Улыбка Кубы Елена Васильевна Габова

        Любовь + Путешествия
        На Новый год отец приготовил Жене роскошный подарок - они должны были отправиться на остров вечного лета - Кубу. Но из-за непредвиденных обстоятельств девушке пришлось ехать одной. В Гаване Женьку встретил старинный приятель ее дедушки с внуком Саней. Вместе с ними девушка открыла для себя прекрасную столицу страны, погуляла по берегу Атлантического океана, а затем отправилась в путешествие по Кубе… но уже наедине с Саней. Правда, поездку омрачала возникшая между ними взаимная неприязнь. Парень оказался настоящим гордецом и молчуном. Но, как известно, любовь всегда приходит неожиданно. И Женька сама не заметила, как влюбилась. Вот только ответит ли на ее чувства Саня?

        Елена Габова
        Улыбка Кубы


        Отец приготовил мне роскошный подарок на Новый год. Ой, конечно! У него же передо мной чувство вины. Потому что он меня бросил. То есть он не живет с нами, а с другой, какой-то совершенно дурацкой семейкой. Там двое маленьких мальчишек. Я у него единственная дочка и уже большая - шестнадцать лет. Вот он для меня и старается.
        Поездка на Кубу. Вот такой подарок приготовил мне папа на Новый год. Суперпотрясный! Мы едем вместе с ним гулять по острову Свободы - так называет папа Кубу. Он показал мне маршрутный план - вау! Его составил какой-то папин товарищ, бывший на острове уже два раза. Сначала Гавана, потом Варадеро, потом какой-то необитаемый остров, да так и написано - Uninhabited island, потом… потом… словом, праздник на две недели! Вообще-то я не очень поощряю отца своим обществом. То есть, если он меня приглашает кофе попить или в торговый центр наряд выбрать, я могу и закапризничать. Могу сказать - мне некогда, извини, пап. И все! И он ничего не может с этим поделать.
        Но тут я растаяла. Думаю, меня каждый поймет.
        Оставалась неделя до поездки. Папа уже взял ваучеры, заплатил за отели, а билеты, разумеется, он давным-давно приобрел. Папка мой - человек предусмотрительный. Он вообще-то хороший парень, вся его вина заключается в том, что он живет с теми… а не со мной и мамой. Но я с этим смирилась. А что делать?
        И тут… говорят же: не бывает все хорошо. И еще говорят: не надо хвастаться. А я расхвасталась перед девчонками в классе: ура, Куба, еду на Кубу! Они, конечно, завидовать… ну и вот… зря радовалась.
        Папа возвращался домой на «Мерседесе», и на него налетели какие-то «Жигули». Или «Лада»… ну, словом, наша российская машина сделала больно немецкой тачке. Если бы это была не машина моего папы, я бы сказала: ну и ладно, не всегда же наоборот! В лоб получил «мерс», а не «жигуленок», и поделом. Потому что нечего хвастаться крутыми иномарками, хотя не все, конечно, выставляются. Но много таких, кто да. Но это я, наверное, от зависти говорю. Потому что у нас, например, вообще нет машины. Мама водить боится, а у меня еще нос не дорос.
        Ладно, слишком много я о машине, это нехорошо, это железо, и, как говорит папа, фиг с ним. «Мерс» изувечился, это ничего. Самое плохое, что и сам папа загремел в больницу с переломом ноги. И вся наша Куба накрылась этими «Жигулями» или «Ладой». Весь остров.
        Я ревела. Из-за всего. Из-за папы: он пострадал, хотя, слава богу, что не случилось чего похуже. Машину я не жалела, мне вообще не нравится «мерс». Машины мне нравятся японские. А больше всего я ревела из-за того, что мы не сможем поехать.
        И тут с больничной койки звонит папа.
        - Доча, привет! Ты где?
        - Из школы иду домой. Сейчас прохожу магазин «Стоп-сигнал». Как ты? Нога болит?
        - Нет, мне обезболивающее колют. Я вот что подумал, доча.
        Папа сделал паузу, и я затормозила. Смотрю в витрину этого «Стоп-сигнала», на колеса зимние и летние, соображаю, какая между ними разница, и жду, что папа еще скажет.
        - Ага. Что, пап?
        - Слушай, - он снова заговорил, и я двинулась дальше. - Зачем тебе отказываться от хорошей поездки? Езжай одна.
        Суперпотряс! Я прямо остолбенела. Стою посреди тротуара, прижав трубку к уху, народ меня со всех сторон обтекает.
        - Одна! Пап, как это - одна? А кто меня пустит-то одну?
        - Ничего. Мы с мамой это уладим, я вызову сюда нотариуса, и мы подпишем согласие. Тебя выпустят за границу. Тебе уже шестнадцать. А там - там же у меня все отели проплачены. Ты уже большая девица, с головой у тебя все в порядке. Согласна?
        - Н-не знаю, - у меня сердце прямо забилось. - Лучше давай билеты сдадим.
        - Понимаешь, я такие билеты купил, что сдавать их нельзя. И на другого их не перепишут. То есть они просто пропадут, если никто не поедет. Пусть хотя бы один билет не пропадет!
        - Да я-то согласна, вот только… Пап, я сама тоже немного боюсь. И мама меня ни за что не отпустит!
        - Чего боишься, ты же была за границей.
        - Да! С мамой. В Турции!
        - Большая уже и без матери не умрешь. Английский ты хорошо знаешь.
        - Вроде бы да, неплохо, у меня пятерка.
        - Ну вот.
        - Но ведь на Кубе испанский!
        - Дочь, во всем мире знают инглиш. И между прочим, Женя, везде, во всех странах, живут люди. И знаешь, дочка, они везде одинаковые, что в России, что в Африке, что на Кубе. И хороших людей всюду больше. Не пропадешь!
        - Ты с мамой об этом говорил?
        - Не успел, я пока тебе эту идею озвучил.
        - Она ни за что не согласится меня отпустить.
        - А мы скажем, что тебя на Кубе встретит мой друг.
        - Врать нехорошо, чему ты своих мальчишек учишь?
        - Разве мы будем врать? Я постараюсь это устроить.
        - У тебя там есть друзья? Что-то я об этом ни разу не слышала!
        - Детства. Там они остались после распада Союза. Не захотели сюда возвращаться.
        - О’кей. Тогда я поеду. Если встретят. Ты давай поправляйся скорей.
        - Доча! - вдруг закричал папа в трубку.
        - Ага. Я тут, пап, не кричи.
        - Прости меня, Женька. Мы еще с тобой куда-нибудь обязательно слетаем. Простишь?
        - Да ладно, папа, не парься. Ты же не виноват.

* * *

        На самолет меня пустили. Да и как могут на самолет не пустить? У меня паспорт! В зоне нашего контроля пограничник спросил: меня кто-нибудь будет встречать? Я ответила: да. Он изучил бумаги с печатями. Внимательно посмотрел на мою физиономию. И все дела. И вот я в аэробусе, здоровом таком пузане, в экономклассе. Шесть мест в ряду, по три с каждого края. Мое место у прохода. Рядом со мной парни из Швейцарии, мы тут же познакомились, они летели на Кубу самолетом «Аэрофлота», потому что так дешевле. Дешевле! Вот те на! У нашего «Аэрофлота», оказывается, есть преимущества! Не знала. Скоро швейцарцу Ульриху стало плохо, и он попросил меня поменяться местами, потому что каждые пять минут он бегал в туалет, его тошнило, на его лбу выступили капельки пота. Я села рядом с Джоном и одним глазом косилась в иллюминатор.
        - Хочешь к окну? - спросил он. По-английски, конечно, спросил, по-русски они ни бельмеса не понимали. Он спросил это, когда мы пролетали над морем и вода была как стекло, а я не очень люблю стекло с высоты.
        - Нет, спасибо, я лучше здесь посижу.
        - Как хочешь. А ты зачем на Кубу летишь? Если не секрет, конечно.
        - Отдыхать.
        - Одна? Не страшно?
        - Нет, не страшно, меня там встречает друг.
        - А, - сказал Джон и понимающе заткнулся. У меня вообще такое впечатление, что все парни знакомятся с девушками только в том случае, если эти девушки не заняты. А если у них есть какой-нибудь мало-мальский знакомый паренек, им уже и неинтересно. Какое-то странное, потребительское отношение к девушкам.
        За иллюминаторами был сильный встречный ветер, самолет болтало, как тряпку. В турбулентные зоны мы попадали раз пятнадцать. Ульрих просто позеленел весь от болтанки, на него было жалко глядеть. Летели мы, летели и долетели до Ирландии. Здесь наш самолет посадили на дозаправку. Я взглянула в иллюминатор, надеясь увидеть кусочек Ирландии - зеленые поля, белых пасущихся барашков, трубы каминов над домами из дикого камня… Но ничего не было видно, кроме ровного и огромного - до самого горизонта - лётного поля и стоящих на нем незнакомых самолетов. Нас никуда не выпускали. Пассажиры сидели и тихонько роптали. Никто не ожидал посадки в Ирландии. Через четверть часа ропот перерос в шум, а затем - в скандал. Старт дала какая-то тетенька лет сорока с пушистой прической, валиком нависающей надо лбом.
        - Я не платила за непредвиденную посадку! - закричала она. - Нас не предупредили, что мы будем где-то садиться! Я с ребенком!
        Как будто бы ребенок от этой незапланированной посадки пострадал. А мальчишка ее пучеглазый сидел рядом и улыбался, очень довольный жизнью. Детям вообще-то начихать на всякие мелочи, и почему взрослые прикрываются детьми, мне не понятно. И тут все пассажиры просто взвились! Я в первый раз наблюдала такое. Стали кричать, что «Аэрофлот» - отстой, что в других странах так не бывает. Если не указано в билете посадки - не сажают! Не сажают, и все!
        - Это безобразие, мы будем жаловаться, верните деньги! - кричал кто-то.
        …Ха, как будто можно было их тут высадить в Ирландии, вернуть деньги, и они пешком пошлепают отсюда обратно в Москву. Шум в салоне стоял невероятный. А я сидела и ничего не понимала. Кроме того, что все взрослые в этом самолете сумасшедшие.
        И тут в салон вошел мужчина в строгом костюме с галстуком. У него был вид министра иностранных дел. «Министр» встал в проеме двери. Постепенно наступила тишина. Все ожидали от человека какого-то важного заявления.
        - Меня зовут Владимир Николаевич Шергин, - представился мужчина. - Я представитель «Аэрофлота». Ваш самолет приземлился на дозаправку в аэропорту Шэннон. Посадка непредвиденная, потому что за бортом наблюдался сильный встречный ветер.
        Все опять закричали, что не предупреждали.
        - Если в самолете сейчас же не прекратится шум, мы вынуждены будем вернуть его обратно. Вы представляете, какая энергетика накапливается в этих тонких стенах! Вам лететь через океан, и странно, что вы это не учитываете.
        Дяденька озвучивал мои мысли. Я примерно о том же думала! Я даже немножко возгордилась: какая я умная!
        И все сразу замолчали.
        Самолет покушал керосина, и мы полетели дальше.
        И все потом было хорошо, только мы очень долго летели. Швейцарец продолжал мучиться. Он сидел справа от меня с бледным, прямо-таки белым, лицом. Достался ему этот ветер, прямо жалко глядеть было на Ульриха.


        Международный аэровокзал в Гаване такой огромный, что пассажиров огромного аэробуса как будто ветром разметало. Аэровокзал суперсовременный! Все блестело - и сверху и снизу. Вьющиеся растения вились с потолка до самых блестящих плиток на полу… Пограничных постов столько, что пассажиры прошли контроль почти что мгновенно, и скоро я осталась в зоне контроля совсем одна. Честно говоря, я сильно трусила. Я сомневалась, что папа отыщет на большущем острове своего старинного товарища, которого знал, как говорил он, по школе. Когда я улетала, папа еще никого не нашел. Но успокаивал меня с больничной койки, что все будет в порядке. Лететь я буду двенадцать часов, он успеет. А летели мы все четырнадцать. Но раз он не нашел за неделю, почему он должен успеть за полсуток? Поэтому я не торопилась выходить из зоны пограничного контроля. Куда мне торопиться одной? Сяду в такси, скажу название отеля и все, меня довезут… и некуда торопиться. Но не будешь же торчать тут целую вечность! Пришлось подойти к пограничнику-кубинцу. Он меня вообще ни о чем не стал спрашивать, просто улыбнулся белозубо, сказал что-то
по-испански, а не по-английски, как водится, и шлепнул штамп в паспорт. А я-то приготовилась перед ним отчитываться: в руке веером держала ваучеры в отели - целых сто, наверное, штук!
        Но меня встречали!!! Папа все-таки отыскал одноклассника!!! Как-то умудрился!!! Браво, папа!!! Но - как? С больничной койки? На Кубе, я слышала, нет мобильной связи! По крайней мере, с Россией - через океан! Но для папки моего нет ничего невозможного!
        Папин друг детства - длинный-длинный, уже седой, с добрыми светлыми глазами, которые прятались в морщинках. И все его лицо было в морщинках. Странно. У моего папы ни одной морщинки, а этот… быстро как постарел папин одноклассник.
        - Дядя Андрей, - представился он. Приобнял меня и добавил: - Как жаль, что твой дедушка Вася так рано умер. Как жаль! Какой хороший был человек!
        Я давай соображать, почему в самые первые минуты встречи он вспомнил про моего дедушку Васю, который и правда умер два года назад от острого инфаркта. Неужели папа каким-то образом поговорил с одноклассником по телефону и даже про дедушку успел рассказать?
        - А как папа? - спросил дядя Андрей. - Ему лучше? Скоро снимут гипс?
        - Не знаю. Обычно через месяц снимают.
        Дядя Андрей спросил про папу, и я успокоилась. Все нормально.
        Чуть поодаль от нас стоял парень. Высокий, худой. Папин друг оглянулся и сказал:
        - А это мой Александр, ему шестнадцать, как и тебе. - Парень смущенно улыбнулся. - Александр, Женя не кусается, подойди.
        Парень застенчиво подошел и подал мне руку. Он не знал, наверно, что руку первой подает женщина, девушка. Я пожала ее, представилась:
        - Женя.
        - Александр.
        Как у них все серьезно! «Александр» - ни больше ни меньше. С ума сойти!
        Пожала его лапку. Да! Именно - «лапку»! Мне она показалась мягкой, беззащитной, как у маленького мальчугана, а не моего ровесника. У, какой же он длинный! Своего отца догонит, будет вообще коломенская верста. На носу и около носа конопушки. Забавно! Конопушки в шестнадцать лет! Он был в синей футболке, и руки его до локтей были в коричневых родинках. Четыре или пять родинок - на каждой руке. Тоже как конопушки. Волосы у него были рыжие, но не яркие, а какие-то бледно-рыжие - словом, блондин. Я все силилась понять, кого же он мне напоминает. Вспомнила! Александр был похож на Никиту Преснякова. Точно! Мне этот Никита очень нравился, я его раза два видела по телевизору, он в каком-то музыкальном конкурсе участвовал. Красавчик! И поет замечательно! Бабушка Алла, наверное, им гордится! Вот этот бледно-рыжий Александр был похож на нашу восходящую звезду, только фигура у него пока еще хиловатая. Ничего, выправится! И еще я подумала, что трудно, наверно, блондинам на Кубе жить. Они плохо загорают, яркого солнца им надо опасаться. А тут как назло: солнца - неограниченное количество!


        Ура! Почему во мне все бушует от радости? Где я?! На Кубе! На прекрасном острове, где вечное лето! Я мчусь в Гавану в такси. Меня посадили на переднее сиденье - смотри, Женька, наслаждайся! С ума сойти - я в Гаване! Я до сих пор не могла в это поверить. Испытывала что-то вроде телячьего восторга. Прежде всего - погода. Я купаюсь в тепле! Справа и слева мимо проносятся пальмы! Москва была завалена снегом по самый Кремль, а тут - зелень. Шапку и варежки я бросила в рюкзак в зоне паспортного контроля. А пуховик еще в Москве, в Шереметьево-2, отдала своей подруге Алишке. Алишка - моя самая лучшая подруга. Мы ничего друг от друга не скрываем. Она меня и провожала. Мама была на работе (ей нельзя отлучаться, она врач и у нее была смена), папа в больнице, но в другой больнице, не там, где мама работает. Да даже если бы они были в одной больнице, то что? Они не любят встречаться. Ненавижу их за это обоих. Ведь были влюблены друг в друга, поженились, родили дочку - меня, а сейчас как враги. Если встретятся случайно, кивнут слегка и больше не глядят друг на друга. Дурные какие-то взрослые. Ну ладно, я
отвлеклась.
        Сейчас я была просто в джинсах и толстовке. Вертела головой и ахала. Вдоль шоссе шагали кокосовые пальмы с растрепанными макушками. А стволы, стволы-то у них какие забавные. Словно длинные бутылки, отлитые из светло-сиреневого бетона. Чем-то кокосовая пальма напоминала мне дядю Андрея - тот тоже длинный, в сиренево-сером костюме, и седые волосы у него лохматые, как их зеленые прически.


        А машины! Слушайте, я что, в музее? Или смотрю смешной детский фильм? Больше всего машин знакомых - это «Жигули», но старые-престарые, с крыльями разных цветов, а то и просто некрашеными. «Жигули» разных моделей - шестые, пятые, четвертые… даже первые - «копейки» с круглыми выпученными глазами. А еще старинные «Победы» с горбатыми «спинами», как огромные жуки, я видела такие в фильме «Подкидыш». А еще старинные «Волги», «Запорожцы»… Все ясненько! Куба «донашивала» братскую помощь Советского Союза. У иной «Волги» вместо заводской эмблемы - оленя, наверное, потерянной за много лет жизни, на носу припаян лебедь с изогнутой шеей! На капоте другой - самолет, носом устремленный в небо. Может, это летающая машина? Ха-ха! Сейчас умру от смеха! А еще было много незнакомых американских легковушек из тридцатых или пятидесятых годов - я их тоже в старых фильмах видела, в киношке «Назад, в будущее» их полно. И все это разношерстное стадо сигналило, гудело, веселилось! Ага, звуковые сигналы здесь, значит, не запрещены. Может быть, я уже в прошлом веке? А? И везде, всюду пальмы, пальмы, пальмы с зелеными
шевелюрами. Мелькают экзотические цветы на незнакомых кустах. Из деревьев мне знакомы только бананы. Знаю-знаю, что это трава. Но какая! Бананы висят на «травинках» не по пять каких-нибудь штучек - гроздья состоят из сотен плодов.
        Иногда я оглядываюсь на своих спутников, чтобы что-нибудь у них спросить, и вижу только Александра, сидящего наискосок. И я замечаю, что у него синие глаза и белесые ресницы. Очень он был весь какой-то разноцветный - рыжий, синеглазый, с яркими коричневыми родинками на руках. И футболка у него под цвет глаз - нарочно, что ли, такую надел, чтобы их цвет подчеркнуть? Вряд ли, мальчишки до этого не додумаются! В этом отношении они туповатые.
        Ура, ура, трижды ура! Народ, я вынырнула из московских сугробов прямо в лето. Наверное, оно отсюда, это чувство нереальности, словно я смотрю старый латиноамериканский фильм. Я высовываюсь в открытое окно машины, поднимаю голову к глубокому синему небу. Какое же оно летнее, безоблачное! Я гляжу на чернокожих людей в легких одеждах, на стайку детей в пионерских галстуках. Вау! У них водятся пионеры! Это племя давно пропало с наших российских просторов! Мы иногда говорили об этом в школе и жалели. У Алишки сохранился мамин красный галстук… Она однажды надела его, и я ее сфотографировала. Мне понравилось, мы поменялись ролями, где-то в моем компьютере есть снимок меня «пионерки». … Проехали обломки каменных стен… Блин, я же не смотрю старый латиноамериканский фильм. Я сама участвую в его съемках! Снимается эпизод: героиня в такси!


        Довезли меня до гостиницы.
        Папа в каждом отеле заказал по два номера. Дядя Андрей по этому поводу высказался:
        - Понятно, почему папа по два номера оформил. Ведь ты большая, в одном номере папа с тобой стесняется жить.
        Стесняется! Да не стесняется он, а от меня отвык - мы же в разных квартирах проживаем. И в разных домах. И в разных районах. Интересно, а дядя Андрей знает об этом или нет? Но я не собираюсь на эту тему распространяться, какое кому дело?


        Сейчас дядя Андрей что-то быстро объяснил на ресепшене. Я показала паспорт, и мне выдали пластиковую карту-ключ от моей комнаты.
        - Иди, устраивайся, - сказал дядя Андрей, - твоя комната на пятом этаже, а мы тебя в холле подождем.
        Он направил меня к лифту.
        Холл огромный, с маленькими, для двух персон, диванчиками, а на них маленькие подушки-думки, чтобы посетителям было удобно сидеть. За фортепьяно в центре зала молодой человек наигрывает что-то спокойное. Живая музыка в отеле… классно!
        Коридор длинный, паркет сверкает лаком, в расширениях коридора стоят вазы с кудрявым аспарагусом, цветы выпирают мощными валиками, а потом зеленым водопадом спадают до самого пола. Какой же он тут здоровый… у нас дома аспарагус в горшочке хилый и задумчивый, а тут он прямо буйствует, не раздумывая ни о чем.
        Легко катится за мной красный чемоданчик. И на душе легко, петь хочется.
        Что такое? Кому-то еще кроме меня хочется петь. По коридору разносится кубинская песня. По мере того как я подхожу к номеру, песня все слышнее и слышнее… Может, кто-то прямо в моей комнате поет? Песня для гостьи из северной страны? А, понятно! Рядом с моим номером убирают соседнюю комнату. В проеме двери видна пышнотелая кубинка с кружевной наколкой на голове в белом переднике. Ой, какая же она коричневая! Просто шоколадка. В ее руках летает швабра, а по всему этажу летит песня… вот певунья! Я улыбаюсь ей, киваю в проем и открываю свой номер. Песня тут же замолкает. Я ее спугнула! Она решила мне не мешать!
        Ну что ж! Принимай меня, комната в кубинском отеле! Смотрю на обширную, с футбольное поле, ретрокровать, на старинного типа кресло-качалку. Выглядываю из окна - виден кусок улицы и часть второго этажа, выпирающего углом, на котором открытая терраса с маленькими столиками и плетеными стульями. Кафе! И там буйствует сочный аспарагус.
        Здорово! Здорово! Здорово! Вечером покачаюсь на качалке. У меня книжка с собой. Устроюсь в этом кресле и буду читать…
        Я вытаскиваю телефон, открываю. Связи, увы, нет. Жаль, очень жаль. Плохо без телефона! Но пусть он у меня будет, хотя бы и без связи. Камера работает, музыка тоже. Хотя фотоаппарат у меня есть отдельный, он качественнее снимает, в нем больше пикселей, чем в телефоне.
        Сменила толстовку на легкую блузку и вернулась в холл к дяде Андрею и Александру.


        Мы зашли в маленькое кафе на первом этаже. Здесь было всего три столика. Дядя Андрей взял себе кофе, а нам - мороженое.
        - Ну, - начал дядя Андрей, размешивая ложкой сахар в крошечной чашке и поочередно глядя на нас с Александром, - что же мы будем делать?
        - Пойдем гулять! - с оптимизмом ответила я.
        - Женя, я в том смысле, как тебе путешествовать по Кубе? Твой отец запланировал несколько интересных мест. Одной тебе можно, конечно, ездить, ничего с тобой не случится, у нас страна спокойная. К туристам относятся дружелюбно. Но… - дядя Андрей замолчал и многозначительно посмотрел на меня, - но ведь ты не знаешь испанского…
        - Я знаю английский! - быстро ответила я.
        - …Во-вторых, тебе просто-напросто будет скучно в одиночестве. И вообще девушке одной неприлично путешествовать…
        - Почему? - я строго взглянула на дядю Андрея. А чем девушка хуже-то? Почему всегда так говорят? Что тут неприличного, если девушка одна? Ведь это, в конце концов, дискриминация!
        Дядя Андрей не нашелся с ответом и просто развел руками.
        - А может, ты вот этого молодого человека возьмешь в напарники? - осторожно спросил он и покосился на сына.
        Я посмотрела на Александра. Он сразу покраснел, как девчонка. И отвернулся в сторону, словно был ни при чем.
        - А что, он может?
        - У него каникулы.
        - А-а… А в гостиницы, ой, отели, его пустят? В ваучерах же другая фамилия.
        - Пустят. Номера разные во всех отелях, - дядя Андрей еще раз поглядел в мои ваучеры. - Все у тебя оплачено. Вот и справка есть из больницы, что у отца, «перелом правой голени», - прочел дядя Андрей и покачал головой. - Надо же, как бывает… Не повезло…
        - Повезло! - возразила я. - Могло быть хуже!
        Сказала так и содрогнулась от мысли, что некоторые в дорожных катастрофах вообще погибают.
        - Это да…
        Дядя Андрей помолчал, а потом добавил:
        - Подумай, Женя. Правда, я должен тебя сразу предупредить, - он смущенно кашлянул в кулак, - заплатить за путешествие мы не сможем. Куба - страна бедная, к сожалению, а мы - кубинцы.
        - Да это ерунда, тратить ведь уже не нужно, - поспешно сказала я. - У меня есть деньги. А он поедет со мной? - я кивнула в сторону рыжего. - Может, я противна ему?
        Я нарочно сказала об Александре в третьем лице. А что он сидит как неродной, как будто не о нем речь… подумаешь, гордый.
        - Что ты говоришь, Женя, - возмутился дядя Андрей. - Я уверен, ты очень нравишься моему внуку.
        Оп! Что он сказал? Внуку! Я-то думала, дядя Андрей - отец Александра, просто в годах, так ведь бывает!
        - Не набивай себе цену, - вдруг сказал этот молчун и скромник - «внук». И посмотрел на меня свысока. Ох, ничего себе - как он умеет! Да я тоже так могу. Я подтянулась, выпрямила спину и посмотрела на него тоже так, по-верблюжьи, свысока.
        Александр потрепал волосы, подергал себя за челку и произнес:
        - Дед, если нужно, я буду сопровождать эту даму.
        Слово «даму» он сказал с пренебрежением. Мне не понравилось это слово. Но я промолчала.
        Дядя Андрей повеселел.
        - Вот и ладушки. Доедайте свое мороженое, а я выйду, покурю.
        Он вытащил пачку совершенно обыкновенных сигарет. Я-то думала, если на Кубе кто-то курит, то только знаменитые кубинские сигары. А тут - какая-то тривиальная пачка. Дядя Андрей вышел на улицу, и мы остались одни.
        - Если я - дама, то ты тогда кто? - с усмешкой спросила я.
        Александр как раз проглотил ложечку мороженого. Поперхнулся, покашлял и сказал:
        - Ну… наверное, сеньор. А может, господин. Говорят же - дамы и господа.
        - А! Господин, значит, - ехидно произнесла я.
        Уткнулись каждый в свою креманку и лопаем мороженое. По ложечке, по ложечке, не торопясь.
        - У вас на Кубе так говорят? - ехидно поинтересовалась я. Вспомнила, что все они - товарищи!
        - Нет. Не у нас. Да ладно, не придирайся к словам. Неудачно выразился, отстань.
        Я решила переменить тему. Да ну, сразу отношения выяснять… Это значит - их портить. Кому это надо?
        - А тебя что, все так Александром и зовут? Так серьезно? Может, у тебя и отчество есть? Хочешь, по отчеству тебя называть буду? Ты кто по отцу? Александр…
        - …Орландович. Но по отчеству тут не принято звать. У кубинцев нет отчеств.
        - Орландович! Ничего себе! Мой папа говорил, что вы из Советского Союза. Не знала, что советского парнишку могли назвать Орландо.
        - Орландо - не советский парнишка. Это мой папа. Он кубинец. Если говорить про «советскость», то моя мама Оля тут больше подходит. Хотя она тоже уже на Кубе родилась. Она похожа на отца, ну, моего деда - вот этого, Андрея. А я - в нее.
        - Ой, как все сложно. Сразу не разберешься! Мой папа говорил, что у него тут друг-одноклассник…
        - Одноклассниками были наши дедушки. Андрей и… Как твоего дедушку звали?
        - Василий.
        - Вот они одноклассники - дед Андрей и твой дед Василий. Твой отец разыскал моего деда по адресу и телефону, а лично он с дедом не знаком.
        Ничего себе - папочка! Просто Шерлок Холмс! Я же говорю - для него нет ничего невозможного! Мой дедушка Вася умер два года назад от острого инфаркта. И вот папа вспомнил, что его папа учился с дядей Андреем, который уехал работать на Кубу и остался там после распада Союза. Нашел в его бумагах адрес, телефон… Или его домашние нашли, он же сам в больнице… Да-а… Вот это цепочка!
        - Ладно, Александр. Как-нибудь я все это разложу по полочкам. А можно я буду звать тебя покороче - Саней?
        - Саней? - переспросил Александр. - Почему - Саней? Мои бабушка и дедушка иногда называют меня Сашей.
        - Потому что ты - Алек-сан-др, Саня. Это твое короткое имя.
        - В России есть Александры?
        - Полно! Только их все зовут коротко: Саша, Саня, Шура.
        - А Шура почему?
        - Ой, спроси что-нибудь полегче, - я засмеялась. - Наверное, от «Сашура». Ты же русский хорошо знаешь. Знаешь, сколько у нас в языке суффиксов, окончаний…
        - Про суффиксы - не знаю. А твое имя как коротко будет? Дже?
        - Почему Дже? - я засмеялась. Вот так номер: Дже! Обхохочешься. - Женя. Это и есть короткое. А полное мое имя Евгения.
        - Дже-ня, - по слогам произнес Саня.
        - Женя, - поправила я.
        - Ж… Дженя, - снова повторил Саня.
        Неужели мое имя трудное? Наверное, у них нет звука «ж» без «д». Как в английском - Джек, Джон, Джексон… Да ладно, пусть как хочет зовет. Это мелочи.
        - Ну, что сеньор Саня, пошли?
        Чернокожий швейцар с готовностью распахнул перед нами двери, и мы вышли на пронизанную солнцем улицу. И снова меня обуял восторг - я в зелени, в тепле, а в Москве сугробы и снега выше нормы. Бедная Алишка! - я вспомнила про подругу. - Ходит сейчас по заснеженным улицам. В шапке. В теплых замшевых сапогах! Варежкой от снежинок отмахивается! Вот бы ее тоже сюда, уж мы вдвоем нашли бы чем заняться! Нам вдвоем никогда не бывает скучно! А с этим Саней Орландовичем я, наверное, умру от скуки.


