Небесный Сион Ольга Евгеньевна Крючкова

        Капитан мародеров #3 Валери Сконци - генерал иезуитов, умирая, передаёт власть ордена Шарлю де Кастельмар, графу д’Аржиньи. Граф, пытаясь обезопасить своего приёмного сына Бернара от посягательств архиепископа Ледесмы, вынужден поручить заботу о нём двум иезуитам. Иезуиты погибают при весьма таинственных обстоятельствах. Бернар попадает в руки Приората Сиона, организации, которая несколько веков назад отделилась от ордена тамплиеров.
        Исидора Монтехо расшифровывает письмена тамплиеров, начертанные в одной из башен замка Аржиньи, и пытается разгадать тайну ордена Храмовников. Поиски Бернара приводят графа д'Аржиньи и Исидору в эфиопский город Роху-Лалибелла, где обосновался Приорат, владеющий Небесным Сионом, более известным в Библии как Ковчег Завета...
        Читайте продолжение блистательных авантюрных романов «Капитан мародёров» и
«Возвращение капитана мародёров».

        Ольга Крючкова
        Небесный Сион

        Александру Крючкову - неиссякаемому источнику моего вдохновения

        Действующие лица:

        ? Шарль де Баатц де Кастельмар граф д’Аржиньи - владелец замка Аржиньи, влиятельный и богатый сеньор.
        ? Консуэло, Исидора - возлюбленные графа д’Аржиньи.
        ? Бернар - приёмный сын графа д’Аржиньи.
        ? Рене Добрый - сюзерен Прованса, покровитель менестрелей, магистр Приората Сиона.
        ? Жанна де Лаваль - вторая жена Рене Доброго.
        ? Жюстен - секретарь Рене Доброго.
        ? Валери Сконци - генерал ордена иезуатов[Орден Иезуатов был основан в 1365 г. в городе Сиена (Италия) Иоанном Коломбини и Францем Мино и в 1377 г. утвержден папой Урбаном V. Орден выполнял практически те же функции, что и последующий за ним орден иезуитов, официально основанный в 1534 г Игнатием Ллойла. В связи с меньшей известностью ордена Иезуатов в дальнейшем в тексте будет использоваться термин ИЕЗУИТ.] [Здесь и далее см. «Примечание»] .
        ? Альбано - секретарь и доверенное лицо Сконци.
        ? Гилермо, Белуччи - верные служители Ватикана, боевые псы иезуитов.
        ? Жиль - слуга графа д’Аржиньи.
        ? Отец Кристиан - настоятель монастыря, принадлежащего ордену Валломброза[Орден Валломброза был основан в 1038 году Иоанном Гуальбертом на территории Фиезольской епархии (современная Италия). В основу ордена лёг устав святого Бенедикта. Члены ордена называли себя валломброзанцами. Орден не получил широкого распространения, о нём мало что известно. Однако его монастыри находились на территории Франции и даже Испании. Со временем устав святого Бенедикта был забыт, ибо валломброзанцы уверовали в свою исключительную миссию - спасение мира. Предположительно они охотно сотрудничали сначала с доминиканцами, а затем иезуитами.] .
        ? Изабелла, Беатрисса - монахини из святой обители босоногих кармелиток[Орден кармелитов был основан в 1187 году Бертольдом Калабрийским у источника Святого Илии-на-Кармель. Женские монастыри босоногих кармелиток появились позже, в середине XV века и пользовались большим уважением у верующих.] .
        ? Констанция де Лаваль - настоятельница монастыря босоногих кармелиток, кузина Жанны де Лаваль.
        ? Отец Анри - настоятель монастыря цистерианцев[Орден цистерианцев (цистерцианцев) был основан в 1098 году Святым Робертом, на месте Cistercium, теперь это деревня Сито в департаменте Кот д’Ор, Бургундия. В основу устава ордена цистерианцев положен устав ордена Святого Бенедикта.] .
        ? Отец Варфоломей - член ордена цистерианцев, опекун приюта для мальчиков.
        ? Марко де Пуэстро - советник архиепископа Ледесмы, магистр ордена «Второе пришествие».
        ? Игнацио Агирэс - он же Исим Эль-Кеф, доверенное лицо Марко де Пуэстро.
        ? Мадлен Агирэс - мать Игнацио.
        ? Мактар Эль-Кеф - египетский купец, отец Игнацио.
        ? Харуф - александрийский антиквар.
        ? Кемаль - эфиоп, охотник за старинными раритетами.
        ? Луи де Ла Мон - эмиссар эфиопской прецептории Приората Сиона.
        ? Франциск - член Приората Сиона, Хранитель первого круга.
        ? Асмодей, Абигор[Асмодей - один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения. Князь инкубата и суккубата («Молот ведьм»). Князь четвертого чина демонов: «карателей злодеяний», «злобных, мстительных дьяволов» (Р.Бёртон). Начальник всех игорных домов в Аду (И.Виер). Пятый из десяти архидемонов в каббале. Оккультисты относят его к демонам Луны. Абигор - пятнадцатый Дух «Lemegeton» (трактат о духах). Великий Герцог Ада, появляется в образе прекрасного рыцаря на крылатой лошади, несущего копьё, знамя и змея. Стоит во главе 60 легионов Ада. Знает все премудрости ведения войны, обладает даром пророчества. В отличие от большинства демонов, очень симпатичен внешне.] - демоны.


* * *
        Trahit sua quemque voluptas. Suum cuique[Каждого влечёт своя страсть. Каждому своё (лат.)] …



        Глава 1

        Рене Добрый - граф де Гиз, герцог Анжуйский, Лотарингский, Провансальский, номинальный король Сицилии пребывал в смятении. Он нервно расхаживал по одному из залов своей роскошной резиденции в Экс-ан-Провансе, где обосновался в последнее время. Выбор Рене Доброго пал на Прованс не случайно, ибо эта обширная область официально не подчинялась французской короне[Прованс присоединился к Франции в
1480 году после смерти Рене Доброго, потому как тот не оставил наследников. Экс-ан-Прованс расположен на юге Прованса, недалеко от Марселя.] , и Его высочество наслаждался относительной свободой. Почему относительной? Да потому, что Париж и Ватикан, осуществляя власть как светскую, так и духовную не желали упускать из своих рук столь лакомый кусок, как Прованс. И город был просто переполнен папскими легатами, которые проявляли особенную назойливость, свойственную духовным лицам, обличённым хоть какой-нибудь властью, не говоря уже о бесконечных посланниках короля Франции, кузена герцога Провансальского.
        Рене Добрый тяжело вздохнул, но его печалили вовсе не легаты и многочисленные представители Парижа, к которым давно привык и те чувствовали себя в Экс-ан-Провансе настолько комфортно, что всячески затягивали своё пребывание в гостеприимном и богатом городе.
        Правителя Прованса беспокоило другое обстоятельство…
        Рене несколько раз прошёлся по залу и вышел на балкон. Его лица коснулось дуновение мистраля[Мистраль - холодный северо-западный ветер, господствующий весной и начале лета в Провансе.] . Герцог с удовольствием насладился прохладой ветерка.
        Он придирчивым взором окинул свои владения - ещё несколько лет назад Экс-ан-Прованс считался ничем не примечательным городом. Но с появлением здесь резиденции герцога, положение изменилось.
        В город со всей Франции, а затем и Италии стекались художники, менестрели и зодчие. Возводились новые здания, их расписывали лучшие европейские мастера, менестрели слагали стихи и песни в честь своего покровителя и его жены, прекрасной Жанны, урождённой де Лаваль.
        Рене Добрый поистине заслужил славу покровителя искусств и утончённого человека. Но этого герцогу было, увы, не достаточно…
        Рене перевёл взор на церковь Сен-Жан-де-Мальт, принадлежавшую госпитальерам, колокольня которой возвышалась над городскими постройками, ибо составляла почти тридцать туазов[Туаз - французская средневековая мера дины и высоты. Составляла примерно 2 метра.] . Он осенил себя крестным знамением…

«Когда же корабль прибудет в Марсель?.. Неужели что-то случилось?.. Возможно, шторм?.. Корабль погиб… Не может быть… Египетские галеры тяжелы и устойчивы, они хорошо переносят морскую стихию… Жаль терять верных, проверенных людей, их и так осталось слишком мало… Нынче преданность идее и благородство, увы, не в почёте…» - размышлял герцог, любуясь готическими шпилями Сен-Жан-де-Мальт.
        Герцог, услышав приближающиеся шаги, и обернулся. Перед ним стояла его супруга Жанна в окружении двух камеристок.
        - Ах, ваше высочество, - произнесла герцогиня приятным певучим голосом. - Клод сочинил новое произведение… Не изволите ли послушать?
        Рене кивнул, ибо ни в чём не мог отказать молодой супруге, ибо был старше её почти на двадцать лет.

…Герцог и герцогиня вошли в музыкальный зал, где по обыкновению менестрели декламировали свои произведения. Клод поклонился своим покровителям, его длинные пальцы коснулись струн мандолины и помещение наполнил сильный сочный голос:

        - Наша любовь подобна ветви боярышника,
        Что дрожит на кусте
        Ночью, под дождём и при морозе…
        Пока на следующий день солнце не разольётся
        По зелёным листьям и веткам[Использован отрывок из стихотворения «С нежностью весны», принадлежащего перу Гильема Аквитанского. Перевод со старо-провансальского Марии Лущенко.] …


* * *
        Жюстен, один из секретарей Рене Доброго, пользовался особенным благоволением своего господина, ибо имел множество достоинств: молодость, красоту, покладистость характера, исполнительность, отменную память, прекрасный почерк и самое главное - способность к стихосложению.
        Герцог особенно привечал людей, умевших с лёгкостью сочинять кансоны[Кансон - стихотворение, состоящее из пяти-семи строк.] и тотчас декламировать их восторженным слушателям. Жюстен преуспел в этом мастерстве. Хоть он и не был менестрелем, столь почитаемых в Экс-ан-Провансе, а исполнял обязанности секретаря, изящество его рифмы заставляло мужчин восторгаться, а женщин трепетать.
        Он часто присоединялся к стихотворным турнирам, периодически проходившим в одном из залов резиденции герцога. Золотой лиры, миниатюрной статуэтки, учреждённой самим сюзереном, как высшей награды состязания между менестрелями, он, увы, не получал. Но каждый раз был с лихвой вознаграждён женским вниманием, особенно прекрасной Жанны.
        Герцогиня, как ценительница всего красивого и утончённого, не могла обойти вниманием молодого секретаря своего супруга. Жанна, а она едва перешагнула свой двадцатилетний рубёж, была на диво хороша, свежа и желанна. И не отказывала себе в плотских удовольствиях.
        Жюстен, успевший достаточно хорошо изучить женскую натуру, несмотря на свою молодость, не без удовольствия улавливал предназначавшиеся ему пламенные взоры герцогини. Секретарь боялся прогневать своего сюзерена и потому ограничивался лишь ответными взорами, полными обожания, приводившими Жанну порой в трепет. Иногда Жюстен позволял себе сочинить новый кансон, где клялся герцогине в вечной преданности, и, украсив свиток, испещрённый витиеватым изящным письмом, цветной ленточкой, передавал его в руки одной из камеристок, сопровождая свои действия томным видом и вздохами безнадёжно влюблённого мужчины. Но на большее не претендовал…
        Подобная игра между герцогиней и секретарём продолжалась довольно долго, Жанна даже назначала свидание предмету своей страсти и он, трепеща от страха и желания, явился в назначенный час в тайное место, о котором ему сообщала одна из молоденьких камеристок.
        Жюстен старался быть сдержанным, но, ни в коем случае, не оскорбить Жанну своей вынужденной холодностью, ибо благоволение герцога для секретаря было важнее любовного вожделения его супруги.
        К радости Жюстена в Экс-ан-Провансе появился новый менестрель по имени Клод Савойский, которому приписывали сочинительство некоторых популярных баллад, воспевающих куртуазную любовь. Жанна тотчас отправила ему приглашение; менестрель, не заставил прекрасную даму ждать, очаровав её своим голосом и игрой на мандолине.
        Жюстен облегчённо вздохнул…
        Теперь он стоял в Марсельском порту, где причаливали корабли со всего света. Особенно выделялись тяжеловесные испанские каравеллы. Вот уже три дня по распоряжению герцога секретарь ожидал прибытия некоего корабля.
        Поначалу Жюстена весьма удивило то обстоятельство, что герцог отправил в Марсель именно его. И то, что герцог, не называя имён ожидаемых гостей, лишь заметил: они прибудут на египетской галере, носовую часть которой украшает протея[Фигура, украшавшая носовую часть корабля.] в виде сокола. Жюстену вменялось в обязанность встретить прибывших, предоставить им оседланных лошадей и проводить в Экс-ан-Прованс, не задавая лишних вопросов.
        Жюстен неспешно прогуливался, не забывая тем временем поглядывать на вновь прибывшие корабли, увы, но среди них не было ни одной египетской галеры. В порту царили суета и сутолока, успевшая утомить Жюстена за минувшие дни.
        На прилегающей к порту площади шла бойкая торговля рыбой и различными дарами моря. Тут же среди торговых рядов прохаживались девицы, завлекающие моряков в ближайшую таверну, где можно было не только сытно поесть и выпить вина, но вкусить плотские удовольствия за умеренную плату.
        Взор Жюстена скользнул по одной из таких девиц. Она призывно улыбнулась и, определив в Жюстене состоятельного клиента, направилась прямо к нему. Заметив это обстоятельство, Жюстен предпочёл раствориться в пёстрой многоязычной толпе, нежели поддаться искушению.

…И вот, наконец, в порт на вёслах вошла египетская галера. Жюстен напрягся, а затем, заметив протею в виде сокола, облегчённо вздохнул:
        - Слава Богу… Надоело ждать… - едва слышно произнёс он. - Поскорей бы вернуться в Экс-ан-Прованс, я весь провонял рыбой…
        Галера под белыми парусами из плотного египетского хлопка, пришвартовалась к свободному пирсу; смуглые мускулистые моряки, облаченные в одни лишь широкие штаны, и подобие тюрбанов на голове, сбросили сходни.
        По ним спустился важный напыщенный египтянин, окинул взглядом порт и направился к таможне, дабы заплатить положенные налоги на ввозимые из-за моря эбеновое дерево, хлопок, благовония и специи.
        Жюстен поспешил за ним.
        - Сударь! - окликнул он египтянина.
        Тот оглянулся.
        - Что вам угодно? - спросил тот на приличном провансальском наречии.
        - Я ожидал вашу галеру… - начал Жюстен.
        Чёрные густые брови египтянина невольно приподнялись вверх.
        - С какой целью?
        Жюстен не смутился и продолжил:
        - Вы прибыли из Египта, не так ли?
        - Истинно так… - подтвердил египтянин. - Но разве я нарушил здешние законы? - он постарался опередить последующий, по его мнению, вопрос настырного провансальца. - Я намеревался, как и положено оплатить пошлину и пригласить ваших людей на досмотр судна.
        Жюстен застыл в изумлении…
        - Простите, вы не тот, кого я ожидаю…
        Египтянин слегка поклонился и продолжил свой путь по направлению к таможне.
        Жюстен, разочарованный своей ошибкой и слишком долгим ожиданием заморских гостей, поплёлся по направлению к портовой площади, по которой деловито шествовали чопорные испанцы; туда-сюда сновали итальянцы, сицилийцы, корсиканцы, мальтийцы, магрибы[Жители северной Африки.] , греки, турки, евреи, сирийцы и ещё бог знает кто.
        Неожиданно за спиной Жюстена раздался голос:
        - Вы здесь по поручению герцога Провансальского?
        Секретарь обернулся. Перед ним стояло двое мужчин преклонного возраста, но на редкость подтянутые и сильно загоревшие. Морской бриз развивал их длинные седые волосы и плащи из серого хлопка, под которыми Жюстен успел различить тонкие восточные кольчуги и перевязи с короткими мечами.

«Заморские гости… - вихрем пронеслось у него в голове. - На менестрелей явно не похожи… На египтян тоже… Отлично владеют провансальским наречием… Похожи скорее на рыцарей…»
        Жюстен усилием воли заставил себя обрести уверенность и произнёс:
        - Честь имею приветствовать вас от имени герцога Провансальского. Но…
        - Вас удивляет видимое отсутствие нашего корабля? - поинтересовался один из заморских гостей и тотчас поспешил объяснить: - Наша галера бросила якорь в ближайшей бухте…
        Ответ рыцаря несколько удивил Жюстена, но тот не подал вида, снял с шеи медальон, данный ему герцогом перед отъездом из Экс-ан-Прованса, и протянул его «египтянам». Один из рыцарей, старший по виду, извлёк из-под плаща весьма похожий медальон, а затем сложил обе части вместе.
        - Всё в порядке. - Удовлетворённо заметил он и вернул Жюстену медальон герцога.
        - Лошади готовы… Сколько вас? - спросил Жюстен.
        Рыцари переглянулись.
        - Нас четверо… - ответствовали они почти одновременно.
        Жюстен как раз располагал именно таким количеством лошадей.
        - Вас что-то смущает? - настороженно поинтересовался рыцарь, что помоложе, уловив замешательство Жюстена.
        - Ничего. - Заверил тот.
        - Тогда поспешим, не будем терять времени.


* * *
        Весна и лето 1454 года во Франции выдались на редкость ненастными. Графу д’Аржиньи казалось, что весь мир настроен против него, в том числе и природа. Его обширные владения терпели убытки от непогоды: урожай зерновых прел на корню, виноград не набирал положенной зрелости, сервы умирали от лихорадки.
        Соседи-бароны, добровольно перешедшие под длань графа, признав в нём своего сюзерена, находились в бедственном положении, ибо не располагали столь обширными землями и богатствами, как д’Аржиньи.
        Шарль помогал своим вассалам как мог. Он понимал, что урожая в этом году не собрать, а значит, зима будет голодной, тяжёлой, а казна его не пополнится новыми доходами. Давно ему не доводилось переживать подобные трудности. Невольно Шарль вспомнил свою юность и матушку в убогом полуразрушившимся замке Кастельмар, доставшемся по наследству от отца, сложившего голову на поле битвы против англичан.
        В последние годы Шарль стал сентиментальным. Давно перешагнув сорокапятилетний рубеж - он всё ещё оставался подтянутым, бодрым, сильным, не потерявшим интерес к жизни и женщинам, - граф частенько предавался воспоминаниям и даже несколько раз посетил свой родовой замок в Гаскони, а летом 1454 года сделал это в последний раз. И то лишь для того, чтобы продать его одному из местных гасконских баронов, ибо граф остро нуждался в деньгах.
        Затем он проделал путь вдоль Гаронны и, углубившись в горы, попытался найти то место, где когда-то много лет назад стояла хижина Итриды, ведьмы, которая помогла появиться ему, наследнику барона де Кастельмар, на свет и, дух которой являлся ему на протяжении всей последующей жизни.
        Увы, за прошедшие годы, течение Гаронны изменилось, также, как и ландшафт здешних мест. Шарль не нашёл ни хижины, ни захоронения Итриды.
        Расстроенный он вернулся в замок Кастельмар и провёл в своей комнате последнюю ночь. На следующий день во владение замком уже вступит новый хозяин.
        Шарль, не раздеваясь, лёг на тюфяк. Невольно он вспомнил покойную матушку… и почти сразу же заснул, длительная пешая прогулка по здешним окрестностям его утомила.
        - Шарль, мой мальчик… - проскрипел знакомый старческий голос. - Как это похвально, что ты навестил родные места… и вспомнил обо мне.
        Граф открыл глаза и с трудом в полутьме различил Итриду.
        - Давно ты не приходила ко мне. Я уже думал, что утратил способность общаться с тобой, - признался Шарль.
        Ведьма рассмеялась.
        - Эту способность нельзя утратить. По крайней мере, при жизни…
        - Ведь ты появилась неспроста, признайся мне! - с жаром воскликнул граф.
        - О, да! Ты прав, мой мальчик… Хоть тебе и минуло почти полвека от роду, но ты всё равно останешься для меня ребёнком, которому я помогла появиться на свет… Причём дважды! Но… Я должна предостеречь тебя.
        Шарль напрягся.
        - Предостеречь? От чего?
        Образ ведьмы начал резко отдаляться и исчезать…
        - Бойся волков… Береги сына… Ему предстоит раскрыть великую тайну… - произнесла Итрида и исчезла в темноте.
        Шарль проснулся на ложе из простого крестьянского тюфяка, набитого сеном. Он ощутил, что нижняя рубашка взмокла от пота и прилипла к телу, несмотря на то, что в помещении было прохладно.
        Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди - Шарль тяжело дышал. Наконец он поднялся и испил холодной воды, зачерпнув её глиняной чашей из деревянной бадьи.
        - Итрида не приходит просто так… Долгие годы я жил в достатке и спокойствии, поэтому она не являлась ко мне… Сейчас же она пришла с предостережением… - размышлял граф. - Но что значит: бойся волков? Что хищники нападут на меня на охоте?.. Береги сына… Я и так берегу его, он постоянно под охраной моих верных людей… Неужели архиепископ Ледесма узнал о существовании Бернара? Не может быть! Каким образом? Неужели моя возлюбленная Консуэло - его шпионка?! - От такого предположения у Шарля закружилась голова. - Неужели она жила в моём замке, делила со мной ложе и доносила Ледесме?!

…Через три дня граф спешно вернулся в поместье Аржиньи и первым делом направился к Консуэло. Она в компании Исидоры, которую в замке все считали матерью Бернара, занималась шитьём. Женщины совместными усилиями мастерили мальчику новую курточку.
        Увидев Шарля, они пришли в прекрасное расположение духа, наперебой рассказывая обо всём, что случилось за время его отсутствия.
        Шарль выслушал своих возлюбленных спокойно, не сводя глаз с Консуэло. Та заметила повышенное внимание графа, истолковав это по-своему и решив, что тот снедаем любовным нетерпением. Консуэло была преисполнена уверенности: на ложе она великолепна, даже Исидора не могла сравниться с ней.
        - Я прикажу приготовить ванну с мелиссой… - произнесла она, одарив Шарля взглядом полным обожания, и удалилась.
        Граф терпеливо дождался, когда за Консуэло затворится дверь.
        - Скажи, ты не замечала в замке ничего необычного? - спросил он Исидору, которой безгранично доверял.
        Женщина удивлённо приподняла брови.
        - Нет… Всё, как всегда… А что-нибудь случилось?
        Шарль не знал, стоит ли делиться с Исидорой своими подозрениями… Но всё же решился.
        - Консуэло… Скажи, её поведение не показалось тебе странным или вызывающим подозрения?..
        Исидора пожала плечами.
        - Нет… Вы же знаете, я очень внимательна и заметила бы подобные вещи… - заверила она, воткнула иголку с цветной нитью в незавершённый рукав курточки и спросила: - Отчего вы задаёте все эти вопросы? Неужели вы в чём-то подозреваете Консуэло?
        - Да… В том, что она шпионка архиепископа Ледесмы. - Признался Шарль.
        Исидора рассмеялась.
        - Право, вы меня удивляете! Консуэло, которая обожает вас, для которой ночь с вами - смысл жизни и - шпионка?!
        - Одно другому не помеха… - резонно заметил граф.
        - Я не знаю, отчего вас посетили подобные мысли, но хочу с уверенностью сказать: Консуэло не имеет ни малейшего отношения к Ледесме. Можете мне верить.
        Шарль скрестил руки на груди. Он был крайне удивлён, тем как Исидора искренне защищала свою, по сути, соперницу.
        В комнату вошла Консуэло.
        - Мой господин, всё готово… - произнесла она, предвкушая, как поможет раздеться Шарлю и омоет его сильное тело в ароматической ванной. А потом… Ах, с каким наслаждением она упадёт в его страстные объятия!


* * *
        Валери Сконци вот уже несколько дней не покидало чувство приближающейся беды. Вот и сегодня он почти не спал, задремал лишь под утро, а когда колокола церквей Вероны отзвонили заутреню и вовсе решил подняться с постели.
        Сконци выбрал в качестве своей резиденции Верону потому, как ему были чужды бесконечные интриги Ватикана, и он старался держаться от них на расстоянии, несмотря на то, что продолжал преданно служить Святому престолу.
        В спальню Сконци, теперь генерала ордена иезуитов, вошёл слуга.
        - Желаете умыться, монсеньор? - сдержанно поинтересовался он, ибо был немногословен, как и все слуги в доме иезуита.
        - Разумеется… Помоги мне подняться с постели…
        Слуга приблизился к своему господину, помог спуститься с роскошной постели, украшенной бархатным тёмно-зелёным балдахином, в последнее время генерал ордена всё более тяготел к роскоши и комфорту, которого был лишён на протяжении долгих лет службы.
        Сконци, кряхтя, опустил ноги в мягкие тёплые туфли. Слуга накинул на его исхудавшие плечи атласный халат, подбитый лисьим мехом.
        Вошедший молодой слуга, почти мальчик, принёс прибор для умывания: серебряный тазик и кувшин, украшенный вставками из цветного стекла, наполненный тёплой ароматизированной водой.
        Сконци при помощи слуг тщательно умылся. Юный слуга гребнем расчесал седые, но ещё густые волосы, иезуита. Затем подал ему склянку, наполненную зеленоватой жидкостью. Сконци жадно припал к ней и сделал два глотка. Содержимое склянки уменьшилось ровно наполовину…
        - Прикажи моему лекарю изготовить новую настойку кервеля… - приказал Сконци, обращаясь к пожилому слуге. - Силы, увы, покидают меня. И это единственное средство поддерживать ясность ума и бодрость духа…
        Слуги поклонились, готовые удалиться.
        - Позовите моего секретаря, Альбано…
        Сконци, опираясь на простой деревянный посох с витиеватой резьбой, внешний вид которого резко разнился с царившей в покоях роскошью, направился в смежную со спальней комнату, служившую ему кабинетом.
        Сконци расположился за огромным столом, обтянутым тёмно-красным сукном, и в ожидании секретаря предался размышлениям:

«Отчего чувство тревоги не покидает меня?.. Неужели приближается моя смерть?… Я стар мне нечего бояться… Всю жизнь я служил ордену… Всё делал во имя ордена…»
        Неожиданно в цепкой памяти Сконци всплыли образы тех людей, которых он, руководствуясь распоряжениями Ватикана, лишил жизни или приказал подвергнуть пыткам, увы, и не только регламентированным.
        - Монсеньор, вы позволите войти?..
        Появление Альбано прервало череду тягостных воспоминаний, Сконци встрепенулся и воззрился на своего секретаря.
        - Монсеньор, вы себя хорошо чувствуете? - уважительно поинтересовался Альбано, ибо генерал Сконци служил для него примером для подражания и образцом иезуита. И ухудшения здоровья генерала беспокоило не только его ближний круг, но и весь орден.
        Несколько месяцев назад Сконци лично отписал Папе Николаю V[Николай V (в миру - Томмазо Парентучелли, итал. Tommaso Parentucelli; 15 ноября 1397 - 24 марта
1455) - папа римский с 6 марта 1447 по 24 марта 1455. Томмазо Парентучелли родился
15 ноября 1397 или 1398 в Сарзане (Лигурия) в семье врача. Будучи молодым священником, служил у кардинала Николая Альбергати. Назначенный епископом Болоньи, Парентучелли выполнял функцию папского легата в Германии и Неаполе.] , дабы тот позволил созвать капитул ордена с целью избрания нового генерала.
        Николай V, здоровье которого также отставляло желать лучшего, ответил старому служаке, что позволяет созвать капитул в конце лета, а лучше в сентябре, ибо намерен присуствовать на заседании лично.
        К тому времени понтифик намеревался поправить здоровье и предстать перед членами ордена иезуитов в хорошей форме. Ибо задача стояла непростая: на место генерала претендовало, по крайней мере, пять членов ордена, все они были достойными кандидатами, преданно служившими Священному престолу на протяжении долгих лет. Поэтому заседание капитула обещало быть жарким, ведь ни для кого не секрет, что за каждым кандидатом стояла та или иная часть ордена, преследовавшая свои интересы.
        Увы, понтифик понимал, что организация теряет свою силу и влияние в католическом мире из-за внутренних разногласий. Он не раз пытался воззвать к разуму её членов, и это удавалось, но лишь на время.
        По этой самой причине Николай V приложил все усилия, дабы пять лет назад именно Валери Сконци был избран главой ордена. Понтифик доверял Сконци, мало того этих почтенных мужей связывала тайна. И этой тайной был Бернар, за которым следила специально учреждённая служба Ватикана.
        - Монсеньор… - снова повторил Альбано.
        Сконци окончательно пришёл в себя, отогнав от себя неуместные в данный момент воспоминания, мешавшие сосредоточиться на текущих проблемах.
        - Я- весь внимание, Альбано… Говори… - произнёс генерал.
        Секретарь откашлялся.
        - Разбирая почту, я обнаружил интересное сообщение от одного из наших братьев… - он достал из чёрной кожаной папки листок бумаги, испещрённый мелким убористым почерком. - Вы изволите прочесть сами?.. - на всякий случай уточнил Альбано, скорее из вежливости, ибо знал, что у генерала плохое зрение, и он предпочтёт выслушать краткий доклад и только потом, если будет необходимость, уделит вопросу повышенное внимание.
        Сконци махнул рукой, сей жест означал, что он готов выслушать краткий доклад.
        Альбано откашлялся, приосанился и начал излагать суть дела:
        - Наш брат Жюстен, находящийся в Экс-ан-Провансе, в своём послании докладывает о том, что сюзерен Прованса, Рене Добрый, известный покровитель менестрелей и различных служителей искусства, принял в своём замке неких гостей, прибывших из-за моря, а именно из Египта. По его мнению, эти люди отнюдь не похожи на менестрелей, а скорее на рыцарей, ибо под их непритязательными одеждами скрываются тонкие восточные кольчуги и короткие мечи.
        Глаза Сконци округлились.
        - Неужели мои предположения о том, что Рене Добрый - глава Приората Сиона[По некоторым сведениям Рене Добрый считался девятым магистром Приората Сиона. Предположительно легендарный Орден тамплиеров (Орден рыцарей Храма или Бедных рыцарей Храма Соломона) имел тайную внутреннюю организацию, так сказать орден в ордене, а именно - Приорат Сиона. Официально тамплиеры защищали паломников на Святой земле. Приорат Сиона выполнял тайные миссии, о коих доподлинно не известно. Есть предположение, что тамплиеры в Палестине завладели некими святынями, такими как, например, Грааль. До сих пор есть мнение, активно поддерживаемое последним магистром Приората, Пьером Плантаром, что орден якобы владеет неким артефактом. Однажды Плантар подчеркнул, что историческая, денежная и даже политическая ценность этого сокровища не столь важна, поскольку истинное его значение - величайшая «духовная ценность»: оно скрывает в себе некую тайну, откровение, которое способно вызвать грандиозные перемены в жизни западного общества. Идёт ли речь о Граале или о неком другом артефакте неизвестно.] оправдываются?! - с жаром воскликнул
он.
        - Возможно, монсеньор… Далее наш брат сообщает, что эти рыцари были приняты при дворе герцога весьма почтительно. Рене Добрый имел с ними разговор…
        - Надеюсь, наш брат сообщает о его содержании? - Сконци сгорал от нетерпения.
        - О да, монсеньор… Но, увы, не обо всём разговоре, а лишь о том, что ему удалось услышать. Вы же понимаете, это занятие сопряжено с определёнными трудностями… - Альбано пытался заранее заступиться за иезуита, уловившего лишь обрывки разговора из своего тайного убежища, находящегося рядом с кабинетом герцога.
        - Разумеется! Продолжайте, Альбано…
        - Так вот, - продолжил секретарь, - в письме говорится, что гости прибыли с некой целью. А именно: им нужны мальчики, дабы обновить кровь… Ибо смешение с темнокожими женщинами претит им, а других, к сожалению, нет…
        - Что ж, пожалуй, найти в Египте светлокожую женщину непросто… Неужели Приорат обосновался в Египте? - Сконци цепким взором впился в Альбано, которому доверял как самому себе. - Подними архивные списки, найди наших братьев в Египте, если же таковых нет, то можно использовать людей ордена Валломброза. Тем более, что валломброзанцы охотно с нами сотрудничают. Я должен знать о Приорате подробнее.
        - Да и ещё эти заморские гости упоминали о какой-то тайне, которую они хранят вот уже почти триста лет. Они просили помощи у герцога, в основном финансовой. Затем один из гостей поведал ему о том, что там, на дальней земле, ждут появления нового Мессии. О том якобы говорят звёзды…
        Сконци невольно почувствовал волнение и дрожь в коленях. Уж он-то хорошо знал, на что способны разного рода предсказатели, астрологи и алхимики.

«Вот и причина моего волнения… Эти египетские гости как-то узнали про Бернара… Но как? При помощи магии? Колдовства? Всё может быть… После острова Ферментера я готов поверить во что угодно… Но почему они называют Египет дальней землёй? Возможно, они имеют в виду Верхний Египет? Или земли доселе неизведанные, лежащие за пределами Египта и населённые дикими племенами? Туда не проникал ещё ни один европеец… Возможно, Приорат ставит целью обратить дикарей в истинную католическую веру… Похвально… А, если - нет? И за всем этим скрывается некая тайна, неизвестная Ватикану…»
        Затем Альбано ещё долго докладывал генералу о текущих делах. Тот же слушал рассеянно, думая лишь о том, что следует отправиться во Францию к графу д’Аржиньи и лично убедиться, что с мальчиком всё благополучно. Сконци уверовал: само проведение оставило младенца в живых, не дав ему совершить необдуманный поступок. Да и потом, Сконци уважал графа д’Аржиньи, ведь их связывала давняя дружба. Кто знает, сколько ещё времени уготовано генералу на этой земле? Он хотел повидаться с Шарлем, возможно в последний раз.



        Глава 2

        Дормез[Дормез - карета, предназначенная для дальних путешествий. На вид была больше обычной кареты и имела специальные усиленные рессоры.] Сконци, запряжённый цугом[Цуг - вид упряжи, в которой лошади идут гуськом или парами. При запряжке цугом лошади, запряжённые сзади, называются коренниками, впереди же - выносными.] , которым поочерёдно правили кучер и форейтор, а на запятках стояли телохранители, приближался к владениям графа де Аржиньи.
        Смеркалось…
        Валери Сконци, удобно расположившийся на подушках в карете, предавался раздумьям. Невольно, по мере приближения к владениям графа, на него нахлынули воспоминания. Он видел себя крепким, ещё молодым мужчиной, выполнявшим приказания генерала ордена и самого Ватикана. Теперь ему минуло семьдесят, возраст довольно почтенный, не каждому удаётся прожить столь долгую жизнь.
        Сконци не раз возносил хвалу Господу за отпущенные ему годы. Но время неумолимо шло вперёд. Иезуит понимал: ничто не даётся в вечную собственность, особенно жизнь.
        По мере приближения к замку, дурные предчувствия Сконци усиливались. Он попытался успокоиться, отвлечься, но, увы, тщетно. Перед глазами возникали картины прошлого: путешествие по Кастилии, рождение младенца, смерть его несчастной матери… Сконци осенил себя крестным знамением и в очередной раз возблагодарил Господа за то, что Он не позволил совершить грех.
        Сконци попытался представить: как теперь выглядит Бернар? Ведь мальчику исполнилось семь лет, а он не видел его с момента рождения. Хотя генерал иезуитов получал подробные донесения от настоятеля церкви Сент-Жен-де-Божё, построенной ещё во времена, когда замок принадлежал тамплиерам, и был в курсе всех событий, происходящих в Аржиньи. Настоятель церкви и несколько клириков были направлены в Сент-Жен-де-Божё самим Папой Николаем V, дабы вести постоянное наблюдение за Бернаром, наставлять прихожан на путь истинной веры, а если понадобиться и защитить мальчика.
        Раздался отдалённый вой волков. Сконци вздрогнул и перекрестился. Кучер привстал на козлах и начал длинным хлыстом погонять лошадей, дабы те убыстрили темп.
        - Страсть, как боюсь волков! - признался он форейтору.
        Тот понимающе кивнул и заметил:
        - Кажется, вой приближается…
        - Ничего не догонят! Куда им с нами тягаться! Да и потом, - кучер кивнул на телохранителей, - наши молодцы вооружены до зубов. Выстрелы из аркебузы[Аркебуза - гладкоствольное, фитильное дульнозарядное ружьё, один из первоначальных образцов ручного огнестрельного оружия, появившийся в первой трети XV. Заряжалась с дула каменными, а затем свинцовыми пулями. Пороховой заряд поджигался с помощью фитильного замка. Вес аркебузы составлял около 3 килограмм, калибр - 15-17 мм. Пуля, выпущенная из аркебузы, пробивала тяжёлый рыцарский доспех на расстоянии до
30-35 метров.] отпугнут волков. Насколько мне известно, летом они не нападают на людей, в лесу достаточно дичи.
        Форейтор возвёл глаза к небу, оно выглядело серым и мрачным, и на всякий случай перекрестился.
        Вой волков то приближался, то отдалялся. Сконци показалось, что стая хищников преследует дормез… Он откинул шелковую шторку и выглянул в окно - вечерние сумерки сгущались всё сильнее. Неожиданно волчий вой раздался совсем рядом, Сконци смог отчётливо различить в темноте светящиеся точки…
        - Господи Всемогущий! Неужели это светятся глаза волков? Дьявольские козни… Господи, помоги мне добраться до Аржиньи! Господи… Что происходит?.. Где это видано, чтобы волки гнались за каретой?..
        Сконци снова перекрестился.
        Порыв налетевшего сильного ветра сорвал с кучера широкополую шляпу. Он невольно чертыхнулся.
        - Не поминай нечистого в ночи! - сделал ему замечание форейтор. - Скорей бы уж прибыть на место…
        Ветер усиливался. Небо почернело, землю окутала тьма. Телохранители, стоявшие на запятках кареты, ловко запалили факелы, крепившиеся к крыше дормеза.
        - Будет дождь… - заметил кучер.
        - Нет, ливень… - поправил его форейтор и поднял воротник плаща, дабы хоть как-то защититься от пронизывающего насквозь резкого холодного ветра.
        Очередной порыв ветра и последовавший за ним дождь затушили один из факелов, и так скудно освещавший дорогу. Кучеру ничего не оставалось делать, как натянуть поводья, дабы лошади замедлили темп, ибо дороги почти не было видно.
        Белуччи, так звали одного из телохранителей, снова попытался разжечь факел при помощи огнива. Но усиливавшийся дождь не позволил ему это сделать.
        Вой волков раздался совсем близко от кареты, в придорожном кустарнике блеснули жёлтые точки.
        Телохранители перекрестились. Гилермо, второй телохранитель, попытался расстегнуть специальные ремни и извлечь аркебузу, пристёгнутую к задней стенке дормеза, дабы та всегда была под рукой в случае необходимости.
        - Оставь это занятие, порох всё равно отсыреет… - заметил Белуччи.
        Не успел он это произнести, как лошади, напуганные близостью волков, помчались во весь опор.
        Кучер и форейтор пытались с ними справиться, но безуспешно. Белуччи поспешил им на помощь, он вкарабкался на крышу дормеза и, ухватившись за металлические держатели факелов, перебрался на козлы.
        - Куда ты, куда?! - в отчаянии прокричал кучер.
        Но Белуччи, не обращая на него ни малейшего внимания, ловко перепрыгнул на круп одного из коренников и натянул поводья, пытаясь его остановить. Форейтор, собравшись духом, последовал его примеру. Выносные лошади, шедшие впереди цуга, умерили бег.
        Сконци, понимая, что происходит нечто страшное, не переставал молиться.
        - Господи, об одном прошу: увидеть Бернара, убедиться, что ему ничто не угрожает… Господи не оставь его без защиты… Господи…
        Но вот дормез неестественно дёрнулся, иезуит вздохнул с облегчением: значит, его люди всё же смогли справиться с лошадьми. Он выглянул в окно - впереди мерцали огни замка.
        - Благодарю тебя, о Господи! - произнёс Сконци и осенил себя крестным знамением.
        Наконец дормез Сконци достиг ворот замка Аржиньи, и тотчас сгустилась кромешная тьма. Затем небо озарили всполохи молний, начался проливной дождь.
        И снова раздался вой волков…


* * *
        Ворота замка со скрипом растворились. Дормез проследовал во внутренний двор. В это время небо озарила сильная вспышка молнии, затем последовал раскатистый удар, сотрясший землю. Сконци показалось, что молния угодила рядом с замком…
        Промокший от дождя форейтор отворил дверцу дормеза и опустил складные ступеньки, дабы его господин мог спуститься на землю.
        Граф де Аржиньи, которому уже доложили о прибытии важного гостя, несмотря на поздний час и разыгравшуюся стихию, накинул на плечи плотный шерстяной плащ, и спустился во внутренний двор, дабы лично встретить Сконци.
        Он приблизился к приоткрытой дверце дормеза и произнёс.
        - Слава Богу, Сконци, что вы благополучно добрались до замка. Не позавидую тем, кого непогода застала в пути, вдали от постоялого двора.
        Иезуит сначала протянул графу посох, затем правую руку. Тот ловко подхватил старика, помог выйти из дормеза и тотчас прикрыл полой своего широкого плаща.
        Граф проводил Сконци в зал, приказал слугам приготовить ужин и покои, а также позаботиться о его людях, которые устали и вымокли от дождя и нуждались в сухой одежде, еде и отдыхе.
        Сконци с глубоким вздохом облегчения разместился в кресле рядом с камином, в котором потрескивали яблоневые поленья, распространяя своё живительное тепло и приятный аромат.
        Шарль заметил, как постарел его давний друг - неудивительно ведь он разменял восьмой десяток. Облачение Сконци, тёмная атласная сутана, отделанная красной каймой и высокий головной убор, придавали ему внешнее сходство с кардиналом.
        Иезуит смерил графа цепким взором и, наконец, произнёс:
        - Я рад видеть вас, граф, в добром здравии…
        - Взаимно, монсеньор, взаимно! - с жаром отозвался Шарль. - Тем более, что мне так не довелось поздравить вас лично с повышением по службе. Теперь вы - генерал ордена иезуитов.
        Сконци кивнул, затем протянул старческие высохшие руки по направлению к камину.
        - Вам холодно? - забеспокоился граф.
        - Немного…
        - Я прикажу принести шерстяное одеяло… Или может быть, вы желаете принять согревающую ванну?
        - Нет, нет… Благодарю вас, граф…
        В зал вошёл слуга, он подал гостю высокую серебряную чашу, наполненную подогретым вином, настоянным на травах и фруктах.
        Сконци с жадностью припал к напитку.
        - Прекрасное вино… - заметил он, осушив почти половину чаши.
        - О, да! Оно сделано по рецепту Исидоры…
        Сконци подозрительно воззрился на графа. Тот рассмеялся.
        - Неужели вы так и не смогли забыть её бурного прошлого?
        - Такое не забывается, дорогой друг… Впрочем, это неважно. Я прибыл к вам с другой целью…
        - Я не сомневался в этом, - признался Шарль.
        В этот момент раздался вой волков. Граф вздрогнул… Затем последовали сильнейшие раскаты грома.
        - В ваших владениях развелось слишком много хищников, они становятся опасны… - произнёс иезуит.
        Шарль пожал плечами.
        - Вы о волках?.. Они прежде не беспокоили меня. Странный вой…
        - Очень странный… Тем более, что он сопровождал меня с того самого момента, как я пересёк границу ваших владений. - Заметил Сконци. - Мало того это дьявольское отродье преследовало мой дормез…
        Шарля это замечание привело в крайнее удивление.
        - Волки гнались за вами?
        Сконци кивнул.
        - Я молил Бога, дабы добраться до замка целым и невредимым.
        - Но позвольте… - Шарль хотел возразить, что в прочном дормезе, предназначенном для длительных путешествий, не стоит бояться волков. Но не успел, Сконци жестом остановил графа.
        - Всё это неважно, мой друг. Главное - я здесь… Меня признаться беспокоит безопасность Бернара.
        - С ним всё в порядке, поверьте мне, монсеньор! - заверил Шарль и многозначительно добавил: - Его охраняют мои люди, да и настоятель церкви Сент-Жен-де-Божё и его клирики со знанием дела несут свою службу…
        Не успел Шарль закончить фразу, как окрестности Аржиньи огласил очередной вой волков, а затем сильнейший удар грома заставил задрожать стены замка.
        Граф и иезуит переглянулись.
        - За всю свою жизнь вряд ли я смогу припомнить подобную грозу. - Заметил Шарль.
        - Я хочу видеть мальчика. - Тоном, не терпящим возражений, произнёс иезуит.
        - Но он спит… - попытался возразить Шарль.
        - Я не буду его беспокоить…

…Шарль проводил Сконци в спальню Бернара. Иезуит шёл медленно, опираясь на свой посох. В детской комнате было тепло, в камине приятно потрескивали горящие поленья, ощущался едва уловимый аромат трав.
        Сконци приблизился к кровати, на которой, сладко посапывая, спал мальчик. Даже раскаты грома были не в состоянии нарушить крепкий детский сон. Его каштановые волосы разметались по подушке…
        Неожиданно дверь в комнату отворилась, вошла женщина.
        - Исидора… - шёпотом произнёс Шарль. - Что случилось?..
        Женщина пожала плечами, на которые была накинута вязаная шаль.
        - Ничего… Гроза сильная… Ливень… Я думала, что Бернар может проснуться и испугаться… - отрывисто произнесла она и с удивлением воззрилась на Сконци.
        - Монсеньор прибыл в замок буквально только что… - объяснил граф.
        Исидора недолюбливала иезуита, хотя в душе вынуждена была признать: он немало заботился о Бернаре.
        - Простите, монсеньор… Я в таком виде… - смутилась она.
        - Он подобен спящему ангелу… - произнёс Сконци. - Идёмте, не будем его будить…
        - Я останусь с ним, - сказала Исидора. - Прикажу служанке постелить рядом.

… Граф вместе с гостем вернулись в зал и расположились около камина. На небольшом резном столике из вишнёвого дерева слуги успели сервировать скромный ужин.
        Неожиданно Сконци ощутил приступ голода и с усердием принялся за трапезу. Шарль пригубил вина, есть ему не хотелось.
        - Я не пробуду у вас долго, граф… - сказал Сконци, ловко расправляясь с маседуаном[Маседуан - тушёные овощи.] . - Через пару дней я отправлюсь обратно в Верону. Но…
        Шарль напрягся.
        - Продолжайте, монсеньор…
        - Я хочу оставить в замке своих телохранителей Гилермо и Белуччи. Поверьте, это проверенные люди, настоящие боевые псы. Пусть они неусыпно охраняют мальчика.
        - Признайтесь, монсеньор, вы знаете что-то… и скрываете… К чему все эти дополнительные меры? Неужели архиепископ Ледесма узнал о местонахождении мальчика и отважится на штурм Аржиньи?
        Сконци закончил трапезу и пригубил вина.
        - Вы зря иронизируете, мой друг. Ледесма ничего не знает, иначе бы он непременно изыскал способ завладеть мальчиком.
        - Но, что же тогда?.. - не унимался Шарль.
        - Всему виной мои дурные предчувствия… - признался Сконци. - Вы доверяете своей интуиции, граф?..
        Неожиданно Шарль вспомнил слова Итриды…
        - Хорошо, пусть будет по-вашему, монсеньор. Оставляйте в замке своих боевых псов.


* * *
        Не успели Сконци и де Аржиньи прийти к взаимному согласию, как мощный удар грома буквально оглушил их. Мебель в зале содрогнулась…
        Огонь в камине резко взметнулся вверх. Факелы, закреплённые на стенах, разгорелись с новой силой, ярко осветив зал.
        Сконци схватился за сердце.
        - Господи… Что это?
        Шарль резко поднялся с кресла.
        - Не волнуйтесь, монсеньор, я всё выясню… Вероятно, молния попала в крепостную стену, - предположил граф. - Замок ещё возводили тамплиеры, а уж они были отменными мастерами и умели укреплять свои цитадели. - Попытался он успокоить гостя. - Я провожу вас в отведённые покои, отдохните…
        - Нет, нет… Хотя, впрочем, вы правы… Мне требуется отдых…
        Сконци тяжело поднялся с кресла и, опираясь на посох, последовал за Шарлем.
        - Рядом с вашей спальней будет дежурить постельничий, он полностью в вашем распоряжении, - как можно любезнее произнёс граф.
        - Благодарю вас, дорогой друг… Надеюсь, о моих людях позаботились.
        - Разумеется, монсеньор.
        Сконци расположился в небольшой, но уютной и хорошо протопленной комнате. Хоть и стояло начало лета, но оно, увы, не баловало теплом и, потому в каминах почти постоянно поддерживался огонь. Слуги графа принести сундук иезуита. Сконци приказал постельничему достать из него ночную рубашку и тёплый халат.


* * *
        От сильного раската грома Бернар проснулся. Он сел на кровати и позвал:
        - Мама… мама…
        - Я здесь, мой мальчик, - тотчас отозвалась Исидора. - Не бойся, моя радость, это всего лишь гром…
        - А почему такой сильный? - не уминался Бернар.
        - Не знаю, моё сокровище, - ответила Исидора, подсела к сыну и обняла его. - Вероятно, на небесах нет согласия…
        - Ты хочешь сказать мамочка, что Всевышний прогневался на нас?.. И ниспослал гром…
        Исидора улыбнулась и погладила мальчика по голове.
        - Спи… Хочешь я прилягу рядом с тобой?
        Бернар тут же подвинулся, освобождая место для матери.
        - Расскажи мне историю про храброго рыцаря. И тогда я сразу засну, - пообещал он.
        - Хорошо… Слушай и засыпай.


