Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле Кэтрин М. Валенте

        Волшебная Страна #1 Скучно живется двенадцатилетней Сентябрь в родном городе Омахе. Как-то раз под окнами своей кухни она встречает господина в зеленом пиджаке по имени Зеленый Ветер, который приглашает девочку в путешествие. Сентябрь, не моргнув глазом, соглашается (а кто бы не согласился?). И вот они уже летят на Леопарде в Волшебную Страну, полную удивительных существ…

        Кэтрин М. Валенте
        Девочка, которая объехала Волшебную Страну на самодельном корабле


        Catherynne M. Valente
        THE GIRL WHO CIRCUMNAVIGATED FAIRYLAND
        IN A SHIP OF HER OWN MAKING



* * *

        Не омрачай день сегодняшний, оплакивая день завтрашний.

        Всем, кто прошел со мной этот странный путь и протягивал мне руки, когда я оступалась. Мы сами сделали этот корабль.



        Действующие лица

        Сентябрь, девочка
        Ее мама
        Ее отец
        Зеленый Ветер, вихрь
        Леопарда Легких Бризов, его скакун
        Привет, ведьма
        Пока, ее сестра, тоже ведьма
        Мерсибоку, их муж, ведьмак, по совместительству звервольф
        От-А-до-Л, виверн
        Алкали, голем
        Славная Королева Мальва, предыдущая правительница Волшебной Страны
        Чарли Хрустикраб, эльф
        Несколько глаштинов
        Маркиза, нынешняя правительница Волшебной Страны
        Яго, Пантер Суровых Штормов
        Суббота, марид
        Кальпурния Фартинг, эльфиня
        Пенни Фартинг, ее подопечная
        Многочисленные парноколесные
        Доктор Охра, спригган
        Рубин, аспирант, также спригган
        Лимончик, его невеста, гений алхимии, тоже спригган
        Смерть
        Два льва, оба синие
        Мистер Мапа, королевский картограф
        Ни, наснас
        Несчастная рыбка
        Акула (на самом деле оборотень)
        Ганнибал, пара сандалий
        Светлячок, фонарь



        Глава I

«С Леопардой - в путь!»



* * *


        В одно прекрасное утро девочка, которую звали Сентябрь, ужасно устала от родительского дома, где изо дня в день она перемывала одни и те же розово-желтые чайные чашки и такие же соусники, спала все на той же вышитой подушке и играла все с той же миленькой собачкой. А поскольку родилась Сентябрь в мае, и на левой щеке у нее было родимое пятно, и ступни большие и неуклюжие, ее пожалел сам Зеленый Ветер - и, едва девочке исполнилось двенадцать, объявился вечером у нее под окном. Одет он был в зеленый пиджак, зеленые бриджи, поверх которых был наброшен зеленый кучерский плащ, на ногах красовались зеленые же снегоступы. За облаками, на задворках мира, где живут Шесть Ветров, бывает очень холодно.
        - Похоже, ты довольно вспыльчива, да и характер у тебя неважный, - произнес Зеленый Ветер. - Что скажешь, если я предложу тебе полететь со мной на Леопарде Легких Бризов к большому морю, что на границе Волшебной Страны? Дальше меня, конечно, не пустят - Вихрям в Волшебную Страну вход заказан, - но я буду счастлив доставить тебя к берегам Коварного и Каверзного моря.
        - Да! - выдохнула Сентябрь, измученная розово-желтыми чашками и приставучими собачонками.
        - Ну, что ж, тогда вылезай, садись и не очень-то дергай мою Леопарду за мех, она кусается.
        Сентябрь выбралась из окна кухни, оставив полную раковину мыльных желто-розовых чашек. Чайные листья, налипшие на дно чашек, своими очертаниями сулили смутные неприятности. Форма одного листка напомнила ей отца в длинной шинели кофейного цвета, в которой он и отправился за океан, на войну, с винтовкой и в фуражке с какими-то блестящими штуковинами. Другой чайный лист был точь-в-точь мама в рабочем комбинезоне, со вздутыми бицепсами, склонившаяся над заглохшим авиамотором. Третий походил на расплющенную капусту. Зеленый Ветер протянул затянутую в зеленую перчатку руку, Сентябрь приняла ее, а вместе с ней и решение. Когда она взбиралась на подоконник, с ее ноги соскользнула туфля, и это вскоре окажется важным, так что самое время проститься с этой хорошенькой туфелькой с бронзовой пряжкой на ремешке, которая только что стукнулась о паркет. Пока, туфелька! Сентябрь скоро поймет, как ей тебя не хватает.
        - Теперь слушай, - сказал Зеленый Ветер, когда Сентябрь надежно устроилась в изумрудном фигурном седле, обхватив пятнистую шею Леопарды. - В Волшебной Стране есть важные правила, от соблюдения которых я в один прекрасный день буду избавлен - когда наконец рассмотрят мои бумаги и вручат мне золотое кольцо дипломатической неприкосновенности. Но если ты будешь пренебрегать правилами, то, боюсь, я не сумею тебе помочь. Тебя могут оштрафовать или казнить, в зависимости от настроения Маркизы.
        - Она такая ужасная?
        Зеленый Ветер хмыкнул в свою колючую бороду.
        - Все маленькие девочки ужасны, - признал он наконец, - зато у Маркизы очень красивая шляпа.
        - Расскажи мне правила, - решительно сказала Сентябрь. Мама рано научила ее играть в шахматы, и девочка решила, что если уж она запомнила, как ходит конь, то усвоить Волшебные Правила ей не составит труда.
        - Во-первых, ничего железного. В таможне на этот счет строго. Пули, ножи, жезлы - все будет конфисковано и отправлено в переплавку. Во-вторых, всем запрещено заниматься алхимией, кроме юных леди, родившихся во вторник…
        - Я родилась во вторник!
        - Я почему-то так и думал, - подмигнул Зеленый Ветер. - В-третьих, воздушное сообщение дозволяется только посредством Леопарды или лицензированных Побегов Амброзии. Если при тебе нет ни того ни другого, будь любезна не отрываться от земли. В-чет-вертых, все движение строго против солнца. Пятое: вывоз мусора каждую вторую пятницу. Шестое: все подменыши обязаны носить обувь для подменышей. Седьмое и главное: ни в коем случае не пересекай границу Чесаного Леса, не то сгинешь в страшных муках, либо должна будешь выдержать невыносимо нудное чаепитие со старыми девами из рода гамадриад, древесных нимф. Эти законы священны для всех, кроме приезжих сановников и спригганов. Все понятно?
        Сентябрь, уж не сомневайтесь, изо всех сил старалась слушать внимательно, хотя порывы ветра то и дело залепляли ей лицо прядями темных волос.
        - Н-наверно, - пробормотала она, вытаскивая локоны изо рта.
        - Разумеется, потребление любых волшебных пищевых продуктов влечет за собой обязательство возвращаться по крайне мере раз в год в соответствии с сезонным круговоротом мифов.
        - Что? - вздрогнула Сентябрь. - Это что значит?
        Зеленый Ветер погладил заостренную бородку.
        - Это значит - ешь что угодно, вишенка! - рассмеялся он, и смех его был подобен свисту ветра в древесных кронах. - Сладкая вишенка, ясная ягодка, свет моих лунных ночей!
        Леопарда Легких Бризов взмывала все выше над городом Омахой, штат Небраска, над его крышами, которым Сентябрь даже не помахала на прощание. Не ст?ит осуждать ее за это: все дети бессердечны. У них просто сердце еще не выросло, поэтому они лазят по высоченным деревьям, и говорят гадости, и прыгают так, что взрослые сердца трепещут в ужасе. А сердце ого-го сколько весит, потому-то его и приходится так долго растить. Но как в чтении, арифметике или рисовании дети успевают по-разному, так и сердце у всех у них растет по-разному. (Кстати, хорошо известно, что чтение ускоряет рост сердца, как ничто другое.) Некоторые малыши, противные и капризные, Совершенно Бессердечны. Другие, милые и послушные - Вовсе Не Бессердечны. В тот день, когда Зеленый Ветер унес ее из дома, девочка по имени Сентябрь была серединка наполовинку - Немножко Бессердечная, Немножко Взрослая.
        Так вот, Сентябрь не помахала на прощание ни своему дому, ни маминой фабрике, которая пускала белый дым далеко внизу. Она не помахала даже папе, когда пролетала над Европой. Нас с вами это могло бы шокировать, но Сентябрь прочитала горы книг и была уверена: родители сразу перестанут сердиться, как только узнают, что их маленькая искательница приключений отправилась в Волшебную Страну, а не в соседний паб, и, стало быть, все нормально. Так что вместо прощания она смотрела на облака, пока глаза не начали слезиться на ветру. Тогда она припала к грубой блестящей шкуре Леопарды Легких Бризов и стала слушать, как колотится огромное сердце зверя.


        - Простите, что я спрашиваю, сэр Ветер, - сказала Сентябрь, для приличия выждав немного, - а как попадают в Волшебную Страну? Потому что мы же скоро пролетим Индию, потом Японию, потом Калифорнию и вернемся прямиком к моему дому.
        Зеленый Ветер усмехнулся.
        - Так бы оно и было, если б земля была круглая.
        - А разве она не…
        - Тебе придется оставить в прошлом эти замшелые, старомодные идеи. Консерватизм никого не украшает. Волшебная Страна - весьма академическое место. Мы выписываем все лучшие журналы.
        Леопарда Легких Бризов издала негромкий рык, и стайка мелких облаков поспешно убралась с ее пути.
        - Земля, моя радость, отчасти трапецоид, слегка ромбоид и чуточку гиперкуб, и все это вместе весьма недовольно, когда его гладят против шерсти. Иными словами, сокровище мое осеннее, это головоломка, вроде тех сцепленных серебряных колец, которые тетя Маргарет привезла из Турции, когда тебе было девять.
        - Откуда вы знаете про тетю Маргарет? - воскликнула Сентябрь, одной рукой отбрасывая волосы.
        - В полдень я всегда хлопочу по хозяйству - поднимаю пыль. В тот день твоя тетя была в черной юбке, а ты в желтом платье с обезьянками. У нас, Вихрей, отличная память на все, что мы поднимаем.
        Сентябрь разгладила складки на измятом подоле оранжевого платья. Она любила все оранжевое: листья, иногда луну, бархатцы, хризантемы, сыр, тыкву (и в пироге, и так), апельсиновый сок и апельсиновый джем. Оранжевый - цвет яркий и требовательный. Его невозможно игнорировать. Однажды она увидела в зоомагазине оранжевого попугая и захотела его так сильно, как прежде никогда в жизни ничего не хотела. Она назвала бы его Хэллоуин и кормила бы ирисками. Мама сказала, что от ирисок птице стало бы плохо, к тому же собака ее непременно съела бы. После этого Сентябрь из принципа никогда не разговаривала с собакой.
        - Головоломка вроде тех колец, - повторил Зеленый Ветер, глядя на нее поверх зеленых очков. - Мы разомкнем Землю и снова замкнем, а потом окажемся в другом кольце, которое и есть Волшебная Страна. Уже скоро.
        И в самом деле, среди льдисто-голубых облаков, раскинувшихся над миром, уже проступало множество крыш - все очень высокие и очень шаткие. Дощатые башни соборов, ржавые своды, колонны с облупленной позолотой, громадные купола церквей наподобие тех, что Сентябрь видела в книжках про Италию, вот только многие кирпичи выпали, разбились, обратились в пыль. Как раз в таких стенах ветер воет, стонет и свищет особенно крепко, громко и пронзительно. Все, что не укрыто, - заиндевело, включая жителей, которые носились и порхали по городу, укутанные не хуже самог? Зеленого Ветра, только куртки и бриджи черные, или розовые, или желтые; и у всех - круглые надутые щечки, как у херувимчиков, что гонят ветер рассевшись по углам старинных карт.
        - Добро пожаловать, Сентябрь, в мой родной город Вестерли, где все Шесть Ветров живут не иначе как в полном согласии.
        - Спасибо, тут очень… мило. И очень холодно. И я, кажется, потеряла туфлю.
        Зеленый Ветер покосился на босую ступню с синими, скорее даже лиловыми пальцами. Будучи хоть немного да джентльменом, он сбросил свой теплый пиджак и учтиво помог девочке его надеть. Рукава, конечно, были слишком длинные, но пиджак и сам за время долгих странствий поднабрался кое-каких манер, поэтому он любезно подстроился к размеру девочки - тут надулся, там утянулся - пока не сел как влитой.
        - Кажется, я похожа на тыкву, - прошептала Сентябрь, втайне радуясь. - Вся зеленая и оранжевая.
        Она глянула вниз. На широком ярко-зеленом бархатном лацкане пиджак вырастил для нее оранжевую брошь в форме ключика, изукрашенного драгоценными камешками. Ключик сверкал так, будто был сделан из самого солнца. Пиджак смутился и немного потеплел. Он надеялся, что брошь не останется незамеченной.
        Зеленый Ветер выразительно кашлянул.
        - Туфелька - это большая утрата, врать не буду, - тут он хмыкнул, - однако Волшебная Страна требует жертв. - Он доверительно понизил голос. - Вестерли - городок пограничный, а наш Красный Ветер нечист на руку. Скорее всего со временем твою туфельку все равно бы украли.
        Сентябрь и Зеленый Ветер приземлились в Вестерли - Леопарда Легких Бризов обеспечила безупречно мягкую посадку, - и двинулись по широкому Проезду Арктического Ветра. Здесь сновали по бакалейным лавкам щекастые Синие и Золотистые Ветр?, набирая охапки перекати-поля для сочного тернистого салата. Облака неслись по улице, выделывая виражи, точно старые газеты в тех городах, где бывали мы с вами. В конце проезда виднелись две тонюсенькие колонны. Сентябрь не сразу разглядела, что на самом деле это были не колонны, а очень высокие и очень тонкие люди с очень тонкими и очень длинными лицами. Трудно было сказать, мужчины это или женщины, но они были не толще карандаша и выше любой колокольни в Вестерли. Их ноги пронизывали облака и терялись в кучевых толщах. Лица были защищены от солнца, светившего в Вестерли особенно ярко, темными очками, тоже длинными и тонкими.
        - Кто это? - прошептала Сентябрь.
        - С желтым поясом - это Широта, а в цветастом галстуке - Долгота. Без них мы далеко не уедем, так что будь повежливей.
        - Я думала, Широта и Долгота - это просто линии на карте.
        - Понимаешь, они не любят, когда их фотографируют. Знаменитостям приходится нелегко: все вокруг только и знают, что щелкать камерами. Жутко раздражает. И вот пару-тройку веков назад они пришли к соглашению с Гильдией Картографии, что те будут изображать их символически, в виде линий. Из уважения.
        Подойдя ближе к Широте и Долготе, Сентябрь притихла. Она, конечно, привыкла, что большинство людей выше ее ростом, она же все-таки ребенок, но эти двое были величины совсем иного порядка; к тому же она еще ничего не ела с самого утра, а путешествие верхом на Леопарде очень выматывает. Книксен Сентябрь решила не делать - слишком старомодно, поэтому поклонилась в пояс. Это так развеселило Зеленый Ветер, что он тоже поклонился.
        Широта широко зевнула. Горло ее оказалось ярко-синим, каким рисуют океан на школьных картах. Долгота вздохнула, точно со скуки.
        - Послушай, ты же не ожидаешь, что они с тобой заговорят? - шепнул Зеленый Ветер. Вид у него был слегка сконфуженный. - Они - знаменитости и мало с кем общаются.
        - Ты же сказал, что должна быть какая-то головоломка, - ответила Сентябрь, невольно зевая вслед за Широтой. Зеленый Ветер дернул ее за рукав, будто обидевшись, что она не в таком уж восторге от встречи.
        - Когда ты складываешь пазл, - спросил он, - как ты действуешь, тыковка моя?
        Сентябрь повозила холодной ногой по гладкой синей брусчатке.
        - Начинаю с углов, потом собираю края, чтобы получилась рамка, а потом продвигаюсь к серединке, пока все кусочки не встанут на место.
        - А сколько всего, как традиционно считается, на свете ветров?
        Сентябрь вспомнила свою книжку сказок и мифов, ярко-оранжевую и потому одну из самых любимых.
        - Кажется, четыре.
        Зеленые губы под зелеными усами изогнулись в усмешке:
        - Так и есть: Зеленый, Красный, Черный и Золотой. Это, конечно, скорее фамилии - как Смит, например, или там Гупта. Вообще-то есть еще Серебристый и Синий, но эти двое натворили дел у берегов Туниса и отправлены в постель без ужина. Таким образом, неоспоримый факт, что в данный момент наша четверка образует углы. Вот эти двое, - указал он на бесстрастных Широту и Долготу, - образуют стороны. А ты, - он бережно распутал ее локон, зацепившийся за брошку, - ты, Сентябрь, те детали, что в серединке: самые диковинные и упорные.
        - Я не понимаю, сэр.
        - Это вопрос формулировки. Сейчас поймешь. Вот один из кусочков: девочка скачет на одной ножке против солнца, ровно девять оборотов. Еще один: носить яркое. Еще один: закрой один глаз ладошкой. Еще: от чего-то придется отказаться. Еще один: рядом должна быть кошка.
        - Ну, это просто!
        - Не всегда. Волшебная Страна очень стара, а у стариков бывают странные прихоти. Один из последних кусочков, например: должна пролиться кровь. И, наконец: надо солгать.
        Сентябрь прикусила губу. Она никогда не увлекалась пазлами, хотя ее бабушка, напротив, настолько их любила, что оклеила стены у себя дома кусочками пазлов вместо обоев. Медленно, стараясь припомнить все кусочки, Сентябрь закрыла глаз ладошкой. Поджала ногу и запрыгала вокруг Леопарды Легких Бризов, надеясь, что скачет против солнца. Подол оранжевого платья бился о сверкающий на солнце зеленый пиджак. Совершив девять оборотов, Сентябрь отцепила оранжевый ключик с камешками и уколола палец иголкой брошки. Капли крови брызнули на мостовую и покатились по голубым камням. Она положила ключик к ногам бесстрастных Широты и Долготы и глубоко вдохнула.
        - Я хочу домой, - тихонько соврала она.
        Широта и Долгота плавно повернулись друг к другу, словно на крутящихся пьедесталах. Они начали гнуться и складываться наподобие лестничных пролетов, смыкаясь и сцепляясь, ладонь к запястью, ступня к колену, локти в стороны. Их механические движения были похожи на странный танец марионеток, дергающих вывернутыми суставами. Улица слегка пошатнулась и снова выровнялась. Широта и Долгота очень быстро поцеловались, а когда их губы разомкнулись, между ртами образовался проход - точь-в-точь для Леопарды, на спине у которой Вихрь и маленькая девочка. По ту сторону были видны только облака.
        Зеленый Ветер торжественно протянул девочке в оранжевом платье руку в зеленой перчатке.
        - Ты справилась, Сентябрь, - сказал он и подсадил ее в изумрудное седло на спине Леопарды.


        Мы никогда не знаем, что происходит после того, как актеры покидают сцену, да еще и на Леопарде. Таковы правила театра. Однако жителям Волшебной Страны по статусу положено немножко жульничать, а мы как раз собираемся вступить в их владения, так что будем действовать согласно местным обычаям.
        Вот, например, когда Сентябрь и Зеленый Ветер на своей огромной кошке проникли в этот мир, сложив головоломку, усыпанный камешками ключик поднялся с мостовой и шмыгнул вслед за ними. Тихо-тихо.



        Глава II

«Чулан между мирами»



* * *



        К моменту, когда женщина вступает в золотую пору заката, у нее скапливается огромное количество вещей. Да вы и сами знаете. Помните, как вы удивлялись, когда летом навещали бабушку в ее домике у озера: сколько же на стенах портретов неизвестных вам людей и сколько фарфоровых уточек и медных сковородок, книг и коллекционных ложечек, старых зеркал и обрезков досок, незаконченного вязанья, настольных игр и каминных щипцов она рассовала по углам. Для чего человеку весь этот хлам, думали вы, зачем было хранить его столько лет, пока все не выгорело на солнце и не приобрело один и тот же ровный пергаментно-коричневый оттенок? Похоже, бабуля немного не в себе, думали вы, взирая на коллекцию стеклянных сов и фарфоровых сахарниц.
        Так вот, пространство между нашим миром и Волшебной Страной выглядит в точности как бабушкин большой и темный чулан, как ее сарай на заднем дворе, как ее подвал, набитый всяким тысячелетним хламом и вздором. Мироздание, видите ли, просто не знало, куда это все пристроить. Планета наша в целом довольно бережлива, она не выбрасывает превосходные бронзовые шлемы, прялки или водяные часы. Однажды они могут понадобиться. Что же касается портретной галереи, то, если бы вы прожили столько лет, сколько бабушка, вам тоже не так-то просто было бы запомнить, как выглядят все ваши внуки.
        Сентябрь любовалась грудами диковин в чулане между мирами. Через его низкий потолок пробивались корни деревьев, и все вокруг несло отпечаток благородного изящества: старинные кружева и шифровальные машины, якоря и массивные картинные рамы, кости динозавров и модели Солнечной системы. Продвигаясь верхом на Леопарде по тускло освещенному проходу, Сентябрь заглядывала в раскрашенные глаза фараонов и слепые глаза поэтов, химиков и безмятежных философов; последних Сентябрь легко узнала по занавескам, в которые они заворачиваются вместо одежды. На большинстве же портретов были изображены обычные люди, одетые в то, в чем в их времена было принято сгребать сено, вести дневник или печь булочки.
        - Сэр Зеленый Ветер, - сказала Сентябрь, когда пришла в себя и глаза ее привыкли к темноте, - я хочу задать вам один вопрос, но только чтобы вы ответили серьезно, без этих ваших шуточек и ласковых словечек.
        - Ну, конечно, моя… конечно, Сентябрь. Можешь звать меня просто Зеленый, на «ты». Мне кажется, мы уже достаточно знакомы.
        - Почему ты забрал меня из Омахи? Ты похищаешь всех девочек подряд? Или только из Небраски? И почему ты со мной так добр?
        Девочке показалось, что в этот момент Леопарда Легких Бризов засмеялась, хотя, может, она просто фыркнула.
        - Это гораздо больше, чем один вопрос. Посему, полагаю, будет справедливо, если ты получишь гораздо больше одного ответа. - Он торжественно откашлялся. - Раз: в Омахе жить невозможно. Два: нет, мне и так есть чем заняться. Три: смотри выше. Четыре: чтобы понравиться тебе и при этом не испугать.
        Впереди показалась медленно ползущая очередь из местных обитателей в длинных разноцветных одеждах. Они то и дело поглядывали на часы и поправляли прически под шляпами. Леопарда замедлила шаг.
        - Я же просила не дразниться, - сказала Сентябрь.
        - Раз: мне было одиноко. Два: не стану тебя обманывать - все знают, что пару-тройку девочек я уволок. Это в характере ветра - подхватить, закружить и утащить все, что попадется. Три: в Небраске рождается не так уж много девочек, которым суждено отправиться в Волшебную Страну. Четыре: если бы я не был обходителен, или не знал дороги в Волшебную Страну, или не обладал такой чудесной кошкой, ты бы не улыбалась и не была бы такой интересной собеседницей. Ты бы учтиво сообщила, что обожаешь чайные чашки и свою собачонку, после чего пожелала бы мне всего хорошего.
        Они подошли и встали в очередь, короткую или длинную - непонятно, потому что в этой очереди собрались одни дылды, из-за которых ничего не было видно. Сентябрь соскочила с Леопарды на сухой земляной пол чулана между мирами. Зеленый Ветер тоже спрыгнул и встал рядом.
        - Ты сказал, что я своенравная. Из-за этого?
        - Раз: в Волшебной Стране есть целый департамент, который занимается только похищением мальчиков и девочек (преимущественно сирот, но в последнее время на эти детали смотрят сквозь пальцы), чтобы у нас всегда был запас историй на зиму, когда все равно нечего делать, кроме как попивать пиво с фенхелем да глазеть на огонь в камине. Два: смотри выше. Три: в ваших засушливых землях полно детей, которые только и мечтают удрать из дому. В Нью-Йорке, скажем, вообще не найти беспризорника для того, чтобы прокатить его на Леопарде. Их там в музей Метрополитен водят как-никак. Четыре: я вовсе не так уж и добр. Не замечаешь, как я тебе вру, чтобы заставить поступать по-моему? Так ты лучше подготовишься к жизни в Волшебной Стране, где вранье считается правилом хорошего тона.
        Сентябрь сжала кулаки. Она изо всех сил старалась не заплакать.
        - Зеленый! Прекрати немедленно! Я просто хочу узнать…
        - Раз: Поскольку ты родилась в…
        - …что во мне особенного, - шепотом, больше похожим на всхлип, закончила фразу Сентябрь. - В сказках, когда кто-то появляется в клубах зеленого дыма и приглашает девочку в путешествие, это не просто так, а потому что она не такая, как все, потому что она умная и сильная, и умеет отгадывать загадки, и сражаться на мечах, и красиво говорить, и… А я ничего такого не умею. Может, я даже и не своенравная. Нет, я не тупая, я знаю географию и играю в шахматы и могу починить бойлер, когда мама на работе, но я не о том, а вот о чем: может, ты ошибся домом, может, ты собирался покатать на Леопарде совсем другую девочку? Может, ты не имел в виду конкретно меня, я же не похожа на девочек из сказок. Я мала ростом, и папа от меня ушел на войну, а я не смогла бы даже удержать собаку и не дать ей сожрать птичку.
        Леопарда повернула внушительную пятнистую голову и посмотрела на девочку печальными желтыми глазами.
        - Мы пришли за тобой, - прорычала она, - только за тобой.
        Большая кошка лизнула девочкину щеку шершавым языком. Сентябрь улыбнулась, самую малость. Потом шмыгнула носом и утерла слезы рукавом зеленого пиджака.
        - СЛЕДУЮЩИЙ! - прогудел низкий, сердитый голос, эхом отдаваясь в огромном чулане. Голос был таким мощным, что их как ветром повалило на тех, кто пристроился за ними в очередь. Компания же впереди них, вся с блестящими остроконечными ирокезами и с розовыми тенями на веках, мигом высыпала на высокий помост, приготовив документы и багаж для досмотра.
        На помосте возвышалась гигантская горгулья с мордой из литой бронзы и черного гранита. Ее каменные брови шевелились, суровая металлическая челюсть подрагивала, а глаза навыкате пламенели красным. Промасленные поршни жужжали и щелкали, приводя в движение тяжелые лапы. Торс чудовища, посеребренный узловатыми наплывами, почти разошелся по грубому шву, и видно было, как внутри пульсирует бело-фиолетовое сердце.
        - ДОКУМЕНТЫ! - прогремело чудовище. Портреты на земляных стенах затрепетали вместе со стенами. Горячий выдох клубился дымом, механическая челюсть и стальной язык дребезжали. Сентябрь прильнула к Леопарде, пряча лицо от жара, пышущего из пасти горгульи.
        - БЕТСИ БАЗИЛИК! СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ ВЫХОДИ ОТТУДА! - проревел в ответ Зеленый Ветер, хотя и не так громко, как горгулья с ее кожаными мехами вместо легких.
        Чудовище подумало секунду и проревело:
        - НЕ-Е-ЕТ.
        - Никого ты тут не напугаешь, - вздохнул Зеленый Ветер.
        - ЕЕ ЖЕ НАПУГАЛА! ВОН ОНА ДРОЖИТ, И ВООБЩЕ!
        - Бетси, я задам тебе трепку, ты меня знаешь. Не забывай, кто отстегал лорда Листикса и гонял его тут как собаку. Я не турист, Бетси, и не позволю обращаться с собой как с туристом.
        - Нет, ты не турист, - бесстрастно прорычал хриплый, но уже не такой громкий голос. Огни в глазах горгульи потухли, могучие плечи осели, и на помост выскочила маленькая женщина - ростом не больше, чем Сентябрь, а может, и поменьше. Ее крепкое, как у медведя, туловище подпирали толстые, узловатые ноги; короткие волосы свалялись в острые сосульки, которые торчали во все стороны; в зубах была зажата самокрутка с приторным запахом ванили, рома, кленового сиропа и еще чего-то не вполне полезного для здоровья.
        - Ты - не турист, - проворчала она скрипучим голосом. - Твое имя в Зеленом Списке, а это значит, что ты Подлый Негодяй, а это значит - Вход Воспрещен по Приказу Маркизы.
        - Я подал прошение об иммиграции с печатями Четырех Тайных Советников несколько месяцев тому назад. У меня даже есть рекомендательное письмо от Парламента при Дворе Благих. Ну то есть, от клерка Парламента, но на настоящем бланке и все такое. Надеюсь, тут все понимают, что письмо на гербовой бумаге - совсем не то же, что на простой.
        Бетси язвительно выгнула кустистую бровь и в мгновение ока вновь запрыгнула в горгулью. Ужасная кукла ожила, яростно сверкая глазами и лязгая лапами.
        - УБИРАЙСЯ! НЕ ТО САМ ПОЛУЧИШЬ ТРЕПКУ!
        - Зеленый! - прошептала Сентябрь. - Она… гном?
        - Это уж точно! - проворчала Бетси, снова выбираясь из горгульи. - Экая ты смекалистая! Как догадалась-то?
        От воплей горгульи сердце у девочки все еще ходило ходуном. Дрожащей рукой она показала чуть выше своей макушки.
        - Остроконечные, - пискнула она и прокашлялась. - У гномов остроконечные шляпы. Вроде колпаков. Я подумала, может, этот ирокез - вместо шляпы?
        - Да она у тебя прирожденный логик, Зелененький. Моя бабушка носила остроконечную шляпу, дитя. И прабабушка. А на меня такое напялят разве что в гробу. Сама-то ты небось не захочешь носить чепец с оборками. Мы - современные гномы. Глянь-ка. - Бетси продемонстрировала весьма солидный бицепс, размером с бидончик для масла. - Торчать в саду или на крылечке - это не для меня. Я закончила ремесленное училище, знай наших! Теперь таможенником работаю, так что дел невпроворот. Ну-ка, что там у тебя с собой?
        - Леопарда, - быстро ответила Сентябрь.
        - Это правда, - признала Бетси. - Но у тебя нет никаких документов или хотя бы пары туфель, вот в чем проблема.
        - А зачем тебе эта штука? - спросила Сентябрь, показывая на горгулью. - У меня дома в аэропортах такие не ставят.
        - Еще как ставят, просто ты не обращала внимания, - ухмыльнулась Бетси Базилик. - У всех таможенных агентов такая есть, иначе с чего бы люди стояли смирно в очереди и еще позволяли бы разглядывать себя и даже обыскивать. Мы все живем внутри ужасной машины власти, которая скрежещет, визжит и горит изнутри, чтобы никто не посмел сказать, будто границы - это просто дурацкие линии на карте. Там, где ты живешь, злобная машинка поменьше, не сразу и увидишь - ее специально маскируют. А вот мой Руперт - честный парень. Весь на виду.
        Она поскребла громоздкую оболочку позади того места, где могло бы располагаться ухо. Кукла осталась темной и неподвижной.
        - Так зачем рассказывать мне всё это про куклы и машины? Разве ты не хочешь разглядеть меня внимательнее? - спросила Сентябрь.
        Бетси поманила ее, пока они не оказались нос к носу, и Сентябрь снова ощутила смешанный аромат ванили, рома и кленового сиропа - таможенница насквозь пропахла своими самокрутками.
        - Да затем, что, когда люди попадают в Волшебную Страну, нам положено не только пудрить вам мозги, обдирать как липку и ездить по ушам - мы должны еще применять специальное колдовство, чтобы глазки у вас раскрылись. Не совсем, а так, чтобы уже действовали грибные чары, но при этом чтоб нельзя было дважды одурачить вас золотом эльфов. Тут дело тонкое, целая наука. Раньше специальный бальзам для этого выдавали, как по инструкции положено.
        - Это что же, ты намажешь мне глаза какой-то гадостью?
        - Я тебе объясняю, дитя, гномы уже не те, что раньше. Я лично пикетировала сеть аптек «Хэллоуинское зелье». Есть и другие способы раскрыть пошире ваши глупые глазищи. Вот Руперт, например, хорошо действует на тупоголовых. Покажешь им Руперта - и они тут же увидят всё, что я им велю. Ну, довольно, давай документы.
        Зеленый Ветер покосился на Сентябрь, потом уставился на свои ноги. Сентябрь готова была поклясться, что под бородой он покраснел - ну, то есть позеленел.
        - Ты прекрасно знаешь, Бетси, - прошептал он, - что Похищенкам документы не положены. Так написано в инструкции, страница 764, параграф 6. - Зеленый Ветер вежливо прокашлялся. - Поправка Персефоны.
        Бетси смерила его взглядом, в котором было легко прочесть: так вот к чему ты клонил, старый ветрюган! Она пустила ему в лицо струйку густого ароматного дыма и фыркнула.

«Я тут не одна такая», - догадалась Сентябрь.
        - Ты бы лучше за себя отвечал, дылда. Ладно, она может проходить - а ты остаешься. - Бетси пожевала кончик самокрутки. - И кошка твоя тоже останется. Ради таких, как ты, я не собираюсь игнорировать Зеленый Список.
        Зеленый Ветер своими длинными пальцами погладил волосы девочки.
        - Пришла пора нам расставаться, каштанчик. Моя виза наверняка скоро будет готова… особенно если ты замолвишь за меня словечко в посольстве. Пока же запомни правила: плавать не раньше чем через час после еды и никогда никому не говорить свое настоящее имя.
        - Настоящее имя?
        - Я приходил за тобой, Сентябрь. Только за тобой. Желаю тебе самого лучшего, что можно пожелать и уж никак не хуже, чем можно ожидать.
        Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Поцелуй получился учтивым, нежным и сухим, как прикосновение ветра в пустыне. Леопарда лизнула ее руку горячим языком.
        - Закрой глаза, - прошептал он.
        Сентябрь послушалась и ощутила на лице дуновение теплого летнего ветра, напоенного запахами всего зеленого: мяты, розмарина, свежей воды, лягушек, листьев и свежескошенной травы. Дуновение это отбросило назад ее темные волосы, а когда она открыла глаза, Зеленый Ветер и Леопарда Легких Бризов исчезли. В ушах ее звучал последний выдох Ветра: проверь карманы, замарашка моя!
        Бетси замахала, будто разгоняя неприятный запах.
        - Убрался наконец, зануда! Ох уж мне эти актеришки, вечные тирады да заламывание рук.
        Таможенница вытащила из-за помоста книжечку в зеленой кожаной обложке и печать из полированного дерева с рубиново-красной ручкой. Она открыла книжечку и принялась ожесточенно и весело ставить в ней штампы.
        - Временная виза, тип визы: гранатовая, место проживания: нет. Регистрация пришельцев, категория: Человек, Похищенная, не Подменыш. Размер: средний. Возраст: двенадцать. Привилегии: никаких или сколько сумеешь урвать. Декларировать есть что?
        Сентябрь помотала головой. Бетси закатила глаза с воспаленными веками.
        - Таможенная декларация: туфелька черная одна. Платье оранжевое одно. Пиджак, с чужого плеча, один. - Она глянула на Сентябрь сверху вниз. - Поцелуй один, в высшей степени зеленый, - заключила она выразительно, в последний раз от всей души проштамповала книжечку и протянула ее девочке. - Ну, вперед, очередь не задерживаем!
        Бетси Базилик сграбастала девочку за лацканы пиджака и поволокла через помост по направлению к пахнущей плесенью, поросшей корнями и изъеденной червями норе, прорытой в задней стене чулана между мирами. В последний момент она остановилась, сплюнула, словно жевательным табаком, волшебное ругательство и извлекла из кармана черную коробочку. Она вытянула из нее красный стерженек, и крышка коробочки со щелчком откинулась. Внутри оказалось какое-то золотистое желе.
        - Это остатки, детка. - Бетси снова ругнулась. - Привычка - вторая натура. - Она сунула промасленный палец в коробочку и плюхнула ее содержимое девочке в глаза. Зелье потекло по лицу, как яичный желток.
        Вид у Бетси был изрядно сконфуженный.
        - Сама подумай, - пробормотала она, потупившись, - что, если Руперт сплоховал, ты туда попадаешь, а там одна пустыня с кузнечиками. Стоило тащиться в такую даль ради кузнечиков? И вообще с чего это я оправдываюсь? Иди давай!
        Бетси Базилик с силой толкнула девочку к мягкой, покрытой листьями стене чулана. Сентябрь, извиваясь, отталкиваясь и пятясь, протиснулась сквозь стену и выпала наружу.



        Глава III

«Привет, Пока и Мерсибоку»



* * *


        Первым делом на Сентябрь обрушилась стена соленой воды. Вода ревела, пенилась в глазах, дергала за волосы, хватала за ноги холодными фиолетово-зелеными лапами. Девочка судорожно вдохнула - легкие наполнились все той же ледяной морской водой.
        Плавала Сентябрь неплохо. Однажды она даже заняла второе место на турнире в Линкольне. Ей вручили кубок с крылатой женщиной на крышке, и Сентябрь недоумевала, какое отношение летающая дама имеет к плаванию. «Ей бы вместо крыльев перепонки на ногах», - подумала тогда Сентябрь. За все время упорных тренировок никто из тренеров не предупредил ее о важности отработки баттерфляя на случай, если она будет без всяких церемоний брошена в океан с большой высоты. Да еще с глазами, залепленными волшебным бальзамом. «Нет, ну в самом деле, - подумала Сентябрь, - как же они не предусмотрели такой случай, а?»
        Сентябрь барахталась, высокие волны захлестывали ее, она снова выныривала, отплевывалась и пыталась вдохнуть. Девочка изо всех сил молотила ногами, пытаясь перевернуться и обратиться лицом к берегу - где он, этот берег? - чтобы волны несли ее к суше - где она, эта суша? - а не наоборот. Оседлав гребень особенно устрашающей волны и взлетев на головокружительную высоту, она завертела головой - и успела заметить сквозь остатки волшебной мази на глазах неясную, вроде бы оранжевую, полоску суши далеко к западу. Сентябрь боролась с непокорными волнами, пока не развернулась в нужном направлении, и начала грести еще быстрее к вершине следующей волны. Пусть волна тащит, бьет, толкает, все что угодно, лишь бы поближе к суше. Руки и ноги горели огнем, а легкие уже подумывали о том, чтобы совсем бросить дышать, но Сентябрь все плыла, плыла и плыла, пока колени ее внезапно не уперлись в песок. Она упала лицом вниз, и вот последняя волна окатила ее, уже лежащую на розовом берегу.
        Сентябрь судорожно закашлялась. Стоя на четвереньках, она извергла из себя изрядную толику Коварного и Каверзного моря. Она крепко зажмурилась и попыталась унять крупную дрожь, дожидаясь, пока сердце перестанет так бешено колотиться. Когда девочка открыла глаза, ей было гораздо лучше, вот только руки утопали по локоть и погружались все глубже. Толстый слой розовых лепестков, веточек, колючих листьев, желтоватой каштановой скорлупы, сосновых шишек и ржавых бубенчиков покрывал весь берег, насколько хватало глаз. Сентябрь, спотыкаясь, поднялась на ноги и побрела по этому странному, сладко пахнущему мусору, стараясь добраться до твердой почвы, скрытой под колючими зарослями, скорлупой яиц малиновок и сморщенными засохшими поганками. Земля была не намного тверже моря, колючки царапали ноги, ветки цеплялись за волосы, зато здесь хотя бы можно было дышать - короткими судорожными вдохами.

«Я еще не столько времени провела в Волшебной Стране, чтобы реветь», - подумала Сентябрь и свирепо прикусила губу. «Так-то лучше», - решила она. Слой мусора на берегу, похоже, становился тоньше, по мере того как она сквозь него пробивалась. Наконец хлама стало всего лишь по колено, и по нему можно было просто брести, как по глубокому снегу. На дальнем конце пляжа возвышался серебристый утес. Отважные деревца тут и там пробивались из отвесных скал и упрямо тянулись во все стороны. Над их вершинами с криками кружили огромные птицы, чьи длинные шеи в полуденном свете отливали ярко-синим. Сентябрь была на берегу совсем одна и все еще тяжело дышала. Она попыталась убрать из уголков глаз остатки гномьей мази, засохшие там, словно после сна. Когда глаза окончательно очистились от мази и морской соли, она обернулась и посмотрела на свои следы, ведущие из моря. И вдруг оказалось, что берег покрыт вовсе не лепестками роз, ветками и яичной скорлупой. Он весь горел золотом, настоящим золотом, до самой сине-зеленой воды. Дублоны, ожерелья, короны, медальоны, тарелки, слитки и длинные блестящие скипетры - все это
так сверкало, что пришлось зажмуриться. Весь берег, куда ни глянь, был совершенно золотым.
        Сентябрь по-прежнему трясло. Она ужасно проголодалась и вымокла, вода текла с нее ручьями. Она отжала волосы и подол своего оранжевого платья прямо на громадную золотую корону с крестами. Пиджак, ужаснувшись, что из-за такой мелочи, как потопление, он пренебрег своими прямыми обязанностями, быстренько надулся и парусил на морском ветру, пока не просох совершенно. «Что ж, - подумала Сентябрь, - все это, конечно, очень странно, но Зеленого Ветра нет и некому объяснять мне, что происходит, а торчать весь день на пляже я не могу, не загорать же я сюда приехала. Пусть у меня нет Леопарды, но ноги-то есть!» Она еще раз взглянула на катящиеся фиолетово-зеленые волны. Внутри у нее зашевелилось необычное волнение, странное и сильное, которое она не могла объяснить, но чувствовала, что оно связано с морем и небом. Однако еще сильней был голод, велящий срочно отыскать хотя бы плодовое дерево, а лучше - магазин, где продаются сосиски или булочки. Сентябрь аккуратно сложила неясное волнение и спрятала подальше, в глубину души. С глазами, все еще слезящимися от блеска волн и золота, она отправилась в путь.
        Не ступив и двух шагов, она наклонилась и предусмотрительно подобрала один скипетр, особенно густо усеянный драгоценными камнями. «Кто его знает, - подумала она, - вдруг придется заплатить выкуп, или подкупить кого-то, да просто купить что-нибудь, наконец». Сентябрь вовсе не имела склонности к воровству, но и совсем простодушной тоже не была. Она пошла дальше, опираясь на скипетр как на посох.
        Идти было не так-то просто. Золото очень скользкое, и ноги на нем так и разъезжаются. Она заметила, что босая нога справляется с ходьбой по золоту лучше, чем обутая: пальцами босой ноги можно цепляться за сверкающую поверхность, хотя каждый шаг все равно приводит к каскаду золотых монет под ногами. «Должно быть, я прошагала уже весь золотой запас Финляндии», - подумала Сентябрь ближе к полудню. И как только ее посетила эта довольно взрослая мысль, дорогу пересекла длинная причудливая тень.
        В Омахе дорожные знаки обычно зеленые с белыми надписями, иногда белые с черными надписями. Те знаки Сентябрь понимала, и куда они указывают - тоже. Этот же дорожный столб, нависший над ней, был сделан из светлого, да еще и выбеленного ветром дерева - и увенчан деревянной фигурой прекрасной женщины, чьи волосы были украшены цветами, ноги обвивал длинный козлиный хвост, а на обветренном лице застыло торжественное выражение. Золотые отблески солнца Волшебной Страны переливались на искусно вырезанных волосах. За спиной у женщины распростерлись широкие крылья, совсем как на кубке за второе место по плаванию. Еще у нее было четыре руки, и все они уверенно указывали в разные стороны. На внутренней поверхности восточной руки, которая указывала как раз туда, куда Сентябрь брела, кто-то вырезал изящные буквы:



        ДОРОГУ ПОТЕРЯЕШЬ

        Северная рука, указывающая на вершину утеса, гласила:



        ЖИЗНЬ ПОТЕРЯЕШЬ

        На южной руке, указывающей в сторону моря, было сказано:



        РАССУДОК ПОТЕРЯЕШЬ

        И на западной руке, указывающей на небольшой мыс в сужающейся части золотого пляжа:



        СЕРДЦЕ ПОТЕРЯЕШЬ

        Сентябрь в задумчивости прикусила губу. Жизнь терять она точно не хотела, поэтому скалы исключались сразу же, даже если вообразить, что она умеет по ним взбираться. Потерять рассудок не намного лучше, к тому же вокруг нет ничего такого, из чего можно было бы построить мореходное судно, - если не рассматривать идею сделать плот из чистого золота и сразу пойти ко дну. С пути она и так уже сбилась, раз прошла несколько миль до этого места; да и все равно тот, кто сбился с пути, никуда не придет, а Сентябрь определенно хотела прийти куда-нибудь, хотя и не знала, куда именно. Это «куда-нибудь» означало в первую очередь обед, постель и камин, в то время как здесь было только волшебное золото и холодное ревущее море.
        Оставалось только сердце.
        Мы с вами уже выросли и не раз теряли сердца, потому на этом месте нам хочется зажмуриться и закричать изо всех сил: «Только не туда, девочка!» - но, как уже говорилось, Сентябрь была Немножко Бессердечна и никакой опасности не ощущала. Таковы все дети.
        К тому же она увидала в той стороне струйки дыма, которые поднимались вверх тонкими завитками.
        Сентябрь бросилась в направлении дыма. За спиной у нее прекрасная деревянная женщина, указующая путь четырьмя руками, прикрыла глаза и горестно покачала мудрой березовой головой.
        - Эй, - кричала Сентябрь на бегу, спотыкаясь о последние золотые слитки и скипетры. - Привет!
        Три черные фигуры склонились вокруг большой кастрюли, скорее даже котла - огромного, грубого, чугунного. Все трое были прекрасно одеты: две дамы в старомодных платьях с турнюрами и высокими воротниками, волосы собраны на затылке в толстый пучок. Молодой человек щеголял в черном фраке. Но Сентябрь в первую очередь бросились в глаза их шляпы.
        Любой ребенок знает, как выглядят ведьмы. Да, бородавки, да, нос крючком, да, злобная ухмылка - но шляпа решает все. Остроконечная черная шляпа с широкими полями. Очень многих людей природа наградила бородавками и крючковатыми носами, и, возможно, именно поэтому они так злобно улыбаются, но при этом они никакие не ведьмы. Шляпа меняет все. Сентябрь чуяла это всем своим существом, так же как знала свое имя и знала, что мама все равно будет ее любить, хоть она и сбежала не простившись. Знала, потому что однажды папа надел фуражку с золотыми нашивками и внезапно оказался не папой, а солдатом, и уехал. Головной убор - это серьезно. Шляпа может превратить тебя в кого-то другого.
        Эти шляпы были не такие, какие надевают на Хэллоуин с нарядом ведьмы - картонные, обтянутые тонким черным атласом и усыпанные дешевыми блестками. Эти шляпы были старые, кожаные, тяжелые, все в складках, с наконечниками набекрень, слишком величественные и массивные, чтобы торчать вверх. На боку у каждой шляпы зловеще мерцала старая, погнутая серебряная пряжка. Поля слегка провисли, как на ковбойских шляпах, - поля, которые нужны не для парада, а для защиты от солнца, ветра и дождя. Ведьмы слегка горбились под весом своих шляп.
        - Привет, - сказала Сентябрь снова, чуть более вежливо, но только самую малость.
        Одна из женщин прервала бормотание над котлом и подняла голову:
        - Чего тебе?
        В руке у нее была потрепанная черная книжка с кучей загнутых страниц.
        - Я сказала «привет».
        - Ну, так это я и есть.
        - Что? - спросила Сентябрь, сбитая с толку.
        - Ты совсем глухая или совсем дура? - спросила вторая женщина, швыряя в котел перепуганную ящерицу.
        - О! - воскликнул молодой человек. - Глухое дитя! Как это мило! Мы ее удочерим и научим писать симфонии. Она произведет в городе фурор. Я куплю ей напудренный парик и треуголку.
        - Я не глухая, - сухо ответила Сентябрь, которая на голодный желудок бывала неприветлива. - И не дура. Я сказала «привет» и не услышала в ответ ничего внятного.
        - Повежливее, дитя, - сказала женщина с книгой, кривя уголки губ в зловещей улыбке. - Если не умеешь себя вести, можешь сразу поступать в ведьмы. - Она заглянула в котел, неодобрительно сдвинула брови и плюнула в него. - Меня зовут Привет, - продолжала она как ни в чем не бывало. - Теперь понимаешь, в чем недоразумение? Это моя сестра Пока, а это наш муж Мерсибоку.
        - Он женат на вас обеих? Как странно!
        Все трое внезапно нехорошо сощурились и выпрямились.
        - Я хотела сказать - очень приятно, меня зовут Сентябрь, как поживаете?
        - Мы поживаем лучше некуда, - ледяным тоном ответила Пока, срывая с воротника одну из жемчужных пуговок и бросая ее в варево. - Наша семейная жизнь прекрасно продумана. Мы с сестрой очень близки и очень рациональны. Когда мы были молодыми, вся эта чушь и тягомотина - ухаживания, стыдливый румянец, любовное зелье, свадьба, наконец - казалась нам обеим бессмысленной тратой времени. Поэтому мы решили пройти через это вместе и за один раз. Мы подсчитали, что это сберегло каждой из нас по два года жизни. И к тому же все ведьмы должны поддерживать определенный уровень сумасбродства в личной жизни, иначе нас исключат из профсоюза.
        Привет улыбнулась так скромно, как могут улыбаться только ведьмы.
        - Мы выбрали Мерсибоку за его многочисленные достоинства. Помимо того что он прекрасный повар и великолепный математик, он еще и звервольф.
        - Да что вы? Настоящий вервольф? Вы в полнолуние обращаетесь в волка?
        Мерсибоку осклабился.
        - Нет, дорогая, - сказала Привет, - он звервольф. З-з-з, - позудела она для убедительности. - Это совсем другое дело. Двадцать семь дней в месяц мой любимый - прекрасный волк с огромными мощными челюстями и неутомимым хвостом. А в полнолуние он обращается в человека, вот как сейчас. Мой муж - волк, а ее - человек.
        - Но это вроде бы не совсем честно, - сказала Сентябрь. - Ей достается гораздо больше мужа.
        - О, об этом мы давным-давно договорились. Мне не нравится, когда мужчины слишком много болтают, а ей не нравится, когда они все время путаются под ногами, - засмеялась Привет. Пока нежно улыбнулась мужу.
        - А вы… вы не боитесь волков? - спросила Сентябрь, чувствуя в глубине души, что и сама могла бы преодолеть страх, если бы волк любил ее, защищал и не таскал грязь на покрывало.
        - Я весьма цивилизован, уверяю вас, - улыбнулся Мерсибоку. - Звервольфы ведут насыщенную культурную жизнь. Мы посещаем хор, организуем благотворительные бега. У нас есть даже клубы по интересам. Вот когда мы в облике человека, вам стоит поостеречься.
        - Так, девочка, а теперь говори, зачем пришла. Как видишь, мы весьма заняты. - Пока принюхалась к запаху из котла.