        Дядя, а вернее, дед Андрей, как выяснилось, ждал нас на крыльце. Но я же не буду его «дедушкой» звать. Мне он, в конце концов, и не дедушка вовсе. И выглядит очень даже моложаво. Буду звать его так, как он мне сам представился: «Дядя Андрей».
        Мы перешли дорогу и остановились перед Капитолием.
        - Ух ты! - воскликнула я, глядя на внушительных размеров здание с куполом. Точно как в Америке!
        - Ты была там? - удивились оба.
        - Нет, по телевизору каждый день видишь. У нас Америку любят показывать…
        - А у нас - нет, - заметил Александр-Саня.
        - Да, у нас Америку не жалуют, - подтвердил дед-дядя Андрей и с усмешкой взглянул на внука. - Правда, Александр?
        - Я же сказал! - Саня пожал плечами.
        - Ты права, Евгения, это точная копия американского Капитолия, - сказал дядя Андрей. Постояли у лестницы, ведущей к «точной копии». Прогулялись по улице, выложенной блестящими каменными плитами - как в каком-нибудь здании - до моря. Мексиканский залив отделял от города мощный парапет. Волны разбивались о него, и я немножко побаловалась с брызгами. Мне и побольше хотелось бы с ними, с брызгами, пообщаться, освежить лицо, ноги, но я постеснялась. Да ну, еще подумают, что я несерьезная и маленькая.
        - Жалко, тут не искупаешься, - заметила с сожалением. - А где-нибудь мы сможем сегодня искупаться?
        - В Гаване нет пляжей, - огорчил дядя Андрей. - Купаться вы завтра поедете в Варадеро.
        О, какая жалость! А мне так хотелось сегодня же плюхнуться в морские волны!
        - Не устала? - спросил дядя Андрей.
        - Ничуть. Я наслаждаюсь летом! - Я тряхнула головой и сорвала с волос стягивающую хвост резинку.
        - Тогда мы тебя в интересное место поведем, - дедушка подмигнул сначала мне, потом Саньке.


        Мы шли по Гаване, красивому городу с испанской архитектурой. Правда, красота эта была сильно потускневшая. Здания обветшали, про них так и хотелось сказать, что они, бедные, в нищенских лохмотьях. Кое-где торчали одни колонны, у иного дома были видны внутренние стены. У братьев Кастро, видать, не было денег, чтобы содержать город в порядке. И потому что в городе то тут, то там маячили разрушенные здания, мне еще более казалось, что я смотрю какой-то странный фильм. Мое сознание как будто раздвоилось. Иногда мне казалось, что я попала в прошлое. По-прежнему вызывали умиление антикварные машины. Иная, составленная из каких-то ржавых деталей, была выкрашена чуть ли не половой краской. Двигалась по улице со страшным дребезжанием. Но ведь двигалась! Теперь понятно, почему на нашем самолете какие-то люди везли десятки крыльев к «Жигулям», - запасные части, их ведь тут не достать. Россия уже не ведет с Кубой торговли, а бескорыстная помощь осталась в прошлом. Папа перед поездкой проводил мне «ликбез» по Кубе. За день до вылета я пришла в больницу его навестить, принесла атлас, мы на карте нашли все
«отмеченные» в маршруте места. Папа выглядел молодцом, улыбался, шутил, несмотря на то что его нога была на растяжке. Перелом у него был сложный.
        Какой-то «жигуленок» не заводился, и его дружно подтолкнули прохожие. Видать, здесь это обычное дело. Зато все это ветхое автомобильное стадо по-прежнему гудело. Но все-таки нужно отдать справедливость - новые машины, уже не российские, здесь тоже гоняли. И гудели, понятное дело. Разве кто-то откажется «побибикать», если это разрешено?
        По дорогам между машинами сновали велорикши. И очень редко попадались конные упряжки с парой лошадок. Дядя Андрей сказал, что это конное такси, на котором мы, если захотим, можем покататься.
        Я смотрела на все происходящее, широко раскрыв глаза. Было чему удивляться! Вот хотя бы очередям… Я не видела, что продавали с лотков на улице, но очереди к ним просто змеились. Мама говорила, что раньше у нас тоже были очереди. Но я уже с ними не сталкивалась. Для меня это уже экзотика.
        Мимо нас пробежала стайка пионеров с вожатым - все в красных пионерских галстуках. А вот другая стайка - у них галстуки бело-голубые. И это тоже экзотика.
        - А у нас давно пионеров нет, - сообщила я, проводив их взглядом. - Саня, ты пионер?
        - Вышел из этого возраста, - усмехнулся Саня.
        - А почему пионерские галстуки разного цвета?
        - У разных школ разные галстуки, - вмешался дядя Андрей. - А Саша скоро вступит в Коммунистический Союз молодежи.
        Саня усмехнулся.
        - Да не хочу я туда вступать, - возразил он.
        - Мало ли что - не хочешь, - сказал дед, - это нужно, и ты знаешь об этом.
        Саня дернул плечом и поморщился, как будто у него заболели зубы.
        - А у нас и комсомольцев давно нет, - сказала я, желая защитить Саню. Мне показалось, что «Коммунистический Союз молодежи», о котором намекал Санин дедушка, тот же комсомол, только кубинский.
        - И что? Разве это хорошо? - спросил дядя Андрей.
        - Не знаю. Не хорошо и не плохо, так, все равно.
        - Вот и плохо, что все равно, - дядя Андрей посмотрел на меня осуждающе.
        Мы остановились у памятника национальным героям. Тут тоже стояли ребята в красных галстуках. Вожатый в белой рубашке с короткими рукавами и тоже в галстуке, показывая на каменные фигуры, что-то с воодушевлением рассказывал пионерам. Они внимательно слушали.
        - О чем это он? - поинтересовалась я.
        - О героях революции. Скоро ее годовщина, вот и проводят пионерские сборы, - объяснил дед.
        Да. Все серьезно у них в самом деле! Кажется, когда-то у нас то же самое было. Мама рассказывала. Я достала камеру, чтобы сфотографировать пионерский отряд. В это время вожатый повернулся и в упор посмотрел на меня.
        - Can I take a photo of you? [1 - Можно я вас сфотографирую? - англ.]- спросила я, приподняв камеру на уровень глаз.
        - No [2 - Нет. - исп.], - парень сказал это так бескомпромиссно, что я тут же опустила фотоаппарат.
        Да. Все у них ОЧЕНЬ серьезно. Может, я в Советском Союзе, только в прошлом?
        Нет. В небе светило кубинское солнце, и почти вровень с ним размахивали прическами кокосовые пальмы.


        - Кафе «Бодегита-дель-Медио», - торжественно провозгласил Санин дедушка перед входом в здание и снова подмигнул, дав понять, что я увижу нечто из ряда вон выходящее. Он пропустил меня в дверь первой.
        На меня сразу обрушилась музыка, по которой как будто перекатывались камушки. Оркестр состоял из четырех или пяти человек - гитара, маракасы, небольшой странной формы барабан, какие-то трещотки… Он напоминал виноградную гроздь - так кучно стояли музыканты. И музыка была какая-то необычная: задорная, но не просто задорная, очень ритмичная, и главное место в ней, как мне показалось, играли трещотки и барабаны. И гитара, конечно! Нет, тут все было главным!
        - Прекрасный оркестр! - говорю спутникам с улыбкой. - Замечательно играет!
        - И не потому, что кафе знаменитое, - отвечает дядя Андрей, - на Кубе все оркестры замечательные. В любой забегаловке! Прости, в любом ресторанчике - виртуозы. Ты сама это увидишь. И сказал, понизив голос мне на ухо: - Тут любую забегаловку называют рестораном.
        Ага, кафе, значит, знаменитое. Чем - мне сейчас скажут. А народу тут! Не протолкнуться! Сквозь толпу людей пробираемся по узкой деревянной лестнице на второй этаж. К счастью, здесь есть свободный столик. Его только что освободили. Усаживаемся за него. Дядя Андрей что-то заказывает официанту, и нам приносят по стакану прозрачного напитка. Он чуть зеленоватый, со льдом, на поверхности плавают листики мяты.
        - Мохито, - объявляет дядя Андрей, - любимый напиток писателя Хемингуэя. - Он смотрит на меня, ожидая реакции. Ее нет, и тогда он продолжает: - Хемингуэй прожил в Гаване двадцать лет. Последние годы жизни. Он выбрал Кубу как самое лучшее место на земле.
        И снова пауза с ожиданием. По выражению его лица я понимаю, что он ждет моих восторгов и восклицаний. Саня тоже ждет. И тоже выжидающе смотрит. А я молчу. У меня ноль эмоций. Я не понимаю, чем я должна восхищаться. Может, мохито? Но в Москве я его уже пробовала. Вкусный, мне понравился.
        - Хороший напиток, - одобряю я, отпив два глотка. И оглядываюсь по сторонам.
        Любопытное местечко! Все стены в фотографиях, а пустые места до миллиметра исписаны автографами. Пожелай я тут расписаться - не найду двух сантиметров для своей закорючки.
        Наконец, мои спутники догадываются о моей необразованности.
        - Ты знаешь такого писателя - Хемингуэя? - спрашивает Саня.
        Я пожимаю плечами. Мне стыдно, но я о нем не слыхала.
        - Вроде бы знаю, - тихо говорю я, а потом сознаюсь. - Нет, не знаю. Простите.
        - Это его любимое кафе, - добавляет Саня, - в Гаване он чаще всего бывал здесь.
        - Ваш знаменитый кубинский писатель? - спрашиваю смущенно и осторожно.
        Дядя Андрей смотрит на меня с насмешкой.
        - Эх вы, нынешние молодые россияне, - упрекает он. - Не знаете Хемингуэя! А мы в вашем возрасте его любили и чтили. И в каждом доме был его портрет. И в доме твоего деда, кстати, тоже, - добавляет он. - Я был в гостях у Василия, видел. Седой человек в сером свитере. Может, вспомнишь?
        И я вспомнила! Точно ведь! На боковой стенке дедушкиного книжного шкафа и правда висел портрет бородатого человека с крупными темными глазами. У него был толстый серый свитер с отворотом. Этот портрет и сейчас висит в бабушкиной квартире!
        Я покраснела.
        - Ну… мы знаем других писателей… - сказала, чтобы хоть как-то оправдаться.
        - Новое время - новые песни? - насмешливо спрашивает дядя Андрей.
        - Ну да… - пожимаю плечами.
        - Приедешь домой - прочти его «По ком звонит колокол», - говорит Саня.
        - Пусть сначала «Старик и море» прочтет, - добавляет дядя Андрей.
        - Или рассказ «Кошка под дождем».
        - Или «Прощай, оружие!»
        - Прочту, - обещаю я. - Обязательно. - И снова верчу головой: - А кто тут расписывался на стенах?
        - И знаменитости, и обычные люди, вроде нас с тобой, - усмехается дядя Андрей. - Тут, в этом кафе, можно сказать, весь мир побывал.
        И вот теперь мне повезло!
        - Ты тоже можешь расписаться, - предлагает Саня.
        Я не прочь оставить свой автограф. Но сколько ни искала - так и не нашла подходящего местечка. А поверх какого-нибудь другого, пусть и выцветшего, автографа было нехорошо расписываться. Как будто бы я отталкивала какого-нибудь человека и сама становилась на его место.


        Распрощалась с новыми друзьями на крыльце отеля. Дед-дядя руку пожал, а рыжий рукой махнул:
        - Чао!
        - Чао, - это по-итальянски, - язвительно заметила я.
        - На Кубе разрешено говорить на итальянском, сеньорита, - ответил рыжий. - И на русском разрешено, и на английском. Пока разрешено, - Саня сделал ударение на первом слове.
        - А на китайском, сеньор? - спросила я.
        - Ну, на китайском - первое дело. А по-испански до свидания - Адьос! Адьос, Дженя!
        - Адьос! - я помахала рукой и поднялась на лифте в свой номер. В душе все еще звучали латиноамериканские мелодии кафе «Бодегита-дель-Медиа».


        Чемодан распаковывать не стала - завтра мы отправлялись в Варадеро. Достала только из рюкзака нетбук, спустилась в лобби, где была зона wi-fi, и отправила маме сообщение по электронной почте. У мамы свой ноутбук.
        «Мамочка, все у меня в порядке! Тут тепло и растут пальмы. Меня встретил дядя Андрей, одноклассник дедушки Васи, со своим внуком Александром. Сообщи, пожалуйста, папе. У него в палате нет Интернета. Целую и обнимаю, твоя дочь Женька!»
        Сомневаюсь я, что мама папе позвонит, но ничего. Папа сам с ней свяжется и обо мне спросит. Потом написала Алишке:
        «Алишка, Куба - это рай! Кокосы падают прямо на голову. Познакомилась с Саней, которого тут все зовут Александром. Рыжий, с голубыми глазами. Он кубинец, но его мама русская. Русский язык он знает не хуже нас с тобой. Мы с ним будем ездить по Кубе. Это неплохо - по-моему, из него легко вить веревки. Я буду делать что захочу, а он - охранять меня от горячих мачо, хотя я вообще никаких мачо не боюсь. Пусть они меня боятся.
        Целую, я».


        Сунула нетбук в сумку, перекинула через плечо и вышла на сильно вечереющую улицу. Разве я могла не погулять по Гаване в одиночестве? Молча, сосредоточенно подышать ее воздухом, не торопясь осмыслить, что я рядом с экватором, вон и месяц здесь плывет по небу совсем по-другому, рожками вверх, совсем как золотая ладья. Напротив отеля - Капитолий, я перешла дорогу и направилась прямо к нему, залитому искусственным светом. К нему вела длинная широкая лестница. На ней даже ступенек, наверное, ровно столько же, как к американскому двойнику! Я не спеша поднялась до самого конца и села на верхнюю ступеньку. Прекрасный обзор отсюда! Передо мной расстилалась широкая площадь. Сейчас по ней шли редкие прохожие. Прошмыгнул мальчишка на велосипеде. От остановки отошел автобус. Ну и людей набилось в него! Даже на подножке висели! Тишина. Шелестели пальмы под ветром. Я все еще смотрю кино. Теплынь… Кубинский полицейский в черном берете тоже поднимается по ступенькам. Он направляется прямо ко мне. Здравствуйте, здравствуйте, господин, ой, простите, товарищ полицейский… На ломаном английском молодой полицейский
объясняет, что я не могу тут сидеть.
        - Почему? - Я поднимаюсь, оглядываясь. - Я кому-то мешаю?
        - Не можете. Это закон. Но вы можете сесть пониже, там можно сидеть.
        Странно! Пересела ступенек на двадцать пониже. Вроде бы успокоился. Только наблюдает, как я посиживаю, но никаких телодвижений не предпринимает. Странные, однако, тут законы. Вверху - нельзя, внизу - пожалуйста…
        Стоило полицейскому исчезнуть с моего горизонта, ко мне подвинулся какой-то человек. Он на той же ступеньке сидел, только с другого края. По виду испанец. Да кто их разберет по национальности, тут же такое смешение кровей! На острове жили индейцы, завоевали его испанцы, они понавезли сюда негров из Африки на сахарные плантации… Да, впрочем, зачем разбираться?
        Человек рядом со мной заговорил… Хорошо, что люди догадались хоть один язык сделать международным. Ничего, что это английский. Было время, все знали французский, а когда-нибудь, может быть, люди планеты будут на русском общаться.
        - Девушка, вам повезло, вас не арестовали, - сказал кубинец. - Потому что вы туристка. Вам, туристам, вообще везет. Вас никогда не накажут. Вам все можно. А если бы наверх сел я, кубинец, меня могли бы бросить в тюрьму.
        - Да ну! Правда, что ли?
        - Это у нас очень серьезное нарушение.
        - Ничего себе! Спасибо за информацию!
        - Пожалуйста. А вы откуда?
        - Из России.
        Испанец-кубинец разулыбался.
        - Русия - хорошо! Гуд, гуд Русия…
        Показался тот же полицейский, он возвращался со стороны моря. Голова опять в мою сторону повернута. Вот не даю ему покоя! А может, кубинцам нельзя с туристами заговаривать? Может, подведу своего нежданного собеседника?
        - До свидания, мне пора, - торопливо прощаюсь с ним и сбегаю с лестницы вниз.
        - Адьос! - несется вслед.
        Да! Как же, походишь по Гаване в одиночестве! Подумаешь, сосредоточишься! Мечтать не вредно! Стоило мне перейти на другую сторону площади, ко мне подлетел чернокожий парень. Высокий, стройный, с кудрявой шевелюрой. Ужасно симпатичный. У него огромные живые глаза и приятные черты лица.
        - Добрый вечер! - поздоровался по-английски.
        - Добрый вечер.
        И правда, добрый, чего же ему быть не добрым, я в Гаване, в тепле, а еще утром была в Москве и холоде.
        - Откуда вы?
        - Из России.
        Опять улыбка и одобрение. Приятно, что Россия вызывает у кубинцев добрые чувства!
        - Меня зовут Хосе.
        - Меня - Евгения, Женя.
        - Nice to meet you [3 - Приятно познакомиться - англ.].
        - Nice to meet you too.
        - Не хотите ли посетить ресторан?
        И парень откидывает руку в сторону, показывая на дверь. Ничего себе! Оказывается, мы стоим ровно у ресторанного входа.
        - По стаканчику эль-мохито, сеньорита?
        - Вы меня приглашаете?
        - Yes, - парень кивает и расплывается в белоснежной улыбке. И снова приглашающий жест по направлению к двери.
        Мне хочется узнать о Кубе. А для этого нужно общаться как можно с большим количеством людей. Почему же не зайти, раз приглашают? Отчего же не познакомиться с молодым человеком приятной наружности и не выпить стакан напитка, который любил замечательный писатель Хемингуэй? Конечно, дома я прочитаю его книги. А пока - буду пить мохито! Мне ничто не угрожает! Ничто! Вон полицейский совсем близко, он за мной, видно, решил на всякий случай понаблюдать. Вдруг я снова захочу посидеть на верхней ступеньке у Капитолия? Или сделаю что-нибудь еще неподобающее на Кубе? Так что если что случится - позову его! Я ничего не теряю!
        Мы с Хосе в просторном зале почему-то одни-одинешеньки. Официантки, похоже, его знакомые. Чернокожая девушка к нам с готовностью почти подбежала. Стоило Хосе кивнуть, и уже знакомый напиток с листочками мяты в красивых высоких бокалах перед нами.
        - Нравится? - спрашивает Хосе, кивая на стакан. Он уже выпил половину, а я не спешу, отпиваю ледяной напиток маленькими глотками. У меня слабое горло, чуть что - простуда тут как тут, а у них, похоже, все напитки со льдом.
        - Очень, - киваю я.
        - Может, еще что-нибудь закажем? - Хосе протягивает мне узкую книжечку меню.
        Ничего, цены вполне терпимые. Хосе несильно разорится. Осьминога, что ли, заказать? Попробую, что это за «фрукт». Устриц? Креветок? А завтра я расскажу Александру про свое новое знакомство. Хосе - сама любезность, расспрашивает меня обо всем - откуда я, зачем приехала на Кубу, сколько мне лет. Я отвечаю и интересуюсь его персоной. Мне хочется, чтобы Хосе рассказал о красивой молодой жизни на Кубе. Я уже знаю, что он студент. Ему двадцать. Живет тут, в Гаване.
        - Что-нибудь еще будем заказывать? - спрашивает он снова и взмахивает книжечкой меню.
        - Нет, спасибо.
        Я раздумала пробовать осьминога. Не хочу быть никому обязанной, и Хосе в том числе. Мохито пусть угощает, а на большее я не согласна.
        Вот рассказами о Кубе, о здешней жизни - этим меня угощайте, пожалуйста! Готова слушать всю ночь! Я сыплю вопросы. Как вы поживаете на чудном острове? В такой красоте! Прекрасный город! Прекрасный климат! Целую минуту я распыляюсь о первых впечатлениях от острова Свободы. Они великолепны! А Хосе вдруг говорит:
        - При первой же возможности я отсюда уеду, - голос грустный, и сам Хосе погрустнел.
        - Что? - меня как холодной водой окатили. - Почему?
        - Мой брат переплыл Мексиканский залив на плоту. Два года назад. Ты знаешь, Евгения, это очень опасно - плыть на плоту через океан. Очень опасно. Многие погибли при подобной попытке. Очень многие. Но брату повезло. Он сейчас в Америке, в США.
        - Но почему, почему? Разве тут плохо?
        - А разве ты не видишь, что Куба - тюрьма?
        У меня раскрылся рот от удивления и глаза на лоб выскочили. Представляю, какой был у меня вид! Что? Куба - тюрьма? Не вижу, конечно!
        - Молодежь ненавидит Фиделя Кастро, - продолжал Хосе. - Он узурпатор. Я тоже его не люблю. Я уеду с Кубы, но буду скучать по ней всю свою жизнь. Потому что люблю ее. Это правда, что наш остров похож на рай.
        - Вот именно… Уехать из рая… - Я недоуменно кручу головой. - Суперпотрясно!
        - Тебе известно, что эта вот девушка, - Хосе кивает на официантку, которая сидит сейчас на стуле у входа, поглядывая на нас, - получает шесть долларов в месяц?
        - Что?
        Мои глаза снова на лбу.
        - Шесть долларов в месяц.
        К нам подходит эта чернокожая девушка. Ей показалось, Хосе захотел, чтобы она подошла. Она кладет передо мной маленький листочек, на котором проставлен счет: шестнадцать долларов. За два стакана мохито шестнадцать долларов, а она получает шесть! В голове не укладываются эти разные по смыслу и количеству суммы…
        Девушка в упор смотрит на меня. А я в упор - на Хосе. А он - сначала в стол смотрел, а потом стал тоже сверлить меня взглядом. И не собирался выворачивать свои карманы. Меня настигло второе открытие. И опять оно было не из приятных. Я поняла, что раскошеливаться за угощение придется мне. Что вовсе не Хосе меня угостил, а я его. И он сразу знал, что платить буду я. Может, я чего-то не поняла?
        Я вытащила деньги и расплатилась.
        - Грасиас, - сказала официантка и белозубо улыбнулась. И она знала, что платить буду я, а не он. Не в первый раз, наверное, этот прохиндей проделывает подобную авантюру.
        Нет, все же Хосе, наверное, слукавил. Шесть долларов в месяц - зарплата девушки. А я заплатила шестнадцать. Выпить два стакана мохито - шестнадцать. Месяц прожить в Гаване - шесть. Нет, этого просто не может быть! На это прожить невозможно! Выходит, неполный стакана мохито девушка должна пить целый месяц, ничего больше не пить и не есть и при этом не протянуть ноги!
        Мы вышли на улицу. Хосе был мне уже не очень симпатичен. Ой, да он мне уже совсем не нравился! Хитрец! А еще спрашивал, не заказать ли нам еще чего поесть! Ха! Вот так кубинцы! Джентльмены! А может, он голодный? - мои мысли повернули в другую сторону. Да, наверняка голодный! Если только не слукавил, что зарплаты официанток такие позорные.
        - Прости, Евгения, - сказал Хосе на улице через несколько шагов. - Ты не могла бы оказать мне материальную помощь?
        Его английский безукоризнен. Ну как же! Он ведь нацелился на Америку!
        - Я тебе ее оказала, Хосе. Угостила тебе мохито. Извини.
        - Спасибо, - он повернулся и зашагал прочь от меня через площадь.
        Я могла бы ему помочь. Деньги у меня с собой были. Я же первый день на Кубе, еще не истратила! Но я не люблю, когда поступают шиворот-навыворот. Говорят одно, а делают другое. Говори лучше прямо: «Хочу, чтобы ты меня, girl, угостила. А я расскажу тебе, что хочу сбежать с Кубы».
        Словом, мы с Хосе расстались, недовольные друг другом.
        А у меня появились вопросы…


        Я быстро направилась к отелю. Хорошо, что он рядом. Больше никаких знакомств! Мимо прошел чернокожий кубинец и, поглядев на меня, улыбнулся. Какие у него ослепительно белые зубы! Нет, не смотреть по сторонам. Не отвечать на улыбки, приветствия. И вообще, я хочу спать.
        В холле раскрыла свой компьютер и посмотрела в Интернете про Кубу:
        «Как только в XV веке Колумб открыл Кубу, началось завоевание острова испанцами. Расправившись с коренным населением - индейцами, колонизаторы завезли на Кубу тысячи черных рабов из Африки для работы на сахарных, табачных и кофейных плантациях. В XIX веке Кубу открыли для себя американцы. До революции 1959 года остров испытывал большое нашествие эмигрантов. Ехали со всех точек земного шара. Кто только не хотел обосноваться на «райской земле»! Вот почему кубинский народ представляет собой удивительную смесь всех национальностей планеты. Это по-своему хорошо: попробовали бы сейчас разобраться, кто больше прав имеет на этот остров - пустой номер».
        Хотела еще прочесть отзывы туристов про «остров Свободы», но глаза начали слипаться.
        Добралась до своей комнаты и рухнула в кресло-качалку. Включила телевизор, но меня хватило на полчаса.
        День был длинный-предлинный.
        Такой же, как расстояние от Москвы до Гаваны.


        Пью обжигающий кофе из крохотной чашки. На улице темнота, очертания домов лишь угадываются. Но вот темень редеет, редеет, как будто кто-то подливает в кофе-ночь молока… На горизонте в проеме домов разгорается оранжевая заря. Она желтеет, поднимается выше, выше. И вот уже на макушку неба пробился голубой цвет. Наступило утро…
        Утро в Гаване.


        Никак не могу привыкнуть к шведскому столу. Ой, что я говорю: привыкнуть. Как будто он у меня каждый день. А всего-то в жизни во второй раз! В прошлом году мы с мамой на неделю летали в Турцию по путевке «Все включено». С непривычки я набирала там в три раза больше еды, чем могла съесть.
        Вот и сейчас. Выпила кофе и заказала яичницу из трех яиц, причем попросила бросить туда и томатов, и болгарского перца, и еще какого-то незнакомого овоща, а потом, когда мне все это очень искусно изготовили, полила яичницу неизвестным бордовым соусом. Караул: соус оказался сладким! Может быть, это был не соус, а варенье или джем. Да ладно, жалко выкидывать! Но съесть блюдо не смогла, поклевала чуть-чуть, с краю, где меньше попало бордового джема. Взяла еще сыра, рыбы, орехов и все это запила апельсиновым фрешем. Но главное была не еда. Нет, не еда. Да я вообще не раба желудка.
        Главным было вот что: сидеть на балконе ресторана и любоваться просыпающейся Гаваной. Огромным южным городом испанской архитектуры.
        А потом подъехали дядя Андрей с Александром.


        Дядя Андрей взял нам такси, уложил мой чемодан и рюкзак Александра в багажник, и мы понеслись в сторону Варадеро. Мчимся вдоль моря, вдоль моря, я все глядела, когда же будет подходящее место, где можно окунуться? Но берега были труднодоступны. Невысокие черные скалы, утесы и весь берег черный, каменный, изрытый уступами. Волны бились о них, и ни одна не уцелевала, разбивалась на мельчайшие брызги. Вот же остров, думала я, это же крепость какая-то, никакой враг ей не страшен. С другой стороны дороги, по которой мчалась наша старая, неизвестной марки машина, росли высоченные деревья, а на их верхушках гнездились огромные птицы. Я никогда не видела кондоров, но почему-то мне показалось, что это именно они и есть. Я знала из Интернета, что кондоры - птицы большие.
        - Сань, что за птицы?
        Санька сидел на заднем сиденье, за мной, молчаливый и грустный. Ой, да он был даже не грустный, а хмурый!
        - Не знаю.
        - Как так, не знаешь, ты же на Кубе живешь?
        - Я не орнитолог.
        - Ух, какие ты русские слова знаешь!
        - Я русский хорошо знаю. Мы живем вместе с бабушкой и дедушкой в одной квартире. С ними я разговариваю по-русски.
        - А сколько у вас комнат?
        - Две.
        - Ой, как у нас!
        Но у них в двух комнатах - две семьи! У нас такое тоже случается, правда, все реже…
        - А где работают твои бабушка-дедушка?
        - Они на пенсии. Мама преподает русский. А отец инженер.
        - Понятно. А чего ты такой грустный?
        - Так. Настроения нет.
        - Ну почему, почему?
        - Так.
        Некоторое время мы ехали молча. Но мне скучно молчать! Я болтушка по натуре. Когда мы вдвоем с Алишкой, я болтаю - она слушает. Мы сидим за одной партой, и учителя делают нам замечания - я даже на уроках поговорить люблю.
        - А ты был в России?
        - Не было таких возможностей.
        - Так ты приезжай, Сань, - я в воодушевлении повернулась к нему, - у нас свободная комната есть! У нас будешь жить!
        Это папа ее освободил. Лучше бы не освобождал. Лучше отец, чем миллион комнат! Почему так бывает, что отцы уходят к другим женщинам? Почему-то мамы так не поступают! У меня нет таких знакомых матерей, а ушедших отцов целых три - все сбежали из семей моих одноклассников.
        - Спасибо. Денег накоплю, тогда приеду.


