Дорога в Ауровиль Михаил Шевцов


«Дорога в Ауровиль» Михаила Шевцова - рассказанная от первого лица история бывшего музыканта, не нашедшего места в современной жизни и разочаровавшегося в идеалах «общества потребления». Заинтересовавшись информацией о «городе будущего» Ауровиле, он отправляется в Индию, чтобы, прожив там несколько месяцев, на собственном опыте составить впечатление о жизни и устройстве этого уникального поселения. Многочисленные встречи с людьми, как в самом Ауровиле, так и по дороге к нему; общение с ауровильцами и туристами - прежде всего нашими соотечественниками; различные забавные и необычные ситуации; описание жизни города и окружающей его природы; дорожные впечатления и индийские реалии оказываются хорошим поводом для размышлений о судьбе нашей цивилизации и месте в ней человека, ищущего пути духовного развития.

        Михаил Шевцов
        Дорога в Ауровиль


…настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

    М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»



        Начало

        Я смотрю на стоящий посреди комнаты чемодан и думаю о том, что скоро его, перелетевшего через горы, пустыни и моря, понесет из аэропорта к стоянке такси какой-нибудь индус, а я, стараясь не отстать, буду говорить ему, что об услуге не просил и денег платить не намерен. Скоро этот чемодан пропитается запахом Индии, продуется ветрами и покроется красной пылью дорог.
        Билеты куплены. Заявление об увольнении с работы лежит в отделе кадров.
        Зачем я туда еду? Что меня там ждет? Ответить на первый вопрос я попытаюсь ниже. Ответ на второй, как пел старина Дилан, «is blowing in the wind…»[1 - Носится по ветру (англ.).]
        Много-много лет я играл музыку. Начал я ее играть в четыре года по настоянию родителей, и сам большого желания быть музыкантом не испытывал. В детстве меня привлекали более героические профессии: военный, шофер, спортсмен, мореплаватель…
        А еще я много читал. Я читал постоянно, в любых возможных ситуациях: в транспорте, в туалете, в ванной, с фонариком под одеялом, на уроках, на лекциях, на репетициях оркестра, в нарядах и в почетном карауле. Даже сейчас жена жалуется своим подругам: «За столом, если нет газеты или журнала под рукой, он читает этикетки продуктов».
        В восемь лет я читал Носова и Гоголя, в десять - Дюма и Мопассана, в двенадцать - Стругацких и Бальзака. Осилив Шекспира с Достоевским, я стал читать все подряд: поэзию, эзотерику, фантастику, философию, детективы, рассказы о путешествиях, античных авторов, битников, киберпанков, членов Союза писателей и самиздатовский андеграунд.
        Мне захотелось стать писателем. Но в то же время было жалко годы, потраченные на музицирование.
        Двадцать лет работы в лучших группах страны, участие в записях альбомов, которые до сих пор покупают, а песни из которых до сих пор регулярно крутят по радио, признание коллег, неоднократно в различных изданиях называвших меня лучшим инструменталистом, привели… к невозможности достойно содержать семью.
        В восьмидесятых, в начале моей карьеры, музыканты были богами, элитой общества, причем достаточно высокооплачиваемой. Теперь они превратились в обслуживающий персонал, нечто вроде официантов. Президент на всю страну объявил, что ему нравится отечественная попса, после чего население в основной своей массе перестало интересоваться другими жанрами. Практически единственным способом прилично заработать остались корпоративные вечеринки, где добравшееся до финансов и ресурсов вчерашнее «никто» снисходительно позволяет «лабухам» потешить себя. Концертная деятельность стала малопривлекательной.
        Некоторое время, проведенное в качестве звукорежиссера на различных студиях, не добавило здоровья, денег и положительных эмоций. Результаты редких интересных работ исчезали в никуда. Основное время тратилось на исправление кривой игры и убогого пения тех, кто почувствовал веяния времени, когда можно без таланта, профессионализма и труда прорваться в «звезды». О художественных задачах речь, как правило, не шла.
        В общем, с музыкой пришлось завязать ввиду отсутствия таковой. Поскольку свято место, как известно, пусто не бывает - а организм все еще требовал интеллектуальной и творческой нагрузки - было решено заняться литературой.
        В юные годы я пробовал писать. В то время, когда коммунисты с большим успехом душили рок-музыку (а некоторых музыкантов даже сажали), у меня уже возникало желание окончательно перейти на писательскую стезю. Я рассуждал так: даже если мои книги не будут издавать, они все равно никуда не исчезнут - рано или поздно хорошее произведение (если, конечно, получится такое создать) дойдет до читателя, а значит, время будет потрачено не зря. Для реализации же музыкальных идей требовалось разрешение властей.


        Когда в свое время меня забрали в армию, там вдруг образовалось достаточно много свободного времени, которое я посвящал пробам пера. Оказалось, что армейская служба совершенно не затрагивает мозг - можно маршировать, копать яму, красить забор, драить пол и при этом изобретать сюжет и придумывать характеры для будущей книги. А во время ночного дежурства, когда никто не мешает, раскрыть тетрадь и записывать придуманное, складывая слова в новую историю.
        Но тут случилась перестройка, и рок-н-ролл попер изо всех щелей. К моменту моего дембеля даже «тяжелый металл» - дьявольский оскал западной культуры - прописался в филармониях. Мы бросились завоевывать этот мир. Опьяненные свободой молодые организмы требовали, чтобы все было, как «у них», - «sex, drugs and rock-n-roll»[2 - Секс, наркотики и рок-н-ролл (англ.).]. Правда, «драгз» нам в основном заменяли крепкие спиртные напитки. Следуя правилам игры, мы чудили по полной программе - ставили на уши персонал гостиниц, водя девок табунами, круша унитазы, заблевывая ковры и выкидывая телевизоры из окон.
        Справедливости ради надо отметить, что собственно к музыке отношение было трепетное. Не стараться играть и звучать лучше считалось дурным тоном. Прокатчики-продюсеры всерьез обсуждали художественные достоинства коллективов и всем, кто профессионально подходил к работе, давали шанс. Нам казалось, что еще немного, и наша музыка (а равно, как и наша жизнь) обретет такое же качество и значение, как и на «проклятом» западе. Однако в этот момент в стране кончились продукты.
        В связи с необходимостью быстрого построения капитализма про музыку на некоторое время вообще забыли. Многие музыканты рванули на Запад, некоторые сменили профессию, кто-то затаился.
        Решив снова заняться литературой, я написал сценарий и послал его на конкурс сценаристов «Хартли Меррил Прайз». Совершенно неожиданно для себя, я оказался в числе десяти номинантов и был приглашен в Дом кино на торжественное вручение премии. Премией была, во-первых, денежная сумма в десять тысяч долларов (большие деньги по тем временам), а во-вторых, поездка на месяц в Америку в школу Роберта Редфорда. Я сидел в первом ряду среди известных на всю страну сценаристов и писателей в окружении полного зала киношной богемы, держа на коленях выданный организаторами здоровенный букет белых роз. Сама премия мне не досталась - впрочем, думаю, это было бы уже слишком.
        Затем население опять вспомнило о музыке - правда, несколько вяло, без былого энтузиазма. Музыканты потянулись на гастроли, появилась возможность что-то заработать. Мы записывали альбомы, играли концерты, но со всех сторон все больше и больше, размножаясь, как тараканы в грязной кухне, наступали «фанерные» попсовики. Отечественный рок-н-ролл постепенно тоже деградировал, обретя почетное звание «говнорок», и на том и успокоился. Отдельные попытки создать что-то неглупое и интересное иногда еще предпринимаются, но за тотальным торжеством пошлятины разглядеть их не представляется возможным.
        Помню, на дворе стоял тысяча девятьсот девяносто третий год. Я работал в ансамбле композитора и гитариста Константина Никольского. Впрочем, слово «работал» для того времени не очень подходит. На самом деле мы перебивались, как могли, от одного случайного концерта до другого. Редкие гастроли проходили в экстремальных условиях. Было в порядке вещей, когда после выступления администраторы вдруг исчезали в неизвестном направлении вместе со всеми деньгами, а иногда и с билетами на поезд или самолет. Не единожды мы выбирались из разных барнаулов и чимкентов на перекладных, благодаря лишь жалости проводниц или помощи местных жителей. Как-то летели в багажном отделении самолета. Один раз, брошенные в пустующем загородном доме отдыха под Днепропетровском, чудом поймали такси на трассе, чтобы доехать до вокзала. Нас было восемь человек вместе с сумками, инструментами, электроорганом и ударной установкой. Каким образом мы умудрились залезть со всем этим в обычную «Волгу» - для меня до сих пор загадка.
        У всех были маленькие дети, поэтому каждая следующая работа воспринималась как манна небесная, несмотря на постоянную угрозу быть обманутыми.
        Выступления проводились порой в совершенно неожиданных местах - например, в цирках или школьных спортзалах. Несколько раз играли на свадьбах у бандитов.
        В тот раз нам предстоял концерт в Московском планетарии.
        После настройки мы прошлись по холлу. Планетарий произвел интересное, но ветхое впечатления. Глобусы небесных тел стояли пыльные, и даже метеориты имели какой-то подержанный вид.
        Затем мы вернулись в небольшую комнату, выполнявшую функцию гримерки. До начала концерта оставалось совсем немного времени, когда распахнулась дверь, и в комнату ворвался Редькин. Это был наш администратор - человек выдающихся способностей. Обладал, например, потрясающим даром убеждения.
        Как-то уезжали мы на гастроли. Сели в поезд. Поехали. Никольский начал рассказывать о концерте Билли Джоэла, на котором был вчера. В купе зашел Редькин. С минуту послушал. Потом сделал круглые глаза и воскликнул:
        - Какой концерт? Не было же вчера концерта! Отменили его!
        - Как не было? - растерялся Костя.
        - Так не было, - уверенно сказал Редькин. - У него аппаратура не пришла.
        Мы с сомнением посмотрели на Никольского. Он потом говорил, что в тот момент в голове у него промелькнула мысль: «А может, действительно никакого концерта не было?»
        В общем, уникальный человек был Саша Редькин. Правда, использовал свои способности далеко не всегда там, где нужно. Идея провести концерт в планетарии, думаю, принадлежала ему.
        Влетев в гримерку, он воскликнул:
        - Народу - полный зал!
        - Вот видишь! - сказал Никольский. - А говорите, музыка никому не нужна. На самом деле все наоборот. Работать просто надо хорошо. А не отговорки придумывать - почему концертов нет.
        Редькин ощетинил усы.
        - Костя, родной, ты не понимаешь! Здесь же планетарий! Сюда ходит тонкая интеллектуальная прослойка! Таких мест в Москве - раз, два и обчелся.
        Зал был действительно полон. Мы сыграли несколько песен. Получили хорошую порцию аплодисментов. Затем приступили к самой известной. Я начал вступление. Никольский спел первую фразу: «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант…»
        В этот момент в зале быстро и плавно погас свет. На потолке зажглись звезды.

«…Расправил нервною рукой на шее черный бант…» На второй фразе взошла Луна.
        Клавиш не видно было вообще. Сидевшие в зале люди тоже растворились в темноте. Было ощущение, что играем мы ночью где-то в чистом поле, неизвестно для кого. Ускоренные движения небесных сфер создавали ощущение полного бреда. Организм вошел в ступор, и только пальцы шевелились как-то сами по себе, без участия мозга.
        В конце песни небо посветлело, и начался красивый рассвет. В зале материализовались зрители. На последнем аккорде они встали со своих мест и долго и торжественно аплодировали нам…
        - Костя, родной, ты не понимаешь! - оправдывался после концерта Редькин. - Это новое слово в искусстве! Ты видел, какой успех?!


        Дав зарок не издавать больше музыкальных звуков, я торжественно состриг длинные волосы и снова потянулся к перу. Разумеется, необходимо было подумать и о хлебе насущном. Я устроился в крупную контору, занимающуюся торговлей аудиооборудованием. Мои обязанности заключались в разработке и проведении политики закупок, продаж и рекламы, а денежное вознаграждение складывалось из небольшого оклада и ежеквартальной премии, представлявшей из себя процент прибыли по вверенным мне направлениям. Премия эта, как показывал опыт коллег, могла получаться достаточно внушительной. То есть наблюдалась вроде бы прямая зависимость заработка от результатов деятельности.
        Я с головой окунулся в работу, надеясь самоотверженным трудом поднять свое благосостояние: разрабатывал рекламные материалы, публиковал статьи, проводил семинары для дилеров. Я допоздна засиживался в офисе, игнорируя перекуры и обеденные перерывы. Когда подоспело время получать премию, вдруг обнаружил, что продажи по моим направлениям упали. Расстроившись от такой несправедливости, я сбавил обороты. В самом деле, зачем стараться, лезть из кожи вон, если мои заработки при этом уменьшаются? Есть у меня зарплата, что-то еще капает сверх того - стоит ли надрываться? Все равно ведь с голоду не помру.
        В следующие три месяца я снизил активность, по сути, занимаясь только делами, требовавшими завершения. Очередная премия оказалась в два раза больше! Обнаружилась странная закономерность - чем меньше работаешь, тем больше получаешь денег. В дальнейшем, желая убедиться, что это не случайность, я ради научного интереса попробовал еще раз поработать - результат заставил отказаться от дальнейших экспериментов.
        Я не знаю, почему так происходит. У меня нет этому рационального объяснения. Те, кто действительно что-то создают, кто своим трудом обеспечивают жизнь общества, те, кто сеют, пашут, строят, лечат - самые низкооплачиваемые категории населения. В нашей конторе люди, от которых действительно зависит прибыль и само существование фирмы, годами сидят на одной и той же должности, изредка получая небольшую прибавку к жалованию, а чаще - грамоты (еще один потрясающий по своей лицемерности пример наследия «совка»). Те же, кто ни хрена не делает и мало что понимает, двигаются вверх по карьерной лестнице с головокружительной скоростью. Единственное, что для этого необходимо - умение держаться солидно и сохранять умное выражение лица.
        Я перестал вообще что-либо делать. У меня появилась куча свободного времени: я мог сидеть в интернете, читать книжки (естественно, с монитора, так как внешние приличия заставляли сохранять вид озабоченного работой человека). Сначала я обрадовался такому положению дел, решив посвятить освободившееся время своим литературным опусам. Оказалось, что это практически невозможно. В отличие, как ни странно, от армии, офисная обстановка совершенно не способствует творческому процессу. Разговоры коллег, телефонные звонки и вопросы по электронной почте постоянно отвлекают и не дают сосредоточиться. Да и сама атмосфера, аура окружающего пространства, подавляет духовные вибрации и действует угнетающе. Я просто ничего не делал. Премиальные росли в геометрической прогрессии.
        После нескольких месяцев такого «овощного» существования я вдруг почувствовал, что на меня беспросветным облаком наплывает бескрайняя, всепоглощающая лень, заполняя собой все мое существо. Мелкие дела, все-таки возникающие иногда, я каждые раз откладывал, всеми силами пытаясь оттянуть их выполнение до последнего. Временами ловил себя на том, что мне лень даже идти домой после окончания рабочего дня. Не то чтобы мне не хотелось покинуть опостылевший офис, а просто сознание необходимости оторвать задницу от стула и переместить тело в пространстве вызывало непреодолимую апатию. Мне стало страшно. Перспективная в денежном отношении работа превращала меня в парализованного инвалида.
        И я решил бежать. От этой дебильной работы. От этой дебильной музыки, преследующей отовсюду. От этого государства, которое никак не может перестать воровать. От дебильной бытовухи, которая в России, наверное, самая дебильная. От пробок на дорогах, от давки в метро, от вонючего воздуха, опостылевшего климата, от погони за деньгами и от бесплодной суеты.



        Карта мира

        На стене в ванной комнате мой семилетний сын прикрепил большую - в полстены - политическую карту мира. Я лежу в ванне и смотрю на карту. Взгляд скользит по материкам и странам, вороша память в поисках накопившейся там информации и вытаскивая воспоминания о разнообразных поездках.
        Америка… Америку я не люблю. Какая-то она не родная. Я имею в виду весь континент, его природу, просто те ощущения, которые испытываю, находясь там. Если говорить о Соединенных Штатах, то там мне не нравится очень многое. Во-первых, там отсутствуют альтернативы. Сейчас объясню, что я имею в виду.
        Однажды я заблудился в городе Пасадена. Дело было так. Мы сидели вечером в баре и пили пиво.
        Пиво было хорошее, компания веселая, официантки симпатичные и раскованные. Короче говоря, выпили мы много. В какой-то момент я решил, что мне пора спать, попрощался и пошел в мотель - он был минутах в пятнадцати ходьбы. Задумавшись о чем-то, я через некоторое время обнаружил, что нахожусь в совершенно незнакомой местности. Я спросил у проходившего мимо негра, как мне пройти к Аройо Парквей. Он показал направление и подробно объяснил. Я зашагал дальше. Минут через тридцать у меня возникло ощущение, что опять иду не туда. Белых людей в этот поздний час на улице не наблюдалось, поэтому снова пришлось обратиться к представителю нацменьшинства. Тот также подробно объяснил дорогу. Получалось, что направление я держал правильное. Взбодрившись, я двинулся дальше. Еще через полчаса город закончился. Передо мной открылись горы.
        Наш мотель находился в южной части Пасадены, то есть в стороне, противоположной горам. Я посмотрел на табличку с названием улицы - там было написано: «Аройо Булевард». Эти два идиота послали меня на другую улицу!
        Было уже около двух часов ночи. Рестораны и магазины закрыты, тротуары пусты, и лишь проезжали редкие машины. С полчаса я стоял у дороги, вытянув руку и подняв вверх большой палец, как учили американские фильмы. За это время мимо проехали два или три такси, но ни одно не остановилось. Увидев одинокого прохожего (естественно, негра) я подошел к нему и спросил, не подскажет ли он, как мне взять такси.
        - Вы должны позвонить, - ответил он.
        Я объяснил, что у меня нет телефона.
        - Тогда вам нужно зайти в кафе или аптеку и позвонить оттуда.
        - Но все же закрыто! - воскликнул я.
        - Да, все закрыто, - подтвердил он.
        - Так как же мне взять такси? - еще раз спросил я.
        - Вы должны позвонить.
        Поняв, что разговор пошел по кругу, я отправился пешком. Самое обидное, что с этой точки прекрасно была видна башня гостиницы «Хилтон», рядом с которой располагался мотель, где мы жили. Но, спустившись немного вниз, я сразу оказывался среди многоэтажных домов и терял ориентиры. Названия улиц мне ничего не говорили, прохожих уже совсем не было, за исключением пары абсолютно пьяных бомжей, к которым даже я побоялся обратиться. Каким-то образом я несколько раз совершал круг и выходил на ту же самую Аройо Булевард… Часам к шести утра я все-таки добрел до «Хилтона» и сел там в такси. За рулем сидел индус - настоящий сикх в чалме.
        Возможна ли такая ситуация на Востоке? В большом городе, с деньгами в кармане, человек не может доехать до гостиницы только потому, что у него нет телефона. Альтернативный путь решения проблемы отсутствует. Даже в Европе такая ситуация маловероятна. Впрочем, Америка - страна молодая и во многом еще недоразвитая.
        Второе, что мне там не нравится, - это массовая уверенность населения в том, что если много работать, то будешь хорошо жить. Я всегда думал, что нужно не много работать, а хорошо работать. Это наивное американское стремление к количеству, которое никак не перерастет в качество, стремление к тому, чтобы всего было побольше да покрупнее, в ущерб разнообразию и индивидуальности, оказывает на меня угнетающее воздействие. Гигантские порции отвратительной еды, огромные бумажные стаканы с безвкусным кофе, бесконечные магазины невыразительной одежды. Даже индийские лачуги кажутся мне интереснее, чем безликие американские дома…
        Взгляд скользит дальше. Скандинавия: Исландия, Норвегия, Швеция и т. д. Я там был. Видел. Нереально красиво и скучно. Скучно до такой степени, что скулы сводит. Там очень хорошо быть человеком, отрешенным от суетности этого мира. Стоять над всеми и снисходительно улыбаться. Я много думал о том, как достигнуть этого пофигестического состояния - почувствовать себя Григом или Мунком, отбросив одновременно все условности. Чутье мне подсказывало, что такой вариант возможен. Практика не дала результатов… Я так и не понял, чем эти люди живут. Да и многие гуру той культуры кончили плохо. Единственный из всех приличных писателей двадцатого века, воспевший нацизм, жил в Норвегии…
        У жены подруга по институту уже двадцать лет живет в Финляндии. Все время звонит и ноет, что ее достала эта Финляндия. Раз в пять лет приезжает в Москву на десять дней и возвращается обратно с выпученными глазами - мол, как вы здесь живете?.. Потом год от нее ничего не слышно… Затем опять звонит и плачется, как ей там в Финляндии плохо… И так уже двадцать лет… Загадочная русская душа.
        Россия… Вся жизнь связана с этой огромной и пугающей территорией. Я проехал большую часть этой страны, но так и не нашел места, где бы чувствовал себя спокойно и уютно. Этот фрагмент карты достоин отдельного романа - я не буду сейчас на нем останавливаться.
        Сингапур, Таиланд, Малайзия… Страны, где за наркотики грозит «секир башка». Я не наркоман - и другим не советую. Но жить в стране, где за то, что какой-нибудь злобный или недобросовестный полицейский подкинет в твой карман пакетик героина, а ты пойдешь на эшафот… Мне не нравится такой расклад. Если государство казнит своих подданных за их слабости, я не могу уважать такое государство…


        Австралия, Новая Зеландия, острова Туамоту и прочая Океания… Очень далеко. Я знаю, что там прыгают кенгуру, бегает птица киви, и туземцы не печалятся о переменах.
        У меня был приятель, человек интересной судьбы. По национальности француз с русским именем Алеша он родился во Вьетнаме, а в девяностых оказался в России, где чуть не женился на американке. Потомок аристократов, он мог не думать о деньгах. Никаких занятий он себе не находил и целыми днями резался в компьютерные игры. Как-то мы сидели у него дома. Я обратил внимание, что на полке стоит огромное количество книг о рыбах. Оказалось, что он большой специалист по морской рыбе - в гастрономическом смысле - и много лет этим занимался. Здесь в те годы он не мог найти себе применения, так как рыба в магазинах продавалась только мороженая, а мороженая рыба, по его словам, пища вредная и невкусная. В его глазах всегда стояла грусть. Он оживлялся лишь тогда, когда речь заходила о рыбе. Промаявшись несколько лет в Москве, он собрался уезжать на Таити. Кроме картин Гогена и фразы из мультика «нас и здесь неплохо кормят» никаких ассоциаций с этим островом у меня не возникало. Его американская подруга ехать отказалась - она делала карьеру и ни о каких тропиках слышать не желала. Он уехал один. Прожил там несколько
лет, а потом перебрался во Вьетнам. Женился на вьетнамке, растит детей. По последним сведениям работает музыкантом - играет на барабане.
        Я часто вспоминаю его аристократичные манеры, потрясающий английский, неторопливую манеру разговора. У него загорались глаза, когда речь заходила о рыбе. Он объяснил мне, что рыбу, которую продают в наших магазинах, есть нельзя. Я ему поверил. Но он не дал никакой альтернативы. Он не сказал, где брать рыбу, которую можно есть. Он позорно бежал на Таити. Дай ему Бог здоровья.
        Я понял, что самая лучшая рыба ловится на Таити. Но стоит ли там жить?
        Япония… Потрясающая кукольная страна. Не представляю себя там. Среди фотографий, снятых моей женой в Японии, главным хитом, приводившим всех в восторг, был снимок унитаза в гостиничном номере - технократическое сооружение, похожее на место пилота космического корабля. В кожаные подлокотники вмонтированы пульты управления с огромным количеством кнопок. «Боязно садиться, - говорила жена, - все время кажется, нажмешь что-нибудь не то и катапультируешься». Кто-то сказал: в Японию прилетели инопланетяне, отстроились, научили японцев нажимать на кнопки и улетели.
        Как-то засели мы на крутой студии в Лос-Анджелесе писать альбом. В один из дней тетушка Линда, менеджер студии, сказала: «Завтра вы будете записывать вокал. Давайте будем это делать в студии “Б"». Это было небольшое помещение, в отличие от студии «А». «Вы сэкономите, а мы заработаем - хотим завтра сдать большую студию под крупный проект». Мы согласились. Мне было интересно, кто там собирается работать. Может, завтра предстоит столкнуться с Чиком Кореа или Стэнли Кларком - частыми клиентами «Файрхауз Рекординг».
        На следующее утро, войдя в студию, я увидел огромное количество японцев. Это были студенты, молодые ребята лет по двадцать, обучавшиеся музыке в одном из колледжей неподалеку. Все были одеты по-модному, с «кислотными» разнокалиберными прическами. Инструменты у большинства были не дешевые, самые современные и в основном безликие. В общей сложности за весь день на студии их побывало больше ста человек. Они были сгруппированы в ансамбли, перед каждым из которых ставилась задача записать песню «Гордая Мэри» из репертуара группы «Криденс». Их преподаватель, богемного вида американец с серьгой в ухе, сидел на террасе, закинув ноги на стол, жмурился на солнышке и курил марихуану… До позднего вечера меня преследовала «Гордая Мэри». Двадцать пять ансамблей, «одинаковые с лица», сменяя друг друга, играли эту песню в одном и том же темпе, одной и той же аранжировке, с одним и тем же звуком и с одинаковыми ошибками. Мало того, через несколько дней история повторилась, только на этот раз жертвой учебного процесса была выбрана «Изи ливинг» Фила Коллинза. Оказалось, что Коллинз и «Криденс» могут звучать
совершенно одинаково. В общем, в японской культуре для меня много непонятного.



        Индия

        Индия вошла в мою жизнь сама по себе. Я ее об этом никогда не просил. Просто в определенный момент у меня появилось смутное желание оказаться там - и через несколько недель я уже стоял на берегу Аравийского моря, ничего специально для этого не предпринимая. Подозреваю, что подобные вещи происходят и с другими людьми.
        Уже позже я понял: все, что связано с этой страной, подчинено какой-то магии. Любые действия, мысли и желания, направленные по отношению к ней, проходят через мерило и суд высших сил, воздающих человеку по его карме. Иначе иногда просто невозможно объяснить происходящее.
        Часто говорят: Индия может позвать человека совершенно неожиданно. Она может принять его, как родная мать после долгих скитаний, или отторгнуть, как чужеродный имплантат.
        Решив покинуть невозможную Москву, я стал думать о том, в какой стране провести оставшуюся часть жизни. Проблемы патриотизма и любви к родине я к тому времени для себя решил. Честно говоря, чем больше я думал на эти темы, тем меньше понимал значение этого слова - «патриотизм» - пока не перестал понимать его окончательно. Уверен, что этот термин придумали власть имущие, чтобы легче было населением управлять, гнать его на войну и снимать с него мзду. Уберите его из жизни общества, отмените это слово, и сразу же станет бессмысленным существование государства. Мне непонятно, почему, например, человек, считающий себя христианином, должен ставить интересы своей нации выше других. Где-нибудь Христос про это говорил? По-моему, совсем даже наоборот. Мне хочется, чтобы моя жизнь способствовала разрушению границ, любых барьеров, стоящих между людьми: политических, национальных, религиозных. Человечество должно найти способ, как построить единое братство, где к каждому относятся по плодам добрых дел его, а не по вере или языку. Или человечеству наступит конец. Причем, боюсь я, очень скорый.
        Итак, требования к месту моего будущего проживания были следующие: хороший климат, недорогая недвижимость, распространенность английского языка среди населения, возможность получения хорошего образования для сына, желательно наличие моря. Ну, в самом деле, не менять же шило на мыло - если уж уезжать насовсем, так найти место получше.
        Среди кандидатов, естественно, оказалась Индия. До первой поездки я практически ничего не знал об этой древней земле. Несколько виденных в свое время индийских фильмов создали устойчивое впечатление, что населяющие ее люди с возрастом не выходят из детства, оставаясь до конца своих дней наивными и непосредственными. Мнения мои о культурных и духовных аспектах индийской жизни были достаточно стереотипными: религия сложная и непонятная, музыка красивая, но длинная.
        Я стал искать разную информацию по этой стране в интернете. В туристических отчетах прежде всего бросались в глаза упоминания о замусоренности и перенаселенности территории. Я загрустил - жизнь в толпе на помойке меня не прельщала. С другой стороны попадались рассказы про сказочный край под названием Гоа, о котором люди отзывались, чуть ли не как о Рае на Земле…
        И тут вдруг в моем доме раздался телефонный звонок. Звонил мой знакомый - успешный бизнесмен, решивший неожиданно в зрелом возрасте научиться петь - я уже некоторое время занимался с ним вокалом.
        - Привет! Мы тут на Гоа собрались. Поедешь с нами, чтобы занятия не прерывать?
        Все произошло так быстро, что поначалу у меня не возникло никаких новых ощущений - несмотря даже на перелет из морозной зимы в солнечное лето.
        Мы поселились в небольшой деревеньке под названием Морджим. Три недели я практически безвылазно просидел там. Да мне особенно и не хотелось никуда вылезать. Я подсознательно ждал от этой страны каких-то новых откровений, духовного опыта и сакральных знаний - ведь люди, побывавшие здесь, говорили о том, что Индия многое меняет в собственном мировоззрении. Но ничего этого не произошло - мне просто было хорошо. Так хорошо, как было, наверное, только в детстве, когда мы жили в Коктебеле, и я все лето напролет лазил по горам, исследовал сливовые сады в поселке и купался в море.
        Первое время я никак не мог сформулировать для себя причины этого комфортного состояния. В отличие от того же Коктебеля, здесь, кроме потрясающих закатов, нет каких-то особенных красот. Море не поражает синевой, песок на пляже не сияет белизной, вместо гор - только редкие холмы, а растительность в основном представлена однообразными пальмами. Здесь нет древних достопримечательностей, коими так богата Индия, за исключением малоинтересных развалин старых португальских фортов. Нет здесь и цивильных развлечений в виде аквапарков, теннисных кортов и дискотек. Но есть здесь что-то, чего я не встречал больше нигде.
        Я стал понимать людей, с восторгом описывающих свое пребывание в Гоа, но при этом не способных объяснить причины своего восторга. И теперь сам точно так же мучаюсь в поиске определений и эпитетов, словно пытаюсь поймать неуловимое. Словно хочу рассказать человеку, ни разу не видевшему южного моря, что чувствуешь, когда теплая ласковая волна принимает тебя в свои объятия, и ты забываешь обо всем, что оставил на берегу.
        Индию вообще очень сложно описать. Она не фиксируется адекватно никакими доступными способами. Сколько, например, я ни делал фотографий, находясь там, ничего похожего на действительность у меня не получалось. Смотришь на снимки - вроде то же море и то же небо, те же дороги и коровы, только куда-то исчезают полутона, превращавшие обычный пейзаж в сказочный, - а с ними и ощущения теплоты и уюта. Может быть, поэтому чернобелые фотографии Индии зачастую выглядят более похожими на реальность, нежели цветные.
        Прошло уже два года, а я вижу эту картину так, будто происходит все здесь и сейчас.
        Пять часов утра. Еще совсем темно. Я поднимаюсь на крышу. Над головой - россыпь ярких звезд в черном бездонном небе. Огромным темно-оранжевым баскетбольным мячом в море опускается луна. Я провожаю ее взглядом и, когда последний мандариновый кусочек исчезает в темноте, поворачиваюсь в другую сторону. Там, за силуэтами разлапистых пальм, широко раскинулась темная, блестящая, как зеркало, гладь реки Чапоры. На противоположном берегу светятся редкие огни, бледно отражаясь в воде. Все замерло перед рассветом, и кажется, будто время остановилось… И вдруг за рекой из-за горизонта появляется что-то яркое - как свет маяка, как прожектор заходящего на посадку самолета. Это восходит Венера. Она настолько великолепна, что все, даже самые яркие звезды кажутся совершенно незначительными по сравнению с ней. Сначала она слегка дрожит и переливается - будто не звезда это, а мыльный радужный пузырь, - но, поднимаясь выше, светит все ровнее и ярче. А в черной глубине реки я вижу еще одну Венеру - отражение настоящей. И между ними - тоненький серебристый лучик световой дорожки, пытающийся связать стальной струной две
ярчайшие точки. Но век его короток - он быстро бледнеет. И сразу же над горизонтом медленно начинает меняться цвет неба - на черной бездне проявляется серо-голубая кайма. Она, словно занавес, поднимается выше и выше, уступая место красно-розовому свечению. Вокруг ничто не шелохнется. Ни один шорох не нарушает величественный покой. И кажется, будто все это предназначается лишь мне одному…
        Снова и снова пытаюсь я понять, за счет чего возникает здесь чувство умиротворения и спокойствия, уверенность в том, что ничего плохого с тобой случиться не может. Причем спокойствие это не тупое и бессмысленное. Мне очень хорошо работалось все это время. В голове возникали сюжеты, и слова легко ложились на бумагу.
        В древних легендах говорится, что Шива, пролетая над этой землей, совершил свой самый божественный акт любви, создав тем самым волшебную ауру здешним местам. И я вполне этому верю.
        Что еще мне понравилось в Индии, так это возможность легко и непринужденно вести здоровый образ жизни. Каждый раз, приезжая туда, я чувствую, как в меня начинает вливаться здоровье. Через пару недель замечаю, что меняется мое тело - исчезает выращенный сидячей работой живот, суставы приобретают гибкость, а кожа становится гладкой и упругой. Причем происходит это без каких-либо специальных усилий с моей стороны. Наличие под боком теплого моря, в котором можно купаться в любое время дня и года, мягкий и ровный климат сами по себе способствуют улучшению самочувствия.
        Куда бы вы ни пошли, везде предлагается массаж, аюрведа[3 - Аюрведа - традиционная система индийской медицины.], тибетская медицина и разнообразная йога по весьма умеренным ценам. Неоднократно мы сталкивались с лекарями, способными с помощью одних только рук проделать точную диагностику всего организма. К тому же зачастую делалось это совершенно бесплатно. Индийские аптеки удивили не только разнообразием лекарств и низкими ценами, но и высокой эффективностью препаратов. Неопытные туристы везут с собой купленные в российских аптеках лекарства, но оказывается, что в Индии они или не действуют, или действуют недостаточно хорошо. Даже проверенный и надежный имодиум может не спасти вас от поноса. Но стоит только зайти в любую аптеку и рассказать о своих проблемах, как вам тут же будет выдан препарат, способный в очень короткий срок оторвать вас от унитаза.
        Но самое существенное - это еда. И, прежде всего, огромный выбор фруктов и овощей по копеечным в нашем понимании ценам. Ежедневно мы привозили с рынка огромные сумки с бананами, апельсинами, виноградом, манго и прочими плодами, названия которых я до сих пор не могу запомнить. От того, что продается в наших северных краях, местный ассортимент отличается не только богатством выбора, но и совершенно другим качеством. Обыкновенные с виду яблоки по вкусу даже сравнить нельзя с теми, которые мы привыкли есть. Впрочем, с фруктами и овощами все в порядке, конечно, не только в Индии, но и во всей Юго-Восточной Азии - хотя и не везде они стоят так дешево. В Гоа же стакан свежевыжатого апельсинового сока на улице стоит десять рупий - шесть рублей на наши деньги.
        Во-вторых, везде в Индии доступен бездрожжевой хлеб - то есть хлеб, тесто для которого готовится без применения дрожжей. На мой взгляд, рафинированный сахар и дрожжевой хлеб - главные враги здорового питания в современном мире. Простой пример: в культурах, где дрожжевой хлеб не употребляют, практически не встречаются толстые люди. Кто, например, видел толстого вьетнамца? Или возьмите Китай, где тоже не видно было толстых людей до появления в стране «макдональдсов» и прочих «благ» современной цивилизации. А теперь посмотрите на пузыри, в которые превратилась чуть ли не половина американской нации благодаря дрожжевому хлебу, составляющему основу их рациона. Спросите также знающих историков и антропологов, которые подтвердят вам, что до появления рафинированного сахара и дрожжевого хлеба в Европе толстые люди встречались очень редко, а также практически отсутствовал целый ряд заболеваний вроде кариеса, подагры и диабета.
        В Индии в любом кафе можно купить настоящий хлеб, приготовленный без дрожжей. В меню каждого заведения обычно значится параграф: «индийский хлеб». Вкуснейшие роти, чапати, нааны и досы - лепешки разнообразных видов и форм - подносят к столу еще горячими. Можно заказать как чистый хлеб, так и разнообразные его вариации с добавлением масла, сыра или чеснока.
        Не приверженные вегетарианству люди будут рады курице, которая еще десять минут назад кудахтала, креветкам и разнообразной рыбе, выловленным из моря за пару часов до подачи на стол. За шестьсот рупий мы покупали на рыбном рынке мешок разнокалиберных креветок (от обычных до королевских), которые затем, приготовленные вкуснейшим образом в ближайшем кафе, с трудом осиливали восьмером.
        В Гоа вдоль всего побережья рассыпано бесчисленное множество ресторанов и кафе. Да и не только на побережье. Причем, чем дальше от моря, тем ниже цены. Ни Анапа, ни Сочи, ни Коктебель не могут похвастаться такой плотностью расположения точек общепита. Кроме местной кухни, широко представлены кулинарные традиции других стран: с итальянскими ресторанами соседствуют тибетские, с тайскими - русские. Из любого из этих заведений вы точно не уйдете разочарованным. Еще встречаются так называемые джус-центры, где вам предложат меню с огромным количеством свежевыжатых соков и оздоровительных коктейлей.
        Нужно сказать, что развитой сетью общественного питания отличается не только туристический штат Гоа. По всей стране, практически в любой деревне, найдется место, где можно вкусно и недорого поесть.
        Возвращаясь из Индии в Москву, первые несколько дней я вообще ничего не могу есть. Купленные в супермаркете огурцы и помидоры организм просто отторгает. И вот тут и начинаешь понимать, насколько далеко от нормальной и естественной пищи мы ушли, проживая в своих мегаполисах и наивно полагая, что наша жизнь - вершина цивилизации. Подумать только: большая часть того, что мы покупаем для наших завтраков, обедов и ужинов - это какие-то коробочки и упаковочки. Одному Богу известно, что в них там намешано. Думаю, даже их производители понятия не имеют о том, какую часть веса продукта составляет разнообразная, подчас просто ядовитая химия. Да и насколько сам продукт после всех обработок, перевозок и хранения сохранил свою первоначальную естественную структуру.
        А кто может сказать, сколько месяцев (а, возможно, и лет) путешествовал по миру какой-нибудь помидор, прежде чем попасть к вам на стол? Да и что это за помидор такой, который выдерживает многомесячное хранение? Не бывает в природе таких помидоров. Не помидор это уже, да и вообще не овощ, а что-то явно искусственное. В Индии помидор портится на шестой-седьмой день. Я нигде не видел, чтобы в магазинах овощи хранили в холодильниках, несмотря на жаркий климат. Если вы приходите в магазин и видите на прилавке целый помидор, это значит, что он свежий. То есть его недавно сорвали с грядки. Если помидору больше недели, то он начинает портиться, и его выкидывают.


        Вернувшись в Москву после первой поездки, я стал испытывать смутное беспокойство. Словно наркоман, подсевший на иглу, я все время ощущал желание поймать то же состояние. Но в родных условиях этого никак не получалось. Я стал бродить по разным форумам в интернете, желая узнать впечатления других людей, побывавших в Гоа, и, к удивлению своему, обнаружил массу таких же ненормальных. Мало того - оказалось, что некоторые люди проводят там по целому сезону год за годом. А отдельные личности вообще живут там постоянно.
        Но и это еще не все. Выяснилось, что подобный эффект оказывает на людей не только райский штат Гоа, но и вся Индия в целом. Кто-то нежится на пляжах Кералы[4 - Керала - штат на юге Индии.], кто-то колесит по Раджастану[5 - Раджастан - штат на северо-западе Индии.], кто-то зависает в Гималаях. И, несмотря на упоминавшиеся уже мусор и перенаселенность, а также на жаркий климат, сезоны дождей и непривычную пищу, вновь и вновь едут туда, словно притягиваемые неведомым магнитом.
        Возвращаясь домой, они обмениваются фотографиями, слушают индийскую музыку, скупают новые книги о йоге и путеводители по Востоку, рисуют картины с ганешами[6 - Ганеша - слоноголовый бог удачи и мудрости.], шивами, горами и морями. Здороваясь, говорят друг другу «намасте»[7 - Намасте - индийское приветствие.], а на досуге изучают рецепты приготовления ведических блюд и бегают по городу в поисках индийских специй.
        Желание создать индийскую атмосферу в родном доме иногда приводит к трагикомическим результатам. Как-то на одном из форумов наткнулся на объявление - некто под ником Zentropie писал:

«Замучила ностальгия по чудесному десерту Банана Фриттерс. Может, кто-нибудь подскажет рецепт?».
        Рецепт был такой.

1 1/4 чашки муки

2 столовые ложки сахарного песка

1/4 чайной ложки ванильного порошка 1/2 чашки молока

1 яйцо

2 столовые ложки растопленного сливочного масла

1 чайная ложка рома

4 очищенных банана, порезанных кружочками

2 чашки растительного масла для жарки
        Смешайте муку, сахар и ванильный порошок. Добавьте молоко, яйцо, ром и взбивайте до получения однородной массы. Опускайте в нее банановые кружочки и затем жарьте минут 10-15 в масле, разогретом до 190°, до получения золотистой хрустящей корочки.


        В конце я приписал: «Не забудьте отчитаться об эксперименте».
        Спустя несколько дней Zentropie снова появился на форуме. «Получилось очень вкусно, - писал он, - примерно 90 % соответствия. Хотя 1 чайную ложку рома пришлось заменить ароматным белым вином. Но это было после. А сперва мы взорвали кухню! Я не шучу!»
        Zentropie отослал меня в чат, где после кулинарных опытов у него состоялся разговор с приятелем. Привожу этот диалог без изменений.
        Zentropie: пипец, в субботу прочувствовали принцип водородной бомбы %))
        Zentropie: взорвали кухню на хрен)
        Igor: как?
        Zentropie: индийские пончики банановые решили пожарить
        Igor: и что, реально взорвали?
        Zentropie: по рецепту надо было два стакана подсолнечного масла
        Zentropie: мы его хотели довести до кипения, но оказалось, что оно кипит незаметно, в общем за 10 минут там видно неслабая температура внутри масла накрутилась
        Zentropie: задымило как-то дико
        Zentropie: положили туда пончик, а он моментально обуглился))
        Zentropie: решили выключить огонь и убежали в комнату, ибо было дымно
        Igor: пи*дато
        Zentropie: потом зашли через пару минут и смотрим - дыма ваще жесть, ничего не видно и масло горит до потолка
        Igor: потолку - пи*дец?
        Zentropie: думаем: надо пожарку срочно, но чувак, молодец, додумался ливануть в эту адскую бездну стакан воды
        Igor: идиот!
        Igor: он же еще хуже сделал
        Zentropie: естественно, моментально вода разложилась при такой температуре на водород и кислород
        Zentropie: видимо вышло 1:1, известная взрывоопасная смесь
        Igor: жертвы есть?
        Zentropie: е*ануло так, что мы сразу убежали, всю кухню и весь коридор как напалмом накрыло
        Igor: фотки не делали?
        Zentropie: вся кухня черная, занавески обуглились, расплавило вентиляционные решетки
        Zentropie: и кучу мелочей
        Zentropie: один слабый ожог у чувака, через часика два сошел
        Zentropie: какие на *уй фотки!
        Zentropie: там такой пи*дец был, неясно, как мы легким испугом отделались
        Zentropie: адреналина е*ать скока в*уячило:)))
        iGoR: жесть!
        Igor: пончики рулез!