«Будь понаглее, - подумала Сентябрь. - Своенравный ребенок должен быть нахальным».
        - Я… я надеялась, что у вас найдется для меня что-нибудь перекусить. Я только что сюда попала, и… нет, я не заблудилась и даже не могу заблудиться, потому что понятия не имею, куда идти. - Сентябрь эта речь показалась не слишком убедительной. - Я даже хотела бы заблудиться. Тогда я бы знала, куда шла, понимаете? Зеленый Ветер не очень-то понятно объяснил, что мне делать, когда я сюда попаду, все больше про то, чего не делать, так что, с учетом всех обстоятельств, для начала заблудиться было бы совсем неплохо; но я не знаю, где я, а на пляже было полно мусора, который оказался…
        - Волшебным золотом, - прервал ее Мерсибоку. - Оно там ждет, пока кто-нибудь из жителей этого мира решит запастись им по дороге в мир людей. Тебе, должно быть, мазнули глаза гномьим зельем, иначе ты не увидела бы золота. Есть вещи, которые видны всем, даже похищенным детишкам. Но кое-что видно только местным.
        - Да. Это Бетси… она показала мне Руперта, а потом еще и чем-то плеснула в глаза. - Сентябрь крепче стиснула скипетр.
        - Должно быть, она почувствовала к тебе симпатию. Надо полагать, этот Руперт был страшный и ужасный? Если как следует перепугаться, глаза могут свернуться набекрень, и тогда появляется возможность увидеть кое-кого из домовых. Но чтобы увидеть волшебное золото, этого мало. Иначе было бы не так весело дурачить туристов. - Звервольф глубоко вздохнул. В уголках его глаз собрались мелкие морщинки. - Но сейчас все по рецептам, и гномье снадобье на вес золота. У тебя случайно не осталось?
        Мерсибоку внимательно посмотрел на ее глаза и разочарованно вздохнул. Сентябрь совсем не нравилось, когда ее так пристально рассматривали.
        - Я очень голодна, сэр Волк, - прошептала она с надеждой. - У вас там суп?
        - Как ты смеешь! - выдохнула Пока. - Это наша магия, так что - даже не думай.
        Сентябрь слегка оживилась. Она же ради этого здесь оказалась: ведьмы, магия, звервольфы…
        - А какого рода магия?
        Все трое посмотрели на нее так, будто она спросила, какого цвета морковка.
        - Мы - ведьмы, - сказала Привет.
        Мерсибоку указал на свою шляпу в качестве подсказки.
        - Ну да, и ведьмы занимаются колдовством…
        - Это колдуньи, - поправила Пока.
        - То есть волшебством…
        - Это волшебницы, - вздохнула Привет.
        - И превращают людей во что угодно…
        - Это чудодеи, - оскорбился Мерсибоку.
        - И заставляют делать всякое разное…
        - Кудесницы, - ухмыльнулась Пока.
        - И насылают проклятия и порчу…
        - Ведуньи, - прошипели обе сестры.
        - И превращаются в сов и кошек…
        - Оборотни, - прорычал Мерсибоку.
        - Так чем же тогда занимаются ведьмы? - Сентябрь не сдавалась, чтобы не чувствовать себя совсем глупой. Человеку и попасть-то в Волшебную Страну непросто, а уж добыть о ней надежные сведения почти невозможно.
        - Мы заглядываем в будущее, - усмехнулась Привет, - и приближаем его.
        - Да, но зачем вам для этого ящерицы и пуговицы? И такие красивые наряды?
        - Погоди, кто из нас ведьма? - огрызнулась Привет, захлопнув книгу. - Что ты в этом понимаешь? Будущее - это трудное и хлопотное дело, детка.
        - Мы обязаны хорошо одеваться, - прошептала Пока, - иначе будущее перестанет принимать нас всерьез.
        Мерсибоку примиряюще протянул женам руки:
        - Она же еще ребенок. Мы тоже были детьми. Она ничего не знает о будущем. Будьте терпеливы. Мы можем себе позволить проявить милосердие к тому, кого еще столько ждет впереди.
        Мерсибоку пошарил в кармане и вытащил объемный сверток из вощеной бумаги. Он разворачивал сверток медленно, уголок за уголком, словно показывая фокус с исчезновением голубя.
        Внутри оказался здоровенный кусок очень красного и очень влажного торта, покрытого толстым слоем алой глазури. Близился вечер, и торт светился в мягких приморских сумерках. Звервольф присел перед девочкой - черные фалды фрака трепетали на ветру - и осторожно, на ладони, подал ей угощение.
        Сентябрь очень старалась, чтобы торт не исчез мгновенно. Она проглотила его в три приема, такой у нее разыгрался волчий аппетит. Стоп! Что там говорил Зеленый Ветер насчет Волшебной Еды? «Ладно, - рассудила Сентябрь, - еда ведьм - это наверняка немного другое».
        Когда торт удобно устроился у нее в животе, Сентябрь сглотнула слюну и спросила:
        - Правильно ли я понимаю, что вы вряд ли согласитесь рассказать, что ждет меня впереди для того, чтобы я могла подготовиться?
        - Похоже, Привет, нам попался уникальный экземпляр: малютка, которая слышит, что ей говорят, - засмеялась Пока. Она вообще была смешлива.
        Мерсибоку покачал головой.
        - Это скорее дело ясновидящих, деточка, так что…
        - Я с удовольствием покажу тебе твое будущее, малышка, - оборвала его Привет, но голос ее звучал не слишком приветливо. Ведьма сунула руку в котел, прямо в бурлящее варево. Оттуда она извлекла пригоршню комковатой жижи цвета синяков и заплесневевшего варенья и швырнула на землю, где жижа продолжила дымиться, шевелиться и дурно пахнуть. Обе ведьмы и звервольф вперили взгляды в эту жижу. Мерсибоку потрогал ее ухоженным ногтем. Комок заходил ходуном. Сестры многозначительно переглянулись. Сентябрь тоже старалась смотреть во все глаза, но суть происходящего от нее ускользала.
        - Какое-то оно комковатое, мое будущее, - неуверенно высказалась она.
        Пока вдруг вышла из семейного круга и, обогнув котел, опустилась на колени перед девочкой. Ведьма, казалось, похорошела: длинные платиновые волосы, блестящие темные глаза. Сентябрь точно помнила, что, помешивая варево в котле, Пока не была такой красавицей. Теперь же лицо ведьмы буквально светилось изнутри, губы приобрели идеальный бледно-розовый оттенок, скулы аристократически заострились и даже слегка порозовели.
        - Сентябрь, - с придыханием произнесла она низким, медовым голосом. - Я правильно запомнила, как тебя зовут? Я лично предпочитаю Октябрь, но Сентябрь тоже красиво. Наверное, твои родители очень любили тебя, раз выбрали такое прекрасное имя. А мое тебе нравится? Тоже необычное, правда?
        - Д-да. - Сентябрь было не по себе. Она вдруг сильно захотела угодить ведьме; больше того - захотела ей понравиться, чтобы Пока ее полюбила и еще что-нибудь сказала бы ей о том, как они похожи.
        Ведьма снова засмеялась - на сей раз длинным, заливистым смехом, похожим на песню.
        - До чего ж бессовестная у меня сестрица! То, что она сделала сейчас прямо у тебя перед глазами, - это вообще-то тайна! Видишь ли, Сентябрь, будущее - это мешанина из прошлого и настоящего, вроде рагу. Чтобы получить будущее, ты смешиваешь все, что делала сегодня, со всем, что делала вчера, позавчера, позапозавчера, а еще все, что делали те, кого ты встречала за эти дни, и те, кого они встречали. Потом надо посолить, добавить ящериц, жемчуг, зонтики, пишущие машинки и много всякого другого, о чем я даже рассказать тебе не могу, потому что дала клятву, а клятва ведьмы нерушима. Такая магия гораздо веселей, чем когда делаешь все строго по рецепту. Короче, надо свалить все это в самый большой котел, какой у тебя найдется, перемешать хорошенько, и если ты умеешь как следует колдовать, то у тебя получится полный котел грядущего. Вот этот жирный и липкой комок - это и есть твое будущее, которое моя сестра тебе напророчила.
        - Что же он говорит, этот комок?
        - О-о-о, много чего, Сентябрь, если правильно на него посмотреть. Хочешь научиться? Хочешь знать, как разгадать суть вот этого бугорка цвета толченой картошки или вот той студенистой прожилки? Хочешь стать ведьмой?
        - Жизнь ведьмы полна чудес, - сказала Привет, - все звезды в небе вращаются по твоему желанию, все дни будущего выстроены перед тобой, словно игрушечные солдатики в бронзовых латах.
        - Ну и шляпа, конечно, просто отпад! - добавил Мерсибоку.
        - Я слышала, у Маркизы тоже красивая шляпа. - Сентябрь помотала головой, отгоняя внезапный аромат духов Пока.
        Все слегка помрачнели.
        - Боюсь, к осени все мы вырядимся в твидовые штаны, - саркастически отрезала Пока. Она тоже помотала головой, закрыв глаза. Когда она их открыла, глаза опять превратились в фиолетовые озера, сияющие надеждами. - Но мы обсуждали твои перспективы, дорогая. Как бы сильно я ни желала немедленно приобщить тебя к моему шабашу, кое-что не позволяет мне заполучить такую очаровательную, вежливую и сообразительную подопечную. Ибо ведьма без Ложки - не ведьма, а мою Ложку давным-давно стащила Маркиза, потому что она - капризный, эгоистичный, испорченный ребенок.
        Привет и Мерсибоку отпрянули от нее, будто в любой момент могла появиться Маркиза и примерно наказать распоясавшуюся ведьму.
        - Но если бы, - торопливо продолжила Пока, - один замечательно храбрый, бесстрашный, милый ребенок отправился в Город и вернул бы эту Ложку - о, как благодарна была бы ведьма! Ты ее сразу узнаешь: это большая деревянная ложка, вся в потеках от кабачков, вина, сахара, йогурта, и вчерашнего дня, и печали, и страсти, и ревности, и завтрашнего дня. Маркиза даже не хватится этой Ложки - у нее столько изящных вещиц! А когда ты вернешься, мы смастерим тебе маленький черный турнюр и черную шляпу и научим тебя вызывать лунных птиц и танцевать с Гигантскими улитками, которые охраняют Кладовые Времени.
        У девочки внезапно заболел живот. Даже говорить казалось ужасно трудно.
        - Я… я же только что попала сюда, мисс Пока. Я пока не хочу быть никем, кроме как собой. Это как если бы там, дома, мне надо было бы немедленно решить, хочу я стать геологом или нет. Вдруг, когда я вырасту, мне совсем разонравятся камни? Быть ведьмой - это прекрасно, но мне лучше самой позаботиться о моих… перспективах.
        - Но как же будущее?! Ты только представь себе: увидела что-то такое, что тебе не по нраву, - стоп! Добавишь в котел чуток лука и лакрицы - и все переменилось. Что может быть лучше?
        - Это и правда так просто? Вы честно умеете изменять будущее?
        Мерсибоку небрежно пожал плечами.
        - Ну, пару-тройку раз получалось.
        Сентябрь с трудом оторвала взгляд от чарующей красоты ведьмы. Голова слегка остыла и прочистилась.
        - Мисс, - сказала она, - вы просто хотите вернуть свою Ложку.
        Пока резко поднялась и отряхнула подол черного платья. Аромат духов исчез, а сама она немного сморщилась, хотя все еще выглядела привлекательной. Только сияние потускнело и все цвета стали обычными.
        - Да, - сказала она отрывисто. - Я не могу ее забрать, потому что у Маркизы львы.
        - Ну и вот, не нужно ко мне подлизываться, и турнюр ваш мне не нужен. Я… я и так могу добыть вашу Ложку. Может быть. Ну, попробовать точно могу. Зачем же я приехала в Волшебную Страну, в конце концов? Бродить по пляжу, как мой дедушка, и искать оброненные обручальные кольца? - Сентябрь засмеялась в первый раз с тех пор, как покинула Омаху, представив себе дедушку в залатанном пиджаке и с металлоискателем на пляже, полном волшебного золота. «Приключения!» - подумала она. Радость поднималась как на дрожжах. «Настоящие приключения, как у настоящего рыцаря, и она даже не замечает, что я совсем маленькая и меча у меня нет».
        - О, как это любезно с твоей стороны, малютка, - сказала Привет. - Сестра не хотела тебя обидеть, когда подлизывалась… просто Маркиза такая лютая и свирепая. Когда-то давно она охотилась на ведьм. Выезжала верхом на пантере и без промаха орудовала своим луком из медвежьего уха, нам на погибель. Сломала Ложку нашей матери об ее же спину и убила наших братьев - Прощай и Доскорого. Прекрасные ведьмаки, в расцвете своего таланта - всех пронзили стрелы Маркизы, все полегли в снегу. И все это потому, что она не смогла добиться от нас, чего хотела.
        - А чего она хотела?
        - Всего один день она хотела, - неприятным хриплым голосом ответила Пока. - Велела сварганить ей один-единственный день, день ее смерти, чтобы она могла укрыться от нее. А мы отказались ей прислуживать.
        Сентябрь осторожно выдохнула. Она смотрела на булькающее в котле черно-фиолетовое варево и мучительно думала. Сентябрь понятия не имела, в какую историю она угодила, вот в чем беда. В веселую или серьезную? Как ей следует действовать? Если история веселая, то можно сразу пускаться в путь за Ложкой - впереди прекрасное приключение, с шутками-прибаутками, с песнями и плясками, а в конце будет большой праздник с красными китайскими фонариками. Если же это серьезная история, то, возможно, придется делать что-то важное, связанное со снегом, стрелами и врагами. Мы бы, конечно, были рады ей подсказать. Но как знать, какой вираж сделает история, когда ты - ее герой? Сказать по чести, мы и сами толком не знаем, что за зверь у нас выходит. Эти истории так переменчивы! К тому же непослушны, никакой дисциплины, хулиганят и швыряются ластиками. Вот почему мы их запираем в толстые, солидные тома, чтобы они не могли выбраться наружу и натворить дел.
        Конечно, когда Зеленый Ветер появился под окном ее кухни, Сентябрь вполне могла предвидеть характер этой истории. Некоторые ее признаки ни с чем не спутаешь. Но теперь, когда наша бедная девочка совсем одна и вокруг что-то не видно толпы милых эльфов, когда вместо того, чтобы отплясывать с ними в грибных кругах, ей приходится иметь дело с самыми настоящими ведьмами и их убиенными братьями, остается только ее пожалеть. Мне-то совсем нетрудно поведать вам, что с ней произошло: выберу подходящее существительное и парочку глаголов - и героиня отправится в путь. Но Сентябрь! Ей-то предстоит все делать самой: и выбирать, и в путь отправляться, а вы наверняка помните по опыту собственных приключений, до чего это все трудно.
        Однако дочери механиков не так просты, они проницательны и практичны. Разве не может так быть, что в одной и той же истории уживаются, с одной стороны, снег и враги, а с другой - песни, пляски и красные фонарики? И хотя бы один грибной круг? Если бы так все сложилось, было бы лучше всего.

«Должна пролиться кровь, - думала девочка. - Непременно должна. Зеленый Ветер так сказал - значит, так тому и быть. Будет трудно и больно, но чудеса тоже будут, иначе зачем было меня сюда тащить? Я же за чудесами явилась, даже если ради них придется истечь кровью».
        Наконец Сентябрь шагнула вперед и, не совсем понимая, что делает, опустилась на одно колено перед ведьмой Пока. Она склонила голову, чтобы скрыть страх, и промолвила:
        - Я - простая девочка из Омахи, и пока мало что умею. Умею плавать и читать книжки. Могу еще бойлер починить, если поломка не очень серьезная. Иногда, вместо того чтоб сидеть тихо и быть пай-девочкой, я ни с того ни с сего совершаю какой-нибудь безрассудный поступок. Если вы считаете, что эти качества могут пригодиться, я соберу их в кулак и отправлюсь за вашей Ложкой. Если я вернусь, - Сентябрь сглотнула комок в горле, - я прошу только об одном: обеспечить мне безопасный проход по чулану между мирами, чтобы я могла, когда все это кончится, вернуться домой и заснуть в собственной кровати. Да, и еще я прошу об услуге.
        - Какого рода? - настороженно спросила Пока.
        Сентябрь озабоченно сдвинула брови:
        - Я пока не придумала ничего ст?ящего. Но я еще подумаю!
        Из-за облаков на них поглядывала луна. С серьезным, торжественным видом Привет и Пока поплевали себе на ладони и скрепили сделку рукопожатием.
        - А как насчет львов? - с опаской спросила Пока.
        - Ну, у меня есть кое-какой опыт общения с крупными кошками. Думаю, львы не намного страшнее леопардов, - ответила Сентябрь, хотя в глубине души была не так уж в этом уверена. - Скажите только, где живет эта ваша Маркиза? Как туда попасть?
        Все трое указали на запад, через проем в скалах.
        - Где же еще, - провозгласил Мерсибоку, - как не в столице? В Пандемониуме!
        - А это очень далеко?
        Все трое потупились. «Наверное, дальше, чем “очень”», - подумала Сентябрь.
        - Пока! - сказала Привет.
        - Мерси боку, - добавила Пока.
        - Привет, - заключил Мерсибоку и запечатлел легкий поцелуй на ее щеке. Поцелуй звервольфа присоединился к поцелую Зеленого Ветра, и они неплохо поладили, с учетом всех обстоятельств.
        Сентябрь шла через дюны во внутренние пределы Волшебной Страны, а полная луна, ликуя, освещала ей путь. В животе по-прежнему ощущалась приятная тяжесть ведьминского торта. Девочка вдыхала сладковатый запах водорослей и слушала далекое уханье сов, вышедших на охоту за мышами. И вдруг внезапно, точно молния сверкнула, она вспомнила наказ Зеленого Ветра: проверь карманы! Сентябрь положила скипетр в траву, запустила руку в карман зеленого пиджака и извлекла маленький хрустальный шарик, сверкающий в лунном свете. Внутри шара плавал один-единственный листочек идеально зеленого цвета. Он легонько покачивался, будто колеблемый далеким-далеким ветром.



        Глава IV

«Вивернарий»



* * *


        Сентябрь проснулась на лугу, усеянном крошечными красными цветами. Она брела всю ночь, глядя, как луна медленно скатывается за горизонт, а потемневшие утренние звезды кружатся в небе серебряной каруселью. Она решила, что негоже засыпать в темноте, когда невесть кто может утащить ее неведомо куда. Подумаешь - устала и сильно стерла ноги, надо дождаться утра, когда солнце будет согревать ее сон. Солнце и правда вышло и укутало ее своим теплым одеялом, подоткнув его под бочок нежными лучами. Длинные волосы просохли, раскинувшись по луговой траве, а оранжевое платье только чуть-чуть хрустело от морской соли. Сентябрь потянулась и зевнула.
        - А где твоя туфелька? - спросил звучный, низкий, слегка громыхающий голос.
        Сентябрь застыла, не закончив потягушек. Прямо перед ней ярко светились два глаза, в которых плясали языки пламени. Присев по-кошачьи в густой траве, на нее с явным интересом смотрел дракон. Его хвост лениво шевелился. Шкура, похожая на кожу ящерицы, светилась красным, оттенка последних углей гаснущего костра. Рога, по которым Сентябрь заключила, что это дракон, а не драконша, торчали совсем как бычьи рожки, толстые, черные, аккуратные. Крылья были тщательно подвернуты вдоль шишковатой спины и обмотаны огромной бронзовой цепью, для верности запертой на очень внушительный замок.
        - П-потерялась, - ответила Сентябрь, застыв с вытянутыми руками и стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть дракона. Или себя. - Наверно, соскользнула в мойку, когда я залезала на подоконник, чтоб сесть на Леопарду.
        - Так это - не потерялась, - наставительно пророкотал зверюга, - а осталась дома.
        - Угу, - промычала Сентябрь.
        - Сам-то я обуви не ношу, - прогремел дракон. - В детстве пробовал, но сапожники быстро махнули на меня рукой. - Он поднялся на крепких задних ногах, осторожно перенес вес тела на одну из них, а другую вытянул вперед, выгнув огромную трехпалую ступню алого цвета. Черные когти, сведенные вместе, клацнули, как клавиши пишущей машинки. - Почему ты такая тихоня? Скажи что-нибудь! Или покажи фокус. Не бойся, мне понравится. Может, скажешь для начала, как тебя зовут? Это легче всего.
        Сентябрь наконец опустила руки и сложила их на коленях. Дракон придвинулся ближе. Его огромные красные ноздри при выдохе трепетали, обдавая ее сладковатым дымом.
        - Сентябрь, - ответила она тихо. - И… в общем, я очень испугалась и все думаю, съедите вы меня или нет, а когда ты напуган, тебе не до фокусов. В наших краях хорошо известно, что драконы едят людей, а раз уж речь зашла о еде, то я и сама бы не прочь перекусить. Я с прошлой ночи ничего не ела. Может, у вас найдется кусочек торта? Надеюсь, драконью еду мне можно, мне велено остерегаться только Волшебной Еды.
        - Ты такая смешная! - Зверь рассмеялся. - Во-первых, я не дракон. Даже не знаю, откуда ты это взяла. Я же специально показал тебе свои ноги. Я - виверн. Видишь, передних лап нет? - Виверн с гордостью расправил грудь в чешуе цвета перезрелых персиков. Он прекрасно балансировал на массивных задних ногах. Тело его изгибалось толстой буквой S и заканчивалось огромной головой с громадной челюстью, набитой зубами и украшенной огненного цвета усиками. - А драконы в ваших краях, должно быть, совсем неотесанные. У нас не заведено есть людей. Хотя, конечно, если люди начнут таскаться к пещере дракона и вопить чего-то там насчет жертвоприношений, или «О свирепое чудовище, пощади мою деревню», или «Эй, дракон, выходи на честный бой и прими смерть от моей руки» - конечно, бедолага может кого-нибудь и хряпнуть. Можно ли его за это судить? Уж не больше, чем мы осудим леди за поедание салатика, который принес ей официант в ресторане. Во-вторых, нет, торта у меня нет.
        - О, извините, я не хотела вас обидеть!
        - С чего мне обижаться? Драконы нам чуть больше, чем кузены, чуть меньше, чем братья. Я о них все знаю, потому что слово дракон начинается с буквы Д.
        - Вы сказали, ваше имя Виверн? Простите, что не спросила сразу.
        - Я - Благородный Виверн От-А-до-Л, маленькая чудачка. Я бы добавил «к твоим услугам», но это уж больно вычурно, а я, как видишь, совсем не таков.
        - Странное имя для… - Сентябрь поискала нужное слово, - для такого прекрасного зверя.
        - Это родовое имя, - важно проговорил От-А-до-Л, почесывая за рогом. - Мой отец был Библиотекой, так что, строго говоря, я - кто? Биберн, Библерн? Вивернарий? Все еще не решил, какое из них лучше.
        - Это совершенно невероятно! - воскликнула Сентябрь, которой больше всего понравился вариант «Вивернарий».
        - Все это - чистая правда, какой бы невероятной она ни казалась, а следовательно, вероятность здесь ровно сто процентов. Моя добрая матушка водила знакомство с одним очень влиятельным Професс?ре, и он ее любил. Каждую неделю полировал ей чешую пчелиным воском и трюфельным маслом. Поил родниковой водой, кормил редиской, выращенной своими руками в лаборатории, и от этого особенно крупной и горькой. Он ее баловал, звал «моя вивернушка», устроил ей ложе из речного камыша и обглоданных косточек на шелковой подстилке. (Косточки были неизвестно чьи, так что ничего такого. Просто чтобы для виверна гнездо стало родным домом, без косточек никак не обойтись.) Матушка все это принимала благосклонно, хотя он ей не слишком-то нравился, уж больно был умен. Всякая рептилия знает, что чем больше очки, тем умнее их обладатель, а Професс?ре носил самые большие очки, какие только бывали на свете. Однако даже мудрейшие из мужей смертны, особенно если мудрейший муж питает страсть к промышленным химикатам. Именно так, в ходе блестящей демонстрации достижений науки, покинул нас матушкин покровитель.
        - Как это печально, - вздохнула Сентябрь.
        - Ужасно печально! Но закаленным печаль нипочем. Утратив спутника, моя матушка осталась жить одна в развалинах Библиотеки, такой огромной, что ее прозвали Библиокосм. Под сенью слегка почерневших балок и изрядно осевших стен матушка читала и мечтала, все сильней привязываясь к Библиокосму, который был библиотекой сильной и страстной. Все чаще она замечала, как стройны и крепки его п?лки, как достойно, не прогибаясь, несут они свой груз. Подобная моральная стойкость не часто встречается в наши дни. Ну а потом вылупились мы, дети. С братьями и сестрами я резвился на галереях, носился вверх и вниз по рассохшимся лестницам, с головой ныряя в бесчисленные энциклопедии и захватывающие приключения. Теперь я знаю буквально все обо всем - но только если это начинается с букв от А до Л. Несколько лет тому назад матушку обездолил один агент по недвижимости, а я так и не дочитал энциклопедии. Как бы то ни было, матушка рассказала нам, годовалым, всю правду об отце. Мы спрашивали: «Где наш папа?», а она отвечала: «Библиотека и есть ваш папа. Он любит вас, он о вас позаботится. Не думайте, родные мои, что вдруг
объявится крепыш и красавчик виверн и научит вас изрыгать огонь. Этого не будет. Зато Библиокосм полон книг о внутреннем сгорании, так что, каким бы это ни казалось странным, вас, как и всякую зверушку, обожают оба родителя».
        Сентябрь прикусила губу, не зная, как сказать, чтобы не обидеть.
        - Там, дома, у меня была подружка, Анна-Мария, - начала она нерешительно. - Ее отец продавал газонокосилки по всей Небраске и еще Канзас прихватывал. Когда Анна-Мария была совсем маленькой, ее папаша сбежал с дамой из Топеки, у которой был самый большой газон во всей округе. Анна-Мария даже не помнила папу, и, когда ей было грустно, мать говорила ей, что папочки у нее никогда и не было, что она дочь ангела, а не какого-нибудь там несчастного продавца газонокосилок. Вы не думаете, что… что и с вашей мамой могло выйти так же?
        От-А-до-Л посмотрел на нее снисходительно, скептически сощурив пламенеющую красную морду.
        - Сентябрь, ты серьезно? Что, по-твоему, более вероятно? Что какое-то грубое животное оставило мою мамочку с яйцом во чреве и отправилось торговать этими косилогазонками - или что она соединила свою судьбу с Библиокосмом и у них завелись любимые и любящие детки? Ну рассуди здраво. К тому же все говорят, что я - вылитый папочка. Ты что, не видишь мои крылья? Они же словно трепещут пергаментом страниц! Если присмотреться, можно даже прочитать на них историю воздухоплавания!
        От-А-до-Л слегка приподнял крылья, чтобы показать, как они трепещут, но их по-прежнему стреножила тяжелая бронзовая цепь, и трепетанье вышло вялым.
        - О, конечно! - заверила его Сентябрь. - Простите, я сказала глупость. Просто я совсем недавно в Волшебной Стране, понимаете? - Хотя, если честно, крылья выглядели кожистыми и костлявыми, как у птеродактиля, никакого сходства с пергаментом, и на них уж точно ничего не было написано. Сентябрь подумала, что встретила существо довольно милое, хотя и печальное.
        - А почему ваши крылья скованы? - спросила она, меняя тему.
        От-А-до-Л посмотрел на нее так, будто она слегка не в своем уме.
        - Вообще-то это закон. Неужели ты до такой степени новенькая? «Воздушное сообщение дозволяется только посредством Леопарды или лицензированных Побегов Амброзии». Надеюсь, ты видишь, что я не похож на Леопарду и не благоухаю амброзией. Мне не позволено летать.
        - Но почему?!
        От-А-до-Л пожал плечами.
        - Маркиза постановила, что умение летать создает Несправедливое Преимущество в Любовных Вопросах и в Гонках по Пересеченной Местности. Однако она без ума от больших кошек, да и амброзией особо не покомандуешь, поэтому им вышли поблажки.
        - Но ты же наверняка больше, чем Маркиза. Что, нельзя просто сказать ей «нет»? Припугнуть ее, подпалить ей бока и все такое?
        От-А-до-Л настолько изумился, что даже пасть слегка приоткрыл.
        - Какая свирепая малявка! Конечно, я больше, и, конечно, я могу сказать «нет», и, конечно, при Славной Королеве Мальве такого и в заводе не было, и никому этот закон не нравится, но она же Маркиза! У нее шляпа, да и в магии она сильна. Никто не может сказать ей «нет». Ты своей королеве говоришь «нет»?
        - У нас нет королевы.
        - Какая жалость! Королевы прекрасны, даже если зовут себя Маркизами и заковывают в цепи бедных Вивернов. Прекрасны, даже когда ужасны. Впрочем, прекрасное часто бывает ужасным. Иногда только ужас их и красит. А что это за место такое, где нет королевы, зато водятся никудышные отцы и всякие Анны-Марии?
        - Только одна Анна-Мария. Я из Небраски. - Сентябрь задумалась. Она забралась так далеко от дома и ни разу еще о нем не вспомнила. Получалось, что она не очень-то хорошая дочь, но Волшебная Страна оказалась такой огромной и интересной, что можно было пока не думать об этом. - Небраска ровная и золотистая. Там живет моя мама. Каждый день она ходит на работу на фабрику и занимается авиамоторами, потому что все отцы ушли на войну и самолеты строить некому. Она очень умная. И красивая. Но я ее почти не вижу, а папа ушел вместе с другими отцами. Он сказал, что это не опасно, потому что ему надо будет просто разузнавать всякое о других армиях и все это записывать, а стрелять ни в кого не придется. Только я все равно думаю, что это опасно. И мама, наверно, так думает. По вечерам в доме темно, а за окном, в прерии, кто-то воет. Я изо всех сил стараюсь держать дом в чистоте, чтобы маме, когда она придет с работы, было приятно, и чтобы она рассказала мне перед сном сказку или что-нибудь про бойлеры, в которых она здорово разбирается. - Сентябрь потерла ладошками, чтобы согреться на свежем ветерке, который
внезапно налетел и переворошил все мелкие красные цветы на поляне. - У меня не так уж много друзей. Я больше люблю читать, а другие дети - играть в бейсбол, или в дурака, или кудри завивать. Так что, когда Зеленый Ветер объявился у меня под окном, я уже знала, к чему он клонит, в книжках такие вещи постоянно случаются. Да я ни о ком и не скучаю, кроме мамы. - Сентябрь тихонько шмыгнула носом. - Когда мы пролетали над фабрикой, я ей даже не помахала на прощание. Я знаю, что надо было, но она сама уходит на работу, когда я еще сплю, и оставляет мне на столе печенье и апельсины, так что я подумала, что не буду говорить ей «до свидания», потому что она мне тоже не говорит «до свидания». Я знаю, что это было нехорошо, но ничего не могла поделать. Вообще-то она вместе с печеньем оставляет мне записочки и смешные рисунки, а я ей ничего не оставила, так что получается нечестно. Только я все равно не хочу возвращаться домой, потому что там нет гномов, ведьм и вивернов, а только противные девчонки с кудряшками и чайные чашки, которые надо все время мыть, так что я потом извинюсь перед мамой, а пока мне кажется,
что лучше мне побыть здесь, в Волшебной Стране, чем где-то еще.
        От-А-до-Л осторожно протянул лапу и обнял ее за плечи. Когти были такими огромными, что, когда девочка обхватила один из них, ей показалось, что она обнимает ствол дуба в лесу - там, дома.
        - Хотя… в Волшебной Стране тоже не мед и не сахар, правда же? Ведьмы лишились братьев и Ложки, а у вас крылья скованы и стерты, не отпирайтесь, Аэл, я же вижу, что шкура кое-где почти протерлась. Кстати, можно мне звать вас просто Аэл и на «ты»? А то чересчур длинно. Да, тут не так уж сказочно, и я пока не видела фей и эльфов, настоящих, с мерцающими крылышками и в крошечных платьицах. Только грустный народец и никакой еды. Я тебе уже столько наговорила, сколько за всю жизнь не говорила никому, даже Зеленому Ветру. Как жаль, что его не впустили вместе со мной. Мне уже до смерти надоело выслушивать, что можно и чего нельзя. Зачем тогда Волшебная Страна, если в ней все хорошее запрещено, как в настоящем мире?
        - Бедная Сентябрь. Просто сердце разрывается. Представляю, как ты тоскуешь по дому. Я-то знаю, ведь дом на букву Д. Ну и какие у тебя планы?
        Сентябрь опять шмыгнула и приободрилась. Она не из тех, кто жалеет себя подолгу.
        - Вообще-то я иду в Пандемониум, чтоб выкрасть Ложку для ведьмы Пока: пусть снова варит свое будущее и не грустит.
        - Но это же Ложка Маркизы, - в ужасе прошептал От-А-до-Л.
        - А хоть бы и так! Представляю, какая она мерзкая, эта ваша Маркиза, с ее луком, уродскими цепями и в дурацкой шляпе! У такой и украсть не стыдно!
        Вивернарий втянул обратно огромную лапу и свернулся совсем по-кошачьи, опустив огромную морду вровень с девочкой. Теперь она видела, что глаза у него совсем не страшные, даже добрые, прекрасного апельсинового цвета.
        - Я и сам иду в Город, дитя человеческое. После того как матушка овдовела, наши пути с братьями и сестрами разошлись: От-М-до-С пошла в гувернантки, От-Т-до-Я в солдаты, а я хочу разыскать нашего дедушку - Городское Книгохранилище, в котором собраны книги со всего мира. Надеюсь, он признает меня своим внуком и выучит на библиотекаря, ибо каждому существу нужна профессия. Я знаю, что у меня есть свои недостатки, одно огненное дыхание чего стоит, но я не злобный и люблю все расставлять по алфавиту; да и то, что я хочу пойти по семейной линии, тоже зачтется. - Вивернарий задумчиво пожевал огромными губами. - Может, пойдем вместе, хотя бы часть пути? В конце концов те, кому не повезло с отцами, должны держаться вместе. К тому же я могу быть очень полезен по части Добычи Пропитания.
        - Я готова, Аэл! - радостно ответила Сентябрь. Ей совсем не улыбалось путешествовать в одиночку и ужасно не хватало Зеленого Ветра и Леопарды. - Идем скорее, пока солнце не село. По ночам у вас в Волшебной Стране очень холодно.
        И они вдвоем отправились на запад. Цепи на красных крыльях Вивернария нестройно бряцали. Ростом Сентябрь не доставала ему даже до колена, так что очень скоро он позволил ей взобраться, цепляясь за звенья цепи скипетром, к себе на спину и дальше ехать на нем верхом. Сентябрь не знала, что человеческим особям не дозволяется ездить верхом на Волшебных Существах Определенного Размера, а Аэл знал, но совершенно об этом не беспокоился.
        - По дороге я буду тебя развлекать, - пророкотал он, - рассказами про все, что знаю. Аардварк, аббатство, адажио, аллигатор, арабы…



        Глава V

«Домик с сюрпризом»



* * *


        Сентябрь впилась зубами в спелую сочную хурму. Ну, или что-то вроде того. Гораздо крупнее, с прозеленью, на вкус как черничный крем, но на вид типичная хурма, поэтому Сентябрь решила называть ее хурмой. От-А-до-Л все раскачивал бедное дерево, такое высокое и неохватное, что девочке нипочем на него не забраться, даже если точно знать, что там, в вышине, среди желто-серебристых листьев прячется желанный плод. «Если фрукты добыл дракон, тем более виверн, - думала Сентябрь, - значит, это драконья еда, а не Волшебная, и со мной ничего не случится». Сентябрь, заливаясь радостным смехом, вновь и вновь уверяла, что уже наелась, но Вивернарию, видно, понравилось с разбегу наскакивать на дерево и с задорным рыком врез?ться в него, пока обессилевшие фрукты не сдадутся и не попадают вниз. После каждого наскока От-А-до-Л усаживался на корточки, тряс головой и топорщил усы. От его вида Сентябрь хохотала без остановки, с трудом удерживая в подоле целую гору истекающих соком плодов зелено-оранжевой черничной хурмы.
        Солнце, засучив штанины, карабкалось по небу все выше и выше. Сентябрь, щурясь, прикидывала, другое здесь солнце или такое же, как в Небраске. Казалось, что здесь оно ласковее и золотистее, а тень от него глубже. Сказать наверняка Сентябрь затруднилась бы. Когда путешествуешь, все кажется ярче и нарядней; милый уютный дом всегда проигрывает в сравнении с расфуфыренной заграницей и всеми ее побрякушками.
        - Далеко отсюда Пандемониум, Аэл? - спросила Сентябрь, зевая. Она сидела вытянув ноги и разминала пальцы левой ноги.
        - Не могу сказать, малышка. - Зверь в очередной раз с разбегу врезался дерево. - Пандемониум начинается с П, поэтому я мало что о нем знаю.
        Сентябрь задумалась.
        - Попробуй тогда «Главный город Волшебной Страны». Это на Г, а Волшебная Страна - на В. Может, получится что-нибудь выяснить с помощью перекрестных ссылок.
        От-А-до-Л оставил в покое как бы хурму, наклонил голову и стал похож на умную немецкую овчарку.
        - Главный город Волшебной Страны омывается со всех сторон большой рекой, - начал он декламировать медленно, будто читая по книге, - под названием Барлибрум, она же Ячменный Веник. Он делится на четыре района: Ленивая Лилия, Безмолвная Песня, Святой Горошек и Мальвовая Поляна. Население мигрирует, но летом численность колеблется вокруг отметки десять тысяч дем?ний, что означает - душ.
        - А «пан» означает «всё», - прошептала Сентябрь. Вивернарий не обязан был этого знать, поскольку слово начиналось с буквы П. В том мире, где родилась Сентябрь, с «пан-» начиналось много слов: пандемия, панацея, Пангея, паноптикум. Это все были сложные слова, но, как уже было сказано, Сентябрь много читала, и ей даже нравилось, когда слова не прикидываются простолюдинами, а выступают в полном рыцарском облачении с развернутыми знаменами.
        - Самая высокая точка - Башня Стенающего Вихря, резиденция Королевского Общества Изобретателей (куда принимают исключительно безумцев), самая низкая - пустошь Пустозвонница, где когда-то ундины вели Войны Водорослей. Наиболее значимые виды импорта - зерно, золотые рыбки, что исполняют желания, запчасти для велосипедов, дети, сэндвичи, бренди, серебряные пули…
        - Давай промотаем до того места, где говорится: «Город находится в стольких-то милях от девочки, которую зовут Сентябрь», - деловито предложила девочка.
        От-А-до-Л скорчил гримасу.
        - Тебе бы все книжки так упростить, чтобы их даже прислуга понимала, - проворчал он, кривя алые губы. - Как ты могла бы догадаться, географические координаты столицы Волшебной Страны капризны и непостоянны. Боюсь, они сильно зависят от прихоти рассказчика.
        Сентябрь от неожиданности выронила хурму в высокую траву.
        - Это еще что значит?
        - Я… предполагаю, это значит, что если мы будем вести себя как те, кто пускается в путь, полный опасностей и приключений - обманщики там, разбойники, волшебные туфельки, - и в конце концов вдруг находят Волшебный Город, то Волшебный Город сам нас найдет.
        Сентябрь растерянно моргнула.
        - Вот, значит, как тут все устроено…
        - А в вашем мире разве по-другому?
        Сентябрь призадумалась. Она думала о том, что детям, которые притворялись паиньками, взрослые всегда верили на слово, хотя, когда взрослых поблизости не было, эти дети дергали ее за косы и обидно дразнились. Она думала о том, что ее папа вел себя как солдат - строго, просто, дисциплинированно, - и его сразу призвали в армию. Она думала о том, что мама всегда притворялась сильной и счастливой, даже если ей было грустно, поэтому никто не предлагал ей помочь: например, сделать запеканку, присмотреть за дочерью после школы или просто зайти на чай и сыграть в карты. Она думала о том, что вела себя как те дети из сказок про Волшебную Страну, которые вечно были всем недовольны и ныли, - и Зеленый Ветер за ней прилетел.
        - Пожалуй, что и в моем так же. Хотя, если подумать, это не слишком бросается в глаза.
        - Для этого гномы и придумали свой бальзам, - подмигнул Виверн.
        - Ну, хорошо, будем действовать по этому плану, - сказала Сентябрь. - Туфельку-то искать и вправду надо.
        Она припасла парочку плодов на обед. Зеленый пиджак так внимательно следил за своей фигурой, что даже полные хурмы карманы нисколько не оттопыривались. От-А-до-Л распластался по земле, чтобы девочке удобнее было взобраться на бронзовый зам?к, где она и устроилась по-хозяйски, ухватившись за жесткую полоску красной шерсти, росшей на длинной шее Вивернария. Из-за пояса пиджака она вытащила скипетр и простерла его вперед, словно меч. По обеим сторонам от них возвышались голубые горы, сверкающие, как ограненные глыбы сапфира.
        - Вперед, мой верный конь! - прокричала она.
        В результате ничего особенного не произошло, разве что пара птиц откликнулась одобрительными трелями.


        Пока эти двое путешествуют, я хочу воспользоваться своим правом и на минуту отвлечься. Ибо стоит заметить, что если хочешь заполучить крупного попутчика, то лучше, чем виверн, простите - Вивернарий, не сыскать. Во-первых, виверны подолгу не устают и обладают поразительно плавной походкой, если принять во внимание, что ноги у них расположены по-птичьи. Во-вторых, когда они все же устают, то начинают так страшно храпеть, что ни один бродяга-разбойник не сунется. В-третьих, будучи французского роду, они развили у себя тонкий изысканный вкус и не станут есть всякую дрянь, вроде останков рыцаря или косточек девственницы. Они скорее предпочтут чан-другой трюфелей или стайку гусей, да озерцо вина в придачу, но при этом, конечно, поделятся с ближним. Наконец, брачные периоды у них так кратки и редки (и шансы встретить виверна именно в такой период так ничтожно малы), что не заслуживают даже упоминания в путеводителе по этим местам и уж совсем не могут интересовать девочку с каштановыми кудрями, не сведущую в подобных вопросах. Право, не стоило даже упоминать об этом.
        Сентябрь, конечно, ничего этого не знала. Она знала только, что От-А-до-Л огромный, теплый и добрый, пахнет корицей и жареными каштанами и разбирается почти во всем на свете. О второй половине алфавита она совершенно перестала беспокоиться, как только начала смотреть на мир с удобной позиции на спине Вивернария.
        День давно перевалил за середину, а От-А-до-Л все шел и шел. Альпийские луга, усеянные красными цветочками, постепенно сменились широкой долиной с влажной и жирной почвой шоколадно-коричневого цвета, поросшей радужными цветами, которые приветливо кивали путешественникам сверху вниз со своих перламутровых стеблей. Сентябрь изо всех сил пыталась выглядеть неустрашимой на спине зверя, а сам зверь старался изобразить мрачную решимость. Но ничто из этого не помогало - Пандемониум явно не спешил к ним навстречу. В конце концов она заткнула скипетр между звеньями цепи и прижалась щекой к шкуре От-А-до-Л. «Возможно, город сегодня поздно встал и не успел позавтракать, - думала она. - А может, ему надо было сначала повидаться с другими девочками».
        И тут перед ними вырос дом, да так внезапно, будто часами караулил в засаде, выбирая момент, чтобы посильнее их напугать. Дом выглядел как испанская мечеть, на которую наступил великан. Затейливые дверные проемы и изразцовые мозаики были сломаны либо перекошены, сине-зеленые стены подпирали друг друга. Вокруг валялись обломки душистого красного дерева, залы были заляпаны жидкой грязью, а потрескавшиеся колонны покрылись мхом. Сентябрь и ее Вивернарий остановились перед прекрасной резной аркой, ведущей во внутренний дворик, где все еще храбро бил убогий фонтанчик. Надпись на арке гласила:


        ДОМИК С СЮРПРИЗОМ!


        - Что это за место? - прошептала Сентябрь, проворно спускаясь по бедру виверна. С каждым разом у нее это получалось все лучше.
        От-А-до-Л пожал плечами.
        - Буква С не по моей части. Вот если бы тут была моя сестра…
        - Это дом моей госпожи, - произнес грудной голос со всхлипом.
        Сентябрь оглянулась и увидела даму весьма необычного вида, безмятежно стоящую на уцелевшем островке пола, выложенном плиткой с изображением прекрасной синей розы. Женщина располагалась точно в центре цветка и была окутана светло-розовой дымкой чудесного тонкого аромата. Что было не так уж удивительно, поскольку вся она была из мыла. Лицо - цвета зрелых кастильских оливок, волосы - густая маслянистая марсельская синева с прядями цвета лимонной кожуры. Тело было составлено из кусочков мыла: тут земляничное с вкраплениями кусочков фруктов, там оранжевый шафран и коричневое сандаловое дерево. Пояс - из лоснящегося медового мыла, руки - простое голубое банное мыло, а ногти пахли ромашкой и лимоном. Глаза - два ограненных кусочка мыльного камня. Над бровью кто-то четким учительским почерком с завитушками вывел слово «ИСТИНА».
        - Меня зовут Алкали, - произнесла женщина из мыла. При этом изо рта ее вылетело несколько мыльных пузырей. Она выглядела очень спокойной, ни один мыльный мускул не дрогнул. - Мне полагается приветствовать вас, проводить в бани и служить вам и всем прочим усталым путникам до тех пор, пока не вернется моя госпожа.
        - Почему у вас на лбу написано «ИСТИНА»? - робея, спросила Сентябрь. С Вивернарием она уже чувствовала себя довольно уверенно, но в присутствии высоких элегантных женщин терялась, даже если они были из мыла.
        - Я - голем, дитя мое, - спокойно ответила Алкали. - Это слово нанесла мне на лоб моя госпожа. Она была поразительно умна и знала множество секретов. Один из них - это как собрать все обмылки, которые оставили после себя посетители банного домика, слепить из них фигуру женщины, начертать на ее лбу слово «ИСТИНА», оживить ее, дать ей имя и молвить: «Будь моим другом, люби меня. В этом мире так одиноко, и оттого я так грустна».
        - А кто твоя госпожа? - спросил От-А-до-Л. Он с трудом протиснулся во внутренний дворик, цепляясь когтями за обломки колонн. - Судя по твоему описанию, она много времени провела в библиотеках, как это свойственно лучшим из лучших.
        Алкали вздохнула - ее плечи из барбарисового мыла поднялись и опустились так порывисто, будто никто не учил ее, как правильно вздыхать.
        - Она была прекрасной юной особой с волосами, подобными новенькому куску мыла, с большими зелеными глазами и родинкой на левой щеке. Она была Дева по Зодиаку, любила принимать холодную ванну сразу после горячей, всегда ходила босиком, и я ужасно по ней скучаю. Я убеждена, что она и впрямь провела немало времени в библиотеках, ведь она все время читала книги. Маленькие, которые можно подвесить на поясе, обычные, с яркими обложками, и еще огромные, такие большие, что приходилось ложиться на живот, чтобы перелистывать страницы. Ее звали Мальва, ее нет уже много лет, а я все еще здесь, и все живу, и не могу перестать жить, потому что я не знаю, как перестать, ведь она сказала, что я не должна сдаваться.
        - Мальва! - воскликнул Вивернарий, стрельнув красными чешуйчатыми бровями. - Королева Мальва!
        - Я уверена, что она могла стать королевой, если бы захотела. Я же сказала, что она была невероятно умна.
        - Кто такая Королева Мальва? - спросила Сентябрь, которой не терпелось разделить их радостное возбуждение. - Ты уже упоминал это имя. Почему же теперь тут Маркиза, если раньше была королева? Мне кажется, если уж разводить всю эту монархию, то надо хотя бы правильно всех выстроить.
        - Сентябрь, ты просто не понимаешь, - сказал Аэл, обнимая ее хвостом за плечи. - До того как появилась Маркиза со своими львами и огромным черным Пантером в ошейнике из слоновой кости, Волшебная Страна купалась в немеркнущем летнем свете Прекрасной Королевы Мальвы, Сиятельной и Вельможной. Она любила нас всех, правила нами легко, с прибаутками, а по воскресеньям раздавала сладости. Во время парадных выездов она надевала корону из красного жемчуга, подаренного ей морским народом, а оборотни по утрам выходили на зарядку, чтобы ее хорошенько рассмешить. Столы ломились от молока, сахара и какао. Все лошади были упитаны, все бидоны полны. К приходу весны Королева Мальва танцевала в кругах из серебряных грибов, и теперь мы знаем, что до того, как стать королевой, она заведовала баней.
        - Но имя Мальва начинается с буквы М, откуда же ты столько о ней знаешь? - удивилась Сентябрь.
        - Все знают о Королеве Мальве, - ответил Вивернарий, потрясенный тем, что Сентябрь о ней не слыхала.
        - Господин Вивернарий, умоляю, скажите, где моя госпожа! Прошло столько лет, я наполнила столько ванн, а ее все нет, и я не могу ни есть, ни спать, потому что она не научила меня есть и спать, а ночью так темно и страшно, а под дождем я просто таю.
        - О, моя дорогая Алкали, - вскричал Виверн. - Если бы я только мог обрадовать тебя хорошими новостями! Увы, в конце золотого века правления Королевы Мальвы появилась Маркиза и все разрушила. Теперь из-за дальних холмов доносятся стенания и призывы, мои крылья скованы, а какао вообще исчезло. Некоторые из нас надеются, что Королева все еще жива, что она томится где-то в заточении, в подземелье Бриария, и годами раскладывает пасьянс, ожидая рыцаря, который освободит ее, отменит порядки Маркизы и наполнит вкуснейшим какао все чаши Волшебной Страны.
        Скупая слеза проделала борозду на щеке голема.
        - Я догадывалась, - невнятно прошептала она. - Я чувствовала это, когда дом начал трескаться, крошиться и слезиться по ночам. Я знала, что от меня нет никакого толку. Кому интересно проводить время с големом, когда можно стать Королевой? А ведь она называла меня своим другом!
        - Она собиралась вернуться за тобой, я уверена! - попыталась утешить ее Сентябрь, жалея эту огромную искусственную женщину с добрым сердцем. - Мы вообще-то направляемся в Пандемониум, чтобы украсть у Маркизы то, что она прикарманила.
        - Что же? Может быть, девушку с зелеными глазами?
        - Ну, не совсем. Ложку. - Сентябрь вдруг почувствовала, что ее прекрасный поход за славой как-то помельчал и облез. Ну, и ладно, неказистое приключение, зато свое. - Не знаете ли вы, как далеко отсюда Пандемониум?
        - Что за странный вопрос? - удивилась Алкали.
        - Понимаете, я не здешняя. - Сентябрь почувствовала, что пора уже приколоть к пиджаку табличку с этим объявлением.
        - Откуда бы ты ни явилась, дитя мое, на пути в Пандемониум тебе встретится домик с сюрпризом. Куда бы ты ни повернула, прежде чем попасть в Город, ты непременно должна оказаться в этом домике, умыться и подготовиться, смыть с себя дорогу, покрыть смягчающим кремом ступни и тщательно отдраить душу. Я думала, все города таковы. Иначе как бы они выносили эти толпы путешественников - таких грязных, измученных, нервных, ворчливых и задерганных? - Мыльная женщина протянула девочке длинную твердую руку с маслянисто-зеленым спиральным узором. Сентябрь подала свою. - Когда ты покинешь это место, ты найдешь Пандемониум. Они связаны как корабль и причал. Как я и моя госпожа были связаны много-много лет назад.