* * *
        Несмотря на непогоду на дозорных башнях стояли стражники, в крытых деревянных галереях, что располагались на крепостных стенах, были выставлены посты. Но стоило стихии усилиться, как доблестные воины струхнули, ибо все как один боялись грозы, ниспосланной Всевышним за грехи человеческие.
        Первыми свои посты покинули стражники, что несли дозор на башнях. Они не стали возвращаться в стражницкую, ибо знали - гнева хозяина им не миновать. Они попросту спустились по винтовой лестнице вглубь башни и расположились на небольшой каменной площадке, что находилась примерно на уровне крепостной стены, и, отхлебнув из кувшина вина для храбрости, стали пережидать стихию. Вскоре к ним присоединились собратья с галерей.
        После последнего раската грома и удара молнии рядом с одной из башен, такого что под ногами стражей пол пошатнулся, они ринулись в стражницкую, буквально сбивая друг друга с ног.
        Один из них невольно выглянул из бойницы, пытаясь понять: будет ли иметь продолжение стихия или нет? Доблестный страж потерял дар речи - в высоты башни отчётливо виднелись бесчисленные жёлтые огоньки, они приближались к замку со стороны леса и окружали его.
        Страж осенил себя крестным знамением.
        - Господи Всевышний и ты Матерь Божия, помогите мне… Что это? Проделки нечистого?.

        Страж испугался и начал спускаться по винтовой лестнице, дабы укрыться в стражницкой. Но вдруг нога у него подвернулась, и он рухнул вниз. Но никто не пришёл ему на помощь, ибо шум ливня и раскаты грома заглушили его крик.

… После того, как Шарль проводил Сконци в приготовленные для него покои, он направился в стражницкую. У графа возникли опасения, что замковая стража могла из страха перед стихией пренебречь своими обязанностями.
        Шарль резко отворил дверь в стражницкую - и что же он увидел! Его люди, которым вменялась охрана замка, пережидали в ней разбушевавшуюся стихию.
        - Ага! Вот значит, как вы несёте службу! - в гневе возопил граф.
        Перепуганные появлением хозяина стражники, рухнули на колени и наперебой начали причитать.
        - Молчать!!! - взревел Шарль. - Ничего не желаю слушать! Трусы! Вы что грозы испугались?
        Те виновато закивали…
        В довершении столь печальной сцены, дверь широко распахнулась, и в неё буквально на четвереньках вполз стражник.
        - А вот и ещё один мерзавец! Явился! - с негодованием констатировал граф, но тут же заметил, что подчинённый, вошедший столь необычным образом, весь перепачкан кровью. - Что случилось? На тебя напали?
        Шарль бросился к нему на помощь.
        - В-ваше сиятельство… У-умоляю, не гневайтесь на меня… Я упал с лестницы… Н-но там, там… - задыхаясь, пытался сообщить стражник.
        - Что там? Говори! - терял терпение Шарль.
        - Огни… Маленькие… Они повсюду… Они движутся из леса… - пролепетал искалеченный стражник. И словно в подтверждение его слов раздался леденящий душу волчий вой. Стражники оцепенели, не в силах даже перекреститься.
        - Это они… они… Они повсюду… - лепетал несчастный.
        Шарль увидел неподдельный страх на лицах своих подчинённых, понимая, что следует их приободрить и хоть как-то поднять боевой дух, предложил:
        - Кто хочет вместе со мной поохотиться на волков?! За каждого убитого зверя даю по серебряному су!
        Стражники оживились. Серебряный су - огромные деньги!
        - Так что? Будете трястись здесь от страха? - поинтересовался Шарль.
        - Нет, нет, господин! - засуетились стражники и тотчас вооружились кто арбалетами, кто луками, всем своим видом показывая, что они готовы сразить сколь угодно волков.
        - Тогда вперёд, на стены замка! - воскликнул Шарль, вооружившись первым попавшимся мечом из арсенала.
        Не успел граф и его люди покинуть стражницкую, как стены замка содрогнулись, послышался грохот, словно от низвергающихся с высоты камней. Шарль замер, не понимая, что происходит. Стражники вовсе побелели от страха, не в силах произнести ни слова.
        - Нападение на замок!!! За мной!!! - проревел граф, увлекая за собой людей.
        Очнувшиеся стражники последовали за своим господином.
        Шарль, сжимая в руке обнажённый меч, подобно вихрю, промчался по сумрачным переходам, достигнув винтовой лестницы, ведущей на одну из галерей, расположенной на восточной стене замка. В считанные минуты он поднялся наверх и попытался оценить обстановку. Ночная мгла плотно окутала замок и все окрестности. Увы, что-либо различить в такой темноте не представлялось возможным. Шарль отчётливо ощутил запах пороха…
        Наконец, послышался топот многочисленных ног, бряцание лат и оружия - стражники поднялись на стену, некоторые из них предусмотрительно захватили факелы.
        - Огня! Огня! - приказал Шарль, выхватил факел у одного из стражей, и попытался при скудных отблесках света различить, что происходит у стен замка. К своему вящему удивлению он не увидел ни вражеских отрядов, ни бомбард[Бомбарды - крупнокалиберные пушки. В это время также начали появляться ручные бомбарды, гораздо меньших размеров. Ручными они назывались потому, что их могли перемещать один-два человека.] , ни бивачных огней, а лишь множество светящихся огоньков, которые буквально окружали Аржиньи.
        - Что это? Волки?! - удивился граф. - Жуткое зрелище… Но почему они покинули лес и устремились сюда?
        И тут всполох молнии озарил замок…
        - Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! - в ужасе закричал командир стражи.
        Шарль резко обернулся.
        - Что ещё?
        Командир стражи, не выпуская из рук факела, указал графу в направлении восточной сторожевой башни, или как её называли - Малышки, потому как она была не высокой, едва возвышаясь над замковой стеной примерно на два туаза. В ней хранились запасы пороха для ручных итальянских бомбард, фальконетов и аркебуз. Граф закупил их вместо традиционных аркбаллист[Аркбаллиста имела внешний вид огромного арбалета. Принцип работы тот же. Заряжалась стрелами.] , луков и арбалетов, дабы укрепить оборону замка на случай ведения боевых действий с неприятелем. Под неприятелем де Аржиньи подразумевал, прежде всего, испанцев, в частности архиепископа Ледесму.
        - Что там? Я ничего не вижу!
        - Ваше сиятельство… Башни нет… - в ужасе вымолвил командир стражи.
        - Что ты несёшь?! - возмутился граф и направился к восточной башне.
        - Не ходите туда, не ходите! - умолял командир стражи.
        Очередной всполох молнии осветил разрушенную Малышку, затем последовал удар грома.
        Шарль застыл на месте.
        - Башня обрушилась почти до основания. - Произнёс он, стараясь подавить смятение. - Неужели виной тому порох?.. - предположил командир стражи.
        Снова раздался вой волков….
        Шарль почувствовал, как сердце его «ушло в пятки», а внутренности сковал холод.
        - Думаю, помощь вам не помешает… - раздалось за спиной графа.
        Граф машинально оглянулся назад: перед ним стояли Гилермо и Белуччи, те самые псы иезуитов, прибывшие в замок вместе со Сконци.
        - Несомненно. - Коротко ответил Шарль и едва слышно добавил: - Неужели Итрида хотела предупредить меня именно об этом?.. - Страшная догадка пронзила его мозг:
«Волки - служители тьмы… Иначе зачем они здесь?..»
        Шарль, бывший наёмник, не раз убивавший людей, и ни разу не дрогнувший в бою перед неприятелем, испугался. Ведь он имел дело с необычным врагом… Против него бессильно новейшее вооружение.
        - Лучше, если вы вернётесь к Бернару… - шепнул он Белуччи, подойдя к нему, как можно ближе. - Вглядитесь в темноту… - он махнул рукой в сторону леса. - Что вы видите?..
        Белуччи пригляделся.
        - Великий Боже! - воскликнул он. - Гилермо, мы возвращаемся назад! Наша цель - защитить мальчика, возможно ценой своей жизни!
        - Обстоятельства лишили меня возможности использовать огневую мощь бомбард и фальконетов, - рассуждал Шарль, - ибо порох уничтожен. Устаревшие аркбаллисты сейчас бы пригодились, но я распорядился снять их со стен замка… Аркебузы тоже бесполезны…


* * *
        Грохот, обрушившийся башни Малышки, вызвал в замке нешуточный переполох. Пробудившаяся прислуга решила, что Аржиньи подвергся нападению неведомого врага, и тотчас поспешила укрыться в винном погребе.
        Консуэло, накинув халат на полупрозрачную сорочку, бросилась в спальню Шарля, надеясь обрести защиту в его крепких объятиях. Но сообразив, что её возлюбленный даже не ложился спать, охваченная ревностью, устремилась к Исидоре. Комната подруги и в то же время соперницы была пуста…
        - Боже мой! - в сердцах воскликнула женщина, устыдившись своего гнева и ревности.
        - Наверняка Исидора - в комнате Бернара… А Шарль - на стенах замка!
        Действительно, она застала Исидору подле мальчика. Та пыталась успокоить Бернара.
        - Мамочка, вчера я видел дурной сон… - признался мальчик. - Волки, кругом волки… Они нападают на людей… И вот я слышу их вой…
        Женщины переглянулись. Действительно, сон был, можно сказать, в руку. Ибо впервые за всё время существования поместья, волки покинули лес, устремившись к замку. Но с какой целью?
        В комнату вошёл Сконци в сопровождении Гилермо и Белуччи.
        Боевые псы остались подле двери. Сконци приблизился к женщинам.
        - Мои люди… останутся здесь, дабы обезопасить ребёнка… - с одышкой произнёс он.
        - Обезопасить от чего? - попыталась выяснить Исидора. - Замок подвергся нападению? И что это был за грохот?
        Сконци присел на стул с высокой резной спинкой.
        - Увы, сударыня, я знаю не больше вашего… - он испытывающе посмотрел на Исидору, размышляя, посвятить ли её в свои предположения или не стоит.
        Женщина догадалась: Сконци что-то знает и не решается сказать…
        - Умоляю, не скрывайте от нас ничего! - взмолилась она.
        Сконци положил правую руку на массивный крест, висевший у него на груди.
        - Молитесь Господу нашему Иисусу Христу… Это делать никогда не поздно, даже вам, сударыня.
        Исидора почувствовала, как холодеет от страха.
        - Мамочка, мамочка! Посмотри, твой камешек светиться! - заметил Бернар, указав на александрит, висевший у неё на шее.
        Исидора машинально схватилась за камень и тотчас отдернула руку.
        Сконци, прекрасно знавший о силе камня, перекрестился.
        - Возможно, ваш амулет послужит мальчику защитой, пусть не от Бога, а от… - сухо заметил иезуит и, не закончив фразу, добавил: - Сейчас все средства хороши, ибо помощи нам ждать неоткуда, если только уповать на Всевышнего. Мои наихудшие опасения, увы, подтвердились…

«Жаль, что настоятель церкви не успел прийти нам на помощь… - подумал иезуит. - Ибо сейчас каждый верный человек на счету…»


* * *
        Настоятель церкви Сент-Жен-де-Божё, которая находилась в пол-лье[Лье - примерно четыре километра.] от замка Аржиньи, проснулся от сильной грозы и не мог сомкнуть глаз. Он поднялся с постели, накинул тёплый халат и направился в домашнюю молельню.
        Настоятель преклонил колени перед распятием и начал истово молиться…
        Вой волков отвлёк его от сокровенного занятия, он несколько раз перекрестился и поднялся с молельной подушечки.
        - Жуткий вой… Впервые такой слышу за семь лет, проведённые в этих местах.
        Настоятель вернулся в спальню, сел за стол и открыл Библию, намереваясь занять себя чтением, покуда не уймётся непогода.
        Стихия не унималась, а напротив, усиливалась. Настоятель почувствовал холод, несмотря на то, что в камине ярко полыхал огонь. Набегавшие потоки холодного воздуха, проникающие в стрельчатые окна, играли с пламенем свечей, освещающих помещение. Настоятель поёжился, плотнее запахнул халат и углубился в чтение…
        Неожиданно до слуха докатился отдалённый грохот, словно от обрушившегося строения.
        - Неужели что-то случилось в замке?! - забеспокоился он и тотчас разбудил юного слугу, спавшего тут же подле двери. Уж его-то сон ничто не могло нарушить, разве что увесистый пинок хозяина. - Беги к клирикам! Передай им: пусть явятся ко мне в полном боевом облачении.
        Примерно через полчаса настоятель из священнослужителя преобразился в рыцаря, подле него стояли клирики, также облаченные в доспехи, вооружённые мечами и арбалетами. Они под проливным дождём вывели лошадей из конюшни, сели верхом и направились в Аржиньи.
        Миновав ворота, настоятель понял, что дорога, ведущая к замку, размыта и лошади увязнут в грязи. Но, всё же, посоветовавшись с клириками, он решил продолжить движение. Ибо настоятель должен исполнить свой долг - прийти на помощь графу де Аржиньи в трудную минуту. А таковая, по его мнению, настала…
        Не успел отряд преодолеть и пятидесяти туазов, как в придорожных кустах замелькали жёлтые огоньки, раздался волчий вой… Лошадь под настоятелем встала на дыбы, он с трудом удержался в седле.
        Лошади под клириками также забеспокоились и, раздувая ноздри, заржали.


* * *
        - Вперёд к пролому! - отдал команду граф. - Нас ожидает славная охота на волков!
        Но люди не разделяли его оптимизма, им уже не хотелось получить по серебряному су за каждого убитого хищника.
        Шарль прекрасно понимал, что в души стражников вселился страх. Ибо обрушение башни Малышки выглядело как-то уж необычно…
        - По два су за убитого волка! - воскликнул он, поднимая ставку. Стражники немного оживились. Граф, не давая им опомниться, прокричал: - За мной! Занять позиции!
        Командир стражи поддержал своего господина, всячески подбадривая людей.
        - Ишь, волков испугались! Да мало ли их развелось в лесах! Расплодилось волчье племя! Голодно им в лесу, вот и идут к человеческому жилью! Постреляем десяток, остальные сами разбегутся.
        Стражники загалдели в знак одобрения.

…Шарль приказал небольшому отряду не покидать крепостных стен, держа под прицелом луков и арбалетов пролом, образовавшийся из-за обрушения башни. А, если волки попытаются проникнуть на территорию замка, истребить их.
        Сам же, с большей частью людей, он занял позиции во внутреннем дворе, укрывшись за перевёрнутыми телегами, наспех вынесенной кухонной мебелью, корзинами, бочками и другим домашним скарбом. Мажордому граф приказал закрыть все двери. Затем вывести прислугу, спрятавшуюся в винном погребе, и расставить подле окон, вооружив ножами, палками, кинжалами из арсенала, да что под руку попадётся - на тот случай, если хищники попытаются проникнуть внутрь замка.
        Не успел Шарль укрыться за телегой, как окрестности замка огласил волчий вой.
        - Они наступают… - прошептал он и перекрестился. - Жаркая предстоит схватка.

… Бесконечные жёлтые огоньки устремились к пролому - стражники, расположившие на крепостной стене, немного выждав, слаженно выпустили стрелы из луков и арбалетов. Часть стрел достигло цели, раздалось жалкое поскуливание. Но, увы, выстрелы из арбалетов и луков не могли остановить волчью лавину, потому как стрелять приходилось по большей части наугад из-за плохой видимости.
        Внутренний двор, освещенный скудным светом факелов, стремительно заполнялся волками. Сквозь плотную завесу ливня защитники замка отчётливо различили разверзшиеся волчьи пасти с огромными клыками.
        - Господи помоги мне… Ибо всякого врага видел я, но с таким сражаюсь впервые… - взмолился граф, прицелился и выпустил из арбалета стрелу, которая метко сразила матёрого волка, мощными прыжками, приближавшегося к его укрытию.
        Приободренные примером господина, стражники натянули тетиву луков - град стрел обрушился на хищников. Некоторые из них пали замертво, но большая часть продолжала приближаться к защитникам замка.
        Шарль, понимая, что стрелами волков не остановить, обнажил меч. Несколько волков запрыгнули на перевёрнутую телегу и, обнажив клыки, рыча, начали наступать на него и командира стражи.
        Тот, пытаясь защитить господина, первым ринулся в бой с обнажённым мечом и попытался нанести одному из волков удар. Но хищник ловко увернулся и впился в горло командиру стражи. Несчастный издал приглушённый крик, раздался хруст перекусанных шейных позвонков, ноги и руки жертвы несколько раз дёрнулись, и … он затих. Волк разжал зубы, выпустив повергнутую добычу. И стал высматривать следующую…
        В это время Шарль отражал нападение двух молодых волков. Одного из них ему удалось ранить, тот заскулил, словно собака и покинул поле боя, дабы зализать раны. Второй же волк был настроен решительно, не намереваясь упускать добычу, бросился на Шарля.
        Шарль успел выставить перед собой меч, который вонзился прямо в брюхо животного. Волк издал рык и в предсмертных судорогах впился когтями передних лап прямо в плечи Шарля. Граф, не выдержав его веса, потерял равновесие и упал.
        Во время падения он ударился головой и потерял сознание…
        Очнувшись, Шарль ощутил на губах привкус крови. Он открыл глаза, скинул с себя мёртвого волка и огляделся - светало, дождь прекратился. Перед ним открылась страшная картина: внутренний двор был усеян растерзанными трупами стражников и убитых волков. Он с трудом поднялся, в ушах звенело, голова кружилась.
        Граф пытался найти хоть одного живого человека. Но, увы, напрасно. Недалеко от лестницы, ведущей в донжон, он увидел мёртвых стражника и волка, сцепившихся в последней схватке.
        - Бернар… Бернар… Что с ним?! - очнулся граф и бросился к кованной двери. Та оказалась закрытой… - Ах, да… я же приказал запереть все двери… Хорошо, что выполнили мой приказ. Пьер! Пьер! - позвал он мажордома в надежде, что он тот откроет дверь и пустит его внутрь.
        - Это вы господин? - раздался приглушённый голос за дверью. - Слава богу, вы живы! - Дверь распахнулась, на пороге показался Пьер и тотчас подхватил графа. - Ваше сиятельство, вы весь в крови! - в ужасе воскликнул мажордом.
        - Это не моя кровь… Это кровь волка… - отрывисто произнёс граф. - Стража погибла…
        - Наверное, ваше сиятельство… Я точно не знаю… Двор наполняли страшные крики умирающих людей и рёв волков… Я так испугался… Но стоял около двери со своими сыновьями, как вы и велели… - отчитывался пожилой мажордом, утирая слёзы.
        Шарль окинул взором двух его дюжих сыновей, вооружённых дубинками, их лица были бледны от пережитого страха. Наконец, одного из них замутило, едва он успел отойти в сторону, как его сразу же вырвало…
        - Простите, ваше сиятельство… - лепетал мажордом.
        - Запри дверь, - приказал Шарль. - И оставайся с сыновьями на своём посту.
        Он спешно направился в комнату сына. Дверь была заперта изнутри…
        - Белуччи! Белуччи! - позвал Шарль. - У вас всё в порядке?
        За дверью послышался скрип засова…
        - Господин граф… - произнёс Белуччи, внимательно осматривая Шарля. - Вы ранены?
        Шарль отрицательно покачал головой и вошёл в комнату. В углу на сундуке сидели бледные от страха Исидора и Консуэло. Сконци, тяжело дыша, лежал на кровати, держась правой рукой за грудь. Рядом с ним стоял Гилермо.
        - Где Бернар? Где мой сын? - заволновался граф.
        Исидора с трудом поднялась с сундука и указала на него кивком головы.
        - Мы спрятали его там… А сами сели сверху…
        Шарль с облегчением вздохнул.
        - Граф… - произнёс Сконци, пытаясь подняться с кровати. - Это только начало… Она снова придут за ним…
        Шарль приблизился к иезуиту.
        - Кто? Волки? Навряд ли… те, что остались живы, вероятно, скрылись в лесу.
        - Нет-нет! - Сконци протянул к Шарлю левую руку, правой же продолжал держаться за грудь, ибо сердце нестерпимо болело. - Это лишь передышка… Битва ещё не закончилась…
        От слов Сконци Шарлю стало жутко. До восхода солнца ещё оставалось несколько часов.
        - Я прикажу зажечь все факелы в замке. Волки боятся огня.
        - Да… но не эти… - возразил иезуит. - Мальчика надо увезти отсюда в надёжное место…
        Шарль усмехнулся.
        - Вы сами себе противоречите, монсеньор. Если мы имеем дело с Дьяволом, то от него не скрыться…
        - Бернара необходимо переправить в святую обитель… - не унимался Сконци. - Я не желаю слушать никаких возражений… Не забывайте: он - под защитой Ватикана. А я выполняю указания понтифика… В случае опасности мальчика должно перевести в Валанс, в монастырь, формально принадлежащему ордену Валломброза… О нём позаботятся Белуччи и Гилермо. Ваша миссия, граф, закончена… - Сконци несколько раз глубоко вздохнул. Лицо его исказила судорога. - Вот и всё… Белуччи, я хочу исповедаться… Мой земной путь подошёл к концу… Mertem effugere nemo potest[Смерти никто не может избежать (лат.)] …
        Гилермо и Белуччи перекрестились. Шарль растерялся: а как же тайна исповеди? Ведь в комнате находится Исидора, Консуэло; Бернар, наконец, сидит в сундуке!
        - Думаю, Бернара можно освободить. Иначе он задохнётся… - сказал Шарль и подошёл к сундуку, помогая Консуэло, пребывающей в полуобморочном состоянии, подняться с его крышки. - В замке спокойно… Мы перейдём в другую комнату.



        Глава 3

        Отворив крышку сундука, Шарль к своему вящему удивлению обнаружил, что Бернар спит - не преминули сказаться усталость и напряжение. Граф осторожно взял мальчика на руки и направился к двери, за ним поспешили женщины. Исидора открыла дверь и произнесла:
        - Мы толком не знаем о событиях нынешней ночи. Ни Сконци, ни его люди ничего не говорили нам… Вероятно, пощадив наши нервы.
        Шарль промолчал, обдумывая, рассказать ли Исидоре обо всё, что произошло в замке: о смерти стражников, о разрушенной башне, о том, что сам чудом остался жив - видимо, Господь уберёг, ибо не настало его время предстать перед небесным судом.
        Шарль отнёс мальчика в свою комнату и уложил в постель. Консуэло, более впечатлительная и ранимая натура, нежели Исидора, жалуясь на недомогание, отправилась спать.
        Шарлю с Исидорой было не до сна…
        - Завтра, а вернее уже сегодня, Бернар покинет Аржиньи… - с печалью в голосе произнёс граф, глядя на мальчика. - Я вырастил его, как собственного сына… Я привязался к нему и полюбил…
        Исидора почувствовала, что на глазах наворачиваются слёзы.
        - Это должно было случиться. Против иезуитов и Ватикана не пойдёшь… - заметила она и взглянула на графа. - Вам надо умыться, переодеться и отдохнуть. Но…
        - Вы хотите знать подробности, касающиеся необычных событий сегодняшней ночи? Не так ли?
        Исидора кивнула.
        - Разумеется. Неужели после стольких лет вы сомневаетесь во мне? Я сохраню любую тайну, даже самую страшную… - заверила она.
        Шарль испытывающе воззрился на свою подругу: да эта женщина была ему надёжной опорой на протяжении прошедших семи лет, с того самого момента, как поселилась в замке и безукоризненно исполняла роль матери Бернара. И он посвятил её во все ужасающие подробности минувшей ночи.
        Но одного граф не знал: настоятеля церкви Сент-Жен-де-Божё, клириков, и даже их лошадей растерзали волки, когда те спешили в Аржиньи ему на помощь.
        Не успел Шарль закончить свой рассказ, как в комнату вошёл Белуччи.
        - Монсеньор скончался… - с печалью в голосе произнёс он. - Он выказал последнее желание, чтобы я и Гилермо позаботились о мальчике… Поэтому мы, не мешкая, в дормезе покойного покинем Аржиньи.
        Шарль перекрестился.
        - Да примет Господь его душу… Я знал Сконци без малого тридцать лет, нас многое связывало.
        - Мне известно, что монсеньор безмерно доверял вам… Поэтому хочу попросить вас позаботиться о его погребении…
        - Разумеется. - Коротко ответил Шарль.
        - И ещё… - Белуччи разжал руку, на его ладони лежал крупный серебряный перстень с личной печатью Сконци, изображавшей два скрещенных меча и распятие. - Монсеньор пожелал, чтобы этот перстень, символ его власти, принадлежал именно вам, граф… Пока весть о смерти генерала дойдёт до Вероны, затем до Ватикана и состоится заседание капитула, на котором будет избран новый глава ордена - пройдёт время, возможно не один месяц.
        Белуччи протянул перстень Шарлю. Тот принял его с нескрываемым волнением и надел на безымянный палец правой руки.
        Иезуит поклонился графу.
        - Теперь вы, монсеньор, облечены властью ордена, хоть и временной.
        Шарль окончательно растерялся. Он никогда не жаждал подобной власти, ибо в душе недолюбливал иезуитов, да и что греха таить - даже побаивался их, слишком огромную силу в своих руках сосредоточил этот орден.
        - Соберите всё необходимое для мальчика. Не забудьте о еде… - тем временем распорядился Белуччи, обращаясь к Исидоре. - Вряд ли мы будем останавливаться в придорожных харчевнях, если только в Лионе, в странноприимном доме доминиканцев, и то лишь для того, чтобы дать лошадям передышку. Время дорого… Мы намерены отправиться в путь тотчас же, дабы затемно прибыть в монастырь.
        Исидора не выдержала и расплакалась.
        - Бернар спит, не будите его… - сквозь слёзы произнесла она. - Позвольте хотя бы слуге сопровождать его… - женщина умоляюще посмотрела на новоявленного генерала и Белуччи.
        Мужчины задумались… Шарль кивнул в знак согласия.
        - Хорошо, возможно так будет лучше. По крайней мере, мальчик увидит рядом с собой знакомое лицо, когда проснётся, - выказался Белуччи.
        - Но как вы объясните ребёнку, что увезли его из родного замка и оторвали от родителей? - поинтересовался граф, наконец, прядя в себя, но, ещё окончательно не осознав свою власть над иезуитами, находящимися на территории Франции, Прованса, многочисленных итальянских княжеств, да и над самим Белуччи.
        - Пока не знаю… - признался Белуччи. - Придумаю что-нибудь. Главное - безопасность мальчика.
        Исидора всхлипнула.
        - Я приготовлю вещи Бернара и прикажу кухаркам собрать что-нибудь из еды…

…Шарль и Исидора поцеловали спящего мальчика, Белуччи бережно взял его на руки.
        - Берегите его… Да сохранит вас Господь… - произнёс Шарль и осенил иезуита крестным знамением. - Пришлите мне весточку, как только доберётесь до монастыря.
        Белуччи слегка поклонился.
        - Разумеется, монсеньор, - подобострастно произнёс он.
        Исидора в порыве чувств сняла с себя цепочку с александритом.
        - Позвольте надеть цепочку на мальчика. Камень очень старинный… Всю жизнь он служил мне талисманом… - она умоляюще посмотрела на Белуччи, затем на Шарля.
        Иезуит прекрасно помнил, как камень светился минувшей ночью и не сомневался, что тот наделён некой силой. Кто знает: а если он действительно поможет Бернару в крайних обстоятельствах? Белуччи, как истинный иезуит, хоть и веровал в Бога, но всё же не отрицал магию в разумных пределах.
        Исидора, дрожащими от волнения руками, накинула цепочку на шею мальчика.
        - Да охранит он тебя от всяческих бед… - произнесла и поцеловала спящего Бернара в лоб.
        - Пора… - сказал Белуччи, он покинул комнату, миновал извилистые замковые коридоры, спустился по винтовой лестнице донжона прямо во внутренний двор, всё ещё залитый кровью, где его ожидал дормез, запряжённый четвёркой отменных лошадей, которые нервно раздували ноздри, проведя беспокойную ночь.
        Мажордом уже приказал прибраться во дворе. Трупы стражников отнесли под навес, где обычно стояли телеги и повозки, прикрыв холщёвыми тряпицами. Мёртвых волков же свалили около ворот, дабы вынести за пределы замка и закопать.
        Шарль обратил внимание на то, что ни одна из лошадей не пострадала от нападения волков, мысленно согласившись со Сконци, теперь уже покойным, что целью их нападения были люди, возможно - Бернар.
        Кучер и форейтор сидели на своих привычных местах. Гилермо стоял на запятках дормеза, вооружённый до зубов.
        Дверцу дормеза открыл Жиль, пожилой слуга, которому Шарль доверил сопровождать мальчика и заботиться о нём. Он сел в дормез и аккуратно принял спящего Бернара, укутав его тёплым одеялом.
        Заботливая кухарка принесла полную корзину еды, и две плетёных бутыли - с молоком для мальчика и вином для мужчин. Всё было готово к отъезду…
        Белуччи коротко простился с графом и занял своё место подле Гилермо. Ворота замка отворили несколько уцелевших стражников. Кучер взмахнул кнутом, лошади тронулись, увлекая за собой тяжёлый дормез.
        Шарль с сожалением смотрел ему вслед. Его не покидало тягостное ощущение.
        И вот карета скрылась из вида… Исидора, не выдержав выпавших на её долю испытаний, в слезах вернулась в свою комнату и, обессилив, рухнула на кровать. На неё тотчас же навалился сон.
        Шарль прошёлся по территории замка, оценивая причинённый стихией ущерб: башня была разрушена до основания и представляла собой бесформенную груду камней. Её предстояло разобрать, нанять каменщиков и построить новую башню, более мощную и более крепкую, нежели её предшественница.
        Неожиданно внимание графа привлекла небольшая кованая дверь, видневшаяся примерно на высоте трёх туазов над землёй, прямо в крепостной стене, о существовании которой он и не подозревал. Вероятно, она была потайной и обнажилась только после разрушения башни.
        - Неужели в этом тайнике хранится тот самый пресловутый клад тамплиеров, который искал мой предшественник Жан д’Олон? Вот уж поистине не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь… - удивился граф.
        Но сейчас у него не было ни малейшего желания заниматься кладами. Ибо предстояло похоронить Сконци и стражников. Он приказал оседлать коня и сам направился к настоятелю церкви Сент-Жен-де-Божё.

… Лошадь Шарля медленно передвигалась, ибо дорога, ведущая к церкви, превратилась в сплошное грязное месиво. Преодолев почти половину пути, Шарль почувствовал тошнотворный запах крови.
        Ещё через десяток туазов его взору открылась страшная картина: дорога была усеяна растерзанными человеческими телами и останками лошадей.
        Шарль спешился, по щиколотку утопая в грязи, он всё же приблизился к месту ужасающей трагедии.
        - Матерь Божья! - воскликнул он, узнав в изуродованном, растерзанном трупе настоятеля. - Он хотел прийти мне на помощь… Но волки не позволили это сделать…
        Рядом с ним лежали обглоданные останки лошади - вероятно, волки утолили голод. Чуть подальше - изуродованные до неузнаваемости клирики, несколько мёртвых волков и лошадей.
        Шарль перекрестился. В молодости ему часто довелось видеть изуродованные трупы солдат, но такое - никогда.
        - Что же теперь будет? Кто проводит Сконци в последний путь? Не дай Бог узнают инквизиторы, тогда мне никто не поможет, даже иезуиты… - сокрушался он.
        Затем сел верхом и отправился во владения барона-соседа, дабы просить помощи у его клирика, по дороге раздумывая, как избежать излишних объяснений.


* * *
        Сконци, настоятеля, клириков и стражников похоронили на кладбище рядом с церковью Сент-Жен-де-Божё. Клирик, отпевавший генерала иезуитов, после надлежащего обряда выказал графу крайнее удивление, ибо ему ни разу не приходилось провожать в последний путь столь высокую особу, не говоря уже о несчастных, принявших такую странную мучительную смерть.
        Клирик про себя рассуждал: не сообщить ли ему о похоронах ордену доминиканцев в Лионе? Или всё же не стоит?..
        Шарль, словно почитав его мысли, подкрепил свою благодарность увесистым кошелём, полным серебра. В конце концов, клирик решил, что не стоит вредить своему господину, барону, ибо тот был преданным вассалом графа де Аржиньи.
        На следующий день после похорон, когда погибшие были с надлежащими почестями переданы освящённой земле, внутренний двор замка тщательно посыпан песком, дабы скрыть пятна крови, граф решил обследовать тайник, вскрывшийся при обрушении башни.
        Исидора, многие годы пытавшаяся расшифровать надписи, которыми была буквально испещрена одна из башен замка, проявила к находке живой интерес, ибо надеялась, что именно в этом тайнике хранится ключ к разгадке.
        Граф приказал принести лестницу, приставил её к крепостной стене, взобрался наверх и попытался вскрыть кованую дверь, но, увы, безуспешно. Тогда он приказал послать за кузнецом в ближайшее селение, имевшего репутацию не только мастера, который может подковать лошадь, починить металлический инструмент, поставить заклёпку на доспех, но и хорошо разбирается во всякого рода хитроумных приспособлениях, в том числе и замках.
        Здоровенный кузнец взобрался на лестницу, приставленную к потайной двери, да так, что та заскрипела под его весом, внимательно обследовал увесистый замок, почесал затылок и с умным видом изрёк:
        - Открыть, ваше сиятельство, конечно можно… Но надобно подумать… Просто так замок не возьмёшь, эвон хитро как сделан… Видать мастера потрудились…
        Шарль не сомневался: тамплиеры были действительно мастерами по части всяческих тайн и умели охранять их.
        - Что ж, думай. Но быстрее. Сколько времени тебе понадобиться? - поинтересовался он у кузнеца.
        Тот спустился по лестнице на груду камней - всё что осталось от башни, - затем на землю.
        - Пару дней… - коротко ответил он.
        Исидора же сгорала от нетерпения, ей поскорее хотелось проникнуть в тайны, сокрытые пеленой веков. Шарль предложил ей взорвать дверь остатками пороха, которые уцелели в стражницкой для зарядки аркебуз и хранились в специальных рожках. Но Исидора сразу же отвергла это предложение, умерив своё нетерпение, ибо надеялась, что в тайнике хранятся магические и алхимические манускрипты, которые тамплиеры охотно скупали во всей Европе.


* * *
        Дормез благополучно достиг предместий Валанса, когда колокола монастыря ордена Валлоброзы, отзвонили вечернюю зарю. Именно в этом ни чем не приметном монастыре Сконци завещал укрыть Бернара.
        Настоятель монастыря, почтенный отец Кристиан, лично знал покойного генерала ордена иезуитов и питал к нему дружеские чувства. Помимо этого в последнее время орден Валлоброза оказывал иезуитам неоценимую помощь в борьбе с ересью и сатанизмом, пустившим корни на территории Франции и Прованса.
        Поэтому, когда поздно вечером, к воротам монастыря подъехал богатый дормез, запряжённый четвёркой буквально загнанных лошадей, на дверцах которого братья-валломброзанцы так и не смогли разглядеть геральдических знаков, они тотчас доложили об этом настоятелю.
        Настоятель лично принял Белуччи и Гилермо. Иезуиты рассказали ему о скоропостижной смерти Сконци в замке Аржиньи, опустив излишние подробности той страшной ночи и, что покойный генерал передал кольцо власти своему давнему другу графу де Аржиньи, которому можно всецело доверять, а его сына надобно укрыть в стенах монастыря, ибо мальчику угрожает опасность.
        Настоятель Кристиан не стал чинить подробные расспросы иезуитам, потому как придерживался постой истины: меньше знаешь - крепче спишь. Он приказал предоставить вновь прибывшим братьям келью в донжоне. Высота башни составляла примерно десять туазов, и с верхней площадки хорошо просматривались все окрестности. Именно это обстоятельство, по мнению настоятеля, лишало возможности злоумышленников незаметно приблизиться к монастырю.
        Настоятель приказал разместить кучера, форейтора и Жиля в странноприимном доме для паломников, которым ведал отец Валентин, ибо они не приняли послушания и не могли постоянно находиться на территории монастыря совместно с братьями-валломброзанцами.
        Бернар тяжело перенёс внезапную разлуку с родителями и привычной обстановкой. На какое-то время его утешило присутствие Жиля, но старый слуга не мог заменить: ни отца, ни матери, ни шумных сыновей прислуги, с которыми он привык делить свои детские шалости.
        Хоть Белуччи и попытался сочинить более-менее правдоподобную историю, из-за которой Бернара перевезли в монастырь, мальчик всё равно пребывал в дурном настроении и тосковал по Аржиньи. Тем более, что большую часть времени ему приходилось проводить в небольшой келье, из стрельчатого окна которой он наблюдал за полетом птиц, да причудливой формой облаков, проплывающих по небу. Его навещал Жиль, а Гилермо развлекал чтением церковных книг. Лишь изредка Бернар спускался во внутренний двор монастыря, да и то под неусыпной охраной иезуитов.


* * *
        Изобретательный кузнец сдержал своё обещание и, изготовив хитроумное приспособление, аккуратно вскрыл замок, охранявший почти полтора столетия таинственную дверь.
        Он несколько раз дёрнул дверь, та подалась не сразу, ибо петли заржавели от времени. Наконец, она со скрипом отворилась. Кузнец, стоя на лестнице, заглянул внутрь. Его пытливому взору открылось небольшое помещение с низким потолком.
        - Что ты видишь? - терял терпение граф, обращаясь к кузнецу.
        - Так это… Так два сундука здесь, ваше сиятельство. Доставать? - по простоте душевной поинтересовался кузнец.
        Шарль не выдержал.
        - Слезай с лестницы! Сам посмотрю!
        Кузнец послушно спустился, получив за труды серебряную монету от госпожи Исидоры.
        Шарль, старясь подавить волнение и нетерпение, поднялся по лестнице, держа в руках факел, дабы лучше осветить тайник и рассмотреть его содержимое.
        Действительно, слова кузнеца подтвердились - в нём стояли два увесистых сундука.
        Граф кликнул слуг, что покрепче. Они залезли в тайник и, обмотав верёвками один из сундуков, аккуратно спустили его на землю, ибо камни от разрушенной башни уже по приказу графа разобрали сервы для возведения хозяйственных построек, а из остатков он приказал сложить временную стену.
        Когда сундук коснулся земли, Шарль заметил на нём увесистый замок.
        - М-да… Умели тамплиеры охранять своё добро… - задумчиво произнёс он и махнул рукой кузнецу, к помощи которого пришлось прибегнуть и на сей раз.
        Тот подошёл к сундуку, и присев на корточки внимательно изучил замок.
        - Открыть его пару пустяков, ваше сиятельство, - сказал он и ловко вскрыл замок одним из своих хитроумных приспособлений.
        Шарль с замиранием сердца откинул крышку…
        Раздался восхищённый возглас прислуги, собравшейся поглазеть на то, как из тайника извлекают старинный сундук.
        Исидора же, напротив, потеряла дар речи, ибо её взору, так же как и взору Шарля, предстал блеск драгоценных камней и золота.
        Граф первым оправился от потрясения и произнёс:
        - Что ж, весьма кстати… Не будет урожая, но по крайней мере есть драгоценности, которые можно заложить в банке «Арнофини и сыновья», а на вырученные деньги купить зерна. Доставайте второй сундук!
        Содержание второго сундука никоим образом не потрясло собравшуюся прислугу и графа, но представило интерес для Исидоры. Сундук был полон манускриптов, прочитав название которых женщина пришла в неописуемый восторг.

… Спустя несколько дней Белуччи, как и обещал, отправил в Аржиньи весточку с одним из братьев-валломброзанцев, преданным ордену и идее спасения мира от власти Дьявола. Монах опустился на колени перед новоявленным генералом, и подобострастно поцеловав его перстень, по памяти пересказал послание, ибо пергаменту или бумаге Белуччи предпочёл не доверять.
        Граф несколько успокоился за судьбу Бернара и всецело занялся возведением новой башни, ибо средств у него теперь было предостаточно.



        Глава 4

        Конец июня в Провансе выдался тёплым. В отличие от проливных дождей, не стихающих в центральной Франции, в Провансе осадков почти не выпадало, и даже мистраль сменился приятным юго-восточным ветерком, наполненным свежестью моря.
        По дороге, ведущей к Валансу, ехали два всадника. Отблески заходящего солнца освещали их прекрасных вороных лошадей. Облик же самих всадников, облачённых в чёрные длинные камзолы по последней моде, расшитые серебром по обшлагам рукавов и груди, их широкополые шляпы, украшенные чёрными перьями, выдавал, несомненно, знатных сеньоров, путешествовавших скуки ради. Ибо двигались они неспешно, и холёные бока лошадей блестели в последних лучах заходящего солнца.
        - Как поживает ваша очаровательная ведьмочка? Надеюсь, инквизиция ею не заинтересовалась? - поинтересовался сеньор, у которого на правой руке, облачённой в атласную перчатку, переливался кроваво-красный рубин.
        - Аделина, дорогой Асмодей… Мою ведьмочку зовут Аделина… Она весьма не дурна собой, искусна в любви и всякого рода снадобьях. Но до настоящей ведьмы ей далеко. Возможно, вы правы - доминиканцы проявят к ней интерес, ибо её соседка снедаема завистью и злобой…
        Асмодей удивился:
        - И вы, Абигор, так спокойно говорите об этом?
        - Увы, мой друг… Люди слишком порочны… Я - не Господь Бог, дабы спасать их души. Это его привилегия… Моя же, напротив, искушать… - грустно вымолвил Абигор.
        Асмодей рассмеялся.
        - Это точно, дорогой Абигор - вы не Господь Бог! Но я улавливаю печаль в вашем голосе! Неужели вы сожалеете о том, что не вправе наставлять смертных на путь истинный?!
        - Право, Асмодей, не затевайте этот разговор… Истина, искушение, всепоглощающее зло, божественное добро… От всего этого веет скукой.
        - М-да… Вам определённо стоит развеяться, - наставительно заметил Асмодей.
        Сеньор, что звался Абигором, остановил лошадь и, вглядываясь, в сгущавшиеся сумерки, загадочно произнёс:
        - Пожалуй, вы правы… За этим поворотом нас ждёт забавное представление. Вот и развеемся.
        Не успели лошади знатных сеньоров преодолеть и десяти туазов, как из кустов выскочили какие-то люди и окружили всадников.
        - Ну, что я говорил вам Асмодей… Вот и непосредственные участники представления.
        Один из нападавших, здоровенный взлохмаченный разбойник, взмахнул мечом, явно отобранным у проезжавшего в этих краях рыцаря.
        - А, ну давайте сюда свои кошельки! Не то кишки выпущу! - злобно рявкнул он, и в подтверждении своих слов его подельники почти вплотную окружили всадников, размахивая самодельными цепами.
        - Какая отвага! - восхитился Абигор. - Разумеется, я не смогу противостоять столь храбрым воинам. - С издёвкой заметил он и потянулся за своим напоясным кошелём, отяжелённым золотыми монетами. - Нынче у вас будет богатый улов…
        Глаза разбойников загорелись алчностью.
        - А ты, что медлишь? - обратился их главарь к Асмодею. - Монеты давай! Небось, при себе кое-то имеешь?!
        - И кафтаны со шляпами пусть снимут! - загалдели пособники, разглядев богатое одеяние всадников.
        Асмодей и Абигор многозначительно переглянулись. Абигор отстегнул кошель и как бы невзначай тряхнул им пару раз - послышался звон монет. Разбойники невольно подались вперёд. Главарь протянул свою лапищу, намереваясь выхватить кошель.
        В этот момент Абигор взмахнул рукой - кошель открылся и монеты, поблёскивая, ловя последний солнечный свет, рассыпались по дороге.
        - А ты, мерзавец! - оскорбился главарь банды. - Поиздеваться надо мной вздумал!
        Он занёс меч для удара, ещё мгновение и он угодил бы Абигору прямо в живот. Но тот и не шелохнулся в седле.
        - Ах, что вы, сударь, - спокойно произнёс всадник, - я даже и не думал этого делать.
        Главарь застыл в недоумении…
        Разбойники же не стали дожидаться, пока их главарь прикончит заносчивого сеньора, бросились собирать богатую добычу.
        Главарь пребывал в растерянности.
        - Назад, ублюдки! - пытался он командовать вышедшими из повиновения пособниками. Двое из них, подобрав несколько монет, пытались скрыться в придорожных кустах.
        Главарь бросился за ними, дабы наказать непокорных, а в это время остальные члены несостоявшейся банды разбежались в разные стороны.
        Абигор рассмеялся.
        - Ну, что я вам говорил! Сначала они пытались ограбить нас, а теперь готовы перебивать друг друга из-за нескольких золотых монет. Вот она человеческая сущность…
        Асмодей равнодушно посмотрел вслед убегавшим разбойникам.
        - М-да… Творения божии… - в задумчивости произнёс он и, немного помедлив, добавил: - Но признайтесь, герцог, вы же не для того направились в Валанс, покинув тёплую постель своей подружки Аделины, чтобы на нас напали эти голодранцы.
        - Вы, как всегда проницательны, Асмодей… Я намеревался предложить вам весьма щекотливое дело… - он загадочно взглянул на своего спутника.
        - А вот как… Вы, право, заинтриговали меня. Говорите…
        Абигор кивнул, отчего перья его шикарной шляпы всколыхнулись.
        - В неком монастыре, в предместье Валанса, содержится мальчик… - неспешно начал он свой рассказ.
        - И что же? Он - плод запретной любви? Или незаконнорожденный отпрыск королевского рода? И вы вознамерились возвести его на трон? - сыпал предположениями Асмодей.
        - Все ваши предположения тщетны, князь. Этот ребёнок опасен… Вы понимаете, что я хочу сказать?
        - Нет… - признался Асмодей. - Увы, я не вхож в ближнее окружение нашего Господина, вероятно в силу своего происхождения. Вы же знаете, моя мать была смертной женщиной…
        - Да-да, я знаю эту печальную историю… Люцифер считает, что вы порой, слишком снисходительны к людям… Вероятно, это объясняется зовом крови… Но сейчас это не важно. Вы готовы помочь мне?
        - Разумеется, герцог, - согласился Асмодей. - Но я хочу знать об этом ребёнке как можно больше.
        Абигор задумался, размышляя, с чего же начать столь необычную историю мальчика, который стал опасен для сил Тьмы?
        Асмодей внимательно выслушал герцога.
        - У меня возникло чувство, что вы, Абигор, решили действовать самостоятельно, вопреки желанию нашего Господина. Ибо этот ребёнок…
        - Так вы со мной или нет? - резко перебил его Абигор. - Иначе мне придётся обратиться за помощью к Азазелю, которого вы так недолюбливаете.
        Гнев захлестнул Асмодея, он прекрасно помнил последнюю ссору с Азазелем, который возомнил себя первым среди Воинства.
        - Хорошо… Если вы так настаиваете, герцог. Я отправлюсь с вами… Но…
        Абигор терял терпение.
        - Что ещё вас смущает, князь?
        - Всего лишь безделица, дорогой друг… Я не сомневаюсь в вашей силе и способностях… И потому, думаю, вы вполне бы могли справиться в одиночку. Зачем я нужен вам?
        Всадники остановились. Ночная мгла окончательно окутала землю Прованса.
        - Я не могу действовать без свидетелей, - признался Абигор. - Вы же не лишены определённого благородства, мой друг.
        - Теперь я понимаю ваш замысел, герцог. Я нужен для того, чтобы представ перед Высшим судом, подтвердить, вы, дескать, действовали, руководствуясь, как это говорят люди: благими намерениями.
        - Я рад, князь, что мы достигли взаимопонимания…


* * *
        Бернар ложился спать, после того как колокола монастырской звонницы отзвонят вечернюю зарю. Развлечений в монастыре не было ни каких, мальчик скучал, задавая своим телохранителям один и тот же вопрос: когда же он снова вернётся домой, в родной Аржиньи?
        Белуччи предпочитал отмалчиваться. Гилермо же поначалу обещал - скоро, но затем однажды холодно сказал мальчику:
        - Смирись. Ты никогда не вернёшься в Аржиньи.
        Бернар чуть не расплакался от обиды.
        - Почему? Мои родители умерли? Или отказались от меня, поручив заботу вам и монахам?
        - Они умерли… - подтвердил Гилермо.
        - Но тогда я - законный наследник Аржиньи! - воскликнул Бернар.
        Иезуиты переглянулись. В разговор вступил Белуччи.
        - Увы, Бернар, ты не можешь наследовать Аржиньи, так как у твоего отца есть законный наследник барон Франсуа д’Арк Дешан.
        Мальчик сник.
        - А как же я?..
        - Ты рождён от Исидоры Монтехо, она была просто возлюбленной твоего отца, но не женой, - признался Белуччи.
        Бернар вспомнил мать, её образ, аромат её духов, её нежные руки, голос… Как она целовала его в щёку перед сном… Он невольно прикоснулся к александриту, подарку матери, висевшему на шее под одеждами.
        - Всё ясно… - с обидой буркнул он. - Я - незаконнорожденный и место моё в монастыре…
        С тех пор Бернар стал особенно задумчивым и неразговорчивым.

