Наследники страны Ямато Ольга Евгеньевна Крючкова
Конец XVI века. Древняя страна Ямато - на пороге нового этапа своей истории: контакт с первыми европейцами - голландскими купцами. Эпоха Воюющих Провинций в Японии подходит к концу. Ода Нобунага - могущественный князь и бывший военачальник, пользовавшийся доверием самого императора, теряет союзников, которые становятся его врагами из страха перед верховным сегуном Тоетоми Хидэеси. Сегун во что бы то ни стало стремится уничтожить непокорного князя, с которым еще недавно сражался плечом к плечу. И главной «разменной монетой» между враждующими кланами Оды и Тоетоми становится юная Хитоми, дочь Нобунаги...
Ольга Крючкова
Наследники страны Ямато
МОЕЙ ДОЧЕРИ ЕЛЕНЕ ЗА ТО, ЧТО ПРОБУДИЛА ВО МНЕ ИНТЕРЕС К ЯПОНСКОЙ ИСТОРИИ И КУЛЬТУРЕ, - ПОСВЯЩАЮ
Главные герои романа:
Тоётоми Хидэёси - регент, Верховный сёгун.
Катахито Гендзи (Гоёдзей) - юный император, тенно (небесный государь), потомок богини солнца Аматэрасу, сын императора Огимати Митихито.
Госпожа Аояги - вдовствующая императрица.
Фусю - императорский советник.
Ода Нобунага - князь (даймё), владелец замка Адзути, противник сёгуната.
Хитоми - дочь князя Оды Нобунаги от первой жены Но-Химэ.
Юрико - дочь Нобунаги и наложницы Икомы Кицунэ.
Хисикава Моронобу - самурай, вассал Оды Нобунаги.
Токугава Иэясу - начальник Левой императорской гвардии, впоследствии - Верховный сёгун.
Ихара - дочь Юрико от Верховного сёгуна Тоётоми Хидэёси.
Годайго - сын Моронобу и Хитоми.
Тория - старший сын сёгуна Тоётоми.
Мико - наложница сёгуна.
Манами - жена сёгуна.
Акэти Мицухидэ - военачальник сёгуна.
Уми-Мару - самурай, фаворит Акэти Мицухидэ, затем - Уми-Сайто и канцлер сёгуна.
Саюри - онмёдо-гадалка.
Ива, Югей - наложницы господина Уми-Мару (Уми-Сайто).
Миёси Канаиэ - брат госпожи Югей.
Тайто Хиросэ - начальник Левой дворцовой стражи.
Такико - жена Тайто Хиросэ.
Госпожа Хикари - жена молодого императора.
Тюсингура Корэмицу - даймё, противник сёгуна Тоётоми.
Часть 1
Аварэ - изумление
Вновь встают с земли
Опущенные дождём
Хризантем цветы…
Мацуо Басё[1 - Перевод Владимира Соколова]
Глава 1
1580 год, Киото
Юный император Гензи, двенадцати вёсен от роду, облаченный в шелковые просторные одежды, поджав под себя колени, расположился на татами и со всем тщанием каллиграфически[2 - Занятие каллиграфией считалось у японских аристократов одним из самых любимых.] выводил кисточкой иероглиф, означавший «Пожелание богатства». Он нанес последний мазок, аккуратно вернул кисточку в небольшую глиняную тушечницу[3 - Специальный сосуд для хранения туши.], подождал, пока тушь высохнет, после чего, взяв лист рисовой бумаги в руки, внимательно, если не сказать придирчиво, вгляделся в получившийся иероглиф.
Гендзи вздохнул: увы, он не добился желаемого результата и расстроился. В такие минуты он вспоминал отца, который часто говаривал: «Сын мой, тебе предстоит продолжить династию Огимати, поэтому умей добиваться поставленной цели…»
Император положил руки на колени и глубоко вдохнул, чтобы обрести душевное равновесие, ибо он не мог выказывать слабости даже в те минуты, когда находится один. Ему это удалось, он взял новый лист бумаги, обмакнул кисточку в тушечницу и начал наносить изображение иероглифа «Достижение цели».
Гендзи обладал острым слухом, отчётливо уловив, что по коридору кто-то идёт и, скорее всего, в направлении его покоев. Самураи из личной охраны императора приняли боевую готовность, привычным движением обхватив рукоять вакидзаси[4 - Самураи обычно носили два меча: катану и вакидзаси.].
Но предосторожность телохранителей была напрасной: к покоям императора приближался Фусю, его доверенный советник - старый и хитрый лис, служивший ещё покойному императору Огимати Митихито и прекрасно знавший, кто и чем дышит во дворце.
Фусю осторожно приблизился к фусуме[5 - Фусуме - внутренняя раздвижная перегородка, при помощи которой отделялись друг от друга внутренние помещения.], искусно расписанной цветами сакуры, отделявшей покои Гендзи от бесконечного дворцового коридора. Охрана без излишних вопросов распахнула перегородку, вельможа опустился на колени прямо в коридоре, выказывая тем самым покорность и терпение, так как прекрасно знал, что император после часа Дракона[6 - Час Дракона - 7.00: 9.00] предпочитает совершенствоваться в каллиграфическом письме.
Гендзи не хотелось выслушивать наставления Фусю, но, увы, это приходилось принимать, как неизбежность, ибо отец перед смертью завещал внимать советам вельможи. Император закончил своё занятие, окинул взором последний иероглиф «Искренности» и посмотрел на смиренно ожидавшего Фусю.
- Гендзи-тенно, даймё Ода Нобунага нижайше просит вашей аудиенции.
Император хоть и не достиг того момента, когда мальчик официально становится мужчиной, и пребывал ещё в нежном возрасте, но вот наивным его назвать было никак нельзя. Юный Гендзи унаследовал от своего отца незаурядный ум, а от матери - терпение. Император не понаслышке прекрасно знал, что такое - Киотский двор, и если аудиенцию просит даймё, то ему явно что-то нужно… Вопрос: что именно?
- Ода Нобунага… У него - обширные владения вокруг озера Бива. Не так ли?
Фусю закивал в ответ.
- Что прикажите передать, Гендзи-тенно?
- Прежде, чем я соглашусь принять этого даймё, я хотел бы знать суть его просьбы.
- О, да! Конечно! - Фусю подобострастно улыбнулся.
Гендзи передёрнуло от этой неестественной улыбки, он поймал себя на мысли, что Главный советник похож на старую обезьяну. Это сравнение невольно привело императора в прекрасное расположение духа: он открыл для себя новое занятие, причём о котором никто никогда не узнает - мысленно насмехаться над своими придворными…
- Говорите, советник, я вас слушаю, - сказал император и жестом пригласил Фусю войти в комнату. Тот поднялся с колен и, семеня маленькими шашками, подошёл ближе к Солнцеподобной особе, расположившись напротив.
- Дело в том, что земли Нобунаги представляют собой слишком уж лакомый кусок для соседей-даймё. Через владения проходят многие торговые пути, которые в свою очередь позволяют Нобунаге устанавливать слишком высокую пошлину. Многие даймё и богатые торговцы выказывают недовольство по этому поводу. Нобунага же считает, что имеет право устанавливать на своих землях любой размер дорожной пошлины…
- А разве нет? - удивился император.
- Так и есть, Гендзи-тенно. Но Нобунага установил пять рё[7 - Рё - японская денежная единица, эквивалентом которой являлось годовое потребление риса на человека.] с торгового каравана, четверть рё с проезжающих горожан и…
- Я достаточно услышал, чтобы понять: даймё желает слишком много.
- Да, Гендзи-тенно, вы совершенно правы. Это и приводит к недовольству соседей-даймё. Нобунага богатеет с каждым днём, его замок Адзути на озере Бива считается одним из самых богатых и самых красивых.
- Удивительно! - воскликнул юный тенно. - Оказывается, рядом с Киото находится прекрасный замок. Странно… Кажется, в годы правления моего отца, о замке Нобунаги и слышно не было?
- Да, Гендзи-тенно, даймё долго строил своё новое родовое гнездо. И лишь три года назад по завершении строительных работ, с высокого дозволения покойного императора Огимати Митихито, украсил его новым гербом - Парящим драконом.
- Три года… Ровно столько же я нахожусь на троне Аматэрасу… Так что же желает этот даймё?
И вот Фусю подошёл к самому главному, кульминационному моменту, когда следовало приложить всё своё убеждение, лесть, хитрость…
- Ода Нобунага - храбрый воин, верно служивший вашему отцу, незабвенному Огимати Митихито. Он осмелился просить вашей милости лишь потому, что желает скрепить свои законные права императорской печатью.
Гендзи задумался: поставить печать на свиток бумаги не сложно. Но каковы могут быть последствия? Как отнесётся к этому сёгун Тоётоми Хидэёси[8 - Если соблюдать историческую точность, то Тоётоми Хидэёси сёгуном официально не считался, хотя выполнял фактически его функции. После многовекового придворного засилья рода Фудзивара, он унаследовал обязанности последнего представителя рода Фудзивара Но-Сакихиса, а именно - кампаку, титул и должность высшего советника взрослого императора, аналог турецкого визиря или европейского канцлера. Ода Нобунага боролся за упразднение сёгуната и объединение Японии, что привело к затяжным межклановым войнам, известным как период «Воюющих провинций». Какое-то время Тоётоми являлся его верным соратником, пока сам не дорвался до власти. Упразднение сёгуната оказалось формальным. Официально реставрация сёгуната произошла в 1603 году. К власти почти на двести лет пришёл клан Токугава.]? - ведь он - регент, и Гендзи обязан согласовывать с ним все важные вопросы ещё в течение года, пока не достигнет совершеннолетия[9 - Тринадцати лет.].
Искушённый в подобных делах Фусю, уже получивший от Нобунаги приличное вознаграждение за посредничество, произнёс:
- Тенно, по закону вы обязаны согласовывать с сёгуном лишь дела государственной важности, но никак - свою милость и расположение к тому или иному даймё.
Император с удивлением воззрился на советника, начиная понимать, куда тот клонит.
- Так как Ода Нобунага верно служил покойному императору, - продолжил ловкий советник, - вы, как преемник, имеете право вознаградить его за верность трону, подтвердив своей печатью право даймё на установление пошлин… Тот же в свою очередь обязуется отчислять ежегодно в казну её некоторую часть. Я дам поручение казначейской палате, дабы произвели надлежащие расчёты. Дополнительный приток денежных средств в императорскую казну - совершенно не излишне. Как вы считаете, Гендзи-тенно?
- Я с вами согласен, советник. Я приму даймё завтра, в час Овна[10 - Час Овна - 13.00 - 15.00] в Серебряном павильоне.
Фусю понял: аудиенция пройдёт в неформальной обстановке - Гендзи в силу своей юности ещё тяготился многочисленными правилами придворного этикета.
* * *
Час Овна выдался чрезмерно жарким, каменная площадь перед дворцом исторгала жар на каждого вступившего в её пределы: будь то придворный, чиновник или самурай. Жара тяжестью давила на плечи, особенно страдали императорские войска, охранявшие Киото: тяжёлые доспехи прилипали к промокшим от пота кимоно, из-под шлемов, украшенных причудливыми рогами, также струились капли пота.
Начальник императорской стражи отдал приказ сменять посты у всех городских и дворцовых ворот каждые полдзиккена[11 - Дзиккен - временной промежуток, составляющий два часа. Японские средневековые сутки делились на 12 часов или дзиккенов (стражей). Соответственно: полдзиккена - 1 час.], но и это помогало с трудом. Киото замер под натиском невиданной жары.
Несмотря на это, в час Овна, через южные городские ворота в Киото въехал всадник, окружённый свитой преданных вассалов. По его доспехам, имитирующим чешую дракона, изысканно украшенному шлему и ярко-красному кимоно можно было с лёгкостью определить весьма богатого даймё. В руке одного из вассалов виднелся флажок с гербом клана[12 - Штандарты и гербы могли меняться с течением времени в зависимости от тех или иных обстоятельств. Что касается герба и штандарта рода Нобунага, он предположительно менялся, по крайней мере, дважды. Доподлинно известно, что Ода Нобунага передал родовой замок Оду во владение старшему сыну Нобутаде, как и титул главы клана. Сам же Нобунага удалился на новые земли, пожалованные императором Огимати Митихито, которые располагались вокруг озера Бива, где он построил легендарный замок Адзути. Что же касается происхождения Оды Нобунаги, то существует две версии: первая гласит, что он происходил из обедневшего княжеского рода провинции Овари, вторая - Ода крестьянин по рождению. Вторая версия кажется мне маловероятной, в силу того, что японские крестьяне того времени были почти
поголовно неграмотными и пребывали в полной зависимости от хозяев (аналог крепостного права), что исключало их свободное передвижение даже в рамках провинции. Мало того, крестьяне порой не имели личного имени, а назывались Первый сын, Второй Сын и так далее, или личное имя присваивалось по роду занятий отца (Кузнец, Гончар…) и даже по названию животных: Собака, Свинья, Крыса…]: жёлтая голова дракона с веерообразными крыльями, так называемым Парящим драконом. Этот герб, взамен старого, принадлежащего провинциальным и не столь знатным предкам даймё, буквально перед смертью утвердил сам император Огимати Митихито.
Даймё также, как и его самураи страдал от летней жары, но не мог остаться в тенистых садах своего замка, ибо ему была назначена величайшей милостью Гендзи-тенно аудиенция.
Даймё и его самураи достигли императорских ворот и спешились. Он протянул старшему стражнику свиток, где за личной подписью советника Фусю указывалось, что податель сего письма должен оставить лошадь, оружие и своих людей, а сам же - препровождён к Серебряному павильону.
Даймё вынул из-за пояса катану и вакидзаси, передав их одному из своих людей. Затем он уверенно пересёк раскалённую дворцовую площадь, и направился к Серебряному павильону, расположенному на берегу живописного пруда.
Дорога, выложенная камнями, петляла среди деревьев, дающих вожделенную тень. Даймё остановился, от жары ему было тяжело дышать, но правила этикета не позволяли ему предстать перед императором без военной амуниции. Сняв шлем, Нобунага почувствовал некоторое облегчение. Приблизившись к пруду, его охватило непреодолимое желание сбросить с себя «драконью чешую» и прямо в кимоно погрузиться в живительную воду.
Соблазн оказался настолько велик, что даймё нагнулся, зачерпнул ладонью горсть воды и сполоснул лицо.
Неожиданно за его спиной послышался шорох… Даймё напрягся: неужели наёмный убийца в стенах самого императорского дворца?.. Увы, но за последние несколько лет в Поднебесной у него значительно прибавилось врагов, готовых заплатить любые деньги за его смерть…
- Господин Нобунага, - раздался вкрадчивый голос.
Даймё безошибочно определил, кому он принадлежал:
- Приятная встреча, советник Фусю.
Советник появился из тени дерева и поклонился.
- Вы готовы к встречи с императором? - поинтересовался он.
- Да, безусловно…
- Тогда идёмте, я провожу вас. Император в прекрасном настроении, я убедил его, что личные симпатии не подвластны регенту.
- Значит, император поставит печать на документе, подтверждающем мои права? - беспокоился даймё.
- Конечно, на тех условиях, о которых мы говорили. Но, если вы пожелаете изменить их со временем…
- Советник, - перебил даймё, - я служил покойному императору. Моё слово - слово самурая!
Фусю остановился и примирительно поклонился Нобунаге.
- Я не сомневаюсь в вашей чести, господин Нобунага.
- И правильно делаете, советник! - резко заметил даймё и надел шлем.
После непродолжительной перепалки они проследовали к Серебряному павильону и поднялись на нижнюю веранду, защищённую от изнуряющего зноя кроной разросшихся деревьев. Нобунага почувствовал, как его обдало прохладой и ароматом цветов.
Посредине веранды сидели три молодые девушки и наигрывали на бива[13 - Струнный инструмент.] приятную протяжную мелодию.
- Эту мелодию сочинил сам император, - пояснил советник. Даймё лишь одобрительно кивнул в ответ. Он любил музыку, несмотря на свой жестокий и воинственный нрав, - ничто прекрасное ему не было чуждо. Но сейчас Нобунагу заботила встреча с Гендзи, которого он в последний раз видел ещё при жизни Огимати, и многое с тех пор изменилось.
По мере того, как Нобунага в сопровождении советника Фусю поднимался на второй этаж павильона, до его слуха доносились стихи:
- Северный ветер
Рвёт листья с деревьев.
Листья кружатся,
Медленно падают вниз
Чтобы снова взлететь…[14 - Здесь и далее используются танка (пятистишье) Крючковой Елены.]
Наконец перед ними открылась просторная веранда, украшенная множеством серебристых гирлянд, которые оплетали деревянные колонны, балки, свисали с потолка, подобно блестящему дождю…
Молодой придворный поэт в кимоно цвета акации декламировал свои сочинения перед Гендзи-тенно, его матерью, вдовствующей императрицей Аояги и несколькими придворными. При виде советника и даймё он ретировался, удалившись вглубь веранды.
Госпожа Аояги невольно улыбнулась и, делая вид, что обмахивается веером, слегка прикрыла им лицо. Внутри Нобунаги поднялись давно забытые чувства - Аояги была по-прежнему хороша и желанна, несмотря на то, что недавно минула её тридцать четвёртая весна. Кимоно бледно-розового цвета, расшитое цветами гиацинта, придавало женщине некую девичью свежесть, её чёрные блестящие волосы, ниспадавшие на плечи, струились подобно великолепному водопаду.
Даймё невольно вспомнил, как боготворил молодую императрицу, восхищаясь её красотой, умом, умением вести беседу и порой направлять помыслы императора в нужное русло. Ему не хотелось признаваться, что своей преданной службой династии Огимати он обязан, прежде всего, прекрасной Аояги.
Советник Фусю сделал несколько шагов вперёд и почтительно поклонился.
- Тенно, явился господин Нобунага с нижайшей просьбой, - негромко сказал он.
Император пристально воззрился на просителя. В свою очередь даймё заметил насколько ему знаком сей взгляд - Гендзи был как две капли воды похож на покойного Огимати Митихито.
Нобунага приблизился к татами, на котором расположились Гендзи, госпожа Аояги и придворные. Он опустился на колени, снял шлем, поставил его рядом с собой и, склонившись в поклоне, коснулся лбом пола.
Гендзи молчал, взвешивая, стоит ли удовлетворять просьбу даймё? Будет ли этот вассал верно служить ему?
- Я рад видеть вас, господин Нобунага, - наконец произнёс Гендзи. Начало разговора означало, что проситель может подняться с колен и внимать словам императора.
- Благодарю вас, тенно. Для меня великая честь видеть вас и госпожу Аояги.
Вдовствующая императрица снова улыбнулась, вспомнив годы молодости, проведённые вместе с даймё.
- Что вы думаете о стихосложении молодого поэта? - неожиданно спросила госпожа Аояги.
Нобунага невольно вздрогнул, дрожь пробежала по всему телу.
- Они весьма изысканны, моя госпожа.
- Насколько я помню, вы также упражнялись в этом благородном ремесле.
Аояги пристально воззрилась на даймё, поигрывая веером, терпеливо ожидая ответа.
- Да, госпожа, но это было очень давно… - наконец ответил он.
- Вы правы… - согласилась красавица и вздохнула.
- Никогда не думал, что господин Ода Нобунага, верный самурай покойного императора, надеюсь, что вы также будете служить и мне, - Гендзи многозначительно посмотрел на даймё, - питал слабость к поэзии.
- Это так, мой тенно, - подтвердил даймё.
- А сейчас? Прекрасные строфы, ласкающие слух, не приводят вашу душу в трепет? - поинтересовалась госпожа Аояги.
- Вы позволите мне… прочесть?
Гендзи-тенно милостиво кивнул. Даймё отрешённо глядел вдаль, словно не был в Серебряном павильоне Императорского дворца, а наслаждался красотой холмов, раскинувшихся вокруг Бива.
- Сорванный ветром
Сакуры яркий цветок
Летит в небеса.
Почему он летает?
Потому, что свободен?..
Госпожа Аояги невольно вспомнила: это то самое пятистишье, которое ей так нравилось почти десять лет назад, она даже записала его и хранила свиток в своих покоях.
Юный император интуитивно ощутил, что между его матерью и господином Нобунагой существует некая неизвестная ему связь. Но какая? Как давно она была? И была ли вообще? Ведь так могут разговаривать мужчина и женщина, которым есть, что вспомнить… Впрочем…
Гендзи взглянул на свою матушку - несомненно, она ещё красива и достойна любви… Отец умер, он занял трон Аматэрасу, что останется ей - просто женщине?
Гендзи хлопнул в ладоши, советник Фусю, ожидавший своего часа, тотчас приблизился к императору. Тот отдал короткое распоряжение, Нобунага уловил смысл - оно касалось прошения.
Советник Фусю удался вглубь веранды и вернулся, держа в руках шкатулку из резного дерева, затем опустился на колени перед юным императором и открыл её.
- Ваша просьба, господин Ода, рассмотрена, - произнёс Гендзи. - Этот документ скрепляет законное право, согласно которому вы вольны устанавливать размер пошлины по своему усмотрению…
Нобунага в знак благодарности поклонился.
Глава 2
Тоётоми Хидэёси[15 - Тоётоми Хидэёси - бывший соратник Оды Нобунаги при устранении сёгуна Асикаги Ёсиаки, стремившегося свергнуть императора Огимати и захватить власть. Используя полкупы и интриги, Тоётоми сумел убедить Императорский совет и стать регентом при малолетнем императоре Гендзи (Гоёдзей), сыне Огимати. Регент обычно являлся и сёгуном, в его руках была сосредоточена вся исполнительная и военная власть, он решал: кого казнить, а кого помиловать.] - регент Поднебесной, человек, обличённый неограниченной властью, возлежал рядом со своей наложницей. Пресытившись любовными ласками, он не обращал внимания на молодую женщину. Раскинувшись на шёлковом одеяле, облачённый в юката[16 - Юката - домашнее или нижнее кимоно.], он предавался размышлениям.
Последние три года Тоётоми пребывал наверху блаженства, наслаждаясь долгожданной властью. Гендзи в силу юного возраста ничего не предпринимал без его ведома, но, увы, время неукротимо шло вперёд, оставляя регенту всё меньше шансов безраздельно править Поднебесной.
Тоётоми долго взбирался на вершину власти: ловкий интриган, и в то же время бесстрашный воин, умудрённый огромным жизненным опытом, постоянно выжидавший подходящего момента, дабы укрепить своё влияние и приобрести сторонников в стане покойного императора Огимати Митихито.
Неожиданно удача повернулась к самураю лицом: император тяжело заболел, тот же в свою очередь, не скупился на подкуп и посулы, дабы стать регентом и Верховным сёгуном. Теперь же Тоётоми был обеспокоен проявлением чрезмерной самостоятельности юного Гендзи. Подписать прошение Оды Нобунаги без его ведома - неслыханно! Неужели этот отпрыск рода Огимати умеет проявлять характер? Неужели он будет таким же, как покойный Митихито, который никогда полностью не доверял Асикаге Ёсиаки, предыдущему сёгуну?
Хидэёси также помнил о том, что Нобунага был верным псом Огимати Митихито. Конечно, он догадывался, что это была не просто преданность господину, а нечто большее. Здесь была замешана красавица Аояги. Её симпатии по отношению к Нобунаге, были явными, но покойный Митихито никогда не высказывался против того, что императрица излишне благоволит к даймё.
Теперь же Нобунага снова приближен, да ещё и обласкан юным императором. Увы, но советник Фусю, этот старый лис, отказался от тысячи рё, предложенных посредником регента. Как ни старались верные люди регента склонить советника на свою сторону - безуспешно, он был предан трону Аматэрасу и видел в служении императору смысл всей своей жизни.
В последнее время регент всё чаще стал подумывать: не послать ли ему в подарок советнику, скажем, дорогой перстень, пропитанный медленнодействующим ядом? Конечно, такой яд безумно дорог и в Поднебесной не найдётся ни одного смельчака, согласившегося бы его изготовить. Видимо, придётся отправить верного человека в Китай. Уж там, особенно в Пекине, можно при желании найти что угодно.
«Что ж, остановлюсь на подарке для старого Фусю… Он прожил слишком долгую жизнь… А, если он не примет подарок?.. Надо найти нужного человека, которому советник доверяет. Или доверял… Медлить нельзя: императорская казна будет неустанно пополняться за счёт доходов Нобунаги. Не хватало ещё, чтобы мальчишка направил эти средства на укрепление своих войск…» - размышлял регент.
Тоётоми взглянул на наложницу - она дремала, тончайшая юката была распахнута, упругая грудь притягательно вздымалась при каждом вздохе. Он прильнул щекой к животу женщины, погладил её стройные ноги и ощутил желание.
* * *
Хитоми пробудилась рано, едва забрезжил рассвет и наступил час Зайца[17 - Час Зайца - 5.00: 7.00]. Она сладко потянулась и снова укуталась шёлковым одеялом. Через два дня ей исполнится двенадцать, и она станет взрослой девушкой, возможно отец заключит выгодный союз и выдаст её замуж…
Хитоми свернулась калачиком, ей вовсе не хотелось думать о замужестве, она ещё слишком молода для того, чтобы возлечь на брачное ложе с мужчиной и удовлетворить его желания. Она вообще смутно представляла, как это делается, хотя знала, что все невесты перед свадьбой проходят специальное обучение, дабы не опозорить свой род неумелыми действиями во время первой брачной ночи.
Хитоми, конечно, слышала, как молодые служанки шепчутся, обсуждая достоинства того или иного самурая, вассалов её отца, Оды Нобунаги, - и только, на этом её познания о любви заканчивались. Девочка, теперь уже можно сказать, девушка, ибо три дня по достижении совершеннолетия пролетят быстро, сожалела, что ей не с кем посоветоваться - мать умерла вторыми родами. Пожалуй, Хитоми не постеснялась бы обратиться к наложнице отца, но он изгнал её из замка ещё давно. С тех пор Ода Нобунага не испытывал длительной привязанности к женщинам, постоянно меняя наложниц и, довольствуясь ласками избранных служанок. Те же почитали внимание господина за честь и всячески старались доставить ему удовольствие.
Хитоми не хотелось больше лежать, она встала и накинула поверх юкаты верхнее шёлковое кимоно. Оби[18 - Оби - пояс, который японские женщины и девушки завязывали поверх кимоно.] завязывать не хотелось - слишком долгое и кропотливое занятие.
Девушка открыла заветный сундук, в нём хранились дорогие девичьему сердцу вещи, в том числе и Кодзики[19 - Кодзики - записи о деяниях древности. Содержит мифы о сотворении Неба и Земли. Весьма почитаем синтоистами, поклоняющимися всему живому и обожествляющими: воду, воздух, землю, деревья, камни и т. д.], ещё принадлежавший покойной матери.
Она развернула первый свиток:
«В те времена, когда Хаос уже начал сгущаться, но ещё не было явлены ни Силы, ни Формы, и не было ничего ещё Имени, и ни в чём Деяния, кто мог бы познать его образ?
Но вот впервые настало разделение Небо-Земли, и три божества совершили почин творения; и раскрылись Мужское и Женское начала, и Два духа стали родоначальниками всех вещей…»[20 - Перевод со старояпонского Е.М.Пинус, 1972 год]
Хитоми часто читала Кодзики, ей казалось, что божественные свитки навсегда сохранили тепло материнских рук и так она может соприкоснуться с духом матери.
- Слышишь ли ты меня, мама? Мне так не хватает тебя…
Девушка расположилась на татами, прижала Кодзики к груди, закрыла глаза и попыталась вызвать из глубин памяти дорогой образ матери. Прошло почти шесть лет со дня её смерти, и милые сердцу черты постепенно теряли чёткость, они удалялись всё дальше и дальше…
Хитоми тряхнула головой, отчего длинные волосы, слегка собранные на затылке в узел, рассыпались и разметались по татами. Она убрала свиток обратно в сундучок, закрыла его, раздвинула фусуме и выглянула из комнаты. В замке Адзути стояла тишина, даже Ода Нобунага, имевший привычку пробуждаться в час Тигра[21 - Час Тигра - 3.00: 5.00], едва небосвод озариться всполохами восхода, спал после прибытия из Киото.
Хитоми выскользнула из комнаты и, не торопясь, ибо длинное кимоно, не подхваченное оби, не позволяло двигаться иначе, направилась к лестнице, ведущей на нижний ярус замка.
До слуха Хисикава Моронобу донёсся лёгкий шелест. Он, как истинный самурай, исполнявший свой долг, внутреннюю охрану замка Адзути, мгновенно сосредоточился, приготовившись извлечь из-за пояса вакидзаси. Но затем он уловил тончайший аромат сирени, который мог принадлежать только госпоже Хитоми.
Моронобу увидел девушку, спускавшуюся по лестнице. Первые лучи солнца, проникавшие через множество сёдзи[22 - Сёдзи - раздвижные двери, изготовленные из специальной бумаги, рассеивающей свет.], придавали ей сходство с мифическим существом. Они падали на шёлковое кимоно, отчего одеяние, бледно-голубого цвета, принимало оттенок фиолетового; чёрные волосы девушки отливали медью, её белая матовая кожа, словно созданная искусным фарфористом, казалась прозрачно-бледной…
Самурай замер, он почувствовал, как по спине пробежали «мурашки», внизу живота начало пульсировать… Он устыдился своих чувств, но ничего не мог поделать - Хитоми вызывала в нём желание.
Девушка поравнялась с ним и улыбнулась. Её необычный миндалевидный разрез глаз в то же время с неким кокетливым прищуром, который она унаследовала от матери, госпожи Но-Химэ, что была из древнейшего племени Айнов[23 - Айны - племена, заселившие остров Хоккайдо и Хонсю задолго до появления японских племён. Предположительно, они пришли с Алтая.], завораживал.
- Госпожа! - обратился Моронобу, подавив волнение и едва узнав свой голос.
Девушка остановилась и взглянула на самурая, широко распахнув глаза от удивления - вассалы отца избегали разговаривать с ней.
Моронобу немного оробел, но быстро взял себя в руки.
- Вы рано пробудились, госпожа. Ещё не наступил час Дракона… В замке все спят…
- Я знаю. Как вас зовут?
Самурай поклонился.
- Хисикава Моронобу, моя госпожа.
- О! Так вы верно, сын того самого храброго вассала, который пять лет назад спас отца от верной смерти?! - спросила Хитоми. Самурай скромно поклонился: действительно Ода Нобунага был обязан его отцу жизнью. - Вы не так давно на службе?
- Да, моя госпожа.
Любопытство Хитоми было удовлетворено сполна, единственное, что она хотела бы ещё узнать: сколько же лет красивому самураю? Она опять улыбнулась, решив, что, скорее всего, - шестнадцать. Иначе отец не взял бы его на службу и не доверил охранять Адзути.
Хитоми направилась к сёдзи, ведущей в сторону небольшого замкового пруда.
- Госпожа желает помолиться в Адзэкуру[24 - Синтоистское святилище в честь богини солнца Аматэрасу.]? - дерзнул спросить Моронобу.
Хитоми, не поворачиваясь, кивнула, раздвинула сёдзи и с удовольствием вдохнула свежий утренний воздух.
Наслаждаясь кратковременной прохладой, которая бесследно исчезнет к часу Змеи[25 - Час Змеи - 9.00: 11.00.] и воздух вновь раскалится так, что тяжело будет дышать, Хитоми направилась к замковому пруду, где на сваях возвышалось святилище.
Девушка вошла в Адзэкуру, её обдало запахом воды и цветочным ароматом - каждый день святилище украшалось свежими цветами, дабы задобрить Аматэрасу и Окамэ, дарующую счастье и спокойствие. Она опустилась на колени напротив алтаря, изображавшего лик Богини Солнца. По правую сторону от неё виднелась огромная черепаха Окамэ, по отношению к которой молодые обитательницы замка были особенно щедры.
Хитоми закрыла глаза и сосредоточилась: что же она желает попросить у Окамэ? - как и все, счастья и спокойсвтвия? Возможно…
Девушка и сама не знала, чего она хочет. Неожиданно, повинуясь некому порыву, она встала, скинула с себя верхнее кимоно, оставшись лишь в одной юката. Затем, сложив ладони вместе и прижав их к груди, поклонилась богам, и начала ритуальный танец кагура[26 - Кагура - легендарный ритуально-музыкальный танец, который был исполнен Амэ-но Удзимэ (синтоистским божеством) для Аматэрасу (Богине Солнца), когда та уединилась в небесном гроте и вся Вселенная погрузилась во тьму. Амэ-но Удзимэ столь искусно исполнила танец, что богиня заинтересовалась представлением и покинула своё убежище. В результате чего вернулся Свет.].
* * *
Юрико надела хлопковое кимоно цвета лимона, завязала тонкий пояс оби-агэ, поверх него - терракотовый оби. Затем пристегнула брошь, изображавшую стрекозу с огромными голубыми глазами из топазов, и ловко продела в неё декоративный шёлковый шнурок. После того, как наряд был закончен надлежащим образом, она собрала волосы на макушке и закрепила их тремя длинными шпильками.
Юрико намеренно пробудилась чуть свет, собираясь в святилище, надеясь, что в столь ранний час будет там одна, наедине с богами и попросит Аматэрасу и Окамэ о милости.
Она раздвинула сёдзи, ногой нащупала гета[27 - Гета - традиционная японская обувь.], машинально надела их и направилась к Адзэкуру.
Минуя живописный мостик, соединявший пруд и небольшой искусственный водоём, Юрико остановилась и задумалась: будут ли боги снисходительны? Внемлют ли они её просьбам? Она никогда ни о чём их не просила - боялась, что всесильная Аматэрасу прогневается за грехи матери.
Юрико попыталась вспомнить: когда же в последний раз она видела свою мать? - по всему получалось почти два года назад. То, что она увидела - показалось страшным и постыдным. Ещё молодая женщина, сохранившая остатки былой красоты, изгнанная когда-то из Адзути за предательство даймё, жила в простой крестьянской лачуге, что рядом с дорогой, ведущей в Киото. Небогатые путники останавливались в лачуге на ночь, а хозяйка, став дзёро[28 - Дзёро - продажная женщина.], оказывала им услуги определенного характера за весьма скромную плату.
Юрико помнила, как её мать с позором изгнали из замка, а ведь та была наложницей самого Оды Нобунаги. Но бурный темперамент матери не знал разумных пределов, она была настолько любвеобильна, что в отсутствии даймё соблазняла ради прихоти его же верных вассалов.
Юрико было пять лет, когда терпению Нобунаги пришёл конец, и он приказал изгнать неверную наложницу из замка в одном нижнем кимоно. Деваться несчастной было некуда, и с тех пор она поселилась в придорожной хижине, скатываясь в своём поведении всё ниже и ниже.
Нобунага знал, что его бывшая наложница ведёт постыдную жизнь дзёро, в душе считая, что та получила по заслугам, ибо у неё было всё - и любовь, и богатство, которыми она легкомысленно пренебрегла. Он не мог простить предательства…
Юрико смотрела на сине-зелёную воду, настолько прозрачную, что виднелись золотые рыбки, бесконечно сновавшие в глубинах водоёма. Она очнулась от горестных мыслей и продолжила свой путь.
По мере того, как Юрико приближалась к святилищу, до слуха всё отчётливее доносилась старинная песня айнов. Она сразу же поняла: так может петь только Хитоми. Девушка остановилась, раздумывая: стоит ли идти в святилище? И приняв решение, все же поднялась по деревянным ступеням; и, замерев у входа, не торопилась заходить внутрь.
Хитоми кружилась в сложном ритме кагуры, напевая древний мотив. Юрико потихоньку, дабы не мешать, присела около входа под колоколами и многочисленными гокей[29 - Гокей - узкие полоски бумаги, приносимые в дар синтоистским божествам. Обычно крепились при входе в святилище, дабы набегающие порывы ветра приводили их в движение.], залюбовавшись причудливым танцем младшей сестры.
Юрико невольно почувствовала, что испытывает зависть по отношению к ней. Конечно, даймё не обижал Юрико, считая своей дочерью, ведь девочки были необычайно похожи и красивы, с той лишь разницей, что старшей уже исполнилось тринадцать лет. Но Юрико тяготила жизнь в Адзути, где каждый обитатель замка знал правду о поведении её матери, а значит, она никогда не выйдет замуж, если только за ронина[30 - Ронин - самурай, потерявший службу у даймё по какой-либо причине.]. Впрочем, у неё был выбор - стать жрицей в одном из отдалённых храмов Аматэрасу. Увы, подобная жизнь совершенно не привлекала девушку: ей хотелось свободы и богатства. Но откуда им взяться?..
Хитоми завершила танец глубоким поклоном, предназначенным Богине Солнца, и, наконец, заметила сестру, скромно сидевшую у входа.
- Юрико? Ты тоже рано пробудилась? - удивилась она.
- Да. Хотела побыть в одиночестве, попросить богов о милости… - Ответила девушка и поднялась с колен. Она приблизилась к младшей сестре и пристально на неё посмотрела, с удивлением обнаружив, что они стали ещё больше похожи.
- Ты хочешь помолиться о хорошем женихе? - полюбопытствовала Хитоми.
- Возможно… - уклончиво ответила Юрико.
- Что ж, не буду тебе мешать. Через три дня - день моего совершеннолетия.
- Я помню, - спокойно ответила Юрико. Неожиданно в душе поднялась обида: её совершеннолетие прошло куда более скромно, чем планировалось предстоящее празднество.
Хитоми приблизилась к сестре, всецело понимая её тяжёлое душевное состояние. Сёстры были похожи не только внешне, обе и росли без матерей, им в равной степени не хватало женской поддержки.
Хитоми, поддавшись некому внутреннему порыву, обняла Юрико. Та растерялась.
- Приходи в мои покои, я подарю тебе новое кимоно, что привёз отец из Киото. Будешь на празднике самой красивой, наверняка кто-нибудь из гостей обратит на тебя внимание. Ты такая же дочь Оды Нобунаги, как я …
Юрико заглянула сестре прямо в глаза.
- Ты же знаешь, что - нет… Но всё равно я тебе благодарна.
* * *
Тория, старший сын регента и сёгуна Тоётоми Хидэёси, скучал. Отец постоянно заставлял его совершенствоваться в буси-до[31 - Путь воина.], чем вызвал откровенное раздражение сына. Тория, рожденный от любимой жены Манами, к разочарованию Хидэёси рос ленивым, изнеженным, не проявляющим ни малейшего интереса к делам семьи и сёгуната.
Вот и сейчас он попросту лежал на циновке в своих покоях, предаваясь любимому занятию - безделью. Поначалу, сёгун пытался заставить сына проявить себя на поле боя, но безуспешно. Тория вёл себя безынициативно, порой даже трусливо. Увы, но сёгуну, достигшему столь желанных высот власти, приходилось признать: старший сын не удался. И в кого только такой уродился?
Иногда у Хидэёси закрадывались сомнения, что Тория - не его сын, а плод измены его любимой жены. Ведь он часто оставлял её одну в замке Исияма[32 - ИСИЯМА ХОНГАН-ДЗИ, храм-монастырь основан в 14961496(, в устье реки ЁдоЁдо(, на побережье Внутреннего Японского моряВнутреннего Японского моря( за пределами разрушенной древней столицы НаниваНанива(, в провинции СэтцуСэтцу(. Война Оды с монастырем продолжалась с осени 15701570(, лишь после 5-летней осады, в августе 1575 настоятеля Косу (КэннёКэннё() наконец убедили сдаться. К моменту капитуляции весь храмовый комплекс был подожжен. По некоторым свидетельствам, это было сделано, чтобы победа над повстанцами не принесла Оде никаких материальных выгод. Вскоре на том же месте Тоётоми ХидэёсиТоётоми Хидэёси( начал строительство замка.], удаляясь в Киото по делам государственной важности. Даже допуская возможность измены, сегун не мог предположить: кто же из его вассалов наградил Тория столь дурной кровью? Перебирая одного претендента за другим, сёгун терялся в догадках. Его размышления обычно сводились к одному - всё-таки Тория его сын, в этом нет
сомнений: ведь внешне они так похожи!
Недавно Тории исполнилось шестнадцать лет - возраст, когда юноша становится мужчиной, воином, мужем и нередко отцом.
Но он не проявлял интереса к военному ремеслу, и как ни старался Хидэёси, нанимая лучших киотских гейш, настоящего мужчины из него так и не вышло. Тория был слаб, и потому семяизвержение свершалось мгновенно, стоило ему лишь прикоснуться к обнажённой груди гейши.
В последнее время Тория занимал себя тем, что рисовал в своём воспалённом воображении непристойные сцены, которые он просто мечтал осуществить с какой-нибудь гейшей. Но отец, отчаявшись, перестал нанимать киотских красавиц, предпочитая посещать их сам во время пребывания в столице.
Доведя себя порой подобными фантазиями до исступления, Тория метался по своим покоям, как безумный, круша всё, попадавшееся на пути. В этот раз он представлял непристойную картинку с участием Мико, старшей наложницы своего отца.
Мико была не молода, ей минуло тридцать лет, десять из которых она посещала спальню Хидэёси. Женщина была искусна в любви, но, увы, со временем господин охладел к ней, предпочитая киотских красавиц и юную наложницу.
Мико с достоинством приняла свою участь, но не посмела просить о милости выдать её замуж. За время своего фавора она родила Тоётоми двух дочерей, теперь же она вела затворнический образ жизни, редко покидая свои покои.
Тории нравилась Мико, он питал по отношению к ней некое чувтво, природу которого определить невозможно.
Вероятно, оно зародилось давно, когда он ещё десятилетним мальчиком проводил время рядом с фусуме спальни, где отец и Мико предавались любви. Тория закрыл глаза, отчётливо вспомнив те возгласы восторга, издаваемые любовниками, их сливающиеся тела, едва различимые через рисовую бумагу перегородки…
Однажды мать застала Торию за его недостойным занятием. Её гордость и честь были уязвлены. Но что она могла сделать? - всего лишь женщина, мать и жена…
Манами ничего не сказала мужу, лишь пожурив сына, который так и не оставил своих занятий, став осторожнее. Вскоре у Тории появилась другая привычка: подглядывать за девушками, когда они купаются в фураке[33 - Фураке - бочка для мытья.].
* * *
Тория засунул кинжал за пояс и направился в восточное крыло Исиямы, где жила Мико. В голове царил хаос - юноша точно не знал для чего он идёт к бывшей наложнице и что от неё желает.
Перед входом в Восточное крыло Тория замялся, внезапно его охватил страх, но, преодолев его, юноша всё же раздвинул сёдзи их и вошёл внутрь. Миновав охрану, он оказался в покоях Мико - они были изысканно и богато обставлены. Хидэёси умел быть благодарным по отношению к женщинам, подарившим ему лучшие минуты жизни.
Женщина рисовала, из-под кисточки на бумаге появлялись причудливые птицы. Она подняла голову и удивлённо взглянула на нежданного гостя.
- Господин Тория, вы решили навестить меня?
- Да…
Мико жестом пригласила юношу присесть на татами, что он тотчас не замедлил сделать.
- Как себя чувствует госпожа Манами? - из вежливости поинтересовалась хозяйка покоев.
- Благодарю… с ней всё хорошо…
Мико улыбнулась.
- Может быть, вы хотите присоединиться к моему занятию? Это не сложно, - предложила она.
Тория растерялся. От его решительности и болезненных фантазий ровным счётом ничего не осталось.
- Пожалуй… - согласился он.
Мико положила перед гостем чистый лист рисовой бумаги и поставила тушечницу с кисточкой. Тория растерянно посмотрел на все эти атрибуты.
- Что я должен делать?
- Рисовать…
- Но я не умею…
- Тогда, давайте займёмся каллиграфическим письмом, - неожиданно предложила Мико.
Тория кивнул, взял в правую руку кисточку, обмакнул её в тушь и замер.
- Не знаю, что написать, - признался он.
Мико ласково улыбнулась. Юноша почувствовал, что эта улыбка всколыхнула в нём некие чувства и тайные желания…
- Например, иероглиф «Желание»…
- Хорошо.
Тория ловко, несколькими решительными мазками отобразил иероглиф.
- Прекрасно. А теперь - «Женщина»…
Юноша пристально посмотрел на Мико, она была дивно хороша. В этот момент он прекрасно понимал отца, любившего наложницу почти десять лет. Её пухлые губы манили, её кожа источала нежный аромат, её волосы призывно блестели…
Он попытался сосредоточиться на письме и снова быстро, но на сей раз - небрежно, отобразил «Женщину».
Мико посмотрела на его труд.
- Хорошо, но женщина не терпит торопливости.
Слова попали в цель: Тория почувствовал себя уязвлённым. Он машинально схватился за рукоятку кинжала. Мико, прекрасно зная о неуравновешенном и вспыльчивом характере гостя, обворожительно улыбнулась.
- А тем более оружия, - заметила она, предвосхищая желание юноши извлечь кинжал. - Не желаете ли выпить сливового вина?
Тория молчал. Мико подошла к низкому столику, на котором стоял кувшин и две маленькие чашечки, из которых обычно пьют сакэ. Изящным движением она наполнила вином чашки, поставила на серебряный инкрустированный поднос и поднесла гостю.
- Прошу вас, господин Тория. Оно вам понравится.
Юноша немного успокоился: голос Мико действовал на него благотворно. Он пригубил вино и внезапно, почти сразу же, он почувствовал лёгкость во всём теле.
- Что это? - еле слышно спросил он.
- Я же сказала: сливовое вино, - ответила женщина, также делая глоток из чашечки.
- Оно… странное…
- Вы чувствуете себя легко и раскованно?
Тория удивился: как это точно Мико определила его состояние!
- Теперь изобразите иероглиф «Удовольствие», - сказала Мико и поставила чашечку на татами.
Тория допил вино, взял кисточку и попытался несколькими размашистыми мазками написать «Удовольствие». Иероглиф получился несколько смазанным и неровным.
- Ничего страшного, - ободрила его Мико. - Это только первый урок. Я уверена, если мы будем постоянно заниматься каллиграфией, то вы прекрасно овладеете «Удовольствием».
Она вынула шпильки, которые скрепляли волосы, те тотчас рассыпались по её плечам. Тория почувствовал, что страстно желает прикоснуться к ним. Он подсел к женщине как можно ближе, с новой силой ощутив её аромат, и погладил рукой волосы.
Мико нежно обняла юношу за шею, привлекла к себе и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим и страстным. Торию пронзило желание: он испугался, что вновь произойдёт преждевременное семяизвержение.
Мико, словно проникнув в сокровенные мысли юноши, сняла пояса и распахнула кимоно. Кровь прилила к голове Тории, когда он увидел обнажённую женскую грудь и потянулся за женскими прелестями… Но Мико резко встала и направилась к ложу, устланному богатым шёлковым покрывалом.
Тория вскочил и кинулся за ней. Мико не побоялась выставить вперёд правую руку и остановить нетерпеливого партнёра.
- Вы великолепно справились с первым уроком, господин Тория. Теперь вам следует раздеться.
Юноша подчинился: желание Мико оказалось для него законом и залогом предстоящего всепоглощающего удовольствия. Наконец-то его безумные мечты воплотятся…
Он сбросил кимоно, снял хакама[34 - Хакама - широкие мужские штаны, их также могли носить и женщины.], оставшись обнажённым.
- У вас красивое тело, - заметила Мико. - Нам следует пожелать взаимного удовольствия, - она поклонилась юноше, тот ответил тем же.
* * *
На следующее утро Тория решительно вошёл в покои отца. Тот изучал документы, попутно подписывая некоторые из них. Рядом стоял секретарь, готовый исполнить любое поручение регента.
Хидэёси оторвался от очередного документа и с удивлением воззрился на своего отпрыска, опасаясь очередной безумной выходки.
Тория сел напротив отца.
- Отец, я хочу просить вас об одном одолжении.
Хидэёси встрепенулся: чтобы сын говорил подобным достойным образом - неслыханно!
- Говори, Тория. Я постараюсь сделать всё, что в моих силах.
Юноша покосился на секретаря. Регент сделал знак и тот удалился.
- Я дерзну просить вас: отдайте мне Мико в наложницы! - выпалил Тория и сам испугался своей просьбы.
Хидэёси округлил глаза.
- А женщина желает этого?
- Да. Эту ночь я провёл в её покоях… - признался Тория. - Она… она - искусная любовница.
Хидэёси улыбнулся: в способностях Мико он никогда не сомневался.
- Сын мой, но Мико старше тебя более чем на десять лет.
- Мне всё равно. Я желаю её…
Хидэёси смотрел на сына и не узнавал его - перед ним сидел совершенно другой человек.
- Пусть будет так, как ты желаешь. Мико твоя.
- Благодарю вас, отец.
Глава 3
Замок Адзути возвышался на холме, что раскинулся близ озера Бива. Окружённый высокими каменными стенами[35 - Ода Нобунага первым в Японии окружил замок высокими каменными стенами, используя при возведении Адзути европейские принципы строительства. Предположительно строительство Адзути продолжалось почти десять лет под руководством архитектора Нивы Нагахидэ. До настоящего времени легендарный замок не уцелел, не выдержав многочисленных клановых войн.], из-за которых стремительно, словно полёт стрелы, вздымались ввысь три сторожевые башни-ягура, при первом же приближении он производил неизгладимое впечатление на гостей, прибывших на праздник совершеннолетия Хитоми.
Высота башен-ягура была настолько велика, что некоторые из гостей, покинув свои паланкины и не в силах скрыть изумления, стояли под стенами замка буквально с открытыми ртами. Один из даймё сравнил башни с тремя стрелами, и это поэтическое название вполне соответствовало их внешнему виду.
Налюбовавшись вволю красотой замка, гости снова расселись по паланкинам, слуги перенесли их по подъёмному мосту, переброшенному через ров, наполненному водой. Над воротами виднелась невысокая сторожевая башня, увенчанная новым гербом дома Оды - Парящим драконом.
Богатство Оды Нобунаги было несметным, что собственно и вызывало зависть соседей-даймё, и в такой знаменательный день хозяин Адзути пригласил только сподвижников, с которыми некогда служил покойному императору Огимати Митихито.
В Адзути стекались богатые паланкины в сопровождении охраны, устремлялись конные отряды вассалов - все они спешили на предстоящий праздник.
Замок со множеством комнат, украшенных будзинга[36 - Будзинга - так называемая живопись образованных людей, основанная на китайских художественных традициях.], а спальни - многочисленными абуна-э[37 - Абуна-э - эротические картины, представленные в гравюре на дереве.] по последней киотской моде, с изящными расписными внутренними раздвижными перегородками, произвели на гостей почти такое же впечатление как и башни.
Гости продолжали прибывать. Прибывшие же предавались приятному времяпрепровождению. Женщины с удовольствием прогуливались вокруг замкового пруда, зонтиками защищая кожу от палящего солнца и прячась в тени деревьев, неустанно обсуждая невиданные красоты Бива и Адзути. Некоторые из мужчин играли в го[38 - Го - древняя японская игра, аналог шашек.], другие же осматривали конюшни и фортификационные сооружения, не скрывая своего удивления и восторга.
* * *
Хитоми волновалась, впервые в жизни ей предстоит увидеть столько гостей: как они воспримут её? Понравится ли женщинам её праздничное кимоно? Найдёт ли её красота отклик в мужских сердцах?
Едва пробил час Дракона, как Юрико поспешила в покои сестры, дабы поддержать её в столь ответственный день.
…Юрико примеряла кимоно, обещанное сестрой: бирюзовый цвет был ей к лицу, а бело-серые журавли, вышитые на шёлке, смотрелись безупречно.
- Прекрасное кимоно. Ты выглядишь, как невеста императора. - Заметила Хитоми, любуясь сестрой.
Юрико улыбнулась и посмотрелась в зеркало из серебряной амальгамы. Да, она была ослепительна!
- Если бы ты знала, Хитоми, как я хочу выйти замуж! - призналась девушка.
Хитоми удивлённо вскинула брови.
- Так рано? Тебе плохо в Адзути?
Юрико внимательно посмотрела на младшую сестру.
- Нет, отец и ты добры ко мне. Но… ты же всё знаешь… Зачем спрашивать?
- Если ты понравишься знатному даймё или сыну вассала - отец даст за тобой достойное приданное. Я не сомневаюсь!
- Мне бы этого очень хотелось. Я хочу стать хозяйкой замка!
- Да, конечно, - Хитоми прекрасно понимала сестру, которая тяготилась своим положением в Адзути, постоянно стыдясь матери. - Но мне не хочется замуж… Вернее хочется, но позже… Я ещё не разобралась в своих чувствах.
Юрико засмеялась.
- Неужели, ты влюблена?!
- Не знаю… Но я постоянно думаю об одном самурае, - призналась Хитоми.
- Неужели? И кто же он? Если не секрет…
Хитоми замялась, но всё же открыла свой секрет:
- Хисикава Моронобу.
Юрико на мгновение задумалась, посреди её лба пролегла сосредоточенная складка…
- Кажется, Хисикава-старший спас нашего отца во время битвы. Что ж, Моронобу - достойный юноша. Он честен, смел, красив, не беден, предан нашему роду. Интересно Хисикава-старший пребудет на праздник в окружении своих воинов?
- Конечно, как того требуют правила этикета, - уверенно подтвердила Хитоми.
- Мне кажется, что отец не одобрит твоего выбора, - предположила Юрико.
- Почему?
- Ты - дочь одного из богатейших даймё, вхожего к самому императору. Моронобу же - просто самурай, вассал нашего отца.
- Но…но… - Хитоми хотела возразить, но так и не успела. В её покои вошли служанки. Две из них аккуратно держали в руках праздничное кимоно-фурисодэ[39 - Фурисодэ - церемониальная одежда (кимоно с очень длинными рукавами). Надевали девушки в день совершеннолетия или в день свадьбы. Является символом девственности. В день свадьбы богатые невесты также могли облачаться в специальное свадебное кимоно широ-маку.], третья - нижнее юката, четвёртая - небольшой сундучок, в котором лежали все необходимые аксессуары: пояса, шлейф, который пристёгивался к праздничному кимоно; подвески, брошь…
- Госпожа, Хитоми, близится час Змеи. Мы должны причесать и облачить вас в праздничные одежды, - почтительно, согнувшись в поклоне, произнесла одна из служанок.
- Преступайте. Но не забудьте сделать Юрико причёску, как у госпожи Омито, - распорядилась Хитоми.
- Она же украсила волосы перьями птиц! - воскликнула Юрико.
- Конечно. На тебе будет надето кимоно с журавлями, значит, волосы могут украшать перья этих прекрасных птиц, - констатировала Хитоми.
Служанки растерянно переглянулись.
- Госпожа, но у нас нет специально приготовленных журавлиных перьев…
- Досадно… Сколько у нас времени до начала празднества? - поинтересовалась Хитоми.
- Немного. Артисты бугаку[40 - Бугаку - ранний театральный жанр японского искусства. Включал в себя как ритуальные представления и песнопения, так и развлекательные - светские.] уже прибыли из Киото. Думаю, у нас осталось не более дзиккена. Господин Нобунага пожелал, чтобы к часу Лошади[41 - Час Лошади - 11.00: 13.00.] всё было готово, - дерзнула ответить одна из служанок.
- Хитоми, не стоит из-за меня так беспокоиться. У меня есть три нити прекрасного жемчуга, они как раз подойдут под журавлиный наряд.
- Да, да… Если их вплести в волосы… - задумалась Хитоми, глядя в зеркало, - получится весьма изысканно…
Старшая служанка приблизилась к Хитоми, распустила ей волосы и начала расчёсывать мягкой щёткой. Девушка закрыла глаза, её воображение рисовало Моронобу: вот он скачет на коне в полном военном облачении; вот он - рядом с отцом, Одой Нобунагой; а вот они просто идут по живописному берегу Бива…
Неожиданно ей пришли на память стихи, когда-то написанные матерью:
Подобно птице
Хочу я взлететь в небо.
И стать свободной
Как северные ветра,
Как алый ветер юга…
Хитоми очнулась: почему она вспомнила именно это пятистишье? Ведь свитки, написанные рукой матери, хранят множество стихов…
Девушка открыла глаза: на неё смотрело совершенно незнакомое лицо. Служанка сделала ей высокую причёску, продела в неё декоративные шпильки, украшенные подвесками из драгоценных камней, набелила лицо, подвела чёрной краской глаза и брови, накрасила ярко-красным оттенком губы…
Хитоми покачала головой, подвески всколыхнулись, переливаясь в дневном свете.
- Вы довольны, госпожа? - поинтересовалась служанка.
Девушка ещё раз придирчиво посмотрела на себя в зеркало и ответила:
- Да, вполне…
Две молодые служаки, ещё совсем девочки, наготове держали нижнее алое кимоно. Хитоми скинула хлопковое юката, оставшись обнажённой, девочки тотчас же облачили её в приготовленный наряд, затем подпоясали оби-ита[42 - Оби-ита - специальный корсет, позволяющий оби держать плоскую форму.], и только после этого старшая служанка поднесла госпоже праздничное кимоно цвета азалии[43 - Кимоно цвета азалии - нежно-розовое кимоно с тёмно-зелёной подкладкой.].
После того, как все пояса были завязаны надлежащим образом, впереди на оби приколота брошь в виде Парящего дракона, сзади к кимоно прикреплён длинный алый шлейф в виде замысловатого банта, наряд Хитоми стал выглядеть безупречно, и вполне мог соперничать с туалетами первых придворных красавиц Киото.
Оставался последний штрих: молодая служанка опустилась на колени перед госпожой и надела ей на ноги изящные поккури[44 - Поккури - дорогая деревянная обувь, расписанная художником, на ней крепились маленькие колокольчики. Обувь снабжалась специальной плетёной стелькой из травы.].
* * *
Ода Нобунага появился в покоях Хитоми в час Лошади. Девушка стояла перед зеркалом, служанка аккуратно расправляла алый шлейф её наряда. Даймё окинул взглядом свою дочь: под гримом и на высокой обуви она казалась гораздо старше. Рядом с ней скромно стояла Юрико. Нобунага сразу же заметил, что Хитоми переуступила своё новое кимоно с журавлями старшей сестре. Он улыбнулся дочерям.
- Вы - просто красавицы. Гости сгорают от нетерпения увидеть вас. Кстати, Юрико, обрати внимание на Токинобу Такуми. Ему уже восемнадцать и он подумывает о женитьбе. Его отец, киотский судья, Токинобу Сабуро, - мой давний соратник и уважаемый человек. Конечно, этот род не отличается огромным богатством, но имеет в императорской столице вполне приличный дом и множество слуг. - Юрико поклонилась в знак того, что поняла желание отца. - Тобой же, Хитоми, - продолжил заботливый отец, - интересуется Хадано Кайтю. Его владения простираются на север от Киото. Насколько мне известно, род Хадано владеет двумя замками и тысячью воинов, что немало важно.
Хитоми промолчала. Ей не хотелось думать о богатом даймё, на данный момент её интересовал только Моронобу.
- Я готова предстать перед гостями, отец, - покорно произнесла девушка и протянула руку отцу. Так отец и дочь, рука об руку, а вслед за ними - гости, последовали в святилище Аматэрасу, где почтенный каннуси[45 - Каннуси - синтоистский учитель, священник.] испросил у божеств благополучия, процветания и счастья для рода Оды.
Хитоми волновалась: перед ней мелькало множество лиц и кто из них - даймё Хадано Кайтю, она так и не поняла. Когда церемония в святилище завершилась, гости проследовали в чайный сад, где под сенью деревьев разместились множество столиков, украшенных букетами полевых цветов, произраставших на берегах озера Бива. Вокруг столиков лежали циновки, дабы все гости могли расположиться в соотвествии с их рангами.
Ода Нобунага и Хитоми сели рядом с почтенным даймё и пожилой женщиной в богатом изысканном кимоно, расшитом крошечными драконами в китайском стиле. На её оби виднелась золотая брошь в виде лисы. Даймё, которому с виду было около двадцати пяти лет, был облачён в тёмно-синее одеяние, на его груди ярко выделялся вышитый фамильный герб - опять же рыжая лисица. Такой герб Хитоми видела впервые.
Гости поклонились Нобунаге, он ответил тем же. Хитоми также выказала им почтительность.
За соседним столиком сидела Юрико, молодая девушка в алом кимоно и двое мужчин, один из которых - достаточно молод, но, увы, совершенно не красив. Далее разместились множество чиновников, прибывших их Киото, и губернатор крохотной северной провинции, давний друг Нобунаги. Словом, - все нужные и почтенные люди.
Музыканты, сидевшие тут же, в тени деревьев, заиграли на цитре[46 - Цитра - японский щипковый инструмент, аналог гуслей.] приятный неторопливый мотив. Его подхватили флейты-хаяси.
В чайный сад вошли четыре девушки, облачённые в кимоно нежно-зелёного цвета. В руках они держали чайные принадлежности. Девушки рассредоточились, каждая из них подошла к определённому столику, и поставила на него поднос с небольшим чайником из красной глины и такими же чашками.
Затем они наполнили чашки чаем и с поклоном поставили перед каждым гостем - чайная церемония началась.
Ода Нобунага первым взял чашку и пригубил из неё обжигающий ароматный напиток. Затем внимательно посмотрел на своих гостей, заметив, что молодой даймё Хадано не сводит глаз с Хитоми. Девушка старалась справиться с некоторой скованностью и волнением, вызванными торжеством и обилием гостей, также отведала чая. Нобунага заметил, как дрожит рука дочери…
- Хитоми, позволь познакомить тебя с моим соратником даймё Хадано Кайтю, - хозяин поклонился гостю, - и его матушкой, госпожой Хадано Навари.
Девушка поочерёдно поклонилась дорогим гостям. Теперь она поняла замысел отца: усадить её за одним столом с предполагаемым женихом, дабы они могли пообщаться, как то допускают приличия.
Госпожа Хадано Навари оказалась весьма неразговорчивой особой, впрочем Хитоми была только рада. На все вопросы молодого даймё девушка отвечала односложно и сдержанно. Нобунага же заметил: его дочь произвела должное впечатление.
Наконец, освоившись, Хитоми окинула взором многочисленные столики, в надежде увидеть Моронобу, но так и не найдя его, укорила себя за излишнюю самонадёянность - наверняка он, его отец с самураями охраняют замок.
Юрико почти сразу же догадалась: юноша напротив неё и есть Токинобу Такуми, а мужчина рядом с ним - его отец, киотский судья. Такуми, как воспитанный и образованный человек, завёл разговор о поэзии, литературе и музыке, неожиданно углубившись в учение конфуцианства, видимо, решив сразить девушку своими глубокими познаниями.
Юрико лишь поверхностно владела конфуцианством, и не всегда отвечала собеседнику надлежащим образом. Но, казалось, его это вовсе не смущало. После философских размышлений Такуми предложил почитать свои стихи. Его сестра, девушка в алом кимоно, весьма это одобрила, - бесконечные рассуждения брата утомили её.
Такуми задумался и, положив руки на колени начал читать нараспев, подражая киотским поэтам:
- В темноте ночи
В сумерках своей души
Я всё блуждаю.
Будет ли мне солнца луч?
Будет ли лунный блеск?
Он замолк и внимательно посмотрел на Юрико. Та засмущалась - спасли белила, через которые не проступил стыдливый румянец.
- Вам понравились мои стихи? - обратился Такуми к Юрико.
- Да, очень… - пролепетала она в ответ.
- Я пришлю целый свиток, если, конечно, вы окажите честь принять мои творения.
Юрико слегка поклонилась.
- Благодарю вас, почту за честь.
Судья Токинобу внимательно наблюдал за сыном и Юрико, всё более склоняясь к тому, что они могут стать достойной парой.
Чайная церемония продлилась до часа Обезьяны[47 - Час Обезьяны - 15.00: 17.00.]. Затем, почти до утра гостей развлекали актёры-бугаку…
Глава 4
Советник Фусю ожидал просителя. Наконец фусуме слегка скрипнула и отъехала в сторону - перед ним появился начальник дворцовой стражи Мунихира Нагаи. Он вошёл в покои и почтительно поклонился.
Советник сидел на коленях, вокруг него было разбросано множество свитков. Он жестом указал просителю занять место напротив.
- Слушаю вас, господин Мунихира.
- Господин Фусю, вы же знаете, что у меня есть сын. Недавно ему исполнилось восемнадцать лет…
- Да, - кивнул советник, - припоминаю. Красивый юноша.
