Тропой испытаний Луис Ламур


        # Суровая земля Дикого Запада проверяет на прочность героев Луиса Ламура, мужчин и женщин, пришедших сюда, чтобы остаться; чтобы добывать золото и осуществлять свое человеческое право на свободу, чтобы бороться и побеждать.

        Луис Ламур
        Тропой испытаний

        Глава 1

        Всю зиму я пас коров в горах, а отец забирал мои честно заработанные деньги и увозил их в город. Когда, наконец, появилась первая трава, я перегнал стадо на ранчо и заявил хозяину Динглберри, что он может делать с ними - коровами - все, что хочет, а с меня хватит. Пусть сам хоть чуть-чуть побудет им нянькой.
        Старик вскипел, начал талдычить, что мне не из чего выбирать и мой отец нашел эту работу ради денег, что я не должен так себя вести, поскольку я еще совсем мальчик, которому даже не исполнилось восемнадцати…
        Тогда пришлось сказать ему, раз он считает, что у меня нет выбора, то пусть лучше посмотрит под хвост моей лошади - я немедленно сваливаю отсюда. Тем более, что папа там, в городе, просаживает мои денежки в карты! А игрок он никудышный. Мягко говоря.
        Может, у него хоть кое-что осталось, чтобы дать сыну на дорогу. Мне ведь много не надо, хватит и пяти долларов, если они, конечно, у него еще есть.
        Вот только когда я добрался до города, оказалось, что папа уже умер. Причем не только умер, но и похоронен… в могилке с табличкой на палке.
        У меня чуть сердце не остановилось. Я тихо попятился от этой новости и плюхнулся на землю… Папа! Ему ведь не больше сорока - выглядел на свой возраст и имел совсем неплохое здоровье, особенно для человека, который большую часть своей жизни проводил за карточным столом.
        Сильвертон кишел тогда чужаками, но один из местных, знавший и папу и меня, сказал:
        - На твоем месте я бы вскочил на лошадь и отвалил отсюда. Его уже не вернешь, и в нашем городе делать тебе нечего, уж точно.
        - Как умер? Какая-то нелепица… Ну как это так - вдруг взял и умер? Ни с того ни с сего. Взял и умер?
        - Так люди обычно и умирают, сынок. Каждый понимает, что когда-нибудь умрет, но никто не знает когда. И не ожидает. Так что лети отсюда со всех ног, парень. Пока не поздно. Я слышал, сейчас набирают людей на шахты где-то на Западе.
        - Как он умер? - упрямо повторил я.
        - Да, понимаешь, вроде как сам на себя руки наложил. Хотя тела я, признаться, не видел. А вот судья Блейзер, тот сам всему свидетель. Говорит, застрелился. Наверно, в пух и прах проигрался. Ты же знаешь, он любил это дело.
        - Черта с два! - невольно воскликнул я. - Он такого ни за что не сделал бы! Да он проигрывал деньги всю свою жизнь! Просаживал больше, чем вы когда-либо видели!
        - Так-то оно так! Только ты, сынок, лучше послушайся моего совета - дуй отсюда как можно быстрее! Здесь объявились кое-какие крутые в черных сюртуках, и они вряд ли потерпят, чтобы сопливый мальчишка что-то вынюхивал, это уж точно.
        Может, он и прав, но меня этим не испугаешь - я якшался с такими крутыми сызмальства. Всякое видел. Ничего нового.
        Мы всегда еле сводили концы с концами. После того как мама умерла, а Пистолет - это мой брат - сбежал из дома. Мы с папой брались за любую работу, какую только удавалось найти. И все шло нормально… Теперь папа умер и оставил меня совсем одного.
        Толку от него вроде как было мало, но он мой отец и совсем неплохой человек. Последнее время мы редко разговаривали, а уж задушевных бесед не вели вовсе.
«Привет!», «Как дела?» - и все. Иногда с отсутствующим видом он сообщал, сколько проиграл, или выслушивал мой вопрос на ту же тему. Но я по-своему любил его, как и он меня, хотя произнести такое слово вслух постыдился бы любой из нас.
        Пистолет - мой сводный брат. Он на десять лет старше меня и убежал из дому давным-давно. Отец вроде как намекал, что Пистолет пошел по кривой дорожке, но лично я этому не верил. Парень всегда старался держаться где-то посрединке.
        Харчевня «Бон тон» располагалась в самом начале улицы, а мне до смерти хотелось положить что-нибудь на зуб. Голод не тетка: живот уже начал подумывать, что мне перерезали глотку, поэтому я со всех ног помчался туда, ворвался в дверь и, даже еще не успев сесть за столик, заказал полный обед, мысленно поблагодарив Господа за то, что можно набить желудок всего за две монеты.
        Пока я ждал официантку, у меня появилась возможность поразмыслить о папе и о его судьбе. Мы всегда принимали друг друга как нечто само собой разумеющееся, или так мне, во всяком случае, казалось. Но теперь, когда его вдруг не стало, в моей жизни образовалась огромная зияющая дыра, а внутри меня - непривычная пустота.
        У папы никогда ничего толком не получалось. Пару раз мы чуть не стали одной командой, но тут вдруг пришлось выбирать - драться или «делать ноги», а мама не хотела, чтобы мы дрались, поэтому нам пришлось отступить. А потом команчи выставили нас с насиженного места, угнав наших лошадей и коров, даже фургон сожгли, а скарб разграбили или уничтожили… Папа хотел отстроить все заново, но тут мама заболела, все деньги ушли на врачей и лечение. Тогда-то папа ударился в карты и проигрывал, проигрывал, проигрывал…
        Стоп! За соседним столиком рассказывают что-то интересное.
        - Ни разу в жизни не видывал такого! Когда они подняли ставки за поднебесье, тот вытащил свой шестизарядник, и, наверное, целую минуту никто не знал, чего от него ожидать. А он положил на середину стола револьвер, такой красивый револьвер с перламутровой рукояткой и двумя маленькими красными птичками, врезанными в нее, и произнес: «Долларов на двадцать потянет. Значит, и поднимаю на двадцать!» Двое из них остались, а когда настало время открыть карты, у него оказался «фул хаус». Тут-то, мужики, все и началось. Такое вам и не снилось! Карты вроде как сами начали идти ему в руки. Он просто не мог сделать что-то не так. Если бы с ним сел играть сам губернатор, этот парень стал бы владельцем всей Территории! Уж как пить дать! Он выиграл восемь или даже десять тыщь долларей, не меньше!
        Официантка - симпатичная рыжуня с чистым личиком усыпанным такими милыми конопушками, принесла жареную телятину с бобами. Наклонившись, чтобы налить мне кофе, она невольно показала свои великолепные груди и почему-то шепнула:
        - Будь осторожней! Поберегись!
        - Почему? Я и слова-то еще не вымолвил!
        - Не в этом дело. Но на твоем месте я бы не медлила. Допивай кофе и пулей лети из города… даже не оборачивайся. Дай Бог им больше никогда тебя не видеть!
        - А в чем, собственно, дело? Что я такого натворил? Да я, блин, целых восемь месяцев коров пас! Стоило мне только появиться в этом полоумном городе, как мне тут же начинают советовать побыстрее свалить отсюда. Во дела!
        - Вот и вали! И как можно быстрее, - бросила она и, повернувшись, ушла.
        Ладно. Тогда попробуем кофе. Ничего. Нормально. Теперь мясо и бобы, а потом посмотрим. И заодно послушаем, о чем говорят за соседним столиком. Похоже, это о той самой игре, когда мой папа играл в последний раз.
        - Так вот, все решил этот шестизарядник. Он проигрывал и проигрывал, пока не поставил на кон свою игрушку. Ну я вам доложу…
        Тут я прекратил жевать, молча посидел минуту или две, затем повернул голову и сказал:
        - Звучит здорово! Так говоришь, красные птички в перламутровой рукоятке?
        - Вот именно! Повезло. Эта игрушка сотворила чудо! Как только он поставил ее на кон, ему поперло как из нужника! Прет и прет! Никто ничего не мог с ним поделать.
        - Мужчина среднего роста с усами?
        - Усы имел, это уж точно, только он длинный и тощий. В черном сюртуке. И жилетке… Понимаешь? - Парень пристально на меня посмотрел. - Знаешь его, что ли?
        - Да, похоже, мне его игрушка знакома. Такие не забывают.
        - Везло ему жутко. Взял штук девять, а то и десять! Мало того, выиграл закладную на коров, где-то там на севере. И что интересно: делал все не так, и все равно перло ему как ненормальному!
        Сосед рассказчика тоже обернулся.
        - Он не выиграл все деньги в мире только потому, что у его соперников их просто не было. Взял все, что они с собой прихватили. Видел это собственными глазами.
        Мужчины помолчали и сменили тему, а я опустошал стоявшие передо мной тарелки, прокрутил в голове кое-какие мысли. В общем-то я не мастак моментально соображать. Делаю все быстро, очень быстро, а думаю не очень. Люблю мозгами пораскинуть, повертеть идею в голове, пока не разберусь, что к чему. Все, что я узнал, походило на старую как мир беду…
        Папу мне стало по-настоящему жаль. Позже, конечно, будет жаль еще сильнее. Ведь так неожиданно, как его смерть, на меня еще ничто и никогда не обрушивалось.
        А может, его и не надо жалеть? Ведь папа ушел из жизни на самой вершине своего картежного триумфа. Он ушел победителем, а этим могли похвастаться совсем не многие игроки. И уж конечно, никто не ожидал, что папе когда-нибудь так подфартит. А ему повезло! Ведь если бы после такой удачи он остался жив, то продолжал бы играть и дальше и, само собой, просадил бы все до последнего цента. А теперь он остался непобежденным навсегда.
        Хотя выстрел в голову?.. Как такое могло случиться?
        Чья это пуля? Кто, интересно, спустил курок?
        Вот теперь я окончательно допер, почему всем хотелось как можно быстрее спровадить меня отсюда. Слишком много для маленького городка, ну и к тому же я его родной сын.
        Все ясно, надо топать к судье Блейзеру, который здесь не только судья, но и судебный пристав.
        Блейзер сидел на крыльце, откинувшись на спинку стула, и раскуривал здоровенную сигару. Увидев меня, он прищурился, делая вид, что думает, кому это он вдруг так понадобился.
        Вид я имел, уж поверьте, далеко не воскресный. Всю зиму я провел в горах, где совсем не жарко, и на мне была вся моя одежда, а вместо пончо, как полагается приличным людям, на плечах болталось одеяло, в котором я проделал дырку для головы.
        - Судья Блейзер, - обратился я к нему. - Вы хоронили моего отца. Я пришел за его вещами.
        Он даже не шелохнулся. Затем все-таки вынул сигару изо рта.
        - Э-хе-хе, сынок, ты же знаешь, что мог оставить тебе твой отец. У него всегда все выходило наперекосяк, за что бы он ни брался. Карты - вот единственное, чем он занимался всю свою жизнь. Когда мы его хоронили, то нашли в кармане только три доллара и несколько мелких монеток. Правда, остались еще золотые часы и два шестизарядника. Один он держал в руке, другой лежал на столе. - Судья сел попрямее. - Можешь все это забрать.
        Он встал и пошел в дом, сделав мне знак рукой следовать за ним. Крупный мужчина. И толстый. Хотя люди говорили, он силен как бык. Но меня не проведешь: то, что кажется жиром, и есть жир на самом деле. К судье я никогда не испытывал особой симпатии. Впрочем, это едва ли его расстроило бы, даже если бы стало ему известно. Кто я для него такой? Сопливый мальчишка - и ничего больше.
        У себя в кабинете - там стоял секретер с откидной крышкой, большой железный сейф, медная плевательница и квадратный стол - он молча ткнул пальцем в сторону стола, и я увидел один из папиных револьверов в кобуре с патронташем. Другой, но без кобуры, примостился рядом с папиной старой черной шляпой.
        Судья все так же молча достал из ящика секретера три доллара с мелочью и золотые часы.
        - Вот тебе, парень. Забирай и иди себе. У меня полно дел.
        Ладно. Я взял патронташ, надел на пояс, закрепил на ноге - сидел, будто родился со мной, - затем сгреб в карман деньги и часы и поменял свою истрепанную шляпу на папину черную. Теперь проверим револьвер: так, полная обойма, это меня совсем не удивило, папа всегда очень аккуратно обращался с оружием и содержал его по первому разряду.
        Главное, револьвер оказался в порядке и готов к употреблению.
        - Судья! - Я держал револьвер вроде как небрежно, но наготове. - Сдается мне, вы стали чуть забывчивы. Что-то не похоже на таких, как вы. Понимаю, у вас много важных дел и все такое прочее…
        Он медленно выпрямился и бросил на меня колючий взгляд. Перевел его на револьвер в моей руке, затем снова на меня. Может, мне, конечно, и всего семнадцать, но нам с папой случалось тусоваться в самых крутых компаниях. Для меня судья выглядел не страшнее тех, с кем нам частенько приходилось сталкиваться.
        - Забывчив? Ты это о чем? - угрожающе протянул он.
        - Насчет тех денег. Вчера вечером папе здорово везло. Говорят, он выиграл много наличных и даже кое-какую недвижимость, но я почему-то не вижу ничего на вашем столе.
        - Не надо, не надо, сынок! Тебе все наврали. Думаю…
        - Слушайте, мистер, - перебил я его. Но спокойно, не повышая голоса. - У этого шестизарядника не так уж много терпения. Может вообще-то и не выдержать. К тому же мне совсем не трудно собрать двадцать, а то и тридцать свидетелей, которые наблюдали за той игрой. Собственными глазами… В городе полно чужаков, судья, которым вас нечего бояться, и они без проблем подтвердят все, что видели вчера вечером. Об этом и так говорит весь город. Посмейте заныкать хоть один цент у бедного мальчика-сиротинки, который только что лишился отца, и, не сомневаюсь, все эти парни тут же бросятся искать веревку, чтобы кое-кого вздернуть… Догадываюсь теперь, почему наш старый Динглберри так расстраивался из-за моего отъезда. Наверняка вы велели ему под любым предлогом задержать меня, пока тут все не утрясется.
        Мои слова ему явно не понравились. Понятное дело - кому захочется расстаться с такими деньжищами? Да еще отдать их какому-то желторотому мальчишке! Но с другой стороны, вот он я, прямо напротив с шестизарядником в руке, и кто знает, не псих ли это, которому ужас как не терпится пострелять…
        - Только попробуй нажать на курок, парень, и тебе не миновать виселицы!
        - Мне еще не приходилось слышать, чтобы кого-нибудь повесили только за то, что он застрелил вора, - спокойно ответил я.
        От злости судья Блейзер даже побагровел. Глаза сузились, угрожающе засверкали…
        - Слушай, парень, ты в своем уме?
        Я всего лишь чуть приподнял дуло револьвера.
        - Если хотите доказать, что я ошибаюсь, отдайте деньги и закладные. Только и всего. Большего не требуется. А может, желаете решить это через суд? Так запросто. Минут через пять проведем его в салуне, где папа все выиграл. Так как?
        Ему это понравилось еще меньше. Вряд ли он горел желанием услышать, что обо всем этом скажут присяжные, крутые парни Запада. Они верят в честную игру, и большинство из них собственными глазами видели, что произошло на самом деле. Судья Блейзер медленно, как бы через силу опустился на одно колено перед сейфом на полу. Я тут же передвинулся прямо ему за спину. Хотя я и выглядел сопливым, но прекрасно знал, что в сейфах всегда держат оружие - пусть, мол, караулит мои денежки. И точно, вон он, голубчик, лежит себе и лежит.
        Когда судья потянулся к нему, я остановил его:
        - Мистер, когда ваша рука вынырнет из сейфа, пусть в ней лучше ничего не будет кроме денег. Вам же все равно придется повернуться, чтобы стрелять, а мне нет.
        Он встал. Медленно, очень медленно. Но с деньгами в обеих руках. Я вежливо попросил его положить их на стол и отойти. Только без лишних движений.
        - Сынок, я же не хотел тебе ничего плохого! - Его тон вдруг как-то подозрительно изменился. - Думал, сохраню эти деньги для тебя… Пока ты не станешь взрослым. Вообще-то… - Готов поспорить, эта мысль только что пришла ему в голову. - Я собирался стать твоим опекуном. Естественно, только по решению суда. - На его жирном лице появилась мечтательная улыбка. Ну совсем как у кота, когда он тайком жрет хозяйскую сметану. - С такими-то деньгами молодому человеку вроде тебя всегда пригодится добрый совет. Я даже прикидывал, как отправить тебя куда-нибудь учиться. В наше время образование - нужная штука.
        - Да, но вы не мой опекун и не верится, что когда-нибудь им будете, - коротко и без эмоций ответил я. Пусть привыкнет к простому факту жизни.
        - Почему же нет? - не сдавался он. Смотри-ка, просто в восторге от своей идеи! - Я оформлю все бумаги. Назначу себя твоим опекуном. Буду хранить эти деньги, может, даже выгодно вкладывать их для тебя.
        - Охолонитесь, судья. Вы сделали свой ход и проиграли. Так что хватит, выкладывайте мои закладные.
        - Да они не стоят бумаги, на которой написаны, - растерянно пробормотал он. Надо же, не сдается.
        - Не важно. Давайте, давайте!
        А куда ему деваться? Конечно, с большой неохотой, но ведь он не слепой, видел мой палец на спусковом крючке… Начни он упираться, и мой шестизарядник проделает в нем дыру, через которую проедет почтовый фургон.
        Забрав все, что мне принадлежало, я попятился к двери, плотно закрыв ее за собой, вышел на улицу, дернул за привязь и вскочил в седло. Мой серый конь жутко устал, но, видимо почувствовав, что у меня могут быть большие проблемы, помчался, словно торопился на водопой.
        В город и из города вели две дороги, и, следуя логике, мне предстояло выбрать одну из них, а значит, ни ту, ни другую. Я поскакал к своему бывшему коровьему пастбищу, где, как мне думалось - сам не знаю почему, - меня будут искать в самую последнюю очередь.
        Ну, во-первых, никто кроме меня точно не знал, где оно находится, и к тому же я обойду стороной ранчо этого предателя старого Динглберри, который тут же настучит судье про мой маршрут, если меня увидит. К тому же оно что родной дом для моего жеребца, вот почему он туда так припустился. Я пару раз оглянулся. Никого.
        Они, конечно, все обмозгуют, и Блейзер рано или поздно вычислит меня, но сначала им все равно придется потратить время на другие варианты, а к тому моменту, надеюсь, будет вроде как уже поздновато.
        Только мне тоже стоит поторопиться. Ведь пойди снег до того, как я слезу с гор, - а снегопады в это время года совсем не редкость, - быть беде, можно вообще не выбраться оттуда. А что, запросто! Снежные обвалы навсегда похоронят все следы.
        Нынешняя зима выдалась вполне сносной, малоснежной. Холодная, конечно, но с травой - все в порядке, и коровы не голодали. Я держал ухо востро, в любой момент готовый в случае нужды перегнать их в другое место; к тому же совсем рядом есть долины, там нашлось бы где укрыться и переждать ненастье. Закон гор прост: либо быстро отваливай, либо застревай на всю жизнь. Если ее хватит. Мне-то что, обычно у меня тут навалом запасов и дров. Правда, проблема в том, что за зиму я съел и сжег почти все, что имел…
        С гор задул ледяной ветер, растаявшие было ручейки снова прихватило, значит, там, наверху, здорово подморозило. Серый, наверное почуяв дом, припустил еще быстрее. Там, где след кончался, миль за пять до травы, я снова обернулся, чтобы проверить. На всякий случай.
        Никого и ничего. Ни души. Но меня не так легко обмануть: где-то они там, где-то уже идут по следу…
        Сколько я получил денег, пока не знал, но уж точно немало, и Блейзер ни за что от них просто так не откажется. Это тоже точно. Он придет не один. Придумает что-нибудь, соберет людей и явится сюда, как пить дать. Он ведь судья. Наверное, не больше, чем заурядный мировой судья окружного масштаба, но уж в законах разбирается в любом случае лучше меня и без особых проблем назначит себя моим опекуном. Запросто! Сочинит красивую байку, какой я дикий, необузданный мальчишка, дурошлеп, за которым нужен глаз да глаз, и назначит. А тем временем, пока я, значит, расту и набираюсь ума, преспокойно прикарманит все мои денежки.
        Когда вдали наконец показались темные очертания моей хижины, снежные тучи уже нависали почти над самой землей. Я остановился, хотя мой конь начал тут же фыркать и прясть ушами, выражая явное неудовольствие неожиданной, по его мнению, задержкой. Что меня там ждет?
        С чего это мне пришло в голову, что никто не знает об этом местечке? Не слишком ли я самоуверен? Деньги нахально оттопыривались в седельных сумках. Закладные там же. С такой тяжестью будет нелегко пробираться через снежные завалы. Ох как нелегко! Кроме того, мне совсем не хотелось отдавать им мое, то есть папино богатство. Если, конечно, они меня поймают.
        Тогда-то я и вспомнил про свой тайник!



        Глава 2

        Это была узкая трещина в скале - дюймов шесть в ширину и фута два в глубину, - спрятанная в стене ниши на высоте приблизительно в девять футов от земли, очень удобная штука для хранения кое-каких припасов, патронов, кофе - на случай, если мое пристанище вдруг сгорит дотла, пока я пасу скот.
        До хижины оставалось еще добрых две мили, хотя уже виднелось темное пятно там, где она стояла. Подъехав к нише, я встал на стременах, запихнул деньги как можно глубже и снова задвинул трещину здоровенным камнем.
        Триста долларов я оставил себе на жизнь: пять двадцаток под лентой внутри шляпы, еще пять в широком поясе, а последние пять скатал в тугой комок и утрамбовал его на дне кобуры. Револьвер, конечно, чуть приподнялся, но ремешок застегивался нормально, будто так и положено. В любом случае я решил сначала пользоваться поясным револьвером, если, конечно, придется стрелять.
        Так, дело сделано, теперь можно и домой, но только не прямо, а в объезд, сделав маленький крюк через осиновую рощицу. Там за пригорком с хвойными деревьями у меня стоял еще один домишко. Крепко сбитый из толстых бревен и более теплый, чем сарай возле хижины. Серого завел туда - пусть немного согреется - и заодно набрал из мешка кукурузы, которую хранил здесь на всякий случай.
        А вот теперь можно и домой. Там должны быть бекон, бобы, мука, соль, сахар и кофе, а также немного сушеных яблок, ну и, наверное, кое-что еще. Боюсь, скоро все это мне очень и очень понадобится.
        Наступила уже весна, и внизу набухли почки, но здесь в горах - жди сюрпризов. Мне случалось видеть, как приходит весна с цветами и теплом, а потом с ледяных вершин вдруг налетит снежная буря, и снова дней на десять, а то и на все пятьдесят ляжет самая что ни на есть настоящая зима.
        Высокогорное пастбище, которое здесь называли плато, представляло собой несколько долин выше уровня леса или наравне с ним, где росла самая сочная трава. Большую часть зимы там не задерживался снег и было намного теплее, чем внизу. Многие считали это «местным погодным явлением». Наверное, имели в виду ветры, дующие из пустыни.
        Когда папа прознал про эти места, то сразу же пришел к Динглберри с предложением организовать выпас его коров на высокогорных пастбищах. По два цента с головы, предупредив, что работать будет его сын, то бишь я,
        Как он нашел те луга или услышал про них, мне неизвестно - очень уж разговорчивым папу не назовешь. Только сейчас до меня начало доходить, как мало он рассказал мне о своей прошлой жизни, семье… Меня это, в общем, не очень-то и трогало, к тому же он всегда был рядом, и при желании я мог бы его спросить, если вдруг что-то станет интересно. Но сейчас папы уже нет. Его смерть не только оставила меня одного, но и отрезала от всего прошлого, от семьи, которая, вполне возможно, где-то существовала…
        Возле хижины все было тихо. Я вошел внутрь и первым делом разжег печку. Затем, когда дрова весело затрещали, начал засовывать припасы в джутовый мешок. Причем из головы никак не выходила предательская мысль - а не лучше ли переночевать здесь в тепле, чем тащиться через горы в холоде и темноте?
        Приторачивая сумки с провизией к седлу, я все еще думал, не расседлать ли моего серого конька и не дать ли нам обоим отдохнуть. Жеребец здорово устал, да и мне бы это совсем не помешало, но я вспомнил злобный, полный ненависти взгляд Блейзера и ясно понял: он придет за мной, придет несмотря ни на что. Когда еще у него снова появится шанс поиметь столько денег!
        Вдруг я вспомнил, что на полу хижины остался мешочек с патронами. Пожалуй, их надо забрать.
        И я вернулся. А когда открыл дверь, передо мной вдруг выросло что-то невероятно огромное, прямо как медведь-гризли. Моя правая рука дернулась к револьверу, но - вот черт, я же повесил ремень с кобурой на луку седла, когда приторачивал сумки!
        Меня ударили кулаком, но ощущение возникло такое, будто шарахнули обухом топора. Я согнулся пополам… Следующий удар послал меня на пол. Но разлеживаться мне не дали: здоровенная ручища схватила меня за шиворот и швырнула на стоявший рядом стул.
        - Где они? Где деньги, парень?
        Ошеломленный, но не потерявший сознания я поднял глаза на судью Блейзера. С ним оказались еще трое. Одного я узнал: Тобин Уэкер, перевозчик грузов, слыл самым что ни на есть подлым человеком во всей округе. На голову выше меня и гораздо тяжелее.
        И рожа будто просит кирпича. Не знаю даже, зачем судье понадобились другие двое - ему вполне хватило бы одного Уэкера.
        Блейзер схватил меня за ворот рубашки и приподнял со стула.
        - Где они? - прошипел он. - Где деньги, которые ты украл у меня?
        - У меня их отняли, - соврал я. - Мне подумалось, это вы.
        - Отняли?
        - Двое… С винтовками. Забрали бабки и велели проваливать… Сказали, увидят в городе или где-нибудь тут рядом - открутят голову.
        - Ты что, думаешь, я поверю твоей туфте?
        Блейзер произнес это таким тоном, что я даже сначала испугался. По-настоящему. Но у меня все-таки хватило ума понять: как только они получат деньги, тут же прикончат меня. Зачем им живой свидетель и лишние проблемы?
        - Разве не вы их послали? - с удивлением спросил я. - Они забрали все. Деньги, револьверы, лошадь… Вычистили как миленького!
        - Сынок, ты врешь и надеешься выкрутиться, - подозрительно тихим голосом произнес Блейзер. - Этот номер не пройдет. Значит так: либо ты сам скажешь, где деньги, либо мы из тебя выколотим признание.
        - Послушайте, да с чего мне…
        Дальше слова застряли в горле. Скорее, залились кровью, так как он врезал мне прямо в зубы. Я слетел со стула… Потом Уэкер схватил меня сзади за руки и держал, пока судья неторопливо продолжал обрабатывать меня со всех сторон - локтем в живот, коленом в подбородок, кулаком по лицу, ногой в пах…
        Они оставили меня лежать в крови на полу. Один из них подбросил дров в печку.
        - Холодает, - заметил он.
        А Уэкер еще раз шарахнул меня ногой по ребрам.
        - Давай, давай, не тяни, парень. У нас впереди целая ночь.
        - Может, вся весна, - прошелестел я окровавленными губами.
        Блейзер нахмурился.
        - Это уж точно. У нас вся весна, парень. Будем бить тебя, пока не скажешь, так что лучше пожалей себя. Выкладывай, да поскорее.
        Он явно не понял меня и, похоже, не представлял себе, что может произойти здесь в горах. Внизу, в городе, днем уже тепло, цветы, почки на деревьях и все такое прочее, а здесь не так, все совсем иначе.
        - Пожалуй, кофеек бы нам не помешал, - решил судья. - Где тут у тебя кофе?
        - Я взял его, когда уходил. Его и оставалось-то совсем ничего.
        - У меня есть немного, - откликнулся один из них, открывая дверь, чтобы сходить за ним.
        В хижину ворвался порыв ветра. Со снегом!
        - Ты смотри, снег, - изумленно заметил Блейзер.
        Боль медленно разливалась по всему телу. Уж не сломали ли мне ребра? Я попробовал сесть, но потом передумал. Лучше лежать. В голове потихоньку прояснялось, а внутри, внутри закипала злость. Ярость против всех этих подонков. К тому же этот Уэкер, гад из гадов, просто двинул ногой и врезал мне прямо по лицу. Хорошо еще, я инстинктивно отдернулся назад, так что ребристая подошва его сапога всего лишь содрала мне кожу со щеки.
        - Не дергайся, парень. Отдай деньги, и мы оставим тебя в покое. Не скажешь, будем продолжать бить. Ох и длинная тебя ждет ночь!
        - Очень длинная, - пробормотал я разбитыми губами. - Может, самая длинная в вашей жизни.
        Тот, который возился с дровами у печки, полуобернулся, внимательно посмотрел на меня.
        - Что ты хочешь сказать? - спросил он.
        - Послушайте ветер, - ответил я.
        Блейзер бросил на меня подозрительный взгляд.
        - Ветер? Ну и что ветер?
        - Снег. Много снега. Если в это время здесь застрять, значит, отсюда не выбраться недель шесть, а то и все восемь. Со мной такое уже случалось. Надеюсь, ребятки, вы захватили с собой достаточно жратвы? Или жирных лошадей. Вам это точно понадобится.
        Тот у печки перевел взгляд на Блейзера.
        - Это так?
        - Он врет. Сейчас весна. - И все-таки в его голосе слышалось сомнение. - Уже апрель.
        - Кое-кому не удавалось выбраться отсюда и до июня. - Я даже заулыбался. - Надеюсь, вы успели попрощаться со своими бабенками?
        Уэкер шарахнул меня по губам.
        - Заткнись, гнида!
        Я минутку помолчал, но затем вроде бы как продолжил:
        - Пару лет назад один тут пошел в горы с охотниками. В конце весны вернулся. Толстый такой, цветущий. Но один. А где же остальные? Народ поинтересовался и выяснил: он их всех убил и съел. Отсюда и название - «Плато людоедов», вы что, не знали?
        - Да, я слыхал об этом, - подтвердил Уэкер. - Было такое, это точно.
        - Вам крупно повезло, парни, что у вас есть Блейзер. Он такой здоровый, толстый. Он…
        Судья с размаху ударил меня. Затем встал и наступил на мои пальцы, потом шарахнул ногой в живот и, приподняв за ворот рубашки, прорычал:
        - Где деньги?
        - Отняли… А отца-то убили, наверное, вы.
        Блейзер отшатнулся, будто ужаленный. Но тут же злобно саданул меня по ребрам. Я замычал от боли, а он со всей силы врезал мне по почкам. Раза три-четыре подряд.
        Лежа на полу лицом вниз, я чувствовал, как холодный воздух ползет через щели. И боль, жуткую боль во всем теле. Раньше так мне никогда не доставалось.
        - Пожалуй, надо бы завести лошадей, - озабоченно сказал один из них. - Ветер-то холодноватый.
        - Вот и займись ими, - раздраженно огрызнулся Блейзер. - Уедем с утра пораньше.
        Я рассмеялся. С трудом, конечно, но рассмеялся.
        Они отошли, а я остался лежать. У них оказались только две кружки, поэтому кофе пришлось пить по очереди. От резкого порыва ветра дверь вдруг с шумом открылась и захлопнулась.
        - Судья, а может, он говорит правду? - заволновался тот, который ходил завести лошадей. - Лошади у него там в сарае нет.
        - Лошадь они у меня тоже забрали, - подтвердил я.
        - Да врет он все! - раздраженно буркнул Уэкер. - Настанет утро, найдем и лошадь, и деньги.
        - К утру вас всех так занесет, что недель шесть - восемь вам отсюда не выбраться. И даже не мечтайте кого-нибудь подстрелить. В это время года здесь…
        - К утру мы либо получим свои деньги, либо сделаем из тебя кашу, - перебил меня судья. - Все только начинается. Хочешь остаться живым, говори, где деньги.
        Мои глаза распухли, остались только узенькие щелочки, голова раскалывалась от боли, вместо рук только две распухшие культяшки. И все равно лучше терпеть и не говорить им ничего. Пока я молчу, остается хоть какой-то шанс. Крошечный, но все-таки шанс.
        Внезапно Уэкер со всех сил ударил меня по почкам. Боль, какая же пронзительная боль! А Блейзер тут же добавил ногой по лицу.
        - Вы все сдохнете здесь, - чуть отдышавшись, проговорил я. С трудом, но проговорил. - Проходы скоро закроются. Отсюда уже не выбраться.
        - А если он не врет? - взвился вдруг один из них. - Блейзер, мне это совсем не нравится. Эти проходы узкие, как хрен знает что, а снег вон валит и валит.
        Уэкер подошел к окну. Пристально поглядел через стекло. На его лице впервые за все время промелькнуло выражение неуверенности.
        - Ну, блин! - раздраженно выругался он, сплюнул и, отойдя от окна, сел на стул. Затем снова встал, снова подошел к окну. Хотя ничего он там не видел. И не мог видеть, ясное дело. Вечер, да еще такая погода. Просто занервничал.
        Я обратил внимание на хлопья снега, влетевшие в комнату. Большие и пышные. Такой снег валит сильно и долго. Им отсюда не выбраться. Но и мне тоже. Хотя… хотя можно попробовать. Почему бы и нет? Места для меня как-никак родные.
        Не так давно старик индеец уже проходил этим путем. Я зимой приютил его и накормил, и он в благодарность рассказал мне про эту тропу.
        Но найду ли я ее в такой кромешной тьме? Даже если бы не было этих подонков? Индеец не очень-то ясно все излагал. Ничего удивительного. Полной ясности от них никогда не дождешься. Все вокруг да около. Ладно, спасибо и на том. Что-то все-таки мне известно.
        Блейзер тоже встал, подошел к двери, выглянул наружу. Затем набросил плащ и вышел. Когда он через минуту вернулся, его тон и манеры изменились как минимум процентов на сто.
        - Дик, - приказал он тому, кто варил им кофе, - иди седлай лошадей. Мы уезжаем.
        - А как с этим? - спросил Уэкер, ткнув пальцем в мою сторону.
        - Успеем вытрясти его до отъезда. Теперь шутки в сторону.
        Дик пошел седлать лошадей. Их осталось трое. Я постарался изобразить разбитыми губами улыбку.
        - Он их уже не найдет там в снегу. Вы все сдохнете.
        Блейзер злобно схватил меня за шиворот, и тут я изо всех сил ударил его. Прямо по его гнусной роже. С превеликим удовольствием. Он даже присел от боли. А затем начал избивать меня. По лицу, по голове, по животу… Спокойно, не торопясь. Я не сопротивлялся. Зачем? Надо сохранить силы. Надо выжидать. Время придет.
        - Дай-ка его мне, - подошел Уэкер. - У меня он быстрее заговорит.
        Блейзер устало махнул рукой.
        - Делай с ним что хочешь, только не убивай, пока он рот не откроет. Деньги у него где-то здесь, это точно.
        - А если он не врет? - спросил вдруг четвертый. - Если его на самом деле ограбили? Деньги же все видели. Все видели, как его старик выиграл их.
        Блейзер промолчал. Он надеялся, что деньги у меня. Хотя никаких фактов в пользу своей уверенности не имел. Он зря тратил время, и это ему не нравилось.
        О, скрипнула дверь! Наверное, возвратился Дик. Блейзер скрючился у огня. Уэкер отодвинул меня на вытянутую руку. Он был силен. Намного сильнее Блейзера. Запросто убьет! Дик уже возился с замком, и тут я прыгнул. Как сжатая пружина.
        Так, первым делом левую руку под мышку Уэкера, правую на его запястье. Хруст! Он взвыл от боли. Еще бы, ему сломали руку! Я изо всех оставшихся сил толкнул его на Блейзера, и они, как родные братья, вместе покатились в огонь. А я метнулся к двери.
        Дик! Я сбил его с ног, заодно влепив ему кулаком по подбородку, и покатился по снегу…
        Потом все-таки поднялся на ноги. Теперь в лес, скорее в лес. Позади раздавались яростные крики боли и ругательства. Так вам и надо! Снова лицом в снег, снова качусь, снова в снег… Ну все, хватит, пора встать.
        Дерево. В голове шумит, дышать тяжело, каждый вздох как удар ножа.
        А что вокруг? А глаза как щелки, ничего не рассмотреть. Все равно - вперед от одного дерева к другому. Главное, я здесь, а не там.
        Серый! Найду его, и все будет в порядке.
        Ветер, ветер выл и выл. Не думать, надо постараться не думать. Опять упал, снова боль. Сломано, наверное, не одно ребро. Нос тоже.
        Но чувство ориентации, похоже, осталось: запасная хижина где-то справа. Мое убежище с верным другом-конем ждало меня. Где? Где-то здесь, ярдах в десяти…
        Вон оно! Скорее внутрь. Серый радостно заржал.
        Я тут же рухнул на пол. Потом все-таки поднялся, чтобы закрыть дверь на замок. Холодно, но относительно безопасно.
        Насколько? Они же не успокоятся. Они будут искать. Надо выбираться. Как можно скорее. Куда? Сколько идти? Две мили? Меньше? Больше?
        Только бы удрать отсюда. Там, внизу, можно укрыться от ледяного, пронизывающего ветра. Я облокотился на спину коня, закрепил подпругу, с трудом вскарабкался в седло. Нагнул голову, проехал в дверь. Прямо в буран…
        Жеребец, наверное, почувствовал, что хозяину плохо, очень плохо, поэтому, на удивление, совсем не сопротивлялся.
        А буря бушевала вовсю. Я направил бедное животное прямо к дому, откуда по-прежнему доносились злобные крики.
        Там, где дует ветер, нет снега. Значит, можно спокойно скакать, что мы и сделали. Туда, к моей заветной трещине в скале, дай только Бог не промахнуться.
        Сзади - верная смерть. Впереди - жгучий мороз, мили и мили трудного пути, но… все-таки шанс выжить и победить.
        Подумав так, я невольно обернулся в седле. В густом снегопаде еще не пропал тусклый свет. Окно.
        Я вытащил из седельной кобуры винчестер, замерзшими, негнущимися пальцами зарядил его и три раза подряд выстрелил по окну - вот вам!
        По крайней мере, теперь вы знаете, что я не сдался, что об этом нечего и мечтать.
        А теперь снежный буран!..



        Глава 3

        Холодно, жутко холодно. Надо как можно скорее найти начало той самой индейской тропы, узкой-преузкой, которую не всегда разглядишь даже при тихой погоде. Серый уже ходил по ней. И не раз. Он наверняка сообразит, куда идти. А уж если нет, то…
        Ветер бил прямо в лицо, я вжимал голову в воротник, чтобы хотя бы перевести дух. Снежный покров становился все толще и толще даже здесь на равнине. Несколько раз жеребец спотыкался. Он устал как черт, но что делать?
        Ох уж этот ветрище - словно железная стена, холодный-прехолодный, а мы прем ему навстречу! Серый вдруг снова споткнулся и чуть не упал. Слава Богу, не упал, но остановился и задрожал. Тут я вспомнил: где-то справа должен быть спуск. Может, это он и есть? И именно из-за него конь споткнулся?
        Ну что, рискнем? Давай, давай, вперед, родимый. Он сделал неуверенный шаг, еще один, еще… Вот она, та самая здоровенная ель! Здесь надо слезать.
        Каждое движение отдавалось дикой болью, тело кричало и вопило, ни одной здоровой косточки, но моего единственного верного друга - коня надо поберечь. Мы нужны друг другу, нужны, чтобы выжить. Дорогу вниз отсюда я теперь найду, но придется идти зигзагом между деревьями и валунами. Верхом это опаснее и труднее.
        Я повел его в поводу, время от времени притопывая ногами - пусть кровь хоть немножко разойдется. Нет, так долго я не продержусь. Надо найти укрытие от ледяного ветра - нависшую скалу, пещеру, упавшее дерево, все что угодно. Нам необходимо укрытие и костер. Немедленно!
        Мы шли и шли через снег и бурю, и я все время вертел головой, упрямо желая увидеть хоть что-нибудь подходящее. Ничего. Только ветер, воющий ветер и ослепительно белый снег.
        Сколько мы уже прошли? Четверть мили? Полмили? Больше?.. В голове было пусто, как я ни старался заставить себя вспомнить, есть ли поблизости местечко, где можно спрятаться от этого ужаса. Хоть ненадолго. Ведь человек в горах всегда отмечает такие места в памяти.
        Вдруг я поскользнулся и упал. Вот блин! Вставать уже совсем не хотелось… Серый, мой верный друг, нагнул морду и начал тыкать в меня своим мокрым носом. Тяжело вздохнув, я уперся руками и попробовал встать.
        Лед. Мои руки уперлись в лед. Вот почему я поскользнулся… под снегом был лед! Лед - это замерзшая вода. Значит, это, скорее всего, ручей, о котором говорил старый индеец. Ручей, вытекающий из пещеры!
        Пещеры?
        Тогда быстрей наверх. Осторожно нащупывая путь, чтобы, упаси Господи, не сойти с ручья, Серый понуро плелся за мной. Ветер, похоже, стал чуть тише. А может, всего лишь разыгралось мое продрогшее воображение? Нет, на самом деле стихает… Или нас прикрывает какой-нибудь выступ скалы…
        Меня уже трудно было назвать нормальным, что-либо соображавшим человеческим существом. Даже получеловеком. Холод напрочь заморозил мои мозги. Только одна мысль стучала в голове - либо мы сейчас найдем укрытие, либо оба подохнем.
        Я снова поскользнулся, чуть не упал, но все-таки удержался на ногах. Лед передо мной уходил куда-то вверх. Это же склон, пологий склон, откуда ручей стекал вниз! Подавшись чуть вправо, я попробовал найти просвет в густых кустах вдоль предполагаемого берега. Мы полезли вверх, но теперь поскользнулся и грохнулся мой жеребец.
        У нас ушли все силы на то, чтобы помочь ему подняться. Я задыхался от усталости и боли, противной ноющей боли во всем теле. Впереди что-то чернело. Дыра в сплошной стене кустов? Тогда туда! Ветер вдруг полностью стих. Но не холод.
        Узенькая тропа уходила куда-то вправо. Не важно. Вперед, только вперед! Останавливаться нельзя. Надо идти, надо что-то делать…
        Глаза постепенно привыкли к окружавшей темноте, и я разглядел, что мы оказались в закрытом пространстве диаметром футов тридцать, из которого виднелись по крайней мере два выхода. На полу валялись ветки - остатки прежних костров, наверху - щель, куда мог уходить дым.
        Медленно, с большим трудом я собрал в кучку несколько сучков, но руки настолько одеревенели, что я не сумел зажечь спичку. Ничего, надо немного подвигаться, тогда кровь скоро понесет тепло по телу.
        С подпругой пришлось повозиться, но все-таки удалось ее расстегнуть и снять с коня седло. Затем, очистив попону от налипшего снега и кусочков льда, я начал растирать своего серого друга, втирая тепло в него и в себя.
        Делать это пришлось долго, так как мои движения оставались пока весьма неуклюжими, но потом кровь все-таки побежала по жилам быстрее. Ну вот теперь совсем другое дело! Опустившись на колени, я аккуратно сложил костерок, добавив туда сухих листьев и шишек из крысиной норы. Осталось самое главное - чиркнуть спичкой по коробку! Я всегда испытывал чувство мальчишеской гордости, когда мне удавалось разжечь костер с одной спички. Слава Богу, сработало и на сей раз!
        Огонь вспыхнул, быстро разгорелся, весело пожирая длинные сухие ветки. Я подкинул еще и протянул руки к долгожданному теплу - наконец-то!
        Постепенно стало не только теплее, но и заметно светлее. Где же это мы оказались? Так, посмотрим: у стены куча хвороста и жестяное ведерко, несколько индейских горшков, черпак, обрывки конской упряжи… Да, похоже, здесь частенько бывали люди. Скорее всего, индейцы.
        Я набрал в ведерко снега у входа и поставил поближе к костру. Когда из него пошел пар, поднес его жеребцу, который выпил согревшуюся воду жадно и благодарно. Вот теперь можно заняться кофе.
        Пока вода вскипала, я насухо протер свой винчестер, а заодно и оба револьвера.
        Кстати о них. И тот, и другой стоили немало, но отец, даже если оказывался без гроша в кармане, никогда с ними не расставался. Этот вопрос меня впервые по-настоящему заинтересовал.
        Почему? Зачем папа, совсем не воинственный человек, всегда держал их при себе? Ведь он практически не вынимал их из кобуры - разве только для того, чтобы почистить и смазать, - и уж никогда не демонстрировал их на людях.
        До меня вдруг дошло, как мало я о нем знал. Мало? Да можно сказать, совсем ничего!
        Сидя здесь, в темной пещере, невольно прислушиваясь к завыванию ветра снаружи, я придвинулся поближе к огню и задумался о своем отце, таком необычном и глубоко одиноком человеке.
        Теперь-то понятно, насколько он был одинок, и в памяти стали всплывать вроде бы мелкие, но важные моменты - его неуклюжие попытки проявить чувства, полная потерянность, когда умерла мама…
        Нам никогда не удавалось поговорить о ней. Если я вдруг упоминал о ней, он тут же вставал и выходил из комнаты. Или отворачивался и молча смотрел куда-то в сторону. Наверное, ему все-таки хотелось думать, что мама не умерла, что она просто куда-то ненадолго отлучилась и скоро вернется.
        Вдруг передо мной отчетливо встал его образ. Я представил его в старом сюртуке с истертым вельветовым воротничком и тем не менее по-своему элегантным… Почему же я так мало знал о нем? Может, у него были причины скрывать что-то? Или он не хотел говорить о своей семье? Если, конечно, такая имелась.
        Где он родился, как оказался здесь на Западе, когда встретил маму? Все это осталось для меня загадкой. Само собой: ведь до настоящего момента я никогда даже не задумывался над этим.
        Как-то, когда мы сидели в своей комнате в отеле, папа читал газету, и что-то в ней вдруг вывело его из себя. Он скомкал ее и швырнул на пол, а потом с несвойственной ему злостью произнес: «Сынок, тебе нужно стать образованным человеком! Поступай как знаешь, но постарайся, обязательно постарайся получить образование!»
        Я подошел к выходу из пещеры, куда изредка врывались порывы ледяного ветра, и выглянул наружу. Не видно ни зги. Я знал, что мы отклонились от тропы, но насколько? И можно ли нас увидеть, когда буран стихнет?
        Надо еще раз проверить револьверы.
        Я выбрал из кучи дров полено потолще и подбросил его в костер. В пещере стало уже почти тепло. По крайней мере здесь мы не замерзнем.
        Интересно, как они там, Блейзер и те трое? Будут пытаться пробиться или застрянут в моей хижине? Кое-что из еды там оставалось. Трудно сказать сколько, но немного. Вряд ли хватит больше чем на неделю для одного, не говоря уж о четырех здоровенных мужиках. Кому-то из них придется помирать…
        Соорудив себе как мог спальное место между стеной пещеры и костром, я положил револьверы рядом, улегся на спину и, сцепив руки за головой, снова задумался об отце. Как же мало времени мы провели вместе! Пару раз ему вроде как очень хотелось поговорить, что-то мне рассказать, но у меня не возникло желания слушать. Сейчас, когда я вспомнил об этом, мне стало стыдно. Но тогда сопливому мальчишке совсем неинтересно показалось выслушивать про чье-то прошлое или про чье-то детство. Даже собственного отца. Меня волновала только собственная персона! Так невольно я упустил возможность узнать от него что-то важное, то, без чего хуже жить…
        Уже засыпая, я вдруг вспомнил мамины слова: «Почему ты не возвращаешься? Или есть причины и ты не можешь?»
        Он, наверное, что-то ответил, но я не помнил что. В памяти остались только ее слова: «Я боюсь не за нас. Я боюсь за тебя!»

«Слишком поздно, - ответил он. - Старого уже не вернешь. - Затем, через минуту-другую. - Не могу я… Нельзя начинать все это снова. Пусть лучше никогда не узнают… «
        Чем были эти слова для меня тогда? Ничем. Пустым звуком. Разговором двух взрослых. Но почему я их не забыл? Почему вспомнил их сейчас?
        Теперь папы нет. И спросить не у кого.
        Но он не покончил с собой. Одно про папу я знал точно - он не из тех, кто опускает руки. Выиграл ли, проиграл ли, папа все равно пошел бы до конца.
        Эта мысль заставила меня задуматься о его пристрастии к картам. Ведь при жизни мамы отец к картам даже не прикасался. Играть на всю катушку он начал только последние два-три года.
        Однажды он даже с отвращением швырнул колоду на стол, раздраженно заметив: «Глаза б мои на них не глядели!»

