Библиотека / Приключения / Голдинг Уильям : " Повелитель Мух " - читать онлайн

Сохранить .
Повелитель мух Уильям Голдинг


        «Голдинг рассказывает о том, как в середине XX века культ Беел-Зебуба, Вельзевула, один из древних культов, казалось бы, навсегда изжитых человечеством, неожиданно возникает и возрождается, растлевая своими кошмарами сознание английских школьников, оказавшихся в результате воздушной катастрофы на необитаемом острове в положении ватаги робинзонов».
        Первый перевод на русский язык романа о мальчиках из церковного хора и Звере на необитаемом острове, опубликованный в 1969 г. в журнале «Вокруг света».

        Уильям Голдинг
        Повелитель мух


        УИЛЬЯМ ГОЛДИНГ


        Роман

        Глава 1. Трубный звук морской раковины

        Белокурый мальчик спустился со скалы и направился к лагуне. Хотя он снял школьный свитер и нес его в руке, серая рубашка на нем взмокла от пота, а волосы прилипли ко лбу. На развороченной в джунглях полосе, которая длинной просекой пролегла почти до самого берега, было жарко, как в парной. Он с трудом пробирался среди лиан и сломанных стволов, когда вдруг какая-то птица - вспышка красного и желтого - метнулась вверх с колдовским криком, и тут же эхом откликнулся другой крик:
        - Эй! Подожди!
        Заросли на краю просеки затряслись, и дробью осыпались дождевые капли.
        - Подожди минутку. Я догоню.
        Белокурый остановился и подтянул гольфы таким обыденным движением, что джунгли на мгновение показались не страшнее рощи в Англии.
        - Тут лианы такие - двинуться не могу!
        Кричавший выбрался из зарослей, пятясь задом, и по грязной кожаной куртке скребнули ветки. Шипы тянувшихся за ним лиан расцарапали его пухлые голые ноги. Он наклонился, извлек занозы и повернулся. Он был ниже белокурого и очень жирный. Глядя под ноги, он осторожно вышел вперед и тогда поглядел на белокурого через толстые стекла очков.
        - А где тот человек с мегафоном?
        Белокурый пожал плечами.
        - Это остров. Во всяком случае, я так думаю. Вон там - риф, видишь? Взрослых здесь, наверное, нигде и нет.
        На лице жирного проступил испуг.
        - А пилот? Правда, он был не в пассажирском салоне, он был в кабине.
        Белокурый, щурясь, приглядывался к рифу.
        - Все остальные - дети,  - продолжал жирный.  - Наверное, кое-кто из них выбрался, да?
        Небрежной походкой белокурый пошел дальше. Всем своим видом он старался показать, что ему решительно наплевать, есть кто рядом или нет, но жирный поспешил за ним.
        - Неужели взрослых совсем нет?
        - Я думаю так.
        Белокурый сказал это торжественно, но затем его обуял восторг. Прямо посреди просеки он встал на голову и ухмыльнулся жирному.
        - Никаких тебе взрослых!
        Жирный на секунду задумался.
        - А пилот?
        Белокурый опустил ноги и сел на распаренную землю.
        - Улетел, я думаю, когда сбросил нас. Приземлиться он не мог. На самолете с колесами здесь не сядешь.
        - Нас подбили!
        - Он-то вернется обратно. Жирный покачал головой.
        - Когда мы пошли вниз, я взглянул в окошко. Я увидел ту часть самолета. Оттуда пламя так и било.  - Он окинул просеку взглядом.  - А все это фюзеляж наделал.
        Белокурый протянул руку и потрогал зазубренный пень.
        - А что с ним стало?  - спросил он.  - Куда он делся?
        - Буря сволокла его к морю. Вокруг деревья падали - ужас! А кое-кто, наверное, остался внутри.  - Поколебавшись, он продолжил: - Как тебя зовут?
        - Ральф.
        Жирный ждал, что и ему зададут тот же вопрос, но белокурый смутно улыбнулся, встал на ноги и зашагал к лагуне.
        Жирный шел за ним по пятам.
        - Вокруг, наверное, еще много наших. Ты никого не видел?
        Белокурый покачал головой и пошел быстрее, но, зацепившись за сук, полетел на землю.
        Жирный, тяжело дыша, остановился над ним.
        - Моя тетушка не велела мне бегать - объяснил он.  - У меня астма.
        - Фигас-сма?
        - Астма. Задыхаюсь я. Во всей школе у меня одного была астма,  - сказал он не без гордости.  - А очки я ношу с трех лет.
        Он снял очки и протянул их Ральфу, мигая и улыбаясь, затем принялся протирать стекла о грязную куртку. Внезапно он изменился в лице. Размазывая по щекам пот, он стал торопливо прилаживать очки.
        - Фрукты…  - Он беспокойно завертел головой.  - Это все от них. Я думаю…  - Он нацепил очки, полез напролом через завалы сучьев и присел на корточки.  - Я на минутку…
        Ральф осторожно высвободился из лиан и, пригибаясь, стал красться среди ворохов листвы и сучьев. Не прошло и нескольких секунд, как за его спиной послышалось пыхтенье жирного, и Ральф поспешил к рядку деревьев, оставшихся между ним и лагуной.
        Берег оперяли высокие пальмы. Отчетливые на ярком фоне, они стояли и прямо, и навалившись друг на друга, и откинувшись в стороны, и их зеленые веера были футах в ста от земли. Терраса, на которой высились пальмы, поросла грубой травой; повсюду пучился дерн, развороченный корнями упавших деревьев, валялись гнилые кокосовые орехи и торчали пальмовые побеги. Позади чернел лес и виднелся коридор просеки. Ральф стоял, взявшись за серый ствол, и щурил глаза на мерцавшую воду. Там, примерно в миле от берега, белые буруны наползали на коралловый риф, а за ним разливалась темная синева открытого моря. Внутри неровной коралловой дуги лагуна была спокойная, как горное озеро, синяя всех оттенков, сумеречно-зеленая, лиловая. Узкий пляж, чуть изогнутый, как лук, казался нескончаемым, потому что слева от Ральфа перспектива пальм, пляжа и воды сходилась где-то в неопределенной точке, и над всем этим стояла почти зримая жара.
        Он спрыгнул с террасы. Черные ботинки утонули в песке, огнем обожгло солнце. Он ощутил тяжесть одежды и яростно стряхнул ботинки, затем двумя рывками сдернул гольфы. Вспрыгнув на террасу, он скинул рубашку и постоял среди похожих на черепа кокосовых орехов, в зеленой пестроте теней, скользивших по его коже. Он расстегнул «змейку» на ремне, стащил шорты вместе с трусами и выпрямился, глядя на воду и ослепительный пляж.
        Он был довольно большой - ему шел тринадцатый год - и уже утратил детскую выпуклость животика; и, однако, еще не превратился в нескладного подростка. Судя по ширине и массивности плеч, со временем из него мог бы получиться боксер, но едва приметная кротость в глазах и линиях рта не предвещала в нем дьявола. Он легонько побарабанил пальцами по стволу пальмы; заставив себя, наконец, поверить, что остров ему не снится, он засмеялся от счастья и встал на голову. Ловко перевернувшись, он упал на колени и обеими руками пригреб к груди горку песка. Затем он откинулся назад и посмотрел на воду горящими глазами.
        - Ральф…  - Жирный слез с террасы и осторожно сел на ее край, как на скамейку.  - Прости, что я так долго. Эти фрукты…
        Он протирал очки и быстро прикладывал их к вздернутому носику. На переносице дужка выдавила розовую птичку. Он критически посмотрел на золотистое тело Ральфа, затем вниз, на свою одежду.
        - Моя тетушка…  - Он решительно рванул молнию и стащил куртку через голову.  - Вот!
        Ральф покосился и ничего не сказал.
        - Я думаю, нужно узнать, кого как зовут,  - сказал жирный,  - и составить список. И собрание устроить.
        Ральф не понял намека, и жирный был вынужден продолжать.
        - Мне все равно, какое у меня будет прозвище,  - сказал он доверительно.  - Лишь бы не звали так, как в школе.
        - А как тебя звали?
        Жирный оглянулся, наклонился к Ральфу и шепнул:
        - Хрюшка.
        Ральф взвизгнул от восторга. Он вскочил на ноги.
        - Хрюшка! Хрюшка!
        - Ральф, ну пожалуйста…  - Хрюшка сцепил руки в ужасном предчувствии.  - Я же тебе сказал… я не хочу…
        Ральф закружился в горячем воздухе пляжа, развернулся, как истребитель с занесенными назад крыльями, и обстрелял Хрюшку из пулемета:
        - Ду-ду-ду-ду!
        Он бросился на песок возле Хрюшкиных ног и лежал, корчась от хохота.
        - Хрюшка!
        Хрюшка нехотя улыбнулся, польщенный даже и таким признанием.
        - Ну ладно… только другим не говори…
        Ральф хихикнул в песок. На лице Хрюшки опять появилась гримаса боли.
        - Я на полсекундочки…
        Хрюшка почти бегом кинулся к лесу. Ральф встал и рысцой пустился направо по берегу.
        Здесь пляж резко прерывался: огромная платформа розового гранита, квадратные очертания которой были лейтмотивом ландшафта, решительно раздвинула лес, пролегла через террасу и песок и сползла в лагуну, как мол, выступая из воды на четыре фута. Верх платформы был покрыт тонким пластом земли с грубой травой и затенен молодыми пальмами. Чтобы вырасти в гигантов, им не хватало земли, и когда деревья достигали примерно двадцатифутовой высоты, они падали и засыхали, исчертив платформу узорами скрещенных стволов, на которых было бы очень удобно сидеть. Пальмы - те, что еще стояли,  - образовали зеленую крышу, подсвеченную дрожащей путаницей бликов. Ральф вскарабкался на платформу. Почувствовав прохладу, он прикрыл один глаз и решил, что тени на его теле действительно зеленые. Он вышел на край, обращенный к морю, и посмотрел вниз. Вода была прозрачной до дна и яркой от тропических водорослей и кораллов. Взад-вперед носилась стайка блестящих рыбок. У Ральфа вырвался восторженный возглас:
        - Иииуух!
        По другую сторону платформы было еще большее чудо. Стихия - возможно, тайфун или буря, бушевавшая ночью, когда Ральф очутился на острове,  - воздвигла в лагуне косу так, что на взморье образовался длинный и глубокий бассейн, дальним концом упиравшийся в высокий барьер из розового гранита. Однажды Ральфа обманула кажущаяся глубина воды у берега, и теперь, подходя к бассейну, он был готов к разочарованию. Но остров не подвел: удивительный бассейн, в который море вторгалось, по-видимому, лишь во время прилива, был таким глубоким у одного конца, что вода казалась там темно-зеленой. Ральф внимательно обследовал бассейн на протяжении тридцати ярдов - не меньше, и лишь тогда нырнул. Вода была горячее его собственной крови, казалось, он плыл в огромной ванне.
        Снова появился Хрюшка и, усевшись на каменный край, стал с завистью глядеть на зеленое и белое тело Ральфа.
        - Как ты пла-ва-ешь!
        Ральф нырнул и поплыл под водой с открытыми глазами: песчаный край бассейна круто выпятился расплывчатым холмом. Ральф лег на спину, зажав нос, и золотистый свет, дробясь, заплясал на его лице. Хрюшка стоял с решительным видом и уже снимал шорты. Наконец он предстал в своей бледной и жирной наготе. Он на цыпочках зашел в бассейн с песчаного края, сел в воду по шейку и гордо улыбнулся Ральфу.
        - А ты что, плавать не будешь?
        - Я не умею. Мне не разрешали. Моя астма…
        - Подавись ты со своей фи-гас-смой!
        Хрюшка отнесся к этому со смиренным терпением.
        - Как ты здорово плаваешь!
        - Я научился, когда мне пять лет было. Папа научил. Он у меня капитан третьего ранга. А твой отец кто?
        Хрюшка вдруг покраснел.
        - Папа мой умер,  - сказал он быстро.  - И мама тоже…  - Он снял очки и тщетно искал, чем бы их протереть.  - Я жил с моей тетушкой. У нее своя кондитерская. Сластей было - ешь не хочу. А когда твой папа спасет нас?
        - Как сможет, так и спасет.
        Хрюшка поднялся, увлекая за собой струи воды, и, голый, стал Носком протирать очки. Единственным звуком, который доносился до них в знойном воздухе, был протяжный и однообразный рев бурунов у рифа.
        - Как он узнает, где мы?
        «Узнает,  - думал Ральф,  - потому что… потому что…»
        - Ему скажут в аэропорту.
        Хрюшка покачал головой, надел сверкающие очки и посмотрел вниз на Ральфа.
        - Скажет кто? Разве ты не слыхал, что пилот говорил? Про атомную бомбу? Они там все погибли.
        Ральф вышел из воды, стал перед Хрюшкой и задумался.
        Хрюшка наседал.
        - Ведь мы на острове - так?
        - Я залезал на одну скалу,  - задумчиво ответил Ральф.  - Похоже, что это остров.
        - Там все погибли,  - продолжал Хрюшка,  - а мы на острове. Никто и не знает, что мы здесь. И папа твой не знает, и никто не знает…  - У него задрожали губы, и от влаги помутнели очки.  - Так мы и будем здесь, пока не умрем.
        При этих словах жара будто усилилась, навалилась невыносимой тяжестью, а лагуна засверкала так, словно хотела ослепить их своим блеском.
        - Пойду за одеждой,  - пробормотал Ральф.  - Она там.
        Он пробежался рысцой по песку, терпеливо снося немилосердие солнца, пересек платформу и нашел свою разбросанную одежду. Было удивительно приятно снова надеть серую рубашку. Затем он забрался на платформу и сел в зеленую тень на удобный ствол. Притащился Хрюшка: почти вся одежда была у него под мышкой. Он осторожно сел на ствол возле маленького утеса, смотревшего на лагуну, и по его телу запрыгали солнечные зайчики. Немного погодя он заговорил:
        - Нужно найти остальных. Нужно что-то делать.
        Ральф молчал. Вот, пожалуйста, коралловый остров. Укрытый от солнца, Ральф блаженно мечтал и не слушал зловещую болтовню Хрюшки.
        - Сколько нас всех на острове?
        Ральф пошел вперед и остановился возле Хрюшки.
        - Не знаю.
        Здесь и там по полированной глади воды лениво струился легкий бриз. Когда он достигал берега, пальмы шептались, и смазанные пятна солнечного света скользили по телам ребят и порхали в тени яркими крылатыми существами.
        - Нужно что-то делать. Ральф, казалось, смотрел сквозь него. И тут до Ральфа окончательно дошло, что все то, о чем он догадывался, так и не осознавая полностью, существует на самом деле. Его губы раздвинулись в счастливой улыбке, а Хрюшка, отнеся ее на свой счет, засмеялся от удовольствия.
        - Если это и впрямь остров…
        - Что это там?
        Ральф перестал улыбаться и показал на воду. Среди водорослей виднелось что-то кремовое.
        - Камень,  - сказал Хрюшка.
        - Нет. Раковина.
        - Верно! Это раковина. Я такую видел. У одного. Морской рог - так он ее называл. Бывало, как задудит в нее - тут же его мать выбегала. Эта раковина ужасно дорогая…
        Под рукой у Ральфа оказалась тонкая пальма, накренившаяся над водой. Земля, слишком тощая и для такого деревца, вспучилась под его тяжестью, и оно должно было вот-вот упасть. Ральф выдернул деревцо и стал им ощупывать дно, и сверкающие рыбки метнулись в стороны.
        - Смотри не разбей ее!
        - Заткнись.
        Изогнутым стволом пальмы Ральф осторожно проталкивал раковину через водоросли. Используя одну руку как опору рычага, Ральф другой рукой отжимал конец ствола вниз, пока из воды не поднялась кремовая раковина, и Хрюшка подхватил ее. Теперь, когда раковину можно было и потрогать, Ральф заволновался.
        - …морской рог, он такой дорогой,  - верещал Хрюшка.  - Держу пари, если бы ты захотел купить его, нужны были бы деньги, деньги и деньги. Он висел на заборе в саду, и моя тетушка…
        Ральф забрал раковину, и по его руке скатились капли воды. Раковина была темно-кремовая, кое-где линялая, розовая. Между острием, в самом кончике которого протерлась маленькая дырочка, и розовыми губами раструба было восемнадцать дюймов слегка закрученного перламутра, покрытого нежным рифленым узором. Ральф вытряхнул песок из раковины.
        - …мычала в него, как корова,  - продолжал Хрюшка.  - И еще у моего приятеля были белые камни и клетка с зеленым попугаем. В камни эти он, конечно, не дудел, и он говорил…  - Хрюшка умолк, чтобы перевести дыхание, и погладил блестящую игрушку, лежавшую на руках у Ральфа.  - Ральф!  - Тот поднял глаза.  - Теперь мы можем всех созвать! И устроить собрание. Они придут, когда услышат нас.  - Хрюшка сиял.  - Ведь ты же это и хотел сделать?
        - А как твой приятель дудел?
        - Он вроде фыркал туда,  - ответил Хрюшка.  - Мне-то тетушка не разрешала - из-за астмы. Он говорил, нужно дунуть как-то отсюда, от самого низа,  - Хрюшка прижал руку к брюшку.  - Попробуй, Ральф, а?
        Ральф недоверчиво приставил раковину к губам и дунул. Из раструба послышался шорох, и только. Ральф вытер с губ соленую воду и дунул еще раз, но раковина молчала.
        - Он вроде фыркал.
        Ральф поджал губы и выдохнул воздух струей - раковина отозвалась сиплым хрипом. Это так развеселило ребят, что Ральф, давясь от смеха, дул в нее еще несколько минут.
        - Как-то отсюда, от самого низа.
        Ральф сообразил, что от него требовалось, и выдохнул всей грудью, от живота. И раковина ожила. Густая, грубо взятая нота загудела под пальмами, разнеслась по лабиринтам леса и отразилась эхом от розового гранита горы. С вершин деревьев тучами поднялись птицы, что-то взвизгнуло и пробежало в зарослях. Ральф опустил раковину.
        - Черт возьми!
        После раковины его обычный голос показался шепотом. Ральф поднес раковину к губам, набрал сколько мог воздуху и дунул. Снова загудела та же нота, затем, когда он поднатужился, звук взметнулся на октаву выше и превратился в резкий пронзительный рев. Хрюшка что-то кричал, он был в восторге, его очки сверкали. Загалдели птицы, какие-то маленькие зверьки бросились врассыпную. Ральф задохнулся, звук съехал вниз, басовито ухнул и оборвался шуршанием.
        Раковина, похожая на гладкий, блестящий бивень, молчала; лицо Ральфа потемнело; над островом стоял птичий гвалт и звенело многоголосое эхо.
        - Держу пари, тебя было слышно и за сотню миль!
        Ральф отдышался и выдул серию пронзительных звуков.
        - Вот и первый!  - воскликнул Хрюшка.
        Среди пальм, примерно в ста ярдах по пляжу, показался ребенок. Это был русый крепыш лет шести, в изорванной одежде, весь перемазанный липкой мякотью диких плодов. Свои штанишки, приспущенные для вполне определенной цели, он так и не успел натянуть. Он спрыгнул с террасы - и штанишки спали до колен; он вышагнул из них и побежал к платформе. Забраться ему помог Хрюшка. А Ральф все дудел и дудел, пока из леса не послышались крики. Малыш сидел перед Ральфом на корточках и, задрав голову, смотрел на него смышлеными глазами. Когда малыш уверился, что делается нечто важное, на его лице появилось удовлетворенное выражение, и его розовый большой палец - единственно чистый - скользнул в рот. Хрюшка наклонился к малышу.
        - Как тебя звать?
        - Джонни.
        Хрюшка пробурчал его имя себе под нос, потом выкрикнул для Ральфа, но тот и бровью не повел: он трубил. Упоенно глуша округу тупым ревом, он весь потемнел, и натянувшаяся на нем рубашка мелко дрожала от ударов сердца.
        Теперь и на берегу стали заметны признаки жизни. Струившееся над пляжем марево скрывало в себе не одну дюжину детей; они сбредались за много миль, пробираясь к платформе по раскаленному белому песку. Три малыша - каждый не старше Джонни - появились пугающе близко, как из-под руки, выйдя из леса, где они объедались дикими плодами. Смуглый мальчик, пониже и помладше Хрюшки, раздвинул кусты, прошел по платформе и каждому улыбнулся приветливой улыбкой. Подходили все новые и новые. Видя в простодушном Джонни намек на то, что им следует делать, они рассаживались на упавшие стволы и ждали. Ральф продолжал выдувать короткие пронзительные звуки.
        Хрюшка расхаживал среди толпы, спрашивал имена и, пытаясь запомнить их, хмурился. Дети слушались его так же просто, как они повиновались взрослым с мегафонами. Одни были голые и держали одежду в руках, другие - полуголые и более или менее одетые, в школьной форме; в сером, синем и коричневом, в куртках и джемперах. Со значками и даже с девизами, в полосатых цветных чулках и пуловерах, Головы, точно живые грозди, шевелились над стволами в зеленом сумраке: головы каштановые и русые, черные и рыжие, золотистые и пепельные; головы бормочущие и шепчущие. Ребята во все глаза следили за Ральфом и соображали. Что-то делалось.
        Дети, шагавшие по пляжу парами и в одиночку, появлялись из марева как-то вдруг, когда пересекали неопределенную линию между террасой и водой неподалеку от платформы. Прежде всего в глаза бросалось черное существо, похожее на летучую мышь, которое странно плясало на песке, и лишь потом над ним воспринимались очертания человеческой фигуры. Летучая мышь была тенью, сжатой отвесными лучами солнца в пятно между семенящими детскими ступнями. Даже Ральф, хотя он еще дул в раковину, заметил последнюю парочку, когда она подходила к платформе, ступая по порхающему черному пятну. Оба мальчика, круглоголовые, с волосами как кудель, бросились на землю и лежали, ухмыляясь Ральфу и часто дыша, как собаки. Они были близнецы и поражали своей невероятной до смешного схожестью. Верхние губы у них вздернулись, будто на лица им не хватило кожи, и поэтому профили были смазаны, а рты остались разинутыми.

        Хрюшка наклонился к близнецам и твердил:
        - Сэм… Эрик… Сэм… Эрик.
        Он запутался, близнецы замотали головами, показывая друг на друга, и толпа рассмеялась.
        Наконец Ральф перестал дудеть и сидел, уронив голову на колени и свесив руку, державшую раковину. Перекаты эха заглохли вдали, смех умолк, и наступила тишина.
        На пляже, в алмазном облаке марева, замельтешило что-то черное. Ральф первый заметил это и стал всматриваться, пока его пристальный взгляд не заставил и всех остальных повернуть головы в ту же сторону. Когда существо вышагнуло из марева, то оказалось, что чернота была не столько тенью, сколько одеждой. По пляжу более или менее в ногу, двумя шеренгами маршировала целая партия эксцентрично одетых мальчиков. Шорты, рубашки и прочее одеяние они несли в руках, но на каждом была черная шапочка с серебряным значком. От подбородка до колен тела ребят были скрыты под черными плащами с оборками вокруг шеи и длинным серебряным крестом слева на груди. Тропическая жара, катастрофа, поиски пищи да еще нелепый марш - все это так подействовало на ребят, что их потные лица стали походить на свежевымытые сливы. Мальчик, руководивший ребятами, был одет так же, но значок на его шапочке блестел позолотой. Когда его отряд подошел к платформе ярдов на десять, он выкрикнул команду, и они стали смирно, хватая ртами воздух, обливаясь потом и пошатываясь. Сам он вышел вперед, лихо, так что его плащ взвился, вскочил на
платформу и уставился в сплошную после яркого света темноту.
        - Где человек с трубой?
        Ральф сообразил, что тот еще ничего не видит, и ответил:
        - Нет никакого человека с трубой. Трубил я.
        Мальчик подошел, впился глазами в Ральфа, и чем больше он приглядывался, тем сильнее хмурилось его лицо. То, что он сумел разглядеть, его, по-видимому, не удовлетворило. Он круто повернулся, и черный плащ поплыл по воздуху.
        - Значит, тогда и корабля нет?
        Пока плащ описывал дугу, было видно, что мальчик долговязый и костлявый; из-под черной шапочки выглядывали рыжие волосы. Лицо, веснушчатое и сморщенное, казалось гадким, но неглупым. С этого лица пристально смотрели голубые глаза, еще растерянные, но они уже вспыхивали или были готовы вот-вот вспыхнуть гневом.
        - И взрослых нет?
        - Нет,  - Ральф говорил ему в спину.  - У нас собрание. Давайте присоединяйтесь к нам.
        Первая шеренга рассыпалась.
        - Хор!  - закричал долговязый.  - Смирно!
        - Мерридью… ну пожалуйста, Мерридью… можно мы, а?
        Один из мальчиков рухнул лицом в песок, и строй смешался. Мальчика подняли, втащили на платформу и положили. Глаза у Мерридью вытаращились, но он как ни в чем не бывало сказал:
        - Ладно уж, садитесь. А его не трогайте.
        - Как же так, Мерридью?
        - Вечно с ним обмороки,  - сказал Мерридью.  - И в Гибралтаре падал, и в Аддис-Абебе, и на заутренях - прямо на регента.
        Его шутка вызвала смех у хористов, которые, как черные птицы, расселись на стволах, лежащих крест-накрест, и с интересом разглядывали Ральфа. Хрюшка не спрашивал, как их зовут. Он был подавлен видом формы и бесцеремонной властностью в голосе Мерридью. Он незаметно оказался по другую сторону от Ральфа - подальше от Мерридью - и занялся очками.
        Мерридью повернулся к Ральфу.
        - Неужели нет ни одного взрослого?
        Мерридью сел на ствол и обвел глазами ребят.
        - Тогда придется самим о себе позаботиться.
        Чувствуя себя под защитой Ральфа, Хрюшка заговорил:
        - Ральф для этого и собрал всех. Чтобы решить, что делать. Мы уже знаем, кого как зовут. Это Джонни. Те двое - они близнецы - Сэм и Эрик. Ты Эрик, да? Нет, ты Сэм?
        - Я Сэм…
        - А Эрик - я.
        - Пожалуй, нужно знать всех,  - сказал Ральф.  - Так вот, я - Ральф.
        - Мы уже знаем имена почти всех ребят,  - сказал Хрюшка.
        - Детские имена,  - фыркнул Мерридью.  - Какой я вам Джек. Я - Мерридью.
        Ральф быстро обернулся. Это был голос человека, у которого своя голова на плечах.
        - Вот,  - продолжал Хрюшка.  - Этого зовут… забыл…
        - Слишком ты много болтаешь,  - сказал Мерридью.  - Заткнись, Жирняга!
        Раздался смел.
        - Он не Жирняга!  - крикнул Ральф.  - Он Хрюшка!
        - Хрюшка?! Хрюшка!!. Ой, не могу, Хрюшка!
        Поднялась буря хохота, смеялись даже самые маленькие. На мгновение замкнулась цепь взаимопонимания, и лишь один Хрюшка остался в стороне; он покраснел как рак, нагнул голову и стал опять протирать очки.
        Наконец хохот умолк, и возобновилась перекличка. Морис - среди хористов второй по росту после Джека, но широкоплечий и все время ухмылявшийся. Потом - хрупкий, никому не известный мальчик с вороватым взглядом, внутренне напряженный от своей обособленности и скрытности. Он пробормотал, что его зовут Роджер, и снова замолчал. И еще Бил, Роберт, Гарольд и Генри; хорист, до этого лежавший в обмороке, сел, привалившись спиной к стволу пальмы, улыбнулся Ральфу бескровными губами и сказал, что его зовут Саймон.
        - Теперь,  - проговорил Джек,  - нужно решить, как нам спастись.
        Загудели голоса. Один из малышей заявил, что он хочет домой.
        - Заткнись,  - рассеянно сказал Ральф. Он поднял раковину.  - Мне кажется, нужно выбрать вождя, который будет решать, что и как.
        - Вождя! Выбрать вождя!
        - Вождем должен быть я,  - легко и самоуверенно сказал Джек,  - потому что я пою на клиросе и еще я староста хора. Я могу взять си-диез.
        Снова гул голосов.
        - Ну, а тогда…  - продолжал Джек,  - тогда… тогда…
        Он колебался. Роджер - тот самый мальчик с вороватым взглядом - заерзал, потеряв терпение, и сказал:
        - Вождя нужно выбрать!
        - Да!.. Выбрать вождя!..
        Игра в выборы казалась такой же занятной, как и раковина. Джек было запротестовал, но поднявшийся гвалт означал, что просто иметь вождя теперь им мало - они хотели его выбрать, и кто-то выкрикнул имя Ральфа. В его пользу у ребят не было никаких разумных доводов: единственным, кто проявил хоть какую-то смекалку, был Хрюшка, самым властным показал себя Джек. Но в Ральфе, в том, как он сидел, было какое-то спокойствие, отличавшее его от остальных; притягивала и его внешность, и его стать, но сильнее всего и притом самым непостижимым образом на них действовала раковина. Тот, кто трубил в нее, кто сидел и ждал их на платформе с такой восхитительной вещью; не мог быть как все.
        - Тот пусть будет вождем, с раковиной!
        - Ральф! Ральф!
        - Парень с дуделкой, он!
        Ральф поднял раковину, требуя тишины.
        - Ну ладно. Кто хочет, чтобы вождем был Джек?
        Хористы обреченно подняли руки.
        - Кто за меня?
        Все, кроме хористов и Хрюшки, подняли руки. Затем и Хрюшка нехотя поднял руку. Ральф считал.
        - Тогда, значит, вождь - я.
        Собрание взорвалось аплодисментами. Даже хористы аплодировали, и Джек от обиды покраснел так, что его веснушки исчезли. Он вскочил, передумал, сел, а воздух все звенел от криков. Ральф смотрел на него, горя желанием что-нибудь предложить взамен.
        - Хор, конечно, останется за тобой.
        - Они будут нашей армией…
        - Нет, охотниками…
        - Пусть они будут…
        На лице Джека снова выступили веснушки. Ральф помахал рукой, требуя тишины.
        - Джек командует хористами. Они у нас будут… кем ты хочешь, чтобы они были?
        - Охотниками.
        Джек и Ральф в застенчивой признательности улыбнулись друг другу. И сразу все заговорили наперебой. Джек встал.
        - Хор! Снять тоги!
        Хористы, как по школьному звонку, повскакали со своих мест, затараторили и побросали в кучу свои плащи. Джек положил плащ на ствол рядом с Ральфом.
        Ральф улыбнулся и, добиваясь тишины, поднял раковину.
        - Слушайте все! Мне нужно время, чтобы подумать. Я не могу так сразу решить, что делать. Если это не остров - мы спасены. Так что сперва нужно узнать, остров это или нет. Пусть все останутся здесь, ждут и никуда не уходят. Трое - пойдет больше, мы не будем знать, кто где, и потеряем друга друга - трое из нас пойдут в экспедицию и все узнают. Пойду я, Джек и… и…  - Со всех сторон на него смотрели томящиеся лица.  - … и Саймон.
        Вокруг Саймона захихикали, и он встал, тоже чуть посмеиваясь. Теперь, когда обморочная бледность сошла с ело лица, это был живой мальчуган, худенький, смотревший из-под шапки черных волос, прямых и жестких, нависших на лоб. Он кивнул Ральфу.
        - Я пойду.
        - И я…
        Джек выхватил из-за спины большой нож и вонзил его в ствол. Голоса загудели и сразу стихли. Хрюшка пошевелился.
        - И я пойду.
        Ральф обернулся к нему:
        - Для такого дела ты не годишься.
        - И все равно…
        - Ты нам не нужен,  - отрезал Джек.  - Хватит и троих.
        Хрюшкины очки засверкали.
        - Я был с ним, когда он нашел раковину. Я был с ним, когда вас еще никого не было.
        Никто на это не обратил внимания. Все стали расходиться. Ральф, Джек и Саймон спрыгнули с платформы и пошли по песку вдоль купального бассейна. Хрюшка тащился следом.
        - Саймон,  - сказал Ральф,  - ты иди между нами, тогда мы сможем разговаривать через тебя.
        Они зашагали в ногу. Это означало, что время от времени Саймону приходилось делать двойной шаг, чтобы не отстать. Наконец Ральф остановился и повернулся к Хрюшке.
        - Ну что?  - Джек и Саймон притворились, что ничего не видят.  - Тебе же нельзя с нами.
        Хрюшкины очки увлажнились от обиды.


        Рисунки С. ПРУСОВА


        - Все-таки сказал… А я же просил тебя…  - Его лицо горело, губы дрожали.  - Я же просил тебя не говорить…
        - Что ты мелешь? О чем ты?
        - Все о том же. Я ведь сказал, мне все равно, лишь бы Хрюшкой не называли, а ты…
        Они оба притихли. Ральф посмотрел на Хрюшку более сочувственно и увидел, до чего тот был обижен и подавлен. Он раздумывал, извиниться ли ему или и дальше изводить Хрюшку.
        - Уж лучше быть Хрюшкой, чем Жирнягой,  - сказал он, наконец, с прямотой подлинного вождя.  - Ладно, прости, если ты так переживаешь. А теперь, Хрюшка, ступай обратно и займись именами. Это твое задание. И будь здоров.
        Он повернулся и побежал за остальными. Хрюшка стоял, и жгучий румянец медленно остывал на его щеках.
        Троица проворно шагала по берегу. Был отлив, и полоса пляжа, выстланная водорослями, стала твердой, как дорога. Во всей этой сцене и в самих ребятах было что-то романтическое, и они, сознавая это, чувствовали себя счастливыми. Они то и дело поворачивались друг к другу, взволнованно смеялись и болтали взахлеб. Вокруг все сверкало. Ральф, не в силах выразить свой восторг, встал на голову и перевернулся. Когда они отсмеялись, Саймон нежно погладил его по руке, и они снова засмеялись.
        - Давай, давай, пошли,  - сказал Джек.  - Мы - исследователи.
        - Нужно дойти до этого конца острова,  - сказал Ральф,  - и посмотреть, что там за углом.
        - Если это остров…
        Теперь, когда день пошел на убыль, миражи понемногу оседали. Ребята обнаружили, что с этой стороны остров уходил в море острым мысом. В беспорядке громоздились квадратные, как и повсюду, глыбы, и уже в лагуне высилась еще одна скала. Там гнездились морские птицы.
        - Как глазурь на розовом торте,  - заметил Ральф.
        - Дальше не пойдем,  - сказал Джек.  - И за угол нам не заглянуть, потому что его и нет. Берег чуть изгибается, и все. А идти там трудно: скалы одни…
        Ральф прикрыл глаза ладонью и, все выше задирая голову, окинул взглядом скалистую вершину. Отсюда до горы было ближе, чем от любой другой точки пляжа, где они успели пройти.
        - Здесь и попробуем взобраться на гору,  - сказал Ральф.  - Я думаю, это самый легкий путь. Меньше зарослей проклятых, больше розовых скал. Пошли.
        И они начали карабкаться вверх. Какая-то неведомая сила выворотила эти кубы и разбросала их так, что они лежали вкривь и вкось, наваленные друг на друга. Розовый утес обычно подпирал перекошенную глыбу, та - другую, поменьше, и так снова и снова, пока все это сооружение не завершалось шаткой грудой розовых камней, пронзивших хитросплетения лиан. Там, где розовый гранит выходил прямо из земли, к скалам, огибая их, жались узкие тропинки. Мальчики пробирались по ним боком, лицом к скале.
        - Кто проложил эту тропинку?  - Джек остановился, вытирая пот. Запыхавшийся Ральф стал рядом.  - Люди?
        Джек покачал головой:
        - Животные.
        Ральф уставился в густой мрак под деревьями. Заросли чуть заметно подрагивали.
        Крутые витки тропинок давались ребятам без труда; туго им приходилось изредка, когда они пробирались через заросли, чтобы выйти на очередную тропинку. Здесь корни и стебли ползучих растений сплетались, словно пряжа, и ребята должны были, как гибкие иглы, продеваться в ее петли. Единственным ориентиром Для них был подъем склона: лишь бы следующий лаз, как бы его ни опутывали канаты лиан, находился выше предыдущего.
        И они поднимались. В самую трудную минуту, когда они, казалось, были наглухо замурованы в зеленой гуще, Ральф обернулся и посмотрел сияющими глазами.
        - Сила!.. Блеск!.. Классно!..
        Трудно было понять, чему они радовались. Все трое вспотели, перемазались и изнемогали от усталости. Ральф был жестоко исцарапан. Туннели между лианами стали такими узкими, что в них едва можно было протиснуться. Ральф громко крикнул, и мальчики прислушались к приглушенным раскатам эха.
        - Настоящая экспедиция!  - воскликнул Ральф.  - Держу пари: здесь никто еще не был.
        - Карту бы нарисовать,  - отозвался Джек.  - Да бумаги нет?
        - Нацарапать на коре,  - сказал Саймон.
        И сверкающие в сумраке глаза снова торжественно причастились дружбе.
        Лианы и деревья чуть подались от розовой стены, и мальчики пустились по тропинке рысцой. Тропинка привела на опушку, и они мельком увидели море. Появилось солнце; оно высушило пот, пропитавший их одежду, пока они пробирались в душной и сырой темноте. Теперь они карабкались по голым скалам, и им больше не приходилось нырять в зеленый мрак.
        Идти стало легко. Когда они вышли к последнему перед вершиной подъему склона, Ральф остановился.
        - Вот здорово, а?
        Они были на краю цирка или полуцирка, расположенного на самом склоне. Голубые цветы и горные травы, заполнив чашу, переливались через край широкими потоками и растекались среди зарослей. В глазах рябило от бабочек; они взлетали, порхали в воздухе, садились. Сразу за цирком была вершина, и вскоре они стояли на ее квадратной площадке.
        Ребята уже давно не сомневались, что они на острове; море по обе стороны, пока они карабкались, кристальный воздух и высокое небо - все это заставляло их каким-то инстинктом чувствовать, что вода здесь со всех сторон. И все же был некий смысл в том, чтобы оставить последнее слово до той минуты, когда они ступят на вершину и смогут увидеть море по всему кругу горизонта.
        Ральф повернулся к ребятам.
        - Он - наш!
        Остров, своими очертаниями напоминающий корабль, взгорбился у этого конца, и за их спинами был крутой спуск к берегу. По каждую сторону - скалы, утесы, верхушки деревьев и крутой склон; впереди, по всей длине корабля,  - более пологий спуск, одетый деревьями, с розовыми прогалинами, дальше - покрытая джунглями ровная часть острова, густо-зеленая, которая к концу сужалась розовым хвостиком. Там, где остров сходился на нет, был еще островок - скала, почти особняком стоящая в воде, как форт, обращенный к ним крутым розовым бастионом.
        Они осмотрели остров и принялись разглядывать море. Они были высоко, день клонился к вечеру, и миражи уже не резали глаз.
        - Это риф,  - сказал Ральф.  - Я такие на картинках видел.
        Риф запирал остров с одной стороны и еще загибался; он шел параллельно той части пляжа, которую они считали своей, и находился от нее примерно в миле. Коралловая линия была смазана: как будто великан, задумав воспроизвести очертания острова, наклонился и повел мелом волнистую черту, да притомился и так и не закончил ее. Внутри - переливчатая вода, скалы и водоросли, отчетливо видные, как в аквариуме; снаружи - темная синь моря. Был отлив, от рифа в море тянулись длинные полоски пены, и на мгновение ребятам показалось, что их корабль плавно движется кормой вперед.
        - Вон где мы приземлились,  - сказал Джек, указывая вниз. За обрывами и скалами на зелени леса виднелся косой срез, затем шли расщепленные стволы и глубокая борозда просеки, не затронувшая лишь бахрому пальм у лагуны. Там же была и выдвинутая в воду платформа со снующими вокруг фигурками.
        - Не видать ни дыма, ни лодок,  - со знанием дела сказал Ральф.  - Потом мы это проверим, но, по-моему, он необитаемый.
        - Будем добывать пищу!  - закричал Джек.  - Охотиться! Ловить зверей… пока за нами не приедут.
        Саймон смотрел им в рот, молчал и кивал головой так, что его черные волосы то падали на лоб, то откидывались; его лицо горело. Ральф посмотрел вниз на ту сторону, где рифа не было.
        - Здесь еще круче,  - сказал Джек.
        Ральф сомкнул руки кольцом.
        - Вон тот лесок, внизу, он как в чаше.
        На каждой ступени горы были деревья - цветы и деревья. Лес зашевелился, зарычал, забился. На скалах, неподалеку от ребят, размашисто закачались цветы, и бриз обдал их лица прохладой.
        Ральф широко распростер руки.
        - Все наше!
        Они заплясали на вершине, смеясь и что-то выкрикивая.
        - Хочу есть.
        Слова Саймона напомнили им, что они голодны.
        - Ну пошли,  - сказал Ральф.  - Мы узнали что нужно.
        Они спустились по скалистому склону, прошли среди цветов и зашагали вдоль леса. Здесь они остановились и стали с любопытством разглядывать кустарник.
        - Как свечки!  - воскликнул Саймон.  - Кусты, а на них свечки растут. У них такие почки.
        Это был вечнозеленый кустарник, источавший душистый аромат; бледно-зеленые почки, туго сложенные, четко вырисовывались на фоне яркого неба. По одной из них Джек полоснул ножом, и вокруг разлился терпкий запах.
        - Кусты, а на них свечки.
        - Зеленые свечки,  - презрительно отозвался Джек.  - В рот их не положишь. Пошли.
        Шлепая по камням усталыми подошвами, они входили в лес, когда вдруг послышался какой-то шум… визг… твердые удары копыт по тропинке. Пока ребята пробивались туда, визг усилился и стал бешеным. Они увидели поросенка, застрявшего в завесе лиан и с безумным страхом рвавшегося из эластичных пут. Поросенок визжал не переставая, тонко и пронзительно. Мальчики бросились вперед, и Джек снова выхватил нож. Рука высоко замахнулась. Затем пауза, какая-то задержка: поросенок продолжал визжать, лианы дергались, а лезвие все поблескивало в занесенной руке. Секунда, другая, и поросенок вырвался из лиан и юркнул в щель. Они переглядывались и смотрели на это ужасное место. Лицо Джека под веснушками стало белым. Он заметил, что все еще стоит с занесенным ножом, и, опустив руку, убрал его в ножны. Все трое пристыженно засмеялись и начали выбираться на свою тропинку.
        - Я смотрел, куда ударить,  - сказал Джек,  - и чуть опоздал.
        - Нужно было заколоть его, и все тут,  - свирепо сказал Ральф.  - Свиней закалывают…
        - Им перерезают горло, чтобы выпустить кровь,  - возразил Джек.  - А то мясо нельзя есть.
        - Тогда почему же ты не…
        Они прекрасно знали почему: потому что гнусно ударить ножом живое существо, потому что вид крови невыносим.
        - Я так и хотел,  - ответил Джек. Он шел впереди, и они не видели его лица.  - Я выбирал, куда ударить. В другой раз…
        Джек выхватил нож и вонзил его в дерево. В другой раз пощады не будет. Он яростно обернулся, требуя от них подтверждения.
        Они вышли на солнечный свет и, пока пробирались к платформе по просеке, некоторое время были заняты тем, что отыскивали плоды и жадно поедали их.
        Глава 2. Огонь на горе