- Благодарю вас, господин Фусю. Так вот он влюблён в дочь господина Агинэ, что из законодательного собрания. Род Агинэ считается одним из древних в Киото и поэтому…
- Господин Агинэ не хочет выдавать свою дочь за вашего сына. Я правильно вас понял?
Начальник дворцовой стражи закивал.
- Да, да, господин Фусю - не хочет! Прошу вашего содействия. Вот примите от меня в знак признательности и уважения, - проситель извлёк из-за пазухи небольшую бархатную коробочку и открыл её. Перед взором советника предстал массивный золотой перстень с бриллиантом, не менее, чем на восемь карат.
- Прекрасная китайская работа, - безошибочно определил советник.
- Вы как всегда правы, господин Фусю. Это действительно - тончайшая китайская работа. Перстень мне привезли на днях из самого Пекина. Прошу вас, примерьте. Если он не подойдёт вам, то я перезакажу другой…
Фусю, искренне тронутый подобным вниманием, взял перстень и надел его на средний палец левой руки, тот пришёлся как раз впору.
- О, господин советник! Перстень сделан на вашу руку как на заказ! - воскликнул Мунихира.
- Просто удивительно… Красивая вещь, бриллиант чистейшей воды…
- Можете не сомневаться! - с горячностью воскликнул Мунихира.
- Хорошо, я понял суть вашей просьбы. Я постараюсь повлиять на господина Агинэ. Надеюсь, ваш сын вскоре насладиться юной красавицей.
Фусю поклонился, тем самым показав, что время визита Мунихиры истекло. Действительно, за фусуме послышался шелест кимоно - пришёл ещё один проситель.
Мунихира покинул покои советника. Пройдя по дворцовым коридорам, он почувствовал слабость в ногах… Несомненно пятьсот рё за подобную услугу - достойная плата от сёгуна, но сейчас начальнику дворцовой охраны так не казалось. Он боялся, что хитрый, умудрённый опытом Фусю тот час же после его ухода снимет смертоносный перстень.
Мунихиру охватил страх…
* * *
Наконец поток просителей иссяк. Фусю мог перевести дух и немного расслабиться. Он позвонил в колокольчик: появилась служанка с подносом, на котором стояла небольшая икебана и чайные принадлежности.
Женщина наполнила горячим напитком чашку, советник махнул ей рукой. Служанка поняла, что может удалиться.
Советник развернул длинный свиток из плотной бумаги. Здесь были отмечены все денежные средства, поступившие в императорскую казну за последние полгода из княжества Нобунаги. Фусю посмотрел на итоговую сумму в самом конце свитка, которая несомненно производила впечатление - почти пять тысяч рё. Таких финансовых вливаний хватит с лихвой, дабы воплотить его давний план: создать личную императорскую гвардию, причём не из японских самураев, а из китайских наёмников, которые снискали славу воинов, безгранично преданных своему сюзерену.
Фусю хотел обезопасить императорскую власть, как и обещал покойному государю. К сожалению, отношения между императорскими институтами власти и всё более набирающим силу сёгунатом, были напряжёнными и порой весьма не простыми, разобраться в которых было под силу только опытному политику.
Советник понимал, если не принять радикальных мер, то государство вернётся к тому периоду, когда император считался фигурой чисто формальной, не принимавшей ни малейшего участия в управлении Поднебесной. Сёгун же сосредоточит в своих руках всю власть, фактически став единовластным правителем. Кто знает, что захочет предпринять Тоётоми? - возможно избавиться от Гендзи-тенно и самому сесть на трон Аматэрасу?..
Фусю сделал глоток чая, по телу распространилось живительное тепло. Он почувствовал, как снова заныли ноги, поэтому встал и прошёлся по комнате. На столе лежали подарки просителей, его слабость к драгоценностям хорошо известна при дворе. Советник скользнул по ним взглядом и чего только не увидел: и коробочки с сапфирами, изящное женское ожерелье для жены, и различные перстни, и мужские броши.
Но более всего советнику пришёлся по душе перстень с бриллиантом, преподнесённый Мунихирой.
* * *
Слух госпожи Аояги услаждала мелодия, которую наигрывал на бива придворный поэт-музыкант. Молодой человек был хорош собой, а вдовствующая императрица ещё свежа и красива. После смерти императора прошло почти четыре года, Аояги достойно соблюдала траур и не предавалась светским увеселениям.
Теперь же её охватила жажда жизни и любви… Она томно любовалась юношей.
Наконец сие занятие наскучило вдовствующей императрице, она приказала принести кисточку и тушечницу, дабы написать письмо Нобунаге. После её последней встречи с даймё минул почти год. Госпожа Аояги часто вспоминала о Нобунаге, а ещё более о годах молодости, когда бесстрашный самурай любил её…
Женщина обмакнула кисточку в тушь и вывела на рисовой бумаге:
«Господин Нобунага» …
Затем она задумалась: и что же потом? - как передать даймё свои чувства? - возможно он давно забыл о их прошлой любви… Ведь это было так давно…
Аояги закрыла глаза, молодой Нобунага предстал перед ней как наяву - сильный, смелый, умевший добиваться поставленной цели. Возможно, поэтому покойный император и приблизил его к себе. Расчёт был простым: Нобунага происходил, отнюдь, не из знатного рода Оды, чего весьма стыдился. И как всякий человек его положения старался во что бы то ни стало подняться по социальной лестнице. Император Огимати ловко использовал желание молодого самурая добиться богатства и положения в обществе. Он приблизил к себе молодого даймё, осыпав милостями, взамен же получив, безграничную преданность.
Иногда Аояги думала, что её любовная связь с Нобунагой входила в планы императора. Её покойный супруг не был ревнив, да и потом помимо Августейшей особы из внутренних покоев[48 - Имеется в виду императрица.], у императора было пять наложниц. И на увлечения своей супруги Огимати Митихито смотрел снисходительно, рассудив, что любовь императрицы и верного вассала никому не принесёт вреда.
Аояги снова обмакнула кисть в тушечницу и продолжила письмо:
«Господин Нобунага!
Давно ли вы утоляли жажду из реки Томину и ступали по древним следам на горе Асака[49 - Подразумевается занятие поэзией, но в данном случае - и любовью.]? После смерти императора мне необычайно грустно, что не с кем разделить сии приятные занятия.
Я знаю о вашей постоянной занятости делами княжества, да и потом ни для кого не секрет, что ваши отряды самураев постоянно пребывают в боевой готовности. Занятие - достойное. Но помимо повседневных дел государственной важности, есть и другие…
С нетерпением жду вас с визитом, ибо собираюсь вскоре совершить паломничество на священную гору Хиэй[50 - Гора недалеко от Киото.]…»
Госпожа Аояги исповедовала буддизм, также как все императоры Поднебесной в течение почти трёхсот лет. Вдова давно не посещала храм Энракудзи, после смерти императора она была там всего лишь один раз, дабы попросить Будду отправить её супруга на Чистую Землю[51 - Буддийский рай.].
С тех пор минуло несколько лет. Госпожа Аояги не отличалась особенной набожностью, история Поднебесной знавала и более преданное служение Будде императрицами, ей просто хотелось покинуть опостылевший дворец с его вечными формальностями и предрассудками. Предстоящее паломничество было для неё своего рода отдушиной, каплей свежего воздуха, а в сопровождении Нобунаги - ещё и приятным времяпрепровождением. В конце концов, даймё был вдовцом…
Аояги запечатала свиток личной печатью-айдзури[52 - Айдзури - цветная печать с использованием индиго в качестве ведущего цвета и его оттенков.] и протянула служанке.
- Для господина Нобунаги в замок Адзути…
- Да, госпожа…
- И как можно быстрее!
* * *
Хитоми и Юрико играли в го под сенью деревьев, поочерёдно передвигая отполированные фишки.
- Отчего ты грустишь, Юрико?
- Оттого что не хочу выходить замуж за Токинобу Такуми.
- Но свадьба состоится только на следующий год, - попыталась возразить Хитоми. - Тебе уже исполнится шестнадцать. Разве не ты мечтала выйти замуж?
- Да, конечно, мечтала, но - не за сына чиновника.
Хитоми пожала плечами и передвинула фишку.
- Но Такуми очень образован…
- На этом его достоинства заканчиваются, - неожиданно отрезала Юрико.
Хитоми удивительно вскинула брови.
- Откуда ты знаешь? Ты…
- Что тебя так удивило? Ведь наша свадьба - дело решённое…
- Да, прости меня. Просто отец ничего ещё не говорил о даймё Хадано, помнишь, что сидел напротив меня на чайной церемонии?
- Помню. Его мать постоянно молчала, словно рыба. Поверь мне: от такой жди беды.
- Юрико… - робко начала Хитоми, - а когда это случилось?
- Пять лун[53 - Луна, т. е. месяц назад] назад, когда отец отправил меня в Киото за покупками для приданного. Я остановилась в доме Токинобу… Всё произошло как и положено.
Хитоми округлила глаза.
- Ты про это так говоришь, словно…тебе безразлично.
- Совершенно. В постели с Такуми мне не понравилось. Его ласки не привели моё тело в трепет…
Хитоми издала возглас удивления.
- Но ничего нельзя изменить!
- Увы, - подтвердила Юрико. - Хотя впереди ещё целый год.
- Но… что может измениться за год? - недоумевало Юрико.
- Как знать… А тебе всё еще нравится Моронобу?
Хитоми опустила глаза.
- Да…
- Он, наверное, и понятия об этом не имеет, - констатировала Юрико.
- Зачем ты говоришь так?! Что изменится, если я открою чувства простому самураю?!
- По крайней мере, перед тем как возлечь на брачное ложе с господином Хадано, ты познаешь настоящую любовь.
- Может быть, отец передумал и не желает выдавать меня за Хадано?!
- Не за него, так - за другого. Мы нужны им, чтобы рожать детей. А дарить любовь наши мужья будут наложницам, - со знанием дела высказалась Юрико.
- Я не хочу так…
Хитоми насупилась, из её глаз потекли слёзы.
- Хитоми, ты просто - ребёнок. Нельзя всё принимать так близко к сердцу!
- А как можно?
- Не знаю, - призналась Юрико. - Мы с тобой - всего лишь разменная монета среди родственных клановых связей.
* * *
Хитоми, расстроенная словами сестры, удалилась в свои покои. Она открыла заветную шкатулку, доставшуюся от матери, и наугад достала свиток Кодзики.
«На остров Боги спустились с небес, воздвигли небесный столб, возвели просторные покои. Тут и спросил Идзанаги богиню Идзанами-но, свою младшую сестру:
- Как устроено твоё тело?
- Моё тело росло-росло, а есть одно место, что так и не выросло, - ответила она.
Тут Бог Идзанаги произнёс:
- Моё тело росло-росло, а есть одно место, что слишком выросло. Потому, думаю я, то место, что у меня на теле слишком выросло, вставить в то место, что у тебя не выросло, и родить страну. Ну, как родим?
Когда так произнёс, богиня Идзанами-но ответила:
- Это будет хорошо»[54 - Кодзики, свиток первый, глава четвёртая. Перевод со старояпонского Е.М. Пинус, 1972 год.].
Прочитав сии строки, девушка была потрясена: уж слишком они соответствовали её душевному состоянию и тайным мыслям. Она задумалась: как признаться Моронобу в своих чувствах? - но в тоже время: что будет, если отец узнает об их связи?
Хитоми свернула пергамент, убрала свиток и закрыла шкатулку. Она положила перед собой чистый лист бумаги, обмакнула перо в тушечницу и быстро, фонетическим[55 - Фонетическое письмо - упрощённое, так называемое женское письмо, в отличие от каллиграфического, основанного на сложных китайских иероглифах.] письмом написала:
Смотрю я в воду,
Моё отражение
Тени подобно.
В плену иллюзий Луны
Оно долго страдает…
Она свернула своё послание и перевязала тоненькой шёлковой лентой: но как же его передать? Поручить это служанке: значит, сообщить всему замку Адзути!
«Нет, я сама отдам письмо Моронобу…» - решила Хитоми.
Глава 5
В замке даймё Хадано Кайтю, что недалеко от Гифу, с нетерпением ожидали посланника сёгуна. Госпожа Хадано Навари потратила не мало слов, дабы убедить своего сына отказаться от Оды Хитоми и обратить свои взоры на другую невесту, не менее богатую.
Госпожа Хадано считала Оду Нобунагу выскочкой, который смог воспользоваться привязанностью императорской супруги Аояги, тем самым, заполучив в своё время придворные должности, возвысившие его до нынешнего положения.
Эта женщина считала, что быть союзником Нобунаги - выгодно лишь до определённого момента, уж слишком у даймё много влиятельных врагов, включая самого сёгуна. Господин Тоётоми недавно сложил с себя обязанности регента по достижении императором Гендзи положенного возраста. Но это была всего лишь формальность, на самом деле сёгун не собирался делиться властью с юным императором.
Поэтому он поспешно устранял своих противников: самым опасным из них был советник Фусю… Таких даймё, как Хадано, сёгун решил попросту купить - слугу, как и сокола надо кормить, - пообещав щёдрую награду за верную службу. И многие даймё, ещё вчерашние соратники Нобунаги, согласились.
Сторонников Нобунаги оставалось всё меньше. Наделённый острым политическим чутьём, Ода понимал - над Адзути сгущаются тучи. Он лихорадочно искал новых союзников, но они, увы, оказывались слишком не надёжными.
Столичные княжества[56 - Столичными назывались княжества, расположенные вокруг Киото. Помимо общепринятых налогов с них взималась подать на содержание чиновников и дворца.], граничившие с Адзути, такие как: Ямана, Такеда и Акамацу также переметнулись к ненавистному сёгуну Тоётоми, который пообещал им резко уменьшить налог, взимаемый пользу императорского и сёгунского дворов.
Положение Нобунаги становилось шатким - реально он мог рассчитывать только на себя и своих вассалов. Увы, но все его сыновья, на помощь которых он мог когда-то полагаться погибли в межклановых воинах. Старшие дочери, рождённые от наложниц, хоть и были удачно выданы замуж, однако их мужья предпочитали служить сёгуну.
* * *
Хадано Кайтю принял посланника сёгуна в присутствии своей матери. Тот с поклоном передал ему послание, из которого следовало, что Тоётоми предлагает скрепить союз с его пятнадцатилетней племянницей Окаюми.
Госпожа Хадано была наслышана о «прелестях» Окаюми и ставила их под серьёзные сомнения. Но перспектива породниться с одним из могущественных кланов Поднебесной взяла вверх. В конце концов, прозорливая мать посоветовала своему сыну поспешно, сразу же после свадьбы завести наложницу и не одну, что считалось вполне достойным знатного человека, а жену посещать раз в неделю, как того требовали приличия.
Вопрос о разрыве с Одой Хитоми госпожа Хадано сочла нужным оставить без внимания. Ибо теперь - это треволнения её отца, Оды Нобунаги.
Слухи о том, что даймё Хадано предпочёл племянницу сёгуна Хитоми, достигли Адзути примерно через месяц. Клан Хадано не скрывал своих намерений и вскоре об этом знали все торговцы, следовавшие через окрестности Бива.
Нобунага был оскорблён, его самолюбие уязвлено… Он понимал, что фактически остался один на один с мощным кланом Тоётоми, но как истинный самурай и последователь буси-до, не терял присутствия духа.
* * *
Нобунага старался поддерживать физическую форму и быть готовым к битве в любое время, поэтому он и его самураи постоянно упражнялись на тренировочных бамбуковых мечах.
Хитоми вышла из замка и, направившись к святилищу Аматэрасу, услышала яростные выкрики самураев, перемежавшиеся с ударами мечей. Она решила заглянуть на тренировочную площадку, дабы понаблюдать за «сражением».
Самураи, разбившись на пары, яростно атаковали друг друга, даймё внимательно наблюдал за ними. Завидев дочь, он позволил себе отвлечься.
- Отец, от господина Хадано по-прежнему нет никаких вестей? - сдержанно поинтересовалась она.
Нобунага нахмурился: рано или поздно этот неприятный разговор должен был состояться.
- Нет, он не прислал мне ни единого письма… Вот уже почти, как шесть лун минуло.
- Как вы думаете, что это значит? - беспокоилась девушка, хотя в душе испытывала радость, что молодой даймё потерял к ней интерес.
- Мне тяжело говорить об этом, Хитоми… До меня дошли слухи, что он жениться на племяннице сёгуна.
Хитоми с удивлением «вскинула» брови.
- Нет света без тени, отец. - Коротко ответила она. - А как же Юрико? Что с сыном судьи Токинобу?
- Свадьба состоится следующей осенью, всё обговорено, - небрежно бросил Нобунага и направился к самураям.
Из трёх сражавшихся пар уже выделялись явные победители.
- Моронобу, - обратился даймё к своему вассалу и встал в боевую позицию.
Молодой самурай приготовился дать достойный отпор.
Хитоми достаточно долго наблюдала, как сражаются отец и Моронобу… И это показалось ей символичным. Наконец на неё накатили внезапные слёзы, и, устыдившись своей слабости, она пошла прочь в направлении святилища.
Войдя в него и встав на колени перед ликом Аматэрасу, она разрыдалась. Вынула из широкого рукава письмо, написанное Моронобу, и хотела было сжечь, поднеся к тлеющей палочке с благовониями. Но плотная рисовая бумага не желала загораться, тогда Хитоми восприняла это как знак свыше, как благословление Окамэ, и убрала слегка обуглившееся письмо обратно в широкий рукав кимоно.
По пути к Западному крылу замка Хитоми остановилась и долго наблюдала за полётом птиц в небесной синеве.
- Подобно птице, хочу взлететь я в небо…. - едва слышно прошептала она.
Достигнув Западного крыла, девушка столкнулась с Моронобу. Он почтительно раздвинул перед ней створки сёдзи и поклонился.
Хитоми несколько замешкалась, но, сообразив, что эта встреча - шанс передать письмо, тотчас же извлекла его из широкого рукава кимоно, пока никого не было поблизости, и сунула небольшой свиток самураю за пояс.
Тот растерялся, не понимая, что сие означает…
Хитоми улыбнулась и быстро, насколько позволяет кимоно, поднялась на второй ярус замка, направившись в свои покои.
* * *
Нобунага надломил печать и распечатал послание госпожи Аояги, ощутив аромат её духов… Сердце его, давно очерствевшее и не знавшее вот уже много лет любви к женщине, внезапно охватил трепет. Он вспомнил события давно минувших дней: сколько же ему тогда минуло лет - тридцать? - тридцать два?..
Даймё задумался, мысленно подсчитывая годы правления покойного императора Огимати Митихито и в дальнейшем его сына Гендзи. По всему получалось, что в ту пору, когда госпожа Аояги была к нему чрезвычайно внимательна и снисходительна, ему действительно минуло тридцать вёсен, а императрице - едва исполнилось двадцать.
В то время, впрочем, также как и сейчас, Поднебесную раздирали на части межклановые воины. Государство захлёбывалось в крови своих же подданных. Сёгун Асикага Ёсиаки, сопредельный правитель императора, придерживался древней циничной истины: страви даймё и получи выгоду от их схватки, - что весьма успешно и воплощал.
Император в то время переступил свой сорокалетний рубеж и был достаточно мудрым правителем, дабы понять, что Поднебесная так долго не просуществует: ведь всегда есть опасность китайского вторжения, да и потом у её берегов всё чаще стали появляться португальские каравеллы…
Португальцы, покорившие Сиам и прилегавшее острова, подступали к Ямато[57 - Ямато - историческое государственное образование в ЯпонииЯпонии(, которое возникло в районе ЯматоЯмато( (современная префектура Нарапрефектура Нара() региона Кинкирегиона Кинки( в III-IV веках. Существовало в течение одноимённого периода Яматопериода Ямато( до VIII векаVIII века(, пока не было переименовано в 670 году в Ниппон «ЯпониюЯпонию(всё ближе, уже запустив свои щупальца и в Корейское королевство. Сможет ли Поднебесная противостоять натиску португальцев, ведь у них - мушкеты и пушки?
И вот тогда на политической арене появился Ода Нобунага, молодой самурай из провинции Овари. Он был беден, но честолюбив, и во чтобы то ни стало желал добиться своей цели - стать уважаемым и влиятельным даймё.
Впервые император увидел Нобунагу на Большом совете, где обсуждалось положение, сложившее в государстве. Советники лишь разводили руками, не зная, что делать. И тогда Ода Нобунага поразил своей пламенной речью присутствующих в зале:
- Митихито-тенно, - обратился он к императору. - В совете - я человек новый. Но всё прошу меня выслушать, ибо род Ода, хоть и небогат, но предан династии Огимати.
Император удивился напористости молодого вассала. Главный советник Фусю, тотчас же начал нашептывать тому на ухо о том, как молодой Нобунага с малым числом самураев отразил нападение противника, превосходившего его числом и мощью в несколько раз. Митихито-тенно кивнул, что означало дозволение говорить.
- Советники, собравшиеся сегодня, не раз подчёркивали - положение сложилось критическое. Оно напоминает события давно минувших дней, когда ваш предок Томохито Го-Нара был вынужден пойти войной на сёгуна. Но…последствия для Поднебесной оказались печальными.
- Мы все помним уроки прошлого. - Спокойно заметил император. - И не собираемся повторять ошибки своих предков.
Нобунага поклонился.
- Португальцы - серьёзная угроза, если с ними не наладить взаимовыгодные отношения.
Советники зашептались, по залу пробежал ропот.
- Неслыханно! - возмущались почтенные вельможи. - Договариваться с чужаками! Где самурайская честь? - кричали они.
Император выдержал бурю эмоций своих советников, и подытожил:
- Мы так и не выслушали: что же предлагает господин Ода Нобунага?
Даймё почтительно поклонился императору.
- Я предлагаю: вступить с португальцами в переговоры. Выяснить, чего они хотят? И тогда мы поймём, чем они могут быть нам полезны. Не для кого не секрет, что Сиам не сумел своими слонами и мечами противостоять их мушкетам и пушкам. Теперь же - во владении португальской короны всё морское побережье Сиама. И на сколько мне известно, они ищут новые торговые пути… В их планы не входит покорение новых территорий - Португалия небольшая страна, а её колонии слишком разрослись. Их же требуется удерживать, потому как существуют и другие морские державы.
Император был крайне удивлён осведомлённостью Нобунаги. Он тут же оценил: перед ним человек незаурядных способностей, который поможет ему сохранить трон Аматэрасу.
- Я обдумаю ваши слова, господин Нобунага.
Император встал, что означало окончание совета. Когда советники покинули зал, Огимати Митихито приблизился к расписной ширме, стоявшей в углу, из-за которой появилась молодая императрица Аояги. Природа была щедра по отношению к ней и наделила не только божественной внешностью и статью, но и незаурядным умом. Несмотря на то, что император был намного старше своей супруги, он безраздельно ей доверял и прислушивался к её советам.
- Вы позволите, тенно? - Аояги ослепительно улыбнулась и взмахнула ресницами. Она знала: ни один мужчина не может устоять перед её взглядом.
- Вы же знаете, как мне важно знать ваше мнение, Аояги…
Императрица слегка поклонилась.
- Ода Нобунага заслуживает доверия. Моя интуиция подсказывает мне, что именно ему следует поручить переговоры с португальцами. Несомненно, он добьётся успеха. Я опасаюсь, что люди сёгуна могут опередить нас…
Митихито внимательно осмотрел на супругу.
- Ваша прозорливость ни разу не подвела. Я сделаю именно так, как вы советуете…
- Но, тенно, позвольте мне самой переговорить с господином Нобунагой.
- Аояги, вы хотите, чтобы несчастный из провинции Овари потерял голову от вашей красоты? - игриво спросил император и рассмеялся.
- Думаю, что это не будет излишним… - скромно ответила молодая императрица.
* * *
Вскоре в особых покоях императрицы, где невозможно подслушать разговор, состоялась встреча госпожи Аояги и Оды Нобунаги.
Молодая императрица умела произвести впечатление: она предстала перед Нобунагой в нежно-лиловом кимоно, расшитом ирисами. Её волосы были скреплены лишь одной заколкой, небрежно подхватывая их, образуя заниженный хвост, который предпочитали носить женщины эпохи Хэйан[58 - Примерно IX-XII века.].
Она указала жестом на татами, Нобунага опустился на колени, готовый выслушать свою повелительницу. Та ж не торопилась перейти к делу, и расположившись напротив, спросила:
- Скажите, господин Нобунага, бывают ли у вас такие чувства, когда с первого же взгляда проникаешься доверием к человеку?
Даймё прекрасно понял, что имеет в виду прекрасная Аояги. И ответил ей напрямую:
- Мне бы очень хотелось, чтобы вы, госпожа Аояги, полностью доверяли мне. Я никогда не предам дело императора, ибо мне не безразлична судьба государства.
Аояги понравился ответ собеседника, она улыбнулась и открыла резную шкатулку, стоявшую рядом.
- Вот грамота, подтверждающая ваши полномочия в переговорах с Португалией, скреплённая подписью и печатью императора. С сегодняшнего дня вы - посол.
Она с поклоном передала свиток даймё, намеренно коснувшись его руки.
…Нобунага, уже покинув императорский дворец в Киото и, двигаясь в направлении устья реки Ёдогавы[59 - Ёдогава - река, берущая начало из озера Бива, впадает в Окский залив.], где дрейфовали две португальские каравеллы, не мог забыть этого момента.
* * *
В окружении двадцати преданных самураев и их воинов-байсинов[60 - Байсин - вассал вассала.], Ода Нобунага достиг небольшого рыбацкого селения Осака. Приближался час Собаки. Морской прохладный бриз приятно обдувал разгорячённое скачкой лицо. Нобунага много раз видел китайские и корейские торговые суда, они всегда производили неизгладимое впечатление на людей, не имевших отношения к морскому делу. Но эти каравеллы… приводили в трепет.
Осеннее солнце «погружалось» в море, окрашивая его воды в красный цвет. Посол напряг глаза, чтобы лучше разглядеть португальские корабли: они были огромными, их мачты и приспущенные паруса, ощерившиеся пушки - вселяли страх и то же время порождали чувство уважения перед людьми, сумевшими сотворить подобное чудо.
Нобунага пожалел, что в его распоряжении нет хотя бы одной каравеллы…
- Найдите старосту деревни, - приказал посол. - Надо расположиться на ночлег. Завтра - ответственный день.
Утром, едва приблизился час Змеи, Нобунага с пятью самураями и знаменосцем, разместились в небольшом рыбацком судёнышке, пропахшем рыбой. Опытные рыбаки, получившие по два рё каждый, усердно налегли на вёсла.
Нобунага поднял голову, с любопытством и восторгом разглядывая вздымавшийся из воды борт португальской каравеллы, к которой дерзнула приблизиться жалкая рыбацкая посудина. Самурай прокричал:
- Императорский посол!!!
Португальцы ещё с вечера заметили прибывший отряд самураев. Они развлекались тем, что поочерёдно рассматривали Осаку в подзорную трубу. Поэтому капитан каравеллы был уверен - отряд появился не спроста, японцы готовы к переговорам.
Нобунага увидел нечто, летевшее сверху, но не выказал ни малейшего страха перед этим предметом. Вскоре он с удивлением обнаружил, что «нечто» - всего лишь верёвочный трап, причём с виду весьма надёжный.
Однажды в Тотори[61 - Тотори - порт на берегу Японского моря.] он видел, как моряки ловко карабкались по таким верёвочным лестницам, очищая борта корабля от многочисленных ракушек и водорослей. Он уверенно обхватил трап и начал подниматься, самураи последовали его примеру…
Первым, кого увидел императорский посол, был худой, высокий, черноволосый человек, с носом, схожим с журавлиным клювом, облачённый в тёмное просторное одеяние, подпоясанное верёвкой.
Позади него собралась вся команда, явно при параде: европейская мужская одежда поразила посла, ничего подобного он не видел, и смутно представлял, как в подобных узких куртках, штанах, безвкусных головных уборах, да ещё с таким обилием украшений, можно вообще передвигаться. Да и лица иностранцев приводили в ужас: длинные носы, круглые глаза… - словом, португальцы показались Нобунаге крайне неприятными.
Посол сложил ладони около груди и почтительно поклонился. Португальцы прекрасно понимали, что гость их приветствует, и все как один сняли широкополые шляпы, украшенные роскошным плюмажем и драгоценными подвесками, сделав изящный реверанс.
Нобунага снова удивился европейской почтительности, но как истинный самурай не подал виду. После завершения светских формальностей, посол произнёс:
- Моё имя Ода Нобунага, я - посол императора Поднебесной Огимати Митихито.
Неожиданно худощавый португалец, тот что с журавлиным носом, сказал на чистейшем языке Четырёх морей[62 - Четыре моря - Япония.]:
- Я - брат Доминго, член Ордена доминиканцев-проповедников. Прибыл на ваши земли в качестве миссионера.
Нобунага не знал значения миссионерства, но догадывался, так как был наслышан от корейских и китайских торговцев о том, как португальцы покупают у казны прибрежные земли, где строят свои храмы, в которых почитают распятого на кресте человека, Иисуса Христа. Мало того, они пытаются и других убедить, что вера их единственно правильная, и если примешь её - непременно попадёшь в Рай. Что такое Рай Нобунага догадывался - нечто похожее на вечно цветущие сады Аматэрасу…
К послу подошёл важный пожилой господин, совершенно седой, одетый в тёмно-синий бархатный камзол, отделанный золотой вышивкой, такого же цвета трико, плащ насыщенного вишневого цвета, поверх которого виднелась массивная золотая цепь со вставками из рубинов, ноги его были облачали высокие ботфорты из мягкой кожи. Шляпу португалец держал в руках, видимо, считая не почтительным надевать её во время беседы с послом.
Брат Доминго быстро перёвёл разговор своему патрону, который тут же с жаром заговорил.
- Граф Игнацио ди Латорго, эмиссар Его Величества Португальского, приветствует вас на своём судне, а также выражает надежду, что вам понравится оказанный приём и послужит дальнейшему взаимопониманию двух великих держав. Он приглашает вас, господин посол, в кают-компанию, дабы испить чаю и провести время за приятной беседой.
Нобунага кивнул.
- Поблагодарите господина Игнацио. Ибо я с ним совершенно согласен в том, что наши державы - одни из самых великих.
Брат Доминго бегло перевел ответ посла. Граф сдержанно улыбнулся при упоминании о великих державах, потому как Португалия в силу своих амбиций и территориальных претензий, считала великими лишь тех, кто мог дать ей достойный отпор. По мнению Его Величества короля Португалии Япония таковой не являлась.
* * *
В Киото посол возвращался в глубокой задумчивости. В течение двух дней, начиная с часа Змеи и вплоть до часа Собаки, Нобунага общался с португальцами и многое узнал. Теперь он тщательно обдумывал, как с выгодой использовать свои знания.
Его предположения по поводу того, что Португалия не собирается захватывать Поднебесную, подтвердились. Иностранцы были лишь заинтересованы в миссионерстве, считая японцев дикарями-язычниками, поклоняющимися духам природы. И как водится, прибыли спасать их грешные души, дабы открыть путь к вечной жизни.
Нобунага усмехнулся, неожиданно ему пришла мысль о том, что если бы у Четырёх морей был такой флот и военный потенциал, как у Португалии, то самураи вместе с синтоистскими и буддистскими монахами вполне бы могли высадиться в Европе, дабы обращать этих странных самоуверенных людей в свою веру.
Осеннее солнце садилось за Арасияму[63 - Живописная гора в Киото.], когда посол и его отряд, миновав Западные ворота, въехали в город и направились на улицу Нидзё, что рядом с императорским дворцом. Именно там Нобунагу с нетерпением ожидал советник Фусю.
Дом Фусю был просторным, состоял из нескольких ярусов, во всём чувствовалась утончённость и тяга к прекрасному. Даже сёдзи дома были расписаны столь изящно, что Нобунага невольно залюбовался.
Советник был уже немолод, при дворе он служил настолько давно, что сам затруднялся сказать, сколько именно, благополучно пережив нескольких императоров и регентов. И, конечно же, за столь долгую службу, на которой Фусю играл немало важную роль, он скопил завидное состояние, большая часть которого приходилась на излюбленные им драгоценности.
Португальцы прекрасно знали местные обычаи и щедро одарили Нобунагу подарками. Это были ювелирные изделия из морского жемчуга, добываемого у берегов Сиама, обладавшего потрясающим розоватым оттенком.
Встреча посла и советника произошла сдержанно, Фусю сгорал от нетерпения услышать все подробности, скрывая это под напускным равнодушием. Он встретил желанного гостя при входе, поклонился и пригласил его войти в дом. Они миновали длинную галерею, затянутую сплошь расписной рисовой бумагой и очутились в просторном помещении, пол которого был полностью устлан циновками со множеством цветных шёлковых подушечек, которые Фусю, сидя, часто подкладывал под свои больные ноги.
Посередине зала возвышалась средних размеров металлическая жаровня-хибата, распространявшая живительное тепло. Фусю сел рядом с ней, жестом пригласив посла расположиться напротив.
- Вечера становятся прохладными, - заметил Фусю. - Старею, начали болеть ноги, да и кости ломит, - пожаловался он и вопросительно воззрился на посла.
- Господин Фусю, - начал Нобунага. - Португальцы просят у нас земли, где они могли бы возводить свои ритуальные храмы и проповедовать свою религию…
- А что же взамен? - поинтересовался советник.
- Огнестрельное оружие, - отчеканил Нобунага. Советник встрепенулся. - Будучи в Китае, мне приходилось видеть европейский мушкет - весьма эффективное средство на поле боя. Португальцы готовы поставить нам партию таких мушкетов, скажем восемьдесят штук.
Фусю заметно оживился.
- Прекрасно. Надо договариваться немедленно, дабы нас не опередили. Мушкеты решат исход политического противостояния императора и сёгуна.
Нобунага кивнул, правда, он скрыл, что уже предварительно договорился с португальцами на поставку ста мушкетов (двадцать из которых намеревался отставить себе) и соответственно пороха, хотя порох можно было закупить и у Китая…
- Что же касательно земель под христианские миссии… - протянул советник и, кряхтя, пересел на подушку. - Стоит подумать… Лучше всего, если португальцы разместятся недалеко от Киото.
- На озере Бива, - решительно предложил Нобунага, - и землях к нему прилегающих, которые я бы хотел получить во владение…
Фусю задумался, оценив предприимчивость самурая.
- Пожалуй… Это единственно правильное решение. Я переговорю с императором Огимати.
Нобунага был преисполнен уверенности в том, что португальцы помогут ему добиться желаемого - положения при дворе. Именно он - сын безызвестного даймё из провинции Овари, станет проводником императорской воли и владельцем княжества в самом сердце государства.
Нобунага встал и поклонился.
- Вы не останетесь до утра? - наигранно удивился Фусю.
- Не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством…
- Что ж, - советник потянулся к колокольчику, стоявшему на изящной этажерке, и позвонил несколько раз. Вошла женщина. - Вас проводят, господин Нобунага. Госпожа Аояги желала видеть вас тотчас же по прибытии в Киото. - Он многозначительно посмотрел на посла.
* * *
Сгущались сумерки, когда Нобунага и его немногочисленное сопровождение приблизились к императорской резиденции и миновали одни из боковых ворот. Близился час Лошади…
Служанка, встречавшая посла, предусмотрительно взяла в стражницкой небольшой масляный фонарь, дабы освещать им путь. Затем она долго петляла по галереям и бесконечным дворцовым переходам (Нобунага, следовавший за ней, сгорал от любовного нетерпения), наконец, достигнув покоев вдовствующей императрицы.
Служанка остановилась перед фусуме, расписанными цветами необычайной красоты, и отворила их. Из глубины помещения раздался волшебный голос:
- С возвращением, господин посол. Я жду вас…
Нобунага безошибочно узнал госпожу Аояги.
Глава 6
Нобунага замер: внезапно он ощутил запах Аояги, в воображении коснулся её губ, распахнул шёлковое кимоно, наслаждаясь обнаженной грудью, снова услышал её учащённое дыхание… О! Молодость!
Мужчину охватила дрожь, но в комнате не было холодно, в жаровне всё ещё тлели угли…
Нобунага отложил письмо госпожи Аояги, достал из сундука лист бумаги и тушечницу. Обмакнув перо, он ещё долго размышлял: как начать письмо? Как объяснить ей, что прошедшие годы ничего не изменили, и он по-прежнему желает её? Как признаться, что ему опасно появляться в Киото, ибо потеряны все союзники, а сёгун Тоётоми с каждым днём набирает силу?..
Наконец, после долгих раздумий и мучений, Нобунага решил написать просто:
«Досточтимая госпожа Аояги!
С упоением принимаю Ваше предложение, ибо ничего я не желаю так более страстно, как испить с Вами воды из волшебной реки Томину. Но прошу о снисхождении: встретить ваш паланкин по дороге, ведущей на гору Хиэй в храм Энракудзи…»
На следующий день в час Лошади Нобунаге доставили ответ от госпожи Аояги:
«У меня для вас два известия. Первая: господин Фусю занемог, причём симптомы болезни весьма странные. Я отправила ему своих лекарей, но они затрудняются определить характер недомогания. Думаю, Фусю слишком стар, пришло его время отправиться в сады Аматэрасу. Я пыталась вспомнить: сколько же он служит императорскому дому? - по моим подсчётам не менее пятидесяти лет…
Вторая: я приготовила вам подарок. Надеюсь он не оставит вас равнодушным…
Жду вас завтра, в час Змеи на дороге, ведущей к монастырю».
* * *
Нобунага пробудился в час Тигра. И хотя до часа Змеи оставалось ещё два дзиккена, которых вполне хватило бы одеться, выпить чая со сладкими рисовыми шариками, пудингом и двинуться в путь к Хиэй, - он торопился.
Даймё умылся и отдал слуге распоряжение приготовить чай. Испив три чашки, Нобунага понял, что волнуется, словно ему недавно исполнилось четырнадцать, и он впервые познал женщину. Есть ему не хотелось, рисовый пудинг так остался стоять не тронутым.
Даймё приказал принести праздничное одеяние из тёмно-зелёной парчи, расшитое золотыми Парящими драконами. Он снял домашнее кимоно, оставшись в одних хакама, и с пристрастием посмотрел на себя в отполированную поверхность серебряного зеркала. Несмотря на то, что Нобунаге минуло сорок пять лет, и он изрядно поседел от постоянных земных забот, фигура осталось прежней - стройной, поджарой с резко очерченными мышцами живота. Невольно Нобунага вспомнил, как госпожа Аояги любила обводить их контуры своими нежными пальчиками… И облачился в чистое шерстяное кимоно.
Слуга подержал праздничное кимоно над жаровней, дабы тяжёлая парча немного прогрелась. Нобунага отнюдь не слыл изнеженным человеком, в былые времена ему приходилось ночевать на голой земле. Но уже стояли холодные осенние дни, по ночам от озера тянуло влагой, а по утрам сгущался плотный молочно-белый туман, окутывавший Бива и его окрестности. Поэтому во всех спальнях замка стояли жаровни-хибата, приходилось постоянно поддерживалось тепло.
Парчовое кимоно достаточно прогрелось, и Нобунага не без удовольствия облачился в него. Затем надел лёгкий кожаный нагрудник, решив, что полное военное облачение для посещения монастыря, который он когда-то пытался взять штурмом[64 - Члены кланов Адзаи и Асакура, враждебные клану Оды, некогда пытались укрыться за стенами Энракудзи, надеясь на то, что Нобунага не посмеет его штурмовать. Но это не умерило решительности Оды Нобунаги, и он приказал осадить стены монастыря, готовясь к штурму. Монастырь от полного разрушения спасло лишь личное вмешательство императора Огимати.], не уместно. После чего опоясался, продев мечи в ножны. Слуга, низко склонившись, поставил перед господином гета с тёплой стелькой, которые тот не преминул надеть. И в последнюю очередь подал атласную стёганую куртку, которая завершила облачение Нобунаги.
Нобунага направился в конюшню, дабы решить: какого коня ему выбрать? Он прошёлся, заглянул в каждое стойло, наконец, остановив свой взор на коне оленьей масти[65 - Коричневый круп, чёрные: грива, хвост и нижняя часть ног.].
Ода Нобунага в сопровождении небольшого отряда самураев и воинов-байсинов покинул Адзути, направившись на встречу с прекрасной Аояги.
* * *
Рано утром, едва пробудившись, госпожа Аояги, тотчас отправила служанку на улицу Нидзё в дом господина Фусю, дабы справиться о его самочувствии. Всю ночь в спальне советника не смыкали глаз два императорских лекаря. Они долго совещались и, наконец, решив, что недомогание вызвано разливом желчи, вредоносной для организма, предписали больному специальные травяные настойки.
После принятия лекарства, господин Фусю почувствовал себя легче: отёчность левых руки и ноги немного спали, боли в животе уменьшились. Лекари уже мысленно возблагодарили богов….
Госпожа Аояги, получив известие о том, что советник пошёл на поправку, со спокойной душой направилась на встречу с Нобунагой.
Паланкин госпожи Аояги (и вооружённый до зубов отряд сопровождения) неспешно выехал из императорского дворца через ворота с Золотыми петухами, проследовал через улицу Нидзё, затем обогнул подножье горы Арасияма, миновал, вызывающее трепет, священные костры Торибэяма[66 - Торибэяма - гора близ Киото, у подножья которой совершали кремацию.], и направился на северо-восток.
Дорога к монастырю Энракудзи петляла среди многочисленных гор, окружавших Киото. Клёны, усыпанные красной осенней листвой, навевали на Яшмовую госпожу[67 - Иносказательно - императрица. Согласно японской мифологии, существовало три регалии японских императоров: бронзовое зеркало, подвескиподвески( из драгоценных камней-яшмыяшмы( (поэтому императорский дом и называется Яшмовым) и меч Аматэрасу. Символизируют соответственно мудрость, процветание и мужество. По синтоистскому преданиюсинтоистскому преданию(, регалиирегалии( были переданы богиней АматэрасуАматэрасу( ее внуку Ниниги-но-Микото, а затем первому императору Японииимператору Японии( Дзимму. Предполагается, что в настоящее время меч хранится в НагоеНагое(, зеркало в синтоистском храме Исэ-дзингуИсэ-дзингу(, а ожерелье - в императорском дворцеимператорском дворце( в ТокиоТокио(. Но есть версия, что регалии были утеряны во времена борьбы между кланами ТайраТайра( и МинамотоМинамото(. Затем сделаны их копии.] меланхолию. Невольно она вспомнила, как совершила это путешествие с покойным императором Митихито.
…Стоял конец весны, вдоль дороги бурно цвели азалии и камелии, перемежавшиеся с зелёными низкорослыми клёнами.
Император, утомлённый постоянными заботами и непрекращающимся противостоянием с сёгуном, искал покоя. Он мечтал уединиться в Энракудзи вместе с супругой и посвятить несколько дней чтению Лотосовой сутры[68 - Одна из основных сутр буддизма.]. Это было четырнадцать лет назад… После поездки в монастырь госпожа Аояги почувствовала себя в тяжести. Император же возблагодарил Будду, построив в монастыре Золотой павильон, который в последствии часто посещал.
Теперь же Яшмовая госпожа хотела помолиться за покойного супруга, принести щедрые пожертвования монастырю, увидеться с Содзу, своим духовным наставником, а главное - с Нобунагой.
Помимо всего этого, она хотела сделать даймё подарок. Причём, весьма необычный…
Кортеж вдовствующей императрицы двигался неспешно. Передовой из её охраны заметил приближавшийся отряд Нобунаги. Он приблизился к паланкину Аояги и, слегка отодвинув занавеску, защищавшую от ветра Яшмовую госпожу, произнёс:
- Госпожа, впереди показался штандарт Парящего Дракона.
- Прекрасно… Господин Нобунага прибыл вовремя… - удовлетворённо отреагировала Аояги.
Сердце женщины затрепетало, она не раз представляла, как сольётся с Нобунагой в единое целое. От подобных мыслей ей стало жарко, она подумала, что напрасно надела поверх нижнего кимоно два хаори[69 - Хаори - тёплое зимнее кимоно.], вполне было бы достаточно и одного…
Аояги откинула занавесь балдахина, украшавшего паланкин, дабы обозревать дорогу, которая резко вздымалась в гору. Слуги, несущие паланкин, сменились и с новой силой двинулись вперёд.
Наконец кортеж Яшмовой госпожи поравнялся с отрядом Нобунаги. Она ослепительно улыбнулась и кивнула даймё, приглашая его разместиться в своём просторном паланкине.
Нобунага тотчас спешился, отстегнул мечи и снял обувь (слуги положили гета в специальный ящик, прикреплённый к поручням паланкина) и с удовольствием воспользовался приглашением Аояги.
Женщина плотно задёрнула занавесь балдахина…
Теперь Нобунага мог выразить свои чувства:
- Нет ничего прекрасней в этом мире, чем видеть вас, моя госпожа.
- Я с нетерпением ждала нашей встречи, - призналась Аояги. - Я намереваюсь пробыть в Энракудзи несколько дней, разместившись в Золотом павильоне. Вы составите мне компанию?
Нобунага, с нетерпением желавший близости со своей бывшей возлюбленной, не сдержался:
- Я готов лежать у ваших ног, пока вы не переступите через моё тело…
Аояги засмеялась и кокетливо ответила:
- О, уверяю вас, это произойдёт не скоро…
- Как здоровье господина Фусю? - поинтересовался Нобунага отнюдь не из вежливости. Он понимал, что смерть советника повлечёт за собой новую расстановку сил в императорском дворе - сёгун Тоётоми непременно подкупит совет, который изберёт на должность Главного советника его человека. А это ослабит и без того плачевные позиции Нобунаги.
- Ему стало немного лучше. Но вы же понимаете, советник слишком стар. На моей памяти мало, кто доживал до такого возраста, разве что Конфуций!
- Да, но Конфуций был философом, а - не государственным мужем. Что и продлило его земные дни, - парировал даймё. - Осмелюсь спросить: чем в последнее время занимается Гендзи-тенно? - попытался он перевести разговор в другое русло.
- Ах, господин Нобунага. На что может тратить своё время юноша, будучи императором? - на поэтические турниры, на прогулки в окружении юных фрейлин, на любование луной, написание мелодий для бива, изучение Конфуция… В последнее время, как здоровье Главного советника ухудшилось, сёгун Тоётоми наполнил дворец своими соглядаями. Порой мне кажется, что меня подслушивают собственные слуги. Тоётоми - страшный человек, он не остановится ни перед чем, если почувствует, что юный император собирается ему противостоять. Сёгун не намерен делиться властью…
Речь госпожи Аояги опечалила даймё.
- Всё слишком серьёзно, если Фусю умрёт - мои дни сочтены. Сёгун подошлёт ко мне убийц. Насколько мне известно, некий клан ниндзей на протяжении многих лет служит Тоётоми…
- Но что ему мешало убить вас раньше? - удивилась Аояги и тут же спохватилась: - Простите за мой излишне прямой вопрос.
- Влияние Фусю и его умение убеждать, а если надо и покупать союзников прекрасно известны. После его смерти всё изменится… Я не знаю, кому при дворе можно доверять?..
- Мне…
Нобунага пристально воззрился на госпожу Аояги: ей бы он доверил свою жизнь…
- Насколько мне известно, господин Фусю успешно сформировал Личную императорскую гвардию …
- Да, - кивнула госпожа Аояги, - в неё вошли китайские воины. Надо отметить их преданность. Ещё бы, Главный советник положил им огромное жалование!
- Необходимо сохранить Личную гвардию. Она послужит гарантом безопасности императора. Вы меня понимаете? - Нобунага многозначительно посмотрел на Аояги.
- Конечно. После кремации Фусю вероятность претензий Тоётоми чудовищно возрастёт.
- Вот именно…
За разговором кортеж Яшмовой госпожи и отряд Нобунаги достигли ворот Объявления мира и вступили по императорской дороге на священную землю монастыря Энракудзи.
* * *
Во времена правления династии Огимати монастырь Энракудзи[70 - Монастырь был основан монахом Сайте примерно в конце VIII начале IX. Со временем буддийские монахи фактически основали государство в государстве. Ода Нобунага в период Воюющих провинций боролся с чрезмерным влиянием монастырей, после чего Энракудзи утратил былую мощь и влияние. До нашего времени монастырь сохранился частично.] достиг своего наивысшего расцвета. Основатель династии, император Нориёси Го-Мураками приказал построить на горе Хиэй небольшой храм, где он мог бы предаваться размышлениям о бренности мирской жизни. Он назвал его храмом Гармонии и Мира, который впоследствии стал одним из пяти павильонов монастыря.
Следующий император Юнатари Тёкей, тяжело переживая смерть своей любимой жены, навсегда покинул столицу, поселившись на вершине Хиэй, приняв монашество. Трон Аматэрасу занял его сын Хиронари Го-Камеяма. Именно в этот период Энракудзи стал центром буддизма Поднебесной.
Люди, узнав, что сам император принял монашество, вкушает простой рис и носит хлопковое кимоно наравне с буддийскими монахами, потянулись в храм, принося щедрые дары.
Энракудзи разрастался, появились павильоны: Вечного счастья, Колеса закона, Десяти тысяч радостей и последний, построенный по приказу императора Огимати Митихито, - Золотой.
Кортеж миновал Сад камней, Башню Будды и повернул к южной части монастыря, где и располагался Золотой павильон. До слуха паломников донесся звон колокола - звонили на башне Будды, возвещая настоятелю монастыря о прибытии Яшмовой госпожи.
Госпожа Аояги и дайме покинули паланкин, ступив на Святую землю. Нобунага, на всякий случай, пристегнул мечи и огляделся: перед павильоном возвышалась статуя Будды, вырезанная из сандалового дерева.
Даймё, хоть и был убеждённым синтоистом, но это обстоятельство не помешало ему восхититься статуей и окружающими постройками. Действительно, Энракудзи оправдывал свой статус - центра буддизма Четырёх морей.
Из паланкина, украшенного голубым шёлковым балдахином, появились две молодые фрейлины из свиты госпожи Аояги. Они были стройны как тростник, их тёплые кимоно цвета глицинии смотрелись безупречно. Невольно Нобунага залюбовался прелестницами, правда, к своему удивлению отметив, что фрейлины несколько странные - уж слишком зорко осматриваются и банты на оби завязаны подобно юдзё[71 - Узлы на оби юдзё (высоко оплачиваемые куртизанки) носили спереди, своего рода выставляя напоказ род своих занятий, а не сзади, как положено аристократкам.]…
* * *
Со стороны павильона Десяти тысяч радостей, к паломникам приближался настоятель и Содзу, духовный наставник госпожи Аояги.
Несмотря на то, что стоял конец осени, и приближались зимние холода, буддисты по-прежнему облачались в традиционные оранжевые одежды, единственная роскошь, которую они позволяли себе - короткие стёганые куртки и сандалии.
- Госпожа, Аояги, - почтительно произнёс настоятель. - Вы оказали мне честь, посетив Энракудзи.
Яшмовая госпожа смирено поклонилась настоятелю, затем Содзу, те также ответили глубоким поклоном.
- Я хотела бы провести в стенах монастыря несколько дней, медитируя и, очищая разум постоянным чтением сутр, - пояснила она.
- Прошу вас, госпожа, в мои покои, - пригласил настоятель. - О ваших людях позаботятся. - Сдержанно пообещал он, прекрасно узнав спутника Яшмовой госпожи. В его памяти отчётливо всплыли те далёкие дни, когда воины Оды Нобунаги осаждали стены монастыря.
Госпожа Аояги хлопнула в ладоши, к ней подошли четыре слуги, державшие на специальных носилках увесистый сундук, наполненный дарами. После чего Яшмовая госпожа направилась в Золотой павильон.
Даймё проводил вожделенным взором фрейлин-юдзё, следовавших за госпожой, и ещё раз невольно взглянул на сандаловую статую Будды…
Нобунага, самураи и свита госпожи Аояги расположились в Золотом павильоне. Сооружение было достаточно комфортным. Несмотря на то, что покойный император Огимати тяготел к просветлению разума, но всё же не забывал о привычных удобствах. Павильон состоял из нескольких помещений: зала для приёма пищи, с огромным очагом в центре, который в холодное время года служил и источником тепла; трёх спален, комнат для прислуги, телохранителей, стражи и молельни, где совершалась медитация и чтение сутр.
Не успели паломники расположиться, как монахи подали привычную еду: рис, приправленный овощным соусом, запечённую рыбу, рисовые лепёшки-моти и немного сливового вина, дабы согреться.
По традициям Энракудзи все паломники вкушали пищу в одном помещении за общим столом. Это несколько удивило Нобунагу, но он не стал пренебрегать установленными правилами и, показав личный пример самураям, расположился за столом рядом с фрейлинами госпожи Аояги и принялся с аппетитом поглощать предложенные блюда.
Как только началась трапеза, в зал вошёл юный монах и привычно, словно он вырос в аристократическом доме в Киото, заиграл на бива, развлекая присутствующих.
Вскоре появилась госпожа Аояги и присоединилась к общей трапезе.
Вкушая пищу, Нобунага получал двойное удовольствие - насыщение плоти и духовную радость - нет, отнюдь он не пребывал в радости оттого, что находится на Священной земле Будды, но оттого, что видит перед собой её…. - Аояги.
Боковым зрением даймё успевал наблюдать и за поведением фрейлин: они вели себя безупречно, непринуждённо. Но всё же их высокие причёски с обилием серебряных шпилек, противоречили нынешней дворцовой моде.
Хотя Нобунага допускал: у юдзё - несколько иные понятия о красоте и моде. Увы, но он отстал от светской и жизни давно не посещал киотских красавиц. Но и те, в объятиях которых он проводил время, были другими, и явно не обладали глазами, словно у быстрой лани… Да, и потом: зачем госпоже Аояги юдзё в качестве фрейлин? Неужели для этой роли не нашлось благовоспитанных девушек из аристократических семей?.. Немного поразмыслив, даймё решил: возможно, у Яшмовой госпожи существуют веские причины, дабы держать при себе фрейлин-юдзё.
Нобунага отвлёкся от этих мыслей, представив себе, как ночью овладеет прекрасной вдовой.
* * *
Остаток дня пролетел незаметно. Слуги установили жаровню в спальне, где Аояги в час Змеи, сняв верхние кимоно, готовилась ко сну.
- Положите футон[72 - Футон - традиционный японский матрац.] рядом с жаровней, - приказала госпожа, - и накройте его шёлковым покрывалом. Поставьте кувшин сливового вина на стол.
Служанки исполнили все пожелания и с поклоном удалились. Госпожа Аояги возлегла на ложе в ожидании Нобунаги. И он не заставил себя ждать…
Раздвинув фусуме, даймё вошёл в спальню. Аояги, едва справляясь с охватившим её желанием, поднялась навстречу.
- Река Томину ждёт нас… - томно произнесла Аояги.
Нобунага, распалённый страстью и ожиданием, отбросив все приличия и прелюдии, набросился на Аояги, словно изголодавшийся зверь….
* * *
Весь следующий госпожа Аояги провела в медитации. Нобунага охотно последовал её примеру, неожиданно его мысли приобрели стройный порядок. Наступил момент, когда он ощутил, что душа его отделяется от тела и с высоты птичьего полёта созерцает землю…
Он отчётливо увидел Адзути и своих дочерей. Хитоми шла рядом с Моронобу, молодой самурай с нежностью взирал на девушку… Юрико… Как ни странно, но Нобунага увидел Юрико, облачённую в свадебный наряд с соответствующей клановой атрибутикой, она шла рядом с даймё, черты лица которого показались ему знакомыми до боли…
Душа Нобунаги парила в теле птицы над синей гладью Бива: вот три небольших островка, что недалеко от Адзути; вот мост Сэта, что изогнулся через реку, несущую воды из озера… Вот христианская миссия, построенная португальцем Доминго, она разрослась, разбогатела - среди японцев нашлось немало последователей Христа…
Затем он увидел дым, он поглощал прекрасное озеро Бива…
Душа вернулась в бренное тело, Нобунага очнулся. Аояги с любопытством взирала на него.
- Вы что-то видели? - поинтересовалась она.
- Да… Не знаю, можно ли это назвать видением?
- Возможно, - уклончиво ответила Яшмовая госпожа.
Остаток дня Нобунагу одолевали раздумья: хорошо ли видеть будущее или плохо? - спорный вопрос. И как правильно истолковать увиденное? Он решил поделиться своими мыслями с Аояги.
Поздно вечером, в час Змеи, когда Нобунага пришёл в спальню возлюбленной, то не бросился к ней, сгорая от любовной страсти и нетерпения. Он сел на татами напротив ложа и сказал:
- Во время медитации мне было видение.
- Знаю, я всё видела, - призналась Аояги. - Но боялась заговорить первой. Я летела рядом с вами…
Нобунага замер от удивления.
- Наши души парили рядом?
- Да… Увы, но мы видели предзнаменование беды. Поэтому я и приготовила для вас подарок.
Нобунага удивился ещё больше.
- Подарок? Я не ослышался? Сейчас?
- Да, именно сейчас, - решительно заявила Аояги и трижды хлопнула в ладоши.
Из-за ширмы, стоявшей в углу, вышли две фрейлины, те самые, что уж слишком похожи на юдзё.
- Эти девушки предназначались для вас.
- Но… - попытался возразить даймё.
Аояги жестом прервала его.
- У каждого знатного аристократического или княжеского рода на службе состоит тайный клан ниндзей. Мой род - не исключение. Эти девушки лишь на первый взгляд юдзё, на самом деле в совершенстве владеют иаи-дзюцу[73 - Иаи-дзюцу - японское искусство моментального выхватывания меча и нанесения удара из любого положения на опережение противника.] и смогут не только доставить удовольствие, но и защитить вас. Вскоре я вернусь в Киото, вы - в Адзути… Кто знает, что нам уготовано?… Может быть, эти мгновенья, проведённые вместе, последние… - На глазах Аояги навернулись слёзы. - Так забудем же стыдливость! - воскликнула она и распахнула кимоно, обнажая прекрасное тело. Юдзё последовали примеру своей госпожи…
Этой ночью Нобунаге пригрезилось, что он вкушает сладчайшие плоды в садах Аматэрасу и запивает их белым медовым вином…
Часть 2
Арагото - неистовая жестокость
[74 - Арагото - нечто сильное, грубое, неистовое. Стиль в театральном искусстве и театральной гравюре. В наиболее чистом виде встречался в героико-исторических пьесах и являлся принадлежностью исключительно главных мужских ролей.]
Печальна жизнь. Удел печальный дан
Нам, смертным всем. Иной не знаем доли.
И что остается? -
Лишь голубой туман,
Что от огня над пеплом встанет в поле.
Оно-но Комати[75 - Перевод А. Глускина]
Глава 1
Два последующих незабываемых дня в объятиях госпожи Аояги и её очаровательных юдзё пролетели как один миг. Нобунага обрёл спокойствие, давно утраченное им в постоянной политической борьбе с сёгуном Тоётоми Хидэёси, а также духовное равновесие. Полученное им плотское наслаждение было несравнимо ни с чем, в искусстве любить юдзё-куноичи[76 - Куноичи - так назывались женщины-ниндзя.] не знали себе равных.
По окончании утренней медитации, в которой Нобунага также принимал участие, госпожа Аояги получила письмо из Киото. Примчался один из верноподданных Фусю, его лошадь была взмылена, сам же он раскраснелся от быстрой скачки и холодного пронизывающего ветра, поднявшегося ещё ночью. Ветер принёс мокрый снег, небо заволокло тяжёлыми серыми облаками, казалось, ещё немного они коснуться земли и она сольётся с ними в единое целое, поглощая монастырь Энракудзи и все его окрестности.
Яшмовая госпожа поспешила развернуть свиток и прочесть послание: оно не предвещало ничего доброго. Один из императорских лекарей, которому было вверено здоровье Главного советника, сообщал, что состояние больного резко ухудшилось, и он навряд ли доживёт до часа Собаки.
Госпожа Аояги расстроилась: мало того, что уходил из жизни один из преданнейших и мудрейших вельмож, теперь можно ждать самого неожиданного поворота событий. Она ненавидела сёгуна, зная властную и подлую суть этого человека, а более всего боялась за жизнь сына.
Яшмовая госпожа тотчас же приказала собираться в Киото, решив направиться сразу же на улицу Нидзё в дом умирающего советника, и постараться облегчить его предсмертные страдания, насколько это вообще возможно в подобной ситуации.
Нобунага, опасаясь происков со стороны Тоётоми, простился со своей возлюбленной госпожой и в сопровождении отряда самураев, к которому присоединились очаровательные юдзё, поторопился в замок Адзути, дабы быть готовым к самым печальным событиям.
По прибытии в Адзути Нобунага намеревался отдать приказ: всем вассалам собраться с отрядами воинов-байсинов, и встать лагерем вокруг замка.
* * *
Тория сидел на коленях перед жаровней. Тепло, исходившее от углей, едва ли могло согреть его измученную душу…
Рядом, в соседней комнате рожала Мико. Она мучалась почти два дня. Сначала она сильно кричала и стонала, даже Тоётоми Хидэёси, услышав её крики, поспешил справиться о том, как проходят роды. Всё-таки женщина была когда-то его наложницей.
Госпожа Манами прекрасно знала о связи Мико со своим сыном и была безгранично благодарна наложнице, ибо Тория стал мужчиной - пропала вспыльчивость, непредсказуемость, лень; поступки его приобрели обдуманность и благородство. Узнав, о беременности наложницы, госпожа Манами возрадовалась и возблагодарила богов, ибо теперь знала наверняка - её сын сможет иметь наследников.
Как только у Мико начались схватки, госпожа Манами сразу пригласила двух лучших повитух, которые в своё время помогали её детям появиться на свет, и сама присутствовала у ложа роженицы.
Казалось, сначала, ничего не предвещало беды. Наложница, как и положено ощущала схватки, они становились всё чаще и сильней… Но должны были в итоге привести к тому, что на свет появиться дитя, зачатое Торией. Увы, прошло слишком много времени - роды так и не начинались…
Повитухи осмотрели роженицу, на ощупь, руками определив, что ребёнок перевернулся. Отчего же он не хотел покидать чрево матери? - недоумевали они, ведь Мико рожала третьего ребёнка.
Прошло два дня, а женщина продолжала мучаться, она обессилила, не могла кричать, лишь стонала…
Одна из повитух, распахнула фусуме в комнату, где Тория пытался согреться около жаровни, его бил озноб. Увидев пожилую женщину, он тотчас встрепенулся:
- Как она?
Повитуха смиренно поклонилась и села на татами.
- Плохо, мой господин. Ребёнок перевернулся, но не желает покидать черево матери. Отчего так происходит нам не ведомо. Может быть, он заранее не хочет жить?
- Что ты говоришь?! - возмутился Тория. - Придержи язык!
- Воля ваша, господин. Я многим младенцам помогла появиться на свет и многим матерям облегчила муки… Но сейчас…я бессильна. Возможно…
- Что? Говори!!!
- Этот ребёнок ваш, господин. И вам решать: будет он жить или нет. Боюсь, что Мико умрёт в любом случае.
Тория не выдержал: он схватился за голову, и зарычал, словно раненый тигр.
- Почему?! Почему?!
Повитуха не знала, что и ответить… - сказать, что такова воля богов? Тогда, действительно: почему их воля столь жестока?
Ей приходилось наблюдать за многими смертями…
- Господин!
Голос повитухи вывел Торию из оцепенения. Он очнулся и удивлённо воззрился на пожилую женщину.
- Что? - спросил он еле слышно.
- Её придётся рассечь кинжалом, только тогда дитя появиться на свет. Промедление может привести к гибели обоих. Ваше слово, господин? - повитуха склонилась в поклоне.
- Скажи, ты помогала моей матери разродиться? - неожиданно спросил Тория.
- Да, господин, - смиренно ответила повитуха.
- Так помоги моему ребёнку!
Пожилая женщина прекрасно поняла, что имел в виду господин Тория - это означало приговор для Мико и спасение для не родившегося младенца.
Последнее, что услышал Тория - плач ребёнка…Он не выдержал, взял кинжал, откинул рукав кимоно и уверенным движением рассёк себе левую руку от кисти и до локтя… Кровь хлынула на светлое татами. Тория не чувствовал физической боли, с наслаждением наблюдая, как татами приобретает красный цвет.