        И снова молчим. Раза два он перебросился на испанском с водителем. И все. Да чего я буду из Саньки слова вытягивать! Не хочет разговаривать - ну и не надо. Мне и без него интересно! Другая страна, другая природа. По-прежнему с одной стороны море, с другой деревья с большими птицами. А может, это не кондоры, а стервятники?
        И вот Варадеро. Саня сказал водителю название отеля и нас подвезли к парадному входу.
        Не успели мы подойти к ресепшену, как высоченный бой преподнес нам бокалы с соком. Потом он схватил мой чемодан и поставил у входа на этаж, дав понять, что мне самой его трогать не надо - он понесет. Что касается Сани - у него лишь рюкзак за спиной.
        В уютном холле диваны, кресла и растительность в керамических горшках расположены так, что они образуют укромные уголки для отдыхающих. Сядешь на диван - и никого не видишь. Просто суперпотряс! В центре холла красуется роскошная елка. Скоро Рождество, а еще через несколько дней после него - Новый год. Елка искусственная, смотрится отъявленной чужеземкой. Наверное, потому, что нет снега. Разве бывает Новый год без снега? Ой, а чего я удивляюсь? Он не только на Кубе, он такой даже в Москве бывает, в Северном полушарии.


        Дядя Андрей был прав. Сложностей из-за того, что приехал не папа, а другой человек, у нас не было. Саня объяснял что-то по-своему, по-испански, на ресепшене, все понимающе кивали и выдавали ключи. Папину справку из больницы вообще никто не смотрел. Никому это было неинтересно. Главное, что у нас все номера были заранее оплачены.
        - У меня комната на втором, - сообщил Саня, - а у тебя? - он поглядел на мой пластиковый ключ.
        - Похоже, что на первом.
        Чернокожий бой уже тащил куда-то мой чемодан и оглядывался, чтобы удостовериться, поспеваю ли я за ним.
        Шикарная у меня комната! И такая же по размерам ванная! И такая же по размерам терраса! Суперпотряс!
        Бой поставил чемодан на середину комнаты и встал у входа, чего-то ожидая.
        - Спасибо! - поблагодарила я по-английски.
        Он стоит, не уходит. Хотя все понял прекрасно! И сверлит меня черными глазищами.
        - Спасибо! - повторяю я и лучезарно улыбаюсь. Неужели непонятно: ты свободен, можешь идти!
        И тут вдруг он почему-то рассердился. Такой был любезный, а сейчас нахмурился, щелкнул на стене каким-то выключателем, щелкнул каблуками на пороге и буквально вылетел из комнаты.


        Я пожала плечами. Что это с ним? Ничего плохого я ему не сделала. Ну спасибо, хоть чемодан довез. Вон он стоит на колесиках. Да ничего и не спасибо! Что, я не могла его сама докатить? Псих какой-то! Я подкатила чемодан к столу и стала разбирать вещи - мы тут целых три дня.
        Ночью я ужасно мерзла. В комнате просто ветер бушевал. Казалось, еще немного - и снег повалит. Отыскала в рюкзаке шапку - ее я забыла Алишке в аэропорту отдать, как и варежки. Сейчас я этому обрадовалась. Нахлобучила шапку, варежки надела, под одеяло залезла и все равно тряслась от холода. Когда Саня зашел за мной утром, чтобы идти в ресторан на завтрак, я так его и встретила на пороге в этой шапке и варежках.
        Он глаза распахнул:
        - Что это? У вас так спят?.. В шапке и в этих… - он показывал на рукавицы и силился вспомнить слово.
        - Это называется рукавицы. Или варежки. Нет, у нас, Александр, так ходят на лыжах. А вот на Кубе так спят. У меня очень холодно, Саша.
        Он зашел в комнату, удивленно озираясь. Подошел к стене с выключателями и щелкнул одним из них.
        И сразу зима кончилась.
        - Ничего себе! Так это был кондиционер? Слушай, дурацкий бой вчера мне его включил. А я не просила! Чего он, зачем?
        - Наверно, он ждал от тебя чаевые.
        - Ой, точно! - я хлопнула себя по лбу.
        Папа же мне говорил, что в отелях нужно за любую услугу давать доллар!
        И все-таки подобное поведение боя было непонятно. Ну не дали тебе денежку, что ж, надо вредничать? А если человек заболеет?


        На завтрак набрали мы с Саней всяких вкусностей. Он вроде веселый с самого утра был, а на завтраке опять поскучнел.
        - Что опять случилось? - спросила я.
        - Так.
        - Что ты все: так да так. Когда настроение у кого-то плохое, другим тоже плохо.
        - Не надо было мне с тобой ехать. Пусть бы дед сам ехал.
        - Ага, мне очень интересно с твоим дедом, да?
        - И со мной неинтересно.
        - Не будешь букой, будет нормально!
        Александр помолчал, покусал губу, за челку себя подергал, а потом выдал:
        - Понимаешь, Дженя, - снова помолчал, повертел вилку в руках. - Здесь я вижу много-много разнообразной еды. И в то же время я знаю, что у тысяч кубинцев на завтрак нет ничего.
        - Как это - ничего? Разве так бывает?
        - Бывает. Как же не бывает, если у кубинцев нищенская зарплата.
        - Это какая же?
        - Двадцать долларов - не хочешь? И это средняя зарплата - заметь. Есть люди, которые получают меньше!
        Я сразу вспомнила Хосе, вчерашний ресторан, официантку…
        - Мне вчера говорил об этом один парень, я не поверила.
        - Какой парень?
        Я неохотно рассказала о Хосе и ресторане.
        - Зачем тебе с незнакомцами по ресторанам ходить? Это у него уже такой промысел. У нас есть такие! С туристов денежки гребут.
        - Да, Саня, было похоже на то. На культурный грабеж.
        - Но он тебе не соврал насчет плотов и Америки. С Кубы бегут. И тонут. В Америке живут уже тысячи сбежавших кубинцев. И та женщина, официантка, правда получает шесть, ну, может, восемь долларов в месяц.
        - И твои родители получают столько же? - в моем голосе пробился ужас.
        - Они побольше. Ненамного побольше. А тут - у туристов, мамма миа! Чего только нет, ведь объесться можно!
        - У нас это называется - обжираться. Обжорство - запомни новое слово.
        - Об-джорство, - повторил Саня. - Зачем мне его запоминать? Мне оно не пригодится. Об-джорство только в отелях.
        - Кто знает, пригодится - не пригодится… Значит, у тебя плохое настроение потому, что ты сердишься на туристов? В том числе и на меня?
        - Я на них не сержусь. Тем более на тебя не сержусь. Как можно на вас сердиться? Туризм - основная часть кубинского дохода… За счет вас мы и живем. Так что успокойся. А тебе тот Хосе - как? Понравился? Он симпатичный?
        Я помотала головой.
        - Нет. Он же альфонс! Еще одно новое слово. Альфонс - мужчина, живущий за счет женщин. Запомни.
        - Да знаю я это слово! Оно из испанского. Ты лучше не знакомься на улицах… с этими… альфонсами.
        - А не с альфонсами можно? - Я смотрю на Рыжего, хитро прищурившись.
        - Нельзя.
        - Это почему?
        - Так.
        - Тебя надо прозвать - человек-так.
        - Ты же со мной поехала. Вот и не знакомься… Я этого не хочу.
        «А я, может, хочу?» - подумала я, но вслух не сказала. Если он меня сопровождает в поездке, это не значит, что мне знакомиться ни с кем нельзя. Подумаешь, кабальеро… Это мое дело!


        По аллее среди кокосовых пальм и роскошных кустов с розовыми цветами, вдыхая аромат тропиков и лета, торопимся к океану. У нас на запястьях синие браслеты, благодаря которым на территории отеля мы - хозяева жизни. Кафе, бары, рестораны, танцевальные площадки, корты, бассейны - все наше и все бесплатно. И пляж, конечно! Он широкий, чистый, с мелким желто-коричневым песком с растрепанными, озорными зонтиками под сухими пальмовыми листьями. Пока доходим до пляжа, Саня читает лекцию:
        - Варадеро - самый знаменитый пляж в мире. Вот эта песчаная коса тянется на двадцать километров вдоль Атлантического океана. На всем ее протяжении - отели для вас, отдыхающих…
        Расположились на белых лежаках у самой воды. За пляжем пальмы бесшумно выращивают кокосы, а перед ним - масса океанской воды. Как же ее много! Земля на семьдесят процентов состоит из воды - вспоминается хрестоматийное. Справа какой-то японец сидит по-турецки. Медитирует. Замер, словно он Будда. На лице такое же блаженное выражение, как у восточного бога. Хоть поклоны перед ним отбивай. Слева семья из Канады - услышала это из их разговора, двое мальчишек-подростков и мама. Днем народу на пляже много, но он не кажется переполненным. Тут же, в тени пальм, кафе. Слышится испанская, итальянская, английская, французская речь. Русского говора что-то не слышу. Куда же подевался целый самолет россиян? Он просто бесследно растворился на Кубе… Дети, так похожие на русских малышей, строят из песка замки. Они говорят на разных языках, но понимают друг друга и отлично ладят. Ни писка, ни визга! Какие молодцы! И взрослые ведут себя спокойно, музыки нет, тишина. И мусора никакого не видно. Ни одной вообще бумажки и окурочка!
        Смотрю на океан. Любуюсь. У себя, в России, где летний купальный сезон тянется два, от силы три месяца, я буду долго вспоминать и удивляться: на Новый год вода бывает такой теплой, что из Атлантического океана просто вылезать не хочется. И до того она прозрачная, что на дне можно пересчитывать песчинки.
        Скоро Саня перебрался под зонт, под крышу из сухих пальмовых веток. Похоже, ничего у пальмы не пропадает. Все идет в ход! А у Сани здорово покраснела шея. Перезагорал, бедный блондин. Предлагала ему защитный крем от солнца - отказался: «Не привык я ими пользоваться. Я не девчонка!» А я намазалась и не боюсь. А он пусть прячется под растрепанной крышей.


        Океан выбрасывает на берег сувениры для Алишки и других моих друзей - ракушки, веточки кораллов, камешки, источенные какими-то океанскими червями. Я все это собираю в целлофановый пакет и отношу на Санин лежак под зонт. Противный кабальеро опять все портит.
        - Ты не сможешь ничего увезти. Это запрещено! - равнодушно говорит он и переворачивается на спину.
        - Даже вот эту маленькую ракушку, да?
        Я показываю ему обломок белой ракушки с многочисленными точками, образующими на ней замысловатый узор.
        - Даже на память нельзя увезти, да?
        Саня мотает головой.
        - Нельзя.
        - Ничего себе у вас в раю порядочки!
        Я поглядела на Саню свысока и потом сунула кусок ракушки в карман рюкзака. А потом к ракушке добавила отросток коралла. Не обеднеет Куба от этих малюсеньких подачек океана. А Санька пусть не воображает! Тоже мне, таможня!
        Вот что мне на этом пляже не нравится - много женщин загорает топлес. Одна какая-то крупная тетя прошествовала мимо меня без лифчика и ухнула в океан, подняв волну. В этом отношении в России мне больше по душе. Но зато в России мусорят. Нет в мире совершенства, сказал Лис из «Маленького принца». А ведь и правда нет. И с этим, увы, приходится мириться.
        По границе песка и моря, где легко катятся колеса, проходят обнаженные по пояс, загорелые парни, ведущие за руль «крылатые» велосипеды. Продавцы сувениров. Их велики представляют собой странные сооружения с приваренной рамой, похожей на квадратное крыло. Она выше велика в два или даже три раза. По всей высоте рама разделена на равные отрезки легкими планками. На планках набиты гвоздики и уже на этих малюсеньких гвоздичках висят сотни сувениров: какие-то колокольчики, изделия из дерева, кости, бусы и кулоны из черного коралла… Я купила себе трех маленьких слоников из кубинского дерева. Продавец - веселый белозубый парень - сказал, как называется это дерево, но я тут же забыла, все же слова незнакомые… А Санька не знал.
        - Я не ботаник, - буркнул он.
        Понятно. Не только не орнитолог, но и не ботаник… Математик, наверное.
        …Один слоник будет маме на счастье, другой - папе, третий - Алишке.
        Среди продавцов сувениров Саня увидел своего приятеля из Гаваны. Сорвался с лежака, подбежал к велосипедисту, заговорил. Какой у них быстрый, энергичный язык!
        - Что, знакомый? - спрашиваю, когда он вернулся под зонт.
        - Да. Зарабатывает тут время от времени, - говорит Саня и подает мне колокольчик. Он деревянный, а язычок у него из черного коралла, он не звенит, а шуршит, как волна, растекающаяся по песку. - Это тебе от Родриго.
        - Спасибо!
        Это все, что мы сказали друг другу за целый день. Мы почти не разговариваем. Мы друг к другу все еще присматриваемся. Ой, это я присматриваюсь. Он же кажется мне совсем равнодушным. Зачем согласился поехать со мной?
        Завтрак - океан с пляжем, обед - пляж с океаном… Мы вместе, хотя и молчим. Мы вместе молчим. Он перебрался под зонт, а я - поближе к воде. Атлантический океан плещется в двух сантиметрах от меня. Я могу его погладить, как кошку. Я приподнимаю голову и вижу, что Саня прикрывает плечи футболкой. А на нос он приклеил бумажку. Плохо быть рыжим.
        И таким молчаливым.
        А вот от этого плохо мне.


        Целый день мы провалялись на пляже. После обеда футболку Саня снимал только перед тем, как заходить в воду. А уж накупались-наплавались мы вдоволь. В Атлантическом океане! Суперпотрясно!


        Красиво затухал день. Огромное ясное солнце опустилось в волны, как поплавок рыбака, - быстро, но беззвучно. Вот оно еще высоко над горизонтом и вдруг - нет его. Мощная зеркальная масса воды блеснула золотом и почернела - наступил тропический вечер.
        Пляж охватила темнота. Мгновенно! Потому что экватор близко. Мы до последнего тут валялись. Ничего не стало видно, ни зги. Я на каждом шагу спотыкаюсь, когда мы возвращаемся в отель.
        - Дай руку, - вдруг раздается Санькин голос. Где он вообще? Взять его маленькую беззащитную лапку…
        - Не нужно, я все вижу, - гордо отказываюсь я.
        И ничего я не видела. И продолжала спотыкаться. Внезапно передо мной возник еле различимый силуэт высокого человека. Саня тоже высокий, но он тоненько высокий, а этот силуэт был мощным. Я даже скорее не увидела его, а почувствовала по массе, по теплу, излучаемому его большим телом. На Кубе люди вообще высокие, я еще ни разу не встречала малорослого. А я - тепловизор, как любой человек.
        - Могу я помочь вам? - раздалось, казалось, прямо из воздуха. Спрашивали по-английски. Вопрос был по содержанию вежливый, но так как он исходил от крупного мужчины в полнейшей темноте и был неожиданный и громкий, я испугалась. И поскорее схватилась в темноте за Санькину руку.
        - No, grasias [4 - Нет, спасибо (исп.).], - ответил Саня силуэту. Он сжал мою ладонь. Оп! Да рука-то у него вовсе не маленькая и не беззащитная! Рука была плотной, твердой и даже с бугорками мозолей на ладони! Откуда у него мозоли? Идти, держась за Санькину руку, оказалось несравнимо легче.
        Почему она показалась мне маленькой в первый день знакомства? Наверно, потому что Саня стеснялся и руку подал вяло, несмело. У него крепкая, нормальная «парнячья» рука.


        Раза четыре или пять раздавался рядом с нами этот вопрос:
        - Can I help you? [5 - Могу я помочь вам? (англ.)]
        Помогать нам предлагали вплоть до освещенной аллеи. Спрашивал не один человек - несколько чернокожих помощников. Последний дядя в широкополой соломенной шляпе спросил об этом уже под самыми пальмами, куда достигал свет фонарей. Кубинцев можно было понять! Они искали любого случая, чтобы подзаработать доллар-другой… При зарплате-то в двадцать долларов… Какой же я испытала шок, когда Саня сказал мне об этом!
        - А что, тебя это удивляет? - спросил тогда Саня.
        - А что, тебя - нет?
        - Нет. Мы привыкли, - просто ответил Александр, - мы не удивляемся, а злимся. - Он помолчал и добавил: - Да, мы очень злимся.
        Но сейчас нам не нужно было помогать, в чем помогать-то? Мы же не восьмидесятилетние старички, которым трудно передвигать ноги. А таких, надо сказать, тут полно было. Сидели под зонтиками, мазались кремами. Робко заходили в воду, плавали вместе с детьми… Мне жалко смотреть на старых людей. Я всегда отвожу взгляд.


        На ужине в столовой канадская бабушка кормила воробья. Он ел прямо из ее тарелки. Она наблюдала за ним добрыми слезящимися глазами, потом взяла со стола булку и стала крошить. Решила, что кашки воробью недостаточно. Надо кушать с хлебом. Крошки разлетались во все стороны, падали на пол. Взъерошенный смельчак принимал угощение как должное, клевал неторопливо, и не ту крошку, которая попадалась под клюв, а позволял себе выбрать. Старая дама явилась в ресторан в растянутой футболке, слегка прикрывающей купальные трусики. Кожа на шее дряблая, растянутая, как и сама футболка. Воробей решил, что с такой нечего церемониться.
        …Вот еще одна птаха опустилась на стол… И еще… Их тут уже целая стайка.
        Санька смотрел на это, насупившись.
        - Птичек кормит, - сказал он, скривив губы и кивнув на соседний стол.
        - По-русски птички называются «воробьи». У нас они тоже водятся. Ну и что?
        - А то, что у нас детей нечем кормить. А тут…
        - Тебе тяжело на это смотреть?
        - А ты как думаешь?.. И сердиться на нее нельзя, - Саня криво усмехнулся, - она же благодетельница, туристка.
        - Ты тоже сейчас турист.
        - Вас надо благодарить, - продолжал Саня, не обращая внимания на мои слова, и посмотрел на меня свысока и даже с пренебрежением. Словно это его нужно было благодарить… Он резко двинул от себя тарелку с мясом и овощами. Поднялся и быстро направился к выходу. Мы только что пришли и взяли на ужин рыбу, овощи, мясо и поесть-то ничего не успели.
        - Александр! - окликнула я строго. А чего он выделывается? Я-то при чем?
        Он даже не оглянулся.
        - Саня!
        - Что? - он обернулся и коротко бросил на ходу: - Я не хочу есть.
        И выскочил в темноту.
        Хочет! Он лукавит! Мы раз пять или шесть плавали в океане и здорово вымотались. После такого невозможно не проголодаться! Я голодная, как волк! А он - парень - и значит, голоден, как два волка! Он выпендривается! Ой, гордость у него, как же!
        Но у меня тоже гордость! Я не могу за ним бежать. Я все-таки девушка.


        А народ объедался. Пил сок и вино. Слушал музыку. Отдельно для каждого столика играл оркестр. Переходил от стола к столу. Гитарист в соломенной шляпе сомбреро интересовался у туристов об их музыкальных пристрастиях. Они играли на заказ незнакомые для меня мелодии, от души играли, заводили народ… Им давали денежку, покупали их диски. Наконец, музыканты переместились к моему столику.
        - Сеньорита, что вам сыграть?
        На лице гитариста, обратившегося ко мне, пышные черные усы и сама любезность. Но я думаю об ушедшем Саньке, только о нем, и сейчас нет никакого желания слушать музыку. Я молча мотаю головой. «Нет, спасибо, не нужно». Мне плохо и даже немножко хочется плакать.
        Санька мне портит жизнь!
        Вот все же замечательно! Я же не виновата, что у них в стране трудности. Но раз ты попал на берег океана, купайся, ешь, танцуй! Делай что хочешь! В отеле все бесплатно! Забудь о плохом! Живи настоящим!
        Я ведь забыла о неприятностях.
        Я забыла, что живу с одной мамой, замотанной работой, которая часто остается на вторую смену, и тогда я целый день дома одна. Готовлю ужин. Готовлю уроки. Поговорить не с кем. Я скучаю. Завидую сыновьям папы. Потому что он с ними, а не со мной. Некоторым моим одноклассникам, которые тоже без отца, помогает компьютер. А для меня это плохая нянька. Потусуешься «ВКонтакте» час, на большее меня не хватает. Мне нужно живое общение: похохотать с Алишкой, попить с ней чайку, и чтобы мы друг друга поснимали на фотик или телефон. Но Алишка живет в другом районе, после уроков мы встречаемся редко. А еще раньше нам с мамой было совсем-совсем плохо. Ни на что не хватало денег. Папа ведь раскрутился с фирмой в последние два года, а до этого, когда его алиментов почти не было, мы все бедствовали. И папина семья еле сводила концы с концами.
        Все, все плохое надо забыть напрочь и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться!
        Дуралей этот Санька.


        Мой рюкзачок всегда со мной. В нем есть два полиэтиленовых пакета. Они лежат там на всякий случай. Они и в Москве там валялись. Я беру один, кидаю туда помидоры, булку, иду к блюду, на котором горкой возвышаются вареные яйца, два тоже туда, в другой пакет - бутерброды с сыром, какую-то ржаную лепешку, бананы в рюкзак кинула, две бутылочки воды…
        Я иду кормить голодного, злого русского кубинца.


        Наш отель просто рай! Я его, между прочим, так и представляла - бесконечные зеленые подстриженные лужайки, на которых тут и там растут пальмы. Дорожки из каменных плиток приводят вас в любое место - в ресторан, к пляжу, к бассейнам, спортивным площадкам, танцевальным площадкам… Небольшие домики под черепичными крышами - мы живем в подобном. Королевские комнаты со всеми удобствами для избалованных комфортом иностранцев. Я-то, скажем, не избалована, но ведь тут люди со всего мира. Только американцев нет! Да и я здесь тоже самая настоящая иностранка!
        Я живу на первом этаже, Александр на втором. От ресторана до дома нужно пройти по узкой, выложенной цветным камнем дорожке среди газонов. В траве горят круглые фонарики. Да, прямо в траве - как светящиеся цветы. Фонарики в траве - суперпотрясно! Сказка! Кокосы на пальмах освещены снизу. Пальмы здесь, на Варадеро, невысокие, с меня ростом. Или только в нашем отеле они такие? Можно подойти и сорвать гроздь кокосов. Но никто их тут почему-то не рвет, они сами падают. Плоды валяются прямо в траве. Я подбираю один - ой, какой тяжелый! В желтой кожуре он похож на дыню. Чтобы добраться до кокоса, надо снять желтую шкурку. Под ней коричневая крепкая кора ореха. Если хочешь добраться до кокосового молока, нужно что-нибудь вроде молотка, чтобы его разбить. У меня его нет, естественно. Так что я просто беру кокос для красоты. На перилах террасы сушится мое синее полотенце. Прижимаю его кокосом. Теперь полотенце не улетит в ураган. Замечательно.
        Поднимаюсь на второй этаж. Стучусь в Санькину дверь - его комната прямо над моей. Он выходит в коридор мрачный как туча. Сейчас разразится грозой.
        - Сань, - миролюбиво начинаю я. - Я для нас еды набрала, - подергиваю лямки рюкзака на плечах. - Пошли?
        Он не говорит, что не голоден.
        Он говорит:
        - Си [6 - Да (исп.).]. - И добавляет после молчания:
        - Извини за несдержанность.
        - Так и быть, прощаю.
        Спускается с лестницы следом за мной, и когда я оглядываюсь, я вижу, что он кусает губы. Я их тоже кусаю, когда мне хочется плакать.


        Плотная темнота. У входа на пляж те же высокие силуэты.
        - Can I help you?
        - Грасиас, но.
        Силуэт остается позади. Темнота такая, что мы рискуем потерять друг друга. Приходится браться за руки. На пляже белые лежаки еле-еле вырисовываются. Мы садимся на один, у самой кромки океана, который шипит волнами по песку убаюкивающе спокойно и лижет наши босые ноги. Океан - гигантская кошка. Я раскрываю рюкзак, нащупываю Санину руку и кладу в нее яйцо. Подаю бутылку воды. Мы ужинаем. Пожираем помидоры и папайю. Не думая о приличиях, откусываем лепешку по очереди огромными кусками.
        - Ты наелся? - спрашиваю его.
        - Угу, - довольно бормочет он с полным ртом. Нет, наверное, он просто что-то промычал, а мне послышалось. «Угу» - так говорят ребята в Москве. Не может так сказать Александр. Это слишком по-русски. Но мне почему-то сильно кажется, что Александр - наш, хоть он и стопроцентный кубинец.
        Я зашла в волны, чтобы помыть руки. Одна волна налетела на меня и свалила с ног. Это было неожиданно и смешно. Я хохотала. Санька подал мне руки и за мои вытянутые руки помотал мной в океане, как тряпкой. Потрясающе: меня выполоскали в океане. Следующая волна свалила Саню. Словом, руки мы вымыли хорошо.


        Мокрые с ног до головы, со стекающей с нас океанской водой, оставляя на полу отеля мокрые следы, мы разошлись по комнатам. Я согрелась под горячим душем, надела пижаму - футболку и коротенькие шортики - и стала искать телефон.
        У меня привычка - перед сном проверять телефон - есть звонки, эсэмэски? Я понимала, конечно, что на нем ничего такого, ведь связи не было. Скорее всего, я потянулась к сотику по привычке и еще надо было посмотреть время.
        Однако в рюкзаке сотика не было. Но мне вовсе не хотелось терять его, даже бесполезного на Кубе!
        По внутреннему телефону связалась с Саней:
        - Сань! Я на пляже мобильник забыла!


        Я вспомнила: вытащила его из рюкзака, когда доставала на пляже еду. А положить обратно забыла. Немудрено - в такой-то грандиозной темнотище!
        - Ничего страшного, Джень. Кто его найдет-то?
        - Может, все-таки сбегать?
        - А у тебя есть фонарик?
        - Нет, конечно!
        - А как мы его найдем тогда? Не волнуйся! Завтра рано утром встанем и сбегаем. Я умею очень рано просыпаться. Спокойной ночи!
        - Ага. Добрых снов!
        Я шлепнулась в постель. Спать хотелось ужасно! Спать после ночного купания в темном, шепчущем что-то загадочное океане…


        Ночью в комнату постучали. Ну вот… что еще? Неужели чернокожие бои отеля пасут белокожих девушек? Нет, не может быть. Они не должны беспокоить клиентов. Они боятся лишиться работы. Или вообще загреметь в тюрьму… Тогда - кто? Неужели Саня?
        Зря. Я этого не люблю.
        - Кто там?
        - Джень, это я…
        Забавно он меня все-таки называет: Дженя. Но я не поправляю. Мне нравится. Да я ведь тоже его по-своему зову. Никто его здесь не кличет «Саня».
        Да, это все-таки он. Увы…
        - Сань, чего тебе? - недовольно спросила я через двери.
        - Джень, хочу тебе что-то показать… Открой. Только быстро!
        Я натянула на пижамные шортики другие, поприличнее, и открыла дверь.
        Рыжий стоял в шортах и майке. Босой. Ну, ничего себе видик! Если он зайдет, а потом выйдет из моей комнаты и если его увидит какой-нибудь бдящий бой, он сразу подумает нехорошее. Вид у парня был заспанный и в то же время какой-то очень … счастливый. Я еще ни разу не видела на его лице такого довольства. Он же все время с кислой миной ходил! Такой Саня мне нравился!
        - Выйди на террасу и посмотри, - прошептал он. - Только тихонько выходи, не греми дверями.
        - Заходи, что ли, вместе выйдем!
        Санька прошмыгнул в комнату и сразу кинулся к дверям на террасу. Вышел и тихонько позвал оттуда: - Иди сюда, Дженя…
        Терраса выходила в ночной сад. Светила луна. На ее лице была улыбка. Она тоже любовалась Кубой. Виднелся край мощеной дорожки, затем - голубая, в свете луны, лужайка, черные - в тени луны - пальмы… А посередине лужайки стояла большая прекрасная птица. Голубая под голубой луной. Стояла на одной ноге, замерев. Голова с длинным клювом направлена вниз, словно птица к чему-то прислушивалась. У нее было голубое, с черным кончиком, крыло…
        - О-ой! Чу-удо! - выдохнула я. - Са-ань, что за птица?
        Я машинально уцепилась за плечо парня.
        - Говорю же - не орнитолог! - прошептал он. - Да-а-а… Очень чудесно! В Гаване такого не увидишь… la belleza! [7 - Красота (исп.).]
        Да и не важно, что за птица. Главное - птица. Крылатая, небесная птица. Чудесная, замершая. Голубая! Стоит, как изваяние! Просто птица, без имени, сделала прекрасным подлунный мир.
        - Знаешь, есть такая пьеса у Метерлинка - «Синяя птица», - прошептала я. - Дети отправились искать ее, надеясь, что она принесет счастье.
        Птица все еще стояла неподвижно, как куст в безветренную погоду. Она не собиралась улетать.
        - А может, это она и есть - синяя птица? - прошептал Саня.
        - Ты хочешь сказать - она принесла нам счастье? - прошептала я.
        - Не знаю. Может быть…
        Саня положил руку на мое плечо, повернул ко мне голову и вдруг коснулся своим облупленным носом о мой, пока не облупленный, нос.
        Это как называется? Нежность, да?
        Он ушел, а я лежала под одеялом, и мое сердце ликовало: он пришел из-за птицы! Просто пришел ее показать! Значит, это для него не мелочь! Он понимает толк в красоте. И он молодец, а то я проспала бы чудную картину, которую никогда в жизни уже не забуду!
        Когда он уходил, я сказала:
        - Спасибо, амиго [8 - Друг (исп.)], что разбудил!
        А он:
        - Спасибо, что привезла меня сюда, Дженя!
        - Спокойной ночи!
        - Спокойного утра!
        И правда - скоро утро.
        Мы так здорово поцеловались носами!


