Библиотека / Приключения / Ламур Луис : " Зов Западных Рек " - читать онлайн

Сохранить .
Зов западных рек Луис Ламур



        Луис Ламур
        Зов западных рек

        Глава 1

        По такой дороге должны бы ходить привидения - заблудшие души, не нашедшие покоя в могиле. Бесконечные изгибы темной пещеры, образованной кронами колоссальных деревьев. Холодный ветер подергивает лужи пленкой льда.
        Под ногами - лежник: гать из круглых лесин, уложенных бок о бок. Бревна скользкие: от грязи, от раскисшего снега, от гнилой болотной растительности. Там и сям щели, оставленные затонувшим бревном. Угодишь ногой - рискуешь сломать. А по обеим сторонам… некоторые говорят, трясина тут бездонная. Лошади вязли, и больше их никто не видел. Люди тоже.
        Дом моего отца остался в нескольких днях пути позади, за выступом квебекского берега, возвышающегося над заливом Святого Лаврентия. Рыбачья лодка довезла меня от Гаспе вверх по реке до Квебека, там я переправился на другой берег и вступил в лес. День за днем я шагал на юг.
        На громадных неторопливых крыльях проскользила сова. Далеко в болоте двинулось нечто невидимое, затем как будто остановилось, чтобы прислушаться.
        Позади меня раздались чьи-то шаги?
        Ноги по сторонам провала между бревнами, я замер, обернулся наполовину - посмотреть.
        Ничего. Ошибся, видимо. Но что-то я ведь слышал?
        От тяжести набора инструментов ноют плечи. В сумраке приходится напрягать зрение, выискивая место для остановки. Любое место, где можно передохнуть - хоть минуту.
        Пень дерева! Широкий, спиленная поверхность в диаметре шесть футов полных. Срезанное дерево лежит тут же, наполовину погрузилось в болото.
        Левой рукой я закинул свои железяки на пень. Правая занята - держит готовое к выстрелу ружье. Дикий же вокруг край. Путники попадаются редко, а честные люди среди них - еще реже. Пусть я молод, но за собой приглядывать умею сам.
        Первый раз в жизни я расстался с домом надолго. Иду из Канады на юг, в Соединенные Штаты. К западу, говорят, строят вовсю, а мы, Талоны,  - строительная семья.
        Жил-был в свое время по крайней мере один Талон, промышлявший захватом судов в море. Каперствовал в водах Индийского океана: в Бенгальском заливе, в Красном море, а больше вдоль Коромандельского и Малабарского берегов Индии. И неплохо на этом разжился, если верить разговорам. Сам я от всех тех сокровищ ни гроша не видел.
        А это еще что? Я приподнялся со своего деревянного сиденья. Потом опять устроился поудобнее, перехватив винтовку обеими руками.
        Холодно. И становится все холоднее.
        Там, в Гаспе, меня ждет лишь отцовское жилище да приязнь соседей. Может, даже не всех. Отец отошел в мир иной, мать умерла, когда я был еще маленький, а возлюбленной я не обзавелся.
        Была, конечно, одна девушка. Детьми мы вместе бродили по лугам, потом танцевали друг с другом, дошло до обсуждения будущего брака. Но это до того, как к ее отцу пришел мужчина богаче меня. Быть богаче меня - не проблема: все мое состояние - это» унаследованный коттедж, примыкающие к нему несколько акров, маленькое рыболовное судно и мое профессиональное умение. А она метила высоко.
        Мой соперник - купец, владеющий обширными угодьями, трехмачтовой шхуной, торгующей вдоль побережья, большим магазином,  - денежный человек, помещик, не то, что я. Да, она метила высоко, как я уже сказал.
        Она пришла на наше место еще раз - последний. Совсем другая, как отрезало. Никаких дурачеств в тот день. Она была очень серьезна.

        - Жан!  - Она произносила правильно - не «Джин», как частенько читали мое имя соседи-англичане,  - однако с интонацией собственного изобретения.  - Отец хочет, чтобы я вышла замуж за Анри Барбура.
        Дошло до меня не сразу. Анри Барбур приближался возрастом к сорока - вдвое меня старше. Его уважали за жизненный успех, хотя я слыхал, что он отчаянный скряга и трудный в общении человек.

        - Но ты же не собираешься соглашаться?  - запротестовал я.

        - Я должна, разве что… вот если…

        - Разве что что?

        - Жан, ты ведь знаешь, где лежит сокровище? Я насчет того золота, что осталось после старика? Он же был твой прадед, так? Пират который?

        - Он был более отдаленный мой предок. И во всяком случае, золота он не оставил. Ничего такого, о чем бы я знал.
        Она подошла ближе.

        - Я знаю, это семейная тайна. Знаю, что это всегда скрывали, никому не признавались, но, Жан… если бы у нас было все это богатство… понимаешь, отец и не подумал бы просить меня выйти за Анри. Он все время уверял меня, что ты знаешь, где оно, и всегда можешь взять; когда захочешь, тогда и возьмешь немного.
        Так вот оно в чем дело. Золото. Конечно, все циркулирующие истории я знал. Они входили в мифологию Гаспе со времен первого нашего предка, кто одним из первых поселился на. пустынном, почти безлюдном тогда берегу. Он воздвиг неприступный каменный замок, который британцы сожгли при очередном нападении на побережье, много лет спустя, а до этого то и дело атаковали.
        Легенда гласила: он укрыл невесть где огромные богатства и мог запускать туда руку, когда бы ни пожелал. И что он купил земли, большие площади. Он действительно плавал в Квебек или Монреаль когда вздумается - даже добирался до Бостона и Нью-Йорка за покупками и не ограничивал себя. Но я ни про какой клад ничего не знал. Совершенно ничего. Если он что и оставил после себя, то спрятал настолько надежно, что ни один человек не догадывался куда.
        Мой отец только пожимал плечами в ответ на подобные разговоры:

«Не морочь себе кладами голову. В этом мире у тебя будет чего заработаешь и чего сбережешь, и все. Помни это и не разбазаривай жизнь, гоняясь за сокровищами, которых, может, и на свете-то нет».

        - Никакого золота не существует,  - сказал я ей.  - Глупые выдумки, больше ничего.

        - Но у него были деньги!  - возмутилась она.  - Он был сказочно богат!

        - И все потратил,  - ответил я.  - Хочешь меня - бери как есть: человек, у которого в руках доброе ремесло и который может хорошо зарабатывать и жить в достатке.

        - В достатке!  - презрительно произнесла она.  - Думаешь, мне только это и надо? Анри даст мне все! Роскошный дом, путешествия, деньги, чтобы расходовать, как заблагорассудится, красивые платья…

        - Ну и выходи за него,  - заявил я ей.  - Выходи, и черт с тобой!
        Тогда она ушла и в следующий раз, когда мы повстречались на улице, прошла мимо, точно меня там и не было.
        Мое сердце разбито, сказал я себе. И в течение недели пытался себя в этом убедить. Пробовал писать стихи, размышлял над своей погубленной жизнью, наслаждался драматизмом собственной игры - и ни на минуту не натянул себе носа в действительности. Так по правде, пострадало одно мое самолюбие, и то не слишком. Собственно, я испытывал облегчение. Теперь я свободен, и передо мной открыт весь мир.
        Разве не уходили все Талоны в дальние странствия? Те Талоны, кровь которых струится в моих венах. Такую же фамилию могли носить и другие, но мы-то знали, откуда пошло наше прозвание. Нашему предку-пирату по приказу тирана оттяпали руку, он приладил вместо утраченной кисти крюк, и по этому крюку его и стали кликать. Талон - коготь.
        Крутой был старик в последние годы, как говорили. Когда я был мальчишкой, в нашей деревне жил дед, уверявший, что знал моего пращура в свои мальчишеские годы. Он никогда не упоминал его имени, чтобы не оглянуться через плечо.
        Все это было и быльем поросло. Утекшая вода мельницы не крутит, и вчерашний ветер паруса не наполнит. Имя себе я должен сделать сам. Истории о пирате Талоне - ну это же о нем, не обо мне.
        Всплеснула вода. В болоте что-то шевелится.
        Дуло моей винтовки передвинулось, беря подозрительное место под прицел. Уголок я нашел, мурашки по коже. Идти бы пора.
        Белая рука… показалась из черной маслянистой воды… поднимается… медленно, будто пар… поднимается… манит…
        Ужас перехватил мне горло. Сам не заметив, я оказался на ногах. Большой палец на спуске, чуть чего - выстрелю.
        За рукой появился рукав. Упал поперек лежащего ствола, и из воды поднялась голова. Бледное, искаженное напряжением лицо, рот ловит воздух. Рука с мольбой тянется ко мне.
        Кинувшись вперед, я поймал ее.
        Холодная. Да какая еще холодная! Но из мяса и костей, не призрачная рука. Я с силой потянул, из болота высунулось туловище и упало поперек наполовину утопленного ствола. Осторожно на этот раз я перевернул вытащенного человека на спину.

        - Помогите,  - позвал слабый голос,  - помогите мне, я…
        Глубокую рану на груди оставил кинжал. Кровь, смешанная с водой, пузырилась, вытекая. Раненый находился на пороге смерти. Даже имей я все необходимое, чтобы оказать ему медицинскую помощь, спасти его жизнь я бы не смог.

        - Это он загубил меня. Ударил ножом. Знал, кто я такой, он… - Голос угас.

        - Ну-ка не шабутиться!  - предупредил я его.
        Распахнул ему воротник, затем попытался устроить его поудобнее. Я не имел ни малейшего понятия ни о чем он говорит, ни что мне следует делать. Он находился в тяжелом состоянии, и, судя по виду раны и выходящей из нее пене, надлежало опасаться, что нож проник в легкое.
        В боку у него виднелась другая рана, могли быть и еще - на спине. Насколько хватал глаз, незатопленной земли вокруг не попадалось. Негде и разжечь костер. Переносить человека в таком состоянии я не мог и помыслить.

        - Сэр,  - произнес я,  - я немногое в силах для вас сделать;
        Он обратил ко мне взгляд и, казалось, в первый раз осознал мое присутствие.

        - Я знаю,  - сказал он с неожиданным спокойствием,  - и я бы скорее… предпочел, чтобы вы не пробовали. Я… мне не так уж плохо. Со спины до меня добрался. Сильный… три раза вонзил его до самой рукоятки, пока я успел повернуться. Не думаю… что я… хоть раз оцарапал его. Негодяй… ни перед чем не остановится… ни перед чем абсолютно.  - Он схватил меня за руку.  - Я капитан Роб… Роберт Фулшем.

        - Американская армия?

        - Английская.
        Мог бы сам догадаться по акценту.
        Сумеречный, унылый час. Далеко мне до места, где хотелось бы уже быть - гостиницы или просто дома, принимающего прохожих, милях в пяти-десяти, которые еще предстоит прошагать. И уже поздно.
        Раненый бубнил непонятное, заговорил ясно, потом понес околесицу. Я держался поблизости, злился, что ничего не могу сделать, в мыслях обещая себе никогда больше не оказываться в таком положении. Однако капитан находился на краю могилы и слабел с каждой минутой.

        - Найди его!  - вдруг громко проговорил он.  - Он гад… дезертир… предатель. Будет разрушать… уничтожать… Он приносит несчастье… он… - Звук сошел на нет, и говоривший замолчал.

        - Кто вас убил?  - спросил я. Затем, сообразив, как это должно слышаться, изменил выражение: - Кто на вас напал?

        - Торвиль… барон Ричард Торвиль. Изверг рода человеческого.

        - Как он выглядит? Высокий? Какого…
        Спрашивать было без толку. Человек из болота умер.
        Я медленно поднялся на ноги и стоял, глядя на него сверху вниз. Что теперь делать? Что можно и что должно? Затопить его в болоте - нет ничего, чтобы это устроить, закопать и вовсе не выйдет. А оставить труп как есть мне казалось стыдно.
        Были бы тут родственники, они бы…
        Его семья! Я встал на колени рядом с телом и тщательно осмотрел все карманы. На свет явились промокшие бумаги. Но часть бумаг хранилась в водонепроницаемом пакете. Кроме того, я нашел несколько золотых монет, в поясе, застегнутом вокруг талии,  - еще золото. Пистолет никуда не годился, пока его не высушат и не зарядят заново. Маленький пистолет, а отделан - залюбуешься.
        Немногочисленные свои находки я сложил вместе. Буду в городе - отошлю их по почте. Наверняка где-нибудь там написан адрес.
        Усопший был молод. Старше меня, но до тридцати не дотянул. Красиво сложен. Нечто в его поведении заставляло думать: помимо капитанского звания, у него мог иметься и титул. Умел подать себя с достоинством.
        Покончив со всеми этими делами и распрямляя спину, я услышал слабый плеск: что-то двигалось. Я поднял винтовку на уровень пояса, держа свободно, не сжимая пальцев.
        Шум приближался. Шаг… шорох… точно идущий то и дело оступается.
        Кто, кроме меня, может в такую ночь очутиться в дороге? Дурак я был, что рассчитывал добраться до цели до наступления темноты. И ведь капитан, похоже на то, кого-то преследовал.
        Внезапно из мрака выступила человеческая фигура.

        - Подходи,  - сказал я.  - Добрый человек - подходи не торопясь, с руками на виду. Хочешь, можем поговорить. А плохое замыслил - так я могу тебя напополам раздолбать:

        - Стоп, стоп! Суши весла, парень. Я с миром, зла не желаю ни человеку, ни зверю,  - а себе-то уж в последнюю очередь.
        Он на шесть или семь дюймов превосходил мои пять и десять. Плечищи - что корабельный рей, а вот одна нога подкачала - деревянная. Еще у него были черная борода и золотое кольцо в ухе.
        Оружие было тоже. Я видел у него винтовку и кортик.

        - Поздновато путь держишь,  - заметил я.
        Он глянул вниз, на мертвеца.

        - Это ты его уделал?  - Глаза блеснули интересом.

        - Нет, не я. Ты, может?  - Кто-кто, а он выглядел разбойником на все сто процентов. Другого такого днем с огнем не отыщешь.

        - Не я.  - Пригляделся к телу.  - Так-так. Славный, видный молодец - и пропал ни за что. О, кой-кого мне случалось укокошить, но этого нет.  - Показал мне в ухмылке зубы.  - И вообще я только что подошел. И тут ты стоишь над свежим жмуриком. Представители закона захотят тебя порасспрашивать, так что неплохо бы тебе подумать над ответами.

        - Нету тут представителей закона. Лес кругом. Но люди не должны умирать вот так.
        Рослый незнакомец пожал плечами.

        - Кому судить, как человеку умирать? Умирают, когда время приходит, а уж где - это как получится. А потом,  - прибавил он,  - здесь только тело. Что было внутри, того больше нет. Какая важность, где он лежит.
        Показал в направлении, куда уходила дорога.

        - Мне сказали, там неподалеку есть гостиница. Ты туда?

        - Да.
        И мы двинулись в путь, оставив мертвого лежать на месте, поскольку ничего лучшего придумать не могли.
        Новый мой спутник был и так крупным дядей, а старая треуголка и плащ делали его в темноте еще крупнее.

        - Далеко туда, как считаешь?  - спросил он меня.  - Я иду уже порядочно, а эта моя нога долгих походов не одобряет.

        - Миль пять, а может, меньше. Расстояние не все одинаково понимают. Иногда «пять миль» означает «через бугор за поворотом», а другой раз приходится топать целый день.

        - Знаю я.  - Внимательно посмотрел на меня.  - Здорово ты нагрузился. Инструмент несешь?

        - Орудия моего ремесла. Я корабельщик.

        - Это здесь-то?  - вылупил он на меня глаза.  - Собираешься строить корабли посреди леса?
        Что я собирался делать и где, было не его дело, поэтому я попросту сказал:

        - К югу отсюда много морских портов. Там строят суда для торговли с заморскими странами, и китобойные тоже.

        - Ты говоришь с французским прононсом.

        - Я и есть француз, наполовину, но родился в Канаде, чем и доволен.
        Дальше мы шли молча, лишь изредка поругиваясь на плохую дорогу, оскальзываясь, расплескивая слякоть и охая.

        - Меня зовут Жобдобва - Деревянная Нога,  - неожиданно сказал он,  - из-за этого.  - Показал на свою деревянную подпорку.

        - Имя как имя,  - ответил я.  - Имя - это то, чем человек его делает.

        - Верно, малыш. Верно.  - Покосился на меня.  - А ты? Есть у тебя имя?
        Я насторожился. Кто такой этот пришелец из ночи, нашедший меня стоящим над убитым? Откуда неожиданный интерес к моему имени? Вроде бы тон его голоса чуть повысился при этом вопросе! Сверх того, точно не скажу, но видится в нем знакомое, и все.

        - У кого его нет! По-моему, имена мало имеют значения.
        Пять футов десять дюймов мой рост. Ниже его. И он силен с виду, но тут я ему не уступлю. Парень я мосластый и мышцами оброс - любому на зависть. Частью мне надо благодарить за это наследственность, а частью - свое занятие, заставляющее нянчить массивные деревянные плахи. Что до голой силы, я считал себя кому угодно под пару.
        Кто же он в конце-то концов? И куда направляется? Я изнывал от желания задать ему эти вопросы, но какое имел на то право, отказавшись отвечать сам? И неясно знакомое нечто в нем. Я забрел настолько далеко от дома, и вдруг попадается экземпляр, от которого так и разит морем, а в речи - намек на наш семейный акцент. Неужели он следовал за мной? Что же, идиотская сказка про сокровища так и будет липнуть ко мне до скончания века?
        Мы продолжали шлепать вперед впотьмах, на каждом шагу боясь оступиться. В кружевной сети ветвей над головой лишь изредка мелькала звезда. Несмотря на деревяшку вместо ноги, мой попутчик отмеривал расстояние так же легко, как и я, а своим умением ходить я горжусь.
        Неожиданно между черными колоннами древних древесных исполинов показались огни. Завидев это указание на возможную хорошую еду, а то и выпивку, мы удлинили шаг, и через несколько минут перед нами была вырубка и кое-как сколоченный мостик, переброшенный через рукав болота.
        На двери висела веревочка от щеколды. Потянув ее, мы вошли в дом.
        Отличный огонь полыхал в громадном камине по ту сторону комнаты. Длинный стол, скамьи, там и тут стоят с полдюжины человек. Женщина средних лет мешает в горшке у огня - в моем желудке сразу затеплились надежды!
        На наш приход обернулся человек с лысиной во всю голову, только по краям оставалась бахромка песочных волос. Хозяин, скорее всего. Он носил длинную кожаную безрукавку и тяжелые сапоги.

        - Входите, ребята, добро пожаловать! Давайте прямо к столу! Промозглая ночка, на улице не больно поторчишь. Глотните чего-нибудь. У меня есть ром, даже эль найдется, сам варил. Вкусный, очень вкусный.
        Повернулся к женщине у очага.

        - Бет, что в печи - на стол мечи. Проголодались люди, это уж наверняка.
        Спиной к стене стоял высокий, по-настоящему красивый человек с трубкой в одной руке и стаканом в другой. Бросив на меня сначала быстрый оценивающий взгляд, его глаза задумчиво остановились на мне. Пальто я не застегивал, и он мог видеть пистолет.
        Я пристроил свои инструменты в угол и после минутной нерешительности поставил туда же ружье.



        Глава 2


        - Моя фамилия Вотсон,  - сказал лысый.  - Мы тут помаленьку фермерствуем, рыбку ловим, с ружьем и дичь добудешь. Стол держим хороший, скажу не хвалясь.  - Перевел взгляд с Ноги на меня.  - Чарочку рома? Согреет с холоду.

        - Хорошо,  - согласился я.  - Долго нам пришлось тащиться по лесу да болоту.

        - Угощайтесь! Ямайский, что надо! Нравится мне темный ром. Хороший ром, и никаких хитрых выдумок мне не нужно.
        Ром прогнал стынь из моих костей, но чего я хотел - это поесть. Да и не люблю пить, когда вокруг незнакомые, а в воздухе явно висело что-то не то. С Вотсоном, конечно, все в порядке, но я по природе человек осторожный, и вид прочих пришелся мне не по душе.
        У одного, темноволосого, с изжелта-бледным лицом, глаза были, точно у змеи. Черные, уперлись в меня.

        - Далеко идешь?  - спросил он.

        - До рабочего места,  - сказал я.  - Говорят, дальше к Бостону строят корабли.
        Тут я отклонился от правды, потому что интересовал меня Запад, а не Юг. Город Питтсбург на границе заселенных мест. Года два или три назад был спущен на воду пароход «Новый Орлеан», первый будто бы на Западе, и я предчувствовал, что первый из многих. Торговля мехами растет, быстрый и надежный транспорт должен пойти нарасхват, и, когда «Новый Орлеан» докажет свою пользу, захотят строить еще. Подумывал я, не сделать ли судно для себя - торговать по западным водным путям.
        Высокий с трубкой обошел стол и сел на скамью напротив. Улыбался он любезно, но глаза оставались холодными. Словно что-то про себя рассчитывает и подсмеивается. Впечатление создавалось, что все окружающее его развлекает, вызывая в то же время презрение.

        - Полковник Родни Маклем,  - представился он.  - Выпьете?

        - Спасибо, у меня уже есть.

        - Вы не говорили, как вас зовут.

        - Джон Даниэль.  - Я произнес эти слова беззаботно, хотя в глазах моего собеседника промелькнуло нетерпеливое раздражение. Не любит, чтобы от него отмахивались или препятствовали ему. Но губы продолжают дружески улыбаться. Кажется мне, однако, он другого имени ожидал. Какого же?
        Жобдобва еще наблюдает за мной. Явно недоумевает и мучается любопытством.
        Бет Вотсон пошла вокруг стола, распределяя огромную миску тушеного мяса, две поменьше, половник и ложки.

        - Наваливайтесь,  - весело предложила она.
        Краснощекая черноглазая хозяйка ходила распустехой. Да черт с ней, с аккуратностью, главное, чистенькая и, видимо, хорошая женщина и выглядит неунывающей.

        - Это не все,  - добавила она.
        Маклем снова зажег трубку. На Деревянную Ногу он старался не глядеть, и Жоб отвечал тем же. Знакомы? Припомнили что-то, что предпочли бы забыть?
        Разговоры в комнате велись беспорядочные. Больше о погоде и состоянии дороги - чем мы все сейчас жили. Маклем говорил мало и небрежно. О найденном нами умершем я решил не упоминать, но прислушивался, вдруг путники выскажут что-то связанное. Кто-нибудь из них мог видеть убившего или даже убить Фулшема сам. Последнее казалось маловероятным.
        Как я знал, убитый являлся офицером британской армии и по какой-то причине преследовал заколовшего его человека.
        По какой именно?
        И зачем понадобилось убивать? Тут не простой грабеж, пусть даже разбойники окружили каждую тропу, и любой постоялый двор мог оказаться «малиной». Найти путешественника убитым не такая уж особенная редкость. Или же люди просто исчезали.
        В домике было больше одной комнаты, но снаружи он просторным не выглядел. Спать будем здесь же на полу, конечно. Вотсон уже ворошит в камине, подкладывает пару толстых чурбанов. Такие будут поддерживать огонь всю ночь.
        Тушеное мясо оказалось вкусным. Когда его прикончили, Бет Вотсон принесла нам здоровенный кусище пудинга с изюмом и котелок кофе.
        Если не считать Маклема, собравшиеся смотрелись диковато. Боюсь, я и сам со стороны презентовался не лучше.

        - Вы француз?  - поинтересовался тот.

        - Не чистокровный.

        - Вид у вас знакомый, Джон Даниэль. Думается, я встречал вас раньше или кого-то очень похожего.

        - Возможно.  - Я пожал плечами.  - Кто его знает! Я в разных местах бывал.
        Не удовлетворенный, он продолжал беседу, стараясь вывести меня на откровенность, задавая коварные вопросы. Явно жаждал выяснить мою подноготную и не верил, что я корабельный плотник. Но вежливости не утратил, и разговаривать с ним было приятно.
        В помещении стало душно и тепло. Слишком тепло. Устав от ходьбы, я ощущал сонливость. Не то чтобы я прошел много, двадцать миль - обычное дело, но ненадежная бревенчатая кладка под ногами замучила. Однако засыпать я не хотел. До тех пор, пока не заснут все остальные.
        Ни с того ни с сего припомнились конверт за пазухой и мокрые бумаги. Так и не представилось случая заглянуть в них. Кто-то должен знать родственников погибшего, кто-то из знакомых, а если он находился на действительной службе, командованию нужно знать о его судьбе.
        Вотсон и один из гостей отодвинули стол вбок, и мы расстелили на полу себе подстилки. Все несли с собой одеяла - без них не постранствуешь. Даже в более солидных заведениях постель часто надо было иметь собственную.
        Долго после того, как задули свечи, и только свет от горящих дров плясал на потолке, я лежал с открытыми глазами и размышлял.
        Убили англичанина не за просто так. Он шел по следу своего убийцы, когда упал или оказался брошен в трясину смертельно раненный. Из чего вытекает, что зарезавший его станет предполагать - тела не найдут, и волноваться по этому поводу не будет.
        Еще две вещи следует учесть. Или тот, кто уложил Фулшема, обыскал его, или же нет. Если обыскал, значит, ни золото, ни бумаги, ни пистолет ему не были нужны. Если не сумел, может все еще хотеть получить эти бумаги. В случае если они представляют для него ценность.
        Как бы ни повернулось, мне лучше соблюдать крайнюю осторожность. Ни слова о том, что я видел убитого, что говорил с ним, что осмотрел тело.
        Нога знал, но не проявил стремления выносить свои знания на обсуждение общественности. Не его ли рук это дело? Мог ведь спрятаться, когда услышал мое приближение?
        Под прикрытием одеял я извлек свой нож. Я часто нуждался в нем при работе. Большинство мужчин ножи носили если не как оружие, то в качестве инструмента. Свой я поддерживал острым точно бритва с кончиком, сходящим на нет наподобие иглы. С ножом в руке я погрузился в сон.
        Последнее, что я помнил,  - это мерцание отсветов из камина на потолке. Потом будто меня толкнули, и на фоне тусклого красного свечения черный силуэт высился надо мной, одеяло было откинуто. Чужая рука полезла мне за рубашку. Я резко выбросил руку с ножом вверх.
        Я лежал на боку, и для этого мне пришлось перекатиться на спину. Вор - кем бы он ни был - отдернул руку и пропал с моих глаз.
        Как не было!
        Я быстро сел, встал на ноги, все еще держа нож.
        Темно и тихо. Ни движения кругом. Угли слабо светились, кидали блики на некоторые лица, тень на остальных казалась от этого гуще.
        Перешагивая через спящих, я вернул клинок в ножны, подобрал кочергу, расшевелил огонь, подложил несколько палок. Пламя взметнулось кверху, и стало светлее.
        Шесть человек на полу, вроде все спят. Я оглядел комнату: все на месте.
        Один из шестерых притворяется. А может быть, и не один. Кто-то из них собирался ограбить меня, если не отправить в могилу к тому же.
        Но который?
        Некоторое время я смотрел на них, потом пошел обратно к своей постели и улегся.
        Сомнительно, что состоится вторая попытка, но разве угадаешь? Возможно, просто меня хотели обчистить. Я лежал без сна и прислушивался. Задремал, когда уже светало, но лишь на несколько минут. Следующее, что я увидел,  - это все вокруг встают.
        Натянув сапоги, я тоже встал и принялся засовывать за пояс пистолет.
        Маклем протянул руку.

        - Забавная вещь. Можно посмотреть?
        Затолкав пистолет за ремень, я отпустил полу, и она прикрыла объект Маклемова любопытства.

        - Шутник вы,  - невозмутимо произнес я.  - Я никому не одалживаю оружия.  - И добавил: - Обычный пистолет, ничего особенного.
        За столом хозяин сказал нам, что болото через несколько миль кончается, а дальше дорога ведет лесом.
        Клеенчатый пакет царапался под рубашкой, и желание узнать, что в нем, прямо-таки жгло. Но я должен быть один, -когда открою его. Остальные бумаги высохли от тепла моего тела, и в них тоже могло найтись интересное.
        Жобдобва сел за стол рядом со мной.

        - Хорошо бы нам было идти вместе,  - предложил он.

        - Вот как?

        - Безопасней будет, я думаю.

        - Для тебя или для меня?

        - Для обоих. Мне тут кое-кто не очень нравится.  - Обвел взмахом руки находящихся в комнате. Говорил он, понизив голос.  - По-моему, ты того же мнения.
        С чего он взял, что меня грызут опасения? Не спал ночью? Или это он сам стоял надо мной и потом так молниеносно исчез?
        И все-таки почему бы не разрешить ему? Грабитель - так проще будет следить за ним, а нет - его присутствие послужит дополнительной защитой.

        - Иди, если тебе по пути со мной.
        Мы не начинали собирать наши шмотки, пока остальные не ушли. Укрепив на спине свой тюк и подняв с пола инструменты и винтовку, я обратился к Вотсону:

        - Милях в четырех или пяти назад по дороге лежит мертвый. Он был английским офицером, и его будут искать. Возьми вот,  - я передал ему монету из небольшого запаса покойного,  - и пригляди, чтобы останки похоронили как полагается, на сухой земле. Его звали капитан Роберт Фулшем, а умер он вчера. Напиши на могиле имя и дату гибели.
        Бет пристально, в упор глядела на меня. Суровый взор. Вотсон взял деньги, затем спросил:

        - Отчего он умер?

        - Его убили. Ударили ножом. Потом он упал в болото, или его туда бросили. Прожил как раз, чтобы выбраться и рассказать мне об этом.

        - Убили? Кто же…

        - Как бы не один из тех, что здесь только что ночевали. Поэтому я и помалкивал при них. Разинь я рот раньше, появился бы еще мертвец, чего доброго.

        - Что с его имуществом?

        - У него почти ничего не было. Я напишу его родным и начальству, и они приедут убедиться, что его похоронили по правилам.  - Я помолчал.  - Так что позаботься.
        Мы сразу взяли хороший темп, потому что я не беспокоился, отстанет ли одноногий; он оказался ходоком не хуже меня. Во время моего разговора с трактирщиком он не проронил ни слова.
        По дороге с глазу на глаз он сказал мне:

        - На рожон лезешь, приятель. Есть вещи, которые лучше оставлять в покое.

        - Может, и так. Да только я не из тех, кто пускает все на самотек. Сообщу, кому следует, тогда уж займусь своими делами.

        - У тебя это так просто. Если заварилась такая история, разве скажешь, когда она кончится! И где.
        Темнотища стояла в этом болоте! Темь и сырость. Мы шли в вечных сумерках переплетенных ветвей, пропускающих, лишь редкие проблески дневного света. Почва под ногами представляла черную массу разлагающихся растений. Старые листья плавали в озерках стоячей воды, старые комли высовывали отвратительные комки перекрученных корней, похожих на голову Медузы, старые деревья росли из грязи, вокруг которой копилась черная вода. Идти можно было едва-едва, рискуя костями, если не жизнью, на каждом шагу. Но наконец мы все же добрались до твердой, лежавшей выше, земли. Опять поднялся ледяной ветер, выстуживая наши тела на долгой сумрачной дороге.
        Однажды нам встретились развалины жилья. Почти вплотную к ним - ветхая изгородь. С кольев отваливается кора. Буйная трава скрыла все, что могло быть на земле, сообщая лачуге еще более заброшенный, потерянный вид.
        Дорога оставалась безлюдной, и на ходу мы разговаривали. О многих вещах: о кораблях, и людях, и бурях на море, о крушениях, и судовых наборах, и как построить крепкую посудину, и как чувствуешь в руках добротно сделанное судно при высокой волне. Моряком я не был, хотя много раз выходил в залив, плавал в Ньюфаундленд, Новую Шотландию, на Лабрадор. Мне исполнилось всего десять, когда я под парусом один дошел до острова Бонавентур, который виднелся из моего дома. Да, впрочем, таких вещей какой мальчишка из Гаспе не делал. Но пусть я не был морским волком, как строить корабли, я знал, и знал, что требуется, чтобы они успешно противостояли стихиям.
        Деревянная Нога знал больше. Он был знаком с открытым морем, и не поверхностно. Ему доводилось плавать боцманом, парусным мастером и судовым плотником. Он говорил о Марселе, Ла-Рошели, о Дьеппе, Сен-Мало, Бристоле, Генуе. Знал Малабарский берег и глубокие воды Иравади. Обо всем этом я слышал с детства, ведь многие Талоны возвращались в море, и наш родоначальник не остался единственным приватиром в семье.
        И вдруг я застыл как вкопанный. За поворотом того, что здесь сходило за дорогу, в нескольких сотнях ярдов шел Маклем. Не один.
        Жобдобва чертыхнулся, но было поздно. Он увидел нас и остановился подождать.

        - Гляди в оба, парень,  - предупредил мой спутник.  - Злой тот человек, грешный, ни совести в нем, ни жалости. Дай малейшую возможность, сердце у тебя из груди вынет.

        - Так ты знаешь его?
        Жоб не отвечал, как если бы выболтал чего не следовало, затем с горечью проговорил:

        - Да, знать его я знаю… скорее, о нем, и мерзостная случилась штука, когда он впервые встрял мне поперек курса. Следи за ним, не доверяйся ни на минуту. Почему-то ты привлек его внимание, а на кого он обращает внимание, те умирают. Сам видел.
        Полковник Родни Маклем продолжал ждать на тропе. Красивый, смелый человек.



        Глава 3


        - Говори быстро, пока мы не подошли,  - и тихо, звук разносится далеко. Куда ты идешь?
        Признаться? А кто он такой, допрашивает тут меня? И стоит ли верить ему больше, нежели Маклему? Тот хоть больше похож на джентльмена.
        Пока я колебался, Нога сказал:

        - У нас больше общего, чем ты думаешь, куда больше. Порешить он тебя целится, и меня тоже. Мы с ним и вдвоем не справимся, но, может, хоть подольше протянем. Ну, что скажешь?

        - В Питтсбург я иду.
        Он нахмурился.

        - В Питтсбург? Что это такое? И где?
        Мы замедлили шаг и беседовали полушепотом.

        - Это новый город на Западе. Там раньше стоял форт, Форт-Питт. На этом месте сливаются реки, и там строят суда для западных водных путей.

        - Западные пути? Это через Тихий океан?

        - Нет, по рекам. На Западе текут большие реки, во всех направлениях. Миссисипи видел?

        - Ага, плавал разок-другой в Новый Орлеан. Вот уж река так река, больше всех на свете!

        - Не больше. Есть река длиннее, намного длиннее, она впадает в Миссисипи. Называется Миссури. Далеко к западу она тянется, а исток ее - в Скалистых горах. В Питтсбурге еще много будут строить, и мои руки пригодятся, а со временем и для себя что-нибудь построю.

        - По воде соскучился, так чего бы тебе не податься на море? Там есть местечки - острова, бухты и всякое такое,  - которые ни одна живая душа еще не видела, и многие из них, сколько ни глядеть, не надоедят. Чего на реке-то ковыряться?