Неожиданно фусуме распахнулась. Не успела госпожа Манами войти, дабы сообщить, что родился мальчик, причём, весьма крупный, видимо, поэтому несчастная и не смогла разродиться, как из её груди вырвался крик ужаса. Перед ней стоял Тория, его кимоно, татами, лежавшие на полу, заливала кровь.
* * *
Госпожа Аояги склонилась над умирающим Фусю. Он тяжело дышал, из груди вырывались хрипы.
- Госпожа… - едва слышно произнёс он, - я счастлив вас видеть в тот момент, когда мне предстоит покинуть этот мир. Что ожидает меня там - никому не известно…
- Вас ожидает Чистая земля Будды, - Аояги взяла советника за руку, глаза её затуманились от слёз.
- Возможно, - похрипел Фусю и смутным взором оглядел присутствующих, но, увы, так и не увидел среди них сына, ведь тот верно служил сёгуну. - Личная императорская гвардия - оплот юного императора… Но китайцам надо платить за преданность. Сохраните её, и Гендзи будет в безопасности. Тоётоми постарается захватить власть, император слишком молод, дабы противостоять…
Фусю начал задыхаться. Госпожа Аояги не выдержала и, закрыв лицо широким рукавами кимоно, удалилась в глубь спальни.
Свидетелями последнего вздоха советника стали лишь лекари.
- Госпожа… - услышала Аояги, утирая слёзы. Она обернулась. Секретарь советника протягивал ей свиток, увенчанный личной печатью Фусю.
- Что это?
- Завещание господина Фусю. Он диктовал его мне, я же - записывал…
- Я исполню любую его волю, - пообещала Яшмовая госпожа.
- Господин Фусю завещал всё состояние и два дома императорской казне, - пояснил секретарь.
- Он и на одре смерти думал о Гендзи, - Аояги снова разрыдалась.
Секретарь пребывал в растерянности, не ожидая, что Яшмовая госпожа будет так расстроена. Аояги плакала не только, сожалея о преданном советнике, покинувшем этот мир, а более страшась грядущей неизвестности…
* * *
Моронобу пребывал в некотором замешательстве, прочитав послание Хитоми. Безусловно, девушка не могла оставить его равнодушным, он давно на неё заглядывался… Но, как ей ответить? - увы, он не владел искусством стихосложения. Да и потом полюбить дочь своего господина - неслыханная дерзость! Нобунага наказывал самураев и за меньшие провинности. Мало того, что провинившийся совершал харакири[77 - Вспарывание живота. Существовало ещё и сеппуку - это, когда самурай вспарывал себе живот вакидзаси, а его приближённый отрубал ему голову катана, дабы облегчить муки.], как и все взрослые мужчины его рода, умерщвлялись, даже мальчики, ещё не способные держать оружие. Женщины же носили траур до конца своих дней…
Моронобу опасался вызвать недовольство даймё и очернить свой род недостойным поступком, прекрасно понимая, что он не подходящая пара для Хитоми. Безусловно, до него дошли слухи, что помолвка Хитоми и даймё Хадано расстроена, и свадьба не состоится. Он чувствовал себя оскорблённым, ибо была задета честь рода Оды, как впрочем, и всего клана. Фактически, своим поведением Хадано оскорбил вассалов Оды Нобунаги (и даже их байсинов).
Моронобу решил объясниться с Хитоми при первом же удобном случае, пока даймё не прибыл в Адзути.
Улучив момент, когда Хитоми направилась в святилище, дабы прикрепить над входом новый гокей, он последовал за ней. Оглядевшись по сторонам, Моронобу убедился, что они одни, и обратился к девушке:
- Госпожа Хитоми…
Она вздрогнула и обернулась. Нарезанные бумажные полоски выпали у неё из рук.
- Вы напугали меня Моронобу… - укорила она самурая.
Тот же наклонился, подобрал с земли бумажные полоски и протянул девушке. Хитоми снова попыталась прикрепить их на прежнее место.
- Позвольте, я помогу вам…
Моронобу был достаточно высок ростом, и закрепить гокей на специальном крюке, расположенном при входе в святилище, не составило для него труда.
- Благодарю вас, - Хитоми улыбнулась.
Молодой самурай почувствовал страстное желание обнять девушку и прильнуть губами к её щеке или виску…
Он понимал, что необходимо сказать о письме, ведь Хитоми ждёт от него именно этого.
- Я прочитал ваше послание. Ваш стиль безупречен. Увы, но я не способен к стихосложению…
- Неужели?! - удивлённо воскликнула она. - Ведь это так просто писать стихи.
Хитоми развешивала бумажные полоски, испещрённые молитвами, напротив алтаря, дабы занять себя, скрыть свою неловкость и охватившее волнение.
- Сегодня холодный ветер… - сказал Моронобу, по-прежнему не касаясь деликатной темы.
- Да, в замке прохладно. Жаровни едва спасают, приходиться одевать несколько шерстяных кимоно.
Хитоми, наконец, нашла место для последней бумажной полоски, и пристально воззрилась на Моронобу. Он выдержал её взгляд, правда, это было отнюдь нелегко…
- Позвольте сопровождать вас до замка? - робко попросил он.
Девушка рассмеялась.
- Конечно, хотя здесь всего-то не более ста жэней[78 - Жэнь - примерно 2,5 метра]… Если хотите, я попытаюсь научить вас принципам стихосложения, это не сложно.
- Почту за честь…
Хитоми и Моронобу, минуя пруд и изогнутый мостик, направились к Западному крылу Адзути.
Достигнув замка, они увидели, как ворота распахнулись: появился Нобунага в сопровождении своего отряда.
* * *
Известие о смерти Главного советника Фусю тотчас облетело Киото и достигло замка Исияма, резиденции сёгуна Тоётоми. Прочитав послание от своего доверенного человека, он испытал двойственное чувство. Безусловно, хитроумный Фусю был его врагом: да, но каким! Несмотря ни на что, Тоётоми уважал советника, считая, что тот в совершенстве овладел ведением закулисных политических игр и запутанных, на первый взгляд не поддающихся пониманию, интриг.
В своё время Тоётоми приложил немало усилий, дабы из врага Фусю превратился в его союзника, но, увы… Теперь же сёгун получил известие о его смерти, и как ни странно, не испытывал ни радости, ни чувства удовлетворения. Неожиданно ему даже стало жаль старика, впрочем, ненадолго.
Сёгун наполнил изящную фарфоровую чашку земляничным вином, испив его он надеялся немного успокоится. Смерть Мико опечалила его, а ещё более он опасался за Тория, который мог снова вернуться к былому образу жизни. Неожиданно Тоётоми пришла мысль: сына надо женить! Безусловно, союз должен быть выгодным как в политическом отношении, так и в финансовом.
Сёгун осушил ещё одну чашку земляничного вина, предпочитая его сакэ и сливовому напитку. Запах земляники напоминал ему о детстве, которое он провёл в отдалённом замке, окружённом земляничными полянами… Как это было давно…
Тоётоми с наслаждением вдохнул аромат вина и поставил чашку на стол, мысленно перебирая кандидатуры предполагаемых невест из богатых кланов. Вскоре он пришёл к выводу, что почти все влиятельные кланы Четырёх морей - его верные союзники, правда, на данный момент. Не для кого не секрет, что союзы, даже самые крепкие распадаются весьма неожиданным образом.
Тоётоми направился в комнату Тории.
Сёгун застал сына, лежавшим на футоне, около жаровни. Рука его была перевязана.
- Я скорблю вместе с тобой, поверь мне, - начал разговор отец. Сын слабо отреагировал на его появление, переведя взгляд с картины, искусно изображавшей замок Исияма, на отца. - Мико была мне дорога, я провёл с ней множество незабываемых ночей… Не мне говорить, как она была хороша и искусна в любви.
Неожиданно Тория резко сел на футоне, скрестив ноги. Он смотрел чётко перед собой, раскачиваясь из стороны в сторону, словно китайский болванчик, совершенно не обращая внимания на боль в руке.
- Зачем ты это сделал? - спросил отец, глазами указывая на перевязанную руку сына.
То встрепенулся, перестал раскачиваться и неожиданно спокойно ответил.
- Я хотел боли, чтобы искупить свои грехи…
- Ты слишком молод, дабы они у тебя были.
- Всё равно они есть. Любой человек грешен.
- Ты рассуждаешь странно, ни как синтоист. Это напоминает мне…
- Христианство, - пояснил сын.
Сёгун удивлённо вскинул брови.
- Откуда ты узнал об этой религии. Насколько мне известно, португальцы проповедуют только в княжестве Оды Нобунаги.
- Я был там прошлой луной… - пояснил Тория.
Сёгун снова удивился, но не пришёл в негодование от столь необычного сыновнего поступка.
- С какой целью? Ода Нобунага - враг сёгуната.
- Я знаю. Просто хотел посмотреть на озеро Бива. Я много раз слышал, что оно красиво. И вот, когда я отправился в Киото, то не удержался и… Словом, я присутствовал на одной из проповедей в небольшом христианском храме, построенном на озере. Португалец говорил убеждённо, я ни разу не слышал, чтобы в синтоистских святилищах так читали проповедь…
- Христиане задели твою душу? - поинтересовался Тоётоми.
- Думаю, да. Ибо я молился нашим богам, чтобы они помогли Мико и не забирали её к себе, но… Они остались глухи к моим мольбам. Зачем мне верить в богов, которые не слышат, или не хотят слышать? В чём смысл веры?
Тоётоми задумался: он не знал, что ответить сыну…
- Веру каждый выбирает для себя сам. Если ты считаешь, что христианство отвечает твоим чаяньям, то я не смею возражать и переубеждать тебя… Бывало много случав, когда самураи верили в Аматэрасу, а позже - в Будду. От этого он не стали мне хуже служить. Это дело их совести…
- Мико сожгут на погребальном костре? - спросил Тория.
- Да, она же верила в Аматэрасу… А ты бы хотел, чтобы её похоронили по-христиански? Думаю, это невозможно, ибо человек должен принять веру при жизни… - пояснил Тоётоми. Тория, молча, смотрел на отца. Тем временем, сёгун сообщил: - Сегодня я получил известие из Киото - главный советник Фусю скончался в своем доме на улице Нидзё, и всё имущество завещал императорской казне. Насколько мне известно, за пятьдесят лет, что он служил Яшмовому дому, он скопил огромное богатство.
- Фусю - старый лис. Вы никогда его не любили… - заметил Тория.
- Любить надо женщин и своих детей. Врагов же - ненавидеть или уважать. К советнику я испытывал и то и другое. Он был слишком умён и слишком искушён в интригах…
- Что теперь?
Сёгун задумался: подходящий ли момент посвятить сына в свои планы? - пожалуй, что - да…
- Я думаю, тебе надо жениться, - решительно произнёс Тоётоми. - Ты зрелый мужчина, способный зачать здорового ребёнка. Нашему роду нужны наследники, я, увы, не вечен…
Тория воспринял слова отца, как нечто, само собой разумеющееся.
- Кто она? - совершенно спокойно спросил он. - Мне всё равно… Я никогда не забуду Мико…
Тоётоми выждал некоторое время.
- Дочь Оды Нобунаги, юная Хитоми. Поверь мне, она прелестна, воспитана и невинна.
- Оды Нобунаги - противника сёгуната?! - удивился Тория.
- Именно. Этим союзом я попытаюсь избежать войны. Нобунага слишком богат и амбициозен, он - настоящий самурай, преданный трону Аматэрасу, но более - госпоже Аояги. Всем известна её симпатия к даймё. Мои люди доложили, что Яшмовая госпожа и даймё провели вместе несколько дней в монастыре Энракудзи. Ты понимаешь, что это значит?
- Смутно… - признался Тория. Он не унаследовал острого отеческого ума.
- Они - любовники. А это значит, что Яшмовая госпожа всегда сможет привлечь Нобунагу на свою сторону, если таковое понадобится.
Тория искренне недоумевал.
- Зачем? Неужели императорскому дому может что-либо угрожать?
- Пока нет… Но я в тайне лелею надежду, что следующим императорским родом станет Тоётоми. Поэтому-то я и хочу предложить Нобунаге скрепить наш союз.
Тория поразился дерзости отца. Он всегда был уверен, что отец живёт ради власти, подчиняя всё единственной цели - укреплению сёгуната. Но замахнуться на трон Аматэрасу! - это неслыханная дерзость…
- Отец, почему вы думаете, что Нобунага примет ваше предложение?
- У него нет другого выхода. Нобунага остался в одиночестве, его союзники предпочитают служить мне.
- Сомневаюсь, отец, что после замужества своей дочери, Нобунага смириться с тем, что вы замышляете.
Тоётоми рассмеялся.
- Ты - мой сын, неужели я не могу на тебя рассчитывать?
- Безусловно, можете, - Тория слегка поклонился, неожиданно его лицо отразило сильную боль.
- Что рука?
- Да…пустяки. Словом, вы хотите моим союзом с Одой Хитоми сохранить мир в Поднебесной, обуздать амбициозного противника и добиться единовластия.
- Именно так, - подтвердил Тоётоми.
- Я сделаю всё, как вы скажите, отец…
Глава 2
Ода Нобунага все дни и ночи напролёт проводил со своими прелестными наложницами. Их появление в Адзути восприняли как должное. Хитоми и Юрико выказали удивительную рассудительность, решив, что отец вполне ещё силён и достоин любви киотских юдзё. Сам же Нобунага представил дочерям своих наложниц, именно, как киотских красавиц, которых он нанял на длительный срок, дабы насладиться на склоне лет любовными плодами.
Никто в Адзути и не заподозрил, что наложницы - ниндзя, а их широкие, шёлковые, роскошные кимоно таят в себе смертоносное оружие.
По приказу даймё, его вассалы встали лагерем вокруг замка Адзути, но время шло, и ничто не предвещало беду со стороны Исиямы. Понемногу даймё начал успокаиваться, хотя понимал, что это лишь временная передышка и Тоётоми наверняка замышляет новую интригу.
Нобунага был настолько поглощён своими красавицами, что об этом даже стало известно в Киото и, разумеется, в Исияме. Тоётоми умел подкупать людей, и даймё был совершенно уверен, что за Адзути непрестанно следят, хотя своему ближнему окружению доверял по-прежнему.
В какой-то момент Тоётоми подумал, что Нобунага на склоне лет действительно захотел покоя и любовных утех… Даймё рассчитывал именно на это, сам же лихорадочно, подыскивая новых союзников, недовольных сёгунской властью. Увы, но таких найти было нелегко, ибо особо опасных противников, таких как советник Фусю, Тоётоми устранил физически, других купил, либо прельстил послаблением налогов, либо привлёк матримониальными узами, переженив на своих многочисленных племянницах, как например даймё Хадано… Для Нобунаги же складывалось всё крайне неудачно.
Проводя время в объятиях наложниц, даймё направил верных людей на переговоры в кланы Ходзё и Миномото. И с нетерпением ждал результатов, которые стали известны достаточно скоро: Миномото категорически отверг предложение Нобунаги, согласился лишь Ходзё.
Нобунага прекрасно знал господина Ходзё, которому казалось, что ни император, ни сёгун не могут оценить его по достоинству. Нобунага рассчитывал использовать непомерные амбиции Ходзё, зная, что тот в тайне мечтает о сёгунской власти, правда, опасаясь, что «союзник» может вести двойную игру.
В это же самое время верный вассал, Хисикава-старший, тайно доставил в Адзути три португальских пушки, подобные тем, что Нобунага видел на каравелле, почти пятнадцать лет назад. Даймё просчитывал любое развитие событий, вплоть до осады замка войсками сёгуна.
* * *
Однажды зимним утром, на исходе часа Лошади, в замок Адзути примчался гонец из Исиямы. Он лично предал господину Нобунаге послание, перевязанное золотым шнурком и увенчанное личной печатью сёгуна.
Даймё удивился, ибо золотой шнурок означал благородные намерения оппонента. Он вежливо, придерживаясь светского этикета, передал благодарность и всяческие пожелания здоровья господину сёгуну на словах через гонца, а также уверения непременно прочесть письмо.
Действительно Нобунага уединился в своих покоях, дабы прочесть «послание с благородными намерениями», написанное беглым фонетическим письмом. Оно гласило:
«Благородный даймё, Ода Нобунага!
Я, Тоётоми Хидэёси - сёгун Поднебесной, обращаюсь к вам в надежде обрести понимание и поддержку. Всем нам известно, что государь наш Гендзи Катахито вошёл в тот возраст, когда император становится самостоятельным правителем. Я же всего лишь - его слуга, как впрочем, и все мы…
Распри прежних лет, унёсшие многие жизни почтенных и уважаемых даймё и даже полностью их кланов, канули в лету - на что я искренне надеюсь, ибо новая вспышка приведёт в печальным последствиям. Гендзи-тенно слишком молод и неопытен, и мне как сёгуну, обличённому военной властью, придётся вмешаться, дабы восстановить покой на нашей многострадальной земле. Я желаю лишь мира.
После смерти Главного советника Фусю расстановка сил изменилась. Мне не хотелось бы говорить, в чью пользу, ибо вы могли счесть это неуважением к вашей персоне.
Поэтому я предлагаю вам, даймё, единственно мудрый выход, который позволит сохранить то хрупкое равновесие, которого я так долго добивался: нам следует скрепить союз кланов Тоётоми и Ода, поженив наших детей.
Не скрою, я наслышан о красоте и образованности вашей дочери Хитоми, ибо именно её я имею в виду, когда говорю о союзе между нашими кланами.
Мой сын Тория, достойный юноша во всех отношениях, - слово самурая. Не сомневаюсь, что наши дети полюбят друг друга и порадуют нас крепкими наследниками.
Жду вас в своей резиденции Исияма, дабы обговорить предстоящее торжество».
- Грязная свинья! - выругался Нобунага. - А каков тон письма, словно я уже согласился отдать Хитоми за его сына, который по слухам живёт с его же наложницей!
Даймё негодовал. В сердцах он бросил письмо на пол и начал топтать его ногами. Затем, немного остыв, он пригубил сливового вина - стало легче.
- Этот безродный поддонок забыл, кто возвысил его до нынешних высот! - негодовал Нобунага. - И теперь я должен отдать свою дочь, дабы породниться с человеком, который был Носильщиком моих сандалий, а его отец всего-то - асигару[79 - Асигару (букв. «легконогие», то есть «не прикрытые доспехами») - вид легкой пехотылегкой пехоты( в средневековойсредневековой(ЯпонииЯпонии(, не самурасамура(йского происхождения, основным оружием которой были пикипики(. Асигару называли простых пехотинцев японских армий позднего средневековья. Асигару являлись самой многочисленной частью самурайских армий, и их действия на полях сражений во многом определяли исход противостояний между соперничавшими даймёдаймё(.]!
Нобунага снова наполнил чашу вином и залпом осушил её, пытаясь заглушить неприятные воспоминания. Но, увы, избавиться от них было не так-то просто. Они грызли мозг, подобно огромному червю.
Даймё прекрасно помнил, что сёгун родился в семье асигару по имена Яэмон Накамура из провинции Овари, что говорило о его низком происхождении, ибо пехотинцы никогда не принадлежали к самураям, а считались чуть выше крестьян[80 - Есть также версия, что Тоётоми Хидэёси происходил из крестьян. Мне кажется это маловероятным по той же причине, что и в предполагаемом происхождении Оды Нобунаги. Крестьянин в феодальной Японии не мог достичь высот власти. Ибо самурай и даже пехотинец-асигару порой не считали крестьян за полноценных людей.].
После смерти отца мать Хидэёси повторно вышла замуж. Отчим терпеть не мог своего пасынка и постоянно избивал его. Поэтому тот сбежал из дома, мечтая стать самураем.
Юный Хидэёси под именем Киносита Токитиро устроился на службу к самураю Мацусита Наганори, одному из вассалов влиятельного даймё Имагавы Ёсимото, объединившего усилия с опальным сёгуном Асикаги Ёсиаки, войска которого впоследствии разбил Ода Нобунага, дабы оказать поддержку императору Митихито.
Тут-то даймё и приметил предприимчивого Киносита-Хидэёси, земляка из Овари, сначала назначив на должность Носителя сандалий, а затем поручив сметливому асигаре ремонт обвалившихся укреплений своей резиденции. Киносита-Хидэёси, проявив удивительные способности, завершил ремонтно-строительные работы за три дня. Это так поразило Нобунагу, что он, несмотря на низкое происхождение своего подчинённого, назначил его управляющим небольшого замка Киёсу. Впоследствии Киносита-Хидэёси были поручены финансовые дела Нобунаги и тот с ними успешно справлялся.
Даймё всячески благоволил к новому управляющему и потому способствовал его выгодной женитьбе на девушке по имени Манами, дочери Асано Нагамасы, своего вассала. Наконец, мечта простого асигары сбылась и он, породнившись с родом Нагамаса, стал самураем, взяв имя Хидэёси.
Но и в дальнейшем Хидэёси проявлял чудеса предприимчивости. Во время войны между кланами Ода и Сайто за провинцию Мина, ему удалось быстро возвести укрепления на болотистой местности, которые стали плацдармом для штурма вражеской крепости. Кроме этого, Хидэёси удалось подкупить влиятельных военачальников противника, и ход войны изменился в пользу Нобунаги.
После выгодной женитьбы Хидэёси вошёл в состав армии Оды Нобунаги на вполне законных основаниях. И вскоре даймё предпринял поход против рода Асакура. Но не всё складывалось гладко. В разгар сражения один из союзников предал Нобунагу и тот решил спешно отступить к столице Киото, оставив Хидэёси командовать арьергардом, обрекая тем самым на верную смерть. Но новоиспечённый военачальник успешно отразил все вражеские атаки и возвратился в Киото целым и невредимым. После этого сражения начался стремительный взлёт Тоётоми Хидэёси…
…Нобунага усмехнулся, вспомнив, как трусил за ним Верховный сёгун, держа сандалии в руках. Он не удержался и рассмеялся, выказывая тем самым своё презрение к Тоётоми.
- Безродный выскочка… - прошипел Ода и, не удержавшись, плюнул на татами.
Нобунага понимал, что отказ отдать Хитоми за сына сёгуна повлечёт за собой непоправимые последствия: Тоётоми воспримет его, как личное оскорбление, и с огромным удовольствием осадит замок Адзути. Конечно, арсеналы замка полны оружия, помимо трёх португальских пушек, у даймё сохранились двадцать мушкетов - малая толика той партии, которую некогда закупил покойный император.
Но сколько продержится осаждённый замок, несмотря на то, что он располагает запасами провианта и воды? - два месяца, три, полгода? - а что же потом? Тоётоми привлечёт всех союзников и не посмотрит на потери лишь бы уничтожить ненавистный клан Оды. И выход один - харакири…
Даймё задумался: на кого он сможет рассчитывать? - судя по всему, только на себя и своих вассалов и вряд ли на Ходзё. Впрочем, неизвестно… Что станет с его дочерьми? Они в лучшем случае удостоятся чести стать наложницами одного из самураев Тоётоми. Разве этой судьбы он желал для них?!
* * *
Несколько дней Нобунага провёл в тяжёлых раздумьях, и как раз в эти дни стал замечать, что Хитоми часто обменивается многозначительными взглядами с Хисикава Моронобу, если тот находится поблизости.
Даймё умышленно наблюдал за дочерью и самураем. И в один из солнечных зимний дней проследил, как Хитоми вышла из Западного крыла замка, направившись в святилище. Вскоре и Моронобу пошёл той же тропинкой.
Нобунага, как ни прискорбно ему было признаться самому себе, выследил влюблённых.
- С отцом что-то происходит: он - сам не свой, вот уже несколько последних дней. Ума не приложу: что могло его так опечалить? Возможно, что-то случилось в Киото?
- Не знаю, - признался молодой самурай. - Но на днях из Исиямы прискакал гонец с письмом. Вероятнее всего, что послание содержало дурные вести…
- Надо молить Аматэрасу о помощи, она непременно услышит меня и даст знак…
Девушка опустилась на колени перед алтарём. Моронобу последовал её примеру и, склонившись, начал истово молиться.
* * *
У даймё защемило в груди: да, много жестокости, смертей, в том числе и своих сыновей, предательства повидал он на своём жизненном пути, много врагов погибло от его меча - и сердце зачерствело, но сейчас… Он внезапно представил, как передаёт Хитоми в руки Тоётоми, затем, как она возляжет на брачное ложе с Торией… От этого у Нобунаги перехватило дыхание, комок подкатил к горлу, слёзы наполнили глаза.
Даймё вошёл в святилище: Хитоми и самурай были крайне удивлены его появлением. Моронобу поклонился, девушка же спросила:
- Вы хотели помолиться, отец? Нам уйти, дабы не мешать вам собраться с мыслями?
Нобунага поёжился от холода, потому как был облачён в лёгкое кимоно и стёганую куртку-камисимо, и опустился перед алтарём на колени.
- Любовь прекрасна? Не так ли? - неожиданно спросил он и воззрился на дочь.
Она невольно смутилась.
- Да, отец. Об этом написано во многих произведениях и отражено в утончённых картинах, - ретировалась девушка.
- Но не всегда мы можем разделить ложе с тем мужчиной или женщиной, которых желаем более всего на свете. Есть ещё и обстоятельства, увы, от нас не зависящие.
Хитоми и Моронобу насторожились. Невольно самурай подсел к девушке поближе и взял её за руку. Это обстоятельство не ускользнуло от взгляда даймё. Возможно, ему было легче объявить дочери о её участи, если бы он знал, что девичье сердце свободно, но…
Он смотрел поочерёдно то на дочь, то на самурая, и слова буквально застряли в горле. Молодые были нежны и красивы, прекрасно подходили друг другу. Нобунага вспомнил, как Хисикава-старший спас ему жизнь, ещё тогда у него мелькнула мысль, что родственный союз с таким вассалом - залог преданности не только самурая, но и его потомков.
И вот потомок Хисикава - перед Нобунагой: у него множество достоинств, он - самурай, и любит Хитоми…
Нобунага прервал размышления.
- Отчего, Моронобу, ты не признался мне, что питаешь чувства к Хитоми?
Самурай смутился, но быстро взял себя в руки.
- Господин, я - один из ваших вассалов. Я даже не смел надеяться на вашу милость. Поверьте, наши отношения чисты…
- Не сомневаюсь в этом.
- А ты, что скажешь? - обратился даймё к дочери.
- Я люблю Моронобу и хочу выйти за него замуж…
Нобунага сник. Хитоми и Моронобу переглянулись.
- Отец, я опечалила вас своим поведением? Поверьте мне…
Даймё жестом остановил дочь, не дав ей договорить.
- Я ни в чём не виню тебя, и смею даже упрекать. Любовь сильнее нашего понимания. Скорее здесь моя вина, ибо я - в безвыходном положении, как не прискорбно мне признаться… Всю жизнь я сражался за императорский трон, пытаясь укротить непомерные аппетиты сёгунов, но…
- Что?! - буквально в один голос воскликнули Хитоми и Моронобу.
- На днях я получил послание из Исиямы, написанное собственноручно сёгуном Тоётоми. Он желает породниться со мной…
- Как?! Зачем?! - недоумевала Хитоми, начиная понимать, куда клонит отец.
- Это политический ход. Тоётоми желает обрести во мне союзника, ибо княжество Бива процветает, и если начнётся война, то…от него ничего не останется. Породнившись же со мной, сёгун получает ещё две тысячи воинов и неограниченную власть. Я последний, из тех, кто в состоянии противостоять сёгуну, но какой ценой… Его силы огромны, амбиции непомерны, жестокость изощрённа. Если я не отдам тебя за Тория, от Адзути и княжества ничего не останется.
- Мы будем сражаться!!! - воскликнул Моронобу и схватился за рукоять вакидзаси. - И умрём достойно чести самурая!
- Конечно, - Нобунага печально улыбнулся.
Хитоми тихо плакала.
- Отец, я не хочу покидать Адзути… - сказала она всхлипывая. - А тем более не хочу принадлежать этому Тории…
Нобунага молчал, не зная, что сказать: слова в данном случае не могли принести утешения.
* * *
Весь оставшийся день Хитоми проплакала в своих покоях. Она сидела около жаровни, не чувствуя ни тепла, ни холода - её тело и душа оцепенели.
Нобунага решил не беспокоить дочь, ибо считал, что она должна свыкнуться с мыслью о замужестве. Моронобу же пребывал в отчаянье и отправился на тренировочную площадку, чтобы хоть как-то выплеснуть свой гнев и обиду на «противника».
Юрико, в последнее время занятая вышиванием свадебного оби, также заметила напряжённость отца, скрыть которую было просто не возможно. Она направилась к Хитоми, выяснить: что же происходит в Адзути?
Раздвинув фусуме, Юрико увидела сестру, сидевшую рядом с жаровней.
- Хитоми! - позвала она, но девушка никак не отреагировала. Юрико подошла к сестре сзади и положила ей руку на плечо. - Хитоми!
Младшая сестра очнулась.
- А это ты, Юрико… Как продвигается вышивание свадебного оби?
- Медленно. Мне совершено безразлично, как я буду выглядеть на собственной свадьбе. - Юрико пригляделась к сестре, та была грустна, на лице виднелись следы слёз. - Расскажи мне: что тебя так огорчило?
- Ах, Юрико! Ты намного счастливее меня! По крайней мере, ты будешь женой будущего судьи, а я… я… - она разрыдалась.
Юрико обняла сестру.
- Отец нашёл тебе нового жениха? Он стар и отвратителен? - предположила она.
- Нет молод, и даже, скорее всего, привлекателен… Но я не хочу… Понимаешь: не хочу за него замуж! - Хитоми смахивала слёзы рукавом кимоно.
- А кто он? - полюбопытствовала Юрико.
- Ах, не спрашивай меня, умоляю… Отец вынужден согласиться, иначе замок и всё княжество погибнет….
Юрико не на шутку обеспокоилась.
- Говори, прошу тебя! Кто он?
- Тоётоми Тория!
У Юрико округлились глаза.
- Сын Верховного сёгуна! И ты раздумываешь! Он богат, как бог! И ещё я слышала, что он жил с наложницей своего же отца, уж она то сумела научить его многим любовным премудростям.
- Ах, Юрико, ну что ты говоришь! Я люблю Моронобу! И не хочу замуж за другого мужчину!
- Напрасно… Сёгун Тоётоми умён и силён, он просто так не расстанется с властью. Наверняка, Тория унаследует её… - Юрико задумалась. - Не буду тебе мешать, Хитоми.
Она встала с татами, раздвинула фусуме и направилась в покои отца.
* * *
Нобунага писал письмо господину Ходзё, сообщая о том, что возможно понадобиться его помощь. Он знал, что предполагаемый союзник может выставить порядка тысячи воинов, и тогда объединённые силы, вполне смогут противостоять войскам сёгуна.
К сожалению Ходзё был женат, и Нобунага не мог предложить союзнику свою юную дочь в награду за предполагаемую помощь. Он задумался над сложившимся положением - подвергать княжество опасности не хотелось… Но где гарантии, что после свадьбы Тоётоми не попытается завладеть Адзути? Конечно, с одной стороны - о его богатстве ходят легенды, сёгун не захочет терять такой лакомый кусок, но с другой - как тот сможет получить желаемое, не пролив крови? На ум даймё приходило только два возможных варианта: либо наёмный убийца-ниндзя, либо отравление, а для этого надо подкупить кого-нибудь из обитателей замка. Неизвестно, как поведут себя самураи, потеряв главу клана, ведь тогда они станут ронинами…
Юрико распахнула фусуме, чем прервала размышления отца.
- Отец, я могу войти? - спросила она, поклонившись.
Даймё поставил перо в тушечницу и отложил письмо.
- Прошу тебя, Юрико, заходи. Что случилось?
- Отец, прошу вас, выслушайте меня!
Начало разговора весьма удивило даймё. Он уже подумал, что всё в этом мире направлено против него.
Нобунага кивнул.
- Говори.
- Вы хотите выдать Хитоми замуж?
Даймё удивился: как быстро слухи разносятся по Адзути!
- Ты разговаривала с сестрой?
- Да. Хитоми мне всё рассказала, она очень расстроена.
- Я ничего не могу изменить - такова воля судьбы. Иначе наш клан погибнет. Мало того, я думаю, что и после замужества Хитоми, сёгун не расстанется со своими коварными планами. Он давно жаждет завладеть моими землями. Предполагаемое замужество - лишь отсрочка гибели… Но по крайней мере, она даст возможность скопить силы. - В душе Нобунага надеялся на помощь клана Ходзё.
- Конечно, сёгун не отступится от своего решения, - уверенно высказалась Юрико.
Даймё воззрился на дочь: она заметно повзрослела и стала на редкость серьёзной и рассудительной.
- Поэтому я дам согласие…
- И правильно сделаете. Но… - Юрико, как заговорщица посмотрела на отца, встала, подошла к нему почти вплотную, и зашептала: - Хитоми влюблена в Моронобу. Я же ненавижу своего жениха…
Нобунага отпрянул от дочери.
- Ты не желаешь замуж? Но я дал слово чести!
- Ну и что! Что значит честь в сравнении с тем, что ожидает наш клан? - с жаром воскликнула Юрико. Даймё поразился мудрости своей юной дочери. Она же тем временем продолжила свою мысль: - Я всегда мечтала выйти замуж за богатого даймё, иметь свой замок… Мы с Хитоми внешне очень похожи… Выдайте меня вместо неё… И всем будет хорошо…
Нобунага вскочил и начал нервоно расхаживать по комнате, не говоря ни слова. Юрико терпеливо молчала. Наконец даймё заговорил:
- Ты не по возрасту хитра, Юрико. Прости, но сейчас я скажу одну вещь, возможно неприятную… Ты становишься похожей на свою мать.
Девушка улыбнулась.
- Это естественно, она же - моя мать, а вы - отец. Что тут поделать… Вас поражает, что в мою голову пришли подобные мысли?
- Да…
- Женщины бывают умными, отец. Ведь всем известна прозорливость госпожи Аояги…
При упоминании имени возлюбленной женщины, даймё озарила улыбка: действительно Аояги ещё в молодости давала императору советы, и он часто им следовал.
- Я подумаю над твоими словами… - пообещал Нобунага.
* * *
Три последующих дня даймё провёл в размышлениях, многое пришлось обдумать и многое взвесить, прежде чем он обмакнул перо в тушечницу и отменной каллиграфией, что не чета быстрому фонетическому письму, которым привык излагать на бумаге свои мысли сёгун, написал ответ.
«Господин Тоётоми!
Как вы изволили точно отметить в своём послании - все мы слуги нашего императора. И руководствуясь этой мыслью и желанием сохранить мир в государстве и преумножить его богатство нашими обдуманными поступками и делами, считаю ваше предложение достойным и своевременным.
К сожалению, дела княжества не позволят мне навестить вас в Исияме, я пришлю доверенного человека, с которым вы сможете обговорить все тонкости подготовки свадебного празднества. Смею выказать пожелание: наилучшее время для него - середина весны».
Нобунага придирчиво взглянул на лист и остался доволен, как содержанием ответа, так и его изящным написанием. Он отложил перо, свернул лист, расплавил специально приготовленный красный воск и скрепил его личной печатью, затем перемотал свиток золотой кручёной нитью.
Человеком, которому он мог бы, не задумываясь, доверить столь щекотливое дело, должен, по мнению даймё, стать Хисикава-старший. Оставалось лишь переговорить с ним и обдумать тактику поведения в Исияме.
* * *
Нобунага смотрел на свиток, лежавший на столе: в душе поднималась буря чувств… Если в былые времена его величия некто сказал, что Хитоми выйдёт замуж за сына сёгуна, он не поверил и счёл бы это страшным оскорблением, которое можно смыть только кровью.
Теперь же времена изменились…
Даймё положил руки на колени, глубоко вздохнул, закрыл глаза и постарался очистить свой разум и душу, так как его научили в монастыре Энракудзи. Сначала он ощутил лёгкость во всех членах, затем во всём теле…и воспарил над Бива, как и в прошлый раз.
Душа Нобунаги парила над озером, наслаждаясь его красотами, отдаляясь от него всё дальше и дальше в сторону Киото.
И вот даймё увидел императорский дворец с его Девятью вратами, сорока восемью кострами[81 - Имеется в виду костры военных постов, охранявших дворец и город.] и многочисленными постройками, затем - Серебряный павильон, где почти пятнадцать лун назад после длительной разлуки снова встретил госпожу Аояги…
Неожиданно появился коршун, Нобунага видел, как огромная птица пикировала прямо на него, он хотел закричать, но, увы, из его уст раздалось лишь воробьиное чириканье. Размышлять над тем: откуда в Киото взялась хищная птица, обычно обитающая в предгорьях, у даймё не было. Нобунага понимал, он - беззащитный воробей и от его проворства зависит многое.
Внизу под Нобунагой серебром переливался павильон, он, как можно быстрее, взмахивая крыльями начал опускаться к нему. Но коршун всё видел и, сложив крылья и раскрыв отвратительный клюв, пикировал прямо на беззащитную птицу, уже предвкушая добычу.
Воробей залетел на второй ярус павильона и сел на пол… Хищник расправил крылья, сделал несколько кругов над Серебряным павильонов и убрался прочь.
* * *
Две девушки играли на сэмисенах[82 - Струнный музыкальный японский инструмент.], поэт нараспев читал свои стихи. Госпожа Аояги скучала, сидя на многочисленных подушках, укутанная в несколько тёплых хаори. Она с удовольствием вдыхала прохладный зимний воздух, почти не слушая поэта…
Неожиданно в павильон влетела птичка и села прямо перед ней на татами. Девушки, игравшие на сэмисенах, издали возглас удивления.
- Воробей! Госпожа, воробей! Это знак богов!
Аояги встрепенулась: действительно на полу сидел растрёпанный воробей и смотрел прямо на неё. Женщину охватило волнение, ей показалось, что она знает эту маленькую птичку…
Поэт хотел отогнать назойливого воробья, взяв у одной из девушек музыкальный инструмент, он замахнулся. Но птица никак не прореагировала на его выпад.
- Не трогайте его, - приказала госпожа Аояги. - Только один воробей может быть таким храбрым…
Девушки и поэт с удивлением переглянулись, но промолчали.
Аояги сложила ладони вместе и протянула руки к воробью, тот не испытывая ни малейшего страха, вскарабкался своими коротенькими лапками в предложенное «укрытие».
Яшмовая госпожа внимательно разглядывала птичку.
- Ты замёрз? - спросила она. Воробей нахохлился и распушил пёрышки. Аояги подышала на него, пытаясь согреть, затем прижала к груди…
Нобунаге показалось, что он провёл в руках своей возлюбленной всего несколько мгновений, на самом же деле - почти дзиккен.
* * *
- Господин! - Хисикава-старший отворил фусуме и поклонился. - Вы желали видеть меня?
Нобунага не шелохнулся и ничего не ответил. Ещё некоторое время он продолжал сидеть неподвижно и, закрыв глаза. Самурай забеспокоился: что с господином? - может это действие яда? - хотя вряд ли…
- Господин! Прошу вас, ответьте!
Но даймё по-прежнему молчал, всё ещё пребывая в нежных руках Аояги.
Фусуме резко отворились: в покои вошли наложницы. Хисикава, проживший на свете почти пятьдесят лет, догадывался, что в обязанности этих красавиц входило не только ублажать господина.
- Господин медитирует. Его душа парит… - пояснили они.
Хисикава замел, как лицо господина слегка дрогнуло, веки зашевелились - он возвращался…
Самурай расположился на татами подле двери, намереваясь терпеливо ожидать, покуда господин соизволит очнуться и обратить на него внимание. Ждать пришлось недолго, вскоре Нобунага открыл глаза, в ушах его всё ещё звучал голос Аояги: «Лети мой храбрый воробышек, лети, но опасайся когтей коршуна…»
* * *
Зима приближалась к концу, когда обитатели Адзути стали замечать, что Хисикава Моронобу к всеобщему удивлению буквально «присох» к госпоже Юрико. Служанки постоянно шептались: Юрико мало одного жениха в Киото, ей и здесь воздыхателя подавай! - словом, вся в свою непутёвую матушку.
Господин Нобунага постоянно напоминал старшей дочери о том, что в начале лета состоится свадьба, и она должна поторопиться с приготовлением приданным. Та же выказывала редкостную строптивость, не желая ничего слышать о своём женихе, и к всеобщему возмущению начала принимать ухаживания Моронобу.
Служанки каждый день перемывали косточки молодой госпоже, решив, что терпение их хозяина не бесконечно и непременно быть беде.
Действительно, беда не заставила себя ждать. В начале весны госпожа Юрико соблазнила Моронобу, проведя с ним ночь. Нобунага, узнав об этом, пришёл в бешенство и, схватив плётку, поспешил наказать дочь за недостойное поведение и ослушание, самурая же - за поругание клановой чести…
И если бы не вмешался Хисикава-старший, которому Нобунага обязан жизнью, неизвестно, чем бы закончился господский гнев. Даймё собственноручно высек Юрико, несмотря на слёзы и мольбы Хитоми, та же в порыве чувств кричала, что не хочет замуж за сына судьи Токинобу и лучше удавится на собственном оби, нежели возляжет с ним на брачном ложе.
Нобунага велел Юрико уединиться в своих покоях и строго-настрого запретил выходить оттуда, прокуда та не закончит приготовление приданого, а ели она посмеет ослушаться, пригрозил очередным наказанием, посоветовав брать пример с сестры, которая, подчиняясь интересам клана, через два месяца выйдет замуж за Тоётоми Торию и проводит всё время за шитьём.
Входить к непутёвой дочери разрешалось лишь Хитоми, и та проводила у сестры достаточно времени. Моронобу же отправили во владения его отца, которые располагались в двух ри[83 - Ри - мера расстояния в средневековой Японии, примерно 3,2 км.] от Адзути. По слухам Хисикава-старший нашёл ему наложницу.
Адзути бурлил, обсуждая произошедшие события, да и как водится, служанки делились новостями за его пределами, - вскоре всё княжество знало о строптивости Юрико и о кротости Хитоми, беспрекословно подчинившейся воле отца.
Соглядаи, которыми сёгун буквально наводнил Поднебесную, исправно доносили, отправляя отчёты в Исияму, где подробно рассказывали о событиях в Адзути, в том числе и поведении дочерей Нобунаги. Читая донесения, Тоётоми только диву давался: до чего пали нравы! - дочь навыдане заводит любовника в доме своего же отца и ничего не стесняется! Неслыханно!
Вскоре сёгун пришёл к выводу в правильности выбора невесты для сына: в его глазах Хитоми была безупречной девушкой. Поведение же Нобунаги казалось сёгуну естественным, он надеялся, что его заклятый враг смирился и надолго убрал мечи в ножны.
Все детали, касавшиеся свадьбы, Тоётоми Хидэёси обговорил с господином Хисикава, который посетил Исияму в начале зимы, и показался сёгуну весьма разумным человеком. Было решено все празднества провести в резиденции сёгуна, а за Хитоми и её приданым планировалось отправить хорошо вооружённый отряд, мало ли что может случиться по дороге, всё-таки путь не ближний - почти двадцать ри.
По мере приближения свадьбы, сёгун обдумывал: какие условия поставит перед Нобунагой, дабы постоянно пополнять казну сёгуната. Он не хотел накладывать на своего будущего родственника слишком обременительные финансовые обязательства. Прежде всего, Тоётоми хотел добиться, чтобы дайме перестал отчислять часть дорожной пошлины в императорскую казну. Сёгун также планировал жёстко контролировать расходы Яшмового дома, дабы как можно меньше средств оставалось на содержание Личной императорской гвардии - китайцы-наёмники начнут роптать, а затем покинут Поднебесную. А уж после этого - получить неограниченную власть, а возможно, и трон Аматэрасу.
* * *
Празднование Нового года[84 - В эту эпоху Новый год отмечался в начале февраля.] в Адзути прошло достаточно скромно. Пиршественный стол украшали: традиционные сливовые, земляничные и медовые вина, сладкие рисовые шарики и лепёшки-моти, блюда из съедобных водорослей, тонко нарезанные и запечённые куски мяса мраморного быка[85 - Считалось очень дорогим, на срезе оно напоминало мрамор - отсюда и название.], изящно уложенные на большом фарфоровом блюде.
Хитоми и Юрико, облачённые в нежно-сиреневые кимоно с узором «Колотый лёд», вышитым тончайшим серебром, были молчаливы и лишь изредка улыбались.
Гостей в замке на этот раз собралось гораздо меньше: Нобунага потерял почти всех союзников, а те, что остались традиционно предпочитали отмечать праздник в кругу семьи. Поэтому в парадном зале, цуке-сеин, помимо семейства Оды собрались лишь преданные вассалы. По правую руку от даймё неизменно сидел Хисикава-старший, несмотря на то, что его сын опорочил себя недостойным поведением, напротив - наложницы, которые уже считались членами семьи, слева - дочери.
Нобунага доверял своим самураям, они же отвечали ему преданностью, и был рад доставить их семьям радость.
Жены и дочери самураев, также присутствующие на празднике, получили щедрые подарки и с нескрываемым удовольствием рассматривали их. Что и говорить, Нобунага умел быть щедрым господином.
Дочерей он также не обидел: новые парчовые кимоно цвета спелой сливы и оби, расшитые золотым сетчатым орнаментом порадовали их. Девушки поклонились отцу в знак признательности и по обычаю накинули поверх праздничного кимоно подарок отца. Пояса же положили себе на колени.
Наложницы же получили кимоно из сагара-нуи[86 - Ткань с узелковым орнаментом.] цвета «Барсучий мох и хризантемы[87 - Тёмно-зелёный цвет в сочетании с белым.]», оби из серебряной парчи и, следуя примеру дочерей господина, также надели их поверх шёлковых одежд.
Нобунага откашлялся, все замерли, ожидая услышать его праздничную речь. Даймё обвёл присутствующих взором, и коротко, без излишних прелюдий сказал:
- Я рад, что меня по-прежнему окружают верные самураи, их прекрасные жены и дочери. Я счастлив, что в предстоящем году мои дочери выйдут замуж за достойных людей. - При упоминании замужества среди гостей пролетел лёгких шепоток: все знали, что предстоящий союз Хитоми и Тоётоми Тория - вопрос политики и выживания клана. Даймё пригубил из чашки сливового вина. Гости последовали его примеру - пир начался.
В зал вошли музыканты, поклонились и, расположившись поодаль от гостей, дабы не мешать им, заиграли на сэмисенах лирическую мелодию.
Сестры выглядели печально, потому, как понимали: они в последний раз встречают Новый год в Адзути. Что ожидает их в дальнейшем - неизвестно…
* * *
Госпожа Аояги пробудилась поздно. Прошедшее торжество утомило её: нескончаемый поток гостей, подарков, пожеланий здоровья, множество угощений и вин - всё перемешалось в голове. В покоях царил приятный полумрак, стояла тишина, даже служанки были неторопливы - празднество утомило абсолютно всех во дворце, даже юного государя.
Аояги позвонила в колокольчик, появилась заспанная фрейлина. Она зевнула, прикрыв ладошкой рот. Но, увы, придворные правила - прежде всего. Далеко не все желающие из придворных и богатых обитателей Киото смогли присутствовать на празднике. Для этого в первый день Нового года распорядители празднества специально организовывали приём, на котором все желающие смогли бы поздравить императора и, разумеется, присутствие госпожи Аояги было просто необходимо.
Уже в новом году, продолжая принимать поздравления, Гендзи-тенно восседал на троне Аматэрасу в парадном дворцовом зале, рядом с ним - госпожа Аояги.
Прошёл почти дзиккен, вереница счастливых улыбавшихся людей утомила Яшмовую госпожу. Ей хотелось зевнуть и удобно возлечь на футоне, но, увы… Она кивала всем подряд, одаривая неизменной улыбкой…
К Гендзи-тенно приблизился самурай и, выразив свои наилучшие пожелания, преподнёс подарок. Затем он поздравил госпожу Аояги и протянул ей шкатулку из сандалового дерева, на её крышке виднелся искусно инкрустированный Парящий дракон.
Женщину охватило волнение, она приняла подарок. С нетерпением открыв шкатулку, обнаружила, что в ней лежали свитки, исписанные изящным каллиграфическим письмом.
Яшмовая госпожа развернула один из них и прочитала:
Добавлю в свой рис
Горсть душистой сон-травы
В ночь на Новый год[88 - Автор Мацуо Басё. Перевод Владимира Соколова.].
Глава 3
На седьмой день Нового года, когда в Киото отмечалось шествие «Белых коней», Хитоми и Юрико разместились в паланкине и в сопровождении нескольких самураев направились в селение, которое располагалось в двух ри от Адзути. Девушки оделись достаточно тепло, так как с утра поднялся северный ветер, пронзающий насквозь. Но сестры ещё с вечера договорились отправиться к гадалке и испросили на то разрешение отца. Даймё не возражал: в конце концов, девушкам не мешает развеяться, поэтому ветер не мог заставить их остаться в замке. Впрочем, сам он никогда не прибегал к онмёдо[89 - Онмёдо - магическое гадание, призывающее духа Шикигами, который может принимать облик зверей, птиц и даже вселяться в человеческое тело.], но верил в него.
Дорога шла мимо той самой хижины, где жила мать Юрико. Девушка долго колебалась: следует ли ей выйти из паланкина и навестить мать? Когда же кортеж поравнялся с хижиной, неожиданно дверь её распахнулась, на пороге показалась женщина в сером бедном хаори, подпоясанным простым шерстяным оби. Она обратила внимание на следовавший мимо её жилища паланкин, занавес которого была слегка приоткрыта, тотчас разглядев в нём дочерей Нобунаги.
Бывшая наложница опустилась на колени: то ли она тем самым хотела вымолить у дочери прощения, то ли рассчитывая на её щедрость.
Первой не выдержала Хитоми и приказала остановиться.
- Это она? - тихо спросила девушка старшую сестру.
- Да… Прикажи двигаться дальше. Я не хочу смотреть на неё…
- Но эта женщина - твоя мать! - попыталась возразить Хитоми.
- Ну и что… Я стыжусь её. Поэтому-то мне и хочется покинуть княжество.
- Хорошо. Оставайся в паланкине…
Хитоми приказала достать обувь из ящика, прикреплённого к паланкину, обулась и направилась к дзёро. Девушка не помнила её имени. Она достала из сумочки две серебряные монетки и уверенно протянула их женщине.
- Вот возьми. Купи себе еды и дров для растопки жаровни.
Дзёро, много лет не видевшая дочь, не вставая с колен, произнесла:
- Благодарю вас, госпожа Юрико, - и с поклоном приняла подаяние.
Хитоми знала: действительно они очень похожи с сестрой, но чтобы так сильно… Наверняка это обстоятельство непременно поможет им воплотить задуманный дерзкий план.
Девушка не стала разочаровывать несчастную женщину, которая так низко пала и была сполна наказана за своё легкомыслие, решив хоть немного поддержать её от имени сестры:
- Я не держу на тебя зла, мама. Скоро я выйду замуж и навсегда покину Адзути, - сказала Хитоми.
Дзёро, по-прежнему не поднимаясь с колен, ответила:
- Пусть ваши мечты сбудутся, госпожа Юрико, и вы познаете настоящую любовь.
Хитоми поинтересовалась:
- А вы её познали?
- Да. Я любила господина Нобунагу, но, увы, поняла это слишком поздно…
Хитоми резко повернулась и направилась к паланкину, едва сдерживая слёзы. Юрико заметила, что сестра расстроена.
- Что тебе сказала эта отвратительная дзёро? - поинтересовалась она.
- Только то, что любила нашего отца…
Юрико фыркнула.
- Неужели? А отчего она ему постоянно изменяла - тоже от любви?
Хитоми пожала плечами.
- Не знаю. Возможно, всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Может быть, мы чего-то не знаем?
- Глупости! Отец не мог просто так выгнать наложницу ни с чем, в одном лёгком кимоно! - уверено заявила Юрико.
Хитоми хотелось в это верить. Но что-то подсказывало ей, что здесь сокрыта некая тайна.
* * *
Вскоре кортеж достиг обиталища гадалки. Девушки молча покинули паланкин и направились к его двери, та оказалась приоткрытой.
- Заходите, милые девушки! - тотчас последовало приглашение хозяйки.
Юрико толкнула дверь, та легко подалась. Они оказались внутри скромного, но уютного жилища, видимо, дела гадалки шли успешно.
Не успели сёстры оглядеться, как из-за расписной ширмы появилась женщина. Её ярко-алое кимоно и высокая замысловатая причёска привели их в замешательство. Девушкам показалось, что перед ними - юдзё, щедро одарившая своей любовью богатых вельмож и чиновников.
Казалось, хозяйка угадала мысли девушек.
- Алый цвет мой любимый. А высокая причёска - старая привычка. Почти десять лет назад я покинула Киото и поселилась здесь, вдали от городской суеты.
Хитоми, наконец, заметила, что стены хижины украшены дорогими гобеленами с изображением окрестных пейзажей и множество свитков с каллиграфическими письменами.
- Какое гадание вы желаете? Может быть, онмёдо? - вкрадчиво поинтересовалась гадалка.
Девушки переглянулись.
- Да! - выпалили они почти одновременно.
Хозяйка улыбнулась.
- Что ж, прошу вас, располагайтесь.
Девушки сели на татами около жаровни.
- Прекрасно, вы - сёстры, не так ли? - безошибочно определила гадалка. Девушки кивнули в знак согласия. - У вас - один отец, господин Нобунага, матери же разные…
Юрико поёжилась, ей стало не по себе.
- Мне бы не хотелось затрагивать эту тему.
Гадалка понимающе кивнула, но заметила, как бы невзначай:
- Порой на первый взгляд даже простое и явное, затем может оказаться слишком сложным и непредсказуемым.
Юрико припомнила слова Хитоми, которые та произнесла около хижины дзёро, их смысл был примерно тем же…
Гадалка села за стол и расстелила перед собой специально приготовленный лист бумаги, затем обмакнула кисточку в тушечницу и ярко-алым цветом начертала иероглиф Онмё-до.
Девушки замерли в ожидании, им казалось, что вот-вот в воздухе появиться таинственный дух Шикигами.
Гадалка сосредоточилась, закрыла глаза и начала нашептывать магические заклинания. Хитоми поначалу пыталась разобрать их смысл, но безуспешно. В какой-то момент ей показалось, что гадалка произносит китайские слова[90 - Колдовское искусство Онмёдо зародилось в Китае на основе учения Инь-Янь.].
Юрико слегка вскрикнула, заметив, что от иероглифа, начертанного на бумаге, поднимается лёгкий серебристый дымок. Хитоми также испугалась - на магическом гадании она присутствовала впервые и, дабы справиться с волнением, прижала руки к груди. Ей казалось, что сердце вот-вот выскочит…
Дымок, исходивший от иероглифа, наконец, окутал голову гадалки и исчез. Та же открыла глаза, девушки уловили нечто зловещее и потустороннее в её остекленевшем взгляде.
- Что вам угодно? - спросила гадалка совершенно чужим голосом.
- О, могущественный демон Шикигами! - взмолилась Хитоми. - Мы бы хотели узнать своё будущее.
Шикигами разразился смехом. Девушки оцепенели от ужаса.
- Отчего смертные так пекутся о предстоящем? - произнесла гадалка. - Ответ прост: сейчас вас двое, вскоре вы сольётесь в одну… Обе покинете отчий дом и встретитесь только в старости… Одна из вас родит дракона.
Девушки пристально смотрели на гадалку, боясь пошевелиться. Наконец та издала неистовый крик и упала прямо на лист бумаги с начертанным иероглифом. Вокруг её головы появился прежний серебристый дымок, который постепенно рассеялся в воздухе. Девушки не посмели ни окликнуть гадалку, ни потревожить.
Сёстры многозначительно переглянулись, им не терпелось покинуть хижину и побыстрее забраться в паланкин. Они достали, каждая из своей сумочки, по серебряному рё и положили монетки перед таинственной хозяйкой, та же продолжала пребывать в забытьи.
- Может, она умерла? - предположила Хитоми.
- Если так, то мы ничем не поможем ей. Пойдём отсюда скорее, - Юрико схватила сестру за руку и увлекла прочь из хижины. Они быстро погрузились в паланкин и приказали следовать обратно в Адзути.
* * *
- Сейчас вас двое, но вы сольётесь в одну… Что это значит? - недоумевала Хитоми.
- Возможно, это имеет отношение к нашему тайному плану? - предположила Юрико, размышляя над смыслом предсказания. - Я назовусь твоим именем, то есть мы станем Хитоми, и ты и я… Сольёмся в одну… Да именно так!
- Наша встреча в старости говорит о том, что мы проживём долго, - продолжала рассуждать Хитоми.
- Я не против этого, тем более, если меня ожидает богатство.
Хитоми с укором посмотрела на сестру.
- А любовь? Богатство не заменит любовь! - воскликнула она.
- Отнюдь. Очень даже заменит… Да, но дух сказал, что одна из нас родит дракона. Как это понимать?! - недоумевала Юрико.
Хитоми задумалась.
- Не знаю… Наш герб - Парящий дракон. Может быть, есть какая-то связь? - предположила она.
Юрико пожала плечами, она не знала, что ответить сестре.
* * *
На обратном пути, следуя мимо бедной хижины дзёро, Хитоми приоткрыла занавесь, сама не понимая для чего, и что она рассчитывала увидеть - тоже не знала. Но неожиданно девушка увидела Юми, служанку из Адзути. Хитоми прекрасно знала эту седую женщину, ибо та много лет прислуживала её матери.
Юми держала в руках увесистый узелок и направлялась прямо к хижине. Заметив господский паланкин, она смутилась, остановилась в растерянности и поклонилась Хитоми.
Девушка приказала остановиться и поманила рукой пожилую служанку.
- Зачем тебе эта старуха? - удивилась Юрико. - Право, ты меня сегодня удивляешь! - Она фыркнула и демонстративно отвернулась в другую сторону.
Хитоми же не терпелось выяснить: куда это направляется старая Юми?
Служанка подошла к паланкину.
- Ты несёшь этот узелок дзёро? Ты помогаешь ей? - выпалила девушка.
Юми кивнула.
- Да госпожа. Несчастная слишком нуждается.
- А помнишь ли ты: как её звали, прежде чем она стала дзёро? - продолжала расспрашивать Хитоми.
- Да, госпожа. Её звали - Кицунэ-сан.
- Хорошо, иди. Но никому не говори о нашем разговоре, - приказала Хитоми.
- Как пожелаете, госпожа.
Юми поклонилась и неспешно пошла к хижине.
Оставшийся путь до Адзути девушки проделали в полном молчании - они снова и снова пыталась постичь тайный смысл предсказания. И чем дольше сёстры задумывались над ним, тем страшнее им становилось: если их дерзкий план потерпит неудачу - клан Ода исчезнет навсегда.
* * *
Весна постепенно вступала в свои права. Наконец северные ветра сменились восточным, приносившими с гор запах прошлогодних трав и зарождавшейся зелени. Сёстры притихли, и почти всё время проводили в покоях Юрико за вышиванием.
Время шло. Неумолимо приближалась середина весны. Девушки невольно нервничали, говорили с каждым днём всё меньше и меньше, лишь многозначительно переглядываясь. Хитоми в ужасе замирала, когда в Адзути появлялись гонцы, но, к счастью, все они были не из Исиямы.
Даймё редко покидал замок, всем своим видом умышленно подчёркивая, как он озабочен предстоящими свадьбами дочерей. Лишь по вечерам он уединялся в покоях с Хисикава-старшим, «наложницы» в качестве стражей зорко охраняли их приватные беседы. О чём говорилось в покоях господина никто не знал.
Глава 4
Наступила вторая луна Нового года. Молодые побеги травы и первоцветов осыпали берега озера Бива. В воздухе чувствовалась весенняя свежесть, небо покрывали разрозненные перья облаков. Хитоми стояла около святилища, набежал лёгкий ветерок, отчего многочисленные гокей издали робкий шелест… Она посмотрела на небо, сожалея, что не птица и не может, расправив крылья, улететь далеко-далеко, чтобы не видеть самураев сёгуна, которые уже приближались к Адзути.
Девушка услышала шаги и обернулась.
- Юрико, это ты… Я хотела помолиться, да вот не могу… Душа, словно оцепенела.
Старшая сестра снисходительно улыбнулась.
- Всё будет хорошо. Никто ничего не знает и даже предположить не может, что мы задумали, - почти шёпотом сказала она, соблюдая предосторожность.
- Скажи мне, прошу тебя, только правду: что вы делали с Моронобу в твоих покоях? Ну, когда вы провели ночь вместе… - робко спросила Хитоми.
- Я спала за ширмой. А он всю ночь писал стихи.
Глаза Хитоми наполнились слезами.
- Я боюсь, что больше никогда не увижу его, - призналась она.
- И напрасно, скоро всё закончиться и мы с тобой «сольёмся в одно целое»…
- Юрико, а ты не боишься?
- Нет… ну, если совсем немного, - старшая сестра улыбнулась. - Идём в святилище, попросим защиты у Аматэрасу и Окамэ. Через три дня наступит весеннее равноденствие. Сакура зацветёт… Мы нарвём с тобой цветов… - она попыталась отвлечь Хитоми от мрачных мыслей.
Хитоми кивнула.
- Да, на берегу озера, где обычно…
- Конечно…
* * *
В час Собаки, когда на Адзути постепенно опускались сумерки, а с озера потянуло прохладой, самураи, облачённые в полную военную амуницию, выехали из ворот, дабы с почестями встретить приближавшийся отряд сёгуна.
Нобунага восседал на своём любимом жеребце оленей масти, его драконьи доспехи переливались в заходящих лучах солнца. Самураи клана Ода уже улавливали топот копыт в вечерней тишине - людям сёгуна оставалось преодолеть менее одного ри.
И вот они показались на дороге, идущей к Адзути с севера. Нобунага невольно напрягся, едва сдерживая всепоглощающее желание извлечь катану из ножен и обагрить её кровью заклятых врагов… Но, увы, сейчас - это непозволительная роскошь и завтра Хитоми отправится в Исияму…
* * *
На следующий день обитатели Адзути пробудились, едва настал час Тигра. Хитоми лежала с закрытыми глазами, пытаясь хоть как-то оттянуть предстоящую суету. Она услышала, как служанка раздвинула фусуме.
- Госпожа, простите меня, но пора вставать. Самураи сёгуна стоят вокруг замка лагерем и жгут костры.
Действительно, Хитоми показалось, что пахнет дымом.
- И много их?.. - вяло поинтересовалась она.
- Примерно двадцать самураев…
У Хитоми защемило сердце: а если ничего не получиться и они убьют Моронобу? Тогда она убьёт себя - надо непременно спрятать маленький кинжальчик в поясе…
Служанка помогла Хитоми умыться и подала завтрак. Девушка посмотрела на еду с отвращением, так и не прикоснувшись к ней. Служанка пожурила её:
- Госпожа, путь в Исияму неблизкий. Вы даже не притронулись к пище.
- Ничего потерплю до Киото. Всё равно Юрико намеривается остановиться у своего жениха. Не думаю, что он откажет мне в гостеприимстве.
Служанка поклонилась, взяла поднос с едой и вышла.
Хитоми села к зеркалу и распустила волосы. Неожиданно на память пришло стихотворение:
Красота сверкала, подобно цветку,
у чёрного полумесяца бровей были голубые отражения
и румяна щёк подчёркивали белизну кожи…
Многочисленные платья из тонкой парчи выходили
за пределы драгоценных деревянных павильонов…
Повязки моей причёски изгибались голубоватыми волнами, подобно облакам среди живых оттенков зеленеющей вершины.
Украшенная изысканностью своих нарядов я походила на лотос, плавающий на утренних волнах.[91 - Из летописи «Сотоба комато», перевод с французского И.Эльфонд]
…Фусуме распахнулись - вошли три служанки. Хитоми не обратила них внимания. Первая, старшая служанка, держала нижнее кимоно из белого атласа, украшенное рисунками в китайском стиле. Вторая - кимоно с золотистым отливом, на котором были вышиты павлины, что надевалось поверх нижнего. И, наконец, третья - белое шёлковое кимоно-фурисодэ, на котором были вытканы вырезные листья дуба на нежно-зелёной основе и оби с золотым сетчатым узором.