        Когда Ральф перестал трубить, вокруг уже собралась толпа. По правую руку от него были хористы, по левую - старшие мальчики, незнакомые друг с другом раньше, прямо перед ним, в траве,  - малыши, сидевшие на корточках.
        Установилась тишина. Ральф нерешительно приподнял до колен розовато-кремовую раковину; внезапный порыв ветра, колыхнув листву, рассеял свет по всей платформе. Ральф колебался, встать ли ему или продолжать сидеть. Он посмотрел налево, в сторону бассейна. Хрюшка сидел близко, но на помощь не приходил.
        Ральф откашлялся.
        - Значит, так.  - И сразу же он почувствовал, что может складно говорить и рассказать все, что ему нужно. Он провел рукой по волосам и заговорил: - Мы на острове. Мы забрались на вершину горы и увидели со всех сторон море. Мы не видели ни домов, ни дыма, ни следов ног, ни лодок, ни людей. Кроме нас, здесь никого нет.
        - И все равно армия нужна,  - вмешался Джек.  - Для охоты. Будем охотиться на свиней.
        - Да. На острове водятся свиньи.
        И они втроем попытались дать остальным почувствовать, как бьется в лианах живое розовое существо.
        - Мы увидели…
        - Он как завизжит…
        - Вырвался и юркнул в щель…
        - Я не успел заколоть… но… в другой раз!..
        Джек вонзил нож в ствол и вызывающе посмотрел вокруг. Стало тихо.
        - Видите?  - продолжал Ральф.  - Нам нужны охотники, чтобы добывать мясо. И еще одна вещь.  - Он положил раковину на колени и обвел глазами обожженные солнцем лица.  - Взрослых нет. Нам придется самим о себе заботиться.  - Собрание загудело и стихло.  - И еще одна вещь. Нельзя, чтобы все говорили сразу. Нужно поднять руку, как в школе.  - Он поднес раковину к лицу и заглянул внутрь.  - И тогда я дам этот рог.
        - Рог?
        - Так называется эта раковина: морской рог. Буду давать его по очереди каждому, кто захочет что-нибудь сказать. И пока говоришь - держи его в руках.
        - А если я…
        - И его никто не смеет прерывать - того, кто говорит,  - кроме меня.
        Джек вскочил на ноги.
        - У нас будут свои законы!  - закричал он взволнованно.  - Много законов! И если кто их нарушит…
        - Гыыыы!.. Блеск!.. Классно!..
        Ральф почувствовал, что рог взяли с его бедра. Хрюшка стоял, покачивая огромной кремовой раковиной, и крики утихли.
        - Вы только сбиваете Ральфа. Не даете сказать ему самое важное.  - Он эффектно помолчал.  - Кто знает, что мы здесь?
        - В аэропорту знают…
        - Человек с мегафоном…
        - Мой папа…
        Хрюшка надел очки.
        - Никто не знает,  - сказал он. Он был бледнее обычного и задыхался.  - Может, знают, куда мы летели. А может, и нет. Но никто не знает, где мы, потому что мы не долетели.
        Он молча поглазел на них, затем покачнулся и сел. Ральф взял у него рог.
        - Как раз это я и хотел сказать, когда… когда вы все…  - Он пристально вглядывался в их напряженные лица.  - Никто не знает, где мы.
        Стояла такая тишина, что было слышно, как судорожно дышит Хрюшка. Солнце заметно клонилось и покрыло позолотой половину платформы. Легкие порывы ветра, как котята, гонявшиеся по лагуне за своими хвостами, пробегали по платформе и терялись в лесу.
        - Так что, может быть, мы здесь надолго.
        Все молчали. Ральф вдруг ухмыльнулся.
        - Но остров отличный! Мы - Джек, Саймон и я - мы залезли на гору. Чудо, а не остров! Есть и еда, и вода…
        - И скалы…
        - И голубые цветы…
        Хрюшка - он чуть отдышался - показал, что рог в руках у Ральфа, и Джек с Саймоном замолчали. Ральф продолжал:
        - Пока нас не найдут, мы хорошенько повеселимся!  - Он распростер руки.  - Как в книжке!
        - «Остров сокровищ»!
        - «Ласточки и амазонки»!
        - «Коралловый остров»!
        - Остров - наш! Отличный остров! Пока взрослые до нас доберутся, мы повеселимся что надо!
        Джек протянул руку за рогом.
        - Есть свиньи,  - сказал он.  - Есть пища, и есть где купаться - вон там, в том прудке… все есть. Может, кто еще что-нибудь нашел?
        Он вернул рог Ральфу и сел. По-видимому, больше никто ничего не нашел.
        Старшие первыми заметили упиравшегося малыша. Его подталкивали почти такие же дети, но он никак не хотел идти. Это был совсем крошка, лет шести; с одной стороны его лицо было заляпано бордовым родимым пятном. Он стоял, поеживаясь под наведенными на него взглядами, и носком ботинка ковырял в траве. Он что-то пробормотал и был готов вот-вот заплакать.
        - Давай,  - сказал Ральф.  - Выходи сюда.
        Малыш в ужасе озирался.
        - Ну, давай же говори! Малыш потянулся за рогом, и раздался дикий хохот; малыш отдернул руку и зарыдал.
        - Дайте ему рог!  - кричал Хрюшка.  - Дайте ему рог!
        Ральф вложил малышу в руки огромную раковину, но теперь у того пропал голос. Хрюшка стал рядом на колени, послушал и начал «переводить»:
        - Он хочет знать, что вы собираетесь делать с летучей змеей?
        Ральф засмеялся, и вместе с ним засмеялись остальные. Малыш совсем сжался.
        - Так расскажи нам про твою летучую змею.
        - Он говорит - это был огромный зверь.
        - Зверь? Огромный?
        - Крылатый змей. Очень большой. Он его видел.
        - Где?
        - В лесу.
        Из-за бриза или оттого, что солнце уже клонилось к закату, только под деревьями стало прохладно. Мальчики почувствовали холодок и беспокойно заерзали.
        - На таком острове не могут водиться огромные звери,  - терпеливо начал Ральф.  - Они бывают только в больших странах, вроде Африки или Индии.
        - Он говорит - этот зверь приходил в темноте.
        - Как же он его увидел?! Раздался смех.
        - Но он все равно говорит, что видел этого зверя. Зверь пришел, потом ушел, потом снова пришел и хотел его съесть…
        - Да это ему приснилось!
        Смеясь, Ральф обвел глазами ребят - за подтверждением. Старшие поддакивали ему, но на лицах многих малышей осталось сомнение, и чтобы рассеять его, требовалось нечто большее, чем разумные доводы.
        - Ему, наверное, приснился страшный сон. Насмотрелся на лианы - вот они и приснились.
        - Он говорит, что видел этого зверя, и спрашивает, не придет ли зверь сегодня вечером?
        - Но ведь нет этого зверя!
        - Говорит, утром зверь превратился в такие штуки, как эти канаты на деревьях, и остался висеть на суку. Он спрашивает, не придет ли этот зверь ночью?
        - Но ведь нет этого зверя!
        Теперь уже никто не смеялся, лица стали еще угрюмее. Ральф запустил обе руки в волосы и с изумлением и досадой посмотрел на малыша. Рог схватил Джек.
        - Ральф, конечно, прав. Нет никакой летучей змеи. Но если какая змея и есть, мы выследим ее и убьем. Мы будем охотиться на свиней, чтобы добывать мясо. Заодно поищем и эту змею…
        - Но ведь ее нет!
        - Мы узнаем наверняка, когда будем ходить на охоту.
        Ральф был раздражен и на мгновение растерялся. Он чувствовал, что столкнулся с чем-то непостижимым. В глазах, смотревших на него так напряженно, не было и тени юмора.
        - Но ведь нет этого зверя!  - Что-то неведомое ему самому поднялось в нем и заставило еще раз упрямо крикнуть: - Я же говорю вам - его нет!
        Все молчали.
        Ральф снова поднял рог, и при мысли о том, что он собирается сказать дальше, к нему вернулось хорошее настроение.
        - А теперь мы подошли к самому важному. Я все время думаю об этом. Я думал и когда мы лазили по скалам.  - Он заговорщически ухмыльнулся Джеку и Саймону.  - И сейчас думаю. Вот что я думаю: нам нужно весело пожить! И мы хотим, чтобы нас спасли.
        Крики всеобщего ликования оглушили его, и он потерял нить. Он задумался и снова сказал:
        - Мы хотим, чтобы нас спасли, и нас, конечно, спасут.
        Голоса одобрительно гудели. Простое утверждение, бездоказательное, подкрепленное одним лишь возродившимся авторитетом Ральфа, вернуло всем радость.
        - Мой отец служит на флоте. Он сказал, что все острова уже открыты. Он говорит, что у королевы есть такая комната, где полно всяких карт, и на них все острова на свете. Так что у королевы есть карта и нашего острова.  - Снова крики, уже веселые и беззаботные.  - Раньше или позже, но корабль все равно придет сюда. Может, даже корабль моего папы. Вот увидите, все равно нас спасут.
        Его слова вселили уверенность в благополучном исходе. Теперь ребята снова любили и уважали своего вождя. От радости кто-то забил в ладоши, и все собрание бурно зааплодировало.
        - Тише! Ну погодите! Дайте сказать!
        Он продолжал уже в тишине.
        - И еще одна вещь. Мы можем помочь им найти нас. А то корабль пройдет рядом и не заметит нас. Нужно, чтобы на вершине горы был дым. Мы разведем там костер.
        - Костер! Разведем костер! Половина собрания уже была на ногах. В самой гуще толпы кричал Джек. Раковина была забыта.
        - Скорее! За мной!
        Казалось, что и пальмы, под которыми неистовствовали крики, пришли в движение. Ральф вскочил на ноги и кричал, чтобы все замолчали, но его никто не слышал. Толпа рванулась к горе, за Джеком, и платформа опустела. Даже самые маленькие кинулись за остальными и во все лопатки бежали уже среди ворохов листвы и сломанных сучьев. Ральф все еще держал рог; убежали все, кроме Хрюшки.

        - Как малые дети!  - сказал он презрительно.
        Ральф с сомнением взглянул на него и положил рог на ствол.
        - Держу пари: файф-о-клок уже прошел,  - сказал Хрюшка.  - Как ты думаешь, что они собираются делать на горе? Эй! Ральф! Куда ты?
        Ральф уже был на просеке и перебирался через первый ряд поваленных деревьев. Далеко впереди трещали сучья и слышался смех. Хрюшка с отвращением посмотрел Ральфу вслед.
        - Совсем как малые дети…
        Он вздохнул, нагнулся и зашнуровал ботинки. Шум мятежного конвента затихал на горе. С видом родителя-мученика, которому приходится идти на поводу у взбалмошных детей, Хрюшка поднял раковину, повернулся, пошел к лесу и начал пробираться через завалы сломанных стволов.
        По другую сторону от вершины было небольшое плато, покрытое лесом. Ральф сделал такой жест, словно собирался что-то обнять.
        - Оттуда будем брать топливо для костра. Там его завались!
        Джек кивнул и подергал себя за нижнюю губу. Участок, начинавшийся футах в ста, внизу, на более крутом склоне, словно и предназначался для того, чтобы снабжать их топливом. В теплой сырости деревья подрастали быстро, но из-за нехватки почвы раньше времени падали и сгнивали; поверх сплошным покрывалом ложились лианы, но между ними просовывались новые прутики будущих деревьев.
        Джек повернулся к хористам, уже стоявшим наготове. Черные шапочки были сдвинуты набок, как береты.
        - Сложить костер. Живо!
        К лесу вела очень удобная тропинка; они сбежали по ней и принялись растаскивать сушняк.
        Малыши, которые по одному добирались до вершины, тоже скатывались вниз по тропинке, и вскоре работали все, кроме Хрюшки. Сушняк был таким гнилым, что, когда они раздергивали его, их обдавало ливнем крошек и трухи. Впрочем, несколько стволов удалось вытащить целиком. Близнецы - Сэм и Эрик - первые взялись за подходящее дерево, но ничего не могли с ним поделать, пока Ральф, Джек, Саймон, Роджер и Морис не нашли, за что ухватиться. Шаг за шагом они втащили этого лесного мертвеца на вершину и там осторожно положили. Каждая группка ребят добавляла свою долю, побольше или поменьше, и куча росла. Вернувшись вниз, Ральф вдруг заметил, что ствол, за который он взялся, с другого конца в руках у Джека, и они, ухмыльнувшись друг другу, вдвоем разделили тяжесть этой ноши.


        - Что, не легко, а?
        Джек ухмыльнулся.
        - Это нам-то с тобой?
        Вместе, сплоченные тяжестью ноши, они, пыхтя, поднялись по круче. Вместе они пропели протяжное «Раз! Два! Три!» и закинули ствол на огромную кучу сушняка. Затем они отступили назад, смеясь от восторга и удовольствия, и Ральф немедленно встал на голову. Внизу еще работали, но самые маленькие, потеряв интерес, разбредались по новому для них лесу и искали плоды. Близнецы проявили неожиданную смекалку: они поднялись с полными охапками сухих листьев и привалили все это к куче. Убеждаясь, что куча предостаточная, мальчики один за одним оставались на вершине.
        Джек и Ральф смотрели друг на друга, остальные ждали. А они, похолодев от страшной догадки, не знали, с чего начать позорное признание. Ральф, красный, как рак, заговорил первым:
        - Ну давай зажигай.
        Теперь нелепость ситуации перестала быть тайной, и Джек тоже залился краской.
        - Нужно потереть две палочки. Потереть…
        Он взглянул на Ральфа, и тот поставил точку над «и»:
        - Спички у кого-нибудь есть?
        - Нужно сделать лук и вертеть стрелу,  - сказал Роджер и стал тереть ладони, показывая, как это делается.
        Над горой повеял легкий ветерок. И словно вместе, с ним из леса вышел Хрюшка, как обычно, в шортах и рубашке; он осторожно поднимался по тропинке, и на его очках поблескивало косое солнце. Под мышкой он держал раковину.
        - Хрюшка!  - крикнул Ральф.  - Спички есть?
        Мальчики подхватили его крик так, что зазвенела гора. Хрюшка покачал головой и подошел к огромной куче сушняка.
        - Боже ты мой! Ну и наворотили, ничего не скажешь!
        Джек резко вскинул руку.
        - Очки… это же зажигательные стекла!
        Хрюшка и попятиться не успел, как его обступили.
        - Пустите!.. Пустите меня!  - Он взвизгнул, когда Джек сорвал с него очки.  - Что ты делаешь?! Отдай! Я же почти не вижу! Рог разобьете!
        Ральф локтем оттолкнул его и упал на колени перед сушняком.
        - Свет не заслоняйте!
        Вокруг шла толкотня, выкрикивались советы. Ральф двигал линзы взад-вперед, поворачивал так и этак, пока глянцевитая белая копия косого солнца не легла на кусочек гнилого дерева. Почти сразу взвилась тонкая струйка дыма, и Ральф закашлялся. Джек тоже упал на колени и стал тихонько дуть. Дым отклонился, загустел, и появился язычок пламени. Пламя, сперва едва заметное при солнечном свете, обвило маленькую ветку, стало больше, обрело цвет и дотянулось до сука, который с треском взорвался. Пламя ударило вверх, и ребята закричали от восторга.
        - Очки!  - завывал Хрюшка.  - Отдайте мои очки!
        Ральф стал чуть дальше от костра и вложил очки в шарившие по воздуху руки.
        - Пятна одни, и все… Даже руки, своей не вижу…
        Мальчики ликовали. Дерево было таким гнилым и уже таким сухим, что желтые волны разом заглатывали толстые суки и катились вверх, тряся в воздухе огненную бороду двадцатифутовой высоты. На много ярдов вокруг костра разлился нестерпимый жар, и бриз превратился в целую реку искр. Стволы рассыпались белой пылью.
        - Все вниз!  - закричал Ральф.  - Несите еще!
        Началось состязание с огнем, и мальчики заметались по лесу. Это состязание с высоченным пламенем, как знамя развевающимся на вершине, должно было прийти к неминуемому концу, но никто и не подумал заглянуть вперед. Даже малыши, на время позабыв о плодах, приносили прутики и швыряли их в огонь. Движение воздуха стало чуть быстрее и превратилось в легкий ветер, разграничив подветренную и наветренную стороны. По одну из них было прохладно, зато по другую обдавало таким свирепым жаром, что у ребят и на большом расстоянии потрескивали волосы. Натыкаясь на порывы прохладного бриза, мальчики останавливались, чтобы освежить мокрое лицо, и тут же у них подкашивались ноги. Один за другим они валились в тень между скалами. Гигантская борода пламени быстро уменьшалась, затем все сооружение рухнуло с каким-то вздохом, и вверх рванулся столб искр; он распустился огненным деревом, изогнулся и поплыл по воздуху. Мальчики дышали, как загнанные собаки.
        Ральф приподнял голову.
        - Так не годится.
        Роджер смачно плюнул в горячую пыль.
        - Что ты хочешь сказать?
        - Дыма-то не было. Одно пламя.
        Хрюшка устроился на пятачке между двумя скалами и сидел с раковиной на коленях.
        - От такого костра никакой пользы,  - сказал он.  - Как бы мы ни старались, с таким костром нам не справиться.
        - Много ты старался, Жирняга,  - презрительно сказал Джек.  - Ты сидел себе, и все.
        - Без его очков ничего бы не было,  - сказал Саймон, размазывая копоть по всей щеке.  - Значит, он помогал.
        - Рог у меня!  - негодующе воскликнул Хрюшка.
        - На вершине горы рог не считается,  - сказал Джек.  - Так что можешь заткнуться.
        - Нужно сверху наложить зеленых веток,  - сказал Морис.  - Тогда и дым будет.
        - Я держу рог…
        Джек яростно обернулся.
        - Да заткнись ты, наконец!
        Хрюшка сник. Ральф взял у него рог и посмотрел вокруг.
        - Мы назначим тех, кто будет отвечать за костер. В любой день там,  - он помахал рукой в сторону тугой нити горизонта,  - там может появиться корабль, и если будет дым, нас спасут. И еще одна вещь. Нам нужно установить еще одно правило. Где рог - там и собрание.
        Они дали свое согласие. Хрюшка было открыл рот, но, перехватив взгляд Джека, промолчал. Джек протянул руки за рогом и встал, бережно держа хрупкую игрушку на закопченных ладонях.
        - Я согласен с Ральфом. Мы должны иметь законы и подчиняться им. Ведь мы не дикари. Мы же англичане, а англичане всегда и во всем лучше всех. Так что мы должны вести себя как надо.  - Он повернулся к Ральфу.  - Я разобью мой хор… то есть моих охотников, на смены, и мы будем отвечать за костер, чтоб он всегда горел…
        Такая щедрость вызвала бурные аплодисменты, и Джек, ухмыльнувшись ребятам, помахал рогом.
        - Сейчас незачем разводить костер. Кто увидит дым ночью? А развести костер мы всегда успеем. Альты, вы отвечаете за костер всю эту неделю. А следующую - дисканты…
        Собрание выражало мрачное согласие.
        - И еще мы возьмем на себя наблюдение за морем. Если там покажется корабль,  - головы повернулись в ту сторону, куда указывала костлявая рука Джека,  - мы сразу навалим, зеленых веток. И будет много дыму.
        Они напряженно вглядывались в густую синеву у горизонта, будто маленький силуэт мог появиться там в любую минуту. На западе солнце сползало к горизонту пылающей каплей золота. И ребята вдруг осознали, что вечер - это конец свету и теплу. Роджер взял рог и обвел всех мрачным взглядом.
        - Я и так все время смотрю за морем. Ничего похожего на корабль там не было. Может, нас никогда и не спасут.
        Ребята тревожно зашептались. Ральф снова взял рог.
        - Я же сказал вам: нас спасут. Нужно только подождать.
        Хрюшка весь закипел и набрался дерзости взять рог.
        - А я? Что я говорил? Я говорил вам про собрания, как их вести, а вы мне - «заткнись!».
        В его голосе зазвенели обличительные нотки. Все заволновались и стали кричать, чтобы он замолчал.
        - Вы сказали, вам нужен маленький костер, а сами… сами навалили кучу со стог сена. Когда я что-нибудь хочу сказать,  - с горечью кричал Хрюшка,  - вы мне сразу - «заткнись», а когда говорит Джек или Морис…
        Он захлебнулся в смятении и стоял, глядя мимо них, вниз по склону, на плато, откуда они брали сушняк. Затем он разразился таким странным хохотом, что все притихли и изумленно посмотрели на его сверкающие очки. Проследив за его взглядом, ребята поняли.
        - Вот вам ваш маленький костер!
        Здесь и там, среди лиан, гирляндами опутавших мертвые деревья, подымался дым. На их глазах у одной из таких вязанок блеснул огонь, и дым начал густеть. Маленькие огоньки заметались вокруг комля и поползли через кусты и листья. Огонь лизнул ствол стоящего дерева и поскакал вверх, как яркая белка. Дым густел, просачивался через листву и растекался над лесом. Ветер, будто на крыльях, перенес огненную белку на соседнее дерево, и она принялась пожирать его сверху. Под пологом темной листвы и дыма огонь распространялся по лесу и глодал стволы. К морю покатились огромные клубы белого и желтого дыма. При виде огня и непреодолимого шествия пожара толпа ребят огласилась пронзительными и взволнованными криками ликования. Комья пламени, словно живые существа, ползли, как ягуары на животах, к линии тонких и чахлых деревьев, за которыми был голый гранит розовой скалы. Пламя хлестнуло по первому дереву этой полосы, и его ветви на мгновение распустились огненной кроной. Лавина огня гибко скользнула в брешь между деревьями и, полыхая, заметалась по всему ряду. Мальчики ошалели от восторга: внизу четверть
квадратной мили леса бушевала огнем и дымом. Разрозненные завывания огня слились в могучий барабанный гул, и казалось, что от этого гула задрожала гора.
        - Вот вам ваш маленький костер!
        Вздрогнув, Ральф вдруг заметил, что все притихли, начиная испытывать ужас перед стихией, вырвавшейся на волю. Ральф, чувствуя, как его охватывает страх, рассвирепел.
        - Да заткнись же ты!
        - Рог у меня,  - с обидой в голосе сказал Хрюшка.  - Я имею право говорить.
        Ребята посмотрели на Хрюшку отсутствующими взглядами, тревожно прислушиваясь к барабанному гулу пожара. Хрюшка нервно взглянул вниз, на ад, и покачал рогом.
        - Теперь все так и сгорит. А ведь мы собирались из этого леса брать сушняк.  - Он облизнул губы.  - Тут уж ничего не поделаешь. Нужно быть осторожнее. Боюсь, как бы…
        Джек с трудом отвел взгляд от пожара.
        - Ты всегда боишься, Жирняга!
        - Рог у меня,  - пролепетал Хрюшка. Он повернулся к Ральфу.  - Рог у меня, верно, Ральф?
        Ральф неохотно оторвался от восхитительного и жуткого зрелища.
        - Что ты там?
        - Рог у меня. Я имею право говорить.
        Близнецы разом захихикали.
        - Нужен был дым?..
        - Вот вам и дым!
        Шлейф дыма тянулся на много миль от острова. Все, кроме Хрюшки, засмеялись, и через секунду они уже визжали от хохота. Хрюшка взорвался.
        - Рог у меня. И слушайте, вот! Прежде всего нужно было построить хижины - там, внизу. На берегу и ночью не холодно. Но не успел Ральф сказать «костер», как вы все взвыли и сломя голову понеслись на гору. Стыдно!  - Теперь мальчики слушали его тираду.  - Кто же нас спасет, если мы будем делать все шиворот-навыворот?
        Он было снял очки и хотел положить рог, но увидел, как со всех сторон потянулись руки, и передумал.
        - Вместо этого вы устроили здесь бессмысленный костер. Потом подожгли остров. Весело нам будет, когда он весь сгорит! Печеные фрукты - вот и вся еда, какая у нас останется, да еще жареная свинина. И нечему здесь смеяться! Вы хотели, чтобы Ральф был вождем, а сами даже не даете ему подумать. Он только рот откроет, а вы уже несетесь как угорелые…  - Хрюшка перевел дыхание, и им показалось, будто огонь зарычал на них.  - И это еще не все. А малыши? Кто о них позаботился? Кто знает, сколько их?
        Ральф резко подался вперед.
        - Я же велел тебе… Я сказал, чтобы ты составил список!
        - Разве один может это сделать!  - негодующе закричал Хрюшка.  - Пару минут они подождали и полезли в воду, пошли в лес, разбрелись во все стороны. Поди узнай, кто из них кто?
        Ральф облизнул побелевшие губы.
        - Значит, ты даже не знаешь, сколько нас?
        - Поди узнай, когда эти малыши так и ползают вокруг, как муравьи! Потом, когда вы трое вернулись, я хотел сосчитать, а ты сказал «костер», и все как побежали…
        - Хватит!  - оборвал его Ральф и отнял рог.  - Нет - значит, нет.
        - …пришли сюда - сорвали с меня очки…
        Джек обернулся.
        - Заткнись ты!
        - …а малыши разбрелись по лесу - там, где сейчас пожар. Откуда вы знаете, что они и сейчас не там?
        Хрюшка встал и указал рукой на горящий лес. Ребята зашептались и притихли. С Хрюшкой творилось что-то странное, он судорожно открывал и закрывал рот.
        - Тот малыш…  - Хрюшка задыхался.  - Тот самый, с пятном во всю щеку… я не вижу его. Где он?
        Толпа была немой, как сама смерть.
        - …тот самый… он еще болтал про змею…
        Как бомба, в огне взорвалось дерево. Длинные ленты лиан на мгновение поднялись из огня, забились в агонии и рухнули вниз.
        - Змеи!  - визжали малыши.  - Смотрите! Змеи!
        На западе солнце незаметно подкралось к самому горизонту. Лица ребят снизу подсвечивались красноватым светом. Хрюшка привалился к скале.
        - Тот малыш… с пятном во всю… щеку… где он… теперь? Говорю же вам, я его не вижу!
        Мальчики испуганно и недоверчиво поглядывали друг на друга.
        - …где он… где?
        Словно оправдываясь, Ральф сбивчиво забормотал:
        - Он… наверно… наверно, вернулся… на эту самую…
        Под ними на склоне горы неистовствовал барабанный гул.
        Глава 3. Хижины на берегу

        Джек весь собрался в комок. Как спринтер на старте, он замер, чуть не касаясь носом сырой земли. Над головой в зеленом сумраке терялись стволы деревьев, увешанные гирляндами лиан, а вокруг были густые заросли кустов. Приметы кабаньей тропы были едва различимы: треснувшая наискосок ветка да крохотная лунка, которая могла оказаться отпечатком копыта. Прижав подбородок к груди, Джек глазел на эти следы так, словно пытался заставить их заговорить. Затем по-собачьи, на четвереньках он прокрался вперед на пять ярдов и остановился. Одна из лиан перевилась петлей, и с узла свисал ворсистый побег. Снизу побег был отполирован: свиньи, пролезая через петлю, натерли его жесткой щетиной до блеска.
        Джек припал лицом к этому указателю, затем уставился вперед, в полутьму зарослей. Его рыжие волосы, заметно выросшие с тех пор, как он оказался на острове, выгорели; голая спина, сплошь покрытая темными веснушками, шелушилась от загара. В правой руке он держал наперевес заостренную палку футов пяти длиной; кроме шорт, перехваченных охотничьим ремнем, на нем ничего не было. Он закрыл глаза и, пытаясь хоть что-то учуять, втянул теплый воздух. Он замер, но и в лесу ничто не шевелилось.
        Наконец он сделал затяжной выдох и открыл глаза. Ярко-голубые глаза эти от злобы, казалось, хотели выпрыгнуть из орбит. Он провел языком по сухим губам и стал тщательно разглядывать безучастный лес. Затем снова двинулся вперед, рыская глазами по земле.
        Немота леса угнетала еще сильнее, чем жара; и в этот час не было слышно даже жужжания насекомых. И лишь когда Джек вспугнул пеструю птицу с ее нехитрого гнезда из одних прутиков, тишина разбилась вдребезги, и зазвенело эхо пронзительного крика, который, казалось, пришел из бездны веков. Джек вздрогнул, с присвистом глотнув воздух, и на мгновение из охотника превратился в испуганного зверя, в человекообразную обезьяну, схоронившуюся среди зарослей. Затем след снова позвал его, разъяренного неудачей, и он алчным взглядом обшарил землю. У ствола огромного дерева, серая кора которого поросла бледными цветами, он задержался, закрыл глаза и еще раз носом потянул воздух. У него перехватило дыхание, кровь на мгновение отхлынула от лица, затем прилила снова. Как тень, он скользнул под деревом и застыл, глядя вниз на прибитую землю у своих ног.
        Помет был теплым. Он лежал кучей на взрытой земле. Гладкие оливково-зеленые лепешки еще чуть дымились. Джек поднял голову и уставился на непроглядную массу лиан, преградивших ему путь. Затем, взяв копье наизготовку, стал осторожно пробираться вперед. По другую сторону завесы лиан след выходил на довольно широкую кабанью тропу. Джек выпрямился во весь рост и в ту же секунду услышал легкий шум. Джек занес правую руку назад и изо всех сил метнул копье. Рассыпалась дробь копыт, словно защелкали кастаньеты,  - соблазнительный, сводящий с ума звук… обещание мяса. Джек выскочил из кустов и подхватил копье. Стук копыт затерялся вдали.
        Джек, чертыхаясь, сошел с тропы и продирался напролом, пока лес не поредел и вместо голых стволов, подпиравших темную крышу листвы, не появились светло-серые пальмы с коронами из зеленых перьев. Впереди поблескивало море и раздавались голоса. Ральф стоял возле своего изобретения - примитивной хижины из пальмовых стволов и листьев, которая смотрела на лагуну и, казалось, была готова вот-вот рухнуть. Он не замечал Джека, хотя глядел прямо на него.
        - Вода есть? Я говорю: вода есть?
        Ральф, наконец, осознал, что перед ним Джек, и даже вздрогнул.
        - Вода? А, привет! Там, под деревом. Наверное, еще осталась.
        Джек взял скорлупу кокосового ореха, до краев наполненную пресной водой,  - одну из тех, что были заранее приготовлены и лежали в тени,  - и стал пить. Струйки потекли по подбородку, по шее и скатились на грудь. Выпив воду, он шумно вздохнул. Из лачуги послышался голос Саймона:
        - Чуть повыше.
        Ральф повернулся к хижине и приподнял ветку, на которой держалась вся кровля из листьев. Кровля развалилась, и листья посыпались вниз. Из дыры выглянуло виноватое лицо Саймона:
        - Ох, прости!
        Ральф с досадой смотрел на развалившуюся хижину.
        - Так мы никогда не кончим.
        Он бросился на землю.
        - Столько дней работаем - и вот, полюбуйся!
        Две готовые хижины едва держались. Третья совсем развалилась..
        - А им лишь бы удрать. Помнишь собрание? Все хотели работать не покладая рук, пока не построим хижины.
        - Все, кроме меня и моих охотников…
        - Кроме охотников. Ну, малыши, они…  - Он жестикулировал, подбирая нужное слово.  - Что с них взять? Но ведь и большие не лучше. Вот видишь? Целый день работаем мы с Саймоном. И больше нет никого. Они купаются, или жрут, или играют.
        Саймон осторожно высунул голову.
        - Ты вождь. Прикажи им.
        Ральф лежал на спине и смотрел на пальмы и на небо.
        - Собрания! Они у нас каждый день. По два раза.  - Он приподнялся на локте.  - Стоит мне только начать реактивный самолет, или подлодку, или телевизор. А когда собрание кончится, минут пять они поработают и разбегутся, кто так, кто на охоту.
        Джек покраснел.
        - Мясо-то нам нужно.
        - Ну, пока его еще не было. И хижины нам тоже нужны. А охотники твои уже несколько часов как вернулись. И с тех пор все купаются.
        - Но я же не бросил охоту,  - сказал Джек.  - А их я отпустил. Я думал, что, когда останусь один…  - В его глазах появилось безумное выражение.  - Я думал, что смогу…
        - И не смог.
        - Я думал - смогу.
        - Пока что ты не смог.  - Голос Ральфа вдруг чуть задрожал.  - Поможешь нам строить хижину?  - Просьба показалась бы совсем обычной, если бы не какая-то нотка в его голосе.
        - Нам нужно мясо…
        - Нужно, да нету.  - Теперь враждебность была отчетливо слышна.
        - Но оно будет! В следующий раз! Нужно сделать зазубрины на копье. Мы ранили свинью, да копье выпало…
        - Нужно сделать хижины!
        Джек закричал в ярости:
        - Обвиняешь меня, да?
        - Я только говорю, что мы здесь надрываемся. Вот и все.
        Они оба покраснели, и им было трудно смотреть друг на друга. Ральф перекатился на живот и стал поигрывать травинками.
        - Если польет такой дождь, как в первую ночь, хижины нам очень пригодятся. И еще одна вещь. Хижины нужны, потому что…  - Он помолчал, и они оба взяли себя в руки. Затем он продолжил разговор уже на безопасную тему: - Ты это замечал?
        Джек положил копье и присел на корточки.
        - Что замечал?
        - Боятся они.  - Ральф повернулся на бок и уставился в свирепое и грязное лицо Джека.  - Я о том, как оно вообще. Ты хоть раз просыпался ночью?  - Джек покачал головой.  - Они разговаривают во сне и визжат. Малыши. И не одни малыши. Как будто…
        - Как будто это страшный остров.
        От неожиданности они вздрогнули, подняли головы и увидели серьезное лицо Саймона.
        - Как будто тот зверь,  - сказал Саймон,  - или летучая змея есть на самом деле. Помните?
        Двое старших потупились. Змеи не упоминались в разговорах, само это слово никогда не произносилось.
        - Как будто это страшный остров,  - медленно проговорил Ральф.  - Да, ты прав.
        Джек сел на землю и вытянул ноги.
        - Они уже совсем спятили.
        - Малость того. А помните, как мы ходили в экспедицию?
        Они заухмылялись, припоминая романтические картины первого дня. Ральф продолжал:
        - Вот поэтому нам нужны хижины… все равно… как…
        - Как дом родной.
        - Верно.
        Джек подтянул ноги, охватил колени и нахмурился, пытаясь обрести ясность мысли.
        - И в лесу… тоже… Ну, что ли, когда охотишься… когда плоды собираешь - совсем другое дело… А вот когда ты сам по себе, один…
        Неуверенный, что Ральф отнесется к его словам всерьез, он замолчал.
        - Ну говори, говори.
        - Когда идешь по следу… идешь - и вдруг тебе кажется, будто…  - Он покраснел.  - Будто не ты охотишься, а за тобой… Будто у тебя за спиной все время кто-то есть…
        Теперь они снова молчали: Саймон напряженно, Ральф недоверчиво и даже чуть возмущенно. Он сел и стал растирать плечо грязной ладонью.
        - Ну… не знаю.
        Джек вскочил и быстро-быстро заговорил:
        - Вот каково в лесу… Конечно, все это ерунда, кажется - и все… Только… только,  - он сделал несколько стремительных шагов к пляжу, затем вернулся.  - Только знаю я, каково им ночью. Ясно?
        - Нужно сделать все, чтобы нас спасли, и лучше ничего не придумать.
        Джек не сразу сообразил, о каком спасении идет речь.


