Витязь особого назначения Кирилл Кириллов


        #
1370-й год. Вокруг княжества Смоленского неспокойно: князь московский Дмитрий объединяет Русь, Золотая Орда опять закипает, король польский стар и вот-вот под боком грянет война за опустевший трон. Тут хотя бы прикрыть спину от польских притязаний. И князь смоленский отправляет своего сына в Краков, задумав женить его на тамошней принцессе. Но доехать юноше суждено было только до Полесья, что на границе Смоленского, Польского и Литовского княжеств. Там юноша пропал. Как и все, кто был вместе с ним. Масштабные поиски на чужой земле затевать нельзя. Что же делать? Князь смоленский зовет на помощь витязя Ягайло (сына литовского князя Ольгерда, будущего героя Грюнвальдской битвы, будущего польского короля под именем Владислав II и основателя династии Ягеллонов), известного воинской доблестью и дипломатическим талантом.
        Чтобы исполнить поручение князя, витязю Ягайло придется пройти сквозь болота и степи. Через дворцовые интриги и жаркие сечи. А заодно и определить судьбу восточной Европы на ближайшие полвека.

        Кирилл Кириллов
        Витязь особого назначения

        Глава первая

        Солнце медленно садилось за лес, последние закатные лучи просачивались сквозь густую листву. Из-под темных крон на торную дорогу выползал вечерний холодок, пахнущий хвоей и грибами. Мелкая живность скользила в траве, стараясь успеть в норку до наступления темноты. Птицы шуршали в ветвях, устраиваясь на ночлег. Вниз сыпались ошметки коры и маленькие веточки. Лес засыпал. Только уханье готовящегося к охоте филина да далекое карканье воронов иногда примешивались к тяжелому шагу подкованных железом копыт.
        Угольно-черный конь по имени Буян уверенно шел знакомой дорогой, изредка всхрапывая и позвякивая бляшками наборной уздечки, которая свободно лежала у него на шее. В переметных сумах терлись друг о друга наспех собранные в дорогу пожитки. Седло с высокой лукой поскрипывало под наездником - крепким и кряжистым, как едва обтесанный водой камень. К стремени был приделан кожаный мешочек, где прятался окованный железом комель тяжелого копья. О другое стремя бился колчан со стрелами и сильно изогнутым луком. Тетива была снята, чтоб не перегибать дерево и не стирать костяные накладки.
        Ягайло - так звали всадника - сидел ровно, как свечка, лишь иногда движением колена напоминая тянущемуся мягкими губами к придорожной траве коню, кто тут хозяин. Его большая рука покоилась на рукояти короткой сабли в расшитых золотой нитью ножнах, привешенных к тонкому кушаку, повязанному поверх наборной кольчуги с круглыми бляхами на груди. Гриву соломенных волос всадника покрывал островерхий шишак с узким, но крепким наносником. Шаровары с кожаными вставками были заправлены в красные сапоги с загнутыми вверх носами и небольшими каблуками, чтоб нога не выскальзывала из стремени. Спину прикрывал италийского сукна плащ с меховым подбоем, при случае способный защитить и от стужи, и от мороси.
        Витязь был задумчив. Уже под вечер в его одинокую избу на опушке леса прискакал взмыленный княжий стряпчий[Стряпчий - придворный чин, следующий ниже за стольником. Стряпчие выполняли различные поручения царя, служили городовыми и полковыми воеводами.] Акимка[На Руси уменьшительно-ласкательное произнесение имени считалось знаком особого расположения.] с горящими то ли от недосыпа, то ли от лихоманки глазами. Не слезая с седла, испил водицы и сорванным голосом прохрипел, что князь желает пред свои очи немедля. И умчался, безжалостно шпоря коня. Ни грамоты с собой не привез, ни даже ярлыка княжьего не показал. Если б не многолетнее знание посланца сего… Случилось у князя что-то неладное, если понадобился он, да еще и так скоро. Не война ли? Не набег? Да вроде тихо все. И Орда, и московские князья последнее время в тишине и покое пребывают. Если только литовский принц Ольгерд войной пришел нежданно, не зря про него говорят: «Велика рать, а ходит как тать». Да ему б с чего? Нет у него на Руси верней союзников, чем смоляне.
        Покидав в седельные сумы все, что могло пригодиться в дороге и схватке, подперев дверь батожком, чтоб лисицы не забрались, витязь двинулся в столицу. Ни людишек лихих, ни хищных зверей тут давно не водилось. Последних повывели да повыгнали еще при Иване, отце нынешнего князя, а новые, под бдительным оком достойного преемника, как-то не завелись. Пытались, было дело, но дружина, в которой тогда служил и Ягайло, отроком еще, жесткой рукой наводила порядок в местах сих. А позже, когда…
        За дремотными воспоминаниями ночь пролетела незаметно. Когда же солнце начало золотить верхушки деревьев, он уже подъезжал к белокаменному красавцу Смоленску. Крестьянские избы, раскиданные под стенами, медленно просыпались. Над крышами закурились первые дымки, ноздри щекотал аппетитный запах поднимающегося теста. Мычали коровы на утренней дойке, свиньи хрустели свежей ботвой, резвыми стайками выбегали во дворы куры, стремясь первыми успеть к корытам с просом. Холопы с острыми косами на плечах выходили на сенокос.
        В посадах просыпался рабочий люд, взвизгивали пилы, выгрызая первые опилки из огромных бревен. Слышались пристуки молотков камнетесов, разгорались горны ковалей. Купцы хриплыми со сна голосами зазывали в лавки первых посетителей. На богатых подворьях начинались большая стряпня и стирка. Что-то громыхало и катилось. Ругался меж собой дворовый люд. Светловолосые мальчишки, воровато оглядываясь, разбегались по улицам, готовясь к шалостям и проказам.
        И темной кляксой посреди отрадной сердцу каждого человека картины высился княжий кремль. Солнце будто и не касалось его белоснежных стен. Окованные бронзой ворота наглухо закрыты, будто в осаде. Стражники на зубчатых башнях замерли каменными бабами степными. И только вороны черной ордой реяли над маковкой одноглавой, на византийский манер, колокольни. Что за напасть? Не болезнь ли какая заразная в княжьем тереме приключилась, что все закрыто наглухо и караулы везде? Только зачем тогда витязя звать? Саблюкой-то болезнь все равно не изрубишь… Ну да рассуждать и пугаться заранее было не в характере витязя. Он смело направил коня прямо к закрытым воротам. Переехал опущенный мост, остановился в пяти локтях от ворот и, обтерев пальцы о полу плаща, засунул их в рот.
        Переливчатый посвист встрепенул стаю упитанных псов, сбежавшихся со всех окрестностей попировать на куче специально вынесенной им требухи. Даже очищающие ров от ила и нападавшего мусора мужики подняли головы. А их внимание привлечь было совсем не просто - во рву случалось находить гребешки, ножи, а то и монеты. Но княжий двор оставался безмолвен. Витязь покачал головой и свистнул еще раз. В надвратной башне зашебаршились. Из узкой бойницы свесилась длинная козлиная бородка в три волоса, над которой подозрительно поблескивали маленькие свиные глазки. Явно не из караула, из чиновного люда скорее. Тиун[Тиун (тивун) - название княжеского или боярского чиновника, управителя. В Великом княжестве Литовском и в Московском государстве до XVII в. - название некоторых должностей.] али дьяк. В бороде открылась гнилозубая щель.
        - Кто таков и зачем пожаловал? - донеслось сверху.
        От такой наглости витязь аж оторопел.
        - Как кто таков? Это ж я, Ягайло! По княжьему велению, пред его очи.
        - А ну, грамоту покажи, - подозрительно перекосилось свиное рыло.
        - Нету грамоты! Акимка сам приезжал на вечерней зоре, изустно передал. Найди его да спроси, коль мне не веришь.
        Голова нырнула обратно в бойницу. Ягайло подождал еще минуту, перекинул ногу через луку седла и, подойдя к воротам, ударил в них пудовым кулаком.
        - Открывайте, черти, чтоб вас!
        Наподдал ногой для верности.
        За воротами завозились. В бойницу снова высунулось свиное рыло и затрясло бородой.
        - Почто шум поднял, витязь? - проблеял тиун.
        - Не привык я, чтоб меня в палаты звали, а потом от ворот поворот давали! - Витязь снова бухнул ногой по тяжкой створке.
        - Обожди воин, не гневись. - Тон человека стал не таким колючим, примирительным. - Сейчас в палатах разберутся.
        Витязь гневно хмыкнул и присел на большой камень неподалеку. Сорвал травинку, скусил мягкий зеленый стебель и задумчиво пожевал. Сплюнул зеленым на зеленое. К Ягайле подковылял большой пегий пес с вислыми ушами. Он прихрамывал на переднюю лапу и вид имел несчастный и просительный.
        - Прости, брат, у самого росинки маковой во рту не было, - почесал его за ухом Ягайло.
        Пес прикрыл глаза и тяжело вздохнул.
        - Правда нет, - сокрушенно покачал головой Ягайло.
        Тот, почувствовав скрытую в этом мощном теле любовь к зверям собачей породы, закатил под лоб карие глаза и бухнулся на спину. Растопырил лапы и бесстыдно подставил розовое брюхо. Ягайло улыбнулся уголком рта и почесал песьи ребра. Пес дернул ногой от удовольствия и вывалил прямо в пыль длинный розовый язык.
        Рядом с его головой ударило в землю тяжелое подкованное копыто. Облаком поднялась пыль. Пес как ошпаренный вскочил на четыре лапы и стрепетнул прочь, куда и хромота девалась. Ягайло посмотрел в черные, горящие злобой глаза своего коня.
        - Ты чего, Буян? - удивился он. - Я ж ничего, а он тоже в любви и заботе нуждается, вишь хворый какой-то, несчастный, хоть и здоровый, аки теленок.
        Конь презрительно фыркнул, развелось, мол, тут всяких.
        За воротами заскрипел поднимаемый брус. Створка приоткрылась ровно настолько, чтоб пропустить человека и его коня. Ягайло поднялся на ноги, взял Буяна под уздцы и повел на двор. Там его встретил расхристанный и всклокоченный Акимка в сопровождении двух ратников с бердышами.
        - Прости, Ягайло, заставь этих буквоедов Богу молиться - они себе лбы порасшибают. Велено им, видишь ли, только с личного поручения князя, они и… Прибежали… Я им говорю пустить, а они - нет, говорят, сам приходи. Ничего сами решить не могут, чихнуть без соизволения боятся, чиновное племя!
        Он зло пнул кадушку, поставленную для караула. Ковш стукнул о край, разгоняя по воде круги.
        - Да чего тут у вас стряслось-то? - спросил донельзя удивленный таким поведением не по годам вострого умом и рассудительного стряпчего Ягайло.
        Тот открыл было рот, но подозрительно глянул на ратников, окинул внимательным взором верхушку стены и махнул рукой:
        - В палаты пойдем, там тебе все расскажут.
        Витязь пожал плечами, бросил одному из ратников повод и, велев, не расседлывая, напоить, поспешил за Акимкой, который стремительно несся к стрельчатому входу в княжьи покои. Догнал у самой двери и пошел вровень. После зарождающегося снаружи зноя извечная прохлада каменных палат была даже приятна. Только затхлый плесневый запах, вроде бы едва заметный, но не забиваемый ни восточными благовониями, ни кухонными ароматами, тревожил, намекал на плохое. Челяди тоже видно не было, лишь доносились издалека шепотки да топанье пяток, говорящие о ее присутствии.
        Двое дюжих молодцев с короткими секирами на плечах распахнули перед ними двери зала, в котором обычно князь встречал гостей. Комната была пуста. Лавки поставлены на деревянные столы ногами кверху. На сиденье, кое иные называли троном на свейский али аглицкий манер, была наброшена волчья шкура. Факелы на стенах не горели, отчего в зале царил полумрак. Привычный Акимка шел не разбирая дороги, а Ягайле пришлось мелко семенить, стараясь одновременно не зашибить о нечаянное препятствие ногу и не отстать от резвого проводника. Они подошли к малозаметной двери. Из тьмы выскочил сгорбленный человек, шириной плеч и толщиной рук способный соперничать с иным медведем. Он внимательно осмотрел посетителей и даже, кажется, обнюхал, а потом деликатно, костяшкой одного пальца постучал в дверь условленным стуком. Тук. Тук-тук. Тук.
        Дверь бесшумно отворилась, и долговязый Акимка, пригнувшись, дабы не задеть головой низкую притолоку, нырнул в проем. Ягайло, подобрав полы плаща, последовал за ним. Светелка в которой он оказался, была вчетверо меньше зала для приемов, но почти точно такая же. Вдоль стен - столы с лавками, но не для трапез, а для чтения бумаг и письма. Очиненные перья, чернильницы заграничного стекла, кованые свечные фонари, открытые на одну сторону, чтоб иным писарям не мешать. Несколько книг, вороха свитков и берестяных грамот. У дальней стены на возвышении малый трон. На троне князь. Не старый еще мужчина с широкой грудью, тяжелым подбородком потомственного воителя и набрякшими от недосыпа веками. Под княжьей десницей пардус[Пардус - гепард.] - пятнистый пес с кошачьей главой. При появлении незнакомцев он вздыбил на холке шерсть, зашипел и привстал на могучих лапах с неубирающимися когтями, но, повинуясь успокаивающим движениям, снова улегся и блаженно прикрыл глаза.
        За троном несколько человек родственников, из ближних и самых ближних. Дядька, княжеские братья, племянник безвременно усопшей княгини - туповатый детина, но боец знатный, и младший княжий сын. На лице княжича застыла гримаса неприязни и презрения. Видно, он только что говорил отцу что-то дерзкое, и прервавшее его на полуслове появление чужаков княжича сильно разозлило. Ну да то его беда, подумал Ягайло, внимательно оглядывая скорбные лица других родственников. Не желая более гадать, что стряслось, он отвесил всем поясной поклон и обратился к князю:
        - Здрав будь, князь Святослав Иванович. Почто звал?
        - Беда у нас, Ягайло, - немного помедлив, разлепил тонкие губы князь. - Беда!
        За троном зашептались: зачем же, мол, чужому-то все сразу начистоту? Акимка, на которого взглянул Ягайло, потупил взор.
        - Ежли за мной послали, а не за пономарем, стало быть, поправима беда, - сказал Ягайло и, секунду подумав, добавил: - Наверное.
        - Сыне мой старшой пропал. Глеб.
        У витязя противно засосало под ложечкой. Первым его порывом было утешить князя, мол, заблудился в лесу, али к девкам пошел да и запил горькую, хоть на Глеба то не сильно похоже. Но, сообразив, что все леса уже прочесаны, все гулящие девки проверены и все злачные места перетрясены и вывернуты наизнанку, спросил о другом:
        - Давно ли?
        - Шестой день ужо пошел, - глухо ответил князь.
        Ягайле стала понятна усталость на лицах Акимки, князя и родственников. Искали, видать, очей не смыкая.
        - Долгонько. А я пошто тебе надобен? Мое дело - сеча, не сыск.
        - Нет на обычный сыск надежды уже.
        - Понятно. - Ягайло снял шлем и почесал в затылке. На самом деле ничего ему было не понятно. - А где хоть пропал-то?
        - В Полесье.
        - Ох ты, - удивился Ягайло. - Да как же его занесло туда? Что там княжьему сыну делать? Да и Полесье - край немалый, глухой, лесистый да болотистый. Там в одиночку не совладать, людей надо поднимать, выстраивать цепью во всю ширь да прочесывать каждый куст.
        - Ты князя-то поучать не смей, - донеслось из темноты за троном. - Дерзок боль…
        Князь поднял десницу, и голос стих. Пардус открыл бесовские глаза и огляделся хищно.
        - Вишь ли, Ягайло… - раздумчиво произнес князь, а потом словно решился: - А… С самого начала расскажу. Задумал я Глеба женить на принцессе польской.
        - Которой из них? Две там на выданье, я слыхал.
        - То не важно, какая согласится, - отмахнулся князь. - Важнее, что уж больно они в силу вошли, а против родственника воевать не будут. Да и Орда что-то опять закипела. Если на Русь пойдет, нам первый удар принимать. В одиночку, если только Ольгерд не поможет… Да он же не задаром поможет. Можайск захотит али еще каких земель. А так, глядишь, и краковские с люблинскими на подмогу придут. Родственники, чай. Противился отрок, да я настоял, старый дурак, отправил на смотрины… Да тайно, чтоб не пронюхал кто, а то такие нынче тут клубки меж княжеств плетутся… Паукам на зависть. А чтоб, значит, все ладно было, отправил вперед гонцов. Чтоб они из заградного полка к тем, что в обозе поедут, еще дюжину-другую ратников поосанистей выделили да довели до польского двора караулом. Те выдвинулись, стали лагерем у дороги, да в условленное время княжича не дождались.
        И на следующее утро не дождались. Тогда отправили дозорного по дороге, посмотреть: вдруг помощь какая нужна? Колесо, там, у телеги отвалилось, али лошади пали… Так он до стольного града и доехал, обоза не встретив. Встревожился я, Акимку туда послал, посмотреть, что да как. Умом востер сей отрок не по годам.
        Акимка раскраснелся, как девица, поковырял половицу носком сапога.
        - Он все оглядел, - продолжал князь. - И верстах в пяти от отряда нашел у дороги клочья ткани, из одежд вырванной, да стрел несколько сломанных, да пятна крови на траве, что зверьё подлизать не успело. Да следы в глубь болот. И тележные, и людские.
        - А чего ж по следам не пошел? - изумился витязь.
        - Пошел, да недалече. Болотники там в охранении, многие числом, - подал из угла голос Акимка. - Там не то что сыск, там огонь и меч потребны.
        - Народ сей дикий, конечно, но слово свое исправно держит, - удивился Ягайло. - У нас же с ними замиренье. Дедом твоим скрепленное еще, князь. С чего б им его нарушать? Вроде никаких меж нами заруб в последнее время не было. Да они и раньше-то из топей своих носа не казали и к себе дорогу заказывали. На кой ляд им княжич?
        - В том и закавыка, - продолжал Акимка. - Им незачем с нами отношения портить. И люди вроде болотники, да не совсем. Странные какие-то. Я из-за веток плохо рассмотрел, но не похожи.
        - А ты болотников видал хоть раз до того? А то, может, помстилось чего со страху?
        - Болотников не видел. Но по мне, так они на одно лицо должны быть и в одеже ихней сходство иметь. И говорить одинаково. А эти все разные какие-то, с миру по нитке…
        Витязь малость поразмыслил.
        - То ни о чем не говорит. Мало ли, откуда пришлый люд средь них затесался.
        - То верно, - согласился Акимка. - Но и стрелы вроде болотников, а на деле не их - перо не здешнее, да и дерево тож. Но вот глиной обмазаны да тиной заляпаны, будто нарочно хотели, чтоб на болотный народ подумали… А напали тати с умением великим. Обозных-то народу, почитай, две дюжины, оружных много, да и в ратном деле охранители княжича не из последних. Бегать, обратно, резво могли. А их взяли. Да так, что никто не убёг и до отряда ожидающего не добрался, подмогу кликнуть. Ждали там княжича, крепко ждали.
        - А можно на те стрелы взглянуть? - спросил Ягайло.
        Князь кивнул головой, и Акимка поднес витязю деревянное блюдо, на котором лежали два обломка. Оба без наконечников. Один размочаленный, словно стрела попала в камень и разлетелась от собственной силы. Вторая сломана посередине, с бурыми пятнами на светлом сломе и напоминающих совиные перьях. Будто глубоко засевшую в ране стрелу обломали, чтоб вытащить наконечник с другой стороны.
        - Да, не здешние то стрелы, - пробормотал Ягайло, проводя пальцем по оперению. - Южные. Греческие али латинские. Скорее греческие, они так обычно оперение вяжут. И древки у них толще, как у стрел для поля. Болотникам такие ни к чему, в лесу промеж деревьев и кустов с большими да длинными не развернешься. Хотя всяко, конечно, бывает, - неопределенно закончил Ягайло и бросил обломки обратно на поднос. - А наконечников нет?
        - Нет, увы, - вздохнул Акимка.
        - Вот потому и не уверены мы, что болотники то сделали, - снова вступил князь. - Потому и прочесывания устраивать не хотим, чтоб войны не вызвать. Она нам сейчас нож по горлу. А польский король обидеться может, подумает, пренебрегли мы его дщерью. Побрезговали. А они обидчивые, пся крев, затаят злость и отомстят при случае. Пойдут ханы войной, так эти во фланг ударят да еще и земель оттяпать захотят. Знаем мы их. А московское княжество в спину дышит. Митька,[Дмитрий Иванович (1350-1389) - великий князь Московский (с 1359 г.) и Владимирский (с
1362 г.). При нем в 1367 г. построен белокаменный кремль в Москве. Возглавил борьбу против монголо-татар. Руководил их разгромом в битве на реке Воже (1378) и в Куликовской битве 1380 г. (верховья Дона), за что был прозван Донским.] Иванов сын, воду мутит. Козни плетет и заговоры строит. Да князья рязанские. Тоже волки, хоть и единокровные. Эх…
        - Княже, а нельзя с теми болотниками договориться?
        - Трудно их сыскать. Они людям не кажутся, своим разумением живут. Денег не признают, потому и хозяйствуют сами, меняя друг у друга, что нужно.
        - Все равно, мыслю, можно посольство отрядить али куда на торжище сходить, где они бывают, да и переговорить с нужными людьми. Чтоб они сами княжича по своим болотам поискали; кому и знать те места, как не им. Вознаграждение посулить, конечно, не без того…
        - Вот тебя и пошлем. Тут ведь посольство нужно не такое, как в свейские земли или к ливонцам, с грамотами верительными и подарками, а похитрее. Чтоб без огласки сильной, но с понятием. Кого надо, расспросишь по-свойски, кого надо, в бараний рог скрутишь. А если подольститься к кому али обман учинить, так вот Акимка с тобой отправится.
        - Князь! - вскричал обиженный отрок. - Почто меня льстецом выставляешь?!
        - А ты не кипятись, - оборвал его правитель. - Посольская служба, она иногда зело важнее ратных подвигов. Знаешь, сколько душ может уберечь от геенны огненной одно вовремя реченное слово?!
        - Или нереченное, - добавил Ягайло.
        - Или нереченное, - согласился князь.
        Акимка разомкнул было уста, чтоб возразить, но понял намек и смолчал. Князь улыбнулся в бороду и едва заметно, но с видимым удовольствием кивнул. Ягайло в который раз подивился сметливости отрока.
        - Отец, - выступил на свет младший княжич, до этого прятавшийся в тени за троном. - Предлагаю ж я: давай им другого сына сосватаем.
        Князь оглянулся и вопросительно поднял бровь:
        - Это кого же? Тебя?
        - Да хоть и меня! - выпалил княжич. - Нешто я Глеба хуже?
        - Мал ты еще, Юрий, - устало, будто не в первый раз, ответил князь. - Да горяч не в меру, все норовишь поперек взрослых в беседу встрять. С ляхами так негоже.
        - Но отец…
        - Цыц! - рявкнул князь и перевел взор на Ягайлу. - Прошу тебя, витязь, отправляйся туда, посмотри на месте, что и как. У меня уж совсем руки опустились.
        Князь вздохнул. За троном раздались приглушенные шепотки. Зря это он, подумалось Ягайле. Они хоть и родственники, да нельзя перед ними слабость выказывать, вмиг на клочки разорвут. А ведь всяко может статься: что, если кто из них Глеба со свету сжить и затеял? Сначала старшего, а потом этого, младшего… И самому на престол - шасть? Надо б к этим родственникам присмотреться по возвращении, а еще лучше Акимке перепоручить, он в этих делах лучше понимать должен.
        - Все, иди, Ягайло, - пробормотал князь, давая понять, что разговор окончен. - Акимка тебя в палаты проводит да яств сообразит, если надо. Хочу, чтоб завтра с первыми петухами вы в путь отправились.
        - Слушаю, князь, - поклонился в пояс Ягайло. - С рассветом выступаем.
        Он развернулся и вслед за молодым порученцем пошел к низкой двери.
        - Витязь, если нужда в чем есть, доспех какой или иное что, Акимке скажи, он найдет. Казна на дорогу тоже у него будет. Рублей щедро отсыплю.
        - Спасибо, княже, - еще раз поклонился Ягайло.
        - И это… - раздалось ему в спину.
        - Да, княже?
        - Сами разумеете, знаю, но напомнить не лишне. Молчите о деле этом, пока оно не разрешится окончательно. Неважно, к добру или к худу.
        - Понимаем, княже, - ответил за двоих Ягайло. - И дозволь совет дать.
        Князь благосклонно кивнул.
        - Ослабь караулы да ворота открой, чтоб люд торговый мог в ряды прийти, как привык, а то от кремля твоего за пять верст горем разит.
        - И то верно, витязь. Спасибо тебе. Вы ступайте, а мы тут еще по-родственному посудачим.
        Они снова отвесили поясные поклоны и вышли из светелки. Молча пересекли большой зал и углубились в паутину коридоров. При Иване, отце нынешнего князя, многие палаты перестраивали, где разгораживали, где несколько горниц сводили в одну, и теперь не заблудиться в этих катакомбах мог только привычный к ним человек.
        - Правда, витязь, нужно тебе что? - спросил Акимка.
        - Да нет, все свое с собой, а чужого не надо, - пошутил Ягайло. - Разве что водицы родниковой пусть принесут, в горле пересохло.
        - Может, кваску хмельного али чего покрепче?
        - Спасибо, друже, но не надо. Завтра голову лучше иметь светлую, да и перестал я хмельное пить совсем, - вздохнул Ягайло.
        - Давно ли? - удивленно воззрился на него Акимка и даже сбился с шага.
        - Да с того времени, как мы тогда с тобой в корчме[Корчма - питейный дом, не откупной, с вольной продажей, иногда постоялый двор с продажей крепких напитков.] погуляли.
        - Так они ж первые начали! С ножичками да с дрекольем. Вот и воздалось им по заслугам!
        - Да по заслугам, конечно, но души их загубленные на мне, - вздохнул Ягайло.
        - Думается мне, не первые то души и не последние далеко, - хмыкнул Акимка.
        - То и печалит. Боюсь, уж и не успею всех грехов отмолить.
        - Ладно, витязь. Не горюй на ночь глядя, от этого сны дурные приключаются. - Он остановился у неприметной двери, распахнул ее перед Ягайлой. С той стороны звякнул тяжелый засов. - Ложись вон спать, утро вечера мудренее. А девку с водицей я тебе пришлю.
        - Слушай, Акимка, а с чего князь Глеба, старшего сына, женить хочет, а не Юрия, младшего?
        - Да дядья и кумовья всякие, похоже, зуб на княжеский престол точат. Глеб у нас тихий уродился, да хитрый и решительный, а Юрий взбалмошный, но в чужих руках мягок и податлив. Хошь горшки из него лепи, хошь веревки вей. Вот и надоумили они князя Глеба от двора отослать. Чтоб он в Королевстве Польском остался, может статься, и с концами.
        - А чего ж ты молчишь, скажи князю о том.
        - Зелен я еще князю советовать, - вздохнул Акимка. - Он меня выслушает, конечно, да не поверит. А то и палок на конюшне высыпать велит, чтоб напраслины на его родню не возводил.
        - Как бы не пришлось потом за неверие такое локти кусать, - покачал головой Ягайло.
        - Ты за свои локти сильней переживай, - ухмыльнулся отрок. - А они уж во дворце сами как-нибудь перегрызутся. Ладно, витязь, все, иди ты спать. И так лишнего наговорил сверх всякой меры.
        Ягайло кивнул и направился к своим покоям. Зашел в комнату, расстегнул застежку плаща и бросил его на покрытое соломенным тюфяком деревянное ложе. Снял с головы шлем и положил его на крепкий стол. Снял пояс с сабелькой и поставил ее в углу, дабы удобно было схватить, если что. Стянул через голову кольчугу. Вынул метательные ножи из-за голенищ и снял сапоги. Завалился на топчан, вытянул ноги, заложил руки за голову и блаженно прикрыл глаза. После дня сегодняшнего, проведенного в седле, и перед днем завтрашним, который будет проведен в седле же, отдых был особенно сладок.
        В дверь тихонько поскреблись.
        - Кто там? Входи уже, - пробасил Ягайло, кладя ладонь на нож.
        Дверь приоткрылась без скрипа, и на пороге замерла девица, простоволосая, в белом платье до пят. Едва колыхая подол, она просеменила к столу и поставила на него глиняный кувшин. Застыла, словно ожидая чего-то.
        - Ну, чего столбом стоишь? - поднял брови Ягайло. - Надо что?
        - Акимка сказал, - пролепетала девица, - что если вы чего захотите… Чтоб я это… - Щеки ее загорелись пунцовым румянцем, заметным даже в мерцающем свете тонких свечей.
        - Тьфу, охальник, - поморщился Ягайло. - Иди, девица, отседова, не надо ничего от тебя. Почивать я буду.
        Та улыбнулась и рыбкой выскользнула за дверь. Ягайло поднялся, задвинул тяжелый засов, задул свечи и снова вытянулся на ложе, заложив руки за голову. Закрыл глаза. Перевернулся на бок, потом на живот. Повздыхал. Сон не шел. Его перебивали невеселые думы. И даже не о предстоящем походе, за годы службы он повидал такого, что пропажа княжеского отпрыска казалась детской забавой. Из головы не шли давешние слова князя. Выходило по ним, что кругом враги. С одной стороны Орда, с другой - поляки, с третьей - Московия, и каждый норовит поживиться. И ведь поживится, чуть слабину дашь. Может, один, а может, и в сговоре. И чтоб того не случилось, князю самому надо в сговоры вступать, интриги плести, изворачиваться и пугать соседей, чтоб тем даже на ум не пришло. А не то…
        Перед его мысленным взором встала ощетинившаяся копьями железная стена тевтонских рыцарей, надвигающихся мерным, обманчиво-неспешным шагом. Стремительно мчащиеся на невысоких лошадках орды кочевников. Падающие под ударами кривых сабель мужики в белых рубахах. Уволакиваемые в полон за косы бабы, плачущие детишки. Пепелища и обугленные яблони, роняющие в пепел белые лепестки.
        А если ничего о том не знать и не думать, то как славно в княжестве живется: тишь, благодать и красоты неземные, что зимой снежной, что летом жарким. Да, пожалуй, одной княжьей дружины для оберега границ будет маловато. Вот бы всех мужиков на некоторое время, зимой, когда работ немного, сгонять в одно место да учить копьем пользоваться. А понеже топором и вилами, чтоб могли отпор дать тем, что под рукой есть. Да в строй вставать и держать его перед неприятелем. И повторять раз в год. Чтоб науку ратную не забывали.
        Он и не заметил, как уснул за этими воинственными мыслями. И снился ему какой-то странный сюжет из недавно читанного греческого свитка, будто огромный голый мужик с дубиной наперевес гонится за худющим облезлым львом и кричит что-то неразборчивое. Настигает и начинает бить по голове часто и дробно, а лев, закатив глаза, стоически принимает его удары. Наконец до замутненного сном сознания стало доходить, что гулкие удары раздаются не во сне, а в самом деле. Кто-то сильно молотит в дверь.
        Ягайло вскочил с кровати. Нырнул в сапоги и, прихватив в кулак один из ножей - мало ли что, - пошел открывать. За порогом стоял Акимка в легком байдане.[Байдан - кольчуга.] Начищенные звенья поблескивали в утреннем свете. На голове круглый шлем-норманка без острия сверху, в руке плетка-многохвостка, черенком которой он и колотил в дверь.
        - Чего шуму столько делаешь? - хмуро спросил его Ягайло.
        - Так тебя ж иначе не добудиться, - блеснул улыбкой Акимка. - Сон воистину богатырский. И едьбы небось алкаешь?
        - Да, живот подвело, - признался Ягайло.
        - Давай одевайся да выходи во двор. Там кадушка воды, девки тебе польют, а закусим уже в дороге. Я с собой и хлеба, и мяса взял, и… А, ты ж праведник теперь, - снова ухмыльнулся Акимка. - Жду у коновязи, которая ближе к Троицким воротам. - Его каблуки застучали по полу коридора.
        Ягайло поднялся, одернул влажную со сна рубаху, накинул кольчугу, разгладил ладонью складки. Подпоясался. Свернул плащ небольшим квадратом и, положив на него шлем, взял под мышку. Миновал коридор и оказался на боковом крыльце. Прищурился на поднимающееся над башнями солнце и направился к корыту, около которого возились две смешливые девки. Без лишних разговоров закатал рукава и склонился над корытом, выставив сложенные черпачком ладони. В них блестящей струей полилась студеная колодезная водица. Фыркая и отплевываясь, Ягайло омыл лицо, шею, уши, побрызгал на волосы, с наслаждением чувствуя, как ледяные капли скатываются за воротник. Морщась от стылой ломоты в зубах, набрал полный рот воды и, прополоскав, сплюнул на сторону, стараясь угодить в важно бродившего неподалеку гуся. Не попал, но склочная птица все равно наградила его презрительным взглядом и недовольным гоготом.
        - Ишь какой важный, - усмехнулся Ягайло, принимая из рук одной девицы вышитый рушник. - Смотри, в ощип к обеду не попади.
        Девки прыснули в кулаки, а обиженный таким обращением гусь отвернулся и заковылял куда-то, переваливаясь на огромных красных лапах. Ягайло поднял с земли шелом и водрузил его на соломенные кудри. Накинул плащ и направил стопы свои к Троицкой башне.
        Пустынная в такую рань улица вывела его к стене, вдоль которой прохаживалась ожидающая смены ночная стража. Выползали из щелей уличные собаки в поисках утренней поживы. Еще квартал - и коновязь. Буян уже был приведен из дальней конюшни, взнуздан и оседлан. Ягайло благодарно кивнул конюху, который обтер бока коня мокрой соломой и расчесал ему гриву и хвост, и, не касаясь стремени, взлетел в седло. Вопросительно взглянул на Акимку, горячившего неподалеку своего каурого, рыжегривого жеребчика.
        - Что, двинемся, помолясь?
        - Хмельного не пьешь, с девками ни гу-гу, да еще и помолиться на дорожку предлагаешь? - присвистнул Акимка. - Ты, смотри, в монахи не уйди, Ягайлушко. А то будет для нашей рати горе неизбывное.
        - И монахи меч в руке держивали али посох кованый. И на защиту земли своей вставали не хуже дружинников княжеских. И бились честно, - ответил витязь.
        - Ладно, ладно, - замахал свободной от повода рукой Акимка. - Проповеди для других оставь. Им нужнее будет. - И, повернувшись к толпящимся у ворот стражникам крикнул: - А ну открывай, мужи сонные!
        Стражники навалились, откинули запирающий брус и потянули в стороны тяжелые створки. Не дожидаясь, пока разойдутся окончательно, Акимка дал шпоры жеребчику и с улюлюканьем вылетел на простор. Его удаль и задор заставили улыбнуться даже отстоявших ночной караул хмурых стражников. Улыбнулся и Ягайло. С младенчества почти знал он княжьего сокольничего и никак не мог нарадоваться, каким знатным парнем растет единственный сын его друга и учителя. Хотелось надеяться, что и с небес это видно.
        Тронув коленями бока Буяна, Ягайло направил его в ворота. Акимка вертелся в седле от нетерпения, передавая свой азарт жеребчику, уже роняющему пену с недоуздка.
        - Давай до ближней засеки? Взапуски?
        - Охолони, друже, - снова усмехнулся Ягайло. - Кони не разогреты, куда их в галоп. Да и незачем, путь впереди неблизкий. Успеем еще им холку натереть.
        Акимка сморщил нос:
        - Ягайло, иногда мне кажется, что я дружу с древним стариком. Лишнего движения, лишнего слова от тебя не дождешься.
        - Это я твою горячность уравновешиваю, - отшутился витязь. - Взрослей давай, а то князь на серьезные дела отправляет уже, а ты все с шалостями своими.
        Акимка притих, пристроился к Ягайлову коню стремя в стремя, и они порысили по дороге, ведущей на запад.
        Однообразные деревеньки с домами из тесаных бревен, а то и из камня проползали мимо путников. Вековые дубравы сменялись тучными лугами, где лениво паслись крутобокие коровы. Встречные крестьяне с сыто выпирающими над кушаками животами кланялись вежливо, но шапок не ломали и в пыль на колени не бухались. Держались с достоинством. Иногда попадались целые семьи с выводками босоногих детишек, поспешающих за родителями или сонно посапывающих в телегах. От их вида у Ягайло щемило сердце. Он старался гнать от себя воспоминания, пробовал топить в вине, пытался забыться в разгуле лихой драки, но они всегда возвращались. Наверное, поэтому и удалился он из княжьих покоев в далекую хижину. Чтоб пореже видеть счастливых…
        - …За тем холмом, - вернул его в мир голос Акимки.
        - Что?
        - Место, говорю, вот за тем холмом. Приехали уже.
        - Быстро что-то, - сказал Ягайло, потирая предательски зудящие глаза.
        - Да ничего не быстро. Вечереет. Это ты все в каких-то облацех витаешь, витязь.
        И правда, темнело, а Ягайло и не заметил, погруженный в свои думы. Да и обоз княжича двигался куда медленней, чем всадники на лошадях. Если б вышел из стольного града одновременно с ними, досюда едва б к завтрашнему утру добрался. Всадники пришпорили коней и птицами взлетели на холм.
        - Вот там, там оно, - загорячился Акимка, тыча вниз черенком плетки-многохвостки. - В овражке все и случилось. Поедем скорее, покажу, пока не стемнело.
        - Погоди, осмотримся давай. Отсюда свысока видно хорошо.
        Дорога разрезала пополам темную лощину. По левую руку произрастали березки и дубы, светлый сухой лес. По правую болотная трава темным клином втыкалась в самую дорогу, а основанием уходила вдаль и растворялась в надвигающейся с востока ночи. Земли болотников, людей таинственных, диких и не признающих никакой власти.
        - Ну, поскакали? - спросил нетерпеливый Акимка.
        - Поехали. Шагом. И мимо.
        В глазах отрока застыл невысказанный вопрос.
        - Темнеет уже, а кони во тьме видят плохо. Ну как яма на дороге? Да и какие следы мы сейчас сыщем. Утра надо дождаться, тогда уж и браться за дело.
        - Прав ты, Ягайло, - почесал Акимка в затылке рукоятью плети. - Как есть прав. Давай заночуем в трактире, а поутру выдвинемся.
        - А далеко ль трактир? И давно ли?
        - Года три как открылся. А ехать до него верст пять. Там, за лесом.
        - С границей польской рядом? - удивился Ягайло.
        - Не поверишь, витязь, прямо на ней.
        - Да как такое возможно?
        - Трактир человек держит из сынов израилевых. Он и с поляками, и с нашим князем договорился. А возможно, даже и с болотниками какие-то дела имеет. А если нет, то что-то знает, видел или слышал. Пронырлив невероятно.
        - Понимаю теперь, почему тебя князь со мной отправил, - улыбнулся Ягайло.
        Акимка в ответ на похвалу зарделся до корней волос, но виду не подал. Нарочито равнодушно повел разговор дальше:
        - Я туда намедни двух верных людей заслал, под видом паломников в Святые земли. Чтоб они носом поводили, послушали, о чем в трактире судачат. Да и если свара какая выйдет, вступятся.
        Он украдкой посмотрел на витязя, ожидая очередной похвалы, но тот, казалось, уже израсходовал весь дневной запас.
        - Да еще князю велел, чтоб на заставе пограничной слушали, а если услышат, как зимородок кричит, чтоб на помощь скакали.
        - Не рано ли тебе, отрок, князьями повелевать? - сдвинув брови, спросил Ягайло.
        - Ну… Предложил. А что, добрая ведь задумка?
        - Задумка добрая, только ты этими сыскными делами не увлекайся - заиграешься. А это не твой ли трактир? - Он указал на мерцающие вдали огоньки.
        - Он самый, - обрадовался смене разговора Акимка.
        Уставшие путники пришпорили коней и через десять минут въехали в ворота из тонких реек. Из верхней, горизонтальной, торчало два кованых ушка - наверное, когда-то на них висела табличка с названием заведения, но давно пропала. Равно как и забор. Его след еще угадывался в линии, разрезающей вправо и влево кусты и травы, но ни одной гнилой доски видно не было.
        Трактир, большой каменный дом о двух этажах под гонтовой крышей, возвышался среди расчищенной в лесу поляны. В слюдяных окнах первого горел свет и мелькали тени постояльцев. В окнах второго царила тьма, лишь изредка прорезаемая неясными алыми сполохами. То ли отблесками огней из нижнего зала, то ли прикрытыми тряпкой фонарями. Небольшой фонарь горел и перед вывеской, что была прикручена над дверным козырьком. Ее явно сняли с ворот, отшлифовали и выбили новые буквы.
        - Украи?на, - по слогам прочитал Ягайло - грамота была не его стихия. - Что за слово такое, Укра?на?
        - Не Украи?на, а Укрaина, - поправил Акимка. - Это по-польски, земля у края. Приграничная, стало быть, по-нашему.
        - Ясно. А отчего она на польский лад называется, раз стоит на нашей земле?
        - Да в том и фокус, - рассмеялся Акимка. - Зайдем, сам все увидишь.
        Они подъехали к коновязи, у которой, опершись на бердыш, дремал на лавочке седобородый сторож. Осторожно, чтоб не напугать, разбудили старика и вручили ему поводья коней. Ягайло снял с седла переметные сумы, закинул их на плечо и, опираясь на копье, поспешил вслед за неугомонным Акимкой. Тот, склонившись в шутовском поклоне, распахнул перед витязем дверь, выпустив наружу густые запахи еды, очага и крепкого мужского пота.
        Они вошли. Пристанище это, на первый взгляд, ничем не отличалась от многих, что стояли вдоль проезжих трактов. Внизу огромная комната со столами на толстых ножках и грубо, но крепко сколоченными скамьями. На подпирающих потолок столбах коптящие светильники. В постреливающем искрами камине огромные поленья. Посредине лестница наверх, к доходным комнатам. А от стены до стены, ровно по центру зала, - начертанная белым мелом линия, кое-где прерываемая следами сапог.
        За столами проезжий люд, немного, человек восемь. Компания толстеньких ганзейских купцов, видать, по торговым делам, за поташом и ворванью. Молодой пан с тонкими, словно нарисованными углем усиками, какие-то невнятные люди в широкополых шляпах и черных плащах да два православных монаха-паломника. Простоволосые, в черных рясах с обтрепанными подолами, с окладистыми бородами да чинными лицами. Но цепкие глаза, крепкие руки и посохи с царапинами и засечками с головой выдавали в них княжьих дружинников. Правда, никому в зале и дела не было до двух божьих людей, вкушающих в углу хлеб под колодезную воду. Даже хозяину, который стремительно несся к новым посетителям.
        Сгорбленный, с крючковатым носом, с сивой бородой и в маленькой черной шапочке на затылке, он настолько сильно напоминал черта, что Ягайле захотелось перекреститься, но он сдержал руку, побоявшись обидеть держателя трактира.
        - Здг’авствуйте, гости дог’огие, - приветствовал их хозяин, широко распахнув объятия. - Чего изволите? Покушать, попить, пег’еночевать?
        - И ты будь здрав, - важно ответил Акимка. - А изволим мы всего. И попить, и покушать, и переночевать. А может, и еще чего. - Он заговорщицки подмигнул хозяину.
        Тот подмигнул в ответ и уставился на Ягайлу черным как смоль глазом. Но взгляд витязя оставался холодным и равнодушным. Старик в замешательстве потер ладошки, но снова обрел былую уверенность и гонор.
        - Пг’исаживайтесь вот за тот столик, а я пришлю к вам человека и г’аспог’яжусь насчет комнаты. Вы будете ночевать в одной или вам г’азные?
        - Одну, - твердо ответил Ягайло, привыкший экономить княжьи деньги.
        Акимка глянул на витязя с неудовольствием, хозяин трактира - с интересом, но лишних вопросов задавать не стал.
        - На какой стог’оне?
        - На нашей, понятное дело, - ответил Акимка.
        Хозяин кивнул и растворился за ведущей на кухню ширмой. Вместо него выскочил румяный парень в подпоясанной кушаком алой рубахе, быстро обсказал, что есть из готового, а что надо подождать, чем можно запить - и приняв заказ, нырнул обратно. Через мгновение перед путниками появился жареный рябчик, каравай хлеба, жбанчик меда и пара выточенных из цельных кусков дерева блюд, долженствовавших исполнять роль тарелок.
        Ягайло достал нож, несколькими движениями разделал рябчика на аппетитные ломтики, положил пару себе, пару на тарелку своего спутника, нагреб немного пареных овощей, которыми была обложена тушка птицы, отломил добрый кус хлеба. Акимка тем временем плеснул по деревянным кружкам меда и некоторое время за столом был слышен только треск разгрызаемых крепкими зубами хрящей. Утолив первый голод, осоловелый и подобревший, Ягайло откинулся назад и прислонился к стене.
        - Слышь, друже, а что за сторона, про которую хозяин спрашивал?
        - Так трактир стоит ровно на границе, эта сторона еще наша, а та уже польская. Я тебе уже сколько об этом талдычу.
        - Не возьму я все в толк, кто ж ту границу вымерял, леса да болота кругом? Вот была б река…
        - Думаю, это сам хозяин придумал.
        - Зачем?
        - Трактиров-то по Руси много, а такой, через который граница проходит, - всего один. В таком побываешь - не забудешь. Другим расскажешь, они тоже посмотреть захотят. Так и пойдет слава, а вместе с ней постояльцы, а вместе с ними и доход.
        - Хитро, - пробормотал Ягайло.
        - Надо б землемеров послать, да затвердить границу, да посты организовать, чтоб следили зорко, а не как нынче.
        - Зачем, Акимка?
        - А затем, что шляются все, кому не лень. Что носят, к кому ходят? Может, злоумышляют что, а мы и не знаем. Да и знаешь, как в песне поется, «чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»? То-то.
        - Государственно мыслишь, - молвил Ягайло. - Толковый советник князю растет.
        Акимка подозрительно уставился на витязя, но не нашел в его лице и следа усмешки. Ягайло твердо взглянул в глаза отроку, склонился к столу и вновь заработал челюстями.
        Акимка последовал его примеру.
        - Что-то рябчик странный, - сквозь хруст мелких косточек произнес Акимка.
        - Что ж странного в нем? - спросил Ягайло, не переставая жевать.
        - На голубя вкусом смахивает.
        - Твоя правда, - присмотрелся к блюду Ягайло, - хотя черт его… Съедобен, и ладно. Голубь что, мне вот как-то вместо кроля кошку - зверя малого, но вонючего, из сарацинских земель, подсунули, вот то гадость была.
        - Бог с тобой, Ягайло, за трапезой такое рассказывать, - отмахнулся измазанной жиром рукой Акимка. - Меньше думаешь - плотнее наедаешься.
        Когда оба путника, сытые и довольные, лениво догладывали последние косточки, к ним подскочил хозяин.
        - Господа г’ыцари, ваша комната пг’иготовлена, а для…
        Акимка сделал страшные глаза и незаметно для Ягайлы махнул рукой, уходи, мол, не надо ничего. Хозяин понимающе кивнул. Оставил на столе ключ с большим кожаным ярлыком, на котором горячим железом была выжжена цифра 9, и исчез, словно растаял в воздухе. Эта его манера появляться ниоткуда и исчезать никуда стала беспокоить витязя, очень уж скользким казался хозяин.
        Напоследок Ягайло еще раз оглядел зал. Бюргеры-ганзейцы допились до красных рож и тихонько тянули какую-то песню, постукивая по столу днищами деревянных кружек. Типы в широкополых шляпах исчезли. Молоденький пан мирно посапывал, уронив курчавую главу на стол, прямо посереди объедков. И только монахи без особого удовольствия продолжали вкушать в углу хлеб и воду. Акимка подошел к ним, будто для благословения, и, видимо, перекинулся парой слов, но со стороны этого не было заметно.

«Ловок, черт», - с отцовской нежностью подумал Ягайло и тут же украдкой перекрестил себе рот, посетовав, что помянул к ночи нечистых.
        Они поднялись по скрипучей лестнице, нашли свою комнату, занесли скарб и закрыли дверь на ключ, а потом и на тяжелый внутренний засов. От греха. Акимка снаял кафтан, стянул через голову пододетую под него кольчугу. Сбросил сапоги, повалился на тюфяк из соломы и тут же захрапел. Вот и славно, подумал Ягайло, а то с блудницами местными связываться - себе дороже. Еще подхватишь заразу какую заморскую, лечись потом от бубонов ртутью.[В старину считалось, что ртуть - лучшее лекарство от сифилиса.] Привычным движением он раскинул на ложе свой плащ, положил в изголовье саблю, разоблачился до исподнего и провалился в вязкий, без сновидений сон.



        Глава вторая

        Поднялись они засветло, наскоро перекусили хлебом, луком и сметаной и тронулись в путь. Большую часть поклажи и доспехов они оставили в комнате. На том настоял Ягайло. Кольчуга и шлем в болоте плохие помощники. Случись угодить в трясину, утянут на дно. Неплохо было б еще лаптей найти, ибо наполненные болотной водой и тиной сапоги хуже мельничного жернова на шее, да и подошва гладкая на корнях скользит, но не сыскалось.
        Акимка всю дорогу то и дело прыскал в кулак, представляя себе двух витязей - простоволосых, без кольчуг и в лаптях. Его веселье было столь заразительно, что под конец и повеселел и суровый Ягайло, стал улыбаться в ответ на его безудержные приступы веселья. Так, в прекрасном расположении духа, они доехали до места. Акимка соскочил с коня и перепрыгнул через вырытую вдоль дороги канаву для стока воды.
        - Вот Ягайло, смотри. Видишь, куст примят? Явно тащили что-то тяжелое. Ветви обломаны. Да часть еще примята была, потом распрямилась. А вот там дальше поляна.
        Ягайло, не говоря ни слова, тронул бока Буяна коленями. Конь разбежался в два шага и прыгнул через канаву, раздвигая крепкой грудью подлесок. Проскакал с десяток локтей и вынес всадника на поляну, не видную с дороги. По образовавшейся просеке туда же вбежал Акимка, продолжая рассказывать и показывать, как было:
        - А вот тут стрела лежала, та, что с кровью, видать, раненого тут клали. И обрывки были тут, наверное, рубаху рвали, кровь остановить. А вторая-то стрела там, у дороги, в канаве плавала. Кто-то хотел, чтоб мы сразу на болотников грешили.
        Ягайло соскользнул с коня и присел, разминая затекшие слегка ноги.
        - Две стрелы обронили как бы случайно, а остальные-то собрали. В обозе дюжины две народу было, значит, и стрел должны были выпустить немало, чтоб всех порешить. Люди лихие тут не просто в засаде сидели, поджидая телегу с купцом каким-нибудь одиноким или паломников безответных. Ни кострища тут, ни шалашика завалящего. Даже гадить в кусты никто не отходил. - Акимку буквально трясло от охотничьего азарта. - Будто специально для того мешок принесли. - Отрок засмеялся, в красках представив себе эту картину.
        - Ты и это додумался проверить. Ну голова! - подивился Ягайло. - Такую голову под сабли подставлять, что золотыми монетами за рубище драное платить. Прав князь, незачем тебе в воители идти.
        - Да ладно… Пустое, - вновь зарделся Акимка.
        - А где ж тут болота начинаются, о коих ты говорил?
        - Так вот же прямо тут.
        Раздувая ноздри, как гончая, Акимка перебежал полянку и раздвинул густую траву на той стороне. Прямо за ней была небольшая земляная насыпь, укрепленная камнями, от которой начиналась застеленная бревнами гать шириной едва всаднику проехать. А вокруг расстилались темные, заросшие бурой тиной воды, казавшиеся еще непроглядней из-за низко нависающих ветвей плакучих ив. Кое-где из воды поднимались пузырьки, разнося по округе удушливый серный запах.
        Ягайло подошел к краю, поводил носком сапога по насыпи, присел, поднялся, сделал несколько шагов туда и обратно. Взяв камешек, кинул его недалече от берега. Задумчиво посмотрел на расходящиеся по воде круги.
        - О чем, Ягайло, задумался? - дернул его за рукав нетерпеливый Акимка.
        - Размышляю вот… Скажи, в обозе княжича телеги были?
        - Да, две, с подарками и утварью всякой. Да с навесом еще одна, да с сиденьями для самого княжича. Он на лошади не большой охотник скакать, вот и соорудили такую хитрость. Когда ко двору польскому приехал бы, конечно, на лошадь бы пересел, как витязю подобает. Знатную ему кобылку князь подарил…
        - Погоди, тараторка, - прервал его Ягайло. - Если в обозе было три телеги, куда ж они делись?.. Ладно, через канаву перетащить, но по этой дорожке их точно не проведешь, ширины не хватит. Здесь их нет - ни целыми, ни сгоревшими. Следов на земле тоже не видно, хотя колеса должны были знатные колеи пробить, вишь, от копыт какие вмятины? Значит, что?
        - Что?
        - Не знаю что, - покачал головой Ягайло. - Только не здесь телеги эти сгинули.
        - Значит, надо найти где. Может, там, где телеги, и княжич? - воскликнул Акимка.
        - Может, и так. Вернемся на дорогу. Если и искать следы колес тележных, то там.
        Ягайло повернулся идти. Что-то тоненько тренькнуло за его спиной.
        Прежде чем голова витязя успела понять, что произошло, ноги сами бросили его вперед и вбок. Неловко, но подстилка из травы и прошлогодних листьев смягчила удар. Он перекатился через плечо и замер на согнутых ногах, готовый либо кинуться на врага, либо уходить с линии атаки. В руке его блеснул короткий нож.
        Акимка застыл вполоборота к Ягайло, удивленно глядя на свой бок. В нем, уйдя глубоко, почти по самое оперение, торчала измазанная грязью стрела. По жупану[Жупан - старинный кафтан.] расплывалось темное пятно.
        Глаза юноши помутнели, ноги подломились в коленях, и он медленно, почти без всплеска повалился в болотистую воду. Захлебнулся. Закашлялся. Захрипел. Не помня себя, Ягайло бросился вперед. Пущенная твердой рукой стрела расщепила ствол молодой березки недалеко от его лица. Другая сбила листья с кустов неподалеку. Значит, стрельцов несколько. Ягайло прыгнул вперед и вжался в землю. Стрела с ядовитым шипением ударила в каблук, оторвав от него изрядный кусок. Витязь перекатился и присел за толстый ствол, усмиряя дыхание и прислушиваясь к доносившимся из болота хрипам и бульканьям. Акимка был еще жив. Боролся, карабкался на берег.
        Витязь выглянул из-за дерева. Стрела сбила кору в паре вершков от его глаз. Еще одна пронеслась мимо и зашуршала в листве. Хрип и стоны на секунду прекратились. Раздался тяжелый всплеск и новый приступ надрывного кашля. Раненый Акимка не смог выбраться на сухое, сорвался обратно в болото. Ягайло издал сквозь зубы сдавленный стон, в котором мешались боль и ярость. Его друг и сын его друга умирал почти у него на глазах, а он ничем не мог ему помочь. Снова всплеск и захлебывающийся кашель. И несколько стрел, пущенных наугад, для острастки. Опять кашель.
        - Да добейте ж его, аспиды, - прорычал он и заткнул было ладонями уши, не в силах слышать предсмертные хрипы Акимки. Убрал руки, боясь упустить крадущиеся шаги обходящих его убежище стрелков. Снова заткнул, и ему потребовалось немало мужества, чтоб убрать их от головы и сцепить перед собой.
        Наконец все стихло. Акимка замолчал. Навеки. На Ягайлу навалилась смертная усталость. Все разочарования, вся боль давешних утрат легла на плечи, придавливая к земле. Он с трудом разомкнул добела смятые пальцы, уперся в землю и осторожно встал на ноги, готовый в любой момент упасть обратно. Стрелы не летели. Тогда он набрался смелости и выглянул из-за ствола. Новых стрел не было. Лучники ушли? Или затаились, дожидаясь, когда он бросится к телу убитого друга?
        Буян! - обожгла его еще одна мысль. Его боевой конь, товарищ, с которым пройдены и пустыни Междуречья, и германские леса, и заволжские степи, не раз выручавший в опасную минуту, стоял всего в паре десятков саженей и мирно пощипывал травку. А если супостаты его заметят? Решат, что раз он не бросился сломя голову спасать соратника, то к раненому коню…
        Больше не медля, Ягайло сорвал с ноги сапог и метнул в заросли слева от себя. Пока тот летел, обламывая ветки, сбивая листья, сам прыгнул в другую сторону, перекувырнулся через голову и припал на живот. Стрел не было. Он выждал немного, зорко вглядываясь в колышущиеся на ветру заросли осоки с той стороны топи. Ни души. Душегубы ушли. Ягайло сорвал сапог со второй ноги и бросился к тому месту, где он последний раз видел Акимку.
        Юноша лежал лицом вниз. Бурая вода скрывала его тело почти до лопаток. Мокрые волосы облепили лицо. Посиневшие пальцы намертво вцепились в густую береговую траву. Сомнений быть не могло - Акимка мертв. Ягайло упал на колени прямо в грязь, осторожно разжал руки отрока и перевернул его на спину. Прямо в душу взглянули пустые, стеклянные глаза. Чтоб не смотреть в них, витязь прижал голову отрока к своей груди и зажмурился сам. Застыл, беззвучно шевеля губами. Потом встал, вытащил бездыханное тело из воды и, как младенца, подняв на руки, отнес на поляну. Положил на траву. Согнувшись над ним, осмотрел рану и одним сильным движением вырвал из нее стрелу. Прочную, ладную, очень красивую. Ровно такую же, как те, что видел в княжьих палатах. Нездешнюю.
        Буян поднял голову, шарахнулся, влетел в кусты, кося лиловым глазом, и тоненько, жалостливо заржал.
        - Да, Буяша, да, не уберег я парня. Это ведь я ему еще и кольчугу снять велел. И тебя чуть под стрелы не подвел, нет мне, дураку, прощения, - пробормотал Ягайло и пошел обратно на берег.
        Нашел в траве брошенный сапог, перемотал влажную портянку и натянул на ногу. Поискал второй. Тот скатился вниз, к воде, и черпнул болотной жижи. Он вылил воду, обтер голенище об траву и тоже надел, не обращая внимания на сырость, в момент пропитавшую вторую портянку и низ шаровар. Вернулся на поляну, снова поднял Акимку и понес к дороге. Буян как привязанный поплелся следом, понурив голову и опустив уши.
        Ягайло легко, словно и не нес в руках никакой тяжести, перемахнул через канаву и подошел к жеребчику, на котором прискакал отрок. Ухватил за повод и перевалил тело через седло. Конь шарахнулся, дернулся в узде, но Ягайло, казалось, этого даже не заметил. Он вытянул повод, примотал его к одному из ремешков седла подошедшего Буяна и, не касаясь стремени, взлетел в седло. Тронул коленями иссиня-черные бока. Буян понятливо пошел по дороге ровным, плавным шагом, словно старался лишний раз не теребить хозяина.
        Ягайло покачивался в седле. Он видел, что происходит вокруг. Слышал. Но мысли его были совсем далеко. Он не помнил, как конь довез его до трактира. Не помнил, как снимал с жеребчика бездыханное тело. Как нес его в нижние палаты. Как, опрокидывая лавки, вскакивали на ноги ряженые монахи, пытаясь выдать свои удивление, испуг и ярость за христианское милосердие. Как вился вокруг мелким бесом хозяин, умоляя не пугать постояльцев, а убрать тело куда-нибудь с глаз долой. Не помнил, как нес Акимку по ступенькам наверх, в светлицу. Как отдавал лжепаломникам распоряжение отвезти тело в стольный град и наказывал, что передать князю. Не помнил, как надевал шлем и кольчугу, как подпоясывался саблей. Как вскакивал на коня и, нещадно колотя пятками, гнал его обратно к злосчастной поляне. Как привязывал коня к низко растущей ветке, не накрепко, чтоб тот в случае чего мог сорваться и убежать.
        Видеть и понимать окружающий мир он стал, лишь когда вплотную подошел к гати. Сначала долго сидел в кустах, оглядывая берега и пытаясь уловить в них возможное движение или хотя бы определить места, где могли затаиться стрелки. Но, кроме малых пичуг, никто не нарушал дремотной тишины болот. Тогда Ягайло выпрямился, надел на шуйцу круглый, размером в четыре кулака, кожаный щит, взял лук, а десницей наложил на тетиву стрелу и ступил на скользкие бревна. Он понимал, что опередить прицелившегося стрелка не удастся, но другого выхода не было, а способное поспорить с луками неведомых супостатов оружие придавало спокойствия и уверенности, которые были ему необходимы. Первые мгновения каждая частичка тела выла и стонала, ожидая услышать визг пущенной стрелы. Сейчас он очень завидовал твердокаменной бараньей уверенности европейских рыцарей, шедших в бой под крестами и потому убежденных, что Бог не даст и волосу упасть с их головы. И даже когда оказывалось, что их вера в собственную неуязвимость напрасна, никого это не заставляло разочароваться.
        Ягайло был не таков, и сейчас ему это очень мешало. Руки ходили ходуном, пот стекал по спине липкими ручейками, колени противно подрагивали. Было очень страшно выходить на открытый простор, но он понимал - если упустит стрелков, они растворятся в этих болотах навсегда или в другое княжество сбегут, и тогда ему останется только посыпать голову пеплом и уйти в монастырь замаливать все грехи, начиная с сегодняшнего, и обратно, до самого первородного. А двум смертям все равно не бывать.
        Потихоньку витязь успокоился, томление в груди ушло, исподняя рубаха просохла. Приятное тепло летнего дня, чириканье птиц, гуляющий над болотами ласковый ветерок несли умиротворение. Березки на редких кочках, плавающие по поверхности воды невиданные цветы, островки болотной травы с колосками семян напоминали о доме, тянули присесть, а может, даже прилечь. Впервые за много часов на лице Ягайлы разгладились жесткие складки.
        Он уже довольно далеко зашел в глубь болот и не нашел никакого отвода от гати, по которому можно было бы попасть на тот берег, откуда прилетели стрелы. Его окружала сплошная непроходимая топь. Хотя, может, и проходимая где, но, чтоб найти то место, нужно было срезать длинную палку и искать, прощупывая дно вершок за вершком. А сойти с гати значило почти полностью лишить себя возможности защищаться или убегать. К тому же приближался вечер, а во тьме искать дорогу не то что бесполезно, но смертельно опасно.
        Перед ним вырос небольшой, поросший невысокими искривленными деревьями островок. Витязь выбрался на сухое и осмотрелся. Дорога продолжалась и с той стороны, такая же ровная, без перекрестков и ответвлений, уходила в глубь болот и терялась в зарослях. Взглянул назад. Точно такая же дорога, выползающая из болотной травы и тины. Три раза обернись вкруг себя и не поймешь, откуда пришел и куда путь держишь.
        Что ж делать-то? Идти дальше или возвращаться? Вроде и смеркается уже. А завтра с рассветом вернуться на гать и пройти по ней до конца? Или заночевать тут? Ягайло было не привыкать спать на голой земле, да и Буян в случае чего сможет о себе позаботиться - сорваться с ветки и уйти, например, в трактир или приветить копытом по голове непрошеного гостя. Только вот вонища тут… Он сморщил нос. Сернистый запах, к которому он уже попривык за время хождения по болотам, был тут гораздо сильнее. Лучше все-таки пройти - и в такой клоаке ночевать не придется, и, может, еще одно сухое место сыщется. А не сыщется, вернуться к темноте на остров и заночевать… Да вот хоть в этой развилке на ветвях.
        Он опустил лук, хоть стрелы с тетивы не снял, и снова шагнул на гать. Сделал несколько шагов… До острова бревна лежали как влитые, а здесь чуть покачивались, уходя вниз и с чавканьем всплывая из трясины. В иных местах они были положены неплотно и бурая жижа просачивалась на дорогу, делая ее еще более опасной. И растительность стала другой. Темнее и гуще. Ветки сомкнулись над головой непроглядным сводом. Со всех сторон тянулись плети растений, похожих не то на дикий виноград, не то на плющ. Карабкались по стволам, оплетали пни, ложились под ноги ловчей сетью. Осока топорщила похожие на лезвия листья с острыми кромками. Торчащие из воды камни покрывали белесые лишайники. Везде виднелись притопленные или сгнившие во мху до черноты стволы. Дорога словно предупреждала: не ходи по мне. Ягайло сбавил шаг. Видимо, все-таки придется возвращаться, а то что-то совсем неуютно становится.
        И тут витязь заметил какое-то возвышение над темной водой. Опасливо приблизившись, разглядел бревенчатый настил без ограждений. Сколоченный из обтесанных бревен, он смотрелся значительно более крепким, чем расползающаяся под сапогами дорога. Может, заночевать на нем, раз уж так далеко забрел? В десять шагов витязь преодолел расстояние, отделяющее его от настила. Запрыгнул, громыхнув в доски каблуками. Сооружение отозвалось долгим эхом.
        Значит, пустое внутри. Ягайло сдвинул шлем на лоб и почесал затылок. Схрон? Склад? Подземный ход? Иначе на кой строить посреди трясины такой короб, щели затыкать, чтоб вода не сочилась? Надо бы проверить, что там.
        Витязь посмотрел по сторонам, не видать ли кого. Болотный народ, наверное, должен был оставить какие-то посты или дозоры по границам своих земель. Или надеются, что через топи непроходимые к ним никакая дружина не доберется… Но ведь эти лучники, уже и не старающиеся выдать себя за болотников, шастают тут как дома. А может, они с болотниками заодно? И княжича сговорились похитить? Или же похитили его именно болотники, а чужих стрел взяли, чтоб подозрение от себя отвести? Глупо, но возможно.
        Ягайло перекинул лук через плечо тетивой на грудь, опустил стрелу в колчан и преклонил колено. Присмотрелся. Провел рукой по хорошо пригнанным доскам и достал из-за пояса маленький топорик. Вставил лезвие в нащупанную щель и надавил. Настил не поддался. Тогда он поводил руками и нашел другую щель. Приподнялся, перенося вес тела вперед.
        Ягайло почувствовал, что опора уходит у него из-под ног. Снизу пахнуло затхлостью. Почувствовав, что падает, витязь без замаха всадил топорик в доску. Повис. Вспотевшая ладонь поехала по гладкому топорищу, но он подбросил тело вверх и ухватился другой рукой. Пыхтя и чертыхаясь, подтянулся, закинул ногу наверх и перевалился за край. Прижался лопатками к настилу и замер, вслушиваясь в звенящую после шума, вызванного его падением, тишину. Даже птицы замолчали, прислушиваясь, не раздадутся ли чьи хлюпающие по грязи шаги. Ничего не услышав, осторожно перевернулся на живот и заглянул в квадратную дыру.
        Классическая ловушка - две створки на петлях распахиваются вниз под любым сколько-нибудь значимым весом. За ними яма с гладкими стенами, глубиной сажени две. На дне заросшая тиной вода. Под ней либо колья, либо сеть, чтоб любой попавший запутался, как налим. И какая-то специальная штука для шума, ишь как грохнуло. На десять верст небось слышно было, по воде-то звук далече разносится. Надо отсюда убираться, пока устроители западни не подоспели. Ягайло выдернул из досок топорик, вскочил на ноги и обомлел. Гать, по которой он пришел, развалилась. Некоторые бревна стояли в грязи торчком, иные плавали рядом, а некоторые и вовсе утопли. Меж ними змеилась веревка, прежде удерживавшая шаткую конструкцию.
        Вот, значит, как? Веревки хитрые натянули, чтоб, когда створки упадут, они разворотили дорогу, отрезая тем, кто не упал в яму, обратный путь. Он хотел сбросить сапоги и идти босиком, но подумал о болотных гадах, а заодно и о маленьких зазубренных колышках, что могли воткнуть в дно здешние доброхоты. Выдернул из кушака ловко вплетенную в него бечеву, располовинил ножом и перевязал голенища. Опасливо спустился в воду. Ил под ногами подался, потек, но не разошелся до конца. Кое-как уцепившись за него подошвами, Ягайло сделал шаг, другой.
        Пока дошел до островка, обходя или перелезая рукотворный бурелом, с него сошло семь потов. С трудом выбравшись на берег, он лег прямо на тропку лицом к темнеющему небу, которое почему-то… было разрисовано в крупную клетку. Он едва успел выхватить нож, когда толстая сеть с тяжеленными грузилами припечатала его к земле. Грузы стали расползаться вниз, путы врезались в тело и лицо, не давая возможности шевельнуться. Костеря на все лады князя, его семью, их родственников до седьмого колена и небесных покровителей - святых угодников, он стал пилить веревку, что ближе к запястью. Осилил. Дальше дело пошло споро, через минуту он мог уже спокойно двигать рукой, через три поднялся, разминая передавленные конечности.
        А умны болотные жители… Кто бы в топь ни забрел, наверняка захочет выбраться на деревянный помост, а тут яма под ноги. Кто не провалится, а обратно побежать решится, тому сеть. Все ли это подарки от болотного народа али еще остались? Знамо дело, еще не все, он бы точно понаставил гостинцев непрошеным гостям. А сил уже почти и нет, горько думалось Ягайле. Но и помирать в этих гнилых местах он не собирался.
        Собрав все силы в кулак, он бросился дальше. За плечо цапанула какая-то вовсе неуместная тут ветка. Быстро вниз. Со свистом рассекая воздух, над ним пролетело подвешенное недобрыми людьми бревно. Что-то щелкнуло и затрещало. Ничего не видя, почти наугад, он откатился в сторону. В то место, где он только что лежал, вонзилось десяток потемневших, обожженных на огне заостренных кольев. Земля под его рукой расступилась, и он провалился почти по локоть. Выдернул обратно и по движению травы понял, что очутился на самом краю еще одной ловчей ямы. Задом, на рачий манер стал отползать от края и зацепил каблуком еще одну веревку. По стволу ивы над его головой хлестнула толстая гибкая береза. К ее стволу были примотаны острые обломки трубчатых костей крупной птицы, не иначе ядом пропитанных.
        Его тело хотело вскочить и бежать, но разум кричал: нельзя! И верно. Подняв очи, витязь заметил укрепленный в рогатке меж двух веток взведенный самострел с толстенной тетивой и стрелой с тупым зазубренным наконечником, такой из раны просто так не вырвешь. А вырвешь, так вся кровь за час вытечет. Выпрямившись, он положил ладонь на орех,[Орех - здесь: вращающаяся деталь самострела, колесико с зарубкой, за которую цепляли тетиву.] всунул палец под тетиву и сдернул ее с зарубки. Теперь понятно, почему болотники не спешили выяснить, кто бьется в расставленных ими силках. Больно уж хитры были ловушки, и больно мало было шансов остаться живым и невредимым у того, кто в них попал. Но они придут, обязательно придут. Наверное, - он посмотрел на быстро темнеющее небо - теперь уже утром.
        Откуда-то со стороны болот прилетела обмотанная паклей стрела и с шипением воткнулась в землю. Несколько секунд пакля курилась сизым дымком, потом ярко вспыхнула. Ягайлу, обернувшегося посмотреть, откуда стреляли, словно подхватил горячей ладонью великан и зашвырнул далеко-далеко в топь. И уже в полете догнал его и хлопнул по ушам грохот взрыва.