        Ауровиль

        Про Ауровиль я узнал совершенно случайно. Даже не помню, как натолкнулся на информацию о нем, и сразу попал на официальный сайт. До этого момента я считал себя наивным мечтателем, думая о том, как было бы здорово, если бы где-то на Земле собрались люди и организовали так свою жизнь, чтобы она не зависела от государств и правительств. Где главной целью было бы созидание, духовное и творческое развитие, а не погоня за деньгами и властью.
        Каково же было мое изумление, когда я понял, что такое место существует. Причем существует в моей любимой Индии. И в принципе туда может приехать любой человек и стать жителем города. Почти сорок лет люди претворяют в жизнь идеи, которые я считаю единственно правильными, а я в этом не участвую! Мало того, ни сном, ни духом не ведаю об этом! До сих пор я жалею об упущенном времени. С другой стороны, мне было радостно узнать, что идеи эти не утопичны, а приобрели вполне осязаемые формы.
        Здесь необходимо рассказать о том, чем является Ауровиль, поскольку многие вообще не знают об том городе, а большинство из тех, кто слышал о нем, имеют лишь самые общие, порой и неверные представления.
        Начать же придется с личности Шри Ауробиндо.
        Ауробиндо Акройд Гхош родился в 1872 году в Калькутте и к двадцати годам получил блестящее образование в Кембридже. Вернувшись на родину, он несколько лет преподавал в университете и одновременно с этим примкнул к революционному движению за предоставление Индии независимости. В 1908 году был арестован и около года провел в тюрьме, где продолжил начатые ранее занятия йогой, в результате которых пришел к основанию новой философской концепции, названной им «Интегральной йогой». Современный человек рассматривается в ней как переходное существо к новой личности, стоящей выше материального, находящейся в соединении с божественным.
        Ауробиндо основывает ашрам[8 - Ашрам - духовная или религиозная община.] в Пондичерри, где пишет свои самые известные труды.
        В 1924 году он встретился с француженкой Миррой Альфассой Ришар, названной впоследствии Матерью. Со временем она стала его главной сподвижницей и продолжательницей его дела.
        В 1926 году Ауробиндо прекратил все контакты с внешним миром, чтобы полностью посвятить себя работе. С тех пор он оставался в своей комнате, не встречаясь больше с учениками и лишь отвечая на их вопросы в письмах.
        Руководство ашрамом было возложено на Мать, благодаря которой он получил всемирную известность. После смерти Ауробиндо в 1950 году Мать продолжила его работу, а также приступила к осуществлению своей мечты об основании «города будущего», где на практике должно реализовываться духовное учение Шри Ауробиндо.
        Об том городе она писала так:

«Где-нибудь на Земле должно быть место, которое ни одна страна не могла бы считать своей собственностью, где все люди доброй воли, искренние в своем устремлении, могли жить свободно, как граждане мира, повинуясь только одному авторитету - высшей Истине. Там должны царить мир, согласие и гармония, а все боевые инстинкты человека должны использоваться исключительно для уничтожения причин его страданий и бедствий, преодоления человеческих слабостей и невежества, для победы над его ограниченностью и несостоятельностью. Это место, где потребности духа и стремление к прогрессу получили бы предпочтение над удовлетворением желаний и страстей, над поисками удовольствий и материального достатка.
        В таком месте дети могли бы расти и развиваться, не теряя связи со своими душами; образование давалось бы не для сдачи экзаменов, получения дипломов и должностей, а для обогащения и усиления уже имеющихся способностей и развития новых. Здесь титулы и социальное положение были бы заменены на возможность служить и организовывать; потребности тела были бы в равной степени удовлетворены, а интеллектуальное, моральное или духовное превосходство выражалось бы не в увеличении доступных удовольствий и материального достатка, но в увеличении обязанностей и ответственности. Красота во всех ее художественных формах - рисовании, скульптуре, музыке, литературе - была бы в равной мере доступна всем, и возможность наслаждаться ее плодами зависела бы только от духовных потребностей каждого, но не от социального или материального положения.
        Так как в этом идеальном месте деньги больше не были бы высшим мерилом личных достижений, индивидуальность ценилась бы намного больше, чем материальное благополучие и достижения в карьере. И работа больше не была бы средством к существованию, но стала бы способом самовыражения и создания возможностей служить обществу, которое, в свою очередь, обеспечивало бы каждого всем необходимым для жизни.
        Это должно быть место, где человеческие отношения (которые пока что основываются почти исключительно на соперничестве и борьбе) заменились бы на стремление превзойти другого в способности творить добро, на сотрудничество и истинное братство».
        Это было написано в 1954 году, но идея создания такого города появилась у Матери еще в ранней молодости, и не раз на протяжении жизни она всерьез думала об ее осуществлении. В тридцатых годах у нее было видение Ауровиля. Тогда архитектор Антонин Раймон набросал проект этого города, но до его появления прошло еще много времени. Только в середине шестидесятых проект города был согласован с правительством штата Тамил-Наду, с индийскими властями и поддержан ЮНЕСКО.
        А 28 февраля 1968 года состоялось торжественное открытие Ауровиля, на которое прибыло около пяти тысяч человек со всего мира. Горстки земли, которые они привезли из своих стран, были смешаны в чаше, символизируя единство всех народов Земли, и положены в урну рядом с одиноким баньяном[9 - Баньян - дерево, растущее в Индии и некоторых других странах Востока. Его особенность - воздушные корни, которые, достигая земли, превращаются в новые стволы. Один баньян может занимать значительную территорию и выглядеть как небольшая роща. Последователи индуизма считают баньян священным деревом.], стоявшим посреди безжизненного плато, которому предстояло стать «городом Рассвета».
        Первые поселенцы с энтузиазмом принялись строить новый мир. Но, как это обычно бывает, подобные проекты притягивают не только тех, кто искренне проникся провозглашенной идеей, но и авантюристов - людей, мечущихся по жизни в поисках чего-то, что им и самим неведомо. В результате только что зародившийся город столкнулся с определенными проблемами. Большим ударом также стала смерть Матери в 1973 году (ауровильцы не говорят «смерть», а называют это «уходом»). В прессе появились статьи, инициируемые недоброжелателями и недовольными жителями ближайших деревень, о контрабанде, наркотиках и разврате в Ауровиле. Определенную роль в этом сыграло руководство ашрама, желавшего подчинить себе управление городом и, прежде всего, его финансами. Дело дошло даже до Верховного суда Индии. Но ауровильцам удалось выстоять в этой нелегкой борьбе благодаря поддержке многих влиятельных людей, и особенно Индиры и Раджива Ганди.
        Ауровиль продолжает развиваться, и к настоящему времени в нем проживает две тысячи человек из разных стран мира, включая и Россию. Люди живут в небольших коммьюнити, разбросанных на значительной территории, группами от пяти до нескольких десятков человек. Некогда пустынная обезвоженная земля превращена их стараниями в цветущий сад. В городе существуют разнообразное производство, сельскохозяйственные предприятия, исследовательские институты, небольшие компании, занимающиеся всем, - от дизайна одежды до интернет-технологий.
        В центре Ауровиля, являясь его духовным и географическим символом, стоит Матримандир - «Храм Матери» - сферическое здание, высотой с десятиэтажный дом, покрытое снаружи круглыми золотыми пластинами. От этого, чуть приплюснутого сверху шара в разные стороны отходят «лепестки» кирпичного цвета, делая его похожим на нераскрывшийся цветок лотоса. Матримандир не принадлежит никаким религиям и является местом для медитации, куда может прийти любой человек.
        В верхней части храма находится главное помещение - «Внутренний зал» - большая круглая комната из белого мрамора, вдоль стен которой высятся двенадцать колонн, не доходящих до потолка и ничего не поддерживающих. Они символизируют освобождение сознания от невежества.
        В центре Зала, на золотом пьедестале, образованном высеченным на полу символом Матери и четырьмя символами Ауробиндо, лежит самый большой в мире цельный сферический кристалл. Система зеркал, установленных на крыше, фокусирует солнечный свет и направляет его на хрустальный шар, заставляя тот светиться загадочным светом.
        Ауровиль - уникальный эксперимент по созданию общества будущего, свободного от религий и государств, войн и насилия, преступности и жажды наживы. Общества, где главное внимание уделяется духовному и физическому развития всех и каждого, взаимопониманию и братству между людьми и народами, сохранению природы и умению жить с ней в гармонии.
        Перечитав большое количество рассказов людей, побывавших там, я обнаружил много противоречивого. Наряду с восторженными отзывами были и негативные впечатления. Мол, не все так радужно в этом сказочном месте. Причем негативные впечатления были тоже достаточно противоречивы. Кто-то говорит, что Ауровиль превратился в обычное коммерческое предприятие по выдаиванию денег из туристов за счет своего бренда. Другие пишут на форумах, что город представляет из себя настоящий «совок» - этакий кусок очень знакомого нам социализма в капиталистическом окружении. И это только два полярных мнения, а мнений таких, как оказалось, существуют даже не десятки, а сотни. Впоследствии я убедился, что сколько людей побывало в Ауровиле, столько и разных мнений о нем можно услышать. Видимо, как и многое другое в Индии, этот город являет каждому человеку то, что тот готов увидеть.
        Впрочем, я давно уже перестал доверять сторонним суждениям. Каждый человек судит об окружающих его явлениях исключительно по себе. Негодяй везде ищет подвох и злой умысел, скряга - корысть. Идеалист даже в опустившемся алкоголике найдет зачатки духовности. Себя я идеалистом давно не считаю и вполне могу допустить, что совершенным ауровильское общество быть не может хотя бы потому, что окружает его обычный мир со всеми его пороками и недостатками. Да и поставленных целей Ауровиль пока еще не достиг - как говорил незабвенный Дима Семицветов из кинофильма «Берегись автомобиля»: «Товарищи, деньги пока еще никто не отменял!» Вопрос был только в том, насколько общий вектор развития соответствует заявленным идеалам, или все это только красивые слова, ширма, прикрывающая постройку элитного дачного кооператива.
        Чем больше читал я про Ауровиль, чем лучше вникал в суть его внутреннего устройства, тем больше поражался тому, насколько умно и мудро там решаются вопросы, казавшиеся мне неразрешимыми.
        Взять, например, отношение к тому, что в современной европейской цивилизации называется «свободой совести». Я уже давно убедился, что в современном мире религии служат разъединению человечества. А значит, являют собой силы, тормозящие развитие и способствующие разрушению, а не созиданию. В той же Европе на нравственные законы, хранимые церковью, большинство населения как плевало, так и плюет. Причем, если судить по правителям, в наше время количество тех, кому нравственность «до лампочки», увеличивается с нарастающей скоростью. Достаточно посмотреть на наших красавцев, стоящих на Пасху со свечками в церкви. Через день они возвращаются в свои кабинеты и продолжают воровать с утроенной силой.
        Но возможно ли избавить человечество от религии? Причем, сделав это так, чтобы нравственный закон остался основополагающей ценностью (а каким чистым и ясным становится нравственный закон, когда с него слетает шелуха тысячелетних заблуждений и бессмысленных обрядов)? И я думаю, тот путь, который избран в Ауровиле, - единственно верный. Разумеется, это только начало, и никому не известно, удастся ли распространить такой опыт на всю планету. Но попробовать, я думаю, стоит. Во всяком случае, других способов решить стоящие перед человечеством проблемы я не вижу.
        Стать ауровильцем может любой человек. Для этого нужно приехать туда по туристической визе и прожить не меньше трех месяцев, чтобы понять этот город, познакомиться с кем-то из его жителей и поучаствовать в его жизни. По истечении трех месяцев вы подаете заявление и проходите небольшое интервью, в ходе которого должны подтвердить, что разделяете идеалы Ауровиля и принимаете его хартию. Затем необходимо вернуться в свою страну, получить официальное приглашение и сделать визу, позволяющую долговременное пребывание в Индии. После этого вы снова приезжаете в Ауровиль, где наступает что-то вроде испытательного срока. В течение этого периода вас называют «ньюкамером», то есть «вновь прибывшим». А через год-полтора вы становитесь полноправным жителем города.
        Прочитав всю доступную информацию, я задумался. Что такого, уехав на чужбину, оставлю я здесь дорогого для себя? Друзей, с которыми из-за работы и постоянной загруженности разнообразными проблемами я не вижусь годами? Культуру, которая в последнее время настолько замаскировалась, что ее и днем с огнем не увидишь? Смешно, но в самом деле, кроме такой пошлости, как рассуждения о березках и полях, мне нечего было себе сказать. Как же быстро умудрились мы довести Россию до такого состояния, когда кроме березок ничего ценного для души найти уже невозможно! В начале прошлого века бежали от революции на Запад интеллигенты и дворяне и потом всю жизнь мучались ностальгией, мечтая о том, что, может быть, вернутся когда-нибудь в свободную от большевиков страну. В брежневские времена, по серости и скуке напоминавшие непроходимое болото, изгнанные или сбежавшие за границу писатели, режиссеры и музыканты также страдали от тоски по родине, зачастую и не надеясь, что выпихнувший их коммунизм когда-нибудь закончится. Сейчас же как-то не видно людей, рвущихся обратно в Россию, если только их не ждет более высокая
зарплата или еще какие-нибудь карьерно-материальные блага.
        Что-то важное потеряли мы за последние годы. Может быть, даже самое важное, что отличало нас от других стран и народов. И, похоже, потеряли безвозвратно. А если и найдем мы в себе разум, силы и мужество попытаться вернуть утерянную уникальность в нашу жизнь, сделать это будет ой как непросто. Как человеку, вставшему на путь преступлений, очень легко отбросить все принципы и начать воровать и убивать, но почти невозможно повернуть назад.
        Мне смешно и грустно смотреть, как все больше и больше превращаем мы нашу культуру в американскую, с ее кичем и тупым материализмом, не замечая при этом, что делаем мы даже не копию, а пародию, вечно забывая о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Как неуклюже пыжится Россия, стараясь стать европейской страной, вбирая прежде всего недостатки западной цивилизации и старательно сохраняя свои собственные, умудрившись создать потрясающий по своей уникальности винегрет из всех возможных социальных проблем, пороков и недостатков. В мире нет (да, наверное, и не было) ничего подобного современной России. В отличие от западных стран здесь нет уважения к закону, собственности и правам человека. В противоположность Востоку отсутствуют духовные установки и ориентиры. По сравнению со странами, управляемыми тоталитарными режимами, непомерно велик уровень уличной преступности и неразвита социальная поддержка населения. В местах же полного беспредела и анархии где-нибудь в Африке нет такого количества спецслужб, государственного контроля и засилья бюрократии, как у нас.
        В кратчайшие сроки нашим правителям удалось превратить российское государство в какого-то удивительного, невиданного в истории монстра, не уставая лицемерно заявлять при этом, что «великая Россия возрождается».
        И вертелись передо мной вечные вопросы, которые любят у нас задавать человеку, пожелавшему сменить страну пребывания: «Кому ты там нужен?» и «Что ты там будешь делать?»
        На первый вопрос я теперь отвечаю: «А кому я здесь нужен?» Честно говоря, я не вижу, чтобы кто-нибудь здесь нуждался во мне, в моем опыте, знаниях и профессионализме, за исключением государства и сросшихся с ним коммерческих структур, желающих постоянно получать от меня деньги за любое телодвижение (причем с каждым годом все больше и больше).
        На вопрос, что я там буду делать, я отвечаю одним словом: «Жить». А если говорить о работе, то не думаю, что может быть что-то хуже ежедневного восьмичасового сидения в офисе перед монитором. Насмотрелся я на молодых еще ребят, после нескольких лет такой работы начинающих походить на инвалидов. И дело тут не только в безусловном физическом вреде подобного образа жизни, но, прежде всего, в отсутствии какого-либо морального удовлетворения. Да и какое может быть удовлетворение от зарабатывания денег для богатого дяди, отстегивающего тебе небольшую зарплату. А западный опыт успешных компаний, когда все работники фирмы являются ее акционерами, на нашей российской земле как-то не приживается.
        Впрочем, все эти вопросы и ответы имели бы смысл, если бы я собрался уезжать в какую-то абстрактную зарубежную страну. В случае же с Ауровилем все обстояло несколько иначе.
        Семья в принципе не возражала против переезда, однако ее смущало географическое расположение города. Вообще я заметил, что при слове «Индия» у людей, ни разу там не бывавших, возникает паника. Они делают круглые глаза и начинают говорить про болезни, жару, всеобщую нищету и убогое индийское кино. Я не знаю, почему у этой замечательной страны сложился такой образ в головах моих соотечественников. Хотя, с другой стороны, чего можно ожидать от людей, для которых чуть ли не единственный источник информации об Индии - мультфильм про Маугли.
        Конечно, глупо было бы отрицать, что в Индии бывает жарко, а на улицах встречаются мусор и нищие. Но Россия, по-моему, тоже не везде блещет чистотой, и в ее городах и селах далеко не все живут в достатке. На мой взгляд, многие современные российские деревни и небольшие города с их бездорожьем, разрухой и массовым алкоголизмом производят более удручающее впечатление, чем деревни индийские. К тому же Индия настолько разная, что в ней можно увидеть абсолютно все. В том же Гоа есть такие шикарные районы, в сравнении с которыми Беверли-Хиллз не покажется чем-то особенным.
        Что же касается климата, то это, конечно, вопрос личных предпочтений. Существуют люди, которые вообще не переносят жару, и таким, естественно, нахождение в Индии в летний период противопоказано. По мне же отсутствие солнечного света по три-четыре месяца в средней полосе России гораздо хуже двухмесячной жары. Тем более, что в наше время доступных кондиционеров и вентиляторов с жарой бороться намного легче, чем с отсутствием солнца.
        К тому же индийская жара переносится совсем не так, как, например, московская. Когда в Москве термометр показывает тридцать градусов, жизнь становится невыносимой, хочется плюнуть на все и сбежать из города, или залезть под прохладный душ и не вылезать оттуда до наступления вечера. В Индии же - особенно вблизи морского побережья - подобная температура воспринимается абсолютно комфортно. Двадцать пять градусов днем уже означают, что ночью спать будет холодно. Московские тридцать по восприятию соответствуют индийским сорока. По-настоящему жарко, когда невозможно находиться на солнце дольше пары минут, становится, если температура в тени переваливает за сорок градусов - что, впрочем, бывает довольно редко.
        Еще один немаловажный момент, который необходимо учесть, - глобальное изменение климата. Я уже давно не сомневаюсь, что данный процесс имеет место быть. За последние годы лето на юге Индии стало прохладнее, а зимой и весной теперь случаются кратковременные дожди, чего не помнят не только старожилы, но и древнейшие ведические книги. Летне-осенние муссоны, в свою очередь, становятся не такими дождливыми и продолжительными, как раньше. Так что вполне возможно, что южноиндийский климат через некоторое время станет лучше московского не только зимой, но и летом.


        Итак, решено было ехать сразу после Нового года, как говорится, на разведку. Принимая во внимание, что у жены работа, у сына учеба и что отдыхали мы нормально последний раз очень-очень давно, план был следующий: неделя отдыха в Гоа; переезд в Ауровиль, где жена с сыном пробудут две недели и затем вернутся в Москву - я же собирался находиться там до конца марта.
        В последний момент, как это иногда бывает, планы наши рухнули - не буду сейчас распространяться, почему. Жена, а следовательно, и сын, поехать не смогли. Мне стало грустно, что со мной не будет моей любимой женщины и моего сына. К счастью, совсем один я не остался. Мои школьные друзья Арсен и Ольга, воодушевленные возможностью отдыха у теплого южного моря, решили составить мне компанию на первые две недели.



        Гоа

        Родина, конечно, просто так не отпустила. Забрала-таки напоследок хорошую порцию нервных клеток.
        Поездка от дома до аэропорта по морозной и бесснежной Москве прошла без приключений. На наших билетах было обозначено время вылета: 23:20. Мы, как честные пионеры, приехали за два часа, подошли к табло и начали искать свой рейс. Его не было. Мы еще раз внимательно просмотрели все строчки и вдруг обнаружили, что наш самолет вылетает через двадцать минут! Мы рванули к стойке регистрации - там сказали, что посадка закончена. «Подойдите к представителям турфирмы, у которой вы билеты покупали».
        Рывок к стойке «Капитал Тур». За ней стоит девушка с видом «я - не я, и корова не моя». Лениво рассматривает наши билеты. «Регистрация, - говорит, - закончена, сделать ничего не могу, претензии к сотруднику, который выписывал вам билеты».
        В такой момент где-то внутри тебя начинаются паника и отчаянье.
        Слава богу, есть свои люди в руководстве авиакомпании. Звоним им. Там, естественно, все пьяные (вечер второго января), ржут над нами. В общем, позвонили они, куда надо: вылет задержали на час, снова открыли регистрацию. В сопровождении человека от «Трансаэро», в черном костюме и с рацией, мы пулей, минут за десять проскочили через все кордоны, рентгены и таможни и, взмыленные, ворвались в самолет.
        В общем, все закончилось благополучно. Нас только расстроило, что мы не успели заскочить в «дьюти фри» - намечалась перспектива трезвого, а значит, и бессонного (что и подтвердилось в дальнейшем) перелета.
        Стюардесса рассказала про спасательные жилеты и запасные выходы, и мы взлетели.
        Народ вокруг активно откупоривал припасенные бутылки и разливал по пластиковым стаканчикам из-под выпитой воды. Постепенно салон наполнился нестройным хором нетрезвых голосов. Компания молодых ребят врубила магнитолу и под музыку в стиле гоа-транс организовала дискотеку в проходах.
        Кто-то из ребят закурил. Стюардессы тщетно пытались их утихомирить - чуть потише танцоры стали вести себя только после реплики «мы вас в Баку высадим!»
        Когда самолет начал снижаться, я прильнул к иллюминатору. Помню, какое впечатление в прошлый раз произвел на меня вид побережья с высоты птичьего полета: ярко-зеленый ковер, прорезанный стальными лентами дорог с игрушечными машинками; широкие реки с перекинутыми через них длинными белыми мостами; полоса песка вдоль берега синеголубого моря с бесконечным количеством корабликов в нем.
        Но в этот раз ничего этого видно не было - плотная дымка закрывала все вокруг. Только перед самой посадкой сквозь нее показалось блестящее бледносерое море, и самолет плюхнулся на бетон.


        Утренний Гоа встретил легким туманом и неожиданной жарой. Самолет приземлился около девяти утра по местному времени, а на улице уже было, как в бане, в которой погасла печка, но парная до конца еще не остыла.
        Стоя перед зданием аэропорта, я смотрел на тянущуюся от самолета вереницу туристов. Еще с бледными, но уже довольными лицами, они проходили мимо меня со своими чемоданами на колесиках, рюкзаками и сумками. Компания, устроившая дискотеку в самолете, продолжала неутомимо горланить. Какой-то мужик с толстым пузом и радостной улыбкой подмигнул мне. На нем была белая майка с изображением серпа и молота и надписью: «Коси и забивай!»
        Я глубоко вдохнул ароматный воздух и расправил плечи. Куртку я оставил на полке в самолете - неохота было таскать ее всю поездку. Без нее я чувствовал себя легко и свободно.
        В очереди на паспортный контроль мы встретили Аню и Машу, которым я продал лишние билеты. Аня направляется в Карнатаку[10 - Карнатака - штат на юго-западе Индии.]. Маша, как выяснилось, едет в ашрам Ошо[11 - Ошо (Чандра Мохан Раджниш) - основатель учения, декларирующего своей целью свободную и счастливую жизнь, свободную от предрассудков и ложных ценностей общества.], но перед этим собирается провести неделю на пляже. Она с радостью приняла наше предложение доехать вместе до Арамболя, чтобы разделить расходы на такси.
        В зале появился человек в форме работника аэропорта. Он держал в руках мою куртку, ходил между шеренгами очередей и громким голосом взывал откликнуться ее обладателя. Я спрятался за Арсена.
        Очередь понемногу продвигалась. Бодрые гоанские пограничники долго паспорта не рассматривали и штамповали их довольно бодро.
        Над нашими головами шумели вентиляторы, создавая приятную циркуляцию воздуха.
        - Смотрите, какая штука! - сказал Арсен показывая пальцем. За стеклянной стеной стояла, подтверждая наше перемещение в пространстве, расписная деревянная скульптура Дурги - многорукой супружницы Шивы.
        Мы прошли границу и направились к лестнице. Я оглянулся назад, мысленно попрощавшись с индусом, который все так же продолжал размахивать моей курткой.
        В «дьюти фри» Арсен приступил к выбору напитков основательно.
        - Нужно проверить это дело, - сказал он, взяв с полки бутылку «Баллантайнз». - Не доверяю я индийскому производителю алкоголя. Один раз пробовал их виски - чуть не умер.
        Он поглядел по сторонам и принялся открывать бутылку. Я тоже оглянулся и заслонил его корпусом. Арсен сделал глоток, задумался ненадолго и сказал:
        - Годится.
        Закрыв крышку, он опустил бутылку в корзину и взял с полки водку.
        - Арсен, кончай дурака валять. Здесь все настоящее, без подделок. А если ты собираешь бар и будешь отхлебывать из каждой бутылки, то…
        - …то что? - с вызовом спросил он.
        - …то тебя развезет на жаре.
        - Если я куплю некачественный продукт, будет еще хуже, - сказал Арсен, открывая водку.
        - Зубную пасту тоже будешь в магазине проверять?
        - Конечно. Я же сказал, что не доверяю индийской промышленности.
        - И презервативы?
        - Презервативы, - веско сказал он, - я взял с собой в достаточном количестве. А в индийские презервативы я вообще не верю. Вон их сколько тут населения!


        Такси тронулось. Водитель включил магнитофон, и салон наполнился звуками бодрой индийской песни. Я откинулся на спинку сиденья и только молча смотрел вперед, растворяясь в Индии - в ее звуках и запахах.
        В обычной жизни мы все время куда-то бежим. Особенно в Москве. Спешим быстро поесть, быстрее доехать из точки А до точки Б, быстрей сделать эту работу, успеть забежать, заскочить… В Индии эта спешка прекращается. Все вопросы и проблемы решаются последовательно, по мере их поступления. Даже важные дела делаются спокойно, неторопливо. Я не припомню, чтобы я куда-нибудь спешил в этой стране. Вернее, если быть точным, спешил я по одному разу в каждой поездке - на самолет обратно в Москву. Видимо, наше житие автоматически предполагает суетливое к нему отношение - даже на удалении в несколько тысяч километров.
        Когда я первый раз приехал в Гоа в компании с одним состоятельным человеком (он уже старался вести себя не как «браток», но старые манеры иногда проглядывали), у нас произошел следующий эпизод. На второй день мы пошли завтракать в шек[12 - Шек - небольшой ресторан или кафе, построенное из тростника и пальмовых листьев. Обычно сооружают в сезон на берегу моря, где запрещено возводить капитальные постройки.] на берегу моря. Десять минут ждали, пока официант протрет стол, потом еще десять минут - пока принесет меню, еще десять минут - пепельницу. Товарищ мой сначала пытался воздействовать на него интонацией, показывая, что к такому сервису не привык. Наконец, в какой-то момент не выдержал, стукнул кулаком по столу и начал орать на маленького индуса страшным голосом, вставляя «fucking» через каждое слово. Тот спокойно подошел к нему, положил руку на плечо и негромко сказал: «Look. You are from Russia. I am from India. You’re my friend. I’m your friend. Don’t worry.»[13 - Слушай. Ты из России. Я из Индии. Ты мой друг. Я твой друг. Не волнуйся (англ.).] Самое интересное, что после этого товарищ мой
действительно расслабился и больше уже из-за таких пустяков не переживал.
        Одна из первых достопримечательностей, встречающих туристов, - огромный плакат у дороги с рекламой пива «Кингфишер», официального, как утверждает надпись, «освежителя» Гоа: белые мужчины с красными носами и окосевшими глазами, одетые почему-то в смокинги, накачиваются вышеназванным пивом.
        Такси наше пересекает половину маленького штата. На обочинах валяются раздавленные кокосы. Впереди все время возникают грузовики, которые надо с бибиканьем обгонять. Вдоль дороги проносятся поля, затем рядами лепятся дома, гестхаусы, хижины, мастерские, кафе - та самая Индия, которая тянется на тысячи километров, в какую сторону ты бы ни поехал. Разнокалиберность строений и хаотичность застройки скрепляются в единое ощущение запахом этой страны - сладковатый дымок костра из сухой травы смешивается с неуловимыми ароматами благовоний и легкими нотками говнеца.
        Мы проезжаем деревни, небольшие городки, длинные мосты через широкие устья рек с берегами, обрамленными пальмами. Слева время от времени показывается покрытое дымкой бело-голубое море. Оно блестит и переливается на солнце, и выглядит, словно сильно разбавленное молоко. Но через некоторое время растопленная жарким светом дымка рассеивается - и цвет его меняется, насыщаясь глубоким синим оттенком.
        - Как же хорошо! - слышу я радостный голос Маши. - Как будто на родину вернулась!
        На сиолимском мосту я показываю на мыс, вклинившийся между устьем Чапоры и морем, - место, где жил два года назад.
        Наконец мы въезжаем в Арамболь и останавливаемся в начале главной улицы поселка. Расплачиваемся с водителем и тащим свои чемоданы в противоположную ей сторону по пыльной грунтовке, спускающейся с горки вниз. Ориентир для нас - местный джус-центр, который мы и находим через минуту.
        По двору бродит пара ощипанных куриц. У забора роет землю маленькая черная свинья. Неподалеку от нее трое таких же черненьких мальчишек лет пяти увлеченно во что-то играют.
        На двери нашего дома висит замок. К нам выходит хозяин джус-центра.
        - В доме уже кто-то живет, - сообщает он нам «радостную» весть. - У меня ключи забрал Джон две недели назад, поселил здесь кого-то. А больше я его не видел.
        Мы кинули вещи на террасе кафе. Маша пошла искать банкомат, а мы решили подождать квартирантов и заказали сок. Я сел за стол и закурил. Арсен принялся ходить между столиков с озабоченным лицом.
        - Арсен, сядь, не парься. Найдем что-нибудь.
        - Как «не парься»? - горячился он. - Я не могу не париться. Приехали черт знает куда, не знаем, где остановиться. Кругом индусы грязные без штанов ходят, - сказал он, глядя вниз на маленьких детей, тихо игравших во дворе.
        - Почему без штанов? Они все в трусах.
        - Грязюка кругом…
        - Да, - сказал я, оглянувшись, - грязюки много.
        - Антисанитария полная, - кивнул Арсен.
        - Слушай, здесь мусор - это пластик и бумага. Его, конечно, много, но что может быть антисанитарного в пластике? Наша московская грязь и пыль гораздо вреднее - полная таблица Менделеева. Да потом здесь не везде так. Я тебе говорил, что в Арамболе раньше не был. Люди рассказывали, что это прелестное место. Здесь в конце шестидесятых первые хиппи поселились. Говорят, сюда даже «Биттлз» приезжали.
        - Может, в шестидесятых здесь и было чисто, но с тех пор они, по-моему, ни разу не убирали.
        - А что, может, это трусы Джона Леннона, - сказала Ольга, показывая на какую-то тряпку, висевшую на заборе.
        Через полчаса появилась тетя, проживающая в наших апартаментах. От нее мы выяснили только, что она сняла этот дом две недели назад и больше ни о чем не знает.
        Мы оставили Ольгу в кафе и следующие три часа провели в поисках жилья, облазив поселок вдоль и поперек. Все было занято. Свободные комнаты стали появляться только на значительном расстоянии от моря. Да и варианты эти были, прямо скажем, не очень симпатичные.
        Нам осталось лишь позвонить Валентину из «Сансета» - у которого, как мне сказали, могут быть ключи от домика - в надежде, что он нам что-нибудь посоветует.
        Я набрал номер.
        - На хрена он вам сдался, этот Арамболь? - сказал Валентин. - Это же притон наркоманский. Берите такси и приезжайте к нам.

«Сансет»

        Под бело-голубым небом вдоль всей необъятной линии горизонта рассыпались кораблики. Ниже идет полоса искрящегося моря, соломенные тенты, лежаки, полоса хрустящего песка, полоса воды неширокой речки и деревянный мостик через нее - пейзаж, виденный на множестве фотографий. Я сижу в прибрежном кафе, пишу эти строки и смотрю, как по пляжу ходит официант и машет папкой с меню, пытаясь разогнать собак. Собаки разбегаются в стороны, затем, через некоторое время, возвращаются на исходные позиции.
        Там, где мы жили пару лет назад, не было такой речки перед пляжем и, соответственно, такого мостика, придающего дополнительный шарм этой идиллической картине. Мостик, правда, выглядит не очень надежным, когда по нему идешь, а речка дает дополнительный приплод комаров, но о такой ерунде здесь как-то совсем не думается. Да и комары здесь, по сравнению с нашими подмосковными, намного добрее и расслабленнее.
        Вдоль речки пасутся коровы. Неподалеку блеет коза. Черненькая свинья, похрюкивая, гонит небольшое семейство поросят куда-то мимо шека. Тропические птички издают свои трели. Лениво каркают вороны. Шумит прибой. Позванивает на ветру буддистский колокольчик.
        Когда мы первый раз вошли в это кафе, из колонок негромко играла «Под крышей дома твоего». Довольно символично - именно так я себя и почувствовал. Самое интересное, что больше ни разу русской музыки мы там не слышали.
        В шеке работают симпатичные ребята - непальцы. Мы подружились и первым вечером после закрытия кафе устроили с ними небольшую вечеринку. Они рассказывали про свои суровые будни в Покхаре, а мы про свои российские приколы. Готовят они неописуемо вкусно и в обслуживании, в отличие от местных, не тормозят.
        За соседним столиком сидит индийская семья - молодая красивая пара с двумя симпатичными детьми: девочкой лет восьми и мальчиком лет пяти. За ними интересно наблюдать: ведут себя очень интеллигентно и при этом абсолютно раскованно. Их подтянутость и грациозность резко контрастируют с бесформенностью недавно прибывших европейских и русских туристов.
        По мостику с пляжа идет Арсен и машет мне рукой. Ольга все еще угадывается на лежаке. Арсен, видимо, решил подкрепиться.
        - Видел сейчас дельфинов, по-моему, - говорит он, усаживаясь рядом. - Представляешь, плыву. Далеко заплыл. Вдруг рядом плавник вижу, и тело такое крупное выныривает. А я не пойму - дельфин это или акула. Пытаюсь вспомнить, у кого из них плавник треугольный, у кого серповидный… Тут еще один плавник появляется…
        - Испугался?
        - Я не испугался. Но быстро поплыл к берегу.
        Орел, некоторое время круживший на небольшой высоте недалеко от шека, вдруг сложил крылья, рухнул к земле, схватил какое-то мелкое животное и снова взмыл ввысь. Через несколько секунд к нему с карканьем подлетела ворона и, летя параллельным курсом, попыталась пару раз отнять добычу. Орел несколькими грамотными маневрами ушел от нападения и совершил посадку на верхушке пальмы. Все вокруг замерли, наблюдая этот небольшой воздушный бой.
        В кафе заходит наш сосед Дима - предприниматель из Самары - здоровенный парень быковатой внешности с добрым радостным лицом. Он уже несколько недель совершает гражданский подвиг - пытается выпить все крепкие напитки в окрестных барах и магазинах - трезвым я его пока еще не видел. В руках у него барабан.
        - Вот, купил, - говорит он, смущенно улыбаясь. - Сто рупий всего. Он даже настраивается - вот тут веревочки надо дергать…
        Двигаясь боком, плавными неуверенными шагами Дима кружит между столиками, выбирая место, плюхается на стул рядом с нами и выставляет вверх руку с растопыренными пальцами.
        - Официант! Рави, друг! - кричит он в сторону бара. - Уан виски, плиз!
        Маленький индиец Рави подбегает и кланяется.
        - Биг! - уточняет Дима, имея в виду двойную порцию. Затем поворачивается к нам.
        - Ребята! Как же здесь хорошо!.. Сейчас иду вдоль моря. Песочек хрустит, как… - он задумывается в поисках определения и икает. - Пардон… Как сухое молоко.
        Мы согласно киваем.
        - Как детское питание, - поддерживает разговор Арсен.
        Дима обгорел и потеет. Его лицо под белой панамкой напоминает большую, только что помытую свежую редиску. Он покачивается из стороны в сторону, затем хватается за стакан и замирает в вертикальном положении.
        - Сейчас пойду спать… Надо отдохнуть немного…



«Сансет» (или по-русски - «Закат») - место известное, увековеченное уже в кинематографе и в популярной беллетристике. Устроила его симпатичная пара из Москвы - Ксения и Валентин. Они арендуют у местных уже несколько лет подряд гестхаус[14 - Гестхаус - недорогая гостиница.], создают душевную атмосферу и сдают комнаты всем желающим, от которых в сезон отбоя нет. «Сансет» они называют не гестхаусом, а любовно и ностальгически - турбазой. Турбаза включает в себя два дома с комнатами разной степени комфорта и несколько тростниковых бунгало, стоящих между рядов аккуратных небольших пальм.
        Мы живем в меньшем доме и снимаем весь первый этаж. На втором этаже живет Дима. Когда мы возвращаемся с пляжа, он, не прекращая разговаривать по мобильнику, призывно машет руками, приглашая выпить. Мы благодарим и отнекиваемся.
        Маленький Рави постоянно бегает туда и обратно, от ресторана до Диминой комнаты с жареными вегетарианским момами, пивом и виски. Момы - это очень вкусные тибетские пельмени. Дима ест только их, противопоставляя размаху в выборе напитков скромность и постоянство в еде.
        С одной стороны главного корпуса - стоянка. Среди автомобилей, мотоциклов и скутеров красуется арендованный Димой джип. Дима, правда, на нем не ездит из-за постоянной борьбы с зеленым змием. Джип вроде бы стоит почти все время на одном месте без движения, но у него почему-то постоянно кончается бензин.
        С другой стороны дома, ближе к морю, устроено два чилл-аута - места для проведения досуга. По вечерам здесь собираются все живущие в гесте и ведут неторопливые беседы, попивая напитки и используя разные курительные принадлежности.
        На крыше дома стоят стулья. Мы поднимаемся сюда в начале седьмого и наблюдаем закат. Закаты всегда разные. Они никогда не повторяются. Тот, что был сегодня, не похож на вчерашний. Сегодня был «тач-даун» - когда край солнца касается моря, а не исчезает в дымке.
        После заката быстро темнеет. Я выхожу на пляж, приближаюсь к кромке воды, достаю телефон и звоню домой - телефон ловит только на самом краю пляжа.
        В Москве сейчас девять часов вечера. Темно и морозно. Снега нет. Мрачные люди заполняют вагоны метро.
        Я разговариваю с женой, и она слышит в трубке шум прибоя.


        На четвертый день пребывания в Гоа у нас с Арсеном начались желудочно-кишечные проблемы.
        Редкая книга на индийскую тему обходится без упоминания о случившемся с ее героем многодневном поносе в начале путешествия. Не стану и я нарушать сложившуюся традицию. Тем более, что эта напасть действительно сваливается на добрую половину туристов.
        Сложно сказать, что является причиной кишечных расстройств у вновь прибывших. Скорее всего, это не отравление, а что-то вроде акклиматизации или перехода на непривычный состав воды. Возможно также, что это какое-то вирусное заболевание, после которого в организме вырабатывается стойкий иммунитет. Так или иначе, тема эта близка большинству людей, посетивших гостеприимный Индостан, а также волнует тех, кто еще туда только собирается.
        Первым загрустил Арсен. Он вернулся с пляжа, проигнорировав, к моему удивлению, обед в нашем любимом кафе.
        - Чувствую себя совершенно разбитым, - сообщил он и повалился на кровать.
        - Может, на солнце перегрелся? Или перекупался? - спросила Ольга.
        - Может, - коротко ответил Арсен слабым голосом, давая понять, что не склонен сейчас к дискуссии.
        Мы решили оставить его в покое, уселись в гостиной, включили телевизор. Не прошло и пяти минут, как Арсен вдруг вскочил с постели и бросился в туалет.
        В течение следующих суток он осунулся, приобрел фиолетовые круги под глазами и, кажется, даже похудел. Есть он не имел никакой возможности - любая пища в мгновение ока проскакивала через организм и рвалась наружу.
        - Самое хреновое - это даже не понос, - жаловался он, - а полный мутняк в голове. Такое ощущение, словно лопатой по кумполу треснули.
        В первую свою поездку, чтобы обезопасить себя от подобных неприятностей, я действовал по схеме, предложенной на каком-то форуме одним умным человеком. Суть ее заключалась в следующем: по прибытию в Индию первые двое суток или вообще ничего не есть, или питаться в небольшом количестве какими-нибудь печеньями или сушками, привезенными с собой из дома. Воду первые дни пить, тоже доставленную с родины. Зубы чистить необходимо только бутилированной водой. Затем в рацион вводится рис, следом хлеб, омлеты, неострая вареная пища. И таким образом постепенно, в течение пяти-шести дней осваивается все разнообразие продуктов и блюд местной кухни.
        Должен сказать, что данный способ оказался достаточно эффективным. Никаких проблем с пищеварением у меня тогда не возникло. Под конец поездки я даже пил воду из-под крана - естественно, кипяченую.
        Опытные путешественники, возможно, скажут, что это полный маразм и перестраховка. Я тоже так подумал и на этот раз решил не заниматься глупостями.
        Арсен страдал уже второй день, а я имел наглость даже подшучивать над ним. Но, как говорится, недолго музыка играла. К вечеру со мной началось то же самое.
        Боже, как мне было плохо! И хуже всего - было даже не состояние полного отупения и опустошенности, а навязчивый страх, что это не кончится никогда. Всю ночь меня знобило. Днем я не мог отойти дальше, чем на тридцать метров от туалета.
        Привезенные из дома лекарства никакого действия не оказывали.
        На третий день у нас отключили воду - сломался насос, который обслуживал несколько домов вокруг, включая наш.
        Жизнь усложнилась. Нам пришлось бегать в главный корпус «Сансета», порой включая спринтерскую скорость, чтобы успеть добежать.
        Хорошо еще, что в Индии (во всяком случае там, где бывал я) в любой деревне (а Морджим и Мандрем еще недавно - Богом забытые деревни) есть канализация. У нас же, сколько я ни видел под Москвой дачных поселков, везде в основном туалеты типа «сортир» с выгребными ямами, а иногда так и просто ведро, содержимое которого выливается на грядки.
        Удивительное дело! Большинство моих сограждан искренне считают себя цивилизованными людьми по сравнению с какими-то там индусами, при этом туалеты на дачах делают по средневековым схемам. Видимо, канализация к признакам цивилизованности в России не относится.
        Вечером мы сидели в шеке, изнуренные режимом последних дней, и пили мятный чай - единственный напиток, который наши организмы могли удерживать какое-то время. В голове у меня было муторно. Перед глазами стояла пелена, будто я смотрел сквозь давно немытое стекло. После каждого глотка в животе угрожающе бурчало. Окружающий тропический рай не радовал.
        - Ну, как вы? - спросила Ольга. У нее все было хорошо, хотя ела и пила она то же, что и мы.
        - Хреново, Оля, хреново, - ответил Арсен. Он сидел, положив руку на живот, и медленно покачивался взад-вперед.
        - Может, завтра отпустит? - с робкой надеждой спросил я.
        - Тебя не отпустит, - отрезал Арсен. - У тебя на день позже началось. А зараза, видать, одна и та же. Так что и кончится у тебя на день позже, чем у меня.
        В кафе зашли Ксения с Валентином в компании двух молодых людей, присели за наш столик.
        - Знакомьтесь - Леша, Стас, - представила ребят Ксюша.
        У Стаса имелись длинные дреды на голове и большой барабан в руках. Леша был обвешен многочисленными разноцветными фенечками и украшен сложными татуировками. Он достал из холщовой сумки мятый журнал и бросил на стол.
        - Смотрите, что нашел. Кто-то из Москвы притащил - руководство по эксплуатации.
        Ольга взяла журнал и стала читать вслух. Это была очередная статья о том, как люди бросают опостылевшую работу, сдают свои квартиры и уезжают в Гоа. В тексте проскакивали знакомые названия: «Главфиш», «Бора-Бора», «Сансет»…
        - Они как под копирку пишут, - сказала Ксюша. - Только имена персонажей меняются.
        - Дурацкая статья, - согласился Валя. - Ничего нового. Каждый раз одно и то же пережевывают.
        - Ну, это для тебя здесь ничего нового, - возразил Леша. - А для кого-то, может быть, откровение. Знаешь, у нас для многих людей словосочетание «дом на берегу океана» вызывает ассоциации с жизнью миллионеров. А когда им говоришь, что такой дом стоит, как их комната в хрущевке, впадают в ступор.
        - А ты бы поменьше им говорил об этом, - заметила Ксюша. - Мне вот все эти статьи не нравятся. Народу все больше и больше сюда едет. Еще три года назад здесь так хорошо было, а теперь все в Сочи превращается.
        - Да, - сказал Валя. - Думаю, скоро наши олигархи начитаются подобных статей и подумают: «Что-то мы, похоже, лоханулись - покупаем недвижимость в лондонах всяких да майами, а фишка-то вон оказывается где». Ну и ломанут все в Гоа. Глядишь, через пару лет и Путина в Морджиме встретишь - когда нефть до десяти долларов упадет. Будет тут в кимоно по пляжу бегать.
        - Так для вас же хорошо, - удивилась Ольга. - Бизнес ведь крепчать будет.
        - Ага, - сказала Ксюша с иронией. - Крепчает так, что дальше некуда. Там, где много нашего народа появляется, нормальный бизнес заканчивается. Начинаются «разборы по понятиям», - она вздохнула. - Боюсь, что это наш последний сезон здесь.
        - Ты это серьезно? - спросила Ольга.
        - Серьезней некуда.
        - Жалко… И что же вы делать будете?
        Ксюша пожала плечами:
        - Не знаю. Может, в Камбоджу поедем. Хотя, говорят, что туда эти приколы тоже добрались. Блин, скоро кроме Антарктиды мест не останется, где можно жить спокойно.
        Она замолчала. Потом внимательно посмотрела на нас с Арсеном:
        - Что-то вы тихие сегодня. Шанти обуяло?
        - Ага. Полное шанти, - ответил Арсен с кислой улыбкой.
        - Не хотите завтра в Тираколь съездить, форт посмотреть? - спросил Валентин. - Тут ребята попутчиков ищут.
        - Валя, какой на фиг Тираколь?! - воскликнул я. - Мы от туалета уже два дня отойти не можем.
        - Три, - уточнил Арсен. - Кстати, когда нам воду дадут?
        - Завтра, надеюсь. Ребята, это Индия. Тут ни воду, ни электричество прогнозировать невозможно.
        - У вас что, понос? - спросил, молчавший до этого Стас.
        Я уныло кивнул:
        - Несет, как горный поток.
        - Есть хороший способ быстро избавиться от поноса. Нужно съесть семечки папайи.
        - И где их взять?
        - Попроси официанта принести целую папайю, разрезанную пополам. Только нужно сказать, чтобы семечки не выкидывал. Съешь две-три столовые ложки. Они противные на вкус, но зато все пройдет сразу. Это очень сильный антисептик.
        - А их как - глотать надо или разжевывать?
        - Разжевать обязательно. Можно, кстати, самой папайей заедать, чтоб не очень противно было.
        - Ладно. Завтра попробую, если к утру не полегчает.
        - Да ты сейчас съешь. Зачем мучиться?
        - Сейчас боюсь - мало ли что от этой папайи приключится. Вроде пока сижу тихохонько, чай пью, и более-менее все спокойно. Хрен их знает эти семечки. Вдруг разбередят еще…
        Честно говоря, мне слабо верилось, что какая-то там папайя способна поправить мое плачевное состояние. Да и от одной мысли о том, что надо что-то съесть, начинала болеть задница.
        Какой же дурак я был, что не послушался умного совета! Это стоило мне еще одной ночи с кошмарными сновидениями, беготней в туалет и мокрыми от пота простынями.
        Рано утром, выжатый, как лимон, я пришел в шек и попросил Рави принести мне целую папайю, разрезанную пополам, с семечками.
        Черно-зеленая масса действительно оказалась редкой гадостью. Порубите мелко перец чили, хрен, шкурки от горьких огурцов и перезрелые кукурузные зерна, смешайте в равных пропорциях, добавьте немного яичной скорлупы, и вы получите примерное представление о вкусе семечек папайи. Все это буйство ощущений удавалось немного перебить красной сладковатой мякотью.
        Осилив необходимую дозу, я отодвинул от себя тарелку и уставился мутным взглядом в море. Стало еще хреновее. Где-то в глубине души утвердилось чувство никчемности собственного существования. Вдобавок казалось, будто в пищевод просунули ершик и принялись вертеть им и двигать туда-сюда.
        Прошло минут сорок. Мне стало обидно, что моя героическая стойкость при поедании этой гадости была проявлена, видимо, зря.
        Я уже собрался вернуться в дом и лечь в постель, как в глазах вдруг быстро начало проясняться, отступила головная боль, в животе установилось забытое спокойствие, а с ним возвращалась уверенность в себе. Буквально за минуту исчезло измучившее меня муторное состояние, и я почувствовал себя здоровым человеком. Мне стало ясно, что я совершенно спокойно могу сейчас съесть чикен-масалу[15 - Чикен-масала - курица в остром соусе.], гороховый дал[16 - Дал - суп или соус из бобов.], райту[17 - Райта - холодный суп.] из овощей с кефиром, запить все это банановым ласси[18 - Ласси - кисломолочный напиток.] с черным кофе, и мне за это ничего не будет!
        Удивительно! У меня опять появилась возможность видеть этот мир и его яркие краски! Вновь я ощутил нежный ветерок, ласкающий тело, теплый песок под ногами. Будто из ушей и из носа вытащили ватные затычки, и я услышал звуки прибоя, почувствовал умиротворяющий запах моря и дразнящие ароматы еды.
        С легкостью лани я выскочил из-за стола, взбежал по пригорку, влетел в дом и закричал:
        - Арсен, иди скорее папайю есть!!!