- Госпожа, - окликнула девушку старшая служанка.
Та встрепенулась и взглянула на принесённые наряды. Невольно она вспомнила день своего Совершеннолетия, когда её также причёсывали, наряжали для гостей, делали грим, словно взрослой женщине… Но тогда праздничные приготовления доставляли ей удовольствие, но теперь, увы…
- Приступайте, я готова… - с трудом вымолвила Хитоми и старшая служанка начала расчёсывать ей волосы гребнем.
* * *
Юрико также прихорашивалась в своих покоях.
- Сделай мне точно такой же грим, как у моей сестры, - приказала она.
Служанка смутилась.
- Простите меня, глупую женщину, госпожа, но я не знаю, какой именно грим выберет ваша сестра…
На самом деле Юрико прекрасно знала, ибо они с Хитоми договорились сделать традиционный грим и причёску эпохи Хэйан[92 - Традиционный грим подразумевал наложение белил на кожу лица, подводку бровей и глаз, неяркие румяна, а также губы - в цвет румянам.], которые придавали им необыкновенное сходство. Но ей хотелось покапризничать.
- Ладно, - смилостивилась Юрико. - Бери вон те белила, - она указала на небольшую розовую коробочку.
Служанка в точности выполняла распоряжения госпожи и грим удался. Затем она причесала длинные почти достигавшие колен, волосы девушки и перехватила их сзади, чуть ниже шеи заколкой, изображавшей Парящего дракона.
В это же время Хитоми делали точно такую же причёску.
- Достань моё любимое кимоно «Тысяча журавлей», что подарила мне сестра. Да, и, пожалуй, оби с вышивкой горы Арасияма.
- Госпожа, а как же юката? - удивилась служанка.
Юрико было всё равно, какое нижнее кимоно будет сокрыто под «Тысячью журавлей», в конце концов, замуж выходит Хитоми… От этой мысли у неё всё похолодело внутри: что она говорит!? - как Хитоми?
- Хорошо, достань юката из китайского атласа, и кимоно с рисунком «Колотый лёд».
Служанка замерла.
- Но…
- Что? Ты не поняла? - удивилась Юрико.
- Сейчас не сезон для «Колотого льда», - робко возразила она.
- Ну и что, всё равно сверху надену «Тысячу журавлей». Поторапливайся!
Служанка беспрекословно открыла сундук и извлекла из него названные наряды.
* * *
Нобунага ходил по замку чернее грозовой тучи. Слуги боялись попадаться ему под руку, дабы не навлечь на себя хозяйского гнева.
Он вышел во двор, где служанки складывали в крытую повозку заранее тщательно приготовленное приданное Хитоми… Женщины при виде господина засуетились пуще прежнего. Не выдержав этой картины, даймё решил подняться в покои дочери.
Девушка была одета, правда решила отступить от правил и приказала сделать старинную причёску. Служанки боялись, что господин Нобунага останется недоволен внешнем видом дочери, в довершении всего та отказалась надевать праздничную обувь, потребовав простые гета, мотивируя тем, что может излишне волноваться и оступиться с высокой подошвы, причём весьма некстати.
Нобунага окинул дочь придирчивым взглядом: да прошло достаточно времени с тех пор, как в Адзути отмечали её Совершеннолетие, гости были веселы, дочери счастливы, жизнь казалась прекрасной…
Теперь же Нобунага испытывал чувство вины перед дочерьми, главным образом оттого, что не смог противостоять сёгуну и, спасая клан, вынужден пожертвовать их интересами и, возможно, даже жизнью.
Даймё смотрел на младшую дочь: она была необычайно хороша в праздничном фурисодэ. Он ничего не сказал о причёске, служанки облегчённо вздохнули и накрыли невесту по традиции прозрачным, словно дымка, тончайшим шёлковым покрывалом.
Нобунага понимал: он в последний раз видит Хитоми. Придавала сил лишь надежда на то, что задуманный план всё же удастся воплотить. Иначе - СМЕРТЬ!
* * *
Хитоми и Юрико в сопровождении отца и Хисикава-старшего спустились во внутренний двор замка. Нобунага едва сдерживал нахлынувшие чувства, понимая, что не имеет право давать им волю. Ведь внешне всё должно выглядеть убедительно: Хитоми едет к жениху в Исияму, Юрико же сопровождает её до Киото, где собирается погостить в доме судьи Токинобу.
Девушки поклонились отцу в знак дочерней любви и покорности, сели в роскошный паланкин, специально задрапированный белым шёлком с вышивкой кланового герба.
Хитоми трясло от страха, Юрико же с первого взгляда казалась спокойной, ибо была уверена в успехе предстоящего предприятия.
Слуги подхватили паланкин, девушки в последний раз взглянули на Адзути и на Три стрелы башен-ягура.
Хитоми почувствовала, как на глазах выступают слёзы. Неимоверным усилием воли она заставила себя успокоится, иначе грим мог пострадать, хотя она и взяла все необходимые принадлежности, но в дороге пользоваться ими было несподручно.
Немного отъехав от замка, Юрико запахнула занавес паланкина и сказала:
- Не бойся, Окамэ непременно поможет нам. Я в этом уверена.
Хитоми кивнула и пристально посмотрела на сестру, увидев в ней своё отражение…
- Пришло время слиться в единое… - шёпотом сказала она.
- Да. Обойдёмся без служанок, пусть едут в повозке. Кто знает, из чьего рта потечёт![93 - «Потечь изо рта» - имеется в виду проговориться, выдать тайну.] - согласилась Юрико.
- Ты права… помоги мне развязать оби и снять кимоно.
Хитоми скинула шёлковую накидку и начала раздеваться при помощи сестры. Единственное, что они не стали менять - так это нижние кимоно.
Обмен одеждами продлился достаточно долго, хоть слуги и осторожно несли паланкин, стараясь его не раскачивать, но сказывалось волнение девушек и ограниченность пространства. Заговорщицы опасались делать резкие движения, дабы занавес паланкина не дрогнул, что могло бы вызвать нежелательный интерес самураев.
Наконец Юрико привела свои одежды в порядок, приколола на пояс брошь в виде Парящего дракона и накинула на плечи шёлковое покрывало. Хитоми также поправила пояс, спрятав в него припасённый миниатюрный кинжал.
- Вот и всё, теперь следует запастись терпением, - констатировала Юрико.
Хитоми промолчала.
Спустя примерно дзиккен отряд ступил на узкую дорогу, пролегавшую среди множества холмов. Девушки напряглись, самураи выслали вперёд разведчиков, те же доложили, что не заметили ничего подозрительного.
- Это случиться именно здесь… я чувствую… - задыхаясь от волнения, сказала Хитоми. - Холмы хранят множество тайн.
После короткой остановки, на которой командир самураев убедился, что с девушками всё в порядке - те же были немногословны и поблагодарили его за беспокойство вымученными улыбками - отряд продолжил свой путь.
* * *
Моронобу и ниндзя, специально нанятые его отцом, затаились в засаде. Они буквально слились с холмами в своих серых одеждах, ожидая отряд сёгуна.
Моронобу подавил все чувства, ибо они порождают волнение и неуверенность, и как истинный самурай приготовился достичь намеченной цели. Он искренне надеялся, что ниндзя, которые многократно оказывали клану услуги за соответствующее вознаграждение, проявят себя и на этот раз достойным образом.
И вот на извилистой дороге среди холмов появились всадники, все они, как один были облачены в доспехи. Но похоже, это обстоятельство ничуть не смутило ниндзя. Они разделились на две группы - по пять человек с обеих сторон дороги.
Моронобу же укрылся чуть поодаль. Покуда ниндзя своими действиями отвлекут самураев, он пробьётся к паланкину и выкрадет Хитоми, переодетую в кимоно Юрико. После того, как они благополучно скроются, старшая сестра поднимет крик: «Этот недостойный Хисикава Моронобу всё же добился своего - украл Юрико! Всем в Адзути известно его недостойное поведение! Какое пятно на чести клана!» И в довершении всего горько разрыдается…
* * *
Раздался свист сюрекенов, стремительно пронзая воздух, они впивались в шеи лошадей.
В первых рядах самураев началась сумятица: лошади, обезумевшие от боли вставали на дыбы, пытаясь скинуть своих седоков, или же, повинуясь инстинкту самосохранения, ускакать, покинув опасное место.
Самураи, следовавшие рядом с паланкином, также не успели спешиться, их раненные лошади заметались, истекая кровью и, сбрасывая седоков.
Воспользовавшись замешательством, царившим в отряде, часть ниндзей продолжала метать сюрекены, стараясь поразить самураев, что было достаточно сложным из-за доспехов, а часть, обнажив мечи, поспешила вместе Моронобу к паланкину.
Командир сегунского отряда, выхватив меч из ножен и громко крича, пытался собрать вокруг себя своих людей. На данный момент безопасность девушек для него была превыше всего. Но достичь должного результата оказалось весьма сложным, ибо часть самураев были ранены сюрекенами; лошади метались, внося ещё большую сумятицу в данной ситуации.
Моронобу яростно пробивался вперёд, орудуя обеими мечами. Молодой самурай впервые участвовал в настоящем сражении, но страха перед опасностью и смертью он не испытывал. Моронобу отбросил все чувства, представив себе, что противник вооружён бамбуковыми мечами и он - всего лишь на тренировочном поле: выпад, защита…и снова - выпад, защита…
Его руки действовали ловко, словно отдельно от тела и разума. Вот Моронобу ловко уклонился от вражеского меча, сделав «семя льна»[94 - Быстрый поворот вокруг своей оси с выпадом вперёд.], тем самым, опередив противника на мгновенье и получив преимущество, подрубил катаной тому ноги чуть выше щиколоток. Лезвие меча без труда разрубило кожаные поножи - самурай, издав душераздирающий вопль, рухнул на колени; в тот же миг левая рука Моронобу, сжимающая вакидзаси, ударила противника прямо в горло. Алая кровь брызнула во все стороны, словно фонтан, - клинок повредил артерию.
Выдернув окровавленный вакидзаси, Моронобу отбил выпад другого самурая, успев отскочить в сторону - ему хватило мгновенья, дабы оценить расстановку сил.
Ниндзя прекрасно владели своим искусством и, оттянув на себя основные силы противника, крушили неприятеля. Бой достиг той стадии, когда противники разбились на пары. Путь к паланкину преграждал лишь один самурай сёгуна, по всей видимости, командир отряда. Не раздумывая, Моронобу ринулся на противника - на его пути встал коренастый самурай, перед глазами сверкнул клинок вражеской катаны…
Завязалась кровавая схватка около паланкина, напуганные девушки сначала визжали от страха, затем, дабы не быть задетыми клинками мечей, легли на пол и замерли… Моронобу яростно отбивался…
Самурай был достаточно крепким и опытным воином, он уверенно наступал на Моронобу, тот отражал удары, постепенно слабея. Мгновенно перед глазами Хисикава-младшего пронеслись все последние события: вот он по замыслу дайме ухаживает за Юрико, проводит ночь в её покоях; вот господин подвергает его и «непокорную» дочь наказанию, все в замке обсуждают их недостойное поведение - и ради чего?! Для того, чтобы погибнуть от меча врага, так и не испытав восторг любви с Хитоми?!
Последняя мысль придала Моронобу сил, он ловко отразил удар самурая и, сделав обманный выпад, следуя искусству иаи-дзюцу, отрубил ему голову… Хлынула кровь, брызги попали прямо на белый атлас паланкина.
Отрубленная голова покатилась по земле, застывший удивлённый взгляд взирал на происходящее…
Обезглавленное тело рухнуло к ногам Моронобу. Кровь из перерубленных артерий ударила в атласный занавес паланкина, окрашивая его в алый цвет. Перешагнув через тело, бившееся в последних конвульсиях, Моронобу бросился к паланкину.
- Хитоми! - вскликнул Моронобу, отбрасывая занавес. На него смотрели обезумевшие от страха девушки. Юноша растерялся: они были похожи, как две капли воды, лишь одеты в разные кимоно.
Хитоми инстинктивно протянула руки к Моронобу, он быстро подхватил её. Несколько самураев, увидев, что одну из девушек похищают, устремились на выручку, но тут же встретились с мечами ниндзя.
Моронобу перекинул Хитоми через шею лошади, ловко впрыгнул в седло и помчался прочь в обратном направлении к Адзути, затем повернув на запад в горы.
Самураи не могли преследовать всадника, ибо почти все лошади были ранены. Ниндзя, увидев, что Моронобу благополучно скрылся, тотчас растворились в холмах. Они сделали своё дело, добивать же самураев не входило в их задачу - главное девушка была похищена.
* * *
Конь Моронобу мчался, подобно вихрю. Хитоми пребывала в несколько неудобном положении, её причёска растрепалась и волосы развивались по ветру.
Наконец, удалившись от врагов на безопасное расстояние, Моронобу остановил лошадь, спешился и помог Хитоми опуститься на землю.
Она буквально упала: голова кружилась, к горлу подступала тошнота.
- Госпожа, госпожа… - Моронобу присел рядом с девушкой на землю и обнял её. - Всё позади, мы в безопасности. Простите меня, я был вынужден торопиться ради вашей же безопасности оттого, и не мог надлежащим образом посадить вас в седло…
Хитоми вздохнула полной грудью и вымолвила:
- Это всё пустяки, не стоящие внимания… Главное - мы вместе…
Моронобу обуяло безумное чувство желания, его тело содрогалось мелкой дрожью. Хитоми понимала состояние своего возлюбленного: ещё недавно он сражался, проливал кровь самураев сёгуна, теперь же - держит её в объятиях, ощущает её дыхание…
- Мы должны ехать, - решительно заявила девушка. - Нам требуется отдых - слишком многое произошло.
- Да, вы правы. - Моронобу помог Хитоми подняться, она поёжилась от холода. - Вы замёрзли?
- Ноги… Я забыла гета в паланкине.
Моронобу подхватил девушку и помог сесть в седло.
- Мы скоро достигнем хижины, потерпите. - Он извлёк из седельной сумки тёплое женское кимоно и накинул на девушку. - Так лучше?
- Намного, благодарю…
Хитоми закуталась в тёплое кимоно и прильнула на грудь своего спасителя. Они двинулись в путь.
* * *
Хитоми не обращала внимания на ту местность, по которой проходил путь, пребывая в сладостной дрёме, наслаждаясь близостью любимого человека - её естество трепетало, она желала его…
Наконец дорога, идущая вдоль озера резко свернула в горы. Она вздымалась всё выше и выше, Моронобу был вынужден спешиться, взять коня под уздцы и таким образом продолжить путь.
Хитоми слышала о тайном убежище в горах лишь в общих чертах, отец был немногословен, опасаясь, что «потечь» может из любого рта. Она знала, что в хижине некогда обитала Горная ведьма, и жители долины охотно пользовались её услугами, особенно молодые девушки и женщины.
Конь заметно устал, и впрямь тропа, скорее предназначалась для горных козлов, нежели для благородных животных. Моронобу постоянно останавливался, давая ему передышку.
И вот перед взором Хитоми открылось небольшое плато. На нём виднелись постройки: довольно просторная добротная хижина, два небольших амбара, обнесённые каменной стеной высотой примерно в полжени[95 - Чуть больше метра.].
- Да здесь целый замок! - воскликнула девушка.
Моронобу улыбнулся: уж он-то знал, чего стоило его людям возвести всю эту красоту, ведь хижина Горной ведьмы практически развалилась.
Он помог Хитоми спешиться, тут же подхватил её на руки и направился к хижине. Около неё стояла пожилая женщина и три, вооружённые до зубов, воина.
- Юми! - удивилась девушка, узнав пожилую служанку.
- Да, моя госпожа. Я столько лет служила вашей благородной матушке, не гоните меня, позвольте ухаживать за вами!
Хитоми облегчённо вздохнула, она была рада видеть Юми. Воины почтительно поклонились.
- Зачем здесь воины? - поинтересовалась она у Моронобу.
- Ваш отец, господин Нобунага, велел тщательно охранять убежище - всякое может случиться.
Юми распахнула дверь хижины, Хитоми обдало запахом лепёшек…
- Госпожа, наверняка, вы пожелаете переодеться, - засуетилась Юми. - Я приготовила фураке…
Неожиданно на Хитоми навалилась страшная усталость, как следствие напряжения в течение нескольких месяцев и волнений последнего дня.
Она с удовольствием позволила Юми раздеть себя и погрузилась в горячую воду.
После омовения Юми помогла госпоже надеть чистое кимоно и подала рисовые лепёшки с чаем. Хитоми, несмотря на усталость, ощутила безумный аппетит и с удовольствием всё съела. Насытившись, она осмотрелась, заметив в углу сундук, принадлежащий своей матери.
- Я рада видеть вещи, окружавшие меня в Адзути. С ними будет легче перенести разлуку с отцом и сестрой. А где Моронобу?
- Он оседлал свежего коня, госпожа, и направился в свой замок, дабы передать господину Хисикава, что всё прошло успешно…
Хитоми кивнула, правда, ей стало немного грустно, ведь она не проведет предстоящую ночь в его объятиях.
Глава 5
Самураи сёгуна пребывали в отчаянье: они не оправдали доверие господина, позволили заманить себя в ловушку, не смогли противостоять горстке ниндзя - неслыханный позор!
Командир отряда был смертельно ранен, он умирал. Для него смерть на поле боя была единственным выходом сохранить честь - самураи передадут сёгуну, что он скончался от ран, как настоящий воин, защищавший честь дома Тоётоми.
И вот командир испустил последний вздох, самураи помолились богам, кто Аматэрасу, а кто Будде.
Юрико сидела в паланкине и тихонько плакала - от искусного грима не осталось и следа. Она понимала, что в данном случае всё слишком серьёзно и её любые капризы будут неуместны.
Самураи подсчитали потери: от двадцати воинов осталось лишь двенадцать, половина лошадей ранена. Воображение рисовало ужасные сцены наказания, которым их подвергнет Тоётоми по возвращении в Исияму.
- Госпожа Хитоми, - обратился к невесте один из наиболее знатных самураев. - С вами всё впорядке?
- Да, но моя сестра Юрико… - девушка снова разразилась рыданиями. - Бедный отец - какой позор! Кто бы мог подумать, что её похитят! Да ещё в такой день, когда я, наконец, следую к жениху!
Самураи, стоявшие около паланкина, переглянулись: они ничем не могли помочь «Хитоми» и вернуть её сестру, наверняка она уже далеко отсюда.
- Думаю, это семейно дело. Ваш отец, доблестный Ода Нобунага, непременно найдёт злоумышленника и казнит его, - высказался знатный самурай.
- Да, конечно… Очень бы хотелось… Что теперь скажет господин Тоётоми Хидэёси? Как я посмотрю в глаза своему жениху Тории?
Самурай вздохнул: да, ситуация сложилась щекотливая, но по-крайней мере с невестой ничего не случилось…
- Мне надо привести себя в порядок, - сказала «Хитоми» и задёрнула занавес паланкина.
* * *
Хитоми легла спать поздно в час Крысы. Она долго перебирала свитки в заветном сундуке, перечитывая снова и снова, дабы отвлечься от гнетущих мыслей.
Девушка переживала за сестру: как она справиться с её ролью? Хотя та и была настроена решительно, кто знает, что ожидает её в Исияме?.. А отец? Наверняка, он переживает и за неё и за Юрико, но как обычно, скрывает свои истинные чувства. А Моронобу? Теперь они должны жить вместе, как муж и жена…
Последнее обстоятельство волновало девушку более всего. Она была не искушённой в любовных делах, в отличии от Юрико… Да, она желала молодого самурая, но боялась показаться ему неопытной, хотя получила соответствующие наставления от отцовских наложниц. Сначала Хитоми было неловко говорить об этом, но затем, совершенно неожиданно, у неё появился живой интерес, и она не стеснялась задавать достаточно откровенные вопросы. Юдзё отвечали без смущения, словно обсуждали последнюю киотскую моду.
Теперь она с нетерпением ждала возвращения Моронобу, но время шло, ночь окутала горы… У Хитоми родились стихи:
Алая птица
Над сизыми горами
Кружится в небе.
Как сияние божества
Её перьев красота.
Она бегло записала их на бумаге и легла спать. Сон навалился мгновенно. Ей снился Адзути: вот она идёт к святилищу, дабы помолиться Аматэрасу и Окамэ. Вот Юрико, она, как всегда, печальна… Отец сражается с самураями на тренировочной площадке…
Из далёких глубин памяти всплыл смутный образ матери. Она стояла далеко и протягивала руки, но Хитоми безошибочно поняла - это покойная матушка… Затем к ней подошёл Моронобу и на глазах всего замка начал целовать. Хитоми не сопротивлялась, напротив, она привлекла его и обняла за шею… Моронобу распахнул на девушке кимоно, и она, как ни странно, не почувствовала ни смущения, ни страха… Он целовал её шею, грудь… Соски её наливались желанием…
Хитоми открыла глаза: забрезжил робкий рассвет, настал час Тигра. Рядом с ней лежал Моронобу…
- Ты проснулась? Я не хотел будить тебя… Но я сгораю от желания и нетерпения, - признался он.
- Я тоже…
* * *
Юрико и изрядно потрёпанный отряд самураев достигли предместьев Киото, но не стали входить в город. Самураи сёгуна не могли себе позволить предстать в таком виде перед горожанами. Лагерь разбили наспех, дабы немного отдохнуть, утолить голод и жажду.
Слуги подали девушке поздний ужин. Несмотря на все перипетии, она съела его с огромным аппетитом и тотчас легла спать: не могла же она себе позволить предстать перед женихом бледной и замученной? Первое впечатление, произведённое на мужчину - залог последующего успеха!
Рано утром, в час Зайца, отряд выдвинулся в путь, до Исиямы оставалось менее пяти ри.
Юрико, облачённая в свежее кимоно нежно-бежевого цвета, расшитое цветами персика, без грима, с причёской Хэйан, дремала в паланкине, потому как сон пошедшей ночью был прерывистым, девушка несколько раз просыпалась, ибо не привыкла к походным условиям.
Отряд достиг предместья Исиямы в час Овна, весеннее солнце ярко светило, заливая своим теплом равнину, на которой возвышалась ставка Верховного сёгуна. Юрико раздвинула занавес паланкина, наслаждаясь пейзажами и свежестью воздуха. Ещё издали, почти за четверть ри, она увидела бакуфу[96 - Бакуфу - ставка сёгуна.], разбитой вокруг огромной каменной насыпи, предназначенной для защиты от нападения воинов-меченосцев.
Тоётоми Хидэёси, завладев землями Осаки, а также полуразрушенным монастырём Исияма, некогда сожжённым самим Одой Нобунагой, приказал воздвигнуть свою резиденцию, которая бы превосходила по мощи и красоте всем известный Адзути. Ибо богатство и не преступность этого замка не давали сёгуну покоя.
Поэтому на месте монастыря была возведена специальная защитная насыпь, а затем уже на ней построен пятиэтажный замок (помимо этого он имел три подземный уровня, уходивших вглубь насыпи), который получил двойное название Исияма-Осака. В столице его предпочитали называть Исиямой, сам же сёгун величал своё детище Осакским замком.
Разглядывая Осакский замок, Юрико испытала чувство удовлетворения и гордости за семейное гнездо, ибо её отец сумел воздвигнуть замок не хуже, чем у самого сёгуна. Во время строительства он консультировался с португальцами, позаимствовав у них многие приёмы фортификационного строительства. Поэтому-то Адзути и считался одним из самых богатых и неприступных замков, что не давало покоя Тоётоми и его самураям.
По мере приближения к Исияме, Юрико старалась собраться духом - встреча с отцом и сыном Тоётоми приводила её в неподдельное волнение. Девушка извлекла из дорожного сундучка с женскими принадлежностями серебряное зеркало и посмотрелась в него: её внешность была безупречна.
Юрико улыбнулась своему отражению, твёрдо решив понравиться не только жениху, но и своему будущему свёкру - ведь он тоже мужчина…
Дозор с северной башни-ягура заметил приближавшийся отряд, тотчас зазвонил сигнальный колокол, возвестивший о его приближении.
Тория, облачённый в лучшее кимоно пребывал в спокойствии и уверенности, что увидит совершенно юную и неопытную девушку, которой едва исполнилось четырнадцать лет. Он уже не раз подумывал по поводу того, чтобы обзавестись благородными наложницами, многие самураи с радостью привели бы своих дочерей в его покои…
И вот отряд пересёк подъёмный мост, проследовал ворота…
Семейство Тоётоми ожидало невесту в одном из залов. Парадное помещение было просторным, его стены украшали множество гобеленов с изображением природы и сказочных животных: драконов, зайцев-единорогов, лис-оборотней. Интерьер выглядел богато. Вдоль стен стояли изящные вазы, выполненные в парчовом стиле[97 - Керамика «парчового стиля» украшалась поверх глазури трёхцветным мотивом с использованием красного, зелёного и голубого цветов.], чередовавшиеся с невысокими резными этажерками, на которых, следуя последней моде, разместились китайские фарфоровые статуэтки. Пол, застланный татами, был также усыпан многочисленными цветным подушками, дабы женщины могли непринуждённо расположиться.
- Господин, - вошёл доверенный вельможа и поклонился сёгуну. - На отряд напали, он понёс большие потери. Но с юной невестой всё впорядке. К сожалению, как я выяснил, её сестра, направлявшаяся в Киото, похищена…
Тоётоми буквально стиснул зубы, дабы не дать волю охватившему его гневу. Тория почувствовал настроение отца.
- Господин мой, - вмешалась Манами, - прошу вас! Девушке и так пришлось тяжело… Ей надо отдохнуть и прийти в себя.
- Конечно, - кивнул сёгун жене. - Казнить негодных самураев я всегда успею.
Юрико предстала перед взором четы Тоётоми. Тория издал возглас изумления: он не ожидал увидеть вполне взрослую и оформившуюся девушку. Сёгун также остался доволен внешностью невесты.
- Я рад приветствовать вас, госпожа Хитоми, в моём замке. Я также выражаю сожаление по поводу постигшего вас несчастья…
Юрико поклонилась.
- Благодарю вас, господин сёгун. Надеюсь, что мой отец непременно найдёт этого разбойника и лишит его головы. Я счастлива, что добралась до Исиямы и смогу выполнить всё то, о чём вы имели честь договориться с моим отцом…
- Госпожа Хитоми, позвольте представить вам моего сына Тория, - сёгун сделал жест рукой; Тория поклонился. Юрико про себя отметила, что молодой человек весьма не дурён собой.
Когда светские формальности были завершены, госпожа Манами взяла на себя опеку невесты и проводила её в специально приготовленные покои.
Тория же проводил девушку вожделенным взглядом.
- Отец, а как вы считаете: не будут ли нарушены нормы приличия, если сегодняшней ночью я посещу покои госпожи Хитоми?
Сёгун улыбнулся: девушка явно приглянулась его отпрыску.
- Хитоми - твоя невеста. Она - в моём замке, а значит, здесь приличествует всё то, что я считаю возможным. Не вижу ничего предосудительного в твоём желании: девушка действительно хороша. И если она как можно быстрее понесёт наследника, тем лучше для рода Тоётоми. Покажи ей, на что ты способен - пусть у неё болит между ног…
- Отец! - Тория смутился.
Зато сёгун рассмеялся от души, весьма довольный своим циничным замечанием, уже забыв, что от отряда вернулось лишь чуть больше половины людей.
* * *
Нобунага получил известия от верных людей: Хитоми пребывала в горном убежище, Юрико благополучно достигла Исиямы - его план удался. Теперь он был спокоен за дочерей и мог заняться укреплением Адзути.
Даймё тотчас же приказал возвести вокруг замка ещё одну стену, дабы создать дополнительную линию обороны. Нобунага предвидел дальнейшее развитие событий: после того, как Юрико под видом Хитоми выйдет замуж за Торию, сёгун непременно потребует, чтобы он перестал отчислять часть дорожной пошлины в императорскую казну, а все суммы отдавал бы его сборщикам налогов. Затем аппетиты сёгуна начнут расти…
Нобунага пытался оценить ситуацию: сколько у него времени, чтобы дополнительно укрепить замок? Получалось, что совсем немного… Он не успеет… И что тогда?
Глава 6
Широ-маку, свадебное кимоно, госпожи Хитоми привело служанок дома Тоётоми в неподдельное изумление. Когда две личные горничные госпожи Манами извлекли наряд из дорожного сундука, они не удержались от восторженных возгласов.
Кимоно, сшитое из кусари-нуи[98 - Ткань с орнаментом, вытканным цепочкой.], белоснежно-белого цвета, расшитое золотой и серебряной канителью, таким образом, что замысловатый узор органично перетекал со спины на грудь и рукава, стоило по-крайней мере не менее пяти тысяч рё.
Свадебный оби, старательно расшитый обеими сёстрами Ода, также был достоин всяческих похвал.
Госпожа Манами, увидев, роскошное кимоно невесты, не удержалась и сказала:
- Поистине, госпожа Хитоми, свадебное кимоно подстать несметным богатствам вашего отца.
«Хитоми» поклонилась.
- Благодарю вас, госпожа Манами. Отец заказал его у самых лучших мастеров Киото…
- Это заметно. Вышивка безупречна, - заметила будущая свекровь, рассматривая кимоно.
За последние несколько дней пребывания невесты в Исияме, она постоянно присматривалась к девушке, в итоге решив, что та достойна всяческих похвал. Особенно госпожу Манами удивило, как стремительно нашли взаимопонимание Тория и её будущая невестка.
Жених и невеста постоянно проводили время вместе, часто уединялись, что весьма радовало госпожу Манами, уж она-то понимала, что может происходить между молодым мужчиной и юной девушкой за закрытыми фусуме. Она не осуждала их, напротив - роду Тоётоми нужен законный здоровый наследник, а Хитоми производила впечатление вполне крепкой девушки, способной родить не одного ребёнка.
Наконец настал тот торжественный день, ради которого Хитоми и прибыла в ставку сёгуна - день свадьбы.
Почти всё утро служанки одевали невесту и причёсывали. Причёска же, банкин-такашимада, вызвала немало хлопот, так как была весьма сложной: сначала в волосы вплетались золотые рожки ревности, затем волосы заплетались в искусный пучок, и только после этого голову невесты покрыли специальной шляпкой, цуно-какуши, которая и должна была скрывать женскую ревность[99 - Имеется в виду, что шляпка скрывала рожки ревности, которые по поверьям были у каждой женщины.].
После того, как невесту облачили в кимоно, широ-маку, завязали по всем правилам оби, будущая свекровь подала девушке маленький меч, который та заткнула за пояс, и - веер, символизирующий счастье. Теперь невеста была готова следовать в синтоистский храм.
Хитоми и госпожа Манами, также облачённая в ослепительные праздничные одежды, покинули покои, направившись в один из замковых парадных залов, где гости томились в ожидании.
Как только фусуме, ведущие в зал, распахнулись, невеста тотчас же приковала к себе взгляды присутствующих вельмож, самураев, их жён и дочерей, по достоинству оценивших её красоту и свадебный наряд.
Тория выглядел подстать невесте: его роскошное праздничное кимоно из тяжёлого терракотового шёлка, поверх которого была надета вишнёвая катагино[100 - Катагино - длинная мужская накидка из дорогих тканей. По форме напоминала длинный европейский жилет. Надевалась поверх кимоно.] из парчи, придавали ему солидности, отчего жених казался гораздо старше.
Невеста почтительно поклонилась сёгуну, затем жениху, гостям и, наконец, посажённым родителям. Они также поклонились, наполняя зал шелестом роскошных тканей.
Так как невеста прибыла из родительского дома одна: без отца, без матери или близких родственников, то их роль на свадьбе отвели семье одного из вельмож, который на время обряда и должен стать отцом невесты, а его жена - матерью.
Сёгун в тайне порадовался, что невеста будет стоять перед алтарём только в окружении его верных людей, он не испытывал ни малейшего желания видеть на свадьбе своего заклятого врага даймё Оду Нобунагу.
Синтоистский храм находился недалеко от замка. Жених и невеста, гости, посажённые родители, чета Тоётоми разместились в паланкинах; процессия двинулась в путь.
Хитоми не волновалась, напротив, она была преисполнена уверенности в себе и своих прелестях, ведь Тория уже успел оценить их.
В первую же ночь девушка заметила странные наклонности своего жениха, любовные игры которого несколько отличались от общепринятых норм, царивших в интимной жизни знатных самурайских семейств, но она не растерялась, а начала искусно подыгрывать, ещё больше распаляя его желания. Прошлой ночью Хитоми запрягла жениха как жеребца специальными кожаными ремнями, а затем оседлала - тот же пребывал в восторге от фантазий невесты.
* * *
Перед взором мнимой Хитоми открылось святилище Хонгу, как его называли в замке Исияма. Девушка слышала об этой кумирне[101 - Разновидность синтоистского храма, посвящённого одному из многочисленных духов природы.], возраст которой превышал пятьсот лет, она была построена ещё во времена правления императора Судзин-тенно[102 - Кумирня представляет собой небольшое деревянное строение с традиционной японской крышей.], и теперь располагалась на земле сёгуната, чем весьма гордился господин Тоётоми, видя в этом определённое предначертание судьбы, ибо многим было известно его желание занять трон.
В храме Хонгу насчитывалось несколько десятков малых кумирен, стоявших на небольших природных водоёмах, потому как многие из них были посвящены духам воды и духам глины. Главная же кумирня предназначалась для обитания Аматэрасу. Именно в ней и должна была состояться брачная церемония.
Около синтоистского храма процессию встретили две жрицы и каннуси, который удостоился чести совершить обряд бракосочетания. Жених и невеста вошли в храм, за ними проследовали родители жениха и родители невесты, затем гости.
Молодые встали около алтаря: слева - невеста, справа - жених. Напротив них - жрицы и каннуси, родители и гости заняли надлежащие им места за женихом и невестой.
Жрец-каннуси поклонился алтарю, затем присутствующим, после чего гости расселись на татами, и он приступил к очистительному обряду охарай.
Каннуси нараспев читал молитву, жрицы в это время преподнесли жениху с невестой поднос с чашечками священного сакэ: молодые должны были испить по три глотка из каждой чашки, сделав, таким образом, всего девять глотков.
После того, как церемония очищения завершилась, жрец-каннуси приступил к следующему действу сансан-кудо: непосредственному сочетанию молодых законным браком перед ясными очами богини Аматэрасу.
И вот настал ответственный момент, когда молодая жена, вступавшая в новую семью, в соотвествии с обычаем, должна произнести клятву верности мужу и клану Тоётоми.
Хитоми прекрасно знала её слова, и уверенно начала:
- Я, Хитоми из рода Ода, клянусь: быть верной своему мужу Тоётоми Тория в радости и в горе. Всегда и везде следовать за своим мужем, как того потребует он или его семья. Быть верной роду Тоётоми, ибо теперь - это моя семья, везде и во всём подчиняясь интересам и законам клана. Цена предательства - смерть…
Тоётоми Тория и Хидэёси взирали на Хитоми с нескрываемым удовольствием. Молодой муж ещё более страстно желал жену, а сёгун…поймал себя на мысли, что хотел бы иметь такую же молодую прелестную наложницу.
* * *
Любовные игры молодых супругов постепенно приобретали самые непредсказуемые формы. Хитоми нравилось увлекать мужа ночью в пруд и заниматься любовью прямо в воде. Однажды осенью госпожа Хитоми увлекла супруга в излюбленное место препровождения, несмотря на то, что вода была уже прохладной, дабы по обыкновению предаться плотским наслаждениям.
Тория тотчас же почувствовал: вода слишком холодна - уже не лето, но жена так настаивала на занятиях любовью, всячески распаляя своего мужа различными позами, что он не мог устоять перед соблазном.
Пресытившись любовными ласками и играми, продрогшие супруги, отправились в свои покои. Господин Тория, хоть и сменил промокшие одежды, на утро почувствовал недомогание, а к вечеру у него занялся жар.
Госпожа Хитоми выказывала искреннюю обеспокоенность по поводу болезни любимого супруга, стараясь не отходить от его ложа. Но в душе она ликовала. Тории было невдомёк, что перед тем, как предаться плотским наслаждениям в холодной воде, она выпила чашку горячего сакэ, тем самым поступив предусмотрительно, рассчитывая в скором времени стать вдовой… О, долгожданная свобода! Мнимой Хитоми вовсе не хотелось до конца своих дней седлать мужа на супружеском ложе, словно жеребца, и удовлетворять его прихоти в самых изощрённых позах.
Придворные лекари сёгуна оказались бессильны перед болезнью, вскоре Тория начал кашлять кровью. Все обитатели Исиямы понимали: госпожа Хитоми вскоре станет вдовой.
Госпожа Манами почти не покидала своих покоев, она была безутешна, её надежды рухнули. Сначала она обвиняла невестку в болезни сына, дело дошло до откровенной вражды, покуда не вмешался сам Тоётоми. Сёгун прекрасно знал о том, что Тория порой бывает непредсказуемым, поэтому ему мало верилось в дурные намерения невестки. Скорее, он придерживался мнения, что сын страдал чрезмерной развращённостью и склонностью к различного рода любовным фантазиям Удивительно как вообще Хитоми нашла к нему подход?!
Не прошло и одной луны, как в конце осени госпожу Хитоми постигла тяжёлая утрата, она стала почтенной вдовой, но не пожелала вернуться в Адзути к отцу. Тоётоми одобрил намерение невестки остаться в Исияме, ибо считал её членом клана и сам имел определённые намерения…
* * *
Спустя год, когда истёк срок положенного траура, Хитоми испросила аудиенции у сёгуна.
Она тщательно подготовилась к встрече: высокая причёска, украшенная шпильками, усыпанными множеством сверкающих драгоценных камней, а также кимоно цвета утренней зари[103 - Бледно-красного цвета.] расшитое причудливым узором из серебряной тесьмы, подчёркивало её скромность и беззащитность. Вдова постояла около зеркала, удовлетворившись тем, что вполне соотвествует задуманному образу, взяла свиток и направилась в покои Тоётоми.
Когда фусуме отворились, молодая вдова опустилась на колени прямо в коридоре, подчёркивая тем самым покорность воле своего свёкра.
- Хитоми, прошу тебя… - сёгун улыбнулся, пригласив невестку войти. Молодая вдова засеменила по татами и села напротив Тоётоми. - Мы давно не виделись, ты так редко прокидала свои покои… Твои чувства и печаль известны всем в Исияме…
- О, мой господин! - воскликнула невестка. - Боль утраты всегда будет в моём сердце!
Сёгун пристально смотрел на Хитоми, находя её ещё более красивой и желанной, с тех пор как впервые увидел её… Его посетили отнюдь не подобающие мысли - всё-таки перед ним вдова его сына, впрочем, это не имело значения… Теперь молодая прелестница свободна, и Тоётоми, как вполне ещё сильный мужчина, невольно ощутил желание.
- Я пришла к вам, господин Тоётоми, чтобы просить о милости, - робко начала вдова.
- Тебе плохо в Адзути? Ты чем-то недовольна?
- Нет, нет, - поспешила заверить Хитоми, - всё прекрасно! У меня достаточно нарядов, три служанки весьма предупредительны к моим желаниям, паланкин всегда к моим услугам, если я желаю посетить святилище Хонгу…
- Но что же тогда тревожит тебя? - удивился сёгун.
- Срок положенного траура истек, и хоть я и скорблю о смерти мужа, всё же остаюсь женщиной…
- Ты хочешь завести любовника?! Разве на то надлежит испросить моего дозволения?
- Господин! - воскликнула Хитоми и поклонилась, коснувшись лбом пола. - Я в затруднительном положении, ваш верный слуга господин Ятамаси предложил мне стать его наложницей. Я право в смятении…
Сёгун хмыкнул.
- Ятамаси старше меня почти на десять лет, он благополучно пережил двух жён! - в негодовании воскликнул Тоётоми. - Негоже столь молодой женщине, как ты, греть кости этого старика. Да ещё и быть у него в наложницах! Неслыханная дерзость! Так или иначе, ты теперь принадлежишь к моему роду, и я не позволю, чтобы вдова моего сына стала наложницей у стареющего вельможи!
Хитоми терпеливо внимала негодованию Тоётоми и, наконец, спросила:
- Вы против?
- Да! Этот мужчина - не для тебя!
Хитоми потупила взор.
- Ах, господин! Но тот мужчина, которого я желаю по-настоящему, женат и совершенно не обращает на меня внимания…
Тоётоми рассмеялся.
- Открой мне секрет, кто же это слепец, что не видит твою красоту и свежесть?!
Хитоми замялась.
- Я… я не могу этого сделать…
- Отчего же? - удивился сёгун. - Скажи мне: кто в Исияме или в сёгунате пренебрёг тобой? Я тотчас велю ему пасть к твоим ногам!
- Ах, господин Тоётоми, всё не так просто… - смущённо пролепетала прекрасная вдова.
Сёгун с удивлением воззрился на свою невестку.
- Неужели ты так влюблена в этого слепца?
- Да… С первого взгляда, как прибыла в Исияму… - с готовностью подтвердила та.
Тоётоми задумался, пытаясь вспомнить: кто встречал юную невесту по прибытии в Исияму? - получалось, что несколько самураев… И кто же из них так задел сердце Хитоми?
- Напрасно ты не хочешь назвать его имени. Я помогу тебе.
- Вот… - Хитоми протянула сёгуну свиток.
- Что это? - поинтересовался сёгун, разворачивая послание.
- Здесь имя того, кого я страстно желаю…
Тоётоми увидел изящные иероглифы, выполненные в каллиграфическом стиле, и прочитал:
- В помраченье любви сквозь сон мне привиделся милый, если б знать я могла, что пришел он лишь в сновиденье, никогда бы не просыпалась![104 - Автор Оно-но Комати. Перевод А. Долина]
Он оторвал взор от свитка и воскликнул:
- Прекрасные стихи! И кто же их автор?
- Я… - призналась Хитоми.
- Да, но я не вижу здесь имени твоего возлюбленного!
Хитоми засмущалась, её щёки залил яркий румянец.
- Неужели вы так ничего и не поняли?
Тоётоми снова воззрился на свиток, затем на Хитоми, мастерски изображавшую неподдельное смущение. Постепенно он начал постигать смысл сказанного невесткой…
- Ты хочешь сказать, что этот слепец - я?
- Да, мой господин…
Тоётоми растерялся: давно столь прелестные особы не изъяснялись ему в любви, да ещё таким изящным способом!
Хитоми, решив окончательно смутить своего свёкра, прочла вкрадчивым томным голосом:
- С тех самых пор, как в лёгком
сновиденье
Я, мой любимый, видела тебя,
То, что непрочным сном
Зовут на свете люди,
Надеждой прочной стало для
меня![105 - Автор Оно-но Комати. Переводчик А. Глускина.]
* * *
Тоётоми почувствовал, что более не в силах справиться со своим естеством. Он выслушал Хитоми, затем резко встал.
- Я прогневала вас, мой господин? - испугалась невестка.
- Нет… ни коим образом. Я хочу, чтобы ты стала моей наложницей, - решительно преложил он.
- Это честь для меня, - Хитоми встала и поклонилась, понимая, что достигла желаемого.
- Сегодня вечером я жду тебя в своих покоях.
- Я не заставлю себя ждать, мой господин.
Хитоми поклонилась и, раздвинув фусуме, исчезла в сумраке замкового коридора.
Глава 7
Ода Нобунага, расположившись на татами, в своих покоях читал послание сёгуна. Тон письма был достаточно вежливым, но одновременно - предельно жёстким, ибо господин Тоётоми требовал увеличения отчислений в казну сёгуната.
Даймё находился в сложном положении. Сёгун буквально задавил налогами, в то же время Нобунага продолжал поддерживать императора, что составляло весьма ощутимую долю доходов Яшмового дома.
Перед Нобунагой стоял нелёгкий выбор: либо смириться со своей участью и полностью стать марионеткой сёгуна, отречься от обещаний данных императору Гендзи, либо противостоять из последних сил. Последнее продлиться недолго, ибо Тоётоми вышлет против строптивого даймё вооружённую до зубов армию самураев… И что же дальше? - отряд разорит предместья Адзути, но никогда ему не завладеть замком - слишком хорошо тот укреплён, стены настолько крепки, что даже у португальцев нет таких пушек, дабы разрушить их.
Сопротивление непокорного Адзути приведёт сёгуна в ярость: он прикажет осадить замок… Сколько времени Нобунага сможет пребывать в осаде? - вероятно долго… Может ли он рассчитывать на дружественные кланы Тюсингура и Ходзё? Нобунага не мог дать ответов на столь многочисленные вопросы.
* * *
Почти шестнадцать лун Хитоми пребывала в горном убежище - хижине Горной ведьмы. Она охотно помогала Юми по хозяйству, дел было хоть отбавляй. Воины, охранявшие девушку, охотились в горах на горных козлов, добывая пропитание.
Моронобу же часто навещал свою возлюбленную, стараясь привозить для неё различные подарки и столь необходимые рис, соль, муку, овощи, фрукты, различные сладости. Старая Юми пыталась развести небольшой огород, но овощи росли крайне плохо - горная почва слишком бедна и камениста. Поэтому надежда была лишь на Моронобу, да добычу охотников.
Когда у Хитоми и её верной служанки выдавалось свободное время, они уходили в горы на прогулку, под пристальным оком охраны, и старая Юми собирала различные травы. Вскоре и Хитоми начала в них разбираться - занятие оказалось весьма полезным и увлекательным.
Прошедшую зиму обитатели хижины Горной ведьмы пережили благополучно: еды и хвороста было в достатке, да и снега выпало сравнительно немного. И вот снова приближались холода. Хитоми не боялась зимы, ибо твёрдо знала: Моронобу любит её и их будущего ребёнка, ведь она - в тяжести, уже примерно на середине срока, и сделает всё, что в его силах, дабы облегчить её пребывание в горном убежище.
* * *
Тоётоми Хидэёси настолько увлёкся прекрасной невесткой, что совершенно позабыл о своих наложницах. Почти полгода наложницы томились без внимания и ласки сёгуна, довольствуясь редкими свиданиями с придворной знатью - давать огласку своим отношениям женщины опасались - Тоётоми был ревнив и жесток.
Любовь сёгуна и юной вдовы принесла, наконец, плоды - мнимая Хитоми ощутила беременность. Поначалу, она очень расстроилась, ибо это означало уступить ложе соперницам, а этого ей вовсе не хотелось. Прелестница настолько привыкла проводить ночи с сёгуном, что не желала делить его ложе ни с кем. Она до последнего момента скрывала своё положение, покуда Тоётоми сам не стал замечать её округлившийся живот.
Однажды после очередных бурных любовных ласк, Хитоми стало дурно: голова закружилась, к горлу подступила тошнота.
- Что с тобой? - обеспокоился сёгун.
- Лёгкое недомогание… Сейчас пройдёт, - наложница попыталась улыбнуться.
- Это как-то связано с твоим животом?
Хитоми растерялась.
- Вы всё знаете, мой господин? И вы молчали?
- Конечно. Женщина сама должна сказать о том, что ждёт ребёнка. Надеюсь, он - от меня?
Хитоми вскочила с футона и упала на колени.
- Это ваш ребёнок, господин, не сомневайтесь. Я никогда бы не позволили себе изменять вам…
Сёгун растрогался:
- Не сомневаюсь. Но покуда ты не родишь, мне придётся довольствоваться услугами других наложниц…
У Хитоми потекли слёзы, случилось то чего избежать невозможно… После родов она вряд ли вернётся в покои сёгуна, если только в качестве просительницы.
* * *
Ода Нобунага развернул свиток, перевязанный алым шнурком, что означало - предупреждение. Очередное послание из Исиямы от самого сёгуна на сей раз выражало недовольство по проводу присланной суммы - Тоётоми она показалась оскорбительно малой.
Сёгун в резких тонах предупреждал даймё: его может постичь та же участь, что и кланы бывших сподвижников. Нобунага прекрасно знал последствия сёгунского гнева: женщины клана станут вдовами, если вообще останутся живы, девушки - наложницами самураев; дети как излишняя обуза будут убиты, мужчины сложат головы на поле боя, те которые случайно останутся живы, превратятся в ронинов - клан же прекратит своё существование.
Он мысленно возблагодарил Аматэрасу за то, что Хитоми - в надёжном месте, а Юрико, искусно играет при дворе сёгуна роль своей младшей сестры и даже вхожа в покои Тоётоми. Даймё смирился со своей участью, ибо его старшая дочь стала наложницей заклятого врага, но по-крайней мере, она - в безопасности.
Нобунага точно не знал, что предпримет сёгун: подошлёт ли он наёмных убийц, попытается отравить, или сразу осадит замок? Поразмыслив, даймё решил, что сёгун останется верен своим привычкам и прибегнет к яду…
Прежде чем вкушать пишу, даймё ждал, когда верный старый слуга испробует её, и лишь только после этого преступал к трапезе. Политическая ситуация усложнялась с каждым днём. В Адзути даймё по-прежнему окружали верные люди, и вряд ли сёгун смог бы подкупить кого-то из них - хотя, кто знает…
Нобунага стал излишне осторожен, он приглядывался ко всем слугам, прислушивался к их разговорам, но не замечал ничего подозрительного. Его очаровательные наложницы повсюду следовали рядом, самураи не придавали этому обстоятельству значения, ибо никто не знал истинного предназначения молодых женщин.
Прошло некоторое время, даймё ускоренными темпами занимался укреплением своих владений, помимо второй стены, отстраивая дополнительные дозорные башни примерно на расстоянии в один ри от Адзути. При приближении врага стража должна зажечь костры, которые будут видны с башен-ягура.
Всё это время Нобунага ждал коварного удара врага, его напряжение достигло апогея… Но, видимо, сёгун решил изменить тактику, так как его люди не смогли найти в Адзути предателя, желавшего подсыпать яд своему господину.
* * *
Нобунага пробудился по обыкновению в час Тигра, обошёл все посты, проверил арсенал из португальских мушкетов, запасы пороха - наложницы следовали за ним по пятам.
Стоял летний ясный день, когда пробуждается желание жить и любоваться окрестными красотами.
Даймё поддался соблазну, будучи уверенным, что в замке он не досягаем для врага, а за его пределами он появляется только в окружении самураев, отправился к святилищу Адзэкура, дабы насладиться шелестом гокея.
Он миновал изогнутый живописный мостик, ступил на тропинку, ведущую вдоль замкового пруда…
Деревья, дарующие прохладу, источали аромат свежести. Нобунага с удовольствием вдохнул полной грудью… Неожиданно он замер, ему показалось, что крона одного из деревьев слегка шелохнулась, несмотря на то, что ветра не было. В тот же миг раздался свист сюрекена. Нобунага, ведомый инстинктом самосохранения, метнулся в сторону и смертоносное оружие не достигло цели…
Наложницы-куноичи, следовавшие за своим господином, тотчас в несколько прыжков, несмотря на свои длинные кимоно, оказались рядом. Одна из них прикрыла Нобунагу своим телом. Едва она успела это сделать, как из водоёма, словно «духи воды», вынырнули два убийцы, которые, по всей видимости, скрывались там долгое время при помощи специальных дыхательных трубочек.
Ниндзя, прятавшийся в кроне дерева, спрыгнул на землю. Куноичи, прикрывавшая своим телом господина, следуя искусству иаи-дзюцу, в тот же миг извлекла из рукава кимоно смертоносный сюрекен, и его свист рассёк воздух. Убийца ловко увернулся: ещё прыжок и он окажется рядом… Куноичи, предвидя его поведение, быстрым движением выхватила из причёски серебряную шпильку, которая на самом деле оказалась боевым кансаси[106 - Женский боевой стилет или сбалансированный нож для метания.], и метнула её.
Кансаси достиг цели - убийца был ранен, но всё же мог двигаться. Понимая, что быстрота и неожиданность отнюдь ему не сопутствуют, он вновь прибегнул к сюрекенам. Но наложница, осуществлявшая прикрытие, и даймё успели укрыться за деревом.
Вторая же наложница, получившая ранение сюрекеном, вступила в бой с убийцами, появившимися из воды, она ловко отражала удары при помощи дайсё[107 - Короткий боевой меч - лёгкий, хорошо сбалансированный.], удерживая противника, тем самым, отвлекая от Нобунаги.
- Пусти меня! - взревел Нобунага, выхватывая меч, пытаясь оттолкнуть наложницу и ринуться на убийц.
- Я обязана спасти вам жизнь - это моё предназначение! - решительно заявила наложница, продолжая прикрывать господина своим телом.
- Я должен сражаться! Я - самурай!
- Вот именно - самурай, а - не ниндзя! - воскликнула наложница. - Ваше дело - честная битва на поле боя, а не из-за угла! Бегите в замок! Ну, же! Подумайте о своём клане!
Последний довод оказался слишком веским, Нобунага не заставил себя уговаривать и ринулся к стражницкой. Но уйти даймё далеко не успел: услышав крики господина и увидев схватку, завязавшуюся между ниндзя и наложницами, на помощь, обнажив мечи, поспешила охрана.
Нобунага повернул назад к святилищу и, издав боевой клич, увлекая за собой своих вассалов, бросился на ниндзей. Наложница, прикрывавшая даймё своим телом, сражалась с убийцей, спрыгнувшим с дерева, ловко отражая удары короткого меча двумя кансаси. Вторая же оказывала сопротивление «духам воды» и ей приходилось нелегко - кимоно сковывало движения. На её одеянии виднелась кровь, куноичи постепенно слабела, надеясь на помощь подоспевшей охраны.
Завидев Нобунагу, несущегося с боевым кличем, один из «духов воды» резко развернулся и бросился навстречу даймё, дабы сразить его мечом. Нобунага умело отразил удар… Второй «дух воды» также ринулся на Нобунагу, дабы довести дело до конца - ещё мгновенье и охрана вступит в бой, тогда исход схватки может быть не предсказуемым.
Куноичи, истекая кровью упала… Теряя силы, она выхватила одну из «шпилек» и метнула в «духа воды». Метательный нож сразил ниндзя между лопаток. Он, ловя ртом воздух, округлил глаза, изо рта пошла кровь…
Уцелевший «дух воды», оценив ситуацию, решил спастись бегством - задание было с позором провалено, не хватало ещё обесчестить себя пленом. Он ринулся к замковой стене и начал карабкаться наверх. Нобунага был слишком стар, чтобы последовать за ниндзей, а стража, подоспевшая на помощь просто не успела бы его схватить… Даймё поднял небольшой камень, прицелился и… угодил прямо убийце в голову. Тот покачнулся, из последних сил, цепляясь на выступы «черепашьей кладки», всё же сорвался вниз.
- Взять живым!!! - приказал Нобунага. - Я лично допрошу его!
Нобунага осмотрелся: исход нападения был печальным: одна куноичи погибла, вторая - ранена, - её изысканное кимоно заливала кровь, струившаяся из плеча, - двое подосланных убийц лежали на окровавленной земле в предсмертной агонии.
Стража подбежала к «беглецу», ниндзя лежал на земле около замковой стены без движения. Моронобу прислушался к его дыханию.
- Он жив!
- Тащите его сюда! - распорядился Нобунага.
- Господин, простите меня! - вмешалась раненая куноичи. - Прикажите его тотчас же раздеть. Одежда убийцы может таить оружие…
Нобунага оценил совет наложницы.
- Немедленно раздеть его и связать. Бросить в темницу! Оками!
Оками, начальник замковой стражи, поклонился.
- Да, мой господин!
- Ты лично отвечаешь за пленного! У меня - только один враг! - воскликнул Нобунага.
- Тоётоми Хидэёси! - продолжил мысль господина Хисикава-старший.
- Да! Вторжение в мои земли неизбежно!
Самураи переглянулись, понимая, что грядёт жестокая битва, возможно даже последняя в их жизни.
- Умрём достойно! - воскликнул Моронобу.
Даймё внимательно посмотрел на самурая, мужа своей младшей дочери.
- Да… Смерть на поле боя - честь для самурая. Но твоя цель - жизнь Хитоми и наследника.
Моронобу поклонился, ибо даймё был прав - Хитоми в тяжести и вот-вот должна разрешиться от бремени. Но почему господин уверен, что родится непременно наследник?..
* * *
Приказ даймё стражники выполнили: ниндзя, так и не пришедшего в чувство, раздели, связали по рукам и ногам, затем окатили холодной водой. Тот открыл глаза, помотал головой, она ещё болела от меткого удара камнем, и сел.
Стражники с интересом взирали на пленного - ни каждый день удаётся изловить ниндзя. До сего дня в клане Ода о таких случаях слышно не было.
Ниндзя выглядел, как простой крестьянин: круглолицый, с удивлённым выражением лица - одень в простое домотканое кимоно и штаны, и вполне можно отправлять на рисовое поле. Словом, не отличишь… Но внешность обманчива - перед стражниками на земле сидел воин, пусть даже голый и мокрый - это был опытный ниндзя…
- Бросить его в темницу! - приказал Оками. - Не смыкать глаз! Господин допросит его в час Змеи.
Стражники поклонились, подняли пленного с земли и препроводили в замковую тюрьму.
* * *
Нобунага в час Змеи спустился в холодное сумрачное помещение узилища. Он прекрасно знал, кто нанял убийцу и был уверен, что ниндзя ничего не скажет даже под пытками. Но всё же… даймё намеривался учинить допрос, пусть даже формальный.
Навстречу господину вышел Оками.
- Ниндзя в темнице, мой господин.
Нобунага подошёл к двери.
- Открывай!
Оками снял со стены масленый факел, открыл дверь темницы и осветил тесное помещение без окон. На полу, скрючившись, лежал голый окровавленный пленник.
Нобунага издал рык зверя, которого лишили заслуженной добычи.
- Я же приказал охранять его!
У Оками похолодело внутри.
- Мы выполнили всё в точности, мой господин. Пленник раздет и связан.
Оками наклонился над пленником: его рот был приоткрыт, из него текла густая кровь…
- Он откусил себе язык и захлебнулся в собственной крови, - констатировал начальник стражи. - Я подвёл вас, мой господин. Позвольте мне искупить свою вину… Умоляю, не наказывайте моих сыновей!
Оками рухнул перед Нобунагой на колени.
- Хорошо. Ты верно служил мне. Я не покараю твою семью. Даю время до часа Овна. Надеюсь, ты достойно приготовишься к смерти…
- Благодарю вас, мой господин…
С наступлением часа Овна Оками простился с семьёй, облачился в белое ритуальное кимоно, обвязал волосы атласной белой лентой, обмотал кинжал белой рисовой бумагой и сел на колени перед своим старшим сыном, которому недавно исполнилось четырнадцать лет.
Юноша держал катану отца.
- Запомни, сын, ту милость, которую оказал нам господин Нобунага. Верно служи ему и клану, - наставлял отец своего отпрыска в последний раз.
- Да отец. Я не посрамлю наш род.
Оками поклонился старшему сыну, затем жене и детям, которые сидели на татами чуть поодаль.
- Приступай, - приказал Оками.
Юноша извлёк катану из ножен: клинок, отливавший красным цветом, благодаря искусной технике сякубо[108 - Окрашивание клинка меча при помощи примесей благородных металлов.] выглядел символично. Он глубоко вздохнул, ибо лишить жизни отца было нелегко, пусть даже тот запятнал себя в глазах даймё. Оками вонзил кинжал себе в живот. Юноша взмахнул мечом - клинок обагрился ярко-красной кровью, её капли скатывались с отполированного металла, тонкой струйкой сбегая на белый татами.
Голова Оками отлетела и упала прямо к ногам жены. Она закрыла глаза и начала молиться Аматэрасу. Младшие девочки тихо заплакали… Честь рода была спасена…
* * *
Известие о том, что покушение на Нобунагу потерпело неудачу, вызвало крайнее недовольство сёгуна. Он призвал своих советников.
- Кто говорил мне, что следует послать ниндзя? - возмущался он. Советники тряслись от страха, уже не надеясь выйти живыми из покоев Тоётоми.
- Я, мой господин… - еле слышно вымолвил Первый советник.
- Я помню! И что же?! Наёмники убиты какими-то мнимыми наложницами!
- Позвольте, господин… - робко начал Второй советник.
- Я тебя слушаю…
- Эти наложницы - в действительности ниндзя, которые много веков служат роду Яшмовой госпожи…
- Ах, вот как! Значит, ниндзя вдовствующей императрицы более искусны, чем мои?! - взревел сёгун.
Советники замерли, не зная, что ответить.
Тоётоми извлёк из-за пояса кинжал и направил блестящий клинок прямо на Первого советника.
- Говори, или я отрежу тебе уши!
Первый советник тотчас согнулся в поклоне.
- Умоляю вас, господин! Пощадите! У меня - жена, дети, наложницы!
- Прекрасно, жена станет жить с безухим болваном, а наложницы найдут себе другого господина! Говорят, они красивы… Детям же всё равно - с ушами ты или без…
Первый советник сжался от страха - перед его глазами поблёскивала сталь кинжала.
- Господин! Господин! - снова взмолился он. - Надо уничтожить клан Нобунаги раз и навсегда!
Сёгун поиграл оружием и убрал его обратно за пояс.
- Разумное предложение. И как же? Война?
- Да, мой господин, - пролепетал Первый советник.
- Да, мой господин, - закивали Второй и Третий советники, словно китайские болванчики.
- Я не хотел этого, Аматэрасу тому свидетель. Недаром я породнился с Одой Нобунагой. Но этот человек просто не выносим! Он считает, что ему всё дозволено! Он осмеливается присылать мне жалкие налоги с извинениями! Итак, я приказываю осадить Адзути. Поход возглавит мой военачальник Акэти Мицухидэ[109 - Акэти Мицухидэ некогда был сторонником Оды Нобунаги, но затем, предав его, поступил на службу к сёгуну.]. Уж он-то сумеет сокрушить любой неприступный замок!
* * *
Через неделю три тысячи воинов под предводительством Акэти Мицухидэ выступили из Исиямы в направлении Адзути, при полном вооружении и с учётом передвижения осадных метательных орудий[110 - Осадные орудия, метающие камни и пращу, были заимствованы у китайцев и часто применялись при взятии крепостей.] переход должен занять около трёх дней.
Не успело войско сёгуна приблизиться к Адзути на расстояние ри, как на дозорных башнях вспыхнули сигнальные костры, их тотчас заметили на Трёх стрелах и доложили Нобунаге о приближении неприятеля.
Даймё приказал затвориться в замке, ибо силы были слишком не равны, а также послать за подкреплением к клану Ходзё и своим вассалам.
Но Акэти Мицухидэ, выигравший за свою продолжительную жизнь не одну битву, поступил весьма предусмотрительно, направив отряды по всем направлениям, откуда, по его мнению, могло прийти подкрепление Нобунаги.
И только после этого военачальник сёгуна приблизился к Адзути, приказав разбить лагерь на расстоянии четверти ри, он созерцал со свойственной ему сентиментальностью красоты озера Бива и с возвышенности наблюдал за замком.
Акэти неотступно сопровождали телохранители и приближённые самураи. Он обошёл окрестности, убедившись в правильности выбора места для расположения лагеря, так как территорию с тыла прикрывала горная возвышенность, что было немало важно.
После того как синий шатёр с гербом Акэти, изображавшим кабана, был установлен, в нём собрались командиры, дабы держать военный совет. К тому времени из предместий Адзути уже прибыли лазутчики, разведавшие обстановку. Акэти выслушал их - ситуация была предельно ясна.
- Я собрал вас для того, - начал Акэти, - дабы поставить в известность: не ждите лёгкой победы, замок Адзути прекрасно укреплён. Я много раз слышал об этом «детище» Нобунаги, и вот я, наконец, увидел его воочию… Мои личные впечатления и сведения лазутчиков не предвещают однодневной осады. Итак, начнём с того, что замок обнесён двойной стеной: основной, окружённой рвом с водой, и менее высокой, вспомогательной, подступ к которой будет весьма затруднён из-за умелого построенного татэбори[111 - Специальный отвес на местности перед подступом к стене, затрудняющий штурм.]. Мало того, по сведениям лазутчиков ворота замка построены не традиционным образом, вероятно Нобунага заимствовал приёмы у португальцев. Наши тараны в данном случае - бесполезны… Да, и стены замка сложены по принципу «черепаший панцирь», мало того они буквально утыканы потайными замаскированными бойницами и отверстиями для сбрасывания камней. - Военачальник замолк, обвёл взглядом присутствующих самураев и продолжил: - Теперь я хочу выслушать вас…
Самураи обдумывали слова Акэти Мицухидэ. Наконец, Уми-Мару, один из самых молодых самураев, фаворит Акэти, произнёс:
- Следует лишить замка помощи…
- Конечно, Уми-Мару. По всем направлениям, откуда Ода Нобунага ждёт союзников, разосланы отряды. Они будут находиться в засаде столько, сколько потребуется. Наша задача взять замок с наименьшими потерями и разрушениями. Не скрою, я претендую на Адзути. Верховный сёгун уже подписал соответствующий документ, дающий мне право владения, как замком, так и прилегающими территориями к озеру Бива. Остальное же княжество переходит в распоряжение сёгуната.