        Я еще ни с кем так не целовалась. Целовалась! Сильно сказано. Это было один раз после школьной дискотеки. Мы поцеловались с Пашей Тимирязевым в раздевалке. Мне Паша немного нравился, совсем немного, чуть-чуть, краешком души. В тот день мы несколько раз танцевали с ним медляки… Вот тогда мне он и понравился. Он пригласил меня на последний танец - дискотека в школе заканчивалась. Мы думали, что танцуем последний медляк. Музыка кончилась, мы сказали друг другу: «Пока». А музыка вдруг снова заиграла. Паша повернулся ко мне, удивленно руки развел, мол, ничего не поделаешь, давай снова танцевать. И мы снова потанцевали. Снова сказали друг другу «пока», расстались, а музыка снова… И так четыре раза! Мы танцевали, смеясь. И в четвертый раз уже не говорили «пока», а ждали нового трека. И тут дискотека в самом деле закончилась. Мы снова рассмеялись и первые побежали в раздевалку. И в уголке, пока сюда еще не хлынул поток учащихся, торопливо поцеловались. Вот и все. Вскоре Тимирязевы уехали в Канаду на ПМЖ. Ой! А вдруг я здесь Пашку Тимирязева встречу? Тут много отдыхающих из Канады - до нее отсюда рукой
подать, всего два часа лету.


        …Светать начало в семь и поразительно быстро. День от темноты к свету катился, как шар по дорожке боулинга. Проснувшись, я первым делом выскочила на террасу. А вдруг птица все еще на лужайке?
        Нет, конечно… Улетела, забрав с собой волшебную ночь. Зато на перилах на моем полотенце, рядом с кокосом, лежал мой милый, мой бессвязный телефончик. Я его чмокнула в макушку и поставила на зарядку. Проголодался у океана в холодке… Пусть позавтракает, малыш.
        Запели какие-то птицы, начался яркий и не жаркий по тропическим стандартам день - зимний на Кубе. В этот зимний день было двадцать шесть градусов по Цельсию. А воды - двадцать три. Н-да… Ничего так себе зимушка… не холодная.
        Я посмотрела вверх и встретилась взглядом с Саней - он глядел на меня со своей террасы, свесив рыжую голову.
        - Buenos dias! [9 - Доброе утро - исп.]
        - Ага, Саня, доброе утро! Спасибо за телефон! Ты когда за ним успел сгонять?
        - После птицы. Сразу же побежал на пляж. Очень было чудесно!
        - Жаль, вместе не сходили.
        - Да, тебе бы понравилось. Все было замершее, как птица. И океан. И вопросов никто не задавал - негры спали. Но не хотелось тебя снова тревожить. Ты выспалась?
        - Отлично выспалась. Ты прямо в майке бегал?
        - Си.
        - Ну и хорошо. Канадским бабушкам можно в столовую в трусиках приходить, почему же тебе в маечке ночью на океан не сгонять?
        Саня засмеялся.


        В оставшиеся здесь два дня мы ходили за руки как примерные сестра с братом. Александр больше не капризничал в ресторане, брал все, что хотел, и ел от души. Он брал даже больше, чем мог съесть! А на берегу дожидался Родриго с его крылатым «конем», и Саня передавал ему бумажный пакет с бутербродами, яйцами. Как освещалось лицо Родриго при этом! Он был очень благодарен. Я начала понимать, как много значит на Кубе пропитание, где продукты по талонам, где всего не хватает. Однажды я взяла из ресторана два банана. Думала съесть попозже. Пошли мы на местный базарчик (а городок Варадеро очень маленький сам по себе). Положила бананы на прилавок и стала рассматривать футболки с кубинской тематикой, развешанные на железной стойке буквально в двух шагах. Через минуту оглянулась - нет никаких бананов! Да, Куба голодала. Кстати, вот что еще я заметила. Если бананы росли невысоко и их нетрудно было достать - то их загораживали решетками. Чтобы не сорвали! Мне казалось это странным. Ведь здесь такой климат, все растет, весь мир можно накормить. Но… Куба не кормила даже сама себя. Почему-то здесь никто не разводил
огородов. Ни одной грядки не видела у частных домиков! И дач, как у нас в России, здесь не было.


        Следующий наш с Саней пункт - необитаемый остров Кайо-Ларго. Туда нам надо лететь из аэропорта Варадеро. «Необитаемый» - так и было написано по-английски в ваучере: «Uninhabited island» [10 - Необитаемый остров (англ.).]. Ой, я ужасно стремилась на остров! В нашем маршруте именно это место казалось мне самым привлекательным. Вспоминался Робинзон Крузо! Я представляла, что мы будем там жить в каких-нибудь бунгало или хижинах одни-одинешеньки на острове с пальмами, питаться рыбой, которую сами наловим, и папайей, которую сами сорвем!
        На летном поле стояли маленькие самолеты.
        - Узнаешь? - спросил Саня. - Это ваши, советские!
        - Сань! Чудак-человек! Как я могу узнать? Нет, конечно! Советские двадцать лет назад были. Я не застала советский строй. Помнишь, сколько мне годиков, нет?
        - Дедушка говорил, они называются «Аннушки», - Саня с любопытством рассматривал самолеты.
        - Ой, какие же они старенькие, наверное, ровесники дедушки твоего! Они еще способны летать? И мы на них полетим?
        - Да. Они надежные, не бойся!
        Мне же они совсем не казались надежными. Выглядели примерно так же, как здешние машины - побитые и сто раз латанные.
        Вот и наша «Аннушка», «Ан-2». Казалось, что она составлена из одних только запасных частей! И заново выкрашена! Я смутно помнила, что в России самолеты этой марки давным-давно списали на пенсию.
        Но куда нам деваться? На необитаемый остров только лететь… морской яхты нам не приготовили… да и какая яхта? Мы должны перелететь весь остров поперек, всю сушу.


        Поднялись по трапу в самолет-дедушку. Ой, вернее «бабушку», если он «Аннушка» называется.
        Перед самым взлетом стюардесса раздала пассажирам «барбариски», это такие леденцы в фантиках. Саня от конфеты отказался, а я взяла две - за себя и за него. И тут же наткнулась на укоряюще-колючий взгляд стюардессы. Она, конечно, не от жадности пожалела «барбариску», а оттого, что в магазинах никаких конфет не было и, если бы я не взяла леденец за Саньку, она могла бы унести одну конфетку домой, своему ребенку. Мне стало стыдно. На обратном пути вообще не возьму, ни одной. И я опять подумала, что на Кубе недоедают.
        Сорок минут летела «бабушка» советского, а теперь и кубинского неба над островом. Трясло нас ужасно. Честно говоря, мне было страшновато.
        Летела «Аннушка» невысоко, давала рассматривать землю.
        Мы пересекаем Кубу с севера на юг. Наша скромная старенькая «Аннушка» пролетела над горным массивом Сьерра-Маэстра (горы тут невысокие), над полями. Удивляюсь, что тут очень мало воды - рек, озер. Наверное, поэтому на Кубе совсем нет комаров.
        Да что там комаров, я не видела вообще никаких насекомых. Но всюду были воробьи. Не все же птахи питались в ресторанах при отелях! Значит, водились и насекомые.
        Кроме девушки-стюардессы, был в самолете еще и стюард - приветливый молодой человек. Кубинцы вообще улыбчивы и предупредительны, угадывают малейшее желание. Стоило мне закашляться - стюард прибежал со стаканом воды. И не пожалел же водички - она едва не переливалась через край и была ледяная, какую тут любят. Стоило вытащить карту - парень подбежал и показал маршрут.
        Полет над островом показался мне вечностью. Я тряслась, что самолет-ветеран разлетится на кусочки. Вместе со мной трясся и самолет. Четырнадцать часов на аэробусе ни о чем подобном не думалось, а тут… Кстати, Саня тоже трусил. Я видела, как его руки впивались в ручки кресла, даже пальцы белели, когда самолет трясло особенно сильно.
        - Ты, что, боишься? - подозрительно спросила я.
        - Нет, - сначала он помотал головой, а потом кивнул. - Но если по правде, немного да, я в первый раз в воздухе.
        - Я тебя понимаю… мы же летим на старом корыте! Приделали к корыту моторчик…


        Уф, достигли острова необитаемого, наконец!


        Ой, держите меня, не могу! Ха-ха! Необитаем! Две хижины, пальмовый лес, пирога… Акулы и папайя… Мечтать не вредно! Смеюсь над собой!
        На самом деле Кайо-Ларго был очень даже обитаемым - туристами всего мира!
        Главный корпус нашего отеля огромным балконом повернут к Карибскому морю. Да, перелетев Кубу, мы оказались на ее противоположной стороне - у Карибского моря. Ух, как непривычно и здорово - входишь в лобби, а там - за окном - синее безбрежное пространство. Очень-очень синее, откровенно синее, такое синее, что для определения даже и слова-то нет. О, нашла! Вот подходящее слово - ультрамариновое! Наконец-то я поняла, что такое «ультрамариновый цвет»! Отель, как корабль, плывет по этому ультрамарину. И опять же в центре «палубы» - лобби - встречает меня, россиянку-северянку Евгению Рассказову, и кубинца-южанина Александра Родригеса, разряженная новогодними шарами искусственная елка до потолка. Почему тут никто хороводов не водит? Их не хватает!
        Нам выдали ключи от двух хижин. Ура, ура! Суперпотрясно: все-таки хижины тут имелись! Как это замечательно, что мы будем жить не в номерах отеля-корабля, а в хижинах на приличном расстоянии от главного корпуса. Мой чемодан повез чернокожий бой, с которым Александр немедленно вступил в беседу. Время от времени бой поворачивался и рассматривал меня. Внимательно, как картинку.
        - Ты что, про меня рассказываешь? - спросила я у Сани, дернув его за футболку.
        - Си. Он никогда не видел русскую девушку, - ответил он, - и вообще русских. А его отец, когда в школе учился, переписывался с мальчиком из Москвы.
        - А на каком языке они переписывались?
        - На русском, конечно. Тогда, Дженя, у нас все русский изучали.
        - Вот здорово! А сейчас? Не переписываются?
        - Нет, конечно, - Саня усмехнулся. - Страны разбежались, и друзья тоже.
        - Друзьям вовсе не обязательно разбегаться, - не согласилась я.
        - Ты права, конечно. Но жизнь есть жизнь, - сказал по-взрослому Санька. - У каждого она своя.
        А потом что-то быстро-быстро залопотал бой, улыбаясь во все свои тридцать два. Он в чем-то убеждал Саню, кивая на меня. Может, призывал парня переписываться со мной? Мы и без него это решим! Будем переписываться! Стопудово!
        - No, no, - Саня засмеялся, хитро взглянув на меня. А бой остановился, основательно так остановился, чемодан на колесики поставил и еще покачал его за ручку - не упадет? С серьезным, чуть ли не торжественным видом взял мою руку. Потом - с таким же видом Саньку за руку притянул и соединил наши руки в замок. Я с интересом смотрела на процедуру. Потом чернокожий парень наши соединенные руки еще и прижал своей огромной ладонью с волосатыми пальцами.
        - Juntos a toda la vida! - объявил он.
        - Переведи! - попросила я Саню.
        - Он сказал: вместе на всю жизнь, - перевел Саня, смеясь и пожимая плечами.
        Я поскорее вырвала руку. Тоже мне, ЗАГС на дорожке у Карибского моря!
        Бой погрозил Саньке пальцем. Мол, смотри у меня, чтоб «вместе!»
        Ой, вот ненормальный! Вообразил, что мы жених и невеста! Что он не видит, мне шестнадцать всего! Щаз, выйду я замуж за этого малахольного рыжего, как же! Я еще ни за кого замуж не собираюсь. Мне бы школу окончить!
        - Эй, кубинец-якобинец, ты что такого ему наболтал?
        - Я сказал, что ты хорошая, - Саня тоненько засмеялся.
        - Ха-ха! Хорошая. Да откуда ты знаешь? - проворчала я, а чуть попозже серьезно добавила: - Спасибо. Что хорошая - я и сама знаю.
        Саня посмотрел на меня долгим взглядом и снова рассмеялся.
        Да, я супер-потрясная скромница.


        На нашем пути вырос городок из настоящих туземных хижин.
        Я ни разу в жизни не жила в хижине. А где ее в Москве найдешь-то? Ага, хижина на улице Малахитовой. На пятом этаже панельного дома… Я их видела только в кино. В них жили туземцы. Маленькие, приземистые хижины, крытые желтыми пальмовыми листьями. Казалось, что там, внутри, стоит низкая деревянная кровать, устланная соломой, пара грубо сколоченных стульев, такой же стол. На нем железные кружка, миска и деревянная ложка. Ну, еще половики домотканые могли быть на полу. Нет, кажется, половиков в хижинах не было. Там жарко. Это же в северных деревнях - половики. Ну-с, сейчас проверим… Поднимаюсь на крылечко своей хижины. Тут мне приготовлен гамак. Ох, круто! Буду сибаритничать в гамаке. Открываю ключом жилище туземца. Ой! Ничего себе так - хижина дяди Тома! Дядя Том прослезился бы от умиления: внутри чистота и модерн, плазменный телевизор с программами на английском, испанском, немецком, итальянском… Да, кстати, самим кубинцам разрешен лишь один телеканал - государственный, революционный.
        Комната с высоким потолком выложена белоснежными плитками, душ блестит мельхиоровыми кранами, там, в душе, на узком горизонтальном окошке под потолком стоит иноземное растение с мясистыми листьями. Ой, все время путаю. Не иноземное, а что ни на есть местное, это для меня оно непонятное. Кровать в комнате - правда, деревянная, но широченная, как море, застелена белоснежным бельем. Из белого полотенца изображен лебедь на покрывале. Плывет по морю-кровати! Современный гостиничный номер! Суперпотрясно! А снаружи - хижина и хижина! Хитро придумано! Заманка-обманка!
        Мне это нравится! Быстренько фотографирую хижину изнутри и снаружи и в полноте чувств бегу к Саньке - его «туземское» жилище через два от моего:
        - Александр! У меня такая красотища! И гамак!
        - А у меня что, хуже? И у меня гамак есть!
        Кажется, он привыкает к тому, что он турист. Наконец-то!
        - Ура-а! Да здравствуют туземцы!
        Я побежала выкапывать из чемодана купальник. Море-то в двух шагах! Карибское море! Только вслушайтесь: Ка-ри-бское!
        Мы поскакали на берег, но окунуться не посмели - волны были нехилые.


        …Ой, как же замечательно лежать в гамаке теплым тропическим вечером и глядеть на белые барашки волн. Карибское море гремит в двух шагах. А еще можно на звезды глядеть. Вся Вселенная смотрит на меня зелеными глазами… Я лежу, раскачиваюсь, потягивая за веревку, и мне кажется, что мой гамак висит где-то среди звезд и мир устроен таким образом, что моя родина не утопает в сугробах и нигде ни у кого в России не лопаются от мороза батареи.
        Саня, наверное, тоже валяется в гамаке. Мы оба обалдели от предоставленного нам на Кайо-Ларго счастья и за весь вечер ни разу не увиделись друг с другом. Мы наслаждались гамаком, морем и звездами…
        Но если честно, мне хотелось, чтобы Александр явился проведать меня. Хоть немножко бы поболтали. Пусть бы он молчал, а я бы болтала… А то бы и помолчали вдвоем. Вдвоем даже молчать приятней.


        Утром Александр вышел из хижины в зеленой футболке и коротеньких шортиках. На футболке два дельфина резвились, один над другим, и чтобы все поняли, что это дельфины, а не акулы, ниже рисунка была надпись: dolphins. А когда он поднял руку, я увидела, что у него под мышкой небольшая прореха.
        - Ой, какой ты сегодня славный, малыш! - не удержалась я от восклицания.
        - Тебе не нравится? - смутился он.
        - Ничего, только немного забавно. Такие трусики у нас маленькие мальчики надевают, когда ложатся спать.
        - Ты думаешь, это ночные трусы? - он покраснел так густо, как только рыжие краснеют, повернулся и скрылся у себя в апартаментах. Вернулся в длинных брюках.
        - Ну вот. Теперь зажаришься на пляже. У тебя же есть штаны до колен. Надень их.
        - Нет. Ты этого хотела!
        - Ой, да думай как хочешь! Лучше скажи, орнитолог, что за цветы над моим крыльцом? - Я без конца любовалась этим высоким кустом. Он нависал над моим крыльцом, сплошь усыпанный розовыми кистями.
        - Я не ботаник.
        - Не орнитолог, не ботаник… А может, ты просто неуч? Любознательнее нужно быть, молодой человек. И знать все о флоре и фауне своей родины.
        Я сказала это и поморщилась. Вот какая же я противная! Вот зачем читать человеку лекцию?
        - Кстати, у нас ботаниками называют тех, кто отлично учится, - поспешила добавить, чтобы исправить свое занудство.
        - Не вижу связи.
        - А никто не видит! Например, у нас никто не знает, почему стало ругательным хорошее слово «блин».
        - Бабушка иногда печет блины, очень чудесно, ой, вкусно! И что, в России «блин» - плохое слово?
        - Ну… само по себе неплохое, но иногда, когда хотят плохое сказать, заменяют «блином».
        - Странно…
        - Ой, у нас столько странностей, Саня…


        Пляж здесь, на необитаемом острове, не похож на те, которые я видела раньше. Песок белый, как снег. Он, наверно, из белых кораллов образовался. Без солнечных очков больно на него смотреть. Я лично не смогла, и мы с Саней побежали в магазин, который был на первом этаже главного корпуса отеля, покупать мне солнечные очки. Купили, какие были - смешные, лупоглазые, с желтой оправой, за двенадцать долларов. Продавщица, полненькая шоколадка, очень долго беседовала с кем-то по проводному телефону, хотя и видела, что мы ее ждем. Но тут не шибко торопятся к покупателям! Посудачила, все вопросы выяснила с невидимым собеседником и только тогда подошла к прилавку. У нас в Москве болтать по телефону уже не будут, если покупатели ждут. Но зато в Москве продавцы не улыбаются. Не умеют! А эта «шоколадка» умеет! Улыбается так, что и у нас рты растягиваются до ушей! Разве можно сердиться на таких улыбчивых продавщиц?
        Вернулись на берег. Я в темных очках с желтой оправой, лупоглазая, как лягушка. Сейчас прыгнем в Карибское море! Сегодня волны поутихли.
        Островки белоснежного песка на пляже перемежались со скалами причудливых очертаний. Загорать тут замечательно, а купаться опасно - ноги разобьешь о скалы. Чтобы искупаться, надо шлепать берегом с километр, но это большое удовольствие, когда о ноги ласкаются волны, выбрасывающие веточки кораллов. Оглянешься - за спиной хижины в пальмовом лесу. С ума сойти - пальмовый лес! На волнах то тут, то там качаются важные белые пеликаны с пойманной и сложенной про запас в мешок, под желтым клювом, рыбой.
        Ой, здесь было намного интереснее, чем в Варадеро, потому что берег более дикий. Там все в куче, а тут туристы разбредаются так далеко друг от друга, что кое-кто загорает голышом. Я заметила, что один какой-то немец даже среди «хижин» разгуливал в костюме Адама. В нашей «туземной деревне» больше всего туристов из Германии. Плохо, что ни я, ни Саня немецкого не знаем! Но зато, наверное, немцы знают английский! Впрочем, мы не собираемся с ними общаться! Нам и друг с другом нескучно. Даже когда молчим. Обычно, когда двое молчат, между ними возникает неловкость. А у нас с Рыжим этого нет. Сидим в самолете рядом, молчим - нормально. Идем рядом друг с другом в магазин за очками, молчим - нам хорошо. Вот по пляжу идем, плечами толкаемся - молча, и это мне тоже нравится! Как я заметила, Рыжий - парень довольно молчаливый. Не буду же без конца приставать к нему с пустяковым трепом. Хочет молчать - пусть!


        Берег пустынный. Кое-где валяются коряги из пальмовых стволов, принесенные волнами неизвестно откуда. У нас в России сосны, березы водами подмывает и выносит на берега, а тут пальмы. Всюду в мире - свое. Встречаем пожилых туристов из Германии, они церемонно нам кланяются, говорят:
        - Гутен морген!
        - Ола! - поздоровался Саня.
        - Доброе утро! - я.


        Бредем по берегу. Загребаем босыми ногами песок. Касаемся прозрачной воды. Судя по всему, остров-то действительно необитаем, правильно в ваучере написано, ни души кругом. Ни одного туриста! Неужели все еще дрыхнут? Скорее всего, разбрелись в разные стороны… На всем острове, кажется, всего-то четыре-пять отелей. А сам остров большой.
        О, встретились первые любители позагорать. Нудисты - парень и девушка. А что? Нет никого, некого стесняться. Мы с Саней отвели взгляды и постарались поскорее пробежать мимо обнаженной парочки. Чтобы их не смущать, да и самим не смущаться.
        «Я тоже так хочу! - вдруг подумала я. - Под солнцем стоять обнаженной».
        - Сань. Послушай, амиго [11 - Амиго - друг (исп.).], ты отойди на полкилометра, а я - как они буду, - я кивнула за спину, где осталась молодая пара.
        - Пожалуйста, раздевайся, я не буду глядеть, - он сказал это и покраснел. Но глаз от меня не отвел!
        - Нет. Сдвинься на полкилометра. Ближе - не разрешаю!
        - А кто тебя спасать будет, если что?
        - Ой, ты про море? Не волнуйся, я не буду глубоко заходить. А плавать, как ты заметил, я умею!
        Саня ушел, глубоко огорченный. Это я так хорошо про него подумала «глубоко огорченный». На самом деле он просто отошел за скалу на пять метров, не огорченный совсем. А может, все-таки огорченный? Хотя бы немножко? Хотелось бы знать. Мне без него было скучно, и я хотела, чтобы он без меня тоже скучал.
        Как же это замечательно: загорать без ничего. Тебя всю обдувает ветер. Я закинула руки за голову, закрыла глаза. И чувствовала на всем теле только солнце и ветер, солнце и ветер. И еще тихое-тихое шелестение воздуха вокруг себя…
        Если вслушаться…
        Постояв так немного, я открыла глаза. Огляделась. Нет ли тут Рыжего? Не подглядывает ли за мной? Не видно! Да он и не такой, чтобы подглядывать! Подглядывают трусы и маленькие. А он не трус и взрослый. Да и на что глядеть-любоваться? Глядеть можно на красоту - вот как глядели мы на ту голубую птицу под луной в Варадеро. Потому что ТО была красота! А что я из себя представляю? Обычная девчонка, которую не возьмут в модели - не та у меня внешность! Правда, я и сама ни в какие модели не хочу, но это неважно!
        Убедившись, что никто на меня смотреть не собирается, я разбежалась и прошлась по берегу колесом. Я ходила в младших классах на гимнастику. И еще раз. И еще… И очутилась в волнах. Ну что, в волнах, так в волнах. Значит, вперед! Вперед и дальше, в Карибское море!
        Вода в море необычного цвета. Наверное, это тоже из-за песка. Ведь он белоснежный не только на берегу, но и на морском дне. Белейший песок плюс метры и километры морской воды под голубейшим небом. В результате этого и необычный, непостижимый цвет! Ультрамариновый или аквамариновый, как я вспоминала вчера.
        Обнаженная, я зашла в воду, погрузилась в нее по бедра, по грудь, поплыла… ничего себе! Всего две небольшие полоски на теле - лифчик и плавки, но, оказываются, они здорово сковывают! Оказывается, купаться безо всего - необыкновенное наслаждение! Неземное удовольствие! Суперпотрясно! Ой, я же обещала Сане не заходить далеко в воду. Проплыв еще немного вдоль берега, я встала на подводный камень рядом со скалой. В совершеннейшей эйфории подняла руки к солнцу, закинула голову к небу, потянулась, приветствуя мир… Люди-и-и, как замечательно жить! Алишка, если бы ты знала! Я отдала бы целый год жизни за то, чтобы подружка моя стояла рядом со мной, вдыхала морской воздух, умирала бы от окружающей красоты… Папа, спасибо тебе за подарок! Он поистине царский!
        Волна качнула меня… и… Мама говорила - никогда нельзя перехваливать ситуацию. Никогда нельзя слишком уж восторгаться всем! Потому что все на свете можно сглазить. Потому что дья… но нет, не скажу, мама говорила, нельзя этого слова произносить, чтобы не навлечь на себя тех сил, что считаются противоположными божественным.
        Волна качнула меня, и я затылком ударилась о скалу позади себя. Сильно ударилась. Голова закружилась, и я упала в волну… следующей волной меня накрыло… Я нашла в себе силы вынырнуть, глотнула воздух… голова продолжала кружиться… я снова упала… вот оно как бывает… «Как хрупка человеческая жизнь» - мелькнула мысль, ведь я сейчас могу утонуть, утонуть в этом прекрасном, неземной красоты море! Я опять под волной, надо вынырнуть, надо… я поднялась на ноги, но мир вокруг меня с новой силой завертелся, меня снова накрыло… Я начала захлебываться. Ох, неужели… неужели эта красота была дана мне в последние минуты жизни? Не может быть. Это слишком нелепо. Мама, Алишка, Саня!
        Прикоснусь к скале, отдохну. Нет! Не дает море стоять у стены-скалы, оно мотает меня из стороны в сторону, бьет по лицу брызгами, разбивая волны о камень и бросая меня в воду! А сверху трамбует волной.
        Саня-а! Ты где-е?
        Нет. Я не кричала! Я прохрипела. А может, даже произнесла это про себя.
        И вдруг он появился. Наверное, я все-таки крикнула. А может, он за мной все-таки наблюдал и увидел, что творится неладное? Но мне уже было все равно. Наблюдал? Пусть наблюдал… Это правильно. За глупыми девушками всегда нужно смотреть в оба.
        - Держись за меня, Дженя! Вот так, за плечо. Теперь дай руку. Вот так. Пошли потихоньку. Да потихоньку, не торопись! Вот так. Очень чудесно…
        Мы брели к берегу. Море оставалось такое же прекрасное, оно-то при чем? Это я ненормальная. Телячьи восторги морю ни к чему. Море слишком серьезный зверь. Махнет волной-лапой - и нет тебя. А оно просто играет… А я… тоже… Задрала голову к солнцу: «Мир прекрасе-ен!», а позади скалы. А море махнуло лапой…


        - Полежи, - Александр подвел меня к полотенцу, брошенному на песок. Зонтиков тут не было. Вернее, был только один - в самом начале пляжа, почти у самых хижин. Стоял, как сторож, - высокий, с красным столбом и в широченной шляпе из сухих пальмовых веток. Под ним был единственный на весь пляж лежак.
        Саня отводил от меня взгляд, косился в сторону, и, заметив это, я вспомнила, что я… без ничего.
        И голова перестала кружиться, я стала лучше соображать. Боже! Какой позор!
        - Отвернись. Пожалу… йста… - сказала я и попыталась укрыться тем же самым полотенцем. Не получилось.
        - Уйди, - мрачно бросила я парню и уткнулась головой в закинутые за голову руки, чтобы ничего не видеть, чтобы его не видеть, не встретиться с ним взглядом.
        Через минуту подняла голову.
        Тишина. Нет никого. Только пляж, скалы сверху уступами, пальмы над ними, ветер…


        Натянула купальник. Через некоторое время возник в поле зрения Рыжий.
        - Как ты, Дженя?
        - Нормально, - ответила я. Было по-прежнему стыдно-стыдно.
        Я по-прежнему отводила от него глаза.
        - А где ты был? - спросила, не глядя.
        - Рядом - вот тут, за скалой.
        Скалы были по всему берегу. Между ними островки песка. Загораешь как в какой-нибудь белой комнатке.
        Рядом? Значит, он все время был рядом? Подсматривал? Я вспомнила о своих гимнастических «колесах», и опять краска запоздало бросилась мне в лицо и голову.
        «А, пусть», - подумала я в следующее мгновенье. Мне стало все безразлично. Так бывает, когда ничего уже не можешь изменить и просто примиряешься с обстоятельствами.
        Потрогала голову. На затылке была здоровенная шишка.