…В этот вечер мальчик лёг спать, как обычно. В маленькой келье горела одинокая свеча на столе, освещая скудным светом стены, сложенные из грубого камня, сундук, стоявший в углу, пару табуретов и кровать.
        Гилермо машинально выглянул в окно, хотя разглядеть что-либо в сгустившихся сумерках не представлялось возможным, а затем, заперев дверь кельи на ключ, отправился к Белуччи, который расположился в донжоне по-соседству.
        - Мальчишка спит… - сказал Гилермо, смачно зевнул и добавил: - Да монастырская жизнь скучна и лишена радостей жизни.
        - Увы, мой друг… - согласился Белуччи. - Может, сыграем партию в кости? Это единственное, что мы можем себе позволить в этих стенах.
        Гилермо отрицательно покачал головой.
        - Вот, если бы сыграть в харчевне, за столом полным еды и вина… Да с карманами полными монет… - мечтательно произнёс он.
        - М-да… К сожалению мы лишены такой возможности. Остаётся надеяться, что через пару месяцев соберётся капитул, который изберёт нового генерала. И вот тогда участь мальчика будет решена…
        Иезуиты переглянулись. Их волновал один и тот же вопрос: что же станет с Бернаром? Ведь понтифик стар и доживает последние дни, не ровен час отдаст Богу душу. И тогда состоится конклав кардиналов, коему предстоит избрать нового главу католической церкви. И отношение нового Vicarious Christi[В переводе означает: Викарий Христа (лат.) Так издавна называли Папу римского.] к Бернару может измениться.
        Иезуиты сыграли партию в кости и, помолившись перед простым деревянным распятием, висевшим тут же в келье на стене, решили лечь спать.
        Белуччи протянул Гилермо свёрнутое шерстяное одеяло.
        - Сегодня твоя очередь спать подле мальчишки… Не забудь запереть засов изнутри.
        Гилермо проверил метательные стилеты, что крепились к левой руке специальными ремешками, под длинными широкими рукавами рясы их не было видно. Затем взял с собой меч и арбалет.
        Когда Гилермо вошёл в келью Бертрана, тот мирно спал. Телохранитель запер дверь на прочный засов, сломать его одному и даже двум крепким мужчинам вряд ли бы удалось, если бы те решили ворваться из узкого коридора в келью; нагнулся над спящим Бертраном и перекрестил его. Затем расстелил на полу одеяло, положил рядом с собой оружие, чтобы оно в случае необходимости находилось под рукой, и тотчас заснул на жёстком импровизированном ложе.


* * *
        Белуччи подошёл к узкому стрельчатому окну и с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух полной грудью. С тех пор, как иезуиты и мальчик обосновались в монастыре ордена Валломброза, Белуччи, как стемнеет, внимательно всматривался в ночную мглу. Иногда ему казалось, что вдали мерцают жёлтые огоньки и приближаются к стенам монастыря. Но, то была игра воображения.
        За все те дни, которые иезуиты провели в монастырском донжоне, не случилось ничего необычного. Белуччи и Гилермо начали постепенно успокаиваться, но всё равно несли положенную службу.
        Белуччи ещё немного постоял около окна. Внезапно перед ним всплыл образ молодой соблазнительной женщины. Она расстегнула лиф платья, обнажив полные груди…
        - Господи… Это ещё что за наваждение?.. Хоть устав ордена не обязывает иезуитов приносить обет целибата[Целибат - обет безбрачия и целомудренности.] , но я не помню этой красавицы. Если бы я провёл с ней ночь, то наверняка бы не забыл.
        Белуччи отошёл от окна, снова помолился перед распятием и, не раздеваясь, лёг на жёсткую кровать. Он закрыл глаза и попытался заснуть. Но, увы, сон не шёл. Перед глазами стояла всё та же красотка. Она тряхнула белокурыми волосами, они подобно золотым нитям рассыпались по её обнажённым плечам… Затем из её прелестного ротика появился кончик языка, она игриво облизнула им губы…
        Белуччи рывком сел на кровати.
        - Искушение… Искушение… Но я не могу покинуть монастырь. Я обещал покойному генералу позаботиться о мальчике, а в случае необходимости и защитить его.
        Иезуит поднялся и начал, словно загнанный зверь метаться по келье.
        - Всё не могу больше… Я с ума сойду, если не проведу эту ночь с женщиной… - решил он, отдаваясь во власть соблазна. - Кажется, недалеко от монастыря есть постоялый двор. Наверняка, там можно сытно поесть, выпить вина и развлечься…
        Белуччи скинул рясу и быстро облачился в свою привычную одежду - чёрный камзол, узкие панталоны и высокие сапоги. Затем он надел нагрудник из лёгкой иберийской стали, опоясался мечом, закрепил специальными ремешками в левом рукаве два метательных стилета, и накинул короткий тёмно-синий плащ.
        - Господи, прости меня… - прошептал он и виновато взглянул на распятие. - Гилермо спит рядом с мальчиком, вокруг всё спокойно… Возможно, нападение волков на Аржиньи - просто случайность, стечение обстоятельств и не стоило Сконци так беспокоиться…
        Он покинул келью, быстро спустился по винтовой лестнице донжона и вышел во внутренний двор. Монахи с наступлением темноты уединялись в своих кельях, жизнь в замке замирала. Лишь у ворот оставались братья-валломброзанцы, дабы во время закрыть их после того, как колокола отзвонят вечернюю зарю, а затем отворить с восходом солнца.
        Белуччи пребывал в раздумьях: покинуть ли ему монастырь верхом на лошади или пешком? Если - на лошади, то тогда её надобно седлать, а на это вовсе не хотелось тратить время, ибо он был сжигаем плотским вожделением.
        Белуччи приблизился к воротам. Из привратницкой вышли два дюжих монаха.
        - Ворота заперты, - произнёс один из них.
        - Я имею право покидать монастырь, а также возвращаться обратно в любое время, - спокойно парировал иезуит. - На то я получил дозволение самого настоятеля Кристиана.
        Монахи переглянулись: против разрешения настоятеля не пойдёшь. А, если у этого самодовольного наглеца, а в монастыре многие догадывались о принадлежности Гилермо и Белуччи к всесильному ордену иезуитов, действительно неотложное дело в городе? Что тогда? А они, будучи добросовестными монахами, с тщанием выполняющими свои обязанности, невольно помешают ему…
        Валломброзанцы поняли друг друга без слов и одновременно направились к воротам, дабы привести в движение специальный механизм, поднимающий решётку, а затем отпереть небольшую калитку, расположенную в левой створке ворот.
        - Когда ты вернёшься, брат? - поинтересовался один из монахов.
        Белуччи нетерпеливо передёрнул плечами.
        - Как только улажу все свои дела… - неопределённо ответил он.
        - Разумеется… Но нам бы хотелось, - монах выразительно воззрился на иезуита, - чтобы ты подал условный знак. Времена нынче неспокойные, на дорогах появились шайки разбойников, а наш герцог Рене Добрый, да продлит Господь его земной путь, уж слишком увлечён менестрелями, а отнюдь, не порядком на своих землях.
        - Хорошо, - согласился Белуччи. - Ты, пожалуй прав. Я ударю трижды медным кольцом по воротам, затем сделаю паузу, а затем - ещё два удара.
        Валломброзанец массивным ключом отворил калитку. Белуччи беспрепятственно покинул монастырь, отправившись в питейное заведение пешком, ибо оно находилось всего в четверти лье, да и иезуит был человеком не робкого десятка и не боялся прогулок под покровом ночи.
        Иезуит добрался до постоялого двора без приключений. Ещё издали он заметил, что в окнах заведения ярко горят свечи.
        Белуччи вошёл на постоялый двор через ворота, которые, казалось, и вовсе не запирались ни днём, ни ночью. Двор освещали факелы, прикреплённые к специальным держателям около входа в харчевню.
        Он заметил, что под навесом у коновязи стояли два осла, мул и несколько лошадей, две из которых, вороной масти, невольно привлекли внимание иезуита. Уж в лошадях он знал толк. Несомненно, они принадлежали весьма состоятельным постояльцам.
        До слуха Белуччи донёсся женский смех… Он вошёл в харчевню, его обдало запахом жареного мяса, ибо посетители сего заведения редко соблюдали постные дни, установленные католической церковью, дабы избежать одного из грехов - чревоугодия. Белуччи огляделся: кто-то из посетителей уделял внимание жареному бекону и вину, кто-то пытался сговориться о цене предстоящей ночи со здешней шлюхой, а двое из них, по виду знатные сеньоры, с азартом играли в кости. Около них стояли несколько девиц, весьма привлекательных и аппетитных на вид, всячески подбадривая игроков.
        Один из сеньоров явно выигрывал.
        - Ну что же, герцог, вы снова проиграли! - воскликнул он, довольный собой. - Придётся вам раскошелится.
        - Вот, князь, ваш выигрыш. - Проигравший герцог, нехотя, достал из увесистого кошелька золотую монету и небрежно бросил её на стол. Монетка со звоном покатилась прямо к его партнёру. Тот прихлопнул её рукой и засмеялся.
        - Мне дьявольски везёт в азартные игры, дорогой друг! Вы же знаете об этом…
        - Знаю. И каждый раз не могу устоять перед соблазном перекинуться с вами в кости! - ответил герцог и подмигнул сотоварищу. Они оба дружно рассмеялись. Девицы их поддержали…
        Белуччи не мог оторвать взора от этих двух сеньоров, что-то в них было притягательное. Но что? Он не мог понять… Возможно, его удивило, что их не окружала свита, герольды и оруженосцы - богатые сеньоры путешествовали без должного сопровождения.
        Затем обратил внимание на белокурую девицу, она показалась ему знакомой…
        Девушка подсела к князю, тот обнял её за талию и начал что-то нашептывать на ушко. Вероятно, нечто непристойное, потому как прелестница, познавшая множество мужчин, залилась румянцем и, шутя, оттолкнула сеньора.
        - Ах, вы проказник, ваша светлость! Придумать такое… Впрочем, я согласна. А сколько вы мне заплатите за услуги?
        Тот, не задумываясь, извлёк из кошеля два золотых и бросил на стол.
        - Такая цена тебя устроит? Или ты стоишь дороже?
        Девица, довольная столь щедрой оплатой, ладошкой сгребла монетки со стола и аккуратно засунула их за лиф платья, тем самым выражая своё согласие и готовность доставить знатному сеньору любое плотское наслаждение.
        Наконец Асмодей оторвал взор от девицы, с которой явно не торопился уединиться, и обратил внимание на Белуччи, стоявшего в дверях.
        - Сударь! Ну, что же вы стоите? Или вы не голодны? Не хотите выпить? Игра в кости вас не привлекает? И вы не хотите познать продажной любви?! - обворожительно улыбаясь, поинтересовался он.
        Белуччи невольно подошёл к столу игроков.
        - Партию в кости, сударь? - предложил Абигор, с интересом поглядывая на посетителя, и многозначительно подмигивая Асмодею. - Простите, не знаю вашего имени…
        - Белуччи… - против своей воли произнёс иезуит и подсел за стол к игрокам.
        - Хозяин! Вина нашему другу Белуччи! Да самого лучшего!

…В эту ночь Белуччи несказанно везло - он постоянно выигрывал и это обстоятельство, казалось, вовсе не расстраивало знатных сеньоров, а лишь раззадоривало их. Наконец выигрыш иезуита составил пять золотых монет.
        Асмодей хлопнул его по плечу и негромко произнёс:
        - Золото - это хорошо… Без него, увы, ни куда… Только нищие и глупые придумали изречение - не в деньгах счастье. А вот мне, кажется, золото - одно из составляющих земного счастья. И ещё женщина, красивая и изощренная в любви… А, возможно, и власть… Но власть - дело неблагодарное и грязное. Она не всякого мужчину привлекает в отличие от золота и женщин. В душе каждого смертного до поры до времени таится жажда золота и мечта о сытой беззаботной жизни… Её лишь надо разбудить… Ты согласен со мной, Белуччи?
        Иезуит кивнул. Приятный голос собеседника завораживал, иезуит вполне с ним соглашался: золото, власть, женщины - да какой мужчина не желает это заполучить? Да ещё и всё сразу?!
        - А чем ты занимаешься, Белуччи? - как бы невзначай поинтересовался Абигор. - По виду ты - наёмник…
        Белуччи кивнул.
        - Да можно сказать и так…
        - А кого ты охраняешь? Небось, жирного епископа или купца, у которого денег, как грязи на дороге, ведущей в Авиньон? - продолжал расспрашивать Абигор.
        - Нет… Ни то, ни другое… - уклончиво ответил Белуччи, изрядно захмелевший от вина и радости внезапно свалившегося на него богатства. Ибо пять золотых - немалая сумма даже для иезуита.
        - Ладно, не хочешь - не говори. - Сказал Асмодей и обратился к девице: - Я хорошо заплатил тебе, не так ли?
        Та с готовностью подтвердила:
        - Разумеется, ваша светлость, я готова в любой момент, как только пожелаете!
        - Желаю. Я желаю, чтобы ты доставила неземное наслаждение моему новому другу Белуччи.
        Иезуит на мгновение растерялся. Но только на мгновение, ибо его обуяло такое страстное желание, что он подхватил девицу на руки, та для вида начала сопротивляться, дабы ещё больше раззадорить партнёра. Белуччи кликнул хозяина, дабы выяснить: какая из комнат свободна? И, получив ответ, тотчас уединился со своей ценной добычей.
        Не успели они войти в комнату, как Белуччи набросился на девушку, словно изголодавшийся зверь. Та даже не успела расшнуровать корсаж, как иезуит извлёк из рукава стилет и ловко перерезал им все шнурки и завязки платья…


* * *
        Белуччи проявил себя страстным и искусным любовником. Девица, уже привыкшая в заведении к разному обхождению, в том числе и жестокому, была приятно удивлена. Это наёмник нравился ей всё больше и больше…
        Белуччи несколько раз подряд удовлетворил свою страсть. Девица зашлась криками удовольствия, да такими громкими, что знатные сеньоры, сидевшие в трапезной за столом, только посмеивались.
        - Вы не ошиблись в выборе девицы, мой друг, - заметил Абигор и подмигнул Асмодею.
        - Вы забыли, ваше сиятельство, что я служу вожделению, блуду, ревности, мести, ненависти и разрушению.
        Абигор улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.
        - Разве можно забыть про это, ваша светлость?! - игриво произнёс он. - А вот и здешняя Мессалина притихла… Вероятно, любовный пыл нашего подопечного утомил её.
        Асмодей сосредоточено рассматривал свой рубиновый перстень. Абигор заметил замешательство своего спутника.
        - Что случилось? Вас что-то смущает?.. - спросил он.
        - Да, мой друг… Мы отлично позабавились… Но, то что вы задумали… Ещё раз хочу предостеречь вас…
        Абигор резким движением навалился на стол и прошипел:
        - Либо вы помогаете мне, либо - нет. Хотя, вы уже сделали часть своего дела - этот самодовольный иезуит, служитель Господа, в наших руках. Дальше я могу обойтись без вас…
        Асмодей, продолжая любоваться кроваво-красным камнем, сказал:
        - Как вам угодно, ваше сиятельство. Я предпочту подождать здесь…
        - Я так и думал, что вы, Асмодей, предадите меня в последнюю минуту!
        - О, дорогой друг, предательство - моё второе «Я». Разве вы не знали об этом? - невинно поинтересовался Асмодей.
        Абигор резко встал из-за стола и направился в комнату, где Белуччи предавался плотским наслаждениям с белокурой девицей.

… Белуччи сморил сон. Ему снился замок Аржиньи, желтые огоньки окружали его. Затем появился Сконци. Белуччи отчётливо видел, как генерал умирал, лёжа на кровати в небольшой комнате. И, стараясь преодолеть предсмертные судороги, сводившие тело, генерал с трудом произнёс:
        - Это они… Они повсюду… Будь осторожен, Белуччи… Помни о своем обещании…
        Белуччи открыл глаза, провёл рукой по кровати - его страстная партнёрша исчезла. Он резко сел…
        - Наконец-то вы очнулись, сударь, - сказал знатный сеньор, тот самый, которого за игрой в кости величали герцогом.
        Он небрежным движением бросил Белуччи вещи.
        - Оденьтесь… Нам надо поговорить.
        Иезуит послушно оделся, мысленно удивляясь, что так безропотно подчиняется этому малознакомому господину.
        - Что вам угодно?.. - поинтересовался Белуччи, застёгивая камзол.
        - О, так вы - человек дела! Что ж, прекрасно… Я предлагаю вам заключить весьма выгодную сделку…
        Белуччи невольно напрягся.
        - И какую же?..
        - Мне нужен мальчишка, который скрывается в монастыре ордена Валломброза в обмен на золото. Вы сможете уехать куда угодно, купить титул барона, небольшой замок, жениться и жить в своё удовольствие, - спокойно произнёс Абигор.
        Белуччи замер… «Кто на самом деле этот герцог?.. - подумал Белуччи. - Неужели шпион архиепископа Ледесмы?.. И потому, он и его напарник, князь, путешествуют без слуг и свиты… Что на сей раз задумал Ледесма?.. Зачем ему мальчик?.. Замок, титул барона, красавица жена… Какой мужчина не мечтает их заполучить? Но какой ценой? Ценой предательства…»
        Он не знал, что ответить, ибо соблазн был слишком велик, и заглушал чувство долга перед орденом и понтификом.
        - Я не настаиваю, - продолжил Абигор, видя смятение иезуита, - вы можете отказаться. Просто я заполучу мальчишку несколько позже, и без вашей помощи. Всегда найдётся тот, кто сочтёт предложенную мной сделку весьма выгодной. Вы же останетесь, как вы изволили представиться, наёмником. Или вы всю жизнь будите делать то, что вам прикажут, или обретёте свободу и богатство… Даю вам слово, что не причиню ребёнку вреда. Всё, что в дальнейшем случиться с ним - предотвратит смятение в душах смертных. А он обретёт своё истинное предназначение.
        Белуччи трясло от возбуждения и внутренней борьбы, но в то же время у него возникли смутные подозрения, что герцог - отнюдь не шпион Ледесмы, а некто иной…
        Абигор с удовольствием наблюдал за ним.
        - Вы боитесь, что не сможете убить своего друга Гилермо?.. Напрасно, вы уже убивали и не раз. Представьте себе, что Гилермо - ваш заклятый враг и мешает начать новую жизнь…
        Абигор улыбнулся. Внезапно Белуччи почувствовал уверенность и спокойствие.
        - Я согласен.
        - Вот и прекрасно… - Абигор протянул иезуиту увесистый мешочек золота. - Здесь двести золотых дукатов. После того, как мальчишка будет у меня, получите столько же. С такими деньгами вы сможете отправиться в Наварру, Кастилию или Арагон - подальше отсюда.
        - Куда я должен доставить ребёнка?..
        Абигор задумался, но лишь на мгновение.
        - До рассвета ещё пара часов. Я буду ждать вас на дороге, ведущей в Монтелимар[Монтелимар - небольшой город в Провансе, расположенный между Валансом и Авиньоном.] .


* * *
        Белуччи покинул постоялый двор. Его лица, разгорячённого от смятения и возбуждения, коснулся прохладный ночной ветерок.
        Иезуит глубоко вздохнул. В голове его крутилась лишь одна мысль: «Убить Гилермо… Связать мальчишку… Доставить на дорогу, ведущую в Монтелимар…»
        Он шёл по направлению к монастырю, не без удовольствия ощущая пристёгнутый к поясу кошель, отягощённый увесистыми дукатами, а, как известно, они ценились гораздо выше ливров, салю и флоринов, имевших хождение во Франции. Да и вообще в последнее время золотая монета Франции заметно потеряла в весе, поэтому двести итальянских полновесных дукатов были настоящим богатством.
        Белуччи подошёл к монастырским воротам и, обхватив правой рукой медное кольцо, ударил трижды, затем сделал паузу и ударил ещё два раза. Он прислушался, казалось, что братья-валломброзанцы, охранявшие ворота, спят непробудным сном.
        Белуччи снова постучал. За воротами послушались заспанные голоса…
        - То наш полуночник вернулся… - проворчал один из монахов, открывая калитку.
        Белуччи тотчас юркнул в неё.
        Монахов подмывало поинтересоваться: удачно ли прошло ночная отлучка иезуита? Но всё же они удержались от расспросов. Возможно, потому что вид полуночника не располагал к излишним разговорам.
        Белуччи проследовал во внутренний двор.
        - Небось, прикончил кого-нибудь нынешней ночью… - прошептал один из монахов и перекрестился. - Уж больно у него странный вид… Всем известно, что иезуиты не гнушаются пачкать руки кровью невинных жертв, обвинённых по навету в ереси.
        - Да тише ты… - шикнул на него второй монах. - За такие разговоры можно угодить под инквизиционное расследование. Уж тогда точно узнаёшь, как пытают иезуиты и доминиканцы.
        Белуччи не слышал разговора братьев-валломброзанцев. Он стоял посреди двора и размышлял: «Надо оседлать лошадь, дабы потом не терять времени… А, если Гилермо закричит и разбудит монахов?.. Что ж, придётся их убить…»
        Иезуит вошёл в конюшню, снял с крюка седло и упряжь. Он действовал быстро и ловко, вскоре лошадь была готова к дальней дороге.
        Затем он направился в донжон, по винтовой лестнице поднялся на последний этаж и, постучав в келью Бернара, произнёс:
        - Гилермо! Открой мне!
        Гилермо спал чутко. Он тотчас услышал голос Белуччи и поспешил отворить дверь, решив, - что-то случилось.
        Не успела дверь открыться, как Белуччи извлёк из левого рукава камзола стилет, резко оттолкнул дверь плечом и вонзил его в горло Гилермо. Тот захрипел, захлёбываясь кровью, и схватившись руками за пронзённое горло, начал медленно оседать.
        Белуччи подхватил его и закрыл за собой дверь. В этот момент проснулся Бернар…
        Предатель опустил умирающего Гилермо на пол. Затем молниеносно бросился к мальчику, покуда тот не успел окончательно очнуться ото сна.
        - Белуччи… это ты… - прошептал сонный мальчик.
        - Я… - подтвердил предатель, сам не зная зачем.
        Он схватил мальчика за шею и слегка придушил его. Бертран потерял сознание. Белуччи завернул его в свой плащ, взял на руки и уже собирался спешно покинуть келью. Как вдруг в дверь постучали…
        - Белуччи! Гилермо! У вас всё в порядке? - послышался голос монаха, занимавшего соседнюю келью. - Я слышал шум…
        Белуччи замер - сердце, казалось, выскочит из груди.
        - Да, да… Всё хорошо… Не волнуйся, брат мой. Иди спокойно спать… - подтвердил иезуит, стараясь придать своему голосу безмятежное спокойствие.
        За дверью послушались удаляющие шаги и скрип затворяющейся двери.
        - Ушёл… - Белуччи облегчённо вздохнул, положил мальчик на кровать и провёл тыльной стороной руки по взмокшему от волнения лбу.
        Бернар пошевелил рукой и тихонько застонал. Тогда Белуччи извлёк из ножен кинжал и ловким движением отрезал от тюфяка, набитого свежим сеном, кусок материи. Он разрезал её на три части. Затем он заткнул Бернару рот кляпом, связал руки и ноги на случай, если он снова очнётся.
        Белуччи прислушался - в донжоне стояла полная тишина. Тогда он отодвинул задвижку, отворил дверь, взял мальчика на руки и потихоньку вышел из кельи. Спускаться по узкой винтовой лестнице с ношей на руках оказалось не просто. Белуччи едва не оступился - разбуженные шумом монахи непременно бы вышли из своих келий. Вероятно, ему пришлось бы убить всех братьев-валломброзанцев повстречавшихся на пути.
        Но ничего подобного не произошло, Белуччи благополучно преодолел винтовую лестницу, покинул донжон и направился к коновязи, где его ожидала оседланная лошадь.
        Он закинул связанного, бесчувственного мальчика впереди седла. Затем сел верхом и направился к монастырским воротам, которые добросовестно охраняли братья-валломброзанцы.
        В этот момент один из монахов-привратников вышел из сторожки по малой нужде и в предрассветной дымке увидел приближающегося всадника, несомненно, того самого иезуита, который нынешней ночью уже покидал стены монастыря.
        Монах также заметил, что на лошади, перед всадником что-то лежит. Смутные подозрения закрались в его душу, он вбежал в сторожку, разбудил своего напарника и на всякий случай прихватил дубинку, единственное оружие, которым дозволялось пользоваться в монастыре валломброзанцев.
        - Брат мой! - решительно произнёс монах, демонстративно поигрывая дубинкой, стоя перед опущенной решёткой и всем видом показывая всаднику, что не намерен приводить подъёмный механизм в движение, покуда не получит надлежащих объяснений. - Вы снова решили покинуть монастырь?..
        - Да, неотложные дела заставляют меня отправиться в Авиньон, - солгал иезуит, стараясь из последних сил сохранять спокойствие.
        - Настоятель не давал нам соответствующих распоряжений. Одно дело вы нынче ночью покинули монастырь в одиночестве, теперь же вы намереваетесь прихватить кого-то с собой. - Монах дубинкой указал на свесившегося с лошади мальчика, завёрнутого в плащ, ибо предрассветные сумерки не могли скрыть видневшихся босых ног и выбившихся из-под плаща волос.
        - Я не намерен отчитываться перед вами! - Грубо заявил иезуит. - Отворите ворота!
        - Э-э-э, нет! - решительно отказался монах.
        Сотоварищ поддержал его:
        - Вам придётся спешиться и вернуться в донжон. Уедите утром, после восхода солнца, если таковая необходимость останется…
        Белуччи ловким движением извлёк из левого рукава камзола метательный стилет. Он со свистом рассёк воздух и впился в горло монаха, державшего дубинку, как тому казалось, весьма грозное оружие.
        Монах издал приглушённый хрип, уронил дубинку и схватился за стилет, словно пытаясь вытащиться его и тем самым предотвратить свою неминуемую смерть.
        Второй монах оцепенел от неожиданности и страха…
        Белуччи воспользовался его замешательством и извлёк из рукава второй стилет. Через мгновение на земле, перед лошадью, лежали бездыханные тела монахов.
        Иезуит спешился, извлёк из мёртвых тел оружие, отёр клинки о рясу одного из монахов и убрал в левый рукав камзола - метательные стилеты ещё ни разу не подводили его. Затем он привёл в движение подъёмный механизм решётки, отворил ворота и беспрепятственно покинул монастырь.


* * *
        Белуччи спешно удалялся от Валанса по дороге, ведущей в Монтелимар. Светало…
        Наконец, в предрассветной дымке, он замел одинокого всадника, стоявшего на дороге. Белуччи пришпорил лошадь, поспешив ему навстречу, уже предвкушая, как получит обещанную часть золота - ещё двести дукатов.
        Неожиданно всадник исчез. Белуччи натянул поводья - лошадь остановилась.
        - Что такое?.. - удивился он, оглядевшись, но дорога была пуста. - Уж не привиделось ли мне?
        Вдруг раздался пронзительный свист. Из придорожных кустов выскочили несколько человек, вооружённые алебардами[Алебарда (нем. Helmbarte - буквально «топор с крюком») - колюще-рубящее оружие с длинным древком и специфическим наконечником, совмещавшим напоминающее копьё острие с лезвием топора или секиры. Находилась на вооружении пехоты ряда европейских стран с XIII по XVII век, получив наибольшее распространение в XV-XVI веках. Алебарда весила от 2,5 до 5,5 кг.] , и тотчас окружили всадника.
        - Раскошеливайся, если жизнь дорога! - хрипло выкрикнул один из налётчиков, нацелив острие алебарды прямо на грудь иезуита.
        Тот же не выказывая страха и, сохраняя невозмутимое спокойствие, извлёк из левого рукава стилет и метнул в нападавшего. Клинок угодил ему прямо в глаз. Грабитель издал дикий крик, неестественно выпучил уцелевший глаз и выпустил алебарду из рук. Второй стилет впился в шею его подельника, стоявшего перед лошадью.
        Воспользовавшись моментом, Белуччи рванул поводья и пришпорил лошадь, стремительно удаляясь от места нападения. Но не успел он промчаться и двадцати туазов, как из придорожных кустов появился ещё один разбойник, вооружённый арбалетом, словно знавший, - всадник непременно вырвется из засады, и решивший подстраховать своих подельников.
        Он прицелился, нажал на спусковой крючок - металлический болт впился в грудь иезуита, без труда пробив стальной нагрудник.
        Белуччи покачнулся в седле, припал к лошадиной шеи, обхватив её руками и, обагряя своей кровью плащ, в который был завёрнут ребёнок.
        - Вот и всё… Это расплата за предательство… Господи прости меня… И прими мою душу… - прошептал он.
        Стрелявший приблизился к своей жертве, извлёк из ножен кинжал и безжалостно добил всадника, нанося удары под металлический нагрудник прямо в живот. Подхватив лошадь под уздцы и, привязав её к ближайшему дереву, дабы та не убежала, он сбросил окровавленного седока.
        Арбалетчик отрывисто рассмеялся.
        - От меня ещё никто не уходил. - Он хладнокровно срезал кинжалом напоясный кошель убитого и, взвешивая его на ладони, добавил: - Отличный улов! - Затем развязал кошель и извлёк из него пару монет. - Золотые дукаты. Редкостная удача по нашим временам… Теперь можно зажить в своё удовольствие и жениться на какой-нибудь состоятельной вдовушке. А этим бедолагам, - он имел в виду своих подельников, оставшихся в живых, - дам пару монет. С них станется… Всё равно всё пропьют в ближайшей харчевне, да на непотребных девок потратят.
        Арбалетчик спрятал кошель за пазуху и заметил, что на лошади помимо убитого всадника ещё кто-то есть. И это кто-то завёрнут в плащ…
        Он от удивления присвистнул.
        - Вот те и раз! Так сеньор-то оказывается - похититель! - он ещё раз взглянул на ноги, торчавшие из-под плаща, и добавил: - И по всей видимости ребёнок… Впрочем, это не моё дело… Ещё с детьми не хватало связаться… Завтра кто-нибудь его подберёт… - он стащил завёрнутого в плащ ребёнка и бросил у кусты. - Вот лошадь хороша, и упряжь с седлом не дурны… - продолжал рассуждать арбалетчик. - Можно выручить в Монтелимаре приличные деньги.
        Наконец оставшиеся в живых разбойники подошли к своему вожаку. Тот мрачно взглянул на них.
        - Дармоеды! Упустили! Если бы не я, он бы уже приближался к предместьям Монтелимара.
        Те виновато кивали.
        - Ладно, вот вам награда. - Он выдал одному из своих помощников два золотых. Глаза тех сразу же загорелись алчностью. - Лошадь, седло, упряжь, седельную сумку - всё возьмите себе. Продайте и разделите вырученные деньги поровну.
        Разбойники оживились.
        - Хозяин, а у него - отличный меч, перевязь и сапоги. - Заметил один из них.
        Арбалетчик ухмыльнулся.
        - Так снимите с убитого всё, что считаете нужным.
        Разбойники тотчас начали стаскивать с иезуита одежду.
        Как только разбойники, отягощённые богатой добычей, скрылись из вида, из ближайшей оливковой рощицы появился всадник. Странно, что шайка грабителей его не заметила…
        Всадник спешился, раздвинул придорожные кусты, куда арбалетчик бросил мальчика, и склонился над ним. Он извлёк из ножен кинжал, и на мгновение замер, словно размышляя: лишить ли ребёнка жизни? Или не стоит - пусть всё идёт своим чередом, как он и задумал.
        Таинственный всадник решил сохранить Бернару жизнь - он разрезал кинжалом путы, связывающие руки и ноги мальчика, а затем извлёк из его рта кляп.
        - Вот и всё… Завтра в полдень тебя непременно найдут, - произнёс он, подошёл к лошади, сел в седло и умчался прочь.



        Глава 5

        Повозка, гружённая провиантом, двигалась по дороге, ведущей из Валанса в Монтелимар. Сестра Изабелла, женщина в летах, на редкость рассудительная и решительная, - именно ей настоятельница монастыря босоногих кармелиток в последнее время доверяла закупки продовольствия - собственноручно правила першероном[Першерон - порода лошадей, выведенная во Франции, весьма выносливая и предназначенная для перевозки грузов.] .
        Рыжая лошадка неторопливо плелась по дороге, понурив голову, да и сестра Изабелла её отнюдь не торопила, наслаждаясь прекрасным летним утром.
        Сестра Беатрисса, которая была намного моложе Изабеллы, сидевшая в повозке, трещала без умолку. Она старалась припомнить все пикантные подробности, услышанные в Валансе, и передать своей наставнице.
        - Говорят, в монастыре клариссинок, что в Валансе, нечистый совратил двух монахинь. Несчастные, не в силах сопротивляться, вступили с ним в плотскую связь. Через несколько месяцев они с ужасом узнали, что в тяжести…
        Сестра Изабелла на всякий случай перекрестилась.
        - А может их обрюхатил вовсе не Сатана… Прости Господи, что поминаю имя его… - монахиня снова перекрестилась.
        - А кто же, по-твоему? - искренне удивилась Беатрисса.
        - К сожалению, знатные девицы, отданные в святые обители, дабы хранить невинность, обучаться рукоделию и постигать Закон Божий, умудряются блудить. - Наставительно изрекла пожилая монахиня. - Поверь, уж я знаю, о чём говорю…
        Беатрисса вздохнула и пожала плечами. Она даже представить себе не могла: как можно вести подобный образ жизни в монастыре? Когда за всем надзирают старшие сёстры, да и сама настоятельница, да продлит Господь её земные дни, была чрезвычайно требовательна к молодым девушкам, не принявшим постриг, потому как они отданы своими знатными семьями на воспитание. Пребывая в монастыре до пятнадцати-шестнадцати лет, знатные воспитанницы покидали его стены, дабы выгодно выйти замуж.
        Беатрисса завидовала таким воспитанницам, в святой обители их было немало, ведь монашеская жизнь, весьма однообразная и скучная, для них, в конце концов, закончится. И они обретут свободу… В её понятие замужество и свобода неизменно отождествлялись.
        Порой после вечерней службы, когда монахини удались в кельи, дабы посвятить остаток дня благочестивым помыслам и чтению Библии, сестру Беатриссу обуревали весьма грешные мысли. Девушке хотелось оставить опостылевший монастырь, но, увы, идти было некуда, так она - сирота.
        Неожиданно першерон зафыркал и остановился…
        - Что такое? - удивилась сестра Изабелла и слегка стегнула лошадку кнутом. - Н-н-о-о!!! - скомандовала она, но першерон упорно не желал идти вперёд.
        Монахиня слезла с повозки и осмотрелась.
        В придорожных кустах она заметила голую ногу, затем руку… Монахиня осенила себя крестным знамением.
        - Беатрис, - тоном, не терпящим возражений, произнесла она. - Иди сюда…
        Молодая монахиня также вылезла из повозки и подошла к старшей сестре.
        - Смотри… Там в кустах… Видишь? - указала жестом сестра Изабелла.
        Беатрисса всмотрелась…
        - О, боже!!! - в отчаяние воскликнула она. - Неужто мертвец?!
        - Возможно. - Холодно отчеканила Изабелла, ещё раз перекрестилась и решительно направилась к кустам. - Наш долг помочь этому человеку, если он ещё жив. А, если нет, значит сообщить прево[Прево - местный представитель закона, мог выполнять функции судьи или сборщика налогов, а также судебного пристава.] .
        Сестра Изабелла подошла к кустам и раздвинула их…
        - Что там?.. - объятая страхом, поинтересовалась молодая монахиня.
        - Мужчина… Убит… Рана в груди… Упокой Господь его душу… Даже одежду не побрезговали взять… Лежит в одном исподнем… - сказала она и уже хотела вернуться к повозке, как услышала детский плач.
        Монахиня позвала:
        - Кто там?.. Не бойся меня… Выходи… Я не причиню тебе вреда…
        Раздалось шуршание веток. И, когда они раздвинулись, монахини увидели мальчика лет семи, облачённого в грязную ночную сорочку. Волосы его, прекрасного каштанового цвета были всклокочены, из них торчали сухие травинки; лицо заплакано. Он невольно протянул руки к пожилой монахине и едва слышно произнёс:
        - Сударыня… помогите… - и тут же упал без сил.
        Монахини бросились к ребёнку.
        - Бедняжка! Ах, бедняжка… - причитала сестра Беатрисса. - Неверное, он был с убитым… Возможно, мальчик его сын.
        Сестра Изабелла часто помогала в госпитале, открытом несколько лет назад настоятельницей при монастыре. Настоятельнице давно хотелось исцелять страждущих не только духовно, но и физически. Изабелла одна из первых вызвалась пользовать увечных, простуженных, золотушных и т. д. И даже преуспела в этом благородном деле. Но в итоге настоятельница решила, что незаурядные способности Изабеллы, а она была женщиной грамотной и хваткой, потому как происходила из купеческой семьи, следует использовать во блага монастыря по-иному. И сестра Изабелла стала заведовать закупкой провизии в Валансе и Монтелимаре.
        Теперь же ей представилась возможность применить свои знания и умения, полученные в госпитале. Монахиня начала тщательно осматривать мальчика.
        - Мальчик, по всему видно, - из состоятельной семьи. Кожа у него нежная, хоть и в ссадинах… Босиком он не ходил никогда… - она указала Беатриссе на ноги найдёныша. - Сорочка дорогая… Никаких повреждений нет… А это что такое? - она обратила внимание на цепочку, висевшую на шее мальчика. Монахиня потянула за неё, в надежде, что увидит медальон, который польёт свет на происхождение ребёнка.
        К вящему удивлению перед её взором предстал розовый камень необычайной красоты. Из груди Беатриссы невольно вырвался возглас восхищения.
        - Мальчика будут непременно искать. Такие украшения носят только дети знатных сеньоров. - Заключила сестра Изабелла. - Возьмём его с собой, а по приезде всё расскажем аббатисе. Уж она-то непременно поступит и по-христиански, и по законам Прованса.
        Монахини подхватили мальчика - одна за ноги, другая - за плечи, отнесли к повозке и аккуратно на неё положили.
        Сестра Изабелла перевела дух и поправила сбившийся чёрный апостольник[Апостольник - женский головной убор монахинь. Мог быть как чёрного, так и белого цветов.] .
        - Надобно бы его чем-нибудь прикрыть, - сказала она. Но, увы, под рукой ничего подходящего не оказалось. Вчера утром, когда монахини покидали святую обитель, дабы направится в Валанс, стоял тёплый погожий день, и потому они не прихватили с собой плащей.
        Беатрисса не растерялась, она развязала один из мешков, высыпала его содержимое в повозку, прикрыла мешком мальчика и расположилась рядом с ним.
        Сестра Изабелла также взобралась на повозку, взяла вожжи и скомандовала першерону:
        - Н-н-о-о!!!
        Рыжая лошадка тряхнула головой, фыркнула и послушно тронулась с места.


* * *
        Колокола Монтелимара и близ лежащей святой обители босоногих кармелиток слаженно вызванивали нону[Нона - примерно три часа дня.] , когда монахини миновали центральные монастырские ворота, и повозка остановилась около коновязи внутреннего двора.
        Изабелла спешилась.
        - Сиди здесь! - приказала она Беатриссе, строго-настрого запретив покидать повозку. - Никому ничего не говори, покуда я не доложу обо всём матери-настоятельнице.
        Не успела Изабелла скрыться в здании монастыря, как во дворе появилась стайка воспитанниц, вооружённых мётлами. Их возглавляла пожилая монахиня. Несмотря на своё высокое происхождение, воспитанницам вменялись в обязанности хозяйственные работы на благо обители.
        Беатрисса, повинуясь приказу старшей сестры, осталась в повозке подле мальчика. Тот едва ли пришёл в сознание, находясь в полузабытьи.
        Изабелла быстрым шагом, запыхавшись, достигла восточного крыла, в котором располагался кабинет и апартаменты аббатисы.
        Она на какой-то момент застыла перед дверью, ведущей в кабинет, собралась с мыслями, ещё раз припоминая все подробности, при которых был найден полуобнажённый труп молодого мужчины и - слава Всевышнему - живой мальчик.
        Изабелла постучала в дверь. Её отворила молодая прислужница.
        - Сестра Изабелла, я рада видеть вас в добром здравии. - Коротко заметила она. - Я тотчас доложу матери-настоятельнице о вашем приезде…
        Изабелла вошла в крошечную приёмную, предназначенную для ожидания. Вдоль стен стояли простые деревянные скамьи, ибо устав босоногих кармелиток запрещал монахиням владеть предметами роскоши.
        Ожидание продлилось недолго, но Изабелле показалось, что целую вечность. Наконец она предстала пред настоятельницей.
        Констанция де Лаваль, кузина Жанны де Лаваль, жены Рене Доброго, вот уже несколько лет возглавляла обитель. Недавно ей минуло тридцать пять лет, она ещё не потеряла своей прежней красоты и стати, которые не принесли ей счастья, а лишь разочарование в мирской жизни.
        Констанция постриглась в монахини почти десять лет назад и не без покровительства Рене Доброго, герцога Провансальского, заняла столь почётный и ответственный пост.
        Вот уже три года Констанция де Лаваль возглавляла святую обитель, умело преумножая доходы монастыря, проповедуя благочестивость, милосердие и аскетичность. Она активно помогала детским приютам, госпиталю, странноприимному дому, и даже не чуралась общаться с женщинами лёгкого поведения, если те решили покончить со своим грязным ремеслом и встать на путь истиной веры.
        Хотя идея аскетичности, которую предусматривал устав ордена босоногих кармелиток, всё более утрачивала свою актуальность, настоятельница старалась не уподобляться ни францисканцам, излишне погрязшим в роскоши; ни цистерианцам, склонным к чревоугодию, ни августинцам, презревшим заповеди святого Августина; ни клариссинкам, кои свои обители всё чаще превращали в вертепы разврата[Францисканцы, цистерианцы (цистерцианцы), августинцы - мужские монашеские ордена в средневековой Европе. К сожалению, не всегда вели благочестивый и аскетичный образ жизни. То же самое можно сказать про некоторые женские монастыри ордена клариссинок. В это время, а именно в XV веке, институт монашества постепенно утрачивал своё изначальное предназначение.] .
        Настоятельница восседала на простом дубовом кресле с высокой спинкой. Её облачение было сшито из той же грубой шерсти, что у монахинь, единственной роскошью, которую себе позволяла патронесса это - изящные чётки из бирюзы, некогда принадлежавшие её матери. В остальном же настоятельница была строга и не злоупотребляла своими привилегиями.
        Её кипельнобелый апостольник резко очерчивал овал лица и придавал ему особенную аристократическую бледность, отчего алые губы, с годами не утратившие ни цвета, ни соблазнительной припухлости, казались неестественно яркими.
        Изабелла всегда робела в присуствии аббатисы. Вот и сейчас она ощутила, как по спине пробежал предательский холодок. Монахиня постаралась взять себя в руки и поклонилась аббатисе. Та ответила кивком головы и улыбкой.
        - Надеюсь, ваше путешествие в Валанс не стало обременительным? - произнесла она на редкость мягким голосом.
        Но Изабелла прекрасно знала, что за этой мягкостью скрывается железная воля.
        - Нет, мать-настоятельница… - ответила монахиня и тотчас поправилась: - Вернее - почти нет. Дело в том, что на обратном пути мы нашли убитого мужчину, вероятно, знатного рода и мальчика. Слава Всевышнему, он жив.
        Настоятельница осенила себя крестным знамением. Изабелла последовала её примеру.
        - Увы, сестра, ещё остаются в миру заблудшие души… Убийство - великий грех.
        - Так вот, мы не смогли оставить несчастного ребёнка на произвол судьбы и привезли его в монастырь. Мальчик пережил сильное потрясение и очень плох. Всю дорогу он находился в забытьи…
        - Вы правильно сделали, сестра. Я непременно позабочусь о ребёнке. - Одобрила настоятельница. - Возможно, нам удастся выяснить: откуда он родом? И есть ли у него родные?
        - Очень на это надеюсь, мать-настоятельница. Ребёнок, несомненно, из знатного рода…
        Настоятельница удивлённо вскинула брови.
        - Вы говорите с такой уверенностью, сестра!
        - Да, мать настоятельница. Дело в том, что на шее мальчика надета цепочка с камнем удивительной красоты.
        Настоятельница задумалась…
        - Надо срочно сообщить прево и эшевену[Эшевен - представитель власти в средневековой Франции, почти тоже, что и мэр. Назначался наместником.] . Надеюсь, что злоумышленников настигнет не только карающая длань Господа, но и карающая длань закона и они поплатятся за свои злодеяния. По поводу закупок отчитаетесь позже, сестра. Сейчас следует позаботиться о мальчике. Он ранен?
        Изабелла перекрестилась.
        - Господь отвёл от него руку нечестивцев. На ребёнке разве что несколько царапин… Я осмотрела его с особым тщанием.
        Настоятельница резко поднялась с кресла.
        - Идёмте, сестра. Не будем терять время.


* * *
        Бернар открыл глаза. Первое, что он увидел - это побеленный каменный свод монастырского госпиталя.
        Мальчик лежал в углу в некотором удалении от больных, помимо этого его отгораживала ширма.
        Он попытался двигаться: пошевелил сначала руками, затем ногами. И с радостью обнаружив, что может это делать, сел на кровати.
        Из-за ширмы появилась монахиня в сером просторном одеянии и белом апостольнике.
        - Наконец-то ты очнулся, - сказала она и приблизилась к Бернару. Мальчик ощутил, как от монахини струится приятный аромат трав. - Как ты себя чувствуешь?
        - Хорошо… - едва слышно сказал мальчик и испугался, голос показался ему чужим. Он немного помолчал и спросил: - Где я?
        - В монастыре, - коротко ответила настоятельница.
        Мальчик потёр лоб ладошкой.
        - А он?
        Настоятельница догадалась, что речь идёт о том самом убитом мужчине, обстоятельствами гибели которого занимается здешний прево. Но, увы, в своём расследовании он не слишком-то продвинулся.
        - А что ты можешь сказать о мужчине, который сопровождал тебя?
        Мальчик пожал плечами.
        - Он охранял меня… А потом почему-то увёз… Кажется, тоже из монастыря… Не помню точно какого… Но монахи называли себя вало… Нет не помню… - Бернар снова потёр лоб ладошкой. - Голова немного кружится…
        Настоятельница догадалась: о каком монастыре идёт речь.
        - Вероятно, вас приютили валломброзанцы, - предположила она.
        Мальчик кинул.
        - Возможно, я точно не помню…
        - А ты помнишь своё имя?
        Мальчик кивнул.
        - Бернар…
        Мать настоятельница обрадовалась, что после такого потрясения ребёнок окончательно не потерял память.
        - А где ты жил раньше? - ласково спросила она.
        Бернар задумался.
        - В замке… Он большой и красивый… В нём рухнула башня, потому что был сильный дождь и гроза… И меня увезли…
        - А ты помнишь название замка?
        Бернар пристально, не моргая, смотрел на мать настоятельницу.
        - Нет… - признался он и тяжело вздохнул. Затем рукой дотронулся до груди и из-под рубашки извлёк александрит.
        - Редкий камень, - заметила настоятельница. - А кто тебе его подарил?
        Бернар постарался вспомнить. События последних недель смешались и всплывали из памяти какими-то обрывками.
        - Женщина… Кажется, моя мать…
        Настоятельница улыбнулась.
        - Тебе надо подкрепиться, сестра Беатрисса позаботиться о тебе. А после еды тебе лучше поспать…
        Бернар кивнул.


* * *
        Настоятельница закончила разговор с мальчиком и вышла из-за ширмы. Её с нетерпением ожидал прево.
        - Вы слышали наш разговор, господин прево? - спросила она щеголеватого мужчину средних лет, облачённого по последней провансальской моде.
        - Да, мать настоятельница. Но, увы, он мало, что прояснил. - Печально произнёс служитель закона, которому вовсе не хотелось лишних хлопот. Но разве откажешь настоятельнице монастыря, кузине самой Жанны де Лаваль? Прево понимал, что это чревато для него неприятностями по службе. Но и особо рвения он проявлять не намеревался.
        Настоятельница сцепила на груди руки, так что их сокрыли широкие рукава одеяния. Она с укоризной воззрилась на прево.
        - Вероятно, вы пропустили небольшую деталь из разговора… Так вот я напомню вам: мальчик и его убитый спутник некоторое время находились в мужском монастыре…
        Прево крякнул.
        - Но, мать настоятельница, - произнёс он как можно вежливее, - почему вы решили, что монастырь-то мужской?
        Настоятельница невольно улыбнулась.
        - Потому, что убитый находился подле мальчика. Разве это возможно в женской обители?
        Прево растерялся, ибо он, как блюститель закона, не проявил должной смекалки. А женщина, монахиня, пусть и настоятельница, показала своё превосходство. Ему стало обидно…
        - И смею заметить, господин прево, - продолжила настоятельница, - вам следует направиться в монастырь ордена Валломброза, что рядом с Валансом. Возможно, там вы узнаете хоть что-нибудь о мальчике и убитом мужчине.
        Прево снова крякнул и подумал: «М-да… Вот времена настали: монахиня указывает блюстителю законности, что ему следует делать! Куда катиться Прованс?! Так женщины станут вмешиваться в дела государственной важности…»


* * *
        Рано утром, едва забрезжил рассвет, в келью настоятеля Кристиана ворвался монах. Он был бледен, волосы взъерошены, глаза выпучены…
        Настоятель прервал утреннюю молитву.
        - Что случилось, брат мой? Неужели я опоздал к заутренней службе[Проведение заутренней службы в те времена менялось в зависимости от времени года. Летом она проводилась примерно в 6.00 утра, зимой позже. После неё отзванивалась так называемая прима, возвещавшая о начале дня.] ?
        Монах отрицательно покачал головой, не в состоянии вымолвить ни слова.
        - Так что же тогда случилось? - снова спросил настоятель и с трудом поднялся с колен. - Говори же!
        Молодой монах сглотнул и перекрестился.
        - Там у монастырских ворот… Братья-привратники…
        Настоятель терял терпение.
        - И что же они? Неужели где-то раздобыли вина и упились до полусмерти?
        Монах снова перекрестился.
        - Отец Кристиан, они мертвы…
        Настоятель встрепенулся.
        - Как? Что ты говоришь? - не поверил он. - Кто бы посмел убить монахов?
        Страшная догадка пронзила мозг настоятеля: «Неужели кто-то поник в монастырь ночью?.. Неужели Белуччи и Гилермо не напрасно охраняли ребёнка? Неужели…»
        Мысли настоятеля путались, холод сковал его члены.
        - Беги в донжон! - приказал он монаху. - Позови ко мне Белуччи или Гилермо! А я отправлюсь к месту убийства, дабы помолиться о душах невинно убиенных.