«Почему же ты не бросаешь играть, раз они тебе так противны?» - спросил я тогда.
        Папа молча постоял минуту-другую, тупо глядя в окно, затем грустно произнес: «Это единственный способ. Единственный шанс. Всего одна удачная игра - все, что мне надо!»
        Тогда я ему не поверил. Но сейчас… сейчас, когда я избитый и измученный лежал в пещере и меня подстерегали враги, призадумался. Ко мне стали постепенно, потихоньку, один за другим возвращаться маленькие кусочки той безвозвратно ушедшей жизни. Папа отличался очень скромными потребностями. Ему вроде бы ничего и не было нужно. Он даже не умел тратить деньги, когда они у него появлялись… Стоп, вот ответ: он пытался заработать их для меня!
        Я сел, подбросил несколько веток в огонь. Конечно же… Зачем еще? Помню, как-то раз папа бросил взгляд на мое драное пончо, на мои стоптанные сапоги, мою старую изношенную шляпу и сказал: «Какого хрена, неужели мой…»
        Свою мысль он, как всегда, не закончил. Взял шляпу и ушел и в тот же вечер просадил все наши общие тридцать четыре доллара.
        На следующее утро мне пришлось наняться на объездку диких мустангов по пятьдесят центов за штуку. Пару раз я грохнулся с них, но все-таки объездил. Когда нечего жрать, надо объезжать. Просто, как жизнь.
        А как-то я заболел, и папа ночь за ночью сидел у моей постели. Сколько мне тогда было? Одиннадцать или двенадцать? Да, наверное. Мысль о здоровье пришла мне в голову только один раз, когда я увидел папу без рубашки в ванной - две пулевые раны на левой стороне!
        Кажется, я тогда что-то заметил по этому поводу, а он вроде как отмахнулся и сменил тему. Но я не отставал, и он, чтобы скорее покончить с этим, сказал: «Было дело, в меня стреляли. Сейчас это уже не важно».
        Лежа уже почти в тепле, я попытался сложить все вместе, но… ничего не выходило, и тогда в голове начали роиться новые вопросы. Кем, собственно, был папа? Почему он не мог вернуться? А если мог, то куда и зачем?..
        К тому времени я согрелся настолько, что даже не поленился встать и выглянуть наружу. Снег валил по-прежнему, ветер не стихал тоже. Да, им придется несладко там в моей хижине, это уж точно. Когда застреваешь в горах во время снегопада, в любой момент жди беды. Кому-кому, а мне это известно совсем не по рассказам. Возле входа в пещеру валялось упавшее дерево, но моя попытка втащить его внутрь оказалась напрасной - дерево намертво примерзло к земле. Пришлось отломить ветку побольше, причем раздался хлопок, будто выстрел из ружья.
        Кроме того, я натаскал в пещеру кусков коры и разных обломков, за которыми не пришлось далеко ходить. В такую погоду лишних дров не бывает.
        Эта ночь тянулась долго, очень долго. Каждые несколько минут мне приходилось вставать, чтобы подкормить костер, а в холодную ветреную ночь аппетит у него всегда будь здоров. Слава Богу, дров у меня хватало…
        Когда наконец настал рассвет, я проснулся задубевшим от холода, а от костра осталась только кучка серой золы. Но теперь оживить его не составило большого труда.
        Слегка отогревшись у яркого огня, я подошел к выходу - что там происходит снаружи? Все стало белым-бело, и наши следы занесло. Ветер стих, но заметно похолодало. Лютый холод! Градусов тридцать, а то и больше, и, похоже, не на один день. Если они все-таки решатся меня искать, то наверняка найдут: мне надо поддерживать здесь огонь, чтобы не превратиться в сосульку, значит, они быстро учуят дым от костра…
        Несмотря на дрожь, я долго оглядывался вокруг и думал, думал, что делать дальше. Где-то ниже должна быть индейская деревушка, туда наверняка и ведет тропа. Но индейская тропа в горах обычно проходит через очень и очень опасные места. На ней можно ждать чего угодно. И все-таки мысль о том, что ни еды, ни дров нам надолго не хватит, заставила меня решиться - надо рискнуть!
        Вернувшись в пещеру, я подбросил в огонь еще пару веток потолще и начал седлать своего четвероногого друга. Он не выказал никакого неудовольствия. Похоже, эта темная, мрачная дыра в горе нравилась ему не больше, чем мне. Примерно через час мы вышли на свет Божий и на свою тропу. Куда бы она нас ни привела…
        Сначала мы ехали шагом, затем чуть-чуть рысью - пусть конь немного согреется, потом я слез и пошел рядом - мне тоже не мешало размяться и разогнать кровь. В кармане у меня лежали папины золотые часы: пройдем часа четыре, а там посмотрим. Одновременно буду высматривать новое укрытие, так как совсем неизвестно, насколько хватит сил у моего жеребца… или у меня самого.
        Вот мы нырнули в заросли - сломанные, изуродованные бурей деревья. Снег доходил до колена, а в некоторых местах в каньонах рядом с тропой его намело глубиной футов до двадцати пяти, а то и тридцати. Но сама тропа вела вниз, кружа между деревьями, огибая огромные скатившиеся с хребта валуны.
        Спустя четыре часа мы, собственно говоря, еще никуда не пришли. Ни следов человека, ни следов зверей. Ничего, а мои ноги снова превратились в ледяные колодки.
        Тропа опять загнула куда-то вверх и пошла по гигантской наклонной скале, покрытой толстым настом. С нее по меньшей мере мили на три вокруг открывалось совершенно пустынное безлюдное пространство без каких-либо признаков жизни.
        Только одинокий ветер угрожающе и таинственно завывал среди скал и ближайших горных вершин. Из-за давящего безмолвия даже конь мой чувствовал какое-то беспокойство, поэтому я обрадовался, когда увидел далеко внизу долину, хотя не без страха долго глядел на крутоватый склон, по которому придется спускаться первые футов шестьдесят или что-то около того. Серый настойчиво потянул за повод, а когда я отпустил его, без колебаний направился вниз по склону.
        Мы опять оказались в густых темных зарослях, посреди полного безмолвия. И снова никаких следов, абсолютно никаких. Животные, если они тут и были, будто впали в зимнюю спячку, как сурки и медведи, хотя о последних такого со стопроцентной уверенностью, конечно, не скажешь - от голода даже в самый разгар зимы медведь может проснуться и отправиться за добычей. Запросто. В любой мороз.
        Ближе к вечеру мы наткнулись на утес, за которым укрылись от ветра. Там же валялся здоровенный плоский кусок скалы: я поставил его стоймя, получился отражатель для костра, завел жеребца поближе к стене и развел огонь.
        Сушняка тут валялось сколько угодно, как и положено высоко в горах, где мороз и ветер вытворяют с деревьями Бог знает что… Ночь мы кое-как пережили, равно как и лютый холод, а с рассветом уже снова шагали по тропе. Часа через два деревья вдруг неожиданно расступились, и прямо перед нами открылась узенькая тропинка, покрытая снегом, под которым, скорее всего, намерз лед. Но там внизу, в долине, к небу поднималась тонкая струйка дыма. Значит, там - люди, значит, там тепло и даже еда! Значит, у нас нет иного выбора, кроме как добираться туда по этой чертовой тропинке, даже если ее всю покрыл лед!
        Что там, под нетронутым снегом, известно только Господу Богу, нам же предстояло пройти по тропе, когда одно стремя будет висеть над пустотой ярдов, может, в семьсот или восемьсот… если не в целую милю.
        Ну, скажу я вам, мне пришлось туговато. Один раз даже струйка холодного пота предательски потекла по спине. Серый же держался совсем иначе: он потряс головой, недовольно фыркнул, поставил уши торчком и без колебаний двинулся дальше.
        - Эй, парень, - сказал я ему, - если ты поскользнешься, то…
        Мой правый сапог чиркал по стене утеса, левый висел над пропастью. Мы же приближались к повороту, за которым нас ждала только неизвестность. Я знал лишь одно - надо идти вперед. Серому здесь не развернуться, это уж точно, и в случае чего мне пришлось бы соскакивать с него через круп, чего мне, сами понимаете, делать совсем не хотелось.
        Он переставлял ноги так, будто старался не раздавить букашек. В прошлом мой конь - дикий мустанг и, наверное, проходил по местам и похуже. Что ж, оставалось только надеяться на него… Мы наконец-то завернули за угол утеса, где тропа круто наклонялась вниз. Я не спускал с нее глаз, стараясь мысленно направлять каждый шаг моего верного друга и про себя умоляя его не поскользнуться. Только раз я бросил взгляд в сторону и краем глаза отметил в долине какое-то движение.
        Там на снегу стояла дюжина или две индейцев, внимательно наблюдавших за нами. Если раньше я опасался, что на этой тропе можно ожидать чего угодно, то сейчас все сомнения исчезли. Краснокожие следили за тропой, и никто не дал бы гарантии, что они дружественно настроены. Особенно в такое время года.
        Серый, наоборот, воспрял духом. Зафыркал, запрял ушами, даже пошел как-то легче, резвее…
        Внезапно узенькая часть кончилась, тропа заметно расширилась. У меня вырвался вздох облегчения, и мы рысью поскакали вниз к этой индейской деревушке.
        Она оказалась совсем крошечной - всего три вигвама, но из них вился дым, и я был по-настоящему рад их видеть.
        Мы пробыли там десять дней. Среди индейцев я встретил старого Тома Бивера, с которым мне не раз приходилось делиться едой и кровом, он не остался в долгу. Когда я седлал коня, хозяева тоже скатывали свои вигвамы.
        - Если меня будут искать, вы ничего не знаете, - предупредил я их на прощание.
        Пока я отдыхал в этой индейской деревушке, у меня оказалось предостаточно времени вспомнить про папу и поразмыслить, кто же все-таки его убил. И за что.
        Блейзер? Не исключено… Ну а почему папа никогда не расставался с револьверами?
        Конечно, так поступает большинство мужчин здесь, на Западе. И уж само собой разумеется, те, кому приходится много ездить. Здесь нередко случалось, что шестизарядник становился самой важной штукой в жизни. Причем не только для защиты от бандитов, индейцев, угонщиков табунов…
        А папа стрелять умел. Я сам видел, как он это делал - получше многих из тех, кто считался отменным стрелком.
        Спустившись с гор, я оказался в незнакомом городке - несколько лавочек и беспорядочно разбросанные дома, а еще церковь - ее высокий шпиль я заметил издалека. Кроме того, три двухэтажных здания, магазин и отель.
        Войдя в отель, я увидел полную седую женщину, которая занималась уборкой. Заметив меня, она отложила тряпку и зашла за конторку. Я не брился вот уже несколько дней и в папиной черной шляпе, пончо из одеяла и стоптанных сапогах выглядел, наверное, хуже страха Господня.
        - Комната стоит двадцать центов, - заявила она, не сводя с меня испытующего взгляда. - Двадцать за ночь, и деньги вперед. Сорок, если вам нужна ванна.
        Мой рот растянулся в улыбке, и ее лицо посветлело. Она тоже улыбнулась, хорошо так, по-дружески.
        - Мне нужна комната дня на два, - сказал я. - И, само собой, с ванной. Путь был не из легких.
        Она понимающе кивнула.
        - Похоже на то.
        Я вытащил из кармана доллар и вручил ей.
        - Проголодались?
        - Съел бы и волка.
        - Волки только что кончились, но у нас есть кугуар.
        Я махнул рукой.
        - Ладно, давайте. Вообще-то я не ем кугуаров, но сейчас не откажусь и от этого.
        Честно говоря, я думал, она разыгрывает меня, но оказалось, нет. Совсем нет.
        - Мой отец был настоящим горным охотником, - объяснила женщина. - Он здорово разбирался в мясе и всегда говорил, что лучше кугуара нет ничего на свете. На второе место он ставил бычьи языки и хвосты бобров.
        - Ладно, давайте вашего кугуара. Только, пожалуйста, без когтей и клыков. А то у меня не хватит сил.
        - После ванны? - спросила она, но, увидев мой взгляд, тут же поспешила добавить: - Хорошо, хорошо, сначала поешьте. Конечно же. - Она показала на дверь. - Прямо туда. Только не вздумайте делать телячьи глаза официантке. Она моя племянница и видала всяких телят.



        Глава 4

        Ну что бы мне стоило помыться прежде, чем сесть за стол! Я сделал наоборот и накликал на себя беду. Причем еще какую! От нее просто не отмахнешься.
        Если бы я отправился наверх и принял горячую ванну, то, спустившись в столовую, не застал бы там этого человека. Он бы уже ушел и вообще уехал из Рико - так назывался городок, - и мы бы с ним больше никогда не встретились.
        Конечно, я здорово проголодался, но такое случалось не раз - мог бы и потерпеть. Моего кугуара уже подстрелили и даже разделали. Короче говоря, мясо лежало в жаровне, и красотка-официантка никуда бы не делась. А вот его уже не было бы и в помине.
        Мне с трудом только что удалось выпутаться из одной истории, как я сам влип в другую, да еще какую! Причем дело было не столько в этом человеке, сколько в том, что я сказал и что он увидел.
        Когда я вошел, он сидел в пустом зале спиной к двери, а та самая красотка как раз появилась с кофейником в руке. Эх, посмотреть бы мне сначала на нее, такую милую, такую хорошенькую, все тоже могло бы сложиться совсем по-другому! Но мой взгляд почему-то уперся в спину человека в черном сюртуке, и, прежде чем я что-то сообразил, мой язык опередил меня.
        - Папа?! - громко выдохнул я.
        Сзади он так напоминал папу, что это восклицание вырвалось совершенно непроизвольно, но оно заставило его резко обернуться: точно такие же черты лица, только лет на десять моложе, но выражение совсем не то… В папином лице угадывалась мягкость и доброта, в его же этого не было и в помине. Красивое, холодное лицо с правильными чертами. С первого взгляда я понял, что он хладнокровен и безжалостен. Абсолютно беспощаден.
        - Папа? - переспросил он. - Я не твой папа, парень. - А затем его взгляд упал на мой револьвер.
        Одеяло-пончо висело у меня на согнутой руке, поэтому шестизарядник с перламутровой рукояткой и красными птичками оказался на виду, и я заметил, как изменилось его лицо. Он вздрогнул, чуть отодвинулся назад, а когда снова поднял на меня глаза, то стал похож на волка, готового прыгнуть на загнанного зайца.
        - С чего это тебе вдруг почудилось, что я твой отец?
        Я смущенно улыбнулся.
        - Нет, я ошибся. Только когда вошел, ваша спина вроде как показалась мне знакомой… И такой же сюртук… Извиняюсь, просто обознался.
        Увидев, что я направляюсь к другому столику, он произнес уже другим, спокойным, почти дружеским тоном:
        - Какой смысл есть одному, парень? Садись сюда, присоединяйся. Вдвоем всегда веселее.
        Если бы тот волк, о котором я только что упоминал, мог говорить, он сказал бы то же самое, но мне-то что оставалось делать? Конечно, следовало бы соображать побыстрее, придумать какую-нибудь причину и отказаться… Но вместо этого я повернулся, взял стул и сел за его столик. Вот так я упустил последний шанс избежать беды.
        Девушка принесла мне кружку кофе и тарелку с едой - мясо кугуара, как обещали, рис и бобы. Во всяком случае, выглядело все достаточно аппетитно, и я тут же принялся уминать жаркое, не переставая думать о соседе напротив.
        - Издалека? - поинтересовался он.
        - С гор, - ответил я, продолжая жевать. - Пас там коров.
        - Похоже, ты успел как раз вовремя. - Он сделал глоток кофе. - А твой папа… в сюртуке, как у меня, он что, тоже пасет скот?
        - Сейчас нет. Давно уже его не видел.
        Он медленно, не торопясь, доставал меня вопросами, но вряд ли что толком узнал из моих ответов. И уж меньше всего о том, откуда я только что вернулся. К тому времени судья Блейзер, возможно, уже пустил слух, что я преступник и что меня надо ловить.
        Чем больше мы сидели и вроде как беседовали, тем больше меня начинало что-то тревожить. По-настоящему. Кое-какие из его жестов очень напоминали папины, а также то, как он поднимал бровь, когда недоверчиво относился к моим словам. Мне много раз приходилось видеть такое сходство манер у близких родственников - уж не знаю, унаследовали они их от родителей или просто-напросто переняли друг от друга, - поэтому я невольно начал подумывать, что он не только похож на папу, но, может, даже с ним в каком-то родстве.
        Вот что действительно хотелось узнать, так это кто он и откуда явился. Но здесь на Западе ни один уважающий себя человек не ткнет пальцем и не спросит другого, кто он такой, чем занимается, откуда родом. Здесь надо ждать, пока твой собеседник сам не скажет, если, конечно, захочет. Хотя можно и попробовать.
        - Ну как там дела на Востоке?
        - Тяжелые времена, - коротко ответил он и внимательно посмотрел на меня.
        Не знаю почему, но меня куснул легкий страх, и это разозлило: с чего бы мне его бояться? Или любого другого? И все-таки что-то в нем не давало мне покоя. Его схожесть с папой?
        - Вы с отцом давно уже здесь? - в свою очередь спросил он.
        - Да, то тут, то там. Люди берут работу, где могут ее найти.
        - А твой отец, он что, с Востока?
        Я усмехнулся.
        - А кто нет? Отсюда никого нет родом кроме индейцев, да и те говорят, они тоже откуда-то пришли.
        Он бросил на меня тяжелый взгляд. Я ему явно не нравился, как, впрочем, и он мне. Так мы сидели, перебрасывались словами - то вопрос, то замечание…
        Он пытался выудить из меня какую-то информацию, а я ее ему никак не давал. Не давал, и все тут. Честно говоря, я и знал-то всего ничего. Но старался не говорить и этого. Я даже не догадывался, как мало мне известно о моем отце, пока его не стало.
        Конечно, мне всего семнадцать, но большую часть своей короткой жизни я работал - в горах, в пустыне, в долинах - и кое-чему научился. Этот человек имел шестизарядник, он висел на виду, однако в рукаве у него тоже кое-что пряталось - маленький пистолетик «дерринджер» на два патрона, который обычно используют жулики или профессиональные игроки. Очень удобен за картежным столиком. Я понял это, заметив, как он аккуратно кладет свою правую кисть на стол и как вообще держит правую руку. Мелочь, но для того, кто знает, говорит о многом.
        - Сюда надолго? - спросил он.
        - Побуду немного. Столько времени провел в горах, что в ушах начали заводиться черви. Хочу отойти немножко.
        Ему это опять не понравилось, и у меня - сам не знаю почему - появилась мысль: мое пребывание здесь его никак не устраивает.
        - Жаль, - сказал он как бы ненароком. - Думал, может, поедем вместе.
        - Не та погода. Слишком холодно.
        Во мне росло желание поскорее отделаться от него, но… А вдруг ему вздумается за мной увязаться? Кроме того, мне тоже стало любопытно узнать о нем побольше. Если он папе хоть какая-то родня, не услышу ли что-нибудь о нем или о его семье.
        И все-таки каждая клеточка моего мозга вопила: этот человек опасен! Более того, он полон зла! По его глазам, по изгибу рта видно, что он вспыльчив и беспощаден. А лично я своим инстинктам привык доверять.
        Вел он себя как заправский джентльмен, но хорошие манеры совсем не означают, что перед тобой хороший человек. Я держался начеку и следил за каждым его жестом, словом, намеком: что он задумал, откуда сюда явился, куда держит путь? Он точно не золотоискатель, не пастух, не скотовод. Так кто? Шулер? А что, вполне может быть.
        Эта симпатюшка с веснушками на прелестной мордашке наблюдала за мной, и, похоже, что-то ее беспокоило. Я допил кофе и отодвинул стул.
        - Здорово устал. Пока!
        Затем резко встал и, не оборачиваясь, вышел. Мне хотелось неожиданным уходом вывести его из равновесия, и это, похоже, вполне удалось. Минуту назад казалось, я никуда не спешу, собираюсь посидеть еще, попить кофе, поболтать… Придя в свою комнату, я сразу же закрыл дверь и подставил под ручку стул, чтобы ее никто не смог открыть снаружи.
        Первое, что пришло мне в голову, это вылезти через окно и убраться восвояси. Причем как можно быстрее. Но погода стояла отвратительная, и к тому же я действительно слишком устал. Смертельно устал.
        Затем у меня появилась мысль получше. Он ведь не знает, какая из лошадей моя, так как приехал сюда раньше меня и не имел причин интересоваться мной, пока я не вошел в тот зал и не назвал его папой.
        Холод, конечно, штука противная… Что ж, придется потерпеть еще. Я открыл окно пошире и лег в кровать.
        В комнату задувал ледяной ветер, и я, конечно, не мог согреться даже под одеялом, но что поделаешь? Приблизительно через час кто-то попытался открыть мою дверь, тихо, медленно поворачивая ручку. Дверь не поддалась - там же стоял стул, - и через минуту-другую ручку отпустили. Но к тому времени мой гость, похоже, почувствовал струю холодного воздуха из-под двери, и до меня донеслось приглушенное восклицание и звук быстро удалявшихся шагов, а через несколько минут - цоканье лошадиных копыт на улице. Отлично! План сработал! Я закрыл окно и довольный собой снова забрался в постель.
        Из города вели две дороги, так что ему предстоит проверить обе, а я тем временем смогу и спокойно выспаться, и отдохнуть, и решить, что делать дальше.
        Лежа с закрытыми глазами, я задумался: этот человек, больше некому, пытался открыть мою дверь. Ему от меня явно что-то надо, и он похож на моего отца. Ну и что из всего этого следует?
        Ровным счетом ничего за исключением того, что он ускакал из города, пытаясь меня догнать, думая, что птичка выпорхнула из клетки…
        Зачем?
        Папа мертв, кем-то застрелен - либо судьей Блейзером, либо одним из его дружков. Или кем-то еще? Если я случайно столкнулся с тем самым «кем-то еще», то он убил папу не для того, чтобы ограбить, поскольку это сделал судья… или попытался сделать.
        Предположим, Блейзер не убивал папу, а просто оказался рядом и не упустил свой шанс. На него это больше похоже. Тогда, значит, это сделал кто-то другой, тот, кто глядя на его обшарпанный вид, на потрепанную одежду, даже и подумать не мог, что у папы столько денег.
        Но в таком случае он, наверное, знал папу раньше и явился из его прошлого.
        - Прямо как в книжке, - произнес я вслух. - Даже и придумывать ничего не надо.
        С какой стати кому-то из папиного прошлого убивать его? Папа уже много лет не ездил на Восток - если, конечно, он был родом оттуда - и, насколько я знал, никогда не получал оттуда писем.
        Ладно, пора и поспать. Но рано утром, когда я открыл глаза, эти мысли по-прежнему крутились в голове. Хотя никуда так и не вели.
        Слегка ополоснувшись, почистив одежду, я тщательно причесался и спустился вниз. В холле никого не оказалось, я подошел к конторке, перевернул журнал регистрации лицом к себе и поинтересовался записями.
        Там красовалось мое имя, а над ним - единственный, кто записан за последние три дня - некий Феликс Янт. Имя мне ничего не говорило, а на память я пока не жаловался, но я решил, что оно не настоящее.
        Зал тоже пустовал, но из кухни доносились приглушенные голоса и звон тарелок. Я с шумом отодвинул стул и сел за столик. Надо побыстрее перекусить и, не теряя времени, делать ноги.
        На шум вышла та с конопушками и сразу направилась ко мне.
        - Что-то рановато. Толком еще ничего не готово, но можно пожарить блины.
        - Отлично. А как насчет пары яиц?
        - Попробую. - Она чуть поколебалась. - Вы с тем парнем знакомы? Ну с которым вчера здесь сидели.
        - Никогда не видел его раньше… А ты?
        - Нет, но он сказал моей тете, что хочет купить какие-то рудники и поэтому много разъезжает.
        - В такую-то погоду? Что тут увидишь, когда все покрыто снегом?
        - Нам тоже так показалось.
        Она принесла кофе, а затем через несколько минут стопку блинов и немного жидкого варенья.
        - Яйца у нас есть. Тетя говорит, заказывай, если хочешь. - Она снова помолчала. - Ты ей понравился.
        - Прекрасно. Может, мне стоит здесь задержаться?
        - Тут мало работы. В основном рудники и лесоповал. А за горами, к югу, разводят скот. Ты ковбой?
        - Могу делать все, что предложат, но сейчас… сейчас мне надо кое-что доделать.
        Она задумчиво посмотрела на меня - я не очень походил на человека, который собирался всю жизнь крутить коровьи хвосты. Я не стал ей ничего объяснять. Зачем? Сама мысль об этом доставила мне удовольствие, впервые заставила меня отнестись к моим деньгам как к моим деньгам.
        - Меня зовут Тереза, - представилась она. - Чаще просто Терри.
        - А я Макрейвен Кирни. Хотя иногда меня называют кто как хочет. - Я улыбнулся. - Давненько мне не приходилось видеть такой симпатичной девчонки.
        Она чуть зарделась, но, похоже, от удовольствия. Я не считал себя мастаком вести приятные разговоры с женщинами, не говоря уж о девушках. Вот папа - другое дело.
«Всегда старайся сказать им что-нибудь приятное, - посоветовал он мне как-то раз, - особенно официанткам, да и другим тоже. Не забывай, они на ногах с утра до ночи, им частенько приходится терпеть упреки и брань. От тебя не убудет порадовать их добрым словом».
        Я, безусловно, наговорил бы Терезе целый короб добрых слов, если бы, конечно, умел.
        - Он что-нибудь рассказывал?
        Она сразу поняла, что я имел в виду.
        - Нет… Почти все время молчал. Он все смотрел, подмечал, что происходит вокруг…
        Именно в этот момент вошел Феликс Янт и довольно бодро произнес:
        - Доброе утро! Однако раненько ты встаёшь.
        - На ранчо всегда встают до солнца, - ответил я. - Мне в любом случае никогда не приходилось залеживаться.
        Он повел себя вполне по-дружески, начал восхищаться горами, каньонами, затем стал сравнивать их с горами там, на Востоке. Я вслушивался в каждое его слово, стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить, почему этот человек меня так тревожил. Чувствовалось, он знает про меня больше, чем нужно, и мне это не нравилось, совсем не нравилось. Создавалось ощущение, будто за тобой следят, следят, не переставая…
        У него были руки картежного игрока - тонкие, белые… очень красивые руки. Подозреваю, он принадлежал к тем, кого здесь принято называть джентльменами, хотя, на мой взгляд, скорее, только по рождению, а никак не по натуре. Вместе с тем он оказался отменным рассказчиком, слушать которого нередко доставляло истинное удовольствие.
        - Все это очень хорошо, - заметил он, обводя рукой вокруг, - но этого мало. Надо путешествовать, надо видеть другие места, надо иметь основу для сравнений.
        Казалось, он обращается больше к Терезе, чем ко мне, а что может быть приятнее для молодой женщины, когда с ней вот так говорят! Этот маленький уютный городок показался совсем крошечным, совсем незначительным, когда он стал описывать Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон, Париж… Создавалось впечатление, что он везде побывал, все на свете уже повидал. Тереза смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами, и мне это, конечно, действовало на нервы, ужасно раздражало. Мне тоже хотелось рассказать что-нибудь по-настоящему увлекательное, но… когда от зари до зари гоняешь коров по горам, то о чем уж тут говорить?! И все-таки…
        - Мы с отцом тоже кое-что повидали, - равнодушно заметил я. - Проехали чуть ли не весь Запад. Видели Додж и Эль-Пасо… Это через реку от Мексики!
        - Даже так? - Янт приятно удивился и не скрывал этого. Затем он как бы ненароком, но так хитро, что я чуть не купился, спросил: - Кстати, твой отец когда-нибудь предлагал тебе съездить домой? То есть к нему домой?
        А вот о своем прежнем доме папа как раз никогда не упоминал, но Феликсу об этом знать ни к чему.
        - Время от времени, - соврал я.
        Однако его «кстати» невольно навело меня на мысль, а почему, кстати, папа никогда этого не делал? Почему никогда даже не упоминал о своем доме? Не рассказывал о себе, о своей семье, о месте, где родился? О своих родителях, детских годах?..
        Затем в памяти вдруг что-то всплыло… Я был совсем еще мальчишка, почти ребенок; в комнате стоит женщина, стройная, темноволосая, с большими черными глазами… Не знаю, откуда она появилась, как там оказалась… Кстати, а где «там» это происходило? Помню только, на ней - красивый плащ, а за окном - ночь.
        Может, это плод моего разыгравшегося воображения? «У меня всего несколько минут… Мне страшно, страшно! Он возвращается, Чарльз, а ты ведь знаешь его! Я боюсь! Если он узнает, что я говорила с тобой, он убьет меня. Я не шучу. Он меня убьет!»

«Тебе нельзя здесь оставаться. Уходи… беги, пока не поздно! Если бы я только мог…
«

«Это не в твоей власти, Чарли. Никто уже ничего не сделает! И если ты вернешься, придет конец всему. Они думают, что виноват ты, Чарльз. Они все так считают… кроме, наверное, дедушки. Он, по-моему, другого мнения».

«Но ведь я этого не делал! Да, мы поссорились, не отрицаю, но больше ничего не последовало. Всем известно, я совсем не мстительный человек».
        Я действительно вспомнил! Но почему? С какой стати? Наверное, меня поразила ее красота, неожиданность ночного появления и страстность, с которой она говорила.
        Как давно это случилось? Лет тринадцать назад? Нет, пожалуй, четырнадцать.
        К нам в дом - где бы мы ни жили - больше никогда не приходили женщины… я имею в виду к папе.
        Правда, был и другой раз, о котором я не любил вспоминать и даже не сказал о нем папе. К нам явилась ведьма.
        В день моего рождения, когда мне исполнилось восемь и я сидел дома один. Папа ушел и обещал принести мне что-то особенное.
        Подарка я так и не получил, поэтому и запомнил тот день, поскольку папа всегда выполнял свои обещания… за исключением того раза. Тогда он вдруг заболел… чуть не умер и болел еще несколько месяцев.
        Может, все из-за той ведьмы?



        Глава 5

        Тогда за завтраком Янт начал меня жутко раздражать. Мало того, что гладко говорил, но и выглядел он так элегантно, будто, как говорят, его только что вынули из подарочной коробки. Рядом с ним я чувствовал себя настоящим оборванцем.
        Ладно. Кое-какие деньжата у меня теперь имелись, так что этот вопрос ничего не стоило уладить. Сегодня же. Наконец Янт встал и, попрощавшись, вышел. Но до этого он так выделывался перед Терезой, что я не вытерпел и, потянувшись, сказал:
        - Не дали выспаться. Какой-то идиот всю ночь скакал на лошади туда-сюда прямо под окнами. Надо быть чокнутым, чтобы болтаться по улице в такой холод.
        Он резко остановился и, повернувшись, посмотрел на меня словно гремучая змея, готовящаяся к смертельному броску. Куда девался смех в его глазах, куда пропала мягкость речи?!
        - Говорят, когда мерещится всадник в ночи, это знак смерти.
        - Никогда не слыхала такого, - удивилась Тереза. - Это что-то новенькое.
        - Я слыхал, - соврал я. - Это значит кто-то скачет на темной лошади к своей смерти.
        Его холодные колючие глаза буравили меня насквозь. Я тоже смотрел на него, не отводя взгляда, и тут… ухмыльнулся. Не знаю, как это у меня получилось, но все вдруг показалось смешным. Со мной так часто бывает: вроде бы серьезная ситуация неожиданно пробуждает во мне чувство юмора.
        Вот тут-то я и увидел его настоящее лицо. От моей ухмылки он изменился на глазах, и до меня дошло: его слабость - нетерпение. Он не переносил, если его заставляли ждать, если ему перечили или над ним подшучивали. Он ненавидел любого, кто поступал не так, как ему, Феликсу Янту, хотелось бы.
        - Еще увидимся, - протянул он, резко повернулся на пятках и ушел, бросив деньги за кофе на стол.
        - Не очень-то он меня жалует, - сухо заметил я.
        - Он никого не жалует, - ответила Тереза.
        - А тебя?
        Она пожала плечами.
        - Вряд ли. К тому же я его боюсь. Очень боюсь.
        Допив кофе, я тоже вышел на улицу. Из-за холода все жители сидели по домам. Снега не густо, но холодина! Я зашел в главный и единственный магазин. Ассортимент оказался не богатый.
        Я купил себе пару черных грубых джинсов для работы и дубленку, затем несколько рубашек, серые брюки в полосочку и черный костюм. Очень дешевый. Конечно, отутюженные складки продержатся недолго - потом они моментально разойдутся. Кроме того, я взял несколько пар носков, комплект нижнего белья, кое-что по мелочи и вернулся к себе в отель, чтобы принять ванну и переодеться.
        Открыв свою дорожную сумку, которая оставалась в номере, я сразу же заметил, что в ней кто-то рылся. Когда много лет носишь все свое в дорожной сумке, привыкаешь складывать вещи так, чтобы легко их доставать в нужный момент. Сейчас все тоже аккуратно сложили, но не так, как это делал я.
        Интересно, кому понадобилось копаться в моем скарбе? Ему! Только ему… но зачем? Что его так во мне заинтересовало? И в моих вещах. Почему он вообще оказался в этих краях?
        Ну предположим… просто предположим, он каким-то образом связан с папиной тайной и его прошлым. Предположим, мы в каком-то родстве. Ну и что? Почему его должна волновать наша жизнь?
        Такими, как он, движет либо жажда денег, либо ненависть. Здесь могло иметь место или первое, или второе. Или то и другое вместе.
        Ну а что он мог искать? Деньги? Я мало похож на человека, у которого можно поживиться. Что еще? Документы? Ни у меня, ни у папы никогда не имелось при себе каких-либо документов или бумаг…
        Стоп, стоп, стоп! Папины бумаги - те два больших коричневых пакета, которые он всегда держал при себе… Где они? И что в них?
        Мы с папой много мотались по стране, то тут, то там, пытаясь найти работу, и папа везде таскал с собой эти пакеты. В кожаной сумке на ремне. Но когда его убили, этой сумки при нем не оказалось. Более того, в последнее время она мне тоже не попадалась на глаза.
        Тогда меня занимали исключительно свои собственные дела и, естественно, я пропустил момент, когда отец где-то спрятал пакеты или оставил их кому-то на хранение. Причем оставил в надежном месте. Где они теперь? Нет, папа не мог их потерять.
        Как же мало я знал про отца! И как много из того, что упустил, вдруг стало важным! Если ответы на мои вопросы и имелись, то искать их следовало в прошлом. Там на одном из изгибов нашего долгого и извилистого пути наверняка есть важная зацепка.
        Бумаги в больших коричневых пакетах… Неужели из-за них папа поплатился жизнью?
        Убийство! И если я не буду очень, очень осторожным, то могу стать следующей жертвой.
        Я не сомневался, что судьба уже занесла надо мной дамоклов меч. Именно так складывались события вокруг меня. Скажем, не сойди я тогда со снежной тропы, наверняка мои кости уже растащили бы койоты. Или не подставь я вчера стул под ручку своей двери в отеле, кто знает, чем бы все закончилось. Надо бежать, бежать как можно быстрее. Но куда? Этот человек будет идти по моему следу как гончий пес. Разве он в конце концов не нашел нас с папой? И это через столько-то лет!
        Прежде всего, нельзя дать ему понять, что моя голова совсем неплохо варит… если она действительно варит. Он должен думать, что меня ничего не стоит окрутить вокруг пальца, иначе сразу возьмется за меня по-серьезному, а в наши дни убить человека ничего не стоит. Достаточно затеять любую ссору и выхватить револьвер. Бух! - и готово! Правда если ему удастся сделать это быстрее меня.
        Но я никогда ни с кем не выяснял отношений и не хотел бы выяснять с помощью револьвера. Да и кто в трезвом уме стремится к этому? Конечно, мне приходилось слыхивать о парнях, которые таким путем пытались завоевать себе репутацию крутых. Бедолаги. Зато реакция у меня отменная, а папа научил точно попадать в цель.
        Нет, бегать от кого-то не в моей натуре. Хотя, с другой стороны, в горах, где я чувствовал себя как дома, я бы получил перед ним явное преимущество. Да, но зато не убегая от него, не прячась, у меня больше шансов узнать, пусть даже случайно, почему он здесь и кому понадобилось отправить на тот свет моего папу.
        Он либо смертельно ненавидел моего отца, либо его интересовали бумаги. А может, тут старая семейная вражда?
        Нет, мои рассуждения на эту тему вряд ли помогут. Слишком мало у меня информации. Чтобы выжить, надо подходить ко всему по-деловому, конкретно.
        Вырядившись в обновки, я посмотрел на себя в зеркало. Ни дать ни взять - деревенский паренек, собравшийся прогуляться в город. Не похож сам на себя. Пусть то же самое подумают и все остальные, включая Терезу. Увы, я не мог похвастаться той небрежной элегантностью, которой отличался Феликс Янт. Он принадлежал к тем счастливчикам, кто даже в потертых джинсах выглядит хорошо одетым. Манеры и стиль. Что ж, у папы они тоже имелись. Почему же их нет у меня?
        Я снял этот чертов костюм, повесил его в шкаф и надел свои новые грубые джинсы, серую фланелевую рубашку, черную косынку на шею и дубленку. Не забыл револьверы и нож, с которым не расставался ни при каких обстоятельствах. Никогда не знаешь, кому и когда понадобится что-нибудь освежевать.
        Затем скинул дубленку, сел за конторку, служившую вместо стола, и на полях старой газеты начал в столбик выписывать все города, в которых когда-либо побывал. Господи, вот уж не думал, что их так много!
        Оказалось, что за последние четыре года мы останавливались или работали в двадцати двух различных местах. Иногда у папы появлялся зуд к странствиям или возникала какая-либо иная причина, чаще - отсутствие работы.
        Месяца два папа служил в компании по перевозкам агентом и бухгалтером, а я пас скот в соседнем городке штата Невада. Оттуда мы двинулись в Пиоче, крутой городок золотоискателей во времена бума, где хозяйничал Морган Куртни - злобный, раздражительный мужичина, который только и искал, как бы затеять ссору. Папа устроился там кассиром в банк, так как его предшественнику пришлось уехать на похороны в Солт-Лейк или куда-то там еще, а меня взяли мыть посуду в местном кабаке.
        Вот так мы пересекли почти всю страну: от Плейсервилла в Калифорнии до Канзас-Сити в Миссури, останавливаясь в Форт-Уорте, Форт-Гриффине, Санта-Фе и Сильвер-Сити, а затем назад в Додж и Янктон.
        Где же я видел коричневые пакеты в последний раз? В Юреке папа хранил их в сейфе компании. Помню, перед самым отъездом мы заскакивали туда за ними. И когда он работал кассиром, я видел, как папа надевал свою кожаную сумку, когда мы уезжали из Доджа. По-моему, я видел их у папы и в Кит-Карсоне.
        Джорджтаун! Здесь воспоминания о пакетах резко обрывались. После того как мы остановились в отеле «Париж», я их больше не замечал. Папа дружил с владельцем
«Парижа», французом, и частенько болтал с ним по-французски. А однажды он даже сказал мне: «Луи Дюпаю можно доверять. Он трудный и упрямый, но его нельзя ни купить, ни заставить изменить свои убеждения. Я бы доверил ему свою жизнь».
        Значит, они там!.. Скорее всего.
        И что это мне дает? Ни-че-го. Джорджтаун на другом конце страны. Добраться туда сейчас дело почти безнадежное. Да еще со свирепой ищейкой на хвосте…
        Тут мне пришла совершенно новая мысль, нелепая, сумасшедшая мысль, которая прочно застряла в голове. Частично потому, что мне казалось, там в диких местах у меня будет перед ним, Янтом, явное преимущество. Еще никто не пробовал перейти через эти горы зимой. Там наверху перевалы нередко покрыты снегом толщиной футов в двадцать пять - тридцать пять, и холод, лютый холод.
        Но к западу и югу отсюда лежала пустыня. Вот мне и подумалось: не лучше ли двинуться на запад прямо в пустыню, найти там местечко, где есть источники, - а там они есть, я знаю - и сбить его со следа. Да, на словах все просто, но уверенности, что справлюсь, я не имел. И Феликс Янт не лыком шит.
        Снова накинув свою новую дубленку, я спустился вниз. Ну а куда еще в такую-то погоду?
        Тереза бросила на меня пристальный взгляд и заулыбалась.
        - Выглядишь просто отлично, Кирни, - заметила она. Боюсь, мое лицо залила краска удовольствия и смущения. - У нас есть горячий суп, - продолжила Тереза. - С мясом, овощами…
        - О, это то, что надо, - довольно согласился я.
        И тут меня осенила еще одна идея - делать ноги отсюда надо не раньше полудня, а то и позже. Ведь обычно уезжают как можно раньше, чтобы побольше проехать при дневном свете. Для Янта такой поздний отъезд оказался бы полнейшей неожиданностью и, возможно, сбил бы его со следа. Во всяком случае, на какое-то время.
        Скорее всего, вряд ли, но идея стоила того, чтобы ее получше обмозговать. Я уже несколько раз заглядывал на конюшню, убедиться, что с моим конем все в порядке, значит, надо заскочить туда еще разок после обеда - пусть Янт привыкает.
        Суп оказался на самом деле хорош. Но случайно выглянув в окно, я увидел Тобина Уэкера и Дика. Они въезжали в город. Ни судьи Блейзера, ни четвертого с ними не было.
        Я чуть не вскочил со стула, но тут же передумал: эту тарелку супа я бросить не мог - когда еще мне доведется отведать такого. Но глаза не отрывались от Уэкера и Дика. Вот они подъехали к салуну и тяжело слезли с лошадей. Видок они имели еще тот. Даже Уэкер, такой здоровый, толстый, и тот пошатывался, когда слезал с седла. Наверное, им пришлось несладко.
        Они скрылись за дверями, а я доел свой суп. Надо подумать. Они явились сюда за мной или им так повезло выбраться сюда с гор?
        Тереза села на стул напротив меня.
        - У тебя проблема?
        - Можно сказать и так, - согласился я. - Но это от меня не зависит.
        - Это он? Мистер Янт?
        Я пожал плечами.
        - Понятия не имею, что ему надо, откуда и зачем он явился в эти края, но меня все очень беспокоит.
        Тут меня словно прорвало. Наверное, от одиночества или по какой-то другой причине. Только я рассказал ей про себя и про папу, про нашу жизнь, про папин крупный выигрыш и о том, что последовало за этим. Не знаю зачем, но, скорее всего, захотелось с кем-то поделиться, оставить след, а она оказалась прекрасной слушательницей. Так или иначе, но какому мужчине не доставляет удовольствие внимание хорошенькой девушки?
        Чем больше я говорил, тем яснее становилось, что Феликс Янт приходился мне какой-то родней. В любом случае я владел чем-то, что он очень хотел или не хотел найти.
        - Ты что, его боишься?
        Она смотрела на меня своими чистыми голубыми глазами, и я тоже попробовал сам себе ответить на ее вопрос: я его боюсь?
        - Нет, - покачал я головой и после небольшой паузы добавил: - Не боюсь. Я его не боюсь, но он тревожит меня, потому что я не знаю, чего ему от меня надо. И тебе, и мне совершенно ясно, что только сумасшедшему придет в голову заниматься поиском рудников в такое время года, когда все завалено снегом, когда нельзя даже посмотреть, где и как лежат эти рудники. Что ему здесь надо?
        - И что ты теперь собираешься делать?
        - Собираюсь превратиться в детектива, - ответил я, и, не отрицаю, это слово заставило меня слегка выпятить грудь. - Мне надо попробовать добраться до одного местечка на другом конце страны. Может, там узнаю, откуда родом отец и кто этот Янт.
        - Только смотри, будь поосторожней, - сочувственно произнесла Тереза.
        - Ты можешь мне помочь, если, конечно, не против.
        - Как?
        - Если те двое, о ком я говорил, - помнишь, они только что приехали в город, - заявятся сюда, постарайся подслушать их разговор. Только чтобы они ничего не заметили. Мне бы очень хотелось узнать, что у них на уме.
        - Сделаю, - коротко ответила она и встала. - Пойду принесу тебе горячий кофе.
        Со своего места я видел всю улицу. Эти двое зашли в салун, чтобы отогреться там виски. Тобин Уэкер, когда пил, всегда искал повода подраться. Дика я впервые увидел там, в горах, когда он напал на меня. Но я знал его беспутных приятелей, и у меня не возникло сомнений на его счет.
        А что стало с судьей Блейзером? Домой он вряд ли вернулся - по такому-то снегу! - и он не из тех, кто будет отсиживаться в холодной горной хижине, если есть возможность спуститься в долину. Уж, часом, не откинул ли судья Блейзер копыта?
        Вот они наконец-то вышли из салуна, огляделись вокруг и направились прямо к нам. Дик так себе, средних размеров - ростом где-то футов шесть и, наверное, фунтов сто девяносто весом. Но Тобин Уэкер совсем другое дело. Дюймов на десять выше моих шести футов и двух дюймов и фунтов на семьдесят пять тяжелее моих двухсот. Если придется драться, мне будет не до шуток. Дика надо валить с первого удара, а потом разбираться с Уэкером, не отвлекаясь.
        Тут вошла Тереза с кофейником в руке, но, увидев выражение моего лица, остановилась.
        - Что случилось, Кирни?
        - Они идут сюда. Если дойдет до драки, я попробую вытащить их наружу, чтобы не разнести тут все в пух и прах.
        - Делай, как считаешь нужным, Кирни, - успокоила она меня. - Мой папа был большим драчуном и частенько говорил: «Всегда бей первым. Первый удар выигрывает девять из десяти драк». Бей первым, Кирни, а уборку предоставь мне. Смывать кровь для меня дело не новое.
        Вот они. Прямо передо мной. Я отодвинул стул в сторону, чтобы не мешался под ногами.



        Глава 6

        Тобин Уэкер вошел первым и сразу увидел меня.
        Он застыл в дверях как вкопанный с таким видом, будто ему привиделась сама смерть. Если я когда и видел настоящий страх, так это на его лице. Встреча со мной стала для него полнейшей неожиданностью, это уж точно. Наверно, он был уверен, что я мертв. Уж не знаю, какие мысли завертелись у него в голове, но драться он явно не собирался.
        - Привет, Уэкер, - сказал я с ухмылкой. - С тебя хватит или хочешь еще?
        Конечно, мне следовало стоять у дверей, где я смог бы свалить его прежде, чем появится Дик.
        Они прошли в зал, и когда Дик увидел меня, его лицо тоже стало белым как мел. Меня это несколько озадачило: чего они так испугались? Но тут откуда-то сзади раздался негромкий спокойный голос:
        - Требуется помощь, мистер Макрейвен?
        Янт!
        - Спасибо, не требуется. Я и сам в состоянии освежевать свои трофеи.
        Странно. Может, они испугались… именно его? Когда он здесь появился?
        - Мы не ищем проблем, - предупредил Уэкер, вытирая свои толстые грабли о грязные штаны. - Нам бы только чего-нибудь поесть.
        Вспомнив недавние разговоры о людоедстве, я как бы с намеком спросил:
        - В чем дело, Уэкер? Судьи Блейзера на вас что, не хватило?
        Мои слова будто ударили их хлыстом. Они оба мгновенно развернулись и пулей вылетели на улицу.
        Янт подошел ко мне, по-прежнему не отводя глаз от двери.
        - Ну и с чего весь этот балаган?
        - Ни с чего, - ответил я. - У нас не так давно случилась одна заварушка. Думал, они явились продолжить.
        - Я тоже, - заметил он.
        - Спасибо.
        - Спасибо? За что?
        - За то, что предложили помощь.
        Он отодвинул стул и сел напротив меня. На его непроницаемом лице - как у настоящего игрока в покер - впервые прорезалось что-то определенное. Озадаченность и недовольство. Но, по-моему, только самим собой.
        - Ерунда, - пробормотал он.
        Интересно, подумал я, а вдруг Янт предложил свою помощь просто так, по-человечески? Тогда другое дело, но все-таки зачем ему мне помогать? Мы живем в стране, где каждый сам седлает свою лошадь и сам стоит за себя в драке. А он вдруг взял и предложил свою помощь…
        - Закажете что-нибудь? Я тут собирался перекусить.
        Янт ничего не ответил, однако, когда появилась Тереза, сделал ей заказ. Похоже, он был, как иногда у нас называют, «в черной задумчивости». Это когда о чем-то думаешь, и оно тебе совсем, ну совсем не по нутру. Если он все-таки хотел меня убить, а именно так я и считал, то упустил верный шанс сделать это чужими руками. Ему было достаточно не вмешиваться и дать произойти тому, что должно произойти: я бы врезался в них, и совсем не факт, что сумел бы уложить обоих. Особенно учитывая мое нынешнее состояние - ребра все еще побаливали, да и нос далеко не зажил. Старая индианка сделала все, что могла, но…
        - Они испугались тебя, Макрейвен, - произнес Янт. - Почему же они испугались? Кто ты? Чем промышляешь?
        - Я сирота, который пасет скот, когда находит работу. Вот и все, что я есть.
        - И все, чем хочешь быть?
        - Я этого не говорил. Наверное, каждый хочет быть больше, чем он есть.
        Он уперся в меня своим жестким холодным взглядом.
        - Ты когда-нибудь ходил в школу?
        - Ходил, но это не в счет. Всего пару раз и недолго. Да и не нравилось мне все это. Намного лучше, когда меня учил папа.
        - Учил тебя?
        - Само собой. С того времени, как я себя помню. Он обычно читал вслух, а потом мы говорили об этом. Школа мало что дает, а вот отец меня научил многому, это уж точно. Научил стрелять, бросать нож, охотиться, выживать в диких местах… Кроме того, он брал меня с собой на хлопковые рынки в Новом Орлеане и Мобиле: показывал и объяснял, как вести бизнес там и как в розничных магазинах и куда идут деньги, которые при этом выручают.
        Мы много общались с покупателями скота и шерсти, с продавцами лошадей и речниками; работали на приисках, и он учил меня, как там надо себя вести; он часто читал мне отрывки из классиков, а потом мы подолгу говорили то о них, то о тех, с кем встречались. Папа был скромным, но очень проницательным человеком…
        - Ты их знал? Ну тех двоих, с которыми чуть не подрался.
        - Да, было дело. Не так давно. Им там совсем не понравилось.