        Мыльная женщина-голем повела их к центру домика, который был не то чтобы домиком, а скорее анфиладой небольших комнат, соединенных внутренними двориками, мощенными кафельной плиткой. Когда-то эти дворики были прелестны, но с тех пор позеленели от старости, затянулись липким илом и уныло разрушались. Алкали предусмотрительно направила От-А-до-Л к большому водопаду с бассейном, в котором он мог поместиться. Тихое чмоканье ее мыльных каблуков по полу приятно звучало, даже убаюкивало. Вокруг было тихо, но не пугающе тихо. Казалось, это место дремлет. Наконец они вошли в самый большой двор. Посреди позеленевших медных статуй и фонтанов расположились три огромные ванны. На полу дыбились фигуры крылатых морских коньков, выложенных кобальтом и изумрудом. Ножки ванн были подкованы, как огромные лошадиные копыта.
        Алкали потянула за рукава жакета, и девочка выскользнула из него, но когда женщина-голем принялась за оранжевое платье, Сентябрь отпрянула.
        - Что?
        - Мне неловко, когда я голая. Перед незнакомыми.
        Алкали задумалась на секунду.
        - Моя госпожа говаривала, что ты не можешь по-настоящему обнажиться, пока сама этого не захочешь. Она говорила, что, даже если ты снимешь с себя всю одежду до последнего, все равно ты сохранишь свои секреты, свою историю, свое настоящее имя. Обнажиться не так-то просто, знаешь ли. Раздеться и залезть в ванну еще не значит стать нагим. Ведь так ты обнажаешь только кожу. Лисицы и медведи тоже носят шкуру, и я бы не смутилась, если бы они ее сбрасывали.
        - А Мальва открыла тебе свое настоящее имя?
        Алкали медленно кивнула.
        - Но я тебе его не скажу. Она назвала мне свое имя, после чего рассекла свой палец и мой. Из ее пальца выступила кровь, а из моего - жидкое мыло, и эти субстанции перемешались, превратившись в золото, и она поцеловала мою рану, и открыла мне свое имя, и велела никому и никогда его не говорить. И я не скажу. А мое она уже знала.
        Мыльная женщина стыдливо указала на слово, вырезанное над ее бровью.
        - Зеленый Ветер предупреждал меня, чтобы я никому не говорила свое настоящее имя. Но я не знаю, какое имя может быть более настоящим, чем Сентябрь, а если я не назову это имя, то как же меня все будут звать?
        - Это не может быть твое подлинное имя, иначе бы ты попала в большую беду, называя его каждому встречному. Когда знаешь чье-то настоящее имя, можно управлять им, как марионеткой. - Алкали осеклась, будто предмет разговора причинял ей боль. - А это очень неприятно - чувствовать себя марионеткой.
        - А разве ты не можешь призвать Мальву обратно, раз ты знаешь ее настоящее имя?
        Алкали тихонько всхлипнула, выдавив из горла странный звук, будто кусок мыла переломили пополам.
        - Я пыталась, я пробовала! Я звала ее снова и снова, а она все не приходила, так что я решила, что она умерла. С тех пор я не знаю, что мне делать, кроме как держать ванны полными.
        Сентябрь попятилась, будто под напором скорби голема. Она медленно стянула оранжевое платье, которое, по правде сказать, изрядно запачкалось, и скинула единственную бесценную туфельку. Она стояла обнаженной перед разноцветным големом, чувствуя вечернюю прохладу, но не жалуясь.
        - Ванны очень приятно пахнут, - прошептала она. Что угодно, только бы женщина-голем перестала грустить.
        Легкий ветерок со вздохом ворвался во дворик, подхватил ее одежду и туфельку, встряхнул и замочил их в воде фонтана, чтобы вымыть всю морскую соль и слизь. Зеленый пиджак сморщился и возмущенно зашипел.
        Внезапно Алкали приподняла Сентябрь и опустила ее в первую из ванн, которая больше походила на дубовую бочку, в каких хранят вино, - особенно если надо хранить очень много вина, потому что бочка была просто огромная.
        Голова девочки тут же погрузилась в густой отвар золотистого цвета. Когда она вынырнула, запах этой ванны окутал ее теплым шарфом. Запах потрескивающего камина, нагретой корицы и осенних листьев, хрустящих под ногами. К нему добавлялись аромат кедра и дуновение приближающейся грозы. Золотистая жидкость прилипала к телу и сползала густыми потоками, что было очень приятно. На вкус она была как ириска.
        - Эта ванна для того, чтобы отмыть твое мужество, - сказала Алкали ровным и спокойным голосом, делая свою работу и упрятав подальше печаль на время купания.
        - Я и не знала, что мужество нужно отмывать! - У девочки перехватило дыхание, когда Алкали вылила ей на голову кувшин воды. «И что для этого нужно быть голой, тоже не знала», - подумала она про себя.
        Алкали снова вылила ведро золотистой жидкости на голову девочки.
        - Когда ты рождаешься, - мягко сказала женщина-голем, - твоя отвага совсем новенькая и чистая. Ты готова на что угодно: сползать по высокой лестнице, говорить первые слова без страха, что тебя сочтут глупышкой, совать в рот всякие странные предметы. Когда ты подрастаешь, к храбрости липнет всякая дрянь, крошки, и грязь, и страх, и понимание того, как нехорошо все может обернуться и как будет больно. К тому времени, когда ты наполовину взрослая, твое мужество уже почти не шевелится, настолько оно заскорузло. Поэтому время от времени его приходится хорошенько поскрести, чтобы снова заставить работать, а иначе никогда больше не будешь храброй. К сожалению, в твоем мире почти нет заведений, которые могли бы предоставить такую услугу, как у нас. Поэтому большинство людей так и ходят чумазыми, будто машинисты, хотя стоит отмыть их - и они снова превратятся в паладинов, доблестных и благородных рыцарей.
        Алкали отломила один из своих синих пальцев и бросила его в ванну. Оттуда немедленно поднялась шапка пены и окутала кожу бархатной щекоткой.
        - Твой палец! - воскликнула Сентябрь.
        - Не бойся, маленькая. Это не больно. Моя госпожа говорила: отдай часть себя, и она вернется к тебе новее новой. Так и происходит с моими пальцами, когда купальщики покидают меня.
        Сентябрь пыталась заглянуть внутрь себя, чтобы проверить, сверкает ли уже ее мужество. Большой разницы она не заметила, если не считать удовольствия от приятной ванны и чистой кожи. Разве что стала немного полегче на подъем, но и в этом она не была уверена.
        - Следующая ванна! - воскликнула Алкали, все еще покрытая золотистой пеной, и перенесла ее из дубовой бочки в неглубокую наклонную бронзовую ванну, в каких обычно сидят благородные дамы в кинофильмах. Сентябрь любила кино, хотя и не часто могла его себе позволить. В глубине души она считала, что ее мама прекраснее всех этих женщин с экрана.
        В бронзовой ванне вода мерцала холодной зеленью, благоухала мятой и ночным лесом, а еще сладкими пирожными, горячим чаем и очень холодным светом звезд.
        - Это чтобы отмыть твои желания, Сентябрь, - сказала Алкали, со смачным хрустом отламывая еще один собственный палец. - Желания из прежней жизни увядают и скручиваются как осенняя листва, если не заменять их новыми, когда мир уже изменился. А мир меняется постоянно. Желания становятся скользкими, их краски тускнеют, и скоро их невозможно отличить от окружающей грязи, поскольку это уже не желания, а сожаления. Беда в том, что никто не может сказать, когда пора мыть желания. Даже здесь, в Волшебной Стране, вдали от родного дома, не так-то просто помнить, что необходимо улавливать изменения вокруг и меняться вместе с ними.
        Алкали бросила в воду палец, но на этот раз пена не поднялась - палец просто растаял и растекся по поверхности зеленой воды, как масло на сковородке. Сентябрь нырнула и задержала дыхание, как часто делала на занятиях по плаванию. «Я хотела, чтобы папа вернулся домой, а мама пока что разрешила бы мне спать с ней, как раньше, когда я была ребенком. Я хотела дружить с кем-нибудь в школе, чтобы играть и читать вместе, а потом говорить о чудесах, которые случаются с детьми в книжках. Все это теперь так далеко. Сейчас я хочу… хочу, чтобы Маркиза от всех отстала. И чтобы я могла стать… паладином, доблестным и благородным рыцарем, как сказала Алкали. И чтобы я не плакала, когда будет страшно. И чтобы Аэл действительно оказался наполовину библиотекой, хотя скорее всего это не так. И чтобы мама не рассердилась, когда я вернусь домой».
        Волосы Сентябрь всплывали и кружились над головой. Алкали терла ее жесткой щеткой прямо под водой, пока кожу не защипало. Внезапно мыльная женщина подхватила ее и бросила в следующую ванну, серебряную, стоящую на звериных лапах и наполненную густым горячим молоком. Оно пахло ванилью, и ромом, и кленовым сиропом, совсем как сигареты Бетси Базилик. В этой новой ванне Алкали гладила волосы девочки и окатывала их из кувшина, которым зачерпывала прямо из ванны. Она отломила большой палец и раскрутила им воду в ванне - три раза, против часовой стрелки. «Против солнца», - с улыбкой припомнила Сентябрь. Палец, которым Алкали раскручивала воду, шипел и трещал, осыпая поверхность голубыми искрами.
        - Ну и, наконец, мы должны отмыть твою удачу. Когда души ждут своей очереди, чтобы родиться, они выскакивают на белый свет совершенно неожиданно и стараются коснуться небесного свода - на счастье. Одни подпрыгивают высоко и прихватывают немалую толику удачи, другие же прыгают совсем невысоко, и им достаются жалкие остатки. Но каждой душе должно достаться хоть немного. Без удачи, пусть самой маленькой, не протянуть даже детство. Удачу можно потратить, как деньги, потерять, как память, и разбазарить, как жизнь. Если умеешь, то по коленным чашечкам человека можешь определить, сколько у него осталось удачи. Никакая ванна не восполнит удачу, потраченную на то, чтобы избежать ранней смерти в автокатастрофе или слишком часто выигрывать в лотерею. Зато ванна может восстановить удачу, утраченную из-за рассеянности или самоуверенности. Удачу, которая завяла от скучной жизни с оглядкой, без риска, можно снова откормить и отпоить. Ей же просто ничего не давали делать.
        Алкали снова окунула Сентябрь в молоко. Девочка зажмурилась, погрузилась в теплые сливки и с наслаждением расправила уставшие пальцы ног. Она понятия не имела, становится ли ее удача от этого здоровее, но вдруг осознала, что ее это совершенно не волнует. «Так или иначе, а ванна - это прекрасно, тем более - волшебная».
        Мыльная женщина вынула наконец Сентябрь из ванны удачи и начала вытирать ее длинными плоскими и жесткими банановыми листьями, нагретыми на солнце. Она ерошила ее чистые мокрые волосы до тех пор, пока Сентябрь не почувствовала себя сухой и совершенно счастливой. В этот момент во дворик занырнул Вивернарий, тряся чешуей, как обиженная кошка. Он хотел отряхнуть крылья, но цепь была на месте, и он недовольно поморщился. Скипетр, который Сентябрь заткнула за цепь, звякнул о замок.
        - Бр-р-р, - пророкотал Вивернарий. - Я считаю, что достаточно чист, если это вообще имеет значение. Книгу не презирают за то, что она хорошенько зачитана!
        Женщина из мыла кивнула им:
        - Вы готовы к встрече с Городом.
        Легкий бриз принес обратно одежду девочки, чистую и сухую до хруста, слегка сбрызнув ее для аромата водой из ванн для мужества, желаний и удачи. Бриз, показалось Сентябрь, слегка урчал, совсем как Леопарда, - хотя, может быть, ей это просто послышалось.
        - Если увидишь ее… - прошептала Алкали. - Мою госпожу… Если увидишь, передай, что я все еще друг ей и мы еще столько всего могли бы сделать вместе.
        - Передам, Алкали, обещаю, - ответила Сентябрь и порывисто потянулась обнять женщину-голема, хотя вроде и не собиралась ничего такого делать. Алкали медленно обняла ее руками из мыла. Когда же Сентябрь попыталась поцеловать ее в лоб, Алкали резко отпрянула, прежде чем губы девочки коснулись начертанного на лбу слова.
        - Осторожно, - предостерегла Алкали, - я очень хрупкая.
        - Ну и ладно, - ответила Сентябрь, чувствуя, как внутри вскипает теплой коричной пеной отвага, свежая и чистая. - А я - нет!


        В банном домике нашлась маленькая дверь, спрятанная за мраморной статуей Пана, дующего в рог, - если бы только Сентябрь знала, что Пан - это еще и бог, а не просто приставка! Ну, теперь уж неважно. Раньше надо было предупреждать. Дверь выпрямилась и галантно приоткрылась, пропуская Вивернария и девочку. За дверью кричали чайки, и множество голосов сливалось в неясный гул. Еще там было совершенно темно. Медленно-медленно они ступили в эту черноту.
        - Аэл, - спросила девочка, как только они перешагнули порог, - а ты какие ванны принимал?
        Вивернарий только помотал головой и отвечать не стал.



        Глава VI

«Тени в воде»



* * *


        Выйдя из двери банного домика, Сентябрь и Вивернарий оказались на влажном, поросшем густой зеленью берегу реки Барлибрум. По крайней мере Сентябрь решила, что так реветь и плескаться может только Барлибрум. Что-то непонятное, но очень пестрое плыло посреди реки. Вода в этом месте пенилась и расходилась кругами. Сентябрь вприпрыжку побежала поглазеть. Вокруг них толкался, смеялся и кричал народ, нагруженный всевозможной поклажей, от окованных медью дорожных сундуков до скромных узелков, свернутых из зеленых носовых платков и привязанных к суковатым веткам боярышника. Сентябрь старалась не выделяться из толпы, держаться с достоинством и не встречаться ни с кем глазами. Черная речная грязь набивалась между пальцев ее босой ступни.
        Все кругом отчаянно пихались, чтобы раньше других попасть на длинный шаткий пирс. Кентавры, сатиры, домовые, гоблины с болотными огнями, птицы с женскими ногами, женщины с птичьими лапами, тролли со сверкающими эполетами, гномы в бархатных брюках и жилетах, пугала, на ходу играющие на скрипках, мыши ростом выше Сентябрь и немалое количество с виду просто людей - дамы, господа, дети. Сентябрь приметила маленькую девочку в аккуратном платьице цвета лесных орехов, с вплетенными в светлые волосы красными цветочками. Она приплясывала вокруг матери, держась за юбку. В какой-то момент, подпрыгнув, девочка встретилась с Сентябрь глазами. Она лукаво подмигнула, передернула плечами - и вдруг на ее месте возник черный шакаленок с золотой полосой на спине. Заметим, что шакалы вовсе не так злобны, как внушают детям некоторые безответственные сказочники. Они довольно милы и пушисты, а уши у них большие и чуткие. Именно таким чудесным созданием и обернулась девочка. Только узкие голубые глаза остались прежними. Уши торчком подергивались, и она продолжала скакать вокруг матери, покусывая ее и повизгивая.
        - Ты знала, - радостно спросил Виверн, вдыхая свежий речной воздух огромными ноздрями, - что Барлибрум когда-то была чайной рекой? Из одного ее притока вливалось подводное течение из чайных листьев. Река была цвета виски, представляешь, и в ней плавали лимонные кожурки с кусочками сахара, совсем как листья кувшинок.
        - Что-то не похоже на чай - по крайней мере я никогда не пробовала чая цвета индиго.
        - Видишь ли, Маркиза решила, что чайная река - это глупо. «Все знают, как должна выглядеть река», - сказала она. Она заставила глаштинов перегородить приток плотиной, сетями выловить из реки все чайные листья и съесть все лимонные шкурки вместе с сахаром. Они плакали, выполняя ее приказ. Но зато сейчас, как видишь, вода нормального синего цвета. - Виверн нахмурился. - Так, наверное, правильно, - вздохнул он.
        Девочка-шакал гонялась за своим хвостом.
        - Что это за девочка, Аэл?
        - Которая? А, эта… Думаю, просто оборотень. Начинается на О, это не ко мне, ты же знаешь.
        Наконец вся процессия веером расположилась перед большим сучковатым пирсом из коряг и длинных желтых виноградных лоз. К пирсу была пришвартована баржа, похожая на большой многоярусный торт. На планшире и в проходах болтались зеленые бумажные фонари, старинная резьба на деревянных бортах стерлась от времени. По верху были расставлены статуи старых паромщиков, опиравшихся на гигантские шесты. На верхушках шестов красовались ленты и гирлянды из лилий. Все это выглядело весело и празднично, но паромщики казались изможденными, злыми и мрачными.
        - Паром Барлибрум! - проворчал Вивернарий. - Разумеется, раньше он никому не был нужен: любое туловище с крыльями могло в мгновение ока перелететь в Пандемониум. Но паром - это, конечно, прогресс, к которому должны стремиться все добропорядочные существа.
        Сентябрь озиралась с открытым ртом все время, пока они медленно продвигались к трапу. Она потянула Аэла за кончик крыла:
        - Гляди, вот и паромщик!
        Паромщик выглядел старым и сутулым, седые волосы были небрежно скручены в несколько хвостиков вокруг козлиных рогов, покрытых ракушками. Глаза его слезились, стекла очков были толще, чем дно пивной кружки, а в каждом ухе торчали по три золотые серьги. На нем был теплый бушлат с латунными пуговицами и штаны из парусины. Из спинки бушлата, сшитого на заказ, торчали два крыла. Обрамленные золотом, прозрачные крылья переливались в лучах солнца фиолетовыми гранями. Тонкая, но достаточно крепкая стальная цепь плотно прижимала крылья к спине паромщика, не давая им раскрыться.
        - Оплачиваем проезд! - прорычал паромщик, когда подошла очередь Сентябрь и Виверна.
        Вивернарий с чувством прокашлялся для ответа, но Сентябрь опередила его.
        - О! - оживилась она. - У меня как раз есть чем расплатиться!
        Она вытащила скипетр из звеньев цепи Виверна. «Я знала, - ликовала она, - что такая вещь может пригодиться!» Сентябрь была очень довольна, что оказалась такой предусмотрительной. С помощью острого когтя Виверна она отколола два рубина с верхушки скипетра и гордо протянула их паромщику.
        - Больно здоровый он у тебя, - фыркнул паромщик, - двойная плата за перевес багажа.
        - Я не багаж, - возмутился Вивернарий.
        - Ничего не знаю. Она ж на тебе возит эту блестящую штуку. Значит, багаж. И еще ты сам вон какой здоровенный. Короче, двойная плата.
        - Ну хорошо! - согласилась Сентябрь и отколола третий мерцающий красным рубин от скипетра. Теперь три камня сверкали у нее на ладони, как капли крови.
        - Легко пришло, легко ушло. Без тебя я все равно не поеду.
        - Залазьте, - прохрипел паромщик, шевеля мохнатыми, как гусеницы, бровями, и сгреб камни с ладони.
        В один гигантский прыжок Виверн оказался на самой верхней палубе большого парома. Сентябрь шла к нему по трапу, а затем по винтовой лестнице с гордо поднятой головой. Возможно, все дело было в ванне Алкали, но Сентябрь чувствовала себя дерзкой и неустрашимой, и к тому же она сама заплатила за проезд, совсем как взрослая. Такая самоуверенность неизбежно ведет к ужасным последствиям, но Сентябрь не могла этого знать, тем более когда солнце светит так ярко, а река такая синяя. Давайте позволим ей насладиться этими новыми, необычными удовольствиями.
        Что? Нет?
        Ну и ладно, но я же пытаюсь быть великодушным рассказчиком и забочусь о моей девочке, насколько хватает сил. Не моя вина, что читателям всегда нужны приключения, и хотя бедствия встречаются и без приключений, приключений без бедствий, простите, не бывает.
        На верхней палубе расставили голубые и золотистые шезлонги, на которых развалились, купаясь в лучах солнца, изнеженные синие женщины и большие бледные тролли. От-А-до-Л весело фыркал под скрип и треск парома, отчаливающего от пирса.
        - Разве это не прекрасно, - вздохнул он, - что мы уже совсем рядом с Городом? С великим Городом, где каждый надеется прославиться!
        Сентябрь не ответила. Она помрачнела, вспомнив, сколько раз она слышала от старших девочек в школьном туалете, что когда-нибудь они уедут в Лос-Анджелес, станут богатыми и красивыми, будут сниматься в кино и все выйдут замуж за киноактеров. А некоторые говорили, что потом бросят Калифорнию и поедут в Нью-Йорк, где тоже станут богатыми и красивыми, но не кинозвездами, а танцовщицами или моделями и выйдут замуж за знаменитых писателей. Сентябрь всегда сомневалась. Она не мечтала о больших городах. Они казались огромными и ужасными, к тому же в них было слишком много неженатых мужчин. Она надеялась, что Пандемониум совсем другой и что в Волшебной Стране не будет старших девочек, желающих стать звездами.
        - Гляди в оба, малявка, - пробурчал паромщик, который поднялся наверх, чтобы занять свое место у шеста. Он даже не взял его в руки, хотя паром уже плавно скользил по воде, а просто прислонился к нему и хмуро смотрел на город вдали. - Мелкота, что любит помечтать, частенько падает за борт, оно тебе надо?
        - Я умею плавать, - негромко возразила Сентябрь, вспоминая свое путешествие в океане.
        - Может, и умеешь. Но только Барлибрум патрулируют глаштины, а они все равно плавают лучше.
        Сентябрь хотела спросить, кто такие глаштины, но с губ сорвался другой вопрос:
        - Вы - эльф, сэр?
        Паромщик смерил ее испепеляющим взглядом.
        - Ну, то есть, я подумала, что вы из них, но лучше спросить, правда? Я бы не хотела, чтобы меня принимали не за того, кто я есть! Но я не об этом, а вот о чем: если вы эльф, не могли бы вы объяснить мне, кто же такие эльфы и какое место занимают в иерархии существ Волшебной Страны? И почему я пока встретила только вас одного? - Сентябрь было приятно, что она ввернула такое словечко, как «иерархия», которое ей попалось в диктанте из трудных слов, и, кстати, это было не так уж и давно.
        - Говоря по-научному, мы, эльфы, не больно-то отличаемся от вас, людей. Вы произошли от обезьяны. А мы произошли… об этом не принято говорить в приличном обществе, хотя в приличном обществе людей и не встретишь. Эльфы берут свое начало от лягушек. Ничего себе лягушечки, да? Конечно, быть лягушками не шибко весело, потому мы прошлись по кругу и стащили у каждого самое лучшее: у стрекоз крылья, у людей лица, у птиц сердца, у козлов и прочих антилоп - рога, у ифритов души, у коров хвосты - вот так вот мы и эволюционировали, за миллионы миллионов минут, в точности как вы.
        - Я… мне кажется, эволюция не совсем так действует, - робко возразила Сентябрь.
        - Да? А тебя случаем не Чарли Дарвин зовут?
        - Нет, я просто…
        - Выживает тот, кто быстрее успеет украсть необходимое, девочка!
        - Я хочу сказать, что люди эволюционировали не так…
        - А это уж ваша забота. На моей стороне факты, а на твоей одна дурацкая болтовня. Пусть каждый эволюционирует, как ему угодно, вот и весь мой сказ. А что до того, что нас мало, так твоих тут совсем нет, и нечего тебе совать нос в наши семейные дела.
        Паромщик выудил из кармана трубку, сделанную из сердцевины кукурузного початка, и щелкнул пальцами. Из трубки пошел дымок, и запахло совсем как на кукурузном поле после дождя.
        - А ежели желаешь эволюционировать, мой тебе совет: беги и спрячься в трюме.
        - Что? Почему?
        - Этого мне говорить нельзя. Все дело в том, что ты не знаешь, когда собирают десятину. - Паромщик внезапно подмигнул с веселой хитрецой, какой Сентябрь совсем не ожидала от эльфа. - Гляди-ка ты, - ухмыльнулся он. - Вот я и проговорился.
        Сентябрь и впрямь захотелось убежать и спрятаться, но она не могла оставить своего алого чешуйчатокрылого друга. К тому же, несмотря на то что с иерархией получилось так удачно, про десятину она ничего не поняла. Так Сентябрь и стояла с открытым ртом, когда паром, вздымая брызги, вдруг замер посреди ревущей реки.
        - Говорил же я тебе, но у тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает, - вздохнул паромщик и оставил свой шест, чтобы поприветствовать шестерых высоких мужчин, которые по-пиратски карабкались по канатам и запрыгивали на палубу.
        Все они были одеты лишь в серебряные перчатки с крагами и ножные латы, и у каждого вместо человеческой головы красовалась черная лошадиная.
        Главарь с большим кольцом в носу, как у быка, произнес глубоким, раскатистым голосом:
        - Чарли Хрустикраб, глаштины пришли требовать свою десятину по Закону и Праву Рыночной торговли!
        - Да слышу, старая ты кляча, - проворчал паромщик, - небось не глухой. Получил еще утром повестку и все прочее. Не надо уж так официально.
        Волшебный народ собрался на верхней палубе, дрожа и прижимаясь друг к другу в молчаливом ужасе. Все уставились себе под ноги, лишь бы не смотреть в глаза людям с лошадиными головами. Сентябрь разглядела в толпе Аэла, который качал огромной головой и тщетно пытался притвориться совсем невидимым.
        - Детей вперед! - заревел один из пришельцев.
        Грубые руки схватили Сентябрь, потащили и выстроили вместе с десятками других малышей прямо перед глаштинами, чьи глаза сверкали голубым и зеленым огнем. Сентябрь тоже опустила глаза и увидела рядом дрожащую малышку-оборотня. От страха на ее голове то появлялись, то исчезали шакальи уши. Сентябрь взяла девочку за руку и легонько стиснула.
        - Не меня, - шептала девочка, - пожалуйста, только не меня.
        Глаштины ходили вдоль строя, заглядывая каждому ребенку в глаза. Предводитель внимательно посмотрел на Сентябрь и даже приподнял ее подбородок, чтобы проверить зубы, но все же отправился дальше. Мужчины с лошадиными головами посовещались.
        - Эта! - воскликнул предводитель, и вздох облегчения пронесся по толпе. У Сентябрь перехватило дыхание: она была уверена, что он показывал прямо на нее.
        Но он показывал не на нее.
        Малышка-оборотень завизжала в безудержном животном страхе. Она обернулась шакалом и, карабкаясь по ногам и спине Сентябрь, забралась к ней на плечи и ухватилась хвостом за шею.
        - Нет, нет! - плакала она, крепко прижимаясь к Сентябрь.
        - Что происходит? - едва не задохнулась Сентябрь, сгибаясь под тяжестью девочки-шакала.
        - Она - десятина, и ничего с этим не поделаешь, - сказал паромщик Чарли Хрустикраб. - Пора бы уже повзрослеть и вести себя достойно. Паром проходит через территорию глаштинов. Они имеют право взимать плату. Никто не знает, в какой день они придут и кого выберут, но вам же всем надо в город, верно?
        - Нет! Не я! Не забирайте меня! Мамочка, пожалуйста! Где моя мама?
        Сентябрь увидела ее маму: черный шакал с золотыми ушами лежал на боку около одного из шезлонгов, в ужасе закрыв морду лапами.
        - Это страшнее всего на свете! - Малышка прильнула к Сентябрь.
        - Это эволюция, крошка. Прими как данность.
        - Что они с ней сделают?
        - Не твое дело, - огрызнулся предводитель глаштинов.
        - Они меня съедят, - взвыл шакаленок. - Утопят! Запрягут и заставят таскать паром через реку туда-сюда!
        - А что, хорошая идея, - оскалился еще один глаштин. Сентябрь только сейчас заметила, что все они сжимали в кулаках вожжи и отвратительные удила.
        - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - всхлипывала малышка, с бешеной скоростью оборачиваясь то шакалом, то девочкой, то снова шакалом, только белки глаз сверкали. Сентябрь подняла руки, чтобы приласкать ее и успокоить, вытащила когти из своих волос и убрала хвост с шеи. Теперь она качала щенка шакала на руках, хотя и неуклюже, потому что щенок был совсем не маленьким. С каждым всхлипом мордочка превращалась в личико и обратно.
        - Неужели вы не можете взять что-то другое? - в отчаянии спросила Сентябрь. - Неужели это обязательно должен быть ребенок?
        - Это должна быть кровь, - тихо ответил глаштин. - Ты предлагаешь себя вместо нее? Это допускается.
        К чести Сентябрь, она на секунду призадумалась над этим вариантом. Плавать она умела и вряд ли утонула бы, к тому же они, между прочим, и не говорили, что собираются кого-то есть. Будучи лишь Немножко Бессердечной, она не могла укачивать дрожащее дитя и при этом не желать избавить его от ужасной участи быть выброшенным за борт. Однако она не желала оказаться десятиной и не хотела умирать, вот нисколечко не хотела, даже возможности такой не рассматривала.
        - Нет, - прошептала она, - я не могу. Может, что-нибудь другое? У меня есть рубины…
        - Мертвые камни, - фыркнул полуконь-получеловек.
        - У меня есть пиджак и туфля.
        Все уставились на нее.
        - Ну нет у меня больше ничего! Но я не могу вам позволить забрать ее, она всего лишь ребенок, бедняжка! Разве можно так пугать детей?
        Глаштин сверлил ее взглядом. Голубой огонь пульсировал в его глазах.
        - У тебя есть голос, - сказал он медленно, - и тень. Выбери что-нибудь одно, и я возьму это вместо перевертыша.
        Вы можете подумать, что выбор очевиден, но в душу Сентябрь закралось подозрение. Не бывает в Волшебной Стране таких простых сделок. И все же - голос терять нельзя ни в коем случае! Как она будет разговаривать с Аэлом? Как она будет петь? Как объяснит маме, куда она уезжала? Так или иначе, нельзя позволить девочке, которая до сих пор крепко обнимала ее за шею, исчезнуть в глубине реки. Даже если они ее не утопят и не съедят, малышка не хотела идти с ними, и Сентябрь все это совсем не нравилось.
        - Берите тень, - сказала она. - Берите. Хотя у нее и нет крови, как известно.
        Она опустила оборотня на землю, и малышка бросилась к маме, превратившись на полпути в щенка. Шакал и шакаленок скулили и облизывали друг друга. Глаштин протянул руку в сторону Чарли Хрустикраба. Эльф отстегнул от пояса уродливый ржавый нож с зазубренным лезвием и передал глаштину.

«Сейчас будет больно», - успела подумать Сентябрь, прежде чем глаштин схватил ее, развернул и начал водить ножом вверх-вниз вдоль позвоночника. Ей стало холодно и дурно. Нож издавал звуки, похожие на треск рвущегося шелка или на хруст костей. Она подумала, что потеряет сознание, настолько ужасной была боль, расползающаяся по спине. Но плакать она не собиралась. Наконец раздался тошнотворный треск, и глаштин отошел с куском чего-то в руке. Единственная капля крови упала с ножа на потертые доски палубы.
        Глаштин положил этот кусочек чего-то перед собой. Тот растекся темным пятном, слегка поблескивая, и поднялся в виде девочки ростом с Сентябрь, с ее глазами и волосами, только состоящей из черного дыма и тени. Медленно тень-Сентябрь улыбнулась и сделала пируэт на одной ноге. Улыбка была отнюдь не милая и не добрая. Тень протянула руку глаштину, а тот - ей, тоже улыбаясь.
        - Мы забираем ее под воду и будем ее любить и ставить во главе всех наших парадов, - сказал он. - Ибо она получена в дар, а не отнята, а это единственная настоящая собственность.
        Тень сделала реверанс. Сентябрь этот реверанс показался зловещим, если так можно сказать о реверансе. Она уже не была уверена, что поступила правильно. Конечно, она будет скучать по тени, и, конечно, глаштин задумал недоброе. Но было уже поздно: глаштины все одновременно прыгнули за борт, при этом тень устроилась на плече у предводителя. Толпа сказочных существ в изумлении смотрела на Сентябрь. Никто не решился заговорить с ней. От-А-до-Л наконец пересек палубу, чтобы обнять подругу. Его запах был таким знакомым, а кожа такой теплой, что Сентябрь тоже обняла его за колено.
        - Чарли, - тихо спросила она паромщика, - я правильно поступила?
        Паромщик покачал седой головой:
        - Правильно или нет, что сделано, то сделано.
        Сентябрь посмотрела на мерцающий вдали город, весь из сияющих башен. Затем взглянула на воды Барлибрум.
        Шесть лошадиных голов скользили в воде к носу парома, закусив удила. По их спинам скакала и танцевала девочка-тень, чей призрачный смех был едва слышен из-за плеска волн.



        Интерлюдия: Путешествия ключика

        Будучи читателями наблюдательными и смышлеными, вы, должно быть, уже гадаете, не забыл ли ваш беззаботный рассказчик о драгоценном ключике, который так преданно последовал за Сентябрь в Волшебную Страну. Отнюдь! Однако приключения ключика по определению не так бурны, как приключения девочки, куда более бесхитростны и преисполнены одиночества.
        Ключик проскользнул между Долготой и Широтой, и в этот миг, в этот кратчайший миг в звездной темноте за экраном мира он споткнулся и шлепнулся на мерцающий пиджак одного хобгоблина, который как раз следовал из магического леса Броселианда в Атлантиду. Ключик тут же затесался меж других блестящих штучек, рассыпанных по пиджаку, и проследовал далее без лишних вопросов со стороны Бетси Базилик или ее горгульи Руперта.
        Не обученный грамоте ключик не собирался посещать хрустальные голубые громады университетов Атлантиды, поэтому отстегнулся как раз вовремя, чтобы попасть в знакомый нам лаз, полный кореньев, плесени и червяков, но ведущий в Волшебную Страну. Ключик попал на восходящий поток морского воздуха и воспарил над кучевыми облаками, по пути поиграв в пятнашки с голубыми кайрами.
        Он пробрался мимо ведьм и чудом не угодил в котел, куда его едва не засосал водоворот событий будущей недели.
        Он пролетел над полем, усыпанным красными цветами, но там уже не было ни Вивернария, ни даже просто виверна, чтобы объяснить ему, как тут все обстоит сейчас или обстояло в былые дни.
        Домик с сюрпризом ключик тоже нашел, но много позже Сентябрь, которую там так чудесно отмыли. Под бдительным присмотром Алкали ключик смиренно плюхнулся в самую маленькую ванну и отмокал там до блеска.
        Паром, на котором Сентябрь убыла в Пандемониум, ключик упустил, поэтому ему пришлось ночевать на берегу, прямо в траве, где его подобрала девочка из семьи банши. Девочка от радости оглушительно взвизгнула и тут же приколола ключик к своей золотисто-зеленой груди. Мать не раз предупреждала ее, что не стоит подбирать всякие сомнительные побрякушки, тем более явно принадлежащие кому-то еще, но никто не в силах слушать визги возмущенной банши, и мать уступила. Вот так ключик попал на паром и прибыл в Пандемониум на третий день после того, как Сентябрь покинула город.
        Ключ проклинал себя за медлительность. Он плакал оранжевыми слезами и даже немного заржавел.


        Ключик помнил, как принадлежал зеленому пиджаку. Он помнил, как хотел нравиться. Как был еще совсем маленьким, едва вылупился из лацкана и в первый раз почувствовал дуновение ветра всеми гранями своих драгоценных камней. С горечью он вспоминал, как его вырвали из материнского лона зеленого пиджака, вспомнил и вкус крови юной особы, уколовшей себя иголкой его застежки. По ночам он содрогался от этих воспоминаний.
        Ключик знал, что существует какая-то связь между ним и Сентябрь, что весь смысл его существования в том, чтобы быть с ней, близко к ее коже. Ключик был создан для того, чтобы девочка улыбалась. Он не мог расхотеть ее радовать, как мы не можем перестать ходить на двух ногах или как не можем начать дышать печенью вместо легких. Что если Сентябрь нуждается в нем? Что если мир вокруг нее стал темным и пугающим, а ключика нет рядом, чтобы утешить? Ключик знал, что должен лететь быстрее.
        Беда только, что и девочка сама мчалась вперед так стремительно, будто не знала, что ключик изо всех сил старается за ней поспеть.



        Глава VII

«Волшебная кинохроника»



* * *


        - Ну, давай, - сказал Вивернарий, подталкивая девочку в оранжевом платье своим большим красным носом. - Спрашивай!
        Сентябрь нерешительно прищурилась, глядя на бесстрастное бронзовое лицо.
        На самом деле это было не просто бронзовое лицо - оно венчало столб из переплетенных бронзовых рук, которые словно замерли в тот миг, когда умоляли, молились, заклинали, витийствовали, свидетельствовали, призывали. Сплетение рук венчала чаша цветка, сложенного пятью ладонями с пальцами-лепестками. В чаше покоилось отполированное лицо с толстыми щеками, вытянутыми в трубочку губами, плотно зажмуренными глазами и огромными, больше самой головы, ушами. За этим сооружением вырастал огромный суетливый город, огражденный стеной. Из-за стены доносился невнятный, свойственный всякой суете городской шум. Стена не выглядела особенно прочной - она была собрана из разномастных пестрых лоскутков парчи, плотного шелка, сатина и сукна, и все это сшито толстыми, со ствол дерева, узловатыми канатами цвета патиссонов. Ворота, к которым приблизились путники, были из козлиной кожи. Привратник, как назвал его Аэл, выпятил бронзовые губы, точно для поцелуя. Ухоженные лужайки, пересеченные аккуратными тропинками, спускались к самому берегу Барлибрум. С лужаек приветливо кивали степенные фиалки. Солнечные часы медленно
обводили тенью куст желтых пеонов. Не это вы ожидали увидеть в городе с загадочным названием Пандемониум, правда же? Купальни для птиц и скамейки с посвящениями? Это больше походит на Хэнском-парк в Омахе, чем на окраину Волшебного Города.
        Привратник все еще тянул к ним бронзовые губы. На его непомерное ухо присел воробей и тут же полетел дальше, будто бронза обожгла ему лапки. Аэл настаивал, что вход в город именно здесь.
        - Что спросить? - Сентябрь переминалась с ноги на ногу.
        - Ты куда пойти-то хочешь? - Аэл зевнул, для разминки скручивая и раскручивая шею.
        - Наверно, туда, где живет Маркиза.
        - Тогда тебе в Бриарий.
        - Но вообще-то… воры же выходят на работу по ночам, а мне надо действовать на воровской манер, раз уж я решила что-то украсть. Значит, придется ждать наступления ночи, чтобы легче было скрываться в темноте.
        - О Сентябрь, Королева Воров, так ты никогда не попадешь в Пандемониум. У тебя должна быть Цель. У тебя должно быть Дело. Копуши, Бездельники и прочая Бестолочь могут прекрасно прижиться в других городах, но на Пандемониум у таких аллергия, и у Пандемониума на них тоже. Если у тебя нет здесь Дела, ты должна хотя бы притвориться, что есть, и сохранять озабоченный вид - а не хочешь, так научись питаться фиалками и беседовать с солнечными часами.
        - Можно пойти в Городское Книгохранилище, повидать твоего… дедушку. - Сентябрь все еще сомневалась в теории Аэла насчет его происхождения.
        От-А-до-Л залился румянцем, что в его случае означало приобрести оранжевый оттенок морды.
        - Я… я не готов! - внезапно спасовал он. - Я давно не освежал своих познаний! Рога мои не начищены, рекомендательные письма не выправлены и все такое. Завтра, мы пойдем туда завтра… или через неделю.
        - Аэл, не беспокойся! - Сентябрь вздохнула. - Ты и так прекрасно выглядишь. И к тому же ты самый умный зверь из всех, кого я встречала.
        - И сколько же зверей ты встречала?
        - Ну, во-первых, тебя… а еще Леопарду и звервольфа. Мне всего двенадцать! По-моему, целых три зверя - совсем неплохо для этого возраста.
        - Я бы не назвал эту выборку представительной. Но это не имеет значения. Сегодня мы тут по твоим делам, а не по моим. Я не готов! Не готов - и все! - Умоляющие глаза От-А-до-Л заблестели ярко-бирюзовыми слезами.
        - Не надо, Аэл, не плачь! Все хорошо. - Сентябрь погладила его по кожистому колену. Она повернулась к Привратнику, набрала побольше воздуху и заговорила как можно громче и строже:
        - Послушайте, мистер Бронзовые Уши! Я хочу найти такое место, где есть прохладная тень, недалеко от Бриария, но не слишком близко, где можно отдохнуть и подурачиться, а еще и посмотреть что-нибудь в Пандемониуме, пока солнце не село.
        - И лимонный сорбет, - прошептал Аэл.
        - И чтобы там подавали лимонный сорбет, - твердо завершила свою речь Сентябрь.
        Привратник испустил протяжный тонкий свист. Щеки его опали, как спущенные воздушные шарики, а уши задрожали. Все руки пришли в движение, сжимая и разжимая кулаки.
        - Документы! - сказал Привратник еле слышным механическим голосом. Литые бронзовые шары глаз бдительно поблескивали.
        Сентябрь выудила из внутреннего кармана пиджака зеленую книжечку, полученную от Бетси Базилик. Пиджак был очень горд, что сумел сохранить ее. Сентябрь подняла книжечку повыше, чтобы бронзовый херувим мог ее рассмотреть. Тот высокомерно хмыкнул.
        - Похищенка, значит? Давненько вас тут не бывало. - Привратник с подозрением посмотрел на От-А-до-Л, который царапал траву огромным когтем.
        - Это мой… спутник. Мой виверн, - поспешно сказала Сентябрь. Она надеялась, Аэл не слишком обидится, что его назвали чьим-то.
        - А Миссия ему назначена?
        Вивернарий выпрямился в полный, весьма немалый рост.
        - Подлинное служение, - тихо произнес он, - может быть только добровольным. Вы наверняка сами это знаете. Вы наверняка сами выбрали себе это занятие: стоять здесь и хмуро допрашивать тех, кто пытается проникнуть в город. Раньше-то наверняка занимались чем-то еще. Перчатками торговали или детишек пугали на ярмарках, а выбрали вот это.
        Привратник прищурился.
        - Солдатом я был, солдатом! - проворчал он.
        Огромные ворота, покрытые козлиной шерстью, начали раздвигаться, как театральный занавес. Четыре руки в основании постамента Привратника начали работать с такой скоростью, что Сентябрь не успевала уследить за движениями пальцев. Постепенно из постамента стали выползать кусочки ярко-красной материи, которые начали срастаться в общую ткань. Бронзовый большой палец сновал туда-обратно, как ткацкий челнок. Волна сверкающего шелка текла из постамента девочке под ноги, которые теперь не отбрасывали тени. Перед воротами волна помедлила, как бы приглашая путников присоединиться.
        Сентябрь сделала шаг вперед. Ручки снова пришли в неистовое движение, и алая тропинка, извиваясь, потекла дальше, в Пандемониум.
        - Не беспокойся, - шепнул ей Аэл, когда они проходили в ворота, - я знаю, ты совсем не имела в виду, что я твой. - Огромный зверь вильнул хвостом. - Но я могу быть твоим. А ты моей. И до чего же весело мы с тобой будем играть!


        - Чудесно, правда? - спросил довольный От-А-до-Л, когда Сентябрь ахнула. - Это все Королева Мальва устроила много-премного лет назад.
        Пандемониум, раскинувшийся перед ними, оказался городом из тканей. Вперед убегали яркие фасады магазинов из фиолетового брезента и алой кисеи. Башни тянулись вверх причудливыми изгибами сверкающей на солнце парчи. Памятники красовались в войлочных шляпах, надвинутых на бумазейные лица. Высокие узкие ворсистые дома пушились дверями из ангорской шерсти. Офисы из причудливой тафты мерцали под присмотром черных кружевных горгулий. Даже широкий проспект, по которому они двигались, и тот был сделан из толстого репса цвета тыквы. А тот перекошенный, сморщенный обелиск из старинной кожи, должно быть, и есть Башня Стенающего Вихря! Теплый ветерок наполнял воздушный шар из медно-рыжего атл?са, привязанный к верхушке башни, разворачивая его в прекрасный купол.
        Тканая алая тропинка у их ног терпеливо ждала, пока эти восторженные провинциалы наахаются и наохаются.
        - Но не могла же она устроить все это сама! - воскликнула Сентябрь.
        От-А-до-Л пожал плечами:
        - Неистова была ее игла, которую она носила как меч. О, как она ею владела, как орудовала! «Эти тканые вещички такие теплые, - говорила она, - такие мягкие и уютные». Но все это было ужасно давно. Маркиза, конечно, с удовольствием превратила бы все это в камень, увитый колючками, но все каменщики давно научились прясть пряжу и вязать из нее переулки, так что даже по маркизиному хотенью не всегда выходит.
        Дорожка издала деликатный звук, будто осторожно кашлянула - если бы только ткань умела кашлять. Сентябрь уже и сама заметила великое множество других тропинок из полотна, которые раскатывались перед пробегавшими мимо жителями, все разного цвета - кобальт и охра, серебряные и розовые, - деловито вились по улочкам и переулкам, увертывались от экипажей, от уличных музыкантов, наяривающих на аккордеонах в четыре руки, и от зазывал, рекламирующих жареные дыни и свежие букеты из фенхеля для ценителей. Эти пешеходы, с копытами и перепонками, восьми-и-более-ногие, сосредоточенно мчались по своим тропинкам. А на каждом джутовом углу такие же Привратники, как встречавший их, но поменьше, трудились не покладая множества своих рук.
        Их собственная красная дорожка тем временем еще больше покраснела от стыда за то, что Сентябрь и Аэл никуда не двигаются.
        Сентябрь рассмеялась и помчалась вперед, щурясь на солнце Пандемониума. Дорожка подпрыгнула и тоже рванула вперед, едва успев обогнуть фонарь из лавандового крепа и протянувшись точно посередине между двумя бесенятами, не поделившими батончик из зеленых водорослей. От-А-до-Л с грохотом несся следом, приминая на ходу дорожку, которая вилась вдоль Лукового Прилива, а все встречные-поперечные спешили убраться с его пути.
        Алая тропинка вела их на север - ну, примерно. Наслаждаясь шелестом и ароматом вскипающих на кленах соцветий и наливающихся соком плодов лайма, Сентябрь не упустила из виду, что все аллеи и проспекты, которые она пересекает, словно бы устремлены в одну точку: к маленькому, непритязательному зданию, покрытому крупными золотистыми цветами. Не шелковыми, а настоящими, какими обычно усеяны живые изгороди из вереска и черной колючки. Эта цитадель, единственная в Пандемониуме, не была сшита, а выросла сама. От нее веяло чем-то странным и зловещим. От ее вида Сентябрь сразу стало не по себе, а Аэл просто не мог отвести от нее глаз. К счастью, милосердная алая тропинка остановилась и начала распускаться в обратную сторону, туда, откуда они пришли, тщательно сматывая распущенные нити в клубок.
        Над ними склонился домик из розовой жаккардовой ткани с тиснением из милых цветочков и завитушек турецких огурцов. Над входом-аркой изогнулась надпись, мигающая зелеными огоньками:


        КИНОТЕАТР «СЕРЕБРЯНЫЙ ЧЕЛНОК»


        Одна из зеленых лампочек светила тусклее других.
        - Это электрические лампочки? - спросила Сентябрь.
        - Конечно, - тихо ответил Аэл, будто завороженный мерцающим свечением. - Волшебная Страна не чужда науке.
        - Надо думать, это тоже Маркиза устроила?
        - Нет, она вообще терпеть не может электричества. Все это устроила Гильдия Изобретателей. Сначала из Башни Стенающего Вихря целыми днями доносился ужасный грохот. Сильфы огня как-то им помогали. Они сумели договориться с духами стекла и - вуаля! - да будет свет! Цивилизация бывает очень полезна. Маркиза сказала, что это мерзко, но если мы хотим вести себя настолько неволшебно, то так нам и надо. Это место отваги, Сентябрь. В самом сердце Бриария оно бросает вызов устоям. - Аэл заглянул в прохладный полутемный вестибюль с бронзовыми перилами, отделанный бархатом и плюшем. - И еще здесь подают лимонный сорбет.
        Сентябрь отщипнула еще парочку рубинов от скипетра, чтобы попасть на фильм под названием «Ифрит и Цеппелин». Плату она вручила приятной молодой дриаде в красной униформе и забавной шапочке, как у посыльных в гостиницах. Сентябрь догадалась, что это дриада, потому что зеленые волосы девушки выбивались из-под шапочки пучками глянцевых сосновых иголок. Кроме этого, слово «дриада» начиналось на Д, и Аэл приветствовал девушку благословением какому-то дальнему лесу. Глаза дриады сверкали серебром. Щечки у нее были очень пухлые, и она дважды улыбнулась: когда Сентябрь попросила билеты и когда заплатила за них рубинами.
        - Если ты дриада, - спросила Сентябрь робко, - то где же твое дерево? Ты очень страдаешь от того, что ты не в лесу?
        Дриада-билетерша рассмеялась, и смех напоминал шум дождя в листве.
        - Разве ты не знала, милая? Кинопленку делают из камфоры, а это и есть дерево. Точнее, его зовут камфорный лавр, и он из семейства коричных - большого, шумного и болтливого. Я запускаю проектор, и мои деревья струятся меж пальцев весь день напролет. Если какая-то штука прозрачная, серебристая и скручена в катушку, это еще не значит, что она не дерево!
        К счастью, театр оказался просторным, с потолком, уходящим ввысь, как в кафедральном соборе. Аэл удобно расположился в последнем ряду и элегантно лизнул свой лимонный сорбет. Огни погасли. Сентябрь сидела выпрямившись, держа в руках полосатую коробку с попкорном из гранатовых зернышек. «Это же пища дриад, - подумала она, - а не Волшебная Еда, так что со мной все будет в порядке».
        Она очень любила ходить в кино, когда жила дома. Ей нравилось сидеть в темноте в ожидании чуда. Особенно она любила мелодрамы, где дамы все время падали в обморок, и фильмы ужасов, где из тьмы появлялись ревущие монстры. Как в том мультике, на который ее, совсем маленькую, привела мама. Там темноволосая принцесса убегала в страшный лес, а над нею летела сова и клевала ей руки. Это было чудесно, потому что мир вдруг оказывался живым, захватывающим, и жизнь в этом мире была в точности такой, какую Сентябрь хотела для себя. Даже если этот мир не очень-то хотел, чтобы его беспокоили всякие принцессы. Сентябрь та принцесса тоже не понравилась, она говорила писклявым голосом, который дико бесил. Другое дело - совы, золотые копи и глаза, сверкающие в лесах. Это ей нравилось. Сейчас же она сама оказалась в лесу, самом настоящем, даже глаза сверкают со всех сторон. Какое же оно, это волшебное кино?
        - Всеобщая Волшебная живая газета с гордостью представляет: новости со всей Волшебной Страны! - объявил приятный женский голос, как только засветился и ожил экран.

«Ну здравствуйте, - подумала Сентябрь, - это же киножурнал, как на взрослых киносеансах. А нельзя его пропустить и сразу перейти к чудищам, преследующим темноволосую принцессу?»
        - Во вторник на колдовских берегах Арктики с большой помпой праздновали свадьбу джинна Гията и мариды Рабаб, - продолжил приятный ровный голос. - Ведьмы преподнесли молодоженам собственноручно сваренный буйабес из долгой и счастливой жизни, пяти детишек (включая одну русалку), дружеской неверности всех участников, ранней смерти Гията и последующего длительного и скандального вдовства Рабаб.
        Огромный мужчина с золотистой кожей цвета песка в пустыне страстно обнимал женщину. Одна его пылающая рука лежала на ее волосах из морской пены, другая - на талии, упругой как морская волна. На невесте было платье из анемонов, которые то распускались, то закрывались. Несколько таких же мокрых с виду существ аплодировали, рассевшись на облаках. Вся сцена была снята на скучную черно-белую пленку. Сентябрь откинулась в кресле в ожидании ифрита и цеппелина.
        - В воскресенье в муниципальном музее открывается выставка лунных артефактов. Ученые установили, что луна сделана из жемчуга, и теперь выясняют, каким образом она крепится к небесной тверди и какую пользу способны принести лунные исследования всем волшебным существам.
        Очень довольный собой, спригган демонстрировал, как кусок лунного камня растворяется в некой загадочной жидкости. Своей трехпалой лапой он бросил камень в хрустальную чашу и залпом выпил раствор. Последствия остались за кадром.
        - На прошлой неделе в Дендидаун-холле с успехом прошел Концерт Подменышей. Играл оркестр, составленный из скрипок, гобоев, одного фортепиано, никелевого листа, двух туб, речной девы Лорелеи и секции груммельфонов. Дети сыграли знаменитую «Элегию для северного оленя и яиц птицы Рухх ре минор» Агнес Глазурь. Дирижер неразумно выбрал для выхода на бис «Оду ногтю среднего пальца Королевы Мальвы», столь воодушевившую публику, что пришлось вызывать к месту действия полицию.
        Толпа детей в строгих черных костюмах неистово терзала музыкальные инструменты на сцене в виде огромного дубового листа. На всех были одинаковые туфли с ремешком, как у Сентябрь, казавшиеся ужасно тесными на маленьких ножках. Грустная и нежная пьеска плавно перешла в гораздо более живую и бодрую, пока наконец два недовольных кобольда не выскочили на сцену и не сбросили с нее дирижера. Эти гоблины оказались довольно крепкими для своего небольшого роста.
        - Кульминацией концерта стало справедливое наказание нескольких музыкантов, занесенных в Зеленый Список.
        Те же самые кобольды - или их ближайшие родственники - вытащили перепуганных сатиров на сверкающую серебром сцену и заставили их растоптать свои свирели. Некто усатый в цилиндре угрожающе размахивал кнутом до самого затемнения в конце кадра.
        - В заключение выпуска сообщаем, что наша возлюбленная Маркиза заключила договор с островным государством Буян ради порядка и процветания в обеих наших странах. Мы в нашем агентстве новостей вместе со всеми возносим молитвы за нашу Прекрасную Государыню.
        На экране девочка энергично пожимала лапу крупному медведю. Она была довольно высокая, но вряд ли хоть на день старше, чем Сентябрь. Роскошный костюм, идеально облегающий хрупкую фигурку, состоял из расшитого жакета и турнюра с бахромой. На шее был повязан узкий темный галстук, какой когда-то носил отец Сентябрь. Пышные волосы девочки, казавшиеся серебряными в мерцающем луче кинопроектора, падали на плечи крупными завитками. Но особенно бросалась в глаза, конечно же, шляпа. Черная - или того цвета, который кажется черным в старой доброй черно-белой кинохронике. Шляпа немного напоминала торт, который скособочился под тяжестью перьев фазана и павлина, а также ожерелий из драгоценных камней, каскадами ниспадавших из шелковой розетки на плоской тулье шляпы. Ленты, банты и атласные шнуры лежали красиво, как глазурь, а поля были настолько жесткими и безупречно ровными, что казалось, о них можно не на шутку порезаться.
        Медведь сморщил морду. Похоже, он был не очень-то доволен.
        Сентябрь вздрогнула. Маркиза выглядела ужасно реальной. Она широко улыбалась медведю и беззвучно смеялась, пока диктор продолжал болтовню о договоре.
        Внезапно, без предупреждения, Маркиза на экране повернулась к камере, рука все еще в медвежьем лапопожатии. Она склонила голову на сторону, как любопытная птичка, моргнула и наклонилась вперед, вглядываясь в глубину кинозала, прямо туда, где сидела Сентябрь.
        - Ты, - вдруг сказала Маркиза дикторским голосом. Прочие зрители обернулись, чтобы посмотреть на Сентябрь, которая замерла в ужасе. - Это же ты!
        Аэл заботливо отгородил кресло девочки от экрана своим когтем.
        - Сентябрь, - сказала киношная Маркиза медленно, будто вытаскивая каждую букву из плотно набитого шкафа. - Тебе не следует сидеть в кинотеатре в такой чудный денек. Почему бы тебе не пойти и не поиграть на свежем воздухе?
        - Я…
        - Молчи. Я не желаю слушать, это утомительно. Сентябрь, если ты сей же час не явишься в Бриарий, я на тебя рассержусь. Я очень добрая Маркиза - но только в том случае, если ты будешь послушной и милой.
        Сентябрь застыла, не в силах пошевелиться, и так стиснула коробку, что гранатовый попкорн, казалось, вот-вот начнет вылетать через верх. Она чувствовала себя так, будто ее поймали за чем-то постыдным и запретным. Но она же ничего не делала! Еще не успела! Откуда Маркиза ее знает? Куда прятаться?
        - Сей же час, - прошипела Маркиза, - слышишь, маленькая негодная воровка?
        Она сделала страшное манящее движение унизанным кольцами пальцем. Экран замигал и пошел разводами. Полетели серебряные искры, лицо Маркизы исчезло в круге плавящейся в аппарате кинопленки, и в театре внезапно стало совсем темно.