* * *
        Витязь открыл глаза. Вокруг колыхалась тьма, едва подсвеченная смутными зелеными огоньками. Глухо, как из бочки, доносились какие-то звуки, не то кваканье, не то… Не пойми что. Было холодно - да так, что пробирало аж до самого нутра. Леденило сердце. Особо невыносимым мороз казался после обжигающего дыхания взрыва - последнего, что осталось в памяти. Что-то тяжелое и липкое гнетом давило на члены, не давая шевельнуться. Неужели его убило? А это тогда что? Чистилище? Геенна огненная? Что угодно, но уж точно не рай. Да и кто его, душегубца, в рай-то пустит? Он попробовал пошевелиться. Ноги его не слушались вовсе, руки двигались. Медленно, как в детстве, когда, ныряя в омуты, попадал он в тинные места, и намотавшиеся на локти тяжелые водоросли…
        Да он же в воде! В болоте. Эвон, вонища какая. А зеленый свет - от гнилушек. А мрачно так, потому что тучи на небе луну и звезды скрыли. Ягайло облегченно выдохнул и поднес руку к лицу. Ощупал. Бровей не было. Сгорели брови. И от бороды остались только клочки по подбородку, волосы над лбом тоже обгорели до корней. Ерунда, не красна девица. Вроде без ран кровавых обошлось, а вот спину ломит сильно. А звуки такие странные, потому как уши-то под водой. Как и все тело, кроме лица. А голова на кочке подводной. Бывает же везение такое… Ведь, чуть в сторону упади, мог бы и утопнуть. Ягайло осторожно, чтоб ненароком не сдвинуть какую-нибудь переломанную кость, поднял голову. И тут же захотел уронить ее обратно. В голову хлынули звуки ночного болта - кваканье лягушек, крики выпи, шепот ветра в ветвях и… Невнятный разговор. Он прислушался внимательней, слова вроде знакомые, но о чем, не разобрать, все сливалось в один невнятный галдеж. И непонятно откуда, звуки в болоте коварные, с какой стороны доносятся, не уразуметь.
        Над топями пронесся порыв ветра. Глаз луны подмигнул веками облаков, и Ягайло увидел совсем близко от себя два странных холма в человеческий рост. Будто кто-то тины болотной в снопы накидал. И эти снопы медленно двигались в его сторону. И было в их тихом, скользящем движении что-то неземное и пугающее.
        Стараясь ни всплеском, ни звуком дыхания не привлечь их внимания, витязь нашарил возвышающуюся из воды тростинку, обломил ее у корня и, медленно поднеся ко рту, зажал в зубах. Закрыл глаза и, мысленно перекрестившись, сдвинулся с кочки. Кольчуга и оружие потянули на дно. Бурая жижа хищно сомкнулась над головой. Звуки вновь стали далекими и призрачными. Мелкая болотная живность забегала вокруг, проверяя ножками и усиками, съедобный ли ей достался подарок. Все тело невыносимо зачесалось, вода набралась в нос и защекотала, понуждая чихнуть. Стерпеть было трудно. Тело заколыхали приходящие неизвестно откуда волны. Но от движения ли неведомых холмов они происходили али от другого чего, например рыб - водятся ж тут рыбы, - Ягайло было невдомек. Потому он лежал и терпел. Старался вспоминать о чем-то хорошем, светлом, но перед мысленным взором вставало бледное лицо Акимки, его остекленевшие глаза и посиневшие губы, не шевелясь, вопрошающие: «Почто ж ты, дядька Ягайло, меня не уберег?»
        Бурление дна стихло, потом возобновилось с новой силой и по-другому. Раньше оно напоминало шаги по воде человеческих ног, теперь какую-то возню, словно боролись в трясине речные ящеры, заморские. Иногда в воду что-то падало, разгоняя вокруг сильные волны, заносящие в его ноздри новые порции вонючего ила. Он смог выдержать, как ему показалось, целую вечность, а может, и часа не прошло. Нащупав руками дно, приподнял лицо из воды, разжав зубы, выронил соломинку. Странных снопов видно не было, другой какой напасти тоже. Зато в свете зарождающегося утра ясно просматривались и вчерашний сруб, и огненный остров, и кусок гати. Бревна лежали ровно, одно к одному, будто и не разворотило их вчера, как плотно укупоренную кадушку с забродившими огурцами. Все, надо отсюда убираться и князя просить, чтоб дружину прислал. Прав был Акимка - только огнем и мечом…
        Дождаться бы, пока рассветет, но у Ягайлы уже мочи не было торчать в этих проклятых местах. Он поднялся во весь рост, отплевываясь, срывая с себя налипшие водоросли, вытряхивая из-за пазухи раков и отдирая с рук жирных насосавшихся пиявок. Воды было едва по срамное место. Пробуя дорогу ногой, шагнул в сторону острова.
        Нагрудную пластину его кольчуги клюнула стрела. Не сильно, на излете. Не пробив, упала и встала торчком, как поплавок, перьями вверх. Сомлевший от усталости Ягайло с удивлением уставился на нее, нагнулся, вынул из воды, посмотрел. Стрела была настоящая, болотная, из тростника. С наконечником из толстой рыбьей кости. Еще одна стрела зарылась в воду саженью правее от него. Ягайло чертыхнулся, повернулся и кинулся бежать в другую сторону, поднимая фонтаны брызг. Он надеялся, что это хоть чуть скроет его от стрелков. Еще одна стрела, пущенная более сильной рукой, ударила меж лопаток, повалила. Костяной наконечник разлетелся вдребезги, покрывая воду вокруг Ягайлы белой крошкой. Фыркая и отплевываясь, он снова вскочил и опять побежал, держа курс на нависающий над самой водой разлапистый куст. Добежал. Схватился, полез наверх, цепляясь за тонкие ветви, выбрался на клочок поросшей невысокими деревьями сухой земли. Снова провалился по пояс. Потом по грудь. Потом пришлось плыть, преодолевая тяжесть тянущих на дно сапог и кольчуги. Опять выбрался на сухое место и снова побежал. Силы покинули его недалеко от
какой-то голой косы, полумесяцем разрезающей залив с кувшинками и мертвой, стоячей водой. Он с трудом выполз на нее и рухнул, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Приник щекой к казавшейся теплой земле и закрыл глаза.
        - Дядько, дядько!
        Кто-то тряс Ягайло за плечо. Он открыл глаза и увидел перед собой кусок ткани, когда-то, наверное, бывший белым, а теперь насквозь пропитанный зеленой водой и покрытый грязными разводами. С трудом развернув шею, узрел наборный поясок и стеклянные шарики на нитяной вышивке.
        - Дядько…
        - Да не тряси ты, - буркнул Ягайло, поднимая голову и щурясь на восходящее солнце.
        Перед ним на корточках сидела отроковица лет четырнадцати-пятнадцати. В длинном, до пят платье и повязанном до бровей платке. Увидев лицо витязя, сплошь в красных пятнах ожогов, она отшатнулась и мелко закрестилась:
        - Свят, свят, свят…
        - Что такое? - насупился он.
        - Да это… Борода у тебя, - пролепетала девица. - Да брови. И лоб огнем покарябан, и щеки. Это тебя, что ль, вчера взорвать хотели?
        - Меня, - поморщился Ягайло, дотрагиваясь до зудящей раны на лбу. - Да только в толк не возьму, что там взорваться могло, не огненный же порошок китайский. Его заранее закладывать надо, а в болоте он вмиг отсыреет.
        - Болотный газ то был. Если его много скопится где, малой искры хватит, он ка-а-а-ак… - Девица округло взмахнула руками. - Там серой воняло?
        - Зело воняло. - Ягайло вспомнил сизый дымок на пакле, которой была обмотана стрела, и поморщился. - Погоди, а ты откель такая умная? - подозрительно спросил витязь. - Что делаешь в этих гиблых местах?
        - А ты сам кто такой, чтоб спрашивать? - Девица отошла на несколько шагов, задрала подбородок и скрестила руки на груди.
        - Меня князь послал со специальным поручением, - гордо ответил Ягайло и смутился: ай молодец витязь, расхвастался перед сопливкой.
        - С каким таким поручением?
        - То тебе знать не положено! - рявкнул вконец недовольный собой Ягайло.
        - Да погоди. Не кипятись, витязь, может, я тебе в чем помочь могу? - кротко ответила отроковица.
        - Чем это ты мне помочь можешь? - подозрительно прищурился тот.
        - Я у княжича в обозе была. Ты ведь его ищешь, витязь? Ты ведь Ягайло. - Девица не спрашивала, утверждала.
        - Ну Ягайло, да. А ты откель знаешь?
        - Да кто ж тебя в нашем княжестве не знает! Первейший воин! Князев любимец. Нешто тебя послали княжича выручить?
        - А и послали. Сказывай лучше, как дело было и как тебе сбежать удалось? - Ягайло навис над ней широкими плечами.
        - Погоди, витязь, чего ты, все я расскажу! - замахала девица руками. - Только давай сначала с видного места уйдем. Неуютно тут.
        - И правда, - ответил Ягайло, вспомнив, что за ним могут гнаться болотники. - Веди.
        Молча они достигли окончания косы и углубились под сень раскидистых сосен. Девица уверенно вела его меж кустов в какое-то определенное место, только мелькала впереди спина в изгвазданном платьишке.
        - А куда идем-то? - спросил у нее Ягайло.
        - Я тут яму подходящую нашла. Там и от глаз посторонних укрыться можно, и дождь пересидеть, - бросила через плечо отроковица.
        Шли долго. Ягайло даже устал перепрыгивать через корни. Спину заломило от земных поклонов, что приходилось отвешивать поваленным стволам. Наконец добрались до едва приметной промеж корнями дыры. Девица ловко скользнула в лаз. Побитый и обожженный Ягайло, кряхтя, влез следом. Повозился, устраиваясь, сел так, чтоб боль не отдавалась в ушибленных членах. Присмотрелся к девице. Высокая да нескладная, но на лицо красна, коли отмыть хорошенько. Если б еще не платок этот, да белил с румянами добавить…
        - Ты чего пялишься, витязь? - спросила девица.
        - Да ничего, я так просто, - смутился Ягайло.
        - Вот и неча… Ты знаешь, как с болот выбраться?
        - Через гать можно. Но там ловушки и заставы, наверняка есть дозорные.
        - Вот я и побоялась… Я, правда, туда не лезла, из кустов посмотрела. Болотники там часто бывают. Тут по берегу не пройти, топь такая, что палка, - она мотнула головой в сторону березового стволика, обломанного с двух концов и до половины замызганного грязью, - не достает. Там, - она прочертила рукой широкую дугу, - тоже болота сплошные. Беспросветные. До самого до горизонта. Без лодки не одолеть. Я вот и пробовала через косу и левее забрать, вдоль болотной гати.
        - Понятно. А здесь как очутилась?
        - Так разбойные ж люди. - Лицо девушки помрачнело, меж бровями залегла недетская складка. - Поубивали всех, а кого не убили, так в полон свели.
        - А княжич жив? - подался вперед Ягайло.
        - Был жив, сейчас не знаю.
        - Ты воду в ступе не толки, - озлился витязь. - Сказывай, как дело было. С самого начала, да не утаивай ничего.
        - С самого начала, да ничего не утаивая, долгонько получится, - ехидно улыбнулась девица. - Давай я тебе с того места, как напали на нас, расскажу.
        Витязь кивнул.
        - Обоз наш дошел до балки, самого узкого места на дороге, что у болотного леса самого. С нами всадников было две дюжины. Половина - люди воеводы Якима, все с княжьей охраны, люди проверенные. Остальные пришлые какие-то, не знала я их. И вот, когда доехали до балки, пришлые эти как бросятся на наших! Со спины. Одного сразу насмерть убили, а другие-то не сплоховали, давай с этими рубиться.
        Ягайло ждал, что девица расплачется, но вышло наоборот: глаза ее разгорелись, она размахивала руками, показывая, как что происходило.
        - Наши-то на мечах половчее были, ломить начали. А тут из леса еще люди повыскакивали. С луками и саблями кривыми наголо.
        - Западные сабли были али восточные? - уточнил Ягайло, захваченный рассказом девицы.
        - Вот не знаю, витязь, - ответила та. - Воеводу нашего сразу стрелами утыкали, как ежа, прямо насмерть. Остальных тоже поранили сперва, потом и добили. А нас, мамок да нянек с княжичем, на болото свели.
        - В которое место?
        - Того не знаю, на головы мешки понадевали да на лошадей позабрасывали, через седло.
        - Что, так до места на конях и довезли? - напрягся Ягайло.
        - Нет, на лодку еще пересаживали. Да своим ходом вели, по местам сухим и ровным. И привели в крепостицу на острове.
        - Болотников крепостица? - перебил ее Ягайло.
        - То и странно, что нет. Разные там люди, не единого роду-племени. И поляки, и русские, даже ордынцы были.
        - Ордынцы? - удивился витязь. - Точно знаешь?
        - Да откуда мне, сиволапой, ордынца-то знать? - вроде как обиделась девица.
        - Ладно, ладно, не серчай, - примирительно сказал Ягайло. - Сказывай, как дальше было.
        - Так вот, - продолжала она, - стены там бревенчатые, но крепкие, в три слоя. С наклоном в сторону болот. Давно построены, на иных изрядные кусты выросли да мох космами. Ворота небольшие, без оковки, да и зачем она тут, ржа вмиг поест. Во дворе изб дюжины две, амбары какие-то, а вот церквы, даже самой завалящей, нет. Дом, на нее похожий, с колокольней, есть, а крестов на нем нет, там, болтали, заводилы их военный совет держат обычно.
        - Про церкву ладно, укрепления какие разглядела? Стражу? - перебил ее Ягайло.
        - Четыре башни по-над воротами. На них дозорные стоят, но чаще спят, чего там зреть в такой глуши? На башнях тех трубы огненные, ядрами каменными палить могут да картечью. По одной али две, не разглядела. В стенах гнезда сделаны, там тоже огненные трубы, по одной, и склад ядер рядом с каждой, штук по десять. А вокруг крепостицы той в воде ловушек понатыкано всяких-разных. В них живность болотная часто попадается, так дозорным приходится ходить наново заряжать. Уж и ругаются они, уж и богохульствуют. Но со страху то, не по злобе - ловушки больно хитрые, сами попадаются, давеча одному ногу перебило в медвежьем капкане, а другому…
        - И откуда ты знаешь-то столько? Особливо про военное дело да про ловушки всякие? - удивился Ягайло.
        - Так я ж при княжиче была. Он часто книжки читал про походы рыцарские да битвы, с картинками разноцветными. И мне иногда пересказывал. Вот я и запомнила, а когда увидела, сообразила, что к чему.
        - Странно как-то, вроде и на земле болотников крепость, нешто они с ней никак не связаны? Может, приходили зачем? Или привозили что, припасы какие, должны ж в крепости есть что-то.
        - Того не ведаю. Я и болотников тех, признаться, не видела никогда, если даже и были, не отличу, - потупилась девица.
        - Понятно, - вздохнул Ягайло. - А много ль народу в той крепости?
        - Я душ дюжины четыре видела. Некоторые в отряде, одному воеводе подчиняются, некоторые так. Сами по себе. Иные приходили, иные уходили. Воины большей частью. Но и мужики простые бывали, и бабы.
        - А бежать тебе как удалось?
        - Да само как-то вышло, - развела руками девица. - Домов там маловато, потому запихали всех в один - и княжича, и нас с Лукерьей, стряпухой, и наставника его по манерам да поведению. И писца Агафона. Всех, кто жив остался. Вот как-то на вечерней заре вышла я воды набрать, тряпки простирнуть надо было, старика-то одного в сече по ноге зацепило, да тут один из этих ко мне приставать начал.
        - А что ты?
        - А что я? Сделала вид, мол, согласная, да только стесняюсь. Да и он, хоть и пьяненький был, а соображал, начальство настрого запретило им к нам цепляться. Ну и вышли мы с ним за ворота, до ближайшего леска. Тут я ему камнем по голове да и бежать.
        - Что, прямо так через болота и бросилась? - удивился захваченный этой историей Ягайло.
        - Сначала посуху старалась, а потом, как погоню за мной снарядили, подобрала подол и бегом куда глаза глядят. Вот тут и скитаюсь.
        - Показать, где тот лагерь, сможешь?
        - Нет, не смогу, долго нас везли. А уж как по болотам продиралась, и вовсе не помню. Да и не надо тебе туда, витязь.
        - Почему не надо? Княжич же там? - удивился Ягайло.
        - Нет там княжича, увезли его. Вернее, грозились увезти с рассветом, - вздохнула девица.
        - А куда повезут, не слыхивала? Или хоть на каком языке говорили те, кто собирался.
        - Один-то русский, наш, точно, - задумчиво пробормотала отроковица. - Второй, наверное, все-таки из панов, хотя выговор странный был.
        - В Польшу, значит, повезут? - Ягайло нагнулся вперед и схватил ее за рукав.
        - Неведомо то мне, - вырвалась она. - Может, в Польшу, а может, в Орду. А может, и в Москву.
        - А в Москву-то зачем? - удивился Ягайло.
        - А в Польшу зачем? Княжич и так туда ехал. Хотели б его поляки захватить, проще было на своей земле, а не у княжьих застав под носом.
        - И то верно, - нахмурился Ягайло.
        - Ты б, витязь, думы свои резвые придержал. Из топей сначала выберись, да и меня вытяни, а там и о великом думать будешь.
        - И то верно, - снова промолвил он. - Идем, поищем дорогу какую.
        Они вылезли из-под корней. Ягайло задумчиво потер зудящие щеки. Девице он верил, врать ей было незачем, и в сметливости ее он не сомневался. Искать болотную крепостицу смысла не было. Если точно знать, что княжич там, можно было бы попробовать проскользнуть за стены и выручить. А ну как увезли? В одиночку обыскивать все закоулки и подвалы несподручно, и времени на то уйдет много. Надо выходить к людям, посылать оттуда гонца к князю, пусть дружину собирает, а самому народ расспросить по окрестным деревням. Что в Орду, что в Польшу - все мимо ехать. Может, кто что слышал, кто что знает? Ягайло закинул на плечо стволик и пошел обратно к мысу, девица, подобрав подол, посеменила за ним.
        Они без приключений добрались до той косы, где встретились несколько часов назад. Перед тем как сойти с твердого берега в темную воду, Ягайло обернулся:
        - Скажи хоть, отроковица, как зовут-то тебя?



        Глава третья

        Над болотом опускалась ночь. Призрачным светом засветились гнилушки, зашныряли по воде ужи, направляясь на поиски спящих лягушек. Заухали ночные птицы.
        - Все, ночуем тут, - выдохнул Ягайло, опускаясь на небольшой, два шага на два, островок сухой земли.
        В общем-то островки тут были нередки, но большинство так пропитались влагой, что присесть на них означало промочить порты, а то и с головой бултыхнуться. Этот же был крепок и пригоден для ночлега. Девица выбралась из воды, отжала подол и, свернувшись калачиком, задремала. Ягайло сел, привалившись спиной к тонкому деревцу, вытянул гудящие ноги. Караулить смысла не было - кругом вода, всплески будет за версту слышно. А поспать бы надо. Ягайло поворочался, устраиваясь поудобнее. Закрыл глаза.
        Сон не шел. Его гнали то ли гудящие над ухом комары, то ли невеселые думы. Стареть что-то стал, думалось ему. Два раза проваливался по грудь, да так, что, ежели б не палка и не спутница, кормить бы ему раков в тине. А как выбрался, насилу отдышался, неужели старость так подкатывает? И в брюхе пустом бурчит, выловить бы рыбу, так живьем бы съел, да тут, кроме пиявок да лягушек, и живности нет. Чай, не франк или галл какой, лягушек-то жрать. И птицу не сбить, пуганые здесь птицы, сторожкие…
        И главное, пока он тут о сытости думает, из топей этих выбраться пробует да силы собирает, княжича могут увезти куда угодно и сотворить с ним что угодно. Просто убить, запытать до смерти, женить, в конце концов, неизвестно на ком. Или, может, дани потребовать. Или земли. Отпишут князю, отдай, мол, волость какую, пока мы твоего сына на ремни не порезали, и сынов локон приложат. А надежа князева, витязь Ягайло, месит тут гнилую жижу да нянчит привязчивую девицу.
        Он посмотрел на свою нежданную спутницу. Она спала беспробудным сном вусмерть умаявшегося подростка, улыбалась и шевелила во сне губами. Эх, молодость беззаботная, подумал витязь. Перед ним как живое встало лицо Акимки, а за ним потянулась долгая череда лиц. Печальных, укоризненных, злых. Они…
        Ягайло проснулся от толчка в бок:
        - Вставай, княжий спаситель, двигаться пора уж.
        Он открыл глаза. Край неба едва розовел над темными верхушками далеких деревьев. Ополоснул лицо затхлой водицей, надел не просохшие за ночь, скукожившиеся сапоги и взял в руки палку.
        - Почто квелый такой, витязь? Нерадостный? Взбодрись. - Евлампия снова ткнула его локтем в бок.
        - Чему тут радоваться-то? - буркнул Ягайло.
        - Как чему? Живы, и радостно. Ночь прошла, утро наступило. Благодать.
        - И то верно… Ладно, пойдем уже. Глядишь, дотемна выберемся куда-нибудь, хоть до нормального места сухого дойдем.
        - А хочешь, я вперед пойду? - спросила девица.
        - Ну, иди, коль охота. - Ягайло протянул ей палку. - Стой! - заорал он и схватил ее за руку.
        Девица замерла как истукан. Тревожно вгляделась в окаменевшие черты витязя:
        - Что случилось-то, Ягайло?
        - Стой, не двигайся, - проговорил тот, медленно опускаясь на корточки.
        Погрузившись до плеч, он ухватил одной рукой что-то на уровне ее пояса, а другой зашарил под водой. Наткнулся на что-то. Скомандовал:
        - Сделай два шага назад и замри.
        Девушка повиновалась. Только сейчас она заметила, что витязь сжимает в поднятой руке какую-то палку.
        - Что это? - спросила она.
        - Капкан, - коротко ответил Ягайло и дернул что-то под водой.
        Раздался громкий щелчок, поверхность перед ним вздыбилась, полетели брызги. Витязь напрягся и поднял из воды что-то вроде двух крепких деревянных коромысел, утыканных ржавыми остриями, наподобие клыков хищного зверя.
        - Вот и все. - Он обернулся к Евлампии, ухмыляясь во весь рот. - Хорошо, я вовремя заметил, а то бы полноги как не бывало.
        - А лыбишься-то чего, витязь? - удивилась та. - Я тут чуть без ноги не осталась, а он лыбится…
        - А то, что капканы в местах, где никто не ходит, не ставят. Что-то тут близко есть - то ли дорога, для войска годная, то ли жилье, из коего незваные гости забрести могут. Так что выбрались, считай.
        - А ведь верно! Так пошли скорей.
        - Э, нет, - остановил ее Ягайло. - Теперь мы медленно-медленно пойдем. Где один капкан есть, там и второго жди, и третьего. Дай-ка мне палку. Вперед я пойду, а то ты в этом деле несмышленая.
        Девица безропотно согласилась. Ягайло взял палку и, полукругом проверяя пред собой дно, пошел к ближайшем деревьям, долженствующим расти на сухом месте. Через несколько десятков шагов дно начало подниматься, тина стала не такой вязкой. Ноги сами понесли воина к близкому берегу. Он чуть не поддался этому искушению, но остановился. Сообразил: почуяв близкое спасение, жертва кидается к нему, не видя ничего вокруг, и именно тут…
        Он медленно повел палкой. Под водой щелкнуло. Палку чуть не вырвало из рук. Еще один капкан. Ягайло развернул укоротившийся стволик и покачал головой, оглядывая размочаленный конец. Показал Евлампии:
        - Ишь оно как…
        Та в ответ тоже покачала головой:
        - А скажи, Ягайло, зачем они так капканы ставят? Он же насмерть не убьет ведь, покалечит только. Оттяпает полноги.
        - На то и расчет, - ответил Ягайло, хмуря брови и сосредоточенно водя палкой по мелководью. - Ежели ты один, так далеко уползти не сможешь, без ноги-то. А ежели со товарищами, так они тебя, увечного, не бросят, ежели не басурмане какие али варвары жестокосердные. Нести на себе будут. Тут их догнать и взять легче, усталых-то.
        - Не по-людски это, - как-то совсем по-стариковски вслух подумала девица.
        - Люди вообще часто так поступают - не по-людски. Ладно, неча молодым о таких вещах думать.
        - А когда думать, как не в младости? - спросила девица. - Если с младости не думать, с возрастом жестокосердие в привычку войдет, не отучишь.
        Ягайло обернулся и с интересом посмотрел на долговязую некрасивую девицу с плоской грудью. Вздохнул и стал прощупывать путь до берега дальше. Видать, неласково судьба с ней обошлась, раз такие думы в голове.
        Скользя разбухшими подошвами, Ягайло выбрался на глинистый берег и осмотрелся, ища в просветах меж деревьями блеск воды, говорящий о том, что болота тянутся дальше. Не нашел, равно как и самих просветов. Лес стоял дерево к дереву, как в ратном строю, сомкнув стволы. Неужели все-таки кончились топи?
        - Дошли, похоже, - подтвердила его мысли Евлампия, отжимая подол платья, за время хождений превратившегося в грязную тряпку. - А дальше куда?
        - В трактир надо, у меня там вещи кое-какие остались, - ответил Ягайло. - От грязи отмыться надо, поесть, поспать, может, чуть да княжича искать.
        - И как ты его искать собираешься?
        - Сначала постояльцев порасспрошу да хозяина, он многое знать должен. Там и поглядим.
        - А со мной что? - спросила девица.
        - А что с тобой? Обратно в княжий дворец поедешь или домой, к мамке.
        - Так нельзя мне в княжий дворец. Опасно там.
        - Это с чего? - удивился Ягайло.
        - Так я ж сказывала: на воеводиных людей свои напали. Ну, не свои, - поправилась она, - а те, кого ему в помощь дали. А раз так, то долго мне там не прожить.
        - Это почему? Кому ты нужна-то?
        - Вот, витязь, силен ты, ловок, а глуп непроходимо, - съязвила девица.
        - Это с чего? - насупился Ягайло.
        - Да все у тебя «с чего», «почему», «не пойму». Если свои на своих нападают, значит, заговор в княжьих палатах. Вдруг кто из тех нападавших, кто потом в крепостицу вез, сейчас при дворе ошивается? Если заявлюсь, наверняка решит, что я его вспомню, и плавать мне в пруду с перерезанным горлом.
        - И то верно, - почесал в затылке Ягайло. - Ну, домой иди тогда.
        - Нет у меня дома, сиротинка я подкинутая. Ни отца, ни матери не знаю. С младенчества при кухне жила, куда князь по доброте сердечной определил. - В ее голосе задрожали слезы.

«Вот только плача бабьего не хватало!» - подумал Ягайло и поспешил успокоить девицу:
        - Ладно, ладно, сопли утри. До трактира доберемся, а там и подумаем, что делать с тобой. Чу, слышишь?
        Он поднял палец вверх, призывая к молчанию.
        - Не, не слышу ничего, - шепотом пробормотала Евлампия. - А что там?
        - Да колеса скрипят, кажись. А ну идем.
        Он схватил девицу за рукав и поволок прямо сквозь кусты. Она не сопротивлялась, только старалась укрывать глаза от веток локтем да быстрее перебирать ногами, поспевая за ломящимся сквозь кусты, будто бык, витязем. Перепрыгнув отводную канаву, они выскочили на земляную дорогу, красиво обложенную с двух сторон цветными камешками. И как раз успели заметить скрывающийся за деревьями задок крестьянской телеги. Не говоря ни слова и не выпуская девичьей руки, Ягайло бросился следом. Его сапоги выбивали из дороги клубы пыли, грудь раздувалась кузнечными мехами, грива волос развевалась по ветру, во все стороны летели водоросли и комья подсохшей грязи. Евлампия болталась у него на руке траченной молью скатертью.
        Телегой правил одинокий мужичонка, сухонький, как веретено, в мешковатой рубахе. Услышав сзади топот, он, не оборачиваясь, хлестнул кнутом лошаденку, и та пошла тряским галопом, от чего, казалось, ее острые ребра разорвут дряблую шкуру. Телега загромыхала на выбоинах. Груз под соломой запрыгал, добавляя лишнего грохота и скрипа.
        - Стой! - что есть духу заорал Ягайло. - Стой, собачье отродье! Стой, тебе говорят!
        Мужичонка не обернулся, только втянул голову в плечи и стал сильнее нахлестывать свою клячу, будто надеясь, что она сможет бежать резвее. Ягайло наддал. Евлампия запуталась в подоле платья и упала. Витязь протащил ее по дороге еще сажени две, потом расцепил пальцы и, освободившись от груза, рванул семимильными шагами. Догнав телегу, ухватил ее за заднюю ось и приподнял. Лошадь дернулась в постромках и стала как вкопанная. Мужичок слетел с передка и, кувыркнувшись в воздухе, укатился ей под копыта. Ягайло поставил колеса на землю и вразвалочку обошел телегу. Мужик лежал в дорожной пыли ни жив ни мертв. Очи его были крепко смежены, руки сцеплены под животом, одна нога едва подергивалась, должно быть, со страху. Ягайло нагнулся, сгреб его за ворот рубахи и поднял. Мужичонка засучил в воздухе ногами, но глаз не открыл и рук не разомкнул.
        - Э, землянин,[Земствами в старину называли небольшие хозяйства свободных крестьян.] ты чего не останавливаешься, когда тебя добрые люди просят? - спросил его витязь, встряхнув для острастки.
        - Откуда мне знать, что вы добрые? - прохрипел тот, но очей так и не разомкнул.
        - И то верно, - проговорил Ягайло и опустил мужичка, чуть придержав, пока тот не нащупал лаптями земную твердь. - А что, тут добрых мало, все в последнее время худые шастают?
        - Шастают, - обреченно согласился мужичок. - И так спасу от вас нет, да еще болота рядом. Оттуда не то что люди недобрые, вообще нечисть какая-то забредает.
        - Прям нечисть? - удивился Ягайло.
        - Нечисть, нечисть, - подтвердил мужик, мелко крестя пуп. - Лешаки да кикиморы. Ночью по окрестностям бродят. Кричат, огни зажигают. Жуть. - Мужичка передернуло. - Скотину иногда со двора сводят, а следы чудные.
        - Ты это, старый, очи-то открой, - сказал Ягайло.
        Мужичок осторожно приоткрыл один глаз, ойкнул и зажмурил его сильнее прежнего.
        - А, это-то… - Витязь провел рукой по клочками выгоревшей бороды. - Ты не думай, это я с кикиморами твоими встретился, огнем их опалился. Вот те крест.
        Мужичок опасливо приоткрыл глаза, оглядел заляпанную грязью кольчугу, разбухшие сапоги, саблю на боку да топорик за пазухой. До конца не успокоился, но осмелел:
        - Витязь, значит?
        - Есть такое дело, - согласился Ягайло.
        - Чего ругаешься тогда, чего добрых людей отродьем собачим да старичьем облезлым кличешь-то? - В голосе мужичка закипел змеиный яд.
        - Прости, добрый человек, сгоряча я. Давно мы по болотам ходим, устали, оголодали совсем, нечистью напуганные. Да и таких слов вроде не произносил, это уж ты сам додумал.
        - Додумал не додумал, а про пса и про старого точно было. Так ты не один что ли? - подозрительно спросил мужичок.
        Ягайло вспомнил про Евлампию и оглянулся. Той не было видно на дороге.
        - Разворачивай телегу, - скомандовал он.
        - Это зачем еще? - Мужичок отступил на шаг и упрямо выпятил подбородок.
        - Спутница моя там осталась, подобрать надобно.
        - Так ты сходи и подбери, а я тебя пока тут подожду, упряжь проверю, не порвалось ли чего, - пробормотал мужик. - А то не приспособлена моя телега к таким скачкам-то.
        - За дурака меня держишь?! - возвысил голос Ягайло. - Опять в бега норовишь податься, когда я спиной повернусь? А ну, марш на передок и шевели вожжами.
        Мужичок вздохнул и стал разворачивать телегу, старая лошадь плохо слушалась, телега скрипела, норовя съехать в канаву. Ягайло снова взялся за заднюю ось. Крякнул, в два приема, чтоб не сломать дышлом шею лошади, развернул телегу на передних колесах и с треском опустил на дорогу.
        - Богатырь, слышь, ты поаккуратнее, а то если так, то…
        - Давай ужо, - оборвал его Ягайло, запрыгивая через борт на свежее сено подстилки, - ехай.
        Чтобы придать мужику скорости, витязь шлепнул нерасторопного возницу по спине молодецкой ладонью. Того перетряхнуло, как осиновый лист на ветру. Что-то бормоча себе под нос и почесывая кнутовищем ушибленное место, мужичок повел телегу в указанном направлении.
        Девица сидела прямо за поворотом, пытаясь замотать окровавленную коленку относительно чистым лоскутом, оторванным от рукава платья.
        - Евлампьюшка, ты как? - соскочил с телеги ошалевший от неожиданности Ягайло.
        - Твоими молитвами, витязь, - едко ответила та. - Вишь, что твои рывки сделали.
        - Он и меня стукнул, и телегу умыкнул. Худой человек твой богатырь-то, - запричитал с облучка мужичок.
        - Закрой хайло, не до тебя, - рявкнул на него Ягайло и склонился над девицей. - Ничего, подвяжем сейчас, а доедем до трактира, промоем рану да мазь приложим, у меня в сумах есть. Волшебная, любую боль в момент снимает, а залечивает, что и следа не остается, - почти проворковал он.
        - Давай, вяжи уж быстрее, - оборвала его Евлампия. - Да потуже, чай не красна девица.
        - Кто не красна девица? - не понял Ягайло.
        - Ты не красна девица, - неизвестно на что озлилась Евлампия. - Затягивай сильней.
        Когда перевязка была окончена, Ягайло помог девушке доскакать до телеги и завалиться на солому. Запрыгнул сам.
        - Теперь вези нас в Укрaину, - снова хлопнул мужичка по спине Ягайло. - Знаешь такую небось?
        - Корчму-то? Знаю, как не знать-то?
        - Вот и вези. Или снова телегу разворачивать?
        - Не. Не надо, по дороге она, - ответил мужичок. - А ты б, богатырь, того… По человечески бы, что ль, попросил, - пробурчал мужик. - Я б тогда с охотой. Все одно собирался туда заехать, а то третьего дня отвозил туда снеди кое-какой с огорода, так хозяин мне две копейки и полушку недодал. Слушай, богатырь, дело у меня до тебя есть…
        - Какое еще дело? - разлепил глаза убаюканный покачиванием телеги Ягайло.
        - А давай ты мне поможешь долг назад стребовать? Тогда будем в расчете. Все по чести и справедливости.
        - А сам-то не можешь почему?
        - Да хитер хозяин, как бес. Ты ему слово, он тебе пять. Так закрутит, завертит, что проще плюнуть да забыть.
        - Ладно, помогу, - смягчился Ягайло. - А что, трактир-то далеко? Дотемна успеем?
        - Надо успеть! Тут версты четыре всего, да и мне затемно домой мимо болот возвращаться резону нет. Хотя, в общем, и днем тут теперь…
        - А что ж князю, тебя как зовут-то, кстати, чего, говорю, князю-то не доложите? Он отрядит кого разобраться. Если надо, и дружинников пошлет, - посулил витязь.
        - Никифором кличут. Да ходили мужики в стольный град. К самому князю не попали, а вот с братом его младшим, Дмитрием Всеволодовичем, встречались. Обсказали ему все подробно, что тут у нас и как. Он разобраться обещал. Да обещанного, как видно, три года ожидают.
        - Странные дела, - ни к кому не обращаясь, произнес Ягайло. - Князь на людские беды отзывчивый.
        - Князь-то да, но кто сказал, что и родичи его таковы?
        - То верно, - кивнул головой Ягайло, вспоминая, как тявкали на него из-за трона, и поспешил сменить тему разговора: - Слышь, Евлампия, имя у тебя уж больно заковыристое. А тебя как дворовые ласково кличут, чтоб попроще? Лампушкой али Евлашкой?
        - Ты это, витязь, Евлампией меня зови, и никак иначе. Понял? А не то я тебе во сне последние недогорелые космы повыдергаю, - окрысилась девица.
        - Ладно-ладно, молчу, - засмеялся Ягайло, вздевая руки вверх, шутливо сдаваясь на милость победителя.
        - М-да, витязь. Воин ты бывалый, видать по всему, сильный, но вот с людьми-то беседы вести совсем не обучен, - посетовал мужичок.
        - Да пошел ты ко псам, - обиделся Ягайло. - Торопи давай клячу свою, если не хочешь на обратному пути лешакам на ужин попасть.
        Весь оставшийся путь они проделали молча. Мужичонка сидел насупившись, лишь изредка оборачиваясь и поглядывая на витязя сычом. Тот дремал, смежив веки, чтоб не смотреть, как девица Евлампия, бесстыдно задрав подол, баюкает пораненную ногу. Наконец впереди показались ворота. Почуяв кобылу, хоть и старую, заржали у коновязи жеребцы. Ягайло открыл глаза. Хлопнул возницу по спине:
        - Любезный, ты нас во двор не завози, сами дойдем. Там разворачиваться тяжко.
        - Ишь ты, разворачиваться тяжко? - горько произнес мужичок. - Пожалел волк кобылу. Солнце к закату клонится, куда я теперь поеду-то?
        - К дому, вестимо, - не понял причин его стенаний Ягайло.
        - Какое к дому? Это ж мимо болот, в темноте, да одному? Мне живота лишиться не за понюх? Тут останусь. Если во двор пустят, в телеге переночую, а дождь пойдет, так и под ней. А со двора погонят, так тут у ворот устроюсь, все ближе к людям.
        - Так комнату у хозяина сними.
        - На какие шиши я ее сниму-то, витязь? - Мужичонка кипел едва сдерживаемым гневом.
        - Так я тебе сейчас помогу денег с хозяина вытрясти, вот на них и…
        При упоминании о деньгах гнев их спутника потух, но вместо него в глазах появилась кручина.
        - Супруга моя про те деньги знает, надобно их домой привезть, в хозяйстве-то не лишние. Да и вообще…
        - Что, ухватом огреет при встрече? - хохотнул Ягайло, помогая Евлампии слезть с телеги.
        - Не, она у меня добрая. Любит. Потому и расстраивать ее не хочу. Она в слезах к утру будет вся, глаз не сомкнет, будет Бога молить, чтоб твари болотные меня к себе в трясины не утащили. А я тут с вами.
        Витязю стало совестно.
        - Ладно, прости за жену, добрый человек. Не думал же я, что так обернется. Да и ты ж сразу не сказал?
        - А сказал бы, что б поменялось-то? У вас, вон, дела неотложные, видать по всему, а я человек простой, кому до моих надобностей дело?
        - Ладно, ладно, - вконец смутился Ягайло. - А вообще… Заводи телегу во двор, я тебе и с долгом помогу, и ночлег обеспечу. У меня тут кровать на много ден вперед оплачена, да спать некому. Ты вот и переночуешь в тепле и уюте. И денег не возьму.
        - Ну спасибо на добром слове, витязь, - поклонился мужичок. - Стар я уже на земле голой ночевать, кости ломит. - В его голосе снова появились плаксивые нотки.
        - Откуда старость-то в тебе взялась, только что ж не было? - притворно удивился витязь. - Все, не гундось, обещал накормить, напоить и спать уложить - исполню. Лучше девице вот помоги, встань по другую руку.
        Мужичонка молча повиновался. Евлампия повисла на мужских плечах, поджав одну ногу, и, помогая себе другой, поскакала к входу в трактир. Сбоку из-за угла вылетел Буян, заржал радостно и ткнулся мордой Ягайло в плечо. Тот улыбнулся, погладил коня по лбу, обнял рукой лебединую шею. Заворковал:
        - Дружище! Знал, что придешь, не сгинешь в болоте.
        Конь в ответ тихонько заржал, засопел и блаженно прикрыл глаза.
        - Все, иди пока, я попозже приду, проведаю. Сенца принесу. Сейчас, вишь, девицу надо уложить. Захромала.
        Конь покосился на Евлампию лиловым глазом, недовольно раздул ноздри, развернулся и ушел обратно за угол, всем видом показывая, что не так уж он сильно уверен, что какая-то девка важнее их дружбы.
        - Какой у тебя конь, - удивилась Евлампия. - Умный!
        - Он не у меня, он сам по себе, - ответил Ягайло. - Мы с ним друзья-соратники. А ты, Никишка, чего пригорюнился?
        - Да тоже позавидовал, - честно признался мужичок. - Меня не все люди так понимают и слушают, как тебя эта коняга.
        - Ничего, будет и на твоей улице праздник, - усмехнулся Ягайло. - Пойдем уже.
        В трактире было многолюдно. У самого входа за столом веселилась компания странствующих студентов. Они чокались, расплескивая по столу содержимое кружек и наперебой рассказывали какие-то похабные истории. В общем гвалте было трудно что-нибудь разобрать. В центре, за самым большим столом, восседал какой-то вельможа в заморском, расшитом золотом кафтане, с расчесанными гребнем волосами и томным выражением лоснящегося лица. Двумя пальчиками он держал перепелиную тушку, отрывая от нее зубами полоски нежнейшего мяса. Два дюжих молодца, глотая поодаль слюни, не спускали глаз со стоящего у его левой ноги сундучка.
        В отдалении сидели несколько человек в широкополых шляпах, закрывающих лица. Похожие на давешних, да не те.
        Ну чисто татары, подумал Ягайло. За стол садятся, шапок не сняв. Или просто лица скрывают? А это что? В углу он заметил людей. Один, в некогда дорогой, тонкой ткани рубахе, теперь превратившейся в рваную окровавленную тряпку, казал кукиш двум в зацело кованных, на ливонский манер, доспехах. Те краснели лицами, тискали рукояти длинных мечей на поясах, но мужчину не трогали. Ягайло пригляделся. Их разделяла белая черта на полу. Вот, значит, как, подумал витязь - переступил, считай, за границу сбежал. Зело интересно. Правда, на наших может и не подействовать, если что, но в иных случаях полезно может оказаться.
        И тут он чуть не оступился, заметив в углу «паломника», под личиной которого прятался один из людей князя. Ведь велел же отправляться в столицу, доставить тело Акимки с наказом! Зачем остался? Еще что недоброе случилось? Паломник тоже заметил витязя и его спутников. Удивленно приподнял брови, но виду не подал. И Ягайло решил разговоров не заводить и вообще не знаться с посланцем напоказ, пока не разберется, что тут к чему.
        К вновь прибывшим подлетел хозяин. Запричитал радушно и заискивающе:
        - Ви таки не повег’ите, как я г’ад вас видеть. - Он развел руки в сторону, будто собирался обнять всех троих путников разом. Но, заметив мужичка, осекся и даже сделал шаг назад.
        - И ты будь здрав, - ответил Ягайло. - Не заселил в нашу светелку уже кого? Плачено-то вперед. Помнишь?
        - Да что ви пг’идумываете? Как можно? - Хозяин снова всплеснул руками. - Комната закрыта, все вещи в целости и сохранности. Друга вашего… - он притушил голос и склонился ближе к Ягайло, - я помог пг’оводить. И постаг’ался сделать все так, чтоб никто не заметил.
        - Спасибо, - ответил Ягайло. - А сейчас не мог бы ты нам баньку организовать, обмыться как-то да вещички простирнуть. Вишь, уляпанные все какие. А платья женского у тебя не сыщется, отроковице переодеть?
        - Платья, увы, не сыщется, да и баньки нет, постояльцы не пг’осят обычно. Но могу выставить у задней стены большую кадушку и наполнить ее теплой водой. Подойдет вам?
        - Будет тебе за это от меня низкий поклон, - поблагодарил витязь. - Да не смотри, как алкающий пищи Ящер,[Ящер в мифологии северных славян - змей, владыка подземных вод.] и заплачу, конечно, тоже.
        Ягайло почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Обернулся, поглядел в просительные глаза мужичка.
        - Ты это, деньги землянину верни.
        - Какие такие деньги? О чем ви? - замахал короткопалыми ручками хозяин, словно отталкивал что-то от груди.
        - Какие деньги-то тебе вернуть? - Ягайло обернулся к мужичку.
        - Да как же, - засуетился мужичок. - Я вот давеча привез два пуда репы, пшена мешок и ногу коровью, а он говорил…
        - Да что я говог’ил, что говог’ил? - перебил его хозяин. - Г’епы было полтог’а пуда от силы, а нога ког’овья, та вообще…
        - Цыц! - рявкнул Ягайло. - Хватит вам препираться! Слушать мочи нет. Завтра на свежую голову об том поговорим. А сейчас ключ неси, - обратился он уже только к хозяину. - Готовь иди кадушку свою, мы придем скоро. И поесть чего собери, да неси прямо в светлицу, тягостно нам будет вниз к столу спускаться.
        Хозяин попятился, закланялся, раздвинул спиной отделяющую зал от кухни занавеску и исчез в пахучем нутре.
        Мужик помог витязю довести уже почти не хромающую девицу до комнаты. Принесенным ключом Ягайло отомкнул замок и заглянул внутрь. Его постель осталась нетронутой, и кутыль с вещами лежал так же, как он его оставил. Лавка, на которой спал Акимка, белела темным верхом, тюфяк с нее сняли и унесли. Наверное, пропитался грязью болотной да кровью из раны. Кожаного баула, набитого всякими нужными вещами, деньгами, грамотами и прочим, тоже не было. Видать, его забрал «паломник», для того и остался, чтоб передать вернувшемуся Ягайло. Что ж, и с этим тоже завтра, а пока мыться и спать. Спутники зашли в комнату. Мужичонка не проронил ни слова, только вздохнул. Девица с интересом огляделась.
        - Скромненько, да чистенько, - одобрила она. - Только бы перегородку какую поставить надо, раз ты, витязь, о второй опочивальне не озаботился.
        - В тесноте, да не в обиде, тем более, что со второй опочивальней и не выйдет пока. Хозяин наверняка денег вперед затребует, а вся мошна в Акимкином бауле была. А баул… - Он осекся и замолчал.
        - А сам Акимка где? И это кто? - спросила девица.
        - Потом расскажу, не сейчас, - буркнул Ягайло. Зашарил по светелке, зачем-то даже заглянул под кровать. - Что б такого придумать-то тебе надеть? А то от платья хуже, чем от овина, разит.
        - Да и ты, витязь, не розами пахнешь, - грубовато ответила девица.
        - У меня зато порты есть переодеть да рубаха, а тебе не в мокром же ходить?
        Девица заозиралась беспомощно, теребя узелок платка на шее.
        - Я могу помочь, - подал голос Никифор.
        - Как же ты поможешь?
        - У меня в телеге под соломой платье женино лежит. Возил к мастерице одной, вышивку сделать к Иванову дню.[Иван Постный - Церковный праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя. В этот день строго соблюдается односуточный пост. Нельзя рвать яблоки и варить щи. Нельзя готовить еду в круглой посуде. Если в этот день замечали в небе журавлиный клин, то ждали раннего снега и скорой зимы. Отмечается
29 августа (11 сентября по григорианскому календарю).] Вот, забрал. Оно тебе, девка, великовато будет, но пока твое не высохнет, походишь, коль не побрезгуешь.
        - Спасибо, я дело твое доброе запомню, - как-то уж очень серьезно ответила та.
        - Да пустое, - отмахнулся мужичок.
        - Пойдешь с нами мыться? - спросил его Ягайло.
        - Не, не так чтоб запачкался сильно. Схожу за платьем да кобылку проведаю, а то старая она уже, а сегодня эвон сколько поездить пришлось. - С этим Никифор развернулся и исчез за дверью.
        - Хороший все-таки человек Никишка, хоть на первый взгляд и ядовит, как мухомор, - задумчиво произнесла девица. - Редко таких встретишь.
        - Да господь с тобой, Евлампия, - удивился Ягайло. - Таких, почитай, каждый первый по Руси.
        - При дворе княжьем я росла, там люди иной раз друг другу хуже волков.
        - Не след нам за княжий двор кручиниться. Далеко до него. О себе думать надо. Давай уж, пошли, покуда вода обещанная не остыла.
        Они вышли из комнаты, и Ягайло запер дверь на ключ. Прошли узким коридором и спустились по шаткой лестнице на задний двор, обнесенный глиняной, в полтора роста, стеной. Ясеневая кадушка полсажени в поперечнике манила горячим парком над темной гладью налитой в нее воды.
        - Давай, Евлампия, первой полезай, пока не остыло. Обмоешься быстро, а потом уж и я. Вон и Никишка с платьем идет.
        Мужичок подошел, церемонно неся на вытянутых руках платье беленого сукна. Подол был расшит золотой нитью с камешками. Павлиньи глаза, перья жар-птиц, башни и маковки невиданных городов играли-переливались в падающем из окон свете.
        - Кто ж красоту такую сотворил?
        - Да есть у нас девчоночка одна. Колченогая от рождения. Но, видать, что Бог в ноги недодал, в руки-то и ушло. Такая мастерица… Евлампия, слезно прошу, не заляпай.
        Мужичок торжественно передал платье с рук на руки витязю и зашагал прочь. Ягайло так же, на поднятых руках, преподнес его девице.
        - Ты еще на колено встань, - хохотнула она. - И будешь прям как лыцарь с картинки. Да не красней, а повесь лучше на край, а очи опусти, а еще лучше вообще уйди. Мне раздеться надо.
        Ягайло пожал плечами, положил платье на край кадушки и сел спиной. Сорвал былинку и сунул в рот, прислушиваясь к плескам и вздохам за спиной.
        - Витязь, - вывел его из задумчивости голос Евлампии. - Ты задремал никак?
        - Нет, задумался просто. А ты уже все? - Не дожидаясь ответа, он обернулся.
        Девица стояла перед ним в роскошном платье. С мокрыми волосами, раскрасневшаяся после горячей воды. И впрямь краснa, подумалось Ягайло, а что руки-ноги великоваты, так бывает, что не свезет. Вон, мастерица, что платье вышивала, та совсем…
        - Ну, ты прям не витязь, а дума боярская, - хихикнула девица. - Хватит пялиться, омывайся давай да приходи спать. Тоже намаялся, поди, за день.
        - И то верно, - ответил Ягайло. - А ты ступай, мне тоже разоблачиться надо. А платье оставь, я заодно со своим постираю.
        Девица кивнула и, ни слова не говоря, отправилась к лестнице. Хромоты почти не было заметно.
        Вот ведь, думал Ягайло, глядя девице вослед и натирая широкую грудь ладонью, а могла бы стирку на себя взять. Бабье все-таки дело мужские порты стирать, а не наоборот. Хотя сам вызвался, чего уж теперь…
        Он набрал в грудь побольше воздуха и опустил голову под воду, расчесал пятерней волосы, выполаскивая грязь и ил. Вынырнул. Еще раз прошелся ладонями по телу и, опершись на край кадушки, выскочил из нее одним движением. Фонтан поднятой им воды преломил и разбрызгал свет далеких звезд.
        Ягайло нашарил на земле сверток с чистыми портами и рубахой. Облачился. Достал из-за голенища стоящего рядом сапога короткий тонкий нож, со скрипом провел по щекам и подбородку, сбривая обгорелые остатки былой растительности, зачерпывая горстью воду и сбрызгивая на сторону. Подумал, не подрезать ли сгоревшие волосы, да решил, что так только хуже сделает, и оставил как есть. Обтер нож о штанину и вернул на место. Почистил сырой ладонью ножны сабли, обмыл сапоги, поплескал воды на кольчугу. Бросил в кадушку грязные тряпки, приложив к ним платье Евлампии. Поводил в воде рукой, закручивая ее в глубокую воронку. Потом в другую сторону. Выгреб из кадушки и скрутил, отжимая со всей молодецкой силы. Опять бросил, покрутил туда-сюда и вновь отжал почти досуха. Золы б немного для чистоты, да песочка, подумалось ему, но для похода дальнего и так сойдет.
        Огляделся, куда б повесить на ветерке, но вспомнил, что не в родной деревне. Люди тут проезжие, пришлые да ушлые, ну как попрут одежку? Свернул все пожитки в тугой узел и направил стопы свои к лестнице. Не касаясь перил, взлетел на второй этаж и замер в оторопи.
        Никифор и Евлампия сидели прямо на полу под дверью опочивальни. Между ними стояло блюдо с жареным поросенком, дурашливо зажавшим в пасти печеное яблоко. Мелкими желтыми зубами мужичок огладывал оторванную ляжку, запивая ее квасом из стоящего рядом жбанчика. Девица же, набив полный рот, с трудом пережевывала длинную полосу мяса, оторванного от спины. По ее голым выше локтя рукам, поблескивая, стекал жир. Хорошо хоть рукава догадалась закатать, чтоб красоту-то не угваздать, мелькнуло в голове Ягайлы, а на язык вывалилось совсем другое:
        - Вы что ж устроились родственника единокровного-то жрать?
        - Ягайло, ты о чем? - дернув горлом, сглотнула девица очередной плохо пережеванный кусок.
        - Первый раз вижу, чтоб свиньи свиненка харчили, да руками, да на полу, - нахмурился воин.
        - А чем ты думал, когда, уходя, нам ключа не оставил? - посклочничал Никифор.
        - Правда, Ягайло, - примирительно пробормотала сквозь чавканье Евлампия, - мы приходим, а тут такое изобилие, а животы-то подвело, как было не отведать?
        - Ты не стой столбом, дверь отпирай, чтоб приличным людям гузно на жестком не отсиживать. Да и сам поешь, - милостиво разрешил Никифор.
        Стараясь не наступить в блюдо, Ягайло сунул ключ в скважину и толкнул дверь. Его спутники, не переставая чавкать, подхватили с пола снедь и занесли ее в комнату. Водрузили на стол и продолжили трапезу. Прикинув размеры поросенка и скорость, с которой он исчезал в ненасытных ртах, Ягайло развесил влажную одежду на вбитых в стену колышках и присел к столу. Одним росчерком ножа отрезал себе кусок грудки и впился в нее зубами. Теплый сок потек в горло, умопомрачительные ароматы перца и душицы защекотали нос. Только сейчас он понял, что за последние два дня у него маковой росинки во рту не было. Он заработал челюстями, сквозь хруст прислушиваясь к неторопливому разговору, который вели уже порядком насытившиеся Никифор и Евлампия.
        - От люди-то живут, - жаловался Никифор. - Чтоб мне телегу справить у мастера, нужно было два года, почитай, корячиться. Поле, огород, куры, гуси, коровы две. Ни отдыху, ни продыху. Жена по ночам глаз не смыкала, над прялкой маялась. Я, бывало, наломаюсь, залезу на печку, а она сидит внизу, пальчиками тонкими ниточку скручивает да на веретено наматывает, а у меня, вот те крест, аж слеза на глаза наворачивается… А тут у них аж две телеги стоят, сеном заваленные. Да хорошие такие. Одна добротная, крепкая. Хошь лес на ней вози, хошь сено, хошь покойника на кладбище, хошь невесту на свадьбу. А вторая вообще с крытым верхом. А внутри сиденья сделаны и мягким обиты. Кто же такое диво удумал-то?
        У Ягайлы свело челюсти, волчий аппетит улетучился, а животе стало пусто и холодно.
        - Что ты сказал? - медленно, с расстановкой переспросил он Никифора.
        - Ты чего, витязь. - отпрянул мужичок, чуть не подавившись с испугу. - Почто глаз бешеным стал?
        - Где ты видел крытую телегу? - спросил Ягайло, и голос его был звонок и остр как нож.
        - Так там, за коновязью, когда свою телегу ставил. Смотрю, сена навалено горой. Не снопы, а как-то так… Не пойми что. Ну, я сенца чуть отщипнул, кобылке своей, а там край деревянный. Разгреб немного, полюбопытствовал, влез подальше, а там, значит… А рядом еще один сноп, - затараторил мужичок. - А под ним… Витязь, да не смотри ты так, боязно мне, - взмолился Никифор.
        - Успокойся, Никишка. Нет ни в чем твоей вины, - ответил Ягайло, вставая.
        Посмотрел на притихшую Евлампию. Та съежилась в углу и ответила ему жалостливым, понимающим взглядом. Если телеги из княжьего обоза тут, значит, и те, кто на него напал, убил воеводиных людей, тоже неподалеку.
        Ах, глупец. Если б пришел один, они б подождали, может, захотели бы выяснить, что ему удалось вызнать на болотах и удалось ли вообще что. А раз с ним девица, значит, она все рассказала, и теперь им всем, и даже ничего не подозревающему Никифору, уготована одна судьба. И чтоб ее избежать, придется сильно постараться, с такими-то бойцами за спиной. А ведь их будут убивать первыми, чтобы никто потом не мешал разбираться с оставшимся в одиночестве витязем. Да, в первую голову надо отвести угрозу от них. Самому пойти к телегам, устроить плищ[Плищ - шум, крик, смятение, волнение.] знатный, вызвать убийц на себя, а там уж посмотреть, кто кого в честном бою.
        Ягайло обтер руки случившейся рядом тряпкой, накинул кольчугу, подпоясался саблей.
        - Я уйду и дверь запру, а вы тихо тут сидите, как мыши. Да вон топчаном подоприте… Хотя она наружу распахивается. А все равно подоприте. - Он повернулся к Никифору. В руке витязя блеснул неизвестно откуда взявшийся кинжал.
        - Чего это? - покосился на пол-аршина тусклой стали мужичок и отодвинулся подальше.
        - Бери, бери. - Ягайло молнией провернул кинжал в руках и протянул его Никифору рукоятью вперед. - На всякий случай.
        - Не, несподручно мне. Не держал в руках никогда такого оружья-то, - заелозил в углу мужичок. Глаза его расширялись, все больше наливаясь страхом.
        - Мне дай, витязь, - подала дрожащий, но решительный голос Евлампия. Протянула руку, пальцы ее уверенно сомкнулись на оплетке из ивовой коры.
        Бой-девка, с уважением подумал Ягайло и, не оглядываясь, вышел. Замкнул дверь, тенью, чтоб не скрипнула ни одна половица, скользнул к ведущей на задний двор лестнице. Слетел вниз, почти не касаясь ступеней. Распахнул дверь.
        Ночной воздух, совсем недавно казавшийся нежным и бархатистым, толкнул в грудь упругим кулаком ветра. Тревожно застрекотали кузнечики, гулко заухал филин, и даже, кажется, где-то вдалеке завыли волки. Ягайло хотел обойти круг света от одинокого масляного светильника, но передумал. Вышел на середину, осмотрелся напоказ, внутри ежась от собственной беззащитности. Всего одна пущенная умелой рукой стрела… Он пошел к коновязи. Пот стекал по спине, во рту было кисло и противно. Страх пригибал к земле, тянул спрятаться в отбрасываемой стеной тени, куда не проникал свет в одночасье ставших злыми и холодными звезд. За каждым шорохом, за каждым ночным звуком ему чудилась поступь врага.
        Наконец дошел до коновязи. Выдохнул облегченно. Здесь, среди всхрапывающих, переступающих во сне коней, среди нескольких подвод, в компании сладко дремлющего в своей будочке деда-сторожа, он почувствовал себя в относительной безопасности, хоть особых причин тому и не было. Оглядевшись, заметил описанные Никифором стога.
        Подошел, отвалил в сторону добрый пук соломы. Мужичок не обманул - из-под сухой травы выглядывал лакированный бок княжеской телеги с надстроенной над ней деревянной будкой. Оставив все как было, Ягайло развернулся на каблуках и широким шагом уверенного в своей правде человека направился к главному входу. Рванул на себя дверь и вошел в зал.
        Хозяин сидел за небольшим столом в углу, черкая гусиным пером в большой растрепанной книге. В чадном мерцании сальной свечи его крючконосая тень чертовски напоминала Вельзевула, как его любили рисовать в церковных книгах. Заслышав тяжелую поступь витязя, жидовин поднял голову.
        - Гость дог’гой. - Его черные глаза засветились притворным радушием. - Отчего не спишь? Что по ночам бг’одишь?
        - Душно стало, решил проветрить буйну голову, - молвил Ягайло, подходя к столу. - До коновязи дошел да много чего интересного там узрел.
        Хозяин встал, отодвинув табуретку. Попятился.
        - И что ж ты там такого узг’ел, витязь? - Голос его заметно дрожал, улыбка словно прилипла к тонким пергаментным губам.
        - Да вот телегу нашел, что намедни пропала тут недалече. Вместе с княжьим сыном. Откуда она у тебя?
        - Телега-о? Не знаю ни пг’о какую телегу. Слыхом не слыхивал, видом не видывал! - затараторил хозяин, сильно, до визга повышая голос. - Скажешь тоже, телега! Кг’ытая еще. Отг’одясь в наших кг’аях такой не бывало.
        - Хозяин, не юли. - В голосе витязя звякнула сталь. - Либо сам скажешь, либо я помогу. Да так помогу, что дух вылетит. - Витязь шагнул вперед и сгреб ворот хозяйской рубахи в шишковатый кулак.
        Тот заверещал кроликом, попавшим на волчий зуб. Забился, почувствовав, как отрываются от пола ноги.
        - Пошто смуту наводишь да на людей добших кидаешься? - раздался сверху уверенный голос.
        - А кто спрашивает? - обернулся Ягайло, не опуская хозяина на пол.
        На верхних ступенях лестницы, едва освещенных фонарем из коридора, он увидел человека. Высокая фигура, волосы до кружевного воротника, гордая осанка, накинутая на плечи шуба с горностаевым воротником. Рука в перстнях покоится на рукояти тяжелой сабли. Лица не разглядеть.
        - Того тебе знать не надобно, - ответил человек. - Зашем покойнику такие знания? - Он густо рассмеялся.
        Из угла, вторя ему, донесся противный скрипучий смешок. Из тьмы выступил невысокий человек в плаще с накинутым на голову капюшоном. Под плащом виднелся камзол с многочисленными пряжками и крупными латунными пуговицами, на ногах мягкие сапожки, делающие шаги бесшумными. Он двигался скользящей походкой, напоминая ядовитого змея. В руке поблескивал длинный стилет. Входная дверь скрипнула, проем закрыла черная тень. Ссутулив плечи и нагнув голову, она протиснулась и, распрямившись, оказалась гигантских размеров громилой с тонкими вислыми усами татарского воина. Бочкообразную грудь его закрывала кожаная кираса, на плечи были накинуты звериные шкуры, с шеи, рук и пояса свисали шнурки с многочисленными амулетами. В руках он сжимал огромную секиру.
        - Зря ты, воин, сюда явился, зря нос в наши дела сунул, - издевательски посетовал человек в шубе. - Но теперь уше нишего не попишешь. - Он сокрушенно развел руками. - Придется тебя убить.
        Ягайло повернулся так, чтобы обмерший в его руке хозяин встал между ним и супостатами живым щитом.
        - Да ты не бойся, мы быштро. Шик - и готово, - снова засмеялся человек в шубе.
        По шепелявому выговору и одежде Ягайло определил в нем поляка из знатных.
        С визгом вылетела из ножен сабля. Шляхтич[Шляхта - привилегированное сословие в Королевстве Польском, Великом княжестве Литовском. Сначала чисто воинское сословие, позже утвердившее за собой право на выборную монархию.] отбросил в сторону пустые ножны. Человек в плаще зазмеился меж столов к Ягайле. Громила в дверях поднял секиру и стал медленно приближаться к витязю, отпихивая ногами скамьи.
        Ягайло швырнул хозяина под ноги приближающемуся татарину, вспрыгнул на стол, уходя от гадюки в черном плаще, и, пробежавшись по столешнице, прыгнул к поляку. Тот сдернул с плеч шубу и кинул в витязя. Полы затрепетали в воздухе, закрывая обзор. Сверкнула в темноте сабля. Чтоб не попасть под ее разящее лезвие, Ягайло упал на стол, перекатился и приземлился на ноги по другую его сторону.
        Поляк оскалил зубы и закрутил перед собой саблей, выписывая сверкающие восьмерки. Ягайло усмехнулся. Меж столов так не повоюешь, внимание отвлекает, значит. От кого? Неужели от этого долдона? Громила отшвырнул хозяина так же, как и скамейки, и снова пошел на витязя, занося секиру. Ан нет, вот от кого. Гадюка метнулся вдоль стены, обходя сзади. Поляк ударил кончиком сабли, целя витязю в горло над кольчугой, тот откинулся назад, оступился и увидел взлетающий над головой полумесяц секиры. Согнувшись, он кувыркнулся под стол. Столешница над головой хрустнула, полетела щепа, отлетела в сторону перерубленная доска. Ягайло вылетел из-под стола с другой стороны и крутнулся вокруг себя, пропуская мимо жало стилета, ухватил противника за шею, но тот выскользнул, оставив висеть на руке Ягайлы черный плащ. Отбросив его не глядя, витязь прыгнул вперед, сабля за его спиной с визгом рассекла воздух. Выставив вперед руки, Ягайло толкнул дверь и выкатился на улицу.
        Следом за ним вылетел гадюка, метя в шею. Ягайло поймал саблей тонкое лезвие, отвел в сторону и выставил вперед локоть. Противник налетел на него горлом, захрипел, откатился назад. Секира плугом взрыла землю в том месте, где только что была нога витязя. Он крутанулся, подставляя свою саблю под вражескую. Дождем сыпанули искры. Ударил ногой, не глядя, и пригнулся, иначе не сносить бы головы. Прыгнул вперед затянутым в кольчугу плечом. Ударил громилу по ребрам супротив сердца. Отлетел сам, кувыркнувшись через плечо. Сабля рассекла воздух в вершке от его уха, скользнула по кольчуге. Ягайло ткнул эфесом наугад. Почувствовал под навершием податливость проминающегося носа. Добавил ногой и снова прыгнул в сторону. Ногу ужалило, теплое и вязкое потекло в сапог. Гадюка ужалил с земли, тварь. Витязь отмахнулся саблей и отпрыгнул назад, уходя от разящей секиры. И еще раз. Гигант шел на него скособочившись, припадая на правую ногу. Дошел, значит, удар. Прочувствовался всеми потрохами.
        Витязь бросился вперед. Хитрый поляк махнул саблей понизу, целя в колени. Ягайло перепрыгнул, нырнул под локоть громилы и коротким тычком вонзил ему саблю под мышку, где тело не защищал кожаный панцирь. Вырвал. Отпрянул от брызнувшей из раны струи крови. Спрятался за гиганта, избегая нового удара. Заметив поднимающийся с земли силуэт, взмыл в воздух, выставляя колено. Позвоночник гадюки переломился с сухим треском, он дернул головой вправо-влево и затих.
        Ягайло вскочил на ноги и обернулся, выставив вперед саблю. Поляк был уже совсем рядом. Хотел зарубить витязя с ходу, но не успел. Остановился, выцеливая. Кинулся вперед, занося саблю. Ягайло бросил свою вниз и, уйдя в сторону, чиркнул шляхтича по животу. Тот пробежал еще полторы сажени, остановился, закачался и ткнулся лицом в землю, вывалив кишки. Тело гиганта мягко подогнулось в коленях и медленно осело в траву. Все было кончено.