        Арамболь

        Я сижу в прохладе полутемной гостиной и неторопливо стучу по клавиатуре ноутбука.
        - Который час? - спрашивает меня Арсен, выходя из спальни.
        - Половина третьего.
        - Странно… Какие-то непонятные вещи здесь со временем происходят. Вот сейчас я столько дел успел сделать. Думал, уже часа два прошло, как минимум. А оказывается, только сорок минут.
        Иногда - правда, реже - все происходит наоборот: несколько часов проносятся совершенно незаметно, будто в одно мгновенье.
        Причина данного явления мне непонятна. Закономерностей в частоте и периодах этих временных флуктуаций выявить не удалось.
        Со временем к этому привыкаешь и биологическим часам просто перестаешь доверять.
        Шесть дней мы живем в одном и том же режиме: подъем, двадцатиметровый путь в кафе, легкий завтрак, сорокаметровый путь на пляж, четырехчасовое лежание на пляже и купание в море, сорокаметровый путь в кафе, обед, двадцатиметровый путь домой, душ, тихий час (вернее - два с половиной), просмотр заката, ужин, вечерние посиделки в «Сансете».
        Самое интересное, что ничего делать больше и не хочется. Я, правда, пытаюсь вместо пляжа работать, но у меня это не всегда хорошо получается, потому что место это совершенно не располагает к активным действиям и всех, приехавших сюда, накрывает мягкой и теплой гоанской ленью.
        Но это не депрессивная лень, которая часто бывает зимними московскими вечерами, когда чувствуешь себя усталым и разбитым без причины, и хочется, чтобы от тебя все отстали. Не похоже это и на тупое расплавленное состояние, возникающее в жаркую погоду, когда от палящего солнца голова и тело отказываются работать.
        Гоанская лень - нечто совершенно другое. Это состояние умиротворенности, спокойствия и созерцательности, понимание того, что лишние телодвижения способны нарушить существующую гармонию. Это, на самом деле, продуктивная, творческая лень, заставляющая обращать внимание на самые незначительные мелочи, помогающая задуматься об окружающем мире и о своем месте в нем, дающая возможность увидеть свою жизнь со стороны, а многие привычные вещи - в новом свете. Да и не лень это на самом деле. В санскрите есть слово «шанти», не имеющее аналогов в европейских языках, которое обозначает описанное состояние.
        На седьмой день мы решили, что негоже так лениво себя вести, и пора бы уже куда-нибудь съездить. Возникло чувство вины, типичное для европейского человека, который не может вот просто так расслабляться и отдыхать, когда вдруг возникает подобная возможность, а надо ему непременно что-то делать, куда-то ехать, осматривать какие-то достопримечательности и получать новую информацию. Будто без этих действий жизнь становится неправильной и ущербной. Словно придет сейчас строгий дядя, похожий на милиционера, и скажет: «Что же это вы, граждане, все лежите да ни хрена не делаете? Некрасиво. Тунеядство какое-то». «Так мы же отдыхаем», - оправдываемся мы. «Отдых - это не безделье, - поучительно говорит он. - Отдых - это смена деятельности».
        Такой мобилизационный подход к отдыху сидит у нас, видимо, в генах. И мы покорно встаем, отряхиваем с задниц песок и идем за строгим дядей, чтобы получить обязательную для туристов в этих местах порцию информации и впечатлений, провожаемые сочувственными взглядами релаксирующих немцев и англичан. Вечером мы приезжаем с экскурсии, измученные жарой, тряской в автобусе, невкусным обедом и утомительным шопингом, с головой, распухшей от влитой в нее гидом информации, и жалеем лишь о том, что не провели этот день под тенью тента на пляже. Самое обидное оказывается потом, когда выясняется, что впечатлениями ни с кем и не поделишься, так как почти все вокруг там тоже побывали, а кто не был, тому уже неоднократно рассказано.
        Мы слишком привыкли, проживая в наших мегаполисах, все время спешить куда-то. «Под лежачий камень вода не течет», «волка ноги кормят», «хочешь жить - умей вертеться» - наши любимые поговорки. Каждый день нужно успеть сделать как можно больше дел, чтобы заработать больше денег, чтобы их потратить. Только так человек добивается признания в обществе. Если же он перестает суетиться, то сразу выпадает из социума и становится никому не нужен. Верчение и беготня становятся для него самоцелью. Приезжая на отдых он или по инерции все в том же темпе бегает по экскурсиям, катается на лыжах, ныряет с аквалангом, или наоборот - первую половину дня лежит на пляже, словно обрубок, пытаясь вобрать в себя весь ниспосланный солнцем ультрафиолет, а вторую сидит в баре, наливаясь таким образом силами для дальнейшей суеты.


        Местом для вылазки был выбран Арамболь.
        В первый день он произвел на нас впечатление помойки (хотя многие до сих пор называют его милым и уютным местом). И потому единственное, что нас задержало там при втором посещении - необходимость приобрести мне билет на автобус до Бангалора.
        Впрочем, во второй заход Арамболь выглядел значительно чище - видимо, там все-таки прибрались после Новогоднего празднества.
        Я, конечно, сделал большую ошибку, что не купил заранее в интернете билет на поезд до Ченная[19 - Ченнай (бывш. Мадрас) - столица штата Тамил-Наду. Четвертый по величине город Индии.] - такой маршрут оказался бы намного быстрее и дешевле. Понадеялся на то, что смогу сделать это за несколько дней до отъезда прямо на месте, но не тут-то было - направление, как оказалось, пользуется здесь большой популярностью, и билетов не нашлось никаких - ни «люксовых» дорогих, ни самых дешевых.
        После того, как вопрос с автобусом был улажен, мы сразу направились по дороге к выходу из поселка. Дорога эта около моря превращается в тропу, идущую вдоль скалистого берега, и являет собой на самом деле длинный и узкий рынок. На всем ее протяжении по обе стороны один за другим стоят прилавки с одеждой и сувенирами. Одежда в основном та самая, которая пользуется спросом у туристов - рубашки-пенджаби с надписями на девангари, цветастые растаманские прикиды, штаны, которые носят без трусов и которые еще нужно научиться правильно надевать и завязывать. Очень удобная вещь - лунги, которых я сразу купил пару штук, - мужские юбки, используемые также в качестве полотенца или даже головного убора.
        Бесконечные сувениры представлены фенечками и украшениями, курительными принадлежностями в ассортименте и прочими симпатичными кустарными поделками. Изредка попадаются музыкальные инструменты вроде барабанов и флейт.
        В особо живописных местах цепь прилавков прерывается, чтобы уступить место небольшому ресторанчику, манящему запахом тандура[20 - Тандур - печь цилиндрической формы для выпекания хлеба, приготовления мяса и рыбы. В Индии тандур часто делают из металлических бочек.], запотевшими бутылками пива на столах, прохладой затененной веранды с вращающимися под потолком вентиляторами и написанным мелом на черной доске меню, обещающим разнообразие свежайшей рыбы и креветок всяческих размеров.
        Рынок, собственно, и был первой целью нашей вылазки. Впрочем, тропа эта довольно живописна сама по себе. То есть можно совмещать полезный шопинг с приятным осмотром окрестностей.
        Длинная полоса песчаных пляжей в этом месте заканчивается. Каменистый берег круто спускается к воде, бьющейся пенистыми волнами между высокими шхерами. Вода здесь необычного цвета - странная смесь темно-синего со светло-голубым. Несколько таких маленьких бухт идут подряд, похожие на бассейн с искусственной волной в аквапарке.
        Справа, по всему склону зеленого холма, почти от берега и до самой вершины, угадывающейся где-то далеко, бесконечными террасами жмутся друг к другу дома и гестхаусы. Несколько домов стоят слева, ниже тропы, у самого моря. Большинство же облепили верхнюю часть холма. Никакого единого архитектурного решения здесь и в помине нет. Все это нагромождение разноцветных двух- и трехэтажных строений с непременными двориками и крутыми каменными лестницами между ними похоже на собранный без всякого плана конструктор «лего». Виднеющиеся там люди тоже кажутся игрушечными. Весь этот дикий туристический комплекс немного напоминает бразильские фавелы.
        Яркий свет проникает через навесы и ложится на рыночные ряды контрастными пятнами.
        Торговцы, как и везде в туристических местах Индии, неизменно, словно заклинания, повторяют одни и те же фразы:
        - Very good price! Look! Looking is free! Very good quality! [21 - Очень хорошая цена! Посмотри! Осмотр - бесплатно! Очень хорошее качество! (англ.).]
        Когда от пестрящих на солнце рубашек и платьев уже начинает рябить в глазах, рынок, наконец, заканчивается. Склон холма уходит от берега в сторону, и открывшееся пространство являет нам совершенно волшебную картину.
        Неширокий золотой пляж расстилается прямо от наших ног и уходит вдаль к покрытым пушистым зеленым ковром холмам, затуманенным легкой дымкой. Яркие пальмы пробиваются через полупрозрачные легкие облачка, цепляющиеся за склоны. Слева - синее море, обрамленное широкой белоснежной каймой прибоя, тянется длинной дугой к далекому лесистому мысу. Волны набегают на берег и откатываются назад белоснежной пеной, напоминающей о шампанском. Такой же дугой вдоль ровного мокрого песка выстроилась шеренга лежаков с тентами. Справа - еще несколько рядов лежаков стоят уже у берега пресного озера, блестящего темной гладью неподвижной воды. Лежаки, как и приткнувшийся у озера шек, все-таки портят этот абсолютно пиратский пейзаж.
        На пляже нас сразу встречают две молодые девочки в красивых сари, обвешанные лунги и связками бус на продажу. Старшая просто красавица. На вид ей лет четырнадцать. Серьезным выражением лица она старательно подчеркивает важность своего бизнеса. Вторая, года на два младше, стоит чуть сзади и смущенно улыбается.
        Старшая подходит ко мне. У нее действительно свой прием завоевывать клиента. Вместо обычных причитаний о качестве своего товара она спрашивает:
        - Как тебя зовут?
        Я называю свое имя. Она протягивает мне розовую ладошку и представляется:
        - Лакшми.



        Морджим

        Мы на пляже. Солнце начинает готовиться к закату. Ольга вытянулась на лежаке бронзовым Тутанхамоном. Арсен с волнением смотрит на снующие в море рыбацкие баркасы:
        - Надо ехать на рыбный рынок за креветками. Вон их уже везут…
        Неподалеку от нас смуглые рыбаки складывают сети около своей лодки.
        По мостику через речку к пляжу приближается замотанный пледом Дима. Он проходит мимо нас с отсутствующим взором.
        - Дим, ты как? - окликаем мы его.
        - Решил искупаться, но плавки забыл, - говорит Дима, не оборачиваясь. - Пойду отойду немного, чтобы никого не смущать.
        Он идет дальше, поравнявшись с лодкой скидывает плед и с каким-то странным протяжным звуком легкой трусцой бежит к морю. Его большое красное тело колышется крупными волнами снизу-вверх. Яркие белые ягодицы, словно ходики, болтаются в такт шагам.
        - Красавец! - восхищенно говорит Арсен.
        Индийские рыбаки замирают у своих сетей.
        Второй день подряд на пляж приходит уникальная пара не то англичан, не то немцев - мужчина и женщина лет за пятьдесят. Они располагаются в стороне от лежаков, на травке. У мужика в руках длинная бамбуковая палка. Как только к ним приближается кто-нибудь - официант, торговки, собаки, - мужик начинает азартно отмахиваться палкой от непрошеных визитеров. При этом он подпрыгивает, делает страшное лицо и становится очень похожим на обезьяну.
        - Им надо транспарант написать, - сказала Ольга, - и втыкать рядом: «No dogs! No indians!»


        Через день после экскурсии в Арамболь мы решили посетить места, лежащие к югу, взяли такси и доехали до Морджима. В этой деревне есть маленький, но очень хороший ресторанчик «Морской конек». Он стоит на некотором удалении от пляжа, а потому цены в нем низкие до смешного. Мы хотели там позавтракать, но судьба в этот раз не была к нам благосклонна - ресторан оказался закрытым по неизвестной причине.
        Отпустив такси, мы прошлись по деревне. Морджим - интересное место. В отличие от остального прибрежного Гоа, населенного католиками, здесь затаился индуизм. Из-за деревьев появляются маленькие храмы, на стенах нарисованы свастики. Если внимательно посмотреть на здешний быт, можно заметить, как он разительно отличается от остальных деревень: большие дворы, чисто, мало транспорта. Здесь почти нет пыли - воздух всегда чист и свеж.
        Дойдя до перекрестка, мы увидели множество указателей на русском языке, извещавших о всевозможных услугах, предназначенных для наших соотечественников: «“Антоновка" - соки и воды», «Интернет-крыша “Связист"», «Пионерский лагерь для взрослых “Наша Раша"».
        По дороге, ведущей к пляжу, мы подошли к дому, в котором я жил два года назад. Хозяева, узнав меня, радостно заулыбались.
        Во дворе Ольга протянула Арсену фотоаппарат, чтобы он сфотографировал ее у наряженной рождественской елочки.
        За домом, между деревьями блестит река Чапора - ее широкое устье в этом месте больше напоминает морской залив. Мы прошли через небольшую рощу и вышли на набережную, где одна из пальм, изогнувшись, одиноко зависла над водой.
        Недалеко от пляжа, за небольшой гостиницей, на месте, где еще недавно был пустырь, мы обнаружили новый русский ресторан - некрасивое угловатое здание из бетона в два этажа. Из дверей, ковыряя пальцем в зубах, вышел упитанный парень в бандане и сел на мотоцикл.
        - Не подскажете, хороший ресторан? - спросил Арсен.
        - Ресторан ломовой. Тут все есть: сырники, окрошка. Борщ вообще конкретный - с чесночком, с пампушками, - парень сглотнул и мечтательно покачал головой, словно два дня не ел. - Место - супер. Будто и не уезжал никуда из дома.
        Он завел мотоцикл и, подняв столб пыли, укатил.
        Мне вот все-таки непонятно: зачем ехать в Индию, где история кулинарии охватывает тысячелетия и где кухня настолько полезна для здоровья, насколько и вкусна, чтобы питаться сырниками и борщами? К тому же я на сто процентов уверен, что поварами здесь работают индусы, а индус, сколько ни объясняй ему, как правильно готовить борщ, все равно сыпанет туда какую-нибудь масалу[22 - Масала - смесь сушеных пряностей красного или коричневого цвета.].
        Мы зашли внутрь. В большом зале сидели человек десять. Звуки общепита гулко разносились среди бетонных стен.
        - Похоже на столовку дешевого дома отдыха, - сказала Ольга.
        - Да, - кивнул Арсен, - для полноты картины здесь должны подавать манную кашу с комочками и чай «жидок».
        - Пойдемте на пляж, - предложил я. - Совсем рядом есть замечательный шек - мы там все время ели.
        Нужно сказать, что к этому времени у нас уже появился неслабый аппетит, поэтому долго уговаривать моих спутников не пришлось. Быстрым шагом мы дошли до шека. Однако и здесь нас постигло разочарование - мрачные индусы содрали с нас какие-то безумные деньги за сок и пережаренную яичницу.
        В очередной раз я убеждаюсь, что там, где появляются в массовом количестве российские туристы, цены вырастают, а качество кухни и сервиса падает. Внешне шек выглядел по-старому, однако содержание претерпело значительные изменения.
        Пляж Тартл-бич - черепаший берег - был назван так потому, что по ночам сюда из моря вылезали черепахи, чтобы отложить яйца в теплый песок. Еще два года назад здесь было пустынно и чисто - с десяток лежаков почти не портили идиллический пейзаж. Теперь лежаками заставлено все вокруг - куда ни кинь взгляд, кругом виднеются разноцветные задницы загорающих. Черепахи больше не посещают Морджим. Вместо них яйцекладущими стали многочисленные туристы.
        Вообще-то Тартл-бич - один из лучших пляжей Гоа. Широкая полоса песка лунного цвета тянется в одну сторону почти до горизонта, упираясь в кудрявый зеленый мыс. С другой стороны она заканчивается широким заливом, образованным устьем реки, где океанские волны, сталкиваясь с пресными водами, создают длинные цепочки белоснежных бурунов. На противоположном берегу залива невысокий холм венчает коричневая буханка старинного португальского форта.
        Мы прошли с километр вдоль берега до кафе «Бора-Бора» - одного из первых русских заведений в Морджиме. Здесь два года назад я проводил чудные вечера, беседуя с приятными собеседниками на различные философские темы, потягивая освежающее мохито или имбирный чай.
        Честно говоря, в глубине души я лелеял надежду воскресить здесь те незабываемые ощущения, снова окунуться в волшебную расслабленную атмосферу, невозможную в суетливой и нервной Москве. Но когда мы присели за столик и осмотрелись, я понял - ничего похожего здесь уже не будет. На вид вроде все осталось прежним, но что-то неуловимое исчезло. И исчезло, похоже, навсегда.
        Мы заказали пинаколаду. Принесли нам нечто похожее на легкий фруктовый йогурт.
        Окружающая обстановка до боли напоминала современный Коктебель. Рядом сидела большая и шумная компания соотечественников. Молодой парень, похожий габаритами на шкаф, громко ругаясь матом, обсуждал по телефону проблемы оставленного на родине бизнеса. Его чуть тронутое загаром тело было все разрисовано татуировками - на спине красовались изображения демонов и готические письмена, спереди вокруг толстого живота крупными буквами шла надпись: «МОСКВА». Он встал из-за стола и, продолжая орать в трубку, прошлепал мимо нас по направлению к пляжу. Расписной, как пакистанский грузовик.


        Таксисты на стоянке объявили цену до Вагатора в два раза выше разумной. Оставив алчных водителей дальше плавиться на солнцепеке, мы прошли сотню метров по дороге и остановили проезжающую машину.
        Водитель, высунувший голову в окно, напоминал старого негра из книжки «Хижина дяди Тома».
        - Вагатор. Двести рупий, - сказал я.
        - Четыреста.
        - Двести.
        - Триста пятьдесят.
        - Слушай, - говорю, - я знаю, сколько тут ехать.
        Водитель достал телефон и сказал:
        - Мне нужно спросить разрешения у босса.
        Он набрал номер и завел длинный разговор на конкани.
        - Я не понял - мы едем или нет? - спросил Арсен.
        - Сейчас поедем, - ответил я и зашагал дальше по дороге, но тотчас услышал крик за спиной:
        - О’кей! Садитесь!
        Половину пути таксист что-то насвистывал с довольным видом и радостно кричал водителям встречных машин: «Хэллоу!» Затем вдруг погрустнел и сказал:
        - Я работаю за бесплатно. Ты заплатишь двести рупий, и мне придется отдать их моему боссу. Понимаешь? Я бедный человек. У меня трое детей.
        И работаю за бесплатно. Может быть, ты заплатишь триста рупий?
        Я посмотрел назад. Арсен с Ольгой сидели с каменными лицами, напоминая крупного советского работника и его супругу, перевозимых персональным водителем на дачу.
        - Я тоже бедный человек, - сказал я, уточнив: - Бедный русский музыкант.
        - Но не такой же бедный, как я! - воскликнул водитель с полной уверенностью, что уж беднее него человек, позволяющий себе ездить на такси, быть не может, и повторил: - И у меня трое детей.
        - У меня больше, - соврал я, но, вспомнив вдруг о своей бурной гастрольной молодости, подумал, что, может быть, я и не грешу против истины.

«Дядя Том» с подозрением покосился на меня и замолчал.


        Вагатор - следующий пляж после форта Чапора в южном направлении. Вернее, это два пляжа - большой Вагатор и малый Вагатор - разделенные небольшим скалистым мысом, наверху которого стоят каменные скамейки. Малый оказался полон лежаков и шеков и напоминал турецкий курорт. Большой был забит праздношатающимися индусами. Сверху изогнутый рогом золотой берег напоминал муравейник.
        Индусы в море не плавают принципиально. Они ходят вдоль воды или сидят на песочке. Некоторые заходят в море по колено. В дальнейшем я видел отдельных смельчаков, барахтающихся в волнах на метровой глубине. Но в этот раз таких не наблюдалось.
        - Интересно, почему индусы не плавают? - спросил Арсен. - Я понимаю, почему они не загорают. Но почему не плавают?
        - Потому что тонут, - ответил я. - Сам посуди: чтобы научиться плавать, нужно, чтобы кто-нибудь тебя научил. А если никто плавать не умеет, то и учить некому. Замкнутый круг.
        Ольга села на скамейку. Я достал фотоаппарат, чтобы запечатлеть панораму пляжа, заполненного местным населением, радующим глаз разноцветными одеждами. Но, в который уже раз, задуманное не удалось. В этой стране, едва ты хочешь снять пейзаж, в кадре на переднем плане обязательно появляется какой-нибудь индус. Вроде только что никого вокруг не было, но пока достаешь и включаешь камеру, перед тобой возникает невесть откуда взявшийся человек. Он будет стоять перед тобой, задумчиво глядя в пространство и всем своим видом показывая, что фотосъемка его совсем не интересует, пока ты не уйдешь или хотя бы не уберешь аппарат.
        Белых туристов вокруг совсем не было видно. Некоторые говорят, что местное население недовольно все увеличивающимся количеством европейцев в Гоа. Может быть, именно такими массовыми выходами к морю в выходные дни они пробуют с нами бороться?
        Мы пошли обратно в поселок. По дороге увидели продавца тростникового сока. Перед ним стоял большой, покрытый облупленной зеленой краской железный агрегат, немного напоминающий старинную швейную машинку «Зингер». Рядом, на столе штабелями лежали толстые стебли сахарного тростника. Суровый усатый продавец, похожий на Бармалея, взял один стебель и вставил под железное колесо, которое крутанул пару раз рукой. Из-под колеса в металлическую кружку потек прозрачный, слегка тягучий сок. Продавец перелил жидкость в стакан и протянул мне. Все удовольствие - десять рупий.
        Я с наслаждением выпил освежающий напиток, немного напоминающий березовый сок. Говорят, что тростниковый сок, приготовленный таким образом, пить опасно - уж больно антисанитарно выглядит процесс его приготовления, - но нам, прознавшим про волшебные свойства семечек папайи, теперь все нипочем.
        Мы снова взяли такси, чтобы доехать до рыбного рынка в Чапоре. На часах начало шестого - время разгрузки вечернего улова.
        На небольшой пристани рядами стояли пластиковые контейнеры со свежей рыбой и креветками, перемешанными с колотым льдом. На проволоке, изумленно выпучив глаза, висел огромный омар.



        Бангалор

        Мне пора в путь.
        Я снова надеваю кроссовки. Чувствую себя в них неуютно - за две с лишним недели привык к шлепанцам.
        До автобусной остановки меня провожают Ольга, Арсен и Дима, вызвавшийся нести мой чемодан. Он обнимает меня и, обдав перегаром, желает удачной дороги.
        С одной пересадкой я доезжаю до агентства, от которого отходит мой автобус слипер класса до Бангалора. Такие автобусы очень распространены на междугородных маршрутах в Индии и не имеют аналогов у нас - внутри них вместо привычных сидений вдоль салона в два яруса расположены спальные полки.
        Я занимаю свое место. Напротив меня две симпатичные девушки. Одну зовут Стефани - она из Голландии. Вторая - немка с оригинальным именем Петруша. Они живут уже почти год в Бангалоре - работают фрилансерами в интернете. Индия им явно не нравится. На их лицах застыло выражение озабоченной усталости. Им жарко и тесно. Они ползают по полке и влажными салфетками протирают все поверхности вокруг себя. Я попытался выяснить, зачем они здесь живут, если чувствуют себя некомфортно, но внятного ответа не получил.
        Между прочим, по сравнению с нашими российскими поездами, полки автобуса показались мне вполне чистыми. К тому же покрыты они были не прилипающим к телу дерматином, а синим бархатом. От попутчиков можно отгородиться занавеской.
        Автобус, наконец, трогается и потихоньку выезжает из Панаджи, столицы Гоа. Здесь этот город называют Панджим. Я лежу и смотрю в открытое окно на проплывающие мимо бесконечные лавки и магазины с сувенирами, одеждой, фруктами, кувшинами, мебелью. Представьте, что вы едете по бесконечному универмагу на автобусе. Закатный темно-розовый свет играет в резных деревянных фигурах индийских богов, выстроенных шеренгой вдоль дороги. Автобус движется вдоль всего этого ассортимента настолько медленно, что кажется, можно успеть что-нибудь купить. В нужных местах он останавливается, под окнами сразу скапливаются продавцы простыней и выразительные нищие. Один из них сидит с протянутой рукой у входа в автобус, словно контролер. Я кидаю в окно монету. Нищий подбирает ее в пыли, прячет в карман и бросает на меня суровый взгляд.
        Я специально купил два билета, чтобы не делить ни с кем двухместную полку, и теперь, когда совсем стемнело, лежу на широкой мягкой кровати и смотрю на яркие звезды Ориона и сияющий Сириус.
        Свежий ночной ветер врывается в открытое окно, завораживая букетом тропических запахов, и треплет занавеску.
        Автобус поворачивает, Орион уплывает вправо, появляются Телец с Альдебараном и желто-красным Марсом. Еще один поворот - купол планетария кружится в обратном направлении, являя взору невидимый в Москве Канопус.
        На остановке автобус наполняется новыми пассажирами. Шустрый кондуктор трогает меня за ногу, показывая, что нужно подвинуться и освободить одно место. Какой-то индус уже уверенно уселся рядом со мной. Я показываю кондуктору билеты и сгоняю индуса с полки. Выражаю свое решительное «ноу».
        Через час - еще одна остановка. Можно прогуляться, поесть в кафе. Все пассажиры выстроились в очередь в туалет в тесном коридоре на втором этаже. На стене черным фломастером корявыми буквами написано «Toilet» и нарисована фигурка страдающего энурезом человечка. Кабинки находятся на террасе с внешней стороны здания, за углом от меня. Я вижу, что у каждого, кто заворачивает за угол, на лице возникает изумление. «Неужели туалет настолько страшен?» - думаю я.
        Наконец, подходит моя очередь. Я захожу за угол и тоже застываю с открытым ртом. Передо мной небольшой темный двор, за которым, словно видение из сказочного сна, стоит огромный, подсвеченный в ночи разноцветными огнями красавец-храм.
        Проснувшись утром, смотрю в окно. Похоже, мы подъезжаем. Дорога становится шире, появляются двух- и трехэтажные дома, и вот мы уже едем по городу в плотном потоке транспорта.
        Автобус останавливается перед светофором, и я могу разглядеть людей, спешащих на работу в этот ранний час. За рулем мопедов и мотоциклов сидят в основном мужчины, большинство из которых одеты по городскому стандарту: рубашка, брюки, шлепанцы. А вот сзади частенько восседают женщины в непременных сари. Сари всегда разные, никогда не повторяются. Лица у всех серьезные и озабоченные. Как все-таки легко мегаполисы убивают в людях желание улыбаться и радоваться жизни. Кто-то поглядывает на меня, лежащего на полке автобуса, все так же без тени улыбки.
        Мы снова трогаемся и будто плывем по реке из мотоциклов в компании с катерами-легковушками и баркасами-грузовиками. В реку вливаются притоки из примыкающих улиц, и она становится все полноводнее.
        Мне начитает казаться, что этот город бесконечен, что мы будем ехать так час за часом, день за днем, а мотоциклов не станет меньше. Что нет больше ни пустынь, ни степей, а весь мир превратился в огромный муравейник под названием Бангалор.
        Наконец автобус останавливается на какой-то площади. Я выхожу на улицу. Теперь мне надо добраться до конторы, торгующей билетами.
        Вот уж с чем нет проблем в Индии, так это с такси. Стоит только остановиться на секунду и с ищущим выражением лица оглядеться вокруг, как к вам сразу подлетит моторикша, и белозубый водитель спросит:
        - Такси?
        - Мне нужны билеты на автобус до Понди.
        - Да. Садитесь. Это рядом.
        - Сколько?
        - Двадцать рупий.
        Двадцать рупий за поездку на такси - с такими деньгами даже расставаться приятно.
        Едва я сел на продавленное дерматиновое сиденье, как с треском взревел мотор, и тук-тук[23 - Тук-тук - народное название моторикши.] рванул вперед, словно реактивный.
        Короткая поездка на моторикше по Бангалору показалась мне похожей на аттракцион в луна-парке. Тебя все время кидает из стороны в сторону на поворотах и во время бесчисленных маневров. Перед глазами, двигаясь во всех направлениях (иногда даже, по-моему, сверху вниз), мелькают автомобили, дома, автобусы, пешеходы, мотоциклы, рекламные щиты, рикши, деревья, магазины, конторы, велосипедисты. Полное впечатление, что катаешься на карусели со сложной траекторией движения. Уловить какую-либо упорядоченность в этом калейдоскопе невозможно. Запомнить дорогу нереально.
        Через несколько минут тарахтение двигателя стихает, меня перестает трясти, здания и деревья прекращают кружиться и останавливаются, а транспорт начинает двигаться чуть более организованно. Мы приехали.


        Закинув на плечо рюкзак с ноутбуком, я выдвинул ручку чемодана и покатил его за собой, направляясь к пешеходному переходу. Быстро идти никак не получалось - чемодан кренился и подпрыгивал, отмечая многочисленные неровности рельефа, и постоянно пытался вырваться из моих рук. Конечно, брать с собой чемодан на колесиках для путешествия по Индии - идея, мягко говоря, не очень хорошая. Даже в таком большом городе, как Бангалор, на асфальте все время попадаются трещины, возникают куски кривой брусчатки, периодически на пути встречаются неизвестной глубины лужи.
        На другой стороне площади, совсем недалеко, обнаружилось несколько гостиниц. Я зашел в ту, которая выглядела с виду прилично и при этом не очень пафосно.
        - Мне нужна комната до вечера, - сказал я стоящему за стойкой портье.
        - Двести пятьдесят рупий, - ответил тот и кивнул в сторону подлетевшего ко мне шустрого мужичка. - Он покажет вам.
        Мы поднялись на второй этаж, где мне был продемонстрирован номер, оказавшийся вполне чистым и просторным, с душем и даже телевизором.
        Удовлетворенный увиденным, я спустился к стойке, предъявил паспорт и заполнил анкету.
        Коридорный опять повел меня наверх, но на этот раз почему-то не в тот номер, который только что мне показывал, а на третий этаж и гораздо дальше по коридору. Комната оказалась меньше размером и уже не сияла чистотой.
        Я знал, что мне нужно сейчас делать, следуя советам опытных бэкпэкеров[24 - Бэкпэкер (от английского backpack, рюкзак) - свободный путешественник, как правило, с низким бюджетом.]. Я должен строго, не допуская никаких возражений потребовать отвести меня в тот номер, который был мною осмотрен. Если же индус выразит непонимание, то просто самому направиться туда или потребовать скидку.
        Но я не стал этого делать. Во-первых, чувствовал себя уставшим с дороги: все, чего мне хотелось в данный момент - принять душ и прилечь на кровать. Во-вторых, номер, в принципе, не был грязным. Я бы назвал его даже чистым, если бы он не выглядел таким обшарпанным.
        - Душ? - спросил я, заглядывая в ванную комнату.
        - Да-да! - горячо закивал индус.
        Мне кажется, он чувствовал, что со мной можно и на скандал нарваться.
        - Горячая вода?
        - Да, сэр! Очень горячая!
        Я бросил рюкзак, повалился на кровать и закрыл глаза, давая понять, что общение закончено. Скандалить у меня сил не осталось. Да и смысла я не видел. За двести пятьдесят рупий, в центре города, рядом с местом, откуда отойдет мой автобус, я получил вполне приличный номер с чистым бельем, горячей водой, телевизором и, как выяснилось через несколько минут, беспроводным интернетом. Впрочем, как я узнал позже, бесплатный беспроводной интернет покрывает весь Бангалор - сервис, о котором в Москве пока приходится только мечтать.
        Коридорный еще немного помялся в надежде получить от меня чаевые, но, увидев, что я не подаю признаков жизни, вышел, тихонько притворив за собой дверь.
        Однако долго отдыхать я не собирался. Все-таки было интересно посмотреть на новый для меня город.
        Приняв душ и переодевшись, я уже собрался выйти из номера и даже приоткрыл дверь, как вдруг услышал какой-то странный шум в коридоре - словно негромкий топот маленьких ног. Я выглянул наружу, но мгновенно отпрянул назад и захлопнул дверь - по коридору неслась целая стая жирных упитанных крыс. Вообще-то я не боюсь крыс (у меня дома одно время даже проживало забавное белое создание по имени Масяня), но это были не просто крысы, а какие-то зверюги, каждая величиной с небольшую кошку.
        После того, как топот затих, я выждал еще минуту и осторожно выглянул в коридор. Убедившись, что там пусто, быстро вышел из номера, запер дверь и поспешил к лестнице, внимательно озираясь по сторонам.
        Выходишь на улицу и сразу же хочется зайти обратно. Слепит яркое солнце, пешеходы и транспорт движутся нескончаемым потоком. На постоянный, непрекращающийся шум моторов накладываются гудки легковушек и мотороллеров, кряканье резиновых клизм тук-туков и, подобные фанфарам, клаксоны грузовиков. И так час за часом, день за днем, год за годом. Лишь глубокой ночью всего лишь на пару часов немного стихает эта вакханалия звуков, чтобы с первыми лучами солнца зазвучать с новой силой.
        Мне жаль, что в Бангалоре на улицах не видно коров. Они бы вносили долю неспешности и хоть какое-то разнообразие в это царство двигателей внутреннего сгорания.
        У меня было две цели: снять денег с карточки в банкомате и позавтракать. Первое удалось сделать буквально в ста метрах от гостиницы. Со вторым оказалось чуть сложнее. Пара кафе, которые я увидел по дороге, были забиты до отказа.
        Пройдя два квартала, я вдруг заметил за одним из примыкающих переулков большой вещевой рынок, свернул туда и прошелся вдоль торговых рядов.
        Никакого экзотического товара на рынке не нашлось. На прилавках лежали кроссовки, ботинки и шлепанцы. Над ними висели спортивные костюмы, футболки и рубашки. Все это был обычный ширпотреб с названиями «Адидас», «Рибок» и «Найк», с виду довольно качественный и похожий на настоящий. Тем не менее, глядя на цены, я понимал, что к данным лейблам вся это одежда не имеет никакого отношения. Думаю, ассортимент вьетнамских рынков в Москве мало отличается от того, что я видел сейчас, - может, только у вьетнамцев качество похуже. В общем, это было то самое место, где одеваются среднестатистические индусы, и белому туристу, падкому до колониальной продукции, делать там нечего.
        Я поймал себя на мысли, что первый раз нахожусь в Индии на рынке, где продавцы не зазывают меня к своим прилавкам, предлагая купить свой самый лучший на свете товар. На меня искоса поглядывали, как на некий чужеродный элемент - точно так же какой-нибудь абхазский продавец мандаринов на московском рынке смотрит на бродящую между прилавков собаку.
        Я покинул рынок с его плотной толпой народа и снова вышел на улицу, где та же толпа перемешивалась с автотранспортом. С прежней силой на меня накатилась шумовая волна.
        И тут я почувствовал запах…
        Мне много раз приходилось читать и слышать о том, что в индийских городах попадаются дурно пахнущие места, но как-то до сих пор сталкиваться с проблемой запахов не приходилось. Может быть, я еще не забредал в такие районы - хотя и бывал в местах, с виду очень неприглядных…
        Но это был не просто запах. Это была вонь старого деревенского сортира, в котором уже многие годы не делали уборку.
        Улица шла вниз. Я спускался по ней все ниже и ниже, а вонь становилась все сильней и сильней. И когда, наконец, мне стало казаться, что достигнут максимум, и сильнее вони уже быть не может, улица закончилась небольшой площадью.
        Тут я смог наблюдать следующую картину. На противоположной стороне улицы, по которой я пришел, располагался кинотеатр. У входа толпились люди, ожидающие сеанса. Стояли они, правда, спиной к зданию и внимательно смотрели на площадь, примерно треть которой занимала огромная лужа. Именно от нее шла та вонь, которую я почувствовал еще за несколько кварталов. Судя по запаху и виду, это было содержимое канализации, каким-то образом оказавшееся на поверхности.
        По узкому тротуару, огибавшему угловое здание, торопливо шли люди, стараясь не наступить в зловонную жидкость. Многим удавалось проскочить опасный участок, но некоторым везло меньше, так как периодически из-за поворота вылетал какой-нибудь автомобиль или тук-тук, со всего маху въезжал в лужу и фонтаном искрящихся на солнце коричневых брызг окатывал очередную группу прохожих. При этом каждый раз в толпе зевак у кинотеатра все, как один, сочувственно охали и качали головами. Похоже, вся эта забава интересовала их гораздо больше предстоящего сеанса.
        Уже позже я увидел множество фотографий Бангалора, на которых были запечатлены прекрасные тенистые парки, кварталы современных домов с чистыми улицами, живописные пруды, симпатичные научные городки и великолепные храмы. Я понял, что этот огромный город богат контрастами и местами весьма красив и ухожен. Но в моей памяти он так и остался похожим на шумный огромный муравейник.