        Глава VIII

«Аудиенция у Маркизы»



* * *


        Где-то в этих зарослях скрывалось здание.
        Даже дворец. Сентябрь разглядела башни, ворота с подъемной решеткой и ров с плавающими в нем золотыми цветами. Золотыми не в том трогательном смысле, в каком у нас называют золотыми лютики или локоны некоторых девочек: эти цветы были на самом деле золотыми - отполированными, сияющими, тяжелыми. При этом они оставались живыми; легкий ветерок морщил лепестки, которые лениво перемещались по течению воды, кружась и соприкасаясь. Все прочее же было опутано колючими плетями ежевики - толще, чем Сентябрь в обхвате, и с ужасно острыми и опасными на вид шипами. Ветви сплетались, ползли по стенам то вверх, то вниз, завязывались в узлы. Там и сям попадались гроздья бледно-золотых ягод с такой тонкой шкуркой, что Сентябрь видела, как внутри плещется сок. Однако ни она, ни Вивернарий не могли разглядеть ни кусочка каменной кладки. Казалось, что Бриарий просто вырос таким и иным никогда не бывал.
        На воротах стражи не было, если это вообще можно было назвать воротами. Через арку, образованную колючками, яростно пробивались крупные цветы, напоминавшие формой дверной проем. Сердцевины цветов были усыпаны блестящей золотистой пыльцой. Сентябрь протянула руку, чтобы потрогать цветок, и Аэл разинул рот в беззвучном крике. Но ничего страшного не случилось - цветок просто осыпал ее руку пыльцой и облепил пальцы лепестками, обнюхивая и посасывая их шелковистой сердцевиной. Удовлетворенный, цветок снова съежился и отстранился, впуская Сентябрь в холл, погруженный в полумрак с пятнами солнечного света.
        Цветок вновь надвинулся, удерживая Вивернария снаружи. Аэл взревел, а рев виверна мучителен для слуха. Он ударил по цветку, но тот оставался твердым и негнущимся, словно сделан из бронзы. Колючки на стенах слегка затрепетали, будто закатились молчаливым смехом.
        Сентябрь прошла через большой холл, стараясь неслышно ступать по прекрасно отполированному полу. Огромная двойная лестница в форме сердца поднимались к сплошному ряду окон. У подножия лестницы располагалась стойка для обуви и зонтиков. Странный свет струился сквозь плети колючек, падающих на заключенный в великолепную раму портрет высокой прекрасной женщины с длинными золотистыми волосами, собранными сзади бархатным бантом. Одна рука женщины на портрете покоилась на голове леопарда, в другой она держала простой охотничий лук. Голову венчала корона из слоновой кости, а улыбка была такой широкой и сердечной, что Сентябрь почувствовала: она могла бы полюбить эту прекрасную даму и любить ее всю жизнь, даже если бы та ни разу не взглянула на такое несчастное и ничтожное существо, как Сентябрь. Даже на картине от нее исходило сияние. «Вот так должны выглядеть взрослые, - думала Сентябрь, - а не как в моем мире, где все они угрюмые, чумазые, недовольные скучной работой и всей остальной жизнью. А вот эта дама! Как там пишут в книжках? В самом расцвете своей красоты…»
        - Ты что, весь путь сюда проделала в одной туфельке? - изумился приятный голос.
        Сентябрь резко обернулась. В центре сердцевидной лестницы сидела, опустив подбородок на руки, маленькая девочка. Ее волосы пурпурно-вишневого цвета спускались на плечи старомодными завитками в форме колбасок. На голове красовалась все та же великолепная и ужасная шляпа, похожая на перекошенный торт. Теперь было видно, что шляпа действительно черная, о чем нельзя было судить наверняка, когда девочка пожимала лапу медведю на киноэкране. Перья на шляпе сияли синим, зеленым, красным и кремовым. Драгоценные камни посверкивали темно-фиолето-вым. Рядом с девочкой лениво урчала огромная пантера, следя за Сентябрь одним зеленым глазом.
        - Это, должно быть, ужасно больно, - восхитилась Маркиза. - Какая ты отважная!
        Она запустила пальцы глубоко в шерсть пантеры и достала пару изысканных черных туфелек - совсем как у Сентябрь, если бы туфельки Сентябрь повзрослели, покружились по балам и театральным премьерам и нашли себе там сногсшибательную пару. Туфли были на каблучке, а на носках красовались лилии из черного хрусталя с черными бантиками, усеянные гранатами и крошечными черными жемчужинами. Она протянула туфельки Сентябрь, чья босая ступня и правда мучительно болела от холода и мозолей. Сентябрь хотела взять их, еще как хотела, но принимать подарки от злобных Королев, даже если они называют себя Маркизами и выглядят как милые детки, которые никому не способны причинить зла, - это опасно, решила Сентябрь.
        Она помотала головой, очень печально. Туфельки были так прекрасны!
        - Я всего лишь хочу тебе помочь, дитя, - сказала маленькая девочка. Она аккуратно поставила туфли на сверкающий пол и снова запустила руку в шерсть на спине своей огромной кошки. На этот раз она вытащила серебряное блюдо, на котором была груда влажных красных вишен, кусок фруктового пирога с хрустящей карамельной корочкой, сочные ягоды малины и клубники, ломтики черного матового шоколада и высокий кубок с горячим сидром, над которым вился пар.
        - Представляю, как ты голодна. Такой долгий путь!
        Сентябрь сглотнула слюну. Горло ее пересохло, в желудке урчало. Но ведь это же определенно Волшебная Еда. Та самая, коварная, которую только раз попробуй и уже никогда не вернешься назад! Вместо того чтобы принять угощение, она кивнула на портрет и по возможности дружеским голосом спросила:
        - Это Королева Мальва?
        Маркиза взглянула на прекрасную картину и нахмурилась. Локоны ее задрожали и изменили цвет на темно-синий, цвет морских глубин. Она вздохнула и щелкнула пальцами. Блюдо с богатым угощением исчезло.
        - Казалось бы, новая власть имеет право поменять отделку, но старую магию не перешибешь, хоть зубами ее рви. Я и рву зубами, а портрету хоть бы что. Хотя в жизни она была совсем не так прекрасна. Художник явно хотел подольститься. - Маркиза оторвала взгляд от прекрасных глаз Королевы Мальвы и снова уставилась на Сентябрь. - Тем не менее она мертва, поверь мне. Мертва, как осень и прошлогодний яблочный джем. Но ты же проделала такой путь не для того, чтобы перемывать древние кости. Как тебе понравилась Волшебная Страна, Сентябрь?
        - Откуда ты знаешь мое имя?
        - Из твоих документов, конечно. Ты же визу получала. Для чего все это, как ты думаешь, если не для того, чтобы я знала обо всем на свете?
        Сентябрь ничего не ответила.
        - Я надеюсь, что все были вежливы и гостеприимны, как только могли. Для меня очень важно, Сентябрь, чтобы с тобой обращались хорошо.
        - О да! Все были ужасно добры и старались помочь… не считая глаштинов, пожалуй. Я слыхала, что эльфы и прочий волшебный народ - вредные и жестокие обманщики, но оказалось, что они совсем не такие.
        - Да неужели? - изумилась Маркиза. Она продолжала ласкать пантеру маленькими ручками, унизанными драгоценными перстнями. - Напротив, Сентябрь, они именно такие. Хуже народа не бывает. Они ведут себя прилично только потому, что я им так велела. Потому что я их наказываю, если они ослушаются. Потому что я их включаю в Зеленый Список, если они осмелятся хамить. До меня Волшебная Страна была очень опасным местом. Здесь было полно домовых, которые снимали сливки с молока, великанов, которым не попадайся под ноги - растопчут, троллей с их гнусными загадками. Я все это изменила, Сентябрь. Ты хотя бы представляешь, как трудно было учредить бюрократию в стране, которая даже не знает, что такое бухгалтерия? Добиться их покорности, если для этого приходится сковывать им крылья? Но я добилась этого! Все исправила, все устроила как положено! Для тебя и других детей, чтобы вы ничего не опасались и наслаждались приключениями, чтобы никто вас не беспокоил и не пытался украсть ваши души. Я надеюсь, ты не вообразила, что очаровала их всех своей неповторимой индивидуальностью, дитя мое?
        - Почему ты все время называешь меня «дитя»? Ты же не старше меня.
        - Ох, Сентябрь… Тебе придется быть чуток подогадливей, если хочешь ладить со здешними. Впрочем, чего ожидать от гостей со Среднего Запада. У них ничему хорошему не научишься. - Маркиза замолчала. Кончики ее волос стали серебряными и блестящими. - Тебе нравится мой Пантер? Его зовут Яго. Я его очень люблю, а он любит меня. У меня когда-то была Леопарда, но она сбежала. Не смогла приноровиться к новым временам. - Маркиза кивнула в сторону портрета Королевы Мальвы, чья рука покоилась на спине Леопарды. - Это так прискорбно, не правда ли? Я чрезвычайно высоко ценю умение приспосабливаться.
        Пантер Яго рыкнул при упоминании своей предшественницы.

«Неужели она имеет в виду мою Леопарду, - размышляла Сентябрь, - Леопарду Легких Бризов?» Ей было неприятно думать, что Маркиза могла летать на ее Леопарде, пусть даже совсем недолго.
        - У кошек сложный характер, - вкрадчиво предположила Сентябрь. - Слышала, у вас и львы есть.
        - В самую точку! - вскричала Маркиза. Ее волосы стали полностью серебряными и засверкали, как настоящий металл. - Права в обоих случаях. Львы по большей части спят, потому что черпают силу из сновидений. Они заперты в своих покоях и вовсю сопят, развалившись на кружевных подстилках. А ты, я так поняла, собиралась выкрасть у меня Ложку?
        Сентябрь прикусила губу. Приключение разворачивалось не совсем так, как ей представлялось. Как тут расстараться для ведьмы Пока, если ее, Сентябрь, разоблачили еще до того, как она попыталась что-то сделать?
        - О, не стоит смущаться, милая. Я была бы так себе Маркизой, если бы не умела разглядеть, с какими недостойными намерениями по отношению ко мне и моему имуществу прибывают неугомонные Похищенные дети. От Похищенных всегда одни неприятности. Любой правитель Волшебной Страны должен научиться держать их под особым надзором, а то у них имеется скверная привычка свергать этих правителей, пуская насмарку десятилетия тяжелой работы.
        - Но… Мисс Маркиза… Ложка - это же не ваша вещь. Вы ее забрали у ведьмы по имени Пока. Это тоже кража. Так что с моей стороны не так уж это и коварно - попытаться украсть ее обратно. Обратная кража - это и вообще не кража.
        Маркиза склонила голову набок и улыбнулась. Улыбалась она почему-то еще страшнее, чем хмурилась. Пантер невозмутимо лизал свои черные лапы.
        - Это она тебе так сказала? Что я украла ее Ложку? Какое ужасное недоразумение! Мне следует немедленно пригласить ее на чай, чтобы извиниться. Ты должна оценить это намерение по достоинству, Сентябрь: я-то была в полной уверенности, что все вещи в моем королевстве принадлежат мне, а ведьма Пока пребывает в полной уверенности, что вот-вот вернется Королева Мальва и спасет ее от меня. Видишь, как ужасно все запуталось.
        - Там… - Сентябрь прокашлялась. Руки ее дрожали. - Там, откуда я родом, если у человека есть Ложка, никто не может прийти и забрать ее только потому, что он губернатор или кто-то там еще.
        - Полагаю, это весьма наивно с твоей стороны, Сентябрь. - Маркиза приложила пальчик к подбородку, будто ее только что посетила потрясающая идея. - Скажи мне, кем работает твой отец?
        Сентябрь почувствовала, что краснеет.
        - Ну… он был учителем. Но сейчас он солдат.
        - Яго! Ты это слышал?! Ты хочешь сказать, что в один прекрасный день пришел губернатор или кто-то там еще и забрал твоего отца, хотя ты была уверена, что он твой и принадлежит только тебе? Нет, это, конечно, совсем другое дело. Какой-то отец не может сравниться с такой ценной вещью, как Ложка. Теперь я вижу, почему ты предпочитаешь свой разумный, логичный мир.
        - Но они же никого не убили, когда пришли!
        - Нет, Сентябрь, они сперва выжидают, пока маленькие девочки вроде тебя не скроются из виду. Воевать надо втайне от людских глаз, не то люди увидят войну, ужаснутся и сразу перестанут воевать! - Волосы Маркизы постепенно приобрели кровавый оттенок.
        Сентябрь изо всех сил сдерживала слезы.
        - Почему ты убила братьев тех ведьм? - жалобно выкрикнула она.
        - Потому, дитя мое, что они плохо себя вели. Они меня не слушались. Но я не хочу говорить о них и об им подобных, кто уже мертв, а следовательно, бесполезен. Мы говорили о твоих родителях. Как жаль, что дети так невнимательны! - Голос ее внезапно стал очень твердым - не веселым и беззаботным, как беседа за чаем, а проницательным и въедливым. - А мама твоя чем занимается, Сентябрь?
        - Она… она делает моторы. - Сентябрь подумала, что в Волшебной Стране не стоит упоминать о самолетах. В голове у нее мелькнуло ужасное видение: эскадрильи бомбардировщиков, принадлежащих Маркизе.
        Внезапно Маркиза встала. На ней было короткое платье цвета ежевики с фиолетовыми чулками, кружевное, с накрахмаленными нижними юбками. Она сбежала вниз по лестнице, чтобы посмотреть прямо в глаза Сентябрь - они были в точности одинакового роста. Голубые глаза Маркизы были полны любопытства. Пантер лениво и расслабленно спускался по лестнице вслед за ней.
        - А если бы я сказала, что отдам тебе Ложку? Чтобы воровство больше никогда не встревало между нами? Можешь отдать ее ведьме Пока и ее глупой сестрице или же оставить себе и помешивать свой собственный суп - как захочешь. - Маркиза стояла так близко, что могла поцеловать Сентябрь. Она пахла прекрасными увядающими цветами. - Я могу быть очень милой, Сентябрь, - прошептала она. - В конце концов это правильно - вести себя так, как требуешь от своих подданных. Я могу тебе помогать, опекать, дарить чудесные подарки и все такое. Могу быть верным проводником.
        Сентябрь чувствовала себя примерно так же, как когда ведьма Пока предлагала ей сделаться ведьмой. Но здесь не было никакого колдовства. Маркиза ведьмой не была. Просто она сильная - и находится очень близко.
        - Но не бесплатно, - прошептала Сентябрь. - Бесплатно ничего не бывает.
        - Да, бесплатно ничего не бывает. - Маркиза покачивалась взад-вперед, как заклинатель змей. - Но это такая мелочь и до того приятная, что я уверена - ты не упустишь своего шанса. Ты ведь не против хорошенько повеселиться? Пуститься в чудесные приключения? Ты же за этим приехала в Волшебную Страну, не правда ли? За приключениями?
        - Да…
        - Ну вот! Что толку управлять целой Волшебной Страной, если не можешь осчастливить одного ребенка. Есть такое место, Сентябрь, не здесь, далеко от Пандемониума. Место, где всегда осень, где всегда сидр и тыквенный пирог, где листья всегда оранжевые, а только что срубленное дерево хорошо горит, и там всегда Хэллоуин. Чудесно, правда?
        - Да…
        - И в этом месте есть одна вещь, которая мне нужна. Она спрятана в стеклянной шкатулке в Чесаном Лесу.
        - Но Зеленый Ветер сказал, что в Чесаный Лес ходить запрещено…
        - У правительства есть свои маленькие привилегии.
        - Он сказал, что там опасно…
        - Вздор! Что он может знать? Его даже сюда не пускают. И никогда не пустят, что бы он тебе ни говорил. Чесаный Лес - это просто лес, не опасней любого другого леса. Если там встречаются хищные звери - что ж, они тоже имеют право на жизнь и пропитание. Если там встречаются чары - что ж, раз кто-то их навел, значит, так было надо. Тебе только и нужно, что пойти туда, угоститься леденцами, чудесно провести время со спригганами, попрыгать на кучах листвы и поплясать в лунном свете. Когда же ты соберешься оттуда уходить, наевшись до отвала и чувствуя в волосах первое дыхание зимы, ты должна открыть шкатулку и принести мне то, что в ней найдешь. Даже если это и выглядит нелепым, мелким и бесполезным. Я ведь не так много прошу, правда? В обмен на Ложку, которая предсказывает будущее.
        - Что… что в шкатулке?
        - Об этом тебе не следует беспокоиться, прелестное дитя. Не надо забивать этим твою хорошенькую головку.
        Сентябрь прикусила щеку изнутри. До чего же близко эта Маркиза. Сентябрь старалась думать о Зеленом Ветре, о его приятном зеленом запахе, о том, как облака свистят мимо, когда летишь над Вестерли. Она слегка успокоилась - не то чтобы уж совсем. Так, самую малость.
        - Почему бы вам самой это не забрать? Вы же можете отправиться куда угодно…
        Маркиза закатила ярко-голубые глаза.
        - Если уж так хочешь знать, то шкатулочка эта со странностями. Если пойду я… скажем так, она отдаст мне совсем не то, что отдала бы тебе, невинной, нежной и мягкосердечной девочке.
        - Я совсем не такая… я своенравная и несдержанная…
        - Да ладно, кто тебе сказал? - Маркиза осторожно погладила Сентябрь по лицу. Рука ее была горяча как огонь. Сентябрь вздрогнула от пылающего прикосновения. - Как невежливо с их стороны. Ты самая послушная девочка, какую я встречала.
        - Я не смогу, просто не смогу, пока не узнаю, что в шкатулке. Вас все боятся, а когда кого-то боятся, значит, он жестокий, вот я и думаю, что вы жестокая, мисс Маркиза, только не наказывайте меня за то, что я это говорю! Я думаю, вы знаете, что вы жестокая. Я думаю, вам нравится быть жестокой. Я думаю, что назвать вас жестокой - это все равно что назвать кого-нибудь другого добрым. А я не хочу принимать поручения от жестокого человека.
        - Я никогда не буду жестока с тобой, Сентябрь. Ты мне так напоминаешь меня саму.
        - Я не знаю, почему вы так говорите, если вы - Маркиза, а я никто, и никто меня не боится, - сказала Сентябрь, и это был отважный поступок. - Я все равно не смогу. - Сентябрь несколько раз моргнула, пытаясь проветрить голову. В кармане она сжимала стеклянный шарик, подарок Зеленого Ветра. - Если только вы не скажете мне правду, - добавила она со всей доступной ей твердостью. - И Ложку отдайте прямо сейчас, а не потом, когда я вернусь.
        Маркиза оценивающе посмотрела на Сентябрь. Кроваво-красные волосы медленно светлели, становясь нежно-розовыми, как сахарная вата.
        - Какая сильная девочка! В детстве ты, должно быть, доедала весь шпинат и всю брюссельскую капусту и допивала все молоко? Ну, давай подумаем. За чем бы таким благородный правитель мог тебя послать? О, знаю! В стеклянной шкатулке лежит волшебный меч, такой могущественный, что у него даже имени нет. Это не какой-нибудь изнеженный дилетант вроде Эскалибура или Дюрандаля. Дать имя такому мечу было бы дешевой безвкусицей. Сама шкатулка тоже очень старая и упрямая, так что, если бы даже я оказалась в этом лесу и открыла ее, она ни за что не отдала бы мне меч.
        - А вы бы с радостью, да? Чтобы и дальше убивать ведьминских братьев?
        - Сентябрь, клянусь тебе здесь и сейчас, в присутствии Яго, Королевы Мальвы и твоей единственной туфельки, что я никогда не подниму этот меч ради того, чтобы навредить хотя бы одной живой душе. Когда управляешь таким коварным и бессовестным народцем, порой приходится идти на непопулярные меры. Но я бы не стала пачкать такой меч простым повседневным убийством. У меня куда более грандиозные планы.
        Сентябрь очень хотела спросить. Просто изнывала от желания спросить.
        - Но тебе я о них не расскажу, малышка. Ты пока не готова о них узнать. Еще проговоришься. Болтать - врагу помогать, и тогда прощай, новый, прекрасный мир. Для тебя Волшебная Страна все еще полна очарования. Ты не поверишь, если я расскажу тебе, как все тут может испортиться. Скажу лишь, что я должна найти причину этой порчи и отсечь ее тем самым мечом, который ты мне принесешь. Ну что, сделаешь? Согласна взять ведьмину Ложку и отправиться во имя мое в Осенние Провинции?
        Сентябрь представила, как бедные, несчастные, сердитые ведьмы таращатся в свой котел под шум прибоя. Вспомнила звервольфа и как он был добр с ней. Подумала о своем Вивернарии и его натертых скованных крыльях.
        - Нет, - выдавила она. Кровь бросилась ей в лицо, голова закружилась. - Ничего я не буду делать для вас!
        Маркиза пожала плечами, наклонилась и поцеловала Пантера между ушами.
        - Ну, тогда я прикажу переработать твоего нелепого, дурацкого, дешевого драконишку на клей и одеколон.
        - Нет!
        Яго негромко рыкнул. Маркиза схватила Сентябрь за руку и сжала ее пальцы обжигающей хваткой.
        - Может, хватит пищать все время «нет», моя юная леди? - прошипела она. - Ты с кем, по-твоему, разговариваешь? С деревенской ведьмой? Ты думаешь, я прошу тебя об одолжении. Я не выпрашиваю милости у непослушного отродья. Я крайне редко предлагаю сделки, а тебе предложила - хорошую, честную! Не хочешь играть честно - тогда и от меня не жди. Яго, сходи приведи виверна.
        - Нет! Пожалуйста, не надо! Я пойду! Пойду! Только обещайте, что это никому не навредит.
        Волосы Маркизы от удовольствия вспыхнули тыквенно-оранжевым, любимым цветом Сентябрь. Она прижала руку Сентябрь к губам, все еще стискивая ее до боли.
        - Я знала, что мы подружимся! - проворковала она. - Теперь, когда ты перестала упрямиться, давай-ка снимем с тебя эту замызганную калошу.
        Будто в оцепенении, Сентябрь позволила Маркизе скинуть верную, честно послужившую туфлю с ремешком и надела черные туфельки с бантиками. Туфельки пришлись точно по ноге. Еще бы они не пришлись.
        Похлопывая Сентябрь по плечу, Маркиза повела ее к выходу из Бриария. Сентябрь вдруг сообразила, что так ничего и не увидела во дворце, ничего не узнала о волшебной силе Маркизы, вообще знает теперь даже меньше, чем когда пришла. Ее одурачили, причем с легкостью.
        - И все-таки, - прошептала она, - ложку я сейчас заберу.
        - Разумеется. Когда мне повинуются, я бываю весьма сговорчивой. - Маркиза снова погладила Яго. Пантер с наслаждением изогнулся. Она вытащила из его шерсти длинную деревянную ложку, всю в пятнах, с ручкой, обмотанной кожей. Сентябрь взяла Ложку и заткнула ее за пояс зеленого пиджака.
        Маркиза встала на цыпочки и поцеловала Сентябрь в лоб. Губы ее были холодны. Волосы, когда она отпустила Сентябрь, стали темно-зелеными.
        - Яго тебя проводит. Когда мы снова встретимся, то наверняка быстро поладим.
        Яго легонько прихватил зубами руку Сентябрь и потянул ее к цветочной двери.
        - Счастливого пути, Сентябрь, - безмятежно прокричала вслед Маркиза. Она снова улыбалась с нижней ступеньки лестницы в форме сердца - самой милой и ласковой детской улыбкой, какую Сентябрь доводилось видеть. - А если через семь ночей не вернешь мой меч, я заберу Ложку обратно, а твою голову насажу на ежевичный шип в моем саду.



        Глава IX

«История Субботы»



* * *


        Яго не разжимал челюстей до тех пор, пока Сентябрь не вывалилась из Бриария, мало что соображая и дрожа от страха. Цветочная дверь прошелестела за ее спиной. От-А-до-Л исчез, не дождался ее. Конечно, он и не ждал вовсе. Он знал, что она слабая, что она сдастся, как только Маркиза начнет ее обхаживать. Он давно раскусил в ней испорченного трусливого ребенка. Она проклинала себя за то, что не оказалась храбрее и умнее. Для чего еще нужен ребенок в Волшебной Стране, как не противостоять злобным правителям? Аэл знал, что она не справится. Сентябрь выдернула руку из пасти огромной кошки и опустилась на колени в траву, глядя невидящим взглядом сквозь подступившие слезы.
        - Вот наказание-то, - вздохнул Яго. - Может, не будем тратить время на жалость к себе?
        - Я должна была сказать «нет»! Будь я похрабрее, сказала бы! Где же было мое своенравие?
        - Нрав, как тебе еще предстоит узнать, зависит от времени суток, погоды, качества сна и рациона. Маркиза всегда добивается чего хочет, моя девочка. Нет ничего постыдного в том, что ты не сумела ей воспротивиться. - Пантер фыркнул и поскреб нос черной лапой. - Мне ли не знать, какое это удовольствие - перечить ей.
        - Не может быть! Сентябрь! - послышался знакомый рокочущий голос. Сентябрь вскочила и помчалась навстречу, огибая колючую живую изгородь Бриария. Пантер, не отставая, следовал за ней. Вивернарий стоял на берегу рва с водой, посреди какого-то загона, виляя хвостом из стороны в сторону, как собака, которая нашла клад из косточек. Высокий забор из шелка для кимоно едва доходил ему до колена. От-А-до-Л помахал одной лапой, а затем наклонился - и заглянул в клетку.
        Клетка была деревянная, облезлая. Сентябрь узнала в ней ловушку для омаров. Она видела такие на дальнем востоке, где жила тетя Маргарет. Ловцы омаров с помощью этих клеток поднимали их с морского дна. В загоне валялось полным-полно таких ловушек, целых и поломанных, и все они были пусты. Все, кроме одной, в которой, дрожа и потупив взгляд, сидел на корточках мальчик. Кожа его была синей, по спине волнами вились черные узоры. Мальчик посмотрел на нее снизу вверх. Лицо его было худое, вытянутое, сальные волосы собраны в узел на макушке, огромные черные глаза полны слез.
        - Не выпускайте меня, - прошептал он. - Я знаю, что вы хотите это сделать. Всякая добрая душа захотела бы. Но она никогда вас не простит.
        Ох, Сентябрь! Какие же одинокие, потерянные существа встречаются на твоем пути. Было бы проще, если бы только ты одна потерялась, - но потерявшиеся дети всегда находят друг друга в темноте и холоде. Как бы мне хотелось завести для тебя храбрых и преданных друзей, которые защищали бы тебя, играли бы с тобою в кости и учили тебя прекрасным песням без грустного конца. Если бы ты только могла оставлять клетки запертыми и отворачиваться от никем не любимых вивернов. Лучше бы тебе оставаться Бессердечной - но ты же упрямая и никогда не слушаешь старших.
        Сентябрь опустилась на колени перед клеткой:
        - Тебе же здесь очень плохо!
        - Это правда, - ответил синий ребенок. - Но ты не должна меня выпускать. Я принадлежу ей.
        - Это уж точно, - подтвердил Пантер, охотясь на жука, который метался по пыльному загону. - На твоем месте я бы даже не думал выпускать его. Хотя, с другой стороны, на твоем месте я был бы уже не я, а значит, я не мог бы дать тебе этот совет, а значит, ты все равно поступила бы по-своему, так что давай поступай по-своему и покончим с этим.
        - Между прочим, - задумчиво протянула Сентябрь, которая горела жаждой сделать что-нибудь наперекор Маркизе. Что угодно, лишь бы поквитаться за свою слабость в Бриарии. - Эта Ложка тоже принадлежала ей, буквально несколько минут назад.
        - Но я же не Ложка, я - марид.
        На Сентябрь это заявление не произвело ни малейшего впечатления. Мальчик вздохнул, поникнув татуированными плечами, будто всегда ждал от этого мира одних разочарований.
        - Ты знаешь, кто такие джинны? - Яго вздохнул выразительно, словно ее невежество причиняло ему страдания.
        Сентябрь помотала головой.
        - Джинны - это духи или демоны, - встрял Вивернарий, гордый тем, что все это начинается на букву Д и он может помочь. - Они исполняют желания. Иногда что-нибудь обращают в прах, но чаще все-таки исполняют желания.
        - Ну да, - согласился Пантер, - вот он, типа джинн, то бишь дух или как его там.
        - Ничего я не джинн, - сказал мальчик. - Я - марид. Джинны рождаются в воздухе. Они живут в воздухе. Они умирают в воздухе. Они питаются печеными облаками и тушеными штормами и пьют пиво из молний. Мариды живут в море. Они рождаются в море. Они умирают в море. Внутри нас всегда клокочет море, всегда прилив. Да, мы и желания исполняем. Поэтому Маркиза нас любит. Она и сама сильна в магии, злой старой магии. И она знает, что у нее всегда все получится. Даже если ее магия откажет, под рукой всегда есть мариды. Нас можно заставить поделить ее волю на отдельные желания и исполнить их.
        - А почему ты не можешь пожелать себе выбраться из клетки? - резонно спросила Сентябрь.
        - Так не выйдет. Это устроено по-другому. Я могу исполнять желания, только если потерплю поражение в схватке, если почти смертельно ранен. Мне не изменить правила. Когда мы ей нужны, она нас призывает и раздает нам деревянные мечи, ее это развлекает.
        - Отвратительно! - задохнулась Сентябрь.
        - Она посылает за нами этого черного кота, туда, на дальний север, где мы живем. И вот однажды этот кот прыгнул на мою мать, Рабаб, и держал ее, пока рыбаки запирали меня в клетку. Я был маленький. Я не мог ей помочь. Я желал этого изо всех сил, но я же не мог сражаться с самим собой. У меня был ятаган из замороженной соли, и я полоснул им кота, но он перехватил удар и перекусил ятаган, и теперь я никогда не увижу мое оружие. И мать. И сестер. И мое прекрасное пустынное море, которое так далеко, что даже дыхание его мне не слышно.
        Яго лизнул лапу и кротко посмотрел на Сентябрь. «Ну, давай, человеческий детеныш, - говорил его взгляд, - расскажи мне, какой я плохой».
        - А я ведь знаю Рабаб, - удивленно сказала Сентябрь. - Я видела ее в новостях. Но она же совсем молодая! Она только что вышла замуж!
        Мальчик поерзал.
        - Мы, мариды, не похожи на других. Наша жизнь глубока, как море. Мы течем во всех направлениях. Все происходит одновременно, громоздится друг на дружку, от дна до поверхности моря. Моя мать знала, что пришло время выходить замуж, потому что у нее уже начали рождаться дети, бродить тут и там, улыбаться, глядя на луну. Это не так просто понять. Марида может встретить своего сына, когда ей всего одиннадцать, а ему двадцать четыре, а потом долгие годы искать в морской пучине возлюбленного, который был бы похож на него, искать того единственного, который всегда был ее возлюбленным. Моя мать нашла Гията, потому что у него были мои глаза.
        - Тут и вправду легко запутаться.
        - Только если ты сама не марид. Я узнал Рабаб, как только ее увидел. У нее был мой нос и волосы точно того же оттенка черного, что и у меня. Она гуляла по берегу, а облако тумана таскалось за ней, как собачонка. Я принес ей цветок, дюнную маргаритку. Мы долго смотрели друг на друга. Она спросила: «Значит, уже пора?» Я ответил: «Поиграем в прятки!» - и побежал вдоль берега. Она еще должна меня родить, конечно. Это как морское течение: мы течем туда, куда должны. Нас очень много, потому что мы всегда растем вместе, даже те, кто уже вырос. Нас столько, сколько блестящих искр на поверхности воды. Однако мы держимся поодиночке, чтобы избежать неловкости. Это все означает, что, сколько бы Маркиза ни стравливала нас между собой, нас никогда не убудет, ни числом, ни здоровьем. Я думаю, что старый я уже умер.
        - Значит, у тебя никогда не будет ни детей, ни жены, раз старый ты уже умер?
        - Нет, я потом стану им, надо только подождать.
        - Бедняжка, как странно устроена твоя жизнь! Как тебя зовут?
        - Суббота, - ответил мальчик. - И это только тебе кажется странным.
        - Ну и пусть… меня зовут Сентябрь, и я не допущу, чтобы ты здесь оставался, Суббота. Только не сегодня, после всего, что со мной произошло.
        Сентябрь, конечно, могла бы уйти одна - если бы не чувствовала себя такой виноватой из-за того, что оказалась в услужении у Маркизы. Если бы не думала мучительно, как признаться Вивернарию, что им предстоит добывать меч для жестокой Маркизы, и не должна была бы глядеть на его натертую цепями шкуру. Если бы могла подстроить Маркизе какую-нибудь каверзу… Она шагнула вперед, вытащила из-за пояса Ложку и с размаху, едва не заехав стоящему сзади виверну по коленке, что было силы треснула Ложкой по замку клетки. Щепки так и полетели во все стороны.
        Суббота попятился на корточках, как пес, почуявший приближение собаколовов. Сентябрь подала ему руку. Синий мальчик колебался.
        - Ты меня побьешь, если я откажусь? - прошептал он в страхе.
        Сентябрь почувствовала, что вот-вот заплачет.
        - Ох, милый, милый! Не весь мир так устроен. Я точно не такая.
        Мальчик протянул ей руку. Рука оказалась тяжелее, чем ожидала Сентябрь, она словно была из морского валуна. Сентябрь поразило, насколько темны его глаза, казавшиеся огромными на худом лице. Посмотреть в эти глаза - будто заглянуть в пучину самого глубокого из морей, где диковинные рыбы плавают у самого дна… Он тоже молча и испуганно уставился на нее.
        - Вообразила себя самой храброй, а? Как рыцарь? - прорычал Яго.
        - Суббота, - сказала Сентябрь, игнорируя Пантера, и осторожно обняла марида за плечи. - Как ты думаешь, я могла бы сейчас пожелать, чтобы все мы убрались отсюда подальше, туда, где есть теплый очаг и сидр для тебя, и еда для всех нас, и кров, и все, что пожелаешь?
        - Я же говорил тебе…
        - Я помню, но мы же могли бы притвориться, что боремся. А ты мог бы мне поддаться. Это же будет считаться, правда же?
        Суббота слегка выпрямился. Он был повыше, чем Сентябрь, но не намного. Волнистые узоры вихрились водоворотами на костлявой спине. На нем было нечто вроде штанов из тюленьей кожи, с дырками на коленях и бахромой.
        - Я не умею ловчить. И притворяться не умею. Я все еще силен, даже сейчас. Меня должны вынудить сдаться. Как и моя бабушка - морская стихия, я неизменен, меня можно только укротить. - Его плечи поникли. - Но я хочу быть нежным. И любимым. И никогда не хотел ничего другого, никогда.
        - Ох, прости… я не хотела тебя обидеть.
        - Я не в обиде, напротив - это мне тебя жаль. Тебя накажут за то, что ты меня освободила. Наверно, тебя сожрет этот кот. Или меня. Или нас обоих. Он очень голоден, почти всегда.
        - Аэла ему не сожрать! Пусть только попробует - Аэл его расплющит, я уверена. Пойдем с нами, Суббота! Прочь из Пандемониума, в леса, в глушь, куда она не доберется. Я, может, ростом и не вышла, но у меня есть Ложка и скипетр, и я буду защищать тебя, как смогу.
        Пантер Яго посматривал на них, слегка скучая.
        - Но я надеялся, что ты останешься на обед, - промурлыкал он. - Я бы положил голову тебе на колени.
        - Благодарю от всей души, - жизнерадостно ответила Сентябрь, - но не думаю, что мне бы это понравилось.
        - Ты задумала украсть ее марида, - ровным голосом проговорил кот. - Может, прихватишь одну из ее пушек? Они примерно такие же: тупые, опасные и полезные.
        - Мальчик - не ее! Он ей не принадлежит!
        - Еще как принадлежит, - ухмыльнулся Яго. Его розовый язычок показался меж острых зубов. - Но я тебя не выдам. Яго не доносчик, нет!
        - Почему? Она же твоя хозяйка!
        - Потому что я - кот. Большой кот, Пантер Суровых Штормов, если точнее. Но все-таки кот. Если увижу блюдечко с молоком, я скорее пролью его, чем оставлю стоять на месте. Если моя хозяйка по рассеянности оставит на виду клубок пряжи, я буду катать его лапами, пока не размотаю. Это же весело! Это как раз то, что кошки умеют делать лучше всего. - Он попытался улыбнуться, но зубы помешали. - Если бы я захотел, я бы даже мог помочь вам. Ясно же, что было бы эффективнее… современнее… долететь до места назначения, чем идти всю дорогу пешком. У меня как у помощника Маркизы есть свои маленькие привилегии. Не так часто и не такие большие, но я бы мог дать поблажку твоему Виверну и снять его цепи. Временно, разумеется. Она бы одобрила это.
        От-А-до-Л медленно опустился на корточки, вздымая облака пыли.
        - И я смогу летать? На самом деле летать? Как тогда, когда был еще маленьким?
        Яго закатил глаза.
        - Да, как тогда, когда ты был маленьким. Как тогда, когда ты был крошечной ящеркой и ни о чем не беспокоился, облизывал свои глазные яблоки и высасывал вороньи яйца. Как тогда, в том райском уголке, где прошла твоя чешуйчатая юность. И сейчас будет точно так же чудесно. Так что, цепи снимаем?
        Аэл посмотрел вниз, на свои цепи, приподнял их когтями и в ужасе уронил обратно. Несколько раз он открывал пасть, но так и не смог превозмочь немоту. Только раз, один-единственный разок, он позволил себе взглянуть в запретное небо. Наконец он помотал огромной головой. Солнечные блики плясали на его рогах.
        - Я… я не могу, - сказал он убитым голосом. - Не могу, пока моя сестра От-М-до-С не летает, пока не летает мой брат От-Т-до-Я. Пока наша мама ковыляет на двух ногах. Маркиза прекрасна, о, как же она прекрасна! Появись она сейчас здесь, я бы нижайше и покорнейше ее благодарил. Но я не могу воспользоваться ее благоволением, не могу выторговать эту радость для одного себя. Если никому не позволено летать, то почему можно мне? У меня ни особых отличий, ни заслуг. Появись она здесь в этот самый миг, я молил бы ее: о благородная и великодушная Маркиза, найдите другую несчастную душу, которая страстно желает летать, и раскуйте ее цепи. Я же пойду пешком, куда бы ни направился. Я пойду к моему дедушке - Городскому Книгохранилищу, и он похвалит меня за бескорыстие. Я всю жизнь ходил пешком, так что ничего со мной не случится, если поброжу еще немного.
        Глаза Сентябрь наполнились слезами.

«Ну почему же я просто не отказала Маркизе», - мысленно сокрушалась она. Ее собственный внутренний голос ответил: чтобы спасти его, чтобы он мог сказать «нет», если бы захотел. Клей не может сказать ни «да», ни «нет». Я поступила правильно!
        Яго пожал пушистыми плечами.
        - Как будет угодно. Не придется взламывать зам?к зубами. Резцы целее будут.
        Внезапно его миндалевидные глаза остановились на Субботе и сузились. Пантер на мягких лапах скользнул к мальчику и обнюхал его. Затем с неторопливым изяществом облизал ему лицо.
        - Не пропадай, черничка. А ты, Сентябрь, если снова увидишь мою сестру, лизни ее в щеку от меня.
        Яго удалился, высоко задрав хвост. Все трое - Аэл, Сентябрь и Суббота, от слабости опиравшийся на девочку, - быстро направились к воротам Бриария. При этом все старательно делали вид, будто идут по делу и ни в чем предосудительном не замечены. Никто ни разу не обернулся.
        - Сентябрь, - спросил удивленно Вивернарий, когда колючки и золотые цветы в журчащем рву наконец остались позади, - откуда у тебя эти туфельки?



        Глава X

«Великая миграция парноколесных»



* * *


        - Итак, - сказал От-А-до-Л, втянув воздух большими ноздрями, - нам лучше не задерживаться. Листопад, как вы знаете, начинается на букву Л. А Осенние Провинции очень далеко.
        Сентябрь остановилась в тенистой аллее. На одной стороне улицы возвышалась вязаная коричневая стена булочной, на другой - банк из золотой парчи. Привратник на углу разминал руки, хрустя сотнями бронзовых пальцев.
        - Аэл, тебе стыдно за меня? - горестно воскликнула Сентябрь. - Ты считаешь, что я поступила ужасно?
        Вивернарий сморщился и быстро заговорил:
        - Ты помнишь, где мы встретились? У моря! А Осенние Провинции находятся у другого моря, на другом конце Волшебной Страны. Если бы я бежал со всех ног, останавливаясь лишь на сон и еду, то я, может, и успел бы. Но не ты. Ты тут же слетишь с меня или переломаешь все кости, пока будешь трястись у меня на спине.
        - Аэл, как ты не понимаешь? Я теперь работаю на Маркизу! Я даже не попыталась ей сопротивляться! Я столкнулась со злодейством - а она, несомненно, злодейка - и струсила! Позорно!
        Аэл легонько ткнулся в нее гигантской головой:
        - Ну, никто и не ожидал, что ты будешь храброй, малышка. Она Королева, а Королевам надо подчиняться, и даже самые смелые теряют свою смелость, когда Королева отдает им приказ. Когда львы пришли заковывать меня в цепи, я просто лежал и плакал. А ты сумела постоять за себя, хоть росточком мне по колено. А сначала ты вообще сказала ей «нет» - я на такое не способен! И ради чего - чтобы спасти меня! Глупую полуящерку-полубиблиотеку. Что я был бы за друг, если бы стал ругать тебя за свое спасение? - Из горла его вырвался странный тихий звук вроде «клуорк». - Когда я слаб, когда несчастен, то терпеть не могу, чтоб меня ругали и стыдили. Но если тебе от этого станет легче, я могу отчитать тебя прямо сейчас, хочешь?
        - А еще ты сломала мою клетку, - добавил Суббота. - Хотя и не стоило. - Голос его был странно хлюпающим, как если бы волна вдруг поднялась и попросила чаю. - Маркиза больше всего любит, когда не хотят делать, как она велит, но в итоге все равно делают. Это для нее как… как большая миска взбитых сливок с вареньем.
        - И к тому же так ли велика разница - принести Ложку для ведьмы или меч для Маркизы? По-моему, нет.
        Сентябрь озадачилась.
        - Я думаю, - произнесла она наконец, - разница в том, что я сама вызвалась принести Ложку ведьме Пока. Чтобы осчастливить ее и сделать что-то значительное, отчего я и сама стала бы кое-что значить. А Маркиза не попросила, а потребовала, и вдобавок пригрозила убить тебя, если я не выполню приказ, и меня, если выполню недостаточно быстро. Разница очень большая.
        - Все равно это тоже услуга, - тихо произнес Суббота.
        - Если не можешь сказать «нет», это не услуга, а рабство, - сказала Сентябрь, уверенная в своей правоте.
        - А идти нам все еще очень далеко, - настаивал Вивернарий, - и времени у нас за последние пять минут не прибавилось, а только стало на пять минут меньше.
        - Почему ты так говоришь, будто тоже собираешься идти со мной? Ты остаешься в Пандемониуме! Тебе пора отправляться к дедушке, так что счастливого тебе пути, учись хорошенько и осторожней выдыхай там, в библиотеке, огнедышащий!
        - Не глупи, Сентябрь. Я иду с тобой. Как я посмотрю деду в лицо, если он узнает, что я позволил маленькой девочке одной отправиться в такое опасное место?
        - Не одной, - прошептал Суббота.
        - Куда приятнее будет войти в книгохранилище с почестями, свершив великие дела и заодно меч раздобыв, правда же? У моего дедушки наверняка сотни книг о подобных рыцарских подвигах. И мы должны стать рыцарями, все трое! И никто нас не накажет!
        Сентябрь посмотрела на него с сомнением и тщательно убрала свои темные волосы за уши.
        - Пожалуйста, мой маленький друг, пойми: когда я здесь, так близко к нему, что чувствую запах клея его переплетов, я боюсь, что он не полюбит меня. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы я мог рассказать ему какую-нибудь потрясающую историю. И если бы мог всегда быть уверен, что твоя голова останется на плечах, а не украсит собой живую изгородь в саду Маркизы. И если бы никто не смел назвать меня трусливым. Никогда не хотел быть трусом. Это очень неприятно.
        Сентябрь вытянула руки, Вивернарий опустил на ее ладони свою длинную изогнутую морду, и девочка нежно поцеловала ее.
        - Какое счастье, что ты со мной, Аэл.
        Суббота отвернулся, чтобы не мешать. Этот марид был учтив даже тогда, когда и дышал-то через раз. Невероятно учтив и всегда готов прийти на помощь.
        - Вы правы, парноколесные как раз пришли в движение, - сказал он робко, словно повторяя чьи-то слова. Он до сих пор был слишком стеснительным, чтобы предложить что-нибудь напрямую, открыто.
        - Какое смешное слово - «парноколесные»! - Сентябрь взялась за Ложку, заткнутую за пояс. Так она чувствовала себя сильнее.
        - Вы, конечно же, знаете, что так называют обычные велосипеды. - Суббота переступил с одной ноги на другую. «Вряд ли в мире есть менее уверенное в себе существо», - подумала Сентябрь. - Я вовсе не подразумевал, что вы можете этого не знать.
        - О, - воскликнул Аэл. - Велосипеды! Наконец-то мы в моей части алфавита! Сейчас разгар лета, Сентябрь! Это сезон миграции велосипедов, а значит, появляется возможность Стремительной Транспортировки!
        Сентябрь с сомнением посмотрела на свой обедневший скипетр, грустно свисавший с бронзовой цепи Аэла.
        - Боюсь, не хватит рубинов, чтобы купить нам обоим велосипеды.
        - Ха! Мы не будем ничего покупать, мы их поймаем! Сентябрь, стаи велосипедов… или их называют стадами, а не стаями, верно, Суббота? Стад?. Как бы то ни было, путь их миграции проходит через те Луга, что лежат к востоку от города, и если нам повезет разжиться веревкой, то на них-то мы и проделаем весь путь до Провинций. Или почти весь. Это непросто, они же дикие звери. И если я буду бежать изо всех сил, чтобы не отставать от тебя, то никому не придется ломать кости и трястись на моей костлявой спине. Полагаю, и так ясно, что на велосипеде, пусть даже на большом и крепком вожаке, я буду смотреться несколько смешно. Так не станем же медлить! Если мы упустим такой шанс, то горько пожалеем и к тому же застрянем в пути.
        - Сентябрь, - жалобно сказал Суббота, и его синие глаза стали еще больше и темнее. - Мне нужно поесть. Если я не поем, то скоро упаду и никогда больше не встану.
        - О, какая же я невнимательная! - В предвкушении путешествия Сентябрь забыла про свой собственный голод, теперь он вернулся с новой силой. Поэтому, даже не задумываясь, Сентябрь потратила предпоследний из рубинов в трактире «Сколопендра и Скиния», где столы, стулья и стены были того глубокого черного цвета, какой обычно носят вдовы. В мягком желтом свете шелковых канделябров кожа Субботы выглядела такой же черной, как потолок.
        - Соль, - жалобно прошептал мальчик. - Мне нужна соль, и еще камень.
        - Ты этим питаешься?! - Сентябрь сморщила нос.
        Суббота в смущении опустил глаза.
        - Этим питается море. Когда я голоден, ничем другим меня не насытить. А когда не очень голоден, запросто могу отведать с тобой пирог из лебеды с боярышниковым кремом.
        - Я не хотела тебя обидеть! Пожалуйста, не поникай так сильно! К тому же я вовсе не уверена, что смогу здесь что-нибудь съесть. Это все как пить дать Волшебная Еда, и если до сих пор мне удавалось вести себя разумно и не подвергаться опасности, то сейчас точно не стоит есть в этом волшебном трактире.
        Аэл усмехнулся, будто знал что-то и о волшебстве, и о еде, поскольку оба слова находились в его части алфавита. Но он промолчал. Сентябрь сидела вместе со всеми и пила чистую воду, совершенно безопасную, поскольку едой она не была ну ни капельки. Девочка практически уговорила свой желудок не урчать, пока Аэл расправлялся с тремя тарелками редиски и графином настоящей родниковой воды из источника Завтрашней Лужицы. Суббота грыз кусок голубого морского камня, изящно слизывая соль. Он нерешительно предложил Сентябрь попробовать, но она вежливо отказалась.
        - У меня желудок слишком нежный, - сказала она. - Вряд ли он справится с камнем.
        Блюдо с крашеными утиными яйцами, бубликами и фондю из зефира проплыло мимо них на голове официанта, который, судя по всему, был гномом. Стараясь не смотреть на яства, Сентябрь снова энергично принялась за воду. Все такая же голодная, но довольная собой, оттого что не поддалась соблазну, она отправила последний рубин со своего скипетра в кассу парома, который был куда меньше и скромней предыдущего. Без приключений, шлепая по воде колесами, он перевез путников на другую сторону Барлибрум, унеся всех троих от сверкающих башен и шпилей Пандемониума прямо на пустынное, поросшее травой побережье.
        - Так грустно уезжать, - промолвила Сентябрь, ступив на илистый берег, - мы ведь только приехали. Как бы мне хотелось получше узнать Пандемониум!
        Сентябрь завязала узлом рукава зеленого пиджака и сунула его под бронзовую цепь Вивернария. Пиджак испугался и зашелся в беззвучном изумрудном крике. Увы, уши существ с ногами, носами и бровями не восприимчивы к печали существ со швами, пуговицами и лацканами. Сейчас Сентябрь слышала что-то вроде отдаленного грома. Вокруг во всю даль и ширь простирались Луга. Ровная, ухоженная трава, ни деревца, ни прохладной тени, ни крошечного одуванчика. Не будь трава такой густой и зеленой, Сентябрь назвала бы эту землю пустыней.
        - Помни, они быстрые, рослые и злобные, эти дикие велосипеды! Многие из тех, кто пытался оседлать их, были тотчас же сброшены на землю и покалечены, а кое-кто даже погиб. - От-А-до-Л в волнении переминался с ноги на ногу. Гром становился все ближе.
        Сентябрь покрепче затянула зеленый пояс пиджака для того, чтобы не выпала Ложка. Денег на подходящую экипировку для путешествия не осталось, но она, будучи дочерью своей матери, не сомневалась: все, к чему она прикоснется, будет работать. Однажды мама целый день чинила потрепанный «форд» мистера Альберта, чтобы Сентябрь не пришлось ходить пешком в школу за несколько миль от дома. Сентябрь была бы счастлива просто понаблюдать, как мама копается в двигателе, по локоть в машинном масле, но не тут-то было. Мама быстренько объяснила ей, как работает сцепление, что подкрутить и где подогнуть. Под конец Сентябрь здорово устала, но зато машинка жужжала и покашливала, как ей и было положено. Вот это Сентябрь любила больше всего. Она поняла это теперь, когда мамы нет рядом и можно просто думать о ней время от времени, когда захочешь. Больше всего ей нравилось учиться, узнавать новое и что мама знала столько всякого разного и никогда не говорила, что это слишком сложно, или работа слишком грязная, и ни разу не сказала ей «вырастешь - поймешь». Поэтому неудивительно, что Сентябрь умела вязать вполне достойные
узлы; так что пояс, будучи ткань от ткани весьма услужливого пиджака, старательно затянулся еще туже и подготовился к грядущим неудобствам. Суббота наблюдал за этим с живым интересом, но ничего не сказал.
        Прозвучал громкий протяжный гудок, и ясный день огласился ответным гиканьем.
        - Идут! - восторженно закричал Аэл, подпрыгивая от нетерпения. Крылья его под цепью ходили ходуном, язык болтался, как у щенка.
        На самом деле он мог бы и не предупреждать. Стадо велосипедов взметнуло ввысь удушающее облако пыли. Едва прозвучали гудки, Сентябрь и Суббота увидели велосипеды - несметное количество старомодных викторианских велосипедов с огромным передним колесом и крошечным задним, причем «крошечное» в данном случае означало чуточку больше, чем Сентябрь. Такие модели раньше называли «фартинг - пенни». Вздыбленные в небо сиденья были обтянуты потертым бархатом самых пестрых оттенков, покрышки пятнисты как гиены, спицы блестели на солнце, заливавшем луг.
        - Держись за меня, Суббота! - закричала Сентябрь.
        Мальчик обхватил руками ее талию, и она снова удивилась, насколько он тяжелый, хотя кажется маленьким. Снова раздался гудок, и, когда огромный, вздымающийся ввысь велосипед с ревом проносился мимо них, Сентябрь что было сил бросила в него Ложку - прицельно и метко. Она крепко вцепилась в конец пояса, который растянулся куда больше, чем можно было ожидать, так сильно он хотел угодить своей хозяйке. Ложка застряла в спицах большого колеса, и, увлекаемые его вращением, они взлетели в воздух. Суббота зажмурился, а Сентябрь нет. Она хохотала не переставая, пока в полете не настигла широкое, пестрое, черно-оранжевое сиденье. Она потянулась, чтобы схватиться за него, но пальцы попали ниже, в медные пружины под сиденьем. Колени бились о колеса и обдирались до крови, но она упорно карабкалась.
        - Сентябрь, я не могу! - крикнул Суббота. Его синее лицо исказилось от страха и напряжения, он старался удержаться, но соскальзывал все ниже, пока не повис, цепляясь только за ее лодыжку. - Я падаю!
        Сентябрь попыталась поднять ногу и втащить его наверх, но велосипед слишком сильно трясся и гудел, яростно стряхивая непрошеных пассажиров. Наконец она уцепилась локтем за сиденье, пахнувшее мускусом, и спустилась как можно ниже, чтобы поймать марида, но этого оказалось недостаточно. Он не мог больше держаться сам и был ужасно, невыносимо тяжелым. Сентябрь закричала от страха, когда велосипед встал на дыбы, с явным намерением расплющить ее о землю.
        Суббота падал.
        Он не издал ни звука. Он просто смотрел на Сентябрь, которая спешила забраться повыше, все дальше от него, и глаза его были полны вины и печали.
        Сентябрь все звала его, а велосипеды дико гудели, будто радуясь своей победе - хоть одного ребенка удастся раздавить! Но тут их нагнал Аэл, громко топая и пинками убирая с дороги велосипеды помладше и послабее. Он поймал Субботу за волосы, прежде чем тот успел коснуться земли, подбросил его так легко, будто марид совсем ничего не весил, и в полете еще подтолкнул кончиком носа, чтобы Сентябрь смогла ухватить его за локоть и втащить на пятнистое сиденье.
        Суббота вцепился в нее, мелко дрожа. Сентябрь не могла заставить себя отпустить длинный медный руль. Она стискивала пальцы все сильнее, пока почти не перестала их чувствовать, и все-таки она наклонила голову и потерлась щекой о лоб Субботы, как всегда делал Аэл, когда она чего-то боялась. Мальчик вроде бы немного успокоился. Шум тем временем не стихал, и пыль окутывала их со всех сторон. Аэл бежал рядом. Он ликовал, скакал и смеялся, когда маленькие велосипеды принимали его за вожака и пытались въехать на его плечи, чтобы прокатиться.
        - Отличный улов, птичка моя! - раздался над топочущим стадом звучный голос. Сентябрь огляделась и увидела на соседнем велосипеде красивую женщину с темно-коричневой кожей и гривой растрепанных кудрей. На женщине были летчицкая кожаная куртка с меховым воротником, шлем с большими хлопающими отворотами и огромные мотоциклетные очки, защищающие от пыли, а в тяжелые ботинки с дюжинами пряжек были заправлены смешные бриджи, какие Сентябрь видела только в кино, - они оттопыривались по бокам, будто в карманы натолкали арбузов. За спиной у всадницы было нечто совершенно прекрасное: маленькая девочка, одетая точно так же, и переливчатые черные крылья, стянутые тонкой цепью.
        Женщина лихо управляла велосипедом, то ныряя внутрь стада, то выныривая обратно, чтобы поравняться с ними.
        - Кальпурния Фартинг! - попыталась она перекричать шум. - А это моя подопечная, Пенни!
        Девочка радостно помахала. Она была намного младше Сентябрь, лет четырех-пяти, не больше. Иссиня-черные волосы торчали растрепанными косичками, на шее красовалось ожерелье из велосипедных цепей, которое оставляло на коже грязные следы. На ногах были туфли с ремешком, такие же, как прежние туфельки Сентябрь, но только золотые - пусть заляпанные грязью, но все же золотые.
        - П-привет! - сказала Сентябрь, с трудом удерживаясь на сиденье.
        - Ты привыкнешь! Еще чуть-чуть, и все станет как родное - и шум, и весь этот бедлам! Ты заарканила здоровущую корову, она здесь главная, без шуток! Я-то начинала с телочек.
        - Новичкам везет…
        - Это уж точно. Короче, прими мои поздравления, она красавица!
        - Гм-м… понимаете ли, мисс Фартинг, в этих обстоятельствах трудно поддерживать беседу…
        - Да ладно, привыкнешь! - Кальпурния Фартинг протянула руку, Пенни выплюнула в ее ладонь кусочек жвачки из смолы бука. Кальпурния наклонилась и закрепила жвачкой поломанную спицу. Ее велосипед заскрипел - возможно, от облегчения, а может, и от возмущения такой полевой хирургией. - Слушай, - закричала она, - они останавливаются ночью на водопой! Сильная жажда, знаешь ли. Пьют часами, пока не напьются!
        - Тогда до ночи? - вежливо спросила Сентябрь.
        - Точно! - Кальпурния резко крутанула руль в сторону под веселый смех Пенни.


