бутылку коньяка или чего-то в этом роде. Пахнуло спиртным, я подумала было о том, что нехорошо священнику в таком виде совершать таинства, но одернула себя, кто я такая, чтоб судить…
        Я бросилась к нему и взмолилась:
        - Батюшка! - спохватилась, опомнилась, склонила голову, сложила ладони лодочкой и проговорила со смирением: - Благословите!
        Он улыбнулся мне улыбкой пьяного счастливого человека, аккуратно поставил бутыль рядом с крыльцом, чтоб не зацепить ненароком ногами, и, склонившись ко мне, возложил широкие теплые ладони на мою взлохмаченную голову. Я зарыдала от облегчения.
        - Это хорошо, - увещевал меня благостный басок батюшки, - это хорошо, дочь моя, поплачь. Сразу легче станет.
        Я сбивчиво принялась рассказывать ему о том, что за гадость готовит семейство Глеба, о том, как его обманом заманили в ловушку, о том, как нас насильно удерживают здесь, о психологическом давлении и манипулировании. Я много о чем говорила, хотелось, чтоб он услышал, понял, от волнения я путалась, перескакивала с одного на другое, то плакала, то возмущалась, то требовала какой-то высшей справедливости.
        Я искала высшей справедливости у человека, которого приняла за священника местной церкви, я даже не спросила у него, кто он на самом деле. Я выболтала ему всю подноготную, а в ответ услышала:
        - Ты напрасно так волнуешься, дитя, уверяю тебя, ты находишься среди весьма и весьма порядочных и всеми уважаемых людей. Может быть, ты просто позавидовала счастью Глеба, а? - и он довольно фамильярно потрепал меня по щеке.
        Боже мой! Да ведь у него даже креста не было! Кто он такой?! Ряженый? Как и все они здесь! Этот лжепоп защищал только один интерес - интерес проклятого рода!
        В очередной раз они опередили меня.
        Я вырвалась из-под добрых пьяных ладоней и побежала прочь, обратно, через мост, к клубу, откуда вот-вот должен был появиться Глеб с предназначенной ему невестой и со всей этой толпой уродов, то есть семьей.
        Я неслась по мосту, переворачивая столы.
        Падали, разбиваясь в пыль, аляповатые вазы из дешевого стекла, умирали в осколках и грязных потеках вездесущие пионы, а я топтала и топтала эту воинствующую нищету, я рвалась, я кричала, я стала такой буйной, что родня Глеба боялась приблизиться ко мне. Они только о чем-то просили, а может, ругали меня, не помню…
        Мне удалось прорваться. Я добралась до Глеба, но не узнала сразу его. Он все-таки не надел свадебный костюм. Сопротивлялся?! Я готова была бороться за него, но споткнулась о его насмешливый взгляд.
        Все стояли у крыльца и ожидали выхода невесты. Глазели осуждающе, переглядывались, кивали в нашу сторону, жужжали, как стая рассерженных мух.
        Глеб взял меня под локоть: «Давай отойдем». Я вцепилась в него, оттащила за угол, набросилась:
        - Скажи мне, ты идиот? Нет, правда, ты болен, у тебя обострение… Иначе я никак не могу объяснить…
        - Лисенок, не говори ерунды, - он состроил недовольную гримасу. - Я уже все тебе объяснил.
        Я смотрела на него так пристально, что его лицо поплыло, размылось, он еще что-то говорил, и вдруг я почувствовала - не то. Кто-то когда-то уже говорил мне нечто подобное, и даже голос, очень похож голос… Теперь надо вспомнить, кто и когда. Это очень важно. От этого зависит вся моя жизнь, да, я сейчас должна принять правильное решение, сложно принять правильное решение, если подводит память.
        - Ну успокойся, успокойся, - услышала я снисходительное, он похлопал меня по плечу, - ты умница, почти продержалась, я в тебе не ошибся. А сейчас давай, возьми себя в руки и сделай для меня еще кое-что…
        Стоп-стоп, я было дернулась в сторону, кто он такой?
        - Лисенок, ты меня слушаешь? - он склонился к самому моему лицу, его глаза были близко-близко, и его голос…
        Лисенок… Глеб никогда не звал меня так. Лисенок, котенок, зайчонок, заяц, зая… Ненавистная кличка. Я вспомнила! Зима, конец декабря, мы стоим на школьном крыльце, и мой бывший парень объясняет мне насчет того, что у него появилась другая девчонка. Мы собирались вместе встречать Новый год, а накануне он меня бросил. Он называл меня заей, и меня, и ее, ту, другую девочку, и, наверно, вообще всех последующих.