«Тебе там не очень понравилось тоже, - подумал я о себе, - тебе там здорово намяли бока». Да, кстати, ведь они в хижине пробыли довольно долго, слишком долго. Еды им хватило бы на день, от силы на два, а они торчали там больше двух недель и выглядели вполне нормально… Может, поэтому и испугались? Может, мои слова про Блейзера попали в точку? Я провел дней десять у индейцев, затем несколько дней добирался сюда. Сколько? Два? Три? Сейчас уже точно не помнил.
        - Да, с языком у тебя явные нелады, - неожиданно протянул Янт.
        Я бросил на него хмурый взгляд.
        - А вот это не ваше дело. Когда нужно, могу говорить и получше. Если всегда говорить красиво, люди могут подумать, ты надуваешь щеки.
        - Не бойся, о тебе так не подумают.
        - А я на это и не рассчитываю.
        Я отодвинул стул и встал. Мне надоели нравоучения, и к тому же надо было успеть еще кое-что сделать.
        Но Янт не отставал.
        - Умеешь стрелять из своего револьвера?
        - Конечно, умею.
        - Давай, проедемся за город, и ты мне покажешь…
        Я с насмешкой посмотрел на него.
        - Черта с два, мистер. Папа всегда учил меня не вынимать оружие, пока не надо пустить его в дело. Размахивать револьверами - показуха чистой воды. Если увидите револьвер в моей руке, мистер, знайте, для этого возникла веская причина. Оружие - не игрушка для развлечения. Я ношу его потому, что живу в таких местах, где без него нельзя. Пасу скот там, где бродят волки и кугуары… Для меня револьвер - вещь первой необходимости, мистер.
        С этими словами я вышел, оставив его сидеть в одиночестве, оседлал своего жеребца и вроде как попрощался с этим городом.
        Янт стоял на улице у дверей отеля, когда я проскакал мимо, но уже через несколько минут, спрятавшись за деревьями на склоне ближайшего холма, я увидел, как он едет по моему следу. Как только он скрылся за поворотом, я вернулся в город и поставил коня в стойло. Затем поднялся к себе в комнату и растянулся на кровати.
        Час или два спустя до меня донесся топот копыт. Я довольно ухмыльнулся: ему пришлось прогуляться, даже бросив недоеденным обед. Что ж, если он так боится упустить меня, ему придется основательно потрудиться…



        Глава 7

        Как ни странно, но мне почему-то стало не хватать встреч с Феликсом Янтом. Он раздражал меня, утомлял, уверен, планировал убить, однако в нем чувствовалась некая спокойная элегантность, которой нельзя не позавидовать, и абсолютная уверенность в себе, чего мне так недоставало… за исключением, пожалуй, лишь моментов, когда я оставался один на один с дикой природой.
        Его тоже вроде бы по-своему тянуло ко мне. Не то чтобы это помешало бы ему меня прикончить при первом удобном случае. Нет, просто в каждом из нас имелось что-то такое, что находило отклик в другом. Он напоминал моего отца - наверное, это и роднило нас; более того, с ним я чувствовал себя свободнее, чем даже с папой.
        Впрочем, сомневаюсь, что он когда-нибудь испытывал хоть каплю настоящей человеческой симпатии к кому-либо или чему-либо. Кем бы Янт ни был, он жил исключительно ради самого себя. Он любил себя таким, как есть, меняться не собирался и в деньгах нуждался только для того, чтобы иметь возможность оставаться самому по себе. Купить себе ощущение абсолютной уединенности при определенном комфорте - совсем непросто, а Янт ни в чем не хотел себе отказывать. Он напоминал гремучую змею на нагретой скале, вполне довольную своим пребыванием там под теплыми солнечными лучами.
        Да, внутренняя уединенность требовала денег, однако Янт был не из тех, кто с легкостью и открыто ставил себя вне закона. Что бы там ни говорили, а жизни преступника не позавидуешь - ему приходится постоянно прятаться то в горах, то в заброшенных развалюхах, всегда быть начеку и постоянно всего бояться… Даже если у бандита появляются деньги, то частенько он не знает, как их потратить - люди ведь начнут интересоваться, откуда они. Так что подчас это куда тяжелее, чем жить открыто и честно.
        Феликс Янт не имел ничего общего с обычным бандитом. Нет, вся его утонченная натура восставала против грубости, неустроенности и… невежества. Он презирал большинство людей, что сразу бросалось в глаза, и мог даже подло убить, исходя из каких-то своих соображений.
        - Ну и как ты намерен жить дальше? - вдруг поинтересовался он. - До конца своей жизни будешь торчать между конскими ушами? Еще не уяснил себе, что мир принадлежит тем, кто им управляет?
        - А что тут не так? У меня все в порядке.
        - В порядке? - Он холодно посмотрел на меня. - Ты, как миллионы других, слепо плывешь по течению. Почему бы тебе для начала не попробовать вылезти из трясины и получить образование?
        - То есть вернуться в школу?
        - Естественно, нет. Любая школа дает лишь наметки образования. Остальные пробелы надо заполнять самому. Читай… слушай… пробуй на вкус и цвет… Невежа чудовищно ограничивает свои возможности наслаждаться жизнью, сам себя грабит. Тут так же, как с едой: чтобы развить вкус, надо все пробовать. Быть образованным в каком-то смысле означает научиться проводить различия между мыслями, вкусами, звуками, цветами или всем остальным. Чем шире твой диапазон выбора, тем шире твои возможности получать удовольствие, наслаждаться…
        И если на твою долю выпали беды или тяжелые испытания, ты по крайней мере будешь понимать, что, собственно, происходит, а иногда даже и почему. Это намного лучше, чем не задумываясь подставить голову под топор, словно тупое животное на бойне, не имеющее понятия, что с ним собираются сделать. Только мудрый человек способен осознанно воспринять приближение смерти. Может, это самое последнее знание, но это тоже знание!
        Возразить ему я, конечно, не мог. Но так меня презирать?! Папа мне много читал, я сам прочитал достаточно книг, когда их удавалось найти. Да и кроме книг было где учиться: музыка гор, тайна роста деревьев и трав… Учиться можно везде, только держи глаза открытыми.
        - Почему вы приехали на Запад? - прямо спросил я. - Могли бы жить как вам хочется, там, откуда вы явились.
        - Мог бы, - сухо ответил он. - Скоро вернусь туда и буду жить, как хочу. Для достижения поставленной цели нередко приходится предпринимать необычные шаги. - Он бросил на меня взгляд, даже не пытаясь скрыть насмешливого презрения. - У меня здесь одно маленькое дельце. Вот закончу его, вернусь домой и продолжу жизнь деревенского джентльмена, а всю эту суету и распихивание локтями оставлю свиньям.
        Что имеется в виду под «маленьким дельцем», я догадывался, но слышать, как он говорит об этом так открыто… Мне стало противно.
        - Мне не приходилось бывать на Востоке с самого детства, - заметил я, - хотя хорошо помню, как папа рассказывал о временах, когда там цвели азалии. К тому же он очень любил хороших лошадей.
        - Интересный человек твой папа. Это он дал тебе револьвер?
        - Его убили. Какой-то трус, побоявшийся схватиться с ним лицом к лицу, предпочел выстрелить ему в затылок. Если бы эта трусливая мразь не побоялась показать свое лицо, папа прикончил бы его раньше.
        Янт равнодушно пожал плечами.
        - Значит, у убийцы, как ты его называешь, хватило ума не обнаруживать себя, не так ли? Хотя все это выглядит скорее, как казнь, а не убийство.
        - В самом деле? Интересно. Казнят, как говорил мой папа, только по решению
«соответствующего конституционного органа и законным образом». К тому же он никогда не совершал ничего, за что можно казнить.
        - Разве? Сомневаюсь, что ты так уж хорошо знаешь всю его жизнь. Вообще-то большинство людей когда-либо совершают такой поступок, за который их следовало бы повесить.
        - Имеете в виду себя?
        Его холодный, немигающий взгляд пронзил меня. Я ответил ему тем же, и через секунду-другую он снова пожал плечами.
        - Тебе надо научиться следить за своим языком. Когда говоришь со взрослыми, мальчик, приходится отвечать за свои слова.
        - Я говорил с мужчинами с тех пор, как мне исполнилось шесть лет, и привык отвечать за любое сказанное мной слово, - спокойно парировал я. - В любом случае вы говорили вроде как вообще, а мне стало интересно, имеете ли вы себя в виду тоже.
        Ему не нравился ни я, ни мои ответы, поэтому он резко встал и молча, не оглядываясь, вышел. Я проследил за ним взглядом и тут заметил, что рядом со мной стоит Тереза.
        - Остерегайся его, - прошептала она, - он внушает мне страх.
        Она села на стул, и какое-то время мы просто смотрели друг другу в глаза.
        Я в жизни мало видел девушек и не имел опыта общения с ними, но с Терезой почему-то чувствовал себя легко.
        - Что собираешься делать? - спросила она. - Останешься? Но тут вряд ли найдешь работу.
        - Меня бы давно уже ветром сдуло, если бы не ты… и не он.
        Люди входили, выходили, она их обслуживала, присаживалась ко мне, снова вскакивала, а я тем временем думал о папе и Феликсе. Что-то их связывало, и мне очень хотелось узнать что.
        - Если я вдруг исчезну, помни, я вернусь.
        - Может быть, - спокойно ответила она. - Мужчины всегда обещают вернуться, но редко доказывают это делом.
        - Я - вернусь!
        Она помолчала, затем, вздохнув, тихо добавила:
        - Он говорил с ними. Ну с теми двумя, которые приходили сюда днем.
        С Уэкером и Диком! Что бы это значило? Что они могли ему такого сказать? Или он не расстался с мыслью убрать меня их руками?
        - Завтра делай вид, что ждешь меня, - попросил я. - Делай вид, но не жди.
        - Делать вид, что жду тебя?
        - Пусть думает, что я приду.
        Через полчаса я уехал. Он следил за мной через окно, но не сделал ни шага.
        Был настолько уверен, что я вернусь? Через полчаса я вернулся. Пусть считает, что всегда прав.
        Ладно, теперь спать. Я уже плотно поел, так что оставалось только собраться и немного отдохнуть. В четыре утра, когда солнце еще не взошло, я тихо проскользнул в конюшню, быстро, но не сводя глаз с дверей, оседлал коня, шагом повел его окольным путем по дороге из города. Когда город скрылся из виду, я вскочил в седло и пустил моего верного друга в галоп.
        Прошло всего несколько минут, но моих ноздрей вдруг коснулся запах дыма. Мимолетный как порыв ветра, однако это сразу меня насторожило. Ветер дул не со стороны города, и, насколько мне известно, здесь нет никакого жилья.
        Я тут же ушел с дороги в густую тень вдоль кромки леса, затем остановился. Снова запах дыма. Здесь где-то лагерь… или хижина, о которых я, похоже, ничего не знал… совсем рядом.
        По моему сигналу жеребец тронулся шагом, мягко похрустывая копытами по плотному снегу. Внезапно передо мной возникла фигура с винтовкой за спиной - из большой расщелины поднялся Уэкер и выглядел так, будто совсем не хотел, чтобы его заметили. Мы взглянули друг на друга, и я прочел на его лице желание побыстрее куда-нибудь нырнуть, спрятаться, скрыться. Но куда он мог теперь спрятаться? Вот и пришлось молча стоять.
        - Так, значит! Он оставил тебя следить за мной?
        Уэкер ничего не ответил и только злобно поглядывал на меня.
        - Боюсь, ему придется долго ждать моего возвращения, - медленно протянул я. - И ему вряд ли понравятся мои новости, когда я вернусь в город.
        - Если вернешься.
        - Если вернусь. А тебе-то почему будет лучше, если я не вернусь? С какой стороны намазан твой бутерброд, Уэкер? Или ты боишься, что скоро люди начнут задавать вопросы и тебе придется крутиться, как ужу на сковородке?
        - Думаю, ему надо тебя убить.
        - Нисколько в этом не сомневаюсь, но ведь ты, Уэкер, уже лично убедился, что я так просто не сдаюсь. Иди, если хочешь, но я бы на твоем месте не торопился. Подожди часок, а потом скажи ему, что видел меня… выбери любое время. - Я усмехнулся. - К этому часу я, может, уже буду возвращаться назад.
        Уэкер молча стоял, глядя на меня, а я терял драгоценные минуты.
        - Что вы такое не поделили? - наконец произнес он. - По-моему, ты ему как кость поперек горла.
        - Спроси у него.
        - У таких как он не спрашивают.
        Бандит шагнул в сторону, и я поехал дальше, не спуская с него глаз, ни на йоту не доверяя ему. Когда нас разделяла добрая сотня ярдов и поворот, я пришпорил жеребца, и мы вихрем проскакали пару миль, только потом перейдя на шаг. И от меня, и от моего серого красавца валил пар.
        Феликс Янт, скорее всего, уже идет по следу. Хороший шанс меня убить. Он наверняка отличный стрелок. Такие должны уметь пользоваться оружием. И наездник он, без сомнения, хороший. Вот только лошадь его - прекрасная восточная чистокровка - совсем не для гор. Мне даже стало ее немного жаль. Угробит ведь лошадь!
        Моя цель - Джорджтаун, но мы направились в противоположную сторону, на запад, подальше от высоких, покрытых снегом вершин. Я ехал в пустыню.
        Янт ничего не говорил мне о своем прошлом, однако он едва ли жил так, как я. Наверное, он совсем неплохо устроился и хотел продолжать жить так и дальше. Теперь же ему придется на собственной шкуре испытать, что выпадает на долю других - я знал, куда его надо завести. Хоть мне только семнадцать, но испытал я немало на своем веку. Пережил голодные годы, годы, когда приходилось подолгу ездить и оставаться совсем одному. С тех пор как себя помню, куда только ни забрасывала меня судьба, но зато теперь могу выжить даже там, где бродят только койоты.
        Известно ли ему, что такое высокогорная пустыня зимой? Приходилось ли бывать в таких безлюдных местах, где лишь изредка встречаются клочки земли, покрытые тонким слоем снега, и где все время дуют пронизывающие ледяные ветры? Если нет, то скоро ему предстоит в полной мере испытать все на своей шкуре, потому что именно туда я держал путь.
        В своем верном четвероногом друге я был уверен. Он родом из тех диких мест и прекрасно к ним приспособлен. Что же касается Феликса Янта, то если он хочет получить мой скальп, ему придется пройти через те еще муки, холод и голод.
        К западу отсюда простиралась дикая искореженная земля, почти без воды и дождей, земля, где реки текут в глубоких каньонах, а источники прячутся в расщелинах скал. Иногда там можно встретить индейцев, белых же практически никогда, за исключением чокнутого искателя золота или охотника, которому никто не сказал, что золотые деньки добычи пушнины здесь давным-давно миновали.
        Я съехал с высокого плато в извилистый каньон, а из него прямо к одинокому приграничному магазинчику. У меня был в запасе час, может, два. Напоив жеребца, я вошел в хорошо натопленную лавку. Длинный как жердь, тощий человек в очках со стальной оправой читал книгу, сидя у пузатой, весело потрескивавшей печурки. Он бросил на меня взгляд поверх очков.
        - В такую погоду сюда мало кто заглядывает, - добродушно заметил он.
        - За мной гонятся, - объяснил я.
        - Закон?
        - Нет… враг. Не знаю, насколько враг, но если он идет за мной сюда, значит хочет меня во что бы то ни стало убить.
        Я подошел к прилавку, перечислил все, в чем нуждался, - пол-окорока ветчины, сухофрукты, мука, соль, бобы, ну и все остальное, без чего не обойтись. Дальше приобрести все это будет уже негде. Кроме того, я купил сто патронов 44-го калибра.
        - Бывал там раньше?
        - Бывал.
        - А он?
        - Наверное, нет!
        - Запад, юг и север, - задумчиво протянул старик. - Ни одного белого миль на сто… нет, пожалуй, даже на двести.
        - Никого в Ли-Ферри?
        - Его убили. Или забрали куда-то. Думаю, там сейчас никого. - Он внимательно посмотрел на меня. - Ты очень молод. Кого-нибудь прихлопнул?
        - Еще нет. И надеюсь, не придется.
        - Если он здесь впервые, тебе не надо его убивать. Пустыня сама сделает это… Так говоришь, ты тут бывал?
        - Да, с папой. В первый раз совсем маленьким. Ростом не выше прицела вон того винчестера.
        Он медленно закивал головой.
        - С высоким человеком? Джентльменом?
        - Мой отец. Он всегда был джентльменом… и всегда человеком.
        - Что ж, удачи тебе, сынок. Храни Господь твои припасы… Я видел, как ты подъезжал. Хорошая лошадь.
        - Серый здесь родился. Папа отловил его из дикого табуна за холмами Прекрасной Алисы.
        Передо мной расстилалось огромное, словно безбрежное море, пространство, где нет ни волн, ни даже ряби, где жесткая трава не кланялась ветру, где только редкие кедры многозначительно пошевеливали своими низкими плоскими ветвями…
        Я въезжал в пустыню. Вокруг царило полное безмолвие. Его нарушал только мерный перестук подков моего скакуна по твердой земле, на которой практически не оставалось следов.



        Глава 8

        Что заставляет человека поступать так, а не иначе? Иногда я задумывался над этим, и прежде всего из-за папы. Но мне никогда даже не приходило в голову, что он от кого-то убегал… убегал, пока не стало поздно. Конечно же время от времени я отмечал, как часто мы переезжали, порой даже бросая хорошую работу и насиженные места, но только теперь начал задавать себе вопрос: убегал ли папа от кого-то конкретно или его мучила проблема, которую он не хотел решать?
        Он никого не боялся. Чего-чего, а храбрости и отваги у него не отнять. Мне не раз приходилось видеть его в опасных ситуациях - всегда спокоен, собран, он полностью владел положением. А уж стрелял - любой позавидует.
        Что же с ним случилось в молодые годы? Из-за этого Феликс Янт теперь преследует меня. Никаких сомнений - он явился за мной. Более того, в глубине души меня жгло подозрение, что именно он убил папу, и никто другой!
        Правда, меня слегка смущала наша непонятная тяга друг к другу. И дело совсем не в том, что мы, возможно, родня. Иногда, слушая его, я предвидел, что он дальше скажет, прежде чем он открывал рот, и это тоже казалось мне странным, так как мы были совершенно разными людьми.
        Меня озадачивало и кое-что еще: например, ему не нравилась моя манера говорить. Он еще не понял, что я с детства усвоил местный жаргон, жертвами которого становились все жители Запада независимо от того, как прекрасно они владели языком прежде. Даже люди с образованием, не желавшие, чтобы их считали зазнайками, перенимали эту манеру говорить, осваивали диалект, чтобы не казаться белыми воронами. Мы употребляли множество сокращений, индейских и испанских слов, которые со временем сами собой становились частью нашей обыденной речи.
        Иногда Янт, явно еще не привыкший к Западу, озадаченно сводил брови и бросал на меня недоуменный взгляд, пытаясь понять, что я этакое сказал. Хотя, на мой взгляд, необычные слова, которые мы так часто употребляем, давно уже стали настолько привычными, что все уже перестали их замечать.
        Итак, я въезжал в пустыню. Пока еще не совсем в пустыню, а в засушливые места, где есть вода, но мало кто знает, как ее найти. И все преимущество у того, кто прокладывает след. Он может идти, куда хочет, останавливаться, когда надо; а у меня не возникло ни малейшего желания облегчать Янту жизнь.
        Сначала я не особенно старался от него скрыться. Хотел только выиграть время, поэтому мы взяли хороший темп и довольно долго держали его. Серый, рожденный в этих краях, мог весь день идти на перемежающихся рысях.
        Я не строил никаких иллюзий относительно того, во что влезал. Янт, если именно он убил папу, хладнокровен и беспощаден, как и положено людям такого сорта. Он выстрелил папе прямо в затылок и поступит точно так же со мной, если, конечно, представится удобный случай. Здесь, в пустыне, я получал явное преимущество… А может, не получал? В любом случае он отличный наездник и упрямый, опасный противник, и уж недооценивать его вовсе не следует.
        Моя задача оторваться от него и пулей нестись в Джорджтаун в надежде, что отец там кое-что оставил. Если не выйдет, придется принимать иное решение и прежде всего хорошенько проанализировать все папины шаги.
        Уэкер и судья Блейзер казались теперь игрушечными фигурами из другого, далекого-предалекого мира. Сейчас вся моя жизнь зависела от того, насколько мне удастся перехитрить Феликса Янта.
        Помощи я ни от кого не ждал. Да здесь, на Западе, это было и не принято. Каждый сам седлал свою лошадь и сам решал свои проблемы. И должен уметь сам за себя постоять. Шайка - место для трусов, опасавшихся открытого боя, предпочитавших прятаться за спинами, готовых загребать жар чужими руками…
        С гор, которые остались далеко позади, по-прежнему дул ледяной ветер. Сколько мне еще идти? Какая разница! Главное - оторваться от Янта и снова повернуть на восток.
        Береговые кромки Черри-Крик покрывал лед, когда мы через него перебирались. Затем, решив, что начинать надо отсюда, я направился вниз по ручью. Серый пару миль не выходил из воды, затем снова выбрался на восточный берег, и к полуночи мы уже обходили Ла-Плато с западной стороны, пытаясь найти русло высохшей реки, которое, если память мне не изменяла, вело на северо-запад. Где-то через час оно предстало перед моим взором. Рядом бежала тропа, но я предпочел само русло. Недавно здесь прошли дожди, и на мягком песке осталось множество следов скота, мало чем отличавшихся друг от друга. По руслу мы добрались до индейской тропы Ютов - она должна довести нас до реки Манкос.
        Предоставив коню свободно попастись, я вскарабкался на высокую скалу рядом с тропой и по меньшей мере полчаса сидел на ней, наблюдая за тем, что происходит вокруг… Ничего, ровным счетом ничего. Даже пыли. Но меня это не обрадовало, а скорее обеспокоило.
        Допустим, я ошибся и он не пустился вдогонку за мной? Допустим, он оказался умнее, разгадал мои хитроумные планы и теперь где-то ждет, когда я снова поверну на восток? Янт не простак. Вниз я спустился далеко не в лучшем настроении.
        Унылая безнадежная местность. Ничто здесь не радует глаз - одни только огромные бугры, вырастающие из земли, словно острова со дна гигантского моря… К западу уходила плоская меса Верди, чей мыс на фоне неба выглядел как корма какого-то неизвестного космического корабля.
        Одинокие кедры и редкая полынь между ними - вот и вся растительность. Иногда на склонах некоторых каньонов виднелись другие хвойные деревья, но в основном лишь осыпи и груды камней. Пора искать место для ночевки. Если Янт потерял меня, то уже вряд ли найдет.
        По очередному каньону тропа уходила на северо-запад. Никаких следов индейцев, хотя я находился на территории ютов. Несколько раз издали наблюдал полет горных оленей, встречались признаки присутствия и других диких зверей. Постепенно я стал узнавать эти места, вспоминая, как давным-давно мы с папой путешествовали по этим каньонам.
        Узкое глубокое ущелье Красная Лошадь, расположенное, если я не ошибаюсь, южнее, вело к источнику. Судя по тому, как жеребец ускорил шаг, похоже, я угадал - вода ждала нас где-то впереди. Несмотря на то, что я забрался в такую глухомань, поверьте, на душе у меня скребли кошки. Пусть Феликс Янт и новичок на Западе, но он немало поездил и поохотился в своей жизни. Перехитрить его далеко не просто. Конечно, скорее всего, он охотился с гончими псами, но недооценивать врага всегда очень опасно.
        Приблизительно в миле от тропы Ютов я нашел родник, вокруг которого обнаружил множество звериных следов, но ни одного лошадиного. Прежде всего я дал напиться коню, затем попил сам и наполнил водой фляги.
        Присев на корточки у родника, я задумался. Что позади? Что впереди? Странно, но меня по-своему стала забавлять эта игра в кошки-мышки, хотя на карту была поставлена моя жизнь, о чем я ни в коем случае не мог забывать. Достаточно одной ошибки и…
        За мной по пятам шел человек, не менее опасный, чем гремучая змея. Застреливший моего отца в затылок! Что невольно наводило на мысль - он боялся папу. Странно, конечно. Кто мог бояться папу, самого мягкого из всех, кого я знал, а вот Янт не стал даже рисковать…
        Родник бил из стены небольшого ответвления каньона. Полагая, что Янт его тоже найдет и застанет меня врасплох, я вернулся на извилистую тропу, вдоль которой валялось множество свалившихся сверху валунов, и пустился вниз по каньону.
        Тут и там виднелись черепки индейских горшков - папа говорил, что когда-то в этих местах жили люди и что в расщелинах и ответвлении, ведущем к востоку и югу, встречается множество пещер, укрытий и тайников.
        Там, где каньон разветвлялся, сворачивая вправо, я случайно бросил взгляд вверх и… моему взору предстала одна из тех самых выдутых ветром скальных пещер! Она располагалась футах в семидесяти пяти вверх по склону. От этого жилища, конечно, мало что осталось, но если засесть там с винтовкой, то никто не пройдет мимо…
        Пещера находилась прямо на стыке двух каньонов, и чем больше я смотрел на скальный домик, тем больше мне хотелось узнать, что там внутри, хотя в голове сразу засела мысль: окажись я там, Янт на сто процентов пожелает вытащить меня оттуда. Если, конечно, окажусь.
        Взбираться вверх по каньону было нелегко. По дну пролегала песчаная полоса, по которой стекала вода во время дождей, но тут и там дорогу преграждали огромные валуны. Дальше у стыка стены доходили метров до трехсот в высоту. За кустами можжевельника я заметил нечто вроде обломков дома и решил вскарабкаться туда. Точно, некогда это был дом, а рядом с ним кива - святилище индейцев, и даже две большие лужи, из которых не ушла вода. А кругом тишина, безмолвие…
        Спустившись вниз к жеребцу, я нашел поляну с хорошей травой за толстой елью, где расседлал его и спрятал поклажу. Там тоже валялось множество черепков глиняной посуды. Затем, захватив с собой винчестер, пошел вверх вдоль стены каньона.
        Ярдов через триста тропа привела меня к расщелине в стене. Так, винтовку за спину, чтобы освободить обе руки, и туда наверх. Медленно, не торопясь, осторожно выбирая, где поставить ногу, за что зацепиться пальцами. Вот один карниз, узкий-преузкий, вот другой, чуть повыше…
        Ага, наконец-то заветный домик. Устроившись там поудобнее, я выглянул через узкую щель в нависавшей скале. Оттуда открывался прекрасный вид на два каньона: все как на ладони, стреляй - не хочу… Но так ли мне надо кого-то убивать?
        Давай-ка сообразим. Справа, прямо под моим локтем, край кивы - круглой площадки с сохранившимися столбами для крыши, которая давно обвалилась.
        В верхней части дверь оказалась пошире - может, потому, что в плечах человек всегда чуть больше? Или когда поднимался домой, то нес какую-нибудь поклажу на спине? В пещере оказалось два входных отверстия.
        Вокруг валялись посудные черепки и даже кучка пшеничных колосков, только очень маленьких, раза в два меньше наших обычных. Явно специально разводимый сорт, но другой, для нас не привычный. Я сделал несколько глотков из фляги и присел передохнуть.
        Все спокойно. Иногда, правда, доносились шорохи, производимые какими-то животными или самой природой.
        Серый находился в безопасности. За толстым деревом и чуть выше уровня дна каньона его вряд ли кто заметит. Надо быть круглым идиотом, чтобы под прицелом винтовки попытаться забраться туда, где находился я. Янт не из таких, это уж точно.
        Что мне сейчас надо, так это прежде всего немного отдохнуть, подумать и составить план действий. А может, и увидеть своего врага, посмотреть, что он за человек в таких обстоятельствах.
        День медленно подходил к концу. Я засыпал, просыпался, снова впадал в дрему… Наконец, выглянув через трещину на верху стены, я увидел, как в небо взмыла птица.
        Неужели сюда кто-то идет? Меня вдруг прошиб пот. А если они видели, как я поднимался по стене каньона? Тогда я в ловушке. Это место нельзя атаковать в лоб, но отсюда нельзя и выбраться, не обнаружив себя. Ночью? Мысль об этом не доставила мне никакого удовольствия. Сил, конечно, хватит, да и опыта тоже, но ночью? Только в самом крайнем случае.
        Нет, ничего не произошло. Вокруг тишина и спокойствие. Продолжая наблюдать, я снова вспомнил о Янте, о его холодных колючих глазах, в которых человеческого было не больше, чем у гремучей змеи.
        С тем, что он приходился мне родней, я бы, пожалуй, согласился - сходство с папой слишком велико, - но какой? И если мы родственники, то с чего бы такое желание меня убить?
        Какое-нибудь наследство? Деньги - более сильный мотив, чем ненависть. Впрочем, может, и то, и другое.
        В памяти вдруг всплыли те две таинственные женщины, приходившие к нам. Одна - очень приятная, и другая - так напугавшая меня, что я даже папе не сказал ни слова… А ведь она пыталась его убить! Отравила! После ее прихода папа долго и тяжело болел. Чуть не умер.
        Кто она такая? И почему с нами так хотят расправиться?
        Я был один. Убегал и прятался. Мне вдруг стало не по себе. Возникло страстное желание поскорей исчезнуть. Куда угодно! Но делать это сейчас - чистое безумие. Надо оставаться здесь. Пусть ищут они, пусть попотеют.
        Джорджтаун. Уверен, именно там папа оставил эти коричневые пакеты. Он подружился с Луи Дюпаем - странноватым, хмурым, ушедшим в себя человеком, но если папа хотел кому-то довериться, лучшего выбора он не мог сделать.
        С противоположной стены каньона сорвался камень и поскакал вниз, ударяясь о валуны. Что там? Много камней, несколько кедров, кусты… Гладкая, отполированная ветром и дождями вершина. То тут, то там виднелись пустоты, заполненные водой - нечто вроде естественных резервуаров, где здешние обитатели находили воду для питья.
        Стоп! Слабый отблеск света на металле? Мелькнул и исчез. Ствол винтовки?
        Надо ждать. Затаиться и ждать. Только не обнаружить себя. Припасов мне хватит по меньшей мере еще на сутки. Сомневаюсь также, что у них достанет глупости искать сюда путь в темноте. Так что на данный момент я чувствовал себя в относительной безопасности.
        В безопасности? Перед моими глазами на противоположной стороне каньона неожиданно возник силуэт человека. Возник из ниоткуда. В открытую. Кто-то стоял там во весь рост.
        Озадаченный, я несколько минут смотрел на него, прежде чем до меня дошло: он ждет моего выстрела, ждет, когда я себя обнаружу! Но вот он все-таки скрылся, а через секунду последовал сухой щелчок выстрела. Пуля с треском ударила по внешней стене скалы.
        Стараясь не производить шума, я заполз через Т-образную дыру в пещеру. Тут мне по крайней мере не грозит случайный рикошет.
        Очевидно, они действовали вслепую: не имели понятия, где я и здесь ли вообще. Так что если мой жеребец не заржет, мы еще, может быть, заставим их поехать дальше.
        Еще один выстрел. На этот раз пуля угодила в заднюю стену пещеры, срикошетив в скалу. Затем последовала долгая тишина. Ни звука. Я сделал пару глотков из фляги и продолжал ждать. Через некоторое время выполз наружу, внимательно осмотрел все через трещину. Никого… Ничего…
        Где-то вдалеке послышались раскаты грома, порывы ветра зашевелили ветки кедров на той стороне каньона. Так, теперь можно и поспать.
        Я проснулся от шума дождя и раскатов грома. Пару раз даже полыхнула молния. Совсем близко. Да, им там не позавидуешь. Мне-то тепло и сухо.
        Довольно хихикнув, я закинул руки за голову. Им придется поискать укрытие, и, надеюсь, они случайно не наткнутся на моего коня.
        Спал я спокойно и долго, а проснулся от холода еще до рассвета. Дождь заметно стих, раскаты грома доносились откуда-то издалека. Никаких других звуков я не уловил и сразу подумал о своем жеребце да о тропе, по которой придется пройти, чтобы добраться до него. Ведь если ждать, когда рассветет, то я окажусь как на ладони - живая мишень да и только. А вот если попробовать сейчас, ночью, то у меня есть шанс ускользнуть незамеченным.
        Кстати, несмотря на жесткие камни, я совсем неплохо выспался и отдохнул. Самая пора приниматься за дело. Прежде всего надо мысленно пройти весь путь. Да, но ночью? В кромешной тьме и под дождем?
        Наконец я сел и осмотрелся. Кругом чернота, так как низкие облака закрыли все небо, не видно даже звездочки. Отец рассказывал мне, что по индейским понятиям здесь обитали души умерших, и у меня не возникло причин в этом сомневаться. В пещере, где никто не жил, все время слышались какие-то слабые шорохи, иногда бормотание или вдруг глухой вой. Так об этих пещерах и рассказывали. Конечно, я вволю наслушался различных историй, связанных с ними. Но ведь звуки издает и сама земля, и ветер, и камни…
        Впрочем, кто я такой, чтобы оспаривать чужие верования? В любом случае, если духи здесь есть, они мне не враги, поэтому с чего бы мне желать им зла, зачем мешать им? Да и местечко древние обитатели этих мест подобрали себе для жизни идеально - ночное нападение практически исключено.
        Быстро собрав свои пожитки, я выполз наружу. Осторожно, очень осторожно. Один неверный шаг - и можно загреметь в глубокую трещину.
        Как ни странно, мои глаза быстро привыкли к темноте. Я четко видел, куда ставить ноги, и двинулся потихоньку вниз…
        Снова хлынул проливной дождь. Я шаг за шагом спускался и, когда мои ноги вдруг оказались на твердой земле, вздохнул с облегчением. Оставалось найти коня… если он все еще на месте… и рядом с ним никого нет.
        Теперь сильный дождь стал моим лучшим другом. Он не только заглушал звуки моих шагов, но и держал их, моих смертельных врагов, в укрытии.
        Во всяком случае, я надеялся на это.



        Глава 9

        В каньоне стояла тишина. Только дождь барабанил по скалам, по широким полям моей шляпы и по плечам. Поляна за деревьями у развилки, где я оставил жеребца, находилась в глубокой тени. Я чуть выждал, внимательно прислушиваясь, взял винчестер двумя руками и приготовился в любую секунду пустить его в дело. Сделав осторожный шаг вперед, чуть постоял и направился к кромке, вдоль которой идти оказалось легче. Все оставалось спокойным. Вдруг под моей правой ногой предательски зашуршали, перекатываясь, мелкие камни. Я тут же резко присел на корточки, взяв винтовку на изготовку. Если меня кто-нибудь поджидал, сейчас последует выстрел.
        Я ждал… прислушиваясь к каждому шороху… Сколько у меня осталось времени? Отсюда надо выбраться в главный каньон до первого света.
        Рядом вдруг что-то зашевелилось. Кто-то переступил? Я выпрямился, готовый к борьбе. Серый тихо заржал, затем его влажный нос ткнулся мне в плечо.
        - Привет, дружок, - прошептал я, вздохнув свободно. - Скучал тут без меня?
        Седло, одеяло, уздечка - все лежало там, где я их оставил. Серый не сопротивлялся ни уздечке, ни удилам. Я отряхнул одеяло от песка и оседлал жеребца. Осторожно мы выбрались на тропу и снова подождали, прислушиваясь. Ничего. Я вытащил дождевик и надел его.
        А дождь барабанил и барабанил. Вокруг меня все блестело от воды. В каньонах надо ожидать бурных горных потоков, и здесь по песчаной полосе уже бежал пока еще вполне мирный, веселый ручеек.
        Смахнув ладонью капли дождя с седла, я сел верхом и, держа винтовку на изготовку, поехал по дну каньона, шум воды делал практически не слышным цокот копыт. Только сейчас я сообразил, что мы находились в каньоне Львов… Его назвали так, видимо, не без причины - не зря ведь моему жеребцу так не терпится поскорее уйти отсюда.
        У выхода из каньона я остановился. Если мне не изменяла память, милях в пяти находился большой каньон реки Манкос. Тропа шла вдоль восточного берега, затем удалялась от него, то есть вела именно туда, куда мне и надо.
        Отъехав от каньона Львов достаточно далеко, я перевел коня на легкий галоп. Пять миль в темноте и под дождем? Полчаса, если повезет; минут на пятнадцать больше, если нет. Здесь-то угроза горных потоков не очень велика, но там, в каньоне Манкос, она возрастет во много раз, поскольку туда стекает вода из многих каньонов.
        К рассвету они не найдут никаких моих следов - все смоет дождь. К тому же вода в реке Манкос значительно поднимется, и ее будет трудно, если вообще возможно, перейти. Это тоже их здорово задержит… если, конечно, мне самому удастся переправиться через реку.
        В каньоне Манкос стало чуть посветлее, так как он несколько пошире. Я подъехал к берегу и остановился. Река уже сильно разлилась и, наверное, раза в три стала глубже. Я секунду поколебался, затем направил жеребца в темную воду. Опасливо пофыркивая, он сделал шаг, нерешительно остановился, как бы размышляя, но все-таки бросился в поток. Мгновение - мощная струя стремительно понесла нас вниз по реке.
        Серый плыл по течению, все время подгребая к другому берегу, и вскоре начал перебирать ногами, нащупывая твердую почву. И вот мы наконец на берегу. Перед набрякшими от дождя зарослями ивняка. Оглянувшись, я бросил взгляд назад - только мрачные бурлящие воды на глазах разбухающей реки и черные, угрожающе оскалившиеся челюсти каньона.
        Выбравшись из ивняка, конь сам нашел дорогу к тропе, и я повернул его на северо-запад. Ближе к северу над нами высилась столовая гора Верди, разбитая на Мириады каньонов и каньончиков. Давным-давно, когда мы с отцом проезжали здесь, он рассказывал мне легенды местных индейцев о крепостях и укреплениях, построенных на стенах утесов народом, жившим и исчезнувшим задолго до нашего времени.
        Неторопливо следуя по тропе, я почему-то все время думал о Терезе. Пожалуй, имеет смысл заскочить к ней по дороге на Восток и перекинуться парой слов. Я надеялся, что мои преследователи задержатся здесь надолго, тщетно стараясь меня найти. Ведь дождь смыл все следы, и им придется обшарить все кругом, прежде чем они убедятся, что меня тут нет, и прекратят бессмысленный поиск.
        Пока я еще никого не заметил и верил, что никто не заметил меня. В такую-то темень и дождь! Утром я решил найти укрытие и передохнуть. Серый - мой настоящий друг и заслуживал соответствующего отношения. Уже почти рассвело, когда каньон начал раздваиваться - в северном и восточном направлении. Это меня вполне устраивало.
        Достигнув главной тропы, я тут же съехал с нее, забрался вверх по пологому склону и вскоре нашел совсем неплохое местечко в густом осиннике, полностью закрывавшем лужайку от посторонних глаз. Там я расседлал жеребца и спрятал его за деревьями, наскоро соорудил себе укрытие из осиновых ветвей, расстелил дождевик на земле - все вокруг было мокрым от дождя, - завернулся в одеяло и уснул, надеясь на лучшее.
        Проснулся я около полудня. Какое-то время лежал прислушиваясь, затем, не услышав ничего подозрительного, вскочил, быстро собрался, оседлал коня и отправился дальше.
        Сделав еще одну коротенькую остановку на берегу Старвейшн-Крик, чтобы напиться, я вернулся на главную тропу и, внимательно осмотревшись, смело двинулся дальше. Следов на дороге во время дождя, естественно, не оставалось.
        Возвращаться, может, было и глупо, но мне очень хотелось увидеться с Терезой. Сам не знаю почему. Скорее всего, из-за ощущения одиночества, которое все чаще и чаще охватывало меня после смерти отца. Мы слишком долго пробыли вместе и очень много значили друг для друга. Во всяком случае, в конце нашей совместной жизни.
        Постоянно эти неотвязные мысли… Кем он был? Кто есть я, Кирни Макрейвен? Мое имя звучало как-то не так, хотя кто знает, как оно на самом деле должно звучать?
        Но кем все-таки был мой отец? И кто такой Феликс Янт? Почему он убил папу? Теперь я уже не сомневался, что это дело его рук. И почему так хочет убить меня?
        Кто те две женщины, приходившие к нам, когда л был еще совсем маленьким? И где они сейчас? Какова их роль во всей этой истории?
        Вопросы, вопросы… Они не давали мне покоя, злили и раздражали.
        Когда я въезжал в город поздно вечером, мало кто обратил на меня внимание. Золотоискатели, которые жили тут, рано ложились спать. Тому, кто весь день орудует киркой, лопатой или подъемником, не до ночных развлечений. К тому же еще весна, все ждали травы и теплой погоды.
        Я поставил жеребца в стойло, забрал свои пожитки и пошел в отель. Там сбросил все прямо у лестницы и направился в ресторан.
        Терезу увидел сразу - она принимала заказ в другом конце зала. Заметив меня, девушка на секунду оцепенела, а затем быстро скрылась на кухне. Я же преспокойно плюхнулся на ближайший стул.
        Тереза принесла еду посетителю, потом явилась прямо ко мне с кофейником и кружкой в руках. Когда она наливала кофе, у нее слегка дрожали руки. Даже пролила немного на стол.
        - Ты… ты вернулся!
        Она была безмерно удивлена, только я не понял, от радости или нет. Наверно, все-таки от радости.
        Я кивнул.
        - Похоже, что так. На конюшне моя лошадь, вот мои собственные штаны, значит, это я и есть.
        - Но я думала… я считала, что ты погиб.
        - Пару раз был близок к этому. Для меня случайно не найдется куска жареной телятины? Или хотя бы кугуара? - Я поднял кружку с кофе. - Все это время пил кофе собственного приготовления. Оно не шло ни в какое сравнение с этим.
        - Тебе лучше уехать… и побыстрее, - вдруг шепнула она. - Он… он здесь.

«Он» значит Янт.
        - Здесь?
        Трудно в это поверить.
        - Он все время сидел здесь. Сказал, ты вернешься… если выживешь.
        Тереза вдруг встала, побледнев. И точно - он тут как тут, высокий, аккуратный, совсем как полагается джентльмену. Янт в упор смотрел на меня своими холодными безжалостными глазами, глядя в которые никто не понял бы, что у него на уме. Правда, я без труда догадался, что видеть меня он вовсе не рад.
        Тереза тут же заторопилась на кухню, а он уселся. Не стал даже ждать моего приглашения, просто развернул стул и сел напротив меня.
        - Зря прокатился в такую даль и обратно, - помолчав, заметил он.
        - Дорога многому учит, а я кое-где побывал, много чего повидал, значит, не зря.
        Его взгляд вдруг стал откровенно враждебным.
        - Кое-где побывал, много чего повидал. Если твоим учителем был отец, он тебя чертовски плохо…
        - Мистер Янт, - перебил я его, - не трогайте моего папу. Еще одно плохое слово о нем, и я выпущу из вас кишки.
        - Ты? - презрительно фыркнул он. - Не будь дураком, мальчик. Я научился стрелять еще до того, как ты появился на свет.
        - Может быть, - спокойно ответил я. - Зато я буду продолжать стрелять после того, как вы окажетесь на том свете.
        Мы не отводили друг от друга напряженных взглядов; хорошо, что мой плащ расстегнут, а за ремнем на животе револьвер. Он, безусловно, обратил на него внимание. Так что если… то у меня явное преимущество.
        - Не будь дураком, парень, - повторил Янт. - Ты еще не дорос до…
        - Может, и не дорос, - снова перебил я, - но вот этот револьвер дорос… очень даже дорос.
        По-мальчишески или нет, но я выдержал его долгий, полный злобы и гнева взгляд - не люблю, когда меня пытаются заставить опускать глаза.
        Наконец он не выдержал и пожал плечами.
        - Ты не доживешь до старости. Слишком заносчив, слишком самоуверен.
        - Ну а если на то есть причина? Вам это никогда не приходило в голову? Папа отлично стрелял, просто здорово. Думаю, человек, убивший его, знал это и боялся встретиться с ним лицом к лицу. Предпочел трусливо стрелять в спину, исподтишка. Но ему также должно быть известно, что папа всегда говорил: его сын, то бишь я, стреляет быстрее и точнее всех, кого ему довелось повидать.
        Тереза подошла с еще одной кружкой и налила кофе Янту. Поставила ее на стол, ушла и почти тотчас же вернулась с едой.
        - Вы не… - Она смотрела на Янта. - Не хотите перекусить?
        - Да, моя дорогая, - ответил он. - Пожалуй, я присоединюсь к нашему юному другу.
        Что бы Янт ни задумал, стрелять он явно не собирался. Во всяком случае, сейчас. Более того, мне на секунду показалось, мое появление здесь принесло ему какое-то облегчение. Но почему? При его-то ненависти ко мне?
        - Твой отец, похоже, был человек что надо, - как бы примирительно заметил он. - Вы двое много путешествовали, так?
        - Так.
        - И всегда одни? Ни друзей, ни попутчиков?
        - Почему? Случались и попутчики.
        Янт задумчиво покачал головой.
        - Тебе следовало ходить в школу. Наверняка вы подолгу задерживались в каких-то местах, так ведь? - Он отхлебнул кофе и чуть нахмурился, не дождавшись ответа. Да, очень нетерпеливый человек. - Я хочу сказать, он мог бы оставлять тебя у друзей, когда ему требовалось куда-нибудь уезжать… чтобы ты мог ходить в школу.
        - Ему нравилось, когда я находился с ним рядом.
        Мне вдруг пришла в голову мысль, что он настойчиво хочет что-то выудить из меня, узнать, имел ли отец верных друзей. Та же мысль, что и у меня: мог ли папа где-то кое-что оставить? Тогда надо попробовать пустить его по ложному следу…
        - Да, у нас были друзья… в разных местах, - заметил я как бы невзначай, - но папа особенно с ними не сближался. Кроме, конечно, Джима Джилетта. Там, в Мексике, частенько приходилось вызволять кого-нибудь из тюрьмы и переправлять через границу сюда. У папы в Мексике хватало хороших знакомых, поэтому ему приходилось им помогать.
        - Джилетт? Из полиции?
        - Техасский рейнджер. Кажется, занимал какую-то должность в Эль-Пасо. Мы пробыли там довольно долго. Папа работал в компании по перевозкам. - Мы помолчали, затем я добавил самое главное: - Папа мало кому доверял, но Джилетт всегда оставался исключением. - Я снова сделал паузу, потом, чтобы не переусердствовать, продолжил как ни в чем не бывало: - Папа впервые встретил его, кажется, на бизоньих равнинах. Или в Амарилло, точно не помню. Он говорил, что этот городок напоминал крепость, когда увидел его впервые. Знаете, бизоны разъяряются не на шутку, поэтому люди там строили себе дома, в которых можно спасаться от них.
        Тереза не сводила с нас глаз, но теперь я с подозрением относился к ней тоже. Ведь они оставались здесь вместе, а Феликс Янт умел красиво поговорить. И уж конечно, мог предложить куда больше, чем какой-то перекати-поле вроде меня. Или завоевать их доверие - ее и ее тетушки. Само собой, они задумались, зачем он сюда пожаловал в такое время года, и наверняка решили, что дело в Терезе и уж никак не во мне.
        Ради нее я вернулся сюда, но теперь Тереза вызывала у меня настороженность… и я вдруг ощутил себя совсем одиноким. Казалось, во всем мире нет никого, с кем можно побыть самим собой. Она не выходила у меня из головы с того момента, когда мы встретились, но сейчас… После смерти папы одиночество стало частью моей жизни, и не могу сказать, что мне это понравилось.
        Тереза подошла посмотреть, хватает ли нам кофе, взяла со стола кофейник, чтобы принести еще, и…
        - Куда торопиться? - произнес Янт. - Посиди с нами минутку-другую. Уверен, твое общество доставит Кирни не меньше удовольствия, чем мне.
        - Ну, я… - Она с сомнением посмотрела на меня.
        - Почему бы и нет, - кивнул я. - Садись.
        Наверное, в моем голосе не слышалось особой радости, так как она бросила на меня, как мне показалось, чуть озадаченный взгляд.
        - Пойду принесу свежего кофе.
        Когда Тереза ушла, Янт посмотрел на меня, слегка улыбаясь.
        - Хорошенькая девушка! Надеюсь, ты не возражаешь, если она посидит с нами?
        - Совсем нет, - равнодушно ответил я.
        Хотя на самом деле мне не терпелось остаться одному, помыться и спокойно поразмыслить, что делать дальше. Меньше всего я ожидал увидеть здесь его! Кто же тогда гнался за мной там, на Западе? Кто стрелял по стене утеса? Неужели он нанял кого-то, а сам преспокойно ждал здесь? Я оказался в дураках - он переиграл меня по всем статьям.
        А что будет, когда я отправлюсь в Джорджтаун?
        Янт, естественно, последует за мной. Он наверняка уже вычислил: если папа мне что и оставил, то это где-то на Востоке. Интересно, заглотнул ли он мою наживку насчет Джима Джилетта? Фигура не выдуманная, его хорошо знают. Даже Янт сразу вспомнил его имя.
        Тереза принесла свежий дымящийся кофе и только присела рядом с нами, как Янт вдруг поднялся к моему и, полагаю, ее удивлению тоже.
        - Ладно, - улыбнулся он, - оставляю вас одних. Не сомневаюсь, что вам есть о чем поговорить. Твоя поездка, уверен, была очень интересной… и такой внезапной. Ты должен обязательно рассказать Терезе о своих приключениях.
        Он ушел, а мы остались сидеть, молча глядя друг на друга. Мне казалось, Тереза недовольна его уходом, но она попыталась продолжить разговор:
        - Ну и как там на Западе?
        Я пожал плечами.
        - Ничего особенного. Дождь, холод, долгая дорога. Думаю, кто-то следовал за мной отсюда. Стреляли в меня.
        Она удивленно раскрыла глаза.
        - Стреляли в тебя? Кто? Зачем?
        - Скорее всего, те двое, которые заходили сюда за день до моего отъезда.
        - Кто ты, Кирни? - вдруг спросила она. - Кто ты на самом деле? Ты мне никогда ничего о себе не рассказывал.
        - Мне казалось, тебе это неинтересно.
        - Почему же, очень интересно! Ты говорил, что твоего папу убили. Какая жалость. Для тебя это, наверное, просто ужасно. Ты отправил его тело домой?
        Я поднял на нее глаза.
        - У нас нет дома. Где мы вешали шляпы, там и был дом. Его похоронили в городе, где он свалился… Так будет и со мной.
        - У Фел… Я хочу сказать у мистера Янта есть плантация в Каролине. Прекрасное место, как он говорит, с таким милым старым домом и акрами деревьев и плодородных полей прямо вдоль берега реки.
        - Рад за него.
        - Он считает, что твой отец, наверное, тоже имел хороший дом… До беды.
        - Какой беды?
        - Э-э… не знаю. Я подумала… он сказал, что большинство людей перебралось на Запад потому, что оказались в беде.
        - Поэтому и твои родители оказались здесь?
        Она вспыхнула.
        - Нет, не поэтому! И ты не имеешь никакого права предполагать…
        - Ты только что предположила это в отношении меня.
        Она бросила на меня сердитый взгляд.
        - Но ты же сам рассказывал мне, как вы с папой бродили по белу свету, никогда нигде не задерживаясь. Потом его застрелили. Кто-то убил его, и, наверное, не просто так.
        - Что значит «не просто так»?
        Мы остались в зале одни, все посетители уже ушли.
        - Значит, он кому-то что-то сделал. Разве не за это обычно убивают? Чтобы отомстить. Или чтобы наказать…
        - Или потому, что у них что-то имеется.
        - Ты говорил, его не ограбили.
        Какое-то время я даже не мог вымолвить слово: то, что все это время назойливо сидело где-то глубоко в моей голове, вдруг оказалось прямо передо мной, как на тарелочке. Конечно же, именно за это его и убили! Месть или ненависть только сопутствовали главному. Дело не в них! Его застрелили только потому, что это кому-то очень и очень понадобилось. Но раз у него ничего не взяли, значит, при себе у него этого, то есть каких-то бумаг, скорее всего, на собственность, не оказалось.
        Собственность? Земля? Но если у Феликса есть плантация в Каролине, с чего бы его должна волновать папина собственность?
        Я мало что смыслил в таких вещах. Ну а если они родные? Если предположить, что плантация принадлежит им обоим, и Янт мог заполучить ее всю, только убрав папу? А затем он случайно наткнулся на меня, о ком ничего не знал раньше?
        Одни догадки! И тем не менее у Янта с папой очень много общего: я принял его за папу со спины, у них очень похожи манеры, да и что Янт здесь делал?
        - У него не взяли ничего, что он имел при себе, - наконец сказал я. - Но скорее всего, у него хотели отнять то, чем он владел. Если это так, теперь я хозяин… того, что бы это ни было.
        - Если бы твой папа владел чем-то настолько ценным, он бы следил за своей собственностью, а не болтался по белу свету, не позволяя своему мальчику получить надлежащее воспитание.
        Несколько минут Тереза молчала. Теперь она казалась мне совсем другой. Она всегда была такой или это дело рук Янта? Что он с ней сделал?
        - На твоем месте, - наконец продолжила она, - если бы я думала, что владею чем-то, я бы прежде всего узнала, что это такое, и заявила бы свои права. Теперь о твоем папе: если он владел чем-то, то сказал бы об этом тебе или имел бы какие-то документы.
        - Может, он собирался сказать мне, но ему не дали.
        - Он, наверное, говорил тебе что-то. Надо постараться вспомнить.
        Мой кофе совсем остыл. Я встал и сказал:
        - До завтра.
        Тереза удивленно вскинула брови.
        - Кирни! Ты что, сердишься на меня?
        - Нет, не сержусь. За что мне сердиться? Ты пока ничего не сделала.
        - Мистер Янт к тебе хорошо относится. Очень хорошо. Говорит, ты заслуживаешь лучшей жизни. Мне кажется, он мог бы тебе помочь, если бы ты только вспомнил.
        - Вспомнил что?
        - Ну, он думает, твой отец, наверное, из хорошей семьи и, скорее всего, оставил где-нибудь документы или что-то в этом роде. Если бы ты их нашел, то смог бы стать другим человеком. Он уверен, что тебе что-то известно, хотя, может, ты искренне думаешь, что ничего не знаешь.
        Что ж, по крайней мере это правда: ему надо, чтобы я нашел эти бумаги. Не исключено, что он даже боится, если со мной что-то случится, они тут же всплывут на поверхность. Именно тогда я почему-то вспомнил о Пистолете. Мы всегда называли друг друга братьями, хотя на самом деле не были родней по крови. Где-то на нашем жизненном пути он оказался с нами, и папа растил его вместе со мной. Будучи старше меня, какое-то время спустя он стал жить сам по себе.
        Возможно, ему что-то известно, но последние слухи о нем дошли до нас из Калифорнии. Пистолет получил свое прозвище, благодаря умению обращаться с любыми видами огнестрельного оружия и действовал всегда молниеносно и точно. Жаль, но так уж случилось, что ему пришлось нас покинуть.
        Мы тогда жили в Миссури, и папа свалился… по-моему, с воспалением легких. В те дни, болезнь, которую называли пневмония, косила всех подряд. За ним ухаживала одна женщина… да, да, Кейт Донельсон.
        Мы с Пистолетом ничем особо не занимались, просто ждали. Мне тогда было шесть, а ему, если я правильно помню, около шестнадцати. Вот как раз в этот момент в город заявились те двое.
        Я отчетливо их помню - высокие, решительные, с мрачными не улыбавшимися лицами… Во всяком случае, когда мы их увидели. Они носили длинные черные сюртуки, как и папа, когда его застрелили, и какой был на Феликсе Янте. В таких в тех местах обычно щеголяли игроки или адвокаты, а частенько и врачи.
        Приехав в город, они сразу начали интересоваться папой. Хозяин платной конюшни сказал им, что не знает такого человека. Он соврал, потому что относился к папе с большим уважением. Я было открыл рот, но что-то в лице хозяина заставило меня тут же его закрыть.
        Я разыскал Пистолета и рассказал ему. Он расспросил меня обо всем подробно, потом внимательно огляделся вокруг и решил, что нам надо поскорее ехать домой. Там он прежде всего достал свой револьвер и зарядил его. Как я уже говорил, Пистолет управлялся с ними как со своими руками, но по просьбе папы никогда не носил с собой в городе… только в пути.
        Тогда я тоже напомнил ему об этом, но Пистолет объяснил:
        - На этот раз папа не будет возражать, Кирни. Обещаю тебе. Если заметишь этих двоих, сразу предупреди меня, а сам иди в дом, и побыстрее.
        В любом городишке всегда найдется кто-то с длинным языком - нашелся и здесь. Мы сидели на крыльце. Я как раз принес Пистолету кружку кофе: он тогда будто прирос к ступенькам. Теперь-то я понимаю почему.
        Вдруг видим, кто-то спускается к нам с холма. Я говорю:
        - Это они.
        Пистолет ставит кружку на ступеньку и приказывает:
        - Иди в дом и не высовывайся. Похоже, будут проблемы.
        - Проблемы? Почему?
        - Эти двое пришли за твоим отцом. Хотят его убить. Их надо остановить.
        Что ж, надо так надо. Меня давным-давно приучили не спорить, поэтому я ушел в дом, подскочил к папиной кровати и вытащил из висевшей на спинке кобуры один из его револьверов. Папа открыл глаза и посмотрел на револьвер.
        - В чем дело, сынок? - слабым голосом спросил он.
        - Ничего особенного, - успокоил я его и отошел к открытому окну.
        Эти двое оглядели наш дом, Пистолета, сидящего на крыльце, затем двинулись к входной двери, но их остановил негромкий голос брата:
        - Ищете кого-нибудь?
        - Не твое дело, парень. Уйди с дороги.
        Он встал.
        - Вам здесь нечего делать. Мы сегодня никого не принимаем. Там больной.
        - Пусть тебя это не волнует, - возразил тот, что покрупнее. - Ему осталось болеть совсем недолго. Мы доктора, лекарство у нас с собой.
        - У него уже есть доктор, - ответил Пистолет и спокойно добавил: - Мне еще не приходилось никого убивать, не стоит провоцировать меня на крайние меры, парни.
        Они остановились, презрительно оглядели сопливого мальчишку, который не сводил с них глаз. Затем их поведение резко изменилось.
        - Значит, никого еще не приходилось убивать, сосунок? Зато нам приходилось… и не раз. Сейчас мы тебе покажем, если не отвалишь отсюда. Убирайся да поживей!
        Тут Пистолет вдруг захохотал - громко, открыто, и это сбило их с толку, стало настоящим сюрпризом, который заставил их бросить друг на друга недоуменные взгляды. Всего секунда - но она позволила моему брату первым выхватить револьвер.
        Он в мгновение ока всадил две пули в того, что поздоровее, а затем застрелил второго, как раз когда тот тоже нажал на спуск. Его пуля пробила рубашку и оцарапала Пистолету бок.
        - Ты ранен! - закричал я, выбегая на крыльцо.
        - Нет, не ранен, но здешний шериф меня не очень жалует, поэтому я уезжаю. Передай папе, пусть поправляется. Он самый лучший человек на земле!
        Пистолет повернулся, пошел по улице, и тут один из тех, тот, что поздоровее, лежавший у крыльца, вдруг приподнялся на локте и стал целиться ему в спину.
        Я стоял рядом и, даже не успев подумать, выстрелил в него… на секунду раньше, чем успел сделать это он.
        Мой брат резко обернулся, бросил на нас быстрый оценивающий взгляд.
        - Спасибо, Кирни… спасибо.
        А затем, когда его уже и след простыл, набежал народ. Мы жили на задней малолюдной улочке, но, услышав стрельбу, туда повалили отовсюду, и в первых рядах этот негодяй, городской шериф.
        Его мало кто здесь любил - уж больно дрянной он был человек. Хорошо, что я успел спрятать папин шестизарядник под оконной занавеской.
        - Эй, что тут у вас происходит? - командирским тоном спросил он.
        - Эти двое хотели убить моего папу, - ответил я, - хотя папа болен и не встает с постели. - В маленьком городке все знали обо всем: такие новости, как чья-то болезнь, свадьба, смерть - моментально разносились вокруг. - Они пытались силой вломиться в дом, но мой брат остановил их.
        Кто-то в толпе громко воскликнул:
        - Так им и надо! С револьвером на больного!
        Похоже, так думали и все остальные, и шериф сразу же учуял это.
        - Кто-нибудь знает этих двоих? - громко спросил он.
        Нет, никто не знал.
        - Ну а ты, парень? Видел их раньше? За что они хотели убить твоего отца?
        - Никогда не видел. Откуда мне знать, за что они хотели убить папу? Наверное, здорово ненавидели его, раз хотели застрелить больного человека в постели. И, похоже, приперлись за ним издалека.
        - И получили по заслугам, - послышался голос из толпы.
        Шериф недоверчиво посмотрел на меня.
        - Ты уверен, что твой папа действительно болен?
        - Спросите у доктора Кори, он его лечит.
        Он бросил взгляд на валявшиеся тела. На одном белую жилетку пробила пуля, которая угодила ему в самое сердце. Другой получил две пули в живот и одну мою, в голову. Слава Богу, у меня хватило ума не хвастаться этим.
        - Да, вот уж не думал, что твой брат такой стрелок, - задумчиво протянул шериф.
        - Еще какой, - с удовольствием подтвердил я. - Не хуже, чем папа.
        Тела куда-то унесли, на том все закончилось. Папа скоро поправился, потом мы собрали свои скудные пожитки и уехали оттуда. Но Пистолета нам, конечно, очень не хватало.
        Стоя в пустом ресторане отеля, где мы с Терезой остались одни, я снова вспомнил своего брата, тех двоих, которых мы застрелили, и Кейт Донельсон.
        Пистолету, может, что-нибудь известно… и Кейт, если она еще жива.
        Да, те двое… Не остались ли записи о том, что нашли у них в карманах, что-то же они с собой имели.
        Об этом стоило поразмыслить… и побыстрее.
        Тереза подняла на меня глаза.
        - Что ты собираешься делать? Снова уедешь?
        - Очень может быть. Похоже, ты уже нашла себе дружка.
        Она вспыхнула.
        - Он не мой дружок! Он по крайней мере знает, как обращаться с леди, и не собирается все время болтаться Бог знает где!
        - Посмотрим, сколько он проторчит здесь, как только я уеду.
        - Вот как! - Она в упор посмотрела на меня. - Считаешь себя такой важной персоной, да? Когда ты вдруг сорвался, он даже шагу не сделал отсюда, понял?!
        - Зато сделали другие. Он не счел это нужным. Но на этот раз я еду на Восток.
        - Он не уедет, - упрямо заявила она. - Когда снег сойдет, он собирается заняться разработкой прииска.
        - Рад за него, - сказал я. - Что ж, пока!
        Я поднялся наверх, собрал свои вещи и пошел на конюшню. Нужен мне их старый отель! Посплю и на соломе. Господь знает, мне приходилось ночевать и в худших условиях.



