Библиотека / Приключения / Блинова Мила : " Большой Кыш " - читать онлайн

Сохранить .
Большой Кыш Мила Блинова

        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Вверх по холму

        Три Закона кышей.
        Кому в сосульке сладко спится?
        Здравствуй, Мое Дерево!
        Вот он каков, Бяка, - гадкий, но чистый.
        Как построить кышу дом?

        Кыш Тука влез на камень, и осмотрелся. Слева от него простирался бескрайний лес под названием Большая Тень. Справа - скалилась острыми зубами каменная гряда, за которой, устремясь к небу, высился холм Лошадиная Голова. На его вершине виднелась небольшая роща, называемая кышами Маленькой Тенью. В центре рощи бил родник Плюхи-Плюхи-Бульк, от которого к подножию холма юркой змейкой сбегал ручей Шалун. Даже с высоты огромного камня, на который забрался Тука, нельзя было разглядеть ни родник, ни ручей, но, прислушавшись, можно было услышать их оживленную болтовню. Они наперебой радовались приходу весны, солнцу, теплу!
        Кыш задрал голову повыше и сразу увидел огромный Дуб, стоявший на вершине холма особняком, в стороне от рощи. Для Туки это дерево было не просто деревом, оно было Тукиным Деревом, потому что в его корнях располагалась Тукина хижинка. Между кышем и Дубом завязалась крепкая дружба, они уважали и любили друг друга. Всю зиму кышу снился только один сон: самый уютный, самый теплый на всем белом свете домик и самое красивое во всем мире дерево.
        - Что, если проведать старое место? Вдруг мой дом еще никем не занят и я смогу опять поселиться в нем? - подумал кыш без особой надежды. - Пойду посмотрю».
        Легко сказать - «пойду»! Пробраться на холм было делом непростым: его основание опоясывала кольцом острозубая каменная гряда. То, что она защищала кышей холма от проникновения хищников, было большой удачей, но теперь гряда стала непреодолимой преградой и для Туки.

        Кыш задумчиво почесал за ушками и неожиданно вспомнил приемчики назойливых блох. Немного поразмявшись, Тука подобрал гибкую ветку ивы, разбежался, воткнул ее в набухшую мокрую землю и сильно оттолкнулся задними лапами. Ветка пружинисто разогнулась… Кыш перелетел через первый камень. Потом он повторил прыжок еще раз, и еще, и еще… Двигаясь сим блошиным образом, смельчак сумел-таки одолеть серьезное препятствие, непроходимое для зверя, но, как оказалось, вполне проходимое для маленького кыша, который привык всегда и везде лезть напролом.
        Последний камень остался позади. Крошечное розовое существо кое-как приземлилось, подставив земле то самое мягкое местечко, на котором рос бурый хвост-пушок. Наличие этого «смягчающего» обстоятельства и обеспечило кышу относительно мягкую посадку. Быть блохой было непросто: Тука запыхался, его лапы онемели от усталости, в глазах рябило. Но несмотря ни на что, кыш был весьма доволен собой. С трудом переводя дух, он присел на свиток березовой коры и несколько минут отдыхал, стараясь не задремывать. Разомлев на солнце, можно в два счета стать добычей для крупной голодной птицы. Весна - самое опасное время года: бело-розовая шкурка слишком заметна на черной земле. Чтобы выжить, кыш должен был по нескольку раз в день повторять Первый Закон: «Никогда не спи вне дома - запросто можешь стать чьим-то обедом».
        Тука снова и снова в нетерпении поглядывал туда, где виднелся большой кряжистый Дуб. Рядом с ним кыш оказался бы в безопасности. Нет, Тука не был слабаком и паникером. Кышам вообще не свойственно малодушие. Кыш - разумный трус, а такая трусость, как известно, - признак не слабости, а ума. Но хватит рассуждений. Нельзя делать дело наполовину. Было самое время отправляться дальше, к своему домику и надежному укрытию. Ум умом, храбрость храбростью, а вороны тоже не дуры. И поесть любят.
        Тука глубоко вдохнул и запетлял вверх по склону мелкими перебежками от одного снежного островка к другому. Наткнувшись на поваленный ветром клен, он стал двигаться вдоль дерева. Так было безопаснее. Потом юркнул под навес из сухих веток, огляделся и вдруг вспомнил это место! Да-да, именно здесь прошлой осенью впал в спячку его друг Хнусь. Тука обежал клен - никаких следов. Тогда он забрался под лежащее дерево и радостно вздохнул. В том месте, где ствол разветвлялся висела гроздь толстых сосулек, в одной из которых с блаженной улыбкой, головой вниз, спал Хнусь. Тука не стал его отколупывать. «Нельзя будить спящего брата» - так гласил Второй Закон кышей.

        - Спи сладко, Хнусь, пока солнышко не пощекочет тебя. Хитрец, ты нарочно забрался в тень, чтобы обмануть весну и поспать подольше.

«Что ж, толково придумано», - улыбнулся Тука и начал собирать обломки коры и сухие прутики. Он складывал их кучкой под Хнусем, бормоча себе под нос:
        - Теперь, когда сосулька подтает и ты, дружище, из нее вылупишься, твое приземление будет мягким.
        Закончив дело, Тука хотел было отправиться дальше, но вдруг вспомнил Третий Закон кышей: «Проснулся после спячки, первым делом замаскируйся!» И, следуя ему, старательно вывалялся в земле, став похожим на комок грязного снега.
        До вершины холма оставалось совсем немного. Не прошло и четверти часа, как путешественник, отдуваясь и охая, привалился бочком к своему дереву - большому крепкому Дубу.
        - Здравствуй, Дерево, - сказал ему кыш.
        В ответ Дуб взмахнул ветвями и зашуршал прошлогодними листьями. Тука прижался к шершавому стволу бурым меховым животом и, раскинув лапы, распластался по коре, пытаясь взять у своего могучего друга немного живительной силы.
        - Ты хорошее, ты теплое и ласковое, ты - Мое Дерево. Помнишь меня? Это я, Тука. Прошлой осенью я заснул рядом с тобой. Но то ли осенним потоком, то ли снежным оползнем меня снесло вниз, и я вытаял за каменистым полем, в Большой Тени. Сколько там деревьев! Разных-разных! Без счета! Многие с крепкими корнями. Выбирай для хижинки любое! Но видишь: я вернулся, вернулся, потому что там не было тебя, Мое Дерево.
        Погладив лапой выпуклую кору, слегка нагретую мягким апрельским теплом, маленький кыш двинулся вокруг дерева, вспоминая каждую мелочь. Вот корень, выгнутый дугой, круто ныряющий в землю. Ямка. За ямкой кочка. Второй корень с приподнятым узловатым коленом, припорошенный бурыми листьями соседей - ясеней и каштанов, и, наконец, третий, закладывающий полупетлю и делящийся надвое. Именно здесь стоял прошлым летом его, Тукин, дом.

        Но теперь домика не было.

«Ай-ай-ай, - подумал Тука, - чего только не бывает на свете. Здесь стоял мой домик, а теперь его нет. Кто-то его разрушил».
        Кыши - народ спокойный и миролюбивый, но в семье, как говорится, не без урода. В Маленькой Тени имелось два негодника: Гнус и Бяка. Гнус даже в самом наигнуснейшем настроении не смог бы разрушить каменную хижинку, будучи очень хлипким кышем, страдающим аллергией на добрые дела и изнурительными приступами лени. Но если это сделал не Гнус… Тогда это сделал Бяка. Больше некому.
        Бяка - крупный вредный кыш, обожал ссоры и потасовки. У таких нет друзей, но много врагов. Они все - кыши-одиночки. В общем, Бяку было бы легко назвать плохим, но, удивительное дело, рядом с грубостью и обидчивостью в Бяке уживалась и положительная черта характера: Бяка был до чрезвычайности чистоплотен. Нет, все кыши не прочь помыться, но этот просто помешался на гигиене. За ушами у него постоянно хранился порядочный запас зубочисток, в кармашках малиновой жилетки лежали чистые носовые платки, а в носках покоились нежные, ухоженные пятки. Вот каков был этот Бяка: гадкий, но чистый.
        Тука рассудил так: «Осенью Бяка дождался, когда я усну, пришел и разрушил мою хижинку. Кто бы знал, зачем ему это понадобилось?» Кыш с горечью осмотрел руины домика, подобрал осколок слюды от окошка и вздохнул. Потом он сложил в кучу разбросанные Бякой камешки и приступил к работе.
        Обычно на месте будущей хижинки маленький строитель рыл глубокую яму, заполнял ее ветками, корой, шишками, пересыпая торфом. Сверху он настилал плетенный из прутиков пол. Пол получался с подогревом - палки и шишки под ним медленно гнили, выделяя тепло. Далее кыш складывал из крупных камней фундамент, а на нем из камешков поменьше возводил стены. У каждого кыша был свой секрет приготовления строительного раствора для кладки: кто-то замешивал в него паучью шелковую нить, кто-то толченые заячьи «орешки». Но главной связующей раствора всегда была кышья слюна, очень клейкая и крепкая при схватывании.
        Тука работал терпеливо и старательно. Стены вышли ровными, а окошки - аккуратно круглыми. Как этого добиться, кыш додумался позапрошлой весной. При строительстве дома он случайно оставил на начатой кладке свиток бересты и, забывшись, обошел его камнями. Когда раствор застыл, Тука опомнился, вынул бересту и обомлел - какой аккуратный получился проем! Оставалось лишь вставить кусочек слюды, и окошко было готово!
        Заключительной стадией стали отделочные работы: Тука быстро сложил очаг и поделил дом перегородками. Самая теплая и светлая комнатка хижинки по традиции осталась не занятой. Размножались кыши, как утконосы, яйцами. Для них яйцо было не только звеном в продолжении рода, оно было символом кышьего мироздания, началом всех начал, кышьей светлой мечтой. Поэтому каждый из них, и Тука тоже, надеялся, что когда-нибудь создаст семью и в этой комнатке будет лежать яйцо.

        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Кыши-это кыши

        Большая Тень и Маленькая.
        Кыши, кто они?
        Все по Закону!
        Главное - яйцо!


        Солнце грело все сильнее, и маленькие кыши один за другим стали вытаивать изо льда и снега.
        Кыши не гномы и не лесовики. Кыши - это кыши. Смешные травоядные розовопушистые существа. Сообразительные и безобидные. Чрезвычайно любознательные, подвижные и общительные. Они ужасные шалуны. Их жизнь доверху наполнена разными событиями и приключениями. Кыши прячутся в глубине бескрайних лесов. Так как спугнуть кыша - плохая примета, люди обходят их стороной. Никто не знает, откуда кыши приходят и куда уходят. Непонятным образом в самых тихих уголках леса вдруг появляются обширные кышьи поселения.

        Именно поселения, потому что кыши не живут поодиночке. Вместе им веселее и безопаснее. Весной они собственнолапно встраивают в корни больших деревьев свои хижинки и живут в них до поздней осени. Эти жилища не только уютные и аккуратные, но весьма крепкие и надежные. Неудивительно, что мелкие грызуны и другие обитатели леса с нетерпением ожидают осенних заморозков. И как только кыши начинают впадать в спячку, змеи, бурундуки, мыши и прочие разбойники без тени стыда захватывают их опустевшие домишки. А лишившиеся крова кыши-неудачники, не ропща на судьбу, отстраиваются весной заново.
        Небольшая колония кышей, о которой пойдет речь, давным- давно поселилась в живописном лесу под названием Большая Тень. Колонией управляли пять мудрых Старейшин, хранители Свода Законов. Законы кышам были необходимы для того, чтобы не перессориться из-за ерунды. Вообще-то в природе и так все ЗАКОНомерно. Не так, как у людей, которые вначале дружно о чем-то договариваются, а когда доходит до дела, так и норовят поступить по-своему. Нет, у кышей во всем царили порядок и единодушие. А раз так, то жизнь в Большой Тени текла размеренно и чинно и все споры быстро заканчивались мировой.
        До недавнего времени кыши-колонисты жили в Большой Тени все вместе. Но волею случая лет эдак пять назад старый кыш Ась и пятеро маленьких кышат отделились от племени, перебрались через каменную гряду, окружающую холм Лошадиная Голова, и поселились на его верхушке, в небольшой рощице, названной ими Маленькой Тенью. Все остальные кыши, их было около сотни, продолжали жить у подножия холма, в бескрайнем лесу с опушками, полянами, озерами и ручьями. Почему так случилось, вы узнаете немного позже. Наберитесь терпения.



        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Первое чаепитие

        Дела житейские.
        Дысь - кыш по прозвищу Белая Жилетка.

1 + 2 + 3 = Дысь, Сяпа, Бибо, Люля, Слюня, Хлюпа.
        Сяпа - тот еще везунчик, а Люля - плут.


        В неотделанной хижинке было прохладно. Слабое весеннее солнце не могло быстро прогреть ее каменные стены. Отовсюду тянуло морозной сыростью.
        Тука поднялся с деревянного топчанчика и, зябко поеживаясь, подошел к слюдяному окошку. Оно заиндевело. Ничего не было видно. Зубки Туки стучали от холода, лапы коченели на холодном полу. «Надо было застелить пол не только прутиками, но и тростником, - мысленно ругал себя Тука, подпрыгивая на месте, чтобы согреться, - Когда вытает старый Ась, попрошу его связать мне толстые-претолстые носки, а то в морозное утро опять в спячку тянет. И угораздило же меня проснутъся в этом году раньше всех! Ничего, когда объявятся другие кыши, сразу станет веселее! Вместе и холод будет не страшен.
        Чтобы скоротать время, Тука занялся хозяйством: подправил сложенный наспех очаг, натаскал в дом прутьев, шишек для растопки и утеплил чердак сухой прошлогодней травой. Потом сходил в рощу и достал из тайника, куда на зиму кыши прятали все свои «сокровища», Амулет - прозрачный камень-окатыш, при помощи которого можно было поймать солнечный луч и разжечь огонь. А еще достал кое-какую посуду и сушеную провизию на первое время. Кыш сложил все это в котомку и приволок в новую хижинку.
        Не успел Тука развести в очаге огонь и подвесить котелок с водой, как в дверь домика нетерпеливо постучали:
        - Пустите в дом! Меня преследуют! За мной погоня!
        В такой ситуации раздумывать нечего. Хозяин быстро отодвинул деревянный засов и отворил дверь. В домик ворвался и быстро заперся изнутри встрепанный замерзший кыш в исключительно грязной жилетке. Тука хорошо знал всех обитателей холма, но этот с хвоста до чубика вымазанный глиной малыш был Туке незнаком.
        - Грачи! - еле переведя дух, прошептал гость. - Хулиганы! Собираются в стаи и гоняют бедных, еще заспанных кышей по всему холму. И что за развлечение - мучить маленьких? Разве грачи питаются кышами? Вот вороны - да, жрут что ни попадя, без разбору. Но грачи - нет, никогда! Ошалели, наверное, от солнца.
        - Извини, что перебиваю, кыш, - вежливо заметил незнакомцу Тука, - но лучше не нарушать весеннюю церемонию знакомства: сначала представиться и полобуниться, а уж потом беседа. Меня зовут Тука.
        - Виноват, виноват. Ты прав, спаситель. - Кыш галантно шаркнул задней лапой. - Мое имя - Дысь, прозвище - Белая Жилетка. В Большой Тени у меня одного жилетка белая, поэтому там меня знает любой. А здесь я никого не знаю и никто не знает меня. Вот так: зазимовал дома, на кочке, а проснулся на чужбине, в ямке.
        - Это не чужбина. Это - холм Лошадиная Голова. Я слышал о тебе, Белая Жилетка. - Тука подозрительно покосился на удивительно грязную, неопределенного цвета одежку незваного гостя.
        - Маскировка, - весело пояснил Дысь.
        Кыши вежливо улыбнулись друг другу и, как того требовал обычай, полобунились.
        - Слушай, не мешало бы посмотреть, как там другие кыши. - Тука вопросительно взглянул на Дыся.
        - Верно! - согласился тот.
        Они не успели сделать и шагу. Дверь снова распахнулась, и в хижинку ввалились еще два чумазых перепуганных кыша - большой и маленький. Большой, как слепой крот, заметался по домику. Наткнувшись на теплый очаг, он прижался спиной к его стенке, согревая замерзший хвост. Маленький, упав на пол мордочкой вниз, так и остался лежать без движения.