        Глава четвертая

        У каменной стены рядком лежали тела со сложенными на груди руками. Среднее, знатного поляка, до подбородка было завернуто в снятый с убитого коротышки черный плащ, чтоб не пугать хозяина видом вывернутых кишок.
        Тот и так был не в себе. Стоя на коленях поодаль, молился на неизвестном языке, раскачиваясь из стороны в сторону, как индусская капюшонная змея. Иногда его тело сотрясалось в тщетных попытках расстаться со вчерашним ужином, но он уже давно застыл в неаппетитное пятно под ближайшим кустом. Ягайло сидел на какой-то чурке, демонстративно чистя ногти огромным тесаком, и терпеливо ждал, пока тот сможет говорить. Его спутники, бледные после ночного приключения и увиденного во дворе, стояли поодаль. Никифор с потерянным лицом теребил концы своего кушака, стараясь не глядеть на покойников. Евлампия же, наоборот, хоть и старалась делать вид, что ей все равно, то и дело украдкой бросала на тела быстрые взгляды. Особенно ее интересовало покрытое черным плащом. И только сторож у коновязи дремал, по-прежнему равнодушный ко всему происходящему.
        - Ну что, будешь сказывать, откуда у тебя на подворье те телеги? - чинил допрос Ягайло. - Али как?
        - Говог’ил же я уже, - тряс нижней губой хозяин. - Давеча этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ, а пг’ипг’ятать. Заплатил хог’ошо.
        - А сам господин откудова? Что сказывал?
        - Он не говог’ил, а у нас не пг’инято г’асспг’ашивать.
        - А тебе и невдомек, волчье семя, чьи то телеги? - спросил Ягайло, нахмурив бровь и почесав ее кончиком ножа.
        - Откуда мне знать? Они мне не сказывали. Пг’осто этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ всякому пг’оезжему и пг’охожему, а таки пг’ипг’ятать на…
        - Это я слышал уже, - вздохнул Ягайло. - А что княжий обоз пропал у тебя тут недалеко, ты знал?
        - Знал, как не знать, - согласно закивал хозяин.
        - И не пришло в голову, что это может быть как-то связано с пропажей?
        - Азохунд вэй! Откуда ж мне догадаться? Они мне не сказывали. Пг’осто этот господин пг’игнал их и попг’осил подег’жать у себя, но не напоказ, а…
        - Все, хватит! - крикнул Ягайло и поднялся на ноги, до белизны в костяшках сжимая рукоять тесака.
        - Не надо! Не убивайте! - заголосил хозяин, упав лицом в траву и закрыв голову руками.
        - Нужен ты кому, - выдохнул витязь и опять сел. Помолчал. - А скажи, мил человек, куда еще одна телега делась?
        - Еще одна? - переспросил хозяин.
        - Да, еще одна. В обозе три телеги было.
        - Ах, ну да, таки конечно, - залебезил хозяин, из кожи вылезая, чтоб задобрить гневливого витязя, - была тг’етья телега. Те, что с вот этим, - он указал на труп поляка, - господином пг’иехали, на ней же и уехали.
        - Что ж, у них лошадей своих не было?
        - Не было, господин, таки совсем не было. Они с собой откуда-то одну клячу пг’ивели, впг’ягли и укатили.
        - Из нашей деревни лошадь-то, - подал голос Никифор. - Дня четыре назад ее у старосты нашего со двора свели. Ну и ругался он… Мы на цыган-конокрадов грешили, а оно вишь как…
        - А куда укатили? - спросил Ягайло.
        - Таки не знаю, господин, мне не сказывали, - пожал плечами хозяин.
        - А по тракту по какому?
        - Так по этому, он один тут у нас, - хозяин вроде как даже удивился непонятливости витязя.
        - Ты дурачком-то не прикидывайся, в какую сторону уехали, говори! - взревел Ягайло, снова вскакивая на ноги.
        - Так туда, туда, - замахал рукой хозяин в польскую сторону, снова падая лицом в траву и закрывая голову другой рукой.
        - Понятно, - сказал Ягайло и поднялся с чурки. - Пойдемте, поговорить надо без лишних ушей, - обратился он к своим спутникам и зашагал к трактиру.
        Вошел в пустой гулкий зал, поднялся по лестнице, каждая ступенька которой пела на свой манер в тиши пустого дома. Все постояльцы, заслышав о ночном побоище, растворились в предутренних сумерках. Последним ушел «паломник», забрав челобитную, кою Ягайло сочинил тут же, на коленке, и отдав витязю Акимкин баул. Распотрошив торбу, витязь обнаружил там несколько подорожных грамот во все окрестные государства, кошель с казенными рублями, которыми так любил сорить отрок, кое-какую одежу да пахнущую резедой берестяную грамотку, исписанную мелким девичьим почерком. Ее он сжег, не читая.
        - Присаживайтесь, - обратился Ягайло к вошедшим за ним спутникам. - Собираюсь я в Польшу поехать, там узнать, что про княжича слышно. Может, его туда отвезли и он там при дворе пирует давно с молодой женой?
        Никифор кивнул.
        - Собираешься? - растерянно переспросила Евлампия. - Один? А я как же? Тут мне оставаться не след, обратно в палаты княжеские идти… Боюсь я мимо болот, да и кто знает, не сплелся ли там заговор какой… Лишат девицу живота не за понюх. Да и дойду-то я как одна?
        - Девица, девица, а причитаешь, как баба над разбитым корытом, - поморщился Ягайло. - Но истину глаголешь, не отнять. Потому мыслю я отправить тебя к Никишке в деревню. Примешь красну девицу на житье? Да не куксись так, я рублей серебряных дам на прокорм и это… Телегу подарю.
        - Да как же ты ее подаришь? Телега-то княжья, - удивился Никифор, но глаза его загорелись.
        - Ну, так. Одну телегу тати увели? А я князю доложу, что две увели. Или… Сгорела, скажу.
        - Не льстить[Лестить - лгать.] князю лучше, - подала голос Евлампия. - Правду сказать, мол, холоп Никифор из села помог витязю Ягайле в исполнении княжьего поручения, за что жалован был десятью рублями да телегой.
        - И то верно. Молодец, Евлампьюшка, так и поступлю, если случай представиться князю о том доложить. Только десять рублей - это больно уж круто. Трех хватит, на те деньги еще одного коня можно купить. Или трех коров.
        - Пять бы, - пискнул Никифор.
        - Ладно, пять, - махнул рукой Ягайло и снова повернулся к Евлампии: - А сама-то к Никишке в дом пожить согласна?
        - Нет, не согласна, - отрезала девица.
        - Как так? - растерялся Ягайло.
        - А так. Не хочу вблизи болот. Вдруг ищут меня, да к тому же, если и есть где на свете для меня безопасное место, так за твоей спиной. Ну и… Польшу посмотреть охота. С тобой ехать желаю.
        - Ишь, желает она! Да как же ты поедешь то со мной? Я это… Не знаю… - смутился витязь.
        - Да так и поеду. На коне. А нет, так на телеге из тех, что ты до конца раздарить не успел, - съехидничала девица.
        Ягайло почесал отросшую на щеках щетину.
        - А ты, Никишка, что скажешь?
        - Да что сказать? Я девицу взять не прочь, особливо за рубли, но и против воли настаивать не буду, - рассудительно ответил мужичок. - Так что сами уж решайте. Только вот телега…
        - Телега твоя всяко. Владей, - разрешил Ягайло и повернулся к Евлампии: - Точно со мной хочешь? Сама видела, как оно может обернуться… Смертушка рядом со мной ходит, а ну как и на тебя перекинется?
        - Не пужай уж, витязь, - ответила девица. - И не отговаривай, все равно с тобой поеду.
        Ягайло посмотрел в ее глаза и понял: не отступится. Что ж, может, так и лучше, может, судьба зачем-то назначает ее ему в провожатые. Посмотрим.
        - Ну, вы тут разбирайтесь, а мне пора уже. Жена заждалась, - подал голос Никифор. - Что воин, рублей-то дашь?
        Ягайло улыбнулся, развязал мошну, отсчитал пять блестящих кружков и пересыпал их в мозолистую крестьянскую ладонь. Никифор поклонился и стремглав исчез за дверью, только пятки сверкнули.
        - Только телегу бери, которая без верха, - вслед ему крикнул Ягайло.
        Когда топот мужицких лаптей затих в пустом коридоре, Ягайло посмотрел на девицу и попробовал еще раз:
        - А может, правда… В палаты княжьи? Запряжем тебе конька доброго, да доедешь за две дни. За стенами каменными оно надежнее будет.
        - Не уговаривай, витязь, - покачала головой девица. - Не уговоришь.
        - Ладно, тогда пойди хозяина найди да запасись у него какой-нибудь снедью в дорогу, да еще расспроси, где коня купить можно. Не Буяна ж нам в телегу впрягать.
        Евлампия ушла. Ягайло принялся собирать пожитки. Надел кольчугу, рассовал по привычным местам ножи, перепоясался саблей. Почесал затылок, думая, чем бы заменить утерянный в болотах шлем, да так и не придумал. Покидав остальное и закинув на плечо сумы, оставил комнату, не запирая, и спустился во двор.
        Крытая телега возвышалась у крыльца круглой, будто выточенной из тыквы надстройкой со слюдяными оконцами. Она была тщательно очищена от сена и запряжена коротконогим коньком с хулиганистыми карими глазами и смешно топорщащейся на лбу рыжей гривой. Буян топтался рядом, то приближая морду, чтоб разглядеть конька повнимательнее, то отстраняясь, удивленно фыркая. Тот, дурашливо склонив голову набок, переступал ногами в упряжи и повиливал хвостом, точно собака.
        - Откель такое чудо? - притворно удивился Ягайло.
        - У хозяин сторговала, - ответила Евлампия, выходя из-за повозки и влезая на облучок. - За рубль. Удачно сторговала, такой конек два стоит, а то и больше. Отдай ему денежку.
        Ягайло порылся в привязанном к поясу кошеле и достал серебряный кругляшок. Покрутил в пальцах и сунул обратно.
        - Щас. Не хозяина то конь, а друга моего, убиенного недавно. - Ягайло обернулся к хозяину: - Не смотри на меня, как на аспида. Это я так на тебя смотреть должен, потому как на мертвом ты нажиться хотел.
        Хозяин пискнул что-то умоляющее и скрылся за дверью.
        - Вот ведь. - Девица была разочарована. - А я-то думала, что удачно сторговалась, еще пообещала, что, если не отдаст за рубль, ты придешь и бесплатно отберешь. Да так оно и вышло, - усмехнулась Евлампия. - По секрету скажу, витязь, он нам еще и на всю дорогу снеди надавал, только бы мы уехали поскорее.
        - Чем же это мы его так расстроили? - удивился Ягайло.
        - Как это чем? Мы ему постояльцев сколько поубивали? Ну, ты поубивал, - поправилась Евлампия, увидев недоуменно полезшие вверх брови витязя. - Это какая дурная слава про заведение пойдет? На все окрестные земли. А кто захочет здесь остановиться, чтоб живота лишенным быть?
        - Так ведь я их не просто так убил! К тому ж уеду и больше, может, не вернусь никогда…
        - Ты уедешь, а слава останется, - улыбнулась Евлампия.
        Витязь почесал в затылке:
        - Может, хозяину еще денег дать? Раз уж мы… я, - поправился он, увидев глумливую улыбку Евлампии, - его по миру пустил?
        - Перетопчется. Да и ты, витязь, зря мошной не тряси. Денег-то больше не станет, а нам с тобой еще эва куда ехать.

«И то верно», - подумал Ягайло, снова почесав не покрытую шлемом и от того кажущуюся босой голову. Вслух же произнес:
        - Больно умна ты чего-то, девка. Не прикидываешься ли?
        - Да чего мне прикидываться? И зачем? Да и кем? Вот если б я тебе боярской дщерью явилась, тогда да, а это-то… - Она тряхнула застиранным подолом своего платья.
        - И то верно. Ладно, поехали уже, а то что лясы о балясы точить.
        Витязь тронул коленями бока Буяна, и тот размеренным шагом вышел за ворота. Евлампия тряхнула вожжами, конек поднапрягся, сдвинул тяжелую повозку с места и засеменил следом. Свернули на польскую сторону. Ягайло придержал коня и поравнялся с передком телеги. Некоторое время ехали молча, только стрекот кузнечиков, щебетание птиц да поскрип хорошо смазанных колес нарушали тишину.
        - А пошто ж тут заставы нет? - удивилась Евлампия. - Как-никак земли чужие рядом, хоть и дружественные.
        - То-то и оно, что дружественные. К тому же смысла нет тут дозоры держать. Если один лихой человек пойдет или разбойников шайка, так она тот дозор по лесу так и так обойдет. Или через болота, если не убоится. А если армия на нас двинется, то не здесь. Узка дорога, а по бокам места непроходимые, но для засад пригодные. С другой стороны они Полесье обходить будут, если что.
        Евлампия кивнула. Замолчала, прислушиваясь к пению птиц и вдыхая свежие ароматы светлого лиственного леса. Витязю тоже не хотелось говорить, он склонил голову на грудь и даже слегка задремал, доверив выбор дороги верному Буяну.
        Лесистая часть по эту сторону границы быстро закончилась, с двух сторон потянулись обработанные поля. Некоторые были не засажены, отдыхали, набирались сил под будущие посевы. Другие колосились тяжелыми стеблями созревающей пшеницы, зеленели кочнами капусты, краснели свекольной ботвой. И так до горизонта - все поля, поля, поля… На полдня пути одни поля. И только редкие деревья одиноко тянули к солнцу упругие ветви, нарушая однообразие. Людей видно не было, лишь один раз мелькнули вдалеке белые мазанки одинокого хутора, но от тракта к ним не нашлось даже ответвления.
        - Слышь, витязь, а ты по-княжески ездил когда? - спросила девица.
        - Ты это о чем? - не понял Ягайло.
        - Ну, хочешь прокатиться, как князь?
        - Не думал об том никогда, - нахмурился витязь.
        - Залазь в повозку, а я тебя прокачу. В кои веки понежишь тело на подушках атласных да на шелках?
        - Я как-то…
        - Да не боись, залазь, - подзадорила его девица.
        - И чего бы мне бояться? - Ягайло нагнулся в седле, распахнул дверцу и перекинув ногу через седло, прямо со стремени прыгнул внутрь.
        Мягко приземлился на качающийся пол, огляделся. По стенам обивка из розового атласа, пришпиленного к стенам. На полу дорогой персидский ковер, в котором утонули его грязные сапоги. Два сиденья друг напротив друга, на них набросаны подушки, шкура медведя, чтоб покрывать замерзшие колени путешественников.
        Девица хлестнула конька вожжами, возок поехал быстрее. Витязь отвел занавеску, отворил мутное окно и высунул голову наружу. Буян, меланхолично опустив голову, плелся за повозкой, отворачиваясь от поднимаемой колесами пыли. Евлампия подгоняла конька с каким-то совсем уж мальчишеским задором.
        Ягайло скинул сапоги и рухнул на мягкое, набитое то ли пухом, то ли льняным чесом сиденье. Взгромоздил ноги на другое и блаженно пошевелил грязноватыми пальцами. Да, неплохо княжий сынок катается, не то что раньше, в седле, как настоящий воин. Хотя понятно, надо лицо перед иноземцами держать. Они-то, жидконогие, давно на коней не влезают. А ведь когда-то княжичи из знатных родов первыми бойцами были. Всегда впереди, на лихом коне. Всегда людей за собой вели. Это нынче мода пошла с пригорка полками командовать. Воин и не заметил, как задремал, убаюканный мерным покачиванием телеги.
        Резкая остановка сбросила Ягайлу с мягких подушек на пол. Даже через ковер он чувствительно ушиб зад. Протер глаза, да как был, босой, хотел выскочить наружу и объяснить Евлампии, как нужно водить роскошные возки со знатными персонами внутри, да передумал, заслышав снаружи голоса. Слов не разобрал, один невнятный бубнеж, но интонации не оставляли сомнений. Нагловатые, с растянутыми гласными, они могли принадлежать только разбойникам. Да еще и таким, которые ушли в леса не от тяжелой жизни, а просто потому, что не хотели работать. Скорее всего молодым обалдуям, возомнившим себя вершителями человеческих судеб. Трусливые и неумелые в бою, они не нападали на охраняемые купеческие караваны, предпочитая одиноких путников или беззащитных крестьян. И тогда уж глумились всласть. А богатая повозка, да еще и с девчонкой на козлах да без охраны - это ж предел их мечтаний, светлый сон о полном господстве, пусть не над миром, так хоть над чьей-то судьбой.
        Прислушиваясь к происходящему снаружи, он больше всего боялся за Евлампию, но та вполне натурально прикидывалась дурочкой, к тому же вполне пригодной для срамного пользования. Некоторое время за нее можно было не беспокоиться. Главное, чтоб они не сунулись к Буяну, конь терпеть и прикидываться не будет. Порасшибает копытами пару голов. Если у них луков или самострелов да рогатин нет, так ничего и страшного. А ну как есть?
        Ягайло натянул сапоги, извлек из ножен саблю и положил на сиденье рядом с собой. Прислушался. Ага, шаги. К дверце. Значит, наконец решили проверить, что за гусь не боится ехать через их земли на столь роскошной телеге.
        Слюдяное оконце заслонила тень. Латунная дверная ручка стала поворачиваться. Не дожидаясь, пока дверь откроется до конца, витязь шибанул по ней двумя ногами. Она резко распахнулась, впечатавшись косяком открывающему в лоб. Тот пойманным зайцем заверещал, отлетая. Прежде чем его лопатки коснулись земли, Ягайло был уже снаружи. Пропустив мимо себя наконечник вражьего копья, засветил эфесом сабли в переносье набегающему сбоку противнику. Уклонившись от кинжала, пнул ногой в живот другого, как раз пониже раскинувшего крылья на красном щите белого орла с маленькой золотой короной. Прежде чем тот, согнувшись, опустился к ногам витязя, тот занес лезвие над головой четвертого. Вояка уронил саблю, зажмурил глаза и прикрыл руками голову.
        - Стой, витязь! - заорала Евлампия.
        Ягайло остановил саблю и уставился сначала на скрючившегося перед ним и прикрывшего голову руками юношу, пнул его носком сапога в ляжку, заставив застонать и опуститься в дорожную пыль. Перевел взгляд на стоящую на передке и бешено машущую руками девицу.
        - ???
        - Не трогай его, он из знатных родов, на гербы взгляни!
        Ягайло посмотрел, куда было сказано. И рубанул. В полете он развернул саблю в ладони, и удар пришелся плашмя, прямо по темечку едва убравшего от головы руки гербоносца. Тот закатил глаза и осел в пыль подгнившим снопом.
        Витязь оглядел лежащих на земле супостатов. Одеты они были в длинные холщовые накидки, под ними виднелись черные кожаные куртки, на которых пятнами крови выделялись гербы, ведущие свою историю еще от Болеслава Храброго.[Болеслав I Храбрый (ок. 967 - 17 июня 1025) - польский князь (992-1025) и король (1025), сын Мешко I, князя Польши, и чешской княжны Дубравки, представитель династии Пястов.]
        - Жаль, что не из ближайшей деревни, - пробурчал Ягайло, сгребая за шиворот и вздергивая на ноги того, которого свалил последним. - А то отвели б к папке с мамкой, они б им батогов всыпали, чтоб путников проезжих не беспокоили. Или самим всыпать?
        - Не надо их дальше обижать. Они знатные, вишь, одежка-то какая, может, даже из королевской дружины, иначе чего б им такие гербы на себя цеплять? А туда простых родов людей не берут. Нажалуются еще родителям, те нам мстить станут.
        - Знатные, говорите? Вы чьих будете? И какие род-племя позорите на дорогах, аки тати? - спросил пленников Ягайло, но в ответ получил лишь набор ругательств, из которых знакомыми ему показались только «матка бозка» и «пся крев».
        - О как, - картинно подивился Ягайло. - Ругаемся? А если по сопатке? - Свои слова он подкрепил покачиванием пред их носами костистым кулаком.
        Поняли ли его пленники дословно или нет, было неясно, но интонацию определенно уловили и замолчали.
        - Перестань их бить, витязь, - взмолилась Евлампия. - Греха ведь не оберемся. Не оправдаемся в случае чего.
        - Так порешим их тут, и вся недолга. - Ягайло явно не испытывал к полякам теплых чувств. - А от родичей откупимся. Как там в Ярославовой «Русской правде» сказано?
«Если кто кого-либо ударит палкой, жердью, ладонью, чашей, рогом или тылом оружия, платить двенадцать гривен. Если потерпевший не настигнет того (обидчика), то платить, и этим дело кончается. И если ударит мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью меча, то двенадцать гривен за обиду». Всего и делов-то? Да еще в переводе на рубли? Да я за такое удовольствие и больше готов отдать.
        - Ты не забывай, четверо их. Значит, и платить придется в четыре раза. За каждого ведь.
        Четыре дюжины! Хотя если уж вовсе по «Правде», то нам с тобой вовек не расплатиться. Там только за поездку на чужом коне три гривны платить надо, да за доставание меча из ножен одну.
        - Да, таких денег у нас нет и не было, - посетовал Ягайло. - Так отпустить их что ли?
        - Отпускать не хочется, они мне тут такого наговорили… - Щеки Евлампии слегка зарделись.
        - Да, отпускать не след. Вот были бы холопы… Знатные? - вдруг пришла витязю в голову мысль. - Так ведь знатные - это ж хорошо. Мы ведь ко двору польского короля без приглашения едем. Если нам там сильно не рады будут, то мы этим куренкам шеи пригрозим свернуть, ежели родители их какой вес имеют. А ежели не имеют, так отпустим коленом под зад. А?
        - Ты витязь, тебе виднее, - отчего-то нахмурилась Евлампия.
        - Ладно, ты с облучка-то слезай. Поможешь.
        Девица послушно слезла с телеги и помогла Ягайле стянуть юношам руки за спиной их же поясами и привязать к длинному копью, которым пытался ткнуть витязя один из нападавших.
        - Евлампия, ты у них оружие забери, какое найдешь, - попросил Ягайло и обернулся к пришедшим в себя разбойникам.
        Оглядел проступающие на лицах следы недавней битвы, понурые головы, увидел страх расправы в глазах. Хорошо хоть в ноги не падают, пощады не просят, хотя то ли еще будет?
        Он подошел к самому раскормленному, похожему на молочного поросенка юноше и тряхнул его за шиворот:
        - Где ваш лагерь?
        Тот вытаращил на него голубые, водянистые глаза и ничего не ответил. Евлампия, оттаскивавшая к телеге охапку сабель и кинжалов, остановилась:
        - Да какой лагерь, витязь? Может, они просто на день приехали?
        - Сапоги не стоптаны, не запачканы, значит, на конях прискакали. Если коней нет, значит, они в лесу укрыты. А на рожи их взгляни, явно не мыты дня два, да и патлы вон какие грязные. Значит, они тут где-то лагерем стоят, развлекаясь над местными жителями. Должен быть лагерь, - убежденно проговорил Ягайло. И вдруг заорал в лицо парню: - Язык проглотил со страху?! А ну сказывай, где лагерь, а не то… - Он замахнулся.
        Юноша пискнул что-то неразборчивое и ткнул пальцем в сторону от дороги. Лесок. О как, а Ягайло-то и не заметил в пылу боя, что они снова в лес заехали и что солнце уже клонится к горизонту. Тем более надо в лагерь.
        Строго наказав Евлампии следить за поляками и если что, кинжалом тыкать прямо в горло, он углубился в лес. Поминутно оглядываясь на пленников, витязь пошарил по кустам в указанном направлении и увидел за ними тропу, достаточно широкую, чтоб по ней могла проехать их телега. Пройдя шагов тридцать, он почувствовал едва уловимый запах костра и жирный мясной дух. Сошел с тропы и, стараясь не наступить на ветки, стал пробираться меж кустов. Вышел к краю небольшой полянки, посредине которой был разбит высокий белый шатер, в коем и десяток взрослых могли разлечься, не стесняя друг друга. Центральный столб сооружения венчал тонкий красный вымпел с белым орлом. Нижний край был фигурно изрезан квадратами и обшит красной тесьмой. Основательно ж собрались, подумал Ягайло, на несколько дней, прям как в крестовый поход. Поохотиться по окрестным лесам, а то и по дорогам близлежащим, простых людей погонять небось.
        За шатром переступали с ноги на ногу привязанные к кустам кони, а сколько - не сосчитать, деревья загораживали. Пред откинутым, но так, чтоб не тянуло дым внутрь, пологом горел костер, над ним висел котелок, в котором аппетитно булькало. Вокруг распространялся аромат, от которого у проголодавшегося Ягайлы кишки в брюхе ожили и стали подавать голос.
        Рядом с костерком сидел на корточках человек. Одет он был не как оставшиеся на дороге разбойники, выглядел значительно старше и внушительней. Черный костюм без всяких гербов, вислые панские усы. Крепкая, как молодой дубок, шея. Могучие длани, в одной зажата большая деревянная ложка. Наставник и слуга молодых охламонов в одном лице. Опасен на вид. Вон и меч-полуторник[Полуторный меч, или бастард, - длинный меч, предназначенный для фехтования как одной рукой (например, с коня), так и двумя (как правило, пешком и без щита). Обычно имеет характерное деление рукояти на две части - цилиндрическую у гарды и коническую у противовеса, при этом противовес нередко вытянутый.] в простых кожаных ножнах прислонен к дереву так, что только руку протянуть, и треугольный щит с тем же гербом вон лежит. Да и один ли он тут? Эх, лошадей бы перечесть.
        У Ягайлы мелькнула мысль: а не вернуться ли к дороге? Не развязать ли да не погнать их пинками, а самим убраться подобру-поздорову? Но он отогнал ее от себя. Эдак запросто можно навлечь на свою голову погоню, а то и что похуже. Нужно доводить дело до конца и свидетелей не оставлять. Держась вдали от края поляны и поглядывая на пана-кашевара, витязь стал обходить ее по кругу, пока не оказался напротив дерева, к которому был прислонен меч. Шагнул на поляну, стараясь держаться так, чтоб видеть руки шляхтича, а самому быть скрытым от его глаз, буде тот обернется. А лошадей все-таки пять. Значит, один он тут остался. Тем хуже, наверняка боец знатный.
        Ягайло не хотел вступать с ним в открытую схватку. Собирался захватить меч и, угрожая своей саблей супротив его ложки, принудить сделать то, что потребно ему, Ягайле. То есть заставить лечь лицом в землю и сложить руки для связывания. Вот уже до дерева не больше десятка шагов.
        Лошади заржали, заволновались, почуяв чужого. Витязь замер с поднятой ногой, надеясь, что воин у шатра подумает на какого-то лесного зверька. Руки пана-кашевара пропали из виду. Ягайло скользнул вперед и спрятался за деревом, прижавшись к нему спиной. Прислушался, но шагов не расслышал, да еще кони эти храпят. А вот, кажется, и звук. Деревяшка ударилась в край железного котелка, значит, не ушел нянь усатый, а все еще сидит у котелка.
        Ягайло медленно завел руку за ствол и стал шарить в надежде найти рукоятку. Нет, нет, может, ниже? Он почувствовал, что пальцы наткнулись на что-то теплое, податливое. Хотел отдернуть руку, но не успел, кисть будто попала в капкан. Его рвануло вперед и, едва не припечатав лицом о древесный ствол, вынесло на утоптанную полянку перед шатром, почти ногами в костер. На плечо легла пудовая ладонь шляхтича, пригибая к земле. Широкоскулое усатое лицо надвинулось.
        Жалея, что нет шлема с наносником, Ягайло ударил в это лицо лбом. Промахнулся, да еще и чуть не свернул себе шею. Попробовал достать пах носком сапога. Опять мимо. Потянулся к поясу, за саблей, но другая рука тоже оказалась будто в капкане. Шляхтич поднатужился и навалился на Ягайлу, одновременно скручивая и переплетая его руки с чудовищной силой. Витязь на себе почувствовал, что означает «свернуть в бараний рог». От боли потемнело в глазах, заскрипели жилы и зубы. Воин извернулся и ударил каблуком в свод стопы рыцаря. Тот крякнул и ослабил хватку. Ягайло добавил еще раз, уже повыше, метя в колено. Рыцарь отшатнулся. Ягайло выпростал десницу и засадил врагу под ложечку, как таран. Тот со свистом выпустил воздух сквозь сжатые зубы и отступил на шаг. Замахнулся. Ягайло едва успел пригнуться и пропустить над головой костистый, похожий на шар булавы кулак. Подскочил на полшага и снова впечатал удар в открытое пузо рыцаря. Тот выдержал удар, отступил на шаг и снова кинулся вперед. Он явно предпочитал не биться на кулачках, а бороться на азиатский манер. Сгреб Ягайло в охапку, шмякнул его оземь, выбивая
из груди весь дух. Ухватив за пояс, поднял и кинул в огонь. Ягайло налетел на котелок, который сорвался с рогатины и покатился, разбрызгивая во все стороны горячее варево, хлебнул пламени, закашлялся. Выкатился из костра в ворохе искр.
        Иваном в Купалин день взмыла над огнем черная тень рыцаря, собираясь обрушить на лежащего Ягайлу весь свой немалый вес. Витязь прыгнул в сторону и отмахнул каблуком. Зацепившись за него бедром, шляхтич потерял равновесие, тяжелые плечи перевесили тонкие ноги, и он зарылся лицом в палую хвою. Не вставая, Ягайло саданул его по шее локтем, перекатился, налег сверху и как по наковальне замолотил по голове с обеих рук. На пятом или шестом ударе тело под ним перестало дергаться. Витязь уперся коленом в крестец противнику, сдернул с него пояс и завернув за спину сначала одну руку, потом другую, крепко связал их.
        Вот, значит, почему «разбойники» так легко согласились показать ему, где лагерь… Думали, усатый слуга прихлопнет его, как слепня, а потом и их придет выручать. Что ж, недалеки они были от истины. Но теперь придется их расстроить, думал Ягайло, возвращаясь.
        Продравшись сквозь кусты, витязь вывалился на дорогу. Пленники сидели прямо на земле и зыркали на девицу настороженно и враждебно. Та устроилась на передке телеги и чистила ногти ножом - явно перенятым у Ягайло способом.
        - Ты чего такой всклокоченный, как кочет после хорошей трепки? - спросила его девица. - Схлестнулся, что ль, с кем? - В голосе ее зазвучала тревога. - И едой от тебя пахнет… И мокрый весь? И вроде обгорел опять?
        - Ничего страшного, - отмахнулся витязь. - Я лагерь ихний нашел, давай этих соколиков поднимать да в путь.
        Разгоревшиеся при виде шевеления в кустах взгляды пленников снова потухли, головы поникли.
        - Далече ль? - спросила девица, спрыгивая с козел.
        - Не, рядом тут. Я поведу, а ты этих подгонять будешь, чтоб не отставали.
        Вдвоем они подняли пленников на ноги. Ягайло дал девице в руки другое копье, а сам сел на передок. Крутанув вожжами, легонько хлестнул конька по пухлому крупу и направил грудью на кусты. Тот заартачился было, но после второго шлепка смирился, пошел, раздвинул густой подлесок. Обнаружив за ним дорогу, затрусил шаткой рысью. Евлампия наподдала тупым концом копья по мягким местам поляков и погрозила острием. Те понуро затрусили следом за телегой. Замыкал процессию Буян, с интересом поглядывая черным глазом на маневры двуногих.
        Через несколько минут они были на поляне. Ягайло спустился на землю, подогнал связанных одним копьем поляков к лежащему на земле товарищу, еще не до конца даже пришедшему в себя, и насадил его на тот же кукан. Потом примотал всех к дереву найденным куском бечевы, пошарил по разным местам, не утаил ли кто ножа, и подошел к костру. Евлампия уже сидела рядом с кострищем, собирая палкой раскиданные вокруг головешки, сгребая тлеющие к центру.
        - Это ты тут, что ль, подкоптился, витязь?
        - Тут, - коротко ответил Ягайло, давая понять, что не хочет больше про это говорить.
        - Вот я и смотрю… И похлебку вокруг расплескал. А зря. Вкусная небось была, - посетовала девица.
        - У них еще где-то мясо быть должно, я там поодаль оленьи кости и требуху видел, едва землей прикопанную. Съесть они это все даже за два дня вряд ли могли. Посмотри за шатром.
        - А почему я-то, витязь? - вроде даже удивилась Евлампия.
        - А кто у нас баба-то? Я что ли? - сдвинул брови Ягайло. - У меня свои заботы, мужские. У тебя свои, женские.
        Девица буркнула что-то себе под нос и ушла куда послали. Ягайло огляделся, нашел ведро и отправился к журчащему неподалеку роднику за водой. Склонился, зачерпнул ведро, поставил рядом. Ежась от стылости, отмыл от сажи лицо, руки. Намочив пятерню, пригладил волосы и вернулся на поляну.
        Евлампия тем временем нашла кус мяса, напластала его на тонкие куски и, нацепив их на тонкие палочки, жарила над костром. Они уже начали исходить жиром, он капал и шипел на углях, распространяя вокруг невыносимо вкусные запахи. Ягайло проглотил набежавшую слюну, поставил ведро поближе к огню, чтоб вода чуть согрелась. Снял с Буяна седло и узду, выпряг из дышла жеребчика, накинул поводья на низко висящую ветку и пошел взглянуть на польских коней.
        Скакуны-красавцы с тонкими ногами, длинными шеями и расчесанными гривами опасливо покосились на незнакомца. Заржали, когда Буян подошел к витязю сзади и положил на плечо морду.
        - Ну что, Буян, как тебе? - спросил его Ягайло.
        Конь в ответ презрительно фыркнул.
        - Вот и мне кажется, жидковаты. На таких только на бегах да в турнирах красоваться. Были б еще кобылы, а так-то…
        Конь снова фыркнул, на этот раз одобрительно, и они вместе вернулись к костру под ненавидящими взглядами поляков. Буян сунул морду в ведро и опорожнил половину в три глотка. Другую половину Ягайло отнес привязанному коньку. Тот долго пил мелкими глотами, потом стал противно хлюпать, собирая воду с донышка. Витязь отобрал у него ведро, закрутил воду по стенам и выплеснул в траву. Еще раз сходил к роднику.
        Мясо поспело аккурат к его возвращению. Донельзя гордая собой Евлампия протянула ему веточку с нанизанными на нее кусками, перехватила вторую поудобнее и впилась зубами в мясо. Ягайло принялся за свою долю угощения. Снаружи мясо подгорело, у самой веточки, в сердцевине, осталось розовым и склизким, а вот посередке оказалось нежным и вкусным. Сплевывая лишнее, он прикончил свою порцию и даже подумал, не отобрать ли пару кусочков у Евлампии, но та уже съела, что было, и, блаженно откинувшись назад, выковыривала из зубов травинкой застрявшие там волокна.
        - Поели, теперь можно и поспать, - молвила она, поглаживая сыто выпирающее под платьем брюхо.
        - Да уж, намаялись за сегодня. Ты давай лезь в шатер и дрыхни, а я этих, - он кивнул на привязанных к дереву пленников, - посторожу, а тебя часа за два перед рассветом разбужу и сам вздремну. Только платья не снимай, мало ли что.
        Девица не заставила просить себя дважды, перевернулась и, не вставая на ноги, на четвереньках уползла в шатер. Поляки немного повозились, поудобнее устраиваясь на своей привязи и задремали, то и дело нервно вздрагивая, ну чисто синицы на ветке.
        Витязь уперся спиной в ствол ближайшего дерева. Мысли в голову не шли, поэтому он просто сидел, наблюдая за причудливыми танцами искр на догорающих углях, прислушиваясь к шороху ветра в кронах, вдыхая терпкий аромат росной травы. Это было как сон, даже лучше, чем сон. Отдых есть, а глаза открыты. А пока они открыты, обладатели страшных белесых лиц не придут.
        Несколько часов он просидел, не меняя положения тела и даже, казалось, не дыша. Когда звезды заняли ожидаемое положение на небе, поднялся. Проверил пленников, не ослабил ли кто веревки. Заглянул в шатер. Девица спала аки младенец, подложив под голову какой-то тюк. Он осторожно коснулся ее бесстыдно выглядывающей из-под подола ступни. Она дернула ногой, словно отмахиваясь от мухи. Ягайло потряс ее еще раз. Безрезультатно. Тогда он ухватил девицу за массивную лодыжку и потащил из шатра. Та, не просыпаясь, лягнула его сильно. Ягайло едва увернулся и снова потащил, уже сильнее и злее.
        - Поди, смерд, - пробурчала девица и снова лягнула воздух.
        О как, подумалось витязю, уж не врала ли, когда рассказывала, что прислуга она? Замашки-то барские. Может, и правда какого вельможного крестница? Или дочь внебрачная. Или иная какая вода на киселе… Наконец девица проснулась, села, дурашливо моргая ресницами. Потерла кулаками заспанные глаза, потянулась, широко разевая в зевке рот, и мелко его перекрестила, чтоб бесы внутрь не проскочили.
        - Что, восход ужо?
        - До восхода еще часа три, время тебе в караул заступать, - ответил Ягайло, проскальзывая мимо нее в шатер.
        - Зверь ты жестокосердный, - сказала Евлампия полушутя-полусерьезно и исчезла, взмахнув занавешивающей вход тканью.
        Ягайло ухмыльнулся ей вслед, помахал рукой, положил под голову нагретый ею тюк и закрыл глаза. И тут же по векам хлестнул яркий свет. Ягайло дернулся, прикрылся ладонью и понял, что уже наступило утро. Солнце просвечивало сквозь ткань шатра, а несносная девчонка, стоя в дверях, лезвием ножа пускала ему в глаза солнечного зайчика.
        Витязь поднялся, протер глаза и вышел из шатра, потягиваясь до хруста в костях. Евлампия казалась веселой и посвежевшей, хотя спала ненамного больше его. «Эх молодость, молодость», - то ли с небрежением, то ли с сожалением подумал витязь и отправился взглянуть на пленников.
        Состояние их было аховое: за ночь кисти рук опухли и посинели, шеи скрючились от неудобного положения, а уж что стало с седалищами, страшно даже было себе представить. Ягайло взял ведро, сходил к роднику. Умылся наскоро и вернулся. Поднес край каждому ко рту и дал сделать по паре жадных глотков. Напоил коней, каким хватило, сходил еще и еще раз. Остатками воды залил тлеющие угли и повернулся к Евлампии:
        - Ты у нас про жизнь при дворе разумеешь, вот и рассуди. Пожитки ихние нам с собой брать или тут покидать?
        - Это смотря как мы с поляками общаться хотим. Ежели задружиться или хотя бы не пособачиться, надо брать, чтоб вернуть в целости и сохранности, не то их местные в момент по хатам растащат. А если приехать, все вызнать и уехать тем же днем, так лучше и бросить.
        - А как думаешь, сможем вызнать быстро?
        - Мыслю, что да, - рассудила Евлампия. - Нам же только понять - там княжич, не там, и домой. Дипломатию не нам разводить.
        - И то верно. Тогда так сделаем: шатер и прочую ерунду кидаем тут, а коней и людей с собой, - решил Ягайло.
        - Долго выйдет, на коней их сажать нельзя, даже связанными, вдруг улепетнут, гоняйся за ними потом по полям окрестным. А пешим ходом не близко, дня три добираться будем.
        - Так у нас телега твоя имеется. Погрузим их внутрь связанных да и поедем. А коней в обоз пристроим.
        На том и порешили. Ягайло впряг конька и, сев на облучок, вывел телегу на дорогу. Припер одну дверь снаружи копьем, выгреб оставленное со вчера оружие, переложил его в приделанный сзади ящик и, оставив Буяна сторожить, вернулся к стойбищу. Покопался в пожитках пленников и нашел подходящий короб. Вытряхнул прямо на землю все его содержимое и несколькими ударами ноги разломал ящик на доски. Выбрал две самые большие, взял под мышку. Вдвоем с Евлампией они подняли связанных поляков на ноги и, подгоняя толчками копья в спину, провели к дороге.
        Ягайло сходил к телеге и приладил доски на слюдяные окна, чтоб не разбили, если бежать надумают. Вернулся к Евлампии, присматривающей за трясущимся от страха пленниками. Вдвоем они принялись за дело. Отвязывали по одному, давали время растереть затекшие запястья и, опять стянув их поясами, заталкивали в повозку через незапертую дверь. Вскоре четверо пленников расположились на мягких сиденьях, а один, которому не хватило места, устроился в ногах, прямо на ковре. Ягайло еще раз осмотрел повозку со всех сторон, подергал дверные ручки, попинал ногой колеса, хотел протереть стекла, но сообразил, что за щитами до них не добраться. Остался не очень доволен, но делать было нечего. Евлампия тем временем привела взнузданных и заседланных польских лошадей и связала их одного с другим, поводом к седлу, а уздечку первого накрепко примотала к крюку на задке повозки.
        - Ты на козлы и правь этой колымагой, - распорядился Ягайло. - А я на Буяне сзади поеду, буду смотреть, чтоб не выпрыгнул кто по дороге.
        Девица кивнула, ни слова не говоря, влезла на передок. Слегка приголубила конька вожжами по округлому крупу, и процессия, пыля, двинулась по дороге.
        К концу дня они увидели башни Люблинского замка и колокольню церкви Михаила Архангела. Заночевали в перелеске, а поутру снова двинулись в путь.
        Город все не начинался. Составленный Ягайлой и Евлампией обоз третий час двигался вдоль плетней, на которых не было привычных горшков. Вдоль крепких заборов, и высоких, почти крепостных стен, за которыми зло брехали сторожевые псы.
        Народишко был ухоженный, опрятный, но пуганый. Завидев всадников, почти все старались убраться с дороги. Мужики ломали шапки и кланялись в пояс, бабы тоже кланялись в пояс и старались шмыгнуть в боковой проезд или дыру в заборе. Стайки детишек затихали и ныряли в канавы, кусты, под деревья, куда угодно, лишь бы не попасться на глаза статному воину и обитателям роскошного возка.
        Одна девчушка лет пяти с испугу забежала в угол, образованный двумя сходящимися заборами, и, поняв, что деваться некуда, села на землю и разрыдалась в голос, потирая глаза грязными кулачками. На подмогу ей никто из взрослых не поспешил, хотя за заборами мелькали любопытные и настороженные глаза.
        - Странно они тут живут, - молвила Евлампия, когда они выехали из узкой горловины деревни на широкий проезжий тракт и Ягайло притормозил Буяна, поравнявшись с козлами. - Может, от тесноты друг на друга в обидах да мести боятся. Ведь никакого простора, дома на дома налезают, подворья на подворья, деревни на деревни.
        - Это есть, но не только друг дружку они боятся, а всадников проезжих тоже. Видать, лютуют паны.
        - А с чего бы им лютовать? Народ-то свой, родной. Кровь от крови, плоть от плоти, - удивилась Евлампия.
        - Не совсем, то земли от веку спорные. Многажды из рук в руки переходили. То один князь придет, то другой. Даже свейские короли сюда с огнем и мечом хаживали, мадьяры, пруссаки приходили, про русичей, поляков да ордынцев не говоря. Как придут, так мужика за грудки и в морду. Почему, мол, прошлой власти служил? А как не служить, когда, чуть что, на копья взденут или в полон уведут?
        - Жуть-то какая, витязь, - поежилась девица. - Хорошо, в наших землях такого нет.
        - Сразу видно, не бывала ты, Евлампия, за границами княжьих хором. Не видывала наших междоусобиц да не слыхивала о них. Бывало, и переяславльские на курских налетали да продавали челядь[Челядью на Руси называли рабов иностранных, в отличие от холопов, рабов из местного населения.] печенегам. И Киев половцам черниговских да смоленских мужиков отгонял. А уж с новгородцами чего делали? А, ладно, - Ягайло махнул рукой, - вспоминать даже противно.
        Девица замолчала, о чем-то глубоко задумавшись. Да и витязь был не в духе разговаривать. Послал коленями Буяна вперед. Тот черной стрелой пролетел через очередную деревеньку, топотом распугивая кур и гусей. Исчез за стеной пыли.
        Евлампия хотела нахлестнуть коней, догнать, потом плюнула, наоборот, чуть прибрала вожжи, сдерживая весь обоз. Пусть витязь погневится там один, не найдя, на ком зло сорвать.
        Когда девица вывела наконец караван из горла единственной на всю деревеньку улицы, она увидела, что Ягайло спешился. Он стоял около небольшой будочки и препирался с караульным. Юнец был в белой форме с эмблемой городского муниципалитета - белым же козлом на красном поле, шибающим копытами по виноградной лозе. Ягайло наседал, размахивал зажатым в руке свитком, и даже грозил кулаком, юноша отгораживался от него полумесяцем алебарды и что-то лепетал в ответ на непонятном лающем языке.
        Евлампия спрыгнула с козел и подошла к Ягайле.
        - Чего это он? - дернула она витязя за рукав.
        - Пущать не хочет. Говорит, у них тут подорожная наша не действует. В Краков можно, в Варшаву можно, а к ним нет. Видите ли, у них городской совет такой указ принял, у… буквоеды.
        Юнец пискнул что-то вроде «швайне» и забился в свою будку, накрест перегородив узкий вход древком. Ягайло занес кулак. Евлампия повисла у витязя на руке:
        - Ты что, сдурел? Он же подмогу крикнет, тогда нам против всего люблинского воинства биться придется.
        - Мертвые не кричат! - взревел Ягайло и попер на будку, как баран на новые ворота.
        Евлампия клещом вцепилась в его запястье.
        - Да отступись же ты, витязь, - заворковала девица. - Не хотят с нами знаться, и не надо, стороной объедем. Делов-то!
        Ягайло понемногу успокоился. Остыл. Позволил отвести себя к нервно прядающему, почувствовавшему напряжение грядущей битвы Буяну. Похлопал коня по гриве, успокаивая, взобрался в седло. Развернул коня на теряющийся в полях золотящейся пшеницы проселок. Евлампия взобралась на козлы и последовала за ним.
        Долго ехали молча. Поляцкие кони понуро брели за возком. Буян смотрел вдаль, делая вид, что ему до людских забот и дела нет, и только рыжий конек, которому никто не озаботился дать имя, с интересом вертел головой по сторонам, иногда дурашливо всхрапывая и порываясь заржать.
        - Слышь, Ягайло, - не выдержала угрюмого молчания Евлампия, - а чего он нас пущать-то не хотел?
        - Да власть у них сменилась, - неохотно ответил Ягайло.
        - Как это власть сменилась? Князь, что ль, помер?
        - Да там давно князя нет, от княжества только название осталось. У них там теперь… Мэр, что ли?
        - Ну и что? Раз мэр, значит, может произвол творить?
        - Да нет. Мэр же должность выборная. Как в старину, когда титла эта еще не по наследству передавалась, а давалась самому доблестному воину всей дружиной, - пояснил Ягайло.
        - Так и что, витязь? - все равно не поняла Евлампия. - Проехать-то нельзя почему?
        - Прошлый мэр за соединение польских княжеств был да на восток посматривал. У нас с поляками мир и дружба братская. А нынешний пруссов любит и, как бы объединиться с ними, кумекает. Вишь, даже караулы научил их языку. Хоть и худо, да узнаваемо. Тевтоны же да ливонцы, что ближе живут, нам недруги еще со времен Ярославичей. Вот и решил он нас завернуть. А хозяевам своим весть отпишет. Мол, приходил с русских земель отряд, так мы его под страхом смерти обратно погнали. Хитры эти мэры прелестные бумаги составлять.
        - Зачем же ему напраслину на нас да на всю землю русскую возводить?
        - Как зачем? Чтоб денег дали. Мол, русичи вокруг шныряют, напасть готовятся, а стены у замка слабые, баллист нет, доспехов нет, вооружены кто чем. Вы денег нам дайте, а мы уж свой кусок земли от нашествия варварского убережем.
        - Нешто можно так? - удивилась Евлампия.
        - Когда дело денег касается, еще не того можно, - ответил Ягайло. - Подрастешь, сама поймешь. И подивишься.
        Когда солнце начало клониться к закату, дорога вывела их к серебристой ленте реки. Судя по наезженной колее, не сворачивающей перед водной преградой, тут был и брод, за которым начиналось княжество Краковское.
        Витязь, не останавливаясь, направил коня в воду. Буян пошел ходко, не скользя, уверенно вспенивая воду, в самом глубоком месте доходящую ему едва до колен. Остановился на том берегу. Ягайло махнул рукой Евлампии - давай, переправляйся.
        Направляемый девичьей рукой конек опасливо вступил в воду, но потом взбодрился и помчал к тому берегу тряской рысью, чтоб быстрее вылезти из холодной воды. Телега заскрипела, стала опасно раскачиваться на ременных рессорах. Внутри загрохотало, послышалась густая брань в несколько глоток, видать, посыпались друг на друга связанные пленники. Боковое течение, цепляясь за колеса, поволокло повозку к краю переправы. Кони в обозе забили копытами, поднимая фонтаны брызг, потянули назад и вбок. Один сорвался на глубокое место и забил ногами, пронзительно заржав.
        Чертыхаясь, Ягайло бросился в воду, высоко задирая колени, оббежал тянущего изо всех сил рыжего конька и подставил плечо под кренящуюся стену повозки. Налег, разрывая жилы. Евлампия хлестнула конька вожжами. Тот обиженно заржал и налег на дышло. Телега двинулась вперед. Все четыре колеса нащупали опору. Ягайло метнулся вдоль борта. Вцепился в гриву тонущего коня и, стараясь, чтоб не задели молотящие воду копыта, потянул на себя. Помог выбраться на сухое, одну руку положил на холку, другой прикрыл глаза. Подождал, когда тот успокоится и перестанет рваться из узды. Погладил по гриве, успокаивая. Перешел к следующему, который уже испугался не так сильно и просто стоял по колено в воде, мелко подрагивая. Приласкал. Крикнул Евлампии, чтоб шла к берегу.
        Скрипя и двигаясь не в лад, вся процессия выбралась на сухое. Евлампия спрыгнула на землю, потирая содранные грубо выделанной кожей ладони. Ягайло выпряг конька из повозки и отпустил пастись. Буян подошел к рыжему и ткнул его мордой в плечо - молодец, мол, не сплоховал. Тот радостно заржал и стал прыгать вокруг огромного боевого коня, как развеселившаяся собачонка. Витязь присел на кочку, стянул сапоги, вылил обратно в реку набравшуюся в них воду.
        - Ну, все, хватит на сегодня дорог и приключений, давай тут привал устраивать. Ты сообрази что-нибудь насчет прилечь, а я пока поляков выгуляю.
        - Сообразишь тут, когда шатер и прочий скарб прямо на дороге побросали, - пробубнила Евлампия, раскатывая на земле куски дерюги, которые она прихватила еще в Укрaине. Сбегала к дорожному сундуку, где под грудой оружия схоронила кремень и огниво. Принялась разводить костер.
        Ягайло меж тем по одному извлекал пленников из возка, развязывал руки и отводил в кусты на оправку, потом к реке на обмывку. Возвращал обратно к костру и привязывал все к тому же копью. Наконец, покончив с подготовкой, вернулся к костру, мрачно думая о том, что с такими умениями на старости вполне может найти себя охранником в княжеской тюрьме. Бездумно, не чувствуя вкуса, сжевал предложенный Евлампией кусок нажаренного впрок холодного мяса, положил под голову кулак и заснул, велев разбудить себя через два часа. Девица, которая наломала спину за этот день не меньше, чем воин, ответила коротким ругательством, но Ягайло этого уже не слышал.