«Дикие волны»

        На рассвете следующего дня тук-тук с ветерком примчал меня из Пондичерри на Ауробич - длинный пляж, принадлежащий Ауровилю.
        Шоссе Пондичерри-Ченнай тянется параллельно береговой линии. В том месте, где рикша остановил свой тарахтящий агрегат, влево отходит дорога к Ауровилю, расположенному в нескольких километрах от моря. По другую сторону от шоссе, вдоль берега, перемежаемые рыбацкими деревнями, находятся всего семь коммьюнити - в основном гестхаусы для туристов. В одном из них, под названием «Уайлд Вэйвс», я заранее забронировал место, зная о том, что в сезон найти комнату может оказаться делом весьма проблематичным.
        С дороги гестхаус обнаружить не удалось. Я стал расспрашивать местных жителей, в изобилии присутствующих на перекрестке, но все только недоуменно хлопали глазами. Несмотря на ранний час, народ выглядел вполне вменяемым и деловитым, но помочь мне был не в состоянии. Как выяснилось чуть позже, «Вэйвс» находится как раз недалеко от того места, где мы остановились. Почему жители соседних домов не среагировали на произнесенное мной название, для меня так и осталось загадкой.
        Я еще раз сказал водителю название геста, а также сообщил известную мне примету: от шоссе к нему ведет новая бетонная дорога, которую, следовательно, нам и нужно найти.
        Рикша внимательно выслушал меня, кивнул и крутанул ручку газа до упора. Тук-тук так резво рванул вперед, что меня вместе с рюкзаком откинуло на спинку сиденья, а ноги подбросило вверх.
        Недели и месяцы, проведенные в Индии, дают возможность привыкнуть к бестолковости, проявляемой подчас некоторыми представителями местного населения - в основном, кстати, бестолковостью отличаются водители тук-туков. К этому моменту привыкание у меня еще не выработалось, но я уже точно знал, что взывать к логике, кричать, требовать и сучить ногами совершенно бесполезно. Подобные действия могут ввести аборигена в полный ступор, из которого его не вытащить даже щедрыми чаевыми.
        Вместо того, чтобы не спеша поискать нужный поворот, водитель разогнал свой тарантас до максимальной скорости, так что глаза не успевали фиксировать мелькающий ландшафт. Через пару минут я начал понимать, что прибрежная часть Ауровиля, видимо, закончилась.
        - Эй! - крикнул я. - По-моему, мы едем не туда! Поехали обратно! Только, пожалуйста, медленнее!
        Водитель опять кивнул, лихо развернулся, подрезав какого-то мотоциклиста, и с той же скоростью помчался обратно. Возможно, он вообще был не в курсе, что ручка газа на мотороллере может занимать промежуточное положение.
        Заметив прилегающую к шоссе дорогу, я хлопнул его по плечу:
        - Похоже, это здесь.
        Тук-тук остановился. Я протянул обговоренную заранее сумму - двести рупий.
        - Нужно еще пятьдесят, - неожиданно заявил рикша. - Мы проехали дополнительное расстояние.
        - Я не знаю, сколько мы проехали. Меня это не интересует. Я сказал, что мне нужен гестхаус «Уайлд Вэйвс». Ты сказал: «Двести рупий». И мы даже его не нашли.
        - Мы проехали дополнительное расстояние, - повторил водитель.
        - Ты возьмешь двести рупий? - спросил я, давая понять, что других вариантов не будет.
        - Мы проехали дополнительное расстояние, - упрямо сказал он в третий раз.
        Я взял чемодан и начал вылезать из машины.
        - О’кей, о’кей, - торопливо сказал индус. С недовольным выражением лица он забрал деньги и грустно добавил: - Но этого мало.
        Не обращая больше на него внимания, я зашагал по раздолбанному асфальту. Это была деревенская улица со стоящими впритирку друг к другу обшарпанными разнокалиберными домами. На дороге почти у каждой двери сидели на корточках женщины и девочки - по двое, по трое - и рисовали на асфальте цветные узоры. Эти узоры называются коламы, и делают их с помощью специальной краски, приготовленной из рисовой пудры. По древним поверьям каждое утро перед входом в дом нужно нарисовать колам, который будет охранять семью от врагов и злых сил, дарить счастье, удачу да и просто хорошее настроение. К вечеру колам, возможно, выцветет и сотрется. А утром следующего дня на его месте появится новый. У каждой хозяйки свой узор, не похожий на другие, все линии и цветовые сочетания которого несут определенный смысл, а умение создавать семейный колам передается от матери к дочери из поколения в поколение. Этакое романтическое и рутинное мероприятие, повторяющееся изо дня в день, из года в год, из века в век.
        Двигался я сложной змейкой, старательно объезжая гремящим чемоданом выбоины на асфальте, лужи, коровьи лепешки и женщин, ползающих на карачках вокруг своих коламов и косящихся на меня. Пару раз я попробовал обратиться к ним с вопросом о местонахождении «Вэйвс», но в ответ видел лишь неопределенное покачивание головой. Белых людей в такую рань не было заметно, а задавать тамилам подобные вопросы, видимо, не имело смысла.
        Мне бросилось в глаза, что внешне тамилы заметно отличается от тех, кто населяет часть западного побережья Индии. Конкан - так называют полосу суши, протянувшуюся вдоль Аравийского моря от Бомбея до Кералы, ограниченную с востока горами Западные Гхаты. А конканцы - соответственно народ, населяющий эту территорию, куда входит и маленький штат Гоа.
        На первый взгляд большой разницы между ними не заметно. Но когда приглядываешься повнимательней, когда уже перезнакомишься, пообщаешься и тут и там с представителями этих двух, в сущности, совершенно разных народов, начинаешь видеть все различия. Во-первых, кожа у тамилов темнее и имеет другой оттенок - бронзовый, в отличие от темно-серо-коричневого у конканцев. Но прежде всего не цвет кожи, а черты лица отличают тамила от индийца с запада или севера. Глядя на этих худых, невысоких и, в то же время, гордых и самодостаточных людей, постоянно вспоминаешь геологическую теорию, утверждающую, что полуостров Индостан в свое время был частью Африки. Они действительно совершенно непохожи на жителей евро-азиатского континента, а их лица с высокими скулами, впалыми глазами и резко очерченными губами очень органично смотрелись бы где-нибудь в Центральной или Восточной Африке.
        Я глядел вокруг на крашеные бетонные дома с черными потеками на стенах от бесконечных во время муссона дождей, на покатые конусовидные крыши, покрытые матами из темно-серых высушенных пальмовых листьев, похожие на лесные муравейники, на окна домов, которые, в сущности, и не окна в нашем понимании, а заделанные цементом проемы с вырезанными в них отверстиями разных для каждого окна форм, и - вот странное дело - не покидало меня ощущение, что все это я уже видел множество раз, все мне здесь знакомо, что ходил я по этой улице и знаю, куда она приведет.
        Все это время откуда-то издалека, не умолкая ни на минуту, неслась громкая задорная музыка, напомнившая виденные в детстве индийские фильмы.
        Дома с правой стороны улицы закончились, после них протянулась сплетенная из кустарниковых веток ограда. Через минуту передо мной были ворота коммьюнити Симплисити. Рядом висела табличка с надписью «Spirulina Farm».
        Открыв калитку, я зашел внутрь с надеждой встретить кого-нибудь, способного указать мне дорогу. Центральную часть большого двора занимали длинные узкие бассейны из бетона. По периметру стояли домишки, больше похожие на сараи. Все двери были закрыты, да и вообще территория производила нежилое впечатление - похоже, что сюда приходят только работать. Хотя, возможно, я и ошибаюсь - ведь слово «коммьюнити» предполагает совместное проживание, пусть и небольшой, группы людей.
        Я побродил между рядами бассейнов с зеленой кашей, затем вышел на улицу и через деревню прошел к морю. Передо мной раскинулись серые воды Бенгальского залива. Прибой белой пеной набрасывался на песчаный берег, круто обрывающийся к воде. По пляжу, вроде как бесцельно, слонялась мужская половина деревни. Вдоль горизонта протянулся неширокий плотный слой разноцветных облаков, через который, словно золотые мечи, раскинутые веером, вычерчивая бледно-голубое небо ровными линиями, пробивались лучи восходящего солнца.
        Город рассвета… Вот я и прибыл сюда. Слева и справа от меня - бесконечный пляж, равномерно усыпанный пластиковым мусором. Впереди бескрайний океан. Сзади рыбацкая деревня, каких в Индии бесчисленное множество.
        Я достал телефон. Придется звонить Тане, хозяйке «Вэйвс» и, видимо, будить ее - сомневаюсь, что русский человек в шесть утра уже не спит.
        Так и есть. Я разбудил Таню своим звонком, и она спросонья послала меня - как выяснилось спустя несколько минут - не в ту сторону.
        Вернувшись на шоссе, я пошел направо. Музыка, звучавшая все это время, стала усиливаться. Наконец, когда грохот стал совершенно нестерпимым, источник его локализовался в небольшом стоящем у дороги храме, на углах синей ограды которого восседали белые изваяния львов, неожиданно напомнившие мне Питер.
        Как же индийцы любят громкую музыку! Они врубают ее даже не на максимум, который могут выдать дешевые динамики, а еще немного сверх того, добиваясь оглушающего эффекта с помощью перегрузок и дребезжания. И, надо сказать, что в этом мы с ними похожи - вспомнились мне советские времена, когда в пионерских лагерях или в парках во время какого-нибудь Первомая из куцых громкоговорителей с хрипами и треском радостно неслось: «Эй, товарищ, больше жизни!..»
        Паствы в обозримом пространстве вокруг храма не наблюдалось. Видимо, музыка предназначалась для всей округи.
        Бетонная дорога так мне и не встретилась. Пришлось снова достать телефон и, прежде чем набрать номер, отойти на почтительное расстояние от этой жуткой дискотеки.
        - Храм?!! - кричала Таня в трубку. - Какой храм?!!

«Интересно, - подумал я, - люди живут тут десятилетиями и не знают, что под боком у них храм находится».
        - Такой синенький! Со львами!
        - А что там еще видно?!!
        - Мост вроде впереди какой-то! И дорога поворачивает!
        - А! Поняла! Ты не в ту сторону ушел!.. Иди обратно по шоссе!.. Господи! Где ж это так музыка орет? Я даже без телефона слышу!..
        Еще через пятнадцать минут я, наконец, добрел до «Вэйвс» и встретился с хозяйкой. Предназначенное мне бунгало еще не освободилось, и я расположился в столовой.
        Столовая требует отдельного описания, поскольку в ней пройдет значительная часть времени моего пребывания в Ауровиле. Представьте себе круглый бетонный пол метров пятнадцать в поперечнике. По краю окружности стоят колонны, а в самом центре круга - толстая пальма, служащая основной несущей опорой. Сверху на всем этом огромным конусом лежит сложенная из пальмовых веток крыша. Часть бокового пространства закрывает кирпичная стена с небольшими окнами, вдоль которой располагается собственно кухня: газовая плита, мойка, холодильник, шкафчики для продуктов. Там же имеется место для тандура, которым, правда, никто не пользуется. Посреди столовой по обе стороны от пальмы стоят два длинных стола и четыре скамейки. Сама пальма используется в качестве информационной доски - к стволу прикалывают меню, афиши концертов и объявления о разнообразных мероприятиях, коих в городе проходит великое множество.
        Из столовой через решетчатые ворота в плетеной ограде видны море и кусочек пляжа. Иногда ночью, сидя за столом и попивая чай, через ворота можно увидеть, как восходит огромная темно-оранжевая луна. Сейчас, когда солнце уже поднялось высоко, море искрится и пенится белоснежными барашками волн на ярко-синем фоне, ничем не напоминая ту мрачную свинцового оттенка стихию, которую я видел утром.
        Столовая - не только место для готовки и приема пищи, но и еще что-то вроде клуба, где читают книги, ведут беседы, слушают музыку, смотрят кино или играют в настольные игры.
        На столе лежит огромная доска, похожая на те, на которых на Кавказе играют в нарды. Служит она для индийской игры, название которой мне неведомо. На поле, расчерченном и разрисованном узорами, определенным образом расставляются обычные шашки. Процесс заключается в том, что два человека щелбанами сбивают шашки противника, предварительно определяя условия хода бросанием игральных костей. В детстве мы играли в нечто похожее в пионерском лагере, а игру эту называли «Чапаев».



        Кира

        Вторым человеком, встреченным мной в Ауровиле, оказалась моя одноклассница Кира. Мы не виделись со школы.
        В столовую вошла женщина, мы разговорились и примерно час, глядя друг на друга, пытались понять, где мы раньше встречались. Наконец, упоминание родных для нас обоих мест вывело нас к истине.

«Все-таки жизнь иногда преподносит удивительные сюрпризы, - подумал я. - Надо было перелететь горы и моря, уехать на край света, чтобы встретить человека, с которым восемь лет просидел за соседней партой».
        Кира здесь ненадолго. Она занимается социологией и в силу своей профессии интересуется подобными Ауровилю общинами и экопоселениями. Перед этим ездила в Эсален - странное и интересное сообщество философов, художников, ученых, писателей, бывших хиппи и киберпанков в Калифорнии - еще один центр интегральной духовности.
        - Ты знаешь, - сказала она, - я всего здесь пару дней. Пока еще мало что поняла. Но от Эсалена все это очень сильно отличается. Между прочим, Мерфи - основатель Эсалена - был учеником Ауробиндо. И свое поселение он основал именно под впечатлением идеи Ауровиля.
        - И в чем же разница?
        - Есть и внешняя, и внутренняя. Там публика в массе своей кажется более объединенной общим духом. Они более динамичные. Все время в процессе - прежде всего в процессе коммуникации, обмена информацией. Они как-то больше ориентированы друг на друга, на что-то общее. А ауровильцы больше погружены в себя, кажутся ленивыми и медлительными. Но при этом они выглядят более естественными, больше у них какого-то внутреннего покоя… В Эсалене во всем чувствуется нерв, движение - словно стоишь на утесе, открытом всем ветрам. А здесь - будто сидишь в уютном доме у камина. А за окнами - сад… Между прочим, даже сама местность тут и там сильно отличается.
        - Интересно, - сказал я. - Хотя, честно говоря, об Эсалене я мало что знаю.
        - На мой взгляд, это вообще соответствует разнице между восточным и западным пространством. Здесь, в Индии, информация и коммуникация не являются ценностями. Для американца поделиться информацией - это самоотдача, потому что информация - ценность. А здесь - нет. Куда, когда, зачем и почем тебе, конечно, расскажут доброжелательно, но лениво и между делом. Информация эта не имеет такой уж важности: автобус может не прийти, магазин оказаться закрытым. А уж с чем соотносится цена товара, знает только фантазия его продавца. И потом, какое это вообще имеет значение по сравнению с пребыванием в абсолюте?
        Кира сказала, что договорилась взять напрокат мопед, но совершенно не умеет на нем ездить. Я на мопеде ездить тоже еще не пробовал, но решил, что с этой задачей справлюсь лучше.
        Мы дошли до проката, где нам был предъявлен зеленый агрегат немецко-фашистского вида с лысой резиной и, как выяснилось через пару минут, убитой подвеской. Я поехал заправлять его. Договорились мы встретиться через пятнадцать минут на перекрестке.
        Залив полный бак, я подъехал к месту встречи. Киры нигде не было видно.
        Я проехался по шоссе в обоих направлениях. Вернулся в «Вэйвс». Снова заехал в гест, где мы брали мопед. Осуществил еще пару проездов по шоссе.
        Не найдя нигде Киру, я направил своего железного коня в сторону центра Ауровиля.


        Дорога в город начинается тамильской деревенькой, представляющей из себя набор ресторанов и магазинов. Здесь становится меньше мусора. Далее следует что-то вроде выселок, а за ними - лес. Вернее, это даже не лес, а огромный ботанический сад. В конце шестидесятых, когда первые поселенцы начинали обустраиваться на этой земле, здесь была красная выжженная пустыня, в центре которой непонятным образом рос одинокий баньян, вцепившись своими многочисленными корнями в крохотный кусочек плодородной почвы. Баньян этот теперь считается географическим центром города. К нему приходят медитировать, а ночью в его листве загорается красивая подсветка.
        Подставив лицо свежему ветру, я почувствовал забытое волшебное ощущение, подобное которому испытывал лишь в детстве, приехав, например, в новый для меня пионерский лагерь и изучая его территорию.
        От асфальта, по которому я еду, в обе стороны периодически отходят красно-рыжие грунтовые дороги с указателями на разные коммьюнити.
        Я доехал до западной оконечности города и повернул в центр по указателю «MATRIMANDIR».
        Там только что закончилась вечерняя медитация - к переполненной автостоянке стекались туристы.
        Я поворачиваю правее, через несколько минут выезжаю на главную дорогу и возвращаюсь обратно к Ченнайскому шоссе.
        Первая в жизни поездка на мопеде прошла благополучно.
        Я задумался. Что я увидел, проехав через весь город? Да практически ничего, кроме огромного леса, трех тамильских деревень, грунтовых дорог со снующими туда-сюда людьми на мотоциклах, мотороллерах и велосипедах. Видел несколько автобусов, битком набитых индийскими туристами. Успел разглядеть среди листвы три или четыре здания. Даже Матримандир не явил себя моему взору. Город оказался невидим при поверхностном осмотре.
        Через пару часов в гесте появилась Кира. Оказывается, она пошла искать меня на бензоколонку (я же заливал бензин из пластиковых бутылок у ближайшей палатки). Там она взяла рикшу и съездила к Матримандиру.
        Мы уселись в столовой, чтобы выпить предложенного нам чаю. Здесь всегда так происходит: кто-нибудь заваривает целую кастрюлю и предлагает всем присутствующим. На этот раз компанию нам составил бодрый мужичок лет шестидесяти с деревенским лицом и с хитринкой в глазах - этакий дед Щукарь, только чуть помоложе.
        - Потрясающий кич! - возбужденно делилась впечатлениями Кира. - Просто ужас! Сложно придумать сооружение безвкуснее этого золотого шара с нашлепками… Между прочим, золотой шар - это такой известный архетипический символ. А Матримандир - еще одно подтверждение, что образы сознания нельзя напрямую копировать в материальном виде - в архитектуре, например. Их передача - копирование. Точно так же, когда говоришь «халва», во рту слаще не становится. Прямое воплощение таких образов - это наивный восточный взгляд на мир… «Визиторс центр» вообще меня разочаровал. Когда на рикше к нему подъезжала, было предчувствие, что сейчас произойдет значимая встреча, что многое станет понятным. Вошла туда - и ничего. Никакого присутствия духа. Вернее, дух-то есть - официально-туристского места с экскурсионным содержанием. Экспозиция про Ауровиль - довольно скучно. Похоже на средний краеведческий музей, но подороже и с большей помпой. Все очень официально. Непонятно, что это - исторический музей будущего? Не чувствуется ни увлекающей атмосферы, ни объемной идеи, ни внутренней деятельности… Короче - туристская кофейня,
«осмотр достопримечательностей» и ощущение, что здесь ничего не происходит… Я записалась в Матримандир на завтра.
        - Я три раза в Матримандир честно отходил, - сказал мужичок. - Ничего не понял… Я экстрасенс, - пояснил он нам. - Так вот могу точно сказать: там ничего нет.
        - А что там должно быть? - спросил я.
        - Ну, не знаю. Для чего-то же он построен. Я так понимаю, что это место связи человека с божественным. Должна, значит, быть какая-то магия. Но там ничего нет. Вообще ничего. Пустота.
        - Насколько я понимаю, Матримандир - это просто место для медитаций.
        - А зачем он тогда нужен? Медитировать под тем же баньяном можно.
        - Матримандир - это, прежде всего, символ Ауровиля, - высказал я предположение. - Сами-то ауровильцы вроде туда особо не ходят. А вот у туристов хотя бы появляется пятнадцать минут, чтобы остановиться и задуматься. Большинство ведь из них - это такие религиозные паломники. Они колесят по всей Индии и осматривают святые места, коих здесь огромное количество. И Ауровиль воспринимают, как одно из таких мест - нечто вроде ашрама. Только Ауровиль не ашрам и не святое место - он вообще не похож ни на что. Туристы в Матримандир приходят, как в обычный храм: одни - чтобы посмотреть на его убранство, другие - чтобы остаться наедине с Богом. А остаются наедине с самими собой.
        - Может и так, - кивнул мужичок. - А может, никакого смысла в нем и нет… Мне вообще тут многое странным показалось. Не стыкуются многие вещи со всей этой идеей. Сегодня проехал по городу - кругом сплошь виллы за двухметровыми заборами. Вот тебе и город будущего.
        - Не знаю, - сказала Кира. - Я лично не видела ни одной виллы и ни одного двухметрового забора. Ограды видела из колючих кустов, но они тут, чтобы коровы не ходили где ни попадя… А вот баньян у Матримандира меня прямо в волшебное чувство привел. Кладешь руку на дерево и ощущаешь волну тепла и доброты - энергию бесконечную, неподвижную, доверчивую. Такую же, как вся Индия.


        Мы поехали ужинать и по дороге все-таки свалились в канаву - не удалось преодолеть очередного лежачего полицейского. Оказалось, что вдвоем с непривычки на мопеде ездить сложнее. Впрочем, боевое крещение обошлось мелкими царапинами.
        Остановившись у ресторана «Третий глаз» в самом начале дороги на Ауровиль, мы припарковали мопед, поднялись на второй этаж, где под крышей из пальмовых листьев находился обеденный зал, и сели за столик. Здесь можно смотреть на улицу и следить за всеми проезжающими и проходящими мимо людьми, а увидев кого-нибудь из знакомых, помахать им рукой и позвать наверх.
        За соседним столом расположилась большая компания. Молодые люди громко разговаривали на испанском. Я обратил внимание на девушку, сидевшую, откинувшись на спинку стула, как бы в некотором отдалении от своих товарищей и в общем разговоре не участвовавшую. У нее интересное лицо. Такие лица бывают у женщин, которых называют «роковыми». Я бы назвал ее красивой, если она хотя бы один раз улыбнулась.
        - Ты понимаешь что-нибудь по-испански? - поинтересовался я у Киры.
        - Нет. У меня и английский приблизительный.
        Хозяин ресторана все время кружил по залу, поправляя на пустых столиках салфетки, с загадочной улыбкой переговаривался с посетителями. Затем подошел к нам и шепотом предложил спиртные напитки - в Ауровиле они нигде не продаются. Мы решили взять пиво. Официантка принесла запотевшие бокалы, наполненные янтарной жидкостью, а на стол поставила пустые банки из-под безалкогольного пива для конспирации.
        Мы выпили за нашу неожиданную встречу.
        - Представляешь, - сказала Кира, - встретила сегодня свою подругу. Мы с ней иногда пересекаемся в России на разных мероприятиях… Удивительное место - на другом краю Земли встречаешь все время старых знакомых.
        - Я тоже об этом думал. Смотри - мы с тобой живем совсем рядом, но со школы ни разу там не виделись, а встретились здесь.
        - Она живет в Самасти. Надо будет завтра к ней заехать.


        На следующее утро мы вновь оседлали нашего облезлого железного коня и направились в «Визиторс центр».
        Залитая солнцем площадка напротив ворот забита раскаленными автобусами и автомобилями. В тени забора в ряд идут парковочные места, над которыми написано: «Только для гостей и жителей Ауровиля». Утром я уже получил от Тани гостевую карточку и поэтому с полным основанием оставил мопед на одном из свободных мест. Впрочем, подтвердить сей статус никто не требует.
        Первое, что встречает прошедших через ворота гостей, - большой туалет. Внутри белоснежного строения прохладно и чисто. Это, возможно, один из лучших туалетов в Индии. Мне показалось символичным, что он не запрятан стыдливо где-то в глубине территории, а гордо стоит прямо у входа - посетителям предлагается сразу освободиться от ненужного материального бремени. Да и нет при этом необходимости бегать и спрашивать у обслуживающего персонала, как пройти в уборную.
        В следующем здании расположена информационная экспозиция. На столе стоит макет Ауровиля, каким он задуман Матерью, с белыми домами, вытянутыми длинными дугами от Матримандира, - гигантская спираль, напоминающая строение нашей галактики. Сейчас, конечно, территория вокруг храма не имеет ничего общего с этим проектом, а, возможно, и не будет иметь. Мне, однако, нынешний коттеджный принцип строительства больше импонирует - не любитель я всего этого бетонно-высотного зодчества и газонно-асфальтового ландшафта. Мне гораздо больше нравится напоминающий нетронутую природу сегодняшний облик города. Притом, что жизнь в этих диких с виду «джунглях» на самом деле очень удобно и разумно организована.
        На стенах развешены большие черно-белые фотографии, иллюстрирующие историю Ауровиля. Бескрайняя пустыня, разрезанная оврагами. Голые по пояс пыльные люди, похожие на хиппи, начинающие что-то копать и строить на растрескавшейся земле. Тамильские дети, с удивлением взирающие на них. Первые ветряные вышки, ирригационные сооружения и дома - вершина минимализма и образец архитектурной и инженерной фантазии.
        В соседнем помещении - книжный магазин, где я купил карту Ауровиля. Без нее здесь никак - система дорожных указателей находится пока на зачаточном уровне.
        Над прилавком висит большой портрет Матери - старая женщина, чуть наклонив голову, смотрит в камеру. В ее взгляде - мудрость человека, познавшего что-то очень важное, нежность и понимание, интерес и спокойствие. Кажется, что этот взгляд предназначен именно тебе.
        За прилавком сидит продавщица, подозрительно похожая на портрет.
        В числе прочих книг меня заинтересовал большой фотоальбом об ауровильской архитектуре. В принципе, по нему можно составить довольно верное представление о том, как выглядит город. Я решил его купить, чтобы избавить себя от необходимости делать многочисленные фотографии.
        Кира перелистала альбом и воскликнула:
        - Слушай, это же ВДНХ!
        Следующее здание - видеозал, где все желающие посетить Матримандир должны посмотреть небольшой видеофильм, рассказывающий о создании и значении храма.
        Кроме этого в «Визиторс центре» есть кафе и пара магазинов с ауровильской одеждой и сувенирами.
        В бутике Кира купила футболку с надписью: «You may say I’m a dreamer, but I’m not the only one»[25 - Ты скажешь, что я мечтатель, но я не одинок (англ.).].
        Закончив осмотр самого официального места Ауровиля, мы поехали по направлению к Самасти, чтобы проведать подругу Киры.
        Недалеко от этого коммьюнити находится «Солар китчен» - главная ауровильская столовая, где мы решили пообедать. Ее название - «солнечная кухня» - говорит о том, что готовят здесь не совсем обычным образом. На крыше здания установлено большое параболическое зеркало, улавливающее солнечный свет, который, преобразованный в пар, служит для приготовления пищи. Нужно сказать, что подобные зеркала - только меньшего размера, сделанные из зонтиков, - издавна в ходу во многих районах Индии и Тибета. Не думаю, что эта затея оказывается экономичной - гигантского размера зеркало стоит, видимо, немалых денег. Но то, что подобный подход, в отличие от других, не вредит природе - факт неоспоримый.
        В «Солар китчен» стоит сходить не только из-за низкой цены обедов и предлагаемой здесь еды - простой и здоровой, - но и потому, что это чуть ли не единственное место, где можно встретить ауровильцев в большом количестве.
        Наличными расплатиться здесь нельзя. Необходимо открыть счет в финансовой службе города, с которого будут списываться деньги за покупки в ауровильских магазинах и ресторанах.
        После обеда мы поднялись по широкой винтовой лестнице на крышу здания. Здесь есть кафе, интернет-зал и служба размещения, где можно узнать о свободных местах в гестхаусах. Толку, правда, от этой службы в пик сезона мало. Я спросил у милой женщины, сидевшей там, не посоветует ли она мне какое-нибудь тихое место, и услышал в ответ, что все занято.
        Мы взяли по чашке кофе, сели за столик и разговорились с одним немолодым ауровильцем, приехавшим сюда из Америки. Кира спросила, почему ему нравится больше жить здесь, чем на родине. Он ответил:
        - Америка слишком поверхностна.


        Самасти оказалось совершенно очаровательным местом.
        Кирину подругу мы не застали и воспользовались случаем просто побродить вокруг.
        Большинство ауровильских коммьюнити обычно состоят из нескольких жилых домов и гестхауса. Во многих есть общие столовые с кухнями. На задворках часто можно увидеть башню ветряка с электрогенератором или солнечные батареи, придающие окружающему ландшафту сходство с картинами из научно-фантастических романов. Свой вклад в такое впечатление вносит и необычная футуристическая архитектура отдельных зданий.
        Все это, как правило, утопает в зелени собранных со всего света растений. Банальные для этих мест пальмы здесь большая редкость. Часто можно встретить баньяны - необычные деревья, пускающие с ветвей похожие на лианы отростки, которые, достигая земли, образуют новые стволы. Со временем такое дерево разрастается и способно занять довольно большую площадь. Подрезая эти стволы, можно добиться любой формы, нужного «устройства» дерева. Здесь очень популярны беседки из баньянов, когда переплетенные ветви с зеленой крышей сверху окружают стол со стульями. А где-то, как, например, в Самасти, похожие беседки делают из зарослей бамбука.
        Во многих коммьюнити есть еще что-нибудь, что выделяет их из общего числа и при этом несет, скажем так, общественно-полезную нагрузку: например, плавательный бассейн в Нью-Криэйшн, ботанический сад лекарственных растений в Питчандикуламе, спортивные площадки в Сертитьюд, ресторан в Ауромодель, дизайнерская фабрика одежды в Аурошилпам или клуб верховой езды в Пони Фарм. В Самасти недалеко от главных ворот стоит красивое здание под названием «Питанга» - прекрасно оснащенное место для занятий йогой и танцами.
        В гестхаусе я поинтересовался насчет свободных комнат. Строгая хозяйка полистала свой гроссбух и сказала:
        - Через месяц одна будет свободна - но всего на неделю.


        Следующая наша остановка - начальная школа.
        Большая ухоженная территория. Несколько одноэтажных зданий с белыми крышами. В беседке под навесом развешены детские рисунки, лежат мольберты, поделки из глины.
        Вокруг никого нет - у детей каникулы. Лишь несколько индусов - строительных рабочих - сидят на корточках у кучи щебня, с торчащими из нее лопатами.
        Я просмотрел расписание занятий. Судя по всему, в программе младших школьников меньше предметов, которые стали основными в нашей школе, но гораздо больше внимания уделяется эстетическому и физическому развитию.


        К пяти часам вечера мы посетили такое количество мест, что я сбился со счета. Среди них было Верите - коммьюнити, из всех наиболее похожее на картины из фантастического романа.
        - Интересно, - спросила Кира, - читали ли они Стругацких?
        Посетили мы и старшую школу, где я убедился, что набор привычных нам предметов присутствует в полном объеме.
        Несколько раз нам попадались небольшие открытые концертные площадки, сделанные в виде амфитеатров. К одному из них примыкало широкое одноэтажное здание. У входа стояли два человека, похожие на французов, - еще одна нация, наравне с русской, представителей которой я «вычисляю» еще до начала разговора с ними. Они разрешили нам заглянуть внутрь. Там оказалась репетиционная база. Имелась новая ударная установка «Ямаха», рояль, синтезаторы, усилители «Маршалл» и «Фендер» - короче, все необходимое, чтобы поиграть джаз или вдарить по рок-н-роллу. Стена, примыкающая к зрительному залу, могла раздвигаться, превращая помещение для репетиций в сцену.
        Кира все время восклицала: «Как же они тут любят амфитеатры!» Видимо, это означало что-то важное для нее. Вообще, все время, пока мы осматривали Ауровиль, она что-то бормотала, вслух анализируя увиденное. Мне же совсем не хотелось заниматься анализом. Мне здесь просто нравилось. Без всякого анализа.
        У только что отстроенного красивого большого здания «Савитри Бхаван» мы повстречали его архитектора. Кира, как истинный социолог, сразу набросилась на него с вопросами:
        - Мне много раз приходилось слышать, как Ауровиль называют идеальным городом. А как вы считаете: ауровильцам действительно удалось достичь совершенства?
        - Вряд ли уже удалось, - ответил он. - Ауровиль - это не совершенство. Это движение к совершенству.



        Надака

        Я взял новенький скутер «Хонда Актива» и катаюсь на нем по округе. Проколесив несколько дней по Ауровилю, я, наверное, не увидел и десятой части зданий. Но то, что я увидел, мне очень пришлось по душе: интересная архитектура, оригинальные инженерные решения, красивый ландшафтный дизайн, большие дома и здания. Каждое строение индивидуально и не похоже на другие, за исключением отдельных групповых решений. При этом чувствуется общая гармония этой, вроде бы, разрозненности, ориентируемая на стоящий в центре города Матримандир.
        Некоторые места так очаровательны, что хочется немедленно снять комнату, чтобы затем сидеть на тенистом балконе целыми днями, читая книгу и поглядывая на порхающих в саду птичек. Правда, сделать это не так-то просто: в нынешнем сезоне все забито и забронировано на полтора месяца вперед. Туристы едут из Европы, Америки, Японии и Австралии. Таня целый день бегает по территории геста, показывая прибывающим жилье, уплотняя постояльцев и поднимая за собой маленькие смерчики пыли.
        Вокруг огромное количество индусов - как организованных групп с автобусами, так и праздной молодежи, резвящейся на пляжах и гоняющей на мотоциклах по городу.
        Скоро будет день рождения Матери, а двадцать восьмого февраля - сорокалетие города. Интересно: дни рождения Ауровиля и моей жены совпадают.
        С Надакой я заочно познакомился за несколько месяцев до поездки. По одной из ссылок с официального сайта Ауровиля я попал на его страницу и не покинул ее до тех пор, пока не изучил всю вдоль и поперек. Я был очарован его музыкой и звучанием его необычного инструмента.
        Родившись в Канаде, он в молодости много путешествовал по свету. Попал в Индию, где прожил несколько лет, переезжая с одного места на другое, пока не оказался, наконец, в Ауровиле в конце семидесятых, где и решил поселиться.
        Увлекшись индийской музыкой, он сконструировал изобретенный им самим инструмент, скрестив акустическую гитару и ситар. Этот гибрид имеет корпус гитары, а гриф, при внешнем сходстве с гитарным, устроен, как у ситара - лады на нем значительно возвышаются над поверхностью, давая возможность, надавливая на струны, делать значительные подтяжки. На верхней деке под основными струнами крепятся еще несколько резонирующих.
        Звучание у этого инструмента, с одной стороны, напоминает гитару с металлическими струнами, но при этом технические возможности и резонирующие струны делают его похожим на ситар.
        Переслушав по нескольку раз все его альбомы, я решил написать ему, сообщив, что собираюсь в Ауровиль. Через некоторое время получил ответ, в котором он любезно приглашал зайти к нему в гости.


        Коммьюнити Шаранга расположено рядом с Самасти, так что дорога была мне в основном известна. Сложнее оказалось найти там его дом, стоявший, как оказалось, в самой дальней стороне поселения.
        Я прошел через гестхаус с маленькими зданиями, расположенными вокруг большого баньяна. Сам баньян представлял из себя беседку - в тени густой листвы на гранитной площадке стоял стол со стульями в окружении переплетенных лианообразных стволов и веток.
        Побродив по территории, я в растерянности остановился перед небольшим оригинальным строением, напоминавшим эксперименты архитектора Кубика из книги «Незнайка в Солнечном городе». Из дома доносились звуки скрипки - кто-то с огромной скоростью и при этом очень точно играл упражнения.
        Неожиданно звуки прекратились. Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянула голова с взъерошенными, как у Эйнштейна, волосами.
        - Простите, - сказал я. - Не подскажете, как мне найти Надаку?
        Дверь открылась шире. На свет показался молодой человек в облезлой, заляпанной краской майке. Он подробно объяснил мне дорогу.
        - Вы хорошо играете.
        Скрипач улыбнулся и развел руками:
        - Это просто упражнения.
        Я обогнул дом и прошел по дорожке между зарослями бугенвилей. Дальше был пруд, в котором плавали утки, а рядом по небольшой лужайке неспешно расхаживал павлин. Он с важным видом покосился на меня, потрясывая венчиком на голове, и раскрыл веером радужный хвост.
        Наконец я вышел к нужному мне дому. Стены его были выстроены большим кругом. Над ними возвышалась конусовидная крыша. Вместо окон в здании - только высокие стеклянные раздвижные двери, расположенные по всей окружности.
        В дверях показался невысокий худощавый человек с длинными светлыми волосами и радушно улыбнулся мне:
        - Майк? Добро пожаловать!
        Мы поздоровались.
        Следом за ним из дома вышла очаровательная стройная женщина.
        - Аврора - моя правая рука, - представил ее Надака.
        Он усадил меня в кресло на террасе и предложил чаю.
        Было очень приятно сидеть здесь, в этом тихом тенистом месте, куда не долетают звуки цивилизации, среди негромкого щебета птиц и шелеста листвы.
        Мы разговорились. Он расспросил обо мне. Я сказал, что хочу здесь поселиться.
        - Да, это хорошее место, - сказал Надака. - Я люблю его. Здесь большой простор для творчества.
        - Я хотел бы посмотреть твою гитару. И студию.
        - Гитару - конечно. А студии у меня, собственно, нет.
        Он провел меня в небольшое помещение.
        - Вот моя студия - если так можно это назвать. Здесь только маленький вокальный бокс с микрофоном и предусилитель. Когда нужно что-то записать, я приношу сюда мой лэптоп.
        - А как же ты пишешь свои альбомы? - удивился я. - Там ведь совершенно потрясающее звучание. У тебя на сайте говорится, что ты все пишешь дома.
        Надака загадочно улыбнулся и повернулся к Авроре:
        - Видишь, как много людей говорит, что мои записи хорошо звучат?
        Мы прошли в большую гостиную, занимавшую половину дома. Внешняя ее стена представляла из себя полукруг. Широкие стеклянные окна-двери были открыты - воздух свободно циркулировал по всему пространству, создавая приятную прохладу.
        - На самом деле, все это не моя идея. Сюда приехали ребята со студии, осмотрели дом и решили, что записывать будем здесь. Привезли аппаратуру. Мы расположили музыкантов на достаточно большом пространстве: кто-то сидел в доме, кто-то во дворе. Просто для каждого нужно было найти акустически верную точку. Здесь ведь нет никаких посторонних шумов - потому и звукоизоляция не нужна. Самое страшное, что может случиться - чирикнет какая-нибудь птичка. Пару дублей, правда, пришлось переписывать из-за криков павлинов.
        - И потом сводили на студии?
        - Нет, сведение делали тоже здесь.
        - Но как?! - воскликнул я. - Я понимаю, как в такой акустике можно записать. Но сводить-то нереально в незаглушенном помещении.
        - А мы заглушили. Привезли сюда маты из пальмовых листьев и тростника - из таких же сделаны хижины в «Вэйвс», где ты живешь. Обклеили ими часть стен и потолок - получилась нужная акустика.
        Я был поражен. Чтобы добиться такого звучания, как на альбомах Надаки, нужна весьма серьезная студия. Любой звукорежиссер вам скажет, что самое сложное и дорогостоящее при постройке студии в городских условиях - помещение. Необходима звукоизоляция, дорогие отделочные материалы со специальными акустическими свойствами, бесшумная вентиляция. Часто даже бывает нужно делать «плавающие» полы, чтобы вибрации от уличного транспорта не передавались по земле в студию. Особые требования предъявляются к электропитанию, так как обычная городская сеть чаще всего не отвечает необходимым стандартам.
        Здесь же все вопросы решились просто и дешево. Маты на стенки. Музыкантов - во двор. Электричество в коммьюнити свое - от ветряков и аккумуляторов.
        Тут в гостиную вошел еще один человек. Небольшого роста, с бритой головой, он был чем-то похож на Луи де Фюнеса. Он заговорил по-французски слегка хриплым голосом, отчего сходство усилилось. Они с Надакой радостно поприветствовали друг друга.
        - Мой друг Марк из Франции, - представил его Надака.
        Я пожал крепкую ладонь.
        - А это Майк - музыкант из Москвы.
        - Экс-музыкант, - уточнил я.
        - Никогда не говори «экс», - сказал Надака с улыбкой. - Экс-музыкантов не бывает.
        Он повернулся к Марку:
        - Сколько лет мы не виделись?
        - Семь. Я был здесь последний раз семь лет назад… Ауровиль сильно изменился за эти годы. А у тебя все по-старому, как я вижу?
        - Нет причин что-либо менять. Только дочь подросла.
        - Да, я слышал, что у тебя дочь родилась. Сколько ей сейчас?
        - Шесть лет.
        - О, мой бог! Шесть лет! А я даже ее не видел еще.
        Мы прошли через гостиную. В другом ее конце на полу лежал коврик, вокруг которого были расставлены гитары. Рядом лежали барабаны, таблы и прочие инструменты. На невысоком столике располагался компьютер и студийные приборы. Надака постелил для нас циновки и пригласил сесть.
        - Я как раз собирался устроить небольшой мастер-класс для Майка, - сказал он Марку. - Если хочешь, присоединяйся к нам.
        В этот момент в комнату с улицы вошла девочка.
        - Папа! - закричала она. - Я видела еще одну обезьянку! Это уже вторая сегодня!
        - Будь осторожна. Не подходи к ним близко, - сказал Надака. - Я сделал для тебя плакат, чтобы ты не забывала.
        Он взял со стола большой кусок ватмана, на котором крупными буквами было написано: «Beware of monkeys!»[26 - Опасайся обезьян! (англ.).], а ниже нарисована голова веселой мартышки.


        Мастер-класс оказался на редкость интересным. Среди прочего я хотел выяснить давно мучивший меня вопрос: что такое рага?
        - Ты знаешь, - ответил Надака, - я сам уже много лет спрашиваю это у разных музыкантов, но четкого ответа не получил. Насколько я понимаю, все довольно просто. Мы все знаем, что в индийских ладах намного больше нот в октаве, чем в европейской. Но на самом деле это не так. У них те же самые лады и ступени, как и у нас. Только если просто точно играть по этим ступеням, то получится как раз европейская музыка. А если играть ноты между ступенями (причем и между полутонами), то это как раз и будет рага. Важно лишь, насколько красиво и интересно это делается. В целом - похоже на наши блюзовые ноты. Впрочем, блюзовые ноты вполне могли прийти к нам из индийской музыки.
        В одну из дверей вдруг не спеша, с чувством собственного достоинства, вошел павлин. Увидев нас, он внезапно преобразился - стал похож на курицу, - затем быстро промчался через гостиную и выбежал во двор через противоположный проем.



        Таня


«Wild Waves» - что по-русски означает «дикие волны» - небольшая ухоженная территория на пляже буквально в пятидесяти метрах от моря. На песке среди деревьев стоят несколько хижин, которые здесь еще называют капсулами. Это небольшие тростниковые домики на бетонных сваях с крышами из пальмовых листьев.
        Несмотря на робинзонский вид, жить в них достаточно удобно. В отличие от кирпичных или бетонных сооружений они хорошо продуваются, а потому в них нет ни кондиционеров, ни вентиляторов. Большинство таких домиков имеют небольшие террасы-балконы, с которых видно море. Из признаков цивилизации присутствуют электрические розетки.
        Название гестхауса недобрым образом подтвердилось несколько лет назад во время знаменитого разрушительного цунами, от которого пострадали прибрежные районы многих юго-восточных государств от Шри-Ланки до Индонезии.
        Утром того дня, когда туристы еще спали, волна целиком накрыла весь гестхаус, сбив с бетонных свай большинство хижин и разрушив некоторые кирпичные постройки. По счастливой случайности никто из проживавших там в это время не пострадал. Это тем более удивительно, если учесть, что в Ченнае тем утром погибли несколько тысяч человек.
        Был выходной день. Большинство индийцев встают рано, и уже к девяти часам утра пляж Марина Бич в Ченнае заполнили толпы гуляющего народа. Многие, как обычно, приходили семьями, чтобы пройтись вдоль моря воскресным утром.
        Когда волна захлестнула набережную, спастись удалось немногим. Людей просто унесло в море. А поскольку среди индусов плавать практически никто не умеет, то и выплыть почти ни у кого не получилось.
        Несколько дней потом вдоль многокилометрового побережья стояли родственники погибших, вглядываясь вдаль с надеждой, что море выбросит на берег трупы или какие-нибудь вещи.
        С Таней, хозяйкой замечательного гестхауса, я познакомился полгода назад на фестивале Ауровиля, проходившем в Подмосковье. Тогда я просто перекинулся с ней парой слов, поинтересовавшись возможностью забронировать жилье к моему приезду.
        В «город рассвета» она приехала из Одессы в начале девяностых, когда начали выпускать из Союза. У нее море обаяния и настоящий ауровильский характер, в котором гармонично сочетаются непринужденность, бодрость, настойчивость и прекрасное чувство юмора. Она отлично ладит с представителями разных культур и открыто смотрит на мир без идеологических рамок.
        Я рассказал ей, что хочу присоединиться к Ауровилю, и спросил, как мне действовать, чтобы лучше познакомиться с его жизнью.
        - Ты все правильно делаешь, - ответила Таня, - Езди, смотри, знакомься с людьми. Не бойся задавать вопросы.
        - Хорошо, - сказал я. - Тогда задам тебе сразу несколько вопросов. Как тут летом с погодой?
        - Ой! - вздохнула она. - По-разному. Бывает очень жарко - иногда под пятьдесят. Но год на год не приходится.
        - А дожди?
        - Дожди в основном в июле и октябре. В июле они как манна небесная воспринимаются, потому что прохладу приносят. А в октябре уже немного достают… Но здесь не так, как в Гоа, где по нескольку недель лить может, не переставая. Тут день-два дождь, а потом - нет. Хотя тоже по-всякому бывает. Иногда дороги грунтовые так размывает, что никуда проехать невозможно. Например, у «Солар китчен» - вообще кошмар! Тем, кто в городе живет среди грунтовых дорог, порой по несколько дней дома сидеть приходится… С другой стороны, в этом тоже есть положительный момент - сидишь дома и книжки читаешь, никуда спешить не нужно. Здесь дождь и жара - уважительные причины, чтобы никуда не ходить.
        - Еще вопрос насчет школ. Если я тут живу, но еще не являюсь ньюкамером - возьмут ли моего ребенка в школу?
        - Возьмут. Что-то в районе ста долларов в месяц стоит - точно, правда, не скажу… Здесь сейчас со школами очень хорошо стало. Не то, что раньше, когда мои маленькими были.
        - А как к Ауровилю относятся официальные российские лица? Я имею в виду нашу дипмиссию.
        - Консульство в Ченнае - хорошо. Там душевные люди работают. После цунами, например, когда у многих туристов пропали документы, они очень оперативно всем помогли… А вот посольство в Дели… - Таня покачала головой. - Приезжал сюда как-то российский посол - это тихий ужас был! Ходил пьяный вокруг Матримандира с бутылкой водки в руках. Потом лег на травку и заснул. Короче, такой пикничок себе устроил. - Таня вдруг вскочила с кресла. - Ой! Что же я здесь сижу, чуня вологодская! У меня ж там шведы приехали! Ждут, когда я их поселю…


        Конечно, гестхаус «Вэйвс» - это не совсем Ауровиль. Здесь в основном останавливаются проезжающие туристы. Некоторые вообще не знают толком, что из себя представляет город. Глянув на окружающие его деревни, они полагают, что это как раз и есть Ауровиль.
        Есть здесь и несколько постоянных жителей, гостящих у Тани месяцами, плюс тамильская семья, помогающая ей с уборкой и готовкой завтраков.
        Молодой веселый парень с грустными глазами по имени Вэлу уже несколько лет работает в «Вэйвс». Он любит Боба Марли и серфинг.
        Сегодня он устраивает вечеринку. Днем купил у рыбаков на пляже две огромные рыбины. Долго ходил по территории геста, показывая их удивленным туристам. Рыбы размером не намного уступали самому Вэлу.
        Когда зашло солнце, он разложил костер. Порезал рыбу на большие куски, завернул их в пальмовые листья и запек в углях.
        В темноте вокруг костра собралась глотающая слюни публика. Все расселись на теплом песке. Кто-то откупорил бутылку джина.
        Рядом со мной села Лина - красивая девушка из Бергена. У нее веселая улыбка, длинные платиновые волосы и синие, словно вода глубоких норвежских фьордов, глаза.
        Вэлу выгреб из углей пальмовые свертки и, обжигая пальцы, принялся их разворачивать. К верху поднялся ароматный белый пар. От запаха стала кружиться голова, словно у голодающего.
        Думаю, ничего вкуснее этой рыбы я не ел. Разговоры затихли. Слышно было только мычание, испытывавших плотское наслаждение людей.
        Наевшись до состояния транса, я откинулся на песок. Я лежал и смотрел вверх - туда, где среди россыпи звезд длинные стволы пальм смыкаются к висящей точно в зените яркой луне, заливающей все вокруг пепельно-белым светом. От этого света пространство кажется нереальным, будто ты не на Земле, а на какой-то далекой и неизведанной планете. Песок покрыт серебром. Да и не песок это уже, похоже, а лунный реголит.
        Лина кладет голову мне на колени и тоже смотрит в бесконечное небо. От нее пахнет морем.
        - If you don’t mind[27 - Если не возражаешь (англ.).], - говорит она.
        Я не возражаю.
        У высоких, с четырехэтажный дом, пальм отсутствуют верхушки с листьями - напоминание о цунами трехлетней давности. Они стоят прямыми десятиметровыми черными столбами, окружая мерцающие в бликах костра фигуры людей. Я ничуть бы не удивился, если б в тот момент из-за них вылез Кинг-Конг.
        Вэлу зажигает привязанные к толстым веревкам металлические лампадки и начинает «крутить огни». Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее они с шипением разрезают темноту, вырисовывая горящие круги.