        - Ах, Жоб, но это же совсем другая река! Она течет с высоких вершин, с ревом несется сквозь каньоны. Длиной она почти в три тысячи миль, и кто знает, что таится у ее начала и по берегам? Я пароход хочу строить, Жоб, пароход, чтобы поднялся до самых дальних пределов. Хочешь со мной - напарник мне не лишний, но друзья для хорошей погоды мне не нужны. Идешь со мной,  - значит, на весь рейс.
        Жоб молчал. Наконец со злостью выругался.

        - Почему бы и нет в конце-то концов! Я с тобой, Джон Даниэль, раз ты решил так называться, потому что вместе мы целее будем, так я считаю.
        Тут мы подошли к Маклему. С ним стояло трое, знакомых мне с прошедшей ночи, змееглазый среди них.

        - Пошли компанией,  - весело предложил он,  - чем больше народу, тем безопаснее. Слышно, индейцы еще по временам нападают, а о белых бандитах и говорить нечего.
        Так что дальше мы отправились все вместе. Маклем и я шли впереди, Жобдобва отстал, чтобы видеть, если кто сделает предательское движение, но так, что мог не только предостеречь, но и помочь мне делом. Сомнения меня все же донимали. Что мне о нем известно, в самом деле?
        Враги окружали меня, но юношеское недомыслие и самоуверенность вселяли надежду: пусть хоть всем скопом набрасываются, авось слажу!
        Я был сильнее, чем они, скорее всего, меня считали, и лучше стрелял. Но и здравого смысла у меня имелось достаточно - как ни склонен я был задирать нос,  - чтобы сознавать: мне могут не дать шанса выстрелить или даже пустить в ход свою силу.
        Постепенно деревья становились реже, появились фермы. Ближе к вечеру начали попадаться дети - мальчики и девочки, гонящие с пастбищ домой скот. Люди останавливались поглядеть, как мы проходим мимо, некоторые отвечали на наши дружеские оклики, некоторые нет, но глаза пялили все.
        Гостиница, к порогу которой мы наконец-то прибыли, на сарай, где мы останавливались перед этим, не походила ни чуточки. Просторное здание в два этажа, окна застеклены, в общем зале подают напитки и еду.
        Владелец заведения, очевидно, питал к себе уважение. О политике рассуждал - поневоле поверишь: понимает, о чем говорит. Но я не торопился выносить решения. Может, просто очередной язык без костей. В нынешнем году - 1821 нашей эры - урожай таких был хорош.
        Однако же белье было свежим, полы подметены, кушанья приготовлены превосходно.
        Один в своей комнате, за запертыми дверями, я искупался в горячей воде, принесенной мне в ванне - ею служила широкая бочка. В первый раз от Квебека и только во второй со времени, когда я покинул свой дом в Гаспе.
        Незащищенные документы, взятые мной из карманов капитана Фулшема, прочесть оказалось почти невозможно. Одним было письмо, по-видимому, от брата. Я мало что из него разобрал: чернила от воды расплылись и слиняли. Брал жил в Лондоне и уговаривал капитана вернуться.
        В письме нашелся адрес отправителя.
        Не выходя из комнаты, я составил письмо на этот адрес. Детально описал, что конкретно я нашел и как очутился рядом с телом его брата. Рассказал, как прошелся по карманам и забрал что там было, и добавил, что деньги ему перешлю.
        Кроме того, сообщил: я совершенно уверен, что убийца либо принадлежал к группе, шедшей со мной от времени, когда капитан погиб, до настоящего момента, либо известен по крайней мере одному из них.
        Тщательно описал каждого, добавляя обрывки информации, какие могли прийтись к месту. Потом взял на себя ответственность открыть конверт, сделанный из клеенки.
        Конверт содержал ордер на арест некоего барона Ричарда Торвиля, виновного в оставлении знамен британской армии и в измене. Тут же приводились сведения, что Торвиль в свое время работал на противников Бонапарта во Франции, но совершил убийство и смылся с деньгами, которые ему не принадлежали.
        В общем, список получился длинный. Полдюжины преступлений. Вырисовывался портрет человека хитрого, беспринципного, опасного, но с могущественными связями. Титул, под которым его знали, он позаимствовал, не имея на то права, и даже имя стояло под вопросом, не фальшивое ли. Прошлое барона окутывала завеса тайны.
        Описания внешности не было.
        Каким-то образом Фулшем, агент правительства его британского величества, выследил и засек этого человека - и был умерщвлен.
        Теперь информация, чреватая смертью, попала ко мне.
        Я сложил все бумаги в клеенчатый конверт, запихал обратно за пазуху и спустился вниз, в общее помещение.
        Там никого не было.
        Одна из дверей открывалась в небольшой кабинет, где я и нашел хозяина гостиницы - Саймона Тэйта.

        - Сэр.  - Я прикрыл за собой дверь.  - У меня к вам срочное и секретное дело.
        Он сдвинул на лоб очки, положил перо и взглянул на меня. Явно сомневаясь в моих словах. Достав из кармана небольшой столбик золотых монет, я положил их на стол.

        - Не откажите выписать на них переводной вексель и квитанцию.
        Он присмотрелся к деньгам, затем ко мне. Коротко, с минимумом подробностей, я рассказал об убитом, что капитан Роберт Фулшем являлся важным лицом, что деньги следует отправить семье, также и бумаги.
        В деловых качествах Тэйту никто бы не отказал. Вопросов он задал немного и по существу, и через минуту-другую я выходил из кабинета с квитанцией в бумажнике, оставив пакет для отправки в Англию со следующей почтой.
        Уже у двери Тэйт остановил меня. Хотя он и мог показаться балаболкой, разглагольствуя в гостиной на общие темы, но сейчас он говорил серьезно.

        - Тот, о ком вы рассказали,  - спокойно указал он,  - способен причинить много бед. Политическая интрига, раз уж в нее впутался, часто входит в плоть и кровь. Вам следует спросить себя, как я спрашиваю: зачем он явился именно сюда, в Америку? Такой человек не станет хлопотать только о том, чтобы скрыться. Уж конечно, у него есть и другие идеи.
        Он помолчал.

        - Мистер Талон, я должен поговорить обо всем этом с моим другом.
        Мне заявление пришлось не по вкусу. Но возражать наобум я не стал.

        - Что у вас за друг?

        - Можно выразиться так: к нему прислушиваются те, кто имеет значение. С виду он ничего из себя не представляет, но, когда он говорит, облеченные властью слушают.

        - Тогда ладно.

        - Еще минуту, мистер Талон. Вы решили оказать мне доверие и не прошли мимо в ситуации, в которой оказались,  - вы действовали; правильно действовали, по моему мнению. Поэтому давайте обменяемся еще несколькими словами. Мне мало известно, как обстоят дела в вашей стране, но можно, мне кажется, принять, что они сходны с нашими. Для простоты давайте скажем, что здесь правит народ, но только править - недостаточно. Надо, кроме того, поддерживать бдительность, надо заботиться о своей стране и ее будущем. Меж нас много эгоистов, хотя и средь них немало искренних патриотов. Страна растет, но и за рубежами, и внутри них ее подстерегает много опасностей. Вы знаете о покупке Луизианы?

        - Слышал.

        - Границы этой территории определены плохо. С юга наш сосед - Испания, с севера - Англия. Знаю, многие англичане и большинство канадцев хорошо к нам расположены, но некоторые нет. Чего нам следует опасаться больше всего, как я полагаю, так это людей на нашей же земле, думающих больше о себе, чем о своей стране, людей, алчущих денег, власти, земель. Кое-кто из них готов разрушить что угодно, что угодно без исключения, сэр, только бы извлечь прибыль. Даже законы собственного государства не постыдятся исказить, стремясь приобрести богатство или влияние. Такие всегда прислушаются к человеку с проектом и хорошо подвешенным языком. Вы надолго к нам, мистер Талон?

        - Сам не знаю,  - откровенно ответил я.  - Привела меня сюда конъюнктура. Возможность честно работать, добиться успеха. Сколотить состояние, может быть. Я прослышал, что в Питтсбурге много строят, а я - строитель.
        Он кивнул.

        - Хорошо! Просто прекрасно! Строители нам нужны. Даже очень, но лишь такие, кто строит не только для себя и ради прибыли - а я верю, что прибыль - дело хорошее,  - но ради будущего тоже. Такой из вас строитель, мистер Талон?
        Звучало неплохо. Политические проблемы, о которых говорил этот человек, до настоящего момента оставались вне моей жизни и моего внимания. Никогда раньше я не чувствовал, что демократия меня как-то заботит. И неожиданно пришло тревожное осознание: а могла бы… действительно заботит.

        - Надеюсь, что так, мистер Тэйт.

        - Замечательно. Вам необходимо помнить, мой друг: если мы свалим управление на других, другие и будут управлять, и, может случиться, не так, Как нам хочется. В такой стране, как наша, в ответе мы все.

        - Да, сэр.

        - Я вот к чему веду. Вы нечаянным образом натолкнулись на нечто, могущее приобрести огромную значимость, и успели принять участие в событиях. Было бы крайне полезно, если бы вы приглядывали за происходящим… ненавязчиво, разумеется.

        - Не вижу, как у меня такое получится. Я намерен добраться на Запад и найти работу на постройке судов для западных плаваний. Политикой я не занимаюсь.
        Некоторое время он изучал меня, потом пожал плечами.

        - Пусть будет так. Однако же, молодой человек, вы уже вовлечены в эту историю. Если вы рассказали мне правду, убивший молодого офицера может быть близок к вам. Может подозревать, что те бумаги у вас или находились у вас прежде. Может попытаться убить и вас, чтобы получить их. Сказано: виновный бежит, хоть никто не гонится. Причина в том, что виновный часто боится, не знают ли окружающие больше, чем им известно на самом деле. Ваша собственная жизнь может висеть на волоске.

        - Куда денешься.

        - И не забывайте, сэр, гражданин вы Соединенных Штатов или нет, успеха вам не видать, если начнутся беспорядки, революция или война. Хорошее управление страной - дело каждого из нас.
        Я пожал плечами.

        - Что я понимаю в управлении страной? Я строю, и все на этом.
        Он поднялся.

        - Надеюсь, и дальше будете строить. Удачи вам, мистер Талон.
        Закрыв за собой дверь, я добрую минуту простоял на месте, взвешивая услышанное. Тэйт говорил толково. Качество управления действительно дело каждого. Даже мое, если я собираюсь тут обосновываться, хоть я иностранный подданный и только что прибыл.
        Жобдобва ждал снаружи, впитывая утреннее солнышко. Скосил на меня глаз исподлобья - веко полуопущено.

        - Уехали. Верхом вдоль по дороженьке.

        - Кто уехал?

        - Маклем и они все. Он про тебя спрашивал.
        Нет Маклема. Но далеко ли он уехал? Беспокоил меня не столько он сам, сколько человек со змеиными глазами. Связаны они? Или только вместе путешествуют, подобно мне и Деревянной Ноге?
        Подумалось об инструментах. Достать, что ли, лошадь либо мула… а то лошадь и мула. Груз мой, кажется, так и прибавляет в весе, а путь предстоит дальний. Добраться бы до речки, смастерю тогда себе лодку и поплыву вниз до самого Питтсбурга. Или до окрестностей. Представление о местонахождении Питтсбурга я имел самое общее.
        Поразмыслив о состоянии своего кошелька, я решил: пойдем пешком.
        И тогда увидел девушку.



        Глава 4

        Она была молода, изумительно красива и сидела верхом на горячем рыжем мерине, управляясь с ним с непревзойденной легкостью. Рядом ехали двое мужчин.
        Один, средних лет и плотного сложения, соломенные волосы которого припорошила седина, отличался широким лицом и упрямой линией челюсти, а в общем смахивал на шотландца.
        Второй был юн и на вид приятен, несмотря на то что телесной крепости могло быть и побольше. Оба носили оружие, и кони под ними гарцевали не из худших.
        Компания подъехала к самой двери, и девушка посмотрела на меня. Прямо в лицо.

        - Молодой человек, могу я поговорить с хозяином?
        Ее манера разговаривать - сверху вниз - подействовала мне почему-то на нервы.

        - Можете,  - безмятежно ответил я,  - если хотите. Он как раз внутри.
        Ее лицо чуть заметно зарделось, не знаю, то ли она смутилась, то ли рассердилась.

        - Позовите его, хорошо? Пожалуйста!

        - Сию секунду.  - Ну как отвергнуть такую просьбу!
        Шагнув внутрь, я окликнул:

        - Мистер Тэйт? Вас хочет видеть дама.
        Он появился в дверях и незамедлительно расплылся в улыбке.

        - Мисс Мейджорибанкс! Какое удовольствие! Сходите, пожалуйста! Сейчас чего-нибудь для вас сообразим.
        Подал ей руку, и она сошла с лошади - легко, изящно. Подобрав юбку, двинулась к двери.

        - Были вести от вашего брата?
        Она остановилась.

        - Нет, мистер Тэйт, ничего. Поэтому я и приехала.
        Прошла в здание, он за ней. Спутники ее слезли на землю. Старший сперва окинул меня быстрым взглядом, -казалось, измерившим меня вдоль и поперек, затем то же проделал с Жобдобва. На нем его внимание задержалось.

        - Я так скажу,  - обратился к старшему младший,  - тут дурная голова ногам покоя не дает. Жив Чарльз, так вернулся бы, а нет, тогда мы-то что сделаем?

        - Он ей брат,  - жестко произнес старший.  - Что она может, то делает, так же как поступил бы ее отец.

        - А все-таки это глупо.

        - Возможно, но она поставит на своем, вы же знаете. На вашем месте я бы и отговаривать ее не стал.

        - Я пробовал,  - младший пожал плечами,  - а толку что. Слушать даже не хочет.
        Привязав своих лошадей и лошадь девушки к коновязи, они тоже направились в гостиницу. Я стоял в полной растерянности. Никогда еще не видел девушки, на которую до такой степени хотелось посмотреть еще раз. Разговор ее компаньонов до меня едва дошел. Нужно мне взглянуть на нее еще, и все, хоть убей.
        Наверно, недалеко отсюда живет, раз Тэйт ее знает. Часто останавливалась здесь, по-видимому. Край редко заселен, сплошные поля, луга и быстрые ручьи.
        А, будь что будет. Я вошел в зал и сел к столу у окна. Слегка удивленный Тэйт покосился на меня. Я заказал стакан сидра - какой-то предлог околачиваться здесь надо.
        Говорила она:

        - Последний раз Чарльз писал нам из Сент-Луиса. Собирался отправиться вверх по Миссури - там есть такая река - с группой государственных служащих. Ученые, или землемеры, или кто-то еще. С тех пор прошло уж сколько месяцев!..

        - Надо учитывать, что почта идет медленно,  - заметил Тэйт.  - С экспедицией может быть все в порядке, несмотря на это.

        - Я учитываю. Письмо было написано за несколько недель до того, как я его получила.  - Она твердо взглянула ему в глаза.  - Мистер Тэйт, я убеждена, письмо задержали нарочно.

        - Нарочно?  - изумился тот.  - Но зачем? Кому надо задерживать письмо брата к сестре?

        - Затем, что брат натолкнулся на вещи, о которых кто-то не хотел, чтобы он знал. Я знаю братнину печать. У него новое кольцо. Печать на письме сломали и восстановили. Иными словами, письмо читал кто-то еще и отослал мне, только решив, что содержание вполне безвредно.

        - Извините, но не придумываете ли вы все это? Видите ли, ваш брат сильно стремится к успехам в науке. Он умелый натуралист, известен в своей области, но работа очень уж его затягивает. Обо всем забывает. По-моему, вам надо просто набраться терпения.

        - У меня нет сомнений, мистер Тэйт, что брат попал в тяжелое положение. Его могут держать в неволе или даже убить. Я хочу ехать на Запад и выяснить все сама.

        - Полноте! Это у вас фантазии.  - Тэйт возражал весьма энергично.  - Наверняка же вы не знаете…

        - Знаю! Когда мы с братом были маленькие, мы играли в разные игры - в войну, в плен, боролись с заговорами против республики - как все дети. Придумали свою собственную страну. Назвали ее «Игисфелд»; понятия не имею, откуда брат взял это слово.

        - Понимаю, только…

        - Ничего вы не понимаете. Слушайте дальше. В следующем доме жила девочка, которую оба мы терпеть не могли. Узнала про нашу игру, я подозреваю, подслушивая, и дразнилась. Ее звали Пучинара, действительно так звали. А для нас «Пучинара» превратилось в имя врага.

        - Да, конечно, но я не улавливаю…

        - Пожалуйста, прочтите.  - Она подала Тэйту лист бумаги.
        На мое счастье, он решил читать вслух.
        Коротко отчитавшись о здоровье, поездках и общем положении дел, Чарльз Мейджорибанкс перечислял с дюжину растений по народным или ботаническим названиям, потом замеченных бабочек и пауков. Далее добавил:

«Тебя должно заинтересовать, что мне встретилась одна особо опасная инфекция, разновидность Pucinara, которая, если ей не положить конец, явится серьезной опасностью для Игисфелда. Я продолжу исследования в этом направлении и, если ничто не помешает, перешлю свои выводы. Ты знаешь, кто из ученых наиболее квалифицирован для оценки такого материала».
        Дочитав, Саймон Тэйт посидел, глядя в пространство, потом принялся перечитывать заново - про себя.

        - Вот поэтому я к вам и приехала. Вы содержите гостиницу и торгуете скотом, но ваш кругозор широк и в других областях. Что нам с этим делать, как считаете?
        Тайт опять посмотрел на письмо, затем на собеседницу.

        - Что оно значит, по-вашему?

        - Мистер Тэйт, растения и прочая живность, перечисленная тут, для брата не новость. Список попросту наводит тень на плетень, а настоящее сообщение - то, что дальше. Чарльз раскрыл какой-то заговор, наткнулся на людей, которых считает опасными для страны. Об этом он и пишет. Ясно как день, он считался с возможностью, что письмо распечатают, и хотел, чтобы оно выглядело невинным для посторонних глаз.
        Тэйт в раздумье опустил взгляд на письмо.

        - Территория Луизианы одно время принадлежала Франции. Испании она тоже принадлежала. В обеих странах найдутся сожалеющие о потере. В Мехико неспокойно, и о том, что делается в Новом Орлеане, я осведомлена достаточно: каждый ищущий приключений бездельник на континенте ползет туда или в Сент-Луис, в Питтсбург, Лексингтон, рассчитывая - что-то будет.

        - Хорошие у вас должны быть источники.
        Умна и уверена в себе. На удивление уверена. Однако, слушая дальнейший разговор, я понял: основания к этому у нее имелись.

        - Мистер Тэйт, вы ведь знали моего отца?

        - Конечно. И очень уважал. В бизнесе и в торговле разбирался до тонкостей. Ошибок почти не делал.

        - Он их совсем не делал. А не делал потому, что у него были знания. Самые надежные сведения, и больше сведений, чем у кого бы то ни было. Он очень старался, чтобы получать не только самые последние новости, но и самые верные.

        - Вы о чем это?

        - Вы о Фуггерах когда-нибудь слышали?

        - Да… как будто бы. Очень старинная семья, чем-то там торговали, правильно?

        - Торговали. И ссужали деньги, финансировали коммерцию, даже одалживали Карлу Пятому, императору, одному из самых могущественных людей своего времени. Они начинали простыми ткачами. Крестьяне, ткущие на дому. Потом, в четырнадцатом столетии, один из них стал купцом. Немного лет прошло, и они достигли великого богатства, отчасти благодаря тому, что кто-то из них изобрел смешанную ткань из льна и хлопка - бумазею, но больше всего потому, что они собирали информацию. Многочисленная семья, они в короткое время разбрелись по всей Европе и что узнавали - передавали остальным. Их представители слали им сведения, капитаны их кораблей поступали так же. В этом и заключалась основная причина их успехов и влияния - им неизменно было известно гораздо больше, нежели тем, с кем они вели дела. В России неурожай - они знают. У берегов Греции пошло ко дну судно с ценным грузом - они слышат об этом первыми. Всегда знали, чего имеется в избытке и в чем, вероятно, случится дефицит, и соответственно покупали и продавали.

        - Но к нам это какое имеет отношение?

        - Такое, что мой отец взял с них пример. Он снабжал средствами торговцев, ездящих к индейцам, заводил друзей среди солдат, речных перевозчиков, бродячих проповедников. Получал письма со всех концов страны, и эти письма подсказывали ему, кто куда направился и какие события происходят. Ничего мистического тут не было. Он писал своим знакомым, задавал вопросы, даже платил за сообщения. К моменту смерти у него было сверх сотни корреспондентов у нас и в Европе.

        - Понимаю.

        - Начинаете понимать, мистер Тэйт. Переписка выросла настолько, что отец не справлялся, поэтому мы с братом начали помогать. Читали письма, заносили, что там было, в журналы, а наиболее важные передавали отцу. Когда он умер, я продолжила переписку. Хоть мы уже не живем в Нью-Йорке и Бостоне, письма приходят, я сохраняю все контакты и помогаю вести отцовский бизнес.

        - Не знал.

        - Управляющие у нас превосходные. Но источников информации отца они никогда не знали, и я никому не говорила о них - только вам сейчас вот. Я по-прежнему советую им, какие сделки проводить, и мы по-прежнему работаем с прибылью.
        Думаю, о моем присутствии она не подозревала.

        - И, согласно вашим сведениям, на Юге и Западе затевается что-то нехорошее?

        - Скажем так: есть основания быть настороже. И потом, это письмо. Получив его, я взялась за дело тут же. Достала журналы и прочла все, что у нас было насчет Луизианы, пересмотрела отчеты Льюиса и Кларка, письма от Джеймса Маккея. У отца много лет был агент в Санта-Фе, я и его сообщения прочла. И теперь не сомневаюсь. Брат открыл существование заговора с целью захватить Луизиану и превратить ее в независимое королевство.

        - Абсурд.

        - Точно так же отреагировал наш сенатор.  - Девушка пожала плечами.  - Я обращалась к нему по этому поводу, но он либо ни единому слову не поверил, либо по каким-то своим соображениям верить не хочет.

        - Мисс Мейджорибанкс, не забывайте, вы ведь очень молоды. Вам сейчас?..

        - Девятнадцать, и все эти годы я училась у отца. Большую их часть, имея доступ в его контору. Эти письма, я же по ним научилась читать.

        - Все это очень хорошо, но…

        - Мистер Тэйт, я знаю, у вас есть свои связи. Некоторые ваши союзники в мире политики мне известны. Я все это рассказываю не только, чтобы объяснить, почему еду на Запад, но и в надежде, что вы поймете: действовать надо не откладывая. Тот, кто примет на себя руководство подрывными действиями на землях Луизианы, может уже находиться в пути. Мне знакомо многое из его прошлого. Сатана во плоти, ничто его не остановит.
        Тэйт улыбнулся.

        - Тревога о положении в стране делает вам честь, но мало вероятно, что она обоснованна. Для подобного предприятия необходимы войска, оружие, провиант.

        - Они будут.

        - Мисс Мейджорибанкс, если хотя бы половина ваших предположений соответствует истине, отправляться вам на Запад - безумие чистейшей воды. Брат у вас не дурак. Сам разберется со своими проблемами, а вы только добавите ему хлопот. И еще: что бы вам там ни писали, ваши страхи, на мой взгляд, преувеличены. Кто же посмеет - или сумеет - посягнуть на такое?

        - Барон Торвиль.



        Глава 5


        - Торвиль!
        Я чуть не уронил стакан, когда у меня это вырвалось, а меня огорошить не так-то легко.
        Она повернулась, чтобы поглядеть на меня, впервые заметив, что я сижу в комнате.

        - Подслушивали!  - возмущенно сказала она.  - Наш разговор вас не касается!

        - Прошу прощения,  - в откровенной манере ответил я.  - Я пью сидр. Не слышать, о чем вы говорите, я просто не мог.
        Саймон Тэйт лишь мельком глянул на меня, но оба спутника девушки посмотрели внимательнее: младший - с откровенным неодобрением, старший - тщательным образом оценивая.
        Беседа продолжалась, хотя на пониженных тонах. Больше ничего из нее я не понял, но и не нуждался.
        Пусть молодая леди глядит на мир свысока, знает она его, без сомнения, неплохо, и ее источники заслуживают уважения. В моей семье про Фуггеров знали. Первый Талон имел с ними дела, мог и посылать некоторые из писем, о каких она упоминала. Он и сам использовал те же методы, чтобы держаться в курсе изменчивой атмосферы Китая, Индии и малайских островов. В каперские свои дни он подвизался в водах близ этих стран, да и жену взял себе из Индии.
        Если сведения мисс Мейджорибанкс верны, Торвиль является главарем или одним из запевал плана откроить от Штатов королевство. Сумасшедший замысел, на первый взгляд, и тем не менее по многим причинам может увенчаться успехом.
        Граница между Соединенными Штатами и Канадой по сорок девятой параллели от Рейни-Лейк (Дождливого озера) до Скалистых гор не была твердо установлена до 1818 года. Только недавно подписали договор, по которому Испания уступала Америке Флориду, а на Западе граница купленной Луизианы определялась сорок второй параллелью. Соединенные Штаты отказались от претензий на Техас, и на многие части этих обширных новых территорий права открыто оспаривались. Многие американцы верили сообщениям армейских чинов, что огромные тамошние равнины, в сущности, бросовые земли. Так называемая Великая Американская Пустыня для обработки или заселения совершенно непригодна. Значит, и драться из-за нее не стоит.
        В Мексике росло движение за независимость от Испании, и перспективы военных действий манили авантюристов и наемников со всего мира. Большинство собралось в Новом Орлеане, поджидая, пока события предоставят шанс на мгновенное обогащение, грабеж или что там еще.
        Слухи о золоте, найденном в дальних западных краях, исходящие почти все из Санта-Фе и самого Мехико, соблазняли других.
        Сверх того, меняющиеся условия для торговли рабами: заставили многих работорговцев оставить море. В 1808 году был принят закон, запрещающий ввоз рабов в Штаты, сейчас конгресс рассматривал законопроект, объявляющий работорговлю с заграницей пиратством, наказуемым смертной казнью. Разумеется, контрабанда никуда не денется, но те, кто не желал рисковать, бросали это занятие и искали нового применения своим талантам. Я достаточно слышал об этом из разговоров в приморской части Гаспе. В лавках, торгующих грогом вдоль пристаней, матросы с заходящих судов спорили на такие темы без конца. Говорил об этих новостях и Жобдобва во время нашей с ним долгой прогулки поперек штата Мэн.
        Прикончив сидр, я поднялся, заплатил, что был должен, и вышел. Старший из компании мисс Мейджорибанкс пошел за мной.

        - Сэр! Моя фамилия Макейр, и я хотел бы с вами поговорить.
        Мне он нравился. В нем чувствовалась несомненная честность, прямота и, что всегда приятно видеть, уверенность в себе.

        - Я - Джон Даниэль.  - Я решил держаться имени, которым окрестил себя раньше.

        - Вы упоминали Торвиля. Встречали это имя, по-видимому.
        По возможности лаконично я объяснил, как набрел на убитого, про документы и как мы продолжали путь.

        - В гостинице вы об убийстве не говорили?

        - Ни слова, пока остальные не ушли. Не приглянулся мне кое-кто из них.
        Он поразмышлял над сказанным мной, награждая столбик коновязи пинками.

        - Они еще могут шастать поблизости,  - высказался наконец.

        - Могут. Один с виду гнилой товар. Глаза, как у змеи. Но в действительности я ничего про них не знаю.

        - Ладно, расскажу что к чему своей мисс.

        - Боюсь, она на меня злится.
        Он усмехнулся.

        - Да уж, наверно! Гордая девица! Но первый сорт!  - Взглянул на меня.  - Задержитесь у нас?

        - Корабелу тут делать нечего,  - ответил я.  - Направлюсь туда, где идет стройка.

        - Да,  - согласился он,  - славное дело - работать с деревом, а тут чего только нет. Клен, дуб, бук - лучше не бывает. Стройка… да, это я люблю. Хорошо возвести такое, чтобы простояло долго, чтобы выполнило, что от него требуется.  - Протянул руку.  - Что ж, парень, счастливо. Хорошей дороги, куда бы ты ни шел.

        - И вам того же,  - сказал я.
        Жобдобва, терпеливо ждавший все это время, поднял голос:

        - Может, в той вон деревне найдется на продажу лошадь.

        - Зайдем туда,  - ответил я.
        Когда мы трогались, в дверях появился Саймон Тэйт.

        - Уходите?

        - Да.
        Он подошел ко мне. Лицо без улыбки.

        - Не буду я отсылать те бумаги. Повезу сам. Чую, подозрительный от всего этого аромат.
        После этого мы расстались, и Жоб и я зашагали к деревне.
        Ходьба облегчает размышления, как часто случалось и со мной. Удрученный важными заботами, я шел куда-нибудь и позволял мыслям странствовать как придется или же, если необходимо, сосредоточивался на насущном.
        Лез в голову Торвиль, хотя я был намерен приступить к собственным делам. Есть чиновники и всякий народ, кому положено заниматься субъектами вроде Торвиля. Его злодейские способности, по всей вероятности, перехвалили, и дергаться из-за него не стоит.
        С направления, которое я для них выбрал, мои мысли переключились на девушку, мисс Мейджорибанкс.
        Ясно, я ей нужен как собаке пятая нога. А все-таки здорово она действует. Прямо - и к делу. Конечно, ехать ей на Запад искать брата глупо. С ним, скорее всего, ничего и не случилось. Почта - учреждение ненадежное, многие из тех, которым вверяют письма, не слишком волнуются, как бы их доставить, и не прочь остановиться и пропустить стаканчик, или два… или три, или четыре.
        Деревня представляла кучку строений, расставленных по порядку. Магазин, кузница, маленькая таверна - постоялый двор плюс забегаловка - и конюшня.

        - Не будем говорить, что нам нужна лошадь,  - предупредил я.  - Зайдем выпить и потолкуем насчет дороги.
        У таверны торчало с полдюжины мужиков. Один, с большим брюхом, рубашку носил грязноватую, но глаз имел синий и острый. Враз охватил и меня, и мои мешки, и деревяшку Жобдобва.
        Выглядел он лошадником и соответственно припахивал, так что я прошел было мимо, застопорил и вернулся обратно.

        - Подходит тут для рабочего человека?  - спросил у него.  - Не слишком дерут?

        - Терпимо,  - оценил он,  - не через меру.  - Глянул на мою ношу еще раз.  - Это ж силу надо, волочь такое.

        - Точно,  - подтвердил я.  - Я было мула торговал, да дорого. Самому нести дешевле.

        - И так можно рассуждать.  - Он не возражал, но я-то видел, что сам он нипочем такого не понесет, а меня за это определил недоумком.
        Мы вошли и устроились у окна. Жоб завернул к окошку, открывавшемуся в кухню, и спросил эля.
        Хозяин принес заказ, и я сразу же рассчитался. Он глянул на монеты в моей руке и кивнул в сторону дороги.

        - Тяжело по такой на своих двоих,  - заметил.  - Вам бы лошадь или двух.

        - Прогоришь,  - сказал я.  - Лошадь много денег стоит.

        - Мог бы продать ее, когда доберемся до места,  - внес предложение Жоб.

        - Мог бы, только у меня ее нет, а в этой деревне продажную лошадь или мула вряд ли найдешь.
        Тут вошел толстобрюхий и скосился на нас. Бизнес почуял. Наверно, не один день прошел с последней прибыльной сделки.
        Трактирщик с лошадником дружат. Играют друг другу на руку, естественно.
        С кружкой сидра в кулаке торговец лошадьми подошел к нашему столу. Подтащил стул и сел верхом, чтобы облокотиться на спинку.

        - Ничего, я подсяду?  - осведомился.
        Я насмешливо улыбнулся.

        - Подсел уже, но раз со своим угощением - добро пожаловать.
        Торговец похихикал.

        - Не поставишь мне стаканчик, выходит дело?

        - Когда кто хочет продать мне лошадь, он и должен платить за выпивку, я думаю.
        Хихикнул опять.

        - Голова варит, а? Ну что же, молодец, не скажу, что откажусь сладить дело. Такой видный парень, выглядит не нищим, не для тебя это - бродить по свету с грузом инструмента на горбу.

        - Силы мне не занимать.

        - Да-а,  - признал барышник, отмечая глубину моей грудной клетки и широкие, покрытые могучими мышцами плечи. Мускулатура раздувала толстую рубашку. Дельтовидные мышцы выпирали, словно две дыни.  - Вижу.  - Продолжал рассматривать меня.  - Тут в окрестностях тоже найдется пара крепких парней. Жаль, что ты мимоходом. Можно бы устроить схватку-другую.  - Неожиданно сузил глаза.  - Борьбой занимаешься?

        - Ну… - Я затянул паузу достаточно, чтобы выглядеть неуверенным в себе.  - Мог бы, наверно. Сила-то есть,  - прибавил с сомнением. Ни к чему ему знать, что я успел положить на лопатки всех борцов Квебека и Новой Шотландии и кое-кого в Ньюфаундленде. В портовых городах довольно-таки много сходятся в дружеских встречах, а разъезжая из одного в другой, попадаешь и на ярмарки, и прочие случаи представляются. Часто я боролся, чтобы просто испробовать силу.
        Само собой, я получил хорошую тренировку. Лучшую из возможных, если говорить точно, ведь искусство борьбы передавалось в нашей семье из поколения в поколение. От самого первого Талона, сурового старика, основавшего наш род и выучившегося приемам в Индии, Китае и Японии. У него оставалась только одна рука, но рассказывали, что он не проиграл ни разу.
        Он хорошо обучил сыновей, и в беспощадной школе. Даже возраст не смягчил старого пирата. И с тех самых пор сын узнавал древние секреты от отца.
        Я знал и корнуэлльский стиль, и кое-что про бокс, который практикуют в Англии. Но зачем об этом всем рассказывать…

        - У нас есть такие, что всегда готовы поразвлечься,  - продолжал барышник.  - А один, Нили Хол, силён, побеждает почти каждый раз: Всех в наших краях одолел, кроме Сэма Перди. С Перди никто не борется.

        - Так он хорош?  - спросил Жобдобва.

        - Хорош! Из него двоих таких, как этот парень, можно сделать, и сила у него под стать. Месяца два назад один борец проезжал, всех здесь поборол, а Перди уложил его в момент. Страшилище настоящее, Перди этот. Сам своей силы не знает.
        Разговоры эти малость меня задели. Аж заерзал на стуле. Непобедимых людей не бывает, наверно, даже меня можно пересилить, и рослые мужики всегда приходились мне как-то против шерсти. Если они оказывались задирами, любителями покуражиться то есть. Я не знал, таков ли Перди или нет, но от всех этих восхвалений во мне что-то проснулось.

        - Я бы с ним померился,  - добродушно заметил я,  - просто ради забавы, знаете.
        Лошадиный магнат засмеялся.

        - Ради забавы? С Перди? Молодой человек, забавы у вас бы не вышло. Он борется грубо. Попадешь к нему в лапы, будет не до веселья. Тут в ход идет все. Выковыривай глаза, кусайся… хотя последний, кто попробовал укусить Перди, уехал отсюда без единого зуба на вывеске. Нет, нет. Я не Перди имел в виду. Нила Хола. Не думаю, чтобы ты оказался на его уровне, но состязание получится. Народ придет поглядеть, и поставить чего-нибудь захотят. Ты как, играешь? Или против азарта?