        Глава пятая

        Княжество Краковское почти ничем не отличалось от княжества Люблинского. На горизонте башни замка, утыкающиеся в голубое небо, а вокруг деревни и поля, поля и деревни без края.
        - Чего ж у них в княжестве лесов-то нет нигде, витязь? - удивленно крутила головой Евлампия.
        - Повырубили леса все, - отвечал ей Ягайло.
        - Зачем же все-то?
        - За деньги. В тех местах, где лес плохо растет, знаешь, как древесина ценится? Если корабль лесом строевым нагрузить да отправить в земли египетские, где одна пальма другой за сто верст ау кричит, знаешь, сколько выручить можно у правителей тамошних? Или к маврам, даже корабля снаряжать не придется. Ну, и самим надо чем-то печки топить, да углежогам обратно дрова потребны, да и на иные нужды.
        - Так-то оно так, да только как же без леса-то? Без грибов, да без ягоды, да без птиц щебетания? И оленя с кабаном где брать?
        - Если в лесах вырос, то поля тебе голыми и скучными казаться будут, а ежели, кроме полей бескрайних, не видел ничего, так и тосковать по соснякам и дубравам не станешь. А без леса не только оленей нет. Но и волков с медведями, которые и скотину дерут, да и людей тоже. Так что не так уж и плохо без твоих лесов. О, смотри-ка, вот и стража. - Ягайло махнул рукой в сторону приближающегося к ним конного разъезда.
        Возглавлял его усатый дородный воевода, под весом которого прогибалась спина у симпатичной волоокой кобылки. На груди его сверкал вычеканенным орлом железный нагрудник с поддетой под него кольчугой крупного плетения. На плечах алая накидка, рука в перстнях с самоцветными каменьями покоилась на рукояти легкого кавалерийского меча с закрытой гардой. Широкие синие шаровары были заправлены в красные сапоги со щегольски завернутыми носками и слишком высокими каблуками. Словно хозяин был низковат росточком и хотел казаться выше, увеличив эту дюже полезную, чтоб нога не выскакивала из стремени, сарацинскую придумку.
        Вислыми усами и хозяйской манерой держаться он неприятно напоминал того поляка, коему Ягайло выпустил кишки в придорожном трактире. Его подчиненные, хлопцы в мешковатых форменных накидках на невзрачных лошадях, смотрелись оборванцами и пики в руках сжимали как-то неуверенно. Словно грабли.
        Главный развернул свою лошадь поперек дороги и вызывающе глянул на Ягайло. Тот махнул рукой Евлампии, мол, придержи коней, и шагом, не торопясь, подъехал к начальнику караула. Пошарив за пазухой, извлек порядком истрепанный на краях свиток и протянул. Тот молча принял бумагу, прочитал. Не отдал.
        - Джени добре, шановний пан. Якей ест народовощчи? - спросил он.
        - Приветствую вас, - ответил Ягайло, напряженно прислушиваясь к шорохам в крытой телеге.
        Чтоб как-то их заглушить, Евлампия принялась насвистывать какой-то заунывный мотив.
        - Русские мы.
        - Доконт еджече?
        - До польского короля, в замок Краковский.
        - Чшы ест пан жонаты? - спросил поляк, кивнув головой на Евлампию.
        - Нет, это племянница моя, - ответил Ягайло нарочито громко. - В дороге помогает по бабьему хозяйству да и Краков посмотреть возжелала. Молвит, умру, но великую столицу польских королей увижу.
        - Це добже, - покивал пан, и под его усами появилось что-то похожее на улыбку. - Кракив ладно място.
        - Да уж наслышаны, вот и желаем. Я по делам, девица поглазеть.
        В телеге что-то бухнуло.
        - Цо там ест? - спросил начальник караула, его лицо снова затвердело в непробиваемую каменную маску.
        - В телеге-то? - уточнил Ягайло. - Личные вещи всякие. Поклажа. Закреплена плохо, вот и болтается.
        - Проще отфожичь джеви.
        - Не, нельзя двери открывать. Там много всего, забито под завяз. Иные вещи работы тонкой. Стекло. Выпадет на дорогу, попортится. А там и подарки для вашего короля есть, - затараторил Ягайло, пытаясь заглушить доносящиеся из телеги звуки и подозрительность пана. Рука витязя при этом как-то сама собой легла на рукоять сабли.
        Пан внимательно посмотрел на витязя и сделал вид, что поверил.
        - Кьено шье кони? - спросил он скорее для формы, указывая пальцем на привязанных за возом лошадей.
        - Это… Эта… Тоже в подарок везем королю вашему. От нашего князя, - нашелся Ягайло.
        - О, це добре, - заулыбался поляк и, кольнув кобылку шпорами, очистил дорогу и кинул руку к виску в воинском приветствии. - Щченcливэй подружы.
        Другие конники последовали его примеру.
        - Спасибо, и вам счастливо оставаться, - ответил Ягайло и тронул Буяна коленями.
        Конь зашагал по дороге. Позади тронулась телега, заглушая скрипом колес стуки и крики пленных. Когда разъезд скрылся в облаке дорожной пыли, Ягайло придержал коня и поравнялся с Евлампией.
        - Фух, - выдохнул он, утирая взмокший лоб. - Хорошо, в колымаге этой стены шелками да атласами обиты. Не слышно криков и стуков. А то, если б шановный пан внутрь заглянул, мы б от него просто так не отговорились.
        - Да уж, - поддакнула Евлампия. - С меня восемь потов от страху сошло, хоть подол выжимай. А ты откуда польский так хорошо знаешь?
        - Не то чтоб знаю. Понимать понимаю, а вот говорить плохо могу. Через пень-колоду.
        - Я спросила откуда, а не как, - хитро прищурилась девица.
        - Так я в Витебске при дворе князя Ольгерда вырос. Там польские земли рядом совсем, наслушался их говора. Он, конечно, не совсем такой, как тут, но разуметь вполне можно.
        - А родители твои кто?
        - Да как тебе сказать… Вон смотри, двор постоялый, - перевел разговор Ягайло. - Давай оставим телегу и пленников тут, под твоим присмотром. А я возьму вещицу какую-нибудь да во дворец к королю пойду.
        - Не будет так, - взвилась Евлампия. - Я, может, из-за этого замка за тобой в дорогу увязалась, через мучения прошла.
        - Евлампия…
        - Не бывать тому. С тобой пойду. - Слова девицы, вырываясь изо рта, твердели, как плевки на морозе.
        - Ладно, ладно, - смягчился витязь. - Карету подальше куда-нибудь поставим. По кругу вервием обвяжем, чтоб дверь не распахнули, и пойдем. Так?
        Евлампия кивнула.
        - Витязь, а зачем загонять-то, мы не на конях ко двору поедем?
        - Нет. Улицы в крепости краковской узкие очень. Обычно не шире длины копья. На иной и два всадника не разминутся. Пешком оно сподручнее будет, да и о конях заботиться не надо.
        - Нешто здесь не боишься, что коней уведут, а в крепости королевской боишься?
        - Как не бояться? Боюсь. Но здесь-то хозяин присмотрит, за то ему и деньги платят, за то и спросить могут. А там народу много пришлого проезжего бывает. Послы всякие, вестники из дальних краев. Сядут на коня твоего, и ищи потом в Вязьме али в Твери, а то и вообще в Казани. И с кого спросить?
        Обоз свернул на дорогу, ведущую к постоялому двору. Судя по истоптанной траве вокруг, разбросанным тут и там обрывкам, остаткам и объедкам, а также доносившимся из дома крикам, место было проходное. Но неухоженное. Два больших деревянных строения с одинаковыми двухстворчатыми воротами во всю стену и бревенчатым съездом вместо крыльца были раньше какими-то складами. Потом их перекупили и, кое-как подлатав, стали принимать постояльцев. В стенах зияли дыры, в иную из которых мог пролезть и палец. Несколько оплетенных дикой лозой жердей то ли служили беседками для отдыха на свежем воздухе, то ли подпирали стены. О том, на какое решето похожа крыша, не хотелось и думать. С кухни тянуло тухлятиной, а может, и не с кухни, а от отхожего места. Толстая крыса, не таясь, пробежала через двор и исчезла в сарае, предназначенном для коней и повозок.
        - Фу, гадость какая, витязь, - сморщила нос Евлампия. - Как тут жить-то можно?
        - Видать, нет вокруг другого пристанища на много верст, иначе бы туда люди потянулись, а не сюда. Ну да ладно, мы тут все равно надолго вставать не собираемся. Бог даст, к вечеру в обратный путь тронемся. Ты давай правь к сараю конскому, а я пока с хозяином договорюсь. - Он тронул коленями бока Буяна и умчался к дому, что предназначался для людей.
        Евлампия кивнула ему в спину и уверенно направила конька меж двух столбов, обозначающих проход в невысокой плетеной изгороди. Слезла с козел и заглянула внутрь. Сарай представлял собой одно большое пространство. Потолочного настила не было, и кусочки неба проглядывали сквозь худую крышу. По правую руку были устроены стойла для лошадей с полными сена яслями, по левую - клети пошире, для возков. Там стояла всего одна телега. Добротная, на железной раме, с мягким сиденьем и вычурной резьбой по бортам. Стойла же были заполнены под завязку. В основном худосочными тонконогими жеребцами, но была тут и пара битюгов, и один рыцарский конь, рядом с которым стояли снятые с него доспехи. Несколько мальчишек, пажей или оруженосцев, суетились, вытирая коней тряпками, расчесывая гривы, чистя рыцарские доспехи и починяя прохудившуюся одежду.
        Евлампия кивнула им и стала размещать по пустым местам свой обоз. Пока она загоняла возок в самый дальний угол и расставляла лошадей, чтоб не мешать проходу, Ягайло уже вернулся с мрачным лицом. Пальцы его судорожно сжимались и разжимались на рукояти сабли.
        - Что случилось-то, витязь? - испуганно спросила Евлампия. - Почто глаза белые?
        - Хозяин, собака, денег за постой содрал, будто мы целой дружиной расположились. С каждого коня. Поголовно. Да еще за воду и сено на день да ночь вперед. Я ему говорю, мол, какие день-ночь, мы, может, к вечеру уедем. А он мне… Как это… У меня свой гешефт, говорит. Крохобор проклятый. Гешефт - это корысть?
        - Корысть, - подтвердила девица. - Да ладно тебе, витязь, все равно деньги не твои, казенные. Раньше тебе их не жалко было.
        - Давеча не то что нонеча, - загадочно ответил витязь. - Пойдем-ка до пленных сходим.
        Они зашли в сарай. Ягайло покрутил головой и осторожно похлопал Евлампию по плечу:
        - Молодец, девка, хорошо справилась. Повезет тому, в чей дом хозяйкой войдешь.
        - Да ну тебя, витязь! - хихикнула та. - Дела делай да пойдем ужо, а то душно тут - сил нет.
        - И то верно.
        Ягайло подошел к дверце и вынул придерживающее ее копье. Распахнул. От крепкого мужского духа, налетевшего на него из дверного проема, витязя аж передернуло. И то сказать, дня три не мылись пленники. На секунду ему даже стало их жалко, но мысль, что они могли учинить с Евлампией, не случись его рядом, и что учинили, возможно, с другими путниками, враз оборвало жалостливые мысли.
        Пнув выставленные ноги сидящего на полу, Ягайло залез внутрь, показав всем костистый кулак, чтоб вопить не вздумали, и пошарил по их одежде. У двоих ничего интересного не было, а вот у третьего, самого дохлого, но с наглым, избалованным лицом и капризно оттопыренной нижней губой, он нащупал серебряный медальон на тяжелой цепи. Стянул через голову брыкающегося юноши, наподдав коленом, чтоб не дергался, и вылез из экипажа в царившие под крышей сарая вечные сумерки. Пригляделся, держа руку на отлете.
        Овальная серебряная бляха. На ней - чеканный орел в выложенной сверкающими камешками короне. Клюв и когти золоченые. Вещь старинная, цены немалой, по всему видать.
        - Как думаешь, Евлампия, - обернулся к девице Ягайло, - сильно знатный человек такой владеть может?
        - Да уж не смерд, это точно, - ответила та.
        - Ну и славно, ты давай тогда лепоту на себя наводи, чтоб на двор такой замарашкой не являться, а я пока тут порядок обратно наведу.
        Евлампия кивнула, взяла какой-то сверток и скрылась на задах конюшни. Ягайло неторопливо обошел возок, проверил ручки, попинал спицы колес, подпер дверь копьем. Покопавшись в заднем ящике, нашел запасные вожжи и в два раза обмотал ими крытую надстройку, прихватив двери. Огляделся на всякий случай. Никто из оруженосцев не обратил на его действия никакого внимания. Ну и славно.
        Отроковица вернулась с заднего двора посвежевшая и даже как-то посветлевшая ликом, который только оттеняло грязноватое платье. У Ягайло почему-то защемило сердце: все-таки не женское дело таскаться по полным опасностей дорогам вслед за воинами. Рисковать животом своим.
        - Чего уставился, витязь? - грубовато окликнула его девица. - Ты так во мне дырку проглядишь.
        Все ее очарование вмиг слетело, как яблоневый цвет. Ягайло отряхнул с портов несуществующую пыль, разгладил пятерней траченные огнем волосы и вышел из сарая. Девица, подобрав подол, чтоб не мазнуть по навозу, засеменила следом.
        Выйдя на дорогу, они влились в плотный людской поток, текущий к главным воротам городища. Огромные телеги, доверху нагруженные всяким скарбом, ехали вперемешку с дорогими экипажами. Мужицкие зипуны соседствовали с облезлыми жупанами студентов. Рыцарские латы поблескивали на фоне меховых накидок и высоких шапок чиновников. В одном потоке рядом шли задумчивые коровы и норовистые кони. Наглые голуби воровали просо у заключенных в клетки кур. Мухи тучами роились над снедью, которую нерадивые хозяева не озаботились прикрыть тряпьем. Юркие мальчишки сновали под ногами у взрослых. Иногда им наступали на босые ноги, отвешивали тумаков, но улыбки не сходили с их беззаботных лиц.
        - Ты за мошной[Мошна - кошелек, носимый на поясе.] приглядывай, - обернулся Ягайло к девице. - А то ворья тут наверняка…
        - Так у меня ж мошны-то нет, вот, платочек и тот в руку взять пришлось, - недоуменно ответила Евлампия.
        - Да не за своей, за моей. Сзади-то оно даже видней иногда: спереди, бывает, один внимание отвлечет, а другой в то время срежет.
        Наконец перед путниками начали вырисовываться городские стены. В основном каменные, в три человеческих роста, но кое-где с вкраплениями старых, деревянных еще укреплений и совсем новыми заплатами. Крытая деревом галерея для стрелков нависала над огородами, что разбили горожане, прикрыв их от непрошеных гостей колючими кустами и частоколом. За огородами скромно прятался глубокий ров, через который был перекинут внушительный подъемный мост. Под мостом желтели головки кувшинок.
        Широкое ответвление от главной дороги, ведущее к гудящему как муравейник рынку, принимало в себя основную часть потока. Через мост к распахнутым настежь городским воротам шли единицы. Ягайло и Евлампия встали в небольшую очередь за каким-то очень нервным посыльным, который переминался с ноги на ногу и поминутно оглядывался, словно тать, забытый подельниками на стреме.
        Стражники в воротах не торопились. Толстые и одышливые, они принимали подорожные от путников. Читали - не сказать, чтоб внимательно, и дозволяли проехать в город. Иногда чинили личный и вещевой досмотр, но без особого пристрастия. А иногда пускали и так, видимо, знали проходящих в лицо. Налог же за въезд в город с каждой телеги драли неукоснительно.
        Очередь двигалась медленно. Роптала на жару. На назойливых мух. На то, что стражники часто отлучаются испить водицы к стоящей недалеко бочке, но выступить открыто никто не решался. А до ворчания княжьим людям дела не было. Наконец спина посыльного скрылась за воротами. Ягайло вступил под сень надвратной башни и протянул начальнику караула подорожную. Тот принял ее, брезгливо, двумя пальцами, медленно развернул, почитал, шевеля вислыми тюленьими усами, и, свернув в трубочку, подал какой-то знак своим людям. Те налетели на Ягайлу сзади, прихватили за руки, завернули их за спину. Подбили под колени, заставляя опуститься прямо в дорожную пыль. Витязь напрягся, хотел было вывернуться, раскидать обидчиков, но в его горло над кольчугой уперлись два наконечника копья. Он расслабился, повис на руках обидчиков, понимая, что если и отбиваться, то не сейчас, а в более подходяще время и в более подходящем месте.
        Хрустнув тонкими пальцами, так не идущими к его жирному телу, начальник караула пробежался ими по бокам витязя. Нащупал снятую с пленного поляка бляху. Залез рукой под кольчугу и потянул за нагретую человеческим теплом цепь. Поднял на вытянутой руке, рассмотрел, близоруко щурясь, и вдруг переменился в лице, вздрогнул и выкрикнул что-то короткое и шипящее.
        Щекочущие горло Ягайлу наконечники копий отодвинулись. Пальцы на локтях и плечах ослабли. Витязя подняли из пыли, отряхнули запачканные колени, поправили кольчугу. Держащие его стражники отступили. Начальник караула, держа знак на вытянутых руках, как меч, с глубоким поклоном поднес его витязю. Дождался, пока тот сграбастает цепочку, и отступил, не поднимая лица.
        Витязь выпрямился во весь рост, нырнул головой в цепь и пристроил бляху на гордо выпяченную грудь. Поправил нарочито и зашагал гоголем, раздвигая плечами понурую стражу. Евлампия догнала его мелкими шагами.
        - Я уж думала, заарестуют тебя и посадят в холодную, - молвила девица.
        - Да я уж и сам испужался, - признался витязь. - Хотя и вырвался б, наверное, до холодной, только бежать бы пришлось, ничего не узнав.
        - А что это мы за амулет такой к рукам прибрали, что городская стража от него чуть ниц не падает?
        - Да кто ж его знает. Но раз действует, так надо пользоваться. - Ягайло подмигнул девице озорным глазом.
        Стиснутый стенами город, не будучи в состоянии разрастаться в ширину, тянулся вверх. Этаж надстраивался над этажом, верхние уступами нависали над нижними. На улицах царил вечный полумрак, лишь изредка прорезаемый лучами солнца, отыскивающими какие-то прорехи в плотной застройке.
        Мостовая была не везде, в основном перед роскошными каменными или кирпичными домами с островерхими гонтовыми крышами, многочисленными украшениями, жестяными флюгерами и желобами для стока воды, оканчивающимися львиными пастями. Перед домами попроще виднелись промоины, где во время дождя круто замешивалась липкая грязь, в коей иная телега могла увязнуть по ступицу. Кое-где виднелись остатки сгнившей соломы, которую укладывали поверх таких «ловушек» во времена больших праздников.
        Узкими улочками, стиснутыми в клещах сточных канав, они вышли на центральную площадь. В центре вяло шумел городской рынок, здесь продавали оружие, дорогие украшения и всякие заморские игрушки. Крестьян почти не попадалось, такие товары были им не по деньгам, да и горожан вдоль рядов сновало не особенно много. Большинство их толпилось у входа в костелы.
        Один, высокий, с романскими башнями и массивным фасадом, за коим можно было отсидеться в случае захвата города, по легенде, был единственным зданием, которое не смогли взять татары во время нашествия более чем столетней давности. Ему покровительствовал святой Андрей. Второй был посвящен святому Войцеху, который проповедовал на этом месте, отправляясь в миссионерское путешествие в Пруссию. Невысокий, с плоской крышей, он был построен так давно, что, казалось, уже врос в землю. Ощущение дополняла махина крытого рынка, нависающая над приземистым строением.
        За рынком высилась квадратная, облицованная белым известняком башня ратуши и по совместительству городской тюрьмы. Неподалеку притулилось лобное место - огромный каменный круг с вырезанными по краю кровостоками и колодой для рубки голов в центре. Рядом несколько деревянных перекладин для повешенья, на которых вольготно расположились сытые иссиня-черные вороны. Еще несколько каких-то непонятных приспособлений. Невдалеке рожны с насаженными головами. Оскалы-улыбки. Иссохшиеся, отваливающиеся кусками лохмотья. Коричневая кожа. Пустые глазницы выклеванных глаз.
        - Ягайло, а для чего это? - дернула витязя за рукав Евлампия, указывая на вознесенное на высокий шест колесо со спицами на манер тележных, с веревками и все сплошь в бурых пятнах.
        - Нечего на всякое пялиться, - пробурчал Ягайло, увлекая ее за собой.
        - Но интересно же…
        - Нечего, нечего, - пробурчал Ягайло, буквально волоча девицу по каменной мостовой.
        Той ничего не оставалось, как покориться.
        - А отчего построено так странно? - вертела головой Евлампия. - Тут вот, смотри, дома плотно стоят, а там - как придется? И разные совсем, этому будто сто лет, а этот вот словно вчера достроили.
        - Так, наверное, тут раньше пашня была, али виноградник, али скотину выпасали. Потом земля дороже стала, скотину за стены выгнали, а на месте дом построили. А по соседству, может, виноград еще лет сто рос, потом и его вырубили и застроили. Вот и вышла такая чересполосица.
        Они пошли дальше. Евлампия во все глаза таращилась на щиты над входом каждого дома с намалеванными на них изображениями. Красный медведь, волк, лебедь, полумесяц, золотая звезда, золотой меч… По ним дома и различали. Иногда путникам приходилось отходить подальше от фасадов, ибо прямо под ногами оказывались входы в погреба и лазы в подвалы и далеко не все были закрыты крышками или решетками.
        На некотором отдалении от площади улица резко ныряла вниз, потом вновь возносилась и на подъеме упиралась в высокую, гораздо выше внешней, стену Вавельского замка, сплошь увешанную флагами и вымпелами. Какая-нибудь цветная тряпка в обязательном порядке свешивалась с любого доступного места. Постройки начинались прямо под стеной замка, отделенные от него лишь неширокой улицей. Стиснутая с одной стороны каменной кладкой, а с другой - разномастными фасадами домов, она мягко изгибалась, вторя руслу когда-то засыпанного ручейка, притока Вислы. Ягайло и Евлампия свернули по ней, прошли с сотню шагов и оказались на небольшой площадке.
        Стена здесь поворачивала под прямым углом, и вдоль нее тянулся вверх, к крепким воротам, каменный въезд. Противоположная стене часть, не забранная даже перилами, просто обрывалась вниз. Там, под обрывом, была устроена полоса смерти. Из земли торчали остро отесанные колья, густо росли колючие кусты, обвиваемые лозами дикого винограда. Валялись острые камни. Любой упавший туда с обрыва, даже если б остался жив и смог ходить, выбирался б из этих завалов минут пятнадцать, представляя собой отличную мишень для сидящих в надвратных башнях и на стенах арбалетчиков. За ловушками начинался луг, полого сбегающий к серой ленте реки. На нем флегматично паслись унылые коровы, чуть дальше расфранченные горожане прогуливали по набережной своих дам в глухих черных платьях с белыми воротниками.
        У самого поворота, на небольшой каменной площадке, расположились вокруг костерка полдюжины стражников. Деревянными ложками они помешивали в медном котелке густой кулеш. Вокруг распространялся одуряющий аромат разваренного пшена и свежего мяса. Заметив приближающихся путников, стражи лениво потянулись к стоящим неподалеку горкой алебардам, но, увидев знак на бочкообразной груди Ягайло, снова уставились в котел, пожирая его недоваренное содержимое голодными взглядами.
        Евлампия с шумом, прям не девица, а ландскнехт дремучий, подтянула слюни. Витязь же только хмыкнул. Его чуткий нос уловил совсем другие запахи, идущие из королевских покоев, - и серебряный орел, похоже, был к ним отличным пропуском. Да, впрочем, и без бляхи никто бы им особо не препятствовал. Набирали в ночную стражу абы кого, детей лавочников, неприкаянных отроков, не попавших в студенты, и прочих городских бездельников. Их самих часто бивали подгулявшие шляхтичи, а городские воры и залетные разбойники не обращали никакого внимания.
        Сработал волшебным образом талисман и в воротах. Капитан стражи, дядечка в летах и чинах, посмотрел их подорожную, покосился на нагрудную бляху и с поклоном пропустил Евлампию и Ягайлу в крепость. Даже не спросил, с какой целью они решили нанести визит Казимиру III, Милостию Божией королю Краковской земли, Судомирской земли, Серадской земли, Польской земли, Куявской земли, Добрянской земли, Поморской земли, Русской земли, господарю и дедичу вечному землям тем обладателю, королю велебному.[Официальный титул короля Польши Казимира III Великого.]
        Снаружи замок производил суровое и торжественное впечатление, внутри же кипела работа. Люди суетились, как муравьи. Стучали молотки, визжали пилы. Кряхтели работные мужики, на раз-два-взяли ворочающие огромные бревна. Поднимали на специальных ранцах обтесанные каменные блоки на верхотуры стен. Мастера укладывали их ровными рядами в изнаночные стороны недостроенных укреплений. Мостили улицы гладкими плитами, подгоняя их стык в стык. Плотники ладили балки под будущие крыши костелов и караульных помещений. Некоторые деревянные постройки обкладывали камнем прямо поверх старых стен. Скрипели блоки, перекрикивались болтающиеся на стенах в люльках мастера. Десятники палками разводили людские потоки по участкам работ.
        - Дает Казимир, - одобрительно покачал головой Ягайло. - Я когда сюда наведывался последний раз, город, почитай, наполовину был из дерева. А крепость - так и вся. А теперь смотри, в камень оделась.
        - Смешно оделась, будто напоказ, - хихикнула Евлампия. - С той стороны густо, а с этой - пусто.
        - Эх, - вздохнул Ягайло, - не зря говорят, дурням половину дела не показывают.
        - Ты чего это, витязь?! - вылупилась на него Евлампия. - Обидеть меня хочешь?
        - Не обидеть, а наставить, чтоб дури не говорила. Вишь как строят? Трудятся, аки муравьи. Эдак они быстро изнанку с лицом в соответствие приведут, и будет крепость защищать их долгие годы.
        - Ладно, что ты вещаешь, как поп с амвона, - насупилась Евлампия. - Поняла я.
        - Ну и славно. А вот гляди-ка - и пришли.
        Они наискось пересекли небольшой двор и подошли к широким дверям королевских покоев, по случаю теплой погоды распахнутым настежь. В дверях и на лестнице караул стражников с копьями и алебардами. Строгие лица, вислые усы, четкая выправка. Да, рядом с королем служить - это тебе не кулеш у ворот трескать. За открытыми дверьми виднелись еще одни, полуоткрытые и тоже со стражей.
        Откуда-то сбоку к путникам подскочил начальник караула с двумя бугаями за спиной. Покосившись на бляху Ягайло, принял челобитную, прочитал бегло и с поклоном вернул. Отсалютовал двумя пальцами и в те же два пальца засвистел переливчатым разбойничьим посвистом.
        Из-за второй двери вышел человек в ярко-красном кафтане, высокой шапке и с резным посохом в руке. Подошел к лестнице и, не выходя на солнечный свет, улыбнулся и поманил к себе путников. Те поднялись по ступенькам. Человек вперился в медальон Ягайло пронзительным взглядом черных глаз. Улыбка на его лице погасла, сменившись маской напряженного ожидания. В воздухе повисла томительная пауза.
        - Шановний пан… - начал Ягайло, чтоб прервать затянувшееся молчание.
        - Не надо коверкат наше язык, - ответил мужчина. - Я доштаточно хорошо говорю по-рушшки.
        - И славно. Нам бы это… С королем повидаться. Или с кем из его близких потолковее.
        - Хорошо, пойтемште. - Мужчина развернулся и нырнул в едва заметную в полумраке боковую дверь.
        Спутники последовали за ним. Пройдя двумя или тремя коридорами, в которых то и дело мелькали какие-то затянутые в темное личности, они оказались в комнате, очень похожей на ту, с коей началось путешествие Ягайлы. Без окон. С горящими на столах светильниками. Несколько столов с письменными приборами. Полки с рукописными книгами, свитки, какие-то чудные заморские статуэтки и игрушки.
        Ягайло отодвинул тяжелую лавку и присел, Евлампия, водя пальцем по корешкам, принялась изучать содержимое полок.
        - Да ты еще и грамоте разумеешь? - изумился витязь.
        - Я еще и не того разумею, - бросила через плечо Евлампия. - Поднеси-ка свечу, витязь, а то названий не разобрать.
        Ягайло взял одну из коптящих на столе свечей и поднес ближе.
        - Так это ж на латыни, - удивился он.
        - А что ж мне, только византийские книги читать?
        Ягайло хотел пуститься в расспросы, откель такая юная девица, да еще и служанка, разумеет столько языков, но не успел. Дверь скрипнула. Порог переступил грузный мужчина в широкой, неподпоясанной рубахе под отороченной собольими шкурками жилеткой, с вислыми усами и сизым от недавнего бритья подбородком. Золотая цепь на шее, обилие перстней, манера держаться, осанка и взгляд выдавали в нем знатного человека, приближенного к королю и привыкшего даже не командовать - повелевать. Махнув кому-то в коридор, видимо отпуская стражу, уселся за широкий стол. Сложил на нем пухлые, как тюленьи лапы, руки и посмотрел на них долгим взглядом.
        Евлампия смущенно потупилась, Ягайло же стойко выдержал взгляд.
        - Тоже по-русски понимаешь? - нагловато спросил он.
        - Понимаю, - кивнул головой мужчина. Говорил он почти без змеиного шипа в словах, свойственного иным полякам.
        - Тогда расскажи нам, мил человек…
        - Может, сначала познакомимся, раз уж такой серьезный разговор затевается? - Мужчина по-собачьи склонил голову набок и сверкнул маленькими хитрыми глазками.
        - Витязь Андрей, из земель Смоленских, - не моргнув, соврал Ягайло.
        - Пан Браницкий,[Браницкие - древний польский род. Фамильный герб - гриф. Родоначальником своим считают сербского князя Яксу, игравшего важную роль среди польских вельмож при дворе Болеслава Кривоустого и женившегося в 1149 г. на дочери вроцлавского старосты Дунина.]  - коротко отрекомендовался поляк.
        Он кивнул головой, что, видимо, означало поклон. Ягайло и Евлампия тоже не стали утруждать себя излишним согбением.
        - Так что вы хотели узнать?
        - Хотели узнать, куда вы Глеба Святославича дели? - Ягайло решил не разводить церемоний, а сразу взять быка за рога.
        - Так я и знал, - невпопад ответил мужчина. Спесь слетела с него, как снег с апрельской крыши. - Так и знал! - зачем-то повторил он.
        Ягайло с Евлампией переглянулись.
        - Э… Любезный пан, - удивился Ягайло. - Чего ты знал? Расскажи, будь милостив.
        - Дошли до меня слухи, что ваш княжич Глеб умыкнут разбойниками, в то время как он к нам на смотрины ехал. Я боялся, что князь Смоленский подумает на нас и в отместку может учинить вред нашему княжичу Збигневу или захватить его для мены, многие ведь знают, что он в приграничье поохотиться любит. Предупреждал я Казимира. Молил: запри королевича в городе. Он меня не послушал, не дал сыну укорот. Так вот и вышло. Вы ж не зря его орден на себе принесли?
        Евлампия, слушавшая разговор от стеллажей, присвистнула. Ягайло задумчиво почесал опаленную бровь. Все сразу стало на свои места. Один из шляхтичей-разбойников, которых они приголубили по дороге в Краков, оказался королевским сыном. Понятно теперь, с чего все так кланяются этой бляхе. И почему сразу отвели к знатному вельможе, а не стали томить в караулке допросами пристрастными, кто да откуда.
        - Но даже я не думал, что Святослав проделает все так споро и ловко, - продолжил мужчина.
        - Люди его еще не то могут, - самодовольно ответил витязь и спохватился. - Значит, Глеба у вас нет, говорите? И не было?
        - Так, - подтвердил вислоусый пан.
        - А где же он? - спросил Ягайло, сам понимая глупость своего вопроса.
        - То мне неведомо, - ответил поляк. - А что там Збышек? Жив, здоров?
        - Целехонек ваш Збышек, хотя и не по заслугам. Гаденыш порядочный, - подала голос Евлампия. - Шалит в приграничье, людей добрых пугает.
        - Это есть, - легко согласился мужчина, хотя на лезущую поперек мужского разговора девку воззрился неодобрительно. - Но он единственный сын нашего короля… - Браницкий обреченно развел руками.
        - Оно понятно, - кивнул Ягайло. - Не хочу тебе обиду чинить, но проверить надобно, что и правда Глеба у вас нет. Если в том уверюсь, отпущу вашего Збышка просто так. Ни коней, ни откупа не возьму.
        - Как же тебя в том убедить? - удивился вельможа. - По всем узилищам да комнатам тайным провести? Все норы лисьи показать?
        - Полноте, - успокоил его Ягайло. - Достаточно на пиру побывать, разговоры послушать. Языков во дворцах больше, чем ушей, я-то знаю. Если Глеб тут, наверняка кто-то об том говорить будет. А если нет, так и не будет. Вот и проведи нас на пир, да чтоб народу там побольше было знатного. Часто тут у вас такие бывают?
        - Да почитай и не прекращаются, - ответил пан Браницкий. - Хвор король, знает, недолго ему осталось, потому вином думы грустные заливает.
        - Хорошо, вернее, плохо. Но все равно хорошо, - невпопад ответил Ягайло. - Пойдем тогда. А ты помни и людям своим передай, что, если с нами случится что, потравите или ножичком решите пырнуть, примет ваш Збышек смерть лютую. Истощится без еды и пития.
        Мужчина кивнул головой, поднялся. Повернулся к Ягайле:
        - Только милости прошу, сами не говорите никому, что наш принц в русском полоне. Мои люди всем рассказывают, что он еще с охоты не вернулся. И медальон отдайте или спрячьте хотя бы под одеяние. И так из-за его появления в городе разговоры пошли.
        - Забирай, теперь он мне без надобности. - Ягайло стянул через голову тяжелую цепь и брякнул серебряным овалом о стол.
        Мужчина сгреб его ладонью и сунул куда-то под безрукавку, открыл низкую дверь. Нырнул в темный коридор. Ягайло и Евлампия последовали за ним. Справа по ходу открылась небольшая ниша с узкими горизонтальными бойницами, в которой замерли двое одетых в черные накидки поверх кольчуг и черные же шапочки пирожком воинов со взведенными арбалетами. Вот, значит, почему стражников при разговоре не было. Попытайся витязь или девица причинить вельможе вред, вмиг бы получили по толстенному болту[Болт - короткая и тяжелая арбалетная стрела.] меж лопаток.
        Двери перед ними распахнулись. В ноздри путников ударили сотни аппетитных запахов. Жаренная на вертеле оленина, запеченная в глине утка, рыба на углях, паштеты, разнообразные фрукты, овощи. Проморгавшись от выступивших на глазах голодных слез, они увидели большой зал с высокими сводчатыми потолками, под которыми светили сотнями свечных огней кованые люстры. Составленный из многих большой стол буквой
«П», ломящийся от разнообразных яств. Во главе стола возвышался трон, на котором восседал высокий худой мужчина, зябко кутающийся в горностаевую мантию. Пергаментная кожа, синие круги под глазами, тонкие волосинки, прилипшие к выпуклому черепу. «И впрямь не жилец», - с одного взгляда определил Ягайло. Зато остальные, его окружающие, - просто кровь с молоком.
        За столом пировала шляхта. Все круглолицые, с сыто выпирающими животами, разодетые, как заморская птица павлин, - и столь же крикливые. Один за другим они вскакивали на ноги, провозглашали здравицу королю или его родственникам и опрокидывали в себя полные кубки вина, накачиваясь хмельным, как пауки мушиными соками. Как раз то, что нужно.
        - Я вас оставлю, дела, - подал голос вельможа. - Пришлю своего человека, чтоб он вам помогал и приглядывал.
        Не дожидаясь ответа, он коротко поклонился и собрался уходить. Ягайло значительно посмотрел в глаза вислоусому пану, мол, не вздумай чего недоброе сотворить, и принялся оглядывать стол на предмет присесть поближе к самым разговорчивым. Евлампия же глазами пожирала снедь, торопясь набить брюхо.
        К путникам подлетел распорядитель с посохом, взяв их под локоток, повел к свободному месту между спящим лицом в блюдо худым пановичем и дородным сонным паном, сложившим второй подбородок на третий и все это на живот, минуя шею и грудь. Своей резной палкой он бесцеремонно растолкал подвыпивших гостей, освобождая место. Евлампия, подобрав подол, с трудом перелезла через высокую скамью, не дожидаясь слуги с чашей для омовения рук, ухватила истекающую жиром индюшачью ногу и впилась в нее зубами. Ягайло недовольно сморщил нос, принюхиваясь к духу, идущему от сонного пана, который подвинулся как-то не весь, и тоже влез в свободную щель.
        Повел молодецкими плечами, раздвигая себе место, омыл руки в серебряной кадушке, отгребая в стороны смятые лепестки роз, обтер их о предложенный мальчиком рушник и подцепил на нож паштета. Подложил под него срез белого хлеба, откусил и блаженно прикрыл глаза. Покатал во рту кусочки, раздавливая их о нёбо. И вспомнилось ему…
        - Что это ты за гадость ешь? - толкнула его в бок Евлампия.
        - Паштет из печени гусиной, - ответил витязь. - Пища богов. У нас такого не сыскать.
        - И правильно, что не сыскать. Знаешь, на что твой паштет похож? Какой приличный человек…
        - Уймись, постылая, - оборвал он девицу. - Я ж тебе не зужу над ухом советами, что надо руки перед едой омывать и кушать прибором, а не пятерней в общее блюдо лезть? Нет? Вот и ты ко мне не цепляйся.
        Ягайло снова закрыл глаза, но теплые воспоминания о детстве не вернулись. Тьфу пропасть, подумал он и хотел пересесть к другим собутыльникам, послушать, что говорят там, но какое-то движение привлекло его внимание.
        Через незаметную заднюю дверь вошла худая простоволосая девица, от горла до пят затянутая в черное платье со множеством застежек спереди и с черным же узким пояском. Пожалуй, ее можно было назвать красивой, если б не надменно-брезгливое выражение лица, коверкающее правильные черты.
        - О, смотри. Никак невеста княжича нашего пропащего. - Ягайло в отместку ткнул Евлампию локтем под ребра так, что она поперхнулась обсасываемым перепелиным крылышком.
        Но девица, казалось, даже не заметила подначки, во все глаза уставившись на полячку.
        - Цо не старшая дочщь, Кунигунда, то младшая дочщь короля, Эльжбета, - раздалось над ухом Ягайлы шипение человека с посохом. - И милоштиво прошу, не упоминаште про ищешновения детей королевшкой крови!
        - Ладно, ладно, - оттолкнул от себя слишком близко наклонившегося распределителя Ягайло. - Не буду больше.
        Принцесса меж тем встала рядом с королем, склонилась и стала что-то быстро говорить, нервно дергая уголками рта и теребя в руках белый кружевной платок. Король кивал, но головы не поднимал. Меж его редких волосков заблестели на челе капельки пота. Глаза старика закатились, покрытая старческой «гречкой» рука с тонкими пальцами крепче вцепилась в подлокотник. Принцесса же продолжала говорить, не обращая на муки отца никакого внимания. «Понятно теперь, что значит плешь проесть», - подумал Ягайло. Вызнать бы еще, что она хочет. Впрочем, так ли сложно?
        - Слышь, Евлампия, я пойду по залу потрусь, - прошептал Ягайло ей на ухо. - А ты посиди тут, никуда не уходи, ладно?
        Он тут же пожалел о сказанном.
        - Вот еще, - фыркнула Евлампия в своеобычной манере противоречить всему, что ей скажут. - Душно тут, что в ларе с зимними мехами. Выйду на воздух, вдохну свежего ветра.
        Спящий рядом шляхтич вдруг вскочил на ноги, заорал дурным голосом: «Так здравствует в веку крол Казимир и жего родные!» - хлобыстнул из кубка неразбавленного вина, разрубил саблей кулебяку вместе с деревянным блюдом, упал обратно на скамью и снова захрапел. Ягайло покосился на него неодобрительно, взял свой кубок и направился к компании побольше. Богато одетые паны, сдвинув ближе чубатые головы, о чем-то увлеченно спорили вполголоса, шевеля седыми усами. Присел рядом на скамью, украдкой подвинул одного из спорщиков. Тот был настолько пьян, что даже не заметил оказии и продолжил излагать свои мысли ощеренной щучьей голове, пялящейся на него с недалеко стоящего блюда.
        Евлампия же перекинула ноги через скамью и направилась к выходу. Страж, видевший ее со знатным вельможей, без лишних вопросов распахнул перед девицей дверь, а потом ловко, без скрипа, прикрыл. Может, воины они были и не очень знатные, но слуги замечательные, любой монарх позавидует. Девушка прошла через освещенный мерцающими плошками с жиром длинный коридор, вышла на знакомое крыльцо, как статуями, уставленное стражниками. Осмотрела двор. Слева не было ничего интересного: колодец, несколько навесов с заготовленными на зиму дровами, деревянные лабазы, в которых мычала, хрюкала и квохтала приготовленная для королевского стола живность. Несколько прачек стирали королевские же панталоны и развешивали их на специальных козлах, стыдливо упрятанных за одну из построек. Замутненную золой и грязью воду они опрокидывали в круглые каменные сливы.
        Справа был разбит небольшой сад не сад, беседка не беседка. Врытые в землю саженные жерди с перекладинами густо оплетал дикий виноград. Смыкаясь над головой, он давал густую сень, под которой переливалась солнечными зайчиками манящая прохлада. Одной рукой подобрав подол, Евлампия направила стопы свои к шпалерам. Одни стражники с крыльца как-то странно посмотрели ей вслед, с вожделением и грустью, другие заулыбались в усы, в остальном сохраняя свою каменную неподвижность.
        Девица дошла до сада-беседки и поразилась его внутреннему устройству. Вблизи он казался гораздо больше, чем от покоев. Гибкие лозы свисали внутрь не просто так, а образуя небольшие кельи округлой формы, в каждой из которых стояла скамеечка с витыми ножками.
        Девица упала на жестковатую для ее худых ягодиц скамью и вытянула мосластые ноги. Распустила пояс и сладко вздохнула, наслаждаясь свободой чресл и покоем. Поймав на лицо тепло солнечного луча, замерла, не обращая внимания на приглушенный листвой хозяйственный гул двора и звон налетевшей мошкары. Неожиданно ей показалось, что в этот звук вплелся еще один. Странный. Тонкий. Девичий. Похожий на звон серебряного колокольчика смех. Он шел не со стороны дворца. Откуда-то сбоку, из-за густо свисающих лиан.
        Стараясь не шелохнуть ни листочка, Евлампия поднялась на ноги, затянула талию кушаком и, осторожно ступая, пошла на звук. Постепенно завеса зелени стала истончаться, и сквозь нее почудилось Евлампии какое-то движение. Смирив дыхание, она раздвинула темно-красные стебли с крупными листами. Ее взору открылась выложенная квадратными плитками черно-белая клетчатая площадка, посреди которой стояла мраморная ванна на римский манер - с толстыми стенками и строгими, почти военными орнаментами по краю. Темная вода скрывала большую часть тел трех нежащихся в ванне купальщиц, но и того, что увидела, Евлампии хватило. Она едва зажевала рвущийся наружу вскрик собственным рукавом.
        Две девицы были молоды и белы кожей. Собрав волосы на затылках в густые пучки, они сидели по шеи в воде друг напротив друга, а над водой бесстыдно возвышались холмики коленок. Их бледность резко оттенял загар третьей женщины. Та сидела на специальной приступочке в ванне так высоко, что вода совсем не прикрывала ее порядком обвислые груди.
        Одна из девиц открыла глаза и что-то сказала загорелой. Афродитой из пены морской та еще выше поднялась над водой, явив свету несоразмерно большой пупок. Уселась на какую-то жердочку. Девица выпростала из-под воды длинную белую ногу и положила пожилой на колени. Та обернулась, взяла с пола позади ванны кисточку из нежной поросячьей щетины, обмакнула в какую-то пахучую смесь и стала обмазывать эту ногу. Потом достала железный скребок и принялась водить туда-сюда от ступни до колена. Жидкость под железным лезвием вспенивалась, распространяя вокруг терпкий аромат. Внутренности Евлампии закрутило узлом. Но она стояла у своей зеленой бойницы, не в силах оторваться от происходящего.
        Похожим манером пожилая женщина обработала вторую ногу молодой прелестницы, а потом принялась растирать ее руками. Та открыла блаженно прикрытые глаза и бросила фразу на шипящем польском. Тетка в возрасте, смущаясь и хихикая, ответила ей что-то длинное и замысловатое. Из двух дюжин слов Евлампия смогла разобрать только
«пани Кунигунда». Вот, значит, как? Пани Кунигунда? Та самая старшая дочь Казимира, предназначенная в жены княжичу Глебу?
        Пожилая женщина сползла в ванну по горло. Вторая девица открыла глаза и потянулась к дочке короля. Впилась в ее губы своими. Та ответила. Подалась навстречу. Они обнялись. Женщина стала гладить ту, что сверху, ладонями по узкой спине, потом ее руки скользнули куда-то вниз. Вода в ванне закипела. Смешки сменились вздохами и стонами, поначалу едва слышными, но постепенно становящимися все громче и громче.
        Стараясь не колыхнуть, Евлампия отпустила лиановую завесу, отступила на шаг-другой. Подобрала подол и со всех ног кинулась из сада-беседки. Внутри у нее все тряслось и переворачивалось, едва вписавшись в арку выхода, она свернула вдоль зеленой завесы, забежала за какую-то статую. Тут ноги ее подкосились, и девушка, не обращая внимания на трескающееся по швам платье, сползла по квадратного сечения пьедесталу. Обхватив колени руками, уткнулась в них головой и замерла, пытаясь унять разливающуюся по всему телу дрожь.
        Один из стражников, наблюдавший сверху этот побег, сплюнул и досадливо сорвал с головы круглый шлем с кованым рыбьим плавником на маковке. Другой отложил в сторону невзведенный арбалет и хлопнул его по обтянутому кольчугой плечу. Тот с досадой полез в висящий на поясе кошель. В протянутую ладонь упал медный кругляшок монеты.
        Евлампия просидела за статуей почти до вечера. Животная брезгливость мешалась в ней с непонятным интересом. С одной стороны, было очень жалко, что она не досмотрела, чем там все кончилось. С другой - ее передергивало от одной мысли о том, что еще она могла увидеть. При воспоминаниях о виде длинной голой ноги голова начинала кружиться, в животе становилось пусто, а во рту появлялся неприятный, железистый привкус и желание зашвырнуть в ту ванну тяжелый камень, так, чтоб досталось всем.
        Поминутно оглядываясь на заросли, в которых неизвестно, оставался ли кто, она добрела до входа в королевские покои. У крыльца стояли несколько лошадей, а спешившиеся всадники о чем-то возбужденно препирались со стражниками. Они были худы, одежда, когда-то дорогая, потрепана, от них ощутимо разило вином. В их шипящем языке Евлампия уловила что-то про коней и принца. Ей стало нехорошо.
        Прошмыгнув мимо не обративших на нее никакого внимания стражников, девица бросилась в зал. Там стемнело, по стенам зажгли кованые фонари со слюдяными оконцами. Они отбрасывали на пол и на спины трапезничающих светлые круги, отчего лица сидящих и еда на столе терялись в непроглядном мраке. Мальчики-служки принесли несколько многосвечных шандалов и стали расставлять их по столам, но это мало помогало.
        Евлампия заковыристо выругалась и, переходя от одной образованной общими интересами компании к другой, стала заглядывать в сыто лоснящиеся лица. Некоторые паны не обращали на нее внимания, некоторые улыбались, некоторые отмахивались, а один даже схватил девушку за руку и потащил к себе на колени. Она дернулась, пытаясь вырвать руку, но не тут-то было. Рука была крепче капкана. Тогда она наотмашь съездила по сытой усатой ряхе, но это вызвало только смех всей компании. Она замахнулась для второго удара, но и другая ее рука попала в такой же капкан. Евлампия дернулась, но не смогла вырваться.
        Откуда-то сбоку вынырнул костистый кулак и легонько ткнул выставленной костяшкой пальца под обросший щетиной подбородок пана. Тот хрюкнул, как свинья, и обмяк, пальцы его ослабли. Стоящий неподалеку шандал как-то сам собой погас, а сильная рука легла на плечо Евлампии и оттянула ее в неосвещенное место.
        - Ты чего, девка, разум потеряла? - раздался над ухом злой шепот Ягайлы. - Они ж пьяные, им сейчас что королева, что служанка…
        Евлампия взглянула на витязя. От него сильно пахло вином, но он был абсолютно трезв и очень зол.
        - Похоже, нет тут княжича, никто о нем слыхом не слыхивал, даже границу, говорят, не пересекал. Я тут с главным по их службе…
        - Погоди, - оборвала его горячий монолог Евлампия. - Збышка, похоже, нашли.
        - Как нашли? Кто? - удивился Ягайло.
        - Да там люди какие-то у крыльца. Я по-ихнему не разумею, но что-то про коней и принца говорили. Они пьяные и грязные очень, видать, с того постоялого двора, их стража не пускает пока, но скоро или распорядитель на шум выйдет, или еще кто догадается Браницкому доложить. Тогда конец нам.
        Ягайло чертыхнулся и перекрестил рот.
        - Ясно, что конец. Ты тут вещи оставляла?
        - Нет, никаких, да мне их и девать-то некуда, да и нет их у меня вовсе…
        - Тогда за мной, - оборвал ее Ягайло, схватил за руку и повлек к выходу.
        Они пробежали вдоль скамей, стараясь оставаться за границей отбрасываемых факелами светлых кругов. Проскользнули в дверь. Замерли в начале коридора. С противоположной стороны в него входили виденные Евлампией на крыльце оборванцы, с саблями наголо, в сопровождении пыхтящего распорядителя и сурово топорщащего усы стражника. Увидав русичей, они растерялись и замерли.
        Ягайло, не сбавляя хода, упал на спину и, проскользив по гладкому полу, врезался каблуком сапога в ногу одного оборванца. Проскочив под падающим телом и уйдя чуть в сторону, ударил по голени второго. Продолжая движение, вскочил на одно колено и в длинном выпаде достал в живот третьего, заносящего алебарду стражника. Тот ойкнул и сложился пополам. Прежде чем его тело завалилось набок, Ягайло был уже на ногах. Он толкнул оторопевшего распорядителя к стене и прижал локтем его горло. Старик пару раз дернулся, как вытащенная из воды рыба, потом глаза его выкатились, язык вывалился из влажной пещеры рта. Ягайло отпустил. Развернулся к пытающимся встать оборванцам и двумя короткими ударами распластал их на каменных плитах.
        Почти невесомое тело распорядителя съехало на пол.
        - Да не пучь на меня глаза. - Ягайло снова схватил Евлампию за руку. - Живы все, вскоре оклемаются. А нам за это время далеко надо утечь.
        Они добежали до внешней двери и остановились. Постояли, унимая рвущееся из груди дыхание, и, толкнув дверь, вышли на крыльцо.
        Озорной ветерок налетел, запутался в волосах, сполз за шиворот липким зверьком страха. Стараясь не бежать, Ягайло и Евлампия спустились мимо неподвижных, как каменные изваяния, стражников и замерли. Сбоку к ним приближались какие-то размытые в наступающих сумерках белые тени. Евлампия вцепилась в руку Ягайло, и он мельком успел подумать: хорошо, что у девчонки нет ногтей, а то лечить бы ему царапины…
        Тени приблизились и разразились звонким смехом. Это были три купальщицы, две молодые и пожилая. Просто оделись в белоснежные туники, подобные греческим. Увидев остолбенелое замешательство путников, снова рассмеялись, а та, которую звали Кунигундой, подмигнула Евлампии. У той снова оборвалось все внутри. Но Ягайло не заметил. Поняв, что опасности нет, он отвесил дамам короткий поклон и не быстро, но непреодолимо поволок девицу к воротам, провожаемый недоуменными взглядами принцессы и ее подруг.
        Стараясь не оглядываться поминутно и напустив на себя беззаботный вид, они пересекли замковый двор и ступили на наклонный спуск. Прошли вниз, держась поближе к стене и сливаясь с ее кладкой. Миновали пост, на котором ни на что не обращающие внимания стражники резались в кости. Свернули в боковую улицу - и уж тут припустили бегом. Солнце неумолимо скатывалось за башни Вавельского замка, и городские ворота могли закрыть в любой момент.
        Когда они были уже у самой городской стены, замок за их спинами взорвался суматохой и криками. На донжоне замелькали изломанные тени. Заскрипели какие-то механизмы, заржали кони. Привратники засуетились, заозирались в ожидании главного, который объяснит, почему шум, даст приказ закрыть ворота и поднять мост или, наоборот, велит трубить «пожар» и спасаться из города. Замерли, обернувшись к замку, и редкие в этот час прохожие.
        Воспользовавшись их замешательством, беглецы выскользнули из города и побежали к постоялому двору, стараясь держаться мест потемнее, благо все дома стояли за высокими заборами. Светильники если были, то освещали лишь подходы к дверям.
        На полдороге Евлампия выдохлась и поскользнулась на гнилой корке, сильно зашибив ногу. Ягайло подхватил ее с земли и, взвалив на плечо, понес дальше, почти не сбавляя скорости. Не рассчитав поворота, зацепил больной ногой за каменный угол дома. Та взвыла.
        - Тише ты, - шикнул на нее витязь. - Не головой же.
        Евлампия не ответила, боясь открыть рот, чтоб не клацнули зубы от тряски на каменном плече витязя. Наконец ногу отпустило и она смогла идти сама, хоть и прихрамывая. Но Ягайло к тому времени выдохся так, что больше, наверное, ее нести не смог бы, да и огни постоялого двора были не за горами. В этот, уже достаточно поздний, час двор кипел как муравейник. Вокруг сновали огоньки факелов, слышались ругательства и позвякивание конской сбруи. Грозные голоса мешались с какими-то причитаниями - не иначе, хозяина.
        Витязь и девица осторожно подобрались к дырявому забору и заглянули внутрь. В центре двора стояла их повозка, разгромленная и распотрошенная, будто побывала в лапах очень любопытного медведя. Весь корпус был иссечен и исцарапан. Оторванные двери с растоптанными стеклами валялись рядом, обивка была выдрана, а вокруг летали частички пуха из взрезанных подушек.
        Плененные поляки стояли и сидели вокруг. Некоторые пробовали ходить, разминая ноги. Их поили водой из фляг, растирали затекшие члены, обирали с их одежды прилипший мусор. Больше всего народу суетилось вокруг того юноши, с которого Ягайло снял медальон. Оно и понятно, принц все-таки. Его высочество вел себя буйно. Порывался встать на нетвердые ноги, ругался, брызгая слюной, грозил в пространство кулаком.
        Вислоусый вельможа тоже был тут. Он не участвовал в общей вакханалии, а спокойно стоял в стороне, наблюдая за происходящим с каким-то даже презрением. Похоже, он не очень любил будущего наследника королевского престола.
        Пятерку коней тоже вывели из сарая. Буяна и рыжегривого конька - нет. Значит, еще остался кое-какой шанс убраться из Кракова не на своих двоих, а на их восьми. Хотя без Буяна Ягайло бы все равно не ушел. Несколько шляхтичей вынесли седла и заседлали возвращенных из плена коней. Помогли кое-как приведенным в себя бывшим пленникам взобраться в седла. Хозяин постоялого двора не обманул, позаботился о конях как следует. Они были накормлены, вычищены и аж светились, поэтому королевич со товарищи смотрелись на них, как огородные пугала.
        Повскакивали в седла и другие шляхтичи и выехали со двора. Хоть и медленно, но с саблями наголо, с гиканьем и привставанием на стременах. В отбрасываемом фонарем над дверью круге света остался только хозяин, одной рукой держащийся за притолоку, другую прижимающий к сердцу, словно стараясь удержать его в груди. На лице его проступали следы недавнего «разговора» со стражей. Наконец он смог оторвать сведенные страхом пальцы от косяка и, пошатываясь, ушел в свое заведение. Двор опустел.
        - Ну что, берем коней и скачем отсюда до дома отчего? - дернулась вперед Евлампия.
        - Погоди, - осадил ее Ягайло. - Не верю я, что они просто так ушли. Полежи тут. Да не егози, шума не делай.
        Ягайло развернулся на брюхе и змейкой исчез в траве. Минут через десять вернулся и положил перед Евлампией взведенный арбалет:
        - Умеешь этим пользоваться?
        Та в ответ коротко кивнула головой.
        - Вот смотри, эту часть прижимаешь к плечу, - не глядя? на девицу, стал объяснять Ягайло. - Целишься сквозь вот эту рамку и нажимаешь вот сюда, на рычаг. Вот он. - Витязь показал на железную скобу внизу ложа. - Зарядной машинки я не нашел, потому стреляй только в самом крайнем случае. И приклад сильнее прижимай, а то синяк будет… И пальцы береги, а то тетива так стукнуть может - потом неделю не согнешь.
        Не дожидаясь вопросов, он снова исчез в траве и через несколько минут вернулся с еще одним взведенным арбалетом. Положил рядом.
        - А не дурак их вельможа. Соображает, что если мы и придем сюда, то в ближайшее время, потому и самострелы у воинов взведены. Ай не дурак.
        Ягайло перевернулся на спину и одним точным ударом каблука выбил из забора нетвердо держащуюся доску. Протиснулся в получившуюся щель и, пригибаясь, побежал к жилому зданию постоялого двора. Тенью пересек двор и исчез за дверью. Некоторое время там было тихо, потом заслышались удары, грохот ломаемой мебели. Окно вылетело, и через него на улицу выпал одетый в черное поляк, очень похожий на подручных вислоусого пана, что они видели в Вавеле.
        На крыльцо вышел Ягайло, потирая натруженные кулаки. Махнул рукой Евлампии - иди, мол, сюда. Та поднялась, с трудом протиснула сквозь дыру в заборе самострелы, пролезла сама и подошла к витязю.
        - Ну что, все? - спросила она.
        - Все. Теперь можно за конями идти, - ответил Ягайло, перевешивая с плеча на плечо объемистый мешок с завязками, и, проследив направление взгляда девицы, пояснил: - Снеди набрал в дорогу заодно.
        Витязь забрал у Евлампии взведенный арбалет и подтолкнул к строению, в котором содержались лошади. Та пошла первой, витязь следом. Распугав крыс, они поднялись по настилу - и тут Ягайло толкнул отроковицу в сторону и припал на колено. Над его макушкой, взъерошив волосы, пролетел арбалетный болт. Следом долетел звук ударившейся о ложе тетивы. Ягайло выстрелил в ответ. В темноте что-то бухнуло и покатилось. Раздался стон. Заржали и забили копытами в огораживающие стойла тонкие доски испуганные лошади. В общем хоре сильно выделялся радостный басовитый голос Буяна. Витязь отбросил арбалет и кувырком нырнул в тень, таща на ходу из сапога узкий нож. Сверху на него обрушилась пахнущая луком и свининой туша. Мужчины завозились на полу, азартно сопя сквозь зубы. Потом все стихло, на ноги поднялся только один. Евлампия узнала знакомый силуэт и с облегчением выдохнула.
        Витязь помог ей подняться с пола, отряхнул набившиеся в волосы соломинки.
        - Ты же говорил, что все! Нет больше никого! - накинулась на него девица почти с кулаками.
        Витязь сгреб ее запястья одной рукой и выкрутил, заставив скрючиться и пискнуть от боли.
        - А что я, по-твоему, должен был заорать - мол, там на конюшне еще двое засели? Тут бы они нас стрелами и нашпиговали. Ну, тебя одну скорее, но разве это было б лучше? А так, пока дурней разыгрывали…
        - Поняла, отпусти, витязь, - прошипела Евлампия.
        - То-то, - благодушно отозвался Ягайло и пошел к стойлу Буяна.
        Конь радостно заржал, приветствуя хозяина. Потянулся к его уху мягкими губами, положил голову на плечо. Ягайло потрепал коня по холке, погладил по лбу, скормил маленькое яблочко, умыкнутое с кухни постоялого двора. Пока они миловались в стойле, Евлампия нашла рыжегривого конька, заседлала и свела с пандуса во двор. Забралась в седло, закрутив повыше подол платья. Ягайло с Буяном вышли следом. Вороной конь с радостью принял уздечку и седло с переметными сумами, которые поляки даже не стали обшаривать. Витязь затянул подпругу и, не касаясь ногой стремени, бросил тело в седло.



        Глава шестая

        За спиной всадников остались люблинские предместья. С обеих сторон дороги потянулись бесконечные поля с вызревающими хлебами и изредка - яблоневые сады. Людей почти не было, а случайные встречные, завидев всадников, спешили отойти на обочину или нырнуть прямо в поле, под защиту колосьев. Ягайло и Евлампия не то чтоб гнали коней, но и на шаг сбиться не давали. Им хотелось поскорее покинуть границы Польского королевства и оказаться под сенью родных дубрав и березняков. Ехали молча. Все, что произошло с ними в последние несколько дней, путники успели обсудить уже не раз.
        Витязь поведал, как накачивал вином разнообразных сановников и простых шляхтичей. Как, взывая к их смелости и гордости, наслушался всяких мерзостей, многие из которых были просто подлы по сути, многие - страшно кровавы. Как узнал пару государственных секретов и подробности заговора против немощного короля - что заговор готовится в спешке, ибо есть подозрения, что существует еще один, заграничный, тянутся руки к краковскому престолу из Венгерских земель.
        Евлампия поведала о странных любовных привычках старшей дочери короля и предположила, что такая жена княжичу Глебу нужна, как собаке пятая нога. Говорила она об этом настолько горячо, что Ягайло подумалось: а не влюбилась ли девка в молодого княжича? С удивлением для себя витязь почувствовал сердцем укол ревности.
        На горизонте замаячили подернутые сизой дымкой леса приграничья.
        - Ну, вот и дома, - возрадовалась девица.
        - Ты это… Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. До границы еще часов десять скакать. - Прищуренным глазом он оценил высоту солнца над горизонтом. - Дотемна бы успеть, а то придется опять в лесу ночевать.
        - Так, может, и в темноте поедем? Смотри как луна светит, все видно, почитай.
        - Это тебе видно, а коням-то не очень. Дорога ухабистая, ну как ноги в колдобине подвернут? Тогда дорогу своими придется мерить, а коня убить, чтоб не мучался, все равно уже не ходок. И уж не знаю, как ты, - витязь покосился на рыжего жеребчика, стреляющего по сторонам озорными лиловыми глазами, - а я Буяну такой судьбы не желаю.
        Словно почувствовав, что говорят о нем, жеребчик вскинулся, заржал тихонько и запрыгал по дороге, далеко выбрасывая ноги и делая вид, что хочет вытряхнуть седока из седла. Евлампия дурашливо засмеялась, вцепившись пальцами в рыжую гриву. Улыбнулся и Ягайло. Буян благодушно фыркнул - мол, развлекается молодежь.
        Жеребчик встал на дыбы, словно подражая единорогам со старинных гербов, забил копытами в воздухе и заржал басовито. Не сдержал ноты, сорвался на фальцет, пустив петуха. Девица и витязь расхохотались беззаботно. Впервые за последнее время… И в этот самый миг конек оступился, захрипел и, неловко перебирая копытами, стал валиться набок. Евлампия попыталась соскочить с седла, но не успела, запуталась в юбке. Падающий конь подмял ее под себя, придавил ногу. Голова его глухо бухнулась на утоптанную землю, изо рта и ноздрей выплеснулись на жадно глотающую их пыль струйки крови. И только тут Ягайло заметил торчащий из горла жеребца арбалетный болт, ушедший почти по самое оперение.
        Скорее чувствуя, чем понимая, что делает, витязь ударил Буяна пятками в бока, посылая прямо в поле, через сточную канаву. Приученный к неожиданностям конь послушно прыгнул, по срамное место провалился в море золотистой пшеницы. Ягайло надавил ему на холку, заставляя лечь, и одновременно соскальзывая с седла. Над головой с противным визгом пронеслись две стрелы.
        - Ягайло! Ягайло, помоги! - донесся с дороги крик Евлампии.
        - Тихо лежи, девка! - зарычал он, одной рукой отстегивая от седла арбалет, другой придерживая и успокаивающе поглаживая лежащего на боку Буяна. - Мертвой прикинься!
        Воин уперся ногой в специальную скобу на ложе арбалета и ухватился за тетиву. Потянул на себя, до скрипа напрягая жилы и корябая ладони. Зацепил-таки ее за зарубку на вертушке и, пошарив в колчане, уложил болт в специальную канавку. Достал второй арбалет и проделал с ним то же самое, благодаря Бога, что надоумил оба оставить себе, а не отдать один Евлампии, как собирался.
        Шепотом наказав Буяну не вставать, он перекинул через плечо ремень колчана с гвоздеподобными стрелами, взял в каждую руку по самострелу и побежал к дороге, следя, чтоб макушка не мелькнула среди колосьев. Спрыгнул в канаву и посмотрел на спутницу. Девица была жива и даже не ранена. Во всяком случае, крови заметно не было. Только вот нога застряла под лошадиным телом.
        - Эгей? Евлампия?! Ты как? Вылезти можешь? - окликнул он ее вполголоса.
        - Нет, не смогу. Зажало намертво. Больно, - так же шепотом пожаловалась девица.
        - Понятно, что больно. Но ты потерпи, не стони, главное, чтоб внимания супостатов не привлечь. А хотя… Давай-ка лучше стони. Даже не стони. Кричи, зови меня. Во всю глотку ори. Так ори, будто тебя режут.
        - Ты что, витязь, сдурел? Под вражьи стрелы подставить меня хочешь? - В голосе зазвучала обида, мешающаяся с подозрительностью.
        - Подставить - нет, а вот выманить их хочу, а то из леса они и меня подстрелят, и тебя потом не помилуют. А так, глядишь… Да хватит уж спорить, ори давай!
        Девица кивнула, набрала в грудь побольше воздуха и заголосила с подвыванием:
        - Ягайло?! А-а-а-а-а! Витязь?! О-о-о-о-о! Ягайло, куда ты делся?! Мне больно, Ягайло! А-а-а-а-а! Где ты?! Приди и спаси меня! О-о-о-о-о! Ягайло, я умираю, чтоб тебя демоны побрали! А-а-а-а-а! Да где ж ты, пес шелудивый?! О-о-о-о-о! Беги сюда, таракан запечный, да скорее, пока у меня нога не отсохла! А-а-а-а-а! Яга-а-а-йло! Где ты, аспид червеподобный?! Рыба снулая с протухшими потрохами! А-а-а-а-а! О-о-о-о-о!