        Лена

        Утром в столовой, когда я пил масала-чай[28 - Масала-чай - сваренный в молоке чай с добавлением смеси пряностей.] и пытался прочитать свою почту в интернете, какой-то звонкий женский голос принялся вещать из-за соседнего стола, не давая мне сосредоточить на мониторе взгляд невыспавшихся глаз:
        - Я не могу так! Ты понимаешь? Это невозможно! Здесь не просто нет условий для работы! Здесь противопоказано работать! У меня весь бизнес рухнет! Клиенты разбегутся!
        Я отвернулся от экрана и посмотрел в сторону звукового раздражителя. Голос принадлежал высокой девушке с длинными шелковистыми волосами и удивленным взглядом широко распахнутых глаз, одетой в легкомысленный сарафанчик, способный загипнотизировать среднестатистического индуса. Она активно жестикулировала, обращаясь к Свете. Та мягким голосом пробовала ее успокоить:
        - По-моему, ты зря паришься.
        - Я вообще никогда не парюсь! У меня весь багаж в Дели пропал, и я не парюсь! Я парюсь только из-за того, что работать не могу!
        - А что тебе мешает?
        - Всё! Всё мешает! Вороны каркают! Вечером комары!.. Не буду же я в этом коконе работать… И вообще - тут расслабуха полная… Пляж…
        Она замолчала и с тоской уставилась на пенящееся голубое море.
        На самом деле я был с ней солидарен. Мне тоже необходимо работать: у меня «висела» статья в толстый журнал, нужно было закончить сценарий. Пляж, жара и шум моря работе никак не способствовали. Я вспомнил гестхаус в Самасти, и мне опять захотелось найти хоть что-нибудь подобное.
        - Лена, зря ты так кипятишься, - примиряюще сказала Света. - Может, тебе просто отдохнуть стоит? Вон, посмотри, итальянец твой спокойный какой. Бери с него пример.
        Итальянца я приметил уже давно. Он все утро стоял у входа в столовую, прислонившись к столбу, и смотрел куда-то в одну точку задумчивым взглядом.
        - Он не спокойный, - сказала Лена. - Он в ступоре. Мы, как в Индию приехали, он в ступор вошел и не выходит из него. Каждый день бегает маме звонить - рассказывает, какой здесь кошмар, какая здесь грязь и отвратительная кухня. К тому же у него второй день понос.
        Она глянула на неподвижную фигуру бойфренда и громко спросила:
        - Марио, комо эста?
        Итальянец вздрогнул, страдальчески посмотрел на Лену и, ничего не ответив, опустил глаза.
        Лена вздохнула, взяла свой чай и села напротив меня.
        - И какой у тебя бизнес? - поинтересовался я.
        Она отхлебнула из чашки и ответила:
        - Продаю рингтоны в интернете. Звонки для мобильников. Ты будешь смеяться, но оказывается, существует столько идиотов, готовых платить за такую чепуху…
        - А что? Хороший бизнес, - согласился я. - Им же можно заниматься где угодно.
        - В принципе, да. Я поэтому им и занимаюсь. Только мне в аське торчать постоянно надо. А здесь у меня интернета нет. Приходится в интернет-кафе ходить. А другие в это время купаются.
        - Ну, а что делать? Или бизнес, или отдых… Между прочим, здесь интернет организовать не проблема.
        - Да я знаю. Только это не так быстро делается - пока организую, уже уезжать надо будет… Можно, кстати, у тебя интернетом воспользоваться недолго?
        Я повернул к ней ноутбук:
        - А итальянца ты зачем сюда приволокла? Запугала парня до смерти.
        - Да черт его знает. Потащился за мной. Любовь, наверное… А мне практика нужна в итальянском. Я пять языков знаю: английский, итальянский, французский, немецкий немного…
        - В следующий раз вези француза. Их здесь много. Лена махнула рукой:
        - Да ну их всех. Наши лучше, хоть и пьющие… А этот вообще маменькин сынок.
        Она постучала по клавиатуре. Потом повернула ноутбук обратно ко мне и встала.
        - Марио! - крикнула она. - Пошли завтракать! Тебе нужно поесть!


        На следующий день итальянец уехал, а мы с Леной принялись колесить на моей «Хонде» по Ауровилю в поисках подходящего жилья. Первым делом наведались в Самасти - у меня теплилась слабая надежда, что там освободилась какая-нибудь комната. Надежда, как и следовало ожидать, не оправдалась.
        Я вспомнил, что неподалеку, в Шаранге, есть большой гестхаус, и мы заехали туда. Расположенные по кругу одноэтажные домики стояли среди тишины и покоя. В центре рос баньян-беседка. У одного из домиков на террасе сидел человек с бородой и в очках, читал газету. «Француз», - подумал я.
        - Простите, - обратилась к нему Лена. - Не подскажете, где нам найти администрацию гестхауса?
        - А что вы хотите узнать? - спросил он с французским акцентом.
        - Мы ищем две комнаты.
        - Сейчас здесь нет ни одной свободной комнаты, - сказал он.
        - А вы можете дать свой телефон? Мы бы позвонили позже - возможно, что-нибудь освободится.
        - У нас нет сотовых телефонов. Мы считаем, что радиоволны вредят здоровью… Мы считаем, - подчеркнул он. - Не я, а мы. - Он улыбнулся и добавил: - Администрация вон в том домике. Там вы можете узнать городской номер.
        Лена кивнула и сказала по-русски негромко:
        - Дикие люди.
        У ворот коммьюнити Све-Дам висела афиша: «Артфестиваль "Колибри" - живопись, музыка, танцы, кино, дизайн».
        Пройдя через калитку, мы увидели группу людей, которые внимательно слушали молодого человека большого размера. Тот что-то быстро говорил, жестикулируя, а затем направился в нашу сторону.
        - Скажите пожалуйста, здесь есть гестхаус? - задали мы дежурный вопрос.
        - Гестхауса нет, - ответил большой человек. - Но есть дома, которые сдаются. Только, по-моему, сейчас все занято.
        - А что здесь за фестиваль?
        - Фестиваль открывается завтра. Продлится весь сезон. Будет очень много всего: выступления ансамблей, премьеры фильмов, танцевальные вечера, выставки живописи. Приходите. Будем рады вас видеть.
        - Вы ауровилец? - спросила Лена.
        - Нет. Я из Вены. Езжу по миру, занимаюсь организацией подобных фестивалей. Вот мой телефон, - сказал он, протягивая нам карточку. - Захотите узнать подробнее о программе - звоните. Меня зовут Стефан.
        Он завел старый ржавый «Энфилд», оседлал его - так, что мотоцикл просел под его весом чуть не до земли, - лихо развернулся и, оставив облако сизого дыма и пыли, исчез за воротами.



        Рой

        Хозяина ресторана «Третий глаз» зовут Рой. Он приехал сюда из Дели. Ведет бизнес вместе с женой - живут они на первом этаже, под рестораном.
        Это достаточно высокий для индуса человек, слегка сутулый. Целыми днями он перемещается между столиков, улыбаясь посетителям и предлагая новым лицам свои услуги по покупке авиабилетов.
        При входе в ресторан висит реклама: «Flight tickets! Very attractive prices!»[29 - Авиабилеты! Очень привлекательные цены! (англ.).] Слово «attractive», вместо обычного в таких случаях «good», намекает на продвинутость и образованность хозяина.
        Ресторан - один из самых дорогих в округе - дороже, наверное, только в Понди. Кухня в нем неплохая, но и не выдающаяся. Здесь также можно купить пиво и сухое вино, продажа которых в Ауровиле запрещена.
        Честно говоря, я до конца так и не понял, как в штате Тамил Наду обстоит дело с алкогольным законодательством. Понятно, что в Ауровиле алкоголю нет места совсем. Но деревня, где находятся индийские рестораны, Ауровилю не принадлежит. Жители ее, включая и самого Роя, ауровильцами не являются. Тем не менее официально торговать алкоголем они не могут.
        В Пондичерри в большинстве ресторанов вы также не найдете выпивку. Однако во французской части во всех дорогих заведениях она есть. В индийской же половине попадаются небольшие магазинчики, торгующие алкоголем по смешным по нашим меркам ценам. Есть также непонятные бары, которые работают всего несколько часов во второй половине дня. В один такой бар я как-то зашел. Там было мрачно, накурено и пахло, как в наших пивных брежневских времен. За столиками сидели хмурые тамилы. Перед каждым стоял стакан с виски и непременная бутылка пива.
        Недалеко от ауровильской дороги, немного дальше по шоссе в сторону Ченная, около заправочной станции, есть большой ликеро-водочный магазин. Именно там закупают напитки все заинтересованные в этом вопросе туристы.
        В общем, система с продажей алкоголя в округе Пондичерри кажется немного странной вначале. Однако потом понимаешь, что, возможно, именно она способствует тому, что пьяных людей ни среди туристов, ни среди местного населения нигде не видно.
        С пьяными тамилами за все время я столкнулся только один раз - ночью на безлюдной дороге около «Вэйвс». Они стояли у машины с погашенными фарами, держа в руках бутылки. Когда я подъехал на скутере, как-то сразу агрессивно начали на меня наезжать, но мне удалось быстро проскочить между ними.
        Гораздо опаснее казалась трезвая, но сумасшедшая бабулька, которая каждую субботнюю ночь с тростниковой дубиной в руках дежурила на перекрестке у французского кафе. Этой дубиной она пыталась огреть все движущиеся мимо объекты. Каждую ночь на воскресенье, с полуночи и до трех часов утра, с этого места доносились звуки клаксонов, скрип тормозов и громкая ругань.
        Но вернемся к Рою.
        После второго или третьего моего посещения ресторана, когда я уже спускался вниз, он подошел ко мне и сказал:
        - У меня к тебе дело. Можешь дать мне на месяц тысячу евро? Я отдам тебе полторы. Хороший бизнес. Я начал продавать авиабилеты - мне нужны оборотные средства. Люди заказывают у меня билеты, я их покупаю. Потом они выкупают их у меня.
        Я задумался. С одной стороны, я, конечно, был наслышан о разнообразных мошенниках и разводчиков среди индусов, об их необязательности и склонности к обману. С другой стороны, Рой казался фигурой солидной и надежной - владелец центрового ресторана вряд ли пустится в бега из-за такой суммы.
        - Свободной тысячи евро у меня нет, - сказал я. - Могу дать только четыреста долларов.
        - Этого мало. Может, хотя бы восемьсот?
        - Шестьсот - максимум, что я могу.
        - О’кей, - сказал Рой. - Ты даешь шестьсот долларов, а я возвращаю тебе через месяц девятьсот.
        Я съездил в банкомат, снял деньги и вернулся.
        Мы зашли в дом. Гостиная выглядела очень чисто, отделана скромно, но со вкусом. Посредине стоял стол с креслами. У дальней стены - телевизор и диван перед ним. Над телевизором висел большой портрет Матери. В углу на целлофановой пленке были рядами разложены овощи и фрукты на просушку.
        Рой написал мне расписку на фирменном бланке своего ресторана.
        - Приходи через две недели, - сказал он. - Я дам тебе часть твоей прибыли - сто или двести долларов.



        Юра

        Я приехал в «Вэйвс». Лена, выслушав мой рассказ, спросила:
        - Не боишься, что он тебя кинет? - Риск, конечно, есть. Но сумма небольшая. Да и на мошенника он не похож. Посмотрим…
        - Между прочим, есть вариант с жильем, - сказала Лена. - Две комнаты по двести пятьдесят рупий каждая.
        - И что там? - спросил я.
        - Не знаю. Нужно съездить посмотреть. Это в Аспирейшн - тут недалеко.
        В Аспирейшн можно проехать, свернув налево на перекрестке у деревни Килапалаям. Почти сразу за поворотом, по левую руку, расположена ауровильская поликлиника. Напротив - туристический магазин и отделение финансовой службы. Дальше стоит фабрика ароматических палочек, распространяющая запах благовоний по всей округе. А сразу за ней - ворота Аспирейшн.
        Это одно из первых ауровильских коммьюнити, большую часть зданий в котором составляют одноэтажные хижины с пальмовыми крышами. Сейчас они вместе с другими строениями используются в качестве гестхауса. Все это, как и везде в Ауровиле, утопает в зелени. Проживают здесь шестьдесят человек - довольно много по меркам города.
        Мы оставили скутер на стоянке. Прошли мимо здания столовой.
        В Аспирейшн мне очень понравился подход к организации питания. Готовят все и для себя. Каждый житель коммьюнити должен один день отработать в столовой. Здесь можно проявить свой талант кулинара или просто быть полезным.
        В столовой очень строгий и интересный порядок приготовления пищи. Такого нет, наверное, ни в одном самом дорогом ресторане мира. Во-первых, продукты используются самые свежие и экологически чистые - полный органик-фуд. Затем их очень долго, час-два, тщательно моют, по несколько минут каждый помидор и огурец трут щеткой, ополаскивают в нескольких водах, причем, в том числе и в чистой питьевой воде. Готовится, наоборот, все очень быстро. Меню вегетарианское и очень разнообразное. Свои свежие яйца и неразбавленное молоко, что вообще нонсенс для Индии.
        Я, например, люблю готовить - иногда, для приятных мне людей. С удовольствием делал бы это раз в неделю ради того, чтобы и в остальные дни вот так питаться. К сожалению, в столовую допускаются только жители коммьюнити и гестхауса. Дикарей из частного сектора не берут.


        Рядом со столовой - беседка с крышей из переплетенных лиан. На одной из веток, словно пантера, лежала большая черная кошка и внимательно смотрела на нас зелеными глазами.
        По красным дорожкам расхаживали шикарные петухи с разноцветными хвостами. Я таких красавцев видел только на картинках в популярной в советские времена «Книге о вкусной и здоровой пище».
        Хозяином сдаваемых комнат был, как сообщила Лена, наш соотечественник по имени Юра. Мы довольно долго бродили среди зарослей в поисках его дома, хотя оказалось, что стоит тот довольно близко от ворот. На наш крик «есть кто живой?» из белого двухэтажного строения вышел бодрый мужчина лет под шестьдесят с бородкой клинышком, похожий на профессионального революционера начала двадцатого века. «Революционер» был одет в шорты и оранжевую майку.
        Мы объяснили цель своего визита. Юра взял ключи и повел нас по тропинке вокруг здания.
        За домом тянулся узкий и глубокий (метров семь, наверное) овраг, выполняющий, как я понял позже, функцию сточной канавы. Как ни странно, никаких неприятных запахов из оврага не исходило. Края его были обсажены деревьями и кустами, вертикальные стены увиты выступающими из земли переплетенными толстыми корнями.
        Через овраг в качестве мостика перекинута длинная гранитная плита. Перил не было.
        Я подошел к краю обрыва. Внизу блестел ручеек.
        - Класс! - сказала Лена. - Полный «Индиана Джонс»!
        - Ночью будьте осторожны, - предупредил Юра. - Без фонарика лучше не ходить.
        Мы перешли через мостик. На другой стороне оврага стояло небольшое бетонное здание, похожее на какую-то хозяйственную постройку. Юра кивнул на него и сказал:
        - Здесь у меня производство. Я делаю сыр.
        - Вы делаете сыр? - удивился я.
        - Да, - с гордостью сказал Юра. - Я делаю сыр.
        - И какой?
        - Эдам, камамбер. Между прочим, я единственный человек в Индии, который делает камамбер.
        - Сложно было производство наладить? - спросил я.
        - Мне, как физику, не сложно. Самое сложное было - заставить индусов не разбавлять молоко.
        Мы прошли по дорожке вдоль каменного забора.
        - Босиком не ходите, - сказал Юра. - Много сколопендр. Иногда и скорпионы попадаются.
        Лена покосилась на меня и принялась осматривать окружающее пространство с озабоченным выражением лица.
        В конце дорожки стоял белый одноэтажный дом с двумя окнами и дверью, забранными решетками и противомоскитными сетками. Один край его упирался в забор, другой зависал над оврагом. Внутри дом показался вполне приличным, особенно после аскетичной тростниковой хижины в «Вэйвс». Здесь были душ и кухня с холодильником, окна которой смотрели на заросший кустами овраг. В комнатах стояли кровати, стулья, кресло и большой обеденный стол.
        - Вот это то, что нужно! - произнесла Лена. - Здесь хоть можно будет спокойно работать.
        - Ну, если вас устраивает, то вот вам ключи, - сказал Юра. - Располагайтесь, а потом подойдите ко мне - разберемся насчет оплаты. У меня правило: деньги вперед. А то, знаете, сколько уже раз попадал: люди живут, говорят «да, да, мы заплатим», а потом тихонько съезжают. И не найти их больше.
        Я обратил внимание на дырку в сетке, натянутой на кухонное окно.
        - Мышка прогрызла. Сейчас исправим, - сказал Юра и вышел.
        Через минуту он вернулся с какой-то железкой, которую просто прислонил к дырке.
        - Пойдемте, я вам покажу, где брать воду, - сказал Юра.
        Он отпер железную дверь в заборе. Мы вышли на улицу. На другой ее стороне возвышалась огромная водонапорная башня. «Хорошо, наверное, с нее закат наблюдать, - подумал я. - Надо будет туда залезть».
        За башней располагалось целое производство по добыче, очистке и розливу питьевой воды. За воротами, в которые мы вошли, стоял открытый цех с компрессорами, насосами и штабелями пустых пластиковых бутылей. Чуть дальше в стене двухэтажного здания устроено нечто, напоминавшее писсуар или место для мытья ног, - несколько водопроводных кранов с желобом водостока под ними. Над кранами были развешены плакаты, подробно описывающие способ производства ауровильской воды.
        Я внимательно прочитал информацию и выяснил, что вода здесь не просто выкачивается из глубоких артезианских скважин и потом фильтруется, а еще делается «живой». Известно, что структура кристаллов «живой» и «мертвой» воды существенно отличается - у «живой» она имеет геометрически правильную, симметричную форму, а у «мертвой» принимает аморфный вид. Так вот, здесь воду пропускают через систему электромагнитов, насыщая ионами серебра, возвращая ей «живое» состояние, утерянное при очистке. Но это еще не все. Во время процесса очищаемой воде играется музыка Моцарта, что, как уверял размещенный над краниками текст, тоже оказывает положительный эффект.
        Вообще-то эффект этот уже давно известен. И крутить музыку во время очистки воды, надо полагать, не стоит больших затрат. Но вы можете себе представить, что, к примеру, в Мосводоканале кому-нибудь в голову придет такая мысль?
        Воду развозят по магазинам, гостиницам и ресторанам. Из кранов можно наливать ее в свою тару для собственных нужд в неограниченном количестве и совершенно бесплатно.
        Чуть дальше по дороге находится ауровильский супермаркет, расплатиться в котором можно только безналичным образом, открыв счет в финансовой службе. Это действительно настоящий супермаркет, хоть и небольшой, в отличие от прочих лавок и магазинчиков.


        Мы вернулись в «Вэйвс». Я собрал свой чемодан. Чемодан Лены находился где-то в недрах делийского аэропорта. Свои вещи она распихала по многочисленным полиэтиленовым пакетам, которые мы и оттащили к стоянке такси.
        Расположившись в своей новой комнате, пошел проведать Юру.
        - Я пока точно не знаю, когда съеду, - говорю. - Но до двадцатого марта точно буду жить.
        - О’кей, - кивнул Юра. - Сегодня первое февраля. Считаем…
        Он принялся загибать пальцы:
        - Первое, второе, третье, четвертое….
        Перечислив все дни февраля, Юра дошел до двадцатого марта и объявил:
        - Итого сорок восемь дней.
        - Неправильно, - покачал головой я. - Вы лишний день насчитали.
        - Ну как же? - удивился он. - Считаем еще раз: первое, второе, третье…
        - Стоп! - прервал его я. - Вы сейчас опять лишний день посчитаете. День приезда и день отъезда всегда считаются за один. Поэтому начинать нужно со второго.
        - Подождите. Вы меня сбиваете. Вы же сегодня поселились? Так вот и считаем: первое, второе, третье…
        Для физика у него было плоховато со счетом. Я не стал останавливать его в этот раз. Он опять дошел до двадцатого марта и радостно сообщил:
        - Вот видите - сорок восемь дней получилось.
        Я решил зайти с другого конца:
        - Вот скажите мне такую вещь. Допустим, я сегодня поселился, а завтра уеду. Сколько вы с меня возьмете - за сутки или за двое?
        Юра задумался.


        На следующий день, увидев Юру, возившегося у своего производства, Лена вышла на крыльцо и поинтересовалась, когда мы сможем попробовать его сыр.
        - Все спрашивают, - сказал Юра. - Все хотят попробовать сыра. А между тем, сыр требует определенного времени для созревания.
        Через полчаса он появился в дверях и протянул мне круглую коробочку.
        - Сколько стоит? - спросил я, не будучи на сто процентов уверен, что это подарок гостеприимного хозяина.
        - Двести пятьдесят.
        Я расплатился. Юра ушел.
        - Однако, - сказала Лена.
        Я развернул красивую упаковку и достал нож. Камамбер почему-то не хотел разрезаться на ровные кусочки и крошился под острым лезвием.
        Лена положила немного сыра в рот и принялась задумчиво жевать.
        - По-моему, это творог, - сказала она.
        Я тоже попробовал.
        - Похоже на домашний сыр, который у нас на рынках продают.
        Вечером Юра заглянул к нам и спросил, понравился ли нам сыр.
        - Мне кажется, что он не дозрел, - сказал я. - Похоже на творог.
        Юра развел руками:
        - Вы все просите сыра. А сыр требует времени для созревания. Эта партия где-то через неделю поспеет.


        Следующие два дня мы с Леной занимались каждый своей работой, сидя друг напротив друга по разные стороны стола.
        Утром третьего дня Лена, проснувшись, вышла из своей комнаты с недовольным лицом.
        - Меня кусают, - сказала она.
        Я пожал плечами. Меня никто не кусал.
        - Всю ночь не могла спать.
        - У нас на всех окнах сетки. Комаров не видно.
        - Это не комары. Кто-то падает с потолка и кусает.
        Она взяла свой ноутбук и ушла в интернет-кафе.
        В принципе, я уже начал подозревать, что наш дом окружает целый зоопарк. После захода солнца оставить открытой дверь было невозможно - сразу налетали полчища комаров и мошек. Сейчас же, как только Лена ушла, наш дом посетил симпатичный бурундучок. Он перепрыгнул через порог, сел, осмотрелся, увидел меня и убежал.
        Позже мне предстояло узнать, сколько всяких тварей обитает во влажной растительности у оврага. Но пока мне казалось, что все обстоит нормально.
        В «Вэйвс» тоже была кое-какая живность, но больше интересная, чем опасная или неприятная: нереальной красоты огромные бабочки, шмели величиной с детский кулак, смешные любопытные крабики и маленькие шустрые крыски, носившиеся по крыше столовой.
        Еще через день Лена съехала, сказав, что Таня предоставила ей отдельный кирпичный домик. Я остался один в двухкомнатной квартире со всеми удобствами всего за двести пятьдесят рупий в день.



        Костя

        За два месяца проживания в Ауровиле я приобрел больше друзей и знакомых, чем, наверное, за десять последних лет жизни в Москве. Среди них и старожилы города, и люди, приехавшие сюда недавно, за последние год-два, а также туристы - в основном, конечно, мои соотечественники, многие из которых приезжают сюда уже не в первый раз, а некоторые живут по несколько месяцев.
        Русских туристов очень много. Иногда мне кажется, что их большинство. Но это, конечно, не так. Просто русские традиционно любят селиться поближе к соотечественникам и в результате оказываются друг у друга на виду. «Вэйвс» - самый русский гестхаус в Ауровиле, хотя кроме русских здесь живут люди со всего мира.
        Практически все, с кем мне довелось общаться, очень интересные собеседники. При этом индивидуальность каждого человека проявляется намного ярче, чем в нашей обыденной жизни. С разными людьми я беседовал на разные темы: те, которые были естественны и уместны с одним человеком, совершенно не подходили при встрече с другим. Однако с каждым разговаривать всегда занятно и, главное, познавательно, и бессодержательными эти беседы никак не назовешь.
        Среди вновь прибывших туристов иногда встречаются те, кто все время молчит. Не берусь судить обо всех, но, как мне кажется, причину этого молчания в некоторых случаях я понял позже.
        Для этого мне пришлось обратить внимание на еще одну категорию новичков, только недавно приехавших из внешнего мира. Они приезжают сюда со своим мироощущением и со своими проблемами, и продолжают общаться со всеми так, будто все еще находятся в Москве, Петербурге, Караганде, Тель-Авиве или Будапеште. Они говорят о деньгах, магазинах, шмотках, автомобилях, пробках на дорогах, дачах, пятизвездочных отелях в Турции, о политике, телевидении и футболе. В общем, о том, о чем говорим мы в нашей повседневной жизни.
        Обычно такая «говорильня» продолжается несколько дней. Некоторые, особенно активные, говорят поначалу беспрерывно, не встречая возражений и какой-либо реакции. Но постепенно понимают, что доброжелательные люди, внимающие им, на самом деле их не слушают. Что вопросы, наполняющие ежедневное существование рассказчика, им просто не интересны. И если человек этот не слушает настоящую музыку, не интересуется литературой и историей, а настоящим путешествием считает поездку в Египет по путевке, то оказывается, что и сказать-то ему здесь нечего. И остается лишь молчать, бессмысленно глядя перед собой.
        У нас же сложилась замечательная компания с веселыми ребятами: Андреем из Самары, Светой из Алма-Аты, Костей из Ижевска и Леной, которая, как выяснилось, приехала из Питера. Мы вместе все время ездим, изучаем город, ходим на концерты и выставки. Вечерами разговариваем или смотрим кино.
        Сейчас вокруг темным-темно, а мы сидим в куполе света под крышей столовой. Светы с нами сейчас нет - она только что научилась ездить на скутере и где-то колесит.
        Когда все ненадолго замолкают, слышен шелест пальм и шум прибоя. Но через минуту кто-нибудь нарушает эту условную тишину, продолжая начатый разговор. Разговор в который уже раз идет об Ауровиле: кто что увидел в этом городе, что ему все это напоминает. И снова я убеждаюсь, что каждый видит Ауровиль по-своему. И что мнение каждого зависит и от количества прожитых в городе дней, и, прежде всего, от количества увиденного, а самое главное - от количества общения с его жителями.
        - Лично мне это напоминает фильм «Кин-дза-дза» - ту планету, где люди в белом кактусы из них делали, - сказал Андрей.
        Костя улыбнулся:
        - Смешная аналогия.
        Костя здесь далеко не в первый раз. Мне кажется, что он собирается стать ауровильцем, хотя, возможно, я и не прав - с ним я на эту тему как-то еще не говорил.
        Мне же, по мере знакомства с Ауровилем, постоянно вспоминается светлое коммунистическое будущее, описанное Стругацкими в их книжках «Полдень. XXII век», «Жук в муравейнике», «Далекая радуга». Совпадение прочитанного в юности и открывшейся мне здесь реальности иногда просто поражает. Разве что вместо памятника Ленину в центре города стоит Матримандир…
        - А я вот не пойму, - сказал Андрей. - Мне пока все тут нравится. Я перед поездкой почитал много рассказов тех, кто здесь бывал… Много негативных отзывов. Причем, понять, что, по мнению людей, плохо, у меня не получилось. Но негатив часто люди пишут.
        Костя кивнул:
        - Я могу тебе сказать, почему об Ауровиле иногда отзываются и пишут плохо.
        - Почему?
        - Потому что, если признать, что Ауровиль - это хорошо, тогда надо признать, что весь остальной мир - это плохо. Потому что Ауровиль - это альтернатива современному миропорядку. И придется признать, что ценности и идеалы современного цивилизованного мира не есть гуд… Наша жизнь стоит на трех пороках: алчности, зависти и гордыни. Мы учим наших детей добру и любви, а сами показываем противоположный пример. Проповедуем духовные ценности, а ведем себя, как хищники. Единицы признаются, что главное для них - ухватить кусок пожирнее, принизить ближнего, чтобы возвыситься, работать не для души, а для наживы. А живут так очень многие. И заставляют так жить других, втаптывая в грязь непокорных. Наш мир строится на лицемерии. А отсюда и мысль, что Ауровиль - это такой подвох, чье-то желание ободрать других людей, только еще хитрее (но чье желание - никому почему-то неизвестно). Мол, мы живем по волчьим законам, зато честно. А тут вам рассказывают какие-то утопические сказки про братство, а на самом деле - суть все та же. Мол, человек - это животное - хищник или скот - и никакие светлые идеи его не исправят.
Одни уверены, что это так. Другие боятся, что первые правы. Третьих, как показывает практика, - единицы… И потом, заметь, негативные отзывы и заметки об Ауровиле всегда очень поверхностны - это, как правило, впечатления людей, не давших себе труда поглубже ознакомиться с городом.
        К тому же до многих просто не доходит, что Ауровиль - это не аттракцион для туристов. Никто не будет прыгать вокруг них за то, что они приехали сюда со своими деньгами. Здесь люди живут своей жизнью, а мы у них в гостях… Мать говорила не про коммуну, а про «божественную анархию». Тут ведь вся фишка в том, что Ауровиль - это самоорганизующаяся система. И функционирует она намного эффективнее системы управляемой… Вот скажи мне, как на протяжении всей истории осуществлялось управление?
        - Как?
        - Очень просто. По каким-либо принципам (демократическим или совсем наоборот) ставится хозяин-управленец (президент, там, или царь - неважно), который начинает рулить, на самом деле, как его душе угодно - иногда, может, слегка ограниченный какими-нибудь законами или правилами.
        Он составляет планы и добивается их исполнения обществом с помощью экономических и властных рычагов - налоги, полиция и прочее. Что у него при этом на уме, никто не знает - он может поднять уровень жизни своих подданных, может опустить, а может вовлечь их в войну. Если его управление становится неэффективным для общества, то его тем или иным способом - выборами, переворотом или еще каким - убирают и ставят другого, который уж точно знает, что нужно делать. Потому как если его не убрать, то такое государство очень быстро исчезает… Двигаясь по определенному плану, даже самые лучшие умы рано или поздно приходят в тупик, потому что не может один человек знать, что нужно для развития общества. Слишком ограниченное существо - человек. Помнишь, Воланд у Булгакова удивлялся: как это человек может управлять своей жизнью, если не в силах даже составить план действий не только на какой-нибудь серьезный срок, но даже не знает, что случится с ним сегодня вечером?
        - Помню. Там, где про кирпич сказано, который просто так на голову не падает.
        - Вот-вот… А как это происходит в Ауровиле? Здесь нет ни государства, ни управленцев, ни налогов, ни, по большому счету, даже единого плана города. Есть идеи, принципы, а также избранный актив, который следит за соблюдением этих принципов и за распределением финансов. И смотри, какая получается интересная штука: Ауровиль не дает возможности обогащаться - он дает возможность создать себе комфортные условия жизни, но обогатиться не даст. То есть материальный стимул к труду (то, на чем строится современный мир) отсутствует. Нам все время твердят, что если людям не нужно будет зарабатывать деньги, то они ни хрена не будут делать - только жрать, развлекаться и тонуть в пороках. И в пример приводят СССР, где всеобщая уравниловка создала нацию бездельников и халтурщиков. Хотя никакой уравниловки там и не было - обдираловка была, но при этом денежный стимул работал на полную катушку - все ведь стоило денег… А здесь люди как-то на тунеядцев не похожи. Во всяком случае, глядя на результаты их деятельности, такого не скажешь… И живут при этом хорошо…
        - Но деньги ведь в Ауровиле существуют?
        - Существуют. Но, во-первых, это рассматривается как временное явление. Да и как без денег можно взаимодействовать с окружающим миром? А во-вторых, деньги уже не несут здесь такого смысла, как везде, и не являются такими важными… В современном мире деньги дают свободу. Вот в чем их главная привлекательность. Чем у тебя больше денег, тем больше ты можешь себе позволить. Чем больше ты себе можешь позволить, тем ты свободнее… Здесь же деньги совершенно не добавляют свободы. Они не дают возможности делать, что хочешь, управлять и командовать людьми, вести себя по-барски. Никто не оценит здесь твою крутизну, которая демонстрируется прекрасным автомобилем, дорогими часами, личным самолетом, длинноногой секретаршей и охраной с пистолетами… Здесь свободу дает возможность работать над тем, что тебе нравится, возможность реализации своего творческого «я», возможность претворить в жизнь самые смелые фантазии. Никто не скажет тебе здесь: «Ты должен зарабатывать деньги, чтобы жить по-человечески». Но идея, дух города говорят: «Чтобы жить по-человечески, ты должен делать этот мир лучше»…
        - «Чтобы жить по-человечески, ты должен делать этот мир лучше», - повторила Лена. - Мне нравится такая формулировка.
        - Мир тысячелетиями погружен в религию, - продолжал Костя. - Все религии зовут к любви и миру. Все главные грехи и добродетели во всех религиях одинаковы. Люди молятся, соблюдают обряды, убивают, насилуют, обогащаются с одинаковым усердием. Они выходят из церкви, а затем сбрасывают бомбы на Гернику, Хиросиму, Ханой, Кабул, Грозный. Они кричат славу Богу и взрывают детей. И воруют, воруют, воруют. Невзирая даже на ущерб природе, в которой их же детям и жить. И все хотят счастья, наивно полагая, что даст его хороший счет в банке. А вместо счастья имеют зависть, злость, страх и геморрой. Кучу бесплодной суеты и сомнительную, как правило, славу. И никак они не поймут, что единственный способ жить в мире и гармонии - жить по закону Божьему внутри нас. Не в молитвах, не в проповедях, не в обрядах и не в фантазиях своих, а реально. В жизни. Любить людей. Природу - мать нашу. Детей - своих и чужих. И даже негров, евреев и эстонцев.
        - А зачем для этого нужен Ауровиль? - спросила Лена. - Почему нельзя просто быть добрым, порядочным человеком и соблюдать закон Божий?
        - Поговорку знаешь: «С волками жить - по-волчьи выть»? Современный мир делится на тех, кто имеет, и на тех, кого имеют. А кому хочется, чтобы его имели? Божественная же анархия предполагает отсутствие за ненадобностью желания накопления денежной массы. А вместо этого дает возможность для роста и совершенствования - прежде всего самого себя. Человек должен сам заниматься улучшением своего «я» - не по указке государства и его идеологии, тем более, что государству, на самом деле, на все это плевать. А люди по-прежнему полагают, что нужно посадить наверх умного дядю, довести до него свои чаяния и дальше уж не мешать ему делать всех счастливее.
        - А анархия, по-твоему, более эффективный способ управления?
        - Так это не просто анархия. Не та анархия, о которой Кропоткин писал. Речь идет не просто об отрицании государства. Идея заключается в том, чтобы обществом управляло Божественное сознание: природа, Бог, сверхразум - называй, как хочешь. Каждая религия имеет свое название для этого, каждая философия - свое понятие. Даже материалисты признают, что законы природы сильнее человека. Но они сильно ошибаются, когда полагают, что постигнув эти законы, станут лучше управлять человечеством, поскольку постигнуть законы мироздания человеку научными и философскими изысканиями невозможно. А возможно это, только если жить по этим законам, суть которых для человека в простых вещах: не вреди, люби и твори. А тогда и Бог, и законы природы или кармы приведут людей к гармонии. Это естественный путь к прогрессу, в отличие от других - искусственных.
        - Хочешь сказать, западный мир идет по искусственному пути?
        - Западный мир вообще никуда не идет. Он не озабочен улучшением взаимоотношений между людьми. Он держится за счет толерантности до поры до времени, но она же его и уничтожит. Для западной цивилизации понятие прогресса сводится к развитию материальной составляющей жизни. А это глупо. Посмотри практически любую американскую фантастику о будущем. Там люди обладают сложным оружием, машинами, средствами связи. Они строят огромные технократические дома, навороченные транспортные системы, космические корабли. А живут все теми же интересами, что и в каменном веке. И всегда (заметь, всегда!) уничтожая или уже уничтожив природу. Кто хочет жить в той жизни, которую показывают эти фильмы? Причем, обрати внимание, что других картин будущего ты в этих фильмах не увидишь. Западная цивилизация меняться не хочет, а будущее свое видит исключительно в неприглядном свете. Вот такой парадокс.
        - Так это разговор о том, можно ли изменить человеческую природу?
        - А ее можно изменить. Умные люди так полагали. Иначе зачем проповедовал Иисус Христос? Зачем писал Кант? Для чего жили Ауробиндо и Мать?.. Насильно ее нельзя изменить. И нельзя ее изменить с помощью экономических рычагов или политики. Ее можно изменить только так, как делает Ауровиль - строя новую среду обитания для нового человека. Чтобы люди видели, что нормальная, нравственная жизнь оказывается намного лучше, чем та, которой мы все живем… И потом у человечества просто нет выбора: или переход на новую ступень развития - без войн, религий и государств, или вперед - в американскую фантастику.
        - Ну, хорошо, - сказал Андрей. - Но ведь не каждый может бросить все и переехать в Индию, чтобы строить будущее. Некоторым, может быть, просто этот климат противопоказан. Да и разумно, на мой взгляд, было бы не только Ауровиль развивать, но и строить подобные поселения по всему миру. Почему этого больше нигде не происходит?
        - Происходит, - ответил Костя. - Есть довольно много поселений, в чем-то похожих на Ауровиль. Но большинство из них стоят лишь на идее экологической гармонии и желании людей удалиться от городов. Им всем не хватает той цельной философии, на которой основан Ауровиль. А в результате в головах у людей все равно остается весь этот мусор и ложные идеалы, ведущие нас по замкнутому кругу.
        - Что такое «мусор» и что значит «ложные идеалы? - спросила Лена.
        Костя отставил стакан с чаем в сторону, взял лист бумаги, ручку и принялся записывать.
        - Пишу по пунктам, - прокомментировал он. - Первое - религия, второе - государство, третье - семья, четвертое - нажива, пятое - власть, шестое - привилегии, седьмое - злоба, восьмое - мое. Слово «мое» тут ключевое. Можно развивать дальше: «мое государство», «мой куш», «моя семья», «мой сад». Все, что соотносится с гордыней и определением «мое».
        - А если я не хочу выбрасывать из головы мою религию и мою семью? Значит, я не пригодна сообществу?
        - Я точно не пригоден, - сказал Андрей, глядя на список, - по пунктам два, три, четыре и шесть.
        - Сообществу может быть пригоден любой нравственный человек, который несет в себе индивидуальность, - ответил Костя. - Просто нужно отдавать себе отчет, что религия и семья - это твое личное пространство, которое никто тебе не запрещает иметь, если оно тебе нужно. Но оно нужно тебе, а не обществу. Общество не должен волновать твой Бог. Для него должно быть важно, насколько твои действия согласуются с божественным. Способен ли ты блюсти те же базовые принципы - не красть, не убивать, любить своего ближнего и так далее. А как ты называешь своего Бога и каким образом ему молишься - твои личные проблемы. Мне, например, до лампочки - кришнаит ты или православный. Меня волнует, как ты ведешь себя по отношению ко мне и к обществу. То же самое и относительно семьи. Важна любовь. А твое общее хозяйство с другим человеком - это твое личное хозяйство. Его у тебя никто не отнимает. Важно развитие детей, которое, на самом деле, должно обеспечивать общество, потому как гармоничное общество сделает это лучше любого родителя… Если же для тебя прежде всего важно, чтобы твои дети молились твоему Богу, то тогда,
конечно, в таком сообществе тебе делать нечего.
        - То есть ты хочешь сказать, что детей должны воспитывать не родители?
        - Конечно. Должна быть система воспитания нравственного человека, выработанная обществом. Детей должны воспитывать профессионалы - педагоги и психологи. И это должно быть именно воспитание, а не дрессировка, как у нас. У всех людей разные способности к воспитанию, педагогике, преподаванию. Кто-то вообще на это не способен. Тем не менее, когда такие люди заводят детей, общество возлагает на них такую же ответственность. А на самом деле ответственность за воспитание и образование должно нести общество. В современной системе, например, семья в принципе не способна дать человеку полноценное образование, и в результате его дают общественные институты - школа, вузы, массмедиа. А ответственность несет все равно семья, которая на эти институты не только повлиять не может, но даже не всегда может понять, какие цели решают эти институты по отношению к их детям. Тем более, что в большинстве случаев никаких целей и нет, кроме вдалбливания информации и какой-нибудь идеологии. Совершенно очевидный парадокс, который люди упрямо не хотят замечать… И не надо мешать в одну кучу родительскую любовь с образованием и
воспитанием… Вы посмотрите на родителей в массе. Мало того, что в большинстве своем они никакие не педагоги, так среди них и просто монстры попадаются. Мы передаем нашим детям наши собственные недостатки (прекрасно при этом зная о них) и получаем таким образом порочный круг. Воспроизводим в поколении детей свой собственный портрет, который самим нам не всегда приятен.
        Скрипнули ворота. Мы повернулись и увидели Свету, спешащую к нам.
        - Ребята! - сказала она. - Поехали в Све-Дам! Там сейчас концерт интересный будет.
        Все зашумели, стали расспрашивать, что за концерт. Лена сказала, что устала и пойдет спать. Остальные запрыгнули на своих двухколесных коней. Затарахтели двигатели, и небольшая мотоколонна, разрезая темноту светом фар, двинулась вдоль пляжа.
        По дороге я вспомнил, что в бензобаке моего скутера почти пусто, остановился у палатки, чтобы заправиться, и дальше уже ехал в одиночестве.
        За Килапалаямом я чуть не натолкнулся на полной скорости на лежащую на дороге корову. Она по-собачьи положила голову на асфальт, слившись в темноте с окружающей средой. Похоже, я задел ее нос колесом.
        Путь мой лежал через центр города, мимо Матримандира. Когда к нему подъезжаешь ночью, он не появляется неожиданно перед тобой, а начинает понемногу угадываться за высокой кустарниковой оградой таинственным мерцанием, переливающимся желтым свечением и красными огнями. В ограде появляется просвет, затем широкие ворота, и вот уже его видно весь, похожий на корабль инопланетян, приземлившийся где-то среди джунглей.
        Я остановился, заглушил двигатель и подошел поближе к воротам.
        Над огромной, играющей золотым светом сферой, чуть правее на небе зависло небольшое, освещенное лунным светом облако. Вокруг мерцали звезды… Я уже собрался уезжать, как в этот момент из-за облака вылетел метеор. Ничего подобного я не видел в жизни! Это не была обычная падающая звездочка из серии «успел загадать желание?» Хорошо виднелась его яркая большая голова. Он летел полого, прямо над куполом храма, оставляя за собой толстый огненный хвост, похожий на дыхание дракона. Можно было успеть загадать кучу желаний, но я просто стоял, замерев с открытым ртом…
        Послышался приближающийся звук двигателя. По веткам ограды забегали блики света. Какой-то скутер подъехал, остановился рядом со мной и замолчал. Свет фары погас. В полутьме я увидел Лену. Она смотрела то вдаль, то на меня своими удивленно-распахнутыми глазами.
        - Ты видел? Я чуть с мотика не упала.