        - Ну… если не слишком высокие ставки. Я этого вашего Хола ведь не знаю, и вообще чужой здесь. Может, не все будет по справедливости.

        - Будет по справедливости, будет!  - воскликнул торговец.  - Здесь у нас ребята честные. Спорт любят, но чтобы по правилам.
        Жобдобва зловеще сверкнул на говорящего глазами.

        - Будут честные,  - сообщил с полным хладнокровием.  - Я присмотрю.
        Торговец взглянул на Жоба с некоторым опасением. Говорил тот спокойно, но под ровным тоном угадывалась сталь, и барышник вздрогнул от коснувшегося на миг ледяного холода, будто кто-то наступил на его могилу.

        - Ну как, за?  - повернулся он ко мне.  - Я бы сейчас и поговорил. Тут у нас которую неделю ничего не делается.

        - Так ведь… я же просто мимо шел,  - возразил я.  - И не думал о чем таком, останавливаться не собирался. А мне еще далеко.

        - Не удирай. Нили где-то здесь, можно все организовать на завтра. Если у тебя найдется, что поставить…

        - Так. Ты мне насчет лошади говорил. Я вообще-то не думал, но может… может стоит приложить немного к выигрышу и купить лошадь или двух.
        Чего я хотел, это добраться до Перди, но ясно как день, придется идти через Нили Хола. А вдруг заодно и лошадь отхвачу.

        - Пойдем-ка лучше,  - обратился я к Жобдобва.  - Я же не хвастался: могу, мол, выступить в серьезном поединке. С мальчишками я барахтался, было дело… Нет, не выйдет, думаю.

        - Да ладно тебе!  - Торговец успел разохотиться на представление, а потом, чем было заняться в поселке из сорока человек, может, еще пятьдесят живут в радиусе часа езды?  - Не покалечат тебя, не бойся. Дружеский матч, только и всего.
        Поспешно вскочил.

        - Пейте на здоровье, еще по порции за мой счет. Пойду говорить с парнями.
        После его ухода Жобдобва принялся исследовать меня взглядом не без участия.

        - Ты знаешь, конечно, что среди деревенских попадаются сильные противники? Как вечер, они за пояса, и ярмарок не пропускают. С таким нелегко справиться… если ты справишься. Ты хоть боролся когда-нибудь?

        - Случалось иногда. Когда учился в школе.

        - В школе!  - Одноногий исполнился презрения.  - Тут тебе не школа. Насажают синяков ни за что ни про что.

        - Мне нужна лошадь,  - мирно ответил я.  - Три лошади, если посчитать: себе, тебе и под вьюки. Или три мула. Так что допивай и пойдем их смотреть.

        - Собираешься ставить?

        - Собираюсь.
        Он ничего не сказал, а я припомнил, что из-за широких плеч выгляжу меньше ростом, чем на самом деле. И легче, чем на самом деле, фунтов на пятнадцать, потому что до кусочка состою из плотно уложенных мышц и костей. Факты в мою пользу. Кроме того, обо мне никому ничего не известно.
        А все-таки хорошо бы заполучить Перди.



        Глава 6

        Среди лошадей оказались вполне элегантные экземпляры. Два статных мерина и красивая кобыла. Был и жеребец, хотя с жеребцом по деревням и проселкам хлопот не оберешься.
        Но интересовали меня не они. Глаз я положил на пару крепких мохноногих меринков в шершавой зимней шубе. Ни один не превышал тринадцати ладоней в холке, но вид у них был надежный, плечи сильные, хорошо развитые, крупы мощные. И еще рядом стоял мул с грустными умными глазами, черный с беловатыми «очками». Заметив, что я его разглядываю, он тряхнул головой и зевнул.
        Жобдобва одарил животных недружественным взглядом.

        - Надо тебе знать, на ихней палубе от меня никакого толку,  - мрачно известил он.  - Я лучше пешком пойду.

        - Не так уж оно плохо. А мул сможет нести наши узлы и мои инструменты.

        - Это я перетерплю. Самому сесть на такого - вот что меня смущает.
        Мы вернулись в гостиницу и сели за прежний стол. Хозяин зашел к нам в комнату. Присмотрелся ко мне, внимательно измерил глазом ширину плеч.

        - За большое дело ты взялся,  - отметил.  - Нили - стоящий малый. Не слабак и бороться умеет.

        - Большой?

        - На тридцать фунтов тебя перевесит. Всех побил, кроме Перди. Перди никто не побьет.  - Трактирщик говорил с полной уверенностью.  - Сила у него нечеловеческая, и он злой. Зол и жесток, и дерется так, чтобы увечить людей. В округе кое-кто много даст, только бы поглядеть, как его отколошматят.

        - Когда-нибудь это произойдет. Если смогу победить Нили, попробую силы с ним.

        - Это ты-то? Вот уж кого он без соли съест.
        Все эти толки о непобедимом Перди начинали мне въедаться в печенки.
        Трактирщик отошел к буфету и вернулся с куском железа. Выпрямленная лошадиная подкова.

        - Как тебе это нравится? Он ее разогнул перед всеми нами. Он разгибал, а мы смотрели.
        Взяв подкову, я покачал головой.

        - Ты прав. Конечно, гнуть это - настоящий мужчина нужен.  - Взглянул вверх.  - Торговец лошадьми обещал нам еще по стакану. Можно их сейчас?
        Пока он ходил, я положил бывшую подкову на стол, а когда он вернулся, сказал:

        - Мы хотим поесть, не откладывая. Мне надо, чтобы куски улеглись до того, как я сойдусь с Нили Холом.

        - Встретитесь все-таки?

        - Ага.

        - Останетесь, значит, на ночь?

        - Останемся, и приготовь две хорошие постели.
        Поев, мы отодвинулись от стола, и, когда Жобдобва отвернулся к двери и никто на меня не смотрел, я взял подкову и согнул вдвое, почти до прежней формы. Посмотрел, еще чуть-чуть нажал и, когда хозяин гостиницы подошел к Жобдобва, держал внизу, у своего бока.

        - Хорошо у вас готовят,  - сказал я,  - и эль превосходный. И, меж нами двоими, я считаю вас приятным человеком, а если вы разбираетесь в вещах и не против подзаработать, об этом вы никому не скажете.
        Он удивился, не понимая, о чем речь. Я отдал ему подкову.
        Он начал говорить, захлопнул рот и зашагал к буфету. Сунул подкову с глаз долой подальше в ящик.
        Вошел барышник, подошел к столу и сел.

        - Нили с тобой встретится. Прямо перед гостиницей, сегодня на закате. Вон там, где трава.
        Я пожал плечами.

        - Я не говорил, что встречусь с ним. Что я от этого буду иметь?

        - Сделаешь ставку. Столько ставок, сколько захочешь, и твой друг тоже.  - Он улыбнулся, очевидно, мысль об этом ему была приятна.  - Я думаю, тебе понравится играть.

        - Немного я подкопил.  - Я подпустил в голос нерешительности.  - Ну, а у тебя есть лошади.

        - Лошади?  - Намек его потряс.  - Я не говорил о лошадях! Думал, доллара два…
        Я засмеялся. Над ним.

        - Перевод времени. Ставлю двадцать английских фунтов против коротконогого серого с тремя белыми носками, буланого и мула.
        Его лицо затуманилось, в глазах проступила тревога.

        - Ничего подобного я не предполагал. Поставить сколько-то для развлечения, чтобы весело было,  - куда ни шло.
        Мое презрение было демонстративным.

        - Нет уж, извини. Ты ставишь для развлечения, а меня возят мордой по грязи. Тебе весело, а мне? Забудь и думать.

        - Не станешь бороться?

        - Для твоего удовольствия? Прости, друже, не стану.

        - Но я же послал за Нили! Всем рассказал!

        - Твои заботы. Мое предложение в силе. Двадцать английских фунтов против троих твоих животных, хочешь - принимай, хочешь - нет.
        Он потряс головой, и все на этом. Оставив его в компании Жоба, я встал и нога за ногу вышел наружу. Стоя под нависающей крышей, взглянул на дорогу. На ней появились какие-то всадники, и я настороженно следил за ними.
        Подъехали ближе, и я распознал мисс Мейджорибанкс, Макейра и Саймона Тэйта. Молодой человек тоже был с ними, держался слегка позади.
        Завидя меня, Тэйт натянул повод.

        - Все еще здесь?  - Взгляд у него светился подозрением.

        - Видите ли,  - сказал я,  - мы тут малость закрутились. Тут, оказывается, борец завелся, и меня уговаривают на встречу. Только лошадиный торговец этот…

        - Кимбл то есть? И чего он?

        - Пустозвон, похоже, вот чего. Слюной исходит, чтобы я боролся, а поставить побольше, чтобы мне окупилось варакаться в пыли, его нет.

        - Испугался?  - Это вступила девушка. Целит в меня этот свой прямой, невозмутимый взгляд.

        - Могло случиться. Но вряд ли случилось, коль скоро я этого человека еще не видел. Мне вообще-то бы лучше Перди…

        - Перди!  - воскликнул Тэйт.  - Надо голову иметь не в порядке, такое придумать. Последний, с кем он сцепился, потерял глаз.

        - Может, ему нужно преподать урок,  - высказал предположение я.
        Взгляд мисс Мейджорибанкс стал положительно свирепым.

        - Бывают же зазнайки!

        - Любезно с вашей стороны обратить внимание, мэм,  - жизнерадостно ответил я,  - но, по-видимому, от меня требуется сначала сразиться с Нили.

        - У вас не будет ни шанса на победу. Я знаю Нили Хола. Он ужасно силен.

        - Да, мэм. Но когда я предложил Кимблу двадцать фунтов против двух лошадей и мула, он повернул назад пятками. По-моему, он больше не считает Нили таким уж сильным.
        Кимбл вышел из конюшни.

        - Неправда! Я принимаю ставку!
        Мисс Мейджорибанкс глянула на меня сверху вниз.

        - У вас есть еще деньги, молодой человек?

        - Десять фунтов.

        - Тогда я спорю с вами. Пятнадцать фунтов против ваших десяти, что Нили побьет вас, два туше из трех.

        - Мэм, вы уверены, что хотите этого? То есть я не думал…

        - Вы не думали, что леди будет биться об заклад? Так вот, многие из них это делают, и присутствующая леди намерена.

        - Мисс,  - мягко произнес Макейр,  - на вашем месте я бы такого делать не стал. Вы же не знаете этого человека.

        - Я знаю его достаточно хорошо, чтобы мечтать увидеть, как Нили Хол укладывает его в пыль!  - И резко прибавила: - Идемте в дом.
        Макейр предложил ей руку, и она сошла с коня, затем прошла мимо меня, точно я вовсе не существовал. В воздухе осталось дуновение слабых, но очень приятных духов.
        Нили Хол приехал со своей фермы в телеге. Я увидел его, только когда он сходил с нее перед таверной. Здоровенный увалень, он был несколькими годами старше меня и значительно тяжелее. Лицо его сохраняло мальчишескую мягкость, утраченную мной, и парнем он с виду казался неплохим.
        На меня он едва взглянул, и никаких предварительных церемоний не последовало. Мы отошли к месту, заросшему травой, и стащили пальто.
        Он проворно сблизился, неожиданно нырнул и пошел мне в колени, замыслив, я бы сказал, перевернуть меня вверх тормашками. Я шагнул в сторону, нажав при этом ему на висок и выведя из равновесия. Он пошатнулся, поймал баланс и атаковал опять.
        На ногах он был быстр, хоть двигался неумело и нескладно. Но я хотел выяснить, что же он знает про борьбу. Мы схватывались несколько раз и расходились; толпа разрослась до полусотни, не меньше, и Нили показывал класс перед приятелями. Из его подходов я понял, что ему знаком бросок через спину и известно, как делать захваты головы и удушающий, потому что несколько раз он их, похоже, хотел попробовать.
        Он проявлял силу и подвижность, но я сомневался, провел ли он в своей жизни хоть два десятка серьезных матчей. Я резко двинулся к нему, но, когда протянул руки, под моей ногой повернулся камень, сбив меня самую малость, и он обхватил меня рукой за голову и сжал. Затем принялся передвигать захват с расчетом, чтобы его бицепсы пришлись мне поверх ушей, а предплечья - на горло.
        Я просунул руку между его широко расставленными ногами, ухватил за ягодицу, а левую руку уронил ниже колена и резко отогнул его ногу назад, оторвав от земли. Затем, сильно напрягшись, швырнул его через свое плечо, и оба мы упали… только он приземлился на голову. Я волчком обернулся назад, упал на частично оглушенного противника и прижал к земле.

        - Первый бой выиграл Джон Даниэль!  - крикнул Макейр.
        Подержав побежденного еще немного, чтобы показать - ошибки нет, я встал.
        Нили за мной, слегка покачиваясь на ногах и внимательно ко мне приглядываясь. Удивленный и растерянный.
        По-моему, лишь трое поняли, что именно произошло: Макейр, Саймон Тэйт и трактирщик.

        - Никогда еще своими глазами этого не видел,  - потихоньку прокомментировал Тэйт.  - Думал, ты уже проиграл.

        - Он тоже так думал,  - коротко ответил я.
        Наступил период отдыха. Я вытер лицо мокрой тканью, потом стоял и ждал. Напротив, с другой стороны небольшого круга зрителей Нили возбужденно засыпали советами. Вся польза, что закрутят ему извилины, а то я не знаю.
        Крикнули время. Мы настороженно пошли вокруг друг друга кругами. Очень сильный и быстрый, мой противник теперь проявлял больше осмотрительности. Едва ли он лучше остальных понял, что с ним случилось, но повторения не жаждал.
        Он изобразил выпад, и последовавший действительный выпад я прозевал. Стремительно подсек меня, и я крепко ударился о землю лопатками, однако выбросил ноги вверх и перекувырнулся, сразу оказавшись на ногах. Уметь падать - целое искусство и первое, чему меня научили в детстве. Как упасть, как смягчить удар, как быстро подняться в позу обороны.
        Когда я брякнулся, Нили решил, что я готов, и кинулся ко мне. Так что, встав после переворота, я угодил головой прямо в замок. На сей раз я напирал на него, поэтому продолжил движение и свалил его на спину. Он прихватил меня с собой и, только я высвободился и начал подниматься, врезался мне в ноги, и я снова растянулся. Он тут же очутился сверху. В тот момент я пытался повернуться, и он пришпилил мои лопатки к земле.

        - Второй выигрыш Нили!
        Я услышал возглас и лежал неподвижно. Времени оставалось мало, и я не хотел споров. Мне нужна была решительная победа, в которой никто не мог бы усомниться. Я начал уже движение, сбросившее бы его с меня, но остановился.
        Мы встали, и я отошел к своей стороне ринга. Подошел Макейр. Мое дыхание почти не участилось, и я просто ждал, пока кончится перерыв. Прополоскал рот, выплюнул воду и промокнул лицо.

        - А ты боролся раньше, паренек.

        - Приходилось.

        - Тот парень здоров, но я видел, что ты собирался делать со своими ногами. Закинул бы их вверх, поддел пятками под подбородок и скинул бы его, так?

        - Да.

        - Время!
        Эта схватка решала все. Будут у меня лошади или нет, и большая часть моих денег тоже висела на ней. Я не хотел случайностей и не стал зря тратить время. Сразу пойдя на сближение, я внезапным нырком зацепил правую лодыжку соперника согнутой правой рукой и ударил в него весом всего тела. Он повалился, а я, не останавливаясь, покатился по нему, пока не оказался в превосходной позиции для удержания, с обоими плечами оппонента, прижатыми к земле.
        Что бою конец, окружающие поняли не сразу. Третье туше произошло так быстро, что они не были к нему готовы.
        Тэйт подошел к нам и сунул ладонь под Нили, проверить, точно ли он лежит на лопатках. Он лежал. Я придавил его поперек и, думается, в первый раз вынудил оценить мою силу. Он еще пытался рыпаться, но я держал его прочно.

        - Третий раз выиграл Джон Даниэль!
        Я оставался в том же положении, пока уже не могло быть сомнений в моей победе, затем поднялся и протянул Нили руку. Он принял ее и взгромоздился на ноги.

        - Выпей за мой счет сидра,  - предложил я.

        - Добро,  - сказал он.  - А ты силен. Ничего не скажешь.
        Мы вместе направились к гостинице, и хозяин отказался брать с меня деньги. Перегнулся через стойку и шепнул, в то время как Нили отвернулся переброситься словом с приятелем.

        - Я на этом зашибил. Хорошо зашибил.
        Меня легко тронули за плечо. Я повернулся и увидел мисс Мейджорибанкс.

        - Ваш выигрыш,  - бросила она.  - Не знала, что вы - профессионал!

        - Я не профессионал,  - спокойно ответил я.  - Я тот, кем кажусь,  - человек, работающий по дереву. Никем больше быть не хочу.

        - Мой совет - не волнуйтесь на эту тему,  - иронически заметила она.  - Силы у вас, похоже, хватит, но стать кем-то большим нужен ум!
        И с этим отвернулась - подбородок нацелен на горизонт.
        Я не чувствовал обиды. Любовался поднятым подбородком и прямыми плечами. Прекрасно держится, гордо так. Даже смотреть, как она подбирает юбку, поворачиваясь, и то приятно.

        - А теперь за Перди!  - провозгласил хозяин таверны.  - Хотя с ним пойдет по-другому, боюсь я.

        - С Перди не получится,  - сказали сзади. Голос был новый, и все мы повернулись.
        В дверном проеме стоял плотный человек в сером пальто и гетрах. Не первой молодости, джентльмен по виду.

        - С Перди никто бороться не будет,  - повторил он.

        - Почему же, преподобный?  - осведомился Тэйт.

        - Потому что Сэм Перди убит сегодня в Беруике, убит голыми руками. Его прикончил человек, которому он нагрубил и хотел избить. Дрались - было на что поглядеть! Три минуты почти, а потом тот, пришлый его убил. Оставил валяться со сломанной шеей.

        - Да бросьте вы!  - сказал кто-то.  - У Сэма шеища была, как у быка.

        - И он ее сломал,  - твердо заявил преподобный.  - Одними руками и с таким видом, будто думает о посторонних вещах. Вы посмотрели бы только, как он двигается! Чистая кошка! А когда Сэм упал, достает себе спокойненько трубку и закуривает.

        - Зовут того человека как-нибудь?  - спросил я.

        - Ага.  - Священник повернулся ко мне.  - Сказал, что его зовут Маклем. Полковник Маклем.



        Глава 7

        Выехали мы из деревни на следующий день все вместе. Направление взяли к Беруику, расположенному довольно далеко по дороге - если допустимо ее так назвать. Мисс Мейджорибанкс со своей группой ехала впереди, с ними - Саймон Тэйт. В Беруике он распрощается с нами и вдоль побережья поедет в Бостон.
        Жобдобва и я тащились позади, не докучая мисс Мейджорибанкс нашим обществом. Заплатила проигранное она, не ерепенясь, как и Кимбл, вальяжный барышник. Хотя тот состроил кислую мину и не скрывал недовольства.

        - Повезло тебе, что Перди на том свете,  - сказал мне.  - Он бы тебя насмерть отделал.

        - Может быть. Но Маклема же он не отделал, правильно?
        Кимбл про Маклема ничего не знал, но у меня последний из головы не выходил. Жобдобва меня предупреждал относительно него, но ничего подобного я не ожидал. Человек, способный победить и убить такого, как Перди,  - тут есть, чего опасаться. Как бы то ни было, дороги наши разошлись. Я об этом не жалел.
        На подходе к Сомерсверту Тэйт придержал коня.

        - Вы поедете той же дорогой, что мисс Мейджорибанкс,  - сказал он.  - Макейр с кем надо справится, но вот второй… не дотягивает он. Хотя считает себя не кое-каким, и она ему верит.

        - Не моего ума это дело. Я еду в Питтсбург, а они чего затеют, пусть у них голова и болит.

        - Но последить за ними вы можете? Она совсем девочка, Джон Даниэль, ей еще учиться и учиться, а смелости - хоть отбавляй. Жизни не знает, только то, о чем читала. Всегда ее от всего оберегали, вот и не боится лезть во все дыры. Если с Макейром что случится, страшно мне будет за нее. Как родная мне, я же ее с самого детства знаю.

        - Она меня на дух не переносит. Во всяком случае, я ведь простой ремесленник. Имений у меня нет…
        Он глянул на меня. Неприязненно, подумал я.

        - Нет, говорите? А мне известно из хорошего источника, что, живи вы во Франции и пользуйся тем, что по праву положено, вы бы графом звались по меньшей мере… и не из бедных.
        Что за люди, сил моих никаких нет!

        - Ну кто вам такого наболтал? Я простой рабочий. Умею с топором и пилой обходиться, и все на этом.

        - Как хотите. Но вы будете там же, где она, до Питтсбурга хотя бы. Представится случай ей помочь, пожалуйста, сделайте это.

        - Хорошо,  - согласился я. Жалко, что ли.
        Вскоре он расстался с нами и двинулся вдоль берега. В Портсмут, оттуда на Бостон.
        Мы же выбрали направление на юг, к Хейверхилу, чтобы потом повернуть на запад к реке Коннектикут. Теперь нас осталось пятеро. В Хейверхиле к мисс Мейджорибанкс должна была присоединиться подруга - леди, которую она знала раньше и с которой списалась, когда начинала строить планы отправиться на Запад и поискать там брата.
        Жобдобва и я замыкали кавалькаду. Ехали примерно в трех лошадиных корпусах позади и не сокращали дистанции.
        В Беруике только и разговоров было о недавней схватке между Сэмом Перди, хорошо известным в округе, и захожим человеком - Маклемом. С большим опозданием полиция подумывала арестовать этого Маклема для расследования, если не для чего иного, но он покинул город, и никто не выразил желания ехать его ловить и вообще продолжать беспокоиться из-за всей истории. Казалось, каждый доволен донельзя, что от Перди избавились и местное население ущерба при том не понесло.
        Конюх качал головой.

        - Парень, такого в жизни больше не увидишь. Я Перди не любил. Хулиган, дрался, зверствовал над людьми. Как он рядом - никто себя безопасно не чувствовал. Но как оно происходило! Виноват Перди сам, ты уж мне поверь! Влез в бутылку и смотрел, чего бы натворить. Наверно, принял разок-другой по стаканчику, тут и показалось, что чужой больно чистенький… и вообще нос задирает. Так что начал он сам, но… дело в том, как Маклем это сделал. Ликвидировал его. Буквально, сэр. Именно ликвидировал. Спокойно, обдуманно, эффективно. Бед усилий почти что. Не напрягся, дыхания не потерял, не изругался ни разу. Просто превращал Перди в крошево. Ударил с дюжину раз и каждый раз ломал ему кость. Когда кулаком, когда лишь ребром ладони. И все равно оставил от него мокрое место. Перди был не трус. Тот сломал ему плечо, вмял скулу, и Перди все пытался одолеть. Тогда Маклем сломал ему шею. Говорить они могут, что хотят… большинство твердит, случайность, мол. А я скажу - я не одну драку видел, сэр, и я скажу, он это специально сделал. Все рассчитал, примерился и сделал. Знал, что сломает ему шею и убьет. Так и вышло.
Сломал Перди шею, тому и конец пришел, а у Маклема хоть бы волосок из прически выбился. Заправил рубашку поглубже в штаны и прокомментировал насчет самообороны. Через минуту-две его в городе не было.
        Жобдобва слушал и слегка хмурился. Когда мы отошли от разговорчивого конюха подальше, сказал:

        - Говорил тебе, это сам нечистый в человеческом облике. Нам надо не попадаться ему на глаза. Загонит нас в гроб обоих, как пить дать, а ты… очень уж в себе уверен, вот что.
        Уел меня. Не по мне, чтобы так вот ни во что не ставили. А все-таки повествование конюха меня встряхнуло. Убить в пылу драки - одно, а когда это делают с намерением, без колебаний и не сожалея после - совсем другое.
        Когда занялся следующий день, мы вступили в страну, в которой поселения начали появляться только недавно. Хотя жилища фермеров уже становились гуще, в некоторых местах царствовал до сих пор сплошной вечнозеленый лес, деля трон с громадными валунами и скалами. Через реку был переброшен мост, заслуженно считавшийся достопримечательностью. Я слышал о нем, как слышали многие, занимающиеся тяжелыми деревянными конструкциями.
        Мост Пискатаква выглядел великолепно. Две тысячи шестьсот футов в длину самое меньшее, он делился на три секции: две горизонтальные, одна выгнута дугой. Их несли двадцать шесть опор, некоторые по берегам, остальные - поднимающиеся из воды. Говорили, на одну арку пошло семьдесят тонн обработанного леса. Вполне вероятно. Я не пожалел времени, чтобы сделать остановку, залезть под мост и осмотреть работу. Подгонка и сборка оказались - красота!
        Ночь мы провели в Эксетере, и между мной и мисс Мейджорибанкс не прозвучало ни словечка. Правда, Макейр держался приветливо, и наконец-то я обменялся парой фраз с младшим спутником юной леди.
        Он обладал вполне даже неплохой внешностью, но проглядывало в его поведении что-то такое. Настораживало меня. Звали его Эдвин Хейл.

        - Я вроде понял, вы собирались в Бостон?  - заметил он.

        - Мелькнула такая мысль, но я строитель, и самое место для меня - это западный водный бассейн.

        - Водный бассейн? Или, может, мисс Мейджорибанкс вас тянет?

        - Я с ней почти и не говорил.
        Он пожал плечами, глянул на меня с кривоватой ехидной улыбкой.

        - Хотите сказать, она с вами почти не говорила.

        - Если вам так больше нравится.
        Похоже, вот-вот начнет нарываться на ссору. От греха подальше я ушел.
        Гостиницы, какие мы находили в пути, отличались удивительной чистотой, следили за их состоянием превосходно. Владельцы их обычно играли заметную роль в общественных делах своей округи. Еда по большей части подавалась замечательная.
        Каждый рассвет заставал нас уже верхом и в пути. Мисс Мейджорибанкс ехала первой, мы с Жобдобва отставали дальше всех. Хороших дорог не попадалось. Почти все насчитывали немного лет, но дожди успели оставить в них глубокие промоины. Впрочем, мы держались травянистых обочин и показывали неплохую скорость.
        Лошади, которых я выиграл на спор с Кимблом, проявили себя хорошо. Надежные животные, невзрачные, но выносливые. Казалось, в конце дня у них столько же сил, сколько было в начале.
        Ровно в полдень мы остановились поесть в деревне под названием Кингстон, проехав в этот день уже восемнадцать миль. Деревенька размерами не вышла: несколько далеко раскиданных жилых домов, церковь, сколько-то магазинов.
        На выезде Макейр отстал и поехал бок о бок с нами. Ехал несколько минут, потом проговорил:

        - Джон Даниэль, у вас что, много денег с собой?  - Увидев удивление на моем лице, добавил: - Это, конечно, не мое дело, только в Кингстоне я вышел на улицу перед вами и наткнулся на одного типа. Не из тех, на кого приятно смотреть, и тот так поторопился отвернуться, что я решил: не хочет, чтобы его видели. Сдается мне, он идет по нашему следу.

        - Нет, денег у меня совсем мало,  - ответил я и подумал о недавнем, о человеке из лесов северного Мэна с глазами змеи. Остановившемся в гостинице тем вечером, когда я нашел умирающего Фулшема. О Маклеме я тоже подумал.  - Но знать о таких вещах не мешает.
        Той ночью кто-то стоял над моим ложем в лесном домишке. Кто-то собирался убить меня… возможно, все еще собирается.
        Мы спокойно продолжали путь, однако теперь я внимательнее приглядывался к дороге позади нас и к зарослям по обочинам. Мы говорили о многих вещах, потому что Макейр оказался человеком того сорта, которые всегда держатся в курсе событий, и судил обо всем умно и тонко. А поговорить было о чем. Один человек только что ввез в Соединенные Штаты секреты оловянной консервной банки и развернул производство консервов. Какие-то личности по фамилии Дагет и Кенсет вели толки, что собираются открыть фабрику рыбных консервов в Нью-Йорке. Кто-то вознамерился предложить конгрессу закон, который бы дал католикам право голоса в Массачусетсе. Джеймс Монро выставил свою кандидатуру в президенты на второй срок.
        Следующая гостиница выглядела уютно, окруженная гигантскими старыми деревьями. Мы остановили лошадей в их тени. На скамье перед фасадом сидели несколько мужчин.
        Я подъехал первым. Вскоре рядом натянула поводья мисс Мейджорибанкс.

        - Не примете у меня лошадь?  - спросила.
        Я взял ее коня под уздцы.

        - Пожалуйста, хорошенько разотрите его. И немного поводите перед тем, как поставить в стойло.
        Это было приказание.

        - Я не работаю на вас, мисс Мейджорибанкс.

        - Что-что? На кого же вы работаете? Я думала, вас Макейр нанял.
        Она отлично знала, что это не так, все же я попросту ответил:

        - Я вообще не нанимаюсь. Когда я работаю, то в качестве независимого подрядчика. Если вы просите меня позаботиться о вашей лошади в порядке одолжения, я с удовольствием этим займусь.

        - В порядке одолжения? Разумеется, нет!  - резко отвернулась.  - Не надо тогда. Макейр ее обиходит.
        Плечи стояли очень прямо, и я смотрел, как она уходит, наслаждаясь ее красотой и злясь на ее манеру. Надо же, так и норовит записать меня в прислуги. Этого только не хватало. Любую работу, какую может исполнять слуга, я не стеснялся делать сам, да и делал. Коробило меня ее отношение.
        Управившись со своими лошадьми на пару с Деревянной Ногой, я присоединился к Макейру, который занимался остальными.

        - Видели того человека еще?  - спросил я его.
        Он покачал головой.

        - Нет… но тем не менее мне это не по душе. Жулья и разбойников в стране - точно собак нерезаных.

        - У нас сильная группа,  - сказал я.  - Маловероятно, что на нас захотят напасть.
        Макейр обдумал мое заявление и согласился.

        - Вы хорошо себя держите. Винтовка все время под рукой. А верзила, который с вами,  - он уделил мне быстрый серьезный взгляд,  - он прямо-таки на пирата смахивает.

        - Жобдобва? Я считаю, он такой человек, что его лучше не трогать.

        - Вы с ним не знакомы? Как следует.

        - Мы повстречались на дороге и едем в одну и ту же сторону.  - Я подзадумался прежде, чем выкладывать дальше. Но Макейр выглядел надежным мужиком и нравился мне.  - Иногда мне кажется, он знает обо мне больше, чем бы ему следовало. То есть… я хочу сказать, не исключено, что повстречались мы не вполне случайно.
        Глаза Макейра в раздумье остановились на мне.

        - Вы говорили, что вы - корабельный плотник? Но где тогда причина? С какой стати кому бы то ни было ходить везде за плотником?
        Я передернул плечами и промолчал. Макейр трудился старательно - наводил красоту на лошадь мисс Мейджорибанкс. Мне нравилось, как он работает: проворно, без напряжения, без лишних движений. Это я ценил, ведь и меня учили работать так же.

        - Джон Даниэль,  - произнес наконец Макейр.  - Имя это хорошее, вот только многое вокруг творится, чего я не в состоянии взять в толк.
        Я опять передернул плечами.

        - Все проще простого. Свела нас вместе чистая случайность. Ваша мисс Мейджорибанкс едет на розыски брата, считающего, будто он обнаружил интриги против государственных интересов. В интригах, по-видимому, замешан некто по имени Торвиль. Идя на юг, я набрел на человека, получившего ножевые раны и брошенного, уже как мертвого. Набросился на него либо тот самый Торвиль, либо какой-то его родственник. Жертвой нападения являлся британский офицер - в момент совершения преступления или же в какой-то период до этого - и, возможно, выполнял поручение британского правительства. Так что он делал на пустынной дороге, ведущей из Канады?
        Мне пришла в голову новая мысль.

        - Шел за кем-то? Или, может быть, направлялся повидаться с мисс Мейджорибанкс?
        Макейр выпрямился и вытаращился на меня. Бросил свое занятие.

        - Это зачем же ему такое могло понадобиться?

        - Чарльз Мейджорибанкс написал сестре. Мог и в другие адреса отослать информацию. Так что Фулшем вполне мог идти на встречу с этой сестрой… даже нести ей сообщение.
        Я складывал все это одновременно с разговором, и, конечно, предположение являлось чисто умозрительным. Ничем более. Но очень уж невероятным было бы простое совпадение. Пусть совпадения и вмешиваются постоянно в жизнь каждого из нас, столь редкостное стечение обстоятельств вызывало подозрение.
        Макейру оно тоже не нравилось. Он вернулся к чистке лошади, а я стоял рядом, глядя, как он работает, и размышлял.

        - Одно мы знаем: на дороге у нас есть попутчики. Убили одного, полезли к другому…
        Он поднял на меня глаза, и тогда я рассказал ему о человеке, стоявшем той ночью в гостинице около места, где я спал.

        - Придется нам соблюдать величайшую осторожность,  - промолвил он.  - Смотреть в оба и не ослаблять бдительности ни на секунду. Я не хочу, чтобы с леди произошла хоть малейшая неприятность.

        - И я не хочу,  - заявил я.
        Он посмотрел на меня еще раз. По-моему, он не очень удивился тому, что услышал.



        Глава 8

        Вместе с утром ко мне пришло чувство, будто что-то должно произойти. Того гляди обрушится на меня, а я не готов это «что-то» встретить. Неприятно.
        Общий зал гостиницы пустовал, когда я спустился по лестнице из номера, где спал.
        Это была теплая, гостеприимная комната. В ней стояли большой стол, несколько стульев; имелся камин, в котором неуверенно тлел огонек, как если бы не решил еще, гореть ему или нет.
        Пол выглядел свежевымытым, а на окнах висели шторы. Я подошел к одному из окон и выглянул наружу. Во дворе гостиницы никого и ничего. Одна накрепко утрамбованная земля с каемкой зеленой молодой травки. Хоть бы что-нибудь, объясняющее мое предчувствие. Я разогнул спину, и позади меня незнакомый голос сказал:

        - Индейцев высматриваем?
        Я вздрогнул и обернулся. Ни звука, какой мог бы произвести входящий человек, я не слышал.
        Сухощавый, выше меня, слегка сутулится. Возраст я определить не брался. Разменял третий десяток, я бы сказал, однако мог оказаться старше. Одежду из оленьей кожи, по швам разрезанную в бахрому, дополняли шляпа с широкими полями и мокасины на ногах. Как и я, он нес с собой винтовку.
        Серые глаза смотрели насмешливо, но дружески.
        Я ухмыльнулся в ответ.

        - Осторожность не мешает. Индеец может оказаться где угодно.
        Отреагировал смешком.

        - Сгодишься за неимением лучшего.
        Подошел к камину и поднял закопченный кофейник, стоявший рядом с углями. Достал из буфета Две чашки.

        - Я заглядывал сюда раньше,  - сообщил мне.  - Знаю, где чего.
        Наполнил чашки.