… Когда настоятель достиг ворот, около них уже собралась группа монахов. Выглядели валломброзанцы растеряно. Увидев настоятеля, они устремились к нему.
        - Отец Кристиан! Отец Кристин! Что же теперь будет? - беспокоились они.
        Настоятель жестом остановил своих собратьев, приблизился к жертвам и внимательно осмотрел их.
        - Их закололи стилетом: одного в горло, другого в сердце… Насколько мне известно, так убивают наёмники или иезуиты…
        Монахи издали возглас удивления. Да и сам настоятель испугался своих собственных слов.
        - Отец Кристиан! Отец Кристиан! - кричал монах, выбежавший из донжона. - Гилермо убит! Мальчик пропал! - он, задыхаясь от волнения и бега, приблизился к настоятелю. - Брат Гилермо там в келье… Весь в крови…

«Господи! - мысленно взмолился отец Кристиан. - Зачем я дал приют этим иезуитам? Что же теперь будет? - и сам дал ответ на вопрос: - Теперь жди инквизиторов, доминиканцев… иезуитов. Меня сожгут на костре, братьев запытают до смерти… Всё пропало!»
        Настоятель неимоверным усилием воли взял себя в руки.
        - Братья мои! Мы должны предать земле тела убиенных и сотворить молитву во имя спасения их душ. - Монахи дружно закивали в знак согласия и начали осенять себя крестным знамением. - Затем… - продолжил отец Кристиан и цепким взором обвёл своих собратьев, - мы будем жить, как прежде. Иначе…
        Монахи, затаив дыхание, внимали каждому слову настоятеля.
        - Иначе нам не избежать инквизиционного расследования. Надеюсь, мне не пристало объяснять: что это такое.
        Монахов охватил неподдельный страх. Некоторые из них не понаслышке знали о доминиканцах, которые буквально заполонили инквизиционные суды.
        Вперёд вышел самый старый монах, никто не знал: сколько ему лет. Он почти ослеп, но отлично слышал и сохранил удивительную ясность ума.
        - Если здесь появятся эти псы доминиканцы, то от монастыря ничего не останется. До Валанса я жил в обители, что в Миланском княжестве. Нескольких монахов обвинили в содомии. Настоятель же решил: пусть их судят по закону… Так вот у инквизиционного суда, который почти весь состоял из доминиканцев, нет закона. Настоятеля самого обвинили в потворстве содомии, сделке с Сатаной и сожгли на костре. Монахов же подвергли изощрённым пыткам… Я случайно уцелел… А имущество монастыря перешло ордену доминиканцев.
        Валломброзанцы перекрестились.
        - Мы будем молчать! - уверенно сказал молодой монах, который обнаружил убитого Гилермо.
        Братья-валломброзанцы поддержали его в единодушном порыве.


* * *
        Заручившись поддержкой собратьев, и отдав соответствующие распоряжения по поводу убитых монахов и иезуита, настоятель лично отправился в странноприимный дом, которым заведовал брат Валентин. Тот пробуждался рано, примерно в пять утра, как и все братья-валломброзанцы.
        Брат Валентин удивился, увидев настоятеля у себя в келье в столь ранний час.
        - Что случилось, отец Кристин? - выказал беспокойство почтенный валломброзанец.
        - Мне нужна твоя помощь, брат мой… - признался настоятель. - В монастыре произошло тройное убийство.
        Брат Валентин перекрестился.
        - Господи Всевышний… Неужели кто-то из наших братьев совершил сей тяжкий грех? Не иначе, как Сатана управлял его рукой…
        - Возможно… - уклончиво ответил настоятель. - По моему разумению, Белуччи совершил необъяснимый поступок, совершив злодеяние и выкрав мальчика. Но точно я утверждать не могу, ибо нет ни одного свидетеля…
        Брат Валентин снова перекрестился.
        - Я всецело поддерживаю вас, отец настоятель. И намерен хранить сию печальную тайну, - заверил он.
        Отец Кристиан удовлетворённо кивнул.
        - Я рассчитывал на твою поддержку, брат мой… Но что же нам делать с кучером, форейтором и старым слугой, что сопровождали иезуитов?..
        Брат Валентин задумался.
        - Они должны вступить в наш орден и связать себя нерушимой клятвой. Иначе…
        Настоятель округлил глаза.
        - Господи Иисусе! Что ты говоришь, брат Валентин? Мы не можем лишить жизни этих людей!
        - Отец настоятель! Вы не правильно меня поняли. Я хотел сказать: иначе они донесут инквизиторам и сами пострадают.
        Настоятель уловил мысль своего собрата:
        - Надо убедить их, а если и потребуется - то запугать. Этот грех я возьму на свою душу… - заверил он брата Валентина. - Вернёмся к нашему разговору после заутрени.

…Едва монастырские колокола отзвонили приму после заутрени, как настоятель и брат Валентин приступили к воплощению своего плана. Они так запугали кучера и форейтора, то те объятые страхом перед инквизицией и орденом иезуитов, тотчас согласились стать послушниками и принести клятву молчания перед распятием.
        Старый Жиль долго плакал, и никак не мог успокоиться. Он несколько раз порывался покинуть кабинет настоятеля, дабы отправиться в замок Аржиньи и обо всём рассказать графу.
        Наконец под давлением валломброзанцев он обмяк и поклялся молчать, но в орден вступать отказался.
        - Лучше я буду прислуживать в странноприимном доме паломникам… Я всю жизнь был слугой, привык заботиться о ком-нибудь… Какой из меня монах?..
        Настоятель и брат Валентин многозначительно переглянулись.
        - Хорошо, пусть будет так, - согласился отец Кристиан. - Брат Валентин присмотрит за тобой, Жиль…


* * *
        Прево в окружении небольшого вооружённого отряда достиг предместий Валанса. Ему хотелось поскорее закончить все формальности, затем вернуться в Монтелимар и обо всём доложить эшевену. Тот же пусть сам решает: доводить ли до сведения настоятельницы женской обители вскрывшиеся факты, если таковые вообще появятся, или - нет.
        Он остановился на ближайшем постоялом дворе и отправил в монастырь вестового, дабы предупредить настоятеля о предстоящем визите служителя закона.
        К тому времени настоятель Кристиан немного успокоился, ибо его всецело поддержали братья, не желавшие иметь дело с инквизицией.
        Он пребывал в скриптории, где переписывались ценные фолианты. Богатые провансальцы охотно платили за них немалые суммы, особенно купцы, потому как владение библиотекой поднимало их общественный статус.
        Настоятелю доложили о прибытии вестового и это обстоятельство весьма его обеспокоило. Не успел он справиться с одним несчастьем, как появляется некий служитель закона, да ещё из Монтелимара!
        Вестовой почтительно вручил настоятелю короткое письмо, написанное прево, как говорится, currente calamo[Беглым пером, наспех (лат.)] , скреплённое для пущей важности печатью с гербовым изображением Монтелимара.
        Тот же надломил восковую печать и бегло прочёл немногословное послание, в котором прево просил о встрече, намекая, что дело весьма щекотливое и в нём заинтересованы высокие особы.
        Отец Кристиан тяжело вздохнул и подумал: «Деваться некуда… Придётся переговорить с этим прево… Чего он хочет?»

…Настоятель встретился с прево в небольшом кабинете, когда монастырские колокола вызванивали сексту[Секста - примерно полдень.] .
        Прево галантно поклонился, затем приблизился к настоятелю, встал на колени и произнёс:
        - Благословите, святой отец…
        Отец Кристиан осенил гостя крестным знамением и жестом указал на деревянное кресло, сам же разместился за старинным дубовым столом, ещё принадлежавшим его предшественнику.
        - Вы проделали не близкий путь из Монтелимара, господин прево. И, как указали в своей записке, по весьма щекотливому делу. Я слушаю вас…
        Прево теребил в руках широкополую шляпу, щедро украшенную плюмажем и драгоценной брошью. Настоятелю не составило труда догадаться: визитёр нервничает, видимо обстоятельства, затаившие его покинуть Монтелимар, действительно не простые.
        - Дело в том, что два дня назад на дороге, ведущей из Валанса в Монтелимар, был найден убитый мужчина и… мальчик. Ребёнок жив, отделался лишь сильным испугом. Кроме своего имени ничего не помнит…
        Настоятель ощутил дрожь в коленях… Но всё же, стараясь не выдать своего волнения и страха, перекрестился и сказал:
        - Да, мальчик мог потерять память от пережитого потрясения. Но, чем же я могу помочь вам?
        - Скажите, святой отец, не останавливался ли в вашем монастыре, может быть, в странноприимном доме, мужчина похожий на телохранителя вместе с мальчиком лет семи-восьми.

«Несомненно, Белуччи… - вихрем пронеслось в мыслях настоятеля. - Бежал с мальчишкой, убил двух монахов… И что же?! Ради чего? Чтобы самому встретить свою смерть… Ох, истинно говорят: «Пути Господни неисповедимы…»
        - В монастыре - нет, ибо здесь не постоялый двор, а святая обитель. А, что касается странноприимного дома, вам следует обратиться к брату Валентину, которому вверена забота о паломниках.
        Взор прево сосредоточился на шляпе, словно он видел её впервые. «Настоятель ничего не знает… Или делает вид, что не знает… Что ж, и то, и другое меня устраивает…» - подумал он.
        Прево откланялся и с дозволения настоятеля отправился в странноприимный дом, который располагался тут же за стенами монастыря. Увы, но брат Валентин только пожал плечами, ибо среди множества паломников он так и не смог припомнить высокого черноволосого мужчину и мальчика семи-восьми лет.
        Вернувшись в Монтелимар, прево подробно отчитался перед эшевеном о результатах своей поездки.
        Эшевен вздохнул:
        - Видимо это преступление, впрочем, как и многие другие, останется безнаказанным. Мальчик явно благородного происхождения, о чём говорит его внешность и драгоценность, о которой вы упоминали… Как вы сказали называется сей необычный камень?
        - Кажется, александрит. По крайней мере, так считает мать-настоятельница… - напомнил прево и уже шёпотом добавил: - Вы же понимаете, господин эшевен, эта женщина знает толк в камнях…
        - Да, да, разумеется. Я помню, что настоятельница принадлежит к знатному роду де Лаваль, - подтвердил эшевен. - Тогда будем считать, что мальчик сирота и следует о нём позаботиться.
        Эшевен многозначительно посмотрел на прево. Тот растерялся.
        - Каким образом?..
        Эшевен тяжело вздохнул - с кем приходится иметь дело!
        - Мальчик не может долго оставаться в женской обители. - Пояснил он своему непонятливому подчинённому. - Надо отправить его в приют… Но, разумеется, не для бедняков, а скажем, в монастырь цистерианцев, что в Экс-ан-Провансе. Ему покровительствует сам герцог, наш сюзерен. Думаю, мать-настоятельница останется довольна таким решением.
        Прево закивал в знак согласия.
        - О, господин эшевен, как вы мудры!
        Эшевен сдержанно улыбнулся и выказал пожелание:
        - Позаботьтесь, чтобы мальчика довезли до Экс-ан-Прованса без приключений.



        Глава 6

        Пока Шарль с присущей ему энергией контролировал возведение новой башни, Исидора со всем тщанием изучала содержимое старинных манускриптов, обнаружённых в тайнике. Несомненно, они относились к index librorum prohibitorum[Список запрещённых книг (лат.)] . Несколько манускриптов были посвящены алхимии и, увы, разочаровали её. Исидора провела пятнадцать лет в замке Ферментера среди алхимиков и весьма преуспела в этой науке, запрещённой католической церковью, и потому могла отличить ценный содержательный труд от дешёвой подделки.
        Но один из манускриптов всё же привлёк её внимание, ибо в нём подробнейшим образом описывалось изготовление магического компаса. Исидора была крайне удивлена и поначалу решила, что это очередное порождение лже-алхимии. Но, затем поразмыслив, решила предпринять попытку и изготовить сие приспособление.
        Свободного времени у неё было предостаточно, ибо теперь не приходилось заботиться о Бернаре, о чём она весьма сожалела и очень скучала о мальчике. Дабы отвлечься от тягостных мыслей Исидора уединилась в своих покоях, и даже запретила входить Консуэло, сославшись на то, что всецело посвятит себя чтению.
        Консуэло фыркнула и обиделась, она тяготилась бездельем и неразделённым любовным желанием, ведь Шарль почти не уделял ей времени, поглощённый строительством. И потому в подражании Исидоре заперлась в своих покоях, занявшись рукоделием.

…Исидора тщательно изучила описание магического компаса, выписав на чистый лист бумаги все необходимые ингредиенты. Их оказалось достаточно много. Затем она подошла к туалетному столику, взяла круглую серебряную пудреницу, открыла её и произнесла, смотрясь в зеркало на своё отражение:
        - Пожалуй, в ней-то я и размещу компас… Посмотрим, что получится…
        В течение двух недель Исидора занималась изготовлением магической вещицы. Задача это оказалась не простой, ибо она сталась действовать инкогнито, дабы никто в замке узнал о её опасном занятии.

…Исидора сидела за столом, перед ней лежала серебряная пудреница с магическими премудростями. Она ещё раз скептически посмотрела на плоды своих трудов, открыла манускрипт и прочитала:
        - Дабы стрелка компаса начала двигаться и указывать место пребывания интересующей вас особы, следует нанести на стрелку кровь оной или измельчённый волос… - Исидора фыркнула. - Ну, что ж посмотрим, чего стоят алхимические рецепты тамплиеров.
        Иголкой она уколола палец, на его кончике появилась густая алая капелька. Исидора, убедившись, что стрелка компаса направлена в противоположную от неё сторону, осторожно смахнула на неё каплю крови. И замерла в ожидании…
        Оно продлилось не долго. Стрелка дрогнула, затем слегка отклонилась в правую сторону, затем в левую, после чего резко повернулась, указав на Исидору. Женщина пришла в неподдельный восторг и захлопала в ладоши:
        - Получилось! Действует!
        Когда же она успокоилась, то подумала: «А зачем мне этот компас?.. Что я стану с ним делать? Искать загулявших мужей своих служанок?..»
        Затем Исидора повторила опыт с прядью своих волос. Она аккуратно отрезала тонкую прядку, измельчила её острыми ножницами и бросила в специально приготовленный эликсир, подробно описанный в магическом манускрипте. Волосы растворились, образуя однородное вязкое вещество желтоватого цвета. Затем она размешала получившуюся консистенцию золотой палочкой. Завершив это занятие, она извлекла золотую палочку: по ней медленно стекало вязкая жидкость. Исидора быстро, покуда та не успела полностью соскользнуть с инструмента, капнула на стрелку компаса.
        Эффект превзошёл все её ожидания. Стрелка дрогнула и резко изменила своё направление.
        После успешных экспериментов с магическим компасом, Исидора вновь углубилась в изучение манускриптов. И её жажда познания была вознаграждена с лихвой, потому как она постигла тайный смысл символов, которыми была испещрена одна из башен замка Аржиньи, принадлежавшего магистру ордена тамплиеров де Божё. Возможно, тамплиеры зашифровали некое послание… Но кому оно предназначалось? Вероятно, только посвящённому в их сокровенные тайны.
        Ключом к разгадке загадочных символов оказалась гематрия, древнееврейский шифр. Исидора, вооружившись письменными принадлежностями, поспешила в башню, которую она называла Башней Тамплиеров. Именно в ней много лет назад она имела неосторожность вызывать потусторонние силы. Увы, расплата оказалась жестокой…
        Исидора хорошо помнила уроки, которые преподнесла ей жизнь и уже не вела себя столь порывисто и опрометчиво, как в молодости, предпочитая предаваться своим изысканиям украдкой.
        Она со всем тщанием скопировала часть символов на бумагу и вернулась в свои покои, дабы расшифровать их. Результат получился весьма неожиданным.


        Первая фраза гласила:



«Но избраны Господом люди Эфиопии…
        Ибо там есть обиталище Бога - Небесный Сион - Ковчег его Завета…»[Из литературного памятника «Кебра Нагаст» (Слава царей), в котором описывается доставка Ковчега Завета из Израиля в Эфиопию. Самая ранняя из известных рукописей «Кебра Нагаст» датируется XII веком, но в Европе о ней не было известно до первой четверти XVI века, когда были впервые опубликованы некоторые предания о царе Соломоне и сыне его Менелике. Существует и арабская версия «Кебра Нагаст».]

        Вторая была краткой:



«Отправляйся в Лион… Помолись Деве Марии…
        И ты познаешь великую тайну…»

        Исидора задумалась над смыслом расшифрованных надписей.


* * *
        На следующей день она вошла в покои Консуэло. Та, затаив обиду, сделала вид, что не заметила сего обстоятельства, с напускным усердием предаваясь вышиванию.
        Исидора понимала душевное состояние своей наперсницы, но отступать не собиралась.
        - Прекрасные цветы… - заметила она, рассматривая вышивку.
        Консуэло промолчала. Между женщинами и ранее случались размолвки, Исидора хорошо изучила характер Консуэло и умела использовать её слабости.
        - После отъезда Бернара из замка, меня одолевает невыносимая скука… Да ещё Шарль занят этой злосчастной башней… Думаю, отправиться в Лион.
        При упоминании о Лионе глаза Консуэло заблестели. Это не ускользнуло от внимания Исидоры, и она продолжила:
        - Ах, как я люблю лионские шелка! Ты не находишь, что мы давно не обновляли свой гардероб?
        Губы Консуэло задрожали - ей так хотелось прикупить новомодных шелков, тем более что сокровищница графа существенно пополнилась драгоценностями тамплиеров. И он мог побаловать своих женщин, расставшись с несколькими украшениями отнюдь не в ущерб казне. В Лионе бы прекрасные дамы нанесли визит Антонио Альбицци, известному в городе банкиру, выходцу из Ломбардии, который охотно ссужал флорины, эскудо, су, салю и дукаты под залог ювелирных изделий. Затем женщины смогли бы прекрасно провести время, посетив торговцев тканями, кружевами и тесьмой. И получив удовольствие от покупок, вернуться через пару дней в Аржиньи.
        Но, увы, гордость Консуэло была уязвлена пренебрежительным отношением Исидоры.
        - Ну, что ж… Как хочешь… - со вздохом сказала Исидора, собираясь покинуть неразговорчивую подругу. - Значит, я сама говорю с графом и завтра же отправлюсь в Лион.
        Наконец соблазн взял верх над гордостью и обидой, Консуэло не выдержала.
        - Я непременно поеду с тобой! - с жаром заверила она.
        Исидора, стоявшая к ней спиной, буквально просияла от удовольствия.
        - Рада, что ты составишь мне компанию. Не люблю путешествовать в одиночестве.
        На самом деле Исидора искала компанию совсем по другой причине, ибо хотела выяснить: какую же тайну хранит базилика Нотр-Дам-де-Фурвьер? Ведь именно она посвящена культу Девы Марии. Увы, она никогда не ходила в церковь, потому как не верила в Бога. Да и если бы решила принять Его в столь зрелом возрасте, вряд ли бы на неё сошла божья благодать.

… Исидора обладала ценным талантом: она умела договариваться с графом. И на сей раз женщина искусно проявила всё своё обаяние, выдержку и мудрость.
        Исидора вошла в кабинет графа. Шарль, поглощённый чертежом архитектора, которого ему присоветовал один из баронов-вассалов, не обратил на появление женщины ни малейшего внимания, с жаром обсуждая размещение дополнительной аркбаллисты. Наученный горьким опытом, граф решил снова установить морально устаревшее оружие.
        Исидора терпеливо стояла в дверях. Наконец, граф, распалённый спором с архитектором, соблаговолил обратить на неё внимание.
        - Исидора! Что вам угодно? Я занят важным делом…
        Женщина улыбнулась.
        - Я знаю, ваше сиятельство, - кротко произнесла она. - Вот уже почти неделю вы говорите только о камне для строительства, деревянных перекрытиях, винтовых лестницах и так далее… Мы же с Консуэло лишены возможности наслаждаться вашим обществом…
        Граф несколько смягчился. «Я действительно забыл о своих любовницах…» - подумал он.
        - Но ты, Исидора, достаточно умна, дабы понять: насколько важна защита замка!
        - Разумеется, ваше сиятельство. И потому я здесь… Не желая докучать вам какое-то время, мы с Консуэло решили отправиться в Лион, дабы пополнить запасы шелков. Надеюсь, вы не будете возражать? - как можно мягче произнесла она и с мольбой воззрилась на Шарля.
        Шарль даже растрогался.
        - Возражать?! Отчего же! Я прикажу камерарию[Камерарий заведовал сокровищницей графа, герцога или короля.] выдать вам несколько украшений из сокровищницы. Думаю, Антонио Альбицци даст за них хорошую цену. И вы сможете купить всё, что пожелаете.
        Исидора сдержанно поклонилась.
        - Благодарю, ваше сиятельство, - сказала она и тотчас исчезла за дверью.


* * *
        Едва ли колокола церкви Сент-Жен-де-Божё отзвонили терцию[Терция примерно 9.00] , как из ворот замка Аржиньи выехала карета, запряжённая парой отменных лошадей в сопровождении трёх всадников.
        Консуэло, не привыкшая вставать в столь ранний час, смачно зевнула, прикрыв рот ладошкой.
        - Пожалуй, я немного вздремну… - сказала она, удобно устраиваясь на подушках.
        Исидора кивнула, её мысли были поглощены таинственными надписями, которые ей удалось расшифровать при помощи гематрии.
        До Лиона дорога была не близкой. И если погода не испортиться и не пойдёт дождь, путешественницы рассчитывали миновать городские ворота ещё засветло. А затем остановится в респектабельной гостинице «Лев и три лилии».
        К полудню Консуэло достаточно выспалась, дабы болтать без умолку. Обида на Исидору улетучилась, она старалась быть не злопамятной, ибо женщинам приходилось жить в одном замке, да и чего греха таить - по очереди делить ложе с графом.
        Исидора делала вид, что внимательно слушает спутницу, всецело погрузилась в размышления. Горничная же, сидевшая напротив сиятельных дам, занялась рукоделием. И вскоре Исидора и вовсе забыла о её присутствии.
        Помимо оккультных и алхимических трудов Исидора постигла множество других наук и считалась женщиной образованной. Невольно, созерцая из кареты красоты Роны, она вспомнила, что некогда почти полторы тысячи лет назад, во времена римлян, город назывался Лугдунум, что на языке местных племён означало «холм света».
        Исидора напрягла память, стараясь как можно больше припомнить о Лугдунуме. Возможно, древнее название Лиона имеет отношение к тайне, с которую она намеривалась разгадать…
        Всплывшее в памяти имя Мунация Планка, основавшего город, не вызвало у Исидоры никаких ассоциаций. Да и известные ей святые мученики: Ириней, Иуст и Антиох Лионские, пострадавшие за христианскую веру не приблизили к разгадке слов: «Но избраны Господом люди Эфиопии, ибо там есть обиталище Бога - Небесный Сион - Ковчег его Завета».
        Напротив, Исидора была преисполнена уверенности, что Эфиопия находится слишком далеко, где-то рядом с Египтом, гора Сион - на земле палестинской, библейский Ковчег же и вовсе был утрачен много веков назад… И почему дикий эфиопский народ избран Господом? С какой целью? И причём здесь вторая расшифрованная фраза:
«Отправляйся в Лион, помолись Деве Марии, и ты познаешь великую тайну?» Как Дева Мария могла связать воедино Эфиопию, священную гору Сион и библейский Ковчег?
        Исидора тяжело вздохнула и отвлеклась от своих мыслей…
        - Исидора! Ты слышишь меня! - докучала ей Консуэло. - А что, если нам сшить наряды на испанский манер? - неожиданно предложила она.
        - Я не люблю фрезу[Фреза - пышный накрахмаленный воротник.] … - призналась Исидора, - она мне сдавливает горло.
        И тут Консуэло опять начала болтать без умолку, описывая Исидоре различные фасоны воротников.
        Исидора же погрузилась в свои размышления: «Помолиться Деве Марии можно лишь в базилике Нотр-Дам-де-Фурвьер… Увы, я не могу войти туда… Попросить Консуэло… А как?… Разгадай, мол, тайну тамплиеров?.. Глупо… Значит, я сама должна войти в базилику… И я это сделаю!»

…Карета с прекрасными дамами приблизилась к городским воротам Лиона, украшенным гербом с изображением льва, стоящим на задних лапах, увенчанного тремя королевскими лилиями. Собственно, именно городской герб и вдохновил хозяина гостиницы «Лев и три лилии» на выбор названия своего респектабельного заведения.
        Колокола базилики Нотр-Дам-де-Фурвьер и ещё нескольких городских церквей слаженно вызванивали нону. Вскоре путешественницы достигли гостиницы. Предприимчивый хозяин разместил их в наилучших комнатах.
        На следующее утро женщины поспешили в контору Антонио Альбицци. Банкир принял дам с галантностью, присущей лишь ломбардцам, а затем уже поинтересовался целью их визита.
        Исидора держала в руках увесистый бархатный мешочек, стянутый серебряной нитью. Она раскрыла его и извлекла изящные украшения, разложив их перед ломбардцем, приведя его тем самым в неподдельный восторг.
        Опытный глаз банкира тотчас определил ценность драгоценных камней, а когда он вооружился лупой, его предположения лишь подтвердились.
        - Давно я не встречал подобной красоты… - признался Альбицци, продолжая наслаждаться чистотой камней.
        Женщины переглянулись, ибо начало разговора было многообещающим.
        - Сударыни! - наконец произнёс Альбиции, оторвавшись от украшений и отложив лупу. - Я могу дать вам сразу же тысячу флоринов.

«Значит, украшения стоят две тысячи…» - подумала Исидора.
        - Мы должны подумать… - произнесла она и взглянула на свою спутницу. Консуэло же слегка кивнула в знак согласия, полностью доверив Исидоре переговоры с ломбардцем.
        От цепкого взора Альбицци не ускользнули многозначительные взгляды женщин. И он поспешил заверить:
        - Сударыни, камни безусловно хороши… Но я - деловой человек и должен думать и о своей выгоде. Тысяча двести флоринов - моё последнее слово.
        Исидора улыбнулась. Ей поскорее хотелось покончить с этим делом.
        - Разумеется. Мы согласны…
        Ломбардец оживился. Он тотчас позвал помощника, дабы составить все необходимые бумаги и выдать очаровательным визитёршам тысячу двести флоринов.
        Женщины, удовлетворённые полученной суммой, покинули контору ломбардца, сели в карету и отправились в торговый дом господина Мулена, где они по обыкновению приобретали ткани для новых нарядов.
        Торговый дом Мулена славился модными тканями и в то же время умеренными ценами, потому как у его владельца была своя мануфактура. Не успели женщины переступить порог торгового заведения, как услужливые помощники Мулена тотчас подхватили их, препроводив в специальную комнату для особых покупателей. Вскоре появился и сам хозяин. Увидев своих давних клиенток, он просиял от удовольствия, уже предвкушая солидный заработок. Он приказал помощникам принести последние новинки шелков, бархата и атласа, словом, всего того, что не могло оставить равнодушными сердца женщин.
        Исидора взглянула на обилие рулонов тканей, которые разворачивали предприимчивые торговцы, и поняла, что придётся выбирать до вечера. Ибо обилие предлагаемого товара было просто немыслимым.
        У Консуэло от азарта загорелись глаза. Она начала оценивать шелка со знанием дела.
        Исидора же решила выбрать для себя лиловый шёлк, в тон ему бархат и, пожалуй, бледно-голубой атлас, расшитый серебряной нитью. Затем она оставила Консуэло мешочек с флоринами и, сославшись на головную боль, покинула гостеприимное заведение Мулена, оставив подругу в этом всепоглощающем царстве мануфактуры.
        Консуэло же, всецело поглощённая приятным занятием, не придала сему обстоятельству ни малейшего значения. Исидора же по опыту знала, если ей не удастся ускользнуть от своей спутницы сейчас, то завтра - и подавно. Потому, как Консуэло непременно отправится к портнихе, у которой вот уже пять лет заказывает наряды, Исидоре же придётся её сопровождать и давать советы. Да и сама она была не прочь заказать обновы.


* * *
        Исидора села в карету и приказала кучеру править к базилике Нотр-Дам-де-Фурвьер, что возвышалась на холме Фурвьер, где некогда располагался форум римского императора Траяна, а затем почти триста лет назад каноник собора Сен-Жан, некий Оливье де Шаван, основал церковь, посвящённую Деве Марии.
        По мере приближения к базилике Исидору всё сильнее охватывало волнение. В силу своих убеждений, она не посещала церкви, и сейчас отважиться на сей шаг, женщине было, увы, не просто.
        Исидора вышла из кареты, как можно глубже натянув капюшон на голову из полупрозрачной ткани.

«В конце концов, - решила она, - клирик базилики не знает: кто я на самом деле… Ангелика умерла много лет назад… Я - Исидора Монтехо, возлюбленная графа де Аржиньи… Чего мне бояться?..»
        Подбодрив себя, таким образом, она начала подниматься по каменной дорожке, ведущей на холм Фурвьер. И вот она оказалась перед Северным порталом, входом в базилику…
        Рядом виднелась мрачная лестница, ведущая в крипту, нижнюю церковь, посвящённую Иосифу.
        Исидора почувствовала, как бьётся сердце, готовое выскочить из груди.
        - Я сделаю это… Сделаю… - едва слышно прошептала Исидора.
        И дабы немного успокоиться, она решила пройтись вокруг церкви. Сама того не желая, женщина невольно взглянула на барельефы, украшавшие Северный портал. Один из них привлёк её внимание…
        Барельеф изображал царицу Савскую в полный рост, рядом с ней царя Соломона, около ног царственных особ сгорбился слуга[В действительности же описываемый барельеф украшает храм в Шартре. Первая церковь на месте храма была построена в IX веке и основана на культе Деве Марии. Затем Карл Лысый перестроил её в Шартрский собор. Северный портал собора украшают приведённые в тексте барельефы. Есть также на Южном портале изображение царицы Савской, она держат в руках цветок. Надписи же были приблизительно переведены (предположительно с латыни) Грэхемом Хэнкоком, автором книги «Ковчег Завета», в которой он выказывает предположение, основываясь на древних источниках, в частности на «Кебра Нагаст», что Ковчег был переправлен из царства Соломона именно в Эфиопию. Базилика в Лионе, коей я умышленно приписала шартрские барельефы, была разрушена гугенотами в XVI веке. От неё уцелела одна хоральная капелла в виде башни.] .
        Исидора застыла на месте, ибо не сомневалась - перед ней Балкис Македа. Именно так называли царицу Савскую в одной из рукописей, переведённых с арабского языка, украшенную множеством искусных иллюстраций, которую она некогда прочитала на острове Ферментера. Исидора невольно припомнила историю любви Балкис и царя Соломона и, что у них родился сын Менелих.
        Исидора приблизилась к порталу, под барельефом виднелись едва различимые знаки, весьма схожие с теми, что она смогла расшифровать в одной из башен замка Аржиньи.
        Женщина невольно дотронулась до них рукой, стараясь припомнить их значение. И наконец, постигла тайный смысл символов:
        - Вы должны действовать через Ковчег… - произнесла она. - Ковчег, опять ковчег… Что это значит?..
        Исидора продолжила изучение барельефа. Далее был изображён мужчина, склонённый над неким сундуком или ящиком, под ним также значилась надпись.
        - Здесь спрятан Ковчег Завета… - медленно прочитала Исидора. Её пронзила догадка: - Балкис Македа, царица Савская правила Эфиопией… Отсюда и надпись в башне: «Но избраны Господом люди Эфиопии, ибо там есть обиталище Бога - Небесный Сион - Ковчег его Завета». Значит, царица Савская связана с Ковчегом… Но как? - Она снова попыталась подробнее припомнить историю Балкис и Соломона: - Соломон признал Менелиха своим сыном, благодаря перстню подаренному царице Савской… А убедившись, что его сын умён и благороден, Соломон отдал ему Ковчег, дабы тот хранился в Эфиопии. - И тут предположение родилось само собой: - Надписи указывают путь к Ковчегу… Но для чего?
        Исидоре стало страшно, она предполагала: какой силой обладает Ковчег, изготовленный Моисеем по воле Божьей. Ибо Исидора читала не только оккультные манускрипты, но и Библию.


* * *
        Весь следующий день Исидора и Консуэло провели у портнихи. Исидора скромно заказала три новых наряда, Консуэло же - десяток, так уж ей хотелось быть привлекательной для Шарля. Граф же, как мужчина и рыцарь, был истинным ценителем не только женской красоты, но и всех тех составляющих, которые позволяют её поддерживать.
        Исидора старалась отвлечься от мыслей о Ковчеге и потому активно обсуждала фасоны новых платьев с Консуэло и портнихой.
        Непродолжительная поездка женщин в Лион опустошила почти весь кожаный мешочек, выданный ломбардцем. Мешочек изрядно похудел, но Консуэло не сомневалась, что граф не упрекнёт своих возлюбленных женщин в излишнем мотовстве.
        Она в дивном настроении возвращалась обратно в замок, предвкушая, как примерно через месяц получит новые наряды из Лиона и предстанет перед взором графа ещё более желанной и соблазнительной.
        Исидора же не разделяла бурных восторгов своей наперсницы. Безусловно, она была довольна посещением господина Мулена и последующим заказом новых платьев, но… Барельефы, изображённые на Северном портале базилики, не давали ей покоя, порождая совершенно немыслимые фантазии.
        Невольно в её душе поселился страх. «Почему именно я разгадала эти надписи?.. Неужели такова воля судьбы?.. Или Его?..» Но кого именно Исидора не знала: кто направлял её поступки? Господь?.. Или сам Дьявол?
        Она не знала: стоит ли поделиться своими догадками с Шарлем? Или просто забыть о них, как о дурном сне…



        Глава 7

        Жиль усердно прислуживал в странноприимном доме. Хоть он и был человеком пожилым, но всё-таки сохранил живость ума и хитрость. Он намеренно создавал видимость, что жизнь в странноприимном доме при монастыре Валломброза его вполне устраивает, что он помнит о принесённой клятве перед распятием Спасителя и даже не помышляет вернуться в Аржиньи.
        Брат Валентин, с особым тщанием наблюдавший за новым прислужником, вскоре уверовал в его благие намерения и ослабил бдительность. Жиль только этого и ждал.
        Однажды утром он украл рясу одного из монахов, которую требовалось постирать, облачился в неё и незаметно пробрался в повозку, принадлежавшую паломникам, что направлялись домой в Роман-сюр-Изер.
        Молодая супружеская чета посетила Авиньон, где в храме, посвящённом Деве Марии с жаром молила ниспослать им ребёнка. Храм Девы Марии Авиньонской был известен не только в Провансе, но и за его пределами. Сюда стекались бездетные пары, ибо святая покровительствовала деторождению, и женщины, страдающие различными недугами, молившие её об исцелении. Часто они проделывали не ближний путь из отдалённых уголков Франции и Бургундии, поэтому странноприимный дом ордена Валломброза никогда не пустовал.
        Молодая чета, расположившаяся на козлах, - мужчина правил тощей лошадёнкой, женщина сидела подле мужа, - даже не заметив, как к ним в повозку проник человек, облачённый в грязную и мятую монашескую рясу.
        Жиль благополучно добрался до Роман-сюр-Изера, и также не заметно покинул повозку супружеской четы. До Аржиньи оставалось ещё довольно далеко. Жиль размышлял: каким образом ему проделать дальнейший путь? Пешком дорога займёт несколько дней, в повозке же - гораздо быстрее.
        Беглец шёл по оживлённому тракту, проходящему вдоль Роны, его мучил голод, ибо он ничего не ел со вчерашнего вечера. Неожиданно ему пришла дерзкая мысль: «А почему бы мне не воспользоваться своим облачением и не выдать себя за монаха?.. За обещание сотворить молитву, меня могли бы подвезти до по крайней мере до Лиона… А там до Аржиньи рукой подать…»
        Эта мысль привела старого слугу в прекрасное расположение духа. Он приосанился, как то подобает монаху-валломброзанцу, накинул на голову капюшон, дабы прикрыть отсутствие тонзуры[Монахи выбривали макушку, так называемую тонзуру.] , сцепил на груди руки, и продолжил свой путь.
        Вскоре с ним поравнялась повозка, гружёная овощами. Жиль окликнул её хозяина, пытаясь подражать речи монахов:
        - Сын мой!
        Крестьянин встрепенулся.
        - Да, святой отец… - ответствовал он. И даже потрёпанная ряса Жиля его ничуть не смутила, ибо в Провансе было достаточно странствующих монахов-проповедников, стремящихся к аскетизму, оставивших свои обители, и живущих лишь подаянием.
        - Ты держишь путь в Лион? - спросил лже-монах.
        - Точно так, святой отец.
        - Если ты подвезёшь меня, то я непременно буду молить Господа, дабы он ниспослал тебе и твоей семье успеха в делах.
        Крестьянин взглянул на товар в повозке.
        - Благодарю вас, святой отец, успех мне как раз необходим. Садитесь, к вечеру будем во Вьене, переночуем в придорожной харчевне. А там и до Лиона недалеко…
        Крестьянин попался не многословный, он не докучал Жилю расспросами, что того вполне устраивало. Ибо он, малосведущий в монашеской жизни, вряд ли бы нашёлся, что ответить.
        Крестьянин и лже-монах благополучно достигли придорожной харчевни, когда ночная мгла окончательно окутала землю, и колокол здешней часовни робко отзвонил повечерие[Повечерие - третий час после захода солнца. Зимой примерно 21.00, летом
22.00-23.00, менялся в зависимости от продолжительности светового дня.] .
        Хозяин харчевни расположил постояльцев на сеновале и покормил тем, что осталось от ужина. Жиль был настолько голоден, что возблагодарил его от имени Господа, и съел всё подчистую. Не снимая капюшона, он лёг спать, ибо боялся, что доверчивый крестьянин уличит его в обмане.
        Утром, едва забрезжил рассвет, крестьянин и лже-монах, снова отправились в путь. Вскоре они достигли славного Лиона и расстались…


* * *
        От Лиона до Аржиньи оставалось всего пятнадцать лье, которые всадник мог бы без труда преодолеть за несколько часов. Монаху же, идущему пешком, потребовалось бы в лучшем случае два дня.
        Жилю не повезло, как назло мимо него не проехало на одной повозки. Солнце стояло в самом зените, оно нещадно палило и, лже-монах не выдержав жары, снял капюшон. Он отёр рукавом рясы пот, струившийся со лба, и проворчал:
        - Тяжело быть странствующим монахом… Уж лучше состоять слугой, при своём господине. И сытно и спокойно… Как там сиятельный граф? Ведь он ничего не знает, что случилось с мальчиком… Господи, как он перенесёт тягостное известие?.. - Жиль остановился, отдышался и продолжил свой путь, рассуждая:

«Пусть я поклялся на распятии… Ничто не заставит меня отречься от моего господина… Даже кара Господня… Путь Бог покарает меня и лишит жизни, одно утешение - умру в Аржиньи…»
        С такими мыслями Жиль шёл по дороге, петляющей среди полей.
        За спиной послышался стук копыт, Жиль оглянулся в надежде увидеть повозку, но, увы, из-за поворота появились два всадника.
        Всадники поравнялись со странником, натянули поводья, лошади остановилась.
        - Монах, скажи мне: далеко ли до владений сиятельного графа Аржиньи? - спросил один из них, по виду состоятельный господин.
        Жиль не поверил своей удаче и мысленно возблагодарил Господа.
        - Думаю, не менее десяти лье. Я тоже направляюсь в Аржиньи… - признался он в надежде, что один из всадников подвезёт его на крупе своей лошади.
        Богатый всадник внимательно воззрился на Жиля.
        - К какому ордену принадлежишь, монах? - резко спросил он.
        Жиль растерялся но, в конце концов, произнёс:
        - К ордену Валломброза…
        Всадник громко рассмеялся.
        - Если ты - валломброзанец, то я - Папа Римский!
        Жиль побледнел, как полотно.
        - Я… я должен попасть в Аржиньи, к своему господину… - пролепетал он.
        Всадник оживился.
        - Ах, вот как?! Граф д’Аржиньи - твой хозяин!
        - Да, да, да! - торопливо подтвердил Жиль. - Я служу ему верой и правдой вот уже много лет!
        Всадник ещё раз смерил взором несчастного, грязного, потного лже-монаха и сказал:
        - Садись позади моего слуги! У него отличная выносливая лошадь, вполне выдержит двоих человек.
        Жиль не заставил повторять приглашение дважды и тотчас забрался на лошадь.

«Странный монах… Похож на незадачливого шпиона…» - подумал всадник и продолжил свой путь.


* * *
        К вечеру всадники благополучно добрались до замка Аржиньи. Граф, утомлённый строительными заботами, предавался отдыху, расположившись в библиотеке с кубком вина. Для духовной пищи он извлёк один из фолиантов, пылившийся на многочисленных полках.
        Не успел он насладиться вином и чтением, как в библиотеку вошёл мажордом и доложил:
        - Ваше сиятельство, прибыли три всадника, причём на двух лошадях. Один из них представился секретарём Валери Сконци, другой же - грязный монах уж очень похож на нашего Жиля…
        Шарль замер от удивления. Затем воскликнул:
        - Жиль! Он вернулся! Что-то случилось!
        Граф бросился во внутренний двор замка, и устремился к монаху, даже не удостоив вниманием всадника, представившегося секретарём ныне покойного Сконци, и склонившегося в почтительном поклоне.
        - Жиль! Почему ты здесь?! - недоумевал граф.
        Секретарь Сконци, понимая, что этот грязный монах, которого он подобрал по дороге, не так уж и прост, как кажется, решил занять выжидательную позицию.
        - Ах, ваше сиятельство, горе-то какое… - жалобно протянул Жиль и расплакался.
        - Говори, не медли! - приказал граф, теряя терпение.
        - Гилермо убит… Белуччи и ваш сын пропали… Ничего толком не известно… С меня взяли клятву молчания и отправили в странноприимный дом прислуживать паломникам… - сбивчиво рассказывал Жиль.
        Шарль почувствовал, как леденящий холод сковывает его тело.
        - Сконци… Сконци был прав… - пробормотал он.
        - Монсеньор! - наконец, произнёс молодой человек, прибывший в замок в сопровождении слуги. Граф невольно обернулся и воззрился на него бессмысленным взором. - Позвольте представиться: я - Альбано, секретарь Валери Сконци, увы, ныне покойного. Я получил печальное известие, отправленное из Валанса, по всей вероятности тем самым Белуччи, о котором идёт речь.
        Граф сморгнул.
        - И что же? - в недоумении спросил он.
        - Монсеньор, теперь я полностью в вашем распоряжении, пока капитул не изберёт нового главу ордена. Ибо Сконци именно вам передал свою печать, символ орденской власти.
        Сражённый страшным известием о сыне, а затем и словами молодого иезуита, граф растерянно воззрился на правую руку, которую украшал перстень бывшего генерала.
        - Простите за дерзость, монсеньор, я понимаю ваши отеческие чувства, но я прибыл потому, что дела ордена не терпят отлагательства, - продолжил Альбано. - Но в то же время вы можете рассчитывать на мою преданность и помощь, если таковые потребуются.
        Почувствовав в словах секретаря уверенность, Шарль окончательно пришёл в себя.
        - Альбано… Немного отдохните… И я приму вас… - произнёс он.
        - Благодарю вас, монсеньор. Дорога несколько утомила меня. Но через пару часов я буду готов к встрече с вами.
        Шарль удовлетворённо кивнул, приказав слугам позаботиться о несчастном Жиле, молодом иезуите и его слуге.


* * *
        Шарль, пребывая в смятении, уединился в своём кабинете, дабы хоть как-то собраться с мыслями. Он понимал, что Жиль рассказал всё, что знает, а это, увы, немного.
        - Надо отправиться в Валанс и выяснить: отчего настоятель монастыря приказал моему слуге молчать? Что он пытался скрыть? Возможно, он чего-то опасался… Тогда чего? А не замешан ли он сам или его люди в смерти Гилермо и исчезновении Бернара? А, если настоятель решил использовать Белуччи в своих целях… - рассуждал граф, меряя шагами кабинет. - И, что я скажу Исидоре?.. Как признаюсь ей, что Бернар пропал?.. Она любила его, как родного сына… - Шарль залпом осушил кубок с вином. - Завтра же отправлюсь в Валанс… Ах, да…этот секретарь… Дела ордена… Да пропади они пропадом! Жизнь и безопасность Бернара для меня превыше всего!
        Шарль попытался успокоиться, но, увы, тщетно.
        - Если я покину Аржиньи до возвращения Исидоры, она никогда не простит мне, что я отправился на поиски Бернара без неё… - продолжал рассуждать он. - И правильно сделает… Один день в данной ситуации уже ничего не решит… Со времени исчезновения мальчика прошло уже достаточно времени, злоумышленник наверняка успел надёжно спрятать его… - внезапно графа пронзила страшная мысль: - А, если не спрятать?.. А убить…
        Ему стало дурно, он вновь наполнил кубок вином и залпом осушил его.
        В дверь постучали.
        - Войдите! - раздражённо произнёс граф.
        Дверь отворилась, вошёл Альбано.
        - А, это вы… - небрежно заметил Шарль. - Прошу садитесь… - он жестом указал на стул. Альбано поклонился и сел. - Я нахожусь в затруднительном положении, сударь… - начал граф без излишних предисловий. - Мой сын похищен. И потому мне сложно заниматься делами ордена, ибо я в ближайшее время отправлюсь на его поиски… Как только его мать… Словом, как только вернётся из Лиона Исидора Монтехо… Я безмерно доверяю ей…
        Граф заметно волновался, и это не ускользнуло от внимания молодого иезуита.
        - Мне очень жаль, монсеньор, поверьте мне… Если вы покинете Аржиньи, то я по долгу службы обязан следовать за вами, ибо теперь я - ваш секретарь. И поверьте, за время моей службы покойному генералу Сконци, я немало преуспел в делах ордена и, несомненно, могу быть полезен вам.
        Шарль внимательно воззрился на молодого итальянца, его открытый прямой взор располагал к доверию.
        - Благодарю… Признаться честно, я даже не предполагал, что мой давний друг Сконци отдаст Богу душу именно в моём замке. И, что я стану его приемником… Я вообще мало, что знаю о деятельности ордена. Могу лишь предположить, что его власть и влияние простирается на всю католическую Европу.
        Альбано загадочно улыбнулся.
        - О, монсеньор, и не только на Европу, поверьте мне…
        Шарль искренне удивился:
        - Неужели и на мусульманские государства?
        Альбано прикрыл глаза в знак согласия.
        - Да, монсеньор. В частности - Египет. Ныне покойный генерал получил от некоего Марко де Пуэстро весьма ценные сведения. В том числе нам стало известно имя египетского осведомителя валломброзанцев. Это некто Игнацио Агирэс. Очень интересная личность… В Александрии он известен как Исим Эль-Кеф, сын богатого и влиятельного купца. Сведения, добытые в Египте, он аккуратно переправляет Марко де Пуэстро.
        - Эти валломброзанцы буквально заполонили Францию и Прованс! - с негодованием воскликнул граф.
        - Да, монсеньор, и надо заметить: не без нашей помощи. Валломброзанцы верой и правдой служат Святому престолу и помогают иезуитам. Сам Марко де Пуэстро ищет нашей поддержки. Валломброзанец достиг высокого положения и ныне является советником архиепископа Ледесмы и магистром ордена «Второе пришествие», учреждённого вопреки желанию понтифика. Но надо сказать орден сей - чистая формальность. Он объединяет лишь высшее духовенство Кастилии и частично - Арагона. Марко де Пуэстро слишком умён, дабы не понимать этого. Он же жаждет реальной власти и метит на место архиепископа.
        Граф окончательно запутался в сложных отношениях орденов.
        - Умоляю, Альбано! Я никогда не постигну эти премудрости. В молодости я командовал бригандом, или проще говоря, наёмниками. У меня и прозвище было вполне подходящее: Капитан мародёров! Я привык сражаться на поле брани с мечом в руках. А в интригах я ровным счётом ничего не смыслю.
        Секретарь сочувственно посмотрел на новоявленного генерала.
        - Я всё понимаю, монсеньор, но, увы… Капитул состоится лишь осенью. А до того времени вам предстоит решать первостепенные задачи ордена.
        Граф тяжело вздохнул.
        - Я постараюсь, но боюсь, что не слишком преуспею в этом.
        - Я помогу вам, монсеньор, поэтому-то я здесь, - заверил Альбано.
        Шарль немного успокоился. «Да, Сконци умел подбирать себе людей… - подумал он. - Этому иезуиту от силы лет двадцать пять… А как уверенно держит себя… Не удивлюсь, если он посвящён в сокровенные тайны ордена…»
        - Итак, монсеньор, вернёмся к Египту… - холодно произнёс Альбано, и тем самым отвлёк графа от его размышлений. - Исим Эль-Кеф приобрёл некий старинный свиток, в котором упоминается Ковчег Завета. Если желаете ознакомиться с отчётом Эль-Кефа, я предусмотрительно захватил его с собой.
        Граф насторожился.
        - Я бы хотел узнать его краткое содержание…
        Альбано понимающе кивнул.
        - Если тщательно изучить его, то возможно предположить: где и поныне хранится библейская реликвия, считавшаяся утраченной. Вы только представьте: насколько станет могущественным орден иезуитов, если завладеет Ковчегом! Мало того, ваше имя будет связано со столь бесценной находкой!
        Шарль тяжело вздохнул. Попытка задеть его самолюбие и тщеславие ни к чему не привела.
        - Альбано, у меня похищен сын… И мне безразличен этот Агирэс или как его там - Эль-Кеф, а также Ковчег. Решите сами, что лучше для ордена. Я же поддержу любую вашу инициативу и скреплю соответствующие бумаги печатью Сконци, - пообещал граф.
        Альбано удовлетворённо кивнул. Казалось, его вполне устроило предложение графа.
        - Я помогу вам в поисках сына, монсеньор… Тем более, что я знаю: речь идёт о Бернаре. Покойный генерал проявлял к мальчику повышенный интерес.
        Шарль замер от удивления.
        - Вы… вы, несомненно, прекрасно осведомлены, Альбано… - с придыханием произнёс он.
        Секретарь слегка улыбнулся.