        Дорога в Aуровиль

        Дорога в Ауровиль, отходящая от прибрежного шоссе, требует отдельного описания. Человеку, решившему остановиться в этом месте надолго, предстоит проехать по ней бесчисленное множество раз.
        Путь начинается с внушительного горба спид-брейкера, или, как называют у нас, лежачего полицейского. Без него здесь никак. Иначе бешеные мотокрикши будут вылетать на перекресток, не сбавляя скорости, пачками. Знаменитая гоголевская фраза: «Какой русский не любит быстрой езды!» свидетельствует о том, что Николай Васильевич не был знаком с индийским трафиком. Тук-туки мало того, что ездят всегда с максимально возможной для данного транспортного средства скоростью, они еще редко тормозят. То есть делают это только тогда, когда им угрожает непосредственная, видимая опасность. Наличие впереди перекрестка, поворота или сужения дороги таковыми не считаются.
        Справа в этом месте, на углу стоит кафе, именуемое многими туристами «французским». Со своей крашенной в серый цвет террасой с резными белыми колоннами оно очень симпатично смотрится со стороны, действительно напоминая о годах французского правления в Пондичерри. Но внутри это колониальное обаяние куда-то исчезает. Кафе это далеко не самое дешевое, кухня здесь оставляет желать лучшего, да и сидеть рядом с шумным шоссе не великое удовольствие. Единственная причина, по которой я иногда захожу сюда, - стопка хороших фотоальбомов, журналов и путеводителей, лежащая на столике у входа.
        Дальше, вверх по дороге, идут жилые дома, перемежаемые небольшими ресторанами, редкими магазинчиками сувениров и тканей, ремонтными мастерскими, пунктами проката велосипедов и мотоциклов, туристическими агентствами и гестхаусами.
        Вся эта деревня носит совершенно потрясающее название, которое я, невзирая на его непроизносимость, все-таки приведу: Перьярмудальярчавади. В разговорах мы применяем сокращенный вариант - Мудальяр.
        Заканчивается деревня несколькими симпатичными гестхаусами, за которыми следует школа.
        Я проезжаю мимо открытых широких ворот. Внутри за стволами высоких пальм видно большое светло-бежевое здание, построенное в футуристическом стиле.
        Школа эта не муниципальная, а ауровильская. Преподавание в ней идет на тамильском языке. Посещают ее дети тамилов-ауровильцев, и, в большей части, дети из окрестных деревень.
        Школа очень престижна среди местного населения. Окончив ее, дети, кроме разностороннего образования, получают самое главное, что сейчас ценится в Индии, - хороший английский язык. Здесь это очень важно. Хороший английский практически гарантирует достойную работу и высокий заработок для выходца из любой, даже самой бедной семьи.
        Многие туристы, проезжая здесь, не замечают школу за большим забором, но ее существование дает знать о себе каждый будний день: по утрам и после обеда по краям дороги то в одну, то в другую сторону стайками идут детишки в красивой клетчатой форме.
        После школы следует перекресток - естественно, тоже с лежачим полицейским.
        Скопище разнокалиберных домов впереди, пыльная разбитая улица и отсутствие там растительности свидетельствуют о начале очередной тамильской деревни, которая зовется Килапалаям.
        Главная дорога уходит направо. В противоположную сторону путь лежит к коммьюнити Аспирейшн, где я сейчас и проживаю.
        По правую руку от меня на углу перекрестка, на широком бетонном постаменте, обнесенном невысокой кирпичной оградой, возлежит Дурга, широко раскинув свои многочисленные руки. Это огромная скульптура, расписанная яркими красками. Воинственная супруга Шивы в одной из своих рук держит нож, в другой - неизвестный мне предмет вроде скипетра, похожий на золотой ключик. У нее красивое сари, множество украшений и богатый головной убор. Она спокойно смотрит в небо слегка презрительным взглядом подведенных глаз. У изголовья и в ногах у нее лежат желто-рыжие львы с оскаленными пастями. Дурга всегда украшена цветами, а по вечерам жители деревни ставят вокруг постамента горящие свечи.
        За мебельным магазином и дешевым индийским кафе с досами и тали дорога поворачивает налево и входит в деревню. Если же в том месте свернуть направо, на грунтовую, то вы окажетесь в небольшой роще с погребальным холмиком на полянке неподалеку, а проехав еще дальше через лес, можете посетить самый лучший ресторан в городе под названием «Рома’с китчен». Каждый раз, проезжая мимо вывески с его названием, я задавался вопросом: кто такой этот Рома? И каждый раз, общаясь с ауровильцами, забывал об этом спросить.
        В той же стороне, недалеко от «Рома’с китчен», расположены несколько коммьюнити, но это, по большому счету, все еще не сам Ауровиль, а отдельные его островки между тамильскими деревнями и полями. Нужно сказать, что подобные островки (а иногда и целые архипелаги) окружают основную часть города со всех сторон, а некоторые отстоят довольно далеко от Матримандира. Самые дальние коммьюнити, вроде Этернити и Аннапурмы, расположены километрах в десяти от центра города - таким образом расстояние между крайними точками Ауровиля составляет более двадцати километров.
        Деревня Килапалаям, через которую проходит дорога за поворотом, совсем небольшая. Выполняет она, тем не менее, функции финансово-экономического центра для туристов в округе. Здесь есть банкоматы, отделение госбанка Индии, три храма, множество магазинов с одеждой и сувенирами, продуктовый магазин, ряды с фруктами-овощами, несколько интернет-кафе, маленькое снэк-кафе с большим меню вкуснейшего ауровильского мороженого, «куриная» палатка (живая минуту назад курица разделывается при вас). Здесь всегда оживленно - туристам нужно такое место. А количество туристов в Ауровиле и вокруг него, как я уже говорил, намного превышает численность жителей города. Если к этому прибавить бесконечных индийских экскурсантов, ежедневно доставляемых на автобусах к Матримандиру, а также тех, кто селится в Пондичерри, но приезжает сюда, то счет может идти на десятки тысяч.
        Кстати, таких туристов (приезжающих из Понди) часто бывает очень легко узнать. Дело в том, что в популярном путеводителе «Лоунли Плэнет» есть рекомендация взять велосипед напрокат и на нем «совершить приятную прогулку в Ауровиль, находящийся в восьми километрах от Пондичерри». Нужно сказать, что информация эта не совсем точна. В реальности беднягам, решившим последовать этому совету, приходится сначала проехать восемь-десять километров по шоссе в бешеном трафике, а затем еще столько же по описываемой мной дороге, треть которой поднимается в гору, а еще одна треть - грунтовая и очень пыльная. Прокатившись по жаре по такому маршруту и глянув мельком на Матримандир, они возвращаются злые, смертельно уставшие и поминают в дальнейшем Ауровиль недобрым словом. Их можно видеть ежедневно по утрам - они идут вверх по дороге, обливаясь потом, и ведут в руках раздолбанные прокатные велосипеды.
        Но вернемся к описанию деревни Килапалаям. Кроме всего вышеперечисленного, у дороги находится ауровильская бейкери - булочная, по-нашему - где можно выпить чаю и купить разнообразную выпечку: хлеб, самосы, пироги, пиццу. Рядом, через дорогу - еще один ауровильский магазин-кафе и еще одна гордость жителей города, производящего массу экологически чистых продуктов питания. Здесь можно отведать ароматный кофе и вкуснейшие пирожные, а также выбрать что-нибудь из огромного разнообразия сортов меда, орехов, фруктовых сиропов, шоколада, сыра, макарон и прочая, прочая. Все, что здесь продается, произведено в самом Ауровиле и соответствует тому, что в Европе называют «organic food». Я не знаю точно, как все обстоит на самом деле, но похоже, что продуктами питания город может обеспечить себя полностью.
        Надо сказать, что от ченнайского шоссе до Килапалаяма ведет еще одна асфальтовая дорога с лучшим покрытием, которой намного меньше пользуются. Начинается она от того места, где находится Симплисити. Я часто по ней езжу, хотя путь таким образом получается больше на километр. Зато там ровный асфальт, гораздо меньше транспорта, да и сама дорога очень живописна. Есть тут, тем не менее, одна тонкость: не стоит выбирать этот путь на закате. Один раз я поехал по ней в начале седьмого вечера и проклял все на свете. Сначала мне в лицо повалила нескончаемым потоком мошкара, а затем на дороге появились ведомые пастухами стада коров. Всю дорогу я лавировал между ними, отплевываясь от насекомых и стараясь не поскользнуться на коровьей лепешке.
        Вдоль этой дублирующей дороги расположены еще несколько ауровильских коммьюнити, ни одно из которых, впрочем, я не успел посетить.
        В том месте деревни, где обе дороги пересекаются, стоит самый маленький из трех храмов. По сути это небольшая бетонная будка, обнесенная бетонным же забором. На крыше, в окнах и на заборе, блистая толстыми голыми пузами, в большом количестве сидят сделанные в человеческий рост фигуры из пантеона индийских богов, напоминая балаганный кукольный театр.
        После захода солнца, перед вечерней молитвой из храма, накрывая всю деревню, идет низкий звук - компьютерно-человеческий бас закольцованной фра - зой повторяет бесконечно-протяжное «аааа-умммм-мммм».
        Другие два храма стоят сразу за деревней на берегу озера. Напротив, через дорогу, видны еще два культовых сооружения - большие скульптуры лошадей. Кто они такие, я не знаю, так как не силен в ведической мифологии.
        От этого места отходит дорога к коммьюнити Нью Криэйшн - один из главных спортивных центров Ауровиля. Там есть общедоступный бассейн, гимнастический и тренажерный залы и другие спортивные площадки. А сразу после озера у главной дороги расположен «Нью Криэйшн корнер» - популярный ауровильский ресторан с европейской кухней. Он работает утром во время ланча и еще раз вечером в ужин, а в остальное время превращается в снэк-бар, где можно поесть блины, картошку-фри, выпить чай или сок.
        После Килапалаяма пространство по сторонам дороги все больше и больше обрастает деревьями, пока не превращается в настоящий лес - тот самый ботанический сад, выращенный ауровильцами на месте безжизненной пустыни. Именно здесь и начинается настоящий Ауровиль. Здесь мы пересекаем окружность, которую начертила на карте Мать, обозначив размеры будущего города.
        Высокие деревья смыкаются над дорогой, образуя зеленый купол, который накрывает большую часть территории Ауровиля. И если в окружающем город пространстве в жаркие солнечные дни все раскалено, то в Ауровиле почти всегда и везде не жарко.
        Нужно сказать, что прохлада достигается здесь не только посадками деревьев, но и специальными ирригационными сооружениями, которые не просто питают водой зеленые насаждения, но и создают комфортный микроклимат во многих коммьюнити. Въезжая в Ауровиль после жаркой, пыльной и шумной Индии, еще не увидев собственно города, испытываешь настоящую благодать, словно попал в райские кущи Эдема.
        Сразу за небольшим мостиком, уже в густом лесу, направо отходит грунтовая дорога - скорее даже тропа, напоминающая бобслейный желоб. Проехав по ней метров триста, вы упретесь в ворота коммьюнити Питчандикулам. Оно интересно тем, что представляет из себя не просто ботанический сад (что здесь не редкость), а ботанический сад лекарственных растений. Рядом с деревьями и кустами стоят таблички с их названиями и описанием лечебных свойств.
        Здесь живет Джосс - один из главных идеологов озеленения Ауровиля. Количество завершенных им проектов в этой области, а также масштаб задуманного просто поражают. Сейчас его идеи простирается далеко за пределы города - например, власти Ченная планируют предоставить ему огромный район, где сносят трущобы и ликвидируют устаревшие промышленные предприятия, для создания природно-рекреационной зоны. Дело в том, что за последние несколько десятков лет в Тамил-Наду исчезло огромное количество видов растений и животных, и идея Джосса заключается в восстановлении утраченной природной гармонии.
        Дальше, примерно через километр, главная дорога делает зигзаг, в начале которого, повернув налево, можно добраться до нескольких коммьюнити - в том числе до Ами с ее молодежно-байкерским стилем, где проводятся дискотеки, а также до ботанического сада. А еще чуть дальше, свернув на широкую грунтовую дорогу направо, вы поедете коротким путем к центру города. Мы, однако, продолжим пока двигаться прямо, по дороге, огибающей Ауровиль - по тому пути, который проезжают большинство вновь прибывших туристов.
        Примерно через километр густой лес расступается и дорога проходит через еще одну деревню - ничем не примечательную, за исключением большого перекрестка. Налево от него путь лежит к главному шоссе Пондичерри-Ченнай (прибрежное шоссе на самом деле считается второстепенным), а также к большому количеству ауровильских коммьюнити, разбросанных по юго-западной окраине города на значительной площади, в большинстве своем связанных с сельским хозяйством.
        От перекрестка я еду направо еще пару километров мимо редких магазинов. С этого места, являющегося, наверное, самой высокой точкой над уровнем моря в Ауровиле, открывается вид на панораму всего города. Впрочем, кроме леса, лежащего в раскинувшейся передо мной долине, больше ничего и не заметно - город-невидимка скрывается под густой листвой. Ночью отсюда видно светящийся купол Матримандира и подсветку прожекторов, создающих над ним нечто, похожее на корону.
        Вскоре от асфальта направо отходит широкая грунтовая дорога. На перекрестке стоят указатели, извещающие, что в этом направлении путь лежит к Матримандиру и к «Визиторс Центру». Последний находится буквально в трехстах метрах от перекрестка. О его существовании за высокой кустарниковой изгородью можно догадаться по расположенной здесь большой стоянке и шлагбауму, перекрывающему дальнейший путь автомобилям, но не препятствующему двухколесным транспортным средствам.
        Именно таким путем, которым мы сейчас проследовали, сюда прибывают все автобусные экскурсии, а также те туристы, которые еще не знают города и просто следуют указателям.



        Илья

        Бетонная дорога выходит к пляжу и заканчивается широкой площадкой метров за сто до ворот «Вэйвс». Днем, особенно в выходные дни, здесь все заставлено мотоциклами и автомобилями. Толпы радостно гомонящей тамильской молодежи, семьи с детьми, группы школьников, мороженщики со своими цветастыми кибитками на велосипедных колесах перемещаются между берегом и шоссе.
        Сейчас здесь пусто. Вокруг - ни одной живой души. Небо затянуто облаками, и вдали от освещенной трассы ночная темнота кажется плотной и осязаемой.
        Слева от меня, словно могучий зверь, дышит невидимый океан. Он остыл после дневной жары и теперь гонит на землю плотный поток свежего воздуха.
        Береговая линия тонкой мерцающей нитью тянется к рассыпанным на горизонте огням города Пондичерри, упираясь во вспыхивающий маяк.
        Свет фары широким клином лег на лунную поверхность пляжа. Дорога кончилась. Впереди - узкая одиночная колея. По ней надо проехать, не останавливаясь и не съехав в сторону, иначе скутер увязнет в песке, и без посторонней помощи его уже не вытащить.
        Ворота заперты, и поэтому я, как обычно, подъехал вплотную, упираясь в них колесом, чтобы фарой осветить кодовый замок и, перегнувшись через руль, вытянутой рукой накрутить нужные цифры. Наконец, толкнув створки, я въехал внутрь, припарковал скутер и неторопливой походкой старого кавалериста направился к столовой.
        Уже от ворот я заметил, что вся наша компания сидит за столом при неярком свете и слушает какого-то незнакомого мне молодого человека. Я тихо присел рядом, стараясь не нарушить поток его красноречия. Парень был высок, широк в плечах, держался раскованно и обаятельно улыбался. На его обгоревшем лице ярким пятном выделялся краснорозовый облупленный нос. Одет он был в цветастую рубашку, купленную, видимо, совсем недавно на рынке для туристов.
        - … и вот вижу, - продолжал говорить он, - девчушка такая несчастная, с испуганными глазами сидит в автобусе. Судя по белоснежной коже, только приехала в Индию. Вжалась вся в сиденье, глазами хлопает - а в них прямо ужас стоит. Она еще, дурашка, платье с вырезом надела, лифчика на ней нет, юбочка коротенькая… А вокруг индусы черные сгрудились, и все на нее хищно смотрят. И видать по ней, что готова уже из окна выпрыгнуть… И тут захожу я… - Он взял паузу и победно обвел глазами аудиторию. - Правда, через полдня понял, что погорячился. Так она ко мне привязалась - как собачка. Еле сбежал от нее. Вот теперь кляну себя - разбередил юную душу и бросил…
        - Ничего, - успокоила Лена, - может, выживет.
        - Будем молиться за нее, - сказала Света, качая головой.
        Парень с подозрением покосился на нее. До него, наконец, стала доходить ирония собеседников.
        - Этак недолго и карму попортить, - добавил Андрей.
        Красноносый плейбой вздохнул:
        - Ладно. Это все отрыжка прошлой жизни… Надо теперь очиститься… Менять что-то…
        - Звать-то тебя как? - спросил я, протянул руку и представился.
        - Илья, - ответил он.
        - Надолго сюда?
        - Пока не знаю… Изначально был план в Кералу поехать. Правда, из-за очень приблизительного знания английского мои планы здесь все время меняются. Сами по себе. Меня постоянно заносит куда-то, куда я вообще не предполагал заезжать. Хотя, похоже, здесь все, что ни делается - к лучшему. - Он звонко прихлопнул комара, сидевшего на голой ноге и продолжил: - Вот сюда, в Ауровиль, я совсем не собирался приезжать. Думал, какая-то секта. А оказалось прикольно… Но больше всего прикололся от ашрама в Пиллачавади.
        - Это где?
        - Здесь недалеко. По дороге в сторону Ченная. Целый день сегодня там провел.
        - Что за ашрам?
        - Совершенно фантастическое место. Там такой интересный дядечка… Очень правильные вещи рассказывает. И музыка такая играет!.. Хочется сидеть там и слушать, слушать… Никогда так хорошо себя не чувствовал, как сегодня.
        - Ты ж английского не знаешь, - удивился я.
        - Представляешь, как мне повезло: познакомился там с парнем - он оказался синхронным переводчиком. Посадил меня рядом с собой. Говорит: «Буду тебе переводить - мне это для практики нужно».
        В этой стране все так удивительно происходит - как надо. И все само собой… Знаешь, я всего неделю в Индии, а уже столько всего повидал! На севере был, в Ришикеше, в Гоа метнулся, теперь вот здесь оказался.
        - Эка тебя колбасит! - присвистнул Андрей.
        - Точно! В самолете, из Москвы когда летел, познакомился с ребятами. Поехали, говорят, с нами в Ришикеш. Ну, я и поехал… Там с девушкой красивой познакомился. Она в Гоа собралась. Я с ней… Два дня в Арамболе прожил. Пообщался с одним очень интересным человеком. Он мне говорит: «Надо тебе к Сай Бабе съездить». Я поехал… Только к Сай Бабе не попал - по дороге еще одна барышня склонила меня Мамаллапурам посетить… Но вот Мамаллапурам меня не приколол: камни - они и есть камни, хоть и древние… Там мы с ней и расстались - грустная история получилась… Взял я такси и говорю индусу: «Вези меня, куда твои черные глаза глядят»… Вот так здесь и оказался.
        Через полчаса мы остались вдвоем - Света пошла спать, Лена с Андреем решили прогуляться вдоль моря.
        Илюха принес початую бутылку гоанского рома. Мы выпили. Раскурили трубку привезенного им из Ришикеша чараса.
        - А чем в миру занимаешься? - спросил я.
        - А! - махнул он рукой. - Организую культурный досуг олигархам и прочим толстосумчатым. Снимаю для них виллы в Европе, музыку привожу, девочек, если надо.
        - Типа Куршавеля?
        - Ну, вроде того. Они же сами не могут так просто отдохнуть. Нужно, чтобы кто-то весь этот пафос организовал.
        - Как же ты без языка в Европе виллы снимаешь?
        Илюха посмотрел на меня, как на наивного ребенка:
        - Какой язык? Там, где наши мешки денежные ходят, уже давно русские всем заправляют. Если б английский там нужен был, я бы давно его выучил. К тому же я французский слегка знаю - в школе учил. - Он плеснул еще рома в блестящие металлические стаканы. - Только теперь это все в прошлом. Культмассовая работа на благо отечественного капитала закончена. Я из этого бизнеса ушел. Красиво ушел. От души дверью хлопнул.
        - Что так? У олигархов пропал интерес к подобному виду отдыха? Потянулись к духовной пище?
        - Какой там! Сдалась им эта духовная пища! Духовную пищу неудачники ищут. А им деньги надо успевать тратить. Зарабатывают много, надо и тратить успевать много. Ты думаешь, это просто - такие бабки тратить? Это, старик, тоже целое искусство. Спорт своего рода. В этом деле тоже надо быть первым, постараться всех переплюнуть.
        - А я уж решил, что ты в Индии для них новые варианты отдыха присматриваешь.
        - Не нужен нам берег турецкий, и Индия нам не нужна, - пропел Илюха и добавил: - Каждому свое. Кому духовность, книги, индии, храмы-ашрамы. А кому яхты, фотомодели и шампанское с икрой… Ты знаешь, я заметил, что богатые люди искренне считают себя богоизбранными. Мол, не просто так все это на них свалилось… Смешно на самом деле. Человек, который много денег заработал своим трудом и талантом, никогда так не думает. А те, кому повезло - оказался в нужном месте, там не пристрелили, здесь не посадили - чуть ли не помазанниками себя называют. Мне один банкир известный так и сказал: «Богатство - это отметина Бога». Ну, а если ты уже богоизбранный, то на фига тебе еще с духовностью разбираться! У тебя и так все в порядке.
        - Понятно. Как говорится: «Чукча не читатель, чукча писатель».
        Мы еще выпили, и Илюха продолжил:
        - Работал я с ними, работал. Вроде все нормально было. Деньги рекой текли. И тут вдруг в один прекрасный день понимаю, как они мне все опротивели. Смотрю на них и думаю: это ж упыри какие-то!.. А тут еще история такая приключилась. Сняли мы в горах небольшой отельчик на Новый год для одного трубача с компанией.
        - Трубача?
        - Ну, который на трубе сидит… Так вот. Неделю там попойка шла с фейерверками. Девок они с собой кучу привезли… И оказалась там одна девчушка симпатичная, молоденькая совсем - ей, наверное, и пятнадцати еще не исполнилось. Улыбка такая искренняя. Она, по-моему, плохо еще понимала, куда попала. В общем, не похожа она была на подруг своих, которые уже в семнадцать ведут себя, как прожженные бляди… Один раз смотрю - у нее фингал под глазом. Плачет. «Кто это тебя?» - спрашиваю. Молчит. «Давай, - говорю, - я тебя домой отправлю втихую». «Нет. Все нормально», - отвечает. Мол, сама виновата… А у меня дочка от первого брака такая же. Очень похожа… Жалко мне ее так стало. Хотел уже тогда пойти в глаз трубачу дать… А через пару дней эти уроды раздели ее догола, обмазали кремом от торта, засунули свечку в задницу и заставили в таком виде по коридору на карачках ползать… Я к ним в номер влетел, морды всем разукрасил от души - благо, охраны в тот момент не было. К несчастью, пока их мутузил, немного обстановку в номере попортил. Пришлось сразу в аэропорт драпать. По дороге еще в полицию позвонил - сообщил, что
в гостинице русские туристы занимаются совращением несовершеннолетних. И паспорта их с собой прихватил, так что они потом долго в кутузке сидели… Вот такая история. Теперь мне в Россию в ближайшее время показываться не стоит.
        - Что, так все серьезно?
        - Так люди-то серьезные… Годик я могу здесь отсидеться, а дальше - посмотрим… В любом случае в этот бизнес уже не вернусь. - Он помолчал немного, потом подмигнул мне. - Ничего. Что ни делается, все к лучшему. Тут хорошо. Не думал раньше, что в Индии так здорово. Я же просто сюда методом тыка попал - мне ведь все равно было, куда ехать.
        Заскрипели ворота. Мы обернулись. В свете качающегося на ветру фонаря появились Лена и Андрей.
        - Хочу завтра в ашрам с вещами перебраться, - сказал Илюха. - Сдам завтра Тане бунгало - и туда. Наверное, зависну там на время.

«Надо бы съездить, что ли, - подумал я, - посмотреть, что за ашрам такой».
        Лена вошла в столовую, загадочно улыбаясь. Ее длинные шелковистые волосы были растрепаны ветром.
        - Там так здорово, - сказала она. - Кругом темно, и море светится.
        Через день я наведался к Рою. Мы стояли у входа в ресторан.
        - Сегодня не могу отдать твой профит, - сказал он. - Вечером придут пять человек выкупать билеты. Давай приходи завтра.
        - О’кей, - говорю. - Только точно завтра. Я рассчитывал на эти деньги.
        - Завтра - обязательно, - заверил меня он и показал на новенький скутер, стоявший у дверей. - Купил на днях. Если тебе будет нужно, можешь пользоваться. Сколько ты платишь за свой?
        - Сто рупий в день.
        - Это много. Ты можешь брать мой. Только не на все время - когда он мне не нужен.
        - Спасибо, конечно, - подивился я такой щедрости. - Но мне скутер нужен постоянно.
        - Я понимаю, - кивнул он. - Если будет нужно, обращайся.


        В «Вэйвсе» я обнаружил Илюху. Он сидел на полу, прислонившись к стене с отсутствующим выражением лица, глядя куда-то вдаль.
        - Ба! - закричал я. - Какими судьбами? Ты же решил в ашраме навеки поселиться! Что случилось? Не поладил с общиной? Разочаровался в гуру?
        Илюха ничего не ответил. От его прежней веселости и самоуверенности не осталось и следа. Вид у него был какой-то потерянный и нелепый.
        В столовую вошла Таня, посмотрела на него и спросила:
        - Ну что, духовный искатель? Чемодан-то ты зачем там оставил? В пользу ашрама?
        Илюха опять промолчал - лишь рукой махнул.
        - Он чемодан там оставил? - спросил я Таню.
        - Да если б только чемодан! Документы и деньги тоже там.
        - Документы с деньгами в чемодане были, - подал голос Илюха.
        - Так теперь молись, чтобы их никто не оприходовал, - сказала Таня. - Эти духовные учителя, знаешь, какие шустрые бывают? У меня тут как-то поселился один. Весь такой в желтых одеждах. Я, говорит, баба, гуру и садху. Мне свыше сказано, что я должен здесь жить и проповедовать. А по мне, хоть Кришна - живи себе на здоровье… Так он платить ничего не стал, домик не снял. Устроился на песочке под одним из бунгало. Ночью спит там, а днем среди туристов ходит и на духовные разговоры склоняет… А у меня, главное, никто селиться в том домике не хочет - кому охота, чтоб у него под полом мужик какой-то возился… И не выгнать его никак.
        - Так чем все закончилось? - спросил я.
        - Он решил, что ему нужно общину собирать и ашрам строить. Понял, что здесь ему ничего не обломится, и переехал вон туда, на пляж, где забором огорожено. Начал там строиться. Деньги где-то нашел. Перерыли они там все. А потом пришел хозяин земли с полицией (земля-то частная) и выгнал его… Это здесь, на ауровильской территории, полиция никакой силы не имеет - целая проблема человека выгнать. А там все просто. И быстро.
        Она опять посмотрела на Илюху:
        - Ну, а ты что делать собираешься? У меня сейчас свободных мест нет. Может, через пару дней что-то появится.
        - Так, может, ему тоже на песочке устроиться? - предложил я. - Как гуру. Купим ему желтый хитон. Будет нам мантры читать.
        Илюха осуждающе посмотрел на меня.
        - Даже не знаю, чем тебе помочь, - развела руками Таня.


        К вечеру встал вопрос об Илюхином ночлеге. Он к этому времени немного приободрился и даже стал робко улыбаться. Правда, на вопросы об ашраме не отвечал, предпочитая отмалчиваться.
        - Места-то у меня есть, - сказал я. - Только Юра застукает - потребует денег.
        Лена посмотрела на Илюху с состраданием и сказала:
        - Ладно. Пошли ко мне. Я одна в целом доме. Матрасы есть. Приставать не будешь?
        - Не-е, - замахал руками Илюха. - Мне бы выспаться. А то две ночи не спал.
        - Мама миа! - воскликнула Лена. - Что ж ты там делал?


        Ближе к закату я обычно еду в «Вэйвс». Сначала купаюсь в море. Потом или один, а чаще всего с компанией еду ужинать куда-нибудь неподалеку. После ужина еду в город на одно из многочисленных мероприятий, проходящих в Ауровиле ежедневно, или возвращаюсь в «Вэйвс» на вечерние посиделки.
        В этот раз дорогу около шоссе мне преградила похоронная процессия.
        У каждой тамильской семьи есть определенное место, где сжигают всех ее почивших представителей. Всякий раз, когда кто-то умирает, родственники приносят покойника к одному и тому же клочку земли, с маленьким холмиком посредине. Традиции эти существуют столетиями, если не тысячелетиями, - дравидские народы, к которым принадлежат тамилы, жили на юге Индии еще до прихода ариев. Естественно, с течением времени представители когда-то одной семьи разъезжаются по городам и весям, в результате чего иногда похоронной процессии приходится преодолевать довольно значительное расстояние. Впрочем, я не в курсе всех тонкостей скорбных обрядов, и что, например, предпринимают, когда покойник находится в другом городе или штате, не знаю.
        Подобное место может находиться где угодно. Даже если кто-нибудь со временем построит там, допустим, гостиницу или стадион, никто не посмеет помешать соблюдению традиции хоронить своих усопших в священном для семьи месте.
        В один из первых дней моего пребывания в «Вэйвсе» я заметил такой холмик практически посредине территории гестхауса. Тогда я еще не подозревал о его предназначении. На холмике лежали какие-то цветы, а в землю был воткнут то ли небольшой крест, то ли еще какой знак. Желания подробно рассмотреть его у меня не возникло. Все это выглядело несколько странно для меня, человека, незнакомого с местными традициями. «Может, кто-то похоронил здесь любимую собачку?» - предположил я тогда.
        Индийские похороны - зрелище шумное и яркое. Посреди толпы многочисленных родственников и друзей на большой повозке возлежит увитый цветами покойник. Спереди и сзади идут барабанщики и оркестр. Вся эта компания создает невообразимый шум, слышимый порой за несколько километров. Вдобавок, отдельные люди вырываются вперед и с диким грохотом взрывают петарды. В общем, когда неподалеку появляется траурное шествие, создается впечатление, что в деревню входят вражеские войска.
        В этот раз мне пришлось плестись за шумной ватагою минут двадцать, пока она, наконец, не вышла на шоссе, где я смог ее обогнать.
        Я приехал в «Вэйвс», искупался в море, вдоволь попрыгав на волнах, принял душ, расположился в столовой, чтобы обсохнуть и выпить чаю, и тут услышал приближающийся грохот барабанов, звуки иерихонских труб и взрывы петард.
        - Что это? - удивленно спросил сидящий рядом Илюха.
        - Похороны, - ответил я.
        - Ничего себе!.. И куда они идут? К морю?
        Я не знал, что ему ответить. В тот момент я и предположить не мог, куда они идут на самом деле.
        Грохот становился все сильнее, пока не стал оглушительным. Вдруг калитка распахнулась, и на территорию гестхауса хлынула вся эта гремящая, ревущая и бабахающая толпа.
        - Господи!.. - охнула сидящая напротив туристка из Челябинска и застыла с открытым ртом.
        Разноцветный народ, раскидывая в разные стороны цветы, в мгновение ока заполонил все вокруг. Какой-то мальчишка, поравнявшись с кухней, взорвал петарду. От неожиданности все сидящие в столовой подскочили.
        Участники шествия окружили погребальный холмик, быстро сложили на нем дрова и хворост, водрузили сверху покойника, зажгли костер, а затем также быстро начали покидать территорию геста. Через несколько минут никого из них вокруг не осталось.
        Костер постепенно разгорелся. В небо поднялся столб густого бело-желтого дыма.
        В столовой стояла тишина. Было слышно, как потрескивают горящие дрова. Словно загипнотизированные, все молча смотрели на завернутое в саван тело, объятое пламенем.
        - Гляди, - тихо сказал Илюха, наклонившись ко мне, - вон что-то в огне виднеется с ближнего края. По-моему, нога горит.
        Сжигание трупа на костре оказалось достаточно долгим процессом - окончательно костер догорел только к утру следующего дня. Придуманные современной цивилизацией крематории, мне кажется, справляются с этой задачей намного быстрее. Правда, я где-то читал, что представители различных национальностей сгорают с разной скоростью. Зависит это, конечно, не от генетики, а от структуры питания. Дольше всех горят те, у кого основу рациона составлял рис.
        В эту ночь в столовой не слышно было привычного шума и смеха. Никто не смотрел кино и не включал музыку. Все сидели, переговариваясь вполголоса. Лица, освещаемые всполохами огня, выглядели загадочно и торжественно. Неожиданная фантасмагория, начавшаяся на закате, закончилась мистической завораживающей картиной.
        Никто не ушел из столовой до рассвета - несчастные туристы просто не могли пойти спать из-за того, что дым погребального костра не поднимался в небо, а равномерно плотным облаком покрывал большинство хижин гестхауса.
        Надо сказать, что скорбящие не покинули окончательно, как думалось в начале, своего усопшего родственника. Периодически кто-нибудь появлялся около костра, чтобы проконтролировать, как идет процесс.
        А на следующий день пришли несколько человек. Они сгребли пепел с холмика и унесли его с собой. Говорят, чтобы развеять над морем.



        Саша и Аня

        Долго наслаждаться одиночеством в двухкомнатных апартаментах мне не пришлось. Буквально через пару дней в дверь постучали, в дом вошел молодой парень в очках и сказал:
        - Здравствуйте! Меня зовут Саша. Мы будем вашими соседями.
        - Здравствуйте!
        Он бросил на пол здоровенный рюкзак. У Саши было красноватое от загара лицо, белесые брови и небольшая бородка.
        - А мы - это кто? - поинтересовался я.
        - Мы - это мы, - послышался женский голос, и в дверь вошла девушка с длинными волосами пшеничного цвета. Яркое солнце в дверном проеме просвечивало насквозь ее платье, обозначая стройную фигуру. Она улыбнулась:
        - Меня зовут Аня.
        - Проходите, располагайтесь, - пригласил я. - Откуда вы?
        - Из Москвы.
        - Значит, земляки. И давайте сразу на «ты» будем, без церемоний. Хорошо?
        - Хорошо, - сказала Аня. - Давно ты уже здесь живешь?
        - Если имеется в виду этот дом, то неделю.
        - Ну, и как здесь?
        - Пока не понял. С одной стороны - тихо. Опять же - кухня, душ хорошие. С другой стороны - много живности вокруг. До вас в этой комнате жила девушка. Так она жаловалась, что кто-то ее все время кусает по ночам.
        Тут, как бы в подтверждение моих слов, в открытую дверь влетело какое-то насекомое размером с указательный палец, отдаленно напоминающее осу. Оно с недобрым жужжанием принялось летать по комнате, словно небольшой боевой вертолет. Аня негромко взвизгнула и замерла, прижавшись к стене.
        Я схватил карту города Пондичерри и стал бегать за этим монстром по всей квартире. Аня с Сашей при этом стояли, не двигаясь, словно два каменных Ганеши. Наконец, я выгнал гигантское насекомое на улицу.
        - Ужас! - сказала Аня и рассмеялась. - А кто тут еще водится?
        - Говорят, бывают скорпионы, но я пока еще их не видел. Много сколопендр иногда на дорожку вылезает - так что смотрите под ноги… Пока раздражает только крыса.
        - Какая крыса?
        - Она по ночам приходит - часа в три-четыре. - Я показал дырку в сетке на кухне. - Поднимает грохот, миски кидает со стола. Юра сказал, что это мышка, но, судя по звуку, это здоровая крыса.
        - Понятно, - сказал Саша задумчиво.


        На следующее утро я проснулся, услышав шкворчание сковородки и запах яичницы.
        - Миша, будешь завтракать с нами?! - крикнула Аня из кухни.
        - С удовольствием!
        За завтраком ребята выглядели весело и оживленно болтали. Их никто не кусал ночью. Они хорошо выспались после долгой дороги и бодро строили планы на день.
        - Прежде всего нужно залезть на водонапорную башню, - сказал Саша, намазывая бутерброд с арахисовым маслом. - Мне кажется, оттуда можно отлично закаты наблюдать.
        Я кивнул.
        - Потом за водой сходим - и в «Визиторс центр».
        - Хотим побыстрее в Матрмандир попасть, - сказала Аня.
        - А на вечер какие планы? - поинтересовался я.
        - Пока еще не знаем. Мы ведь только приехали. Еще не в курсе, какие тут сейчас мероприятия.
        - Говорят, сегодня в Све-Даме будет премьера какого-то интересного фильма. Там сейчас арт-фестиваль проходит.
        - Ой! Здорово, что ты сказал, - обрадовалась Аня. - Ты нас просвещай, пожалуйста, где что еще происходит.
        - Да вы за пару дней сами сориентируетесь, что и где. Вы, вообще, надолго сюда?
        - Месяц минимум, - сказал Саша. - Может, и больше. Мы только планируем еще одну-две вылазки сделать по нескольку дней. В Кодайканал, например.


        Вечером после кино мы остановились у небольшого открытого кафе, стоящего прямо у дороги недалеко от «Солар китчен». Это настоящее индийское кафе с индийским меню, с досами, чапати и идли. Здесь спокойно и уютно, несмотря на спартанский подход владельцев к организации своего бизнеса.
        Мы сидим при свете одинокой свечи, стоящей посреди стола, укрытые сверху раскидистой кроной какого-то дерева. Невдалеке, рядом с домиком, дымится тандур. По грунтовой дороге время от времени проносятся мотоциклы и скутеры, поднимая облака пыли, клубящиеся в свете фар. Впрочем, до нас эта пыль не доносится. Воздух вокруг нас чист и свеж.
        Официант приносит блюдо с горячими досами и дымящиеся чашки с чаем-масала.
        - Классный был фильм! - говорит Аня. Она осторожно пытается откусить от обжигающего пирожка.
        Фильм был действительно очень хорошим. Группа продюсеров и звукорежиссеров, объединившись под названием «Лайа проджект», проехала вдоль побережья Бенгальского залива, посетив все страны, пострадавшие от цунами. В этом музыкальном проекте участвовало огромное количество музыкантов, представлявших свою культуру. Замечательная, классно записанная музыка сопровождалась красивым и интересным видеорядом, вводя иногда в состояние, подобное трансу.
        Мы доедаем первую горку пирожков и заказываем вторую.
        - Мне сказали, что через две недели в Ченнае будет концерт музыкантов, которые участвовали в фильме, - сказал Саша. - Давайте съездим.
        - Давайте, - говорю я, отхлебывая ароматный бодрящий чай с молоком.
        Затем я откидываюсь на спинку стула. Чувствую, что объелся.
        За соседний столик садится небольшая компания. Индус, колдующий у тандура, заканчивает с выпечкой и начинает нанизывать на металлические прутья большие белые куски рыбы.
        Официант приносит нам счет - шестьдесят рупий.
        - Ужин на троих за полтора доллара, - говорит Саша. - Это круто!


        В темноте мы идем по тропинке к своему дому. В ночной тишине нет никаких звуков, кроме наших шагов.
        Свет фонарика, скользящий по дорожке, обрывается вместе с ней. Впереди - пять ступенек вниз, а за ними - мостик через наш каньон. Саша вдруг выключает фонарик, и мы молча стоим, пораженные увиденным, - все пространство вокруг заполнено светлячками. Они летают над нами, среди ветвей деревьев, над травой и под мостом в глубине оврага.
        - Обалдеть! - слышу я шепот Ани.
        Я осторожно ступаю на мостик и медленно иду вперед. У меня начинает кружиться голова. Вокруг меня - Вселенная, состоящая из огромного количества движущихся звезд. Они везде - сверху, сбоку, подо мной - кружатся, летают, мерцают и переливаются разными цветами от бело-голубого до зеленого. А выше них - россыпь звезд уже настоящих, неподвижных. Лишь за них и можно зацепиться взглядом, чтобы не потерять равновесия.
        Оказавшись на другой стороне оврага, я говорю:
        - Идите без фонарика. Только очень осторожно.
        На мостик вступает Саша. Также медленно, короткими шагами он доходит до середины. Я вижу, как его слегка начинает покачивать. Он закрывает глаза и расставляет руки в стороны, словно канатоходец. Потом снова движется вперед. Я подаю ему руку, и он оказывается рядом со мной.
        - Здорово, - шепчет он мне. И чуть громче: - Аня, только очень осторожно!
        Аня держится молодцом. Очень медленно, но уверенно она проходит всю дистанцию.
        - Галактический полет! - с улыбкой говорит она, поднявшись к нам.


        Мы вошли в дом. Не успев включить свет, сразу же услышали страшный грохот на кухне. Саша с фонариком бросился туда. Я влетел за ним и щелкнул выключателем.
        По кухне носилась здоровая черная крыса. Она в панике скакала по столу, сметая на пол посуду, металась по металлической сетке, закрывающей большое окно. Наконец, найдя дырку, юркнула туда и исчезла.
        - Нормальный такой зверь! - произнес Саша.
        Он подошел к окну и попытался приладить обратно железяку, которой Юра прикрыл отверстие.
        - По-моему, это бессмысленно, - сказал он. - Нужно сетку чинить.
        Мы вернулись в комнату. Там все еще было темно. Аня стояла в дверном проеме.
        - Ты чего свет не включаешь? - спросил ее Саша.
        - Там кто-то сидит, - тихо сказала Аня. - На выключателе.
        Выключатель действительно имел какую-то странную форму. Саша направил на него луч фонарика.
        Это был скорпион. Небольшой - сантиметра три длиной, но все же настоящий живой скорпион - черненький и блестящий, с загнутым, торчащим вверх хвостом. Он сидел совсем рядом с тумблером выключателя. Если бы кто-нибудь, не глядя, попытался включить свет, с большой вероятностью стукнул бы по нему.
        Еще одного скорпиона мы обнаружили на полу. На землю уже опустилась ночная прохлада, и они заползли в дом, чтобы погреться на еще теплой кафельной плитке.
        Я нашел пустую картонную коробку. Скрутил газету. Смахнул газетой скорпионов в коробку. Вышел из дома и закинул ее подальше за забор.
        Саша и Аня молча наблюдали за моими перемещениями, уважительно глядя на меня, словно на опытного ловца скорпионов. Я же, честно говоря, видел скорпионов тоже впервые. Просто данная схема действий показалась мне наиболее разумной.
        Чтобы успокоить ребят, я сказал:
        - Вообще-то говорят, что скорпионы здесь не очень ядовитые. Укус болезненный, но не смертельный.
        - Это хорошо, - негромко сказала Аня.
        - По сути, они не опаснее сколопендр, - сказал я, развивая тему, - коих здесь навалом.
        В подтверждение своих слов я показал на кафельную дорожку, ведущую к нашей двери. На ней, свернувшись клубочком, лежал многоногий полосатый червяк.
        Аня обернулась, посмотрела на дорожку и, пятясь, вошла в дом.
        - Ну и ладненько, - бодро сказал Саша. - Кажись, мы их всех победили. Давайте чай пить.
        Осмотрев еще раз весь дом, мы вскипятили воду, заварили имбирный чай и уселись с чашками за стол в моей комнате.
        Саша включил музыку и развалился на диване. Аня листала книжку. В комнате было еще душно, поэтому дверь мы не закрывали, позволяя прохладному воздуху проникать внутрь.
        За чаем мы завели какой-то неспешный разговор об индийской истории и религии. Ребята оказались начитанными и эрудированными. И тут вдруг мы опять замерли. Какая-то черная тень влетела в открытую дверь, моментально промелькнула мимо нас и исчезла в другой комнате. Там что-то захлопало и заметалось. Потом звуки переместились на кухню.
        - Летучая мышь! - крикнул Саша.
        Мы вскочили и бросились вперед. Вбежав в соседнюю комнату, остановились, увидев, что мышь, совершившая круг по кухне, пару раз стукнувшись о стены, направилась точно на нас. Словно по команде, как солдаты под обстрелом, мы пригнулись и сели на корточки. Черная тень промелькнула над нами. Наконец, оснащенный ультразвуковым пеленгатором организм нашел выход из помещения и исчез за дверью.
        - Уф! - выдохнул Саша. - Вот это скорость! Крыса отдыхает!
        - Ага, - поддакнула Аня. - А скорпионы - вообще дети!
        После всего пережитого было решено закрыть дверь и ложиться спать.
        Впрочем, этой ночью передача «В мире животных» еще не закончилась.
        Мы разошлись по своим комнатам и погасили свет. Я уже начал засыпать, когда на улице, где-то за забором, послышались странные звуки - не то хохот, не то вой. И сразу же по всей округе с остервенением залаяли собаки. Как только они затихли, необычные звуки продолжились.
        Это была гиена. Она охала, смеялась, чмокала, выла и тявкала минут сорок. На каждую ее провокацию местные псы отвечали дружным лаем. Я начал думать о том, чтобы встать, перелезть через забор и закидать ее камнями, когда она наконец успокоилась, и вокруг воцарилась тишина.
        Из-за деревьев появилась яркая луна. Она светила прямо в окно. Я встал, задернул штору и снова лег.
        Сон пропал. Я ворочался с боку на бок, но заснуть никак не мог. Наконец нашел какую-то медитативную позу.
        Тут перед домом послышались шаги. Кто-то большой ходил по траве совсем близко. Ни крыса, ни бурундук не могли обладать такой тяжелой поступью. Впечатление было такое, словно под окнами бродит пьяный.
        - Миша, кто это?! - услышал я громкий Сашин шепот из соседней комнаты.
        - Не знаю! - прошептал я в ответ.
        Саша осторожно встал, подошел к окну и включил фонарь. Мощный луч света выхватил из темноты что-то большое, величиной с крупную собаку, темное и низкое. С топотом и громким шуршанием оно быстро исчезло в зарослях.
        - Это игуана! - негромко воскликнул Саша. - Я ее видел!
        - Блин! Да что ж им всем не спится? - послышался голос Ани.
        Я надеялся, что игуана будет последним впечатлением этой ночью, но ошибся. Когда очередная попытка заснуть начала приносить успех, на кухне с грохотом упало что-то железное - это крыса, выбив загородку, снова пролезла в дыру.
        К тому моменту у нас уже не было сил вставать и идти выяснять с ней отношения. Мы безвольно заснули, предоставив ей возможность спокойно там хозяйничать.


        Утром Аня сказала:
        - Если так будет происходить каждую ночь, я сойду с ума.
        - Вообще-то здесь первый раз такое, - сказал я. - Обычно кроме комаров и крысы никто не беспокоит. Они все с вашим приездом почему-то активизировались.
        - Так это что - они на нас посмотреть все сбежались?
        - Кто ж их знает, тварей неразумных! Шаги я уже слышал раньше, а вот гиена и скорпионы первый раз были.


