Спичка Джеймс Оливер Кервуд

        Рассказы #0

        Джеймс Оливер Кервуд
        Спичка


        Сурово было лицо унтер-офицера Брокау, и в его бледно-голубых глазах вспыхивали по временам злые огоньки. Высокий и тонкий, он был гибок, как кошка. Брокау служил в Северо-Западной конной полиции и душой был предан делу. Этим делом была охота за людьми. И теперь, после десяти лет такой работы, он усвоил себе лисьи повадки. В настоящее время он подошел почти к самому Полярному кругу, преследуя вот уже сто восемьдесят пять дней преступника. Эта охота началась среди лета, а теперь была зима в самой середине. Трудно было поймать Вилли Лоринга, преследуемого за убийство, но Брокау все же добился своего. Это было его самой большой удачей за все время службы и, конечно, возвысит его в глазах начальства.
        В полумраке хижины его жертва сидела против него в кандалах. Этому человеку было лет тридцать. Его рыжеватые волосы были длинны, а на подбородке пробивалась рыжая борода. Большие глаза как-то сразу внушали доверие, а во всем исхудавшем лице было что-то мальчишеское. Таких мужчин очень любят их товарищи, и они не напоминают ничем преступников. Даже Брокау, бывший неумолимым перед лицом преступления, как-то смягчился.

        - Ух!  - Съежился он.  - Вот так ветер! Вьюга затянется дня на три.
        За стенами избушки дул ледяной ветер. Порывы его рождали страшные звуки, похожие на стоны. Колючий снег дробью стучал в окна. В хижине было уютно. Ее выстроил сам Вилли, думая, что уж тут никто его не найдет. В печи горел огонь, а с потолка свешивалась лампа. Вилли сидел лицом к огню. Брокау был осторожный человек.

        - Я люблю вьюгу, когда сижу в тепле,  - сказал Вилли.  - Я чувствую себя тогда в безопасности.
        Он горько усмехнулся, но эта усмешка не обезобразила его лица.
        Брокау взглянул на него своими покрасневшими от ветра глазами.

        - Да, это так и есть. Вьюга даст тебе три лишних дня жизни.

        - Оставим этот разговор,  - попросил пленник, отвернувшись от света.  - Ты поймал меня, и я отлично знаю, что меня ожидает. Мы одни, старик, вдали от людей, поговорим о чем-нибудь хорошем. Я знаю, что меня повесят. Так поговорим о доме… есть у тебя дети?

        - Никогда не был женат,  - коротко ответил Брокау.

        - Как ты много потерял,  - тихо сказал Вилли.  - Конечно, это не мое дело, но, может быть, у тебя есть семья…

        - Я служу в полиции десять лет,  - отрицательно покачал головой Брокау,

        - и потерял из виду за последние пять лет и мать, и брата.
        Вилли встал и уменьшил огонь в лампе.

        - Больно глазам,  - улыбнулся он подозрительному взгляду Брокау.  - А знаете, я не говорил с белым человеком уже три месяца. У меня сначала была собака, но она сдохла. Я знал, что меня ищут, но решил во что бы то ни стало добыть достаточно мехов, чтобы уехать вместе с ней и ребенком в Южную Америку… Ничего, что я вам говорю и о ней, и о ребенке? Мне это просто необходимо. Видите ли, ей сегодня исполнилось двадцать четыре года, и сегодня же мы венчались.
        Полумрак скрыл от Вилли лицо собеседника, но он продолжал с горечью.

        - Она была моим верным маленьким товарищем. Мы точно созданы друг для друга, и все хорошее случается со мной в день ее рождения. Сегодня утром мы еще вместе завтракали. Вот, взгляните.
        Под острым взглядом Брокау Вилли подошел к столу и вернулся с длинным золотистым локоном и фотографической карточкой.

