Елец Юрий Иосифович Коваль


        # Для старшего дошкольного и младшего школьного возраста.

        Юрий Иосифович Коваль
        Елец


        На одной заставе жил пес, которого звали Елец. Это был уже старый пес. Настоящую службу он нести не мог.
        - Что поделать, - говорил сержант Кошкин, - собаки быстро стареют, не то что человек.
        Но конечно, дело было не только в этом. Чуть не десять лет охранял Елец границу. И за это время побывал в разных переделках. В таких, из которых человек-то не всегда целым выходил.
        Но Елец все-таки вышел из этих переделок и теперь жил как бы на пенсии. Горшок борща с хорошей костью - вот это и была его пенсия.
        А застава, где жил Елец, находилась на вершине горы, и дороги туда не было. Вместо дороги в гранитной скале были выбиты ступеньки - ровно четыре тысячи. По этим ступенькам каждое утро вниз, в долину, спускался Кошкин и еще два бойца. Они шли вниз, на базу, а с ними бежал Елец.
        Холодно было на вершине.
        С заставы бойцы выходили в полушубках, но, пройдя три тысячи ступенек, полушубки снимали и прятали в расселину - с каждым шагом становилось теплей.
        Пока они хлопотали на продовольственной базе, Елец лежал на теплых камнях и сонно хлебал борщ из алюминиевой миски. К полудню Кошкин оканчивал свои дела.
        - Ну, - говорил он, подмигивая Ельцу, - теперь бы окрошечки погонять.


        Как-то они возвращались на заставу и тащили на себе большие мешки, а Кошкин нес еще и бидон с молоком.
        Бидон сверкал, и издалека казалось - три горбуна ползут по лестнице в облака и несут с собою зеркало.
        Издали на пограничников смотрел человек.
        А они обливались потом и старались не считать про себя ступеньки. Но ступеньки считались сами собой: сто одна, сто две, сто три, сто четыре…
        У тысячной ступеньки Кошкин поставил бидон, достал из расселины полушубок и вытряхнул ящериц, которые грелись в рукавах.
        - Катитесь! - сказал он ящерицам.
        С вершины дунул ветер, поднял со ступенек горсть гранитной пыли. Елец зарычал.
        К запаху ветра, пришедшего с вершины, подмешался запах человека.
        - Чужой, - сказал Кошкин.
        - Да нет, это Елец так волнуется, от старости.

«Неужто заметили?» - подумал человек, укрывшийся в камнях, и поднял пистолет.
        - Чужой! - повторил Кошкин.
        И тут же белый сноп ударил его в лицо. Пуля пробила бидон - молочная струя хлестнула по ступенькам.
        Нарушителю показалось, что выстрел сшиб всех трех пограничников. Только пес крутился на ступенях. А они отползли со ступенек и повисли над обрывом. Мешки заслонили их.
        Нарушитель еще раз выстрелил в Ельца, и пуля - надо же! - снова ударила в бидон. Он прыгнул от удара и со звоном покатился вниз, разбрызгивая остатки молока.
        Бидон сорвался в пропасть, и ветер подхватил его, засвистел в дырках от пуль. Бидон падал в пропасть, словно огромный сверкающий свисток.
        Кошкин увидел человека, прижавшегося к камню, и выстрелил. Пуля попала в камень - осколки резанули нарушителя по щеке. Он побежал.
        Кошкин еще раз выстрелил - нарушитель оступился и сорвался в пропасть, где прыгал еще и бился на дне измятый простреленный бидон.


        Как-то сержант Кошкин увидел во дворе продовольственной базы ушастого ишака.
        - Это еще что? - спросил он.
        - Ишак, - ответили солдаты с продовольственной базы, - мы на нем продукты возим.
        - Дела! - сказал Кошкин. - А как его зовут?
        - А никак. Ишак, и все.
        - Вот что, ребята, отдайте его мне.
        - Ну нет, - сказали солдаты, - это наш ишак, а не твой.
        - Ладно вам, - уговаривал их Кошкин и объяснял, как трудно таскать на гору продукты.
        Пока сержант разговаривал с солдатами, Елец подошел к ишаку и ткнул его носом в бок. Ишак качнул головой.
        - Да не пойдет он по ступенькам, - говорили солдаты с продовольственной базы, - этот ишак привык ходить по ровному месту.
        - Моя будет забота, - ответил Кошкин.
        Он привязал на спину ишаку мешки с продуктами и бидон. Потом хлопнул его ладонью и сказал: «Валяй!»
        Ишак потихоньку пошел, покачивая головой.
        У скалы, где начинались ступеньки, ишак остановился.
        - Так и есть, - говорили солдаты с продовольственной базы (они глядели снизу в бинокль), - этот ишак привык ходить по ровному месту.
        - Давай, давай, - подталкивал ишака Кошкин, - валяй!
        Ишак не хотел идти наверх. Не то чтобы он упирался или брыкался, а просто стоял, и все.
        - Ишак-то наш, - сказал Кошкин, - видно, глуповат.
        Тогда Елец подошел к ишаку и ткнул его носом.
        То ли нос был у Ельца холодный, то ли, наоборот, теплый - только ишак качнул головой и пошел по ступенькам.

«Да что он? Укусил его, что ли?» - думали солдаты с продовольственной базы.
        Ишак медленно поднимался в гору, ступенька за ступенькой. Елец бежал рядом и поглядывал, как бы ишак не свалился в пропасть. Так они и добрались до заставы: впереди ишак, за ним Елец, а следом, налегке, Кошкин.
        Прошла неделя, другая, и Кошкин перестал спускаться вниз.
        Он навьючивал на ишака порожние мешки, хлопал его ладонью и говорил: «Валяй!» Ишак спускался по ступенькам, а следом бежал Елец. На базе солдаты нагружали ишака, тоже хлопали его по спине и тоже говорили: «Валяй!» Ишак отправлялся обратно.
        Издали странно было видеть, как поднимается по ступеням в облака маленький ушастый ишак, тащит на себе мешки и бидон, сверкающий, как зеркало, а следом бежит старый пес Елец.