        Глава 8

        Судьба Игнацио Агирэса была к нему более, чем благосклонна. Сын кастилианки и египтянина добился не малых успехов в жизни. Отец Игнацио, богатый купец Мактар Эль-Кеф, поставлял из Египта в Испанию хлопок, пряности, серебро, эфиопские изумруды и золото.
        Часто почтенный купец и сам проделывал не лёгкий путь по морю от берегов северной Африки до порта Валенсия, расположенного на границе Кастильского и Арагонского королевств. Мать Игнацио, молодая вдова Мадлен Агирэс, содержала в порту таверну, в которой можно было не только отдохнуть после долгого путешествия, утолить голод, но и насладиться прелестями юных красавиц.
        Однажды Мактар Эль-Кеф решил остановиться в этой таверне, и попал прямо в объятия её страстной хозяйки. Проведя ночь с кастилианкой, египтянин забыл о своих жёнах. Купец щедро заплатил женщине и, покидая Валенсию, решил как можно чаще посещать гостеприимный портовый город.
        Время шло. Египтянин разбогател, теперь он владел тремя отменными галерами. В Александрии и Каире он возвёл просторные дома, его гарем насчитывал пять жён. Что ещё желать смертному?
        Купец был доволен жизнью… Или почти доволен. Единственное обстоятельство, которое расстраивало его: донна Агирэс, которую он так любил, была католичкой. Он не раз предлагал возлюбленной принять мусульманство и покинуть Валенсию, дабы поселиться в одном из его домов в Александрии или Каире.
        Но Мадлен упорно отказывалась покинуть родной город.
        Купец недоумевал:
        - Что тебя держит здесь? Твоя таверна? Я помогу выгодно продать её… Или тот образ жизни, который ты ведёшь?..
        Кастилианка рассмеялась и повела обнажённым загорелым плечом.
        - В твоих словах я ощущаю не ревность и любовь, но - упрёк. Здесь я - донна Агирэс, хозяйка таверны. Я вольна в своих поступках. А там… Что я стану делать в твоём роскошном доме?
        Купец привлёк к себе возлюбленную.
        - Наслаждаться жизнью.
        Та оттолкнула нетерпеливого любовника.
        - И только?! Я с ума сойду от скуки сидеть взаперти, подобно вашим женщинам. Да и потом - я католичка.
        - Веру можно сменить… - возразил купец. - И тому примеров множество…
        Донна Агирэс холодно взглянула на Мактара и поправила лиф платья.
        - Э-э-э нет, мой дорогой купец. Вера даётся человеку лишь один раз, также как и жизнь.
        Я не желаю становиться мусульманкой и ходить замотанной с головы до ног в чёрный мешок. Да и поздно что-либо менять в моём возрасте… Тем более, что…
        Мактар встрепенулся.
        - Ты что-то не договариваешь! Ты что-то скрываешь от меня?!
        Египтянин силой привлёк к себе.
        - Пусти мне больно! - Мадлен пыталась вырваться из сильных объятий Мактара. - Хорошо… я скажу… У меня есть сын, ему пять лет…
        Мактар округлил глаза.
        - Кто же отец?
        Мадлен фыркнула.
        - Ты что не догадываешься? Или ты думаешь, что я во время твоего отсутствия тащу в свою постель первого встречного моряка?
        Мактар обмяк и сел на кровать.
        - Если это мой сын, почему ты молчала целых пять лет? - недоумевал он.
        Мадлен пожала плечами.
        - Не знаю… Зачем тебе сын, рождённый от католички?..
        - Это всё меняет… - задумчиво произнёс Мактар. - Отдай мне ребёнка!
        Теперь настал черёд Мадлен удивляться.
        - Отдать? Он же - не вещь!
        - Я воспитаю его достойно! Обещаю!
        Женщина отрицательно покачала головой.
        - Он станет мусульманином. Заведёт себе гарем из пяти жён…
        - Да! И он будет богат! У меня не так много сыновей. Аллах почему-то посылает мне девочек.
        - Нет. - Решительно отказала Мадлен.
        - Но могу я, по крайней мере, увидеть его? - взмолился Мактар.
        Женщина смягчилась.
        - Хорошо. Только не говори ему, что ты - отец.
        Мактар не выдержал и воскликнул:
        - И отчего люди верят: кто в Аллаха, а кто в Иисуса? Вероисповедания мешают им любить и воспитывать своих же детей! Разве так должно быть?
        Мадлен задумалась над словами возлюбленного.
        - Я размышляла над этим… - призналась она. - А что, если Бог един, а наша вера - лишь путь, дабы познать его?
        Мактар удивлённо воззрился на женщину.
        - За такие слова в Египте бы тебя не пощадили… - признался он.
        - Да и Валенсии тоже… Меня бы передали в руки инквизиции.

… Перед Мактаром стоял маленький пятилетний мальчик, черноволосый, смуглый, с огромными глазами, похожими на спелые оливки. С первого взгляда определить: кастилианец ли он или египтянин, не представлялось возможным. Он вполне мог быть, как и тем, так и другим.
        Мактар подошёл к ребёнку и присел перед ним на корточки.
        - Как тебя зовут, малыш? - ласково спросил он.
        Мальчик приосанился и гордо ответил.
        - Игнацио. В честь святого…
        Мактар невольно улыбнулся и погладил мальчика по его чёрным густым волосам.
        - А где твой отец?
        - Он ушёл в море и не вернулся. Господь забрал его к себе на небеса… - серьёзно ответил тот.
        - А кем бы ты хотел стать, Игнацио?
        - Капитаном. Иметь свой корабль и ходить в дальние страны… - выпалил малыш.
        Мактар снова погладил его по голове.
        - Думаю, что так и будет. Ты непременно станешь капитаном самого лучшего корабля.


* * *
        Шли годы. Аллах отчего-то прогневался на Мактара Эль-Кефа и отнял у него двух сыновей, пощадив лишь дочерей. Порой купцу казалось, что это наказание за любовь к католичке. Но, увы, поделать ничего с собой он не мог. Ибо душа его стремилась в Валенсию.
        Мактар постарел, да и прошедшие годы оставили свой неизгладимый отпечаток на лице прекрасной Мадлен.
        Купец всё реже бывал в Валенсии. Его одолевали дурные предчувствия, ему хотелось бросить все дела в Александрии, сесть на галеру и отправиться к Мадлен и Игнацио. Как они там? Ведь Мактар не видел их почти два года. Ровно столько дела не позволяли покинуть ему Египет.
        И вот однажды, в середине весны, в месяце раби[Раби - апрель в мусульманском календаре.] , Мактар не выдержал и отправился с одним из своих торговых судов в Валенсию.
        Галера попала в сильнейший шторм, купец горячо молил Аллаха, дабы тот позволил ему на склоне лет в последний раз увидеть любимую женщину и сына.
        И Аллах смилостивился. Буря стихла, изрядно потрёпанная галера достигла Валенсии. Мактар застал Мадлен в удручающем состоянии. Некогда прекрасная и цветущая женщина превратилась в старуху, ибо неизлечимая болезнь подтачивала её изнутри.
        Игнацио, ныне статный юноша, постоянно находился подле матери, оставив свою мечту о море.
        - Матушка, прибыл господин Мактар…
        Мадлен, вот уже более месяца не встававшая с постели, произнесла:
        - Слава Богу… Увижу его перед смертью… И успею покаяться священнику…
        Купец вошёл в комнату Мадлен, где они в течение многих лет предавались любовным наслаждениям. Теперь же здесь стоял резкий запах лекарств, но все они, увы, не могли вернуть некогда прекрасную кастилианку к жизни.
        Мадлен протянула к Мактару свои иссушённые болезнью руки.
        - Ты здесь… Я молила Господа, дабы он позволил увидеть тебя перед смертью…
        - А я молил Аллаха, дабы он помог моей галере пережить сильнейший шторм и достичь Валенсии… Я так хотел увидеть тебя и… - Мактар замолк, ибо он хотел сказать: сына, но сдержался, - Игнацио…
        - Помнишь много лет назад, когда мы были ещё молоды, я сказала тебе: Бог един, а наша вера - лишь путь, дабы познать его…
        - Помню. Я много размышлял над твоими словами… - признался купец.
        - Я умираю… Дни мои сочтены… Прошу тебя: позаботься о нашем сыне… - Мадлен жестом подозвала к себе Игнацио. - Я должна признаться тебе, Игнацио… - сказала она.
        - Я слушаю тебя, матушка…
        - Господин Эль-Кеф - твой отец…
        Игнацио перевёл взор на египтянина.
        - Я знаю, матушка…
        - Откуда? - удивилась та.
        - Я просто догадался. Мы очень похожи внешне.

… Мадлен Агирэс умерла спустя три дня. Её похоронили на кладбище около небольшой часовни святого Игнацио. Увы, Мактар не мог присуствовать на похоронах, наблюдая за погребением издали. В это момент ему казалось, что на маленьком кладбище хоронят часть его души.
        На следующий день Мактар решил покинуть Валенсию, с которой его связывали лучшие годы жизни. На прощание он подошёл к сыну и спросил:
        - Тебе исполнилось девятнадцать лет, не так ли?
        - Да, господин Мактар, - подтвердил Игнацио.
        - Ты крепок телом, вскоре из юноши ты превратишься в настоящего мужчину… Скажи, ты ещё мечтаешь стать капитаном корабля и отправиться в плавание?
        - Да…
        - А как ты отнесёшься к тому, если я помогу воплотить эту мечту? - вкрадчиво поинтересовался купец.
        Игнацио усмехнулся и прямо спросил:
        - А что вы потребуете взамен? Чтобы я принял мусульманство?
        - Да. Иначе я не смогу официально признать тебя своим сыном. Разве ты не хочешь обрести отца?
        Игнацио задумался.
        - Я должен подумать…
        Купец обрадовался, что сын сразу же не отверг его предложение.
        - Я не тороплю тебя. Но помни, что я, увы, не вечен… Через месяц в Валенсию придёт одна из моих галер, что называется «Время восходов». Ты помнишь её?
        Игнацио кивнул.
        - Да…
        - Так вот, если ты примешь моё предложение, галера доставит тебя в Александрию. Я буду ждать тебя, сын…


* * *
        Не успела галера Эль-Кефа покинуть порт, как Игнацио поспешил в монастырь ордена Валломброза, что находился недалеко от города. Вот уже почти год, как он поддерживал отношения с одним из валломброзанцев, отцом Марко. В тот момент Игнацио искал утешения и поддержки, ибо здоровье Мадлен подтачивал недуг.
        Игнацио рос смышлёным мальчиком и всё более замечал своё внешне сходство с египетским купцом Эль-Кефом, любовником матери. Мадлен старалась лишний раз не распространяться о своих отношениях с иноверцем, но все в порту знали: богатый купец обожает красавицу Мадлен и каждый раз привозит ей дорогие подарки. Единственное, что вызвало сомнение у валенсийцев, посещавших таверну, так это происхождение Игнацио. Они и предположить не могли, что его настоящий отец и есть тот самый египтянин.

…Отец Марко прославился в Валенсии своей набожностью, чистой помыслов и помощью страждущим утешения. Поэтому, когда Мадлен заболела, Игнацио отправился в монастырь валломброзанцев.
        Монах внимательно выслушал юношу и выразил искреннее сочувствие:
        - Твою матушку жаль… Помоги ей Господь справиться с недугом. Я буду молиться о ней… Но, возможно, это кара за её грех. Если ты, действительно, рождён от мусульманина…
        - Но что мне делать, святой отец? Как жить с такой тяжестью на душе? - вопрошал доверчивый юноша.
        - Твоей вины в том нет… Хотя ты - плод греха. Но ты можешь искупить грех своей матери и послужить святой церкви, - сказал настоятель и внимательно воззрился на юношу.
        - Я готов! - с жаром произнёс он. - Но каким образом?
        - Твоя мать владеет таверной, не так ли? - вкрадчиво поинтересовался отец Марко. Юноша кивнул. - Так вот, там собираются разные люди. Внимательно слушай их разговоры, а затем передавай мне всё то, что покажется тебе подозрительным. Так ты поможешь выявить вероотступников и стать истинным католиком, несмотря на своё сомнительное происхождение.
        В течение года Игнацио подробно сообщал отцу Марко обо всех подозрительных личностях, посещающих таверну. А их оказалось немало.
        И почти все они бесследно исчезали в застенках инквизиции.

… Молитвы отца Марко не возымели действие, Мадлен умерла. На следующий день после похорон матери Игнацио решил отправиться в монастырь, и неспешно проделать ставший привычным путь, дабы разобраться в своих мыслях и чувствах.

«Сменить веру… Как такое возможно?.. Покойная матушка всегда говорила: вера, как и жизнь даётся человеку лишь однажды… Стать мусульманином ради богатства… Но всё же Эль-Кеф - мой отец…»
        Игнацио окончательно запутался в своих размышлениях, и не заметил, как достиг монастыря Валломброза. Ему пришлось провести немало времени в ожидании, покуда отец Марко смог принять его.
        Наконец, появился худой бледный служка.
        - Следуйте за мной, сударь… Отец Марко ожидает вас…
        Игнацио встрепенулся. Он немного помедлил, собрался с духом и последовал за монастырским служкой извилистыми мрачными коридорами.
        Дверь кельи отворилась - Игнацио увидел отца Марко. Выражение его лица хранило невозмутимое спокойствие.
        - А, это ты, сын мой… - сказал монах, увидев юношу.
        Игнацио поклонился.
        - Неотложное дело привело меня к вам, святой отец…
        Монах встрепенулся.
        - Тебе стало известно о заговоре этих подлых перекрещенцев, морисков или маранов[Имеется в виду мусульман и евреев, принявших христианскую веру. Часто лишь формально, дабы спастись от инквизиции.] ?!
        Молодой человек отрицательно покачал головой.
        - Увы, отец Марко… Мне нужен ваш совет… Наставление…
        Монах едва ли скрыл своё разочарование. Ибо за последние несколько месяцев он стал инициатором нескольких громких инквизиционных процессов и тем самым снискал себе доверие Верховных инквизиторов Кастилии и Арагона.
        - Говори, сын мой. Я слушаю тебя… И помни: наш разговор сохранится в тайне.
        Игнацио кивнул.
        - Мой отец… Тот египтянин-купец, предлагает мне сменить веру и поселиться в Александрии… Дело в том, что его сыновья умерли, остались лишь дочери… - с волнением начал говорить он.
        - Всё ясно: у египтянина нет наследников. Ты же - его сын, хоть и незаконнорожденный, - закончил мысль валломброзанец.
        Игнацио застыл с широко раскрытыми глазами и тяжело вздохнул.
        - Да… Но я не готов сменить веру… Хотя… - промямлил он.
        - Хотя богатство купца тебя привлекает. Не так ли? - договорил монах.
        Игнацио побледнел и потупил взор.
        - Богатство - земное искушение… - задумчиво произнёс отец Марко и задумался. Его богатое воображение тотчас нарисовало красочные картины: как он становится членом Инквизиционного совета сначала Валенсии, а затем и Кастилии, и непременно архиепископ Ледесма оценит его заслуги перед верой и королевством. А достичь этого поможет доверчивый Игнацио и ему подобные.

«Как я смогу использовать юнца в Египте?.. - пронеслось у него в голове. - По моим последним сведениям иезуиты пытаются распространить своё влияние на Египет, Ливию и Тунис… Что это даст?.. Чем может быть полезен католик-перекрещенец в мусульманской стране… Надо всё тщательно обдумать…»
        Игнацио смиренно смотрел на монаха, не смея помешать его размышлениям. Наконец, отец Марко сказал:
        - Отправляйся в Египет, сын мой…
        Глаза Игнацио округлились.
        - Значит ли это, святой отец, что я должен стать мусульманином?
        - Ты станешь им лишь формально, в душе же останешься истинным католиком. Тем самым ты сможешь служить вере и ордену Валломброза в стане врагов. В Египет часто прибывают кастильские корабли. Мой верный человек будет встречаться с тобой, разумеется, заблаговременно предупредив, дабы то не вызвало ненужных подозрений. От него ты и будешь получать дальнейшие указания. И помни, сын мой, что ты служишь ордену Валломброза.
        Игнацио охватило смятение.
        - Но я не смогу посещать церковь и возносить молитву Господу! - попытался возразить он.
        - Действительно, в Египте нет католических храмов… Но ты можешь молиться тайно. Бог должен быть в душе, сын мой.
        - Но как я буду исповедоваться?
        Отец Марко задумался, но лишь на миг.
        - Я заранее отпускаю тебе все грехи, сын мой, которые ты совершишь в будущем. Я даю тебе indulgentia plenaria[Полное отпущение грехов (лат.)] . И буду каждодневно молить Господа, дабы тот забрал твою душу в Рай и она миновала чистилище.
        Игнацио покинул монастырь в смятении. С одной стороны его прельщали богатства отца, но с другой… Ему было страшно… И даже желание служить истиной католической вере не вселяло в него должной уверенности и храбрости. Да и потом, его посетила крамольная мысль, что с Господом оказывается можно заключить сделку.



        Глава 9

        Вот уже пять лет Игнацио Агирэс, а ныне - Исим Эль-Кеф жил в Александрии и имел репутацию порядочного и богатого человека. Поначалу город наводнили сплетни по поводу его истинного происхождения, но после того, как глава рода Мактар Эль-Кеф появился со своим новоявленным сыном в мечети, все разговоры стихли. Правда, некоторое время ещё находились те, кто поговаривал: Эль-Кеф купил у александрийского муфтия истинную веру для сына, рождённого от чужеземки. И сделал его своим наследником, потому как Аллах лишил его законнорожденных сыновей.
        После смерти купца Мактара, Исим действительно унаследовал от отца всё его огромное состояние, в том числе и небольшой флот из трёх галер, перевозящих ценные грузы во все концы средиземноморского бассейна. Исим женился, взяв в жёны дочь весьма влиятельного горожанина. Вскоре у молодой четы родился сын.
        Исим прекрасно овладел арабским языком, он свободно общался и писал на нём, что давало ему возможность ознакомиться со множеством старинных манускриптов - от отца он унаследовал обширную библиотеку. Хоть покойный Эль-Кеф и был купцом, для которого деньги и выгода превыше всего, но всё же, слыл человеком образованным.
        Страсть к чтению и осмысление прочитанного передались Исиму по наследству. Он, как и положено мусульманину, со всем тщанием изучал Коран. И пришёл к выводу, что в Коране пересказываются некоторые события Библии, хотя детали часто отличаются. Такие известные библейские фигуры, как Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус упомянуты в Коране, как Пророки Единобожия[Он ниспослал тебе Писание с истиной в подтверждение того, что было до него. Он ниспослал Таурат (Тору) и Инджил (Евангелие), (Коран, 3:3). Здесь видны отсылки Корана к Торе и Евангелию.] .
        Помимо Корана Исим изучал многочисленные манускрипты отцовской библиотеки, и активно пополнял её новыми ценными экземплярами.
        Для этого он часто посещал торговцев древними свитками и рукописями, в том числе и некоего Харуфа, имевшего репутацию проходимца, который мог вместо бесценного свитка времён фараонов всучить почитателю древней культуры новодел, в изготовлении которого преуспел его старший сын.
        Харуф, по простоте душевной, поначалу также пытался обмануть молодого Эль-Кефа, но тот быстро распознал подделку и пригрозил торговцу, что сообщит о его махинациях александрийским властям.
        Харуф не на шутку испугался, ибо за мошенничество предусматривалось суровое наказание. Он покаялся и молил молодого господина не предавать огласке недоразумение, произошедшее между ними. Взамен же мошенник поклялся продавать Эль-Кефу только подлинные свитки и манускрипты.
        Мало того, он пообещал Исиму:
        - Скоро мой человек вернётся из Эфиопии. Каждый раз он привозит мне много интересного… Если среди его находок будут древние манускрипты, я тотчас сообщу вам, господин Эль-Кеф.
        - Надеюсь, на сей раз я не усомнюсь в их подлинности, - выказал пожелание молодой купец.
        Он покинул лавку Харуфа, сел в паланкин, потому, как лишь на нём можно было проделать путь по узким извилистым улочкам города.

…Спустя месяц, когда господин Эль-Кеф вновь посетил лавку торговца древностями, тот извлёк из кожаного тубуса несколько свитков и с гордостью произнёс.
        - Вот, господин, как я и обещал - эфиопские свитки!
        Исим взял один из предложенных свитков, аккуратно развернул его и начал внимательно изучать.
        - Вероятнее всего, ему не менее двух столетий… - со знанием дела заметил он.
        - О, господин Эль-Кеф, - слащаво произнёс торговец, - вы несомненно правы… У меня и в мыслях не было обманывать вас…
        - Надеюсь. - Холодно отрезал молодой купец и снова углубился в изучение свитка. - Что это за язык?
        Харуф пожал плечами.
        - Думаю, что - эфиопский[На самом деле в Эфиопии говорят на амхарском языке, а кое-где, ближе к Эритрее, на диалекте тигринья. Для простоты понимая, в дальнейшем они будут именоваться как эфиопский язык. Во времена царицы Савской преобладал гаэзский язык.] .
        - А ты владеешь эфиопским? - поинтересовался Эль-Кеф.
        - Увы, мой господин. Но владеет тот, кто доставил свитки из далёкой Эфиопии.
        Купец внимательно воззрился на Харуфа.
        - Прежде, чем заплатить за эти свитки, я должен определить их ценность. А может в них содержатся записи частного характера, например, переписка… Тогда они не представляют для меня ни малейшего интереса.
        Харуф нервно передёрнул плечами.
        - Помилуйте, мой господин! Какая переписка?! Это «Кебра Нагаст»! Так, по крайней мере, сказал мой человек!
        - «Кебра Нагаст»… А что это значит? - заинтересовался Эль-Кеф.
        - В переводе с эфиопского это означает: слава царей.
        - Интересно… А, может быть, твой человек намекнул: о чём повествует «Слава царей»? - вкрадчиво поинтересовался купец.
        - О царице Савской и царе Соломоне.
        Исим снова воззрился на свиток.
        - Покажи остальные… Сколько их всего?
        Харуф тотчас засуетился и протянул гостю свитки.
        - Вот господин, три свитка…
        - Хорошо. Я беру их, Харуф. Но расплачусь позже… Сначала сведи меня со своим человеком из Эфиопии.
        Торговец свитками растерялся.
        - Помилуйте, но зачем?
        - Затем, что я хочу выучить эфиопский и тщательно перевести свитки, - признался Эль-Кеф. - Возможно, это займёт какое-то время. Но, если их содержание действительно будет интересным, то я щедро награжу тебя, не сомневайся.
        Харуф склонился в почтительном поклоне. Он знал: молодой Эль-Кеф держит свои обещания.
        - Но… но… - промямлил торговец. - Дело в том…
        Купец постепенно терял терпение.
        - Харуф, во имя Аллаха! Ты решил сегодня уморить меня!
        - О нет, мой господин… - промямлил тот.
        - Так в чём же дело? Что этот эфиоп испарился? Но должен же он был как-то передать тебе свитки?
        - Да, да, да… - закивал Харуф. - Должен… И он как видите передал…
        - Если ты не признаешься мне: где это эфиоп? - то предлагай свой товар кому-нибудь другому! - в гневе возопил купец.
        Харуф сник.
        - Должен вам признаться, мой господин… Это человек… Словом, он старается не показываться лишний раз на людях…
        - Понятно, он - контрабандист. - Догадался Исим. - Помимо древностей он поставляет в Египет и другие товары.
        Харуф виновато кивнул.
        - Вы так проницательны, господин Эль-Кеф…
        - А кто знает, что он не платит пошлин? У него, что это на лице написано?
        Харуф улыбнулся.
        - Господин, вы как всегда правы, у него написано на лице… Ведь он - темнокожий эфиоп. А в Египте все эфиопы считаются контрабандистами.
        Купец тяжело вздохнул.
        - Да, Харуф, умеешь ты раззадорить мой интерес. Теперь я ещё сильнее хочу познакомиться с этим эфиопом. Вот возьми за услугу, и устрой нашу встречу… - он протянул торговцу несколько серебряных монет.
        Харуф оживился: всё-таки ему удалось получить от купца хоть какое-то вознаграждение за хлопоты.
        - Я сделаю всё, что в моих силах, господин! - с живостью заверил он и подобострастно поклонился.


* * *
        Харуф сдержал обещание. Спустя несколько дней он устроил встречу господина Эль-Кефа с таинственным эфиопом. Исим удобно расположился на мягком пышном ковре в небольшой комнате, на втором этаже дома, принадлежавшего Харуфу.
        Стены комнаты были занавешены шерстяными гобеленами с орнаментальным рисунком. Неожиданно один из гобеленов вздрогнул. Сухая рука тёмно-коричневого цвета, возникшая, словно ниоткуда, отодвинула его - перед гостем появился худой довольной высокий человек, облачённым в яркий тюрбан и полосатый халат.
        Внешность незнакомца говорила сама за себя об эфиопском происхождении: тёмная кожа, резко очерченные скулы, слегка расплющенный нос, изрядно выпуклые губы цвета зрелого кофе, достаточно крупные глаза, таящие ум и проницательность.
        Эфиоп улыбнулся, обнажив белоснежные зубы, и почтительно поклонился. Исим лишь кивнул в ответ, указав жестом на подушку напротив. Эфиоп принял приглашение.
        - Меня зовут Кемаль, - представился он. - По крайней мере, так меня называют в Египте.
        - Зовите меня: господин Эль-Кеф, - ответствовал молодой купец.
        - Вы усомнились в подлинности свитков? - без обиняков спросил Кемаль.
        - Нет… Харуф сказал мне, что эти свитки называются «Кебра Нагаст» и содержат повествование о царице Савской и царе Соломоне. Написаны свитки на эфиопском языке и потому я не имею возможности тотчас определить: насколько они представляют для меня ценность.
        Кемаль пристально смотрел на собеседника. Исим заметил, что эфиоп не мигал.
        - Смотря, что для вас считается ценностью, господин Эль-Кеф. Если вы хотите пополнить коллекцию свитков - это одно. Если прочитать древнее сказание о любви Соломона и Балкис, царицы Савской - другое. А, если вы хотите постичь нечто большее…
        Купец встрепенулся.
        - Нечто большее?.. Что ты имеешь в виду, Кемаль?
        - Поверьте мне, господин Эль-Кеф, вам стоит приобрести эти свитки. И не медлить с оплатой. Иначе я предложу их другому торговцу древностями, в Александрии их более, чем достаточно. В портовом городе всегда много иноземцев, жаждущих постичь тайны.
        - Так значит, ты, утверждаешь, что свитки хранят некую тайну?.. - вкрадчиво уточнил купец.
        - Да, господин Эль-Кеф, - спокойно и с достоинством подтвердил эфиоп. - И могу поклясться Девой Марией Сионской и сыном её Иисусом Христом.
        Исим не сумел скрыть своего удивления.
        - Ты клянёшься, как христианин?!
        - Я и есть христианин, как и все эфиопы. Вот уже почти тысячу лет, как мы веруем в Деву Марию и Иисуса Христа.
        Купца охватило неподдельное волнение: а кто он сам - христианин или мусульманин? В последнее время Исиму стало казаться, что он всю жизнь прожил в Александрии, читал Коран и посещал мечеть. Но появление эфиопа неожиданно затронуло его потаённые струны души. Он уже было начал забывать, что его матушка была католичкой и, что он почти до девятнадцати лет посещал церковь и стоял обедню.
        Исим сник. Ему стало не по себе. Неожиданно он вспомнил валломброзанца, который вот уже на протяжении пяти лет с периодичностью в полгода пребывал в Александрию на различных судах, принадлежащих как кастильской короне, так и арагонской. То был человек Марко де Пуэстро, в прошлом отца Марка из монастыря ордена Валломброза, что в предместье Валенсии. Монах быстро поднялся по иерархической лестнице и теперь стал доверенным лицом архиепископа Ледесмы. Посланник же получал от купца Эль-Кефа, бывшего Игнацио Агирэса, интересующие его сведения. Они касались всего: и торговли, и политики, и отдельных персон.
        В такие моменты молодой купец ощущал себя неуверенно, ибо его преследовало чувство вины перед матерью - за то, что он хоть и формально, но всё же принял ислам; перед отцом, который не только признал его, но и сделал своим наследником, а значит - верил ему. Молодой купец понимал, что, ведя двойную жизнь, он предаёт и своих родителей, и христианство, и ислам, и свою бессмертную душу - где ей уготовано находиться после его физической смерти? Навряд ли в Раю…
        Исим тяжело вздохнул.
        - Я верю тебе, Кемаль. Сколько ты хочешь получить за свитки?
        Эфиоп улыбнулся.
        - Десять золотых монет.
        - Ты их получишь, - заверил Исим. - Завтра же…


* * *
        Исим, как и обещал, расплатился с эфиопом. Тот же в свою очередь поделился с Харуфом, потому как именно торговец свёл его с богатым и щедрым покупателем.
        Купец, не мешкая, нанял учёного мужа, владеющего эфиопским языком, и с неподдельным рвением приступил к его изучению. И, овладев всеми тонкостями эфиопского, он приступил к переводу свитков «Кебра Нагаст».
        Исим предварительно просмотрел свитки и для удобства пронумеровал их. На тщательный перевод первого свитка «Славы Царей» он потратил немало времени. Затем работа пошла быстрее.
        В первом свитке превозносилась красота и ум Балкис Македы, царицы Савской. Она прибыла в Иерусалим, чтобы побеседовать с царём Соломоном, о славе и мудрости которого была наслышана от некоего купца.
        Соломон оказал великие почести прекрасной Балкис и возрадовался, и дал обиталище ей в своём царском дворце с собой рядом. И посылал он ей пищу для трапезы утренней и вечерней, а однажды возлегли они вместе на царском ложе, а спустя девять месяцев как разлучилась она с Царём Соломоном, детородные муки объяли Балкис, и родила она мальчика, которого нарекла Менелихом.
        Царица пожелала покинуть царство Соломона и вернуться в Эфиопию. Соломон не сразу согласился расстаться с возлюбленной и на прощание подарил ей перстень.
        Во втором свитке говорилось, когда Менелиху исполнилось двенадцать лет, Балкис призналась сыну в том, что он рождён от царя Соломона. В двадцать два года царевич стал искусен в военном деле, слыл прекрасным наездником и охотником. И захотел Менелих отправиться в Иерусалим, дабы предстать перед очами Соломона.
        Балкис Македа дала сыну перстень, некогда подаренный ей Соломоном. По приезде Менелиха в Иерусалим, Соломон признал эфиопского царевича своим сыном и ему были оказаны надлежащие почести.
        И обратился Царь Соломон к тем, которые возвестили о прибытии Менелиха, и сказал им: «Вы говорили, „похож на тебя он“, но это стать не моя, но стать Давида, отца моего, во дни его раннего мужества, меня же он много красивей». И Царь Соломон восстал в полный рост, и прошёл в покои свои, и облачил он юношу в одеянье из ткани золотом вышитой, и в пояс из золота, и укрепил корону на голове его, и кольцо на персте его. И нарядив его в великолепное одеянье, взоры чарующее, он усадил его на троне своем, так что бы он пребывал в положении равном ему самому[«Кебра Нагаст» главы 32-61.] .
        Третий свиток «Славы Царей» описывал события, связанные с возвращением Менелиха на родину к своей матери, царице Савской, в сопровождении первенцев иудейской знати. Молодой царевич вывез из Иерусалимского храма Ковчег Завета с позволения Соломона, дабы обезопасить бесценную реликвию. Ибо границы Иудейского царства постоянными набегами терзали многочисленные враги.
        После возвращения сына царица Балкис Македа отказалась от престола в его пользу, и тот устроил в Эфиопии царство по подобию израильского.


* * *
        Исим закончил перевод «Славы Царей», над которым трудился почти полгода. Он ещё раз бегло просмотрел старинные свитки, а затем и свою рукопись, выполненную на тончайшем пергаменте. Ибо бумаге, способной порваться в любой момент, он не доверял. А папирус всё труднее стало приобрести даже в Александрии, ибо заросли его всё реже встречались в дельте Нила.
        Невольно Исим задумался: насколько правдивы события, описанные неизвестным автором? Неужели Ковчег Завета, который считался утерянным почти две тысячи лет, действительно, хранится в Аксуме, столице Эфиопии? От мысли, что древняя реликвия и по сей день находится в Эфиопии, Исиму стало не по себе. А что, если ею захочет завладеть человек нечистый помыслами? Исим прекрасно помнил Библию и описание божественной силы Ковчега…
        - Я отправлюсь в Аксум… Я вполне могу изъясняться на эфиопском… Мне нужен надёжный проводник… Но где его взять?.. - размышлял молодой купец, снова и снова просматривая перевод «Славы Царей». Неожиданно его пронзила мысль: - Ну, конечно, Кемаль! Как я мог забыть о нём?! Он же - эфиоп! Я пообещаю ему щедрое вознаграждение, и он не откажется сопровождать меня в дальнем путешествии.
        На следующий день Исим сел в паланкин и, петляя по узким улочкам Александрии в сопровождении немногочисленной охраны, устремился в лавку Харуфа.
        Торговец древностями несказанно обрадовался, ибо получил солидный куш с эфиопских свитков. И теперь господин Эль-Кеф был его самым желанным гостем.
        Харуф склонился в подобострастном поклоне.
        - О, мой господин! - приветствовал он гостя, предвкушая звон золотых монет, которыми он пополнит свой кошелёк. - Чем может служить ваш верный слуга?
        Исим слегка улыбнулся.
        - Мне нужен Кемаль, - без обиняков признался он.
        - Всё, что пожелаете, мой господин… - на распев произнёс торговец. - Я жду эфиопа со дня на день. Надеюсь, и на этот раз он не разочарует меня предметами древнего искусства. Как только он прибудет в Александрию, я тотчас сообщу вам…
        Купец удовлетворённо кивнул и покинул лавку Харуфа.

… Действительно, в конце месяца Шавааль[Примерно конец сентября.] , когда завершился священный Рамадан и праздник разговения Ураза-Байрам, молодой купец встретился с Кемалем. Исим не стал ничего скрывать от эфиопа.
        - Я завершил перевод свитков… И пришёл в неподдельное изумление… - признался он.
        - Отчего же? - сдержанно поинтересовался Кемаль.
        - Оказывается, в Аксуме хранится библейский Ковчег Завета!
        Кемаль кивнул.
        - Да, считается, что в храме Святой Марии Сионской, что построили Белые ангелы.
        Исим от удивления округлил глаза. Наконец, справившись со своими эмоциями, он как можно спокойнее произнёс:
        - И ты говоришь об этом вот так запросто?
        - Да, господин Эль-Кеф. О том, что Ковчег хранится в Аксуме, у нас знает каждый ребёнок…
        - Как?! - снова изумился купец. - Никто не пытался завладеть им?
        - Отчего же? Пытались, но это было давно. Некая Гестер, правительница Эритреи захватила Эфиопию и свергла династию Соломонидов, ведущих свой род от легендарного царя Менелиха, сына Балкис Македы и Соломона. Поэтому Ковчег был спрятан на озере Тана в племени фалашей, потомков тех самых иудеев, что сопровождали Менелиха, когда он вывозил реликвию из Иерусалима. Гестер жестоко расправилась со многими из них, но так и не узнала, где сокрыт священный Ковчег.
        Исим возвёл руки к небу.
        - Слава Аллаху!
        Кемаль удивился реакции мусульманина.
        - Господин Эль-Кеф, вы с таким жаром возблагодарили небеса, создаётся впечатление, что вы живо интересуетесь библейской реликвией.
        - О, да… Ковчег относится к тем религиозным ценностям, которые дороги не только христианам, - с важностью изрёк Исим.
        Кемаль кивнул.
        - Совершенно с вами согласен, господин Эль-Кеф. Но сдаётся мне, что Ковчег уже давно хранится, отнюдь, не в храме Святой Марии Сионской. Ибо вы правы: не безопасно выставлять подобную ценность на всеобщее обозрение.
        Купец пристально воззрился на эфиопа и спросил:
        - Ты упомянул о неких Белых ангелах… Кто они?
        - О, господин Эль-Кеф! Белые ангелы - люди! Уверяю вас! Просто существует одна легенда…
        - Я непременно хочу услышать её…
        - С удовольствием расскажу… Но помните: это всего лишь легенда. - Заметил Кемаль и начал свой рассказ: - Триста лет назад Эфиопией правил царь Харбей. Он не принадлежал к Соломонидам, а к узурпаторскому роду Загве, оттого и правление этого государя было жестоким и несправедливым. Лалибелла, сводный брат Харбея по отцу, имел неосторожность высказаться по сему поводу и попал в немилость. Харбей приказал убить сводного брата, но Лалибеллу предупредили и он бежал в Иерусалим[Действительно, Лалибелла бежал в Иерусалим в 1160 году и жил там до 1185 года.] . Там он и встретил Белых ангелов. Они помогли Лалибелле вернуться на родину и свергнуть Харбея. Новый царь обосновался в древнем городе Роху и лишь спустя несколько лет сделал своей столицей Аксум, где Белые ангелы и построили храм Святой Марии Сионской. Лалибелла стал отцом Имрахана Кристоса и дедом Наакуто Лааб, который в свою очередь отрёкся от престола в пользу Иекуко Амлака, потомка Соломона, жившего в отдалённой провинции Шуа.
        Рассказ Кемаля привёл Эль-Кефа в неподдельное волнение. Ибо он прекрасно знал, что триста лет назад Иерусалим ещё принадлежал крестоносцам…
        - Скажи, Кемаль, у Белых ангелов светлые кожа и волосы?
        Эфиоп улыбнулся.
        - О да, господин Эль-Кеф… И голубые глаза. Словом, они похожи на ангелов…
        - Я намериваюсь отправиться в путешествие по Эфиопии. Ты будешь сопровождать меня?
        Эфиоп лукаво усмехнулся. Купец же поспешил заверить:
        - Я щедро награжу тебя, Кемаль, за хлопоты…
        - Когда отправляемся в путь, господин? - подобострастно поинтересовался эфиоп.
        - Чем быстрее, тем лучше. - Ответил купец.



        Глава 10

        Через две недели купец Исим Эль-Кеф в сопровождении небольшого вооружённого отряда и Кемаля погрузились на галеру, дабы отправиться вверх по течению Нила, намереваясь достичь Омдурмана, стоявшего на слиянии Голубого и Белого Нила.
        Свои воды Голубой Нил брал из озера Тана, того самого, где вот уже на протяжении столетий жили фалаши, происходившие от сыновей знатных иудеев, сопровождавших царевича Менелиха из Иерусалима в эфиопский город Гондэр, столицу царицы Балкис.
        Но, увы, по словам Кемаля, река была практически не судоходной. Это опечалило Исима, ибо путешественники будут вынуждены оставить галеру в небольшом селении Сеннар, что располагался в среднем течении Голубого Нила, и проделать дальнейший путь верхом на верблюдах.
        Исим, хоть и прожил в Египте немало лет, так и не смог привыкнуть к этим необычным животным, отнюдь не напоминавшим кастильских лошадей. Купец с ужасом представил, что ему придётся часть пути провести между двух верблюжьих горбов. Но жажда познания была слишком велика, дабы из-за предстоящего неудобства отказаться от постижения тайны «Славы Царей».
        И вот купеческая галера миновала Омдурман, жара усилилась, несмотря на то, что стояла середина осени; ветер же постоянно приносил красный раскалённый песок из Аравийской пустыни.
        Кемаль, привычный к подобным путешествиям, не испытывал ни малейшего неудобства. Его не смущали ни палящее солнце, ни песчаные ветры, от которых палуба галеры приобретала красноватый оттенок.
        Исим же, как человек, родившийся в Валенсии, на берегу моря, тяжело, но мужественно переносил путешествие. Невольно ему вспомнились: таверна, свежий морской бриз, обдувающий лицо; прелестные юные кастилианки, не скрывающие своих естественных прелестей, мечты детства о том, что когда-нибудь он станет капитаном корабля…
        Теперь в его распоряжении три галеры, но, увы, ему вовсе не хочется уходить в море, оставив жену и ребёнка. При мысли о жене, он отчего-то испытал смешанные чувства. Конечно, Исим любил её, но… Покорность мусульманок не доставляла ему радости. В Валенсии он успел познать иных женщин: сильных, страстных, безумно предающихся любовным наслаждениям.
        Жизнь в Александрии сильно изменила Исима, он стал постепенно забывать, что некогда носил другое имя - Игнацио Агирэс. И это вызвало в сердце молодого купца страх… И совсем недавно, когда прибывший из Кастилии валломброзанец, искал с ним встречи, Исим ощутил острое желание уехать из Александрии, дабы не видится с посланником Марко де Пуэстро.
        Почему? Возможно, он всё менее ощущал себя христианином и не хотел помогать де Пуэстро в достижении его целей. Исим много размышлял о святой церкви, инквизиции, ордене Валломброза, о монахах, ведущих сытую беззаботную жизнь. И всё это казалось ему таким далёким, оставшимся в другой, прошлой жизни, к которой он никогда не вернётся.


* * *
        Исим приказал оставить галеру и её команду в небольшом эфиопском селении, что в среднем течении Голубого Нила. Предприимчивый Кемаль на редкость быстро договорился с местными жителями и за умеренную плату нанял нескольких верблюдов, заплатив весьма скромную сумму в десять бырров[Эфиопская монета, используется и по сей день.] .
        Верблюды оказались послушными. Исим без труда расположился между горбами одного из них, когда животное, повинуясь умелым приказаниям Кемаля, опустилось на колени.
        Кемаль и двое воинов из отряда Исима также взгромоздились на верблюдов.
        Небольшой караван из четырёх верблюдов покинул крошечное селение и отправился вверх по течению реки, намереваясь достичь Бахр-Дара, расположенного в том самом месте, где Голубой Нил берёт начало в озере Тана, а затем отправится в Гондэр, что расположен несколько севернее.
        К вечеру Исим в полном изнеможении спустился с верблюда, дабы передохнуть в постоялом дворе, построенном из здешнего камня. К своему вящему удивлению купец нашёл пристанище весьма комфортным, ибо здесь было всё необходимое для торговцев, идущих с караванами в Аксум или Роху.
        Гостей встретил хозяин, темнокожий пожилой эфиоп в ярком одеянии, предложивший им сытный ужин и ночлег, а если те захотят, то и свою дочь.
        Исим с удовольствием отведал бег-вот, густое блюдо из тушёного мяса с овощами, перцем и травами. Запив острое блюдо изрядным количеством воды, Исим буквально упал на предложенный хозяином тюфяк и заснул.
        Путешественники пробудились, едва забрезжил рассвет, и снова отправились в путь. Приноровившись к столь необычной верховой езде за первый день перехода, Исим чувствовал себя увереннее и стал более словоохотливым.
        Его интересовало всё, что касалось эфиопских обычаев.
        Кемаль, понимая интерес своего господина, охотно поведал ему, что у каждого эфиопа-христианина есть духовный отец. К нему обращаются за советом и дарят подарки, дабы задобрить. Если его подопечный совершил недостойный поступок, то духовный отец назначает меру наказания по своему усмотрению. Мужчина и женщина, решившие связать себя узами брака, венчаются в церкви, подобно католикам, правда, Кемаль не знал тонкостей католического венчания, ибо никогда воочию не присутствовал на этой церемонии. Но ему в силу своего занятия контрабандой, приходилось общаться не только с мусульманами, но и с католиками, в особенности из Неаполитанского королевства, а также с островов Сардинии и Сицилии. Поэтому он имел некоторое представление о католичестве.
        С удивлением Исим узнал из рассказа Кемаля, что главной святыней эфиопов является Ковчег Завета, они даже поклоняются иконе, на которой изображён царь Менелих, а подле него - Ковчег. В каждой церкви на эфиопской земле хранится табот, подобие священного Ковчега.
        В церквях Эфиопии не ставят свечей, крестятся по-другому, и даже танцуют во время службы. Хоть эфиопы и христиане, они не едят свинину и обрезают мальчиков подобно иудеям, одинаково почитают, как Ветхий, так и Новый Заветы, и одновременно соблюдают заповеди Моисея и Христа. Добропорядочный христианин-эфиоп женится на вдове брата и не появляется в церкви после любовных наслаждений.
        Исим не в силах скрывать своего изумления, время от времени прерывал рассказ Кемаля примерно такими возгласами:
        - Удивительно! Не может быть! Неужели эфиопы почитают и Моисея, и Христа? И считают себя христианами? Я не слышал ничего более удивительного… Какое смешение иудаизма и христианства!
        Наконец, небольшой караван достиг Бахр-Дара. Путешественники спешились, дабы отдохнуть и переночевать на постоялом дворе, а на следующий день осмотреть развалины древнего города и продолжить путь в Гондэр.
        Путники расположились за большим длинным столом. Молодая хозяйка, облачённая в ярко-оранжевое платье и белый тюрбан, подала гостям еду, традиционную инжеру, плоские ноздреватые блины серого цвета из муки растения тефф, произрастающего на здешних горных склонах. Здешние женщины заквашивают тесто, оно бродит ровно три дня, пока не покроется тонкой серой пленкой, потом выливают тесто тоненькой струйкой на круглый раскалённый камень, оно мгновенно вскипает и начинает вздуваться крупными пузырями.
        Кемаль тотчас объяснил Исиму, что без инжеры эфиопы не представляют своей трапезы, она служит им и хлебом, и скатертью, и тарелкой.
        И словно в подтверждении слов Кемаля, хозяйка аккуратно расстелила инжеру, подобно скатерти, на столе перед мужчинами. Затем руками выложила на неё из глубокой глиняной миски тушёные овощи и кусочки обжаренной баранины.
        Исим, отведавший бег-вот, уже по опыту знал: хозяйка не подаст ни ложек, ни вилок, ни чаши для омовения рук. Он оторвал кусок лепёшки, завернул в него немного овощей с куском мяса и принялся аппетитно его поглощать, запивая лёгким местным вином.
        Женщина улыбнулась, безошибочно определив в Исиме чужестранца. В Бахр-Даре почти каждый день проходили караваны из Ливии, Египта, Нубии, Эритреи, Макуры и Алодии[Макура и Алодия - территория современного Судана.] .
        Не успели путники закончить свою трапезу, как в харчевню вошёл скрюченный старик. Его одежда была бедна, седые волосы беспорядочно торчали из-под выцветшего тюрбана, кожа - черна и сморщена от старости и эфиопского палящего солнца.
        Хозяйка, увидев нищего старика, собрала с одного из столов остатки еды, и направилась к нему. Но тот, словно не замечая её добрых намерений, уверенно направился к столу, за которым сидели Исим и Кемаль.
        Женщина приблизилась к старику.
        - Вот возьми… - она протянула ему объедки, завёрнутые в кусок инжеры.
        Тот подслеповатыми глазами взглянул на неё.
        - Благодарю тебя… - тихо произнёс он и принял подаяние.
        - Что ты ещё хочешь? - уже несколько раздражённо спросила хозяйка, понимая, что старик не намеревается покидать её заведение.
        - Я хочу поговорить с этими людьми…
        Женщина передёрнула пухлыми плечами и удалилась по своим делам.
        Кемаль обратил внимание на старика и достал из напоясного кошеля монетку.
        - Держи, старик… - сказал он, бросив ему один бырр.
        Тот лишь усмехнулся и произнёс:
        - Одежда моя бедна… И я питаюсь объедками… Но у меня есть то, что сможет заинтересовать вас. И это стоит больше, чем один бырр.
        Кемаль живо заинтересовался словами старика: кто знает, какую древность он может предложить? А, если её можно выгодно продать в Александрии?
        Торговец взглянул на Исима, тот вытер руки об оставшийся кусок инжеры и неожиданно обратился к старику на эфиопском:
        - Покажи, что у тебя есть?
        Старый эфиоп извлёк нечто из кармана своего изношенного одеяния и протянул Исиму.
        - Вот, господин… Это очень древня вещь, не сомневайтесь…
        Перед взором купца предстал золотой перстень с массивной выпуклой печатью в виде звезды Давида. Он покрутил его и прочитал на тыльной стороне изрядно истёртую надпись:
        - Небесный Сион, обиталище Бога… - затем он перевёл пристальный взгляд на старика: - И что это значит? Гора Сион, кажется, - в Иерусалиме…
        Старик пожал плечами.
        - Возможно, я точно не знаю. Но вот по поводу перстня могу сказать: он принадлежал царице Балкис, что некогда правила в Бахр-Даре, а затем Гондэре.
        В мыслях Исима молниеносно понеслось: «Уж не тот ли это перстень, что Соломон подарил своей возлюбленной царице Савской? Так сколько же ему лет?..»
        Купец ещё раз внимательно взглянул на перстень, судя по состоянию золота и истёртой надписи, его изготовили давно. Но насколько? Ведь царица Савская правила Бахр-Даром почти две с половиной тысячи лет назад.
        Исим протянул перстень сгоравшему от нетерпения и досады Кемалю, ибо купец благополучно обошёлся без его помощи. Но контрабандист не подал вида и начал внимательно рассматривать предложенный перстень.
        - Несомненно, это старинная вещь. Насколько, трудно сказать… На подделку не похоже… Вполне возможно, что перстень принадлежал некой знатной семье, а затем был украден… - изрёк он и воззрился на старика.
        Тот гордо произнёс:
        - Я - не вор и никогда им не был, господин… Если перстень вам не интересен, я предложу его кому-нибудь другому. Здесь почти каждый день проходят караваны…
        Кемаль покачал головой и рассмеялся.
        - Я не обвиняю тебя в воровстве, старик. Просто я хочу сказать, что перстень - весьма дорогая вещь. Вряд ли ты нашёл его в объедках, завернутых в инжеру…
        Старик насупился от обиды.
        - Хорошо, сколько ты хочешь? - спросил Исим, обращаясь к старому эфиопу.
        - Пять золотых монет…
        Кемаль снова рассмеялся.
        - Что-то не дорого для перстня, который носила сама царица Балкис! - воскликнул он с некоторой издёвкой и недоверием. - Хотя цена вполне приемлема для древней золотой вещицы…
        Исим тем временем отсчитал старику ровно пять золотых монет.
        - Я покупаю перстень вне зависимости от того: принадлежал ли он Балкис или нет. Он несомненно древний…
        Старик кивнул.
        - Разумные слова говоришь, о господин…
        Он принял плату за перстень, поклонился купцу и покинул харчевню.
        Кемаль задумчиво посмотрел ему вслед.
        - М-да… Странный старик… Что-то в нём есть такое, чего я не могу объяснить…
        Купец с удовольствием примерил перстень. Он пришёлся как раз впору и теперь красовался на указательном пальце правой руки.
        Старик-эфиоп вышел из харчевни и неспешно побрёл по дороге, ведущей в Бахр-Дар. Достигнув города, он свернул в один из близлежащих узеньких переулков…
        Пройдя немного, старик резко выпрямился и приосанился, от его тяжёлой старческой походки не осталось и следа. Эфиопские черты лица постепенно исчезали, внешность мнимого старика приобрела свой привычный вид: аристократическую бледность, прямой нос, резко очерченные алые губы, волевой подбородок, чёрные дугообразные брови и крупные карие глаза, обрамлённые густыми ресницами.
        Незнакомец скинул лохмотья, которые скрывали его чёрный атласный камзол, расшитый серебряной нитью и несколько раз пронзительно свистнул. Из-за небольшого полуразрушенного дома, сложенного из местного камня, появилась лошадь. Она была подстать своему хозяину. Под её чёрной переливчатой кожей играли сильные мускулы, густая грива была аккуратно подстрижена, голову украшал золотой шанфрен[Шанфрен - конский наголовник. Мог быть как защитным, так и декоративным.] , а упряжь - россыпь драгоценных камней.
        Лошадь послушно приблизилась к своему хозяину, тот извлёк из седельной сумки плащ и широкополую шляпу. Одевшись, он лихо сел в седло и покинул Бахр-Дар в направлении Гондэра.
        Сгущались сумерки…


* * *
        Пробудившись рано утром, путешественники позавтракали, Исим сотворил положенную молитву и выказал желание посетить развалины царского дворца. Кемаль охотно вызвался проводить своего спутника.
        На левом берегу Голубого Нила, на холме виднелись развалины царского дворца. Отсюда, с возвышения, хорошо просматривался водопад Тис-блисат. В небольшой запруде Исим отчётливо различил дремлющее семейство бегемотов, которые не часто встречаются в Египте, в отличие от крокодилов.
        Он глубоко вздохнул, окинув взором развалины некогда богатого дворца царицы Савской, и произнёс:
        - Неужели этому дворцу почти две с половиной тысячи лет?.. Как быстротечно время… Оно не щадит никого и ничего…
        Путешественники вернулись на постоялый двор, взгромоздились на своих верблюдов, дабы к вечеру достигнуть Гондэра, переночевать на тамошнем постоялом дворе и с новыми силами отправиться в город Роху. Эфиопы чаще называли его Лалибеллой в честь основателя царя Гебре Маскеля Лалибеллы, того самого который вернулся из Иерусалима в сопровождении Белых ангелов.