        Глава 10

        Я бы соврал, если бы стал уверять, что хорошо выспался. Несмотря на сильную усталость, сон просто не шел. Не шел - и все тут! В голове неотвязно крутились мысли о Терезе, единственной девушке, с которой мне, казалось, я подружился, после того как вернулся с гор. И вот такое вероломство!
        Когда парню приходит пора думать о девушках, ему надо иметь в виду какую-то конкретную красотку. Тереза мне определенно приглянулась, но ведь Янт такой сладкоречивый… И к тому же меня долго не будет.
        Где-то за час до рассвета я встал. Серый уже меня ждал.
        Из города мы сначала направились на юг, но я точно знал, куда еду, поэтому через несколько миль уверенно свернул на малоприметную индейскую тропу, ведущую наверх к долине Скотч-Крик, а от нее вдоль хребта дальше на восток.
        Когда едешь на Восток, надо подумать о деньгах, и, хотя я потратил очень мало из того, что взял с собой, никогда не угадаешь, сколько и когда тебе понадобится в таком долгом пути. Поэтому я прежде всего отправился к своему тайнику на плато, или к «местечку», как я про себя называл его.
        Снег везде уже сошел, даже перевалы освободились от него. Только горные вершины по-прежнему стояли в белых шапках, и оттуда тянуло холодным ветром. На деревьях набухли почки, и трава пробивалась вовсю. На солнечных южных склонах зазеленели кустарники и набрали бутоны дикие цветы. На такой высоте цветок не может позволить себе роскошь терять время. Он должен успеть прорасти, расцвести и рассеять семена, прежде чем ударят очередные морозы, поэтому ему приходится очень и очень торопиться.
        Солнце ласково пригревало, но когда я бросил взгляд через долину и поискал глазами свою старую хижину, ее на поляне не оказалось. Все, что мне удалось разглядеть, даже привстав на стременах, - это обгорелые бревна.
        Сожгли! Судья Блейзер и его дружки, нет сомнений. У меня чуть защемило сердце - как-никак я провел в ней немало хороших вечеров.
        Ладно, двинулись дальше, туда, к моему местечку. К чему понапрасну убиваться и терять драгоценное время? А вот городишко, где убили папу, стоит навестить. Он лежал где-то на моем пути, и, хотя затея представлялась в каком-то смысле рискованной, я все-таки решил наведаться туда.
        Добравшись до местечка, я хорошенько огляделся вокруг, затем достал из тайника свои деньги. Пересчитывать не стал - пока незачем, - просто засунул их в седельные сумки и поехал дальше по узкой тропинке через завалы валунов и груды камней.
        За века мороз, солнце и ветер источили острые края скал, но даже и тут виднелись поросли карликового водосбора с цветками не более ногтя моего большого пальца.
        Громко перекликались друг с другом сурки, радуясь весне, всюду копошились разные мелкие зверушки, совершенно не обращая на меня внимания. Обычно они коротко пискнут и тут же исчезнут среди камней, но сейчас даже и не думали прятаться. Наверное, вспомнив, как я когда-то оставлял им хлебные крошки, приветствовали меня посвистыванием и таращили бусинки глаз. Или по-своему прощались со мной, так как в общем-то я больше не собирался сюда возвращаться.
        Когда я проезжал мимо тропы, ведущей к ранчо старого Динглберри, его нигде поблизости не оказалось.
        В городок, где застрелили моего папу, мы с жеребцом вошли уже после захода солнца; свет виднелся только в порталах рудников да в салунах и барах, стоявших вдоль главной улицы.
        Конь мой сильно устал, да и я тоже, поэтому мы сразу направились на конюшню. Старый Чолк возился еще там. Серого моего он хорошо знал - не хуже, чем меня, если не лучше.
        - Привет, сынок! - улыбнулся он. - Давненько, давненько тебя не видел.
        - Кто-нибудь в городе искал меня, Чолк?
        - До меня пока ничего не доходило, сынок. Вот судья, тот немного побесился, а потом кое с кем еще уехал отсюда. Думаю, за тобой, сынок.
        Он не задавал никаких вопросов, а я ничего ему не объяснял. Здесь люди быстро учатся не совать нос в чужие дела.
        - Дай жеребцу овса. Он его заслужил.
        - Сделаю, сынок, не беспокойся.
        Старый Чолк смотрел, как я снимаю свои пожитки с седла и, если даже заметил, что сумки не очень легкие, то никак не отреагировал на это.
        - Чолк, - обратился я к нему, - ты ведь хорошо знал моего папу.
        - Знал, знал, как не знать. Редкой души человек был, земля ему пухом… хотя и не игрок…
        - Он играл ради меня, Чолк. Я понял это слишком поздно. Папа хотел раздобыть побольше денег, чтобы послать меня в школу… Считал, что это единственный способ сразу решить все проблемы.
        - Он мог бы пойти на рудник, - заметил Чолк, - или заняться каким иным делом.
        - Теперь-то мне ясно: папа боялся, он чувствовал, что ему недолго осталось, за ним кто-то шел по следу… и не один… - Кстати, мне это кое-что напомнило. - Слушай, Чолк, ты не встречал здесь человека высокого роста, в длинном черном сюртуке, немного похожего на папу?
        - Да, видел такого.
        - Можешь сказать, когда?
        - Он приехал в день, когда убили твоего отца. И уехал тем же вечером. А лошадь у него - загляденье!
        - Спасибо, Чолк.
        - Его рук дело?
        - Похоже. Думаю, он кто-то из папиной семьи. Недавно меня судьба свела с ним. - Я махнул рукой в сторону юга. - Он, наверное, заявится и сюда. Может, даже будет спрашивать про меня.
        - И что мне ему сказать?
        - Ты меня не видел. Когда-нибудь мы с ним снова встретимся, но сначала мне надо кое-что уладить.
        - Будь поосторожнее, сынок. Может, он просто странник, но крутой, очень крутой. В нем это сразу видно.
        - Чолк, ты же знаешь про людей больше любого. Тебе с папой частенько доводилось разговаривать. Он случайно не говорил, откуда родом… - Я пнул носком сапога камешек. - Понимаешь, я, честно говоря, не знаю, кто я такой. Не знаю, почему этот человек убил папу, почему так хочет убить меня.
        - Твой отец не любил болтать языком, сынок, но он был замечательный человек и настоящий джентльмен. Из хорошей семьи, сразу видно. Должно быть, откуда-то с Юга. Каролина или Джорджия. Я понял это по его акценту, хотя он его почти потерял. И гордый… Гордость южанина! Мне приходилось иметь дело с такими во время войны. Отличные парни! Они, конечно, ошиблись в выборе. Зачем понадобилось раскалывать Союз? Но парни - что надо! Точно как твой отец.
        - Спасибо, Чолк. Пойду перекушу и на боковую.
        - Лучше сначала присмотри себе местечко, сынок. В городе полно приезжих. Тут пошла хорошая руда, а у этих кладоискателей нюх - будь здоров. Учуют за тысячу миль.
        - Чолк! Серого, пожалуй, лучше держи наготове. Если услышишь вдруг стрельбу, сразу же его седлай, ладно?
        - Сделаю, сделаю. - Чолк подтянул ремень и сплюнул. - Береги себя, сынок, и дай тебе Бог удачи.
        Сняв комнату и сложив там свои пожитки, я отправился в ресторан, но той знакомой девушки с веснушками там не оказалось - вместо нее пузатый мужик с закатанными рукавами и толстыми волосатыми руками принес мне еду, только и всего. Удовольствия, конечно, мало, но поужинал я неплохо, а что еще надо уставшему путнику?
        Насытив свою утробу, я отправился на Блэр-стрит. В районе двух кварталов близ нее насчитывалось тридцать два притона, где можно было получить все, что пожелаешь - в смысле еды, выпивки или женщин: заведения «Большая Молли», «У бриллиантовозубой Лили», «Сказочная курица», «Микадо», «Бон тон», «У Лолы» и множество других, включая игорные дома на любой вкус.
        Вот он я, иду по улице, набитый деньгами больше, чем любой вокруг, но, наученный горьким опытом, не показываю виду - пусть все думают, вон, мол, идет еще один бродяга. Смотри, совсем одичал, крутит головой, как на резиновой шее.
        В каком-то смысле так оно и было. Я чувствовал себя очень одиноким, хотелось хоть с кем-нибудь поговорить… Я уже собирался повернуть назад к отелю, когда вдруг увидел ту девушку с веснушками. Она спешила через улицу с парой пакетов в руках, но когда я попробовал остановить ее, только ускорила шаг.
        - Девушка, - все-таки обратился я к ней, - давайте помогу вам нести пакеты. Мы не так давно встречались в вашем ресторане.
        - В ресторане? - неуверенно произнесла она.
        Я сдернул с головы шляпу, и тогда она наконец меня узнала.
        - Ты тот парень… твоего отца застрелили!
        - Точно. А ты та девушка, которая посоветовала мне быть поосторожней.
        - Да. Я тогда за тебя испугалась. - Она остановилась. - А что случилось с судьей Блейзером?
        - Последний раз я видел его в компании с Тобином Уэкером и парнем, которого они называли Дик.
        - Я боялась, что они найдут тебя.
        - Давай-ка! - Я взял у нее пакеты и пошел рядом. - Ты показывай путь, а я понесу их.
        - Мне нравился твой папа, - сказала она. - Какой хороший человек!
        - Да. Намного лучше, чем я себе представлял. - Я секунду поколебался. - Ты знаешь, где его похоронили? Мне… мне пришлось так быстро уехать…
        - Я покажу тебе, если еще немного здесь побудешь.
        - М-м… нет, не могу. Надо кое-что доделать. Там, на Востоке. Но я вернусь. Мне хочется положить цветы на его могилу. Или даже поставить там какой-нибудь знак.
        - Там уже стоит деревянный крест с его именем. Мы думали, ты знаешь.
        - Знаю? Откуда? Знаю что?
        - Ты же записку оставил, что там должен стоять крест.
        - Я не оставлял никакой записки!
        - На почте лежала записка в конверте с надписью: «Всем, кого это касается» и деньги на приличный гроб, похороны и крест. Все думали, это ты оставил их.
        Феликс Янт' Больше некому. Застрелить человека, а потом… Только родственник способен на такое!
        - Кажется, я знаю, кто это сделал. Но мне в любом случае хочется положить на могилу цветы. Ему бы это понравилось. Он всегда говорил то про кизил, то про лавр.
        - Похоже на Юг.
        Мы подошли к небольшому домику, окруженному низеньким штакетником; в окне горел свет. Я видел, что она сомневается и не решается, как поступить.
        - Мне бы, конечно, очень хотелось познакомить тебя с мамой, но… не сейчас, - наконец произнесла она. - Может, как-нибудь потом…
        - Позволь мне только занести все это в дом, и я сразу же уйду.
        Пожав плечами, она открыла дверь, и мы вошли в комнату. В угольной печке потрескивал огонь, на столе горела керосиновая лампа. Рядом что-то шипа худенькая привлекательная женщина, которая очень удивилась, увидев меня. Она тут же отложила шитье в сторону.
        - Я не…
        - Извините, мэм, я только помог вашей дочери донести эти пакеты, не более того.
        В соседней комнате раздался грохот перевернутого стула, затем в дверях показался здоровенный мужик, небритый и не очень опрятный, без рубашки, в подтяжках прямо на голое тело. Он выглядел порядком помятым то ли оттого, что его только что разбудили, то ли после хорошей пьянки. Точно трудно сказать.
        - А ты еще кто такой? - поинтересовался он, причем нагло и грубо.
        - Кирни Макрейвен, - вежливо представился я. - Вот помог вашей дочери…
        - Вон отсюда! - рявкнул он. - Клянусь Богом, я не позволю какому-то подзаборному полупьяному бродяге таскаться сюда! Вон!
        Поставив пакеты на стол, я очень спокойно заявил:
        - Мистер, я не пил и я не бродяга.
        - Плевать мне на то, кто ты такой! Тебе же сказали - вон! Вот и вали да побыстрее.
        Но тут встала ее мать, причем как-то элегантно и с чувством собственного достоинства.
        - Генри, молодой человек наш гость. Он только помог Лауре донести тяжелые пакеты.
        Генри не обратил на нее никакого внимания.
        - Вон! Или я сам вышвырну тебя отсюда!
        - Да, ухожу! - ответил я. - Но, мистер, не советую даже думать о том, чтобы попробовать вышвырнуть меня. Не хочу причинять беспокойства этой молодой леди, но думаю, вам лучше прикусить язык. Охолонитесь!
        Он замолчал, не ожидая такого отпора, и только буравил меня своими заплывшими глазками. Наверное, полагал, что от его беспардонного ора меня отсюда как ветром сдует. Однако нет, вот он я, на том же месте.
        Неожиданно мама Лауры повернулась ко мне и смущенно предложила:
        - Мистер Макрейвен, может, присядете? Я как раз собиралась приготовить кофе.
        - Эй ты там! - снова взревел он. - Да будь я проклят, если…
        - Генри, - перебила она его, - это уж слишком. Выпей кофе с нами. Если не хочешь, уверена, твои приятели уже ждут тебя в «Национале».
        Он пришел в ярость и, наверное, ударил бы ее, но рядом стоял я, и, похоже, что-то во мне ему не очень нравилось.
        - Значит, Макрейвен. Сын того картежника, который застрелился? - презрительно сощурившись, спросил он.
        - Да, сын. Только его застрелили сзади, в затылок, так что вряд ли он
«застрелился», как вы выразились. Папа не боялся встречать опасность лицом к лицу. С револьвером или без него… И я тоже.
        Он бросил на меня злобный взгляд.
        - Слышал, тебя ищут, и надеюсь, найдут!
        Я улыбнулся.
        - Только постарайтесь не быть с ними, когда найдут.
        Он подчеркнуто шумно ушел в другую комнату, а мама Лауры показала рукой на стул.
        - Пожалуйста, - дружелюбно пригласила она. - Я не могу позволить вам вот так сразу уйти.
        - Но мне совсем не хочется причинять вам беспокойство, - пожал я плечами.
        - Вы не причиняете нам никакого беспокойства. Скорее, наоборот, помогаете разрешить сложную ситуацию. Пожалуйста, садитесь.
        Что ж, так я и сделал. Но сначала снял плащ и повесил его на спинку стула, а шляпу положил перед собой на край стола. Теперь они могли видеть мой патронташ и револьвер. На минуту воцарилось молчание.
        - Только что вернулся из дальней поездки, - успокоил я их. - Пришлось побывать в крутых местах.
        - Ничего страшного, мистер Макрейвен. Мой муж принимал участие в войне между штатами. А частенько и против индейцев.
        Генри опять с грохотом вломился в дверь, явно намереваясь сказать что-нибудь еще. Эдакое хозяйское. Но при виде моих револьверов, в кобуре и за поясом, как-то сник, и ему не оставалось ничего другого, кроме как проглотить свой гнев и ретироваться.
        - К нам теперь не часто заходят, мистер Макрейвен, а поскольку Лаура весь день на работе, я практически никуда не выхожу. Так что мы гостям всегда рады.
        - После смерти папы мне очень одиноко, мэм. За все это долгое время ни разу не общался с женщинами… кроме одной…
        Она деликатно сменила тему.
        - Сейчас холодновато для дальних поездок. Многие перевалы откроются не раньше чем через месяц. Вы слышали о бедняге мистере Нильсене? Некоторые считают, что он прибрал к рукам все деньги с почты и скрылся, но мне думается, он, скорее всего, попал в снежный обвал. Вот уже несколько месяцев прошло, как он исчез.
        - Да, зима миновала грозная, - согласился я.
        - Ваш отец был с Юга, мистер Макрейвен? Я с ним незнакома, но он часто беседовал с Лаурой. Она от него в восторге. Настоящий джентльмен, как она его называла.
        - Да, папа с Юга, хотя не знаю, откуда точно. Он… он практически никогда об этом не говорил. Только иногда, очень редко, если ударялся в воспоминания, то называл какие-то места… реки, плантации, что-то еще. Но я не слышал от него названия штата или города… только такие крупные как Новый Орлеан, Чарльстон или Бостон и Филадельфия.
        - Мистер Макрейвен, мне бы хотелось, чтобы вы знали: этот человек не мой муж и не отец Лауры. Он мой деверь, муж сестры. Когда она умерла, ему некуда было идти, и мы взяли его к себе. Первые несколько недель он еще работал и время от времени давал нам немного денег, но сейчас мы ничего от него не видим, хотя он считает себя хозяином дома. Вы не первый, кого он выгонял из нашего дома.
        - Почему же вы не потребуете, чтобы он убрался отсюда?
        Она улыбнулась.
        - А если он откажется? Что мне тогда делать?
        - Мэм, вы только прикажите ему, а уж я позабочусь… Но если меня здесь не будет, то сходите с Лаурой к шерифу или какому-либо другому известному человеку. Если и это не поможет, зайдите в любой салун на Блэр-стрит и расскажите там о своей проблеме.
        - Но они его могут повесить.
        - Да, могут… и поделом ему. Даже самый последний ублюдок с той улицы не потерпит, чтобы кто-то издевался над порядочной женщиной, мэм.
        В соседней комнате тихо скрипнула половица. За закрытой дверью нас подслушивали. Я слегка поднял левую руку, призывая к молчанию, и вытащил из-за пояса револьвер.
        У Лауры отвисла челюсть, но я успокоил ее.
        - Стрельбы не будет, не беспокойтесь.
        Дверь резко распахнулась - он стоял на пороге с винтовкой в руках.
        - А теперь вон отсюда!
        Винтовка была заряжена, но не нацелена, в чем и заключалась его ошибка. Он шагнул в комнату, но, увидев направленный на него шестизарядник, остановился. Да так резко, что чуть не упал.
        - Положи винтовку на пол, - спокойно приказал я ему, - забирай свои пожитки и вали отсюда, да побыстрей. И не вздумай больше здесь показываться. Если ты хоть раз сунешь сюда свой нос или пристанешь хоть к одной из этих женщин, виселица тебе обеспечена. Меня, может, здесь какое-то время не будет, но я перед отъездом навещу шерифа и поговорю кое с кем на Блэр-стрит.
        Ему очень хотелось выстрелить, ах как хотелось направить эту винтовку на меня, но он понимал, что у него нет ни малейшего шанса.
        - Да кто ты вообще такой?! - визгливо заорал он, но уже куда менее решительно.
        - Друг семьи, - не повышая голоса, коротко ответил я.
        Он плевался, чертыхался, но тем не менее сделал все, как приказано. Здоровенный наглый детина, но трус. Хотя я ни на секунду не забывал, как учил меня папа, что относиться к таким людям легкомысленно нельзя. От них можно ждать чего угодно.
        Когда за ним захлопнулась дверь, я прежде всего передвинул стул так, чтобы меня не видели в окно, затем убрал револьвер за пояс.
        - Простите, мэм. Иначе пришлось бы физически выкидывать его отсюда и, значит, кое-что здесь поломать.
        - Спасибо, Кирни, большое вам спасибо. Он стал совсем невыносим! И с каждым днем все больше распоясывался.
        Она снова наполнила мою кружку. Я откинулся на спинку стула и с удовольствием отпил горький ароматный кофе, оглядывая полки с книгами на стене. Так, пара романов сэра Вальтера Скотта, «Крошка Доррит» Чарльза Диккенса, «Вивиан» Бенджамина Дизраэли…
        Заметив мой взгляд, она с легкой улыбкой сказала:
        - Это подарочные экземпляры. Мой муж знал их всех лично, а его отец вместе с сэром Вальтером учился в школе. Во втором классе их учителем был мистер Люк Фрейзер. Он жил недалеко от Кэнонгейт-стрит, и они часто ходили домой втроем. Позже он переехал в дом рядом с тем, где умер Джон Нокс.
        - Чем ваш муж занимался?
        - Боюсь, толком ничем, - грустно улыбаясь, она развела руками, - но тем не менее он был прекрасным человеком, и я очень любила его. Больше всего ему хотелось рисовать, однако его картины мало кто покупал. Затем мы поженились, вскоре он получил небольшое наследство… Так мы оказались в Америке. Он знал сэра Вальтера с детства, а с мистером Диккенсом познакомился только тогда, когда приехал в Лондон. Мистер Дизраэли тоже считался одним из его добрых знакомых. В Нью-Йорке он преподавал живопись и фортепьяно, но жизнь не стояла на месте, поэтому ему пришлось вступить в армию. Вскоре он стал старшим сержантом, а когда войны с индейцами потребовали много людей, его сделали офицером.
        - Вы даже не сказали мне, как вас зовут, - заметил я.
        - О, простите! - Она смущенно приложила руки к губам. - Меня зовут Энн Маккре, а мою дочь Лаурой.
        Мы проговорили допоздна. Но прежде, чем вернуться в отель, я решил зайти на конюшню к старому Чолку.
        - Ну раз ты вроде как не торопишься, то, полагаю, останешься переночевать, - заметил он.
        Я вкратце рассказал ему про миссис Маккре и Генри.
        - Знаю такого, - кивнул Чолк. - Никчемный человек. Пьяница и лентяй. Хорошо, что они избавились от него. А ты не беспокойся. Они хорошие люди, мы о них позаботимся. - Он задумчиво посмотрел на меня. - Рассчитываешь вернуться сюда, сынок?
        - Рассчитываю.
        - Она прекрасная девушка. Мы здесь, в Сильвертоне, много размышляли о ней и ее матери. Достойные люди с добрым сердцем.
        - Я знаю… Послушай, Чолк, за мной охотится человек… может, даже не один. Кажется, кто-то из них и убил моего папу. Остальных он просто нанял.
        - Мы уже говорили об этом. Буду держать ушки на макушке.
        У себя в комнате отеля я, как и тогда, подставил стул под ручку двери и лег спать, положив шестизарядник на тумбочку у кровати.
        Но сон, как назло, не шел. По коридору все время кто-то ходил, с улицы доносился топот лошадей… Лежа на спине с закинутыми за голову руками, я попробовал вернуться к своим ранним воспоминаниям.
        Затем встал, подошел к маленькому столику в углу, нашел в ящике блокнот и, взяв карандаш, стал записывать все, что смог вспомнить.
        Вот я лежу на палубе парохода, жаркое солнце бьет мне прямо в глаза… длинноногие птицы на болоте… потом на песке у моря, одинокое, заброшенное место… старый каркас, наполовину вросший в грязь, к которому папа не разрешает мне подходить, большой пустой старый дом с хлопающими на ветру ставнями… крючковатый старик в выцветшей зеленой накидке, однажды вечером пришедший к нашему дому, когда папа был в отъезде… такой убогий, скрюченный… или так мне казалось?
        Вот папа говорит: «Нет, я не потерплю ее в доме! Я не желаю иметь с ними ничего общего!»
        Кто-то сказал что-то о проклятье. «Проклятье? Не имею ни малейшего понятия об этом, но они отравляют все, к чему прикоснутся! В них зло… страшное зло!»
        Дверь закрылась, и я больше ничего не слышал.
        Только бессвязные обрывки воспоминаний, воспоминаний без начала и конца, хотя я четко помню странную реакцию папы, когда я сказал ему про скрюченного старика в зеленой накидке.
        Затем настал вечер, когда что-то закончилось и что-то другое началось: вечер, когда папа вернулся домой, закутал меня и куда-то увел. Больше мы туда никогда не возвращались.
        Имена… там звучали имена - старый Толберт… Фаустина… Вебер… Наоми… Имен много, но они ни о чем мне не говорили.
        Наконец я устал, лег в кровать и мгновенно уснул.
        Утром, когда я спустился к завтраку, меня обслуживала Лаура. Она с кофейником в руке сразу же подошла к моему столику и прошептала:
        - У нас есть яйца. Если хочешь, то заказывай скорее. Их осталось совсем немного, а желающих - полно.
        - Мне, пожалуйста, яичницу-болтунью из двух.
        Внезапно дверь распахнулась, и в ресторан вошли двое со значками на груди. Они быстро оглядели зал, заметили меня и сразу же направились к моему столику.
        - Мистер Макрейвен? Мое имя Берне. Я веду расследование о человеке по имени Блейзер. Судья Блейзер.



        Глава 11

        На секунду, всего на секунду я весь напрягся. Затем, собравшись, спокойно произнес:
        - Я встречался с ним.
        - Это понятно. Не объясните ли нам, что произошло?
        Лаура подошла к столику с испуганным видом.
        - Лаура, принеси, пожалуйста, кружки для этих джентльменов. И горячего кофе.
        Я вкратце рассказал им про то, как всю зиму пас в горах скот Динглберри, как, спустившись вниз, узнал об убийстве отца и о его крупном выигрыше в карты накануне, как выяснял отношения с судьей Блейзером.
        - Я пришел к нему за папиными деньгами, которые он хотел присвоить, думая, что мне о них ничего не известно. Тогда я объяснил ему, что все знаю и что их необходимо вернуть законному владельцу, то есть мне.
        - И он их вернул?
        - Ну, пришлось немножко поднажать. Хотя ему не очень-то хотелось расставаться с такими деньгами.
        - А что потом?
        - Потом? Мистер, у меня тут нет друзей, поэтому я уехал. Предвидел, что меня станут искать, и вернулся к себе в горы.
        - Он?
        - Да, сэр. С ним приехало несколько человек. Один из них Тобин Уэкер. Они выследили меня.
        Тщательно подбирая слова, я рассказал о драке в хижине, о том, как меня били и как мне удалось бежать. В снежный буран.
        - Одна старая индианка вправила мне сломанный нос. Она поставила хрящи и кости на место и закрепила их воском. Индейцы выходили меня.
        - И ты больше никогда не видел Блейзера?
        - Нет, но я видел в Рико Тобина Уэкера и еще одного - Дика.
        Они продолжали и продолжали задавать вопросы, а мне не терпелось избавиться от них. Пора отправляться в Джорджтаун, но разве им понять?
        - Ты полагаешь, Блейзер убил твоего отца ради этих денег?
        - Нет, сэр, думаю, не убивал. Скорее всего, его охватила жадность.
        - Последний раз ты встречал судью в своей хижине, так? Но потом видел Уэкера и Дика в Рико. А хижина сгорела…
        - Блейзер пропал, - перебил его другой, - и мы должны найти его… или его тело.
        - Полагаю, ответ в том, что осталось от моей хижины. Увидев меня в Рико, Уэкер и Дик здорово испугались. Почему? С чего им меня бояться? Ведь Уэкер никого и ничего не боялся. Вот только я видел их с Блейзером в хижине перед той последней бурей.
        - Мы проверим. - Они встали. - Надеюсь, ты собираешься задержаться в нашем городе?
        - Вряд ли. Срочно еду на Восток… Черри-Крик.
        Они обменялись быстрыми взглядами.
        - Было бы лучше, если бы ты остался здесь, пока не выяснятся обстоятельства исчезновения Блейзера.
        Я немного помолчал, затем твердо заявил:
        - Не могу. По деловым и личным причинам мне надо быть на Востоке. Но я сразу же вернусь сюда, как только сделаю то, что должен сделать. - Они молча смотрели на меня. Пришлось продолжить: - Понимаете, за мной кто-то гонится, и Уэкер с Диком помогают ему. Понятия не имею, зачем кому-то понадобилось меня убить, но думаю, там, на Востоке, смогу узнать это. Полагаю, если человека хотят отправить на тот свет, ему не мешало бы понять почему. Как вы находите?
        Берне засмеялся.
        - Логично… Ладно, поезжай. Как думаешь, через месяц вернешься?
        - Постараюсь.
        Берне отодвинул стул.
        - Что ж, меня это устраивает. Мы тем временем осмотрим твою хижину.
        - Мистер Берне, советую не торопиться. Если вам не очень хорошо знакома та местность, найти хижину в это время года нелегко.
        При помощи перечниц, солонок и кружек я показал им расположение вершин и проходов. Рисовать схему не понадобилось: туда каждый год перегоняли две тысячи голов скота, так что их вполне устроили мои устные указания.
        - Зачем они приходили, Кирни? У тебя проблемы? - обеспокоенно спросила Лаура, как только они ушли.
        - Да нет. Они ищут судью Блейзера. Он ведь так и не объявился, вот они ведут расследование. Уверен, Блейзер сделал что-то не то. Когда его не оказалось вместе с Уэкером и Диком в Рико, я сразу заподозрил неладное. Он должен быть либо с ними, либо здесь. Мне кажется, его бросили в горах.
        - Когда ты уезжаешь?
        До меня вдруг дошло… совершенно неожиданно: я планировал уехать с рассветом, но голова подсказала правильное решение, прежде чем родились слова.
        - Прямо сейчас. Немедленно. - Я встал. - Лаура, я обещал им вернуться через тридцать дней. Надеюсь, мне это удастся, но может случиться, что мне придется задержаться. Если так и если смогу, я обязательно тебе напишу.
        Серый был полностью готов. Естественно. Он же настоящий мустанг, для которого нет большего удовольствия, чем отправиться в путь. Поэтому я быстро набросил на него седло, приторочил свои нехитрые пожитки и, не теряя ни минуты, покинул город. Конечно, не самое лучшее время для отъезда, но дело сделано, и следующая остановка будет не раньше чем миль через двадцать пять.
        Узкая тропа, вырубленная в стене каньона, по которой мы следовали в Урей, до смерти напугала бы даже суслика, хотя мой жеребец двигался по ней довольно споро. Но что-то мне в ней не очень нравилось. Чем дольше я ехал, тем неспокойней себя чувствовал, так как окружающая местность не могла не вселять тревогу. Короче говоря, если кого-то здесь подстерегут, он может считать себя покойником - укрыться просто-напросто негде.
        Затем началась гроза. Когда раскаты грома раздаются в этих узких горных карманах, хочется как можно быстрее свернуться в клубочек. Молнии бьют по тебе со всех сторон… К тому времени, когда мы добрались до места, откуда уже виднелись огни Урея внизу в долине, дождь лил как из ведра, а толстые жгуты молний разрывали в клочья черные низкие тучи.
        За дверью конюшни виднелся слабый свет. Я въехал туда верхом. Из маленькой конторки тут же высунулся пожилой человек с тонкими, загнутыми вверх усами.
        - Ставь-ка свою лошадь, парень, и заходи выпить горячей кавы.
        Впервые после Техаса, где для всего есть свое имя, мне довелось услышать, что кофе называют «кавой».
        Сняв с коня поклажу, я насухо протер его, насыпал в кормушку овса и пошел туда, куда меня звали. Кружка горячего кофе мне сейчас совсем не помешала бы.
        Неторопливо шагая по проходу в середине конюшни, я заглядывал в каждое стойло. Знакомых лошадей не обнаружил; впрочем, это еще ничего не означало. Надо все узнать у конюха.
        Он сидел, откинувшись в кресле-качалке, перед бюро с откидной крышкой и читал какую-то грошовую книжонку об отчаянном парне, посвятившем свою жизнь спасению хорошеньких девушек от индейцев и других негодяев. Что хорошенькие девушки делают там, где они все время оказываются, всегда ставило меня в тупик. К тому же мне в этом смысле никогда не везло: девушек, встречавшихся на моем жизненном пути, как правило, было трудно назвать хорошенькими.
        - Там прямо потоп, - входя, заметил я.
        - Да уж видно… и слышно. В такую погоду добрый хозяин и собаку не выгонит из дома… Издалека?
        - Из Сильвертона.
        - Ну и как там?
        - Неплохо, совсем неплохо. Недавно открыли отличную руду. Там ее тонны. И совсем почти на поверхности.
        Кофе оказался горячий и такой крепкий, что мог бы стоять и без кружки. Я выпил его с превеликим удовольствием. Затем, как положено, вежливо поинтересовался:
        - Работы хватает?
        - Не очень.
        - Много разъездов?
        - Да есть немного.
        - В городе есть приезжие?
        Он повернул голову и пристально посмотрел на меня.
        - Они всегда есть, парень. Вот как ты сейчас. Ты тоже приезжий. Друг мой, я молодо выгляжу, потому что жил мирной жизнью, но мне пришлось побывать здесь, когда вон та гора была всего лишь горой в долине. Приехав сюда в первый раз, я вычесывал седину из волос! - Он посмотрел на меня своими холодными голубыми глазами. - Парень, я родом из района Арканзаса - Миссури. Там хватало дешевых искателей приключений.
        - Поэтому и перебрался сюда на Запад? Где таких поменьше?
        Он вынул трубку изо рта и потянулся за кофейником.
        - Выпей еще… Кого ты боишься увидеть?
        - Не боюсь. Простая предосторожность. Я не нарушал закон. - Я описал Феликса Янта и Тобина Уэкера.
        - Уэкера я знаю, - заметил он. - Пару раз встречал другого тоже. Даже подумал, зачем это он сюда пожаловал. Что ж, наверное, ты прав, за ними стоит присмотреть. - Он налил кофе в мою кружку. - Собираешься уехать?
        Почему я все ему рассказал, сам не знаю. Наверное, чувствовал себя очень одиноко и хотел излить кому-нибудь душу. Откинувшись в качалке, он курил и слушал, не перебивая. Затем, когда мой рассказ подошел к концу, молча выбил трубку и задумчиво сказал:
        - Здесь пахнет деньгами, парень. Наверное, вы с ним какая-то родня, и, пока ты жив, он ничего не получит или получит очень мало. Поэтому и хочет видеть тебя мертвым, чтобы вернуться и забрать себе все. Может, здесь, конечно, и что другое, но, по-моему, это так… Теперь о тех женщинах. Мне тут не все ясно, но по крайней мере одной из них нужно то же самое, поэтому она хочет убрать тебя с пути.
        - А другая?
        - Вот с другой-то разобраться потруднее. Она, может, и хорошая женщина, ведь Господь немало оставил их на нашей грешной земле, но всегда надо знать, чего ей надо, чего она добивается. Может, это связано с твоим отцом. - Он набил трубку свежим табаком. - Ты мне нравишься, сынок. Правильно поступаешь… Слушай, у меня тут есть одна черная лошадь…
        - Нет, нет, я не собираюсь меняться.
        - Никто не говорит об обмене. Я даю ее тебе взаймы. Твой жеребец хоть куда, но на дороге, которую ты выбрал, ты загонишь его вконец. Поэтому лучше возьми и черную тоже. Будешь их менять, тогда они не выбьются из сил. - Он раскурил трубку. - Послушай меня, сынок: иди напрямик через горы в Лейк-Сити. Сэкономишь и время, и расстояние.
        С рассветом я уже ехал высоко в горах по индейским тропам, спускаясь и поднимаясь по склонам… Кругом виднелись следы работы золотоискателей, то тут, то там встречались желающие застолбить себе участок, но я старался не общаться с ними. Мой путь проходил вдоль Минерал-Крик, затем вверх по разлому приблизительно тысяч на двенадцать футов. Определить высоту довольно легко по тому, что там растет. А здесь растительность почти отсутствовала.
        Направив жеребца между двумя пиками, отстоявшими друг от друга мили на три-четыре, я отпустил поводья, а сам, поудобнее устроившись в седле, стал осматриваться вокруг. Панорама открылась великолепная: Редклауд-Галч внизу слева, но мне надо правее, под маячившую впереди Харрикейн-Бейсин с огромными голыми вершинами и долгими крутыми склонами.
        Воздух был чист и свеж, а небо - бездонное море голубизны с редкими черточкамл облачков. Серый горел желанием идти дальше, поэтому мы тронулись вниз, за милю пути спустившись по меньшей мере на тысячу футов.
        Сделав несколько коротких остановок у небольших болотцев, чтобы лошади могли напиться, я добрался до дна каньона, где одна тропа переходила в другую вдоль Хенсон-Крик.
        Новая тропа вскоре вдруг резко повернула на северо-восток. Там мы сделали короткий привал под соснами: я дал лошадям свободно попастись, сам немного отдохнул, неторопливо оглядывая путь, который мы прошли, перекусил, затем навьючил поклажу на свое последнее приобретение - черную кобылу, и снова пустился в путь. До Лейк-Сити, по моим расчетам, оставалось миль пятнадцать - шестнадцать.
        Как мне казалось, я значительно опередил своих преследователей. Впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным. Пока я отдыхал в Сильвертоне, они могли добраться сюда и спокойненько поджидать меня.
        Город лежал в симпатичной долине среди гор и процветал не по дням, а буквально по часам. Раньше это местечко принадлежало Юте, но после 1874 года, то есть совсем недавно, когда Юта уступила его, сюда хлынули золотоискатели, нашли золото, и деньги потекли рекой… Вскоре начался настоящий золотой бум: вместо нескольких дюжин убогих хибарок и лачуг здесь стал бурно расти самый настоящий город.
        Проезжая по главной улице, я насчитал семь салунов, четыре ресторана, несколько отелей, пару китайских прачечных и даже один или два бильярдных зала.
        Несколько дней спустя я уже въехал в Джорджтаун и остановился в отеле «Париж».