        - Чтобы нас спасли? Ах да, конечно! Но сперва я хочу поймать свинью…  - Он схватил копье и вонзил его в землю. Глаза у него снова стали мутными, безумными.
        - Не забыли бы твои охотники про костер…
        - Дался тебе твой костер!
        Они вместе пробежали через пляж, и, повернувшись у самой воды, посмотрели на розовую гору. Струйка дыма прочертила на ровной синеве неба меловую линию, которая в вышине становилась извилистой и совсем расплывалась. Ральф нахмурился.
        - Интересно, далеко ли это видно?
        - Конечно, далеко.
        - Дыму все-таки маловато.
        Струйка, словно почувствовав их пристальный взгляд, сгустилась снизу в кремовую кляксу, которая стала вытягиваться вверх зыбкой колонной.
        - Зеленых веток подбросили,  - пробормотал Ральф.  - Вот было бы здорово!  - Он прищурил глаза и повернулся кругом, чтобы осмотреть весь горизонт.
        - Там!
        Джек крикнул так громко, что Ральф даже подпрыгнул.
        - Что? Где? Корабль?
        Но рука Джека указывала на пологий склон, спускавшийся к равнинной части острова.
        - Конечно, там! Они залягут там, наверху… Где ж еще? В самую жару…  - Ральф ошеломленно смотрел на восторженное лицо Джека.  - …они забираются наверх. Заберутся там в тень и лежат, пока жарко, как коровы у нас дома.
        - Я думал, ты корабль увидел!  - Мы подкрадемся к одной из них… раскрасим лица, чтобы они нас не заметили… окружим и…
        Ральф уже не мог сдержать негодование.
        - Я же тебе про дым говорил! Ты что, не хочешь, чтобы тебя спасли? Тебе не нужно? Только и знаешь: свиньи, свиньи, свиньи!..
        - Но ведь мясо нам нужно!
        - Весь день я работаю, и со мной никого, кроме Саймона, а ты… ты пришел и даже не взглянул на хижины!
        - Я тоже дело делал…
        - Да, но тебе это нравится!  - закричал Ральф.  - Охотиться ты и сам хочешь! А для меня это…
        Они стояли на ярком пляже лицом к лицу, изумленные силой собственного раздражения… Ральф первый отвел глаза, притворившись, что его заинтересовала возня малышей на песке. Из-за платформы доносились крики купавшихся охотников.
        - От людей мало толку.  - Ему хотелось объяснить, что люди всегда оказываются иными, чем думаешь.  - Один Саймон помогает.  - Ральф показал на хижины.  - Остальные удрали. Все. А он работал со мной наравне. Вот только…
        - Саймон всегда под рукой.
        Они направились к хижинам.
        - Малость поработаю,  - пробормотал Джек,  - а потом уж искупаюсь.
        Но когда они подошли к хижинам, Саймона там не было.
        - Смылся,  - сказал Ральф.
        - Осточертело ему это,  - отозвался Джек.  - Купаться пошел.
        - Чудной он какой-то. Смешной.
        Джек кивнул - то ли в знак согласия, то ли просто так,  - и, не сговариваясь, они повернулись и пошли к бассейну.
        - Потом,  - сказал Джек,  - когда искупаюсь и перекушу, я заберусь на ту сторону горы и посмотрю, нет ли там следов. Пошли вместе, а?
        - Что ты! Ночь скоро!
        - Может, успею…
        И они шли рядом - два мира чувств и переживаний, два замкнутых в себе мира.
        - Попалась бы мне свинья!
        - Вот вернусь и буду достраивать хижину.
        Они посмотрели друг на друга с недоумением, любя и ненавидя. Теплая соленая вода, брызги, веселые крики, смех - всего этого как раз хватило, чтобы снова примирить их.
        Вопреки их предположениям Саймона не было среди купавшихся. Когда Ральф и Джек побежали к берегу, чтобы оттуда взглянуть на вершину, он было пошел за ними, но остановился. Он постоял, нахмурясь, перед горкой песка на пляже, где кто-то пытался построить себе домик. Затем он решительно повернулся и с деловым видом направился в лес. У этого худенького мальчика был острый подбородок и такие яркие глаза, что Ральф, обманутый ими, считал Саймона неутомимым весельчаком и проказником. Длинные космы жестких волос почти совсем прикрыли его низкий и широкий лоб. Шорты Саймона превратились в лохмотья; как Джек, он ходил босиком. И до этого смуглый, теперь он покрылся черно-коричневым загаром, лоснившимся от пота. Некоторое время он шел по просеке, затем, пройдя мимо высокой скалы, на которую забирался Ральф в первое утро, свернул направо в заросли. Он привычно шагал среди плодовых деревьев, где за пищей, хоть и несытной, нужно было лишь руку протянуть. На деревьях были сразу и цветы и плоды, всюду проникал густой аромат спелости и стоял могучий гул несметных полчищ пчел. Здесь Саймона настигли собиравшие
плоды малыши. Перебивая друг друга, они невразумительно кричали и тянули его к деревьям. В лучах вечернего солнца среди пчелиного гула он отыскивал плоды, до которых малышам было не дотянуться, срывал самые лучшие и, не глядя, передавал их вниз в снова и снова протягиваемые руки. Оделив всех, он перевел дух и оглянулся. Малыши прижимали к груди плоды и следили за ним с каким-то загадочным выражением на лицах.
        Саймон отвернулся и пошел по едва приметной тропинке. Вскоре вокруг сомкнулись густые заросли. Неожиданные здесь бледные цветы покрывали длинные стволы до темного полога. Внизу было тоже темно, и лианы свисали к земле, словно канаты на затонувшем корабле.
        Потом стало светлее. Лианам уже не нужно было так высоко тянуться за светом, и они сплелись огромной циновкой, завесившей опушку; здесь гранит выходил почти к самой поверхности земли и давал расти лишь маленьким кустикам и папоротнику. Опушка была кругом обнесена стеной душистого темно-зеленого кустарника, и внутри ограды, как в чаше, разлилась жара и плескался солнечный свет. Рухнувшее дерево-гигант, захватив край опушки, легло кроной на еще стоявшие деревья, и на нем, до самой его вершины, проворный плющ будто напоказ развесил красные и желтые побеги.
        Саймон остановился. Как и Джек, он искоса глянул через плечо - нет ли кого за спиной - и быстро посмотрел вокруг, чтобы убедиться, что он абсолютно один.
        Несколько мгновений он шел крадучись. Затем нагнулся и заполз в самую гущу лиан. Он оказался в природном шалашике, отгороженном от опушки просвечивающим пологом листвы. Он сел на корточки, раздвинул листья и окинул опушку взглядом. Ничто не двигалось, только две яркие, пестрые бабочки плясали одна вокруг другой в горячем воздухе. Затаив дыхание, Саймон прислушался. На остров надвигался вечер; крики ярких фантастических птиц, пчелиный гул и даже стенания чаек, слетавшихся к своим гнездам на скалах, стали тише. Вдали от берега дробившиеся на рифе океанские валы создавали слабый фон, почти неслышный, как стук собственного сердца.
        Саймон отпустил листья. Стрелы медовых лучей солнца уже не касались земли; они скользили над кустами, задевая зеленые бутоны-свечки, подбирались к темной крыше листвы, а внизу под деревьями сгущалась тьма. С угасанием света тускнели буйные краски, и знойная жара сменялась прохладой. Похожие на свечки бутоны зашевелились. Их зеленые створки чуть раздались, и белые кончики цветов нежно потянулись вверх, навстречу свежему воздуху.
        Солнечный свет покинул опушку и быстро сходил с неба. Разливалась темнота, затопляя проходы между деревьями, и все становилось расплывчатым и странным, как на морском дне. Бутоны-свечки распахнулись большими цветами, и они замерцали в свете первых звезд, пронизавшем лиственный полог. Пряный запах цветов растекался волнами и вступал во владение островом.
        Глава 4. Раскрашенные лица и длинные волосы

        Веселое утро с его ярким солнцем, упоительным морем и сладостным воздухом было временем беззаботных игр, и жизнь казалось такой полной, что мальчики забывали на время о своих тревогах и надеждах на спасение. Ближе к полудню, когда потоки света падали почти отвесно, четкие утренние краски разглаживались в жемчуг и опал, а жара - будто солнце с высотой набирало силу - становилась разящей, как удар, и мальчики, увертываясь от него, мчались к деревьям и, подремывая, лежали в тени.
        В полдень происходили странные вещи. Искрящееся море вздувалось и совершенно немыслимо расслаивалось полосами: коралловый риф вместе с несколькими чахлыми пальмами, которые цеплялись за его возвышенные участки, всплывал в небо, дрожал, рвался, словно бумажная лента, и растекался, как дождевые капли на проводах, или множился, будто обставленный нечетным набором зеркал. Иногда земля вдруг вырисовывалась там, где ее не было, и на глазах у ребят исчезала, как мыльный пузырь. Во всем этом Хрюшка научно опознал мираж; и поскольку никто не мог вплавь добраться до рифа через лагуну, где днем и ночью шныряли зубастые акулы, ребята постепенно привыкли к этим мистериям и перестали замечать их, как не замечали сверхъестественно пульсирующих звезд. В полдень видения погружались в глубину неба, и солнце глядело оттуда, как разгневанный глаз. Затем, к концу дня, мираж оседал; и по мере того, как клонилось солнце, все отчетливее проступала синяя линия горизонта. Это была еще одна пора относительной прохлады, омраченная, однако, близостью ночи. Сразу же после захода солнца на остров, как из огнетушителя,
выливалась темнота, и на берегу, под далекими звездами, хижины наполнялись тревожной жизнью.
        По ночам малышей терзали жуткие кошмары, и от страха они сбивались в кучу. Днем, как ни были заняты они поисками пищи, у них все же находилось время для игр, бесцельных и примитивных, среди белых песков у яркой воды. О своих матерях малыши плакали гораздо реже, чем того можно было ожидать; тела их стали коричневыми и до омерзения грязными. Зову раковины они повиновались и потому, что в нее трубил Ральф - он достаточно взрослый, чтобы через него поддерживать связь с авторитетным миром «взрослых»,  - и еще потому, что сами собрания казались им веселым развлечением.
        На берегу, возле устья маленькой речки, они понастроили из песка замки. Высотой около фута, замки эти были украшены ракушками, засохшими цветами и затейливыми камушками. Вокруг замков был целый комплекс сооружений, в которых, если нагнуться и посмотреть сбоку, можно было угадать стены, шоссе, железные дороги и даже пограничные столбы. Малыши играли здесь если и не вполне счастливо, то по меньшей мере увлеченно.
        И на этот раз здесь играли три малыша, самым большим из которых был Генри. Малыш с лиловым родимым пятном во всю щеку - тот самый, что пропал во время пожара,  - приходился ему дальним родственником, но Генри был еще слишком мал, чтобы понимать все это; и если бы ему сказали, что тот, другой малыш улетел домой на самолете, он бы воспринял такое утверждение спокойно и доверчиво.
        В сегодняшней игре верховодил Генри, потому что двое других - Персиваль и Джонни - были самыми маленькими на острове. Персиваль, серенький, похожий на мышь мальчик, не показался бы красивым и родной матери. Русоволосый крепыш Джонни был задирой от природы. Но сейчас он подчинялся, потому что ему было интересно, и все трое, сидя на коленях, мирно играли.
        Из леса вышли Морис и Роджер. Они отдежурили свое у костра и пришли искупаться. Роджер шагал по песочным замкам, нарочно наступая на них, засыпая цветы и расшвыривая старательно отобранные камушки. Те сооружения, вокруг которых шла игра сейчас, по счастью, не попались им под ноги, и поэтому ни Генри, ни Джонни не запротестовали., Лишь Персиваль, которому песком запорошило глаза, захныкал, и Морис поспешил прочь. В той, другой, жизни его как-то наказали за то, что он засыпал глаза какому-то малышу. И хотя сейчас ему не грозила тяжелая рука родителей, он все же почувствовал себя неловко. Где-то в глубине сознания у него шевельнулось желание извиниться. Он что-то пробормотал про купание и побежал.
        Роджер задержался и стал следить за малышами. Он не сделался заметно смуглее с тех пор, как оказался на острове, но черные космы его волос, уже спадавшие на шею и закрывшие лоб, казались под стать этому мрачному лицу и изменили его выражение: прежде замкнутое и настороженное, лицо это стало каким-то зловещим. Выплакав песок, Персиваль перестал скулить и вернулся к игре. Джонни следил за ним своими фарфорово-голубыми глазами, затем принялся швырять в него песок, пока Персиваль снова не заплакал.
        Когда Генри, которому надоело играть, побрел вдоль пляжа, Роджер пошел следом, держась под пальмами. Генри шагал посреди пляжа, ничуть не беспокоясь о том, чтобы укрыться от солнца. Затем он подошел к воде и чем-то занялся у самой ее кромки. Был прилив, могучий тихоокеанский прилив, и каждые несколько секунд относительно спокойная вода в лагуне поднималась на дюйм. Крохотные прозрачные существа, обитавшие в этой последней складке моря, продвигались вместе с водой над раскаленным песком. Неразличимыми органами чувств они дотошно исследовали каждый клочок своей нивы. Как терка с мириадами крохотных зазубрин, они протирали песок и очищали его от праха биологической жизни.
        Эти-то существа и приворожили Генри. Палочкой, выбеленной и отшлифованной морем, он помешивал пленку воды и пытался регулировать движение крохотных мусорщиков. Он проводил бороздки, в которые тут же вползала вода, и старался заполнить их занятными козявками. Забыв обо всем на свете, он был более чем счастлив, потому что чувствовал себя властителем живых существ. Он с ними болтал, убеждал их, приказывал. Теснимый приливом, он пятился; следы его ног становились заливчиками, в которые, как в ловушку, попадали эти существами у него создавалась иллюзия власти. Согнувшись, он сидел на корточках у воды, упавшие на лоб волосы заслонили ему глаза, а тем временем полуденное солнце осыпало его градом невидимых стрел.
        Роджер тоже ждал. Сперва он спрятался за толстый ствол пальмы, но Генри был так занят прозрачными козявками, что прятаться от него не было никакого смысла. Роджер посмотрел вдоль пляжа. Рыдавший Персиваль уже скрылся из виду, а Джонни, которому достались все замки, упивался своим счастьем. Он сидел там, что-то напевал и швырял песок в воображаемого Персиваля. Дальше виднелась платформа, и там, где ныряли Ральф, Саймон и Морис, то и дело вспыхивали брызги. Роджер настороженно прислушался, но ничего, кроме их криков, слышно не было.
        Налетевший бриз так встряхнул пальмы, что их листья вскинулись и забились. Роджер нагнулся, поднял камень, прицелился и запустил им в Генри, но все же так, чтобы не попасть. Камень просвистел в пяти ярдах от Генри и упал в воду. Роджер набрал горсть камней и стал бросать их один за другим. Однако вокруг Генри оставалось пространство ярдов шести в диаметре, куда Роджер старался не попасть. Действовало хотя и невидимое, но строгое табу его прошлой жизни. Сидевший на корточках ребенок все еще находился под защитой родителей, школы, полиции и закона. Рука Роджера сдерживалась цивилизацией, которая ничего не знала о нем и сама лежала в развалинах.
        Генри удивился, услышав хлюпающие звуки. Он оторвался от немых козявок и, как сеттер, сделал стойку на центр расходившихся кругов. Камни падали то по одну сторону от Генри, то по другую, и он послушно поворачивался, но всякий раз слишком поздно, когда камень уже пролетел. Наконец он увидел падающий в воду камень, засмеялся и стал глазами искать приятеля, который дразнил его. Но Роджер уже скользнул за ствол и прижался к нему, часто дыша и мигая веками. Генри потерял интерес к камням и куда-то пошел.
        - Роджер!
        Примерно в десяти шагах от него под деревом стоял Джек. Когда Роджер разомкнул веки, его смуглое лицо как-то посерело, но Джек ничего не заметил. Распаленный, он нетерпеливо махал рукой, и Роджер пошел за ним.
        У самого устья речушки была маленькая заводь, отгороженная песчаной перемычкой, вся покрытая водяными лилиями и утыканная иглами тростника. Здесь их дожидались Бил, Сэм и Эрик. Джек зашел в тень, опустился перед водой на колени и развернул два больших листа, которые он принес с собой. В одном была белая глина, в другом - красная. Возле комков глины легла палочка древесного угля. Не отрываясь от дела, Джек объяснял Роджеру:
        - Чуять-то они меня не чуют. Наверное, увидели. Заметили что-то розовое под деревьями.  - Он размазывал глину по лицу.  - Достать бы зеленую краску!  - Он повернул наполовину раскрашенное лицо и ответил на недоуменный взгляд Роджера: - Чтоб охотиться. Как на войне, понимаешь?.. Ну, маскировка, вот…
        Роджер понял и угрюмо кивнул. Близнецы подвинулись к Джеку и из-за чего-то робко запротестовали. Джек только отмахнулся от них.
        - А-а, заткнитесь!  - Угольком он затушевывал просветы между красными и белыми пятнами на лице.  - Нет-нет. Вы пойдете со мной.
        Он взглянул на свое отражение и разочаровался. Нагнувшись пониже, он зачерпнул полные пригоршни воды и стал отмывать лицо. Снова показались веснушки и рыжие брови.
        Джек стал раскрашиваться по-новому. Одну щеку и подбородок он сделал белыми, затем растер красную глину по другой половине лица и провел угольком черную линию от правого уха к левой скуле. Он снова посмотрел на свое отражение, но оно замутилось от его дыхания.
        - Сэм-и-Эрик, подайте кокосовый орех. Пустой.
        Он стоял на коленях и держал в руках скорлупу с водой. На его лицо упал солнечный зайчик, и в глубине чаши появилось яркое отражение. Джек изумленно смотрел - уже не на себя, а на нечто незнакомое и внушающее страх. Взволнованно смеясь, он выплеснул воду и вскочил на ноги. Вместо лица у него была жуткая маска, которая приковала к себе взгляды пораженных ребят. Джек пустился в пляс, и его хохот превратился в кровожадное рычание. Он сделал прыжок в сторону Била, и маска зажила сама по себе, а скрывшийся за ней Джек освободился от стыда и неловкости. Красно-белое с черным лицо метнулось в воздухе и надвинулось на Била. Тот, смеясь, вскочил на ноги, затем вдруг умолк и попятился в-кусты. Джек кинулся к близнецам.
        - Вы все пойдете цепью.
        - Но… Нам же… Мы…
        - Пошли! Я подкрадываюсь и закалываю ножом…
        Маска подчинила их.
        Ральф вылез из воды, пробежал вприпрыжку через пляж и сел в тень под пальмами. Его волосы залепили весь лоб, и он отвел их назад. Саймон плавал, отчаянно колотя ногами по воде, а Морис учился нырять. Хрюшка слонялся вокруг, бесцельно подбирая что-то с земли и тут же выбрасывая. Увидев под пальмами Ральфа, он подошел и сел рядом.
        Кроме шорт, от которых остались одни лохмотья, на нем ничего не было, его жирное тело стало золотисто-коричневым, и лишь очки по-прежнему вспыхивали, когда он на что-нибудь смотрел: Из всех ребят только у него одного волосы, как казалось, совсем не отрастали. У остальных головы покрылись космами, а у Хрюшки волосы лежали редкими жгутиками, будто ему по природе полагалось быть лысым, и жидким волосикам вскоре предстояло исчезнуть, как бархатной шерстке на рогах молодого оленя.
        - Я вот все о часах думаю,  - сказал он.  - Можно сделать солнечные часы. Втыкаешь в песок палочку, потом…
        Невольно ухмыляясь, Ральф обернулся. Хрюшка был занудой; и то, что он был жирный, и его «фигас-сма», и практические идеи - все это наводило тоску, но зато, хотя бы и скуки ради, ему всегда можно было поморочить голову.
        Хрюшка заметил улыбку и ошибочно истолковал ее как проявление дружеских чувств.
        - Палок у нас сколько угодно. Представляешь: у каждого свои часы! Мы бы всегда могли узнать, сколько времени.
        - А черта жирного не хочешь?
        - Ты же сам сказал, что нужно все делать как положено. Чтобы нас могли спасти.
        - Да заткнись ты!
        Ральф вскочил на ноги, побежал к воде и оказался у бассейна как раз в ту секунду, когда Морис нырнул, и притом неудачно.
        - Пузом шлеп! Пузом шлеп!
        Морис улыбнулся, глядя, как Ральф легко скользнул в воду. Ральф плавал лучше всех и в воде чувствовал себя, как рыба, но сейчас он был разозлен упоминанием о спасении, бесполезным и глупым упоминанием, и ни зеленая толща воды, ни рассеянный золотистый свет солнца не стали для него успокоительным бальзамом. Вместо того чтобы остаться в бассейне, он, мощно и резко гребя руками, проплыл под Саймоном и, вынырнув у другого края, вылез на берег и лежал там, мокрый и лоснящийся, как тюлень. Неуклюжий Хрюшка встал со своего места и пошел к Ральфу; и тогда тот, перекатившись на живот, притворился, что не видит его. Миражи рассеялись, и Ральф угрюмо обводил взглядом четкую синюю линию горизонта. В следующий миг он уже был на ногах и кричал:
        - Дым! Дым!..
        Саймон, позабыв, что он в воде, сел и захлебнулся. Морис, который в эту секунду приготовился нырнуть, откинулся всем телом назад, рванулся к платформе, затем к пальмам. Там он стал лихорадочно натягивать рваные шорты, чтобы быть готовым ко всему.
        Ральф стоял, одной рукой придерживая волосы и стиснув другую в кулак. Саймон, отчаянно барахтаясь, выбирался из воды. Хрюшка протирал очки и косился на море. Впопыхах Морис попал обеими ногами в одну штанину, и лишь один Ральф не шевелился.
        - Не вижу я никакого дыма,  - недоверчиво проговорил Хрюшка.  - Никак не могу увидеть. Ральф… где же дым?
        Ральф молчал. Теперь он придерживал волосы обеими руками. Он стоял, наклонившись вперед, и на его теле выступал белый налет соли.
        - Ральф… где же корабль?
        Саймон стоял рядом и смотрел туда же, что и Ральф. Шорты на Морисе почти бесшумно разъехались, и он отбросил их.
        Дым казался тугим узелком на горизонте, и мало-помалу узелок этот начал развязываться. Под дымом виднелась точка - возможно, это была дымовая труба. Ральф побледнел и заговорил, ни к кому не обращаясь:
        - Они должны увидеть наш дым.
        Теперь и Хрюшка смотрел куда надо.
        - Не очень-то заметно.
        Он повернулся кругом и стал приглядываться к вершине горы. Ральф, не отрываясь, следил за кораблем.
        - Вижу я, конечно, плохо,  - сказал Хрюшка.  - Не пойму, есть на горе дым или нет?
        Ральф нетерпеливо отмахнулся, продолжая следить за кораблем.
        - Дым-то, говорю, на горе есть?
        Подбежал Морис и уставился на горизонт. Саймон и Хрюшка смотрели на вершину. Хрюшка весь сморщился от напряжения, и в эту секунду Саймон завопил так, словно порезался.
        - Ральф! Ральф!..
        Его крик заставил Ральфа круто повернуться.
        - Скажите, ну скажите…  - тревожно просил Хрюшка,  - сигнал на вершине есть?
        Ральф оглянулся на рассеивающийся дымок у горизонта, затем снова посмотрел на вершину.
        - Ральф… ну, пожалуйста, сигнал есть?
        Саймон робко протянул руку, чтобы дотронуться до Ральфа, но тот уже бежал напрямик через мелкий край бассейна, поднимая фонтаны брызг, затем помчался по горячему белому песку и замелькал между пальмами. В следующую секунду он уже сражался с подлеском, которым обрастала просека. Вдогонку пустился Саймон, за ним - Морис.
        - Ральф!  - крикнул Хрюшка.  - Ну, пожалуйста… Ральф!
        Позади дымок медленно смещался вдоль горизонта, а на пляже Генри и Джонни швырялись песком в Персиваля, который тихонько скулил, и все трое пребывали в полном неведении.
        Когда Ральф добрался до конца просеки, ему едва хватило дыхания, чтобы выругаться. Шипы и колючки так ободрали его голое тело, что оно было все в крови. У крутого подъема горы он остановился. Морис был от него всего лишь в нескольких ярдах.


        - Хрюшкины очки!  - закричал Ральф.  - Если костер погас…
        Он замолчал и покачнулся. Хрюшка еще только выбирался на просеку и был едва виден. Ральф, посмотрел на горизонт, затем вверх, на гору. Что хуже: отнять у Хрюшки очки или дать кораблю уйти? Ведь если они заберутся на вершину без Хрюшкиных очков и костер прогорел, им только останется, что смотреть, как тащится Хрюшка и уходит за горизонт корабль. Терзаемый нерешительностью, Ральф заорал:
        - Господи, о господи!..
        Саймон, не переводя дыхания, отбивался от зарослей. Его лицо перекосилось. Ральф из последних сил полез вверх, а жгутик дыма все смещался по горизонту.
        От костра осталось одно пепелище. Теперь они воочию убедились в том, что им было ясно на берегу, когда их поманил дымок родины. Костер прогорел, ничто не тлело и не дымилось; кострожоги ушли. Наготове лежала груда неиспользованного сушняка.
        Ральф повернулся к морю. На горизонте, уже снова безликом, не было ничего, кроме едва приметных следов дыма. Спотыкаясь, Ральф помчался вдоль скал и, едва не сорвавшись с розового утеса, закричал:
        - Вернись! Вернись!..
        Он метался вдоль утеса, не отрывая глаз от моря и истошно завывая, как сумасшедший:
        - Вернись! Вернись!..
        Подошли Саймон и Морис.
        Ральф смотрел на них немигающими глазами. Саймон отвернулся, стирая со щек соленую воду.
        - Сволочи… Костер бросили…
        Ральф посмотрел вниз, на «чужой» склон. Подошел Хрюшка, судорожно раскрывая рот и всхлипывая, как маленький. Ральф стиснул кулак и густо покраснел.
        - Вон они.
        Далеко внизу, среди розовых осыпей, у самого края воды, показалась процессия. Ребята шли почти голые, кое у кого на головах были черные шапочки. Они пели что-то имеющее отношение к странному мешку, который так бережно несли бросившие костер близнецы. Ральф легко узнал Джека - длинного, рыжеволосого, идущего, конечно, впереди процессии.
        Саймон переводил взгляд с Ральфа на Джека, как до этого переводил взгляд с Ральфа на горизонт, и то, что он сейчас видел, как будто испугало его. Ральф ждал, пока процессия подойдет ближе. Пение стало слышнее, хотя слова все еще были неразборчивы. За Джеком шли близнецы, неся на плечах большую жердь. На ней висела выпотрошенная свиная туша, которая тяжело покачивалась, когда тропа становилась неровной и близнецы спотыкались. Свиная голова на разверзнутой шее свисала вниз и, казалось, что-то высматривала на земле. Из-за плато с горелым лесом донеслись слова песни:
        «Убей свинью! Перережь ей глотку! Выпусти кровь!»
        Процессия начала подниматься по самому крутому участку склона, и песня на одну-две минуты смолкла. Хрюшка захныкал, но Саймон тут же шикнул на него, словно тот непочтительно громко заговорил в церкви.
        Разрисованный Джек поднялся на вершину и поднял копье, взволнованно приветствуя Ральфа.
        - Смотри! Мы убили свинью… Подкрались к ним…
        Его перебили голоса охотников.
        - Окружили их со всех сторон…
        - Подползли… Свинья как завизжит!..
        Близнецы стояли с покачивающейся между ними тушей, и черные сгустки крови падали на камни. Казалось, они оба улыбались одной широкой и исступленной улыбкой. Джек должен был рассказать Ральфу сразу очень многое. Вместо этого он пустился в пляс, но тут же вспомнил о своем достоинстве и остановился ухмыляясь. Он заметил на своих руках кровь и с отвращением стал искать, обо что бы их вытереть, затем вытер их о шорты и засмеялся.
        - Вы бросили костер,  - сказал, наконец, Ральф.
        - Зажжем снова! Жалко, тебя с нами не было, Ральф. Вот потеха была! Близнецы полетели вверх тормашками…
        - Мы подшибли свинью…..
        - Я навалился сверху….
        - Я перерезал ей глотку,  - сказал Джек с гордостью, но как-то передернулся.
        Охотники затараторили, приплясывая. Близнецы все улыбались.
        - Кровищи было…  - сказал Джек, смеясь, и снова передернулся.  - Видел бы ты!..
        - Будем ходить на охоту каждый день…
        Ральф стоял неподвижно.
        - Вы бросили костер,  - повторил он хриплым голосом.
        В настойчивости Ральфа Джек уловил нечто такое, что заставило его почувствовать себя неловко. Он взглянул на близнецов, затем посмотрел на Ральфа.
        - Пришлось взять их с собой,  - сказал он.  - Людей-то не хватало… чтобы окружить…  - Почувствовав за собой вину, он покраснел.  - Костер не горел какой-то час или два. Можем и разжечь его. Хоть сейчас.
        Он заметил, что тело Ральфа иссечено до крови и что все четверо подавленно молчат. Щедрый в своем счастье, он хотел и их увлечь тем, что пережил на охоте. В его голове теснились воспоминания о том, что познали они, когда навалились на бьющую копытами свинью; они перехитрили живое существо, подчинили его своей воле, отняли его жизнь, словно утолили древнюю жажду. Он широко распростер руки.
        - Видели бы вы, сколько было крови!..
        Приумолкнувшие было охотники снова загудели. Ральф отвел назад волосы. Другая его рука указывала на пустой горизонт. Его голос, громкий и отчаянный, поверг всех в молчание.
        - Там был корабль!..
        Джек, на которого пало столь ужасное обвинение, резко отвернулся, пригнув голову. Он положил ладонь на тушу, и вытащил нож. Ральф опустил руку, стиснув кулак, и заговорил с проникновенной дрожью в голосе:
        - Был корабль. Вон там. Ты сказал, что будешь отвечать за костер, а он из-за тебя погас!..  - Ральф сделал несколько шагов к Джеку, который обернулся и смотрел ему в лицо.  - Они же могли нас заметить. Мы бы тогда уехали домой…
        Это было чересчур для Хрюшки, и горечь такой утраты заставила его позабыть о своей робости. Он стал визгливо выкрикивать:
        - Все из-за тебя и твоей проклятой крови, Джек Мэрридью! Из-за твоей дурацкой охоты. Мы бы могли уехать домой.
        Ральф оттолкнул Хрюшку в сторону.
        - Я вождь, и ты обещал делать то, что я скажу. Но это все слова! Ты даже хижины не стал строить… А теперь ушел на охоту и бросил костер…  - Он отвернулся и на мгновение умолк. Затем его голос зазвенел: - Там был корабль!
        Один из охотников завыл. Жуткая правда пробрала их до костей. Густо покраснев, Джек рубил тушу ножом.
        - Трудов-то вон сколько было. Нам понадобились все…
        Ральф обернулся.
        - У тебя и так было бы все, если бы мы построили хижины. Так нет, тебе лишь бы охотиться…
        - Нам нужно мясо.
        С этими словами Джек встал, держа в руках окровавленный нож. Оба смотрели друг на друга в упор. Блистательный мир охоты, азарта, буйного веселья и ловкости и мир здравого смысла, пребывающий в эту минуту в тоске и смятении. Джек переложил нож в левую руку и отвел с глаз прилипшие волосы, замарав лоб кровью.
        - Нельзя было бросать костер,  - снова начал Хрюшка.  - Ты же сказал, что костер будет всегда гореть…
        От Хрюшки такое, да еще под жалобный скулеж его охотников,  - нет этого он не потерпит! В глазах Джека появилось безумное выражение. Он шагнул к Хрюшке, саданул его в живот. Тот хрюкнул и сел на землю. Джек стоял над ним.
        - Что, съел? Съел?..  - В голосе Джека клокотала ярость унижения.  - У-у, Жирняга!
        Ральф шагнул вперед, и в этот миг Джек ударил Хрюшку по голове. Очки слетели с него и зазвенели на камнях.
        - Мои очки!..  - в ужасе закричал Хрюшка.
        Он пополз на четвереньках, ощупывая камни, но Саймон опередил его и подал ему очки. На вершине горы страсти, как черные птицы, бились жуткими крылами вокруг Саймона.
        - Одного стеклышка нет… Хрюшка схватил очки и надел.
        Он злобно посмотрел на Джека.
        - Без очков я не могу. Теперь у меня только один глаз. Ну погоди…
        Джек сделал движение в его сторону, и Хрюшка на четвереньках улепетнул за скалу. Затем он высунул голову над камнем и засверкал на Джека единственным стеклом.
        - Теперь у меня только один глаз. Ну погоди…
        Джек пробежал на четвереньках и заскулил передразнивая:
        - «Ну погоди-и-и…»
        Это было так смешно, что охотники покатились со смеху. Джек ободрился. Он быстро пополз на четвереньках, и хохот превратился в бурю. Ральф почувствовал, как у него невольно задергались губы, и разозлился на самого себя.
        - Подлость это…  - пробормотал он.
        Джек прервал свой вираж на половине и встал перед Ральфом.
        Его слова сорвались на крик:
        - Ну ладно, ладно!  - Он посмотрел на Хрюшку, на охотников, затем на Ральфа.  - Костер погас из-за… меня. Я виноват. Вот. Я…  - Он весь напружился.  - Я приношу извинения…
        Гул голосов приветствовал это достойное признание. Охотники явно считали, что Джек повел себя благородно, и потому правота на его стороне, а не на стороне Ральфа, и теперь они ждали от Ральфа такого же великодушия. Но на это у Ральфа язык не поворачивался. Ральф был возмущен до глубины души: мало того, что Джек натворил, так теперь еще этот трюк с извинением! Костер погас, корабль уплыл… Неужели они не понимают? И вместо любезности раздались гневные слова:
        - Подлость это, вот что!
        Глаза Джека налились мутью; и пока они снова не прояснились, на вершине горы стояла тишина. Ральф хмуро буркнул:
        - Ладно. Разжигайте костер.
        У них появилось дело, и напряжение несколько разрядилось. Ральф больше ничего не говорил, ничего не делал и стоял, глядя на пепел у своих ног. Джек держался шумно и деятельно. Он отдавал приказы, пел, насвистывал, походя обращался к Ральфу со словами, которые не требовали ответа, а Ральф все молчал.
        Никто, и даже сам Джек, не попросил его отойти в сторону; и в конце концов они сложили костер от него в трех ярдах, на гораздо менее удобном месте.

        Так за Ральфом утвердился авторитет вождя; и лучшего способа, сколько бы он ни ломал голову, ему было не придумать. Против этого оружия, столь неопределенного и такого действенного, Джек был бессилен и, сам не зная почему, всё больше разъярялся. К тому времени, когда костер сложили, они оказались по разные стороны высокого барьера.
        Нужно было зажечь костер, и возникла новая трудность. Нечем было разжечь огонь. И тогда, к величайшему изумлению Джека, Ральф подошел к Хрюшке и взял очки.
        Хрюшка стоял позади, чувствуя себя затерянным островком в море бессмысленных красок, пока Ральф, опустившись на колени, собирал лучи в блестящую точку. Едва появилось пламя, как Хрюшка протянул руку и выхватил у него очки.
        Фантастически привлекательные огненные цветы - фиолетовые, красные и желтые - росли у них на глазах, и враждебность растаяла. Они снова стали мальчишками, сгрудившимися у бивачного костра, и казалось, что даже Хрюшка и Ральф были втянуты в их кольцо. Вскоре вниз и вверх по склону засновали собиратели хвороста, а тем временем Джек принялся разделывать тушу. Сперва они попытались зажарить ее целиком, но вертел перегорел раньше, чем она успела покрыться румяной коркой. Тогда они стали нанизывать отдельные куски на ветки и держали их так над огнем, но и при таком способе они сами поджаривались не хуже мяса.
        У Ральфа потекли слюнки. Он собирался отказаться от мяса, но долгая диета из фруктов и орехов лишила его твердости. Он принял кус полусырого мяса и вгрызся в него, как волк. Хрюшка, тоже глотая слюни, жалобно спросил:
        - А мне ничего?
        Чтобы показать свою власть, Джек хотел помучить его неопределенностью. Но, во всеуслышание выказав свое нетерпение, Хрюшка сам толкнул его на новую жестокость.
        - Ты не охотился.
        - И Ральф не охотился,  - плаксиво сказал Хрюшка.  - И Саймон.  - Затем добавил: - Они и на вот такусенький кусочек мяса не наохотились.

        Ральф заерзал. Саймон, сидевший между Хрюшкой и близнецами, обтер губы и протянул ему через камень свой кусок, и Хрюшка жадно схватил мясо. Близнецы захихикали, и Саймон от стыда опустил голову. Тогда Джек резко вскочил, отсек от туши огромный кусок и швырнул его в ноги Саймону.
        - Жри, черт бы тебя побрал!  - Он впился в Саймона свирепыми глазами.  - Бери!  - Он метался среди ошеломленных ребят.  - Я, я достал вам мясо!  - Невысказанная горечь стольких неудач разрешилась шквалом первозданной ярости.  - Я раскрасил лицо… Я подкрался… А теперь жрите… вы все… А я…
        На вершине горы воцарилось молчание, стали отчетливо слышны потрескивание огня и мягкое шипение жарившегося мяса. Джек обвел ребят взглядом, ища сочувствия, но, к своему удивлению, обнаружил, что на всех лицах написано лишь почтительное уважение. Ральф стоял на пепелище сигнального костра с куском мяса в руках и ничего не говорил. Наконец молчание нарушил Морис. Он вернул разговор к той единственной теме, которая еще могла объединить всех.
        - А где вы увидели эту свинью?
        Роджер указал на «чужой» склон.
        - Они были там… у моря.
        Джек сразу же вмешался:
        - Мы рассыпались. Я пополз на четвереньках. Копья все выпали, потому что на них нет зазубрин. Свинья как заверещит…
        - Повернула обратно, вбежала в круг… вся в крови…
        Охотники с чувством облегчения взволнованно заговорили разом:
        - Мы сомкнулись…
        После первого удара у свиньи отнялись задние ноги, и ребята навалились на нее, и били, и били…
        - Я перерезал ей глотку…
        Близнецы, все с той же одинаковой улыбкой на лицах, вскочили, подпрыгнули и закружились один вокруг другого. Остальные присоединились к ним, визжа, как подыхающая свинья, и кричали:
        - По черепку ее!
        - По пятачку!
        Морис, изображая свинью, с визгом выбежал на середину, а охотники, кружа вокруг него, притворялись, будто наносят удары. К пляске добавилась песня:
        «Убей свинью! Перережь ей глотку! Выпусти кровь!»
        Ральф следил за ними со смешанным чувством зависти и отвращения. И лишь когда они замолчали, он сказал:
        - Я созываю собрание.
        Один за другим они останавливались и следили за Ральфом.
        - Я протрублю в рог. Я созываю собрание, даже если нам придется заканчивать его уже ночью. Там, на платформе. Когда я подам сигнал. Сразу же!
        Он повернулся и стал спускаться.
        Глава 5. Зверь выходит из моря

        Был прилив, и между белым бугристым подножием террасы и водой осталась лишь узкая полоска плотного песка. Ральф выбрал ее, потому что ему надо было думать, и только здесь он мог позволить себе идти, не глядя под ноги. Он шагал вдоль воды - и вдруг его охватило изумление. Внезапно он понял, как утомительна здесь жизнь из-за того, что на острове нет настоящих тропинок и при ходьбе все время приходится смотреть себе под ноги. Он остановился, глядя на сузившийся пляж, и, вспомнив, как все это было, когда они в первый раз ходили обследовать остров, словно это было в счастливом и уже далеком детстве, горько усмехнулся. Затем он повернулся и пошел назад, к платформе, прямо навстречу лучам заходящего солнца. Пора было созывать собрание; и, шагая в слепящем сиянии, он пункт за пунктом обдумывал свою речь. На этом собрании нельзя допускать ошибок, заниматься баснями… или…
        Он запутался в мыслях, смутных из-за нехватки слов, которыми их можно было бы выразить. Нахмурясь, он начал, сначала.
        Собрание это не для потехи, а для дела.
        И Ральф прибавил шаг, так что даже ветерок скользнул по его лицу. Ветерок прибил его серую рубашку к груди; и Ральф в этот момент просветления заметил, что складки ткани жесткие, как картон, что обтрепанные по краям шорты до красноты натерли ему ноги, и ему стало противно. Охваченный брезгливостью, он вдруг увидел, каким он стал грязным и как опустился; понял, что ему неприятно то и дело откидывать со лба спутанные волосы и каждую ночь шумно ворочаться на сухих листьях, прежде чем заснуть. И он пустился бегом.
        На пляже возле бассейна уже толпились мальчики, дожидавшиеся собрания. Они молча расступались перед Ральфом, отдавая дань его мрачному настроению и чувствуя вину за костер.
        Место для собраний, куда пришел Ральф, напоминало треугольник - впрочем, кривой и неправильный, как и все, что было сделано их руками. Основанием треугольника было бревно, на котором всегда сидел Ральф,  - мертвое дерево, слишком огромное, чтобы оно могло вырасти на платформе. По-видимому, его забросил сюда один из легендарных тихоокеанских ураганов. Этот пальмовый ствол лег параллельно пляжу, и, сидя на нем, Ральф оказывался лицом к горе, вырисовываясь перед другими темным силуэтом на фоне мерцающей лагуны. Боковые стороны треугольника были менее четкими. Справа лежало бревно, отполированное сверху ерзавшими задами, не такое большое, как у вождя, и не такое удобное. Слева было четыре тонких ствола, один из которых - самый дальний - гнулся и пружинил. Собрание разражалось хохотом, когда кто-нибудь из сидевших там откидывался слишком далеко назад и бревно срабатывало, как катапульта, стряхивая ребят в траву. «И до сих пор,  - подумал Ральф,  - никто, ни он сам, ни Джек, ни Хрюшка, не додумался подложить камень. Так они и будут шлепаться с этой качалки, потому что… потому что…» И он снова запутался
в горьких мыслях.
        Перед каждым стволом трава была вытоптана, но зато ей ничто не мешало расти в середине треугольника. И у его вершины трава тоже была густой и высокой, потому что там никогда не садились. Вокруг площадки стояли серые пальмы, прямые и покосившиеся, на которых покоилась низкая крыша листвы. По обе стороны был пляж, позади - лагуна, впереди чернел остров.
        Ральф подошел к своему месту вождя. Так поздно они еще не устраивали собраний. Вот почему все выглядело иначе. Обычно листва была подсвечена снизу путаницей золотистых бликов, и лица ребят освещались так, «…будто,  - думал Ральф,  - будто в руках у тебя фонарик, наставленный вверх».
        Ральф снова погрузился в странное состояние: он размышлял, что прежде было ему совсем несвойственно. Если лица меняются от того, падает ли свет сверху или снизу, тогда что же такое лицо? И что вообще все?
        Ральф сделал нетерпеливое движение. Все дело в том, что, раз уж ты вождь, приходится думать, приходится разбираться. А бывают случаи, когда надо срочно принимать решение. Тут поневоле станешь думать, потому что мысль - ценная штука, от нее многое зависит. «Вот только я,  - думал Ральф, стоя перед местом вождя,  - я не умею думать. Не то что Хрюшка».
        И еще раз в этот вечер Ральфу пришлось сделать переоценку ценностей. Хрюшка умел думать. В его жирной голове мысли складывались, как кубики. Только Хрюшка.  - не вождь. Хоть он и жирный, а голова на плечах у него есть. Став специалистом по части размышлений, Ральф теперь мог и в других распознать этот дар.
        Лучи заходящего солнца слепили ему глаза, напоминая, что время идет, и он взял висевшую на дереве раковину и осмотрел ее со всех сторон. На воздухе она потускнела, из желто-розовой став почти белой и прозрачной. Ральф испытывал к ней нежность и почтение, хотя сам выудил ее тогда из воды. Он повернулся и приставил к губам морской рог.

        Все ждали этого и тотчас же собрались. Те, кто знал, что костер не горел и мимо острова прошел корабль, предчувствовали гнев Ральфа и были удручены; остальные, включая малышей, которые вообще ничего не знали, были под впечатлением необычной торжественности. Площадка быстро заполнялась; Джек, Саймон, Морис и большинство охотников уселись справа от Ральфа, остальные - лицом к солнцу. Хрюшка пришел, но остался стоять чуть поодаль от треугольника. Это означало, что слушать он будет, а говорить не собирается: так Хрюшка выразил свое неодобрение.
        - Значит, так. Нам надо устроить собрание.
        Никто не проронил ни слова, но повернутые к Ральфу лица были напряжены. Он выставил рог напоказ. По опыту он знал, что такие важные заявления, как это, нужно по меньшей мере повторить дважды, чтобы они непременно дошли до каждого. Нужно сидеть, и держать у них перед глазами морской рог, и ронять слова, как тяжелые круглые камни. Он рылся в памяти, отыскивая самые простые слова, чтобы и малыши поняли, о чем речь.
        - Нам понадобилось созвать собрание. Не для потехи. Не для того, чтобы смеяться и лететь с бревна,  - малыши на «качалке» переглянулись и захихикали,  - не для того, чтобы шутки шутить или…  - пытаясь найти неотразимое слово, он приподнял рог,  - или умничать. Не для того. А чтобы во всем разобраться.
        Он помолчал.
        - Я ходил один. Ходил один и думал, что к чему. Я знаю, что нам нужно. Собрание, чтобы договориться обо всем. И первым начинаю я.
        Он снова помолчал и механически отодвинул волосы со лба. Хрюшка подошел на цыпочках к треугольнику и присоединился к остальным.
        - Много было у нас собраний,  - продолжал Ральф.  - Всем нравится говорить и собираться вместе. Мы принимали решения. Но ничего не делали. Мы решили набирать в кокосовые орехи воду из речки и накрывать их свежими листьями. Делали так несколько дней. А теперь воды нет. Скорлупки сухие. Все ходят пить на речку.  - Послышался приглушенный шум, означавший согласие.  - Можно и из речки пить, ничего в этом такого нет. Я хочу сказать, что мне самому приятнее пить воду там, вы знаете где, у водопада, чем из скорлупы кокосового ореха. Но ведь мы решили носить воду. И не делаем этого. Сегодня было только две скорлупы с водой.  - Он облизнул губы.  - Дальше - хижины. О них.
        Легкий шум поднялся и тут же стих.
        - Большинство из нас спит в хижинах. Прошлой ночью, кроме Сэм-и-Эрика - они дежурили у костра,  - все спали в хижинах. Кто их строил?
        Поднялся гвалт: «Все строили!» Ральфу пришлось помахать рогом.
        - Погодите! Я хотел сказать, кто строил все три хижины? Первую мы все строили, вторую - вчетвером, а последнюю - только я да Саймон. Поэтому-то она и трясется. Нет. Не смейтесь. Эта хижина может развалиться, если пойдет сильный дождь. А тогда нам очень они понадобятся, эти хижины.
        Он помолчал, затем откашлялся.
        Хрюшка потянулся за раковиной, но Ральф покачал головой. Его речь была спланирована по пунктам. Собрание замерло в предчувствии чего-то важного.
        - А теперь - костер…
        Ральф едва слышно перевел дыхание, и собрание отозвалось вздохом. Джек принялся стругать ветку и что-то шепнул Роберту, который смотрел в сторону.
        - Костер - это самое важное на острове. Как же мы можем рассчитывать, что нас увидят и спасут, если будем бросать костер? Неужели нас мало для того, чтобы он всегда горел?
        Он выбросил руку вперед.
        - Смотрите сами: сколько нас! Разве мало? И все равно не можем справиться с костром, чтобы он горел и шел дым. Разве вы не понимаете? Неужели вам не ясно, что костер должен гореть - хоть умри!
        Среди охотников раздался неловкий смешок. Ральф страстно повернулся к ним.
        - Вы, охотники! Еще смеетесь!.. Но я говорю вам: дым важнее вашей свиньи. Вам понятно это? Костер должен гореть - хоть умри!
        Он перевел дух, подбираясь к следующему пункту.
        - И еще одна вещь.
        - Слишком много у тебя вещей!  - крикнул кто-то.
        Голоса одобрения, хотя и невнятные. Ральф лишь отмахнулся.
        - И еще одна вещь. Мы чуть не сожгли весь остров. И мы только попусту тратим время, перетаскивая камни и разводя маленькие костры, чтобы пожарить что-нибудь. Я говорю, и отныне это закон, потому что я вождь: костер можно разжигать только на вершине. Раз и навсегда.
        Немедленно поднялся гвалт. Мальчики повскакали и кричали, и Ральф тоже кричал в ответ.
        - Захотели пожарить краба или рыбу - живенько на вершину. Зато так мы будем всегда спокойны. Вот все, что я хотел сказать. И сказал. Вы выбрали меня вождем. Так делайте то, что я говорю вам.
        Ребята понемногу утихомирились и расселись по местам.
        - Итак, запомните. Нужно поддерживать огонь, чтобы шел сигнальный дым. Не уносить огонь с вершины. Жарить еду только там.
        Джек, сердито нахмурившись, встал и протянул руку.
        - Я еще не кончил.
        - Но ты все говоришь и говоришь без конца!
        - Рог у меня.
        Раздраженно ворча, Джек сел.
        - И последняя вещь. О чем болтают все.  - Он подождал, пока на платформе не стало очень тихо.  - Дела наши разладились. И я не знаю почему. Начали мы хорошо. А потом…  - Он нежно качнул рог, глядя куда-то поверх голов и вспоминая про зверя, змею, пожар и разговоры о страхе.  - А потом все стали чего-то бояться.
        По собранию пробежал гул, похожий на стон. Джек перестал строгать. Ральф продолжал резким голосом:
        - Только все это болтовня. Малыши выдумали. Сейчас мы в этом разберемся. Так что последнее, что мы должны решить,  - это насчет страха.  - Волосы опять сползли ему на глаза.  - Обсудим и решим, что все это - пустое. Мне и самому бывает страшно, только все это вздор. Вроде леших. Мы это обсудим и примем решение, и тогда сможем жить, как раньше, и осторожно обращаться с огнем.  - Перед ним на миг возникла картина, как три мальчика весело шагают по залитому солнцем пляжу.  - И нам опять будет хорошо.
        Ральф церемонно положил рог на ствол возле себя в знак того, что его речь закончена. Последние лучи солнца стлались по земле. Джек встал и взял рог.
        - Мы собрались сегодня, чтобы решить, что к чему. Я вам скажу, что к чему. Это все из-за вас, малышня, с вашими страшными рассказами. Звери! Да откуда им взяться? Конечно, нам бывает страшно, но мы терпим. Ральф говорит: вы визжите по ночам. Значит, вам просто снятся страшные сны. Что ни говори, вы и не охотитесь, и хижин не строите, и не помогаете… Сопливые вы сосунки, вот кто! Страшно вам - терпите. Мы-то терпим - и ничего.  - Ральф от изумления открыл рот, но Джек ничего не замечал.  - Так ведь страх… он же не кусается… все равно что сон. На острове нет таких зверей, которых нужно бояться.  - Он бросил взгляд на шепчущихся малышей.  - А сожрет вас кто, так и поделом, бесполезные вы сосунки! Только зверя здесь нет…
        - Да о чем ты?  - раздраженно прервал его Ральф.  - Разве кто говорил про зверя?
        - Ты сам говорил. Пару дней назад. Ты сказал, что по ночам они кричат и визжат. А теперь они говорят - и не только малыши… иногда и мои охотники,  - говорят о каком-то существе, о чем-то черном, о звере. Я сам слышал. Ты думал, нет? Я обошел весь остров. Сам. Если бы на острове был какой зверь, я бы его увидел. Бойтесь, раз вам так нравится, только в лесу нет никакого зверя.
        Джек отдал рог и сел. Собрание облегченно зааплодировало. Хрюшка протянул руки за рогом.
        - Я не согласен с Джеком. Не во всем, а только кое в чем. Конечно, в лесу нет никакого зверя. Как ему здесь быть? Что бы он ел?
        - Свиней!
        - Свиней мы едим.
        - Хрюшек!