        Тука и Дысь спокойно ждали. Они понимали, как важно кышу прийти в себя перед церемонией знакомства, и деликатно предоставили пришедшим время, чтобы освоиться. Между тем хозяин дома исподтишка, с любопытством разглядывал новоприбывших. По Закону бело-розовые кыши, вытаивая из льда и снега, сразу выкатывались в грязи, чтобы стать незаметными для хищников. Эти двое замаскировались прекрасно: даже родные мамы не смогли бы распознать своих чад в этих грязных комочках. Кыш, тот, что побольше, казалось, опять впал в спячку. Он замер, прилипнув к очагу, и тихо посапывал от удовольствия. От него валил пар. В это время на полу ожил второй кыш - маленький. Балансируя на животе, он быстро завертел всеми лапами. В хижинке поднялся легкий ветерок. Картина была забавная, и у Туки весело защекотало в носу. Но нет, стоп! Стыдно поднимать на смех собратьев. Это еще хуже, чем совершать нелепые поступки самому. И кыш отвернулся, проглотив ухмылку.
        Тут после энергичной «разминки» маленький незнакомец встал с пола и как лунатик, вытянув вперед лапки и не открывая глаз, пошел на тепло очага.
        - Бибо, - сказал он жалобно, - ты уже обсох, теперь моя очередь.
        Услыхав это, другой кыш, не сделав ни шагу, просто-напросто отвалился от теплой стенки и упал на пол, а маленький пристроился на его место.
        Хозяин, не теряя времени, занялся приготовлением чая. Он наконец-то узнал эту парочку: это были его давние знакомые, можно сказать, друзья - Бибо и Сяпа. Церемония их знакомства с Дысем началась уже за столом, когда домик заполнил аромат напитка, приготовленного из душистых ивовых почек.
        - Кто не знает, меня зовут Бибо, а малыша - Сяпа, - сказал крупный кыш. - Прошлым летом мы с Сяпой жили по-соседству, на разных берегах ручья. А немного ниже по течению жили братья-близнецы Хлюпа и Слюня. Знаете таких? Они с утра до ночи спорили и тузили друг друга из-за всякой ерунды. Держу пари - нет на свете более вредных и сердитых братьев! Именно поэтому другие кыши обходят их дом стороной. Кому охота водиться с лодырями, вечно спорящими, чья очередь мыть посуду? Из лени всегда вырастает грязь. Вот и Слюня с Хлюпой совершенно заросли грязью, стали такие чумазые, что их можно перепутать с навозными «орешками».
        Тука хихикнул и вопросительно посмотрел на Сяпу, ожидая, что тот тоже поучаствует в разговоре, но Сяпа молчал, печально глядя перед собой. Он держал в лапах глиняную кружку, из ¦второй изредка прихлебывал горячий чай, и о чем-то размышлял. Бибо счел необходимым пояснить:
        - Не волнуйтесь, Сяпа часто молчит. Когда молчит, он думает. Как раз сейчас ему есть о чем подумать, ведь зимой он потерял свою любимую панаму. Красивая была панама, большая. Ась сплел. Увидишь панаму, держи пари: Сяпа. Три года носил! Каждую осень в ней в спячку впадал! А когда терял - обязательно находил. Но даже самому удачливому не может постоянно везти, а наш Сяпа - неудачник из неудачников. К Асю не ходи: или какая-нибудь ворона утеплила панамой свое гнездо, или сгнила панама во время зимовки прямо на Сяпиной макушке. Чему удивляться, вещь-то не вечная!
        Все понимающе переглянулись, а Сяпа вздохнул.
        К вечеру в хижинке объявились еще три холмича: Люля - маленький кыш-хитрован, неоднократный победитель состязаний на Поле Брани, и Слюня с Хлюпой - братья-близнецы, те самые, про которых рассказывал Бибо. Люля, врунишка и плут, умудрился во время спячки сохранить свои игральные шишки-камешки. Чуть отогревшись, он ловко обжулил в них всех кышей. О, этот жадина никогда не играл
«на просто так», а всегда «на что-то», поэтому Сяпе просто повезло, что свою панаму он уже успел потерять. Дысь проиграл Люле свою грязную белую жилетку, Бибо - берет, в котором зимовал, а Тука - осколок слюды, перекочевавший из старого окошка в новое.
        Скоротав таким образом время до вечера, отогревшись у очага и напившись чаю, вся компания стала укладываться спать. Кыши натаскали в хижинку сухой прошлогодней травы и листьев, взбили каждому по уютному гнезду-постельке и заночевали.



        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Когда друг в беде

        Болтовня за чаем.
        Страшное происшествие с Хнусем.
        Будить кыша до срока - плохая примета!
        Ох уж этот Бяка!


        Пока с холма сходила вода, все кыши продолжали квартировать у Туки. По утрам, завтракая салатом из первоцветов, они обсуждали важные кышьи проблемы.
        - Ну и кто мне скажет, почему во время спячки кышам снятся хорошие, сладкие сны, а после спячки гадкие и кислые? - хрустя крокусами, осведомился Тука. Чтобы сосредоточиться, он вытянул под столом задние лапы и тщательно почесал одну о другую. Этому Туку научила большая навозная муха.
        Дысь, в отчищенной белой жилетке, отыгранной на рассвете у Люли, повел пушистыми усами, смачно отхлебнул брусничного чая и важно поддакнул:
        - Именно так, уважаемые, именно так! Вот мне, например, приснился сегодня пренеприятный сон, в котором большой задастый синий заяц расселся на верхушке нашего Дуба и жрал с него сосновые шишки. Заяц был очень большой и очень синий, но странно не это. Странно то, откуда на Дубе взялись сосновые шишки?! Бр-р-р! Какая гадость! Приснится же такое!
        Кыши пооткрывали рты от ужаса, и Сяпа, как самый пытливый из них, тихо, почти беззвучно, спросил:
        - А ты, Белая Жилетка? Что в это время делал ты?
        - Неуместный вопрос, разве у меня был выбор? - нахмурился тот. - Я подметал за ним шелуху, что же еще?
        Кыши понимающе одобрительно закивали головами - чистота у них стояла на первом месте, - а потом налили себе еще по чашке чаю. Далее чаевничали молча. Ерзавший от нетерпения жадина Люля разок нахально заикнулся о возвращении Тукой долга - куска слюды из окошка, но прикусил язык под осуждающими взглядами друзей.
        Наконец, насытившись, сотрапезники встали из-за стола и стали собираться по делам. Солнце уже припекало так сильно, что Тука решил проведать Хнуся. Но, добравшись до поваленного клена, он обнаружил там только хрустальную россыпь ледяных осколков.
        - Хнусь! Хнусь! - стал звать Тука, бегая вокруг дерева и заглядывая в щелки и дырочки. Тщетно: Хнуся нигде не было.
        Тука решил заложить круг пошире и обследовать близлежащую местность. Замирая от дурных предчувствий, кыш выбрался из-под клена на открытое место южного склона, где уже появилась ярко-зеленая молодая травка, а сугробы превратились в огромные лужи, и огляделся. Среди луж зелеными островками возвышались кочки. Посреди одной кустом выросли крупные одуванчики. Их толстые стебли тянулись к солнцу. Тука поднял глаза. На желтом фоне из цветочных шапок виднелось розовое пятнышко - шкурка Хнуся. А выше, в небе, разворачивалась огромная ворона, готовящаяся спикировать на маленького, безмятежно спящего кыша.
        - Ой-ой-ой! - вскричал Тука. - Хнусь, миленький, разве ты не видишь эту страшную птицу, желающую тобой полакомиться? Кыш-соня, ты пригрелся на солнышке и позабыл главное правило кышей: «Проснувшись после зимней спячки, больше не спи!» А ты уснул, дурашка! Под тобой выросло целое семейство одуванчиков и утащило тебя ввысь.

        Розовый комок зашевелился наверху и сладко зачмокал. «Не слышит! - испугался Тука. - Что делать?» Он заметался в панике, выискивая, чем бы отпугнуть хищную птицу, но не нашел ничего лучше обломка ежевичной ветки. Ворона снижалась. Вот она открыла свой страшный клюв! Вот растопырила цепкие когти! Тука увидел в ее черных маслянистых глазах отражение спящего Хнуся и расставил пошире задние лапы. Взяв колючую ветку наперевес, он приготовился к обороне. Ворона опускалась на кышей темно-фиолетовой тенью. Когда ее силуэт закрыл все небо, Тука со священным криком
«Кыш, кыш, кыш!», размахнувшись пошире, треснул ворону веткой по голове в то место, где блестел хищный вороний глаз. Ветка вцепилась в птичьи перья всеми своими шипами. Опешившая ворона резко задергалась вправо и влево, стараясь сбросить ее с себя. Наконец освободившись, птица с громким карканьем взмыла вверх и через мгновение скрылась за деревьями. Понимая, что времени у него в обрез - ворона могла вернуться, и не одна, - Тука приналег на один из стеблей, стараясь его раскачать. Вся масса цветов слегка колыхнулась, и сверху, прямо Туке на голову, скатился так и не проснувшийся Хнусь. Не подхвати его Тука, Хнусь захлебнулся бы в луже.
        Притащив друга в убежище под поваленное дерево, Тука свалился замертво. Силы покинули его. Немножко отлежавшись, он стал собирать и подсовывать под Хнуся ветки, чтобы тот не простудился, - здесь земля была еще очень холодной. Хнусь продолжал сладко спать. Лежа на спине и сложив передние лапы крест-накрест, он всем своим видом выражал спокойствие и удовлетворение. Тука пытался придумать, как бы доставить приятеля в хижинку, но ничего путного ему на ум не шло. Кыш очень боялся страшной вороны. Ему все еще мерещились над головой большие когтистые лапы, и он деревенел от страха.
        Чтобы отвлечься от опасных мыслей, Тука занялся маскировкой Хнуся - набрал пригоршню мокрой земли и вымазал ею розовую, как цветок дикой яблони, шкурку друга. Потом он выглянул наружу и осмотрелся. Ему вдруг показалось, что за кустами барбариса промелькнуло что-то розовое. «Там кыш, - подумал он, - какая удача! Вдвоем мы сможем дотащить спящего Хнуся до моего домика. И все будет хорошо». Почти успокоенный, он бросился через проталину к кустам.
        - Эй, кыш, постой! Я - Тука. У меня друг в беде. Заснул опять, понимаешь? Помоги дотащить его до моей хижинки, у меня одного маловато силенок!

        Кыш остановился и недобро оглядел Туку:
        - Ну и что с того, что ты - Тука? Я тебе помогать не стану. Ты моих друзей куда-нибудь носил? Ни-ког-да! Так что не шурши ушами, проходи мимо. Твой друг - твоя забота, я тут ни при чем. Буду всем помогать, весь перемажусь.
        Тука даже не рассердился. А только очень удивился, потому что никогда раньше не встречал кыша, который отказался бы помочь товарищу. Он с удивлением сказал:
        - Хнусь не грязный. Он немножко замаскированный. Ведь ты тоже вымазался глиной, чтобы не дразнить ворон. И сделал это так старательно, что тебя просто нельзя узнать.
        - Моя грязь - это моя грязь, она тебя не касается, - отрезал грубый кыш. Он достал из-за уха зубочистку и проверил чистоту своих зубов. - А будешь приставать - укушу! Лучше не зли Бяку!
        - Ну конечно же, ты - Бяка! - облегченно выдохнул Тука. - Как же я сам не догадался? Испугался, понимаешь, что в нашем лесу началась эпидемия вредности. А если ты Бяка - конечно! Бяка на то и Бяка… Скажи, а зачем ты разрушил мой дом? Это очень плохой поступок. Не помочь товарищу в беде - тоже. Твое прозвище - Большой Кыш. Какой же ты Большой, если совесть и душа у тебя маленькие? Неужели тебе нравится все время вредничать и злиться на своих друзей? Может быть, лучше дружить с ними и помогать им? Вдруг когда- нибудь и тебе понадобится наша помощь?
        - Я - кыш-одиночка. Мне никто не нужен, - рассердился Бяка. - Я никогда не стану просить ничьей помощи, потому что все умею сам.
        - А может быть, ты просто боишься стать хорошим? - улыбнулся Тука.
        - Я боюсь?! Глупости! Это вы все меня боитесь. А знаешь почему? Потому что я плохой. Я очень плохой!
        И, не зная, что бы такое гадкое вытворить, Бяка подбежал к спящему Хнусю и громко свистнул ему в ухо. Тот вздрогнул и проснулся. Тука испуганно закрыл лапами мордочку. А Хнусь смачно потянулся, увидел друга и рассмеялся:
        - Тука, какая удача, что мы проснулись вместе! - но, заметив рядом Бяку, испуганно вскрикнул: - Какой ужас! Вместе с нами проснулся и Бяка!
        - Ага, испугались! - зарычал Бяка и взял в каждую лапу по острой сосульке. - А ну-ка брысь отсюда! Живо!
        Повторять дважды не было нужды: кышей будто ветром сдуло. Единым духом домчались они до большого Дуба и забарабанили в дверь хижинки.
        Только задвинув за собой засов, Тука с Хнусем с трудом смогли перевести дух. Бибо и Сяпа, готовившие ужин, вопросительно уставились на друзей.
        - Что случилось, кыши? - не выдержал Бибо.
        - Бяка!!! - еле выговорил Тука. - Этот гадкий кыш разбудил Хнуся!!!
        Бибо вскрикнул от ужаса, а Сяпа юркнул под стол.
        - Ух, не к добру это! - вздохнул Бибо. - Очень плохая примета - будить кыша во время спячки. Не иначе, засуха случится или саранча налетит.
        - А может, придут бесконечные тучи? Может, все лето будет лить дождь и мы ни разу не увидим ни солнышка, ни звезд на ночном небе? А, Бибо? - тихо спросил из-под стола Сяпа.
        - Не надо думать о плохом, - погладил Тука по спинке Сяпу. - Дождемся Дыся и Люлю. За чаем все хорошенько обсудим. А когда Ась вытает, надо будет взять у него Амулет и, как велит обычай, воздавать Амулету почести, чтобы отвести несчастье: до самого лета закапывать в землю желуди.



        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Обустройство

        Пробуждение природы.
        Чьи хижинки уцелели?
        Не хватает лишь Гнуса и Ася.