- Тогда возможно хитростью? - предположил молодой фаворит.
Присутствующие самураи одобрительно закивали.
- Но какой именно? - поинтересовался Акэти.
- Я подумаю, мой господин, - пообещал Уми-Мару. - Прошу вас дать мне пару дней.
- Хорошо. Если за этот срок ты не сможешь ничего предложить, я поведу вас на штурм.
Самураи откланялись и удалились. В шатре Акэти остался только Уми-Мару. И хотя молодому самураю уже минуло двадцать два года - возраст, означавший зрелого мужчину и, несмотря на то, что он был женат в течение года - всё же по-прежнему оставался фаворитом Акэти.
Военачальник любил красивых мужчин и не скрывал своей слабости к Уми-Мару, который приходился ему дальним родственником. Молодой самурай также благоволил к своему покровителю, ибо тот дал ему богатство, знатную жену и положение в ставке сёгуна. Самураи, порой не брезгавшие услугами юношей во времена военных действий, с пониманием относились к привязанности стареющего Акэти, ведь тому минуло сорок семь лет. Он был не на много старше Тоётоми, но постоянные битвы и ранения во имя сёгуната, заметно его состарили. К тому же Акэти, как и многие самураи его возраста считали, что любовь только к женщине делает воина чрезмерно мягким и добрым, а сюдо[112 - Сюдо - традиционные японские гомосексуальные отношения между взрослым мужчиной и юношей. Были распространены в самурайской среде со средних веков вплоть до XIX века.] - именно то, что необходимо настоящему мужчине. Ибо в нём нет той нежности, что может дать женщина, в нём нет слёз и упрёков, а только - сила плоти, которая, по его мнению, укрепляет воинский дух.
Уми-Мару предупредительно наполнил чашу вином и подал её Акэти.
- Благодарю тебя. Ты всегда предвосхищаешь мои желания.
Молодой самурай почтительно поклонился.
- Могу ли я рассчитывать на вашу награду, если сумею хитростью захватить Адзути?
Акэти внимательно воззрился на фаворита.
- Безусловно. Ты уже что-то придумал?
- Возможно… - уклончиво ответил Уми-Мару.
- Тогда поделись со мной своими соображениями. Ты же знаешь, я всегда держу слово…
- О да, мой господин! У меня не возникло ни малейшего сомнения по этому поводу. Просто… - Уми-Мару запнулся.
- Говори же, не заставляй меня сгорать от нетерпения, что не пристало самураю моего положения!
- Простите меня, мой господин. Я хотел сказать, что я немного не уверен в своём замысле. Вы позволите, если я расскажу о нём позже? Ведь вы дали мне два дня…
- Хорошо, - Акэти милостиво кивнул. - Снимай кимоно…
Уми-Мару подчинился, Акэти с удовольствием созерцал его крепкое сильное тело, чувствуя, как желание приливает к его мужской плоти…
* * *
На утро, едва настал час Зайца, Уми-Мару приказал схватить христианского миссионера отца Доминго, который уже долгое время проповедовал свою религию на землях Нобунаги. Христианский храм, выстроенный из местного камня, находился примерно в двух ри от военного лагеря на берегу озера Бива.
Уми-Мару слышал историю о том, что Нобунага лично вёл переговоры с португальцами, итогом которых стали вожделенные мушкеты для императора, для иностранцев же - возможность строительства христианской миссии.
Отец Доминго, одетый в чёрную рясу, подпоясанную простой верёвкой стоял перед самураем. Уми-Мару с любопытством разглядывал миссионера, отметив про себя его уродливую внешность и странный цвет волос.
- Тебя зовут Доминго? - Уми-Мару первым нарушил молчание.
- Да… Ваши люди вытащили меня из постели для того, чтобы уточнить сие обстоятельство?
- Ты дерзкий христианин, - спокойно заметил самурай. - Думаю, тебе будет небезынтересно знать, что твоему покровителю скоро придёт конец.
Доминго немного помолчал, но всё же осмелился спросить:
- Вы собираетесь взять штурмом Адзути?
- Да…
- Это безумие. Замок непреступен. Ода Нобунага использовал все достижения европейского градостроительства.
- Мне это известно. Наверняка и ты знаком с этими достижениями.
- В общих чертах. Я - не архитектор, а священник. Моё дело - служить обедни и читать проповеди, - пояснил отец Доминго.
- Да, но ты - португалец!
- Это ничего не значит…
- Хорошо… Разве ты не бывал в Адзути? - как бы невзначай поинтересовался самурай.
- Отчего же? - бывал. Я понимаю, что вам надо узнать о расположении колодцев, тайных ходов… Неужели вы думаете: Ода Нобунага так беспечен, что рассказывает об этом всем подряд?
- Нет, не думаю. Но ты - португалец. Тебе он мог поведать свои тайны… - возразил Уми-Мару.
- Я ничего не знаю, кроме того, что Адзути богат и неприступен.
Уми-Мару почувствовал, что впустую теряет драгоценное время.
- Войска сёгуна всё равно возьмут замок, пусть даже погибнут тысячи самураев. И тогда господин Акэти Мицухидэ изгонит христианскую миссию со своих земель. Но, если ты нам поможешь… Он позволит тебе проповедовать и даже наградит.
- Что вы хотите от меня? Я - не воин и не архитектор…
- Знаю, знаю. Это я уже слышал. Но ты мог бы мне назвать имена тех, кто не доволен своим даймё, или был им обижен…
Отец Доминго задумался: ему не оставляли выбора - миссия только окрепла, на сооружение храма ушла огромная сумма рё…
- Трудно назвать таковых людей. На ум приходит только одно имя.
Уми-Мару напрягся.
- Говори же!
- Кицунэ, бывшая наложница Нобунаги. Когда-то, очень давно, он изгнал её из Адзути за измену. Она стала падшей женщиной, промышляет продажей своего тела.
Уми-Мару был удовлетворён ответом священника.
- Где её найти?
- Она живёт недалеко от замка, в хижине, что стоит на дороге, ведущей в Киото.
* * *
Уми-Мару с интересом рассматривал женщину, некогда считавшуюся красавицей не только в княжестве, но и в Киото. Кицунэ была не высока ростом, её лицо хорошо сохранилось, избежав морщин, увы, не щадивших ни крестьянок, ни аристократок. Её некогда чёрные, как смоль, блестящие волосы, необычайной густоты и длины, собранные в простой пучок на затылке и закреплённые простыми деревянными шпильками, уже изрядно тронула седина. Кицунэ, облачённая в серое кимоно, подпоясанное домотканым оби с примитивной вышивкой, села перед самураем на колени и коснулась лбом пола. Она молчала…
- Мне известно, что ты была наложницей Нобунаги. Не так ли? - спросил Уми-Мару.
- Да, господин. Но это было очень давно.
- У тебя есть дочь…
- Да, господин. Но до меня дошли слухи, что её похитили. Я ничего не знаю о её дальнейшей судьбе.
Уми-Мару невольно поддался обаянию, исходящему от этой женщины, пусть даже уже седой и одетой в простую одежду. Он почувствовал в ней нечто, вероятно, то, что и привлекло к ней в своё время Нобунагу, впрочем, не только…
- Нобунага изгнал тебя из Адзути?
- Да, господин.
- Я не спрашиваю тебя: почему? Но хочу предложить поквитаться с ним за нанесённое оскорбление.
Кицунэ слегка улыбнулась.
- Моё изгнание вполне справедливо. Я изменила господину с его вассалом. Я не держу зла на него…
Уми-Мару удивлённо приподнял брови.
- Неужели? И жизнь дзёро тебя вполне устраивает?
- Нет, - честно призналась женщина.
- Тогда скажи мне: как можно проникнуть в замок? - и я щедро вознагражу тебя. - Кицунэ молчала, потупив взор. Уми-Мару терял терпение и время. - У тебя нет выбора, иначе я прикажу отдать тебя самураям. Поверь мне сюдо - это прекрасно, но иногда в походах хочется женщину, а ты искусна и бесстыдна в своём деле.
- Я…я плохо помню… Кажется, на скале Семи радостей был тайный ход… Порода скалы достаточно мягкая, внутри неё - множество небольших пещер…
Самурай подался вперёд, сгорая от нетерпения.
- Вспоминай же! Я дам тебе тысячу рё, ты начнёшь жизнь порядочной женщины!
- Я могу вспомнить, если ваша милость прикажет проводить меня на скалу.
- Хорошо, идём тотчас же!
Уми-Мару и Кицунэ в сопровождении десяти воинов почти достигли озера. Ещё издали женщина увидела скалу Семи радостей. Её сердце затрепетало: ведь именно она дала название этой скале! Именно там, много лет назад Нобунага любил разбивать шёлковый шатёр, в котором они безудержно наслаждались друг другом. А затем, утомлённые выходили на воздух, их обдавал лёгкий свежий ветерок, набегавший с озера. Кицунэ невольно ощутила запах свежести, затем трав, которыми она любила устилать шатёр, и благовоний тлеющих в серебряных сосудах - из них струился едва различимый дымок, несущий наслаждение…
Кицунэ и небольшой отряд поднялись по узкой тропинке на пологую вершину скалы. Женщина опустилась на колени именно в том месте, где размещался шатёр любви. Отсюда, с вершины, хорошо просматривался Адзути. Кицунэ видела Три стрелы, крыши Восточной и Западной части замка - основная часть была сокрыта высокой каменной стеной. Неожиданно на вершине стены, укрытой деревянной галерей от ветра и ненастья блеснули драконьи доспехи Нобунаги. Он не отрываясь смотрел на скалу Семи радостей…
Кицунэ понимала, что даймё видит её в окружении самураев, своих непримиримых врагов… Нобунага не понимал: для чего Акэти приказал схватить бывшую наложницу? - какой от неё прок? - ведь она не знала ровным счётом ничего о новых потайных ходах.
Уми-Мару прошёлся по пологой площадке, образовавшейся на вершине скалы по воле природы, осмотрелся, и также заметил на стене Адзути Нобунагу - солнечные лучи отражались от металлических доспехов даймё.
- Ты вспомнила? - обратился он к Кицунэ.
- Еще мгновенье, мой господин… - попросила женщина.
Кицунэ бросила прощальный взгляд на Адзути, её глаза увлажнились. Она не может предать Нобунагу.
- Прощай мой любимый… - едва слышно прошептала женщина.
Она быстро выхватила кинжал, что прятала на груди под кимоно и вонзила себе прямо в горло. Хлынула кровь… Женщина захлёбывалась, она издавала страшные хриплые звуки… Наконец всё закончилось…
Самурай и его воины замерли от неожиданности и ужаса.
- Проклятая дзёро!!! - возопил Уми-Мару. - А вы куда смотрели? - напустился он на воинов.
- Господин, - пытался оправдаться один из них, - мы и предположить не могли, что у дзёро есть кинжал! Раз она так поступила - значит, ничего не знала!
- Вероятно… - согласился раздосадованный Уми-Мару. Времени у него оставалось мало, он боялся, что не сможет сдержать обещание, данное Акэти - взять Адзути хитростью.
Нобунага видел, как Кицунэ свела счёты с жизнью. Его сердце сжалось от боли.
Глава 8
Уми-Мару пил сливовое вино в своём шатре. Его одолевали тяжёлые мысли: если он не найдёт лазейку в Адзути, то придётся брать его штурмом. А это означало, прежде всего, конец его влияния на Акэти Мицухидэ, и огромные людские потери.
Уми-Мару допил вино и вышел на свежий воздух. Самурай направился к одному из ближайших холмов, поднялся на него и вновь, в очередной раз, обратил свой взор на Адзути. Уми-Мару принимал участие во многих битвах, успешно усмиривших мятежных феодалов, но при мыслях о предстоящем штурме «детища» Нобунаги его охватывал неподдельный трепет. Поверженные замки феодалов и отдаленно не напоминали отменно укреплённый оплот несговорчивого даймё.
Уми-Мару понимал: первый штурм замка захлебнётся в крови… Не успеют воины сёгуна преодолеть ров, окружавший первую линию обороны, - невысокую стену со множеством татэбори, как самураи Нобунаги расстреляют их из луков и мушкетов. Конечно, можно применить китайские метательные механизмы и пращу, но, увы, они будут бессильны против основной стены, выложенной «черепашьим панцирем». Именно она делает Адзути непреступным. Уми-Мару не понаслышке знал, что стена, выложенная подобной кладкой, фактически не пробиваема. Для того чтобы сокрушить её нужны метательные орудия огромной силы и мощности, но таковыми Акэти просто не располагал, а закупать их в Китае уже не было времени.
Уми-Мару вернулся в шатёр и приказал слуге приготовить сакэ. Ему хотелось опьянеть и забыться… Ведь позор близок, а смыть его можно лишь кровью - харакири неизбежно…
- Господин, - слуга упал на колени перед самураем. - К вам пожаловала красивая женщина…
Уми-Мару встрепенулся, хмель мгновенно улетучился.
- Женщина?! - удивлённо воскликнул он. - Красивая?
- Да, мой господин. Она одета и причёсана, как аристократка и прибыла на паланкине.
Самурай пребывал в крайнем изумлении.
- Зови её сюда. Хоть немного развлекусь в этой глуши…
Полог шатра откинулся, перед взором Уми-Мару предстала женщина. Кимоно цвета спелой сливы, расшитое цветами этого же дерева, высокая причёска; шпильки, украшенные подвесками - всё говорило само за себя - перед ним благородная дама.
- Что привело вас в военный лагерь? - поинтересовался самурай.
Женщина не спешила с ответом. Она поклонилась, села на татами, расправив полы своего дорогого кимоно, и только после этого снизошла ответить:
- Вам нужен Адзути. Я же знаю, как его получить, не пролив ни капли крови.
Уми-Мару буквально оторопел: неужели Аматэрасу услышала его молитвы, и свершилось чудо?
- Как вас зовут? - вежливо поинтересовался самурай.
- Здесь меня называют просто Гадалкой. Раньше, в Киото, я была известна под именем Саюри-сан. Вы слишком молоды, дабы слышать обо мне…
- Неужели несравненная красота, данная богами, заставила вас покинуть императорскую столицу и уединиться в этой глуши? - недоумевал Уми-Мару.
- Вы очень прозорливы, господин Уми-Мару. Именно красота и мои знания стали причиной ссылки в провинцию. Но позвольте мне перейти к делу…
- О! - восхищённо воскликнул самурай. - Вы прекрасно изъясняетесь! Не сомневаюсь, что вы были вхожи в Яшмовый дом[113 - Имеется в виду императорский дворец.].
- Да, во времена императора Митихито Огимати, когда красота женщина ценилась превыше всего. Итак, вернёмся к настоящему: всем известно - Адзути непреступен.
- Увы… Не скрою, придётся пожертвовать многими жизнями, дабы захватить замок…
Саюри-сан грациозным жестом руки прервала Уми-Мару.
- Поэтому, я здесь. Мне известно, что вы схватили Кицунэ, бывшую наложницу Нобунаги. Поверьте, от неё не будет никакого проку.
- Согласен с вами, - кивнул Уми-Мару, решив умолчать о смерти дзёро. - Я сгораю от нетерпения, вы заинтриговали меня…
Саюри-сан обворожительно улыбнулась, почти также как в те времена, когда могла одним только жестом или улыбкой заставить трепетать сердца придворных мужей… Недавно минула её тридцать пятая весна, но женщина по-прежнему сохранила красоту и обаяние. Она ещё надеялась воспользоваться этим оружием.
- Ещё в Киото я освоила древнюю магию - Онмёдо… Я была слишком молода, дабы понять: недостаточно только овладеть магическим таинствами, необходимо их умелое применение… Увы, никто из нас смертных не лишён таких качеств, как гордыня и самонадеянность… И я не была исключением, потому и допустила ошибку, из-за которой покинула Киото, но…
- Говорите!!! - самурай сгорал от нетерпения.
- Я мечтаю вернуться в императорскую столицу. Мало того, я лелею надежду, что снова стану хозяйкой в том самом доме, который мне когда-то подарил сам покойный император…
- В ваших желаниях нет ничего не возможного!
Саюри-сан кивнула, отчего многочисленные подвески на шпильках издали нежное позвякивание. Уми-Мару ощутил желание, его просто притягивало к этой женщине. Он уже не мог спокойно взирать на её алые губы и искусно поведённые глаза, ему было всё равно, что таинственная гостья намного старше его - напротив, это распаляло его воображение. Его вовсе не страшило, что в любой момент в шатёр может войти сам господин Акэти Мицухидэ или его слуги, ведь всем известна их связь…
- Да, и ко всему вышесказанному прибавьте пять тысяч рё. Эта сумма не покажется вам слишком уж высокой платой за Адзути? - женщина снова улыбнулась, обнажив белые ровные зубы, показавшиеся Уми-Мару жемчужинами.
- Всё, что вы попросите, Саюри-сан. Для меня нет ничего не возможного, - едва сдерживаясь, дабы не наброситься на женщину и не сорвать с неё одежды, вымолвил самурай.
- Прекрасно. Ваш ответ меня вполне устраивает: я уверена - вы человек чести. - Женщина извлекла из рукава кимоно небольшой мешочек, плотно завязанный шнурком. - Это порошок забвения, в мешочке - совсем чуть-чуть, дабы испытать его действие. У вас есть пленные?
- Конечно!
- Тогда приведите одного из них. И прикажите также принести для нас длинные шёлковые шарфы.
Когда в шатёр ввели несчастного крестьянина из ближайшего селения, Гадалка взяла из рук слуги шарф, другой же протянула Уми-Мару.
- Крестьянин вполне подходящий, вид у него крепкий. Нам лучше выйти на воздух, - Саюри-сан решительно покинула шатёр, накинула на голову шёлковый шарф, обмотала им лицо, так что остались видны одни глаза. - Сделайте то же самое, - сказала она, обращаясь к Уми-Мару. - Затем удалите слуг и прикажите никого к нам не подпускать - это опасно для жизни.
Уми-Мару беспрекословно подчинился.
После того, как все распоряжения Гадалки были выполнены, она развязала смертоносный мешочек и бросила его к ногам крестьянина - несчастный почти сразу же закашлял.
Уми-Мару замер в ожидании, оно продлилось недолго. Вскоре крестьянин корчился на земле в предсмертных судорогах - он задыхался, лицо его посинело, глаза вылезали из орбит.
Самурай пристально воззрился на Гадалку: та выглядела невозмутимой, вероятно подобная картина была для неё привычной.
- Я дам вам всё, что пожелаете… Только принесите мне этого порошка! И как можно больше, чтобы в Адзути не осталось ни одной живой души! - взмолился Уми-Мару.
Женщина сняла шёлковый шарф с головы.
- Как пожелаете, господин. Но мне нужно время для приготовления порошка - этот процесс не безопасен.
- Скажите: сколько времени вам понадобиться?
- По крайней мере - неделя…
- Неделя! - воскликнул самурай. - Это слишком много. Три дня и порошок должен быть у меня! - Он ненадолго задумался, а затем сказал: - И поместите его в глиняные горшки, сверху же залепите воском… Иначе вместо награды, я прикажу обезглавить вас!
Гадалка улыбнулась: угрозы самурая показались ей пустым звуком.
- Как вам угодно. Мои служанки и носильщики паланкина вряд ли смогут помочь мне…
- Я дам вам преданных людей. А если порошок будут изготовлен в срок, то в придачу к обещанным дому и награде я прибавлю ещё две тысячи серебряных рё!
- Хорошо, господин. Но две тысяч рё вперёд…
Уми-Мару возмутился:
- Я даю слово самурая! Разве этого не достаточно?
- Поймите меня правильно, господин: я не сомневаюсь в вашем слове. Просто для изготовления порошка нужны определённые ингредиенты, которые можно приобрести только в Киото.
Уми-Мару открыл сундук, застеленный гобеленом, и извлёк из него два увесистых мешочка с обещанными монетами.
- Вот, ровно две тысячи рё.
Затем он приказал явиться слугам. Гадалка поклонилась Уми-Мару, жестом указала слугам взять мешочки с серебром.
- Сделаю всё, как пожелаете, господин Уми-Мару, - заверила Саюри-сан. - Но помните, что ветер должен дуть в направлении замка, а ваши люди соблюдать осторожность.
* * *
Три дня и три ночи прошли в нетерпении. Рано утром, в час Зайца в лагере снова появилась Гадалка.
Саюри-сан вышла из паланкина, её красивое лицо было бледным, под глазами залегли тёмные круги - по всему было видно, прошедшие три дня дались ей нелегко. Она приготовила смертоносное зелье, как и обещала самураю.
Уми-Мару поспешил ей навстречу. Женщина поклонилась.
- Где порошок? - спросил самурай вместо приветствия.
Женщина открыла ящичек, прикреплённый к паланкину, куда обычно складывали обувь.
- Здесь… пять горшочков, запечатанные воском.
Уми-Мару ощутил прилив сил, если не сказать, облегчения и даже восторга.
- Прекрасно! - воскликнул он.
Самурай приказал выдать Гадалке кожаные мешочки, наполненный серебряными монетами - ровно пять тысяч рё, а также документ, подтверждавший право собственности на дом в Киото, скреплённый личной печатью самого господина Акэти.
- А где мои люди? - наконец поинтересовался Уми-Мару.
- Мне очень жаль господин, но они умерли….
Самурай спокойно воспринял эту новость, ведь смертоносное оружие было у него в руках.
- Если ты меня обманываешь и в этих горшочках - семена или ещё что…
- Не сомневайтесь, господин Уми-Мару. Это отличный порошок, его с лихвой хватит, чтобы не только уничтожить Адзути, но и превратить озеро Бива в мёртвую пустыню. - Заверила женщина.
Таинственная Гадалка откланялась, села в свой паланкин и направилась в императорскую столицу, дабы, наконец, по её мнению, восторжествовала справедливость.
Уми-Мару взирал на глиняные горшки, ему казалось, что в них сосредоточено множество жизней, которыми он вправе распоряжаться по своему усмотрению. Самурая охватила сладостная истома: он уже предвкушал, как ненавистный Ода Нобунага и его вассалы корчатся в предсмертных судорогах, как лица их синеют, а глаза вылезают из орбит.
Уми-Мару попытался определить: в каком направлении дует ветер? Оказалось, что как раз в нужном. В сопровождении небольшого отряда воинов он направился к скале Семи радостей, ему казалось, что это самое подходящее место, дабы развеять по ветру СМЕРТЬ.
Самурай ещё раз посмотрел на Адзути: на башнях виднелись силуэты дозорных.
Малая катапульта, с огромным трудом, установленная на вершине скалы Семи радостей, накрытая чёрным шёлком для маскировки, ждала своего часа. И он настал с приходом часа Свиньи, когда солнце скрылось за горами, а гладь озера поглотила его последние отблески. Опустились сумерки, они сгущались…
Уми-Мару и его люди обмотали головы и лицо шёлковыми шарфами, точно так же, как это делала Гадалка.
Ветер то утихал, то налетал с новой силой, неся с озера свежесть и прохладу. Уми-Мару приказал привести в действие катапульту - смертоносные горшки полетели в сторону замка и разбились о его стены.
Самурай, едва различая окутанный сумерками замок, и сам не знал, чего именно ожидал увидеть. Может быть, волшебное разрушение непреступного замка? Или как его обитатели будут сбрасываться с высоких стен, дабы прекратить свои муки?
Теперь оставалось только ждать.
* * *
В час Крысы Нобунага шёл по галерее замковой стены, совершая последний ночной обход Адзути. Вдруг он подсознательно почувствовал опасность, затем услышал свистящий звук и три хлопка. «Что это?» - удивился даймё.
После этого раздались дикие крики, доносившиеся из восточной части замка.
- Великая Аматэрасу! Неужели на замок напали злые духи? - воскликнул Нобунага, ведь неприятеля не было видно, никто не штурмовал стены Адзути.
Даймё не знал, как бороться с нечистой силой и, по привычке обнажив катану, устремился на крики.
И вот он достиг перехода, связующего замковую стену и одну из башен-ягура. Перед ним предстала страшная картина: пятеро воинов лежали без признаков жизни, их синие лица искажали страдание и ужас. Даймё ощутил слабый запах миндаля…
Нобунага тотчас подумал: «Неужели отравили?..» Но тогда почему только их, а не его? Зачем тратить силы на простых воинов?.. Устранив главу клану, враг деморализует защитников замка, и они будут обречёны. Или всё это проделки демонов?..
Даймё ринулся на башню. Он быстро поднимался по витой лестнице, устремляясь всё выше и выше - почти к небесам. Наверху он застал точно такую же картину: дозорный был мёртв, его лицо посинело, глаза вылезли из орбит…
Нобунага пребывал в растерянности: что происходит? Неужели это кара Богов? Но за что? За то, что он дал приют христианской миссии?
Даймё терялся в догадках. Он быстро, насколько возможно, спустился с башни и проверил остальные посты, везде обнаружив мёртвые тела воинов.
Послышались быстрые шаги… Нобунага приготовился дать достойный отпор кому бы то ни было - да хоть демону, дерзнувшему погубить Адзути.
- Господин! Господин!
Нобунага узнал голос Моронобу и вложил меч обратно в ножны.
- Говори!
Моронобу, хоть и был бесстрашным самураем, как все обитатели Адзути исповедуя учение синто (с его многочисленными духами и демонами), сейчас испытывал неподдельный страх.
- Господин… - он задыхался от бега и страха. - Отец только что умер у меня на глазах. Он закашлял, потом посинел и… - Моронобу не смог договорить, буквально оцепенев от ужаса, предположил: - Это демоны… Кто-то выпустил Шикигами…
Нобунага также верил в синто и не сомневался в чудовищной силе этого демона.
- Он служит Акэти Мицухидэ! - решил даймё.
- Мы бессильны… - Моронобу сник.
- Беги отсюда, пробирайся к Горной хижине. Ты должен защитить Хитоми! - приказал Нобунага.
Неожиданно он почувствовал удушье и начал кашлять. Моронобу с ужасом наблюдал, как его господин синеет прямо на глазах.
- Шикигами! Будь ты проклят!!! - возопил Моронобу и обнажил вакидзаси. - Господин, я помогу вам умереть достойно!
Последнее, что видел Нобунага - блеск клинка перед глазами, затем его поглотила тьма.
Моронобу застыл на месте… Очнувшись он посмотрел на обезглавленное тело господина, затем на окровавленный клинок меча[114 - Существуют несколько версий гибели Оды Нобунаги. Первая - он погиб при штурме Адзути и похоронен на территории замка. Вторая - был убит в императорском дворце людьми сёгуна, возможно, захоронен в одном из киотских храмов Дайтоку-дзи или Мёсин-дзи. Третья - погиб на поле боя, защищая свои владения. Его труп был обезображен до неузнаваемости. И четвёртая - был убит в монастыре Хонно-дзи бывшим соратником Акэти Мицухидэ, перешедшим на сторону сёгуна (точные причины неизвестны). Ни одна из них (также как и место захоронения даймё) не имеют точного подтверждения.].
Он отёр его о рукав кимоно и вложил в ножны.
- Надо выбираться отсюда и как можно скорее.
Молодой самурай бросился к Восточному крылу, где находилась потайная дверь подземного хода, ведущая в заросли, раскинувшиеся на озере Бива. Он мчался по замку, вокруг него царила смерть… И вот самурай почти достиг цели, но злой демон Шикигами уже поджидал его…
Моронобу скрутил приступ кашля. Дрожащей рукой он обнажил вакидзаси. Кашель усиливался, самурай задыхался, мысли путались: пусть он не облачён в ритуальное белое кимоно, рукоятка меча не обмотана белой рисовой бумагой - харакири достойная смерть…
* * *
Время, данное Уми-Мару, для того чтобы захватить Адзути хитростью, истекло. Он предстал перед своим повелителем Акэти Мицухидэ, склонившись в поклоне.
Акэти не спешил задавать вопросы, он внимательно смотрел на своего фаворита, тот же был совершенно спокоен. Наконец Акэти сказал:
- Ты спокоен и уверен в себе. Неужели я возьму Адзути без крови?
- Да, мой господин. Именно так и будет. Думаю, в замке все мертвы.
Акэти округлил глаза.
- Тебе удалось подкупить кого-то из обитателей замка и отравить колодцы?
- Ни то, ни другое, мой господин. Просто мне помогла та женщина, которой вы пожаловали киотский дом… - пояснил Уми-Мару.
- Женщина?! - Акэти удивился ещё больше. - Она знала тайные ходы, ведущие в замок?
- Нет, мой господин. Она подарила мне смертоносное оружие…
- Говори! Не томи меня! - воскликнул Акэти.
- Это оружие - Онмёдо.
Акэти несколько растерялся.
- Онмёдо… Это же магия. Женщина - ведьма?
- Да, мой господин, - подтвердил Уми-Мару.
- Что ж, если обитатели замка действительно мертвы, я щедро награжу тебя за услугу…
- Из ваших рук, я приму даже яд, мой господин…
Акэти улыбнулся.
- Всё прекрасно складывается. Завтра утром я отправлю лазутчиков в Адзути. Теперь же мы можем предаться взаимному удовольствию.
* * *
Акэти Мицухидэ наслаждался прохладой стен Адзути. Он медленно шёл по коридору Западного крыла, с удовольствием разглядывая многочисленные росписи на перегородках.
Ничто не напоминало о трагедии, разыгравшейся накануне: мёртвые тела предали огню, голову же Нобунаги поместили в специальный шёлковый мешок, дабы доставить в ставку сёгуна.
Уми-Мару стал не только фаворитом военачальника, но и его доверенным лицом. Теперь он пребывал в постоянных хлопотах. В то время, как господин Акэти любовался красотами замка, его изысканными интерьерами, Уми-Мару и его помощники составляли подробную опись имущества поверженного даймё.
Список описи был велик. В нём перечислялись: мужские и женские кимоно из дорогих тканей, огромное количество различной обуви, множество картин-будзинга и гравюр киотских мастеров, керамика с парчовым рисунком и фарфоровые сервизы с изысканной росписью, мебель из сандалового и айвого дерева, кухонная утварь и жаровни различной величины. Далее шли: женские украшения и серебряные зеркала, лаковые коробочки для косметики и украшений, нэцкэ[115 - Небольшие фигурки, вырезанные из дерева или кости, часто использовались в качестве брелка, подвешивались на пояс как украшение.], шёлковые покрывала и отрезы тканей.
Мало того, пришлось составлять дополнительный список, куда вошли: картины португальских и испанских мастеров с видами Лиссабона и Мадрида; множество ширм с росписями, изображавшими рыцарей, различные европейские замки, а также виды Рима и Константинополя.
Уми-Мару совершенно потерялся среди обилия незнакомого ему европейского стиля, долго раздумывая: каким образом обозначить этот список? В конце концов, придя к выводу, что проще всего присвоить ему единое название «Португальские предметы искусства», так как он всё равно не мог отличить вид Мадрида от вида Константинополя, да и вообще не догадывался о существовании таких городов.
И, наконец, в завершении была составлена опись арсенала, где хранились доспехи, мушкеты и боевые мечи, различные кинжалы, копья, луки и стрелы, а также три португальские корабельные пушки со множеством ядер и бочками пороха.
Уми-Мару поразило обилие дорогих вещей и оружия. Наконец он вошёл в подземелье, где Нобунага хранил казну. Когда помощники отворили сундуки, у самурая затрепетало сердце при виде столь огромного количества серебра и золота. И это всё следовало пересчитать и внести в отдельную опись. Предстояла кропотливая работа.
Глава 9
Ребёнок в чреве Хитоми постоянно брыкался и переворачивался. Порой ей казалось, что младенец разорвёт живот и выпрыгнет наружу.
- Какой шустрый! Не сомневаюсь, что родится мальчик, - говорила Хитоми своей служанке.
- Так и есть, госпожа. Настоящего самурая носите! Он будет достойным вождём нашего клана. Вот и живот у вас уже опустился - не ровён роды час начнутся…
- Я боюсь, Юми… - призналась Хитоми.
- Ничего, в первый раз всегда страшно. Я вот троих сыновей родила. Все они служат господину Нобунаге. И вы родите, всё будет хорошо, я помогу вам…
- Я не про это… У меня дурное предчувствие… Моронобу давно не навещал нас. Может быть, что-то случилось? - волновалась Хитоми.
- Да, что вы, госпожа! Просто господин Нобунага дал ему поручение, возможно даже отправил с письмом в союзное княжество, - предположила Юми.
- Возможно. Но у меня постоянно щемит сердце, и спать стала плохо…
- Дело к родам, госпожа, вот и сна нет. - Пояснила умудрённая жизненным опытом служанка.
Хитоми несколько успокоилась.
- Я хочу прогуляться, помоги мне встать.
Юми подняла изрядно округлившуюся госпожу с татами и проводила во двор.
- Не уходите далеко, госпожа, схватки могут начаться в любой момент.
- Я постою здесь на солнышке, - пообещала Хитоми.
Она с трудом, поддерживая живот руками, прошлась по двору.
В это время мужчины занимались домашним хозяйством, потому как понимали, что без их участия Юми в одиночку не справится со всеми заботами.
- Как ваше самочувствие, госпожа? - переживали они.
- Благодарю. Уже немного осталось…
Хитоми подошла к плетню, окружавшему малый амбар, и облокотилась на него. Поясница нещадно болела, живот тянул к земле, ноги постоянно ныли…
- Скорей бы уж… - подумала она. - Тяжело носить.
Неожиданно к ней подлетел воробей и сел рядом, устроившись на плетне. Хитоми удивилась, за время своего пребывания в горах она ни разу не видела воробьёв.
Птичка нахохлилась, распушила пёрышки и чирикнула.
- Ох, какой ты храбрец! - воскликнула Хитоми. - И откуда ты только взялся? Жаль, нечем тебя покормить…
Хитоми протянула руку к воробью, тот же и не думал улетать. Он уверенно прыгнул на рукав кимоно.
- Удивительная птичка! Ты совсем не боишься людей… Оставайся у меня жить, я буду заботится о тебе, кормить… - воробей внимательно посмотрел на молодую женщину и чирикнул в знак согласия. - Значит, договорились. Тогда идём со мной…
Хитоми направилась к хижине, воробей и не думал улетать, устроившись у неё на руке. Старая Юми прибиралась в жилище и, открыв дверь, веником выметала мусор. Увидев Хитоми, державшую на руке воробья, она очень удивилась:
- Госпожа! Как вы его приманили?
- Не знаю, Юми. Он сам ко мне подлетел. Пусть живёт с нами, всё веселее.
- Ох, госпожа, мне не жаль места для маленькой птички, а веселья у нас с вами скоро будет и так предостаточно.
Хитоми улыбнулась и пустила воробья прямо в хижину. Тот влетел, сел на верхнюю потолочную балку и тут же довольно зачирикал.
- Что нравится новый дом? Мне тоже, но замок Адзути гораздо лучше, - с тоской сказала молодая женщина.
Воробей чирикнул в знак согласия и, взмахнув своими маленькими крылышками, устроился напротив Хитоми. Она надломила утреннюю лепёшку и рассыпала крошки на татами.
- Вот поклюй…
Воробей принялся за трапезу.
* * *
С наступлением часа Собаки Хитоми почувствовала схватки.
- Юми! - позвала она.
Служанка тотчас подбежала.
- Что угодно, госпожа?
- Началось… Я боюсь… Не отходи от меня!
- Не волнуйтесь, без меня не родиться. Если схватки начались, то новый господин Ода появится только к часу Тигра, а может и того позже. Вот выпейте травяной отвар.
Хитоми послушно отпила из глиняной чашки, по телу разлилось тепло… Она задремала, но сквозь сон явно ощущала боль… Ей снился Моронобу: сначала он целовал её, а затем начал отдаляться и вовсе исчез. Затем к ней подлетел воробей и почему-то заговорил голосом отца:
- Всё будет хорошо… Родится мальчик… Назови его Годайго, так звали моего предка… Он станет истинным Драконом… Его ждёт славное будущее…
Хитоми очнулась: рядом с ней действительно сидел воробей… Она почувствовала резкую боль внизу живота.
- Юми! Юми!
- Я здесь, госпожа. Всё готово: тёплая вода, чистые тряпки. Настало время тужиться…
Ода Годайго появился на свет в час Дракона. Юми ловко подхватила его из чрева измученной матери - тот издал оглушительный крик.
- И вас я принимала, госпожа Хитоми. Слава богам и сына вашего увидела… - разговаривала Юми сама с собой, понимая, что измученная роженица её уже не слышит. - Какой крепыш, вылитый господин Моронобу…
Она перерезала пуповину, перевязала её, затем обмыла славного отпрыска и запеленала.
Хитоми пребывала в забытьи. Она настолько намучилась - младенец родился изрядно крупным, что никак не реагировала на происходящее. Пока Годайго лежал спокойно в приготовленной для него люльке, лишь ворочая язычком, видимо в поисках соска, Юми обтёрла кровь с тела госпожи и переодела её в чистое лёгкое кимоно.
Как только служанка скомкала окровавленное кимоно госпожи, воробей, словно ожидая благополучной развязки, всё это время, таясь на потолке и не издавая ни звука, громко зачирикал и начал летать вокруг жаровни.
- Ишь, ты! Как радуется! - удивилась Юми. - Может, в тебя вселился дух гор? Или ещё чей?
Воробей чирикнул в знак согласия, подлетел к люльке с младенцем и начал внимательно его рассматривать.
- Что нравится тебе новый господин Ода? - в шутку спросила Юми. Воробей чирикнул… - Ох, уж больно ты всё понимаешь… Спаси нас, Аматэрасу и помоги нам Иисус! - взмолилась служанка, поминая христианского бога. Она, живя в замке, часто посещала проповеди отца Доминго и уверовала в Царствие небесное, вечную душу и Ад, но по-прежнему не забывала синтоистских богов, прикрепляя гокей при входе в святилище Адзэкура.
* * *
Прошло четыре луны, но Моронобу так и не появился в Горной хижине. Теперь и старая Юми уверилась: что-то случилось…
Запасы риса и бобов окончательно иссякли, да и приближались холода. Зима выдалась ранней и снежной, по утрам дверь хижины заносило снегом. Мужчины с трудом выбирались из амбара и деревянными лопатами расчищали проход во двор, затем уже принимались за хижину.
И вот, когда была съедена последняя рисовая лепёшка, Хитоми приказала одному из воинов направиться в Адзути, дабы узнать о судьбе отца и мужа. Дурные предчувствия не покидали её: неужели сёгун захватил замок? Что стало с отцом и Моронобу?
Возвращения воина ждали пять дней, покуда не поняли: он не вернётся…
Двое оставшихся воинов охотились в горах, но из-за сильных холодов и обилия снегов добыча была скудной.
Юми постоянно не доедала, стараясь кормить Хитоми как можно лучше. Но недостаток пищи тотчас же сказался на молоке. Его стало мало, а подраставший Годайго неумолимо требовал еды.
Хитоми не знала, что делать…
Однажды, когда холод стал совершенно невыносимым, а добытый горный истощённый козёл был съеден до последней косточки, мужчины, облачившись в шкуры, направились на охоту.
Воробей, прибившийся к Хитоми ещё летом, вёл себя беспокойно. Он летал по хижине из угла в угол, безумолку чирикая, словно пытался что-то сказать. Наконец он устал и сел на краешек люльки, где спал Годайго.
- Я понимаю, ты голоден, - сказала Хитоми, - но мне совершено нечем тебя покормить. - Она заплакала от собственного бессилия. - Неужели нам не удастся пережить эту зиму? Неужели мы умрём от голода?
В хижину вошла Юми с вязанкой хвороста, её хаори и волосы побелели от снега.
- На моей памяти такой суровой зимы не было лет двадцать, а может и того больше… - сказала она. - Снегу чуть ли не по пояс намело… Ох, жди в горах обвалов…
Хитоми вздрогнула.
- Помоги нам Окунинуси[116 - Горный дух.]! - взмолилась она.
- Хвороста осталось немного, не хочу пугать вас госпожа, но придётся спускаться в долину.
Хитоми задумалась, посмотрела на сына, мирно посапывающего в люльке и на голодного воробья, который цепко коготками вцепился в край жаровни.
- Другого выхода нет. Может тебе удастся принести немного риса и бобов? - она открыла сундук, где хранились её кимоно и четыре мешочка, полные серебряных рё. Хитоми достала две монетки. - Вот возьми, думаю, нынче никто не продаст рис задёшево.
Юми взяла монетки и поклонилась.
- Не волнуйтесь, госпожа. Я вернусь ещё засветло.
Хитоми достала из сундука два хаори на толстой подкладке.
- Надень их, Юми.
Служанка смутилась и упала на колени.
- Ах, госпожа, вы так великодушны, прямо как ваша матушка!
* * *
Приближался час Обезьяны. Солнце постепенно скрывалось за горами, окрашивая снег в бледно-розовый цвет. Хитоми держала на руках сына, закутанного в меховое одеяльце, пытаясь согреть того своим телом. Хижина остывала, женщина чувствовала, как холод просачивается сквозь дверь, окна, затянутые промасленной рисовой бумагой, и крышу…
Молодая мать, замерзая, пребывала в забытьи, несмотря на тёплое зимнее хаори.
Неожиданно земля содрогнулась - хижина затряслась. Хитоми тотчас очнулась: неужели землетрясение? Прогневался дух земли? И вдруг всё стихло, женщину снова поглотила пугающая морозная тишина.
«Лавина! - догадалась Хитоми и мысленно взмолилась: - О, могущественный Окунинуси! Не тронь нас!»
Дверь хижины медленно отворилась. Хитоми показалось, что она спит и это лишь видение. Вошла Юми, неся за спиной вязанку хвороста, а спереди на груди холщёвый мешок, полный риса и бобов.
- Госпожа…госпожа… - задыхаясь, позвала служанка.
Хитоми очнулась, отогнав холодное оцепенение. Годайго завозился и открыл ротик, требуя молока.
- Юми! Я молила богов о твоём возвращении! - воскликнула госпожа.
Она с трудом встала, разминая затёкшие и замёрзшие ноги, и положила младенца обратно в люльку.
Юми трясло от холода, несмотря на два хаори, она замёрзла. Хитоми сняла с неё хворост и мешок со снедью и тотчас начала растапливать очаг.
- Потерпи Юми. Я заварю чаю, и ты согреешься.
- Не волнуйтесь, госпожа, мне уже лучше.
- Как там в долине? Что слышно?
Юми молчала, Хитоми не торопила её с ответом.
- Я сказала крестьянам, что служу господину Хисикава… На меня посмотрели с жалостью…
Хитоми замерла, внутри всё похолодело…
- Говори, Юми. Что с Адзути?
- Госпожа! - Юми заплакала и упала перед ней на колени. - Мы остались одни…
- Адзути разрушен? Отец и Моронобу погибли? - предположила Хитоми.
Юми отёрла слёзы рукавом хаори.
- Адзути теперь принадлежит господину Акэти Мицухидэ, военачальнику сёгуна. Крестьяне говорят, что без колдовства здесь не обошлось… Кто-то призвал Шикигами, и он задушил всех в замке…
Хитоми затрясло от гнева.
- Я отомщу сёгуну и Акэти за смерть отца и мужа! Чего бы мне это ни стоило!
Юми испугалась.
- Госпожа! Опомнитесь! Вы - всего лишь женщина!
- Пусть так! Но я - из клана Ода. Пока жива я и Годайго - наш род существует! Да, Юми ты не слышала сход лавины?
Служанка кивнула. Хитоми волновалась за мужчин, отправившихся на охоту. Они так и не вернулись - их поглотила снежная лавина. Хитоми помолилась Аматэрасу, дабы та забрала их души в свои цветущие сады.
Юми постоянно кашляла, и однажды не смогла подняться со своего футона. Хитоми ухаживала за ней, поила настоями трав, собранными летом в горах, но они не помогали - начался сильный жар, служанка бредила.
Однажды вечером, после очередного выпитого настоя, сознание Юми прояснилось.
- Госпожа… Я должна вам покаяться в содеянном грехе…
Хитоми удивилась.
- Ты посещала христианский храм?
- Да, госпожа. Христиане каются перед смертью, дабы очистить душу, правда священнику… Но его здесь нет… Значит, вам придётся отпустить мне грехи…
- Но я не могу. Я - не христианка. Да и потом Юми, даже не думай о смерти. Тебе стало лучше!
- Нет госпожа… Послушайте меня… - Юми задыхалась, в её груди всё клокотало. Хитоми присела на татами около служанки.
- Это случилось много лет назад… Ваша матушка, госпожа Но-Химэ, ревновала господина Нобунага к наложнице… Она велела мне подсыпать Кицунэ в еду возбуждающее снадобье, отчего та не могла и дня обойтись без мужчины… Однажды господин Нобунага вернулся из Киото, узнав об изменах наложницы, он с позором изгнал её из Адзути.
Юми закашляла.
- Так значит, Кицунэ ни в чём не виновата?! Как ты могла Юми?
- Я была предана госпоже Но-Химэ …
- Если бы знала, как Юрико переживала из-за падения своей матери! Как она стыдилась, что - дочь дзёро, которая торгует собой в придорожной хижине!
- Простите меня, госпожа… Я долго носила в себе тяжесть этого греха. Теперь, когда я призналась, мне легче… Скажите, что прощаете меня…
Хитоми тихо плакала: ей было жаль отца, мать, Моронобу, Кицунэ, Юрико и Юми… Теперь она останется одна. Как же выжить?
- Я прощаю тебя, Юми…
Старая служанка обрела то, что хотела - душевный покой. Она закрыла глаза, из её груди вырывался предсмертный хрип.
* * *
Юми умерла в час Тигра. Хитоми сидела рядом с ней, держа за остывающую руку, испытывая страх перед будущим.
Похоронить Юми по христианским обычаям, предать земле, Хитоми не могла - кругом простирались глубокие снега. Она решила сделать служанке временное погребение за амбаром, а летом захоронить, как и положено у христиан. Волки здесь не водились, только горные козы, да мелкая дичь, так что тело умершей должно сохраниться до весны.
Хитоми вздрогнула: до весны! А доживёт ли она до весны? Она устыдилась своей малодушной мысли, ибо просто обязана бороться за жизнь ради сына и возрождения клана.
Утром, едва настал час Дракона, Хитоми вынесла умершую во двор, вырыла в снегу яму, так что виднелась промёрзшая земля, опустила туда тело и тщательно забросала снегом. Затем, не зная христианских молитв, помолилась Аматэрасу и Окунинуси.
Вернувшись в хижину, она растопила очаг, разогрела немного бобов, поела и покормила грудью проснувшегося Годайго. Завернув сына в хаори и меховое одеяльце, она положила его в люльку.
Воробей, наклевавшись бобов, устроился на краю жаровни, согреваясь от тепла последних тлеющих углей. Он внимательно наблюдал за Хитоми.
Она же оделась как можно теплее и сказала:
- Охраняй хижину от злых духов. Я спущусь в долину…
Хитоми не представляла, как маленькая птичка могла противостоять злому духу, если тот вознамерился бы завладеть её жилищем. Но ей надо было с кем-то говорить…
Хитоми ушла, плотно закрыв за собой дверь, и подперев её лопатой. Воробей тотчас перелетел на край люльки - Годайго сладко спал и, распушив пёрышки, задремал на своём посту.
* * *
Хитоми, преодолевая глубокий снег, спускалась по горной тропе, ведущей к долине. Она почувствовала близость селения: в воздухе витали запахи дыма и рисовых лепёшек.
Ближайшее селение, принадлежавшее роду Тюсингура, находилось примерно на расстояние четверти ри. Хитоми решительно направилась к нему, увязая по пояс в снегу. Достигнув селения, она уже не чувствовала ног… и буквально упала на пороге ближайшего дома. Дверь отворила пожилая хозяйка и, увидев молодую женщину, облачённую в дорогое хаори, тотчас же подхватила её и помогла войти в дом.
Ноги Хитоми совершенно окоченели. Крестьянка сняла с непрошенной гостьи гета, затем шерстяные чулки, доходящие почти до колен, и начала сильными руками растирать пальцы ног, затем лодыжки и икры.
- Госпожа, разве можно быть столь беспечной? - удивилась хозяйка.
- Благодарю вас, - Хитоми протянула женщине серебряный рё. Та взяла монетку и поклонилась. - Кому принадлежит это селение?
- Роду Тюсингура. А правит здесь сановник Миямото Мусаси. Мой сын состоит у него на службе, - пояснила женщина и налила гостье горячего сакэ. - Вот выпейте, сразу же согреетесь.
Действительно Хитоми постепенно согревалась. Её охватила сладостная истома, и если бы не Годайго, оставленный в горной хижине, она бы не спешила покидать гостеприимную хозяйку.
- Как вы оказались здесь, без провожатых? Судя по вашему кимоно, вы - не крестьянка, - заметила хозяйка.
- Вы правы… Я - дочь Горной ведьмы. - Не моргнув глазом, солгала Хитоми.
У женщины округлились глаза.
- Точно, теперь я вижу сходство. А что Горная ведьма?
- Умерла от старости, а все знания передала мне.
- Я помню у ведьмы была дочь… Так это вы! Но вы так молоды… - недоумевала женщина.
- Я медленно старею оттого, что знаю заклинание молодости, - тут же сходу сочинила Хитоми.
- Для нашего селения - это большая радость. Ведь мы-то думали: Горная ведьма умерла, и некому будет теперь лечить нас травами. Девушки ходили в горы, но видели лишь развалины хижины.
- Горный дух Окунинуси помог мне построить новую хижину, а сам Дракон охраняет её от непрошенных гостей.
Хозяйка всплеснула руками.
- Я напекла лепёшек. Отведайте, госпожа…
- Хитоми, - представилась гостья.
- Уж замолвите горному духу за нас словечко: снега и холод совсем замучили селение. - Заискивающе попросила хозяйка.
* * *
Хитоми, нагруженная различной снедью, благополучно вернулась в горы. Отворив дверь хижины, она услышала воробьиное чириканье…
Птичка сидела на краю детской люльки и развлекала малыша своими нехитрыми трелями. Годайго не капризничал, а с улыбкой внимал воробью. У Хитоми создалось впечатление, что птичка разговаривает с мальчиком.
Не прошло и нескольких дней, как в Горную хижину пришла молодая девушка. Путь по горной тропе дался ей нелегко, она замёрзла и побелела от снега.
- Хитоми! - взмолилась девушка. - Помогите мне!
Молодая ведьма позволила ей войти. Девушка отряхнула снег и села около жаровни, дабы согреться. Ведьма налила гостье горячего чаю, та осмотрелась, заметив детскую люльку.
Воробей, словно почувствовав чужого человека, нахохлился и сел на плечо хозяйки. Девушка изумилась.
- Поговаривали, у старой ведьмы жил ворон.
- Да, я отпустила его после смерти матери. Мой помощник - маленький воробышек, очень умная птичка.
Девушка поёжилась. Из люльки раздалось хныканье Годайго. Молодая ведьма взяла сына на руки. Гостья опять удивилась.
Хитоми, предвосхищая вопрос, сказала:
- Этот мальчик рождён от Дракона. Я провела немало времени в его пещере.
Девушка тотчас поклонилась малышу, коснувшись лбом земляного пола.
- Что привело тебя в Горную хижину? - поинтересовалась новоявленная ведьма.
- Я хотела бы избавиться от нежелательного плода…
- Ах, вот как! - Хитоми понимала, что никак не сможет помочь девушке. - А что же твой избранник? Он знает о твоём решении?
- Нет, он соблазнил меня. Я была невинна… Словом, он женат. - Призналась девушка.
- Насколько мне известно, твоя деревня принадлежит роду Тюсингура. А правит в ней Миямото Мусаси. Так вот иди к нему, всё расскажи и потребуй справедливости.
Девушка от удивления округлила глаза.
- Но староста прогонит меня…
- Иди смело и ничего не бойся. Я сотворю заклинание, - пообещала ведьма.
Девушка поклонилась и покинула Горную хижину.
* * *
Не прошло и луны, как девушка, желавшая избавиться от плода, вновь посетила Горную хижину и принесла в дар целую корзину различной снеди. Она поведала Молодой ведьме, что староста внимательно выслушал её жалобу и строго наказал соблазнителя, отобрав у него быка в счёт возмещения ущерба за поруганную девичью честь. Мало того, староста приказал высечь обидчика на глазах всей деревни и лично выбрал девушке жениха.
С тех пор крестьянки постоянно посещали Горную хижину, Хитоми давала им мудрые советы и лечила травами. Женщины и молодые девушки просили Молодую ведьму замолвить за них слово перед Окунинуси и Драконом, каждый раз принося с собой щедрые дары, чтобы горные духи не насылали на селение невзгоды.
Вскоре по долине разнёсся слух, что Горная ведьма помолодела и вернулась вместе с сыном, рождённым от Дракона.
* * *
Тем временем Тоётоми захватил замок Киёсу, принадлежавший Нобутаке, последнему из рода Ода, родственнику ненавистного даймё Оды Нобунаги, и вынудил его сделать сеппуку. Малолетнего Хидэнобу, сына Нобутаки, и фактически племянника Нобунаги, сёгун объявил преемником рода Оды и взял мальчика на воспитание, став его опекуном, таким образом, узаконив свою власть над всеми землями, принадлежавшими враждебному клану.
Вскоре к Тоётоми присоединился род Маэда, некогда принадлежавший к клану Ода. Сибата Кацуиэ, верный вассал Нобунаги женатый на его родной сестре, затворился со своей женой Оити в своём замке Китаносё, где они добровольно совершили сеппуку.
Последним, кто выступил против сёгуна, был Токугава Иэясу. Он провёл блестящую военную операцию около крепости Нагакутэ, в результате которой разбил отряды Тоётоми. Сёгун предложил Токугаве замириться, а затем скрепить союз родственными узами. Токугава, трезво оценивая мощь сёгунской власти, согласился и вскоре женился на Асахе, сестре Хидэёси, получив в приданное обширные владения в Эдо.
Расправившись с кланом Ода, Тоётоми с неистовой жестокостью принялся устранять ещё недавних своих союзников, опасаясь, что их кланы за последние годы стали слишком мощными, а значит, опасными для его власти.
Сосредоточив своих руках почти неограниченную власть, Тоетоми Хидэёси провозгласил себя земным воплощением синтоистского бога войны Хатимана. А какое-то время спустя, и потомком самой богини Аматэрасу. И даже приказал украсить свой праздничный шлем плюмажем в форме двадцати девяти лепестков ириса, символизировавшего солнце.
Всех, кто выказал сомнения по поводу его божественного происхождения, сёгун казнил.
С подачи своего племянника Хидэцугу, он официально провозгласил государственными религиями синто и буддизм, христианство же подверг жестоким гонениям, приказав разграбить португальскую миссию на озере Бива, а патеров распять на крестах, подобно Иисусу Христу.
Проникнувшись к Хидэцугу доверием, он самолично возвёл его в должность кампаку, высшего советника императора. Тем самым ещё раз подчеркнув, что ему безразлично мнение Яшмового дома и его правителя Гендзи-тенно.
С течением времени Хидэёси стал всё чаще задумываться над тем, что император слишком слаб и на троне Аматэрасу должен восседать другой правитель… из рода Тоётоми. А после того, как любимая наложница родила ему сына Ходэёри[117 - Клан Тоётоми полностью погибнет в 1614 году, защищая свой последний оплот, Исияму (Осакскую резиденцию) от воинов сёгуна Токугавы. Хидэёри и его мать, бывшая наложница Хидэёси, совершат сеппуку.], и вовсе уверовал в то, что сама Богиня Солнца желает его возвышения.
В Исияме подданные сёгуна решили, что их господин сошёл с ума… Но ни один из самураев или сановников не посмел высказаться по этому поводу, опасаясь за свою жизнь.
Манами, жена Хидэёси, будучи не в стоянии смириться со своим положением (сёгун всячески унижал её, отдавая предпочтение молодым наложницам), покончила жизнь самоубийством. Её дочери Наа-химэ и Асаи-химэ навсегда покинули резиденцию в Исияме, удалившись в один из синтоистских монастырей в предместьях Киото.
В Поднебесной окончательно установилось двоевластие. Сегунат, призванный охранять власть императора, как от внутренних врагов, так и от внешних, трансформировался настолько, что стал представлять опасность не только для правящего Яшмового дома, так и для многих даймё, чьё богатство вызывало вожделенную зависть клана Тоётоми.
Часть 3
Тенно - небесный государь
Валун разделил
Бурный поток ручья, но
мчит вода вперёд,
И два рукава реки
Вновь встретятся в потоке.
Император Сутоку[118 - Перевод Владимира Соколова]
Глава 1
1596 год
Недавно Гендзи-тенно миновало двадцать девять лет. Жизнь научила его простой придворной истине: не доверять своим советникам, Левому министру, Правому министру, как впрочем, и канцлеру… Кто знает, сколько им заплатил Тоётоми Хидэёси.
Гендзи всё чаще ощущал себя одиноким. Его супруга, Яшмовая госпожа, Хикари ничего не понимала в политике и двоевластии. Она предпочитала придворные развлечения и молодых фаворитов, на что император не обращал внимания, ведь он в свою очередь посещал наложниц, которыми окончательно пресытился, ибо каждая молодая женщина принадлежала к какому-либо знатному роду и пыталась заполучить от Гендзи различные привилегии для своей семьи. Император устал, он жаждал покоя… В последнее время его стали посещать мысли о затворничестве, всё чаще охватывало непреодолимое желание надеть простую рясу монаха, остричь волосы и в простых крестьянских гета, пешком, покинуть Киото, уединившись в каком-нибудь отдалённом монастыре, и чем дальше он будет расположен - тем лучше.
Настал час Обезьяны, но Гендзи за весь день так и не отлучался из своих покоев. Госпожа Аояги, обеспокоенная душевным состоянием сына-императора, решила навестить его. Когда она появилась в императорских покоях, Гендзи рисовал тушью. Из-под его тонкой кисти появлялось изображение некой горы, на подножье которой во всей красе раскинулся буддийский монастырь.
Госпожа Аояги тихонько подошла к сыну и заглянула ему через плечо.
- Прекрасная живопись! - одобрительно воскликнула она.
- А это вы, матушка… Да, решил занять себя рисованием…
Аояги села на татами напротив императора.
- Как ваша супруга? - поинтересовалась она из вежливости.
Гендзи не отрываясь от своего занятия, произнес:
- А ежели сердца
Внезапно охладели,
Они - как те следы,
Что тысячами птиц
Оставлены на берегу песчаном…[119 - Из «Дневника эфемерной жизни», перевод с японского В.Н. Горегляд]
Император процитировал печальное стихотворение, поставил кисточку в тушечницу и пристально воззрился на матушку.
- Думаю, госпожа Хикари любуется кленовыми листьями вместе со своими фрейлинами. На меня же осень навевает печаль… - признался он.
- Вы слишком утомлены государственными делами. - Заметила Аояги. - Да и потом, ваше супружеские отношения с госпожой Хикари перешагнули тот рубеж, когда исчезает состояние влюблённости, как утренняя дымка в горах, а остаются лишь взаимные обязательства.
Своим замечанием госпожа Аояги попала в цель. Гендзи почувствовал невольное раздражение, он был уязвлён.
- С госпожой Хикари я делю ложе десять лет. Вы считаете, что это слишком долго?
- Конечно. Не мне говорить вам о том, что мужчина не может долго любить одну женщину…
- А мой отец? Я же помню: он боготворил вас!
Госпожа Аояги встрепенулась, на её прекрасных глазах появились слёзы.
- Покойный император любил меня - вы правы. Но не забывал посещать своих наложниц.
Гендзи вздохнул.
- Вероятно, я - плохой любовник…
- О чем вы говорите! Вы произвели на свет троих сыновей и двух дочерей! - возмутилась госпожа Аояги. - Вам просто необходимо поменять наложниц!
Гендзи взял кисточку и сделал ею лёгкий мазок, довершая крышу буддийского храма.
- Наверное, вы правы… - согласился он.
- Я позабочусь об этом, - пообещала госпожа Аояги.
* * *
Тоётоми Хидэёси взирал на своих советников и господина Уми-Мару, который после смерти Акэти Мицухидэ стал доверенным лицом сёгуна и его канцлером. Тоётоми никогда не забывал, как пятнадцать лет назад молодой самурай бросил к его ногам голову заклятого врага Оды Нобунаги, а господин Акэти поведал о таинственном взятии Адзути. С тех пор сёгун во всём советовался с Уми-Мару, которого стали называть при дворе Исиямы, не иначе как Сайто Санэмори. Уми-Мару нравилось это сравнение с героем прошедших времён, прославившего себя подвигами в честь легендарного дома Тайра. Постепенно имя самурая трансформировалось из Уми-Мару в Уми-Сайто. За заслуги перед сёгунатом Тоётоми щедро наградил героя, даровав ему огромное поместье, расположенное недалеко от Киото в предместье Момодзоно, недалеко от дворца Нисиномия, принадлежавшего пятьсот лет назад Левому министру Минамото-но Такахира[120 - Годы жизни 914-982 н. э. Минамото-но принадлежал к одной из ветвей императорского рода, в последствии свергнутого. Дворец Нисиномия считался одним из архитектурных чудес эпохи Хэйан. До настоящего времени не сохранился.],
свергнувшего императора Мураками и взошедшего на трон Поднебесной.
Незадолго до этого сёгун приказал придворным учёным мужам составить генеалогическое древо рода Тоётоми. Его отец и дед чудесным образом преобразились из пехотинцев-асигару в даймё и вёли своё происхождение от императора Сейва Миномото, правившего в эпоху Хэйан. Род Левого министра Минамото-но Такахира принадлежал также к одной из побочных императорских ветвей и сёгун, считая Момодзоно символичным местом, приказал Уми-Сайто восстановить разрушенный дворец Нисиномия. Когда канцлер прибыл в своё новое поместье, дабы осмотреться и назначить достойного управляющего, то застал строения и земли в запущенном состоянии: над поместьем Момодзоно придётся изрядно потрудиться.
Отдав необходимее распоряжения по обустройству нового дома, канцлер, сев на лошадь, в сопровождении отряда самураев, направился к тому месту, где некогда блистал прекрасный дворец Нисиномия.
Почти сразу же канцлера постигло разочарование. Он обнаружил обвалившуюся каменную стену, некогда окружавшую дворец, главные ворота и мост совершенно разрушенными, поэтому пришлось спешиться и не без труда преодолеть ров, заросший травой и засыпанный городским мусором, дабы попасть во внутренний двор.
На следующий день канцлер отправился с отчётом в Исияму, ибо сёгуну не терпелось узнать - в какую сумму обойдётся казне восстановление дворца Нисиномия.
В последнее время казна Исиямы заметно опустела. Тоётоми, ведомый алчностью и жаждой славы, приказал сформировать военный корпус из ста шестидесяти тысяч воинов для покорения Кореи, а затем и Китая. Японская армия погрузилась на суда и отправилась через море покорять соседние государства. Однако, корейцы сумели дать захватчикам достойный отпор. Сёгун регулярно получал доклады своих полководцев, в которых указывались потери как японской, так и корейской сторон. Результаты были неутешительными. В армии зрело недовольство, поползли слухи, что сёгун возомнив себя Хатиманом, а затем потомком Аматэрасу, прогневал богов и навлёк их недовольство.
Но Хидэёси понятия не имел, что самураи, сражавшиеся в Корее, начали роптать, так не оставив дерзкую надежду захватить трон. Теперь она казались вполне реальной, ибо все враги были устранены, а Гендзи-тенно почти сломлен и не окажет должного сопротивления. Тоётоми не собирался убивать молодого императора, а лишь удалить в монастырь, расположенный, например, на острове Кюсю. Сёгун лелеял надежду, что именно Нисиномия станет его императорской резиденцией.