        - Рог у меня!  - негодующе воскликнул Хрюшка.  - Ральф, должны же они замолчать или нет? Заткнитесь вы, малышня! А вот насчет страха я не согласен. Ясное дело - в лесу нечего бояться.  - Он снял очки и заморгал глазами.
        Солнце зашло так стремительно, словно кто-то выключил свет.
        - Что ж ты думаешь, надо все время бояться просто так, неизвестно чего? В жизни,  - вдохновенно продолжал Хрюшка,  - все объясняется по науке, вот как. Через год-другой, когда закончится война, люди будут летать на Марс, туда и обратно. Я знаю, что здесь нет никакого зверя, у которого есть клыки там и еще… И я знаю, что бояться нечего.  - Хрюшка перевел дыхание.  - Разве только…
        Ральф подался вперед.
        - Что?
        - Разве только мы станем бояться друг друга.
        Со всех сторон загикали, засмеялись. Хрюшка пригнул голову и торопливо продолжал:
        - Так давайте выслушаем того малыша, который болтал про зверя, и, может, мы объясним ему, какой он глупый.
        Малыши затараторили между собой, затем один из них встал и чуть вышел вперед.
        - Как тебя зовут?
        - Фил.
        Для малыша он держался очень уверенно: он протянул руки, покачал рогом, точно как Ральф, обвел всех взглядом, чтобы привлечь к себе внимание, и лишь тогда заговорил:
        - Вчера ночью мне снился сон, страшный… Я отбивался. Я был один в лесу и отбивался от этих, ну, на деревьях висят. Тут я испугался и проснулся. Стою я у хижины, а эти… которые извиваются, ушли.
        Жуткая реальность этого описания, такого правдоподобного и непереносимо страшного, сковала их всех молчанием. А детский голос звенел из-за белой раковины Ральфа.
        - И вижу, как что-то движется между деревьями, что-то большое и страшное.
        Он замолчал, напуганный своими воспоминаниями, но все же гордый произведенным впечатлением.
        - Ему приснилось,  - сказал Ральф.  - Он ходил во сне.
        Соглашаясь, собрание угрюмо перешептывалось. Малыш упрямо покачал головой.
        - Я спал, когда эти, ну, которые извиваются, нападали, а когда они ушли, я проснулся и увидел, как что-то страшное пробирается между деревьями.
        Ральф забрал рог, и малыш сел.
        - Ты спал. Никого там не было. Ну кто станет ночью разгуливать по лесу? Ну кто? Кто из вас выходил?
        Все усмехнулись при мысли о том, что кто-то мог отважиться войти ночью в лес. Вдруг поднялся Саймон, и Ральф ошалело посмотрел на него.
        - Ты? Для чего тебе нужно было шляться ночью?
        Саймон, решившись, схватил рог.
        - Мне нужно было… сходить в джунгли…
        - Ладно,  - сказал Ральф.  - Больше этого не делай. Понял? Ночью не ходи. И так хватает глупой болтовни о зверях, а уж когда малыши увидят ночью, как ты…
        В издевательском гоготе можно было уловить не только осуждение, но и страх. Саймон хотел что-то сказать и уже открыл рот, но рога у него уже не было, и ему пришлось вернуться на свое место.
        Когда собрание утихомирилось, Ральф повернулся к Хрюшке.
        - Ну, Хрюшка?
        - Тут еще один. Вот этот…
        Малыши вытолкнули Персиваля на середину собрания, а сами - скорей обратно. Он стоял один по колено в высокой траве и, глядя под ноги, пытался вообразить, будто скрыт от взглядов весь, до самой макушки. А Ральф вспомнил другого малыша, вот так же стоявшего тогда в траве, но поспешил увернуться от воспоминания. Эту мысль он давно загнал в самый темный угол сознания, откуда ее могло вытащить на свет только прямое и настойчивое напоминание, как это. Малышей так и не пересчитали: отчасти потому, что их невозможно было собрать вместе, и еще потому, что Ральф и так знал ответ по крайней мере на один вопрос - тот, который задавал Хрюшка на вершине горы в день пожара. Малыши попадались и русые, и темноволосые, и веснушчатые, и все они были грязные, но на их лицах вызывающе отсутствовали сколько-нибудь заметные изъяны. Лилового пятна во всю щеку с тех пор никто не видел. Но то, о чем говорил и кричал тогда Хрюшка, не забылось. И молчаливо признавая, что он все помнит, Ральф кивнул Хрюшке:
        - Ну, спрашивай его. Хрюшка опустился на колени с рогом в руках.
        - Ну, малыш, как тебя звать?
        Тот съежился, словно хотел с головой уйти в траву.
        - Персиваль Уимис Мэдисон, графство Гемпшир, Харкорт Сент-Энтони, дом викария, телефон… телефон… теле…
        И словно эти сведения отпустили где-то в глубине его существа сжатую пружину тоски, малыш заплакал. Лицо его искривилось, из глаз хлынули слезы, рот широко открылся, превратившись в черный квадрат. Несколько мгновений малыш казался воплощением немого горя, затем раздался рев, громкий и протяжный, словно опять затрубили в рог.
        - Замолчи ты! Замолчи!
        Персиваль Уимис Мэдисон не замолкал. Могучий поток тоски, вырвавшись на волю, был уже неподвластен ни приказанию, ни угрозе.
        - Перестань сейчас же, слышишь?
        Остальные малыши теперь тоже зарыдали. Каждый вспомнил и свои собственные беды, а может быть, осознал и общее горе. Положение спас Морис.
        - Смотри на меня!  - закричал он.
        Он сделал вид, будто споткнулся и упал. Встал, потер зад, сел на качающийся ствол и тут же свалился с него на траву. Клоун из него получился никудышный, но и этого оказалось достаточно, чтобы Персиваль и остальные малыши, все еще всхлипывая, засмеялись. И вот уже все они неизвестно с чего так покатились со смеху, что вслед за малышами захохотали и большие.
        Раздался голос Джека. Джек не взял рог, и, хотя это было против правил, никто ему ничего не сказал.
        - Ну так как же насчет зверя?
        С Персивалем случилось что-то странное. Он зевнул во весь рот, покачнулся, и Джеку пришлось подхватить его, чтобы он не упал.
        - Где живет этот зверь?
        Персиваль поник в объятиях Джека.
        - Видно, зверь этот очень умный,  - язвительно сказал Хрюшка,  - раз он сумел спрятаться на таком острове.
        Персиваль что-то пробормотал, и собрание снова разразилось хохотом. Ральф вытянул шею.
        - Что он там говорит?
        Выслушав ответ Персиваля, Джек разнял руки. И Персиваль, успокоенный присутствием людей, упал в высокую траву и заснул. Джек кашлянул и небрежно пояснил:
        - Он говорит, зверь этот выходит из моря.
        Смех замер. Ральф невольно обернулся - черная ссутулившаяся фигура на фоне лагуны. Все посмотрели туда же, думая о бескрайних водных просторах, о таинственных океанских глубинах, об этой неведомой сини, в которой может быть все что угодно, и прислушиваясь к долетающему через лагуну бормотанию прибоя. И вдруг заговорил Морис - так громко, что все вздрогнули:
        - Папа рассказывал, что в море есть и такие животные, которых люди еще не знают.
        Снова вспыхнул спор. Ральф протянул мерцавшую раковину, и Морис послушно взял ее. Собрание смолкло.
        - Вот Джек говорит, бывает страшно просто потому, что люди так устроены… ну, верно. И что на этом острове одни только свиньи водятся, тоже, я думаю, верно. Но точно-то он не знает… ну, наверняка… Мой папа говорил, что есть такие, как их?.. еще чернила выпускают… кальмары, что ли? Так они бывают ярдов на двести в длину и целиком кита проглатывают.  - Он помолчал и весело рассмеялся.  - Я, конечно, не верю ни в какого зверя. Правильно Хрюшка сказал, что жизнь нужно объяснять по науке… но ведь мы не знаем точно, наверняка. Правда?
        - Кальмар не может выходить из воды!  - закричал кто-то.
        - Может!
        - Не может!
        В следующее мгновение на площадке собраний заметались тени, яростно споря и жестикулируя. Ральфу это показалось взрывом безумия. Страхи, звери, а про то, что костер - самое важное, так и не договорились. Хочешь им что-нибудь растолковать, уходят в сторону и переводят разговор на эти неприятные вещи.
        И, выхватив из рук Мориса белеющую в темноте раковину, он дунул что было силы. Потрясенное собрание стихло. Саймон дотронулся до раковины. Ему так нужно было высказаться - дух захватывало, но выступать перед всем собранием было страшно.
        - Может быть,  - начал он неуверенно,  - может быть, зверь этот… есть.
        В ответ собрание огласилось яростными криками, и Ральф даже встал от изумления.
        - И ты, Саймон?! Ты веришь в него!
        - Я не знаю,  - сказал Саймон. Сердце у него колотилось так, что он задыхался.  - Но только…
        Разразилась буря негодования.
        - Замолчите все!  - закричал Ральф.  - Рог у него!
        - Я думаю, что зверь… это мы сами.
        - Чушь!  - заорал Хрюшка, от возмущения даже позабывший о правилах.
        - Мы сами стали вроде…  - Саймон запнулся, отчаянно пытаясь найти слова, которыми можно было бы выразить, в чем главный порок человечества. Внезапно пришло вдохновение:
        - Что на свете самое грязное?!
        В недоуменной тишине отчетливо прозвучало в ответ произнесенное Джеком грубое ругательство. Разрядка была как гром. Малыши, забравшиеся на «качалку», полетели в траву и не вставали. Охотники визжали от восторга. Саймон был повергнут в прах; хохот бил его со всех сторон, и, беззащитный, он шмыгнул на место. Наконец установилась тишина. Кто-то крикнул, не дожидаясь своей очереди:
        - Может, он о привидениях говорил?
        В секундной тишине прозвучал чей-то приглушенный голос:
        - Зверь этот, наверное, и есть привидение…
        - Да хватит вам без очереди говорить,  - сказал Ральф.  - Потому что если не соблюдать правила, так это уже и не собрание будет, а так…  - Он остановился. От его плана ничего не осталось.  - Что же вам теперь я могу сказать? Зря я созвал собрание так поздно. Придется проголосовать, есть они или нет, привидения, и разойдемся по хижинам, потому что все мы устали. Постой…  - это ты, Джек?..  - погоди. Я скажу сразу: я в привидения не верю. Ну, я думаю, что не верю. Но думать о них мне неприятно. Во всяком случае, сейчас, ночью. Но ведь мы хотели разобраться что к чему.  - Он поднял рог и на секунду задумался, как лучше сформулировать вопрос.  - Кто считает, что привидения есть?
        Несколько минут стояла тишина, и никто не шевелился. Ральф снова вперился в темноту и разглядел поднятые руки.
        - Ясно,  - сказал он ровным голосом.
        Мир, понятный мир, послушный законам, распался. Когда-то все в нем было на своих местах, а теперь… да еще корабль ушел.
        - Я не голосовал за привидения!  - Хрюшка рывком обернулся к собранию.  - Запомните все, все вы!  - Было слышно, как он топнул ногой.  - Мы кто? Люди? Или звери? Или дикари? Да что о нас подумают взрослые!
        Перед ним выросла грозная тень.
        - Заткнись ты, шматок жира!
        Они сцепились, и мерцающая раковина задергалась вверх и вниз. Ральф вскочил.
        - Джек! Джек! Рог не у тебя! Дай ему сказать!
        Из темноты выплыло лицо Джека.
        - И ты заткнись. Ты-то кто такой! Кто? Сидит и другим указывает! Охотиться ты не умеешь… петь не умеешь…
        - Я вождь. Меня выбрали.
        - Подумаешь, выбрали - ну и что? Распоряжаешься, а что ты понимаешь…
        - Рог у Хрюшки.
        - Давай-давай, заступайся за него, ты всегда за него…
        - Джек!
        - Джек! Джек!  - злобным голосом передразнил его Джек.
        - А законы?!  - закричал Ральф.  - Ты нарушаешь законы!
        - Плевать я на них хотел!
        - Не плюй, потому что законы - единственное, что у нас есть.
        - На кой черт нам эти законы!  - кричал ему в лицо Джек.  - Мы сильные… мы охотники! Если зверь этот есть, мы его выследим! Окружим и будем бить, бить, бить!
        Он издал дикий вопль и спрыгнул на бледный песок. На платформе послышались крики, визг, взволнованный хохот, топот бегущих ног. Всех как ветром сдуло, и они, растягиваясь, уже бежали от пальм к воде и дальше, по пляжу, туда, где их поглощал мрак. Ральф щекой почувствовал холодное прикосновение раковины и взял ее из рук Хрюшки.
        - Что будут говорить взрослые!  - снова крикнул Хрюшка.  - Нет, ты только посмотри на них!
        С пляжа доносились крики и улюлюканье охотников, визг, вой, истеричный хохот и вопли неподдельного ужаса.
        - Ральф, труби в рог.
        Хрюшка стоял так близко, что Ральф видел, как поблескивало единственное стеклышко очков.
        - Костер… Неужели они не понимают?


        Рисунки С. ПРУСОВА


        - Сейчас нужно быть твердым, Ральф. Заставь их делать то, что считаешь нужным.
        В голосе Ральфа была осторожность ученика, доказывающего теорему.
        - Если я протрублю в рог и они не вернутся, тогда все пропало. Мы не сможем поддерживать костер. Мы превратимся в зверей. Нас никогда не спасут.
        - А если не протрубить в рог, мы все равно скоро превратимся в зверей. Я не вижу, что они там вытворяют, но зато я хорошо слышу.
        Ральф поднес рог к губам и… опустил его.
        - Вот в чем дело, Хрюшка,  - есть привидения или нет? И зверь этот есть или нет?
        - Конечно, нет.
        - Откуда ты знаешь?
        - Потому что тогда ничего бы не было. Ни домов, ни улиц, ни телевизоров… В жизни не было бы смысла.
        Пляшущая и поющая толпа, кружась, продвигалась все дальше по пляжу, пока крики и пение не превратились в ритмичный бессловесный гул.
        - А если этого смысла и нет? Ну, хотя бы здесь, на острове. Что, если они следят за нами и ждут?
        Ральф вздрогнул и так резко подался к Хрюшке, что они столкнулись, напугав друг друга.
        - Не смей так говорить! Мало нам неприятностей, что ли! И без того хватает. Если еще и привидения есть…
        - Нужно мне отказаться… хватит с меня быть вождем. Ты только послушай их!
        - Господи! Да ни за что, Ральф!  - Хрюшка схватил его за руку.  - Если вождем станет Джек, все только и будут, что охотиться, а о костре и не вспомнят. Мы здесь так и умрем.  - Его голос вдруг сорвался на визг: - Кто там сидит?
        - Это я, Саймон.
        - А-а, что толку от нас!  - сказал Ральф.  - Как от трех слепых мышей. Я откажусь.
        - Если ты откажешься,  - испуганно прошептал Хрюшка,  - что тогда со мной будет?
        - Ничего не будет.
        - Он ненавидит меня. А за что - не знаю. И если он сможет делать, что захочет… да, тебе-то что, он тебя уважает. А случись чего - ты и отлупишь его.
        - Да и ты только что с ним во как дрался!
        - У меня рог был,  - просто ответил Хрюшка.  - Я имел право говорить.
        В темноте пошевелился Саймон.
        - Оставайся вождем, Ральф.
        - Ты-то уж моячал бы, умник! Почему ты не сказал, что нет никакого зверя?
        - Боюсь я Джека,  - продолжал Хрюшка,  - вот поэтому я его насквозь вижу. Всегда так: боишься кого-нибудь, ненавидишь, а выкинуть из головы не можешь… это как астма… дышать нечем. И вот что я тебе скажу, Ральф. Он тебя тоже ненавидит.
        - Меня? Это за что же?
        - Не знаю. Ты опозорил его с костром, и потом ты вождь, а он нет.
        - Но он - это он, Джек Мерридью!
        - Я много болел, в постели лежал, все думал… Я разбираюсь в людях. Себя я тоже знаю. И его. Тебе он ничего не может сделать, но, если ты уйдешь с дороги, он разделается с тем, кто был рядом с тобой. Со мной, значит.
        - Хрюшка прав, Ральф. Либо ты, либо Джек. Оставайся вождем.
        - Все мы плывем по течению - вот что, и дела наши все хуже и хуже. Дома-то всегда был кто-нибудь взрослый. Пожалуйста, сэр, будьте так любезны, мисс,  - и получил ответ. А здесь?!
        - Была бы здесь моя тетушка…
        - Был бы мой отец… Да что об этом говорить!
        - Нужно, чтобы костер горел. Дикарский танец кончился, и охотники побрели к хижинам.
        - Взрослые во всем разбираются,  - сказал Хрюшка.  - И темнота им нипочем. Они бы собрались, пили бы чай и обсуждали, что да как. И дела бы у них пошли как надо…
        - Они бы не подожгли остров. И не бросили бы костер.
        - Они бы построили корабль…
        Стоя в темноте, три мальчика безуспешно пытались выразить словами величие взрослых.
        - Они бы не ссорились…
        - Не разбили бы мои очки…
        - Не стали бы выдумывать зверей…
        - Эх, если бы они могли с нами связаться!  - воскликнул Ральф в отчаянии.  - Прислали бы нам что-нибудь… знак какой или еще что…
        Из темноты, откуда-то снизу, послышалось тоненькое завывание, и, обомлев, они прижались друг к другу. Завывание это, такое далекое и неземное, стало громче, затем превратилось в нечленораздельное бормотание. Лежа в высокой траве, Персиваль Уимис Мэдисон, Харкорт Сент-Энтони, дом викария, испытывал во сне муки ужаса, и магия заученного адреса ничем не могла ему помочь.
        Глава 6. Зверь спускается с неба

        В темноте светили только звезды. Когда мальчики поняли, кто завывал привидением и Персиваль успокоился, Ральф и Саймон неловко подняли его с земли и отнесли в одну из хижин. Хрюшка, несмотря на свои смелые заявления, крутился рядом, и все трое пошли к соседней хижине вместе. Они шумно ворочались на сухих листьях, тревожно поглядывая на обращенный к лагуне лаз, который, казалось, был завешан звездным пологом. Время от времени вскрикивали малыши, а как-то раз в темноте заговорил кто-то из больших. Наконец и эти трое уснули.
        Из-за горизонта выглянул серп луны - такой тонкий, что его света, даже когда он весь уселся на воду, едва хватило на то, чтобы вырвать из темноты узенькую дорожку; в небе зажглись новые огоньки: они быстро перемещались, мигали и вдруг пропадали, но с высоты в десять миль, где шел бой, до земли не доносилось ни звука. И все же мир взрослых послал свой знак, хотя дети не могли прочесть его: они спали. Темноту озарила яркая вспышка, и по всему небу сверху вниз протянулась огненная спираль, затем снова стало темно и зажглись звезды. Над островом появилась какая-то крапинка - человеческая фигурка под быстро опускавшимся парашютом, фигурка с безвольно обвисшими руками и ногами. Переменные ветры разных высот мотали ее в воздухе и сносили каждый в свою сторону. Но в трех милях над землей устойчивый ветер подхватил ее и потащил по огромной дуге через все небо и вниз, над рифом и лагуной, прямо к горе. Фигура, как мешок, упала на склон, покрытый голубыми цветами, но и здесь, на этой высоте, тоже дул ветер, и парашют захлопал, расправился и продолжил свой путь уже по земле. Следом за ним вверх по склону
волочилась фигура. Ярд за ярдом, рывок за рывком ветер проволок ее по лужайке с голубыми цветами, по уступам и красным камням, втащил на вершину и оставил там лежать среди расщепленных скал. На вершине ветер дул порывами; стропы парашюта перепутались, обмотали камни, и фигура села; ее голова в шлеме свесилась между колен, подтянутых перепутанными стропами. Когда налетал порыв ветра, стропы затягивались, и тело выпрямлялось, а голова вскидывалась так, словно парашютист вглядывался куда-то через кромку скал. И всякий раз, когда ветер падал, стропы ослабевали, и фигура наклонялась вперед, свесив голову между колен. В вышине звезды совершали свое движение по небу, а внизу, на вершине горы, фигура кланялась, выпрямлялась и снова кланялась.
        В предрассветной темноте у одной из скал неподалеку от вершины раздался шорох. Из груды валежника и сухих листьев выкатились два мальчика - две смутные тени, заговорившие сонными голосами. Это были близнецы, которые в ту ночь дежурили у костра. По теории, пока один из них спит, другой должен был следить за костром. Но они были просто не способны что-нибудь сделать один без другого, и поскольку бодрствовать всю ночь напролет невозможно, они вместе пошли спать. Привычно ступая босыми ногами, они подходили к грязному пятну на земле, которое осталось от костра, позевывая и протирая глаза, но, подойдя, перестали зевать, и один из них бросился назад за валежником, а второй опустился на колени.
        - Кажется, совсем прогорел.  - Он пошуровал золу пучком сухих веток, подсунутых ему другим близнецом.  - Нет.
        Он лег на землю, приставив губы почти к самой золе, и тихонько подул. Его лицо, подсвеченное красным, выделилось из темноты. На мгновение он перестал дуть.
        - Сэм… нам нужно…
        - …взять гнилушку.
        Эрик снова нагнулся и тихонько дул, пока в золе не заалело пятнышко, Сэм подложил кусочек гнилого дерева, затем ветку. Уголек стал еще ярче, и ветка вспыхнула. Сэм наложил сверху еще несколько веток.
        - Много не жги,  - сказал Эрик.  - Слишком много ты положил.
        - Давай сперва согреемся.
        Эрик сидел на корточках и смотрел, как Сэм раскладывает костер. Поверх пламени он построил шалашик, и теперь костру был бы не страшен и сильный порыв ветра.
        - Да-а, еще немного и…
        - …он бы совсем…
        - …взбесился.
        - Ага.
        Несколько минут близнецы молча смотрели на огонь.
        - И все из-за этого костра, да из-за свиньи.
        - Еще хорошо, что он вместо нас на Джека напустился.
        - А помнишь старуху Бешеную? Она учила нас, помнишь?
        - Как же! «Мальчик-ты-меня-сведешь-с-ума»!
        Близнецы совершенно одинаково захохотали, затем, вспомнив о темноте и обо всем остальном, тревожно оглянулись по сторонам.
        Тепло от костра накатывалось на них приятными волнами. Сэм развлекался тем, что старался ставить ветки в самый огонь. Эрик вытянул вперед руки, определяя расстояние, на котором жара была еще терпимой. От нечего делать он смотрел на вершину и пытался в наборе теней и силуэтов угадать дневные контуры скал. Там была большая скала, вот там - три камня, рядом расщепленная скала, а еще дальше - впадина… как раз там…
        - Сэм.
        - А?
        - Так, ничего.
        Языки пламени охватывали сучья, кора завивалась и отваливалась, сухое дерево рвалось с треском. Шалашик рухнул, и вверх метнулся неровный круг света.
        - Сэм.
        - А?
        - Сэм! Сэм!
        Где-то далеко внизу лес вздохнул и зарычал. У обоих близнецов на лбу затрепыхались волосы, пламя костра заметалось. В пятнадцати ярдах от мальчиков громко захлопала вздувшаяся на ветру ткань.
        Они не вскрикнули и только еще крепче обняли друг друга, а их рты вытянулись в две узкие вертикальные щелочки. Секунд пятнадцать они сидели не шелохнувшись, бьющееся пламя вместе с дымом и искрами окатывало вершину волнами неровного света. Затем они в ужасе сорвались с места и помчались вниз.
        Ральфу снился сон. Прежде чем ему удалось заснуть, он, наверное, часа два шумно ворочался на сухих листьях. Но теперь до него не доносились даже громкие крики бредивших малышей, потому что он был далеко-далеко, там, откуда он попал на этот остров, и через садовую ограду кормил пони сахаром. Вдруг кто-то потряс его за плечо и сказал, что пора пить чай.
        - Ральф. Проснись!
        Листва ревела, как морской прибой.
        - Да проснись же, Ральф!
        - Что случилось?
        - Мы видели…
        - …зверя…
        - …своими глазами!
        - Вы кто? Близнецы?
        - Мы видели зверя…
        - Хрюшка, проснись!
        Листва все еще ревела. Столкнувшись в темноте с Хрюшкой, Ральф пополз к выходу - туда, где поблескивала россыпь бледнеющих звезд, но близнецы схватили его.
        - Не выходи… он такой страшный!
        - Хрюшка… где копья?
        - Я слышу, как…
        - Тогда тихо. Не шевелитесь.
        Они с Хрюшкой лежали и слушали - сперва недоверчиво, потом все более испуганно - почти беззвучный шепот близнецов, перемежаемый паузами жуткой тишины. И вот темнота за стенами хижины наполнилась клыками, наполнилась неведомым, ужасным и страшным. Бесконечно медлившая заря, наконец, погасила звезды, и в хижину стал просачиваться унылый серый свет.
        Стоя на коленях, Ральф высунул из хижины голову и настороженно осмотрелся.
        - Сэм-и-Эрик, зовите всех на собрание. Только тихо.
        Дрожа и прижимаясь друг к другу боками, близнецы доползли до соседней хижины и рассказали там ужасную новость. Чтобы не ронять достоинства, Ральф заставил себя встать во весь рост и идти, хотя спина его покрылась мурашками. За ним пошли Хрюшка и Саймон, потом крадучись двинулись остальные.
        Веер солнечных лучей, расходившихся из-за горизонта, уже стелился над землей на уровне глаз. Ральф чуть задержал свой взгляд на растущей дольке золота, которое сияло от него справа и, казалось, придавало ему духу. Заговорил. Круг сидевших перед ним мальчиков ощетинился копьями. Ральф передал рог Эрику - тот был ближе.
        - Мы видели зверя своими глазами. Нет… не во сне… мы не спали…
        Сэм подхватил рассказ.
        По обычаю рог давали им на двоих, потому что их давно уже воспринимали как нечто целое.
        - Он покрыт мехом. За спиной у него что-то шевелилось - крылья, наверное. Он и сам шевелился…
        - Жуть какой страшный. Он вроде как сел…
        - Костер горел ярко…
        - Мы только что развели его…
        - …подложили сучьев.
        - У него глаза…
        - Зубы…
        - Когти…
        - Мы побежали изо всех сил…
        - Налетали на скалы…
        - Он погнался за нами…
        - Я видел, как он крался между деревьями…
        - Он чуть не догнал меня…
        Ральф испуганно указал на лицо Эрика, исцарапанное ветками.
        - Откуда это у тебя?
        Эрик ощупал свое лицо.
        - Как я покорябан. Кровь течет?
        Обступившие его дети в ужасе отпрянули.
        - Вот это будет настоящая охота!  - крикнул Джек.  - Кто пойдет?
        - Это с палками-то? Не валяй дурака,  - сказал Ральф.
        Джек насмешливо улыбнулся.
        - Боишься?
        - Конечно, боюсь. А кто не боится?  - Он повернулся к близнецам одновременно с надеждой и отчаянием: - А вы не дурачите нас?
        Ответ их был таким страстным, что уже больше никто не сомневался. Хрюшка взял рог.
        - А не лучше ли нам здесь… остаться? Может, зверь сюда и не придет.
        - Остаться здесь? Забиться на краешек острова и дрожать от страха? А что мы будем есть? И как же костер?
        - Ну, пошли,  - сказал нетерпеливо Джек.  - Чего время терять?
        - Погоди. Как быть с малышами?
        - Да черт с ними!
        - Кто-то должен за ними присматривать.
        - Пока что не присматривали, и ничего!
        - Так пока и нужды не было! А теперь нужно. За ними присмотрит Хрюшка. И еще одна вещь. Это будет не простая охота, потому что зверь не оставляет следов. Если бы оставлял, мы бы заметили. Мы не, знаем, может, он вообще по деревьям скачет, как этот… ну как его…
        Хрюшка снял поломанные очки и протер уцелевшую линзу.
        - Ну, а что будет с нами, Ральф?
        - У тебя нет рога. Держи.
        - Я хочу спросить, что с нами будет? Что, если зверь придет сюда, когда все вы уйдете? Я ведь плохо вижу, и если я испугаюсь…
        - Вечно ты пугаешься,  - презрительно оборвал его Джек.
        - Рог у меня!
        - Рог! Рог!  - закричал Джек.  - Он нам больше не нужен, этот рог. И так известно, кто может дело сказать. Ну что толку от болтовни Саймона, или Била, или Уолтера? Пора здесь кое-кому понять, что нужно сидеть и не рыпаться, пока мы будем решать, как быть…
        Ральф уже не мог не вмешаться. Кровь бросилась ему в лицо.
        - Рог не у тебя,  - сказал он.  - Сядь!
        Джек так побелел, что веснушки на его лице стали ярко-коричневыми крапинками. Он облизнул губы и остался стоять.
        - Здесь охотникам решать.
        Остальные напряженно следили за ними. Хрюшка, оказавшийся в центре спора, поспешно положил рог Ральфу на колени и сел. Молчание стало таким гнетущим, что Хрюшка затаил дыхание.
        - Охота эта не простая, и решать должны не только охотники,  - сказал, наконец, Ральф,  - потому что зверь этот не оставляет следов. И потом, разве ты не хочешь, чтобы нас спасли?  - Он повернулся к собранию.  - Разве вам не нужно, чтобы нас спасли?  - Он снова посмотрел на Джека.  - Я ведь уже говорил, костер для нас важнее всего. А теперь он, наверно, погас…  - Снова нахлынувший гнев выручил Ральфа и придал ему силы перейти в наступление.  - Неужели вы не понимаете? Мы должны снова развести огонь! Ты, Джек, об этом не подумал? Или, может, вам не нужно, чтобы вас спасли?
        Конечно, они хотят, чтобы их спасли, на этот счет и сомнений никаких нет; Ральф победил, и наступила разрядка.
        - Так подумай, Джек. Есть ли на острове такое место, где ты еще не был?
        - Разве что…  - неохотно начал Джек.  - Ну да! Помнишь? Конец острова, там еще скалы будто навалены друг на друга. Поблизости-то я был. Как перешеек получилось. Это единственная дорога туда.
        - А что, если зверь там и живет?
        - Точно! Ну ладно. Будем искать там. Если зверя там нет, мы поднимемся на гору и поищем его там. И костер зажжем.
        - Пошли.
        - Сперва поедим. А потом пойдем.  - Ральф помолчал.  - Пожалуй, нужно будет взять копья.
        Подкрепившись, все большие выступили в путь. Хрюшку, который едва держался на ногах, они оставили на платформе. Как и в предыдущие дни, солнце, по-видимому, собиралось превратить остров в жаркую баню под голубым сводом. Простиравшийся вдаль пляж мало-помалу загибался, сужаясь в линию, которая сливалась с лесом; день только начинался, и дали еще не были завешаны вуалями миражей. Ральф благоразумно избрал путь под пальмами, а не по открытому месту вдоль самого берега. Возглавлять отряд он предоставил Джеку, и тот зашагал впереди с театральной осторожностью, хотя врага можно было бы заметить по меньшей мере ярдов за двадцать. Ральф замыкал шествие, довольный тем, что хотя бы на время сложил с себя ответственность. У шагавшего перед ним Саймона в душе шевельнулось сомнение: зверь с когтями сидел на вершине горы, следов не оставляет, а сам не мог догнать даже Сэм-и-Эрика. И сколько он ни думал о звере, ему рисовался образ человека - героического и одновременно немощного. К Ральфу подбежал Джек.
        - Мы почти пришли.
        - Так. Подберемся как можно ближе.
        Ральф последовал за Джеком к замку - туда, где начинался пологий подъем. По левую сторону от них была непроницаемая гуща ползучих растений и деревьев.
        - А тут ничего быть не может?
        - Нет, разве ты не видишь? Никто не входил и не выходил оттуда.
        - А в замке, как думаешь?
        - Пойдем поглядим.
        Ральф раздвинул высокую траву и выглянул. Впереди оставалось всего лишь несколько ярдов каменистой земли, затем оба берега смыкались, и здесь бы острову и закончиться острым мысом. Но вместо этого, продолжая остров, в море вытянулся узкий каменный барьер ярдов пятнадцати длиной. Перешеек упирался в огромный квадрат розового гранита - одну из тех глыб, что составляли костяк острова. Обращенная к мальчикам сторона замка, примерно ста футов высотой, и была тем розовым бастионом, который они видели с вершины горы. Каменная стена была вся в трещинах и завалена сверху грудой больших камней, готовых, казалось, в любую секунду сорваться вниз.
        За спиной у Ральфа в высокой траве притаились охотники. Ральф посмотрел на Джека.
        - Ну, охотник?
        Джек покраснел.
        - Я и сам знаю, что нужно. Я пошел.
        Неожиданно, повинуясь какому-то внутреннему велению, Ральф сказал:
        - Я вождь. Идти мне. И не спорь.  - Он повернулся к остальным.  - А вы, вы все спрячьтесь. И ждите меня.  - Ральф вдруг заметил, что его голос то пропадает совсем, то, наоборот, звучит слишком громко.  - Так ты считаешь…
        - Да. Я был везде,  - пробормотал Джек.  - Наверное, здесь.
        - По-нят-но.
        - Не верю я ни в какого зверя,  - смущенно выдавил из себя Саймон.
        Ральф вежливо согласился с ним, словно они говорили о погоде:
        - Пожалуй, мне тоже так кажется.
        Губы у Ральфа напряглись и побелели. Он медленно отвел волосы со лба.
        - Ну, я пошел.
        С трудом переставляя непослушные ноги, он вышел на узкий перешеек. Со всех сторон была бездна пустоты. Здесь ему уже не спрятаться, даже если бы не надо было идти дальше. Он остановился и посмотрел вниз. В недалеком будущем, если вести счет на столетия, море превратит этот замок в остров. Справа была спокойная лагуна, а слева…
        Ральф вздрогнул. Лагуна надежно защищала их от Тихого океана, и так уж вышло, что только Джек бывал у воды на другой стороне острова. Впервые Ральф увидел с суши могучее движение океана, и ему показалось, что это дышит непомерно огромное существо. Вода между скалами медленно уходила вниз, обнажая розовые гранитные плиты, странные наросты кораллов, полипы, водоросли. Все дальше и дальше опускалась вода, шурша, словно ветер в верхушках деревьев. Показалась еще одна скала, ровная, как стол; четыре ее грани, по мере того как вода отсасывалась вниз, выступали зелеными от водорослей утесами. Затем спящий левиафан выдохнул: море поднялось, заструились взбившиеся водоросли, и поверх гранитного стола с ревом закипела вода. Ничего похожего на волны здесь и не было - вода на минуту уходила, как в бездну, потом вздымалась и уходила снова.
        Ральф отвернулся и посмотрел на огромный розовый утес впереди. За спиной у Ральфа, в высокой траве, ждали охотники, ждали, что он будет делать. Ральф почувствовал холодок на ладонях - это остыл пот - и вдруг с изумлением понял, что на самом деле он и не рассчитывал повстречать там никакого зверя и не знает, как быть, если все же встретит его.
        Ральф увидел, что он бы мог вскарабкаться на этот утес, но нужды в этом не было. Направо вдоль стены, на высоте человеческого роста тянулся узкий выступ, по которому, пробираясь над лагуной, можно было дойти до угла и даже завернуть туда. Идти по выступу оказалось нетрудно, и вскоре Ральф разглядывал бастион с другой стороны.
        Ничего неожиданного там не было: завалы розовых глыб, как глазурью, покрытые гуано, и крутые, испещренные трещинами стены, увенчанные грудами камней.
        Раздавшийся за спиной звук заставил Ральфа обернуться. По выступу к нему пробирался Джек.
        - Не мог я оставить все это на тебя одного.
        Ральф промолчал. Он вскарабкался наверх, осмотрел там нечто вроде пещеры, где не оказалось ничего, кроме кучки тухлых яиц, и, наконец, сел, оглядываясь по сторонам и постукивая по скале тупым концом копья.
        Джека охватило волнение.
        - Какую здесь крепость можно сделать!
        Их обдало брызгами.
        - Здесь нет пресной воды.
        - А это тебе что?
        В вышине, над их головами, из скалы тянулась зеленая полоска. Они забрались туда и попробовали сочившуюся воду.
        - Можно подставить кокосовую скорлупу, чтобы все время была полная…
        - Нет. Дрянное это место.
        Карабкаясь бок о бок, они забрались на самый верх, где сужающаяся пирамида бастиона была увенчана последней каменной грудой. Джек ударил кулаком по одному из камней, и раздался легкий скрежет.
        - А помнишь…
        И они оба ясно осознали, как плохо все, что случилось с тех пор. Джек быстро-быстро заговорил:
        - Подсунуть сюда пальму, и если подойдет враг… смотри!
        Внизу, в сотне футов под ними, была узкая перемычка, потом каменистая земля и еще дальше - трава, испещренная точками голов, а за нею - лес.
        - Раз нажал!  - исступленно закричал Джек.  - И вжжж!
        И он махнул рукой вниз. Ральф смотрел в сторону горы.
        - Ты чего?
        Ральф обернулся.
        - А что?
        - Ты так смотрел… прямо не знаю как.
        - Нет дыма. Нечем подать сигнал.
        - Ты просто помешался на этом сигнале.
        Лишь только вершина горы прерывала тугую линию горизонта, окружавшего их со всех сторон.
        - Больше нам не на что рассчитывать.
        Он прислонил копье к шаткому камню и обеими руками откинул назад космы волос.
        - Нужно идти обратно и залезть на гору. Зверя они там видели.
        - Зверя там не будет.
        - А что же еще мы можем сделать?
        Увидев, что Ральф с Джеком целы и невредимы, охотники вылезли из травы. Их охватило волнение исследователей, и зверь был забыт. Один за другим они перебрались по перешейку и уже карабкались вверх, крича от возбуждения. Ральф стоял, положив ладонь на огромную красную глыбу - глыбу величиной с мельничное колесо,  - которая была отщеплена от утеса и едва держалась. Ральф угрюмо смотрел на гору. Он стиснул руку в кулак и, как молотком, ударил по красной стене. Его губы были сжаты в узкую полоску, а глаза из-под бахромы волос смотрели со щемящей тоской.
        - Дым… Джек! Пошли.
        Но Джека возле него не было. Толпа мальчиков со страшным шумом, которого Ральф не слышал, раскачивала одну из глыб. Он обернулся, и в этот момент раздался хруст камня; глыба сорвалась в море, и вверх с грохотом рванулся столб брызг, едва не долетевших до вершины бастиона.
        - Перестаньте! Перестаньте!
        Его голос поверг всех в молчание.
        - Дым.
        У него в голове творилось что-то странное. Как будто там забилось крыло летучей мыши, на мгновение заслонив от него его мысли.
        - Дым.
        Сразу же мысли вернулись, и вместе с ними - гнев.
        - Нам нужен дым. А вы впустую тратите время. Камни сталкиваете.
        - А у нас что, времени мало?  - крикнул Роджер.
        Ральф покачал головой.
        - Мы отправляемся на гору.
        Поднялся шум. Одни хотели вернуться на пляж. Другие хотели остаться и сбрасывать камни.
        - Джек, зверь может быть на той стороне. Поведешь ты. Ты там уже был.
        - Можно идти вдоль берега. Там много плодов.
        К Ральфу подошел Бил.
        - Ну почему нам не побыть здесь? Хоть немного, а?
        - Сделаем крепость…
        - Здесь нечего есть,  - сказал Ральф,  - и нет хижин. Да и воды мало.
        - Классная крепость была бы…
        - Можно сбрасывать камни…
        - Я сказал: мы пойдем!  - яростно закричал Ральф.  - Мы должны все узнать наверняка. Идем сейчас же.
        Ральф ободрал кожу на костяшках пальцев. Но боли он не чувствовал.
        - Я вождь. Мы должны узнать наверняка. Посмотрите туда, на гору. Вы разве не видите, что там нет сигнала? А если появится корабль? Вы что, спятили?
        Джек повел всех вниз и дальше, через перешеек.
        Глава 7. Тени и высокие деревья