        Через несколько дней они тоже съехали. Нашли вполне приличную квартиру в деревне, недалеко от шоссе. За те же деньги, что платили здесь за комнату. Квартира была небольшая, но с кухней, горячей водой и гигантским балконом, на котором мы иногда проводили вечера.
        Тут и я понял, что лучше держаться от этого зоопарка подальше, и принялся искать другое место. Обнаружил неплохой вариант. Юре сказал, что собираюсь переезжать, чем весьма расстроил его, так как деньги были мной уже уплачены за полтора месяца вперед.


        Наша компания ненадолго увеличилась: приехали друзья Лены из Питера - Женя и Алена. Вернее, из Питера они уехали уже давно - целый месяц ездили по Северной Индии. Здесь уже не в первый раз. Пережили даже в «Вэйвсе» знаменитое цунами. И вообще очень хорошо знают Индию.
        Женя ходит по гесту голый по пояс, демонстрируя загорелое тело с множеством необычных татуировок, пирсингом и выпуклым животом. Алена - красивая девушка с огненно-рыжими волосами, похожая на лису.
        Скоро, правда, коллектив наш опять станет меньше. У Лены через несколько дней обратный билет на самолет. Андрей и Света собрались продвигаться на запад, чтобы через месяц оказаться в Гоа. Загадочный Костя исчез, ни с кем не попрощавшись.
        В столовой «Вэйвса» образовалось что-то вроде художественного салона. Какой-то тамильский художник расставил здесь свои работы, установил чистые холсты и принялся рисовать. К нему сразу присоединились другие. Ауровилец Виктор изобразил обнаженную натуру. Аня сделала сложные и красивые узоры. Еще один Виктор - художник из Одессы - нарисовал портрет сестры Вэлу: молодая тамилка с ребенком на руках. Получилось очень здорово и похоже.


        Сегодня же, приехав, как обычно, в гест искупаться, я обнаружил всю нашу компанию, что-то возбужденно обсуждающую.
        - Ну и хорошо! - говорил Женя. - Получим полный фан, прокатимся бесплатно. Я в Керале еще ни разу не был.
        - Если ты думаешь, что сниматься в массовке - это «фан», то могу тебя разочаровать, - сказала Алена. - Это скучное и нудное занятие.
        - Что обсуждаем? - спросил я, подходя к столу.
        - Едем в кино сниматься. Завтра уезжаем ночным поездом, - ответил Саша. - Не желаешь присоединиться?
        - Нет. У меня своих дел хватает. А какие условия?
        - Едем на неделю. Платят полторы тысячи рупий в день. Плюс за их счет проживание и питание.
        - А дорога?
        - Дорога - за наш. Но дорога копейки стоит. Берем купе на всех - слипер без кондишна. По шестьсот рупий с носа в один конец.
        - Кто предложил?
        - Чувак один. Он агент кинокомпании.
        - Да условия нормальные, - сказала Алена. - У меня знакомые уже снимались здесь в массовках. Примерно так всем и платят. Я только не понимаю, зачем вообще все это нужно?
        - Радость моя! - улыбнулся Женя. - Прикольно ведь. Кино, домино…
        - Знаю я твое домино, - нахмурилась Алена.
        - А что, вас не берут? - спросил я ее.
        - Женщины не нужны, - сказал Саша. - Историческое кино. Мы будем английских офицеров изображать.
        - Женщины остаются дома, - вздохнула Аня.
        - Такова судьба женская - ждать, - кивнул Саша. - Знаешь, когда жены викингов провожали своих мужей в поход, они садились вязать им теплые свитера. Свяжешь мне теплый свитер, а я буду ходить в нем, чтобы ты видела, как я тебя люблю - до беспамятства, до теплового удара.
        - Погоди, - сказал я Жене. - У тебя же пирсинг на губе. Несколько странный офицер получится.
        - Я им сразу сказал, что вынимать не стану. Но говорят, ерунда - крупных планов не будет.
        - А ты? - спросил я Илюху. - Тоже едешь?
        - Нет. Индийский кинематограф меня мало интересует. Предпочитаю отечественный. Ты, кстати, сценарий когда допишешь?
        - Дописал. Вчера как раз закончил. Сейчас еду в Понди - нужно распечатать.



        Пондичерри

        Пондичерри - город весьма необычный для Индии с одной стороны, и при этом достаточно типичный с другой. Причем стороны эти довольно четко разделены географически.
        Город до недавнего времени был французской колонией, а отойдя к Индии, приобрел статус союзной территории. Архитекторы и строители долго не ломали голову над его планировкой, проложив все улицы параллельно или перпендикулярно друг другу. Благодаря этому в нем невозможно заблудиться.
        Большую часть города окружает кольцевая дорога, одна из сторон которой - набережная.
        Французы, естественно, строили город по своему вкусу. Особенно его часть, примыкающую к морю. Этот район предназначался для проживания белого населения. Здесь расположены все основные административные здания и небольшой красивый парк. Побродив между тихими безлюдными улочками с ресторанчиками, бутиками и сувенирными лавками, вы почувствуете, будто гуляете по небольшому приморскому городку где-то на юге Франции.
        Вдоль просторной набережной выстроились красивые белые здания. С другой ее стороны - песчаный пляж, посреди которого высится большая статуя Ганди, укрытая каменной беседкой с голубым куполом на высоких белых колоннах. Вокруг беседки стоят черные резные столбы, видимо, что-то символизирующие.
        Набережная упирается в ашрам Ауробиндо. Сам ашрам занимает небольшую территорию, но вокруг него расположены принадлежащие ему фабрики, большой гестхаус и жилые дома.
        По мере удаления от моря город меняется, постепенно превращаясь в типичный индийский мегаполис с толпами народа, хаотично движущимся транспортом на улицах, вездесущими нищими, запахом помоев, текущими вдоль тротуаров сточными водами, бесконечными лавками и магазинами - жаркое, ослепленное белым солнцем, зловонное бибикающее варево. Знатоки утверждают, что по безумности трафика Пондичерри может претендовать на одно из первых мест в Индии.
        Въехав в первый раз на скутере в город, я почувствовал через несколько минут, что у меня начинается истерика. Вокруг без всякой логики и упорядоченности во всех направлениях, никогда не включая поворотники, постоянно сигналя, носились автобусы, мотоциклы, грузовики, джипы, мото- и велорикши. Из переулков без предупреждения, не снижая скорости, прямо перед моим носом выскакивали велосипеды и автомобили. Под колеса бросались собаки и дети.
        Однако поездив несколько дней по городу, я убедился, что к авариям это не приводит - за все время я не видел не одной. Похоже, еще один аргумент в пользу самоорганизующихся систем.


        В этот раз я ехал по улицам Понди уже достаточно уверенно, вовсю нажимая на бибику и резво уворачиваясь от постоянно возникающих на моем пути препятствий. Чтобы не нервировать себя понапрасну, достаточно воспринимать эти поездки как веселую компьютерную игру.
        Какой-то европеец в шортах и оранжевой майке, не обращая внимания на поток транспорта, прямо передо мной начал переходить дорогу. Я резко затормозил, нажал на сигнал и от души выругался по-нашему.
        Человек обернулся и оказался… Юрой!
        - Здрассьте! - сказал я.
        - О, Миша! Привет!
        - Как ваши дела?
        - Нормально. У меня, кстати, деньги для вас готовы. Можете зайти.
        - Хорошо. Вечером зайду. Часов в восемь?
        - Давайте в девять. О’кей?
        - О’кей.
        Побеседовав таким образом, он, как ни в чем не бывало, отправился своей дорогой.


        Через минуту, проезжая один из перекрестков, я увидел Стефана. Крупную фигуру с взлохмаченной головой сложно не заметить даже в таком плотном потоке. К его мотоциклу привязаны длинные рулоны ватмана. Мы помахали друг другу руками и разъехались.
        Поначалу может показаться странным, что в городе с полумиллионным населением постоянно встречаешь знакомых. Мало того - любой человек, который длительное время путешествует по Индии, скажет вам, что неожиданные встречи в разных местах страны с друзьями и знакомыми - явление нормальное и обыденное.
        Со временем начинаешь понимать, что причиной тому служат два обстоятельства. Во-первых, большинство туристов бывают, в принципе, в одних и тех же местах - рядом с рынками, магазинами, ресторанами и достопримечательностями. Во-вторых, в толпе людей с темными лицами и черными волосами, одетых в сари и рубашки, белого человека всегда видно издалека.
        Однако позже такое объяснение перестает удовлетворять, когда обнаруживаешь, что знакомые индусы также встречаются тебе в самых неожиданных местах. С удивлением замечаешь, что твой глаз совершенно четко может выхватить знакомое лицо в большой толпе, несмотря на то, что одеждой и походкой этот человек никак не выделяется среди своих соплеменников.
        Как часто бывает в той же Москве, когда видишь знакомую вроде бы фигуру, - потом человек оборачивается, и ты понимаешь, что обознался. Или наоборот, к тебе кто-то подходит, здоровается, а ты никак не можешь вспомнить, где ты видел его.
        Признать, что индусы, несмотря на всю их «униформичность», обладают более ярко выраженной индивидуальностью (а это было бы единственным логичным объяснением данному феномену), мое европейское сознание отказывается.
        Как бы в подтверждение моих мыслей через еще одну минуту я встречаю Роя, едущего с озабоченным лицом навстречу мне, а буквально вслед за ним - незнакомку-испанку. Несмотря на теплую погоду, на ней кожаная куртка, а шея обмотана платком. Я киваю ей, но она меня не замечает - или делает вид, что не замечает.


        Недалеко от набережной, рядом с парком, есть большой книжный магазин, половину которого занимает букинистическая литература. Я припарковал свой скутер около него, намереваясь побродить среди полок с книгами, и тут увидел группу каких-то странных, ярко наряженных женщин на тротуаре неподалеку. Заметив меня, они начали шуметь и о чем-то переговариваться между собой.
        Что-то было в них подозрительное, но что - непонятно. Одеты вроде не так, как обычные тамильские женщины, но в чем заключалось это различие, я сначала не мог уловить, и лишь присмотревшись повнимательней, понял, что всего в них чересчур: слишком много украшений, слишком много косметики, слишком яркие цвета в одежде.
        Не успел я слезть со скутера, как от группы отделились две молодые девушки и направились ко мне. Весь облик их был совершенно театральный. Я не сильно удивился, так как в Индии можно встретить каких угодно оригиналов, но все же было интересно, кто они такие - одно дело встретить шизофреника-одиночку, другое - целый коллектив единомышленников, объединенных неизвестными мне принципами.
        Неясно было также, стоит ли их опасаться. Они шли ко мне явно с какой-то целью, а цель у аборигенов по отношению к белому туристу бывает чаще всего одна: раскрутить того на деньги. Я уже подумывал, не проскочить ли мне быстренько в магазин, но пока размышлял, путь уже оказался отрезан. Девушки подошли совсем близко, и тут я начал понимать, что никакие это, видимо, не девушки, а возможно, мужики, одетые в женские одежды, увешанные разнообразными бирюльками, с толстым слоем грима на лице. Впрочем, те двое, которые подошли ко мне, были вполне симпатичными, несмотря на неопределенность их половой принадлежности, и дружелюбно улыбались.
        Я стоял на месте, решив посмотреть, что же будет дальше.
        Одна из них провела рукой по моей щеке и что-то сказала своей подруге на тамильском. Обе звонко рассмеялись и быстрым шагом пошли обратно. На полдороге та, которая трогала меня, обернулась и послала мне воздушный поцелуй. Через минуту они исчезли в одном из переулков.
        Вернувшись в «Вэйвс», я рассказал о том случае Жене, и он мне поведал, что люди эти называются хиджры. Себя они именуют «третьим полом» и являются по сути теми, кого у нас называют транссексуалами. Некоторые называют их «евнухами», однако сколько из них кастрировано, на самом деле неизвестно. Операции по смене пола для подавляющего большинства из них слишком дорого стоят. Обычно делается простое отрубание «хозяйства», что является противозаконным и весьма опасным - некоторые после этого умирают. Но даже такая, с позволения сказать, «операция» не всем по карману.
        Будучи на самом деле изгоями общества, хиджры, тем не менее, обладают культовым статусом. Их презирают и боятся одновременно. На улицах им подают гораздо чаще, чем нищим и больным. Матери с новорожденными просят у них благословения. Считается, что проклятие, наложенное кем-нибудь из них, обязательно сбудется, так как соединяя в себе мужское и женское начало, не производя при этом потомства, хиджры обретают магическую силу.
        - В общем, к ним относятся примерно так же, как у нас к цыганам, только гораздо серьезнее, - заключил Женька. - Здесь где-то недалеко от Понди есть храм, куда они собираются по определенным праздникам со всей Индии. Поэтому они так часто здесь и попадаются.
        - Понятно, - сказал я. - А от меня-то чего им нужно было?
        - Не знаю, - пожал он плечами. - Может, ты им просто приглянулся?

«А что? Вполне разумное объяснение», - подумалось мне.
        Сейчас, когда я уже постарел и поизносился, такое бывает редко, но в юные годы мне не раз приходилось отбиваться от домогательств секс-меньшинств. Помню, как однажды имел неосторожность после концерта сесть в такси вместе с одним известным певцом-пародистом, который по дороге чуть меня не изнасиловал.
        К сожалению, женщины на меня с такой страстью бросались гораздо реже.


        Искупавшись, я вылез из моря.
        Солнце готовилось к закату, делая окружающие краски спокойнее. Оно опускалось все ближе к верхушкам пальм, но пока еще грело, заставляя мокрые капли на теле исчезать быстрее.
        Слегка обсохнув, я вернулся в гест и увидел в столовой одиноко сидящего Илюху.
        - Где вся компания? - спросил я.
        - Ребята в Понди поехали мотоциклы сдавать. Они ведь на съемки сегодня уезжают… Как у тебя-то дела с твоим кредитором?
        - Пока только бонусы отдает. Правда, если так будет платить, то бонусы скоро основную сумму покроют… Предложил сегодня бесплатные билеты на Шри-Ланку.
        - Это с чего такая щедрость?
        - Говорит, что когда выкупает сразу пачку билетов, ему один дают бесплатный… Вообще, когда он это предложил, у меня сразу мысль промелькнула: «Все. Деньги не отдаст».
        - А если действительно не отдаст?
        - Буду ходить к нему в ресторан завтракать, обедать и ужинать каждый день. Расписка есть. Пусть списывает из долга… Но пока вроде все нормально происходит… А ты что не весел?
        Илюха вздохнул.
        - Знаешь, не могу долго без женской ласки, - заявил он. - Чахну.
        - Так в чем проблема? - спросил я, накидывая полотенце на плечи. - Вон сколько туристок вокруг.
        Он посмотрел на меня как-то мучительно и тоскливо и сказал:
        - Ты понимаешь… Странная штука со мной тут приключилась… Буквально последние дни… Заметил я вдруг, что на белых у меня стоять перестал. Хочу черную… С белыми что-то вообще никак не могу. Какой-то переворот в сознании. Пробовал вчера с нашей итальянкой. Чуть не опозорился. Вовремя отступил. Чувствую - нет пороха в пороховницах…
        А на черных как посмотрю!.. Тут ведь такие попадаются Нефертити!..
        - Да, - говорю, - тамилки есть красивые.
        - Точно, - закивал Илюха. - А потом заметь, какие они все стройные, упругие. Как ходят! Плечи прямые, голова всегда гордо поднята. Сама ведь из деревни последней, а какая стать! Наши красавицы почти все по сравнению с ними… - он запнулся, подыскивая сравнение, - бурдюки. Белые, набитые мясом, жирком и субпродуктами бурдюки!
        - Что-то ты сегодня жесток к европейским женщинам. Они тебе этого не простят… Только зря ты мечтаешь. Здесь подход, как у горцев: тронул девушку - женись.
        Илюха вздохнул.
        В столовую вошла Настя. Ей пора готовить ужин для трехлетнего сына.
        - Вот, - сказал я, - Настя, видишь: Илюха говорит, что европейские женщины по сравнению с тамилками никуда не годятся.
        - В каком смысле? - спросила она.
        - В смысле наружности. Особенно фигуры.
        - Кому как, - ответила Настя. Похоже, ее эта тема не затронула.
        Илюха скептически посмотрел на ее угловатые формы, еще раз вздохнул и сказал:
        - Поеду, наверное, к Сай-бабе.
        - А что ты там забыл? - спросила Настя. - Ну, посмотришь на этого Джимми Хендрикса старенького. Ну, даст он тебе пакетик вибхути в лучшем случае.
        - Что такое «вибхути»? - заинтересовался Илюха.
        - А! Толком никто не знает. Пепел какой-то ритуальный. Он его, типа, прямо из пальцев материализует. А некоторым дарит перстенек, тоже материализованный… Только тебе это не грозит.
        - Почему?
        - Там люди неделями сидят - ждут, когда он на них обратит внимание. Некоторые - месяцами. У тебя терпения не хватит.
        Настя быстро приготовила кашу, ухватила полотенцем кастрюльку и ушла из кухни.
        - Слушай, а может, мне проститутку взять? - спросил Илюха. - Есть же у них проститутки?
        - Наверное, есть, - говорю. - Хотя я не видел.
        - Не может такого быть, чтобы их не было. Проститутки есть всегда и везде.
        - В Антарктиде нет.
        - Так там холодно. Было бы тепло, были бы и проститутки.
        - Ну, - говорю, - попробуй найти, если совсем невтерпеж.
        - А где их искать? Может, объявления есть в газетах? Ты не видел?
        - Не знаю… Попробуй на автовокзал съездить. Место злачное, наркотики предлагают. Там тебя сориентируют. В Ауровиле, думаю, такие услуги не практикуются.
        - Слушай, поехали со мной на автовокзал. Во-первых, у меня скутера нет. Во-вторых, по-английски я плохо… Поможешь товарищу? Не оставишь в беде?
        Я задумался. Каюсь, но мне, как начинающему инженеру человеческих душ, стало интересно глянуть на злачные проявления южно-индийской жизни. Меня вдруг осенило:
        - Подожди, а где ты с ней собираешься?.. Ты вроде как бомжуешь. Не у Тани ведь на крыше.
        - Так ты мне свою комнату уступи на пару часов. Не убудет ведь у тебя. А с меня бутылка гоанского - еще есть в запасах.
        Я посмотрел на Илюху. У него был вид верного и голодного пса. Мне стало его жалко.
        - Ладно, - сказал я. - Но только один раз. В порядке, так сказать, этнографического эксперимента.
        Илюха оживился.
        - Когда поедем? - деловито спросил он.
        - Давай попозже. Встретимся в одиннадцать у «Эдена».


        Без пяти одиннадцать я подъехал к ресторану «Эден». Илюха уже топтался на обочине.
        - Готов? - спросил я.
        - Всегда готов! - ответил Илюха и сел позади меня. Под его массой скутер просел и заворчал низким голосом.

«Вечно ввязываюсь в какие-нибудь истории, - подумал я. - Оставил бы этого озабоченного, умирающего без женской ласки - ничего бы с ним не случилось».
        Ночной Пондичерри мне неожиданно понравился. Он казался чистым и был похож на то, как в старых советских фильмах изображали ночную жизнь в буржуазных городах. Вокруг все сияло огнями реклам, вывесок, магазинов, кинотеатров и ресторанов. По улицам двигался транспорт, насыщая пространство звуками клаксонов. По тротуарам ходили красиво одетые девушки - в своих лучших сари и украшениях. С загадочным блеском в глазах они бросали на нас мимолетные взгляды и сразу же смущенно отворачивались. Илюха вертел головой во все стороны.
        На очередном перекрестке мимо нас проехала моя таинственная испанка. Она с легким удивлением посмотрела на Илюху, чья массивная фигура придавила заднюю часть скутера. Меня взглядом не удостоила.
        Огромный автовокзал жил своей жизнью - заполненная автобусами и авторикшами территория, окруженная со всех сторон лавками, магазинами и кафе, с бесчисленным количеством людей с сумками, чемоданами, тюками, баулами и сидящими на тротуарах семьями с маленькими детьми. Все это издавало разнообразные запахи и звуки, сливающиеся в единый размеренный океан шума.
        Мы нашли стоянку авторикш.
        - Марихуана? Гашиш? - подлетели к нам сразу несколько человек.
        - Как нам найти девушку? - спросил я. - Мой друг хочет девушку.
        - Девушку? - удивился белозубый водитель в бежевой форме.
        Похоже, вопрос был для него неожиданным. Посовещавшись со своим приятелем, он достал телефон и принялся звонить куда-то.
        Любой индус всегда постарается найти то, что ищет клиент. Даже если понятия не имеет о том, где это взять. Он будет названивать по телефону, куда-нибудь бегать, требуя при этом, чтобы ты его непременно дождался. Такие поиски могут иногда затягиваться часами, поскольку остановится ваш помощник только тогда, когда исчерпает все возможности.
        Я уже начал побаиваться, что мы нарвались на такого гида, но через пару минут он закончил разговор, убрал трубку и сказал, показывая на свой тук-тук:
        - Поехали.
        - Сколько стоит? - спросил Илюха.
        - Поехали, - говорю. - На месте разберемся. Может, там такие красавицы, что тебе и бесплатно не захочется.
        Мы забрались на заднее сиденье. Спереди к водителю пристроился еще один чернявый помощник, и мы тронулись.
        Ночью город выглядел совсем по-другому. Я понял, что совершенно не ориентируюсь в нем и не понимаю, куда нас везут. Впрочем, мне показалось, что едем мы на юг, в сторону, противоположную Ауровилю. Ехали мы достаточно долго. Через какое-то время дома стали ниже, транспорта на дороге поубавилось. Пейзаж вокруг уже совсем напоминал деревенский. Наконец тук-тук остановился. Я огляделся вокруг и вдруг понял, что мы стоим на перекрестке у французского кафе в начале дороги на Ауровиль!
        - Илюха, смотри! Мы домой приехали.
        Илюха высунулся в окно, потом повернулся ко мне и удивленно сказал:
        - Во как!
        - И на хрена мы скутер оставили на автовокзале?
        - Н-да… Ну, сейчас он девчонок приведет, а потом на нем же и за скутером сгоняешь.
        - Спасибо, - говорю. - Очень охота туда-сюда кататься.
        - Где красавицы-то?
        Я спросил водителя.
        - Сейчас, - ответил он. - Десять минут.
        - Спроси, сколько стоит, - попросил Илюха.
        - Пять тысяч рупий, - ответил водитель.
        Я перевел. Илюха присвистнул:
        - Ни фига себе! Цены сопоставимы с московскими.
        - Ты хочешь комфортабельное такси или велорикшу? - поинтересовался я.
        - Я хочу красивую черную девушку, - сказал Илюха, оглядываясь по сторонам.
        - Красивая девушка не может стоить дешево.
        Мы прождали полчаса. Через каждые десять минут водитель сообщал, что надо подождать еще немного.
        - Может, это все фикция? - спросил Илюха. - Может, нет у них никаких проституток? Просто дурака валяют от нечего делать? Издеваются над белыми сахибами?
        - Знаешь что? Ты давай жди, а я поеду заберу свой скутер. Нечего ему там стоять.
        Я объяснил водителю, что намерен съездить к автовокзалу, пока тут ничего не происходит. Он кивнул.
        Появился еще один рикша. На нем я доехал до автовокзала. Там сел на свою родную «Хонду». Вернулся к перекрестку.
        Около лавки скопилось несколько тук-туков. Я прошел мимо них. Илюху ни в одном не было видно.
        Я достал телефон и набрал его номер.
        - Ты где? - спрашиваю.
        - Как где? - удивился он. - В мотопёде.
        - В каком из них?
        - В желтом.
        - Они все желтые.
        - Ой, извини, старик.
        Я увидел, как из одного окна высунулась рука и помахала мне. Я опять залез в машину.
        - Закемарил тут, - объяснил Илюха.
        - Слушай, может, ну это все на фиг?
        Вся эта сложная многоходовая комбинация длилась уже почти три часа и мне порядком надоела.
        - Ни… Нельзя. Говорю ж тебе - у меня спермотоксикоз начинается. Страшное дело!
        Он облизнул губы, оглянулся и сказал:
        - Попить куплю.
        Илюха вышел на улицу и, поглядывая по сторонам, развязной походкой направился к лавке. Потом быстро развернулся, прошагал обратно и сел рядом со мной.
        - Там Женька стоит, - сказал он, показывая на противоположную сторону дороги. - Не хочу, чтобы он нас видел.
        - Подожди. Какой Женька? Они ж на съемки уехали.
        - Да вон он стоит. Голый.
        Я пригляделся в темноту. Там действительно стоял Женя. На нем были лишь длинные трусы и шлепанцы. В неверном свете фонарей его загорелая фигура с блестящим пузом казалась черной. Он кому-то махал рукой. Я проследил по направлению его взгляда и увидел Сашу.
        - Да они все не уехали, - сказал я. - И все почему-то голые… Слушай, ты уже теперь без меня всю операцию закончишь. Вот тебе ключ от дома. А я пойду в «Вэйвс» - узнаю, что происходит.
        - Подожди, старик! - зашипел Илюха. - Ну какое тут завершение. Мы еще красавиц не видели. Я еще не расплатился… Один не управлюсь. Да и как я в Аспирейшн пойду без тебя? Стремно. Вдруг застукают?
        В этот момент появился какой-то серьезный тамил. Он махнул нам рукой и сел к водителю. Их стало уже трое на узком переднем сиденье, но неудобств они, кажется, не испытывали.
        Мы проехали до «Эдена», въехали в ворота. В общем, оказались точно в точке нашего старта. Затем прошли в одну из хижин, стоящих с другой стороны ресторана. Там в комнате с лестницей на второй этаж стояли еще два серьезных тамила. Один из них протянул руку и сказал:
        - Money.
        - Деньги давай, - перевел я, с облегчением чувствуя развязку истории.
        - А девушка? - спросил Илюха. - Пусть девчонку покажет. Может, она страшная. Или еще что…
        - You can choose, - сказал тамилец. - You give money - you can choose.
        - Ты сможешь выбрать, - перевел я. - Давай деньги - он тебе покажет.
        Илюха отсчитал купюры. У него были евро. Индусы долго совещались между собой, смотрели деньги на свет и даже звонили кому-то. Наконец главный изрек.
        - О’кей.
        Он что-то прокричал наверх. Оттуда спустилась симпатичная девушка в спортивном костюме.
        - О’кей? - спросил индус.
        Я вопросительно посмотрел на Илюху.
        - Хорошая вроде… - неуверенно сказал он. - Ты как думаешь?
        - Офигенная, - говорю. - Хватай, пока дают, и валим отсюда.
        Я отправился в «Вэйвс».
        В столовой было пусто. Я почитал книгу. Потом прилег на скамейку и задремал. Разбудил меня телефонный звонок.
        - Это я, - сообщил Илюха. - Как ты там?
        - Сплю на неудобной скамейке. У тебя что?
        - У меня цирк. Натуральный цирк. Я, понимаешь, делаю все, что положено, а она все время в процессе звонит кому-нибудь - подругам, сестре. Дает, понимаешь, отчет в реальном времени. Охает, вздыхает. Лопочет что-то по-своему. Мне трубку сует, чтобы я с ними поговорил. Дурдом, короче. Сейчас сижу, перевариваю впечатления.
        - А девушка где?
        - Спит. За ней сейчас приедут. Так что можешь приезжать.
        Уже начало светать, когда я вернулся в дом. Илюха сидел в кресле с грустным выражением лица и курил. На столе перед ним стояла начатая бутылка рома.
        - Давай выпьем.
        - Что-то ты опять не весел, - сказал я. - Что-то хмуро нос повесил.
        Илюха наполнил стаканы. Затянулся.
        - Эх! Не то все это!.. Не то! - сказал он. - Продажная любовь всегда неискренна.
        Я улегся на кровать и сказал:
        - Хочешь большой и светлой любви? Женись. Тут по-другому никак.
        - Может, и хочу, - с вызовом сказал Илюха. - Только где ее взять?
        - Да брось ты, - говорю. - Какие здесь красавицы ходят!
        Илюха вздохнул:
        - Чужие мы для них. Чужие, старик.
        - Конечно, чужие. Язык выучи - будут не чужие. Все проблемы в языке и знании культуры.
        - Наверное. Наверное, ты прав… А вообще, давно я так не веселился.
        На следующий день Илюха уехал в ашрам Сайбабы.
        Через неделю от него пришла эсэмэска: «Видел, получил, еду дальше».



        Мамаллапурам

        Утром меня разбудил голос Ани с улицы:
        - Миша, ты дома?
        Я обмотался лунги, вышел во двор и открыл калитку в заборе.
        - Сюрприз! - сказала Аня и показала на стоящего рядом улыбающегося Сашу.
        - Ну, не такой уж и сюрприз, - засмеялся я. - Видел я тебя вчера. Почему не уехали?
        - Как это часто бывает, планы рушатся в последний момент, - сказал Саша, проходя в дом. - Представляешь, сдали мы мотики, собрали вещи. Алена решила с нами ехать, так они с Женькой вообще дом сдали - Таня сейчас же туда кого-то поселила… Короче, приходим к этому мужику, а он сидит, схватившись за голову и говорит: «Все пропало!» В общем, мы так и не поняли, что у него там произошло. Факт в том, что все отменилось.
        - А где ж ребята ночевали?
        - У нас на матрасах, - сказала Аня. - Так что планы теперь поменялись. Послезавтра поедем в Кодайканал. Уже билеты на автобус купили.
        - По грибы? - спросил я.
        - Ну, и по грибы заодно. Я, кстати, читала, что у человека, поевшего грибочков всего один раз, отношение к жизни становится более позитивным чуть ли не на целый год.
        - Градус настроения повышается, - добавил Саша.
        - Может, - предположил я, - просто после кошмарных глюков обычная жизнь милее становится?
        - Опыт покажет, - ответила Аня. - А завтра хотим в Мамаллапурам сгонять. Сегодня возьмем мотик на один день. Поедешь с нами? Ты вроде хотел.
        - Хотеть-то я хочу, только у моего скутера подвеска совсем никакая. Туда, как-никак, сто шестьдесят километров.
        - Так ты сдай его. Возьми новый.
        - Да неохота заморачиваться. И потом он у меня на таких льготных условиях - подобные вряд ли найду.
        Тут я вспомнил про Роя.
        - Постойте. Мне же Рой предлагал свой. Заеду сейчас к нему. Если даст, то я с вами.


        Услышав про Мамаллапурам, Рой задумался.
        - А это не слишком далеко? - спросил он.
        - Дорога хорошая. Водитель я опытный, - ответил я, имея в виду, конечно, свой стаж езды на автомобиле, а не на мотоцикле.
        - Ну, хорошо… А деньги я тебе через три дня отдам. Сегодня еще не могу.
        Утром следующего дня мы выехали в Мамаллапурам.
        Саша с Аней едут впереди, я - за ними. У Ани из сумки торчат длинные палочки, обмотанные разноцветными лентами. Они с Сашей снимают фильм, в котором Аня танцует с этими лентами на фоне различных индийских видов и достопримечательностей. Никакого смысла в этом нет, но получается в результате очень смешно - этакий психоделический бред.
        Индия славится плохими дорогами. Сколько я читал рассказов и отчетов людей, путешествовавших по этой стране, в которых определенная часть повествования обязательно посвящается отвратительному качеству дорог!
        Мой же опыт свидетельствует обратное. В Гоа дороги в основном вполне приличные и ровные. Поездка на автобусе через большой штат Карнатака показала, что и там дороги вполне хорошего качества - автобус не трясло, и ехали мы довольно быстро.
        Ченнайское шоссе вообще поразило меня. Таких дорог и у нас, пожалуй, не найдешь: хорошее покрытие, везде четкая разметка (которая, как оказалось, ночью подсвечивается!), широкая асфальтированная обочина (она же - велосипедная дорожка), четкие знаки. Автомобилей мало. Прилегающие к трассе деревни и городишки удивляют относительной чистой. Периодически попадаются симпатичные с виду рестораны и кафе.
        Та часть шоссе, которая проходит через округ Пондичерри, как ни странно, намного хуже. Но как только мы проехали через КПП с высокой старинной аркой в колониальном стиле, начался просто какой-то европейский автобан. Без всяких приключений за три часа мы доехали до Мамаллапурама.
        Я давно хотел съездить сюда. Это совсем небольшой городок в сорока километрах к югу от Ченная на берегу Бенгальского залива. На его территории находятся развалины портового города древней индуистской империи Паллавов, существовавшей полторы тысячи лет назад. Большой по древним меркам город построен среди нагромождения скал и огромных гранитных камней. Собственно, сохранились только вырубленные в этих скалах храмы, украшенные сложной резьбой, изображающей сюжеты ведической мифологии.
        Во-первых, очень странно смотрятся сами скалы, неизвестно как образовавшиеся среди большой плоской равнины. В одном месте на покатом каменном склоне лежит огромный и круглый валун величиной с трехэтажный дом. Он лежит тут тысячи лет, и совершенно непонятно, откуда он взялся и почему не скатывается вниз.
        Во-вторых, поражает мастерство древних резчиков, создавших такие грандиозные композиции из прочного камня, - например, самый большой в мире скальный барельеф под названием «Нисхождение Ганга» с бесчисленным количеством фигур. Все это дошло до наших дней в первозданном виде - за многие столетия камень не стерся и не выветрился, сохранив искусно вырезанные фигуры богов настолько хорошо, что можно легко заметить, насколько разные у них всех выражения лиц.
        Странные ощущения испытываешь, когда смотришь на произведения искусства и зодчества, созданные в эпоху, когда на территории европейской части России вообще ничего не было. Тысячелетние следы религии, которая в неизменном виде и сейчас владеет душами.
        По всему этому монументальному изобилию в большом количестве бегают обезьяны. Тут же ходят женщины, предлагающие купить нарезанные кусками недозрелые манго, которыми можно покормить этих обезьян.
        Посреди храмовых построек стоит высокий маяк, сооруженный европейцами, а рядом с ним - башня, вырубленная из скалы, на которую можно залезть. Башня эта - тоже маяк, только древний. Много столетий назад на ее вершине по ночам разжигали костры. Сейчас она вся облеплена индийскими туристами, обозревающими окрестности с высоты птичьего полета.
        Между маяками - древним и современным - лежит плоская широкая скала, куда несложно спуститься с башни.
        - Вот здесь можно потанцевать, - сказала Аня, доставая свои ленточки. - Шурик, ты с видеокамерой иди вниз и снимай оттуда. А ты, Миша, фотографируй с башни.
        - Хорошо, - сказал я.
        Аня вышла на плоскую скалу, развернула ленточки и принялась ими размахивать. На ней было легкое платье с разрезом до бедер. Ветер развевал не только ленточки, но и платье, оголяя стройные ноги.
        Вся масса индусов на башне моментально переместилась в нашу сторону. Воцарилась полная тишина. Прервал ее недовольный голос немолодой женщины. Она говорила по-тамильски, но смысл ее тирады был совершенно понятен: «Как не стыдно вам смотреть на эту белую безбожницу! Устроили такое безобразие в святом месте!» С гордо поднятой головой и презрительным выражением лица она прошла мимо Ани, продолжавшей, как ни в чем не бывало, крутить ленточки.
        Через несколько минут мы спустились вниз. Все индусы, как по команде, проследовали за нами.
        Увидев расположившееся на большом камне обезьянье семейство, Аня скомандовала: «Шурик, снимай!» и принялась скакать и вертеть ленточками перед павианами. Обезьяны привстали и напряглись. Вожак слегка растянул рот, показывая острые зубы. Стоящие позади нас индусы выражениями лиц стали похожи на обезьян. Видимо, думали, стоит ли им самим нас поколотить или немного подождать, когда это сделают их меньшие братья.
        Саша, продолжая снимать, оглянулся и негромко сказал:
        - Так… Надо отсюда валить. Уходим!
        Довольные, что так удачно подурачились, ребята бегом бросились за деревья. Я с независимым видом человека, не имеющего ко всему этому никакого отношения, двинулся в том же направлении. Догнав их через пару минут, я увидел следующую картину.
        На поляне рядом с тропой сидел голый по пояс индус в чалме. Перед ним лежал холщовый мешок, из которого, раскрыв капюшон, торчала настоящая живая кобра. В руках у индуса была дудочка. Короче - все, как положено.
        Рядом был расстелен платок, на котором горкой лежали смятые купюры, намекая на то, что именно сюда должны класть деньги все, желающие сфотографировать такую колоритную экзотику.
        Напротив заклинателя, рядом с коброй, в точно такой же позе сидел Саша. Он внимательно смотрел на змею, змея смотрела на индуса, а индус смотрел на Сашу с выражением полного изумления. Аня стояла неподалеку, снимая на камеру немую сцену.
        До индуса, видимо, начало доходить, что его разводят. У него зашевелились усы, все больше и больше округлялись глаза, и когда уже стало казаться, что сейчас они выскочат из орбит, Саша вдруг встал и быстрым шагом удалился. Аня, помахав заклинателю змей ручкой, выключила камеру и тоже упорхала.


        Мы нашли небольшой, совершенно пустой ресторанчик с видом на море. После многочасового хождения среди раскаленных камней приятно было сидеть в тени, подставив лицо освежающему ветерку, и поглядывать на лазурное в белых барашках море.
        Хозяин принес нам бутылки с пивом и разнокалиберную посуду: Ане - стеклянный бокал, мне - металлический, Саше - большую фаянсовую кружку, разрисованную красными розочками, с надписью «I Love You, Mom!»[30 - Я люблю тебя, мама! (англ.).].
        - Существует легенда, что древний Мамаллапурам погиб в один день, как Помпеи, - сказал Саша, прищурившись, глядя на море. - Случилось страшное землетрясение, разрушившее все постройки кроме тех, что были высечены из скал. Затем пришло цунами. Волна накрыла город и смыла все, что от него осталось, вместе с людьми, в море. Но и этим все не закончилось. Из-за землетрясения берег опустился на несколько метров и большая часть города ушла под воду. Осталось лишь то, что мы видели.
        - Откуда ты это знаешь? Вроде ни в одном путеводителе не написано.
        - У нас есть один знакомый - он очень интересовался этой темой. Прочитал где-то такую гипотезу, приехал сюда и жил здесь несколько месяцев.
        - Ну и что? От местных что-нибудь узнал?
        Саша покачал головой:
        - Местные сами ничего не знают. Тут во время последнего цунами смыло с берега песок, а под ним обнаружились неизвестные ранее храмы. Местные вообще были не в курсе, что у них тут под ногами… Нет, он подошел к делу основательно - выучил санскрит и тамильский. Здесь ходил по музеям, изучал разные старинные документы. Оказалось, что местные ученые действительно обнаружили какие-то строения под водой. Но никто не знает точно, то ли это часть Мамаллапурама, то ли остатки какого-то более древнего города… Проблема еще в том, что эта зона считается заповедной, и здесь почему-то запрещены погружения с аквалангом. А без акваланга тут делать особо нечего - дно песчаное - строения, если они и есть, в основном должны быть песком занесены… А от рыбаков он слышал, что где-то под водой можно заметить верхушки храмов, но сам не видел.
        Я смотрел на бескрайнее ласковое море и думал о том, сколько опасностей таит оно в себе. И сколько неизвестных тайн скрывает.


        Мы ехали обратно по пустынному шоссе. Солнце садилось. В лицо начала лететь мошкара. Мы обгоняли редких велосипедистов и мотоциклистов. Редкие автомобили обгоняли нас.
        Большинство двухколесных индусов едут по трассе не быстрее пятидесяти километров в час. Крейсерская скорость моего скутера - семьдесят. За три часа обратной дороги нас обогнали всего три мотоцикла.
        С какой целью они это делали, осталось непонятным. Каждый из них идет на обгон так, словно участвует в самых престижных гонках, а двигатель его машины выдает запредельные обороты. Затем, оказавшись впереди, он вдруг снижает скорость до шестидесяти, заставляя теперь нас обгонять его.
        Один раз нас обогнали два местных красавца-плейбоя на каком-то очень красивом мотоцикле. Минут десять они держались впереди. Я даже подивился их отваге. На очередном повороте они неожиданно улетели в кювет…



        Томас

        Саша и Аня уехали в Кодайканал. Я переехал в квартиру, которую они снимали, и наслаждался отсутствием фауны вокруг - в доме даже отсутствовали привычные для этих мест ящерицы гекконы.
        Женя с Аленой подались в Шри-Ланку.
        А у нас образовалась новая забавная компания, членов которой я перечислю.
        Норвежец Сигмунд - высокий красавец с растаманскими дредами. Он всегда в хорошем настроении, легок на подъем и готов поговорить о чем угодно.
        Его загадочная подруга по имени Оса, похожая на Уму Турман, чем-то все время озабоченная и постоянно куда-то исчезающая в одиночку.
        Исландец Кристиан напоминает викинга с пиратского корабля. Ему все время жарко в непривычном климате. Он периодически набирает воду в бутылку, выливает себе на голову и ходит по столовой, оставляя за собой мокрые следы.
        Миша из Казахстана плохо говорит по-английски, но умудряется довольно органично вписываться в наш коллектив. По его признанию, он несколько лет пел в церковном хоре, что подтверждают окладистая борода и густой красивый бас.
        Немного безумный француз Бернард, живущий в Ауровиле уже полтора года, иногда забредает с пляжа, где он занимается йогой. Вэлу его не любит и каждый раз пытается выгнать из геста, однако безрезультатно - мне кажется, он его боится.
        Сексапильная девушка Марта из Германии, за которой безуспешно бегает несчастный тамилец, притащившийся сюда вместе с ней из Мамалапурама - он путается под ногами у всех, кто пытается приблизиться к немке.
        И, наконец, ее соотечественник Томас, с которым мы как-то сразу подружились.
        - Ты не похож на немца, - сказал я ему.
        У Томаса раскосые глаза, приплюснутый нос и веселая улыбка.
        - Моя мать из Кореи, - ответил Томас. - И моя девушка из Кореи. А я там ни разу не был.
        - А где твоя девушка?
        - Она должна приехать на днях. У нас с ней сложные отношения. Я боюсь, что мы разойдемся. Мы приехали в Индию вместе, но потом она сказала, что хочет путешествовать одна. А теперь мы снова решили встретиться. И вот я жду ее здесь. Она должна приехать со своими друзьями.
        - Тогда поехали обедать, - сказал я. - Ждать лучше на сытый желудок. Ты любишь пиццу?
        - Да.
        - Здесь недалеко есть неплохая пиццерия.
        Мы взяли Мишу и поехали в кафе «Пицца Руф», расположенное на крыше одного из домов на главной ауровильской дороге. Под навесом из пальмовых листьев с одной стороны стоят столики, а с другой, около лестницы, - целый сад из цветов, фикусов и прочих растений в кадках и глиняных горшках.
        - Хорошая пицца, - похвалил Миша, доедая очередной кусок и облизывая пальцы. - Надо же - индусы, а пиццу правильную делают! - Потом неожиданно наклонился к нам и тихо сказал: - Моя жена сегодня уезжает. Можно взять рома.
        - Ром - это хорошо, - сказал Томас. - А почему ты шепотом говоришь?
        Миша оглянулся по сторонам и ответил:
        - На всякий случай.
        Тут вдруг раздался шум, топот и грохот. Мы обернулись и увидели, как по лестнице, цокая копытами, в ресторан быстро взбежало целое козлиное семейство. Резвая ватага, видимо, хорошо осведомленная о цели своего набега, без всякой подготовки набросилась на цветущую в горшках растительность.
        Мы закричали. Козы продолжали ощипывать цветы, не обращая на нас никакого внимания. На наш крик из кухни выскочили хозяева со скалками и половниками в руках. Козлята с козой заметались, роняя горшки, и бросились вон. Бородатый глава семейства успел ухватить самый большой фикус и, не выпуская его изо рта, поскакал вниз. Горшок с грохотом разбился. По лестнице посыпались комья земли.
        - Смотри, как надо, - сказал Томас Мише. - Схватил, чего хочется, и убегай. Быстро и эффективно. Без всякой конспирации.


        Вечером Миша съездил за ромом. Купил две бутылки.
        Черт меня знает почему, но когда я выпиваю с немцем, то сразу же начинаю говорить о Второй мировой войне. Вспоминаю ужасы фашизма и говорю о том, что немцы, по моему мнению, стали забывать, сколько страданий их страна причинила России и всему миру. Мы уже допивали вторую бутылку, а меня несло:
        - Сколько миллионов русских погибло! Сколько миллионов евреев уничтожено! Мне кажется, что вы перестали помнить об том.
        - Нет, - замотал головой Томас. - Я все помню.
        - А чем докажешь? - запальчиво спросил я.
        Томас молча встал, вышел из столовой, сел на мотоцикл и уехал.
        - Куда это он? - спросил я.
        Миша пожал плечами:
        - Может, обиделся?
        Он разлил остатки рома и сказал:
        - Давай! За победу!
        Без Томаса стало скучно. Мы включили музыку.
        Минут через двадцать послышалось тарахтенье двигателя, ворота открылись, и Томас въехал на стоянку. Он подошел к нам, вынул из рюкзака две бутылки рома, поставил на стол.
        Миша с уважением посмотрел на него и сказал:
        - Наш человек!