        День прибывал. Солнышко день ото дня светило у все ярче, и снег на холме Лошадиная Голова быстро таял. В роще Маленькая Тень терпко и вязко пахло соком деревьев и набухшими почками. В норах возились зверушки, щебетали птицы, там и сям шмыгали насекомые.
        На земле, среди сухой травы и прелых листьев, суетились маленькие, размером не больше мышонка, пушистые розовые кыши. Они были заняты делом: обустраивали и приводили в порядок свои хижинки. Кыши совсем недавно вытаяли из снега и сосулек, где проспали всю зиму до первого тепла. И, едва обсохнув, сразу побежали проверить, не заняты ли их хижинки какой-нибудь настырной ящеркой, мышью или кротом. Хорошо, если нет. А что, если да? Пусть каждый решает сам за себя. Но кыш, уверяю вас, в таком случае поступит определенно по Закону.

        Все кышьи хижинки перезимовали в общем неплохо.
        Слюне и Хлюпе повезло: дождливой осенью их дом у болота затопило. Зимой приморозило. И он превратился в ледышку. Желающих занять его было много, но пробраться внутрь никто не сумел. Дверь не смогли открыть и сами хозяева. Ее перекосило и заклинило. Домик стоял в низине наполовину в воде. Надо было дождаться, когда вода сойдет, а комнатки проветрятся и подсохнут. Братья торопили время и поочередно дежурили у крыльца, шугая мелких зверюшек-захватчиков, претендующих на кышью жилплощадь.
        Вытаявший на холме Дысь решил не возвращаться в Большую Тень и отстроился у подножия старого каштана, под чьими корнями талая вода вымыла уютную пещеру - удобное место для хижинки. Кыш по прозванию Белая Жилетка строил свой домик очень старательно. Получилось просторное, удобное жилище с подсобными помещениями и потайным выходом.
        Тука помог Хнусю выстроить дом с другой стороны своего Дуба, так как старый дом Хнуся под черемухой был уже занят старым слепым ужом. Не выгонять же старика.
        На противоположных берегах Шалуна, под двумя высокими деревьями, расположились жилища двух закадычных друзей: Сяпы и Бибо. Бибо обосновался под стройным ясенем, а Сяпа устроился под кряжистой липой. Этой весной друзья получили свои домики назад в целости. Сработала Сяпина изобретательность. Всем известно, что чернокорень - лучшее средство от непрошеных грызунов и мелких хищников. Осенью Сяпа насушил стеблей и семян чернокорня, а перед зимовкой разложил их в хижинках.
        Вот только мост через ручей снесло снежным оползнем. Пришлось друзьям строить мост заново. Кыши прикатили из рощи бревно, перекинули через ручей и укрепили камнями. Да еще приделали палку-хваталку специально для Сяпы, который плохо держал равновесие, страдал скользкобоязнью, неустойчивостью и не умел плавать.

        Больше всех не повезло кышу-одиночке Бяке, по прозвищу Большой.
        В прошлом году Бяка построил себе просторный светлый дом на северном склоне холма. Его хижинка, ловко встроенная в корни кривой сосны, была так хороша, что Бяка придумал ей ласковое имя «Моя Радость». Большой Кыш страшно гордился своим домиком: его аккуратными слюдяными окошками и большим парадным входом. Кыш был молод и не знал, что излишества и роскошь часто приводят к беде. В дом через большой вход может пролезть большой зверь. Так и случилось. Зимой, когда Бяка спал в снежном сугробе, его опустевший дом приглянулся лохматому молодому Еноту. Недолго думая, бездомный зверь протиснулся внутрь, слегка подправил кышью архитектуру по своему вкусу и накрепко прижился в Бякиной хижинке.

        Только-только вытаяв весной из снега, Большой Кыш сразу отправился домой, в «Мою Радость», и, естественно, обнаружил там Енота. Кыш так рассердился и так обиделся, что стал крушить все на своем пути. Первым ему подвернулся домик Туки. И Бяка разнес его по камешку. Увы. Увы. Увы. Нет, что ни говорите, нельзя потакать своим обидам. Злость и обида - плохие советчики. Это знают все, даже кышата.
        Жуликоватый кыш Люля умудрился отнять у застенчивого Сурка его нору, когда тот вышел погреться на весеннем солнышке. Вообще-то мошенничество кыши осуждали. Оправдывая свой не слишком хороший поступок, Люля заявил, что он-де гадал на
«заячьих орешках» и такая у него судьба - обманом выгнать Сурка. Удивительно, но суеверные кыши отчего-то сразу ему поверили. Один Сяпа засомневался. Никому ничего не сказав, он соорудил несчастному Сурку новый дом под кустом бузины, а тот не поленился завершить подземное строительство. И все остались довольны.
        Не было известий о Гнусе - ленивом кыше-нытике. Как потом выяснилось, Гнус вытаял, как и Тука, за каменной грядой, но не стал возвращаться на холм, а решил начать новую жизнь там, в Большой Тени, где никто не знал о его проделках.

        Всех волновала судьба Ася - главного из кышей Маленькой Тени. Его очень любили, хоть он был малообщительным, застенчивым и очень старым. Трудолюбивый Ась снабжал своих собратьев вязаными носками и жилетками. Именно он три года назад связал Сяпе большую панаму, которую тот не снимал никогда. Ась был самым старшим и самым мудрым на холме, он знал всё про всё. Кыши ждали Ася со дня на день и ежедневно осматривали северные склоны холма, болото и лощину, где еще лежал снег.
        Ась вытаял последним. На болоте вместе со сладкой клюквой. Всю зиму он спал крепким сном в кустиках дурман-травы и багульника. Солнце не спешило растапливать льдинку, приютившую старика. Но когда срок пришел, лед растаял. И Ась чуть было не захлебнулся талой водой. Потом его едва не вынесло половодьем на камни, но молодчина Ась уцелел. Он подсох, отдышался и добрался до своего домика у родника. Домик пережил уже пятую зиму и преданно ждал Ася.



        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Почему дерутся феномены?

        Другу надо верить всегда и сразу.
        Близнецы Слюня и Хлюпа. С законом не поспоришь.
        Про кышесинкразию и передник с карманами.


        Не ходи туда, - посоветовал Хнусь, - ты же знаешь, там живут близнецы Хлюпа и Слюня.
        - Пусть, - сердито отозвался Тука. - Я пойду туда. Я всегда иду, куда иду.
        - Как хочешь, но лучше не надо, - нахмурился Хнусь.
        - Нет, пойду, пойду, - упорствовал Тука. - Мои лапы сами топают в сторону этого домика. Мне так хочется побывать у этих спорщиков в гостях, аж пятки чешутся.
        - Ну тебя! - устало сдался Хнусь. - Давай! Иди туда, куда идут твои лапы. Только знай, что, увидев Слюню и Хлюпу, ты захочешь убежать прочь, но солнце вот-вот спрячется за холм, и тебе придется остаться у них на всю ночь. А ни один нормальный кыш не может выносить их ссор так долго. Все обходят дом близнецов стороной. Даже шалый Бяка не ходит к ним в гости.
        - Я никого не боюсь, - неуверенно ответил Тука и опасливо огляделся.
        Упоминание Бяки насторожило его. Разум говорил: «Стой, не ходи!» А неуемное любопытство нашептывало: «Иди, иди…»
        Так или иначе, но доводы осторожного Хнуся все же подействовали - решительность Туки постепенно стала ослабевать, а вскоре и совсем улетучилась. И полсловечка хватило бы, чтобы он повернул назад, но Хнусь, видно, отчаялся. Он перестал отговаривать друга и молчал. Тука оглянулся. Рядом никого не оказалось. Хнусь пропал. Только кончики кустов чуть шевелились, потревоженные вечерним суетливым ветерком.
        Другу надо верить всегда и сразу. Иначе может наступить минута, когда некому будет уберечь тебя от беды. Тука поежился, почесал лапой хвост и нерешительно пошел вперед, туда, где виднелся маленький дом и безобидно светилось круглое оконце.
        Хижинка притулилась в корнях плакучей ивы, уже проснувшейся от зимнего сна: почки ивы вздулись, напряглись, готовые вот-вот вспыхнуть тысячами ярко-зеленых огней. Вот в основании этого удивительного дерева, в его напряженных корнях и была сложена кривенькая хижинка Слюни и Хлюпы.
        Тука приблизился к домику братьев-кышей, чуть не увязнув в глинистой жиже. Подобравшись к дверце, за которой кто-то надрывно вопил, Тука трижды ударил в дверь колотушкой, подвешенной к дверной притолоке. Рыдания и вопли смолкли. За дверью послышалась возня. Потом сердитый голос грубо осведомился:
        - Кто это там?
        - Это я, Тука, - неуверенно ответил кыш.
        - Нечего всяким Тукам ходить в гости, куда их никто не звал, - грубо ответили из-за двери.
        - Почему? - удивился тот.
        - Таков Закон, - важно ответили из домика.
        - Разве есть такой Закон?

        За дверью довольно долго размышляли, сопя и хлюпая носом. Потом дверь открылась, и перед Тукой предстал сердитый лохматый кыш, укутанный в теплый оранжевый шарф. Кыш свирепо топнул задней лапой:
        - Ты - глупый кыш, который не знает про Закон! Ты - гадкий нахальный кыш, который ходит в гости без приглашения! Ты - кислый, как незрелый кизил, и вонючий, как старый носок, ты…
        - А ты - негостеприимный хозяин, - прервал его Тука, - и больше ничего!
        - Это неправда! Я - не ничего, я гораздо больше, я - кыш Хлюпа! - опять топнул лапой сердитый кыш.
        - Ну тогда пригласи меня войти в дом и погреться у очага, как принято в нашем племени. Ведь мы очень гостеприимные и добрые существа.
        - Кто это сказал? Это сказал Закон? - заинтересовался хозяин хижины.
        - Я не знаю, что сказал Закон, но, думаю, с этим он не стал бы спорить.
        - «Не стал бы»! Он-то, может, и поспорил бы, а вот ты с ним - нет, - вздохнул лохматый кыш и, немного помедлив, все же впустил Туку в дом.
        Гость огляделся: второго брата нигде не было видно. Еще Тука заметил, что хижинка была сложена кое-как. А это всегда считалось у кышей дурным тоном. Кыши были аккуратными и чистоплотными существами. Они не выносили разгильдяйства в работе. От беспорядка у них начинал болеть живот и чесались уши. Они просто терпеть не могли лежалой, грязной посуды или нестираных жилеток. Но братцы Слюня с Хлюпой, видно, были исключением.
        Увидев вокруг себя страшный беспорядок, Тука пожалел, что ослушался Хнуся. Увы, он попал в дом к неряхам. Скорее всего, об этом на холме знали все, кроме него. Ведь даже Бяка обходил этот дом стороной. С трудом преодолевая неловкость и брезгливость, Тука попытался завязать разговор:
        - Хлюпа, а где же Слюня, у вас ведь один домик на двоих?
        - Да кто он такой, этот Слюня? - ядовито осведомился Хлюпа. - Знать не знаю никакого Слюни.
        - Как это «кто такой»? Слюня - твой брат, такой же пачкуля, как и ты. Да в придачу еще и соня, если до сих пор валяется в постели.
        - Что-что? Кто это соня? - ревниво заступился за брата Хлюпа. (За стеной кто-то завозился и всхлипнул.) - Не смей дразнить Слюню! И вот что я тебе скажу, вредный, незваный гость: ты - вонючий…
        - Знаю-знаю, - перебил его Тука, - я - вонючий, грязный носок. У тебя, Хлюпа, совсем не развито воображение, толком не можешь отвести душу. Ты за время спячки перезабыл все кышьи традиции. Забыл, что на Празднике Розового Кыша на Поле Брани любой из нас может без устали в течение получаса ласкать слух присутствующих утонченными выразительными, адресованными кому угодно рифмованными ругательствами? Ну например, рассердившись на брата, ты читаешь ему такие стихи:

        Отшлепал Хлюпа Слюню скалкой.
        Отбился бедный Слюня палкой.
        В домишке сразу стало жарко,
        Трещит несчастная хибарка.
        Распухший нос, заплывший глаз!
        Разборка! Драка! Бой! Атас!
        Но Слюня, подустав пинаться,
        Вдруг пожалел родного братца,
        А Хлюпе стало жалко Слюни…
        И братья распустили нюни.
        Вот плачут, обнявшись, навзрыд -
        Всё! Бой закончен.
        И забыт.
        - Понимаешь, - продолжал рассуждать Тука, - когда к кому-то испытываешь плохие чувства, надо непременно выплеснуть их. Но только в стихах - такова наша традиция. Тогда низменная злость проходит и приходит благопристойное раздумье - следует ли ссориться из-за ерунды. Вот попробуй отругай меня как следует, но только складно.
        - Ладно! - Идея высказаться в адрес Туки очень понравилась Хлюпе. Он покрепче уперся задними лапами в пол, втянул голову в плечи и, сдвинув брови, открыл было рот… но почему-то поэтический слог к нему не пришел. - Ну нет, я так не могу! - Он расстроенно дрыгнул задней лапой. - Я же тебя в этом году второй раз вижу, у меня и злости-то к тебе еще не накопилось. Как я смогу тебя как следует отругать?
        - Во-о-от! - торжествующе заключил Тука. - Сначала нужно что-то узнать друг про друга, чайку вместе попить. Тогда, может быть, чего плохое и подметишь. У тебя чай есть?
        - Да. Из молодой крапивы. И еще найдется немного желудевых пряников, - примирительно пробурчал Хлюпа. - Слюню звать будем?
        - А как же, - отозвался Тука, - это ведь он подвывает за стенкой?
        - Конечно он - я его связал. Мы поссорились. Он мне проиграл в «шишки-камешки» и, стало быть, должен был мыть посуду. А он сказал, что не может, потому что у него важное дело: он идет качаться на качелях. Но это вранье! Его на качелях укачивает и тошнит. Значит, этот предатель просто-напросто собирался сбежать от грязной посуды!
        - Подходяще! - обрадовался Тука. - Определенно, ты на Слюню очень сердит. Из тебя злость так и сочится, значит… Значит, ты можешь прочитать ему свои ругательные стихи! Обида пройдет, и вы помиритесь. Благодаря такой замечательной традиции кыши надолго не ссорятся. Давай выскажи брату все, что ты о нем думаешь.
        - Ну, Слюнька, держись, - прошипел Хлюпа и начал:

        Хотел бы Слюньку я поджарить,
        Крапивой хвост ему ошпарить,
        И чтобы завершить игру -
        С медведкой запереть в нору!
        Но чем заняться мне без Слюни?
        Сидеть в тоске, глотая слюни?
        Вскипает чай, готов обед,
        А Слюнечки все нет и нет…
        Хлюпа всхлипнул и замолк. И тут раздалось из-за стенки:

        Родню себе не выбираешь,
        Что из того, что ты мой брат?
        Когда прикышно унижают,
        Обидчику ответить рад!
        Я не хотел с тобою драться,
        Ведь ты - не кот, а я - не мышь,
        Но если примешься кусаться,
        То зуб - за зуб,
        За кыша - кыш!
        Тука подумал, что сейчас братья опять подерутся, но Хлюпа вдруг ударил кулаком по столу и рассмеялся:
        - Какой высокий слог! Молодец, Слюня! Поэт! - И, гордо поправив шарф, решительно отправился к брату. Вернулись они вместе. Обнявшись.
        Чай быстро организовался сам собой, и все расселись за столом. Кыши бросили жребий: Хлюпе досталась оранжевая чашка, Слюне - голубая, а Туке - белая с зеленым ободком.
        - Хоть ты и гость, но я сейчас отниму у тебя белую чашку, - ни с того ни с сего сказал Хлюпа Туке.
        - Почему? - удивился Тука.
        - Потому что я сильнее, - гордо выпятил живот Хлюпа.
        - Да я тебе ее и так отдам. Что, разонравился оранжевый цвет? Бывает. Я слышал, есть такая болезнь - кышья идиосинкразия. Это когда кышу кто-то или что-то очень не нравится.
        Говорят: «У меня на что-то там идиосинкразия». Ничего не поделаешь: болезнь. Главное, вовремя распознать, что тебе не нравится, тогда…
        - Тогда можно забрать и поделить все Хлюпкины оранжевые жилетки и носки, - с энтузиазмом закончил Слюня.
        - Нет-нет, я совсем не это хотел сказать, - возразил Тука. - Я хотел сказать, что тогда сразу станет интересно, что же ты любишь.
        - Я люблю передники с карманами, - пробурчал Хлюпа, - про них рассказывал Ась.
        - А что такое «передник»? - заинтересовался Тука.
        - Глупый вопрос! Ты бы лучше спросил, что такое «карманы». Это гораздо интереснее.
        - Что же это?
        - Это то, куда можно складывать все, что захочешь.
        - И?..
        - И носить с собой.
        - Носить с собой? - засомневался Слюня. - Допустим, у меня есть енот. Ну зачем мне его класть в карман и носить с собой, если он может возить меня на спине?
        - Енот большой и как пример не годится, а я говорю про разные там малюсенькие разности, - не сдавался Хлюпа. - Ма-а-алюсенькие такие, но которых очень много. Положил все это в карманы и пошел, а?
        - Ужас! - сказал Слюня. - Положил «много» в карманы и пошел! Далеко ты с этим
«много» уйдешь? Да и зачем с собой таскать столько-то? Ты это «много» положи в большую салатницу и крышкой накрой. А если не поместится, то и в чайник. И никто не тронет это «много», потому что не найдет. А не найдет, потому что не догадается, что ОНО в чайнике.
        Хлюпа сдвинул брови и сжал кулаки:
        - Все, Слюнька! Все! Сейчас я тебя точно отлуплю!
        У Слюни задрожал подбородок, но он промолчал.
        - Слова нельзя сказать этому Слюне, все ему не так, - раздраженно пояснил Туке Хлюпа. Потом он обернулся к брату и долго сверлил его гневным взглядом. - За твою вредность, Слюня, я тебе непременно наподдам. Да так, что ты улетишь вверх и размажешься по потолку! - Вдруг Хлюпина мордочка скуксилась, и он схватился за живот. - Ой! Ой! У меня на Слюньку уже начинается кышесинкразия.
        Слюня тоже стал раздуваться от злости. Его уши покраснели. Он угрожающе набычился, но в это время Тука тронул его за лапу:
        - Слюня, дружище, передай, пожалуйста, чайник. Чай у вас замечательный. Выпью-ка я еще чашечку.
        Все опять расселись. Пять минут пили чай молча. Потом Тука сказал:
        - Слюня, конечно, слабее тебя, Хлюпа. Но не легче! И если ты размажешь его по потолку, то когда-нибудь он непременно отклеится и упадет вниз. И обязательно треснет собой тебя по голове. Пребольно. Так что лучше оставь эту затею.
        Они опять немного помолчали, и опять Тука заговорил первым:
        - Кыши, вот вы знаете, что такое «близнецы»?
        Слюня и Хлюпа непонимающе переглянулись.
        - Это такое удивительное явление природы! Феномен! Два кыша вылупляются из одного яйца. Яйцо - чудо, а два кыша в одном яйце - это два чуда сразу! А потом эти феномены дерутся друг с другом, не моют посуду и не стирают носки! Обидно, кыши! Ну да ладно, за окном уже темно. Давайте спать ложиться. Чья эта оранжевая кроватка? Твоя, Хлюпа? Я, пожалуй, на ней и лягу. Тебе ведь разонравился оранжевый цвет, так чего зря мучиться? А мне все равно. Вот помою уши - и на боковую.



        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Птичка Сяпа

        Кто сглазил Сяпу?
        Что Сяпа за птица?
        Кыш - не кукушка.
        Ась умный, он разберется.


        Самым красивым деревом на холме был Дуб. Он рос на его вершине, чуть в стороне от лиственной рощи под названием Маленькая Тень. В хижинке кыша Туки, притаившейся под Дубом, было уютно и сухо. Кыш и Дуб были давними друзьями. Дуб укрывал малыша от непогоды, подкармливал желудями и терпеливо выслушивал кышьи новости. Тука ставил вокруг Дуба обереги от молний и ласково называл его «Мое Дерево».
        Однажды ранним апрельским утром Туку разбудил громкий гомон синичек, галок и грачей. «Эй, лежебоки, просыпайтесь! Выбирайтесь из нор, порадуйтесь теплу, погрейтесь на солнышке!» - кричали птицы. Тука сытно позавтракал болтушкой из первоцветов, надел жилетку, шарф и вышел на улицу.
        - Привет, Мое Дерево! - крикнул он Дубу.
        Дуб в ответ помахал кышу крепкими ветками. Тука огляделся. Мимо пролетело желтое облачко ольховой пыльцы. Мелькнула и пропала бабочка-крапивница. Глубоко вдохнув горьковатый запах набухших дубовых почек, кыш смачно потянулся. «Ах, весна, сколько у тебя припрятано сюрпризов! Каждый день - что-то новенькое. То склон зазолотится мать-и-мачехой, то меж камней распустятся разноцветные крокусы. А сегодня вот роща забелела ветреницами, будто снег выпал. Красота!» - подумалось кышу. У Туки было прекрасное настроение. Ну как не разделить его с друзьями!
        Дверь Туке открыл друг Сяпы Бибо. Он был бледен, суров и немногословен:
        - Сяпа заболел.
        - Шутишь? - рассмеялся Тука. - Чтобы кыш, да заболел! - Но, заметив тревогу в глазах соседа, прикусил себе язык. - Что с ним, Бибо?
        - Не знаю, - ответил тот, - сидит и молчит. Только кукукает. Ку-ку да ку-ку.
        - Страшное дело! - всерьез испугался Тука. - Может, его кто-то сглазил? Вот, скажем, недавно Сяпа усыновил одинокого Сурка. Тот теперь ходит за Сяпой хвостиком, глаз с него не сводит.
        - Что ты, Сурок добрый, а сглазить может только злой. Скорее всего Сяпа объелся. Он ведь любит поесть. Может, сбегать к старому Асю? Пусть выкопает Книгу Мудрости, дело-то серьезное. В книге написано про всё-всё-всё. Даже про то, как лечить Сяпин живот, - сказал Бибо и горько вздохнул.

        - Послушай, - прошептал Тука, - а вдруг Сяпу куснул ядовитый паук или клещ? Сяпа часто играет с разными насекомыми. Да еще любит спать на солнечной лужайке у большого муравейника. Какой-нибудь бродячий муравей запросто мог заползти в его ухо и заблудиться там внутри.
        - Вряд ли. Тогда бы Сяпе нездоровилось уже вечером. А вечером с ним было все хорошо. Мы допоздна играли в шишки- камешки, смеялись, ели желудевые лепешки. Сяпа съел пять, я - три. Хнусь зашел - тоже угостился. Очень вкусные были лепешки. А после чая мы разбежались по хижинкам спать.
        - А корни наперстянки не грызли?
        - И ядовитые корешки не грызли, и в холодном ручье не купались, и ворон не дразнили. А Сяпа все равно заболел. И вдобавок я так глупо пошутил сегодня… - Бибо виновато потупился.
        - А ну выйдем. - Тука подтолкнул приятеля к выходу. И уже на крыльце, плотно прикрыв за собой дверь, потребовал: - Ну рассказывай, Бибо, рассказывай!
        - Понимаешь, проснулся я рано, умылся, сделал зарядку, позавтракал и побежал сюда, на этот берег Шалуна, разбудить Сяпу-лежебоку. Только вошел в дом, сразу понял: что-то с Сяпой не так. Обычно на рассвете его даже вороний ор не разбудит: у Сяпы утром самый сладкий сон. А сегодня наоборот. Прихожу, а он бегает по своей кухне, лапами машет и кукукает. Присядет, на минутку задумается и опять давай бегать. Я тут возьми и ляпни: «Ты что, Сяпа, птичка?» А он мне: «Как ты догадался?» Я решил - шутит кыш. Говорю смеясь: «Если ты птичка, то я - бабочка. Значит, ты с завтраком, а я в дураках». Он, как это услышал, так вздрогнул и затих. Вот так с тех пор и сидит.

        Тука оглянулся. Действительно, Сяпа сидел у окна и задумчиво смотрел в небо.
        - Что будем делать? - спросил Тука. - Может, умоем его родниковой водичкой, выльем ее под ореховый куст и скажем: «Брошу под орехов куст, чтоб у Сяпы не болело, чтоб у Сяпы не щемило»?
        - Это, конечно, не помешает. Но сначала надо докопаться до причины, почему он кукукает. Только как? Со мной он разговаривать не станет - обиделся. - Бибо почесал макушку. - У меня есть план: я сейчас навру, что иду за шишками для очага или к Асю за носками, а ты попробуй его выспросить, не болит ли у него живот.
        Тука кивнул:
        - Попробую.
        Кыши вернулись в дом. Там Бибо взял корзину для шишек и, все перепутав от волнения, ласково сказал Сяпе:
        - Сяпонька, я скоро вернусь. У тебя тут носки для очага кончились, так я к Асю за шишками схожу. - И ушел.
        Тука медленно обогнул кухню, поправил на столе скатерть, передвинул с места на место чашки. Приблизившись к Сяпе, он дружески похлопал его по плечу:
        - Привет, Сяпа. Это я, Тука. Воздух сегодня вкусный, хоть пей!
        Сяпа вздохнул и жалобно кукукнул в ответ. Не дождавшись другого ответа, Тука заложил новый круг по кухне.
        - Может, сыграем в шишки-камешки? - как бы между прочим спросил он.
        Сяпа хлюпнул носом и сказал:
        - Теперь я птичка, а птицы не играют в шишки-камешки.
        - Понятно, - решил не спорить Тука, - птичка так птичка. Хотелось бы только уточнить, какая ты птичка? Соловей? Жаворонок?
        - Ни то ни другое, ведь у меня нет ни слуха, ни голоса. Я думаю, - Сяпа задумчиво почесал лоб и брови, - что я - кукушка. Мне очень нравится говорить «ку-ку». - Сяпа опять немножко покукукал. И Тука покукукал с ним за компанию. - Знаешь, - тихо произнес Сяпа, - кукушки улетают на зиму в теплые края, а я засыпаю на зиму в теплом снегу. Это ведь почти одно и то же. И еще, - он застенчиво улыбнулся, - внешне мы с кукушкой похожи, как близнецы. У меня, как и у нее, пестренький животик. Видишь?
        - Вижу, - согласился с Сяпой Тука, - живот похож, но… Но ты определенно не кукушка. Кто угодно, хоть страус, но не она.
        - Почему? - широко раскрыл от удивления глаза Сяпа.
        - Ну вот скажи, у тебя есть заветное желание?
        - Есть.
        - Какое?
        Сяпа почесал ладошки и застенчиво сказал:
        - Я хочу, чтобы у меня в доме появилось яйцо. Я бы за ним ухаживал, разговаривал бы с ним, а потом из него вылупилась бы маленькая кышечка. Моя дочка. Вылитая я. И у нас с дочкой были бы общие секреты. Это, наверное, очень приятно - шушукаться с дочкой о всякой ерунде.
        - Вот! Яйцо! А кукушка? - торжествующе спросил Тука.
        - Что - «кукушка»? - не понял Сяпа.
        - Что «что»?.. Эта, брат, эгоистичная птица откладывает яйца в чужие гнезда! Бросает на произвол судьбы еще не появившихся на свет детенышей! Мало того, эту подлую черту характера она передает им по наследству. Ну так что? Кукушка ты или нет?
        Сяпа сжался на табуретке и пригорюнился, наконец усвоив, кем он хотел стать. Ужас, да и только!
        - Тука, а кто же я тогда? - робко спросил он.
        - Не знаю! Пока не знаю, - вздохнул тот и предложил: - А давай пойдем в рощу. Погуляем, на вас, птиц, посмотрим, покумекаем. Жизнь сама покажет, что ты за птица. Согласен?
        - Согласен, - кивнул Сяпа.
        И они пошли. Тука энергично шагал по тропинке, ведущей к роще, поддавая ногой прошлогодние ольховые шишки. Он старательно насвистывал бодрый мотивчик и изредка тревожно поглядывал на Сяпу. Сяпа смотрел в небо - там летали ласточки.
        - Слушай, а может, ты ласточка? А, Сяпа? - спросил Тука, перехватив взгляд приятеля.
        - Нет. - Сяпа отрицательно покачал головой. - Хорошо бы, но ласточки летают очень высоко, а я боюсь высоты. И потом, у них грудки беленькие, а у меня?
        - У тебя рябушками, - сказал Тука, и друзья пошли дальше.
        - А вон вороны сидят на ореховом кусте. Ты, случайно, не…
        - Нет! - отрезал Сяпа.
        - Согласен, - сказал Тука.
        Сяпа нахмурился и притих. Огибая ежевичные заросли, Тука заметил на одном из кустов брошенное гнездо ремеза. Он остановился, чтобы получше рассмотреть его. Аккуратное птичье сооружение, свешивалось с колючей ветки, слегка покачиваясь.
        - Сяпа, смотри, какое удобное, уютное гнездышко. Совсем как ты любишь.
        - Хорошее, - похвалил Сяпа, - только маленькое.
        - Ну, это мы сейчас проверим. А ну-ка полезай в него, - скомандовал Тука. - Если поместишься, значит, ты ремез.
        Сяпа послушно вскарабкался на колючую ветку и после неимоверных усилий все же умудрился попасть внутрь гнезда.
        - Ну как? - спросил снизу Тука.
        - Очень тесно. Я еле поместился. Для яйца совсем нет места. И меня тут укачивает, - всхлипнул Сяпа.
        - Вылезай, - сказал Тука. - Если бы ты был ремезом, то и тебе, и яйцу места бы хватило.