        …- Было это же море двести, триста, пятьсот лет назад. Галеоны, а по-простому испанские корабли, бороздили Антильское море. Карибское море раньше называлось именно так - Антильское. Пассажиры на палубе наслаждались морскими видами и ожидали близкого вхождения в порт Сантьяго. И тут из-за горизонта показывались корабли без опознавательных знаков. Приближаясь к испанским галеонам, они брали судно на абордаж и начиналась резня… пассажирам галионов было гораздо хуже, чем тебе сейчас, уж поверь. Вряд ли они оставались живыми… флибустьеры морей, пираты, не жалели никого…


        Это рассказывал Александр. Мы расположились на моем крыльце под кустом с розовыми цветами. Саня лежал в гамаке, я сидела в кресле, глядя в морскую даль.
        - …А что там твоя шишка… Пройдет!
        Странно, что затылок мой не пострадал, то есть никакой раны на нем не было, а была приличных размеров шишка, которую я время от времени поглаживала, надеясь, что таким образом она быстрее рассосется.
        - Память о Кубе, - засмеялся Саня, пощупав ее. - Очень чудесно! Ничего, лучше запомнишь Карибское море.
        Александр все рассказывал о пиратах, я же сидела рядом в кресле и все глядела в море, которое сыграло со мной злую шутку. Но не оно было виновато, а я сама со своей детской эйфорией. Вот я всегда так. Мама говорит, что я слишком эмоциональна и восторженна. Я остро переживала случившееся. Радовалась, что отделалась легко. Ударилась бы о скалу посильнее и - каюк! И Саня не успел бы приплыть на помощь.
        - А разве сейчас мало пиратов? - спросила я с мрачной ухмылкой. И сама же ответила: - Да сколько угодно!
        - Не сравнивай, Дженя! Пираты сегодняшние никого не убивают. Конечно, держат пленников они не в царских условиях, но их кормят. Их всех выкупают в конце концов… Но это не здесь, у нас на Карибах спокойно, пиратов нет. Так что будем купаться! Будем?
        - Сегодня, пожалуй, уже нет, - сказала я. - Поужинаю и - на боковую.
        - Только учти, Дженя, купаться мы теперь будем вместе. Хорошо? Давай все делать вместе. Пусть сегодняшний день будет для тебя… как это сказать?
        - Уроком, - подсказала я.
        - Да. Уроком. И теперь - вместе.
        - Ага, - я засмеялась. Взяла Санькину руку и сложила ее со своей, как складывал бой, везший мою поклажу. - Вот так вместе, да? Как говорил тот чернокожий бой?
        - А что? Вот так - хорошо.
        - Вот так, - я кивнула на наши сложенные ладони, - вот так никогда не будет.
        Ну, почему девчонки всегда говорят противоположное тому, что желают? Думают одно, говорят другое? Почему? И это вовсе не похоже на вранье. Скорее это происходит из-за чувства самосохранения. А может, из-за гордости? Девчонка боится, что человек, который ей нравится, не согласен «на всю жизнь вместе», и она сама, первая, говорит о том, что она этого не хочет. Как будто упреждает ситуацию. И бывает, что этим самым губит свою жизнь. И свою любовь… Ой, гордость - это все-таки плохо.
        Я не знаю, почему так бывает. На самом же деле… да… на самом деле мне начинал нравиться Саня, и если бы так устроилось «на всю жизнь», я бы, пожалуй, не была против.
        - Я не знаю, Дженя, что ты имеешь в виду, - он убрал руку и спрятал ее под себя. - Но я хочу, чтобы ты на моем острове оставалась в целости и сохранности. Я еще хочу в Москве у тебя побывать, - добавил он, чуть улыбаясь, и поглядел на меня искоса:
        - Получится, как думаешь?
        - Даже думать нечего - конечно!
        - Ты как, хорошо себя чувствуешь?
        - Да!
        - Ты такая ду… забыл, как у вас называется глупый человек?
        - Душка, - подсказала я, хихикнув в кулак.
        - Да, душка. Ты такая душка, что решила остаться сегодня одна на пляже. Подумаешь - разделась. Я бы отвернулся!
        - Об этом - ни слова. Молчок. - Я повернулась в пол-оборота и приложила к его губам указательный палец.
        Он его укусил!
        - Ой! Больно! Ду… душка!
        - Извини, Дженя, извини, - виновато сказал он. Он даже испугался. Взял этот палец и поцеловал. Один раз и другой.
        Я вырвала руку и помахала ладонью.
        - Шалун уж отморозил пальчик, - пробормотала я. - Ему и больно и смешно, а мать грозит ему в окно…
        - Что? Какой шалун? - Саня удивленно приподнял голову.
        - Ой, да так, ничего. Ничего. Это Пушкин, Александр Сергеевич. Ты читал Пушкина, Саня?
        - Я? Нет.
        - Эх вы, сегодняшние русские! - сказала я с той же интонацией, с какой упрекал меня дядя Андрей в кафе Хемингуэя. - Не читаете великого русского поэта!
        - Джень, где я его возьму?
        - Ладно, пришлю тебе, так и быть, необразованному душке.
        - Спасибо. Грасиос.
        А еще меня так и подмывало спросить: ты видел? Видел?
        Ой, конечно, видел! Он же из моря меня выводил за руку. И когда я это вспоминала, я краснела, как не знаю кто… Хорошо, если бы я была одета хотя бы пеной морской.


        - Ты мне дашь свой компьютер? - спросил Саня во время ужина. - Если ты конечно, в самом деле, спать собралась.
        - Ты фильм хочешь смотреть или в игры поиграешь?
        - Найди мне фильм про Россию.
        - Не помню, какие киношки у меня закачаны, но что-нибудь я тебе подберу.
        Вчера вечером, когда Саня был в гостях на моем крылечке, я достала компьютер. Интернета, ясное дело, не было, но и без этого у парня загорелись глаза.
        - О, у тебя есть компьютер!
        - Ну да. Нетбук. Сейчас в моде ай-пэды, планшетники, но на такую крутую технику у нас с мамой денег нет. Но этот тоже нормальный комп. На нем все можно делать - сочинения писать, рефераты. А дома в Интернете пастись, зададут на дом реферат, ползаешь по Сети, материал ищешь. А у вас как с этим делом?
        - Да почти никак. У нас в школе есть компьютер и старшеклассников начинали учить. Но потом он сломался. У меня компьютера нет, да и вряд ли будет. Денег стоит немалых.
        Саня потянулся, достал цветущую ветку на кусте, отломил и протянул мне.
        - Спасибо, - поблагодарила я, принимая ее и нюхая. Как ни странно, она не пахла ничем.
        - …Да и вообще - зачем мне компьютер? - продолжал Саня. - У нас нет этого… Интернета. Он только в офисах. Или в отелях, как у тебя в Гаване. Кубинцев туда не пускают.
        Я поглядела на него с сочувствием. Я уже не представляла, как жить без великого подсказчика - Всемирной сети.
        - Ничего. Когда-нибудь и у тебя будет. С Интернетом… Ладно, я тебе запущу фильм, но пообещай никакие клавиши не жать, а то посбиваешь мне программы.
        - Хорошо. Конечно! Очень чудесно!


        А мне вдруг страшно захотелось яблока. Я люблю яблоки, больше других фруктов. Я встала и принялась изучать разложенную по всему залу разнообразную, но обязательно вкусную еду. Папайя, бананы, гуава, а яблок нет. Ни одного, даже самого завалявшегося яблочка!
        - Сань! Хочу яблока.
        - Чего хочешь? Тыблока? - спросил он по-детски. Я захохотала.
        - Так у нас некоторые бэби учат букву «Я». Говорят: это буква «я». А бэби: буква «ты»?.. Сань, я хочу съесть яблоко. Это фрукт. Вот папайя фрукт, и яблоко - фрукт.
        - Ни разу не слышал, - Саня покачал головой, - у нас яблоки не растут.
        - Оно похоже на помидор, - я показала на большом блюде горку спелых томатов.
        - Помидор? Тоже не слышал!
        - Саня! Вот это помидор, - я взяла помидорину и покрутила его у него перед носом.
        - А! Так это томат.
        - Согласна, томат. А если по-русски, то помидор.
        - А как яблоко по-английски?
        - Apple, - сказала я.
        - А! Ну так apple я знаю! - обрадовался Саня. - Это американская компьютерная фирма. Еще Нью-Йорк так называют - Big apple. И все-таки непонятно, как ты apple хочешь съесть.
        - Ладно. Покажу тебе в России яблоневый садик. У нас на даче! На деревьях растут яблоки. Кра-си-вы-е! - Я закрутила головой. - Слушай, Саш. - Я вспомнила свои размышления в Варадеро по поводу всякой растительности. Ну и нашу дачу вспомнила. - На Кубе все так прекрасно растет. Ну, кроме яблок. Почему у вас нет огородов?
        - Чего нет?
        - Таких маленьких полей рядом со своим домом. Каждый кубинец мог бы выращивать картофель, поми… томаты, огурчики… И никто бы не голодал! Ведь это просто!
        Саня удивленно смотрел на меня.
        Потом сказал с тем же удивлением:
        - Джень! А никто не догадывается! Ты первый человек, кто об этом подумал. Ты такая умная, Дженя, - Саня посмотрел на меня с большим уважением. - Придумала очень чудесно!
        Нечто яблочное я в ресторане все же отыскала. Яблочный сок. Не фреш, конечно (раз яблок нет), сок был налит в кувшин из пачки. Но я удовлетворилась, выпив чашку любимого сока. Угостила и Саню. Ему понравилось. Я дала ему отпить из своей чашки, а он раз - и все выдул. Пришлось мне снова чашку наполнить. Он снова попросил, чтобы я его угостила.
        - Ну уж нет, - сказала я. - Сам наливай. В свой стакан. Вон, целый кувшин стоит! - я кивнула в сторону столика с соками.
        - Из твоей чашки - вкуснее, - упрямился Саня.
        - Перебьешься.
        Я отвернулась, глянь - а моя чашка снова пуста. Санька выдул.
        - Ах, ты так! - Я изобразила на лице свирепую мину, а он захохотал и выскочил на улицу. Я за ним погналась, догнала, как застучу по спине! Он поймал мои руки и держит… Хохочем оба, как ненормальные… У него челка на лбу, глаз закрывает, он ее сдувает… Я вырываюсь, он не пускает… И смеется тоненько так. А в глазах прыгают бесенята.
        Он стал дурачиться! Ой, наконец-то! А то был таким напряженным. И мне это напряжение передавалось. Вспомнил, что ему шестнадцать, а не сто двадцать пять годиков.


        На следующий день морской катер повез нас на фантастический остров. Может, это даже риф был, не знаю! А катер был вовсе и не катер, а машина времени! Ой, мне так показалось! Потому что мы очутились в Юрском периоде Земли, когда на ней жили динозавры. Мы заплатили капитану за это удовольствие всего двадцать долларов! Даже машина времени на Кубе стоит копейки. Из пассажиров на катере были только мы с Рыжим. На большущем катере с палубой и салоном! Суперпотрясно! Мы наслаждаемся скоростью, лазурью воды и свежими брызгами в лицо.
        Мы едем в гости к динозаврам! Живым, не игрушечным, не макетам! На Кубе до сих пор водятся динозавры! Ура!
        Они тоже были прописаны в папином маршрутном листе. Да и папа сказал, когда я была у него в больнице, что это потрясающе интересно.
        - Не пропусти, доча! Это фантастика!
        Согласна, фантастика! Суперпотрясно! Во-первых, риф состоял из окаменелостей невообразимой древности - огромных закрученных вокруг себя раковин с выщербленными краями, как будто их откусывал великан. Были тут гигантские раковины совсем уж фантастической формы, которую даже описать невозможно. Можно только нарисовать, да и то с трудом, потому что они формой посложнее, чем японские иероглифы. А еще под кустами валялись огромных размеров разнообразные окаменевшие моллюски. И все это гигантское, древнее, окаменевшее, беспорядочно наваленное друг на друга, до белизны отмытое морем за миллионы лет, создавало необыкновенный, прямо-таки неземной пейзаж. И по всему этому фантастическому ландшафту бродили стада маленьких динозавров!
        Каждый размером с большую кошку. У них маленькая головка, длинный хвост, шипы по всему позвоночнику, мощные ноги с острыми когтями. Вид этих монстров, даже таких маленьких, устрашает. А если б размером с дом?
        Это игуаны.
        Они перемещались по всему острову-рифу, переваливаясь с боку на бок, яростно шипели, что-то подбирали с земли, гонялись друг за другом и грозно посматривали на нас крохотными глазами.
        - Дженя, игуаны - ровесники динозавров, знаешь?
        - А ты откуда знаешь, ведь ты не орнитолог, не ботаник и не зоолог!
        - В школе учили. Игуаны живут только у нас, на Кубе!
        - Почему же они не вымерли вместе с динозаврами?
        - Да кто ж их знает! Надо спросить!
        - Эй, козявка, ты почему такая живучая? - спросила я одну тварь, пытаясь ухватить ее за хвост. Та увернулась и удрала.
        Стоило поднести руку к любой твари, как она угрожающе шипела и вперевалку кидалась наутек. Твари довольно ходко бегают! Я не смогла догнать ни одну, да это и невозможно, потому что игуан тут было тысячи и приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить, не сделать больно ни одной твари. Мы все-таки побегали за несколькими, пытаясь догнать, они шипели по-змеиному и убегали, прячась в камнях и под раковинами.
        - Откладывают себе яйца и плодятся! Откладывают и плодятся! Их тут миллионы! Что им тут еще делать? - громко рассуждал Саня.
        - Здесь живут только игуаны? И больше никто?
        - Никто!
        Некоторые рептилии неподвижно грелись на солнце и сами становились похожими на древние изваяния.
        - Сань, зачем нам машина времени? Мы перенеслись на миллион лет назад! Прикинь? Суперпотряс!
        Кроме нас, водителя катера и игуан, здесь не было ни души. Ради одного этого дня стоило приехать на Кубу!
        Нас предупредили, чтобы мы взяли апельсинов. Эти твари их любят. Ну что, покормили динозавриков. Сане одна тварь палец прокусила до крови, когда он не очень расторопно подал ей дольку цитруса. Саня кровотечение в воде остановил. Мне он все больше нравился. Как он треплет свою челку. Накрутил на палец и дергает. И не больно?
        - А чем же они тут питаются? - спросила я. Ни травы, ни цветов, ни кустов, ни кузнечиков каких-нибудь на острове не наблюдалось. - Кто их тут апельсинами кормит?
        - Фруктами, цветами, насекомыми они питаются, - ответил Саня. - Это ведь не весь островок…
        Обратно ехали - душа пела. Да и как же не петь - побывали в Юрском периоде, а сейчас вот мчимся по неизвестно чему, водное пространство не очень широкое, похоже на речку. Справа мангровые деревья, целые рощи, толстые-претолстые корни деревьев уходили в воду, их, наверное, штук сто у одного только дерева, и не разобрать, где кончается одно и начинается другое. На них хоть хижины строй, до того они кажутся прочными.
        И опять мне было радостно, что нас на катере только двое! Рулевой крутил себе штурвал, а мы с парнем перенеслись из Юрского периода в двадцать первый век. Склонились над моим сотиком. Я учила Саню пользоваться телефоном. По назначению им пользоваться было нельзя (а не слабо ли - из Юрского периода в двадцать первый дозвониться, а?) - связи по-прежнему не было, но фотоаппаратом, играми, книжками - пожалуйста! В отелях я телефон подзаряжала. Саня был в восторге от телефона, как и от компьютера.
        - Счастливые! У нас ничего такого!
        - Счастливые! У вас все впереди!
        Решено. Перед отъездом подарю ему свой телефончик. Прямо с симкой оставлю. У меня дома еще один есть, старый. Ой, моя симка ему ни к чему, тут нужно кубинскую покупать. Дорогую, между прочим. У них тут только один кубинский оператор.
        А на острове мы пофоткались. И Саня вместе с игуанами в кадр попал. Стоит такой простой и челку рыжую крутит. А вокруг динозавры размером с кошку…
        Я заметила, как парень достал из кармана двадцатидолларовую купюру и хотел отдать капитану.
        - Сань, спрячь. Я отдам свои деньги.
        Я ведь уже знаю, что двадцать долларов - это зарплата за целый месяц! Зачем ему тратить такую крупную по кубинским меркам сумму? Я отдала хозяину катера свою денежку, а вечером в своей суперхижине увидела, что двадцатидолларовую бумажку Саня все-таки кинул в мой рюкзачок. Да, он явно не похож на Хосе. Веснушчатый, с родинками на руках - кажется, он серьезно нравится мне! И внешне - тоже! Он будет даже посимпатичнее Никиты Преснякова!


        Ой, так все было отлично, мне уже хотелось видеть Саню в любую минуту дня, мне с ним было спокойно и здорово, мне нравилось смотреть в его голубые глаза, на его длинные светлые ресницы, или на то, как он хочет вырвать с корнем свою дурацкую челку, которая ему, кстати, очень идет, или как он тоненько смеется… Но тут случилась неприятность. Неприятности всегда неожиданно сваливаются на голову, как будто в небесной канцелярии, в которой не только добрые, но и злые силы работают, кто-то сильный и злой устраивает гадости, когда у человека все слишком уж благополучно. Наверное, чтобы люди не расслаблялись.
        Это было так. С утра после завтрака мы купались и загорали, а потом Саня побежал в свою хижину. Ну мало ли - по личным надобностям отлучился. И тут недалеко от меня причалила моторная лодка - есть тут такое местечко, где причалить можно. И вдруг слышу - оттуда кричат по-русски! Я по-русски ни от кого ни слова, не считая Сани, целую неделю не слышала, а тут - целая фраза:
        - Ээй! Люди-и на суше-е! - Я так и обмерла от восторга. Суперпотрясно! Так я, оказывается, по русским людям соскучилась! Как будто мой родственник с лодки кричал, честно!
        На носу лодки стоял и махал рукой какой-то парень. Я с готовностью поскакала к нему:
        - Здрасьте! Вы что-то узнать хотели?
        - Привет-салют! - парень засмеялся. - Ты, что, русская? Вот здорово! Я ведь просто так крикнул! Даже не думал, что здесь кто-то по-русски поймет!
        Парень высокий, брюнетистый. У него были черные плавки-шорты с красной полосой поверху. Плечи закрыты какой-то светлой тканью и завязаны узлом на груди. Перезагорал, по всему видно. Щетина на пол-лица. У брюнетов всегда так - день не побреются, уже - ежики.
        - Ты из России? Из Москвы? - спросил брюнет и, поглядев на меня, воскликнул - Ух ты! Какие у тебя глаза! Как море! Ты с кем тут? Неужели одна?
        - Нет, я с братом.
        Неправда, конечно. Но слишком долго объяснять правду. Какая ему разница, собственно…
        - Меня Сергей звать.
        - Женя.
        Мы радостно пожали друг другу руки.
        - Женя, а правда, ты знаешь о том, что у тебя красивые глаза? - Парень весело глядит на меня, качает головой из стороны в сторону и прищелкивает языком. - Тебе говорили?
        - Я знаю, что они синие. Спасибо.
        Еще никто не восхищался моими глазами! Ни один человек. Очень приятно!
        - Хочешь, синеглазка, во-он до того островка прокатиться? - Сергей показывает в море на скалистый маленький островок.
        - Хочу! А надолго? - я оглядываюсь на наши хижины. Где там Саня застрял? Надо у него отпроситься или хотя бы поставить в известность!
        - Нет, не долго. Просто прокатимся. Туда и обратно! Давай! Я на час лодку зафрахтовал!
        Прокатиться на быстроходной лодке в открытом Карибском море! Ой, конечно, хочу! А кто не хочет?
        Но Саня будет волноваться, когда увидит, что я исчезла. Я нерешительно мнусь у воды, все мои взоры - в сторону домиков под пальмовыми крышами.
        - Скорей решай!
        Подал мне парень руку и ждет с протянутой рукой. А была не была! Прокачусь!
        Сергей помог забраться в лодку, где у штурвала стоял капитан-кубинец с сигарой во рту. Затарахтел двигатель.
        - Ты давно из Москвы? - спросил Сергей, перекрывая голосом гул мотора.
        - Неделю назад приехала!
        - А я вчера прибыл! Только не из Москвы, через Берлин добирался. И сразу сюда! Я Гавану не очень! Здесь лучше.
        Я согласно закивала. Конечно, лучше! Какой разговор! В Гаване нет пляжа!
        Помчались! Вау, как прекрасно! Лодка наша нос высоко задрала, казалось, еще минута - взлетим! Брызги в лицо - водяные, солнечные! И снова я подумала - как все-таки прекрасно жить на свете! Суперпотрясно жить!
        Но всей душой восторгаться морским полетом мешало сознание того, что я оставила Саню в неведении. Я оборачивалась назад в надежде его увидеть. И увидела: на берегу мелькнула маленькая фигурка. Я замахала руками, закричала изо всех сил:
        - Саня-а-я! Я ту-ут! Я верну-усь скоро!
        Вряд ли он услыхал. Шум мотора перекрывал все. Но совесть моя немного очистилась. Он меня видел! Он понял, что это я уплываю!


        Когда я вернулась, а вернее, когда меня вернули на берег, Саня был еще там - я видела с лодки. Сидел на песке, в футболке и джинсах. А когда я спрыгнула в воду и направилась по мелководью к пляжу, он вдруг вскочил и большими журавлиными шагами зашагал к хижинам.
        - Саня!
        Он слышал, ой, конечно же, но даже не обернулся. Не захотел принять моих объяснений! Ну и подумаешь. Ну и пускай. Буду, что ли, бегать за ним. Я зашла в свою суперпупер хижину, переоделась в цветастый коротенький сарафанчик - не все же время в шортах ходить - и на обед зашла за Саней, как делала всегда. Он лежал в гамаке с отрешенным лицом. Даже взглядом на меня не повел!
        - Обедать пошли, Саш. Ты что, спишь?
        И вдруг он приподнял голову, опустил одну ногу на настил крыльца и разразился такой гневной тирадой по-испански, что я рот раскрыла от удивления. Я не понимала, конечно, что он говорит, кроме того, что это была откровенная ругань.
        От неожиданности я захохотала.
        - Вот как ты умеешь, да? Что ты сказал - переведи!
        Саня вывалился из гамака прямо мне под ноги и так, на карачках, боком, уполз в свой номер, как злой-презлой краб.


        Я отправилась на обед одна. Шла и тоже злилась.
        Что, я не имею права покататься на лодке? Каких-то пять минут всего и каталась! Ой, пусть не пять минут, пусть полчаса! И что - за это уничтожать презрением? Подумаешь, гордый идальго! Слушаться я его должна, да? Я ему не жена и не подруга. Перебьется! Он меня просто сопровождает!
        В ресторане был этот самый Сергей, с лодки.
        - А где твой братишка, синеглазка? Ну, у тебя и глаза! Синей, чем Карибское море! - Сергей восхищенно глядел на меня. - Ты случаем не придумала своего брата? А хочешь, я буду им?
        - Нет, не хочу.
        На самом деле мне Сергей нравился. Нравилось его мужественное лицо с щетиной на подбородке и щеках, его мужественная фигура. По сравнению с ним Саня был вообще мальчишка.
        Но я, конечно, расстроилась, что Саня со мной не пошел и даже не захотел меня слушать. Его ругательный запал развеселил меня только на пять минут. Настроение было неважное.
        - Давай, синеглазка! Принимай предложение!
        Ой, пусть он от меня отстанет! Чего пристал?
        - Сергей, - сказала я, накладывая себе салатика, в то время когда он делал то же самое. - Если я его даже придумала - какая тебе разница? - Я налила себе апельсинового фреша и направилась к столику у перил, огораживающих ресторан от берега.
        - Грубишь, - заметил парень. - Тебе это не идет, синеглазка. - Сергей с тарелками в обеих руках шел к тому же самому столику, который выбрала я. Здесь было всего два места.
        - Тут занято, - поспешно предупредила я с сердитостью в голосе.
        - Брат. Понятно. Не претендую. - Парень поставил тарелки на соседний столик и спросил - Не хочешь дайвингом позаниматься, Женя? Надеюсь, брат не будет против.
        - Я нырять не умею, - сказала мрачно, доставая из салфетки столовые приборы.
        - Научишься! Быть на Кайо-Ларго и не нырять? - Сергей удивлялся и крутил головой. - Я сюда из-за дайвинга езжу. Тут в главном корпусе дайвинг-центр на первом этаже. Снаряжение, всякое такое. Приходи завтра с утра, поныряем. Я тебя поучу. Буду твоим инструктором, синеглазка.
        Про дайвинг я слышала много хорошего. И не прочь была бы им заняться. Злость моя стала улетучиваться. А почему бы и правда мне с Сергеем не понырять? Я хочу поучиться!
        - Я не знаю…
        - Заплатишь куков десять за снаряжение в центре, и нырнем с тобой в подводную пещеру. Тут, рядом. Ты такой красоты не видала! Ахнешь! Такие рыбы, водоросли - сказка! Рыбы яркие, как конфетные фантики.
        - У меня куков нет, только доллары.
        Куки - это конвертируемые песо, но папа сказал, что не обязательно их менять, я и не поменяла.
        - О, доллары тоже сойдут, их тут еще больше любят. Так придешь завтра? В девять утра, в дайвинг-центре. Там по-английски на дверях написано, сумеешь прочесть?
        - Да уж как-нибудь. Спасибо.
        - Буду ждать.
        И замолчал.
        Ой, почему не пойти-то, а? Почему не поучиться? Научусь нырять - папа рад будет!
        Я строила планы… И уже совсем забыла про Саню! А когда вспомнила, то подумала, что он же… он же… просто сопровождающий… Всего-навсего! Наверно, это и называется женским коварством.


        И тут Александр явился. В длинных брюках и синей футболке. При полном параде, словом. У него вообще всего две футболки с собой - синяя, новая, которая ему очень идет, и поношенная зеленая, с прорехой под мышкой.
        Я поглядела на Саню, потом на Сергея. У Саньки безусое лицо с ясными глазами. На лбу знаменитая рыжая челка. Иногда он прилизанный, иногда растрепанный. Санька ее постоянно терзает, то прилижет, то растреплет. По сравнению с Сергеем - высоким, стройным, с волосами до плеч - Санька настоящий ребенок. И фигура у Сереги мужская, спортивная, сформировавшаяся. Ему лет двадцать уже. Он увидел тщедушного Рыжего, идущего к моему столику, и перевел взгляд на меня, высчитывая, кем же мы друг другу приходимся на самом деле. А Саня подошел к столику, поставил на него свои тарелки с едой и сказал мне серьезно и тихо, почти прошептал:
        - Больше никогда так не поступай.
        - Не понимаю - как?
        - Ты умчалась неведомо с кем неведомо куда и мне ничего не сказала.
        - Тебя не было на пляже.
        - Надо было подождать. А если кто-то ждать не хотел - не надо было с ним ехать! Мы же договаривались: все делать вместе! Забыла?
        - Ладно-ладно, не буду больше, успокойся. Кстати, этот кто-то - вон сидит, напротив. Он из России.
        Саня перевел взгляд на Сергея, то ли кивнул ему, то ли мне просто показалось, и продолжал:
        - Еще раз так поступишь, я уеду в Гавану. А ты оставайся одна со своими соплеменниками.
        Так и сказал - «соплеменниками».
        Сергей все это видел, конечно, и слышал. Его столик соседний.
        - Эй, малец, - сказал он, коротко взглянув на Александра, - это я виноват.
        «Малец!» - ничего себе он к Сане обратился. Ему же все-таки не четырнадцать лет!
        Александр как будто не услышал. И правильно сделал. Он не малец. Склонился над тарелкой и стал молча есть. А может, он и не знал, что означает слово «малец». Ой, да скорей всего так.
        Сергей больше не обращал внимания на моего спутника. Быстро пообедал и вышел, кивнув мне на прощанье.
        - Я жду, синеглазка! - напомнил он. - Завтра в девять утра.
        - Хорошо.
        Сергей вышел - высокий и стройный. Смотреть на него было приятно.
        - Синеглазка! - повторил Саня, усмехнулся и удивленно завертел головой. Взглянул мне в лицо, наверно, проверял, какого цвета мои глаза. - Ха!
        - А что? - с вызовом спросила я. - У меня синие глаза! А ты не замечал?
        - Да пусть хоть красные! - Саня снова склонился над едой.
        - Сань, меня понырять приглашают, как - согласиться? - спросила я, решив не обижаться на этого просто сопровождающего и принимаясь за послеобеденное мороженое. - Со снаряжением.
        Саня молчал.
        - Видишь, с тобой советуюсь, сама ничего не решаю… Эй! С тобой разговариваю вообще-то! Александр!
        - Как хочешь, твое дело, - нехотя бросил парень. - А ты что, занимаешься дайвингом?
        - Я не занимаюсь дайвингом, я хочу узнать, что же это такое.
        - Узнавай, - равнодушно сказал он. - С этим типом? - он кивнул в сторону выхода, куда удалился Сергей.
        - Да. Его Сергеем звать.
        - Да пусть хоть игуаной!
        Мне очень понравилось имя Игуана по отношению к Сергею, и я захохотала. И осеклась, встретив строгие взгляды входящей в зал пожилой немецкой пары.
        Саня помолчал и добавил:
        - Мне-то что? Мне все равно. Акул не боишься?
        - А что, есть возможность с акулами встретиться?
        - Да запросто!
        - Ой!
        - Подумай, - Саня опять нахмурился, а потом мрачно спросил - После обеда пойдем на велосипедах кататься? Ты умеешь?
        - Принято, Сань! Это вообще мое самое любимое занятие! Молодец, что придумал!
        Он мрачновато, одним уголком губ улыбнулся.
        - Вообще-то я и сам мог бы тебя нырять поучить, - сказал он после паузы.
        - А что ж ты молчал?! Я ведь уже пообещала Сергею!
        У меня дурная привычка - выполнять обещания. Если я не сделаю того, что пообещала кому-то, внутрь меня вставляется стальная пружинка. И она не распрямляется до тех пор, пока я не выполню обещанного. И держит меня в жутком напряге. Так что завтра в девять ноль-ноль я отправлюсь в дайвинг-центр, чего бы это ни стоило.
        Проживающим в отеле велосипеды, скутеры, мотороллеры, космические корабли бесплатно. Сорри, космические корабли будут попозже.
        Байки нам выдали новенькие, крутые. Я вывела свой на велодорожку. Саня меня уже поджидал, хотя упорно не смотрел в мою сторону. Он на меня все еще злился и разговаривал неохотно, сквозь зубы. Какой ревнивый кабальеро! Ой, просто невозможно ревнивый! Это в то время, когда он не имеет на ревность никаких прав!
        И я решила уехать от него далеко-далеко, на самый край острова. А он пусть где хочет катается один-одинешенек.