        Костер трещал и искрился, дым поднимался в звездное небо. Сентябрь никогда не видела столько звезд, а ведь Небраска не могла пожаловаться на их недостаток. Здесь было множество незнакомых созвездий вперемешку с млечными галактиками и заблудшими кометами.
        - Это созвездие Фонарик, - прошептал Суббота, ковыряя в костре длинной палкой. Он явно чувствовал себя уютнее, когда говорил шепотом. - Вон там, повыше, звезды в форме петли, - это его ручка.
        - Ничего подобного, - пробурчал Аэл. - Это Волчье Яйцо.
        - Волки не откладывают яиц, - сказал Суббота, глядя в огонь.
        Сентябрь подняла голову в удивлении - до этого Суббота ни с кем не вступал в пререкания.
        - Есть такая легенда. Я читал ее, когда был еще маленькой ящеркой. Встретились однажды волк, банши и птица-предсказатель и заключили пари…
        - А волк и говорит: побеждает не сильный, а терпеливый. - Кальпурния подбросила в огонь пальмовый лист, а Пенни - пучок травы.
        - Нет, он говорит: ну-ка, отдай мне яйцо, не то я съем твою мать, - сердито возразил Аэл.
        - В разных краях рассказывают по-разному, - махнула рукой Кальпурния. - Региональные фольклорные различия.
        Велосипедистка расстегнула куртку, вынула несколько длинных полосок темного мяса и передала их по кругу с дубовой флягой. Пенни охотно принялась жевать.
        - Что это? - спросила Сентябрь с подозрением.
        - А ты как думаешь? Вяленые покрышки. Я всегда делюсь с другими велосипедистами. Иначе нельзя, жизнь сложная штука. Да ты не вороти нос! Оно ничуть не хуже любого другого мяса. Конечно, слегка отдает дичью, но они же и есть дикие. Их на откорм не разводят, как говядину. Давай ешь. И пей - это хорошая смазка для втулок. Не хуже крови яка.
        Аэл быстро проглотил свою долю. Сентябрь жевала медленно. Это мало походило на еду, тем паче на Волшебную, но на вкус оказалось не так ужасно, как на вид, и даже неплохо жевалось. Будто кто-то отыскал ужасно тощую, старую индейку и хорошенько запек ее в духовке. Фляга испускала густой солоноватый запах. Сентябрь отпила и чуть не поперхнулась: на вкус жидкость действительно напоминала кровь. Зато сразу стало тепло, прибавилось силы и бодрости. Суббота осмелился откусить маленький кусочек мяса и отхлебнул крошечный глоток, но проглотить не сумел. Тогда он положил в рот камешек, который выкопал из земли. Пенни скривилась и высунула язык.
        - Нехорошо так делать, милая, - сделала ей замечание Кальпурния. - Ох уж эти подменыши! Никакого воспитания.
        - Правда? Она - подменыш?
        Пенни теребила свои золотые туфли. «Все подменыши должны носить обувь для подменышей», - всплыло в памяти у Сентябрь, будто она слышала это сотню лет назад.
        - Дурацкий оркестр, - пробурчала Пенни. - Ни на чем не умеют играть.
        - Это верно. Я ходила на концерт, и бедняжка играла на груммельфоне, держа его вверх ногами. К счастью, у меня в карманах всегда полно масляных конфет, для приманки. Я ей протянула горсточку, и она сразу прыг в мои объятия! С велосипедом она управляется куда лучше, чем с груммельфоном - можно сказать, прирожденная наездница!
        - Я думала, что подменыши - это те, кого феи оставляют в колыбели вместо ребенка, - сказала Сентябрь.
        - Это скорее похоже на… на программу культурного обмена, - ответила Кальпурния, выковыривая из зубов кусок покрышки. Глаза ее были золотыми, в крыльях отражался звездный свет. Сентябрь старалась не пялиться. - Правда, иногда они оставляют куклу. Это просто шутка. Обычно мы их возвращаем обратно, когда они подрастают и набираются ума для нормального общения между мирами. Это мило. Хотя нет, не мило, зато весело. Но я не хочу отдавать мою Пенни! Принцессу велосипедов, вот кого я из нее выращу!
        - Я разговариваю с велосипедиками, - прошептала девочка. - Они говорят: Пенни, Пенни, где твое сиденье?
        - Я вообще не одобряю этот оркестр подменышей. Что за неприятная затея, просто зверинец какой-то. Балаган для богатеньких фей, которые ладят с Мисс Футы-Нуты-с-Кудряшками. Я не могу позволить так измываться над бедняжкой Пенни. Были времена, когда подменыши считались главными любимчиками в городе. Их кормили свежайшими пирожными с кремом, они танцевали весной на балах, пока туфли не стопчут, а потом еще и еще…
        - Это тоже не слишком приятно, - растерянно сказала Сентябрь.
        - Ну, все лучше, чем быть пристегнутым к груммельфону, пока позвоночник не станет совсем кривым!
        - Этими груммельфонами только коров пугать, - проворчала Пенни.
        - Это точно, птичка моя. И ты больше ни один в руки не возьмешь. Я вообще не люблю камерную музыку. Она слишком напыщенная. Велосипедный звонок куда приятнее.
        - А как ее раньше звали? - спросила Сентябрь.
        - Это личное, никто кроме нее не должен знать.
        - Молли! - отрывисто сказала Пенни. - Меня звали Молли! Еще у меня были брат и сестра, Сара и Дональд. И еще - мой велосипед! Только он был не дикий и не умел говорить. Он был розовый, трехколесный и с маленьким звоночком. Но со мной не было Кальпурнии, поэтому мне наверняка было скучно. Я точно не помню.
        Они помолчали, глядя на огонь, как испокон веков любят делать все, у кого нет спиц и покрышек. Виверн уснул сидя, и его тихое сопение походило на шуршание страниц. Кальпурния почесала волосы под шляпой.
        - Куда путь держите? Уж простите, но на кочевников вы не похожи. Велосипеды для вас лишь временный транспорт, верно?
        - Мы едем в Осенние Провинции, - ответил Суббота. Его голос эхом отозвался среди велосипедов, которые все пили, и фыркали, и сопели, и сплетали свои спицы в древнем брачном танце.
        Сентябрь обнаружила, что ей не хочется говорить о цели путешествия. Она бережно обернула Ложку поясом от пиджака. Кальпурния присвистнула.
        - Ого, это неблизкий путь! Займет неделю-другую. Надеюсь, у вас хватит провизии.
        - Неделю-другую! - воскликнула Сентябрь. - Но это слишком медленно! Нам нужно вернуться через семь дней.
        Пенни залилась смехом.
        - Так не выйдет! - сказала она, хихикая.
        Но Кальпурния задумалась. Она почесала подбородок тремя темными пальцами, затем лизнула их и подставила ветру.
        - Да, но… вот если бы ты смогла обуздать вожака… Я от этой идеи не в восторге, но не так тупа, чтобы не понимать: если кто-то так быстро бежит, это почти всегда означает, что за ним гонится зверь.
        Сентябрь печально кивнула.
        - Понимаешь, велосипед все-таки тварь ленивая. Они не любят постоянно ехать на предельной скорости. Им нравится неспешно катиться в свое удовольствие. Это Великая Миграция - все стремятся домой, к своим гнездам из спиц, чтобы найти себе пару и умереть. Одних больше притягивает любовь, другие ощущают призыв смерти, из-за этого они так медленно плетутся. Но если мы с тобой их подстегнем, то они понесутся так, будто к обеду опаздывают. Говоря «подстегнем», я имею в виду в прямом смысле, хлыстом. Я знаю, что это не цивилизованный метод, и меня коробит от одной этой мысли, но с такими скакунами порой нельзя по-другому.
        - Не хочу бить мои велосипедики, - заныла Пенни.
        - Они забудут, птичка. Они все забудут.
        - Нет, не забудут! Они будут шептаться: вот она, эта Пенни, эта вредная противная Пенни!
        - Пенни, тебе не придется никого бить, - нежно сказал Суббота, который знал кое-что о битье.
        - Но, Суббота, у нас так мало времени…
        Суббота глянул на Сентябрь - лицо его, как всегда, оставалось непроницаемым, - наклонился и потерся щекой о ее лоб, как до этого делала она. Потом встал и отошел от огня в темноту, где колыхалась трава и фыркали велосипеды.
        - Так он твой? - спросила Кальпурния, с удовольствием осушив свою деревянную флягу. Она плюнула на свои очки и стала протирать их пальцами.
        - Мой? Нет, он свой собственный.
        Кальпурния фыркнула с сомнением и посмотрела в темноту.
        - Мисс Фартинг, могу я задать вам вопрос?
        - Как я могу отказать, когда ты так вежливо спросила?
        - Вы помогаете нам по собственной воле? Потому что мы вам понравились и вы дружелюбная и добросердечная? Или это Маркиза хочет, чтобы вы так себя вели, а иначе она занесет вас в Зеленый Список?
        Кальпурния Фартинг долго и пристально смотрела Сентябрь в глаза. Девочка снова почувствовала себя голой, как в банном домике. Взгляд золотых глаз был тяжелым и жарким.
        - А почему ты решила, что меня еще нет в Зеленом Списке, а? Неужели ты думаешь, что похищение подменыша из оркестра не влечет за собой никаких последствий? - Она потянула за отвороты шлема. - Если тебе от этого станет легче, я могу завести тебя в чащу леса и бросить там, или украсть твое дыхание, или натворить еще что-нибудь из репертуара моей бурной молодости. Сейчас мне не до того: у меня есть мои велосипеды и моя девочка. Вряд ли стоит растрачивать мои таланты впустую. Может, когда выйду на пенсию, возьмусь за старое. Но если Маркизе приятно думать, что это ее дурацкий список удерживает меня, пусть думает. В основном я вам помогаю потому, что потерявшиеся человеческие девочки - это моя слабость.
        Пенни прижалась к Кальпурнии и положила голову ей на колени. Эльфина погладила спутанные волосы подкидыша. Сентябрь улыбнулась. Они ей нравились. Рядом с ними она чувствовала себя в безопасности.
        Из темноты вернулся Суббота, ведя за собой два больших велосипеда. Они послушно катились, стараясь касаться друг друга рулями.
        - Они отвезут нас на самой большой скорости и даже быстрее, - твердо сказал Суббота. - Они готовы вернуться домой и не желают ждать. Можем отправляться прямо сейчас, они уже напились.
        - Эй! Только я умею с ними говорить! - возмутилась Пенни, уперев руки в бока.
        Суббота покачал головой и присел рядом с ней. Его спутанные синие волосы в свете огня отливали оранжевым.
        - У каждого существа есть желания, Пенни, а я всегда слышу желания, даже самые тихие. - Марид встал. - Не надо хлыста, - сказал он тихо, почти смущенно. - Ни в коем случае. Даже если вам покажется, что от порки они будут нестись быстрее молнии.
        Кальпурния Фартинг протянула ему руку. Суббота пожал ее, еще немного подумал и галантно поцеловал.
        - Я ведь сказала, что мне бы не хотелось их стегать. Но они бы меня простили. Тебя, может, и нет, а меня они могли бы снова полюбить.
        - Я знаю.
        - Тогда в путь. Я провожу вас до края равноденствия. Это все, что я могу сделать для таких неопытных всадников.


        В сверкающей серебром ночи два огромных велосипеда молча несли своих всадников во тьму на такой скорости, какой луна прежде у них не видала. От-А-до-Л мчал следом, высунув язык, страдая оттого, что не может бежать еще быстрее.
        - Кальпурния, - сказала Сентябрь, когда последний огонек костра исчез за их спинами, - я думала, что эльфы все больше водят хороводы и живут большими семьями.
        - Ага, так и есть.
        - Тогда почему ты одна? И Чарли Хрустикраб тоже? Куда подевались все ваши?
        Кальпурния отвернулась. Ее крылья слабо затрепетали под железной цепью, и Сентябрь увидела красные пятна там, где их касался металл. «Это железо, - подумала она, - у эльфов на него аллергия».
        Когда Кальпурния Фартинг, королева велосипедов, снова посмотрела вперед на равнину, по ее лицу текли тихие, злые слезы.



        Глава XI

«Сатрап Осени»



* * *


        Спорим, вы думаете, будто знаете, что такое осень? Даже если вы живете в том самом Лос-Анджелесе, о котором мечтают одноклассницы Сентябрь, вы наверняка видели разные открытки и фотографии той осени, о которой я толкую. Деревья становятся красными, ог-ненно-рыжими и золотыми, а по ночам горят костры и все вокруг вкусно пахнет ломкими веточками. Мир кружится в вихре удовольствия, полный сидра, леденцов, яблок и тыкв, а холодные звезды несутся по небу, покрытому легкими рваными облаками, обгоняя луну, похожую на костлявую коленку. Ну, а про Хэллоуин уж точно все знают.
        Осень в Волшебной Стране, конечно, состоит из всего этого тоже. Даже самому придирчивому ценителю краски леса в Волшебной Стране не покажутся блеклыми, а луна - бледной. А маски Хэллоуина! Как блестят они, как изгибаются, какие загнутые на них клювы, какие зазубренные челюсти! Однако брести осенью по Волшебной Стране - значит заглядывать в темные лужи, на подернутое дымкой вечное увядание, что царит в Осенних Провинциях. Оказывается, осень у людей - это всего лишь отпечаток, обугленный оттиск дагеротипа этих отражений в лужах, который плывет в пространстве между нами и Волшебной Страной.
        Так что могу сообщить вам достоверно: когда Сентябрь и ее друзья на ревущих и фыркающих парноколесных рассекали неожиданно похолодевший воздух, листья на деревьях уже начинали краснеть. Да вот только любому оттенку красных листьев далеко до того алого кровопускания, что устроили здешним деревьям. Ни один могучий дуб, нарядившийся к октябрю в оранжевое, и вполовину не так ярок, как те ветви, что склонялись над головой Сентябрь, роняя твердые сладкие желуди прямо под бешено крутящиеся колеса. Стоит все-таки попробовать. Зажмурьтесь изо всех сил и вспомните все ваши любимые осени, свежие и прекрасные, сложенные вместе, как колода карт. Вот тогда вы представите себе неимоверно прекрасную яркость цветов Волшебной Осени. Попробуйте вдохнуть запах светлых стройных деревьев и свежей зеленой дымки, окутывающей их после полудня. Ощутите кожей золотистое солнце, нежнее и уютнее, чем свет угасающего дня, проникающий в ваш любимый уголок для чтения.
        Оранжевое платье Сентябрь внезапно потускнело, алая чешуя Вивернария казалась уже не такой яркой, скорее коричневатой. Наши герои не могли соперничать с этими красками, но все равно радостно смеялись, глядя на листья, медленно слетавшие с деревьев прямо им на головы. Пенни, ловко балансируя на сиденье, тянулась к листьям и ловила их на лету с хохотом и гиканьем.
        - Увы и ах, Пенни, мы не можем туда войти, - вздохнула Кальпурния Фартинг, поднимая на лоб мотоциклетные очки и упиваясь красками леса, раскинувшегося впереди, его тенистыми тропками и печальными коричневыми птицами.
        - Но почему? Там наверняка пекут блинчики, а я очень голодна!
        - Мы должны позаботиться о стаде, дружочек. Зимовка велосипедов - дальше к северу, у моря, где масляные приливы в никелевых бухтах. Мы станем там лагерем, и я спою тебе «Моноциклики мои» и «Жил-был мопед когда-то», ты же любишь эти песни! Остальные в?лики догонят нас, мы отведем их на водопой, и я дам тебе покурить мою трубку.
        - Может, останемся хотя бы на одну ночь? Пожалуйста! - взмолилась Пенни, в отчаянии дергая себя за косички.
        Кальпурния вздрогнула всем телом.
        - Лучше туда не ходить, если у тебя там нет… срочных дел. У Осени жадное сердце, сентябрь - это начало смерти. - Эльфина посмотрела на серьезную девочку в оранжевом платье и усмехнулась, сообразив, что же она сказала. - Простите за невольный каламбур. Радуйся, Пенни, что в наших пределах осень коротка. Что ж до тебя, Сентябрь, так и хочется посоветовать тебе быть осторожной, но, думаю, твои уши к таким советам глухи. Просто не забывай, что осень еще называют листопадом, а упавшие листья никогда не поднимутся обратно.
        - Прощай, дракоша! - прощебетала Пенни. От-А-до-Л все еще переводил дух после изматывающего трехдневного марш-броска через равнину, поэтому не стал с ней спорить и даже позволил ей чмокнуть свой коготь. - Прощай, Суббота!
        Кальпурния Фартинг порывисто протянула руку Субботе, но когда он протянул свою, не пожала, а поцеловала его пальцы, как джентльмен целует руку леди. Она присела и заглянула мальчику в глаза.
        - Я должна кое-что сказать тебе, марид!
        Суббота спокойно ждал.
        - Мы хоть и не родня, но скажу тебе, как обреченная обреченному, - послушаешь?
        Он кивнул. Она приблизилась и стала шептать ему на ухо, чтобы не услышала Сентябрь.
        Та и не слышала, но у нас с вами есть особые привилегии. Я расскажу вам, что шептала Кальпурния Фартинг:
        - Парадокс похищенных, - шептала она, - состоит в том, что они всегда должны спускаться во тьму нагими и одинокими. Но вернуться обратно к свету в одиночку - не могут.


        Свет в Осенних Провинциях - это всегда свет раннего полдня, тот золотой, идеальный свет, что падает наискосок, и вздыхает, и отбрасывает на землю мягкие тени.
        Сентябрь, разумеется, ничего не отбрасывала.
        Но тени остальных путешественников, длинные и тонкие, брели за ними через кроваво-красный лес. Все они были обеспокоены пропажей соплеменницы и старались держаться в стороне от того места, где должна была быть тень девочки. Тени вообще очень дружны. Подобно тому как люди заводят друзей и пускаются с ними в приключения, их тени тоже предпочитают вместе шалить, вместе дрожать от страха, вместе ликовать после победы над тенями врагов, и все это совершенно незаметно для нас, думающих, будто мы сами виляем своими хвостами. Так что тень Вивернария была опечалена потерей спутницы, и тень марида заразилась ее мрачным настроением.
        И все же, катя по широким и ровным тропинкам, они не могли не восхищаться тем, как хрустящие коричневые листья взвивались из-под колес, словно крошечные крутящиеся дервиши, и снова оседали. То там, то тут раздавалась печальная птичья песнь. Ветер пах дымом, хлебом в печи и яблоками. Суббота закрыл глаза и дышал ртом, как кошка, чтобы вобрать в себя все. От-А-до-Л бежал вприпрыжку.
        - Поистине, Осень - мое время года, - рассказывал алый зверь, пофыркивая. - Весна, Лето и Зима - все в моей части алфавита, а мне больше по душе Осень. Я люблю ее за то, что в ней есть что любить.
        Они могли бы так и плутать по лесу, не встретив ничего, кроме поганок и желудей. Однако, учитывая привычку волшебных городов непременно кидаться под ноги путешественникам, все сложилось иначе. Не успев закончить дискуссию о том, кто это так славно поет в лесу, соловушка или воробушек, они попали прямехонько на ратушную площадь городка под названием Меркурио. И хотя туфли Сентябрь, темные и коварные, много вращались в свете и знали, где, что и как, дело могло быть вовсе и не в них.

«Похоже, все города в этой Стране построены из каких-то странных материалов», - подумала Сентябрь. Ибо некий безумный булочник построил Меркурио из пышных буханок, покрытых сахаром и скрепленных масляным раствором. Тяжелые карнизы хлебных корок нависали над дверями из маленьких булочек, что подают к обеду. Некоторые домики были так малы, что Сентябрь, если бы ей это пришло в голову, могла бы протянуть руку и отломить кусочек крыши, чтобы перекусить на ходу. Но большинство домов были громадными, куда выше деревьев, - башни из пирогов, темных и ароматных. Улицы были вымощены шляпками кексов, а из всех фонтанов било свежее сладкое молоко. Словно та ведьма из сказки, что построила пряничный домик, обзавелась множеством друзей и решила учредить строительную компанию.
        В центре площади возвышалась статуя из пышек, изображавшая даму, которую Сентябрь уже хорошо знала. Перед благосклонным взором статуи раскинулся стол, ломившийся от кушаний: яблоки в тесте, яблочные тарталетки, яблоки в карамели, а еще яблочный чатни в больших хрустальных чашах, огромные жареные гуси, отливающие коричневым и золотым, огромные картофелины и репы, дымящиеся на разрезе, ромовые бабы и черничные пироги, длинные тянучки, перевязанные как снопы пшеницы, суп-пюре в супницах в форме звезды, золотистые блины, печатные пряники, груды грецких и лесных орехов, конусы масла в виде сосновых шишек, гигантский кабан, зажаренный на вертеле, с грушей в зубах и петрушкой в копытах. А еще тыквы, тыквы повсюду: оранжевый суп из тыквы, булькающий в мисках, выдолбленных из тыквы, тыквенный хлеб, тыквенные кексы, пенистое тыквенное молоко, тыквенные бисквиты со взбитыми сливками, куропатки, фаршированные тыквой, и тыквенные пироги всех размеров и форм, остывающие на чистой скатерти.
        За столом не было едоков и никто не охранял это изобилие. Вивернарий, марид и человеческий детеныш в голодном оцепенении уставились на пиршество. За последние дни у них и крошки во рту не было, не считая вяленых покрышек и виски из колесной смазки. Аэл ступил было вперед, но замешкался.
        - Это наверняка чье-то, - проворчал он.
        - Наверняка, - согласился Суббота.
        - А мне все равно нельзя это есть, - уныло промолвила Сентябрь. - Целый пир откуда ни возьмись, и ни души вокруг! Кто это готовил, для кого? Это уж точно Волшебная Еда.
        Из-за кабана проворно вынырнул человечек, который будто там и стоял все это время, хотя ног его под столом никто не видел. У него был длинный узкий нос, загнутый вниз крючком, будто птичий клюв, каким удобно доставать жуков из-под коры. На этом носу сидели квадратные очки, через которые глядели оранжевые с красным ободком глаза, будто уставшие от чрезмерного чтения. Человечек потирал ручки, на которых было только по три пальца, таких же длинных и крючковатых, как его нос. Кожа его была темно-коричневая, словно хорошо пропеченный хлеб. Но самым странным в его облике была одежда: твидовый пиджак с бархатными заплатами на локтях, жилет цвета жженого сахара, клетчатые брюки цвета подгоревших тостов и галстук в виде дубового листа осенних оттенков, от зеленого до увядающе коричневого, весь в мельчайших дырочках и с булавкой-желудем. Поверх этого наряда на сутулые плечи человечка был накинут некогда белый, но пожелтевший от времени лабораторный халат.
        - Ну, конечно, это Волшебная Еда, - усмехнулся он. - Вспомни, где мы находимся.
        - Понимаете ли, - ответила Сентябрь, - мне нельзя есть Волшебную Еду. Я была очень осторожна и ела только ведьминскую еду, драконью еду, еду для дриад и все в таком роде.
        Человечек расхохотался так громогласно, что еще несколько подобных ему существ высунули любопытные носы из окон пряничного домика. Он держался за брюшко и покатывался со смеху.
        - Ох, так ты не шутишь! - спохватился он. - Это же Волшебная Страна, детка! Нет никакой еды для драконов, ведьм или дриад. Есть только Волшебная Еда - все это Волшебная Еда! Волшебная земля родит Волшебную Еду, волшебные руки собирают ее, готовят и подают. Осмелюсь предположить, что твой животик полон этой еды. Если бы она могла навредить тебе, поверь мне, ты бы уже знала об этом.
        Рот Сентябрь растерянно округлился, глаза наполнились слезами - и эти слезы наконец-то брызнули на вымощенную кексами площадь. Суббота взял девочку за руку, не зная, как еще ее утешить. Казалось бы, глупо плакать из-за такой ерунды, но Сентябрь столько вынесла за такой краткий срок и так хвалила себя за осмотрительность, так была осторожна! Пусть Маркиза такая жуткая, а милый Суббота такой печальный, а Аэл такой целеустремленный - но она-то, она-то не забывала думать головой, она не ела Волшебную Еду! Не то что те девчонки в сказках, которым непрестанно твердят, чтобы они не ели Волшебной Еды, а они все равно едят, дурочки дурацкие!
        - Что со мной теперь станет? - всхлипывала она.
        От-А-до-Л горестно взмахнул хвостом.
        - Мы не знаем, Сентябрь. Мы же не Похищенные!
        - Взгляни на это с другой стороны! - воскликнул человечек. - Теперь тебе можно есть досыта и не бояться. Волшебная пища - самая лучшая, иначе бы никто не отваживал от нее детей. А тебя стоит похвалить за упрям… я хотел сказать, за стойкость. Меня зовут доктор Охра, и я Сатрап Осенних Провинций. До меня дошли слухи, что к нам идут гости. - Он поклонился и успел подхватить спадающий с плеч халат. - Это свадебная трапеза для моих выпускников, и вы все тоже приглашены. Добро пожаловать.
        Сентябрь поклонилась в ответ.
        - Это мои друзья: От-А-до-Л - он виверн, а не дракон, - и Суббота. А меня зовут Сентябрь.
        Доктор Охра просиял.
        - Какое прекрасное имя!
        С южной окраины донесся праздничный шум, и стало ясно, почему площадь так пуста: все, кто хоть что-нибудь собой представлял, были там, на празднике. Толпа существ с длинными костлявыми носами, похожих на доктора Охру и одетых так же изысканно, повалила на площадь с песнями и плясками. На головах у них были короны из листьев - ибо листья в Осенних Провинциях гораздо ярче, чем любые цветы. На многих были блестящие маски, черные с золотом или красные с серебром. Одни играли на камышовых свирелях, другие пели озорные песенки, в которых слова набухали, раздувались и вытягивались в изощренных каламбурах.
        - Я… я думаю, это спригганы, - растерянно сказал Аэл. Разумеется, он не мог пролить больше света на природу того, что так бесстыдно и откровенно начиналось с буквы С.
        Во главе процессии шествовала пара спригганов, которые поглядывали друг на друга из-под шелковистых ресниц, то краснея, то застенчиво улыбаясь, то хохоча в голос. Один из них, юноша, был красным от кончиков волос до кончиков ногтей, кожа его сияла как отполированное яблоко, элегантный костюм был совершенно алым от обшлагов до запонок. Девушка-спригган была золотистой от ресниц до пяток, волосы ее были желты как осенние листья, а платье - как сливочное масло.
        - Парня в красном зовут Рубин, - радостно пояснил доктор Охра, - он специализируется на Грубых Материях, весьма перспективный юноша, хотя с математикой у него нелады. А эта трепетная лань - это Лимончик, моя лучшая студентка. Она трудится над разгадкой величайших тайн алхимии, как детектив разгадывает подлые преступления. Я так рад за эту парочку, что вот-вот пущу поб?ги от счастья! - Он вытащил из кармана выцветший оранжевый платок и промокнул глаза.
        - Угощайтесь, - прокричала Лимончик голосом чистым и ясным, как солнечный свет в подступающих сумерках. - Ешьте! Ни одна живая душа не должна остаться голодной, это плохая примета!
        Счастливый Аэл потрусил к столу.
        - Полагаю, редисочки вы не припасли, а? - спросил он, но не успел закончить, как ладный паренек-спригган уже поднес ему блюдо с сияющей красной редиской, такой яркой, будто ее полировали. Суббота сделал шажок к столу, виновато глядя на Сентябрь.
        - Что ж, - вздохнула она, - сделанного не воротишь, а выглядит все это восхитительно. Тем более что у меня слабость к тыквам.
        Мама часто говорила о себе, что у нее «слабость» к тому или сему: к горячему какао, к детективным романам, к журналам по механике, к папе. Сентябрь решила, что выразилась вполне по-взрослому.
        Да позволено мне будет заметить, что ни один ребенок на свете не съедал в один присест столько, сколько съела в тот вечер Сентябрь. Она отведала всего понемногу, поскольку Волшебная Кухня всегда была сложной, смелой и авантюрной. Она даже отхлебнула пива из лесных орехов и лизнула мороженое из цветной капусты. После этого они с Субботой отважились на Яйцо Гаганы, которое, как объяснил Суббота, было и не яйцом вовсе - просто покрытая цветной глазурью скорлупа, под которой скрывалась целая трапеза. Суббота проворно расставил вокруг этой внушительной медно-розовой сферы восемь разноцветных костяных чашек, затем проткнул яйцо в восьми местах специальным пестиком для колки льда (устроители пира все предусмотрели) - и в каждую из чашек потекла дымящаяся жидкость того же цвета, что и чашка. Сентябрь насладилась всем по очереди: фиолетовым напитком со вкусом жареных каштанов в меду, кроваво-красным со вкусом инжирного пирожного, кремово-розовым со вкусом английской патоки из лепестков роз… Суббота не отставал от Сентябрь, но пробовал только после нее. Его желудок все еще страдал от длительного голодания,
так что он предпочел бы лизнуть соли и закусить сланцем, но ради Сентябрь мальчик был готов есть сахар и пить кровавый напиток. Когда Сентябрь покончила с чашками, Суббота показал ей, как с помощью того же пестика продырявить верхнее полушарие яйц? в четырех местах, чтобы снять его как крышку и, наполнив ее кипятком, получить что-то наподобие крыжовенного чая. В нижнем же полушарии яйц? угнездились бок о бок золотистая жареная дичь, промасленный хлеб, устрицы в коньяке и неведомые Сентябрь огненно-острые фрукты, от одного вида которых перехватывало дыхание. Короче говоря, к концу пира она жалела лишь о том, что так долго воздерживалась от Волшебной Еды.
        Доктор Охра не сдержал сытой отрыжки.
        - Остались ли у вас еще силы на осмотр моих владений? Мне кажется, они могут вас заинтересовать. - Уже стемнело, и в пламени свечи глаза сприггана по-волчьи сверкнули. На небе всходили осенние звезды, жесткие, яркие, холодные. Вокруг пышущей теплом деревни поднимался одинокий ветерок. - Рубин и Лимончик, само собой, составят нам компанию.
        - В свой свадебный вечер? - возмутилась Сентябрь. - Они же устали и наверняка захотят прилечь с хорошей книгой и стаканом молока.
        Аэл фыркнул в усы, в которых застряли остатки редиски. В отблесках пламени его глаза казались добрыми и морщинистыми. Сентябрь вспомнила, как он сказал, что они принадлежат друг другу. Ей нравилось об этом думать. Девочка чувствовала, что это воспоминание способно согреть, когда вокруг темно и холодно.
        Доктор Охра махнул рукой:
        - А, ерунда! У них каждый вечер - свадебный. Завтра опять пышная свадьба, и песни, и пир горой, и мы все будем веселиться и наслаждаться едой, а потом пойдем ко мне в кабинет, потому что свадьба свадьбой, а работу никто не отменял. И послезавтра будет так же, и послепослезавтра. Как прекрасен этот ритуал, какое утешение приносит он в смутные времена!
        Сентябрь вспомнила слова Маркизы: «Место, где всегда осень, где всегда сидр и тыквенный пирог, где листья всегда оранжевые, а только что срубленное дерево хорошо горит, и там всегда Хэллоуин». Вокруг веселились спригганы в масках, они плясали до упаду и выпрыгивали из темноты на свет, пугая друг друга.
        - Идем с нами, Сентябрь. Мы ждали тебя, а те, кого ждали, должны делать то, что им говорят. Так принято.
        - Но шкатулка в лесу… у меня совсем мало времени… мы и так слишком долго сюда добирались.
        - Все это завтра, моя дорогая. Разве можно так беспокоиться на сытый желудок?
        Живописная процессия пересекла площадь и направилась к самому высокому зданию в городке. Рубин и Лимончик рука об руку, ощетинившийся От-А-до-Л, Суббота с огромными настороженными глазами, молчаливо следующий за Сентябрь по пятам, сама Сентябрь и доктор Охра во главе. Крыша здания скрывалась в рваных облаках, уцепившихся за кроны деревьев. Оно казалось слишком большим для такого маленького народца.
        Доктор Охра пошевелил кустистыми бровями, дважды мигнул, ущипнул себя за длинный нос, надул щеки и разок обернулся вокруг себя на одной ноге. Рубин и Лимончик сделали то же, после чего все трое вдруг начали расти прямо на глазах. Они тянулись ввысь, пока не переросли От-А-до-Л и не достигли идеального размера для того, чтобы войти в гигантское здание.
        - Я… пожалуй, я широковат в талии, чтобы без опаски гулять внутри, - вздохнул Аэл, - хотя росту подходящего. Подожду-ка я вас снаружи. Если найдете что-нибудь ст?ящее, крикните мне в окошко. - И он уселся во дворе - подремать и переварить съеденную редиску.


        Проходя через двери и коридоры, спригганы то вытягивались, то сжимались, чтобы лучше умещаться. Иное дело, Сентябрь и Суббота: им приходилось то ползти на коленках, то штурмовать высоченные ступени, а иногда верх дверного проема вообще терялся в вышине. В этом здании было удобно только спригганам - оно явно строилось для них. Наконец спригганы выбрали себе подходящий размерчик: чуть меньше, чем при подходе к зданию, и чуть больше, чем на свадьбе. В таком виде они открыли дверь в огромную лабораторию, заставленную булькающими сосудами.
        - Сердце нашего университета, - торжественно произнес доктор Охра. - Разумеется, «университет» - это условное выражение.
        - Потому что лекций у нас не бывает, - сказал Рубин.
        - И экзаменов тоже, - добавила Лимончик.
        - И мы здесь - единственные студенты, - закончили они хором.
        - Но наша работа чрезвычайно важна.
        - Вы - алхимики, точно? - робко спросила Сентябрь. «Всем запрещено заниматься алхимией, кроме юных леди, родившихся во вторник» - и спригганов, которым вообще все разрешалось, если верить Зеленому Ветру.
        - Точно, как в аптеке. - Доктор Охра довольно ухмыльнулся.
        - Тогда имейте в виду, что я родилась во вторник.
        - Очаровательно! - воскликнула Лимончик. - Я так устала в одиночку управляться со всеми этими студенческими комитетами.
        - А мне-то как пригодится помощник! Я просто тону в этих горах бумаги, - жалобно добавил Рубин и сердито покосился на жену.
        - Ну-ну, не будем торопиться, - сказал доктор Охра, поднимая руки, чтобы добиться тишины. - Юная леди наверняка имеет лишь самые зачаточные представления о Благородной Науке. Может, она скорее пожелает выращивать брюкву. Я слышал, что спрос на нее нынче высок.
        - Вы превращаете свинец в золото, да? - спросила Сентябрь.
        Все три сприганна оглушительно захохотали. Суббота вздрогнул - ему не нравилось, когда над Сентябрь потешались.
        - О, эту задачу мы решили давным-давно, - сквозь смех ответил Рубин. - Это сделал Виселица, Хенрик Виселица, если мне не изменяет память. Верно, любимая? Я никогда не был силен в древней истории. Существует один довольно известный метод превращения соломы в золото. Юная леди, что сделала это открытие, написала всего лишь тоненькую брошюру, зато потом долгие годы ездила по миру с лекциями. А ее старший сын усовершенствовал этот метод, добившись получения соломы из золота. Таким образом была разрешена вечная проблема недостатка жилищ для бездомных домовых.
        - Хедвига Виселица, милый, - пропела Лимончик. - Хенрик был лишь ее отражением. Вашему брату свойственно приписывать себе нашу работу. Ты не представляешь, Сентябрь, каким праздником для всех нас стало Хедвигино открытие. Так скучно столетиями корпеть над одной задачей. А теперь у нас несколько департаментов. Рубин трудится над обращением золота в хлеб, чтобы все могли наесться досыта, а я пишу диссертацию про Elixir Mortis - эликсир смерти.
        - Мне кажется, - смущенно молвил Суббота, - что Страна Осени - странное место для экспериментов. Здесь же ничего не меняется, а алхимия - это наука об изменениях.
        - Красиво излагаешь, парень! - воскликнул доктор Охра. - На самом деле Осенние Провинции обеспечивают идеальные условия для нашей программы. Осень - душа метаморфоз, время, когда мир замирает на пороге зимы, то есть на пороге Смерти, но еще не обрушивается в нее. Это противоречивый мир - пора урожая и изобилия, но также холода и невзгод. Здесь мы ныряем в самую гущу жизни, но не забываем о том, что все проходит и увядает. Осень обращает мир из одного состояния в другое. Год становится зрелым и мудрым, но еще не дряхлым и слабоумным. Если надумаешь поступать к нам, лучшего места для занятий алхимией не сыскать.
        - А что такое Эликсир Смерти? - спросила Сентябрь, прикасаясь к странным на вид инструментам: скальпелю с капелькой ртути, ножницам с застрявшим между лезвиями клубком золотой паутины, банке, полной густой жидкости, которая постоянно меняла свой цвет с желтого на красный и обратно.
        Лимончик просияла, если вообще было возможно просиять еще больше, и прижала трехпалые руки к груди.
        - О, это нечто потрясающее! Эликсир Жизни, как ты наверняка знаешь, получается в ходе Фимической Свадьбы, совершенно секретного процесса. То, что получается в результате, дарует бессмертие. Эликсир Смерти, куда более редкий, возвращает мертвых к жизни. Ты, конечно, слыхала сказку про мальчика и волка? Нет? Ну, это страшная сказка, в которой братья мальчика сговариваются его погубить, разрезают на части, но его друг волк добывает флягу с мертвой водой и тут же его оживляет. Очень известная история. Сама смерть производит Эликсир, когда ей хочется всплакнуть, что бывает совсем не часто, уверяю тебя! Я же пытаюсь синтезировать эликсир из менее… эзотерических ингредиентов.
        - А шкатулка в Чесаном Лесу? Она ведь наверняка имеет отношение к этим исследованиям? - проницательно спросила Сентябрь.
        - Ну, - смешался Рубин, - Чесаный Лес лежит в самой глубинке Страны Осени. Никто из нас туда не ходит. А перелетные гуси мигрируют каждую ночь, и вот один из них шепнул, что одна девочка собирается в этот лес, и нам стало так ее жаль…
        - Ты, конечно, можешь отправиться туда, но никто из нас тебе этого не советует, - встрял доктор Охра. - Да, признаём, это мы сделали шкатулку. Боюсь, это один из моих собственных аспирантских проектов. Очень давний. Ты первая, кто выказывает к ней интерес с тех пор… с тех самых пор, как Королева Мальва предъявила права на меч.
        - Так это меч Королевы Мальвы? - ошеломленно спросила Сентябрь.
        - Стоп, девочка, разве я это сказал? Я сказал только, что она предъявила права на меч. Нельзя же предъявлять права на то, что и так принадлежит тебе по праву! Что твое - то твое, так ведь? Шкатулка эта ох какая хитроумная. Я получил за нее высший балл. Как бы тебе объяснить… Она одновременно полна и пуста, пока кто-нибудь ее не откроет. Ведь когда коробка закрыта, ты не можешь знать, что в ней, поэтому можно с успехом сказать, что в ней всё, потому что в ней же может оказаться что угодно, понимаешь? Когда же ты ее открываешь, ты тем самым влияешь на то, что окажется внутри. Наблюдение за объектом изменяет его, таков закон, ничего не поделаешь. Ну, утром сама увидишь. Надеюсь, тебе понравится.
        - Сентябрь, - печально произнесла Лимончик, - но ведь такие вещи обычно хорошо стерегут. Может быть, лучше поступить к нам и добиться успехов в исследованиях, а потом уже беспокоиться о шкатулке?
        - Я не могу! У меня нет на это времени! Я должна открыть шкатулку завтра, иначе я не успею вернуться назад, и Маркиза отрубит мне голову.
        - Сентябрь, - прошептал Суббота.
        - Давай составим тебе расписание занятий? У меня есть местечко на лекции по герметическим наукам, а Лимончик, полагаю, будет счастлива познакомить тебя с родством элементов.
        - Сентябрь, - позвал Суббота, уже громче, но спригганы так наседали на нее и шумели, что она снова не услышала.
        - У нас даже есть вакансия в команде по сквошу! Как удачно! - всплеснул алыми ладошками Рубин.
        - Сентябрь! - заорал Суббота, дергая ее за рукав.
        - Что? - вздрогнула она.
        - У тебя волосы покраснели, - тихо проговорил Суббота, стыдясь всеобщего внимания, внезапно обращенного на него.
        Сентябрь взглянула на свои темные длинные волосы. Один завиток и в самом деле стал алым, невыносимо ярким на фоне остальных волос. В изумлении она прикоснулась к нему - и как только пальцы взъерошили красный локон, он отломился и уплыл, несомый невидимым ветерком, как уносятся неведомо куда осенние листья.



        Глава XII

«Меч матери твоей»



* * *


        - Это из-за того, что я ела ту Еду, - печально вздохнула Сентябрь, пряча лицо на груди Вивернария.
        От-А-до-Л возлежал на покрытой листвой земле, словно сфинкс, и поглаживал носом волосы Сентябрь - однако сразу перестал, как только еще одна прядь оторвалась и ускользнула в темноту.
        - Не глупи, - сказал он, - мы тоже ели!
        - Что со мной? - всхлипнула Сентябрь.
        Ее волосы сияли ярко-красным, а концы завернулись в локоны причудливой формы. Большая часть волос уже выпала. Спригганы стояли обескураженные, но пытались казаться веселыми.
        - По-моему, красиво! - бодро сказал доктор Охра. - Так тебе намного лучше!
        - Теперь мы с тобой отлично смотримся вместе, - сказал Аэл, пытаясь подбодрить Сентябрь.
        Сентябрь закатала рукав зеленого пиджака, который отчаянно сопротивлялся, изо всех сил стараясь укрыть ее и защитить, - но в конце концов ей удалось закатать его до локтя и помахать рукой, чтобы доктор увидел, что произошло. Кожа, которая когда-то была смуглой, как у папы, стала серой с прозеленью и грубой, как древесная кора.
        - Так мне тоже лучше, по-вашему? - закричала она.
        - Ну, всякое случается. Нужно уметь адаптироваться. Осень - королевство, где все меняется. Когда ты уедешь, все станет как прежде. Наверное. Если ты еще не пустила корни.
        - И все-таки насчет расписания… - настаивал Рубин.
        Лимончик ткнула его локтем в бок.
        Сентябрь потерла глаза тыльной стороной ладони, на которой начал прорастать серебристый мох.
        - Отлично, - резко сказала она. - Отлично. Тогда я прямо сейчас иду в лес и покончу со всем этим, прежде чем превращусь в вяз.
        - Мне кажется, ты больше похожа на березу, - задумчиво сказал Доктор Охра.
        - Да какая разница! - огрызнулся Аэл. - Может, лучше поищете какое-нибудь лекарство в этой своей уродливой башне?
        - Мы не занимаемся медициной, - беспомощно сказала Лимончик. - И к тому же… перемены - это благословение Осени. Сентябрь повезло, она должна радоваться.
        Аэл дохнул на нее огнем, чего раньше за ним не наблюдалось. Пламя не сожгло, а лишь немного подпалило ей волосы. Лимончик взвизгнула и отскочила, хлопая себя по голове. Вивернарий крепче сжал Сентябрь.
        - Зря ты так распалился, - фыркнул доктор Охра, - тебе все равно нельзя с ней идти. Это миссия для одного рыцаря.
        - Тогда она не пойдет! Я не отпущу ее без спутника - большого, огнедышащего и очень умного! А поскольку в вашей отрыжке я что-то не заметил огонька, оставьте нас в покое!
        - Аэл, криком ничего не изменишь. Если по правилам мне положено идти одной, значит, так тому и быть. - Сентябрь вздохнула, встала и высвободилась из объятий друга. Яркие кудряшки упали на землю.
        - Я могу попробовать! - настаивал Аэл.
        - Нет, я должна пойти одна. Я всегда знала, что пойду одна. Скоро вернусь, обещаю. Скажите, что будете ждать, ты и Суббота, что не уйдете без меня никуда, и когда я выйду из леса, то увижу две улыбки - красную и синюю!
        Глаза Аэла наполнились бирюзовыми слезами отчаяния. Он дал обещание, и цепи, сковывавшие его крылья, нетерпеливо звякнули.
        Суббота ничего не сказал. Он наклонился и оторвал отворот с одной штанины. Отворот был синий, рваный, изрядно запачканный велосипедной смазкой. Марид дрожащими пальцами обернул его вокруг руки Сентябрь. Зеленый пиджак вежливо, но холодно представился отвороту. Просто чтобы тот знал, кто появился у Сентябрь первым.
        - Что это? - растерялась она.
        - Это… поддержка, - ответил Суббота. - Моя поддержка. Ни один рыцарь не должен отправляться в бой без поддержки.
        Сентябрь легонько коснулась его лица в знак благодарности. Ее пальцы оцарапали ему щеку. Они ссохлись, превратившись в пучок тонких, голых, сухих веток.


        Шагая сквозь звездную туманную ночь и стараясь не смотреть на свою изуродованную руку, Сентябрь осознала, что уже много дней не оставалась одна. Она тут же затосковала по Аэлу, который нашел бы миллион способов ее утешить, и о Субботе, который был бы тихим, верным и заботливым спутником.
        Она дрожала и шептала, чтобы успокоиться: «…бандит, баран, барометр, батисфера, батон, блаженство…»
        Деревья постепенно становились все удивительнее: вместо стволов и крон - высокие черные прялки, обмотанные шелком, пушистой шерстью и тканями, названия которых Сентябрь не знала. Все они были цветов осеннего леса: красного и золотого, коричневого и дымчато-серого. Деревья теснились друг к другу, пышные, плотные, формой слегка напоминающие сосны. Сентябрь ясно разглядела острую прялку, торчащую из кисейной вершины гигантского красного дерева. «Должно быть, здесь они берут строительный материал для Пандемониума, - осенило Сентябрь. - Вместо того чтобы рубить лес, они его ткут!»
        Луна выглянула из-за облаков, слишком застенчивая, чтобы показаться полностью. Мало-помалу Сентябрь вышла на полянку, где несколько прялок цвета пергамента усыпали землю нитками, как сосновыми иголками. В углу поляны сидела женщина. Сентябрь так удивилась, что прижала руку ко рту, совершенно забыв, что пальцы стали ветками.
        Женщина сидела на троне из грибов. Лисички, шампиньоны, вешенки и еще какие-то алые грибы росли и громоздились вокруг нее, образуя большой веер. Женщина и сама почти вся была из грибов: красивые бежевые грибочки воротником окружали коричневое лицо, пальцы рук и ног поросли кружевным грибком. Она смотрела вдаль бледными глазами - крошечными шампиньончиками.
        - Добрый вечер, миледи, - сказала Сентябрь, присев в реверансе, как она себе его представляла.
        Грибная королева ничего не сказала и не изменилась в лице.
        - Я пришла за шкатулкой. Она в лесу.
        Легкий ветерок пошевелил грибы-шиитаки у ног женщины.
        - Надеюсь, я вас не обидела, просто у меня мало времени, и я, кажется, все больше превращаюсь в дерево.
        У женщины отвисла челюсть. Изо рта выпали комочки грязи.
        - Не обращай на нее внимания, - еле слышно просипел хрипловатый голос за спиной Сентябрь.
        Она резко обернулась. У ног ее стояла крошечная, не больше пальца, фигурка, вся коричневая, как ореховая скорлупа, только губы красные. Длинные волосы, словно кора, покрывали тело. Она казалась совсем юной. На голове у нее изящно сидела шляпка желудя.
        - Она здесь просто для виду, - прохрипела крошка.
        - А ты кто?
        - Я - Смерть, - сказало существо. - Разве не очевидно?
        - Но ты такая маленькая!
        - Это потому что ты сама маленькая. Ты очень молода, и жить тебе еще долго, Сентябрь, поэтому я и кажусь такой маленькой и безобидной, как и все, что находится вдали. Но я всегда ближе, чем кажется. Ты растешь, и я расту с тобой, и в самом конце я нависну огромной темной тенью над твоей кроватью, а ты закроешь глаза, чтобы меня не видеть.
        - Тогда кто она?
        - Она… - Смерть повернула голову, размышляя. - Она как вечернее платье, которое я надеваю, когда хочу произвести впечатление на всяких важных шишек, которые меня посещают. Как твоя подружка Бетси, я тоже Ужасный Механизм. Мне тоже порой позарез нужны благоговение и трепет. Но, между нами, я считаю, что такая пышность ни к чему.
        - Но если мы пока так далеки друг от друга, то почему ты здесь?
        - Потому что Осень - это начало моей страны. И потому что есть хоть и небольшая, но вероятность, что ты умрешь раньше, чем я предполагала, и тогда мне придется вырасти очень быстро.
        Смерть многозначительно посмотрела на руку Сентябрь. Внутри зеленого пиджака рука от плеча до пальцев усохла и превратилась в длинную узловатую ветку.
        - Поэтому в Чесаный Лес запрещено ходить? Потому, что здесь живет Смерть?
        - И еще гамадриады. Они жутко скучные.
        - Значит, Маркиза послала меня сюда умирать?
        - Я не делаю подобных выводов, дитя. Я лишь беру то, что мне дают, в темноте, в лесу.
        Сентябрь села на землю и сжалась в комок. Она смотрела не отрываясь на голую зимнюю ветку, которая когда-то была ее рукой. С головы сорвался большой оранжевый клок волос - она почти облысела, осталось лишь несколько кудряшек. Сентябрь шмыгнула носом и заплакала, точнее, попыталась заплакать, но не смогла: глаза были сухие, словно старые семена.
        - Смерть, я не знаю, что делать.
        Смерть забралась к ней на ногу и церемонно уселась на колено, которое тоже начало темнеть и ссыхаться.
        - Это очень смелое признание с твоей стороны. Почти все рыцари, которых я встречала, громко бахвалились и заставляли меня играть с ними в шахматы. А я терпеть не могу шахматы! Из стратегических игр мне больше нравятся «Мрачные руины». Даже го, и то интереснее! И вообще эта метафора в корне неверна. Смерть - это не шах и мат, это больше похоже на проделки ярмарочных шарлатанов. Тут куда ни ставь ферзя, все равно не выиграешь.
        - Я только один раз играла в шахматы с мамой. С тобой я не рискну играть, мне будет не по себе.
        - Я все равно жульничаю. Стоит тебе отвернуться, как я переставлю фигуры.
        В щеке Сентябрь медленно открылась крошечная дырочка. Сентябрь рассеянно почесала ее, и дырочка стала больше. Девочка чувствовала, как дыра расширяется, растягивается, и это было очень страшно. Она задрожала, пальцы ног онемели от холода в грибной жиже. Из-под кожи начали пробиваться веточки и листья. Смерть нахмурилась.
        - Сентябрь, если ты не будешь внимательна, ты никогда не выберешься из этого леса! Ты намного ближе к цели, чем думаешь, человеческое дитя. Шкатулку охраняю я. - В уголках крошечных глазок Смерти показались добродушные морщинки. - Конечно, все шкатулки в моей власти, а как же иначе?
        Сентябрь зевнула. Она совсем не собиралась зевать, но не сумела удержаться. Одна из веточек в ее щеке щелкнула и рассыпалась.
        - Ты спать хочешь? Этого следовало ожидать. Осенью деревья впадают в спячку, как медведи. Целый мир надевает пижамку и засыпает на всю зиму. Кроме меня. Я никогда не сплю.
        Смерть устроилась поудобнее на колене у Сентябрь, глядя на нее снизу вверх твердыми желудевыми глазками. Сентябрь очень старалась прислушиваться к ее речам, а не к треску собственной щеки.
        - Мне все время снятся кошмары. Каждый вечер, когда я возвращаюсь домой после долгого дня, полного разнообразных умираний, я снимаю кожу и аккуратно вешаю в шкаф. Потом снимаю кости и водружаю их на вешалку для шляп. Потом ставлю косу на старинную печь - отмокать. Потом ем вкусный супчик из мышей и мирры. Иногда пью хорошее красное вино, от белого мне худо. Потом ложусь на постель из лилий - и все равно не могу уснуть.
        Сентябрь не хотела всего этого знать. Луна молча плыла в небе, удивленно глядя на них.
        - Я не могу спать, потому что мне снятся кошмары. Я вижу во сне все то, о чем сожалеют мертвецы, все то, что они хотели бы исправить, будь у них еще одна жизнь. Это ужасно! Неужели все видят такие сны?
        - Вряд ли… Иногда мне снится, что папа вернулся домой, или что я хорошо написала контрольную по математике, или что у мамы волосы из леденцов, а живем мы на острове из зефира посреди шоколадной реки. Вообще мама поет мне колыбельные, так что плохие сны мне снятся очень редко.
        - Наверное, все из-за того, что некому спеть мне колыбельную. Я так устала. Все в мире заслужили сон, кроме меня.
        Сентябрь ясно понимала, что от нее ждут каких-то действий. Это было похоже на загадку Широты и Долготы: Лес был как пазл, и она с легкостью сложила бы его, если бы знала, какой формы кусочки. Погруженная в раздумья, истерзанная страхом перед собственными ночными кошмарами, крошечная девочкина смерть свернулась калачиком у нее на коленке, укрывшись волосами как одеялом. Здоровой рукой - если эту руку можно было еще так назвать, потому что она стала черной и грубой, как ветка боярышника, а из-под ногтей выступил сок - Сентябрь бережно взяла Смерть на руки, как младенца. Она не очень-то знала, что делать. У нее не было брата или сестры, которых пришлось бы укачивать. Она только помнила, как мама ей пела. Словно во сне, Сентябрь нежно убрала волосы с лица Смерти и запела по памяти, негромко и хрипло, поскольку горло ее огрубело и пересохло:

        Спи-усни, мой жаворонок,
        Улетай к луне,
        Крыльями бумажными,
        Перьями чернильными
        Взмахивай во сне.