        Кабаньятропа жалась к скалам, которые на другой стороне острова громоздились вдоль самой воды, и Ральф был доволен, что идет не первым. Если бы заткнуть уши, чтобы не слышать, как вода то отсасывается, то закипает, возвращаясь, и если бы забыть о том, какие мрачные и дикие заросли папоротника обступают тропу с обеих сторон, то тогда, пожалуй, можно было бы выкинуть зверя из головы и немного помечтать. Солнце уже прошло зенит, и на остров надвигалась полуденная жара. Ральф по цепочке передал распоряжение Джеку, и, когда они снова оказались среди плодовых деревьев, весь отряд остановился, чтобы подкрепиться.
        Только усевшись, Ральф впервые за весь день почувствовал, какая была жара. Он с отвращением сдернул с себя рубашку и подумал, что ее можно было бы и выстирать. В жару, необычную даже для этого острова, Ральф сидел и обдумывал свой туалет. Достать бы ножницы и подстричь волосы - он откинул назад космы - эти мерзкие волосы, чтобы осталось всего полдюйма. Принять бы ванну, намылиться всласть. Он провел языком по зубам и решил, что зубная щетка пришлась бы тоже кстати. Потом вот еще эти ногти…
        Ральф перевернул ладонь и стал их разглядывать. Ногти были обкусаны до мяса, хотя он сам не заметил, когда к нему вернулась эта старая привычка.
        - Скоро и палец сосать буду…
        Он украдкой оглянулся. Кажется, никто не услышал. Охотники сидели с набитыми ртами, пытаясь убедить себя, что эта легкая еда - бананы и какие-то оливково-серые плоды с желеобразной мякотью - доставляет им одно удовольствие.
        У него упало сердце, когда он вдруг осознал, что опустился и не пытается что-либо изменить. Он вздохнул и оттолкнул ветвь, с которой срывал плоды. А охотники уже разбредались среди зарослей и скал, что-то выискивая и высматривая. Он отвернулся и принялся разглядывать море.
        Отсюда, с этой стороны острова, открывался совсем другой вид. Слюдяные фантазии миражей не выносили холода океанской воды, и горизонт был четким и ярко-синим. Ральф спустился к прибрежным скалам. Здесь, внизу, почти на одном уровне с морем, ничто не мешало следить за безостановочным шествием колышущихся волн бездонного океана. Шириной в десятки миль, они, по-видимому, не встречали на своем пути ни рифов, ни отмелей. Волны прокатывались вдоль острова так, словно их послали по делу и им было некогда отвлекаться; и все же казалось, что это было не движение вперед, а исполненное особого смысла вздымание и опадание всего океана. Вот море отсасывается вниз, образуя на пути отступления каскады и водопады, обнажая скалы, приклеивая к ним, точно волосы, прилизанные, лоснящиеся водоросли; затем, чуть помедлив и собравшись с духом, вода вздымается, неудержимо заглатывая выдвинутые в море скалы, взбирается на прибрежный утес и напоследок выбрасывает вперед прибой, как руку, и ее пенные пальцы растопыриваются в двух шагах от Ральфа.
        Ральф стоял и смотрел, как вздымались и опадали бесконечной чередой океанские волны, и отрешенность стихии постепенно заворожила его. Но потом сама беспредельность океана дала новый ход его мыслям. Это была бездна, которая отрезала его от всего мира. На другой стороне острова, днем завешанной миражами и прикрытой щитом спокойных вод лагуны, еще можно было предаваться мечтам о спасении; но здесь, перед лицом жестокой тупости океана, широкого и безбрежного, как не прийти в уныние, не почувствовать себя беспомощным, обреченным и…
        Над ухом у него раздался голос Саймона, и Ральф, очнувшись, почувствовал, что до боли впился пальцами в скалу, что его тело изогнулось дугой, шея словно окаменела, а рот напряженно открыт.
        - Ты вернешься туда, где ты жил.
        Ральф недоуменно посмотрел Саймону в лицо.
        - Такой большой… я про океан…
        Саймон снова кивнул.
        - Все равно. Ты непременно вернешься. Ну, мне так кажется.
        Ральф чувствовал, как с него сходит напряжение. Он глянул на море и горько улыбнулся Саймону.
        - У тебя корабль в кармане, да?
        Улыбаясь, Саймон покачал головой.
        - Тогда откуда ты это знаешь?  - Саймон все еще молчал, и Ральф коротко сказал ему: - Чокнутый.
        - Нет, не чокнутый. Просто мне кажется, что ты вернешься.
        Они оба помолчали. Затем неожиданно улыбнулись друг другу.
        Из зарослей послышался голос Роджера:
        - Идите все сюда!
        Возле кабаньей тропы земля была взрыта, и там лежал помет, от которого еще шел пар. Джек любовно склонился над теплыми лепешками.
        - Ральф… мясо-то нам все равно нужно, хоть мы и пошли на охоту совсем за другим…
        - Раз уж нам это по пути, можно и поохотиться.
        Они снова двинулись в путь: охотники, чуть испуганные напоминанием о звере, сбились в кучку, а Джек шел впереди, выискивая след. Теперь они продвигались гораздо медленнее, чем рассчитывал Ральф, и все же он был даже рад тому, что может беспечно идти, поигрывая копьем. Впереди Джек встретился с чем-то непредвиденным, и вскоре вся процессия остановилась. Ральф прислонился к дереву и сразу же погрузился в похожие на грезы воспоминания. За охоту отвечал Джек: а на гору они еще успеют подняться…
        Когда отца перевели из Чэтема в Девонпорт, они поселились там в коттедже, который стоял на самом краю вересковой пустоши. Из всех домов, где ему приходилось жить, этот запомнился Ральфу особенно хорошо, потому что именно из этого дома его отправили в школу. Мама была еще с ними, и папа возвращался домой каждый день. К каменной ограде сада приходили пони, и уже несколько раз шел снег. Во дворе, сразу же за коттеджем, стоял какой-то навес, и, забравшись на него, можно было лежать и смотреть, как кружатся снежинки. Они падали на землю и превращались во влажные пятнышки; потом одна снежинка падала и не таяла, за ней другие, и вся земля, прямо на глазах, становилась белой. А продрогнешь - войдешь в дом, и, сидя перед сверкающим медным чайником и тарелкой с синими человечками, смотришь в окно… Перед сном - чашка сливок со сладкими кукурузными хлопьями. И еще книги… они стояли на полке возле кровати покосившимся рядком, а две-три лежали сверху, потому что ему было лень поставить их на место. Книги были растрепанные, с загнутыми уголками. Одна книга была в яркой блестящей обложке - про Топси и Мопси, но
читать он ее не стал, она про двух девчонок; и была еще про волшебника, страшная - дух захватывало, и, читая ее, он всякий раз с закрытыми глазами поскорее перелистывал двадцать седьмую страницу, на которой был нарисован жуткий паук; потом еще про людей, которые выкапывали из земли разные вещи, да, в Египте: и еще - «Рассказы о поездах», «Рассказы о кораблях». Они стояли перед ним как живые; казалось, можно протянуть руку и потрогать их, почувствовать, как они лежат на ладонях. Все было хорошо, все по-доброму, как надо.
        Впереди затрещали кусты. Мальчики испуганно метнулись с кабаньей тропы и, вопя от страха, забились в заросли. Впереди Джек отпрыгнул в сторону и упал. По тропе, прямо на Ральфа, хрюкая и сверкая клыками, мчался кабан. Ральф почувствовал, что может хладнокровно оценить расстояние, и прицелился. Когда осталось каких-то пять ярдов, он изо всей силы бросил в кабана дурацкую палку, которую нес с собой, и увидел, как она, угодив в огромное круглое рыло, на мгновение повисла. Раздался визг, и кабан свернул в заросли.
        На тропу с криками высыпали мальчики, подбежал Джек и быстро осмотрел край подлеска.
        - Сюда…
        - Да ты что? Он кинется на нас!
        - Я сказал - сюда…
        Кабан тяжело удирал от них. Рядом оказалась другая тропа, которая шла параллельно первой, и Джек помчался бегом. Страх, мрачные предчувствия и гордость - все это смешалось в душе у Ральфа.
        - Я дал ему!  - повторял Ральф.  - Копье даже воткнулось.  - Ему нужны были свидетели.  - Разве вы не видели?
        Морис кивнул.
        - Я видел. В самое рыло - уух!

        - Врезал ему что надо,  - взволнованно продолжал Ральф.  - Копье воткнулось. Я его ранил!  - На него смотрели с уважением, и он, купаясь в лучах своей славы, нашел, что охотиться, оказывается, не так уж и плохо.  - Влепил ему как положено. Я думаю, это и был тот самый зверь!
        - Какой там зверь,  - отозвался Джек.  - Кабан, только и всего.
        - Дал я ему!
        - Что же ты его не схватил? Я-то пытался…
        - Но ведь это кабан!  - взволнованно крикнул Ральф. Джек вдруг залился краской.
        - Ты же сам сказал - он бросится на нас. Зачем тебе надо было бросать издалека… Подождать не мог? Вот, смотрите.  - Он вытянул левую руку так, чтобы все видели. На внутренней стороне пониже локтя алел рубец.  - Это он клыками. Не успел я всадить копье.
        Теперь уже Джек был в центре внимания.
        - Ты ранен,  - сказал Саймон.  - Нужно высосать ранку.
        Джек пососал царапину.
        - Я ему дал!  - негодуя, воскликнул Ральф.  - Я его копьем, я ранил.  - Он старался добиться их внимания.  - Бежит на меня. А его копьем, вот так…
        Роберт зарычал. Ральф вступил в игру, и мальчики весело засмеялись. И вот уже все они замахиваются копьями на Роберта, а он, деланно уворачиваясь, бросается из стороны в сторону.
        - Окружайте!  - крикнул Джек. Вокруг Роберта сомкнулось кольцо. Он завизжал - сперва от притворного ужаса, потом от настоящей боли.
        - О-о! Ну хватит! Мне же больно!
        Роберт споткнулся, и в спину ему несильно ударили концом копья.
        - Держи его!
        Они схватили Роберта за руки и за ноги. Ральф, увлекаемый порывом охотничьего азарта, выхватил у Эрика копье и ткнул им Роберта.
        - Коли! Коли!
        Роберт взвыл и стал отчаянно отбиваться. Джек, держа его за волосы, размахивал ножом. Роджер за спиной у него яростно пробивался вперед. И грянул ритуальный хор, словно знаменуя финал танца или охоты.
        - Убей свинью! Перережь ей глотку! Выпусти кровь!
        Ральф тоже рвался вперед, чтобы поскорее вцепиться в эту коричневую трепещущую плоть. Жажда давить и терзать стала нестерпимой.
        Рука Джека резко опустилась, колыхавшаяся толпа взвыла от ликования, и кто-то завизжал и захрюкал, изображая подыхающую свинью. Потом они все повалились на землю и, тяжело дыша, слушали, как всхлипывает испуганный Роберт.
        Джек перевернулся на живот.
        - Вот игра была, а?
        - Игра-то игра,  - с беспокойством ответил Ральф.  - Один раз я так покалечился - тоже игра была, в регби.
        - Барабан нужен,  - сказал Морис,  - и все будет по-настоящему.
        Ральф посмотрел на него.
        - Как это по-настоящему?
        - Ну, не знаю. Костер нужен, я считаю, и барабан тоже. Отбивать такт.
        - Нужно, чтобы была свинья,  - сказал Роджер.  - Как на настоящей охоте.
        - Или чтобы ее кто-нибудь изображал,  - сказал Джек.
        - Нужно настоящую свинью,  - сказал Роберт, все еще растирая зад,  - чтобы ее убить.
        - Малыша возьмем,  - сказал Джек, и все засмеялись.
        Ральф приподнялся и сел.
        - Ну, хватит: Так мы никогда не узнаем, есть он или нет.
        - А что, если,  - Морис заговорил осторожно, не желая показаться трусом,  - если зверь там?
        Джек взмахнул копьем.
        - Убьем его.  - Солнце будто стало холоднее. Джек выбросил вперед копье, словно вонзил его в зверя.  - Так чего мы ждем?
        - Пожалуй, если мы пойдем дальше вдоль берега,  - сказал Ральф,  - мы дойдем до того места, где был пожар, и там поднимемся.
        И снова Джек повел их вдоль слепящей воды, которая шумно вздымалась и опадала. На пути вставали невысокие утесы, и, вскарабкавшись, мальчики совершали по ним довольно длинные траверсы на четвереньках. Словно ров, путь им преградила глубокая щель, рассекшая узкую береговую полосу. Расщелина казалась бездонной, и они с опаской заглянули в сумрачную пропасть, где журчала вода. Затем волна вернулась, расщелина вся закипела, вверх, до самых зарослей взлетели брызги, и взвизгнувших мальчиков окатил холодный душ. Они попытались обойти расщелину лесом, но ползучие растения сплетались здесь плотнее птичьего гнезда. В конце концов им пришлось по очереди перепрыгивать бездну, когда вода уходила вниз. И вот скалы впереди сошлись в один неприступный утес, отвесно обрывающийся в море и увенчанный сверху сплошной завесой непролазных джунглей.
        - Что-то я не припоминаю этого утеса,  - удрученно сказал Джек.  - Наверное, этот клочок берега я пропустил.
        Ральф кивнул.
        - Дай-ка я подумаю.
        Ральф уже больше не стеснялся думать при всех, и в этот день он обдумывал решения так, словно играл в шахматы. Да только он вовсе не был хорошим шахматистом. Он вспомнил о малышах и о Хрюшке. И ему живо представился Хрюшка, один, забившийся в хижину, жуткую тишину которой нарушают лишь крики бредящих во сне малышей.
        - Нельзя ночью оставлять малышей на одного Хрюшку.
        Джек, откашлявшись, язвительно, сдавленным голосом проговорил:
        - Нельзя допустить, чтобы с Хрюшкой что-нибудь случилось.
        Ральф легонько постукивал по зубам грязным кончиком копья.
        - Один из нас пойдет напрямик через остров и скажет Хрюшке, что мы вернемся ночью.
        - Один? Через лес?  - спросил Билл.  - Сейчас?
        - Мы можем отпустить только одного.

        Расталкивая стоявших впереди, под локтем у Ральфа вынырнул Саймон.
        - Хочешь, я пойду? Пойду, честное слово.
        И не успел еще Ральф ничего ответить, как он, улыбнувшись, повернулся и полез наверх, туда, где начинался лес. И только тогда Ральф посмотрел на Джека.
        - Куда ведет тропа?
        - На гору,  - ответил Джек.  - Я же тебе говорил.  - Затем насмешливо добавил: - Разве ты туда больше не хочешь?
        Ральф вздохнул, ощутив опять подступающую вражду; он понимал, что у Джека это начинается всякий раз, когда он утрачивает первенство.
        - Темно скоро, вот я о чем думаю. Спотыкаться будем…
        - А я не прочь пойти,  - с вызовом сказал Джек.  - И пойду, когда мы подымемся на гору. А ты нет? Может, ты лучше вернешься к хижинам - Хрюшку утешить?
        Теперь уже покраснел Ральф; в этот момент он по-новому понял то, о чем ему говорил Хрюшка, и горестно спросил:
        - За что ты меня так ненавидишь?
        Мальчики неловко потупились, словно было сказано что-то неприличное. Молчание затянулось. Ральф, сердитый и обиженный, первый отвел глаза.
        - Ну, пошли.
        Кабанья тропа казалась темным тоннелем, потому что солнце быстро сползало на край земли, а в лесу и в полдень всегда было сумрачно. Тропа им попалась широкая и утоптанная, и они пустились по ней рысцой. Потом сплошная крыша листвы вдруг раздвинулась, и они остановились, переводя дух и глядя на первые звезды, которые зажглись над открывшейся вершиной горы.
        Мальчики тревожно поглядывали друг на друга. Ральф принял решение:
        - Сейчас пойдем через лес к хижинам, а на вершину полезем завтра.
        Они забормотали, соглашаясь, но тут за его спиной послышался голос Джека:
        - Конечно, если ты боишься…
        Ральф обернулся.
        - Кто первый пошел к скальному замку?
        - И я тоже пошел. Тогда что, светло было.
        - Ну, хорошо. Кто хочет лезть на вершину сейчас?
        Ответом ему было общее молчание.
        Ральф снова повернулся к Джеку.
        - Ну, ты видишь?
        - Я полезу на вершину.  - Слова Джека прозвучали зло, как проклятие. Он смотрел на Ральфа, весь напрягшись и держа пику так, словно угрожал ею.  - Я пойду искать зверя… сейчас.  - Затем, как отточенное жало, слово - небрежное и горькое: - Пойдем?
        Остальные мальчики вдруг забыли, что им нужно немедленно возвращаться, и, решая, кому отдать предпочтение, следили в темноте за этой новой схваткой двух воль. Слово было таким емким, таким горьким и таким язвительным, что не нуждалось в повторении. Оно застало Ральфа врасплох, когда он уже вздохнул облегченно и настроился на возвращение к хижинам, к спокойным, приветливым водам лагуны.
        - Пойдем.
        Изумленный, он услышал свой голос, такой ровный и невозмутимый, что свел на нет язвительную насмешку Джека.
        Джек сделал шаг.
        - Тогда… пошли.
        Под пристальными взглядами молчавших мальчиков они бок о бок начали подъем.
        Ральф вдруг остановился.
        - Какая глупость! Что толку идти вдвоем? Ведь если там кто есть, двоих же все равно мало…
        Из темноты донесся топот удиравших охотников. Неожиданно одна черная фигура оторвалась от остальных и двинулась в сторону Ральфа и Джека.
        - Роджер?
        - Да.
        - Тогда, значит, нас трое.
        И они снова начали карабкаться вверх по склону. Темнота затопляла все вокруг, как океанский прилив. Джек, не проронивший ни слова, вдруг поперхнулся, раскашлялся, а налетевший порыв ветра заставил всех троих яростно отплевываться.
        - Зола. Мы на краю горелого леса.
        Облачка пыли, взбитые их ногами, на ветру кружились маленькими бесенятами. Мальчики остановились, и у Ральфа, пока он откашливался, было время опять подумать о том, какого они сваляли дурака. Если зверя нет - а его почти наверняка нет,  - тогда еще хорошо, но если их кто-то ждет на вершине… что толку от них троих, да еще в темноте, вооруженных всего лишь жалкими палочками?
        - Дураки мы, дураки.
        Из темноты раздался ответ:
        - Сдрейфил?
        Ральф раздраженно отряхивался. И все из-за Джека.
        - А ты думал! И все равно мы дураки.
        - Если ты не хочешь идти дальше,  - саркастически сказал голос,  - я пойду один.
        - Ах так? Иди! А мы тебя здесь подождем.
        Стало тихо.
        - Ну что ж ты? Страшно?

        Смутное пятно в темноте, пятно, которое было Джеком, отодвинулось и начало удаляться.
        - Ладно. Ну пока.
        Пятно растворилось. На его месте появилось другое.
        Ральф почувствовал вдруг под коленом что-то твердое и качнул ногой это нечто, оказавшееся колким обугленным стволом. Острые древесные угольки, которые когда-то были корой, царапнули ему ногу, и он догадался, что Роджер сел на бревно.
        Высоко над ними послышался шум: рискуя разбиться, кто-то гигантскими прыжками несся вниз по склону, усыпанному камнями и пеплом. Наконец Джек нашел их и заговорил таким дрожащим и хриплым шепотом, что они едва узнали его голос:
        - На вершине кто-то есть. Я видел.
        Они услышали, как он, споткнувшись, рухнул на землю, и ствол под ними яростно дернулся. Какое-то мгновение Джек лежал молча, затем пробормотал:
        - Ничего не видите? Может, он крадется за мной…
        Их обдало золой. Джек сел.
        - Он сидел на вершине и раздувался.
        - Тебе, наверное, просто показалось,  - дрожа, сказал Ральф.  - Ну что может раздуваться? Таких зверей нет.
        Раздался голос Роджера, и они даже подскочили от неожиданности.
        - Лягушка.
        Джек прыснул, но при этом весь передернулся.
        - Ничего себе лягушечка. Как-то хлопает, что ли? И потом раздувается.
        Не веря своим ушам, Ральф услышал собственный голой, спокойный и чуть вызывающий:
        - Пойдем поглядим.
        Ральф почувствовал впервые за все время их знакомства, что Джек колеблется.
        - Сейчас?..
        Голос Ральфа, казалось, ответил вместо него самого:
        - А то когда же?
        Он поднялся со ствола и пошел по скрипучей золе в темноту, Роджер и Джек двинулись за ним.
        Теперь, когда он молчал, ему казалось, что он слышит внутренний голос здравого смысла и еще другие голоса. Голос Хрюшки говорил, что это ребячество. Другой голос убеждал его не быть дураком, а кромешная тьма и безумие их затеи создавали у него тревожное ощущение обреченности, как в кресле у зубного врача.
        У последнего подъема Джек с Роджером подтянулись ближе, превратившись из каких-то чернильных пятен в различимые фигуры. С общего молчаливого согласия они остановились и припали к земле. У них за спиной, на горизонте, чуть посветлел краешек неба - там, где вот-вот должна была взойти луна. В лесу снова зарычал ветер, и на них прибило лохмотья.

        Ральф шевельнулся.
        - Пошли.
        Они поползли, Роджер чуть отставал. Джек и Ральф вместе завернули за угол квадратного плеча горы. Под ними, далеко внизу, мерцала полоска лагуны, с дальней стороны окаймленная расплывчатой белизной рифа. Роджер догнал их.
        - Ползем на четвереньках,  - прошептал Джек.  - Может, он спит, и тогда…
        Роджер и Ральф поползли дальше, а Джек, несмотря на свои храбрые слова, оказался теперь последним. Они вползли на квадратную площадку вершины, ощущая коленями и ладонями твердую шероховатость камня.
        Что это за зверь, который раздувается…
        Ладонь Ральфа угодила в холодную мягкую золу на месте погасшего костра, и он едва подавил в себе крик. По отдернувшейся руке пробежала дрожь. На мгновение в глазах у него запрыгали тошнотворные зеленые огоньки и разлетелись в темноту. Роджер лежал рядом, Джек шепнул в самое ухо:
        - Вон там, где всегда была впадина… Тот бугор - видишь?
        Ветер швырнул золу прямо в лицо Ральфу. Он не увидел впадину, и вообще ничего не мог увидеть, потому что в глазах у него, разгораясь, опять вспыхнули зеленые огоньки, а вершина стала крениться.
        И снова, откуда-то издалека, донесся шепот Джека:
        - Страшно стало? Страшно?
        Не то слово - его парализовало; он неподвижно висел на вершине стремительно уменьшающейся и куда-то плывущей горы. Джек скользнул в сторону, шумно дыша, наткнулся на него, пошарил рукой и пополз вперед. Ральф услышал шепот:
        - Ты что-нибудь видишь?
        - Я вижу там…
        Впереди, в каких-то трех или четырех ярдах, виднелся похожий на скалу бугор - там, где его не должно было быть. Откуда-то Ральф услышал странный клацающий звук… кажется, из своего собственного рта. Невероятным усилием воли Ральф взял себя в руки, обратив страх и отвращение в ненависть, и встал. Его налившиеся свинцом ноги сделали два шага вперед.
        За спиной у них серп луны уже поднялся над горизонтом. Перед ними было какое-то существо, похожее на обезьяну, которое спало сидя, уронив голову на колени. В лесу зарычал ветер, в темноте произошло движение, и существо подняло голову, повернув к мальчикам нечто вроде лица.
        Ральф почувствовал, как ноги сами понесли его; он услышал за собой топот и крики и, не разбирая пути, ринулся вниз по темному склону. А на вершине горы опять было пусто - остались только три брошенных деревянных копья и существо, которое сидело и кланялось.


        Глава 8. Дар тьме

        Хрюшка растерянно перевел взгляд с чуть белевшего в предрассветной мгле пляжа на темную гору.
        - Может, тебе показалось? Это точно?
        - Я тебе уже двадцать раз сказал,  - ответил Ральф.  - Мы его видели.
        - А сюда, как думаешь, он не придет?
        - Да откуда мне знать, черт подери!
        Ральф в сердцах отвернулся и подошел к Джеку. Тот стоял на коленях и пальцем выводил круги на песке.
        - Так вы уверены?  - донесся приглушенный голос Хрюшки.  - Вы точно знаете?
        - Поди проверь,  - презрительно сказал Джек.
        - Ну уж нет…
        - У него зубы,  - сказал Ральф,  - и большие черные глаза.
        Ральф весь передернулся. Хрюшка снял очки и протер уцелевшее стеклышко.
        - Что же нам теперь делать?
        Ральф повернулся к платформе. Среди деревьев поблескивала раковина - белая капля на фоне розовевшего неба. Он откинул назад свои космы.
        - Не знаю.
        Ему вспомнилось паническое бегство с горы.
        - По правде, я не верю, чтобы мы могли пойти на такого зверя - уж больно он большой. Как бы мы ни храбрились, тигра, например, нам не одолеть. Попрятались бы. Все, и даже Джек.
        - А мои охотники?  - спросил Джек, не подымая головы.
        Саймон боязливо вышел из сумрака, который окутывал хижины. Ральф не ответил Джеку. Он указал на желтый отсвет над горизонтом.
        - Пока светло, все мы храбрые. А потом? Он там расселся у костра, будто хочет, чтобы нас не спасли…  - Ральф заламывал руки, голос его дрожал.  - Нет у нас теперь сигнального костра… Мы пропали.
        Над морем показался самый краешек солнца, золотая точка, и все небо сразу же засветилось.
        - А мои охотники?
        - А-а, мальчишки с палками.
        Джек встал. Залившись краской, он решительно пошел прочь. Хрюшка надел очки и через единственное стеклышко посмотрел на Ральфа.
        - Ну вот. Теперь ты оскорбил его охотников.
        - А-а, замолчи ты!
        И вдруг Джек громко и неумело затрубил в рог. Словно серенада восходящему солнцу, все лились и лились звуки рога; в хижинах все проснулись, и охотники стали один за другим пробираться к платформе, а малыши, как это теперь часто бывало, захныкали. Ральф послушно встал, и они с Хрюшкой пошли на собрание.
        - Болтовня,  - горько сказал Ральф,  - болтовня, одна болтовня.  - Он взял у Джека рог.  - Это собрание…
        - Я созвал его,  - прервал Джек.
        - Я бы и без тебя его созвал. Ты только протрубил в рог.
        - И это, по-твоему, не созвал?
        - Ну и пожалуйста! Валяй говори.
        Ральф сунул раковину в руки Джеку и сел на свое место.
        - Я созвал это собрание,  - сказал Джек,  - потому что надо о многом поговорить. Во-первых… вы знаете, мы видели зверя. Мы подползли к нему. Были от него в двух шагах. Зверь сел и посмотрел на нас. Я не знаю, что он там делает. Мы даже, не знаем, что это за зверь…
        - Он выходит из воды…
        - Из темноты…
        - На деревьях живет…
        - Тихо!  - закричал Джек.  - Вы слушайте! Этот зверь, кто бы он ни был, сидит на вершине…
        - Может, он ждет…
        - Охотится…
        - Да, да, охотится.
        - Охотится,  - сказал Джек.  - Он вспомнил, как иногда в лесу его охватывал первобытный страх.  - Да. Зверь этот - охотник. Только… Да замолчите! Так вот, во-вторых, убить его мы не смогли. И еще: Ральф сказал, что мои охотники никуда не годятся.
        - Я этого не говорил!
        - Рог у меня. Ральф думает, что вы трусы… убежали от кабана и от зверя. И это еще не все.
        На платформе послышалось что-то вроде общего вздоха, как будто все знали, что сейчас произойдет.
        - Что он, что Хрюшка - одно и то же. Он и говорит совсем как Хрюшка. Он не годится в вожди.  - Джек прижал к себе раковину.  - Он сам трус.  - Помолчав. Джек продолжал: - На вершине, когда мы с Роджером пошли дальше, он… не пошел.
        - Я тоже пошел!
        - Это уже потом было.
        Они смотрели друг на друга в упор сквозь нависшие космы.
        - Я тоже пошел,  - сказал Ральф.  - А уже потом убежал. Но и вы тоже убежали.
        - А сам назвал меня трусом…
        Джек повернулся к охотникам.
        - Он не охотник. Ни разу не достал нам мяса. Он что, самый умный? Этого-то как раз о нем не скажешь. Отдает дурацкие приказы и ждет, что ему повиноваться будут неизвестно с чего.
        - Все это одна болтовня!  - закричал Ральф.  - Болтовня! Болтовня! А кому она нужна!
        - Кто собрал всех, я?
        Покраснев и нагнув голову, Джек обернулся. Даже под бровями кожа у него стала пунцовой.
        - Ну хо-ро-шо,  - сказал он многозначительно и зловеще.  - Хорошо.  - Прижав раковину к груди, Джек резко вытянул свободную руку вперед, пронзая воздух указательным пальцем.  - Кто считает, что Ральф не годится быть вождем?
        Он обвел всех выжидающим взглядом, но их лица словно окаменели. Под пальмами стояла гробовая тишина.
        - Поднимайте руки,  - строго сказал Джек,  - все, кто не хочет, чтобы Ральф был вождем.
        Молчание продолжалось - напряженное, тяжелое, стыдливое. Краска медленно отлила с лица Джека, затем стремительно, как приступ боли, прилила снова. Он облизнул губы и повернул голову так, чтобы не встретиться ни с чьим взглядом.
        - Кто считает, что…
        Голос у него сорвался. Руки, державшие раковину, затряслись. Он кашлянул и громко сказал:
        - Ну, тогда ладно.
        С величайшей осторожностью он положил раковину на траву у своих ног. Из уголков его глаз бежали слезы унижения.
        - Больше я с вами не играю. Я выхожу из компании Ральфа…  - Он смотрел направо, пересчитывая сидевших на стволах охотников, которые когда-то были хористами.  - Я буду жить сам по себе. А он пусть сам ловит свиней. А кто захочет охотиться вместе со мной - пусть приходит.
        Ничего не видя перед собой, он перелез через лежащие стволы и остановился там, где гранитная платформа обрывалась к белому песку.
        - Джек!
        Джек обернулся и посмотрел на Ральфа. И после секундного колебания крикнул гневным и пронзительным голосом:
        - Нет!
        Он спрыгнул с платформы и побежал вдоль берега, уже не пытаясь сдерживать хлынувшие слезы. Ральф смотрел ему вслед, пока тот не скрылся в лесу.
        Тихо, глядя на Хрюшку, но не видя его, Ральф сказал самому себе:
        - Он вернется. Когда солнце зайдет, он вернется.  - Ральф посмотрел на раковину, которую держал Хрюшка.  - Что?
        - Ну вот, пожалуйста!
        Хрюшка больше не стал упрекать Ральфа. Он снова протер единственную линзу и вернулся к своей теме.
        - Обойдемся без Джека Мерридью. Другие найдутся. А раз на острове в самом деле есть зверь, хоть мне трудно в это поверить, мы не должны отсюда далеко уходить. Теперь Джек и подавно не нужен. И его охота тоже. Теперь уж мы по-настоящему во всем разберемся.
        - Бесполезно, Хрюшка. Ничего уже нельзя сделать.
        Некоторое время все сидели в тягостном молчании. Неожиданно встал Саймон и взял раковину у Хрюшки, который так изумился, что невольно поднялся на ноги. Ральф посмотрел на Саймона.
        - Саймон? Ну, что теперь?
        По всему кругу мальчиков пробежал смешок. Саймон съежился.
        - Мне кажется, кое-что можно бы сделать.
        От стеснения у него пропал голос. В поисках сочувствия Саймон задержал взгляд на Хрюшке. Полуобернувшись к нему, Саймон прижал раковину к своей коричневой груди.
        - Мне кажется, нам нужно забраться на гору.
        Все задрожали от страха. Сразу замолчав, Саймон весь повернулся к Хрюшке, но тот смотрел на него насмешливо и отчужденно.
        - Какой прок лезть наверх к зверю, когда даже Ральф с двумя охотниками ничего не смог сделать?
        В ответ Саймон тихо прошептал:
        - Больше ничего не остается.
        Поскольку выступление было закончено, он не помешал Хрюшке взять у него раковину. Он вернулся на место и сел как можно дальше от остальных.
        В голосе Хрюшки теперь была уверенность и еще что-то, в чем мальчики, не будь их положение столь серьезным, легко узнали бы удовольствие.
        - Я сказал, что мы вполне можем обойтись и без некоей личности. А теперь я говорю: мы должны решить, что делать. И мне кажется, я знаю то, что собирается сказать вам Ральф. Самое важное на острове - дым, а дыма без огня не бывает.
        Ральф отмахнулся.
        - Не выйдет, Хрюшка. Нет у нас костра. Там сидит… он, а нам придется сидеть здесь.
        - На горе костер нам не развести. Ну, а что плохого, если мы разведем костер здесь, внизу? Сложить его можно на тех скалах. И даже на песке. И будет у нас такой же дым.
        - Верно!
        - Дым!
        - Возле бассейна!
        Все заговорили разом. Только Хрюшка с его смелостью мысли мог предложить перенести костер на берег!
        - Значит, разведем костер здесь, внизу,  - сказал Ральф. Он посмотрел вокруг.  - Устроим его прямо здесь, между бассейном и нашей площадкой… Правда…  - Он умолк, нахмурился и все думал, думал, незаметно для себя обкусывая ноготь на большом пальце.  - Правда, дым отсюда будет хуже виден… не так далеко, как раньше. Зато не нужно будет близко подходить к… к этому…
        Отлично понимая его, все закивали. Да, им не нужно будет близко подходить.
        - Тогда давайте складывать костер.
        Самые великие идеи - самые простые. Теперь мальчикам было что делать, и они с жаром взялись за работу. Хрюшка чувствовал себя таким счастливым и свободным без Джека и так гордился своим вкладом, что даже принялся таскав валежник. Благо идти ему далеко не пришлось; Хрюшка поволок ствол, на котором никогда не сидели и который тем не менее никто не решался брать, потому что все на платформе, даже бесполезное, казалось им священным.
        Внизу валежник был не таким сухим, как на горе. Большей частью это было сыроватое гнилье, усеянное снующими насекомыми; поднимать стволы приходилось осторожно, чтобы они не рассыпались влажной трухой. Боясь углубляться в лес, мальчики собирали вокруг весь валежник, как бы его ни опутывали молодые поросли. Привычный им край леса с просекой при дневном свете, рядом с магической раковиной и хижинами казался приветливым. И поэтому они работали с воодушевлением и радостью, хотя, по мере того как шло время, их воодушевление все больше походило на панику, а радость - на истерику. На голом песке возле платформы возникла пирамида из стволов, сучьев, веток и листьев. Впервые за все время Хрюшка сам снял очки и, опустившись на колени, единственной линзой направил на сухую щепку пучок солнечных лучей. Вскоре под пологом дыма поднялся желтый куст пламени.
        Малыши, которым со времени пожара почти не доводилось видеть огонь, пришли в возбуждение. Они запели, заплясали, словно на веселом пикнике.
        Наконец Ральф бросил работу и остановился, стирая пот грязной рукой.
        - Нужно, чтобы костер был меньше. С таким нам не справиться.
        - Нужно составить новый список дежурных у костра.
        - Да, если ты только кого найдешь…
        Ральф посмотрел вокруг. Только теперь он заметил, как мало осталось с ними больших, и ему стало ясно, почему он так устал.
        - Где Морис? Где Бил и Роджер?
        Хрюшка наклонился и положил в костер сухую ветку.
        - Мне кажется, они ушли. Наверное, они тоже с нами больше не играют.
        Ральф сел и стал пальцем выдавливать на песке маленькие дырочки. Он очень удивился, увидев в одной из них каплю крови. Осмотрев палец, он обнаружил, что на том месте, где ноготь был обкусан до мяса, собиралась новая капля.
        - Я видел, как они улизнули,  - продолжал Хрюшка,  - пока мы валежник таскали. Удрали в ту сторону. Туда же, куда он.
        Ральф поднял голову. Небо словно из сочувствия к огромным переменам в их жизни, тоже было сегодня совсем другим и таким мглистым, что горячий воздух казался кое-где белым. Тусклый диск солнца отливал серебром, будто солнце приблизилось к земле и стало не таким горячим, хотя дышать все равно было нечем.
        - От них все равно одна морока была, верно?
        Голос Хрюшки звучал у него прямо за спиной, и в нем явно слышалось беспокойство.
        - Мы и без них можем обойтись. Еще лучше будет правда?
        Ральф сидел молча. Подошли близнецы, волоча за собой огромное бревно и победно улыбаясь.


        - Мы и сами прекрасно обойдемся.
        Бревно подсохло, занялось пламенем, сгорело и превратилось в раскаленные угли, а Ральф все сидел на песке и молчал. Он не видел, как Хрюшка подошел к близнецам и стал с ними шептаться, и не заметил, как они втроем отправились в лес.
        - Вот, возьми, пожалуйста. Вздрогнув, он пришел в себя.
        Хрюшка и близнецы стояли рядом. Каждый держал по охапке плодов.
        - Я подумал,  - сказал Хрюшка,  - не устроить ли нам что-то вроде праздника.
        Они тоже сели. Плодов было очень много и все спелые. Ральф взял несколько штук и принялся есть, близнецы и Хрюшка заулыбались.
        - Спасибо,  - сказал он. И еще раз, с оттенком приятного удивления: - Спасибо!
        - Теперь мы во как заживем сами,  - сказал Хрюшка.  - Это все из-за них согласия не было. Мы сделаем маленький костер, такой жаркий…
        Ральф вспомнил о том, что его беспокоило.
        - Где Саймон?
        - Не знаю.
        - Как думаешь, не полез ли он на гору?
        Хрюшка шумно рассмеялся и взял себе еще несколько плодов.
        - А что? Может,  - сказал он с набитым ртом.  - Он же чокнутый.
        Саймон прошел через рощу с плодовыми деревьями, но сегодня малыши были слишком заняты костром на берегу, и за ним никто не погнался. Он продирался сквозь заросли, пока не добрался до того места, где лианы сплелись огромным ковром, завесившим выход на опушку, и заполз в самую гущу. Снаружи все заливал солнечный свет, и посреди лужайки бабочки исполняли свой нескончаемый танец. Саймон опустился на колени, и сверху на него упала солнечная стрела. Как и в прошлый раз, воздух, казалось, вибрировал от жары, но сегодня в нем было что-то угрожающее. Вскоре из-под шапки жестких длинных волос Саймона побежали струйки пота. Он попробовал спрятаться от солнца, но оно проникало всюду. Потом ему захотелось пить, потом жажда стала нестерпимой. Он продолжал сидеть.
        В нескольких милях дальше по берегу перед небольшой группой мальчиков стоял Джек. Он весь светился от счастья.
        - Охотиться будем,  - оказал он, окидывая их оценивающим взглядом. У каждого на голове была изорванная черная шапочка. Казалось, века минули с той поры, когда кроткие мальчики эти стояли в церкви и пели ангельскими голосами.
        - Будем охотиться. Вождем буду я.
        Они кивнули, и все решилось легко и быстро.
        - И потом - насчет зверя.
        Они вздрогнули и оглянулись на лес.
        - Вот что я скажу. Мы о нем вовсе думать не станем. Да, да.
        - Забудем про него - и все.
        - Верно!
        - Забудем про зверя!
        Если их восторженность и удивила Джека, то он этого не показал.
        - И еще одна вещь. Здесь, внизу, нам не будут сниться такие сны по ночам. Здесь конец острова.
        Они соглашались со всей горячностью своих измученных страхом душ.
        - Так слушайте. Потом мы, может, пойдем к скальному замку. Но сперва я сделаю так, чтобы все большие бросили заниматься этой ерундой с рогом и пришли ко мне. Мы убьем свинью и устроим пир.  - Он помолчал, затем заговорил уже медленнее: - И еще насчет зверя. Когда убьем свинью, будем всякий раз немного оставлять ему. Может, он тогда нас не тронет.  - Он резко выпрямился.  - А теперь - в лес, на охоту.
        Повернувшись, Джек пустился рысцой, и остальные, чуть помедлив, послушно двинулись за ним.
        В лесу они пошли развернутым строем, нервно озираясь по сторонам. Почти сразу Джек нашел вырытые и разбросанные корешки - свидетельство того, что здесь была свинья,  - и вскоре вышел на свежий след. Джек подал сигнал всем остановиться и пошел вперед. Он был счастлив и чувствовал себя в сыром мраке леса так же привычно, как в своей старой одежде. Он пополз вниз, к скалам и редким деревьям у моря.
        Свиньи лежали под деревьями, словно набитые жиром мешки, и сладострастно наслаждались тенью. Ветра не было, и животные не подозревали об опасности, а Джек научился подкрадываться бесшумно, как тень. Так же неслышно он вскарабкался обратно и обратился с наставлением к притаившимся охотникам. Они осторожно двинулись вперед, потея от напряжения и жары. Под деревьями лениво шевельнулось ухо какой-то свиньи. Немного в стороне от остальных лежала самая большая свинья, погруженная в материнское блаженство. Она была черная с розовыми пятнами, к ее огромному вздутому брюху припал рядок поросят: одни спали, другие возились и попискивали.
        Ярдах в пятнадцати от стада Джек остановился, и его рука, протягиваясь вперед, указала на свинью с поросятами. Он обвел всех взглядом, чтобы удостовериться, что его поняли, и мальчики кивнули ему. Их правые руки медленно замахнулись.
        - Давай!
        Стадо свиней сорвалось с места, и с расстояния в десять шагов в выбранную Джеком свинью полетели копья с закаленными на огне наконечниками. Один поросенок, волоча за собой копье Роджера, с сумасшедшим визгом бросился в море. Свинья издала какой-то сдавленный стон и поднялась, шатаясь, с двумя копьями, застрявшими в ее жирных боках. Громко крича, мальчики бросились вперед, поросята разбежались, а свинья, прорвав кольцо, понеслась напролом через заросли.
        - За ней!
        Охотники окружили кусты, но свинье удалось вырваться, и она помчалась по лесу, унося в жирном боку жало еще одного копья. Волочившиеся древки мешали ей бежать, а зазубренные острия причиняли мучительную боль. Свинья налетела на дерево, еще глубже вогнав в себя одно из копий, и теперь путь ее бегства был помечен свежими каплями крови. Медленно тянулся полдень, мглистый и зловещий от влажной духоты; обезумевшая свинья спотыкалась и истекала кровью, а охотники, взволнованные долгим преследованием и пролитой кровью, гнались за ней с вожделением. Они уже видели ее, почти настигли, но свинья, рванувшись из последних сил, снова оказалась впереди. А когда они снова уже почти настигли ее, она, шатаясь, выбежала на лужайку, где росли цветы и в горячем неподвижном воздухе плясали пестрые бабочки.
        Сраженная жарой, свинья рухнула, и на нее навалились охотники. Обезумев от этого нападения неведомых существ, она завизжала и забилась; шум, пот, кровь и страх наполнили воздух. Роджер бегал вокруг груды тел, тыча копьем всюду, где на секунду показывалась шкура свиньи. Джек сидел верхом на свинье и ножом наносил удар за ударом. Копье Роджера впилось в плоть, и он, проталкивая его глубже и глубже, навалился на древко всем телом. Копье продвигалось дюйм за дюймом, и испуганный визг превратился в пронзительный вопль. Между тем Джек добрался до горла, и по его рукам хлынули потоки горячей крови. И свинья обмякла под охотниками, отяжелевшими и удовлетворенными. А посреди лужайки все так же самозабвенно плясали бабочки.
        Дело было сделано, и мальчики расступились. Джек встал, разводя руками.
        - Гляньте-ка.
        Он хихикал и тряс руками, а мальчики, глядя на его дымящиеся ладони, смеялись. Джек вдруг схватил Мориса и измазал ему щеки кровью. Роджер принялся вытаскивать копье, на которое только теперь все обратили внимание.
        - В самый зад всадил!  - пояснил Роберт, вызвав общий восторг.
        - Слыхали?
        - Слыхали, что он сказал?
        - В самый зад!
        На этот раз Морис и Роберт вдвоем устроили представление, и Морис так смешно изображал попытки свиньи увернуться от копья, что все завизжали от хохота.
        Наконец и это им надоело. Джек обтер окровавленные руки о камень. Затем, принявшись за свинью, распорол ей брюхо, и на глазах у всех вытащил мотки горячих кишок и свалил в кучу на камни. Работая, он говорил:
        - Пойдем с мясом по берегу. А я схожу на площадку и позову их пировать. Чтобы не терять времени.
        - Вождь…  - заговорил Роджер.
        - А?
        - А как мы огонь будем разводить?
        Джек присел на корточки и хмуро посмотрел на свинью.
        - Нападем на них и возьмем огонь. Вас будет четверо: Генри, ты, Бил и Морис. Раскрасимся и подкрадемся. Роджер выхватит головню, а тем временем я скажу им, что нужно. А вы, остальные,  - вы отнесете мясо туда, где мы были. Там мы разведем костер. А после…  - Он помолчал и встал, глядя на тени под деревьями. Когда он снова заговорил, его голос был намного тише.  - Но часть добычи мы оставим для…  - Он снова опустился на колени и принялся орудовать ножом. Мальчики толпились вокруг.  - Возьми какую-нибудь палку и заостри ее с обоих концов,  - сказал он Роджеру через плечо.
        Джек встал, держа в руках окровавленную голову свиньи.
        - Ну, где палка?
        - Вот.
        - Забей ее одним концом в землю, Стой, здесь камень. Туда, в трещину.
        Джек приподнял свиную голову и насадил ее на острый конец палки, которая прошла насквозь и вышла через рот. Он отступил на шаг и голова повисла, вниз по палке потекли струйки крови.
        Мальчики тоже инстинктивно подались назад. В лесу было очень тихо. Они прислушались; самым громким звуком было жужжание мух над вываленными кишками.
        - Берите свинью,  - прошептал Джек.
        Морис и Роджер насадили тушу на палку, подняли мертвый груз и приготовились идти. В тишине, стоя над высохшей кровью, они почему-то выглядели воровато.
        - Эта голова - для зверя,  - громко сказал Джек.  - Наш дар.
        Молчание приняло дар и вселило в них страх. Голова осталась там - мутновзорная, чуть ухмылявшаяся, и между зубами ее чернела кровь. А мальчики уже бежали прочь по лесу в сторону берега.
        Саймон остался на месте - неподвижная маленькая фигурка, скрытая листвой. Даже когда он смыкал веки, явственный образ свиной головы не исчезал. Полузакрытые глаза тускло смотрели на него с безграничным взрослым цинизмом. Они убеждали, что жизнь - ужасно скверная штука.
        - Я знаю.