        Пять дней дождя. Небывалое дело для этого времени года… Кто-то еще сомневается, что глобальное потепление имеет место быть?
        Началось все с короткого урагана.
        Ресторан «Третий глаз» расположен, как я уже говорил, на крыше одноэтажного здания под навесом из пальмовых листьев - достаточно типичное архитектурное решение на юге Индии.
        Мы сидели там поздно вечером. Я показывал Томасу любительский фильм, снятый Женей в «Вэйвсе» во время цунами четыре года назад, когда вдруг поднялся сильный ветер. Вентиляторы и плафоны стали раскачиваться и вертеться над нашими головами, напоминая луна-парк с качелями и каруселями. Они со всего размаху стучали об потолок, создавая тревожную барабанную дробь. Крыша гудела и стонала - казалось, еще немного, и ее снесет.
        Рой замер у барной стойки, с ужасом поглядывая вверх.
        Нам стало не по себе. Особенно после просмотра фильма про цунами.
        Затем ветер неожиданно прекратился и с неба упал поток воды. Не было никакого начала дождя, когда отдельные капли все чаще и чаще начинают бить по земле, постепенно превращаясь в ливень. Да и на привычный нам ливень это не было похоже - скорее ощущение, что находишься внутри водопада. Словно наверху открыли гигантский, направленный вниз кран, из которого с мощным напором хлынула вода.
        Сразу же во всей округе погас свет.
        На ощупь мы выбрались из ресторана и спустились по лестнице. По дороге, словно горная река, несся бурный поток.
        Мы даже не стали прощаться. В темноте я с трудом нашел свой скутер, и, пока заводил его, поток стал шире. Вода быстро поднималась, дошла мне до колен, и меня вдруг вместе со стокилограммовой машиной потащило вниз по улице. Я отчаянно греб ногами, чтобы приблизиться к забору, где было не так глубоко, ощущая себя потерпевшим кораблекрушение моряком, оказавшимся на бревне в штормовом океане.
        Через три минуты я был дома - насквозь мокрый, в штанах, полных песка. Должно быть, я выглядел очень печальным, выливая воду из рюкзака, в котором лежал ноутбук.
        Электричество включили только через два дня. И еще мне «повезло» - незадолго до этого я постирал почти все одежду и развесил сушиться на солнышке. Теперь у меня не осталось вообще ничего сухого.
        Два дня я просидел дома, завернутый в покрывало. Делать было решительно нечего. Ноутбук без электричества не работал. Книг я собой не брал. На улицу выйти невозможно - ливень не ослабевал.
        На третий день дождь кончился и выглянуло солнце. Вместе с солнцем появилось и электричество.
        Я снова еду в «Вэйвс». Вокруг - красота! Деревья стоят, умытые дождем, пальмы - ярко-зеленые, кокосы на них аж блестят… Над серо-белым пенистым морем между туч и облаков сияет нарядная радуга.
        Вечером мы с Томасом съездили на безумную вечеринку в коммьюнити Ами.
        Вокруг величественного баньяна из железок и огромного количества старых мотоциклов и велосипедов сооружены различные карусели, качели и даже небольшое чертово колесо. Мотоциклы и детали от них висят на деревьях высоко над головой. По всему двору расставлены каменные Шивы в мотоциклетных шлемах и Ганеши в очках. К столбам привязаны неизвестно откуда взявшиеся на юге Индии горные лыжи образца семидесятых годов. В ночной темноте все это красиво подсвечено и смотрится необычно и загадочно.
        Триста или четыреста молодых людей и девушек бродят по двору, сидят вокруг костра, потягивая заранее смешанные напитки из пластиковых бутылок, курят, создавая плотную дымовую завесу, катаются на каруселях и зажигают на танцполе в свете стробоскопа под руководством энергичного диджея.
        Такого количества красивых девушек и такого винегрета из разных национальностей, собранных одновременно в одном и том же месте, мне видеть не доводилось. Индусы, латиноамериканцы, европейцы, филиппинцы, японцы… Будто земной шар отрядил сюда по несколько представителей со всех уголков света. Гоанские вечеринки - бледное подобие того, что предстало перед моими глазами в ту ночь.
        Какая-то девушка просит у меня прикурить.
        - Откуда ты?! - спрашиваю я ее, стараясь перекричать громкую музыку.
        - Из Новой Зеландии! Пойдем на колесе крутиться!
        Мы с Томасом сажаем ее в кресло. Из толпы выскакивает Сигмунд и садится в соседнее.
        - Давайте! - кричит он. - В полную силу!
        Мы пристегиваем их ремнями и начинаем раскручивать колесо. Все быстрее и быстрее, стараясь догнать бешеный ритм музыки и мелькание стробоскопа…


        После дождя все вокруг насыщено тропическими запахами. Между деревьями клубится теплый туман.
        В темноте мы с Томасом едем по пустынной дороге, продвигаясь через влажный, пахнущий благовониями воздух, словно через кисель. Кажется, если открыть рот, то воздух можно пить…


        - Как твои дела? - спросила меня Таня. - Записался на собеседование?
        - Нет, к сожалению. В группу приема я ходил, но они сказали, что у них очередь на три недели вперед.
        Правда, говорят, что в следующий приезд я смогу сразу подать заявление.
        Мы сидели в столовой, ленивые от полуденной жары.
        - Да, много стало желающих сюда переехать, - сказал Виктор.
        Виктор - ауровилец. Живет здесь уже четыре года. Часто приезжает в «Вэйвс» на своем велосипеде, чтобы помочь Тане по хозяйству. Потом заваривает чай, садится за стол, и мы беседуем на разные темы.
        - Это плохо? - спросил я.
        - Нет. Почему плохо? - он пожал плечами. - Город должен развиваться. Главное, чтобы люди ехали сюда с искренними помыслами… Просто раньше, когда далеко не все было благоустроено, желающих здесь жить было меньше. Сейчас же просто аншлаг в группе приема.
        - Мне кажется, это естественно, - сказал я. - Люди боятся неизвестности. Менять в корне свою жизнь, когда не знаешь, что в результате получится, - на это ведь единицы способны. А Ауровиль за последние годы стал выглядеть более убедительно. Так всегда бывает: один начинает дело, поверив в идею, - другие присоединяются к нему, поверив в реализацию…
        Скрипнули ворота. Послышался радостный голос:
        - А вот и мы!
        Это были Саша с Аней. Они вошли в столовую, радостно улыбаясь, скинули рюкзаки на пол.
        - Привет, путешественники! - сказала Таня. - Садитесь чай пить. Если нужны места, то сегодня ничего нет. Может, завтра.
        Саша махнул рукой:
        - Найдем что-нибудь.
        - Ну, как съездили? - спросил я.
        - Отлично. Правда, почти все время дождь шел. Да и не жарко там совсем в горах. Хорошо, что мы теплые вещи взяли.
        - Здесь тоже три дня лило так, что никуда не выйти, - сказал я.
        - Красота там обалденная! - воскликнула Аня. - Горы! Лес в тумане совершенно нереальный!
        - А с грибами как сложилось? - спросил я.
        - С грибами, по-моему, нас обманули, - ответил Саша. - Какую-то фигню подсунули.
        - Шурик купил две кучки, - объяснила Аня. - Съели мы одну, потом вторую, но так ничего и не почувствовали. Сидели, как два дурака, прихода ждали.
        - А как вы их ели?
        - Сделали что-то типа жаркого с картошечкой, - сказал Саша.
        - Так вы что, их варили?
        - Ага. Варили и тушили.
        - Тогда понятно. Из них при кипении все выходит. Их замачивают в горячей воде до восьмидесяти градусов, если они сушеные. И настой пьют.
        Саша погрустнел.
        - Да вы не расстраивайтесь так, - говорю. - Они под Москвой растут в большом количестве. Правда, сезонно. Уж грибов-то наесться - дело нехитрое.
        - Вот так-то, Саня, - сказала Анечка. - Век живи - век учись.
        Виктор, послушав наш разговор, ухмыльнулся:
        - Молодежь! Заняться вам нечем!
        - Да мы же так, - обиделась Аня, - в порядке эксперимента.
        Снова заскрипели ворота. Я обернулся и увидел Томаса в компании еще трех человек азиатской наружности - симпатичной девушки и двух молодых людей.
        - Господи! А это еще что за толпа? - воскликнула Таня, близоруко прищурившись.
        Виктор глянул в сторону ворот и сказал:
        - Это наш немец со своими корейцами.
        Томас провел своих друзей в столовую. Его спутники церемонно поздоровались с нами.
        - Хотите чаю? - спросил их Томас.
        Молодые люди о чем-то посовещались между собой и от чая отказались. Затем также церемонно попрощались с нами и ушли.
        - А ты хочешь чаю? - спросил Томас девушку.
        - Нет. Я не хочу чай, - сказала девушка. Она села за стол, раскрыла книгу и углубилась в чтение.
        Томас вздохнул, сел напротив, подперев голову рукой, и стал смотреть на нее грустным взглядом.


        Вечером он сводил свою девушку в ресторан, а обратно вернулся один.
        - Пора мне уезжать отсюда, - сказал он. - Еще есть много мест в Индии, где мне надо побывать.
        - Тебе здесь не нравится? - спросил я.
        - Не знаю. Вообще-то здесь хорошо. Но мне не нравится, когда все вокруг говорят мне, что я должен делать. Все вокруг учат, как я должен жить.
        - Странно, - сказал я. - Мне, например, никто ничего не говорит. Может, ты задаешь много вопросов?
        - Нет. Я не задаю вопросы. Но все мне что-нибудь советуют. Почему? - Томас подумал немного и продолжил: - Мне кажется, что этот город хочет мне что-то доказать. А я не готов к тому, чтобы меня убеждали… Как хорошо было в Германии! Все понятно, все ясно…
        - И скучно, наверное, - добавил я.
        - Скучно, - согласился Томас. - Поэтому я и поехал в Индию. Только всё здесь пытается меня перевернуть. А я пока не готов меняться.
        - И как же ты почувствуешь, что готов? - спросил я.
        - Не знаю. Наверное, как-то почувствую.
        - Ну, желаю тебе не прозевать этот момент. Ведь с каждым годом это будет сделать сложнее.
        - Значит, тем более мне нужно уезжать. Дорога ведь приведет куда-нибудь?..
        Утром мы с ним попрощались. Томас стоял у своего мотоцикла, одетый в плотную куртку и облегающие штаны. Он повязал на голову бандану, нижнюю часть лица укрыл платком и был похож на ниндзя из мультфильма - такой же собранный и решительный.



        Незнакомка

        В Ауровиле есть несколько человек, которых я встречаю чуть ли не ежедневно. Один из них - Стефан. Его я могу увидеть в одном из кафе за завтраком, который у него, как и у меня, происходит около часа дня. В районе четырех мы можем встретиться на пляже. В любое время и в любом месте я могу наткнуться на него, расклеивающего афиши.
        Второй такой человек - испанская девушка, с которой я еще и словом не перекинулся. Я называю ее испанкой, хотя, возможно, она приехала из какой-нибудь другой страны, где говорят на этом языке. Ее я часто встречаю в ресторанах, на концертах и просто на улице, когда она едет куда-то на скутере. Я иногда киваю ей, но она на меня не смотрит. И я ни разу не видел, чтобы она улыбалась.
        В этот раз я заметил ее днем в кафе на крыше «Солар китчен». Она сидела за чашкой кофе. Перед ней лежал открытый блокнот, в который она что-то записывала.
        Я расплатился у барной стойки, взял поднос с едой и огляделся в поисках места. Почти все было занято. Один из немногих свободных стульев стоял напротив нее. Я подошел и спросил:
        - Простите, можно присесть?
        Она оторвалась от своих записей, внимательно посмотрела на меня, сказала «да» и снова уткнулась в блокнот.
        Я сел и приступил к яблочному пирогу.
        - Интересно, - сказал я. - Уже полтора месяца, как я вас вижу почти каждый день - на дороге, на концертах, в Понди… И вы каждый раз делаете вид, что меня не замечаете… Может быть, нам стоит познакомиться?
        Она опять посмотрела на меня и вдруг быстро и четко произнесла:
        - Я вас не знаю. Я вас нигде не видела. И я не хочу с вами знакомиться. Я хочу сидеть одна и не хочу ни с кем общаться. Просто сидеть в одиночестве. Вам понятно?
        Я подавился пирогом и закашлялся. На глазах у меня выступили слезы.
        Она добавила, немного смягчившись:
        - Простите. Здесь ничего личного. Просто я хочу быть одной.
        - О’кей, - сказал я, быстро допил кофе и ушел.


        В коммьюнити Сварам идет выставка-продажа музыкальных инструментов. По всей территории стоят прилавки и столы с разложенными на них большими и маленькими флейтами, барабанами, таблами, маримбами, колокольчиками… Инструменты делают здесь же на небольшой фабрике, а также еще в нескольких местах города.
        Один колокольных дел мастер привез свою продукцию из России. Колокола его на самом деле внешне не похожи на колокола, а представляют из себя большие металлические пластины, однако звучат, как настоящие. Можно подойти, взять обернутую войлоком колотушку и поиграть на них. Некоторые колокола вообще сделаны из камня - такое я увидел впервые.
        Рядом толпится народ, рассматривающий еще одно чудо техники, произведенное в Ауровиле, - электровелосипед. Обыкновенный с виду велосипед оснащен аккумулятором и электродвигателем. Аккумулятор заряжается, когда крутятся педали или велосипед едет под гору.
        Выстояв небольшую очередь, я сажусь на велосипед и еду вперед. Ощущение довольно забавное: педали не крутишь, велосипед едет, как мопед, но в полной тишине.


        К хорошему, как известно, привыкаешь быстро. Наверное, те, кто уже многие годы живут на берегу океана, привыкли к нему. Возможно, они редко ездят купаться, забывая за чередой рутинных дел о пляже, волнах и о том, какую силу дарит океан тем, кто близко соприкасается с ним.
        Я пока еще не примкнул к рядам людей, переставших замечать чудо рядом с собою. Каждое утро я строю свои планы на день, исходя из того времени, когда смогу оказаться на пляже. Хоть немного, хотя бы пятнадцать минут я должен уделить тому, чтобы слиться с океаном и почувствовать его энергию.
        Я приезжаю в «Вэйвс», бросаю рюкзак в столовой, раздеваюсь и иду к берегу, не переставая удивляться, насколько разным может быть море - каждый новый день оно выглядит по-другому, никогда не повторяясь.
        Сегодня оно трехцветное. Рядом с берегом, сразу после белой пены прибоя, вода имеет песочный оттенок, словно ей удалось отобрать немного цвета у омываемого ею пляжа. Затем идет широкая зеленоголубая полоса с молочным отливом. И, наконец, ближе к горизонту море принимает насыщенный синий цвет.
        Вдоль границы синей полосы длинной цепочкой выстроились рыбацкие лодки. Для них этот предзакатный час - время выхода на промысел. На темно-синем фоне они светятся золотом в лучах заходящего солнца, словно жирные объемные мазки на картине.
        Я спускаюсь по мокрому песку и быстро вхожу в воду. Прибой здесь всегда довольно сильный, и потому нужно успеть проскочить на глубину, пока очередная волна не сбила тебя с ног. Встречать новый вал приходится боком, но вскоре, после нескольких энергичных движений, оказываешься на достаточно спокойной поверхности.
        Теперь я откидываюсь назад и ложусь спиной на поверхность воды, слегка подгребая руками так, чтобы встретить большую волну ногами вперед. Здесь уже волны бывают гораздо реже, но они все такие же высокие, с белыми бурунами наверху. Наконец я вижу, как ко мне приближается широкий гребень. Он становится все выше и встает передо мной тонкой, прозрачной, искрящейся на солнце стеной аквамаринового цвета. А внутри него по пологой дуге скользит крупная рыба. Я разворачиваюсь боком к волне, прижимая руки к телу, и лечу вдоль нее, словно доска для серфинга. Но полет мой длится недолго - гребень все больше загибается внутрь и вскоре накрывает меня с головой.

«Хэллоу!» - слышу я крики с берега, когда выныриваю на поверхность. Еще пару минут назад в том месте пляжа, где я заходил в воду, никого не было. Теперь там стоит толпа индусов. Они машут мне руками, выражая восторг. Для них плавающий в море человек - явление странное. Может, еще и поэтому - а не только из-за нескольких веков колонизации - они смотрят на европейцев, как на небожителей. Им совершенно непонятно: как, за счет чего эти нескладные, часто нездоровые белые создания плавают в море и не тонут?
        Верх отваги для индийского мачо - заход в воду по грудь. Я как раз, выйдя на берег, наблюдаю группу таких «пловцов» неподалеку. Они героически барахтаются в воде в трех метрах от берега. На всех одинаковые голубые майки и синие трусы - точно такие же, в какие наши отцы одевались в школе на уроках физкультуры.
        Поклонившись своим зрителям, я иду вдоль пляжа.
        Вот стоит мороженщик со своей расписной тележкой на больших велосипедных колесах. Он всегда в чистой накрахмаленной белоснежной форме. Когда я прохожу мимо с фотоаппаратом, он вытягивается в струнку, чтобы я мог его запечатлеть.
        У берега расположилась большая индийская семья. Справа от нее стоит, предлагая свой товар, продавщица кокосов - пожилая женщина, несмотря на свой возраст, лихо управляется с огромным тесаком, отрубая верхушки крупных орехов.
        Слева от семейства - аккуратно одетый нищий. Голова его обвязана рубашкой. Протянутую руку он подпирает другой рукой. Он стоял так, когда я вышел на пляж, и будет стоять, когда я уйду. Его никто не отгоняет. Похоже, отдыхающему семейству он совсем не мешает.
        Прислонившись спиной к сложенным в большой стог рыболовным сетям, на песке сидят четверо молодых ребят - англичан или ирландцев. По их бледным лицам с синяками вокруг глаз видно, что они только что прибыли в Индию. Они пьют пиво и потеют.
        Чуть дальше я вижу Бернарда, стоящего с закрытыми глазами, на одной ноге, в какой-то сложной позе. Бернарду около шестидесяти лет, но тело у него, как у двадцатилетнего.
        Из моря, шумно отфыркиваясь, выходит Стефан.
        - Сегодня будет вечеринка, - говорит он. - Приходите.
        - В Све-Даме?
        - Нет. В Све-Даме нам запретили шуметь. Правда, это не мешает им проводить концерт тамильских барабанщиков. Как будто от них меньше шума будет… А мы в этот раз собираемся в Кей-Кей Гарден. Знаешь, где это?
        Я отрицательно покачал головой.
        - Это не в самом Ауровиле. Недалеко от «Ганеш бейкери».
        - «Ганеш бейкери» знаю. Думаю, найдем.


        В йога-центре «Питанга», что в коммьюнити Самасти, идет концерт. Какой-то потрясающий флейтист из Франции под аккомпанемент бас-гитары и перкуссии срывает бурные аплодисменты зала.
        В помещении, однако, очень душно, и я выхожу на улицу. Негромкие красивые звуки продолжают литься из дома, а снаружи немолодой уже человек танцует под них, выделывая немыслимые па. Он извивается, как змея, оставаясь при этом в полной гармонии с музыкой.
        Концерт близится к концу. И тут я замечаю все ту же испанку, выходящую из зала. Она смотрит на меня, а я отворачиваюсь к стене и делаю вид, что изучаю афиши и расписания на большой доске у входа. Девушка проходит мимо, и я слышу громкий вздох за своей спиной.


        Место проведения вечеринки мы так и не нашли. Вместе с Аней и Сашей мы долго колесили в темноте по узким лесным дорожкам в западной части Ауровиля, расспрашивали местных, но никто нам не смог ничего подсказать. Через какое-то время мы повстречали трех мотоциклистов, которые поинтересовались, в свою очередь, у нас, не знаем ли мы, где проводится вечеринка. Вместе мы продолжили поиски. Затем повстречали еще двух человек, задавших нам тот же вопрос.
        Постепенно вокруг нас образовалась целая кавалькада. Мы выехали на асфальтовую дорогу, окружающую Ауровиль, и остановились.
        - Молодец Стефан! - сказала Аня. - Назвал кучу народу. Куда ехать, никто не знает.
        Кто-то высказал предположение, что вечеринка проходит в деревне в трех километрах дальше по этой дороге.
        - Мне это надоело, - сказал я Саше. - Поеду в Све-Дам. На концерт тамильских барабанщиков.


        В Све-Дам рядом со сценой были расставлены столы с напитками и закусками. Концерт уже шел. Совсем молодые ребята, наверное, еще школьники, старательно пытались изобразить какое-то старинное обрядовое действо. На барабанах они играли весьма неровно, да и во всем их выступлении сквозила неуверенность.
        Появился Марк. Он стремительно прошелся мимо столов. Схватил стакан воды с сиропом, пару бутербродов и пирожные. Подошел ко мне.
        - Что происходит?
        - Ансамбль тамильских барабанщиков. По-моему, полная туфта.
        - Хочешь, поедем со мной к Джонни? - спросил он, жуя бутерброд. - Ты знаешь Джонни?
        Я вдруг вспомнил. Мы видели его на фестивале Ауровиля в Подмосковье. Похожий на старого хиппи человек помогал с обустройством лагеря, организаторы называли его прорабом.
        - Это такой человек с бородой, который все время ходит босиком?
        - Точно.
        - Я его видел в России.
        - Не может быть! - удивился Марк. - Он был в России?
        - В прошлом году.
        - Удивительно!.. Между прочим, здесь у него своя группа - они играют ритм-энд-блюз. Название смешное: «Useless Idlies».
        Действительно смешно. Идли - это такие индийские пирожки. «Useless Idlies» - «Бесполезные идли».
        По тропинке, уставленной по краям горящими свечами в бумажных абажурчиках, мы дошли до ворот Све-Дам, за которыми выстроилась длинная шеренга мотоциклов. Марк сел на свой «Пульсар» и обернулся ко мне.
        - Он живет в Фертиле. Не отставай от меня - там недолго заблудиться, - сказал он и рванул вперед.


        В темноте мы прошли через заросли каких-то растений, ориентируясь на мерцающие впереди блики света. Наконец вышли к небольшой лужайке. Посреди нее горел костер. Вокруг на бревнах и скамейках сидели несколько человек. Кто-то лежал на земле, уставившись в бездонное черное небо с россыпью звезд, мерцающих между кронами деревьев. С другой стороны костра светился неяркими огнями широкий фасад одноэтажного дома. Его стены выполняли скорее несущую функцию, нежели закрывали внутренне пространство от постороннего взора. Было видно гостиную и кухню с барной стойкой, плитой, кастрюлями и сковородками.
        Джонни пожал нам руки. Представил своим друзьям. Предложил:
        - Хотите моего пива?
        Он принес два стакана с напитком кисло-сладкого вкуса.
        Это, конечно, было не пиво. Такую брагу, я помню, некоторые энтузиасты делали в годы алкогольной дороговизны. Пачка сахара и кусок дрожжей размешивались в трехлитровой банке теплой воды. Затем эта белая мутная жидкость с неделю настаивалась у батареи отопления.
        Я сделал пару глотков. Потом незаметно отставил стакан - от такого «пива» у меня совершенно точно заболит желудок.
        Впрочем, ни в каком пиве не было нужды. Компания оказалась настолько замечательной, что два часа общения с этими людьми пролетели совершенно незаметно. Со стороны могло показаться, что мы накурились марихуаны, однако на самом деле все были абсолютно трезвыми. Не в первый раз я убедился, что состояния, сродни наркотическому опьянению, можно добиться без всяких стимуляторов - все зависит от людей и окружающей обстановки.
        Уже около двух часов ночи я возвращался домой. Дорога была совершенно пустынна, и только около Килапалаяма я увидел первый встречный свет фар. Мы оба сбросили скорость, проезжая лежачих полицейских, и, наконец, поравнялись друг с другом. За рулем сидела испанка. Она пристально посмотрела на меня и поехала дальше.



        Матримандир

        Анечка ходит на медитацию в Матримандир чуть ли не ежедневно. Саше, по-моему, это немного надоело, но он, тем не менее, каждый раз составляет компанию жене.
        По моей просьбе, они записали меня, и вот я еду вместе с ними, чтобы посетить этот, пока еще загадочный для меня храм.
        У ворот на скамейке сидит уже знакомая мне хозяйка гестхауса Самасти. Видимо, сегодня - ее дежурство здесь. В руках она держит список, с которым сверяет всех проходящих мимо. Рядом стоит немолодая пара и умоляет впустить их.
        - Понимаете, мы завтра уезжаем, а посмотреть очень хочется.
        - Мне жаль, но это невозможно. Существуют единые правила для всех, кто хочет попасть в Матримандир.
        - Но мы всего один день здесь.
        Уговоры не действуют. Стражница непреклонно повторяет:
        - Мне жаль.
        Пара разворачивается, проходит мимо меня. Мужчина сплевывает и говорит по-русски:
        - Козлы! Совок натуральный. Говорил я тебе, не фига в этот Ауровиль ехать! Только время потеряли.
        Я подхожу к сидящей у ворот женщине. Она строго, поверх очков смотрит на меня и спрашивает:
        - Ваше имя?
        - Михаил.
        Она улыбается:
        - Как Горбачев?
        - Абсолютно, - отвечаю я.
        Мы с Сашей подходим к камере хранения, чтобы сдать сумки и телефоны. Аня уходит к баньяну, садится под ним и закрывает глаза.
        Я неспешно обхожу территорию. Вокруг разбиты газоны, выкопаны небольшие пруды, устроены клумбы с красивыми цветами.
        Вдалеке видны хозяйственные постройки. Строительство Матримандира только что завершено полностью… А месяц назад умер его архитектор Роже Анжер. Сделал дело всей своей жизни и умер.
        Рядом с Матримандиром - большой амфитеатр из красно-коричневого гранита. В центре него, внизу, на широком конусе из того же гранита, оплетенном спиральной лестницей, высится белая урна, где лежит земля, привезенная со всех концов света.
        В амфитеатре перед днем рождения города каждый вечер проходили концерты. Здесь выступал Надака. Пела одна из лучших индийских певиц Лата Мангешкар - «золотой голос Индии», как ее называют. Я вспомнил волшебные ощущения от этих концертов, когда можно просто лечь на гранитные ступени, слушать музыку и смотреть на небо, усыпанное звездами, постепенно растворяясь во Вселенной. Загадку этого гранита мне еще предстоит разгадать: трогаешь его рукой - он кажется прохладным, ложишься - оказывается теплым.
        А в ночь на двадцать восьмое февраля здесь собрались все жители Ауровиля, чтобы зажечь большой факел, предваряющий рассвет.


        Служитель выстраивает нашу группу и ведет к входу в золотой шар. Вблизи шар выглядит огромным, но при этом не тяжелым, а устремленным вверх. Под ним есть пространство, в которое по наклонным поверхностям ручьями стекает вода.
        У входа все снимают обувь.
        Внутри мы оказываемся в полукруглом коридоре, где всем вошедшим предлагается надеть белые носочки, а затем проходим в центральное помещение, на пороге которого я невольно замираю от впечатления, произведенного фантастической картиной.
        Вдоль стены по окружности гигантской спиралью поднимается белая лестница, устланная мягким бархатом. Точнее, это не лестница, а… даже не знаю, как ее назвать… дорога - поскольку ступеней у нее нет, - которая в несколько витков доходит почти до самого верха сферы.
        Мы поднимаемся по ней все выше и выше. Взгляду открывается все внутреннее пространство, наполненное приглушенным светом, цвет которого трудно определить однозначно - в нем есть и белые, и красно-розовые, и желтые оттенки.
        По стенам с тихим журчанием струится вода, стекая по каменным желобам к центру нижней части сферы.
        Поднявшись наверх, мы входим во внутренний зал. В полумраке высокие матовые, будто сделанные из слоновой кости колонны парят под потолком. В центре, словно дорогая жемчужина в золотой оправе - хрустальный шар. Своим перламутровым свечением он притягивает взгляд. Через какое-то время понимаешь, что не можешь от него оторваться и завороженно смотришь и смотришь на него, теряя счет времени.
        От потолка к кристаллу нисходит луч света. Он слегка переливается в полумраке и кажется живым и осязаемым.
        Снаружи солнце заканчивает свой путь по небосклону, меняя свой цвет от золотого до багряного. И вместе с ним меняет свой цвет луч, идущий к кристаллу. Он медленно-медленно бледнеет и постепенно растворяется в пространстве, словно душа, переходящая в мир иной.



        Возвращение

        Настало время прощаться с Ауровилем. Три месяца я не смотрел телевизор. Единственным связующим звеном с российской действительностью был просмотр новостей в интернете, заменявший нам порцию свежих анекдотов. Обычному человеку, живущему постоянно в России, невозможно представить, насколько комичной и убогой воспринимается наша жизнь, когда смотришь на нее со стороны, особенно из такого места, как Ауровиль. Стоило мне, расположившись в столовой «Вэйвса» с ноутбуком и выйдя в интернет, прочитать вслух заголовки новостей с «Мейл. ру», как сразу вокруг раздавался взрыв смеха.
        Впрочем, западные новости, как правило, тоже не свидетельствуют о том, что современная цивилизация движется к каким-то позитивным изменениям. Правители озабочены в конечном итоге лишь тем, чтобы их подданные все больше и больше производили и продавали, покупали и потребляли. Это основная цель. Все остальные проблемы решаются только для того, чтобы увеличить потребление. Чем больше люди произведут, продадут и купят, тем больше заработает государство. И для этого надо добыть и сжечь как можно больше нефти, а чтобы было кому ее сжигать, выпустить как можно больше автомобилей.
        Для этого нужно пихать в продукты питания канцерогены и яды, чтобы, не дай Бог, эти продукты не испортились, пока их кто-нибудь не съест. Для этого нужно во всех журналах, газетах, телепрограммах, со всех столбов и заборов призывать людей быть модными, стильными и современными, чтобы человек выкидывал еще вчера купленную пару обуви и бросался покупать новую. Если еще сорок лет назад вещи и технику делали надежными и долговечными, то сейчас наступила эпоха одноразовых вещей - купил, попользовался, выкинул. Кого напоминает человек, требующий себе каждый раз новую игрушку? Мудреца, постигшего что-то в этой жизни, или неразумное капризное дитя?
        Ауровиль дал мне ответы на многие вопросы. И прежде всего на тот, который не давал покоя мне уже давно - существует ли способ свернуть с того бессмысленного и порочного пути, по которому мы все сейчас идем, наивно полагая, что материальные блага, церковь и оружие помогут нам выжить в совсем недалеком будущем, когда природа скажет нам: «Стоп, ребята! На все ваши аппетиты меня не хватит!»
        Это был очень правильный замысел - не собирать вокруг себя кружок единоверцев и вести их с помощью своих идей в светлое будущее (а ведь среди соратников и учеников всегда найдется и предатель, и просто неспособный правильно оценить суть человек), а создать такие условия, которые будут сами притягивать единомышленников, при этом удерживая на расстоянии остальных, не готовых еще понять простые на самом деле истины.
        Конечно, не все еще совершенно в самом Ауровиле. Многие идеи ждут своего воплощения. Что-то, в будущем необходимое, пока вообще не придумано. Да и некоторые люди, физически поселившись в этом городе, по сути своей находятся за его пределами.
        Но Ауровиль еще так молод. Это ведь только начало. Начало новой, такой не похожей на предыдущую жизни.


        Я совершил последний объезд города, чтобы сделать еще несколько фотографий.
        Заехал к Надаке попрощаться.
        - Ты стал выглядеть моложе, - сказал он. - Удивительно, как ты изменился!
        Возможно, я действительно изменился. И не только внешне. В последнее время я заметил, что у меня совершенно пропало желание что-то кому-то доказывать, стараться выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Меня вообще перестало волновать мнение других людей обо мне. И то, что такая позиция может показаться циничной, меня тоже перестало волновать. Я понял, что теперь мне хочется не выглядеть лучше, а быть лучше. Постараться увидеть гармонию божественного в каждом проявлении этого мира. И каждый раз делать шаг, чтобы приблизиться к ней. Это сложно, но интересно. Гораздо интересней, чем стараться выглядеть лучше. Может быть, именно это заметил Надака. А может, сказал так просто потому, что я сбрил свою вечную щетину.


        Еще один визит - в «Третий глаз». Рой действительно отдал мне все деньги да еще заплатил обещанные проценты.
        - Жалко, что ты не воспользовался бесплатным билетом на Шри-Ланку, - сказал он. - Там действительно очень хорошо.
        Вместе с Витей, художником из Одессы, мы едем в Понди, чтобы сдать мой скутер. На въезде в город нас накрывает плотная стена дождя.
        - Спрячемся в баре! - кричит Витя, останавливаясь у винного магазина.
        Внутри таких магазинов обычно бывает мрачное помещение (что-то вроде дегустационного зала), где суровые тамилы накачиваются дешевым местным виски, непременно запивая его пивом. Однако нам не везет: бар закрыт, работает только магазин.
        Мы покупаем по бутылке пива и просим их открыть. Продавцы делают страшные глаза, заворачивают бутылки в газеты и открывать категорически отказываются. Магазины и тротуары на улице забиты прячущимися от дождя людьми - они все, как один, смотрят, как мы сами открываем эти бутылки, садимся на корточки около магазина и пьем пиво, пытаясь не попасть в поле зрения полицейского, стоящего неподалеку в своей красной французской шапочке. Для них это - событие, которое будет обсуждаться целый день со знакомыми и родными.
        Дождь наконец прекращается. Улицы опять заполняются людьми. Суета, прерванная ненадолго, возобновляется. Снова кажется, будто находишься в центре нескончаемого водоворота - только теперь люди, автомобили и черно-желтые рикши слегка дрожат и переливаются, преломляясь во влажном, насыщенном испарениями воздухе.
        Я сдаю чистый, вымытый дождем скутер. Хозяин радуется, как ребенок. Он, по-моему, уже давно потерял надежду увидеть вновь свою машину.
        Мысленно прощаюсь с малиновой «Хондой». За два месяца я успел сродниться с ней. На память на большом пальце правой руки у меня осталась крупная плотная мозоль.
        А вечером мы сидим у Тани на веранде. Я говорю о том, как мне не хочется уезжать, а все меня утешают и желают скорейшего возвращения - таким тоном, словно речь идет о скорейшем выздоровлении.
        Автобус останавливается около ченнайского аэропорта. До отлета еще уйма времени, но я бегом устремляюсь к зданию, завидев приближающуюся черную тучу. Предчувствия меня не обманули - как только я вошел в вестибюль, пошел дождь.
        Народу на рейс немного. Пестрая компания сидит в курилке и обсуждает, естественно, странную погоду. С пыльными рюкзаками и гитарами - это те самые путешественники, бесчисленное множество которых бороздит Индию вдоль и поперек, опьяненные ароматом свободы, источаемым этой страной. Сбежав из своих богатых европ и америк, они колесят по нищей Индии, потому что в один прекрасный день обнаружили, что кроме богатства и чистоты, есть еще какие-то вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Что хрустальные клетки, где они жили всю жизнь, построены на моральных догмах, главная задача которых - заставить людей строить эти клетки. Что догмы эти заменяют людям порой самые простые человеческие радости - например, войти в аэропорт в шлепанцах.
        В самолете я все время поглядываю в окно, но ничего, кроме плотного слоя облаков, не вижу. Только перед самой посадкой в них появляется небольшой просвет, в котором можно разглядеть тонкую полоску пляжа.
        Гоанский аэропорт Даболим. Небольшая площадь под крышей, куда подъезжают таксисты, а за ней льет дождь, которому конца не видно. По дороге движется широкий пузырящийся поток воды.
        В целях экономии я планировал ехать в Мандрем на автобусе, однако сейчас и речи не может идти о том, чтобы добежать до остановки.
        Знакомлюсь с молодыми ребятами из Швеции - они едут в Арамболь - и сажусь вместе с ними в такси.
        Быстро темнеет. Дождь то прекращается, то начинается снова. Лобовое стекло потеет, и водитель остервенело трет его рукой. Тропики или средняя полоса России - любое окружение становится однообразным в ночном дожде.
        Водитель вдруг резко тормозит. Прямо на дороге стоит голый по пояс пьяный человек, весь разрисованный краской, которая под струями дождя стекает по его телу разноцветными ручейками. Он размахивает руками, в одной из которых сжимает поблескивающую в темноте бутылку.
        - Холи[31 - Холи - ежегодный праздник весны. Один из самых ярких и безумных праздников в Индии. В этот день все обсыпают и обливают друг друга разноцветными красками.]! - радостно кричит водитель и давит на клаксон. - Сегодня Холи! Хэппи Холи!..
        Дождь прекратился, когда мы приехали. Я выгрузил чемодан на мокрый песок. Такси развернулось и исчезло среди деревьев.

«Санесет» казался вымершим. Во всех окнах темно. На столах во дворе после дождя блестели мокрые капли.
        Я втащил чемодан на крыльцо и вдруг обнаружил спящего на циновке у входа человека. Он открыл заспанные глаза. Молодой парень лет двадцати с удивлением смотрел на меня.
        - Привет! - говорю. - А где все? Ксюша где?
        - Не знаю, - ответил он. - Я сам только что приехал.
        - Откуда?
        - Из Москвы.
        - Ну и как там?
        - Холодно, - сказал парень и почему-то поежился. - Думал, приеду, буду загорать. А тут дождь идет.
        - Надеюсь, что ненадолго. Не сезон сейчас для дождей.
        Я посмотрел на залитую водой аппаратуру в открытом чилл-ауте. Похоже, для хозяев дождь тоже был неожиданностью.
        - Телефон есть? - спросил я. - А то моя симка здесь не берет.
        Парень достал трубку и протянул мне. Я набрал номер Ксюши.
        - Привет! - услышал я знакомый хрипловатый голос. - У вас дождь идет?
        - Уже нет, - ответил я.
        - А здесь льет, как из ведра. Приеду, как только перестанет - неохота мокнуть. А ты пока располагайся. Там в свободных комнатах ключи в дверях торчат.


        Еще пять дней в «Сансете» в веселой компании пролетели незаметно. Дождей, к счастью, больше не было, и я вовсю наслаждался ласковым морем, которое здесь, конечно, намного лучше, чем на восточном побережье.
        Но странное дело - в Гоа мне совсем не хотелось оставаться. Другое дело - снова вернуться в Ауровиль. Там у меня в последние дни появилось ощущение сродни чувству призывника перед отправкой в армию. Здесь же все было комфортно, приятно, расслабленно и… совершенно бессмысленно. Я даже с трудом находил, о чем можно разговаривать с симпатичными, на самом деле, ребятами, меня окружавшими. Дни сменяли друг друга - похожие, как близнецы.
        Попутчики в самолете произвели еще более скучное впечатление. Сидевшая рядом со мной женщина рассказывала мне про достоинства и недостатки отеля, в котором она жила, о диких и некультурных индусах, и страшно удивлялась, как можно ездить по Индии в одиночку, без гида и туристической путевки.
        И вот - Москва. Жена с сыном в толпе встречающих вглядываются в лица выходящих в зал ожидания туристов. Я уже совсем близко, но меня они не признают. Машу рукой почти у них перед носом. «Ну, наконец-то! Приехал! Загорел-то как!..»
        Мы идем вдоль бесконечных стоек регистрации. Я все еще в шортах и в майке (хорошо, что не в шлепанцах!) Проходящие мимо люди, все, как один, поглядывают на меня - такого внимания к своей персоне я не наблюдал даже в индийской глубинке.
        В туалете надеваю джинсы, свитер и куртку. Чувствую себя во всем этом отвратительно - наверное, такие же ощущения были у Пятницы, когда Робинзон сшил ему первый костюм из овечьих шкур. Тем не менее все это не спасает от непривычного холода на улице.
        В электричке напротив нас сидит небритый дядька в телогрейке с банкой пива в руках. Он поглядывает на меня мутным взглядом, потом отводит глаза и принимается разглядывать свои ботинки.
        Рядом - тетка, укутанная в шарф до кончика носа, с кроссвордом. За ней, на следующем ряду - парень в наушниках глядит в пространство пустым взглядом.
        Я смотрю сквозь холодное стекло на унылый безжизненный пейзаж - ровный покров снега, цветом похожий на сигаретный пепел, утыканный голыми черными деревьями.
        И тут луч заходящего солнца пробивается сквозь плотный слой хмурых облаков. Вспышка света озаряет застывшее пространство, и снег начинает меняться. По его поверхности пробегают перламутровые волны, словно теплый ветер заставляет его быстро таять. То тут, то там вспыхивают багряные блики. Снег начинает сверкать, искриться, переливаться разными цветами, будто психоделическая галлюцинация, и вдруг становится изумрудным, как вода норвежского фьорда. И я вижу, что никакого снега на самом деле нет, а все пространство вокруг - ковер зеленой травы, раскинувшийся под голубым небом. Впереди над землей парит широкая крона баньяна. А за ней блестит на солнце золотой купол.
        Поезд продолжает мчаться сквозь пространство, но стук колес уже не слышен - воцаряется тишина. Вагон наполнен золотым сиянием. Железные ручки сидений, оконные рамы, алюминиевые полки сверкают, будто сделанные из благородного металла. Теплый закатный свет озаряет лица людей, с изумлением смотрящих в окна на диковинные деревья, цветущие кусты и сверкающий храм. Мужик забыл про свое пиво. Тетка выронила журнал с кроссвордом. Все замерли, завороженные волшебной картиной. А в глазах у них - тот самый восторг, который бывает у детей, столкнувшихся с чем-то раньше невиданным и прекрасным.
        Но через несколько мгновений узкий просвет в облаках затягивается, зеленый ковер быстро тускнеет и снова становится бледно-серой пеленой, в которой растворяются цветы и густые кроны деревьев. Яркие пятна гаснут и исчезают. Последним пропадает золотой купол.
        Опять за оком снежное поле под серым небом и черные, словно сгоревшие деревья. И снова слышен мерный стук колес.
        Мужик в телогрейке вздыхает и делает глоток пива.
        Тетка, чертыхнувшись, поднимает с пола свой журнал.
        Парень в наушниках отворачивается от окна, а взгляд его, еще минуту назад живой и восторженный, опять становится пустым.
        Москва - Ауровиль - Москва

2008 г.


        notes

        Примечания


1

        Носится по ветру (англ.).

2

        Секс, наркотики и рок-н-ролл (англ.).

3

        Аюрведа - традиционная система индийской медицины.

4

        Керала - штат на юге Индии.

5

        Раджастан - штат на северо-западе Индии.

6

        Ганеша - слоноголовый бог удачи и мудрости.

7

        Намасте - индийское приветствие.

8

        Ашрам - духовная или религиозная община.

9

        Баньян - дерево, растущее в Индии и некоторых других странах Востока. Его особенность - воздушные корни, которые, достигая земли, превращаются в новые стволы. Один баньян может занимать значительную территорию и выглядеть как небольшая роща. Последователи индуизма считают баньян священным деревом.

10

        Карнатака - штат на юго-западе Индии.

11

        Ошо (Чандра Мохан Раджниш) - основатель учения, декларирующего своей целью свободную и счастливую жизнь, свободную от предрассудков и ложных ценностей общества.

12

        Шек - небольшой ресторан или кафе, построенное из тростника и пальмовых листьев. Обычно сооружают в сезон на берегу моря, где запрещено возводить капитальные постройки.

13

        Слушай. Ты из России. Я из Индии. Ты мой друг. Я твой друг. Не волнуйся (англ.).

14

        Гестхаус - недорогая гостиница.

15

        Чикен-масала - курица в остром соусе.

16

        Дал - суп или соус из бобов.

17

        Райта - холодный суп.

18

        Ласси - кисломолочный напиток.

19

        Ченнай (бывш. Мадрас) - столица штата Тамил-Наду. Четвертый по величине город Индии.

20

        Тандур - печь цилиндрической формы для выпекания хлеба, приготовления мяса и рыбы. В Индии тандур часто делают из металлических бочек.

21

        Очень хорошая цена! Посмотри! Осмотр - бесплатно! Очень хорошее качество! (англ.).

22

        Масала - смесь сушеных пряностей красного или коричневого цвета.

23

        Тук-тук - народное название моторикши.

24

        Бэкпэкер (от английского backpack, рюкзак) - свободный путешественник, как правило, с низким бюджетом.

25

        Ты скажешь, что я мечтатель, но я не одинок (англ.).

26

        Опасайся обезьян! (англ.).

27

        Если не возражаешь (англ.).

28

        Масала-чай - сваренный в молоке чай с добавлением смеси пряностей.

29

        Авиабилеты! Очень привлекательные цены! (англ.).

30

        Я люблю тебя, мама! (англ.).

31

        Холи - ежегодный праздник весны. Один из самых ярких и безумных праздников в Индии. В этот день все обсыпают и обливают друг друга разноцветными красками.