«Луженая глотка, - с некоторым даже уважением подумал витязь, - только вот насчет аспида червеподобного - это она зря. Надо будет потом сказать, чтоб больше так не говорила». Он отложил один арбалет на сухое место и взял другой на изготовку. Витязю почудилось движение на опушке леса, и вскоре он уверился, что глаза не подвели. Из кустарника, поминутно оглядываясь, выбрались двое стрелков. Полностью затянутые в мелкого плетения кольчуги люди двигались легко и проворно, поводя арбалетами из стороны в сторону, готовые в любой момент спустить тетиву. Следом показался тот самый поляк, которого Ягайло победил и пленил в лесу у белого шатра.
        На нем был гладкий круглый шлем без забрала, тяжелая кираса без наплечников, зато с налокотниками, вполне способными выдержать удар доброй палицы. В руках он сжимал обнаженный меч-бастард, направив острие в небо.
        Двигался польский рыцарь тяжелее стрелков, медленнее и был неплохой мишенью, но пробить его доспехи с такого расстояния арбалет Ягайлы вряд ли мог.
        Вот, значит, как. Обидчив оказался сынок польского короля Збышек. Злопамятен. Обходными тропами привел людей да и устроил засаду. Гадюка подколодная, конечно, но в уме и сообразительности не откажешь. Но где он сам и сколько еще в лесу народу спряталось? Как минимум на четверых стоит рассчитывать, Ведь и другие бывшие пленники наверняка захотят за унижение посчитаться. Эх.
        Ягайло тяжело вздохнул и, отвлекшись от созерцания лесной опушки, перевел внимание на тех, кто крался по дороге к придавленной конем Евлампии. Да так неудачно, что их головы над колосьями разглядеть было очень трудно. А та все голосила.
        - А-а-а-а-а! О-о-о-о-о! Ягайло! - неслось над полями.
        - Слышь, девка, - прошипел Ягайло. - Смолкни.
        - Что? - недослышала Евлампия.
        - Смолкни, говорю.
        - А-а-а…
        Крики прекратились. Едва различимые силуэты на дороге остановились Один выпрямился, встал столбом, ровно суслик, из-под руки вглядываясь в дорогу и пытаясь разобраться, что произошло. Умерла голосившая девка или добрался до нее спаситель?
        Ягайло поймал обтянутую кольчугой голову в прицельную рамку, поднял арбалет на полвершка, учитывая расстояние, и надавил на спуск.
        Тетива глухо ударилась об ложе. Стрела с визгом унеслась к цели. На одно длинное мгновение поляк, продолжающий обозревать видимую часть дороги, завис между жизнью и смертью. Вернее, был еще жив, но уже мертв. Наконец стрела настигла его. Смяла голову под кольчужным капюшоном, без вскрика опрокинула в канаву. Остальные поляки бросились наземь.
        Ягайло отшвырнул разряженный арбалет, схватил с земли другой и, молясь, чтоб замешательство врагов продлилось дольше, помчался вперед, нацелившись на куст, росший невдалеке от места, где залегли невидимые сейчас поляки. Бежать, пригибаясь, было трудно, но поднять голову он боялся, чтоб не стать мишенью для стрелков из леса.
        За пару аршин до куста он упал на спину и проехался по траве, укрывшись под разлапистыми ветвями. Поляки, у которых прошел первый испуг, тем временем стали медленно подниматься, опасливо осматриваясь. Дождавшись пока взгляды их не обратятся в противоположную сторону, Ягайло вылетел из-под куста. Толкнувшись с двух ног, прыгнул на дорогу и с лету выпустил стрелу, целя в горло меченосцу. Тяжелый доспех не помешал тому схватить второго стрелка за шкирку и закрыться им. Болт попал арбалетчику в середину груди, разорвал железные кольца и с чавканьем ушел глубоко в тело. Дорожная пыль приняла в себя еще одну порцию крови. Отбросив его, как сломанную куклу, поляк кинулся вперед, занося меч.
        Ягайло приземлился на бок и, перекатившись через плечо, вскочил, таща из ножен саблю. Но не успел. Ему пришлось пригибаться, чтобы не попасть под секущий удар в шею. Гудящее железо взъерошило волосы на затылке витязя. Обтянутое кольчужными штанами колено вынырнуло снизу, метя в зубы. Ягайло дернулся назад, и как раз вовремя - острие меча чуть не отрезало ему кусочек уха.
        Витязь отпрыгнул дальше, разрывая дистанцию. Противники замерли друг напротив друга, присматриваясь и выцеливая место для удара. Витязь внимательно следил за плечом поляка, зная, что в руках умелого бойца полуторник - страшное оружие. Чуть длиннее обычного рыцарского меча, взятый в обе руки, он давал противнику ложное чувство недосягаемости. В этот-то момент его и можно было пустить в дело одной рукой, раза в полтора увеличивая круг поражения. А вот в ближнем бою…
        Ягайло рванулся вперед, под опускающийся меч. Проскочил. Сошелся грудь в грудь, глаза в глаза. Ужалил кончиком сабли руку поляка. Тот ударил локтем, метя в лицо. Ягайло пригнул голову, потому кольца кольчуги только оцарапали скулу, и в обратку пнул супостата сапогом в голень. Больно не сделал, но выбил из-под рыцаря опорную ногу.
        Вместо того чтоб пытаться сохранить равновесие, тот обрушился на витязя всем весом своего утяжеленного металлом тела. Ягайло выскользнул и толкнул рыцаря в спину. Тот пробежал по дороге несколько шагов и остановился, раскинув руки в попытке помочь телу устоять.
        Мимо просвистела стрела. Черт. Этак они его… Провернув в правой руке саблю обратным хватом, Ягайло дикой кошкой прыгнул на спину рыцаря. Обхватил другой рукой за шею и повис, сливаясь для стрелков в одну мишень. Ударил саблей в бок, под руку. Острие соскользнуло по кирасе и звякнуло где-то у бедра. Медведем, на котором повисла гончая, рыцарь крутнулся вокруг себя, но Ягайло вцепился в него клещом. Тогда поляк опрокинулся назад, надеясь припечатать русича к земле.
        Тот соскочил и успел ударить падающего воина навершием рукояти. В висок не попал, но почувствовал, как поддаются под латунным шаром кости. Еще одна стрела распорола воздух у плеча. Ягайло на секунду отвлекся, и ее хватило поляку, чтоб перевернуться на живот, оставляя для удара только бронированную спину. Витязь замер в нерешительности. Поляк прыгнул вперед, обхватывая Ягайлу за пояс. Ударил плечом в пузо, снося с ног. Кишки витязя свернулись в тугой узел и заныли. Затылок хрястнулся об землю, рот наполнился кровью прикушенного языка. Перед глазами поплыли розовые круги.
        Ягайло с размаху ударил поляка ладонями по ушам. Даже несмотря на кольчужный капюшон, вышло знатно. Тот замотал головой, пытаясь справиться со звоном. Витязь же уперся руками ему в плечи и, обдирая ноги о кирасу, вывернулся из-под рыцаря, попутно несколько раз стукнув его коленями по голове. Наподдал каблуком в темя и зашарил в пыли, на ощупь отыскивая саблю. Эфес плотно лег в руку, наполняя ее силой и уверенностью. Ягайло вскочил на ноги и увидел, что двужильный поляк тоже уже стоит, покачиваясь и сжимая в руках полуторник. Витязь сделал шаг в сторону, чтобы по возможности держать рыцаря между собой и лесом. Тот проводил его острием лезвия. Струйка крови из рассеченной губы превращала лицо в злобную маску базарного лицедея, пальцы все крепче охватывали рукоять, мышцы напрягались…
        Ага, вот сейчас. Он увидел, как разгибается плечо, как разворачивается корпус, посылая вперед руку с мечом. Одну.
        Кувыркнувшись вперед, под вытягивающееся в его сторону лезвие, Ягайло на разгибе ног вогнал саблю под кирасу поляка. Уцепил взглядом его мутнеющие глаза, подержал немного и отпустил. Воин рухнул назад, не сгибаясь, громыхнув кирасой о валяющийся на дороге камень.
        Враг был повержен. Ягайле захотелось присесть прямо на землю, отдохнуть, остудить разогретую горячкой боя кровь. Но отдыхать было некогда. Из лесу вылетали четыре всадника в блестящих нагрудниках, с кроваво-красными гербами на черных куртках и в широкополых черных плащах, развевающихся за спиной. Понеслись к витязю, сотрясая копытами сухую землю. Не иначе, апокалипсис устраивать. Двое опускали наперевес короткие кавалерийские пики, один поднимал небольшой одноручный арбалет, один, самый грузный, прикрывался большим щитом в виде перевернутой капли, и понять, что за ним, было невозможно. Хорошо бы не плеть али топорик. Из четырех глоток вырвался злобно-торжествующий рев. Тренькнула слышно даже за конским топотом тетива. Короткая стрела срезала ветки с многострадального куста в полуаршине от Ягайлы.
        Для четверых, даже для троих дорога была узковата, поэтому двое с пиками вырвались вперед, крепыш с огромным щитом - за ними, а арбалетчик приостановился, чтобы перезарядить.
        Скрываться в поле от конных, которым сверху видно все, было бесполезно. Убегать по дороге, подставляя незащищенную спину, - тоже, потому витязь кинулся им навстречу, на ходу выдернув из-за голенища нож. Метнул снизу. Клинок сверкающей рыбкой понесся в горло одному из пикинеров. Тот заметил блеск, дернул голову в сторону. Нож пролетел мимо, плашмя ударился в большой щит дальнего и, крутясь, улетел в канаву без всякого ущерба для врага.
        Но поляк на секунду потерял Ягайлу из виду, а тот поднырнул под блестящий наконечник его пики. Вытянулся стрункой, чтоб не зацепили стременами. Проскочил за щитом крепыша так, что тот его даже не увидел за краем, и оказался перед арбалетчиком. Только тут занятый своей машинкой поляк вскинул глаза. Он стал поднимать взведенное оружие, но не успел. Сабля перечеркнула его куртку пониже нагрудника. Он вскрикнул, переломился в поясе и свалился с седла, зацепившись ногой за стремя. Испуганная лошадь понесла, увлекая за собой кричащего человека. Ягайло бросился следом, почти не отставая. Чувствуя спиной неладное, крепыш подстегнул лошадь, погнав ее в стремительный галоп. Валики жира над седлом колыхались, заметные даже под толстой курткой.
        Далеко проскочившие пикинеры как раз пытались развернуть на узкой дороге коней, чтобы пойти в новую атаку, когда на них налетела испуганная лошадь арбалетчика, смяла, опрокинула. Один всадник не удержался и стал валиться из седла. В поднятой столбом пыли сверкнула короткая сабля - и его голова упала на землю на значительном отдалении от тела. Другой всадник сумел удержаться в седле, отбросил пику и выхватил меч. Уловив взглядом стремительно двигающуюся к нему тень, вздернул коня на дыбы, чтоб его и своим весом утяжелить падающий клинок. Но тот рассек пустоту. Сильная рука витязя ухватила поляка за запястье и вырвала из седла, протащила по воздуху и приземлила на дорогу лицом и грудью, выбив из легких весь воздух. Вонзившийся под основание черепа клинок навсегда прервал судорожные попытки вдохнуть.
        Ягайло выдернул саблю из шеи поверженного врага, поднялся с колена и посмотрел на последнего бойца. Толстяк, перемахнув через лежащую на дороге Евлампию, нахлестывал своего коня плеткой, даже не оглядываясь.
        Витязь обтер саблю о вражескую одежду. Перевернув тело, поискал набитый деньгами кошель. Срезал, спрятал за пазуху. Всмотрелся в лицо убиенного. Покачал головой. Без наследника осталось Краковское королевство. Слаб Казимир, чтобы в русские земли войска на месть отправлять, но зато уж внутри княжества потеха начнется большая. Теперь его ждут заговоры, интриги, попытки соседей отхватить лакомый кусок. Да и внутри семьи ладком не договорятся. Это сейчас Казимир стар и немощен, а раньше-то не раз в брак вступал. С Анной, сиречь Альдоной, - княжной Литовской из рода Гедиминовичей, от которой и родились дочки Кунигунда, от какого ж слова имя такое странное получилось, да Эльжбета. С Адельгейдой, княжной Гессенской, от нее, похоже, этот отпрыск и появился. С Ядвигой из Глогова в законных отношениях состоял. Да и о дамах - Кристине из Праги и Эстер какой-то, чуть ни пруссачке знатной, - слухи ходят. А сколько еще неизвестных женщин? И каждая восхочет, чтоб именно ее отпрыск на престол взошел. А ведь у каждой отец, дядья и братья, которым тоже охота за троном постоять. Передерутся наследнички, как есть
передерутся.
        Он сходил к канаве, достал нож. Вернул его на привычное место и снова подошел к придавленной Евлампии. Грустно потрепал по гриве убитого конька, последнюю память об Акимке, заглянул под его бок. Поцокал языком. Приобняв тушу за шею, попытался сдвинуть. Девица посмотрела на него полными боли и злости глазами:
        - Да ладно, чего тужишься, витязь? Я тут привыкла уже, пригрелась на солнышке. Ямку себе пролежала.
        - Не ершись, - ответил Ягайло. - Чем могу…
        К ним подошел Буян. Посмотрел искоса. Ткнулся носом в забрызганную кровавой пеной морду конька, поднял голову и тихонечко всхрапнул.
        - Да, Буяша, - погладил его по лбу Ягайло. - И его не сберегли. Много вокруг нас смерти. И никак от этого не избавиться…
        - Что ты затянул, как пономарь, - подала голос Евлампия. - Еще молитву за упокой лошади прочти. Давай вытаскивай меня ко псам, а то мочи уж нет терпеть. Нога как деревянная стала.
        Ягайло вздохнул, огляделся. Потом подвел Буяна к коньку со стороны брюха, успокаивая и шепча ласковые слова - конь не любил мертвых, привязал его узду к седлу рыжего. Поднял валяющиеся пики и подсунул их под тело конька. Указал Буяну тащить назад, а сам налег, подрычаживая.
        Туша чуть приподнялась, и девица смогла выползти из-под нее, упираясь в землю руками и здоровой ногой. Развернулась, села прямо на землю и задрала подол. На ногу было больно смотреть, она распухла почти вдвое и пошла красно-синими разводами. Но Ягайло все же нагнулся, оглядел внимательно, пощупал колено, покрутил стопу, встал, отирая руки о штаны.
        - Ничего ужасного. Кости целы, мягкое ушиблено только все да придавлено, - успокоил он девицу. - До свадьбы заживет, хотя не лекарь, конечно…
        - Ничего ужасного, - передразнила она витязя. - Тебя б так придавило. - Она посмотрела на него злыми глазами, попробовала встать, но ойкнула и опустилась обратно на землю. - Видать, придется мне тут свадьбы дожидаться.
        - Убираться надо отсюда побыстрее, - словно не слушая ее, проговорил витязь. - Вдруг тот поляк уже до караулов каких доскакал да с подмогой возвращается? Эвон как резво дунул… Жаль, Буян остался один. Притомился он, боюсь, двоих не вынесет.
        - Э… Ягайло, ты чего это? Ты меня тут хочешь оставить? - не на шутку встревожилась девица.
        - Да бог с тобой, девка, - отмахнулся витязь. - Ты меня за басурманина жестокосердного принимаешь?
        - Нет… Я это… Но… А чего делать-то?
        - Ладно, понял я. - Витязь повернулся к Буяну. - Иди-ка сюда, друже.
        Конь подошел, осторожно переступая копытами и косясь на раскиданных по дороге покойников. Ягайло обхватил девицу за пояс и легко, без усилий посадил в седло. Та вскрикнула, зацепившись больной ногой за высокую луку. Закусила губу. Ягайло посмотрел на нее уважительно. Она в ответ окинула его непонимающим взглядом:
        - А ты-то как, витязь? Пешком, что ль, пойдешь?
        - Ну, не совсем чтоб пешком, но да, ногами, - ответил Ягайло.
        Он развязал пояс с саблей и сунул ее в одну из седельных сум. Стянул через голову кольчугу. Достал из-за голенищ несколько ножей и, завернув их в железную рубашку, отправил следом. Сходил к мертвому коньку, с сожалением посмотрел на дорогое седло, позаимствованное на постоялом дворе, вынул из переметных сум кое-какие пожитки и, вернувшись, положил в свои. Помахал руками, как мельница крыльями, и взялся за стремя. Свободной рукой хлопнул Буяна по крупу, и конь пошел неторопливой мягкой рысью. Ягайло побежал рядом, чуть повисая на стремени, отчего шаги казались семимильными. Они углубились в приграничный лес.
        - Слышь, витязь, а ты где так рубиться на саблях научился? - спросила его Евлампия.
        - Как? - переспросил тот, стараясь не сбиться с ровного дыхания.
        - Ну… Быстро. Наши-то дружинники вон, бывает, по полчаса мечами, как оглоблями, машут - и ничего. А ты вон - раз, два и все. Хотя при силище твоей мог бы, наверное, с одного удара коня со всадником в доспехах ордынских, войлочных, вместе пополам разрубить. А если еще мечом хорошим, таким, как в Дамаске куют, так и вовсе латного лыцаря.
        - Лень, - коротко ответил Ягайло.
        - Как лень? Не понимаю.
        Витязь притормозил Буяна. Остановился сам, переводя дух.
        - А так. Вот сколько сил надо потратить, чтобы полчаса мечом махать? Много, - сам себе ответил он. - Один же удар точный, под шлем или в стык латный, - и все, можно за другого врага приниматься. А попробуй ливонца того же мечом взять? Ему твои удары что горох, он их разве что слышит.
        - Так просто? Почему тогда у тебя так споро выходит, а другим пыхтеть надобно?
        - Это сначала понять надо, а потом в кровь впитать. Чтоб дума сама в том направлении разворачивалась. Чтоб руки сами искали одно уязвимое место, да как лезвие в него послать, да еще так, чтоб самому не открыться под вражий удар. Ну, а потом еще тренироваться долго. На чучелах соломенных да на единомышленниках.
        - Трудно себе представить твоих единомышленников, - хмыкнула Евлампия.
        - Ладно, хватит балаболить. Дальше поехали, - оборвал ее Ягайло.
        Он пару раз глубоко вздохнул и снова направил Буяна по дороге мягкой, нетряской рысью.
        - Слушай, Ягайло, - не унималась девица. - А вот скажи мне, почему тевтонцы да ливонцы в лыцарском доспехе воюют, в шеломах с забралами да мечами прямыми? Силой берут да ударом молодецким. Татары вообще в халатах воюют да в шапках войлочных, кольчуг почти не надевая. Верткие, быстрые, да с сабельками легкими. А мы ни то ни се. Вроде тяжелее татарских наши доспехи, но до рыцарских никак недотягивают.
        - Да потому, что живем мы меж ними, как меж молотом и наковальней. То с запада на нас напрут, то с востока наскочат. Чтоб ливонцам противостоять, тяжелый доспех нужен, чтоб с татарином сладить - легкий, вот и приходится лучшее от тех и от других брать. А дружинник на все один. Вот и крутись как хочешь.
        Евлампия понимающе покивала головой, а витязь замолчал, восстанавливая дыхание. Вскоре он придержал коня.
        - Чего опять заминка-то? - вопросила Евлампия.
        - Тсс. - Он приложил палец к губам.
        Девица примолкла, оглядываясь, а Ягайло сунул руку в суму и нашарил там рукоять сабли.
        - Ты, мил человек, не балуй, - донеслось откуда-то из-за деревьев. - А то пострадаешь, не ровен час.
        Ягайло отпустил рукоять и поднял руки вверх, ладонями ловя направление, из которого исходил звук.
        - И кто тут у нас? - донеслось из-за спины.
        Витязь и девица обернулись. На опушке леса стоял человек в сером плаще с привязанными к нему веточками и листиками. Даже вблизи он был почти неразличим на фоне леса. Только короткий лук с тетивой вполнатяга и недобро поблескивающий наконечник стрелы привлекали к себе внимание. По осанке и манере держаться он должен быть как минимум воеводой отряда. Из лесу вышли еще несколько человек, одетых примерно так же и вооруженных кто чем - луками, мечами, короткими топориками.
        - Кто такие? Откуда? Куда путь держите?
        - Витязь Ягайло и девица Евлампия, по поручению Святослава Ивановича, князя Смоленского, - ответил Ягайло.
        - И подорожная имеется? - подозрительно прищурился десятник.
        - А как же? - ответил Ягайло и полез за пазуху.
        Медленно, чтоб не вводить стрелков в искушение, извлек порядком потрепанный, пропахший потом свиток и протянул главному. Тот взял его, развернул и, дальнозорко держа на отлете, прочел, шевеля губами вслед словам.
        - Яромир, - подал голос один из лесных бойцов. - Это точно Ягайло, знатный витязь. Только грязный и рожа вся обгорелая, потому и признал не сразу.
        - Уверен, Вячко?
        - Как есть уверен. Вот те крест, - размашисто перекрестился смахивающий на вставшего на задние лапы медведя воин, которого назвали Вячко.
        - Да верю, верю, - ответил десятник и снова перевел взгляд на Ягайлу, девицы для него словно бы и не существовало. - Смотрю, тяжко вам пришлось. Никак с поляками зарубились, - оглядел он бурые брызги на рукавах Ягайлы и ногу девицы, опухоль и синеву которой едва прикрывал подол платья.
        - Было дело, - признался витязь. - А вы тут что сторожите, ежели не тайна?
        - Да знать бы… - посетовал главный. - Отправили сюда, велели в оба глядеть, а на что глядеть, не сказывали. Вот, может, на начало новой войны посмотрим.
        Ягайло лишь тяжело вздохнул и потупил взор, мол, и такое быть может.
        - А вы куда путь держите? - спросил десятник.
        - Нам бы до «Укрaины» добраться поскорей.
        - Так вы уже тут, - удивился начальник лесной стражи.
        - Не, нам не землю, нам до трактира надо. Человек нас там ждет, - пояснил Ягайло.
        - Не тот, который монахом-паломником, из византийских земель возвращающимся, представляется? - хохотнул десятник. - Ясно. Ты когда встретишь, передай ему, что от него службой княжеской да силой богатырской за версту разит, и клобук да ряса то не скрывают отнюдь.
        - Передам. И вам счастливо. Думаю, не будет войны, - успокоил дозорных Ягайло. - В ближайшие день-два.
        - И то хлеб, - улыбнулся десятник.
        Ягайло улыбнулся ему в ответ, взял Буяна за стремя и повел к трактиру, ориентируясь по просветам в кронах деревьев. Шорох за его спиной возвестил, что дорога снова пустынна на вид.
        Вопреки опасениям хозяина и Евлампии, трактир не захирел. У его коновязи под навесом стояло лошадей ничуть не меньше, чем когда Ягайло наведался сюда в первый раз. Двери были открыты настежь, и из них доносились веселые голоса и запахи свежеприготовленной еды, от которых у путников засосало под ложечкой, а рот наполнился слюной.
        Витязь свел коня к коновязи, помог девице спуститься на землю и усадил на валяющуюся неподалеку чурку. Снял с Буяна седло и подвел к стойлу мимо дремлющего - интересно, просыпался ли он когда-нибудь вообще? - сторожа. Конь сделал пару глотков из стоящей там кадушки с водой и, сунув голову в ясли, радостно зачавкал свежим овсом. Витязь перекинул через плечо сумы, одной рукой подхватил седло, другой - Евлампию и поволок их к дверям. Девица, как могла, старалась облегчить витязю ношу и поминутно кривясь, подпрыгивала на одной ноге.
        Хозяин уже ждал их почти в дверях. Его сгорбленная спина и опущенные плечи выражали полную покорность судьбе, но взгляд черных глаз таил недоброе.
        - Таки вег’нулись? - вместо приветствия бросил он.
        - А тебе, старый хрен, было б спокойней, если б мы Богу душу отдали? - накинулась на него Евлампия.
        - Шо ты, милая, шо ты? - замахал на нее ладошками хозяин. - И в мыслях такого не дег’жал.
        - Ладно. Ты нам тут руками не маши, ветра не нагоняй, - проговорил Ягайло. - Лучше комнату приготовь, видишь, прилечь ей надо.
        - Конечно, конечно, - засуетился хозяин и, с радостью сбежав от неприятного разговора, понесся вверх по лестнице, зовя по дороге кого-то на неизвестном наречии.
        Ягайло потащил Евлампию за ним следом, по ходу оглядывая зал. Публика была самая разношерстная. Чернявый парень в расстегнутой до пупа заграничной рубашке с огромным нательным крестом навыпуск. Несколько серых, угрюмых мужиков из мастеровых, наверное, везущих продукты своего труда на какую-нибудь ярмарку, вездесущие личности в широкополых шляпах и… О да, паломник. Здоровенный, длинноволосый, рыжебородый детина в явно маленькой для его широченных плеч и округлого брюшка рясе. Монашеский посох с окованными железом концами, и не посох даже, а просто какое-то бревно. Оловянная кружка с хмельным медом теряется в огромных ручищах. Совсем обалдел Святослав Иванович - на тайные дела таких приметных людей посылать. Да и рожа какая-то пухлая слишком, с маленькими глазками над литыми щеками. Хотя взгляд зеленых глаз не глупый. Не осоловелый после обильных возлияний. Цепкий такой взгляд. Жесткий.
        Ягайло почти на себе втащил Евлампию наверх и отвел к комнате, на которую любезно указывал хозяин. Завел. Помог, не тревожа ногу, лечь на жесткий топчан и сбросил рядом свой скарб.
        - Как ты? - Он хотел погладить девицу по покрытой платком голове.
        - До свадьбы заживет, - зло бросила она, отстраняясь. - Сам рек.
        - И то верно, - легко согласился витязь, давно привыкший к взрывам ярости в ответ на его неуклюжие проявления заботы и ласки. - Я вниз пойду, а тебе распоряжусь воды принести, тряпку какую обтереться да мыла, если найдется, ну, или золы плошку. Помощи даже и не предлагаю.
        - И правильно, - ответила Евлампия. - Пусть воду тащат, да погорячее, да снеди какой брюхо набить.
        Ягайло кивнул, спустился вниз. Поймав за ворот безрукавки хозяина, передал тому просьбу девицы, подкрепив ее полновесной монетой, заказал себе жбанчик кваса и, не таясь, направился к княжьему посланцу. Сел на лавку супротив него. Откинув крышку незаметно появившегося у локтя сосуда с напитком, приник к деревянному краю. Долго пил, запрокинув голову и дергая кадыком. Наконец, осушив его больше чем наполовину, отставил в сторону, утерся и взглянул на посланца:
        - Здрав будь, добрый человек. Чем порадуешь?
        - И тебе не хворать. И рад бы, да порадовать особо нечем, - спокойно ответил тот. Голос у него был под стать фигуре - густой, басовитый. - Княжью дружину пришлось под Можайск отправлять. Митька Московский послал войска воевать и грабить за участие смолян в разорении Московской волости с Ольгердом заодно. Да еще Михаилу Тверскому войну объявил. Ох, неспокойно сейчас там, - покачал головой посланец. - Дмитрий взял и пожег Зубцов и Микулин, а также села все, до каких смог добраться.
        - А Михаилу-то за какие грехи?
        - Вестимо, за то, что Ольгерда уговорил на Москву походом идти. Осерчал Михаил, когда после суда неправедного насилу с боярами своими из узилища вырвался, да и то не сам, а ордынские князья за него попросили. Особенно Карач-Мурза за него старался, ну, который в православном крещении Иван Васильевич, сын законного князя Карачевской и Черниговской земель. У Дмитрия на то семейство зуб, а злопамятен князь Московский сверх меры.
        - Будешь тут злопамятен. Мало что Орда указывает, что делать, так еще князь Литовский чуть город приступом не взял да окрестности все пограбил, - покачал головой Ягайло.
        - Да посады с городищами вокруг Белокаменной Митька сам пожег, чтоб, значит, ворогу ничего не досталось. А сам за стенами каменными отсиделся.
        - Дальновидно он их построил, выходит.
        - То да, но построил-то вокруг своих хором, остальных не пустил. Закрыл ворота наглухо.
        - А скольких Ольгерд в полон увел? Да скота сколько забрал, да птицы домашней? - даже не спросил, уточнил Ягайло.
        - Какой там полон, он людей уводил, чтоб не померзли зимой, да еды давал. Да лес валить разрешал, чтоб избы ладить. В убытке пребывал. А ведь мог всех в Орду продать и мошну свою набить.
        - И полки заслонные на Тростенском озере побил?
        - Да полков там было… Мужики сиволапые из москвичей, коломенцев и дмитровцев. Они как Ольгердовых ратников в доспехах сверкающих завидели, так и драпанули. А воевода их, Дмитрий Минин с Онкифом Шубой, за всю рать встали, - солидно ответил посол.
        - Так и погибли вместе с боярами всеми.
        - Погибли, да, но как достойные мужи, а не как тетерки пугливые.
        - Ладно. Не о том разговор, - оборвал посланца Ягайло. - Так что Святослав сказал, не будет войска?
        - В ближайшие дни будет. Надобно Можайск прикрыть, а как шакалы московские назад отступятся, так выделит он воинов, хоть и малость.
        - И велика ль будет та малость?!
        - Дюжины две, может, три, - со вздохом ответил посланец.
        - И как я с двумя дюжинами крепость буду брать? - понизил голос Ягайло, вдруг сообразив, что орет на весь зал.
        - То мне неведомо, - ответил посланец. - Ты у нас первый на княжество витязь, вот и придумай что-нибудь.
        - Но ведь сын княжий…
        - Ты рукав-то отпусти, воин. - Мужчина выдернул рукав из крепких пальцев Ягайлы. - Не зверь князь, сына своего любит. Но ты даже не выяснил, там ли Глеб, да и был ли? Хотя тебе такое поручение давали, ежели я правильно князя понял. Давали?
        Ягайло молча кивнул.
        - Вот то-то. А вороны московские на Можайск слетаются зримо. Знаешь, сколькие погибнут, если приступ будет?
        - Прав ты, ой прав. - Ягайло с трудом разлепил белые пальцы и согласно покивал головой. Взял жбанчик, открыл крышку и опорожнил до донышка.
        - Пойду я, - сказал княжий человек, поднимаясь. - Да и вам тут оставаться не след. Темные люди какие-то кругом шныряют. За тебя я не сильно беспокоюсь, а вот девицу твою причпинькнут, глазом не моргнут. Отвези ее куда-нибудь лучше отсюда.
        - Да куда ж я ее?.. Слушай, а не мог бы ты ее с собой в Смоленск забрать? Она ж княжьего двора приживалка. Вот бы и вернул в стойло лошадку молодую, так сказать.
        - Не, не смогу. Дела у меня еще, - ответил лжепаломник. - Да и не помню я что-то на княжьем дворе такой приживалки.
        - Я такого монаха, как ты, тоже в княжьем тереме не припомню что-то, - в тон ему ответил Ягайло.
        - То верно, - улыбнулся посланец. - Правда, я не в тереме, в монастыре все больше обитаю, но это дела не изменит. Все равно не могу с собой ее взять, в другую сторону иду. А тебе удачи, витязь.
        Он развернулся и пошел к двери. По его нетвердой походке, по чуть перекошенной фигуре Ягайло понял, что монах, никак, и правда настоящий, да и ранен. Тяжело. И возможно, даже не раз. Вот ведь…
        Подождав, пока обтянутая черной рясой спина исчезнет за дверью, он встал, вышел во двор. Вдохнул прохладного вечернего воздуха, посмотрел на далекие равнодушные звезды и пошел к коновязи. Погладил по холке меланхолично дожевывающего вторую порцию овса Буяна. Поплескал на лицо и шею студеной воды из кадушки и вернулся обратно в трактир. Поднялся по лестнице, дошел до комнаты, постучал и зашел, не дожидаясь ответа.
        Евлампия возлежала на топчане, как римский патриций, набив под спину подушки со своей и его кровати. С точно таким же меланхоличным выражением, как у Буяна, она обсасывала косточки индюшачьего крылышка. Тушка птицы «без рук без ног» сиротливо лежала посреди огромного блюда, поставленного на стол.
        - Что мрачный такой, витязь, закуси вот, развейся, - поприветствовала его девица.
        - Да что-то всю охоту к еде отбили.
        - Кто это тебя так?
        - Посланец княжий. Не будет дружины пока, стало быть, и крепостица пока обождет. Еще предупреждал, что тебе тут опасно оставаться, и тут согласен я с ним. Так что кончай трапезничать да собирайся.
        - Куда на ночь глядя? Зачем? - всполошилась та. - Не хочу я, устала, и нога болит, и вообще… Не хочу.
        - Тебе тех покойников, что мы тут в прошлый раз за собой оставили, мало? Еще хочешь?! - взбеленился в ответ Ягайло. И тут же смягчился. - Я ж о тебе, дуре, забочусь. За себя-то как-нибудь уж постою, а вот тебя могу и не успеть прикрыть. Так что собирайся давай.
        - И куда?
        - Мыслю я к Никишке тебя отвести. Он мужик хоть и не видный, но справный. Если не оборонит, так укроет.
        - А сам ты куда собрался? - подозрительно спросила Евлампия.
        - Я-то? Да вот подумал, пока ты немощна, а княжья подмога идти не спешит, в Орду наведаться.
        - В Орду? - вытаращила глаза Евлампия. - Зачем в Орду?
        - Ты ведь сама говорила, в крепостице ордынцев видела. Может, там что про Глеба знают, да и по другим делам проведать надо кое-кого.
        Про другие дела Ягайло соврал для солидности и тут же укорил себя за это, правда мысленно.
        - Витязь, ты не бросай меня, - просительно сложила руки перед собой девица.
        - Да я б не бросил, но надо мне, а тебе с такой ногой куда ж? Я вот пока съезжу, все подзаживет, спадет опухоль, и…
        - Что «и», витязь? Примешь меня в боевые подруги, аки валькирию норманнскую? Да не смеши.
        Ягайло понурил голову, не найдясь, что ответить. Посидел на топчане, водя пальцем по оставленным прежними постояльцами грязным разводам, и поднялся на ноги.
        - Собирайся давай, - грубо бросил он. - А я пока пойду Буяна обратно заседлаю.
        - Да чего мне собираться? Нет же скарба никакого, - бросила девица в удаляющуюся спину. И уже себе под нос: - Руки разве помыть, чтоб платье дальше не гваздать, и так вон как тряпка стало.
        Витязь вернулся минут через пятнадцать. Молча подхватил успевшую кое-как почиститься Евлампию с топчана. Почти не давая опираться на больную ногу, снес ее по лестнице и вывел на крыльцо. Буян уже стоял под седлом, недовольно жуя недоуздок. На крыльцо выкатился хозяин, закрутился юлой:
        - Неужели уезжаете уже? Так ског’о?
        - А ты и рад? - рявкнула Евлампия, давно проникнувшаяся к нему животной ненавистью.
        - Шо ви, шо ви, просто комната и еда впег’ед оплачены…
        - Да не боись, денег взад не отберем, - успокоил его Ягайло, верно уловив причину беспокойства. - Но зато уже если вернемся, то стребуем кров и пищу в размере ранее оплаченного.
        Хозяин в ответ закивал, как китайский болванчик, чуть не клюя носом истоптанные многочисленными посетителями доски.
        Прямо с крыльца витязь подсадил девицу в седло, взял коня за повод и вывел со двора. Свернув вдоль болот, повел по темной дороге, ориентируясь на свет выкатившейся в зенит луны. Он намеренно шаркал ногами по земле, нащупывая ямы и выбоины, чтоб не дать коню в них споткнуться. Окаймляющий болота густой подлесок скоро закончился, и справа потянулись настоящие топи. Засветились зеленым гнилушки, забулькали, лопаясь, поднимающиеся со дна пузырьки, потянуло удушливым серным запахом. Ветер побежал по кочкам, играя жирными стеблями болотной травы. Тревожно зашелестел камыш.
        - Страшно-то как… А вроде уже и привыкнуть должна была, - пробормотала с седла Евлампия.
        - К такому трудно привыкнуть, - ответил Ягайло. - Болота, подземелья, пустыни песчаные - не для человека. Сторониться их надо.
        - Отчего так?
        - Издревле повелось. Раньше людей мало было, не то что нынче. Вот и селились только в райских кущах, все неугодное стороной обходя. А мир пустоты не терпит. Там, где человек есть, он его собой наполняет. А где человека нет, там мир наполняет нечисть.
        - А как же домовые всякие, они ж с человеком живут? - спросила девица.
        - Домовые - не то чтоб нечисть. Так, серединка на половинку. А вот избу али терем оставить, чтоб он, зиму, скажем, перестоял, так к весне там такое заведется, что не приведи Господь. Сама знаешь.
        - А если построен дом, но никто там не жил, говорят, еще хуже заводится, самая отборная нечисть, злобная и коварная. Правда то?
        - Да я с нечистью как-то… - начал Ягайло.
        Из болота глухо заухала выпь. Ягайло и Евлампия вздрогнули.
        - Тьфу, пропасть, - сплюнул витязь. - Заканчивать надо такие разговоры, не доведут они до добра.
        - Как бы до анафемы не довели. Ежели батюшка какой наши разговоры про домовых да лешаков услышал бы, такую бы епитимью наложил, век бы не отмолились.
        - Да, сильны в нас корни, то верно, - кивнул Ягайло. - Как напоказ, так крестимся, а как до дела дойдет, так нечисть языческая сама в голову лезет.
        - О, смотри, приехали, кажись, - ткнула пальцем Евлампия в вырисовывающийся в предрассветных сумерках большой терем о трех этажах за высоким забором. - Вроде про это место Никишка сказывал.
        - Место-то вроде это, но уж дом-то больно богат. Нешто наш Никишка в таких хоромах обретается?
        - Да, не беден. Но телега вон во дворе дареная стоит, - молвила Евлампия, заглядывая с коня во двор через глухой забор. - Точно. Никишкин дом.
        Ягайло согласно кивнул и решительно направился к крепким воротам.
        - Витязь, ты куда это? - подала голос с седла Евлампия.
        - Так это… Постучать хочу, - удивленно ответил тот, занося кулак.
        - Да погоди, спят все. Даже первых петухов еще не было.
        Ягайло замер с поднятой рукой. Немного подумав, опустил. Огляделся. Нашел большую ветку и с размаху забросил ее через забор. С той стороны раздался захлебывающийся собачий лай.
        - Вот теперь мы как бы и не виноваты, - улыбнулся он. - Если брехучих собак заводишь, будь готов к тому, что они тебя разбудят.
        - На все-то у тебя ответы есть, - покачала головой Евлампия.
        - На том стоим, - ухмыльнулся Ягайло, прислушиваясь к случившемуся во дворе шуму.
        - Кто там балует? - донесся из-за забора хриплый со сна, но такой знакомый голос. - А ну пади, не то стрельну как!
        - Из чего стрельнешь-то? Из палки? - захохотал Ягайло. - Никишка, хватит пужаных пужать, отворяй ворота.
        - Ягайло, ты ль? - донеслось из-за ворот недоверчиво.
        - Я, я, открывай. Да не один, с девицей Евлампией, если помнишь такую.
        - Как не помнить, помню, - донеслось из-за ворот. - А пожаловали с чем?
        - Да хватит уж гостей перед дверьми томить, открывай давай. - Ягайло для убедительности стукнул кулаком в ворота, отчего те заходили ходуном.
        С той стороны задвигались тяжелые засовы. Заскрипели петли. Одна из створок распахнулась, на пороге возник Никишка в исподней рубахе до колен и босой. В одной руке он держал короткое ухватистое копье с широким, как лист, наконечником, другой вздымал над головой масляный фонарь.
        - Так с чем пожаловали? - сварливо спросил он. - Отчего дом весь перебудили?
        - Так помнишь, ты слово давал девицу у себя приютить, коли надо? - спросил Ягайло.
        - Помнить-то помню и от слова не отказываюсь. Только не помню, чтоб уговор был до первых петухов являться. А вот про мзду помню, - по-купечески хитро и выжидающе прищурился Никифор.
        - Так и я от своих слов не отказываюсь. По рублю за каждые три дня дать готов. - Витязь похлопал себя по тому месту, где у богатых людей обычно висит кошель.
        - По рублю за три? - задохнулся Никифор.
        - А ты кумекал по рублю в день содрать, песий сын? - подала голос молчавшая до того Евлампия.
        - Никишенька, что ты, как татарин, незваных гостей в воротах держишь? - раздался из темноты мягкий женский голос. - Заводи их во двор, пусть все у коновязи оставляют да в горницу идут. У меня тесто уже поднялось, скоро хлеб будет свежий, а пока кваском напои.
        В свет фонаря вступила женщина в длинном, до пят платье и замужнем платке. Высокая, почти на голову выше щуплого Никифора, плавная в движении и голосе. В крупных ее чертах таилась удивительная красота, неподвластная слову никакого Бояна.[Боян - древнерусский певец и сказитель, «песнотворец», персонаж «Слова о полку Игореве».]
        - Конечно, Настенька. Сейчас. - Из голоса Никифора пропали резкость и задиристость.
        Он ткнулся головой женщине в плечо, блаженно, словно кот, зажмурил глаза, постоял так мгновение и отошел в сторону.
        Ягайло перешагнул черту, оставленную на земле створками, и ввел во двор коня, на котором восседала Евлампия, привычно закатавшая подол.
        - Господи, - всплеснула руками Анастасия, - девочка же ранена!
        Ягайло ждал, что Евлампия по склочности характера брякнет что-нибудь гадкое, но магия этой красивой, светлой женщины, казалось, подействовала и на строптивую девицу умиротворяюще. Да и самому Ягайле в ее присутствии стало как-то удивительно легко и спокойно.
        Женщина, взмахнув рукой, как лебедь крылом, повернулась к дому, попутно усмирив ласковым словом двух брехливых псов с драными ушами, и исчезла из виду. Никифор завозился с тяжелыми замками. Он провел коня, куда было сказано, бросил поводья подскочившему белоголовому мальчугану, отчаянно трущему спросонья глаза. Принял на руки соскочившую с седла Евлампию и понес ее в дом. Поднялся по крутому крыльцу большого деревянного терема, обмазанного глиной и побеленного известью. Стараясь не зацепить о косяк, внес девицу в холодные сенцы, завешанные вениками и заставленные какими-то кадками и ведерками под крышками. Сквозь заботливо отворенную хозяйкой дверь пронес в горницу и усадил на большой ларь, покрытый волчьей шкурой со слепыми дырами на месте глаз.
        Стены горницы тоже сплошь были покрыты шкурами разных зверей, изредка перемежающимися пучками лечебных трав для взваров и луковыми косицами. Несколько волков, огромный кабан-секач с явно приделанными позднее бивнями. Шкура медведя, еще совсем свежая, даже блеск в мехе еще сохранился. Ягайло провел рукой по жестким волоскам.
        - Никишка, неужели ты его сам? - обратился он к вошедшему хозяину.
        - А кто ж еще? - Тот гордо выпятил цыплячью грудь.
        На печке заскреблись, завозились.
        - Вот ведь, малявку разбудили, - смирил голос хозяин. - Ну, теперь весь дом на ногах.
        Закрывающий полати полог откинулся. Маленькая девочка, сверкая пятками из-под длинной рубахи, умильно кряхтя, сползла на выскобленный пол. Протопала к стоящей в углу бадейке, зачерпнув полный ковш воды, испила и, повернувшись к путникам, отвесила им поясной поклон.
        - Здравствуйте, гости дорогие, - чинно поприветствовала их.
        Протопала обратно к печке, сопя, залезла обратно и задернула полог. Сверху, с полатей раздалось сонное сопение.
        - Ух ты, серьезная какая, - улыбнулся Ягайло. - Двое их у тебя?
        - Трое. Сын старший коней на выпас увел, совсем большой уже.
        Ягайло подивился, насколько меняется Никифор, когда речь заходит о семье. Куда только деваются его язвительность, хамские манеры и сверхмерная скаредность?
        Дверь скрипнула, и в горницу вошла Анастасия, отчего вся комната словно бы засветилась новым светом. Возможно, тут виноват был и сильный фонарь, который она несла в руках, но внимания на него никто не обратил. Женщина расставила по столу глиняные тарелки, выложила деревянные ложки, обтерев их предварительно чистой тряпицей. Принесла из холодного подполья жбанчик с квасом. Сняла у печи чело[Чело - в русской печи щиток, закрывающий под (лещадь) - место для выпечки хлеба и горнило - варочную камеру.] и вытащила рогатым ухватом несколько горшков. Обняв вышитым полотенцем за крутые бока, перенесла на стол. Поснимала крышки. У путников захватило дух. Рассыпчатые каши, жаркое из птицы, томленое молоко источали непередаваемые ароматы. У не успевшего потрапезничать в трактире Ягайлы захватило дух, и даже у успевшей отведать индюшатины Евлампии потекли слюни.
        - Вот гости дорогие, откушайте, чем Бог послал, - широко повела рукой Анастасия. - Это пока, хлеб подовый чуть позднее созреет, да Петюшка капустки свежей да брюковки с огорода натаскает.
        - Ну, чего уставились? - улыбнулся Никифор. - Кушайте уже. Моя хозяйка готовит так, что ни в каких хоромах такого не отведаете. А Настенька, - он ласково взглянул на жену, - растирание пока приготовит из трав целебных. Хворь ушибную как рукой снимает.
        Анастасия кивнула и вышла за дверь. Гости налегли на угощение, присоединился к ним и Никифор, усевшийся в красный угол, под образа, едва видные меж травами и шкурами. Некоторое время за столом было слышно только молодецкое чавканье. Наконец большинство горшочков опустело. Хозяин и гости откинулись к стенам, выпятив сытые животы. Посидели. Помолчали. Голова Евлампии начала клониться на плечо. В конце концов она сползла по стенке, свернулась калачиком и задремала. Дверь открылась, в горницу вошла Анастасия, неся в руках глиняную ступку, распространяющую вокруг себя терпкий аромат. Никифор встал из-за стола:
        - Пойдем, витязь, на крыльцо выйдем, пусть уж женщины тут по-свойски разбираются.
        - Да, пойдем, - ответил витязь.
        Он пружинисто поднялся на ноги, долгим взглядом посмотрел на лицо спящей Евлампии и погладил по спутанным волосам. Кивнув хозяйке, вышел в сени. Никифор поспешил за ним. На крыльце они остановились.
        - Что, не будешь прощаться-то? - спросил мужичок витязя.
        - Долгие проводы - лишние слезы, - буркнул тот в ответ. - Да и будить неохота, а ждать, пока проснется, - так я уж за сто верст к тому часу уеду.
        - Куда собираешься на этот раз?
        - До Орды хочу съездить. Лето сейчас, Хасан-хан должен недалеко от Киева быть, а то холода начнутся, он тогда в Команию[Комания (земля турков) - южнорусские степи, где расселялись тюркские племена торков и команов-половцев (кипчаков).] откочует, ищи его.
        - Удивляюсь я тебе, Ягайло, - проронил Никифор. - Двужильный ты, только от поляков вернулся, уже в Орду собираешься, даже не отдохнув.
        - Это я тебе удивляюсь, Никишка.
        - Да Господь с тобой, - махнул рукой мужичок. - Я-то чего? Не воин, не монах, что тихие подвиги во имя Божье творит. Простой мужик земский.
        - Семья у тебя, жена-красавица, детишки, дом, хозяйство. Ты им единственная надёжа и опора. Тебе и перед людьми, и перед Богом ответ за них держать. Не то что я. Тут саблюкой махнул, там саблюкой махнул. Один как перст по земле скитаюсь, ни за кого не в ответе. За Евлампию вот разве что, да и то… Вишь, как ей со мной? В этот раз выжила, а в следующий, кто знает, как обернуться может?
        - У каждого свой крест-то, - раздумчиво заметил Никифор. - Мне детей растить, тебе… Да, пожалуй, тебе меня и охранять, раз ты ратник княжеский. Иди и помни, что, как бы оно ни сложилось, я за тобой, семья моя, да еще таких же мужиков сотни и тысячи. Так каждый на своем рубеже стоять и будем.
        - Прав ты, Никишка, ой прав, - хлопнул его по плечу Ягайло, так что мужичок аж присел. - Все, поеду. Да и вот. - Он отсчитал горсть сребряников и пересыпал в натруженную ладонь Никифора.
        - Ты чего, витязь, много тут, - отстранился тот.
        - Бери, бери. Деткам леденцов на ярмарке купишь, жене обновку какую. А мне князь еще отсыплет, сколько пожелаю.
        Не слушая более стенаний Никифора, он сбежал с крыльца. Взлетел на спину нерасседланного Буяна. Принял из рук мальца поводья и тронул конские бока коленями.
        За его спиной с лязгом сошлись тяжелые створки ворот.



        Глава седьмая

        Ягайло второй день ехал по оставленному в степи следу. Огромная, шириной в несколько верст, перепаханная копытами и колесами полоса, усеянная мусором, обрывками войлока, обглоданными костями поверх до корней объеденного ковыля. Бескрайнее однообразие нарушали лишь изредка попадающиеся сложенные пирамидками камни - могилки подданных Хасан-хана.
        Татарские дозоры видели его, но не останавливали, даже не подъезжали. Большой отряд всадников их бы заинтересовал, а одинокий витязь никому не был страшен, а подорожных они все равно проверить не могли, потому как грамоты не разумели поголовно. Наконец впереди показались дымки стойбища. И кому пришло в голову называть селения кочевников стойбищами? По его мнению, так это были целые города на колесах, медленно ползущие по степи. Зимой на юг, в более теплые места, летом на север, где попрохладнее.
        Дома кочевников были поставлены на огромные, выше человеческого роста, деревянные колеса. Основой служили длинные ивовые прутья, установленные торчком и сходящиеся к верхнему кольцу, служившему и дымоходом, и единственным окном. Стены по кругу обтянуты войлоком. Иногда простым, иногда пропитанным известкой, белой землей или порошком из костей, чтобы он сверкал на солнце и был заметен издалека. Многие дома были расписаны охотничьими и военными сценами, красивыми девицами и тучными стадами. В остальном же то был обычный город, с развешанным на просушку бельем, путающимися под ногами курами и гусями, кричащими детьми, переругивающимися с повозки на повозку хозяйками. Только драк и поножовщины не было, за такое Хасан-хан неукоснительно карал смертью - и зачинщика, и того, кто ответил на вызов.
        И пьяных не было, если кто перепил кумыса, так тихо отлеживался в своем доме, а то ведь одно неосторожное движение - и ты под колесом, а если оно наедет, то с рукой или ногой можно попрощаться. За некоторыми домами-возами ехали другие возы, поменьше. На их платформах были установлены плетеные ящики, покрытые войлоком, пропитанным салом или снятым овечьим молоком, чтобы не проникали редкие дожди. В таких ящиках хранилась почти вся утварь кочевников. У знатных татар за большими домами ехали иногда колесницы поменьше, разрисованные птицами, виноградными лозами и украшенные разными безделушками - от гирлянд просверленных монеток до звериных и человеческих черепов. Это были дома жен. У многих из них не было возниц. Впряженные в эти дома быки были привязаны к задкам предыдущих телег и двигались за ними, как утята за матерью. Медленно и размерено, как одно большое животное о многих ногах.
        Ягайло помахал рукой часовым городской стражи, постоянно скачущим вокруг города на маленьких косматых лошадках, и поравнялся с крайним домиком. Подмигнул чумазым узкоглазым ребятишкам, высыпавшим на служащий фундаментом их хижины деревянный помост поглазеть на гостя, и погнал Буяна вперед, к огромному куполу снежно-белого войлока без всякой росписи, двигающемуся в самом центре каравана. Несколько раз ему приходилось останавливаться и объезжать приткнувшиеся вплотную друг к другу повозки или остановившуюся пощипать травки отару овец. Но его это не раздражало. Дело привычное, в городе на колесах он бывал не первый раз.
        Ханский дворец поражал размерами. Деревянная платформа, сколоченная из бревен внахлест, была толщиной локтей в шесть. В ширину пять косых саженей, а в длину двенадцать. Под платформой - восемь колес в косую сажень высотой, каждая пара на специальном поворотном механизме. Как корабль под белоснежными парусами, медленно двигалась повозка по степи, среди «лодок» посерее. А влекли ее по степи двадцать два - Ягайло не поленился счесть - круторогих быка. Белоснежный шатер занимал ровно половину, другая же половина была занята разными устройствами для ханских утех. Там был и столик с резными креслами под сенью пальмы в кадке, и гимнастический зал с глиняно-соломенными чучелами для сабельной рубки, и даже небольшой бассейн, наполненный чистой водой, которой, вполне возможно, не хватало подданным и их стадам.
        На платформе перед главным шатром стояли еще несколько, поменьше. Один ивовый каркас вместо войлока оплетали лозы дикого винограда. Другой, в рост человека, был обмотан тончайшим шелком с нарисованными на нем срамными сценами, на которых мужчины и женщины заплетались в какие-то странные узлы. Единственной одеждой у многих были высокие шапки или легкие платки, а у некоторых синие лица. Назначение шатра было понятно без дополнительных разъяснений, тем более что за дворцом владыки неотступно следовал караван бессчетных повозок с женами. Их окуривал густой, жирный дым из кухни, установленной на корме сухопутной ладьи их повелителя.
        Ягайло подвел Буяна к одному из спусков с платформы, около которого дежурили два коренастых воина в меховых шапках и генуэзских панцирях. В руках они держали короткие древки с насаженными на них кривыми широкими лезвиями в руку длиной. Ягайло нацепил поводья Буяна на специальный колышек, приделанный к резным перилам, и прямо с седла перескочил на «трап». Воины оглядели его внимательно, но даже не попытались остановить. За их спинами неизвестно откуда нарисовался худенький старичок и, протянув сухонькую руку, ткнул Ягайло в грудь.
        - Откута приехал, витясь, и чито тепе нато? - прошамкал он беззубым ртом.
        - С Хасан-ханом повидаться хочу, - ответил Ягайло, с трудом преодолевая желание схватить эти желтые пальцы и вывернуть из суставов.
        - А он снает, чито ты этого хошешь?
        - А ты пойди доложи, мол, Ягайло приехал, он и узнает, - ответил витязь, шагая вперед.
        Почувствовав силу и уверенность гостя в своей правоте, старичок попятился, поклонился и нырнул под полог шатра. Ягайло остался на месте. Гулять по ханскому ковчегу не стоило, мало ли что могло показаться диковатым, но верным как собаки лучникам, во множестве попрятавшимся среди шатров и ящиков.
        Старик вышел из шатра, кланяясь пуще прежнего и поводя руками, как молодуха в танце. Ягайло кивнул ему и откинул полог. За ним был коридорчик, где сидел на свернутой кошме молодой воин, гибкий как лоза и быстрый как змея. Он с ног до головы окинул Ягайло пронзительным взглядом черных глаз и кивнул головой разрешительно. Витязь вошел в самый главный зал этого подвижного города.
        Хасан-хан, маленький, пухленький татарин с круглым животиком, лоснящимся лицом и глазками, почти не видными в складках между бровями и щеками, утопал в роскошном ложе из ковров и подушек. Над его головой висела войлочная кукла, называемая братом хозяина, его оберег и защитник. Кругом - такие же куклы поменьше. От разных сглазов и недугов и для разного звания людей размещались они по кругу.
        Вокруг хана суетились несколько слуг, что-то подавая, поправляя и поднося. Рядом на небольшом возвышении сидела выбранная на сегодняшнюю ночь жена в пышном красном с золотом наряде.
        - Якайло, - раскинул руки хан в символическом объятии. - Рат витеть тебя, допрый друк. Чито привело тепя в наше скромное шилище?
        - И ты, хан, здравствуй на долгие годы. Есть дельце одно…
        - Пакати о телах, давай сначала посидим, выпьим. Пакаврим. Тем поле устал веть с тороки непось?
        - Да, хан, устал. Так что и поесть, и выпить не откажусь. Только вот без даров я. - Витязь почесал в затылке, задним умом вспомнив, что хан не любит пришедших с пустыми руками.
        - Что ты, воин, потарки, потати, тани - это для поттанных и союсников, ты ше мне труг и… - он неопределенно махнул унизанной огромными перстнями рукой. - А я топро не сапываю и сам к тепе толжен потношения телать.
        - Полно, хан, было, прошло и быльем поросло. Давай и правда выпьем для беседы да поедим чего, а то пузо совсем подвело.
        Хан два раза хлопнул в ладоши, слуги засуетились, забегали, расставляя на невысоком помосте блюда, тарелки и чашки. Один, донельзя толстый и важный, не иначе ханский кравчий,[Кравчий - придворный чин Московского государства. Он служил московскому государю в торжественных случаях за обеденным столом; в его ведении были стольники, подававшие кушанья. В кравчие назначались члены наиболее знатных фамилий, как правило, из шуринов или других родственников царя.] разлил из бурдюка кумыс по пиалам тонкого фарфора. Прежде чем передать посудины с кислым пойлом в руки господ, слуга обошел вокруг зала, сбрызнув немного сначала на куклу над головой хозяина, потом на все остальные по старшинству. Зала наполнилась кислым духом, который, впрочем, тут же вытянуло сквозь отверстие в крыше. Затем слуга забрал бурдюк и вышел на улицу.
        Ягайло знал, что, прежде чем начнется трапеза, толстяк должен покропить кумысом трижды на юг, преклоняя каждый раз колена для выражения почтения огню.
        После того повторить то же, оборотясь на восток, в знак выражения почтения воздуху; после он обращается на запад, выражая почтение воде; и на север - в память умерших. И только после этого два служителя понесут заготовленную еду на стол.
        Ягайло и хан терпеливо дождались конца церемонии и наконец принялись за еду. Пища была приготовлена на диво искусно и пахла одуряюще. Перед мысленным взором витязя возникли чумазые ребятишки, ловящие мышей и крыс между медленно вращающимися колесами, но он поспешил отогнать от себя этот образ. От веку так повелось, и не в его силах менять их жизненный уклад.
        Они выпили по первой кумыса. Хан занюхал кислое пойло привезенным с далекого юга фруктом. Ягайло впился зубами в полоску бараньего мяса, варенного в виноградном соусе. Заел творогом с пряными травами из молока то ли овцы, то ли кобылицы, отведал дичи, потом фиников под вторую пиалу кумыса, потом плова, потом, под третью… Потом… Потом…
        Насытившись, витязь отвалился на подушки. Хан с улыбкой посмотрел на его блаженное лицо и погрозил коротким толстым пальцем. Ягайло вопросительно поднял бровь.
        - Тумается мне, не просто так ко мне пошаловал ты, витясь. Тело какое есть?
        - Прав ты, хан, - ответил Ягайло, приподнимаясь на подушках. - Есть дело. Да не знаю, как сказывать. - Черты его вновь затвердели и приобрели чеканную резкость.
        - Как есть скасывай, витясь. Мы фоины, нам опман и хитрость посольская не к лицу.
        - И то верно, хан. Дело такое: у князя Смоленского Святослава Ивановича пропал сын старший, Глеб. Подозревали разное. И что его болотники утащили. И что польские князья тут замешаны…
        - Польские? - переспросил хан и хитро прищурился. - А смерть наслетника польского престола не твоих ли рук тело?
        - Ну… Да, - не стал опираться Ягайло. - Но он первый начал. Так вот, поляков можно в расчет не брать, если они и поучаствовали, то не впрямую, Глеба у них нет. До болотников не добраться пока. Остается только Орда.
        - Меня потосрефаешь?
        - Нет, хан, не подозреваю, прямо спрашиваю, как воина. Ты али не ты? - Ягайло прямо и твердо посмотрел в глаза хана.
        - А если я? - улыбнулся тот.
        - Тогда договариваться будем, вы с князем меж собой, а я послом. Ну, или драться, если не договоримся.
        Хан сделал успокаивающий жест рукой.
        - Прости, Ягайло, таше не знаю, что на меня нашло, просто, наферное, хотел всглянуть на человека прямого и смелого, а то в послетнее время все обмануть хотят, на кривой копыле объехать. Тошно.
        - Понимаю, хан, мне тоже от этого тошно. Так ты или нет?
        - Нет, не я княшича крал. Хочешь, поклясться могу.
        - Не надо, хан, твоему слову верю без всякой клятвы. А может, кто из ваших? Из другой орды? - спросил Ягайло.
        - То врят ли. Они б все равно черес мои семли пошли, я пы снал. Хотя… Распрот и шатание у нас, что не гот, то новый хан в Сарай-Бату.[Сарай-Бату (Сарай-ал-Махруса - «Богохранимый дворец»; Старый Сарай, Сарай I) - средневековый город и столица Золотой Орды. Располагался примерно в 80 км севернее современной Астрахани.] Каштый гот новые саконы и повеления. Никто нишего никому не соопщает. Ханы крысуться меш собой, каштый норовит сесть в Погохранимом творце. Так что, мошет, и в Орде твой княшичь. А снаешь, савтра прастник великий, игры путут боготырские, многие ханы окрестных семель приетут на них поклятеть. Мошно у них поспрашивать. Втруг кому что тонесли, Орда велика, ушей в ней много, а ртов, шелающих сказать, еще польше…
        - Хорошая мысль, спасибо, хан. Если дашь кров переночевать да завтра нужным людям представишь али сам у них выведаешь что, век тебе буду благодарен.
        - Это мало, што я могу тебя отблаготарить. Оставайся, а сафтра все уснаем. А ты про Москву тумал? Уш больно Тмитрий хитер и скольсок. Он мок княшича умыкнуть.
        - Догадываюсь, что мог, но на Москву у нас пока сил нет. Слышал, что под Можайском творится?
        - Та, слухами семля полнится. А снаешь, - хан поднял вверх толстый, блестящий от жира палец, - есть у меня полотник отин, в клетке ситит, мошно его топросить пока.
        - Зачем же в клетке-то, хан? Тут же степь бескрайняя, своими ногами куда убежишь? Да и воины твои любого пешего в степи заметят и догонят.
        - Не поюсь я, што спешит, боюсь, покалечит кого из моих лютей или вовсе упьет. Буен, тик и неупрафляем тот отрок. Ни к телу приспособить, ни протать его не получится, - вздохнул хан.
        - А зачем держишь тогда? Кормишь, поишь? Отпустил бы?
        - Сарезать проще. Та не крифись, фитясь, считай, пошутил я. Мыслю, зафтра на прастнике фыставить ефо на схфатку с метфетем. Попетит метфетя, пусть итет на фсе четыре стороны. Нет, ну, сначит… - Хан развел руками. - Отин паран проживет на этой семле на тень тольше.
        - Так где ж то видано, чтоб отрок медведя победил? - удивился Ягайло. - Леопарда, льва - еще куда не шло, а тигр и медведь - это ж верная смерть.
        Хан снова развел руками.
        - Что, пойтешь топрашифать отрока, пока он с метфетем не фстретился, или не пойтешь? - спросил Хасан.
        - Конечно, пойду, - согласился Ягайло, понимая, что упрашивать хана отпустить отрока или хотя бы отсрочить приговор бессмысленно. - Ты со мной, хан?
        - Та, нато расмяться. А то софсем тут в уфальня префращусь, - ответил тот, легко вскакивая на кривые цепкие ноги бывалого наездника.
        Через коридор они вышли наружу, стражник поднялся и пристроился за плечом хана, положив руку на рукоять короткой сабли. Ягайло покосился на него, оценивая воинскую стать и стремительность движений, и решил, что лучше не встречаться с таким в бою ни в чистом поле, ни в темном переулке.
        Втроем они спустились на корму повозки и по неширокому трапу перебрались в четырехместную повозку, запряженную одним маленьким не то ослом, не то конем со смешно висящими ушами. Молодой человек сгреб в ладонь вожжи и, стегнув конька по крупу, погнал, ловко лавируя меж огромных движущихся домов, куда-то на юго-восток.
        По дороге Ягайло то и дело замечал мелькающие меж колес тени. Воры, нищие, продажные женщины, спешащие домой неверные мужья… Обычная жизнь городского дна. А ведь совсем недавно за многие из этих преступлений наказание было сурово и необратимо. Слабеет Орда, разваливается на глазах, разжимается железный кулак, стиснутый на горле многих народов. А начинается все изнутри, с падения нравов. С гнильцы, заводящейся в семье и меж соседями. Если так дело пойдет, то еще лет десять,[Идет 1370 г., десять лет до Куликовской битвы.] и падение нравов с леностью превратят этот несгибаемый народ в толпу расслабленных себялюбцев, не способных железной рукой удержать завоевания предков.
        Повозка, как небольшая лодка к боку ганзейского торгового судна, причалила к помосту телеги, мало чем уступающей размерами той, на которой был раскинут ханский шатер. Однако на этой не было даже завалящей войлочной хижины. Все свободное пространство была уставлено клетками разного размера. За некоторыми угадывались белесые лица, из некоторых тянулись грязные, худые руки. Городская тюрьма, понял Ягайло.
        Молодой человек что-то прокричал в наступающие сумерки. Из-за клеток появился огромный татарин. Его бритая голова и обнаженный торс потно блестели в свете заходящего солнца. Покатые плечи переходили в почти женскую грудь, а - та в огромный живот, уложенный на широкий красный кушак. На том же кушаке держались и синие шаровары, заправленные в короткие сапоги. Наверное, главный тюремщик.
        Молодой воин кинул ему несколько гортанных фраз, тот поклонился низко, но без подобострастия и нырнул в проход между клетками, что-то бормоча себе под нос. Наконец он нашел искомое, и троица поспешила на его зов. Хан придерживал свои белоснежные шаровары, чтоб тянущиеся из клеток руки не оставили на них грязных следов, а по особо длинным молодой воин бил саблей, к счастью для них не доставая ее из ножен. Ягайло же шел напролом, делая вид, что не замечает тянущихся к нему, иначе сердце бы кровью изошло.
        Наконец они остановились около невысокой, кролику впору, клетки, стоящей в нижнем ряду, под двумя такими же. Тюремщик просунул сквозь прутья ручку плети и потыкал концом что-то, что напоминало ворох тряпок. Ворох не подал признаков жизни. Поцокав языком, тюремщик ткнул еще раз.
        Ворох, казалось, взорвался изнутри. Плетка, выбитая сильным ударом, вылетела наружу, едва не попав тюремщику в лоб. Длинный палец с остро заточенным ногтем выскочил из прутьев, чуть не зацепив Ягайлова века. Тягучий плевок давно не пившего человека, направленный в хана, принял на свой войлочный нагрудник молодой воин.
        - М-да, - почесал в затылке витязь. - Злобный какой. Заживо съесть готов. А как думаешь, если его достать, помыть и накормить, может, он и…
        Витязь сделал вид, что собирается просунуть меж прутьев палец. За прутьями отчетливо щелкнули зубы.
        - А я што гофорил? Только метфетю, - поддакнул хан, радуясь, что смог уесть неверующего русского. - Ну что, упетился? Мошем ехать опратно? Смеркается уше, пора на ночефку станофиться.
        - Да, поехали, - кивнул витязь.
        Они гуськом прошли между клеток и спрыгнули в повозку, которую привычно тянул рядом с телегой маленький ослик. Воин взялся за поводья, хан устроился на подушках, по-турецки скрестив под собой ноги. Пока они возвращались, Хасан увлеченно вертел по сторонам головой. Похоже, в последнее время он нечасто попадал на окраины собственной столицы. Ягайло же сидел неподвижно, опустив подбородок на скрещенные руки. Из его головы никак не шли голубые, полные боли и страдания глаза, мелькнувшие в темноте меж ивовыми прутьями.
        А город меж тем готовился ко сну. Расползался по степи в некое подобие улиц и переулков. Тягловых животных выпрягали из телег и отпускали пастись. Обладатели двухколесных повозок снимали свои юрты и располагали их на земле. Владельцы более устойчивых просто останавливались на облюбованном месте. Все дома ставились входом к югу. У кого были повозки с сундуками, те ставили их справа и слева от входа, так что жилища оказывались словно между двумя стенами. А у некоторых таких повозок была не одна дюжина. По углам поднимали разборные дозорные вышки. Пастухи выгоняли отары овец подальше в степь и уходили следом. Небольшая речушка, около которой остановился город на колесах, стремительно мелела, и через несколько минут из нее можно было зачерпнуть только бурой, илистой мути.
        Возок чайкой промчался по складывающимся на глазах улицам и остановился возле ханской платформы. Ягайло и хан взобрались на настил и устроились на кошме. Незаметный слуга плеснул им в пиалы по доброй порции кумыса. Они сбрызнули на пол положенную богам долю и выпили. Ягайло мысленно стукнул себя кулаком по затылку, припомнив укоризненные лики святых. Теперь можно успокаивать себя тем, что не принести жертву чужому богу - оскорбить хозяина, навести на него гнев его покровителей, но что это изменит? Первые христиане шли на костры и кресты, но не поклонялись чужим богам. Именно за это, а не за то, что они молились какому-то очередному, неизвестному римлянам богу, как некоторые думают. А он их предает. Всех разом…
        - Якайло, ты какой-то сам не сфой. Садумчивый и кфелый. Ты не саполел? - заметил его настроение хан. - А то я лекаря моку посфать. То генуэсских ему, конечно, талеко, но что смошет, то стелает.
        - Спасибо хан, здоров я. Кручина только гложет, а с ней никакой лекарь не справится.
        - Лучшее сретство от тоски - кумыс или фино топрое. А такше крепкий сон и шенщины. Прислать?
        - Нет, хан, спасибо. Этой ночью сном одним обойдусь, - вздрогнул Ягайло, вспоминая короткие кривые ноги местных прелестниц. - Где мне лечь можно?
        - А фон фитишь пелый юрта? Там кофер перситский, потушки шелкофые, шкуры сополиные фместе сшиты, как отеяло.
        - Спасибо, хан. Доброй тебе ночи, - промолвил Ягайло, поднимаясь.
        Он нырнул под низковатый полог. Внутри было все, как говорил хан, - ковер, подушки, одеяла… У дверей стоял закупоренный кувшин с тонким горлышком и глиняная чашка. Ягайло принюхался - не набивший оскомину кумыс, а чудесный напиток из риса, проса, ячменя и меда, чистый, как вино. Ай спасибо, хан.
        Витязь снял подвешенного над изголовьем его ложа божка и спрятал под ковер. Стащил кольчугу, сбросил сапоги, упал на длинный ворс и подмял под щеку подушку. Поворочался, поерзал несколько минут, потом морщины на его челе разгладились, и он уснул сном человека, окончательно принявшего для себя решение.
        Утро разбудило его воем, топотом множества копыт и громкими криками, большинство из которых можно было разуметь как «куда прешь». Ягайло поднялся на ноги, облачился. Откупорил нагревшийся за ночь кувшин и сделал несколько долгих глотков. Надел сапоги, кольчужную рубашку и вышел на свежий воздух. Ханы из других стойбищ начали подъезжать еще затемно. Они переезжали если не городами, то небольшими селениями, в центре которых высился белоснежный ханский шатер. Степь была бескрайней, и люди Хасан-хана в преддверии праздника расставили свои дома очень широко, но все равно всем желающим въехать не удалось, многим пришлось оставлять большую часть каравана за пределами города, отчего он быстро обрастал предместьями. Ханские же повозки должны были обязательно встать рядом с повозкой Хасана. Они медленно ползли по улицам, иногда раздвигая бортами телеги аборигенов. Сталкивались, наваливались друг на друга. Ревели быки, ругались возницы, кое-где раздавался звон сабель и крики раненых. То, что настрого запрещалось внутри клана, меду разными почему-то не возбранялось. И, покрывая весь этот базар, ревели над
городом огромные трубы, собирая людей на праздник.
        С ханской платформы отлично просматривалась арена, на которой должны были происходить главные события. А вчера в сумерках витязь и не заметил, что в самом центре города оставлено большое поле, со всех сторон огороженное грузовыми повозками, на которых уже занимали места зрители попроще. Для богатых горожан в первых рядах устанавливали широкие скамьи. Совсем знатные предпочитали наблюдать со своих помостов. По всему городу шла бойкая торговля. С основательных колесных лавок продавали украшения, конскую упряжь и оружие. Лавчонки поменьше предлагали многочисленным гостям яркие наряды из войлока и ситца. Уличные торговцы, кормясь ногами, нахваливали полоски сушеной баранины, вяленую рыбу и свежий кумыс. Но гостям хана не нужно было спускаться за едой в город - на помосте во множестве были расставлены столы, на которых можно было сыскать любую снедь, какую только пожелает душа. Витязь вытянул из общей горки огромный кусок жаренного с ароматными травами мяса, закусил его сарацинскими фруктами. Запил неразбавленным италийским вином и, выудив из общего блюда спинку копченой рыбы, принялся пережевывать
жесткие волокна.
        Пока Ягайло наслаждался завтраком и оглядывал картину предстоящего праздника, за его спиной раздалось какое-то щебетание. Оглянувшись, он увидел целый выводок ханских жен. Первое, что бросалось в глаза, - их украшения из древесной коры или тонкой ткани на головах, именуемые бока. Снизу круглые, а кверху переходящие в четырехугольные, длиною в локоть и более, покрытое драгоценной тканью. Внутри бока были пусты, а над ними колыхались обязательные прутики или тростинки с привязанными к ним павлиньими перьями, перышками других птиц, поменьше, драгоценными камнями и иной мишурой. У самых богатых жен вокруг была сделана еще и меховая опушка. Держались эти конструкции на голове с помощью ремешков, продетых под подбородком. Если смотреть издалека, жены казались небольшим отрядом стражи, выставленной в почетный караул к выходу хана.
        Но при ближайшем рассмотрении солдатами они вовсе не выглядели. Их яркие одежды и украшения должны были подчеркивать величие и богатство Хасана. Их платья были сшиты из шелковых и хлопчатобумажных тканей, привезенных из Китая, Персии и других восточных стран. На плечах накидки из русских, булгарских и венгерских мехов. Многие сшиты из целиковых шкурок белок, соболей, горностаев и иных неведомых Ягайле зверей. Многие женщин были умащены дорогими благовониями, а некоторые, особо любимые жены даже посыпаны индийским перцем - товаром дороже золота. И хоть носики их морщились от постоянного желания чихнуть, чувствовали они себя донельзя гордыми. Перец отбивал и запах их годами не мытых тел, что Ягайлу более чем устраивало.
        Как птички, женщины расселись на многоярусной скамье за переносным ханским троном. Строго по старшинству и толщине - к неудовольствию Ягайлы, все они были безобразно тучны, а самой красивой считалась та, у которой самый короткий нос.
        Следом, попирая ногами расстеленную перед ним дорожку белого войлока, появился и сам Хасан-хан. Вопреки ожиданиям Ягайлы, одет он был скорее не как вельможа, а как воин. На голове шлем - отороченная мехом бронзовая полусфера. На груди ватный стеганый нагрудник, проклепанный медными бляхами, на боку сабля в простых ножнах. Кожаные шаровары заправлены в мягкие кавалерийские сапоги. Беспощадный, суровый боец, каким Хасан-хан, по сути, и был, очень выгодно отличался от разряженных, располневших ханов из других областей, развалившихся в своих креслах по обе стороны от его повозки.
        Он уселся на трон перед полукружием своих жен, поднял над головой белый платок и взмахнул им. Трубы завыли в три раза сильнее, праздник начался. Сначала состоялся общий парад. На круг вывели скаковых лошадей, за ними прошлись по арене стрелки и борцы. С ног до головы закутанные в войлочные доспехи люди провели рычащих, рвущихся с поводков зверей. Воины со зверями, обученные, подготовленные, необходимым образом вооруженные, шли рядом. Следом вели предназначенных на убой рабов. Вереницей, связав предыдущего со следующим.
        Они шли, понурив головы, не глядя на кричащую и улюлюкающую толпу. В основном низкорослые, широкие в кости мужчины, бритые наголо или с косичками, растущими из обстриженных квадратом волос. Среди них выделялась долговязая фигура юноши, одетого в драные тряпки болотного цвета. Руки были связаны за спиной, ноги спутаны веревкой так, что передвигаться он мог только мелкими шажками, но вид он имел гордый и независимый. По всему было заметно, что в любой момент готов он броситься на любого татарина, что окажется в пределах досягаемости его зубов. Стражники, наученные многолетним опытом обращения с полонянами, это тоже видели и старались держаться подальше.
        На середину арены вышел мужчина в длинной золотой мантии до пят и высоченной меховой шапке, похожей на ту, что носят московские бояре. Взмахнув посохом, он провозгласил долгую здравицу хану, его гостям и их близким и объявил игры открытыми. Меж рядами забегали люди, раздающие таблички с расписаниями игр и собирающие у знатных горожан ставки на команды.
        Первыми выступали всадники. Сначала они соревновались в выездке, стрельбе из лука на скаку, показательно, почти без крови, рубились меж собой тупыми саблями и заставляли коней выделывать всякие хитрые штуки. Потом началась общая игра, в которой нужно было, не слезая с коня, подхватить баранью тушу и занести ее три раза в сделанные из тонких бревен ворота. Участвовали восемь команд, проигравшая выбывала.
        Вот тут началась настоящая потеха. Всадники толкались, били друг друга ногами, напускали друг на друга лошадей. Те сталкивались плечами, бешено ржали, кусались, лягали друг друга копытами. Иногда скидывали наездника под ноги играющим. С арены понесли первых покалеченных. Публика подбадривала свои команды свистом и криками, переходившими в оглушительный рев, когда какому-нибудь ловкачу удавалось забросить тушу меж столбов. Команда Хасан-хана проиграла в последней битве всадникам на приземистых коротконогих лошадках, бравшим не силой, но скоростью и верткостью. Впрочем, их уже лет двадцать никто не мог победить в подобных играх, и спор шел только за второе место, потому хан особо не расстроился. Ягайло же, считавший, что если люди хотят померяться силой, так должны делать это сами, не втравливая в свои забавы других животных, к игре остался равнодушен. Пару раз только вскрикнул, когда команда хана совершала особенно удачный проход, но и то больше, чтоб не обидеть хозяина.
        После конников на арену выступили служители с метлами. Они разровняли взбитую копытами землю и засыпали песком кровавые лужи. Пришел черед борцов. Огромные толстобрюхие мужчины, сойдясь в центре арены и ухватившись за пояса, ломали друг друга и гнули к земле. На лопатки укладывать не требовалось, достаточно было просто прижать противника так, чтоб он не мог шевельнуться.
        Иногда они падали и начинали кататься по земле. Зрители снова ревели и неистовствовали, но Ягайле было скучно. Только раз внимание его привлек поединок, в котором выступал один худой, жилистый борец, похожий больше на сарацина, чем на татарина. Боролся он по всем правилам борьбы, придуманной римскими легионерами. Накоротке, с захватами, бросками и подсечками, чаще используя не свою силу, а соперника, чтобы повалить того на песок. Легко побеждая неповоротливых борцов, он дошел до последней схватки, в которой ему пришлось сойтись с огромным татарином - коротконогим, широким более в животе, чем в плечах, в клепаных наручах и с длинной, замотанной вокруг шеи косой. Он нарочно пугал худого, пуча глаза, разевая рот в неслышном с места Ягайлы крике и всячески показывал, как порвет и сломает противника. Тот спокойно глядел на метания здорового, будто на расшалившееся дитя.
        Наконец по сигналу распорядителя противники сошлись в центре арены. Здоровый тут же навалился на щуплого, сграбастал огромными ручищами, стал давить весом, тот выскользнул вниз и вбок, подцепил здоровяка за ногу и опрокинул на песок. Еще больше выпучив глаза и заорав что-то так, что сидящих неподалеку зрителей обдало брызгами слюны, огромный вскочил и снова бросился на жилистого. Тот уклонился, пропуская борца мимо себя, но выставил ногу. Татарин зацепился за нее и пропахал носом борозду в утрамбованном песке. Вскочил, подняв руки к небу, вновь заревел так, что перекрыл вопли толпы, и опять бросился на жилистого. На этот раз не стал давить с налету, а нырнул в ноги, зацепил и подбросил в воздух на добрую сажень. Жилистый перевернулся в воздухе и кошкой приземлился на четыре кости. Гигант бросился вперед и прыгнул, выставляя руку. Прежде чем жилистый успел подняться, тяжелый как кузнечный молот локоть обрушился ему на загривок. Раздался хруст ломаемой ветки. Гигант тут же вскочил, готовый драться дальше. Но это уже было не нужно. Жилистый лежал без движения.
        Громила снова воздел руки, выкатил глаза и заревел, опять перекрыв вопли толпы. За спиной Ягайлы Хасан-хан тягостно вздохнул. Витязь тоже поморщился. Бессмысленные убийства были ему неприятны. Двое стражников подхватили безжизненное тело и поволокли с арены, цепляя носками за песок. Неумолимо наступало время травли - игры с дикими животными. Для нее подготовились специально. Служители вынесли и поставили перед скамейками козлы, между которыми натянули веревки, набросали поверх ветви шипастых кустов. А до козел ручным плугом прочертили глубокую борозду, в которую налили густой черной жидкости и подожгли. Между козлами встали воины с длинными пиками.
        Наконец все было готово и травля началась. Первыми на арену вытолкнули двух леопардов, скованных между собой за передние лапы кандалами с короткой цепью. Поначалу хищники хотели разбежаться в разные стороны, но, почувствовав что их что-то держит, огрызнулись друг на друга. Схватились. Покатились по земле, кусаясь и раздирая друг друга когтями. Над ареной взвились клочки выдранной шерсти. Публика взвыла от восторга.
        Ягайло сделал вид, будто ему что-то надо в своей юрте. Он зашел внутрь, приник к кувшину и долго, жадно пил. Потом уселся на ложе, уставившись в круг безоблачного голубого неба над головой, и сидел неподвижно, пока крики не стихли. Когда он вернулся, тела зверей уже убрали и кровавые лужи засыпали песком. Следующим номером было противостояние человека и льва. На арену вышел молодой стройный татарин, сжимающий в руке копье с широким наконечником, которым при случае можно рубануть по живому, и длинный хлыст. Шлема на нем не было, а войлочные доспехи казались очень слабой защитой против выпущенного с другой стороны арены хищника.
        Лев был взрослый, с огромной черно-рыжей гривой. Припадая на передние лапы, он стал приближаться к воину. Тот взмахнул кнутом. Резкий, сухой щелчок заставил льва осесть на задние лапы. Но он быстро оправился и снова начал красться к человеку. Тот чуть поменял положение тела, отведя копье в сторону так, чтоб наконечник продолжал смотреть зверю в грудь. Щелкнул кнутом еще раз, и его кончик с вплетенным грузом взрыл песок у самых передних лап льва. Тот снова немного отступил. И опять пошел вперед.
        Мужчина в длинном выпаде запустил хлыст за голову льва. Щелчок пришелся по задней ляжке. Лев взревел и прыгнул, выпуская в полете когти и обнажая длинные желтые зубы. Трибуны ахнули. Татарин нырнул ему под брюхо и вонзил наконечник в сердце. На песок упала уже мертвая туша грозного хищника. Амфитеатр разразился криками, свистом и хлопками в ладоши. Воин в доспехах низко поклонился на четыре стороны, держа вдоль туловища окровавленное копье, и порхающим шагом исчез с арены. Служители за хвост утащили мертвого льва.
        Следом на арене появился мужчина, с ног до головы закутанный в стеганый войлок. Даже голова его была замотана несколькими кусками, оставляя открытыми только глаза. В руках он держал два широких кинжала. С другой стороны арены навстречу ему выбежали три короткоухих бесхвостых пса с серебристой шерстью, каждый размером с доброго теленка. Не тратя времени на принюхивание и подкрадывание, они с места бросились на человека. Тот взмахнул кинжалами. Мимо. Две собаки прищепками повисли на его запястьях. Третья ударила лапами в грудь, ухватила зубами край доспеха, затрясла головой, пытаясь добраться до горла. Публика разочарованно загудела.
        Собаки валяли закутанного в войлок человека, вырывая из его защиты огромные куски белой ваты. Тот визжал, отбивался как мог. Наконец ему удалось добраться до выхода, он извернулся и, стряхнув с себя последнего пса, выскочил с арены. Публика засвистела, завизжала и заулюлюкала.
        Ягайло тоже улыбнулся. Из всех животных на подобного рода игрищах больше всего ему было жалко собак. И то, что три пса так быстро разделали под орех явно не новичка в таких боях, было очень приятно. Собак выманили с арены мясом, и настала пора самых кровавых схваток.
        Ягайло снова «отошел попить» и не видел, как огромный, рыжий, с черными полосами тигр за несколько мгновений превратил в кровавую кашу тела трех рабов, выпущенных против него связанными между собой и вооруженными только деревянными палками. Не видел он и как погиб в когтях смоляно-черной пантеры русский мужичок с седой окладистой бородой. Но все равно пришлось возвращаться - он не хотел пропустить битву болотного юноши с медведем. Вернее, не хотел ее допустить. Выпив для храбрости хмельного, он вышел из юрты и подошел к трону.
        - Хан, дозволь мне против медведя выйти вместо отрока с болот, - склонил он голову перед правителем.
        - Сачем тепе это, Яхайло? - оторопел хан.
        - Силу молодецкую хочу показать, да и по нраву мне тот отрок пришелся. Давай так: завалю медведя в честном бою - отдашь мне отрока. Если нет… Ну, значит, нет.
        - Хорошо, - кивнул головой хан. - Если попетишь метфетя, оттам тепе не только отрока, но и коня ему спрафлю, и отешту. Только… - кинул он в удаляющуюся к арене спину витязя, - по честному питься. Как фсе.
        Ягайло в ответ кивнул. Спустился по трапу и спрыгнул на землю. Хан рукой поманил к себе одного из слуг и что-то сказал ему вполголоса. Тот кивнул и скрылся из виду. У арены взвыли трубы, возвещая о переменах в программе. Зрители заволновались. Вместо обычного растерзания медведем человека их ожидало интересное зрелище. Поединок между хозяином лесов и известным на всю Орду богатырем из тех же мест. Да еще и совсем бесплатно. Верткие люди, принимающие ставки, с удвоенной скоростью забегали, выхватывая деньги и заменяющие их полоски кожи из грязноватых рук.
        Ягайло спустился к небольшому столу, за которым сидел распределитель, кинул взгляд на молодого болотника, связанного и трясущегося, еще не знающего, что его не выпихнут на арену, прямо в лапы матерому зверю. Подмигнул отроку, мол, не дрейфь, и развязал пояс с саблей. Снял кольчугу, оставшись в одной рубахе. Вытащил из-за голенища нож и положил на стол рядом с остальным вооружением, другой нож, тонкий и незаметный, больше похожий на шило, на всякий случай оставил. Кто-то сунул ему в руки отточенную и обожженную на огне палку длиной в косую сажень. Отволокли в сторону оплетенные колючими кустами ворота.
        Ягайло шагнул на песок арены. Сверху, с безопасного расстояния, она казалась достаточно большой, изнутри же - маленькой и узкой, как донышко чашки. Острые шипы ограды, казалось, еще шаг - и вопьются в шею и спину. Огонь в прокопанном желобе, пугающий и ярящий хищников, лизал пятки. Светящиеся жестоким блеском глаза с амфитеатра и галерки обжигали Ягайлу. Они видели в нем не человека, даже не богатыря, они видели в нем медвежий корм. Это злило, мешая собраться.
        Ворота в дальнем конце арены отъехали в сторону, и на песок, отчаянно косолапя, вышел медведь. Не самый большой из тех, что доводилось зреть витязю в лесах и зверинцах. Не самый злобный. Но в такой близи почти безоружному человеку он казался исчадием ада. Медведь, похоже, не собирался нападать. Он поднял голову и потянул носом воздух. Посмотрел на пригнувшегося и выставившего впереди себя отточенную палку Ягайлу. Рыкнул для острастки и заковылял вдоль огненной канавы, с интересом разглядывая сидящих на трибунах. В том месте, куда падал его взгляд, свист и крики смолкали, татары съеживались внутри своих платьев и как бы ненароком пытались спрятаться друг за друга. Ягайло поворачивался вслед за косолапым, держа его на прицеле острием своей палки. Медведь дошел до противоположных ворот, углядел не оплетенную колючкой доску и поднял лапу. Подцепил ее когтями, потянул. Ворота затряслись, заскрипели стягивающие бревна веревки. Привратники бросились врассыпную, заржали и забились на поводах привязанные неподалеку кони. Стражники вокруг опустили копья, от забора прибежали несколько человек с длинными
палками, на концах которых полыхали пучки соломы, пропитанные горючей смесью. Этими палками они стали размахивать перед медвежьей мордой.
        Косолапый посмотрел на них недоуменно, совсем по-собачьи склонив голову. Фыркнул, потешно раздувая коричневые губы, облизнул их длинным розовым языком и отошел от ворот. Словно и не замечая напряженно стиснувшего оружие Ягайлу, снова пошел по кругу, с интересом оглядывая окрестности. Пару раз приблизил нос к огню, принюхиваясь. Отдернул. Фыркнул. Пробурчал что-то почти по-человечески и пошел дальше. Публика на трибунах бесновалась, требуя кровавой схватки, но мишка не обращал на них никакого внимания. Ягайло подумал было броситься на зверя сзади, наскочить на спину и попробовать найти острием уязвимое место, но не решился. Если даже удастся пропороть шкуру, дальше острие просто упрется в крепкие мышцы, а если бить по голове, так он даже и не почувствует. Чтобы убить зверя, нужно метить в горло или грудь, но как до них добраться? А может, нож? Нет. Он обещал хану, что бой будет честным. Да к тому же, если татары заметят, то с арены живым ему все равно не уйти. Растерзают в воротах, да с радостью. Все-таки за последние столетия русские мечи не раз сходились в поле с татарскими саблями, и не ко
здоровью последних. Он, конечно, не то чтоб совсем русич, но…
        Видимо, людям надоело, что и воин и медведь занимаются чем угодно, но не тем, на что они пришли смотреть. На арену упал маленький камешек, взрыв песок у ноги Ягайлы. Потом полетела резная деревяшка, явно оторванная от чьей-то телеги. Меховая шапка упала совсем недалеко от канавы с огнем. Языки пламени жадно потянулись к ее просаленному нутру. На жестком ободе покатилась шапка к морде зверя и вспыхнула уже на ходу. Тот с испугу полоснул по ней когтями. Взвыл, размахивая обожженной лапой, разгоняя вокруг дух паленой шерсти. Развернулся к Ягайле. Он видел, что витязь сейчас единственный, на ком можно выместить боль и злобу, и явно собирался это сделать. Ягайло отступил на несколько шагов. С трудом укрощая непослушные ноги, которые сами несли его подальше от зверя, остановился, почувствовав, что сам лишает себя пространства для маневра. Покрепче вцепился в палку.
        Шагах в десяти от него медведь остановился, припал на передние лапы и зарычал, высоко задирая голову. Ягайло кинулся вперед, думая воткнуть ему в горло кол, пока поднятая верхняя челюсть мешает обзору. Медведь заметил его, захлопнул пасть и ринулся вперед, пригнув голову. Острие прошло у него над ухом, медвежья пасть распахнулась в рыке, вскинулась лапа для удара. Ягайло, влекомый вложенной в свой удар мощью, налетел животом прямо на нос зверя. Пасть щелкнула, прихватила рубаху, но не тело. Освобождая обзор, зверь мотнул головой, и Ягайлу подняло в воздух, как пушинку. Страшная когтистая лапа прошла по низу, чуть зацепив сапог. Оторванный каблук «блинчиком» проскакал в сторону. Витязь приземлился на плечо и голову. Откатился, сильно оцарапав ухо о мелкие камешки. Вскочил, отплевываясь и промаргивая набившуюся в глаза пыль. Выставил вперед палку. Медведь со злым интересом посмотрел на витязя и поднялся на задние лапы. Чтобы навалиться и заломать.
        Светившее зверю в спину солнце отбросило на воина зловещую тень. Ягайло сжался пружиной и, когда туша стала падать на него, расставив лапы и разинув пасть, метнулся в сторону. Медведь промахнулся. Проскользив на брюхе полсажени, уткнулся мордой прямо в огонь. Вой боли и обиды заглушил рев зрителей.
        Ягайло кинулся вперед, намереваясь воткнуть палку ослепленному зверю в горло, ухо или куда придется, но медведь заметил. Когтистая лапа вынырнула, казалось, из ниоткуда. Палка в руках витязя сломалась, как сухая тростинка. Руки чуть не вывернуло из суставов. Чтобы избежать второго удара, витязь отпрыгнул, перекатился через плечо и вскочил, выставив вперед руки.
        Медведь поднялся, потер морду лапой, засопел, выгоняя из носа остатки попавшей туда гари. Склонив лобастую голову, посмотрел на сломанную палку, на Ягайлу - и тому показалось, что зверь улыбнулся во всю зубастую пасть. Медведь поднялся на задние лапы и, расставив передние с веерами когтей, как будто собирался обнять по-братски, пошел на витязя.
        Краем глаза Ягайло заметил летящий к нему предмет. Прежде чем голова осознала, что это, руки вскинулись, ловя брошенную саблю и выдергивая ее из ножен. Скользнув вперед, витязь подсек зверя под заднюю лапу. Медведь вскрикнул почти по-человечески и стал оседать. Прежде чем его туша грохнулась на землю, Ягайло был уже в воздухе. Рухнув сверху всем весом, он припечатал голову зверя к земле и вонзил ему саблю в шею. По самую рукоять. Зверь заворочался под ним, попытался стряхнуть витязя со спины, но сил уже не было. Через полминуты он затих.
        - Прости, топтыгин, - прошептал витязь в мертвое ухо и поднялся на подгибающиеся ноги. Зашатался и упал на руки подбежавших служителей.
        Он смутно помнил, как его уносили с арены, как тащили к ханской повозке, окончательно в себя он пришел, уже удобно развалившись на ложе, обустроенном на греческий манер и застеленном персидскими коврами. Рядом сидел Хасан-хан. Лицо его было мрачно.
        - Уесшать тепе нато, Якайло, - проговорил он, заметив, что воин открыл глаза.
        - Что за напасть, хан? - удивился воин, разглядывая свежие повязки на правой руке и левой ноге. Оказывается, мишка успел пару раз достать его когтями, а он в горячке боя и не почувствовал.
        - Нетофольны ханы, что русич метфетя попетил. Никто никокта не попештал, ни с саплей, ни с секирой, ни с копьем, а русич, - он произнес это слово с особым нажимом, - попетил. Та и я смалотушничал, фелел тепе саплю кинуть. Простые люти фосхищены тфоей храпростью и поняли, что ты снатный челофек, потому против сапли не фосрашают. Но многие ханы говорят, чтоп пой пофторили, хорошо пот рукой нет трукого метфетя. Но его скоро найтут, и токта таше я не смогу им помешать. Уесшать тепе нато, Якайло.
        - Конечно хан, я понимаю. Спасибо тебе. - Витязь поднялся, пошатываясь, взял со стоящего рядом столика чарку с кумысом и опорожнил ее одним долгим глотком. - А договор наш в силе остается?
        - Опа токофвора, - ответил хан. - Полотный юноша уше шдет тепя фместе с труким конем. Они у коновяси, там, кте Пуян.
        - А второй-то какой? - помотал гудящей головой Ягайло.
        - Просил ты про княшича уснать. Мои люти покофворили с трукими лютьми, никто, чтоп Клепа смоленскоко в Орте тершали, не слыхивал. Но фсе кофорят, если кому и нато пыло умыкать княшича, то Тмитрий москофский стелал или отин из приплишенных еко. Некому польше, так кофорят.
        - А уверен ты в их словах?
        - Слофа, они слофа и есть. Но у нас опычно пыфает так: если в теле лютей польше отного участфофало, фсе стойпища снать путут на мноко тней пути фокрук. Столетиями та истина проферена.
        - И то верно. Спасибо тебе, хан, - поклонился ему Ягайло низко, насколько мог. - Авось свидимся еще да поможем друг другу, чем сможем.
        Заметив небрежно брошенную на стол кольчугу, взял ее под мышку. Туда же засунул саблю. Шатаясь, побрел к спуску с платформы. Молодой воин, личный охранитель Хасан-хана, тенью метнулся следом. Завидев его, все подданные Хасан-хана, которые до того глазели на Ягайлу, как на чудо чудное, диво дивное, тут же отворачивались и делали вид, что их все происходящее вообще не касается. Покачиваясь, Ягайло спустился вниз и залез в седло встретившего его радостным ржанием Буяна. Заметил привязанную к седлу узду. Она была накинута на голову спокойной гнедой кобылы с грустными глазами. На кобыле было арабское седло с высокими луками, между которыми сидела… Завернутая в бинты мумия? Бабочкин кокон? А, догадался Ягайло, связанный по рукам и ногам болотник. Татарские воины от усердия спеленали его так, что видны были только волосы, глаза да дырочки носа. Ну ладно, развяжем позже, пока выбираться надо.
        Здоровой рукой он запихал кольчугу и саблю в одну из седельных сумок и тронул бока коня коленями. Буян послушно пошел в нужном направлении. Привязанная к седлу узда натянулась. Кобыла с болотником безучастно поплелась следом. За ними, держась чуть поодаль, но на виду, пристроился горячий тонконогий жеребец, легко несший на спине ханского охранителя. Петляя по временным улицам, они миновали центр, проехали уже заросшими грязью до самых помостов окраинами и выехали в степь. Перешли с шага на рысь. Охранитель махнул рукой ближайшему дозору. Те, закивав головами, точно болванчики из китайских земель, опустили луки и поехали в другую сторону. Ягайло, обернувшись в седле, взмахнул рукой, приветствуя молодого воина. Тот взмахнул в ответ шапкой, развернул скакуна и умчался обратно в город на колесах. Витязь же направил Буяна вперед, на северо-восток.
        Через полчаса пути, в небольшом лесочке, бородавкой выпирающем на бескрайнем лике степи, он остановил коней, достал из-за голенища нож и, хромая на оторванный каблук, приступил к мумии.