Тоётоми внимательно выслушал своих советников, настал черёд канцлера дать отчёт. Уми-Сайто почтительно поклонился и перешел к делу:
- Господин, я внимательно обследовал Нисиномию, а вернее сказать, то, что от неё осталось…
- И что же?!
- С вашего позволения, вынужден заметить: почти ничего. Стена, некогда окружавшая дворец, разрушена. Здание дворца, построенного из камня и дерева - в плачевном состоянии. Дерево сгнило, камень позеленел от времени, причём сама кладка оставляет желать лучшего, ведь дворец строился почти пятьсот лет назад. Сейчас его правильнее назвать заброшенным замком.
Сёгун задумался. Канцлер умолк, ожидая решения своего господина.
- Вы утверждаете, что нет смысла отстраивать Нисиномию? - наконец, спросил сёгун.
- Господин, я этого не говорил. Просто дворец надо строить заново. Может быть, рядом со старым?
- Возможно… Во сколько это обойдётся казне?
Канцлер предвидел этот вопрос и тотчас с поклоном передал сёгуну свиток, испещрённый записями и подсчётами.
Тоётоми скользнул взглядом по внушительному списку и остановился на итоговой сумме, которая составляла тридцать тысяч рё.
- И это только строительство? - уточнил Тоётоми.
- Да, господин, без изысканного интерьера.
- Хорошо, сумма приемлема. Приступайте к строительству, канцлер. Вы лично обязаны контролировать ход работ. Советую вам поселиться в Момодзоно.
Канцлер поклонился. Что это означало: повышение? Ссылку? Или напротив, проявление доверия? Он терялся в догадках.
* * *
Уми-Сайто удалился в свои покои. Не успел он собраться с мыслями, как фусуме распахнулись - вошла госпожа Хитоми, вдова Тория и бывшая наложница сёгуна. В последнее время положение бывшей фаворитки пошатнулось, Тоётоми совершенно забыл о ней, окружив себя гаремом из юных наложниц, и не уделял женщине должного внимания, как впрочем, и их дочери Ихаре.
За время, проведённое при дворе сёгуна, а это без малого пятнадцать лет, Хитоми поняла, что женщине трудно прожить без покровителя. Если сёгун пренебрегает ею, но она всё ещё хороша и желанна, то следует подумать не только о своём будущем, но и будущем дочери.
Хитоми знала о слабости канцлера ко всему красивому и утончённому, будь то мебель, керамика, кимоно, гравюры, мужчины или женщины. Она давно присматривалась к Уми-Сайто. Пять лун назад его жена скончалась во время очередных родов, он выждал положенные сорок девять дней очищения[121 - После смерти близкого или родственника надо пройти очистительный обряд. Для этого следует уединиться, поститься, т. е. не есть рыбу, а только овощи, рис, бобы и читать специальные молитвы.], и тотчас же ввёл в свои покои наложницу.
Хитоми, облачённая в изысканное кимоно цвета индиго, расшитое крупным морским жемчугом, выглядела всё ещё молодой и желанной. Многие сановники и самураи в Исияме почли бы за честь жениться на ней. Но бывшая наложница предпочитала держать их на расстоянии, считая не достаточно «крупной рыбой». Как только Уми-Сайто получил чин канцлера и стал доверенным лицом сёгуна, Хитоми решила: это именно тот мужчина, который ей нужен.
Хитоми была умна, хитра и проницательна, и без труда узнала о том, что Тоётоми намерен восстановить дворец Нисиномия, который находился в пяти ри от Киото. Поэтому-то сёгун пожаловал канцлеру поместье Момодзоно, близость которого к Нисиномии позволяла бы контролировать ход строительства.
Теперь Хитоми решила: настало время действий…
* * *
- Вы позволите мне войти, господин канцлер, - спросила Хитоми, поклонившись.
Уми-Сайто удивился:
- Госпожа Хитоми, какая честь для меня! - он заметил её роскошное кимоно, расшитое жемчугом и умело нанесённый грим. - Прошу вас! - он указал женщине на татами напротив.
- Господин канцлер, простите меня за дерзость, но я хотела попросить вас о любезности.
Уми-Сайто растаял под взглядом женщины, и ощутил сладостную истому…
- Всё, что в моих силах, госпожа Хитоми. - С готовностью заверил он.
Гостья поклонилась.
- Я… дерзну просить вас взять меня с собой, ведь вы скоро направляетесь в новое поместье, что недалеко от Киото.
Канцлер удивлённо приподнял брови: однако, в Исияме быстро распространяются новости! Или может быть, сам сёгун поведал об этом Хитоми?
- Конечно, если таково ваше желание. А что вы намерены делать в императорской столице? - как бы невзначай поинтересовался канцлер.
Женщина предвидела этот вопрос.
- Моя дочь Ихара уже достигла того возраста, когда надо повидать мир и показать свою красоту. Увы, в Исияме я ограничена в передвижении и, к сожалению, за мной укрепилась репутация бывшей наложницы сёгуна. Для моей дочери здесь будет трудно найти достойного мужа. Киото же кишит аристократами из древних родов. Думаю, Ихара с её образованием и способностями легко сможет устроить свою судьбу.
- Что ж, в ваших рассуждениях есть трезвое зерно. Да, Ихара красивая и утончённая девушка…
- И Верховный сёгун даёт за ней хорошее приданное, - добавила Хитоми.
- Я намерен покинуть Исияму в начале следующей луны, если ваше решение останется неизменным, я с удовольствием наслажусь вашим обществом, госпожа Хитоми. И не только… - канцлер многозначительно посмотрел на женщину, она же прекрасно поняла его намёк. - Где вы намерены остановиться?
- Я ещё не думала. Надеюсь, в Киото можно снять приличный дом?..
- Разумеется… Но будет лучше, если вы и ваша юная дочь воспользуетесь моим гостеприимством, - сгорая от желания, предложил канцлер.
Хитоми поклонилась в знак благодарности.
* * *
Третьего дня девятой луны в час Зайца кортеж канцлера в сопровождении отряда самураев покинул Исияму. Госпожа Хитоми и её прекрасная дочь Ихара расположились в комфортабельном экипаже, любезно предоставленным самим Уми-Сайто.
За экипажем госпожи Хитоми следовали две крытые повозки с домашней утварью, мебелью, керамикой, одеждой и посудой, словом, всем тем, что может понадобиться на новом месте.
К вечеру в час Петуха кортеж достиг поместья Удзи, где расположился на ночь. Госпоже Хитоми и юной Ихаре хозяин предоставил небольшие покои, расположение рядом. Путешественницы устали, они не ели почти весь день, если не считать той скромной закуски, которою они прихватили с собой в коробочке-вариго - и только.
Ихара очень проголодалась, и быстро освоившись в своих временных покоях, поспешила спуститься в скромную трапезную. Она была простой и провинциальной, почти без украшений. Из обстановки Ихара увидела лишь татами и два столика, на которых стояли невзрачные вазы с икебаной.
В это момент в трапезную вошёл господин Уми-Сайто, испытывая сильный голод. Он также успел осмотреть свои покои.
- Господин канцлер, - девушка поклонилась.
- Ихара! Как ваша матушка? - поинтересовался канцлер.
- Благодарю вас… Мы очень устали и проголодались… - призналась девушка.
- Мои слуги уже готовят ужин: редьку с овощным салатом, приправленным апельсинным соком.
Ихара невольно почувствовала головокружение при упоминании о еде.
- Вам дурно? - забеспокоился канцлер. - Я провожу вас, отдохните…
Уми-Сайто галантно подхватил девушку и препроводил в её покои. И сразу же, как Ихара скрылась за раздвижными фусуме, направился к Хитоми.
Женщина вынимала многочисленные шпильки из причёски, отчего волосы свободно ниспадали ей на плечи. Канцлер, увидев эту соблазнительную картину, почувствовал неподдельное волнение.
Хитоми почувствовала чьё-то присутствие и резко обернулась.
- Господин канцлер, вы так тихо вошли. Простите меня, я в таком виде…
- Не волнуйтесь. Я зашёл сказать, что скоро подадут ужин. Не угодно ли вам отужинать в моих покоях?
Женщина улыбнулась, безусловно, за услугу, оказанную ей, надо платить.
- Почту за удовольствие, господин канцлер.
* * *
Перед тем как отправиться в покои Уми-Сайто, Хитоми приказала служанке достать терракотовое кимоно, расшитое кленовыми листьями, дабы облачиться в него. Не успела служанка завязать своей госпоже оби из золотистой парчи, как одна из створок фусуме приоткрылась - чья-то рука положила на пол свиток.
Хитоми удивилась: что это может быть? Послание? Но от кого? Неужели от канцлера?
Она развернула свиток и прочла стихи:
На поле, среди
Опавшей листвы бамбук
Пробивается,
Так и я переполнен
Тайной любовью к тебе[122 - автор Минамото-но Хитоси, X век, перевод с японского Владимира Соколова.].
Хитоми приказала достать бумагу и тушечницу и тотчас же написала ответ:
Если голову
Склоню на твои руки
Осенней ночью,
То подушка такая
Тотчас погубит меня[123 - автор госпожа Суси, середина XI века, перевод с японского Владимира Соколова.].
Затем она приоткрыла фусуме и протянула листок со стихотворением тайному посланнику - его мгновенно перехватили…
Хитоми вышла из своих покоев и осмотрелась - расположение дома было ей незнакомо. Перед ней, словно демон из сумерек, появился пожилой слуга, он поклонившись, произнёс:
- Госпожа, вас ожидают.
Женщина поспешила вслед за слугой и вскоре оказалась в противоположном крыле дома. Слуга раздвинул перед ней фусуме, она вошла в просторные покои канцлера.
- Госпожа Хитоми, прошу вас… - Уми-Сайто жестом пригласил гостью к столу. Она с удовольствием приняла его приглашение. - Может быть, отведаете медового вина? - поинтересовался он.
- Охотно… - ответила гостья, заметив, что её стихотворный ответ был приколот к невысокой ширме, украшенной росписью из золотых листочков.
Уми-Сайто не торопил события: он налил Хитоми вина в крошечную фарфоровую чашечку. Она пригубила напиток.
- Эти провинциалы излишне консервативны. - Заметил канцлер. - Обратите внимание на сервиз…
Гостья невольно взглянула на кувшин, крошечные чашечки и блюда, на которых был разложен салат.
- Китайский… Думаю, в этом доме не одно поколение вкушало из него еду.
Канцлер улыбнулся.
- Прошу вас, отведайте салата. Он превосходен.
Женщина была и без того голодна, а от выпитого вина, ощутила буквально зверский аппетит.
После того, как китайские блюда, расписанные ушастыми драконами, были совершенно опустошены, Хитоми поняла, что настал час расплаты.
- Простите меня, за дерзкий вопрос, господин канцлер. Сегодняшнюю ночь вы намерены провести с одной из своих наложниц? - невинно спросила она.
- Нет. Я намерен провести её с вами, - прямолинейно ответил Уми-Сайто.
- С чего вам угодно начать?
- Со стихов! - неожиданно воскликнул канцлер.
- Многообещающее начало. Что ж… - Хитоми задумалась и прочла:
Он на глазах меняет цвет,
И изменяется внезапно.
Цветок неверный он,
Изменчивый цветок,
Что называют сердце
человека[124 - автор Оно-но Комати, X век, перевод с японского А. Глускина.].
- Ваш экспромт достоин всяческих похвал госпожа Хитоми. Позвольте дать вам достойный ответ:
Как ей рассказать
О том, что живёт в душе?
Легко ли понять?
Любовь также жжёт меня,
Как жаровня Ибуки[125 - автор Фудзивара-но Санэката, X век, перевод с японского В.Соколова.].
Уми-Сайто поднялся с татами, обошёл жаровню с тлевшими углями, стоявшую в центре комнаты, и направился к ложу, застеленному дорогим покрывалом.
Хитом» ловким движением вынула серебряный гребень, поддерживавший волосы на затылке.
- Я не смогу снять оби…
Уми-Сайто прекрасно справлялся с предметами женского туалета и ещё в молодости освоил технику развязывания широкого пояса. Он достаточно быстро освободил женщину от оби, затем от корсета оби-ита - верхнее кимоно упало на пол…
Уми-Сайто обнял Хитоми, тонкий аромат её духов действовал возбуждающе.
- Спутались мысли,
Но моя любовь к тебе
Неизменна, как
Сложные узоры на
Рисунках из Митиноку[126 - автор Минамото-но Тору, IX век, перевод с японского В. Соколова.]…
Произнёс он, прежде чем слиться с возлюбленной…
* * *
На следующее утро, в час Дракона, кортеж снова двинулся в путь. Дорога петляла средь невысоких гор причудливой формы, которую они приобрели на протяжении веков под действием ветров и муссонных дождей. Наконец, кортеж вступил в кленовую рощу. Деревья, окрашенные в алый и оттенки золотистого цветов, подействовали на канцлера весьма сентиментально. Он извлёк походную тушечницу и, расположившись в экипаже, и написал стихотворение.
В это время госпожа Хитоми, ехавшая в экипаже, раздвинула шторки, прикрывавшие окно. Кленовый лес, по которому пролегала дорога, показался ей особенно красивым. Она обратила внимание на то, что цветы завяли, а вдоль обочины стояли засохшие метёлки травы сусуки. Неожиданно ей показалось, что терракотовое кимоно, так и не переодетое со вчерашнего вечера, как нельзя лучше соответствует данному моменту.
Она также ощутила тоску по уходящим годам, подумав, что женский век уж слишком короток - сегодня сам канцлер слагает в её честь стихи, а завтра возможно ждут болезни и немощная старость. От этих мыслей Хитоми стало невыносимо тяжело, она взглянула на дочь.
- Матушка, что с вами? Вы плачете? - участливо поинтересовалась Ихара.
- Да… Я вспомнила своего мужа Тория, затем господина сёгуна…
- Ах, матушка, не стоит печалиться. Вы ещё хороши собой, ни один мужчина не устоит перед вами. Кажется господин канцлер тоже не устоял?.. - Ихара лукаво улыбнулась.
- Ты излишне любопытна! - возмутилась Хитоми. - Не скрою, я надеюсь завоевать сердце Уми-Сайто.
- Он и так потерял от вас голову! - воскликнула Ихара.
- Да, голову, но не - сердце. А это две разные вещи. Если мужчина любит разумом, то скоро всё закончиться, а если сердцем… Я хочу стать женой канцлера, - призналась Хитоми. - И тем самым обеспечить нам блестящее будущее.
Экипаж госпожи Хитоми нагнал всадник из свиты Уми-Сайто и приказал кучеру придержать лошадей.
Женщина выглянула в окно экипажа.
- Что случилось? - поинтересовалась она.
- Вам послание от господина канцлера. - Всадник протянул Хитоми кленовую ветвь, усыпанную багряными листьям, к которой был прикреплён свиток.
Она с нетерпением его развернула и прочла:
Кленовый листок
Подобно искре огня
Бьётся на ветру.
Он полетит к небесам?
Или упадёт на землю?
Глава 2
Кортеж достиг поместья Момодзоно в середине дня, едва завершился час Овна. Госпожа Хитоми выглянула из окошка экипажа и как у всякой женщины любопытство взяло верх, увы, даже над нормами приличия. Она буквально высунула голову из окна, с интересом рассматривая четыре сторожевые башни-ягура, которые ни в какое сравнение не шли с теми, что она привыкла видеть в Адзути или Исияме. Четыре угловые ягура были не высоки, видимо более предназначаясь для хранения припасов, нежели для обороны от неприятеля. Поместье окружал земляной вал, за ним следовал сухой ров, въезд на территорию поместья осуществлялся через карамон, ворота в китайском стиле.
Кортеж проследовал через внушительный подъёмный мост, ханэ-баси, миновал китайские ворота, и, наконец, очутился на земле господина канцлера.
Охрана господина Уми-Сайто спешилась, сам же хозяин, довольный собой и своими владениями, вышел из экипажа и тотчас начал отдавать приказы.
Госпожа Хитоми с Ихарой с радостью покинули экипаж, дорога изрядно утомила их. Они наслаждались долгожданным завершением путешествия, надеясь, что в Момодзоно и Киото все их надежды непременно воплотятся.
Госпожи Хитоми пребывала в прекрасном расположении духа. Она окинула взглядом строения поместья: дом канцлера, выполненный в стиле букэ-ясики[127 - На этот стиль оказало влияние всё большее строительство замков.], производил благоприятное впечатление, хозяйственные постройки, стражницкая и два флигеля для прислуги выглядели вполне прилично. Входную дверь, сразу же ведущую в небольшой зал, расположенную на западной стороне фасада, что вполне соответствовало статусу хозяина[128 - В домах знатных людей регламентировалось всё, даже расположение входной двери.], венчало помпезное перекрытие кабукимон.
Единственное, что заметила Хитоми - порядок наводили недавно и впопыхах, явно к приезду хозяина. Земля, прилегавшая к дому, в порядок явно не приводилась - там, где должны виднеться клумбы для цветов буйствовала трава. Впрочем, Хитоми резонно подумала, что осенью сажать что-либо уже не было смысла.
К гостьям подошла служанка господина Уми-Сайто.
- Госпожа Хитоми, хозяин распорядился проводить вас в покои и помочь с обустройством. Вы в праве пожелать всё, что сочтёте необходимым для жизни и удобства.
Вдове понравилось такое обхождение, несомненно, оно обещало комфортное пребывание в Момодзоно.
Гостьи вошли в дом, за ними следовали слуги со множеством поклажи. Хитоми оценила декоративный нагэси, дорогое украшение притолоки, а также раздвижные перегородки, украшенные росписью в виде золотисто-зелёных дубовых листочков и желудей, отделявшие длинный коридор от жилых помещений.
* * *
Быт в поместье постепенно налаживался. Хитоми хлопотала, обустраивая свои покои и покои дочери. Господин Уми-Сайто был необычайно щедр, и гостьи пользовались его явным расположением.
Хитоми заказала множество предметов роскоши: два больших серебряных зеркала, два шёлковых покрывала, новомодный чайный сервиз из Киото, две расписные ширмы, напольную вазу с парчовой росписью для икебана, четыре гобелена с изысканными пейзажами, два небольших резных шкафчика из груши для хранения письменных принадлежностей, свитков и различных мелочей.
Всё это время, несмотря на крайнюю занятость, постоянные заботы в поместье и начало строительных работ во дворце Нисиномия, господин Уми-Сайто не забывал посещать покои Хитоми, особенно после ужина в час Свиньи[129 - Час Свиньи (Кабана) - 21.00: 23.00.].
Хитоми, как умудрённая опытом женщина, полностью завладела помыслами и желаниями канцлера, да так, что тот перестал посещать своих наложниц, которых поселил в самом отдалённом крыле. Наложницы воспылали к фаворитке господина жгучей ненавистью, ожидая только момента, дабы оклеветать и унизить её. Но покуда такой возможности им не представилось, Хитоми считалась Госпожой из южных покоев[130 - Фактически хозяйкой дома.]. Она умело распоряжалась по дому - годы, проведённые в Исияме, научили её многому. Наложницы, готовые выказывать новой Госпоже своё ежеминутное презрение, едва сдерживались, стараясь скрывать свои истинные чувства и помыслы.
* * *
Госпожа Югей, одна из наложниц канцлера, проплакала всю ночь. Наложницу угнетала обида: ведь она молода, ей всего-то минуло двадцать лет, хороша собой, умеет поддержать разговор, прекрасно владеет слоговым женским письмом и стихосложением, а господин уделяет всё свободное время Хитоми. Почему так происходит? Что он вообще нашёл в этой перезрелой особе? Да её дочь, Ихара, более подходит ему в наложницы!
Служанки в последнее время побаивались госпожу Югей, она стала чрезмерно раздражительной - уж они-то прекрасно понимали причину её дурного настроения. Да и ни для кого не было секретом в поместье: канцлер проводит время только в покоях госпожи Хитоми.
Югей сгорала от стыда и негодования. Она приказала служанке достать тушечницу, бумагу и написала быстрым слоговым письмом:
Все кончено. Заморосил осенний дождь. И словно листья на ветру, Поблекли Слова любви[131 - Автор Оно-но Комати. Перевод с японского И. Бородиной.].
Это пятистишье было десятым по счёту, написанным ею за время пребывания в Момодзоно.
Югей отбросила перо и ощутила очередной прилив ненависти к Госпоже из южных покоев. Вот уже пять дней прошло, бессонными ночами которых она обдумывала план мести…
* * *
Покои наложницы госпожи Ивы, ей минуло двадцать восемь лет, и она успела родить канцлеру сына, находились почти напротив. Она пробудилась в то время, когда госпожа Югей изливала душу на рисовой бумаге.
Ива не часто видела сына, им занималась кормилица, и это её вполне устраивало, ибо забота о детях старит и препятствует удовлетворению телесных желаний. По обыкновению наложница пробудилась на исходе часа Дракона. Она умылась, служанки помогли ей одеться и причесаться.
Госпожа Ива позавтракала. Она решила прогуляться к живописному пруду, дабы собраться с мыслями и подумать, как противостоять Госпоже из Южных покоев.
Ива приказала служанке достать верхнее хаори цвета сикон[132 - Голубовато-лиловый цвет.], расшитое орнаментальным рисунком из шёлковой нити с добавлением серебра, по утрам, после ночи, когда остывала земля, уже было прохладно. Облачилась, она направилась на прогулку, запретив служанке следовать на ней.
Госпожа Югей, закончив занятие стихосложением, уловила звук раздвигающихся фусуме. «А это кто? Неужели господин выходит от Югей?» - подумала она, и чуть отодвинув перегородку, выглянула в коридор, увидев лишь свою соперницу, госпожу Иву, удалявшуюся в полном одиночестве. «Она собралась прогуляться… Очень кстати… Необходимо поговорить с ней…» - решила она и тотчас приказала служанке подать тёплое кимоно.
* * *
Наложницы канцлера, некогда соперничавшие за ложе своего господина, встретились в китайском павильоне около пруда.
- Госпожа Ива, рада вас видеть, - Югей поклонилась.
- Благодарю вас, госпожа Югей… Что привело вас сюда в столь ранний час? - поинтересовалась госпожа Ива.
- Раздумья. Я заметила, что вы вышли из дома и направились в это живописное место. Не скрою, меня охватило желание последовать за вами…
Госпожа Ива удивлённо приподняла брови.
- Вероятно, ваши раздумья касаются именно меня?
- Нас обоих…
Госпожа Ива, сражённая словами соперницы, не выдержала.
- Говорите, госпожа Югей, не испытывайте моего терпения.
- Я и не думала этого делать. Господин Уми-Сайто совершенно не посещает мои покои, и не преподносит мне подарки. И это печалит меня, - призналась Югей. - А давно ли он вам уделял внимание?
Будучи в Исияме, госпожа Ива непременно бы пресекла неприличное любопытство Югей, но времена меняются.
- С тех пор, как здесь поселилась бывшая наложница сёгуна, эта так называемая Госпожа из южных покоев, я почти не вижу его. Мне стыдно в этом признаться, но я так тоскую о господине Уми-Сайто, он такой страстный любовник…
Госпожа Югей улыбнулась.
- О, да! Наш господин умеет доставить удовольствие женщине….
- Но к чему я всё это говорю вам?.. - посетовала на себя госпожа Ива.
- Потому, что мы - отвергнутые женщины. И у нас общая цель - уничтожить госпожу Хитоми, - пояснила Югей.
- Но как?
- Вы готовы помогать мне?
- Конечно, госпожа Югей! Но с одним условием: впредь мы не будем соперничать за сердце господина.
* * *
В это же день госпожа Югей написала письмо своему брату:
«Дорогой Канаиэ!
Очень по тебе скучаю, ведь мы не виделись с тех пор, как ты получил назначение в Гифу. Пошло без мало пять лет. Из робкой юной девушки я стала женщиной. Теперь я имею честь жить в поместье Момодзоно, что принадлежит господину канцлеру Уми-Сайто Санэмори.
Шесть лун назад, когда я ещё жила в Исияме, ты прислал мне письмо с известием о своей женитьбе. Я всячески радовалась за тебя и твою избранницу. Но, если быть откровенной, я как наложница знаю наверняка - мужчине недостаточно лишь одной женщины.
Поэтому я и пишу это письмо, ибо в поместье живёт очаровательная Ихара, дочь госпожи Хитоми, которая в своё время пользовалась особенной привязанностью господина Тоётоми Хидэёси. И насколько мне известно, он обещает за ней хорошее приданое.
Не мне говорить, дорогой братец, что значит, породниться с самим сёгуном, пусть даже взяв в наложницы его дочь. Надо признаться, что госпожа Хитоми перестала представлять для него какой-либо интерес, и он буквально переуступил её своему канцлеру. Но Ихара по-прежнему остаётся его дочерью. Я припоминаю, что в Исияме господин Тоётоми был всегда добр по отношению к ней.
Да и потом, ты окажешь мне огромную услугу, если устранишь нежелательную соперницу.
Жду тебя к празднику Любования клёнами, который состоится через семь дней».
* * *
Миёси Канаиэ несколько удивило послание сестры и, несмотря на дерзость намечаемого предприятия, но он нашёл его вполне разумным и своевременным, ибо его жена пребывала на том сроке беременности, когда плотские утехи становятся опасными, и в последнее он всё чаще подумывал о наложнице.
Конечно, господин Канаиэ понимал, что являясь всего лишь чиновником четвёртого ранга, исполняя обязанности помощника наместника провинции, он не вправе претендовать на особое внимание госпожи Ихары. Некоторое время его одолевали сомнения… Но перспектива того, что Ихара сможет замолвить перед сёгуном всего лишь слово - и он станет наместником, взяла верх над всякой нерешительностью и Канаиэ стал поспешно собирать в Момодзоно, чтобы успеть к празднику, ведь ещё следовало заехать в Киото, где он намеревался купить подарки хозяину дома, сестре, госпоже Хитоми и юной Ихаре.
В это время госпожа Югей поведала господину канцлеру, что её родной брат пребывает в Киото по делам, и она хотела бы с ним увидеться и если господин того позволит - пригласить в поместье. Господин Уми-Сайто не возражал…
Госпожа Югей села в паланкин и отправилась в Киото на третью линию, где находился дом её покойных родителей, в котором должен остановиться брат. Он не заставил себя долго ждать.
Югей распорядилась, дабы домашние слуги, следившие за порядком и охранявшие жилище от участившихся пожаров, приготовили покои для Канаиэ. Сама же молодая женщина разместилась в комнате матери, скончавшаяся десять лун назад, с ширмами и бамбуковыми шторами цвета прелой листвы.
Югей сидела подле жаровни в покоях матери. Дни становились всё холоднее, стояла десятая луна, поэтому в помещении требовалось постоянно поддерживать тепло. Но она не могла согреться и потому приказала принести ещё одну жаровню.
К вечеру, когда настал час Собаки и двор окутали осенние сумерки, на улице возле ворот послышался шум. Югей встрепенулась и тотчас приказала отворить их - приехал Канаиэ.
Паланкин господина Миёси в окружении слуг и небольшого отряда стражников проследовал во двор. Югей вышла поприветствовать брата. Она поклонилась и произнесла:
- Надеюсь, твои волнения, связанные с неудобством дороги и излишним беспокойством, оправдают себя.
Канаиэ замер от неожиданности, он давно не видел сестру, которая за это время расцвела и стала красавицей.
- Югей! Я рад тебя видеть. Не тревожься, всё впорядке. Погода и звёзды благоприятствовали нам. Ты прекрасно выглядишь - фрейлины императрицы блекнут перед твоей красотой.
Югей улыбнулась, ибо знала о своей привлекательности, оттого-то и было вдвойне обидно, что господин Уми-Сайто не уделяет ей внимания.
- Я приказала приготовить покои, что ты занимал в юности…
- Отлично. Я немного устал и проголодался.
- Кухарка приготовила красную фасоль с запеченной рыбой и овощной салат. Мы отужинаем вместе, ведь нам есть о чём поговорить, - заметила Югей.
Канаиэ улыбнулся.
- Ты всегда была рассудительна и чрезмерно самостоятельна. Надеюсь, эти качества пошли на пользу…
- Несомненно, - сказала сестра. - Тебе необходимо переодеться, я распорядилась приготовить кимоно и тёплую куртку отца. В доме прохладно, за время нашего долгого отсутствия он остыл, слуги не отапливали наши покои - я же здесь всего лишь второй день.
Наконец Канаиэ переоделся и расположился за столом в небольшой трапезной рядом с сестрой. Она не без удовольствия заметила, что за минувшие пять лет, Канаиэ стал более представительным, возмужал и производил вполне респектабельное впечатление, всё это непременно требовалось, дабы осуществить её план.
Канаиэ с аппетитом поглощал овощной салат, рыбу и фасоль. Югей была почти неголодна, она отведала лишь салата и налила брату земляничного вина.
- Вино из старых матушкиных запасов. Я боялась, что оно сильно перебродило, но бочка, где оно хранилось, оказалась отменной. За столько времени напиток не потерял своего первозданного аромата.
Канаиэ отпил вина и ощутил нежный букет земляники, по телу разлилось живительное тепло.
- Перейдём к делу, - решительно сказал брат. - Не будем тратить время. Расскажи мне подробно о своём плане.
- Всё очень просто. Ихара молода и красива, я боюсь, что господин охладеет к своей фаворитке и её место займёт дочь. Да и фаворитку я хочу устранить…
Канаиэ удивлённо вскинул брови.
- Как? Отравить? Нанять убийцу?
Югей рассеялась.
- Зачем?! Я выкрала у Хитоми свиток со стихами, теперь я знаю её почерк. Просто я напишу от её имени письмо, где она, сгорая от любовного нетерпения, назначит тебе свидание… А затем оно случайно попадёт в руки господина канцлера. Таким образом, я избавлюсь от матери и дочери.
Канаиэ замер.
- Хм… А ты уверена в невинности Ихары?
- Безусловно. Я знала её ещё в Исияме, уверяю тебя в вопросах чести она безупречна.
- Что ж, тогда я не против отведать этот лакомый кусочек, - решил Канаиэ и отпил вина.
* * *
На следующий день, в час Змеи Югей одна вернулась в поместье Момодзоно. Господин Уми-Сайто пребывал на строительстве дворца, и её приезд остался бы почти без внимания, если бы не госпожа Ива, которая сгорала от нетерпения узнать о приезде брата своей союзницы.
Не успела Югей войти в свои покои и переменить кимоно, как появилась Ива с бесконечными расспросами. Югей отвечала сдержанно, рассказав сообщнице лишь то, что считала нужным. Затем она достала свиток, украденный у Госпожи их южных покоев, и протянула Иве.
- Вот эти стихи писала сама Хитоми. Посмотрите…
Сообщница развернула свиток и прочитала изящные танка:
Далеко в горах
По красной листве клёнов
Ступает олень.
Я услышу его крик,
Так грустно осень идёт…[133 - Автор Сару-мару Даю, перевод с японского Владимира Соколова.]
- Красивое стихотворение. Но оно более подходит мужчине… - заметила Ива.
- Возможно, мне трудно это определить. Но дело не в этом… Вы сможете написать почерком Хитоми письмо? - как бы невзначай поинтересовалась Югей.
- Наверное… Надо попробовать… Но зачем?
- Как я вам сказала: мой брат прибыл в Киото. Скоро он навестит меня в поместье. Господин канцлер постоянно в разъездах, а Госпожа из южных покоев скучает…
Ива заморгала от удивления.
- Вы хотите, чтобы ваш брат соблазнил и её?
- Это вовсе не обязательно. Напишите письмо господину Канаиэ от имени Хитоми, признайтесь в чувствах и назначьте свидание. Дальше моя забота, - пояснила Югей.
* * *
Ива уединилась в своих покоях, она достала тушечницу и лист бумаги из резного шкафчика, и задумалась: каким образом начать любовное послание от имени госпожи Хитоми?
Наконец она написала просто:
«Я не в силах уснуть
томленьем любовным объята,
ожидая его,
надеваю ночное платье
наизнанку, кверху исподом…[134 - По средневековым японским поверьям одежда, надетая на ночь наизнанку, принесёт удачу. Автор Оно-но Комати, перевод с японского А. Долина.]
Несомненно, вы, господин Канаиэ, догадались: кого я ожидаю в своих Южных покоях.
Жду вас сегодня, в час Быка, когда в доме всё стихнет… Подумайте: что может дать вам моя неопытная дочь? Мы же - познаем истинное наслаждение…»
Госпожа Ива отнесла написанное послание сообщнице, та прочитав, осталась довольна.
- У вас незаурядный талант к написанию любовных писем! - заметила Югей. - Право же, вы меня удивили. Что ж, пусть оно ждёт своего часа, - сказала она и спрятала листок в одном из многочисленных ящиков резного шкафчика.
* * *
На следующий день наступил Праздник любования клёнами. Даже господин Уми-Сайто решил отдохнуть и предаться приятному времяпрепровождению, ибо строительство Нисиномии продвигалось быстрыми темпами, о чём он регулярно указывал в отчётах, отправляемых в Исияму.
В этот день дамы поместья Момодзоно решили перещеголять друг друга в элегантности и богатстве нарядов. Госпожа Хитоми облачилась в алую накидку, надетую поверх бело-красных одеяний вместе с обычным набивным шлейфом, Ихара предпочла же тёмно-зелёную накидку и одеяния цвета сливы со шлейфом расшитым золотыми нитями.
Госпожа Югей достаточно смело надела сразу две накидки, шёлковую лиловую и нежно-голубую, поверх многослойных одежд цвета индиго, а госпожа Ива решила затмить своих соперниц парчовым нарядом цвета увядающих кленовых листьев, что было весьма кстати и соответствовало духу предстоящего праздника.
Господин Уми-Сайто и женщины разместились в паланкинах и в час Лошади проследовали через Китайские ворота поместья, повернув на дорогу, ведущую к кленовой роще.
* * *
Оглянулся в пути
на долину, где алые клёны,
словно море, шумят, -
над горами в небе осеннем
раздаётся тревожный ропот…[135 - Автор Сайто Мотики из книги «Багряное зарево», перевод Александра Долина.]
* * *
Канаиэ прибыл в кленовую рощу, когда час Змеи уже убывал. Он приказал слугам поставить паланкин на обочине дороги, а слугам отойти на почтительное расстояние, дабы не мешать ему встрече с сестрой.
Покуда господин Канаиэ предавался любованию осенней рощей, его люди разбили небольшой походный шатёр под клёнами и приготовили различные яства. И вот всё было готово к встрече…
Канаиэ сгорал от нетерпения и волнения, пытаясь представить, как выглядит юная Ихара: действительно ли она столь хороша, как говорит сестра?
Мысли его путались, отчего нетерпение всё более брало верх. Наконец, Канаиэ услышал стук копыт - приближался отряд канцлера, сопровождавший паланкины наложниц.
Передовые отряда заметили паланкин на обочине дороги и молодого мужчину, по виду преуспевающего чиновника. Они тотчас подъехали к нему.
- Кто вы такой? - поинтересовался один из самураев.
- Я, господин Миёси Канаиэ, помощник наместника Гифу. Ожидаю встречи со своей сестрой госпожой Миёси Югей.
Самураи переглянулись, негромко перекинулись парой слов и поскакали обратно. В это время госпожа Югей вышла из паланкина, она прекрасно знала, что брат ожидает её и всю компанию в условленном месте. Она услышала, как один из передовых докладывал господину канцлеру о том, что некий человек, назвавшийся Миёси Канаиэ, разбил у дороги шатёр…
- Мой господин, - поспешила разъяснить Югей. - Прошу простить меня за то, что вмешиваюсь в разговор: этот человек - действительно мой брат, о котором я говорила вам… Он хотел сделать нам приятный подарок и потому поспешил в рощу несколько раньше…
Уми-Сайто рассмеялся, настроение у него было отменным.
- Прекрасно! Я буду рад с ним познакомиться. Тем более у нас есть юная особа, - канцлер имел в виду Ихару, - которой вовсе не помешает внимание достойного мужчины!
Югей улыбнулась, прикрывшись расписным шёлковым веером: пока всё шло по плану…
Глава 3
Господин Уми-Сайто и Канаиэ быстро нашли общий язык после пары чашек сливового вина. Молодой чиновник, решив блеснуть своей образованностью, прочитал экспромт, навеянный приятной обстановкой:
- В роще кленовой,
Куда я забрёл невзначай,
Меж палых листьев,
Под трухлявым стволом сокрыт,
еле слышно журчит ручеек…[136 - Автор Сайто Мотики из книги «Багряное зарево», перевод Александра Долина.]
Чем вызвал одобрение канцлера, большого поклонника танка.
Женщины же предпочли мужской компании прогулку по роще.
Ихара грациозно шла рядом с матерью. Её длинное кимоно цвета сливы, подбитое тяжёлым шёлком, ниспадало красивыми складками. Девушка с удовольствием вдыхала свежий воздух…
Госпожа Хитоми на внезапное появление Канаиэ отреагировала напряжённо, хотя старалась скрыть это за приветливой улыбкой. Годы, прожитые в Исияме, научили её не доверять приятной внешности, а господин Канаиэ был красив и элегантен. Он напомнил Хитоми многочисленных вельмож при дворе сёгуна, за улыбками которых крылась зависть, взаимная неприязнь и постоянная борьба за выгодное место.
Ихара и госпожа Хитоми шли вслед за наложницами, когда услышали шелест листьев и пышных мужских одежд.
- Госпожа Хитоми! - воскликнул канцлер, уже успевший проникнуться симпатией к молодому чиновнику. - Позвольте составить вам компанию!
- С удовольствием…
Канаиэ, уже успев оценить красоту и стать Ихары, старался быть предельно вежливым и внимательным.
- Если позволите, - сказал Канаиэ, - я написал для вас стихи, - он протянул девушке свиток.
Ихара, хоть и была молода, но в Исияме за ней ухаживали мужчины, пытаясь завоевать её расположение, в том числе и стихосложением. Но стихи одних были попросту дурны, а других - недостаточно изысканны, поэтому девушка оставляла их без внимания.
Ихара сняла золотую тесьму со свитка и прочла:
Я встретил тебя.
О, если б знал, какие
Сильные чувства
Овладеют мной, как будто
Я в первый раз влюбляюсь.
Стихи привели Ихару в смятение, но она не подала вида.
- Благодарю вас, они прекрасны…
- О, если бы я мог мечтать о вашем веере… - взмолился кавалер. - То мог бы любоваться на него одинокими ночами в Киото.
Ихара улыбнулась и постаралась переменить тему разговора.
- Вы надолго в Киото? - поинтересовалась она из вежливости.
- Поначалу я думал, что всего лишь навещу родительский дом и сестру. Теперь же я в затруднении. Я не хочу расставаться с вами… - признался Канаиэ.
Слова, казалось произнесённые искренне, от всего сердца, привели Ихару в трепет.
- Хорошо, я напишу на веере стихи и подарю его вам…
Хитоми издали наблюдала за дочерью и её всё более одолевали подозрения по поводу того, что господин Канаиэ появился из провинции неспроста: но что ему надо? Неужели он приехал в столицу за наложницей? Разве в Гифу нет красивых девушек?
Канцлер наслаждался природой, выпив вина с Канаиэ, он расслабился и теперь молчал. Хитоми не тревожила его, понимая, что у господина и так достаточно проблем и тревог.
Прогулка продлилась до часа Овна, покуда женщины не начали уставать - многослойные красивые одежды сковывали движения. Ива и Югей набрали кленовых листьев и украсили ими свои веера и паланкины, чем были весьма довольны.
Хитоми также понравилась прогулка, если бы не тревожные мысли: уж так она устроена - видеть во всём подвох, наверное, это качество досталось ей от отца.
Женщины собрались в шатре, подкрепились вином, фруктами и овощами. Ихара приказала служанке достать тушечницу и кисточку, дабы написать на своём веере танка.
Она задумалась, неожиданно на плотном шёлке веера появились строки:
Пусть скоро позабудешь ты меня,
Но людям ты не говори ни слова…
Пусть будет прошлое
Казаться лёгким сном.
На этом свете всё недолговечно![137 - Автор Оно-но Комати, перевод с японского А. Глускина.]
Канаиэ с благодарностью принял веер, поклонившись Ихара.
- Мне жаль, что прогулка была столь коротка, - заметил он. - Вы позволите поговорить с вашей матушкой, дабы испросить у неё дозволения видеть вас?
Ихара хотела прикрыть лицо веером, но, увы, теперь у него другой владелец. Молчание девушки Канаиэ воспринял как знак согласия и тотчас, обмахиваясь веером, направился к госпоже Хитоми.
Она тотчас узнала веер дочери.
- Госпожа Хитоми, не сочтите за дерзость, - начал Канаиэ свою речь, - но позвольте пригласить вас и Ихару в мой киотский дом.
Теперь Хитоми не сомневалась: у господина Миёси вполне определённые намерения. Она ответила весьма сдержанно:
- Если я надумаю принять ваше предложение, то узнаю точное местонахождение вашего дома у госпожи Югей.
Канаиэ, несколько разочарованный, поклонился: да для этой женщины одной мужской красоты явно недостаточно…
Госпожа Хитоми и Ихара сели в паланкин и плотно задёрнули занавес.
- Покажи мне свиток, подаренный тебе господином Миёси, - произнесла вдова тоном, не терпящим никаких возражений.
- Но… - пыталась противостоять Ихара.
- Я хочу прочесть то, что в нём написано.
Дочь уступила и протянула свиток. Госпожа Хитоми развернула его и бегло прочла.
- Прекрасно! Несомненно, этот чиновник из провинции появился здесь, чтобы найти наложницу, причём с выгодой. Конечно, дочь сёгуна - лакомый кусочек!
Ихара хотела возразить, что отец давно не интересовался ею, полностью полагаясь на воспитание матери.
- Матушка, но господин Канаиэ красив, образован и обходителен…
- Вот именно! Увезёт тебя в провинциальную глушь, купит ещё один дом и будет навещать только по ночам! Уж я-то знаю: каково быть наложницей! Поверь мне! Ты создана для большего. И уж, если ты и станешь наложницей, то только самого императора!
Ихара округлила глаза.
- Но это невозможно!
- Для меня нет ничего невозможного. Завтра же отправимся в Киото к моему давнему знакомому господину Хиросэ. Он когда-то служил в Исияме, но потом перебрался в столицу. Господин Хиросэ - человек весьма общительный и знает всю подноготную знатных киотских семей. Надеюсь, он поможет выбрать тебе достойного мужа. А об этом Канаиэ забудь!
- Как вам угодно, матушка…
Хитоми многозначительно взглянула на дочь, ибо мысль о том, чтобы та разделила ложе с императором, показалась весьма заманчивой…
* * *
На следующий день посыльный из Киото привёз для госпожи Ихары послание, написанное Миёси Канаиэ. Он снова в стихотворной форме выражал свои чувства и приглашал её в киотский дом. Ихара тотчас направилась в покои матушки и показала ей письмо. Особенно Хитоми возмутила откровенная концовка послания:
«От смутной тоски,
От невыразимой печали
Трепещет оно, сжимается и замирает,
Моё беспокойное сердце!..»[138 - Автор Ёсии Исаму, из книги «Хмельной бред», перевод Александра Долина.]
И она в очередной раз уверилась: следует нанести визит господину Хиросэ и как можно быстрее.
Югей также получила послание:
«Дорогая сестра!
Хочу огорчить тебя: госпожа Хитоми - серьёзное препятствие для воплощения нашего плана. Думаю, что Ихара полностью находится под влиянием матушки. Та же, безусловно, считает, что дочь сёгуна, хоть и побочная, достойна только киотского аристократа, а мне чиновнику из провинции, пусть даже четвёртого ранга, можно о ней и не мечтать… Необходимо, подумать, как укротить амбиции госпожи Хитоми, а уж это я предоставляю тебе».
Госпожа Югей тотчас написала ответ, покуда посыльный от брата ожидал у ворот поместья:
«Согласна с тем, что ты пишешь. Не волнуйся, Госпожу из южных покоев я усмирю, но ты должен помочь мне, написав письмо определённого содержания, в котором ты говоришь о связи с ней, как о свершившемся факте. Я же позабочусь о том, чтобы твоё послание попало в руки к господину канцлеру. Вероятно, что после его прочтения он придёт в ярость, приказав Хитоми и её дочери оставить Момодзоно навсегда. И тут выступишь ты в роли спасителя, пригласив несчастных женщин погостить в Киото. Это будет самый подходящий момент, чтобы овладеть Ихарой… Я же достигну цели: избавлюсь от них обеих, ты же получишь юную наложницу и её приданое».
В это время госпожа Хитоми также занималась написанием письма, предназначавшегося господину Хиросэ, который служил начальником Левой дворцовой стражи. В своё время он разочаровался в службе сёгуну, переметнувшись к императору, где сразу же продвинулся по службе. Хитоми помнила, что Хиросэ затаил обиду на Тоётоми, ибо тот не мог оценить стараний и заслуг самурая.
«Мы не виделись давно, почти три года прошли с тех пор, как вы оставили Исияму. Надеюсь, что ваше пребывание в Киото всё это время было приятным. Я же сейчас нахожусь в поместье Момодзоно, что недалеко от императорской столицы, непременно хотела повидаться с вами и как можно скорее. Думаю, нам есть, что сказать друг другу…
Госпожа Тоётоми Ода Хитоми»
На следующий день госпожа Хитоми пробудилась в час Дракона и начала спешно собираться в Киото. Спустя дзиккен она миновала Китайские ворота поместья в своем экипаже и достигла Второй линии[139 - Киото делился на пять линий. На Первой линии, непосредственно вблизи от императорского дворца, жили высокопоставленные чиновники и знатные аристократы, принадлежавшие к императорскому роду.] в Киото, где располагался дом господина Хиросэ, едва настал час Овна.
* * *
Господин Хиросэ направился в покои Такико, своей супруги, дабы дать ей поручение встретить гостью, которая прибудет из Момодзоно. Такико была женщиной тихой и никогда не задавала лишних вопросов, а попросту делала так, как угодно Хиросэ.
Госпожа Такико, как и обещала мужу, встретила гостью, как и подобает гостеприимной хозяйке, не забыв сообщить, что он - в императорском дворце, но вот-вот прибудет.
Хитоми проводили в небольшой приёмный зал, где она расположилась на шёлковых подушках. Обходительные служанки принесли четыре жаровни, дабы нагреть помещение, но гостья не ощущала холода.
Господин Хиросэ прибыл из Яшмового дома в час Обезьяны. Встреча давних знакомых, а также некогда любовников, прошла сдержанно. Женщина не без удовольствия заметила, что Хиросэ почти не постарел и не утратил своей военной выправки.
После светских формальностей Хиросэ признался:
- Не ожидал, что вы вспомните обо мне, госпожа Хитоми.
Женщина улыбнулась.
- Отчего же? Помнится, мы доверяли друг другу в Исияме…
- Да, но много воды с тех пор утекло. Так что же привело вас в Киото?
- Я писала вам в письме, что живу в поместье Момодзоно, которое принадлежит канцлеру сёгуна…
- Да, я припоминаю это обстоятельство. Влияние Тоётоми уже охватывает императорскую столицу, что не может не настораживать.
- Вы помните мою дочь Ихару?
- Конечно, ей, наверное, уже минуло пятнадцать вёсен.
- Вы совершенно правы, господин Хиросэ. Поэтому я здесь… Вы человек влиятельный и близкий к императорскому двору - помогите найти для Ихары достойного жениха.
Хиросэ рассмеялся.
- Найти жениха! Для такой красавицы, как Ихара - пустяковое дело! Но…
Хитоми напряглась.
- Разве есть какие-то препятствия? - удивилась она.
- Нет… Просто госпожа Аояги подыскивает для императора новых наложниц…
Гостья тотчас проглотила наживку.
- Неужели?! - почти воскликнула она от радости, едва сдерживая эмоции.
- Я думаю, не стоит говорить вам о том, что мальчиков, рождённых наложницами, император признаёт законными наследниками трона, а девочек же - принцессами.
Хитоми разволновалась до такой степени, что ей стало жарко. Она раскрыла веер и начала им обмахиваться.
- Если наш план воплотиться, то….
- То я не попрошу ничего сверхъестественного, поверьте, - заверил начальник стражи. - Просто, если понадобиться, Ихара замолвит за меня слово перед императором.
- Можете не сомневаться!
- Но-о-о… - неожиданно протянул Хиросэ.
Гостья снова напряглась.
- Что-то не так? - заволновалась она.
Хозяин улыбнулся.
- Я всё же попросил бы вас об одной услуге…
Хитоми ощутила в его словах бывшего любовника подвох, но отступать было некуда.
- Какой?
- Вы можете услышать и увидеть в Момодзоно много интересного.
Несмотря на то, что Хитоми ещё недавно было жарко, внутри у неё всё похолодело.
- Вы предлагаете мне шпионить за господином Уми-Сайто?
- Вот именно. Я рад, что вы называете вещи своим именами.
- Но…но…
- Я понимаю, госпожа Хитоми, что вы никогда этим не занимались. Но, как говориться: жизнь всему научит!
- Я право затрудняюсь ответить… - в растерянности медлила гостья.
- Поверьте, в этом нет ничего сложного, а тем более постыдного! Я подозреваю, что сёгун замышляет захватить Киото, - признался господин Хиросэ. - Все шепчутся об этом… Император потерял интерес к жизни и к власти, он не сможет противостоять Тоётоми, и смиренно примет свою судьбу - уйдёт в монастырь.
Хитоми пришла в ужас.
- Но это означает войну!
- Вряд ли. Император и оглянуться не успеет, как Тоётоми усядется на трон Аматэрасу. Он даже состряпал себе родословную, согласно которой является отпрыском побочной императорской линии.
- Но тогда и мы бессильны что-либо сделать! - воскликнула она.
- Отнюдь! Ваша дочь - прекрасное создание. Я сделаю всё, что бы именно она возлегла на ложе императора и вернула ему вкус жизни. Надеюсь, она унаследовала от вас искусство любить мужчину?
- Она ещё невинна, но посвящена во все тонкости…
- Прекрасно! Невинность - это то, что нам нужно! Так, что? Вы согласны помогать мне?
Женщина задумалась. С одной стороны - шпионить в доме канцлера было делом небезопасным, с другой - если она действительно узнает нечто важное и тогда…. Она сможет просить у императора награду: и ею непременно будет замок Адзути!
- Я согласна.
Господин Хиросэ рассмеялся, довольный собой.
- Выпьем немного сливового вина за успех нашего предприятия.
Он хлопнул в ладоши, в зал вошла служанка с серебряным подносом, на котором стоял кувшин с вином и две крошечные фарфоровые чашечки.
- В конце этой луны во дворце состоится церемония, на которой будут представлены все юные девушки из знатных семейств Киото. Я сообщу вам заранее, - пообещал Хиросэ и пригубил вина. - Остальное - моя забота…
* * *
Госпожа Хитоми вернулась в Момодзоно, когда час Собаки был уже на исходе. Она сильно устала, тотчас направившись в свои покои и, приказав служанке помочь раздеться.
Хитоми легла на футон, мысли путались… Она пребывала в смятении: шпионить за человеком, который привязан к ней, с которым она делит ложе? Но… в то же время: её место может в любое время занять Югей или Ива. Что поделать - такова уж участь наложницы.
Служанка, обеспокоенная тем, что госпожа не ужинала, принесла поднос с едой. Хитоми едва прикоснулась к ней и вскоре заснула. Ей снился Адзути: вот она бежит по берегу Бива вместе с сестрой… Они собирают полевые цветы. Та кричит: «Юрико! Юрико!»
Вдова внезапно проснулась, словно её толкнули.
- Сколько времени прошло, но никто не называл меня - Юрико … Я и забыла о том, кто я есть на самом деле…
Женщина поднялась с футона, спать более не хотелось. Неожиданно ей захотелось выйти на воздух. Она накинула два тёплых кимоно, запахнула их и просто подвязала длинным шарфом.
Хитоми раздвинула фусуме - дом безмолвствовал - проследовала по длинному коридору и покинула Южные покои. Женщину обдало ночной прохладой, она жадно вдохнула свежий холодный воздух.
Погода стояла тихая и безветренная, поэтому Хитоми решила немного пройтись по дорожке, выложенной камнем, ведущей к пруду. Вдоль дорожки виднелись кованые фонари, их масляные фитили медленно и блекло тлели, но этого вполне хватало, дабы освещать путь.
Хитоми направилась по дорожке и ужё достаточно отдалилась от Южных покоев, приблизившись сначала к Восточному павильону, выполненному в китайском стиле, а затем к Павильону любования луной. Неожиданно она заметила, что за сёдзи последнего теплится огонь - внутри явно что-то происходило.
Женщина растерялась. Первым её побуждением было: вернуться назад и лечь спать, но потом верх взяло, скорее, ни любопытство, а желание узнать, как можно больше о замыслах канцлера.
Она подхватила полы длинных кимоно и, стараясь идти как можно тише, не шелестя просторными одеждами, и не издавая цоканья о каменную дорожку деревянными гета.
Приблизившись к Павильону любования луной, она огляделась: стражи не было видно. Затем женщина приблизилась к окну с затворёнными ставнями и замерла, чётко различив разговор двух мужчин. Голос одного из них, несомненно, принадлежал господину канцлеру.
- Когда Верховный сёгун приблизиться к императорской столице? - спрашивал он у собеседника, голос которого Хитоми слышала впервые, вероятно, то был один из многочисленных самураев Тоётоми.
- Как только вы закончите Нисиномию, ибо Верховный сёгун считает для себя оскорбительным пребывание в бывшем на тот момент императорском дворце….
- Работы предстоит ещё слишком много. Не следует затягивать нападение на столицу, - высказался канцлер.
- Вряд ли состояние Гендзи изменится через две-три луны…
- Вероятнее всего, не изменится, но… боги могут поменять своё расположение к Исияме.
- Не нам судить о милости богов, для этого у Верховного сёгуна есть прорицатели, самые лучшие в Поднебесной. Они указывают, что для захвата Киото наиболее благоприятна середина одиннадцатой луны… - высказался самурай.
- В таком случае, если все сроки определены: что требуется от меня?
- Быть осторожным, продолжать строительство ускоренными темпами и запастись провиантом, ибо всякий воин должен поддерживать свои силы. Думаю, Верховный сёгун разобьёт около Момодзоно свою военную ставку…
Голова у Хитоми закружилась от волнения, сердце неистово забилось, пытаясь выскочить из груди. Она несколько раз глубоко вдохнула и, едва ступая по земле, направилась в сторону Южных покоев.
Хитоми слегка раздвинула сёдзи, проскользнув внутрь, словно речной угорь. И, достигнув своих покоев и, не раздеваясь, прямо в одежде упала на футон, понимая, - она стала свидетелем заговора против императора. Женщина и предположить не могла, что войдёт в роль «шпионки» так быстро после разговора с господином Хиросэ.
Хитоми немного успокоилась, скинула с себя тёплые хаори и накрылась покрывалом, пытаясь собраться с мыслями. Она ещё раз мысленно восстановила услышанный разговор. «Сообщить об этом господину Хиросэ в письме нельзя… Отправиться завтра в Киото - подозрительно… Посвятить во всё дочь? - небезопасно, она слишком молода…» - размышляла наложница, не зная как лучше поступить. Она понимала: времени до вторжения сёгуна в императорскую столицу осталось не так уж много, чуть меньше луны…
Не успела она заснуть, как фусуме её покоев приоткрылись - вошёл господин Уми-Сайто. Женщина испугалась: неужели он заметил её около павильона? Но канцлер желал иного - любви наложницы…
* * *
На следующий день госпожа Югей получила от брата письмо, написанное по её просьбе, якобы предназначенное Госпоже из Южных покоев. Наложница прочла послание и удивилась стройности слога и буре чувств, умело излагаемых Канаиэ. Она задумалась: как лучше подбросить любовное послание брата? Впрочем, к нему можно присовокупить и мнимый ответ госпожи Хитоми.
Югей достала свиток, некогда написанный Ивой, её сообщницей. Она ещё раз пробежала по нему глазами: да почерк Хитоми передан почти в точности… Но опять же Югей засомневалась: подбросить письма в покои канцлера или… подкупить управляющего? Идея с управляющим ей очень понравилась, и она тотчас направилась к нему, прихватив письма и мешочек, наполненный серебряными рё.
Управляющий сидел в своей комнате, заваленной различными свитками, и занимался нелёгким трудом: подсчётом расходов. Госпожа Югей вошла и плотно затворила за собой фусуме.
Управляющий тотчас поднялся и поклонился наложнице.
- Что привело вас ко мне, госпожа Югей? - поинтересовался он.
- Неотложное дело, господин управляющий… Я крайне нуждаюсь в вашей помощи, - Югей тотчас без предисловий преступила к делу.
- Всегда к вашим услугам…
- Насколько мне известно, господин управляющий, несколько лет назад вы имели несчастье потерять свой дом во время очередного киотского пожара.
- Да, госпожа… Не для кого не секрет - моя семья осталась без крова. Я вынужден был устроиться управляющим, но я всем доволен, - поспешил заметить собеседник.
- Конечно, господин канцлер щедр по отношению к вам. - Югей нарочито задела больную тему: Уми-Сайто был достаточно прижимистым в отношении слуг и управляющего, чего нельзя сказать по поводу наложниц.
- Да, госпожа… - сквозь зубы процедил управляющий.
- А ведь вы очень образованный человек… - снова начала госпожа Югей. - Наверняка вы бы хотели купить дом в Киото, скажем, на Четвёртой линии.
Управляющий скрежетал зубами, едва сдерживаясь и не понимая: что нужно наложнице? К чему все эти расспросы?
- Дом на Чётвёртой линии стоит не менее пятисот рё, госпожа. А ведь у меня - жена и трое детей… Мне не удаётся хоть что-то скопить, дабы купить дом на Пятой линии, где проживают чиновники самых низших рангов… Даже там дом стоит не менее трёхсот рё. Жизнь в столице, увы, слишком дорогая.
- Вот задаток, - Югей положила на стол перед управляющим мешочек с серебром. - Выбирайте: либо вы помогаете мне и покупаете дом в Киото, либо до конца дней остаётесь в управляющих. А что станет с вашей семьёй, если, например, вас постигнет недуг или того хуже?
Управляющий сглотнул и округлил глаза.
- Госпожа Югей… Я не желаю участвовать в ваших коварных замыслах против хозяина…
Наложница рассмеялась.
- Что вы! Против господина! Я ещё не лишилась разума.
- Тогда против кого? - осторожно поинтересовался управляющий.
- Против Госпожи из Южных покоев… - пояснила Югей.
Управляющий облегчённо вздохнул.
- Женское соперничество… - вымолвил он и тотчас спохватился. - Ах, простите меня, госпожа!
- Вы всё правильно поняли. Вот два письма: одно предназначено госпоже Хитоми, другое - её ответ любовнику. Если эти послания попадут в руки господину, и он избавит Момодзоно от присутствия Хитоми и Ихары, то считайте, что вы - владелец нового дома.
Управляющий приосанился и сказал:
- Я помогу вам, госпожа Югей. Но учтите, ели вы обманите меня…
- Не волнуйтесь, огласка мне ни к чему, - заверила наложница.
Глава 4
Управляющий долго думал: как лучше показать хозяину любовные письма госпожи Хитоми? Наконец, он сочинил правдоподобную на его взгляд историю и вечером, когда господин Уми-Сайто прибыл в поместье из Нисиномии, вошёл к нему в покои.
- Что тебе нужно? - удивился канцлер.
- Господин, простите меня, - управляющий рухнул на колени и коснулся лбом пола.
- Что-то случилось?
- Да, мой господин…
Уми-Сайто удивлённо приподнял брови.
- Ты - управляющий и во время моего отсутствия несёшь полную ответственность за поместье! - воскликнул он.
- Точно так, господин канцлер. Поэтому я - у ваших ног.
- Хорошо, - хозяин немного смягчился. - Я не сомневаюсь в твоём радении и преданности. Говори…
- Вот… - управляющий потянул канцлеру письма госпожи Хитоми, тот бегло прочёл их. И по мере прочтения лицо его краснело от ярости всё больше и больше.
- Где ты взял эти письма? Ты украл их из покоев госпожи Хитоми? - канцлер постепенно впадал в ярость. Управляющий прекрасно знал, что в таком состоянии хозяин может вытащить вакидзаси из ножен и тогда - прощай голова…
- Нет, мой господин. Умоляю, выслушайте меня!
Уми-Сайто с трудом взял себя в руки.
- Говори!
- Вы сами сказали, что в ваше отсутствие я несу ответственность за поместье…
- Да, но не за моих наложниц… Хотя… - канцлер осёкся и на мгновенье задумался. - Продолжай…
- Так вот. С появлением господина Миёси Канаиэ, брата несравненной Югей, госпожа Хитоми стала странно себя вести. И это заметили почти все в поместье.
- Все, кроме меня!!! - воскликнул канцлер. - Какова! И ночь успела с ним провести, в то время как я радею на службе, она…
- Словом, господин, я взял на себя смелость и велел своему слуге следить за госпожой Хитоми. Я понимаю, что совершил неслыханную дерзость… - управляющий в испуге распластался прямо у ног хозяина.
- Встань. Говори…
Управляющий продолжил.
- Так вот из Киото прибыл посыльный с посланием для госпожи Хитоми. Мой слуга проследил, как она написала ответ и хотела отправить с тем же посыльным обратно. Слуга предложил посыльному пятьдесят рё, и тот не устоял перед такой суммой…
- Да, сумма внушительная. За старания ты получишь больше. Но госпожа Хитоми отдала посыльному ответ, - канцлер указал на свиток с пятистишием. Он ещё раз пробежал по нему глазами: - Несомненно, писала она, её рука… Но как ты раздобыл письмо от господина Миёси, наверняка оно было спрятано в её покоях?
- Простите меня, господин. Мой слуга выкрал его…
Уми-Сайто хмыкнул и неожиданно рассмеялся, затем снял с руки внушительный серебряный перстень и потянул управляющему.
- За него ты сможешь выручить в Киото не менее восьмидесяти рё.
Управляющий, уже приготовившийся испытать на себе господский гнев, чуть не лишился сознания от радости. Он с поклоном принял перстень, упал в ноги канцлеру и начал целовать полы его кимоно.
- Ступай прочь! - приказал канцлер управляющему. - Ты сделал своё дело…
Уми-Сайто подошёл к столу, на котором стоял кувшин с вином, наполнил им чашку и залпом осушил её…
- Порочная женщина! - воскликнул канцлер в сердцах, сгорая от обиды и ревности. - Как она могла предпочесть мне какого-то чиновника из провинции?! - самолюбие его было уязвлено.
Уми-Сайто тотчас направился в Южные покои Хитоми. Она, ни о чём не подозревая, рисовала тушью. Когда господин вошёл в покои, женщина улыбнулась и поспешила ему навстречу, но, завидев его гнев, отпрянула и испугалась. «О всё знает…Стража видела меня ночью…» - мелькнула у неё в голове.
Неожиданно господин Уми-Сайто протянул наложнице два свитка.
- Что это? - спросил он, стараясь сохранять спокойствие.
Хитоми взяла свитки, развернула один из них и прочла, придя в неподдельное недоумение.
Свиток, испещрённый изящной каллиграфией, гласил:
«Драгоценная Хитоми, это пятистишие я написал под впечатлением проведённой с вами ночи…
Печаль со мной,
Как будто в зыбком сне
Мы встретились, -
Сердце, пленённое тобой,
Страстными чувствами полно…[140 - Автор Фудзивара-но Тосинари, перевод Т. Бреславец.]
Миёси Канаиэ».
- Не знаю. Некто, судя по всему, господин Канаиэ пишет о том, что якобы провёл со мной ночь… Но я не понимаю…
Она стояла, сжимая свитки в руках, удивлённо взирая на Уми-Сайто.
- Зато я понимаю. Ты вступила с этим ничтожным чиновником в связь. Письмо тому - подтверждение!
- Нет, господин, выслушайте меня! - Хитоми упала перед ним на колени. - Это чудовищная интрига!
- Неужели? - наигранно удивился канцлер. - Тогда прочти свой ответ… - он указал на второй свиток, который держала наложница. Та быстро его почла, понимая, что погибла, - действительно это была искусно разыгранная интрига.