        Как же я страдала тогда! А ведь он мне даже не так чтобы очень нравился. Это из-за него мы с Дашкой вынуждены были поехать на Новый год в деревню к моим бабушкам и благодаря ему же мы познакомились там с Глебом и Олегом. Выходит, мой бывший
«заяц» не такой уж плохой, если разобраться.
        Но и это не важно.
        - Лисенок, - тот, кто казался мне Глебом, снова позвал.
        - Ты не Глеб, - выпалила я.
        Он ухмыльнулся:
        - Ну прекрати!
        И сразу перестал быть на него похожим.
        - Ты вообще не человек, и все вы здесь не настоящие. - Если сказать, что мне не было страшно, неправда, мне было очень страшно, ужасно! В голове мутилось и колени подгибались.
        Господи, помоги, Господи, помилуй! Господи, помилуй!
        Парень, игравший роль Глеба, съежился, он определенно стал меньше ростом, ссутулился, нет, скорее его сплющило, какой же он Глеб! Это какой-то карлик, с одутловатым рыльцем, пузатый, кривоногий и старый!
        А из-за угла повалили его родственники! Вот это цирк с зоопарком, паноптикум уродов. Как я могла принимать их за людей? Меня окружали монстры всех мастей, вислоухие, пятнистые рыла, многорогие, многоглазые, клыкастые; о том, что они могли выглядеть как люди, напоминала лишь напяленная кое-как одежда. Бородавчатые суставчатые лапы, клочья неопрятной шерсти, зеленоватая щетина, ядовитая слизь, истекающая из раззявленных пастей. Он лаяли, завывали, верещали, кукарекали, рычали, вопили, гыкали, хрипели, подпрыгивали, толкались, кусали и грызли друг друга. Хорошенькие родственнички!
        Я зажмурилась и заверещала так, что у самой заложило уши.
        Бабушка Клавдия появилась на мгновение: «Чтоб не морочили тебя, как спать ложишься, крести постель и говори так: «Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящего Твоего Креста, и сохрани мя от всякого зла!» Нечистые Креста переносить не могут, вмиг весь морок рассеется».
        Как я могла забыть!
        Перекрестилась трижды и громко повторила слова молитвы.
        Открыла глаза. Безобразные рыла, подступавшие ко мне со всех сторон, отпрянули, завывая и взбрыкивая. Вокруг образовалось пустое пространство. В самой гуще топочущего дикого стада подпрыгивала от нетерпения холеная свинья в свадебном наряде, даже фата между ушей болталась. Она растолкала рылом и копытами сородичей и бросилась прямо к снулому горбатому карлику, скорчившемуся у моих ног. Гикнув, он вскочил ей на спину, ударил пятками, захохотал злобно, глянул на меня, вращая дикими глазищами. Свинья взвизгнула и гарцуя понеслась вперед, увлекая за собой дикое стадо.



        Мальчишка

        Сгинула бесовская свадьба, как не было.
        Я стояла одна на пыльной площади.
        - А хочешь, сейчас пойдет дождь? - внезапно спросил вихрастый белобрысый мальчишка, босоногий, загорелый, лицо в веснушках.
        Я рассмеялась и кивнула.
        И… Откуда ни возьмись набежала стремительная тучка, закрыла солнце, зависла у нас над головами и пролилась коротким ливнем, тяжелые водяные капли застывали пыльными шариками на иссохшейся земле, солнце обнимало тучку лучами, играло солнечными зайцами на мокрой листве, заглядывало в лужи на дороге, отражалось от глянцевых крыш.
        Коротким и сильным ливнем накрыло все вокруг.
        - Ну как? - крикнул он.
        - Здорово!
        И туча иссякла. Выдохлась. Куски белой ваты - все, что осталось от внезапного ливня, - быстро растаяли на безупречной синеве неба.
        Мальчишка посмотрел на меня, словно ждал чего-то.
        - Вообще-то, мы с другом иногда зарабатываем этим делом, - признался он.
        - Чем? - не поняла я.
        - Ну, дождь вызываем на огороды, если засуха. - Он говорил вполне серьезно. Но я все-таки рассмеялась:
        - Ладно тебе! Тоже еще - маг-недоучка.