        Глава восьмая

        Ягайло разрезал последний узел. Болотник, стоявший до того неподвижно, дернулся в сторону, намереваясь нырнуть в кусты, но затекшие ноги подвели. Он упал щекой в чахлую траву и застонал.
        - Дурилка, - нагнулся к нему витязь. Приподнял под микитки. - Не сделаю я тебе худого. Не для того с медведем воевал, тебя отстаивал.
        Тот просто расслабил все члены и повис тряпичной куклой, отдаваясь на милость витязя. Ягайло перевернул и посадил его на землю, прислонив спиной к корявому стволу. Сходил к переметным сумам своего седла и достал выдолбленную из тыквы флягу с водой, заботливо уложенную людьми хана. Поднес к бледным губам.
        Юноша приник к горлышку и долго пил, зажав флягу запястьями - пальцы не слушались. Ягайло, отступив на шаг, умильно смотрел на него, склонив голову набок, как давешний медведь. Ему не верилось, что совсем недавно этот отрок бился и царапался в клетке так, что прутья трещали.
        В плену парню пришлось несладко. Короткие грязные волосы висели сосульками, щеки ввалились, тонкие, бледные пальцы казались еще длиннее из-за грязных разводов и черных каемок вкруг ногтей. Драная одежда едва прикрывала худое, с торчащими ключицами тело. Пальцы длинных ног, обтянутых портами из кожи, похожей на рыбью, опухли и посинели от недостатка крови. Весь он был какой-то вялый, замученный. Только глаза из-под высокого чистого лба глядели живо и зло.
        - Спасибо, - невнятно пробормотал юноша, протягивая Ягайле полупустую флягу.
        - Да ладно, - отмахнулся витязь. - К вечеру до родника доедем, я его еще по дороге сюда приметил, еще воды наберем.
        - Не за воду спасибо, хотя и за нее, конечно, тоже, - разлепил сухие губы юноша. - За спасение. Видел я, как ты за меня пред медведем встал. Зачем?
        - Да не знаю зачем, - махнул рукой Ягайло, который большую часть пути думал именно об этом. - Само как-то… Много душ я загубил, так хоть одну вот спасти… Зачтется, глядишь, на Страшном суде.
        - А невинны ли те души были? - спросил болотник.
        - Да кто нынче невинный? Дети малые разве что, да и то… - Ягайло махнул рукой, мол, сам все понимаешь.
        - Это смотря как загубил. Если просто так, по удали дурной, молодецкой, то не лепо. А если сначала защитником был, а потом уж и воином - тогда многие грехи проститься могут.
        - И даже смертные? - спросил витязь.
        - Может, и смертные.
        - Это кто ж тебя так думать научил? - удивился Ягайло.
        - Отец.
        - Мудрый человек твой отец.
        - Мудрый, да. Но доверчивый сильно, - грустно склонил голову болотник и заговорил о другом: - Ой, смотри, кровь у тебя сочится. Перевязать бы надобно.
        Ягайло посмотрел на разодранный рукав своей рубахи, прислушался к хлюпающей в сапоге крови. Покачал головой:
        - Надо. С ногой-то справлюсь, а вот плечо… Несподручно мне будет. - Он вздохнул, представляя себе предстоящие мучения.
        - Я перевяжу.
        Юноша поднялся на длинные ноги, постоял журавлем, привыкая к тяжести собственного тела, и мимо Ягайлы прошел к лошадям. Залез в мешок, притороченный к седлу выданной ему ханом лошади, и достал оттуда длиннополую беленую рубаху. Доковылял до воина, склонился и быстрым движением выхватил из-за голенища Ягайлы нож. Витязь перехватил его запястье, сжал, почувствовав тонкость костей и крепость жил.
        - Э… Витязь, ты чего? - удивился юноша. - А-а-а-а… Не для того мне нож, чтоб тебя убивать. Рубаху свою на полосы разрезать хочу, - улыбнулся он.
        - Так рубаху тебе хан в дорогу дал, чтоб переодеться, - сказал Ягайло, не отпуская запястья.
        - Так я и не всю порежу. Подол только.
        Ягайло отпустил тонкое запястье. Юноша быстро покромсал низ рубахи на длинные ленты, осторожно отлепил давешнюю повязку от подсохшей раны. Руку Ягайло ожгло, будто раскаленной кочергой. Витязь застонал, скрипя зубами. Юноша нажал крепкими пальцами куда-то пониже плеча, и боль отступила.
        - Приложить бы чего, подорожника хоть, - посетовал он, оглядывая жухлую траву под низкими деревьями, - да где ж его взять-то? Ладно. Так обойдемся.
        Ловко и споро он промыл рану водой из фляги, положил в несколько раз сложенные кусочки ткани на глубокие следы медвежьих когтей и замотал крепко, но не больно.
        - Как зовут-то тебя, кудесник? - спросил Ягайло, разглядывая макушку юноши, внимательно осматривавшего его продырявленный когтями сапог.
        - Олесь, - буркнул тот, не поднимая головы. - Глубока рана. Больно снимать будет. Резать голенище станем али потерпишь, как сниму?
        Витязю не впервой было залечивать раны, и он догадывался, что сапог пойдет с располосованной ноги, будто вместе с кожей. Но все-таки решился.
        - Дорога длинная еще, а без сапога тяжко будет. Попробуй снять.
        Юноша кивнул, сунул в рот витязю деревянную рукоять ножа, стукнул легонько по подбородку, чтоб, значит, тот прикусил, и ухватился за голенище. Потянул. Витязь замычал сквозь зубы, но скорее даже не от боли, а от ее ожидания. Сапог сошел с ноги, как кожура с хорошо пропеченного картофеля. Руки у парня были необычайно легкие. И пахло от него… Странно. Он ведь в клетке дней десять просидел, не меньше. Должен был запаршиветь, как бездомный пес, и вонять, как старый козел, однако не так уж грязен был. И пахло от него терпкими травами. Резедой али полынью. Наверное, это он так у себя в болотах пропах, что вонь ханской темницы его не взяла. А двигается-то как споро… Руки мягкие, как лебединые шеи, порхают над раной, почти не касаясь. Вот бы мужиковатой и шумной Евлампии поучиться.
        - Все, теперь кровь течь не будет, - сказал юноша, завязывая последний узелок. Отстранился, полюбовавшись своей работой. - Наверное, даже и сапог обратно налезет, а то не пристало витязю с такой культей людям показываться.
        - Ай спасибо, - поблагодарил его Ягайло, и впрямь почувствовавший большое облегчение. - Теперь по коням, да уходить отсюда надо скорее. А то ханы на меня за того медведя зуб точат, да и тебя заодно не помилуют, если что. Ты ведь из болотных земель?
        Юноша молча кивнул.
        - Тогда дотуда нам по дороге с тобой, вместе можем держаться, ну а потом я по своим делам, ты по своим.
        - Должен я тебе, - сквозь зубы пробормотал юноша. - Ты меня спас, поэтому должен.
        - Ну, отдашь как-нибудь, - улыбнулся Ягайло, приноравливаясь стоять на раненой ноге.
        - Сейчас отдам. Пока не сквитаемся, с тобой буду, с этой вот прямо минуты, - твердо проговорил юноша. - Чем могу, помогать стану.

«От проруха», - подумал Ягайло, разглядывая отрока. По выпяченной челюсти и ледяному огоньку в глазах понял: не отступится.
        - Ну, бог с тобой, хочешь - оставайся, - согласился витязь. - Гнать не стану, но и обузой, это запомни крепко, быть не позволю.
        - Не буду я тебе обузой, - истово поклялся юноша.
        - Ладно, герой, не храбрись. Ты вон сам-то ханского плена избежать не смог, - пробормотал Ягайло, влезая на коня.
        - Нет в том моей вины, - загорячился юноша. - Предали меня. Чужим людям. А они уж пустили на продажу. Так я к хану и попал.
        - Что ж за люди-то такие? - спросил Ягайло, с ухмылкой наблюдая за тем, с каким трудом неопытный юноша пытается влезть в седло.
        - Чужие люди, пришлые. Пару лет назад появились у нас, крепость построили, засели там и много зла чинят.
        - Крепость, говоришь? Не ту ли, что с западной стороны стоит, к польскому тракту ближе?
        - Та, наверное. Других на болоте нет, окромя города нашего.
        - Города? - удивился Ягайло.
        - Ну как, город… Не Смоленск, конечно, и не Тверь, но людей много живет. Значит, город, да деревень пара вокруг.
        - А ты и в Смоленске, и в Твери бывал?
        - Я-то нет, но наши были. Сказывали.
        - Вот ведь, а я об том и не ведал. Да и не один я, небось и в Смоленске про ваш город не знают.
        - А пусть и дальше не знают, нам так спокойнее.
        - И то верно. А то придут мытари всякие да иные тиуны, житья не будет. Только мне-то ты зачем все это рассказываешь? Я ведь тоже на княжьей службе, вроде как.
        - То-то и оно, что «вроде как». Другой ты. Никто б из княжьих тиунов за меня пред медведем не встал.
        Ягайло нахмурился. Слишком уж хорошим, слишком идеальным считал его восторженный юноша. Витязя это уже начинало тяготить. Тем более сам он прекрасно знал свои слабости. И выдать город болотников мог князю запросто, не по злому умыслу, так по дурости в докладе ляпнуть. Хотя теперь-то уже, конечно…
        - Слушай, а что за крепость на болоте стоит? Кто ее построил, зачем? Вы почему не попрепятствовали? - спросил он юношу, меняя тему разговора.
        - Кто построил, не ведаю, разные там люди бывают - и поляки, и ордынцы, но больше русских, конечно. Из Москвы бывают, из Рязани. А не попрепятствовали почему? - Юноша задумался. - Они вроде ничего плохого не делали. Начали дорогу по краю болота класть, мы подумали: может, новый торговый путь ладят. Да и пусть ладят, от нас-то далеко. Потом что-то строить стали, мы подумали: какой лабаз али торжище. То нам понравилось меньше, но чего уж теперь, не жечь же его. Тем более от нас-то все одно далеко. А как заметили, что стены они крепостные почти возвели, попробовали к ним с посольством идти, так они нас из огненных трубок каменным дождем полили. С тех пор мы дозоры выставили, чтоб те в две стороны смотрели - ни ихних к нам, ни наших к ним не пускали. Да и зажили.
        - И ловушек понаставили. - Ягайло поежился, вспоминая ямы и самострелы на болоте.
        - Не, ловушки тоже не мы. Их это ловушки. Наши охотники сами в них попадали не раз. Многие покалечились.
        - А что ж не изгоните-то их? Крепостица там вроде невелика, народу не много. Если на приступ всем городом пойти, долго не сдюжат.
        - Промеж собой договориться не можем. Кто помоложе, свои голоса за приступ отдают, старики твердят: не надо, пересидим. Ну, они-то, может, и пересидят, до их смерти ничего не поменяется, а вот нам-то жить как?
        - То не ко мне вопрос, - грустно вздохнул Ягайло. - К вам. Сами-то как?
        - Да у нас большинство в норах своих отсидеться думает, - вздохнул болотник. - Даже те, кто за приступ кричат. Иначе собрались бы давно да и перетопили бы чужаков в болоте, как котят, если б они сами уходить не захотели.
        - Слушай, а тебя не за излишнюю ли горячность свои же скрутили да Хасан-хану продали?
        - Прав ты, витязь, - понурил голову отрок. - Только не самому хану, а торговцам, которые людей продают, а уж от них потом в крепость, а потом и к хану. Но то дела не меняет.
        - Да уж. Когда своих предавать-продавать начинают, чтобы чужим не досаждать, - пропащее дело. Исчезнет такой народ скоро, - вздохнул Ягайло.
        - Не понимаю я этого, - невпопад сказал болотник. - Земля большая, каждому свой кусок можно ухватить, такой, что соседа видеть не будешь, да и о существовании его вовсе не знать. Нет же, селятся люди вместе, друг у друга на головах. Собираются в дружины да идут чужие земли завоевывать, хотя вокруг своих пустых - селись не хочу.
        - Природа человеческая, видать, такова. Нужно ему либо слабого искать, чтоб его себе подчинить, либо сильного, чтоб самому ему подчиниться. И редкий человек один может, без других.
        - Но ведь есть же такие? - спросил болотник.
        - Есть, - усмехнулся витязь. - Я двоих знаю. Сам и ты вот еще. Слушай, хватит уже волком на луну выть, давай о приятном чем поговорим.
        - Смешной ты, витязь, - ожег его взглядом болотник. - Я, почитай, десять ден в клетке просидел на хлебе и воде, не мымшись, не раздевамшись. Смерти насилу избежал, а ты мне веселиться предлагаешь?
        - Конечно. Ты ж из клетки вырвался, смерти избежал, сам говоришь. Веселись. Да Бога славь за избавление, - воскликнул Ягайло. - А что было, то прошло да быльем поросло, возврата не будет.
        - Не будет ли? - покачал головой юноша.
        - Боишься, что, как только вернешься, они тебя снова в рабство спровадят или вообще в болоте утопят?
        - Боюсь, - просто ответил болотник.
        - К князю Смоленскому Святославу Ивановичу можно поехать. Челом в пол ударить. Поддержки попросить, хотя… Да. За поддержку он ведь мзды потребует. Замкнутый круг какой-то, и вырваться из него можно, только если самим ту крепостицу по бревнышку раскатать да потом Смоленск на приступ взять. Слушай, ну его с такими разговорами, тоска от них только смертная. И темнеет уже… Давай, что ли, на ночлег собираться? Тут вот хан от щедрот укрывало войлочное завернул. На двоих хватит.
        Юношу как пчела ужалила. Он вскинулся и горящими глазами уставился на Ягайлу:
        - Как на двоих?
        - Ну так, - удивился его горячности витязь, - ляжем спиной друг к другу да обернемся. Теплее будет.
        - Не возлягу я с тобой, - вызверился юноша. - Ишь чего удумал!
        - Да и черт с тобой, морозь чресла, - устало сказал Ягайло, заворачиваясь в укрывало.
        Полежал, созерцая крупные звезды, подмигивающие ему с бархатного небосвода. Поворочался. Изогнув шею, поглядел на скорчившегося у дерева юношу, обхватившего себя длинными руками. Сжалился:
        - Ты, это, на, завернись, не то застудишь себе что на холодной земле. - Витязь кинул ему попону, еще хранящую его тепло. - А я уж так посплю, мне привычно.
        Тот глянул на него все так же зло, но попону принял. Накинул сверху на плечи. Потом вытянулся, расправил укрывало, завернулся в него, как начинка в тестяную рубашку пирога, и захрапел. Тихонько, но вызывающе.
        Ну молодежь пошла, покачал головой Ягайло, устраиваясь у другого ствола и сворачиваясь в комок, чтобы сберечь тепло. Даже спасибо не сказал. Будто так и надо, будто должен я ему. Будто это не он ко мне в услужение пошел, а сам меня нанял. Будто он княжий сын, а я ему слуга. Да в конце концов, я тоже не… Крепкий сон не дал ему докончить мысль.
        Когда солнце начало пригревать замерзшую за ночь землю, оттаяли от кристалликов льда первые травинки, путники были уже в седлах. Говорить не хотелось, да и не о чем было. Ягайло это особо не томило, он с детства привык жить в своем замкнутом мире, никого туда не пуская. К тому же на горизонте замаячили темной полоской родные леса. А там уже и до Смоленщины рукой подать. Наведаться в трактир, узнать последние новости, вдруг обещанное князем подкрепление уже прибыло и можно наконец наведаться в крепостицу. Но сначала на двор к Никифору, проведать Евлампию. На военную операцию ее брать, конечно, не след, хотя огонь-девка непременно будет проситься. Да и проведывать не след, коли уж честно. Если выздоровела - нипочем не отвяжется. Будет таскаться хвостом. Проще оставить ее там насовсем, глядишь, Никишка к делу какому пристроит, удочерит. Сама она в столицу не пойдет, чай не полная дура, понимать должна, что одной ей ничего не светит с того дела, окромя неприятностей. А Никишка когда еще поедет, если поедет вообще. К тому времени она может остепениться, даже выйдет замуж за какого местного парня.
Спокойного и работящего. С домом и хозяйством. Ну и что, что без приданого, такую девку укротить - всю жизнь потом с ней не соскучишься. Да и семья Никишкина может о приданом позаботиться, если уж удочерит, размечтался Ягайло.
        При мысли о простом деревенском парне, который будет женихаться к Евлампии, в голову витязя шибанула дурная кровь. Тело загорелось, перед глазами поплыли кровавые круги. Сам не замечая, он крепче сжал коленями бока Буяна, отправляя коня в летящий галоп. Болотник погнал свою кобылу следом, но тут же отстал. Да где было тягаться плохо кормленной ордынской доходяге с боевым конем.
        Витязь остановился, только когда до леса оставалось уже два полета стрелы. Слез с тяжело поводящего боками и роняющего пену с узды Буяна, похлопал по холке, благодаря и извиняясь за эту безумную скачку. Присел на кочку, дожидаясь болотника. Юноша с болот подъехал к нему через полчаса без малого. Он дышал так же тяжело, как и его лошадь.
        - Бешеный ты, витязь, - с трудом проговорил он, переводя дыхание. - Себя не жалеешь, так хоть бы коня своего пожалел. Ну и меня заодно.
        - Я тебя с собой не звал, а конь и не к такому привычен. Да, Буян? - витязь повернулся и посмотрел на боевого товарища.
        Тот ответил долгим, задумчивым взглядом и фыркнул неопределенно, мол, я тебе, конечно, друг и в целом за тебя, но вот в этом конкретном вопросе отрок, может, и прав. Не надо было меня так гнать, а то у тебя душа болит, а у меня через это спина.
        - Да ну вас всех! - Витязь досадливо махнул рукой. - Поехали уже. Дотемна б до жилья добраться, а то болота скоро начнутся.
        - Что болота-то? Что болота? - возмутился юноша.
        - Ах да. Забыл, болота тебе дом родной. Так, может, там нам устроишь приют с ночлегом и едой горячей? И дружков, что тебя в рабство спровадили, тоже позовем? - съехидничал Ягайло.
        Юноша поник кудрявой головой.
        - Ладно, извини, - попросил прощения витязь. - Может, тебе правда домой отправиться, повиниться перед своими, глядишь, обратно и примут? А то со мной и пропасть недолго.
        - Должен я перед тобой, - ответил юноша тихо, но твердо. - Пока не отдам, с тобой буду, - повторил он.
        - Ну, добро, - ответил Ягайло, чертыхаясь про себя.
        В дополнение к огонь-девке Евлампии этот странноватый, слегка не от мира сего парень. Но этот-то хоть повязки накладывать умеет, а отроковица и поесть сообразить не смогла. Но даже умение перевязывать никак не окупало хлопот, которые доставит ему этот малолетний выводок. Скорее бы закончить уже все да развязаться с ними. Уехать обратно в свой дом или вообще махнуть в Витебск, домашних проведать, уж сколько лет не бывал.
        К вечеру они доехали до края болот. Бурые топи с кустиками редкой растительности подступили к дороге. Легкий ветерок принес запах болотной гнили, от которого у Ягайлы почему-то закружилось в голове. К горлу подступил горький ком, мир перед глазами поплыл, заваливаясь вбок. Он сплюнул тягучий ком горькой слюны и поерзал в седле, утверждаясь плотнее. Но село не слушалось, норовило выскользнуть из-под него.
        А вот и развилка. Прямая и широкая дорога в ухабах уходила к трактиру и дальше на проезжий тракт. Дорожка поуже, но более ровная, с убранными ветками и выкорчеванными кустами, пытающимися вновь пробиться сквозь песчаную насыпь, уводила к дому Никифора. Витязь хмыкнул и, нарочно отвернувшись от болот, направил коня по широкой. Но тот не шел, а выделывал какие-то пьяные коленца. То заваливался на сторону, то рвался в облака, то пятился назад, то тянул в воду. Ягайло рвал на себя повод, но ничего не помогало. Наконец конь замер, замер и витязь, увидев перед очами жирные стебли болотной травы.
        Когда он снова открыл глаза, травы не было. Вместо нее нависал над ним темный бревенчатый потолок. В стыках играли красные сполохи. Повернув голову на свет, он увидел маленького светлячка, пляшущего на фитильке свечи. А за ним две знакомые макушки с встрепанными патлами волос. Сморгнув пару раз для улучшения зрения, понял, что свеча стоит на столе, на нем же лежат скрещенные руки, в которые эти головы и уперты. И головы те принадлежат Евлампии и болотному юноше. Нешто спелись уже, кольнула Ягайло иголка ревности.
        - О, смотри-ка, глаза открыл витязь ваш, а вы тут дрыхнете, отроки нерадивые, - раздался за головой знакомый, с ехидцей, голос.
        - Никишка, ты? - Ягайло запрокинул голову и посмотрел на вошедшего в горницу мужичка, несущего в руках большой таз.
        - Не, архангел Михаил с трубой, будить тебя пришел, - хохотнул мужичонка. - Со своими ангелами зело ленивыми. Подъем, мыши сонные. - Он с грохотом опустил таз на столешницу.
        Молодые вздрогнули, Евлампия вскочила с лавки, чуть не опрокинув ее и своего товарища. Болотник же только устало потер глаза.
        - Давайте витязя перевяжем еще разок, да на стол собирать пора. Оглодали небось. Анастасия, - крикнул он в сени, - иди уже.
        Жена Никифора лебедью вплыла в горницу, неся в руках пучки каких-то трав. Болотник подошел к ней, принял из рук и стал перебирать тонкими пальцами, приглядываясь и принюхиваясь. Одну травинку даже скусил и пожевал с глубокомысленным видом. Из висящей на поясе сумы Анастасия достала чистые тряпки, нарезанные длинными лентами. Вдвоем с болотником они приступили к витязю.
        - Пойду-ка я погуляю, - пробормотала Евлампия и, стараясь не глядеть на пропитавшиеся кровью тряпки, скользнула к двери.
        Она уже совсем не хромала. Никифор тоже поднялся.
        - Пойду за девкой послежу, ночь на дворе, час не ровен… - И вышмыгнул за дверь.
        Анастасия и болотник улыбнулись их страхам и, сомкнув головы, принялись что-то растирать в каменной ступке. Жена Никифора, взяв уголек из печи, подожгла получившуюся смесь и помахала рукой, гоня в лицо витязю сизый дымок, от которого чесались глаза и хотелось чихать. Болотник тем временем принялся сматывать наложенные ранее повязки. Ягайло напрягся, ожидая резкой боли, с которой присохшие повязки отрываются от раны, но ее не последовало. Лекари улыбнулись его перекошенному лицу и стали колдовать над раной, что-то промывая, очищая, приматывая. Боли не было.
        - Не повезло тебе, витязь, - подал голос болотник. - Когти у мишки в грязи были или в мяса гниющего кусочках, что от обеда остались. Они в раны попали, те и загнили, а уж потом от них жар пошел, который тебе в голову и ударил. Ну да ничего, уже вытянуло хворь почти, завтра плясать сможешь, если Никифор тебе новую обувку справит. На старых-то теперь особо не поскачешь, - приговаривал болотник, занимаясь ногой витязя.
        Удивляло, что Анастасия, знахарка и целительница, судя по всему, была у него на подхвате и смотрела на юношу очень уважительно. Наконец, раны были прочищены и перебинтованы. Вдвоем они помогли Ягайле сесть. Поднесли квасу, помогли удержать кувшин у рта. Витязь пил медленно, с удовольствием.
        - Долго я тут провалялся-то? - спросил он лекарей.
        - Не долго, с прошлого вечера всего, - ответил болотник.
        - А сейчас что?
        - А сейчас вечер нынешний. Три ночи да день четвертый, почитай. Двужильный ты, витязь. Иной бы кто неделю встать не смог.
        - Если б не отрок этот, то и провалялся бы. Удивительной силы целитель, - уточнила Анастасия и взяла с пола таз с кровавыми тряпками и остатками снадобья. - Пойду наших позову, ужинать пора.
        Она вернулась через пару минут. За ней ввалились Никифор и Евлампия, притащившие из погреба разную снедь. Анастасия же открыла щиток печи и стала извлекать ухватом горшки и горшочки, относя на стол. По горнице поплыли будоражащие нутро ароматы.
        Чувствуя небывалый прилив сил, Ягайло хотел подняться и дохромать до сеней. Сполоснуть перед едой лицо и руки. Анастасия, заметив, силой удержала его на лавке:
        - Постой, нельзя тебе, рана откроется. Евлампия, сбегай принеси воды.
        Девица недовольно глянула на Анастасию, но послушалась. Принесла из сеней холодной до ломоты в костях водицы в резном ковше. Витязь омыл лицо и руки и развернулся к столешнице. Другие тоже расселись по лавкам, поглядывая на образок в окружении пучков лечебной травы и молясь каждый о своем. Наконец Никифор первым преломил краюху хлеба. Это был сигнал приступать.
        Поначалу ели без разбора, жадно, чавкая и даваясь, ловя руками выпадающие изо рта куски. По мере насыщения хруст за ушами начал стихать. Еду выбирали - кто вылавливал из маленькой кадочки свежепросоленного огурчика, кто подцеплял скользкий грибок, кто перекусывал стрелку зеленого, только с грядки, лучка.
        Ягайло сыто откинулся спиной на бревна стены и втянул в себя добрый глоток квасу.
        - А дети-то что? Почему их за столом нет? - спросил он.
        - Я велел их в подклети с работниками покормить, чтоб в серьезный разговор не мешались, - ответил Никифор.
        - Серьезно, значит, поговорить надумал? О чем?
        - О девице Евлампии, - сурово сдвинул брови Никифор. - Ты человек военный. Сегодня здесь, завтра там. Опасность над тобой, негоже с собой девку таскать, голову ее подставлять под стрелы и сабли.
        - Ну, Никифор, - улыбнулся Ягайло. - Ну, удружил. Тебя я как раз о том просить хотел, чтоб оставил ее у себя.
        - Э… архистратиги. А меня спросить не надо?! - взъярилась Евлампия.
        - Ты это, девка еще молодая, глупая, ты того… - не нашел нужных слов Никифор.
        - Вот то-то и оно, что того. Неча за меня решать.
        - Да мы ведь тебе добра хотим, - попыталась успокоить ее Анастасия.
        - Это потому, что всего не знаете. А как узнаете, так сразу поймете, что не добро это мне вовсе. Да и вам хорошо не будет.
        - Евлампьюшка, ты, прежде чем кричать, обскажи толком, что да как, а мы уже…
        - Да ну вас всех. - Девица громыхнула о стол тарелкой и выскочила из горницы.
        Ягайло пожал плечами. Никифор насупился, Анастасия тоже взгрустнула, подперев голову рукой и задумчиво гоняя пальцем по тарелке обсосанную рыбью голову.
        - Витязь, а спутник твой чего к себе не подается, на болота? - нарушил затянувшееся молчание Никифор.
        - Вы тут без меня поговорите, тягостно мне по десятому разу, - ответил за Ягайлу юноша, обтер руки вышитым рушником и тоже вышел за дверь.
        - Совсем молодежь уважение к старшим потеряла, - покачал головой Никифор. - Так чего он?
        Ягайло коротко пересказал то, о чем поведал ему болотник.
        - М-да, дела, - покачал головой мужичок. - И что теперь, за собой его таскать будешь?
        - Не знаю, не знаю, - сокрушенно покачал головой Ягайло. - Погнать его не получается, а с собой… - Он снова покачал головой.
        - Ты, витязь, никак удумал что?
        - Ничего нового не удумал. С княжичем мне надо разобраться. Найти отрока. Задания-то с меня никто не снимал.
        - Так что тебе мешает-то? Разбирайся себе, - удивился Никифор.
        - Ниточка единственная, что осталась, в крепость на болотах ведет. Проникнуть туда одному - трудно, да и будет ли польза с того, бог весть. Но и по-другому никак.
        - Так ты сам сказывал: князь дружин не дает. Какой с тебя в таком разе спрос?
        - Не может князь, да и не в дружине дело. Важно задание исполнить, с дружиной али без… Хоть тело княжича найти да вызнать, кто все это затеял.
        - Ну… Может, мы чем помочь сможем? - раздумчиво проговорил Никифор.
        - Кто это вы? - не понял Ягайло.
        - Мужики окрестные. Нам шалости людей из крепостицы уже как серп по… Хм. А среди нас и ополченцы бывшие есть, и охотники знатные. Соберем свою дружину.
        - Нечего так рисковать вам, Никишка. Дети у вас, жены, что, если убьют кормильца? Люди там серьезные засели.
        - Так хоть в честном бою, за свое. А когда тебя разбойники сзади ножом пырнут, чтоб имуществом твоим разжиться, да и кинут в болото пиявкам на съедение, даже могилки, на которой всплакнуть можно, не оставив, это лучше?
        - Не лучше, - понурился Ягайло. - Только…
        - Да и князю поможем, он за нас сейчас на восточном рубеже стоит. Да и княжич, если жив, как на престол взойдет, чай, нашу доблесть не забудет.
        Дверь в горницу распахнулась, и в нее ввалились Евлампия и болотник - подслушивали, черти, затараторили наперебой. Наконец болотник дернул девицу за рукав, призывая замолчать. Та послушалась.
        - Долг я тебе, Ягайло, отдал, когда сюда тебя дотащил, да все ж не до конца. Чтоб окончательно нам квитами быть, предлагаю в город наш наведаться. С людьми поговорить. Им эти упыри из крепости тоже костью в горле. Может, и согласятся они вашу дружину поддержать.
        - Это что же? Мы с болотниками вместе… - начал было Никифор, но жена пнула его под столом ногой, и он замолчал.
        - Уверен ты в своих словах? - спросил юношу Ягайло.
        - В своих уверен. Отведу, как сказал. И с людьми сведу. А вот что согласятся, поклясться не могу.
        - И на том спасибо, - поклонился Ягайло, не вставая с лавки. - Даже с избытком должок отдан будет.
        - Сочтемся, - улыбнулся болотник. - Когда выступаем?
        - Тебе виднее, когда раны мои настолько заживут, чтоб до города вашего добраться.
        - Тогда завтра с рассветом можно и пойти.
        - Ну, а ты чего хотела сказать? - повернулся Ягайло к Евлампии.
        - Ты, витязь, как хошь, но я с вами пойду.
        - Куда? К болотникам на переговоры? Или крепостицу приступом брать? - вскинул брови Ягайло.
        - И туда, и туда, - насупилась девица.
        - Зачем тебе оно? Не бабье то дело, по болотам шляться, под стрелы лезть, - сказал Ягайло. - Да и подол у тебя длинный, замочишь опять.
        - Витязь, а можешь ты хоть раз мою просьбу исполнить без слов лишних да шуток твоих солдатских, а? Вот просто взять меня с собой и все?
        - Ладно, быть по-твоему, - кивнул головой Ягайло. - С нами пойдешь. Только вот… Если договоримся мы с болотниками, как Никифора о том в известность поставить? Гонца через топи слать?
        - Я точно не пойду, - тут же влезла в разговор Евлампия и глянула на болотника.
        Тот неопределенно покачал головой.
        - Не надо никого слать, - ответил Никифор. - Голубку я тебе дам. Как решите с болотниками, черкнешь весточку да к лапке привяжешь, а уж она послание твое доставит в целости. И полдня не пройдет.
        - А ты грамоте обучен? - с удивлением посмотрел на мужика болотный юноша.
        - Обучен, - пожал плечами тот. - У нас тут многие разумеют.
        - Быть по сему. Ну что, вроде поговорили про все, теперь и ночевать укладываться. Завтра выступаем с рассветом.
        - И то верно, - проговорил Никифор. - Звезды вон высыпали уже. Молодые пусть в спальню идут, там устраиваются, а мы тут заночуем. На лавках, а Анастасию на печь отправим.
        Все посмотрели на Никифора с непониманием - в прошлую ночь раскладывались по-другому совсем, но и спорить с хозяином дома никто не стал. Они убрали со стола, отодвинули стол, побросали на лавки шкуры для мягкости. Молодые скрылись за дверью в спальню, Анастасия залезла на печь и задернула за собой полог. Никифор задул лучины, оставив только маленькую лампадку под образком. Завалился на свою лавку, укрылся другой шкурой и замолчал. Ягайло последовал его примеру, поворочался немного, устраиваясь так, чтоб не тревожить ран. Сон подкрался тихо и незаметно, укачивая его на своих волнах, до утра отгоняя тревоги.
        - Эй, витязь, спишь? - раздался шепот Никифора.
        - Теперь уже нет, - так же шепотом ответил Ягайло. - Чего тебе?
        - Ты болотника того хорошо знаешь? - ответил Никифор вопросом на вопрос.
        - Да сам же ты историю знакомства нашего слышал, в подробностях.
        - То и оно… Ты осторожнее с ним. Странный он.
        - Странный? Ну так кто б сомневался. Я вообще болотника живого в первый раз вижу. Бог знает, какие у них там вообще повадки.
        - Не в том дело. И я замечал, и Анастасия тож - не по-мужски он себя ведет. Оправляется сидя, томен бывает и расслаблен не по-мужски.
        На печи завозилась Анастасия, как бы подтверждая слова мужа.
        - И?!
        - Как бы содомскому греху не был подвержен, - заговорщицки прошептал Никифор, будто раскрывая витязю вселенскую тайну.
        - Ну и что, главное, не пристает, - отмахнулся от него Ягайло, коему хорошо были известны нравы при иных дворах, в которых грех содомский и грехом-то не считался.
        - В мой дом ты его привел, не хочу, чтоб с ним история библейская повторилась, - прошептал Никифор. - Не надо мне тут Содом и Гоморру учинять.
        - Вот за то прости, уведу я его завтра, и не переступит нога его твоего порога более, - повинился Ягайло.
        - Верю тебе, витязь, все, спать давай.
        Он отвернулся и вроде заснул, но витязь еще долго слышал его неровное сопение.