        - Это вы на Запад двигаете?
        Сразу на ответ я не решился. Но человек мне нравился. Нравился его стиль, как он себя со мной повел.

        - Да. Я еду в Питтсбург.
        Он чуть сдвинул брови. Разочарован.

        - И не дальше? Питтсбург - это не то. Приятное местечко, но граница поселений ушла теперь дальше на запад. Раньше Питтсбург, Лексингтон - туда надо было идти. Сейчас следует добираться до Сент-Луиса на Миссури.

        - Знаешь Миссури?

        - Смешно. Побывал в верховьях. Поднимался по притоку Платт тоже.
        Смерил глазами ширину моих плеч, объем груди.

        - С виду ты годишься идти в горы.

        - Я строитель,  - сказал я и добавил: - Строю суда. Хочу построить себе пароход.

        - На нем легче, чем пешком,  - одобрил он.  - Мне по вкусу кильботы. Но по большей части предпочитаю лошадей.  - Прихлебнул черное варево и поднял взгляд на меня.  - Ты тот самый, кто едет с одноногим?

        - У нас с ним вроде бы один маршрут. С нами еще мисс Мейджорибанкс и Макейр.
        Его чашка начала было путь ко рту, но остановилась, задержалась, потом двинулась дальше. Что-то из сказанного мной остановило эту чашку. Застало его врасплох. Я ждал, что будет дальше, но в течение долгих минут он не проронил ни звука. Когда я допил кофе и вытряхнул гущу на уголья, он спросил:

        - Ничего, если я с вами за компанию?

        - Ты тоже на Запад?

        - Смешно. Назад, туда, где живут бобры. Ставить ловушки по ручьям, стекающим с высоких холмов. Проехаться по стране кроу, по землям черноногих…
        До этого времени он сидел на корточках. Теперь встал.

        - Пособлю со скотиной.  - Поставил чашку.  - Говоришь, с вами женщина? Мисс?..

        - Мейджорибанкс.

        - О?
        Я повернулся глянуть на него.

        - Знакомое имя?

        - Н-ну… необычное имя, разве не так? Из Британии, может быть?

        - Может быть. Хотя она родилась в Америке. Старый род, янки - и ведет себя соответственно.

        - Задиристая, я слышал,  - хихикнул он.  - Гордая, нос кверху. Ну да девка и должна быть такой.
        Может быть и другое мнение, говорил я себе, пока мы шли к наружной двери и в конюшню.
        Он двигался с легкостью, ружье нес, точно это была часть его тела, и, принимаясь ухаживать за лошадьми, показал: дело знает. Мы положили им еще корма, оседлали и погрузили багаж на вьючного мула. Он принес свои вещи и, раз уж наш мул нес немного, взвалил и их ему на спину. Своей лошади у него не было.

        - Не поспеешь за нами,  - сказал я.
        Взгляд его был короток и суров.

        - Вы езжайте, как вам удобно. Не отстану.
        Мы вывели коней к ручью - напоить. Утро выдалось тихое, погода прекрасная. Ручей весело бежал по своим делам, укрытый тенью нависших над ним деревьев. Свет утреннего солнца вспыхивал искрами на воде, где только не находил прореху в листве. Лошади поднимали головы, с морд капала вода. Казалось, утро доставляет им такое же удовольствие, как и нам.
        Поворачивая животных в обратный путь, мы услышали топот копыт. По дороге приближался всадник, гоня лошадь так, что было видно: ему сидеть в седле удобно. Подъехал, когда мы ввели лошадей обратно на двор. Всадником оказалась женщина. Сидела она на стройном гнедом мерине, и сидела очень ловко.
        Въехав во двор, она остановилась. Взгляд перебежал с меня на моего компаньона, потом обратно на меня. Хорошенькое круглое личико, вероятно, меньше сорока - «солнечная сторона», как говорят.

        - Должно быть, вы - тот бесстыжий молодой человек,  - сказала она, чуть-чуть улыбаясь.

        - Вообще-то я не уверен, что могу претендовать…

        - Я зато уверена! У кого еще найдутся такие широкие плечи, и чтобы его не заметили. Вы это, точно.
        Не дожидаясь помощи, она слезла с седла и повернулась к нам.

        - Я - миссис Абигейл Хигз. Поеду с вами на Запад.

        - Хорошая у вас лошадь,  - заметил я, и она расхохоталась.

        - Видите?  - обратилась к моему компаньону.  - Как же это не он. Первый раз встречает женщину и обращает внимание только на ее лошадь. Неудивительно, что она сочла его бесстыжим.  - Повернулась ко мне.  - Бесстыжий вы, правда?

        - Не имею таких намерений.
        Засмеялась снова.

        - А я имею намерение заморить червячка. Идемте внутрь.
        Я привязал ее лошадь, глянул на охотника и пожал плечами. Тот ухмыльнулся.

        - Огонь баба! Не обожгись, бесстыжий юноша.
        Жобдобва как раз спускался по лестнице, когда мы вошли в зал, Макейр уже находился там и покосился на моего спутника. Я обернулся, чтобы представить его, и тут сообразил, что не знаю, как его зовут.

        - Мистер Макейр, познакомьтесь с…

        - Батлин,  - произнес охотник.  - Калгари Батлин.
        Макейр пожал ему руку, меряя внимательным, острым взглядом.

        - На Запад собрались, верно?

        - Туда.

        - Будет с нами.  - Я запнулся, вспомнив, что ни у кого не спрашивал согласия, и добавил: - С Жобом и мной.

        - Очень рад.

        - Он ходил вверх по Миссури и сейчас хочет опять туда,  - сказал я.
        Макейр повернулся к нему всем фасадом и смерил снова.

        - Хотелось бы поговорить с вами на эту тему,  - сказал после паузы.  - У меня есть интересы на Западе.

        - Хорошо… когда хотите.
        Легконогость и кошачья грация Батлина, конечно, порождены жизнью в горах и лесах. Я и сам имел приличный опыт такого существования. Занятия для квалифицированного работника частенько оказывались в дальних концах, и морем на каноэ либо пешком я попутешествовал по восточной Канаде порядком, строя корабли, мосты и амбары.
        Новый знакомый был в моем вкусе. Всегда настороже, ворон не ловит, преимущества возможному противнику не даст. Сел - спиной к стене, так, чтобы можно было наблюдать за окнами и дверьми. По тому, как он это сделал, ясно: такая у него привычка, не случайно и не по особым соображениям он так устроился.
        Абигейл Хигз, ожидавшаяся в Хейверхиле, поднялась в комнату мисс Мейджорибанкс. Когда обе сошли вниз, чтобы присоединиться к нам за столом, мисс Мейджорибанкс знала про Батлина. И времени зря тратить не стала.

        - Мистер Батлин,  - она протянула ему руку,  - я - мисс Мейджорибанкс. Вы с западных территорий?

        - Два месяца как оттуда. Мой брат заболел, и я пришел повидаться с ним, но, пока добирался, его уже похоронили.

        - Сочувствую вашему горю. Хотите присоединиться к нам?

        - По-моему, я уже присоединился, мисс. Джон Даниэль пригласил меня.
        Она воззрилась в мою сторону.

        - Вы слишком много на себя берете! Группа моя, и я буду решать, кто может с нами ехать!

        - Прошу прощения,  - отчеканил я,  - я не знал, что принадлежу к вашей группе. Мы с вами едем тем же путем и к той же самой точке. Я считаю себя вправе приглашать кого мне вздумается.
        Отвернулась.

        - Так вы хотите с нами ехать?

        - Хочу, наверно,  - мягко ответил Батлин.  - Но если группа разделится - к Даниэлю я пристал к первому.
        Она резко отвернулась от нас и двинулась к столу. Что бы она ни собиралась спросить у Батлина, осталось неспрошенным, а я догадывался, какими могли быть вопросы. Уж конечно, в стране, где белых людей - раз-два и обчелся, человек по фамилии Мейджорибанкс незамеченным не остался.
        В дорогу мы тронулись, едва солнце выглянуло из-за верхушек деревьев, и этим утром я ехал впереди. По своим причинам. Ночью брызнул короткий дождик, и я хотел поглядеть на дорогу. Я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке. Ладно, очевидного повода беспокоиться нет, но ведь меня не так-то просто заставить нервничать, а невидимое предостережение я почувствовал.
        Дважды я останавливался и пристально рассматривал дорожную пыль. Во второй раз со мной поравнялся Калгари Батлин.

        - Ранние пташки,  - заметил с иронией в голосе, как мне показалось.

        - Еще не светало, как думаешь?  - спросил я.
        Он проехал немного шагом, изучая следы.

        - Дождь шел с час времени после полуночи. Тут проехали после дождя. В два, в три часа ночи, так примерно. Ты первым спустился вниз. Слыхал чего-нибудь?
        Слыхал ли я? Я пораскинул мозгами. Может быть, слыхал что-то, и этим объясняется моя тревога.

        - Не думаю. Я встал малость позже четырех, уже занимался рассвет. Когда я сошел в зал, было светло, но солнце еще не показалось.
        Он кивнул.

        - А меня что-то разбудило. Вполне возможно, лошади.
        Опять уставился на дорогу.

        - Двое конных. Вряд ли они стали бы ночевать под открытым небом в двух шагах от гостиницы и вряд ли провели в седле всю ночь.

        - Считаешь, нас могут держать на примете?

        - Могут, а что же. Бандитов по лесам полно.
        Мы ехали еще несколько миль, потом он предложил:

        - Нельзя сюда к нам Макейра?
        Я позвал.

        - Макейр?
        Когда он подъехал, Батлин рассказал ему про следы на дороге и затем сказал:

        - Мальчишкой я один раз провел здесь лето. Есть тропа, которая ведет прямо через леса. Старая индейская тропа до Олбани.
        Макейр подумал минуту.

        - Ближе ехать этой тропой?

        - И намного.

        - Тогда поехали.
        Следы продолжали вести дальше по дороге. Видно было, что оставившие их скакали быстро. Батлин же неожиданно свернул и исчез среди деревьев в месте, где я никогда бы не догадался искать тропу. Затем показал нам ее: смутно различимая узенькая стежка, уходящая в лесную глубь.
        Макейр возглавил нашу колонну, а Батлин отъехал назад и поставил на место потревоженные ветки там, где мы въехали в лес. Потом замел наши следы и посыпал сверху • листьями.

        - Если присмотрятся, то найдут, куда мы делись,  - объяснил он,  - но для этого им придется вернуться назад и пройти по нашему следу до самого места. Пока они сообразят что к чему, мы далеко от них оторвемся, я считаю.
        В лесу было сумрачно, тень густая, и очень тихо. Мы двигались рысью, потом шагом, потом опять рысью. Два раза переходили вброд небольшие ручейки.
        Когда солнце стало высоко в небе, мы еще не выехали из леса. На короткое время остановились, чтобы дать лошадям роздых, собравшись вокруг маленького пруда. Никто не разговаривал.
        Удивительная стояла в этом лесу тишина. Только в ближних ветвях перекликалось несколько птиц.
        В середине второй половины дня мы пересекли широкий луг и вступили на проселочную дорогу. Прибавили аллюр.
        Небольшую деревушку мы объехали кругом и снова очутились в лесу. К закату за нами осталось сорок миль. Остановились мы на большой, комфортабельно выглядевшей ферме. Женщины спали в доме, остальные - на дворе, в сарае. При пробуждении меня приветствовали запах свежего сена и кудахтанье курицы, сию минуту снесшей яйцо и оповещавшей об этом вселенную.
        Беглая проверка дороги не выявила указаний, что кто-то ею воспользовался, и через час после восхода солнца мы уже поднимали пыль дальше по нашему пути.
        Олбани был маленький городишко, в свое время принадлежавший голландцам. Подъезжали мы к нему по страшно пыльной дороге, идущей по равнине, усыпанной редкими соснами. Попадавшиеся на дороге дома не отличались ни многочисленностью, ни богатством. Назывался Олбани сперва Бевервик, потом Форт-Ориндж, следующим номером Вильямштадт и, наконец, стал Олбани. Сохранялись еще несколько домов голландской архитектуры: высокие, островерхие крыши, маленькие окна, низкие потолки. Большая часть улиц отходила под прямым углом от реки. Были и новые здания, превосходно смотревшиеся. Одно, на которое я обратил внимание, в начале Маркет-стрит - Базарной улицы - являлось, как мне сказали, жилищем семьи по фамилии Ван Ренселер.
        В городе мы один раз поели, пополнили припасы и, не задерживаясь, выехали по направлению к западу.
        Теперь мы не держались определенного маршрута. Сворачивали на боковые тропки, проселки, индейские дороги - многие давно заброшенные,  - пересекали местность, приблизительно следуя течению реки Аллегейни. Ни ночные посетители, ни путники на нашей дороге - впереди или позади - нас не тревожили, видели мы только изредка местных сельских жителей, пока не въехали в город Питтсбург у места, где встречаются две реки.



        Глава 9

        Макейр остановился на углу Грант-стрит. Повернулся в седле.

        - Здесь ваше путешествие кончается?

        - Да. Займусь поисками работы на строительстве судов.

        - Счастливо вам. Мы проделали вместе долгий путь, и хотел бы я, чтобы вы ехали с нами до конца. Вы мужественные и честные люди, вы и ваш спутник, и я спокойно спал все эти ночи, помня, что вы рядом.
        Даже мисс Мейджорибанкс обернулась на спине своего коня, и мне почудилось, будто ее лицо при взгляде на меня немного смягчилось.

        - Не люблю прощаться,  - сказала она,  - поэтому не буду.

        - Я тоже,  - спокойно ответил я,  - и я не завидую вашему странствию. Прошу вас, будьте осторожны: я считаю, есть такие, которые знают, куда и зачем вы направляетесь, и которые не хотят, чтобы кто-либо появился поблизости и мог видеть, чем они заняты.

        - Как-нибудь управлюсь,  - пообещала она.
        После чего они повернули на боковую улицу к Пенн-стрит, где у мисс Мейджорибанкс жили друзья, у кого она собиралась остановиться. Что до Жобдобва и меня, друзей в городе у нас не было и места, где поселиться,  - тоже, кроме того, что могут купить нам наши деньги.
        Питтсбург аккуратно улегся между речками Аллегейни и Мононгахилой, соединяющимися здесь, чтобы образовать третью реку - Огайо. Форт-Питт, много лет назад построенный тут на пустом месте, послужил сценой многих боев между индейцами и белыми, а также между французами и англичанами, и расположение его являлось весьма важным.
        Мы отыскали гостиницу вплотную к набережной и недалеко оттуда поставили на конюшню наших лошадей. Я предвкушал, как поднимусь к себе в комнату и влезу в горячую ванну, но Жобдобва отправился в общий зал за рюмочкой рома.
        Калгари Батлин следил, как он уходит, и затем сказал мне:

        - Пройдусь вдоль улицы. Здесь должен быть народ с гор.
        Мы с ним не обсуждали ни западные дела, ни Торвиля, поэтому я попросил его:

        - Сам ничего не говори, но если услышишь что о человеке по имени Чарльз Мейджорибанкс, я бы тоже хотел это знать.
        Он внимательно посмотрел на меня, потом произнес:

        - Загляну к тебе на минуту. Кое-что надо бы уточнить.
        У меня в комнате он сел на банкетку, занимавшую оконную нишу, ноги калачиком, как ему больше нравилось.

        - Это родственник молодой леди?

        - Ее брат,  - пояснил я.  - Она едет на Запад, чтобы его разыскать. Уверена, что он угодил в какие-то неприятности.

        - Что угодил, то угодил,  - скривился Батлин.  - Перебежал дорожку довольно-таки опасным личностям.

        - Откуда тебе это известно?
        Обратил ко мне прямой взгляд.

        - На Западе секретов не существует, хотя находятся такие, кто верит в обратное. Там шагу не шагнешь, чтобы кто-нибудь этого не видел, и слова не промолвишь, чтобы кто-нибудь не слышал. Индейцы - публика любопытная. Чудные вещи, которые творят белые, их интригуют, и за трубками частенько ведутся разговоры об этих интересных загадках. Сейчас некоторые индейцы говорят о войне. Об оружии, о том, как от моря привезут много винтовок. Из племени в племя ходят люди, с ними недовольные индейцы, и передают, что многие слушают, развеся уши.

        - А Чарльз Мейджорибанкс?  - спросил я.

        - Время от времени говорят и о нем.
        Было темно, когда я снова вышел на улицу. На водах Мононгахилы сияли отраженные огни. Несколько минут я стоял на улице, просто глядя на реку и прислушиваясь.
        Дальше по улице затренькало пианино, кто-то торжествующе завопил. Мимо меня прошли двое, распространяя дух вина и смолы, оба не слишком тверды на ногах. Откуда-то рядом доносился приятный запах свежераспиленного дерева. А вот и оно: громадные штабеля досок, уложенных сушиться на солнце, клети толстых брусьев и мачтовых деревьев.
        А все-таки думается про мисс Мейджорибанкс и как она поедет на Запад. Не по себе, что обещал Тэйту… но ведь обещал-то я только доставить ее в целости досюда. Сейчас же она отправится в Сент-Луис, а если и там не разузнает о брате, двинется вверх по Миссури или Платт.
        Незачем мне себя грызть. Макейр мужик крепкий. Как каменная стена.
        Тем не менее я беспокоился. Уж очень она молода и сверх всякой меры самоуверенна, по всей видимости.
        Я зашагал вдоль речного берега. Несколько кильботов строятся. По крайней мере один корпус станет пароходом, плавающим по Миссури, судя по плоским очертаниям.
        В будке около дальних штабелей леса светится огонек. Позади нее берег уходит откосом в воду, и видны причаленные вдоль реки дощаники. С некоторых долетают голоса, в окнах кают горит свет. На этих баржах живут. Сплавляют их вниз до Нового Орлеана, продают и оплачивают проезд обратно вверх по реке.
        Вот это да! Я замер на полушаге, с напряжением вглядываясь в собирающуюся черноту. Из воды поднималась голова гигантского морского чудовища или дракона. Несущего на спине пароход.
        Я спустился к пирсу. «Западный механик»! Так вот какое оно, судно, отправившееся с экспедицией майора Стивена X. Лонга на Запад. Даже в Канаде, далеко отсюда, слышали новости об этом предприятии. Тридцать пять дней от Питтсбурга до Сент-Луиса, с несколькими остановками по дороге. Я отыскал глазами название, написанное на борту, потом принялся разглядывать длинное, точно покрытое чешуей, похожее на змею судно. Голова поднимается до самой палубы. Хвостовые плавники скрывают от взгляда с боков кормовое гребное колесо.
        Есть на что полюбоваться, даже в сумраке, окружавшем пароход, когда я подошел. Говорили, его построили с расчетом напугать индейцев. Я знал кое-кого из индейцев и сомневался, чтобы кто-то из них мог перепугаться надолго. Однако он должен был выглядеть впечатляюще, плывя под парами против течения, дыша дымом из ноздрей, оставляя позади вспененную воду.

        - Нравится?
        К поручню, шедшему вдоль чешуйчатой спины, прислонился человек.

        - Наверно, здорово было его строить.

        - Строить? Да… я к этому рук не прикладывал, но на реке он ведет себя отлично. По-моему, это безобразие.

        - Какое безобразие?

        - Его построило правительство, а теперь он правительству надоел. Хотят отвести его повыше по Огайо и пустить на слом.
        Я глянул на корпус. Примерно семьдесят пять футов в длину.

        - Какая у него осадка?

        - С полным грузом девятнадцать дюймов. Как раз для западных рек, там то и дело воду с собакой искать надо.

        - А как с котлами?

        - Полный порядок. Хорошее судно… что называется хорошее. Дело просто в том, что его послали выполнить задачу, а получилось, что выполнили только наполовину. Так ведь это люди виноваты, которые плыли на нем, ну и объявившиеся трудности.
        Мы поговорили еще немного, и, боюсь, я спрашивал об условиях, существующих в верховьях реки, столько же, сколько о возможности построить корабль. Начал чувствовать лихорадку, вот ведь что.
        Прибыв в Питтсбург, Цинциннати или Лексингтон в ту пору, человек только и слышал что о Западе. От людей со всех концов света. Каждый либо побывал там, либо туда собирался. Велись разговоры про индейцев, бизонов, дичь, но больше всего говорилось о самой земле, о прериях и горных цепях.
        Иногда происходящее трудно было взять в толк. Люди, имеющие хорошую работу, доходные профессии, процветающие деловые предприятия,  - и говорят, что отправляются на Запад. Многим из них достаточно оставаться, где они есть, чтобы разбогатеть, но живущее в них стремление не считается ни с деньгами, ни с успехом. Это было стремление исследовать неизведанное, освоить новую страну, заселить огромные пустые земли за горизонтом.
        Это стремление пронизывало воздух, которым я дышал в городе, граничащем с новыми краями, а в Сент-Луисе, куда, казалось, решил отправиться весь Питтсбург, должно быть, дело обстоит куда хуже. Уже обсуждают открытие торговли с Санта-Фе, упоминают Калифорнию - это еще где?
        Мой собеседник тоже заразился. Звали его Джон Масман, он дважды ездил в Сент-Луис, а до этого поднимался на кильботе по Миссури.

        - Индейцы? Видел полно. Неплохой народ, но взбалмошный. Раз-два, и передумают, а белых в грош не ставят. Большинство мало кого нас встречали, и кто ни приди к индейцам - торговать хочет. Убеждены, что белым без них никуда. Для индейца бизоньи одеяла - это все, а про нас думают, будто у нас нет бизонов и не на кого охотиться, поэтому и приходится ехать на Запад, чтобы раздобыть меха у индейцев.
        Некоторые из них бывали на Востоке и видели города. А другие им не верят. Обзывают лжецами и говорят, что им затуманило разум белое колдовство. С индейцами надо полегоньку, пока не расчухаешь, откуда ветер. Они много между собой воюют, нападают на деревни, перехватывают охотничьи партии, даже женщин, собирающих хворост… Убивают и снимают скальпы. Если ведешь дела с каким-нибудь племенем, другое племя может посчитать тебя за врага. Приходится действовать с оглядкой, пока не разберешь, кто в каких отношениях.
        Звучало, как хороший совет, а я в таких нуждался.
        Теперь лихорадка овладела мной полностью.
        Я расстался с Масманом и долго ходил по улицам. Когда вернулся в отель, было очень поздно. Жобдобва сидел в зале, расчесывал бороду и бурчал себе под нос. За гребешок он брался, когда что-то его расстраивало. Расстраивало и сейчас.
        Перед ним стоял стакан рома, и по раскрасневшимся щекам я угадывал: это не первый. А ведь он был из тех, кто пьет немного и головы при этом не теряет.

        - Они тут, паренек,  - сообщил он мне,  - нагнали нас.

        - Кто «они»?

        - Маклем и та шайка. Только их больше стало. И чудорезная же эта компания! Снюхались еще с восемью - десятью подонками Бог знает откуда и налаживаются отправиться на Запад.

        - К нам это не имеет отношения.  - Я пожал плечами.  - Чем раньше они уберутся, тем лучше.
        Он метнул в меня жесткий взгляд. Глаза слегка вылезают из орбит - так с ним бывало, когда он выходил из себя.

        - Не имеет отношения, говоришь? Можно считать и так, а я вот думаю, что мы с ними накрепко связаны, и вместе будем плыть или тонуть, пока кто-то не захлебнется!
        Глотнул рома.

        - Этот, со змеиными глазами… он заходил сюда, про тебя спрашивал. Меня не видел.  - Он указал назад.  - Я стоял там сзади, у двери, и он прямо про тебя и спросил.

        - Ну хорошо, теперь он знает, где я остановился.

        - Это еще не все.  - Жобдобва вытер бороду тыльной стороной руки.  - Он спросил про юную мисс.
        Внутри меня все заледенело. Жоб полностью овладел моим вниманием и понимал это.

        - Спросил про нее?

        - Ага. Но здесь никто про нее ничего не знал, и он ушел, прежде хорошенько оглядевшись. Недоверчивый тип, каких мало!
        Я упал в кресло напротив. Спрашивают о мисс Мейджори-банкс, значит! С какой стати?
        Обо мне пусть разузнают сколько угодно, это не важно. Я в состоянии о себе позаботиться - попытаюсь, во всяком случае. А с ней история другая. Деликатно воспитанная, гордая молодая леди, понятия не имеющая, во что ввязывается. Макейр ей тоже этого растолковать не может, а что до другого ее приятеля, молодого…
        Хочет поискать на Западе своего братца, обнаружившего какой-то там заговор. Или решившего, что обнаружил. Впрочем, подобный план может существовать в действительности, ведь и раньше стряпалось много таких. Некоторые по земле с ума сходят. Просто то, что есть такая огромная неразведанная территория, не давало покоя каждому авантюристу и джентльмену удачи, и всякий из них спал и видел, как бы в одночасье стать королем. Королем над собственным обширным краем, равным по площади Европе, как намекали слухи.
        Успех похода Льюиса и Кларка только подбавил жару их мечтаниям, потому что раз шестнадцать человек - или около того - могли пройти материк поперек, почему бы нескольким сотням не захватить его себе?
        Я торопливо пересмотрел в уме создавшееся положение. Нужно четко определить проблему, только потом можно ее решить.
        Она едет на Запад. Они - туда же. Серьезность того, с чем связался - или что подметил - ее брат, оценивать я не гожусь.
        Всего несколько недель прошло, как я набрел на умирающего человека, замешанного в тот самый заговор либо очень похожий. Убийца в этот момент мог находиться в нескольких минутах ходьбы оттуда.
        Так называемый полковник Маклем остановился в ближайшей гостинице, с ним кучка людей, если не являющихся негодяями, то выглядящих убедительно в этой роли.
        Маклем доказал, что исключительно опасен, убив Сэма Перди.
        Теперь тот самый Маклем ошивается здесь, в Питтсбурге, наводя справки - или поручив одному из пособников навести справки - о мисс Мейджорибанкс.
        Ну да, я предостерегал ее, но она отнеслась к моему предостережению весьма небрежно.

        - Меня это не касается,  - сказал я наконец.  - Ее предупреждали.

        - Ха!  - взорвался восклицанием Жобдобва.  - Предупреждали! Где это видано, чтобы такая заносчивая девица послушалась предупреждения?

        - Ее дело.

        - Ее ли? А я-то смекал, что ты имеешь на нее виды! Винить я тебя не виню, парень. Девка прелесть, конфетка просто!
        Я проворчал себе под нос, сам не разобрал чего, и опрокинул в рот свой глоток рома.

        - Я пошел спать,  - раздраженно объявил я,  - а она может делать, что знает.  - Поднявшись на ноги, прибавил: - Во всяком случае, у нее есть Макейр.

        - Макейр! Думаешь, он устоит против тех людей? Маклем - дьявол. Сам дьявол, говорю тебе. Макейр человек сильный, не трус, но Маклему в подметки не годится. Тот его проглотит, только косточки выплюнет.

        - Я плотник,  - упрямо произнес я.  - Приехал строить корабли.

        - Да, а девушка пускай пропадает.

        - Ты кто такой, мораль мне читать? Пират чертов!
        Он засмеялся, обнажив неприглядный ряд зубов.

        - Пират, вот как? Это ты мне? Твоя собственная пиратская кровь течет по жилам неразбавленной. Думаешь, я купился на твоего Джона Даниэля? За последнего остолопа меня держишь? Я вашего брата где угодно узнаю, ты же носишь знаки Талона на себе. Тебе еще клешню вместо руки, вылитый был бы старый дьявол!
        Ничего себе! Я глядел на него во все глаза. Кто он, пришедший из ночи и болота и знающий меня по имени?
        Кроме нас, мало народу оставалось в зале, и наши голоса звучали приглушенно, но звенели напряжением. Несколько пар глаз повернулось в нашу сторону. Высматривают начинающуюся ссору - как они считают.

        - Талон так Талон,  - сказал я.  - Жан Даниэль Талон, Я если уж тебе приспичило знать, и поговаривают, что основатель нашего рода был пиратом… или капером. Тебе что до этого?
        Он успел наполовину встать со стула, теперь опустился обратно.

        - Сядь, прах тебя побери, побеседуем. Ты вот меня пиратом окрестил. А я и был пиратом, и не только. Лучшего артиллериста, чем я, моря никогда не видали, а иногда я плавал под черным флагом, но это не важно. Думаешь, те, кто бороздил индийские воды, забыли Старого Когтя? Они •помнят. Помнят, поверь мне, и как он сам-друг взял крепость Джинджи, тоже помнят.

        - Он ее не брал. Просто побывал там.

        - «Побывал», говоришь? Да, побывал, вошел, где не могла пройти армия, взобрался по стенам и башням прямо во внутренние комнаты и бросил вызов матерому льву в его собственном логове. Ухватил за бороду и подровнял ему уши, потом прикончил и унес с собой мешок добычи, которого хватило бы, чтобы выкупить половину европейских королей! Кому в тех водах неизвестна эта история? Я сам смотрел на стены Джинджи спустя эти многие годы и содрогнулся, помыслив о человеке, посмевшем в одиночку подступиться к ним.
        Над столом воздвиглась человеческая фигура. Подняв взгляд, я увидел, что это человек с парохода, Джон Масман.

        - Может быть, я пойду с тобой на пару плотничать. Работа-то моя кончилась. Продали суденышко.

        - «Западного механика»?

        - Ага. Спустили девчонке по имени Мейджорибанкс, или как ее там.
        Внутри у меня что-то оборвалось.

        - Мисс Мейджорибанкс?

        - Ей.  - Событие, очевидно, переваривалось отставным речником плохо.  - Я хотел еще рейс сделать… хорош пароход-то. А капитан говорит «нет». У него своя команда.

        - Ее капитан?

        - Ну да, эта девица времени не теряет. Глазом не моргнуть, уже и пароход есть, и команда набрана. Надеется погрузить провизию и топливо и отойти за несколько часов, и, если я понимаю в людях, этот Маклем организует ей такое. Надсмотрщик с плантации, вот что он есть. Умеет людей погонять.

        - Маклем?

        - Угу. Капитан Маклем нынче, с инструкциями плыть до Сент-Луиса и иных пунктов назначения к Западу.
        Масман опустился на стул.
        Мой взгляд переместился на Жобдобва. Триумфа в нем не было. Ничего похожего на «я же тебе говорил!». Лишь разочарование… и страх.
        Мисс Мейджорибанкс отплывает на «Западном механике» с Маклемом в качестве капитана, и брат, которого она собирается спасать, вполне может оказаться пленником той самой своры, которая составляет команду ее судна!



        Глава 10

        Жобдобва медленно покрутил головой. Брови сведены в одну точку.

        - Опоздали мы. Маклем умеет привораживать людей. Раз уж он ее уговорил, ты тут спорь не спорь - ничего не добьешься. Попробуй: он такой весь будет из себя улыбчивый да ласковый, а только ты с глаз долой - мигом тебе голову отвинтит.

        - Может, моя голова не так легко отвинчивается.
        Жоб махнул рукой.

        - Сэм Перди тоже так считал, а Маклем стер его в порошок.

        - Все же зайду к ней и поговорю.

        - Ничего путного не выговоришь. Она нашла себе человека, который отвезет ее, куда ей хочется, он ее слушает и уверяет, что она поступает правильно. Ему требовался транспорт, а она предоставила ему и его подручным все удобства. Помешаешь им - уберут.

        - Все равно пойду.
        Он взглянул на часы, висевшие на стене.

        - Время - час ночи почти. Куда ты сейчас пойдешь?

        - Хорошо, отложу до утра.
        Нет нужды говорить, этой ночью я не смыкал глаз и с первым проблеском света был на ногах. Хотя это я только так выразился - «не смыкал глаз», наверняка засыпал минутами. Когда забрезжил рассвет, я пил кофе и, не дожидаясь завтрака, вышел из гостиницы.
        Привалившись к коновязи, стояли двое. Один в вязаной шапочке, другой носил черную шляпу с обвислыми полями, оба крепкие, деловые на вид. Я отметил для себя их присутствие и повернул к городу.
        Один из них окликнул меня:

        - Не туда, мистер. Ищете плотницкую работу, идите в другую сторону, к докам.

        - Спасибо. У меня дела в городе.
        Они шли ко мне, раздвигаясь при этом немного в стороны.

        - Лучше иди ты к докам. Никому ты в городе не нужен. Фактически нас особо предупреждали, чтобы ты не ходил в город.
        Я приятно улыбнулся.

        - Возможно, вы пожелаете меня туда не пустить?
        Тот, кто в вязаной шапочке, скалил зубы.

        - Ну, мы ж не хотим, чтобы ты попал в переплет, верно, Пит?

        - Определенно не хотим,  - согласился Пит.  - Вдруг ему да взбредет в голову навестить одну молодую леди. Никуда это не годилось бы, совсем никуда.

        - Ну что ж,  - произнес я,  - наверно, вы правы. С тем же успехом могу вернуться обратно и позавтракать.

        - Видишь! Сказано те, Пит, что он умный парень! Сказано же, разве нет? Так я и говорил: «Этот малый соображает. Два раза повторять ему не надо». А ты че?

        - А я ответил, что его нужно маленько поучить. Произвести впечатление, так сказать.
        Три шага, сделанные тем временем мною, принесли меня к ним вплотную. Я поднял руку, чтобы поправить свой съемный воротничок, и ударил из этого положения. Ударил, как меня всегда учили: точно собираясь пробить свою цель насквозь. Как если бы метил не в подбородок, а в затылок противника.
        В моей семье идут в кость и мышцы, а я еще этому поспособствовал, занимаясь боксом, борьбой, тренируясь в рукопашном бою и год за годом орудуя тяжелым инструментом. Высокий жесткий удар достался человеку в шляпе, и он так даже и не поднял рук.
        Он находился слева от меня, и удар вышел перекрестным. Не гася инерции, я отдался обратному пружинящему движению плеч и нанес удар левой, поймавший мистера Вязаную Шапочку в броске.
        Я удивился бы, видя кого-то из них встающим. Но они сюрпризов мне не доставили. В неожиданно приподнятом настроении я зашагал в город.
        Пенн-стрит гордилась рядом изысканных зданий, но я явился во всеоружии, надев перед выходом сшитый по фигуре черный костюм. Я заказал его в Монреале во время последней поездки туда, и скроен он был хоть кому на зависть.
        Мне указали великолепный особняк. Человек, открывший мне дверь, поклоном пригласил меня войти, когда я спросил мисс Мейджорибанкс. Я не был уверен, что она уже встала.

        - О?  - Мисс Мейджорибанкс выглядела удивленной. Не знаю, меня ли она не ожидала увидеть или мой красивый костюм.  - О, мистер Даниэль! Входите, пожалуйста!
        Из двери позади нее появилась очень привлекательная юная блондинка, и мисс Мейджорибанкс сказала:

        - Хелен, это мистер Даниэль. Он был с нами, когда мы ехали сюда из Мэна.