        Сяпа высунулся и, не удержавшись на краю, камнем полетел вниз.
        Тука едва успел соскочить с пушистой моховой кочки, в которую тут же головой воткнулся Сяпа.
        - С благополучной посадкой, - переводя дух, сказал Тука. - Ты цел?
        Сяпа выбрался из мха, вяло отряхнулся и пожал плечами:
        - По-моему, я не ремез, Тука.
        - По-моему, тоже, - согласился тот.
        Наконец друзья добрались до рощи и сразу заприметили сову, мирно дремавшую на одном из дубов. Тука не стал ничего выспрашивать у Сяпы. Он и так знал - Сяпа не из таких. Сяпа своих не ест. И мышей тоже. Он - вегетерианец. К тому же ночью малыш крепко спит, а совы совсем наоборот.
        Кыши довольно долго бродили по роще, потом спустились к болоту.
        Глядя на уток, Сяпа вспомнил, что не умеет плавать.
        Цапля Сяпе решительно не понравилась: слишком большая и много ест.
        Пеночка, наоборот, была так мала, что, похоже, не ела вообще.
        Сяпа сильно смахивал на воробья - и размером, и окраской, но они разнились характером: воробей был суетливым говоруном, а Сяпа - задумчивым молчуном.
        Даже к концу прогулки друзья так и не поняли, какой птичкой может быть Сяпа. Устав и проголодавшись, кыши повернули к дому. Тут Туку осенило, и он спросил напрямую:
        - Сяпа, а почему ты больше не хочешь быть кышем? Отчего ты решил стать птичкой?
        Сяпа застенчиво прошептал:
        - Понимаешь… сегодня ночью мне приснился сон: будто я летаю высоко-высоко над нашим холмом и вижу сверху рощу, ручей и ваши домики. А своего дома не вижу. Нет его, и все тут. Вопрос: почему? Ответ: потому, что я - птичка. У птиц нет домиков, они живут в гнездах. Конечно, это всего-навсего сон. А если он вещий?
        - Никаких «если», - нахмурился Тука. - Это неправильный сон. Отчего такая несправедливость: у всех есть домики, а у тебя нет? Думаю, ты просто плохо смотрел. Вот что! Идем к старику Асю. Он во всем разберется.
        Это было правильным решением: Ась был не только самый старый кыш на холме, но и самый умный. И кыши повернули к роднику Плюхи-Плюхи-Бульку, рядом с которым жил старик.
        Дом Ася они разыскали быстро, в окружении молодых дубков, которые старик несколько лет назад посадил сам. Деревца были так малы, что не могли укрыть Асев дом от непогоды, но кыш верил: когда-нибудь из этой поросли вырастут огромные деревья и в их крепких корнях, конечно же, найдется место его хижинке. А раз так, то зачем переезжать?
        К счастью, Ась оказался дома. Он пил чай со своим соседом, большим пауком Прухом. Увидев в окно приближающихся кышей, Прух деликатно покинул хижинку через чердачный лаз и удалился в заросли сочной молодой сныти. Тука и Сяпа старательно вытерли лапы о половик и постучались.
        - Эй, Ась, у нас к тебе срочное дело!
        - Для кыша любое дело шрочное. Входите! - шепеляво отозвался старик.
        Когда Тука поведал Асю о том, как Сяпа стал птичкой, тот почесал мохнатое ухо и сказал:
        - Ох уж эти шны… Во-первых, во шне летает каждый, кто растет. Таков Закон! Во-вторых, шны иногда бывают загадками, иногда - разгадками. Твой шон, Сяпа, - загадка-перепуталка. Пошмотри… Вешной на деревьях почти нет листьев и сверху хижинка отлично видна. Но весь фокус в том, что твой шон летний. Летом у липы, под которой спряталшя твой дом, очень густая крона. Вот почему твоей хижинки не было видно. Не шомневайся, Сяпа, ты не птичка, ты - кыш. И притом очень хороший.
        Радостные Тука и Сяпа выскочили на улицу, где вовсю сияло солнце. Дул теплый ветер. Добродушно урчал родник Плюхи- Плюхи- Бульк.
        С Асем все становится просто! Хорошо иметь в друзьях мудрого старичка. Старики помнят все Законы. С ними не страшно.
        Кыши прислушались к гомону птиц, облегченно вздохнули и поспешили к домику Сяпы, где их давно с нетерпением ждал Бибо.

        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Домик в подарок

        Сирота Енот - захватчик «Моей Радости».
        Гриб - частичка космоса.
        Погром. Месть.
        Новый Бякин друг.


        С того момента, как Бяка увидел Енота в своем домике, он не находил себе места. Гадкий Енот не шел у него из головы.
        Кышу нестерпимо хотелось отомстить захватчику. Но как? Этот зверь был во много раз крупнее и сильнее Бяки. С таким можно справиться, только прибегнув к уловке. Жаль, ловчить Большой Кыш не умел: для этого нужна фантазия, а с фантазией у него было не очень. Сгоряча Бяка решил разрушить хижинку, чтобы она не досталась никому, но не смог: пожалел. В первый раз у Бяки получился именно такой домик, о каком он всегда мечтал. Он полюбил его с первого камешка. Ему в нем нравилось абсолютно всё. И, наблюдая из-за дерева, как Енот пыхтит и ворочается в доме, Бяка чуть не плакал от обиды.

        Шли дни. Как-то раз несчастный Бяка без всякой цели бежал по кышьей тропке, петлявшей между кустами ежевики. Он бежал и бежал, пока не наткнулся на кыша Сяпу, разглядывавшего гриб-сморчок. Бяка набрал такую скорость, что, увидев перед собой гриб и кыша, уже не смог ни свернуть, ни затормозить. Врезавшись в Сяпу, Бяка рухнул на землю. А подброшенный вверх малыш Сяпа три раза перекувырнулся в воздухе, стрижем спикировал вниз, но довольно удачно приземлился, воткнувшись головой в мягкую моховую кочку и воздев хвост к небу. Когда кислород в Сяпиных легких закончился, он выдернул голову из мха и огляделся. Если бы до того Сяпа не находился в состоянии глубокой задумчивости, он наверняка испугался бы. Обычно простое упоминание имени Бяки приводило его в панический ужас, вплоть до икоты. Но сейчас, оказавшись нос к носу с задирой, Сяпа остался спокоен. Кыш размышлял, а когда он размышлял, то никого не боялся. В данный момент маленького кыша интересовал только гриб. Сяпа пытался определить истинное место гриба в этом мире. Ни в каком смысле Бяка не выдерживал сравнения со сморчком. Бяка Сяпе был просто не
интересен.
        Итак, малыш Сяпа выдернул голову из кочки, отряхнулся и вздохнул. Его задумчивый взор скользнул по небу - бездонной корзине звезд, по молодому дубку - символу кышьего существования, по грибу - частичке общности бытия - и уткнулся в мохнатый Бякин живот. Тут Сяпа наконец-то заметил Бяку.

        Бякины глаза смотрели в разные стороны - приземляясь, он сильно боднул «символ кышьего существования».
        - Здравствуй, Бяка, - задумчиво сказал Сяпа.
        - А по ушам? - понемногу приходя в себя, огрызнулся Бяка.
        - Прелестная погодка после дождя, не правда ли? - отозвался философ.
        - Хвост бы тебе накрутить, скворец говорящий, - напружинился Бяка. - Чего привязался?
        - Похоже, у тебя сегодня не все ладится, Бяка? Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? - участливо поинтересовался Сяпа.
        - Помочь? - Бяка вздохнул, вспомнив Енота и «Мою Радость», и неожиданно для себя всхлипнул: - Я - кыш-одиночка. Мне никто не может помочь.
        - Это очень романтично - быть кышем-одиночкой, но не всегда удобно. Давай сегодня для разнообразия ты побудешь моим другом, и я внимательно выслушаю тебя и разделю твое горе, - все так же задумчиво сказал Сяпа. - Расскажи, что с тобой случилось, друг?
        И Бяка все ему рассказал. Как Енот занял его домик. Что все еноты очень чистоплотные, а этот жутко воняет и бомбит изнутри «Мою Радость». И как это нестерпимо обидно Бяке. Сяпа внимательно его выслушал, немного подумал и сказал:
        - Есть такой Закон: «Если кто-то занял твой дом, не трать время на обиды - строй новый». Но тут особый случай. Ты подружился со своим домиком, полюбил его. А дружба и любовь сильнее всех Законов. С ними нельзя не считаться. Давай попробуем вернуть тебе твою «Мою Радость». Главное - придумать План. А я его уже придумал. Бежим за копалками и чайником!
        Пока кыши запасались всем необходимым, еще раз прошел дождь. Ни большой, ни маленький, а как раз такой, какой им был нужен. Отыскав недалеко от «Моей Радости» глиняную ямку, кыши накопали мокрой глины и вымазали ею все подходы к Бякиному дому. Им потребовалось немало сил, чтобы склон, на котором красовалась хижинка, превратился в гладкую скользкую горку.
        - Ну, зверище, держись! - пригрозил Еноту Большой Кыш, когда работа была закончена.
        - Закон Законом, но кышья душа тоже не жабья пупырка, это ж понимать надо, - вздохнул Сяпа.
        До этого момента все шло гладко, тютелька в тютельку по Сяпиному Плану. Последний раз полив глиняный «каток» из чайника, кыши спрятались за большой камень и притаились. Они решили дождаться момента, когда Енот проголодается и пойдет добывать еду. Но Енот, похоже, наелся на целую неделю вперед и теперь громко спал. Громко, потому что его раскатистый храп эхом разносился по склону.
        - Придется выманивать, - шепнул Сяпа. - Давай свистнем синичкой!
        - Придумал тоже! Что ему синичка? - рассердился Бяка. - У меня есть План получше. Давай громко возиться, кусаться и орать воронами! Енот проснется, услышит шум и удивится: «Что это вороны так разорались? Пойду-ка посмотрю!» И высунет свой любопытный нос, и поскользнется на глине, и полетит вниз кубарем!
        - Наверное… Только я не умею… вороной, - опять вздохнул Сяпа. Ему отчего-то стало жаль Енота.
        Жаль не жаль, а придется подчиняться. План - это тот же Закон. И если по Плану нужна драка, никуда не денешься. Поэтому Сяпа разбежался, пискнул: «Кар!»- и боднул Бяку в живот.
        Когда Енот, заинтересованный шумом, доносящимся снаружи, выбрался из дома, то действительно тут же поскользнулся на мокрой глине. Он перекувырнулся на спину и быстро понесся вниз по склону, лапами вверх. Все случилось именно так, как хотели кыши. Оба Плана, Сяпин и Бякин, сработали. Дом освободился. Впору было праздновать победу. Но тут из колких ежевичных зарослей раздался жалобный визг. Кусты крепкими иглами вцепились в несчастного Енота.

        - Ага, попался! Теперь, Бяка, бежим в «Мою Радость», запремся изнутри и быстро-быстро заложим все выходы и отнорочки так, что Енот никогда не сможет вернуться туда, - предложил Сяпа.
        Кыши бросились к домику. Переступив порог, они охнули от ужаса. Ничего не осталось от уютной, чистой, светлой хижинки. Енот все разрыл, пересыпал сухой травой и прелыми листьями. Вниз, прямо из-под двери, вела глубокая черная нора, откуда тянуло сыростью и гнилью. Дом стал чужим, и ничего нельзя было поправить. Прошлого было не вернуть.
        Бяка резко развернулся и выскочил на улицу. За ним выскочил Сяпа. Не глядя друг на друга, не проронив ни слова, кыши поплелись прочь. Но, опять услышав стоны Енота, они остановились.
        - Что это с ним? Пойдем посмотрим, - предложил Сяпа.
        Бяка, уставившись в землю, потерянно пожал плечами.
        Сердце Большого Кыша рвалось на куски от горя, но он все же побрел вслед за Сяпой в сторону ежевичника, в котором застрял Енот.
        Мохнатый зверь, съежившись в колких ежевичных ветвях, испуганно дрожал. Бяка вопросительно посмотрел на Сяпу, а Сяпа на Бяку. Они подобрали по крепкой палке и выковыряли Енота из цепких колючек. Тот жалобно повизгивал: в его лапах засело множество острых шипов. Из-за них он не мог ступить ни шагу. Глядя на раненого зверя, Бяка вдруг тихо, беззлобно сказал:
        - Ты, Енот, гадкий! Ты занял мой красивый домик с полочками и кладовочками. Ты его не строил. Ты его только ломал. Отчего же он полюбил тебя? Может, оттого, что мы похожи? Ты - гадкий Енот. Я - плохой кыш… Дай-ка я выдерну из твоей лапы шип, Енот. Вот так. А теперь я залижу ранку и приложу к ней подорожник. Вот так.
        И Бяка стал одну за другой облизывать ранки Енота. Тот скулил, вздыхал и благодарно терся о шерстку Бяки. Сяпа принес чайник с водой и напоил бедолагу. Зверь понемногу успокоился и затих. Он уткнул большой черный нос в Бякин живот, а затем уснул, устав от боли и страха. Бяка гладил лохматого зверька и шептал:
        - Сейчас ты, Енот, слабее меня, и я с легкостью мог бы забрать свой дом назад. Это было бы справедливо. Но ты болен, ты поранил свои грязные лапы. Мне жаль тебя, молодого и глупого. Нет, я не стану пользоваться твоей слабостью, не стану отбирать у тебя домик. Я подарю его тебе. А себе построю новую «Мою Радость». Так будет правильно.
        Вечером Сяпа ушел спать в свою хижинку. А Большой Кыш всю ночь сидел рядом с Енотом, гладил его и смотрел на звезды. «Все было так хорошо, - думал он, - пока этот вонючий Енот не вломился в мой чистый, аккуратный, самый лучший в мире домик. Но чему тут удивляться? В лютую зиму естественно искать местечко потеплее. Голодный хищник убежден: кто ближе всех, тот и вкусней. Дурашка Енот замерз, хотел согреться, а в моем домике было не только тепло, но к тому же уютно. Вряд ли кто-то в нашем лесу, да и в целом мире, смог бы устоять перед очарованием „Моей Радости". Что Еноту оставалось делать? Что ж, пусть. Я подружусь с этим одиноким зверем, буду приходить к нему в гости и навещать свой домик. И возможно, когда-нибудь грязный Енот, до которого никогда и никому не было никакого дела, научится вытирать лапы о половик и пользоваться носовыми платками».

        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Дело в шляпе

        Дело в шляпе. Плохой поступок Бяки.

«Теплое Местечко».
        Чем красен долг?
        Две славные новости!


        И так, одним майским погожим днем Бяка сидел на освещенной солнцем Поляне Серебристых Мхов и терзал панаму Сяпы. Как известно, на зиму кыши впадают в спячку, а весной, соответственно, вытаивают. Этой весной, по неизвестной причине, панама вытаяла рядом с Бякой, а не со своим хозяином Сяпой и доставляла Большому Кышу массу неудобств. Очень трудно ходить по лесу, таская за собой огромную панаму. Мысль вернуть ее Сяне отчего-то не пришла Бяке в голову. Он тысячу раз пытался избавиться от этой надоеды, но не сумел: уничтожить панаму было совсем не просто. Ее сплел старик Ась, а Ась все делал на совесть. Именно поэтому, как ни рвал Бяка панаму, как ни топтал ее, все было без толку.