        Я на велике сто лет не каталась. В последний раз садилась, когда мне было тринадцать. Воспоминание о детстве - вот чем был для меня велосипед. Я немного боялась, что уже и кататься-то разучилась, но нет - довольно резво вскочила на раму. И понеслась. Оглянулась - Саня несся за мной. Никуда мне от него не уехать!
        Асфальтовая лента безлюдной дороги неслась подо мной с дикой скоростью. Было жарко, но так хорошо, так душевно жарко, когда нежишься телом, когда после зимы. После зимы, морозов - хорошее долгожданное тепло… И снова на меня нахлынуло удивление. Да где же я? Неужели на Кубе? На Кубе, на далеком-предалеком острове, почти на другой планете. Нет, это же просто обалденное чудо! Суперпотряс! Может, для того и существуют жаркие страны, чтобы жителям других, зимних государств можно было нырять в них из своих глубинных сугробов. Только чтобы временной отрезок перехода из «туда-сюда» был короткий, чтобы только самолетом, а еще лучше - ракетой. Из холодов - бац! - в тепло и зелень…


        По бокам дороги проносятся незнакомые деревья, как незнакомые приветливые люди, ой, а вот и знакомые, похожие на наши сосны, стоят длинным рядком справа.
        Надо обязательно поздороваться с этими знакомцами, подержать за ветки, растереть листья, иголки - или что там у них - в пальцах, понюхать, попробовать на вкус…
        На моем байке несколько тормозов - ручной, ножной, но… я забыла о них напрочь, я перекинула ногу через раму и спрыгнула на землю, почему-то рассчитывая, что велик тут же остановится тоже…
        А он, коварный, катился себе дальше. И тащил меня по асфальту со всей своей бешеной скоростью. Два шага я пробежала за ним, потом земля перед глазами завертелась, я выпустила руль и со всего размаху рухнула на асфальт. Велик грохнулся на меня сверху.
        Приехали!
        Рядом приземлился Саня. В отличие от меня, он о тормозах помнил. Он стал меня поднимать, и на его лице я прочла огромное сочувствие к моим новым болячкам.
        - Сильно ушиблась?
        - Ну и что, ну и ничего, и ничего не случилось, - я криво поднялась, криво усмехнулась, шипя от боли в разных местах тела. Потом нервно засмеялась. А из глаз текли слезы. Больно-то как! Локти были разодраны, ранки набухали, из них показалась кровь. Жгло неимоверно, но я мужественно терпела, только шипела и от боли кусала губы. Ой, вот и на щеке кровь - и щека ободрана тоже! Какая я сейчас, вероятно, красавица!
        Но главное - колено! Кожа была снесена до мяса и рана зловеще сверкала на солнце.
        Ну почему, почему, почему я такая невезучая? Почему мне не везет на чудесном Карибском море? За какие грехи меня наказывают небесные силы? Кровь текла по ноге в кроссовку… Саня быстро скинул футболку и разорвал ее по швам. Свою красивую синюю футболку!
        - Саня, зачем?
        - Странный вопрос, сеньорита…
        Он перевязал мое колено полосой футболки, оставшись по пояс голым.
        - Спасибо, сшшшшш… Где ты так научился перевязывать? Сшшшшш… Прямо как в больнице сшшшшшш… медицинский брат Ро… Родригас. Сшшшш…
        Я шипела, как гусь, от боли.
        - Нас в школе учили. Дети революции должны уметь перевязывать раны. Че Гевара учил… потерпи. Пройдет.
        И он взял и погладил меня по щеке. По той, целой. Как маленькую. Как большой.
        - Ты уже не злишься на меня, да? - с надеждой и слезами в голосе спросила я.
        - Конечно, нет…
        - Спасибо, амиго.
        Мы долго ковыляли до пункта проката. С перевязанным коленом быстро не побежишь. Я хромала. Да и спешить было некуда и незачем. Велосипеды вели за рули. Жгло содранные локти и щеку. Локти покровоточили и перестали, как и щека. А вот колено… Через повязку просочилась кровь. В медпункте, который оказался неподалеку от хижин, мне ничего не сказали. Дяденька врач или фельдшер покачал головой, молча промыл глубокую ссадину перекисью водорода и залепил широченным пластырем.
        - Зря, - сказал Александр, увидев пластырь, - а как потом снимать?
        - Ничего, там марлечка посередке, - я взглянула на него виновато. - Извини, Александр, испортила нашу прогулку.
        И подумала: а вчера испортила купание. После того как я набила шишку, мы больше не заходили в воду. Да. Я самая неуклюжая девчонка на свете!
        - Не везет тебе на моем острове, - грустно произнес Саня. - И я очень… как это сказать… тобой переживаю.
        - За тебя переживаю, - поправила я.
        - Си, за тебя…
        Мы сидели на крыльце Александра и тоскливо смотрели на море. О том, чтобы купаться с такой ногой, не могло быть и речи. Конечно, Сашка мог и один сходить искупаться - в такую-то жару. И я ему это предлагала. Но он сказал:
        - Мы решили все делать вместе. Я один не пойду.
        - Спасибо. Я вам очень признательна, сеньор.
        Море шумело, солнце палило, временами я трогала поцарапанную щеку и чувствовала себя разнесчастной. И все представляла, какая я перед Рыжим красавица с покорябанной-то щекой… Я специально села так, чтобы ободранная щека была с другой стороны от него.
        И тут вспомнила про Сергея.
        Ой, как же я завтра буду нырять с ним? Может, не ходить? Но мне хочется! Он такой симпатичный! И ведь я обещала! Я хотя бы с ним просто встречусь, что ли… Надену длинные брюки, приду пораньше и буду ждать у дайвинг-центра, чтобы он не видел, что я хромаю. А может, до завтра все у меня пройдет. Ну, вдруг?.. Бывают же чудеса…
        А вечером было Рождество.
        Прямо под звездами на берегу моря расставили столики с длинными скатертями до земли. Скатерти белые, накрахмаленные. На каждом столике канделябр с тремя свечами. Официанты их торжественно зажгли. На столиках - свечи, на небе - звезды. Вот и золотая пирога показалась из волн: тоненький-тоненький месяц.
        - Сань, надо копеечку показать! Скорее! У тебя есть? - заволновалась я.
        - Что такое - ко… пее-чку?
        - Есть у тебя песо? Хотя бы одна монетка?
        - Да, конечно!
        Он порылся в кармане джинсов и вытащил монетку в пять песо. Она у них какая-то неровная, как будто в круг вписан многоугольник, который краешком выходил наружу.
        - Что надо сделать, Дженя?
        - Покажи ее месяцу!
        - Зачем?
        У меня с собой не было русских денег. Я отобрала у Сани монетку и выставила ее на обозрение небу.
        - Все! Теперь в этот месяц ты будешь богатый. Будут деньги водиться. Такая у нас примета!
        Саня засмеялся.
        - Очень чудесно! Как легко становиться богатым! Спасибо, буду знать.


        Вся наша немецкая деревня собралась на празднование Рождества. Мы с Саней сели за столик. Он был в зеленой, с дельфинами, т-shirt [12 - Футболка (англ.).], я - в толстовке, в ней, по крайней мере, ободранные локти не видны.


        Народ был разодет в пух и прах в отличие от нас. На женщинах жемчуга и меха, на шеях и в ушах бриллианты. Немцы нарядились! Рождество - самый главный для них праздник. Даже старенькие прихорошились. Старенькая пара - муж с женой - сели за наш столик, спросив у нас разрешения. Мы переглянулись и благосклонно разрешили им сесть. Старичок был в костюме с галстуком, старушка в длинном бархатном платье. Жемчуг в три ряда спускался с морщинистой шеи на грудь.
        Свою левую поцарапанную щеку я прикрывала ладонью. Как будто у меня зубы болели. Под мышкой на футболке Сани была прореха, он ее не скрывал, может, даже и не знал, что там у него порвано. Надо ему сказать. Словом, после велосипедной прогулки мы оба выглядели хуже, чем до нее. Вид у нас был совершенно нереспектабельный, непраздничный. Коленку я спрятала под брюки, локти - под толстовкой, щеку - под ладонь.
        - Саня, как я выгляжу? - спросила я, не опасаясь, что нас услышат, никто тут по-русски не понимал. - Жутко, да?
        - Ты здесь самая красивая девочка! - воскликнул Саня, ни секунды не поколебавшись.
        - А если не врать?
        - Неправильно выразился? Хорошо… Ты здесь самая красивая женщина!
        - А если не врать?
        - Ну… я не знаю, как правильно… Ты здесь самая привлекательная… рыба! Так подойдет?
        Я засмеялась.
        - Ладно, замяли. Пусть буду красивой рыбой. Вау, смотри! Жареный поросенок! - я указала на общий стол закусок.
        - Это, кажется, свинья? Это вкусно?
        - Это маленькая свинья, поросенок. Представляешь, я его не пробовала ни разу в жизни.
        - Я тоже. Хочешь попробовать?
        - Конечно! Уже ради этого стоило приехать на Кубу!
        - Ради маленькой свиньи?.. Эээ… Как ты сказала? Просенка?
        - Поросенка! Да, хочу попробовать. А больше нигде не светит поесть его. В Москве в ресторанах жареные лягушки - пожалуйста, устрицы всякие, осьминоги - пожалуйста, а поросенка нет.
        Чернокожие официанты принесли виноград, папайю. В бокалы разлили сок и вино. Колебались язычки трех свечей в канделябре.
        - Почему вы, дети, одни? - вдруг спросила пожилая немка за нашим столиком. И поправила в ухе бриллиантовую сережку. До этого они негромко переговаривались с мужем, и казалось, не обращали на нас никакого внимания. - Где ваши родители? - она говорила с улыбкой, но голос ее был довольно строгий, и получалось как-то ехидно. Спрашивала она по-английски, и я тоже ответила по-английски:
        - Мы не дети. Нам по шестнадцать.
        - Самый опасный возраст. И нужно быть с мамой и папой. Вы - брат и сестра?
        Мужчина ковырялся вилкой в салате. Похоже, он не разделял мнение своей супруги о том, что мы должны быть с папой и мамой.
        - Нет, - честно ответил Саня. А я пожала плечами. Пусть думают что хотят! Саня наклонился ко мне и прошептал:
        - Джень, давай удерем от них?
        - А ведь больше некуда сесть, все столики заняты.
        - Совсем удерем!
        - А жареный поросенок?
        - Да ну его, Джень! Пусть они едят! - он посмотрел сначала на старушку, потом на старичка.


        Мы вскочили со стульев. Саня даже стул уронил от порывистости. Вернувшись, поднял, извинился:
        - Сорри.
        И мы похромали на берег моря.
        - Конечно, Сань, тебе не жалко уйти от праздничного стола. Ведь вы не отмечаете Рождество!
        - Не отмечаем. Мы в бога не верим.
        - А у вас столько церквей в Гаване!
        - В прошлом кубинцы были католиками. А сейчас мы не верим.
        - А во что верите?
        - В социализм. В революцию.
        - Революция была в пятьдесят девятом году. Сто лет прошло.
        Саня поднял попавшийся под ноги камушек и запустил его в мелкие волны.
        - Джень, знаешь, я тебе скажу, но это на нашем острове секрет. Не на Кайо-Ларго секрет, а на всем острове Куба. Ты умеешь хранить секреты? - он дружественно толкнул меня плечом.
        - Умею, - ответила я таким же толчком.
        - Я не верю в революцию и в социализм. Я не люблю Фиделя. И никто из молодых его не любит, - Саня запустил в волны еще один камушек.
        - Но почему, Саша?
        - Мы не хотим жить в бедной стране… Фиделя любят его ровесники и люди чуть-чуть помоложе. Дед мой - его фанат. А мы - нет.
        - Тот парень, в Гаване… Хосе. Он то же самое говорил. И хотел убежать в Америку. Ты тоже хочешь?
        - Нет. Я не убегу. Я слишком люблю Кубу.


        Погода на Кубе всегда хорошая. Туч почти не бывает. Ночью всегда просыпаются звезды. Море не замолкает ни днем ни ночью. Оно вечно молодо. В начале пляжа установлен одинокий зонтик, покрытый рыжими, как волосы Саньки, пальмовыми ветвями. Он тут как страж берега. А под ним единственный лежак. Мы сели на этот лежак.
        - Спой что-нибудь кубинское, Сань.
        - Хорошо.


        И он запел тихонько. Я думала, кубинские песни веселые, но эта была грустная. Тихая. Я ее слышала, и не раз, она была очень известна, но в устах Сани прозвучала почти незнакомо и немного печально.
        Беса ме… беса ме муче…

        Пел он, обняв руками одно колено. Взгляд сначала в землю устремил, голова его постепенно поднималась, вот он в море смотрит, выше, выше, на звезды… а потом он руку на мое плечо положил, и я не отстранилась, не хотелось мне портить песню… как-то она здорово улеглась под рокот моря и шум волн. И вообще было приятно.
        - Очень красиво, Саш… а перевести сможешь?
        - Си. Это легко… это про любовь, надо жарко и сладко целоваться…
        - Взрослые песни поешь, амиго.
        Он убрал руку с моего плеча и посмотрел на меня строго. Конечно, было темно, но звезды и месяц светили, и я уловила его взгляд.
        - Взрослые! Эту песню написала школьница Консуэло Веласкес, ей было шестнадцать лет.
        - Как нам сейчас! Ничего себе! Правда?
        - Да. Она из соседней страны, Мексики. Но она умерла уже.
        - А песню весь мир знает. Песню, выходит… школьницы?
        - Си, так выходит… Теперь ты спой что-нибудь русское.
        - Я плохо пою.
        - Я тоже.
        - Нет, ты поешь замечательно. Вы, кубинцы, все музыкальные. Всё музыкальное и танцевальное вы делаете классно. Ой, ладно, попробую.
        И я запела тоже тихонько:
        Отчего так в России берёзы шумят,
        Отчего белоствольные всё понимают,
        У дорог, прислонившись, по ветру стоят,
        И листву так печально кидают.
        Я пойду по дороге, простору я рад
        Может, это лишь все, что я в жизни узнаю,
        Отчего так печальные листья летят,
        Под рубахою душу лаская.
        А на сердце опять горячо, горячо,
        И опять, и опять без ответа,
        А листочек с берёзки упал на плечо.
        Он, как я, оторвался от веток…[13 - Музыка Игоря Матвиенко, слова Мих. Андреева.]

        Эта песня нравилась и папе, и маме, и мне с Алишкой. Я ее часто про себя напевала. И с Алишкой мы ее пели. Шли по березовому скверу недалеко от школы и пели тихонько, держась за руки.


        - Очень чудесно, - проронил Саня и сжал мое плечо. Так мы и сидели, под звездами, обнявшись. - А березы - какие они?
        Я представила, а вернее, вспомнила, березы. Недалеко от нашего дома есть небольшой березовый сквер. И около школы есть. Берез в России ой сколько! Наверное, как пальм на Кубе, а может, еще больше. Сейчас, зимой, они голые, но все равно замечательные. И мне вдруг показалось, что они совсем не хуже кокосовых пальм. Пальмы красивые, и березы тоже, просто они разные. Пальмы с серыми стволами, березы - с белыми. Как люди. Одни чернокожие, другие со светлой кожей…
        - Они белоствольные, Саша.
        - Белый ствол? Совсем белый - как этот песок?
        - Да. И верхняя кожица на стволах - тоненькая, шелестящая, как папиросная бумага. Кору отогнешь - а под ней розовое, светлое… А по всему стволу черные пятна. А листочки, знаешь, такие мелкие, треугольные, и по краям - зазубрины.
        - Как у пилы?
        - Да, так примерно, только помельче.
        - Не могу даже представить… - уважительно произнес Саня.
        - Береза - символ России. Ты обязательно увидишь ее.
        - Ты правда думаешь, я смогу приехать к вам?
        Он спрашивал об этом в сотый раз! Значит, очень хотел приехать!
        - А почему же нет?
        - Это очень дорого.
        - Нет ничего невозможного, - сказала я по-взрослому, - я устрою так, что ты приедешь! - Я сразу вспомнила про папу, конечно. Что именно он в этом деле поможет.
        Мы помолчали.
        А потом мы шли по берегу на срезе волн, где легко было идти босиком, где ноги не проваливались в песок. Брюки я закатала. Обувь мы оставили под зонтом. Пусть охраняет наши видавшие виды кроссовки. Волны белыми птицами летели к нашим ногам. Задул ветер, и я подняла капюшон толстовки. И тут же почувствовала, как он наполнился ветром.
        - Ой, Саня, я, кажется, поняла, как люди изобрели паруса! - Я показала на свой наполненный ветром капюшон. - Ух ты! Суперпотряс!
        - Как будто бы трудно догадаться!
        - Для первого человека - конечно! - я была убеждена в этом. - Для самого-самого первого… Ты только представь - кто-то впервые догадался поймать ветер в одежду! И сообразил, как сделать парус на лодке! Это был гений! Он изменил мир! Ой, просто суперпотрясно! - я все больше распалялась от своей догадки. Я сделала большой шаг, опередив Саню, и пошла перед ним задом наперед, чтобы различать под звездами его лицо, и чтобы он видел мое. - Да, Саня, это не шутка, он и правда изменил мир, - я все более распалялась, - все стали путешествовать по земному шару, открывать новые земли! Этот кто-то был кто?
        - Первый открыватель?
        - Да, первооткрыватель! А потом кто-то увидел бревно!
        - Что такое - бревно, Дженя?
        - Это ствол срубленного дерева. Предположим, пальмы. И он выдумал колесо!
        - Тоже перво… открыватель! Гений! А кто-то хотел летать и прыгал с крыш с пальмовыми ветвями, привязав их к рукам!
        - Он разбивался!
        - Но кто-то снова хотел летать! И снова делал крылья!
        - Из чепухи!
        - А теперь ракеты, самолеты…
        - Дельтаплан!
        - А кто-то увидел, как пар поднимает крышку кастрюли…
        - И придумал паровоз!..
        - А кто-то…
        - И все они были гениями!
        - Первыми открывателями!
        - Первооткрывателями!
        - Это было чудо!
        - Хо-хо! Еще какое чудо! Очень чудесное чудо!
        - Йо-хо-хо!.. 15 человек на сундук мертвеца! - заорала я на весь берег.
        - И бочонок рома! - подхватил Саня.
        Я в удивлении замолчала. Уставилась на него и спросила:
        - Откель знаешь, амиго?
        - Дед напевал, когда я был маленький!
        - Ой, и мне тоже дедушка пел!
        - Так они же в одном классе учились!
        - Ой, ничего себе! Наши деды за одной партой сидели! Суперпотряс!
        Мы развеселились, как маленькие дети. Я хотела рвануть по берегу, пробежаться, но мое колено дало о себе знать.
        - Ой! Колено! Больно! Забыла!
        - Очень больно?
        - Нет, ерунда. Пройдет!
        - Джень, давай искупаемся!
        Мы встали близко друг к другу. Так близко, что могли бы обняться. Саня смотрел на меня сверху вниз. Я привстала на цыпочки и потерлась своим носом о его нос. Как тогда, на террасе в Варадеро, сделал он.
        - Искупаться-то ты сможешь? - прошептал он и обнял меня за талию. - Кровь уже не идет? Будет очень чудесно - морская вода полечит рану!
        - Про-де-зин-фи-ци-ру-ет, - по слогам прошептала я. - Йодом! - Я имела в виду, что в морской воде много йода. - Ночью искупаться? Са-аш?
        - Что? - прошептал он.
        - Ничего… Так хорошо сегодня. И Рождество. И настоящие звезды… Знаешь, Рождество у нас всегда связано со звездами. Родился Младенчик Христос. На небе загорелась звезда. Звезда Рождества. Она привела в пещеру, где родился мальчик Иисус, трех волхвов…
        - Кто такие волхвы, Дженя?
        - Странники. И волшебники в одном лице. Ну, они знали все. И поняли, что родился необыкновенный младенец.
        - Может, и сейчас она светит, - сказал Саня и поглядел в небо, - звезда Рождества.
        - Конечно, светит!
        - Искупаемся под ней, Дженя! - Он держал меня за талию, и я таяла от его прикосновений. Он снова потерся носом о мой нос. Может, на Кубе тоже целуются носами? Я слышала, есть в Африке такое племя. Только, по-моему, они носами здороваются, а не целуются.
        - Сань, я же не собиралась купаться. У меня нет купальника.
        - Да зачем он нужен! - Саня убрал руки с моей талии и сказал смущенно: - И вообще все равно ночь, я ничего не увижу. И если бы даже увидел, то что? И вообще я уже… тебя всю видел, - последнее слово он произнес тише, глядя в сторону.
        - Все. Купаться не буду, - строго сказала я. Повернулась и пошла в сторону хижин.
        - Почему? Что я такого сказал? - Саня с сокрушенным лицом тронул меня за плечо.
        - Ты сказал, что ты меня видел. Мне стыдно. Мог бы и промолчать.
        - Джень… Ты это… как сказать… не сердись, но ты была тогда очень чудесная. Мне это говорить… как это… тоже стыдно.
        - Почему? - удивилась я.
        - Не знаю. Думать не стыдно, а говорить - стыдно.
        - Ой, ну почему мы всегда стесняемся говорить хорошее?
        - Си, это так. Не знаю, почему.
        - А плохое - нет, не стесняемся, оно у нас на поверхности, раз - и выплеснули.
        - Может, потому, что хорошее - на глубине?
        - Хорошее на глубине, - повторила я. - А может, и хорошо, что оно на глубине? Что оно не выплескивается вместе с плохим и остается надолго, навсегда. А плохое - да и пусть выплескивается, не жалко! Ладно, давай искупаемся! Только ты отвернись, о’кей?


        Мы искупались. В воде у меня здорово саднили царапины, колено вообще сильно жгло. Но потом ссадины привыкли к воде и жжение прошло. Да и вообще, я не обращала на это внимания. Что такое купание ночью в море? Это одновременно купание в звездах. Потому что горизонта нет, небо и море слились, и я как будто плыла посередине мира…


        Хорошо парням - им не нужен купальник, купайся в чем есть. Саня шел, а потом плыл впереди. Он и правда не оборачивался. Но вот когда я заходила в воду, не торопясь, обнаженная, мне почему-то хотелось, чтобы он обернулся. Ведь он сказал, что видел меня… ну… всю… и что я… красивая… Вот пусть еще раз увидит! И в то же время я этого боялась. И я знала, что, если он только сделает это, я сразу спрячусь в волны. Обернусь пеной морской… ха! Тоже мне, Венера… пеной рожденная.
        Это ночное купание я запомню навсегда. Звезды светили прочно, ни одна не захотела сорваться. А то я бы загадала… я бы загадала… чтобы эта ночь никогда не кончалась.


        Купание ночью под звездами, наверное, в любом море прекрасно. В Черном, Средиземном, Адриатическом. И в Карибском. Я испытывала наслаждение. Потому что мы купались под звездой Рождества!


        Одевшись, мы, не торопясь, брели по берегу, держась за руки. Я представила это со стороны. Мы идем, два силуэта, соединенные руками. И этот сдвоенный силуэт похож на букву «М» - море. Или - мы. Или - мир. И этот рыжеватый парень с конопушками на лице и родинками на руках показался мне таким родным, каким не казался ни один парень в жизни. Не то что на всей Кубе. На всей земле.
        И когда я вспоминала, что завтра мне в девять нужно в центр по дайвингу, я понимала, что не хочу никакой встречи ни с каким Сергеем, пусть даже он во сто раз красивее Сани.
        Пусть красивее. Но ведь не роднее. Не ближе.


        И все же я пошла в этот центр. Раз уж я обещала.
        - Может, не пойдешь? - спросил Саша, провожая меня. - Давай я тебя сам поучу нырять.
        - Нет. Обещания надо выполнять. И точка. Я скоро вернусь, Саша. Я просто скажу ему, что не буду с ним заниматься.


        Я стояла и ждала Сергея у дайвинг-центра, чтобы отказаться от его инструкторских услуг.
        С поцарапанной щекой. С ободранными локтями. С разбитым коленом (правда, спрятанным под брюками). Я хотела, чтобы Сергей испугался меня в таком «полуразрушенном» виде! И вот он показался в конце коридора. Увидел меня издалека и расцвел.
        - Привет, синеглазка! - сразу помахал рукой.
        - Привет! - я помахала в ответ.
        - Что это с тобой? - спросил он, подойдя близко. И, увидев мою разукрашенную щечку, переменился в лице.
        - Упала.
        - Щекой на асфальт?
        - Да, именно. На асфальт. С велосипеда.
        - У-у, как тебе не повезло! Как же ты будешь ходить на дискотеки, малышка?
        - Дискотеки? Я и не собираюсь на них ходить.
        Он осмотрел меня со всех сторон - поцарапанную, как старый дом в Гаване, девчонку. Взял мою руку, поднял, поглядел на локоть. То же самое проделал с другой рукой.
        И потом разочарованно произнес:
        - Знаешь, что? В пещеру мы с тобой не поплывем. Я узнал: новичкам запрещено погружаться. Даже с опытными дайверами. Вдруг ты и там… оцарапаешься. Знаешь, что я тебе посоветую? Когда вернешься в Москву, запишись в бассейн - любой. Сначала в бассейне научись погружаться. Я так все осваивал пять лет назад. Лады?
        - Да, конечно, ладно! - радостно запищала я. Как хорошо, что не надо отказываться! Суперпотряс! Он сам от меня отказался!
        - У меня, Сергей, еще и колено… вот…
        Я хотела задрать штанину и показать заляпанное пластырем колено. Но он замахал руками:
        - Верю-верю, не надо показывать! Да-а, дела-а… Ну ладно! Давай! Может, в Москве встретимся!


        И мы расстались.


        На перилах моего маленького крылечка красовался коралл. Не какой-нибудь малюсенький кусочек, какие я находила в Варадеро, а ветка коралла с несколькими отростками. Белый, с зеленоватым отливом, и еще пучок свежих водорослей на нем. Можно было догадаться, кто его подбросил.
        Саня валялся в гамаке. И лениво раскачивался, потягивая за веревку-качалку.
        - Сань, у меня на перилах было вот это. - Я показываю Сане коралловую ветку, которую прихватила с собой.
        - Что это? - хмуро спрашивает Саня, косясь на мою руку с кораллом. По-моему, он опять ревновал меня к Сергею. Ой, он, наверное, такой ревнивец!
        - Саня, это коралл, запомни.
        - Хорошо. Запомню. Коралл. Нырнул. Отбил камнем. Принес. Увезешь.
        - Меня же оштрафуют! - удивляюсь я. - Сам говорил!
        - Не все же чемоданы проверяют. А ты чего так рано вернулась?
        - Я же сказала тебе - скоро вернусь. Я не собиралась заниматься с Сергеем. Я просто предупредила, чтобы не ждал.
        - Правильно, Джень! Очень чудесно! Ты хорошая девочка!
        Саня выскочил из гамака, налетев на меня - крылечко было крошечным.
        - И ты даже адресом с ним не обменялась?
        - Ты душка! Зачем мне его адрес? Если бы было нужно - телефон бы взяла.
        - Не взяла?
        - Сань! Странный ты! Зачем? Мне он совсем не нравится!
        - А я думал… Ведь это твой соплеменник.
        - Вот чудак. Все соплеменники, что ли, нравятся?


        И Саня учил меня нырять! Солдатиком, дельфинчиком… Никогда в жизни я так не смеялась! Солдатиком еще ничего, тут и учиться нечего - зажимай нос пальцами, закрывай глаза и шагай со скалы в бездну, держа корпус прямо. Нет, сначала было страшно, а потом ничего, даже прикольно. Скалу Саня нашел невысокую, как тумба в бассейне по высоте. Внизу все разведал, чтобы мы не наткнулись на камни - ни башкой, ни ногами. А вот вниз головой, дельфинчиком - никак у меня не получалось. Санька хохотал, когда я плюхалась животом, поднимая тучу брызг, обзывал меня крокодилом. Он убеждал, что это просто, и демонстрировал - и со скалы, и с ровного места. У него получалось точно как у дельфина - без брызг входил в воду рыжей головой… а у меня - голова книзу, а одно место - кверху… И в первый раз, и в десятый. Мы чуть не утонули оба от смеха.
        Сходили в магазин в отеле, купили для меня очки для ныряния. Дело пошло. Сам Саня нырял без очков и глаз не закрывал, потому белки глаз к концу дня у него покраснели. Он сказал, что хорошо бы иметь маску и ласты. Все это в магазине было, но я покупать не стала - да ну, таскать с собой.
        В магазине встретили Сергея. Он сделал вид, что не знает меня. Вот и славно.