        - Как поживаете?  - Большие голубые глаза Хелен раскрылись весьма эффектно, когда она взяла мою руку.  - Мы как раз садимся завтракать. Не хотите присоединиться?  - Обернулась.  - Дэйзи, поставьте еще один прибор для мистера Даниэля.
        Столовая, куда она повела меня, оказалась нарядной комнатой с мебелью и стенными панелями орехового дерева. Стол был накрыт лучше, чем мне довелось видеть с тех пор, как я побывал в доме деда.

        - Хелен,  - лицо мисс Мейджорибанкс как бы окостенело,  - боюсь, ты не поняла. Мистер Даниэль… я хочу сказать, он не…

        - Не джентльмен?  - подсказал я.  - Разве это не вопрос мнения? Вам случалось наблюдать, чтобы я вел себя недостойно?
        Ее щеки заливала краска. Явно смущенная, она произнесла:

        - Я про то, что… я не приглашала вас к столу. Это дом моего друга. Я не могу позволить себе бесцеремонность…

        - Пригласить работягу? Человека, который что-то делает собственными руками?
        Я вытянул вперед руки, показывая их Хелен.

        - Так ли уж плохи эти руки? Что такого нехорошего в том, чтобы придавать форму дереву, строить из него?
        Она со смехом обхватила мои ладони своими.

        - Чудесные руки! И кажутся такими сильными! Прямо дрожь по телу.
        Рот мисс Мейджорибанкс чуть сжался.

        - Сожалею. Будь это мой дом…
        Держа за пальцы правой руки, Хелен повела меня к столу.

        - Садитесь здесь. Окажите любезность! Дэйзи, мистер Даниэль - крупный мужчина и наверняка очень голодный.
        Приятно было вновь очутиться за подобным столом. Хотя, несмотря на богатое убранство, не хватало маленького нечто, какое можно было найти в жилище моего дедушки.

        - Вы надолго останетесь в Питтсбурге, мистер Даниэль?  - Зависит от разных причин.  - Кофе был горячий и
        крепкий.  - Я приехал, рассчитывая заняться строительством судов. Возможно, построить одно для себя, чтобы начать торговлю на реках Запада. Но кое-что возымело место… поэтому я пришел сегодня. Мне необходимо поговорить с мисс Мейджорибанкс.

        - С Табитой?
        Я слышал ее имя в первый раз. Табита Мейджорибанкс. Не мог решить, нравится мне оно или нет.

        - Что-нибудь личное? Мне уйти?

        - Нет-нет, вопрос деловой.  - Я поставил чашку на стол.  - Мисс Мейджорибанкс, я прошу вашего снисхождения. Насколько я понял, вы купили пароход «Западный механик»?

        - Да, купила. Он шел по очень умеренной цене, и мне подумалось, что это - самое простое и легкое средство добраться на Запад.

        - Разумеется. Команда у вас есть?

        - Конечно. Полковник, то есть капитан Маклем, обо всем позаботился. Он очень эффективно действует.

        - И так хорош собой!  - воскликнула Хелен.
        Я помолчал, не вполне уверенный, как вести переговоры дальше. Табита Мейджорибанкс смотрела на меня с ожиданием.

        - Этот полковник Маклем,  - сказал я,  - убил Сэма Перди.

        - Который напал на него первым.

        - Вне сомнения. Я имел в виду, как это было сделано. А также Маклем находился на той же дороге в Мэне, когда умертвили Фулшема, молодого английского офицера.
        Теперь Табита Мейджорибанкс догадалась, к чему я клоню, и глаза ее излучали холод.

        - А вы, мистер Даниэль? Вы разве не присутствовали на той дороге сами?

        - Присутствовал. Но Фулшем был жив, когда я нашел его.

        - И обвинял полковника Маклема?  - Тон ее голоса дышал морозом.

        - Нет, но…
        Мисс Мейджорибанкс поднялась с места.

        - Мистер Даниэль, не знаю, что вы надеялись выиграть, явившись сюда, или в чем желаете меня убедить. Но, если вы ревнуете…

        - Ревную?  - Я остался сидеть.  - А почему я должен ревновать? Какое у меня может быть побуждение к чему-то подобному?.
        Ее лицо вспыхнуло, глаза сузились в щелки. Умеет сердиться мисс Табита Мейджорибанкс! И великолепно выглядит, когда сердита. «Очаровательно» как-то не совсем подходит в эту минуту.
        Теперь я встал и, прежде чем она успела произнести слово, спокойно начал:

        - Вы считаете, что ваш брат нашел нечто важное для вашей страны. Мистер Фулшем преследовал человека, предавшего родину, авантюриста, пользующегося дурной славой. Он собрал о нем немало интересных сведений. В данный момент некто Торвиль вербует всю шваль, какую может отыскать, с целью, как мы думаем, захватить Луизиану. Полковник Маклем с порядочной партией швали отправляется сейчас с вашим пароходом. Пароход - самый простой способ добраться на Запад не только для вас, но и для него, для всех них, он то же самое.

        - Возводите против него обвинение?  - Во взгляде сверкает бешенство.

        - Нет. У меня нет достаточных доказательств. Что я предлагаю - это вам подобрать другую команду. Людей, известных местным жителям, и капитана, которого здесь знают.

        - Нет доказательств! Надо думать! Сплошные гадания и ваша к нему неприязнь. Извини, Хелен, но я не в состоянии больше находиться с этим человеком в одной комнате.

        - Ухожу.  - Я повернулся к Хелен.  - Простите меня. Я принес информацию и надеялся, что мисс Мейджорибанкс прислушается, но не собирался нарушать ваш завтрак.
        Хелен проводила меня к выходу.

        - Приходите опять, хорошо? И будьте так добры… не обижайтесь. Я никогда не видела ее настолько разгневанной. Должно быть, вы ей очень сильно нравитесь.

        - Нравлюсь? Да она землей брезгует, по которой я ходил.
        Хелен засмеялась.

        - Ой, вряд ли. Когда вы сказали, что вас не тянет ревновать, это ее и достало. Приходите, пожалуйста, мистер Даниэль,

        - Зовите меня Жан,  - попросил я.  - Так звучит мое имя по-настоящему.
        Обратно я шел медленно, обдумывая положение со всех сторон.
        Мои усилия не привели ни к чему. Она только взбеленилась, и, если я хоть сколько разбираюсь в людях, последнее, на что она теперь согласится - это избавиться от Маклема. Собственно, я сделал хуже. Вот и пытайся творить добро.
        Макейр. Предупредить следует его.
        Тревога! Мне самому необходима осторожность. Те двое, преградившие мне дорогу у гостиницы, были там не случайно. Собирались не позволить мне сделать именно то, что я сделал, тут и думать нечего. Правда, напортачил я как следует.
        Маклем, или кто-то, на кого он непосредственно работает, явно верит, что я знаю больше, чем знаю. Побоялся, не доставлю ли я ей конкретных фактов, и решил принять меры.
        На Речной улице, очевидно, карауля меня, бездельничал Батлин. Поплелся навстречу.

        - У тебя как будто возникли проблемы,  - сказал он.

        - Никаких проблем.

        - Но в гостинице мне сказали, что на тебя наскочило двое уголовников.

        - А, эти!  - Я ухмыльнулся ему.  - Ерунда, вот когда я попробовал предостеречь мисс Мейджорибанкс против Маклема, то-то поднялась буря!
        И вкратце рассказал подробности. Батлин молча стоял и слушал. Умел слушать Батлин, не забывал услышанного, но что ценнее всего, как я начинал понимать, он знал, каким образом на основе услышанного действовать. Знаниями обладают многие, но редко кто способен с пользой их применить.

        - Так что будем делать? Жобдобва места себе не находит.

        - Хочу потолковать с Макейром. Найди его, ладно? А я переоденусь.
        В моей комнате меня встретила тишина. В окно можно было видеть «Западный механик». Я достал из заплечного мешка подзорную трубу и принялся изучать пароход в деталях.
        Человек стоял на лодочке-однопарке и закрашивал название. По трапу поднималось сразу несколько носильщиков с ящиками и тюками. У Маклема время зря не пропадало.
        Неподалеку от сходней остановился фургон, запряженный двумя лошадьми. Сзади фургона свисал брезент. Под моим взглядом несколько человек окружили экипаж, все к нему спиной. С борта спустилось шестеро здоровяков. Брезент сзади подняли и вынули длинный ящик, потом еще такой же и еще.
        Здоровяки понесли ящики вверх по сходням рысью, а те остальные все время оставались настороже, поглядывая на все четыре стороны, внимательные, словно кошки.
        От Речной их заслоняли пакгауз и штабеля леса, и только моя позиция на втором этаже таверны и зрительная труба предоставили мне шанс видеть происходящее.
        Наблюдая, я считал вслух:

        - Три, четыре, пять… шесть, семь… восемь.
        И еще не все. Десять продолговатых ящиков, самое малое, и спрашивать, что в них может лежать, мне не надо. Я видел такие раньше. Двенадцать винтовок в каждом. Или больше.
        В дверь тихонько стукнули, и вошел Батлин. Передавая ему трубу, я показал на фургон с брезентом, как раз отъезжающий. На его место подтягивался другой, и началась выгрузка. В точности тем же порядком.

        - Что скажешь?  - спросил я.
        Обернулся ко мне.

        - Ружья?

        - Несомненно. В первом привезли по меньшей мере сотню.

        - Так что, по скромной оценке, на борту сейчас двести стволов или сверх того. Огневая мощь не из слабых.

        - Макейра нашел?  - напомнил я.

        - Не-а. Нету его нигде. Пока нет.
        Мы замолчали. Второй фургон освободился от груза и уехал. Теперь вокруг парохода-дракона продолжалась лишь обычная возня.

        - Что предпримешь?  - осведомился Батлин.
        Предпринять я не мог ничего. Табита Мейджорибанкс не захочет, чтобы я находился на пароходе, и, уж конечно, я не стану служить под командой Маклема. Чему суждено случиться, случится без задержки: ведь судно отплывает на Запад через день либо два, по всей вероятности.

        - Ничего,  - сказал я.  - Поищу работу.
        Батлин хлопнулся в кресло и задумчиво уставился в окно.

        - Прекрасная девушка,  - пробормотал,  - отменное достоинство.
        Я внутренне сжался. Сознание затапливал стыд. Да, все, что говорит Батлин, верно. На память пришла посадка плеч, как выглядела ее спина, когда она удалялась от меня. Но я знал: девушка терпеть меня не может, и с отменным достоинством у нее сочетается отменно дьявольский характер.
        Так я и высказался. Батлин в ответ хохотнул.

        - А ты чего хочешь? Чтобы чайник закипел, надо, чтоб огонь горел.
        Глядя в подзорную трубу, я проследил, как на пароход всходит человек, задерживается у фальшборта. Полковник Маклем. Мои руки сжались в кулаки.
        Но кулаки не подходящее против него оружие. Если браться за Маклема, то с умом, и не замутненным эмоциями, ибо я уверился в одном: этот человек думает. Постоянно.
        И каждая мысль его сводится к тому, как бы уничтожить тебя, как бы причинить тебе боль.



        Глава 11

        На верфи затруднений я не имел. Суда строились, и работники были нужны. Балки нарезались механической пилой с приводом от водяного колеса, но многие из них нуждались в дополнительной обработке, а я управлялся с топором и теслом получше среднего. Взяли меня тут же.
        В тот же день пополудни мой босс, Джон Дил, подошел к месту, где я работал, и пошвырялся ногой в щепках, снятых мной с отделываемой детали. Щепки были почти одна в одну, а поверхность дерева - гладкая, точно после полировки.

        - Хорошо работаешь,  - негромко произнес он.  - Строил корабли когда-нибудь?

        - Это моя профессия,  - сказал я.  - Я построил три шхуны, баркентину, несколько бригов, а рыбацкие посудины не считал.

        - Так я и думал.  - Понаблюдал некоторое время, как я работаю.  - Мосты наводил?

        - Не один… Амбары тоже ставил.

        - Нам заказали пароход. Длина сто двадцать пять футов, главная палуба, каютная палуба и рубка.
        Я оперся на топор.

        - Здесь будете строить?

        - Да. Хочешь, будет твое задание.

        - То есть я буду руководить?

        - Я следил за тобой. Сумеешь. Я хочу поручить дело человеку, который любит свою работу, любит материал, с которым работает, и инструмент в своей руке.
        Именно то, чего я хотел. Зачем пришел на Запад. И вот оно само идет в руки. Сто двадцать пять футов - внушительный кораблик, и, спустив его на воду, я смогу диктовать свои условия. Чего я жду?

        - Разреши, отвечу завтра. Мне надо прикинуть, что нужно будет сделать и как к этому приступиться.

        - Подойдет. Где моя контора, ты знаешь. Надумаешь чего, приходи.
        Какое-то время я размышлял, не двигаясь, потом вновь принялся за работу, испытывая удовольствие от того, как чисто режет лезвие, как аккуратно отходят щепки. Это - начало моей жизни, моего дела. Строить. Создавать суда, которые понесут торговлю в эту неприрученную страну, поднимутся в самые верховья ее дальних рек.
        Когда я кончил работу, уже стемнело. Я сложил инструменты и повернулся спиной к реке, направляясь к отелю. Поскольку я собираюсь застрять в Питтсбурге, надо найти другое жилье, подешевле.
        На улице впереди меня негромко прошаркали шаги. Я замер в полной неподвижности. Предыдущим днем у меня была мелкая неприятность, и я считал, хватит.
        Подняв руки к груди - в готовности и блокировать и нанести удар,  - я двинулся дальше.

        - Джон Даниэль?
        Это был Макейр.

        - Макейр! Нам нужно поговорить.

        - Нужно,  - ответил он.  - Поплыли с нами. Должность выберите сами. Или садитесь пассажиром, независимым торговцем.

        - Говорите за себя, Макейр. Ни Маклем, ни мисс Мейджорибанкс этого не допустят.

        - Если я замолвлю слово, допустят. Поедешь, паренек?

        - Не могу. Ваша мисс Мейджорибанкс зачислила меня в простонародье и недолюбливает вдобавок. А Маклем - это ходячая угроза. Недели не пройдет, мы вцепимся друг другу в глотки.

        - Не знаешь ты его, паренек. Хитрый пройдоха. Обходительный, точно француз портной, и ни звука против тебя не пискнет. Ведь это он и предложил пригласить тебя - каково?

        - Маклем?

        - Ага. Всплыло твое имя. Не знаю, то ли Табита его вспомнила, то ли сам Маклем, но всплыло. Она говорит, вы ехали в компании всю дорогу на юг, а он тут как тут: «Пусть плывет с нами,  - говорит,  - кем хочет, тем пусть и плывет». Его собственные слова.
        Я взвесил услышанное. Почему же это я понадобился ему на борту? Ясно, чтобы держать под наблюдением, а представится удобный случай - прикончить.

        - Нет,  - сказал я.  - Не поеду. Вы хороший человек, Макейр, и хотел бы я стать плечо к плечу с вами в этой беде, ведь беда надвигается независимо, верит ли она в нее или нет.
        Мы шагали вдвоем по пустой улице.

        - Она знает положение,  - утвердительно заявил Макейр.  - Лучше, чем кто-либо из нас. Вы слишком мало знакомы с девочкой, Джон Даниэль. Она осведомлена, что будет, и хорошо осведомлена.

        - Но…

        - Парень, ее отец был предусмотрительный малый. Завел себе знающих людей, чтобы писали ему со всех концов света. Девочка петрит больше, чем мы оба, вместе взятые.
        Я мог только хлопать на него глазами.

        - Вы что, серьезно?

        - Да, Серьезно. И еще как. Не надо ее недооценивать. Толковая голова растет на ее красивых плечиках, очень толковая. Как у папы… только еще проницательнее, парень, намного.
        Остаток пути мы шагали в молчании. У дверей таверны я предложил:

        - Зайдите, выпьем.

        - Нет. Я должен находиться с ней рядом.
        И попрощался со мной. Я вошел и поднялся к себе в номер. Зажег свечу и увидел Батлина, развалившегося в моем кресле.

        - Как пошло дело?  - поинтересовался он.

        - Неплохо.  - И я рассказал про возможность построить пароход.

        - Сам Джон Дил? Мужик с понятием, что и говорить. Лучше днем с огнем не сыщешь. Бывал в верховьях Миссисипи и плавал по озерам.

        - Вот как?

        - Помогал строить «Удобный» где-то лет десять назад, в Монреале: работал над «Быстрым и надежным» и пытался купить долю в «Ходящем по воде», когда еще строить не начинали. Разбирается в кораблях и в пар верит.
        Знакомые все названия. Пароходы, ходящие по Великим озерам. Было время, я подумывал отправиться в Сэкетт-Харбор, чтобы принять участие в сооружении американского парохода «Онтарио».

        - Ну что,  - произнес он наконец,  - ты получил, чего хотел. Верная возможность выдвинуться, и у хорошего человека. На Дила можно положиться. Он выискивает дельных людей и держится за них, это всем известно.
        Тогда я рассказал про Макейра и что тот говорил о мисс Мейджорибанкс. Батлин, казалось, не удивился. Я отметил это вслух.

        - Талон,  - промолвил мой собеседник,  - про мисс Мейджорибанкс я знаю более двух лет, и Макейр прав. Дошлая, каких по всей стране не сыщешь.

        - Но она же девушка всего-навсего!
        Батлин издал смешок.

        - О, конечно! Всего-навсего девушка. Однако ума у нее побольше, чем у многих мужчин, которые и в два раза ее постарше. Забываешь, что она росла рядом с отцом, помогая в делах, занимаясь перепиской, часто сама принимая решения. Можешь мне верить, ее почерк знает сотня человек к Западу отсюда, и они ради нее жизни не пожалеют. Ты мало что сможешь сообщить ей про Торвиля, чего она еще не знает.
        Стянув с себя рубашку, я вымылся из таза, выплеснул воду из окна и снова наполнил таз из белого кувшина. Было холодно, но кожа на руках и груди радовалась чистоте. Вытершись, я потянулся за свежим бельем.
        Батлин смотрел, как я это делаю, и, когда я оделся, покачал головой.

        - Ну ты здоров. Видывал я крепких парней, но чтобы с такими мускулами - никогда.
        Я ответил пожатием плеч.

        - Это у меня семейное. А когда ворочаешь тяжелые бревна с утра до ночи, тут или станешь сильным, или не выдержишь.
        Оглянулся на него и спросил:

        - Ты когда-нибудь поднимал брус двенадцать на двенадцать, длиной в десять футов, из сырого дерева? Не так-то много таких, чтобы это осилили, а я поднимал их, держал на весу, переносил и приспосабливал на место, и не один раз, а десять или двадцать за нормальный рабочий день, это кроме деревяшек помельче.
        Позже, за столом в общей комнате внизу, я сказал:

        - Если браться за тот пароход, мне понадобится помощник. Будешь работать со мной?

        - Спасибо… не буду.

        - Таких больших штук, о которых я говорил, там не будет.

        - Не в этом дело. Девушка.

        - Мисс Мейджорибанкс?  - назвать ее Табитой не поворачивался язык.

        - Ей потребуется содействие. Она знает, с чем связалась, но дела не бросит. Найдет брата живым или мертвым, а если он погиб, отыщет могилу. Железно.
        Я беспокойно подвинулся на стуле. Перед нами ставили еду, но аппетит у меня куда-то пропал.

        - Кем ты ей приходишься?  - спросил я.

        - Никем. Но они меня пригласили.
        И ушел. Хорошо, что он с ними едет. Легче на душе.
        Неожиданно я вспомнил, что довольно давно не видел Деревянную Ногу. Со вчерашнего утра не видел, если подумать.
        Спросил у портье, но и ему Жоб не попадался. Я отправился по лестнице наверх - в свою комнату.
        Выглянув из окна, увидел огни на пароходной палубе.
        Раздевшись, я залез в постель, сцепил пальцы за головой и принялся размышлять о постройке парохода и какие могут при этом возникнуть проблемы. Но среди соображений о монтаже, расценках, времени и материалах настойчиво появлялось ее лицо: смеющееся, гневное, презрительное, равнодушное - неизменно ее лицо.
        Расстроенный, я сел. Что со мной делается? С чего я должен без конца о ней думать?
        Стучат в дверь. Наилегчайшие из возможных постукивания. Почти как если бы стучащий не желает быть услышанным.



        Глава 12

        Моя рука сама потянулась за лежащим на столе пистолетом. Прислушиваюсь. Стучат опять.
        Время очень позднее. Проворно соскользнув с кровати, я натянул штаны, сунул пистолет за пояс и пошел к двери.

        - Кто там?

        - Маклем,  - ответил голос.
        С рукой на оружии я открыл дверь левой рукой и быстро шагнул назад, вытаскивая при этом свой пистолет.
        Маклем стоял в двери, заполняя собой проем. Ступил внутрь, гибкий, словно кот. Заметив мой пистолет, усмехнулся.

        - Страх берет?

        - Просто на всякий случай,  - бесстрастно ответил я.

        - Вы имели беседу с мисс Мейджорибанкс и, как я понял, не во всем сошлись.

        - Не во всем,  - повторил я, не намеренный ничего признавать.
        Он отодвинул стул и сел.

        - Можно зажечь свет?

        - Свеча вот.  - Я показал дулом пистолета.  - Хотите, зажигайте.
        Он послушался. На миг вспыхнула спичка, фитиль занялся, пламя поднялось вверх.

        - Не доверяете мне,  - произнес он огорченным тоном.

        - Ни капельки,  - со смешком ответил я.
        Помахал рукой.

        - Несущественно. Все равно вы нам нужны.

        - Вам?

        - Нам всем. Мисс Мейджорибанкс, Макейру, миссис Хигз, мне. Мы отправляемся в незнакомые края, в индейскую страну. У вас есть опыт в обращении с индейцами. Макейр говорит, что вы знаете, как выжить в глуши, и имели дела с краснокожими. Я пришел просить вас стать нашим спутником.  - Улыбнулся мне.  - Кроме того,  - добавил,  - с вами поблизости мисс Мейджорибанкс будет спокойнее.

        - Она так сказала?

        - Нет,  - сознался он,  - но я это чувствую. Известно вам это или нет, она в вас верит. Надеется на вас.
        Я хмыкнул.

        - Я не шучу. Путь далекий, и кто знает, что ждет нас за Сент-Луисом.

        - Прошу меня извинить. Я получил здесь прекрасное предложение: возглавить строительство парохода. Это то, за чем я пришел на Запад.
        Несколько секунд он молчал.

        - Вы канадец?  - спросил вдруг.  - Из Квебека, так?

        - Да.
        Опять помедлил, словно не уверенный, как продолжать.

        - Нам нужен кто-нибудь с вашим умением,  - сказал.  - В подобном путешествии много всяких неожиданностей и часто требуется ремонт. Мисс Мейджорибанкс собирается подниматься по неисследованным рекам, а там не найдешь ни доков, ни квалифицированной рабочей силы.

        - А я думал, у вас с собой найдутся люди со всякими умениями.

        - Еще встает вопрос об общении. Вы, очевидно, обладаете интеллектом, хорошим воспитанием. Работаете физически, но происходите из высшего круга.

        - Что вам может быть известно о моем круге?
        Опять взмахнул рукой.

        - Он бросается в глаза. Вы - джентльмен, человек культуры, хорошей семьи. Они проявляются в том, как вы держите себя, в вашей речи. Ваше происхождение, конечно, французское, но не вполне.

        - Не вполне,  - подтвердил я.  - А как насчет вас, полковник? Что у вас за происхождение? Какое воспитание? Мне они как-то в глаза не бросаются.
        Он резко вскинул на меня взгляд, и особой благосклонности в нем не светилось. Я коснулся обнаженного нерва, крайне чувствительной точки. Надо запомнить.

        - Это важно?
        Он внезапно встал, и от неожиданности я подался назад. Разозлился на себя, так как он это заметил и забавлялся.

        - Значение имеет то, что нам надо, чтобы вы плыли с нами. Какой соблазн вам предложить? Шанс наменять мехов? Поразведывать золото? Разбогатеть каким-либо иным путем? Вы, видимо, воин…

        - Я?

        - Вы.  - Направил на меня через стол пристальный взгляд.  - Мы понимаем друг друга, вы и я. Оба - практичные люди. На Западе огромные территории, которые можно взять просто так. Владения обширнее, чем феодалы Европы могли созерцать в самых смелых мечтах.
        Продолжал на меня смотреть.

        - Строить пароходы - одно, а вот распоряжаться тысячей квадратных миль земли, когда каждый дюйм ее - ваш, это куда более стоящая цель! Состояния ожидают сильных, и имения там не будут нам стоить ничего.

        - В один прекрасный день я пойду на Запад, но пойду как купец, не как завоеватель.

        - Как хотите.
        Его лицо теперь наполовину скрывала тень.

        - Думаю, вы глупец,  - отрывисто проговорил он.
        В первый раз с момента нашей встречи мне показалось, что он чем-то обеспокоен.

        - До свидания тогда.  - Он протянул для пожатия руку.
        Я чуть было не подал своей, но для этого надо было переложить пистолет в левую.

        - До свидания, и передайте мисс Мейджорибанкс мои наилучшие пожелания. Кстати,  - небрежно прибавил я,  - вы знали, что Саймон Тэйт ускакал на Восток с посланием от нее?
        Он превратился в статую.

        - Тэйт? Кто такой Саймон Тэйт?

        - Ему принадлежит гостиница, в которой мы повстречались. Довольно влиятелен в отношении политики. Спешил вовсю.
        Маклем вышел и закрыл за собой дверь. Я задвинул засов и отправился обратно в кровать. Однако часы проходили, а я бодрствовал.
        Потом задремал.
        В дверь торопливо забарабанили. Я поднялся и отпер.
        Там оказался Жобдобва в своем засаленном плаще, длинные волосы космами рассыпались по лицу, глаза сумасшедшие.

        - Нету их! Ты их проворонил!
        Я быстро обернулся к окну. Светало. Место, занятое раньше пароходом, зияло пустотой. У причальной стенки ничего не было. И над рекой не стелился хвост дыма.
        У меня опустились руки. Уехали. Она уехала.



        Глава 13


        - Ты его не знаешь! Он демон, этот Маклем! Демон!
        Никогда я не видел его в подобном исступлении.

        - Что же я мог сделать? Пошел к ней, она не слушает. Он сам приходил сюда прошлой ночью…

        - Маклем был здесь? Приходил к тебе? О, мой друг!
        Когда я объяснил, чего хотел Маклем, он кивнул.

        - Все правильно! Заграбастал ее, пароход, Макейра. Только тебя осталось загрести, и доска чистая.

        - Какая доска? Ты вообще о чем?

        - Кто способен подтвердить связь между ним и Фулшемом? Ты. Кто едет на Запад за Чарльзом Мейджорибанксом? Его сестра. Если Чарльз не выберется оттуда, его сестра не возвратится. Макейр, кому она все открыла, тоже не возвратится. Теперь, если Маклем захватит тебя…
        Я раздраженно отмахнулся.

        - Ты слишком многое притянул за уши. Мало ли что мы подозреваем, наверняка мы не знаем, можно сказать, ничего. Привязать его с полной уверенностью к убийству Фулшема я не могу. Ну, был он поблизости, так и я там был. И ты.
        Жоб невежливо отвернулся.

        - Не помнит меня,  - пробормотал.  - Или, если помнит, плевать на меня хотел. Что я мог сделать? В чем обвинить его, не обвиняя заодно себя?

        - Давай поедим,  - сказал я ему.  - Хотя бы кофе выпьем.
        Мы сошли вниз и сели за стол в углу, от которого видны были обе двери: на улицу и кухонная.
        Жоб разместил покрытые шрамами пальцы на краю стола, а я испытующе поглядел ему в глаза.

        - Ты знаешь этого человека, Деревянная Нога. Что ты про него знаешь?

        - Слишком много! Он зверь! Я плохой человек, mon ami, но не порочный, как он!

        - Есть разница?  - иронически осведомился я.
        Он мрачно кивнул.

        - Разница есть! И большая! Иногда человек поступает плохо. Крадет, убивает других в драках, захватывает судно-другое, но, что бы он ни делал, это совершается в пылу схватки, с мечом в руке против мечей, с пистолетом против пистолета, кулаком против кулака. Ты сам способен сражаться. Тебе ведь понятно такое?
        Я наклонил голову.

        - Я плох, mon ami, но порока во мне нет! Я брал чужое. Но никогда не убивал исключительно ради убийства! Не пренебрегал человеческой жизнью! Никогда не пытал, не издевался над беспомощными! Во мне нет такого зла, как в Маклеме! Он холоден, каждому враг, без сердца и без совести. Убивает людей для развлечения, даже не сердится на них, просто ни в грош не ставит. Презирает всех, а женщин еще больше. Эта девушка… мисс Мейджорибанкс. Ненавидит ее дальше некуда! Да, я его знаю. Однако не думаю, что он знает, кто я. Сперва… боялся я его, признаться. Я, не знавший страха, дрожал перед ним. Но я тогда был моложе, не имел ни бороды, ни этой серьги в ухе и ходил на двух крепких ногах. Он являлся тем, что он есть, с самого раннего детства. Был таким в трущобах, но телесная красота привлекла к нему внимание. Ему дали шанс. Взяли в богатый дом и дали образование, но пришло время, и он замучил до смерти своих благодетелей. Сбежал в море. Изменил своему судну, стянул деньги, сошел на берег и взял другое имя. Предавал, развращал, пускал людей по миру и всегда с улыбочкой. Или хохоча. И не раз в руки ему шло уже
богатство, но всегда что-нибудь мешало. Мы пристали к острову в восточных водах, пристали с сокровищами, принадлежавшими нам всем. Четверо нас должны были закопать их, и Маклем принес завтрак и несколько бутылок вина. Мы пили вино. Я немного, потому что хотел есть. Вытащил украдкой из корзины мясо, но подумал, что за мной наблюдают, и сразу выбросил. Позже увидел крысу, где стояла корзина… крысу в предсмертных судорогах. Отравилась. Я повернулся и давай Бог ноги вдоль пляжа. Смотрю, все пьют, напились уже. Я им кричать, а Маклем поворачивается спокойненько и поднимает пистолет. Застрелить меня решил. Тогда-то я был молодой. И две хорошие ноги. Мырь в кусты, пуля только лист надо мной срезала. Бежал, остановиться не мог… гнаться он не стал. Сзади голосят другие двое, чуют, конец им. Обоих отравил. Три дня за мной охотился, лодку стерег для себя. Знал, что я голодный, так еду на берегу оставлял. Подлавливал. Крысы дохли, чайки дохли, я нет. Наконец уплыл.

        - А сокровище?

        - Не будь дураком, увез с собой.
        Кошмарная история.

        - Прошло семь долгих месяцев, и меня подобрали. С тех пор слышу о нем то и дело. Несколько раз видел, хотя он меня не узнает. Я искал его. Таскался за ним, выжидал момента, чтобы присутствовать при его смерти.

        - Я понимаю тебя, Жоб.

        - А он не умирает. Мастерски владеет любым оружием. Никогда не видел равного ему. Послушайся меня, мой друг, не раздражай его. Не то тебе крышка.

        - Сомневаюсь.

        - Можешь не сомневаться. И с этим человеком ты оставил мисс Мейджорибанкс. С ним!

        - Пароходом до Сент-Луиса тридцать пять дней. Допустим, он сократит путь до тридцати.

        - И что?

        - По суше верхом, скажем, будет шестьсот миль. Повезет средне, значит, двадцать пять дней, повезет побольше и со сменой лошадей - хороших лошадей,  - дней, может, десять - пятнадцать.
        Его пальцы сжали мое запястье.

        - Ты не понарошку говоришь? Поедешь?
        Мы ели, а я обдумывал предстоящее путешествие.. По крайней мере шестьсот миль по далеко не ровной местности надо одолеть, и то еще неизвестно, насколько правильно я угадал расстояние.
        Многое зависит от коней, погоды, состояния бродов и чистой случайности. Если не изменит счастье, времени хватит с избытком.
        Я положил на стол золотые монеты.

        - Купи продукты. Чем проще, тем лучше. Кофе и что несложно уложить и приготовить. Мне надо повидать мистера Дила.
        Дил сидел в своей конторе, и я не тянул попусту времени и ничего не придержал для себя. Я говорил с верным гражданином страны, человеком, пользующимся уважением и достойным его, и изложил проблему во всех подробностях, даже про Маклема и что рассказал мне Нога.

        - Поезжай,  - сказал Дил,  - и удачи тебе.  - Поднялся на ноги.  - Это ведь и моя страна, молодой человек, а от развития Луизианы во многом зависит наше будущее. Лошадей у меня десятки, а тебе сильные кони пригодятся.  - Подошел к двери и сделал знак конторщику.  - Джон, пойди в конюшню и скажи Джоэлу надеть на Сэма и Дэйва веревки. Мистер Талон их возьмет.
        В середине дня мы были за рекой и направлялись на Запад. К моему удовольствию. У меня опять начался приступ западной лихорадки.
        Но сказанное Дилом оставалось в голове. «И моя страна» - так он выразился. Моя она, выходит? По рождению я канадец, но теперь-то я здесь, так что эта страна принадлежит мне тоже?
        Дорога для меня не была новостью. На полуострове Гаспе в Квебеке, где я увидел свет, особенно чего делать не находилось. Моя семья владела там большим количеством земель, но за работой плотнику приходилось проделывать дальние поездки. Несколько раз я спускался по берегу на Юг, в города Мэна. Работал в Новой Шотландии. В Торонто я первый раз попал совсем маленьким мальчиком с отцом» и дядей. Целое лето мы прожили в Лашине близ Монреаля, сооружая несколько bateaux - суденышек. Сорок футов в длину, восемь в ширину, бока чуть ли не вертикальные, нос и корма тупые. Борта мы делали из пихты, а днище - из дуба. Иногда эти суда ходили под парусом, чаще - на веслах или шестах, а у самого берега их вели бечевой люди, бредя в мелкой воде. Потом мы помогали строить одну из первых даремских лодей в Канаде. Они бывали в длину от восьмидесяти до девяноста футов, мидель десять футов, и плавали обычно под парусами или на веслах. Нести могли вниз по течению от тридцати пяти до сорока тонн, вверх - восемь - десять. Оба типа нашли широкое применение на озерах и реках Канады.
        Отец участвовал в постройке «Торонтской яхты», был занят на ней в 1798 и 1799 годах в течение нескольких месяцев. В свое время она была самым изящным и быстрым судном на озерах, и, когда она потерпела крушение в 1812 году, отец очень расстроился.
        В той первой поездке мы привели наше bateaux на юг из Лашина и пришвартовали у Алановой пристани, которую кое-кто начинал называть Купцова пристань, у конца Фредерик-стрит.
        Когда отец попадал в Торонто, это всегда бывал радостный день, так как во время своего пребывания там он выкраивал часок, чтобы выпить с доктором Болдвином, ирландцем, хорошо понимающим в строительстве, который часто приходил посмотреть, как отец ставит дом из тесаных бревен. Чтобы возвести такой дом, требовался настоящий мастер, так как каждому бревну необходимо было придать строго квадратное сечение и профилировать. Таким мастером был мой отец.
        Он был человеком, гордым своей работой, с огромным тщанием отделывал каждый брусок, и для каждого судна, созданного его руками, навсегда оставалось место в его сердце. Однажды он вернулся из Персе разочарованный и злой. Его пригласили работать на постройке двадцатидвухпушечного корабля, но, взглянув на чертежи, он отказался.