        Сегодня Большой Кыш решил закопать неистребимый головной убор на Поляне Серебристых Мхов. Нет панамы - не о чем беспокоиться. Но только он взялся за копалку, как вдали показался Сяпа собственной персоной. Большой Кыш едва успел сунуть панаму под камень. Как он мог забыть про строительство нового дома?! Старый Бякин дом с романтическим названием «Моя Радость» был захвачен маленьким лохматым Енотом, и теперь Бяке попросту негде было жить. Строить новую хижинку одному трудновато, вот Сяпа и вызвался ему помочь.
        - Бяка, добрый день, вот и я, - еще издали закричал Сяпа, усердно толкая перед собой одноколесную тачку-катушку, сделанную им из желудя и выдолбленного березового капа.
        - Добрый, - буркнул Бяка, заталкивая панаму глубже под камень.
        - Я вижу, ты готов приступить к делу, - не заметив растерянности Бяки, с воодушевлением продолжал Сяпа. - Отлично! Предлагаю обсудить, где мы будем строить новый дом.
        Сяпа подсел к Бяке на камень и по-деловому стал теребить уши. Ухочесание в трудные моменты жизни очень помогало ему думать.
        - Ну? - нетерпеливо напомнил о себе Бяка.
        - Похоже, ты не успел отыскать подходящее место для новой хижинки? - хитро подмигнул ему Сяпа. - А я присмотрел одно. На западном склоне. Там, у подножия холма, есть песчаный откос. На нем три кривые сосны: две маленькие, а одна большая, с крепкими корнями, удобными для строительства. Она чем-то напоминает твое бывшее дерево. Корни во-о-от такие! - Сяпа раздвинул лапы и растопырил на них пальчики! - Под такими корнями целый замок можно выстроить, не то что домик. И до ручья недалеко, и не сыро.
        - М-м-м? - уже заинтересованно поддержал разговор Бяка.
        - А какие оттуда видны закаты! - расцвел в улыбке Сяпа. - Ты любишь любоваться закатами? Конечно же любишь! Ась считает, что, когда кыш наблюдает за заходящим солнцем, он растет. А ты вон какой огромный вымахал, значит, любишь.
        На закате солнце, как большое золотое яйцо, медленно катится по небу к горизонту. Кругом темнеет, лапы подкашиваются, глаза закрываются, и тянет в постель. А утром - бац! Опять солнышко на небе! Опять день, опять радость.
        Чистоплотный Бяка задумчиво достал из-за уха зубочистку и обстоятельно обследовал свои зубы - не завалялось ли чего. Потом вынул из жилетки платок и высморкался.
        Сяпа истолковал это по-своему:
        - И не сомневайся! У тебя опять будет самый лучший дом. Он будет такой просторный и светлый, что тебе сразу захочется пригласить всех кышей в гости.
        - Вот еще! - сердито топнул лапой Большой Кыш. - Это вы вместе, а я один! Зачем мне другие? Я сам по себе!
        - Ладно, Бяка. Один так один. Вот построим тебе новую «Мою Радость», а потом снова будешь один, хорошо? - Сяпа дружески похлопал Бяку по спине и встал. - Идем, здесь недалеко. Сначало прямо, а от домика братьев Хлюпы и Слюни налево. Пересечем хвощовый лужок, потом наверх по тропе. Дальше через брусничник, прямо к соснам. Там прошлым летом столько маслят было! С маслятами тебе не будет скучно. Ох и компанейские они ребята! Поговорить не поговорят, а выслушают обязательно. - И, уперевшись лапами, Сяпа сдвинул катушку с места и покатил вперед. Бяка, подхватив копалку, послушно потопал вслед за ним.

        Вскоре кыши были на месте. Расположение облюбованной Сяпой сосны было очень удачным. Через кроны соседних деревьев на нее попадало достаточно солнечного света, в лучах которого так и искрился смолой золотисто-красный шершавый ствол.
        Сосна плавно изгибалась у земли, а потом тянулась вверх, разветвляясь на множество медно-пурпурных веточек. Густая хвоя была длинная, иссиня-зеленая. Корни высоко выступали над землей. Сяпа не удержался и от восхищения радостно ударил в ладоши.
        - Ну… это… Строить давай! - оживился Бяка. Было заметно: выбранное Сяпой место ему очень понравилось.

        Рьяно взявшись за дело, кыши быстро насобирали груду подходящих камешков, привезли из рощи прутья и щепки. Сяпа сбегал к Асю за слюдой для окон - старик добывал ее в секретном месте и щедро раздавал всякому, кто в ней нуждался. Бяка тем временем расчистил место и вырыл копалкой котлован под дом. Кыши бросили в него сухой дубовый листок - на счастье, и строительство началось.
        К вечеру дом был готов. Оставалось только сложить очаг и отделать дом изнутри. Хижинка получилась замечательная. Новая «Моя Радость» весело поблескивала слюдяными окошками в последних лучах предзакатного солнышка.

        - Ой, Бяка, этот домик получился лучше прежнего! - устало улыбнулся Сяпа.
        - Это не домик, - строго поправил его Бяка. - Это ДОМ! МОЙ ДОМ! Я назову его
«Теплое Местечко».
        - Пусть будет дом, - согласился Сяпа. - Давай-ка посмотрим изнутри, как все получилось, - Он шагнул в сторону двери, но Бяка загородил ему дорогу.
        - Нет, - сказал Большой Кыш нахмурившись. - Ты ко мне не ходи. Я опять сам по себе. Я опять кыш-одиночка.
        - Да? - удивился Сяпа. - Вот так сразу?
        Бяка немного потоптался. Посопел. Затем, не глядя на Сяпу, вошел в дом и крепко закрыл за собой дверь. Сяпа грустно вздохнул:
        - Ах, Бяка, Бяка… Плохая примета - закрывать дверь своего дома перед носом друга, но я не в обиде. Я рад, что у тебя есть «Теплое Местечко». Оно приютит тебя и в дождь, и в холод. Завтра ты построишь себе очаг. И на закате, греясь около огня, ты посмотришь в окно. И увидишь солнце, большое золотое яйцо, пропадающее за горизонтом. И тебе взгрустнется. Тебе взгрустнется оттого, что не с кем будет разделить твою радость и твое благополучие.
        Сяпа положил копалку в катушку и отправился домой. Когда он добрался до места, почти стемнело. Сяпа остановился на пороге своего домика и присел на крыльце. Он устал и проголодался, а сил не было даже для того, чтобы растопить очаг. Малыш взглянул на дом Бибо, стоявший на другом берегу ручья Шалуна. Из его трубы струился пахнущий смолистыми шишками и медовыми лепешками дымок. Кыш повел носом и вздохнул. Наверное, там, в хижинке друга, было уютно и тепло. Освещенное окошко призывно манило. Сяпа припрятал тачку и отправился через мост, на тот берег Шалуна, к Бибо. Он неуверенно постучал в дверь, которая тут же распахнулась.

        - Сяпка, друг! Держу пари, ты ходил к Асю посудачить о хорошенькой Утике, - радостно воскликнул Бибо, втаскивая Сяпу в хижинку, где было тепло и шумно.
        За столом сидели Тука, Хнусь и Дысь. Они оживленно болтали, пили чай и делили носки, которые накануне принес Ась. У старика была договоренность с Сяпиным Сурком. Ась расчесывал Сурка щепкой, а из вычесанного подпушка вязал чудные носки, шарфы и жилетки для всей кышьей компании.
        - Сяпа, сегодня отличный день! - тарахтел, как сорока, Бибо. - Уверен, ты еще не знаешь последних новостей! Во-первых, почтовая сорока передала Асю, что Старейшины Большой Тени приказали прелестной Утике поселиться в Маленькой Тени и выбрать из местных кышей себе жениха. Из нас, понимаешь?
        В разговор вмешался Тука:
        - Утика выберет себе жениха, и в Маленькой Тени родится кышонок! Мы все будем заботиться о малыше! - Тука радостно хлопнул Сяпу по спине.
        Сяпа, забыв про усталость, вскочил на табуретку и заплясал кышью польку. Как бы ему хотелось, чтобы Утика выбрала в мужья именно его. Чтобы появился похожий на него маленький сообразительный кыш или кышечка. Но, глядя на рослых красавцев - Дыся, Бибо, Туку, - он понял, что это невозможно. И тогда он стал радоваться за друзей. Ведь они все были достойны стать отцами.
        Его раздумья прервал лукавый Бибо. Хитро улыбаясь, Бибо подошел к шкафчику и, многозначительно глядя на Сяпу, сказал:
        - Теперь вторая новость… Угадай, что в этом шкафчике?
        - Голодный Сурок? - наобум спросил Сяпа. - Ты хочешь натравить на меня бедное изголодавшееся животное?
        Бибо покрутил пальцем у виска:
        - Умник! Твое толстое «изголодавшееся животное» ни за что не поместится в этом маленьком шкафчике, но зато там поместится… - Бибо распахнул дверцу, и оттуда вывалилась Сяпина любимая панама.
        - Ой, Бибо, моя панама! Откуда? Ведь она трагически сгинула этой зимой.
        - Ничего не сгинула! Ты, растяпа, потерял ее, вот и все, а я сегодня нашел! На Поляне Серебристых Мхов. Застряла под камнем.
        - На Поляне? - удивился Сяпа. - Там, где мы… Не может быть…
        - Ну что тут такого? Когда сходит снег, много всего вытаивает.
        - Расскажите-ка лучше про Утику, - поспешил сменить тему разговора Сяпа.
        - Ах да! Все дело в том, что Утика не сможет перебраться через каменную гряду, если мы ей не поможем, - сказал Дысь.
        - Как? Как? - вскричали все кыши хором.
        - У меня есть План, - многозначительно поднял брови Дысь, - и хоть мы не землеройки, мы выполним его.
        - Какой План? - заинтересовались кыши.
        - Мы выроем подземный ход от ежевичных зарослей до Большой Тени и через него приведем сюда У тику. - Дысь многозначительно оглядел кышей. - Вы готовы сделать это?
        - Да, да! - закричали все.
        За общим разговором никто и не заметил, как в углу, на лавке у очага, свернувшись калачиком, прикорнул маленький Сяпа. «Ай-ай-ай, Бяка! Ай-ай-ай, Большой Кыш! - думал он. - Как же это ты? Хотя… в каждом кыше, пусть даже очень вредном, есть хорошее. Ты, Бяка, отдал лохматому Еноту свой самый лучший в мире домик, а потом усыновил сироту. На такое не многие способны. Я понимаю, как трудно злому стать добрым. Надо почаще тренироваться. Сегодня ты был плохим по привычке. А я подожду. Ведь в тебе уже проросло семечко доброты. И оно скоро даст всходы!»



        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Подземный ход

        Ну-ка дружно!
        Здравствуй, Большая Тень!


        Десять дней промелькнули как один. Усилиями всех кышей подземный ход под каменной грядой был построен. Работали все, кроме Бяки и Ася. Ась был немощен, а Бяка рьяно обустраивал свое «Теплое Местечко» и общественные мероприятия его не интересовали. Остальные же, включая Слюню и Хлюпу, участвовали в строительстве. Подземный ход должен был стать окном, вернее, норой в большой мир. В помощь к строителям был приставлен Сурок, выдрессированный Сяпой. Сурку была отведена важная роль - роль первопроходца. Дело в том, что первый участок тоннеля был очень каменистым и кыши не смогли бы с ним справиться сами. Зверю надо было «забуриться» поглубже в землю и взять курс на Большую Тень. Сяпа заранее смастерил лебедку, чтобы поднимать из тоннеля Сурка. Руководитель строительства расхаживал в большой панаме и отдавал последние распоряжения. Когда все приготовления были закончены, Сяпа сказал речь:
        - Сурок! Пришел твой звездный час! Ты будешь первопроходцем! А это очень трудно - быть первым. И почетно! Мы верим в тебя! Ура Сурку! - И тихо добавил: - Главное - не застрянь. Наел, понимаешь, попу.
        Сурок сделал все, что мог. Удачно забурился и вытолкнул на поверхность несколько десятков камней. Ну и конечно, застрял. Вытянули его лебедкой за задние лапы. Зверь устал, но был очень доволен собой. Он возбужденно повизгивал и ежеминутно облизывал Сяпу. За усердие Сяпа поощрил Сурка пряником и отвел под куст шиповника - отдыхать. Потом в шахту спустились Бибо с Дысем. Дело пошло споро. Кыши надевали на лапы деревянные скребки, а на голову сажали энергичных светляков, которые старательно освещали им путь. Десять дней, поочередно меняясь, проходчики продвигались вперед. Однажды Тука, зацепив скребком очередной ком грунта, вдруг почувствовал, что тот легко подался вперед. Через мгновение яркий свет ослепил кыша.
        - Ге-ге-ге! - закричал малыш. - У нас получилось! Здравствуй, Большая Тень!
        И бескрайний лес ответил кышу шумом листвы тысяч деревьев.



        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Женихи

        Куда пропал философ?
        Баня - важное дело.
        У Сяпы нет шансов.
        Любовь слепа.


        Сяпа, как никто другой из кышей, постоянно пропадал.
        - Сяпа! - орал Бибо, рыская по Сяпиному дому.

«Куда делся этот маленький философ? - недоумевал он. - Наверняка поет на два голоса с жаворонком или спорит, в чем смысл жизни, с червяком по имени Нукась. Сяпа утверждает, что у червяков нет ничего, кроме головы, значит, они самые умные. Отсюда вывод: старшим в Маленькой Тени надо назначить самого крупного червяка, а крупнее Нукася на холме никого нет. Вот такая вот Сяпина философия. По-моему, бред!»
        И Бибо опять стал звать друга.
        Сяпа нашелся в ручье. Голова кыша поплавком торчала над водой. Обычно кыши моются долго и тщательно: чистят пятки песком, трутся боками о прибрежные кочки, мхом драят уши. Сяпа никогда не был банным фанатом, но сегодня мылся уже второй час. И при этом высвистывал сложные соловьиные трели.

        - Я так и знал, что ты занят ерундой! - рассердился Бибо.
        - Это не ерунда. Это - музыка, - возразил Сяпа.
        - Сяпа, сегодня утром я назвал тебя умным кышем. Я ошибся. Ты форменный болван. Сейчас Утика будет выбирать себе жениха, а ты тут прохлаждаешься. Ты решительно не в себе!
        - Ну какой из меня жених, маленького и толстого? Шансов нет. Без сомнения, милая, нежная Утика выберет женихом именно тебя, Бибо, и никого другого.
        - Ладно уж, - растаял тот, - вылезай, подхалим. Надевай панаму и идем. Когда все собираются вместе, нехорошо оставаться одному. А не пойдешь - дуну тебе в ухо!
        - Бибо, Бибо, раньше ты никогда не опускался до Бякиных приемчиков, - пожурил друга Сяпа.
        - Ты тоже. Поэтому не пренебрегай компанией.
        И друзья улыбнулись друг другу.
        Все получилось не так, как надо. «Не лучшим образом», - как сказал Хнусю Тука. Вечером, после церемонии смотрин, сидя под Дубом на крылечке Тукиной хижинки, друзья любовались заходящим солнцем, пили сосновый коктейль и делились впечатлениями. Тука через слово обиженно хмыкал и вздыхал, а Хнусь ерзал от возмущения и переполнения чувств.
        - Совет что решил? Жениха выбрать из Маленькой Тени. А эта дуреха Утика привела с собой глупого холеного Фуфу из-за холма. Ну конечно, усы у него густые, а вот глаза - пустые.
        - Это любовь, - ответил тихо Тука, - любовь не выбирает.
        - И с тобой не поздоровалась! И Сяпу назвала «колобком». Это Сяпу-то! Да ее Фуфа против Сяпы - как моховая кочка против холма.
        - Любовь слепа, - тихо отозвался Тука.
        - Ну и пусть! Пусть Утике будет хуже! С этим Фуфой она еще хлебнет кышьего горя.
        - Это точно, - поддакнул Тука.
        - Ты подумай, - продолжал гневаться Хнусь, - она ведь с самого начала все сделала наоборот. По обычаю как? По обычаю невесту спрашивают: «Что, мол, ты видела в последнем сне?» И она должна была ответить: «Жаворонков!» Потому что сон про жаворонков - счастливый. А эта перепелка вдруг говорит: «Хорька!» Вот смеху-то! Ведь каждый кышонок знает, что хорь во сне - к злости и обиде! Не кышка, а глупая куколка бражника.
        Друзья замолчали. Постепенно их глаза стали слипаться. Солнце почти скрылось за лесом, пора было ложиться спать. Тука встал, кивнул на прощание Хнусю и пошел к себе в хижинку.



        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Яйцо

        Обида Большого Кыша.
        Случайность или преступление?
        Гибель яйца.
        Бессердечный кыш Фуфа.
        Светлячок внутри.
        Прошло три недели…


        После того как супруги Утика и Фуфа заняли пустую хижинку под раскидистым орехом, росшим на берегу ручья Шалуна, Утика с удовольствием начала ее обустраивать. Фуфу мало интересовало хозяйство. Он только ел и спал. А еще смотрелся в ручей.