        Спи-усни, мой жаворонок,
        К звездам улетай,
        Солнечными крыльями,
        Ледяными перьями
        Радуги катай.

        Спи-усни, мой жаворонок,
        Ты в пути всю ночь.
        Крыльями из серебра,
        Золотыми перьями
        Унесешься прочь![1 - Перевод Ирины Шиховой.]
        Сентябрь допела и тут же начала заново, потому что Смерть лишь слегка прикрыла глаза. Мама пела ей эту песню не когда Сентябрь была маленькой, а когда ушел папа. Она пела и качала Сентябрь на руках, так же, как Сентябрь сейчас качала Смерть; пела, склонившись к ее ушку, и длинные черные волосы падали на лоб Сентябрь, так же, как остатки волос Сентябрь сейчас падали на лоб Смерти. Она помнила, как спокойно и уютно становилось ей от маминого запаха, хотя чаще всего мама пахла дизельным топливом. Сентябрь любила этот запах. Научилась его любить и куталась в него, словно в одеяло. Когда Сентябрь снова запела про звезды, Смерть обмякла у нее на руках, волосы цвета коры свесились с локтя. Сентябрь продолжала петь, превозмогая боль, потому что горло совсем уже пересохло и воспалилось. И пока она пела, случилась удивительная вещь.
        Смерть начала расти.
        Она растягивалась и удлинялась, становилась все тяжелее и тяжелее. Ее волосы росли и завивались, руки и ноги в одно мгновение стали такого же размера, как у Сентябрь. Смерть теперь была ростом с настоящего ребенка, а Сентябрь так и держала ее на руках, тяжелую, спящую, безмятежную.

«О нет! - подумала Сентябрь. - Что я натворила! Раз моя Смерть выросла так быстро, мне точно конец».
        Тут Смерть застонала во сне, и Сентябрь увидела, как во рту у нее что-то блеснуло. Смерть широко зевнула. «Не бойся, - велела себе Сентябрь. - Своенравный ребенок должен быть храбрым». Она осторожно вложила свои потемневшие, сочащиеся пальцы в рот Смерти.
        - Нет! - закричала во сне Смерть. Сентябрь отдернула руку. - Она любила тебя все эти годы, а ты не замечал!
        Сентябрь попробовала еще раз, слегка коснувшись предмета во рту кончиками пальцев.
        - Нет! - снова закричала Смерть, и Сентябрь отпрянула назад. - Если бы ты пошла направо, а не налево, ты бы встретила старика в комбинезоне, и он обучил бы тебя кузнечному делу!
        Сентябрь попробовала еще разок, осторожно просунув пальцы в зубы Смерти.
        - Нет! - закричала Смерть во сне. Сентябрь отшатнулась. - Если бы ты давала своему сыну в детстве карандаши вместо сабель!
        Сентябрь прекратила попытки. Ей было очень жарко, дыра в щеке чесалась, потому что по краям ее проклюнулись листочки. Сентябрь глубоко вдохнула, погладила Смерть по голове покореженной рукой, на которой уже появлялись молодые побеги. Она наклонилась и поцеловала Смерть в горячий лоб. А затем снова тихонько запела:
        - Спи-усни, мой жаворонок… - На этих словах ей удалось зацепить край вещицы.
        - Улетай к луне… - Край был скользким и острым, как стекло.
        - Крыльями бумажными… - Сентябрь потянула штуковину к себе. Смерть застонала. Испуганные птицы вспорхнули над ночным лесом.
        - Перьями чернильными… - Когда вещь показалась из горла Смерти, раздался ужасно скрипучий звук. Рот Смерти открылся пугающе широко, потом еще шире, шире, шире, а все ее тело странным образом сворачивалось вокруг себя по мере того, как вещь выходила изо рта. И как только Сентябрь вытащила ее всю, Смерть исчезла со звуком, напоминающим хруст ветки.
        - Взмахивай во сне, - тихо закончила Сентябрь, почти шепотом. Теперь она качала шкатулку дымчатого стекла размером с ребенка. Шкатулка была обвязана красными шелковыми веревками и колокольчиками, а на передней стенке была золотая дощечка с надписью:

        Рука к эфесу тянется… Смелей!
        Возьми меня - меч матери твоей.
        Сентябрь ощупала шкатулку - всю, целиком. Она ничего не понимала. Но какой же ребенок оставит закрытой волшебную шкатулку? Сентябрь своими руками-ветками долго возилась с узлами и звенела колокольчиками. Под кроваво-красным шелком оказалась крошечная стеклянная защелка. Сентябрь подцепила ее большим деревянным пальцем, и звук щелчка разнесся по всему лесу. Один за другим грибы с лица женщины начали осыпаться, пока Сентябрь не оказалась в вихре нежных грибных кружев и пока последние локоны на ее голове не стали алыми, как узлы на шкатулке. Она подняла крышку.
        Внутри был длинный, добротный гаечный ключ.



        Глава XIII

«Осень - королевство, где все меняется»



* * *


        Сентябрь бежала.
        Небо позади нее приобрело льдистый лимонно-сливочный оттенок, вытеснивший темную синеву ночи. Чесаный Лес сверкал инеем и росой, которые льнули к шелковым деревьям, так что те, казалось, были расшиты бриллиантами. Изо рта вырывались облачка пара. Листья ломались и шуршали под ногами. Она бежала быстро, до невозможности быстро, но все равно боялась, что бежит слишком медленно. С каждым шагом ее ноги становились тоньше и тверже, как стволы саженцев, с каждым шагом угрожали переломиться. Пальцы в туфлях Маркизы скрежетали и хрустели. Она не видела, но знала, что волос не осталось, а череп покрывался кровлей из голых осенних ветвей. Как череп Смерти. Времени оставалось совсем мало.


        Когда маленькие девочки торопятся, они редко оглядываются назад. Особенно это касается тех, кто Немножко Бессердечен, хотя к этому моменту можно уже не сомневаться: сердце Сентябрь выросло гораздо больше, чем она могла предположить тем далеким утром, вылезая из окна. А поскольку она не оглядывалась, то и не видела, как шкатулка дымчатого стекла сама аккуратно закрылась. Она не видела, как шкатулка складывалась пополам, пока не треснула, и из нее как ни в чем не бывало выскочила Смерть - бодрая, посвежевшая и опять маленькая. Она не видела, как Смерть привстала на цыпочки и послала ей вслед воздушный поцелуй. Поцелуй летел, обгоняя заиндевелые листья осеннего леса, но не мог догнать девочку, бежавшую изо всех сил. Все мамы знают: воздушный поцелуй, посланный вслед убегающему ребенку, никогда его не догонит. Скорость поцелуя, как сказал бы доктор Охра, - это космическая константа. Скорость же ребенка не имеет границ.


        Впереди Сентябрь уже видела Меркурио, городок спригганов, окруженный огненно-оранжевыми деревьями. Из труб вился уютный дымок; запах готовящегося завтрака - тыквенных блинчиков и каштанового чая - поплыл через лес и достиг ее иссохшего носа. Сентябрь попробовала крикнуть, позвать, но изо рта вырвался лишь клубок алых листьев, которые тут же разлетались. Она судорожно вдохнула, но получился не то всхлип, не то тяжелый раздирающий кашель. «Теперь и голос потеряла», - подумала она. Сентябрь прижала гаечный ключ к груди локтем, на котором уже выросли нежные клейкие почки, похожие на ягоды шиповника. Полированная медь ключа мягко сияла. Головка имела форму изящной руки, готовой крепко обхватить болт. Все мерцало от утренней влаги.
        На городской площади зевал и потягивался От-А-до-Л, поблескивая огромной шеей. Когда Сентябрь вылетела из леса, Вивернарий играл с Субботой в шашки кексами с изюмом. Доктор Охра сидел в роскошном мягком кресле и с довольным видом курил длинную глиняную трубку. Все радостно подняли головы, приветствуя Сентябрь. Она попыталась улыбнуться и распахнула объятия. Страх и смятение отразились на их лицах, когда они увидели, как ее изуродованное тело спотыкаясь тащится по булочной мостовой, - и можно ли было их за это винить? Сентябрь гадала, остались ли у нее глаза. По-прежнему ли они коричневые и теплые или уже превратились в сухие скорлупки. Дышала она с трудом - ветки кололись и ранили ее при каждом вдохе. Зеленый пиджак был в отчаянии. Будь у него руки, он бы их заламывал, будь у него глаза - разрыдался бы. Он потуже обхватил ее талию - точнее, пучок кленовых ветвей, - чтобы быть еще ближе.
        - Сентябрь! - вскричал От-А-до-Л.
        Суббота вскочил на ноги, опрокинув доску с кексами.
        - О нет, - охнул он. - Ты… цела?
        Сентябрь опустилась на колени и покачала головой. Суббота обнял ее тонкими синими руками. Он не был уверен, что это разрешено, но не мог этого не сделать. Он держал ее осторожно, почти так же, как она держала Смерть. Раньше Субботе некого было укачивать и защищать.

«Суббота, теперь я понимаю», - попыталась сказать Сентябрь. Красные листья посыпались изо рта. Ветки терлись друг о друга в горле, но ни слова не было слышно. Рубин и Лимончик выглянули из приземистого круглого домика и жалобно запричитали и заохали. Рубин тер свое бледное малиновое лицо. Лимончик нервно накручивала волосы на пальцы. Один доктор Охра продолжал спокойно курить свою трубку, причмокивая и пуская кольца.

«Аэл! Я нужна Маркизе из-за мамы!» На площадь посыпались золотые листья. Суббота погладил ее бровь, и Сентябрь на миг, всего на миг удивилась, что он не считал ее уродливой, не боялся прикоснуться к ней.

«Потому что она чинит двигатели, Аэл. Так что это ее меч. Ты понимаешь? Если бы это был кто-то другой, то это был бы не меч. Например, для тебя это была бы книга. Для Субботы - дождевая туча. Если бы я только знала, зачем ей нужен волшебный гаечный ключ! Я уверена, что если мы втроем хорошенько поразмыслим над этим, то догадаемся». Поток оранжевых листьев хлынул из сухого коричневого рта. Сентябрь засмеялась. Листьев добавилось. В шкатулке могло обнаружиться что угодно, самые безумные предметы - но она, наверное, единственная девочка во всей Волшебной Стране, которая ухитрилась извлечь оттуда именно гаечный ключ! Чья еще мама могла бы орудовать такой штуковиной? Вивернарий и марид обменялись грустными взглядами.
        - Надо вытащить ее отсюда, - сказала Лимончик. - Почему это происходит с ней так быстро?
        - И часто у вас тут такое? - злобно спросил Суббота, вне себя от ярости. Глаза От-А-до-Л наполнились бирюзовыми слезами. Одна из них шлепнулась на бедную лысую голову Сентябрь.
        - Вообще-то нет… но, с другой стороны, у нас бывает не так много посетителей из числа людей… - нервно сглотнул Рубин.
        - Осень, - сказал доктор Охра, Сатрап, глава факультета, - меняет все. Если бы она расслабилась, приняла это как данность, то была бы вполне счастлива. Несколько лет заботливой обрезки - и она может даже начать плодоносить. Следует смириться с судьбой, потому что она всегда предлагает путь, не один, так другой.
        - Нет, не все меняется, - сказал От-А-до-Л. - У них каждый вечер одна и та же свадьба! Потому что каждый день жатва и пир! Я могу чего-то не знать о Морозе или там Оттепели, но про Листопад я знаю все, он начинается на Л, доктор Охра! У вас тут меняется только Сентябрь! Зима не наступает. Снег не идет. Листья не опадают, а навсегда остаются красными и золотыми. Почему же с ней все иначе? Почему она сохнет и вянет? Что вы с ней сделали? Нам осталось всего несколько дней, чтобы вернуться к Маркизе…
        Суббота качал головой как бычок. Его лицо потемнело, будто под кожей двигались тучи.
        - Это Маркиза вам велела с ней такое сделать? - спросил он ледяным тоном.
        - О нет! - воскликнула Лимончик. - Нет, это потому что она Похищенная, она Человек, а химические процессы в Осенних краях так непредсказуемы…
        - Но Маркиза скорее всего знала, - пробормотал Рубин. - Она могла догадываться, что произойдет. Могла на это рассчитывать.
        Доктор Охра все курил трубку, откинувшись в кресле, и выражение его лица оставалось непроницаемым.
        Ужасный звук ворвался в утро, как будто кто-то стучал по тубе железными молотками. Суббота язвительно расхохотался, видя, как доктора Охру смело с кресла, но в нарастающем шуме смех его съежился и отполз в сторонку. Сентябрь обнаружила, что не может встать: ее колени совсем одеревенели и больше не двигались. Рубин и Лимончик хором взвизгнули, метнулись в дом и заперли дверь на засов. Доктор Охра пискнул, внезапно уменьшился до размера насекомого и куда-то юркнул. Сентябрь, Суббота и Аэл прижались друг к другу, Аэл пытался укрыть детей своими связанными крыльями - и тут появились львы.
        Они атаковали в леденящей тишине, беззвучно приземлившись на мягкие лапы. Львов было двое, каждый размером почти с Вивернария. Их шерсть отливала синевой, гораздо темнее, чем кожа Субботы, цвета одинокой зимней ночи, а на гривах и хвостах сияли серебряные звезды. Львы зарычали одновременно, и снова раздался оглушительный вой тубы. Суббота закричал. Если б только Сентябрь могла обнять его, чтобы успокоить! Но все произошло быстрее, чем она успела осознать. Лев схватил Субботу зубами. Капли крови марида, прозрачной как морская вода, закапали на площадь. Когда челюсти льва сомкнулись вокруг него, он не закричал. Только закрыл глаза и умоляюще потянулся к Сентябрь, хотя и знал, что это бесполезно. Второй лев пробороздил когтями морду Аэла, оставив длинный след на красной чешуе. Должно быть, когти были полны густого, как патока, яда, потому что огромный красный виверн пошатнулся и с грохотом рухнул на землю, сраженный сном. Звездный лев схватил Аэла за загривок и потащил прочь. На Сентябрь львы не обратили ни малейшего внимания.

«Нет! - кричала Сентябрь, - нет!» Но она не могла даже шевельнуться, только листья сыпались изо рта.
        Если бы девочка была способна произнести долгую и проникновенную речь, это бы не помогло. Глаза у львов были закрыты. Львы Маркизы спали, спали и видели сны, даже когда выполняли приказы и уносили свои трофеи при свете ясного дня.
        Сентябрь беззвучно кричала, горько плакала, колотила ветвистыми руками по земле. Сердце пронзила боль, будто кто-то исподтишка вонзил ей нож между ребер. Она подняла глаза к яркому солнцу, равнодушному к бедам маленькой девочки, и из глаз полились капли янтарного кленового сока.
        Наконец Сентябрь, не помня себя, опрокинулась на спину, и мир ненадолго померк.


        Сентябрь снился сон. Она знала, что спит и видит сон, но ничего не могла с этим поделать. Во сне она была здорова и бодра и сидела за очень красивым столом, накрытым кружевной скатертью. На столе лежали промасленные железные детали и множество непарных болтов и гаек. Сентябрь не знала, зачем они здесь, но была уверена, что если бы ей удалось собрать их и соединить, то все бы сразу прояснилось.
        - Помочь? - спросил Суббота. Он сидел наискосок от нее с очень прямой спиной, одетый в элегантный парадный костюм с высоким воротничком и запонками на манжетах. Волосы были аккуратно причесаны, лицо умыто. Марид взял одну из деталей и, отчистив ножом для масла, передал Сентябрь.
        - Уже очень поздно, Ноябрь, - сказал молодой человек. Он сидел рядом с ней и держал за руку. Сентябрь была уверена, что никогда раньше его не встречала. У него были темно-рыжие волосы и странная золотистая кожа. В больших голубых глазах стояли бирюзовые слезы.
        - Меня зовут Сентябрь… - возразила она тихо. Голос оказался слабым, как часто бывает в снах.
        - Конечно, Октябрь, - сказал молодой человек. - В стране снов, чтобы тебя услышали, надо говорить в два раза громче. Это что-то связанное с пфизикой. С другой стороны, а что с ней не связано? Голос начинается на Г, и, следовательно, я могу тебе помочь. Быть услышанной.
        - Аэл? А где твой хвост? И крылья?
        - Сейчас брачный период, - сказал виверн, поправляя лацканы пиджака. - Мы должны выглядеть наилучшим образом, Январь.
        - Она ничего об этом не знает, - с упреком сказал Суббота. Сентябрь внезапно заметила, что на его коленях мурлычет синий кот. В пушистом хвосте мерцала одинокая звезда. - Вот ведь лентяйка! Такой пробел в знаниях. Если б она делала домашние задания по пфизике, мы все давно бы уже были в полном порядке и баловались шарлоткой.
        - Я не лентяйка! Я старалась! - Сентябрь посмотрела на механизм в своей руке, измазанный кровью марида, похожей на морскую воду.
        - Ранним утром на заре, - пропел третий голос. Сентябрь повернулась и увидела маленькую девочку, которая сидела рядом и болтала ногами. Девочка выглядела жутко знакомой, но Сентябрь не могла вспомнить, где видела ее прежде. У девочки были коротко остриженные светлые волосы, лицо слегка запачкано. Она была одета в платье, какие обычно носят фермерские дочки: серое и пыльное, с желтой кружевной каймой. Девочка потерла нос.
        - Да здравствует Маркиза, - почтительно сказал Суббота, подавая девочке массивную железную деталь. Та взяла ее и позволила Субботе поцеловать свою пыльную ручку.
        - Пляшет Мэри во дворе! - пропела светловолосая девочка, хихикнула и сильнее заболтала ногами.
        - Пожалуйста, пожалуйста, придите в себя! - воскликнула Сентябрь.
        - Я всегда в себе, Декабрь, - сказал Аэл, смазывая голову помадой для волос, - ты же знаешь.
        Суббота поднял руки, скованные наручниками из слоновой кости.
        - Думаешь, это было про меня? - сказал он. - Ну, та надпись «Сердце потеряешь»?
        - Но как только ночь придет, - пропела девочка, и зашлась смехом. Она откусила кусок болта и захрустела им как пирогом. - Мэри замертво падет! - Девочка улыбнулась. Зубы ее были черны от масла.
        На миг, всего на миг Сентябрь увидела их всех: Субботу, Аэла и странную светловолосую девочку - закованных в цепи, запертых в унылой сырой камере, спящих, костлявых, мертвых.



        Глава XIV

«На самодельном корабле»



* * *


        Сентябрь проснулась от звука падающего снега. «Хумару! Хумару!» - кричали над головой серебристые совы. Белый диск солнца мягко просвечивал через продолговатые облака. Кожу обдувал холодный ветер с запахом сосны.
        Она открыла глаза… о чудо, у нее есть глаза! И кожа! Она даже умеет дрожать от холода! Сентябрь лежала на самодельных носилках - лоскуте пестрой шкуры, натянутом между двумя шестами. Ее руки - да, и руки тоже вернулись! - были аккуратно сложены на груди, а волосы струились по плечам, спускаясь к поясу зеленого пиджака: ее родные, темно-каштановые, сухие и чистые волосы. Она была целехонька и невредима.
        Но одна! Сентябрь вдруг все вспомнила - спящих синих львов, Субботу, От-А-до-Л, всех сразу. Еще она вспомнила сон. Обрывки сна, что до сих пор висели на ней, как лохмотья.

«Ранним утром на заре…»
        В панике она потянулась за мечом - и сразу нашла отливающий медью гаечный ключ, тут же, рядом, на пестрой шкуре. Ложка все так же уютно сидела под поясом пиджака. А вот поддержка Субботы пропала, потерялась в лесу. Сентябрь села. Голова гудела и кружилась. Вокруг простирался лес, уже простившийся с осенью, деревья были черные и нагие, повсюду сверкал снег, скругляя острые углы идеальной белизной. Зеленый пиджак прилежно пыхтел, чтобы вовремя стряхивать мягко падающие на него снежинки.
        - Видишь? Ты выздоровела. Я же обещала, что так будет. - Лимончик сидела чуть поодаль, стиснув трехпалые кулачки, будто боялась подойти слишком близко. Маленькая спригганша почесала длинный желтый нос и натянула на голову желтый капюшон. Потом щелкнула пальцами, и перед ней, прямо на снегу, загорелось золотистое пламя. Смущаясь, она выудила из кармана зефир и насадила его на длинный ноготь большого пальца для того, чтобы поджарить на огне.
        - Где мои друзья? - строго спросила Сентябрь и радостно обнаружила, что к ней вернулся голос, сильный и звонкий, эхом отразившийся в пустом лесу.
        - Я, между прочим, не обязана была тебя вытаскивать оттуда. Могла бы и оставить, больно охота тащить тебя через всю область Зимнего Договора. Слишком близко к весне, у меня даже желудок от этого крутит. Рубин вообще не захотел идти. А ведь он любит путешествовать. Доктор Охра у нас трусоват - спрятался, когда львы нагрянули. Ну, рано или поздно отыщется. Он небось сердится на тебя - могла бы подождать зачисления в наш университет, прежде чем… э-э-э… деревенеть. А теперь я из-за тебя пропустила нашу свадьбу, благодарю покорнейше!
        - Завтра будет новая свадьба. И вообще, если это было так сложно, почему же ты не увеличилась и не прискакала оттуда в три прыжка?
        - Вообще-то, - Лимончик пооранжевела от смущения, - я так и поступила, но дело же не в этом. Дело в том, что ты должна испытывать благодарность.
        Сентябрь сжала зубы. Ощущение ей понравилось - хорошо, когда есть зубы.
        - Где мои друзья? - ледяным голосом повторила она.
        - А мне-то откуда знать? Нам было велено накормить тебя и отправить в лес. Нам же вообще ничего не говорят, кроме «Смешай мне Жизнь-Во-Фляге, Лимончик!», «Испеки мне Кекс-Молодости, золотце!», «Проверь эти контрольные!», «Последи за той мензуркой!», «Монографию о природе загадок гоблинов, Ли-Ли!» Нет, хватит с меня этой докторантуры, клянусь!
        Золотистая спригганша треснула себя кулачком по костлявому колену. Когда она произносила свою тираду, голос ее становился все выше и выше, пока не стал похож на свист закипевшего чайника.
        - Короче, нет смысла меня допрашивать. Я не знаю! Но я вытащила тебя на снег, а снег - начало и конец всего, это общеизвестно. Я тебя вывела к снегу и к Министерству, и клерк тебе скажет… впрочем, скорее всего он скажет тебе: «Ххтотм!» Я думаю, что они в Одинокой Темнице, просто потому что львы всех туда уносят, и это далеко, просто ужасно далеко, и тебя там ничего хорошего не ждет. Помилование отменили давным-давно. Темницу охраняет Очень Неприятный Тип, а ты всего лишь маленькая девочка.
        Лицо Сентябрь горело. Она встала, вплотную подошла к Лимончику и присела перед ней на корточки. Должно быть, ванна мужества Алкали - как же давно это было! - породила этот багровый пенистый прилив отваги, потому что иначе невозможно представить, где она еще могла набраться дерзости, чтобы прошипеть в лицо несчастной спригганше:
        - Я тебе не «всего лишь»! - Сентябрь встала во весь рост и расправила плечи. - Я тоже могу вырасти, как ты, только… только мне для этого надо чуть больше времени. - Она повернулась на каблучках, подхватила свой медный ключ и зашагала по хрустальному снегу к избушке, угнездившейся между двумя высокими тисами. Наверняка это и было Министерство, по крайней мере она на это надеялась, иначе выглядела бы сейчас глупо. Она шла не оборачиваясь.
        - Извини! - прокричала Лимончик ей вслед. - Мне очень жаль! Алхимия отличная вещь, если бы не эти алхимики…
        Сентябрь не удостоила ее ответом, топая вверх по холму. Голос спригганши за ее спиной тонул в сугробах.


        Сентябрь облегченно вздохнула. Хорошенькие черные туфельки Маркизы вконец промокли - снег набивался в них и таял. Сквозь метель показалась симпатичная вывеска, сияющая свежей краской, красной и черной.



        МИЛЕЙШЕЕ МИНИСТЕРСТВО

        МИСТЕРА МАПЫ

        (Святочное отделение)

        Избушка была покрыта белым мехом и веточками остролиста, но веточки скорее портили вид, будто кто-то начал было украшать дом, но бросил, заскучав за этим занятием. В очень толстую прочную дверь был грубо врезан круглый компас. Сентябрь вежливо постучала.
        - Ххтотм! - донеслось изнутри. Звук был странный, будто кто-то сплюнул, прокашлялся, зарычал и спросил, кого там черт принес, и все это одновременно.
        - Прошу прощения! Меня прислала Лимончик. Позвольте войти, сэр Мапа.
        Дверь со скрипом приоткрылась.
        - Не сэр, а мистер, котеночек. МИСТЕР. Ты что, видишь у меня на груди орден Зеленого Салопа? А? Или Хрустальный Крест? Вот бы я удивился. Зови меня моим настоящим именем, ради бука и всех святых висельников.
        На нее сверху вниз смотрел старик. Мешки у него под глазами сморщились, как старая бумага, а волосы и закрученные длинные усы были уже даже не седые, а цвета выцветшего пергамента. Морщинистая коричневая кожа и тщательно причесанные волосы, благообразно уложенные и схваченные черной лентой, придавали ему торжественный вид, как на старых портретах президентов в школьных учебниках Сентябрь. У старика было приятное округлое брюшко, большие щеки, а из мясистых и по-волчьи мохнатых ушей торчали пучки серого меха. Одет он был в ярко-синий костюм, ослепительный посреди заснеженного леса. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, предплечья были покрыты матросскими татуировками. Несколько мгновений они глазели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.
        - Ваш костюм… великолепен… - прошептала Сентябрь, внезапно смутившись.
        Мистер Мапа пожал плечами.
        - Вообще-то, - сказал он как нечто совершенно логичное, - мир состоит в основном из воды. К чему притворяться, что это не так?
        Сентябрь придвинулась поближе, может быть, даже ближе чем позволяли приличия, и увидела, что его костюм - это карта, разлинованная и подписанная. Пуговицы на его куртке были зелеными островами, запонки тоже, а пряжка ремня, сделанная из огромного сверкающего изумруда, изображала самый большой остров из всех. Форму этого острова Сентябрь узнала. Она уже видела эти очертания, хоть и всего секунду, пока летела кубарем вниз из таможенного пункта. «Это Волшебная Страна», - подумала она.
        Мистер Мапа отступил из дверного проема и вернулся к работе. Сентябрь последовала за ним. В маленькой комнате главенствовал большой мольберт, на котором мистер Мапа писал морского змея, очерчивающего границы бурного океана, омывающего, в свою очередь, небольшой архипелаг. Все поверхности в домике были заняты картами - топографическими, геологическими, подводными, картами плотности населения, художественными и даже секретными военными. Незанятым оставалось только место для единственного стула, мольберта и стола, заваленного красками и перьями. Сентябрь аккуратно прикрыла за собой дверь. Дверь сама захлопнулась, где-то в глубине ее щелкнул замок.
        - Простите, мистер Мапа, но та леди-алхимик сказала, что вы знаете, где найти моих друзей.
        - И откуда же мне это знать? - Мистер Мапа лизнул ручку. Язык его был черный - полный чернил, которыми и наполнилось перо. Он вернулся к своей карте. - Сдается мне, что другу лучше знать, где его друзья.
        - Их… утащили. Двое львов, это львы Маркизы. Она говорила, что они черпают силу из сновидений, но я тогда не понимала… а теперь, кажется, поняла.
        - Знаешь, где я выучился моему искусству? - беспечно спросил мистер Мапа, отхлебнув бренди, который, казалось, сам материализовался у него в руке. Сентябрь могла поклясться, что не видела, чтобы он брал его с приставного столика. - Хххтотм! - медленно выдохнул он и облизнул губы. - Поверь мне, это не праздный вопрос. Я, как корабль, всегда возвращаюсь в порт, из которого отплыл.
        - Нет, мистер, я не знаю.
        - В тюрьме, мой котеночек. Там, где можно научиться всему, чему стоит учиться. В тюрьме нет ничего, кроме времени. Время тянется целую вечность. Можно резаться в «Мрачные руины», или заняться санскритом, или выучить наизусть все стихи о в?ронах (таких сейчас насчитывается ровно семь тысяч девяносто четыре, но одна бездарная крыса в нашем городке упорно сбивает меня со счета), и все равно в твоем распоряжении останется еще столько времени, что с тоски помрешь.
        - А как вы оказались в тюрьме?
        Мистер Мапа снова пригубил свой бренди. Он закрыл глаза и встряхнул своими глянцевыми кудрями. Сентябрь он тоже предложил отхлебнуть, и та, утратив последние претензии на осторожность, сделала большой глоток. От вкуса жареных орехов и жженого сахара она закашлялась.
        - Так всегда бывает со старой гвардией, лисичка, можешь не сомневаться. Мы заставляем этот мир вертеться. А когда мир меняется, он задвигает нас поглубже, чтобы мы не раскрутили его в другую сторону. - Мистер Мапа открыл глаза и печально улыбнулся. - Кстати сказать, я когда-то был на стороне Королевы Мальвы и любил ее.
        - Вы были солдатом?
        - Я этого не говорил. Я сказал, что был на ее стороне. - Мистер Мапа слегка покраснел, точнее, посинел, как будто у него под кожей разлились чернила. Он смущенно прядал своими волчьими ушами. - Ты еще юна, моя лань, но наверняка сможешь меня понять. Когда-то ты могла называть меня «сэр», и никто бы тебя не поправил.
        - Ох! - выдохнула Сентябрь.
        - Ххтотм, - сплюнул мистер Мапа. - Все прошло, миновало, стало историей, остались лишь старые песни да старое вино. Она теперь всего лишь очередная королева в школьной программе.
        - Мой друг Вивернарий… ну, он виверн… так вот, он говорит, некоторые верят, что она все еще жива, где-то в подземелье или где там Маркиза держит народ в заточении…
        Мистер Мапа посмотрел на нее. Уголки его печальных глаз поникли. Он попытался улыбнуться, но получилось не очень.
        - Я встретил в тюрьме одну даму, - продолжал он, будто Сентябрь и не говорила ничего. - Она была из ярлоппов. Они хранят все свои воспоминания в ожерельях, которые не снимают нигде и никогда. Поэтому они навсегда запоминают все, что видят. И вот эта ярлоппа - ее звали Лиист, и какие же пушистые и ладные были у нее ушки! - Лиист учила меня переносить воспоминания на пергамент, чтобы нарисовать четкий путь… путь назад к тому, что я любил когда-то, к тому, что узнал еще молодым. Вот что такое карта, понимаешь? Просто память. Просто желание однажды вернуться домой любой ценой. Свои воспоминания Лиист хранила в жемчужине у самого горла, а я свои - на бумаге, на бесконечной бумаге, бесконечное время, пока у Маркизы была нужда во мне, пока она не отослала меня в область Зимнего Договора, в самую глушь, где ничего не происходит, где никто не живет, где можно не опасаться, что я что-нибудь вытворю. Где нет доброй ярлоппы, чтобы утешить меня, и никому не нужны мои карты, чтоб отыскать путь.
        Сентябрь посмотрела вниз. На свои изящные блестящие туфельки. Бренди согрел ее изнутри.
        - Мне… мне как раз нужно отыскать путь, - сказала она.
        - Я знаю, волчонок. Я тебе про него и рассказываю. Про путь на дно мира, к Одинокой Темнице, куда львы забирают всех, кого ненавидит Маркиза. - Мистер Мапа подался вперед, смочил языком перо, которое тут же наполнилось чернилами, и зажал глазом увеличительное стекло, чтобы нанести на карту острова мельчайшие детали. - Видишь ли, Сентябрь, Волшебная Страна - это остров, а море, что омывает его, течет только в одну сторону. Так всегда было, так всегда будет. Море, конечно, не может изменить свой курс. Если бы Темница находилась на другом берегу от нас, ты бы не смогла доплыть до нее по прямой. Течение идет в противоположном направлении. Ты можешь достичь ее, только обогнув всю Волшебную Страну целиком, а это задача не из простых.
        - Вы знаете, как меня зовут.
        - Я много чего знаю, вот увидишь.
        - Но должно же быть такое место, откуда до Темницы близко! Надо только оказаться на правильной стороне.
        - Конечно, есть, но я тебя туда не поведу.
        - Да почему же?
        Мистер Мапа снова опечалился:
        - Ххтотм, - произнес он негромко. - У всех у нас есть свои хозяева.
        Сентябрь сжала кулачки. Мысль о том, что ее друзья прозябают в ужасной сырой темнице, была невыносима.
        - Так нечестно! Я могла доставить ей эту несчастную штуковину за семь дней! Но она не дала мне ни единого шанса!
        - Сентябрь, теленочек, цыпленочек мой, в семи днях никогда не бывает семи дней. То три, то восемь, а то - один. Если она хочет, чтобы ты попала в Одинокую Темницу, у нее есть на это причины, и ты попадешь именно туда и никуда больше. А еще я думаю, - он посмотрел на медный гаечный ключ, крутя ус огромной ручищей, - что она придумала для тебя там какую-то работу. Для тебя и твоего меча. Привет, старый друг, - поприветствовал он оружие, - как странно, что мы снова встретились, вот так вот, когда снаружи метет метель.
        - Вы знакомы с моим… моим гаечным ключом?
        - Очень даже знаком. Правда, в последний раз, когда мы встречались, это был не ключ, но старого друга узнаешь в любом наряде.
        - Но зачем же ей нужно, чтобы я дошла до самой Темницы? Я же добыла меч. Львы могли спокойно забрать его и оставить нас в покое!
        - Сентябрь, у всего есть свой ритм и свой путь. Когда меч обрел хозяина, ничья рука, кроме той, что добыла его, не может его направить надлежащим образом. Маркиза не может прикоснуться к мечу, сколько бы силы ни было у нее в руках. А ты можешь. Это твои руки вызвали его, дали ему форму, вдохнули в него жизнь.
        - Я так устала, мистер Мапа. Я и не знала, что могу так устать.
        Мистер Мапа затейливо подписал пергамент.
        - Ххтотм, мой нежный котенок. Так уж оно повелось.
        Ноги были налиты тяжестью, но ничего не поделаешь - нужно уходить. Она повернула дверную ручку и услышала внутри жужжание замка. Когда дверь открылась, никакого зимнего леса снаружи не оказалось - только яркое море и длинная береговая полоса. В вышине кричали птички-шапито, сражаясь за куски рыбы. Прибой накатывал пеной на серебряный пляж - противоположность того пляжа, на котором она очутилась, пройдя таможню. Здесь песок был усеян серебряными монетами, и слитками, и венцами, и скипетрами, и филигранными диадемами, и длинными ожерельями с жемчугом, и канделябрами, сверкающими стеклом. О берег разбивались огромные волны фиолетово-зеленого моря - Коварного и Каверзного, припомнила она.
        - Что есть карта, - сказал мистер Мапа, - как не то, что приводит тебя туда, куда ты идешь?
        - Меч, - прошептала Сентябрь, в чьих глазах уже плескалось море. - Кто владел им до меня?
        - Ты и сама уже знаешь. Моя госпожа Мальва.
        - И чем он был, когда служил ей?
        Мистер Мапа склонил голову набок и сделал последний глоток бренди.
        - Иглой, - тихо ответил он.
        Сентябрь ступила за порог и направилась к серебряному пляжу.


        Сентябрь сразу увидела течение, о котором говорил мистер Мапа. Быстрое, глубокое и холодное, совсем рядом с берегом, темно-фиолетовое на фоне просто фиолетовых волн. Видеть-то она его видела, но она по-прежнему всего лишь девочка по имени Сентябрь, и ей не обогнуть Волшебную Страну вплавь. Пустынный пляж тянулся далеко в обе стороны, и нигде не было видно брошенной лодки или плота. Она проделала такой путь, а теперь, из-за того что нет лодки, ее друзья должны томиться в темнице. Особенно Суббота, для которого нет ничего страшнее, чем оказаться в клетке, взаперти. И Аэл! Милый, огромный Аэл! В какой же камере они его там держат? Да еще и Темница начинается на Т…
        Медлить нельзя - Маркиза в любой момент может прийти в ярость и разделаться с ними. Вряд ли она намерена назначить их на непыльные государственные должности в зимней пустоши. Надо думать, и думать быстро.
        Сентябрь двинулась по серебряному, усыпанному самоцветами пляжу в отчаянных поисках настоящей древесины, чего-то, что может плавать. «Но ведь, - вспомнила она вдруг, - я уже видела дерево на пляже - на том пляже! Дерево и цветы, и каштаны, и желуди. Это же ненастоящие серебро и золото! Звервольф сказал, что это волшебное золото! Как в сказках, где продаешь душу за сундук жемчуга, а наутро сундук оказывается полон грязи и мусора». Сентябрь порылась в груде вынесенных на берег обломков и вытащила грандиозный серебряный жезл с наконечником из сапфира, похожий на ее давно растраченный скипетр, только гигантских размеров. Она подтащила его поближе к морю и столкнула в воду, чтобы провести эксперимент.
        Скипетр поплыл, весело покачиваясь на волнах.
        Сентябрь издала победный вопль и бросилась стаскивать в одно место длинные, размером с бревно, скипетры и выкладывать вровень друг с другом. Когда девочка закончила, солнце стояло уже высоко, и она обливалась потом от макушки до пяток. «Как же связать их вместе», - в отчаянии подумала она. На всем пляже не видно ни серебряных веревок, ни филигранных нитей. Трава в отдаленных дюнах, слишком короткая, острая и пушистая, ни на что не годилась. «Нет, только не это, - ужаснулась Сентябрь собственной мысли, - они же только что отросли! Наверняка можно найти что-нибудь еще». Но тут, словно подсказывая ответ, под руку ей попалась пара серебряных ножниц.

«Ну что ж. Раз так, значит, так».
        Она руками вытянула волосы во всю длину, густые, тяжелые, уже совсем не красные и не отлетают прочь от прикосновения. Она не собиралась хлюпать носом. Подумаешь, волосы. В конце концов она их один раз уже теряла. Но то было колдовство, которое можно было расколдовать, а ножницы - иное дело. Так что, пока острые ножницы с легкостью отсекали волосы, она все же немного всплакнула. Так, слезинка-другая. Почему-то она предполагала, что будет больно, хотя, конечно, это было глупое предположение. Она насухо вытерла лицо, сплела из отрезанных волос множество тонких, но крепких веревок и перевязала ими сложенные вместе скипетры. Получился вполне приличный плот. Посередине она вклинила мачту - ведьминскую Ложку.
        - Пиджачок, милый, мне очень и очень жаль. Ты был мне верным другом, но, боюсь, тебе придется изрядно промокнуть, так что прости меня заранее. - С грустью Сентябрь укрепила мачту длинным зеленым поясом от пиджака, а сам пиджак заткнула в щель, откуда могла поступать морская вода. Пиджак не возражал. Ему уже доводилось промокать насквозь. Зато ему очень понравилось, что у него попросили прощения.
        Наконец все было закончено. Сентябрь гордилась собой, и мы тоже можем ею гордиться, потому что мне вот, например, никогда не удавалось так быстро изготовить лодку, и рискну предположить, что из вас, мои дорогие, тоже мало кто с этим бы справился. Не хватало только паруса. Сентябрь вспомнила, что говорила ей Алкали, мыльный голем: «Даже если ты снимешь с себя всю одежду, все равно ты сохранишь свои секреты, свою историю, свое настоящее имя… Обнажиться не так-то просто, знаешь ли. Раздеться и залезть в ванну еще не значит стать нагим. Ведь так ты обнажаешь только кожу. Лисицы и медведи тоже носят шкуру, и я бы не смутилась, если бы они ее сбрасывали».
        - И я не буду смущаться! Мое платье - мой парус! - громко прокричала Сентябрь и стащила с себя оранжевое платье. Рукава она привязала к верхушке мачты, а кончик юбки - к основанию. Ветер послушно надул платье. Она скинула кошмарные туфли Маркизы и заткнула их между бревнами. Так она и стояла на плоту - с новой стрижкой, которую ветер трепал во все стороны, нагая и яростная - ожидая начала прилива. Сентябрь столкнула плот в море и запрыгнула на него, чуть не опрокинув. Она крепко ухватила свой гаечный ключ, используя его как румпель, чтобы управлять плотом. Девочка, конечно, не знала, что моряки называют эту штуку румпелем, но ей нужно было что-нибудь, чтобы направлять плот в нужную сторону, а кроме ключа ничего не осталось. Ветер подхватил ее оранжевый парус, течение приняло ее суденышко, и вот она уже скользит вдоль берега под порывами свежего бриза. Сентябрь дрожала, кожу щипало, но она решила, что может потерпеть. Со сжатыми зубами и мурашками по всему телу.

«Я сделала это! Я сама все придумала, без подсказок всяких эльфов, спригганов и даже Вивернария!» Конечно, ей хотелось, чтобы Вивернарий был рядом, и во все встревал, и сам был бы большим красным кораблем, на котором можно с гиканьем гонять по морю. Но виверна рядом не было, и она в одиночку носилась по прыгучим и брызгучим волнам на своем собственном самодельном корабле, для которого все пошло в ход - ее волосы, ее Ложка, ее платье и ее верный пиджак, который безмолвно радовался вместе с ней под крики и пение птиц-шапито.


        Луна в тот вечер вышла на небо худой и рогатой. Все звезды мигали и покачивались, собранные в великое множество неизвестных Сентябрь созвездий. Одно было немного похоже на книжку, и она дала ему имя Папа Аэла. Другое походило на пятнистую кошку с глазами из крупных сверкающих красных звезд, поэтому она решила назвать его Моя Леопарда. Еще одно напоминало грозовое облако с настоящим ливнем из падающих звезд.
        - Вот она, родина Субботы, - прошептала Сентябрь.
        Ночной ветер дул теплом, и она растянулась под оранжевым парусом, наблюдая, как медленно проплывает мимо укрытый ночной тенью дальний берег. Вот только о еде она не позаботилась - глупая девчонка, и это после всех недоразумений с едой, что уже произошли! В темноте она вытащила из обвязки плота несколько прядей волос и привязала их к гаечному ключу, надеясь поймать на ужин рыбку. Сентябрь и сама не верила, что это может сработать. Смутные представления о рыбной ловле она все же имела: летом мама и дедушка иногда брали ее с собой ловить рыбную мелюзгу в пруду. Но они всегда забрасывали за нее удочку и насаживали наживку на крючок… ага! Крючок! Вот незадача! И наживки тоже нет. Впрочем, выбора у нее не было, и она опустила пряди волос в море на всю длину.
        Несмотря ни на что, несмотря на жуткий страх за судьбу друзей и на отсутствие малейшего понятия о том, где может быть Одинокая Темница, Сентябрь не могла не признать, что ходить под парусом ночью, в одиночестве - это ужасно приятно, почти невыносимо приятно. Волнение, которое зашевелилось в ней, когда она впервые увидела море, - это чувство хорошо знакомо всем детям, выросшим вдали от воды, - вновь проснулось при виде золотых звезд над головой и зеленых светлячков, мерцающих на лесистом берегу. Она осторожно расправила это радостное волнение, которое раньше лежало, аккуратное сложенное, в глубине души, и оно распустилось и забилось на ветру совсем как парус, девочка засмеялась, несмотря на свои страхи, несмотря на голод и все трудности впереди.
        Ближе к утру Сентябрь заснула, гаечный ключ тесно прильнул к ней, а волосы по-прежнему плыли за плотом, хотя рыба так и не клюнула.



        Интерлюдия

        Кстати, у вас есть все резоны спросить, как поживал наш давний друг, драгоценный Ключик, пока на долю Сентябрь выпадали эти ужасные и восхитительные события.


        А я что, я отвечу. Мне только в радость.


        Ключик наконец добрался до Пандемониума и вмиг понял, что этот восхитительный город прекрасен и богат, но в нем явно не хватает одной маленькой девочки. Ключик поник, пал духом и принялся рыскать в кисейных аллеях города, брошенный, но не отчаявшийся. Шел он не по запаху, а по воспоминаниям, которые оставляют за собой волнистый зеленый след, заметный только одиноким одушевленным объектам, а также пациентам одного офтальмолога, упоминание имени которого не входит в задачи данного повествования. В конце концов обломки клетки Субботы подсказали Ключику еле слышным надтреснутым голоском, что вся труппа уже некоторое время как убыла в направлении Осенних Провинций. Усыпанная камнями маленькая грудь ключика вскипела новыми планами и надеждами, и он полетел вон из города, через Барлибрум и Луга, со всей скоростью, на какую был способен, - крошечное оранжевое пятнышко в небе размером не больше лепестка бархатцев.


        Он видел облако пыли от велосипедов, мчащихся во весь опор, но догнать их не сумел. Ключик стенал и возносил небесам молитвы, однако скорость передвижения ключей в природе ограничена, и наш мягкосердечный ключик даже при всей своей влюбленности не смог ее превысить. Кальпурния Фартинг одним глазком заметила летящий Ключ на обратном пути из пределов Осени и нашла это зрелище забавным. Пенни визжала и умоляла поймать его и взять с собой, но Кальпурния не позволила: путешественникам заводить домашних животных - одна морока. Она прищурилась сквозь очки и подумала: «Это Ключ. Где есть Ключ, там жива надежда».


        Ключ прибыл в Осенние Провинции слишком поздно, но по следу воспоминаний Сентябрь добрался до Чесаного Леса. Там он повстречался со Смертью Ключей, но объяснить вам, что это такое, я не берусь. Говорят, что авторы романов бесстыжи, что они не признают никаких законов и что доверять им нельзя ни в коем случае, - и да, все это правда, но некоторые Тайны даже они должны уважать.
        Итак, вернувшийся Ключ успел увидеть, как Лимончик в три прыжка уносит изуродованное тело Сентябрь, проросшее ветвями, листьями и почками, уносит в такую даль, что потрясенному Ключику оставалось только рухнуть на лесную подстилку и надолго замереть.


        Но вот он опять зашевелился. Что если Сентябрь уткнулась в зам?к и не знает, что делать без ее Ключа? Что если она в тюрьме? Что если ей одиноко, ведь все друзья похищены? Нет, Ключик не оставит ее. И он снова отправился по вьющемуся спиралью зеленому следу ее воспоминаний до самой избушки мистера Мапы, который угостил его чашкой бодрящего чая и показал дорогу к морю, запечатлев на прощанье нежный поцелуй на его застежке.


        Ключ вспыхнул от смущения и пустился в путь через Коварное и Каверзное море, полный отваги - и уверенности в том, что скоро, очень скоро будет со своей Сентябрь.



        Глава XV

«Остров Наснас»



* * *


        Нельзя сказать, что Сентябрь просто сошла на остров, скорее, у них с островом случилось небольшое дорожно-транспортное происшествие. Причем не вполне по вине Сентябрь. Просто течение натыкалось на островок, и даже если бы Сентябрь не спала, а оставалась у руля, она вряд ли избежала бы столкновения. А вышло так, что девочка проснулась, когда ее самодельный корабль уже запутался в зарослях из лилий и какой-то неведомой морской травы с остроконечными кремовыми цветочками. Но проснулась она не от столкновения, а от разносимого прибоем запаха этого узенького пляжа. Во рту было сухо, в животе пусто, а солнце лупило прямо по голове. На руках и щеках запеклась фиолетовая морская соль. Выглядела Сентябрь, прямо скажем, так себе.