        Саймон обнаружил, что сказал это вслух. Он быстро открыл глаза: освещенная странным дневным светом, голова насмешливо ухмылялась, не обращая внимания на мух, на сваленные в кучу кишки и даже на то, что сама она недостойнейшим образом насажена на палку.
        Он отвел взгляд, облизывая сухие губы.
        Дар зверю. Значит, зверь может прийти за этим даром? Голова, думал он, как будто соглашается. Беги отсюда, вернись к остальным. Это была всего лишь шутка - так чего тебе беспокоиться? Ты малость не в себе, вот и все. Затылок напекло, а может, съел не то. Возвращайся к ним, дитя,  - молча внушала голова.
        Саймон поднял глаза и, чувствуя тяжесть мокрых волос, поглядел на небо. Там впервые за все время были тучи - огромные разбухшие башни, разраставшиеся во все стороны над островом, серые, кремовые, медно-рыжие! Тучи давили; возникая одна за другой, они уплотняли и без того душную мучительную жару. Даже бабочки покинули лужайку, где ухмылялась эта мерзость, с которой капала кровь. Старательно жмурясь, Саймон опустил голову, отвернулся, прикрыл глаза ладонью. Под деревьями не было теней, все застыло, залитое жемчужным светом, и то, что существовало на самом деле, казалось иллюзорным и неопределенным. Груда кишок превратилась в черный клубок мух, жужжащий, как механическая пила. Некоторое время спустя мухи нашли и Саймона. Объевшись, они теснились у ручейков пота и пили. Щекотали ноздри и играли в чехарду на ногах. Черные и радужно-зеленые, и им не было числа; а прямо перед Саймоном Повелитель Мух торчал на палке и ухмылялся. Саймон сдался и посмотрел: белые зубы, тусклые глаза, кровь… И взгляд его застыл во власти неизбежно знакомого древнего образа. В правом виске у Саймона забился пульс, отдаваясь
по всей голове.
        Ральф и Хрюшка лежали на песке и, глядя на огонь, швыряли камушки в бездымное сердце костра.
        - Та ветка уже сгорела.
        - Где Сэм-и-Эрик?
        - Нужно еще принести. Зеленых веток совсем не осталось.
        Вздохнув, Ральф поднялся. Под пальмами не было тени; казалось, что этот странный свет льется со всех сторон. В вышине, среди разбухающих туч, как пушечный выстрел, прогремел гром.
        - Ох и польет же сейчас.
        - А как же костер?
        Ральф сбегал в лес и вернулся с большой разлапистой веткой, которую тут же бросил поверх костра. Ветка затрещала, листья скрутились, и повалил желтый дым.
        Хрюшка бесцельно чертил пятерней по песку.
        - Для костра не хватает людей - вот в чем беда. Сэм-и-Эрика приходится ставить на дежурство вместе. Они все делают вместе.
        - Ясное дело.
        - Так ведь это несправедливо. Разве ты не понимаешь?
        Ральф подумал и понял. Раздосадованный, он еще раз убедился, что не умеет думать как взрослые, и снова вздохнул. Дела оборачивались все хуже.
        - Хрюшка, что же нам делать?
        - Будем жить без них.
        - А как же костер?  - Он хмуро смотрел на черно-белую груду золы. Он попытался сформулировать свои мысли: - Мне страшно,  - Он встретил взгляд Хрюшки и сбивчиво продолжал: - Не из-за зверя. Его я, конечно, тоже боюсь. Но, кроме нас, никому нет дела до костра. Вот если тебе веревку кидают, когда тонешь… Или вот врач скажет: прими лекарство, а то умрешь,  - разве ты не послушаешься? Ну скажи, не послушаешься?
        - Конечно, послушаюсь.
        - Как же они этого не видят? Как же они не понимают? Не будет сигнального дыма - так мы здесь и умрем.
        Вдруг ближний лес взорвался оглушительными воплями. На берег выскочили демонические существа с бело-красно-зелеными лицами, и малыши с визгом бросились врассыпную. Уголком глаза Ральф видел, как убегает Хрюшка. Две фигуры устремились к костру, и Ральф уже приготовился защищаться, но они схватили полуобгоревшие ветки и побежали вдоль берега. Трое других стояли, не сводя глаз с Ральфа, и в самом высоком из них, на котором не было ничего, кроме краски да ремня, он узнал Джека. Ральф перевел дух и спросил:
        - Ну что? Не обращая на него внимания, Джек поднял копье и закричал:
        - Слушайте меня все! Я и мои охотники, мы живем на берегу у плоской скалы. Мы ходим на охоту, пируем и веселимся. Кто хочет вступить в мое племя - приходите в гости. Может, я разрешу вам остаться. А может, нет.
        Умолкнув, Джек посмотрел вокруг. Маска из красок защищала его от стыда и неловкости, и он спокойно разглядывал мальчиков одного за другим. Ральф стоял на одном колене перед остатками костра, как спринтер у стартовой отметки, и его лицо, измазанное сажей, наполовину прикрывали волосы. Сэм-и-Эрик выглядывали из-за пальмы на краю леса. Возле бассейна ревел какой-то малыш, весь сморщенный и красный, а Хрюшка стоял на платформе, прижимая к себе белую раковину.
        - Сегодня вечером мы устраиваем пир. Мы убили свинью, у нас есть мясо. Кто хочет - приходите, я угощаю.
        Над ними в каньонах туч снова загремел гром. Джек и оба его неопознанных дикаря вздрогнули, посмотрели вверх, затем оправились от испуга. Малыш продолжал реветь. Джек чего-то ждал.
        - Давайте, ну!  - приказал он шепотом. Дикари невнятно заворчали.
        - Ну!  - резко повторил Джек. Дикари переглянулись, подняли копья и сказали вместе:
        - С вами говорил Вождь!
        Все трое повернулись и поспешили прочь, Ральф встал, глядя туда, где исчезли дикари. Подошли Сэм-и-Эрик, испуганным шепотом говоря:
        - Я думал, это…
        - …и тогда я так…
        - …испугался.
        Хрюшка стоял над ними на площадке, все еще прижимая к себе раковину.
        - Это Джек, Морис и Роберт,  - сказал Ральф.  - Ничего себе они веселятся!
        - Когда я увидел Джека, то подумал, что он пришел за рогом. Сам не знаю почему.
        Мальчики посмотрели на раковину с любовью и уважением. Хрюшка вложил ее в руки Ральфу, и малыши, увидев знакомый символ, начали возвращаться.
        - Нет, не здесь.
        Ральф повернулся и пошел на собрание, испытывая потребность в соблюдении ритуала. Нежно покачивая на руках белую раковину, он шел первый, за ним очень мрачный Хрюшка, потом близнецы, потом малыши и все остальные.
        - Все садитесь. Они сделали набег из-за огня. Они веселятся. Но… это самое… как его…
        Ральфу показалось, будто дрожащая пелена заволокла его сознание. Он не мог вспомнить, что же такое он хотел сказать… Затем пелена спала. Они следили за ним с серьезными лицами, пока еще не испытывая сомнений в его пригодности быть вождем. Ральф сдвинул с глаз идиотские космы и посмотрел на Хрюшку.
        - Ну да, конечно, э… костер!  - Он было засмеялся, затем оборвал смех и дальше заговорил гладко: - Костер - это самое важное. Без костра нас не смогут спасти. Мне тоже хочется раскраситься воином и играть в дикарей. Но мы должны все время поддерживать костер. Костер - самое важное на острове, потому что… потому что…
        Он снова замолчал, и установилась недоуменная тишина. Выручая Ральфа, Хрюшка шепнул:
        - Нас не спасут.
        - Да-да. Без костра нас не спасут. Поэтому мы должны остаться у костра и дымом подавать сигнал.
        Когда он кончил, никто не проронил ни слова. После стольких блистательных речей выступление Ральфа даже малышам показалось жалким. Наконец Бил протянул руки за рогом.
        - Мы не можем жечь костер там, наверху, потому что… потому что мы не можем жечь костер наверху… и нам не хватает людей, чтобы он все время горел. Давайте сходим на этот пир и скажем им, что мы не справляемся. А что до охоты и всего остального… я про игру в дикарей… так это, должно быть, ужасно весело.
        Рог взяли Сэм-и-Эрик.
        - Должно быть, очень весело… про что Бил сказал… и нас ведь пригласил он…
        - …на пир..
        - …есть мясо…
        - …поджаристое… Ральф поднял руку.
        - Так давайте тогда сами себе добудем мяса.
        Близнецы переглянулись.
        - Нам нельзя идти, в джунгли,  - ответил за всех Бил.
        С минуту все молчали, затем Хрюшка пробормотал:
        - Мясо…
        Малыши сидели с серьезными лицами, думая о мясе и глотая слюнки. Над головой снова бухнула пушка, внезапно налетел горячий ветер, и застучали сухие пальмовые ветки.


        - Глупый маленький мальчик,  - сказал Повелитель Мух,  - да-да, ты глупый маленький несмышленыш.
        Саймон пошевелил во рту распухшим языком, но ничего не сказал.
        - Ты согласен?  - настаивал Повелитель Мух.  - Ты всего лишь глупый маленький мальчик. Разве не так?
        Саймон ответил ему молчаливым согласием.
        - Ну, а тогда,  - продолжал Повелитель Мух,  - беги-ка ты лучше отсюда и играй вместе со всеми. Они-то думают, что ты чокнутый. Тебе ведь не хочется, чтобы Ральф считал тебя чокнутым, верно? Ты же любишь Ральфа, да? И Хрюшку, и Джека?
        Голова Саймона чуть запрокинулась. Он был не в состоянии отвести глаза, и Повелитель Мух висел перед ним в пространстве.
        - Ну что тебе здесь одному делать? Разве ты не боишься меня?
        Саймон дрожал.
        - Ведь тебе никто не поможет. Разве что я. А я - Зверь.
        Непослушными губами Саймон с трудом произнес вслух:
        - Свиная голова на палке.
        - Да смешно и думать, что Зверя можно затравить и убить!  - воскликнула голова. Лес и все вокруг, такое тусклое и неразличимое, огласилось вдруг омерзительным хохотом.  - Ты же это знал, разве нет? Я часть тебя. Часть каждого из вас. Из-за меня у вас ничего не выходит, да? И поэтому у вас все так, как есть.
        И снова задрожал смех.
        - Ну скорей же,  - сказал Повелитель Мух.  - Возвращайся к остальным, и делу конец!
        Голова Саймона подрагивала. Глаза его были полузакрыты, словно он подражал этой мерзости, торчавшей на палке. Он знал, что сейчас случится это. Повелитель Мух раздувался, как воздушный шар.
        - Ну это же просто смешно. Ты ведь отлично знаешь, что встретишься со мной и там, внизу. Даже не думай скрыться от меня!
        Тело Саймона изогнулось и напряглось. А Повелитель Мух заговорил голосом школьного учителя:
        - И дело зашло слишком далеко. Мой бедный мальчик, попавший, под дурное влияние! Неужели ты думаешь, что знаешь лучше меня, как поступить?
        Последовала пауза.
        - Я предупреждаю тебя. Ты меня доведешь до бешенства. Ну? Ты лишний. Понял? Мы собираемся хорошо повеселиться на этом острове. Понял? Мы собираемся повеселиться на этом острове! И лучше не пытайся нам мешать, а не то…
        Саймон увидел, как перед ним распахнулась огромная пасть. Там была черная тьма, и она расширялась.
        - А не то,  - продолжал Повелитель Мух,  - мы разделаемся с тобой. Понял? И Джек, и Роджер, и Морис, и Бил, и Хрюшка, и Ральф - все мы. Разделаемся. Понял?
        Саймон был уже внутри пасти. Он упал и потерял сознание.
        Глава 9. Лицо смерти

        Тучи продолжали громоздиться над островом. Непрерывный поток нагретого воздуха весь день поднимался с гор, взмывая ввысь и собираясь там в десяти тысячах футов над землей; бурлящие массы пара нагнетали электричество, и в воздухе стал назревать взрыв. Солнце скрылось еще до приближения вечери, и вместо ясного, дневного света разливалось медное сияние. Даже морской бриз был горячим и не освежал. Утратили свой цвет и вода, и деревья, и розовые проплешины скал, а белые и коричневые тучи все сгущались. Благоденствовали одни лишь мухи, которые облепили, вычернили своего Повелителя и сделали свиные кишки похожими на кучу поблескивающего угля. В носу у Саймона лопнул сосуд, и хлынула кровь, но мухи не трогались с места, предпочитая терпкий запах убоины.
        С потерей крови настало облегчение, и припадок Саймона сменился обморочным сном. Он лежал в гуще лиан, вверху гремела пальба, а тем временем надвигался вечер. Наконец Саймон очнулся и возле щеки смутно различил темную землю. Несколько минут он не двигался, даже не поворачивал головы и тупо смотрел перед собой. Затем перевернулся на живот, подтянул под себя ноги и ухватился за лианы, чтобы встать. Когда лианы затряслись, мухи, злобно жужжа, всем скопищем взвились и тут же снова сели на кишки. Саймон поднялся. Освещение стало каким-то неземным. Повелитель Мух черным шаром торчал на палке.
        - Что же еще остается делать?  - спросил Саймон вслух, обращаясь к лужайке.
        Никто ему не ответил. Саймон повернулся к лужайке спиной, пополз сквозь лианы в сумрак леса… Он понуро брел среди деревьев. Вокруг рта и на подбородке у него запеклась кровь. Лишь иногда, отодвигая в сторону канаты лиан и выбирая направление, он беззвучно шевелил губами.
        Дальше деревья были уже не так плотно увешаны ползучими растениями, и с неба проникал рассеянный жемчужный свет. Здесь проходил хребет острова - возвышенное предгорье с редким лесом. Заросли и гигантские деревья перемежались широкими полянами, и вскоре подъем вывел Саймона на окраину леса. Его пошатывало от усталости, но он не останавливался. Глаза Саймона, всегда яркие, потускнели, и он брел с какой-то угрюмой, старческой решимостью.
        От порыва ветра он покачнулся и только тогда увидел, что находится на голом склоне горы под медно-рыжим небом. Ноги его были как ватные, язык болел. Ветер достиг вершины горы, и Саймон увидел: что-то голубое полыхнуло на коричневатом фоне туч. Он с трудом двинулся дальше, и тут же налетел новый порыв ветра, более мощный, ударил по верхушкам деревьев, и лес заревел. Саймон увидел, как на вершине выпрямилось нечто сгорбленное и посмотрело на него вниз. Пряча лицо, он из последних сил двинулся дальше.
        Мухи еще раньше обнаружили это существо. Вскидываясь, как живое, оно всякий раз вспугивало их, и на какое-то мгновение вокруг его головы возникало темное облачко. Затем, когда голубое полотнище парашюта опадало, раздувшаяся фигура с каким-то вздохом наклонялась вперед, и мухи снова рассаживались.
        Саймон почувствовал, как колени его ударились о камни. Он пополз вперед и, подобравшись ближе, все понял. Перепутанные стропы объяснили ему механику этой нелепости; он увидел белые кости переносицы, зубы, цвета распада. Безжалостные, эластичные ремни и брезент не давали развалиться несчастному телу. Снова подул ветер, и фигура вскинулась, затем наклонилась вперед. Дохнуло смрадом. Стоявшего на четвереньках Саймона рвало, пока не опустошился весь желудок. Потом Саймон взял стропы и, отцепив их от камней, избавил труп от издевательств ветра.
        Саймон отвернулся и посмотрел вниз, на берег. Костер у платформы, по-видимому, погас - дыма там, во всяком случае, не было. Дальше по берегу, за маленькой речкой, возле большой плоской скалы к небу подымалась жиденькая струйка дыма. Даже с такого расстояния было видно, что большинство мальчиков - если не все - находится там. Значит, они перебрались подальше от зверя. При этой мысли Саймон обернулся к останкам изломанного тела. Хоть и ужасный, зверь оказался совсем безвредным, и эту новость нужно было рассказать как можно скорей. Саймон бросился было под гору бегом, но ноги его подогнулись. Самое большое, на что он при всем старании был способен,  - это брести, пошатываясь и спотыкаясь.


        - Только и осталось, что купаться,  - сказал Ральф. Хрюшка изучающе посмотрел на грозовое небо через единственное стеклышко очков.
        - Не нравятся мне эти облака. Помнишь, как лило, когда мы только приземлились?
        - Опять дождь будет.
        Ральф нырнул. В бассейне, у самого края, бултыхались два малыша, искавшие прохлады в воде, которая была горячее крови. Хрюшка снял очки, степенно вошел в воду и снова надел их. Ральф вынырнул и ртом пустил в Хрюшку струю воды.
        - Осторожнее! Очки зальешь,  - остановил его Хрюшка.  - Если на стекла попадает вода, мне приходится вылезать, чтоб вытереть.
        Ральф снова пустил струю воды и промахнулся.
        - Где же все?  - спросил Ральф.
        - Может, в хижинах?
        - Где Сэм-и-Эрик?
        - И Бил?  - Хрюшка махнул рукой в сторону скального замка.  - Вон куда они ушли. К Джеку на угощение.
        - Ну и пусть,  - неискренне сказал Ральф.  - Мне все равно.
        - Из-за какого-то мяса…
        - И еще из-за охоты,  - мудро сказал Ральф,  - и чтобы играть в дикарей и раскрашиваться, как воины.
        - Может, и нам тоже пойти?..
        Ральф быстро взглянул на Хрюшку, и тот покраснел.
        - Только так… чтобы не случилось ничего.
        Хрюшка и Ральф слышали шум пиршества еще задолго до того, как подошли к компании Джека. Между лесом и берегом, в том месте, где пальмы довольно далеко отстояли от воды, оказалась лужайка с густой травой. Чуть ниже вдоль лужайки проходила полоса белого песка, намытого приливами, теплого, сухого и плотного. Еще ближе к воде возвышалась скала, вытянутая в сторону лагуны. За скалою у самой воды была снова узкая полоска песка. На скале горел костер, и в неразличимые при дневном свете языки пламени срывались капли жира, стекавшего со свиной туши. Все мальчики, какие только были на острове, кроме Хрюшки, Ральфа, Саймона и тех двоих, которые жарили мясо, собрались на травянистой лужайке. Кто лежал, кто сидел на корточках, кто стоял с мясом в руках; они пели, смеялись. Судя по их лицам, перемазанным жиром, пиршество подходило к концу; некоторые держали в руках половинки кокосов и пили воду.
        Еще до начала пира на середину лужайки приволокли большое бревно, и на нем, раскрашенный и увешанный венками, как идол, восседал Джек. У его ног на зеленых листьях были разложены горки мяса, плоды и кокосы, наполненные водой.
        Хрюшка и Ральф подошли к лужайке, и, завидя их, мальчики умолкали один за другим, пока не остался лишь один говорящий - тот, который сидел ближе всех к Джеку. Наконец молчание вторглось и туда; Джек, не вставая, обернулся. Он смотрел на них, и в тишине, на фоне отдаленного гула прибоя, стало слышно, как громко потрескивает огонь. Ральф отвернулся, и Сэм, думая, что Ральф смотрит на него осуждающе, с нервным смешком положил недоглоданную кость на траву. Ральф сделал нерешительный шаг, сказал что-то неслышное Хрюшке, указывая на крайнюю пальму, и они оба двинулись дальше. Ральф - высоко подымая ноги в песке, Хрюшка - даже пытаясь насвистывать.
        В этот момент мальчики, которые жарили свинину, отодрали от туши большой ломоть мяса и помчались к лужайке. Они налетели на Хрюшку, и тот, обжегшись, взвыл и затанцевал. Немедленно разразилась буря все разрешающего хохота и объединила Ральфа с остальными. Опять Хрюшка подвергся всеобщему осмеянию, а хохочущие ощутили свое превосходство и взбодрились. Джек встал и взмахнул копьем.
        - Дать им мяса.
        Мальчики с вертелом дали Ральфу и Хрюшке по сочному куску. Глотая слюнки, они приняли дар и съели его, стоя под грозовой медью неба, звонившей о наступающей буре. Джек снова взмахнул копьем.
        - Все ли наелись досыта? Мясо еще было: оно шипело на деревянных вертелах и лежало кучками на зеленых листьях. Покорный зову своего желудка, Хрюшка отшвырнул обглоданную кость и наклонился за новым куском.
        - Все ли наелись досыта?  - нетерпеливо повторил Джек.
        В тоне его голоса прозвучало предупреждение, исполненное надменной гордости хозяина, и мальчики стали есть быстрее.
        - Дайте мне воды,  - сказал Джек.
        Генри принес ему скорлупу, и он стал пить, глядя на Ральфа и Хрюшку поверх зазубренного края чаши. Коричневые бугры его бицепсов наполнились силой, власть легла на его плечи и обезьяной заверещала в ушах.
        - Все садитесь.
        Мальчики рядами сели перед ним на траву, и только Ральф с Хрюшкой остались стоять на мягком песке на фут ниже. Джек повернул раскрашенное лицо к сидевшим мальчикам и спросил, потрясая копьем:
        - Кто хочет вступить в мое племя?
        Ральф весь подался вперед, но тут же споткнулся. Головы нескольких мальчиков повернулись в его сторону.
        - Я дал вам пищу,  - сказал Джек,  - а мои охотники защитят вас от зверя. Кто вступает в мое племя?
        - Я вождь,  - сказал Ральф,  - потому что меня выбрали. И мы собирались все время поддерживать костер. А вы прибежали сюда… за куском…
        - А ты не прибежал?  - закричал Джек.  - В руке-то у тебя что?
        Ральф густо покраснел.
        - Вы - охотники. Это ваша работа.
        Не обращая больше на него внимания, Джек снова спросил:
        - Кто хочет вступить в мое племя и весело пожить?
        - Я вождь,  - дрожащим голосом сказал Ральф.  - А как же костер? И рог у меня.
        - У тебя его нет с собой,  - ответил Джек, презрительно усмехаясь.  - Ты же его оставил. Съел, умник? И на этом конце острова рог не считается…
        - Рог здесь тоже считается,  - сказал Ральф.  - Везде на острове считается.
        Ральф обвел взглядом сидевших мальчиков. Ни в ком из них он не нашел поддержки и, подавленный, вспотевший, отвернулся.
        - Костер… иначе не спастись…  - шепнул ему Хрюшка.
        - Кто вступает в мое племя?
        - Я.
        - И я.
        - Я тоже.
        - Я затрублю в рог,  - задыхаясь, сказал Ральф,  - и созову собрание.
        - А мы его здесь не услышим.
        Хрюшка тронул Ральфа за руку.
        - Уйдем. Тут до беды недалеко. А мяса мы поели.
        За лесом вспыхнул ослепительный свет, и грохнуло так, что какой-то малыш громко заплакал.
        По земле застучали тяжелые капли.
        - Будет буря,  - сказал Ральф.  - Польет такой же дождь, как в ту ночь, когда мы здесь очутились. Ну, кто из нас умник? Где ваши хижины? Что вы делать-то будете?
        Охотники тревожно смотрели на небо, поеживаясь под редкими каплями. Волна беспокойства колыхнула толпу, и поднялась суматоха. Вспышки молний становились все ярче, удары грома - почти невыносимыми. В толпе с ревом сновали малыши. Джек спрыгнул на песок.
        - Наш танец! За мной! Живо!
        Спотыкаясь, он побежал по плотному песку к каменной площадке, где был костер. Между вспышками молний наступала сплошная тьма, полная ужаса; и мальчики с криками кинулись за Джеком. Роджер стал изображать свинью, хрюкая и наскакивая на Джека, а тот уворачивался. Охотники схватили свои копья, повара - вертела, остальные - обгорелые палки из костра. Образовался движущийся круг, и грянул хор. В то время как Роджер изображал объятую ужасом свинью, снаружи круга, подпрыгивая, бегали малыши. Угроза неба толкала Хрюшку и Ральфа раствориться в этом обезумевшем, но сулящем какую-то защиту сборище. Они были рады хотя бы коснуться стены коричневых спин, отгораживающей от страха.
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Вращение стало размеренным, а пение утратило первоначальную нервозность и сделалось ритмичным, как биение пульса. Роджер снова превратился из свиньи и охотника, и в центре круга образовалась зияющая пустота. Несколько малышей составили свой хоровод; хороводы возникали один за другим, будто спасение было в том, чтобы их стало как можно больше. Это бился и пульсировал единый организм.
        Черноту неба рассек бело-голубой шрам. И тут же ударил гром, как гигантский бич. Хор, словно в агонии, взметнулся на тон выше:
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Из бездны ужаса поднялось другое чувство - страстное, горячее, слепое.
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Бело-голубой шрам снова разодрал небо, и на землю обрушился ослепительный взрыв. С опушки, визжа, бежали малыши, и один из них, охваченный ужасом, ворвался в круг больших.
        - Там зверь!
        Круг распался подковой. Из леса выползло какое-то существо. Оно приближалось - неопределенное, смутное. Его встретил вопль, пронзительный как крик боли. Зверь, спотыкаясь, вошел в разомкнутый круг.
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Бело-голубой шрам не сходил с неба, грохот был невыносим. Саймон что-то кричал про мертвеца на горе.
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Палки разом опустились, и пасть круга с хрустом сомкнулась. Окруженный зверь стоял на коленях, прикрывая лицо руками. Он еще кричал о каком-то мертвеце на горе, но его голос тонул в оглушительном шуме. Разорвав круг, зверь, отпрянув в сторону, свалился со скалы на песок. И в тот же миг толпа ринулась следом, скатилась со скалы, навалилась на зверя и, визжа, била, кусала, рвала. Не было больше слов, а лишь вой и терзающие зубы и ногти.
        Разверзлось небо, и дождь хлынул, как водопад. Вода потоками обрушивалась с вершины горы, срывала с деревьев листья и ветки, холодным душем изливалась на груду тел, копошившуюся на песке. И груда распалась, фигурки поднимались и брели прочь. Только зверь остался лежать на песке в нескольких шагах от моря. Даже под дождем было видно, какой это был маленький зверь; и кровь его уже пятнала песок.
        Могучий ветер перекосил струи дождя, каскадами стряхивая воду с деревьев. На вершине горы парашют расправился и двинулся с места; мертвый летчик заскользил, поднялся на ноги, повернулся и, раскачиваясь, полетел вниз сквозь толщу дождя, страшными ногами зашагал по верхушкам деревьев; падая все ниже, он появился над затопленным пляжем, и дети с визгом разбежались в ночной тьме. А парашют повлек его дальше, бороздя воды лагуны, и вывалил за рифом в открытое море.
        К полуночи дождь кончился, тучи ушли, и в небе снова зажглись неправдоподобно яркие светильники звезд. Улегся ветер, и наступила полная тишина, если не считать журчания струй дождевой воды по расщелинам и трещинам в камнях, с листка на листок стекавшей на коричневую землю. Воздух был прохладен, влажен и чист; вскоре смолкла и вода. Зверь лежал на бледном песке, по которому дюйм за дюймом растекались пятна крови.
        Линия берега превратилась в фосфоресцирующую полоску, которая ежеминутно продвигалась вперед вместе с могучим приливом. В чистой воде отражалось чистое небо, исчерченное угловатыми узорами созвездий. Фосфоресцирующая линия выгибалась, окружая крупинки песка и маленькие камешки; на мгновение они оказывались на виду, затем прилив вдруг поглощал их с беззвучным вздохом и захватывал новый участок песка.
        Кромка продвигающейся воды кишела странными крошечными существами с сияющими в лунном свете телами и горящими точками глаз. Вода разливалась над иссеченным песком, скрывая все неровности серебряной гладью. Кромка воды коснулась первого пятна, растекавшегося из-под растерзанного тела, и у края этого пятна возникло неровное сияние скопившихся там крошечных существ. Вода еще немного продвинулась и убрала грубые космы Саймона жемчужным сиянием. Линия щеки засеребрилась, а изгиб плеча стал будто высеченным из мрамора. Огненноглазые существа, оставляя за собой крошечные завитки светоносных следов, занялись чем-то вокруг его головы. Его тело чуть всплыло, и изо рта с сырым хлопком вырвался пузырь воздуха. Затем тело Саймона мягко перевернулось на спину.
        Скрытые где-то за темным изгибом мира, солнце и луна своим притяжением задерживали, слегка вспучивая пленку воды над неуклонно вращающейся твердью планеты. Огромная волна прилива шла вдоль острова, и вода поднялась еще выше. И под неизменными созвездиями, обведенное светящейся каймой из суетливых маленьких существ, мертвое тело Саймона плавно двинулось в открытое море.
        Глава 10. Раковина и очки

        Хрюшка пристально следил за приближающейся фигурой. Теперь он иногда замечал, что видит яснее, когда приставляет единственную линзу к другому глазу; но Ральф, каким бы глазом его ни рассматривать, даже и после того, что случилось, все-таки остался Ральфом. Он вышел из-за кокосовых пальм, прихрамывая, весь грязный; в желтой копне его волос застряли сухие листья. Щека распухла, глаз заплыл и превратился в щелочку. Приостановившись, Ральф посмотрел в ту сторону, где была площадка для собраний.
        - Хрюшка? Ты один?
        - Еще несколько малышей.
        - Они не в счет. А большие?
        - Ах, да… Сэм-и-Эрик. Ушли за дровами.
        Ральф с трудом взобрался на площадку. Там, где всегда сидели во время собраний, грубая трава все еще была прибита; возле отполированного сиденья вождя поблескивала хрупкая белая раковина. Ральф сел на траву лицом к раковине и месту вождя. Хрюшка опустился на колени слева от Ральфа, и долгую минуту стояло тягостное молчание. Потом Ральф, проглотив слюну, что-то прошептал.
        - Что ты сказал?  - тоже шепотом переспросил Хрюшка.
        - Саймон,  - отчетливо проговорил Ральф.
        Хрюшка ничего не ответил и только мрачно кивнул. Ральф встал и подошел к раковине. Он ласково взял ее обеими руками и, опустившись на колени, прислонился к стволу пальмы.
        - Хрюшка.
        - М-м?
        - Что мы будем делать?
        Кивком головы Хрюшка указал на раковину.
        - Может быть…
        - Созвать собрание?
        Ральф резко захохотал, и Хрюшка нахмурился. Наконец Ральф перестал смеяться. Его била дрожь.
        - Хрюшка.
        - М-м?
        - Это был Саймон.
        - Ты это уже говорил.
        - Хрюшка. Это убийство.
        - Перестань!  - визгливо закричал Хрюшка.  - Ну какая польза от таких разговоров?  - Он вскочил и наклонился над Ральфом.  - Темно было. Потом этот… проклятый танец. И еще дождь, гром, молнии. Мы испугались, вот и все!
        - Я не испугался,  - медленно проговорил Ральф.  - Я… я сам не знаю, что со мною было.
        - Мы все испугались!  - взволнованно настаивал Хрюшка.  - Что угодно могло случиться. Так что это совсем не… то, что ты сказал.
        Он отчаянно жестикулировал, подыскивая слова.
        - О-о, Хрюшка!
        Услыхав голос Ральфа, такой тихий и подавленный, Хрюшка перестал размахивать руками. Наклонившись к Ральфу, он ждал. Ральф, словно баюкая раковину, раскачивался взад и вперед.
        - Неужели ты не понимаешь, Хрюшка? То, что мы сделали…
        - Может, он только прикинулся…  - Хрюшка заглянул Ральфу в лицо и не договорил.
        - Ты был снаружи. За кругом. В кругу ты и не был. Но разве ты не видел, что мы… что они делали?  - В голосе Ральфа вместе с отвращением была лихорадочная взволнованность.  - Разве ты не видел, Хрюшка?
        - Не очень хорошо. У меня ведь только один глаз… Тебе, Ральф, пора бы это знать.
        Ральф все раскачивался.
        - Это просто… несчастный случай, вот что,  - вдруг сказал Хрюшка.  - Да, несчастный случай.  - Его голос снова сорвался на визг.  - Приходит ночью… зачем ему нужно было так вдруг появляться из темноты… Он чокнутый. Сам напросился, вот.  - Хрюшка опять широко размахивал руками.  - Это несчастный случай.
        - Ты не видел, что они делали…
        - Послушай, Ральф. Нужно про это забыть. Ну что толку думать об этом, пойми же…
        - Я боюсь. Нас же самих. Я хочу домой. Господи, как я хочу домой!
        - Это был несчастный случай,  - упрямо сказал Хрюшка,  - вот и все.  - Он дотронулся до голого плеча Ральфа, и тот вздрогнул от прикосновения человеческой руки.  - И еще вот что, Ральф.  - Хрюшка быстро оглянулся и наклонился еще ближе.  - Не признавайся, что мы тоже там были. Не говори Сэм-и-Эрику.
        - Но ведь мы были! Все! Хрюшка покачал головой.
        - Мы-то - не до самого конца. Да и кто нас мог увидеть в темноте? Ты вот сам сказал, что я в кругу не был…
        - Я тоже,  - пробормотал Ральф.  - Я тоже в кругу не был, был снаружи.
        Хрюшка страстно кивнул.
        - Верно. Мы были снаружи. Мы ничего не делали и ничего не видели.  - Помолчав, Хрюшка продолжил: - Мы будем жить сами, вчетвером…
        - Вчетвером. Да мы не сможем поддерживать костер.
        - А мы попробуем. Вот видишь? Я его разжег.
        Сэм-и-Эрик выволокли из лесу большое бревно. Они бросили его у костра и повернулись к бассейну. Ральф вскочил.
        - Эй, вы! Оба! Покраснев, близнецы смотрели куда-то мимо Ральфа.  - Здравствуй, Ральф. А вот и мы!
        - Вчера ночью мы заблудились…
        Ральф смотрел себе под ноги:
        - Вы заблудились после…
        - После пира,  - сказал Сэм сдавленным голосом. Эрик кивнул.  - Да, сразу после пира мы ушли и заблудились.
        - Мы рано ушли,  - быстро сказал Хрюшка,  - потому что устали.
        - Мы тоже…
        - …ушли рано.
        - Мы очень устали.
        Сэм дотронулся до ссадины на лбу и тут же быстро отдернул руку. Эрик приложил палец к разбитой губе.
        - Да, мы очень устали,  - повторил Сэм,  - и поэтому рано ушли. Ну, а как вам понравился…  - В воздухе тяжестью повисла невысказанная правда. Сэм запнулся, и запретное слово сорвалось с его губ: - …танец?
        При воспоминании о танце, в котором никто из них не участвовал, все четверо содрогнулись.
        - Мы рано ушли.
        Роджер не удивился, когда его окликнули на перешейке, соединяющем остров со Скальным Замком. Он так и думал, что в эту страшную ночь, спасаясь от всех ужасов острова, хотя бы часть племени соберется здесь, в самом безопасном месте.
        Резкий голос прозвучал сверху, оттуда, где непрочно покоились груды наваленных друг на друга камней.
        - Стой! Кто идет?
        - Роджер.
        - Проходи, друг.
        Роджер пошел вперед.
        - А ты что, сам не видишь, кто идет?
        - Вождь велел окликать всех.
        Роджер пристально посмотрел вверх.
        - Если бы я захотел, ты бы меня не остановил.
        - Я? Не остановил бы? Полезай сюда и посмотри.
        Роджер вскарабкался по ступенеобразным выступам утеса.
        - Посмотри-ка сюда.
        Под верхнюю глыбу был подсунут конец бревна, которое легко приводилось в движение другим бревном-рычагом. Роберт чуть нажал на этот рычаг, и глыба заскрипела. Если бы Роберт навалился всем телом, она бы с грохотом полетела вниз на узкий перешеек. Роджер восхитился:
        - Он настоящий Вождь, а?
        Роберт кивнул.
        - Он собирается повести нас на охоту.
        Он мотнул головой в сторону далеких хижин - туда, где к небу подымалась струйка белого дыма. Сидя на самом краю утеса, Роджер мрачно оглядывал остров, расшатывая пальцами качающийся зуб. Роберт увидел, что его тяжелый взгляд остановился на вершине далекой горы, и перевел еще не начавшийся разговор на другую тему:
        - Он будет бить Уилфреда.
        - За что?
        Роберт неопределенно покачал головой.
        - Не знаю. Он не сказал. Рассердился и велел нам связать Уилфреда. Лежит связанный,  - Роберт взволнованно хихикнул,  - уже несколько часов и ждет…
        - И Вождь так и не сказал за что?
        - Не знаю.
        Для Роджера, сидящего на высокой скале под знойным солнцем, это было открытием. Он перестал теребить свой зуб и сидел неподвижно, осваиваясь с мыслью о возможностях безответственной власти. Потом, не сказав больше ни слова, полез вниз по камням к пещере, где пребывало все племя.
        Вождь сидел голый по пояс, с лицом, раскрашенным белой и красной глиной. Перед ним полукругом лежало племя. В стороне громко всхлипывал побитый и уже развязанный Уилфред. Роджер присел на корточки рядом с остальными.
        - Завтра,  - продолжал свою речь Вождь,  - мы снова пойдем на охоту.  - Он указал пикой на одного дикаря, потом на другого.  - Часть племени останется здесь и будет приводить пещеру в порядок и сторожить ворота. С собой я возьму трех-четырех охотников и принесу мясо. Стража должна следить, чтобы не пробрались сюда тайком…
        Один из дикарей поднял руку, и Вождь повернул к нему мертвую маску раскрашенного лица.
        - Вождь, а зачем им нужно сюда пробираться?
        Вождь ответил убежденно, хотя и не вполне понятно:
        - Им нужно. Они захотят нам все испортить. Поэтому стражники должны все время быть начеку. И еще…  - Вождь помолчал. Из щели рта выглянул ярко-розовый треугольник, прошелся по губам и тут же исчез.  - И еще вот что: зверь, может, тоже попробует проникнуть сюда. Помните, как он подкрался тогда?  - Полукруг дикарей содрогнулся и забормотал утвердительно.  - Он прикинулся… другим. Хоть мы и оставили ему долю от нашей добычи, он все равно может опять прийти. Поэтому смотрите в оба и будьте настороже.
        Стэнли оторвал локоть от камня, вытянув указательный палец.
        - Ну?  - спросил Вождь.
        - А разве мы, разве мы не…  - и, съежившись, потупился.
        - Нет!!!
        В наступившей тишине каждый из дикарей пригнул голову под бичом собственной памяти.
        - Нет!!! Разве мы бы смогли… убить… его!
        И с облегчением и с ужасом дикари опять забормотали.
        - Так что на гору не ходи,  - пророчески возгласил Вождь,  - и оставляй ему голову каждой убитой свиньи.
        Стэнли опять выставил палец.
        - Зверь этот, наверное, оборотень…
        - Возможно,  - согласился Вождь. Это уже была проблема теологическая.  - На всякий случай лучше держаться от него подальше. Ведь мы не знаем, на что он способен.
        Дикари усвоили это, и по их ряду пробежала дрожь, словно порыв ветра. Увидев это, Вождь резко встал.
        - Но завтра мы пойдем на охоту и, когда добудем мясо, устроим пир…
        Бил поднял руку.
        - Вождь.
        - Да?
        - А чем мы будем костер разжигать?
        Белая и красная глина на лице Вождя скрыла от остальных его замешательство. Он неопределенно молчал, и дикари зашептались. Наконец Вождь поднял руку.
        - Огонь мы отберем у тех. Слушайте. Завтра мы пойдем на охоту и добудем мясо. Сегодня вечером я возьму с собой двух охотников… Кто пойдет?
        Морис и Роджер подняли руки.
        - Морис…
        - Слушаю, Вождь?
        - Где у них костер?
        - На старом месте, у скалы.
        Вождь кивнул.
        - Остальные, как только сядет солнце, могут идти спать. А мы трое - Морис, Роджер и я,  - мы займемся нашим делом. Пойдем туда перед самым заходом солнца…
        Морис поднял руку.
        - А что, если мы встретим…
        Вождь решительно отвел это возражение.
        - Мы пойдем вдоль берега, по песку. И если он покажется, мы… мы опять станцуем наш танец.
        - Втроем? Это же мало.
        И снова шепот пробежал и затих.