        Фуфа любил себя и тщательно следил за собственной внешностью. Он расчесывал шкурку щепкой, массировал брыли шишкой, разминал уши лапами, купался в утренней росе… в общем, ублажал себя как мог. Незаметно в Утикиных трудах и Фуфиных заботах пробежали три недели.
        И вот однажды в хижинке молодоженов наступил праздник - в ней появилось яйцо!
        Как-то раз кыш Бяка по прозвищу Большой направлялся проведать Енота. Он шел и размышлял: «Почему Утика выбрала в мужья отвратительного Фуфу? Кто он такой? Смазливый кыш, и больше ничего». Бякина гордость была ущемлена. «Я большой и сильный. У меня длинные усы и мохнатые брови. И я очень чистоплотный. Мне одному старик Ась связал чудесные домашние тапки. Мой домик „Теплое Местечко" лучше всех. Так почему эта привередливая кышка выбрала не меня? Почему? - Бяка сжал кулачки и хрюкнул с досады. - Из-за нее этот надутый Фуфа стал знаменитостью. Как же! У него есть семья и яйцо. Он продолжатель кышьего рода. А меня даже на смотрины яйца не пригласили. И потом еще спрашивают, почему я не дружу с ними? Почему-почему! Потому что они все злюки. Они сами не любят меня».
        Бяка подошел к «Моей Радости» - своему прежнему домику, в котором теперь жил Енот, и свистнул. Дверь распахнулась. Из нее пулей выскочил лохматый зверь и завертелся волчком вокруг Большого Кыша. Вообще-то Бяка был кышем-одиночкой. И у него почти не было друзей. Но с недавних пор он отчего-то сильно привязался к Еноту, к этому глупому, но очень доброму зверю. Кыш научил Енота чистить шкуру, купаясь в песке, ежедневно вылизываться и даже вытирать грязные лапы о половичок при входе. Енот слушался Бяку беспрекословно. А Бяка в прямом смысле садился Еноту на шею: изредка он надевал на резвого зверька сбрую с котомочкой и раскатывал верхом по всему холму. Еноту это доставляло массу удовольствия.

        Вот и сейчас, подбежав к своему другу, Енот низко нагнул голову, приглашая Бяку покататься. Кыш ласково почесал зверя и оседлал его. А потом направил своего
«коня» в сторону домика Фуфы и Утики, чтобы хоть одним глазком взглянуть на яйцо. Подъезжая к ореховым зарослям, где располагался домик счастливых родителей, кыш-одиночка еще издали услышал испуганный возглас Фуфы:
        - Утика, закрывай скорее окна и двери - Бяка едет!
        От обиды у Бяки засвербило в носу и глаза наполнились злыми слезами: «Что такого, если я один разочек взгляну на яйцо? Украду я его, что ли?» От такой страшной мысли сердце Большого Кыша похолодело и сжалось в комок. Но все же обида взяла верх. «Да, да, да! Правильно! Украду! Раз вы так, то и я так! Я украду яйцо и сам выращу маленького кышонка. Он станет брать с меня пример, научится быть одиноким и чистоплотным. Я подарю ему Енота. И много зубочисток. И носовые платки. И тапки». Мысль о собственной щедрости так воодушевила Бяку, что он решил действовать немедленно.
        - Енот, жми к Шалуну! К домику вреднючих Утики и Фуфы. Я знаю, как отплатить им за их вредность. Они не хотели показывать яйцо? Пусть поплатятся за это! Вперед, Енот! - скомандовал Бяка и лихо присвистнул. Енот припустил что было сил.
        Подъехав к ручью, Большой Кыш спрыгнул на землю и начал энергично собирать камни. Потом он стал бросать их в ручей. Бросал и бросал до тех пор, пока каменная плотина не перекрыла течение. Вода прибывала и искала выход, а запруда все росла. Наступил момент, когда плененный Шалун в негодовании сделал рывок вправо и, накатив на кочку, где рос орех, устремился внутрь хижинки. Из домика выскочили испуганные Утика с Фуфой. Поняв, что вода прибывает и они не в силах справиться с ней, супруги бросились за помощью.

        Бяка, спрятавшись в зарослях незабудок, наблюдал, как бурлила вода в хижинке.
«Пора доставать яйцо», - подумал он и, подобравшись к домику, распахнул дверь. Навстречу ему в колыбельке из прутиков медленно выплыло яйцо. Оно было такое красивое, золотисто-розовое, как солнышко на закате. Бяка хотел взять его, но на мгновение замешкался. В этот самый миг поток подхватил колыбельку с яйцом, вырвал ее у кыша из лап и утащил на середину ручья. «Какой ужас! - испугался Бяка. - Там, ниже по течению, прямо за домом Хлюпы и Слюни, бурлит водоворот и грохочет водопад. Яйцо упадет вниз и разобьется о камни! Что я наделал!» Бяка обхватил лапами голову и заплакал от ужаса.

        Когда Утика и Фуфа прибежали к соседям за помощью, те не раздумывая бросились к ручью. Но подмога опоздала - домик был целиком затоплен. Тука и Хнусь отважно бросились в холодную воду и принялись разбирать запруду.
        Когда ручей вернулся в свое русло, вода из хижинки стала медленно уходить. Но, о ужас! Яйца в домике не оказалось! Утика горько заплакала. Кыши посоветовались и решили, что яйцо смыло потоком и унесло. И хоть надежды на его спасение почти не было, кыши продолжали поиски: Дысь, Сяпа, Бибо и старый Ась пошли вдоль ручья. Ась нес Амулет - прозрачный как слеза камень овальной формы, который, по старинному кышьему поверью, отводил несчастья. Они миновали хвощовый луг, заросли незабудок и подошли к кривой хижинке братьев-близнецов Слюни и Хлюпы, что ютилась в корнях склоненной ивы на берегу ручья. Постучали. В доме стояла тишина.
        - Да нет их, - сказал Бибо. - Если бы они были там, мы бы издалека услышали: они весь день дерутся и ругаются. Держу пари: эти остолопы устали валтузиться и спят где-нибудь в тени.
        Старик Ась вздохнул и сказал, пришепетывая:
        - Дальше водопад. Что тут поделаешь? Яйцо, должно быть, упало и ражбилошь. А оштатки шклевали птицы. Ражбитое яйцо - очень плохая примета. Пошледняя наша надежда - Амулет. Вешь день буду вождавать ему почешти. Но, боюшь, беду не отвешти.
        Ась повернулся и засеменил прочь. Остальные на всякий случай спустились к водопаду, но безуспешно: яйца нигде не было.
        Только к вечеру усталые кыши разошлись по домам. Около своей хижинки Сяпа встретил Утику с Фуфой. Они стояли порознь, не глядя друг на друга.

        - Не хочу возвращаться в дом под орехом, - тихо сказала Утика, - ведь там больше нет яйца.
        Фуфа озабоченно жевал сосновую иголку.
        - Знаешь, Утика, - заявил он, - раз яйцо пропало, мы можем вернуться домой, в Большой лес. Все забудется. Мы займемся делами и заживем счастливо.

        - Какой ты бессердечный, Фуфа! - гневно ответила Утика. - О каких делах ты говоришь? Главное наше дело было яйцо. Мы его потеряли. Если хочешь, возвращайся домой. А я останусь здесь, в Маленькой Тени. - Утика повернулась к Сяпе и попросила: - Можно я поживу у тебя, пока не построю себе новый домик?
        - Конечно, - кивнул Сяпа, - живи сколько хочешь. А я попрошусь к Бибо. Он мой друг. Он не будет против. - Повернувшись к Фуфе, Сяпа холодно уточнил: - Ты, Фуфа, уходишь завтра на рассвете, так? Я тебя правильно понял?
        Мордочка красавца сморщилась - так ему было себя жаль - и сразу потеряла свою привлекательность. Фуфа затянул жилетку кушаком и твердо сказал:
        - Да, я ухожу. А ты, глупышка Утика, поступай как знаешь. У тебя вдруг совершенно испортился характер. Прощай!
        - Поздно уже. Пора спать, - сухо заметил Сяпа. - От недосыпа красота пропадает. Усы и брови вылезают. Полоски линяют.
        Широко зевнув, Фуфа важно кивнул:
        - Да-да, столько волнений… Но, как бы ни было тяжело, надо держаться, надо есть, надо спать. - И, подкрутив тугой ус, он медленно удалился в одну из спален Сяпиного дома.
        Сяпа застенчиво взглянул на Утику. Кышечка внимательно рассматривала луну. «Какая Утика красивая! - подумал Сяпа. - Но на луну ей смотреть не надо. Луна - это дверь в мир, куда нас не приглашают до глубокой старости. Не по Закону ломиться в нее самому».
        - Сяпа, - не поворачиваясь, сказала Утика, - я и не знала, что яйцо так много значит для меня. Я поняла это только тогда, когда его не стало. Я скучаю без него.
        - Не надо думать о плохом. Время - наш друг. Оно вылечит твою печаль, - тихо ответил Сяпа. - Знаешь, тут Сурок живет рядом. Он такой круглый и толстый, как большое яйцо. Попробуй подружиться с ним. Ты ему понравишься, я знаю.
        Утика улыбнулась:
        - Как же так вышло? Ты, Сяпа, сам маленький, а душа у тебя большая…
        Она помахала Сяпе лапкой и скрылась в доме, а Сяпа замер перед открытой дверью. Ему вдруг показалось, что в потайном кармашке его души тихо мерцает светлячок, наполняя ее теплом и светом.
        ВСЛЕДСТВИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СУЕВЕРНОСТИ КЫШЕЙ, В ЗНАК УВАЖЕНИЯ КЫШЬИХ ОБЫЧАЕВ ПОСЛЕ ГЛАВЫ ДВЕНАДЦАТОЙ СЛЕДУЕТ ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ!



        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        Тайна близнецов

        У болота.
        Куда спешит Бяка?
        Подвиг близнецов.
        Теперь яйцо - наше!


        В то же самое утро Слюня и Хлюпа сидели на прибрежной пружинистой травяной кочке у болотистой заводи и плевались в ржавую жижу мелкими камешками через тростинку - кто дальше. Вязкое болото глотало камешки со смачным, голодным чмоканьем. Слюня проигрывал, а Хлюпа, естественно, брал верх. Каждая серия плевков сопровождалась дружным раскатистым кваканьем лягушек. Дальность стрельбы измеряла дотошная водомерка, которую Слюня подозревал в поджуливании Хлюпе. Поэтому Слюня злился, шмыгал носом и громко сопел.

        День был погожий и солнечный. Время текло медленно, как кисель. Цвели незабудки, порхали стрекозы, звенели комары. Иногда из недр болота вырывался с громким бурчанием болотный газ, называемый Хлюпой «болотной отрыжкой». Рядом шуршал ручей Шалун. Ниже по течению шумел водопад.
        Вдруг между кочками, образующими берег болота, мелькнуло что-то полосатое, и Слюня воскликнул:
        - Хлюпа, смотри, Бякин Енот куда-то отправился!
        - Вовсе это не Енот.
        - А кто же?
        - Это Бяка на Еноте.
        - В любом случае нам до Бяки нет никакого дела. Правда?
        - Никакого. Несмотря на то что Бяка так чистоплотен, его поступки дурно пахнут.
        - Кстати о запахах. Хочу тебе напомнить, брат Хлюпа, что сегодня банный день. Мы уже три недели не мылись, и моя шерсть встала дыбом.
        - Вот ведь как завернул, - фыркнул Хлюпа, - начал с Енота, а закончил баней. Ну да ладно. У меня тоже усы слиплись, а брови веником торчат. Действительно пора мыться. Только уговор: чур, я первый.
        - Ну вот, - заныл Слюня, - всегда ты первый: плеваться - первый, грязные носки закапывать - первый, по разлитой чмоке в тазике кататься - первый. А я?
        - Только не реви, что-нибудь придумаем. Ты, скажем, можешь первым сегодня на кухне пол вымыть, первым кастрюли начистить, первым половик вытрясти и первым к чайнику ручку приделать.
        Слюня сделал вид, что не расслышал, и сменил тему:
        - Все же мыльца жаль. Смылится оно, когда еще мы у сороки другое выменяем? Из чего тогда пузыри выдувать будем? Может, отмоемся мылянкой?
        - Без мыла? Давай! Давай ждать, когда грязь сама отвалится!
        - Какой ты несносный ворчун, Хлюпа, и вредина. Была бы у меня в лапах палка, я бы… - Слюня осекся и замолчал.
        Хлюпа, не поворачиваясь, торжествующе спросил:
        - Значит, палки у тебя пока нет?
        Слюня молчал.
        - А у меня уже есть!
        Хлюпа резко повернулся и замахнулся палкой на Слюню, но, увидев Слюнины глаза, распахнутые настежь, тут же опустил ее. Он глянул туда, куда смотрел братец, и замер. По ручью медленно плыло гнездо из прутьев. В нем лежало кышье яйцо! Настоящее! Оно блестело золотисто-розовым, в коричневую крапинку боком и тихо покачивалось на волнах.

        - Слюня, яйцо! Не верю своим глазам! - прошептал Хлюпа.
        - И я не верю твоим глазам. Но своим - верю. Это яйцо. - И вдруг, опомнившись, пронзительно закричал: - Хлюпонька, дорогой, давай скорее! Лови его! Там за поворотом - камни, водопад!

        Хлюпа не раздумывая сиганул в воду рыбкой и энергично заработал лапами. На повороте он наконец догнал яйцо. В это время прутья плота-колыбельки зацепились за свисающие с берега ветви ивового куста и плот накренился. В каком-то несусветном прыжке Хлюпа настиг и поймал яйцо, с ужасом взглянул на выступающие из воды камни, перевернулся на спину и, прижимая свое сокровище передними лапами к животу, стал энергично выгребать к берегу, по которому, обезумев от страха и волнения, метался Слюня. Братья мигом дотащили бесценную находку до своей хижинки, осторожно вытерли сухой травой и, завернув в плед, бережно положили на Слюнину кровать.

        Обычно яйца находятся в домиках, где кыши поддерживают нужную температуру при помощи очага. У братьев-близнецов очаг еще весной развалился, что их, надо признаться, нынешним теплым летом мало беспокоило. Но для яйца в сыром, расположенном в низинке доме было, естественно, холодновато. Вот почему Хлюпа схватил корзинку и побежал за глиной для ремонта. Слюня же лег рядом с найденышем, обхватил его всеми четырьмя лапами, стараясь согреть своим теплом. Он боялся, что жизнь в яйце может угаснуть. Чтобы успокоиться, кыш начал с яйцом разговаривать:
        - Как ты оказалось в ручье, Яйцо? Ты сбежало от этого гадкого Фуфы? Мне он тоже никогда не нравился. Этот кыш похож на мыльный пузырь, который так раздулся от важности, что вот-вот лопнет.
        Яйцо молчало.
        - А! Ты не хочешь говорить на эту тему, потому что Фуфа - твой отец? - догадался Слюня. - Да, это так. Но по Закону теперь твой отец - кыш, спасший тебя от верной гибели. А я, получается, папа номер два. Опять Хлюпе повезло больше. Но знаешь. Яйцо, я своему брату совсем не завидую, ведь он гораздо лучше меня. Тебе будет потом с кого брать пример. И если кто-либо скажет, что твой папа номер один никогда не моет уши, - не верь. Хлюпа моет уши чаще и лучше других. Вот! И брови он расчесывает щепкой почти ежедневно. А носки вчера он закопал не потому, что ему лень было их стирать. А потому что они посмотрели на луну и их позвали в другой мир. И Хлюпа, по обычаю, предал дорогие его сердцу носочные останки земле. Вот!