* * *
        Гондэр не впечатлил Исима. Утром, когда путешественники покидали его, перед взором купца предстали развалины мало чем отличавшиеся от развалин дворца царицы Балкис в Бахр-Даре.
        Здесь же высоко в горах жили фалаши, потомки знатных иудеев, сопровождавших царевича Менелиха. Те самые, предки которых пятьсот лет назад сохранили Ковчег ценой своих жизней, уберегших святую реликвию от посягательств завоевательницы Гестер.
        Путешественники миновали несколько монастырей, расположившихся вокруг Гондэра. Монахи-эфиопы были последними обитателями некогда величественного и многонаселённого города, пришедшего в упадок.
        Караван преодолел путь до Роху-Лалибеллы за два дня.
        На протяжении всего пути Кемаль подробно описывал купцу древний город, который триста лет назад царь Гебре Маскель Лалибелла сделал своей столицей благодаря помощи Белых ангелов.
        Исим с нетерпением ожидал прибытия в город, ибо ему не терпелось воочию увидеть одиннадцать легендарных храмов, возведённых Белыми ангелами.
        Караван вошёл в город, когда день уже клонился к вечеру и дневная жара постепенно спадала. Молодой купец попросил Кемаля сопровождать его, дабы осмотреть Роху-Лалибеллу.
        Эфиоп не мог отказать своему нанимателю и повел его к храму Бета Меданеалем[Храм Христа Спасителя.] . Сооружение, высеченное руками человека в скальной породе, вызвало у Эль-Кефа неподдельный восторг, а затем и трепет.
        От цепкого взора купца не ускользнула форма храмовых окон, ибо она напоминала крест. Невольно Исим вспомнил свою родину, Валенсию, в предместье которой стояла полуразрушенная крепость, некогда принадлежавшая тамплиерам и пришедшая в упадок после разгрома ордена. Хоть крепость и обветшала, стены местами обрушились, но тамплиерские кресты, украшавшие сооружение, сохранились повсюду. Про эту крепость ходило множество легенд. Кто-то утверждал, что не раз видел около неё призраков рыцарей. Они, словно живые, верхом на лошадях, въезжали в полуразвалившиеся крепостные ворота, увенчанные крестом. Иные же утверждали, что тамплиеры зарыли в крепости несметные сокровища и порой находились охотники, искатели приключений и кладов, рискнувшие войти на её территорию. Некоторые из них не возвращались…
        Исим, несмотря на то, что считался мусульманином, вместе с Кемалем вошёл в храм через кене-мехлет, место, где исполняются священные псалмы. Предварительно мужчины сняли обувь и оставили её около входа под присмотром мальчишки-прислужника.
        Тяжёлый красный занавес отделял кене-мехлет от алтаря, за которым находился магдас, святая святых эфиопской церкви.
        Кемаль тихо шепнул Исиму на ухо, что именно там, в магдасе, хранится табот, символизирующий Ковчег. Повинуясь внутреннему порыву, Исим сделал шаг по направлению к алтарю, намереваясь проникнуть в магдас.
        Кемаль во время успел остановить египтянина.
        - В магдас имеет право входить только священник-кес… Если в него проникнет кто-то из мирян, то храм будет считаться осквернённым, - нравоучительным тоном произнёс он.
        Из-за красного занавеси показался довольно молодой эфиоп, в руках он держал крест, увитый орнаментальной отделкой. Его ритуальные одежды напоминали одеяния иудейских жрецов, правда, украшенные не драгоценными камнями, а вышивкой с изображением крестов.
        Кес окинул беглым взором храмовое помещение и скрылся в небольшой двери, которую Исим с трудом разглядел в полумраке, ибо храме не горели свечи, и лишь свет, скудно сочившийся через крестообразные окна, расположенные почти под потолком, освещал внутреннее убранство Бета Меданеалем.
        Из маленькой двери появился габаз, хранитель церковной утвари, в руках он сжимал несколько посохов, которые он затем поставил при входе в кене-мехлет, дабы пришедшие старцы могли воспользоваться одним из них[Церковные службы в эфиопских храмах очень продолжительные, порой достигают 5-6 часов. Старики предпочитают опираться на специальные посохи, дабы выстоять её до конца.] .
        Кемаль увлёк Исима в специальный скальный проход, соединяющий Бета Меданеалем с церковью Бета Мариам, посвящённой Деве Марии. Пройдя по длинному тёмному переходу, они оказались во внутреннем дворе Бета Мариам, освещённом последними лучами солнца. В центре двора виднелся священный бассейн, наполненный водой, в котором совершали омовение полуобнажённые женщины, надеявшиеся исцелиться от бесплодия и болезней.
        Исим снова разглядел равноконечные кресты тамплиеров[Былое присутствие тамплиеров (а именно, Приората Сиона) в Эфиопии подтверждают не только многочисленные равноконечные кресты на храмах, характерные для ордена и легенда о Белых ангелах. Но и тот факт, что в 1306 году эфиопское посольство посетило Авиньон, который во время Авиньонского сидения считался столицей католицизма. Посол Эфиопии передал послание Папе Клименту V, в котором царь Ведем Араада выказывал недовольство поведением тамплиеров в Эфиопии. И молил Папу избавить его от тамплиеров, потому как они владеют могущественным оружием - Ковчегом. Известно, что в 1307 году во Франции по воле короля Филиппа Красивого начались гонения на тамплиеров с целью уничтожения ордена. Причин тому было множество. Возможно, вышеуказанное послание эфиопского царя стало одной из них.] , украшавшие фасад Бета Мариам.
        Внутри церкви Девы Марии высился некий каменный столб, сокрытый от глаз паломников тяжелым покровом. Заметив интерес Исима к реликвии, Кемаль пояснил:
        - Священники утверждают, что столб испещрён письменами, повествующими о строительстве скальных церквей. Покров никогда не сминают, ибо это считается святотатством…

«Или священники боятся, что паломники узнают правду о возведении храмов… - неожиданная мысль пронзила Исима: - А что, если боятся вовсе не священники?..»
        Не успел Исим задать Кемалю вопрос о Белых ангелах, как из магдаса появился священник. Он сразу же приковал к себе внимание Исима, ибо тот внешне отличался от эфиопов. Даже в полумраке церкви купец без труда различил черты его лица, напоминающие европейские.
        Кес подошёл к иконе, написанной холсте, с изображением Девы Марии, более напоминающей картину, зажёг свечи и начал читать псалтырь на гаэзском наречии.
        Кемаль осенил себя крестным знамением и буквально предвосхитил вопрос своего спутника:
        - Это потомок Белых ангелов… - едва слышно прошептал он и увлёк Исима в очередной скальный проход, ведущий в Бета Голгота, церковь Голгофы.
        Церковь Голгофы, внутреннее убранство которой напоминало о восхождении Христа на одноимённую гору, произвела на Исима угнетающее впечатление. В душе его снова началось смятение: «Кто я на самом деле?.. Истинный христианин или человек, отступивший от веры матери?.. Но приняв веру отца, уверовал ли я в неё?..»
        Покинув церковь Голгофы, Исим облегчённо вздохнул и спросил своего спутника:
        - А что стало с Белыми ангелами? Они женились на эфиопских женщинах и нарожали детей, подобных кесу, которого мы видели в храме?
        - Вероятно, так и было. Но Белые ангелы до сих пор существуют. Я даже думаю, что они бессмертны…
        Исим удивлённо приподнял брови.
        - Как? Они же - люди… Наверняка - потомки крестоносцев… Как же они могли сохранить чистоту своей крови?
        Кемаль пожал плечами.
        - Увы, этого я не знаю. Но могу с уверенностью сказать, что Белые ангелы живут в Бета Георгис[Храмовый комплекс Святого Георгия.] . И он тщательно охраняется. Вряд ли мы сможем проникнуть туда беспрепятственно.
        - Могу я хотя бы взглянуть на этот храм?
        Кемаль кивнул.
        - Идёмте, нам стоит обуться, ибо Бета Георгис стоит несколько на отшибе.
        Мужчины вернулись в храм Христа, проделав путь по скальным тоннелям, вырубленным много лет назад по приказу Белых ангелов. Они вышли из храма на воздух через кене-мехлет и надели свои сандалии.
        Вскоре они достигли обиталища Белых ангелов. К нему вёл глубокий коридор, вырубленный в скальной породе, в который можно было спуститься по специальной лестнице.
        На первый взгляд коридор казался пустым. Но приглядевшись, Исим заметил несколько фигур, облачённых в просторные одежды, цвета здешнего камня. Их лица скрывали широкие капюшоны…

«Словно инквизиторы… - невольно сравнил Исим. - Ибо они не желают быть узнанными…»
        Исим медленно обошёл храм.
        - Бета Георгис имеет форму равностороннего креста… - выказал он свои мысли вслух.
        - Да… - подтвердил Кемаль. - Я слышал, что из храма в горы ведут множество коридоров…
        - В обиталище Белых ангелов? - уточнил Исим.
        - Возможно… - уклончиво ответил эфиоп. - Это всего лишь домыслы. В действительности туда не ступал ни один эфиоп.

… Увиденное и услышанное в Лалибелле потрясло Исима. Ему требовалось время, дабы всё осмыслить.
        Он шёл рядом с Кемалем мимо многочисленных келий, вырубленных в горной породе. Множество паломников ютилось в этих крошечных клетушках. Неожиданно один из них, с вида обезумевший старик, выбежал из своего укрытия и, потрясая посохом начал призывать к всеобщему покаянию.
        К вящему удивлению Исима почти все паломники, что находились в кельях, покинули их и стали каяться в едином религиозном порыве.
        Он почувствовал себя неловко, ибо ему хотелось присоединиться к эфиопам и в исступлении предаться покаянию.
        - Мы возвращаемся на постоялый двор… - бросил он небрежно Кемалю. - А завтра же отправимся в Аксум.

… Аксум не произвёл на купца яркого впечатления, хотя город считался столицей Эфиопии и резиденцией царя Зара-Якоба, трепетно храня следы прошлого: крепость императора Калеба[Император Калеб правил Эфиопией в 514-542 году от Р.Х.] , гигантские каменные обелиски и священный резервуар для воды, в котором эфиопы совершали омовение в праздник Тимкат[Один из обелисков изображает здание из 13 этажей. Можно разглядеть окна и дверь с молотком и замком, высеченную у основания. Существуют ещё два каменных обелиска, изображающие 9-и этажные дома, украшение наверху шлемами в виде полумесяца. Праздник Тимкат - это Богоявление. Празднуется в Эфиопии примерно 7 ноября.] .
        Мысли Исима постоянно возвращались в Роху-Лалибеллу, а именно к храму Бета Георгис, который охраняли воины Белых ангелов.
        Посетив Аксум, купец заторопился в обратный путь. Ему хотелось поскорее ступить на свою галеру и достигнуть Александрии с её благодатным климатом. Ибо дневная жара и ночной холод эфиопской земли ему дались тяжело. Да и потом Исим соскучился по жене. Будучи в Александрии купца порой удручала излишняя покорность жены и готовность доставить наслаждение в любой момент, теперь же ему не хватало именно этого.
        Обратный путь до небольшого прибрежного селения, к причалу которого пришвартовалась галера Исима, занял почти неделю. Ибо постоянно дули песчаные ветры, досаждавшие путешественникам. Приходилось делать частые привалы.
        Исим почувствовал истинное душевное облегчение, когда увидел свою галеру и взошёл на её борт. Он тотчас отдал приказ, отчаливать от берега и направиться вниз по течению к Омдурману, где он планировал сделать остановку, дабы пополнить запасы провианта и пресной воды.
        На протяжении последующего плавания купца одолевали мысли: «Неужели библейский Ковчег хранится в храме Бета Георгис?.. Иначе, зачем тогда его охранять?.. Лалибелла провёл долгое время в Иерусалиме, спасаясь от гнева своего сводного брата… Там он сошёлся с крестоносцами… Иначе как он мог захватить трон? Крестоносцы помогли ему… Несомненно, под их руководством были построены скальные храмы… Вероятно, Лалибелла поделился с ними тайной Ковчега и они стали Хранителями священной реликвии…»
        Затем Исим долго сомневался: сообщать ли Марко де Пуэстро о своих домыслах? Или не стоит? А, если и сообщить, то, каким образом извлечь из всего этого выгоду?



        Глава 11

        Исидора и Консуэло благополучно вернулись из Лиона в Аржиньи. Женщины пребывали в прекрасном настроении и поспешили поделиться с графом своими впечатлениями.
        Если же Консуэло собиралась просто поведать Шарлю о том, какие наряды она заказала, то Исидора хотела переговорить с ним совершенно на другую тему.
        Её по-прежнему мучил вопрос: зачем тамплиеры оставили на стенах башни зашифрованную подсказку по поводу Ковчега, почти ясно указывая на его пребывание в Эфиопии? Увиденные Исидорой барельефы в церкви Девы Марии в Лионе позволили ей предположить, что послание явно оставлено последователям ордена. По всей видимости, оно было нанесено на стену башни ещё в те времена, когда орден процветал, а французские короли благоволили к нему. Неужели магистр де Божё, которому некогда принадлежал замок Аржиньи, предвидел печальный удел своих собратьев в будущем? И именно им он оставил послание, прошедшее сквозь века, дабы те смогли умело распорядиться ценным наследием ордена. А, возможно, именно при помощи Ковчега восстановить своё влияние в Европе и Палестине…
        Мысли Исидоры приобрели некую стройность. Она уже направлялась в покои графа, как из тайников её памяти всплыли строки завещания магистра де Молэ, о котором ей не раз рассказывал Шарль. Увы, само завещание было утрачено ещё семь лет назад, когда Консуэло, пользуясь слабостью графа к прекрасному полу, выкрала его вместе с ларцом, в котором оно хранилось, дабы передать испанцам.
        Завещание гласило:

«…Оставаться верными нашему истинному Ордену Богоматери Сиона, сохраняя в тайне все знания, полученные в аббатстве Нотр-Дам-дю-Мон-де-Сион - аббатстве Богоматери на горе Сион. Свято хранить Ковчег Завета и Таблицы Закона…»

… Исидора вошла в покои графа и тотчас заметила его озабоченность.
        - Как я понял из эмоционального рассказа Консуэло, поездка ваша прошла удачно… - вяло заметил он.
        Исидора кивнула.
        - Да, но я собственно хотела поговорить с вами совершенно на другую тему… Но вижу, пришла не вовремя. Прошу простить меня. Вероятно, Консуэло вас изрядно утомила.
        Граф печально улыбнулся.
        - Да, немного… В замок прибыл Альбано, личный секретарь покойного Сконци, дабы напомнить мне, что я - генерал иезуитов со всеми вытекающими из этого последствиями.
        Исидора удивлённо вскинула брови и присела в предложенное кресло.
        - Вы должны что-то подписать или скрепить печатью Сконци? - осторожно поинтересовалась она. - Но прежде чем это сделать, хорошо бы разобраться, что к чему…
        Граф пристально воззрился на возлюбленную.
        - Вы зрите в корень, моя дорогая. Я совершенно ничего не смыслю в интригах ордена и отношениях с валломброзанцами, доминиканцами, цистерианцами, кастилианцами, арагонцами, французами и так далее… Это, увы, выше моего понимания… Впрочем, это не важно… Я должен сказать вам… - Шарль замер, не зная, как сообщить Исидоре о том, что Бернар пропал.
        Женщина напряглась и подалась вперёд, почувствовав неладное.
        - Умоляю вас, граф, ничего не скрывайте от меня. Что-то случилось с Бернаром?..
        Шарль кивнул.
        - Он исчез из монастыря Валломброза, что в Валансе вместе с Белуччи. Гилермо и ещё двое монахов убиты.
        Исидора побледнела.
        - Откуда вы узнали?.. - едва слышно произнесла она, стараясь сдержать рыдания, подступавшие к горлу.
        - Вернулся Жиль, переодетый в монаха. Он-то и рассказал мне о событиях в монастыре Валломброза…
        - Что вы собираетесь предпринять?.. - спросила Исидора и воззрилась на графа глазами полными слёз.
        - Я намерен отправиться на поиски мальчика, тем более, что я считаю его своим сыном… Пусть не по рождению… Но я привязался к нему…
        Исидора облегчённо вздохнула.
        - Я отправлюсь с вами, ваше сиятельство, - заверила она.
        - Я знал, что вы это скажите… И потому намеревался дождаться вас, и лишь затем покинуть Аржиньи…
        - Что вы думаете об исчезновении Бернара? - спросила Исидора уже достаточно твёрдым голосом, поборов минутную слабость. - Неужели снова - архиепископ Ледесма?
        - Нет, не думаю… Возможно, Белуччи пытаясь спасти мальчика скоропалительно оставил стены монастыря… Ведь Гилермо убит… Но кто это сделал, увы, неизвестно. Так, что в этом деле нет ни единой зацепки. Кстати, Альбано намерен помочь нам, ибо ордену иезуитов не безразлична судьба Бернара.
        Исидора в порыве чувств резко поднялась с кресла и всплеснула руками.
        - Граф! О чём вы говорите! Ордену иезуитов не безразлична судьба Бернара! Вы же - генерал ордена! Прикажите поставить на ноги всех иезуитов! Пусть они ищут мальчика!
        Шарль растерянно заморгал.
        - Да… Вы правы… Просто я никак не могу свыкнуться со своей новой ипостасью. Действительно, я же - генерал! Я могу приказывать!
        - Вот именно! - с жаром подтвердила Исидора. - И начните прямо с Альбано. Пусть он задействует все свои связи в Лионе, Валансе, Авиньоне - словом, везде!
        Шарль взглянул на перстень с изображением печати Сконци: двух скрещенных мечей и крест над ними.
        - Я воспользуюсь этим символом власти. Мы завтра же отправимся в Валанс, я душу вытрясу из валломброзанцев! Я прикажу перевернуть весь монастырь и все его окрестности! - возопил Шарль, наконец, осознав свою власть.
        Исидора удовлетворённо улыбнулась.
        - Я тотчас соберу всё необходимое для поездки.

«Не забыть бы магический компас… Возможно, он пригодится…» - подумала она и машинально прикоснулась к серебряному медальону, висевшему на её груди, который она носила с тех пор, как Бернар покинул Аржиньи. В этом медальоне хранился первый локон мальчика.
        Исидора уже собиралась покинуть покои графа, как он спросил:
        - Вы что-то хотели сказать мне, Исидора… Помните, в начале нашего разговора…
        Женщина кивнула.
        - Теперь это не имеет ни малейшего значения, ваше сиятельство.
        Шарль пожал плечами.
        - Ну, как знаете…
        - Возможно, я расскажу вам завтра, по дороге в Валанс, - пообещала Исидора.


* * *
        Шарль провёл ночь в жарких объятиях Консуэло, она как всегда была страстной. Узнав о том, что граф собирается утром покинуть замок, она возмутилась:
        - Ах, ваше сиятельство! Как же так! Куда вы намереваетесь отправиться? А как же я? . Я не хочу оставаться без вас в Аржиньи.
        Граф привлёк к себе возлюбленную и страстно поцеловал её в губы.
        - Так надо… Ты же знаёшь, Бернар пропал…
        Консуэло, конечно, уже знала о том, что мальчик и иезуит Белуччи странным образом покинули монастырь валломброзанцев. Об этом говорила вся челядь в замке.
        - Возьмите меня с собой! - взмолилась Консуэло.
        Но граф лишь отрицательно покачал головой.
        Женщина обиделась.
        - Наверняка, Исидора отправится вместе с вами! Я даже не сомневаюсь в этом.
        Шарль улыбнулся.
        - Неужели ты ревнуешь, моя дорогая?
        Консуэло передёрнула обнажёнными плечами и недовольно фыркнула.
        - К этой ведьме! Да никогда! Я знаю, что вы посещаете её спальню, но не ревную. Ибо её более интересуют алхимические трактаты, нежели ваше внимание.
        Иногда Шарля забавляло соперничество женщин. И порой он намеренно раззадоривал их. Но не сейчас…
        Желая успокоить Консуэло, граф начал целовать её в шею. Женщина тотчас растаяла и все её обиды мгновенно улетучились.


* * *
        Рано утром, едва колокола церкви Сент-Жен-де-Божё отзвонили приму, из ворот замка выехала карета, которую граф недавно выписал из Парижа. Шарль решил отправиться на поиски Бернара именно в ней, ибо она была достаточно просторна, устойчива и надёжна благодаря специальным рессорам.
        В карете расположился сам граф, рядом с ним - Исидора, напротив - Альбано. Каретой правил кучер, подле него на козлах сидел форейтор, готовый в любой момент прийти на помощь и возвестить горожан Лиона, а затем и Валанса о прибытии важной персоны при помощи специального сигнального горна.
        Карету сопровождал небольшой вооружённый отряд из пяти человек. Граф доверял своим людям и был уверен: каждый из них стоит четверых!
        Карета, слегка покачиваясь, рессоры прекрасно поглощали резкие толчки, вызванные неровностями дороги, следовала в направлении Лиона. Граф рассчитывал достичь его ещё до того, как церковные колокола города возвестят о вечерне. Там он намеревался вместе со своими спутниками остановиться в уже известной гостинице «Лев и три лилии», дабы отдохнуть и переночевать, а затем на рассвете следующего дня отправиться в Валанс.
        Исидора прикрыла глаза, она помнила о своём обещании, данном графу вчера вечером, - поделиться с ним некоторыми своими соображениями. Правда, граф и не подозревал: какими именно.
        Теперь Исидора размышляла: а стоит ли заводит разговор о своём столь неожиданном открытии? Уместен ли в данном случае разговор и тамплиерах и их тайне? - в тот момент, когда граф обеспокоен, впрочем, как и она сама, судьбой Бернара.
        Шарль пристально взглянул на свою спутницу и произнёс:
        - Если вы думаете, что я ничего не помню, то - напрасно… О чём вы намеревались вчера поговорить со мной?
        Исидора приоткрыла глаза. И заметив на себе пристальный взор итальянца, что сидел напротив, несколько смутилась.
        - Право, не знаю ваше сиятельство… Простите, никак не привыкну обращаться к вам сообразно вашему новому статусу - монсеньор, - тихо произнесла она.
        Граф сделал нетерпеливый жест рукой.
        - Ну, что вы право, Исидора! Какие могут быть между нами церемонии. Лучше расскажите, что хотели, а то я сгораю от любопытства, зная вашу тягу ко всякого рода авантюрам.
        Женщина слегка улыбнулась.
        - Их, ваше сиятельство, вы тоже любите авантюры… Впрочем, оставим это… Я хотела сказать вам, что расшифровала надпись в замковой башне.
        Граф округлил глаза от удивления. Альбано же, предвкушая интригующий рассказ, невольно подался вперёд.
        - Не могли бы вы, сударыня, кратко ввести меня в курс дела? О какой надписи идёт речь? - с живостью поинтересовался он.
        - О, сударь, это давняя история… Замок Аржиньи некогда принадлежал ордену тамплиеров, а именно, магистру де Божё. Замок полон тайн… - интригующе произнесла Исидора и воззрилась на секретаря.
        - И вы, я так понимаю, раскрыли одну из них… - выказал предположение Альбано.
        Исидора кивнула.
        - Возможно. Во всяком случае, мне так кажется…
        Граф потерял терпение и несколько раздражённо заметил:
        - Исидора, прошу вас, не томите!
        Женщина победоносным взором обвела своих спутников и подробно рассказала им о том, как ей удалось расшифровать надпись на древней гематрии, о своей поездке в Лион, о барельефах, украшающих базилику Нотр-Дам-де-Фурвьер и о завещании де Молэ, содержание которого ей удалось приблизительно вспомнить.
        Рассказ Исидоры произвёл на Альбано неизгладимое впечатление. Он попытался сопоставить сведения, имеющиеся у него о Приорате Сиона, который возглавлял Рене Добрый, особенно о влиянии ордена в Африке.
        - Вы понимаете, что вы сейчас рассказали? - вкрадчиво поинтересовался Альбано у женщины.
        Та пожала плечами.
        - Думаю, что - да. Тамплиеры оставили послание своим последователям. Не удивлюсь, если таковые имеются в Эфиопии. Ведь именно о ней говорится в надписи, не так ли? Да и упоминание о Ковчеге Завета в завещании магистра де Молэ, лишь подтверждает эту версию.
        Альбано нервно сглотнул.
        - Вы поражаете меня своим умом, сударыня. Теперь меня не удивляет, что именно вы сопровождаете монсеньора…
        Граф невольно испытал чувство гордости за Исидору. Уж он-то неоднократно убеждался в её способностях!
        Остаток пути до Лиона путешественники проделали молча. Альбано тщательно обдумывал слова Исидоры. Та же увлечённо читала книгу, пытаясь таким образом отогнать гнетущие мысли. Граф невольно погрузился в размышления: «Тамплиеры не дают мне покоя - они, словно преследуют меня. Сначала я получил во владение замок Аржиньи, принадлежавший ордену, затем нашёл ларец с завещанием де Молэ. Ларец оказался слишком ценным, его похитила Консуэло для своего бывшего возлюбленного. А затем выяснилось, что ларец хранит кровь Христа… Боже мой, от всего этого можно сойти с ума! Теперь это таинственное послание… И зачем только Исидора расшифровала его?.. Неужели это как-то имеет отношение к исчезновению Бернара?.. Нет, нет… Этого не может быть… Причём здесь Бернар и Небесный Сион?.. Не вижу никакой связи…»


* * *
        Карета графа д’Аржиньи пересекла городские ворота Лиона, ещё задолго до вечерни. Кучер, недавно сопровождавший Исидору и Консуэло в поездке за лионскими шелками, уверенно направил лошадей к гостинице «Лев и три лилии», где новоявленный генерал иезуитов вместе со своими спутниками намеревался сытно отужинать, отдохнуть и с рассветом продолжить путь в Валанс.
        Предприимчивый, гостеприимный хозяин разместил знатных постояльцев в лучших комнатах: Альбано расположился вместе с графом, Исидора же заняла небольшую, но весьма уютную смежную комнату.
        Ночь для Альбано и Исидоры прошла спокойно. Утомлённые дорогой, переживаниями и неожиданными открытиями, они крепко спали. Граф же напротив, не мог долго уснуть. Он, беспрестанно ворочаясь на кровати, с завистью прислушивался к ровному дыханию своего секретаря, доставшего по наследству от вездесущего Сконци. Отчего-то его одолевали дурные предчувствия и тревога.
        Он заснул далеко за полночь - сон навалился тяжело.
        - Мальчик мой…
        Шарль услышал знакомый старческий голос, несомненно, он принадлежал Итриде.
        Он хотел ответить, но, увы, не смог произнести ни слова.
        - Я знаю, тебе сейчас тяжело… - продолжила ведьма. - Бернар, которого ты любил, как сына, пропал… Но ты непременно найдёшь его… Прислушивайся к зову своего сердца… Не давай волю гневу… Судьба приведёт тебя туда, где ты должен быть…
        Шарль проснулся, словно от резкого толчка. Он сел на кровати и огляделся - комната была пуста, если не считать мирно посапывавшего Альбано на тюфяке, набитом свежей соломой.
        Граф отёр пот, струившийся со лба, правой ладонью.
        - Господи Всемогущий… - он осенил себя крестным знамением. - Итрида просто так не приходит… Значит, мальчик жив… Возможно, с ним всё в порядке…
        Немного успокоившись, Шарль лёг на кровать и снова заснул, сны более не тревожили его.

…На рассвете генерал иезуитов и его спутники покинули гостиницу, щедро расплатившись с хозяином, тот старался быть предельно почтительным и даже подобострастным, ибо чутьё подсказывало ему: граф - очень важная особа.


* * *
        Карета генерала приближалась к Валансу, когда колокола монастыря валломброзанцев огласили своим звоном прилегающие предместья, возвещая нону.
        Шарль сосредоточился - ему предстоял непростой разговор с настоятелем монастыря. И от того, насколько он сможет разговорить его, и узнать все подробности об исчезновения Белуччи и Бернара, зависило многое.
        Граф невольно бросил взор на перстень с печатью Сконци, который в данный момент украшал безымянный палец правой руки.

«А что, если мне припугнуть настоятеля, воспользоваться данной мне властью?.. По словам Жиля он не прост, как кажется на первый взгляд. Возможно, так я узнаю гораздо больше и быстрее то, что меня интересует…»
        Шарль облегчённо вздохнул, решив, что поступит при встрече с настоятелем монастыря Валломброза именно таким образом.
        Альбано не спускал с генерала глаз, пытаясь понять: что происходит в душе его патрона?

«Человек, несомненно, умный и сильный духом… - размышлял секретарь. - То обстоятельство, что он пока не владеет ситуацией в ордене - ровным счётом ничего не значит. Сконци умер скоропостижно… Граф получил от него перстень, символ власти… Разумеется, для него это было полной неожиданностью. Да и потом то, что мальчик, в котором заинтересован сам Ватикан, воспитывался в Аржиньи что-нибудь да значит. Сконци всецело доверял графу и даже обмолвился мне, что не раз прибегал к его помощи. Мой долг помочь генералу, пусть даже он временно занимает сию высокую должность. А, что касается Небесного Сиона, об этом стоит подумать отдельно… Возможно, после того, как мы найдём мальчика…»


* * *
        Кортеж графа д’Аржиньи прибыл в Валанс. Граф, ныне генерал, секретарь и Исидора разместились в близлежащем постоялом дворе, том самом, где не так давно коротал время Белуччи вместе со своими новоявленными знакомцами.
        Утром граф в сопровождении своего секретаря и двух телохранителей решительно направился в монастырь валломброзанцев, намереваясь узнать всю правду об исчезновении Белуччи и Бернара.
        Братья-привратники сразу же догадались: перед ними знатный господин и тот час же доложили о его визите отцу-настоятелю. Отец Кристиан отреагировал спокойно - да мало ли, какой знатный дворянин желает его видеть!
        Настоятель принял визитёров в своём небольшом кабинете. Прислужник подобострастно отворил дверь перед графом и Альбано, те вошли внутрь кельи-кабинета. Два телохранителя остались в узком коридоре…
        Отец Кристиан воззрился на гостей.
        - Прошу вас, господа, - он жестом указал на два скромных стула, на которых тотчас же разместились визитёры. - Чем могу быть полезен?
        Граф кивнул в знак благодарности и представился:
        - Я - граф д’Аржиньи, а ныне генерал небезызвестного вам ордена. - Затем нарочито положив правую руку, которую украшал символ власти иезуитов на навершие меча.
        Настоятель смертельно побледнел. И это не скрылось от цепких взоров генерала и секретаря. Они не без удовольствия взирали на монаха, который тщетно надеялся скрыть исчезновение Белуччи и мальчика.
        Наконец настоятель пришёл в себя.
        - Я так понимаю, вы - приемник Валери Сконци, - произнёс он, пытаясь придать голосу уверенности.
        - Да. Прежний генерал почил в Бозе и передал мне символ власти, - подтвердил Шарль. - А посему, в силу данной мне власти и в силу того, что большая часть имущества вашего монастыря принадлежит ордену иезуитов (об этом графа заблаговременно проинформировал Альбано), я желал бы знать: что вообще здесь происходит?! - Леденящим душу тоном отчеканил новоявленный генерал и пристально воззрился на настоятеля, готового потерять сознание.
        Отец Кристиан открыл рот и попытался что-то сказать, но получилось нечто нечленораздельное. Генерал терял терпение.
        - Вы совершили преступление, отец Кристиан, ибо вы покрываете преступников. И я вынужден передать ваше дело на рассмотрение инквизиции. Выбирайте сами: лионской или авиньонской?
        При упоминании об инквизиции настоятель окончательно лишился воли и пролепетал:
        - О, монсеньор, умоляю, только не инквизиционное расследование… Они будут пытать меня… Я старый человек, не выдержу даже регламентированных пыток…
        Генерал усмехнулся.
        - И вас не удивляет, отец Кристиан, что я намерен обратиться к инквизиции? Значит, вы признаёте себя виновным в том, что сокрыли убийство двух монахов-валломброзанцев, иезуита и исчезновение Белуччи с мальчиком.
        Настоятель кивнул.
        - Да, признаю…
        - Вы также признаёте, то обстоятельство, что запугали моего слугу Жиля, которому удалось бежать из монастыря, а также кучера и форейтора… - генерал не успел закончить фразу, как настоятель перебил его.
        - Я всё признаю, монсеньор, и готов покаяться и рассказать, что мне известно…
        Генерал удовлетворённо кивнул. Он был доволен проведённой атакой, теперь настоятель всецело в его руках.
        - Я весь - внимание, - надменно произнёс Шарль.
        Настоятель тыльной стороной руки отёр пот, струившийся со лба, и во всех подробностях рассказал таинственные обстоятельства смерти монахов-привратников и Гилермо, напарника Белуччи.
        Генерал слушал, внимая каждому слову настоятеля, стараясь не пропускать ни малейших подробностей. Альбано также обратился в слух.
        - И вы думаете, что именно Белуччи убил братьев-монахов и Гилермо?.. - вкрадчиво уточнил генерал.
        - Да, монсеньор, ибо характер нанесённых ран говорит об опытной руке наёмника. Но я не знаю, что именно побудило Белуччи на столь необъяснимый поступок.
        - М-да… Мне бы это то же хотелось знать, - в задумчивости произнёс Шарль.
        Настоятель смолк. Но Альбано, прекрасно разбиравшийся в людях, сразу же понял: настоятель что-то не договаривает.
        - И это всё, что вы знаете? - резко обратился он к монаху.
        Отец Кристиан вздрогнул. Генерал оценил проницательность своего секретаря и напомнил:
        - Вы, вероятно, забыли об инквизиции…
        Настоятель встрепенулся.
        - Нет, нет, монсеньор!!! Я помню!!! - возопил он, объятый неподдельным страхом. - Через несколько дней монастырь посетил прево из Монтелимара. Он расспрашивал о высоком черноволосом мужчине и мальчике, лет семи-восьми. Я сразу же понял, что речь идёт о Белуччи и Бернаре. Но я сказал прево, что я ничего о них не знаю и, может быть, они останавливались в странноприимном доме при монастыре, которым заведует отец Валентин. Но тот по моему настоянию не стал помогать прево…
        - Если монастырь посетил прево, значит с Белуччи и Бернаром что-то случилось. - Сделал вывод Шарль. Альбано с готовностью с ним согласился.
        - Мы напрасно теряем здесь время, монсеньор, - сказал секретарь. - Этот человек, - он небрежно кивнул в сторону настоятеля, - больше ничего не скажет. Надо отправляться в Монтелимар и попытаться найти прево. Думаю, это будет не сложно.
        Запуганный настоятель с трудом поднялся из-за стола и на трясущихся ногах приблизился к иезуитам, намеревавшихся покинуть кабинет.
        - Могу ли я надеяться, монсеньор, что эта неприятная история не будет предана огласке? - заискивающе поинтересовался он.
        Генерал смерил настоятеля презрительным взглядом.
        - Можете. Но непременно прикажу Альбано, дабы тот отписал архиепископу Авиньонскому, возглавляющему здешнюю епархию, что, к своему великому сожалению, я обнаружил в вашем монастыре грубые нарушения устава.
        - Но, монсеньор… - пролепетал настоятель. - Я почти пятнадцать лет возглавляю обитель…
        - Вероятно, её возглавит кто-то другой, более молодой и преданный Святому престолу, - отчеканил Шарль.
        Настоятель сник… Что теперь с ним будет?
        Генерал спускался по мрачной монастырской лестнице, ведущей во внутренний двор в окружении телохранителей. Альбано замыкал процессию. После встречи с настоятелем, он по-новому взглянул на генерала.

«Какой характер! - размышлял он. - Да, граф умеет повелевать и добиваться желаемого. Недаром покойный Сконци так ценил его… А что, если окончательно утвердить его кандидатуру на посту генерала ордена?.. Такой человек, недюжинных ума и силы воли быстро войдёт в курс дел и, несомненно, будет верой и правдой служить ордену…»
        Двое конюхов-монахов отвязали лошадей от коновязи и подвели к иезуитам, те ловко запрыгнули в сёдла и покинули обитель. Монахи, находившиеся во дворе, провожали их долгими тревожными взглядами.

…Шарль поделился своими соображениями с Исидорой. Та выразила крайнюю обеспокоенность.
        - Если в обитель приезжал прево, то с Бернаром могло что-то случиться… Нам следует тотчас же отправиться в Монтелимар и разыскать представителя власти.
        - Вы читаете мои мысли, сударыня, - сказал граф. - Собирайтесь, мы отправляемся в путь незамедлительно!


* * *
        Шарль никогда не бывал в Монтелимаре, и приказал своим людям разместиться в первом же попавшемся постоялом дворе.
        Альбано сразу же отправился в магистратуру, дабы узнать, где живёт эшевен.

… Дом эшевена выглядел добротно, но не богато. Казна города пополнялась, как и положено, за счёт налогов, но, увы, Монтелимар был небольшим городом и его население, с которого взимались подати, не отличалось богатством. Поэтому и родовое гнездо эшевена производило скромное впечатление.
        Эшевен принял Альбано почти сразу же, после того как тот доложил мажордому о цели своего визита. Эшевен прекрасно помнил недавно произошедший печальный случай:
        - Мужчина был мёртв и ограблен. Мальчика же подобрали монахини из обители босоногих кармелиток. Он назвался Бернаром, но, увы, более ничего не помнил. По внешнему виду и одежде прево пришёл к выводу, что мальчик из знатной семьи. Ребёнок пребывал какое-то время в женской обители, а затем его пришлось отправить в Экс-ан-Прованс в монастырь цистерианцев. Вот уже несколько лет, как цистерианцы организовали приют для сирот, как из знатных, так и из бедных семей. Знатных мальчиков монахи обучают наукам, и зачастую они пополняют ряды ордена.
        Альбано облегчённо вздохнул: по крайней мере, мальчик жив.
        - Благодарю вас, господин эшевен. Вы очень помогли мне. Дело в том, что я представляю интересы отца мальчика…
        Эшевен удивлённо приподнял брови.
        - Господь услышал молитвы госпожи де Лаваль, матери-настоятельницы женской обители. Они истово молилась, дабы нашлись родители Бернара. Вы можете нанести визит настоятельнице, думаю, она с удовольствием примет вас и расскажет всё, что знает. Возможно, я мог что-то упустить… Я напишу записку прево, который непосредственно расследовал это дело. Вы можете рассчитывать на его откровенность.
        Эшевен currente calamo, беглым пером, наспех написал записку и протянул её Альбано. Тот вежливо принял её и откланялся, намереваясь посетить прево.
        Альбано вернулся на постоялый двор к вечеру. Граф и Исидора ожидали его с нетерпением. Секретарь подробно рассказал о своих визитах к эшевену и прево.
        - Хвала небесам! Бернар жив! - воскликнул граф и осенил себя крестным знамением. Исидора буквально светилась от радости. - Но возникают вопросы: почему Белуччи покинул обитель валломброзанцев, убив монахов-привратников и Гилермо? И кто затем убил его? Почему не тронули мальчика?
        Альбано лишь пожал плечами.
        - На эти вопросы, увы, нет ответов, монсеньор. Вряд ли Бернар нам что-нибудь расскажет, ведь от пережитого страха он потерял память.
        - Главное - он жив! - с жаром произнесла Исидора. - Я окружу его заботой и лаской, память восстановится и мальчик станет прежним.
        Граф внимательно воззрился на свою возлюбленную - порой матери не проявляют такую заботу о родных детях! Он улыбнулся.
        - Всё самое страшное позади. Завтра на рассвете отправляемся в Экс-ан-Прованс.



        Глава 12

        Дорога из Монтелимара до Авиньона петляла вдоль Роны и заняла почти весь день. Наконец путешественники достигли Авиньона, который стоял на полпути к Экс-ан-Провансу.
        Они устали, сказались волнение и тяжёлая дорога, хоть и карета графа была оснащена новейшими парижскими рессорами. Но, несмотря на усталость и голод, они смогли сполна насладиться здешними красотами.
        Взору путешественников предстала высокая городская стена, увенчанная машикулями и множеством сторожевых башен. Граф решил пересчитать их, но сбился и оставил это бесполезное утомительное занятие.
        Карета, сопровождаемая охраной, проследовала через северные ворота, увенчанные городским гербом, - тремя золотыми ключами на красном поле, затем - мимо обителей орденов Святого Франциска и Святого Целестина.
        Она неспешно двигалась по кривым, грязным городским улочкам, пока перед путешественниками не открылся величественный вид на главное украшение города Рок-де-Дом, скалу, вздымающуюся на тридцать туазов из земли, вершину которой венчал собор Нотр-Дам-де-Дом. На южном склоне горы в вечерней дымке виднелся Папский дворец, ещё помнивший так называемое «Авиньонское сидение», когда Святой престол почти на восемьдесят лет был перенесён из Рима в Авиньон.
        Вскоре путешественники достигли гостиницы, она оказалась переполненной постояльцами. Хозяин гостиницы, человек предприимчивый, тотчас оценив платёжеспособность знатных господ, сказал:
        - Мне очень жаль господа, но в это время года в Авиньоне полно народу. Торговцы и паломники пребывают сюда со всех концов Франции, не хватает мест даже в странноприимных монастырских домах. Могу предложить вам своё скромное жилище. Оно полностью к вашим услугам. Я прикажу прислуге приготовить для вас всё наилучшим образом.
        Хозяин гостинцы замер в ожидании, обратив взор на графа. Тот кивнул в знак согласия.
        - Хорошо… Мы утомлены дорогой и жаждем отдыха… Тем более с нами дама…
        - Не извольте беспокоиться, ваша милость! Я прикажу проводить вас… Вы не пожалеете, ваша милость, смею заверить…
        Подобострастие хозяина гостиницы несколько утомило графа. Он покинул помещение гостиницы и направился к карете, Альбано последовал за ним.
        - Придётся немного подождать, и мы получим долгожданный отдых. - Пообещал граф Исидоре, не покидавшей карету. Женщина смиренно кивнула.


* * *
        В памяти Бернара хаотически всплывали воспоминания о его пребывании в монастыре валломброзанцев, а затем в обители босоногих кармелиток. Он не помнил имён, лишь то, что сначала его опекали два мужчины, затем монахини и одна из них была особенно добра и внимательна.
        Теперь мальчик стоял перед монахом-цистерианцем. Дорога из женской обители, что в Монтелимаре, утомила его. Ему хотелось есть и спать, а маленький толстый монах с лоснящимся лицом, не вызывал у Бернара ни малейших симпатий.
        Монах приблизился к помощнику прево, который доставил мальчика в монастырь, расположенный в предместьях Экс-ан-Прованса. Священнослужитель пристально взглянул на чиновника, в надежде получить объяснения.
        - Святой отец, - произнёс помощник прево. - Вот письма от эшевена Монтелимара и настоятельницы обители босоногих кармелиток. - Он протянул монаху два небольших свитка.
        Тот кивнул и быстро развернул один из свитков, написанный рукой настоятельницы. Она просила приютить мальчика, вкратце описав все его злоключения.
        Монах, прочитав короткое послание, внимательно воззрился на ребёнка.
        - Как тебя зовут? - поинтересовался он.
        - Бернар…
        - Ты умеешь читать и писать?
        Мальчик кивнул.
        - Да и считать тоже…
        - Хорошо… - Монах был явно удовлетворён ответом предполагаемого воспитанника и развернул следующий свиток, написанный эшевеном, в котором тот уже подробно излагал всё, что ему было известно о мальчике. В том числе эшевен выказывал уверенность, что мальчик принадлежит к знатному роду.
        Монах оторвался от свитка и снова воззрился на Бернара - мальчик держался уверенно, несмотря на все пережитые им невзгоды. «М-да… - подумал монах. - Явно не сын торговца…»
        Монах, завершив чтение письма, обратился к помощнику прево:
        - Вы можете возвращаться в Монтелимар. Я принимаю мальчика под свою опеку…
        Чиновник поклонился и тотчас покинул обитель.
        - Тебе следует называть меня: отец Варфоломей, - сказал он, обращаясь к мальчику.
        Мальчик отреагировал спокойно.
        - Хорошо, отец Варфоломей…
        Монах улыбнулся.
        - Ты будешь жить в комнате с другими воспитанниками. Идём…
        Монах неспешно повернулся к мальчику спиной и, словно утка переваливаясь, сбоку на бок пошёл по нескончаемому монастырскому коридору.
        Вскоре Бернар оказался перед массивной дверью. Монах отворил её.
        - Входи… - обратился он к новому воспитаннику.
        Взору мальчика открылось просторное сводчатое помещение с несколькими стрельчатыми окнами. Обстановка была предельно скромной: пять деревянных кроватей с тюфяками, набитыми свежим сеном; длинный стол, вокруг него стояли скамейки; поодаль у стены - небольшое бюро, на котором виднелись свитки пергаментов, несколько чернильниц и не заточенных, связанных в пучок, перьев; над бюро, висело простое деревянное распятие.
        - Здесь ты будешь жить, - сказал монах.
        Мальчик тяжело вздохнул: отчего он почти ничего помнит из своего прошлого? Вот бы вернуться домой… Ведь есть же у него дом… Вернее - был… замок.
        Монах заметил, что новый воспитанник подавлен, уверенность окончательно покинула его.
        Желая ободрить Бернара, монах произнёс:
        - Ты привыкнешь, не бойся. Воспитанники непременно примут тебя… А, если твои родители так и не найдётся, то ты сможешь вступить в наш орден или найти место в городе. Образованные люди нужны всегда.
        Бернар, смотревший себе под ноги, поднял глаза, полные слёз.
        - Я постараюсь привыкнуть, отец Варфоломей… - пообещал он и всхлипнул.
        Монах был добрым человеком, именно он опекал воспитанников-сирот знатного происхождения. Он приблизился к мальчику и погладил его по голове. Невольно Бернар ощутил запах немытого тела… Мальчик хотел отшатнуться, но пересилив себя, сдержался.
        - На всё воля Божья, Бернар. Смирись… - нравоучительным тоном заметил монах.