        Хрюшка вручил Ральфу очки и стал терпеливо ждать, пока тот вернет ему зрение. Валежник отсырел, и вот уже в третий раз они пытались разжечь костер. Ральф откинулся назад и сказал самому себе:
        - Хватит нам ночевать без костра.
        Он виновато оглянулся на мальчиков. Впервые он признался в двойном назначении костра. Конечно, прежде всего ом нужен для сигнального дыма, ну, а потом еще для того, чтобы им было тепло и уютно, пока они не заснут. Эрик дул на тлеющую веточку, и она, наконец, заалев, вспыхнула. Повалил желто-белый дым. Хрюшка опять надел очки и с удовольствием посмотрел на дым.
        - Если бы мы могли сделать радио!
        - Или самолет…
        - …или корабль.
        Со дна притушенной памяти Ральфа всплыла еще одна небывальщина:
        - А если бы мы попали в плен к врагу?
        Эрик откинул со лба волосы.
        - Уж лучше к врагу, чем…
        Он не сказал к кому, и Сэм закончил его мысль, кивнув в сторону Скального Замка. И тут Ральф вспомнил парашют, его страшную ношу.
        - Он говорил что-то про мертвеца…  - Ральф мучительно покраснел, сознавшись вдруг в своей причастности к тому жуткому танцу.
        - Ну, давай, давай… Больше дыму!
        - Совсем стал жидкий дымок.
        - Хоть и сырой валежник, а нужно еще нести.
        - С моей астмой…
        Автоматически последовательно:
        - Подавись ты своей фигас-смой!
        - Когда я тащу дрова, она меня прямо поедом ест. Я бы рад, Ральф, правда, но ведь от нее куда денешься?
        Они пошли в лес втроем и притащили полные охапки гнилых сучьев. И снова повалил дым, желтый, густой.
        - Поесть бы надо.
        Взяв с собой копья, они вернулись в лес, туда, где росли плодовые деревья, и молча поспешно утолили голод. Но когда они вышли из леса, солнце уже садилось, а от костра остались одни тлеющие без дыма головешки.
        - Я больше не могу,  - сказал Эрик.  - Устал.
        Ральф кашлянул.
        - На вершине-то костер все время горел.
        - Да, так тот был маленький. А этот вот какой приходится держать.
        Ральф подкинул в костер ветку и несколько секунд смотрел, как дым уплывает в сумрак.
        - Костер должен гореть. Эрик бросился на песок.
        - Я совсем измучился. А толк какой?
        - Эрик!  - возмущенно закричал Ральф.  - Не смей так говорить!
        Сэм упал на колени рядом с Эриком.
        - Да, какой толк?!
        Негодуя, Ральф пытался вспомнить. С костром связано что-то хорошее. Что-то невероятно хорошее.
        - Ральф уже столько раз твердил,  - огорченно сказал Хрюшка.  - Как еще мы можем спастись?
        - Ну конечно! Если не будет дыма… Он присел перед ними на корточки.  - Разве вы сами не понимаете? Какой толк мечтать о радио, о кораблях?  - Он вытянул руку и сжал пальцы в кулак.  - Одно нас может выручить. Пусть они играют в охотников, пусть добывают нам мясо…
        Он смотрел им в глаза. И в этот миг неистовая страсть и убежденность снова заволоклись зыбкой пеленой беспамятства. Он стоял на коленях и, сжав кулак, в замешательстве переводил взгляд с одного лица на другое. Пелена спала.
        - А-а, ну да. Мы должны жечь костер, чтобы был дым…
        - Но ведь нам не справиться! Вон, смотри!
        Этот проклятый костер опять умирал.
        - Если дежурить у костра по двое,  - сказал Ральф, обращаясь больше к самому себе,  - выходит двенадцать часов в день.
        - Теперь не наберешь столько валежника, Ральф…
        - …в темноте страшно…
        - …ночью нельзя…
        - Будем по утрам разжигать,  - сказал Хрюшка.  - В темноте все равно ни один черт не заметит дыма.
        Сэм с готовностью кивнул.
        - Другое дело, когда костер был…
        - …там, наверху.
        Ральф встал, чувствуя себя совершенно беззащитным перед наступлением темноты.
        - Ладно, до утра так до утра.
        И он повел всех к первой хижине - полуразрушенная, она все-таки выстояла под ливнем. Ее устилали сухие, громко шуршащие при малейшем прикосновении листья. В соседней хижине бредил какой-то малыш. Четверо больших вползли в свою хижину и зарылись в листья. Близнецы - у одного края, Ральф и Хрюшка - у другого. Несколько минут, пока мальчики укладывались, стоял непрерывный шорох и треск.
        - Хрюшка!
        - Да?
        - Удобно?
        - Вроде ничего.
        Наконец стало тихо. Во тьме обозначилось продолговатое пятно, усеянное яркими блестками звезд, с рифа доносился глухой шум прибоя. Прежде чем заснуть, Ральф, как обычно, занялся своей игрой в «что было бы, если…».
        …Если бы их отправили домой на реактивном самолете, уже утром они приземлились бы на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом на машине… нет, уж лучше на поезде до самого Дэвона и там снова снять тот же коттедж. К ограде приходили бы дикие пони и заглядывали бы в сад…
        Ральф беспокойно заворочался в листьях. Дартмур - местность довольно дикая, и пони тоже были дикие. А дикое теперь уже не казалось ему привлекательным. Он настойчиво заставил себя мысленно вернуться от дикости к цивилизованному городу, куда дикари и ногой ступить не смеют. Где еще можно почувствовать себя в такой безопасности, как на автобусной станции среди фар и колес?
        …И вот Ральф уже пляшет вокруг фонарного столба на остановке. Из гаража выползает автобус, такой странный автобус…
        - Ральф! Ральф!
        - Что случилось?
        - Ну что ты так шумишь.
        - Ладно, ладно.
        В темноте из другого угла хижины раздался стон, и в страхе они затряслись под листьями. Сэм-и-Эрик дрались, сжимая друг друга в объятиях.
        - Сэм! Сэм!
        - Эй, Эрик!
        Наконец все успокоилось.
        - Нужно отсюда выбираться,  - тихо сказал Хрюшка.
        - Ты это про что?
        - Нужно спасаться.
        Как ни страшно было ему в этой тьме, Ральф сдавленно засмеялся - впервые за весь день.
        - Я серьезно,  - зашептал Хрюшка.  - Мы скоро совсем свихнемся, если нас не спасут.
        - Сбрендим.
        - Рехнемся.
        - Шарики за ролики зайдут.
        Ральф убрал с глаз липкие волосы.
        - Напиши-ка ты письмо своей тетушке.
        Хрюшка воспринял это всерьез.
        - Я не знаю, где она сейчас. И у меня нет ни конверта, ни марки. И почтового ящика нет. И почтальона.
        Шутка показалась Ральфу удачной. Не в силах себя сдержать, он захохотал, трясясь и дергаясь всем телом.
        Хрюшка с достоинством отчитал Ральфа:
        - Я, кажется, не сказал ничего смешного…
        Ральфа колотил смех, да так, что заболело в груди. Когда судороги отпускали его, он лежал едва дыша, с ужасом ожидая нового приступа. В одну из таких пауз его сковал сон.


        Рисунки С. ПРУСОВА


        - Ральф! Ты опять ужасно шумишь. Тихо, Ральф… Потому что…
        Ральф приподнялся и сел. Он, пожалуй, был благодарен, что Хрюшка разбудил его: автобус подобрался ближе, такой странный…
        - А что случилось?
        - Лежи тихо и слушай.
        Ральф осторожно лег, и листья под ним протяжно вздохнули.
        - Я ничего не слышу.
        - Снаружи кто-то ходит.
        У Ральфа закололо в висках. На мгновенье он оглох от биения собственного пульса.
        - Не слышу.
        - Ты слушай. Погоди.
        Резко и отчетливо в каком-нибудь ярде за стеной хрустнула ветка.
        В ушах у Ральфа снова зарычала кровь, в голове каруселью пронеслись смутные образы.
        - Ральф! Ральф!
        - Молчи и слушай.
        Ральф отчаянно молился: «Не меня, там есть малыши, выбери их». Снаружи проник зловещий шепот.
        - Хрю-у-шка… Хрю-у-шка…
        - Он пришел,  - задыхаясь, шептал Хрюшка.  - Значит, он есть!  - Хрюшка вцепился в Ральфа, отчаянно хватая ртом воздух.
        - Хрю-у-шка… выходи-и. Ты мне нужен, Хрю-у-шка.
        Губы Ральфа шепнули Хрюшке в самое ухо:
        - Молчи.
        - Хрю-у-шка… Где ты, Хрю-у-шка?
        Что-то прошуршало по задней стене хижины. На секунду Хрюшка замер, и тут же у него начался приступ астмы. Спина выгнулась дугой, и он заколотил ногами по листьям. Ральф откатился в сторону.
        У входа раздалось злобное рычанье, и в хижину с топотом ворвались какие-то существа. Кто-то перелетел через Ральфа, и Хрюшкин угол превратился в сплошное рычанье и грохот. Ральф ударил в темноту кулаком; в следующее мгновенье он и, как ему показалось, еще дюжина других перекатывались друг через друга, нанося удары, кусаясь и царапаясь.
        Ральфа рвали, толкали, и он, почувствовав на зубах чьи-то пальцы, укусил их; кулак отдернулся, тут же вернулся, как поршень, и хижина взорвалась вспышкой света. Вывернувшись, Ральф навалился на чье-то извивающееся тело и щекою почувствовал горячее дыхание. Он стиснул кулак и, как молотком, бешено заколотил по этому рту; лицо стало скользким, а он все бил, остервенело и яростно. Чье-то колено дернулось между его ног; оглушенный болью, он свалился в сторону, и весь клубок перекатился через него. Хижина, рухнув, придавила и разняла их.
        Черные тени вырвались из-под груды листьев и палок и ринулись во тьму. И вот уже слышны только плач малышей и хрип Хрюшки.
        - Эй, малышня, спать!  - дрожащим голосом крикнул Ральф.  - Мы подрались с теми. Теперь спите.
        Сэм-и-Эрик возникли рядом, разглядывая Ральфа.
        - Что, оба целы?
        - Вроде да.
        - Мне досталось.
        - Мне тоже. А Хрюшка?
        Они вытащили Хрюшку из развалин и посадили его, прислонив спиной к дереву. Ночь была прохладной, и страх поостыл.
        - Крепко влетело, Хрюшка?
        - Да так себе.
        - Это был Джек со своими охотниками,  - горько сказал Ральф.  - Почему они не могут оставить нас в покое?
        - Но мы им тоже дали - будут помнить,  - сказал Сэм. Совесть заставила его поправиться.  - Во всяком случае, ты. Я-то не успел выбраться из угла.
        - Одному-то я дал как следует,  - сказал Ральф.  - Так еще разделал его. Больше его сюда не потянет.
        - Я тоже дал одному,  - сказал Эрик.  - Я спал, и он давай меня лягать в лицо. Все в кровь разбил, да, Ральф? Но и я напоследок дал ему.
        - А как?
        - Прямо ему между ног,  - с наивной гордостью ответил Эрик.  - Слыхал бы ты, как он взвыл!
        В темноте Ральф вдруг весь подался вперед, но услышал, как Эрик охнул, поднеся ладонь ко рту.
        - Ты чего?
        - Да зуб шатается.
        Хрюшка подтянул ноги.
        - Хрюшка, а ты как?
        - Я думал, они за рогом…
        Ральф пробежал по белеющему песку и вспрыгнул на площадку для собраний. Рог по-прежнему мерцал возле места вождя.
        Ральф постоял, глядя на раковину, затем вернулся к Хрюшке.
        - Рог они не взяли.
        - Я знаю. Они приходили не за рогом. Они пришли совсем за другим. Ральф, что мне теперь делать?
        Вдалеке, где песчаная полоса берега сгибалась излучиной, к Скальному Замку рысцой бежали три фигурки. Они бежали у кромки воды, стараясь держаться подальше от леса. Иногда они негромко запевали, иногда с разбегу переворачивались колесом рядом с живой, светящейся полосой прибоя. Впереди бежал вождь, охваченный радостью победы. Теперь-то он настоящий вождь, и на бегу он сделал несколько выпадов пикой. В левой руке у него болтались сломанные Хрюшкины очки.
        Глава 11. Скальный замок

        Назаре с ее недолгой прохладой мальчики вчетвером собрались вокруг грязного пятна, оставшегося от костра, и Ральф, упав на колени, попытался раздуть огонь. Во все стороны разлетались серые хлопья пепла, но ни одна искорка так и не вспыхнула. Близнецы следили за ним с тревогой, а Хрюшка сидел безучастный, отгороженный от мира переливчатой пеленой близорукости. Ральф дул, дул, пока от натуги не зазвенело в ушах. Но тут ветер взял эту работу на себя и швырнул ему в глаза золой. Отпрянув, Ральф выругался, вытирая слезы.
        - Бесполезно.
        Эрик посмотрел на него сверху из-под маски запекшейся крови. Хрюшка беспомощно щурился в сторону Ральфа.
        - Конечно, Ральф, это бесполезно. Теперь у нас нет огня.
        Ральф придвинул свое лицо почти вплотную к Хрюшкиному.
        - Ты меня видишь?
        - Чуть-чуть.
        Узкая щелочка между бровью и вздутой щекой Ральфа снова закрылась.
        - Они отняли у нас огонь,  - сказал он и вдруг пронзительно закричал: - Украли!
        - Вот они какие,  - сказал Хрюшка.  - Оставили меня слепым. Видите? Вот он какой, Джек Мерридью! Созывай собрание, Ральф, мы должны решить, что делать.
        - Собрание… да нас всего-то…
        - Сколько есть - столько есть. Сэм, я буду за тебя держаться, можно?
        Они двинулись на собрание.
        - Труби в рог,  - сказал Хрюшка.  - Труби изо всех сил.
        Лес откликнулся двойным эхом, и, как в первое утро, далекое, словно века минули с той поры, над деревьями поднялись птицы, оглашая воздух громкими криками. Но пляж по обе стороны остался пустым. Из хижин выбрались несколько малышей. Ральф сел на отполированный ствол, а трое стали перед ним. Он кивнул, и Сэм-и-Эрик сели от него справа. Ральф вложил раковину Хрюшке в руки. Тот бережно держал сияющую игрушку и щурился на Ральфа.
        - Ну, говори.
        - Я взял рог, только чтобы сказать вот что. Я больше ничего не вижу, и я должен получить свои очки обратно. Ужасные вещи творятся на этом острове. Я голосовал за тебя, чтобы ты был вождем. Только вождь может что-нибудь сделать. Так вот теперь ты, Ральф, говори и скажи нам, что… Иначе…
        Всхлипывая, Хрюшка умолк. Когда он сел, Ральф взял раковину.
        - Самый обыкновенный костер. Ну чего тут такого? Разве это так трудно? Всего-навсего подавать дымом сигнал, чтобы нас могли спасти. Что мы, дикари, что ли? И вот теперь дыма нет. А корабли, может, проходят мимо. Помните, как мы ушли охотиться, костер погас и корабль уплыл? А они все-таки считают его самым лучшим вождем! А потом взяли и… и тоже из-за него… Не будь его, этого бы никогда не случилось. А теперь вот Хрюшка слепой, не видит ничего, а они приходят, подкрадываются…  - Голос Ральфа зазвенел.  - Ночью, в темноте, и воруют у нас огонь. Украли его. Мы бы и так им дали, если бы они попросили. Но они украли, и теперь нечем подавать сигнал, и нас никогда не спасут. Разве непонятно, что я вам говорю? Мы бы и сами дали им огонь, так нет, они украли его. Я…
        Он вдруг запнулся: все та же дрожащая пелена заволокла его сознание. Хрюшка протянул руки за раковиной.
        - Что ты собираешься делать, Ральф? Это все разговоры, а толку никакого. Мне очки нужны.
        - Я вот и думаю. Давайте пойдем к ним… только умоемся, причешемся… вообще в таком виде, какие мы раньше были… не дикари же мы на самом-то деле, верно? Это ведь уже не игра…  - Щелочка над его вздутой щекой приоткрылась, и он глянул на близнецов.  - Приведем себя в порядок и пойдем…
        - И копья возьмем,  - сказал Сэм.  - И Хрюшка пусть берет.
        - Потому что вдруг они нам понадобятся.
        - Рог не у вас!  - Хрюшка приподнял раковину.  - Берите с собой копья, если хотите, а я не возьму. Какой прок? Ведь вам придется вести меня, как собаку на поводке. Давайте смейтесь! Тут, на острове, смеху не оберешься. И что же получается? Что подумают взрослые? Саймона убили. А тот малыш с пятном на щеке? Кто его видел с тех пор?
        - Хрюшка. Погоди!
        - Рог у меня. Я пойду к этому Джеку Мерридью и скажу ему… все скажу.
        - Тебе не поздоровится.
        - А что еще он мне сделает? Ральф, разреши мне нести рог. Пусть видит, что не всё у него есть.  - Хрюшка на секунду умолк, вглядываясь в смутные силуэты мальчиков. Казалось, призраки былых собраний, затаившись в траве, внимательно слушают его.  - Я пойду к нему с рогом. Я покажу его. Слушай, скажу я, ты сильнее меня, и у тебя нет астмы. Ты, скажу я, видишь обоими глазами. Но я не стану просить, чтобы ты отдал мне очки из милости. Упрашивать тебя я не стану, скажу я, и не потому, что ты сильный, а потому, что справедливость есть справедливость. Отдавай мои очки, скажу я, ты должен отдать!
        Хрюшка кончил, раскрасневшийся и дрожащий от негодования. Он порывисто сунул раковину Ральфу в руки, словно хотел поскорее избавиться от нее, и вытер слезы. На площадке все было залито нежным зеленым светом, раковина лежала у ног Ральфа, такая хрупкая и белая. Единственная слезинка, ускользнув из-под Хрюшкиных - пальцев, звездой засверкала на тонком изгибе перламутра.
        Наконец Ральф поднял голову, откинул с лица волосы.
        - Ну ладно. Попробуй сделать как ты хочешь. Мы пойдем с тобой.
        - Он, наверное, весь раскрашен,  - робко заговорил Сэм.  - Знаешь, какой он будет…
        - …он с нами не посчитается.
        - …если он взбесится, мы пропали…
        Ральф сердито посмотрел на Сэма. И вдруг смутно вспомнил что-то из того, что однажды сказал ему Саймон, у скал, на той стороне острова.
        - Не болтай глупостей,  - сказал он и быстро добавил: - Пошли.  - Он протянул раковину Хрюшке, и тот опять покраснел, уже от гордости.  - Рог понесешь ты.
        - Я возьму его, когда мы двинемся…  - Хрюшка подыскивал слова, которыми можно было бы выразить его страстное желание, несмотря на все неудобства, нести раковину.  - Я не против. Я буду только рад, Ральф, но меня самого придется вести.
        Ральф положил раковину на отполированный ствол.
        - Поедим и пойдем.
        Они пришли к изрядно опустошенным плодовым деревьям. Хрюшка отыскивал плоды на ощупь, и ему приходилось помогать. Пока они ели, Ральф обдумывал предстоящий день.
        - Мы придем к ним такие, какие мы раньше были. Вымоемся…
        - Да мы и так каждый день купаемся!  - возмутился Сэм.
        Ральф оглядел эти омерзительно грязные существа и вздохнул.
        - Причесаться бы нам. Вот только волосы слишком длинные.
        - У меня в хижине два носка есть,  - сказал Эрик.  - Натянем их на головы вместо шапок…
        - Нет, лучше повязать волосы назад,  - сказал Хрюшка,  - только вот чем?
        - Как у девчонок! Ха!
        - Нет, конечно, не так.
        - Ладно. Пойдем как есть,  - сказал Ральф.  - Они тоже не лучше нашего выглядят.
        Эрик раскинул руки, словно хотел остановить их.
        - Но ведь они-то будут раскрашенные! А знаешь, как это…
        Остальные кивнули. Они очень хорошо понимали, какое освобождение от совести приносит эта раскраска, скрывающая лицо.
        - Ну, а мы не станем раскрашиваться,  - сказал Ральф,  - потому что мы не дикари.
        Сэм-и-Эрик переглянулись.
        - И все равно…
        - Нет, не станем раскрашиваться!  - закричал Ральф и умолк, пытаясь что-то вспомнить.  - Ах да, дым,  - сказал он.  - Нам нужен дым.  - И вдруг снова напустился на близнецов: - Я сказал: дым! Нужно, чтобы был дым.
        В наступившей тишине жужжание бесчисленных пчел показалось особенно громким. Наконец Хрюшка заговорил доброжелательно и миролюбиво:
        - Конечно, нужно. Потому что дым - это наш сигнал, и нас не смогут спасти, если не будет дыма.
        - Я это сам знаю!  - закричал Ральф и отдернул руку от Хрюшки.  - Ты что, думаешь, я…
        - Я просто говорю то, что ты всегда сам говоришь,  - с поспешностью сказал Хрюшка.  - Мне показалось, что…
        - Нет,  - громко сказал Ральф.  - Я все время помню об этом. Я не забыл.
        - Конечно, нет.
        Близнецы смотрели на Ральфа с любопытством, словно увидели его впервые.
        Хрюшка согласно кивнул.
        - Ты вождь, Ральф, ты все помнишь.
        Они двинулись по пляжу строем. Впереди - Ральф, прихрамывающий, с копьем на плече. Видел он неважно; дрожащее марево над сверкающим песком, длинные космы, заплывший глаз мешали ему. Следом шли близнецы - встревоженные, но полные неиссякаемой бодрости. Они почти все время молчали, волоча за собой деревянные копья: Хрюшка открыл, что, если смотреть вниз, прикрыв от солнца измученные глаза, он все же различает на песке какое-то движение. Он шел между волочащимися концами копий и поэтому мог бережно держать раковину двумя руками. Они двигались по берегу плотной маленькой группой, и под ногами, сливаясь, плясали четыре круглые, как тарелки, тени. От бури не осталось и следа, и пляж был чистым и ровным, как только что наточенное лезвие. Небо и гора в мерцающем зное казались бесконечно далекими. Мираж приподнял над водой риф, и он плавал в каком-то серебряном пруду на полпути к небу.
        Они прошли там, где свершился ужасный танец. Обугленные ветки так и лежали на выступе, где их погасил дождь, но песок у воды был гладким. Они молча миновали это место.
        Они были уверены, что племя находится в Скальном Замке, и, когда он показался впереди, все разом остановились. Слева от них были самые густые заросли на острове - сплошная непроходимая масса сплетенных черных и зеленых стеблей, а перед ними покачивалась высокая трава.
        Ральф вышел вперед. Вот примята трава, в ней прятались охотники, пока он ходил на разведку. Вот и перешеек, и выступ, огибающий бастион с пирамидой красных глыб на вершине.
        До его руки дотронулся Сэм.
        - Дым.
        Из-за скалы прозрачной струйкой в небо уплывал дым.
        - Интересно, зачем это они костер развели.
        Ральф обернулся.
        - Чего ради мы должны прятаться?
        И он решительно прошел через траву к маленькой голой площадке, за которой начинался узкий перешеек.
        - Вы двое идите сзади. Первым пойду я, за мной - Хрюшка. А копья держите наготове.
        Хрюшка напряженно вглядывался в светящуюся пелену, завесившую от него весь мир.
        - Здесь не опасно? Обрыв? А то, я слышу, прибой…
        - Иди ближе, не отставай.
        И Ральф двинулся к перешейку. Под ногу попался камень, Ральф пнул его, и тот с плеском исчез в воде. Слева от Ральфа море, отсасываясь, глубоко опустилось, и внизу, футах в сорока, обнажилась красная квадратная плита, Покрытая водорослями.
        - Я не упаду?  - Хрюшка трепетал.  - Мне ужас как…
        Наверху, среди нагромождения глыб, вдруг раздался клич, подхваченный дюжиной голосов.
        - Дай мне рог и не двигайся.
        - Стой! Кто идет?
        Ральф запрокинул голову и мельком увидел смуглое лицо Роджера на вершине.
        - А ты что, не видишь, кто идет?  - крикнул Ральф.  - Не валяй дурака!
        Он приставил рог к губам и начал трубить. Один за другим появлялись раскрашенные до неузнаваемости дикари и осторожно пробирались по выступу к перешейку. Они несли пики и, сходя с выступа, выстраивались, готовые защищать вход. Ральф продолжал трубить, не обращая внимания на Хрюшкины страхи.
        - Не подходи! Понял?  - закричал Роджер.
        Наконец Ральф отнял от губ раковину и перевел дух. Первые слова прозвучали сдавленно, но его услышали.
        - …созываю собрание.
        Дикари на том конце перешейка зашептались, но не сдвинулись с места. Ральф сделал два шага вперед. За спиной он услышал умоляющий шепот:
        - Не бросай меня, Ральф.
        - Стань на колени,  - сказал Ральф уголком рта,  - и жди, пока я вернусь.
        Он дошел до середины перешейка и остановился, разглядывая дикарей. Краска освободила их от всех условностей, и они не постеснялись перевязать волосы на затылке; смотреть им было гораздо удобнее, чем Ральфу. И он чуть было не сказал, чтобы они погодили минутку, пока он тоже перевяжет волосы. Но это было невозможно. Дикари хихикнули, и один издалека замахнулся на Ральфа своим копьем. Роджер убрал руки с рычага и, наклонившись над обрывом, посмотрел, что происходит внизу. На перешейке косматые головы мальчиков плавали в черном пятне теней. Пригнувшийся Хрюшка казался сверху бесформенным мешком.
        - Я созываю собрание.
        Гробовая тишина.
        Роджер поднял камешек и бросил его вниз между близнецами, но так, чтобы не попасть. Оба они вздрогнули, и Сэм чуть не упал. В теле Роджера забил источник прежде неведомой силы.
        - Я созываю собрание,  - громко повторил Ральф.  - Где Джек?
        Среди мальчиков произошло какое-то движение, они совещались. Одно из раскрашенных лиц повернулось к Ральфу, и послышался голос Роберта:
        - Он на охоте. И он велел нам тебя не пускать.
        - Я пришел поговорить насчет огня,  - сказал Ральф,  - и насчет Хрюшкиных очков.
        Группа стоявших перед ним мальчиков сдвинулась плотнее, и оттуда понесся смех, легкий, взволнованный, зазвеневший эхом среди высоких скал.
        - Что тебе нужно?  - раздался голос сзади. Близнецы шмыгнули мимо Ральфа и стали между ним и входом в Скальный Замок. Ральф быстро обернулся. Джек - его можно было узнать по росту и рыжим волосам - подходил со стороны леса. По обе стороны от Джека, пригнувшись, шли еще два охотника. Все трое были раскрашены черной и зеленой краской. Позади них в траве лежала обезглавленная и выпотрошенная туша свиньи.
        - Ральф!  - взвыл Хрюшка.  - Не бросай меня!
        Со смехотворной осторожностью он обнял выступ над вновь обнажившейся плитой и прижался к нему воем телом. Смешки дикарей превратились в издевательский хохот. Джек заорал, перекрикивая шум:
        - Уходи отсюда, Ральф! Живи на своей стороне острова! А эта сторона моя и моего племени! Уходи, не мешай мне!
        Хохот замер.
        - Ты стащил Хрюшкины очки,  - сказал Ральф, задыхаясь.  - Ты должен отдать их.
        - Должен? Да кто это сказал?
        Ральф взорвался:
        - Я сказал! Меня выбрали вождем. Разве ты не слыхал, как я трубил в рог? Ты поступил подло… Мы бы и так дали тебе огонь, если бы ты попросил…  - Кровь прилила к лицу, и на оплывшем глазу забилась жилка.  - У тебя был бы огонь всегда, когда бы он ни понадобился. А ты - нет! Ты подкрался как вор и украл Хрюшкины очки!
        - А ну-ка, повтори, что ты сказал!
        - Вор! Вор!
        - Ральф!  - завизжал Хрюшка.  - Подумай обо мне!
        Ринувшись вперед, Джек сделал выпад копьем, целясь в грудь Ральфу. Ральф успел уловить движение Джека, отбил удар и наотмашь ударил Джека древком по уху. Они сшиблись грудью, яростно дыша, толкаясь и наседая друг на друга, с ненавистью в глазах.
        - Кто вор?
        - Ты!

        Джек извернулся и плашмя ударил копьем. Не сговариваясь, они дрались копьями, как саблями, не осмеливаясь пустить в ход их смертоносные острия. Ральф подставил под удар древко, и копье, соскользнув, огнем обожгло ему пальцы. Мальчики снова отпрянули друг от друга; теперь Джек оказался лицом к острову, Ральф - к Скальному Замку. Оба тяжело дышали.
        - Ну, давай, давай…
        - Ты давай, ты.
        Мальчики угрожающе расправляли плечи, держась все-таки на безопасном расстоянии.
        Цепляясь за землю, Хрюшка пытался привлечь внимание Ральфа. Ральф пригнулся, не сводя с Джека настороженного взгляда.
        - Ральф… вспомни, зачем мы пришли… Костер. И мои очки.
        Ральф кивнул. Он расслабил напрягшиеся мышцы, встал свободно и поставил копье тупым концом на землю. Из-под краски Джек непроницаемо следил за Ральфом. Ральф посмотрел вверх, на каменный бастион, потом на дикарей.
        - Слушайте. Мы пришли сказать вам вот что. Во-первых, вы должны отдать обратно Хрюшкины очки. Он без очков ничего не видит. Так не шутят…
        Племя раскрашенных дикарей захихикало, и Ральф сбился. Он отвел волосы назад и уставился на черно-зеленую маску, пытаясь вспомнить, каков Джек на самом деле.
        - Про костер…  - прошептал Хрюшка.
        - Ах, да. Насчет костра. Я опять скажу об этом. Я говорю об этом с самого первого дня.  - Копьем он указал на дикарей.  - Единственная ваша надежда - это жечь сигнальный костер с утра до вечера, пока светло. Тогда наш дым, может, заметит какой-нибудь корабль, спасет нас и отвезет домой. А если не будет дыма, нам придется ждать, пока к острову подойдет случайный корабль. Так можно прождать годы, до старости…
        В толпе дикарей брызнул дрожащий, серебряный, какой-то ненастоящий смех, и покатилось эхо. Ральфа затрясло от ярости. Голос у него сорвался:
        - Разве вы не понимаете? Вы, раскрашенные дураки? Сэм, Эрик, Хрюшка и я - нас же мало. Мы старались поддерживать огонь, но ведь мы не можем. А вы забавляетесь охотой…
        Он показал рукой мимо них - туда, где в жемчужное небо, рассеиваясь, уходила струйка дыма.
        - Да сами-то посмотрите! Разве это сигнальный костер? Это костер, чтоб жарить мясо! А потом, когда вы нажретесь, и совсем никакого дыма не будет. Неужели вы не понимаете? Там, может, сейчас корабль проходит…
        Он запнулся, сраженный молчанием и безликостью раскрашенных дикарей, охраняющих вход. Вождь открыл розовый рот и сказал Сэм-и-Эрику, которые оказались между ним и его племенем:
        - Эй вы, убирайтесь!
        Никто ему не ответил. Близнецы недоуменно переглянулись, а Хрюшка, ободренный прекращением военных действий, осторожно встал. Джек бросил взгляд на Ральфа, затем на близнецов.
        - Схватить их!
        Никто не шевельнулся.
        - Я сказал, схватить их!  - яростно закричал Джек.
        Раскрашенные дикари как-то тревожно и неуклюже подступили к Сэм-и-Эрику. И снова рассыпался серебряный смех. Негодующие близнецы воззвали к остаткам джентльменства в дикарских душах:
        - Да вы что!
        - …нечестно!
        У них отобрали копья.  - Вяжите их!
        Ральф отчаянно крикнул в черно-зеленую маску:
        - Джек!
        - Чего стали, вяжите!
        И толпа раскрашенных дикарей почувствовала силу в своих руках. Взволнованно и несмело они повалили близнецов. Джек воодушевился. Он знал, что Ральф попытается отбить своих. Копье Джека со свистом описало полукруг, и Ральф едва успел парировать удар. Рядом толпа дикарей вместе с близнецами сбилась в шумный дерущийся клубок. Хрюшка снова опустился на колени, И вот изумленные близнецы лежат, окруженные кольцом дикарей. Обернувшись к Ральфу, Джек процедил сквозь зубы:
        - Видал? Что я хочу, то они и делают.
        Снова наступила тишина. Неумело связанные близнецы лежали, а дикари следили за Ральфом и ждали, что он будет делать. Глядя из-под бахромы волос, Ральф пересчитал их, затем мельком взглянул на бесполезный дым. И вдруг Ральфа взорвало:
        - Сволочь! Скотина ты!  - исступленно завопил он Джеку.  - Дрянь! Подлый вор!
        И он бросился на Джека. Чувствуя, что настала решающая минута, тот устремился навстречу. Столкнувшись с разбегу, они даже отлетели друг от друга. Джек с размаху ударил Ральфа кулаком по уху. Ральф ответил ударом в живот. Джек охнул. И снова они стояли лицом к лицу, задыхаясь от бешенства и все же побаиваясь друг друга. Только теперь они услышали пронзительные крики, которыми дикари подбадривали Джека.
        Ральф услышал голос Хрюшки:
        - Дайте мне сказать.
        Он стоял в облаке поднятой пыли, и, когда дикари поняли его намерение, боевой клич превратился в пронзительный свист. Хрюшка поднял рог, но свист, на мгновенье стихнув, грянул с удвоенной силой.
        - Рог у меня!  - кричал Хрюшка.  - Я же сказал: рог у меня!
        Неожиданно стало тихо. Им стало любопытно, чем позабавит их Хрюшка.
        Молчание, пауза; в тишине Ральф услышал над головой какой-то странный звук, короткий, едва уловимый. Ральф чуть насторожился, и опять тот же звук, совсем слабое «ззз»…
        Кто-то швырял камни: их бросал Роджер, не снимая другой руки с рычага. Сверху Ральф казался ему копной волос, а Хрюшка - мешком жира.
        - Я вот что вам скажу. Вы ведете себя как дети!
        Поднялся свист, но тут же стих, едва Хрюшка приподнял белую волшебную раковину.
        - Что лучше: быть бандой раскрашенных дикарей, как вы, или разумными людьми, как Ральф?
        Дикари зашумели. Хрюшка опять закричал:
        - Что лучше: жить по правилам и не ссориться или охотиться и убивать?
        Снова вопли, и снова «ззз». Ральф попытался перекричать их:
        - Что лучше: жить по законам, чтобы нас спасли, или охотиться и все портить?
        Теперь Джек тоже вопил, и Ральфа больше никто не слышал. Джек успел примкнуть к своему племени, и теперь дикари стояли грозной, плотной массой, ощетинившейся копьями.
        В толпе дикарей созревало желание напасть; они распалялись, готовясь очистить перешеек. Ральф стоял против них у края обрыва и держал копье наготове.
        Рядом, все еще протягивая перед собой сияющий талисман - хрупкую красавицу раковину, стоял Хрюшка, а на них обрушивалась буря криков, какая-то лавина ненависти. Тем временем над их головами Роджер в бредовом упоении навалился всем телом на рычаг.
        Ральф услышал движение огромной глыбы гораздо раньше, чем увидел ее. Сама земля как-то сдвинулась, и толчок отдался через пятки во всем его теле, и на вершине скалы, рушась, захрустели камни. На перешеек ринулась чудовищная громада красного цвета, и Ральф плашмя бросился на землю, а дикари завизжали.
        Глыба краем задела Хрюшку; раковина взорвалась тысячей белых осколков, перестала существовать. Хрюшка, не успев крикнуть, не охнув, полетел с обрыва, на лету перевернувшись вверх ногами. Глыба понеслась дальше, в два гигантских скачка достигла леса и скрылась. А Хрюшка пролетел 40 футов и спиной упал на обнажившуюся красную гранитную плиту. Голова его раскололась, и то, что вывалилось из нее, окрасилось красным. Хрюшкины ноги и руки дернулись, как у только что убитой свиньи. Затем море снова вздохнуло, вода закипела над плитой белыми и розовыми бурунами, и, когда она, отсасываясь, ушла вниз, Хрюшкиного тела там уже не было. На этот раз безмолвие было полным. Губы Ральфа сложились, чтобы произнести слово, но никакого звука не последовало. Вдруг Джек выскочил из толпы дикарей и неистово завизжал:
        - Видал? Видал? Вот что с тобой будет! Я говорил! В твоем племени больше никого не осталось! И рога больше нет…



        Пригнувшись, он побежал на Ральфа.
        - Я вождь!  - И злобно, изо всех сил метнул копье в Ральфа.
        Оставив рваную рану на его груди, копье отлетело в сторону. Ральф пошатнулся скорее от ужаса, чем от боли, которой он не почувствовал, и дикари, завывая, как их вождь, перешли в наступление. Другое копье, с кривым древком и поэтому летевшее не прямо, пронеслось мимо его головы; рядом упало еще одно, брошенное сверху,  - оттуда, где был Роджер. Близнецы лежали где-то позади наступавшей толпы: неузнаваемые, дьявольские лица надвигались по всей ширине перешейка. Ральф повернулся и побежал. За спиной у него поднялся жуткий шум, словно со скалы разом поднялась огромная стая чаек. Повинуясь инстинкту, о существовании которого он и не подозревал, Ральф бежал зигзагами, и летевшие в него копья рассеивались веером. Под ноги ему попалась обезглавленная свиная туша, и он едва успел перепрыгнуть через нее. С треском продравшись через кусты, он скрылся в лесу.
        Вождь остановился возле свиньи, повернулся и поднял руки.
        - Назад! Назад, в Замок!
        Племя, галдя, вернулось на перешеек, здесь их встретил Роджер.
        - Ты почему не на посту?  - гневно закричал вождь.
        Роджер мрачно ответил:
        - Спустился.
        От Роджера веяло смертью. Не сказав ему больше ни слова, вождь обернулся к лежащим Сэм-и-Эрику:
        - Теперь вступайте в мое племя.
        - Сначала отпусти меня…
        - …и меня.
        Вождь схватил одно из немногих, оставшихся копий и ткнул Сэма под ребра.
        - Что это значит, а?  - яростно спросил он.  - Что это значит, что вы пришли сюда с копьями? И почему это вы не хотите вступить в мое племя?
        Движенье копья стало ритмичным. Сэм взвыл:
        - Так не годится!
        Роджер шагнул вперед, едва не задев плечом Вождя. Вопль прекратился; Сэм-и-Эрик лежали, глядя вверх в немом ужасе. Роджер надвинулся на них воплощением какой-то неведомой власти.
        Глава 12. Плач охотников

        Ральф лежал в зарослях и думал о своих ранах. Под правой ключицей у него был большой кровоподтек вокруг вспухшего рваного шрама. В волосы набилась грязь, и они топорщились, как усики лиан. Продираясь сквозь заросли, он изодрался в кровь и насажал синяков. Но, отдышавшись, он решил, что промыть раны сейчас не удастся. Разве, плескаясь в воде, услышишь шаги босых ног? Разве у той речушки или на берегу моря можно чувствовать себя в безопасности?
        Ральф прислушался. Он недалеко убежал от Скального Замка, и сначала ему со страха померещились звуки погони. Но охотники не стали углубляться в заросли и, подобрав копья, убежали обратно к залитой солнцем скале, словно испугавшись лесного мрака. Одного из них, разрисованного коричневыми, красными и черными полосами, Ральф даже мельком увидел и узнал в нем Била. Но нет, не мог это быть тот самый Бил. Это дикарь, чей облик не имел ничего общего с тем прежним мальчиком в шортах и рубашке.
        Приближался вечер, круглые пятна солнечного света бродили в зеленой листве между коричневыми стволами, со стороны Скального Замка по-прежнему не доносилось ни звука. Наконец Ральф решился выползти из своего логова и крадучись пробрался на опушку непролазной чащи, обращенную к перешейку. С величайшей осторожностью выглянув в просвет между ветками, он увидел Роберта, сидевшего в дозоре на вершине утеса. В левой руке Роберт держал копье, а правой подбрасывал и ловил камешек. Из-за скалы столбом валил густой дым, и у Ральфа затрепетали ноздри и потекли слюнки. Он утерся ладонью и впервые за весь день почувствовал голод. Дикари сейчас, наверное, сидят вокруг выпотрошенной свиньи и смотрят, как капает жир, шипя и сгорая на углях. Глаз, наверное, не сводят. Кто-то - Ральф не узнал кто - появился рядом с Робертом и дал ему что-то. Положив копье возле ног, Роберт поднес это «что-то» ко рту обеими руками. Значит, пир начался, и часовой получил свою порцию.
        Ральф понял, что пока он в безопасности. Хромая, он побрел к плодовым деревьям, но, как ни хотелось ему есть, эта пища казалась особенно жалкой, когда он думал о пиршестве дикарей. Сегодня у них пир, а завтра…
        Ральф убеждал себя, что они оставят его в покое; в худшем случае придется жить одному. Но тут же снова осознавал роковую правду, не подвластную никаким доводам. Уничтожение раковины, смерть. Хрюшки и Саймона - все это, словно марево, нависло над островом. Раскрашенные дикари на этом не остановятся. И потом, между ним и Джеком существует какая-то неуловимая связь, и поэтому Джек никогда не оставит его в покое, никогда. Ральф замер, приподняв ветку, под которой собирался пролезть, и солнечные блики застыли на его теле. Внезапный ужас охватил его ознобом, и он выкрикнул:
        - Нет! Они не такие плохие! Это просто несчастный случай!
        Насытившись, Ральф пошел к морю. Косые лучи солнца пробрались под пальмы у разрушенной хижины. Вот площадка для собраний, вот бассейн. Нет, лучше всего для него - это не давать волю тяжелому щемящему чувству и положиться на их рассудок, их дневной здравый смысл. Теперь, когда дикари наелись, нужно еще раз попробовать. И потом, не может же он остаться один на всю ночь здесь, в пустой хижине, у покинутой площадки. По коже у него побежали мурашки. Ни огня, ни дыма - и никто их не спасет. Он повернулся и, прихрамывая, побрел через лес к концу острова, который принадлежал Джеку.
        Лучи солнца потерялись среди ветвей. Наконец Ральф снова вышел на прогалину. Сейчас лужайка превратилась в тихую заводь теней, и Ральф, едва не отпрыгнув назад, увидел нечто посреди нее, но тут же понял, что белое было костью и что ему ухмыляется свиной череп, насаженный на палку. Ральф медленно вышел на середину прогалины, разглядывая этот череп, белый и блестящий, как их раковина; череп, казалось, цинично усмехался ему. Если не считать любопытного муравья, хлопотавшего в одной из глазниц, образина эта была совершенно безжизненной.
        Так ли это?..
        По спине у Ральфа пошли мурашки. Он стоял, придерживая волосы обеими руками, а перед ним, почти в самое лицо, ухмылялся череп. Скалились зубы, пустые глазницы без малейшего усилия властно притягивали к себе взгляд Ральфа.
        Что же это?
        Череп смотрел так, как те, кто знает ответы на все вопросы, но не желает говорить. Тошнотворный страх и ярость обуяли Ральфа. В бешенстве он ударил эту мерзость - череп, как игрушка, отклонился и, спружинив, вернулся на место; с возгласом отвращения он с размаху ударил еще раз. Облизывая костяшки пальцев, Ральф смотрел на голую палку, а расколотый пополам череп лежал на траве, растянув свою ухмылку на шесть футов в ширину. Ральф выдернул из расщелины еще дрожащую палку, выставил ее перед собой и стал отступать от белых обломков, пятясь, не спуская глаз с ухмылявшегося небу черепа.
        Когда над горизонтом погасло зеленое зарево и наступила ночь, Ральф снова подошел к зарослям возле Скального Замка. Вглядываясь сквозь листву, Ральф видел, что там наверху кто-то есть, и, кем бы этот часовой ни был, копье свое он держал наготове.
        Ральф стоял на коленях в черной тени, с горечью осознавая свое одиночество. Они дикари - это верно, но они все же люди, а тут впереди целая ночь, полная притаившихся страхов.
        У Ральфа вырвался слабый стон. Как ни устал, он не может забыться, провалиться, как в колодец, в глубокий сон: нужно быть начеку. А что, если пойти к ним, прямо в их крепость, сказать «чур-чура», рассмеяться и лечь спать вместе с остальными? Будто они все те же школьники, в форменных шапочках, с их привычным «простите, сэр», «да, сэр»… День, может, и сказал бы ему «да», но ночь и ужас смерти ответили «нет». Ральф лежал в темноте, сознавая, что он отверженный.
        - Потому что у меня было хоть немного здравого смысла.
        Он потерся щекой о плечо, и в нос ударил едкий запах соли, пота и застарелой грязи. Где-то там, слева от него, океанские волны вздыхали, отсасывались вниз и снова закипали над плоской, как стол, квадратной скалой.
        Из Скального Замка послышались какие-то звуки.
        - Убей зверя! Перережь глотку! Выпусти кровь!
        Дикари плясали. Где-то по другую сторону этой каменной стены - темный круг, яркий огонь и мясо. Они едят в свое удовольствие, и ничто им там не грозит.
        Приближавшийся шум бросил Ральфа в дрожь. Кто-то лез на самую вершину Скального Замка, и он слышал голоса. Он подобрался еще на несколько ярдов и увидел, что темный силуэт на вершине стал шире. Только двое на острове могли так жестикулировать и говорить.
        Ральф уронил голову на руки: это было хуже раны. Сэм-и-Эрик стали теперь членами племени Джека. Они охраняли Скальный Замок, охраняли от него. Исчезла надежда вызволить их и создать племя отверженных на другом конце острова. Сэм-и-Эрик сделались дикарями, как и все остальные; Хрюшка погиб, а морской рог разлетелся на мелкие кусочки.
        Наконец, смененный часовой сошел вниз. Близнецы сливались с черными выступами скалы. Позади них замерцала звезда и тут же пропала, заслоненная спинами.