        Вечером мы разожгли на берегу костерок. Сухие веточки, трава, какие-то сухие листья нашлись и тут. Вместо спичек я воспользовалась зажигалкой, которую купила здесь же, на Кайо-Ларго, в качестве сувенира для папы.
        Мы с классом раньше ходили в походы. И самым привлекательным в них для меня были именно костры. Они как-то дико сближали всех. У костра я терпела даже тех одноклассников, которых в обычной жизни терпеть не могла.
        - Сань, а вы тут жжете костры?
        - Ну да. Когда нас приняли в пионеры, помню, был большущий пионерский костер. А еще когда мы работаем на полях, тоже иногда разжигаем вечером. Но редко - все-таки жарко.
        - Вы работаете на полях? - я удивилась.
        - В колхозах. Каждый год.
        - И что же вы делаете?
        - Разное. Пропалываем сорняки. Собираем апельсины. Папайю. Укладываем их в ящики. Что скажут, то и делаем.
        - Трудовая повинность?
        - А как же без этого? Каждый школьник обязан. Мы с удовольствием…
        И Рыжий задорно взглянул на меня.
        - А у вас что хорошего в школе?
        - Да ничего абсолютно! Мечтаю поскорее закончить. У меня там только одна подруга - Алина, Алишка. Она такая… нормальная девчонка, можно сказать, серьезная. Но вот когда мы с ней вместе, мы становимся такими сумасшедшими, ржем… то есть смеемся без повода, можем и парней подразнить. - Я подкинула в огонь веточку неизвестного дерева. - Мы становимся такими, от которых, взрослые говорят, надо держаться подальше. Ты понимаешь?
        - Си. Конечно. А парень у тебя есть?
        - Парня нет. А у тебя - девчонка?
        - Девчонки нет. Друг есть - Фердинанд. Мы с ним примерно такие же, как вы с этой… как ее звать?
        - Алина. Я ее Алишкой зову.
        - Ну вот. Мы с Фердинандом такие же, как вы с Алиной. Мы вдвоем тоже становимся очень шумными.


        Да, костер и вправду сближает. Но нас с Саней еще раньше сблизила синяя птица. Велосипеды и звезды. Атлантический океан. Вся Куба. Мы сидели с ним, прямо на песке, обнявшись за плечи. Глядя на блики огня, под шорох набегающих и убегающих волн, я рассказала Сане о своей жизни. О маме и об отце. О классе.
        - Ты что хочешь делать в будущем?
        - Буду поступать в университет в Гаване.
        - А ты не думаешь уехать в Америку, как Хосе?
        - Уехать! - Саня усмехнулся. - Нам не разрешены зарубежные поездки. В США можно только уплыть - тайком на плоту. Но я не уплыву. Я люблю Кубу. Здесь тоже будет все хорошо. Я верю. А ты чем в будущем собираешься заняться?
        - Буду врачом, как мама.
        Саня помолчал. Потрепал челку. А потом смущенно сказал:
        - А тебе не кажется, Дженя, что мы на нашей планете нашлись? Ты - маленькая песчинка России. Я - маленькая песчинка Кубы. И мы никогда бы не встретились, лежали бы в своих ямках. И вдруг вместе сидим тут. У моря. Глядим на костер. Я тебе благодарен за поездку.
        - Костер затухает… - сказала я с грустью. - Сань, я тебе тоже благодарна. И своему дедушке Васе благодарна. Если бы они с твоим дедом Андреем не учились в одном классе, в одной школе, мы никогда бы не встретились.
        - Ты меня с ним познакомишь? - спросил Саня. - Если я приеду к вам, конечно.
        - Нет, Саня. Не смогу. Он умер уже.
        Саня хлопнул себя по лбу.
        - Да, правда! Дед же говорил. Горевал. Рюмку рома сразу принял… Жаль, что твой дед не узнает, что его внучка и внук его друга сидят сейчас на бережку рядышком. - Саня потерся щекой о мою шершавую щеку.
        - Знаешь, Саша, я иногда думаю, что люди, ушедшие от нас, все о нас знают. Им становятся известны все наши секреты. Все-все. И что мой дедушка Вася нас видит сейчас. Как мы сидим рядышком.
        - Да? Интересно! - Саня замолчал, поворошил челку, потом - палочкой - костер. - Какая ты умная, Дженя. Это и правда может так быть. - Он замолчал, размышляя. - Да, я думаю - может. И это очень чудесно.
        Я еще хотела добавить, что случайностей не бывает. Что, наверное, мы и правда нашлись. Навсегда или нет - не знаю. Будущее покажет. Но это показалось мне слишком пафосным, что ли. Поэтому я промолчала.
        И Саня снова потерся носом о мой нос и вдруг поцеловал меня в щеку, а потом в губы. Тепло и сладко.


        И опять самолетик, в глубине своего моторного сердца помнивший, наверное, русское небо, перевез нас через всю Кубу в Гавану. Мы не взяли конфет у той же самой стюардессы, и я надеюсь, она угостила ими вечером своих детей. Сына и дочь. Мне так хотелось, чтобы у этой красивой, смуглокожей женщины в форме, похожей на форму наших стюардесс, были мальчик и девочка. Двое детей, сын и дочь. Я считаю это идеальным вариантом для любой семьи.
        С местного аэропорта в Гаване - на автовокзал, такой же старый, как многие провинциальные автовокзалы в России. Мы с мамой ездили к ее сестре, которая живет под Рязанью. Автобус в ее городок отходил с такого же непрезентабельного вокзальчика.
        Автобус мы с Саней ждали долго, и я успела погулять по окрестностям. Тут были старые дома. Надо полагать, что внутри них не было плазменных телевизоров и евроремонтов. Крыши у всех плоские, как у обувных коробок. Но это нормально, климат такой - дожди редкие гости. Прямо на улице кубинцы резались в домино. Выставили столик на тротуар, сами сидели на табуретках. Мужчины не молчали, галдеж стоял ого-го какой, и костяшками домино они стучали так громко, как будто забивали гвозди. Гоняли мальчишки на велосипедах. Кричали так же, как у нас на подмосковных дачах. Я наблюдала за всем этим и вдруг кто-то как рванет мою сумочку с плеча. Хорошо, что ремешок выдержал. Я схватилась за сумку, в которой было все мое состояние - деньги, билеты на самолет, и оглянулась: пацаненок лет десяти удирал от меня во весь дух, а два другие, поотстав, медленно бежали задом наперед и по-шпионски на меня смотрели. Один нагло смеялся при этом!
        Санька что-то прокричал сорванцам по-испански и погрозил кулаком.
        - Крепче сумку держи, - предупредил он, - а еще лучше - спрячь в рюкзак. Иначе останешься здесь насовсем.
        А я подумала: неплохой вариант!
        Но ведь тут отдыхать хорошо. А вот как жить? Когда всего не хватает?


        Ой, ну и составили нам маршрутик… Ни дня отдыха. Снова дорога. На этот раз в город Тринидад. Автобус хороший, а дорога долгая. Она вьется среди кокосовых и банановых рощ, апельсиновых садов и многокилометровых плантаций сахарного тростника.
        - У вас дороги отличные, - говорю Сане. И правда: едем - ни ухабов, ни рытвин. - У нас они намного хуже…
        - Хоть что-то хорошее есть, - пробормотал Саня.
        - Это, наверное, потому что у вас температура воздуха всегда одинаковая. А у нас - зимой морозы под тридцать, летом такая же жара. Вот асфальт и трещит.
        - Как же вы живете в такие морозы?
        - Очень даже хорошо живем, в шубах ходим и валенках.
        - Хотел бы взглянуть на тебя в шубе и валенках!
        - Да взглянешь, взглянешь…
        - Я фильм у тебя на компьютере посмотрел. Про зиму. Там была девушка в зимней одежде.
        - Что за фильм про зиму? Не помню.
        - Про девочку-охотницу.
        - А! Ты «Беличью шкурку» имеешь в виду.
        - Си. Мне очень понравилось. Там природа очень чудесная. Такое все торжественное, белое. Снег очень чудесный. Хочется его увидеть. И девочка очень чудесная. На тебя похожа. Там парень ее разлюбил, и он знаешь, душка.
        - Да. Хороший фильм, мне тоже нравится.
        …Юрка был влюблен в Натку. Бродил за ней всюду. Исподтишка ее рисовал. Приглашал ее на день рождения. А ей Юрка не нравился, вернее, он начинал ей нравиться. У Натки отец был предприниматель, а еще охотник. Он научил Натку метко стрелять. И вот однажды они с Юркой пошли в лес, в красивый зимний лес, который понравился Сане, и девчонка на Юриных глазах убила белку. Она-то думала - Юрка ей скажет: какая ты молодец, настоящая амазонка.
        А он ее разлюбил.
        За убитую белку.
        Вот такой был простенький фильм. Но он был снят суперпотрясно. Режиссер отличный, и ребята играли классно.
        Саня каждый день перед сном брал у меня компьютер, пересмотрел большинство закачанных туда фильмов.


        В салоне автобуса на всем протяжении долгого междугородного рейса Гавана - Тринидад демонстрировали фильмы про кубинские отели. В автобусе-то в основном туристы-иностранцы, для них и показывали. Главным героем всех этих фильмов была… еда. Груды фруктов, овощей, лобстеры, крабы, рыба с лимонами, креветки с салатами, мясо, приготовленное то так, то эдак… И, глядя на это изобилие еды, я поняла, что ее на Кубе и правда не хватает. Еды показывают много, когда мечтают о ней. Бесконечно говорят о еде только голодные люди… И опять я подумала, как это странно в таком суперпотрясном климате, где можно выращивать и рис, и картошку, и кукурузу - все на свете! Нет, для риса, кажется, вода нужна, так что рис отпадает.
        - Ой, Саня, а что это - капуста? - огромное поле было засеяно чем-то ярко-зеленым, низким, напоминающим рассаду капусты…
        - Это ананасы.
        - Ананасы? Они разве растут на земле?
        - А где же они должны расти, по-твоему?
        - Я думала, на деревьях. Они же на шишки похожи. У нас шишки растут на елках.
        - У нас елок нет. Вот и приходится им расти на земле, - засмеялся Саня. - Мы как-то ездили работать на эти ананасы. Ох, их так просто не сорвешь. Ужасно колючие! Нужны толстенные рукавицы!
        На короткой остановке парень показал мне ананасики вблизи. И правда - в колючках… в смысле в сердцевине колючих листьев прятался ананасный ребенок…
        - Ничего себе, у него «пеленочки»… Как колючая проволока. Такие на вкус нежные, а обороняются не хуже роз.
        За окнами проплывали селения с маленькими каменными и глиняными хижинами, похожими на домики господина Тыквы из сказки про Чиполлино.
        - Сань, а почему у вас все домики такие крошечные?
        - А зачем большие? Их в деревнях не строят. Во-первых, чтобы построить большой дом, нужно много денег, долларов двести-триста, во-вторых, что дома-то делать? Люди на улице время проводят.
        - Понятно!
        Двести-триста долларов - «много денег»! Это уже похоже на анекдот. А насчет того, что люди на улице тусуются - да понятно. На Кубе всегда хорошая погода! Дом нужен только для того, чтобы ночь провести. И я видела из автобусного окна - сидели на лавочках старики в широкополых шляпах, сигары во рту, благоденствовали… на огородах не работали, никаких огородов, никаких клумб. Вот зря они их не заводят! Земли хватает. Несколько раз мы проезжали незасеянные поля.
        - Плантации сахарного тростника сократили и ничего не посеяли. Не знаю почему, - уныло комментировал Саня.
        На следующей остановке нас встретил крокодил в руках у фотографа. Маленький, размером со щенка, но зато натуральный. Этот фотограф хорошо зарабатывал! Почти каждый турист был не против сняться с крокодильим ребенком. Я тоже снялась. Хо! Застрелитесь! Я держала в руках настоящего кубинского крокодила! И нисколько не жалко доллара за подобный снимок!
        В автобусе Саню мало интересовало, что было за окном. Он баловался с телефоном. Слушал музыку. У меня много музыки закачано в сотик, правда, с русскими текстами почти нет. Два-три рэпа и Цой. Хотелось, чтобы Саня наших песен послушал. А в основном были англоязычные баллады, Уитни Хьюстон, Мадонна… Имелось две книжки про любовь, но читать по-русски Саня не умел абсолютно. Я показала ему Москву на фотках, маму, папу, Алишку, ребят из класса. Сашка был впечатлен.
        - Очень чудесный город Москва.
        - Гавана тоже чудесный.
        - Очень чудесный у тебя телефон. И компьютер. У меня их никогда не будет.
        - Будет, Сань! И даже скорее, чем ты думаешь! Вот увидишь, - пообещала я.
        - Смеешься, Дженя? Да мы на них никогда не заработаем!


        Все у него будет. Уж я постараюсь. Слово даю. Пока что себе. А уж если я что пообещаю…


        Тринидад - маленький город испанского типа. Узкие мощеные улицы, низкие дома. Правил уличного движения тут никто не соблюдает! И разве что по стенам домов не ездят те же старые «иномарки» из СССР. Улицы до того узки, встретятся две машины и не могут разъехаться. Тогда кто-нибудь из прохожих берет на себя роль регулировщика, показывая, куда надо «задвинуться» одному и вырулить другому. Мы с Саней это не раз наблюдали и сильно повеселились.
        Отсюда недалеко горы. Невысокие, как наш Урал. Из окна отеля видны красивые гористые окрестности, старый город, море. Куда ни глянь, растут бананы и сахарный тростник, который на вкус вовсе и не сладкий, наверно, еще не созрел. Высокий, выше человеческого роста, а сверху розово-фиолетовый султанчик. Саня каким-то образом отскреб верхний слой тростникового стебля, и я попробовала эти жесткие волокна. Безвкусные. Как из этого тростника добывают сахар?
        - В Бразилии сахар добывают! - засмеялся Саня на мой вопрос.
        - Это как?
        - Так. У нас сахар по талонам. Своего не хватает, завозят из Бразилии.
        - Саня! - Я посмотрела на него как на полного невежду. - Ваш сахар в нашу страну экспортировали, папа мне проводил ликбез перед поездкой. Соображай своей головой! Экспортировали - то есть привозили нам! - И добавила, чтобы он окончательно понял - Ваш сахар - нам, в Советский Союз. Как излишек своего товара!
        - Да это когда было! - прошипел Саня в ответ. - Когда меня еще не было! А сейчас сахара не хватает! Я тебе показывал из автобуса - раньше на полях тростник рос, теперь не растет! И там ничего не растет, поля пустые! И я не знаю, почему так… У Фиделя Кастро надо спросить.
        Странно, очень странно… Ведь сколько угодно можно сажать тростника…
        - Знаешь, сколько получают рабочие на сахарной плантации? Когда тростник созреет, он твердый как дерево, изо всех сил надо работать мачете. Мы были с классом на плантации, пробовали. Рука отвалится! А рабочие за целый день получают один доллар! В месяц - тридцать!
        И снова я изумилась. Зарплата тридцать долларов в месяц! Ну как это может в голове уложиться?
        Чужая страна - потемки.


        В нашем отеле мы обильно позавтракали. А вот обедов тут у нас нет. Обедать нужно где-нибудь в другом месте. Но Саня сказал, что он обедать не будет, утром он очень плотно поел. Ой, опять у него начинаются капризы. Не хочет, чтобы я тратила на него свои деньги. Очень уж щепетильный! Как ему объяснить, что нужно быть проще и не обращать внимания на пустяки. Видать, что для него это не пустяк. Не хочет быть должником. Он и так чувствует себя обязанным мне.
        Провела я Сане очередной мастер-класс по компьютеру, включила ему фильм «Костя + Ника» - про наших российских подростков - и отправилась добывать пищу. А ему сказала, что позагораю немножко в парке при отеле, в бассейне окунусь. Саня так въехал в компьютер, что согласился беспрекословно. То есть просто кивнул головой.


        …Иду по широкой-широкой улице. Народу нет. По дороге несется конная упряжка. Тротуар и дорогу отделяют узкая полоска земли, на которой растут кокосовые пальмы. Пышные зеленые верхушки высоко-высоко, где-то у неба. И стволы не мешают видеть тем, кто на упряжках тех, кто храбро топает по тротуару. Ну и наоборот.
        - Ола! - кричат мне с упряжки.
        Я приветливо машу рукой.
        - Ола! - несется из открытых окон старушек-машин. Поравнявшись со мной, машины сбавляют скорость, и я слышу, как дребезжат их старые «косточки».
        - Ола! - машет рукой велосипедист.
        Все улыбаются. Тут все улыбаются. Все и всё! Море, люди, пальмы! И кажется, что даже лошади смеются!
        Прохожу газон, где лошадки вольно пасутся. Как же их много на Кубе! Не только тут, в старом провинциальном Тринидаде, конные такси встречаются даже в столице.
        От них, от конных, пахнет землей и навозом. А вот какой-то молодой возница кричит мне: «Ола!» - и приглашает покататься, указывая на место рядом с собой. Я мотаю головой. Нет, этого не будет!
        Я шла вперед и вперед, как бравый солдат Швейк. Моей целью было найти какое-нибудь кафе или что-нибудь в этом роде, чтобы купить еды и накормить юного мужчину, который все время хорохорится: есть не хочу! Я разве не знаю, что в нашем возрасте все бывают страшно голодные, потому что мы все еще растем? Если я хочу есть, то почему он не хочет? То, что он лукавит, - стопудово!
        Никаких кафе не попадалось. Может, их в этом городе вообще нет? И люди не попадаются навстречу. Ой, вот попался один гражданин острова Свободы - высокий и тонкий, как виноградная лоза, и голова его была кудрявая, как виноградные листья, а кудрявые волосы были заплетены в косички, в миллион коротких, как мышиные хвостики, косичек, завязанных пестрыми ленточками. Парень был очень симпатичный, с большими глазами. Он был похож на гаванского Хосе, который «угощал» меня в ресторане мохито. Поэтому, когда он сказал «Ола!» и широко улыбнулся, я от него шарахнулась в сторону. Не хочу, чтобы парни угощали меня еще раз за мои же денежки! Я способна покормить женщину, старушку, ребенка, но не парня. Угощать парней мне гордость просто-напросто не позволяет.
        Откуда они все так прекрасно знают английский? Слова просто отскакивают от белейших зубов! Язык они знают гораздо лучше меня! Их так хорошо учат в школе?
        Чтобы молодой, красивый кубинец пропустил одиноко идущую незнамо куда симпатичную европейку? Да никогда! Они тут без всяких комплексов!
        Мы познакомились. Его звали Ермет. Он тут же пристроился сбоку, без умолку болтая. И этот тоже с приглашением! Хорошо, что не в ресторан приглашает! Но все-таки приглашает!
        - Пойдем на дискотеку сегодня вечером!
        Ага, разбежалась!
        Это чтобы я за вход за него заплатила, да?
        - Спасибо, спасибо - нет!
        - Дискотека на Кубе! Это феерия!
        - Нет. Нет. Нет-нет-нет.
        - Это фонтан веселья! Это…
        - Слушай, Ермет. Я голодная. И в гостинице меня ждет голодный друг.
        - Оо, друг! Да еще голодный! - И тут же забывает про друга: - Сходим на дискотеку, Эвгения! Не пожалеешь!
        - Друг. Голодный. Ждет.
        - О, ты не знаешь, что такое кубинская дискотека! И не хочешь узнать?!
        - …И он меня загрызет, если я не принесу ему кусок мяса!
        Это остановило его словесный понос.
        - Да? Мяса хочет? Хорошо! Пошли! Я тебе это устрою.
        Улица словно по его велению свернула вправо, ответвление стало поуже. Затем мы свернули влево. Вправо, влево, влево, вправо… Может, он меня уже на дискотеку ведет? А может, еще куда-нибудь? Надо быть осторожней, что же я так доверяюсь первому встречному? Кто их знает, юных чернокожих кубинцев?
        Какая-то забегаловка. Стоит панельный кубик, одной стены в нем нет. Пожалуйста, заходите! Милости просим! Да, это кафе. Только без оркестра. Полная чернокожая женщина за прилавком улыбается, и опять я вижу белоснежные зубы. Она продает жареные окорочка. Пахло суперпотрясно. Куриные окорочка! Свежеприготовленные! Сто лет не ела, с самой Москвы. Рядом с кубиком кафе крошечный дворик. В нем гуляют черный пес, черный кот и черная курица.
        - Мне четыре штуки, - говорю женщине, с любопытством поглядывая на одноцветных «зверушек». Что, их нарочно так подбирают, по цвету?
        Четыре заказываю, а денег у меня хватит?
        - Пожалуйста, сеньорита! Один доллар.
        Что? Всего один доллар? За вот эту кучу мяса?
        Завернули мясо в газету. Да ладно, не будем придираться! Могла бы и сама полиэтиленовый пакет захватить, раз за едой отправилась.
        Улыбки у них широкие, как Карибское море. Зубы - белые, как гребешки волн.
        - Да, сеньорита! Один доллар.
        - Thank you very much! [14 - Большое спасибо - англ.]
        Ничего себе! Я преисполнилась благодарностью к кудрявому Ермету, который благосклонно выразил желание проводить меня до отеля. Я бы уже и не нашла этой широченной улицы, ведущей к нему! Парень продолжал талдычить про дискотеку, про сальсу, румбу, мамбу, танго… Я уже была согласна на дискотеку, я уже поверила, что он не заведет меня в темный пальмовый лес, я хочу на дискотеку, я люблю танцевать. Но… все же мне было стыдно платить за его вход. Это во-первых. Была и вторая причина. Я помнила, как обиделся Саня, когда я согласилась кататься на лодке с Сергеем. На первое препятствие я бы даже и плюнула и заплатила за Ермета, сжав гордость в кулак, но вот второе… Не надо, чтобы Саня обижался. А с ним, наверное, Ермет не захочет пойти, дискотека - это же, наверное, повод поближе познакомиться с девушкой, то есть со мной. Тут Саня Ермету будет мешать. Третий лишний - он и в Африке лишний, как говорится. Была и третья причина - нога! Колено болело, и танцевать в полную силу я не могла, стопудово. Но очень хотелось просто посмотреть на кубинскую дискотеку, на сальсу и румбу! К тому же я была благодарна
Ермету. Он меня накормил! И меня, и Саню. Вот, несу мясо в газетном пакете. Со времени завтрака прошло много времени, сейчас мы с Александром вгрыземся в окорочка!
        - Стой на месте, не уходи! - попросила Ермета у входа в парк, где находился отель. У шикарных ворот парка стоял швейцар, который грозно преградил кубинцу дорогу. Кубинцам вход во все отели закрыт.
        Мне так понравился разговорчивый Ермет! Конечно! Он же не повел меня в ресторан, чтобы я его угостила, подобно его гаванскому ровеснику Хосе. Да он практически наш кормилец!
        В номере я полезла в чемодан, где на дне хранилась банка красной икры - я ее взяла из Москвы в качестве случайного, кому-нибудь, сувенира. Ну вот, подходящий момент и настал. Я преподнесу его кормильцу Ермету!
        Вышла из комнаты, чтобы вернуться к нему, и столкнулась с Саней. Он шел проверять, не явилась ли я с прогулки. Мы дружески обнялись.
        И вообще, мы уже не стеснялись обниматься. Повиснешь на его длинной шее, обнимешь за худые плечи, и сразу как-то тепло делается на сердце.
        - Наконец-то! Я уже беспокоился! Где ты ходишь, а? - Саня строго смотрел на меня сверху вниз. - И в парке я тебя не нашел. А это что у тебя?
        - Это баночка икры, Саша. Я подарю ее одному парню.
        - Какой икры? Какому парню?
        - Красной. Черному.
        - Очень чудесно! Опять с кем-то познакомилась!
        - Ой, он помог найти мне замечательную еду! Он практически накормил нас - за бесценок! Я тебе все расскажу! Подожди пять минут! Через пять минут мы будем обедать!
        - Постой! - крикнул Саня.
        Но я уже бежала на улицу. Мне очень хотелось, чтобы Ермет меня дождался. Мне очень хотелось доставить ему удовольствие.
        Ермет ждал. Одна нога его устроилась на парапете, в который была вмонтирована железная ограда с пиками наверху. Парень двумя руками ухватился за железные прутья и смотрел внутрь парка - на голубые бассейны, около которых нежились на лежаках разомлевшие от жары туристы, на высокую горку, с которых скатывался в струе воды какой-то толстяк.
        - Вот, Ермет, - подбежала я, - это тебе! Это red caviar [15 - Красная икра (англ.).].
        - Что? - Ермет с подозрением вертел в руках банку, рассматривая незнакомые русские буквы. - Зачем же? Я помогал тебе просто так!
        А сам просто расплылся в улыбке.
        - Ермет! Я хочу, чтобы ты это взял.
        - Хорошо, спасибо! Я возьму, конечно! У, это такой подарок! Бесценный! Сейчас я преподнесу это маме. Она просто в обморок упадет от счастья! А как насчет дискотеки, Эвгения?
        - Нет, нет и нет, у меня наверху грозный муж. Если он тебя увидит, ни тебе, ни мне несдобровать.
        - Муж? - Ермет смотрит на меня с недоумением. - Ты говорила - парень!
        - Муж, - пусть уж он заткнется со своей дискотекой!
        - Муж! - Ермет крутил головой. - Ты же совсем молодая!
        - У нас молодые тоже замуж выходят, не только старые.
        - А у нас такие девочки - нет! - Он засмеялся и погрозил мне пальцем. Было видно, что он мне не верит.
        - Мне прийти за тобой на дискотеку? - Ой, какой он настырный, а? Просто репей!
        Конечно, я хочу на дискотеку, но не хочу, чтобы Саня злился!
        - И вообще, вечером мы уезжаем!
        - Оооо! Не увидишь кубинской сальсы! - Ермет в отчаянии схватился за кудрявую, в косичках, голову.


        На самом деле мы уезжали завтра утром и вполне могли бы пойти на его бесподобную дискотеку, раз уж он так этого добивался.


        Я случайно оглянулась на отель и увидела… Саню. Он стоял у входа, держась за ручку двери, и скептически смотрел на нас издалека. Собирался войти в здание, еще даже по-настоящему из него не выйдя! Ой, да он же шпионил! И в его планы вовсе не входило, чтобы я его «засекла». А я, востроглазая, засекла.
        - Саня! - заорала я, боясь, что он успеет нырнуть вовнутрь. - Беги сюда!
        Он подошел, терзая челку, недобро прищурившись на моего нового знакомого.
        - Ола! - первым поздоровался Ермет и протянул Сане руку.
        - Ола! - Саня перестал щуриться, улыбнулся, пожал руку Ермету, что-то доброжелательно сказал.
        И они вдруг как затараторят по-испански!
        Ермет высокий, но все же пониже Сани. Он смотрел на меня из-за Саниного плеча со счастливой рожей, на которой было написано: у тебя классный муж или парень, все равно - кто. И это отлично, что мы познакомились. И как замечательно, что он у тебя кубинец!
        И Саня повернулся ко мне и вдруг сказал без всяких предисловий:
        - Джень, не хочешь сходить на дискотеку? Вот, Ермет приглашает!
        - Саань! Как не хочу! Когда хочу! Ура-а-а! Суперпотрясно!
        И я снова бросилась ему на шею.
        После этого Ермету как не поверить, что Саня - мой муж!
        И мы стали хлопать друг друга по плечам, я - Саню и Ермета, Ермет - Саню и меня, а Саня нас обоих. И все было в шоколаде!
        Гип-гип, ура! Идем на кубинскую дискотеку! Ермет за нами заходит!
        - Сань, только знаешь… у меня же колено, - я дрыгнула ногой, напоминая об ушибе. - Правда, оно уже не болит…
        Не болит-то, не болит, но танцевать я точно не смогу! На колене образовалась толстенная корка, под которой бурлила кровь. Стоило чуть потревожить эту задубелую корку, кровь начинала течь с новой силой.
        - Сань, - жалобно заныла я. - Я-то танцевать не смогу-у!
        - Да я помню про твою ногу. Но ничего - посмотришь! Ты же это… любопытная девушка?
        - Ой, да еще какая!
        И какая жалость: мне не придется надеть на дискотеку свой любимый коротенький, на узеньких бретельках, сарафанчик! Так и придется топать - в капри, которые закрывают колени! Хорошо, что у меня есть коротенький белый топ.


        - Не успеешь оставить тебя одну, как ты уже с чужими парнями, - проворчал Александр, когда я вслед за ним вошла в лобби, - скажи, как тебе это удается?
        - Эй, амиго, ты мне не муж, и я могу знакомиться с кем хочу, - гордо ответила я и, опередив его, поспешила к своему номеру.
        Оглянулась и увидела, что Саня сразу же поскучнел.
        - Ладно, ладно, не злись, - сказала я более миролюбиво. - Откуда я знаю, почему ваши парни ко мне клеятся? Как узнаю - сразу отчитаюсь, обещаю! - я засмеялась. - Ты лучше приготовься! Тщательно вымой руки, почисти зубки, надень слюнявчик. Сейчас я буду тебя кормить!
        Но и после этого он не повеселел.
        - Слушай, Джень… - вид у Сани стал и вовсе виноватый и даже какой-то побитый. - Знаешь, я, кажется, компьютер сломал.


        Компьютер раскрытой «книжкой» стоял на столе в его комнате.
        Программы в нем были сбиты. На экране висела квадратная табличка о том, что для активации нужно ввести номер мобильного телефона. Черт! Как могла выскочить эта табличка? Ведь Интернет не работал, Саня смотрел фильмы в автономном режиме, не онлайн. Странно.
        - Ты чего нажимал, горе луковое?
        - Джень, я не помню. Чего-то да, нажимал…
        Ой, может, тут Wi-Fi везде и ему удалось проникнуть во Всемирную паутину? Говорят же - новичкам и дуракам везет. А что? Значок Яндекса снизу, щелкнул по нему случайно! Но на Кубе Интернет запрещен. Ах, да, мы же в отеле, в зоне для избранных! Интересно… Номер телефона вводить я всегда опасаюсь. Меня уже накалывали два раза. Я вводила номер и у меня быстренько списывались с телефона все деньги. Мало того - во второй раз я была в минусе на полтыщи рублей! Пришлось обращаться к маме за помощью, своих денег у меня пока что не водилось. И нужно было платить, а как же. Мама как узнала, в чем дело, за голову схватилась и сказала, чтобы я про свой номер телефона для компьютера просто-напросто забыла. И папа подтвердил, когда я рассказала эту историю:
        - Женя, мошенников уже и в Сети хватает. Мама права - никогда не вводи номер телефона в компьютер.
        И вот сейчас. Сколько я не нажимала на крестик или на слово «отказ», табличка с дисплея не исчезала. Давай им номер телефона, и все тут!
        Компьютер завис.
        Саня запутал все на свете.
        - Саня, я тебя поздравляю. Кажется, комп и правда не работает.
        - Что теперь делать? - Саня беспомощно смотрел на меня.
        - Что-что… вызывать компьютерщика из Москвы. Чтоб починил… счас пойду на балкон, покричу.
        - Джень… Прости.
        - Да ладно уж, успокойся.
        Я сразу вспомнила про Алишку. Она самый сильный программист в нашем классе. По информатике у нее пять с плюсом. Она все исправит!
        Эх! А я строила планы… хотела и нетбук оставить Рыжему. И телефон. Но об этом я ему, конечно, не говорила. Во-первых, знала, что он замашет руками и ногами. Во-вторых, хотела устроить ему сюрприз.