Ответ, написанный беглым фонетическим письмом и почти что её почерком, гласил:
Подобной любви
Может не выдержать сердце,
И я умру.
Был ты прежде чужим, а ныне…
Вся моя жизнь - в тебе.[141 - Автор Идзуми-Сикибу, перевод Соколовой-Делюсиной.]
- Я не писала этого письма, хотя почерк весьма похож на мой.
- Ты можешь всё отрицать, но я уже принял решение!
Хитоми, затаив страх, взирала на канцлера.
- Я сделаю всё, что вы прикажите, - тут же вымолвила наложница, понимая, что данная интрига может быть ей весьма на руку.
- Завтра ты и Ихара покинете Момодзоно. Можете взять с собой всё, что пожелаете…
Хитоми разрыдалась и упала в ноги Уми-Сайто.
- Надеюсь, ты выражаешь искреннее раскаяние.
Канцлер резко развернулся, раздвинул фусуме и вышел в коридор, направившись из Южных покоев прямо к госпоже Югей, дабы провести с ней ночь…
* * *
Как только Уми-Сайто скрылся за фусуме, Хитоми осушила слёзы. Она даже обрадовалась подобной развязке, всё складывалось на редкость удачно. Конечно, она с позором покинет Момодзоно, но это пустяки по сравнению с тем, что может обрести в дальнейшем.
Она быстро привела себя в порядок, дабы сообщить дочери печальную новость. Но Ихара, обеспокоенная криками господина Уми-Сайто, доносившимися до неё, поспешила сама в покои матери. Не успела она войти, как Хитоми сообщила:
- Завтра мы покидаем Момодзоно.
- Почему? - искренне удивилась Ихара.
- Господин Уми-Сайто обвиняет меня в связи с другим мужчиной, - пояснила предприимчивая матушка.
Девушка удивилась.
- Это невозможно! И с кем же?
- С господином Миёси Канаиэ …
У Ихары перехватило дыхание.
- Как вы могли, матушка?
- И ты - туда же! - возмутилась Хитоми. - Да тот, кто задумал эту интригу просчитал всё… Думаю, это либо Ива, либо Югей… Хотя Ива глупа… Несомненно, Югей всё задумала! Начинай собираться прямо сегодня. Прикажи аккуратно сложить все кимоно и драгоценности. Можешь взять с собой, всё, что пожелаешь - так сказал господин Уми-Сайто.
Ихара направилась в свои покои, весьма удивлённая спокойствием матери. Она страшилась будущего, Киото казался ей совершенно другим миром, отличным от Исиямы, где она родилась и выросла, и от Момодзоно, где она жила в последнее время.
* * *
Хитоми пробудилась рано, едва настал час Дракона, и тотчас приказала служанкам упаковывать вещи. Она написала короткое письмо господину Хиросэ, предупреждая о внезапном приезде, отправила с ним своего верного слугу, и с чистой совестью приказала уложить в сундук все кимоно, хаори и юката, в том числе дорогие праздничные одежды и украшения, подаренные ей господином канцлером. Затем бывшая наложница распорядилась свернуть все гобелены, шёлковые покрывала и даже, проявив излишнюю практичность, футон. Она также решила прихватить с собой вазы с парчовой росписью, изящный шкафчик, стоявший в её покоях, а также большое серебряное зеркало, то есть всё то, что подарил ей господин Уми-Сайто по прибытии в поместье.
Служанки, выполняя распоряжения госпожи, носили вещи и укладывали их в повозку, которая вскоре оказалась полной, и предупредительный управляющий сразу же предоставил ещё одну.
Господин Уми-Сайто проигнорировал утреннюю суматоху, связанную с отъездом Хитоми и Ихары, настолько велико было его негодование. Да и после ночи, проведённой с Югей, он понял, что излишне увлёкся одной наложницей, оставив без внимания двух других. Теперь же он решил это исправить и посещать покои Югей и Ивы по очереди.
Госпожа Югей в отличие от Уми-Сайто решила сполна насладиться своей победой. Она надела лучшее кимоно, зашла за Ивой и они вместе с победоносным видом появились во дворе, дабы своим присутствием причинить поверженной сопернице боль и окончательно унизить её напоследок.
Увидев наложниц, Хитоми повела себя на редкость сдержанно, безусловно, понимая цель их совместного появления - они желали насладиться плодами своей изощрённой интриги.
Хитоми поступила мудро, не доставив Югей и Иве удовольствия своим бессильным гневом, она повернулась в их сторону и низко поклонилась. Наложницы оторопели от такого поведения бывшей Госпожи из Южных покоев и начали потихоньку шептаться, а затем и посмеиваться. Но Хитоми твёрдо решила не замечать и этого, ибо была преисполнена уверенности - сегодняшнее падение непременно приведёт к взлёту в будущем.
Она в последний раз окинула взглядом дом, Югей, Иву, управляющего, скрывавшегося в тенистой галерее, и забралась в паланкин к Ихаре, которая уже разместилась в нём, не желая никого видеть - девушка тяжело переживала отъезд из Момодзоно.
Четверо слуг подхватили паланкин, за ним поспешили две доверху нагруженные повозки, они проследовали к распахнутым Китайским воротам, навсегда покидая Момодзоно. Ихара утирала слёзы - ей было обидно за поруганную честь матери, ещё никто не смел так обращаться с ней.
- Не плачь, - сказала Хитоми. - Порой в жизни кажется, что потеряно всё и навсегда, но это лишь - слабость духа. Мы непременно добьёмся того, что желаем. Верь мне.
Ихара взглянула на мать, та с необычайным вниманием рассматривала свой веер. Девушка удивилась: может быть, он хранит какую-то тайну? Но это была вовсе не тайна, а стихи, написанные красной тушью на шёлке:
С нитью жемчуга
Сравнила я свою жизнь.
Порвётся - пускай.
Ведь с годами ослабну
Не удержу своих тайн.[142 - Автор принцесса Сэкусси, вторая половина XII века, перевод с японского Владимира Соколова.]
Всю дорогу до Киото Хитоми обдумывала дальнейший план действий. Взвесив всё, как следует, на «холодную» голову, она пришла к выводу, что говорить господину Хиросэ о подслушанном ею разговоре канцлера и самурая из Исиямы - преждевременно. Кто знает, как начальник Левой дворцовой гвардии поведёт себя, например, сам доложит императору о заговоре и даже не упомянет о Хитоми. «Нет, я сделаю это сама, - решила она, - или доверю Ихаре…»
Отъёхав на приличное расстояние от Момодзоно, Хитоми окончательно успокоилась - всё складывалось не так плохо, если, конечно, не считать потерянной репутации. Но по мере приближения к Киото, её посетила здравая мысль: а кто в столице знает о событиях в Момодзоно? Да никто!
От этого её настроение ещё более улучшилось, и она потихоньку затянула старинную песню. Ихара удивилась:
- Матушка, как вы можете петь?
Хитоми проигнорировала вопрос дочери, целиком и полностью поглощённая старинным мотивом. Наконец, насладившись своим пением, она ответила дочери:
- Момодзоно - всего лишь предместье Киото. И в столице никому нет дела, что там происходит. Мы прибыли в город, дабы выгодно устроить твоё замужество.
Ихара с удивлением посмотрела на мать, понимая, что та, в сущности, права, и её дурное настроение улетучилось, словно маленькое облачко, гонимое ветром.
* * *
Господин Хиросэ, по обыкновению, собирался на службу в императорский дворец, когда ему доставили письмо из Момодзоно. Он снял золотой шнурок со свитка, развернул его и почёл:
«Господин Хиросэ, обстоятельства складываются таким образом, что я вынуждена покинуть поместье, дабы моей репутации нанесён непоправимый урон. Прошу вашего снисхождения и покровительства.
Госпожа Тоётоми Ода Хитоми».
Господин Хиросэ забеспокоился: «Неужели она узнала что-то важное? Непременно следует принять её. Надо поговорить с женой…»
Паланкин и повозки госпожи Оды Тоётоми достигли Второй линии Киото в час Овна. Хитоми и Ихара, утомлённые дальней дорогой, мечтами об обеде и отдыхе. Госпожа Такико вела себя предельно вежливо по отношению к гостям, она проводила их в специально приготовленные покои и распорядилась подать еду.
Как и приказал муж, Такико не о чём не расспрашивала госпожу Хитоми. Сообщив лишь, как было условлено, что господин Хиросэ будет поздно, в час Быка, ибо он совершает ночной обход вверенных ему дворцовых помещений, проверяет посты, костры у Восточных ворот, а затем только направляется домой.
Конечно, Такико знала о том, что у мужа на стороне есть связь, но была уверенна: он непременно поспешит домой из-за приезда госпожи Хитоми. Она помнила бывшую наложницу сёгуна ещё по Исияме, где многие вельможи и самураи добивались любви красавицы, и ни для кого не было секретом, что господин Хиросэ пылал к ней страстью. Хиросэ достаточно долго добивался расположения бывшей наложницы сёгуна, отвергавшей одного поклонника за другим и, когда, наконец, она уступила, пребывал на верху блаженства, ибо Хитоми считалась одной из самых искусных любовниц Исиямы. Когда же Хиросэ попал в немилость к сёгуну и был вынужден покинуть бакуфу, их любовная связь прервалась, но он ещё долго вспоминал страстные объятия своей возлюбленной.
Такико прекрасно понимала, что бывшая любовница мужа появилась в Киото неспроста. Она подозревала, что Хиросэ вновь загорелся к ней страстью. Такико по опыту знала, что Хиросэ - мужчина сильный и импульсивный и, если желает женщину, то непременно её добьётся, ведь за эти годы, проведённые в императорской столице, он поменял немало любовниц, некоторых она даже знала в лицо, но таких красавиц, как Хитоми среди них не было.
Первое появление Хитоми в Киото Такико восприняла настороженно, хотя старалась не показывать вида и быть предельно вежливой по отношению к гостье. Она много думала о красавице из Исиямы, и, наконец, пришла к выводу, что та умна, воспитана, принадлежит к одному из знатных родов, словом, весьма подходящая наложница для Хиросэ. Такико даже несколько раз обмолвилась мужу, что будет рада видеть Хитоми в их доме. Господин Хиросэ удивился, но затем по достоинству оценил поведение жены. Она воспринимала Хитоми не как соперницу, а как союзницу, ибо они были примерно одного возраста - Такико минуло тридцать пять лет - и обе имели детей. Киотских же «красоток» Такико не долюбливала, считая их чрезмерно высокомерными, жеманными, жаждущими лишь богатства. Поэтому вторичное появление Хитоми Такико приняла с радостью и надеждой, что именно она станет наложницей мужа, поселится в их доме и тот, наконец, перестанет пропадать то на службе, то у молодых киотских любовниц.
* * *
Хитоми расположилась в покоях, служанки внесли только сундук с вещами; повозки же, нагруженные скарбом слуги расположили под навесом, дабы неожиданно начавшийся дождь не промочил их.
Ихара, утомлённая суетой утренних сборов и дорогой, быстро уснула. Но Хитоми не спала, ожидая появления господина Хиросэ, будучи уверенной, что он обязательно нанесёт ей поздний визит.
Действительно, едва завершился час Крысы, господин Хиросэ уже входил в дом - он спешил, снедаемый любопытством и беспокойством, и сразу же направился к Хитоми. Хозяин, как можно тише раздвинул фусуме комнаты, где пребывала гостья, она тотчас поднялась с татами, поспешив ему навстречу. Он же, увидев спавшую Ихару, сделал Хитоми жест рукой, означавший следовать за ним.
Они прошли по коридору, освещённому скудным светом, оказавшись в покоях Хиросэ и после того, как расположились на татами, хозяин заговорил первым:
- Что означает ваше письмо? Неужели канцлер так быстро догадался обо всём? Вы были неосторожны?
- Нет, нет! - поспешила заверить Хитоми. - Ничего подобного не произошло. Мне трудно говорить об этом… Господин Уми-Сайто обвинил меня в связи с другим мужчиной и приказал покинуть поместье.
Хиросэ удивлённо приподнял брови.
- И только?! Что вы намерены делать дальше?
- Просить у вас защиты и покровительства…
Господин Хиросэ многозначительно хмыкнул.
- Что ж, наш план по поводу Ихары остаётся в силе. А что касается защиты и покровительства… - он с вожделением посмотрел на женщину. - Это зависит только от вас.
Хитоми потупила взор.
- Я не понимаю вас…
- Тогда я скажу начистоту: после моего скоропалительного отъезда из Исиямы, я не встречал такой женщины, как вы… Я желаю вас!
- Но… - попыталась возразить Хитоми.
- Несомненно, вы достойны роли супруги, а не наложницы. Но ничего другого я не смогу предложить вам. Думаю, вы поладите с Такико. Мой дом достаточно просторный, я прикажу выделить вам отдельные покои, гораздо больше тех, в которых вы пребываете сегодня. В таком случае я могу гарантировать вам покровительство.
Хитоми задумалась: действительно предложение Хиросэ было заманчивым, потому как Ихару было бы проще представить к императорскому двору.
- Я согласна…
* * *
Хитоми с дочерью обосновалась в отдельных покоях. Первое время госпожа Такико навещала наложницу, стараясь поддерживать с ней, насколько в данном случае возможно, тёплые отношения. Благодаря этому Хитоми и Ихара быстро освоились в доме господина Хиросэ. Действительно, надежды супруги оправдались, теперь Хиросэ возвращался из императорского дворца не в час Быка, самое позднее в час Крысы, а случалось и в час Свиньи.
Учитывая отрицательный опыт, полученный в Момодзоно, Хитоми не старалась полностью завладеть помыслами и желаниями своего господина, а держалась сообразно своему положению, прекрасно зная, что для него - на первом месте жена.
Такико оценила тактику наложницы и оттого ещё более прониклась к ней. Она даже принимала активное участие в подготовке Ихары к Церемонии представления наложниц, назначенный на двадцатый пятый день текущей луны, который приближался с неумолимой быстротой.
Так Хиросэ часто заставал Такико, Хитоми и Ихару за обсуждением дорогих тканей или узора для оби - в душе он радовался за жену, ведь боги не дали им дочерей, а сыновья уже жили в своими семьями.
Ихара искренне привязалась к госпоже Такико и прислушивалась к её советам, которые казались ей весьма ценными. Поначалу Хитоми ревновала дочь, но потом умерила гордыню, понимая, что Такико всё делает от чистого сердца.
Наконец, когда до церемонии оставалось всего несколько дней, госпожа Такико вошла в покои к Хитоми, предложила заложить экипаж и съездить к известной гадалке-онмёдо, проживавшей на Четвёртой линии. Хитоми охотно согласилась, так верила в магию Онмёдо и надеялась получить предсказание судьбы.
И вот женщины облачились в хаори, уже выпал неглубокий снег, глубиной примерно в один сун[143 - Сун - примерно 3 см.]. Экипаж, рассчитанный на четверых человек, выглядел весьма солидно, тем более запряжённый отменной лошадью[144 - Содержание экипажа, а тем более лошади, считалось в средневековой Японии роскошью, и было доступно только весьма состоятельным чиновникам, аристократам или самураям.] серой масти. Хитоми и Ихара с удовольствием разместились напротив госпожи Такико, подняли шторы на окнах, дабы видеть город - экипаж неспешно тронулся вдоль Второй линии.
Ихара с интересом наблюдала за проплывающими мимо домами, старавшимися перещеголять друг друга в отделке ворот или крыши. Наконец, экипаж повернул на Третью линию, затем - на Четвёртую. По мере приближения к Чётвёртой линии Хитоми охватило волнение и некое предчувствие…
- Это здесь, - сказала госпожа Такико, и экипаж остановился напротив добротного дома с воротами, украшенными росписью драконов.
Женщины вышли из экипажа и постучали в ворота, им тотчас отворили и пригласили войти, проводили в небольшой приёмный зал, его стены, отделанные тёмно-вишнёвым шёлком, усиливали ощущение таинственности. По углам стояли четыре вазы с начертанными магическими знаками, по форме скорее напоминающие шары, нежели сосуды, в них же красовались искусно составленные икебаны.
Служанка указала женщинам на татами перед низким столиком, они покорно разместились.
- Госпожа Саюри-сан сейчас примет вас, - сказала она певучим голосом и исчезла за фусуме.
Неожиданно за спинами женщин послышался голос:
- Вы хотите узнать свою судьбу?
Гостьи оглянулись: перед ними стояла женщина, ещё сохранившая остатки красоты, облачённая в чёрное кимоно, расшитое белыми лилиями… Женщины растерялись: как она вошла? - они ничего не слышали…
- Да… - робко ответила госпожа Такико. - Мы хотели узнать судьбу девушки.
Гадалка прошлась по комнате и опустилась на колени подле стола.
- Все желают знать будущее, но не всегда оно бывает таким, каким мы желаем. Вы готовы задавать вопросы Шикигами?
Гадалка посмотрела на Ихару, та затрепетала под её цепким взором. Неожиданно в памяти Хитоми всплыли давно минувшие события, всё до мельчайших подробностей, как они с сестрой, ещё при жизни отца, будучи совсем юными, отправились к гадалке-онмёдо, дабы узнать судьбу. И частично предсказания уже сбылись! Хитоми узнала гадалку, несомненно, это была она! - теперь она промышляла в Киото…
Ихара растерянно посмотрела на мать, та некоторое время пребывала в нерешительности. Госпожа Саюри-сан истолковала это: как страх перед будущим, даже не подозревая о том, что Хитоми узнала её по прошествии стольких лет. Сердце госпожи Оды Тоётоми учащённо билось, непроизвольно на неё нахлынула волна ненависти к гадалке: отчего она не могла понять… Ведь об истории с таинственным взятием Адзути было известно немногим: Акэти Мицухидэ, умершему почти пять лет назад; Уми-Сайто, никогда бы не рассказавшему об этом Хитоми, хотя бы из уважения к памяти её отца; да Саюри-сан, скоропалительно покинувшей княжество Оды Нобунаги, о которой вскоре все забыли.
- Мы готовы, приступайте, - вымолвила, наконец, Хитоми.
Гадалка, как и тогда много лет назад, расселила перед собой специально приготовленный лист бумаги, затем обмакнула кисточку в тушечницу и ярко-алым цветом начертала иероглиф Онмё-до.
Женщины замерли в ожидании, им казалось, что вот-вот появиться таинственный дух Шикигами…
Гадалка сосредоточилась, закрыла глаза и начала нашептывать магические заклинания. И вот, также как и на прошлом сеансе, от иероглифа, начертанного на бумаге, начал подниматься лёгкий серебристый дымок. Ихара также испугалась - на магическом гадании она присутствовала впервые…
Дымок постепенно поднимался и, наконец, окутав голову гадалки, полностью исчез - Шикигами овладел её разумом…
- Что вам угодно? - спросила гадалка совершенно чужим голосом.
- О, могущественный Шикигами! - взмолилась Хитоми. - Я бы хотела узнать будущее дочери.
- Ихара… - тихо произнёс Шикигами. Женщин охватила дрожь… Девушка непроизвольно, повинуясь инстинкту самосохранения, схватила мать за руку. - Скоро она обретёт настоящую любовь и влияние… Страдания будут сполна вознаграждены, вы обретёте то, что давно потеряли и вновь вернёте своё имя…
Гадалка издала неистовый крик, упав на лист бумаги с начертанным иероглифом. Вокруг её головы появился прежний серебристый дымок, который постепенно рассеялся в воздухе.
Женщины в оцепенении смотрели на Саюри-сан, та не проявляла никаких признаков жизни. Неожиданно фусуме раздвинулись, посетительницы вздрогнули от неожиданности. Вошла служанка и, поклонившись, сказала:
- Госпоже необходимо отдохнуть. Расплатиться можете со мной…
Хитоми протянула служанке несколько серебряных рё и поспешила уйти, за ней поспешили Такико и Ихара.
На протяжении всего обратного пути, Хитоми размышляла над предсказанием, как и в прошлый раз, произнесённое духом в иносказательной форме, оно таило множество загадок: «Обрету то, что потеряно давно… Сестру, замок, род Ода? Своё имя… Неужели я вновь стану Юрико?»
* * *
Господин Миёси Канаиэ прекрасно знал о том, что случилось в Момодзоно - Югей прислала ему письмо, преисполненное благодарности, где также сообщала, что её верный человек проследовал за паланкином Хитоми, вплоть до Киото, выяснив, что она остановилась в доме некоего высокопоставленного чиновника.
Канаиэ выждал некоторое время и решил написать письмо Ихаре, предлагая свою любовь и покровительство… Перечитав послание, чиновник остался не доволен ни его стилем ни содержанием. Поразмыслив, он снова вооружился пером, и на сей раз беглым фонетическим письмом (не желая тратить время на изысканную каллиграфию), изложил на бумаге своё откровенное предложение Ихаре - стать наложницей и отправиться с ним в Гифу. Затем Канаиэ написал и госпоже Хитоми, уверяя её, если Ихара станет его наложницей, то никогда и ни в чём не будет нуждаться…
…Госпожа Хитоми получила письмо и тотчас же прочитала. Предложение господина Канаиэ вызвала у неё сильное негодование. Она направилась к дочери и та призналась, что также получила письмо от господина Миёси. Хитоми развернула послание, предназначавшееся дочери, теперь её охватило не только негодование, но и ненависть к искусному интригану.
- И он ещё смеет писать нам! - возмущалась она. - Бесчестный человек! Связать с таким свою судьбу было бы ошибкой! Какая самонадеянность! Он считает, что мы раздавлены отъездом из Момодзоно и согласны на всё!
- Матушка, поверьте, я и не думала отвечать господину Канаиэ, - заверила Ихара. - Я верю в предсказание Онмёдо. Любовь и богатство я обрету явно ни с ним…
Хитоми немного успокоилась и внимательно воззрилась на дочь:
- Ты очень повзрослела и стала рассудительной, - не без удовольствия заметила она. - Я сама напишу ответ, после которого, надеюсь, господин Канаиэ навсегда потеряет желание добиваться твоего расположения.
Глава 5
Наконец остался один день до начала Церемонии представления наложниц в императорском дворце. Госпожа Аояги решила провести её скромно, без излишеств, в своих покоях. Для этого она приказала украсить парадный зал, цуке-сеин, множеством гирлянд из цветной бумаги, сухих цветов и трав.
Церемониймейстер тщательно составил списки представления девушек в порядке родовитости их семейств. Первой шла юная претендентка из рода Фудзивара, имевшего тесные родственные связи с императорской семьёй. Госпожа Аояги уважала род Фудзивара, тем более что многие мужчины семейства занимали важные государственные посты. Но… Фудзивара, некогда имевшие огромное влияние на императора, чрезмерно добивались власти, что не могло тревожить и настораживать, поэтому-то госпожа Аояги решила заранее отвергнуть дочь Правого министра, хоть та была красива и образована.
Затем в списке значилась младшая дочь Левого министра, едва достигшая совершеннолетия. Госпожа Аояги сомневалась в её способностях, ибо та была слишком молода для роли наложницы. Далее шли дочери: Главного министра, начальника Императорской гвардии, начальников Левой, затем Правой дворцовой стражи, видных военачальников, старшего советника, трёх средних советников и двух младших советников. Итак, перед взором госпожи Аояги должны были предстать пятнадцать девушек, из которых только три смогут разделить ложе с императором.
Господин Тайто Хиросэ официально удочерил Ихару, дабы она могла занять достойное место в списке, как дочь начальника Левой дворцовой стражи, но пошёл на небольшую хитрость, подавая церемониймейстеру прошение об участии в представлении. Господин Хиросэ указал происхождение Ихары, как Ода Тайто, то есть обозначил принадлежность девушки к двум известным родам, преданным императору, опустив её родство с сёгуном.
Госпожа Аояги, просматривая список девушек, сразу же обратила внимание на имя Тайто Оды Ихары. Она знала, что господин Хиросэ, не имея дочерей, а лишь двух сыновей, на днях изъявил желание удочерить некую девушку. Госпожа Аояги и предположить не могла, что будущая дочь господина Тайто Хиросэ - внучка Оды Нобунаги.
Имя Нобунаги всколыхнула в душе госпожи Аояги угасшие чувства с новой силой. Она вспомнила последнюю встречу с даймё - те несколько дней, которые они провели в монастыре Энракудзи… Затем они лишь изредка обменивались письмами, и спустя какое-то время госпожа Аояги получила известие о том, что Адзути пал при весьма таинственных обстоятельствах, а Нобунага якобы сделал харакири.
Госпожа Аояги припомнила, что одна из дочерей даймё исчезла, кажется, её похитил какой-то страстно влюблённый самурай, с тех пор о ней ничего не было известно. Вторая же дочь вышла замуж за Тоётоми Тория, сына сёгуна, и быстро овдовела.
Госпожа Аояги не скрывала своего удивления и решила расспросить церемониймейстера о девушке:
- Что ты знаешь об Ихаре, принадлежащей к известным кланам Ода-Тайто?
Церемониймейстер поклонился и ответил.
- Госпожа, о ней мало, что известно. Говорят, её мать Тоётоми Ода Хитоми прибыла из Момодзоно, а там, как известно, обосновался канцлер сёгуна. Мало того он отстраивает дворец Нисиномия…
- Я знаю о канцлере… К сожалению, императора не тревожит его присутствие вблизи Киото. Так ты говоришь: Тоётоми Ода Хитоми?
- Да, госпожа…
- Несомненно, эта женщина - дочь Оды Нобунаги, погибшего в Адзути.
- Вероятно, госпожа…
- Я хочу увидеться с ней. Прикажи отправить ей приглашение на Церемонию.
- Госпожа, но, насколько мне известно: господин Тайто Хиросэ будет присутствовать со своей супругой, - он быстро извлёк некий свиток из рукава кимоно, развернул его, пробежал по нему глаза и уточнил: - госпожой Такико.
- И что же? - удивилась госпожа Аояги.
- Но… позвольте напомнить вам: госпожа Хитоми - наложница господина Тайто Хиросэ, да и потом он удочерил Ихару, стало быть…
- Да, я понимаю, по регламенту Церемонии должны присутствовать только родители девушек или их официальные опекуны. Но я настаиваю сделать исключение и отправить госпоже Хитоми приглашение, - упорствовала госпожа Аояги.
- Как вам будет угодно…
* * *
Час Лошади выдался солнечным. Госпожа Хитоми, утомлённая приготовлениями дочери к Церемонии, накинула хаори и вышла из дома, дабы пройтись по крытой галерее и подышать свежим воздухом.
В этот самый момент императорский посыльный, облачённый в ярко-жёлтое кимоно и такую высокую шапку, достиг дома господина Тайто Хиросэ на Второй линии. Он постучал в ворота и громогласно произнёс:
- Послание из императорского дворца!
Прохожие, следовавшие по улице, замерли от удивления. Остановились даже мимо следовавшие паланкины и повозки - не каждый день можно увидеть императорского посыльного. Слуга отворил ворота и почтительно поклонился.
- Для госпожи Тоётоми Оды! - громогласно выкрикнул посыльный и протянул свиток, перевязанный золотой тесьмой и увенчанный личной печатью госпожи Аояги. Слуга снова поклонился и с почтением принял послание. - Передать незамедлительно! - снова воскликнул посыльный и, пришпорив коня, умчался к пересечению Третьей и Второй линий.
Госпожа Хитоми не без интереса наблюдала за происходящим у ворот. И была крайне удивлена: послание ей! Да ещё из императорского дворца!
Слуга почтительно приблизился и благоговейно протянул ей свиток. Хитоми охватило волнение: что может содержать послание - хорошую новость или дурную? Она тотчас направилась в свои покои, где, сгорая от волнения и любопытства, развязала золотую тесьму, скреплявшую свиток и прочла:
«Госпожа Тоётоми Ода! Просим Вас присутствовать завтра в час Овна на Церемонии представления наложниц. Въезд через ворота «Золотых петухов» по данному письму.
С почтением старший секретарь …»
Сердце Хитоми учащённо забилось, она и не рассчитывала когда-либо попасть в Императорский дворец, а тем более на Церемонию. Послание не только взволновало, но и удивило женщину. Она почти никого не знала из окружения госпожи Аояги, ведь она так и не была представлена к её двору - увы, жизнь сложилась иначе.
«Так кто же хочет видеть меня? Неужели сама госпожа Аояги?» - размышляла Хитоми. Она свернула свиток и убрала в шкафчик к письменным принадлежностям. «Я помню, как отец трепетно относился к госпоже Аояги… Кажется, он встречался с ней и пользовался особым её расположением… Возможно она вспомнила меня, увидев в списках имя Ихары… Столько времени прошло… Неужели она так сентиментальна? Тогда это укрепит шансы Ихары стать наложницей и даст возможность сообщить о заговоре сёгуна».
* * *
В день Церемонии в доме господина Хиросэ пробудились рано, едва наступил час Дракона. Все приготовления были осуществлены заранее: кимоно бледно-розового цвета, в котором Ихара должна была предстать в императорском дворце, расшитое серебряными узорами, вполне соответствовало сезону; оби тёмно-синего цвета с сетчатым серебряным рисунком, декоративная брошь с изображением цветка глицинии; шлейф того же цвета, что и оби; подвески из голубых индийских топазов, украшавшие шпильки.
Ихара внешне выглядела спокойной. Когда она проснулась, неожиданно почувствовала несказанное облегчение - волнение покинуло её. Она накинула кимоно и тотчас отправилась в покои матери, та уже поднялась и приводила себя в порядок.
- А это ты, Ихара, - произнесла Хитоми, когда фусуме приоткрылись, - входи.
- Матушка, вы рано пробудились…
- Да. Ты же знаешь, вчера императорский посыльный доставил мне приглашение на Церемонию.
Ихара подошла к матери, та стояла перед зеркалом, расчёсывая гребнем волосы, она редко доверяла это действо служанкам.
- Матушка, - девушка прильнула к ней, обняв за плечи.
- Волнуешься?
- Нет. Я совершенно спокойна, даже неловко как-то, - призналась Ихара.
- Я знаю, отчего ты спокойна: оттого, что госпожа Аояги непременно выберет тебя. Вот увидишь, да и потом вспомни предсказание Онмёдо.
- Мне приснился чудесный сон, - призналась девушка.
- Расскажи мне о нём, - попросила Хитоми, продолжая расчёсывать гребнем волосы.
- Я видела замок: он прекрасен, расположен на берегу живописного озера, вода в котором синяя-синяя. Стены и башни замка высоки, словно в сказке… Мы прибыли туда в экипаже в сопровождении отряда самураев. Мост через ров опустился, к нам навстречу вышла женщина, я пригляделась - она в точности ваша копия! Вы обнялись и направились в замок, я же следовала за вами…
Хитоми перестала прихорашиваться и, замерев от удивления, слушала дочь.
- Что ещё ты видела? - подавляя волнение, спросила она.
- Кажется, я видела ещё юношу… Он просто красавец и очень обходителен.
Хитоми не выдержала, ноги у неё подкосились… Она присела на татами, волосы её чёрными волнами разметались по полу.
- Не может быть…
- Почему? Что дурного в моём сне? - удивилась девушка.
- Ничего… Просто твой сон очень похож на правду. Этот замок… он…
Хитоми не могла больше говорить, ком подкатил к горлу, она заплакала.
- Что с вами?! Разве можно плакать в день Церемонии? Вы должны быть красивой и свежей! - воскликнула Ихара.
- Не волнуйся, я буду выглядеть достойно твоей красоты и молодости. Тебе не придётся стыдиться меня, - заверила Хитоми.
- Вы не договорили: так какой же замок мне приснился? Вы узнали его по моему описанию? - Ихара сгорала от любопытства.
- Да я узнала его. Этот замок называется Адзути. Я никогда не рассказывала тебе о нём…
- Адзути, что расположен на берегу озера Бива? - удивилась девушка. - Так он же принадлежит роду Акэти!
- Да, последние пятнадцать лет. До этого Адзути принадлежал моему отцу, твоему деду…
- Как? - у девушки округлились глаза. - Адзути, который славится богатством по всей Поднебесной, принадлежал клану Оды?!
- Да, именно так. Он пал при очень таинственных обстоятельствах. Поговаривали, что Акэти Мицухидэ вызвал самого Шикигами, и тот задушил всех обитателей замка. Прости меня, я никогда не говорила тебе об этом…
Ихара пребывала в недоумении.
- Я поняла вас, матушка. Вы хотите вернуть Адзути. - Наконец, придя в себя, произнесла девушка.
- Да…Это моя мечта.
- Клянусь вам, я помогу её воплотить! - решительно воскликнула Ихара. - Простите, теперь я должна одеваться.
Девушка изменилась в лице. Хитоми невольно заметила, как та похожа на деда, Оду Нобунагу. Отчего она не замечала этого раньше?
* * *
Семейство Тайто расположилось в экипаже, запряжённом отменным жеребцом, который по красоте и ухоженности мог бы соперничать с лошадьми из Императорских конюшен. Экипаж медленно тронулся и направился к Академии, убыстряя ход.
И вот, когда он пересёк улицу Нидзё, расположенную вблизи Яшмового дома, то достиг цели - ворот с изображением золотых петухов. Экипаж господина Тайто прибыл в назначенное время не один: около ворот ожидали въезда ещё пять экипажей знатных киотских семейств.
Тайто Хиросэ молчал на протяжении всего пути, лишь изредка поглядывая на своих женщин - они были на редкость хороши, особенно Хитоми в кимоно «Лиловый сад»[145 - Лиловый сад - верх кимоно лилового цвета, подкладка - тёмно-красного.], а уж Ихара в своём наряде казалась просто принцессой.
Наконец настала очередь господина Тайто - экипаж проследовал через ворота, пересекая Малую дворцовую площадь, остановившись прямо около покоев госпожи Аояги. Дворцовые слуги предупредительно помогли семейству Тайто выйти из экипажа и проводили их в специально приготовленный парадный зал, где должна была состояться Церемония представления наложниц.
Войдя в парадное помещение, господин Тайто обратил внимание на то, что почти все претендентки на Императорское ложе уже прибыли в сопровождении своих высокородных родителей. Он беглым взглядом окинул пёструю толпу придворных, военачальников и их дочерей. Юные прелестницы старались перещеголять друг друга сложностью причёсок, искусным гримом, драгоценностями, а также изысканностью нарядов, поражавших разнообразием цветов и оттенков.
Семейство Тайто заняло надлежащее место, в соотвествии с рангом господина Хиросэ, указанное церемониймейстером. Теперь оставалось ждать прибытия нескольких претенденток и появления госпожи Аояги.
Дворцовая обстановка была привычной для господина Хиросэ, чего нельзя сказать о его спутницах. Госпожа Такико бывала в Императорском дворце лишь по случаю Новогодних празднеств, а вот Хитоми и Ихара - никогда.
Хитоми внимательно рассматривала интерьер зала, отмечая его богатство и изысканность. Ихара же не обращала на это ни малейшего внимания, казалось, она была поглощена только предстоящим представлением, и её не интересовали праздничные гирлянды, китайские напольные вазы, белые шёлка, которыми было щедро задрапировано помещение; множество искусных гобеленов, картин и древних свитков, украшавших стены.
Всеобщее ожидание нарушила группа молодых девушек, одетых в тёмно-синие кимоно, расшитые белыми цветами лилий: они вошли, держа в руках различные музыкальные инструменты, сели на татами специально приготовленный для них, и занялись настройкой кото и бива. Одна из девушек поставила на колени небольшую китайскую арфу и дотронулась до струн своими тонкими пальчиками - инструмент издал приятный звук…
В зал вошли последние претендентки в окружении роскошно разодетых родителей. Все замерли - церемониймейстер собирался возвестить собравшихся гостей о выходе госпожи Аояги. Приглашённые чиновники их дочери с нетерпением ожидали её появления.
И вот в окружении четырёх фрейлин в парадный зал вошла госпожа Аояги, облачённая в кимоно «Шумящий водопад»[146 - Кимоно серо-голубого цвета, с белой отделкой по краям и длинным рукавам, почти достигающим пола. Такие кимоно предпочитали красавицы эпохи Хэйан (ранее средневековье). Вместо оби использовалась широкая синяя лента.], расшитое крупным морским жемчугом. Драгоценные камни, украшавшие её шпильки и обувь, издавали нежное позвякивание - гости замерли в восхищении, затем склонились перед одной из умнейших женщин Поднебесной, матерью императора.
Госпожа Аояги поприветствовала гостей лёгким кивком головы и заняла надлежащее место на Малом троне, искусно украшенным позолотой и инкрустацией. Церемониймейстер вышел на середину зала и объявил о начале Церемонии. Девушки-музыканты заиграли приятную мелодию, некогда сочинённую самой госпожой Аояги.
Первой по старшинству и рангу отца была представлена претендентка из рода Фудзивара. Девушка была, безусловно, хороша, образованна и воспитана, как и подобает дочери министра. Она поклонилась госпоже Аояги в соотвествии с дворцовым этикетом, её мать и отец стояли чуть поодаль, преисполненные уверенности в том, что их дочь - одна из самых желанных девушек Киото.
Госпожа Аояги прекрасно знала, как Правый министр Фудзивара мечтает ввести свою единственную дочь в императорские покои. Она ничего не имела против юной прелестницы, но вот сам Фудзивара с его непомерными амбициями и жаждой власти настораживал.
Госпожа Аояги вежливо улыбнулась. Далее по правилам Церемонии юная претендентка должна была грациозно пройтись по залу, поклониться своим родителям, госпоже Аояги и церемониймейстеру. Девушке не составило труда это сделать, она часто бывала во дворце на различных придворных празднествах и оттого чувствовала себя совершенно уверенно, и сие обстоятельство не ускользнуло от цепкого взора хозяйки Малого императорского двора. Госпоже Аояги не понравилась эта излишняя самоуверенность, во всём присущая Фудзивара, поэтому она раскрыла белый веер, взмахнула им, что означало: представление окончено…
Юная Фудзивара смутилась. Правый министр побагровел от обиды и едва сдерживался, понимая, что неосторожным жестом или словом сможет навлечь на себя гнев госпожи, а потом - жди беды, охотников занять его пост предостаточно.
Следующей по списку шла дочь Левого министра, недавно ей исполнилось двенадцать лет. Искусно наложенный грим и обувь на высокой подошве, надетая по такому случаю, делали её много старше. Но госпожа Аояги знала истинное положение вещей: юная претендентка была излишне застенчива, вряд ли только своей невинностью и юностью она сможет доставить удовольствие Гендзи-тенно. Хозяйка Малого императорского двора снова раскрыла веер и взмахнула им…
Следующая претендентка, дочь Главного министра, понравилась госпоже, и она не торопилась расставаться с девушкой, изъявив желание услышать её пение и игру на бива. Дочь Главного министра прекрасно пела, искусно аккомпанируя на инструменте, её превосходство над предыдущими соперницами становилось всё более очевидным. Госпожа Аояги, вполне удовлетворенная выступлением, кивнула церемониймейстеру, и тот взмахом кисти поставил около имени девушки «галочку», что означало - избрана. Главный министр просиял от удовольствия, впрочем, также как и его супруга…
Церемония продолжалась, госпожа Аояги тщательно отбирала наложниц для своего сына.
Наконец настал черёд Ихары. Она приблизилась к трону и поклонилась, семейство Тайто в полном составе последовали за ней и опустились на колени.
Госпожа Аояги не удержалась и в нарушении этикета, а также правил Церемонии, поднялась с трона и подошла к Ихаре. Та растерялась: отчего такое повышенное внимание к её скромной особе?
Госпожа Аояги, словно почитав мысли девушки, сказала:
- Твоё смущение понятно, ведь ты - впервые во дворце.
- Да, госпожа, - кротко ответила девушка.
Госпожа пристально всматривалась в претендентку и, чем больше она это делала, тем сильнее охватывало её волнение - сходство Ихары и Оды Нобунаги было очевидным. Госпожа Аояги приблизилась к Хитоми.
- Госпожа Тоётоми Ода?
Хитоми, всё ещё склонившаяся в поклоне и пребывавшая на коленях, подняла голову.
- Да, госпожа…
- Вы - дочь господина Оды Нобунаги, не так ли? - уточнила Аояги то, что было и так ясно без вопросов, внешность женщины говорила сама за себя. - Я хотела бы поговорить с вами…
- Почту за честь, госпожа…
Аояги улыбнулась, позволив семейству Тайто подняться с колен. Далее Церемония шла своим чередом: Ихара прошлась по залу, поклонилась - её манеры и стать были безупречны… Госпожа Аояги невольно залюбовалась претенденткой, в её сердце всколыхнулись уже забытые чувства и она невольно почувствовала симпатию к юной Ихаре и госпоже Тоётоми Оде, правда, теперь уже официально не считавшейся матерью девушки.
* * *
Церемония закончилась поздно, почти в час Собаки. Гости, переполненные волнением, некоторые возбуждённые успехом своих дочерей, не в силах скрыть своей радости, всё ещё толпились в парадном зале, уже после того, как госпожа Аояги удалилась в свои покои.
По правилам Церемонии гости могли покинуть зал лишь после того, как церемониймейстер объявит о её окончании. И вот он встал посередине зала и произнёс:
- Церемония завершена. Избранные претендентки и их семьи должны провести предстоящую ночь в покоях госпожи Аояги.
Зал наполнился шуршанием тяжёлых дорогих одежд, отвергнутые девушки и их сопровождение удалились, остались лишь Ихара и две девушки, дочери Главного министра и Второго среднего советника, в сопровождении своих родителей.
- Прошу вас следовать за мной, - важно сказал церемониймейстер и направился к выходу из зала.
Гости шли вслед за ним по нескончаемым коридорам, освещённым масляными фонарями. Наконец, они достигли специальных комнат для гостей. Церемониймейстер разместил девушек в отдельных небольших комнатах, где они должны были встретиться с императором. Сопровождающих же их родителей он препроводил в специальное гостевое помещение, увы, но предстоящую ночь им предстояло провести всем вместе. Но они не роптали - главное, их дочери достигли чести разделить ложе с императором.
Женщины быстро навели порядок в комнате, в углу стояли многочисленные сложенные ширмы, видимо припасённые для подобных случаев - вскоре они были установлены таким образом, чтобы каждая семья имела своё отдельное пространство.
Не успели родители девушек расположиться, как вошли служанки. Они принесли ужин и футоны для сна.
* * *
Госпожа Аояги, утомлённая церемонией, немного отдохнув и отужинав, сменила кимоно на более лёгкое и направилась к сыну. Тот же, как обычно в последнее время, пребывал в вялом расположении духа.
- А это вы, матушка… - вяло заметил он. - Как прошла церемония?
- Прекрасно. Я выбрала для вас трёх девушек, причём одна из них - внучка Оды Нобунаги. Вы помните его?
Неожиданно Гендзи встрепенулся и проявил интерес.
- Да, конечно. Он служил отцу, помогал мне в трудные времена содержать ненасытную Китайскую гвардию! - воскликнул император. - И что эта девушка хороша собой?
- Очень хороша. Думаю, что она ко всему прочему ещё и умна. Вы можете увидеть её, если, конечно, пожелаете…
- Да, я желаю! Где же она? - император выказал нетерпение.
- В гостевых дворцовых покоях.
- Вы помните правила Гендзи? - уточнила госпожа Аояги.
- Да. Если девушка меня устраивает, как наложница, то секретарь уведомляет её родителей в письменной форме, после чего они покидают дворец.
- В таком случае, я провожу вас, - предложила госпожа Аояги.
- Благодарю, вас, матушка. Мне надо переодеться…
- Жду вас в своих покоях…
- Поверьте, я не заставлю ожидать долго.
Вскоре госпожа Аояги и Гендзи-тенно проделали путь по дворцовым коридорам, достигнув гостевых покоев.
- Здесь, - сказала Аояги. - Надеюсь, вы останетесь довольны Гендзи…
Император кивнул. Слуга раздвинул перед ним расписные фусуме, Гендзи шагнул в гостевую комнату, где в ожидании томилась юная Ихара.
* * *
Находясь в одиночестве, Ихара размышляла: свершилось то, чего желала её матушка - она избрана наложницей. Но теперь перед ней стоит нелёгкая задача - заинтересовать императора, как мужчину… А это для неё, не имеющей опыта в подобных делах, было непросто.
И вот, когда фусуме почти бесшумно распахнулись, девушка увидела мужской силуэт в полумраке дворцового коридора, интуитивно почувствовав, что это император. Она тотчас встала с татами и почтительно поклонилась, не смея поднять глаза на своего будущего господина.
Тот же проявил завидную выдержку при виде очаровательной девственницы.
- Госпожа Тайто Ода Ихара?
- Да, мой господин…. Это я…
Гендзи приблизился к девушке, и правой рукой коснулся её подбородка, отчего та вздрогнула.
- Не бойся, посмотри на меня. Неужели я так непривлекателен? - шутя, спросил Гендзи.
- О нет, мой господин! Вы - самый прекрасный мужчина в Поднебесной!
Император рассмеялся. От его смеха у девушки совершенно пропало смущение, она расслабилась, почувствовав симпатию к мужчине, с которым ей предстояло разделить ложе и познать восторг любви.
- Что ж, приятно это слышать, тем более из уст такой красавицы. Скажи мне: твоя матушка была женой сёгуна?
- О, нет, мой господин. Матушка была женой его сына Тория, тот умер вскоре после свадьбы. Затем она стала наложницей Тоётоми. Я - его дочь…
Император удивлённо вскинул брови.
- И ты вот так прямо говоришь об этом, зная о теперешнем положении в государстве?
- Я ничего не намерена скрывать от вас, мой господин. Пусть я и рождена от Тоётоми, но знаю, что моя мать не по своей воле попала в Исияму и помню, что в моих жилах течёт также кровь рода Оды.
Император внимательно посмотрел на девушку: да она, действительно, умна и горда! А какое сходство с Одой Нобунагой!
- Ты очень похожа на Оду Нобунагу, я хорошо его помню. К сожалению, в те времена я был слишком молод и уязвим, дабы защитить твою матушку от нежеланного замужества, а клан Нобунага от уничтожения. Впрочем, и сейчас всё достаточно сложно…
- Я знаю…
Император встрепенулся.
- Что ты знаешь?
- Как вам трудно, мой господин. Но… я хочу открыть вам страшную тайну.
- Тайну?! - воскликнул император.
- Прошу вас, тенно, говорите тише - дворец переполнен соглядаями сёгуна.
От таких слов у императора перехватило дыхание.
- Кто ты - на самом деле? - прошептал он.
- Я - ваша наложница, которой не безразлична судьба своего господина… - Ихара почти вплотную приблизилась к Гендзи, тот почувствовал её дыхание, сжал в объятиях и тут же ощутил прилив желания.
- Так будет выглядеть естественней… - заметила она и прильнула к его уху. - Ещё в Момодзоно моя матушка случайно подслушала разговор канцлера и некоего самурая, прибывшего из Исиямы. Тоётоми готовит вторжение в Киото, он уверен, что вы не окажете должного сопротивления. Оно произойдёт в середине следующей луны.
Девушка закончила фразу, облегчённо вздохнув, она прильнула к плечу императора. Волна желания отхлынула, Гендзи некоторое время пребывал в оцепенении.
- Да, это похоже на правду… Я слишком долго пренебрегал сведениями о грядущей опасности, теперь настало время принять серьёзное решение. Ты готова следовать за мной?
- Куда прикажите, мой господин?! Ведь я принадлежу вам…
- Пока ещё нет. Но я хочу этого… - признался император. - Не бойся меня, обещаю быть нежным…
- А как же опасность? - едва пролепетала Ихара, утопая в страстных объятиях Гендзи.
- Сейчас - ночь, время любви. О твоих словах я подумаю завтра…
Глава 6
Родители наложниц, расположились на футонах, огорожённых ширмами, уже пребывая в сладостной дрёме, когда фусуме распахнулись, и вошла фрейлина.
- Госпожа Хитоми, прошу вас следовать за мной. - Произнесла она тоном, не терпящим возражений.
Госпожа Тоётоми Ода откинула покрывало, встала, наскоро поправив кимоно и причёску, последовала за фрейлиной. Минуя длинные коридоры, она вскоре попала в покои самой госпожи Аояги.
Фрейлина поклонилась и исчезла за фусуме, Хитоми уже собиралась опуститься на колени, как госпожа Аояги произнесла:
- Прошу вас, без церемоний. Входите…
Женщина, повинуясь воле хозяйки, прошла в покои и села на татами напротив неё.
- Вот так-то лучше… - заметила госпожа Аояги. - В данный момент император - в покоях Ихары. Думаю, всё пройдёт наилучшим образом…
- Мне бы тоже этого хотелось, госпожа…
Аояги изучающе смотрела на Хитоми.
- Ваше сходство с отцом поразительно, даже Ихара унаследовала его черты. Не заметить этого просто невозможно. Я хотела спросить вас… Вы знаете: как погиб Ода Нобунага?.. - Голос госпожи Аояги дрогнул. Хитоми поняла, что эта женщина, сидевшая перед ней и уже перешагнувшая свой пятидесятилетний рубеж, любила её отца.
- К сожалению, почти ничего. В Исияме это событие не обсуждалось, возможно, Тоётоми щадил моё самолюбие. Но я помню тот день, когда в замок привезли голову отца… - призналась госпожа Тоётоми Ода и смахнула рукавом кимоно набежавшую слезу.
- Простите меня за то, что причинила вам боль. Я не хотела… - тихо сказала госпожа Аояги.
- Я знаю, как отец любил вас. Конечно, он, как истинный самурай скрывал свои чувства, но… порой ему это удавалось с трудом. Не стоит извиняться, госпожа…
Женщины с пониманием воззрились друг на друга и почти одновременно прослезились, бесспорно, их связывало одно чувство - любовь к Нобунаге: одна любила его, как женщина, другая же - как дочь.
Дав волю эмоциям, поплакав и, наконец, успокоившись, Хитоми призналась:
- В Момодзоно я подслушала разговор канцлера и человека из Исиямы…
Госпожа Аояги напряглась.
- Заговор? - тут же догадалась она.
- Да… Я обо всём рассказала дочери, надеясь на то, что именно она разделит ложе с императором.
Госпожа Аояги пришла в неподдельное волнение.
- Мои верные люди постоянно докладывали, что в сёгун готовит свержение императора и сам мечтает занять трон Аматэрасу. Он даже вообразил, что принадлежит к одной из ветвей императорского рода! Какая нелепость! Все в поднебесной знают о его истинном происхождении. Увы, но император не внимал моим предупреждениям, предпочитая пренебрегать государственными обязанностями в угоду своего дурного настроения.
Невольно женщины воскликнули почти одновременно:
- Что же будет?!
- Надежда только на Ихару! Может быть, она пробудит в Гендзи вкус к жизни?.. - заметила госпожа Аояги.
* * *
Насладившись невинностью наложницы, Гендзи-тенно покинул её покои, поспешив к госпоже Аояги, дабы сообщить ей о заговоре.
Госпожа Аояги ещё не вставала с постели, когда сын, как никогда преисполненный государственной ответственности, вошёл в её покои.
- Простите меня, матушка, что нарушаю ваш сон. Но мне непременно надо посоветоваться с вами…
Госпожа Аояги тотчас поднялась.
- Я в таком виде…
- Сейчас это не имеет ни малейшего значения. Оставим придворные церемонии…
Госпожа Аояги вздрогнула и насторожилась: император был настроен чрезвычайно жёстко и решительно. Но в чём же причина такого поведения?
- Новая наложница разочаровала вас? - осторожно поинтересовалась госпожа Аояги.
- Напротив! Она оправдала все мои надежды. Я никогда не встречал такого прелестного и в то же время преданного создания, - признался император.
Госпожа Аояги выказала изумление:
- Вы говорите о преданности?
- Да, матушка, именно так. Ихара сообщила мне о том, что Тоётоми собирается коварно завладеть троном Аматэрасу. Меня же, как я понимаю, собираются либо убить, либо отправить в отдалённый горный монастырь!
- Увы, Гендзи, это так… Ночью я имела беседу с госпожой Тоётоми Одой, она поведала мне о многом…
- Хорошо, значит, это избавит меня от излишних подробностей. Я хочу услышать ваше мнение - для меня оно важно…
- Я рада, Гендзи, что вы не пренебрегаете мной в делах государственной важности, - заметила госпожа Аояги. - Я не сомневаюсь, что Ихара и госпожа Хитоми заслуживают доверия. Я даже знаю, чего они хотят.
Гендзи удивлённо посмотрел на мать: недаром его отец безмерно доверял ей и прислушивался к её советам - необыкновенная женщина, наделённая явно не женским умом.
- И чего же?
- Вернуть клану Оды былое величие, уважение и богатство. Ихара вполне может родить нескольких сыновей, но они будут считаться принцами лишь формально, потому как рождены от наложницы. Приоритет всегда остаётся за законными наследниками… А с вашей поддержкой она вернёт Адзути…
- Благодарю вас, матушка. Вы достаточно сказали.
- С вашего позволения я продолжу. Если Тоётоми будет повержен - иначе вас и ваших наследников предадут смерти - Ихара непременно должна получить Адзути. Тогда вы заручитесь поддержкой поистине преданного клана. Насколько мне известно, многие самураи клана Оды стали ронинами, они ждут только одного - возрождения.
Гендзи смотрел на мать, не скрывая восторга.
* * *
На следующий день, едва настал час Лошади, Гендзи-тенно и его военачальники, в том числе и Тайто Хиросэ, тайно собрались в покоях госпожи Аояги.
Все прибыли во время, Гендзи не пришлось ждать. Когда же пять военачальников расселись на татами подле императора (госпожа Аояги предпочла оставаться несколько в стороне), пришло время объявить о цели военного совета.
Гендзи сразу же приступил к делу, опуская все дворцовые формальности, дабы не терять драгоценного времени.
- Мне стало известно, что Верховный сёгун Тоётоми намеривается захватить Киото, меня и моих наследников умертвить и самому править Поднебесной. - Сказав это, император обвёл цепким взором собравшихся военачальников - ни один мускул ни дрогнул на их лицах. - Судя по вашему спокойствию, вы предполагали такой исход событий.
Присутствующие молчали.
- Государь, - наконец вымолвил один из военачальников, - всем известны планы сёгуна: остаётся лишь вопрос времени.
Гендзи помрачнел.
- Да, я слишком долго пренебрегал своими обязанностями, покойный император был бы мной не доволен…
- Вам известно, когда сёгун планирует выступить из Исиямы? - поинтересовался один из военачальников.
- Да, в середине следующей луны. Времени слишком мало… - с сожалением ответил тенно.
- Необходимо срочно покинуть Киото… Надо укрепить город… - посыпались предложения военачальников.
Госпожа Аояги долго наблюдала за военным советом, внимая каждому слову. Наконец, она не выдержала и прервала бесполезные разговоры:
- Позвольте мне сказать, тенно. - Гендзи сделал одобрительный жест рукой, госпожа Аояги приблизилась к нему. Военачальники замерли в недоумении: что может смыслить женщина в военном деле? Аояги же, со всей присущей ей решительностью, высказала своё мнение: - Думаю, надо срочно оставить Киото и укрыться с верными войсками в Сэгикахару, что в пяти ри от Адзути. Вокруг озера Бива простираются земли молодого господина Акэти, но, насколько мне известно, он - вельможа, а - не самурай и предпочитает пребывать в Исияме. В этих же местах живёт клан Тюсингура, к которому примкнули многочисленные ронины Нобунаги и Хисикавы. Поэтому появление императора они воспримут, как избавление от ненавистного сёгуна и непременно присоединятся к нам…
Гендзи и военачальники внимательно слушали госпожу Аояги, поражаясь её осведомлённости и решительности.
- Но численность войск сёгуна намного превосходит нас… - попытался возразить один из военачальников.
- Побеждать надо не числом, а умением и хитростью, - высказался Тайто Хиросэ. - Предложение госпожи Аояги мне кажется вполне своевременным. Если же мы упустим время, то за свою нерешительность и трусость поплатимся жизнями.
- Я поддерживаю начальника Левой дворцовой стражи, - высказался Токугава Иэясу, начальник Левой императорской гвардии. - В рядах моей гвардии много китайцев, скоро пятнадцать лет как они служат императору, и каждый из них мечтает отличиться в бою. Несомненно, преданность гвардейцев проверена временем, поэтому именно Левая гвардия должна обеспечивать безопасность императора при переходе в Сэгикахару. Необходимо как можно скорее покинуть столицу, взяв с собой самое необходимое: оружие, провиант, фураж для лошадей…
Гендзи-тенно проникся к словам Токугавы Иэясу. Он прекрасно знал историю начальника Левой дворцовой гвардии, который некогда был союзником Оды Нобунаги, что позволило роду Токугава - Мацудайра разделаться со своим давним заклятым врагом кланом Имагава. Но, увы, после смерти своего союзника Токугава Иэясу был вынужден стать вассалом Верховного сёгуна Тоётоми Хидэёси, за что тот милостиво одарил даймё землями вокруг Эдо. И лишь сравнительно недавно, когда клан Токугава достаточно окреп, Иэясу осмелился противостоять воле сёгуна, поступив на службу в императорский дом. Гензи-тенно не сомневался в преданности вернувшегося вассала.
- Итак, решено: мы покидаем Киото в ближайшие дни и укроемся в Сэгикахару. Господина Токугава Иэясу я назначаю Верховным военачальником. Вы все, а также ваши подчинённые, в том числе самураи из личной охраны и воины должны беспрекословно выполнять его приказы. Господин Тайто Хиросэ будет его помощником. Сборы начать незамедлительно!
* * *
Гендзи отдал все надлежащие приказы, касавшиеся похода в Сэгикахару, и направился в Южные покои своей супруги госпожи Хикари. Императрица, облачённая в кимоно «Зимнее утро»[147 - Кимоно ярко-голубого цвета, отделанное белой вышивкой в виде снежинок, подпоясанное оби из серебряной парчи.], возлежала на шёлковых подушках, предпочитая их жёстким традиционным татами, занимаясь стихосложением, в то время как трое музыкантов услаждали её слух игрой на китайских арфах, звучание которых она предпочитала более всего.
- Хикари, я хотел бы поговорить с вами, - решительно начал император, опуская излишние сантименты, давно исчерпавшие себя.
Госпожа Хикари нехотя оторвалась от своего занятия, поднялась с подушек, поклонилась, затем сделала жест рукой - музыканты удалились, и с обычной холодностью, давно царившей в отношениях с супругом, спросила:
- Что вам угодно?
- Над Киото нависла угроза. Прикажите собрать всё необходимое и также позаботьтесь о наследниках. Вскоре мы отправляемся в поход…
Госпожа Хикари недовольно фыркнула:
- В поход?! Жить в шатре посредине поля?! У меня нет ни малейшего желания…
Гендзи ощутил приступ ярости.
- Вы - моя жена и мать принцев! Приказываю вам собираться!
- Я не желаю покидать Киото, - решительно заявила императрица, - только лишь из-за того, что вам что-то почудилось. И ничего не говорите мне о Верховном сёгуне! Если бы он хотел захватить трон, он бы давно это сделал! Если вам угодно, я позабочусь, чтобы детей подготовили к походу надлежащим образом. Мальчикам это пойдёт только на пользу.
Гендзи внимательно воззрился на Хикари: «Неужели я когда-то любил это чудовище? Наверное, иначе как бы появились на свет наши дети…»
- Как вам угодно, оставайтесь во дворце, - сказал Гендзи совершенно спокойно.
Покинув Южные покои, император направился в павильон Глициний, где вот уже несколько дней, как обосновалась Ихара на правах наложницы. Предыдущая наложница, занимавшая павильон, была отправлена к родителям с щедрым вознаграждением.
Теперь же Ихара стала полноправной хозяйкой павильона. Помещение было просторным и изысканно обставленным, император приказал управляющему выполнять любую прихоть наложницы и доставлять всё чего та пожелает.
Ихара освоилась в новом жилище, оно вполне соответствовало её утончённому вкусу. Когда император вошёл в павильон, наложница занималась составлением икебана, но, завидев своего господина, тотчас поспешила навстречу.
Император не удержался и раскрыл объятия, наложница прильнула к его груди.
- Посмотри на меня, - сказал Гендзи. - Ты всё ещё робеешь передо мной?
- Да. Вы же - император, а я - ваша наложница.
Гендзи улыбнулся.
- В твоих ответах я с удовольствием ощущаю незаурядный ум, присущий всем Нобунага.
Ихара посмотрела императору прямо в глаза.
- Я чувствую, вы чем-то очень озабочены…
- Да. Тот разговор, что состоялся между нами при первой встрече, повлёк за собой определённые последствия, - признался Гендзи.
- Неужели войска сёгуна - уже под стенами Киото? - выказала волнение наложница.
- Пока нет, но… Кто знает… - неопределённо ответил тенно. - Я намерен покинуть Киото и укрыться в небольшом замке…
- Вы возьмёте меня с собой? - воскликнула Ихара и в порыве чувств обняла императора за шею, но тотчас спохватилась. - Ах, простите меня, я позволила себе слишком многое…
Гендзи растрогала подобная реакция юной наложницы, невольно он вспомнил леденящий холод, исходивший от госпожи Хикари.
- Конечно. Твои обязанности будут очень непростыми…
Ихара удивлённо приподняла брови.
- Я справлюсь, обещаю.
- Тогда приступим к ним прямо сейчас.
Гендзи поцеловал наложницу в шею и осторожно, не спеша, приспустил кимоно с её плеча.
* * *
Токугава Иэясу потребовалось три дня, дабы подготовить императорские войска к походу в Сэгикахару. Госпожа Аояги предпочла остаться во Дворце. Гендзи, недовольный тем, что она остаётся, впрочем, также как и императрица, выказывал беспокойство. На что госпожа Аояги сказала:
- Сёгуну нужен император и наследники. Я и госпожа Хикари - всего лишь слабые женщины. Зачем мы нужны ему? От нас только лишние хлопоты. Не думаю, чтобы Тоётоми опустился до такой степени, дабы стал сводить с нами счёты, тем более императрице ничего толком не известно, я же буду молчать. Отправляйтесь в Сэгикахару и не думайте о нас.
Гендзи не удержался от слёз. Госпожа Аояги сдерживалась из последних сил, хорохорясь перед отъездом сына и внуков. Императрица же, делившая ложе с молодым вельможей, не соблаговолила проводить ни мужа ни детей, предаваясь в это время любовным утехам.
…Забрезжил зимний рассвет, час Дракона вступил в свои права. Войско под предводительством господина Токугава, Гендзи-тенно в отдельном экипаже с детьми и кормилицей, его наложницы - также в экипажах, казначей с государственной казной в крытой повозке под пристальным оком охраны и немногочисленная прислуга были готовы к длительному походу.
Вскоре восемьсот воинов, повозки с фуражом, прислугой и провиантом, а также четыре экипажа двигались вдоль Первой линии по направлению к городским воротам, дабы покинуть спящий Киото.
Путь от Киото до Сэгикахары можно было преодолеть в течение одного дня. Император рассчитывал, что к вечеру в час Собаки войско, домашние и прислуга достигнут убежища.
На протяжении всего пути сыновья императора молчали, они не привыкли вставать рано и оттого весь день чувствовали себя вяло, теперь же, когда на горизонте появилась Сэгикахара, и вовсе засыпали.
Токугава Иэясу, как человек весьма предусмотрительный, отправил отряд верных людей в Сэгикахару сразу же после заседания военного совета, дабы те привели замок в надлежащий вид перед приездом императора и его семьи. Поэтому, как только экипаж Гендзи миновал мост, перекинутый через ров с водой, въехав во внутренний двор, в замке тотчас закипела жизнь. Прислуга, ожидавшая приезда императора, была во всеоружии: комнаты и парадные залы приготовлены, жаровни щедро отдавали тепло, согревая прибывших, ужин только и ждал того, чтобы его отведали.
Гендзи остался доволен предусмотрительностью господина Токугавы, о чём неприменул заметить.
Император прошёлся по замку: в последний раз он приезжал сюда почти двадцать лет назад, ещё при жизни отца. Сэгикахара никогда не была резиденцией императорской семьи, а лишь местом, где можно уединиться, отдохнуть от государственных забот и поохотиться в горах.
Гендзи невольно вспомнил: как последний раз с отцом стрелял из лука по жирным фазанам, которые здесь когда-то водились в избытке.