        Глава 12

        Когда к стойке регистрации в отеле подошла женщина небольшого роста с очень приятным лицом, я сразу же ее узнал.
        - Тетя Софи?
        От неожиданности она на секунду застыла на месте.
        - Боже мой, Кирни! Кирни! Вот уж кого не ожидала увидеть!.. Луи, Луи, Кирни вернулся! Кирни Макрейвен! - закричала она в сторону кухни.
        Оттуда тут же появился Луи Дюпай, которого иногда звали Француз Луи.
        - А-а, топ ami! Как же ты вытянулся! Был мальчиком, а теперь настоящий мужчина. А как твой па'па? Где он?
        - Его убили… подло, в спину, - ответил я. - Пока не знаю почему. Я пришел узнать, не оставил ли он вам какие-нибудь бумаги. Вы ведь были его другом.
        - Пошли. - Он взял меня за локоть. - Сегодня тихое утро. Мы попьем кофе во дворе… Софи!
        - Конечно же, мсье, сейчас будет.
        Когда мы уселись за столиком во дворе, он сказал:
        - Рассказывай!
        Я, как мог подробно, рассказал ему обо всем, что произошло, начиная с убийства папы и кончая сегодняшним днем. Луи Дюпай слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов. Потом, когда я закончил, задумчиво произнес:
        - Так, значит, как он и подозревал. Феликс Янт. Твой па'па знал, чего от него можно ожидать. Это, как ты правильно заметил, очень опасный человек. Твой отец не раз упоминал о нем. Дуэлянт, убивший нескольких человек, но при всем этом далеко не самый худший из них. Все дело в ней.
        - В ком в ней?
        - О, если бы мы только знали! У Феликса Янта есть сестра, порочная, злокозненная женщина, для которой главное - деньги, власть и… жестокость, причем последнее превыше всего…
        Твой прадедушка, Кирни, был капитаном корабля и во время одного из своих плаваний в Вест-Индию встретил на Гаити девушку… девушку неземной красоты. Ее национальность? Кто знает? Наполовину она француженка, испанка, португалка, словом, европейка, но другая половина точно - карибская. Тебе знакомы каннибалы, населявшие Вест-Индию до Колумба? Дикие, необузданные, беспощадные люди… с кровожадными инстинктами.
        Где родилась эта девушка, никто не знал; она же, если и знала, никогда не говорила ни об этом, ни о том, кто она такая… Твой прадед привез ее сюда в Чарльстон. Вскоре после их приезда умерла его жена… совершенно неожиданно, так как всегда отличалась завидным здоровьем, и твой прадедушка женился на той девушке. Ты происходишь от его первой жены, Феликс Янт и вся его родня - от второй…
        Как часто бывает в таких случаях, две ветви одной семьи резко разошлись. Твои родственники - сеятели, деловые люди и солдаты; те, кто произошел от Серины, целиком и полностью посвятили себя творению зла, хотя, надо отметить, все они обладают высокой степенью интеллекта… очень высокой…
        Твой дедушка стал умелым бизнесменом, который разбогател, благодаря разумным вложениям капитала, своевременной покупке земли и удачным торговым сделкам. В последнем случае он действовал через старые надежные связи, созданные еще его отцом…
        К сожалению, Янты оказались не столь предусмотрительны. Более того, между обеими ветвями вашего семейства произошел полный разрыв. Феликс Янт, спровоцировав дуэль, убил твоего дядю; вскоре от яда умерла твоя тетя… Но доказательств никаких. Твой отец делал все возможное, чтобы не оказаться втянутым в эту семейную разборку. Он служил в армии, когда твой дедушка умер…
        Итак: есть плантация, не знаю, какая, но достаточно большая. Есть недвижимость в Чарльстоне и еще больше в Саванне. Есть также плантация на Ямайке. Феликс Янт, его сестра и остальные члены их семейки, безусловно, считали, что в случае смерти твоего отца именно они унаследуют все это. О тебе они и понятия не имели.
        - Мой отец оставил у вас какие-то бумаги?
        - Да, оставил. Документальные улики, которые он не хотел пускать в ход, пока жив, улики, способные засадить одного из его кузенов за решетку за предумышленное убийство, а также завещание его отца в отношении упомянутой собственности и соответствующие бумаги на нее. Остальная информация, насколько мне известно, касается другой собственности и местонахождения документов, которые могут тебе понадобиться для установления права владения. - Он немного помолчал. Затем продолжил: - Как тебе известно, в своем отеле я не сдаю комнаты незамужним одиноким женщинам. У меня достаточно номеров, и я пускаю в них кого хочу и только когда хочу. Два дня тому назад сюда явилась женщина и хотела поселиться. Я отказал, не объясняя причин. Она пришла в ярость. - Луи пожал плечами. - Такие штучки ничего для меня не значат. На истерики я не желаю тратить времени. Но эта женщина… очень красивая, с сильным характером и, думаю, движимая каким-то особым чувством ненависти. Она ушла, но, полагаю, вряд ли навсегда. Самое же главное заключается в том, что она, уверен, - сестра или тетка Феликса Янта. Итак, я тебя предупредил.
        - Интересно, откуда ей стало известно, что надо ехать именно сюда?
        Он снова пожал плечами.
        - Ну, моя кухня в своем роде весьма знаменита… Хотя, нет, не думаю, что дело в этом. Возможно, находясь здесь, твой отец написал письмо… ну, скажем, другу или родственнику, ей стало известно об этом, и она решила кое-что проверить.
        Впрочем, не исключено, что она явилась сюда всего лишь из любопытства: ведь отель
«Париж» знаменит, почти легенда, а друг отца, которого все знают под именем Француза Луи, имеет славу самого гениального повара нашего времени. Многие известные люди не жалеют ни времени, ни денег, чтобы добраться сюда и отведать одно из его фантастических блюд или насладиться гостеприимством его шикарного отеля.
        Газовые фонари, купленные у Тиффани, черное ореховое дерево, библиотека из трех тысяч томов в кожаных переплетах, мраморные раковины в каждом номере… Да, отель
«Париж» отличала своя собственная, ни с чем не сравнимая элегантность!
        В ресторане - пол из перемежавшихся белых кленовых и желтых ореховых половиц и блюда с заметным европейским вкусом. Здесь обедали генерал Гренвиль Додж, президент Улусе С. Грант, Джей Гоулд, Рассел Сейг, барон Ротшильд, принц де Джойнвилль и множество других не менее знаменитых и богатых людей.
        В отеле имелось всего десять номеров, но в каждом из них своя ванна - что почти невообразимо для тех мест и времен. Джорджтаун всегда оставался всего лишь лагерем удачливых золотоискателей, но даже Денвер не мог сравниться с ним в изысканности блюд, которые подавали в ресторане Луи Дюпая, ибо он сам их готовил, не без оснований гордясь плодами своего поварского искусства.
        - Луи, у вас найдется комната для меня? - спросил я.
        - Для тебя? Для тебя я просто кого-нибудь выгнал бы! Конечно же у меня для тебя есть комната. - Он отвел меня наверх в прекрасный залитый солнцем номер. - Отдохни, а затем мы еще потолкуем.
        Уже уходя, Луи Дюпай задержался у двери.
        - У меня, как тебе известно, мало друзей, и один из них твой отец, человек образцового вкуса и глубоких философских познаний. Ты, кстати, слышал, что он когда-то преподавал философию?.. Конечно же это нельзя считать истинным критерием. Многие из учителей сами полные профаны. Они всего лишь как попугаи повторяют малопонятные точки зрения, но твой отец… он глубоко проник. С тех пор как я покинул Францию, мне не доводилось встретить ни одного человека, столь образованного и с такими ясными современными взглядами. Мы частенько подолгу беседовали, и… он поведал мне о своих планах относительно тебя.
        Я грустно вздохнул.
        - Папа никогда не посвящал в это меня.
        - Да, я знаю. Видишь ли, Кирни, он считал себя нищим, хотя именно благодаря ему семья достигла благополучия, но он не хотел возвращаться и предъявлять права. Все, что он оставил себе, - это знания и умения, мало кому нужные здесь на Западе. Он был мыслителем, а Западу требуется деловитость. Поэтому ему приходилось обходиться тем, что он умел.
        - Но в конце концов он оставил мне более чем достаточно, - заметил я.
        - О-о? Тогда нам надо поговорить. Ты должен услышать про его планы, даже если они тебя не очень интересуют. Посмотрим. Пока же не подходи к окну и отдыхай. Я зайду к тебе попозже.
        Он вышел, мягко затворив за собой дверь. Я скинул сапоги, пододвинул стул к кровати и, сняв с себя пояс с револьвером, положил на сиденье стула так, чтобы не тянуть за ним руку, а плащ бросил на спинку.
        Время от времени по улице проезжала повозка или одинокий всадник, один раз до меня донеслись приглушенные звуки какого-то спора… Затем я уснул, а когда проснулся, стало уже темно. Комнату слабо освещал тусклый отблеск света снаружи. Стены казались черными, но стол и стул в углу виделись четко.
        Стул в углу? Я посмотрел еще раз - на нем, слегка раскачиваясь, сидела женщина.
        Какой-то момент я лежал, даже не шевелясь, хотя, должен признаться, по коже забегали противные мурашки. Я не верил своим глазам. В душу закрался страх.
        - Вижу, ты проснулся, Кирни, - произнесла она низким бархатным голосом. Голосом настоящей образованной леди, и добрым притом. - Надеюсь, мое присутствие не вызывает у тебя отвращения. Мне очень надо с тобой повидаться. Да-да, понятно, ты меня не знаешь. Зато прекрасно знал твой папа. Пора и тебе познакомиться. Давно пора. В конце концов мы ведь с тобой кузены.
        - Кузены? - Пока она говорила, мне все-таки удалось справиться со своим ужасом. Папа как-то сказал мне: «Страх - это орудие, используемое тобой, если им владеешь ты, и орудие, используемое твоими врагами, если им владеют они». - В таком случае, боюсь, у вас передо мной явное преимущество.
        - Меня зовут Делфина, Кирни. Ты обо мне не слышал?
        - Нет.
        - Жаль. Могли бы стать близкими друзьями. Понимаешь, до нас дошел слух, что ты умер… Считали даже, что умер и твой отец… несколько лет тому назад. Мы не сомневались… в общем узнать, что он жив, явилось для нас большим сюрпризом.
        - Скорее, шоком.
        Как она сюда попала? Луи не мог разрешить ей войти, а Софи никогда бы не решилась сделать то, чего не хотел Луи. Однако вот она, сидит на стуле в углу моей комнаты.
        В голову невольно поползли старые сказания об оборотнях, ведьмах и колдовстве, о людях, способных таинственно появляться и столь же таинственно исчезать. Я раздраженно затряс головой, чтобы поскорей избавиться от подобной чепухи. И все-таки мне очень хотелось понять, как она здесь оказалась.
        Снизу донесся приглушенный гомон голосов - время ужина в ресторане.
        - Да, ты прав, шок, - согласилась она, - но сейчас, когда ты нашелся, мы должны стать друзьями. Должны видеться как можно чаще. Мы ведь кузены… Хотя и не совсем прямые, - добавила она.
        - Луи предупредил меня, что отказал вам в комнате…
        - О, значит, он сказал об этом? Да, с ним нелегко, очень нелегко. На редкость вздорный человек. В городе говорят, ему в свое время не повезло в любви, девушка предпочла другого, он не мог смириться с этим и с тех пор ненавидит всех женщин. Боже мой, какой глупый!
        - Зато мудрый, - возразил я. - Он разбирается в философии и истории. С таким человеком стоит поговорить.
        - Да? Что ж, полагаю, он, по-своему, даже интересен, но лично мне не симпатичен. Слишком холодный, резкий и…
        - И подозрительный? - вставил я.
        - К кому или к чему? Я всего лишь женщина, которая проделала долгий путь только для того, чтобы повидаться с собственным кузеном!
        К счастью, я лег спать, не раздеваясь, планируя потом сразу спуститься вниз и перекусить. Мои сапоги и револьвер лежали рядом с кроватью. Я быстро глянул на стул… Так, все на месте: пояс и кобура прикрыты висящим на спинке плащом. Заметила ли она? Я мысленно упрекнул себя, что не проверил, заряжен ли револьвер. Что, если вдруг придется пускать его в ход?
        - Теперь Феликс вздохнет с облегчением. - Я не видел ее улыбку, но не сомневался, что она появилась у нее на лице. - Он тебя как-то потерял. Надо сообщить ему, что ты здесь. Нехорошо снова терять своих родственников после столь долгой разлуки.
        Я медленно сел на кровать и спустил ноги. Когда-то, давным-давно, Делфина - я не сомневался, что это была она - приходила к нам, и после ее визита папа несколько месяцев тяжело болел. Есть ли здесь связь? Или это всего-навсего мое разыгравшееся воображение?
        Подняв с пола сапог, я автоматически вытряс его - привычка, приобретаемая, когда спишь в местах, где полно змей, тарантулов, скорпионов, - и оттуда с едва слышным металлическим звуком что-то выпало на пол. Не обратив на это внимания, я надел его и протянул руку за другим. Он куда-то делся, поэтому я встал и сделал шаг. В ногу вонзилось что-то острое, валявшееся на полу. От неожиданности я вскрикнул, как сделал бы на моем месте любой, и Делфина тут же спросила:
        - Что случилось, Кирни? Ты ушиб большой палец?
        - Наступил на что-то, - ответил я, натягивая сапог. - На гвоздь или что-то еще. - Я надел пояс, застегнул пряжку. - Ладно, пойдемте поужинаем.
        Мы спустились вниз вместе, и первой нас увидела Софи. Ее губы плотно сжались, глаза гневно засверкали, но она не вымолвила ни слова.
        - Мы можем поужинать, Софи? Еще не слишком поздно?
        - Нет, мсье, вы пришли вовремя. У нас сегодня жареная белая куропатка, сердечки артишоков, а из рыбы - форель.
        Она усадила нас за столик в середине мягко освещенного, очень приятного зала. Посетителей было немного, но все мужчины, как я сразу же отметил, не сводили с моей спутницы глаз. Теперь и я тоже.
        Делфина выглядела великолепно. Что касается ее возраста - фактор, который, как учил меня папа, надо стараться в женщинах не замечать, - я дал бы ей лет тридцать. На самом деле, наверняка больше, но насколько, сказать трудно. Великолепное платье, густые, черные как смоль волосы, уложенные по последней моде, большие черные глаза, обрамленные длинными, изящно изогнутыми ресницами…
        Безукоризненно красива, но в изгибах ее рта пряталось что-то такое… что-то наводящее на мысль о жестокости… или о чем-то чудовищно злом и беспощадном.
        Или, может, это всего-навсего мое разыгравшееся воображение, подкрепляемое обрывками воспоминаний о вещах, которые я когда-то слышал или видел, но не запомнил или не придал значения, потому что был слишком мал?
        - А ты красивый, Кирни. - Она оценивающе посмотрела на меня. - И очень молод. Интересно, сколько тебе сейчас?
        - Возраст штука относительная, - сказал я. - Так папа всегда говорил. Главное - это характер. В лошадях, в собаках, в мужчинах, в женщинах - во всем.
        - Похоже, твой папа мудрый человек, - заметила она с едва заметной ноткой раздражения. - Почему же тогда он не вернулся домой?
        - Наверное, потому что мудрый.
        - Но тебе, Кирни, надо вернуться домой. - Делфина наклонилась ко мне. - Тебе надо увидеть свои родные края, своих близких. Поехали в Каролину вместе с нами! Тебе там очень понравится. - Она положила свою руку на мою. - Ну как, Кирни? Подумаешь об этом? Ты нужен нам дома. - Она сказала «нам», но явно хотела, чтобы я понял это как «мне».
        Мода того времени устраивала ее как нельзя лучше: платье прекрасно подчеркивало то, что скрывается под ним. И хотя все мужчины вокруг буквально не сводили с нее глаз, она их попросту не замечала, уделяя все свое внимание исключительно мне одному.
        - Мы ведь тебя искали, Кирни.
        - Нам приходилось много ездить, - произнес я первое, что пришло мне в голову.
        - Да, кстати, этот Француз Луи… он что, близкий друг твоего папы?
        Так, так, так… Значит, она подозревала или каким-то образом узнала, что все ценное мой отец оставил именно здесь. Я равнодушно пожал плечами и небрежно махнул рукой.
        - Папе всегда нравилась хорошая кухня, а Луи - лучший из поваров. Они разговаривали о книгах, о философии, но друзья? Вряд ли. Думаю, не более чем обычное приятное знакомство. Если у папы и был друг… - я сделал вид, что задумался, - то это один человек в Денвере… на Лаример-стрит. Он родом откуда-то с Юга. По-моему, из Нового Орлеана.
        Не знаю, верила ли она мне или нет, но слушала очень внимательно. И неторопливо ела.
        Зачем ей понадобилось приезжать сюда в такую даль, если Феликс уже нашел меня? Она ему не доверяет? Или их поджимают сроки, заставляют действовать как можно быстрее? В любом случае надо отделаться от нее и поговорить с Луи. Я должен скорее увидеть бумаги отца.
        - А того человека в Денвере… ты знал? - поинтересовалась она.
        - Видел один раз, но давно. Папа ездил туда один. Что он там делал, мне толком не известно.
        Я говорил правду. А действительно, что папа там делал? Он очень редко оставлял меня одного, будто знал, что нам грозит какая-то беда, но в тот раз он отсутствовал больше двух недель. Может, ездил в Джорджтаун? Это не так уж далеко… во всяком случае, не очень.
        - Кухня действительно великолепна, - продолжила Делфина, как-то странно поглядывая на меня. Будто ожидала что-то увидеть… или услышать. - Ты должен поговорить с ним, Кирни. Тебя он послушает. Мне необходима такая же комната, как у тебя… Рядом с твоей.
        - Он не послушает никого, - ответил я. - Луи всегда принимает решения только сам, и если ему кто-то не нравится, ничто не заставит его от них отступиться.
        - Но ведь…
        - Не стоит даже пытаться, - перебил я ее. - Я знаю этого человека.
        - Даже ради меня? - Она снова положила свою руку на мою, ласково поглаживая пальцами мою кисть.
        У меня аж дыхание сперло. Делфина была потрясающе обворожительная женщина, а я слишком много времени провел в горах и к тому же никогда еще не встречал таких красивых, таких соблазнительных, таких заманчивых женщин!
        - Я… я попробую.
        В тот момент я не играл. Что в этом, собственно, плохого? Отель на самом деле превосходен, а она самая настоящая леди… или в высшей степени искусно прикидывается таковой.
        Я начал подниматься, в спешке криво поставил ногу и довольно неуклюже плюхнулся на стул. Ничего особенного, случайная неловкость, только и всего, но когда я снова попробовал встать, наши взгляды случайно встретились.
        В ее глазах я вдруг увидел то, чего никогда не видел в человеческих глазах и только один раз в своей жизни в глазах живого существа - горного льва, приготовившегося к прыжку.

«Надо немедленно уходить, остаться одному, вернуть себе то, что называется здравым смыслом… « - пронеслось у меня в голове.
        - Простите, боюсь, мне надо пойти прилечь… Я что-то не очень хорошо себя чувствую.
        - Конечно, Кирни. Ты устал. Ложись и выспись. Увидимся в следующий раз.
        Еще раз извинившись, я торопливо встал и - слава Богу, на сей раз без проблем - пошел к себе в номер.



        Глава 13

        Едва я вошел в комнату и зажег газовую лампу, как прибежал встревоженный Луи.
        - У тебя все в порядке? - резко спросил он. - Как она оказалась в ресторане с тобой? - Выслушав мои объяснения, Луи раздраженно покачал головой. - Очевидно, она прокралась сюда, пока я работал в саду. Вот досада! Кирни, ты должен всячески ее избегать! Она та самая женщина, о которой меня предупреждал твой отец, никаких сомнений.
        Мой сапог вдруг что-то задел, и предмет отлетел в сторону. Я бросил взгляд на пол - маленький гвоздик, которыми прикрепляют ковры. Его-то я, наверное, и вытряс из сапога… Да, но как он туда попал?
        - В чем дело? - В голосе Луи слышалось явное беспокойство.
        Я нагнулся и поднял гвоздик. Ничего особенного, гвоздик как гвоздик, вот только его острый кончик покрыт каким-то затвердевшим блестящим веществом желтовато-коричневого цвета.
        - В нем. Выпал из моего сапога.
        Он взял у меня гвоздик и внимательно, очень внимательно осмотрел его под лампой. Я кратко рассказал ему о своей привычке всегда вытряхивать сапоги перед тем, как надевать их, и как я, вставая с постели, наступил на него, вытряхнув его из сапога.
        - Сними носок, - приказал Луи. - Надо осмотреть твою ногу.
        - Я, наверное, наступил на шляпку. Если бы на острие, он проткнул бы мне стопу.
        Ранки или даже царапины на подошве не оказалось. Луи еще раз внимательно рассмотрел острие гвоздика.
        - Тебе крупно повезло, - мрачно заметил он. - Уверен, это яд, и предназначался тебе. Она, очевидно, подложила гвоздь в сапог, когда ты спал. Ей просто в голову не пришло, что ты его вытряхнешь.
        - Мы все так делаем. Этому в горах быстро учатся.
        - Полагаю, сейчас она считает, ты уже отравлен. - Он по-прежнему не отрывал глаз от гвоздика. - Мне об этих делах кое-что известно. У нас в семинарии во Франции был один профессор, изучавший растительные яды, в частности яды для стрел, использовавшиеся примитивными народами. Этот напоминает пакуру, яд, приготовленный из дерева с таким же названием. Если мне не изменяет память, от него человек начинает спотыкаться, становится неловким, как правило, теряет контроль за движениями, а затем умирает. В зависимости от полученной дозы яд действует в диапазоне от пятнадцати минут до нескольких часов, хотя обычно быстрее.
        - Когда я вставал со стула, у меня подвернулась нога, и я чуть не упал. Обычная неловкость, но…
        - Конечно же она подумала, что начал действовать яд. Очень хорошо! Теперь главное для тебя - исчезнуть отсюда до рассвета. Поезжай куда-нибудь подальше в горы.
        - Но я приехал специально за бумагами папы!
        - Ты их получишь. Сколько это займет? Час… даже меньше. А я тем временем прослежу, чтобы твои лошади были готовы. - Он бросил взгляд на гвоздик, который осторожно держал пальцами за шляпку. - Надо побыстрее от него избавиться. Надеюсь, ты не захочешь взять его с собой?.. Отвратительная штука… Убийство никогда не решает проблемы. Наоборот, создает их больше, чем на первый взгляд устраняет. Сколько раз в жизни у меня возникало желание расправиться с тем, кто мне очень досаждал, хотя, само собой разумеется, я ничего не предпринимал для осуществления его, - мы все-таки достаточно цивилизованные люди. И вместе с тем через год-другой оказывалось, что человек, которого мне страстно хотелось убить, не имел для меня никакого значения… а частенько и для всех остальных. Время лечит многие болезни. Я перестал выбрасывать старые газеты: просмотришь их несколько месяцев спустя и лучше понимаешь, что действительно важно, а что нет. Многие явления, которые, как кажется, вот-вот потрясут мир, свалят правительство, вызовут всеобщую трагедию, на поверку не более реальны, чем миражи в пустыне или дикой ночной долине:
минуту-другую они бешено пляшут перед глазами, а затем рассеиваются, не оставив и следа…
        Стук в дверь прервал его. На пороге стояла Софи, держа в руках так хорошо знакомую мне кожаную сумку, которую практически никогда не снимал с себя папа. Луи взял у нее сумку и передал мне.
        - Вот. Мне не известно, что в ней. Я знаю только то, что он мне рассказал. Думаю, тебе необходимо прочитать все документы, но прошу тебя, топ ami, не делай ничего, не посоветовавшись прежде со мной. И с Софи.
        - Софи? Мне казалось, вы не жалуете женщин.
        - Да, большинство из них не жалую. Но женщин… а не женщину. Как правило, они глупые, бессмысленные существа. Софи совсем другая. Мы с ней давние друзья, и, хотя она не знает, - когда меня не станет, все это будет принадлежать ей. Софи настоящий драгоценный камень, Кирни, камень чистейшей воды. Она философ, истинный философ, понимающий и воспринимающий реальность куда рациональнее, чем я. Софи много видит, но мало говорит - редкое качество даже среди мужчин. Многие женщины в молодости ослепительно сверкают и переливаются всеми цветами радуги; так природа помогает им заманить в ловушку ничего не подозревающих мужчин. Но как только дверца захлопнулась, приманка тут же исчезает, и остается лишь скука, рутина, серость…
        - Мысль, конечно, интересная, но… вы же не скажете такого о Делфине, - возразил я. - Мне кажется, приманка в ней не пропала.
        Он пожал плечами.
        - Естественно. Она же охотница. Ей не нужен мужчина. Все мужчины для нее лишь необходимые инструменты, сами по себе не имеющие ровным счетом никакого значения. Таково большинство знаменитых куртизанок. Секс для них не играл роли - никаких чувств. Они использовали его только как средство для достижения власти или богатства. Исторический факт! Такие женщины легко держат ситуацию под контролем, а на остальное им в принципе наплевать. Думаю, Делфина, как и ее брат, если он ей брат, хочет получить деньги, так как они дают ей возможность отгородиться от других людей, жить в комфорте и для себя. У нее врожденная ненависть и презрение к окружающим. Она как паук на паутине - ей необходимо иметь свое собственное место, недоступное больше ни для кого. Того, чем располагают они с братом сейчас, им явно недостаточно, а вот с твоим хватит. Но берегись, мой друг! Эти люди безжалостны и никогда не отступают от задуманного… что бы ни стояло на их пути!
        - Не бегать же мне от них всю жизнь!
        - Нет, не бегать. Но для этого тебе надо прежде всего установить право собственности, раз и навсегда подтвердить факт наличия законного наследника, то есть тебя. Затем, если хочешь, владей, если нет, продай всю недвижимость и возвращайся сюда, подальше от них и их зла, купи себе ранчо и живи своей собственной жизнью… Твой отец не решал этот вопрос, потому что всячески хотел избежать семейной вражды, хотел быть свободным от всего этого. Но произошло убийство. Оно его очень встревожило: возвращение в семью могло бы привести только к новым убийствам. К тому же между ним и собственностью стояли другие. Теперь все изменилось. Ты неглупый, сообразительный парень, Кирни, но я бы настоятельно посоветовал тебе как можно быстрее установить свое право собственности, сделать это немедленно, пока они будут искать тебя здесь. У меня есть друзья, они помогут тебе добраться туда достаточно быстро, поэтому немедленно отправляйся на Восток, найди человека, которого я тебе назову, и вступи во владение. Остальное зависит только от тебя самого. А теперь я оставляю тебя с этими бумагами. - Он постучал пальцами по
кожаной сумке. - Изучи их, пожалуйста, повнимательнее.
        Я примостился сбоку от окна, чтобы видеть подход к отелю. В принципе для этого следовало прижаться лицом к стеклу, чего делать в данном случае лучше не надо. Делфина вряд ли будет в меня стрелять, но я ни на секунду не сомневался, что она явилась сюда не одна. А даже если и одна, то недолго бы оставалась без желающих сделать для нее все, что угодно.
        Луи был прав, настоятельно советуя мне незаметно и побыстрее скрыться из города. Одна попытка убить меня уже имела место, но как только они поймут, что ничего не вышло, то тут же предпримут другую, затем еще, еще… и так, пока не добьются своего. Ими двигали одержимость и нетерпение. Они жаждали овладеть бумагами, которые оставил мой отец, и заодно избавиться от меня. И уже не могли ждать, пока я сам получу эти документы. Очевидно, они решили сначала разделаться со мной, а уж потом заняться бумагами… во всяком случае, похоже, так у них все задумано. Больше всего меня удивило в глазах Делфины - именно это откровенно страстное желание убить.
        Ладно, прежде всего надо ознакомиться с содержимым кожаной сумки и понять, что папа мне оставил. Я достал небольшую пачку документов, включая очень четко нарисованную карту, точно показывающую месторасположение моих владений - две плантации, одна из них довольно большая, несколько угодий и участок леса в другой стороне штата, купчие на два других участка земли, а также запечатанное письмо с моим именем на конверте. Я сломал печать.

«Мой сын!
        Когда ты прочтешь это, меня уже не будет в живых. С тех пор как умерла твоя мама, я жил только для тебя и тебя одного, но теперь, когда меня уже нет, принимать все решения придется тебе самому. Если ты решишь вернуться на Восток, обязательно найди там старого Толберта. Он знает, что надо делать дальше.
        В течение жизни трех поколений нашу семью раздирает смертельная вражда, одним из результатов которой стали семь дуэлей, четыре из них со смертельным исходом. Случались и другие преждевременные смерти по разным причинам, но по меньшей мере несколько из них от яда.
        Я сам дважды дрался на дуэли и оба раза вышел победителем, но затем последовали попытки отравить меня или устранить каким-либо иным образом. Я решил: с меня хватит, и исчез из родных мест. Затем я встретил твою маму, так появился на свет ты.
        В результате этой многолетней войны их осталось тринадцать, а нас только трое.
        У них всех напрочь отсутствует понятие совести. Промотав свою долю наследства, они захотели присвоить чужую. Их зовут Кабанас, хотя некоторые из них предпочитают имя Янт. Если с нами что-нибудь случится, они окажутся единственными, кто имеет право на всю нашу собственность, - именно это, наряду с врожденной ненавистью, и стоит за их деяниями.
        Не воспринимай их с легкомыслием. Они обладают интеллектом высшего порядка, смелостью и не остановятся ни перед чем для достижения своих целей - засада, нож в спину, яд. Говорят, все их женщины искусные и опытные отравительницы, использующие яд из Суринама, куда они частенько ездят сами.
        Я хотел уберечь тебя от всего этого, надеялся выиграть в карты достаточно денег, чтобы дать тебе настоящее образование, профессию, место в жизни и покончить с прошлым. Затем до меня дошло, что они охотятся за мной.
        Наиболее опытный и смертельно опасный из них - Джозеф Врайдаг, их кузен, недавно вернувшийся из Суринама. Ему сейчас около сорока, когда-то в молодости он провел несколько лет на золотых приисках Калифорнии и Невады. Как он выглядит, я, к сожалению, не имею понятия».
        Там было еще несколько строк, но суть до меня уже дошла: похоже, у меня нет выбора, кроме как подтвердить свое право на собственность хотя бы для того, чтобы они отстали. В молодости смерть представляется чем-то очень отдаленным, однако в моем случае совсем свежие воспоминания об отравленном гвоздике в моем сапоге призывали быть максимально осторожным.
        Джозеф Врайдаг… Как он выглядит, неизвестно, но ему лет сорок… Надо быть предельно внимательным и, само собой разумеется, никаких незнакомых попутчиков.
        Оставался еще один документ - другая карта, древняя карта, вычерченная на отлично выделанной оленьей коже. На ней изображалась река, небольшой форт или что-то вроде этого, индейская деревушка, рощица и утес рядом с каньоном или глубоким оврагом, в стене которого крестиком помечена пещера или то, что выглядело как пещера за водопадом.
        Что все это означало, я не понял, но пока я разглядывал карту, у меня появилось четкое ощущение, что она, скорее всего, - самая важная из всех документов в папиной сумке. Для чего ее сюда положили? Карта явно очень древняя и точно является частью моего наследства. Но на ней нет ни названий, ни каких-либо указателей, ничего, кроме нескольких признаков некоей местности. Карту сделал тот, кто знал эту местность как свои пять пальцев…
        Движимый каким-то интуитивным чувством, я полез в дорожную сумку, где хранил запасную одежду, и достал старую охотничью рубашку из оленьей кожи. На ней красовалась пара заплаток, но носить ее я еще вполне мог.
        Отлично, теперь пришьем карту к внутренней стороне рубашки на спину лицом внутрь - пусть выглядит как заплатка. Только и всего.
        Закончив, я встал и потянулся, заодно выглядывая в окно. ha противоположной стороне улицы в тени стоял человек в теплом длинном пальто. Я сделал шаг в сторону, задернул штору, подошел к двери, выглянул в коридор - пусто - и в два бесшумных шага оказался у соседнего номера. Он оказался открыт, так как в него еще никого не поселили. Закрыв за собой дверь, я подошел к окну.
        Человек в длинном пальто по-прежнему стоял там же в тени, но теперь к нему присоединился еще один в надвинутой на глаза шляпе. Значит, за мной следят. Как и следовало ожидать.
        Вернувшись к себе, я быстро сложил свои пожитки в дорожную сумку и лег на кровать. Естественно, не раздеваясь и не зажигая света. Будем ждать.
        До моего плеча дотронулась чья-то рука. Луи.
        - Не зажигай свет, - предупредил он. - Пора!
        Как он, интересно, собирается незаметно вывести меня из отеля? Ведь парадная дверь выходит прямо на улицу, где стоят те двое, а черный ход - на совершенно открытый пустырь!
        Тем не менее он привел меня прямо к черному ходу. Из-за двери доносился невнятный гомон пьяных голосов - похоже, какая-то веселая компания. Вдруг кто-то во всю глотку загорланил «Джинни со светло-каштановыми волосами».
        - Выйди и присоединись к ним, - прошептал Луи. - Ничего не говори, только оставайся с ними.
        Дверь чуть приоткрылась, я выскользнул наружу, и незнакомые люди тут же окружили меня. Затем чуть ли не в тот же момент дверь снова открылась, скорее, распахнулась, но теперь в холле горели лампы, и яркий луч света освещал всех нас.
        - Слушайте, парни, - громко сказал стоявший на пороге Луи, - поимейте совесть! Мои постояльцы устали и хотят спать!
        - А-а, смотрите, Француз Луи! - выкрикнул чей-то пьяный голос из нашей компании. - Эй! Добрый старина Луи! Давай к нам, выпьем за дружбу!
        - Нет, спасибо. Слишком много работы, - добродушно ответил Луи. - Но у меня к вам другое предложение: вы идете петь в другое место, а я даю вам пару бутылок отличного виски.
        - Идет! Идет! - радостно завопил тот, который стоял рядом со мной. - Наш добрый друг, старина Луи! Помнишь, как мы вместе с тобой работали на кладбище?
        - Хватит, хватит, ребята! - утихомирил их Луи. - Вот, берите бутылки и отправляйтесь куда-нибудь еще. Мои гости платят мне за нормальный отдых.
        - Да мы что, просто поем им серенады, - выкрикнул другой рудокоп. - Давай, Луи! Пойдем выпьем!
        - Как-нибудь в другой раз, - улыбаясь, ответил Луи. - А теперь, парни, вперед.
        Он закрыл дверь, а мы, пошатываясь и горланя «Проведем ночку в старом лагере», двинулись через пустырь. Как только мы отошли от отеля на достаточное расстояние, человек, обнимавший меня за плечи, прошептал:
        - Твои лошади там, под деревьями. Когда дойдем туда, незаметно отколись от нас. Дальше действуй сам по себе.
        - Да, конечно… спасибо.
        - Ерунда. Друг Луи - наш друг.
        Они побрели дальше, горланя песни, а я остался стоять под деревьями, внимательно оглядываясь вокруг. Никто не последовал за «пьяными» рудокопами, никто не приближался ко мне. Значит, уловка Луи сработала на славу. Я скрытно, окольными тропками добрался до края города. Оттуда во весь опор поскакал на юг.
        Время от времени я, естественно, останавливался, чтобы прислушаться - нет, никакой погони. Тем не менее лучше при первой же возможности убраться с тропы.
        К восходу луны я находился уже на пути к чикагским озерам. Вполне возможно, они не догадаются о моих планах. Тем более, что никто о них не слышал. Путь на запад лежал через Сильвер-Плюм и Бейкервилл, на восток - только к айдахским водопадам и Денверу. Я же направлялся на юг через дикую, в высшей степени негостеприимную местность, поэтому когда взошло солнце, следов преследования по-прежнему и не увидел, и не услышал. После короткой остановки, чтобы переложить груз на черную лошадь, я поскакал к расщелине Каб, затем вдоль нее по направлению к Траблсам.
        Когда я спустился с гор, мой желудок возмущенно вопил от голода, а лошади умирали от усталости. Если продолжать в таком же духе, они просто сдохнут. Но тут прямо передо мной, как по волшебству, показался маленький домик, построенный из кусков горных камней, загон с парой лошадей и чистенький милый садик. Я въехал во двор и спешился.
        Из дома вышел мужчина.
        - Очень даже вовремя, - вместо приветствия сказал он. - Мы как раз собираемся пообедать.
        - Что ж, премного благодарен.
        Я отвел лошадей, напоил их, бросил им охапку травы и, оставив свою поклажу под деревом, вошел в дом.
        Там сидел светловолосый парень и такая же светловолосая девушка, оба моего возраста. Дом выглядел чище, чем обычно.
        - Издалека? - поинтересовался хозяин.
        - Вполне.
        - Похоже, - заметил он. - К нам редко кто заезжает.
        - Работал на той стороне разлома. Еду повидать своих стариков в Канзасе.
        Мы ели, говорили об урожае, дождях, ценах на серебро и говядину - о чем еще беседовали в Колорадо тех времен? Новости доходили сюда с большим опозданием, поэтому я с удовольствием удовлетворил их любопытство. Рассказал все, что узнал, болтаясь по стране. Конечно, им очень хотелось, чтобы я остался подольше, но, увы, дорога звала, да и путь предстоял далекий.
        Добравшись до вершины холма, я оглянулся; они все еще стояли во дворе и, кажется, прощались со мной, махая руками, поэтому я тоже махнул им, хотя и знал, что они меня уже вряд ли видят. Молодые крепкие ребята; из тех, кто всего добивается сам и особо ни в ком не нуждается. Разве только если заболеют. Тогда, конечно, рядом нужны люди, которые могут помочь.
        Денвер лежал к северу, но я не собирался демонстративно показывать всем, что направляюсь именно туда, а пересек прерию, оставив Франт-Рейндж позади.
        Нет, я поеду через Индейскую Территорию, страну команчей, шайенов, арапахо и, естественно, ютов. Папа дружил с ютами, лично знал Урея и Шавано, или Шоуано, - я слышал, он называл его и так, и так. Чем папа им так полюбился, не представляю, но что они его уважали - это факт. Наверное, когда-то оказал им большую услугу или проявил себя как-то иначе. Юты - сильный, смелый народ, и мне не хотелось бы с ними встретиться: они меня не знали, а убивать кого-либо из них или быть убитым ими не входило в мои планы.
        Остановившись на ночевку возле Уиллоу-Крик, я расседлал лошадей, вскипятил себе кофе, прикончил холодное мясо, которое дал мне в дорогу Луи Дюпай, и уснул мертвецким сном.
        Утро меня встретило туманное и мокрое. Холодная сырость пронизала все, и как мне ни хотелось съесть что-нибудь на дорогу и выпить горячего кофе, я решил погодить с этим. Надо двигаться дальше.
        Ехать в таком тумане, когда не видишь ничего, кроме ушей своей лошади, не знаешь, куда тебя несет и что тебя ждет, само собой, жутковато.
        Вдруг до меня донеслись какие-то неясные звуки. Я резко остановился, прислушался.
        Да, там кто-то есть… или что-то… там впереди, в тумане…



        Глава 14

        В тумане, совсем рядом, кто-то был, причем не один. Я шепотом попросил своих лошадок не подавать ни звука, Серый-то понимал меня с полуслова, а вот как насчет черной… Кони нервно запряли ушами, но, хвала Всевышнему, никак иначе себя не проявили.
        Стук копыт приближался. Я достал из-за пояса револьвер, осторожно взвел курок. Так, ближе, ближе, не дальше чем в двадцати пяти-тридцати ярдах от меня. Только тихий перестук копыт, приглушенное ругательство - всадники проехали мимо меня в сторону Денвера. Я подождал еще несколько минут, затем убрал револьвер на место и поехал в противоположном направлении, сначала тихим шагом, потом легким галопом.
        Конечно, может, те, кто промчались по тропе, не имели ко мне никакого интереса, но даже если и так, кто знает… времена тяжелые, индейцы на тропе войны, везде бродит немало желающих поживиться за счет одинокого путника. Нормальный человек никогда не выстрелит, прежде чем не убедится, в кого он стреляет, но ведь кругом полно желторотых - те, не думая, палят во все, что движется.
        Когда туман начал рассеиваться, я замедлил шаг, чтобы осмотреться: холмы, стадо антилоп, поднявших головы, чтобы определить, что за существо нарушило их покой. Не торопясь, они удалились; не убежали, а просто растворились в пространстве.
        Где-то в полдень я сделал короткий привал у Бокс-Элдер-Крик. Там хватало дождевых луж, и, напоив лошадей, я наконец-то соорудил костерок, сварил кофе и нормально поел. Я устроился на поляне, окруженной густой растительностью, под выступом скалы возле расщелины. Думаю, это полностью скрывало дым от костра.
        Чтобы осмотреть все вокруг, не обнаруживая себя, достаточно просто встать, что я и сделал. Затем, успокоенный, вздремнул под лучами солнца, но уже через час-другой снова ехал по прерии, придерживаясь низин, время от времени меняя направление, чтобы случайно не угодить в заранее приготовленную засаду.
        День разгулялся. Стало жарко и тихо. Вдали блестели и плясали тепловые волны, заманчиво звало к себе прекрасное озеро - мираж. Одинокий бизон на фоне синего неба. Гордый, с непомерно длинными рогами, вроде бы рядом, но я-то знал - совсем не рядом, а мили за две отсюда. Я пересекал земли, где миражи частое явление. Ничего нового. Видывали и не такое.
        День катился к концу, от деревьев и возвышенностей потянулись длинные тени. Нигде вокруг ни души кроме одиноких бизонов, антилоп, других зверей. Но я чувствовал себя неспокойно. Мои враги стараются не пустить меня в Каролину, они уже знают, что попытка Делфины отравить меня не удалась, и теперь им надо успеть меня перехватить.
        Кое-кто из их клана оставался там, на Востоке, и с ними легко связаться по телеграфу. Им сейчас пользуются и деловые люди, и пастухи. Они там, я знал это и, следовательно, чувствовал себя не очень уверенно. Поджидают меня там или стараются перехватить, это уж точно. Только так и никак иначе.
        Я ехал по сильно пересеченной местности. Песчаные холмы, крутые овраги, скудная растительность… Но вот мне попалась ровная площадка со следами старых костров и разбросанными остатками полуобгорелого хвороста.
        Отлично. Наконец-то можно спешиться и соорудить небольшой костерок, совсем маленький, только чтобы сварить кофе. Степь затихала, готовясь к ночи. Ни шороха, ни звука, кроме моих собственных шагов, случайного позвякивания стремян, легкого потрескивания разгоравшихся веток. Время от времени я внимательно посматривал на лошадей, доверяя их природной настороженности.
        Кому, интересно, понравится, когда за ним охотятся?! Это вызывает ощущение злости, раздражения, постоянного беспокойства. Хотя именно такие чувства и нужны в моем нынешнем положении, поскольку любая расслабленность чревата неминуемой смертью. Кто за мной гонится, мне было ясно - безжалостные, беспощадные люди без малейших угрызений совести. Я стоял у них на пути, значит, меня надо убрать, стереть с лица земли, уничтожить пулей, острым ножом, смертельным ядом, не важно, - цель оправдывает средства. А если добавить к этому их абсолютную ненависть ко всему нашему роду, то убить меня доставит им истинное удовольствие.
        Сколько их, трудно сказать. Но достаточно. Я же был совсем один, и никого рядом.
        Вода вскипела. Я бросил туда кофе, подождал минутку, затем добавил несколько капель холодной воды, чтобы осадить гущу, хотя в принципе это не имело значения.
        Несколько раз я вставал, внимательно оглядывал округу. Тишина, лошади спокойно пасутся, довольно пощипывая траву… Серый вдруг резко поднял голову, уши встали торчком…
        Я быстро забросал костер песком, торопливо сделал большой глоток горячего кофе, встал, тревожно оглядываясь.
        Вроде бы ничего.
        Но жеребец продолжал прясть ушами, глядя куда-то на юг, пофыркивая расширившимися ноздрями.
        - Смотри повнимательней, - прошептал я ему.
        Взяв винтовку, я поднялся выше по склону, по-прежнему держа кружку с кофе в руке. Допью, что бы ни происходило. Я не праздновал труса и глубоко осознал, что со мной не шутят.
        Не заметив ничего подозрительного, я вернулся назад, снова наполнил кружку, выплеснул из кофейника жижу, почистил его песком, уложил в дорожную сумку. Затем оседлал коня и продолжил путь.
        У моей мамы не могло быть глупых детей, поэтому я проехал по оврагу полмили, прежде чем решил выбраться из него на открытую равнину. Более того, несколько раз натягивал поводья и останавливался - осмотреться, прислушаться, принюхаться.
        Высоко в небе светила звезда - одинокий фонарь в окошке одинокой вдовы. Заметно похолодало, с западных склонов гор потянуло свежим ветерком. Лошади нетерпеливо пофыркивали, наверное, им тоже надоела тягучая неопределенность нашего положения. Я повернул на восток и медленно поехал навстречу наступавшей ночи.
        Заходившее солнце причудливо подсветило облака багровым светом, пронзив их оранжевыми стрелами лучей. Я останавливался не только для того, чтобы проверить, нет ли погони. Нет, мне невольно хотелось насладиться окружающей красотой; даже когда тебе грозит беда, надо уметь ценить время, уметь растягивать простые, естественные радости, столь щедро даримые нам матушкой-природой.
        Нестись куда-то сломя голову или жалеть время на то, чтобы чувствовать, любить, наконец, просто быть, - это обкрадывать самого себя. Так считал мой папа, и его взгляды разделял Луи Дюпай, который, несмотря на свой абсолютный практицизм, в душе оставался глубоко сентиментальным человеком.
        Через Додж-Сити проходила железная дорога. И я решил воспользоваться ею, надеясь, что паровоз быстро доставит меня куда надо.
        После наступления темноты мы еще с час продолжали двигаться вперед, прежде чем я начал присматривать местечко для ночевки.
        Луна уже светила вовсю, когда я наткнулся на огражденный деревьями ровный участок с отличным ручьем и даже небольшим чистым озерцом. Лошади не показывали никаких признаков тревоги, и я смело въехал в чье-то владение, естественно, держа револьвер наготове. Чем черт не шутит…
        Так, загон для лошадей, покосившийся амбар, а за ним домишко, обложенный снаружи камнями. Серый и черная, пофыркивая и прядя ушами, отправились к озерцу на водопой, а я стал внимательно оглядываться вокруг.
        Ни запаха костра, ни свежего навоза, ни недавно нарубленных веток… Я бесшумно подошел к дому, постучал в дверь. Не дождавшись ответа, поднял щеколду, осторожно вошел внутрь…
        Все спокойно. Ни запаха, ни звука. Можно зажечь спичку. Лежанка, очаг, стол, кухонная утварь, на стене пришпиленный гвоздем листок бумаги.
        Я зажег свечу и поднес ее к записке.

«Всем, кто сюда пришел!
        Это место принадлежит мне. Будьте здесь как дома. Там, под деревьями, похоронены моя жена и наш сыночек. Я не могу жить один. Уезжаю на родину поискать себе другую женщину.
        А. Т. Т.
        P. S. Если увидите где цветы, положите букетик на могилки. Она была хорошей женой. Делала все, что могла».
        У очага лежали приготовленные дрова, пол был чисто выметен.
        Я вышел на улицу, снял с лошадей поклажу и седла, отвел их в загон. Затем вернулся в дом и лег спать. Несколько раз просыпался - тишина. Только где-то далеко в степи выли койоты. Женщина, которая здесь жила, наверняка страдала от одиночества. Мужа ведь часто и подолгу не бывало дома - добыча, пропитание, охота, работа…
        Рассвет я встретил на ногах. Быстро согрел себе кофе, оседлал жеребца, вывел лошадей из загона, привязал их к столбу. Затем приготовил дров для очага, подмел пол. Плотно закрыв дверь, пошел к могилкам. Обе на низеньком холмике под большим развесистым дубом, на обеих засохшие цветы, положенные разными людьми.
        Рядом росло множество неизвестных мне желтых и красноватых цветов, я собрал букет и положил на могилы, сняв шляпу, молча постоял, потом вскочил в седло и поехал своим путем.
        На записке стояла дата двухлетней давности. Интересно, добрался ли этот парень домой? Нашел ли себе другую женщину? Мне хотелось, чтобы он сюда вернулся. А если нет, то кто-нибудь еще рано или поздно обоснуется на этом месте. Нам с папой частенько встречались сгоревшие хижины таких же вот поселенцев, их разбитые повозки, ухоженные и неухоженные могилы, а иногда даже кости. Их поток нельзя остановить. Всегда найдется кто-нибудь еще. Ни самые дикие индейцы, ни даже армия не в силах сдержать неистребимую страсть людей к новым дорогам, новым далеким краям, вечное желание увидеть, как восходит солнце над их собственной землей…
        Индейцы - прекрасные воины. Они тоже когда-то явились сюда ниоткуда, чтобы отнять у других территорию и пожить, как им хочется. Пушки и стрелы могут остановить солдат, но не женщин и мужчин с детьми и скарбом, которыми движет мечта.
        Три дня спустя я въехал в Додж-Сити и направился прямо к Биллу Тилгмену, местному шерифу.
        - Отгони лошадей на пастбище, - посоветовал он. - Там они будут в полной безопасности.
        - Тилгмен? - поинтересовался я. - Мой папа знавал каких-то Тилгменов там, на Востоке. Один из них Тенч Тилгмен представлял Вашингтон во времена Революции.
        - Наш родственник, - подтвердил он.
        Я сидел на корточках перед его креслом на террасе.
        - Меня зовут Кирни Макрейвен. Еду на Восток оформить право на собственность, завещанную мне папой. Кое-кто гонится за мной, чтобы не допустить этого. Мои родственники, хотя и далекие. Не хочу создавать вам проблем, но если они здесь объявятся, мне придется за себя постоять.
        - Сколько ты пробудешь в городе?
        - Уеду первым поездом. Утром.
        - Можешь уехать сегодня вечером, если я это устрою?
        - Чем скорей, тем лучше.
        - Моя политика, мистер Макрейвен, - не разрешать проблемы, а не допускать их. Уедете сегодня же вечером.
        - Они говорили…
        - Я знаю, что они говорили, знаю, что они могли бы сказать, но я так же знаю, что завтра утром на Восток отправляется еще один человек. Чтобы сохранить в моем городе мир и покой, мистер Макрейвен, надо избавиться от причин. И побыстрее.
        - Поэтому я и пришел поговорить прежде всего с вами. Это ваш город, и у меня нет желания стать проблемой.
        - Что ж, спасибо. - Он встал. - Оставь лошадей и возьми с собой что надо. С ними все будет в порядке, я прослежу.
        А что мне надо? Скатка и дорожная сумка. Я перекинул их через плечо, вынул из седельной кобуры винтовку и пошел за ним в дом. Через несколько минут мне нашлось место в вечернем поезде.
        - Могу я угостить вас хорошим ужином, шериф? - предложил я. - Очень вам обязан.
        - Нет, слишком много дел… Но все же спасибо. - Он направился к выходу из дома и вдруг остановился. - Макрейвен… эти люди… как они выглядят?
        - Те, которых я знаю, худые, высокие. Предпочитают длинные черные сюртуки и черные шляпы. Удлиненные неулыбчивые лица, всегда ходят вместе.
        Когда поезд тронулся, я откинулся на подушки сиденья как король. Комфорт есть комфорт. Последнее, что я увидел в окно, - это как трое всадников въезжали в город. Трое высоких худых мужчин в длинных черных сюртуках.
        Они проехали рядом и даже не повернули голов посмотреть на пыхтевший поезд.
        Может, это были они?



        Глава 15

        Мы с папой пару-тройку раз ездили на поездах, но этого, конечно, слишком мало, чтобы по-настоящему привыкнуть. Тем не менее, войдя вечером в вагон, я по-хозяйски плюхнулся на плюшевое сиденье и приготовился к долгой шикарной поездке.
        Поезд был комбинированный - два пассажирских вагона, четыре для скота и один почтовый. В самом конце поезда - вагон-ресторан. Теперь мои соседи: полная молодая блондинка с двумя маленькими девочками, как две капли воды похожими на свою маму, мужчина с мерзким взглядом, будто его вот-вот стошнит; «новый» американец в атласной жилетке с массивной золотой цепочкой от часов; ковбой, спящий в обнимку с винтовкой, совсем как я, и наверняка револьвером за поясом, это уж точно.
        За окном тянулись бескрайние пастбища и вился дым от паровоза. Что еще? Немного насладившись чувством собственного достоинства, я задремал. Поезд тащился медленно, то и дело останавливаясь и как бы пережидая. Этот участок железной дороги делали в спешке, скорость тут разрешалась небольшая. Один раз мы долго ждали, пока дорогу перейдет огромное стадо бизонов - дети смотрели широко раскрытыми от восторга глазами, и даже мрачный мужчина с длиннющими бакенбардами не отрывал глаз от окна. Ковбой тоже бросил скучающий взгляд и, тут же отвернувшись, снова уснул. Наконец паровоз свистнул, мы тронулись дальше. Где-то через полчаса навстречу нам показался почтовый экипаж. Машинист весело, не без издевки, свистнул ему вслед: в последнее время поезда все увереннее вытесняли их с рынка перевозок, но они еще сопротивлялись, пробиваясь к отдаленным поселкам и городкам.
        Ближе к полудню наш состав снова замедлил ход и вскоре остановился. Я продолжал дремать и даже не открыл глаз. Вскоре поезд тронулся, громыхая и скрипя сцепками вагонов.
        Но вот и станция. Три-четыре домика, армейская палатка с вывеской «Отель», несколько огороженных загонов для лошадей. Пассажиры выскочили из поезда и дружно понеслись к вокзальной столовой: кто первый добежит, тому первому и подадут. Я оказался за одним столиком с ковбоем.
        - Далёко? - поинтересовался он, бешено молотя челюстями.
        - В Каролину… если повезет.
        Он вопросительно на меня посмотрел. Даже на секунду перестал жевать.
        - Думаешь, нет?
        Я равнодушно пожал плечами.
        - Кое-кто этого очень не хочет.
        - Я со скотом, - продолжил он, помолчав. - Вообще-то должен ехать в товарняке, но… провались они все пропадом! Никогда не ездил как белый человек, вот и решил прокатиться.
        - А кондуктор?
        - Нормально. Мой хозяин перевозит шесть тысяч голов в год. Пусть только пожалуется.
        Мы уминали поджарку из антилопы в каком-то вонючем соусе, но мне приходилось жевать и похуже. Зато кофе подали - что надо. Хотя времени насладиться им как положено не хватило. Паровоз засвистел, и нам не оставалось ничего другого, как догонять свой вагон. Я первый вскочил на подножку и протянул руку ковбою.
        - Спасибо, - отдышавшись, улыбнулся он. - В Канзасе меня будет ждать хозяин. Не хотелось бы, чтобы он меня не увидел.
        - Крутой?
        - Круче, чем солдатский сапог. Хорошо платит, хорошо кормит, требует двойную работу за день.
        Мы оба уснули. Даже не сговариваясь. Потом проснулись. Тоже не сговариваясь. Солнце клонилось к закату, мимо неслось стадо антилоп…
        Ковбой с интересом на меня посмотрел.
        - Что они с тобой сделают, если поймают?
        - Застрелят. Или попробуют. Понимаешь, для них это вопрос денег.
        - О, - произнес он и бросил выразительный взгляд на рукоятку моего револьвера. - Приходилось пользоваться?
        - М-гу. Хотя, надеюсь, не придется.
        Поезд снова замедлил ход. Мы ехали не быстрее, чем пешеход.
        - Билли Дженкинс, - вдруг сказал он, протягивая руку.
        - Кирни Макрейвен, - ответил я и подал свою.
        - Приходилось крутить коровам хвосты?
        - Приходилось. Этой зимой пас в горах целое стадо. Потом приехал в город и узнал, что убили моего папу.
        - Те самые?
        - Они.
        - Приедем в Кейси, отведу тебя к хозяину. Бену Блокеру. Мужик что надо! Расскажи ему обо всем. Крутой, но справедливый. Знает людей.
        - В моем деле вряд ли поможет.
        - Тебе только кажется. Поговори с Беном. У него на все есть ответ. И редко ошибается.
        - Спасибо!
        Поезд тащился дальше, останавливаясь, дергаясь и ободрительно посвистывая. Мы спали, просыпались, перебрасывались ничего не значащими словами… Затем остановились у какой-то станции.
        - Надо проверить коров, - вскочил Билли.
        - Пойдем, помогу.
        Мы прошли по вагонам. Одна корова почему-то свалилась. Подняли, чтобы другие не затоптали, обтерли.
        - Если придется стрелять, на меня не рассчитывай, - предупредил Билли. - Не могу бросить своих коров. Убьет!
        - Тебя никто и не просит. Мое дело. В любом случае я их опередил… Если, конечно, не телеграф.
        - Сколько их?
        - Много. Может, дюжина, или больше. Не знаю. Видел всего двух. Одна - женщина.
        - Молодая?
        - Вполне… И очень красивая… Но хуже, чем гремучая змея.
        Я проснулся от прикосновения холодного дула к моему виску и краем глаза увидел высокого худого человека в длинном черном сюртуке и черной шляпе.
        - Вставай, - приказал он, - и не дергайся.
        Сопротивляться? Лучше драться, чем быть убитым, словно безропотная овца! Да, но блондинка с двумя детьми!
        - Ладно, только и вы не дергайтесь.
        Я медленно встал с сиденья. Билли Дженкинс крепко спал… или притворялся. Женщина испуганно вытаращила глаза. Ее спутник тоже.
        В конце вагона стоял еще один в длинном черном сюртуке и черной шляпе с винчестером в руках. Даже если бы я попытался что-то сделать, они успели бы разорвать меня на части. И других тоже.
        - Иди к выходу, - приказал первый и, как только я повернулся, выхватил мой шестизарядник и швырнул его на сиденье.
        Спутник блондинки привстал.
        - Эй, что это вы собираетесь с ним сделать?
        - Дедушка, хочешь жить, сиди спокойно. Нам надо с ним побеседовать, - не повышая голоса, но с угрозой заявил тот, что меня обезоружил, а второй добавил:
        - Сиди и не двигайся!
        Поезд снова замедлил ход. Пошатываясь из-за тряски вагона, я двинулся к тому с винчестером. Пронзительные голубые глаза, худое удлиненное лицо, тонкие усы ниточкой… Шрам на подбородке.
        Он отступил влево, пропуская меня. Когда я шагнул на платформу, соединявшую наш вагон с рестораном, поезд резко дернулся. Моя реакция не подвела и на этот раз: сначала выбить винтовку, потом резкий удар в челюсть. Само собой, он тут же вырубился.
        Так, теперь прыжок. Отлично! Несколько ссадин на коленях. Ерунда! И тут же достать револьвер, о котором они не подозревали.
        - Кирни! - заорал Дженкинс в окно и бросил мне мой револьвер с перламутровой ручкой и птичками. И очень кстати. Один из этих как раз спрыгнул с поезда под мою пулю. Задергал руками, и я тут же выстрелил еще раз. Он свалился на землю, покатившись куда-то в сторону футах в тридцати от меня.
        Спереди из паровоза раздались яростные проклятья. Оказывается, они устроили и завал. Значит, там есть и третий.
        Я вскочил и вихрем понесся к первому вагону. Мимо просвистела пуля, другая с визгом ударилась о поручень вагона. Поезд постепенно набирал скорость, но мне все-таки удалось вспрыгнуть на ступеньки товарного вагона. Так где же этот третий? Ответ не заставил себя долго ждать. Раздался грохот выстрела, и пуля расщепила дерево рядом с моей головой. Я пригнулся, тоже несколько раз выстрелил, конечно, ни в кого не попал, но выиграл время и тем спас себе жизнь. Теперь ему уже меня не догнать.
        Переждав на всякий случай еще минут пять, пристально вглядываясь в темноту, я по крышам добрался до своего вагона, спустился и вошел внутрь.
        У Билли Дженкинса отвисла челюсть, когда он увидел меня, а у блондинки и ее дочерей широко-широко раскрылись глаза.
        - Спасибо, - поблагодарил я Билли, садясь на свое место.
        - Решил, что тебе он не помешает, - протянул ковбой, не сводя с меня глаз.
        - Не помешал, это уж точно.
        Зачем ему знать, что у меня есть запасной.
        - В кого-нибудь попал?
        - М-гу.
        - Думаешь или видел?
        - Видел. Он мертв… два раза.
        - Хорошо, одним меньше.
        - Хорошо… А сколько еще?
        - Сделай, как я сказал. Поговори с Беном, когда приедем в Канзас-Сити. Он всегда знает, как надо поступить.
        Мужчина с бакенбардами уже не выглядел так, будто проглотил кислый лимон.
        - Здорово ты их отбрил, парень, - одобрительно сказал он. - Кто они такие?
        - Сейчас уже не важно. Все равно наверняка используют чужие имена, - ответил я, дозаряжая свой револьвер. - Билли, будь другом, разбуди, когда приедем на станцию.
        Он кивнул.
        - Конечно, разбужу. Давай, спи. Я посторожу.
        - Одну из твоих коров, скорее всего, ранили. Может, даже убили.
        - Ладно, спи. Потом разберемся.