        - Это она,  - сказал Вилли чуть слышно. Брокау увидел смеющееся юное личико в ореоле вьющихся волос. Вилли продолжал с энтузиазмом рассказывать о том, что она так снялась специально для него, потому что ему нравится ее прическа. С этой прической застал он ее еще в саду, подле цветущей яблони, всю залитую солнцем, и с тех пор она стала его маленьким товарищем.
        Жестокий порыв ветра рвал крышу, потрясал окнами и выл человеческим голосом. Лампа погасла, и Брокау открыл шире дверцу печки. Голос Вилли стал вдруг холодным и с лица исчезло мальчишеское выражение. Наклонившись к унтер-офицеру, он продолжал рассказывать о том, как родился ребенок и они с женой уехали в Канаду. За шесть месяцев они сжились с Канадой, были счастливы, и жена все хорошела. Однажды она только сказала о том, что ей симпатизирует Торн, управляющий копями, в которых работал Вилли. Но он не обращал на это внимания, пока жена не расплакалась и не рассказала ему все.
        Вилли сжал кулаки, и жилы на его шее напряглись, как веревки.

        - Что же было делать, я не хотел его убивать, но так случилось. Я бежал, а она вернулась с ребенком туда, где жила девушкой. Я знаю, что она сейчас тоже думает обо мне. У нас был план поехать потом в Южную Америку…

        - Да, все это тяжело,  - ответил Брокау, вставая,  - но закон с этим не считается. Будем надеяться, что вам заменят казнь каторгой.
        Брокау утомился за день и уснул крепко. Вилли около часа прислушивался к вою бури, потом забылся тревожным сном, в который все время врывались звуки бури. В сновидениях постоянно присутствовала жена. Вот они рвут в поле цветы, но их застала гроза. Она к нему жмется в страхе. Вот они целой компанией у костра, и дым неприятно щекочет нос. Она смеется, но он положительно задыхается и… просыпается.
        Вилли вскрикнул. Хижина была полна дыма. Он слышал треск и смутно видел языки пламени. Диким голосом позвал он Брокау, и тот сейчас же вскочил на ноги. Пробравшись к Вилли и повозившись с его кандалами, он сказал:

        - Не могу найти ключа, ухватись за меня.
        Он подхватил Вилли и потащил его к двери. Ветер ворвался в открытую дверь, и пламя охватило всю хижину. Пробежав шагов двадцать, Брокау уронил Вилли на снег и бросился назад. Но было уже поздно: хижина пылала, как костер, и все имущество осталось там. Он вернулся и освободил ноги Вилли.

        - Ты знаком с местностью,  - сказал он.  - Что нам теперь делать?

        - Ближний пост в шестидесяти милях отсюда.

        - Знаю. А хижина Торо в двадцати, но поблизости должны быть индейцы.
        Вилли улыбнулся. Он нагнулся к Брокау и сказал со странным блеском в глазах.

        - Это будет легче, чем идти на каторгу или быть пленником. Не думаешь ли ты, что я упущу такой случай? Я тебе говорил, что в день ее рождения я никогда не теряю надежды. И я был прав. Сейчас сорок градусов, а мы раздеты. У нас нечего есть и нет даже спички.

        - Что ты говоришь… - Брокау сжал кулаки.

        - Я говорю, что Бог, которому я молился ребенком, помог мне. Здесь без огня мы умрем с голоду. Если мы пойдем к Торо - замерзнем. Но поблизости живут индейцы, которых ты не найдешь без меня. Дай мне твой револьвер и освободи мои руки. Это вернет меня к ней и ребенку.

        - Иди,  - решительно сказал Брокау.  - Мы дойдем до Торо или умрем.
        Вилли оглянулся на горящую хижину и усмехнулся. В двух милях отсюда живет индеец Джо. Они пройдут в миле от него, но Брокау не узнает этого, и они погибнут. Буря между тем затихала. Размахивая руками, Брокау хоть немного согревался.
        Кандалы на руках Вилли останавливали кровообращение, и руки его были обморожены. Когда Брокау остановился на берегу замерзшей реки, Вилли протянул ему руки.

        - Становится холоднее,  - сказал он.  - Посмотри…
        Холодная сталь врезалась в тело, как раскаленное железо, и срывала кожу вместе с мясом.

        - Сколько миль осталось до Торо?  - коротко спросил Брокау. Он весь посинел.

        - Около шестнадцати,  - ответил Вилли.  - Тебя хватит еще на пять. Я не протяну так долго, если ты не снимешь с меня кандалы.