        Он стоял совсем рядом, его выгоревшие на летнем солнце, давно не стриженные волосы казались почти белыми, старенькая футболка и шорты, в разводах от дождевых капель, босые ступни - да уж, в волшебники, на мой взгляд, он не годился. Мальчишка не обиделся, только плечами пожал.
        - И вообще, - наставительно заявила я, - за чудеса деньги брать нельзя. Даром досталось, даром и отдавайте.
        Он смущенно почесал в затылке.
        - И все-таки, - я прищурилась, - как ты это сделал? Приметы знаешь?
        - Ага, приметы, я еще автобус могу вызвать, тоже по приметам. - Мальчишка вышел на пустую дорогу, встал, скрестив руки на груди, замер. Автобус выплыл из туманного марева над асфальтом и подкатил к остановке.
        Я недоверчиво покосилась на маленького волшебника, потом на распахнувшиеся двери и, наконец, на табличку с расписанием.
        Украдкой посмотрела на часы. Так я и думала, обманщик хорошо знает, когда приходят автобусы. А я-то, дурочка, почти поверила!
        - Спасибо! - Я махнула ему рукой из окна.
        - Увидимся! - Он стоял, смотрел вслед отъезжающему автобусу и махал рукой.



        Вместо эпилога

        Пятый час!
        Вскочила резко, оглянулась - моя комната! И со стоном опрокинулась на подушку.
        Какое облегчение, это всего лишь сон!
        Сон?!
        Схватила телефон. А Глеб? Дашка? Олег? Они где?
        Длинные гудки, ну пожалуйста, возьми трубку!
        - Лис? - сонный, такой знакомый, такой родной голос… - Что-то случилось?
        - Глеб, это ты? - осторожно переспросила я.
        - Лис, у тебя все в порядке? Ты кого ожидала услышать? - Глеб немного охрип со сна. Но это точно его голос!
        - Глеб, прости, пожалуйста, мне просто кошмар приснился, кошмарный кошмар, о нас с тобой, точнее не о нас, в общем, меня опять морочила нечистая сила.
        - Лис, сегодня ночь такая, нельзя спать, - напомнил он.
        - Какая? - спохватилась я. - Назови сегодняшнее число!
        - О, по-моему, тебя там не по-детски колбасит, - заметил Глеб. - Седьмое июля.
        - И ничего смешного. - Я уже готова была расстроиться. - Как седьмое? В смысле… Я совсем потерялась во времени. Глеб, я думала уже август…
        - Послушай, у тебя реально что-то случилось, - в его голосе послышалось беспокойство, неподдельное, участливое, он за меня волновался, и это было так приятно!
        - Глеб, я так соскучилась, - и хлюпнула носом от избытка чувств.
        - Я могу приехать, прямо сейчас.
        - Спасибо, - как хорошо, что он настоящий! - Слушай, Глеб, а почему мы не уехали к твоей родне?
        - Перенесли, а ты не помнишь?
        - Смутно, - в голове начали проявляться какие-то разговоры, обрывки воспоминаний. Поездка отменилась, мы не смогли встретиться, Дашка и Олег вообще укатили на дачу. А мы почему-то задержались в городе. Одним словом, произошла куча накладок, в итоге мы даже немного поссорились, я осталась дома, Глеб тоже…
        - Какая несусветная глупость, - сказала я. Глеб засмеялся.
        - Скажи, в твоем пригороде ходят трамваи?
        - Чего нет, того нет. Зато электрички останавливаются.
        - Уже хорошо, а то я всю ночь не могла уехать, представляешь?!
        - Бедная Василиса! Куда ты не могла уехать?
        - Не куда, а откуда. И знаешь еще что, кажется, я боюсь твоего пригорода. В смысле, не твоего, а того места, где я была ночью. Брр, до сих пор в дрожь бросает от одного воспоминания. Глеб, а клуб у вас есть.
        - А как же! Где их нет.
        - И деревянный мост через реку, и двухэтажные немецкие дома?
        - Мост есть, правда, не деревянный, и дома кое-где еще остались. Ты почему спрашиваешь?
        У меня от волнения забилось сердце.
        - А девушки у тебя там нет, случайно?