* * *
        Наутро трое путников двигались по дороге, ведущей к трактиру «Укрaина». Процессия была странная. Впереди шагал витязь в кольчуге, но без шлема. Он сильно припадал на левую ногу, правая рука висела вдоль тела, левая покоилась на рукоятке короткой сабли. За ним по-журавлиному переставлял длинные ноги с крупными коленями долговязый юноша с коротким копьем на плече. Следом семенила девица в платье с обрезанным ниже колен подолом. У нее за спиной был приторочен тугой мешок с едой, завернутой в дорогу сердобольной Анастасией.
        Коней Ягайло решил не брать, потому как в болото на них все равно не сунешься, а оставлять у коновязи трактира не хотелось. Никифор предложил было отвезти их на телеге, но Ягайло, которого всю ночь терзали нехорошие предчувствия, отказал. Негоже мужичку возвращаться мимо болот в одиночестве. Мало ли что? Как-то неспокойно было в эти дни над болотами, словно призрак опасности летал.
        Да и прогуляться хотелось. Почувствовать на лице теплые солнечные лучи. Послушать пение птиц, ощутить ноздрями запах лесной травы. И даже тяжелый болотный дух. Перед решительными делами его всегда посещало меланхолическое настроение. Спутникам эта прогулка, кажется, тоже была в радость. Они брели молча, каждый думая о своем. О чем - бог весть.
        Наконец впереди замаячили ворота трактира. Путники собрались, подтянулись поближе друг к другу и вместе вступили во двор. Завидев из окна новых посетителей, хозяин выскочил на крыльцо, щуря близорукие глазки и радушно разводя в сторону руки. Разглядев, кто к нему пожаловал, замер столбом, насупился.
        - Что, не хочешь гостей дорогих и до боли знакомых приветить? - съехидничала неисправимая Евлампия.
        - Отчего же, - с усилием вернул улыбку на уста хозяин. - У нас всем г’ады! - закричал он громко, так чтоб было слышно в зале.
        - Верим, верим, - усмехнулся Ягайло.
        - Вам комнату? Та, в котог’ой вы останавливались в пг’ошлый г’аз, занята, но есть дг’уая, ничуть не хуже…
        - Не, комната нам не нужна, - ответил Ягайло. - Нам тут с человеком встретиться надобно да поесть, может, чего.
        - Таким г’ыжебог’одым детиной? Он вас уже тг’етий день дожидается. Там, в углу сидит. - Хозяин ткнул себе большим пальцем за спину.
        Не говоря больше ни слова, Ягайло поднялся на крыльцо, за ним последовали его спутники. Болотник пригнулся, избегая зацепить головой низкую притолоку, Евлампия хулигански повела крепким плечом. Хозяину пришлось отскочить со всей резвостью, чтоб не слететь с крыльца.
        Здоровенный детина в явно маленькой для его широченных плеч и округлого брюшка рясе сидел на прежнем месте. Его титанических размеров монашеский посох был прислонен рядом. Деревянная кружка с хмельным медом терялась в огромных ручищах. Он обозрел пришедших цепким взглядом, и брови его удивленно поползли вверх.
        - Чего вылупился? - грубо спросила его Евлампия вместо приветствия.
        - Да это… Почудилось что-то, - пробормотал паломник, потирая пятерней лицо, словно обирая с него паутину.
        - Когда чудится, креститься надо, - буркнула девица, усаживаясь в уголок у распахнутого по случаю тепла окна и делая вид, будто страшно заинтересована тем, что происходит у коновязи.
        Болотник, сдержанно кивнув, молча присел рядом. Ягайло же устроился так, чтоб можно было говорить в самое ухо.
        - Ну что там князь, дает дружину? - спросил он.
        - Нет, дружины дать не может. Слух прошел, что Ольгерд выступает на помощь Святославу, потому и Дмитрий войска собирает. Говорят, даже к новгородцам посланцев отправил, чтоб полками подсобили.
        - М-да, дела. Эдак и до войны на все русские земли недалече, - протянул витязь. - Не до нас, значит, князю?
        - Не совсем чтоб не до вас. - Паломник порылся в складках рясы и извлек на свет божий тряпицу. Развернув, достал из нее свиток. - Вот грамота тебе княжья. Дает власть брать под свои знамена любого, кого сочтешь возможным, и вести куда хочешь.
        - Спасибо и на том, добрый человек.
        - То не мне спасибо, князю. Я б на его месте поостерегся, даже зная, что ты воин из первых и бесчинств по своему произволу творить не будешь.
        - Хорошо, что ты не князь Смоленский, а то туго б мне пришлось, - ухмыльнулся Ягайло. - Хотя и так-то… Кого набирать? Все, кто может, с князем под Можайск ушли.
        - Мне неведомо. Это уж ты сам как-нибудь сыщи, - ответил посланец. - Ладно, пора мне, и так засиделся тут уже, глаза всем намозолил.
        Не прощаясь, он поднялся со скамьи, одернул рясу и, подхватив окованный железом посох, двинулся к двери. В этот момент в нее входил один из завсегдатаев в широкополой шляпе. Они столкнулись. Словно корабль, парусом которому служила большая шляпа, налетел на риф в черной рясе. Разбился, отлетел и начал тонуть, медленно сползая по косяку. Головной убор свалился, обнажив худое костистое лицо.
        Тут же Ягайлу словно ветром обдало. Олесь резвее молнии вскочил на ноги и с силой пустил в сторону двери короткое копье, данное в путь Никишкой. С глухим стуком оно пригвоздило упавшего к косяку. Тот дернул руками и ногами, как бабочка крыльями, затих, вывалив изо рта язык. Другой человек в такой же шляпе, вошедший в этот момент в дверь, замер с открытым ртом, уставившись на кровавое пятно, растекающееся по груди товарища. Дернул рукой к висевшему на поясе короткому мечу. Паломник, незаметно переместившийся ему почти за спину, вознес посох к потолку. Опустил. С глухим стуком треснувшей тыквы черношапочник осел на пол. Ягайло почесал в затылке.
        - Так это они, значит, тебя в рабство?
        Болотник молча кивнул.
        - Кто такие? - буднично поинтересовался рыжебородый, вытирая железный наконечник об одежду лежащего на полу.
        - Торговцы людьми. Тут, в приграничье, промышляют. Друга нашего поймали да в Орду продали.
        - Понятно, - кивнул головой посланец. - Что ж, тогда рад, что помог. Ну, успехов, други. И, Ягайло… - Он задержался на пороге. - Заканчивай быстрей да присоединяйся к дружине. Нужен ты там.
        - Хорошо, постараюсь я, - кивнул Ягайло.
        Лжепаломник скрылся за дверью, следом за ним бросились на выход постояльцы трактира, стараясь не наступить на раскинутые ноги убиенных. На ведущей в доходные комнаты лестнице появился хозяин. Всплеснув руками, надрывно запричитал:
        - Да что ж это такое делается?! Да как же вы опять тут побоище устг’оили с покойниками?! Да сколько можно-то уже, люди добг’ые?!
        - Ты это, замолчи уж лучше, Ирод, - оторвалась от созерцания заоконных красот Евлампия. - Развел тут у себя притон. То у тебя шпыни польские останавливаются, то работорговцы, с делишек которых ты свой доход имеешь.
        - Да Господь с вами, - замахал ладошками хозяин. - Я о них знать не знал, ведать не ведал. Пг’ишли, заплатили за еду и ночлег, ушли. В свои дела они меня не посвящали.
        - Но деньги-то их брал, от продажи людей вырученные? За это, знаешь, можно и…
        - Полно, Евлампия, что ты взъелась на старика, - успокоил ее Ягайло. - Его дело малое, даже если и знал, то кому расскажешь? Спалят тати его трактир, да и все.
        - Да что он каждый раз…
        - Правда, Евлампьюшка, хватит, - мягко попросил ее Олесь, рывком выдергивая копье из груди работорговца.
        Девица тут же умерила пыл и замолчала. Ягайло снова кольнула в сердце иголка ревности.
        - Все, пойдемте отсюда, пока хозяина святой Кондратий не хватил, - буркнул он, подталкивая к выходу болотника.
        - И куда теперь? - спросил юноша, когда они вышли на крыльцо. - На болота?
        - Да, только сначала завернем тут кое-куда, - ответил Ягайло, дивясь хладнокровию отрока. Ну чисто гадюка болотная. Видать, не первая жизнь на совести его. Да и ладно, ему самому с грехами своими разбираться.
        Ягайло вышел со двора и свернул в сторону границы. Спутники последовали за ним.
        Шли они недолго.
        - Стой! - остановил их окрик. - А, опять ты, витязь? Смотрю, уже повоевать успел, - поприветствовал их Яромир, десятник дозора, бесшумно появляясь из кустов. - И девица тут? Опять в Краков собрались?
        - Здравствуй, воин. Нет, на этот раз до тебя у меня дело. Грамоте разумеешь?
        - Обучены маленько, - солидно ответил десятник.
        - Тогда вот на, читай. - Ягайло протянул ему переданную паломником грамоту и присел на поваленный древесный ствол.
        Заинтересованные действом дозорные один за другим появились из кустов и окружили своего начальника. Тот, морща лоб, по слогам разобрал славянскую вязь. Скрутил свиток в трубку и вернул Ягайле.
        - Что ж ты нас, рекрутировать хочешь? - Он искоса посмотрел на витязя.
        - Есть такое дело. Снимайте лагерь, собирайтесь да пойдем уже.
        - А куда пойдем-то хоть?
        - В Полесье. Края болотные, - ответил Ягайло.
        - В болотные? Прямо сейчас? Так вот, без разведки, без проводника? - удивился Яромир.
        - Есть у нас проводник. - Ягайло кивнул головой в сторону болотного юноши, устроившегося в теньке под деревом и вытянувшего, почитай, через всю дорогу длинные ноги.
        - Да уж лучше никакой, чем такой, - покачал головой Яромир. - Он нас и в трясину может завести, на погибель, знаю я их с…
        - Хватит! - рявкнул Ягайло, не поднимаясь со ствола. - Все распри меж нами потом, сейчас дело надо сделать. И от каждого будет зависеть, вернемся мы с болот или нет. Ясно, орлы?
        Орлы посмотрели на Ягайлу хмурыми взглядами из-под кустистых бровей, но спорить не стали. Быстро разбежавшись в разные стороны, они вскоре вернулись, неся за плечами небольшие сумки с нехитрой военной утварью. Ягайло глянул на них с уважением. Вроде расхлябанные, грязные, чисто голытьба, а держатся молодцевато, спуску никому не дадут. Правда, с такими силами крепостицу все равно не осилить, даже с помощью мужиков. И то, если соберет их Никифор, как обещал. Но все лучше, чем одному с двумя детьми несмышлеными в обозе на стены идти.
        Ягайло, не оглядываясь, пошел по дороге, болотник и Евлампия с голубиной клеткой, из ивовых прутьев свитой, встали за его плечами. Все как-то вместе стараются, еще б за руки взялись, зло подумал витязь, но смолчал. Дозорные во главе с Вячко, видать, товарищем командира, гуськом вытянулись вслед. Сам Яромир остался в хвосте, все еще на что-то дуясь. Да и остальные не разговаривали. В полном молчании колонна прошла мимо трактира. В темных окнах замелькали какие-то тени. То ли хозяин со своими людьми, то ли другие работорговцы задумали устроить засаду, да не решились напасть, увидев сильно пополнившийся отряд. Надо бы наведаться сюда, когда все закончится, подумалось Ягайло, да разобраться с этим осиным гнездом основательно. Судя по злобному шипению за спиной, Олесю подумалось то же самое.
        Они подошли к краю болот. Юноша осмотрел из-под руки темную водную гладь, изредка бугрящуюся редкими островками, и повел отряд по краю, совсем не в сторону гати, на которой погиб Акимка. Воины последовали за ним, не задавая лишних вопросов. Да и к чему? Если болотник хотел обмануть и заманить в засаду или трясину, вывести его на чистую воду способов не было, разве что на месте поквитаться с предателем, а потом подороже отдать в бою свою жизнь. По шороху сабель о края ножен, позвякиванию ножей и треньканью тетивы на луках Ягайло читал мысли дружинников, словно открытую книгу.
        Час пролетел незаметно. Наконец юноша свернул в какие-то совсем уж непролазные дебри. Ягайло, вздохнув, последовал за ним. Дружинники, уже не таясь, натянули луки и достали ножи, по одному исчезли в зарослях.
        Они шли и шли. Ягайло прикрывался локтем от хлещущих по лицу веток, упускал и ловил взглядом узкую спину болотника, легко скользящего сквозь заросли. Хлесткие удары сыпались на руки с разных сторон, цеплялись за починенные Никифором сапоги, а просвета все не было. Когда витязю уже стало казаться, что Яромир был прав, болотник кружит их по кустам с недобрыми намерениями, заросли кончились. Ягайло вывалился на небольшую полянку с темной травой, окруженную с трех сторон беспросветной стеной кустарника. Четвертая же сторона открывалась прямо в болото. Над ним гулял легкий ветерок, но бурая маслянистая жидкость оставалась мертвенно неподвижной. Юноша подошел к самому краю, присел на корточки и смочил в этой жиже кончики пальцев. Вытер их об одежду и, выпрямившись в полный рост, шагнул прямо в трясину.
        Успевшие вывалиться на поляну воины замерли с открытыми ртами. Евлампия ахнула. Болотник стоял над поверхностью вод, как Иисус на озере Кинерет перед оторопевшими рыбаками.
        Первым засмеялся Ягайло. Постепенно соображая, в чем дело, начали смеяться и другие дружинники, последней прыснула в кулак Евлампия. В самом гиблом на вид месте, под покровом темных, насыщенных торфяной взвесью вод, болотники соорудили тайную дорогу. Проводник улыбнулся, как бы подтверждая их догадки, и взмахнул рукой, мол, за мной идите.
        Ягайло поднялся и подошел к краю. Присмотрелся. Никакой гати под темной водой не было видно и в помине. Весь внутренне сжавшись и набрав в грудь побольше воздуху на случай, если провалится с головой, он все же опустил сапог в болотную жижу. Та мягко расступилась, принимая его, и… Каблук ткнулся во что-то твердое.
        Ягайло притопнул, крепость опоры проверяя. Она держала. Похоже, дорога была сделана даже не из бревен, а из тесаного камня. Ровная, широкая, чуть прогибающаяся к середине, чтоб неловкий путник не соскользнул в трясину. Витязь сделал шаг, другой и бодро зашагал вслед за болотником по невидимой дороге. Плескавшаяся поверх нее болотная жижа едва доходила до щиколоток.
        Ободренные этим зрелищем дружинники гуськом спустились в воду и побрели за Ягайлой, тревожно глядя по сторонам и держа наготове луки и копья. Через час пути они привыкли к болоту. Перестали тревожиться. Начались извечные солдатские шуточки, сопровождаемые всплесками, тихой руганью и смешками. Яромиру даже пришлось цыкнуть на них пару раз, чтоб вели себя потише.
        Иногда вдоль дороги попадались какие-то столбы. То ли ориентиры, то ли предупреждения путникам, что им тут не рады. Они были оплетены тиной, на идущих щерились распахнутыми пастями щучьи черепа. Висела протухшая рыбья мелочь. Было не то чтоб страшно, но довольно противно.
        - Зря они так столбов наставили, дорогу пометили. Любой непужливый пройдет, - словно прочитал мысли витязя Яромир.
        - Не так-то просто, - ответил Ягайло, тоже этим дивом заинтересовавшийся. - Смотри, тут вот столб рядом стоит, и по другой стороне тож рядом. А там, почитай, на сажень в стороне. Спробуй в ту сторону шагни. И молись, чтоб вытащить успели.
        - Прав ты, витязь, - раздумчиво покачал головой Яромир. - Не зря, значит, молва про тебя ходит по Смоленщине и далее везде. И князь не зря тебе грамоту командную выдал.
        - Что за молва-то? - полюбопытствовал витязь. - Не слыхал я.
        - Да ладно, забудь, - махнул рукой Яромир и поотстал на пару шагов.
        Со временем болото стало гуще. Появилось больше кочек, поросших желтоватой травой, небольшие холмики с чахлыми деревцами и даже целые острова, покрытые уж вовсе настоящим лесом. Добраться до них возможности не было, но бредущих по глади болот русичей это изменение пейзажа приободрило еще больше.
        Долго ли, коротко, дошли они до небольшой площади. Как и остальная дорога, она терялась под темными водами, но границы обозначали торчащие над поверхностью камешки. Болотник велел солдатам подождать тут и быстро ушлепал по дороге, вмиг исчезнув за высокой растительностью.
        Дружинники расселись по камням, достали фляжки, полоски сушеного мяса, краюхи хлеба, что взяли с собой в дорогу. Некоторые стали счищать с сапог приставшие комья грязи. Вячко достал точильный камень и стал править на нем короткий нож. Евлампия, ругаясь сквозь зубы, скрутила подол платья, отжимая из него струйки бурой воды.
        - Не нравится мне это. - К Ягайле подсел Яромир, положив поперек колен меч в простых кожаных ножнах.
        - Ведомо мне то, - ответил Ягайло, открывая прищуренные на солнце глаз. - Сам не рад, но что с того?
        - А ты, видать, тому пареньку веришь крепко?
        - Пока он меня не подводил, даже наоборот, - ответил Ягайло и снова прикрыл глаз, давая понять, что разговор окончен.
        Настырный Яромир ткнул его в плечо:
        - А может, хоть дозор выставить, тут, на площади, мы ж как на ладони. Перестреляют из кустов, будто рябчиков.
        - Да и дозор перестреляют, куда ты его ни выстави. Хоть на дороге, хоть на площади. - Ягайло снова приоткрыл глаз и уставился на десятника.
        - Зря ты его отпустил, - покачал головой тот.
        - А что, нож ему к горлу приставить посреди болот? Тогда бы он нас точно в трясине утопил, жизнь свою спасая. Что с тобой, Яромир?
        - Да жутко мне что-то! С детства болот боюсь, - неохотно признался десятник, оглядывая темное, стоячее зеркало воды вокруг.
        - Ничего, скоро дальше пойдем, - ответил Ягайло, не нашедший лучших слов для утешения десятника. - А вот и провожатые.
        Он махнул головой в сторону возвращающегося болотника, следом за которым двигались два стога болотной травы. Дружинники схватились за оружие. Болотник поднял руки, показывая, что опасности нет. Снопы откинули капюшоны и оказались довольно молодыми, хоть и слишком суровыми парнями в костюмах, к которым для маскировки пучками была привязана трава.
        - Все нормально, - подойдя ближе, сообщил дружинникам юноша. - Идемте. В городе нас уже ждут.
        Не заходя на площадь, он развернулся и пошел вперед. Двое болотников развернулись и пошли перед ним, как глашатаи, возвещающие о прибытии князя. Только «пади, пади» не кричали.
        - Ну вот, я ж говорил. - Ягайло, вставая, хлопнул по плечу десятника. - Скоро вылезем из болота.
        Тот спрятал в ножны меч и угрюмо поплелся следом за болотниками и витязем. Его бойцы, тоже попрятав оружие, а недоеденное - в мешки, пошагали следом.
        Надеждам Ягайло на быстрое избавление от трясины не суждено было сбыться. Они топали по жидкой грязи больше часа, прежде чем дорога начала медленно и плавно подниматься.
        Оказалось, что сделана она из тесаных блоков белого известняка и очень красиво смотрится в лучах заходящего солнца. Взбегая по длинному пологому холму, она упиралась в массивные ворота белокаменной крепости. До заката они были открыты, и виднелась за ними длинная улица промеж двух- или трехэтажных домов, уходившая вверх - не иначе, к княжескому терему.
        Охраняли ворота две башни с узкими бойницами, стены с зубцами в виде ласточкина крыла тянулись в обе стороны и заворачивались в круг. Деревья вокруг крепости были вырублены шагов на двести, по всем правилам военного дела. К стенам лепилось несколько деревянных домов, но это были не постройки для постоянного житья, а скорее охотничьи домики знатных обитателей.
        Ягайло удивленно поморгал глазами. Такому городу место было на равнине, на перекрестке многих торговых путей, но никак не в болотистой глуши, на окраинах всех окрестных земель. Выйдя на сухое, дружинники остановились, отжали порты, вылили из сапог воду, кому попало, и отряхнули плащи от налипшего мусора. Оказавшись вблизи незнакомого города, они как-то даже подтянулись. Былая расхлябанность пропала, уступив место суровой сдержанности.
        Завидев отряд, из ворот высыпали болотные воины. Одеты они были разношерстно, но у каждого на груди был тусклый нагрудник поверх легкой кольчуги и островерхий шлем. В руках копья с зазубренными наконечниками, пригодные бить как человека, так и крупную рыбу, и небольшие круглые щиты.
        Дружинники за спиной Ягайлы зароптали, руки потянулись к рукояткам сабель, заскрипели тетивы луков. Но болотные воины не обращали на них никакого внимания. Они выстроились двумя шеренгами до ворот и замерли, как в карауле.
        - Прям как гостей почетных встречают, - подала голос Евлампия из-за плеча витязя.
        - Как почетных, верно, да не всех, - молвил тот, проходя вдоль строя.
        Действительно, после того как Олесь проходил мимо, болотные воины теряли каменность черт, позволяли себе припасть на одну ногу или поудобнее перехватить копье.
        - Неужто друг наш не из простых?
        - То может быть, стали бы с простым так возиться, - задумчиво проговорила Евлампия. Голубь в клетке, которую она несла, курлыкнул, как бы подтверждая ее слова.
        Отряд вошел в город. Как и думалось Ягайле, улица тянулась к обнесенному массивной стеной приземистому дворцу. Крепость в крепости. Правда, без привычных дозорных башен, но зачем они в таком лесу? Почетный караул от ворот собрался в две колонны и двинулся вслед за пришельцами. Как бы невзначай. Но и витязю, и десятнику, и гоняющему по скулам желваки Вячко было понятно - сопровождают. Население убралось с дороги от греха, однако чисто метенные улицы не казались брошенными и безжизненными.
        Дома по обеим сторонам выглядели еще внушительней, чем зрилось сквозь ворота. Построенные из массивного камня нижние этажи. Деревянные верхние под черепичными крышами. Окна затянуты слюдой, а не бычьими, к примеру, пузырями. В основном закрыты, но за иным нет-нет да и мелькнет тень любопытного горожанина. Около каждого здания - небольшой палисадничек или садик. Никаких плетней с надетыми на столбы кувшинами. Крепкие деревянные заборы, идеально ровные и свежие, казалось только сработанные. Сама жизнь в болотах велела все делать крепко, споро и на века. Чтоб через год али два не строить новый город взамен сгнившего. За заборами - с любовью разбитые и обустроенные грядки без единого сорняка. Ухоженные яблоньки и подрезанные кусты крыжовника. Малина. И повсюду рукотворные украшения. Кованые фонарики, вырезанные из дерева фигурки животных и разные обереги. Глиняные, бисерные, а то и просто сплетенные из веревок, но на диво искусно.
        Ягайло покачал головой. Люди, живущие в глухих болотах, вдали от природных красот и шумных праздников, украшали и упорядочивали свою жизнь сами. И получалось у них это просто здорово. По мере приближения к княжьему дворцу дома становились все богаче, огороды все больше, а обереги все изысканнее. Иные терема возносились этажей на пять, чего не было и в самом Смоленске. Даже видавший виды Ягайло удивленно качал головой, дружинники же с узимлением разевали рты и пучили глаза.
        У небольшой площади, через которую пролегала дорога к воротам дворца, Олесь поднял руку и остановил отряд. Подошел к витязю:
        - Я сейчас внутрь, вы подождите тут пока. Ладно?
        - Ладно, - пожал плечами Ягайло.
        Ему показалось сомнительным, что его несогласие может на что-то повлиять.
        Уставшие после перехода русичи вошли на площадь и уселись прямо на теплые камни. Болотное воинство как бы невзначай расположилось рядом. На стенах замелькали отблески от шлемов стрелков.
        Город медленно погружался в сумерки. Ворота закрылись, на улицах и во дворах стали зажигаться фонари и факелы. Появились редкие прохожие, кто по воду, кто по иным делам. Площади они сторонились. Лишь иногда шустрые детишки подбирались палисадниками, но, наткнувшись на суровые взгляды болотного воинства, прыскали в стороны, аки головастики в пруду. Витязь заметил, что все женщины в городе ходят не в платьях, а в портах и высоких сапогах. Разве что подолы перетянутых плетеными поясками рубах у них длиннее, да в ушах и на шеях виднелись блестящие украшения. Поначалу удивился, не видел такого раньше, чтоб бабы в мужском ходили, но потом вспомнил промокший подол Евлампии.
        Ожидание стало затягиваться. Яромир демонстративно достал из ножен саблю и положил ее поперек колен. Ягайло не выдержал, тоже передвинул свои ножны так, чтоб удобнее было выхватывать. Вячко достал точило и стал править свой и так острый нож с противным, зубовным скрежетом. Охранники напряглись, некоторые даже повставали с мест, некоторые взяли копья наперевес. Евлампия, как маленькая, обняла и прижала к себе клетку с голубем.
        За воротами княжьего двора послышался какой-то шум. Створки ворот дрогнули и со скрипом стали распахиваться. Из них толпой выбежали еще стражники, дюжины три. Дружинники повскакивали на ноги, уже не таясь, доставали оружие. Но стражники не стали нападать, вместо этого они, как и прежние, у входа в город, выстроились в две шеренги и замерли в карауле. Вперед вышли несколько человек в богатых одеждах, наверное знатные горожане. А за ними Олесь. Умытый, причесанный, сменивший одежду…
        На женский манер? Точно, подол длиннее. Бусы из стеклянных шариков на шее и даже, кажется… Румяна на лице. Рядом охнула Евлампия. За спиной Ягайлы засмеялся кто-то из дружинников, но Яромир цыкнул на него, и он сразу затих.
        - Олесь?! - воскликнул Ягайло, потирая глаза.
        - Ты как смеешь так обращаться к княгине, смерд… - начал было один из знатных, но девушка, теперь уж сомнений в этом не оставалось, положила ему руку на плечо, заставив умолкнуть.
        - Не Олесь, а Олеся, - улыбнулась она, шагая к Ягайле. - Но это ж не значит, что мы теперь враги?
        - Нет, что ты, конечно… - смутился витязь. - Я не…
        Девушка заулыбалась.
        - Вот и ладно, пойдемте, гости дорогие, в светлый терем. Умоетесь, потрапезничаем да совет военный держать будем.
        Знатные из болотников да десяток слуг отвели дружинников в специальный мыльный домик, где они почистились, омылись теплой водой с привкусом болотной тины, а некоторые даже причесались деревянными гребнями. Сопровождаемые столь же многочисленной толпой, поднялись по ступенькам трапезной.
        Входная дверь сразу, без сеней, открывалась в большой, шагов шестьдесят в длину да тридцать в ширину, зал. Посередине него стоял крепкий стол с лавками вдоль. На лавках восседали человек двадцать мужчин в богатых одеждах, не иначе, цвет болотного народа, хотя места бы хватило и на сто. Такие же лавки стояли вдоль стен, но все они были пусты. Во главе стояло высокое резное кресло, на нем восседал князь - широкоплечий, крупноголовый мужчина с зачесанными назад седыми волосами, кустистыми бровями и окладистой, зеленоватой, словно из тины сплетенной бородой. Справа от него присела Олеся, слева - огромных размеров болотник с не раз перебитым носом, рубленым шрамом на щеке и холодным огоньком в глазах, не иначе, воевода.
        Слуги отделили простых дружинников и указали им места на дальнем от князя конце стола, по чину. Ягайлу, Яромира и не отстающую от них Евлампию с клеткой в обнимку подвели ближе к князю и усадили на свободные места по левую руку. Девица была странно задумчива и даже пыталась усесться рядом с Олесей, так что служителям почти за локти пришлось влечь ее к местам, где уже расселись ее спутники.
        - Здравствуйте, гости! - громогласно поприветствовал их князь.
        Голос у него был низкий, как рокот далекого водопада.
        - И ты будь здрав, - нестройно ответили дружинники с разных концов стола.
        - Вы кушайте пока, а я здравницу скажу да благодарность. Спасибо тебе, витязь, что дочь мою единственную от ордынцев спас. За то тебе вечная от Полесья любовь и помощь. Клянусь в том торжественно и прилюдно. - Он поднял огромный кубок и единым духом выпил.
        Остальные - и полесские, и смоленские - радостно последовали его примеру.
        - Спасибо, князь, - поднялся со своего места Ягайло. - И я тебе клянусь: все, что смогу, исполню, чтобы дружба наша крепла и длилась в годах. - Он осушил кубок.
        Остальные снова с радостью последовали его примеру.
        - Вроде и неудобно сразу помощи просить… - снизил голос Ягайло. - Однако именно за ней мы и пришли.
        - То ведаю, рассказала мне дочка. И про княжича Глеба, и про поиски твои, и про подвиги твои в Орде, за что тебе спасибо еще раз, - молвил князь, опустошил кубок и склонился к сидящей рядом девице.
        Та быстрым змеиным движением положила ему голову на литое плечо, в глазах ее мелькнула неподдельная нежность. Через миг скулы Олеси заострились, глаза сузились, и Ягайло понял, как мог не распознать в злом угрюмом юноше нежной девушки. Да и те, кто ее работорговцам сдал, наверняка не стали рассказывать, что она дочка болотного князя. А то б они, конечно, к князю бросились, выкуп просить. А так - услали девицу в Орду в общей толпе, да и концы в воду. И то, что парнем сказалась, понятно, иначе б ой как туго ей в полонении ханском пришлось. Конечно, потом все равно бы вызнали, да вишь, тут и витязь подоспел с выручкой нечаянной, думал Ягайло, по-новому глядя на Олесю. А как она с черношапочником разобралась? Холодно, будто кровь рыбья. Страшно даже подумать, что сейчас с ее продaвцами делают?
        - Признаться, - продолжил князь, - сам я на ту крепость уже давно острогу точу, да вот и Михаил, - он кивнул в сторону воеводы, - меня все подзуживает, только не собраться никак.
        - Что ж топчетесь? - поинтересовался Яромир.
        - Народу в той крепости по три-четыре дюжины бывает, и укреплена она хорошо. Чтоб к ней приступить, нужно дюжин десять-двенадцать, а я столько воинов не соберу, даже если отроков неокрепших, делу военному не обученных, в дружину приму. А если приму, то на убой их пускать, что ли?
        - Ну вот я тебе дюжину бойцов привел, да не из последних. К тому ж, и укрaинские мужики помочь обещали, - ответил Ягайло.
        - А с ними ты как договорился, витязь? - удивился князь. - Неужто тот люд им поперек горла стал?
        - Да, пошаливают они там на дорогах. Ну и повеление княжье есть, а люди-то, чай, не сами по себе живут, а под князем.
        - То верно… И сколько их может быть?
        - Дюжины три-четыре, вряд ли больше, - ответил Ягайло. - Вестимо, и бойцы они не столь уж знатные, но все ж лучше, чем ничего.
        - Лучше. Что ж, тогда дюжин десять мы выставить сможем. Осадим крепостицу, погодим, пока у них еда да вода свежая кончатся и… - взял слово полесский воевода.
        - Э, нет, - оборвал его Ягайло. - В осаде сидеть и месяц можно, и два, а нам-то недосуг. Быстро нужно дело сделать.
        - Быстро только лягушки плодятся, - назидательно поднял вверх палец Михаил. - А у нас людей не так много, чтоб их заради чужеземного интереса класть.
        - А кто только что в любви и вечной помощи клялся? - язвительно спросил Яромир.
        - Так в помощи же, а вы хотите, чтоб наши люди за вас на сечу пошли да головы сложили! - взвился воевода.
        Знатные болотники одобрительно загудели.
        Ягайло посмотрел на князя, тот кивнул и встал.
        - Хватит ссориться, - отрубил он и вновь поднял кубок. - Давайте лучше выпьем за здравие всех и за будущую победу. - Он ополовинил кубок и сел. Склонился поближе к Ягайле: - Я от своих слов не отказываюсь, но и воевода прав. Если ту крепость мы в лоб брать будем, мужчин у нас потом не останется. У них там и стрелки знатные - то мы на себе проверяли, и пушки на стенах.
        - А люди твои ведь охотники в основном. Умеют дичь высиживать да по засадам прятаться?
        - Тут нам равных не сыскать, - самодовольно усмехнулся князь.
        - Может, тогда выделить нам два отряда, по дюжине-полторы, из самых умелых бойцов, и с двух сторон по той крепости ударить в слабые места. А остальные пока шум будут наводить. Отвлекать защитников, - предложил Ягайло. - Так и твоих сбережем, да и украинских мужиков пожалеем.
        - А пушек у вас нет? - спросил Яромир.
        - Толку с тех пушек? - оборвал его Ягайло. - По болоту их все равно не подтащить.
        - Пушек и правда нет, но есть от дедов еще орудия, что камни мечут. Катапульты вроде прозываются. Стреляют они неточно, да и не далеко. Много, версты на полторы. А на таком расстоянии от крепости сухое место найдется.
        - А ближе? - спросил Ягайло. - Дальность-то и подрегулировать можно.
        - Можно и на версту, и на пол, - погладил бороду воевода. - А в окрестных кустах мы лучников расставим. Те будут стрелы огненные пускать навесом. Тоже точности мало, но шороху наделают… Особливо если в темноте.
        - Главное - по своим бы не попали, когда на приступ пойдем, - вставил Яромир.
        - А мы на деревья сигнальщиков посадим. Те как завидят, что приступ начался, так прекратить стрельбу просигналят, - сказал князь. - Или уговоримся заранее, когда стрельбу прекращать да в сабли идти.
        - Кстати, пушки и сделать можно. Ведаю я как, - гнул свое Яромир.
        - Ну, сделать сделаем, а толку? Где ты порохового припаса возьмешь?
        - Дурацкое дело нехитрое, селитру с углем да серой смешать - и все. Только пропорцию знать надо. Лучше китайского взрываться будет.
        - Так, может, нам его под стены заложить? - предложила девица, явив чудеса военно-инженерной сообразительности. - Да и проделать проходы.
        - По сырости тащить - подмокнет, да и где заложишь, только со стороны ворот, так там видно все. С воды ж точно не подойти, даже на лодке, - пожал плечами воевода.
        - Я все ж попробую с пушками, если уважаемая дума не против, - поклонился собравшимся Яромир. - А не выйдет - брошу все и в бой с мечом пойду.
        Собравшиеся дружно кивнули в ответ.
        - Да мужиков еще пускать в доспехах и с факелами, - снова взял слово воевода. - Чтоб видели супостаты, но стрелой или ядром достать не могли. Там появятся, тут появятся. Умаются защитники по стенам-то бегать.
        Ободренные и разгоряченные собственными планами, они снова выпили.
        - Сказывала мне Евлампия, - Ягайло взглянул на девицу, которая задумчиво посматривала то на Олесю, то на дно пустой кружки, - что две дороги к крепости подходят.
        - Верно. Дорога скорее одна, но как бы сквозь, на ней-то крепостица и стоит. Ее еще предки наши ставили, и дорогу ладили тоже, потом она в запустение пришла, да, вишь, восстановили, - нахмурился князь.
        - Как восстановили, так и сроем, если надо будет, - улыбнулся слегка захмелевший Ягайло. - Мыслю я, по тем дорогам или чуть стороной можно и ударить.
        - Стороной не выйдет, ловушек там понаставлено, капканов. Да похитрее, чем те, с которыми ты столкнулся.
        - Видели? - поднял брови Ягайло.
        - Слышали, - улыбнулся воевода, - даже искали тебя потом, после взрыва. Да не нашли. Думали, тело на дно пошло, ракам на корм.
        Ягайло вспомнил холмы болотной травы, двигавшиеся к нему по болотной глади, и поежился.
        - Почитай, так и было, дело прошлое. Сейчас бойцов бы набрать. Одна дюжина у меня есть, Яромир вот с людьми его. А вторая?
        - Обижаешь, витязь. У нас и не одна дюжина найдется, - покачал головой воевода. - Иные и со смоленским князем в бой ходили, и с татарами воевали на границах. Есть люди.
        - Лепо. Тогда за них и выпьем. - Ягайло снова поднял кубок.
        Сидящие за столом опрокинули в себя еще по доброй порции вина и хмельного меда.
        До того молчавшая Евлампия вдруг громыхнула основанием кубка по столу и поднялась на нетвердые ноги.
        - Княжича Глеба, значит, выручать собираетесь? - спросила она и обвела зал мутным взглядом. Похоже, девица была вдребезги пьяна.
        - Евлампьюшка, - ласково проворковала Олеся, - мы ж о том битый час уже разговор ведем.
        - Да, девка, того… Ты сядь, охолони. Водицы ключевой испей да клетку-то отпусти, а то из голубя совсем дух вытрясешь, - вторил княжне Ягайло.
        - Девка?! - взревела Евлампия. - А вот шиш вам, а не девка! - Она сложила из пальцев известную фигуру и полукругом показала ее всем присутствующим.
        - Ну ты совсем… - похлопал себя по макушке Ягайло. - Пойдем я тебя на лавочку отведу, поспишь слегка.
        - Да я… Да вы… Не верите, да?! - вскричала она.
        Все в замешательстве промолчали, не понимая, к чему она клонит.
        - А вот я вам докажу!
        Девица сдернула с головы платок. Отбросила клетку с многострадальным голубем. Вскочила на стол и задрала подол юбки выше пупа. Сотрапезники узрели вялое, но вполне приличное, поросшее густым жестким волосом мужское достоинство. Князь вздрогнул, Олеся взвизгнула и прикрылась от срама локтем, воевода и Яромир пробовали вскочить и замерли в полуприседе. Брови витязя полезли на лоб.
        - Видели, да? Все видели?! - взвизгнула «девица». - Или кому еще показать?!
        Покачнулась, потеряла равновесие и повалилась со стола, оскользнувшись ногой в блюде с томленой рыбкой.
        Ягайло успел подхватить ее на руки. Или его? Поозирался, соображая, что сделать, потом, переступив через скамью, отнес к стоявшим вдоль стен лавкам, уложил, зачем-то заботливо расправив платье. Парень, который совсем недавно был девицей, отвернулся к стене и захрапел, как сапожник, причмокивая во сне губами.
        - Так что, выходит, нашли Глеба? - оторопело спросил Яромир в спину витязя. - Крепость можно приступом не брать?
        Ягайло не ответил. Он выпрямился и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. Мысли его неслись вскачь. Ой парень, ах прелестник… Столько времени… И ведь к этой отроковице он чуть было не начал… Даже ревновал слегка… А лицом девица светлела после мытия потому, что щетину сбривала… Господи…
        Толкнув дверь, он вышел на крыльцо. Спустился по крутым ступенькам и, приметив небольшую лавку, опустил на нее зад. Уселся, подперев рукой нижнюю челюсть. С установленных вдоль стены рожнов сочувственно уставились на него стеклянные глаза отрубленных голов. В их чертах, хоть и перекошенных смертью, угадывалось фамильное сходство с ликом полесского князя.



        Глава девятая

        Люди ручейками текли по болотным тропкам. Ударные группы шли ходко. Налегке. Молча. Собранно. Впереди одной вышагивал Ягайло в новом шлеме, с маленьким круглым щитом, обшитым кожей быка, и неизменной своей саблей. Другую группу возглавлял воевода в черненой, под цвет болот, кольчуге и с громадным шестопером на плече.
        Глеб и Олеся тоже были тут. Держались чуть поодаль и почти за руку. И что они нашли друг в друге? Статная, решительная девица, способная украсить любой княжий двор, и… Впрочем, она и так уже украшает, да и Глеба Бог статью не обидел. В шлеме и кольчуге, с таким же небольшим щитом, как у Ягайлы, с пробивающейся на скулах растительностью, был он вполне мужествен и хорош собой. Будущий князь, завидный жених. У витязя под языком стало горько, как давеча ночью на лавке в княжьем дворе. Он сплюнул в придорожные кустики густую вязкую слюну.
        За молодыми поспешал отвлекающий отряд из простых болотников. Они шумели, смеялись. Иногда даже кто-то порывался запеть. Вслед за отрядом двигались два остова старинных пороков.[Порок (производное от слова «праща», - так на Руси называли требушеты (требюше, от фр. trebuchet - «весы с коромыслом») - средневековая метательная машина гравитационного действия для осады городов.] Их рамы, возвышаясь над иными деревьями, ползли со скрипом, опасно раскачиваясь на неровностях дороги. Снятые детали лежали на двух лодках-плоскодонках, которые где вплавь, где волоком тащили не допущенные к бою ветераны. Искать обтесанные камни одинакового веса для точной стрельбы времени не было, поэтому местный смотритель оружейного склада предложил взять больших глиняных горшков и наполнить их грязью али камешком мелким. Так и сделали, дивясь его смекалке, а пару наполнили на всякий случай горючей жидкостью.
        Для разрушения стен они не годились: чтоб подковырнуть камнем земляные валы, нужен долгий пристрел и близкая дистанция. А подтаскивать орудия близко опасно - пушки крепости могут накрыть навесным залпом. В обозе болотников находились и свои пушки, сработанные Яромиром с помощью местных бондарей и плотников, - вытянутые бочки из крепких дубовых досок. Стянутые металлическими кольцами и обмазанные глиной, они могли достаточно точно послать снаряд во врага, правда, не более одного-двух раз.
        Чем ближе воинство подходило к крепости, тем меньше вся эта затея нравилась Ягайле. Казавшийся поначалу таким красивым и слаженным план теперь стал напоминать ему какую-то детскую игру в солдатиков. Эти отвлекают, эти нападают, те отбиваются, а потом сдаются. А ведь речь о жизнях людских идет, а не о фигурках из глины да соломы.
        Сухие места кончились. Деревья ближе подступили к натоптанной дороге, а сама она чаще стала прерываться промоинами с вязким илом. Кое-где были они глубиной по колено, а кое-где и до пояса. Носильщики стали поминутно увязать в этой каше, остовы камнеметов, даром что деревянные, глубоко уходили в вязкий ил. Люди на раз-два-взяли, надсаживаясь, выдирали из трясины толстые бревна.
        - Как же их хранцузы под стены Иерусалима-то подтаскивали? - удивился один из дружинников. - Это ж мало через море на корабле, еще по берегу, через реки надо было волочь…
        - Да никто их целиком туда не волок, - пояснил Яромир. - Только железные детали с собой брали, а уж деревяшки все эти плотники на месте вытесывали. Да и немного их при Иерусалиме было. Тогда уж пушки палили, на манер вот тех вот. - Он ткнул пальцем в лодки, на которых стояли больше похожие на бочки орудия.
        - А я слыхал, что об те времена долбленые делали. Или выжигали сердцевину. Брали цельный ствол и давай туда раскаленной палкой тыкать, ну, а потом уж камору зарядную вырезали и дыру для фитиля сверлили.
        - И такие были, - назидательно ответил Яромир. - Там много чего было. От огнестрелок ручных, у которых дуло было как воронка, и толку было разве что грохота, до литых из бронзы и олова.
        - Нешто так давно пушки придумали? - удивился Ягайло.
        - А то. В китайских землях их лет триста назад лить начали. У них сарацины переняли, когда воевать туда ходили, да ордынцы, через них к нам пришло. А к французам да германцам через гишпанцев, которые у мавров выучились пушки делать. На своей шкуре. - Он улыбнулся.
        Дружинники за его спиной засмеялись начальственной шутке.
        - Неча ржать, - беззлобно осадил их Яромир. - По сторонам лучше поглядывайте, ворог близко.
        - Да уж, - поддержал его Ягайло. - И разведчики куда-то запропали…
        - Не нравится мне это, - пробормотал Яромир, оглядывая бескрайние болота с узкими полосками суши.
        - Если б болотники нас в ловушку заманить хотели да перебить, они б с собой махины эти не потащили, да и княжну свою с нами не отправили. Князь, видел, с каким ликом кислым ее отпускал?
        - Видел, понимаю, а все равно на сердце неспокойно как-то, - покачал головой дружинник.
        Над болотами разнесся противный крик какой-то местной птицы.
        - О, - поднял вверх палец Ягайло. - Разведка возвращается, сигналит, чтоб мы стрелами не начинили с недогляду.
        Действительно, между стволов замелькали фигуры, с ног до головы опутанные длинными космами тины. Разведчики направились прямо к болотному воеводе, что-то зашептали ему на ухо. Тот помахал рукой Ягайле и Яромиру, мол, присоединяйтесь, и устроился на кочке. Русичи присели рядом. Глеб и Олеся тоже подошли, но было видно, что мысли их заняты вовсе не предстоящей сечей. Начальник разведчиков, юркий парень с черными живыми глазами, рассказывал:
        - …Все тихо, но караулы увеличены. Дозорные на башнях по двое. Да еще по стенам ходят. Над воротами аж по шесть человек. Некоторые по дороге выложенной, что в польскую сторону тянется, далеко ушли. Видимо, встречать кого-то собирались. Мы уж решили было захватить одного да к вам доставить, чтоб повыспросить, значит, как следует. Но побоялись, что нашумим. Или хватятся их - и весь наш план тайный прахом пойдет.
        - Это вы верно рассудили, - кивнул воевода.
        - Да и ловушки там везде. Колья в дно врыты, самострелы к деревьям привязаны, мы сняли парочку, один принесли вот. - Один из разведчиков показал собравшимся простейший арбалет без рычага с зацепляющейся за специальные прорези в ложе тетивой. Конструкция простая до невозможности, но очень надежная. - Даже капканы медвежьи под водой расставлены, особливо у дороги. Не подойти так просто.
        - А что, витязь, - спросил воевода, - может, нам дорогу перерезать да захватить гостей неведомых?
        - Да стоит ли? - поскреб в отрастающей бороде Ягайло. - Если они кого знатного ждут, можем спугнуть. Он обратно повернет. Если просто провизии и драгоценностей каких, так на кой они нам? Обуза только. Да даже если и оружие, чего такого у них есть, чего у нас нет? Я мыслю, надо подождать, пока они это дело в крепость завезут. Тогда уж прихлопнуть всех разом и посмотреть на месте. А вы границы ловушек пометили? - спросил он у разведчиков.
        - Те, что с нашей стороны, да. На глазок, конечно, близко не подходили. Но перед нашими метками капканов точно нет.
        - Хорошо, да мало. Мужики укрaинские с той стороны пойдут. Не встряли бы. Я Никифора в письме предупредил, конечно, но кто ж его знает, как оно там пойдет. Эх, догляд бы за ними нужен.
        - Чай, не малые дети, справятся, - басовито, куда девалась девичья манера, вставил Глеб.
        - Справиться-то справятся, в том сомнений нет, - вздохнул Ягайло. - Вопрос - как. Не хочется, чтоб под самострелы попали или ног в капканах лишились.
        - Да ладно тебе, - встрял Яромир. - Чего там мужики, бабы еще нарожают.
        - Я тоже так думал недавно совсем. Но передумал… А, ладно, - оборвал он сам себя, - долгий и бесполезный то разговор. О другом сейчас мыслить надо. Где площадка для машин камнеметных, про которую князь сказывал?
        - Да ты на ней сидишь, почитай. Вот за теми кустиками есть пригорочек безлесный, саженей тридцать в поперечнике, как раз хватит основания поставить и снаряду полететь, за верхушки не цепляясь.
        - А стук топоров в крепости не услышат? - поинтересовалась Олеся. - Звук по-над водой далеко распространяется…
        Разведчики и Ягайло глянули на нее уважительно.
        - Не должны. Три версты, чай, немало, да и ветер от них в нашу сторону. Снесет звук.
        - А пушки как же? - спросил Яромир, по всему видать, прикипевший сердцем к своей артиллерии. - Они с холма того до крепости не дострелят. Да и деревья помешают. Ствол надо задирать так, что заряд скорее обратно на голову свалится.
        - Пушки ближе подтаскивать надобно. На прямую видимость, - задумчиво произнес воевода.
        - Опасно то, - ответил Яромир. - У нас-то бочки, почитай, а у них стволы литые да с верхов стрелять будут. Заметят, так в щепу разнесут, пока наши пушкари изготовятся.
        - А если их на лодках оставить? - предложил Глеб.
        - Это как же? - уточнил Ягайло.
        - Ну, поставить туда деревяшку какую, чтоб ствол упереть, да и пальнуть прямо с воды.
        - То идея хорошая, - пробормотал Яромир, задумчиво потирая щеку. - Да невыполнимая. Упор нужно крепкий, не то отдачей лодке днище прошибет али саму ее опрокинет. Не того у нас размера корабли.
        - А если их без лафета, на руках принесть? - задумчиво произнес Ягайло. - Скажем, приделать под дно пушкам две толстые палки, поставить четырех мужиков покрепче к ним, да пятого с фитилем запальным сзади. Выбегут они на берег, положат ту орудию, как фитильщик выцелит, да и бахнут?
        - Бахнуть-то они бахнут, да разве попадут куда? - усомнился десятник.
        - Попасть, оно, конечно, неплохо бы, да только все равно с двух-трех раз крепость не разобьешь, а шума наделать много можно. И страху на врагов нагнать.
        - Не пужливые люди-то в крепостице сидят, - вставил Глеб.
        - То тебе лучше нас ведомо! - злясь на себя за собственную злость, рявкнул Ягайло. - Только ты их видел, если не набрехал тогда.
        - Знаешь, витязь. - Княжич встал со своего пенька, гордо выпятил грудь и положил руку на рукоять сабли. - Ты для меня много доброго сделал, за что тебе поклон, но с хулой мириться я не буду.
        - Ух ты, а у цыпленка перья выросли, - издевательски ухмыльнулся Ягайло. - Хотя нет, перья-то давно выросли, да только теперь он их из бабьих в мужские перекрасил наконец.
        Глеб с визгом вырвал саблю из ножен, замахнулся и кинулся на Ягайло. Тот выставил вперед ногу и подбил его в голень, втянул голову в плечи, чтоб ненароком не зацепило пролетающее над головой тело, и удовлетворенно усмехнулся густому, жирному всплеску в соседнем бочаге.
        Разведчики прыснули в кулак, военачальники неодобрительно покачали головами, Олеся вскочила, сжимая и разжимая кулачки. Щеки ее пошли красными пятнами.
        - Зачем ты так, витязь?!
        - А чего он на меня с саблей кидается? - по-детски запальчиво спросил Ягайло.
        - Да я не про то. Чего его платьем женским попрекать?
        - Ну… Не знаю, само как-то… - пробормотал витязь, прислушиваясь к бултыханию княжича.
        - А что он, по-твоему, делать должен был? Охранники его предателями оказались, при княжьем дворе заговор, ты оттуда, так кто знает? Вот открылся бы он тебе, а ты б из стана недругов оказался? Да боец, с коим сравнить даже некого в этих краях. Прибил бы его, да концы в болото. Никто б, у кого разума чуть есть, такого делать не стал. Понимаешь? - на одном дыхании выпалила Олеся.
        - Как не понять, - понурился Ягайло. - Ладно, обещаю об том больше не поминать. - Он снова прислушался к бултыханию княжича, которое неприятно напомнило витязю предсмертные барахтанья Акимки. - Пойду помогу, что ль…
        Только он поднялся, облепленный бурой болотной грязью княжич появился из-за дерева. Глаза его были выпучены, рот перекошен криком, сабля, с которой летели грязные капли, поднята над головой.
        Ягайло, не думая, выбросил вперед руку. Литой кулак встретился с подбородком юноши, тот остановился, будто налетев на стену, сломался в коленях и осел в траву.
        - О как! - удивился воевода.
        - Черт возьми, - пробормотал Ягайло, наклоняясь над телом. - Не хотел я. Само как-то…
        - Да что ты заладил: само, само… - Олеся буквально выплевывала слова через сжатые зубы. - Сначала довел парня, а потом еще и опозорил. - Она присела рядом и положила голову юноши себе на колени.
        - Ягайле проиграть не стыдно, - улыбнулся Яромир. - Такое не за унижение, за науку почитать надо. Смотри как, с одного удара погасил. Раз - и все.
        - Вот и почитай сам, когда от этого зверя по мордам получишь! Да благодари. В ножки кланяйся!
        - Ну полно, Олеся, - попытался успокоить ее Ягайло. - Дело-то обычное, мужское.
        - Ах, не из-за меня ли вы так распетушились? - На лице девицы проступила улыбка с явным оттенком бахвальства.
        Ягайло хотел возразить, да не стал. Пусть так думает, тише вести себя будет. А то, что он стал недолюбливать Глеба после развоплощения Евлампии, за крушение своих надежд и планов и за гаденькое чувство привязанности к женщине, которая и женщиной-то не была, то вообще никому знать не след.
        Глеб застонал. Заворочался. Оживать начал.
        - Ну что, пойдем, сами поглядим на место будущей битвы, - сказал Ягайло, поглядывая на Яромира, воеводу и непримечательного мужичка, начальника ополченцев.
        - Пойдем, только над камнеметами старшего надобно позвать, пусть тоже посмотрит.
        - То верно. - Воевода кивнул одному из разведчиков - мол, сбегай приведи - и повернулся к их начальнику: - Ну, показывай, куда идти. Да места посуше выбирай, пусть и времени больше дорога займет.
        Разведчик кивнул и нырнул в кусты. Военачальники вместе с подошедшим мастером камнеметных машин последовали за ним. Постепенно лес становился темнее. Жизнеутверждающие березки и черничник под ногами сменили ели, забиравшие весь свет и душащие гнилой хвоей подлесок. Ветерок пропал, воздух стал холодным и спертым, ощутимо потянуло болотной гнилью.
        - Мрачновато тут, - поежился не любивший болот Яромир.
        - Низина потому что. Длинный склон. Он к озеру бывшему приводит, на котором суша не более чем острова. Раньше оно, видать, больше было, да обмелело, заросло тиной, в болото превратилось.
        - Так, может, и болотники раньше простым лесным народом были? - спросил Ягайло. - А потом уж их водой залило да торфяниками обложило?
        - Не знаю, - пожал плечами воевода. - Того даже старики наши не помнят.
        Разведчик застыл на месте, поднял руку. Несколько его подручных рассыпались веером, присели за стволами, наложив стрелы на тетивы луков. Начальники остановились шагах в двадцати позади. Ягайло ужом скользнул вперед и встал за плечом разведчика. Тот, скорее почувствовав, чем услышав его появление, просто указал рукой направление взгляда.
        Витязь присмотрелся. Сквозь разлапистые ветки елей он увидел вполне приличную дорогу - бревенчатый настил над топями, по которому медленно двигался колесный экипаж с крытым верхом и кружевными занавесками на окнах, с вынутыми по хорошей погоде стеклами. Запряжен он был тройкой породистых, откормленых лошадей, но не как на Руси - одна коренная и две пристяжных, а на европейский манер, одна за другой. Гербы на его дверцах были завешены тряпьем. Впереди экипажа бежали копьеносцы с большими щитами, сзади - дюжины две арбалетчиков в легких кольчугах. За ними - десяток латных рыцарей на могучих жеребцах. Флажки и вымпелы с их пик были сняты, но по любви к крылышкам и перышкам Ягайло сразу опознал поляков. Воины нервно оглядывались по сторонам, потому бегать по кустам особо не стоило, но шуму кортеж производил столько, что разговаривать можно было, не опасаясь.
        - А вот и гость ожидаемый, - потер руки Яромир. - Теперь-то уж всех накроем.
        - Да вот теперь-то труднее оно будет, - вздохнул Ягайло. - Столько хороших бойцов в подспорье защитникам крепости, да, считай, половина из коих - самострельщики опытные. Не знаю, отложить, может, затею? Как думаешь? - спросил он воеводу.
        - Думаю, все-таки надо дело до конца доводить. Больно удачно все складывалось. И вы князю подвернулись, и мужики укрaинские готовы, и наша дружина собралась кое-как, даже вон катапульты наладили. Когда еще так звезды встанут? Да и тебе проще задание княжеское выполнить до конца. Чем больше знатных захватим, тем больше у них выведать сможем.
        - Ну что ж, ладно, в бой так в бой. Давай посмотрим, что там с крепостью.
        - А если сейчас попробовать отстрелить часть? - спросил начальник камнеметной команды. Голос у него оказался на удивление низок. Некоторые звуки даже не слышались, а скорее чувствовались потрохами.
        - С такого расстояния их из наших луков только пощекочешь. Они же в нас болтами как всадят, за деревом не укроешься, - грустно пробормотал разведчик, не оборачиваясь. По голосу было понятно, что он с удовольствием попробовал бы достать ворога стрелами.
        - Пока они нас не ждут, а как только первую стрелу пустишь, так запрутся в крепости и станут палить на каждый шорох. Труднее будет их приступом брать, - рассудил воевода.
        - Потому давайте тихо и быстро проследим - и обратно к своим, готовиться, - подвел черту Ягайло.
        Следуя за разведчиками, они около получаса шли по сухому вдоль дороги, не теряя из вида польскую колонну. Наконец остановились за большой топью, наблюдая, как распахнулись, заскрипев, ворота и поглотили людей, лошадей и повозку. Крепостица в точности соответствовала многократно слышанному описанию. Стены выше, чем казалось Ягайле по рассказам, зато более пологие. Была б под ними полоска земли, атакующие могли б и взобраться наверх с помощью шеста. Но стены обрывались прямо в воду, а по их склонам обороняющиеся могли и камней скатить прямо на головы нападающим. Или огненных шаров, кои древние пикты так любили спускать с холмов на головы римских легионеров.[По одной из легенд, именно так погиб знаменитый IX, «Испанский» легион, один из старейших легионов Рима, созданный самим Цезарем в 58 г. до Р. Х.] Поверху вбиты острые колья, загнутые наружу и обмазанные глиной, чтоб не горели.
        Две дороги с двух сторон упирались в ворота из крепких досок, над которыми нависали козырьки двух башен. На скатах были укреплены желоба, чтоб окатить атакующих кипятком или зажигательной смесью. В каждой башне сидело несколько лучников и виднелся черный ствол с широким раструбом.
        Огнестрел был заряжен скорее всего камешками мелкими или сечкой свинцовой, чтобы при выстреле смести нападающих, но не разворотить с трудом наведенную дорогу. Мертвых зон под башнями нет. Все пространство простреливается не с одной стороны, так с другой, спрятаться и пересидеть не удастся. А вот со стен пушки в сторону ворот не развернуть, места мало, чтоб назад откатить, во двор свалятся, значит, кто захватит ворота - считай всю крепость за горло взял. Но не все так просто. Вон колокольня высокая в самом центре города, только без креста. Может, и ратуша, но не в том беда. Беда, что пара толковых арбалетчиков могут с нее простреливать все окрестности вокруг аж до первых деревьев. И низенькие, крепкие башенки на крышах некоторых домов. Оттуда тоже обстрел на все четыре стороны. А чтоб не взяли в такой башенке стрелка тепленьким, как белку в дупле, наверняка и второе кольцо укреплений есть, типа каменного заборчика в рост человека или хоть мешков с песком, за которыми стрелкам и копейщикам прятаться можно. Евлампия… Тьфу, Глеб об этом вроде не сказывал, да обращал ли он внимание на такие мелочи,
когда жизнь на волоске подвешена?
        - Что скажешь? - тронул Ягайлу за плечо воевода.
        - Да нечего особо сказать. План прежний, если никто не передумает. Они отвлекают, мы вламываемся. Тогда ворота захватить сразу с обеих сторон и… Слушай, давай еще два отряда по дюжине выделим из бойцов.
        - Это зачем? - удивился воевода.
        - Они за нами встанут. Второй волной. Мы как на ворота вскочим да раскроем, так они внутрь ворвутся и пусть разбираются с теми, кто во дворе окажется. Тогда мы не двумя дюжинами против пяти-шести встанем, а четырьмя. Все легче, даже если они в сечу не полезут, а просто зайдут, щитами прикрываясь.
        Яромир кивнул, соглашаясь.
        - А что нам камнеметный обоз ответит?
        - Досюда добьем, как пить дать, - ответил начальник камнеметчиков. - Но за точность ручаться не могу. Разница по высотам, да сырость тут сильная. Придется выстрелами вслепую нащупывать, человека в наблюдение отряжать, чтоб поправлял после каждого.
        - А сколько выстрелов на то потребуется? - спросил Яромир.
        - Два-три, не меньше. Ежели снаряды одинакового веса будут.
        - Терпимо вполне, - проговорил Ягайло, - тем более рушить до основания все не надо. Но если стены проломите, а особенно ворота покорябаете, то честь вам и хвала.
        - О чести и хвале после битвы поговорим, - усмехнулся камнеметчик. - А пока рано.
        - Что, все всё посмотрели, есть у кого что спросить? Нет? Тогда давайте к войскам возвращаться, - сказал Ягайло. - Да надо еще гонца к Никифору отослать, уточнить, что у него там и как.
        - Чего ты с ним, как с дитем-то малым… - снова начал Яромир. Плюнул, махнул рукой, мол, делай что хочешь.
        Ягайло подозвал одного из разведчиков, быстро объяснил ему, что надо. Тот кинул и скрылся за деревьями. Командиры направились в обратный путь.
        Полторы версты одолели быстро. Наперво заглянули на площадку с камнеметами. Стук топоров уже затих, и специально отряженные люди ходили вокруг, проверяя приводные веревки, крепления и груз. Крутя ворот, опускали метательное плечо рычага вниз. Проверяли крепость кожаной сумки с пробными снарядами.
        Повсюду валялись завитки свежей стружки. Начальник сразу бросился к машинам, давая на ходу какие-то указания и размахивая руками. Ягайло подобрал светлый завиток и втянул ноздрями запах свежего дерева. Бросил обратно на землю. Воевода, задрав голову, посмотрел на вознесшуюся выше корабельного леса махину. Тоже покачал головой. И на его душе было неспокойно.
        Неспокойно было и людям из отвлекающих отрядов, они сидели кучками молча, избегая смотреть друг другу в глаза. Кто ушел на край болота, чтоб побыть в одиночестве. Даже проверенные сечей ветераны притихли и не обрушивали друг на друга богатые арсеналы солдатских подколов. Только почистившийся Глеб с еще сырыми волосами да Олеся в мужском платье беззаботно сидели на поваленном дереве и, болтая ногами, вели разговор о чем-то своем, светлом, никак не связанном с предстоящей битвой. А с другой стороны, им-то чего, под сабли не идти, так, на бережку отсидятся да во взятую крепость войдут, на свой счет победу запишут. Только вот какой ценой?
        Однако, оборвал свои мысли Ягайло, солнце уже начало клониться к верхушкам деревьев. Через полчаса пора бы и начинать. Он снова вышел на поляну к орудиям, нашел главного. Положил руку на плечо:
        - Ну что, готовы?
        - Да, - пророкотал тот в ответ. - Что могли, сделали. Бросков по семь-восемь машинки мои выдержать должны, так что на пристрел особо не разбежишься, но, думаю, успеем.
        - Тогда давайте уговоримся на пять, чтоб они точно не развалились.
        - Ну, дело такое, и на третьем может развалиться, - почесал в затылке начальник, - но давайте заложимся на пять.
        - Договорились, четыре горшками с камнем, пятый зажигательный - и пошли. По счету все ясно? - уточнил Ягайло.
        - Мы даже попробовали уже, как раз перезарядить хватает, - кинул головой начальник камнеметной команды.
        - А человека наблюдательного послали?
        - Да вон, смотри, на том дубе. Нет, левее, - указал пальцем начальник. - Белые платки видишь?
        - Да вроде различаю что-то, - прищурился Ягайло.
        - Мы уговорились, что если перелет, то вверх поднимется, если недолет, то опустится вниз. Правее-левее тоже понятно. По высоте прикинем, насколько.
        - А из крепости не узрят?
        - Постарались, чтоб нет. Мы там ему щит поставили и крепко наказали не высовываться. Да и листва об это время густая. И мыслю я, после парочки камней тяжких не до того им будет.
        - Все равно опаска нужна, стрелки там могут быть знатные, - сказал Ягайло.
        Камнеметчик только кивнул в ответ на его беспокойство.
        - Пойду к своим, выступать пора, - пробормотал Ягайло.
        - С богом, витязь!
        - И вам не оплошать. Надежа на вас огромная.
        Мужчины порывисто обнялись. Ягайло вернулся к своим воинам. Вполголоса велел подниматься. «Подниматься, подниматься», - ветром полетела над поляной его команда. Без суеты и лишних слов вставали люди в две походные колоны. Звякало оружие, каменели лица, пальцы крепче сжимались на древках копий и ремешках щитов. Воевода занял свое место впереди второй колоны. Ягайло посмотрел на него, дождался ответного кивка и взмахнул рукой.
        Серебристой кольчужной рекой заструились меж деревьев, готовые смести все на своем пути. Вот и камень с тайной отметкой. Ведомый Ягайлой отряд из двух дюжин человек свернул направо. Воеводин - налево. Отвлекающий пошел прямо, стал спускаться к берегу. Теперь быстрее, людей нужно не только успеть вывести на дорогу далеко за ловушками, но и дать немного передохнуть. Ягайло поднял глаза. Солнце уже почти закатилось за вершины, оставив людям лицезреть свою огненную корону. Еще немного, и опустится тьма. Пока все по плану.
        Над болотом разнесся крик выпи. Полетел несколько раз, повторяемый оставленными по пути людьми. Отвлекающий отряд вышел на исходную. Такой же прилетел в ответ, подтверждая, что воины у камнеметов приняли сигнал. Подручные выбили колы, удерживающие короткие плечи метательных рычагов. Они стремительно понеслись вниз, увлекаемые корзинами с грузом. Метательные плечи начали разгонный подъем. Увлекаемые рычагами пращи протащили сумки с камнями по лоткам и выдернули их наверх. Поворачивающиеся вокруг конца рычагов веревки рассекли воздух. Кольца сошли с крюков. Сумки раскрылись, как утренние цветы, выплевывая пристрелочные снаряды.
        Над озером, посреди которого стояла крепостица, раздался нарастающий свист. Часовые на башнях и стенах закрутили головами, пытаясь определить, откуда исходит звук. Люди в лесу задрали головы, стараясь приметить и проводить взглядом снаряды, шум от полета которых, перекрываясь и складываясь, перерастал в невыносимый, пригибающий к земле вой.
        С треском разбиваясь о стволы и осыпая все вокруг каменой крошкой, горшки врезались в лес за крепостицей, недалеко от берега.
        - Один, два, три… - начал считать Ягайло.
        Белые платочки поднялись, показывая перелет. Украинские мужики на той стороне, присевшие от грохота вломившегося в лес камня, распрямились и бросились к воде.
        - …Четыре, пять, шесть… - шептали губы воеводы. Гирями падали слова из уст начальника камнеметной команды.
        Засуетились вокруг машин люди, вынимая камни из корзин противовесов. Закурились дымками фитили на стенах.
        - …десять, одиннадцать, двенадцать… - загибал пальцы наблюдатель на верхушке дуба.
        Бойцы отвлекающей команды высыпали на берег, закричали, потрясая копьями, лучники послали в сторону крепости первые стрелы. С другой стороны показались мужики, вооруженные пращами, дрекольем и охотничьими луками.
        Стены крепости расцвели дымными облаками, сквозь которые навстречу наступавшим рванулись языки пламени и раскаленные камни. Зашипели, падая в воду. С испугу пушкари выпалили, не целясь. Теперь главное - не попасть под перезаряд, когда они заново забьют пушки картечью и поднимут стволы.
        - …семьдесят восемь, семьдесят девять, восемьдесят. Отходим! - закричал Глеб, приписанный к отвлекающей команде.
        - …девяносто восемь, девяносто девять, сто! - закричал начальник камнеметов и взмахнул рукой.
        Колы выскочили из пазов. Облегченные корзины с грузом понеслись вниз, разгоняя метательные рычаги с пращами на концах. Горшки выпростались из мешков и с визгом понеслись к цели.
        Один чуть недолетел. Ухнул в воду недалеко от стены, обдал стрелков фонтаном брызг, туша фитили. Другой упал за стену, куда-то во двор, подняв тучи пыли. Над болотом раздался хруст ломающихся досок и крики раненых.
        - Один, два, три… - вновь открыл счет Ягайло, держа путь на оставленные посреди болота разведчиками метки.
        Один белый платочек замахал вниз и левее, второй - правее строго по горизонтали. Люди у одной машины навалились на поворотные рейки, чуть смещая станину.
        - …десять, одиннадцать, двенадцать… - считал Глеб, по пояс проваливаясь в топкую жижу, значительно левее того места, в котором отвлекающий отряд появился в прошлый раз.
        На стенах засуетились пушкари, разворачивая орудия и заново разжигая фитили.
        - …пятьдесят два, пятьдесят три, пятьдесят четыре. Отходим! - закричал Глеб.
        Воины из отвлекающих отрядов муравьями полезли на берег. Заспешили в чащу и мужики, оскальзываясь лаптями на береговых отложениях глины.
        Новый залп из крепости смерчем прошелся по лесу, обдирая с верхушек деревьев листья и корябая стволы. Из чащи ответил ему дружный смех.
        - …девяносто восемь, девяносто девять, сто! - досчитал, шевеля губами, начальник камнеметной команды и взмахнул рукой.
        Заскрипели переворачивающиеся плечи, бухнули в ограничители корзины с грузом. Вылетели в сторону крепостицы набитые камнями горшки. Заслышав их приближение, заметались по стенам не знающие куда деваться стражники. Один горшок приземлился за стенами, обдав двор градом камней и глиняных осколков. Другой вспенил воду около самой надвратной башни.
        - Один, два, три… - стали считать несколько голосов за спиной Ягайлы.
        Все уже вылезли на бревенчатый настил и затаились в наступающих сумерках, молясь, чтоб их не заметили с башен.
        - …четыре, пять, шесть… - вслух считал Никифор, отправляя вперед своих мужиков.
        Грохнули на стенах пушечные стволы, выплевывая в них снопы мелких камней и свинцовой сечки, раскрашивая красным рубахи и надетые для защиты зипуны.
        Скрылся под водой Глеб, которому арбалетный болт угодил на излете в нагрудник и сшиб с ног. Теперь в них палили и со стен, и с крыш построек и башен. Воздух наполнился свистом стрел и визгом картечи.
        - …тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть… - считал воевода. - Да отходите же, песьи дети!
        - …пятьдесят восемь, пятьдесят девять… - шептал Ягайло. - Да отходите же…
        Отвлекающие отряды втянулись в лес, оставив плавать на поверхности болота несколько тел. Расчеты у камнеметов, прислушиваясь к натужному скрипу разболтавшихся креплений, подняли зарядные корзины и закатили в сумы горшки с камнями.
        - …девяносто восемь, девяносто девять, сто!
        Машины заскрипели, загрохотали, отправляя в сторону врага смертоносный груз.
        Со звериным воем один горшок угодил в противоположную стену, свернул ствол пушки. Разлетевшиеся из него камни порешили стоявших вокруг пушкарей. Посекло черепками и двух стрелков на крыше.
        Другой горшок, пробив дощатую крышу, вымел все живое из надвратной башни, которую должен был штурмовать воевода. Из леса донесся крик радости, подкрепленный градом огненных стрел. Плавно и величественно спланировали они по широкой дуге на крепость, поджигая, что могло гореть.
        Ай молодец Глеб, сказал бы Ягайло. Большинство огненных зарядов сосредоточились как раз посредине, между двумя воротами, подсвечивая крепость изнутри и затеняя то, что происходит снаружи. Но он не мог сказать, он считал.
        - …шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять… Рано… А как беснуются мужики из отвлекающего отряда, разве что петухами не орут… …семьдесят восемь, семьдесят девать, восемьдесят. Пора!
        Он вскочил, увлекая первую дюжину бойцов штурмового отряда за собой и продолжая считать.
        - …девяносто восемь, девяносто девять, сто.
        Втянул голову в плечи, слушая вой приближающихся снарядов. Последние из оговоренного количества должны были быть зажигательными. Один ударил в стену с внешней стороны, разбрызгивая по ней не гаснущую даже в воде смесь. Другой накрыл вторую башню со стороны воеводы.
        Она вспыхнула свечой. Объятые огнем стражники, размахивая руками, посыпались вниз. Тем, кто упал во двор, повезло, кто-то додумался кинуть на них рогожу, гася пламя. Вокруг тех, кто свалился на внешнюю сторону, вода закипела срабатывающим капканами. Их крики быстро затихли в темноте.
        В тот же миг грохнули на берегу переносные орудия. Обе башни со стороны Ягайлова отряда вспухли цветами разрывов. Полетели во все стороны обломки крыши. Ай да Яромир, ай да сукин сын! Ни разу не тренируясь, так использовать единственные отпущенные ему крепостью выстрелы бочкообразных пушек! После сечи расцелую, восторженно думал витязь.
        Он наметил себе осыпавшуюся часть стены между столбом, к которому крепились ворота и обнаженными досками каркаса башни. Подбежал, прыгнул, цепляясь за шершавые бревна. Подтянулся на пальцах. Дернулся, протаскивая в проход привешенный за спиной щит. Встал на ноги, выдергивая из ножен саблю, и продел руку в ременную петлю. Наваленные в кучу доски, перемешанные с тлеющей соломой, зашевелились, из-под них показалась усатая голова со спутанными, прилипшими к черепу волосами. Ягайло ударил по этой голове латунным набалдашником, венчающим рукоять сабли. Человек хрюкнул и снова провалился в небытие. Другого, прижатого вывернутым из стены бревном, утихомирил ребром щита по шее. Оглянулся на островерхий шлем появившийся в проломе, через который он пришел. Узрев окладистую бороду Вячко, ободрился, бросился вперед по стене.
        Два пушкаря с окладистыми русскими бородами, с ремешками на лбах и в кожаных фартуках до колен возились у орудия, туго забивая заряд. Движения их были скованы узостью оборудованного для стрельбы гнезда.
        Ягайло налетел вихрем, одного плечом столкнул во двор, второго ударил ногой в живот и добавил по затылку рукоятью сабли. Принял на щит неизвестно откуда возникшую широкую саблю ордынца. Неудачно. Руку обожгло болью, но моченая кожа выдержала, не пропустила лезвие. Падая на колено, Ягайло саблей подсек его ногу и снизу ударил под челюсть ребром щита. Тот, взмахнув руками, вывалился наружу и покатился по стене, обламывая торчащие из нее горящие стрелы. Не слушая плеска погрузившегося тела, витязь распрямился и бросился дальше.
        Стрела пронеслась за его спиной, обдав смертным холодком. Арбалетный болт воткнулся в бревно на уровне колена. Стреляли сбоку, причем с незащищенного. Витязь прибавил ходу. Несколько стрел, пущенных из-за его спины дружинниками, сбросили с крыши засевших там арбалетчиков.
        В ответ рявкнула с дальней стены развернутая внутрь пушка, большая часть заряда ушла в верхний этаж стоящего между ними дома. Часть пролетела сверху, накрыла отряд. Один из дружинников схватился за голову и осел на настил. Где-то радостно закричали, празднуя успех.
        Скорее почувствовав, чем узрев волну стрел из окон, Ягайло присел и выставил щит, стараясь держать косо, вскользь. Три или четыре стрелы, чиркнув по нему, ушли в сторону. Тяжелый болт зацепил край, чуть не вырвав щит из рук. Дружинники ответили несколькими точными выстрелами. У дальних ворот вспыхнул небольшой домик, высветляя дальнюю часть двора и топя во тьме эту.
        В этой вспышке витязь углядел прижавшийся к стене силуэт. Молодой парнишка, по манерам - спешившийся всадник, поднял полуторный меч и шагнул к Ягайле. Витязь отпрянул к стене, пропуская мимо себя светлое лезвие, прижался спиной к бревнам и толкнул парня ногой под колено. Тот извернулся в падении и отмахнул лезвием назад. Если бы клинок был покороче, витязю могло бы прийтись несладко, но длинный меч накрепко засел в сырых бревнах. Ягайло ударил ногой еще раз, повыше. Рыцарь, гремя доспехами, покатился по настилу и исчез за краем. Еще один пушечный выстрел с той стороны взорвал крышу ближайшего дома, не нанеся атакующим никакого урона. Кто-то из бегущих следом дружинников поднял копье, но как оно опустилось, Ягайло не видел. Он рвался к следующей пушке.
        Ее гнездо закрылось тремя, в стык, щитами и ощетинилось копьями. Витязь скользнул вперед, со всей силы ударил в один щит ногой. Тот отлетел, будто его лягнула лошадь. Ягайло сунул в прореху саблю и почувствовал упругое сопротивление клинку.
        Одно из копий над ним с треском переломилось. Ровный косой срез дал понять, что не само. Огромный Вячко медведем навалился на вражеский щит и исчез в мерцающей всполохами тьме вместе с противником. Ягайло ударил щитом в последний щит, отталкивая его хозяина назад, и подсек саблей под колено оставшегося воина. Острие выщербилось на крепком наколеннике, но сила удара сбросила врага с настила. Два пушкаря без доспехов, с короткими тесаками в руках посмотрели на Ягайло и, не сговариваясь, развернулись и дали стрекача по стене. Пушечная площадка была свободна.
        Дружинники, человек шесть, подбежали к витязю. Он стряхнул с руки щит, высунулся за стену и, чуть снова не опалив брови огнем горящих снаружи стрел, заглянул в жерло. Отогнул закрывающий заряд пыж, узрел россыпь мелких камешков и затолкал пыж обратно.
        Троих русичей он поставил на охрану, прикрывать от стрел, остальным указал на пушку. Сам навалился на ствол. Царапая опорами доски, развернули орудие в гнезде. Выцелили в просвете меж двух крыш орудие на той стороне. Ягайло подобрал копье покрепче, всадил тупой конец между лафетом и стволом, приналег, чуть задирая прицел. Вынул из кованой жаровни фитиль и поднес к запальному отверстию. Порох зашипел, загораясь. Дружинники зажали уши и поразевали рты, чтоб не оглохнуть.
        Пушка рявкнула, выбрасывая во врага раскрывающийся веер картечи. Раскаленные камешки зацепили крыши, выбивая из них фонтаны щепы. Вгрызлись в бревна вокруг пушки на той стороне, разметали суетящуюся у лафета команду, зацепили пороховой заряд. Над площадкой поднялся вверх огненный гриб. Ствол кувыркнуло в воздухе и вышвырнуло за стену, в воду. Атакующие возликовали.
        Кто-то из прикрывающих закричал предостерегающе. Ягайло оглянулся. По стене на них набегали человек восемь здоровых, одетых в длинные халаты степняков с кривыми саблями и коротким копьями. Ордынцы. Их широкие лица с вислыми усами были перекошены криками, неслышными в общем гвалте.
        У витязя перехватило дух. Подобрать брошенное оружие и помочь своим другие дружинники уже не успевали. Смерть распахивала им свои холодные объятия. Ягайло схватил жаровню, в которой зажигали фитили, и метнул ее в ордынцев через головы оторопевших дружинников. Огненная дорожка красиво развернулась в ночном небе и легла под ноги ордынцев, во все стороны порхнули маленькие, по-комариному злые угольки. Просаленные халаты степняков, о которые они многократно вытирали жирные после плова руки, мгновенно занялись. Чадящие живые факелы заметались на стене, несколько перевалились за частокол и огненными шарами покатились к спасительной, хоть и наполненной ловушками воде. Некоторые сорвались во двор, наполняя его черным дымом.
        Дружинники запрыгали, вытряхивая из-за шиворота попавшие туда уголья. Ягайло подхватил щит и с разбегу прыгнул сквозь огонь. Чуть не налетел на двигающееся навстречу копье. Взмахом сабли обрубил наконечник, но тупая деревяшка все-таки клюнула в грудь. Затрещали ребра. Витязь попытался углядеть врага, но не смог. Слишком густа была тень, отбрасываемая на это место башней ратуши. Ругнувшись, Ягайло снова ударил саблей по копью, срубив еще кусок. Обломок в ответ дернулся вперед, воткнувшись в подставленный щит. Витязя качнуло, рука заныла от боли. Ну и силища.
        Несколько вражеских стрел с окрестных крыш пролетели совсем рядом. Витязь выбросил саблю в темноту, но она никого не достала. Обломок ткнул еще раз. Ягайло подставил щит, но не жестко. Тупой конец едва прикоснулся к кожаной поверхности. Отклоняясь назад, витязь потянул врага на себя и ударил саблей по показавшемуся запястью. Противник вскрикнул, отступил. Ягайло распрямился пружиной и всем весом своего тела врезался в неведомого врага.
        С таким же успехом он мог кидаться на каменную стену. Нагрудник лязгнул о нагрудник, щит отнесло куда-то в сторону, рука с саблей угодила словно в деревянные тиски. Кисть вывернулась, звякнув, оружие заскакало по бревнам. Противник навалился, сминая хребет и вдавливая голову в плечи. Ягайло напрягся, сопротивляясь, но противостоять такой силе было невозможно. Он напрягся еще сильнее, распрямил ноги и, дождавшись толчка, сложился, заваливаясь назад. Увлекаемый собственным весом татрин потянулся следом. Падая на спину, Ягайло уперся ему коленом в живот и со всех сил перекинул врага под ноги набегающим дружинникам. Вскочил. Поднял саблю, поискал глазами щит и не нашел. Черт, теперь туговато придется. Но и медлить нельзя, подумал он, прислушиваясь к посвисту стрел вокруг. Тело хотело сжаться в комок, превратиться в как можно меньшую по размерам цель, но голова говорила: двигайся, беги, не останавливайся.
        Ягайло набрал в грудь побольше тяжелого, пропитанного дымом воздуха и рванул вперед. Несколько стрел клюнули дерево за его спиной. Мазилы, усмехнулся он на бегу.
        Впереди показалось третье пушечное гнездо, как и предыдущее, наглухо закрытое щитами. Заметно было, что, помимо пушкарей, за ними суетятся еще несколько вражеских лучников, азартно отправляющих стрелы во двор. Ягайло притормозил, скользнув каблуками по влажным бревнам, не представляя, что делать с преградой. Ждать других и наваливаться всем скопом? Перепрыгнуть, рискуя налететь на копья? Оставаться здесь, надеясь, что его не нащупают вражеские стрелы? Последнее - просто самоубийство.
        Словно в ответ на его сомнения щиты разошлись в стороны, и он увидел направленное прямо ему в грудь жерло пушки. Отблески огня в глазах подносящего фитиль к запальному отверстию пушкаря. Черт. Уже спрыгивая во двор, он успел осознать, что враги развернули пушку вдоль стены.
        Над головой громыхнуло, горячая волна лизнула шелом. Раздались крики боли и ярости. На голову Ягайле посыпались щепки и обрывки одежды. Во рту поселился кислый вкус пороха. Витязь поднялся на гудящие после приземления с двухсаженной высоты ноги и отпрыгнул в тень стены. Притаился за толстым столбом, подпирающим верхнюю галерею.
        Во дворе было плохо. Не обученные и не бывавшие в сече болотники увязли в многочисленных схватках с защитниками, и удача была не на их стороне. Подмога отвлекающих полков запаздывала, да и что могли сделать привыкшие к косам и плугу мужики? Особенно когда стрелки врага засели за китами[Кита - вязка жердей, применявшаяся при постройке укреплений. От нее пошло название Китай-город.] и мешками с мелким камнем и выцеливали оттуда штурмующих. Били с крыши, из окон. Прицельно, наверняка. Но помогать дерущимся во дворе до тех пор, пока стены в руках неприятеля, было бессмысленно и опасно.
        Ягайло отыскал глазами широкую крепкую лестницу, ведущую обратно, на второй этаж, и кинулся к ней. Вынырнув из отбрасываемой ею тени, срубил часового. Вырвал из слабеющей руки копье и, сунув саблю в ножны, схватил отполированное ладонями древко двумя руками. Склонил наперевес и бросился вверх по лестнице. Движением наконечника под коленку сбросил вниз одного. Уперся в щит другому, надавил, не допуская до себя лезвия короткого меча. Толкнул воина назад, заставляя вложить в сопротивление всю силу, и отбросил древко в сторону. Тот потерял равновесие, нога его соскользнула на ступеньку, а собственный вес и вложенное усилие доделали дело. Он пробежал мимо прижавшегося к стене Ягайло, кувыркнулся через копье и с грохотом обрушился вниз. Витязь снова вырвал из ножен саблю.
        Стрела клюнула его в бок, под левую руку. Силы в ней было немного, и кольчугу она не пробила, но стукнула по уже пострадавшим ребрам. Витязь снова выругался и преодолел последние аршины, отделяющие его от площадки. В лицо ему уставился тяжелый наконечник болта. Он дернул головой. Щеку ожгло.
        Выбросив руку, Ягайло нашел латунной гардой голову стрелка. Тот крутнулся вокруг себя и исчез из поля зрения. Арбалет загрохотал вниз по ступенькам. Другой воин попытался столкнуть витязя ногой вниз, да не попал. Ягайло подхватил его под поднятую ногу, опрокинул назад и заскочил на площадку. Взлетело, разворачиваясь, било - шипастый шар на конце разбойничьего кистеня. Веревка намоталась на подставленный клинок. Ягайло дернул саблю вниз, разрезая путы, и ударил во тьму рукой, забранной в тяжкую кольчужную рукавицу. Почувствовал под костяшками кулака ломающиеся кости. Добавил саблей, крутнулся, пропуская над головой длинное лезвие каролинга.[Каролинг - обоюдоострый меч викингов длиной около метра. Широко применялся в Скандинавии, Европе и Северной и Западной Руси.] Провел лезвием по ногам, пониже кольчужной рубахи. На плечо опустился багор, коим наводили ствол пушки по высоте. Крюк не пробил кольчугу, но левая рука онемела, повисла плетью. Ягайло ударил навершием, выкидывая пушкаря за стену. Кинулся за пушку, чтоб избежать направленной почти в упор стрелы, и увидел занесенное над головой копье.
Закрыться времени уже не было.
        Стоящий на стволе человек с занесенным копьем вдруг куда-то исчез. Вместо него появилась перемазанная в крови физиономия Вячко. Подмигнула, улыбнулась щербатыми зубами сквозь спутанную бороду и исчезла. Какой-то человек, вынырнув из темноты, замахнулся на Ягайлу огромной булавой на длиннющей рукояти. Замер, глядя поверх выставленного ему навстречу острия. Опустил оружие.
        - Воевода?!
        - Ягайло?! Взяли, значит?!
        - Ага! - радостно кивнул витязь и замолчал.
        Последняя пушка, а с ней и вся стена оказалась в руках нападающих. И что?
        Воины у пушки оторопели. Присели за щитами и замерли в растерянности, вздрагивая от тупых ударов сыплющихся на них стрел.
        - Кто-нибудь представляет себе, как стрелять из этой дуры? - выразил общую мысль Вячко.
        - Стрелять не мудрено, зарядить трудно, - процедил сквозь зубы Ягайло. - Больше пороху засыплешь - ствол разорвет и людей перекалечит. Меньше - не вылетит ничего. Да и закладывать заряд нужно правильно, а то сами его получим вместо супостата.
        - Думать что-то надо, - подал голос один из дружинников, выглянув из-за щита и тут же прячась обратно, - еще немного, и ворог ломить начнет.
        - А может, порохом их? - предложил еще кто-то из темноты. - Поджечь да кинуть.
        - Башка дурья, - рявкнул Вячко. - Если его тут поджечь, он и бабахнет. А если незажженный кинешь, толку?
        - Можно фитиль привязать, - пробормотал Ягайло.
        Он обернулся и на ощупь нашел пару пороховых картузов. Связал их канатом, пропитав который горючей смесью, получали фитиль. Накрутил.
        - Вот смотрите, теперь поджечь надобно, раскрутить да бросить. Кто возьмется? Я сейчас еще сделаю.
        - Давай, - поиграл огромными мышцами Вячко. - Я могу.
        - И я могу, - добавил дружинник, что предложил мысль.
        - Тебе половинный заряд достанется, картузов тут пять всего, - кивнул ему Ягайло, приделывая фитиль. - Сейчас подожжем, потом, когда догорит, вы щиты опустите, мы кинем, и сразу обратно поднимайте. Ясно? Ну что, готовы все?
        Дружинники споро закивали.
        - Ну тогда молитесь все, чтоб Бог удачу послал, - бросил Ягайло, поднося веревки к жаровне. По канату побежали озорные огоньки, да резво так.
        - Ох ты… - запричитал кто-то.
        Вячко вырвал из рук Ягайлы грозящий рвануть заряд и прямо через щиты метнул куда-то в сторону стрелковых укреплений. Дружинник ухватил свои ползаряда, зажег и швырнул к недалеким воротам, целя в сооруженное врагом укрепление. Ягайло тоже поджег и бросил к крыльцу ратуши, у коего засело десятка полтора арбалетчиков. Дружинники, кто мог, заткнули уши. Взрывов не было.
        Внимание русичей привлекла возникшая во дворе странная процессия. Четыре человека за четыре конца тащили что-то вроде носилок, на которые была уложена грязная, прокопченная бочка. Не такая, как обычно, а длинная, вытянутая. И без дна. За ней поспешал человек, таща в руках основательную дубовую лавку. Дружинники поразевали рты. Ягайло узнал Яромира и догадался, что это такое на носилках. Его работы самодельная пушка.
        Словно заговоренные, не обращая внимания на свистящие вокруг стрелы, люди поднесли орудие поближе к ратуше и уложили на подставленную десятником скамейку, задрав жерло к небу. Яромир зашел сзади, досыпал из кожаного мешка пороху и взял в руки факел. Арбалетчики на крышах перестали стрелять, завороженно наблюдая за его действиями. Медленно, как во сне, десятник поднес факел к запальной камере. Пушка рявкнула, выплевывая горшок в сторону ратуши; из щелей между разошедшимися досками прыснул дымок. Горшок, забитый в пушку вместо ядра, пробив доски, влетел внутрь дома.
        И тут разверзся ад. Полыхнуло в нескольких местах сразу. Низкий подземный рокот сотряс основание крепости. Уши заложило. Горячая волна упруго хлестнула по лицам, опрокидывая нетвердо стоящих на ногах. Дома зашатались. Вылетели рамы, разбиваясь вдрызг кусочками слюды. Дождь из горящих досок, камней и обломков забарабанил по щитам и шлемам. Стрелки посыпались с крыши, как спелые яблоки под порывом ветра. Огненный язык лизнул верхушку колокольни без колокола, зажигая на ней живые факелы. Толстые жерди укреплений разметало в стороны, словно былинки, заодно с засевшими там стрелками. Часть стен с шумом и плеском осыпалась в воду, часть поехала в другую сторону. Настил под ногами дружинников зашатался, бревна затрещали и стали обваливаться вниз.
        И только тут Ягайло понял, что почти одновременно рванули пороховые заряды, разбросанные ими по крепости. Не теряя времени на приведение в чувство других бойцов, витязь кинулся вниз. Сбежал по покосившейся лестнице, с радостью слыша за собой нарастающий топот дружинников. Подхватив с земли копье, выставил его поперек, ударил древком под подбородок сразу двум отважившимся встать на пути полякам. Боковым ударом смел в сторону третьего и всадил оружие четвертому в щит до половины наконечника. Пока тот пытался освободиться от неожиданной помехи, пробежал мимо и нос к носу столкнулся со знатным поляком в шубе, накинутой поверх богатого доспеха. Наскочил, рубанул сплеча. Сабля встретила неожиданный отпор. Ягайло отпрыгнул, попробовал хитрее, снизу, но и там наткнулся на вражий клинок. Еще удар. Еще. Поляк скинул соболью шубу прямо в гарь, заложил руку за спину и пошел в атаку. Его карабелла[Карабелла - длинная сабля с широкой обоюдоострой елманью (расширением клинка ближе к острию).] замелькала в воздухе, осыпая Ягайло градом ударов, которые он едва успевал отбивать. Косящие и прямые сменялись уколами в
грудь и ноги. Круговые - останавливающими атаку. Искры сыпались с клинков. Такого бойца Ягайло встречать еще не приходилось.
        Остальным, видно, тоже. Еще не до конца пришедшие в себя воины опустили оружие и с замиранием сердца наблюдали за битвой титанов. Они чувствовали, что все силы армий сейчас влились в этих двух людей, и кто из них проиграет, армия того сдастся на милость победителя.
        Под ногу Ягайлы подвернулась вывернутая из стены круглая чурка. Он качнулся назад. Поляк воспользовался этим, подшагнул вперед и рубанул сплеча. Ягайло подставил клинок, помогая другой рукой. От обрушившейся на его саблю мощи тело перетряхнуло с макушки до пят. Несколько раз ушибленные ребра заныли. Боковой удар он отбил вскользь. И тут же ему пришлось отступить, чтобы не допустить острие к своему горлу. Ягайло снова оступился, упал, перекатился через спину и вскочил на ноги, подхватив с земли пылающую головню. Раскрутил ее восьмеркой и ткнул в лицо супостату. Тот сбил огонь в сторону изящным батманом и шагнул вперед, доворачивая кисть, чтобы снести Ягайле полголовы. Из тьмы вынырнул острый кончик степняцкой сабли и ужалил поляка в запястье. Его карабелла сбилась, нырнула вниз. Он с удивлением уставился на струйку крови, стекающую в рукав из-под кожаного раструба перчатки. Второй удар пришелся поляку чуть выше локтя, правая рука повисла. Он перебросил саблю в левую и снова атаковал.
        Это было страшно. Никаких финтов и уворотов - честная рубка с силой и скоростью крестьянской молотилки. Ягайло пытался парировать вскользь, но получалось плохо, к тому же сабля поляка все время соскальзывала ближе к рукояти. На пятом или шестом ударе занемела рука Ягайлы. Перебросить саблю в левую он не отважился. Стал отступать. Заскочил за какие-то ящики, сдернул один под ноги врагу, но тот грузно перескочил падающий предмет и в длинном выпаде достал Ягайлу в плечо. Острый кончик сабли раздвинул кольца и коснулся кожи. Даже не ранил, но от него по всему телу прокатилась леденящая волна страха. Витязь заскочил за накренившуюся на выбитые взрывом колеса телегу, скинул под ноги супостату мешок с мукой. Тот упал и разорвался.
        Сабля сверкнула в разлетающемся облаке муки, но Ягайлу не нашла. Еще раз, с уже меньшей уверенностью. Под завесой белой, прорезаемой сполохами пожара мути витязь змеей обтек поляка, выпрямившись у него за спиной. Тот почуял, обернулся, взмахнул саблей, отбивая удар витязя, а вот летящей в пузо ноги не углядел. Тяжкий удар перекинул его через вытянутые оглобли и сбросил на землю. Раздался сочный шлепок по утоптанной земле. Ягайло прыгнул сверху и едва не напоролся на выставленное навстречу лезвие. С трудом отвалившись в сторону, упал рядом с поляком.
        Пудовый кулак врезался в ухо. Преодолевая колокольный звон в голове, Ягайло, почти не целясь, пнул ногой и, толкнувшись руками, откатился. В том месте, где только что была его шея, карабелла чиркнула по земле, оставив на ней глубокую канавку.
        Еще рывок, чтоб сберечь пальцы. Еще. Кончик польской сабли царапнул по кольчуге, задев многострадальные ребра. Сабля поляка снова поднялась для удара. Ягайло толкнулся с ног и одной руки, отпрыгивая елико можно дальше. Вскочил на колено. Пригнул голову, чтоб не снесла ее вражеская сабля. Выпрямился - и, уловив момент очередного удара, выпустил из руки свое оружие, схватив супостата за запястье. Крутанулся вокруг себя и, вырвав у не ожидавшего такого поляка саблю, взмахнул ею, продолжая движение. В неверном свете пожаров карабелла нарисовала сверкающий полумесяц. Обезглавленное тело постояло еще несколько секунд, мягко подломилось в коленях и упало прямо на груду бревен, вырванных порохом из стены.
        Ягайло выпрямился, царапая лоб, размазал кольчужным рукавом по лицу смешанный с гарью и кровью пот. Огляделся. Защитники стояли понурые, не бросив, но опустив у кого какое было оружие. Один из воинов, широкоплечий русич в плосковерхой мисюрке, Мисюрка - старинная воинская шапка, шлем, состоящий из круглой железной верхушки и кольчужной сетки-бармицы, короткой спереди и удлиненной с боков и сзади.] демонстративно вложил в ножны меч и склонил голову.
        Плотным кольцом окружали их подоспевшие отвлекающие отряды. Белозубо ухмылялся Яромир, поставив сапог на курящиеся дымком развалины своей пушки. Поджимая ногу, стоял, опершись на свою огромную булаву, воевода Михаил. Все было кончено, крепость пала.
        Еще могли, конечно, поднять оружие и сопротивляться ее защитники. Ягайло понял, для окончательной победы надо сломить их дух. Он вскинул руки вверх и издал торжествующий звериный рев. Ему вторили несколько сотен глоток победителей. Тогда, словно сами собой, выпали мечи и копья из рук защитников, подкосились ноги. Большинство сели и легли на землю, кто где стоял. Мужики навалились на них, стали вязать кушаками.
        Витязь же направил стопы свои к крыльцу. Следом за ним захромал воевода. Встал за плечом Яромир. Невесть откуда появился Глеб, весь перемазанный засохшей болотной грязью, но донельзя бравый и гордый собой. И то сказать, для этой победы он сделал все, что мог. Несколько дружинников понятливо пристроились вслед.
        Витязь ногой распахнул тяжелую дверь ратуши и первым прошел в небольшую центральную комнату. Посреди нее располагался стол на ножках из нетесаных бревен. На столе какие-то бумаги. Вокруг четыре человека в дорогих одеждах. По углам несколько воинов гордого вида с руками на рукоятях мечей. Но оружие из ножен не вынимали, видать, получили приказ не ввязываться, сдаваться на милость.
        Пока дружинники забирали у них оружие, Ягайло пригляделся к знатным.
        - Ба! - всплеснул он руками. - Кого я вижу?! Пан Браницкий, - узнал он вислоусого поляка, с которым разговаривал в Кракове. - Не могу сказать, что сильно удивлен вашим присутствием. И тебя, Эльдар, признаю, хоть лицезреть тоже не рад. - Он обернулся к воинам за своей спиной. - Первый подручный хана Тагая[Тагай (ум. после
1369) - золотоордынский бек (князь). В 1361 г. захватил власть в улусе Мохши. В
1365 г. совершил набег на Рязанское княжество, захватил и сжег Переяславль. Был разбит в битве на реке Войде. В 1367-1368 гг. его улус был подчинен власти Мамая.] и посол в Московском княжестве собственной персоной. Видать, тяжко хану поражение свое признавать? А ты, любезный, кто? - спросил он видного мужчину с воинской выправкой и в дорогой кольчуге под красной епанчой. - Не Владимир ли Андреевич, двоюродный брат князя Московского Дмитрия Ивановича, будешь? Тоже зело понятно твое присутствие в этой честной компании. И наконец, вот уж кого не ожидал видеть… - Он сурово сдвинул брови, перерезав их глубокой складкой.
        - …Василий Иванович, единоутробный брат князя Смоленского Святослава, - прозвучал ломающийся голос.
        Боярин в высокой шапке вздрогнул и уставился на статного юношу в измятых сечей болотных доспехах.
        - Глеб?! Глеб Святославич, - трясущимися губами пробормотал тот.
        - Что, не ожидал меня узреть, дядюшка? Думал, сгинул княжий сын? Смуту наводишь, пес? - В голосе звякнула сталь головотяпного топора.
        - Не вели казнить, Глеб Святославич! - Княжий родственник сорвал шапку с лысеющей головы, кинул ее об пол, бухнулся на колени и пошел на них к княжичу. - Не по своей воле я то затеял.
        - Дознаемся. - Глеб пнул дядю сапогом в бедро и обратился к дружинникам: - Вяжите их давайте, чтоб еще чего не учудили, ироды.
        - Евлампия! Евлампия! - раздалось в дверях.
        Все оглянулись. Там стоял Никифор в драной, заляпанной кровью и грязью рубахе под коротковатой кольчужкой древней выделки. В сбитой набекрень шапке.
        - Ягайло, девица-то наша где? Она ж от тебя ни на шаг… А в сечу ты б ее брать не стал, мне ведомо. Но и на берегу ее нет, и в крепости нет. Я уж все отряды обежал, так отнекиваются все, а иногда ржут, как кони. Куда она девалась-то? Случилось что, витязь? - Никифор часто заморгал белесыми ресницами. - Скажи, не томи!
        - Ну, Никишка, - Ягайло, ухмыляясь во весь рот, подошел и приобнял мужика за плечи, - как бы тебе это объяснить…