«Если остров обитаем, надо привести себя в надлежащий вид», - подумала Сентябрь и принялась за дело. Сначала спустила парус, который к этому времени насквозь пропитался морской водой и утратил вид приличного платья. Потом встряхнула зеленый пиджак, надела и туго завязала пояс. Наконец, нахмурившись, сунула ноги в туфли Маркизы, хотя и без всякой радости. Однако не бывает роз без шипов, а босые ноги не очень-то дружат с шипами. Одевшись, она по-прежнему чувствовала себя все такой же мокрой и несчастной, но надеялась, что хотя бы выглядит приличнее. Девочка склонилась над цветистым берегом в поисках ягод, которые могли бы сгодиться на завтрак. Вместо ягод нашлось несколько круглых розоватых плодов, напоминающих на вкус круто посоленную кожуру грейпфрута. «Нельзя же рассчитывать, что все они будут на вкус как черничный крем, а с дерева их собьет для тебя Вивернарий», - подумала она - и при мысли об Аэле тут же упала духом.
        - Опять я одна, - прошептала она, - только я, море и больше никого и ничего. Ох, как я хочу, чтобы мои друзья были со мной! Я спешу к вам, клянусь, просто мне надо что-нибудь съесть и напиться воды, иначе мне не обогнуть Мыс Волшебной Страны.
        - Н сов од, - произнес тихий голос. Сентябрь вздрогнула и обернулась.
        Рядом с ней стояла женщина. Стояла с очень нерешительным видом, словно готова была убежать в любую секунду - если она вообще могла бегать, потому что на самом деле это была половинка женщины. Женщина была разрезана в длину в точности посередине: одно ухо, один глаз, полрта, полноса. Ее это явно совсем не беспокоило. Одежда ее полностью соответствовала форме тела: шелковые брюки цвета лаванды с одной штаниной и бледно-голубой двубортный камзол, представленный только одним бортом и одним рукавом.
        - Что? - переспросила Сентябрь. Одноногая женщина покраснела и слегка отпрыгнула назад, спрятав свои пол-лица в желтый воротник-стойку. - О, простите, я не хотела вас обидеть, я просто не расслышала.
        - Е сем на, - снова произнесла женщина, после чего поскакала прочь на своей единственной ноге вверх по пляжу, через пустошь, поросшую диким кустарником, прямо к центру острова. Она скакала с такой естественной грацией, будто этот способ передвижения был самым естественным из всех изобретенных ранее. Черные цветочки колыхались ей вслед.
        Ну вот! Сентябрь прекрасно помнила, что она должна следовать выбранному курсу и не сворачивать, пока не достигнет Одинокой Темницы. Но нельзя же так загадочно высказываться, а потом убегать! Как, спрашивается, после этого не броситься за ней? Ноги Сентябрь сами уже продирались сквозь заросли, прежде чем ее разум успел побеспокоиться об оставленном кораблике или о том, как мало у нее времени, чтобы добраться до ужасной темницы на дне мира. Она бежала и на бегу окликала исчезнувшую половинку женщины, надсаживая горло, которое потрескалось от жажды и горело огнем. Нам повезло, что она хотя бы не забыла свой гаечный ключ, не то его бы умыкнула какая-нибудь ушлая черепаха.
        Остров оказался невелик и неширок, и Сентябрь вполне могла бы уже догнать беглянку, но, прежде чем выявился победитель в этой гонке, они обе оказались в центре деревушки. Сентябрь сразу догадалась, что это родина странного создания: все дома в деревне были разрезаны пополам. Каждый из приятных с виду, изящно раскинувшихся полукругом на полукруглой лужайке домиков был снабжен половинкой двери, половинками окон и половинкой крыши из коралловой черепицы и рассчитан в точности на полдуши населения. В дальнем конце лужайки возвышалась половина здания с полуколоннами и полулестницами из серебра. Женщина во весь опор неслась к молодому человеку с такой же приятной полуфигурой, что и у нее самой. На нем тоже были сиреневые шелковые брюки и такой же желтый воротник стоечкой. Две половинки столкнулись и - чпок! - соединились по шву. Получившееся целое повернулось к Сентябрь. На нем был виден светящийся шов.
        - Не совсем одна, - сказало создание ни женским, ни мужским голосом. - Вот что мы сказали. Ты здесь не совсем одна.
        - Ой, - только и сказала Сентябрь и опустилась на ровную лужайку. После такой гонки она была не в себе от усталости и от невероятности всего происходящего с ней. Очень нужен стакан воды. Хотя бы полстакана…
        - Когда я одна, я не могу говорить так, чтобы тебе было понятно. Я могу произносить только половинки слов. Для того чтобы говорить с посторонними, мне нужен мой близнец, но ты ведь не посторонняя, нет?
        - Пожалуй, все-таки посторонняя!
        - При равенстве всех существ в природе, - продолжила полуженщина тем же мягким голосом, - посторонним положено оставаться в стороне. Ты же видишься нам как одна из нас.
        - Одна из кого?
        - Нас. Наснасов. Половинок целого, которое боги решили расщепить пополам. Меня зовут Ни, а это мой брат Ни. - Обе половинки абсолютно синхронно поклонились, при этом светящийся шов между ними не нарушился.
        - Меня зовут Сентябрь, но я не… не из наснасов.
        - И все же ты была рассечена пополам.
        - Да нет же! - возразила Сентябрь, для верности обхватив себя руками.
        - У тебя нет тени, - сказали Ни-Ни, удаляясь в направлении серебряного полудворца. - Половина тебя исчезла, - бросили они через плечо.
        Сентябрь потащилась вслед.
        - Отсутствие тени меня не беспокоит, - пропыхтела она, стараясь не отстать от Ни-Ни, легко перепрыгивающих заросли. - А вот жить без левой половинки, наверное, ужасно сложно.
        - Все наснасы близнецы. У меня есть левая половинка. Просто она не всегда прикреплена ко мне. Твоя тень тоже не прикреплена к тебе, но она тебя покинула и живет своей жизнью, ищет свои приключения, поет свои тенистые песенки, питается полумраком и сумерками. Она остается твоей тенью, даже если ты к ней не привязана. И, возможно, она страдает от разлуки с тобой. Важно всегда заботиться о своей половинке.
        Тут Ни вздрогнула, светящийся шов между ней и ее братом погас. Она отпрыгнула от него и, схватив за руку проходящую мимо девушку, закрутила ее как в танце.
        - Не! - закричала она. - Где ты пропадала?
        Обе девушки подпрыгнули и слились воедино, как прежде сделали Ни-Ни. Новое целое повернулось к Сентябрь - почти обычная женщина, если не считать шва на лице. Голос же был другим, повыше, помелодичнее.
        - Разумеется, у каждого может быть несколько половинок, - улыбнулась Ни. - Нам всегда было жаль тех, кто вынужден быть одной и той же личностью всю жизнь, до самой смерти. Мы с братом - это Ни-Ни, а мы с сестрой - Не-Ни, и так далее и тому подобное, и с каждой половинкой у нас общие мечты, и совместный труд, и одна жизнь на двоих.
        - Я… я не такая, - прошептала Сентябрь. Она не смогла бы объяснить, почему, но в присутствии этой девушки и ее многочисленных половинок ей было еще тревожнее и неуютнее, чем в присутствии собственной Смерти. - А почему вы такие?
        - А почему у тебя две ноги? А почему волосы каштановые?
        Сентябрь вспомнила паромщика Чарли Хрустикраба.
        - Вероятно, эволюция?
        - Вот и мы так думаем.
        - Разве у вас нет сказок о самих себе? О том, как устроен мир?
        - Ты имеешь в виду фольклор?
        Сентябрь в нерешительности пожала плечами.
        Не-Ни в задумчивости почесали подбородок.
        - Наверное, у нас раньше был фольклор. Кажется, что-то вспоминаю. Мы заперли его в каком-то сейфе, для сохранности. Или в библиотеке. Нечто в этом роде. Но бандиты, эти бандиты! Все из-за них. Кишмя кишели. В масках и с мешками за спиной. В общем, был взлом и ограбление, но бандиты орудовали неаккуратно и оставили на месте преступления кое-какие улики. Я вроде бы припоминаю что-то про Космические Ножницы, Энтропию и Откуда Появилась Любовь. Больше никто ничего не помнит, да и полиция не часто появляется в нашем захолустье.
        - Сочувствую вашей утрате.
        - А я - твоей. Я-то отроду была половинкой, а вот утратить половину в расцвете лет - это, конечно, травма.
        - Честно говоря, я об этом с тех пор и не думала. Когда глаштин отрезал ее, было больно, но я не заболела и ничего такого.
        - А тени твоей, по-твоему, каково? Она может зачахнуть без тебя.
        Сентябрь припомнила зловещую улыбку своей тени, танцующей на плече глаштина с лошадиной головой.
        - Вряд ли, - ответила она, и ей впервые стало стыдно за то, что она так быстро отбросила свою тень, не писала ей и не пробовала разыскать.
        - Мне пора на работу, девочка. Смена Не уже закончилась, ей пора поспать и поесть жареной рыбки.
        - А что у вас за смены? - спросила Сентябрь с любопытством. - И не найдется ли у вас немного воды? - Она, конечно, знала, что такое смены, потому что мама работала посменно. Смены в ее прежнем мире были как солнце и луна, они делили все время на то, когда мама была с ней, и то, когда ее не было.
        - Я работаю на обувной фабрике, девочка! Мы все там работаем, это наше основное занятие. До того как появилась Маркиза, мы просто валялись на пляже, ели манго, пили кокосовое молоко и ничего не знали ни о каком производстве. Мы так счастливы, что она открыла нам глаза на нашу праздность. Наконец-то мы познали радость полного рабочего дня, личных учетных карточек и налогов с дохода.
        Сентябрь прикусила губу, заподозрив, что Маркиза появилась на этом острове примерно в то самое время, когда у них украли фольклор.
        - Люблю манго, - сказала она угрюмо.
        - Мы делаем туфельки для подменышей, - продолжала Не-Ни, приближаясь к серебряному полудворцу, который, как догадалась Сентябрь, и был фабрикой.
        - И только? Больше никакой обуви, ни для кого?
        - Ну так подменышей же много. Бандиты опять же. Кишмя кишат. К тому же туфли подменышей не так просты в изготовлении.
        Сентябрь ждала. Она давно поняла, что, если будет выжидательно моргать и вести себя как школьница, кто-нибудь обязательно прочитает ей лекцию о чем-нибудь.
        - Вот почему мы лучше всего подходим для этой работы. Потому что мы так далеко на юге. Тут все намагничено, понимаешь? Если бы мы не делали эти туфли, то все подменыши бы - что? Просто уплыли бы обратно в свой мир, да и все. Разве это справедливо по отношению к ребятам, которые их честно украли?
        - Я же не уплыла.
        - Но ты же не подменыш! Вместо тебя в кровати не оставили куклу или гоблина. Между твоим миром и нашим не один путь, а много. Есть дорога подменышей, а есть Похищенные, а есть еще те, кто споткнулся и провалился в дыру в живой изгороди. И еще грибные круги, и торнадо, и одежный шкаф, полный зимних пальто и шуб. Все это опасно, но за подменышами особенно трудно уследить. Кто-нибудь все время пытается похитить их обратно или стащить с коня прямо во время военного парада. Только туфли их и удерживают здесь, только туфли. Иначе бы они… фьюить! Как воздушные шарики. Я делаю правые туфельки. С железом в подошве. Железо не должно быть снаружи. У жителей Волшебной Страны на него аллергия. У меня тоже, конечно, но я принимаю пилюли, как Маркиза учила.
        - А как насчет Похищенных? Как они попадают домой? - Сентябрь вдруг поняла, что впервые задумалась о том, как попадет домой.
        Ни ухмыльнулась. Зубы у нее оказались острые, волчьи.
        - Мне нельзя говорить, ни в коем случае. И я не скажу, ни в коем случае. Но если твое сердце так уж лежит к дому, то лучше бы ты Споткнулась.
        У двери фабрики Не-Ни подхватила целую охапку кож для обуви и показала бровями на общественный колодец прямо перед воротами. Сентябрь припала к бронзовому ковшу и начала жадно пить. Пока она хлюпала и причмокивала, наснас снова поскребла подбородок в задумчивости.
        - Я могла бы сделать тебе пару туфель, которая сработает в обратную сторону. Реверсивная технология и все такое. Пару, которая доставит тебя домой.
        - Правда? Ты можешь такое сделать?
        - Туфли - странные существа. Ты думаешь, это просто обувь, а на самом деле они живые. У них есть свои желания. Нарядным, с камешками, подавай балы, крепкие ботинки хотят ходить на работу, а шлепанцы - только плясать. Или спать. Туфли определяют твой путь. Поменяешь туфли, поменяешь путь. - Ни со значением посмотрела на щегольские черные туфельки Маркизы на ногах у девочки. Сентябрь пожалела, что не высадилась на остров босиком. - Туфли подменышей хотят оставаться здесь. Держу пари, я могла бы сделать пару, которая захочет вернуться туда, откуда ты пришла. Комочек засохшей грязи на каблучок, щепоть чертовой соли на застежку, немножко взрослости на набойки. И ты очнешься, как будто все это был сон. Это и будет сон. Ни тревог, ни вины, ни обид. И снова в школу, и бутерброд с арахисовым маслом в коробочке для завтрака.
        Сентябрь с трудом сдерживала слезы. Она вдруг почувствовала, как соскучилась по маме, как ей не хватает собственной тени и собственных волос, как противно скрипит соль на локтях, как она ужасно устала, и вообще она не знала, что приключения так изматывают. А еще ей так хотелось есть и ей так не хватало ее Вивернария! И откуда ей знать, долог ли еще путь? Сентябрь по-прежнему не считала себя такой уж храброй и тряслась от мысли о том, что в море ее будет мучить жажда, а заодно, возможно - и даже весьма вероятно, - акулы и прочие чудовища. Когда ночь была теплой, звезды яркими, а бренди мистера Мапы так приятно согревало желудок, казалось, что все идет неплохо, даже отлично! Теперь же колени ныли, и пальцы тоже, и она была совсем одна. Сентябрь дрожала в своем мокром просоленном платье. И ненавидела эти проклятые туфли, ненавидела окончательно и бесповоротно.
        - Я не могу, - выдавила она наконец. - Не могу я. Мои друзья - это не сон. Я нужна им. - И она вспомнила тот ужасный сон и маленького Субботу, снова закованного в цепи на полу темной камеры. - Кто придет к ним на помощь, если не я?
        - Какое доброе у тебя сердце, девочка! - сказала Ни. - На этом она тебя в конце концов и подловит.
        - Но откуда ты…
        - Я разбираюсь в обуви, малышка. И эти твои туфли я знаю. - Наснас беспомощно пожала плечами. - Мне пора на работу. Нельзя опаздывать. В этом мире у всех существ своя беда.
        Ни просунула палец в светящийся шов между двумя половинками и расцепила их. Не поклонилась сестре и ускакала восвояси. Ни пробила свою учетную карточку в аппарате, висевшем на серебряной двери фабрики.
        Сентябрь проводила половинку женщины взглядом и побрела назад по зарослям травы с колышущимися черными цветочками. Спустившись к пляжу, она стащила с себя платье и снова подняла парус. Гаечным ключом оттолкнулась на середину потока и стала следить, как удаляется остров.
        - Я не такая, как они, - сказала она самой себе. - Что бы они там ни говорили. Я не работаю на дурацкой старой фабрике, и моя тень - это не половина меня.
        Тут она вспомнила Аэла и Субботу, связанных и брошенных во тьме, на дне мира, и какая-то часть ее вдруг заныла. Та, которая как будто соединяла ее с ними светящимся швом.



        Глава XVI

«Пока не остановят»



* * *


        - Я сейчас поймаю рыбу, вот увидишь! - прокричала Сентябрь месяцу - больше вокруг никого не было. Месяц, в свою очередь, прикрыл улыбку белой рукой, стараясь выглядеть серьезным.
        Сентябрь уже давно обдумывала проблему крючка. Наконец она снова привязала прядь волос к гаечному ключу, ухватила его за рукоятку и что было сил обрушила на украшенную завитушками голову серебряного скипетра. Ключ, который давно мечтал чем-нибудь заняться, радостно раздробил голову жезла, кусочки металла разлетелись по всему плоту, Сентябрь подобрала самый острый осколок и привязала его к сплетенной из волос леске.
        - А наживки-то нет и в помине, - сказала она и обругала себя за то, что не приберегла несколько ягодок с пляжа. - Ладно, что толку сожалеть о том, чего нет.
        Сентябрь воткнула свой самодельный крючок в подушечку большого пальца и надавила так сильно, что завопила от боли. Выступила кровь, и она погрузила в нее крючок, который стал совсем красным. Глаза ее увлажнились, но она не плакала. Звуки голодного желудка были сильнее, чем боль в пальце. Медленно она опустила окровавленный крючок в воду и принялась ждать.
        Рыбалка, как многие из вас знают, занятие нудное. Рыбы - упрямые создания, и им не нравится, когда их убивают и едят. Приходится все время сидеть тихо, так тихо, что заснуть можно, и все равно рыба то ли клюнет, то ли нет. Даже месяц отвлекся на что-то другое - начал наблюдать за сосновым лесом, в котором куницы и летучие мыши гонялись друг за другом по кругу. Звезды над головой спешили по своим серебряным орбитам, а Сентябрь все сидела неподвижно, забросив удочку в воду, терпеливая как смерть.
        Наконец леска дрогнула и натянулась под легкой рябью волн. Сентябрь вскочила.
        - Я что-то поймала! - возбужденно закричала она. - Что бы это могло быть? Прямо как на Рождество, когда понятия не имеешь, что там за подарок в коробке!
        Сентябрь дернула за ключ с такой силой, что опрокинулась на спину, а ее добыча вылетела на палубу. Трофей был розового цвета, совсем как розовый фломастер, с выпученными изумрудными глазами. Он жалобно разевал рот, не в силах совладать с воздухом вместо воды. Сентябрь вмиг стало его жаль.
        - Я знаю, что ты не хочешь быть съеденной, - сказала она жалобно. - А я не хочу тебя есть! Но вот уже два дня, как я ничего не ела.
        Рыба разинула рот.
        - Если бы ты была золотой рыбкой и умела исполнять желания, я бы попросила той чудесной спригганской еды или хотя бы редиски, которую любит Аэл.
        Рыба втянула воздух и поняла, что это не море и дышать ей нечем.
        - Мне так жаль, - прошептала девочка. - Я не хочу губить другое существо только для того, чтобы протянуть еще один день! Ты живая. Но я тоже живая! Живые мало о чем заботятся, кроме как о том, чтобы остаться в живых. Вот ты же собиралась отведать моей крови, потому и попалась. И вообще что-то я заболталась. Ты же не золотая рыбка, чтобы с тобой разговаривать.
        Сентябрь понятия не имела, как убивают рыбу. За это всегда отвечали мама и дедушка. Зато она умела рассуждать логически. Она покрепче сжала рукоятку гаечного ключа и занесла его над розовой рыбьей головой. В последний момент она закрыла глаза и… промахнулась. Еще пара попыток - и цель, хоть и нежеланная, достигнута. Однако Сентябрь понимала, что худшее еще впереди. Нельзя же просто грызть сырую рыбу. Для начала нужно удалить потроха. С содроганием, стараясь не смотреть на то, что делают руки, Сентябрь взяла крючок и вспорола им розовое брюшко рыбы. Кожа оказалась прочнее, чем она думала, и пришлось ее пилить. Руки вымокли в крови, которая в лунном свете выглядела черной. Наконец ей удалось вскрыть рыбье брюхо и погрузить руки внутрь, где было тепло и скользко, и к этому времени она уже вовсю плакала, и крупные горячие слезы катились по лицу и капали на истерзанную рыбу. Одним движением она вырвала рыбьи потроха и бросила их за борт, рыдая на коленях над своим ужином.
        Не надо презирать ее за то, что она плакала. До этого момента рыба появлялась в ее жизни, как правило, уже разделанная, приготовленная и сбрызнутая сверху лимонным соком. Иное дело, когда ты помираешь с голоду и рядом нет никого, кто научил бы тебя разделывать рыбу. Лицо и колени Сентябрь были забрызганы кровью.
        Приготовить рыбу тоже не было никакой возможности. Мокрый до нитки пиджак хотел бы развести для нее огонь, но это было не в его силах. Месяц тоже никак не мог предоставить ей очаг и просто беспомощно смотрел сверху вниз на маленькую девочку, которая стоит на коленях на плоту посреди бурлящего моря и отдирает полоски рыбы от костей. Сентябрь нарочно ела медленно. Какой-то инстинкт подсказал ей, что рыбью кровь тоже надо выпить, поскольку в море питьевой воды не найти. Она ела рыбу до самого утра и все это время плакала. Ужасное расточительство: вся влага, которую она впитала из рыбы, вышла обратно слезами.
        Перед самым рассветом Сентябрь заметила плавник акулы. При виде акульего плавника человек содрогается, так устроена родовая память человечества, даже если человек вырос в Омахе и никогда в жизни не встречал акул. Темный остроконечный плавник скользил в предрассветном жемчужном сумраке. Он лениво описал широкую дугу вокруг плотика. Ветра почти не было, платье Сентябрь тряпкой висело на мачте-Ложке. По воде бежала мелкая рябь, и течение продолжало нести плот, но в последние часы очень медленно, так что Сентябрь удалось поспать. Теперь она окончательно проснулась, на небе одна за другой гасли звезды, а неподалеку медленно и равнодушно кружила треугольная голова акулы, теперь уже хорошо различимая.

«Такое случается в книжках про пиратов, - припомнила Сентябрь. - Как только кто-то оказывается за бортом, тут же - вуаля! - появляются акулы. Но я же не пират! Среди пиратов очень высока смертность от акул. Но у меня-то нет ни кривой сабли, ни шляпы с пером, так что, может быть, мне повезет больше, чем пиратам?»
        Круги все сужались, настолько, что стала видна тень акулы в воде. Не такая уж и огромная, но и не маленькая. «Может, это детеныш акулы и он оставит меня в покое?»
        Еще ближе! Сентябрь сжалась в комок в самом центре плотика, как можно дальше от воды, но все равно оставалась слишком близко к ней. Наконец акула проплыла так близко, что толкнула плот, и Сентябрь в страхе вскрикнула. Она держала гаечный ключ наготове, готовая ударить акулу изо всех сил, и сжимала его так, что побелели костяшки пальцев. «Раз уж они все называют эту штуку мечом, буду использовать ее по назначению!» Страх придал ей храбрости.
        - Пожалуйста, - прошептала она, - не ешьте меня. Мне стыдно, что я съела рыбу.
        Акула лениво плескалась около плота. Она слегка перекатилась на бок, показав свое черное брюхо, - это была черная акула с золотистыми полосками по бокам. Глаза, тоже золотистые, поднялись над водой и безжалостно уставились на девочку.
        - Почему тебе стыдно? - спросила она тихим, но грубым и скрипучим голосом. - Я тоже ем рыбу. Рыба для того и существует.
        - Ты, наверное, считаешь, что маленькие девочки тоже существуют для этого.
        Акула моргнула.
        - Некоторые.
        - Но ты ведь тоже рыба. А кто ест тебя?
        - Рыба побольше.
        Акула так и нарезала круги вокруг плота, выкатываясь на гребень волны, чтобы говорить.
        - Ты меня съешь?
        - Да хватит уже о еде. У меня от этого аппетит разгорается.
        Сентябрь быстро закрыла рот, слегка клацнув зубами.
        - У меня голова кружится, оттого что ты тут плаваешь кругами, - прошептала она.
        - Я не могу остановиться, - проскрипела акула. - Если я остановлюсь, то утону и умру. Так я устроена. Я должна постоянно двигаться, даже после того как достигну цели движения. Это и есть жизнь.
        - Это - жизнь?
        - Для акулы - да.
        Сентябрь вытерла кровь с колена.
        - А я - акула? - спросила она еле слышно.
        - Я, конечно, не ихтиолог, но что-то не похоже.
        - Я сплю? Кажется, что это сон.
        - Вряд ли. Давай я тебя укушу, посмотрим, больно тебе или нет.
        - Нет, спасибо. - Сентябрь взглянула на плоскую поверхность серой воды, строгой и суровой на рассвете. - Мне надо двигаться дальше, - прошептала она.
        - Да.
        - Я должна двигаться, чтобы снова двигаться, и снова и снова.
        - Но не вечно.
        - Почему ты меня не съела, акула? Я ела рыбу и должна быть съедена.
        - Это не так устроено.
        - Но ты же акула, ты живешь, чтобы есть.
        - Не только. Я еще плаваю. Я гоняю наперегонки. Я сплю. Я вижу сны. Я знаю, как Волшебная Страна выглядит снизу, все потаенные места. И у меня есть дочь. Она могла бы умереть, если бы не одна девочка в оранжевом платье, которая обменяла ее на свою тень. Тень, которая, возможно, не стала бы оплакивать съеденную рыбу.
        Глаза Сентябрь изумленно расширились:
        - Та девочка-оборотень?!
        Акула перевернулась в воде, огромные плавники взмыли вверх и опустились, взрезав волну.
        - Все мы просто движемся дальше, Сентябрь. Движемся, пока не остановимся.
        Акула умолкла и пробороздила гребень особенно крупной волны, которая окатила Сентябрь с головой. Прежде чем акула нырнула в глубину, Сентябрь успела заметить, как черный хвост, задрожав, раздвоился и превратился в пару ног, исчезающих в фиолетовой толще воды.



        Глава XVII

«Столетние»



* * *


        В этот раз Сентябрь заметила приближение острова. Он поблескивал на горизонте то зеленым, то золотым, и Сентябрь направила к нему свой корабль. Это было вечером, на пятый день пути. Ей хотелось снова ощутить твердую почву под ногами, попить настоящей воды, поесть хлеба. Девочка с облегчением повалилась на теплый песок и принялась радостно, по-щенячьи кататься. Она нашла несколько кокосов, разбросанных по берегу, и с первого удара разбила один из них о камень.
        Море делает девочек сильнее, вот так-то.
        Прихлебывая водянистое кокосовое молоко и похрустывая мякотью, Сентябрь сняла с корабля оснастку, оделась, туго завязала на талии пояс пиджака и отправилась в глубь острова на поиски еды поосновательнее. Наверняка она уже недалеко от Одинокой Темницы и может позволить себе потратить немного времени на обед, если только это не означает очередной пытки рыбалкой.
        Но в глубине зеленого острова не нашлось ни деревушки, ни уютных домиков, пускавших дым из трубы, ни главной площади, ни звонящих колоколов, вообще ничего. Кроме мусора.
        Пляжный песок сменился длинными шуршащими водорослями, и на этой продолговатой поляне валялось множество странных вещей, как будто это была свалка. Старые сандалии, чайники, поломанные зонтики, банки из-под клея, порванные шелковые ширмы, ковбойские шпоры, разбитые часы, фонари, четки, ржавые мечи.
        - Есть тут кто-нибудь? - позвала Сентябрь. Никто, кроме ветра, шевелившего траву, ей не ответил. - Как тут безлюдно… Похоже, кто-то забыл за собой убрать, причем довольно давно. Ну хорошо, может, я хотя бы найду новые туфли…
        - А вот это вряд ли!
        От страха Сентябрь так и подпрыгнула. Она была уже готова бежать к кораблю и никогда больше не вступать в контакт ни с какими островами - но любопытство оказалось сильнее здравого смысла. Она вертела головой и всматривалась в траву, надеясь разглядеть, кому принадлежал голос. Однако увидела лишь пару соломенных сандалий с кожаным ремешком, охватывающим подошву.
        Когда она на цыпочках приблизилась к ним, чтобы рассмотреть получше, на пятках сандалий открылись два старческих желтых глаза.
        - Кто тебе разрешил меня трогать? Уж точно не я! Мне решать, чьи ноги будут меня плющить с утра до ночи!
        - Ой, простите! Я не знала, что вы живые!
        - Вы, ногастые, всегда так. Думаете только о себе.
        Другие обитатели свалки стали подползать ближе: мечи обнажили длинные стальные лезвия, банки расправили толстые мускулистые ноги. Шелковые ширмы придвигались к ней гармошкой, чайники повернули носики к земле и плевались паром, чтобы подпрыгивать повыше. Над ними, слабо светясь, летал оранжевый китайский фонарь с бахромой, которая развевалась на ветру. Мусор собирался вокруг Сентябрь с грохотом и звоном.
        - Мистер Сандалии…
        - Меня зовут Ганнибал, с твоего позволения.
        - Ганнибал, я прочитала много книг, встречала спригганов, оборотней и даже виверна, но даже представить себе не могу, что же вы такое!
        - КТО! - заорали сандалии, подскакивая и трепеща ремешками от возмущения. - Кто, а не что! «Что» говорят о неодушевленных предметах, а я живой! Я - «кто»! Нас называют цукумогами.
        Сентябрь неуверенно улыбнулась. Это слово значило для нее не больше, чем «ххтотм» мистера Мапы. Пара шпор, бренча, закрутилась на тонких паучьих ножках.
        - Нам сто лет, - сказали они, как будто это все объясняло.
        Оранжевый китайский фонарь, поразительно напоминавший Сентябрь тыкву, мигнул, привлекая внимание. На его бумажной поверхности стали медленно появляться изящные, золотые, пламенеющие буквы:
        Ты пользуешься вещами в своем доме и совсем не думаешь о них.
        От этого нам горько и больно.
        Сентябрь уперла руки в бока.
        - О, простите! Я не знала! Если дома стоит диван и выглядит как простой диван, откуда мне знать, что это не просто диван?
        В том-то и беда.
        Когда возраст домашней утвари переваливает за сотню, она просыпается. Она оживает. Она получает имя, у нее появляются заботы, и мечты, и несчастные влюбленности. Все это не всегда проходит бесследно. Порой мы не в силах забыть печали и радости д?ма, в котором жили. А порой не в силах их вспомнить. Цукумогами - столетние вещи. Они проснулись.
        - То есть все вещи у меня дома… просто спят до сотого дня рождения? - Сентябрь прикусила губу и в задумчивости посмотрела на редкую траву. - Это странно и грустно. Я часто теряю и ломаю вещи задолго до того, как им исполнится сто. Но… почему же у вас нет своего собственного дома? Или г?рода?
        Мы провели век запертыми в коробке из четырех стен и крышки.
        Мы боимся замкнутого пространства.
        Нам больше нравятся солнце, ветер и море, хоть они и портят тех из нас, кто сделан из металла, и рвут бумажные сердца.
        - Сколько тебе лет? - надменно спросил Ганнибал - соломенные сандалии.
        - Двенадцать, сэр.
        Поднялась ужасная суматоха: чайники засвистели, мечи зазвенели, башмаки затопали.
        - Это никуда не годится! - воскликнул Ганнибал. - Нельзя доверять тем, кому меньше ста! - Толпа цукумогами одобрительно зашумела. - Боюсь, тебе придется уйти. Малолеток, еще не доживших до ста, и носить-то невозможно - они еще совсем незрелые. Они не видели, как рождаются внуки, как они вырастают и покидают дом; их не оставляли пылиться зимой, пока семья нежится в отпуске у теплого моря! Они непредсказуемы! Они могут слететь с вас в любую секунду. Им лишь бы шляться где попало. Только о себе и думают!
        - Двенадцать! - фыркнули шпоры. - Даже не пятьдесят!
        - Совсем не пятьдесят, - бросила ширма, - и даже не двадцать. Она, наверное, революционерка! Молодежь склонна к подобным вещам.
        Оранжевый фонарь вспыхнул:
        Если бы она была революционеркой, у нее была бы винтовка…
        Но никто не обратил на него внимания.
        - Я не хочу вас беспокоить, - пробормотала Сентябрь. - Конечно, я уйду. Только не найдется ли у вас чего-нибудь поесть? В море приходится нелегко…
        - Нет! - завизжал Ганнибал, щелкая своими ремешками. - Убирайся! Кретинка малолетняя!
        Сентябрь умела понимать, когда ей не рады. По крайней мере когда кто-то кричит тебе «убирайся», догадаться нетрудно. Однако она была уязвлена. Ведь прежде столько существ в Волшебной Стране были к ней добры. Ее лицо пылало перед немигающими взорами старой мебели. Возможно, в этой глуши, на диких островах Маркиза просто еще не успела заставить их быть милыми и приветливыми. Она развернулась, чтобы уйти, и… о! не стоило ей поворачиваться к цукумогами спиной! Но, может быть, в этом не было ее вины. Может, все дело было во внезапном порыве непослушного ветра, который налетел и разделил траву - и черные туфли Сентябрь сверкнули между стеблей.
        Несколько поломанных колокольчиков забренчали тревогу, и Ганнибал, топоча, как овцебык, ринулся в погоню за Сентябрь. Он пихнул ее в спину, и Сентябрь упала лицом вперед.
        - Туфли! - закаркал он, сидя верхом на Сентябрь. - Черные туфли, э-ге-гей!
        - А ну слазь! - закричала Сентябрь, извиваясь под сандалиями и пытаясь дотянуться до них и сбросить с себя.
        - Я же говорил, говорил! Даже девяностодевятилетние под подозрением, не то что двенадцатилетние! От этих уж точно добра не жди!
        - А от меня жди! Я хочу спасти своих друзей!
        - Нам все равно, все равно! - вопили сандалии. - Мечи, хватайте ее! Можете не церемониться! Бросим ее в колодец!
        Холодные, острые руки схватили ее за плечи. Пар из чайников ошпарил ей ноги. Она закричала, пытаясь встать, - но острия мечей впились ей в руки и поволокли по траве, а Ганнибал с соплеменниками радостно хихикали и распевали победные песни.
        - Она вознаградит нас, вот увидите! - уверял он приятелей. - У нас будут собственные юные чайнички для чая, и не нужно больше самим заваривать «Эрл грей» в старушке Милдред!
        - «Она?» - воскликнула Сентябрь. - Кто велел вам это сделать? Маркиза?
        - Не обсуждаем государственные тайны с недорослями!
        Толпа неожиданно остановилась, а в земле открылось круглое отверстие. Стены в нем были выложены камнем и спускались глубоко вниз. Дна видно не было, но Сентябрь показалось, что она слышит там, внизу, в темноте, плеск моря.
        - Нет! - взмолилась она, рванувшись в сторону от этой жуткой тьмы. Но Мечи вонзились глубже, и боль ослепила глаза. Кожа стала скользкой от крови.
        Оранжевый фонарь завис перед ней, как раз над ямой. На нем засветились красивые рукописные буквы:
        Маркиза наказала поджидать девочку в красивых черных туфлях.
        Мне очень жаль.
        - И что с ней сделать? - выкрикнула Сентябрь.
        Убить.
        Мечи швырнули Сентябрь вниз, в беспросветный мрак.
        Падение было долгим.
        Сначала девочка не могла понять, спит она или нет. Открыты ли глаза, закрыты - разницы не было. Постепенно она осознала, что ей холодно и мокро, и поняла, что сидит в морской воде высотой в несколько дюймов. Кровь вроде бы уже не текла, но Сентябрь не могла пошевелить руками и подозревала, что у нее сломана нога, - слишком уж странно она была изогнута. Коченея от холодной воды, Сентябрь тихонько заплакала.
        - Я хочу домой! - сказала она темноте дрожащим голосом. И в первый раз за все время ей действительно этого хотелось. Это было не вранье, благодаря которому она проникла в Волшебную страну, а настоящая честная правда. Губы ее дрожали, зубы стучали. - Здесь так страшно, мама, - прошептала она. - Я скучаю по тебе.
        Сентябрь прижалась щекой к холодной каменной стене, скользкой от слизи. Она пыталась думать о Субботе - как он сидит, прижавшись щекой к стене, ждет и верит, что она придет и снова разрушит его клетку. Она пыталась думать об Аэле - как его гигантская теплая туша укутывает ее в темноте.
        - Помогите! - закричала она хрипло. - На помощь!
        Но никто не пришел на помощь. Сентябрь видела в отверстии колодца бледно-голубой свет дня. Он казался очень далеким, но даже крошечный лучик придавал храбрости. Она попыталась занять себя воспоминаниями об ароматах ванны Алкали, и потрескивающего костра, и подогретой корицы, и шуршащих под ногами осенних листьев. Она перенесла вес на здоровую ногу и попыталась приподняться над водой, но не выдержала тяжести собственного тела, и рухнула обратно, судорожно хватая воздух.
        Что-то мягкое коснулось ее лица. Она не знала, сколько прошло времени, но скорее всего уже наступила ночь, потому что она не могла разглядеть, что это было, и попыталась вслепую нащупать его. Вдруг колодец озарился оранжевым светом. Сверху опускался тот самый фонарь, красивый, круглый как тыква. К кисточке на бахроме был привязан большой зеленый плод. Сентябрь схватила его и впилась зубами в мякоть, разбрызгивая розовый сок. Спасибо она не сказала - сейчас ей было совсем не до хороших манер. Фонарь наблюдал, как она ест. Доев и отдуваясь, Сентябрь огляделась по сторонам.
        Очень медленно и осторожно, будто боясь быть пойманной с поличным, над фонарем появилась тонкая рука. Затем вторая. Эти бледные зеленоватые ручки вцепились в бока фонаря, подтянули оранжевый шар повыше - и снизу вытянулись две тоненькие ножки. Сентябрь ждала, но голова так и не показалась.
        - Пожалуйста, помоги мне выбраться, - прошептала Сентябрь.
        Золотые буквы выступили на поверхности лампы.
        Не могу.
        Они разорвут меня пополам.
        Тем не менее оранжевый фонарь обнял Сентябрь ручками и ножками и погладил по голове. Если бы Сентябрь подняла взгляд, то увидела бы слова колыбельной, вспыхивающие на поверхности цукумо-гами:
        Засыпай, светлячок, и лети домой…
        Но она так и не подняла глаз и вскоре уснула.


        Когда она проснулась, фонаря уже не было. Уровень воды немного поднялся. Ни один лучик света не достигал дна колодца. Сентябрь взвизгнула и в отчаянии пнула здоровой ногой стену.
        - Этак я не доживу до ста лет, знаете ли! - сердито закричала она. - В темноте со сломанными ногами долго не живут!
        Она кричала и кричала. Пронизывающий холод не внимал ее призывам. Она сунула руки в карманы своего услужливого пиджака - и, к своему удивлению, обнаружила там стеклянный шар, который отдал ей Зеленый Ветер. Сентябрь схватила его и в досаде и ярости с силой швырнула в противоположную стену. Ей немного полегчало. Сломать что-нибудь - средство от многих бед. Именно поэтому дети так часто что-нибудь ломают.
        Зеленый листок из разбитого стеклянного шарика опустился на неподвижную воду и немного покрутился на поверхности, как стрелка походного компаса.
        Сентябрь почувствовала, как что-то тяжелое и пушистое примостилось к ней на колени. Колодец наполнился низким громким урчанием.
        - Ох. - У Сентябрь перехватило горло. - Не может быть. Мне это снится. Этого просто не может быть!
        Сентябрь погладила привалившуюся к ней большую голову. Даже в темноте она знала, что голова пятнистая. Она чувствовала, как вибриссы колют ей руки.
        - Не желаешь ли выбраться отсюда со мной, Сентябрь? - раздался знакомый голос. Запах всего зеленого заполнил колодец: мяты, трав, розмарина, свежей воды, лягушек, листьев, свежего сена. Сентябрь вскинула руки в темноте, зная, что они опустятся на широкие плечи. Ее слезы залили щеку Зеленого Ветра, и он, смеясь, обнял ее.
        - Ох, мой орешек, где же это ты блуждала?
        - Зеленый! Зелененький! Ты пришел! Все шло так хорошо, а потом Маркиза сказала, что сделает из Аэла клей, и я похитила ее марида, и мы ехали на велосипедах, и я так старалась быть храброй, своенравной и несдержанной, но они пропали, все до одного, и мне пришлось построить плот, и я отрезала волосы, и моя тень исчезла, и, кажется, я сломала ногу, и мне так страшно! И у меня есть гаечный ключ! Но я не знаю, что с ним делать, в сказках никто не ломает ноги, и это все почему-то из-за туфель, а значит, Маркиза все это время знала, что я приду сюда, а я-то хочу домой!
        - Правда? Всего-то? Я могу отнести тебя домой прямо сейчас, - промурлыкал Зеленый Ветер. - Если это все, что тебе нужно. Не успеешь глазом моргнуть, а мы уже в Омахе, целые и невредимые, и все хорошо, что хорошо кончается. Ну-ну, не надо плакать.
        Нога Сентябрь горела, а руки словно налились свинцом.
        - Но… но мои друзья, они где-то далеко, в темнице, и я им нужна…
        - Ну, это все сон, не стоит беспокоиться. Все разрешится само собой, я уверен. В снах обычно так и происходит.
        - Это сон?
        - Я не знаю, а ты как думаешь? Очень похоже на сон. Вот, например, говорящие леопарды. Подумать только!
        Сентябрь сжала кулаки в темноте.
        - Нет, - прошептала она, - это не сон. А даже если и сон, мне все равно! Я им нужна.
        - Вот и умница, - усмехнулся Зеленый Ветер. - Когда дети говорят, что хотят домой, это, как правило, означает нечто совсем другое. А именно - что они устали от одной игры и хотят начать другую.
        - Да, да! Я хочу начать другую.
        - Такой магией я не владею, дружок. Это твоя сказка. Ты должна сама выбраться из нее - если только из нее вообще можно выбраться.
        - Но как она заканчивается, эта сказка?
        Зеленый Ветер пожал плечами.
        - Я не знаю. До сих пор звучало очень знакомо. Ребенка похищают, уносят в чужие края, и тамошний злой правитель посылает его за мечом…
        - Я что, должна спасти Волшебную Страну? Ты для этого меня выбрал? Я избранная, как те сказочные герои, которые никогда не ломают ног?
        Зеленый Ветер погладил ее по голове. Она не видела его лица, но знала, что оно задумчиво.
        - Нет, конечно. Никаких избранных не бывает. По крайней мере в реальном мире. Это был твой собственный выбор - вылезти из окна и полететь на Леопарде. Отправиться за ведьминой Ложкой и подружиться с виверном - тоже твой выбор. Ты сама променяла свою тень на жизнь ребенка. Ты сама разломала клетку, не позволив Маркизе мучить твоего друга. Ты сама отважилась взглянуть в лицо собственной Смерти и пересечь море - без колебаний и без корабля. И ты сама уже во второй раз отвергла возможность вернуться домой, потому что не пожелала бросить друзей. Ты не избранная, Сентябрь. Волшебная Страна тебя не выбирала - ты сама совершила выбор. Ты могла бы чудненько провести время в Волшебной Стране, так и не повстречавшись с Маркизой и не забивая себе голову местной политикой, повеселилась бы с компанией домовых и вернулась домой с такой горой впечатлений, которой хватило бы, чтобы до конца жизни сочинять романы. Но ты не стала этого делать. Ты совершила выбор. Ты выбрала все, что произошло и происходит с тобой. Точно так же, как ты выбрала дорогу на распутье: потерять сердце - путь не для нытиков и не для
кисейных барышень.
        - Но если я скажу, что мой выбор - выбраться из этого колодца, это же мне не поможет?
        Зеленый Ветер рассмеялся.
        - Нет, не поможет. Но Сентябрь, голубка моя, воробушек мой… мне до сих пор запрещено появляться в Волшебной Стране.
        - Но ты же здесь!
        - С технической точки зрения я - под Волшебной Страной. Есть в правилах такие милые лазейки, благодаря которым нарушать их - чистое наслаждение. Я к чему клоню: я могу тебя вытолкнуть - любому Ветру это ничего не стоит. Но я не могу пойти с тобой. Я больше не смогу тебе помогать. Пока не распахнутся большие врата, я не смогу войти.
        Зеленый Ветер наклонил голову и нежно подул на сломанную ногу Сентябрь. Сентябрь скривилась от боли - довольно неприятное ощущение, когда тебя излечивают в один миг, соединяя все кости и восстанавливая мышцы. Она застонала, когда Леопарда Легких Бризов принялась зализывать ей раны на руках, пока те не затянулись полностью.
        Сентябрь крепче прижалась к Зеленому Ветру, своему спасителю и защитнику.
        - Мне пришлось убить рыбу, - прошептала она наконец, будто признаваясь в великом грехе.
        - Я тебя прощаю, - прошелестел Зеленый Ветер и растворился в ее объятиях под прощальное урчание Леопарды. На месте, где он только что был, закрутился вихрь, подхватил Сентябрь, поднял в воздух и вынес из колодца.
        Стояла ночь, и звезды в небе занимались своим обычным делом - горели и мерцали. Цукумогами спали на своем теплом поле. Последний порыв Зеленого Ветра растаял в шорохе сухой травы.
        - Прощай, - тихо сказала Сентябрь. - Как жаль, что ты уходишь.


        Сентябрь тихо-тихо кралась по полю. Завидев наконец Ложку - мачту своего кораблика, - она чуть не вскрикнула от радости, но вовремя спохватилась: над плотом выжидательно курсировал оранжевый фонарь с зеленой кисточкой.
        - Пожалуйста, не поднимай шума, - зашептала Сентябрь. - Я знаю, что ты не считаешь меня плохой, ты ведь принес мне еду! Не выдавай меня, умоляю!
        Оранжевый фонарь тепло засветился, высказывая согласие, и на нем проступила очередная золотая надпись:
        Возьми меня с собой.
        - Тебя? Но почему? Ты не хочешь оставаться здесь? Мне же всего двенадцать, что я для тебя?
        А мне всего сто двенадцать.
        Я хочу повидать мир.
        Я храбрая. Я сильная.
        Меня разворачивали только по праздникам, чтобы я рассеивала ночной мрак.
        Если ты заблудишься в темноте, я освещу тебе путь.
        Заблудиться очень просто, согласись, и, как правило, это происходит в темноте.
        - Пойми, я не гожусь на роль экскурсовода. Я иду спасать друзей из Одинокой Темницы, и там будет происходить нечто ужасное.
        Ты не пожалеешь, обещаю.
        Меня зовут Светлячок. Возьми меня с собой.
        Я светила тебе во тьме.
        Я ослушалась соломенных сандалий и принесла тебе солнцеплод.
        Я чего-нибудь да ст?ю.
        Сто двенадцать лет чего-нибудь да ст?ят.
        Сентябрь сняла пиджак и платье. Посмотрела вниз на свои туфли - красивые, блестящие, сверкающие черные туфельки. Медленно сняла их, одну за другой, и поставила на песок. И долго смотрела, как они сияют черным посреди пляжа. Наконец она подняла их и, размахнувшись что было сил, швырнула в море.
        Туфли секунду держались на поверхности, а потом пошли ко дну.
        - Так будет лучше, - сказала Сентябрь. Она улыбнулась оранжевому фонарю. - Ох, Светлячок, знаешь что? Я забыла рассказать Леопарде, что встретила ее брата, Пантера…
        Сентябрь подтолкнула плот в набегавшие волны. Светлячок торопливо последовала за ней, освещая ночь как крошечная осенняя луна.



        Глава XVIII

«Одинокая Темница»



* * *


        Кольцо синих штормов танцует вокруг Одинокой Темницы. У них давно сложились свои светские привычки: весной они танцуют котильон, осенью - танец жатвы. Правильно подобрав скорость ветра и осадков, можно посетить штормовые свадьбы, похороны или крестины. Шторма живут счастливой жизнью. Ни тебе странствий, ни плаваний по океану, ни рискованных вторжений в далекие земли. Они не знают, почему сидят прижавшись друг к другу на дне мира, - просто они всегда там жили. Это место облюбовали их родители и прародители, вплоть до самого первого, первобытного шторма, который некогда бушевал на континенте.
        Но я хитрый и коварный рассказчик. Если имеется какой-то секрет, который надо раскопать тебе на радость, Дорогой Читатель, то я готов нацепить налобный фонарь и взяться за кайло.
        Главное течение Волшебной Страны огибает Одинокую Темницу с двух сторон. Оно просачивается через дыры в основании башен и выходит с другой стороны, чтобы продолжить путь вокруг Мыса Волшебной Страны. Этот безостановочный процесс и поднимает шторм, примерно как вы поднимаете пыль, если быстро бежите по проселочной дороге. И тут уж ничего не поделать. Где-то глубоко под Одинокой Темницей живет древнее чудовище, вроде дракона, или рыбы, или горного ручья. Оно старше Темницы и текущей воды, старше, наверное, сам?й Волшебной Страны. Вдыхая, оно засасывает кристаллы из камней. Выдыхая, оно надувает в кристаллах пузырьки, раздувая их до огромных размеров. Море поливает и охлаждает это стекло, и оно все растет и растет. Возможно, чудовище спит. Возможно оно слишком большое и старое, и сил ему хватает только на то, чтобы дышать. Но именно так посреди моря появилась Одинокая Темница, которая вовсе не всегда была темницей. Ели вы прищуритесь - вот так, - то заметите среди ревущих волн красные вспышки его дыхания, мигающие подобно маяку.


        Сентябрь как раз видела их, но не знала, что именно она видит. Этим роль героини невыгодно отличается от роли рассказчика. Она наблюдала за тем, как красный свет загорается и гаснет, вновь загорается и снова гаснет. Под пронзительное завывание шторма она покрепче перехватила медный гаечный ключ и направила плот к свету. Ливень хлестал ее по лицу. Кожа покрылась мурашками и посинела. Все тело саднило от борьбы с плотом, который норовил сойти с курса. Светлячок плясала над ее головой, отважно пытаясь показывать путь, но грозовой воздух невероятно сгустился и потемнел. Молния на мгновение залила все вокруг ослепительным белым светом. Когда глаза снова обрели способность видеть, Сентябрь посмотрела вверх и обнаружила, что по ее оранжевому платью расползаются большие дыры. Налетел порыв ветра и завершил работу: рукава платья оторвались, и оно скрылось в темноте. Шторм, довольный своими проказами, как и все бури, поглотил крик отчаяния Сентябрь.
        Светлячок несколько раз мигнула над ее головой; оранжевая бумага промокла и обтрепалась.
        Смотри!
        Сначала Сентябрь не могла понять, что имела в виду Светлячок. Перед ней были только тени, окутанные тенями. А красный свет все мигал и мигал. Сентябрь до боли в глазах вглядывалась в бурлящие бурые тучи, пока наконец не заметила, что одна тень растет быстрее прочих и становится все чернее. Она вздымалась, огромная и неуклюжая, с гигантскими выпуклостями, шишками и бесформенными куполами. Бледные огни освещали окна на самом верху башен. При вспышках молний Сентябрь сумела разглядеть, что плесень, мох и лишайник покрывают нижние купола, подбираясь к верхушкам. Самые высокие башни оказались целиком стеклянными, и сквозь них можно было наблюдать фиолетовое буйство шторма.
        Плот содрогнулся и разломился с отвратительным треском - он наскочил на мель. Острие стеклянной скалы вонзилось между серебряными скипетрами - бревнами плота, совсем рядом с ногой Сентябрь. Дождь все хлестал, и Сентябрь была рада, что остригла волосы, потому что иначе они бы облепили ей лицо и она бы ничего не видела. Трясясь от усталости, она вытащила промокший пиджак из трещины в плоту, которую он затыкал. О, как хотел пиджак обнять ее и ободрить, сказать, что небольшой дождик - это не так уж и страшно! Оставшись без платья, Сентябрь натянула изумрудный пиджак прямо на ноющее тело. Она отвязала пояс от Ложки, которая так верно служила мачтой, и крепко затянула его вокруг талии. Пиджак поспешил удлиниться и уплотниться, чтобы поскорее сделаться платьем, да еще и теплым. Ложку и Гаечный Ключ Сентябрь заткнула с двух сторон за пояс, как ковбойские пистолеты.
        Светлячок протянула длинную бледную зеленую руку, Сентябрь ухватилась за нее и начала восхождение по скользким стеклянным выступам Одинокой Темницы.
        Глубоко под ними существо, которое не было ни драконом, ни рыбой, ни горным ручьем, все вдыхало и выдыхало.
        - Светлячок, - прошептала Сентябрь, - можешь полететь к вершинам башен и посмотреть, есть ли там красный виверн и синий марид?
        Светлячок обрадовалась и оранжевой стрелой понеслась сквозь грозу. Сентябрь, притаившись за скользким илистым валуном, наблюдала за полетом. Думать о воротах она не хотела. Во всех тюрьмах есть ворота, и все ворота охраняются. Ворота Одинокой Темницы, запертые на железный засов, мерцали в отблесках грозы.

«Чтобы удержать их внутри, - подумала Сентябрь. - Потому что железо причиняет им мучения». Ворота охраняли двое синих львов, их гривы колыхались и вились, точно под водой, а на хвостах и шерсти сверкали серебряные звезды. Львы спали, но Сентябрь помнила, что даже спящими они утащили ее друзей в одно мгновение. Естественно, с ней они справятся еще быстрее.
        Сентябрь лихорадочно размышляла. Сражаться с львами бесполезно - каждый был размером с дом! Если уж Аэл с ними не справился, то она подавно не сможет. Все, что у нее было, - Ложка, Гаечный Ключ и насквозь промокший пиджак. «И, кстати, мне нельзя пользоваться Ложкой. Она не моя. Я же не владею магией ведьм. С тем же успехом можно попросить меня испечь прямо здесь торт. С мороженым».
        Однако Ложка засела у нее в мыслях, будто сама предлагала свои услуги. Сентябрь огляделась и заметила крошечную заводь. Она поползла вдоль скал, окунула руку в холодную воду и нащупала несколько мидий, упрямо приросших к стеклу, множество мертвых водорослей и грязи. Что-то типа супа, ну правда же? Сентябрь наощупь соскребла с соседних стеклянных глыб лишайник, мох и неведомую слизь и побросала все это в заводь, пытаясь выглядеть смелой и находчивой ведьмой, которая точно знает, что делает. Она взяла Ложку и опустила ее в заводь, мешая против часовой стрелки, то бишь против солнца.
        - Пожалуйста, - шептала Сентябрь, крепко зажмурившись, будто загадывала желание, - покажи мне будущее, в котором я уже прошла через ворота, и как именно я это сделала!
        Долгое время заводь оставалась темной и мрачной. Шторм потешался над Сентябрь, для пущего эффекта сверкая молниями. Девочка принялась энергичнее орудовать Ложкой. Она не знала, что еще делают ведьмы. Может, это и не сработает, поскольку у нее нет шляпы и одета она неподобающим образом. «Мы обязаны хорошо одеваться, иначе будущее перестанет принимать нас всерьез», - говорила ведьма Пока. Конечно, у «типа супа» нету никаких оснований принимать Сентябрь всерьез. У нее ведь даже туфель теперь нет.
        Медленно-медленно вода в заводи пошла рябью. «О, пожалуйста, пожалуйста!» - отчаянно взмолилась Сентябрь. Мутное, кривое изображение, подобное испорченной кинопленке, появилось на поверхности воды: уменьшенная копия ворот с небольшими львами по сторонам. Львы были не синими, а зеленоватыми, как плесень. Ко львам приблизился кто-то очень маленький и зеленый, а за ним плыло крошечное круглое пятнышко света, словно блуждающий огонек. Сентябрь наклонила голову, всматриваясь. Эти два крошечных зеленых невесть чего были она и Светлячок, храбро подошедшие к воротам. Крошечная, она достала что-то из кармана пиджака и подняла высоко над головой. Через мгновение львы легли перед этой малюсенькой зеленой Сентябрь и закрыли глаза лапами.