Покуда кормилица заботилась о наследниках, утомлённые дорогой наложницы также предпочли уединиться в своих покоях, император поднялся на стену замка, увы, она была не столь высока, как хотелось бы. Неожиданно Гендзи вновь посетила мысль, что он беспечно жил последнее время, даже не задумываясь над судьбой детей, не говоря уже о государстве.
Вокруг замка раскинулся военный лагерь из множества шатров, горели костры. Гендзи вдохнул холодный воздух, наполненный тревогой и дымом, ему стало невыносимо одиноко и страшно…
- Как я мог?! - сокрушался он. - Отец бы стыдился меня… А, если клан Тюсингура не поддержит меня? Лучше об этом не думать…
Он ещё немного постоял и, минуя дозорные посты, направился в свои покои.
Глава 7
С раннего утра император занимался государственными делами. Его секретари составили послания к кланам Тюсингура, Ямана и Акамацу, которые Гендзи скрепил своей подписью и печатью. Все эти кланы когда-то были союзниками Оды Нобунаги и поддерживали императора Митихито Огимати. Правда, многое с тех пор изменилось, но Гендзи, подписывая обращения к даймё, надеялся на их поддержку.
Замок клана Тюсингура располагался относительно недалеко от Сэгикахары, всего на расстоянии четырёх ри. Поэтому Токугава Иэясу отправился лично к Тюсингуре Корэмицу в сопровождении отряда самураев, дабы склонить его на сторону императора; кланам Ямана и Акамацу направили гонцов с посланиями.
…Дорога петляла вдоль озера Бива, господин Токугава несколько отвлёкся от тягостных мыслей и залюбовался местными пейзажами. Приближался час Овна, когда посланники вступили во владения даймё Тюсингура Корэмицу, и вскоре достигли его родового замка.
Замок выглядел почти так же, как и Сэгикахара, убежище императора. Клан Тюсингура никогда не славился богатством, но вот искусными воинами - пожалуй.
По мере приближения к замку Токугава Иэясу подыскивал веские аргументы, которые смогли бы склонить господина Корэмицу на сторону императора. Дозорные со стен замка заметили приближение отряда из двадцати самураев и были готовы поднять боевую тревогу, но зимнее солнце пробило серую небесную завесу, осветив своими лучами императорские штандарты.
Начальник замковой стражи поспешил с докладом к даймё:
- Господин, на подходе к замку отряд из двадцати самураев. Передовые держат императорские штандарты.
Тюсингура совершенно спокойно заметил:
- Мои верные люди доложили, что в Сэгикахару ждали прибытия высоких гостей. Видимо, кто-то из императорского дома решил нанести мне дружеский визит. Откройте ворота.
Отряд Токугава Иэясу беспрепятственно проследовал на территорию замка, самураи спешились.
Корэмицу Тюсингура поспешил навстречу к посланнику императора.
- Я приветствую вас в замке Тюсингура. Надеюсь, вы прибили с добрыми вестями?
Токугава Иэясу подошёл к даймё, поклонился и вручил ему императорский свиток:
- Я, Токугава Иэясу, Верховный командующий императорской гвардией.
- Прошу вас, господин Токугава, - Тюсингура направился к распахнутым сёдзи, - следуйте за мной.
Даймё и Токугава расположились в небольшом скромном зале, который отапливался посредством нескольких жаровен, каллиграфические свитки украшали деревянные стены. Токугава быстро сориентировался, о чём именно следует говорить с хозяином замка.
- Сёгун намеривается захватить Киото и провозгласить себя императором Поднебесной, - сказал он и отпил тёплый сакэ из глиняной чашки.
- С тех пор как в государстве существует двоевластие, сёгуны постоянно стремились к трону Аматэрасу. Видимо, его сила столь притягательна, что невозможно устоять… - резонно заметил Тюсингура.
- Император располагает сведениями, что Тоётоми собирается выступить из Исиямы в середине этой луны. Времени осталось слишком мало, я мог бы долго расточать перед вами светские любезности, но, увы, - сейчас это непозволительная роскошь. Не скрою - императору нужна помощь, иначе он и его наследники погибнут. - Продолжил Токугава.
- Эти сведения достоверны?
- Да, несомненно.
Даймё многозначительно хмыкнул.
- Много лет я ждал, когда же Гендзи-тенно осмелиться выступить против ненавистного Тоётоми, погубившего кланы: Нобунага, Уэсути, Конно, Ридзёдзи, Симаку, Одавара… И многие другие. Пятнадцать лет минуло, прежде чем он из юноши превратился в государственного мужа - поздновато… А ведь мы почти ровесники…
Посланник замер: что это значит - отказ?
- Прошу вас, господин Тюсингура всё взвесить…
- А что тут взвешивать? Я - не весы на рыночной площади Киото. Мой отец погиб в Адзути вместе с Одой Нобунагой пятнадцать лет назад. Не многим тогда удалось спастись, но тем, кто добрался до нашего замка, я дал приют и службу… Сколько же мне было? Кажется, тринадцать лет… Отец оставил меня в замке, приказав защищать младших сестёр и братьев. Тех, кто уцелел в Адзути, было семнадцать человек: пятнадцать ронинов и две женщины-сужанки, страшные вещи они рассказывали… - господин Корэмицу сделал глоток сакэ и прервал свой рассказ.
- Так вы согласны?
- Да, - коротко ответил даймё. - Сегодня же я пошлю вестового к молодому Хисикава, его замок находится по-соседству. Его отец и старший брат верно служили Нобунага и также погибли в Адзути при весьма таинственных обстоятельсвах. Думаю, род Хисикава сможет экипировать пятьдесят самураев, не более. Я же - сто двадцать, а если привлечь юношей, достигших четырнадцати лет, то, пожалуй, - сто пятьдесят. Итак, завтра к вечеру я обещаю прийти в Сэгикахару с отрядом из двухсот воинов.
* * *
Годайго спустился с гор в долину, дабы поохотиться на зайцев. И вот, когда он выследил животное, следуя по его петлявшим следам, то услышал стук копыт - приближались всадники.
Юноша замер и прислушался, его чуткий слух уловил многое…
- Отряд примерно из двадцати всадников, направляется к замку господина Тюсингура … или Адзути … или замку Хисикава.
Годайго забрался на холм, перед его взором предстала долина, запороженая снегом, вдали действительно виднелся отряд из двадцати воинов. По мере приближения отряда, юноша разглядел штандарты передовых - красный круг на белом поле…
Отряд приблизился к развилке дорог, первая шла к Адзути, вторая - к замку Хисикава, третья - к замку Тюсингура. Всадники проследовали в третьем направлении…
Годайго поспешил домой к матери, в горную хижину. Юноша, прожив всю свою жизнь в горах, и проводя время на охоте, сборе хвороста или, помогая матери по хозяйству, был силён и вынослив. До горной хижины его отделяли примерно три ри, но для него это было сущим пустяком.
Юноша, бегом, словно дикий зверь, передвигался по долине, дыхание его не сбилось, ибо такие пробежки были для него привычными. Вскоре он достиг отрогов Асигараяма и по едва заметной тропе, по которой ходят лишь местные крестьянки да дикие звери, поднялся к горной хижине.
Его матушка хлопотала по хозяйству, когда Годайго буквально, как вихрь влетел в хижину.
- В долине я видел отряд… У передовых - флажки с изображением красного круга на белом поле… Кто они? - выпалил Годайго и воззрился на мать, желая тотчас услышать от неё ответ.
Женщина занималась рисовыми лепёшками, но, услышав сбивчивый рассказ сына, отряхнула руки и вытерла их о холщёвую тряпицу.
- Это штандарты императора. Настал наш час! Обещай слушаться меня! - воскликнула женщина, и глаза её заблестели.
- Что с вами, матушка? - недоумевал Годайго.
- Отряд, который ты видел в долине - наша судьба. Идём со мной!
Женщина накинула старое потёртое хаори, сняла со стены пучки трав, и протянула их сыну.
- Вот держи. Эта трава поможет нам зажечь огонь Дракона.
Затем она вышла из хижины. Юноша, всё ещё недоумевая, последовал за ней.
- Куда мы идём? - поинтересовался он.
- К пещере Дракона…
- Той, где мы храним сухой хворост? - уточнил он.
- Да…Ты задаёшь слишком много вопросов.
* * *
Господин Тюсингура и Токугава Иэясу вышли во внутренний двор замка, дабы проститься, когда дозорные заметили странный красный дым, поднимавшийся со стороны Асигараямы. Они тотчас доложили об этом даймё.
Тот удивился.
- Действительно, красный дым - предвестник появления Дракона… Такое я вижу впервые…
- Что это значит? - заинтересовался Токугава Иэясу.
- По преданию красный дым Дракона означает предзнаменование: тот, кто увидит его, станет непобедимым воином…
- Может быть, сами боги благоволят к нам? - предположил Токугава Иэясу.
- Возможно, горный бог - Окунинуси. Но… может быть, это нечто другое, - размышлял Тюсингура Корэмицу. - В этих местах живёт Горная ведьма, я никогда её не видел, но крестьянки наведываются к ней за травами. Говорят, что её сын рождён от Дракона. Женщины, которые видели юношу, превозносят его необычайную красоту и силу… - даймё многозначительно посмотрел на Токугаву Иэясу. - Мне кажется, этот знак предназначен, прежде всего, для вас. Я дам проводника…
- Зачем? - недоумевал Токугава Иэясу. - Даже, если это проделки Горной ведьмы и сына Дракона?
Даймё усмехнулся.
- Наш народ верит в силы природы, а этот юноша - фактически полубог. Я думаю: как изменится расстановка сил, если самураи сёгуна узнают, что императору помогают свыше?
Токугава Иэясу обомлел от слов Тюсингура.
- Вы…вы… Я поражён вашей прозорливостью, господин Корэмицу. - Немного придя в себя, сказал посланник императора.
- Так, что же насчёт проводника? - ещё раз переспросил даймё.
- Благодарю вас, я обо всём доложу императору, - пообещал Токугава.
* * *
Императорский отряд достиг предгорья Асигараямы. Токугава Иэясу спешился, приказал трём самураям следовать за ним, и начал подниматься в горы вслед за проводником. Минуло полдзиккена, прежде чем Токугава достиг жилища Горной ведьмы. Он сразу же заметил, что хижина и хозяйственные постройки находятся в запущенном состоянии…
Токугава вынул вакидзаси из ножен, резко, ногой открыл дверь в хижину и, выставив вперёд меч, вошёл в обиталище ведьмы. Он огляделся и подал знак самураям: можно входить…
Токугава Иэясу и самураи внимательно обследовали хижину: ни ведьмы, ни сына Дракона они не обнаружили. У них сложилось впечатление, что они попали в жилище охотника - на полу вместо татами лежало множество заячьих шкурок, а также шкур горных козлов. Стены же были украшены различными перьями птиц, причём столь искусно, что отдельные композиции складывались в подобие вееров.
- Мы ошиблись? - поинтересовался Токугава у проводника, стоявшего около двери.
- Нет, господин. Ведьма точно живёт здесь, возможно, она ушла в горы, - предположил тот.
Не успел проводник произнести эти слова, как послышались голоса, мужской и женский… Они приближались. Токугава сосредоточился, держа вакидзаси наизготовке, самураи последовали его примеру.
И вот дверь, обтянутая шкурами, открылась - в хижину вошла женщина, невысокого роста, её волосы уже тронула седина. Юноша же, что был с ней, действительно отличался редкостной красотой и статью. Если бы Токугава не знал, что перед ним - сын ведьмы, то принял бы его за отпрыска киотского аристократического рода, правда, если не обращать внимание на бедное одеяние.
Ведьма не растерялась.
- Что вам угодно? Вы пришли за травами? - вежливо поинтересовалась она.
Токугава удивился: речь женщины была правильной, голос приятным - даром, что ведьма…
- Нет. Моё имя Токугава Иэясу, я служу императору. Это мои люди, - он жестом указал на самураев.
- В таком случае: чем я обязана вашему визиту? - снова поинтересовалась ведьма.
- Вы изъясняетесь, как знатная дама… Я право смущён… - признался Токугава.
- Возможно. И всё же?
- Мы видели красный дым Дракона. Он исходил из этих мест…
- Так вы ищите Дракона? - удивилась женщина. - Не трудитесь, пустая затея. Он давно не появлялся здесь.
Токугава снова удивился речам женщины и внимательно воззрился на юношу, тот молчал, как и приказала ему мать.
- Как зовут тебя? - спросил Токугава, обращаясь к юноше.
- Годайго, сын Дракона, - уверенно ответил тот.
Токугава оценил дерзость юноши.
- Сколько тебе лет?
- Скоро пятнадцать…
- Ты прекрасно сложен и с виду силён. Каким оружием владеешь? - продолжал расспрашивать Токугава.
- Я отлично стреляю из лука и метаю копьё. У меня также есть катана, я сам осваивал буси-до…
Токугава снова удивился.
- И как же?
- Я подсматривал за самураями Тюсингура, а затем, вернувшись в горы, повторял их движения, - признался юноша.
- И они ни разу не заметили тебя?! - восхищённо воскликнул Токугава.
- Нет, ни разу.
- Ты ловок и бесстрашен, как истинный самурай. И потому я хочу взять тебя на императорскую службу. Ты согласен?
Годайго посмотрел на мать, та одобрительно кивнула.
- Да, но с одним условием: моя матушка последует со мной.
- Хорошо, - сказал Токугава и вложил вакидзаси в ножны. Самураи последовали его примеру.
* * *
Отряд Токугава достиг Сэгикахары достаточно поздно, в час Собаки, когда зимние сумерки полностью окутали землю. По прибытии в замок Токугава Иэясу тотчас отправился к императору и подробно доложил ему о таинственной ведьме и её отпрыске. Гендзи удивился и проявил к Годайго, сыну Дракона, повышенный интерес.
- Я хочу его видеть без промедления!
Вскоре перед императором предстал юноша, несомненно, он произвёл впечатление своей красотой и статью. Гендзи расспросил юношу о жизни в горах и о матери, которую все именовали просто Горной ведьмой. Наконец, император удовлетворил своё любопытство и, когда юноша удалился, заметил:
- Господин Токугава, ваша идея с сыном Дракона мне нравится.
- Государь, должен признаться, что на эту мысль меня натолкнул даймё Тюсингура.
- Да…да, - задумчиво произнёс император. - Его клан когда-то был союзником Нобунаги, я помню…
- Точно так, государь. Завтра Тюсингура прибудет в Сэгикахару с отрядом из двухсот воинов.
- Что ж… Тогда у меня будет тысяча самураев. Конечно, это слишком мало, чтобы противостоять Тоётоми. Но лучше, чем вовсе ничего… - сказал император и неожиданно спросил: - А что эта ведьма? Она уродлива и стара?
- Нет, государь. Думаю, женщине едва минуло тридцать лет, но седина несомненно её старит… Но лицо выглядит вполне благородно, а изъясняется она, словно образованная дочь даймё, - пояснил Токугава.
- Вы заинтриговали меня, господин Токугава.
- Прикажите привести ведьму?
- Да! - воскликнул Гендзи, сгорая от любопытства.
Горная ведьма вошла в зал, не выказывая ни малейшего волнения или робости, и заговорила первой, намеренно нарушая правила придворного этикета.
- Вы хотели видеть меня, Гендзи-тенно? - спросила она приятным голосом, не утратившим неповторимого нежного тембра, несмотря на все превратности судьбы; затем поклонилась, именно так, как это принято в знатных семьях.
Император удивился: действительно, странная ведьма… Он подошёл к ней поближе, дабы лучше рассмотреть, ибо масляные факелы слабо освещали помещение.
- Ты не похожа на простолюдинку, - заключил император. - Странно, но у меня такое чувство, словно я тебя знаю…
- Это не удивительно, государь.
- Что ты хочешь этим сказать?
Ведьма что-то извлекла из-за широкого пояса.
- Вот, господин, посмотрите. Эта брошь расскажет вам всё сама…
Император с удивлением увидел искусное изображение Парящего дракона, лежавшее на ладони женщины.
- Откуда это у тебя? Это же герб клана Ода? - искренне удивился император.
- Когда-то эта брошь украшала мой свадебный оби… Но это длинная история.
Императора охватило волнение. Токугава Иэясу был поражен не меньше своего господина.
- Кто ты? - воскликнули они почти одновременно.
Женщина ещё раз поклонилась и сказала:
- Раньше до того, как я стала Горной ведьмой, меня называли Одой Хитоми.
Император буквально лишился дара речи.
- Не может быть! Ты лжёшь! Тоётоми Ода Хитоми в данный момент пребывает в Киото! - возмутился Гендзи.
- Тоётоми Ода Хитоми! Благодарю тебя, Аматэрасу! Это она! Это она! Моя сестра! - воскликнула женщина и потеряла сознание.
* * *
Император, совершенно сбитый столку, отправил слугу за лекарем. Но покуда тот ещё не явился, Токугава Иэясу перенёс женщину на футон и накрыл её покрывалом.
- Ничего не понимаю, - признался император. - Тоётоми Ода Хитоми - мать Ихары, моей наложницы…
Гендзи и Токугава невольно переглянулись, их мысли абсолютно совпали - надо было срочно пригласить Ихару, дабы убедиться: кто же перед ними?
Когда Ихара вошла в императорские покои, лекарь уже хлопотал около Горной ведьмы. Она постепенно приходила в себя.
Токугава Иэясу поспешил навстречу наложнице.
- Госпожа Ихара, нижайше прошу вас, посмотрите на эту женщину. Вы её знаете?
Ихара подошла к футону, на котором лежала Горная ведьма и воскликнула:
- Матушка! Что вы здесь делаете? Что с вами случилось? Вы… - Ихара хотела сказать, что её мать выглядит неподобающим образом в бедном кимоно и без надлежащей её статусу причёски, но замерла в изумлении. - Ничего не понимаю… Кто эта женщина? Почему она так похожа на мою мать?
- Так вы утверждаете, что не знаете её? - уточнил Гендзи.
- О, мой господин! - Ихара поклонилась государю. - Эта незнакомка так похожа на мою матушку, но только выглядит старше… И это не она… я уверена…
Женщина пришла в себя и прекрасно всё слышала.
- На самом деле, я моложе вашей матушки. Просто жизнь моя сложилась так, что я была вынуждена заботиться не только о себе, но и о сыне. Подобные тяготы не способствуют сохранению молодости и красоты… - пояснила Горная ведьма.
- Что всё это значит? - недоумевала Ихара.
- Эта женщина назвалась именем вашей матушки, - пояснил Токугава Иэясу.
- Нет, это просто невероятно. Матушка - в Киото, в доме господина Тайто Хиросэ…
Женщина приподнялась и села.
- Ваша матушка была замужем за Тоётоми Тория? - поинтересовалась она.
- Да… - растерянно ответила Ихара.
- Просто она в своё время заняла моё место. Такова была воля нашего отца Оды Нобунаги. Юрико, именно так зовут вашу матушку, стала своего рода заложницей в Исияме. Сёгун рассчитывал, таким образом, лишить воли нашего отца… Я же укрылась в горах…
Император, Токугава Иэясу и Ихара буквально обомлели от слов женщины.
- Так вы - сестра моей матушки? - пролепетала удивлённая Ихара. - Она несколько раз говорила, что сестра, кажется, умерла… Но… вы живы… Ничего не понимаю.
- Я могу поведать свою историю, но она слишком уж длинная и утомительная, - сказала Горная ведьма.
- Ничего, до рассвета ещё далеко, - сказал император, расположившись на татами с намерением, наконец, постичь смысл происходящего. Токугава и Ихара последовали его примеру.
Горная ведьма обвела взглядом слушателей и начала свой рассказ:
- Это случилось более пятнадцати вёсен назад, в те времена, когда княжество Оды Нобунаги было одним из самых могущественных в Поднебесной…
* * *
Рассказ Горной ведьмы длился действительно долго, приближался час Тигра. Слушатели внимали с интересом, дивясь поворотам судьбы, постигшим дочерей Оды Нобунаги. Ихара тихонько плакала, прикрывая лицо широким рукавами кимоно. Император также был растроган до глубины души. Наконец, когда ведьма рассказала о том, как она разожгла огнь Дракона, Токугава Иэясу не выдержал:
- Как вы всё ловко подстроили, госпожа Ода! Надо отдать должное вашей находчивости.
- Благодарю вас… Что поделать, встреча с вами была для нас единственной надеждой. Но что могло привлечь ваше внимание: простой дым? Вероятнее всего, вы бы решили, что горит хижина бедняка или охотника. Поэтому я прибегла к этой уловке: красный дым Дракона не остался не замеченным… А дальше вы всё и сами знаете…
- Следует срочно сообщить госпоже Оде Тоётоми о том, что вы живы и здоровы, - заметил император. - Обрести сестру, считавшуюся давно умершей, что может быть лучше?! - с чувством воскликнул он.
- Я сама обо всём напишу матушке, - сказала Ихара, пребывая всё ещё под впечатлением рассказа своей тётушки. - Я уверена, она тотчас сядет в экипаж и примчится в Сэгикахару.
- Вероятно, так и будет. Мы не можем лишать сестёр радости встречи, - заметил император. - Годайго же, пусть так и зовётся Сыном Дракона. Это имя очень символично и вполне ему соответствует.
- Лучше, если ваш рассказ, госпожа Ода, останется в тайне, - высказался Токугава Иэясу. - Думаю то обстоятельство, что Сын Дракона примкнул к императорским войскам - весьма выгодно для нас в данный момент. Наш народ верит в силы природы, а Сын Дракона считается полубогом. А сёгуну служат только самураи….
Госпожа Ода и Ихара поклонились в знак понимания: они сохранят тайну Годайго.
Император ещё раз оценил прозорливость и преданность Токугавы Иэясу.
- Если мы одержим победу над Тоётоми, то я назначу вас Верховным сёгуном.
Токугава поклонился.
- Это высокая честь для меня, мой государь.
* * *
Ранним утром в час Зайца[148 - Час Зайца - 5.00: 7.00.] - Ихара так и не смогла уснуть после рассказа Горной ведьмы, теперь уже госпожи Оды - она принялась за написание письма матушке в Киото. Оно получилось достаточно длинным, ведь пришлось излагать почти всю услышанную ночью историю.
Ихара закончила своё занятие, когда час Лошади вступал в свои права. Она свернула письмо, обвязав его серебряным шнурком.
В это время господин Тайто Хиросэ имел продолжительную беседу с Токугавой Иэясу, после которой приказал верному слуге отправиться в Киото, дабы передать письмо госпоже Оде Тоётоми, своей наложнице. Но не только…
Господин Тайто подарил слуге отменное кимоно, предоставил коня и увесистый мешочек с серебром в придачу. Дабы тот по прибытии в столицу не только передал письмо по назначению, но и посетил как можно больше публичных мест, рассказывая о неком Годайго, Сыне Дракона, которого ниспослал императору Горный бог.
Слуга исполнил поручения господина в точности. Как только госпожа Тоётоми Ода почитала письмо, то сразу же засобиралась в Сэгикахару, намериваясь выехать ранним утром в сопровождении служанки и немногочисленной охраны, которую любезно предоставила госпожа Такико.
Посланник же отправился на Главную рыночную площадь, где тотчас встретил знакомых и поделился с ними новостями, разумеется, не упоминая о том, что император находится в Сэгикахаре. Затем он отправился в Чайный дом, что располагался на улице Магнолий, где также не смог умолчать о Сыне Дракона. Поздно вечером, когда уже смеркалось, слуга господина Тайто, едва переставляя ноги от выпитого и съеденного за день, еле-еле добрёл до дома, где киотские красавицы предоставляли состоятельным людям услуги определённого характера.
Примерно, спустя дзиккен о милости Аматэрасу знала вся улица Магнолий, пересказывая эту удивительную историю на разные лады, суть которой сводился к одному: боги благоволят к императору. А уж, если что-то стало известно киотским красавицам или прислужницам в Чайных домах, то вскоре это известие облетит всё Киото.
На утро, едва забрезжил рассвет, предприимчивый слуга поспешил сесть на коня и покинуть город, направляясь к тракту, ведущему в Сэгикахаре, где он должен был встретить экипаж госпожи Оды Тоётоми.
Глава 8
Тоётоми Хидэёси пребывал в крайнем раздражении, если не сказать - в бешенстве. Из Киото прибыл верный человек, сообщивший весьма неприятную новость: император, его наследники и верная гвардия покинули столицу. Шпион сёгуна потратил несколько дней на то, чтобы выяснить: почему Гендзи столь скоропалительно покинул Киото и куда он направился? Поэтому он прибыл в Исияму только спустя четыре дня после того, как Гендзи укрылся в Сэгикахаре.
Тоётоми метался по своим покоям, недоумевая:
- Откуда он мог узнать о моих планах? Среди моих людей - предатель? Я прикажу казнить всех до единого!!!
Шпион, склонившийся в поклоне, мечтал слиться с татами в единое целое, и может быть, таким образом миновать сёгунского гнева.
Главный советник сёгуна был также обеспокоен новостью.
- Если, вы казните всех преданных людей, то с кем же тогда возьмёте Киото? - дерзко поинтересовался он.
Сёгун прошёлся по покоям, затем вынул свой любимый кинжал из ножен, и приставил к горлу советника.
- Киото свободен как никогда! Император, как был малолетним мальчишкой, так им и остался. Он бежал в страхе перед моим величием и силой.
- Вы правы, господин… - пролепетал советник. - Тем более не следует чинить расправу. А если у императора есть осведомители среди самураев? Такое тоже не исключено…
Сёгун усмехнулся и вложил оружие обратно в ножны.
- Возможно… ты говоришь дело… Что ж, я не намерен менять свои планы. Через семь дней - выступаем в Киото. Встанем лагерем около Момодзоно.
Советник деликатно покашлял.
- Господин…
- Что ещё?
- Может быть, стоит выступить из Исиямы раньше на несколько дней?
- Зачем?
- А, если Гендзи удастся привлечь на свою сторону союзников? - предположил советник.
- Разве таковые ещё остались? - удивился сёгун. - Кажется, Одавара, последний мятежный клан, разгромлен. А этот перебежчик Токугава никогда не осмелится выступить против меня со своими самураями. И даже, если бы осмелился: то шпионы бы доложили мне о передвижении его воинов! Эдо - слишком далеко от императорской столицы. За один день войска не перебросить! Кто же станет помогать императору? Он - один. Его зажравшиеся китайцы, которые считают себя гвардией - нам не чета, мои воины закалены в битвах!
Советник поклонился.
- И всё же, господин…
Сёгун потерял терпение.
- Ещё слово и я убью тебя! - он снова выхватил кинжал из ножен.
Советник обмяк и чуть не упал.
Шпион, распластавшийся на татами, всё это время хранил молчание. Теперь он решил его нарушить:
- Господин, умоляю, выслушайте меня!
Сёгун оглянулся.
- Разве ты не всё сказал?
- Нет, мой господин…
- Так не медли! - приказал Тоётоми.
- В Киото ходят упорные слухи: якобы горный бог Окунинуси помогает императору. И поэтому дал ему в помощники Сына Дракона, рождённого ведьмой…
Сёгун округлил глаза и неожиданно рассмеялся.
- Ох, уж этот народ. Чего только не придумают! И зачем ты мне это рассказал? - чтобы я посмеялся?
- Нет, мой господин. В Киото верят, что Сын Дракона - полубог и он принесёт победу императору. Говорят, сама Аматэрасу приказала своему младшему брату Окунинуси оказать помощь Гендзи …
Сёгун резко помрачнел. Он понимал, что вера - великая вещь, особенно если ею правильно пользоваться.
- Я повелеваю тебе молчать! Если хоть один самурай в Исияме узнает о Сыне Дракона, я лично лишу тебя головы.
Шпион снова распластался на полу, заранее прощаясь с жизнью: уж если слухи наполнили столицу, то Исиямы они непременно достигнут.
* * *
Тоётоми Хидэёси так и не выяснил: из чьего рта «потекло» - случилось то, чего он так опасался, в Исияме стали поговаривать о милости Аматэрасу к императору и о юном Сыне Дракона. Однажды утром сёгуну доложили о печальной вести: бакуфу покинули несколько самураев вместе со своими воинами, общим числом почти двести человек. Те же, в свою очередь поспешили в Сэгикахару, где незамедлительно принести клятву верности императору.
Тоётоми, умерив свой гнев и амбиции, понял: если он срочно не выступит в Нисиномию и оттуда не отправиться в Сэгикахару, дабы дать бой императорским войскам, ряды перебежчиков могут пополниться. Поэтому он, не раздумывая, отдал приказ: выступать! - причём незамедлительно.
По мере того, как трёхтысячное войско сёгуна приближалось к Нисиномии, падал моральных дух самураев, а как следствие, их вассалов и байсинов. Во время перехода из сёгунской ставки Исиямы в Нисиномию, которой суждено было стать новой столицей, военачальники, как средних, так и высших рангов, стали всё чаще замечать, что на привале воины собираются группами и с жаром что-то обсуждают. Соглядаи же доносили, что беспрерывно ведутся разговоры об императоре, его неоспоримом праве на трон Поднебесной, ведь сама богиня Солнца заступилась за своего потомка, ниспослав ему юношу, Сына Дракона.
Когда сёгун узнал об этом, то тотчас приказал применить самые решительные меры: выявить зачинщиков сих разговоров и безжалостно казнить. В итоге, исполняя приказ сёгуна, Главному военачальнику пришлось лишить жизни почти тридцать человек, из них несколько знатных самураев.
Тоётоми надеялся, что крайние, жестокие меры усмирят его войско от возможного бунта, но всё произошло наоборот. После казни один из влиятельных и могущественных самураев даймё Хосода Эйси почти с тысячей самураев покинул ряды сегунского войска, направившись в Сэгикахару.
Тоётоми Хидэёси был сражён этой новостью, понимая, что допустил непростительную ошибку, приказав выявить и обезглавить зачинщиков, ведущих разговоры о Сыне Дракона. Но он не подавал вида, приближаясь к Нисиномии с оставшимися верными самураями.
Достигнув Нисиномии, сёгун приказал разбить лагерь, сам же он уединился в Момодзоно с канцлером Уми-Сайто, размышляя: как же поступить?
Канцлер, как опытный вельможа, сразу же заметил, что численность войска несколько сократилось: от трёх тысяч человек осталось всего лишь тысяча восемьсот, да и те пребывали в полнейшем смятении: продолжать ли служить Верховному сёгуну, который жаждет свергнуть божественного императора, или же, повинуясь воле богов, отправиться в Сэгикахару?
Сёгун и канцлер выпили по чашечке сакэ. Уми-Сайто молчал, решив, что сёгун должен заговорить первым не только по рангу, но и исходя из сложившейся ситуации. Тоётоми также не спешил начать разговор, осушив вторую чашку с горячительным напитком.
- Ты хорошо постарался, Уми-Сайто, - наконец сказал сёгун. - Нисиномии, конечно, далеко до совершенства, но в ней уже можно жить.
- Благодарю вас, господин, за то, что вы оценили мои скромные труды, - канцлер поклонился.
- Положение в армии складывается не совсем благополучно, - начал сёгун издалека. - Ряды воинов просто наводнены императорскими шпионами. По дороге я уже приказал казнить некоторых, но это привело к непредсказуемым последствиям…
- Хосода предал вас…
- Да… Я сразу обратил внимание на отсутствие его людей, они всегда были экипированы на славу и выделялись среди других воинов.
- Увы, мой верный друг. - Сёгун вздохнул. - Мне нужен твой совет…
- А что же советники? - осторожно поинтересовался канцлер: может быть и они казнены?
- Глупцы!!! Меня окружают одни глупцы! - в сердцах воскликнул Тоётоми. - Я помню, как ты помог господину Акэти Мицухидэ взять Адзути… Кажется, при помощи Онмёдо?
- Да, мой господин. Но это было очень давно, я даже не знаю, что стало с той женщиной, которая помогла мне. Конечно, можно попытаться разыскать её: в Киото все гадалки напечёт. Но жива ли она? - кто теперь знает… Прошло более пятнадцати лет.
- Да, ты прав. Не стоит терять время. Надо скопить силы. Может быть, привлечь киотских аристократов? Велика ли их сила?
Канцлер задумался: вопрос был непростым.
- Думаю, не малая. У каждого аристократа есть военных отряд и слуги, сносно владеющие луком и боевым копьём. Если подумать, то можно набрать ещё порядка пятисот воинов, а то и больше. Но…
- Ты в чём-то сомневаешься?! - в гневе воскликнул сёгун.
- Да, - признался канцлер. - В Киото велико влияние и авторитет императора. Захотят ли аристократы служить вам?
- Так сделай так, чтобы они желали этого, как юную девственницу!!! - сёгун отпил сакэ и рассмеялся своей шутке. Но канцлеру было не до смеха, он понимал, что привлечь киотских аристократов в ряды сёгунской армии - затея практически не осуществимая.
- Может, пообещать им привилегии: освобождение от налогов, новые земли в собственность…
- Отлично! Так и сделай. Напиши указ от моего имени, я скреплю его печатью и подписью.
* * *
Уми-Сайто вовсе не желал падения своего господина Тоётоми Хидэёси, потому как знал: император никогда не простит ему Адзути, да и многого другого. Он в точности исполнил приказ, составив обращение к киотским аристократам с призывом поступить на службу к сёгуну, затем секретарь снял несколько копий.
Весь последующий день глашатаи надрывались на площадях и перекрёстках, возвещая о тех милостях, которыми господин Тоётоми осыплет аристократов, желающих примкнуть к его рядам. Но аристократы не спешили, ведь многие отцы семейств покинули город с императором, в домах остались лишь сыновья, которым порой едва ли исполнилось тринадцать лет. Словом, канцлер вскоре убедился, что его идея потерпела полное поражение, тогда он принялся разыскивать госпожу Саюри-сан, таинственную Онмёдо из прошлого.
* * *
Госпожа Саюри-сан пребывала в крайней обеспокоенности, если не сказать в испуге. Хотя женщина и повидала в своей жизни много жестокости, судьба часто поступала с ней несправедливо, порой лишая всего. Но она не лишилась чувства страха и самосохранения. И теперь эти два чувства говорили ей: беги из города и как можно дальше!
Впервые она увидела воинов сёгуна и услышала обращение к аристократам на одном из городских перекрёстков, когда следовала в паланкине по делам. Она выглянула, чуть отодвинув занавеску и увидела того самого самурая Уми-Мару, теперь уже - Уми-Сайто, который когда-то так хотел захватить Адзути.
Гадалка резким движением задёрнула занавес паланкина, внезапно трепет охватил её тело - не иначе это предвещало беду. Она приказала срочно следовать домой, лихорадочно обдумывая: чем ей может грозить захват Киото сёгуном?
С одной стороны гадалка понимала, что некогда оказала господину Уми-Сайто неоценимую услугу: да, но как это было давно! Помнит ли он ещё о том, что именно порошок Саюри помог без боя взять Адзути? А что будет, если Уми-Сайто её узнает? Саюри знала, что самурай продвинулся по службе, став канцлером сёгуна. Женщина снова ощутила прилив страха: надо бежать…Но как? А, если канцлер найдёт её и снова потребует смертоносного порошка? Саюри не хотела больше принимать участие в делах Уми-Сайто. Ей хотелось покоя… Увы, она старела и надеялась спокойно завершить свой жизненный путь…
По прибытии домой, госпожа Саюри тотчас уединилась в своих покоях. Через некоторое время она вызвала свою верную помощницу.
- Кин, я чувствую себя дурно. Мне было предзнаменование близкой смерти.
Помощница разрыдалась и упала в ноги хозяйки.
- Госпожа! Что с вами? Разве вы больны?
- Да, Кин, я больна. Просто эта болезнь скрыто подтачивает тело и сразу её не распознать. Думаю, всё случиться этой ночью…
- О, госпожа! - снова заплакала Кин.
- Встань и выслушай меня. - Твёрдо сказала Саюри-сан. - Я хочу отдать тебе последнее распоряжение.
- Да, госпожа, я выполню всё в точности. - Заверила Кин.
- Не сомневаюсь. Итак, ты спрячешь всё ценное в тайник, чтобы люди сёгуна ничего не нашли, возьми только деньги и драгоценности. Затем, когда я… словом, завтра утром, когда я буду умирать, ты положишь меня в повозку, сделаешь всё, что приличествует данному случаю и отвезёшь меня в горный монастырь Юдонояма, расположенный южнее города. Думаю, ты беспрепятственно покинешь Киото. Никто не посмеет помешать проделать своё последнее путешествие умирающей женщине.
Поздно вечером, когда час Свиньи был на исходе, Саюри-сан налила в чашечку воды, бросила в неё щепотку некоего порошка и тут же выпила. Вскоре она ощутила слабость и желание прилечь, что собственно и сделала…
Утром Кин вошла в покои госпожи, тая надежду, что все дурные предчувствия - лишь плод фантазии хозяйки. Но, увы, госпожа Саюри-сан лежала на футоне бледная с полузакрытыми глазами, не реагируя на происходящее.
Кин, как верная помощница и доверенное лицо, ещё с вечера собрала всё самое ценное, лично упаковала и приготовила крытую повозку, устланную татами и покрывалами, чтобы госпоже было удобно лежать, ведь до Юдоноямы путь неблизкий.
Теперь же она отдала приказ служанкам, дабы те спрятали мебель, вазы, зеркала, сундуки в потайном месте, а сама же облачила госпожу в лучшее кимоно, затем управляющий перенёс «умирающую» в повозку, бережно накрыв вышитым покрывалом.
Когда же возница приготовил повозку к выезду, управляющий и прислуга, обливая рукава кимоно обильными слезами, столпились во дворе дома, дабы проводить госпожу в последний путь.
Повозка миновала ворота, которые были тотчас заперты по приказу управляющего, и вдоль улицы направилась к Южным городским воротам. Как и предполагала Саюри-сан, дозорные сёгуна, хозяйничавшие в городе, остановили повозку.
- Что везёшь? - спросили они возницу, сразу же определив, что повозка принадлежит зажиточному человеку.
Возница спустился на землю и почтительно поклонился.
- Моя госпожа при смерти. Вот везу её в храм Юдонояма, что южнее города: может случиться чудо исцеления?
Дозорные не сомневались в правдивости слов возницы, тот постоянно смахивал с глаз набегавшие слезы, но всё же решили проверить содержимое повозки. Откинув полог, они увидели Кин, убитую горем, та оплакивала свою хозяйку, которая в любой момент была готова отдать душу в руки Аматэрасу.
- Благородная госпожа, - заметил один из дозорных и отдал команду страже, охранявшей Южные ворота: - Отворяй! Пропустить повозку!
«Умирающая» Саюри-сан благополучно покинула город. По мере того, как повозка приближалась к Юдонояме, женщине становилось лучше. Она отрыла глаза:
- Кин, дай мне воды, - вымолвила она вполне отчётливо.
Девушка несказанно обрадовалась.
- Ах, госпожа! Стоило покинуть Киото, как у вас появился румянец! Болезнь отступила!
Кин попоила госпожу и бережно уложила её на дно повозки.
- Как только мы прибудем в Юдонояму, я совершенно исцелюсь, - пообещала Саюри - сан, ведь действие зелья постепенно ослабевало.
* * *
По мере того, как канцлер безуспешно пытался привлечь киотских аристократов на службу, в лагере, разбитом вокруг Нисиномии, назревал бунт. Некоторые самураи, окончательно убедившись, что Боги отвернулись от Тоётоми и решили покинуть бакуфу, присоединившись к императору. Наконец, один из них предложил уничтожить всех сторонников Верховного сёгуна, которые находятся в лагере, его самого обезглавить и уж потом, положив «ценный» трофей в шёлковый мешок, отправиться к императору. Заговорщикам понравилось это предложение, и они тотчас решили воплотить его.
Вассалы, воодушевлённые волей Богов, безоговорочно поддержали своих господ и, дождавшись сумерек, напали на ярых сторонников Тоётоми. В лагере началась кровавая резня. Несмотря на неожиданное нападение заговорщиков, сторонники сёгуна не желали умирать без боя, тем более что среди них было немало доблестных воинов.
Но заговорщики оказались в численном превосходстве, а ряды преданных сёгуну самураев постепенно редели, так как значительная их часть контролировала Киото и императорский дворец.
Весть о предательстве самураев достигла Тоётоми, когда тот уже ложился спать в одном из павильонов Нисиномии, наспех украшенном шёлковой драпировкой, гобеленами и будзинга. Он накинул кимоно, схватил вакидзаси и бросился к выходу, но…
Не успел Тоётоми покинуть павильон, как его окружили бунтовщики. Тоётоми, ослеплённый гневом и ненавистью, взревел:
- Я убью каждого, кто приблизиться ко мне! Вы давали мне клятву верности!
- Да, но вы тоже давали клятву верности нашему императору! А теперь ведёте нас против него! - вскликнул один из самураев. Остальные сомкнули вокруг сёгуна ряды, не желая выпускать его живым.
- Мы даём вам возможность закончить свой жизненный путь достойно! - сказал пожилой самурай. - Я сражался с вами во многих битвах и сделаю всё как положено: после харакири совершу сеппуку, тем самым, избавив вас от страданий и позора.
Тоётоми застыл в боевой стойке. Неожиданно, он сделал резкое движение правой рукой, вонзив вакидзаси себе в живот, согнулся от нестерпимой боли и издал приглушённый хрип. Клинок вакидзаси раздирал его трепещущую плоть, кровь обагрила кимоно и хлынула на землю…
Пожилой самурай взмахнул катаной - голова сёгуна покатилась к ногам бунтовщиков… Всё произошло слишком быстро.
Эпилог
Госпожа Юрико с удовольствием пребывала в гостях у своей сестры Хитоми в замке Адзути. С тех пор как сёстры обрели друг друга после многолетней разлуки, минуло почти два года.
Дочери Оды Нобунаги давно вошли в тот возраст, когда женщина считалось зрелой. Но они по-прежнему, словно и в юности, любили встать ранним утром, взять приготовленный с вечера гокей, направиться в святилище, где Хитоми, как и много лет назад с той же лёгкостью исполняла священный танец Айнов, а Юрико, затаив дыхание, наблюдала за сестрой.
Дни в Адзути пролетали быстро: сестры постоянно находили себе занятие. Однажды Хитоми извлекла из сундука несколько увесистых свитков.
- Что это? - поинтересовалась Юрико.
- Это моногатари[149 - Повествование], - пояснила Хитоми. - Я решила описать всё то, что случилось с нами и с императором.
- О! Как это интересно! А как ты назовёшь это моногатари?
- Думаю, назвать его «Гендзи-тенно и Парящий дракон». Как ты считаешь, это подходящее название?
- Конечно! - кивнула госпожа Юрико. - Оно очень соответствует тем событиям, которые нам пришлось пережить. А что ты станешь делать с «Гендзи-тенно и Парящим драконом»?
- Он уже близится к завершению. Осталось лишь написать, что стало с Годайго, Сыном Дракона и можно отсылать императору в подарок.
- Тогда напиши как есть, - посоветовала Юрико, - Сын Дракона стал Главным советником Верховного сёгуна Токугавы Иэясу и, наконец, Поднебесная обрела покой. Да и не забудь указать, что Ихара, любимая наложница императора, родила на свет наследника.
- Хорошо. Но я хотела просить тебя об одолжении…
- Всё, что угодно Хитоми, говори.
- Отвези моногатари в Киото и передай императору…
Глоссарий
Арагото - нечто сильное, грубое, неистовое. Стиль в театральном искусстве и театральной гравюре. В наиболее чистом виде встречался в героико-исторических пьесах и являлся принадлежностью исключительно главных мужских ролей.
Бакуфу - ставка сёгуна.
Гета - традиционная японская обувь.
Гокей - узкие полоски бумаги, приносимые в дар синтоистским божествам. Обычно крепились при входе в святилище, дабы набегающие порывы ветра приводили их в движение.
Дзёро - продажная женщина.
Дзиккен - временной промежуток, составляющий два часа. Японские средневековые сутки делились на 12 часов или дзиккенов (стражей). Соответственно: полдзиккена - 1 час.
Иаи-дзюцу - японское искусство моментального выхватывания меча и нанесения удара из любого положения на опережение противника.
Кагура - легендарный ритуально-музыкальный танец, который был исполнен Амэ-но Удзимэ (синтоистским божеством) для Аматэрасу (Богине Солнца), когда та уединилась в небесном гроте и вся Вселенная погрузилась во тьму. Амэ-но Удзимэ столь искусно исполнила танец, что богиня заинтересовалась представлением и покинула своё убежище. В результате чего вернулся Свет.
Каннуси - синтоистский учитель, священник.
Куноичи - так назывались женщины-ниндзя.
Оби - пояс, который японские женщины и девушки завязывали поверх кимоно.
Оби-ита - специальный корсет, позволяющий оби держать плоскую форму.
Рё - японская денежная единица, эквивалентом которой являлось годовое потребление риса на человека.
Сёдзи - раздвижные двери, изготовленные из специальной бумаги, рассеивающей свет.
Фусуме - внутренняя раздвижная перегородка, при помощи которой отделялись друг от друга внутренние помещения.
Футон - традиционный японский матрац.
Хаори - тёплое зимнее кимоно.
Хакама - широкие мужские штаны, их также могли носить и женщины.
Юката - домашнее или нижнее кимоно.
* * *
Час Крысы - 23.00: 1.00
Час Быка - 1.00: 3.00
Час Тигра - 3.00: 5.00
Час Зайца - 5.00: 7.00
Час Дракона - 7.00: 9.00
Час Змеи - 9.00: 11.00
Час Лошади - 11.00: 13.00
Час Овна - 13.00 - 15.00
Час Обезьяны - 15.00: 17.00
Час Петуха - 17.00: 19.00
Час Собаки - 19.00: 21.00
Час Свиньи (Кабана) - 21.00: 23.00
notes
Примечания
1
Перевод Владимира Соколова
2
Занятие каллиграфией считалось у японских аристократов одним из самых любимых.
3
Специальный сосуд для хранения туши.
4
Самураи обычно носили два меча: катану и вакидзаси.
5
Фусуме - внутренняя раздвижная перегородка, при помощи которой отделялись друг от друга внутренние помещения.
6
Час Дракона - 7.00: 9.00
7
Рё - японская денежная единица, эквивалентом которой являлось годовое потребление риса на человека.
8
Если соблюдать историческую точность, то Тоётоми Хидэёси сёгуном официально не считался, хотя выполнял фактически его функции. После многовекового придворного засилья рода Фудзивара, он унаследовал обязанности последнего представителя рода Фудзивара Но-Сакихиса, а именно - кампаку, титул и должность высшего советника взрослого императора, аналог турецкого визиря или европейского канцлера. Ода Нобунага боролся за упразднение сёгуната и объединение Японии, что привело к затяжным межклановым войнам, известным как период «Воюющих провинций». Какое-то время Тоётоми являлся его верным соратником, пока сам не дорвался до власти. Упразднение сёгуната оказалось формальным. Официально реставрация сёгуната произошла в 1603 году. К власти почти на двести лет пришёл клан Токугава.
9
Тринадцати лет.
10
Час Овна - 13.00 - 15.00
11
Дзиккен - временной промежуток, составляющий два часа. Японские средневековые сутки делились на 12 часов или дзиккенов (стражей). Соответственно: полдзиккена - 1 час.
12
Штандарты и гербы могли меняться с течением времени в зависимости от тех или иных обстоятельств. Что касается герба и штандарта рода Нобунага, он предположительно менялся, по крайней мере, дважды. Доподлинно известно, что Ода Нобунага передал родовой замок Оду во владение старшему сыну Нобутаде, как и титул главы клана. Сам же Нобунага удалился на новые земли, пожалованные императором Огимати Митихито, которые располагались вокруг озера Бива, где он построил легендарный замок Адзути. Что же касается происхождения Оды Нобунаги, то существует две версии: первая гласит, что он происходил из обедневшего княжеского рода провинции Овари, вторая - Ода крестьянин по рождению. Вторая версия кажется мне маловероятной, в силу того, что японские крестьяне того времени были почти поголовно неграмотными и пребывали в полной зависимости от хозяев (аналог крепостного права), что исключало их свободное передвижение даже в рамках провинции. Мало того, крестьяне порой не имели личного имени, а назывались Первый сын, Второй Сын и так далее, или личное имя присваивалось по роду занятий отца (Кузнец, Гончар…) и даже по
названию животных: Собака, Свинья, Крыса…
13
Струнный инструмент.
14
Здесь и далее используются танка (пятистишье) Крючковой Елены.
15
Тоётоми Хидэёси - бывший соратник Оды Нобунаги при устранении сёгуна Асикаги Ёсиаки, стремившегося свергнуть императора Огимати и захватить власть. Используя полкупы и интриги, Тоётоми сумел убедить Императорский совет и стать регентом при малолетнем императоре Гендзи (Гоёдзей), сыне Огимати. Регент обычно являлся и сёгуном, в его руках была сосредоточена вся исполнительная и военная власть, он решал: кого казнить, а кого помиловать.
16
Юката - домашнее или нижнее кимоно.
17
Час Зайца - 5.00: 7.00
18
Оби - пояс, который японские женщины и девушки завязывали поверх кимоно.
19
Кодзики - записи о деяниях древности. Содержит мифы о сотворении Неба и Земли. Весьма почитаем синтоистами, поклоняющимися всему живому и обожествляющими: воду, воздух, землю, деревья, камни и т. д.
20
Перевод со старояпонского Е.М.Пинус, 1972 год
21
Час Тигра - 3.00: 5.00
22
Сёдзи - раздвижные двери, изготовленные из специальной бумаги, рассеивающей свет.
23
Айны - племена, заселившие остров Хоккайдо и Хонсю задолго до появления японских племён. Предположительно, они пришли с Алтая.
24
Синтоистское святилище в честь богини солнца Аматэрасу.
25
Час Змеи - 9.00: 11.00.
26
Кагура - легендарный ритуально-музыкальный танец, который был исполнен Амэ-но Удзимэ (синтоистским божеством) для Аматэрасу (Богине Солнца), когда та уединилась в небесном гроте и вся Вселенная погрузилась во тьму. Амэ-но Удзимэ столь искусно исполнила танец, что богиня заинтересовалась представлением и покинула своё убежище. В результате чего вернулся Свет.
27
Гета - традиционная японская обувь.
28
Дзёро - продажная женщина.
29
Гокей - узкие полоски бумаги, приносимые в дар синтоистским божествам. Обычно крепились при входе в святилище, дабы набегающие порывы ветра приводили их в движение.
30
Ронин - самурай, потерявший службу у даймё по какой-либо причине.
31
Путь воина.
32
ИСИЯМА ХОНГАН-ДЗИ, храм-монастырь основан в 14961496(, в устье реки ЁдоЁдо(, на побережье Внутреннего Японского моряВнутреннего Японского моря( за пределами разрушенной древней столицы НаниваНанива(, в провинции СэтцуСэтцу(. Война Оды с монастырем продолжалась с осени 15701570(, лишь после 5-летней осады, в августе 1575 настоятеля Косу (КэннёКэннё() наконец убедили сдаться. К моменту капитуляции весь храмовый комплекс был подожжен. По некоторым свидетельствам, это было сделано, чтобы победа над повстанцами не принесла Оде никаких материальных выгод. Вскоре на том же месте Тоётоми ХидэёсиТоётоми Хидэёси( начал строительство замка.
33
Фураке - бочка для мытья.
34
Хакама - широкие мужские штаны, их также могли носить и женщины.
35
Ода Нобунага первым в Японии окружил замок высокими каменными стенами, используя при возведении Адзути европейские принципы строительства. Предположительно строительство Адзути продолжалось почти десять лет под руководством архитектора Нивы Нагахидэ. До настоящего времени легендарный замок не уцелел, не выдержав многочисленных клановых войн.
36
Будзинга - так называемая живопись образованных людей, основанная на китайских художественных традициях.
37
Абуна-э - эротические картины, представленные в гравюре на дереве.
38
Го - древняя японская игра, аналог шашек.
39
Фурисодэ - церемониальная одежда (кимоно с очень длинными рукавами). Надевали девушки в день совершеннолетия или в день свадьбы. Является символом девственности. В день свадьбы богатые невесты также могли облачаться в специальное свадебное кимоно широ-маку.
40
Бугаку - ранний театральный жанр японского искусства. Включал в себя как ритуальные представления и песнопения, так и развлекательные - светские.
41
Час Лошади - 11.00: 13.00.
42
Оби-ита - специальный корсет, позволяющий оби держать плоскую форму.
43
Кимоно цвета азалии - нежно-розовое кимоно с тёмно-зелёной подкладкой.
44
Поккури - дорогая деревянная обувь, расписанная художником, на ней крепились маленькие колокольчики. Обувь снабжалась специальной плетёной стелькой из травы.
45
Каннуси - синтоистский учитель, священник.
46
Цитра - японский щипковый инструмент, аналог гуслей.
47
Час Обезьяны - 15.00: 17.00.
48
Имеется в виду императрица.
49
Подразумевается занятие поэзией, но в данном случае - и любовью.
50
Гора недалеко от Киото.
51
Буддийский рай.
52
Айдзури - цветная печать с использованием индиго в качестве ведущего цвета и его оттенков.
53
Луна, т. е. месяц назад
54
Кодзики, свиток первый, глава четвёртая. Перевод со старояпонского Е.М. Пинус, 1972 год.
55
Фонетическое письмо - упрощённое, так называемое женское письмо, в отличие от каллиграфического, основанного на сложных китайских иероглифах.
56
Столичными назывались княжества, расположенные вокруг Киото. Помимо общепринятых налогов с них взималась подать на содержание чиновников и дворца.
57
Ямато - историческое государственное образование в ЯпонииЯпонии(, которое возникло в районе ЯматоЯмато( (современная префектура Нарапрефектура Нара() региона Кинкирегиона Кинки( в III-IV веках. Существовало в течение одноимённого периода Яматопериода Ямато( до VIII векаVIII века(, пока не было переименовано в 670 году в Ниппон «ЯпониюЯпонию( Примерно IX-XII века.
59
Ёдогава - река, берущая начало из озера Бива, впадает в Окский залив.
60
Байсин - вассал вассала.
61
Тотори - порт на берегу Японского моря.
62
Четыре моря - Япония.
63
Живописная гора в Киото.
64
Члены кланов Адзаи и Асакура, враждебные клану Оды, некогда пытались укрыться за стенами Энракудзи, надеясь на то, что Нобунага не посмеет его штурмовать. Но это не умерило решительности Оды Нобунаги, и он приказал осадить стены монастыря, готовясь к штурму. Монастырь от полного разрушения спасло лишь личное вмешательство императора Огимати.
65
Коричневый круп, чёрные: грива, хвост и нижняя часть ног.
66
Торибэяма - гора близ Киото, у подножья которой совершали кремацию.
67
Иносказательно - императрица. Согласно японской мифологии, существовало три регалии японских императоров: бронзовое зеркало, подвескиподвески( из драгоценных камней-яшмыяшмы( (поэтому императорский дом и называется Яшмовым) и меч Аматэрасу. Символизируют соответственно мудрость, процветание и мужество. По синтоистскому преданиюсинтоистскому преданию(, регалиирегалии( были переданы богиней АматэрасуАматэрасу( ее внуку Ниниги-но-Микото, а затем первому императору Японииимператору Японии( Дзимму. Предполагается, что в настоящее время меч хранится в НагоеНагое(, зеркало в синтоистском храме Исэ-дзингуИсэ-дзингу(, а ожерелье - в императорском дворцеимператорском дворце( в ТокиоТокио(. Но есть версия, что регалии были утеряны во времена борьбы между кланами ТайраТайра( и МинамотоМинамото(. Затем сделаны их копии.
68
Одна из основных сутр буддизма.
69
Хаори - тёплое зимнее кимоно.
70
Монастырь был основан монахом Сайте примерно в конце VIII начале IX. Со временем буддийские монахи фактически основали государство в государстве. Ода Нобунага в период Воюющих провинций боролся с чрезмерным влиянием монастырей, после чего Энракудзи утратил былую мощь и влияние. До нашего времени монастырь сохранился частично.
71
Узлы на оби юдзё (высоко оплачиваемые куртизанки) носили спереди, своего рода выставляя напоказ род своих занятий, а не сзади, как положено аристократкам.
72
Футон - традиционный японский матрац.
73
Иаи-дзюцу - японское искусство моментального выхватывания меча и нанесения удара из любого положения на опережение противника.
74
Арагото - нечто сильное, грубое, неистовое. Стиль в театральном искусстве и театральной гравюре. В наиболее чистом виде встречался в героико-исторических пьесах и являлся принадлежностью исключительно главных мужских ролей.
75
Перевод А. Глускина
76
Куноичи - так назывались женщины-ниндзя.
77
Вспарывание живота. Существовало ещё и сеппуку - это, когда самурай вспарывал себе живот вакидзаси, а его приближённый отрубал ему голову катана, дабы облегчить муки.
78
Жэнь - примерно 2,5 метра
79
Асигару (букв. «легконогие», то есть «не прикрытые доспехами») - вид легкой пехотылегкой пехоты( в средневековойсредневековой(ЯпонииЯпонии(, не самурасамура(йского происхождения, основным оружием которой были пикипики(. Асигару называли простых пехотинцев японских армий позднего средневековья. Асигару являлись самой многочисленной частью самурайских армий, и их действия на полях сражений во многом определяли исход противостояний между соперничавшими даймёдаймё(.
80
Есть также версия, что Тоётоми Хидэёси происходил из крестьян. Мне кажется это маловероятным по той же причине, что и в предполагаемом происхождении Оды Нобунаги. Крестьянин в феодальной Японии не мог достичь высот власти. Ибо самурай и даже пехотинец-асигару порой не считали крестьян за полноценных людей.
81
Имеется в виду костры военных постов, охранявших дворец и город.
82
Струнный музыкальный японский инструмент.
83
Ри - мера расстояния в средневековой Японии, примерно 3,2 км.
84
В эту эпоху Новый год отмечался в начале февраля.
85
Считалось очень дорогим, на срезе оно напоминало мрамор - отсюда и название.
86
Ткань с узелковым орнаментом.
87
Тёмно-зелёный цвет в сочетании с белым.
88
Автор Мацуо Басё. Перевод Владимира Соколова.
89
Онмёдо - магическое гадание, призывающее духа Шикигами, который может принимать облик зверей, птиц и даже вселяться в человеческое тело.
90
Колдовское искусство Онмёдо зародилось в Китае на основе учения Инь-Янь.
91
Из летописи «Сотоба комато», перевод с французского И.Эльфонд
92
Традиционный грим подразумевал наложение белил на кожу лица, подводку бровей и глаз, неяркие румяна, а также губы - в цвет румянам.
93
«Потечь изо рта» - имеется в виду проговориться, выдать тайну.
94
Быстрый поворот вокруг своей оси с выпадом вперёд.
95
Чуть больше метра.
96
Бакуфу - ставка сёгуна.
97
Керамика «парчового стиля» украшалась поверх глазури трёхцветным мотивом с использованием красного, зелёного и голубого цветов.
98
Ткань с орнаментом, вытканным цепочкой.
99
Имеется в виду, что шляпка скрывала рожки ревности, которые по поверьям были у каждой женщины.
100
Катагино - длинная мужская накидка из дорогих тканей. По форме напоминала длинный европейский жилет. Надевалась поверх кимоно.
101
Разновидность синтоистского храма, посвящённого одному из многочисленных духов природы.
102
Кумирня представляет собой небольшое деревянное строение с традиционной японской крышей.
103
Бледно-красного цвета.
104
Автор Оно-но Комати. Перевод А. Долина
105
Автор Оно-но Комати. Переводчик А. Глускина.
106
Женский боевой стилет или сбалансированный нож для метания.
107
Короткий боевой меч - лёгкий, хорошо сбалансированный.
108
Окрашивание клинка меча при помощи примесей благородных металлов.
109
Акэти Мицухидэ некогда был сторонником Оды Нобунаги, но затем, предав его, поступил на службу к сёгуну.
110
Осадные орудия, метающие камни и пращу, были заимствованы у китайцев и часто применялись при взятии крепостей.
111
Специальный отвес на местности перед подступом к стене, затрудняющий штурм.
112
Сюдо - традиционные японские гомосексуальные отношения между взрослым мужчиной и юношей. Были распространены в самурайской среде со средних веков вплоть до XIX века.
113
Имеется в виду императорский дворец.
114
Существуют несколько версий гибели Оды Нобунаги. Первая - он погиб при штурме Адзути и похоронен на территории замка. Вторая - был убит в императорском дворце людьми сёгуна, возможно, захоронен в одном из киотских храмов Дайтоку-дзи или Мёсин-дзи. Третья - погиб на поле боя, защищая свои владения. Его труп был обезображен до неузнаваемости. И четвёртая - был убит в монастыре Хонно-дзи бывшим соратником Акэти Мицухидэ, перешедшим на сторону сёгуна (точные причины неизвестны). Ни одна из них (также как и место захоронения даймё) не имеют точного подтверждения.
115
Небольшие фигурки, вырезанные из дерева или кости, часто использовались в качестве брелка, подвешивались на пояс как украшение.
116
Горный дух.
117
Клан Тоётоми полностью погибнет в 1614 году, защищая свой последний оплот, Исияму (Осакскую резиденцию) от воинов сёгуна Токугавы. Хидэёри и его мать, бывшая наложница Хидэёси, совершат сеппуку.
118
Перевод Владимира Соколова
119
Из «Дневника эфемерной жизни», перевод с японского В.Н. Горегляд
120
Годы жизни 914-982 н. э. Минамото-но принадлежал к одной из ветвей императорского рода, в последствии свергнутого. Дворец Нисиномия считался одним из архитектурных чудес эпохи Хэйан. До настоящего времени не сохранился.
121
После смерти близкого или родственника надо пройти очистительный обряд. Для этого следует уединиться, поститься, т. е. не есть рыбу, а только овощи, рис, бобы и читать специальные молитвы.
122
автор Минамото-но Хитоси, X век, перевод с японского Владимира Соколова.
123
автор госпожа Суси, середина XI века, перевод с японского Владимира Соколова.
124
автор Оно-но Комати, X век, перевод с японского А. Глускина.
125
автор Фудзивара-но Санэката, X век, перевод с японского В.Соколова.
126
автор Минамото-но Тору, IX век, перевод с японского В. Соколова.
127
На этот стиль оказало влияние всё большее строительство замков.
128
В домах знатных людей регламентировалось всё, даже расположение входной двери.
129
Час Свиньи (Кабана) - 21.00: 23.00.
130
Фактически хозяйкой дома.
131
Автор Оно-но Комати. Перевод с японского И. Бородиной.
132
Голубовато-лиловый цвет.
133
Автор Сару-мару Даю, перевод с японского Владимира Соколова.
134
По средневековым японским поверьям одежда, надетая на ночь наизнанку, принесёт удачу. Автор Оно-но Комати, перевод с японского А. Долина.
135
Автор Сайто Мотики из книги «Багряное зарево», перевод Александра Долина.
136
Автор Сайто Мотики из книги «Багряное зарево», перевод Александра Долина.
137
Автор Оно-но Комати, перевод с японского А. Глускина.
138
Автор Ёсии Исаму, из книги «Хмельной бред», перевод Александра Долина.
139
Киото делился на пять линий. На Первой линии, непосредственно вблизи от императорского дворца, жили высокопоставленные чиновники и знатные аристократы, принадлежавшие к императорскому роду.
140
Автор Фудзивара-но Тосинари, перевод Т. Бреславец.
141
Автор Идзуми-Сикибу, перевод Соколовой-Делюсиной.
142
Автор принцесса Сэкусси, вторая половина XII века, перевод с японского Владимира Соколова.
143
Сун - примерно 3 см.
144
Содержание экипажа, а тем более лошади, считалось в средневековой Японии роскошью, и было доступно только весьма состоятельным чиновникам, аристократам или самураям.
145
Лиловый сад - верх кимоно лилового цвета, подкладка - тёмно-красного.
146
Кимоно серо-голубого цвета, с белой отделкой по краям и длинным рукавам, почти достигающим пола. Такие кимоно предпочитали красавицы эпохи Хэйан (ранее средневековье). Вместо оби использовалась широкая синяя лента.
147
Кимоно ярко-голубого цвета, отделанное белой вышивкой в виде снежинок, подпоясанное оби из серебряной парчи.
148
Час Зайца - 5.00: 7.00.
149
Повествование
|