        - А я думаю, что ты скоро скажешь мне, где живут индейцы,  - пробурчал Брокау.
        В тяжелые минуты Вилли всегда заставлял себя думать о чем-нибудь приятном. Теперь он машинально следовал за Брокау, вызвав видение молодой жены. Вот он опять в своих милых горах. Слышится песня, и Джен с ребенком на руках улыбается ему в дверях белого домика. Вилли уже не чувствовал ни острой боли, ни мороза. Вернул его к действительности Брокау, споткнувшийся и упавший на снег. Задумавшийся Вилли упал на него.
        Мгновение оба сидели на снегу, глядя друг другу в глаза. Потом Брокау встал, и Вилли хотел последовать за ним, но не смог. Он взглянул на Брокау и тихонько засмеялся. Суровость исчезла с лица унтер-офицера. Вот он нащупал в кармане ключ, опустился перед Вилли на колени и долго возился с замком. Потом снял кандалы. С ними отвалилась кожа и куски мяса, но Вилли ничего не чувствовал.

        - Ты победил,  - сказал Брокау.  - Где индейцы?
        Вилли оглянулся и показал пальцем туда, где тропинка замерзшей реки сливалась с большой рекой.

        - Иди четыре мили по этой речке и ты дойдешь до хижины Джо.

        - Я не пройду больше мили.

        - А я и того меньше. Если бы мы могли развести огонь и погреться. Слушай, Брокау, ты мужчина. Ты всегда честно сдерживал свое слово. Если я сейчас спасу нас обоих, донесешь ли ты начальству, что я умер? Я поверю твоему слову.
        Мгновение они оба смотрели друг на друга, потом Брокау сказал:

        - Нет, этого я не могу. Я не боюсь смерти, но раз ты хочешь меня спасти, я должен отплатить тебе добром за добро. Я подожду, пока мы оба встанем на ноги, и дам тебе двадцать четыре часа вперед.
        Вилли улыбнулся. Они протянули друг другу руки, но почти не почувствовали пожатия обмороженными пальцами.

        - Знаешь,  - тихо сказал Вилли,  - мать учила меня поступать с другими так, как бы я хотел, чтобы со мной поступали. Я мог бы повалиться в сугроб, дать тебе умереть, а потом спастись, но я поступлю иначе. У меня есть спичка.

        - Спичка?

        - Одна. Она случайно вчера провалилась мне в карман. Поищи. Мои руки не сгибаются.
        Брокау ожил. Он неуверенно шарил в кармане Вилли, точно боясь обмана. Но спичка там действительно оказалась.

        - Не волнуйся,  - предупредил Вилли,  - второй уже-не будет!

        - Подержи ее, пока я соберу сучья для костра.  - Он дал спичку Вилли и быстро сложил костер. Потом нерешительно начал:

        - Если бы у нас был еще камень и кусок бумаги.
        Вилли вынул омертвевшую, деревянную руку и засунул ее за пазуху, а Брокау жадно следил за ним своими воспаленными глазами. Вилли вынул карточку жены, сорвал с нее папиросную бумагу и подал ее вместе со спичкой Брокау.

        - У меня в кармане есть напильник. Вынь его и о него зажги спичку.  - Минуту он держал перед собой карточку, вспоминая, как тогда сам растрепал золотые локоны жены и как она смеялась, когда щелкнул аппарат.

        - Это она, Брокау,  - сказал он нежно.  - Она спасла нас от пожара и она же зажжет теперь спичку.
        Он все еще смотрел на карточку, когда Брокау начал зажигать за его спиной спичку. Прелестное, живое лицо говорило с ним. У него закружилась голова, и он покачнулся. Нежный шепот вдруг коснулся его уха:

        - Я иду, Вилли, иду… иду…
        Радостный крик замер у него на губах, когда за его спиной раздался отчаянный вопль Брокау. Лицо унтер-офицера было ужасно. Он прижал руки к груди, и его шатало из стороны в сторону.

        - Спичка… потухла… - прохрипел он диким голосом.
        Бессмысленными глазами смотрел он на Вилли. И тот увидел, точно сквозь сон, как он побрел, покачиваясь, куда-то по снегу. Вилли погрузился в какой-то странный мрак и ясно слышал голос жены, звавший его. Но усилием воли он открыл глаза и пополз на четвереньках, чтобы разглядеть, куда побрел Брокау. Но человек, охотившийся за людьми, исчез навсегда…
        Карточка все еще была у Вилли в руках. Лицо жены уже не было так живо, но все же она улыбалась ему. Вдруг он за спиной услышал новый, странный звук. Вилли с трудом обернулся. Спичка скрыла от глаз Брокау искорку, и теперь из костра поднимались дым и пламя.