        Ральф пополз, ощупывая, как слепой, неровности камня. Справа простирался сплошной мрак лагуны, а слева, под рукой, беспокойно колыхался океан, страшный, как бездонный карьер. Вода размеренно и шумно вздыхала вокруг проклятой квадратной плиты и вскипала на ней белым. Ральф полз, пока рука его не нащупала выступ, по которому дикари проходили в Замок..
        - Сэм-и-Эрик…  - тихо-тихо окликнул Ральф.
        Ответа не было. Ральфу нужно было крикнуть громче, но это могло поднять на ноги его раскрашенных врагов, пирующих у костра. Стиснув зубы, он стал карабкаться выше. Палка из-под свиного черепа мешала ему, но он не мог расстаться со своим единственным оружием. Ральф забрался почти на самый верх и только тогда снова подал голос:
        - Сэм-и-Эрик…
        Растерянный возглас. Близнецы, стуча зубами, уцепились друг за друга.
        - Это я, Ральф.
        Смертельно боясь, что они с испугу поднимут тревогу, он поднялся повыше, и его голова и плечи показались над краем утеса. У себя под локтем он увидел, как далеко внизу неровным сиянием засветились края квадратной плиты.
        - Это же я, Ральф.
        Они подались вперед, всматриваясь в его лицо.
        - Мы думали, что это…
        - …мы не знали, что это…
        - …мы думали…
        И тут они вспомнили о своей недавней, постыдной присяге на верность. Эрик молчал, но Сэм попытался исполнить свой долг.
        - Ты должен уйти, Ральф. Уходи сейчас же….  - Распаляя себя, он угрожающе взмахнул копьем.  - Убирайся, пока жив, понял?
        Эрик поддержал его кивком и ткнул копьем в воздух. Ральф лег грудью на руки.
        - Я пришел к вам обоим,  - сказал он сдавленным голосом. В горле словно горела рана.  - Я пришел к вам…
        Слова были бессильны выразить его боль. Он замолчал, по всему небу, лучась, заплясали яркие звезды. Сэм неловко переступал с ноги на ногу.
        - Честно, Ральф, тебе лучше уйти.
        Ральф снова поднял глаза.
        - Вы оба не раскрасились. Как же вы можете… Если бы сейчас было светло…
        Если бы было светло, они бы сгорели от стыда. Но сейчас была темная ночь. И снова зазвучала двуголосая речь близнецов.
        - Тебе нужно уйти, а то худо будет…
        - …нас заставили. Пытали…
        - Кто? Джек?
        - Нет…  - Они совсем нагнулись к нему и зашептали:
        - Беги отсюда, Ральф…
        - Эти дикари…
        - Нас они заставили…
        - Мы ничего не могли поделать…
        Когда Ральф снова заговорил, голос его прозвучал еще тише и сдавленнее:
        - А что я сделал такого? Он мне нравился… и я хотел, чтобы нас спасли…
        И снова звезды на небе расплылись. Эрик грустно покачал головой.
        - Послушай, Ральф. Не ищи ты смысла. Со всем этим покончено…
        - И забудь, что ты вождь…
        - …тебе же хуже будет, уходи…
        - Вождь и Роджер…
        - …да, и Роджер…
        - …Они ненавидят тебя, Ральф… Хотят разделаться с тобой.
        - Завтра они устроят на тебя охоту.
        - Да за что?
        - Не знаю. И вот что, Ральф: Джек - Вождь - сказал, что охота эта будет опасная…
        - …и что мы должны остерегаться…
        - …и бросать копья, как в свинью…
        - Мы растянемся цепью поперек всего острова.
        - …и пойдем отсюда…
        - … пока не найдем тебя.
        - И будем подавать друг другу сигналы. Вот так.
        Эрик запрокинул голову и, слегка ударяя себя ладонью по губам, тихонько заулюлюкал. Но тут же, вздрогнув, оглянулся.
        - Вот как…
        - …только, конечно, громче.
        - Но ведь я ничего такого не сделал,  - страстно прошептал Ральф.  - Я только хотел, чтобы горел костер.
        Он помолчал, тоскливо думая о завтрашнем дне. Нужно было выяснить самое важное.
        - А что вы…
        Ему было трудно спросить об этом, но страх и одиночество подтолкнули его:
        - Что они сделают со мной, когда найдут?
        Близнецы молчали. Внизу под ним снова расцвела белым скала смерти.
        - Так что же они… О господи! Есть хочется…
        Ему показалось, что утес под ним покачнулся.
        - Ну… так что…
        Близнецы не стали прямо отвечать на его вопрос.
        - Уходи, Ральф. Скорее уходи.
        - Тебе же лучше будет…
        - Держись отсюда подальше. Как можно дальше.
        - А вы не пойдете со мной? Втроем… мы могли бы отбиться.
        После минутного молчания Сэм ответил сдавленным голосом:
        - Ты не знаешь Роджера. Он страшный…
        - …и Вождь… оба они…
        - страшные…
        - …но Роджер еще…
        Близнецы вдруг замерли. К ним на вершину кто-то поднимался.
        - Он идет проверить пост. Быстро, Ральф!
        Готовый ринуться вниз, Ральф в последний раз попытался получить хоть какую-то помощь.
        - Я залягу здесь рядом, вон в тех кустах,  - прошептал он.  - А вы уведите их подальше. Они ни за что не догадаются, что я так близко…
        Шаги были еще далеко.
        - Сэм, со мной ничего не случится, а?
        Близнецы по-прежнему молчали.
        - Постой,  - вдруг сказал Сэм.  - Вот, возьми…
        Ральф почувствовал, что ему сунули кусок мяса, и жадно схватил его.
        - Но что же вы все-таки сделаете со мной, когда поймаете?
        Над ним молчали. Ральф полез вниз по уступам.
        - Что вы со мной сделаете…
        Сверху донесся непонятный ответ:
        - Роджер заострил палку с обоих концов.
        «Роджер заострил палку с обоих концов». Ральф, как ни старался, никак не мог постичь смысла этих слов. В припадке ярости он перебирал все известные ему ругательства и вдруг зевнул. Сколько может человек не спать? Он с тоскою подумал о постели с белыми простынями, но здесь белело лишь вон то светящееся молочное пятно, медленно закипавшее в сорока футах внизу, куда упал Хрюшка. Хрюшка был везде, был на этом перешейке, был этой чернотой, наполнял ее ужасом смерти. Что, если Хрюшка выйдет из воды с пустым черепом… Ральф всхлипнул и опять зевнул, как малыш. Пошатнувшись, он, словно на костыль, оперся на свою палку.
        Тут же он снова насторожился. На вершине Скального Замка раздались громкие голоса. Сэм-и-Эрик с кем-то спорили. Но спасительные папоротники и высокая трава были рядом. В них он и спрячется пока, а дальше - заросли, там он заляжет завтра. А здесь - его руки коснулись травы - поблизости от племени, побудет, пока темно: если остров пошлет на него своего зверя, он прибежит к людям… какие ни есть, они люди… пусть для него это означает…
        А что это означало бы для него? Заострил палку с обоих концов… Что же это такое? Они бросали в него копья, и все мимо, попали только раз. Может, они и завтра не попадут?
        Скорчившись в траве, он вспомнил про мясо и жадно впился в него зубами. Пока он ел, со стороны Замка донесся шум: крики боли - голоса близнецов, крик испуга, злобные и взволнованные голоса. Что это значило? Не он один попал в беду: кому-то из близнецов, а может, обоим, досталось. Затем голоса ушли за скалу, и Ральф перестал о них думать. Пошарив по земле, он нащупал прохладные и нежные листья папоротника, за которым начинались густые заросли. Здесь будет его ночное логово. А как только забрезжит рассвет, он пролезет между переплетенными стеблями и заползет в самую гущу; к нему можно будет подобраться только ползком, а на этот случай у него наготове заостренная палка. Он будет сидеть там, они пройдут мимо и, улюлюкая, цепью двинутся дальше по острову.
        Прокладывая телом нору, он забрался в папоротник. Руку он положил на палку и поудобнее свернулся в темноте. Только бы проснуться с первым лучом, чтобы одурачить этих дикарей. И он не заметил, как подкрался сон и помчал его вниз по какому-то склону…
        Ральф проснулся и, не открывая глаз, прислушался к раздавшемуся невдалеке звуку. Приоткрыв глаз, увидел у самого лица комок земли и вцепился в него пальцами; между листьями папоротника просачивался свет. Едва Ральф успел осознать, что нескончаемого кошмара с падением в бездну и смертью больше нет, что настало утро, как звук повторился… Это долетел охотничий клич с океанского берега… Ему отозвался другой дикарь, еще один. Клич пронесся через весь остров, от океана до лагуны, словно крик пролетающей птицы. Не раздумывая больше, Ральф схватил свою палку и, пятясь, пополз между перьями папоротника. Через несколько секунд он уже втискивался в заросли, успев увидеть ноги какого-то дикаря. Слышно было, как тот топтал папоротник, бил по нему палкой, шуршал ногами в траве. Потом неизвестный дикарь дважды прокричал, и клич, подхваченный справа и слева, покатился и замер вдали. Ральф лежал неподвижно в гуще кустарника, но пока больше ничего не слышал.
        Он осмотрелся. Конечно, здесь напасть на него не могли… Ему ужасно повезло. Та самая глыбина, которая убила Хрюшку, вломилась здесь в заросли и, отпрыгнув в чащу, выбила глубокую воронку в несколько футов шириной.


        Ральф заполз туда и, почувствовав себя в полной безопасности, порадовался своей смекалке. Он осторожно сел среди размозженных кустов и стал ждать, пока охота пройдет мимо. Вверху сквозь листву просвечивало что-то красное - должно быть, вершина Скального Замка, далекая и совсем неопасная. Удовлетворенный, он ждал, пока крики охотников уйдут и затихнут.
        Но криков не было, минута шла за минутой в зеленом полумраке, чувство безопасности уходило.
        И тут раздался приглушенный голос Джека:
        - Это точно?
        Тот, кого спрашивал Джек, не сказал ничего. Должно быть, ответил жестом.
        - Смотри, если ты дурачишь меня…  - послышался голос Роджера.
        Сразу же кто-то охнул и взвизгнул от боли. Ральф так и припал к земле. Там, перед зарослями, вместе с Джеком и Роджером был один из близнецов.
        - Это точно, он хотел спрятаться тут?
        - Да… да… о-ох!
        Серебряный смех рассыпался среди деревьев.
        Значит, они знают…
        Ральф поднял палку и приготовился к бою. А что они ему сделают? Им и недели не хватит, чтобы пробить в этих зарослях проход, и пусть кто-нибудь попробует подобраться к нему ползком! Ральф потрогал пальцем острие копья и злорадно усмехнулся. Пусть попробует - завизжит как свинья.
        Дикари двинулись обратно к Скальному Замку. Ральф слышал их шаги в траве, кто-то захихикал. И снова по цепи прокатился этот, похожий на птичий, пронзительный крик. Значит, кто-то из дикарей остался стеречь его, а остальные?
        Томительно тянулась тишина. Ральф обнаружил, что на зубах у него кора - он грыз древко копья. Он поднялся, чтобы поглядеть на Скальный Замок.
        И тут с вершины донесся голос Джека:
        - Раз, два, взяли! Еще взяли!
        На глазах у Ральфа красная глыба на верху утеса исчезла, и он, словно там откинулся занавес, увидел фигуры на голубом фоне неба. В следующее мгновение земля дрогнула, по воздуху пронеслось какое-то шуршание и по чаще словно ударила исполинская рука, снося верхушки деревьев. А глыба понеслась дальше, к берегу, подпрыгивая, круша заросли, и Ральфа обдало ливнем листьев и сломанных сучьев. За чащей раздался ликующий вопль дикарей.
        И снова тишина.
        Ральф зажал рот ладонью, прикусив пальцы. Там, наверху, осталась всего одна глыба, которую им было под силу столкнуть, но какая: величиной с полдома, с грузовик, с танк! С ужасающей ясностью Ральф представил себе ее возможный путь: она тронется медленно, переваливаясь с уступа на уступ, и гигантским паровым катком пройдется по перешейку.
        - Раз, два, взяли! Еще взяли!
        Ральф положил копье, снова поднял era Раздраженно откинув с лица волосы, он торопливо шагнул к краю воронки, вернулся. Взгляд его задержался на обломанных верхушках деревьев.
        Пока тихо.
        Он заметил, как у него раздуваются бока, и поразился лихорадочности своего дыхания. На груди, чуть левее середины, было видно, как бьется сердце. Он снова положил копье.
        - Раз, два, взяли! Взяли!
        Пронзительный и ликующий вопль.
        На красной скале ухнуло, земля подпрыгнула и затряслась под нарастающий грохот. Ральфа подбросило и швырнуло в кусты. Рядом, всего в двух шагах, стена зарослей, покосилась, и из земли со скрежетом вылезли корни. Он успел заметить, как нечто красное не спеша, как мельничное колесо, провернулось в воздухе. Вот оно уже прокатилось мимо, со слоновьей силой прокладывая путь к морю.
        Ральф стоял на коленях среди взрытых пластов и ждал, пока земля перестанет колыхаться. Наконец, свежие белые пни, сломанные ветки и раздавленная чаща перестали качаться у него перед глазами. В груди Ральф почувствовал какую-то тяжесть.
        Снова тишина.
        Но на этот раз не полная тишина. Где-то неподалеку шептались дикари, и вот справа, сразу в двух местах, яростно затряслись ветви. Показался заостренный конец палки. В панике Ральф изо всей силы ударил своим копьем в просвет между переплетенными ветками.
        - Ааа-ах!
        Он слегка повернул копье и выдернул его.
        - Оох-оох…
        Там кто-то стонал, и послышалось сразу несколько голосов. Шел яростный спор, а раненый все стонал. Когда наступила тишина, прозвучал одинокий голос; это, решил Ральф, не Джек.
        - Видите? Я говорил вам, он опасен.
        Раненый дикарь снова застонал.
        Что теперь? Что дальше?
        Ральф обеими руками сжал древко, и волосы упали ему на лицо. Совсем рядом что-то говорили - слов он не разбирал. Вот один дикарь громко вскрикнул: «Вы что?» И в ответ раздался приглушенный смех. Присев на корточки перед стеною веток, приподняв копье, Ральф оскалил зубы и стал ждать.
        Невидимые дикари снова сдавленно засмеялись. Послышался какой-то странный, журчащий звук, перешедший в потрескивание, словно разворачивали большие листы целлофана. Треснул сук, и Ральф, давясь, едва не закашлялся. Между ветвями белыми и желтыми жгутами сочился дым; голубое пятно неба над его головой приобрело цвет грозовой тучи. И вот уже клубы дыма повалили со всех сторон.
        Рассыпался довольный смех, и кто-то закричал:
        - Дым!
        Ральф пополз через заросли к лесу, прижимаясь из-за дыма к самой земле. Впереди показалась опушка, и он увидел зеленые листья кустов, росших с краю. На пути к лесу стоял дикарь - маленький дикарь, разрисованный красными и белыми полосами, с копьем в руках. Он вглядывался в густеющий дым, кашляя и размазывая ладонью краску вокруг глаз. Ральф прыгнул на него как кот; рыча, ударил копьем, и дикарь согнулся пополам. Позади, за чащей, раздался крик, но Ральф, не чуя под собою ног, уже бежал через подлесок. Он выскочил на кабанью тропу, промчался по ней ярдов сто и метнулся в сторону. Где-то за спиной через весь остров еще раз пронесся клич, затем трижды подряд улюлюкнул один и тот же голос. Ральф догадался, что это сигнал всем броситься в погоню; он помчался, не останавливаясь, пока в груди не стало жечь, как огнем. Он свалился ничком под куст и лежал, пытаясь отдышаться. Облизывая губы, он прислушивался к улюлюканью отставших преследователей.
        Теперь можно было действовать по-разному. Можно залезть на дерево, но это означало бы поставить на карту все. Если его заметят, им останется только подождать.
        Если бы у него было время подумать!
        Еще один сдвоенный крик, донесшийся с того же места, помог ему разгадать их план. Застрявший в чаще дикарь подавал двойной сигнал, чтобы вся цепь ждала, пока он не выберется. Так, не разрывая цепи, они рассчитывали прочесать весь остров. Ральф вспомнил о кабане, который с такой легкостью прорвал кольцо охотников. В крайнем случае, если они подойдут совсем близко, он мог бы броситься навстречу, прорвать растянутую цепь и побежать в обратную сторону. Но куда он убежит? Цепь повернется и двинется за ним. Рано или поздно, но ему нужно будет спать или… есть… и тогда его разбудят вцепившиеся руки, охота превратится в простую погоню.
        Что же делать? Залезть на дерево? Броситься на прорыв, как тот кабан? И то и другое было одинаково ужасно.
        Одинокий крик заставил его сердце учащенно забиться; вскочив, Ральф стрелою помчался на ту сторону острова, к океану, в густые джунгли; он бежал, пока не повис, запутавшись в лианах. На какое-то мгновенье он замер, чувствуя, как дрожат икры. Если бы можно было сказать «чур-чура», если бы у него было время подумать!
        И снова через весь остров пронесся пронзительный и неумолимый клич. Ральф шарахнулся, в лианах, как лошадь, и побежал, не останавливаясь, пока не задохнулся. И снова плашмя на землю, под папоротники…
        На дерево? Или прорываться? На мгновенье он справился со своим дыханием, вытер губы и приказал себе успокоиться. Где-то в этой цепи Сэм-и-Эрик, они-то, наверное, идут в погоню поневоле. А вдруг их там нет? А если он напорется на Вождя… или на Роджера, в руках которого смерть?
        Ральф отвел спутанные космы, вытер пот.
        - Думай,  - сказал он вслух. Как поступить?
        Нет Хрюшки, тот сказал бы, что разумно, что нет. Нет собраний, где можно было бы все обсудить, нет рога…
        - Думай.
        Больше всего теперь его пугала пелена, которая могла опутать сознание, затемнить рассудок в момент опасности, превратив его в беспомощного идиота.
        А если, если спрятаться так, чтобы приближающаяся цепь прошла мимо, не обнаружив его?
        Он резко поднял от земли голову и прислушался. Теперь он услышал низкий ворчливый гул, словно сам лес рассердился на него, мрачный гул, на фоне которого дикари мучительно выводили свои рулады, как каракули на грифельной доске. Он знал, что уже однажды слышал этот гул, но вспомнить, где и когда, у него не было времени.
        Броситься на прорыв.
        Залезть на дерево.
        Спрятаться, чтобы они прошли мимо.
        Раздавшийся невдалеке вопль заставил его вскочить на ноги, и он опять пустился бежать, продираясь через колючие кусты. Он выскочил на лужайку - ту самую лужайку; он узнал ее… свиной череп все еще ухмылялся своей саженной ухмылкой, но теперь уже не насмешливо - далекому голубому небу, а злорадно - в покрывало густого дыма. Ральф побежал под деревьями, и тут до него дошло, что означает ворчание леса. Выкуривая, его дымом, дикари подожгли весь остров. Спрятаться лучше, чем залезть на дерево: если его все-таки заметят, он еще попытается прорваться через цепь.
        Значит, спрятаться.
        Интересно узнать, как бы решила на его месте свинья, подумал Ральф и скорчил зачем-то гримасу. Найти самые густые заросли, самую темную дыру на острове и забиться туда. Теперь он бежал, осматриваясь по сторонам. В порхающих пятнах и полосах солнечного света на его грязном теле поблескивали струйки пота. Вопли охотников отдалились и стали едва слышны.
        Вот оно, наконец, подходящее место; впрочем, выбора у него не было. Кусты, немыслимо перепутанные ползучими растениями, сплелись огромным ковром, непроницаемым для солнечного света. Под этим ковром оставалось пространство высотой около фута, хотя и пронизанное бесчисленными, уходящими вверх стеблями. Если заползти на самую середину - это в пяти ярдах от края,  - им его не найти, разве что дикарь ляжет на живот и заглянет под низ, но и тогда его вряд ли увидишь в темноте… И если все-таки случится самое худшее - дикарь увидит его, у него будет шанс броситься на этого дикаря, прорваться сквозь цепь и, сделав петлю, сбить их со следа.
        Волоча за собой свою палку, Ральф осторожно пополз между стеблями. Наконец он забрался под самую середину ковра, лег и прислушался.
        Пожар был большой, и барабанный гул, оставшийся, по расчетам Ральфа, далеко позади, стал гораздо ближе. Помнится, лесной пожар обгоняет скачущую лошадь. Оттуда, где он лежал, была видна часть лужайки, пятнистая от солнечного света, и вдруг у него на глазах эти солнечные пятна замигали.


        Это так напоминало дрожание пелены, которая уже не раз заволакивала его сознание… Но солнечные пятна потускнели и погасли, и он понял, что это туча дыма заслонила от солнца весь остров.
        А может, под кусты заглянут Сэм-и-Эрик и даже заметят его, но притворятся, что ничего не увидели, и промолчат. Он лег щекой на шоколадно-коричневую землю, облизнул сухие губы и закрыл глаза. Земля под кустами чуть дрожала; или это был какой то звук, слишком тихий, чтобы его можно было услышать среди громового гула пожара и натужных рулад дикарей.
        Донесся возглас. Ральф оторвал щеку от земли и посмотрел в полосу сумеречного света. Они, должно быть, уже близко, подумал он, и у него заколотилось в груди. Спрятаться, прорваться, залезть на дерево - что же лучше в конце концов? Ведь потом не переиграешь.
        Пожар все приближался, гремели залпы взрывающихся в огне ветвей и даже целых стволов. Болваны! Какие болваны! Огонь уже, наверное, охватил плодовые деревья… Что же они будут есть завтра?
        Ральф беспокойно заворочался в своей узкой постели. Терять ему нечего! Что они с ним могут сделать? Избить? Ну и что? Убить? Палка, заостренная с обоих концов…
        Крики раздались совсем близко, и его словно подбросило. Он увидел, как из путаницы зелени торопливо выбрался полосатый дикарь и зашагал с копьем прямо к его укрытию. Пальцы Ральфа впились в землю. Приготовиться.
        Ральф ощупал копье, чтобы выставить его острым концом вперед, и только теперь заметил, что палка эта заострена с обоих концов.
        Дикарь остановился шагах в пятнадцати от него и заулюлюкал. Может быть, он услышал в грохоте пожара, как бьется сердце? Не вскрикни! Будь наготове.
        Дикарь двинулся вперед, и теперь он был виден снизу только до пояса. Вот древко его копья. Теперь он виден только до колен Не вскрикни!
        Позади дикаря из кустов выбежало стадо свиней и с визгом бросилось в лес. Пронзительно кричали птицы, пищали мыши, какой-то скачущий зверек забрался к нему под зеленый ковер и притих.
        Дикарь стоял теперь прямо перед логовом Ральфа, в каких-нибудь пяти шагах, и улюлюкал. Подобрав под себя ноги, Ральф сжался в комок. Он держал кол, заостренный с обоих концов кол, который неистово вибрировал, становясь то длинным, то коротким, легким, тяжелым, снова легким.
        Клич прокатился от берега до берега. Дикарь опускался на колени, за ним, в лесу, вспыхивали огоньки. Одно колено на земле. Теперь другое. Обе руки. Копье.
        Лицо.
        Дикарь вглядывался в темноту под кустами. Наверное, он видел проблески света слева и справа, но посредине - нет… Там было что-то черное, и дикарь весь сморщился, пытаясь разглядеть эту черноту.
        Тянулись секунды. Ральф смотрел дикарю прямо в глаза.
        Не вскрикни!
        Ты вернешься домой.
        Он увидел. Хочет проверить. Своей острой палкой.
        Ральф издал вопль - вопль страха, ярости и отчаяния. Ноги выпрямились, вопль стал протяжным и клокочущим.
        Ральф рванулся напролом через заросли и, окровавленный, рыча и завывая, выскочил на лужайку. Он взмахнул колом, и дикарь опрокинулся, но сюда уже бежали другие, оглашая воздух громкими криками. Увернувшись от летящего копья, Ральф побежал. И вдруг вспыхивавшие, мерцающие перед ним огни слились, рев леса превратился в грохот, а высокий куст у самой тропы взорвался огромным веером пламени. Ральф метнулся вправо и отчаянно бросился наперегонки с волною огня, хлеставшего его сбоку свирепым жаром. Улюлюканье раздалось где-то позади и прокатилось по лесу - цепь пронзительных воплей, означающих одно: «Увидел!» Справа от Ральфа возникла коричневая фигура - и исчезла. Дикари гнались за ним и бешено вопили. Слышно было, как они ломились через подлесок, а слева, обдавая его слепящим жаром, грохотало море огня. Позабыв о ранах, голоде и жажде, он стал живым воплощением страха - безудержного страха на летящих ногах, мчавшегося по лесу к открытому берегу. Перед глазами прыгали какие-то точки, они превращались в красные круги и, расплываясь, пропадали. Ноги, эти чужие ноги, они еле двигались; улюлюканье
настигало, надвигалось смертельной угрозой.
        Ральф споткнулся о корень, и клич преследователей взметнулся еще выше. Ральф увидел, как вспыхнула хижина, пламя лизнуло его правое плечо, но тут впереди заблестела вода. Он кувырком полетел на теплый песок и покатился, распластываясь, закрываясь руками, пытаясь молить о пощаде.
        Пошатываясь, он встал, весь напрягшийся в ожидании новых ужасов, и, подняв глаза, увидел огромную фуражку. У нее был белый верх, а над зеленым козырьком корона, якорь и золотые листья. Еще он увидел эполеты, белый китель, ряд позолоченных пуговиц, револьвер.
        Морской офицер, стоявший на песке, настороженно и изумленно разглядывал Ральфа. На пляже, за спиной офицера, была моторная лодка, возле нее два матроса, которые вытащили ее из воды и теперь поддерживали - один за нос, другой за корму. В лодке был еще один матрос - с автоматом в руках.
        Улюлюканье захлебнулось и стихло.
        Какое-то мгновенье офицер смотрел на Ральфа недоверчиво, затем снял руку с рукоятки револьвера.
        - Хэлло!
        Сознавая, как мерзко он выглядит, Ральф поежился и смущенно ответил:
        - Хэлло.
        Офицер кивнул, словно получив ответ на какой-то вопрос.
        - Взрослые с вами есть?
        Ральф молча покачал головой и обернулся. На песке полукругом стояли безмолвные дети с острыми палками в руках, перемазанные с ног до головы разноцветной глиной.
        - Значит, играем и веселимся?  - спросил офицер.
        Огонь добрался до росших у пляжа кокосовых пальм и с шумом поглотил их. Язык пламени прыгнул, как акробат, и лизнул верхушки пальм на площадке для собраний. Все небо было черным.
        Офицер весело улыбнулся Ральфу.
        - Мы увидели ваш дым. Чем вы тут занимались? В войну, что ли, играли?
        Ральф кивнул.
        Офицер пристально взглянул на это маленькое живое пугало. Мальчишку надо бы помыть, постричь, утереть нос да хорошенько смазать царапины.
        - Ну, а потери? Убитых, надеюсь, нет?
        - Всего двое. Их унесло в море.
        Офицер нагнулся к Ральфу и заглянул ему в глаза. Офицер этот обычно знал, когда люди говорят правду. Он тихонько свистнул.
        Появлялись все новые мальчики, и среди них совсем крохи - коричневые дикарята со вздутыми животами. Один из таких малышей вплотную подошел к офицеру и посмотрел вверх:
        - Я… я…
        Но ничего больше не последовало. Персиваль Уимис Мэдисон тщетно пытался вспомнить свою магическую формулу. Офицер снова посмотрел на Ральфа.
        - Мы снимем вас с острова. Сколько вас всех?
        Ральф пожал плечами. Офицер посмотрел мимо него на группу раскрашенных мальчиков.
        - Кто у вас главный?
        - Я,  - громко ответил Ральф. Рыжий мальчик, на голове у которого виднелись остатки какой-то странной черной шапочки, на ремне у пояса - остатки очков, шагнул было вперед, но передумал.
        - Мы увидели ваш дым. Так вы не знаете, сколько вас?
        - Нет, сэр.
        - А я-то думал,  - сказал офицер, глядя на дикарей,  - а я-то думал, что англичане, даже если они дети… ведь вы англичане, верно? …что англичане способны завести порядки получше…
        - Так оно и было сначала,  - сказал Ральф,  - пока мы не…  - он запнулся.  - Мы были все вместе, а потом…
        Офицер понимающе сказал:
        - Ясно, затеяли веселую игру. Как в «Коралловом острове».
        Ральф оцепенело смотрел на офицера. Перед глазами у него промелькнула ослепительная картина пляжа с идущими вдоль воды мальчиками. Но остров полыхал, как сухое дерево… Саймон погиб, а Джек стал… Хлынули слезы, он затрясся от рыдания. Впервые за все время он не стал сдерживать слезы; мощные, сотрясающие судороги горя, казалось, выкручивали все его тело. Под клубами черного дыма, на краю гибнущего в огне острова, звучал его громкий плач. Захваченные его горем мальчики тоже начали всхлипывать и рыдать. И среди них, омерзительно грязный, со спутанными волосами, стоял Ральф и рыдал, думая об утраченной невинности, о том, как темно сердце человеческое, и о смерти своего верного и мудрого друга по прозвищу Хрюшка.
        Эти рыдания растрогали офицера и слегка смутили его. Он отвернулся, дожидаясь, пока они возьмут себя в руки, и, чтобы дать отдых глазам, стал смотреть на свой красующийся в отдалении опрятный крейсер.
        Конец
    Перевел с английского В. ТЕЛЬНИКОВ

        Р. Самарин. Наследники Вельзевула

        Английского писателя Голдинга я увидел впервые в августе 1963 года в Ленинграде, где шел конгресс Всеевропейского объединения писателей, посвященный проблемам современного романа. Мне уже в начале работы конгресса бросился в глаза бородатый человек с усталым лицом врача или учителя, внимательно присматривавшийся к тому, что было вокруг,  - к великолепию августовского Ленинграда, к шумевшим и спорившим группам участников конгресса, к старым памятникам у мостков литераторов на Волковом кладбище, куда совершили экскурсию литераторы Европы. Потом я слышал выступление Голдинга. Негромкий, очень искренний и взволнованный голос Голдинга еще больше расположил меня к этому сосредоточенному и внимательному человеку, выступившему в защиту «романа тревог», ставящего в центр внимания сложные и часто больные вопросы современности. Голдинг говорил о своей боязни за подрастающее поколение, которому угрожают не только атомные бомбы, физическое уничтожение, но и та духовная отрава, которой капиталистический мир начиняет сознание юношества.
        Я вспомнил об этом, когда читал роман Голдинга «Повелитель мух».
        «Повелитель мух»! Да ведь это перевод угрюмо звучащего имени Беел-Зебуб, Вельзевул,  - имени беспощадного демона, созданного фантазией народов Древнего Востока и из их мифологии попавшего в библию! Именно для человека Древнего Востока, затерянного со своими стадами среди безводных знойных пространств, среди песков, засыпающих руины еще более древних цивилизаций, которые только в наше время начнут открывать свои тайны, муха - бедствие, напасть, несущая болезни, которые косят и пастухов, и их скот, а Повелитель мух, Князь мух,  - страшный, смертельно страшный бог, требующий поклонения и жертв, чтобы задобрить его постоянную алчность, его жажду крови. Голдинг рассказывает о том, как в середине XX века культ Беел-Зебуба, Вельзевула, один из древних культов, казалось бы, навсегда изжитых человечеством, неожиданно возникает и возрождается, растлевая своими кошмарами сознание английских школьников, оказавшихся в результате воздушной катастрофы на необитаемом острове в положении ватаги робинзонов.
        Как же это могло случиться? Как толпа школьников превратилась в банду дикарей, неудержимо катящихся к каннибализму, истязающих тех, кто послабее и поумнее, кто взывает к голосу рассудка и не хочет стать рабами Вельзевула, рабами юного фюрера, присвоившего себе власть над мальчишескими душами.
        За этим вопросом кроется все самое серьезное, что есть в талантливой книге Голдинга. Да, говорит писатель, это возможно. Да, безобразная религия Вельзевула может возродиться в наш просвещенный научный век. Разве культ насилия и расизма, потребовавший миллионы человеческих жизней, не был возрожден в формах, гораздо более ужасных, чем культ Повелителя мух, в Германии и других странах, захваченных коричневой чумой? Разве сейчас не возрождаются самые грозные черты расизма и человеконенавистничества и в Бонне, и в США, да и в Пекине? Разве не разжигают эти наследники Вельзевула пламя братоубийственной межплеменной войны в странах Африки?
        Жизнь показывает, что оснований для тревоги и беспокойства за духовное будущее молодежи на Западе у Голдинга более чем достаточно.
        Кровавая мифология, помогающая стяжателю и тирану, поганому мальчишке, подчиняющему своей власти растерявшихся, испуганных ребят,  - это следствие духовного одичания, характерного для буржуазного общества в эпоху империализма. Это оно порождает, финансирует, лелеет кровавые мифы такого рода, потому что нуждается в них для управления миллионами.
        Массовый психоз одичания, жестокости, захватывающие толпу мальчиков,  - духовные миазмы того общества, в условиях которого они воспитывались. Моральная неподготовленность, отсталость, безбрежный эгоизм делают их рабами инстинктов; привычка к несправедливости превращает их в верноподданных энергичного негодяя, впитавшего вместе с соками общества, в условиях которого он жил, веру в право «сильного человека» на угнетение и истязание «слабого». Закон «естественного отбора», выработанный капитализмом, действует! Хрюшка и Ральф, ребята с явно выраженным чувством справедливости, должны погибнуть, чтобы не быть угрозой для своего мучителя.
        Талантливый роман Голдинга - обвинительный акт, предъявленный писателем буржуазному обществу. Дело не только в том, что Голдинг повествует о том, как оно отравляет своими тлетворными идеями подрастающие поколения. В контурах романа просматривается образ общества, дичающего в целом, уже дикого и бесчеловечного, готового развязать атомную войну. В самом психозе этой войны содержится сущность поздней буржуазной цивилизации, способной уничтожить и себя и все человечество.
        Это сильно, и это правда. Это завоевание художника Голдинга.
        Роман Голдинга, полный тоски о сильных характерах, о смелых и благородных людях, готовых к подвигу, свидетельствует (для того, кто умеет думать и сравнивать) о коренном и поразительном превосходстве нашего подрастающего поколения, советской системы над старым миром, который воспитывает своих волчат и натаскивает их на кровь для того, чтобы выпустить в «День Икс» против нашего мира, против нашей молодежи.
        К сожалению, в Голдинге ужас перед обществом, в котором он живет, пока что побеждает способность и даже обязанность писателя более широко и полно изображать современность. Никакие попытки возвратить людей к поклонению Вельзевулу, никакие попытки восстановить власть алчного Повелителя мух в прежних масштабах уже не приведут к успеху. В мире есть силы, противоборствующие тем, кто хочет разжечь пламя расовых войн. Да если бы не было этих сил, то и писатель Голдинг не смог бы написать свой роман. Самый факт создания такого произведения говорит о том, что в художнике Голдинге живет желание противоборствовать нацистским, реваншистским, расистским устремлениям, а это желание уже приобщает писателя к тем, кто не только на словах борется против Повелителей мух и их сообщников.
        Было время, когда буржуазное общество, ныне находящееся в глубоком упадке, порождало один за другим романы о том, как одинокий человек, оставшись лицом к лицу с силами природы, покорял их себе, о том, как дети, заброшенные в глухое безлюдье, в пустыню, строили человечное, целесообразно функционирующее общество. Разве не об этом повествует вдохновенный роман Дефо о Робинзоне, оставшийся на века любимой книжкой подростков во всех углах земного шара; разве не об этом писали позже Жюль Верн, Майн Рид и множество других мужественных и любимых нами писателей, видевших в своем юном читателе друга и надежду? «Ральф в лесах!» Ведь была такая книга канадского писателя Сетон-Томпсона о мальчике, попавшем из города в затишье лесов Канады, возмужавшем и духовно выросшем в этой суровой обстановке. Да, это был Ральф, живший почти за век до своего тезки из романа Голдинга. Но вот пришли иные времена, и то же общество, в наши дни умирающее, порождает безнадежный роман об одичалом мире, взрастившем маленьких дикарей.
        Голдинг - сложный художник, нельзя игнорировать его противоречия; но даже при этих противоречиях «Повелитель мух» - сильный и глубокий роман, остро ставящий вопрос о будущем человечества, о судьбах подрастающего поколения, роман антифашистский и антимилитаристский.


    Р. САМАРИН, доктор филологических наук


 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к