        Глава 16

        Он сидел на ограде загона, когда Билли Дженкинс подвел меня к нему. Штаны, заправленные в высокие сапоги, джинсовая куртка, свободно висевший пояс, широкополая шляпа, тронутые сединой усы…
        - Мистер Блокер, это Кирни Макрейвен. У него большие проблемы, и я посоветовал ему поговорить с вами.
        Блокер перекатил сигару из одного угла рта в другой, бросил на меня оценивающий взгляд.
        - Похоже, он из тех, кто способен решить свои проблемы сам. - Блокер махнул рукой на место рядом с собой. - Залезай, садись! - Затем посмотрел на Билли. - У тебя убили корову. Что там произошло?
        - Сэр, это моя вина, - вмешался я. - В нее попала пуля, предназначавшаяся мне.
        - А тебя зацепило?
        - Пара царапин. Ничего страшного. Не знаю, откуда у них ружье, но заряжено оно было не пулями, а дробью… на птиц.
        - Ладно, давай рассказывай.
        Пока Билли Дженкинс занимался своими обычными делами со скотом, я, сидя на загородке рядом с Беном Блокером, поведал ему о своих невзгодах и о том, что мне надо заявить права на завещанную мне папой собственность. Он молча слушал, не перебивая, только время от времени сплевывал и перекатывал сигару во рту.
        - Понимаете, они устроили на меня самую настоящую облаву, мистер Блокер, кругом меня обложили. Что касается стрельбы, думаю, справлюсь сам. Может, и со всем остальным тоже. Но беда в том, что папы больше нет, и мне не с кем об этом поговорить. Билли, похоже, в вас души не чает. Считает, вы можете творить чудеса.
        - Он заблуждается, Кирни. Не могу. Никто не может. Как мне кажется, ты попал в крутую историю. Но, может, тебе я смогу помочь. Главное, сейчас найти хорошего адвоката.
        - Папа всегда держался подальше от адвокатов. Говорил, они всегда приносят больше вреда, чем исправляют.
        Блокер громко расхохотался.
        - Да… иногда. Но иногда и наоборот. Кстати, я знаю одного такого. Родом из Каролины и со всеми там знаком. Более того, скоро собирается туда. Пожалуй, с ним стоит переговорить. И чем быстрей, тем лучше. Пошли!
        - Нет, сэр.
        - Что, что? Я не ослышался? Ты сказал нет?
        - Да, сэр. Не хочу, чтобы его убили. Или навредили бы как-нибудь еще. Можно сделать так, чтобы он пришел к вам? Только не ко мне.
        - Думаешь, за тобой будут следить? И если узнают, что ты пошел к адвокату, поймут зачем?
        - Да, сэр. И сразу убьют его. Я не шучу. Это волки, дикие волки! Они сначала убивают, а потом задают вопросы. Убить не того для них ничего не значит. Пока они не представляют, где я, но к вечеру найдут, не сомневайтесь.
        Блокер вынул из кармана жилетки массивные золотые часы.
        - Пусть будет по-твоему. Встретимся у склада Вест-Боттомз ровно в шесть. Найдешь? Там и поговорим. - Он помолчал, прищурившись, снова посмотрел на меня. - У тебя деньги-то с собой есть?
        - Да, сэр. Мне хватит.
        - Тогда до встречи. - Блокер спрыгнул с загородки. - И будь поосторожней. Здесь все происходит очень быстро. Глазом не успеешь моргнуть.
        Подхватив свой винчестер, седельные сумки и скатку, я пошел по своим делам, держась подальше от центральных улиц. Поскольку меня сейчас больше всего волновали мои деньги, я первым делом направился в банк «Уэллс Фарго».
        Видок у меня был еще тот, но «Уэллс Фарго» имел дело и не с такими после золотой лихорадки в Калифорнии!
        - Хочу открыть счет, - сказал я встретившему меня клерку.
        Он внимательно меня осмотрел.
        - Сколько?
        - У вас есть специальная комната? Светиться мне ни к чему.
        Он снова бросил на меня оценивающий взгляд.
        - Пойдемте. Вон туда.
        Удобно устроившись за большим квадратным столом, я положил на него свои седельные сумки, достал из них деньги и начал пересчитывать. Клерк даже глазом не моргнул. В те времена никто никогда не знал, у кого деньги есть, а у кого нет; нередко целые состояния продавали или покупали люди, куда более обтрепанные, чем я.
        Девять тысяч семьсот пятьдесят два доллара.
        - Я оставлю у вас девять тысяч, - и подвинул пачки к нему. - Мне понадобятся кое-какие деньги на дорогу.
        - Вполне достаточно, - сухо заметил он. - Ваше имя?
        - Кирни Макрейвен. - Я чуть поколебался. - Если со мной что случится, это все принадлежит мисс Лауре Маккре, Сильвертон, Колорадо.
        Он понимающе кивнул.
        - Меня зовут Элиот. Большие деньги.
        Я аккуратно сложил квитанцию счета.
        - Можно оставить у вас винтовку и скатку? Мне надо еще кое с кем повстречаться, а бегать по городу с ними как-то не очень удобно.
        - Конечно, - кивнул он и, помолчав, добавил: - Советую не увлекаться картами, мистер Макрейвен.
        - Спасибо. Никогда ими не увлекался… Вы знаете мистера Блокера?
        - Естественно. - В глазах Элиота засветился неподдельный интерес. - Здесь все знают мистера Блокера. Все имеют с ним дело. Мне даже в голову не пришло, что вы его человек.
        Что он имел в виду под «его человеком», я так и не понял, но звучало нормально, поэтому я не стал возражать.
        - Слушайте, тут неподалеку была стрельба, поэтому если к вам заявятся двое или трое, которые охотятся за мной, вы ничего обо мне не знаете. К тому же врать вам не придется, вы действительно впервые меня видите. Но главное, не говорите им, куда я отправился. Мне не хотелось бы создавать тут проблем.
        - Проблемы с законом? Но мы стараемся всегда помогать закону.
        - Я тоже, если требуется. Но пока еще закон не очень интересуется мною. И вряд ли заинтересуется. Похоже, блюстителей порядка больше волнует спокойствие в собственном городе.
        Элиот бросил выразительный взгляд на торчавшую из кобуры рукоятку моего револьвера.
        - Вас могут арестовать за ношение оружия в нашем городе, - заметил он. - У нас не Додж-Сити.
        Я только усмехнулся.
        - Да, мистер Элиот, но пусть меня лучше арестуют, чем убьют. Сейчас для меня это - главная забота.
        Ровно в шесть я находился у складов и сразу увидел Бена Блокера.
        - Ну, наконец-то. А то я уже стал волноваться. Нас ждут в «Палате лордов»… Это игорный дом, но кормят там преотменно… конечно, если тебя там знают.
        - Прекрасно. Только я не играю. Кстати, меня только что предостерег от этого мистер Элиот из «Уэллс Фарго».
        - Отличный парень. Мы с ним частенько имеем дело.
        Мы неторопливо шли по улице, и он с неподдельным увлечением рассказывал о своем деле. Он покупал скот в Техасе и продавал на Севере, иногда подкармливая его здесь, чтобы набрал вес. У меня-то опыта в этом хватало, поэтому я сразу оценил, за что его здесь так уважают.
        - Мистер Блокер, - неуверенно начал я. - Когда вы покупаете скот, у вас бывают партнеры?
        - Почти всегда. Сейчас покупать скот уже не так выгодно, как раньше. Выросли цены, расходы, но заработать пока еще можно.
        - Мне бы хотелось тоже заняться чем-нибудь таким же. Плюс, конечно, скотоводство. В горах Колорадо и Вайоминга полно отличной травы. Там хорошо пасти скот зимой.
        - Да, слышал. - Он бросил на меня внимательный взгляд. - Ты в этом что-нибудь понимаешь?
        - Конечно, сэр. Пас там скот всю последнюю зиму. И все получалось отлично. Травы в тех местах еще и целебные. Единственная проблема - зимой скот слишком много жрет. - Мы остановились у дверей «Палаты лордов». И я сразу их увидел. - Мистер Блокер, за нами двое!
        Он широко улыбнулся, обняв меня за плечи.
        - Не беспокойся, сынок. Это мои люди… На всякий случай. Один из них Билли Дженкинс, потому что он приметил тех людей в поезде, другой - Карлин Кейбл.
        - Знакомое имя.
        Блокер громко захохотал.
        - Многим тоже. Револьвер для него словно сын родной.
        Когда мы устроились за столиком в дальнем углу, он заказал ужин.
        - Чарли вот-вот подойдет. Его фамилия Аттмор. Хороший человек с большими связями на Юге. Родом из Каролины или Джорджии, точно не знаю, но уверен, Чарли поймет твою проблему. - Он осмотрелся вокруг. - Кстати, ты говорил о вложении денег в скотоводство. Сколько ты имел в виду?
        - Две-три тысячи.
        - Надеюсь, это не все, что у тебя есть?
        - Нет, сэр.
        - Хорошо. Никогда нельзя класть все яйца в одну корзину, так у нас говорят. По нашим ценам за пару тысяч можно купить и доставить по железной дороге что-то около ста голов. Трудно угадать, сколько за них дадут, но… скажем, в нынешнем году я покупал по восемнадцать долларов за штуку, а продал по двадцать восемь. В прошлом же мы погнали три стада через прерию. Индейцы отбили и угнали почти двести голов. Около полдюжины мы потеряли, переправляясь через реку, еще двух подстрелили на том берегу. Как видишь, на доходы влияет очень и очень многое.
        У нашего столика вдруг появился низенький толстый человечек в сером дорогом костюме-тройке, явно сшитом, а не купленном в магазине. Свежее лицо, очень подвижный, копна светлых волос тщательно уложена. В руке он держал коричневую ковбойскую шляпу с широкими полями.
        - Бен! Рад тебя видеть, старина. А это, - он повернулся ко мне, - полагаю, тот самый мистер Макрейвен? Добрый вечер, сэр, счастлив с вами познакомиться.
        - Садись, Чарли. Садись и закажи себе что-нибудь незабываемое. Потом поговорим.
        Когда мы покончили с едой, я достал папину кожаную сумку и выложил из нее все бумаги.
        Он сразу же впился глазами в карту и забормотал: «Вот это да! Черт побери!», затем ткнул пальцем в самую большую плантацию.
        - Вам известна история этого места? Говорят, оно проклято.
        - Зная кое-кого из моих родственников, я бы не удивился.
        Он весело хихикнул.
        - Значит, вы уже познакомились, да? Особенно с Делфиной. Весьма примечательная особа. - Аттмор повернулся к Блокеру. - Да, все это мне знакомо. Что совсем не удивительно. Про это знают все. У этой плантации дурная слава, но стоит она немало.
        Я кратко пересказал ему обстоятельства смерти отца и что происходило потом.
        - Вы убили одного из них? Уверены?
        - Да, сэр, уверен. Я всегда вижу, худа попадают мои пули.
        - Это шайка сволочей, Бен. Хуже, чем сволочей! Я знаю их с детства. Янт не их фамилия. Они Лолонессы. Уж не ведаю, родня ли они этому пирату или нет. Одного из этих мальчиков воспитывала очень приличная семья Янтов, но он от них сбежал. Кстати, они частенько используют и другие имена.
        - Имеете в виду того со шрамом на подбородке?
        - Эйлиаса? Самого опасного из них? Стреляет без промаха из любого оружия. В четырнадцать лет убил человека в Чарльстоне. Его не наказали, потому что он был слишком молод, да и к тому же тот, кого он пристрелил, пользовался очень дурной славой. Потом он убил кого-то на дуэли в Мобиле, потом еще одного, и так пошло. Хотя кто из них опаснее, он или Феликс, еще вопрос.
        - Ничего себе семейка, - криво усмехнулся Блокер и покачал головой.
        - Именно так. Никто не хочет связываться с ними, потому что рано или поздно они найдут повод прицепиться и убить… Просто так… Дуэли нынче не в чести. - Аттмор оторвался от бумаг и посмотрел мне в глаза. - Что я могу для вас сделать?
        - Помогите мне получить наследство. Больше ничего.
        Он пожал плечами, бросив взгляд на лежавшие перед ним документы.
        - С этим нет проблем. Все в абсолютном порядке. Можете ехать и получать.
        - Спасибо, так и сделаю.
        - Хорошо, только не забывайте: уже пытались отравить вашего отца, да и вас тоже. Они не остановятся даже после того, как вы вступите во владение. С чего бы? Они станут вашими наследниками.
        Краем глаза я увидел, как через толпу игроков к нам идет Билли Дженкинс.
        - Хозяин, - негромко произнес он, наклонившись к Блокеру, - четыре человека. Идут сюда. Одинаковые, как бобы в стручке.



        Глава 17

        Аттмор бросил на них быстрый взгляд, затем на соседний столик, положив руку на шляпу.
        - Не дергайтесь, - спокойно предупредил он меня. - Ничего не случится.
        Билли Дженкинс отошел на несколько шагов, и я увидел, как за спиной людей Лолонессов появился Карлин Кейбл.
        Четверо вошли, осмотрелись и невозмутимо сели за наш столик, пристально глядя на меня.
        - Не беспокойтесь, джентльмены, - не повышая голоса, начал Эйлиас. - Нам нужен только Макрейвен… Поговорить.
        - Сомневаюсь, что нам есть о чем говорить, а если бы и было, боюсь, вы зря теряете время, - ответил я.
        - Не уверен, - протянул он, из-под полы его сюртука торчали револьвер в кобуре и револьвер за поясом. - Пойдем с нами, и не будет никаких проблем.
        - Джентльмены, - прозвучал вдруг тихий вкрадчивый голос. - Меня зовут Том Спиарс. Я шериф этого города. Могу я вам чем-нибудь помочь?
        Это ему подал знак Аттмор. Рядом с ним стояли двое парней. Крутые и решительные. Эйлиас посмотрел на них через плечо, увидел Билли Дженкинса, Карлина Кейбла, еще двоих и нескольких ковбоев у дверей… Снял руку с рукоятки револьвера.
        - Боюсь, нет, шериф. Мы хотели только поговорить с мистером Макрейвеном, но это может подождать.
        - Естественно, - таким же вкрадчивым голосом ответил шериф. - Поговорите, но только не в Канзас-Сити. Надеюсь, вы меня поняли? - Он широко обвел рукой. - В этом доме почти круглые сутки находятся минимум двадцать пять - тридцать лучших стрелков штата. Все они мои друзья, все не хотят проблем в Канзас-Сити, все будут очень недовольны, если здесь случится что-нибудь такое… Они приходят сюда расслабиться и отдохнуть и знают, как я дорожу их покоем. - Он вытащил золотые часы из кармана жилетки. - Сейчас около восьми часов, джентльмены, на улице вас ждут лошади, мы позаботились об этом. До восьми тридцати, и не позже, вы должны покинуть город. И желательно никогда не возвращаться… Могу также добавить: если не последуете доброму совету, вами займутся люди, о которых я только что упоминал, а правосудие у нас здесь очень неторопливое. До суда иногда проходит больше года… Плохо, конечно, но что делать.
        Эйлиас пожал плечами.
        - Само собой. Все понятно. Мы и не собирались нарушать покой вашего города. - Он криво усмехнулся. - Спасибо за лошадей. Мы приехали на поезде и совсем не ожидали, что нас ждут лошади.
        - Ждут, ждут, - бодро подтвердил Спиарс. - Не могу, конечно, гарантировать их качество и нрав, но они ждут.
        Эйлиас бросил на меня ледяной убийственный взгляд.
        - Думаю, мы еще встретимся, - процедил он.
        - А разве мы уже не встречались? - почти весело спросил я. - Там, в поезде.
        Единственным заметным признаком вспышки гнева были плотно сжавшиеся губы.
        - Мы помним, - тихо прошипел он. - Такое мы никогда не забываем.
        Когда их проводили из зала, Аттмор покачал головой.
        - Ну и ну… Не зря я предупредил Тома.
        - Вы что, на самом деле даете им лошадей? - недоверчиво спросил я.
        - Даю, - спокойно ответил Блокер. - Четырех самых никчемных тварей. Толку от них никакого. Либо создают проблемы, либо отказываются работать. Теперь избавился от них и слава Богу.
        - С седлами?
        Блокер только усмехнулся.
        - Ну нет, на это меня не хватило. Поедут так. Даже без уздечки. Одна из лошадей с характером хуже сколопендры. От нее можно ждать чего угодно. В любой момент.
        Аттмор постучал костяшками пальцев по моим бумагам, лежавшим перед ним.
        - Хорошо, что Бен вовремя меня поймал. Как раз завтра я еду в Чарльстон и посмотрю, что с этим можно сделать. Где вас искать, если понадобится? Здесь?
        - Мистер Блокер и Том Спиарс будут в курсе. Либо тот, либо другой смогут найти меня в любое время. Почту буду получать на бирже.
        - Годится. - Мы пожали друг другу руки. - Да, вот еще что: только не думайте, что они уже побеждены.
        Нечего говорить, я чувствовал себя на седьмом небе от сознания того, как мне повезло, какой я счастливчик. Мы просто ели и беседовали, причем я почти не принимал участия в их разговоре, сидел, погруженный в свои мысли о событиях, происшедших со дня смерти папы.
        Наследство все еще представлялось мне какой-то туманной неопределенностью, пока лишенной конкретной реальности. До того как папа умер, оставив мне кучу выигранных в карты денег, у меня никогда не было и гроша, который бы я не заработал собственным потом и тяжелым трудом.
        Жизнь научила меня нескольким важным вещам. Одна из них - если ты беден, незнакомцы вряд ли отнесутся к тебе с почтением, но те же, кто тебя знает как самостоятельного и толкового работника, честно выполняющего свое дело, будут всегда уважать тебя, даже если ты беден.
        Мне никогда еще не встречался вор - а мы с папой немало их повидали на своем пути, - которого можно было бы назвать бедным… Эта публика одержима одним: иметь больше, больше и больше, ничего не давая взамен.
        Они крали деньги, чтобы не задумываясь тратить их на женщин, карты, вино или дорогую модную одежду, и не испытывали ни малейшего желания самим заработать богатство. Им всегда казалось проще украсть у того, кто своим трудом обеспечивает будущее себе и своим детям. Но в этом-то они и ошибаются.
        Если бы Янты, или Лолонессы, или как там еще они себя называли, тратили свою энергию, ум и время не на то, чтобы выслеживать нас с папой, а на что-нибудь дельное, они давно бы стали состоятельными людьми. Хотя, конечно, им покоя не давала еще и врожденная мстительность.
        - Кстати, о нашем прошлом разговоре, - обратился я к Блокеру. - Мне бы хотелось купить у вас штук сто бычков на продажу и штук сто ваших племенных производителей, чтобы отвезти в Колорадо.
        - Для меня скот закупает в Бивиле один человек. Выпиши мне платежное поручение на твой счет в «Уэллс Фарго», он сделает и для тебя закупки. - Блокер повернулся к адвокату: - Аттмор, этот молодой человек пас скот в Колорадо и Вайоминге. Хорошо знает местность. Говорит, там отличная трава и скот быстро набирает вес. Полагаю, нам надо скинуться и устроить там ранчо…
        - Два ранчо, - перебил я его. - Одно на более низком уровне, куда можно перегонять скот в суровые зимы. Я знаю несколько очень хороших мест.
        - Нам понадобится кто-нибудь, чтобы организовывать все, - заметил Аттмор.
        - Могу заняться этим, - предложил я, думая о Лауре. - У меня есть планы там обосноваться… Где-нибудь на западном склоне Рокиз.
        Больше часа мы обсуждали наш проект со всех сторон, и я сам себе поразился: ведь мне еще не приходилось вести деловые переговоры, но, оказывается, работа на ранчо и с лошадьми научила меня большему, чем я ожидал. И у меня впервые появилось желание осесть, завести семью, заняться скотоводством…
        - Нам понадобится больше, чем сто бычков, - сказал я. - Начинать надо по меньшей мере с пятисот или даже шестисот.
        - Мы начнем с двух тысяч, - ответил Блокер. - Аттмор и я обеспечим их закупки, а также начальный капитал. Ты отвечаешь за все на месте. Твоя доля будет составлять… треть.
        - Пятьдесят процентов, - возразил я.
        Блокер нахмурился.
        - Сколько?
        - Я получаю пятьдесят процентов, вам - по двадцать пять. Вы обеспечиваете капитал, а я все триста шестьдесят пять дней в году буду делать так, чтобы он хорошо окупался. Мне придется заниматься кормами и водой, иметь дело с непрошеными гостями и индейцами, делать всю работу самому или контролировать, как ее делают другие. Кроме того, я должен много поездить, чтобы найти подходящее место, а потом отстаивать его, если кто-то вдруг захочет предъявить на него права.
        Блокер повернулся к Аттмору.
        - Он, пожалуй, прав, Чарли.
        - Не возражаю! - помедлив, согласился тот. - Ни у тебя, ни у меня нет времени заниматься практической работой, да и местность он знает получше нашего.
        - Каждый из нас должен делать то, что умеет, - не без самодовольства заметил я. Не без самодовольства, потому что совершил сейчас свою первую в жизни коммерческую сделку.
        - Значит, по рукам? - подтвердил Блокер. - Как только закончишь свои дела в Каролине, поедешь на Запад?
        - Поеду.
        Мы проговорили еще где-то около часа, затем я встал, вдруг вспомнив, что мне негде ночевать.
        - Никаких проблем, - успокоил меня Блокер. - Тут рядом неплохой отель. Скажешь Сэму Дину, что тебя прислал Блокер, и тебя устроят.
        На улице я на минуту остановился, осматриваясь вокруг. Несколько человек на обочине, о чем-то неторопливо беседуя, жевали табак… Чуть дальше еще один салун, за ним вывеска отеля. Наверное, именно его Блокер имел в виду.
        Вдруг я услышал тоненький голосок за спиной:
        - Сэр?
        Она выглядела очень маленькой, совсем как девочка. Скромно, но хорошо одета. С большими темными глазами и очень нежной, просто ангельской кожей лица.
        - Сэр, не могли бы вы немного меня проводить? Уже поздно, и мне… - Она взяла меня за руку. - Пожалуйста! Моего отца хватил бы удар, если бы он узнал, что я в такое время еще не дома, но Эмми хотела мне столько рассказать, ведь мы так давно не виделись… вот время незаметно и пролетело!
        Мы шли и разговаривали. Она была не похожа на тех, кто пристает к незнакомым мужчинам на улице. К тому же я тоже направлялся в ту сторону.
        - Это совсем недалеко. Сразу за тем углом. Я так рада, что вы оказались рядом. Я не знала, что делать, а те мужчины у салуна показались такими опасными!
        - Ты здесь живешь?
        - Нет, нет, мы живем в Вирджинии, но папа приехал сюда купить лошадей. Мы разводим лошадей и хотим иметь настоящих племенных, а не этих упрямых мексиканских мустангов, как их у нас называют.
        Я прекрасно понимал, что уже три дня не менял рубашку и что мой костюм не мешало бы хорошенько почистить. Увы, оставалось только свободной рукой поправить галстук.
        Но вот и мой отель. За окном я увидел мужчину в зеленом козырьке на голове и черных нарукавниках.
        - Мне сюда, - сказал я ей.
        Я смертельно устал и думал только о том, как бы поскорее добраться до постели.
        - Ну пожалуйста, только до угла!
        - Ладно. Но не дальше. Я…
        Мы повернули за угол, и тут она вдруг с силой схватилась за мой правый рукав и закричала:
        - Вот он, убейте его!



        Глава 18

        Если бы у меня было время подумать, я бы во весь голос возблагодарил своего отца!
«Когда-нибудь, - сказал он мне совсем мальчишке, - вдруг случится так, что ты не сможешь пользоваться правой рукой. Пусть даже всего на несколько дней. Поэтому, пока не поздно, научись пользоваться и левой».
        Боксирование, где левая нередко оказывается важнее правой, здорово мне помогло, но я специально научился делать левой рукой и многое другое - работать молотком, пилой и конечно же стрелять из револьвера и винтовки.
        И теперь не раздумывая я выхватил левой рукой револьвер и выстрелил. Они плотной группой направлялись ко мне, и моя пуля наверняка попала в кого-то из них. Резко вырвав свою правую руку, я сильно толкнул девушку в их сторону и, пригнувшись, одним прыжком оказался за углом. Сунув револьвер на место, я бегом помчался в отель. Дежурный встретил меня на ногах.
        - Что там случилось? - спросил он, снимая очки.
        Я пожал плечами.
        - Понятия не имею. Меня прислал Бен Блокер. Сказал, вы дадите мне комнату на ночь. Я стоял уже почти у ваших дверей, когда началась стрельба. Пришлось бежать.
        - Разумно, - согласился он и подвинул ко мне журнал. - Распишитесь вот здесь. Номер двенадцать наверху справа.
        С улицы доносились крики, топот бегущих людей.
        - Идиотизм, - заметил я. - Глупо бегать там, где стреляют. Можно и на пулю напороться.
        - Вы правы, но в мире полно любопытных. Им не терпится все увидеть собственными глазами.
        Закрыв дверь своего номера, я прежде всего дозарядил револьвер и положил его на столик. Затем снял куртку и рубашку, вымыл лицо и руки и, скинув сапоги, завалился на кровать.
        Что там, собственно, произошло, я толком не разобрался. Они плотной группой двигались на меня, но я мог и промахнуться. Они тоже стреляли, но в меня не попали. Я видел, как девушка упала, но это могло быть результатом моего сильного толчка. В любом случае Тому Спиарсу это вряд ли очень понравится.
        На улице продолжалась какая-то суета, но я не зажигал лампу, не желая привлекать к себе внимание. К тому же в темноте легче думать. Аттмор, конечно, узнает, как мне оформить наследство, но это займет время. Значит, здесь пока делать больше нечего. Можно либо поехать в Каролину, либо отправиться на Запад и там ждать развития событий.
        Я склонялся к тому, что лучше мне вернуться и поискать место для наших ранчо. У меня было кое-что на примете, но теперь придется смотреть на все новыми глазами, так как болтаться по стране - это одно, а выбрать подходящее место для ранчо - совсем другое. Мы решили разводить только крупный рогатый скот, но я думал уже и об овцах. Ведь несмотря на широко распространенную нелюбовь скотоводов, овцы, при правильном выборе пастбищ и хорошей организации дела, могут приносить даже больший доход, чем бычки. Хотя этот вопрос, само собой разумеется, надо детально изучить.
        Я долго размышлял, лежа в темноте, затем разделся и нырнул под одеяло. Но револьвер подвинул еще ближе. За мной охотились, а кому хочется быть подстреленным? Особенно в постели. Главное, поскорее выбраться отсюда, а там посмотрим. На Западе в любом случае безопасней.
        А девушка, которая схватила меня за руку… она из их шайки или ее наняли?
        Только утром, одеваясь, я увидел в поле своей куртки дырку от пули.
        Да, рядом, совсем рядом. Это уже не шутка.
        Прежде чем спуститься вниз, я несколько минут внимательно осматривал улицу… Видно было немного, но, похоже, там никого.
        В вестибюле, отчаянно дымя сигарами и трубками, оживленно беседовали постояльцы.
        - Подстрелили, - громко сказал кто-то из них. - Ее нашли на улице вскоре после стрельбы. Она жива, но в нее всадили две пули.
        - Кто же это сделал?
        - Откуда мне знать? Она новенькая девочка у Мери.
        - Зачем кому-то понадобилось ее убивать?
        - Спиарс считает, она вляпалась куда не следует. Сейчас он ищет раненого. Метрах в десяти от того места, где она упала, следы крови.
        Бена Блокера я нашел на бирже. Он приветственно махнул мне рукой. В зале находилось по меньшей мере человек двадцать, но ни одного знакомого лица.
        - Вчера вечером стреляли, - сказал он, когда я подошел и сел рядом.
        - Да, слышал.
        Мы перекусили яичницей с беконом, затем я сообщил ему, что уезжаю.
        - Мне надо незаметно выбраться из города. За мной следят.
        Блокер достал свежую сигару, осмотрел ее, откусил кончик и выплюнул. Затем сунул руку в жилетный карман, достал свои часы.
        - Как насчет парохода в Ливенворт? - предложил он. - Могу устроить там для тебя лошадь. Оттуда поездом дальше на Запад. Ну как, подходит?
        - Моя проблема в том, что я не знаю, кого остерегаться. Кого-то из них я видел, других - нет, и, кроме того, они могут нанять убийцу.
        Блокер пожал плечами.
        - Понятное дело. В двух кварталах отсюда в любой момент найдется сколько хочешь мастеров, готовых убить любого всего за пятьдесят долларов. - Он бросил на меня пристальный взгляд. - Ты как-нибудь замешан во вчерашней стрельбе?
        Я кратко пересказал ему, что произошло.
        - В темноте я не рассмотрел точно, сколько их устремилось ко мне. Она схватила меня за правую руку, я ее сильно оттолкнул, и тут они начали стрелять. В меня. - Я показал ему дырку в куртке. - Я тоже сделал два выстрела, думаю, зацепил одного из них. Но мои пули ее не задели, это точно. Уверен, ее подстрелили случайно. - Мы допили кофе. - А пароход когда отплывает?
        Он снова посмотрел на часы.
        - У тебя есть час.
        Я встал.
        - Где теперь найти эту девушку?
        - Рядом… В заведении Мери.
        - Мне надо с ней повидаться.
        - Держись от нее подальше. Нельзя, чтобы тебя с ней что-то связывало. Будет расследование. Обязательно будет.
        - Мне хватит минуты.
        - Что ж, придется пойти с тобой. - Он повернулся к Билли Дженкинсу и Карлину Кейблу, сделав им знак следовать за ним.
        Она уже совсем пришла в себя, когда нас ввели к ней в комнату - очень бледное лицо, большие темные глаза, по-настоящему красивые глаза, казавшиеся сейчас даже еще больше.
        Наш приход ее здорово напугал: Блокер стоял с таким внушительным видом, что она приняла его за какого-то важного начальника.
        - Мне жаль, что тебя ранили, - посочувствовал я. - Даже не предполагал, что такое может случиться.
        - Я пыталась завлечь вас в ловушку, - тихо проговорила она. - Помогала убить… Мне заплатили.
        - Сколько?
        - Пятьдесят долларов сразу и столько же еще, если вас убьют.
        - Неужели так дешево стоит человеческая жизнь?
        Она пожала плечами.
        - Я видала, как убивают и за меньшее… Что вам от меня надо?
        - Ничего… только хотел сказать, мне жаль, что так получилось. Ты честно отработала свои деньги, даже если ничего и не вышло.
        - Знаете, а вы молодец, - помолчав, заметила она. - Никто даже не предполагал, что вы будете стрелять с левой. Мне велели схватить вас за правую руку и прижать револьвер.
        - Им было просто наплевать на тебя. Живая мишень!
        - Я спрашивала об этом. Они объяснили, что с такого расстояния невозможно промахнуться. - Она посмотрела мне прямо в глаза. - Если скажете, что я все это говорила, заявлю, что вы солгали.
        - Ты хладнокровный маленький скунс, но я не собираюсь никому ничего говорить. Просто хотел лично убедиться. - Я достал из кармана пятьдесят долларов и протянул ей. - Поправляйся. И если хочешь жить подольше, держись от таких дел подальше.
        Она взяла деньги.
        - Вы дурак, но если хотите оставаться живым дураком, остерегайтесь блондина.
        Мы ушли, и когда пароход отчалил от пристани, я стоял на его борту в темноте, задавая себе вопрос за вопросом. Почему не поехал на Восток? Испугался? Возможно, но в большей степени из-за неприязни к тому, с чем мне там пришлось бы столкнуться. Места там прекрасные, но иметь дело с Лолонессами? Нет уж, увольте. Кроме того, мое будущее теперь было связано с Западом. Мне очень понравился Блокер. Надежный, простой человек, но с отличной деловой хваткой. Как раз то, что мне нужно. Я буду заниматься ранчо, а финансовую часть и торговлю предоставлю ему.
        Мои мысли продолжали возвращаться к Лауре из Сильвертона. Внезапно поддавшись какому-то внутреннему приказу, я спустился вниз и написал ей письмо.
        Пассажиров на борту оказалось немного, поэтому остаться одному не составляло труда. С момента гибели папы случилось столько событий, что мне следовало спокойно во всем разобраться. Главное то, что я уже почувствовал - пришло время прекратить болтаться по стране, осесть, постараться стать серьезным человеком. Кругом кипела жизнь, все росло и развивалось, и мне тоже хотелось стать частью этого процесса. Кроме того, меня сильно задели вопросы Янта о том, кем я намереваюсь стать. Он заставил меня почувствовать свою неполноценность, ощутить себя чем-то хуже других.
        Что с ним стало? Где он сейчас? Феликс искал случая убить меня, и все-таки что-то в нем безусловно меня привлекало.
        Его сходство с папой? Или со мной?
        Я инстинктивно оглянулся вокруг. Что, если он рядом? Или его сообщники? И что имела в виду та маленькая чертовка, предупредив о блондине? Она больше ничего не сказала. Кто он? Откуда?
        В Ливенворте я снял номер в отеле «Националь», купил газету и быстро ее просмотрел. Приближались президентские выборы, и я к собственному стыду вдруг осознал, что понятия не имею ни об одном из кандидатов, что никогда не интересовался жизнью страны - вещь в те времена довольно необычная, ибо политика всегда являлась главной темой для разговоров практически везде.
        Я ощутил, что мой мир слишком мал, я слишком зациклен на себе и своих житейских проблемах. И это в стране, где формирование правительства - дело каждого человека, где общий успех гарантируется, только если мы, народ, сделали правильный выбор, голосуя за кандидатов. Папа частенько говорил о политике, но я всегда слушал его вполуха…
        Решив наверстать упущенное, я сел и прочитал всю газету от корки до корки. Папа мечтал дать мне образование и по мере возможности старался что-то вложить мне в голову, но после его смерти я пока еще ничего не предпринял, чтобы продолжить свое совершенствование.
        Утром, наскоро позавтракав в ресторане отеля, я первым делом отправился на Делавер-стрит в книжный магазин Сидни Смита.
        В те времена самыми популярными героями на Западе были не отважные погонщики почтовых дилижансов, не ковбои, а адвокаты. Многие мужчины и женщины часами сидели в суде. Чтобы послушать, как какой-нибудь известный адвокат выступает на процессе, люди проделывали путь не в один десяток миль; когда же шло крупное судебное разбирательство, в городах становилось проблемой найти место для ночлега. Как правило, опытные адвокаты обильно украшали свою речь многочисленными цитатами из Шекспира, Александра Поупа, Мильтона Грея или Фрэнсиса Бэкона и, само собой разумеется, из Библии.
        К тому же, прекрасно зная, что публике нужно прежде всего шоу, они обычно устраивали из судебных процессов самые настоящие представления. В любом магазине, возле салунов или почты всегда толпились люди, оживленно обсуждавшие детали увлекательного действа. Это был живой театр Запада, реально существовавший еще до того, как появился обычный театр. Адвокатов весьма уважали, восхищались ими, с удовольствием цитировали и пересказывали их речи, обсуждая реплики, аргументы, их ораторское искусство…
        В любом западном городке никто не спрашивал, не проходит ли там какой-нибудь процесс - стоило только посмотреть на количество экипажей и лошадей, на толпы мужчин в черных костюмах, женщин в нарядных праздничных платьях и все становилось ясно. Большинство адвокатов не очень-то хорошо знали законы, но зато с лихвой компенсировали это здравым смыслом, проницательностью и умелым манипулированием теми или иными статьями, свойственными начитанным людям. Немалое значение имела игра на чувствах, и уж такой возможности они никогда не упускали.
        Цитаты, которые они использовали, частенько переходили из уст в уста. Я, естественно, не читал книг, откуда их брали, хотя завсегдатаи судебных заседаний, на удивление хорошо разбирались и в этом.
        Книжный магазин Сидни Смита имел богатый выбор, и я даже растерялся - с чего начать. В конечном итоге я купил несколько журналов «Эплтон» и «Блэквуд», книгу Адама Смита «Богатство наций» и роман «Хозяйка озера» сэра Вальтера Скотта. О сэре Вальтере Скотте папа много рассказывал и даже прочитал мне почти всего «Айвенго». Когда мы совершали долгие переходы, он любил вслух декламировать стихи и поэмы. Одна из них называлась «Лохинвар». Тогда она пользовалась огромной популярностью на Западе - однажды я даже слышал, как пьяный скотовод в салуне громко читал ее своим не менее пьяным собутыльникам.
        В городе имелся по меньшей мере еще один крупный книжный магазин, которым владел некий мистер Морган, но на него у меня уже не хватило времени. Чем дольше я здесь пробуду, тем больше шансов, что меня здесь настигнут… если этого уже не произошло.
        Я нашел нужного мне человека у стойки салуна «Звезда Запада». Худощавый, жилистый, с темным загорелым лицом и ястребиным носом. Одет в черный костюм, на голове котелок.
        - Хобби Джэкмен? - обратился я к нему.
        Он бросил на меня жесткий, колючий взгляд.
        - Допустим.
        - Меня прислал Бен Блокер. - Я помолчал. - Мне нужна лошадь.
        - Лошадь говоришь? Быстрая лошадь?
        - Быстрая это хорошо. Но главное выносливая. Я еду на Запад. По крайней мере до Абилина.
        Джэкмен заплатил за виски и направился к выходу. Я последовал за ним.
        - Ты уже ел? - вдруг спросил он. - Я как раз собирался перекусить в «Дельмонико».
        Книжный магазин отнял у меня больше времени, чем я рассчитывал, и время обеда уже наступило.
        - Хорошо, пойдем, - кивнул я, гадая, что кроется за его предложением. Он выглядел крутым, не тем человеком, с которым следует играть в кошки-мышки.

«Дельмонико» располагался в двухэтажном кирпичном здании рядом с салуном «Звезда Запада». Мы сели за столик у стены. Он предоставил мне возможность выбрать стул и, когда я сел именно так, чтобы наблюдать за входом, впервые улыбнулся. Когда Джэкмен устраивался, я заметил его револьвер в наплечной кобуре. Таких мне еще не приходилось видеть, хотя слышал о них, и не раз.
        - В карты играешь? - неожиданно спросил он.
        - Не очень в них разбираюсь.
        Он снова улыбнулся. Белые, ровные зубы делали его улыбку привлекательной.
        - Никто из нас толком в них не разбирается, хотя некоторым кажется совсем наоборот.
        Мы заказали рагу с картофельным пюре и кофе.
        - Амуниция есть? - спросил он. - Ну, скажем, седло?
        - Не с собой. Еду с Востока на поездах.
        - Ладно. - Подали еду, и мы взялись за вилки. - Ты где остановился? В «Национале» или «Плантерсе»? - Выслушав, он снова кивнул. - Если у тебя здесь какие-нибудь шмотки, забери их и оплати за отель. Не теряй времени. Не знаю, что у тебя за проблема, и не очень хочу знать.
        - Я бегу не от закона.
        Джэкмен пожал плечами.
        - Это понятно. Я знаю Бена Блокера, он не из таких… Когда-то спас мне жизнь. Давно. - Он бросил на меня быстрый взгляд. - Кто-нибудь на хвосте?
        Я вкратце рассказал ему о Лолонессах, о женщинах…
        Он широко улыбнулся.
        - Вот даже как? Я бы дал им себя догнать.
        - Вряд ли. Они предпочитают яд и, не раздумывая, прибегают к нему.
        - Ладно, иди по Четвертой улице, сразу за ней увидишь старый красный амбар. И делай все быстро, очень быстро.
        В «Национале» я взял свою скатку и винчестер. Каких-либо знакомых лиц внизу в холле не заметил, никто не обратил на меня никакого внимания. Поскольку за номер я заплатил раньше, то сразу направился к Четвертой улице. Едва ли они уже добрались сюда, но чувство беспокойства не оставляло меня. Предположим, они догадались или вычислили мой маршрут?
        Хобби Джэкмен стоял у амбара с готовой оседланной лошадью - гнедым жеребцом, великолепным животным!
        - Сколько я вам должен? - спросил я.
        Он махнул рукой.
        - Друг Бена - мой друг. Конюх в Дроверс-Коттадж заберет лошадь. Если надо, пользуйся ей и дальше.
        Вскочив в седло, я засунул винтовку в кобуру.
        - Спасибо.
        - Да, вот еще что: держись подальше от тропы там, где она будет проходить у
«железки». Тебя могут увидеть из вагона и подать знак.
        Я признательно кивнул, развернул гнедого и поехал из города. Хобби Джэкмен стоял, глядя мне вслед. В его облике чувствовалось что-то спокойное, уверенное, умелое… Кто он? По всему видно - опасный человек, умеющий доводить до конца все, за что брался. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего слова…
        Седельные сумки оказались набиты. Интересно, что в них? Так, посмотрим. В одной - продукты: кусок бекона, завернутый в коричневую бумагу, кофе, бисквиты… В другой - четыре полные пачки патронов 44-го калибра. Да, мистер Хобби Джэкмен знает, что делать!
        Миль через двадцать я сделал короткий привал под деревьями в ложбинке справа от тропы.
        Абилин давно перестал быть коровьим городом. Перегонщики скота теперь редко заглядывали сюда, предпочитая железную дорогу. Въехав на главную улицу, я сразу же заметил на углу худого человека со светлыми волосами в черной шляпе с плоскими полями; на поясе у него висела кобура, но без револьвера. В Абилине больше не приветствовалось ношение оружия. Я немедленно свернул на боковую аллею, промчался по ней и покинул город. Эту ночь я провел недалеко от какой-то фермы, в стороне от дороги и от посторонних глаз.
        Возможно, этот человек заехал сюда случайно, но рисковать мне было ни к чему. Что он не здешний, я определил по кобуре.
        Он ведь вполне мог быть тем самым блондином, которого мне следовало остерегаться… Если та чертова бесовка сказала правду.