        Мы обедали на лоджии в моей комнате. Тут стоял низкий стеклянный столик, на который мы выложили все четыре куриных ноги, подложив под них целлофановый пакет. При жизни ноги, наверно, принадлежали двум курицам-чернушкам. Напротив нашего отеля был Тадж-Махал с голубым куполом, которым мы любовались. Нет, я помню, конечно, из уроков географии, что Тадж-Махал в Индии, но больно уж сооружение напротив было на него похоже. Саня тоже не знал, что это за здание. Неудивительно, он же гаванец.
        В моем номере Саня не удержался и спросил:
        - А что за банку ты подарила Ермету?
        - Это была баночка красной икры.
        - Красной икры? - Саня вытаращился на меня. - Ты душка или сумасшедшая?
        - Что тут такого, амиго?
        - Ты понимаешь, Дженя, вряд ли кто-нибудь на Кубе пробовал красную икру, - Саня заволновался. - Она стоит бешеные деньги! Может, даже сам Фидель Кастро не знает, что это такое!
        - Фидель Кастро, может, и не знает. Ему вредно есть красную икру. В ней много холестерина, а он уже старенький, с забитыми сосудами…
        - Я про сосуды не знаю. Сосуды какие-то… Ты сделала этому парню очень чудесный подарок!
        - Но ведь это хорошо. Тебе что, жалко?
        Саня насупился.
        - Не то чтобы жалко… нет, не жалко!
        Но было видно, что это не так.
        Странно! Это была первая вещь, о которой он пожалел!
        - Не обижайся, - сказала я. - Ты что, обижаешься? Я этому парню очень благодарна! Ты представляешь, я купила это вот мясо всего за один доллар! Это безумно дешево!
        - Дешево! А икра - дорого! Мы и сами могли бы ее очень чудесно съесть. Вместо этих ног, - он покачнул столик, на котором возвышались еще уцелевшие окорочка.
        А ведь точно! Почему-то мысль пообедать красной икрой не пришла мне в голову. Вот я тупая!
        - А почему мясо такое дешевое, Саня?
        - Да у нас все дешево. Может, и икра стоит дешево, я не знаю, просто ее ни за что никогда не найти!!! А знаешь почему?
        - Почему?
        - Потому что у нас тотальный дефицит! Потому что зарплаты мизерные!
        - Я не могу к этому привыкнуть. И не могу в это поверить…
        - Уж поверь, сеньорита. Ты просто душка!
        Я захохотала. Надо чтобы все говорили «душка» вместо другого слова, начинающегося с «ду». Это очень приятно! Саня меня все время так называл: «душка», когда я что-то говорила или делала глупое. И пусть остается в неведении. Приедет в Россию, познакомится с Глазовым из нашего класса, который может девчонке запросто любую гадость сказать, вот Саня будет говорить ему: «Душка»! Глазову это очень понравится!
        Саня никак не мог успокоиться и выглядел расстроенным.
        - Сань. Не переживай. Ты попробуешь красной икры. Насчет черной - не обещаю, а красной у нас дома навалом.
        - Да? Так ты богатая, Дженя.
        - Конечно! А как же.
        - И компьютер у тебя есть. И мобильный телефон. И комната в квартире свободная. И икры навалом!
        Я засмеялась.
        - Ой, у нас много таких богатых, Саня.
        Не буду ему раскрывать, что икра у нас тоже недешева, только по праздникам ею лакомишься. Толсто на хлеб не намазываешь, так, чуть-чуть поверх бутерброда с маслом.
        - Ты ее обязательно попробуешь, Саша, и друзьям увезешь. И семье.
        Ой, честно говоря, я огорчилась. Лучше бы Сане эту банку подарила, чем Ермету, знакомому на один час. Но я же не знала, что здесь это такая ценность. У нас ее завались, хоть каждый день покупай, если денежки водятся!
        - Саш, тебе точно придется в Москву приезжать.
        - Чтобы попробовать икры?
        - Да, чтобы потрескать икры…
        А сама подумала - приедет Александр в гости. Ой, что я ему покажу? Разве у нас есть такое чудесное море? А голубые птицы? Нет, Москва - чудный, конечно, город, но голубых птиц и моря там точно нету!


        В восемь вечера у входа в парк я увидела знакомую фигуру. На голове - знакомые косички-хвостики с пестрыми ленточками. Уж Ермета ни с кем не спутаешь! Интересно, эти косички всегда при нем? Узенькие джинсы и рубашка-поло с короткими рукавами. Прикольно выглядит!
        - Ермет!
        - Я стою уже час. Жду вас, амигос…


        Когда я днем шла добывать «мужчине» еду по широкой, но совершенно пустынной улице, мне казалось, что город Тринидад малонаселен, что здесь только исторические колониальные домики и всякие музеи… Но, попав на дискотеку, мне, наоборот, показалось, что Тринидад перенаселен молодыми людьми - белыми и чернокожими, креолами и испанцами, французами и канадцами… В пятидесятые годы на Кубу эмигрировали люди со всего мира. Огромная танцевальная площадка в парке под завязку заполнена парнями и девчонками, разношерстно одетыми, кто-то в классику нарядился, а кто-то в коротких юбочках или шортах. Свет лился со всех сторон, музыка гремела за два квартала. Ермет сказал, что рядом море, но его не было слышно: музыка забивала шум волн. Ермет не позволил нам платить за вход, заплатил сам, сказал, что мы его гости. Ура, ура, он был вовсе не похож на Хосе! К счастью, входной билет стоил совсем недорого.


        Какие мне были известны дискотеки? Ой, да только школьные! В ночные клубы мама меня не пускала, да я и сама туда не рвусь. Но школьные дискотеки любила. Да и кто не любит красивую музыку, веселую или грустную, кто против того, чтобы его пригласили потанцевать? Меня и Алишку, конечно, парни интересовали. Мы довольны, когда нас приглашает любой парень, пусть даже троечник или гопник. Ну а если пригласят девчонок одиннадцатиклассники Глеб Виноградов или Тимка Титов, наши школьные супермены-отличники, - девчонки чувствуют себя на седьмом небе от счастья. Один раз я танцевала с Титовым и потом целый вечер чувствовала на спине его большую крепкую руку.
        Конечно же, мне хотелось узнать, что такое кубинская дискотека. Что это очень музыкальный народ - я уже давно поняла. В первый вечер на Кубе, когда мы были в ресторане Хемингуэя и пробовали мохито, в углу за столиком сидела семья - папа, мама и ребенок лет девяти. Вроде бы они сидели, ожидая заказа, но в то же время под звуки оркестра танцевали. Танцевали сидя! Двигались их плечи, руки, все тело.
        И еще в тот же день… Расставшись с Хосе и придя в отель, я шлепнулась в кресло-качалку и включила телевизор. Вообще, туристам в гостинице можно смотреть много каналов, а кубинцам же - только один, государственный. Но мне тоже было любопытно государственный посмотреть, я именно его и включила, хотя и не понимала испанского языка. Но и без слов было все ясно.
        Приближался праздник революции 1 января. И шла передача, посвященная этому празднику. Чествовали кубинских революционеров-ветеранов. Корреспондент задавал старым бойцам вопросы, они отвечали на них, а в заключение кубинские пионеры исполняли для ветеранов песни. В хоре были ребята в пионерских галстуках. Все дружно пели. Но каждый участник хора не просто пел, он в то же время и танцевал - двигался на месте, каждый по-своему, но все выглядело потрясающе гармонично.
        В той передаче выступал не один детский хор. Хоры были разные, а поведение детей одинаковое - дети пели и в то же время танцевали, стоя на месте! Ой, да кубинцы не могут просто стоять, когда слышат музыку!


        Самый известный кубинский танец в Москве - это, наверно, сальса. Однако это, оказывается, не только танец, но и песня. Были тут еще и другие танцы: румба и мамбо, и даже танго, как оказалось, тоже танец кубинский.
        Дискотека началась с англоязычных хитов. Тут и американские были, точно-точно. Музыка не знает границ. И вражды, она, наверное, тоже не признает. Все танцевали, и я тоже подрыгивала конечностями, как могла, стоя напротив Сани. Эх, коленка моя! Что же ты меня так подвела?.. Ермет познакомил нас со своими подружками - Розитой, Бланкой, Кармен и друзьями - Рамоном, Элианом, Рикардо… Все дружелюбно мне улыбались и всеми силами показывали, что я мало двигаюсь, энергичней давай, сеньорита! Они же не знали про мою болячку! С Саней ребята перебрасывались короткими фразами, видать, веселыми, потому что за фразами неизменно следовал смех. Вообще-то дискотека не место для разговоров, слишком громко гремела тут музыка. Парни мне подмигивали, но приглашать танцевать не смели, Ермет им сказал, что Саня - мой кавалер и очень ревнивый. А сам Ермет меня пригласил… Он про коленку знал, я ему сказала по пути сюда, и он меня жалел, но сам выделывал такие «па» напротив меня, что я махнула рукой и отошла в сторону. До какой же степени он вертлявый и прыгучий, я за ним и со здоровой ногой не смогла бы угнаться.
        - Do you still have leg pain? - с сочувствием переспросил, подойдя ко мне и тронув за руку. И развел руками. - Oh, very bad! [16 - У тебя все еще болит нога?. Очень плохо! (англ.).]
        Это была разминка, все разогрелись. И тогда на сцене появился оркестр и полились кубинские мелодии… Гитара, барабан, похожий на поставленный на попа громадных размеров кабачок, маракасы, в глубине сцены - фортепьяно, а еще звучали какие-то трещотки, колокольчики, ложки… Ударными сопровождалась буквально каждая мелодия… К микрофону вышла чернокожая певица, голос у нее был бархатный, она делала паузы, но паузы в голосе, не в движениях, она у микрофона тоже танцевала, ритмично двигая бедрами и локтями. Они все были великие танцоры, эти кубинцы! В танцах не было резкости, а были энергия, страсть, чувственность, нежность… Но вот образовался круг в углу площадки (круг в углу - интересно звучит, но он прекрасно в угол вписался!). Тут и началась сальса под ритмический стук барабанов и звонкие переливы гитар… И вдруг до меня дошло, что кубинская музыка - это смесь африканских барабанов, африканских хоров и испанской гитары! Как же просто! Колонизаторы-испанцы привезли на плантации черных рабов из Африки… два народа повлияли друг на друга и создали неповторимое искусство - кубинское. Я просто влюбилась в их
танцы! Из здешних танцоров мне особенно понравилась Розита - худенькая девушка с копной черных кудрявых волос. В ее верхних передних зубах была щербинка, что делало ее немножко смешной. Ее вообще нельзя было назвать красивой, но как она зажигала! Я думала, что сальса - элитный танец. Нет! Сальсу здесь все танцевали! Первой вышла вот эта Розита, а за ней Ермет. Какие горячие движения! У нас в танцах не принято двигать бедрами, однажды мне какой-то мужчина в годах объяснил, что это неприлично. Здесь же бедра двигались еще энергичнее, чем руки. Начинали танец вместе, партнер клал руку на спину девушке, она повторяла его движения… Потом следовало вращение… Ермет и Розита отлетали друг от друга, снова сливались в один силуэт, вращались кисти рук, бедра, раздвигались колени, все части тела двигались как бы сами по себе… пластика кубинцев завораживала. Вдруг Ермета сменил… но кто это? Кто? Внешность у него совсем не кубинская! Саня! Как затрясся всем телом! Суперпотрясно! Я не верила глазам. Вот это Санек! Рыжий танцевал не хуже Ермета. Он сразу вырос в моих глазах. Да и в самом деле, кубинские танцы делали
человека старше. В круг вылетела девушка, совсем девчонка в красном платье, потом снова - Ермет, и две пары стали соревноваться, как бы перетанцовывая друг друга. Скорость, пластика, энергия! Да, на Кубе не потолстеешь! Никакого фитнеса не надо, просто ходи на дискотеки. Вход каждому доступен!
        Я лишь пританцовывала со своей дурацкой коленкой и наслаждалась зрелищем, заслушивалась мелодиями, в которых слышалась скрипка, и гитара, и фортепьяно, преобладало то одно, то другое, но всегда был четкий ритм, всегда были барабаны разных видов. Снова любуюсь Саней. Худенький рыжий Саня, мой ровесник. Он стал стройнее, в танце он стал сексуальным, да! Я еще больше влюбилась в него! Это был настоящий кубинец!
        В круг навстречу Ермету выскочила огромная тетя с крупным лицом, похожая на баскетболистку, и она тоже танцевала так, что черное ее некрасивое лицо с большим носом стало самым красивым на свете, а неуклюжая фигура - самой пластичной и великолепной.
        Прошел час, два, три, четыре… Саня весь отдался музыке, танцам. Он не замечал меня! Он про меня забыл! Танцевал то с одной, то с другой девчонкой, я только и успевала замечать цвета их платьев… белое, красное… синее… Короткий топ, короткая юбка, юбка с разрезами, юбка с неровным подолом… И у всех дикая раскованность, и у всех танцует и поет каждая клеточка тела… Увидит Алишка, как Саня танцует, - влюбится. Да и все девчонки из нашего класса влюбятся в Саню Родригеса! Я страстно захотела, чтобы Саня приехал в Москву как можно скорее, и уже воображала, как знакомлю его с девочками, как привожу его на дискотеку в школу… И… все падают!
        И падаю я. Да нет, я уже упала… кстати, по-английски влюбиться - «fall in love» [17 - Буквально упасть в любовь (англ.).]. Я трижды упала! Сначала в море волна ударила меня о скалу и сбила с ног… Потом я свалилась с велосипеда. А теперь я «упала в любовь» - влюбилась в Саню и почему он на меня не смотрит, почему он про меня позабыл? С кем он вообще путешествует по Кубе? Не со мной ли? Вот пусть и не забывает об этом! Ой, пусть никогда про меня не забывает!
        Он танцевал без устали. И без конца менял девчонок. На меня взглянул один разочек, когда какой-то парень выдернул меня в круг, а я сбежала! Я стояла в сторонке, смотрела на танцующих и… дулась на Саню. Я стала грустной. И когда под утро возвращались в отель с провожающими нас Ерметом и Розитой, я всю дорогу молчала.
        - Что случилось? - спросил Ермет.
        - Устала, - сказала я.
        - С чего бы? Ты же все время отдыхала, - удивился Ермет.
        - Спать хочу, - буркнула я.
        И все глядела в Санину спину, а он шел с девушкой в белом платье, Розитой этой самой, о чем-то трепался с ней и смеялся.
        Мы простились с Ерметом. Я сказала ему, что просто сейчас упаду от усталости и что он молодец, что повел нас на дискотеку. Он был доволен. Мы пожали друг другу руки и разошлись. Навсегда. Но он будет жить в моей памяти - высокий, тонкий, с миллионом косичек на кудрявой голове.


        На завтрак нам тоже подали музыку. Мы поздно встали, и в небольшом зале ресторана нас было только двое, остальные уже позавтракали. Саня поначалу не заметил моего настроения. Ел яичницу, посыпая ее солью, перцем и еще какими-то, ему одному известному, специями. В зале играл скрипач. Только для двоих играл, как странно. Это был большой, неопределенной национальности, уже немолодой человек с голубыми белками глаз. Он играл что-то печальное, созвучное моему настроению. Скрипач заметил, что я невеселая, раньше, чем Саня. Он подошел к нашему столику, наклонился над ним и стал играть специально для меня! Смотрел только на меня и грустно улыбался. Казалось, еще немного, и он заплачет.
        Я сама заплакала и побежала к выходу из ресторана.
        За мной в лобби выскочил Саня.
        - Что с тобой, Дженя?
        - Ничего!
        Я отворачивалась от парня и закрывала лицо ладонями.
        - А почему ты плачешь?
        - Ты будешь встречаться с Розитой? - спросила я сквозь слезы, сквозь ладони.
        Саня расхохотался.
        - У русских девушек очень чудесная фантазия! - высказался он. - Зачем же я буду с ней встречаться?
        - Ну как же… ты же вчера всё с ней танцевал, болтал всю дорогу…
        - Так и что же? Придумываешь какие-то глупости. Ты просто душка!
        Я вытерла слезы. Да, я дура.
        Но не могла я признаться, что мне было грустно оттого, что он с другими танцевал, не со мной. Под мои всхлипывания мы вернулись в ресторан, к звукам скрипки.
        - Сань, где ты так танцевать научился? - спросила я за столиком, всхлипнув последний раз.
        Он посмотрел на меня с удивлением.
        - У нас в школе уроки танцев. Ну, сальсу мы на уроках, правда, не танцуем. Во дворе научился. Да у нас ее пятилетки танцуют!
        - Да ну!
        - Ну да!
        - В школе - уроки танцев! Это обязательные уроки?
        - Си. А еще уроки музыки. И рисования. И еще шахматы есть! Сыграем в шахматы?
        - Только если ты научишь.
        Суперпотряс! В школах на Кубе танцам учат. Шахматам! Я бы не отказалась от таких школьных предметов.
        - А математика у вас в школе есть?
        - Спрашиваешь! Главный предмет. Испанский язык, история Кубы, география, английский… Раньше еще русский изучали.
        - У тебя по русскому была бы пятерка.
        - Я бы хотел, чтобы он у нас был. Читать бы научился. И этим… суффиксам всяким.


        На обратном пути в Гавану я обратила внимание на интересную картину.
        Мы уже подъезжали к столице. Смотрю, старушка на сиденье впереди нас подкрашивает губы, причесывает седые волосы и придирчиво разглядывает себя в маленьком зеркальце. И сверху на себя посмотрит, и сбоку. И так и эдак… Губы выпятит, губы сожмет, потрет верхней губой нижнюю… Достала пудреницу, нос побелила… Было бабушке лет примерно семьдесят. Я толкнула Саню локтем и кивнула на старушку:
        - Смотри! Как молоденькая! - и я захихикала. Забавно мне это показалось - в таком возрасте красоту наводить.
        - Наверно, на свидание едет, - сказал Саня спокойно.
        - На свидание! Сань! Да ей сто лет в обед!
        - Ну и что? У нас все бабушки на свидания ходят, если они одиноки. У них свои клубы по интересам - в каждом районе. У вас разве не так?
        - Нет, - я помотала головой. - У нас совсем даже не так.
        - Ну и зря. Пожилым скучно! Дети выросли, чем заняться? Не всегда же книжки читать! Они и на дискотеки бегают!
        - Бабушки - на дискотеки?
        - И дедушки тоже. И не только одинокие. Парами ходят.
        - Вот это да! Суперпотряс!
        - Да, очень чудесно. Старым тоже нужно жить. И веселиться!
        Да ведь он прав! У нас люди выходят на пенсию и как будто выпадают из жизни. Моя бабушка никуда не ходит. Сидит по вечерам дома, телевизор смотрит. А если бы были для пенсионеров клубы по интересам, разве она отказалась бы их посещать? Ой, бабушка все время жалуется, что ей скучно… Это папина мама. А мамины родители еще работают. Выйдут на пенсию и тоже будут скучать…


        Утром наступил праздник, 1 января, день Кубинской революции.
        На стенах домов - флаги, портреты. Но - как ни странно, не Фиделя или нынешнего президента Рауля Кастро, а Че Гевары. Товарищ Че тут везде - не только на флагах, плакатах, но и футболках, чайных и кофейных чашках, уличные музыканты поют про него песни, словом, имя «Че» - самое популярное на Кубе.
        Лобби в нашем отеле с утра занято революционерами. Пока я ждала здесь Саню (он ночевал дома), я стояла тихонько у самой стены и наблюдала за ними. И ловила на себе неодобрительные взгляды. Ни разу за всю поездку я не встречала недоброжелательности, и вот - пожалуйста! Наверное, на революционных митингах чужих не любят. Я даже решила уйти от греха подальше, как вдруг молодой кубинец обратился ко мне с вопросом:
        - Where are you from? [18 - Откуда вы? (англ.)]
        Я ответила, и сразу получила улыбку в ответ.
        - А я думал, что вы американка, - признался парень. Он был точно в таком же берете, как у Че Гевары на портретах. Кубинец сказал что-то своим соседям. И - о чудесная перемена! - все вокруг заулыбались и стали восклицать, что «Русия» - это хорошо. От многих я слышала это за свою поездку. И только один пожилой дяденька в аэропорту Кайо-Ларго проворчал, что Россия предала Кубу, перестав предоставлять ей экономическую помощь.
        …Речи революционеров заняли ровно десять минут, а потом зазвучала музыка. Начались танцы и песни. Официанты на подносах разносили коктейли. Поднесли его и мне в высоком стакане с соломинкой, но я отказалась, опасаясь, что коктейль алкогольный.
        Стулья отодвинули к стенам, и в центр круга порхнула революционерка в пламенном платье. Лет ей было около тридцати. Значит, не всем молодым революция не по нраву? Здесь, на митинге, молодых коммунистов было много. Девушка танцевала, как вихрь, откидывалась назад до самого пола, цветком кружился подол ее платья, ей дружно аплодировали, а потом все стали танцевать… Вот это митинг! Просто классно! Почему наши митинги проходят по-другому?
        Явился Саня. В клетчатой рубашечке с коротким рукавом, джинсах. Обновленный какой-то. Поздравил меня с Новым годом, чмокнув в щечку. Сказал мне нечто, весьма интересненькое:
        - Проснулся утром, а тебя - нет! Это мне не понравилось! - И он поморщился, помотав головой. Я ничего не ответила, не съехидничала. Я зарделась от удовольствия! И от похожести своего настроения. Утром мне тоже хотелось бежать к Сане, звать его на завтрак, как обычно в последние две недели, а его… увы, в отеле не было. И мне сразу стало как-то не по себе.


        И пошли мы с Рыжим по Гаване гулять.
        Что творилось на улицах города! И не понятно было, что кубинцы праздновали больше - праздник революции или Новый год. На Новый год было мало похоже - где снег? Тепло, лето, елки только в отелях, для иностранцев. Да и то искусственные! Вокруг как будто бы фестиваль: музыка, песни, танцы. Саня сказал, что в Гаване такое веселье вовсе не редкость.
        - А фестиваль у нас в феврале, - добавил он.
        Останавливаемся рядом с уличными музыкантами, подпеваем, пританцовываем. Я отдала Сане камеру, он снял меня рядом с крупной кубинкой в белом, пышном, как у невесты, платье. Ей было лет пятьдесят. На голове - белый кружевной чепчик с красным цветком, на поясе маленький красный кружевной передник - коротенький, только для кармана, на ногах белые сабо, а во рту - здоровая кубинская сигара. Очень была экзотичная чернокожая тетя. Она в одиночестве танцевала под оркестр уличного ресторанчика. Я стояла и любовалась, глаз не могла отвести. Я давно заметила, что грация людей крупных особенно привлекательна. Кубинка заметила мои восхищенные взгляды, лебедушкой подплыла ко мне, обняла меня за плечи и сделала знак Сане, чтобы он нас сфотографировал! Что Саня и сделал! Увеличу эту фотку, вставлю в рамочку и - на стену возле кровати.
        А когда Санька отдал мне камеру, эта крупная чернокожая кубинка дернула его за руку, чтобы сфотографироваться с ним. А он вдруг встал в стойку: танцевать! Оркестр был начеку и тут же переменил мелодию! Как они вдарили сальсу! Их поддерживали криками внезапно набежавшие зрители, хлопками в ладоши отбивали ритм! Негритянка была поражена умением Сани танцевать, думала, он тоже турист. В порыве чувств она предложила Сане свою сигару, вытащив ее из толстогубого рта. Но он отказался. Кстати, я заметила, что кубинская молодежь не дружит с сигаретами и пиво не хлещет. Им бы музыки, музыки побольше, вот это они уважают!
        Веселая бесшабашная Куба! Умеешь ты веселиться! А в магазинах очередей больше, чем товаров. Да и магазинов-то раз, два и обчелся, их и не видно совсем! И сахар у тебя по талонам, как и многое другое… Но не унываешь!
        Днем зашли перекусить в ресторанчик. Он был без дверей. Вход - арка, увитая зеленью. Мы начали есть, заиграла музыка - в музыкальный центр поставили диск. И тут же у входа остановился кубинец, кинул хозяйственную сумку на землю и стал выделывать па ногами. Он вне ресторанчика танцевал - ему вход сюда запрещен. А он и не переживал! Он и не собирался заходить! Услышал музыку, значит, что надо? Танцевать! Это был обычный кубинец, которого отправили в магазин талоны отоваривать, небрежно одетый - мятые брюки и рубаха. Но его танец был классный. Тут же к нему присоединился негритенок лет шести, потом еще один, еще…
        И так слаженно они танцевали, как будто неделю репетировали вместе! А ведь все получилось случайно!
        Музыка, музыка, музыка… Со всех сторон музыка!
        Завтра мне улетать, наверное, поэтому картинки Гаваны особенно крепко встраивались в память.
        В магазинах, где мало товаров, длинные очереди. Люди томятся в них, а лица приветливы.
        Мужчины играют в домино, расположив столики прямо на тротуаре. Встретятся с тобой взглядом и улыбнутся белозубой улыбкой.
        А вон там стайка подростков обосновалась в подъезде, бренчит гитара. Без денег можно, без музыки - никак.
        На парапет, о который бьются волны, карабкаются два мальчика и девочка. Чернокожий мальчик подает белой девочке руку, помогая подняться.
        На центральном бульваре малыш оседлал скульптуру льва, воображает, что скачет на лошади.
        На нижних ступеньках Капитолия сидят влюбленные.
        Звучат голоса разносчиков газет, здесь это пожилые люди.
        Рассыпала апельсины женщина, и все прохожие кинулись собирать… Бросают ей в авоську… обыкновенную авоську, которая у нас стала музейной редкостью. И все улыбаются, улыбаются, улыбаются…
        Иначе, как только с улыбкой, кубинцы жить не умеют. И мне кажется, что на острове, где вечное лето, в самом деле жить иначе нельзя.
        Быть бы им еще немножко побогаче…
        - Вы бедно живете, а кажется, что вы счастливые люди, - сказала я студенту Ермету в Тринидаде…
        - Это наш менталитет, - ответил он. - Иначе мы не умеем.


        А у меня вечером самолет.
        Провожает Саня. Смотрит грустными синими глазами.
        - Спасибо за все, Дженя. Буду помнить тебя.
        - Спасибо и тебе, Александр. И я буду помнить тебя. И ждать. Ты обязательно прилетишь в Россию. И я… я обязательно прилечу на Кубу снова! Ты будешь меня сопровождать?
        - Я постараюсь заработать денег для этого…
        Я грустно усмехнулась. Да! Заработать на Кубе - проблема. Здесь за любую работу платят два доллара…
        - Дженя… буду думать о тебе.
        - Эй, амиго, когда ты научишься правильно произносить мое имя? Же-ня.
        - Женя… - повторил Саня с какой-то ласковостью в голосе. И я вдруг поняла, что по-другому мне больше нравится!
        - Нет, лучше скажи: Дженя…
        - Что?
        - Скажи: Дженя.
        - Ты какая-то эта… душка!
        Смеюсь. Жалко, в Москве никто не будет называть меня душкой.
        - Ой, Саня! - как плохая актриса, я всплескиваю руками. - Я приготовила в отдельную сумку компьютер и телефон. И… забыла в отеле!
        - Что делать? Уже объявили посадку! Тебе бежать на самолет! - заволновался Рыжий.
        - Сань! Будь амиго, съезди на ресепшен и забери. И пользуйся техникой сам, пересылка будет стоить дороже, чем я в России куплю.
        - Хорошо. Спасибо! Попробую, - грустно улыбнулся он.
        Компьютер я наладила ночью. Поэтому мало спала. Ничего, в самолете высплюсь.
        Нетбук и телефон я, конечно, вовсе не забыла. Не такие это вещи, чтобы о них забывать. Я оставила их на ресепшене для Александра Родригеса, приплатив сверху 5 долларов за услугу администратору.


        Саня! Я люблю тебя, что ли?

        notes


        Примечания

        1

        Можно я вас сфотографирую? - англ.
        2

        Нет. - исп.
        3

        Приятно познакомиться - англ.
        4

        Нет, спасибо (исп.).
        5

        Могу я помочь вам? (англ.)
        6

        Да (исп.).
        7

        Красота (исп.).
        8

        Друг (исп.)
        9

        Доброе утро - исп.
        10

        Необитаемый остров (англ.).
        11

        Амиго - друг (исп.).
        12

        Футболка (англ.).
        13

        Музыка Игоря Матвиенко, слова Мих. Андреева.
        14

        Большое спасибо - англ.
        15

        Красная икра (англ.).
        16

        У тебя все еще болит нога?. Очень плохо! (англ.).
        17

        Буквально упасть в любовь (англ.).
        18

        Откуда вы? (англ.)