        - Болваны несчастные!  - жаловался он матери.  - Он никакого серьезного волнения не выдержит! Эти люди понятия не имеют об озерах. Думают, мельничные пруды у нас тут. А лес! Полно невыдержанного. Нет, давай строй.

        - А ведь деньги нам нужны,  - заметила мать.

        - Да!  - угрюмо буркнул он.  - Но я не хочу принимать участие в халтуре. Этот корабль погубит людей, но даже и без этого не положено расходовать деревья, вырастить которые нужны столетия, чтобы сляпать никуда не годную вещь. Запомни, мальчик.  - Он положил руку мне на плечо.  - Дерево, с которым мы работаем, крепко, красиво, стойко! Если хорошо с ним обращаться, прослужит многие, многие годы! Если уж строишь, строй хорошо. Ни одна работа не должна быть выполнена кое-как, никакой хороший материал использован плохо. Строить - прекрасное занятие, но строй надолго, чтобы поколения, которые родятся, видели гордость, с какой ты работал. Есть гордецы, смотрящие с пренебрежением на человека, работающего своими руками. Не бери с них пример. Не всякий способен вытесать брус или построить мост либо корабль. Работай с честью, мой сын, чтобы ласкало глаз и стояло века…
        Мы ехали до заката, сменили лошадей и продолжали путь, пока не наступила полночь. Остановились лагерем среди чащи вздымающихся, словно величественные башни стволов, набрав для топлива обломившихся ветвей, и с первым отсветом дня тронулись опять. В полдень снова поменяли лошадей. С приходом вечера встали на лугу, напоили и вычистили животных и пустили пастись.
        Дороги и тропы оставались сухими, погода - прохладной. Никаких препятствий нам не встречалось. Несколько раз мы останавливались на уединенных фермах, раз - в сельской гостинице.
        Семь дней мы нажимали, задерживаясь время от времени, чтобы поспать и дать роздых лошадям, перекусывая, когда находился момент. Утром восьмого дня мы въехали в маленькую впадину, где через лужайку бежал ручеек, направляясь к юго-западу. В этом месте лес разреживался, больших деревьев поднималось все меньше и меньше.
        Жобдобва остановил коня рядом со мной, умащиваясь в седле поудобнее.

        - Привал?

        - Ненадолго. Отдых всем нам не помешает.
        Он созрел для передышки так же, как и я, и мы погнали лошадей по воде в маленькую рощицу, стоящую вдоль берега. Закрытые от посторонних взглядов кустами и поникающими нижними ветками, мы спустились на землю, сняли с лошадей сбрую и привязали их с краю луга за деревьями.
        Жоб вытянулся на травянистом откосе в тени вяза, а я отошел немного в сторону, ощипывая редкие ягоды, оставшиеся на кустах. За этим занятием я постепенно оказался близ нашего следа, хотя с его стороны меня заслоняли густые заросли.
        Вдруг меня насторожил приближающийся топот лошадиных копыт.

        - Погоди!  - сказал кто-то.

        - Нет тут никого. Я все вижу на несколько миль. Они опередили нас больше, чем мы считали,  - другой голос.

        - Нагоним нынче вечером… нужно, чтобы нынче, Джем. Помнишь ведь, что говорил полковник, а я скорей к черту в зубы полезу, чем его не послушаюсь.
        Теперь мне было их видно.
        Их ехало четверо. Под одним - превосходный серый в яблоках мерин. Тощий, похожий на жердь, всадник весил, видимо, всего ничего, но за поясом у него торчали два ножа, и длинные, сужающиеся к концам пальцы то и дело ласково касались рукоятей.
        Лица его я не видел, так же как лица еще одного. Помимо этих двоих был широкоплечий, рыжий и грязный тип в промасленной замше и экземпляр в черной широкополой шляпе и домотканых панталонах, демонстрирующий щедрую улыбку и скудные зубы. Нос кривой, на лбу шрам. Явный любитель острых ощущений.
        Я наблюдал за ними, стоя без малейшего движения. Потом мало-помалу пододвинул руку к пистолету и вынул его. Заметят меня - выстрелю без предупреждения, моментально. Выстрел к тому же предостережет Жобдобва.
        Но они меня не разглядели. Проехали мимо. На счастье, никто из них не обратил внимания на место, где мы свернули. Отправились дальше по той же тропе.

        - Жоб?  - Я подошел поближе и говорил тихо.  - Веди лошадей. Сматываемся.
        Он со стоном сел. Я в двух словах растолковал, в чем дело, и он немедля отправился за недовольными четвероногими.

        - А теперь?

        - Туда,  - показал я рукой.

        - Так там же нет дороги.

        - Правильно. Свою дорогу проложим.
        Я проверил пистолет, который носил, затем ружье.

        - Слушай, Жоб.  - Описал виденных людей.  - Попадутся такие, не жди и не затевай тары-бары. Сразу стреляй.



        Глава 14

        Сент-Луис купался в лунном свете, когда мы в конце концов туда прибыли, переехав на барже, которую нам посчастливилось поймать отходящей от восточного берега. Высадились у причала вдалеке от городских улиц; то, что надо, хорошо бы нашего появления никто не заметил.
        Не пренебрегая никакими предосторожностями, мы двинулись верхом по темным улицам.
        В одном переулке обнаружили человека, заводящего в сарай пару лошадей. Над дверью висел фонарь, другой светился внутри.

        - Это платная конюшня?  - спросил я.
        Лет, может быть, пятидесяти, он выделялся хорошим сложением.

        - Нет,  - глянул на нас, затем на наших лошадей.  - Однако у меня стоят пустыми несколько денников и загон. В городе вам каждый день в четверть доллара обойдется. Я прокормлю ваш табун за доллар в неделю.

        - Идет.
        Мы спешились, освободили лошадей от седел и занесли их в помещение. Я вручил хозяину доллар.

        - Нам нужен тихий уголок, где остановиться,  - сказал я.  - Не знаете хорошего места?

        - А как же. У Мэри О'Брайен. Ма, мы ее зовем. Прямо по улице, четвертый дом отсюда. Муж у нее пропал на реке, парни уплыли вниз, в Новый Орлеан. Хорошая женщина, и деньги ей не лишние.
        Мебели в доме было немного, вся самодельная, кроме огромного старинного комода. Прибрано, чисто - ни пятнышка.
        Когда я отметил это, ее голубые глаза блеснули.

        - Мистер, мне же делать больше нечего, только наводить порядок. Шью по малости, но такой работы негусто, да и нехитрое оно, мое шитье. Столоваться и комната - по два доллара в неделю за каждого. Понимаю, дороговато выглядит, но в Сент-Луис сейчас народу битком набилось, и цены на продукты подскочили. Представьте себе, сахар до тридцати пяти центов фунт взлетел, а кофе - до пятидесяти!

        - Страшная дороговизна, мэм,  - согласился я.
        Передал ей четыре доллара.

        - За первую неделю,  - сказал я,  - а едоки из нас не ленивые.

        - Люблю смотреть, как мужчина уплетает за обе щеки. Душа в теле радуется.

        - Теперь скажите мне, миссис О'Брайен, если мне захочется пойти куда-нибудь послушать новости, как такое место найти?

        - У Шото.  - Она остановилась, переводя взгляд с Жоба на меня.  - Ну а если вам такие разговоры интересны, что к нехорошим делам клонятся, то у Пьера, я бы сказала. За углом тут всего несколько шагов, и человек он порядочный.

        - Пойдем тогда. Принести вам чего-нибудь, миссис О'Брайен?

        - Идите уж. Я тут посижу за чашечкой кофе.
        Заведение Пьера переполняли деревянные голые столы и скамейки; у самого же приземистого Пьера доброе брюшко переполняло обрезанные ниже колен штаны, вываливаясь наружу вопреки потугам широкого ремня его укротить.
        Кроме означенного Пьера, в заведений было пусто. Пару минут мы болтали по-французски, потом Пьер перешел на английский.

        - Скоро единственный язык тут будет. Американской земля наша стала. Когда-то, куда ни глянь, везде французы, хоть вниз по реке, хоть вверх. Теперь нас мало осталось: так, несколько торговцев до охотники.
        Сверкнул глазами на Жоба, на меня.

        - Жан Даниэль Талон. Хорошее имя. По-моему, был в свое время один Талон, пиратом плавал.

        - Был,  - холодно подтвердил я,  - первый из нашего рода. Пожалуй, лучше нас сумел бы справиться с нашими задачами. Сверху подходит пароход. Раньше «Западный механик» назывался.

        - Морской-то змей?  - Пьер усмехнулся.  - Вот уж он мне нравился! Мне бы такой. Теперь его как прозвали?
        Я пожал плечами.

        - Мы ехали напрямик, чтобы добраться сюда до него.
        Следом обрисовал ему положение, и, когда кончил, он настороженно осмотрелся.

        - Я человек честный, так что мне никто ничего не говорит. Но слышу я хорошо, и много чего слышу. Тянется народ в Сент-Луис, уходят в глубь страны и нет их… по нескольку человек зараз, полсотня, может, сотня всего. По слухам, что-то такое затевается, но ведь слухи постоянно ходят. Я ничему этому не верю.

        - Что-то мало сегодня у вас посетителей.
        Он нахмурился.

        - Да, не понимаю почему. Обычно тут по двадцать пять - тридцать человек сразу бывает. Поздний час, конечно.
        Я поднялся.

        - Пьер, мы устали и собираемся лечь. Если появятся новости, мы у Мэри О'Брайен, но никому этого не говорите.
        Мы ушли. Чуть задержались, стоя на углу. Веяло прохладой. Слабый ветерок нес сверху реки еле уловимый намек на дым костра.
        Жоб нервно оглядывался.

        - Дрянное место. Давай-ка лучше поскорей отсюда.
        Однако я не торопился. Не тень ли человека мелькнула в дверном проходе? Я сунул руку под одежду, нащупал пистолет, тогда только медленно повернулся - идти за Жобдобва.
        Они ринулись на нас из темноты всей гурьбой. Только мокасины по деревянному настилу зашебуршали. Прятались по темным углам, поджидая нас, и сомкнулись вокруг - охнуть не успеешь.
        Пистолет вылетел наружу, и я выстрелил. Не мог бы промахнуться даже при желании, цель находилась на расстоянии вытянутой руки. Он запнулся на полушаге, затем свалился. С размаху врезав другому стволом пистолета, я уложил и его, третьему вбил дуло прямо в горло.
        Жобдобва обернулся, точно молния. Никогда не думал, что он способен на такую скорость. Уже размахивал вокруг себя ножом. Рядом была штакетная изгородь, и около нее мы повернулись лицом к врагам.
        Из руки Жоба выбили нож, и он отлетел в сторону. Потеряв пистолет, сквозь надвинувшихся противников я увидел, что его приперли к доскам. Он выбросил вперед кулак, быстро нагнулся, и, когда я отбил ближайших, Жоб раздавал затрещины своей деревянной ногой!
        Поймав одного левой рукой за глотку, я поднял его, оторвал от земли и двинул им в лицо другому. Рванувшись вперед, сбил обоих с ног, заработав при этом свирепый удар по почке. В повороте угодил еще одному рукой по виску. Поднял колено, встречая низкую атаку, и одновременно обрушил сверху удар по затылку. Нападавший хрюкнул и упал. Я пропустил чудовищный удар в лицо - казалось, дюжина людей направляла этот кулак,  - но тут уже разразился градом ударов сам, нажимая на них, въезжая низко и с силой. Долбанул одного головой в лицо, приложил другому в пах коленом, и вдруг по сторонам у нас оказалось свободное пространство, и мы стояли вдвоем лишь, с хрипом втягивая драгоценный воздух.
        Впрочем, нет не совсем вдвоем. Трое по крайней мере валялись вокруг на земле, один - тот, кого я застрелил.
        Жобдобва одной рукой держался за штакетину, в другой все еще оставалась его деревянная подставка.

        - Человек двенадцать было, наверно,  - проговорил я.

        - Похоже казалось, хотя я девять насчитал,  - ублаготворение отозвался Жоб,  - и не очень, чтоб очень. На море в старые деньки их бы хватило до первого чиха.
        На лишенную освещения улицу так никто и не высунулся. Пистолетные выстрелы по ночам в Сент-Луисе никого не удивляли. Пьяные звероловы по дороге домой часто спускали курки из чистого воодушевления.
        Носком ноги я перевернул застреленного. Мертвый, как полагается, и один из тех, кого я видел в погоне за нами на Запад. Рядом с ним лежал мой пистолет. Я подобрал его и сунул за пояс.
        Один из уложенных нами, тяжело раненный, начал подниматься. Жобдобва подкинул в руке свою деревянную дубинку.

        - Лежи смирно, черт тебя не видал,  - тоном светской беседы предложил он,  - а то раскрою черепушку.
        Человек затих. Жобдобва перекатил его на спину.

        - Выживешь, чтобы я тебя больше не видел,  - покойно информировал,  - или лопнешь у меня, как переспелый арбуз.
        Пристегнул ногу. Я смотрел, как он это делает, раздумывая, сколько раз эта нога меняла амплуа при потасовках. Оружие из нее получалось страшное, и что-что, а воином Жобдобва являлся отличным. Обок с ним - на своей стороне - можно не опасаться за свою спину.
        Мы похромали домой. Кто-то лягнул меня по ноге, я не помнил, как и когда, и, посмотревшись в зеркало, висящее в моей комнате, я обнаружил, что на скуле у меня вспух рубец, а над глазом красуется шишка.
        Жоб плюхнулся на свою кровать и тоже разглядывал меня.

        - Видик у тебя - можно подумать, в драке побывал,  - известил он меня и хихикнул.  - Хороша заваруха, лучше целый год не пробовал! Но ты нас выручил, обоих, капитально выручил, пристрелив того, первого.

        - Думаешь?

        - Да. Я кумекаю, что он и за вожака у них ходил, и за казначея в то же время. Как ты его кокнул, у них кой у кого и энтузиазм прошел сразу, ведь, как знать, когда теперь заплатят… если заплатят вообще.

        - Я стрелял наверняка,  - сказал я.  - Он прямо на меня несся.
        Два следующих дня мы прошатались по городу, каждый на особицу, не пропуская ничего мимо ушей. Ничего не выяснили. Все правда, люди появляются, покупают свинец для пуль, порох, еду и исчезают неведомо куда, но конкретного никто ничего не знал. Или знал и считал, что молчание - золото.
        Вечерами мы держались подальше от беспокойных мест и рано уходили к себе. Я попробовал повидаться с Шото, который имел большие возможности для наблюдений, чем даже Пьер. Но он в городе отсутствовал.
        Одним поздним утром в нашу дверь негромко постучали. Оказалась Мэри О'Брайен.

        - Это Пьер,  - прошептала она.  - Идемте!
        Он сидел в кухне с чашкой Мэриного кофе.

        - Пароход пришел,  - говорил он, понизив голос.  - Встал милях в четырех или пяти отсюда у островка неподалеку от устья Холодного ручья. В город с него прислали лодку, она причалила, где впадает Мельничный ручей.

        - Кто сошел?

        - Два джентльмена и леди. Сейчас прогуливаются по улицам.
        Приехала Табита. Здесь теперь, в Сент-Луисе. На сей-то раз она ко мне прислушается? Или нет?



        Глава 15

        Как я предложил, Жобдобва, не обнаруживая себя, засел в доме Мэри О'Брайен. Я остановился на ближайшем углу, определяя свои дальнейшие действия.
        Больше всего мне был нужен Шото. Вокруг его меховой торговли вертелись все городские дела. Что бы ни происходило необычного - кто должен знать, так это он. Может, успел вернуться.
        Несмотря на ранний час, улицы были запружены народом, в большинстве мужского пола: охотники в кожаных нарядах, купцы с Востока или Нового Орлеана - пестрая компания, но все неприхотливые, работоспособные, выносливые. В воздухе плавало возбуждение: в самом деле, одна мысль о незнаемых холмах и равнинах за дикими далями поднимала дух.
        Знакомых лиц мне не встречалось, и я без задержек продолжал свой путь к заведению Шото. За поясом у меня торчал пистолет, который я так и носил: Фулшемов пистолет. К поясу был подвешен нож - индийский клинок, много лет хранившийся в моем роду. Мой знаменитый предок взял его в крепости Джинджи. Такой стали, как на этом ноже, я больше нигде не видел. Режет, точно бритва.
        Так значит, Табита здесь… судно ее пристроилось выше по реке, к островку… спрятано там, чего гадать.
        Сент-Луис, разумеется, переполнен сторонниками Маклема, людьми барона Торвиля. Город имел постоянное население, как говорил Пьер, между тремя и четырьмя тысячами, но во время охотничьего сезона, когда торговцы разъехались кто вверх по рекам, кто в Новый Орлеан с грузами, численность жителей могла съежиться до половины или меньше. Гипотеза, конечно, однако уехавшие будут цветом боеспособных людей.
        Какой план может готовить Торвиль? Ему потребуются деньги. Естественный путь раздобыть их - перехватывать грузы пушнины, отправляемые вниз.
        Потребуются ему и подходящие товары для подарков индейцам. Сколько бы он ни привлек в свое войско, его не хватит, если только он не завоюет поддержки аборигенов или части их. Среди коренного населения есть недовольные, как и среди нашего племени, и, пообещай им возможность пограбить и пополнить коллекции скальпов, этого может оказаться достаточно.
        Пыль на улицах. И толчея. Крытые повозки, влекомые мулами или быками, верховые, индейцы разных племен, люди разных национальностей и десятки собак.
        Я отступил в сторону, спиной к стене здания, и смотрел налево-направо, пробегая взглядом лица в толпе, изучая дома напротив. Кто-то за мной следит. Противное чувство.
        Пистолет за поясом прибавляет уверенности, но, как всегда, главная надежда - это мои телесные силы. Иногда, попав в передрягу, я даже забывал, что со мной оружие.
        Через какое-то время я зашагал дальше, отмечая магазины и ателье по дороге. В некоторые я заходил, крутился внутри, наблюдая при этом за улицей.
        На другой стороне остановились два человека. Облокотились 6 коновязь и разговаривают. И время от времени кидают быстрые взгляды на последнюю лавку, куда я зашел.
        Стоя у прилавка, я купил табак. Я его не употреблял, но Жобдобва он придется по вкусу. Заплатив за покупку, я прошел в промежуток между прилавками и в заднюю комнату. Там находились грузовые ворота. Я шагнул наружу, закрыл за собой выход и быстро пошел вдоль задней стороны ряда, обходя кучи древесных отходов и поленницы, приготовленные к зиме.
        Шото вернулся.
        Он был в своей конторе, когда я туда вошел, и повернулся, чтобы в подробностях меня рассмотреть. Приверженцем кого или чего он являлся, я мог только предполагать, но выбора мне не представлялось. Рассказать все и до конца. Я сжато изложил, как Чарльз Мейджорибанкс случайно узнал о плане захватить территорию, как Табита Мейджорибанкс отправилась на Запад искать его и сейчас находится в Сент-Луисе, как я заподозрил, что полковник Маклем - один из заговорщиков.

        - Я - торговец пушниной, не политик,  - сказал он мне на это.  - О вещах, описанных вами, мне ничего не известно. Луизиану пытались захватывать различными способами не однажды, но попытки срывались.

        - Пароход везет ящики с ружьями,  - дополнил я свой рассказ.
        Шото откинулся на стуле назад, задумчиво потирая подбородок. Покачал головой.

        - Я ничего про вас не знаю, мистер Талон. Ничего абсолютно. Вы - очень молодой человек, пришедший ко мне с довольно-таки фантастической историей, только и всего.

        - Вы встречались с Чарльзом Мейджорибанксом?

        - Принимал его у себя дома, когда он приезжал на «Западном механике».

        - А на обратном пути не принимали? Не видели его тогда?  - спросил я.

        - Нет, действительно. Я так понял, что он остался в верхнем течении с целью исследования растительности и животных там.

        - И не слышали о нем со времени его первого посещения?
        Плечи вздернулись вверх.

        - А я должен? Я не каждого вижу, кто проезжает через Сент-Луис.
        Посмотрел на меня, как бы размышлял о моей особе.

        - Примите во внимание вот что, молодой человек. Полковник Маклем бывал в Сент-Луисе неоднократно. Составил здесь себе хорошую репутацию. У него много друзей. По всей Миссури его хорошо знают. Оснований жаловаться на его поступки у нас не возникало.
        Помолчал, перекладывая какие-то бумаги у себя на столе.

        - И еще. Мне кажется, вы слишком низко ставите способности мисс Мейджорибанкс. Должен сообщить вам, что она крайне ловкая молодая дама и в торговле, и в международной политике.
        Неожиданное заявление.

        - Я слышал о ней похвальные отзывы… - признал я.

        - Слышали правду, сэр. Мисс Мейджорибанкс,  - жестко подчеркнул он,  - была весьма тщательно обучена одним из самых умных людей в стране. Надеюсь, она сочтет для себя возможным заглянуть ко мне, пока она здесь.
        Сказать мне было больше нечего, и все мои страхи перед конспираторами вдруг показались мне ребяческими. Но оставалось еще одно.

        - Не думаете, что это странно - не причаливать в Сент-Луисе? А плыть дальше вверх и, по сути дела, прятаться?
        Он секунду хмурился.

        - Да,  - согласился он - действительно выглядит немного странно. Но у них, несомненно, есть на то причины.

        - А то, что Фулшем подвергся нападению, принеся сведения о таком заговоре?

        - Об этом я знаю только с ваших слов. Не верить вам у меня оснований нет, но, с другой стороны, многие становятся жертвами убийц в пути.
        Он поднял со стула.

        - Приятно было побеседовать, мистер Талон, но у меня есть другие обязанности. Вы извините меня?
        Я ушел оттуда и стоял в торговом помещении, разглядывая находящихся там людей, однако думая вовсе не о них. Дурака я свалял, выходит дело? Что я вообще-то знаю определенного?
        Маклема здесь знают и плохого о нем не думают. Хорошо подготовился, если он действительно замышляет переворот.
        Неожиданно на ум пришло мое собственное положение. Чем я тут занимаюсь? Кой черт меня дернул бросить хорошую работу, на которой я мог бы вскоре стать владельцем либо пайщиком в пароходе или верфи, и укатить аж сюда?
        Осел я. Ну какой же осел! Надо было сидеть в Питтсбурге и не лезть, куда не просят.

        - Чудная шатия, а?
        Вздрогнув от неожиданности, я обернулся и увидел около себя молодого человека: стройного, приятного с виду, с тонкокостным, аристократическим лицом. Он кивнул на проходящих:

        - Как я хотел это видеть. Прямо жизнь была не в жизнь. Теперь смотрю и глазам не верю. Краснокожие и все такое.

        - Это их страна,  - с подковыркой заметил я.  - Ничего удивительного, что они здесь оказались.

        - О, но я так и рассчитывал! Понимал, что они тут будут, в конце концов, мы же все время играли в индейцев в Англии, когда я был ребенком, только осознавать себя в этом окружении - совсем другое.
        Повернулся ко мне и протянул руку.

        - Я - Дональд Маквори. Пытаюсь найти занятие в одной из компаний, промышляющих мехами. У Шото, если он меня возьмет.

        - Меня зовут Талон,  - сказал я.
        Он утвердительно наклонил голову.

        - Так мне и говорили.

        - Говорили?  - вытаращился я на него.

        - Мистер Шото объяснил мне, кто вы такой и на кого похожи. Сказал, мне надо связаться с вами.

        - Я мехами не торгую, и работы у меня нет. А с мистером Шото мы виделись очень недолго. Вряд ли я сумел его убедить.

        - Наоборот.  - Живые, внимательные глаза Маквори продолжали следить за толпой.  - Шото долго играли заметную роль, мистер Талон, и будут ее играть еще дольше. У них талант в крови и нешуточная природная сообразительность. Видите ли,  - он помолчал,  - я приходил к нему непосредственно перед вами, и по тому же почти что поводу.
        Некоторое время до меня не доходило.

        - По тому же поводу?

        - Я ехал вашим следом на Запад, и могу сказать, мне отчаянно при этом досталось. Когда вы в дороге, время у вас без толку не пропадает. Пару раз чуть-чуть меня не стряхнули.

        - Вы ехали нашим следом?

        - Вашим… да. Видите ли, когда Саймон Тэйт добрался до Бостона, я как раз был там. Джентльмен, к кому он пошел по приезде,  - мой приятель, и я дал ему понять, зачем я очутился в Америке. Он показал мне бумаги, привезенные Тэйтом, а сам Тэйт рассказал про вас, так что вот он я тут.

        - Можно спросить почему?

        - Но это же ясно, нет разве? Мне нужен Маклем. Очень здорово нужен. А больше всего нужен Торвиль.

        - Они связаны, получается?
        Сверкнул на меня глазами.

        - Конечно. Видите ли, мы не любим Торвиля. Опасный, совершенно беззастенчивый человек. Предал французов, предал нас. Верен только себе. Теперь забрался сюда.
        Маквори говорил спокойно и искренне. И умело, к тому же слова его имели смысл. Тем не менее доверия к нему я не испытывал. Но я и вообще не очень доверчив, и к незнакомым склонен относиться с опаской. Этот - по-видимому, британец, и в поведении его распознается продукт одной из лучших школ. Мы в Канаде много таких видели. Изрядное число наших наиболее преуспевающих первопоселенцев являлись отставными английскими офицерами. И изрядное число самых неудачливых тоже.

        - Я знаю о вас не больше, чем знал обо мне Шото,  - напомнил я.

        - Я брат по оружию капитана Роберта Фулшема. Он даже учился со мной в одной школе, на год или два старше. Мы в действительности выполняли одно и то же задание. О лорде Селкерке слышали когда-нибудь?

        - Разумеется.

        - Он основал колонию к Западу от Великих озер, если помните.

        - Знаю, что там произошло. На них напали, некоторые говорили, индейцы… забыл мелочи. Колонию почти уничтожили, так?

        - Так. И ответственность лежит на Торвиле, хоть он лично там не показывался. Он вместе с другими заварил эту кашу. Компания Гудзонова залива не желала поселенцев в этом районе: ну как помешают пушному бизнесу. Все ведь находилось у них в руках безраздельно. Потом на сцене появился Селкерк. Но дело могло бы обойтись тихо, если бы не Торвиль. Ему поселенцы были тоже ни к чему, по своим причинам.

        - Что за причины такие?

        - А вы подумайте. Пушная охота не может длиться вечно, а когда торговля станет невыгодной, компания от контроля над территорией откажется. Образуется вакансия, которую мог бы занять человек, наделенный достаточным желанием, уверенностью и решимостью.

        - Он с ума сошел!

        - Возможно… но он еще и необычно хитер и разбирается в том, как использовать в своих интересах пристрастия, недовольство и алчность других. По нашему мнению, ему предоставляют помощь жадные до власти богачи как в Европе, так и в Америке, и их насчитывается порядочно. До тех пор, пока ваша армия не разместит по всей территории посты и укрепленные пункты, все время будут появляться сговоры с целью наложить на нее лапы.
        Внезапно пришедшая мысль поразила меня, как громом. Что, если отец Табиты, со своей сетью корреспондентов, был одним из тех, кто стоит за Торвилем? А ежели был, знает Табита об этом или нет?
        Стоявший передо мной Маквори хотел было заговорить.

        - До чего все же тесен мир!  - Обладатель насмешливого голоса явно развлекался.  - Табита, гляньте скорее сюда! Наш давешний молодой спутник! Тот, кто собирался остаться в Питтсбурге; чего это его занесло в Сент-Луис, любопытно бы знать?
        Я повернулся кругом. Маклем. И рядом с ним Табита.



        Глава 16

        Табита протянула мне руку.

        - Очень рада вас видеть,  - произнесла, и, к моему Удивлению, как будто от сердца.  - Ходите по магазинам?

        - Осматриваю достопримечательности,  - сказал я. Вспомнил про Маквори и оглянулся с намерением представить его, но тот уже растворился в толпе.

        - Похоже, мы вас удивили,  - заметил Маклем.

        - Удивили, точно.

        - Мы здесь пробудем только сегодняшний и завтрашний дни,  - вступила в разговор Табита.  - Нам нужно докупить припасов, и я хочу поразведать, нет ли новостей о Чарльзе.  - И добавила: - Полковник Маклем мне помогает.

        - Он смотрится, словно рожден для такой работы.  - Я почувствовал себя веселее, когда после моих слов его лицо напряглось.

        - А где миссис Хигз?  - поинтересовался я.

        - На пароходе,  - ответила Табита.  - Ей нездоровится.

        - Как жаль. Может быть, я выкрою время пойти навестить ее,  - ободряюще предположил я.

        - Но у вас не получится,  - начала Табита,  - пароход за…
        Маклем ее прервал.

        - Она плохо себя чувствует и не принимает гостей.

        - Ну, как-нибудь в другой раз,  - сказал я.
        В этот момент подошел неизвестный мне человек и тронул меня за рукав.

        - Мистер Талон? Мистер Шото хотел бы вас видеть. Когда это будет возможно.
        Табита пристально на меня посмотрела, светясь холодным интересом.

        - Талон? Я думала, вас зовут Даниэль?

        - Жан Даниэль Талон,  - уточнил я.
        Внимание Маклема обострилось.

        - Талон? Знакомое имя.

        - Вполне возможно,  - сказал я и добавил: - Пожалуйста, передайте миссис Хигз мое почтение.

        - Передам,  - пообещала Табита. Неожиданно повернулась к Маклему: - Полковник, мне тоже надо поговорить с мистером Шото. Давайте тогда встретимся у пристани? Часа через два?
        Предложение застало полковника врасплох. Скорее всего, он не имел намерения выпускать ее из виду, рассчитывал заботливо опекать на берегу, с тем чтобы девушка ни с кем не обменялась ни словом, кроме как в его присутствии. К такому повороту он готов не был.

        - Отложить нельзя?  - Голос выдавал недовольство,  - Я хочу сказать, у нас много дел, и…

        - Делайте, что необходимо, полковник. Мистер Талон проводит меня, поскольку идет к Шото сам. У мистера Шото я найду самое лучшее из того, что мне потребуется для себя и для миссис Хигз. Так что… пока?
        Она резко повернулась к нему спиной и взяла меня под руку.
        Я довольно усмехнулся.

        - Вы, должно быть, ехали очень быстро,  - сказала она.

        - Да. Очень. Я хотел добраться сюда раньше вас.

        - Зачем?
        Этот вопрос заставил меня замолчать. Наконец я проговорил:

        - Затем, что думал, вам может оказаться нужной помощь, и хотел на этот случай быть рядом.

        - Хороший поступок. Знаете, мистер Талон, иногда из вас человек просто чудесный… а иногда глаза бы мои на вас не глядели.

        - Значит, нас двое таких,  - сухо сказал я.
        Она рассмеялась.

        - О вашем брате что-нибудь слышно?

        - Нет.  - Серьезность возвратилась к ней моментально.  - Это одна из причин, по которой я хочу видеть мистера Шото.
        Ввели нас к нему тут же. Увидев Табиту, он склонился в глубоком поклоне.

        - Мисс Мейджорибанкс, я не ошибся?

        - Как поживаете?  - Она опустилась в предложенное хозяином кресло и подняла на него взгляд.  - Про Чарльза не слыхать? Хоть что-то?

        - Ничего. Я послал людей разузнать о нем вверх по Миссури и Платт. Будут о нем расспрашивать. Последнее, что о нем говорили,  - это, что он на реке Канзас, собирает растения.

        - Я должна его найти.
        Шото принялся возиться с бумагами на своем столе.

        - Не следует вам об этом думать. Оставайтесь с нами в Сент-Луисе, мисс Мейджорибанкс. Мы его разыщем. Земля там лежит огромная, такая, что и представить себе невозможно; и поиски иголки в стоге сена - простое дело по сравнению с тем, что вы затеваете.

        - Тем не менее я поеду. Если Чарльз не ранен, он найдет меня сам. Услышит про наш пароход - уж конечно, двух таких не может существовать в целом мире. И подойдет к нему - хотя бы только для того, чтобы деть куда-то свои гербарии. Подойдет обязательно, я уверена.

        - Если волен распоряжаться собой,  - прибавил я.
        Стремительно повернулась ко мне.

        - Что вы имеете в виду?

        - Чарльза могли захватить в плен силы противника,  - ответил я.  - Больше ничего.

        - А ваш во всем этом какой интерес?  - Этого вопроса я от нее не ожидал.  - Вы даже не гражданин Штатов. Вы же канадец.

        - Американцами можно назвать нас всех, я думаю,  - невозмутимо ответил я.  - Но я тоже себя об этом спрашивал. Я верю в порядок. Устойчивое правление - вещь, за которую ответственны все мужчины и все женщины где бы то ни было.
        Смена власти силой, по любому поводу, сама заключает в себе собственное поражение, потому что насильственное действие вызывает насильственное противодействие, и, как ни странно, самая яростная реакция обычно приходит изнутри самого переворота, и первыми жертвами становятся его зачинщики. Взгляните, что случилось во Франции, например. Те, кто творил революцию, вел ее, все от революции и погибли. А кто пожал плоды? Наполеон. Самые здравые перемены - это мирные перемены, да только если присмотреться получше, увидишь, что так называемый революционер, действующий насилием, попросту к одному насилию и стремится. Он недоволен собой, считает, что не в силах успешно приспособиться к существующему порядку вещей, поэтому старается его разрушить. Вооруженная борьба ему нужна, чтобы излить на что-то собственное возмущение и накопившуюся ненависть.

        - Но ведь он заявляет, что действует от имени народа?  - возразил Шото.
        Я пожал плечами.

        - «Народ» - понятие отвлеченное. Одно из тех обобщений, которым в реальной жизни соответствия нет. На самом деле народ состоит из разных людей с различными интересами и различными способностями. Меня всегда интригует, что среди тех, кто, по их словам, борется за народ, ни один этот самый народ не спрашивал.

        - А наш барон Торвиль?

        - Просто-напросто авантюрист. По сей день живет идеями Вильгельма Завоевателя или норманнов, которые когда-то вторглись на Сицилию и устроили там свое королевство. Устарел не хуже динозавра, сэр, но никак этого не поймет.
        Шото смотрел на меня озадаченно, и, подозреваю, Табита тоже не ждала от меня подобного. Если держаться истины, я сам не ждал.

        - Похоже, у вас богатые источники информации, молодой человек.

        - Нет, таких у меня нет. Но когда я еще не вышел из детского возраста, за столом у нас велось много разговоров на исторические темы, и события в жизни далеких народов казались близкими, точно происходят в соседнем доме. Тот, кто положил начало нашему роду, много жил в Азии, и интерес к делам наций и их истории остался всем нам в наследство.

        - Посчастливилось вам. Но откуда эти мысли? О переворотах, революционерах?

        - За работой и по пути кто не велит человеку размышлять? Времени развивать ум у меня было много, вот высказывать их - меньше.

        - И чем, по-вашему, такие дела кончаются?