        Глава 19

        В платной конюшне Хейс-Сити я спросил хозяина, знаком ли ему Хобби Джэкмен. Тот поднял на меня глаза, выбил табак из трубки и протянул:
        - Знаком, как не знаком.
        - Он одолжил мне этого гнедого. Подержите его для него.
        - Само собой. Здесь за лошадей Джэкмена можно не беспокоиться. Где-где, только не здесь. - Он сплюнул. - Хобби Джэкмен в нашем краю известный человек, мистер. Вы еще не успели въехать, а я уже определил, что это лошадь Джэкмена. Еще до того, как увидел клеймо.
        - Мне нужна другая лошадь.
        - У меня тут еще одна лошадь Джэкмена. Вороной… жеребец, что надо. Ну как?
        Я согласно кивнул. Осматривать коня не имело смысла, ибо я уже понял, что лошадь Джэкмена не могла быть плохой.
        - Билла Тилгмена знаете тоже?
        - Его все знают, молодой человек.
        - Лошадь будет у него. Если нет вопросов.
        - У меня таких вопросов никогда не бывает, мистер… В любом случае друг Билла - мой друг.
        Поддавшись какому-то дурацкому импульсу, я спросил:
        - Что за человек Хобби?
        - Платит по счетам. Хорошо заботится о своих лошадях.
        Я поменял седла, поблагодарил, по дороге остановился у ближайшей лавки прикупить разных мелочей, проехал пару миль вдоль Бич-Крик на юго-восток, затем, обогнув кустарник и несколько деревьев, свернул на юго-запад. Короткая ночевка в Лонгаут-Холлоу, и, тронувшись в путь еще до рассвета, с первыми лучами солнца мы с вороным уже пересекали Смоки-Хилл - огромную, чуть холмистую территорию, на мили и мили покрытую сочной травой… Иногда случайно промелькнет стадо антилоп. Больше практически ничего. Всего лишь раз на глаза мне попался степной сокол да несколько американских зайцев. Совсем недавно здесь прошли дожди, поэтому за нами совсем не было пыли, чему я только радовался. Я ехал на запад, затем свернул к Уилдон-Дроу, обогнул горы Раунд-Хаус и, наконец, сделал привал на Биг-Тимбер.
        Поскольку диких бизонов становилось все меньше, трава росла густая и сильная. Здесь превалировал западный пырей, смешанный с васильками, но встречались островки и других диких трав, благодаря их ярким цветам казалось, что склоны низких холмов устланы чудесными оранжево-розовыми коврами.
        Прекрасные места для праздного путешественника, но меня не покидало ощущение грозящей беды. Я чувствовал, что Феликс Янт находился где-то рядом и, подобно всем Лолонессам, обладал даром неожиданно появляться там, где его меньше всего ожидали. Янт, по-видимому, не ездил на Восток вообще: наверное, он сидел там в Колорадо, терпеливо ожидая моего возвращения, как бы зная наперед, что именно так оно и будет. Но если при этом он рассчитывал, что я обязательно захочу повидаться с Терезой, то тут он глубоко заблуждался. Я выкинул ее из головы, не забыв, как она в мое отсутствие прилепилась к нему.
        Мне не надо объяснять, что такое удача. Конечно, я хорошо стрелял, умел делать это точно и быстро, однако мне также и везло, нет спора. Но вряд ли стоит рассчитывать, что везти будет вечно.
        Билл Тилгмен стоял на улице, когда я подъехал к нему. Он сразу же узнал меня. И усмехнулся, увидев моего вороного.
        - Ты познакомился с Хобби. Теперь тебе будет о чем рассказать своим внукам. Можно поинтересоваться, как это случилось?
        Я рассказал ему о Бене Блокере и мистере Аттморе, о том, что произошло в поезде и Канзас-Сити. Он слушал, не перебивая. Потом сказал:
        - Твоих лошадей приведут сегодня вечером.
        - Спасибо. Хочу уехать на рассвете.
        - Кстати, те люди, о которых ты упоминал, появились здесь вскоре после твоего отъезда. Один из них повернул назад, на Запад. Больше я их не видел.
        - Надеюсь, мне тоже не придется увидеть. Я их не боюсь, но не хотелось бы лишних проблем. Заберу своих лошадей и в путь. Мне на западный склон Рокиз.
        - Слышал о таком. - Мне показалось, в его голосе прозвучала какая-то грусть. - Сомневаюсь однако, удастся ли мне когда-нибудь добраться так далеко.
        Рано утром, еще до восхода солнца, я пришел в конюшню и тщательно осмотрел лошадей. Они были в полном порядке. Так что можно смело трогаться в путь. К полудню, оставив за собой достаточно миль, я сделал короткий привал и поменял лошадей. На ночевку мы остановились в лощине недалеко от реки Арканзас.
        В середине ночи я вдруг проснулся. Все казалось спокойно, однако обе лошади, подняв головы, смотрели в сторону реки.
        У меня ушло не более минуты, чтобы натянуть штаны, сапоги и застегнуть пояс с револьвером. Быстрого взгляда на костер хватило, чтобы увидеть - он все еще тлел. Какая небрежность! У меня невольно вырвалось приглушенное ругательство. При таком-то ветре они обязательно учуяли бы дым… Во всяком случае, я мог бы.
        Двигаясь бесшумно, словно призрак, я привел лошадей, скатал постель и оседлал своего мустанга, время от времени прислушиваясь и оглядываясь вокруг.
        Судя по звездам, я проспал около двух часов. Если там Янт, он, возможно, заметил моих лошадей и решил, что меня надо ждать где-то совсем рядом.
        Стараясь не производить ни звука, я присыпал костер песком и повел лошадей на поводу по мягкой траве. Только через полмили мы значительно ускорили шаг, чтобы побыстрее увеличить дистанцию. Повернув на юго-запад мимо песчаных холмов, я прошел сначала в сторону Симаррона, где на каменистом грунте не останется следов, и только потом во весь опор поскакал на запад.
        Где-то через час-другой мы резко свернули на юг и скоро остановились на ночевку недалеко от лежбища бизонов вдоль мелкого ручья. На следующий день я уже выехал к железнодорожному разъезду.
        Дюжина пустых вагонов. Еще один прицепляют с боковой ветки. Рядом земляная насыпь для погрузки-выгрузки. Туда я и поехал к стоявшему там кондуктору.
        - Как насчет подвезти? Лошадей и меня.
        Он повернулся ко мне.
        - Будет стоить пару долларов.
        - Три, - сказал я, - если высадите меня на другой стороне Ла-Хунта.
        Мы завели лошадей в вагон для перевозки скота и привязали их там по разным сторонам. Затем я вышел наружу и разровнял ногой следы копыт. Кондуктор скептически посмотрел на меня.
        - Бежишь от закона?
        - Нет, не бегу.
        Кондуктор захихикал.
        - Лучше сотри вон там след от сапога. Ни один железнодорожник не носит таких высоких каблуков.
        Посадив меня, он дал сигнал, и поезд, лязгая и дергаясь, тронулся. Я прикрыл дверь вагона, оставив щель в несколько дюймов, затем прошел в противоположный от лошадей конец и растянулся прямо на полу, подстелив сложенную куртку под голову.
        Поезд, постукивая колесами на стыках и посвистывая словно запыхавшееся чудовище, то медленно, то чуть быстрее двигался вперед. Время от времени я подходил к щели и смотрел в темноту. Ничего, только ночь и звезды на небе. Иногда разговаривал с лошадьми, потом снова шел спать. Окончательно я проснулся уже на рассвете. Поезд стоял.
        Снаружи послышались неторопливые шаги. Кондуктор.
        - Как насчет горячего кофе? - спросил он, подходя к двери.
        - Готов и полон желания, - бодро ответил я.
        Мы пошли вдоль вагонов.
        - Я тебя узнал, - усмехнулся он. - Ты ехал тогда на Восток со скотом Блокера. Он наш постоянный клиент.
        В вагоне-камбузе на печке дымилась огромная кастрюля с тушеным мясом. Он махнул рукой в ее сторону.
        - Пару дней назад мы подстрелили бизоненка. Кое-что еще осталось, правда, последнее.
        - Вы что, выращиваете овощи?
        - Не-а, здесь полно картошки. Сделали приличный запас, когда перевозили несколько вагонов с ней. Ну а лук и морковь то тут, то там… понемногу.
        Тушеное мясо было просто объеденье, кофе - черным и горячим. Я с удовольствием выпил полную кружку, затем, по его настоянию, еще одну.
        - Ты чертовски здорово стреляешь, парень, - заметил кондуктор. - И быстро.
        - Вынужден. Они явились убить меня.
        - Кто они такие?
        - Мои родственники. Дальние, но не настолько, чтобы не лезть ко мне.
        - На этой стороне Ла-Хунта есть грузовая платформа. Как там, откуда мы едем. Слезать лучше всего там.
        Мы помолчали, затем кондуктор спросил:
        - Давно знакомы с Блокером?
        - Нет, недавно. Стали партнерами. В скотоводстве.
        - Да, прибыльное дело. Много слышал об этом от одного немецкого барона из Колорадо. Он разводит скаковых лошадей. До «железки» я работал у него пару сезонов. Его зовут барон фон Рихтхофен. Лучшие рысаки в штате, но он часто говорил, как выгодно разводить коров.
        Мы неторопливо беседовали, пока поезд наконец не замедлил ход и остановился там, где мне следовало сходить. Я вывел лошадей, вскочил в седло и, когда состав снова тронулся, помахал железнодорожникам на прощанье.
        Несколько минут я смотрел вслед поезду, уходившему на запад, потом съехал с насыпи и направился на юго-запад. Там, за Испанскими пиками, лежала долина Мокрых гор; ее-то я и намеревался осмотреть, прежде чем продолжить путь.
        Мои враги, уверен, остались далеко позади и потеряли мой след. Если они где и искали меня сейчас, то, скорее всего, в Денвере или Джорджтауне… или даже в Рико, где жила Тереза.
        Тем не менее я тщательно проверил магазин моего винчестера и барабаны револьверов. Осторожность никогда не бывает излишней, и к тому же я слишком хорошо помнил холодные голубые глаза того человека со шрамом. Равно как и Феликса Янта - невозмутимого, предусмотрительного, очень опасного, умеющего ждать и редко допускающего ошибки.
        Может, вокруг никого, может, они далеко, но я остановился и методично оглядел все вокруг. Утро разгоралось вовсю, и волны тепла уже заливали пространство.
        Денек предстоял долгий и жаркий.



        Глава 20

        Въехав на вершину хребта, я приподнялся на стременах. Внизу простиралась типичная равнина с небольшими перекатами, то тут, то там роговидные чолла, несколько видов кактусов… как всегда в таких местах. Вдалеке - очертания холмов, а черные пятна на них - очевидно, заросли можжевельника.
        Я сел в седло, спустился и сразу же повернул к ближайшей лощине, затем к другой и пересек узкую полосу, разделявшую еще две. На первый взгляд, там вроде никого не было, но мне почему-то так не казалось. Предчувствие… Оно не давало мне покоя: что-то неотвратимо надвигалось на меня… И я начал путать следы - развернулся и помчался в обратную сторону, вверх по лощине, по мягкому песку, снова на равнину, где я пустил жеребца в галоп… Проскакав так какое-то время, постепенно перешел на шаг. Впереди раскинулось каменистое плоскогорье - низкие холмы в обрамлении скальных образований - некоторые из них не более десяти-двенадцати футов высоту, в то время как сами холмы достигали семидесяти пяти-девяноста футов; вокруг множество кустов можжевельника и еще больше роговидной чоллы. Река Пургатор была дальше на запад.
        Тропа снова привела меня на возвышенность. Теперь стало очень жарко. Вытерев пот со лба, я огляделся: пустота… не видно даже одинокой антилопы. И никаких следов других диких животных. Тепловые волны дрожали и танцевали. Мы спустились к небольшому ручейку, и я дал лошадям напиться. Проехав вдоль лощины, я обогнул кусты можжевельника и поднялся на скалистый карниз - лишний раз осмотреться никогда не мешает.
        Стоп! С юго-запада ко мне приближались клубы пыли. Да, кто-то ехал в мою сторону, точно. Пройдя с лошадьми чуть вперед, я вдруг увидел наезженную дорогу, а рядом с ней загон с каменной оградой и небольшое здание в глубине. Из трубы вился дымок.
        С винтовкой в руках я подошел поближе через кусты можжевельника. Так, в загоне несколько лошадей и люди в полном ездовом снаряжении…
        Сменная станция почтовых дилижансов! Скрытый кустами можжевельника, я увидел, как подъехала почтовая карета, несколько пропыленных людей спрыгнули на землю, разминая ноги, ездовой экипаж поменялся. Ни одного знакомого лица, но у самой станции у коновязи стояли еще две лошади.
        Через несколько минут дилижанс двинулся дальше, однако к лошадям никто не вышел. Мне жутко хотелось есть, а там была еда, которую не надо готовить самому. И свежий кофе!
        Я обогнул загон и подъехал к станции со «слепой» стороны; вынул винчестер из седельной кобуры, привязал лошадей в тени и направился к низкому зданию с двумя окнами. Дверь оставалась открытой, и я вошел.
        За стойкой бара мужчина без шляпы, у стойки двое других в шляпах. Оба уже выпили изрядно и продолжали пить дальше. Один - массивный, с мощной грудью, толстенными ногами в сапогах со стоптанными каблуками; второй - поджарый, высокий, слегка сутулый. Он чуть повернул голову и бросил на меня взгляд. Я молча пересек комнату и сел за единственный столик, аккуратно положив винчестер на лавку, стоявшую рядом.
        Мужчина без шляпы вопросительно посмотрел на меня.
        - Что будем?
        - Кофе, - ответил я, - и все, что у вас есть.
        - Могу предложить кусок тушеной бизонятины.
        - Готов проглотить хоть волка, - ответил я. - Давайте!
        Высокий в шляпе снова бросил на меня взгляд.
        Я чувствую, когда надо ждать проблем, поэтому старался не смотреть в его сторону.
        - Я тот самый волк, - протянул он.
        Я про себя чертыхнулся. Вот чего мне сейчас не хватало, так это пьяной драки! Я умирал от голода и усталости… но мое терпение тоже. Здоровяк у стойки даже не повернул головы - наливал себе очередной стаканчик.
        - Я тот самый волк, - настырно повторил высокий.
        Хозяин принес мясо из кухни. Поставил тарелку передо мной и чуть слышно прошептал:
        - Будь поосторожней.
        Высокий уже повернулся спиной к стойке бара и теперь в упор уставился на меня тяжелым противным взглядом. Мне все это хорошо знакомо: дай такому выпить, и все его самые худшие инстинкты тут же вылезают наружу - готов прицепиться к любому, кто попадется под руку, желательно к индейцу или мексиканцу.
        - Я тот самый волк, - снова повторил он. - Посмотрим, как ты меня проглотишь.
        Запах мяса дразнил. Я начал есть, стараясь не обращать на задиру никакого внимания. Однако не удалось мне проглотить и двух кусков, как он навис над столом.
        - С тобой, кажется, говорят, черт побери!
        Он схватил мою руку своей лапищей, я отшвырнул ее и резко двинул столиком ему в живот. Он зашатался, грохнулся на пол. Я подошел и, когда он начал подниматься, врезал ему слева.
        При этом я все время двигался, стараясь держать его между собой и здоровяком у стойки, который, впрочем, даже не повернул головы. Худой был дюйма на четыре выше меня, и его руки длиннее, но наглая глотка - это одно дело, а умение драться - совсем другое. Когда он неуклюже, размашисто попытался меня ударить, я схватил его за рукав и резко дернул на себя, одновременно сделав подсечку ногой - он с шумом грохнулся на пол… затем сел, непонимающе хлопая глазами, внезапно протрезвев… или почти протрезвев.
        - Я тебя за это убью, - равнодушным тоном произнес он.
        - Стоит ли думать об этом? - ответил я. Тоже спокойно. - Пока ты что-то не очень… У вас тут есть кладбище? - обратился я к наблюдавшему из-за стойки хозяину, не отрывая, впрочем, глаз от сидевшего на полу «крутого».
        - Имеется. Хотя там одни только индейцы.
        - Если хочешь, чтобы тебя не забыли, - посоветовал я высокому, - лучше сразу скажи ему свое имя, прежде чем протянешь руку к револьверу.
        - Думаешь, напугал?
        Его глаза метали молнии, но я знал: он будет драться, только если преимущество окажется на его стороне.
        - И не собирался напугать. Надеюсь, у тебя хватает ума.
        Я спиной отошел к столику,, сел. Когда снова начал есть вилку держал левой рукой. Его взгляд не скрывал желания уничтожить меня, но сделать это в открытую у него не хватало смелости.
        - Да пошел ты! - с ненавистью выдавил он.
        Моя правая рука на бедре расположилась рядом с рукояткой револьвера в кобуре и даже еще ближе к револьверу за поясом, хотя вряд ли он его заметил. Кроме того, на соседней лавке дулом к нему лежал мой винчестер…
        - Да пошел ты! - злобно повторил он и повернулся к стойке: - Пошли, Шорти. Уходим!
        Его приятель по-прежнему даже не повернул головы.
        - Иди, Слим. Я тут еще побуду.
        - Ты что?
        Шорти повернулся спиной к стойке.
        - Слим, мы знаем друг друга совсем недолго, но, по мне, этого вроде бы хватит.
        Слим недоуменно захлопал глазами, затем резко развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Шорти посмотрел ему вслед и снова повернулся к стойке.
        - Шорти! - Минуты через две-три окликнул я. Он чуть повернул голову в мою сторону. - Ты уже ел? Отличное мясо… если, конечно, нравится бизонятина.
        - Пару раз пробовал, - ответил он.
        - Тогда садись. Угощаю.
        Шорти подошел со своим стаканчиком виски и сел напротив меня. Широкое лицо, мощная шея и вообще вид по-настоящему сильного, выносливого здоровяка.
        - Мы с ним вместе работали, вместе уволились, значит, вместе и едем. До этого ни разу не видел как он выпивает, - задумчиво произнес он.
        - Допрыгается, что его пристукнут, - заметил я.
        - Будь мы партнеры, мне пришлось бы вступиться… Но ведь если уж умирать, то хоть за что-то стоящее… не за хвастливого горлопана, который только и ищет повода затеять ссору.
        Мы ели и очень мало говорили - просто перебрасывались ничего не значащими фразами. Когда я закончил третью кружку кофе, он спросил:
        - Далеко направляешься?
        - Поискать место для ранчо на западном склоне. Хочу прежде всего посмотреть там у Мокрых гор.
        - Не возражаешь, если составлю тебе компанию?
        Я усмехнулся.
        - Лучше не надо, Шорти. За мной гонятся, но это моя проблема, и я хочу решить ее сам.
        - Жаль, - не без грусти произнес он, - ты, похоже, из тех, с кем хорошо ехать вместе.
        - Шорти, меня зовут Кирни Макрейвен. Еду к устью реки Колорадо. Искать место для ранчо. Мои партнеры - Бен Блокер и адвокат Аттмор из Кейена. Нам понадобится дельный человек.
        - Я слышал о Бене Блокере. - Шорти задумался, как бы припоминая. - Он, случайно, не родня Эйбу Блокеру, почтовому возчику?
        - Точно, конечно, не знаю, но они наверняка одной породы.
        - Эти… ну с которыми у тебя проблема, они близко?
        - Боюсь, да, хотя полностью не уверен. Слушай, Шорти, это гнусная война, но это моя война, и мне надо воевать одному. Не хочу, чтобы из-за меня погибали хорошие парни… Если увидишь двух-трех высоких худых мужчин в черных сюртуках и шляпах, держись подальше. Подлые, дальше некуда, от них только и жди беды. Они могут встретиться с любым человеком лицом к лицу, но могут с таким же успехом выстрелить ему в спину, столкнуть в пропасть или подбросить яду в суп. Так что держись подальше… Но я был бы рад, если бы ты появился там, на Западе… Тебя интересует работа?
        - Я хорошо стреляю.
        - Не на этот раз, Шорти. Приезжай на Запад, считай, что у тебя там партнер. Но это война - моя. И вот еще что, Шорти. Я готов к этой войне, готов вести ее один. Если начну надеяться на чью-то помощь, то еще чего расслаблюсь, потеряю бдительность. Случается, когда приходится делать все самому и не зависеть ни от кого, кроме себя.
        - Это только на похоронах.
        - Может быть.
        Я заплатил за себя и за него и вышел на улицу. Там опять огляделся, перекинул седло с жеребца на черную лошадь и покинул станцию. Въехав на хребет, я обернулся: Шорти стоял у двери, глядя мне вслед.
        Большинство ковбоев на Западе обычно ездят по стране в поисках работы с партнером, частенько не расставаясь годами. Мне же никогда не приходилось ни с кем ездить кроме папы да Пистолета, когда я был совсем маленьким.
        Отъезжая от станции, я не планировал дальнейший путь - просто ехал куда глаза глядят, но вскоре наткнулся на хорошую лошадиную тропу и двинулся по ней. Она показалась мне довольно знакомой - мы с папой бывали здесь пару раз и даже как-то прятались неподалеку, - поэтому я прибавил шагу.
        Уже темнело, на небе появились первые звезды, когда я, сделав привал на ночевку, расседлал и привязал своих лошадей. Тут хватало травы и воды, а возле кустов можжевельника нашлось отличное местечко, где разжег костер, не особенно опасаясь, что его заметят. Мы остановились на возвышенности, ярдов на четыреста поднимавшейся над остальной равниной. Ночью с того места видно на много миль вокруг. Особенно хороший обзор открывался на севере.
        Кругом валялось множество сухих веток, от которых практически нет дыма, их я и собрал для костра; поужинав, еще раз сводил лошадей на водопой, дал вдоволь напиться и снова привязал их.
        Оставив кофе на углях, я решил посмотреть, что делается вокруг, там за краем утеса.
        В безоблачном небе ярко светили звезды, миллионы звезд; внизу - бескрайняя пустая чернота, сплошная чернота без разрывов на мили и ми…
        Там горел костер! Далеко-далеко, всего лишь светящаяся точка в бесконечном пространстве, но тем не менее костер! Мне не требовалось угадывать, кто сидел у того костра. Конечно, это мог быть кто-нибудь другой, но вряд ли. Более того, у меня вдруг появилось острое предчувствие, что близится неотвратимый момент последней встречи. Причем скоро… сейчас… в ближайшие часы.
        Вернувшись к своему костру, я первым делом достал револьверы и винчестер, хорошенько их вычистил, проверил, как они действуют, и полностью перезарядил.
        Что ж, ладно, пусть будет по-вашему: что пожелали, то и получайте.
        Я раскатал постель, чуть прикрыл огонь и подбросил поближе к себе несколько веток, поскольку ночь ожидалась ясная и довольно холодная. Такая уж эта местность - днем немыслимая жара, а уйдет солнце - не обойтись без теплого одеяла… К тому же мы находились на высоте в добрых тысячу двести футов.
        Раза два я просыпался, чтобы прислушаться, и каждый раз проверял лошадей, но они спокойно хрумкали траву, и, похоже, ничто их не беспокоило.
        Перед тем как заснуть, я изо всех сил пытался придумать план, который давал бы мне преимущество, но вся проблема заключалась в том, что не я, а они охотились за мной и выбирали поле битвы. Ничего толкового мне в голову не приходило.
        Скорее всего, придется сражаться с двумя или тремя крутыми, очень опасными людьми, с которыми шутки плохи, причем драться мне предстоит в одиночку… совсем одному.
        Возвышенность, на которой мы сейчас находились, считалась идеальным наблюдательным пунктом, издавна облюбованным местными индейцами. Отсюда с той или иной точки открывался обзор на многие мили в любом направлении. Я встал перед рассветом и быстро упаковал все свои пожитки. Заваривать свежий кофе не имело смысла - с вечера в кофейнике оставалось вполне достаточно. Я подогрел его и выпил, а потом оседлал жеребца.
        Каким-то неведомым образом им удалось не отстать от меня: порой теряя мои следы, они тем не менее всегда знали, куда я направляюсь. Уверен, они оставили наблюдателей в Сильвертоне и в Рико, внимательно следят за железной дорогой, а также основными дорогами на Запад.
        Спустившись вниз по восточному склону, я переправился через Симаррон, где лошади заодно хорошенько напились. Затем мы снова повернули на запад, держась слева от возвышенности.
        К полудню от утренней прохлады не осталось и следа. Дрожащие тепловые волны вновь превратили далекий горизонт и равнину в танцующий, подобный жидкости воздух. Прямо передо мной высоко в небе вдруг опять появились Испанские пики, которые давно остались позади.
        Воды, насколько я представлял, поблизости не было, хотя, если поискать, наверняка отыщется какой-то приток или рукав реки. Но мне не хотелось сворачивать с тропы, и я поехал дальше. А зря: сверни я тогда хоть куда-нибудь - избежал бы многих напастей… По дороге мы спугнули несколько антилоп - они грациозно понеслись прочь, отвлекая мое внимание. Когда мои глаза вернулись к тропе, я резко натянул поводья.
        Через дрожавшие, танцевавшие тепловые волны ко мне приближались три неимоверно высоких всадника, приближались шагом, растянувшись в цепочку.
        Я понял, что бежать поздно, оставалось одно - принять бой. Хотя… кажется, какой-то шанс есть… слабый, но шанс.
        Попытаться достать винчестер - значит тут же нарваться на пулю. Надеясь, что и я виден им так же смутно, как и мне они, я потихоньку вытащил из-за пояса свой шестизарядник и, держа его у луки седла, медленно подъезжал к ним.
        Это были они. И я решил: хватит убегать, хватит бояться, хватит прятаться! Сердце билось медленно и сильно. Серый, казалось, тоже почувствовал мое напряжение и начал ступать короткими быстрыми шажками, готовый к немедленному прыжку. Молодец, ничего не скажешь!
        Расстояние между нами неумолимо сокращалось. Я не делал никаких попыток скрыться, просто шагом ехал к ним навстречу. Один из них сквозь зубы что-то проговорил, и они все начали натягивать поводья. Именно этого момента я ждал.
        Как только их лошади остановились, я вонзил шпоры в свою. Мне очень редко приходилось прибегать к шпорам, поэтому сигнал был воспринят моментально. Серый, громко заржав, сделал огромный прыжок вперед, и одновременно взлетела вверх моя рука с револьвером. Один из них лихорадочно доставал из кобуры револьвер, но я находился уже среди них, молнией летел мимо!
        Время позволило мне сделать только один быстрый режущий выстрел. Тот, который тянулся к револьверу, вскинул руки, его лошадь испуганно скакнула в сторону, и он свалился с седла.
        За мной раздались громкие проклятья, затем топот копыт лошади, седока которой я только что подстрелил. Оглянувшись, я увидел, как один из моих врагов поскакал за отбившейся лошадью, потерявшей хозяина, другой поднял руку для выстрела. Но пока он разворачивал своего коня и целился, между нами оказалось уже футов тридцать, а впереди на тропе - откос. Пуля сердито прожужжала где-то вверху, когда мы во весь опор спускались в небольшую впадину, причем черная неслась голова в голову с Серым.
        По топоту сзади я догадался, что кто-то скачет наперерез, стараясь обогнать меня. Расстояние между нами сокращалось, более того, впадина заканчивалась, постепенно переходя в равнину с гигантским наслоением лавы с левой стороны. И оно вынуждало меня скакать только вперед на восток, а значит, практически в объятия моих преследователей. Это ловушка… если только не попробовать перебраться через лаву.
        Вдруг слева открылся проход, и, надеясь, что он не окончится тупиком, я свернул в него. Но не успели мы туда углубиться, как меня что-то больно ударило в плечо.
        Я чуть не выронил револьвер. Но все же не выпустил его из руки, даже ухитрился засунуть за пояс… Проход резко свернул вправо, мы снова мчались на север. Горы исполняли какой-то дикий танец перед моими глазами, в голове появилась странная легкость и беспечность. Я двумя руками схватился за рожок седла, но после очередного поворота вдруг почувствовал, что падаю…
        Больно ударившись об землю и прокатившись кубарем, я вскочил на ноги, сделал рывок и снова упал. Немного полежал, собираясь с силами, затем пополз в глубь лавы, стараясь держать голову как можно ниже. Дважды вскакивал для коротких перебежек, устремляясь в глубь устрашающе выглядевшего массива застывшей лавы. Отовсюду торчали зазубренные края, но я полз и полз - надо выиграть расстояние. Вот наконец какая-то щель, по обеим сторонам от нее, как стражи, высились огромные валуны. Я замер, тяжело дыша… вслушиваясь в каждый шорох.
        Мои лошади куда-то ускакали, и враги пустились за ними вдогонку. Через считанные минуты они поймут, что седок свалился, и вернутся искать меня здесь.
        Я осторожно пролез через отверстие. Тут и там потоки лавы раздваивались, огибая препятствия, тут и там они сформировали причудливые наросты десять-двенадцать футов высотой. Наконец-то мне попался островок травы, на него я и упал, переводя дух.
        Сколько мне удалось выиграть? Футов сто двадцать? До моего слуха донесся сердитый голос, ругательство, топот копыт. Лошадь остановилась где-то совсем рядом. Я лежал совершенно неподвижно, стараясь не производить ни малейшего звука. Может, даже не дышать.
        Высоко над головой распростерлось синее-синее небо с редкими комочками пушистых облачков. К югу от меня высилась вершина горы Капулин, а за ней - величавая - Сьерра-Гранде…
        - Должен быть где-то здесь, - донесся до меня чей-то голос.
        Затем другой:
        - Я попал в него. Это точно!
        Как бы в ответ на его слова мое плечо больно заныло. Сразу вспомнился тот сильный удар. Значит, меня подстрелили. Медленно-медленно я сунул руку под рубашку - кровь… Вот черт!
        Надо уползать отсюда. Они заглянут через край лавы и сразу увидят меня. Я отчаянно попытался вспомнить, насколько широк этот застывший поток. Наверное, не больше мили. При всем их страстном желании прикончить меня, им вряд ли захочется продолжать поиски до бесконечности. Они знают, что я ранен, но также знают, что я вооружен и неплохо умею стрелять.
        Перевернувшись на живот, я пополз. Меня остановил голос:
        - Как там Корли?
        - Плохо. Ему нужен доктор. Он серьезно ранен, да еще проволокла лошадь. С ним остался Эйлиас.
        - Ну подожди, Макрейвен, дай мне только до тебя добраться!
        - Да он подыхает. Я же попал в него. Сбил с лошади!
        - Мы так думали уже два-три раза. Его труднее убить, чем опоссума. Вот уже вроде бы он наш, и каждый раз этот гаденыш куда-то уползает. Клянусь, когда мы достанем его, мертвым или живым, я лично похороню его. Глубоко-глубоко. И завалю могилу камнями. Клянусь!
        - Он без лошади и серьезно ранен. Давай прочешем с обеих сторон этот лавовый поток. Рано или поздно ему придется вылезти наружу… если он еще жив. Тут мы его и возьмем.
        Я сел, снова сунул руку под рубашку, нащупал пулевое отверстие. Смог даже увидеть его, изогнув шею. Пуля прошла насквозь, оставив жуткие темно-фиолетовые дырки спереди и сзади. Разорвав свой носовой платок, я заткнул обе, с трудом дотянувшись кончиками пальцев до той, которая на спине. Плечо двигалось, значит, кости целы, но крови вытекло много. Я отполз чуть дальше. Плечо теперь болело вовсю, горло и рот пересохли, я с трудом мог хоть на чем-то толком сфокусировать взгляд. Думаю, болевой шок. Сейчас мне нужнее всего какая-нибудь нора. Место, куда можно заползти и где они не найдут меня.
        На лицо вдруг упала мимолетная тень. Я огляделся вокруг, затем поднял глаза вверх. Ястреб-канюк!
        Теперь им не надо меня искать - ястреб сам укажет им путь.



        Глава 21

        Надо мной яркое палящее солнце и ждущие ястребы, делающие медленные плавные круги, вокруг меня таинственные безмолвные скалы. Я с закрытыми глазами лежал на спине. Только не двигаться, только не шевелиться, только ждать!
        Ждать чего? Смерти? Я - дурак. Сколько людей выжило и поправилось от ран куда хуже, чем моя! Пуля прошила плечо. Что из того? Но я все равно продолжал лежать без движения.
        Ранили меня, возможно, и не очень серьезно, хотя потеря крови, отсутствие воды… Лошади тоже исчезли. Зато оба револьвера на месте, и патроны оставались в патронташе. Вокруг только ямы да трещины и зазубренная лава, которая в момент изорвет мои сапоги в лоскуты. И ни одного отрезка, где можно бежать. Тут и там виднелись редкие узкие островки, созданные естественными препятствиями, которые лаве приходилось обтекать. На некоторых из них росла трава, другие представляли собой слой песка. Воду, если она вообще здесь имелась, я мог найти только в пустотах базальта.
        По камню чиркнула осторожная нога, и этот звук мгновенно вернул меня к действительности: я вскочил и изо всех сил помчался по узенькой полоске между потоками лавы.
        Во время бега плечо безжалостно вопило от боли, кровь продолжала сочиться, ноги плохо слушались, спотыкались, натыкались на камни, делали неверные шаги… Кляня все на свете, я бежал, бежал, пока не свалился без сил.
        Какое-то время я лежал неподвижно, прислушиваясь к бешено колотившемуся сердцу, затем встал и снова побежал, пока не уткнулся в зазубренную базальтовую стену. Так, посмотрим… Ага, вон расщелина, по которой можно попробовать взобраться наверх. Вперед… Почти на самой вершине у моей головы с противным треском расплющилась пуля, затем донесся звук выстрела из крупнокалиберной винтовки. Я попытался бежать прямо по лаве, рискуя в любой момент сломать ногу или разбить голову. Из-под ног неожиданно выскочил горный заяц и длинными прыжками поскакал вниз по другой расщелине. Туда за ним, пока меня не достала третья пуля - вторая только что с треском отрикошетила от камня…
        Расщелина, по которой ускакал заяц, вела еще к одной полосе между потоками лавы. Когда я спускался по ней, рядом стукнулась та самая третья пуля. На этот раз осколки от камня ужалили меня в щеку, а один, самый большой, больно ударил по голове..
        Сначала я решил, что меня снова ранили, но на самом деле осколок всего-навсего рассек кожу. Расщелина кончилась на высоте футов в семь с половиной под землей. Делать нечего, пришлось прыгать вниз, на голые камни.
        Какой-то момент я стоял совершенно ошеломленный: в голове шумело, легкие работали как кузнечные меха.
        Все, хватит, дальше не побегу, сказал я себе. Я встречу их здесь. Двигаться у меня больше не было сил.
        И тем не менее двинулся. Только не бегом, а шагом, вертя головой то направо, то налево, пытаясь найти место, где можно спрятаться и занять выгодную позицию для обороны.
        Пусть они меня сначала найдут! Лучше встречать их лицом к лицу, чем убегать как трусливый заяц. Я снова и снова убеждал себя в этом, хотя другая часть моего мозга говорила мне совсем иное - надо не только выжить, но и победить, остановить их. Нельзя дать им обогатиться, покончив со мной. Они убили папу, возможно, и других, но мной подавятся…
        Я упал.
        Знал, что падаю, но даже не почувствовал, как ударился о камни. Просто упал, а когда открыл глаза, уже лежал.
        Помогая себе руками, с трудом встал на четвереньки. Кровь там, где песка коснулась голова, кровь, где рубашка прижалась к земле. Медленно, со скрипом, будто открывая ключом заржавевший замок, в затуманенный мозг пробилась настойчивая мысль: надо подняться, надо двигаться дальше… У меня только револьверы, а у них винтовки, и трудно надеяться, что они снова промахнутся.
        Укрытие… нора… скрытое место, просто место - и ничего больше! Поля лавы бывают многих видов: обычно лава заливает все вокруг, но иногда ее верхний слой остывает и затвердевает, в то время как расплавленная лава внутри продолжает течь, как вода в трубе. Так образуются пустоты. Но мне такое место пока, увы, не попадалось.
        И вдруг, будто Бог услышал мои молитвы, узкая полоса, по которой я шел, привела к небольшому ручью. Встав на колени, я ополоснул лицо и напился. Сначала немного, потом побольше и наконец досыта. Затем, сняв шляпу, вылил несколько пригоршней на голову. Порез саднил от прикосновения холодной воды, но совсем чуть-чуть.
        Поднявшись, я пошел вверх по склону к ближайшим деревьям.
        Близился вечер. Солнце уже садилось. Я сидел в кустах можжевельника и ждал. Ждал, когда они придут.
        Как ни странно, я чувствовал себя намного лучше. То ли от воды, то ли потому, что хоть немного отдохнул. Со своего места я видел край лавы и проход, который привел меня сюда. Я сидел и ждал, ждал с револьвером в руке.
        Откуда-то сверху в траву у ручья скользнула гремучая змея - как раз там, где я его пересек. «Пусть идут, - сказал я себе. - У меня теперь есть союзник». Но они не пришли, и я засунул револьвер в кобуру. Пока.
        Проснулся я неожиданно. Вроде как очнулся. На небе уже начали появляться звезды, поле лавы тускло поблескивало в последних алых лучах заходившего солнца. Значит, я дремал, спал по меньшей мере целый час! Или около того.
        Надо еще раз осмотреться. Прямо к югу отсюда необъятный массив Сьерра-Гранде; справа - Капулин, пик поменьше, слева - самый большой из них.
        Плечо по-прежнему ныло и как бы затвердело. Я боялся пошевелить им, опасаясь, что рана снова начнет кровоточить. Но уж если я хочу ускользнуть от них, это надо делать именно сейчас, под покровом ночи.
        Если бы мне только удалось найти своих лошадей! Серый вряд ли уйдет далеко и наверняка будет меня искать. Это точно, потому что такое бывало уже и раньше. Он часто ходил за мной словно собака. Иногда я даже специально прятался от него, но он всегда находил меня. Нюх у лошадей, особенно у диких мустангов в прошлом, практически такой же, как у гончих.
        Другая лошадь, черная, безусловно, не отобьется от него. Им вместе придется искать корм и воду. Ручеек, из которого я пил и который сейчас струился передо мной, очевидно, подпитывал реку Симаррон.
        Ухватившись за ветку правой рукой, я встал. Какой-то момент не двигался, как бы оценивая себя: слабость из-за большой потери крови, однако, учитывая обстоятельства, совсем даже неплохо. Намного лучше, чем после того, как меня избили в горной хижине. Как давно все это было…
        Я пошел вниз, к ручью. Что это? Свет? Далеко, милях в двух или даже трех. На склоне большого пика. Скорее, у его подножия. Это не костер.
        Ранчо? Нет, целый город! Какой город? Милях в тридцати - сорока отсюда, по моим представлениям, находился Робберз-Руст, где со своими бандитами скрывался знаменитый Коу. Но он ли это - я там никогда не бывал.
        Через полчаса или что-то вроде того я уже крался по окраине городка. Голова трещала, усталость сковывала все тело. Низко пригнувшись, я внимательным взглядом ощупывал немногочисленные дома вдоль улицы. Кузница, в данный момент закрыта, салун, магазин, несколько жилых домов из бревен или камня. Один, похоже, из кирпича.
        У шеста три привязанные лошади. Около салуна. Лошади Лолонессов!
        Значит, они добрались сюда раньше меня. Я аккуратно переместил руку в более удобное положение. Без сомнения, они привезли сюда раненого и, уж конечно, будут здесь ужинать и ночевать. Мысль о еде разбудила во мне голодного волка.
        Прежде всего надо определить, где они. Я начал было подниматься, когда вдруг сверху кто-то тихо спросил:
        - В чем проблема? Вас ранили?
        Моя рука метнулась к револьверу, но тут до меня дошло: говорила женщина и говорила из темного окна прямо надо мной. В нем ясно виднелись очертания ее фигуры - белая, нет сомнений.
        - Да, меня подстрелили, - ответил я, выпрямляясь. - Мне нужна помощь и что-нибудь поесть. Я вам заплачу.
        - Иди к задней двери. Не надо, чтобы кто-нибудь видел, как ты ко мне входишь.
        Подойдя к задней двери, которую она уже открыла, я заколебался. Эта женщина ничего обо мне не знала и тем не менее пригласила к себе…
        - Заходи. Только, пожалуйста, быстрее.
        Когда я оказался в доме, она задернула шторы и зажгла лампу. Очень симпатичная, просто одета…
        - Садись. Вот сюда. - Она показала на стул. - Сейчас принесу горячую воду. К счастью, я как раз собиралась пить чай.
        Она налила горячую воду в таз и поставила полную кастрюлю на печку. Затем подошла ко мне.
        - Снимай рубашку.
        Когда я вынул из-за пояса револьвер, она протянула к нему руку.
        - Давай, я положу его.
        - Не надо. Пусть будет при мне, - остановил я ее. - С ним мне как-то спокойней.
        Она отложила мою рубашку в сторону и со множеством «ох» и «ш-ш-ш» начала промывать рану. Затем продезинфицировала ее раствором карболки.
        - Тебе повезло, кость не задета.
        Пока она занималась раной, мои глаза внимательно оглядывали ее комнату. Несколько картин на стенах, толстый ковер на полу, кровать и комод. Печь находилась в соседней комнате - виднелась через открытую дверь.
        Закончив с перевязкой, она пошла за чаем и принесла его на подносе вместе с толстым бутербродом.
        - Поешь. Больше ничего не могу предложить. - Она вдруг улыбнулась. - Сегодня я никого не ждала.
        - Живешь одна?
        - Да… Мама недавно умерла… Время от времени подрабатываю в магазине.
        - Что это за место? Мне даже в голову не приходило, что здесь есть город.
        - Это Мэдисон. Назван так в честь Мэдисона Эмери. Гора, Эмери-пик, тоже названа в его честь. Здесь у нас тихо, разве что время от времени наезжает толпа из Кентона, человек пятнадцать - двадцать. Мы их всех знаем. - Она с интересом смотрела, как я ем. - Ты голоден. Жаль, что у меня кончились все запасы. Вообще-то я собиралась в магазин, но увидела тебя… раненого, беспомощного… Мое сердце просто не выдержало. - Она встала, накинула на плечи шаль. - Закончишь есть, ложись отдохни. Я скоро вернусь.
        - Здесь несколько человек, которые ищут меня. Никому не говори обо мне, - попросил я ее.
        - Не скажу, - пообещала она. - А ты приляг. Все будет в порядке. В той комнате есть еще одна кровать, так что можешь у меня переночевать, если хочешь.
        Она ушла, плотно закрыв за собой дверь. Какое-то время я сидел совершенно неподвижно. Хорошая вроде девушка, но…
        Мной вдруг овладело какое-то беспокойство, недоверие… ко всем и всему. Я еще раз проверил револьверы. Затем налил себе новую кружку кофе.
        Несмотря на безумную усталость, я не мог себя заставить сесть на кровать. Сесть, значит лечь, значит, немедленно заснуть, и кто знает… Я резко встал со стула, решительно натянул рубашку, хотя это было не так-то легко сделать. Взял свой плащ, слегка задубевший от засохшей крови, вышел на улицу и задами направился к магазину. Осторожно заглянул внутрь.
        Никого, кроме лысоватого продавца в очках за прилавком. Через улицу у коновязи по-прежнему стояли три лошади.
        Стоп! Из двери салуна вышли двое мужчин. Один из них - Лолонесс. Другой говорил ему:
        - …хочет тебе что-то сказать… минуту тому назад…
        Они спустились с крыльца, и тут же откуда-то из тени появилась она. Только теперь шаль не на плечах, а на голове.
        - Могу сообщить… где… - донесся до меня ее мелодичный голос.
        Последовал приглушенный разговор, затем Лолонесс воскликнул.
        - Пятьдесят долларов? Ты спятила? Да я сам его найду! - Он повернулся к своему спутнику. - Где живет эта женщина?
        Грубо оттолкнув ее в сторону, он вернулся к двери и крикнул что-то внутрь. Оттуда вышел еще один Лолонесс, и они втроем торопливо зашагали по улице. Девушка плюнула им вслед и побежала… прямо на меня.
        Разминуться было невозможно. Увидев меня, она недоуменно захлопала широко раскрытыми глазами.
        - Ты? Я думала…
        - Спасибо за плечо, - спокойно ответил я. - Зато теперь ты знаешь, как чувствовал себя Иуда.
        - Прости! Ради Бога, прости! Мне надо уехать! Я хочу жить! Хочу уехать отсюда и больше никогда не видеть этот город! Мне здесь все ненавистно!
        - Любое другое место тебе будет не менее ненавистно. Ты всегда будешь носить все свое с собой.
        Я отодвинул ее в сторону и пошел через улицу. У столба отвязал их лошадей и на одну вскочил верхом. Она задергала головой - естественно, чужой человек, не хозяин, - но я сильно натянул поводья, развернул ее и поскакал прочь из городка. Остальные пусть делают, что хотят.
        Прежде всего туда, назад к ручью, через холмы - там где-то мои лошади. От тряски плечо заныло, болью отдавался каждый шаг. Но все равно - вперед! Быстро темнело, зажглись первые звезды.
        Недалеко от ручья, который мне пришлось пересечь еще раз, я неожиданно наткнулся на знакомую парочку. Серый и черная мирно щипали траву. Значит, все-таки ждали! Так, скорее подальше отсюда! Я отпустил черного коня.
        Теперь прямо на Запад. Плечо ныло нестерпимо, даже сидеть в седле стало трудно.
        Но я ехал всю ночь, даже дремал, не слезая с лошади, и к рассвету уже въезжал на главную улицу Тринидада.
        Прежде всего я отыскал загон и сена для лошадей. Затем пошел вниз по улице. Рядом с магазином Дейвиса стоял какой-то отель, чуть подальше через дорогу - другой. Я выбрал «Колорадо», снял там комнату и, раздевшись до пояса, промыл теплой водой рану, а также насколько сумел застирал пятна засохшей крови на плаще и рубашке и повесил их сушиться. Потом достал чистую рубаху. Мятую, но чистую.
        Рядом находилась аптека, но ее владелец по имени Бешоа вместе с врачом в данный момент находился по своим делам в Пуэбло, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как купить карболки, вернуться к себе в номер и растянуться на кровати.
        Раньше на меня нападали трое, но теперь же их четверо… и этот четвертый меня беспокоил. В Мэдисоне его не было, это точно. Тогда где же он? Впрочем, один из четырех в любом случае серьезно ранен, и пока о нем можно забыть.
        Вскоре я незаметно для себя задремал, а когда проснулся, солнце уже почти село… Улица опустела. Повозка у магазина, пара лошадей на привязи у столба - ничего необычного. Для начала задернем шторы - как-никак первый этаж, пусть будет видно поменьше, - теперь патронташ и уже высохший плащ. Усталость есть усталость, ее просто так не победить. Кроме того, вдруг захотелось есть. Как голодному волку. Болела голова. Оставив в номере винчестер и все свои пожитки, я вышел на улицу.
        Какой свежий, приятный воздух… с легким привкусом полыни и кедра! Я даже несколько минут постоял, наслаждаясь новым для меня ощущением. Тринидад время от времени становился «очень шумным местом», но сейчас все было спокойно. Надеюсь, так будет и дальше. Во всяком случае, пока я здесь.
        Совсем рядом висела вывеска «Ресторан». Вот туда-то мне и надо… Два длинных стола, человек шесть посетителей, ни одного знакомого лица.
        Лысый потный хозяин сразу подошел с дымящимся кофейником в руке.
        - Двадцать центов, - вместо приветствия объявил он. - Если захотите чего-нибудь, что не видит глаз, не трудитесь спрашивать. Чего нет, того нет.
        Я бросил на стол монету и протянул руку к тарелке с толстыми кусками говядины. Рядом стояла полная кастрюля картофельного пюре, в которой кто-то уже покопался до меня.
        - Да, вот еще что, - добавил хозяин. - Есть свежий яблочный пирог. Захотите - спросите и получайте. Один кусок одному человеку. Не больше. Не ставлю на витрину, потому что эти ковбои все тут же сметут. Никому ничего не оставят.
        - Эй, что ты так разошелся, Слэтс? - со смехом воскликнул крупный рыжий парень, один из сидевших за соседним столиком. - Чего доброго он подумает, мы совсем уж хуже некуда… Хотя пирог действительно что надо. Пальчики оближешь!
        - Спасибо, конечно, но лишний кусок даже лесть не поможет тебе получить, - с улыбкой ответил Слэтс.
        Рыжий повернулся ко мне.
        - Он раньше был поваром команды «ББ-четыре». А когда ушел, за ним двинула вся команда.
        Его глаза задержались на дырке на плече моего плаща, отметили осторожность, с которой я двигал левой рукой…
        - Хороший повар всегда редкость, - заметил я.
        Он поставил на мой стол тарелку с дымящимся мясом.
        - Давай, питайся… У нас здесь не очень-то спокойно, но зато есть хороший костоправ. Порядочный человек. И не трепло.
        - Спасибо, - поблагодарил я, - надеюсь обойтись без его помощи.
        Он пристально посмотрел на меня, но больше ничего не сказал. Остальные продолжали свою неторопливую беседу, казалось, не обращая на меня никакого внимания. Со своего места я видел вход - поэтому-то я его и выбрал. Уверен, рыжий не мог этого не отметить. Улица тоже просматривалась неплохо, так что я особенно не спешил, потягивая кофе. Рыжий - как мне удалось услышать, его звали Ред - тоже не уходил, хотя на меня вроде бы не обращал внимания. Но когда все постепенно рассосались, он тут же повернулся ко мне, надевая шляпу.
        - Я парень совсем не злой, - почти равнодушно протянул он. - Пасу коров, когда удается найти работу. Сейчас из Техаса.
        - Бывал там.
        - Видел твоих лошадей. Похоже, им пришлось потрудиться.
        - Ничего, им не привыкать. Выдержат.
        - Не мое, конечно, дело, - продолжал Ред, - но не люблю, понимаешь, смотреть, как человек сам идет в ловушку.
        У меня по спине пробежал холодок. Даже сердце забилось чаще.
        - В ловушку?
        - М-да. Похоже, ты от чего-то убегаешь. Или наоборот, бежишь туда. Это не мое дело, но ты мне симпатичен, чего не могу сказать о тех других. Даже о женщине с ними.
        - Сколько их?
        - Двое… трое, если считать ее.
        - Вот здесь ты прав, амиго, она из них самая худшая. Они здесь?
        - Само собой. Даже видели, как ты сюда вошел, и знают, что ты еще здесь. Они обложили твой отель. И «Шерман» тоже. На всякий случай. Смотря, куда пойдешь.
        Одна дверь, через которую я вошел, выходила на улицу, другая - через кухню - на задворки. За обеими сейчас уже наблюдали, это точно.
        - Почему ты решил, что за мной следят?
        Он коротко хохотнул.
        - Парень, ты заявился в город на двух спотыкающихся от усталости лошадях, ты оставил их в загоне, ты снял номер в отеле. Ты входишь сюда с пятном крови на плаще, очень бережешь свою левую руку. Ты осторожен как кошка, которая охотится за мышью, и кроме того…
        - И кроме того?
        Он ухмыльнулся, положил обе руки на стол.
        - И кроме того, я сам ждал тебя.