«Гаечный Ключ, - подумала Сентябрь. - Они узнали Гаечный Ключ! Еще бы им его не узнать, это же меч королевы Мальвы! Они наверняка связаны какой-то кошачьей присягой, которую принесли королеве, даже если королевы уже нет».
        Тут Светлячок вернулась из разведки, снижаясь по спирали вокруг мокрых от дождя башен. Она пристроилась за валунами и уменьшила яркость намокших золотых букв:
        Твои друзья на самом верху.
        Красный, кажется, болен.
        - Ох, Аэл! Держись, я скоро! - прошептала Сентябрь.
        Сентябрь и Светлячок приблизились к воротам. Сентябрь очень старалась быть такой же смелой, как ее маленькая зеленая копия в заводи. Но конечно, копии не потеют, и не дышат так часто, и не волнуются за своих вивернов. Львы оказались гораздо крупнее, чем ей запомнилось. Из-под пушистых синих век струился ровный серебряный свет. «Интересно, - подумала Сентябрь, - всегда ли они остаются на грани пробуждения, или когда-нибудь все-таки просыпаются? И что, если на самом деле они вовсе не злые, а добрые и милые?» Она подняла медный Гаечный Ключ, и он сверкнул в свете молний. Ожидание было томительным - Сентябрь напряглась, готовая к удару огромной лапы. Но львы услужливо легли, сначала левый, а после правый. И положили лапы на глаза.
        Сентябрь подбежала к воротам и рывком распахнула их. Босые мокрые ноги разъезжались, и она так и въехала внутрь, а Светлячок влетела следом, преследуемая сразу тремя раскатами грома подряд: бум! бах! тарарах!


        Пламя озаряло Одинокую Темницу красноватым светом, придавая ей приветливый вид. В большом белом очаге потрескивали и щелкали свежие поленья. Серебряные с филигранью факелы горели на стенах. Роскошный пол был покрыт длинным ворсистым ковром всех мыслимых цветов и оттенков. Сквозь бугристые стеклянные стены был виден разыгравшийся снаружи шторм, но вместо ужаса он производил впечатление красивой картины на стене уютного зала. Грозовые облака казались спокойными и прекрасными, сверкая и переливаясь голубым, фиолетовым и бледно-золотым. Дождь осып?л опоры башен сверкающими, словно бриллианты, каплями. Несколько звезд даже заглядывали через потолок, и их свет просачивался сквозь многочисленные ажурные винтовые лестницы.
        Дверь на другом конце зала рывком распахнулась. Сентябрь приготовилась к бою. Надо подняться по лестнице и найти Субботу и Аэла, кто бы ни встал у нее на пути.
        Взрыв радостного смеха наполнил стеклянную комнату. Маленькая девочка в белом платье с оборками со всех ног мчалась по разноцветному ковру, ее кудряшки подпрыгивали. Она обняла Сентябрь, будто давно потерявшуюся сестру, все еще смеясь и восклицая:
        - О, Сентябрь, ты цела! Я так рада что ты наконец появилась, и без единой царапинки!
        Маркиза разжала объятия и взяла лицо Сентябрь в ладони.
        - Как же мы с тобой повеселимся! - воскликнула она.
        - Повеселимся?! - возмутилась Сентябрь, с которой все еще стекала вода. - Повеселимся? Ты похитила моих друзей и натравила на меня цукумогами! Я сломала ногу, и чуть не умерла, и почти заледенела в шторм! А ты сжульничала! Я бы принесла тебе Гаечный Ключ за эти семь дней, и ничего бы не произошло! А теперь Аэл заболел, и я ему нужна, а ты предлагаешь веселиться! Чему тут веселиться?
        Не в силах сдержаться и не успев осознать, что она делает, Сентябрь дала Маркизе пощечину. Волосы Маркизы вспыхнули бледно-голубым, и она опять рассмеялась. Смех ее противно резал уши. На щеке отчетливо проступил отпечаток ладони Сентябрь.
        - Конечно, я сжульничала. Как же иначе? Если б я не нарушила уговор, то ты, как образцовый маленький рыцарь, принесла бы мне меч, а он мне без надобности. Я не могу прикоснуться к этой нелепой вещице. Мне нужна была ты. Здесь, в этом месте, с твоим благородным оружием.
        - Тогда почему ты велела мебели убить меня?
        Маркиза склонила голову. Черная шляпа кокетливо съехала набок.
        - Сентябрь, нужно было, чтобы все выглядело правдоподобно. Иначе ты бы заподозрила, что все это время делаешь мою работу. Каждый встречный рассказывал тебе, какое я злобное чудовище, так что у тебя сложилось предвзятое мнение обо мне. И, что еще важнее, ты должна была увидеть, насколько опасна может быть Волшебная Страна. Как быстро эти милые маленькие существа с их забавными привычками могут обратиться против тебя и попытаться уничтожить. Иначе ты бы не стала делать мою работу. Я совсем не злая. Это они мерзкие и жестокие. Но я могу быть ужасно доброй, Сентябрь.
        Сентябрь посмотрела в сияющие голубые глаза Маркизы.
        - Но я бы сделала! Чтобы спасти друзей. Я сделала бы все, о чем ты попросила.
        - Нет, - ответила Маркиза с сожалением. - Все, но только не это. Даже ради их спасения. Поверь мне, Сентябрь, я об этом много думала. Я пускалась в такие расчеты, которые ты даже вообразить не в состоянии. Что там обычно злодеи говорят в конце сказки? «Между нами гораздо больше сходства, чем ты думаешь»? Так и есть, - Маркиза взяла руку Сентябрь и нежно поцеловала, - мы похожи. О, как же мы похожи! Я к тебе очень тепло отношусь и хочу защитить тебя - точно так же, как хотела бы, чтобы кто-то защитил меня. Идем, Сентябрь, посмотришь со мной в окно. Ничего сложного в этом нет. Назовем это проявлением доверия.
        Сентябрь позволила Маркизе подвести себя к стеклянной стене. Светлячок молча следовала за ними, мигая от волнения. Под ними, внизу, волны разбивались о скалы, пенясь и брызгая. Маркиза подняла руку - и море успокоилось и в одно мгновение отступило. В тучах появился круглый просвет и начал расширяться, словно радужная оболочка. Сквозь него сияли звезды и полумесяц. А там, где только что бушевало море, показались гигантские каменные силуэты, которые медленно поворачивались. Щелк! У них были широкие квадратные зубья, как у шестерней. Древние каменные шестерни, огромные и неумолимые. Щелк! Они поворачивались, вращая друг друга. Щелк!
        - Что это? - спросила Сентябрь.
        - Это Мировой Механизм. Мы внутри тайного сердца Волшебной Страны, Сентябрь. Здесь начинается и заканчивается течение, которое огибает море. И не только течение - многое другое. Очень, очень многое.
        Маркиза снова подняла руку, и море расступилось еще дальше. Сентябрь увидела, что каменные шестерни трутся о другие - железные, острые, искуснее сделанные.
        - Это то самое место, где твой мир соединяется с нашим. Где мир людей на миг соприкасается с Волшебной Страной. Именно это место позволяет людям перебираться - но только изредка и странными путями - из одного мира в другой. Железо делает здешних жителей слабыми, и они не могут вторгнуться в ваш мир и покорить его. Камень, наоборот, не подпускает людей, держа их на безопасном расстоянии. Однако некоторые могут пройти. Без этого краткого соприкосновения камня с железом миры расцепятся, разделятся окончательно и бесповоротно. Никто не застрянет здесь или в мире людей. Ни одно дитя не похитят, ни в одной колыбельке не оставят взамен гоблина или, того хуже, пустоту, ни одна мать не будет оплакивать утрату. Никто и никогда больше не потеряется и не заблудится.
        - Ой…
        - Ты понимаешь, да? Понимаешь, что ты должна сделать?
        - Я не хочу.
        - Но это хорошее, правильное дело. Возьми же меч матери твоей, Сентябрь, единственная девочка в Волшебной Стране, сумевшая вытащить из шкатулки гаечный ключ, девочка, чья мама знает и любит машины, моторы, инструменты. Как только ты сказала мне о ней, я сразу поняла, я уже точно знала, что нам суждено встретиться здесь, где все кончается. Разъедини миры, Сентябрь! Разорви их, чтобы больше никто никогда не смог протащить бедного потерявшегося ребенка через границу и бросить одного без единой родной души.



        Глава XIX

«Часы»



* * *


        - Гаечный Ключ для этого слишком мал, - сказала Сентябрь.
        - Говорю же тебе, - продолжала уговаривать Маркиза, чьи волосы окрасились в штормовые цвета, фиолетовый и серый. - Это не ключ. Это меч, немыслимо древний. Он сделается того размера, какой тебе нужен.
        - Но… тогда не будет никаких приключений. В моем мире никогда не появятся эльфы и никто ничего о них не расскажет, а сюда никогда не придут люди и не узнают, как выглядит виверн. И не будет никаких волшебных сказок - откуда же им взяться?
        - Да, у вас там никакие эльфы не будут портить пиво и сливки, красть детей и пожирать души. А у нас тут никакие люди не будут шататься без дела, лезть в политику и пачкать полы.
        - И я никогда не вернусь домой.
        - Поэтому мне и пришлось устроить так, чтобы ты прошла всю Волшебную Страну и увидела, какова она на самом деле. Я прошу у тебя жертвы, Сентябрь. Огромной жертвы, знаю. Но ты должна это сделать - ради всех детей будущего. - В волосах Маркизы проступил цвет индиго. - К тому же тебе это не составит труда. Ты ведь даже не помахала на прощание папе, который сейчас стреляет в людей где-то на страшной войне! Ты совсем не подумала о маме! Ты не хочешь домой, правда же? Оставайся, будем играть. Я освобожу твоих друзей, и мы закружим вместе сквозь снег и ветер. Я знаю такие чудесные игры!
        Еще неделю назад Сентябрь заплакала бы, пристыженная, из-за того что так обошлась с мамой и папой. Но сейчас из нее нельзя было выжать ни слезинки.
        - Ни за что, - твердо возразила она. - Я не попрощалась - да, это плохой поступок. Но это не значит, что покончить со всем - хороший поступок. Страшно подумать, что ни один ребенок больше не попадет сюда и не увидит то, что видела я. Не покатается на виверне и на парноколесных, не повстречается с ведьмой…
        Маркиза нахмурилась. Волосы ее зашевелились и стали морозно-белыми.
        - Я так и думала. Ты же эгоистка, да к тому же бессердечная, как все дети. Однако позволь мне изложить мои аргументы.
        Яго, Пантер Суровых Штормов, беззвучно возник рядом с ней, будто все время там и находился, и заурчал.
        Сентябрь, которая только-только начала согреваться, позволила Маркизе втащить себя на спину Яго и усадить в седло из чистого оникса. Когда правительница Волшебной Страны устроилась у нее за спиной и обняла за талию, Сентябрь не могла не подумать о Леопарде Легких Бризов и Зеленом Ветре.
        Светлячок затрепетала:
        Она тебя обманет!
        - Знаю, - вздохнула Сентябрь. - Но как иначе Суббота и Аэл снова увидят солнечный свет?
        Мне сто двенадцать лет.
        Это много. Я знаю ее…
        Серебряная стрела, коротко пропев, пронзила бумажную шкуру Светлячка, и фонарь рухнул на пол, не закончив фразы. Сентябрь рывком обернулась в седле и успела увидеть, как Маркиза небрежно убирает свой лук из медвежьего уха за спину, где он медленно исчезает, словно испаряясь.
        - Эта рухлядь так раздражает, согласись! Вечно стараются испортить удовольствие своей болтовней о давно минувших днях.
        Прежде чем Сентябрь обрела дар речи, Яго прыгнул и взмыл к вершинам башен Одинокой Темницы, оставив внизу обрывки погибшего фонаря.
        Из-под обрывков выползла бледно-зеленая рука, покрытая кровью. Но вскоре и она недвижно застыла.


        Часы были повсюду. Маркиза, Яго и Сентябрь теснились в крошечной каморке под самым куполом башни, где из-за этого сборища часов невозможно было повернуться. Старинные напольные часы и простые будильники из спальни, милые швейцарские часы с жар-птицами вместо кукушек, карманные часы и ходики, часы водяные и солнечные. Часы тикали так же безостановочно, как бьется сердце. К каждым часам была привинчена бронзовая табличка, и на каждой табличке было имя. Сентябрь не знала ни одного из этих имен.
        - Это очень секретная комната, Сентябрь. И очень печальная. Все часы принадлежат детям, попавшим в Волшебную Страну. Когда часы бьют полночь, ребенка отправляют домой, сразу, в один миг, хочет он того или нет. Некоторые часы идут быстро - так быстро, что какой-нибудь мальчик может пробыть в Волшебной Стране всего часок, не больше. Он просыпается и думает: ах какой же я видел чудесный сон! А некоторые идут так медленно, что какая-нибудь девочка может провести в Волшебной Стране всю жизнь, год за годом, пока ее не вышвырнут обратно домой, где она будет до конца своих дней оплакивать утрату. Никогда не знаешь, как именно идут твои часы, но они идут - и всегда быстрее, чем ты думаешь.
        Маркиза наклонилась вперед, и ее волосы стали красными и блестящими, как яблоко. Она смахнула пыль с таблички под молочно-розовыми с золотым отливом часами, выточенными целиком из одной огромной жемчужины. Их золотистые стрелки застыли за десять минут до полночи.
        Надпись на табличке гласила: «Сентябрь».
        - Видишь? - проворковала Маркиза. - У тебя почти не осталось времени. Хватит только на то, чтобы слетать с Яго на берег и сделать то, о чем я прошу. Иначе тебя живо отправят домой, а твои друзья останутся со мной, и уж я вымещу на них всю свою досаду, будь уверена. Не упрямься! Всего лишь чуточку повернуть Гаечный Ключ, и все будет хорошо. Можешь сколько душе угодно объедаться лимонным сорбетом и объезжать дикие велосипеды, и все твои мальчики будут при тебе.
        Сентябрь прикоснулась к циферблату жемчужных часов и взяла их в руки, чтобы полюбоваться. До чего же она устала! Ей хотелось только одного: спать. Иногда просыпаться, чтобы выпить горячего какао, и тут же засыпать снова. Она сможет завалиться спать, как только уверится, что Суббота и Аэл в безопасности. О Светлячке она старалась не думать. А как прекрасно было бы, в самом деле, остаться в Волшебной Стране навсегда! Разве не об этом все мечтают? Разве не об этом мечтала она сама? Уметь летать и колдовать, и питаться Яйцами Гаганы, и встречаться с эльфами… Сентябрь закрыла глаза и на обратной стороне век увидела маму. Мама сидела на краю ее, Сентябрь, кровати и плакала. Она плакала, потому что дочь не оставила записки. И даже не помахала на прощание.
        Когда она снова открыла глаза, ее взгляд упал на бронзовую пластинку с надписью «Сентябрь». Украдкой, чтобы Маркиза не заметила, она оглядела другие таблички. На всех было написано что-то вроде «Грегори Антонио Белланца», или «Гарриет Мари Сигрейвз», или «Диана Пенелопа Кинкейд». На ее же табличке - просто «Сентябрь». И, кажется, табличка слегка отходит от часов. Это просто тень или там что-то есть? Сентябрь нагнулась и подцепила уголок таблички ногтем большого пальца.
        - Что ты делаешь? - резко спросила Маркиза.
        Сентябрь не удостоила ее ответом. Табличка наконец поддалась и со звоном упала на пол. Под ней обнаружилась другая табличка, куда более старая, позеленевшая от времени. На ней значилось:



        Мод Элизабет Смит

        - Настоящие имена, - задумчиво произнесла Сентябрь. - Это же все настоящие имена. Это когда родители зовут тебя ужинать, а ты не идешь, а они опять зовут, а ты все не идешь, и тогда они тебя зовут полным именем, и тут ты, конечно, бежишь, и причем быстро. Потому что у настоящего имени есть власть над тобой, как сказала Алкали. Но я же никому не говорила своего полного имени. Зеленый Ветер не велел. Тогда я не понимала, почему, зато теперь понимаю. - Сентябрь подняла взгляд. Яго наблюдал за ней спокойными круглыми глазами, потом стрельнул ими в сторону Маркизы - и Сентябрь все поняла, сама не зная как. - Это твои часы! - закричала она, потрясая ими. - И они стоят!
        Волосы Маркизы почернели от ярости. Лицо ее вспыхнуло, а Яго зарычал себе под нос. Но Маркиза спокойно выдохнула и просто сняла шляпу. Она аккуратно пристроила ее на часы с кукушкой, пригладила обеими руками волосы, и они стали обычными русыми, почти бесцветными. Потом провела руками по своему платью, и оно превратилось в простенькое платье с желтым кружевным воротничком, какие носят фермерские дочки.
        - Ты мне снилась! - воскликнула Сентябрь.
        - Я же говорила тебе, что мы очень похожи. Ты просто не поверишь, насколько мы похожи. Вот так я выглядела, когда мне было двенадцать и я жила на отцовской ферме. Ни одна ферма в Огайо не выращивала столько томатов, сколько мы. Целые акры томатов. Но богаты мы не были. Отец пропивал почти все, что мы зарабатывали. Мама была швеей, чинила одежду всем соседям. Мне было восемь, когда она умерла, и я тоже стала чинить соседям одежду, чтобы было на что купить еду и выходное платье, когда все томаты уже собраны, а питейные заведения еще закрыты. Я вся пропахла этими томатами. И вот однажды, невыносимо устав от мулов, от возни по хозяйству и от этих ненавистных томатов, я спряталась на чердаке и сидела там, пока отец не бросил меня искать и не отправился в поле. Я провела на чердаке чудесный день, перебирая старые вещи, мамины и даже бабушкины. Ты легко догадаешься, что случилось дальше. На чердаке стоял старинный шкаф, накрытый чехлом от пыли. Когда я стащила чехол и открыла дверцу шкафа, внутри оказалась непроглядная тьма. Я забралась в шкаф, и дверь за мной мгновенно захлопнулась. В кромешной тьме я
двинулась вперед и шла до тех пор, пока не очутилась на залитом солнцем поле, где росла самая зеленая на свете трава и самые алые цветы. Прямо передо мной появилась Леопарда, самая настоящая, в натуральную величину. - Глаза Маркизы наполнились слезами. - Я Споткнулась, Сентябрь, и угодила в Волшебную Страну. Я понятия не имела, как это вышло, - я понимала только, что тут красиво, веет легкий ветерок и никаких томатов нет и в помине. И конечно же, я тогда не знала, что где-то есть мои часы. К тому же начались нескончаемые приключения. Я немного подросла и была рада, что больше не буду маленькой и бесцветной. Я столькому научилась! Я встретила молодого чернокнижника со смешными волчьими ушками, и он позволил мне читать его книги. Можешь себе представить, фермерской дочери разрешили целыми днями читать, и никто ее не трогал? Я думала, что умру от счастья. Каждый день чернокнижник спрашивал, как меня зовут, а мне было стыдно сказать. Мод - такое простое и некрасивое имя, а здесь у всех были чудесные имена. Однажды мы работали в саду. Чернокнижник научил меня находить особый корень для приготовления
леденцов. Если леденцы сварены правильно, то от них волосы принимают любой цвет. - Маркиза подняла залитое слезами лицо и, дрожа, протянула руки к Сентябрь. - Я взяла его за руку и сказала: «Можешь называть меня Мальвой».
        Сентябрь застыла с широко раскрытым ртом.
        - Дни пролетали как во сне, Сентябрь. Я и оглянуться не успела, как обзавелась мечом и поразила короля Златожрала и свору его цепных облаков, и стала Королевой. Я правила долго, справедливо и мудро. Любой тебе подтвердит. Я вышла замуж за моего чернокнижника. Мы были счастливы. Волшебная Страна процветала, и я уже с трудом припоминала, как выглядят томаты. Рядом со мной играла моя Леопарда. Со временем я поняла, что у меня будет ребенок. Я еще не говорила об этом моему Чернокнижнику. Я наслаждалась своей тайной, лежа на широкой лужайке перед дворцом, положив голову на бок Леопарды и то засыпая, то пробуждаясь вновь.
        Я помню… точнее, когда я думаю об этом, мне кажется, что я помню этот «тик-так». Последний «тик-так» моих часов. В этот кошмарный миг меня выдворили из Волшебной Страны, будто меня здесь и не было. Я проснулась в отцовском доме, в старом шкафу, свернувшись клубочком, будто прошло совсем мало времени. Ни Леопарды, ни чернокнижника, ни ребенка. Мне опять двенадцать, я голодна, вот-вот вернется пьяный отец и начнет на меня орать. Но как же ясно я все помнила! Всю мою жизнь в Волшебной Стране, которую у меня отобрали в один миг только из-за того, что время вышло. Сентябрь, ты же наверняка понимаешь, что я чувствовала. Я задыхалась от несправедливости и обиды! Я кричала, я пинала деревянные стенки шкафа, надеясь вернуться обратно. Я рыдала так, словно сейчас умру. Отец отыскал меня и избил за то, что полезла куда не просили. Я ощущала вкус крови во рту.
        Маркиза опустилась на колени. Яго прижался к ее щеке шелковистой черной головой.
        - Но как же… как ты вернулась? - тихо спросила Сентябрь.
        - Я пробилась, Сентябрь, проложила себе путь зубами и когтями. Я была готова расколоть мир пополам и забраться в трещину. Я до боли в глазах изучала мебель на чердаке в поисках обратного пути. Но шкаф был просто шкафом, комод - комодом, а шкатулка - шкатулкой. Я жадно читала газеты, выискивая сообщения о пропавших детях и умоляя отца отвезти меня туда, где они пропадали. Он, конечно, ничего такого делать не стал. Вместо этого он снова женился, и мачеха отослала меня в школу-пансион, чтобы избавиться от меня. Мне было все равно - я сама была рада от них избавиться. Школа была старой и скрипучей, с пыльными углами и сквозняками в коридорах. Если верить сказкам, в таких местах как раз и скрывается вход в Волшебную Страну. И вот однажды утром по дороге на урок геометрии я сделала шаг по грязной булыжной мостовой, а следующий шаг уже по золотистому полю светящейся пшеницы. Переход дался мне нелегко: кровь из носа и, кажется, даже обморок. Людям вообще нельзя переходить так резко. Но это был единственный способ.
        - Какой способ? - обмирая от страха, спросила Сентябрь.
        - Часы, Сентябрь. Часы - это все. Это единственный повелитель и судья. Мне нужен был помощник. Кто-то в Волшебной Стране. Не муж, не Леопарда, а друг. Кто-то, чья преданность и любовь ко мне были бы сильнее любого закона, любых границ, сильнее, чем кровь, или рассудок, или большая кошка, или человек. Кто-то, сотворенный моими собственными руками, кто любил бы только меня, кто не мог бы перенести разлуки со мной.
        - Алкали!
        - Да, Алкали, мой бедный голем. Она рисковала самим своим бытием, когда пришла сюда, где неутомимая вода смыла большую ее часть. Она победила стражников, а в те дни это были духи медведей, и пробралась в эту комнатку. Она запустила мои часы в обратную сторону и буквально втащила меня в этот мир, ухватив за загривок. Тогда я этого не знала. Узнала только позже, когда сама пришла сюда и обнаружила ее следы. Стоя на ее мыльных следах, я остановила свои часы, чтоб они никогда больше не смогли выбросить меня из здешней жизни. Я опять стала ребенком, но зато теперь я дома. Однако время здесь - это загадка. Меня не было всего год, но все, кого я знала, когда жила здесь как Мальва, постарели или умерли. Никто не помнил, как я выглядела в детстве. И тогда я сказала им всем, что убила ее. Я разорвала ее знамена и разломала ее трон. Так я была отмщена.
        - Но почему? Ты могла бы опять править справедливо и мудро, и тебя бы все любили! Может быть, твое время вышло, может быть, твое предназначение в том и состояло, чтобы сразить короля Златожрала и возродить Волшебную Страну, а потом…
        Маркиза скорчила гримасу. Она снова провела руками по волосам, и черные локоны вернулись на место. Потом провела руками по платью, и вокруг нее вырос черный кринолин, в кружевах и бриллиантах. Она надежно водрузила шляпу обратно на голову и вытерла глаза.
        - Я - не игрушка, Сентябрь. Волшебная Страна не может просто выкинуть меня, наигравшись. Если это место способно украсть у меня жизнь - что ж, я тоже умею красть. Я знаю, как все устроено в мире - в реальном мире. Я все принесла с собой: налоги и таможню, законы и Зеленый Список. Если они хотели забросить меня в мир людей, то я могу забросить мир людей сюда, весь, целиком. Я их всех наказала! Я связала их крылья, я напускала на них львов, если они пытались пикнуть. Я сделала так, чтобы детям, которые попадают в Волшебную Страну через Шестерни, было приятно и безопасно. Я сделала это для всех детей, что попали сюда и были здесь счастливы. Разве ты не понимаешь, Сентябрь? Никто не должен возвращаться назад. Никогда! Мы можем исправить этот мир - ты и я! Разъединить шестерни и спасти нас обоих. Пусть это будет мир, откуда никого нельзя уволочь, кричащего и плачущего, домой, на поле, полное томатов и побоев.
        Сентябрь пошатнулась. Она думала, что разучилась плакать, но историю Маркизы невозможно было слушать без слез, горячих и горьких слез страха. Яго тихонько подвывал, оплакивая Мальву, или Маркизу, или Волшебную Страну - Сентябрь не знала.
        - Прости меня, Мальва…
        - Не называй меня так, - отрезала Маркиза.
        - Тогда - Мод, прости меня.
        - Хочешь рассказать мне, какая я плохая?
        - Нет.
        - Хорошо. Тогда делай, что тебе велено, малышка, или я задушу твоих друзей у тебя на глазах и отдам Яго их тушки.
        Яго поморщился.
        Сентябрь все еще прижимала к груди жемчужные часы. Она не могла вообразить себе этот кошмар: прожить здесь всю жизнь и внезапно лишиться всего и снова оказаться потерявшимся ребенком! Страшно даже подумать о таком. Сентябрь очень осторожно перевернула часы. Маркиза, бедная Мод! Она сломлена и хочет сломать Волшебную Страну, чтобы уподобить ее себе, сделать печальной, ожесточенной, свернувшейся в кольцо, как змея, готовая броситься на кого угодно, будь он друг или враг. Сентябрь поддела ногтем крышку часов. Дверца часового механизма распахнулась. А что, если бы это она, Сентябрь, прожила здесь так долго, что забыла дом?
        Пальцы нащупали заклинившую шестеренку. Она знала, что справится. Часы - это просто. Мама давным-давно научила ее чинить часы. «Даже если бы это произошло со мной, - подумала она, - я не смогла бы сковать крылья Аэла».
        Сентябрь вытащила из-за пояса Гаечный Ключ. Он был огромным и длинным, медная рукоятка ярко сияла.
        - Он сделается того размера, какой мне нужен, - прошептала она.
        Гаечный Ключ вздохнул и начал таять в ее руках, как мороженое на палочке жарким летом, пока не сделался крошечным и тончайшим ювелирным инструментом. Прежде чем Маркиза успела ей запретить, Сентябрь захватила ключом застопорившееся колесико в самой серединке часов Мод Элизабет Смит и повернула его.
        - Не сметь! - закричала Маркиза. Она положила руку на черную спину Яго. Он лишь посмотрел на нее печальными изумрудными глазами.
        - Мальва… - прошептал он, - я так устал.
        - Пожалуйста! Я не могу вернуться. - Маркиза схватила Сентябрь за руку и сжала с чудовищной силой.
        - Не трогай меня, - закричала Сентябрь. - Я не такая, как ты!
        Маркиза рассмеялась своим режущим как нож смехом:
        - Думаешь, Волшебная Страна тебя полюбит? Что она будет близка и добра к тебе, потому что ты - хорошая девочка, а я - плохая? Волшебная Страна не любит никого! У нее нет сердца. Ей все равно. Она выплюнет тебя обратно, как она это сделала со мной.
        Сентябрь горестно кивнула. Обе с плачем вырывали друг у друга Гаечный Ключ. Сентябрь сунула пальцы прямо в часовой механизм, отчаянно стараясь повернуть колесико. Шестеренки взрезали ее отмороженные опухшие пальцы и окропили кровью внутренности часов.
        - Нет, нет, я тебе не позволю! Я не вернусь домой! - Маркиза всхлипнула. И вдруг сделала нечто невероятное.
        Она отпустила Сентябрь. Сделала шаг назад, широкий, насколько хватило место в этом крошечном, забитом часами пространстве. За спиной у нее вспыхивали молнии и хлестали струи дождя.
        - Я тебе не позволю. Ни тебе, ни этой стране. Я не дам вам победить. - Она положила руку на грудь. - У меня еще есть моя магия. Если ты снова запустишь часы, я должна буду замереть. Я читала не меньше сказок, чем ты, Сентябрь. Наверняка даже больше. Я знаю секрет, которого не знаешь ты: в этой истории я не злодейка и не повелительница тьмы. В этой истории я - принцесса. Я дева, у которой похитили ее королевство. А что делает принцесса, чтобы остаться невредимой и на века обезопасить себя от любых врагов? Она засыпает. На сотню лет, на тысячу. Пока не сгинут все враги и солнце снова не взойдет над ее прекрасным невинным лицом.
        Маркиза упала. Так быстро - только что стояла, а в следующий миг упала, как сломанный цветок. Она лежала на полу с закрытыми глазами очень ровно, безмятежно.
        Сентябрь повернула колесико малюсеньким Гаечным Ключом. Стрелки начали двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
        И тут в комнате негромко зазвонил будильник.



        Глава XX

«Желание Субботы»



* * *


        - Она умерла? - прошептал Яго.
        Маркиза дышала глубоко и ровно. Пантер Суровых Штормов наклонил тяжелую черную голову и для проверки куснул хозяйку - как щиплют себя, чтобы понять, сон это или нет. Маркиза не шелохнулась.
        - Вряд ли, - испуганно ответила Сентябрь.
        - Мне предстоит ее унести. Куда-нибудь в тихое место. Кажется, в таких случаях принято использовать хрустальный гроб.
        - А разве она не должна… вернуться домой? Раз часы снова идут?
        - В этом я не разбираюсь. Может, она уже вернулась. Может, ей снятся томаты и ее отец. Надеюсь, что нет. - Пантер страшно мяукнул. - Я так любил ее. Во сне она выглядела совсем как Мальва. Я все думал: однажды она проснется, и жизнь пойдет как раньше, и мы будем есть торт и хихикать над тем, до чего глупо все получилось.
        Отдаленный грохот эхом прокатился по Одинокой Темнице. Яго безучастно посмотрел вверх.
        - Одной своей волей она удерживала половину нашего мира. Теперь все рассыплется. И во что мы все превратимся без нее?
        - Я должна спасти моих друзей. Яго, помоги мне, пожалуйста! Одной мне до них не добраться.
        - М-м-м… ну что ж, пусть хоть для кого-то это будет история со счастливым концом. - Взгляд у Пантера был остекленевший, отсутствующий. - Она давала мне рыбу, - прошептал он. - И ежевичный джем.
        - Надеюсь, не то и другое вместе, - сказала Сентябрь в попытке его рассмешить и забралась в седло. Огромная кошачья слеза плюхнулась на щеку спящей Маркизы, и Яго помчался прочь от своей холодной недвижной госпожи.


        - Ох, Суббота…
        Суббота лежал на полу камеры со связанными за спиной руками и кляпом во рту. В местах львиных укусов расцвели страшные фиолетово-черные синяки. Глаза его запали, веки пожелтели.
        - Проснись, Суббота…
        Он застонал во сне. На стене башни позади него начала расходиться трещина с таким скрежещущим звуком, будто стена вот-вот обрушится.
        - Суббота! - закричала Сентябрь. Она схватила Гаечный Ключ - в ее руке он опять стал огромным - и что было сил ударила им в поросшую склизким мхом стеклянную дверь камеры. Осколки посыпались на пол. Сентябрь расстегнула наручники Гаечным Ключом и вытащила изо рта Субботы кляп. Она прижала марида к себе и погладила по голове. Тот медленно открыл глаза.
        - Сентябрь, - прохрипел он.
        - Ты ходить можешь? Надо бежать, Темница сейчас рухнет.
        - Ничего, дракон снова ее построит…
        - Что? О чем ты? Мы так высоко, мы все погибнем!
        - Вернее, она не совсем дракон, но…
        - Суббота! Соберись! Где Аэл?
        Марид слабо махнул рукой в сторону соседней камеры. Яго заглянул внутрь:
        - Этот совсем плох. Вряд ли нам удастся его вытащить.
        Сентябрь бережно опустила Субботу на пол и побежала к камере Аэла. Вивернарий лежал, свернувшись клубком на полу, громадный, алый, спящий мертвецким сном. В чешуе зияли уродливые зеленые раны, все еще кровоточащие. На лице, таком родном и любимом, засохли бирюзовые слезы.
        - Аэл, пожалуйста, только не умирай!
        - Почему не умирать? - спросил Яго. - Друзья все рано или поздно умирают. Можно сказать, они для того и созданы.
        Гаечным Ключом Сентябрь разбила стеклянную дверь камеры, но Аэл не пошевелился. Сквозь стеклянные стены Темницы девочка видела, как отламываются и рушатся в бушующее море вершины башен.
        - Яго, мне ни за что не сдвинуть его с места!
        - Скорее всего.
        - Помоги!
        - Я умею летать, только и всего. Я не всемогущ.
        Потолок взорвался и осыпался дождем из осколков. По рукам Сентябрь заструилась кровь. Через пролом полился настоящий дождь.
        - Пожалуйста! - закричала она.
        - А вот кое-кто здесь, - сказал огромный кот, - действительно всемогущ. Ну, почти.
        Сентябрь застыла на миг - и бросилась обратно:
        - Суббота! Суббота, проснись!
        - М-м? Скорее, рыба, но не совсем… - пробормотал марид.
        - Ты должен сразиться со мной! - выпалила Сентябрь и от ужаса вдруг дико захохотала.
        - Что? Дракон терпеть не может драться… а я… я бы и мышь не поборол.
        - Вот и прекрасно! Значит, мне будет не так уж трудно победить тебя.
        Суббота задрожал.
        - Ты что, не понимаешь? Я могу пожелать, чтобы мы все выбрались отсюда живыми! Только ты должен сразиться со мной. Ты же сам мне объяснял, как это делается. Марид может исполнить любое желание, если его победить в схватке.
        Суббота покраснел, потом побледнел, по мере того как до него начал доходить смысл сказанного. Он поднялся на трясущихся ногах. Трещина у него за спиной расширялась со скрипом и грохотом.
        - Но я не смогу поддаться, - предупредил он.
        - Знаю, - ответила Сентябрь и, надеясь поймать его врасплох и повалить, бросилась ему под ноги и схватила за колени.
        Суббота ловко отскочил. Она снова рванулась к нему, но он поймал ее и толкнул на стеклянную стену. Стена раскололась, они вместе с лавиной осколков полетели вниз и приземлились несколькими этажами ниже. Суббота обнял Сентябрь, удерживая от падения, его хватка вдруг стала железной, а глаза дико засверкали. Желание, загаданное ею, пробудило в нем кровь марида, и она забурлила как штормовое море. Эта кровь заставит израненное тело победить, даже когда ему так нужно проиграть.
        Суббота ударил Сентябрь кулаками в грудь, но она чудом устояла. Марид оскалился и зарычал. Его лицо исказилось до неузнаваемости. Он вырвался из ее объятий и полез вверх по стеклянной лестнице. Сентябрь бросилась на него сзади и сбила с ног. Не в силах видеть, как причиняет ему боль, она крепко зажмурилась и нанесла удар. Ее кулаки врезались в синюю спину, и он, взвыв от боли, развернулся и вцепился ей в волосы. Сентябрь завизжала и впилась в него ногтями. Они расцепились, тяжело дыша, окровавленные, как враждующие шакалы. Суббота бросился на нее, но стеклянная лестница под ними дрогнула и раскололась, а под ней и пол. Они снова упали, на этот раз на камни: обломки скал перемешались с осколками Одинокой Темницы. На этот раз больше досталось Субботе. Он застонал. Сентябрь отпрянула.
        - Эй, ты как?
        Марид пробороздил ее лицо когтями. Жажда битвы, бушевавшая в нем, едва не выплескивалась через щелочки темных глаз. Сентябрь схватила его за талию и рывком подняла на ноги. Они снова сцепились, тяжело дыша и толкаясь, попеременно тесня друг друга. Сентябрь понимала, что, не будь он так истощен, у нее бы не было ни малейшего шанса на победу. Она остервенело укусила его за шею. Суббота отпрянул, наткнувшись на полуразрушенную стену, и растянулся во весь рост на каменном подножии одной из Шестерен Мира, которые так славила Маркиза. Сентябрь снова бросилась на него, и они перевалились через камень в струях дождя.

«Еще немного, - думала она, - еще совсем чуть-чуть».
        Она даже не пыталась больше его ударить, хотя он осып?л мощными ударами ее плечи и ребра. Один ее глаз залило кровью. Она кидалась на него всем телом снова и снова, тесня его назад, все дальше и дальше, пока наконец это не произошло.
        С каменной шестерни Волшебной Страны Суббота свалился на железную шестерню мира Сентябрь. Он рухнул на спину и взвыл от боли. От прикосновений к губительному железу на руках расплывались язвы, и Суббота корчился и рыдал. Сентябрь осторожно спустилась и уселась верхом на поверженного, плачущего марида. Она хотела обнять его, пожалеть, но вместо этого вдруг пригвоздила его руки к железу и снова ударила.
        - Сдавайся! - крикнула она сквозь грохот шторма.
        Суббота завизжал от бессильной ярости. Сентябрь чуть было не выпустила его, чтобы зажать уши, таким пронзительным был его крик. Но она выдержала, и Суббота обмяк под ней. Будто что-то вышло из него, и он снова сделался спокойным.
        - Я сдаюсь, Сентябрь.
        Сентябрь упала на него под ревущими потоками дождя, смешивающего воедино их кровь. Он всхлипнул, закрыв глаза, и прижался лицом к ее лицу.
        - Я хочу, чтобы все мы оказались в таком месте, - прошептала она ему на ухо, - где тепло, светло и безопасно, и чтобы Аэл и Светлячок были целы и невредимы, и чтобы никто не умер.
        Она отпустила его, встала и протянула руку, помогая подняться. Они стояли вместе в самом сердце шторма и улыбались.
        - Привет! - раздался вдруг тоненький голосок.
        Сентябрь рывком обернулась. На каменной шестерне, высоко над ними стояла маленькая девочка и смотрела вниз, моргая под дождем. У нее была синяя кожа, но светлее, чем у Субботы, длинные темные волосы, родинка на левой щеке и большие некрасивые ступни. Вид у девочки был очень серьезный - но вдруг она улыбнулась.
        - А теперь поиграем в прятки! - закричала она.
        Глаза Субботы расширились, и он ошеломленно посмотрел на Сентябрь. Он понял.
        И в следующее мгновение они вместе исчезли.



        Глава XXI

«Ты ее видела?»



* * *


        Теплый золотой солнечный свет струился на поле, слегка голубоватое по краям и розоватое в середине, как всегда бывает со светящейся пшеницей. В тени раскидистых деревьев, согнувшихся под тяжестью мерцающих плодов, раскинулись четыре тела. Они лежали в траве и будто бы спали. Девочка в зеленом пиджаке, с длинными темными вьющимися волосами и здоровым румянцем на щеках, удобно растянулась на спине, сложив руки на груди. Рядом с ней клубком свернулся мальчик с синей кожей и гривой темных волос, собранных на макушке. Все его синяки исчезли. Чуть поодаль уютно похрапывал огромный красный виверн, покрытый ровной блестящей чешуей.
        А рядом с его хвостом слабо светился оранжевый бумажный фонарь.
        Сентябрь приподнялась, зевнула и потянулась. Потом прикоснулась к волосам и вдруг все вспомнила - Маркизу, Одинокую Темницу, жуткий шторм. Она взглянула на сладко спящего Субботу. Придвинулась к нему поближе, снова легла и заплакала - тихонько, чтобы он не заметил. Вся боль и ужас пережитого, море и рыба, и печаль Королевы Мальвы, и Яго, и все остальные - все вытекло слезами в траву, на свет ясного дня. Наконец она легко прикоснулась кончиками пальцев к синей спине Субботы.
        - Суббота, - прошептала она, вытирая глаза. - Все получилось. То есть мне кажется, что получилось.
        Он открыл глаза.
        Сентябрь потянула себя за локон:
        - Когда они успели отрасти?
        Суббота перекатился в высокой траве.
        - Ты же пожелала, чтобы все мы были целы и невредимы, - негромко ответил он.
        Сентябрь подползла к Аэлу. С надеждой, затаив дыхание, она осторожно трогала его огромное лицо, широкие щеки, мягкий нос.
        - Аэл, проснись же! Скажи, что ты здоров!
        Один бирюзовый глаз приоткрылся.
        - Я что-то пропустил? - спросил От-А-до-Л, зевнув во всю пасть.
        Сентябрь завизжала от восторга и обхватила руками его нос.
        - И Светлячок! Светлячок, ты жива?
        Золотистые буквы поплыли по оранжевому шару:
        Бумагу всегда можно склеить.
        Сентябрь обняла фонарь, хоть и слегка неуклюже. Из-под бумаги показались бледно-зеленые ручки, обняли Сентябрь в ответ и сразу исчезли - будто Светлячок стеснялась своих конечностей, будто это был секрет, только между нею и Сентябрь. Если бы Светлячок умела улыбаться, она бы сияла как рождественское утро.
        - Приве-е-ет! - раздался с неба рокочущий рев. Все четверо посмотрели вверх. Прямо на них огромными скачками снижалась Леопарда, а на ее спине восседал не кто иной, как сам Зеленый Ветер, в зеленых бриджах и снегоступах, с летящими золотисто-зелеными волосами.
        Сентябрь думала, что лопнет от радости. Она потеряла счет количеству объятий, кувырков и облизываний.
        - Как ты здесь очутился? Я думала, тебе нельзя сюда!
        Зеленый Ветер широко ухмыльнулся:
        - С правилами Маркизы покончено. Никакие оковы не удержат меня вдали от тебя, мой каштанчик. И я пришел с подарками!
        Зеленый Ветер сорвал с себя зеленый плащ и широким жестом раскинул его на траве. Немедленно на этой скатерти появилось очень вкусное и, разумеется, очень зеленое угощение: фисташковое мороженое, мятное желе, пирог со шпинатом, яблоки, оливки, хлеб с травами и несколько гигантских зеленых редисок.
        Леопарда нервно рыскала вокруг.
        - А где мой брат? - прорычала она. - Я его не вижу.
        У Сентябрь вытянулось лицо.
        - Ты забыла про Яго, когда загадывала желание, - шепотом проворчал Суббота.
        Леопарда жалобно мяукнула, совсем как котенок, у которого отняли бантик на веревочке.
        - Ладно, не беда. Он наверняка вернулся к ней. Мы же оба любили Мальву. И штормы ему не страшны.
        - Она просто спит, Зеленый, - медленно сказала Сентябрь. - Она может однажды вернуться?
        - Никто не знает наверняка, - вздохнул Зеленый Ветер. - Если говорить о спящей красавице, всегда существует опасность поцелуев. Но вам теперь нечего опасаться, по крайней мере какое-то время, так зачем бояться того, что, может, никогда и не случится? Не омрачай день сегодняшний, оплакивая день завтрашний.
        Сентябрь взглянула на свои руки. Она не знала, как спросить то, что ей было необходимо узнать.
        - Зеленый, - произнесла она дрожащим голосом. - Я знаю, что часы, которые мне показала Маркиза, - не мои часы. Но… где же мои? Сколько у меня осталось времени?
        Зеленый ветер рассмеялся, отчего с деревьев попадали плоды.
        - У тебя нет никаких часов, моя радость! Маркиза знала это, потому и пыталась подсунуть тебе свои. Часы есть только у Спотыкашек. Это их беда. У других - свои беды. Подменыши не могут вернуться без посторонней помощи. А Похищенные… - Зеленый Ветер вытащил из кармана песочные часы. Песок в них был темно-красный, цвета вина. На подставке из черного дерева была медная табличка, на которой значилось:
        Сентябрь. Утренняя заря.
        Верхняя половина часов была почти пуста.
        - Но это все равно часы, - возразила Сентябрь.
        - Верно, но у Похищенок все не так. Спотыкашки не могут остаться - Похищенки не могут вернуться.
        - Что? - вскричала Сентябрь.
        - Сентябрь, ты помнишь свою большую оранжевую книгу сказок? Ту, которую ты так любишь? Помнишь сказку про девочку, которая отправилась под землю и провела там всю зиму, а мир тосковал, заметенный снегом и скованный льдом? Из-за того что она съела шесть гранатовых зернышек, ей приходилось оставаться под землей всю зиму, и только по весне она возвращалась домой. Помнишь?
        - Да, - помедлив ответила Сентябрь.
        - Вот это и значит быть Похищенной. Когда песок высыплется весь, ты должна отправляться домой, совсем как бедная Мальва. Но когда вернется весна, вернешься и ты, а песочные часы перевернутся. Все начнется заново. Теперь твоя судьба связана с нами, но ты никогда не будешь жить только здесь или только там. Такова участь Похищенных - ты не можешь остаться и не можешь уйти. Ты на славу угостилась Волшебной Едой, и я ужасно рад, хотя с моей стороны это было плутовство чистейшей воды. Но я же предупреждал, чтобы ты не ела, так что ты не можешь на меня пожаловаться.
        Сентябрь засмеялась:
        - Да, предупреждал.
        Она подумала о маме, о том, как будет покидать ее каждую весну. Но разве Маркиза не говорила, что, когда возвращаешься, им кажется, будто ты никуда и не уходила? Может быть, мама и не будет скучать? Может быть, все это как сон?
        От-А-до-Л ткнулся огромной головой в тонкую шею Сентябрь.
        - Когда придет весна, я буду встречать тебя в Городском Книгохранилище, и ты увидишь, как много нового я узнал! Ты будешь так гордиться мной, так меня любить!
        - Но, Аэл, я и так тебя люблю! Уже сейчас!
        - Всегда можно любить еще сильнее, - промурлыкал Вивернарий.
        Внезапно Сентябрь подумала кое о чем, до этого момента не приходившем ей в голову, - что, впрочем, было простительно:
        - Зеленый! Если старые законы отменены, значит, крылья Аэла больше не будут скованы цепью?
        - Разумеется, нет!
        Сентябрь метнулась к тяжелым бронзовым цепям, по-прежнему запертым на огромный висячий замок.
        - Если бы я только знала, как его открыть! - вздохнула Сентябрь. - Как выяснилось, взломщик из меня никудышный.
        Мы с вами легко можем представить, как ее жалоба взмыла в небо над золотистым полем и во весь опор полетела к нашему верному другу, Драгоценному Ключику, который стремился к Сентябрь на протяжении всех ее приключений. Но мы не можем представить, какой радостью наполнилось его сердце, когда он услышал зов Сентябрь, и как быстро он мчался, зная, что нужен ей, что она звала именно его.
        Ключик упал с неба, как светлячок, долетевший до солнца и вернувшийся обратно. Словно драгоценный дротик, сверкая и переливаясь, он вонзился в точности туда, где требовался, - в скважину замка на цепях Вивернария. Он искрился от счастья, сам потрясенный тем, что появился так вовремя. Ключик со щелчком повернулся. Мир и довольство снизошли на его крошечное тельце. Замок свалился, цепи скользнули на землю - и От-А-до-Л, впервые с тех пор как был маленькой ящеркой под маминым бочком, расправил крылья.
        Огромные, алые, они заслонили солнце - и подняли теплые вихри, когда он взмахнул ими раз, другой и неуверенно поднялся в воздух. Горло его перехватило, из глаз хлынули слезы.
        - Ты знала, что я умею летать, Сентябрь? Я могу! Я могу! - Вивернарий с воплем взмыл в небо, радостно пуская языки пламени прямо к облакам.
        - Конечно, знала, Аэл, - прошептала Сентябрь, глядя, как друг кружится и кувыркается в воздухе. - Я знала.
        Наконец Сентябрь обратила внимание на Ключик. Ее ключик, которым она разомкнула головоломку этого мира. Ключик купался в лучах ее благодарности.
        - Ты все время следовал за мной?! - изумилась она.
        Он завертелся на месте, ужасно гордый собой.
        - Ох, Ключик, это невероятно!
        Ключик подумал, что может умереть от счастья, услышав ее голос. Сентябрь положила ключик на ладонь, и от прикосновения ее пальцев он и правда едва не умер от счастья и готов был умирать так снова и снова.
        - Можешь сделать для меня кое-что?
        Ну, конечно, он сделает что угодно!
        - Лети и отопри все остальные замки. По всей Волшебной Стране, на всех, кто закован в цепи и не может летать на свободе. Когда ты закончишь, уже наступит весна и мне придет пора возвращаться, и мы уже не расстанемся никогда. Ты всегда будешь на моем лацкане, мы будем шутить и смеяться при лунном свете и отлично смотреться на параде.
        Ключик слегка поклонился, раздувшись от гордости. Потом поднялся и улетел, мигая, как крохотная звездочка.
        - Время на исходе, - спокойно сказал Зеленый Ветер.
        Винного цвета песок почти высыпался.
        - Теперь я понимаю, - сокрушенно проговорила Сентябрь.
        - Что именно? - спросил Суббота.
        - Что значил тот дорожный знак. «Сердце потеряешь». Когда я отправлюсь домой, то сердце оставлю здесь - и, кажется, навсегда.
        - Я сберегу его для тебя, - прошептал Суббота, набравшись смелости сказать это вслух.
        - Зеленый, а ты вернешь ведьме Пока ее Ложку?
        - Конечно, мой ягненочек.
        - Покажешь Светлячку Пандемониум, море, парноколесных и все остальное, Аэл? Она хочет повидать мир!
        Вивернарий рассмеялся:
        - Если в Книгохранилище мне дадут выходной, непременно покажу!
        Оранжевый фонарь подпрыгнул и просиял.
        Сентябрь повернулась к Субботе.
        - Ты видела ее? - с тревогой спросил марид, глядя на нее большими темными глазами. - Нашу дочь. Там, на Шестерне Мира. Ты видела?
        - Что? - переспросила Сентябрь - и вдруг исчезла, будто кто-то задул свечу, - и на поле все замерло.



        Глава XXII

«Похищенные не могут остаться»



* * *


        Вечер только что начал заглядывать в розово-голубые окна домика. Сентябрь оказалась на кухне, у раковины, руки по локоть в давно остывшей мыльной воде, в руках розово-желтая чайная чашка. За спиной без особой причины тявкала ласковая собачка. Сентябрь посмотрела вниз: одинокая туфелька с ремешком, пропустившая все приключения, валялась позабытая-позаброшенная на паркетном полу. Сама Сентябрь стояла босиком.
        - Мамы еще нет дома, - внезапно сказала она. - Как же я буду рада, когда она придет!
        Сентябрь поставила на огонь чайник для мамы, расположила в центре стола чистое блюдце с апельсином и открыла все окна, впуская свежий воздух. Она даже позволила собачонке лизнуть себя в нос. Сентябрь вытащила из шкафа одеяло и свернулась клубочком в большом вытертом отцовском кресле у самой двери, чтобы мама, вернувшись с работы, первым делом увидела дочь, живую и невредимую. К тому же Сентябрь казалось, что она может проспать целую вечность. Она натянула шерстяное одеяло до самого подбородка, глядя, как собачка у ножки кресла кусает собственный хвост.
        - Интересно, а что же все-таки случилось с эльфами? - спросила она собачку, которая, обрадовавшись вниманию, завиляла хвостом. - Это первое, о чем я спрошу Аэла, когда вернусь. Неважно, что эльфы начинаются с Э. А когда придет весна, надо не забыть оставить маме записку и стакан молока.
        Сентябрь задремала в кресле, ее длинные волосы разметались во сне. Мама, вернувшись со смены, улыбнулась, подхватила свою милую теплую девочку на руки и отнесла в постель.
        Она не заметила. Ясное дело. Кто бы заметил после изнурительной ночной смены на фабрике, когда к тому же так болит натруженная спина. Мамы не всегда замечают каждую мелочь, и мы должны этому радоваться, потому что в противном случае у мамы могли бы возникнуть серьезные вопросы, на которые Сентябрь при всем желании не смогла бы ответить. Все истории должны заканчиваться так, чтобы на последних страницах уже подмигивала между строк следующая история, обещая продолжение, в котором будет еще больше лунного света, танцев и всяческих радостей, если только вы вернетесь будущей весной.
        Чего же не заметила мама, спросите вы? Того, что, когда она подняла Сентябрь со старого кресла, та совсем не отбрасывала тени.


        notes

        Сноски


1

        Перевод Ирины Шиховой.