        - Убивают сколько-то ни в чем не повинных людей, иногда тех, кто мог бы сочувствовать революционному делу, производится разрушение имущества, часто такого, которое очень бы пригодилось революционному правительству при его успехе, и в конце концов появляется Наполеон: более жестокий, более последовательный и менее стесняющийся в средствах, чем оставшиеся за бортом.
        Но само собой, большинство путчистов не желает - не желает по-настоящему - никаких социальных перемен. Они просто хотят порулить.  - Я остановился.  - Вы хотели со мной говорить, мистер Шото. Чем могу вам помочь?

        - Вы отправляетесь на Запад. Мне подумалось, что вам не грех получше экипироваться. Не знаю, что у вас за оружие, но уверен: ничего, что бы шло в сравнение с тем, какое есть у меня, быть не может. Дело обстоит так: молодой австриец, очень богатый, приехал сюда охотиться на бизонов. Убить медведя гризли ему хотелось тоже. Привез превосходное оружие, много всякого снаряжения… и заболел. Тому уже не один месяц. Недавно он распорядился его вещи продать. Поскольку вы собрались в опасные места, я посчитал, вы можете быть заинтересованы.

        - Определенно заинтересован.
        Он подошел к двери.

        - Жак? Будьте добры, покажите мистеру Талону ружья Паули, пожалуйста!
        Я последовал за Жаком.
        Когда за мной закрылась дверь, задумался, не было ли у Шото охоты заодно удалить меня из комнаты, чтобы его разговор с Табитой никто не слышал. Но в любом случае предлога остаться у меня не было, а оружие меня действительно интересовало.
        Жак не скрывал зависти.

        - Сам бы их приобрел,  - говорил мне,  - да денег таких нет. Очень дорого, очень, очень!

        - Кто их сделал, расскажите.

        - Паули - швейцарец, из Берна или откуда-то поблизости, и служил в швейцарской армии, потом перебрался во Францию. На показательных стрельбах в присутствии одного из генералов Наполеона он сделал двадцать два выстрела за две минуты.
        Одна винтовка особенно удобно лежала в моих руках, изящная, без избыточного веса.

        - Эту Паули сделал по заказу молодого джентльмена. Своими руками сделал, и великолепно вышло.

        - Наполеон испытывал эти винтовки?

        - И одобрил, но для армии они слишком дороги. Видите? Вот этим рычажком открываете казенную часть и вкладываете патрон. Расходуется меньше пороха, и выстрел не задерживается. Можно очень быстро зарядить и разрядить.

        - Здорово придумано.

        - А вот два пистолета Колиэра, с цилиндрами, поворачиваемыми вручную.
        Вся эта роскошь обойдется мне дороже, чем я могу себе позволить, но какова цена человеческой жизни? Поколебавшись, я взял винтовку, взвешивая за и против, и не в силах был с ней расстаться. Приятно держать, легко вскидывается к плечу. Отличный прицел. Наконец все-таки положил.
        Приняв у Жака пистолеты, я осмотрел их, ничего не пропуская. Пистолеты этой системы сначала делались с механизмом для поворота цилиндра после выстрела, но приспособление это работало неудовлетворительно. Однако поворачивать рукой было несложно и давало несколько выстрелов без перезарядки.

        - Сколько?  - спросил я в конце концов, зная, что назовут мне несусветную цифру.

        - Об этом надо говорить с мистером Шото. Оружие в его распоряжении, и, как я слышал, он вправе назначить цену, какую пожелает.
        Я неохотно оставил пистолеты и двинулся обратно в кабинет. Табиты там не оказалось.

        - Где Табита?  - спросил я.  - Ей нельзя возвращаться на пароход!

        - Увидитесь с ней сегодня вечером. Пошла ко мне домой, только и всего. Мы даем в ее честь маленький неформальный прием и будем рады, если вы придете.

        - Приду.

        - Понравилось оружие?

        - Прелесть! Но, боюсь, мне не по карману. Лучшего я, пожалуй, в жизни не видел.

        - Да-а,  - Шото откинулся на стуле,  - превосходные изделия. Что до цены, ее оставили на мое усмотрение. Деньги для хозяина ничего не значат. Его больше заботит, получит ли это оружие достойное применение.
        На это мне сказать было нечего, так что я перевел тему:

        - Полковник Маклем у вас сегодня будет?

        - Конечно. Вы против?

        - Безусловно, нет. Дом ваш, и он будет вашим гостем. Какие бы у нас с ним не имелись расхождения, у вас они улаживаться не будут.

        - Благодарю вас.  - Подождал.  - Ну, а ваши планы?
        Планы? Не было у меня никаких планов. Вот только пригляжу, чтобы Табита не попала в беду, и не дам Торвилю устроить революцию - какой бы сорт передела Штатов он ни имел в виду. А там можно обратно к моей стройке.
        Что я и выложил. Шото хмыкнул.

        - Работенки вы себе нагребли по уши. Когда-нибудь бывали в драке вроде этой, мистер Талон? Знаете, с Торвилем пойдет кое-кто из индейцев.

        - Не возражаю. С индейцами я вырос.
        Шото встал.

        - Становится поздно, мистер Талон. Приходите завтра, Жак соберет вам патроны.

        - Я не думаю, что осилю купить это оружие.

        - Оно ваше.



        Глава 17

        У Мэри О'Брайен я переоделся в свой черный костюм. Жобдобва наблюдал, как я готовлюсь, с очевидным неодобрением.

        - Не дело ты затеял. Держись от него подальше и не позволяй догадываться, чем ты занимаешься и где.

        - Я должен ее предостеречь. И как-нибудь заставить отделаться от него.

        - Ха! Это ты уже испробовал, парень, и не вышло ровным счетом ничего. Этот черт - колдун настоящий. К нынешнему времени уже из нее веревки вьет, а тебе выйдет от ворот поворот еще круче, чем всегда. Говорю тебе, не ходи.
        И ведь толково говорит. Завязывая галстук, я пришел к выводу, что он прав, до определенной степени во всяком случае, но я настроился увидеть Табиту, и все прочее имело для меня мало значения.
        К тому же во мне взыграло ретивое. Потребность скрестить мечи с моим противником. При всей моей осторожности, рядом с ним меня переполняла дикарская жажда крови. Ни разу до этого я не стремился к схватке, ни разу в жизни не шел навстречу конфликту. Но было в нем что-то, что я хотел сокрушить. А он, вероятно, это чувствовал и стремился к тому же.

        - В полночь, не позже, я вернусь,  - сказал я Жобдобва.  - Утром пойду за оружием. Потом двинемся вверх по реке, нужно кое-что сделать.

        - Не нравится мне все это.

        - Не волнуйся… да, авось увидишь где англичанина по имени Маквори, сказки, чтобы держался неподалеку.

        - Ага. Авось увижу его, авось увижу тебя. Осторожно там. Не скажу: «осторожно при сближении», потому что с Маклемом сближений не получится. Уничтожит тебя с дальней дистанции. Прихлопнет, как муху.

        - Ты слишком много суетишься.  - Я положил руку ему на плечо.  - Не волнуйся, я сказал. К полуночи приду.
        Когда я шагнул на улицу, было темно и безлюдно. На крыльце я на миг задержался - посмотреть по сторонам. В воздухе ощущался слабый запах дождя.
        Идти было недалеко, и я решил избрать путь по берегу. Выйдя за калитку, я закрыл ее за собой и пошел. Но пройдя совсем немного, услышал - или показалось?  - слабый, полный отчаяния крик.
        Тут же застыл на месте, прислушиваясь. Попытаться помочь? А я в вечернем костюме.
        Тихо.
        Пора уже идти дальше… опять этот крик!

        - Помогите! Погибаю!
        Звали как будто бы с воды под кормой ближайшего кильбота. Развернувшись, я побежал назад. Слабый голос повторил призыв. Я перегнулся вниз посмотреть на воду.
        В этот миг позади меня раздался шум бегущих ног. Повернуться, выпрямиться… скользящий удар дубинки падает мне на голову, шляпа летит в сторону… ошеломленный, пытаюсь поднять руки…
        Их было по крайней мере шестеро, все с дубинками. Только число нападающих и спасло меня, так как они толкались, стараясь каждый ударить. Я зашатался, стукнулся спиной о фальшборт, дубинки колотят по голове. Сильно контуженный, я пробовал отбиваться, но напор их тел отжал меня назад: в отчаянии я вцепился в ближайший воротник и опрокинулся спиной вперед в воду.
        Опускался ниже и ниже, тот другой бешено бился, сперва пытаясь меня ударить, потом, только чтобы освободиться. Как-то я успел глубоко вдохнуть перед тем, как погрузиться, и держался за него, увлекая с собой. Вынырнул, увидел вспышку выстрела, что-то тюкнуло меня по макушке. Я опять ушел под поверхность, человека я потерял, но его воротничок из руки не выпускал.
        Отчаянно забарахтался и, когда моя голова поднялась над водой, был уже на некотором расстоянии ниже по течению, одновременно стараясь и плыть, и за что-то схватиться.
        Череп разрывался от боли. Надо мной поднялось черное, громадное… и больше я ничего не сознавал.
        Движение было мягким. На моих нарах лежал солнечный свет, подогревал индейское одеяло, на котором покоились мои руки. Руки - это я видел, и еще медленное скольжение света в единстве с нежным покачиванием.
        Долгое, долгое время я просто лежал и следил за солнечным пятном, как оно придвигается к моим рукам, касается их, потом медленно уходит. Ритм колебаний гипнотизировал. Я наблюдал его, тупо сознавая, что мне удобно, ни о чем не думая.
        Близко от меня что-то бухнулось, и мои глаза повернулись. Повернулись непроизвольно, воли у меня не оставалось. Теперь они смотрели на источник света.
        Круглая дыра в стене… иллюминатор. Второе» глухое «бум», затем голос.

        - Жив еще?

        - Жив.  - Девичий голос.

        - В сознание не пришел, я думаю. Хотя пульс вроде бы стал сильнее.

        - Зря мы увезли его из Сент-Луиса, па. У него могут найтись в тех местах родственники.

        - Навряд ли. Правда, одет он был, как богатый. Кто-то хорошо постарался, чтобы его пришлепнуть.
        Разговор доходил до меня через распахнутую крышку, но ничего не значил. Я продолжал лежать, не двигаясь, и мой взгляд возвратился к пятну света на моих руках.
        Потом я почувствовал запах. Хороший запах, аппетитный. Что-то готовится.
        Готовится еда.
        Еда?
        Мои глаза моргнули, мышцы сократились, и я приподнялся на нарах. Слышно, как что-то двигается. Постепенно приходит осознание, что и как. Лежу на чистой, устеленной одеялами койке, на каком-то судне. Не на большом: невысоко над головой начинается палуба, а прямо подо мной - днище.
        Что это за судно и где я? И кто я? Я размышлял над этим с минуту и затем произнес вслух:

        - Жан Даниэль Талон.
        Раздалось чье-то восклицание, и занавесь на двери отодвинулась.
        Там стояла девушка - очень маленькая девушка и очень тоненькая, с темными волосами и глазами, весьма серьезными в данный момент, и полураскрытым ртом. Миловидная, даже очень.
        Надеты на ней были кожаная юбка с бахромой и ситцевая блуза. И мокасины на ногах.

        - Вы проснулись!

        - Или проснулся, или вы - прекрасный сон,  - ответил я.
        Она покраснела.

        - Вы проснулись,  - констатировала сухо.  - Теперь хотите есть, нет?

        - Теперь хочу есть, да. Но сначала объясните мне, где я, что это за судно и кто вы сами.

        - Вы плывете по реке Миссури. Судно - кильбот моего отца, а я отеческая дочь.

        - Как я сюда попал? Что вообще случилось?

        - Вас несколько раз стукнули по голове. Дважды рассекли кожу, ссадин и царапин полно. И подстрелили - пробороздили скальп. Можете теперь носить пробор, если хотите.

        - Как вы меня вытащили?

        - Мы поднимались вверх без остановки в Сент-Луисе. Услышали крики, топот, возню какую-то, потом видим - кучка людей на корме судна, а потом глядь - вы в воде бултыхаетесь. Я нагнулась и цап за ворот. Па держит курс, а я держу вас. Вышли на прямой участок, па привязал румпель, подошел вперед и помог мне вас поднять.

        - Это было прошлой ночью?

        - Это было пять дней назад. К ужину будет ровно пять.

        - Пять дней!
        Табита наверняка уехала. Пароход давно отплыл. Друзья должны считать меня мертвым.

        - Вы спасли мне жизнь, и я благодарю вас и благодарю вашего отца.
        Она наклонила голову вбок и посмотрела на меня из этого положения.

        - Вы голодны? Вы должны быть голодны.

        - Как волк. Вас способен съесть.
        Она состроила гримасу.

        - Я несъедобна. И отцу такое не понравится. Я - его команда.

        - Вы? Вы слишком маленькая!

        - Ничего подобного!  - Она выпятила грудь. Очень приятную грудь.  - Я сильная! Я страшная!

        - А я голодный. Что мы уже установили.

        - А я прошу прощения! Мигом!
        Я положил голову обратно на подушку и посмотрел вверх, на палубные подпорки. Хорошая работа; гвозди, разумеется. Я предпочитал шканты и связи на шипах. Гвозди… ну, удобная штука, конечно, но что до настоящего качества…
        По палубе забухали тяжелые шаги, вниз по ступеням спустился мужчина и остановился внизу, разглядывая меня, не снимая рук с лестницы.

        - Хо! А вы не так уж плохо выглядите, когда в себе,  - сказал.  - Вы кто?
        Я перекатился на локоть.

        - Я - голодный человек, который хочет поесть. Еще я человек, которого трахнули по башке. До сих пор гудит.
        Усмехнулся.

        - У вас там швы. Моя дочь, она шьет хорошо, а?

        - Она зашила мне голову?

        - А что прикажете делать? Оставить вас с мясом и волосами, свисающими на уши? Хотя нет, так скверно не было. Но несколько стежков понадобилось. Вылезут когда-нибудь. Не расстраивайтесь.

        - Далеко мы от Сент-Луиса?
        Он пожал плечами.

        - Далеко - это вопрос. Как далеко? Пешком? По воде? На лошади? А насколько срочно туда надо?

        - Я там кое-кого оставил, и оружие мне нужно оттуда забрать.

        - Вы для прогулки верхом не годитесь. Даже будь у вас на что сесть.

        - У меня есть лошади в Сент-Луисе.
        Снова пожал плечами.

        - Может, у вас есть замок на Луне. То и другое очень далеко, и возвращаться в Сент-Луис я не намерен.

        - Вы не из людей Шото?

        - Я? Я из моих собственных людей. У нас есть это судно, у Ивет и у меня. Наше судно. Есть ловушки. Мы ловим рыбу. Собираем ягоды на берегах, знаем, где они растут. Иногда застрелим бизона, или антилопу, или оленя. Продаем добытые меха. Ни от кого не зависим.

        - Ивет. Красивое имя.

        - Красивое. Имя ее матери, упокой Господь ее душу. Но не вздумай делать моей дочери бараньи глаза. Она - моя команда. Без нее я - ничто. Старикашка с пустым судном.

        - Вам еще долго жить до старости.

        - Сейчас я молодой. В день, когда она уйдет от меня, моя маленькая, я состарюсь. Состарюсь в одну минуту.
        Прошел в середину и сел напротив меня. Почти такой же в ширину, как в высоту, разлетистые массивные плечи, ни жиринки. Широкие сильные кисти.

        - Рассказывай сейчас, пока она занята. Что за этим всем кроется?

        - Меня хотели убить. Не ограбить, а отправить в лучший мир.
        Отмахнулся.

        - Это-то ясно. Своими глазами видел.

        - На реке находится пароход, похожий на большую черную змею.

        - Попадался такой.

        - Он принадлежит девушке, очень красивой девушке по имени Табита Мейджорибанкс. Она приехала на Запад искать своего брата Чарльза. Капитаном у нее тип, которого зовут Маклем. Те, кто напал на меня,  - его люди.

        - Не по вкусу вы этой женщине?

        - Это не она устроила. Маклем, и еще один, Торвиль. Очень вредные оба. Торвиль собирает группу где-то повыше по Миссури и ведет переговоры с индейцами. Хочет прибрать к рукам Луизиану. Всю.
        Он извлек трубку и принялся набивать чашечку табаком. Некоторое время не отзывался.

        - Прибрать к рукам, выходит, решил. Работы полны руки у него будут, это точно.

        - Несмотря на все, попытку он сделает.
        Посмотрел на меня задумчивым взглядом.

        - Эта женщина, вы влюбились в нее?

        - Нет!  - поспешил ответить я. Излишне поспешил, развеселив его этим.  - Хочу помочь ей разыскать брата, но здесь я еще для того, чтобы помешать этому человеку.

        - Маклему?

        - Маклему, да и Торвилю заодно.  - Я раскрыл руки.  - Я плотник, понимаете? Не люблю беспорядков.

        - Встречались вы с этим Торвилем?

        - Нет.

        - Тогда у меня преимущество. Я его знаю.  - Он взял трубку в рот и поднес к ней спичку.  - Знаю также молодого Чарльза. Хороший мальчик. Прекрасный.



        Глава 18

        Мы проговорили весь день, до темноты и дальше. Ивет накормила нас, потом сварила кофе, потом еще раз сварила кофе. С Лебре, ее отцом, было легко. Непринужденный человек, быстрый в понимании.
        Торвиля он встретил при своем первом посещении долины Миссисипи и не почувствовал к нему симпатии. Встретил и Чарльза Мейджорибанкса с научной экспедицией. Экспедиция приняла Чарльза к себе, как гостя. Ведь он являлся отличным ботаником, и то, что такого сотрудника можно было получить за так, было просто невероятным.
        Чарльз создавал себе друзей.

        - Индейцам он нравился,  - рассказывал Лебре.  - Он часто приходил к ним, учился у них, они же много про всякое зелье знают.

        - А сейчас он где?

        - Бог весть! Пропал. Отправился вверх по реке и как в воду канул.  - Он прервался на зажигание трубки.  - Мы за ним идем, на поиски.
        Я потихоньку сволок ноги с койки, перенес на них свой вес и попытался встать. Ивет следила за мной с тревогой; ее папаша просто смотрел. Он понимал, что я чувствую, понимал, что мужчина должен выполнять дела, с которыми, разлеживаясь в кровати, не управишься.

        - Вам надо отдыхать!  - запротестовала девушка.

        - Вы искали Чарльза,  - сказал я.  - Почему?
        Ивет слегка зарумянилась, подняла голову.

        - Хороший человек.

        - Что же, достаточная причина. А больше нет?

        - А чего больше надо?  - спросил Лебре.  - В один прекрасный день он пришел к нам, мы ели, разговаривали, его общество нам понравилось. Он рассказывал нам о цветах и деревьях, о вещах, какие мне и не снились, о том, как оценивать почву по тому, что на ней растет.

        - И ему по вкусу, как я готовлю,  - прибавила Ивет.

        - Я уверен, ему не только это пришлось по вкусу. Даже ботаник способен видеть не одни растения.
        Она зарделась.

        - Он славный. Настоящий джентльмен.

        - Лошади у вас не найдется?  - поинтересовался я у Лебре.

        - Что мне за нужда в лошади? Охочусь я пешком или с борта. Вы не поверите, как часто мы добываем дичь, когда она плывет. Или пьет воду.

        - Мне необходимо достать лошадь. Сперва я должен добраться до Сент-Луиса, к друзьям и за снаряжением. Без коня не обойдусь.

        - Так.  - Лебре в раздумье потеребил подбородок.  - К востоку отсюда неподалеку есть индейцы. Приличный народ по большей части, и у нас с ними порядок. Можно бы попробовать мену.

        - Мену? А чего у меня есть менять?

        - Одежда,  - указал он,  - и здорово шикарный пистолет. И нож - я похожего никогда не видел.

        - Одежду я могу отдать, но не пистолет и, уж конечно, не нож. Он двести лет передается у меня в роду.
        Окружение было приятно, но неожиданно на меня навалилась усталость. Я лег на спину и посмотрел на палубу над моей головой. Жаль, что набили гвоздей. Брус хороший, правильно выпилен и отделан, можно бы…
        Проснулся я в темноте и тишине. Лежал не шелохнувшись, весь внимание, прислушиваясь. Ни малейшего звука, кроме слабого поскрипывания шпангоутов.
        Так не должно быть.
        Койку напротив теперь закрывает занавеска. Дыхания с нее не доносится. С крайней осторожностью я отодвинул одеяла и поставил ноги на пол, нащупывая мокасины. Потянулся одной рукой за пистолетом, подтянул поближе. Залез в штаны, натянул их, туго застегнул ремень, не переставая слушать.
        Все еще ни звука, только слегка пошлепывает вода. Как будто чувствуется движение… так кильбот плывет? Я двинулся к лестнице, ведущей на палубу,  - если она заслуживала этого звания.
        Кильбот меньшего размера, как этот, обычно строится приблизительно сорока футов длиной и восьми-девяти шириной, нос и корма острые. Палубная надстройка занимает больше половины длины судна, сзади - подмостки для рулевого, впереди - сиденья для гребцов. Над передней частью надстройки - мачта, на нее поднимают единственный прямоугольный парус.
        Вдоль каждого борта проходит дорожка с набитыми планками: ею пользуются, когда ведут судно вверх на шестах. Ясно, сам-друг с Ивет Лебре приходится зависеть от паруса, идя вверх по реке, и от течения - когда плывет вниз.
        Ступив наружу, на узкую полоску с деревянными выступами, я нагнулся, чтобы голова приходилась ниже крыши надстройки. Застыл неподвижно, ловя звуки.
        Вода зарябила, покачивание стало сильнее. Судно на воле волн.
        Я посмотрел на корму, где должен находиться Лебре. Нет темной фигуры на фоне ночи.
        Я принялся пробираться к корме очень опасливо. Пригнулся еще ниже, когда достиг заднего конца надстройки. Маленькая площадка позади была пуста.
        Держась ниже фальшборта, я доковылял до руля. Положено управлять с мостика, но я не имел намерения показываться наверху, где небо выделит мой силуэт, поэтому только поднял руку к рычагу и мягко переставил его по оси судна.
        Куда девались Лебре и Ивет? И кто пустил кильбот по течению?
        Я не сомневался, что отвязали судно нарочно, но с какой целью - вот вопрос.
        Индейцы? Вряд ли.
        Маклем со своей шайкой настиг меня? Где все-таки мои хозяева?
        Держа левую руку на румпеле, я ухитрялся не натыкаться на берега. Что впереди, я не видел: даже попробовал выпрямиться, так, чтобы очертания моего туловища сливались с рулевой стойкой,  - бесполезно.
        Только бы на реке не появилось препятствий.
        Должна иметься какая-то причина пустить кильбот по течению. Может быть, Лебре и Ивет зачем-нибудь сошли на берег?
        Чем больше я задавал себе вопросов, тем меньше понимал, какие должны быть ответы.
        Полез на мостик. Оттуда я хоть увижу, что делается впереди меня, да и за руль можно взяться покрепче. С минуту я стискивал рукоять, ожидая: вот-вот в меня вопьется пуля. Пронесло.
        Направил судно ближе к берегу, присматривая место, где бы подойти вплотную и привязать его. Надо попасть обратно в Сент-Луис - чего бы это ни стоило.
        Небольшая излучина. Я повернул к берегу, вогнал нос на мель, соскочил на берег с чалкой. Оборот вокруг толстого дерева, еще оборот, полуштык, второй. Надежно зашвартовав свой корабль, я направился в лес.
        Набрел на тропу. Постоял, прислушиваясь, шагнул на нее и пошел по направлению от реки. Лунный свет требовал идти осторожно.
        Не пройдя двухсот ярдов, я уловил какой-то посторонний звук.
        Упал под куст на колено.
        И тут же понял, что не один. Не дальше как в шести футах чуть виднелся контур головы, белело лицо. Кто-то караулит: пригнулся и ждет.
        Кем бы он ни оказался, моего приближения он не расслышал и не подозревал, что я рядом. Из кустов сказали:

        - Нут? Слышал чего сейчас?

        - Ш-ш-ш!

        - Нут, я…

        - Тихо, черт тебя! Они идут.
        Второй человек тоже не дальше чем в шести футах от меня.
        Да вот он! Прямо перед моим носом, спиной ко мне.
        Едва приподнявшись, я крадучись шагнул вперед. Ночь холодна и безветренна. Видно его четче. Я прижал пальцы к пистолетному стволу, остужая их.
        Еще голоса. Разговаривают очень тихо. Ивет и Лебре! Я протянул руку, замерзшую на железе, и коснулся голой шеи притаившегося впереди.
        Он подскочил, словно испуганный кролик.

        - А-а-а!  - Давясь визгом, он размахнулся назад прикладом ружья, ни во что не попал и ринулся в кусты.
        Из укрытия на тропу выбрался Нут. Я опять присел, и ему ничего не было видно.
        Он зло выругался себе под нос и повернулся налево кругом, чтобы идти обратно.

        - Что-нибудь потерял, Нут?  - нежно пропел я.
        Мужество у него было, надо отдать ему должное. Я уже был на ногах, и он прыгнул на меня в тот же миг. Стрелять я не хотел, не зная, где могут укрываться Ивет и Лебре, так что двинул ему в лицо основанием ладони, затем приложил по голове пистолетным стволом. Тот упал как подкошенный.
        Присев рядом на корточки, я забрал у него пистолет и нож, пистолет запихнул себе под ремень, нож забросил в траву и принялся шарить вокруг, ища ружье, уверенный, что оно должно быть. Только дотронувшись до него, я по его весу и форме понял, что это - мушкет рыночного типа из тех, какие продают индейцам.
        Я встал.

        - Все улажено,  - произнес негромко.  - Один лежит, другой бежит.
        Ивет и Лебре пришли тогда по тропе, и я шагнул туда, где они могли меня видеть.

        - Они отрезали кильбот от причала,  - сообщил я,  - но я привязал его снова, малость пониже. Идем туда?

        - А он? Покойник?

        - Не думаю. Слишком твердолобый. Но давайте возьмем его с собой. Может, чего нам расскажет.
        Лебре сгреб лежащего в обмороке за шиворот и одним рывком привел в вертикальное положение. Тот пошевелился, видимо приходя в сознание.

        - Шагай!  - скомандовал Лебре.  - Или я еще тебе врежу!
        Пленный зашагал, спотыкаясь, постепенно начиная лучше владеть ногами. Войдя на борт, мы выбрали швартов и позволили течению отнести нас еще на милю, только потом встали у берега опять.
        Шторы из плотного холста закрыли иллюминаторы, и Лебре зажег лампу.
        Наша добыча была нам незнакома. Субъект сварливого вида с полосой крови из треснувшей кожи на голове, дополнявшей на его физиономии грязь и бакенбарды.

        - Твой друг еще драпает,  - сказал я, скаля на него зубы.  - А я и всего-то тронул его сзади холодной рукой. Прямо из шкуры выскочил.

        - Трус!  - скривился человек с баками.  - Заячья душа. Говорил Бейкеру, не годится он.
        Бейкер. Одно имя есть.

        - Они вам зачем?  - вопросил я, махнув в сторону Лебре и Ивет.

        - Не твое клятое дело!  - рявкнул он, и я хлестнул его по губам.
        Как я уже говорил, рука у меня тяжелая. Развернула его голову вбок и заставила зашататься до самых пяток, хотя с моей точки зрения, шлепнул я его несильно.

        - Такие слова мне не по душе,  - дружелюбно сказал я.
        Ивет подалась вперед и глядела на меня широко раскрытыми глазами.

        - Мне нравятся слова, содержащие информацию,  - спокойно пояснил я.  - Кто все у вас, где все у вас и что они готовятся предпринять.
        Он хотел было отбрехнуться опять, я приподнял руку. Он попятился, очевидно не особо желая продолжения.

        - Толку вам что?  - буркнул он.  - Все равно он вас кончит. Их тоже. Сказал мне так: «Кончь их,  - говорит,  - не хочу забивать себе голову».  - «А девушка?» - спрашиваю, а он только плечами пожимает: «Все равно, лишь бы языком не болтала».

        - Кто это «он»?  - спросил я.

        - Не твое… - Я поднял руку, и он осекся.  - Так и сяк вам пользы не будет. Хана вам. Уже, считайте, в гробу. Он за этим присмотрит. Барон то есть.

        - Торвиль?

        - А кто еще? Людей у него больше десяти тысяч, и он сначала за солдат возьмется, потом по дороге всех вас подчистит. Наша будет страна, отсюда до Сент-Луиса и до Санта-Фе. Вот увидишь.

        - Где он сейчас находится?  - безапелляционно потребовал я.
        Внезапно хлынувшая волна закачала судно, и до наших ушей донеслось негромкое пыхтенье машины.

        - Вот и он,  - злорадствовал мой подопечный,  - поймал вас, ужо не выскочишь!



        Глава 19

        Прижав ствол пистолета к спине нашего невольного гостя, я задул свет. Снаружи сияла луна, а мы стояли вплотную к обрывистому берегу, и вокруг нас свисали ветки. Если нас не увидели сразу, есть шанс, что проплывут мимо.
        Приоткрыв занавеску, я увидел его. Огромный, черный, блестящий, большие змеиные глаза смотрят вперед, из раздутых ноздрей клубится дым, гигантские плавники полностью закрывают кормовое колесо, взбивающее позади воду.
        Жутковатое зрелище, я должен был признать. Так и пышет мощью, злом, тайной.

        - Видел его раньше,  - заметил Лебре.  - Двенадцать пушек несет.
        Пленный фыркнул.

        - Двенадцать? А двадцать не хотите?

        - Что они делают?  - спросила Ивет.

        - Мимо проходят,  - ответил я.
        У меня уже зародилась идея, и сторожить арестанта нам было некогда. Я хотел, чтобы он был в другом месте, не знал, чем мы заняты, и слишком боялся, чтобы дать знать кораблю, похожему на змею.

        - Помнишь тех сиу?  - спросил я у Лебре. Он взглянул на меня, не сказав ни слова.

        - Они подали мне мысль,  - пояснил я.  - Давай этого выпустим.
        Объект предложения впился в меня взглядом.

        - Ссадим на берег. Повезет - доберется обратно к своим дружкам, ну а если сиу срочно нужен скальп, пускай берут у него.

        - Эй, вы что,  - возмущенно воскликнул тот.

        - Выгружай его,  - побудил я Лебре.
        Несмотря на протесты, мы переправили нашего пассажира на берег.

        - На твоем месте я бы сидел тихо, как мышь,  - сказал я ему вполголоса.  - Они тут везде. Веди себя так, чтобы не привлекать внимания, и, может, еще проберешься выше, где стоит твоя команда. Присматривать за тобой нам не с руки, а девушка против, чтобы убить тебя. Твое счастье, что она мягкосердечная, не то просто спустили бы тебя под воду.
        Он исчез в кустах. Мы поднялись обратно на судно.

        - Отчаливай,  - сказал я,  - давай убираться отсюда.

        - Ветерок поднимается,  - отметил Лебре.  - Может, сделаем пару миль вверх до свету.

        - Постарайся,  - ответил я.
        Развязать узлы и влезть на борт, втягивая за собой веревку, было делом одной минуты. Мы оттолкнулись шестами. Катерок оказался на плаву, и мы заскользили вслед прошедшему пароходу.
        Дул несильный ветер, и мы не сразу, но выбрались из главной струи, потеряв при этом едва полмили. Поставили парус и начали с трудом продвигаться вверх. Пароход был способен на добрые десять миль в час против течения, нам и одной следовало радоваться.
        Когда я принял руль, а Лебре сошел вниз пить кофе, я оказался наверху наедине с Ивет.

        - Едете за Чарльзом, говорите. А знаете, где он?

        - Мы думаем, что да.

        - У него затруднения, как считаете?

        - Да. Перестал приносить пользу, тут они его и затюкают. Думаю, он это понимает.

        - Сбежать он не может?

        - Как? У Торвиля полно народу. Выследят его и настигнут, не успеешь оглянуться, и тогда уж не пощадят. Нам надо его забрать.

        - Скорей его заберет Маклемово судно. Оно способно на скорость куда большую, чем развиваем мы.

        - Может, и способно. Папа не думает, что у них хороший лоцман, а вести судно здесь надо уметь. Тут и коряги, и мели, и пильщики…

        - Какие пильщики?

        - Деревья, у которых вершину или корни засосало на дне в песок. Болтаются туда-сюда на одном месте, течение их качает. Могут все днище выдрать из корабля, особенно если это пароход, они же гораздо с большей силой налетают. Папа-то реку знает, сколько раз по ней плавал и в кильботах, и в каноэ. Говорит, другой похожей реки нет, а он и на Огайо работал, и на Миссисипи, и на реке Святого Лаврентия.
        Ветер не слабел, и мы продолжали идти, даже прибавили немного скорость.
        Низкие берега густо заросли деревьями и кустарником. Фарватер ясно просматривался в лунном свете, но течение било сильно.
        Что-то на воде впереди, прямо по носу.

        - Ивет?  - Я шептал, ведь над водой звук разносится далеко.  - Что это там?
        Она взглянула вдаль.

        - Это каноэ. Три человека в нем.
        С нашим парусом мы сокращали расстояние, но не очень быстро. Лебре вылез наружу и стоял у поручней с ружьем в руке. Мой пистолет ждал у меня за поясом, рукоять в пределах мгновенной досягаемости.

        - Поджидают нас,  - неожиданно сказала Ивет.  - Гребут ровно настолько, чтобы не снесло течением.
        Так оно и было, и вскоре низкий голос окликнул:

        - Готовься!
        Забыть этот голос не так-то просто, Жобдобва.

        - Все в порядке, Лебре,  - произнес я.  - Одного я знаю.
        Его лицо повернулось ко мне.

        - А я нет,  - врезал он с плеча.  - Ивет, встань на руль. Иди сюда, Талон.
        Держал людей в каноэ под прицелом винтовки.

        - Гляди в оба,  - предупредил потихоньку.  - Ты одного из них знаешь. Других мы не знаем.  - Оглянулся на меня.  - А этого одного насколько хорошо ты знаешь?
        Вопрос в точку. Насколько хорошо я его знаю, в самом-то деле?

        - Талон?  - Этот голос я тоже знал.  - Здесь Маквори. Можно нам подняться на борт?
        Я бросил им конец, они закрепили на нем каноэ, и я подтянул их вплотную. Маквори вскарабкался первым, за ним Жоб. Кол вместо ноги, а лез вполне проворно. Смахивает на то, что ему не раз и не два доводилось попадать на судно через борт.
        Следом поднялся третий, его я никогда не видел. Приземистый, крепко сбитый, одет в оленью кожу. Выглядит на горного завсегдатая.

        - Черное судно видели?  - осведомился Маквори.

        - Угу,  - подтвердил я.  - Пониже отсюда, они шли вверх. Прошмыгнули совсем близко от нас, и хорошо для нас, что прошмыгнули.

        - Кто эти люди?  - потребовал ответа Лебре.
        Объяснения много времени не отняли, но Лебре не спускал глаз с Деревянной Ноги.

        - Вот тебя я раньше видел,  - заявил наконец.