        Глава 22

        Правой рукой я держал кружку с кофе, но левая лежала на ноге рядом с поясным револьвером.
        - Ты? Ждал меня? Что ж, считай, дождался… Знай я, что ты ждешь, то уж постарался бы приехать побыстрее.
        Он усмехнулся.
        - Ходят слухи, последние месяцы тебе приходилось туговато. Ну, скажи на милость, как такой нормальный вроде парень ухитрился вызвать ярость стольких людей?
        Я осторожно поставил кружку на стол.
        - Они выбрали другую сторону еще до того, как меня родили.
        В глазах Реда появились смешливые искорки. Но добрые, не враждебные.
        - Семейная вендетта? - поинтересовался он.
        - Нечто подобное. После того как убили папу, я последний, кто стоит между ними и всем, что им нужно, и, судя по тому, как они из кожи вон лезут, это, должно быть, хороший кусок. Хотя, как говорят, они умеют и ненавидеть тоже. До недавнего времени я и не догадывался об их существовании.
        - У тебя есть друг, он все об этом знает.
        - Друг? У меня? Я мало с кем знаком в этих краях.
        - Так вот, твой друг разослал везде людей найти тебя и передать, чтобы ты держался и ждал его. Он скоро будет здесь. Если можешь, просто жди.
        С улицы послышались шаги, затем дверь распахнулась, и на пороге появился… Феликс Янт собственной персоной.
        Он остановился у входа и пристально посмотрел на меня. На поясе, как всегда, кобура, а в рукаве еще один револьвер, никаких сомнений.
        - Да вы просто летаете по стране, - спокойно заметил я. - Пододвиньте лавку и садитесь.
        Янт молча подошел к столу, сел напротив меня. Бросил он взгляд на Реда или нет, я не видел. Все его внимание полностью сконцентрировалось на мне, и больше ни на ком другом. Смотрел как удав на кролика… вот только кроликом я себя совсем не чувствовал.
        Он повернулся к Реду.
        - Нам надо поговорить с глазу на глаз, вы не возражаете?
        Ред встал.
        - Само собой, не возражаю. - Затем скосил глаза на меня. - Держись, - произнес он и отошел к стойке бара.
        Янт изучающе оглядел меня.
        - Ты вырос. Проделал немалый путь.
        - Обстоятельства заставляли.
        На его лице появилась столь знакомая леденящая улыбочка.
        - Но до Каролины так и не добрался.
        - А мне туда и не надо, - тоже ехидно усмехнулся я. - Там все сделано без меня.
        Это его сбило с толку.
        - Как без тебя? Что ты хотел сказать?
        - Стал партнером Бена Блокера, крупного скотопромышленника, и его адвоката. Поэтому мне незачем ехать на Восток. Адвокат все сделал сам.
        А вот это его потрясло. Он явно ничего не знал об Аттморе и, уж конечно, представить себе не мог, что у меня, деревенского простофили, хватит ума прибегнуть к услугам адвоката! Есть люди, которые решают подобные вопросы только один на один и не терпят вмешательства третьей стороны. К ним, скорее всего, относился Феликс Янт. Одинокий, холодный, отстраненный от всего человек, он, наверное, мало с кем встречался кроме членов своей семьи и тех, с кем имел конкретные дела.
        - Я начал заниматься скотоводством, времени мало, а наш адвокат как раз с Юга, из тех самых краев, и хорошо знает, что к чему.
        Вот уж на что он не рассчитывал, так на это. Сконцентрировали все внимание только на мне - устраним, мол, и вопрос окончательно и навсегда решен.
        - Так вот, дело уже сделано, - продолжил я, хотя еще не знал, сделано ли оно. - Теперь, если со мной что-нибудь случится, поместье и все остальное переходит к моим наследникам, а вы, ребята, среди них не числитесь.
        Уверен, мои последние слова принесли ему какое-то облегчение, но и беспокойства добавили тоже.
        - Ты лжешь, - заявил он. - Так быстро ничего не делается.
        - Делается, если найти нужных людей. Адвокат в родстве с судьей и еще кое с кем. Он просмотрел все бумаги и решил, что оформление не займет много времени.
        Янт долго сидел молча и неподвижно. К столику с кофейником в руке подошел Слэтс.
        - Одну для меня, одну для моего друга, - попросил я.
        - А ты молодец, - наконец произнес Янт. - Понял, что от нас никуда не деться, и теперь пытаешься выкрутиться. Надеешься, это вранье тебе поможет.
        - Нет, - возразил я, чуть подумав. - Я не пытаюсь выкрутиться и не желаю этого делать.
        К собственному удивлению я вдруг понял, что действительно говорю правду. Раньше мне приходилось тратить слишком много времени и сил, чтобы убежать, спрятаться от них, поэтому некогда было толком все обмозговать. Сейчас же вся возня, начатая ими, вызывала у меня только злость, и чем больше я думал об этом, тем злее становился.
        - Вы и ваши родственники сами напрашивались. Выслеживали меня, травили… Теперь все, хватит. Неужели вы ничего не поняли? Уже потеряли одного…
        - Двух, - перебил меня Янт. - За одно это ты заслуживаешь смерти.
        - Кроме того, я пощипал еще нескольких ваших.
        Янт остановил на мне долгий взгляд, и на мгновение в его глазах промелькнуло что-то еще, очень грустное.
        - Жаль, что все произошло именно так, - тихо произнес он. - Может быть, если бы…
        - Ты убил моего отца, - перебил я его.
        Он пожал плечами.
        - Твой отец стоял на нашем пути… как сейчас стоишь ты. Я не один. От этого зависит судьба и будущее нас всех. Мы были настолько уверены, что теперь, когда твой отец мертв… убит… И тут появляешься ты.
        Я ни на секунду не расслаблялся. Янт очень коварный противник и, возможно, просто пытается усыпить мою бдительность. От меня не ускользал ни малейший звук, хотя я обратил внимание, что Ред выбрал у стойки бара такую позицию, чтобы видеть оба входа. Но того, что мы оба ожидали, так и не произошло, поскольку входная дверь внезапно распахнулась, и в бар вошли двое… со значками на груди. Первый - маленький и седой, но его вид совершенно не располагал к шуткам.
        Они подошли прямо к нашему столу. Первый оглядел меня, затем повернулся к Янту.
        - Как я понимаю, у вас и кое-кого из ваших друзей там на улице возникли проблемы.
        - Никаких, - начал было Янт. - Я…
        - Вы должны покинуть город, - не слушая его, продолжил седовласый. - Немедленно, и если я говорю немедленно, это и означает немедленно. Я не потерплю здесь стрельбы. Мне плевать, какие у вас там проблемы. Решайте их где угодно, только не в Тринидаде.
        - Сэр, - обратился к нему Янт. - Боюсь, у нас вряд ли есть необходимость выслушивать подобные требования. Там снаружи…
        - Знаю, - оборвал его шериф. - Несколько ваших головорезов, за которыми наблюдают шесть добрых граждан этого города, вооруженных винтовками и револьверами. Так что убирайтесь… да поживее.
        Янту ничего не оставалось, как встать и уйти, а я молча сидел, ожидая. Проводив Феликса до двери, шериф вернулся.
        - Значит так, и тебе даю час. Подожди, пока они не уберутся, но затем твоя очередь.
        Неожиданно в разговор вмешался Ред:
        - Он должен встретить здесь человека, шериф. Это очень важно.
        - Что ж, ему не повезло, - ответил шериф. - Забирай свое барахло, лошадей и давай отсюда, слышишь? Лично я против тебя ничего не имею, не знаю даже, кто ты такой, но мне стрельба в городе ни к чему. Понятно?
        - Конечно, - ответил я. - На вашем месте я поступил бы точно так же. Через час меня здесь не будет.
        Когда я поднимался со скамьи, он заметил мой револьвер за поясом и мрачно усмехнулся.
        - Приготовился, да? Что ж, я тебя не виню. Они отпетые мерзавцы… Тут есть один путь мимо Пикетваер. Ред тебе покажет. На твоем месте я бы шел не по тропе, а по дну высохшей реки к Испанским пикам. - Его холодные серые глаза потеплели. - В молодости я сам пару раз был в бегах. Знаю, каково это.
        Ред провел меня между амбарами и загонами по узкой грязной улочке к берегу высохшей реки. Мы молча сели там.
        Затем Ред сказал:
        - Теперь ты сам по себе. Я должен дождаться твоего друга.
        - Если он собирается не спеша плестись за мной, пусть лучше устроит себе выходной, потому что у меня в этих краях, насколько мне известно, друзей нет, и кроме того, я отправляюсь за Янтами, или Лолонессами, или как там они себя называют. Я буду очень, очень зол, когда он догонит меня… если догонит.
        - Догонит.
        - Я прямо сейчас отправляюсь к проходу Анишапа, оттуда на западный склон Испанских пиков. Если ему так уж хочется пострелять, передай… кто бы он ни был, пусть поторопится. Мне сейчас понадобится вся помощь мира. С меня хватит убегать и прятаться, прятаться и убегать. С сегодняшнего дня я на тропе войны и без скальпов с нее не сойду.
        Ред развернул свою лошадь, приветственно взмахнул рукой и ускакал. Я еще немного посидел, оглядывая пустынную местность, затем тоже вскочил в седло и поехал на запад, стараясь придерживаться естественных укрытий.
        Стоит ли объяснять, что предстоит открытая разборка. Этого хотели они, этого хотел и я. С удивлением я вдруг понял - страха нет и в помине. Мне все это осточертело, и я был полностью готов.
        Шериф подсказал мне совсем неплохой путь, поэтому, придерживаясь высохшего русла реки Пургатор, я доехал почти до каньона Райли и, выбравшись из русла, направился через рощу на холме к каньону Бурро.
        Там, не обнаружив ничего кроме старых следов, мы на хорошей скорости поскакали вверх по склону.
        Горный воздух с запахом сосен и дыма от костров множества старателей, ищущих счастья повсюду вдоль каньона, приятно холодил лицо. На склонах и прямо передо мной зеленели осинники.
        Хотя тщательный осмотр каждой из троп из отводного каньона не показал ничего подозрительного, я знал - мои враги недалеко и не пожалеют сил, чтобы меня обнаружить.
        Прежде чем мы обогнули Испанские пики, над ними стали сгущаться тяжелые тучи.
        - Дождь, парень, - сказал я жеребцу. - Скоро пойдет дождь. Надо искать укрытие.
        Впереди чуть повыше осиновой рощи показалось что-то похожее на узкую площадку. Я решил, что нашел то, что хотел, и начал взбираться по крутому склону.
        Однако место оказалось не совсем такое, на что я рассчитывал, но здесь я мог спрятать лошадей от постороннего взора. Освободив от поклажи, я привязал их к деревьям и начал сооружать себе укрытие. Судя по нависшим тучам, времени у меня оставалось совсем немного.
        По опушке рощицы росли молодые деревца высотой от трех до четырех метров. Я срубил несколько из них, затем пригнул верхушки четырех, что повыше, и связал их вместе, добавив к узлу еще парочку, стоявших совсем рядом. Работал очень быстро, отрывался только, чтобы бросить взгляд на сгущавшиеся тучи. Завершив сооружение куполообразной основы, накрыл ее слоями веток с листьями со срубленных деревьев. Затем, набрав еще веток, сделал себе подобие постели, а рядом разложил костер с рефлектором из крупных кусков коры от упавших засохших деревьев и сразу поставил кофейник. К тому времени, когда вода закипала, уже застучали первые капли дождя. Сбегав на лужайку, я привел лошадей поближе к своему шалашу. Хорошей травы хватало и здесь. Подбросив веток в огонь, затащил все свои причиндалы под навес. Так, пожалуй, к ночевке все готово.
        Я поджарил остатки бекона, съел несколько бисквитов и выпил по меньшей мере три кружки крепкого черного кофе. Как ни странно, все показалось очень вкусным. Дождь уже перешел в настоящий ливень, и то тут, то там через «крышу» пробивались крупные капли. Впрочем не настолько, чтобы вызвать беспокойство. Я не поленился выбрать себе сухое местечко, куда вода не стекала и где не собиралась в лужи. Снаружи время от времени доносилось пофыркивание лошадей.
        Лежа на спине и пристроив голову между двумя протечками, я тупо смотрел в черноту ночи и невольно думал о том, как, собственно, мало надо человеку, чтобы быть довольным. Укрытие, костерок, еда и время, чтобы спокойно отдохнуть. Немного, но мне столько раз приходилось обходиться куда меньшим! А что, если это последняя ночь в моей жизни? Я знал, что совсем скоро, может, даже завтра, мне предстоит бой, который невозможно предотвратить и от которого нельзя убежать. И тут я вспомнил о «друге». О ком же так упорно твердил Ред? Наверное, это все-таки какое-то недоразумение. Папа мертв, а у меня нет достаточно близких друзей, на чью помощь можно рассчитывать и, уж конечно, таких, кто мог бы рассылать людей отслеживать мои маршруты.
        Я долго лежал с открытыми глазами, вспоминая Лауру, пытаясь представить себе, как ей живется. Доносившиеся до меня звуки, издаваемые лошадьми, успокаивали. Если к нашему лагерю приблизится чужой, они обязательно начнут громко фыркать, всхрапывать, бить копытами или выражать беспокойство каким-либо иным образом.
        Часа через два, подбросив несколько толстых веток в костер, чтобы к утру он не потух совсем, я поплотнее завернулся в одеяло и уснул.
        Спалось удобно и хорошо, но холод и сырость заставили меня проснуться. Перевернувшись на спину, я обследовал «крышу» - несмотря на мои старания, в некоторых местах дождь все-таки пробивался внутрь. Пришлось надеть шляпу, вытряхнуть сапоги и натянуть их на ноги. Затем, встав да колени, я также надел патронташ, засунул за пояс запасной револьвер.
        Костер уже полностью остыл, но мне так захотелось горячего кофе, что я не поленился разжечь его снова. Кофе был вчерашний, но достаточно крепкий, чтобы заставить прыгать быка.
        Поскольку ливень смыл все следы, меня вряд ли так быстро найдут, разве что наткнутся случайно или учуят запах дыма. Но я так хотел горячего крепкого кофе, что не раздумывая пошел на риск. Вытряхнув из шалаша все ветки и листья, я аккуратно свернул одеяло. Дождь все еще шел, но уже ласковый, нежный. Теперь надо чуть подогреть седельную подстилку, смахнуть со спины жеребца капли воды и надеть на него седло.
        Если мой неизвестный друг желает меня найти, ему тоже придется хорошенько постараться. Вообще-то он знает, что я направляюсь к каньону Бурро, значит, где искать известно. Но тропа туда использовалась не часто и вела, если мне не изменяет память, на запад к Уайт-Крик. Так далеко забираться мне еще не приходилось.
        Ладно, теперь в седло - и по узкой длинной полосе целины, стараясь держать осиновую рощу между собой и тропой внизу. Больше я не убегаю, мне надо их найти.
        Останавливаясь и прислушиваясь периодически - в горах звуки разносятся быстро и далеко… если, конечно, их не отсекают горные пики или мощные выступы скал, - я так ничего и не услышал.
        Роща становилась все гуще и гуще. Полоса постепенно переходила в плато между Западным Испанским пиком и Белым пиком и вела к северу, огибая оползневые скальные образования.
        Поднявшись на невысокий хребет, я подошел к краю кустов и взглядом проследил весь путь, который только что проделал. И хорошо сделал, ибо они были уже здесь, может, милях в четырех или пяти отсюда. Нет, пожалуй все-таки в четырех.
        Над моей головой высился Западный Испанский пик. Я сидел в седле и глядел, как они приближаются - всего-лишь точки далеко на тропе, но ясно, что это люди верхом на лошадях. За моей спиной нависал еще один пик - Хайятола - двойная гора, часто называемая Груди Планеты. О ней ходило множество легенд, включая ту, по которой она являлась домом высших богов. Давным-давно папа рассказывал мне о золоте, которое, как гласит предание, ацтеки украли у богов и увезли в Мексику. Легенды, легенды… Если здесь когда и располагались золотые прииски, их давно погребли под собой гигантские оползни. Говорили также, что на Восточном Испанском пике у солнцепоклонников стоял культовый храм.
        Ветер прошелся по осиннику - будто по морю прокатилась волна. Дождь прекратился. То тут, то там сквозь тучи пробивались лучи солнца… Я двинулся на север, рассчитывая срезать дорогу к подножию горы Эко. Но тут передо мной вдруг возникла возвышенность. Небольшая, вся поросшая кустарником и усыпанная покрытыми мхом валунами. Когда-то белые или индейцы разбивали здесь лагерь - почерневшие от копоти камни указывали, где разводились костры. За ней по склону - травяной ковер, редкие сосны и ели, через которые просматривалась неприметная тропа, ведущая к Эко-Крик. Въехав на эту возвышенность, я обернулся назад - лучшего места для огневой позиции не сыскать.
        Я спешился, отвел лошадей на травяной склон, оставил там пастись. С винчестером в руках вернулся наверх, выбрал удобное местечко среди валунов и кустов и засел.
        Хватит убегать и дрожать! Пора решить вопрос раз и навсегда. Их много, я - один, но это явное преимущество сократится еще до заката, нет сомнений.
        Теплое ласковое солнце разгоняло рваные тучи, но ушедший в сторону дождь все еще затруднял обзор. Я стал жевать крекер, и тут же рядышком появилась любопытная сойка, надеясь, что ей тоже что-нибудь перепадет. Отломив кусочек, я бросил ей. Она с готовностью склевала его и подскакала поближе, либо слишком мне доверяя, либо уверенная в своей способности в любой момент взвиться вверх и улететь.
        Мои преследователи были уже близко - ехали без малейших признаков беспокойства, уверенные, что я все еще от них убегаю. Ну уж нет! Винчестер приятно холодил руки, выбранная позиция - блестяща, у меня даже есть готовый отход. Эта возвышенность - не замкнутое пространство: в случае нужды всегда можно уйти в любом направлении, причем под естественным прикрытием.
        Плечо по-прежнему ныло, поэтому приходилось все делать осторожно, стараясь особенно его не тревожить. Молодость, природное здоровье и чистый горный воздух быстро лечат любые раны. Так, посмотрим туда, где тропа делала поворот, где-то в ярдах ста пятидесяти отсюда. Справа от него - густые кусты дикой гвоздики с ярко-красными, словно кровь, цветами.
        Сдвинув шляпу на затылок, я пристроил винчестер на стволе поваленного дерева, которое облюбовал как упор для более точной стрельбы, и съел еще один крекер, естественно поделившись со своей новой приятельницей - доверчивой сойкой.
        Интересно, как человек чувствует себя в последние часы своей жизни? Как я?.. Воздух чист и свеж, с привкусом снега, остававшегося у горных вершин всего ярдах в ста выше меня.
        Рядом с тропой неожиданно взлетела потревоженная птица, и почти сразу появился первый всадник. Они сами открыто охотились на меня, четко дали понять, что готовы без малейших колебаний убить меня, так чего церемониться?
        Я тщательно прицелился и выстрелил.
        Прицел стоял ниже, чем положено, так как они поднимались вверх по склону, но пуля вошла точно куда надо, рядом с чем-то поблескивавшим на груди - медальоном или золотым самородком на цепочке от часов.
        Он, должно быть, конвульсивно дернулся, когда пуля поразила его, и неожиданно вонзил шпоры в бока лошади, та, громко заржав от боли, резко метнулась вперед. Всадник же вдруг обмяк в седле, а потом как куль рухнул на землю. Прямо в заросли ярко-кровавой дикой гвоздики.
        Винтовочный выстрел отозвался оглушительным эхом высоко в горах, затем наступила тишина. Только моя сойка нетерпеливо шебуршилась в листве соседнего дерева, да где-то далеко-далеко в небе парил одинокий орел.
        Я перевел взгляд с тропы, где вот-вот появятся остальные, на заросли дикой гвоздики. Человек, подстреленный с такого расстояния, редко получает смертельную рану, но целиться в голову, когда тело являет собой куда более верную мишень, было бы безрассудством. В кустах никакого движения: либо он все еще в шоке, либо затаился, пытаясь ввести меня в заблуждение. В любом случае надо тоже затаиться и ждать.
        В течение долгого времени вокруг ничего не происходило, и меня это тревожило. Может, они обсуждали свой следующий шаг или один из них уже обходит меня с тыла? Если так, ему придется пробежать или проползти через несколько открытых или почти открытых участков, на которые я обратил особое внимание еще раньше.
        Прогнав дождевую тучку, солнце полностью утвердилось на небе и стало заметно пригревать. Тропа внизу казалась совершенно безлюдной, но меня не обманешь - они притаились где-то рядом и наверняка подбирались все ближе и ближе, ожидая моего выстрела в любой момент. Значит, пора менять позицию - чуть пониже, туда за поваленные деревья. Там надежней защита.
        Итак, их на одного меньше. Неужели есть такое, что стоит жизни стольких молодых крепких парней? Они ведь могли остановиться, одуматься. Это мне деваться некуда. Не я, они охотились за мной, они хотели меня убить! И тем самым не оставили мне никакого выбора, я вынужден защищать свою собственную жизнь. Если бы у них хватило ума оставить свою безумную затею, все, полагаю, кончилось бы. Мы бы разошлись и вряд ли когда-нибудь встретились. Но теперь я уже никуда не побегу - хватит ждать, хватит прятаться, хватит жить, постоянно думая, что смерть где-то рядом!
        Стоп! Что это? Какое-то движение? Да, из-за валунов выскочил человек и стремительно промчался к другому укрытию. Слишком быстро для прицельного выстрела. Подождем!
        Рано или поздно ему придется сменить место, и тогда его следующие тридцать-сорок шагов станут для него роковыми…
        Я внимательно осмотрелся вокруг. Все безмятежно спокойно. Мои лошади мирно щиплют траву. Но почему мне не вскочить на своего мустанга и немедленно не убраться отсюда? Как можно быстрее. Но разве это их остановит? Небось сидят за кустами и планируют, как подобраться ко мне поближе или окружить.
        Я обеспокоенно оглядел склоны. Нет, ничего подозрительного.
        Может, стоит спуститься в лощину, поближе к лошадям? На всякий случай. Но тогда я обнаружу себя, а это довольно рискованно. Лучше попробовать тихо подозвать их сюда. Серый сразу поднял голову, услышав мой голос, сделал пару шагов и остановился… Снова принялся, как ни в чем не бывало, щипать траву. Я позвал еще раз. Теперь он неторопливо побрел в мою сторону. Черная как привязанная следовала за ним.
        - Ну давай, давай же, парень, - нетерпеливо прошептал я ему, когда лошади подошли ближе. - Сколько можно ждать?!
        Серый был явно в игривом настроении, и мне пришлось потратить еще несколько минут на увещевания, прежде чем он соизволил сделать последние два шага и оказался почти совсем рядом со мной.
        На тропе по-прежнему никого. Тихо и на восточном склоне. Западный склон довольно круто падал к каньону Чапаррал-Крик. Там проходила тропа, милях в двух к западу резко спускавшаяся к реке Кучарас. Другая тропа, по которой я поднялся сюда, вела в каньон Эко. К востоку слева от меня среди деревьев валялось множество скатившихся сверху скальных обломков и валунов. Кромка хвойного леса находилась, по-моему, где-то на высоте двенадцати-пятнадцати тысяч футов. Судя по растительности, я находился тысяч на десять футов ниже.
        Вокруг - полная тишина. Ни звука, ни движения.
        Тревога, которую вызывала эта тишина, заставила меня снова, пригибаясь как можно ниже к земле, сменить позицию. Они ведь не просто сидели, поджидая меня. Нет, это настоящие охотники, а я - их заслуженная добыча! Обойти • меня слева, где много осыпей, трудно. Им придется перебегать через открытое пространство, причем с громким шумом - из-под ног будут сыпаться камни; справа они могут добраться до меня только через рощу.
        Хорошая позиция, ничего не скажешь, но мне она почему-то перестала нравиться - терпеть не могу ощущать себя загнанным в угол. С Западного Испанского пика к нам долетел порыв свежего ветра, высоко в небе лениво кружил одинокий ястреб-канюк… Высматривает того всадника, которого я подстрелил? Итак, их осталось трое.
        Интересно, среди них ли Янт? Вдруг до меня дошло: они ведь никуда не торопятся! Я тут, все, что им надо, - это зайти сзади и ждать. Ждать, пока я не схвачу пулю так или иначе.
        Им уже известно, что стрелять я умею, что меня голыми руками не возьмешь, но и терять людей они больше не хотят.
        Я снова и снова внимательно осматривался, пытаясь представить себе, каким путем они станут подбираться ко мне, но не видел ничего путного. Выбранная мной позиция не давала им действовать.
        Да пошли они к черту! Мне до смерти хочется кофе, и я его сварю! Во что бы то ни стало! Так, сейчас разожжем под низкими ветвями деревьев маленький костерок. Ветви поглотят дым, но они его наверняка учуят и удивятся…
        Стараясь не больше чем на секунду-другую отрывать взгляд от окружающей местности, в любой момент готовый уловить малейшее движение или звук, я принялся за дело.
        Не знаю почему, но мне впервые вдруг пришла мысль, что, возможно, меня ждет неминуемая смерть. В суете каждодневных забот редко находится время, чтобы спокойно порассуждать. Сейчас нашлось. Эти люди убивали и раньше - очередь за мной. Сколько их там? Может, трое, а может, уже и целая дюжина. Я поставил кофейник на огонь. Невольно сам себе улыбнулся: они непременно учуят запах кофе и снова удивятся… Вот и хорошо!
        Феликсу Янту наверняка очень понравился бы этот штрих. У него достаточно чувства юмора, особенно мрачного, чтобы оценить мою выходку. Пусть они все знают - я их не боюсь!
        Есть ли у меня страх? Да, думаю, есть. Страх смерти.
        - Кирни! - донесся до меня низкий женский голос. Вот уж чего не ожидал, так не ожидал. - Кирни, спустись сюда, мне надо с тобой поговорить… наедине. - Наедине? Ну насмешила! - Кирни, между нами ведь не было ничего плохого. И не должно быть. Почему бы тебе не спуститься сюда? Только мы с тобой, и никого больше.
        Мне невольно вспомнилась рассказанная папой история о древнем греке Улиссе, который заткнул воском уши всех членов команды и приказал привязать себя к корабельной мачте, чтобы слышать пение сирен. Вот только мне воск ни к чему. Как и тот отравленный гвоздик в моем сапоге.
        Поэтому я спокойно сидел и не думал даже отвечать. Янт - очень нетерпеливый человек. Остальные, надеюсь, тоже. Как там зовут этого самого опасного из них, о котором меня предупреждали? Врайдаг? Да, Джозеф Врайдаг. Интересно, он тоже с ними?
        Проблема в том, что я один, а их много, причем все они коварны и изобретательны.
        Может, они просто дожидаются темноты? Надеются, что я попробую ускользнуть под покровом ночи? Возвышенность, ставшая моей крепостью, была всего на несколько десятков футов выше остальной равнины, занимала не более трети акра… если не меньше. На ней небольшая рощица, в основном из хвойных деревьев, и несколько крупных, чуть ли не по пояс мне валунов, а также густой кустарник. Шанс, что они попадут в меня, наугад простреливая местность, - сто к одному, или даже меньше.
        Все дело в моей усталости. Мне до смерти надоело прятаться и убегать, я полностью готов к окончательному решению вопроса. Во всяком случае, так мне казалось. Хотя, может, это и чистая глупость - стремиться к открытой разборке, когда все против тебя. Пока мне везет… правда, слишком везет… долго это не бывает.
        Они вдруг начали обстреливать мое укрытие. Наугад. Рассчитывая выкурить меня оттуда. Пусть себе стреляют. Здесь мне грозит только случайный рикошет. Впрочем, пара пуль вонзилась в землю где-то совсем рядом.
        Как мне сейчас не хватает папы! Раньше меня даже радовало, когда я оставался один. Но теперь, перед лицом окруживших меня смертельных врагов, мне так нужна была его помощь, его мудрое спокойное слово…
        В битве на небе произошел резкий перелом: тяжелые грозовые тучи с Испанских пиков грозили пожрать солнце, к нам приближалась одна из тех гроз в горах, от которой у любого нормального человека в глазах темнеет. На такой высоте Испанские пики, похоже, притягивают к себе все молнии в радиусе мили как самый настоящий громоотвод. Сорока, только что беззаботно трещавшая поблизости, видимо, думала так же, потому что поспешила улететь и оставить меня одного. Я допил кофе, доел последние крекеры, смахнул крошки со штанов. Очередная пуля срезала ветку с ближайшей ели, и та упала мне на плечо.
        Кстати, о моих родственничках, об этих Янтах и Лолонессах, или как их там еще. А им приходилось видеть грозу с молниями и громами на такой высоте? Если нет, их ждет большой сюрприз. Да еще какой!
        Когда рядом с тобой начинают полыхать молнии, а скалистые стены каньона сотрясают оглушительные раскаты грома, многократно отраженные эхом в горах, волосы встают дыбом…
        Сколько их там? Четверо? Или дюжина? И эта женщина… она тоже с ними.
        А где этот Джозеф Врайдаг, по слухам, самый опасный из них?
        Я вытряхнул жижу из кофейника, аккуратно его упаковал. Внезапно мое решение созрело: как только станет темно или начнет бушевать гроза, сразу же делаю отсюда ноги. Как трусливый заяц? Да, мне надоело кланяться пулям!
        Гроза началась с резкого порыва ветра и первого раската грома. В пик горы ударила яркая молния, в воздухе запахло серой, с запада неумолимо приближалась густая стена дождя… Я со всех ног припустил к лошадям. Пошли они все к черту! Я…
        Прямо передо мной стояли трое высоких худых Янтов. Стояли, в упор глядя на меня. С револьверами в руках. Я не раздумывая начал стрелять…



        Глава 23

        Солнце скрылось, но его кроваво-красные лучи продолжали отсвечивать от мокрых скал и гигантской черной тучи, словно Геркулес нависшей между пиками двойной горы Груди Планеты.
        Прямо передо мной стояли три высоких худых человека. На их темных лицах отражался свет умиравшего среди огней ада солнца.
        Никто не произнес ни звука, а если бы и произнес, оглушительные раскаты грома и неистовый шум обрушившегося на нас ливня все равно полностью бы его заглушили. Даже выстрелы наших револьверов звучали сейчас совсем как детские хлопушки.
        Их глаза были прикованы к винчестеру в моей левой руке, поэтому мой поступок на секунду привел их в оцепенение - я отбросил его в сторону! И одновременно правой рукой открыл огонь из шестизарядника. Один из них сразу же дернулся и упал, вторая пуля превратила его лицо в кровавую маску.
        Отчаянно борясь за собственную жизнь, мстя за смерть своего отца, я без остановки расстрелял в них все шесть патронов в барабане и мгновенно выхватил из-за пояса другой револьвер… Но тут откуда-то справа вместе с моим неожиданно раздался чей-то еще выстрел - оставшиеся двое рухнули на землю, и среди них тот, в которого лично я еще не успел выстрелить. Тем не менее все трое покончили счеты с жизнью, и слава Богу. Я стоял под проливным дождем, молча глядя на их скрюченные тела, когда на мое плечо вдруг легла чья-то рука и тихий спокойный голос произнес:
        - Это за папу, Кирни.
        Я резко обернулся - передо мной стоял… Пистолет.
        Его потрепанная шляпа намокла от дождя, но он широко улыбался, показав свои красивые белые зубы. Он обнял меня за плечи.
        - Пошли отсюда, братишка. Тут рядом есть местечко получше.
        Местечко оказалось не совсем рядом, но действительно гораздо лучше - крохотная хибара у реки Кучарас - сухая, теплая, в ней приятно пахло жареным мясом.
        От очага к нам повернулся какой-то мужчина: лысый, с остатками рыжих волос над ушами и пушистыми рыжими усами с загнутыми вверх концами.
        - Садитесь, ребятки, - приветливо сказал он. - Бифштексы уже готовы, а бобы вот-вот подойдут.
        Мы, естественно, промокли до нитки и первым делом направились к огню, но запах еды оказался таким дразнящим, что мы тут же передумали и поспешили к самодельному столу. Во время еды никто не вымолвил ни слова.
        После сытного и очень вкусного обеда, когда на столе появились полные кружки горячего дымящегося кофе, усатый подбросил в огонь дров. Мощные порывы ветра хлестали хибару струями ледяного дождя, но внутри оставалось уютно и тепло. Мы с Пистолетом не сводили друг с друга глаз. В тот момент я невольно гордился своими широкими плечами, ловкостью и силой. Ведь с детства мой отважный брат был для меня самым настоящим кумиром.
        - Да, братишка, ты уже мужчина! - разглядывая меня, улыбнулся он и повернулся к остальным. - Слушайте, я не поверил своим глазам: он успел свалить двух и собирался заняться третьим, прежде чем мне удалось сделать выстрел! Ну-ну, с этим парнем не соскучишься.
        - Ты сам учил меня, - засмущался я.
        Его лицо посерьезнело.
        - Не я. Нас обоих учил папа, и лучшего учителя нигде не найти. - Он посмотрел мне в глаза. - Это ведь они убили папу, да?
        - Один из них… Застрелил его сзади. В затылок.
        Неторопливо и обстоятельно - к этому располагала обстановка - я рассказал им о судье Блейзере, о том, как вернул свои деньги, и о драке в горной хижине. Говорил просто, не выбирая красивых выражений, поскольку эти люди жили точно такой же жизнью, как и я, и понимали меня с полуслова. Они сами додумывали пропущенные эпизоды - ведь они чувствовали логику вещей в этом мире и знали его очень хорошо. Одинокие, жесткие мужчины, никогда не расстававшиеся с оружием. Ред - один из них.
        - Хотел тогда предупредить тебя, Макрейвен, - обратился он ко мне, - но ты бы вряд ли узнал имя. Он велел мне попросить тебя подождать его, но если бы шериф пронюхал, что Пистолет где-то рядом, он загнал бы всех своих лошадей, лишь бы его заполучить.
        Наши взгляды встретились, и, к моему изумлению, в его глазах мелькнуло смущение.
        - Да, твой папа очень старался уберечь меня, но, видно, такова уж моя доля - катиться по кривой дорожке, - со вздохом произнес Пистолет. - Хороший человек твой отец!
        - Когда все это закончится, Пистолет, я собираюсь заняться скотоводством.
        Я вкратце рассказал им о Бене Блокере и нашей сделке. Затем усач заметил:
        - Мне доводилось ездить с Беном… в Канзас и дальше в Оглалу. Более прямого и верного товарища в делах трудно встретить.
        - Надеюсь, и у нас все пойдет хорошо.
        - Собираешься где-нибудь осесть?
        Я кивнул.
        - У меня есть девушка. Там в Сильвертоне. Развяжусь с этими и поеду туда.
        Пистолет поднял на меня недоуменный взгляд.
        - Я чего-то не понимаю. Ведь все уже закончилось! Они мертвы!
        - Не все, - ответил я. - Среди них нет Феликса Янта. Он остался… и с ним та женщина.
        Ред шаркнул сапогом по земляному полу.
        - Есть еще один. Он тоже не пошел с ними. Назвал их дураками, советовал лучше подождать, пока ты где-нибудь не засветишься, но они и слушать не захотели.
        - Значит, Феликс остался там?
        - Да. Ничего не объясняя. Просто остался. - Ред чуть помолчал. - Я следил за ним и той женщиной и даже подслушал разговор этой троицы через стенку. Выковырял замазку из щели и слушал. Женщина тогда упрекнула его в том, что он слишком мягок.
        А Феликс заявил: 4Ведь он один из нас. Наша родня».

«А разве его отец не родня? Но его ты убил!» - Вот что она ответила ему.

«Это совсем другое дело… - продолжал он. - Черт побери, он ведь мог бы быть моим сыном! Если бы у меня был сын… „ Тут она рассмеялась, так зло рассмеялась и бросила: „Феликс, у тебя никогда не будет сына! Ты не смог бы иметь сына, даже если бы очень захотел!“ А он, видно, разозлился и сказал: „Делфина, если тебя не убьет кто-нибудь другой, это сделаю я“. Тут вмешался Врайдаг. „Кончайте эту бодягу, - перебил он Феликса. - Хватит! У нас и без того полно проблем. Наша сила в том, что мы всегда держимся как сжатый кулак. Нам нельзя ссориться. Его надо уничтожить, вот и все“. А Янт с издевочкой спросил: «Ну а если он уже успел законно оформить свои права на поместье? Что тогда?“
        Ред развел руками.
        - Вот такое мне довелось услышать. Значит, в любом случае все еще не закончилось. Их осталось по меньшей мере еще трое. - Он снова помолчал. - Да, на свете хватает подлых человечков, уж поверьте, но таких гнид мне не приходилось встречать за всю свою жизнь, это уж точно.
        - Ладно, я еду в Сильвертон, а они, если хотят, пусть следуют за мной, - объявил я свое решение. - Мне надоело убивать… Кого бы то ни было.
        - Слушай, а, похоже, этот Феликс Янт неровно к тебе дышит, - задумчиво протянул Пистолет.
        Я с минуту раздумывал над его догадкой, затем отрицательно покачал головой.
        - Слова, одни слова. Это его не остановит, поверь мне. По сути он на редкость черствый беспощадный человек.
        В горах по-прежнему бушевала гроза. Скоро в каньонах воды будет по горло - для путешествий время совсем неподходящее.
        Пистолет заметно повзрослел и возмужал, но смешливые морщинки в уголках его глаз не пропали, хотя лицо стало жестким и как-то вытянулось.
        - Я еду с тобой, братишка, - сказал он.
        - Давно пора. Нам есть о чем поговорить… о папе, о нас… Ты ведь знал про папу больше, чем я.
        Пистолет согласно кивнул.
        - Он всегда помогал мне в трудных случаях, а порой и делился со мной. Ты был совсем маленьким, Кирни, поэтому ему не хотелось обременять тебя взрослыми проблемами. Я же умел слушать и держать рот на замке… Чаще всего папа вроде как думал вслух.
        - Куда бы вы ни поехали, парни, не забывайте почаще оглядываться, - напомнил нам Ред.
        А потом мы опять ели очень вкусное мясо, бобы и пончики, приготовленные усатым, и неторопливо беседовали о пастбищах, о лошадях, о золотых приисках, о чем такие как мы обычно и говорят. Каждый имел про запас интересную историю о какой-то необыкновенной лошади, таинственном месте или из старых времен, поэтому в нашей хибаре все чувствовали себя тепло и уютно, несмотря на разгулявшуюся стихию снаружи.
        Иногда, отключаясь от разговора, я прислушивался к стуку дождя, вспоминая Испанские пики и трех лежавших в мокрой траве мертвых врагов. Странные они все-таки люди, рожденные только для неистребимой ненависти и мало для чего еще. Даже неуемное желание овладеть чужим поместьем, сильнее всего заметное у Феликса и Делфины, казалось для них менее значимым мотивом, чем всепожирающий огонь ненависти и жажда убийства! Именно это чувство заставило их стать на путь преступлений, хотя каждый из них до этого занимался обычными делами - пас коров, объезжал лошадей… - и потом наверняка вернулся бы к этому снова.
        Слушая, можно многому научиться - а мне ведь всегда хотелось знать больше, - но Феликс Янт и Делфина почему-то не выходили из головы. Тот третий, с которым мне пока не приходилось встречаться, казался чем-то нереальным, чем-то очень смутным и далеким. Грозная опасность? Да, но неизвестно какая и с какой стороны, а значит, о ней трудно судить.
        Где они сейчас? Наверное, скоро поймут, что случилось с их родственниками… если уже не поняли.
        Внезапно меня охватило острое чувство тревоги за Лауру. А если Делфина узнала о ней?
        Да, но как? Откуда? Мы вместе с Лаурой один раз шли по улице, пару часов я провел у них дома - неужели этого достаточно?
        Надо ли к ней ехать? Не привлеку ли я этим пахнущее смертью внимание проницательной Делфины?
        - Гроза, не гроза, отправляюсь на рассвете, - решительно заявил я.
        - Еду с тобой, - не менее решительно объявил Пистолет.
        Усатый приготовил нам в дорогу еды, и с рассветом мы отправились в путь. Ред стоял на пороге вместе с Чарли и усачом.
        - Не беспокойтесь, - сказал он на прощанье. - Если кто-нибудь из этих покажется на нашей тропе, мы позаботимся о них.
        Хорошо-то хорошо, спасибо, конечно… вот только троп-то много, за всеми не уследишь.
        Теперь у нас были две вьючные лошади. Пистолет ехал впереди по охотничьей тропе вдоль реки Кучарас к каньону Коулмен, а оттуда где-то приблизительно через милю мы пересекли лесистые холмы в направлении Индиан-Крик.
        Никакие неожиданности нас не подстерегали, только больно хлестал по щекам ветер да лил проливной дождь, а каменистая тропа стала очень скользкой…
        Мы сделали привал на ночевку у большой, окруженной высокими кедрами дождевой лужи совсем недалеко от горного прохода Ла-Вета. В ту ночь мы долго сидели у костра, вспоминая наши мальчишечьи годы и поездки по стране вместе с папой…
        - Ведь ты спас мне жизнь, - неожиданно сказал Пистолет. - Тот подонок точно меня убил бы. А ты был совсем пацан.
        - Это один из эпизодов нашей большой войны. Ты дрался за нас.
        - Она моя тоже. С тех пор как твой папа подобрал меня, я чувствовал себя его сыном.
        - А я всегда считал тебя братом.
        - Когда я уехал от вас, мне пришлось туго. Неприятности тут, неприятности там… В результате покатился по кривой дорожке… Так же как и Ред.
        - Знаешь, на Западе в любом местечке всегда найдутся люди, которые пару раз попали в историю, запутались или сбились с пути, - ответил я, - но потом все зависит только от них самих. Лично мне это представляется так: каждый раз, вставая утром, человек начинает свою жизнь как бы заново. Само собой, по счетам надо платить, дело надо делать, но при этом совсем не обязательно жить точно так же как вчера. Можно ведь все начать сначала: оседлать новую лошадь, поехать другим путем… Слушай, папа оставил мне кое-какие деньги от того картежного выигрыша. Кроме того, наверное, будет еще доход от поместья на Востоке. В любом случае я уже прикупил скот для ранчо в районе Рокиз, и мне нужны будут люди. Работа найдется и для тебя, и для Реда, и для усатого… в конце концов его стряпню я мог бы есть всю свою жизнь.
        Пистолет подбросил веток в костер.
        - Расставшись с вами, Кирни, моей семьей, я так и не сумел обзавестись своим домом. Скитался по белу свету, прятался с преступниками в разных дырах, где придется… Конечно же, пора со всем этим кончать.
        - Похоже, ты уже покончил. А раз так, давай об этом больше ни слова. У тебя будет свой интерес в моей доле, поскольку деньги папины, и ему самому хотелось бы чтобы… Да и мне тоже.
        Постепенно костер потух. Мы завернулись в одеяла и легли спать. Я еще поглядел, как сквозь ветви кедра высоко в небе мерцали веселые звезды, тихо проплывали пушистые облака… и уже засыпал, когда Пистолет как бы про себя заметил:
        - Как бы там ни было, а он все равно умер победителем. Немногим из нас это удается.
        Сильвертон - небольшой городок, расположенный в огромной впадине на высоте где-то около двенадцати тысяч метров. Со всех сторон он окружен горами. В свое время Отто Мирс провел туда узкоколейную железную дорогу, извивавшуюся по дну глубокого ущелья. Тщетно пытались машинисты убедить его, что прокладывать колею в таком месте абсурдно, локомотив не справится с подъемом, он их не послушал. И оказался прав. Железная дорога принесла в город процветание: мельницы и прииски работали вовсю, в близлежащих каньонах не покладая рук трудилось великое множество старателей-одиночек.
        Мы въехали туда почти перед заходом солнца и расположились в комнате отеля, которую я снял для нас двоих. Пистолет сказал:
        - Кирни, я не очень-то привык доверять людям. Сделаем так: ты иди к своей подружке, а я наведаюсь в «Тремонт» и послушаю, что говорят в городе. Если кто-нибудь из этих гадов уже тут, мне все расскажут.
        Первым делом я, конечно, отправился на конюшню. Старина Чолк встретил меня с распростертыми объятиями.
        - Привет, сынок, привет! Рад, что тебе пока удается сохранить свой скальп!
        - Да, старина Чолк, пока, - согласился я. - Ну как там наш Генри? Продолжает досаждать Маккре?
        - Было дело. Как-то разок он к ним заявился, но двое или трое из наших, точно не помню, быстро и доходчиво разъяснили ему, насколько полезно для его здоровья поселиться где-нибудь в Аризоне и какие тяжелые времена ожидают подонков вроде него здесь в Сильвертоне. Он тут же собрал свои манатки, только его и видели. Судя по начальной скорости, он, полагаю, уже совсем рядом с границей.
        - Спасибо, Чолк. Очень тебе обязан.
        - Ерунда, чего там. Нам самим такие ни к чему. Один из картежников на Блэр-стрит вообще хотел его пристрелить. Из принципа. Еще сказал тогда: «От таких, как этот, никакого проку. Одни проблемы!»
        Когда я расседлывал лошадей, Чолк ткнул пальцем в черную.
        - Знакомая скотина. Взял ее в Урее?
        - Точно.
        - Наверное, ты пришелся старику по душе. Он ее редко кому дает… да еще так надолго.
        - С удовольствием куплю ее, если он согласится продать. Хорошая лошадь.
        Мы присели, и я рассказал ему о своей затее с ранчо, о тех, с кем собираюсь иметь дело, о…
        - Кстати, чуть не забыл, - неожиданно перебил он меня. - Для тебя тут есть письмецо… из Канзас-Сити.
        От Аттмора! Я жадно пробежал его глазами: вопрос с поместьем решен, мое право на владение официально подтверждено, все необходимые формальности практически совершены, осталось только подписать несколько бумаг, которые захватит с собой Блокер. Из письма Аттмора я также понял, что там все с облегчением вздохнули, узнав, что Янтам-Лолонессам не удалось стать наследниками папиного поместья.
        Значит, все? Да, теперь все!
        Откуда-то со дна каньона донесся протяжный свисток паровоза.
        - Наконец-то, - довольно произнес Чолк. - Идет поезд из Дюранго.
        Поскольку Пистолет отправился в «Тремонт», я решил тоже наведаться туда. Подберу его там и вместе пообедаем в «Бон тоне». Зачем отказывать себе в удовольствии?
        Из ущелья тянуло холодом, когда я поворачивал на Блэр-стрит. Паровоз пыхтел, преодолевая подъем, в вагонах уже зажгли свет, начинали загораться окна и в некоторых домах города, хотя до ночи было еще довольно далеко. Похоже, поезд прибывал с большим опозданием - значит, отправится назад почти сразу.
        Пассажиры уже выходили из вагонов, когда я поравнялся с платформой и, любопытства ради, остановился поглазеть. На Западе прибытие поезда в город оставалось все еще новинкой и вызывало неподдельный интерес жителей.
        Но вот вагоны опустели, я повернулся, чтобы продолжить свой путь, когда что-то вдруг привлекло мое внимание…
        На платформе стоял он, Феликс Янт, пристально глядя на меня. А чуть дальше за ним у края платформы - невысокий плотный мужчина с широким лицом и черным котелком на голове: черный сюртук распахнут, на животе поблескивает золотая цепочка, с которой свисают какие-то трудно различимые на таком расстоянии побрякушки. Рядом - женщина, очень хорошо знакомая мне женщина, и сутулый пожилой человек в белой плантаторской шляпе. Один из мужчин - тот самый таинственный Джозеф Врайдаг? При виде этой компании я остолбенел.
        От «Тремонта» ко мне быстро приближался кто-то еще, но я не мог оторвать глаз от Феликса, хотя боковое зрение замечало все вокруг.
        Слева натужно пыхтел, выбрасывая белые клубы пара, паровоз, его механизмы еще
«переживали» тяжелый подъем; справа - пустая площадь и всего несколько отдельно стоявших домов…
        Вот она, неминуемая развязка. Моя широкополая шляпа низко надвинута на глаза. Папина шляпа. Одна из его личных вещей, которые он мне оставил. Интересно, узнает ли ее Феликс?
        Ненависти я не испытывал. Феликс ненавидел папу и подло убил его сзади, и тем не менее ненависти к нему в моей душе не шевельнулось - только мрачное принятие неизбежного и легкое чувство тревоги за возможный исход. Если кто по-настоящему и вызывал у меня беспокойство и даже какой-то непонятный страх, так это Делфина. Чего от нее ожидать? И что делать, если она вдруг вытащит револьвер и начнет палить? Смогу ли я выстрелить в женщину? В принципе смогу, если, конечно, придется защищаться, но лучше бы она не приезжала сюда!
        - Янт! - громко и отчетливо произнес я. - У тебя еще есть время сесть на поезд и вернуться домой.
        От этих слов он как бы застыл на месте. Плотный мужчина тоже остановился. Только Делфина продолжала идти ко мне, и вдруг, сам не знаю почему, меня захлестнула волна дикой паники.
        Что она задумала? Что…
        - Кирни, - сладким голоском пропела она на ходу, - сколько лет, сколько зим! Как же давно это было! Мы та-а-а-к рады видеть тебя!
        Вокруг толпилось полно мужчин, женщин и детей, которые никого из нас не знали, людей, которые видели только, как красивая женщина спешит к молодому человеку, шумно выражая естественную радость от встречи с давним другом или близким родственником.
        Она специально говорила очень громко, почти кричала, чтобы все слышали ее слова.
        - Кирни, о мой мальчик! Как же давно мы не виделись, дорогой! Дай же мне снова обнять тебя! Как я хочу…
        Убить тебя, закончил я за нее в уме. Или держать в своих объятиях, пока это не сделают другие! А я стоял оцепенев, не в состоянии ни стрелять, ни сопротивляться. Мог только повернуться и убежать или дать им себя убить…
        Именно в этот момент мимо меня кто-то пробежал, и я услышал знакомый, очень хорошо знакомый голос:
        - Делфи! Ну надо же! Господи, какая же радость видеть всех вас тут вдали от дома! Делфи, моя милая Делфи!
        Лаура! Боже мой…
        - Куда ты?! Стой! Не надо! - отчаянно крикнул я ей вслед.
        Напрасно. Не слыша или не желая услышать, она устремилась прямо навстречу Делфине. Та попыталась было уклониться, резко свернула в сторону, но Лаура все-таки схватила ее за руку, плотно прижалась к ней, обняла за плечи.
        - Делфи, дорогая! Ты ни капельки не изменилась! Как и раньше, гоняешься за молоденькими парнями? Да еще за какими молоденькими! Делфи, он же тебе годится в сыновья! Если не во внуки!
        Делфина, не скрывая злости и раздражения, изо всех сил старалась освободиться, но Лаура крепко держала ее за руку. Тогда, поняв, что уловка не удалась, Феликс и тот второй двинулись ко мне. Я увидел, как плотный мужчина в котелке быстро сунул руку за отворот сюртука.
        На Западе мало кто тогда знал о наплечных кобурах, но мне уже довелось видеть такое в Канзас-Сити, поэтому, не дожидаясь, пока его рука появится с револьвером, я выхватил из-за пояса свой шестизарядник и несколько раз подряд выстрелил в него. Не думая, не размышляя. Спокойно и хладнокровно. Затем моментально перевел дуло на Феликса Янта. Но… стрелять пришлось бы мимо все еще возившихся Делфины и Лауры. Он поднял револьвер и целился в меня словно на дуэли… И тут совершенно неожиданно откуда-то сбоку прогремел выстрел… Не мой и не Феликса Янта, который конвульсивно дернулся от удара пули и начал медленно оседать.
        Рядом со мной оказался неизвестно откуда взявшийся Пистолет. И тут же сделал еще один выстрел в Янта, неуклюже пытавшегося дотянуться до своего револьвера.
        Мы подошли ближе.
        Феликс полулежал на боку на дощатом настиле платформы: кровь вокруг, кровь на его рубашке, кровь на серых безукоризненно отглаженных брюках…
        - С самого начала, - натужно дыша, пробормотал он, не сводя с меня взгляда, - с того самого первого дня в Рико, я… - Он помолчал, передыхая. - Я знал… Кирни, я… Я рад, что… это не ты…
        К нам начали подходить люди. Оживленно переговариваясь, они толпились вокруг.
        - Зло! - уже заплетавшимся языком прошептал Феликс Янт, устремляя затуманенный взор куда-то поверх наших голов. - Зло! Мы все, Янты, Кабанас, Лолонессы… зло в проклятье! Все до одного, все…
        В мою ладонь скользнула чья-то нежная рука.
        - Лаура!
        - Все, пошли отсюда, - произнес Пистолет.
        Сзади раздался пронзительный свисток, и паровоз громко запыхтел. Он отправлялся в обратный путь. Я оглянулся: кучка любопытных сгрудилась над Янтом и плотным мужчиной в черном котелке - очевидно, Врайдагом.
        - Делфина! - вдруг вспомнил я. - Где…
        - Она в поезде, - спокойно ответила Лаура. - Я посадила ее в вагон вместе с пожилым мужчиной, который ее сопровождал… ну тот, в белой шляпе. Он попросил передать тебе, что его зовут Толберт. Не знаю почему, но когда он велел ей садиться на поезд, она даже не пыталась возражать, просто молча поднялась по ступеням.
        - Да, папа упоминал о нем.
        Я смутно помнил его слова о том, что в случае нужды или крупных неприятностей мне надо обратиться к старине Толберту… Он поможет.
        Лаура еще крепче сжала мою ладонь.
        - Их уже нет. Пошли домой, - сказала она и повернулась к Пистолету. - Ты тоже. Теперь ты член семьи.
        Когда мы подошли к дому, там на нижней ступеньке крыльца сидел Берне. Собственной персоной.
        - Твоя мама предложила мне войти, но я подумал, лучше подождать здесь, - обратился он к Лауре.
        - Вышло чуть дольше, чем ожидал, - как бы извинился я, но веселым и бодрым голосом.
        Берне согласно кивнул.
        - Да, вижу, вернулся. И, как всегда, не забыл притащить с собой очередную головную боль.
        - Ну разве можно отвечать за действия других? Ведь я вернулся. Как обещал вам и мисс Лауре Маккре. Зато завтра, завтра, мистер Берне, нам с мисс Лаурой Маккре предстоит встреча с небесным правителем, который наконец-то позволит нам ходить в одной упряжке… Да, кстати, не окажете ли вы мне еще одну услугу, если, конечно, не возражаете?
        - Интересно, какую?
        Я достал из кармана деньги.
        - Закажите надгробный камень на могилу Феликса Янта, человека с большим вкусом, которому всегда всего было мало.
        - Даешь деньги на могильный камень для человека, которого сам же и убил?
        - Он сделал то же самое для моего папы. Я не хотел никого убивать. Что ж до Феликса, он сделал заявку, но не учел цены. Жизнь научила меня, мистер Берне: когда покупаешь фишки для игры в стрельбу, позаботься о том, чтобы их хватило поднимать ставки.
        Берне встал.
        - Значит, как я понимаю, собираешься уехать отсюда?
        - Да, собираюсь. Видите ли, меня, начинающего, но быстро, очень быстро растущего скотопромышленника непременно хотят видеть в очень многих городах Запада.
        - Не хотелось бы, чтобы эти поездки довели тебя до банкротства… слишком частой покупкой надгробных камней, - усмехнулся Берне.
        Он проводил меня до двери. Потом протянул руку и широко улыбнулся, когда я от души ее пожал.
        - Да, мы нашли останки судьи Блейзера. В твоей сгоревшей хижине. И получили из Канзаса ордер на его арест за злоупотребление общественными фондами.
        - С Уэкером уже поговорили?
        - Он исчез, испарился. Но мы побеседовали с твоими индейцами, и они полностью подтвердили все, что ты нам рассказал.
        Вскоре после того, как мы с Бернсом тепло распрощались, Пистолет ушел спать. Затем удалилась и миссис Маккре.
        Ну а я просто посмотрел на Лауру и спросил:
        - Ты вполне со мной согласна?
        - Полнее не бывает, - ответила она.
        И я ничуть не усомнился в ее ответе.