* * *
        Не успел Бернар пробыть в монастыре цистерианцев и пары дней, как обитель посетили некие люди, похожие на рыцарей. Но, несмотря на свои лета, визитёры отлично выглядели, и их золотистый загар наводил на мысль, что они долгое время путешествовали по южным странам.
        Настоятель монастыря, отец Анри, принял посетителей в своём кабинете. Он цепким взором окинул рыцарей и произнёс, обращаясь к одному из них:
        - Я прекрасно помню вас, Луи де Ла Мон… Но тогда вы были значительно моложе. Сколько же прошло лет? Восемь, десять?
        - Десять, отец Анри. Что поделать, время быстротечно, - заметил Луи де Ла Мон, самый старший из рыцарей. - Все мы - во власти Всевышнего.
        - Истинная правда… - смиренно подтвердил настоятель и осенил себя крестным знамением.
        После этого де Ла Мон протянул отцу Анри свиток, увенчанный печатью Рене Доброго.
        Он бегло прочитал послание герцога, написанное им собственноручно, ибо письмо подобного содержания нельзя предавать огласке и диктовать секретарю.



«Досточтимый отец Анри!
        Снова пришло время, когда Вы можете послужить не только ордену Цистерианцев, но и нашему общему уделу. Податели сего письма - люди надёжные и проверенные. Возможно, эта встреча освежит вам память, ведь со времени их последнего визита в монастырь прошло почти десять лет.

«Гостей», будем называть их так, интересуют ваши воспитанники. А именно, здоровые мальчики знатного происхождения, обученные грамоте. Смею вас заверить, что воспитанников ждёт прекрасное будущее, ибо они примкнут к нашим рядам».


        Подписи в конце письма не было…
        - Что ж… - произнёс отец Анри, медленно сворачивая пергамент в трубочку и обдумывая прочитанное. - В данный момент в монастыре живут пять воспитанников. Все они - круглые сироты и, несомненно, происходят из знатных семейств. Так, что их судьбой никто интересоваться не станет. А даже, если такое случиться, что можно сказать, что тот или иной мальчик умер. Вам следует обратиться к отцу Варфоломею, именно он опекает воспитанников.
        Луи де Ла Мон удовлетворённо кивнул. Прислужник проводил рыцарей в приют, где распоряжался отец Варфоломей. Монах терпеливо выслушал гостей, ибо был заранее предупреждён настоятелем об их визите. Он не выказал ни малейшего удивления и сказал:
        - Вы можете посмотреть на воспитанников. Я прикажу их подготовить.
        Рыцари посовещались.
        - Хорошо. Но пока ничего не говорите им… Или скажите, что герцогу нужны мальчики-пажи… Да, да! Так будет лучше, - решил Луи де Ла Мон.

… Через некоторое время перед гостями стояли пять воспитанников, в возрасте от семи до десяти лет, среди них - Бернар.
        Мальчики, одетые в простые серые рубашки, перехваченные тонкими кожаными поясками, такие же штанишки, едва достигавшие колен, и простые деревянные сабо, старались держаться спокойно и уверенно. Но удавалось им это с трудом.
        Отец Варфоломей предупредил воспитанников, что некий почтенный рыцарь желает увидеть их, дабы выбрать лучших для двора самого герцога, Рене Доброго.
        Монах объяснил мальчикам, что в пажи берут только отпрысков знатного происхождения, наделенных красотой и добродетелями. Воспитанники, некоторые из них вовсе не помнили своих разорившихся родителей, или же наследством иных завладели безжалостные родственники, понимали, что судьба предоставляет им шанс вырваться из монастыря, жизнь в котором полна ограничений и строгости.
        Де Ла Мон окинул воспитанников цепким испытывающим взглядом. Затем он подошёл по очереди к каждому воспитаннику и поинтересовался его именем, происхождением и причиной, по которой мальчик попал в монастырь.
        Мальчики отвечали чётко и уверенно, как их учил отец Варфоломей. Настала очередь Бернара.
        - А как тебя зовут? - обратился рыцарь к новому воспитаннику.
        - Бернар…
        - Красивое имя… А из какой семьи ты происходишь?
        Мальчик замялся…
        - Простите, я не помню сударь…
        Де Ла Мон удивлённо воззрился на монаха.
        - Что это значит, отец Варфоломей?
        - Только то, что мальчик подвергся нападению разбойников, его телохранитель погиб. А он потерял память, видимо, от потрясения… - поспешил объяснить цистерианец.
        - Так почему же вы решили, что мальчик благородных кровей? - засомневался рыцарь.
        Монах подошёл к Бернару и ловким движением поддел цепочку, поблёскивавшую на шее. Перед взором удивлённых рыцарей предстал камень удивительной красоты.
        Луи де Ла Мон не удержался и издал возглас восхищения.
        - Право же, отец Варфоломей, это веское доказательство происхождения… Камень поразительной красоты… - констатировал он. - Вы позволите?..
        Рыцарь дотронулся до камня, тот изменил цвет с фиолетового на бледно-розовый, а затем на лиловый.
        - Я читал о подобных камнях, но, увы, никогда не видел… - произнёс он, завороженный красотой украшения. - Бернар, а ты помнишь: кто подарил тебе этот камень?
        - Смутно, - признался мальчик. - Кажется женщина, моя матушка…

«Странный ребёнок… - подумал рыцарь. - На вид очень смышлёный, держится уверенно, не прилагая к тому ни малейших усилий, ни капли смущения или страха…»
        Де Ла Мон отозвал монаха в сторону.
        - Откуда этот мальчик?
        - Из Монтелимара, обители босоногих кармелиток. Монахини подобрали его на дороге рядом с убитым, то ли отцом, то ли телохранителем… Толком ничего не известно.
        - Вы уверены, что его не будут искать? - наседал рыцарь.
        Монах пожал плечами.
        - Трудно сказать, сударь. Он почти ничего не помнит… Жива ли его мать - мы не знаем… Откуда он родом - тоже неизвестно. Да и, если его будут разыскивать, вы в это время будете уже далеко.
        - Резонно… - согласился рыцарь. - На вид мальчишка крепкий и смышлёный.
        - Очень смышлёный, - подтвердил монах. - За время своего пребывания здесь, а это всего несколько дней, он проявил отличные способности в латыни, письме и счёте.
        Рыцарь задумался.
        - А не кажется ли вам странным, что мальчишка не помнит ничего о себе и своей семье, но отлично читает по латыни?
        Монах растерялся, но ненадолго.
        - В жизни всякое случается, сударь, - веско заметил он. - Меня уже мало, что удивляет. И потом, к чему сомнения?! Если мальчишка вам подходит - забирайте его и дело с концом!
        Рыцарь оглянулся и ещё раз посмотрел на Бертрана. Тот же с интересом разглядывая облачение гостей.
        - Пожалуй, вы правы. Сомнения ни к чему. - Произнёс де Ла Мон и про себя подумал:
«Я благополучно завершил все дела во Франции, посетил Жизор[Замок Жизор расположен в предместьях Парижа (сохранился и по сей день). Предположительно принадлежал ордену тамплиеров. Именно в этом замке был избран первый магистр Приората Сиона Жан де Жизор (1188-1220). С замком связано множество легенд, в том числе считается, что в его бесконечных подземных тоннелях орден тамплиеров спрятал часть своих архивов. Предпринимались неоднократные поиски «наследия тамплиеров», но они, увы, ни к чему не привели. В XV веке на территории Жизора располагался монастырь Святого Бенедикта.] - завтра же мы покинем берега Прованса…»


* * *
        Проведя ночь в доме хозяина гостиницы, граф д’Аржиньи и его спутники покинули Авиньон, едва многочисленные колокольни города возвестили о начале нового дня и огласили прилегающие окрестности слаженным звоном примы.
        Исидора уже предвкушала, как встретиться с Бернаром, как обнимет его и прижмёт к своей груди. Сердце женщины от этой мысли учащённо забилось… Ведь она любила Бернара, как своего собственного сына. Невольно она вспомнила ту ночь, когда она принимала роды у Марии, бывшей монахини, его настоящей матери.
        Несмотря на то, что после тех печальных событий прошло много лет, воспоминания причиняли Исидоре нестерпимую душевную боль. Женщине хотелось о многом забыть.
        Исидора тряхнула головой, словно желая отогнать тяжёлые мысли и очистить свой разум.
        Граф, понимая, в каком состоянии находится его возлюбленная, решил приободрить её.
        - К полудню мы непременно достигнем предместий Экс-ан-Прованса, - заверил он. - Я лично переговорю с настоятелем цистерианского монастыря и выражу ему свою искреннюю благодарность, за то, что он взял Бернара под свою опеку. Завтра же мы все вместе отправимся назад в Аржиньи. И весь этот кошмар закончиться.
        Шарль нежно дотронулся до руки Исидоры, та вздрогнула…
        - Хотелось бы поскорее увидеть Бернара и убедиться, что с ним всё в порядке, - сказала она. - Почему-то у меня такое чувство, словно он ускользает от нас…
        - Вы просто устали, сударыня - вот и всё… Этим и объясняются ваши волнения. Но, поверьте, ещё немного и они прекратятся, ибо для них больше не будет причин.
        Исидора натянуто улыбнулась и вздохнула.
        Альбано, как обычно, сидел напротив графа и его возлюбленной, совершенно не прислушиваясь к их разговору. Мысли его были заняты совершенно другим: «Как только прибудем в город, следует послать весточку Жюстену. В связи с моим отъездом из Вероны, я давно не получал от него отчётов. Наверняка он не знает, что генерал Сконци умер. Возможно, у него есть сведения первостепенной важности… Да и его последнее письмо, в котором он упоминал о неких гостях их Египта, о том, что они ждут появления нового Мессии произвело на покойного генерала несгладимое впечатление. Именно после него он отправился в Аржиньи, дабы убедиться, что с мальчиком всё в порядке. Но почему он выразил такую обеспокоенность? Что угрожало ребёнку? Об этом мне ничего неизвестно, увы, история человечества знала немало лжепророков и лже-Мессий…»
        Альбано предавался размышлениям ещё какое-то время, пока окончательно не запутался в хитросплетениях событий и бесконечных интригах ордена. Он бросил рассеянный взгляд на своего патрона, генерала д’Аржиньи. Тот невозмутимо рассматривал проплывающие в окне пейзажи…
        Неожиданно Альбано пронзила догадка. В первый миг она показалась ему безумной. Но затем…

«Неужели никто не догадался об этом?.. - мысленно удивился он. - А новый генерал? Неужели он не ничего не знает?.. Нет, не может быть… Знает… Но хранит тайну, иначе бы Сконци не доверял ему. А, если граф до конца не осознаёт во что он ввязался?»


* * *
        Карета д’Аржиньи достигла обители цистерианцев, когда часы на главной ратуше города пробили два часа дня.
        Рене Добрый приказал установить этот новейший хитроумный механизм, дабы знать точное время, а не ориентироваться на церковные колокола, ибо это было не всегда удобно, так как церковное деление суток менялось в зависимости от времени года.
        До слуха путешественников донесся приглушённый бой часов…
        Альбано прислушался.
        - Судя по звуку - механические часы. Вероятно, герцог выписал мастеров из Рима и приказал установить механизм на самую высокую городскую башню или ратушу. Сейчас это всё больше входит в моду… - как бы невзначай замел он, дабы разрядить напряжённую обстановку. Исидора была бледна и буквально готова лишиться чувств, несмотря на то, что считалась женщиной смелой и уверенной в себе, не подверженной дамским прихотям и капризам.
        - Что с вами, Исидора? - поинтересовался обеспокоенный граф. - Вас утомила дорога?
        Женщина кивнула.
        - Да… утомила… Но… У меня дурные предчувствия… - с трудом призналась она.
        Альбано внимательно воззрился на Исидору: а что, если она права? Порой женская интуиция не объяснима.
        - Сейчас мы всё узнаем, - решительно заявил граф. - Вам же Исидора лучше отдохнуть и подкрепиться. Я прикажу сопроводить вас в ближайшую гостиницу и …
        - Нет, нет! - воскликнула Исидора. - Я не хочу в гостиницу.
        - Но, сударыня, - вмешался Альбано, - я отдаю должное вашим материнским чувствам, но эта обитель мужская. Вы не можете войти в неё по той простой причине, что вы - женщина.
        Исидора сникла.
        - Я подчиняюсь вам, граф… Прикажите отвезти меня в ближайшую гостиницу, я буду с нетерпением ждать вас… и Бернара, - сказала она и улыбнулась вымученной улыбкой.
        Карета графа в окружении нескольких всадников, петляя по дороге, ведущей в город, исчезла из вида.
        Альбано и граф многозначительно переглянулись. Телохранители почти вплотную приблизились к своему господину, ожидая приказаний.
        Граф же смерил взглядом монастырские ворота, как ни странно, они были плотно затворены в это время дня. Альбано обхватил рукой массивное медное кольцо, прикреплённое к воротам, и постучал. Тотчас же открылось небольшое смотровое оконце.
        - Что вам угодно, господа? - вежливо поинтересовался монах-привратник.
        - Нам угодно переговорить с настоятелем монастыря, - уверенно ответствовал граф.
        Привратник бросил беглый взгляд в его сторону и, оценив внешний вид визитёров, отворил небольшую калитку.
        - Входите, господа. Но придётся подождать, пока о вашем прибытии доложат настоятелю.
        Граф и Альбано в сопровождении двух телохранителей вошли на территорию монастыря. Перед ними открылся просторный внутренний двор, вымощенный здешним камнем.
        К посетителям подошёл молодой цистерианец и задал тот же вопрос, что и привратник, а затем попросил назвать свои имена и цель визита.
        Внимательно выслушав секретаря, именно он дал исчерпывающие объяснения цистерианцу, монах глубокомысленно изрёк:
        - Простите, господа. Если вас интересуют воспитанники нашей обители, то встречаться с настоятелем ни к чему. Я отведу вас к отцу Варфоломею. Именно он опекает приют для мальчиков. Не сомневаюсь, что он постарается помочь в розыске вашего сына, - монах смиренно поклонился графу. - Следуйте за мной.
        Миновав внутренний двор, визитёры попали в небольшое двухэтажное строение с узкими стрельчатыми окнами, которое служило приютом.
        В помещении, за длинным столом сидели мальчики от шести до двенадцати лет, все они что-то мастерили. Мимо них с важным видом прохаживался монах, вооружённый тонкой длинной палкой. Если ему не нравилось то, что делает воспитанник, он слегка бил того по рукам своим «оружием».
        - Брат Жак, - обратился к нему цистерианец, сопровождавший визитёров. - Эти господа желают переговорить с отцом Варфоломеем по поводу одного из наших воспитанников.
        Брат Жак хмыкнул. И внимательно воззрился на вошедших господ: кто это из этих негодных мальчишек мог их заинтересовать? Но, ни сказав ни слова, удалился за отцом Варфоломеем.
        Тем временем граф лихорадочно рассматривал мальчиков, в надежде увидеть среди них Бернара. Взгляд его остановился на воспитаннике, который сосредоточенно клеил коробочку - мальчик был очень похож на Бернара, но, увы, это был не он.
        В помещение вошёл отец Варфоломей, буквально расточая доброжелательность.
        - Господа! Рад видеть вас в стенах нашей обители. Какой именно воспитанник вас интересует?
        - Его зовут Бернар, он - мой сын. Его доставил сюда помощник прево из Монтелимара… Дело в том, что на сына и телохранителя напали… - пытался объяснить граф.
        Отец Варфоломей жестом остановил его.
        - Не продолжайте, сударь, я понимаю, о ком вы говорите. Следуйте за мной, - сказал монах и, приняв скорбный вид, направился к двери.
        Пройдя по длинному коридору, визитёры вошли следом за монахом в небольшую комнату, вероятно, госпитальную. Монах-лекарь делал перевязку какому-то малышу, тот же, к всеобщему удивлению не капризничал, а стойко переносил боль.
        - Брат Жосс, - обратился к нему отец Варфоломей, - а где тот мальчик, что из Монтелимара?
        Лекарь отвлёкся от своего занятия и рассеяно посмотрел на визитёров.
        - Наверное, в саду помогает братьям. Сегодня он хорошо себя чувствует.
        Граф и Альбано переглянулись, почти одновременно у них возникло чувство тревоги.

… Монастырский сад выглядел ухоженно. В нём произрастали различные плодовые деревья и кустарники, за ними усердно ухаживала местная братия.
        Отец Варфоломей приблизился к небольшой группе монахов, вооружённых мотыгами, и о чём-то пошептался с ними. Один из братьев махнул рукой по направлению вглубь сада.
        Отец Варфоломей и визитёры поспешили в указанном направлении.
        Они увидели мальчика, облачённого в простую домотканую рубашку и штаны, тот усердно мотыгой окучивал какой-то кустик.
        - Бернар! - окликнул его граф.
        Мальчик оглянулся. В какой-то момент графу показалось перед ним - его сын, но приглядевшись, он понял, что ошибся. Воспитанник выглядел явно старше, лет на девять-десять.
        - Да, сударь, я - Бернар, - подтвердил он.
        Граф сник.
        - Вы хотите сказать, что именно этого мальчика помощник прево привёз из Монтелимара? - уточнил Альбано, искренне сочувствуя своему патрону.
        - Да, сударь. На его родителей напали разбойники и убили их. Ребёнок чудом остался жив.
        Альбано усмехнулся.
        - Предположим… Но почему его доставили именно сюда? Разве в Монтелимаре нет приютов? - продолжал наседать Альбано, так как граф пребывал в полной растерянности.
        - Таких как наш, сударь, - нет. Мы обучаем воспитанников ремёслам и грамоте. Прево принял истинно правильное решение, направив мальчика под нашу опеку. Тем более, что он родом из семьи торговцев.
        Альбано удовлетворённо кивнул. Но что-то ему не давало покоя. Уж больно странно всё складывалось. Исидора была права, говоря, что Бернар словно ускользает от них. У секретаря возникло чувство, что они втянуты в какую-то неведомую игру. А тот, кто её затеял, на шаг опережает графа. По истине: digitus vindice nodus[Узел, требующий божественного вмешательства (лат.)] !


* * *
        Граф, Альбано и двое телохранителей прокинули стены монастыря цистерианцев. Около ворот их уже ожидала карета, успевшая вернуться из города.
        Шарль в последний раз взглянул на монастырь и сел в карету, пребывая в полном смятении. «Боже Всевышний! Что я скажу Исидоре? Она не переживёт такого удара судьбы…» - подумал он.
        Мысли Альбано также были заняты мальчиком. Вся эта история его исчезновения вместе с Белуччи не давала ему покоя. Секретарь прекрасно знал Белуччи и Гилермо, боевые псы ордена не раз сопровождали покойного генерала в различных поездках и с честью выполняли возложенные на них задачи.

«Непременно встречусь с Жюстеном… Как только достигнем гостиницы, я отправлю к нему посыльного мальчишку. Может быть что-то прояснится… А что, если Белуччи успел отправить Жюстену хоть какую-то весточку?..»

… Карета остановилась около гостиницы. Форейтор предупредительно отворил дверцу и опустил ступеньки, дабы графу было удобно спуститься на землю.
        Шарль медлил, ему не хотелось покидать карету. Встреча с Исидорой страшила его…
        - Монсеньор, что с вами? - поинтересовался Альбано, видя замешательство своего патрона.
        - Честно признаться, Альбано, я боюсь встречи с Исидорой…
        - О, монсеньор, как я понимаю вас! - воскликнул секретарь. - Женщины существа эмоциональные! Но госпожа Исидора производит впечатление весьма умной, выдержанной и рассудительной дамы.
        - Всё так, Альбано… Но в данном случае речь идёт о нашем сыне… Что я скажу ей? - сокрушался граф.
        - М-да… - протянул Альбано. - Если желаете я сам переговорю с госпожой Исидорой и попробую успокоить её… Хотя, какое в данном случае спокойствие.
        - Я сам всё расскажу Исидоре, - решительно заявил граф и покинул карету.

… Исидора, увидев Шарля, поспешила ему навстречу.
        - А где же Бернар? - удивилась она.
        Граф и секретарь многозначительно переглянулись, после чего Альбано ретировался в соседнюю комнату.
        - Исидора… Как ни прискорбно признать, но след Бернара потерян. В монастырь из Монтелимара привезли совершенно другого мальчика… - начал граф.
        Исидора замерла. Казалось, она не поняла, что сказал граф.
        - Как? Почему?.. - наконец вымолвила она.
        Шарль пожал плечами.
        - Просто совпадение. В монастыре живёт мальчик по имени Бернар, но это отнюдь не наш сын. Увы… Поверьте, я тоже весьма расстроен! Я даже не знаю, что делать!
        Исидора окончательно пришла в себя и сказала уверенным тоном:
        - Зато я знаю, что делать, ваше сиятельство.
        Машинально она положила руку на серебряный медальон, висевший у неё на груди, ибо он хранил первый локон Бернара.
        - Но… Позвольте… - растерялся граф. - Что вы намереваетесь предпринять?
        - Ничего, что идёт в разрез с церковью, - заверила его Исидора. - Так, немного магии из старых манускриптов, что принадлежали тамплиерам.
        Граф облегчённо вздохнул.
        - Не забывайте, что мы - в Авиньоне, городе инквизиции!
        - Я помню об этом и буду предельно осторожна.
        В этот же вечер Исидора изготовила специальный эликсир из локона Бернара, дабы при помощи магического компаса узнать: в каком направлении двигался Бернар. Что позволило бы продолжить его дальнейшие поиски.


* * *
        Тем временем Альбано встретился в условленном месте с Жюстеном. Молодые люди обменялись специальными условными знаками, к которым прибегали иезуиты, дабы безошибочно определить своих собратьев по ордену.
        - Я хотел бы подробно узнать обо всех событиях, произошедших за последний месяц во дворце герцога. Особенно, что касается неких рыцарей, прибывших из Египта, - отчеканил Альбано.
        - Вы, вероятно, читали одно из моих донесений? Кажется, оно было предпоследним… - На вопрос своего собрата Альбано лишь отрицательно покачал головой. - Как вы не получили моё послание? - удивился Жюстен. - Я подробно написал обо всём, что происходило при дворе Рене Доброго. Неужели его кто-то перехватил?
        - Не думаю. Если вы отправляли очередное донесение по нашим каналам, то оно, несомненно, в Вероне, - заверил Альбано. - Но дело в том, что произошли некоторые события…
        Жюстен напрягся.
        - Что-то случилось с Папой? - предположил он.
        - Хвала Всевышнему, когда я покидал Верону, Папа Николай V был жив. Наш орден постигла тяжёлая утрата: генерал Сконци скончался в замке Аржиньи, что недалеко от Лиона.
        Жюстен замер. Затем осенил себя крестным знамением.
        - И что же теперь: у ордена нет генерала? - вкрадчиво поинтересовался он.
        - Отчего же? Генерал есть. Это граф д' Аржиньи, в замке которого скончался Валери Сконци. И все мы должны повиноваться ему. По крайней мере, до той поры, пока капитулом ордена не будет избран новый генерал.
        Жюстен кивнул.
        - Итак, вернёмся к моему последнему донесению. Как я понял, вы его не читали, потому что покинули Верону, - предположил Жюстен.
        - Вы невероятно прозорливы, брат мой. Поэтому передайте, вкратце, его содержание. Я - весь внимание.
        Жюстен откашлялся и начал говорить:
        - Имя человека, который возглавляет египетских рыцарей Луи де Ла Мон. Я слышал, как герцог называл его эмиссаром. С ним прибыли десять человек таких же рыцарей, все они в возрасте, примерно, лет сорока пяти - пятидесяти. Те, которых я видел очень подтянутые, в хорошей физической форме. Корабль, а вернее египетская галера не стала швартоваться в Марселе, а бросила якорь неподалёку от порта в небольшой бухте. От неё до Экс-ан-Прованса расстояние можно преодолеть верхом примерно за час. Галеру охраняют семь человек, и это не считая темнокожих гребцов. Три рыцаря неусыпно сопровождают Луи де Ла Мона. За месяц своего пребывания на территории Прованса, эмиссар посетил: Авиньон, а именно монастырь картезианцев[Картезианцы - монашеский орден, основный в 1084 году Бруно Кёльнским. Картезианцы были обязаны вести строгий образ жизни, заниматься ремёслами, перепиской книг, хранить обет молчании я и соблюдать посты. Свои доходы орден употреблял на постройку новых церквей.] , затем Париж, он пробыл несколько дней в замке Жизор, который некогда принадлежал тамплиерам.
        - И предположительно в подвалах, которого хранится архив тамплиеров… - задумчиво произнёс Альбано. И про себя подумал: «В Жизоре у нашего ордена есть осведомитель из братьев бенедиктинцев, которым ныне принадлежит замок, превращённый в мужскую обитель. Непременно следует связаться с ним…»
        Жюстен кивнул и продолжил:
        - По возвращении из Жизора эмиссар в сопровождении трёх рыцарей отправился в монастырь цистерианцев, что в предместьях Экс-ан-Прованса, оттуда он вернулся с пятью мальчиками, которые были тотчас же отправлены на галеру.
        При упоминании о мальчиках Альбано встрепенулся.
        - Скажи, брат мой, а ты воочию видел этих мальчишек?
        - Да. Их отправили на галеру поздно ночью… Но я выследил их…
        - Их лица ты, разумеется, не разглядел… - предположил Альбано.
        - Нет, было уже темно. Зато ребятишек называли по именам, я хорошо их запомнил: Огюст, Пьер, Блез, Потон и Бернар. - Сообщил Жюстен, довольный собой.
        При упоминании последнего имени, Альбано удивлённо вскинул брови.
        - Ты уверен, что одного из мальчиков звали Бернар?
        - Уверен. У меня отличная память, брат мой, - заверил Жюстен. - Насколько мне удалось его разглядеть, ему лет семь-восемь…

«Вот она ниточка, главное - ухватиться за неё, а затем размотать и весь клубок…» - подумал Альбано.
        - Ты отлично поработал, брат мой. Ночью мы отправимся в бухту…
        Жюстен, предвкушая вылазку, а возможно и боевую стычку, просиял.
        - Но смею предупредить, что рыцари, несмотря на свои лета, весьма проворны. Да и потом я не могу утверждать, что темнокожие гребцы не умеют пользоваться оружием.
        - Ничего, как говориться: fortes fortuna adjuvat[Смелым помогает судьба (лат.)] ! - сказал Альбано и многозначительно подмигнул своему собрату. - Наше преимущество в неожиданности. Главное, чтобы Луи де Ла Мон не приказал своей братии сниматься с якоря. А теперь слушай, брат мой, что надо делать…


* * *
        Как только иезуиты расстались, Жюстен верхом на лошади направился в рыбацкое селение, рядом с которым располагалась укромная бухта, где бросила якорь египетская галера.
        Ему предстояло нанять какое-нибудь небольшое судно. Рыбаки поначалу выказали некоторое удивление, но затем при виде серебряных су, стали более сговорчивыми и предоставили в распоряжение Жюстена небольшой баркас, а ещё за пару монет один из моряков вызвался сопровождать знатного сеньора, куда тот пожелает.
        Это вполне устроило иезуита, потому как он не был обучен морскому делу.
        Жюстен взошёл на баркас, когда начали сгущаться сумерки. Пожилой моряк поймал парусами попутный ветер и направил своё утлое судёнышко к бухте. Там, за одним из огромных валунов, возвышавшихся из воды, баркас, ведомый опытной рукой моряка, укрылся от посторонних глаз, дабы рыцари, находившиеся на галере, его не заметили.

…Жюстен, прислушиваясь, напряжённо вглядывался в ночную темноту. Наконец послышался стук копыт. По берегу в направлении баркаса приближался отряд графа д’Аржиньи. Увы, он был немногочисленным: всего семь человек, если считать самого графа и Альбано.
        Жюстен заметил силуэт восьмого всадника… Он более походил на женщину.
        - Исидора, вы остаётесь на берегу, - приказал граф тоном, не терпящим возражений.
        Женщина кивнула и произнесла:
        - Будь осторожен Шарль. Я не хочу потерять тебя…
        Граф вплотную приблизился к Исидоре и обнял её.
        - Ничего не бойся. Я вернусь вместе с Бернаром, - заверил он и тотчас направился к баркасу.
        Не успел баркас отчалить из своего укрытия, как на галере замелькали огни.
        Исидора, стоявшая на кромке песка, омываемой морским приливом, пришла в неподдельное волнение.
        - Что же теперь будет? Неужели они заметили баркас?.. - волнуясь, произнесла она, пытаясь внимательнее рассмотреть галеру.
        Да слуха графа донеслись приглушённые голоса с галеры.
        - Быстрее! - скомандовал он, обращаясь к моряку.
        - Мы идём на пределе, сударь. Увы, но это баркас, а не быстроходная тартана[Тартана - трехмачтовое однопалубное судно. Использовалось в Провансе.] !
        Не успел хозяин баркаса закончить фразу, как послышался скрежет цепей и плеск воды - на галере подняли якорь.
        - Они уходят, Альбано! - не помня себя, возопил граф. - Они уходят! Боже Всемогущий, всё потеряно! Они увозят Бертрана!
        Альбано, охваченный смятением, не менее своего патрона, не знал, что предпринять.
        Исидора, по-прежнему стоявшая на берегу, издала стон раненой волчицы… и без чувств упала на мокрый песок. Набежавшая волна накрыла её с головой.



        Глава 13

        Граф д’Аржиньи, Исидора, Альбано и вооружённый отряд - все, измученные ночным путешествием, спешно покинули рыбацкое селение. Они направились в Марсель с намерением зафрахтовать подходящий корабль, намереваясь достичь берегов Египта. Жюстен вернулся ко двору Рене Доброго, дабы и далее исполнять обязанности секретаря и осведомителя ордена иезуитов.

…Капитан тартаны, способной проделать дальнее морское путешествие, после длительных споров, наконец, договорился с Альбано о достойном на его взгляд вознаграждении. И к полудню тартана с пассажирами на борту вышла в открытое море. Она взяла курс на Египет.
        Графа на протяжении всего путешествия беспокоила мысль: причалит ли галера в Александрийском порту? Или у таинственных «египетских рыцарей» свои бухты, сокрытые от посторонних глаз.
        Альбано, размышляя над последними событиями, высказал генералу свои соображения:
        - Я уверен, монсеньор, что наши таинственные рыцари держат курс на Александрию, а затем они поднимутся вверх по течению Нила, дабы достичь Эфиопии.
        - Откуда у вас такая уверенность, Альбано? - насторожился д Аржиньи.
        - Всё очень просто, монсеньор. Я проанализировал рассказ госпожи Исидоры о надписях тамплиеров в башне вашего замка и изображение барельефов в Лионе. Все они либо явно, либо косвенно указывают на Эфиопию. Вывод напрашивается сам собой: в Эфиопии хранится библейский Ковчег Завета, который считался утраченным и, о котором упоминает магистр де Молэ в своём завещании. Мы имеем дело с Приоратом Сиона, который уцелел после упразднения ордена тамплиеров по той просто причине, что был тайной организацией. Можно сказать, что Приорат был внутренним орденом, о его существовании знали только избранные.
        Генерал задумался.
        - Я разделяю ваши умозаключения, Альбано… Но зачем Приорату дети? В частности Бернар?
        - Думаю, что орден вырождается, монсеньор. Поэтому ему нужна свежая кровь.
        - Они набирают мальчиков для служения в ордене?
        - Вероятнее всего, так и есть, - подтвердил Альбано. - Если мы проследим путь галеры, то познаем великую тайну, монсеньор. Только подумайте, какое впечатление это произведёт на нового понтифика, - секретарь испытывающе посмотрел на своего патрона. - Вы станете величайшим генералом ордена иезуитов.
        Граф равнодушно пожал плечами.
        - Почести, слава… Мне это уже ни к чему. Я просто хочу вернуть сына. Я не стремлюсь к власти, тем более в Ватикане.
        Альбано усмехнулся. «Что ж дело ваше, монсеньор… - подумал он. - Зато я стремлюсь и со временем надеюсь подняться до самых высот. А для этого мне нужно зарекомендовать себя перед Священным престолом: вернуть ребёнка, коим дорожит Ватикан, и раскрыть тайну Ковчега».
        Исидора, с трудом оправившаяся от постигшего её потрясения, на протяжении всего путешествия почти ни с кем не разговаривала. Граф не докучал ей расспросами, понимая душевное состояние женщины.
        Альбано тщательно обдумывал план последующих действий. Он был уверен, что галера почти сразу же по достижении Александрии, как только пополнит запасы пресной воды и провианта, продолжит свой путь по Нилу. Посовещавшись с капитаном, учитывая попутный ветер, он пришёл к выводу, что тартана отстаёт от галеры на два дня, не меньше.
        А это значит, что иезуиты будут преследовать тамплиеров практически вслепую. Альбано прекрасно владел географией и знал, что Нил образуется при слиянии двух рек, которые не судоходны. Поэтому придётся покинуть судно и оставшуюся часть пути проделать, вероятнее всего, на верблюдах. Но, увы, Альбано совершенно не располагал знанием Эфиопии, ибо по сей день считалось, что на её землю не ступал на один европеец, если, разумеется, не считать членов Приората Сиона. И потому подробных сведений об Эфиопии в библиотеках Рима просто не было. Альбано не представлял: в каком направлении двигаться, когда отряд покинёт тартану? Где хранится Ковчег? Куда именно тамплиеры переправляют мальчиков?
        Альбано сосредоточился. Из тайников его памяти неожиданно всплыло имя Исима Эль-Кефа, египетского купца и владельца небольшого торгового флота. Секретарь вспомнил поручение покойного генерала: выяснить, кто из верных людей ордену находится на территории Египта. Тогда в Вероне для Альбано не составило труда поднять архивы, в которых значился некий валломброзанец Игнацио Агирэс, а ныне - купец Эль-Кеф.


* * *
        Альбано, щурясь, вглядывался в морскую гладь. Наконец показались едва различимые очертания города.
        Исидора, слегка покачиваясь, ибо морская болезнь давала о себе знать, подошла к секретарю.
        - Что вы видите?
        - Александрию, сударыня. Город, основанный Александром Великим, почти одиннадцать веков назад. Маленькая деревня Ракода, зажатая между Средиземным морем и озером Матеорис, превратилась в торговый огромный порт и столицу Египта, - блеснул знаниями Альбано. - Я был в Александрии будучи совсем юным… Помню, как отец рассказывал мне об Александрийском мусейоне, главном центре науки и культуры древности, а также Александрийской библиотеке, в которой некогда хранились рукописи Эсхила, Софокла, Еврипида.
        Капитан тартаны протянул Альбано, небольших размеров, подзорную трубу. Теперь иезуит смог насладиться открывающимся видом города.
        - А вот и остров Фарос…
        Форт Кайт-Бей, построенный на острове по приказу султана Аштафа, ощетинился множеством бойниц, выходящих в сторону моря.
        Альбано внимательно рассматривал александрийскую гавань, разделённую молом, выступающим далеко в море, на две части. Затем он протянул трубу графу.
        Шарль прильнул правым глазом к хитроумному устройству, в надежде увидеть галеру тамплиеров в порту. Альбано, словно прочитав мысли своего патрона, заметил:
        - Они уже наверняка приближаются к Эль-Гизе. Нам остаётся только преследовать их…
        К горлу графа подкатил горький комок, он откашлялся и протянул трубу капитану тартаны.
        Тот взял её и заметил:
        - Пришвартуемся в гавани Эйносто, там спокойнее, да и провиант можно купить подешевле.
        - О расходах не беспокойтесь, - заверил граф. - Закупайте всё, что сочтёте нужным.
        Капитан усмехнулся: не часто достаются такие щедрые наниматели.
        Гавань Эйносто отнюдь не произвела на путешественников впечатления спокойного места. Различные суда буквально «толпились» у причала. Здесь можно был увидеть: с десяток шебек, генуэзскую каракку, две испанские каравеллы, а также множество арабских доу[Шебека - парусно-гребное судно. Генуэзская каракка - трёхпалубное судно, вместимостью примерно 1200 человек, рассчитано на длительное плавание. Арабское доу - одномачтовое, лёгкое судно из тикового дерева.] .

…Пока капитан и его немногочисленная команда пополняли запасы воды и провизии, граф д’Аржиньи расположился со своими людьми в близлежащей таверне. Исидора, измученная морским путешествием, изъявила желание отдохнуть, а затем переодеться.
        Альбано поделился с генералом своими соображениями по поводу Эль-Кефа. Д’Аржиньи пришёл в неподдельное удивление, узнав, что бывший христианин формально принял мусульманство, дабы помогать валломброзанцам и иезуитам. Но в целом генерал одобрил план своего подчинённого.
        И потому Альбано поинтересовался у хозяина таверны, сносно говорившего на итальянском языке, знает ли тот купца Исима Эль-Кефа. Хозяин, пожилой араб, с тёмными, как две спелые вишни, проницательными глазами, кивнул в знак согласия. И предложил отправить к купцу посыльным своего внука.
        Иезуитам понравилась эта идея и Альбано беглым пером, наспех, написал коротенькую записку, не забыв поставить в конце условный знак ордена.
        Ждать долго не пришлось, за иезуитами был прислан просторный паланкин, свободно вмещавший двоих мужчин.
        Граф пришёл в некоторое замешательство.
        - Как вы считаете, Альбано, насколько прогулка будет безопасной для нас.
        Секретарь пожал плечами и положил правую руку на навершие меча.
        - Это будет зависеть от обстоятельств, монсеньор. Думаю, нам ничего не угрожает, и мы спокойно можем принять приглашение купца. Вероятно, он предлагает нам более укромное место для встречи.
        Прежде чем покинуть таверну граф справился о здоровье Исидоры. Та чувствовала себя гораздо лучше и уже успела переодеться в просторные арабские шаровары и тонкую длинную рубашку. Сам того не ожидая граф пришёл к выводу, что Исидоре к лицу столь необычный наряд. Он и сам страдал от жары и несвежей одежды, облачение женщины в какой-то мере вызвало у него помимо восхищения чувство зависти.
        Он отдал распоряжения своим верным телохранителям и отбыл вместе с Альбано в паланкине, любезно предоставленном Эль-Кефом.


* * *
        Генерал и его секретарь на протяжении всего пути хранили молчание. Шарль откинул полог паланкина, рассматривая узкие улочки, украшенные машрабией, резными деревянными фонарями на окнах.
        Паланкин ещё некоторое время петлял по Александрии, пока не достиг Брухии, восточной части города, а затем остановился в узком переулке около небольшого дома, украшенного треугольными арками, увитыми сложным орнаментальным рисунком.
        Не успели иезуиты покинуть паланкин, как дверь дома беззвучно распахнулась. Гости огляделись по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, вошли в прохладное помещение.
        Из полумрака раздался приятный голос, говоривший на кастилианском языке, Шарль прекрасно понял каждое слово:
        - Я ожидал вашего прибытия, братья. Следуйте за мной.
        Гости уверенно направились вслед за египтянином, полумрак коридора рассеялся, их взору предстало просторное помещение, в центре которого журчал небольшой фонтанчик, распространяя приятную свежесть.
        Солнечный свет проникал через деревянные ставни, расположенные под самым потолком и тотчас рассеивался, тем самым даруя присутствующим комфорт и прохладу.
        Молодой египтянин, облачённый в просторные белые одежды, жестом пригласил визитёров присесть на многочисленные подушки, разбросанные вокруг фонтана.
        Иезуиты не преминули расположиться.
        Эль-Кеф окинул их пытливым взглядом, от него не ускользнуло, что гости выглядят усталыми, а их одежда не свежей.
        - Я вижу, вы прибыли в Александрию буквально недавно… Вы настаивали на безотлагательной встрече… - не торопясь говорил Исим, перебирая дорогие чётки из африканского изумруда. - У вас срочное поручение от архиепископа де Пуэстро?
        - Нет, мы не имеем поручений от Пуэстро, - признался Альбано и многозначительно посмотрел на графа. Тот кивнул. - Мы нуждаемся в вашей помощи…
        - Понимаю. Дела ордена привели вас в Египет. Я готов помочь вам… - произнёс Эль-Кеф, продолжая перебирать отшлифованные изумруды, нанизанные на тонкую, но прочную шёлковую нить.
        Альбано на миг задумался: с чего же начать?
        - Скончался генерал нашего ордена.
        Эль-Кеф приподнял брови.
        - Валери Сконци?
        - Да.
        - Это большая утрата. Примите мои искренние соболезнования.
        - Благодарю. Граф д’Аржиньи, - Альбано слегка поклонился в сторону графа, - ныне возглавляет орден. Такова была воля умирающего Сконци, пока не состоится заседание капитула.
        - Понимаю… - Эль-Кеф кивнул, сохраняя невозмутимое спокойствие.
        - Дело в том, что у генерала д’Аржиньи похитили сына. Злоумышленники покинули берега Прованса на египетской галере, - продолжил Альбано свой рассказ. Исим внимательно его слушал. - Мы пришли к выводу, что это бесчинство совершили члены Приората Сиона, или проще говоря, тамплиеры, которые и по сей день имеют прецепторию в Эфиопии.
        Исим прикрыл глаза и загадочно улыбнулся.
        - Буквально на днях я вернулся из Эфиопии. - Медленно, нараспев заговорил он. - И могу с уверенностью сказать, что в Роху-Лалибелла и по сей день живут тамплиеры. Своим обиталищем они избрали храм Святого Георгия и тщательно его охраняют… Существует легенда, что храм высечен в скале, в ней же множество тайных тоннелей, в одном из которых хранится библейский Ковчег. Я намеревался написать подробный отчёт о своём путешествии…
        Граф и Альбано переглянулись.
        - Так вы поможете мне? - спросил граф и умоляюще воззрился на Эль-Кефа.
        - Да, но всему есть своя цена…
        - Разумеется, - поспешил его заверить граф. - Я заплачу столько, сколько вы пожелаете.
        - Хорошо, но стоимость моих услуг я назову несколько позже. Думаю, вам сейчас необходимо принять ванную, отдохнуть и подкрепиться. Через несколько дней мы сможем отправиться в Эфиопию. Я прикажу подготовить всё необходимое для путешествия.
        Альбано, наконец, ощутил, как его рубашка, пропитавшаяся потом, прилипла к телу. Он с мольбой посмотрел на генерала. Тот, похоже, уже предвкушал, как скинет с себя несвежую одежду, и погрузится в прохладную ванную.


* * *
        Граф щедро расплатился с капитаном тартаны. Тот остался доволен и направил своё судно, пополненное провиантом и пресной водой, к берегам Прованса.
        Через три дня Эль-Кеф снарядил в путешествие одну из своих галер, учитывая опыт предыдущего путешествия под предводительством Кемаля. Граф, его телохранители, Альбано и даже Исидора были облачены в не привычные для них просторные арабские одежды, спасающие тело от изнурительной жары.
        Галера поделала путь до Омдурмана, где сливаются воедино две реки, дающие жизнь полноводному Нилу. Как и в прошлый раз, галера прошла вверх по течению Голубого Нила, достигнув небольшого прибрежного селения Сеннар, Эль-Кеф приказал бросить якорь и нанять верблюдов у местных жителей.
        Остаток пути до Бахр-Дара путешественники проделали на верблюдах.
        Граф и его люди, не привычные к столь необычному способу передвижения, поначалу сильно уставали и, сделав кратковременную остановку в Бахр-Даре, едва ли успели прийти в себя. Дальнейший путь до Гондэра дался им намного легче.
        Но, покинув Гондэр, караван попал в песчаную бурю и сбился с пути. Эль-Кеф и граф пребывали в отчаянье. Купец корил себя за самонадеянность, сожалея о том, что не нанял проводника.
        Лишь Исидора сохраняла невозмутимое спокойствие. Она извлекла из мешка, прикреплённого к одному из горбов верблюда, свой магический компас и флакон с эликсиром, изготовленный из локона Бернара. Женщина открыла флакон, обмакнула в него золотую палочку и нанесла несколько капель вязкой жидкости на стрелку компаса. Стрелка дрогнула и тотчас отклонилась в нужном направлении.
        - Нам нужно двигаться туда… - махнула она рукой.
        Граф и Альбано с удивлением воззрились на Исидору.
        - Сударыня! - воскликнул граф. - Мне сейчас не до шуток! С чего вы взяли, что двигаться следует именно туда? - он также махнул рукой в указанном Исидорой направлении. - И чем это вы заняты в столь ответственный момент, когда, можно сказать, решается наша судьба?!
        Исидора ещё раз взглянула на стрелку магического компаса и невозмутимо произнесла:
        - Просто верьте мне и всё. Или у вас есть другие предложения? - поинтересовалась она у графа.
        Тот схватился за голову.
        - Опять ваши магические штучки! Сударыня, мы - не в замке Аржиньи! Мы - в чужой стране, среди бескрайних песков! И мы сбились с пути! - возмущался граф.
        Альбано, не обращая внимания на гнев графа, подошёл к Исидоре и поинтересовался:
        - Вы уверены, что это приспособление выведет нас к Роху-Лалибелле?
        - Да. Будучи ещё в Аржиньи я проверяла действие компаса, - уверенно ответила она.
        Альбано увлёк графа в сторону и что-то начал с жаром ему объяснять. Эль-Кеф предпочёл не вмешиваться в их разговор.
        - Хорошо! - воскликнул граф. - Будем следовать по указаниям компаса. Всё равно другого выхода нет!
        Исидора, верхом на верблюде, сидя между его горбов, с компасом в руках следовала впереди каравана, тщательно сверяясь с указанием стрелки. И когда вечером, в последних лучах заходящего солнца, на горизонте появились очертания Роху-Лалибеллы, у мужчин из груди вырвался единодушный вздох облегчения.


* * *
        Путешественники расположились на постоялом дворе на окраине города. За время пути они изрядно загорели. В просторных одеждах, с тюрбанами на голове, они вполне могли сойти за египтян-торговцев, частенько наведывающихся в Роху-Лалибеллу. Поэтому на них никто не обратил должного внимания.
        Эль-Кеф прекрасно объяснялся с хозяином постоялого двора на эфиопском языке. И вскоре путешественники смогли отужинать традиционными местными блюдами и отдохнуть.
        Ещё в дороге Альбано заметил на руке купца золотой массивный перстень с изображением звезды Давида. За ужином он, наконец, не удержался и спросил:
        - Скажите, брат мой, откуда у вас этот перстень?
        Купец отпил вина из глиняной чаши и улыбнулся.
        - Я приобрёл его во время своего прошлого путешествия по Эфиопии, когда останавливался в Бахр-Даре на постоялом дворе. Ко мне подошёл безобразный старик и предложил купить у него старинную вещицу. Он убеждал, что перстень принадлежал самой царице Савской. - Эль-Кеф взглянул на него. - Но мне всё-таки кажется, что это украшение - просто древняя подделка. В Эфиопии чуть ли не каждая церковь считает, что хранит библейский Ковчег, или табот. Возможно, какому-нибудь знатному эфиопу захотелось владеть перстнем царицы Савской. Вот и приказал он своему ювелиру изготовить копию. Кто знает, сколько существует подобных подделок? Может быть, множество…
        Альбано задумался.
        - Позвольте мне взглянуть на перстень поближе… - попросил он.
        Эль-Кеф снял перстень и протянул иезуиту. Тот с неподдельным интересом стал его рассматривать.
        - Очень массивный, - заметил Альбано. И покрутив перстень в руках, добавил: - Похож на печать… Но в то же время на звезде Давида видны странные насечки… Что они могут означать? - Затем он заметил на тыльной стороне перстня изрядно истёртую надпись. - Что здесь написано?
        - Небесный Сион, обиталище Бога, - ответил Эль-Кеф.
        - Где-то я уже слышал про Небесный Сион… - задумчиво произнёс Альбано и перевёл взор на Исидору: «Конечно же, именно она рассказала мне про расшифрованные надписи тамплиеров! Именно в них упоминался Небесный Сион».
        Эль-Кеф пожал плечами.
        - Истинное предназначение перстня известно лишь тому, кто его изготовил. Думаю, это было слишком давно.
        Альбано в последний раз посмотрел на перстень и вернул его хозяину.
        - Нам необходимо определить план действий, - обратился граф к своему секретарю.
        - Да, монсеньор, - подтвердил тот.
        - Лучше, если вы останетесь на постоялом дворе. А я отправлюсь к храму Святого Георгия, - предложил Эль-Кеф. - Впрочем, не знаю, что я намерен там увидеть. Храм надёжно охраняется.
        Граф и Альбано приуныли.
        - Неужели никто из обитателей храма не выходит в город? - неожиданно спросила Исидора. - Нужно схватить его и заставить говорить! - дерзко предложила она.
        Удивлённые взоры мужчин тотчас обратились к ней.
        - Можно проследить за храмом. Должны же тамплиеры как-то получать провизию! Это в легенде их называют Белыми ангелами! На самом деле они - люди! - воскликнул Альбано.
        - Возможно, провизию доставляют прямо к храму, - предположил Эль-Кеф. - Хотя…
        Граф, Альбано и Исидора непроизвольно подались вперёд.
        - Говорите, Эль-Кеф! - с жаром произнёс граф. - Я готов выслушать любое предложение. Если дело касается расходов, я готов возместить их, - заверил он.
        Исим жестом прервал взволнованную речь генерала ордена иезуитов.
        - В прошлый раз я видел кеса, здешнего священника. У него явно поступали европейские черты лица.
        Граф и Альбано многозначительно переглянулись.
        - Он рождён от эфиопки и Белого ангела, - тотчас предположила Исидора.
        - Ваша проницательность, сударыня, меня поражает, - заметил Эль-Кеф.
        - И не только вас… - добавил Альбано. - Госпожа Исидора - умнейшая женщина. Жаль, что она не может быть членом нашего ордена. Хотя, монсеньор, - он заговорчески посмотрел на генерала, - властью данной вам покойным Сконци, вы вполне бы могли сделать для Исидоры исключение.
        Женщина улыбнулась и посмотрела на секретаря с благодарностью.
        - Надо проследить за обителью тамплиеров. Не сомневаюсь, что они время от времени посещают здешних женщин… - закончила свою мысль Исидора.
        Мужчины единодушно поддержали её план.