        - Девушка случайно есть здесь, она разбудила меня в пятом часу и говорит по телефону странные вещи. - Он пытался шутить. - Но скажу тебе по секрету, мои родственники очень любят заниматься сватовством. Когда я приезжаю к ним, обязательно задают вопросы: есть ли девушка, а то у них тут случайно завалялась, такая красавица и умница, куда только парни смотрят.
        Я рассмеялась, хотя почувствовала укол ревности и опять во мне поднялась волна неприязни. Я сравнивала тех «родственников» и этих, еще незнакомых, настоящих, а вдруг они ничуть не лучше тех?
        - Послушай, Лиса, тебе совсем необязательно с ними знакомиться. - Глеб, видимо, почувствовал мое настроение. - Поедем в другой раз.
        - Глеб, ты хоть скажи мне, что там у вас намечалось или намечается?
        - А, да брат троюродный женится, подготовка к свадьбе, то-се… Мы обещали помочь.
        Вот, что называется - сон в руку!
        - Глеб, ты не представляешь, мне снилась свадьба!
        - Чья? Моего брата? - удивился он.
        - Может, и брата. Только он был вроде бы как ты, очень похож. И мама твоя там была, и невеста - вроде тебе сосватали какую-то местную скромницу.
        - Мне?!
        - Да-да, там такой кошмар творился, они тебя короновали, и свадьбу готовили, прямо на мосту. А потом невеста оказалась свиньей, а жених - уродливым карликом.
        - Ну ты даешь! - восхитился Глеб.
        - Я не выдумываю, правда, жутко было, я все никак не могла понять, что это всего лишь сон, понимаешь, не могла проснуться или вернуться. Но мне все время кто-то помогал, иначе я бы пропала, там такой милый мальчишка был, белобрысый, вихрастый, он представлялся волшебником. Такой забавный… Он вызвал для меня автобус, на нем я и уехала из этого своего кошмара.
        - Надо же, - задумчиво произнес Глеб, - вот что, ты собирайся и давай на вокзал. Поедем в деревню.
        Я не спорила.
        Мы сели на раннюю, почти пустую электричку и покатили прочь из раскаленного города.
        - Когда я был маленький, лет девяти, наверно, однажды летом увидел на автобусной остановке девушку, она стояла одна, видимо, очень хотела уехать, а автобуса все не было. Она мне показалась очень грустной и красивой, такое удивительное лицо, как у сказочной принцессы, я почему-то именно так представлял себе сказочную принцессу, - Глеб улыбнулся, - и я подумал, вот она сейчас уедет, а мы так и не познакомились. Я осмелился и подошел. Мы тогда с друзьями играли в магов, такие своего рода ролевые игры, сами придумывали на ходу. Мне хотелось произвести впечатление на принцессу, а еще мне хотелось, чтоб она улыбнулась. И я сказал…
        - Что умеешь вызывать дождь! - подхватила я. - И автобусы! Глеб, этого не может быть! Ты был в моем сне?
        Но он, продолжая улыбаться, достал и протянул мне небольшой белый прямоугольник - бумажная фотография - белобрысый вихрастый мальчишка щурился в объектив и хитро так улыбался, совсем как парень, сидящий рядом со мной.
        - В твоем сне, или в своем, не знаю… Но я почти сразу узнал тебя, когда увидел зимой в клубе.
        Я сразу вспомнила мальчишку из моего сна: бесшабашного волшебника с автобусной остановки.
        Только теперь я поняла, что значит «нечистые отвели глаза», если бы я сразу увидела их такими, какие они есть на самом деле! Да разве я позволила бы им обманывать меня! И как ловко они подсунули мне своего под личиной Глеба! Ведь было у меня предчувствие, и сомнения были.
        Я смотрела на Глеба и не понимала, как я могла принять за него того, другого. Ведь совсем непохож, разве Глеб когда-нибудь позволил бы себе так со мной разговаривать и обращаться. Никогда!
        Но каким непостижимым образом настоящий Глеб оказался в моем сне? Он спас меня или моя любовь к нему?
        Как мог девятилетний мальчишка встретить меня сегодняшнюю, запомнить и узнать потом, спустя несколько лет в незнакомой девчонке, случайно оказавшейся в деревенском клубе?
        Как вообще встречаются люди? Так ли уж случайны наши встречи?
        Вопросов, как всегда, гораздо больше, чем ответов.
        Мы сидели в полупустом вагоне, крепко держались за руки и молчали. Электричка увозила нас прочь от Москвы ранним утром седьмого июля.