        - Никогда не бывал на Миссури,  - возразил Жобдобва.  - Перепутал ты.
        Лебре глянул на парус. Он торчал тугим пузом вперед, и шли мы неплохо, несмотря на течение.

        - Держись на фарватере,  - приказал Ивет.  - Скоро подымемся.
        Повел всех вниз, там повернулся, чтобы рассмотреть одного, потом другого.

        - Куда направляетесь?

        - Я вот его промышляя.  - Жоб ткнул в меня пальцем.

        - Его? А откуда было известно, что он живой?

        - Ничего мне известно не было. Говорили, что случилась большая драка, и я нашел на набережной его шляпу, так что поспрашивал, и сказали - о ту пору проходило судно. Я кумекать: с его-то везением как раз на борт угодит. Ну и тута.

        - А вы?
        Маквори пожал плечами.

        - Я - британский офицер. Власти в этих местах у меня нет, но я хочу взять Торвиля. Он предатель и убийца.
        Человек в оленьей коже сказал:

        - Я - Отис Пинкни. Обо мне вы, думаю, слышали.
        Лебре кивнул.

        - Слышал. И добро пожаловать. Располагайтесь, как дома. Скоро рассветет, и нам следует отыскать нору.

        - Маклему тоже,  - ответил Пинкни.  - По моим соображениям, он не захочет, чтобы весь честной народ видел его днем.
        В кофейнике оставался кофе, и мы его разделили. Была вяленая говядина, мы ее отведали. Едва не последняя говядина из купленной Лебре ниже Сент-Луиса. С нынешнего дня придется перейти на бизонье мясо или антилоп, может быть, иногда будет олень.

        - У меня кое-что для тебя есть,  - сообщил Жобдобва, когда мы находились одни.  - Шото прислал.

        - Как он доведался, что я не погиб?
        Жобдобва довольно выставил зубы.

        - Я ему набрехал. Сказал, что ты послал меня за ними, за артиллерией, точнее сказать.  - Он развязал мешок и достал винтовку Паули и пару колиэровских пистолетов.
        Я взял винтовку в руки. То, что надо. Хорошее скорострельное ружье. И пистолеты вдобавок. Для каждого оружия имелись патроны.
        Ко входу подошла Ивет.

        - Пристаем. Папе нужна помощь.
        Было уже светло. В середину реки вдавалась большая песчаная отмель, на которой росли группами кусты и небольшие деревца, перемежаясь завалами плавника. Мы забрались за островок, лежащий позади отмели, покрытый ивами и густым подлеском: было много других деревьев, включая дикую сливу. Там, в месте, где кильбот ниоткуда увидеть было невозможно, мы пришвартовались к колоссальному патриарху лесов, выброшенному рекой на берег и наполовину погребенному в песке.
        Всех нас томила усталость. Каюту мы оставили Ивет и Лебре, сами же растянулись на палубе.
        Когда, спустя несколько часов, я проснулся, солнце стояло высоко, и кругом было тихо. Все, кроме меня, спали. Нацепив пистолеты, я взял винтовку и сошел на берег. Поплелся по краю островка, следуя границе зарослей. Дикого винограда висело изобилие, много созрело и малины. То и дело останавливаясь, чтобы поесть, я не забывал вслушиваться в шорохи, стараясь не пропустить ни одного движения окрест.
        Как-то надо определить, где находится Чарльз Мейджорибанкс, и выручить его, в случае если он в плену, как мы предполагаем. Следующим номером - разыскать судно-змею и держать под наблюдением. Если Табита больше не имеет власти над ним, придется тем или иным способом захватить пароход и отвести его обратно в Сент-Луис. И между делом умудриться разрушить замыслы Торвиля и Маклема, ведь они орудуют на пару, иначе и быть не может.
        Предполуденный час тих и пасмурен. Небо закрыто тучами. Я остановился в очередной раз. Ивы возле меня близко одна к другой. Сквозь листву видно несколько оленей у кромки воды, пьют.
        Какое-то время я стоял и смотрел на них. Ветер, очень слабый, дул к тому же от них ко мне. Я был хорошо укрыт, да и дикие животные редко различают неподвижного человека, так что я наблюдал за оленями без помех.
        Вдруг голова одной оленухи резко вздернулась. За ней насторожились другие. В тот же миг я раскрыл глаза и навострил уши. Жду… ага, звук еле слышен, но знаком - гребок опускают в воду. Вот и каноэ. В нем четверо индейцев: мужчина, две женщины и маленький мальчик.
        Они подплыли прямо ко мне, мужчина направил Нос лодки на песчаный берег, мальчик спрыгнул на сухое и потащил каноэ выше.
        Очевидно, переезжавшая семья. Я вышел из-за ив к ним, и меня увидели сразу же. Застыли столбом, глядят на меня во все глаза. Я поднял руку в жесте мира и заговорил:

        - Далеко заехали?
        Мужчина помедлил и с расстановкой произнес:

        - Далеко.
        На них были мокасины из шкуры лося, окрашенные дымом в черный цвет, с декоративным швом через подъем и отогнутыми клапанами. О западных племенах я знал не так чтоб очень много, но от Батлина кое-что выведал. Такие мокасины носили индейцы омаха.
        Я показал рукой на заросли.

        - Много ягод. Хорошие,  - потер себе живот и широко улыбнулся, раскрывая ладонь с немногими оставшимися.
        Женщины занялись разведением костра. Выбрали для него участок выше по ручью, заслоненный со стороны главного русла куртиной черемухи.
        Мальчик был красивый и, видимо, сообразительный. Не сводил с меня взгляда, пока я разговаривал с его отцом. Я не курил, но табак с собой носил. Предложил немного индейцу. Он взял, и мы сели рядом.

        - Охота?  - спросил я.
        Он показал вверх по течению реки.

        - Много охоты. Бизоны. Видел?

        - Еще нет.  - Я показал на кусты позади себя.  - Там моя лодка. Много людей. Ищем мужчину.  - Я описал Чарльза, как его описывали мне.  - Может быть с плохим человеком… плохим белым человеком,  - добавил я.
        Он пыхтел трубкой.

        - Большая лодка-змея. Знаешь?

        - Черная,  - сказал он.  - Знаю.

        - Будь осторожен,  - предупредил я,  - на ней есть хорошие люди, есть плохие люди.

        - Плохие люди,  - лицо его сохранило важность, но в глазах искрились огоньки,  - заставляют большую змею сильно работать. Тащить на спине пароход.
        Его звали, как он сказал мне, Красный Хвост. Они ехали навестить индейскую деревню на реке, которую я посчитал Канзасом.

        - Много времени назад,  - говорил он, пуская дым из трубки,  - омаха - большой народ… большое племя. Много болезней… много атак сиу. Теперь нас немного. Девяносто воинов, может быть. Больше не так, как было.  - Слова приходили к нему по мере высказывания.  - Старые порядки ушли. Молодые люди не делают теперь стрел. Теперь ружья.

        - Но теперь стало легче, когда есть котлы белых? Легче варить? Легче охотиться с ружьями белых?  - спрашивал я.
        Он посмотрел на меня.

        - Легче не значит хорошо,  - сказал как отрезал.
        Я поднялся на ноги.

        - Иду назад к моим людям, Красный Хвост.  - Вытянул к нему руку.  - Пусть в твоем вигваме всегда будет мясо.
        Он хихикнул и пожелал мне счастливого пути.
        Продолжал хихикать, идя к своему семейству, но, приблизившись к ним, обернулся и крикнул:

        - Старый лагерь… где остров Боном. Выше. Несколько дней в дороге. Пришло полно людей… полно ружей. Много беды, я считаю… много.
        Боном - Остров Доброго Человека. Я о нем слышал. Торопливыми шагами я направился к кильботу. Вернее, к месту, где ожидал его найти.
        Его там не было.



        Глава 20

        Пусто!
        Я вышел из-за ив и принялся осматриваться, не желая верить, что судна здесь нет.
        На песке все еще виднелись мои следы - и не только мои.
        Местами песок сбит полосами - без сомнения, это проделали чьи-то бегущие ноги. Трос, которым кильбот был привязан, опять перерезали. Несколько футов его до сих пор остались на дереве, конец уходит в воду.
        Мне пришла идея. Я бегом кинулся назад, замедлив только, когда оказался рядом с индейской стоянкой. Но они слышали, как я несусь, и Красный Хвост с сыном встретили меня на ногах.
        Ушло добрых полчаса на переговоры, и то еще хорошо. Но я выменял-таки на пистолет Фулшема и свою рубашку коноэ Красного Хвоста.
        Он, конечно, сделает себе другое, не сходя с места, заодно дав сыну ценный урок.
        Завершив сделку, я времени не тратил. С каноэ я всегда управлялся ловко, и сейчас, положив около себя винтовку, отправился вверх по реке, гребя быстрыми ровными движениями, держась вплотную к берегам в вяло текущей воде и пристально следя за током реки, чтобы не попасть в основную струю.
        Кто-то захватил кильбот и всех, кто на нем был. Ни крови, ни трупов я не нашел.
        Я глубоко погружал лопасть, и легкая лодочка летела как из пушки. Мои стремительные уверенные гребки несли меня по реке вверх со скоростью, какая выиграла бы не одну гонку. Каноэ мне издавна нравились, а это проявило себя подвижным, прекрасно сработанным. Красный Хвост - прямо художник, если это он строил.
        Не успело сесть солнце, я увидел кильбот.
        Миля или больше впереди. Ветерок еще веет только-только достаточно, чтобы суденышко продвигалось вперед. День клонится к закату, но еще с час светлого времени остается, может, чуть-чуть больше. Основное, кильбот здесь. Теперь выждать время.
        Меркнут последние лучи. От крутых берегов вытягиваются темные тени. Тут и там громадное старое дерево нависает над водой, подобно чудовищной руке, готовой схватить, что бы ни оказалось в пределах досягаемости.
        А мне хорошо. Гребля подняла настроение,  - подходи, кому жить надоело! Сюртук я оставил на борту, рубашку променял, так что сидел голый до пояса. Приятно чувствовать кожей ночную прохладу.
        Какой-то странный звук. Глухое бормотание, непонятно, что его издает.
        Пороги? Водопад?
        Тут меня осенило. Бормочет паровой двигатель, и шум сливается с плеском волн.
        Я моментально вонзил лопасть гребка глубоко в воду и повернул к темноте под берегом. Едва не наткнувшись на огромное дерево-пильщика, я рванулся почти поперек течения, углядел возникшую откуда ни возьмись песчаную косу, обошел ее и пересек реку.
        Теперь уже доносящийся шум ни с чем не спутаешь. Пароход сзади, плывет вверх против течения. Должно быть, сворачивал в приток. Догонит меня и пройдет мимо через пару минут. Впереди меня - и впереди них - движется кильбот. Пароход доберется до него раньше, чем смогу я.
        Вот и тень, отбрасываемая речным обрывом. Надежно скрытый повисшими к воде ветвями, слежу, как судно-змея шпарит наперекор стремнине.
        Здоровенный, черный, лоснящийся от водяных брызг. Большущие расширенные ноздри изрыгают искры и клубы дыма. Несется, как в атаку.
        Интересно, кто там на борту.
        Из иллюминаторов сверкают зловещие огни.
        После того как пароход миновал меня, я отплыл от берега и двинулся вперед.
        Греб, не щадя сил. Энергия взмахов несет меня со значительной быстротой. Ночной мрак - хороший покров. Сокращаю расстояние до моей цели. Наконец вижу. Оба судна бок о бок. И в неважном положении. Кильбот, кажется, застрял, а поторопившийся подойти пароход с маху въехал в мель.
        Неужели Лебре, знакомый с рекой вдоль и поперек, увидел приближающийся пароход и намеренно заманил его на недостаточную глубину? Пленник он, как я предполагал, или нет?
        Осторожно, чтобы не выдавать себя плеском, я подбирался ближе, прижимаясь к большому дряхлому дереву, корни которого - причудливое, напоминающее паука переплетение черных щупалец,  - поднимались над уровнем воды. До меня уже долетали голоса. Я закрепил сбоку дерева каноэ, завязав шлаг с петлей на случай спешного отплытия.
        Потом ждал и прислушивался.
        Повелительный голос раздался откуда ни возьмись:

        - Бейкер? Талон на борту там у тебя?

        - Нет, нету его. Одноногий тут, Лебре и его девчонка. Никаким Талоном не пахнет.

        - Только трое?

        - Бриташка еще… по разговору, во всяком случае. Маквори по фамилии, сказал.

        - Ага?  - В тоне Маклема звучала жестокая радость.  - Так я следующего из той команды имею, выходит дело?
        Теперь я про всех знаю, кроме Пинкни. Про него одного не поминали.

        - Будь наготове, Бейкер, не зевай. Как только будем на плаву, подберем и вас. Приготовь буксир. Потянем вас дальше.

        - С этим вашим кормовым колесом?

        - Оно нам погоды не сделает. Вытравим хороший трос - и вся недолга. Поглядывай теперь.
        В воде недалеко от меня что-то шевельнулось. Стрелять не время. Я обнажил нож и держал его, низко опустив руку, острым лезвием кверху.
        Пароходные машины начали поворачиваться, огромное колесо мощно зашлепало по воде в обратном направлении. Корпус не дрогнул.
        Слежу во все глаза, что будет дальше.
        Вдруг, в перерыве между отчаянными усилиями парохода вытащить себя с мелководья, тихий голос заговорил со мной:

        - Талон, ты? Это Пинкни.

        - Подходи, только чтобы медленно. У меня нож - сразу кишочки по реке поплывут.
        Он неспешно приблизился - руки вверх, в одной ружье. Пинкни, точно. Прытко влез в каноэ, и я вложил клинок в ножны.

        - Ну что, вот они все, парниша,  - сказал.
        Парниша я ему. Сам-то много на четыре года старше, ну, уж куда-куда - на пять.

        - Задание нам готово. Что думаешь делать?

        - Взять оба судна: и кильбот, и дымовоз.

        - Нас захватили в плен. Лебре дали по черепу, потом я вижу, ничего не выйдет, шмыг за груз, впереди который. Улучил момент - и через борт.
        Приглушив голос, я рассказал, что сообщил мне Красный Хвост. Об острове Боном.

        - Знаю островок, и неплохо,  - сказал Пинкни.
        Придвинулся ко мне вплотную, шепча так тихо, что из-за журчания воды его почти не было слышно:

        - На пароходе кто-нибудь есть?

        - Наверняка я знаю только, что есть Маклем. Надеюсь, там Макейр, он боец что надо, лучше не бывает. И надеюсь, что матросом на борту один по имени Батлин.

        - Что ты говоришь? Старина Калгари? Это здорово. Знаю его, как свои пять пальцев знаю. Мы вместе ставили ловушки одну зиму на Лесном озере, отсюда далеко к северу. Продали потом меха в Питтсбурге.

        - Надо отбить кильбот,  - шепнул я,  - освободить Маквори, Лебри и Жобдобва. Пятеро лучше, чем двое. Пошли.  - Разговоров с меня вдруг стало достаточно.  - Давай прямо сейчас.
        Он дернул петлю, я опустил в воду гребок, и мы стрелой рванулись от коряги к кильботу. Были уже близко, когда с борта нас заметили.

        - Эй, кто там?  - послышался оклик.
        Кричавший захлюпал, затем кувырнулся с судна в реку. Громко плеснуло, и Отис Пинкни сказал:

        - Подгони поближе, возьму свой нож.

        - Твой нож? Как он к нему попал?

        - Учитывая расстояние и плохую видимость, недурно,  - самодовольно произнес Пинкни.  - Конечно, мы все время двигались к нему.
        Мы коснулись бока кильбота, я завернул конец на утку и живенько затянул пару полуштыков. Пинкни уже был на палубе, винтовка в руке, нож в зубах.
        Я последовал его примеру.
        Навстречу мне двинулись два человека, незнакомые.

        - Лезь вниз и выпусти наших,  - сказал я Отису.

        - А ты? Их ведь двое.

        - На один зуб не хватит,  - ответил я и прыгнул к ним.
        Само собой, у меня имелось преимущество. Та парочка не ожидала неприятностей, пока один из них не расчухал, что я шире, чем кто бы то ни было у них на борту. Он раскрыл рот, а я замахнулся прикладом творения Паули, которое держал в левой руке. Приклад угодил ему поперек виска с основательным «пом!», и он ударился о палубу с другим. Второй не струсил, пошел на меня.
        Уже находился достаточно близко, так что мой кулак взлетел в хорошем жестком апперкоте, и голова у него откинулась назад, как приделанная на петлях. Не думаю, чтобы ему так крепко доставалось прежде. Ноги его поднялись над палубой, и он сел на доски.
        Для церемоний время не подходило, да и не было у меня настроения тянуть волынку. Я прицельно пнул его в подбородок и перешагнул через результат, чтобы встретить новых желающих.
        С парохода кто-то гаркнул:

        - Что у вас там творится?
        На меня надвигались четверо, и отвечать мне было некогда. Я хотел сберечь выстрелы на потом, поэтому положил винтовку на крышу надстройки, проходя мимо к носу судна и очередным противникам. Врезался в них, размахивая кулаками, что послужило в мою пользу. Главное - хорошо начать. Удар наудачу попал в одного из нападающих, тот охнул, а я обнаружил себя в центре такого разудалого мордобоя - сто лет живи, второго не дождешься.
        Только у меня опять был перевес. Их-то четверо на одного, и нужно разбирать, куда бьешь, и чтобы в своих не попасть. А мне - лупи, и точка. Плечи подобрал к подбородку и долбаю их короткими ударами. Один меня за голову хватать - я его за обе ноги и перебросил себе за спину. Отмахнул - по другому, да так, что, поди, вся его родня затряслась - где бы они ни были. Ну и меня кто-то звезданул сбоку по голове. Тогда я затиснулся задом в нос, где борта углом сходятся, они на меня навалом. Поднырнул под удар, как врежу с правой в брюхо, тот ни вздохнуть, ни охнуть, будто холодной водой окатили, я его вертанул, чтобы передо мной был, и бац мимо него в открытое лицо - тут и зубов на этом лице меньше стало. Плюх!  - чья-то туша в воду полетела, потом еще одна. После четвертого плюха смотрю - Лебре с томагавком, по канату тяпает.
        Перерубил чалку, и кильбот заскользил в сторону. Вода поднялась. С парохода выстрелили из мушкета.

        - К чертям это!  - Маклем разоряется.  - Топи их!
        И ведь есть у них чем - пушки.

        - Поднимай парус, пропади все пропадом!  - заорал я.
        Вспышка орудийного выстрела, грохот. Ядро шлепнулось в реку за нашей кормой. Еще вспышка, на этот раз попали в фальшборт, и во все стороны брызнули щепки. Несколько поменьше я получил в лицо. Колются. Опустившись на колено под прикрытием ограждения, я нацелился чуть выше вспышки и мягко нажал спуск.
        Оттуда донесся вопль, но мушкет блеснул пламенем опять. Наверно, держал фитиль наготове. Еще одна пуля попала в нас, но по касательной, и ушла в ночь.
        Застучали пароходные двигатели. Колесо принялось вспенивать воду.

        - С нами все, если он выдерется с мели,  - говорил стоящий бок о бок со мной Маквори.  - У Маклема там есть классные стрелки.
        Молча мы глядели в темноту. Чего тут не понимать. Пар - это преимущество в скорости, в маневренности… верная смерть для нас, для нас всех.

        - Придется сойти на берег,  - сказал я.  - Судно бросить.

        - Это еще что?  - оставив у руля Ивет, Лебре прошел вперед.  - Бросить мое судно?

        - Никуда не денешься. Из пушек его разнесут в мелкие дребезги. Пойдем, куда нам надо, по земле.

        - Найдут нас по следу,  - возразил Лебре,  - у нас мало шансов уйти.

        - Если останемся на борту, у нас не будет никаких шансов,  - ответил я.
        Заработал рассерженный взгляд. Но Лебре серчал не на меня. На положение вещей. Понимал: раз надо, значит, надо.

        - Есть тут протока,  - заметил.  - Мелкая, но загорожена островком…
        До рассвета оставался целый час, когда мы распрощались с кильботом.



        Глава 21

        Черным моим брюкам пришел конец, так что я позаимствовал штаны у Лебре вместе с парой оленьих мокасин. Все, что могли, мы с судна сняли.
        Компания из нас получилась довольно взъерошенная. Повел нас Отис. За ним шли Лебре с Ивет, потом Маквори, Жобдобва и я - последний.
        Пинкни во главе маленького отряда поднялся на крутой откос, заросший тополями; выйдя из-под деревьев, направился поперек небольшого луга. Что он имел в виду определенный пункт назначения, не вызывало сомнений. Шел он быстро, оглядываясь лишь изредка.
        После часа дороги он остановился в роще вековых тополей-великанов, расположенной на узком ответвлении ручья, стeкающего вниз к Миссури. Там нашлись дикие сливы. Все мы принялись их есть и напились водой из ручья. Много времени не прошло, Пинкни снял нас с места опять, только теперь шел помедленнее, следя, чтобы между нами и рекой вставали деревья.
        Курс наш вел к острову Боном.
        Три дня мы упорно пробивались вперед. Несколько раз видели бизонов, на второй день я убил самку, и мы разделили мясо, чтобы нести, предварительно съев, сколько в нас влезло. Из шкуры понаделали новые мокасины. Необработанная кожа не продержится столько времени, сколько выдубленная, но у всех нас обувка приказала долго жить.

        - Мы уже рядышком,  - сказал Пинкни на четвертый день.  - С этой минуты двигаемся с оглядкой. Больше горячей пищи у нас не будет, нынешний раз - последний.
        Ранее в тот же день мы добыли теленка бизона, а сейчас жарили мясо и как следует набивали животы. Отис и Лебре ели сердце, печень и легкие и раскалывали кости, чтобы достать мозг. На кустах еще висело там и сям по ягоде, но львиную их долю истребили птицы, и, судя по некоторым признакам, попировал тут и медведь.
        Все мы испытывали возбуждение. Рассчитывали встретить пароход около лагеря на острове, и теперь, в двух шагах от цели, никто из нас особо не представлял себе, как нужно действовать. Если людей там было столько, сколько мы слышали, взять власть над фортом - безнадежное предприятие,

        - Что первым делом надо сделать,  - заявил я наконец.  - Это захватить змея.

        - Допустим, вашей мисс Мейджорибанкс на борту не окажется?  - предположил Лебре.
        То же опасение донимало и меня. Я сказал об этом.

        - Пойдем наугад, иначе нельзя,  - продолжил,  - нападем быстро и тихо, возьмем судно, а если Таби… мисс Мейджорибанкс там не будет, останется ее найти.  - Про что я умолчал, это моя надежда найти ее живой.
        Как начало смеркаться, мы отправились дальше. Я вовсе не ждал этого, когда Пинкни положил ладонь мне на плечо и указал направление. Сквозь листья виднелись костры на той стороне сужающегося здесь водного пространства, десяток костров, не меньше, и раскиданные между ними несколько шалашей. Из размера костров явствовало вполне очевидно, что расположились у них белые, хотя могли там быть и индейцы.
        Я вытер ладони о штаны. Во рту пересохло. Там, дальше, могут находиться от полусотни до сотни человек, но может быть и больше.
        И затем, на фоне светлого неба, я увидел дым, какой только пароход способен пускать.
        Вдоль берега стояли ветлы. Мы погрузились в их гущину.
        Здесь она, дышащая пламенем громадина. Непомерная голова возносится над нами, челюсти распахнуты, глаза выпучены.
        Плавать умели мы все. Я первым шагнул в воду. Подплыл к пароходу сбоку, дотянулся до поручней и взобрался наверх. Все спокойно. Только на корме негромко бормочут голоса. Один за другим, не поднимая шума, на борт поднялись остальные. Вслед за чем я двинулся к корме.
        Неожиданно из открытого иллюминатора ясно донесся голос Табиты:

        - Нет, конечно.
        Облегчение отозвалось во мне слабостью. Замерев на месте, я слушал.

        - Капитан Маклем, то, что вы предлагаете, невозможно, а план ваш совершенно бестолковый.

        - Бестолковый, да?  - За небрежным тоном чувствовалось раздражение.  - Мы знаем, что делаем, Табита, все размечено и двигается вперед. Сейчас вот мы говорим, а наши люди ждут не только здесь, а и близ форта Аткинсон и Сент-Луиса. В Новом Орлеане и Натчезе тоже есть наши. Стоят в готовности идти на Форт-Армстронг, когда я прикажу им. Мы все предусмотрели. В течение следующих сорока восьми часов определенные официальные лица в Новом Орлеане, Натчезе и Сент-Луисе будут умерщвлены - тем или иным путем. Сопротивление парализовано, линии сообщения перерезаны, и контроль полностью в наших руках. Как это произойдет, к нам присоединятся дополнительные силы.

        - Капитан Маклем.  - Голос Табиты звучал полной уверенностью.  - У вас еще есть время завершить эту комедию и сказать «прости» вашим заговорам, не рискуя, что вас отдадут под суд за измену. Понимаете, вы до того верили в непроницаемость вашей тайны, что не смогли уразуметь, насколько бросаетесь всем в глаза со своей конспирацией.

        - Бросаюсь в глаза?

        - Ну да. В мою контору уже не первый год приходят рапорты из Нового Орлеана, что нечто там готовится. О вашей связи с Торвилем мы знали два года назад. Люди, с которыми переписывался мой отец, держали его в курсе ваших усилий по вербовке наемников в Мехико, так же как в Новом Орлеане, а прошлым летом отец сообщил об этом генералу - коменданту над западными территориями. Когда вы вновь вступили в страну через Квебек и преступно убили бедного капитана Фулшема, Талон принял надежные меры, чтобы об убийстве стало известно властям. Он не говорил этого прямо, но я убеждена: у него не было сомнений, кто виновен в убийстве.

        - Да,  - признал Маклем,  - я дал маху. Надо было свернуть этому Талону шею сразу же.

        - Вы пробовали, не так ли? Видите ли, капитан, вам ведь никого не удалось обвести вокруг пальца, даже на минутку не удалось. Если бы вы поставили все представление в самом большом театре Нью-Йорка или Парижа, ваши зрители и то не могли бы доскональнее разобраться в действии.

        - Вы искусны в красноречии, Табита.  - Он прилагал усилия сохранять хладнокровие, но ярость пробивалась на поверхность, несмотря ни на что.  - Однако же пусть даже все, что вы говорите, соответствует действительности, вы остаетесь в моих руках. И Чарльз.
        Какой-то миг она не произносила ни слова, а я восхищался, как великолепно она сохраняет контроль над собой.

        - В ваших руках? В самом деле? Сколько из тех, снаружи, будут по-прежнему слушаться вас, узнав, что произошло?
        Палуба под моими ногами накренилась - едва-едва, самую чуточку. Судно несет течением! Маклем обязательно заметит это, не может не заметить!

        - Чтобы замыслить преступление вроде этого,  - говорила Табита,  - нужно одновременно быть и крайним эгоистом и человеком, способным надеяться на лучшее вопреки любому низменному факту. К тому же считать себя умнее и ловчее всех на свете. Мой отец ни за что бы не вложил денег в подобную затею, капитан. Слишком много в ней прорех. Наверно, вам донельзя необходимо в нее верить.
        Я уже смотрел на них.

        - Чтобы одурачить Дураков, ловкости не требуется. А кто не дураки, те спят и сны видят. Страна лежит готовенькая: подходи и бери.
        Она улыбнулась.

        - На это надеялся каждый полоумный шалапут в западном полушарии.

        - Сорок восемь часов - и земля будет моя,  - уверенно заявил он. Но я знал, что речи девушки задевают его за живое.

        - Ошибаетесь,  - ответила она.  - Победить вы не в силах.
        Он поднялся на ноги.

        - Очень уж вы полагаетесь на себя, Табита,  - произнес мягко.  - Что доставит мне дополнительное удовольствие, когда я поставлю вас на колени.  - Начал поворачиваться к двери, но оглянулся.  - А вы имеете представление, где сейчас Чарльз?
        Она стремительно обернулась к собеседнику, и тот засмеялся.

        - Умора, как женщины треплют себе нервы из-за братьев. Мы пришли к решению использовать Чарльза в качестве наглядного примера. Для вас в особенности. Мы…
        Внезапно покачивание палубы дошло до его сознания, и он рванулся к двери. В ту же секунду с кормы раздался тревожный крик, за ним выстрел, сопровождаемый грохотом бегущих ног и лязгом оружия.
        Маклем добежал до выхода, а я шагнул в него.
        Он сориентировался, не моргнув глазом, выбросил вперед кулак. Я принял удар, идя навстречу, и он взорвался во мне с оглушительной силой, но под моим напором оба мы, с трудом удерживая равновесие, скатились назад в каюту.
        Его левый кулак попал мне над глазом, можно подумать, дубиной треснул: под высокий удар правой я инстинктивно поднырнул и вкатил ему под сердце, то есть прямо вперся к нему вплотную и принялся валить вовсю по корпусу обеими руками, но был отпихнут и снова получил в глаз. Почувствовал, как по лицу ползет струйка крови. Проскользнул около следующего удара и влепил еще парочку куда следовало. Все равно что по железу - ну и туловище. Он четко ушел в сторону, я пошатнулся и, не успев повернуться, заимел раза точно под ухо. Но удержался на ногах и пошел на него. Думаю, это его потрясло. Он-то ждал, что я упаду. А вместо этого я гляжу на него и хохочу.
        Мне было плохо. Знал бы мой противник, как я ослаб, мог бы покончить со мной. Но мы сблизились, обмениваясь ударами и с правой, и с левой, и каждое попадание отдавалось в моем теле до самых пят. Дернулось кверху колено. Мне в пах, но я загородился поднятой ногой и не пустил. Правый свинг в голову, я покачнулся, а он ступил ближе и целится пальцами мне в глаза. Я пригнулся - лицо на уровне его плеча - и ответил стремительной очередью коротких безжалостных тычков в живот.
        Он оттолкнул меня, и один короткий миг мы смотрели друг другу в лицо.

        - Можешь драться,  - пренебрежительно сказал он, тяжело дыша.  - Худо-бедно можешь. Ну, а теперь прощайся с жизнью!
        Метнулся ко мне, и я послал правый кулак ему в зубы. Он прошел под ударом, схватил меня за левую ногу и высоко поднял, вбивая в тот же момент ладонь мне в лицо. При этом двинул свою ногу за мою, и я опрокинулся через нее спиной на пол. Кинулся на меня незамедлительно, однако на то, что я так быстро окажусь на ногах, он не рассчитывал. Вломился я о палубу крепко, но уже в повороте, и тут же вскочил и бросился на него снова.
        Судно качнуло, и Маклем поскользнулся. Я поймал его за - левую руку и заломил за спину, прижимая к плечу. Он повернулся, закинул за спину правую руку, зажав две мои, и, подставив бедро, швырнул меня на настил опять.
        На этот раз я поднимался медленнее, и бешеный пинок настиг меня в желудок. Пронзительная боль, я задыхаюсь, стоя на коленях. Мой враг хотел отступиться на удобное расстояние, но я упал вперед, обхватывая его за ноги.
        Не сдвинешь, и он стоит, возвышаясь надо мной, и смеется. И бац коленом мне по лицу сбоку. Ноги-руки врозь - я полетел под стол. Заприходовал еще два пинка, пока вылезал. Второй пришелся по плечу и шее сбоку.
        Но я уже вставал, и резкий, злой боковой в подбородок дал ему себя почувствовать. Он отступил, попробовал удар левой, правой промахнулся, потому что я шагнул ближе, и попытался огреть меня по шее сзади. Как он ни был крепок, я начал догадываться, что я еще сильнее. Прижал его к перегородке и дважды угостил в середку.
        Поражая внезапностью, наверху все затряслось: заговорили пушки, одна, потом вторая, третья. Со стороны острова Боном послышались дикие вопли. Четвертый выстрел.
        Мое лицо было залито кровью. Кровь стекала мне в глаза. Лицо человека напротив сохраняло гладкость и твердость камня, не испорченное ни единым следом борьбы… и все же я мог видеть: прежней величественной самоуверенности в нем нет. Я заставил его защищать самое свою жизнь. Как защищал я.
        Несколько мгновений он не наносил серьезных ударов. Потом саданул, как штыком, мне в лицо, и я атаковал ниже удара. Полушаг назад - поднятая и согнутая правая ожидает меня… а я делаю обманное движение и влепляю ему хорошего в подбородок. Глаза моргнули… так, еще разик.
        Теперь мы осторожны. Кружим бочком-бочком и, похоже на то, только сию секунду поняли, что можем ведь и не выиграть. Каюта узкая. Двигаться можно только к противнику.
        Табита, которая забралась подальше в угол, смотрит во все глаза. Около нее валяются мои пистолеты. Выскользнули у меня из-за ремня, когда я проехался на спине.
        Снаружи затопали ноги бегущих. Опять загремела пушка. Если судить по движениям судна, мы вышли на стрежень; Маклем мигом нагнулся, рука его коснулась голенища, и в ней очутился нож.

        - Прошу меня извинить,  - сказал он.  - Дела наверху.
        Сделал выпад, не с замахом, как должен бы, но используя нож наподобие рапиры. Я шлепнул его руку левой, чтобы отклонить клинок от себя, правой рукой схватил его за запястье и, шагнув вбок и оказавшись с ним нос к носу, одним ударом отправил его на палубу. Но пароход неожиданно клюнул на волне, и я улегся рядышком, лицом к лицу с ним. Мои пистолеты лежали тут же. Он цапнул один, я - другой. Оба выстрелили.
        По моему плечу будто провели раскаленным железом, и тот, другой, смотрел на меня, раскрыв рот. Нижней челюсти у него больше не было. Я выстрелил еще раз, он обмяк и распластался на палубе. Я кое-как встал на ноги и хлопнулся спиной о переборку.
        Кто-то возник в просвете входа, и я повернулся к нему полуслепой от крови и пота.

        - Не стреляй!  - Голос принадлежал Жобдобва.  - Все в ажуре. Кончено дело.
        Я ловил воздух, точно не надеялся, что когда-нибудь наберу его в легкие достаточно. Откинул голову назад и прислонился затылком к доскам.
        Подошел Маквори и начал вытирать у меня с лица кровь.

        - Нашелся Чарли. Батлин его выцарапал и привел к нам. Тогда мы открыли огонь по лагерю. Как врежем прямо в костер, тут они все и разбежались.

        - Кто-нибудь пострадал?

        - Несколько царапин. Повезло необыкновенно.

        - Маклем мертв,  - сообщил Макейр, и поднялся беспорядочный гомон. Лебре и Ивет были целы. Миссис Хигз и Эдвин Хейл - тоже.
        Табита продолжала стоять, где стояла во время нашей с Маклемом битвы. Все еще не спускала с меня взгляда, только теперь ее колотило.

        - Вам лучше присесть,  - сказал я, и она перешла через каюту и села рядом со мной.

        - Маклем и был Торвиль?  - спросил я, и она кивнула.

        - Куда следующим номером?  - осведомился Жобдобва.

        - В Питтсбург. Мне надо строить пароход.  - Я оглянулся на Табиту.  - Хочешь со мной?

        - Хочу,  - ответила она.  - Никогда еще не строила пароходов.


 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к