* * *
        На следующий день Эль-Кеф отправил двух своих верных людей, дабы те не привлекая к себе внимания, следили за храмом Святого Георгия. Соглядаям пришлось проявить немало терпения и выдержки, но они были вознаграждены с лихвой - в конце концов, один из Белых ангелов покинул обитель.
        Это был достаточно молодой мужчина, лет тридцати, крепкого телосложения, облачённый в традиционные эфиопские одежды, которые скрывали тонкую кольчугу и оружие.
        Тамплиер направился на городской рынок, купил сладостей, цветной женский тюрбан, красивый пояс, украшенный бусами и, сложив свои приобретения в холщёвую сумку, продолжил путь на южную окраину города.
        Вечерние сумерки постепенно сгущались. Колокола многочисленных храмов Роху-Лалибелла возвестили о приближении вечерни.
        Тамплиер остановился перед плетёной изгородью, обмазанной глиной, одного из домов. И, не подозревая, что за ним следят, отворил калитку.
        На порог вышла молодая темнокожая женщина, тамплиер чуть приобнял её и поцеловал. Затем из дома выбежал мальчуган лет пяти. Увидев мужчину, он что-то радостно прокричал и повис у него на шее. Тамплиер рассмеялся и, держа мальчика, по всей видимости, сына, на руках, порылся в своей холщёвой сумке и извлёк из неё сладость. Ребёнок тотчас засунул её в рот.
        Соглядаи, наблюдавшие за этой семейной сценой, старясь быть не замеченными, скрылись, дабы доложить обо всём своему господину.

…Эль-Кеф внимательно выслушал их и затем подробно рассказал обо всём графу и Альбано.
        - Исидора оказалась абсолютно права, - высказался граф. - Порой я проявляю по отношению к ней нетерпение…
        - И напрасно, монсеньор, - как бы невзначай упрекнул его Альбано.
        Граф внимательно воззрился на своего секретаря.
        - Боже мой, Альбано. Если бы Исидора давно не перешагнула свой сорокалетний рубеж, я бы подумал, что вы влюблёны в неё.
        Секретарь усмехнулся.
        - Я восхищаюсь её умом и силой духа. Если бы она была молода… - мечтательно продолжил он.
        - То я непременно бы ответила вам взаимностью, - раздался голос Исидоры. Мужчины не заметили, как она вошла в комнату.
        - У одного из тамплиеров есть сын и любимая женщина, - тотчас поделился информацией несколько смущённый Альбано.
        - Прекрасно. Это то, что нам нужно, - заметила Исидора.
        - Если украсть мальчика?.. - вкрадчиво предложил Эль-Кеф.
        - И потребовать от тамплиера помощи… - продолжил мысль граф.
        Исидора и Альбано единодушно их поддержали.



        Глава 14

        Франциск, как обычно, покинул храм Святого Георгия с позволения Луи де Ла Мона, в обязанности которого входил надзор за душевным состоянием Хранителей первого круга.
        Хранители первого круга постоянно находились подле священной реликвии в специально оборудованной тайной комнате, к которой вёл длинный извилистый тоннель, прорезающий скальную породу.
        Они не имели права покидать свой пост без дозволения де Ла Мона. Но умудренный опытом тамплиер считал, что иногда Хранитель может оставить храм и провести время с женщиной, ибо был ярым противником содомии.
        Франциск по пути к дому, где его с нетерпением ждали сын и любимая женщина, свернул на рынок, дабы купить подарки и сладости. Он шёл неспешно, хотя его душа и плоть стремились к Зане, его темнокожей возлюбленной.
        Франциска вовсе не смущал её шоколадный цвет кожи. Зана была по-своему красива, а другой женской красоты тамплиер, увы, не знал или уже не помнил. Иногда из глубин памяти всплывал образ женщины, он почти не помнил её лица, но отчего-то был уверен - это его матушка. Ещё он помнил девочку, несколькими годами старше него… Затем его посадили в карету и увезли, он больше никогда не видел ни женщину, ни девочку. Но Франциск отчётливо помнил мужскую обитель, где прожил несколько лет, прежде чем Луи де Ла Мон навсегда увез его и ещё нескольких мальчиков из Прованса.
        Франциск не тосковал по родине. Он быстро освоил внутренний распорядок храма и проявлял недюжинные физические и умственные способности, отчего и стал Хранителем первого круга, тем, кому особенно доверял всесильный Прецептор.
        Франциск подошёл к дому Заны, отворил калитку и вошёл в небольшой ухоженный дворик. Ему показалось странным, что дверь по обыкновению не отворилась и Зана с сыном не показались на пороге.
        Франциска охватило волнение, он рывком отворил дверь и вошёл в чистенький домик и простой примитивной обстановкой.
        - Зана! Насир! - позвал он женщину и сына, по дом безмолвствовал.
        Он осмотрелся и заметил в углу, около стола разбитую глиняную чашку. Франциск удивился: Зана была женщиной аккуратной и чистоплотной и непременно бы убрала черепки с пола. Чувство тревоги захлестнуло его.
        Неожиданно дверь отворилась, на пороге стояли трое мужчин.
        - Кто вы такие?! - в недоумении воскликнул Франциск на эфиопском языке и выхватил меч.
        Эль-Кеф улыбнулся, при этом держа правую руку на навершие изогнутой арабской сабли, видневшейся на его широком поясе.
        - Мы друзья, - спокойно ответил купец. - Не советую сопротивляться, иначе Зана и Насир умрут.
        Франциск пребывал в смятении, не зная, что предпринять. Как истинный служитель Приората он должен убить чужаков и забыть женщину и сына. Но он не мог этого сделать, привязанность к Зане была слишком велика.
        - Что вы хотите? - вновь спросил он на эфиопском и в то же миг заметил на руке Эль-Кефа массивный золотой перстень со звездой Давида. Тамплиер смутился: точно такой же перстень носил Прецептор.
        - Нам нужна ваша помощь… - сказал Шарль на чистейшем лангедойле, диалекте, на котором разговаривает весь юг Франции и Прованс. Франциск замер… - Надеюсь, вы ещё помните язык своей родины? - вкрадчиво поинтересовался граф.
        Франциск выставил вперёд меч.
        - Защищайтесь! - выкрикнул он на лангедойле и ринулся не похитителей.
        Трое мужчин без труда отбили его атаку.
        - Ваша храбрость безупречна. Но и мы умеем сражаться. В молодости я командовал бригандом головорезов, - спокойно заметил граф.
        Франциск сник. Сила воли, которую вырабатывали в нём на протяжении многих лет, покинула его.
        - Итак, повторяю: нам нужна ваша помощь. И она вовсе не связана с Ковчегом, - заверил граф.
        Франциск встрепенулся. В глазах его блеснул недобрый огонь.
        - Не удивляйтесь, - невозмутимо продолжил Шарль. - Мы выследили Луи де Ла Мона от самых берегов Прованса. Он вывез на галере пятерых мальчиков, один из которых мой сын и я хочу вернуть его.
        Франциска охватило смятение. Чувство долга боролась с любовь к женщине и сыну.
        - Не может быть. Де Ла Мон выбирает только сирот из знатных семейств… - попытался возразить он.
        - На сей раз он ошибся, - холодно ответил граф. - И я намерен вернуться в Прованс вместе со своим сыном.
        - Выбирайте: жизнь вашей семьи за свободу Бернара, - отчеканил Эль-Кеф.
        Франциск снова воззрился на перстень купца…
        - Да среди мальчиков, что недавно прибыли из Прованса есть некий Бернар…
        Шарль встрепенулся.
        - Это мой сын - Бернар д’Аржиньи!
        - Возможно… Но Прецептор очень дорожит им… Мальчика опекают двое Хранителей…
        - Хранителей?! - воскликнул граф. - Ах, да… Я понимаю, почему они так называются - они охраняют Ковчег. Не так ли?
        Франциск молчал. Ему хотелось убить этих троих дерзких чужаков. Но, увы, он не мог этого сделать.
        - Так почему же Прецептор так благоволит к моему сыну?
        Франциск тяжело вздохнул, понимая, если он хочет вернуть семью, ему придётся многое рассказать.
        - Бернар не обычный ребёнок… Прецептор считает, что он ниспослан нам Всевышним.
        Граф сглотнул от волнения, во рту пересохло. «Откуда они узнали?..» - вихрем пронеслось у него в голове.
        - Почему вы так решили?.. - спросил он.
        - Луи де Ла Мон приказал начать подготовку мальчиков. Они выполняли различные физические упражнения, затем преодолевали препятствия, Бернар поранил руку…
        - И что?!
        - Вскоре рана затянулась, а ещё через какое-то время и вовсе исчезла, - признался тамплиер.
        Невольно граф задумался: «Ничего подобного я не замечал… Может быть, Исидора? - она всегда была подле него… Наверняка бы она рассказала мне о столь необычной способности мальчика…»
        - И что из этого следует?.. - с напускным безразличием спросил граф.
        - Только то, что Прецептор благоволит к мальчику. Не удивлюсь, если он выберет его своим приемником, когда придёт время.
        - Значит, вы готовы пожертвовать жизнью своих близких? - уточнил граф.
        - Нет, не готов, - признался Франциск. - Но и помочь я вам не смогу…
        - Тогда просто устройте нам встречу с Прецептором. - Предложил Эль-Кеф и покрутил золотой перстень, с явным намерением привлечь к нему взор тамплиера. И он не ошибся в своих расчётах. - Я вижу, вам нравится мой перстень… - медленно нараспев произнёс Эль-Кеф.
        - Он похож на перстень царицы Савской или перстень её сына Менелиха… - заметил Франциск.
        Эль-Кеф пришёл в неподдельное изумление.
        - А разве было два перстня? Мне казалось, что согласно легенде царь Соломон подарил его своей возлюбленной Балкис, иначе говоря, - царице Савской.
        - Да, - подтвердил Франциск. - Но затем, много лет спустя, она приказала изготовить точно такой же.
        Эль-Кеф усмехнулся.
        - И каким же, по-вашему, обладаю я? Перстнем Балкис или перстнем Менелиха?
        Франциск пожал плечами.
        - Они похожи, как две капли воды…
        Эль-Кеф кивнул.
        - Прекрасно… - Сказал он и добавил, обращаясь к графу: - Не сомневаюсь, что это перстень приведёт нас к Прецептору.


* * *
        Древний старец, со сморщенным от времени лицом, белыми, как лунь длинными волосами, выцветшими голубыми глазами, казавшимися прозрачными, словно хрупкое римское стекло, восседал на деревянном кресле с высокой резной спинкой, украшенной стилизованным узором, гирлянды цветов изящно переплетали равноконечные кресты тамплиеров. Старец сцепил между собой длинные аристократические иссохшие пальцы и опустил их на колени. На указательном пальце его правой руки поблескивал перстень с изображением звезды Давида, точно такой же, как и у Эль-Кефа.
        Подле него в зале, высеченном в горной породе, на простых стульях сидели четыре пожилых рыцари, в том числе и Луи де Ла Мон.
        Франциск приблизился к старцу и опустился на одно колено. Тот смерил его цепким взором и произнёс:
        - Можешь подняться, Франциск. Надеюсь, дело, по которому ты побеспокоил меня и почтенный капитул, действительно, того стоит…
        Молодой тамплиер поднялся с колен, и немного поразмыслив, произнёс:
        - Да, Прецептор. В Роху-Лалибелле появились двое французов, а точнее - провансальцев. С ними - египтянин… На руке этого египтянина я видел точно такой перстень, - Франциск глазами указал на сцепленные пальцы Прецептора.
        В глазах почтенного старца блеснул интерес.
        - Перстень? Возможно, это подделка… - высказал он предположение.
        - Не исключено. Но в таком случае слишком искусная, - настаивал Франциск.
        Прецептор устремил пронзительный взор на тамплиера.
        - Почему ты так уверен? Ты что контактировал с этими людьми? - без обиняков спросил он. Франциск потупил взор. - Я требую ответа. Сейчас же!
        По интонациям, проскользнувшим в словах Прецептора, Франциску было не трудно догадаться, что он начинает гневаться.
        - Ты нарушил устав Приората?! - продолжал вопрошать Прецептор.
        Молодому тамплиеру ничего не оставалось, как признаться.
        - Да, Прецептор, я нарушил устав. Но прежде, чем покарать меня я прошу о милости: выслушайте меня.
        Прецептор посовещался с почтенными рыцарями, сидевшими рядом с ним.
        - Прецептор дозволяет тебе говорить, - сказал де Ла Мон. - Но помни, ты должен говорить только правду.
        Франциск кивнул и, немного помедлив, рассказал всё, как было. О том, что иезуиты похитили его женщину и сына и просили устроить встречу с Прецептором, обещая в таком случае сохранить им жизнь.
        Во время рассказа Франциска на лице Прецептора не дрогнул ни один мускул. Ничем старец не выказал своего смятения.
        - Да, так могут действовать только иезуиты… - после некоторого молчания произнёс Прецептор. - Но ты не сказал: какую именно цель он преследуют? Неужели похищение организовано только ради встречи со мной?
        - Точно не знаю, Прецептор. Возможно, иезуитам нужен Бертран. Один из них утверждает, что приходится мальчику отцом.
        Прецептор и рыцари не ожидали такого поворота дела. Глава прецептории выказал неподдельное волнение.
        - Только иезуитов нам здесь не хватало! Уж я знаю, они умеют добиваться своего любым способом! Неужели Папа Николай V желает заполучить Ковчег выставить его в Риме для всеобщего поклонения? Он не понимает, какую разрушительную силу хранит в себе Ковчег. Если иезуиты решатся завладеть им, пусть штурмом возьмут храм Святого Георгия!
        - Мы можем покинуть храм по тайному тоннелю… - напомнил де Ла Мон.
        Прецептор повернул голову в сторону говорившего.
        - Если ситуация осложниться, то так и поступим. Но прежде… - он замолк, не закончив фразу, и задумался. - Начинать всё сызнова тяжело… Приорат сейчас не в том положении, что несколько веков назад. Если сюда поникли иезуиты, то жди беды. Я встречусь с ними. Можешь передать Франциск, что они могут войти в храм, не опасаясь, что их сразят кинжалом в спину.
        Франциск почтительно поклонился капитулу и покинул зал.
        Не успел он удалиться, как де Ла Мон обратился к Прецептору:
        - Почему бы не убить их?
        Рыцари поддержали де Ла Мона.
        - Нет. Мы не можем этого сделать. Если мы убьём их, придут другие. Надо действовать по-другому. Если этот иезуит и, правда, - отец Бернара, то…
        - Вы хотите убедить иезуита принять нашу сторону… - догадался де Ла Мон.
        - Возможно… Но есть ещё один иезуит… - задумчиво произнёс он.
        - Осмелюсь напомнить, - и египтянин. Тот, который владеет перстнем, - вставил де Ла Мон.
        - Да, да… - кивнул Прецептор. - Надо всё хорошенько обдумать… А, что если это тот самый перстень, который Приорат не может заполучить вот уже сотни лет?


* * *
        Граф д Аржиньи, Альбано и Эль-Кеф приблизились к храму Святого Георгия. Граф огляделся.
        - Надеюсь, с помощью Всевышнего мы всё же сумеем выбраться из этой таинственной обители… - заметил он.
        - Очень хотелось бы, - согласился Альбано и поправил перевязь с мечом.
        - Простите, монсеньор, - Эль-Кеф обратился к графу, - но у меня нет ни малейшего желания идти дальше, - признался он. - У нас была другая договорённость: я помогаю вам достичь Роху-Лалибеллы, что я собственно и сделал.
        - Вы бросаете нас перед лицом опасности? - дерзко спросил Альбано.
        - Если вам угодно, то - да. В Александрии меня ждёт жена и ребёнок, роскошный дом, слуги и торговое дело. И мне, поверьте, вовсе не хочется умереть от руки фанатичного тамплиера.
        Граф с пониманием воззрился на купца.
        - Я прекрасно понимаю вас, Исим. Вы и так много сделали.
        Исим кивнул.
        - Вот возьмите, - он снял перстень со звездой Давида и протянул графу. - Несомненно, именно он вызвал интерес у Прецептора.
        - Благодарю вас, Исим, - граф слегка поклонился купцу и надел перстень, он как раз пришёлся ему впору. Теперь его правую руку украшали два перстня, с печатью Сконци и печатью Давида.
        - Вы предатель, Эль-Кеф! - в гневе воскликнул Альбано.
        - Возможно, вы правы, брат мой. Но сейчас мне всё равно, я хочу остаться живым и вернуться в Александрию, - спокойно ответил Исим.
        - Орден щедро оплачивал ваши услуги! - продолжал негодовать секретарь. - Почему вы отпускаете его, монсеньор? А как же ваша вера, Исим?!
        - Какая именно? - вкрадчиво поинтересовался купец. - Вера моего отца, или вера моей матери? Я и сам порой не знаю, кто я? - католик или мусульманин…
        - Господин Эль-Кеф вправе решать, как ему поступить. Насколько я понимаю, он не является членом ордена Иезуитов, и поэтому не связан клятвой, данной капитулу, - вступился граф. - Оставьте его в покое, Альбано.
        - Но сейчас нам бы вовсе не помешал ещё один воин! - возразил тот.
        Граф посмотрел вслед удалявшемуся египтянину.
        - Эль-Кеф - не воин. Он - купец… И вряд ли орден иезуитов сможет теперь рассчитывать на его помощь.
        - Орден просто так не бросают… - прошептал Альбано, задыхаясь от гнева.
        Граф не придал его словам ни малейшего значения.
        - Мне почему-то кажется, что нам окажут радушный приём. - Сказал он, спускаясь по ступеням в длинный коридор, вырубленный в горной породе, ведущий к храму Святого Георгия.
        Неожиданно от стены отделились две фигуры.
        - Что вам нужно?.. - спокойно спросил один из Хранителей второго круга на здешнем наречии.
        Граф не понял его вопроса, но показал перстень, как и советовал Франциск.
        - Франциск передал, что Прецептор соблаговолит принять нас.
        Фигуры, замотанные в красно-коричневые одежды, под цвет здешней горной породы, так что видны были одни глаза, прекрасно поняли лангедойль, на котором изъяснялся граф, и вплотную приблизились к визитёрам.
        - Ваше оружие, господа… - произнёс один из них на лангедойле.
        Граф послушно отстегнул перевязь с мечом и протянул тамплиеру. Альбано последовал его примеру.

… Гости очутились под сводами храма, их обдало живительной прохладой. Появился Франциск и ещё несколько молодых тамплиеров.
        - Прецептор ожидает вас…
        После длительного перехода по узким горным тоннелям, перед взором гостей предстал достаточно просторный зал. Стены его украшали гобелены с изображением равноконечного креста. Над креслом, в котором восседал Прецептор, виднелось массивное распятие Иисуса Христа.
        Почтенный старец уловил взор графа, обращённый на распятие.
        - Вы удивлены, что мы почитаем сына Божьего? - обратился он к гостям. - На процессе против тамплиеров, состоявшимся более ста лет назад, орден обвинили в содомии и поклонении идолу Бафомету…
        - Я слышал об этом, - признался граф.
        Прецептор кивнул.
        - Я знаю, что привело вас сюда, сударь, - ваш сын. Мы были уверены, что мальчик сирота. Однако, я имею право усомниться в ваших словах, ибо мне доложили: мальчик потерял память. Вероятно, тому послужило сильное нервное потрясение из-за нападения разбойников.
        - Действительно, я отправил Бернара в сопровождении телохранителя из Аржиньи в Валанс. - Граф решил опустить некоторые подробности столь необычной истории. - По дороге на них напали… Телохранитель был убит, а мальчика подобрали монахини.
        - Я знаком с историей Бернара, - коротко ответил Прецептор и трижды ударил в ладоши.
        В зал вошёл Луи де Ла Мон, рядом с ним - Бернар.
        Первым порывом, который испытал граф, это было броситься к мальчику, обнять его… Но графа остановил жёсткий взгляд Прецептора.
        - Подойди ко мне, Бернар. - Позвал он мальчика. Тот поклонился и послушно приблизился к креслу Прецептора. - Тебе знаком этот человек?
        Прецептор жестом указал на графа. Мальчик замер. По его виду можно было сказать, что он пытается что-то мучительно вспомнить. Наконец лицо его озарилось улыбкой.
        - Отец! - воскликнул он и бросился к графу. Но на полпути остановился и виновато оглянулся на Прецептора.
        - Бернар, действительно, ваш сын… - заключил тот.
        Граф, не в силах более сдерживаться, бросился к мальчику и заключил его в объятия.
        - Бернар! Как я боялся за тебя…
        - Прости меня, отец… Но я почти ничего не помнил… И потому не мог сказать: откуда я родом и кто мои родители… - пытался оправдаться мальчик.
        Граф потрепал Бернара по волосам.
        Луи де Ла Мон приблизился к графу только что вновь обредшему сына.
        - Простите, сударь, но я вынужден прервать вашу беседу, - он взял мальчика за руку и слегка потянул в сторону.
        Бернар бросил на отца умоляющий взгляд.
        - Куда вы снова уводите моего сына?! - в гневе возопил он и метнулся вслед за тамплиером.
        Прецептор жестом остановил графа.
        - Ещё одно неверное движение сударь, и я прикажу связать вас.
        В этот самый момент граф и Альбано жестоко пожалели, что безоружны.
        Луи де Ла Мон скрылся с Бернаром за массивной дверью.
        - Итак, сударь, теперь я хочу услышать: откуда у вас появился перстень с изображением звезды Давида? - настойчиво произнёс Прецептор.
        Граф тяжело вздохнул: сейчас он во власти Приората и помощи ждать неоткуда. Поэтому он рассказал всё, что знал о перстне.
        Прецептор внимательно выслушал его.
        - Мне надо подумать… - сказал он. И сделал жест одному из своих телохранителей, стоявшему позади за креслом.
        Тот приблизился к графу.
        - Отдайте перстень граф, - тоном, не терпящим возражений, потребовал Прецептор.
        - Но мой сын! - попытался возразить тот.
        Но Прецептор был не умалим:
        - Если вы не подчинитесь добровольно, я прикажу применить силу.
        Графу ничего не оставалось делать, как снять перстень и отдать тамплиеру.


* * *
        Сколько времени граф д’Аржиньи и Альбано пробыли в крошечной келье, он не знали. День перепутался с ночью, а ночь с днём. В помещение проникал лишь отблеск факелов через решётку, расположенную почти под потолком. Всё время пленники были вынуждены проводить в полумраке.
        Граф сидел на табурете, у него не было сил барабанить в дверь, что время от времени делал Альбано, или выкрикивать угрозы в адрес тамплиеров.
        Он просто сидел и предавался раздумьям. В памяти всплывали события восьмилетней давности, когда он и Сконци путешествовали по Кастилии. Граф пытался постичь: чего судьба желала от него? Но не находил ответа…
        Наконец дверь кельи отворилась.
        - Граф д’Аржиньи, вас желает видеть Прецептор, - произнёс тамплиер.
        Альбано метнулся к двери, но в его грудь упёрся клинок короткого меча.
        - Не стоит, сударь, искушать судьбу, - настойчиво посоветовал тамплиер.
        Альбано отступил.
        Граф, не говоря ни слова, покинул темницу и направился вслед за тамплиером.
        Вскоре он оказался в уже знакомом зале перед Прецептором и его советниками.
        - Простите граф за то, что был вынужден подвергнуть вас временному заточению. - Миролюбиво произнёс Прецептор. - Я рад сообщить вам, что перстень, коим вы владели настоящий.
        Граф вяло поинтересовался:
        - И что это даёт? Меня больше интересует мой сын…
        - С ним всё в порядке… - заверил Прецептор. - Мы приняли решение, что вы должны быть посвящены…
        Шарль встрепенулся. События принимали совершенно неожиданный поворот.
        - Посвящён? Во что? - насторожился он. - А, если я не хочу вникать ни в какие тайны?..
        Прецептор улыбнулся, но его прозрачные голубые глаза остались холодными и непроницаемыми.
        - Но тогда вы не поймёте: почему мы хотим, чтобы Бернар остался в храме… И стал одним из нас.
        Шарль вздохнул.
        - Интересное предложение. У меня, я так понимаю, лишь одна возможность - согласиться.
        Прецептор кивнул.
        - Поверьте то, что вы увидите, изменит ваше отношение к ордену, - заверил он.
        - Очень на это надеюсь, - с сарказмом заметил граф.
        Прецептор поднялся с кресла.
        - Следуйте за мной…
        Он шёл стремительно по длинному извилистому коридору, освещённому факелами. Шарль и тамплиеры едва успевали за Прецептором.
        Наконец они достигли массивной двери, обшитой металлическими пластинами. Хранители первого круга, а их было пять человек, отступили, пропуская вперёд своего патрона.
        Он снял с шеи ключ, вставил его в хитроумный замок и повернул несколько раз. Двое Хранителей отворили тяжёлую дверь, что не по силам сделать одному человеку.
        Первым вошёл Прецептор, затем де Ла Мон и Шарль, за ними - ещё три тамплиера. Взору графа открылась небольшое помещение, скудно освещённое факелами, которые предусмотрительно захватили с собой тамплиеры. Посредине стоял сундук.
        Граф пригляделся: «Если в нём хранится Ковчег, то где же замки?..»
        Прецептор снял с пальца перстень Соломона, второе, точно такое же ему протянул де Ла Мон. Он приблизился к сундуку и вставил перстни, печатями внутрь, в специальные отверстия. Затем одновременно повернул их.
        Сундук распался на несколько частей, словно по мановению волшебства, граф увидел ещё один, поменьше, обшитый золотыми пластинами. Его крышку украшали два золотых ангела, между ними виднелся жезл, напоминающих змею.
        - Господи… - произнёс растерявшийся граф. - Это что Ковчег?..
        - А разве могут быть в этом сомнения? - вопросом на вопрос ответил Прецептор.
        Шарль невольно потянулся к Ковчегу. Де Ла Мон подался вперёд, дабы остановить его. Но Прецептор цепко схватил своего советника за край плаща.
        Граф, не веря своим глазам, приблизился к реликвии, лихорадочно вспоминая, строки священной Библии, в которых описывался Ковчег.
        Шарль сглотнул, от волнения в горле пересохло. Он протянул вперёд руку и дотронулся до одного из ангелов. По его телу пробежала дрожь… Затем ощутил тепло и в испуге отпрянул.
        - Хаммететы. Так при царе Соломоне называли ангелов, украшавших крышку Ковчега. - Произнёс Прецептор. - Что вы ощутили? Холод, благоговейный страх, а затем тёплая волна разлилась по всему телу?
        Шарль кивнул. Он огляделся и быстро начал приходить в себя.
        - Получается, что заполучив второй перстень вы смогли открыть сундук… Что же ранее вы не могли увидеть Ковчег? - спросил граф, поражённый своей догадкой.
        - Не могли, - подтвердил Прецептор.
        - Не понимаю… Тогда как же вы охраняли Ковчег? Почему вы были уверены, что он там внутри сундука? - не унимался Шарль.
        - Вы сами только что ответили на свой вопрос, сударь. Благодаря вере. Мы верили, что охраняем именно Ковчег. Во времена нашествия царицы Гестер, второй перстень, исполняющий роль ключа, был утрачен почти на пятьсот лет.
        - И что вы теперь предпримете? - вкрадчиво поинтересовался граф. - Насколько я помню из Библии, Ковчег обладал огромной разрушительной силой.
        - Поэтому мы по-прежнему будем охранять его, заперев на обе печати Давида. Если Ковчегом завладеет человек, стремящийся к власти, то…
        - Погибнет много людей, - закончил фразу Шарль.
        К Ковчегу приблизились два тамплиера, они быстро соединили стенки сундука и заперли его при помощи хитроумных ключей-печатей.
        Граф внимательно следил за их действиями. Неожиданно он вспомнил, что у Моисея, владеющего Ковчегом Завета было ещё кое-что.
        - А золотой нагрудник, о котором упоминается в Библии, где он? - не смог удержать от вопроса Шарль.
        - Вы хорошо изучали Библию, граф, - похвалил Прецептор. - Доспех хранится в другом месте. - Он решил умолчать о том, что почти двести лет назад нагрудник был переправлен морем в Шотландию, а именно в замок Инвернесс, принадлежавший тамплиерам. - Мы сочли, что так будет лучше в целях безопасности. Ковчег нельзя привести в действие без золотого нагрудника. Не так ли? - спросил он и устремил на графа свои прозрачные глаза.
        Шарль невольно почувствовал, что у него сжимается сердце.
        - Зачем вы мне говорите всё это?..
        - Потому, что вы нужны нам, - признался Прецептор. - И нам нужен Бернар. Он ниспослан Всевышним и я хочу, чтобы он стал со временем Прецептором, а может быть, и возглавил наш орден.
        Граф опустил глаза. Прецептор приблизился к нему почти вплотную.
        - Вы знали о необычных способностях своего сына? - спросил он.
        Шарль колебался: стоит ли рассказывать тамплиерам историю рождения Бернара? И он решил этого не делать…
        - Нет, - ответил он, стараясь придать голосу уверенности.
        - Тем более это знак свыше: его способности проявились здесь. Вы можете покинуть храм… Но мальчика я вам не отдам! Обещаю, что он ни в чём не будет нуждаться.
        Прецептор умело сыграл на отеческих чувствах Шарля. Теперь он станет их верным соратником.
        - Хорошо… Но я должен увидеть жену, она прибыла в Эфиопию вместе со мной.
        Прецептор кивнул.
        - Она может остаться в городе, если захочет. Членам ордена и Хранителям не возбраняется посещать женщин.
        - Мне надо уладить все имущественные дела…
        - Разумеется. Я понимаю вас, граф. Но вы ничего не должны говорить своему другу о том, что здесь увидели. Он должен покинуть Роху-Лалибеллу с уверенностью, что на территории Эфиопии нет библейского Ковчега и это просто вымысел.



        Эпилог

        Альбано очнулся, голова болела, в горле саднило от жажды. Он сел на постели и огляделся. Его взором открылась небольшая чистая комнатка, посередине стоял стол, пара табуретов, в углу - плетёный сундук.
        Альбано услышал тяжёлый вздох, а затем - мирное посапывание… Он оглянулся - рядом с ним лежала темнокожая женщина, она крепко спала.
        Иезуит пошарил глазами по комнате в надежде найти свою одежду, к счастью она лежала на сундуке, хотя и в полном беспорядке. Он быстро оделся, застегнул ремень, ощутив тяжесть напоясного кошеля. Открыв его, Альбано увидел византийские золотые монеты. Затем он заметил среди них печать генерала Сконци.
        Альбано, не раздумывая, надел на средний палец правой руки генеральский перстень, символ власти. Бросил золотую монету на стол, увы, других у него просто не было, дабы расплатиться с женщиной за оказанную услугу и поспешил покинуть гостеприимное заведение.
        Иезуит присоединился к каравану, идущему в Гондэр, и чувством непередаваемого душевного облегчения покинул Роху-Лалибеллу. К своему вящему удивлению, он встретил Эль-Кефа и его людей на постоялом дворе Гондэра.
        Эль-Кеф, завидев Альбано, всплеснул руками:
        - Я рад видеть вас, брат мой, в добром здравии! Я ждал вас несколько дней, а затем все-таки решился покинуть Роху. А где же граф, его сын и госпожа Исидора?
        Чело иезуита омрачила печаль. Он тяжело вздохнул.
        - Монсеньор и его сын погибли от рук тамплиеров. Госпожа Исидора, узнав об этом, скончалась в одночасье.
        - Да примет Всевышний их в свои объятия… - прошептал купец и решил не расспрашивать иезуита о произошедшей трагедии. - А что же Ковчег? - поинтересовался он.
        - Ковчег никогда не хранился в храме Святого Георгия. Вероятнее всего, он утерян… Тамплиеры превратили храм в свою обитель и тщетно пытаются возродить орден.
        - М-да… - глубокомысленно изрёк Эль-Кеф. Он верил в Кебра Нагаст и не хотел вступать в споры с иезуитом. Ему не терпелось покинуть пределы Эфиопии и добраться до Александрии, где его с нетерпением ждала семья.
        Купец искренне сожалел о смерти графа, его сына и жены, но не смог удержаться от замечания:
        - Граф, увы, со мной так и не расплатился.
        - Монсеньор назначил меня своим душеприказчиком, - с уверенностью заявил Альбано, открыл кошель и начал отсчитывать купцу золотые монеты.
        Эль-Кеф пришёл в изумление, наблюдая за действиями иезуита. Купец выказал слова благодарности, сгрёб золото со стола, и оно исчезло в его бездонном кармане.


* * *
        Альбано благополучно добрался до Александрии, а затем до Остии, которая принадлежала Папскому протекторату. Сойдя на берег с корабля, иезуит узнал, что Папа Николай V скончался. Конклав кардиналов заседал уже несколько раз, но так и не пришёл к единодушному решению и католический мир пребывал без понтифика. После того, как кардинал-камерлинго[Кардинал-камерлинго - одна из высших должностей при Святом престоле. Он считается генеральным администратором папского двора. И после смерти Папы является регентом, покуда конклав кардиналов не изберёт нового понтифика.] произнёс сакраментальную формулу: «Папа действительно мёртв», он приступил к исполнению обязанностей регента.
        Альбано взглянул на печать Сконци, она давала ему полное право претендовать если не на пост генерала ордена, то уж наверняка на место первого советника. Но дело осложнялось тем, что Папа умер, новый понтифик не избран, а значит, с окончательным утверждением генерала придётся подождать.
        Альбано, ещё раз всё тщательно обдумав, решил не посещать Рим, ибо кардиналам сейчас не до ордена иезуитов и его проблем. Он отправился в Верону, где в последнее время располагалась резиденция Сконци. Ему предстояла кропотливая работа, надо было привести в порядок бумаги, ибо ему, как секретарю покойного генерала придётся держать ответ перед капитулом.

…Лишь в середине весны 1455 года конклавом кардиналов был избран Папа Каликст III, в миру Альфонсо Борджиа. Каликст III возглавлял Священный престол в течение трёх лет. В это время особенно усилилась в Папском протекторате продажа «кардинальских шапок» и церковных должностей. Новый понтифик росчерком пера утвердил кандидатуру генерала ордена иезуитов, избранного капитулом ещё осенью 1454 года. Ему также рекомендовали некоего Альбано Палестрини, как весьма умного и предприимчивого иезуита.
        За годы правления Каликста III Альбано Палестрини, советник генерала ордена иезуитов, существенно продвинулся по иерархической лестнице и получил кардинальскую мантию. Он также принимал участие в процессе, инициированном понтификом, целью которого было снятие обвинений в колдовстве с Жанны д’Арк, принцессы крови и героини французского народа.


        notes

        Примечания


1

        Орден Иезуатов был основан в 1365 г. в городе Сиена (Италия) Иоанном Коломбини и Францем Мино и в 1377 г. утвержден папой Урбаном V. Орден выполнял практически те же функции, что и последующий за ним орден иезуитов, официально основанный в
1534 г Игнатием Ллойла. В связи с меньшей известностью ордена Иезуатов в дальнейшем в тексте будет использоваться термин ИЕЗУИТ.

2

        Здесь и далее см. «Примечание»

3

        Орден Валломброза был основан в 1038 году Иоанном Гуальбертом на территории Фиезольской епархии (современная Италия). В основу ордена лёг устав святого Бенедикта. Члены ордена называли себя валломброзанцами. Орден не получил широкого распространения, о нём мало что известно. Однако его монастыри находились на территории Франции и даже Испании. Со временем устав святого Бенедикта был забыт, ибо валломброзанцы уверовали в свою исключительную миссию - спасение мира. Предположительно они охотно сотрудничали сначала с доминиканцами, а затем иезуитами.

4

        Орден кармелитов был основан в 1187 году Бертольдом Калабрийским у источника Святого Илии-на-Кармель. Женские монастыри босоногих кармелиток появились позже, в середине XV века и пользовались большим уважением у верующих.

5

        Орден цистерианцев (цистерцианцев) был основан в 1098 году Святым Робертом, на месте Cistercium, теперь это деревня Сито в департаменте Кот д’Ор, Бургундия. В основу устава ордена цистерианцев положен устав ордена Святого Бенедикта.

6

        Асмодей - один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения. Князь инкубата и суккубата («Молот ведьм»). Князь четвертого чина демонов: «карателей злодеяний»,
«злобных, мстительных дьяволов» (Р.Бёртон). Начальник всех игорных домов в Аду (И. иер). Пятый из десяти архидемонов в каббале. Оккультисты относят его к демонам Луны.
        Абигор - пятнадцатый Дух «Lemegeton» (трактат о духах). Великий Герцог Ада, появляется в образе прекрасного рыцаря на крылатой лошади, несущего копьё, знамя и змея. Стоит во главе 60 легионов Ада. Знает все премудрости ведения войны, обладает даром пророчества. В отличие от большинства демонов, очень симпатичен внешне.

7

        Каждого влечёт своя страсть. Каждому своё (лат.)

8

        Прованс присоединился к Франции в 1480 году после смерти Рене Доброго, потому как тот не оставил наследников. Экс-ан-Прованс расположен на юге Прованса, недалеко от Марселя.

9

        Мистраль - холодный северо-западный ветер, господствующий весной и начале лета в Провансе.

10

        Туаз - французская средневековая мера дины и высоты. Составляла примерно 2 метра.

11

        Использован отрывок из стихотворения «С нежностью весны», принадлежащего перу Гильема Аквитанского. Перевод со старо-провансальского Марии Лущенко.

12

        Кансон - стихотворение, состоящее из пяти-семи строк.

13

        Фигура, украшавшая носовую часть корабля.

14

        Жители северной Африки.

15

        Николай V (в миру - Томмазо Парентучелли, итал. Tommaso Parentucelli; 15 ноября
1397 - 24 марта 1455) - папа римский с 6 марта 1447 по 24 марта 1455.
        Томмазо Парентучелли родился 15 ноября 1397 или 1398 в Сарзане (Лигурия) в семье врача. Будучи молодым священником, служил у кардинала Николая Альбергати. Назначенный епископом Болоньи, Парентучелли выполнял функцию папского легата в Германии и Неаполе.

16

        По некоторым сведениям Рене Добрый считался девятым магистром Приората Сиона. Предположительно легендарный Орден тамплиеров (Орден рыцарей Храма или Бедных рыцарей Храма Соломона) имел тайную внутреннюю организацию, так сказать орден в ордене, а именно - Приорат Сиона. Официально тамплиеры защищали паломников на Святой земле. Приорат Сиона выполнял тайные миссии, о коих доподлинно не известно. Есть предположение, что тамплиеры в Палестине завладели некими святынями, такими как, например, Грааль. До сих пор есть мнение, активно поддерживаемое последним магистром Приората, Пьером Плантаром, что орден якобы владеет неким артефактом. Однажды Плантар подчеркнул, что историческая, денежная и даже политическая ценность этого сокровища не столь важна, поскольку истинное его значение - величайшая «духовная ценность»: оно скрывает в себе некую тайну, откровение, которое способно вызвать грандиозные перемены в жизни западного общества. Идёт ли речь о Граале или о неком другом артефакте неизвестно.

17

        Дормез - карета, предназначенная для дальних путешествий. На вид была больше обычной кареты и имела специальные усиленные рессоры.

18

        Цуг - вид упряжи, в которой лошади идут гуськом или парами. При запряжке цугом лошади, запряжённые сзади, называются коренниками, впереди же - выносными.

19

        Аркебуза - гладкоствольное, фитильное дульнозарядное ружьё, один из первоначальных образцов ручного огнестрельного оружия, появившийся в первой трети XV. Заряжалась с дула каменными, а затем свинцовыми пулями. Пороховой заряд поджигался с помощью фитильного замка. Вес аркебузы составлял около 3 килограмм, калибр - 15-17 мм. Пуля, выпущенная из аркебузы, пробивала тяжёлый рыцарский доспех на расстоянии до
30-35 метров.

20

        Маседуан - тушёные овощи.

21

        Бомбарды - крупнокалиберные пушки. В это время также начали появляться ручные бомбарды, гораздо меньших размеров. Ручными они назывались потому, что их могли перемещать один-два человека.

22

        Аркбаллиста имела внешний вид огромного арбалета. Принцип работы тот же. Заряжалась стрелами.

23

        Лье - примерно четыре километра.

24

        Смерти никто не может избежать (лат.)

25

        В переводе означает: Викарий Христа (лат.) Так издавна называли Папу римского.

26

        Целибат - обет безбрачия и целомудренности.

27

        Монтелимар - небольшой город в Провансе, расположенный между Валансом и Авиньоном.

28

        Алебарда (нем. Helmbarte - буквально «топор с крюком») - колюще-рубящее оружие с длинным древком и специфическим наконечником, совмещавшим напоминающее копьё острие с лезвием топора или секиры. Находилась на вооружении пехоты ряда европейских стран с XIII по XVII век, получив наибольшее распространение в XV-XVI веках. Алебарда весила от 2,5 до 5,5 кг.

29

        Першерон - порода лошадей, выведенная во Франции, весьма выносливая и предназначенная для перевозки грузов.

30

        Прево - местный представитель закона, мог выполнять функции судьи или сборщика налогов, а также судебного пристава.

31

        Апостольник - женский головной убор монахинь. Мог быть как чёрного, так и белого цветов.

32

        Нона - примерно три часа дня.

33

        Францисканцы, цистерианцы (цистерцианцы), августинцы - мужские монашеские ордена в средневековой Европе. К сожалению, не всегда вели благочестивый и аскетичный образ жизни. То же самое можно сказать про некоторые женские монастыри ордена клариссинок. В это время, а именно в XV веке, институт монашества постепенно утрачивал своё изначальное предназначение.

34

        Эшевен - представитель власти в средневековой Франции, почти тоже, что и мэр. Назначался наместником.

35

        Проведение заутренней службы в те времена менялось в зависимости от времени года. Летом она проводилась примерно в 6.00 утра, зимой позже. После неё отзванивалась так называемая прима, возвещавшая о начале дня.

36

        Беглым пером, наспех (лат.)

37

        Секста - примерно полдень.

38

        Список запрещённых книг (лат.)

39

        Из литературного памятника «Кебра Нагаст» (Слава царей), в котором описывается доставка Ковчега Завета из Израиля в Эфиопию. Самая ранняя из известных рукописей
«Кебра Нагаст» датируется XII веком, но в Европе о ней не было известно до первой четверти XVI века, когда были впервые опубликованы некоторые предания о царе Соломоне и сыне его Менелике. Существует и арабская версия «Кебра Нагаст».

40

        Камерарий заведовал сокровищницей графа, герцога или короля.

41

        Терция примерно 9.00

42

        Фреза - пышный накрахмаленный воротник.

43

        В действительности же описываемый барельеф украшает храм в Шартре. Первая церковь на месте храма была построена в IX веке и основана на культе Деве Марии. Затем Карл Лысый перестроил её в Шартрский собор. Северный портал собора украшают приведённые в тексте барельефы. Есть также на Южном портале изображение царицы Савской, она держат в руках цветок. Надписи же были приблизительно переведены (предположительно с латыни) Грэхемом Хэнкоком, автором книги «Ковчег Завета», в которой он выказывает предположение, основываясь на древних источниках, в частности на «Кебра Нагаст», что Ковчег был переправлен из царства Соломона именно в Эфиопию. Базилика в Лионе, коей я умышленно приписала шартрские барельефы, была разрушена гугенотами в XVI веке. От неё уцелела одна хоральная капелла в виде башни.

44

        Монахи выбривали макушку, так называемую тонзуру.

45

        Повечерие - третий час после захода солнца. Зимой примерно 21.00, летом 22.00-23.
0, менялся в зависимости от продолжительности светового дня.

46

        Раби - апрель в мусульманском календаре.

47

        Имеется в виду мусульман и евреев, принявших христианскую веру. Часто лишь формально, дабы спастись от инквизиции.

48

        Полное отпущение грехов (лат.)

49

        Он ниспослал тебе Писание с истиной в подтверждение того, что было до него. Он ниспослал Таурат (Тору) и Инджил (Евангелие), (Коран, 3:3). Здесь видны отсылки Корана к Торе и Евангелию.

50

        На самом деле в Эфиопии говорят на амхарском языке, а кое-где, ближе к Эритрее, на диалекте тигринья. Для простоты понимая, в дальнейшем они будут именоваться как эфиопский язык. Во времена царицы Савской преобладал гаэзский язык.

51


«Кебра Нагаст» главы 32-61.

52

        Примерно конец сентября.

53

        Действительно, Лалибелла бежал в Иерусалим в 1160 году и жил там до 1185 года.

54

        Эфиопская монета, используется и по сей день.

55

        Макура и Алодия - территория современного Судана.

56

        Шанфрен - конский наголовник. Мог быть как защитным, так и декоративным.

57

        Храм Христа Спасителя.

58

        Церковные службы в эфиопских храмах очень продолжительные, порой достигают 5-6 часов. Старики предпочитают опираться на специальные посохи, дабы выстоять её до конца.

59

        Былое присутствие тамплиеров (а именно, Приората Сиона) в Эфиопии подтверждают не только многочисленные равноконечные кресты на храмах, характерные для ордена и легенда о Белых ангелах. Но и тот факт, что в 1306 году эфиопское посольство посетило Авиньон, который во время Авиньонского сидения считался столицей католицизма. Посол Эфиопии передал послание Папе Клименту V, в котором царь Ведем Араада выказывал недовольство поведением тамплиеров в Эфиопии. И молил Папу избавить его от тамплиеров, потому как они владеют могущественным оружием - Ковчегом. Известно, что в 1307 году во Франции по воле короля Филиппа Красивого начались гонения на тамплиеров с целью уничтожения ордена. Причин тому было множество. Возможно, вышеуказанное послание эфиопского царя стало одной из них.

60

        Храмовый комплекс Святого Георгия.

61

        Император Калеб правил Эфиопией в 514-542 году от Р.Х.

62

        Один из обелисков изображает здание из 13 этажей. Можно разглядеть окна и дверь с молотком и замком, высеченную у основания. Существуют ещё два каменных обелиска, изображающие 9-и этажные дома, украшение наверху шлемами в виде полумесяца.
        Праздник Тимкат - это Богоявление. Празднуется в Эфиопии примерно 7 ноября.

63

        Замок Жизор расположен в предместьях Парижа (сохранился и по сей день). Предположительно принадлежал ордену тамплиеров. Именно в этом замке был избран первый магистр Приората Сиона Жан де Жизор (1188-1220). С замком связано множество легенд, в том числе считается, что в его бесконечных подземных тоннелях орден тамплиеров спрятал часть своих архивов. Предпринимались неоднократные поиски
«наследия тамплиеров», но они, увы, ни к чему не привели. В XV веке на территории Жизора располагался монастырь Святого Бенедикта.

64

        Узел, требующий божественного вмешательства (лат.)

65

        Картезианцы - монашеский орден, основный в 1084 году Бруно Кёльнским. Картезианцы были обязаны вести строгий образ жизни, заниматься ремёслами, перепиской книг, хранить обет молчании я и соблюдать посты. Свои доходы орден употреблял на постройку новых церквей.

66

        Смелым помогает судьба (лат.)

67

        Тартана - трехмачтовое однопалубное судно. Использовалось в Провансе.

68

        Шебека - парусно-гребное судно. Генуэзская каракка - трёхпалубное судно, вместимостью примерно 1200 человек, рассчитано на длительное плавание. Арабское доу - одномачтовое, лёгкое судно из тикового дерева.

69

        Кардинал-камерлинго - одна из высших должностей при Святом престоле. Он считается генеральным администратором папского двора. И после смерти Папы является регентом, покуда конклав кардиналов не изберёт нового понтифика.