        Глава десятая

        По пыльным дорогам Смоленского княжества, сопровождаемая отрядом вооруженных людей, медленно катила вереница телег. В первую, закрытую, заточили под крепкий караул четырех знатных пленников, до того крепко спутав руки и ноги. Василий Иванович и пан Браницкий вели себя тихо, пребывая в раздумьях о своей нелегкой судьбе. Посланец же ордынского хана и брат князя Московского все время свaрились высокими голосами. Иногда из-за деревянных стен раздавались глухие удары и вскрики. Но ни охрана, ни ехавшие в следующей, открытой, телеге им не препятствовали.
        Яромир, возбужденный сверх меры обещанием Глеба по восшествии на престол назначить его начальником пушечного приказа, ловил за шиворот всех встречных и поперечных. По десятому, а то и двадцатому разу рассказывал о штурме крепостицы, каждый раз преувеличивая свои заслуги. Уже выходило, что он воевал ее чуть ли не один и уложил всех врагов меткими выстрелами своей пушки. Никифор дремал на передке, давно свыкнувшись с рассказами десятника, как к с гудением надоедливых слепней. Его согбенная спина выражала обиду и нежелание смотреть на княжича Глеба, который сначала пробудил в мужике лучшие чувства, а потом жестоко их обманул. То же примерно чувствовал и Ягайло. Всю дорогу он лежал на спине, глядя то в солнечное, то в звездное небо и задумчиво пожевывая травинку. Княжичу же до их переживаний дела не было. Положив голову на скрещенные руки, смотрел на окрестности, но видел пред собой лишь образ милой сердцу Олеси.
        А подумать им стоило крепко. В ходе быстрого, но пристрастного допроса выяснили соратники, что усиление Смоленска и дружба с Ольгердом, знаменитым своими военными доблестями, не на руку ни полякам, ни ордынцам, ни московскому князю с его приспешниками. Вот и решили они тихой сапой собраться и покончить с этой
«литовщиной», начав с близкого к ним Смоленска, а там уж, сговорившись с ливонцами, вдарить с двух сторон по оставшемуся без союзников князю.
        Но военной силой покончить со Смоленском было сложно, потому решили действовать подло, по-воровски. Недовольных да до денег падких при смоленском дворе, конечно, сыскалось немало. Даже без понуждения, сам собой, возник заговор скинуть Святослава и посадить на престол Юрия, тщеславного, злого, сварливого, но податливого воле старших. Для того им и понадобилось сгубить Глеба, отрока стойкого и княжество свое любящего, да к тому же все равно первого претендента на княжий престол. Вот на тех струнах заговорщики свою музыку и сыграли. Вернее, доиграли почти до конца, но тут в их планы ворвались руководимые Ягайлой полесцы с пушками и камнеметными машинами.
        Но витязь не радовался своей победе и предстоящей славе. Теперь ведь надо как-то о том князю рассказывать. Да как? Вроде и доказательства есть, и слово признательное брата Ивана, и Глеб подтвердит, да и остальные не откажутся, да только любит ведь князь Юрия. Всем сердцем отцовским. Вдруг решит, что оговаривают отпрыска его, заслониться пытаются несмышленышем, - и на плаху всех без разбору.
        А тот несмышленыш поддакнет. Он ведь хуже гадюки. Сам настаивал на том, чтобы Глеба убить, в то время как остальные не хотели себя кровью княжьей мазать. Предлагали либо в Орду отправить, либо в Польше, либо в Москве за стенами белокаменными подержать. Эх, придумать нужно какую-то штуку хитрую. А то ведь горячку в таком деле пороть - и головы лишиться недолго.
        Но на ум ничего не шло. Потому Ягайло не гнал обоз к стольному граду, а даже наоборот, не слушая протестов всех, включая Никифора, заставил сделать большой крюк от главной дороги и завернуть в вотчину Василия Ивановича. Снеди лучшей набрать, вина да меда хмельного в качестве приза за победу. Да погрузить на подводу, чтоб путешествие грустным не было. Да овса коням из челяди вытряс. Да витязей всех с коней ссадил на телеги, чтоб никто вперед не порывался, обгоняя впряженных в повозки томных лошадок.
        Но время все-таки пришло. Возница на крытой телеге забрался на крышу и замахал руками куда-то вдаль. Ягайло приподнялся на локте, взглянул, прикрыв глаза ладонью от солнца. Вдали, за колосящимися полями, за соломенными крышами крестьянских домов, за серыми стенами посадов начали вырисовываться колокольни Троицкого монастыря на берегу Днепра и маковки Борисоглебского собора, построенного на месте убиения князей-братьев. Собор Михаила Архангела, Спасский монастырь, храм Иоанна Богослова, церковь Петра и Павла и, наконец, Успенский собор на Соборной горе, заложенный еще Владимиром Мономахом. В нем хранилась одна из главных святынь православной Руси - византийская икона Богоматери Одигитрии. И за всем этим великолепием приземистые башни кремля.
        Почуяв скорый отдых и корм, лошади прибавили ходу, люди взбодрились, над колонной понеслись шутки и смешки. Кто-то из дружинников запел сдержанным, но сильным голосом. Ягайло лишь нахмурился еще больше.
        На товарищей - он оглядел спутников - уповать в таком хитром деле нельзя. Не того они поля ягоды, даже Глеб. У самого в голове было пусто и звонко, а под языком противный вкус приближающейся беды. Оставалась, правда, еще надежда, что князь все еще под Можайском вместе со всем своим войском, и это даст ему пару дней на раздумья. Никифор присмотрелся к дороге и словно в ответ на невысказанные мысли витязя заметил:
        - Войско недавно шло, похоже.
        - Похоже, что шло, только войско ли? - спросил мужика Яромир.
        - Конечно, войско, гляди, эвон следы подков-то какие. Не пахотные то кони, боевые. Да и поверху следы от сапог ополченцев, а не лаптей мужицких. Понял, следопыт?
        - Ты это, мужик, не забывайся. Я десятник, однако ж.
        - Был бы хороший десятник, тебя б на сечу взяли, а не отправили б дальние рубежи охранять в другой стороне от войны, - сварливо ответил Никифор.
        - Да ты… Да я… - Яромир не нашелся, что возразить, покраснел, спрыгнул с телеги и пошел сзади, стараясь не глядеть на оставшихся.
        - Зря ты его так, Никишка, - вполголоса проговорил Ягайло.
        - А чего он?! Десятник, видишь ли? А я, мол, простой мужик, потому и молчи в тряпочку?
        - Да ладно, что ты, право, раскипятился так? - оборвал его Ягайло. - Слушай, а куда дружина пойти-то могла?
        - Так под Можайск, знамо дело.
        - В другой стороне Можайск, - вставил болотный воевода.
        - В другой, да. Но с дорогами тут не очень, ежели дождик пройдет, там никак не проехать, крюка надо давать, - солидно ответил Никифор. - А дождь был на днях, нутром чую.
        - Так свежие то следы, дня полтора, много два, как оставлены, - пробормотал Ягайло. - После дождя уже. Значит, войско вернулось да снова куда-то отправилось. И куда?
        - Куда б ни пошло, кому-то вернуться пришлось. - Никифор ткнул пальцем в следы. - Тут вот, вишь, подковы отпечатались. Внахлест. Только всадники ехали. Да посмотри, как землю вспахали глубоко. Дородные, значит, или в доспехе тяжелом.
        - Скоро и узнаем уже, - пробормотал Глеб, глядя на приближающиеся стены и башни кремля.
        Обоз миновал засеки,[Засека, - заграждение, устраиваемое из деревьев диаметром
15 см и более, поваленных крест-накрест вершинами в сторону противника.] посады, прошел сквозь ворота в невысокой городской стене. Стражники не препятствовали, издали узнавая повозки Василия Ивановича, ближайшего княжьего родственника. Миновав узкие городские улицы, под любопытными взглядами горожан подъехали они к кремлю. Солнце будто и не касалось его белоснежных стен. Окованные бронзой ворота наглухо закрыты, как в осаде. Стражники на зубчатых башнях замерли каменными бабами степными. И только вороны черной ордой реяли над маковкой одноглавой, на византийский манер, колокольни. Точь-в-точь как прошлый раз…
        - Что за напасть, наново случилось что? Или так до сих пор Святослав по сыну так скорбит? - вопросил Ягайло, даже не заметив, что делает это вслух.
        - Ничего, рассеем сейчас его скорбь, - произнес Глеб, поднимаясь на телеге и прикладывая ладони рупором ко рту.
        - Погоди, княжич, присядь, - остановил его Ягайло, в голову которого пришла безумная, но единственно выполнимая идея. - Делился я с тобой опаской своей, что не поверит нам князь, заступится за Юрия. Тогда и нам несдобровать, да и тебе потом это боком выйдет.
        - Ну, было, - неуверенно согласился Глеб, и все поняли, что, погруженный в мысли об Олесе, он пропустил слова Ягайлы мимо ушей.
        - Так вот, придумал я уловку хитрую, чтоб глаза князю открыть. Но тут и твоя помощь нужна, и дядьки твоего, да, пожалуй, и остальных пленников. Как мыслишь, сможем подговорить их?
        - Дядьку сговорю, - задумчиво почесал отросшую щетину Глеб. - Пообещаю, если сделает как велено, отстаивать его буду перед отцом. Не сделает - всю вину на него возложу, да так, что одна ему дорога выйдет - голову на рожон. А он за свою шкуру вишь как трясется.
        - Вижу. Что ж, с послом я сам поговорю да с паном Браницким тоже. Думаю, подберу к ним ключи.
        - А московский посланец? - спросил Глеб.
        - Владимир-то Андреевич? Не, его в телеге крытой оставим, под усиленной охраной. Может, я и на воду дую, но сдается мне, найдет он, какую гадость сделать, если попустить, - ответил Ягайло.
        - Понятно, на том порешим. А в чем план твой состоит?
        Ягайло подозвал Яромира и вместе с Никифором отправил их колотить в ворота, чтоб открыли, и ругаться со стражей. Сам же поманил поближе воеводу и Глеба и кратко изложил им суть. Те долго хлопали глазами, пожимали плечами, качали головами, но в конце концов признали, что ничего лучше все равно нет, и согласились.
        Тем временем посланцы договорились со стражей, крепкими злыми словами объяснив им, кого те не пущают. За воротами заскрипел поднимаемый брус. Бронзовые створки распахнулись, и обоз въехал в княжий двор. Свернул к коновязи и остановился. Ягайло спрыгнул с крыльца, уловил за ухо босоного мальчонку, сына конюшего:
        - Стой, пострел. Что князь, не в городе?
        - Как не в городе, очень даже в городе, - затараторил мальчонка. - Дядя, ты ухо отпусти. Больно.
        - Отпущу, когда надо будет. Сначала найди отца своего, пусть о лошадях позаботится, а потом беги в палаты княжьи, найди кого поважнее да передай ему, что витязь Ягайло вернулся. Пусть самому Святославу Ивановичу доложит без промедления. Уразумел?
        - Уразумел. А один, доложить, вернулся или как? - хитро прищурился паренек, глядя, как соскакивают с телеги соратники воина, как вытаскивают из крытого возка злых обездвиженных пленников.
        - Один. Ну… Со свитой!
        - Копеечка, - хитро прищурившись, сказал парень.
        - Что копеечка? - не понял витязь.
        - Дай копеечку, и я все обскажу как надо, а не дашь, так и лишнего сболтнуть могу… - Он прищурился еще хитрее.
        - Ну дети пошли, - пробормотал Ягайло, одной рукой продолжая держать мальчонку почти на весу, а другой роясь в кошеле. - На вот грош краковский,[В 1367 г. польский король Казимир III отчеканил собственный грош в Кракове. Монета имела равную с пражским грошем пробу (775), но отличалась по весу (весила около 3,2 г против 3,4 г пражской). Чеканка длилась недолго, было выпущено небольшое количество монет.] он подороже копейки будет.
        Мальчонка кивком выдернул ухо из крепких пальцев Ягайлы, спробовал монетку на зуб, хотя та вовсе и не золотой была, и умчался, сверкая босыми пятками. Сделает? Нет? Да ладно, теперь уж не важно. Витязь подошел к пленникам, отвел их в сторону и поведал о своих планах, подкрепляя слова рубящими движениями ладони. Краем глаза он наблюдал, как что-то внушает своему дяде Глеб. Как он и ожидал, ордынец и поляк легко согласились на его предложение, тем более, что все иные варианты грозили не чем-нибудь, а лишением живота. Согласился и Иван. Теперь оставалось только перекреститься, вдохнуть в грудь побольше прохладного к вечеру воздуха да ступать в княжьи палаты.
        Стражники с бердышами, караулящие вход в княжий терем, без слов посторонились, пропуская витязя. Он толкнул тяжелую дверь, звякнув бармицей, снял шлем, положив его на изгиб локтя, и, миновав еще пару стражников, дюжих молодцев с короткими топориками на плечах, вошел в большой зал. На этот раз князь был там. Усталый, с землистым лицом и залегшими под глазами темными кругами, он восседал на своем троне. Поднял на витязя мутноватые глаза и кивнул, будто узнавая. У Ягайлы защемило сердце от сознания того, что он должен сейчас устроить над отцовским сердцем, но отступать было поздно. Его соратники уже готовы и скоро поддержат задуманное им представление. Витязь хотел отвесить князю земной поклон, да замер в полунаклоне, заметив другого человека на соседнем кресле, чуть ниже княжеского трона. Родственник и приближенные, по обыкновению прячущиеся за троном, зашушукались.
        Сияя зубчиками короны на лысоватой голове, рядом с князем восседал рыцарь в панцирном доспехе тонкой венецианской работы. Покосившись на безучастного князя, он оперся на резные подлокотники, не без труда поднял свое сухое тело с мягкого сиденья и протянул к Ягайле руки:
        - Ну здравствуй, сынок!
        - Отец… - только и смог выдохнуть Ягайло.
        - Это… Ольгерд, это что, сын твой? - поперхнулся князь Святослав. В его тусклых глазах зажглись искорки интереса.
        - Да, сын. Ягайло. А ты и не знал?
        - Не знал, князь, прости. Не оказывал я ему княжеских почестей. Простым витязем считал, так и относился, - покачал головой Святослав.
        - Да и я его не как княжеского сына воспитывал, он сам так хотел. Ну, то дело прошлое, - ответил Ольгерд. - Я-то думал, ты в крестовый поход сбежал, в сарацинских землях воюешь. - Он перевел взгляд на Ягайлу. - А ты, оказывается, вон где, у друга моего любезного на службе. Что ж, удивлен, хоть и приятно. Так что ты тут делаешь?
        - Да. - Святослав подался вперед. - Как задание твое? Сполнил?
        - Сполнил, - понурил голову Ягайло, с трудом входя в роль вестника беды после встряски, которую доставила ему неожиданная встреча с отцом. - Только порадовать мне тебя нечем. Погиб Глеб.
        - Брешешь, смерд! - вскочил на ноги Святослав. И осекся. - Прости, Ягайло. И ты, Ольгерд, прости. Тяжело мне слышать те слова…
        Отец и сын молча кивнули с разных концов зала.
        - Как то случилось, где ты его нашел?
        - Там же, где Акимка сказывал, у полесских болот. И того не сберег, князь. Убили его супостаты стрелами. - Ягайло склонил голову еще ниже. Казалось, отцовский взгляд Ольгерда зрил насквозь его лживую душу.
        - А тело? - Святослав обессиленно рухнул на трон. - Где тело?
        - Обезобразили его тело звери, так что не привезти было. Дней десять он там пролежал, так что только не… И медведи, и рыси, и собаки окрестные приложились.
        - Так откуда ж ты знаешь, что то был мой сын? - снова возвысил голос Святослав.
        - Ладанку я с его шеи снял. Узнаешь? - Ягайло достал из-за пазухи и протянул князю ладанку, еще теплую Глебовым теплом.
        Князь вскочил, стремительно преодолел разделяющее их расстояние и схватил ее могучей дланью. Прижал к сердцу. Замер в скорбной позе.
        - Помер, значит, Глеб? - раздалось из-за спины князя. - Я, значит, теперь наследник? - Из царившей за троном тьмы медленно появился Юрий. Глаза его на длинном бледном лице горели безумным пламенем.
        - Ты что говоришь, сынок?
        - Что есть, то и говорю, отец. Слаб был Глеб, безволен, как баба. Не такой смоленскому престолу наследник нужен, а сильный, несогбенный, как я.
        - Да как же… Он же брат твой!
        - Был брат, да весь вышел. Нет его теперь. Я наследник. - Юрий подошел к отцу, вырвал из его руки ладанку Глеба и повесил себе на шею.
        В дверях раздался какой-то шум, тихая перебранка и вроде даже звук удара, а потом что-то упало и покатилось. Следом прозвучали неровные шаги. Припадая на одну ногу, в зал вошел болотный воевода, опираясь на огромную булаву. Завидев это чудовищное оружие, за троном охнули. Вперед выступил незаметный до того воин с коротким мечом в руке. Ягайло положил руку на рукоять сабли. Ольгерд подошел поближе и встал за плечом Святослава. Зачем? Помочь другу, если что, или приставить к спине клинок, если неприятности обернутся против его сына? Ягайло не был уверен.
        Во всеобщем замешательстве болотный воевода проковылял к середине зала и встал плечо к плечу с Ягайлой, глухо бухнув в пол навершием булавы.
        - Здрав будь, князь Святослав, - произнес он, стягивая с головы мягкую шапочку и кланяясь. - И ты здрав будь, княжич. - Он поклонился Юрию. И ты, боярин. - Он поклонился Ольгерду и повернулся к Святославу. - Знаешь, кто я?
        - Догадываюсь, - буркнул Святослав.
        - С недоброй вестью прибыл я к тебе, князь, - скорбно склонил голову воевода.
        Уже получивший ту весть и даже немного смирившийся с потерей сына, закаленный в боях воин лишь едва заметно кивнул.
        - Думаем мы, что пропал твой сын где-то в наших болотах. - Воевода напустил на свое лицо столь скорбное выражение, что Ягайло чуть не прыснул в кулак, невзирая на серьезность момента. - Ищем его уж какой день, а все найти не можем, но надежда, что жив он, еще осталась.
        У князя от этих слов округлились глаза, а брови поползли вверх, под давно отступившие со лба волосы. Ольгерд оторопел.
        - Что ты несешь? Лягушек там, что ли, объелся на своем болоте?! - вскричал Юрий.
        Князь взглянул на сына и кивком головы велел воеводе продолжать.
        - Наши охотники сказывают, видели его недавно в топях, дней пять назад.
        - Вблизи? - спросил Юрий.
        - Не, издаля. Но по одежде узнали.
        - Так то ошибка может быть, не Глеб это. Ошиблись ваши рыбоеды. А может, за него разбойника приняли, что с мертвого тела кольчугу снял и шелом, - с облегчением выдохнул княжич.
        - Юрий! - вскричал Святослав.
        Тот запальчиво глянул на отца, открыл рот, но ответить ничего не успел. Проем распахнутой после прежнего визитера двери заслонила могучая тень. Не слушая возражения стражи, в зал величественно вплыл пан Браницкий. Внеся свое пузо, словно парус ганзейского корабля, он степенно поклонился всем князьям по очереди и, подкручивая вислый ус, произнес:
        - Здрав будь, князь, и близкие его. Сын твой Глеб передать просил, что пани Кунигунда, дочь короля Казимира, так увлекла его сердце, что задерживается он в гостях еще. А может, и совсем не вернется, пришлет на свадьбу приглашение.
        В отцовских глазах зажглась надежда.
        - Какое приглашение?! Какая свадьба?! - взревел Юрий. - Он же мертвый! Мертвый, слышишь?!
        - Какой же он мертвый? - удивился пан Браницкий диво как натурально. - В Кракове он, при дворе короля Казимира обретается. Сыт и счастлив с будущей женой. Совсем недавно я с ним разговаривал. Как вот с вами.
        Пан воззрился на Святослава и пожал плечами, мол, не знаю, что у вас тут, но я в своих словах уверен.
        - Он мертвый! - закричал Юрий. Было такое чувство, что сейчас его схватит падучая. - Мертвый! Мертвый!!! Поняли?!
        Дверь зала снова распахнулась, и на пороге вырос ордынский посол. Он подошел к группе воинов посреди зала. Двигался степняк на удивление проворно для своего грузного тела.
        - Сдраф путь, княсь, и фы фсе здрафстфуйте. Вижу, не в ратостный момент явился я к фам, у фас кто-то умер, та и моя новость, поюсь, фас не расфеселит, - мягко и вкрадчиво заговорил он.
        Святослав и Юрий уставились на него, разинув рты. Ольгерд же смотрел на Ягайлу - и в уголках его плотно сжатых тонких губ зарождалась понимающая улыбка.
        - Хан Мамай сахватил вашего княжича Глеба и тержит у себя в Орде. Натдеется на польшой выкуп. Я всял на себя смелость стать послом в толгих и трутных переговорах по его освопоштению и натеюсь на непольшое фоснаграштение от щетрот княся Святослава. - Посол опять поклонился.
        - Глеб жив?! - вскричал Святослав.
        - Глеб жив?! - вторил ему Юрий.
        - Шив, сдороф и неплохо сепя чуфствует в Орде, - вновь поклонился грузный Эльдар. Распрямился, кряхтя и утирая рукавом выступивший на лбу пот. - Но если фы путете тянуть с фыкупом, ф его сдорофье могут случиться перемены к хутшему. - На круглом лице ханского посланца отразилась неподдельная грусть.
        - Да не может Глеб быть жив?! Я же сам…
        - Что? - повернулся к Юрию отец. - Что ты сам?
        - Сам нам приказал княжича Глеба убить, - ответил ему входящий в зал Василий. - Да только разве могли мы сотворить такое с княжеским сыном? Да ни за что.
        У Святослава отвисла челюсть.
        - Ах ты изменник! - вскричал Юрий, выхватил из ножен на поясе кинжал и бросился на Василия.
        Ягайло перехватил запястье княжича. Скрутил. Клинок звякнул об пол.
        - Он не изменник, а честный и преданный князю и семье человек, а вот ты кто, братец? - разнесся по залу голос Глеба.
        Юноша шагнул на свет свечей из окутывающего коридор мрака. Сорвал с головы шлем и порывисто распахнул объятия. Отец шагнул к нему, облапил по-медвежьи, пряча орошенное нежданной слезой лицо в плечо сына. Зашептал что-то в ухо.
        Увидев это, Юрий, безвольно висевший в руках Ягайлы, задергался, забился, роняя на пол слюну.
        - Я все равно тебя убью, - выкрикнул он в лицо Глебу. - Все равно я буду править Смоленском, а не ты. Понял?!
        Святослав оторвался от Глеба и посмотрел на младшего отпрыска долгим тяжелым взглядом.
        - Убрать! - коротко распорядился он. - В холодную, на хлеб и воду.
        Несколько неизвестно откуда вынырнувших стражников приняли барахтающегося Юрия под руки и поволокли на выход.
        - А может, еще в железа заковать? - влез, подобострастно согнув спину, Василий Иванович.
        - То лишнее, - отмахнулся от него Святослав и повернулся к Глебу: - Ты всю эту кутерьму затеял, чтоб брата на чистую воду вывести?
        - Не я, то Ягайло расстарался. Дюже востер на ум сей витязь, - скромно ответил Глеб.
        - А эти что? - Князь кивнул на остальных. И тут взгляд его остановился на болотном воеводе. - И этого тоже в холодную. И заковать.
        Несколько стражников призраками появились из-за спины воеводы и завернули ему руки за спину. Грохнула об пол тяжелая булава. Ягайло с недоумением уставился на Святослава и открыл было рот, но княжич его опередил.
        - Стой, отец, не надо! - вскричал Глеб. - Это мой боевой товарищ, он мало того, что Ягайле помогал меня вызволять, вперед всех на сечу шел!
        Стражники ослабили нажим, но воеводу не отпустили.
        - Болотник?
        - Болотник. Как есть. И сам к тебе с грамотами приехал и новыми предложениями дружбы от полесского князя, взамен старых.
        - Запоздали предложения дружбы, - покачал головой Ольгерд, пуская по стенам солнечных зайчиков зубцами короны.
        - Почему это запоздали? - переспросил Глеб.
        Ягайло с воеводой подались вперед, чувствуя недоброе.
        - Так это… Войско я отправил болотников воевать, - рассеянно произнес Святослав.
        - Как войско?! - разом вскричали воевода, Ягайло и Глеб.
        - Ну так. Под Можайском рассосалось, я и решил, что раз уж собрано и вооружено, так можно и этот вопрос решить. Чтоб два раза не собираться.
        - Да ты что, отец?! - снова вскричал Глеб. - Они ж за мир с нами. И это… Невеста у меня там.
        - Невеста? - Святослав потер лицо. - А как же Кунигунда?
        - Да Кунигунда эта, она же… Ну, это… А… - отмахнулся Глеб. - Не буду я на ней жениться, я свою любовь в другом месте встретил.
        - Выходит, я своими руками сделал то, чего желал меньше всего? Войну устроил? - Князь рассеянно почесал в затылке. - Так что же делать-то? Войско так просто не воротишь. - Святослав переводил растерянный взгляд с Глеба на Ягайлу, с Ягайлы на Ольгерда и обратно.
        - Воротить нельзя, остановить можно, - пробормотал Ягайло задумчиво и возвысил голос: - Пиши грамотку, князь.
        - Какую грамотку? - не понял Святослав.
        - Волею своей, я, князь Смоленский Святослав Иванович, дарую подателю сей грамоты право… - стал диктовать тот, не вдаваясь в объяснения.
        - Да погоди ты, хоть перо дай взять…
        Они прошли в ту комнату, с которой началось задание Ягайло. Елозя пальцами по гусиному перу, сбиваясь и ставя кляксы, князь написал под диктовку Ягайло текст и поставил размашистую подпись. Приложил княжеский перстень, посыпал лист песком, чтоб впитал лишние чернила, встряхнул и передал Ягайле. Витязь пробежал текст глазами, свернул в трубочку и, засунув за пазуху, двинулся к выходу.
        - Стой, я с тобой! - закричал Глеб.
        - Так чего стоять? Мчаться со всех ног надо!
        - Погодите, - остановил их Святослав. - Понимаю, не время сейчас, но… Спасибо тебе, Ягайло, за все.
        Витязь в ответ коротко кивнул, развернулся и, не глядя на Ольгерда, который, казалось, ждал от блудного сына каких-то теплых слов, пошел на выход.
        - А ты, Глеб, помни: любит тебя отец, - продолжал Святослав. - Всей душой.
        Юноша порывисто обернулся, обнял отца и поспешил за удаляющейся спиной Ягайлы. Оба князя покачали ему вслед головами: Святослав слегка удивленно, мол, вырос сын, Ольгерд сокрушенно, мол, вот ведь как с отцом-то, не то что мой.


* * *
        Витязь и княжич стремя в стремя мчались к болотному краю. Угольно-черный жеребец Ягайлы тяжело ударял в землю мощными копытами. Серый тонконогий иноходец под Глебом летел, казалось, не касаясь дороги. Завидев их, другие всадники прижимались к обочине и пропускали, крестьяне спешили убрать с пути неповоротливые телеги и нерасторопную скотину.
        Ягайло был молчалив и мрачен. За первые несколько часов пути он вообще не проронил ни слова и даже головы не повернул. Глеб поначалу тоже молчал, но позже молодость и живость взяли свое. Он стал вертеться в седле, не зная, как задать мучавшие его вопросы, и наконец решился.
        - Ягайло! - позвал он, перекрикивая стук копыт. - Как думаешь, успеем мы их остановить?
        - Не знаю.
        - А как останавливать будем, если они не начали еще?
        - Посмотрим на месте, - пожал плечами витязь.
        - А вдруг они начали уже? Вдруг битва там? - спросил Глеб.
        - Ну, значит, битва, - неприязненно ответил Ягайло, его больно кольнули интонации Евлампии, прозвучавшие в голосе юноши.
        - Так что ж мы делать будем? Как остановим? Ну, на наших-то слово княжье, может, и подействует, а на болотников-то как?
        - Да не знаю я, Глеб, не дергай меня, - взмолился Ягайло.
        - Ты из-за отца так переживаешь? Да брось, не знаю уж, как там у вас в семействе, но по сравнению с моим наверняка не так все и плохо, меня вон чуть брат родной на тот свет не…
        Глеб говорил и говорил о своей семье, пытаясь заглушить другие мысли. То и дело перед его мысленным взором вставал образ Олеси. Что она о нем подумает, что скажет, как посмотрит на него, если смоленская армия нападет на Полесье? И будет даже не так важно, пройдется она по краю огнем и мечом или до последнего ратника ляжет в гиблых болотах. Княжич попытался себе это представить и не смог.
        Ему очень хотелось поговорить о том с Ягайлой, испросить совета, но витязь, или теперь правильней называть его княжичем Литовским, был явно не расположен к беседам. Он отмахнулся от Глеба, как от навязчивой мухи, и стукнул коленями по крутым бокам Буяна. Конь поскакал быстрее, оставив позади княжичева скакуна. Тот мог бы легко догнать витязя на тяжелом боевом коне, но не стал. Ягайло, по большому счету, был единственной надежей в том, чтоб прекратить или не дать начаться кровавой усобице, злить его не стоило.
        Молча, один за другим они миновали несколько посадов с наглухо закрытыми окнами. Жители, напуганные идущим мимо войском, заперлись по домам. Почувствовав их страх, смолкли дворовые собаки, и только глупые куры, кудахча и раскапывая землю ногами, продолжали выискивать в ней зернышки проса, оставшиеся от утреннего кормления. Со временем следы прошедшего воинства становились все зримее. Истоптанная дорога, поломанные плетни по границам полей, черепки, обрывки и следы оправки в сточных канавах. Поломанные ветви и помятая трава, кострища на местах ночных остановок.
        Глеб снова не выдержал, дал шпор скакуну и догнал Ягайлу:
        - Слушай, витязь, я вот чего спросить хотел…
        Ягайло обернулся на него через плечо, посмотрел волчьим глазом и ничего не ответил.
        Приняв его молчание за знак согласия, Глеб продолжил:
        - Слушай, ну вот понимаю я, зачем меня захватывать было москвичам да ордынцам - они на наши земли давно метят, все под себя подмять норовят. А полякам-то это к чему? И Браницкому этому, он же даже не король ихний.
        - Браницкие - род знатный, - ответил Ягайло. - Даже познатнее Пястов[Пясты - первая польская княжеская и королевская династия. Легендарным основателем династии был крестьянин-колесник Пяст, возведенный на престол, опять же по легенде, Абрамом Проховником.] будут. Может, они решили Казимира сковырнуть да сами на престол сесть, пока с наследниками туго.
        - Ну да. Последнего ты прикончил, - не удержался Глеб.
        - Збышек и так к правлению не пригож был. Жесток, взбалмошен, глуп. Ему так и так на троне не усидеть. - Ягайло пропустил мимо ушей княжичеву шпильку. - А может, и не для себя Браницкий старался.
        - А для кого ж?
        - Там еще Людовик, Анжуйский который, воду мутит.
        - А он-то каким боком к краковскому престолу?
        - Сын он короля Венгерского Карла Роберта и сестры казимировой Елизаветы. Это племянник, что ль, выходит, по-родственному. Имеет право. Вот и хочет владения свои расширить да казну пополнить. А то поиздержалась его семейство после крестовых походов, до сих пор долги не отдать. Так что прямой интерес у него к казне краковской. А Браницкий тот еще лис, может, сам затевал на престол сесть, Людовика не допустив.
        - Так, а Смоленск при чем?
        - Да при том же. Могли прознать они о планах Святослава на дочке Казимира тебя женить, почувствовали, что уплывает из их рук престол краковский, и решили не дожидаться, устранить причину беспокойства.
        - Так у меня ж и брат еще есть! - вскричал Глеб. - Отец ведь и его может на женитьбу отправить.
        - Братом больше, братом меньше, - пожал плечами Ягайло.
        Они замолчали, каждый подумав о своем. Верст за пять до того места, где замаскированные под болотников люди, науськанные Юрием, напали на возок Глеба, следы сворачивали с проезжего тракта. Широкая проплешина, взрытая не одной сотней ног, тянулась прямо через поле и пропадала под деревьями.
        Ягайло, не мешкая, пустил Буяна через канаву. Глеб заставил своего жеребца последовать за ним. Скорость сразу упала, лошади с трудом отлепляли копыта от сырой земли. Княжич на легконогом коне нагнал витязя.
        - А что это они тут свернули?
        - Не знаю, наверное, дорога тут есть к болотникам, нам не ведомая, или места твердые. Воевода княжий, поди, не совсем дурак просто так войско в лес вести.
        - То есть уже близко совсем?
        - Близко, - буркнул Ягайло. - Принюхайся, чем пахнет.
        - Кислятиной какой-то, кашей и… Да, смолой еще, - втянул Глеб воздух тонкими ноздрями.
        - Смолой?! - переспросил Ягайло. - Смолой - это хорошо. - Он тронул коленями бока Буяна, и тот прибавил ходу. - Поспешим, князь, может, еще ничего непоправимого не случилось.
        Всадники въехали под сень леса. Дорога стала потверже, и им не терпелось пустить лошадей в галоп, но пришлось перейти на шаг. Любая низко висящая ветка могла покалечить, выбить из седла. Да и ловушки могли оказаться на пути. Вряд ли их поставили за собой наступающие смоляне, но болотники или бывшие обитатели крепостицы вполне могли учинить что-нибудь такое.
        К запахам человеческого бытия добавился аромат свежей стружки. Впереди послышался стук топоров.
        - Они там что, крепость ладят? - удивился Глеб.
        - Если и ладят, то плавучую, не иначе. А ну, давай быстрее.
        Они пришпорили коней. Из кустов появились дозорные, десяток воинов в полном вооружении, с опущенными копьями и натянутыми луками в руках. Перегородили дорогу.
        - А ну, пади! - издалека заорал им Глеб. - Не видите, псы, княжич скачет!
        Воины посторонились, пропуская всадников. В спины им раздался сигнальный посвист, мол, едут свои. Еще несколько человек из второго кольца охранения вышли к дороге, но перегораживать не стали, только проводили взглядами, прикрыв локтями глаза от летящих из-под копыт комьев земли.
        Впереди раздался шум, крики и звон. Эти звуки не перепутаешь ни с чем, такие издавать может только собирающееся на битву войско. Всадники наддали, бок о бок пронеслись к свободному от деревьев месту и остановили коней, чуть не перелетев через головы своих скакунов. Вся огромная поляна была заполнена воинством, медленно двигавшимся к берегу. Большинство были пешие, поэтому всадникам удалось рассмотреть через лес копий, что люди в несколько ручьев втекают на наплывные мосты, переброшенные через широкую топь. Они были связаны из толстых бревен. Деревья свалили тут же в лесу, значительно расширив поляну. Мосты раскачивались, зарывались в воду краями, но держались крепко. Они еще не были достроены, и мастера собирали последние секции до вражеского берега на ходу, буквально под напором идущего войска.
        Справа и слева охраняли эти мосты новые, вчера из-под топора, струги[Струг (от
«строгать») - русское плоскодонное парусно-гребное судно XI-XVIII вв., служившее для перевозки людей и грузов. Использовалось на реках и озерах. Оборудовалось съемной мачтой с небольшим прямым парусом, который ставился при попутном ветре. Струги имели длину от 20 до 45 м и ширину от 4 до 10 м.] без мачт. На каждом стояло по несколько пушек, направленных в сторону покрывающего противоположный берег леса. Сизые дымки курились над разожженными фитилями.
        Ягайло не видел, но чувствовал, что с противоположного берега наблюдают за переправой сотни внимательных и недружелюбных глаз. Острия стрел из рыбьих костей уже дрожат на тетивах, готовые в любой момент сорваться и понести смерть и разрушение смевшим посягнуть на безмятежность царства болотного.
        Он приостановил коня и замер в раздумьях. Спуститься вниз и попробовать остановить смолян, размахивая княжеской грамотой? Может, и удастся, но тогда и он сам, и остановившиеся на плотах люди станут для болотников прекрасной мишенью. Упустят ли они такой шанс? Ведь одно дело - дружба с сильным соседом, другое дело - с соседом, цвет воинства которого лег на границах твоих земель. Ягайло подумал, что он бы такого шанса не упустил. Надо остановить еще и болотников. Но как?
        - Так что ж делать-то, Ягайло? - вторил его мыслям княжич.
        - Не знаю, - признался витязь, покачав головой.
        - Как же так? Ты ж всегда… Ты ж лучший, - растерянно пробормотал Глеб.
        - А ты князь. Хоть и будущий, но все ж князь. Это же твои люди сейчас в топь под стрелы пойдут. А князь, знаешь ли… Князь - это не только власть, это еще и ответственность. Случись сейчас что с дружиной, твое княжество ворог терзать будет безнаказанно, не мое.
        - Не знаю я, что и думать, - понурился Глеб.
        - Не можешь головой, так хоть сердцем чувствуй.
        - Сердцем? Это как же?
        - А… - Ягайло махнул рукой и отвернулся, наблюдая, как смоленские воины неумолимо приближаются к противоположному берегу.
        Глеб посветлел лицом, сорвался с места и погнал своего скакуна галопом к мостам, крича во все горло: «Пади, пади!» Воины останавливались, оглядывались, сминали ряды. Ягайло почти физически чувствовал растерянность и непонимание болотников, наблюдавших с того берега за этой дикой скачкой.
        Разбрызгивая воду и людей, княжич направил коня прямо к одному из мостов. Соскочил с седла и побежал вперед, расталкивая столпившихся на нем людей. Добежал до возящихся с канатами мастеров, приложил ко рту ладони и заорал:
        - Олеся! Олеся-а-а-а!!!
        Кусты на той стороне зашевелились, раздвинулись, и из них появился тонкий как тростинка воин. Другой воин, покрепче, выскочил следом, схватил первого за запястье, потянул обратно в спасительную сень, что-то закричал ему в лицо, размахивая свободной рукой. Худой вывернулся из его пальцев и снова побежал к берегу, на ходу стягивая шлем. Отбросил в сторону. С разбегу прыгнул в болотную жижу и поспешил навстречу зовущему его, вернее, ее, голосу. Глеб, не раздумывая, сиганул с мостков. Провалился по грудь. Поднял над головой руки и, поднимая вокруг себя бурые волны, стал выбираться на место посуше.
        Они встретились, когда обоим воды было примерно по пояс, обнялись, наплевав на облепившую их жидкую грязь, поцеловались. Глеб ухватил Олесю за пояс, поднял из воды и закружил, взбивая фонтаны пены.
        Из кустов на той стороне один за другим начали появляться обмотанные лентами водорослей и пучками травы болотные воины в разношерстных доспехах, с натянутыми луками и похожими на гарпуны копьями в руках. Замирали на линии, отделяющей лес от поросшего осокой берега. Замерли и смоляне, балансируя на топких мостках. А Глеб с Олесей все никак не могли оторваться друг от друга.
        Ягайло покачал головой и на манер Глеба приложил руки ко рту.
        - Здравы будут княжич Смоленский Глеб и невеста его Олеся, княжна полесская!!! - заорал он во всю силу могучих своих легких.
        - Здравы будут! - радостно вторили ему смоленские полки.
        - Здравы будут! - несмело ответили с того берега полесские воины.
        Теперь можно было не беспокоится о возможной сече. Воеводы не попустят, удержат своих людей.
        Ягайло выдохнул облегченно, вынул ногу из стремени и спрыгнул на землю. Подошел к ранее примеченному воину, судя по богатству доспеха и надменному виду, не менее чем сотнику. Положил ему руку на плечо. Тот вздрогнул, обернувшись.
        - Вот это передай княжичу Глебу, - протянул ему витязь княжью грамоту.
        - Хорошо, передам, а от… Ягайло, ты?!
        - Я, - согласился витязь, хотя самого сотника в лицо не признал. - Ничего не говори, просто отдай грамоту и все. Княжич поймет.
        - Хорошо, - кивнул сотник.
        Последние его слова заглушила новая здравица в честь княжича и его невесты.
        Ягайло отвернулся и, не глядя на счастье молодых, вскочил в седло. Нажатием колена развернул Буяна и направил обратно к дороге. Миновал лес с не обратившими на него никакого внимания дозорами, пересек взрытое дружиной поле и выехал на проезжий тракт.


        notes

        Примечания


1

        Стряпчий - придворный чин, следующий ниже за стольником. Стряпчие выполняли различные поручения царя, служили городовыми и полковыми воеводами.

2

        На Руси уменьшительно-ласкательное произнесение имени считалось знаком особого расположения.

3

        Тиун (тивун) - название княжеского или боярского чиновника, управителя. В Великом княжестве Литовском и в Московском государстве до XVII в. - название некоторых должностей.

4

        Пардус - гепард.

5

        Дмитрий Иванович (1350-1389) - великий князь Московский (с 1359 г.) и Владимирский (с 1362 г.). При нем в 1367 г. построен белокаменный кремль в Москве. Возглавил борьбу против монголо-татар. Руководил их разгромом в битве на реке Воже (1378) и в Куликовской битве 1380 г. (верховья Дона), за что был прозван Донским.

6

        Корчма - питейный дом, не откупной, с вольной продажей, иногда постоялый двор с продажей крепких напитков.

7

        Байдан - кольчуга.

8

        В старину считалось, что ртуть - лучшее лекарство от сифилиса.

9

        Жупан - старинный кафтан.

10

        Орех - здесь: вращающаяся деталь самострела, колесико с зарубкой, за которую цепляли тетиву.

11

        Земствами в старину называли небольшие хозяйства свободных крестьян.

12

        Ящер в мифологии северных славян - змей, владыка подземных вод.

13

        Иван Постный - Церковный праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя. В этот день строго соблюдается односуточный пост. Нельзя рвать яблоки и варить щи. Нельзя готовить еду в круглой посуде. Если в этот день замечали в небе журавлиный клин, то ждали раннего снега и скорой зимы. Отмечается 29 августа (11 сентября по григорианскому календарю).

14

        Плищ - шум, крик, смятение, волнение.

15

        Шляхта - привилегированное сословие в Королевстве Польском, Великом княжестве Литовском. Сначала чисто воинское сословие, позже утвердившее за собой право на выборную монархию.

16

        Лестить - лгать.

17

        Болеслав I Храбрый (ок. 967 - 17 июня 1025) - польский князь (992-1025) и король (1025), сын Мешко I, князя Польши, и чешской княжны Дубравки, представитель династии Пястов.

18

        Полуторный меч, или бастард, - длинный меч, предназначенный для фехтования как одной рукой (например, с коня), так и двумя (как правило, пешком и без щита). Обычно имеет характерное деление рукояти на две части - цилиндрическую у гарды и коническую у противовеса, при этом противовес нередко вытянутый.

19

        Челядью на Руси называли рабов иностранных, в отличие от холопов, рабов из местного населения.

20

        Мошна - кошелек, носимый на поясе.

21

        Официальный титул короля Польши Казимира III Великого.

22

        Браницкие - древний польский род. Фамильный герб - гриф. Родоначальником своим считают сербского князя Яксу, игравшего важную роль среди польских вельмож при дворе Болеслава Кривоустого и женившегося в 1149 г. на дочери вроцлавского старосты Дунина.

23

        Болт - короткая и тяжелая арбалетная стрела.

24

        Боян - древнерусский певец и сказитель, «песнотворец», персонаж «Слова о полку Игореве».

25

        Чело - в русской печи щиток, закрывающий под (лещадь) - место для выпечки хлеба и горнило - варочную камеру.

26

        Комания (земля турков) - южнорусские степи, где расселялись тюркские племена торков и команов-половцев (кипчаков).

27

        Кравчий - придворный чин Московского государства. Он служил московскому государю в торжественных случаях за обеденным столом; в его ведении были стольники, подававшие кушанья. В кравчие назначались члены наиболее знатных фамилий, как правило, из шуринов или других родственников царя.

28

        Сарай-Бату (Сарай-ал-Махруса - «Богохранимый дворец»; Старый Сарай, Сарай I) - средневековый город и столица Золотой Орды. Располагался примерно в 80 км севернее современной Астрахани.

29

        Идет 1370 г., десять лет до Куликовской битвы.

30

        Порок (производное от слова «праща», - так на Руси называли требушеты (требюше, от фр. trebuchet - «весы с коромыслом») - средневековая метательная машина гравитационного действия для осады городов.

31

        По одной из легенд, именно так погиб знаменитый IX, «Испанский» легион, один из старейших легионов Рима, созданный самим Цезарем в 58 г. до Р. Х.

32

        Кита - вязка жердей, применявшаяся при постройке укреплений. От нее пошло название Китай-город.

33

        Каролинг - обоюдоострый меч викингов длиной около метра. Широко применялся в Скандинавии, Европе и Северной и Западной Руси.

34

        Карабелла - длинная сабля с широкой обоюдоострой елманью (расширением клинка ближе к острию).

35

        Мисюрка - старинная воинская шапка, шлем, состоящий из круглой железной верхушки и кольчужной сетки-бармицы, короткой спереди и удлиненной с боков и сзади.

36

        Тагай (ум. после 1369) - золотоордынский бек (князь). В 1361 г. захватил власть в улусе Мохши. В 1365 г. совершил набег на Рязанское княжество, захватил и сжег Переяславль. Был разбит в битве на реке Войде. В 1367-1368 гг. его улус был подчинен власти Мамая.

37

        Засека, - заграждение, устраиваемое из деревьев диаметром 15 см и более, поваленных крест-накрест вершинами в сторону противника.

38

        В 1367 г. польский король Казимир III отчеканил собственный грош в Кракове. Монета имела равную с пражским грошем пробу (775), но отличалась по весу (весила около 3,
 г против 3,4 г пражской). Чеканка длилась недолго, было выпущено небольшое количество монет.

39

        Пясты - первая польская княжеская и королевская династия. Легендарным основателем династии был крестьянин-колесник Пяст, возведенный на престол, опять же по легенде, Абрамом Проховником.

40

        Струг (от «строгать») - русское плоскодонное парусно-гребное судно XI-XVIII вв., служившее для перевозки людей и грузов. Использовалось на реках и озерах. Оборудовалось съемной мачтой с небольшим прямым парусом, который ставился при попутном ветре. Струги имели длину от 20 до 45 м и ширину от 4 до 10 м.