        Тут в дверь протиснулся запыхавшийся Хлюпа. В одной лапе он держал корзинку с глиной, а в другой - вязанку хвороста.
        - Слюнечка, - расцвел он в улыбке, - не мог бы ты немножко перевернуться и погреть яйцо с другой стороны? Боюсь, ему отсюда чуть-чуть поддувает.
        - С огромным удовольствием, Хлюпочка, - с готовностью ответил Слюня. Почему-то его совсем не удивил ласковый тон брата. Ему самому хотелось говорить Хлюпе только хорошие и добрые слова. Он перевернулся и, обняв яйцо, стал греть животом другой гладкий бок.
        - Слюнечка, мне кажется, нам следует по очереди ухаживать за НАШИМ яйцом, - веско заметил Хлюпа, замазывая глиной дыры в очаге.
        - Хлюпочка, - тихо спросил Слюня, замирая от страха, - а ты уверен… ты уверен… что оно НАШЕ? Его ведь будут искать, а потом заберут. - И маленький кыш крепко прижался к яйцу, всем своим видом показывая, что забрать эту чудесную находку смогут только вместе с ним, Слюней.
        Хлюпа замер. А потом сурово сказал:
        - Только гадкий и безответственный кыш мог потерять яйцо! Оно почти разбилось! И я… И мы… чудом успели спасти его. Мы это беззащитное яйцо любим больше, чем те, кто его потерял. И оно любит нас больше, чем их. А эти растеряхи поищут-поищут и забудут. Раз они его потеряли, значит, яйцо им не нужно. Давай оставим его у себя. И никому ничего не скажем!
        - Хлюпочка, а вдруг яйцо не проклюнется никогда?
        - Надо взять у Ася Амулет и положить его рядом.
        - Но ведь Ась не даст нам Амулет просто так?
        - Не даст, - согласился Хлюпа.
        - Давай расскажем ему все. Но сначала возьмем с него самую страшную клятву молчания.
        Кыши заговорщицки улыбнулись друг другу и обнялись. Впервые братья почувствовали необыкновенную нежность и уважение друг к другу. Яйцо, тихо лежащее под пледом, принесло в эту кривую хижинку мир и счастье.
        Неожиданно в дверь постучали.
        - Да нет их дома, - раздался снаружи взволнованный голос Дыся, - мы бы издалека услышали, как они ругаются…
        Пропажу искали. Слюня и Хлюпа затаились. Так на холме среди кышей поселилась тайна…



        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        По секрету

        Хлопоты старого Ася.
        Амулет напрокат.
        Тайна должна оставаться тайной.
        Кому дать шанс?


        Старый Ась трудился. Позавчера он вычесал Сурка. Вчера спрял из подшерстка нитки. А сегодня хотел их покрасить. В домик Ася налетело множество мух, которые, сбившись в рой, гудели под потолком, привлеченные резким запахом. Никто не знал, где Ась брал сушеных моллюсков, водоросли, кораллы, косточки экзотических плодов и кусочки минералов, из которых составлял свои краски. Сам старик не очень-то распространялся на эту тему. Он поочередно перетирал в ступке разноцветные кусочки ЧЕГО- ТО, смешивал, разводил полученный порошок в чем-то сладко-соленом и едко пахнущем. Из всего этого получалась краска.
        Мухи бесстрашно пикировали на эту пахучую аптеку Ася, а когда они становились слишком назойливыми, старый кыш сдвигал брови и брал в лапы мухобойку. И хоть ни одна муха не пала от лап Ася, он не упускал возможности поохотиться. Это заменяло ему зарядку и наполняло душу бойцовским духом.
        Поразмявшись таким образом, Ась опять взялся за дело. Он перенес все берестяные ведерки с готовой краской на улицу, под куст лопуха, куда мухи боялись совать свои носы, так как там обитал большой паук Прух. Он был опытный охотник и умел плести хитрые плетеные ловушки для назойливых насекомых. Он обладал редким аппетитом и, несмотря на хороший ежедневный улов, был вечно голоден.
        Прух с Асем ладили, как добрые соседи: не надоедали друг другу и обоюдно уважали чужие привычки. Старик делился с пауком вонючим разбавителем красок, привлекающим мух, а тот учил Ася прясть прочную тонкую нить.

        Когда приготовления были закончены, Ась решил перейти к окраске. Он развесил под лопухом некрашеные нитки и взял ведерко с пурпурной краской. Тут какой-то непонятный шум привлек его внимание. Оглянувшись, старый кыш заметил Слюню, рыскающего по двору и высматривающего хозяина.
        - Шлюня, - позвал он, - ждравштвуй, малыш! Почему ты такой вжъерошенный?
        - Здравствуй, Ась. Я тебя ищу. В домике тихо: думал, спишь.
        - Кто же днем шпит? Разве что Фуфа. Он думает, что во шне хорошеет.
        - Мы к тебе по делу, Ась.
        - Кто это «мы»? Я вижу только тебя.
        - Я и Хлюпа. Но он не смог прийти, потому что его очередь… он сторожит… и ему никак нельзя отлучаться. Вот. - Слюня с трудом справлялся с возложенной на него дипломатической миссией.
        В кустах мелькнул кыш в зеленой жилетке.
        - Погоди, - сказал Ась. Он оглянулся и громко крикнул: - Опять небошь жа ношками пожаловали? Ах вы, братья гряжнули! Хуже Бякиного Енота! Гряжные ношки не жакапывать, а штирать надо.
        Ась приложил лапу к губам, призывая к молчанию, и повел Слюню в дом. Только крепко заперев дверь, он возобновил разговор.
        - Шдается мне, что дело у ваш не только важное, но и шекретное, - сказал хозяин шепотом.
        Слюня кивнул:
        - Как ты догадался?
        - Да по ушам. Ты никогда не жамечал, что обычно у кыша ушки ракушками? А когда он что-то жамышляет - фунтиками? - засмеялся Ась.
        Многие кыши плохо понимают шутки, особенно когда волнуются. Слюня был таким. Он частенько упускал соль Асевых шутливых присказок, но никогда не переспрашивал, чтобы не нарушать гармонию беседы.
        - Ась, нам с Хлюпой очень нужен Священный Амулет. На время. Для хорошего, благородного дела. Но ты, конечно, не дашь его, не узнав зачем. Поэтому мы с Хлюпой решили открыть тебе тайну. Только дай страшную клятву молчания.
        Слюня вытер носовым платком потные ладошки и вопросительно взглянул на Ася. Тот молчал, прикрыв глаза и сжав губы, - он думал.
        - Дать на время Амулет? - тихо переспросил он. - Это не жилетка, которую один кыш дает поношить другому. Шледуя кышьим традициям, Амулет и Книгу Мудрошти хранит шамый шильный и мудрый кыш нашей общины. И только в ишключительном шлучае… - он взял из берестяной перечницы щепотку молотого дикого перчика и сунул ее в ноздрю, - в ишключительном! - он может передать их другому на время. - Тут перец сделал свое дело, и старый кыш разразился громоподобным чихом.
        - Амулет нам действительно нужен, - убеждал Ася Слюня. - Большая опасность угрожает одному кышу, вернее, почти кышу.
        - Молчание, маленький кыш, молчание! Пушть тайна оштанетшя тайной. Я дам вам ш Хлюпой Амулет! - Старик помолчал и добавил: - И клянушь, ничего никому не шкажу.
        - Но ведь ты ничего и не знаешь, - напомнил Асю Слюня.
        Ась хитро зыркнул на него и подтолкнул к двери:
        - Ражве может один кыш жнать наверняка, что жнает другой? Можно лишь предполагать. А теперь пошпеши домой, ведь там тебя ш нетерпением ждут, малыш.
        Слюня благодарно обнял мудрого кыша и полобунился в знак большого уважения. Ась улыбнулся и протянул ему шкатулку с Амулетом. Слюня схватил ее и выскользнул за дверь.
        Старик вздохнул, вспомнив про нитки. Он опять решил приступить к их окраске и по-деловому почесался спиной о дверной косяк. Тут на крыльце снова раздался шум: кто-то из кы- шей обметал песок с лап веником. Потом постучали.
        - Ась! - тихо позвали снаружи.

«Нет, до ниток дело сегодня не дойдет». Хозяин дома выглянул за дверь, где, переминаясь с лапы на лапу, стояли Тука, Хнусь и Белая Жилетка.
        - Так, - сказал Ась, - вы, шлучайно, не жа Амулетом?
        - Нет, мы просто хотели поговорить, - сказал Тука.
        - Ну тогда входите, - пригласил гостей в дом старый кыш.
        - Ась, - смущаясь, заговорил Тука, - хотелось бы уточнить, кто из кышей построил эту злополучную запруду. Нам кажется, мы знаем, чьих лап это дело.
        - Тихо, кыши! - прикрикнул Ась. - Если жло сделал кто- то шпециально - это одно. А ешли вшё произошло шлучайно и виновник раскаиваетшя в содеянном - это совшем другое. Вшпомните кышью мудрость. Иж кого получается прекрашная бабочка?
        - Из гадкой гусеницы, которой дали шанс окуклиться, - хором ответили кыши.
        - Штупайте по домам и подумайте об этом, - велел Ась.
        Когда все разошлись, он пробурчал себе под нос:
        - Дадим Бяке время подумать.



        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        Чудо-гамачок

        Паук Прух - друг и сосед мудрого Ася.
        Что такое гамачок?
        Славная постелька.
        Упрямый Бяка.


        Прух был паук трудолюбивый и талантливый.
        Он умел плести легкую и крепкую паутину. Добывая муху-другую на пропитание, охотник долго томился в засаде. Его ловушки прятались в таких укромных уголках, куда не забредало зверье и не залетали птицы. Поэтому ни у кого не было нужды ругать паука на чем свет стоит, соскребая с носа и ушей липкую паутину. (Кроме мух, конечно.) В дождь Прух мирно спал, потому что капельки дождя, застревая в паутине, делали ее заметной: следовательно, улова в ненастные дни не было.
        Итак, Прух поселился под коряжкой у родничка Плюхи-Плюхи-Булька, и его ближайшим соседом оказался старый Ась, которого паук уважал и к чьим советам прислушивался. Остальных же кышей паук Прух остерегался.
        Пару дней назад Ась с помощью восьмилапого соседа сплел изящное приспособление для отдыха - гамак. Плетя гамак, Ась рассказывал вслух расхваляки и притчи, нашептывалки и легенды, которых знал великое множество. Он пел колыбельные песни, пронизанные добротой и лаской, сложенные многими поколениями кышей. И поневоле, как-то сами собой, в узелках этого гамака застряли умные мысли, благородные идеи и просто добрые слова. Когда гамак был готов, довольные работой Ась и Прух сели на солнышке отдохнуть и понюхать молотого перчика.
        В это время Бяка ехал верхом на Еноте по тропинке, ведущей к Поляне Серебристых Мхов, где обычно собирал цветы вереска и кипрея для приготовления вечернего чая. Но Енот сбился с курса и непонятным образом оказался у домика Ася.
        - Эй, Ась, - не здороваясь, крикнул Бяка старому кышу, - наконец-то твой мохнатый дружок Прух сплел ловушку и для тебя. - Бяка кивнул на гамачок. - Он такой голодный, что готов схрумкать твои старые косточки?
        - Ждравштвуй, малыш, - улыбнулся Ась Бяке, - ты, как вшегда, вше перепутал. Мы ш Прухом друзья, а друзья доверяют друг другу.
        - Так ты, Ась, доверяешь этой мохнатой многоглазой роже? Тогда ты очень глупый кыш, и мне жаль тебя. Как бы завтра утром тебе не проснуться в желудке твоего приятеля.
        Услышав эти слова, Прух досадливо крякнул и скрылся под листом репейника, а Ась лишь хитро сощурил глаза:
        - Тронут твоей жаботой, Бяка. Если ты не очень спешишь, я бы хотел покажать тебе удобную переношную плетеную поштельку. Я решил подарить ее Сяпе на Праждник Розового Кыша. Шяпа ведь очень шлавный малыш, не правда ли?
        - Сяпа? - Бяка поежился от зависти и медленно сполз с Енота. - Да Сяпа самый что ни на есть распоследний простофиля. Представляешь, он нашел для моей новой хижинки чудесное место, целый день помогал мне строить дом и ничего не потребовал взамен.

        Бяка подошел поближе к гамачку, натянутому меж двух молодых дубков, и осторожно потрогал его лапой - вдруг это ловушка? Он не доверял Асю, как не доверял никому.
        - Так ты говоришь, это постель для Сяпки? - переспросил Бяка.
        - Для него, для него, - закивал головой Ась. - Она нажываетшя «гамачок». Ты тут подожди, пока я шхожу в дом жа ношками. Раз уж пришел, то хоть ношки вожьми. - И Ась вперевалку засеменил к домику.
        Бяка огляделся и стал быстро отвязывать гамачок. Но тут вернулся Ась с носками. Бяка отскочил в сторону.
        - Знаешь, Бяка, вот что я подумал. Ешли тебе гамачок понравился, вожьми его себе, Сяпе я еще что-нибудь швяжу.
        - Вот еще! - заупрямился Бяка. - Нужен мне Сяпкин гамачок!
        - Да ладно, вожьми, не обижай штарика, - уговаривал Ась.
        Но Бяка ни за что не хотел признаваться в том, что ему очень хочется иметь такую же славную постельку:
        - Нет, я ухожу. Отдай эту паутинку своему любимчику Сяпе. Эй, Енот, пошли домой.
        Ась досадливо махнул лапой и сел на скамейку в тень.
        - Правильно! Не бери! Пушть Сяпа вожьмет, а ты ни за что не бери! - строго велел он.
        Бяка выдержал паузу и заявил:
        - А вот теперь я заберу и твои носки, и твой противный гамак, хоть он мне совсем и не нужен, потому что не люблю, когда мне указывают, что следует делать, а что нет. Я - свободный кыш. Пока, Ась. На старости лет ты стал очень упрямым и навязчивым кышем.
        Забрав Асевы изделия, он залез на Енота, который пригнул шею к земле в ожидании друга, и громко присвистнул. Через минуту всадника уже не было видно за деревьями. Старый кыш удовлетворенно потер лапы и сказал:
        - Эй, Прух, дружище, выходи. Предштавь шебе: этот негодник Бяка уверен, что обманул штарого Ашя. Он решил, что хитрее всех. Но я давно уже подобрал к нему ключик. Весь шекрет в том, что есть такие Бяки, которых, чтобы заштавить идти налево, надо подтолкнуть направо. В этом вешь фокус!



        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        Удивительные превращения

        Странное поведение Большого Кыша.
        Бяка читает стихи. Мудрый гамачок.
        Ась сказал, что все нормально!


        Хнусь брел по западному склону холма с корзинкой на спине. В ней лежали сосновые иголки на растопку. На песчаном склоне росло так много сосен, что их сухой хвоей была устлана вся земля. Огибая вересковые кусты, Хнусь думал о солнышке, диких пчелах, любящих цветущий вереск, жаворонках в синем небе и о себе. Лучше всего думалось о том, как легко и беззаботно жилось ему в Большой Тени кышонком. Как любили и баловали его родители. Как три года назад он вытаял здесь, на холме. Как его нашел и приветил Ась. Эти воспоминания были сладкими и приятными. Правда, он немного скупал по близким, но никогда не покинул бы свой дом в Маленькой Тени, потому что привязался к нему душой. И конечно, к кышам, живущим здесь.

        На холме Хнусю было удивительно спокойно. Он всегда был трусишкой: боялся змей, камышового кота, сов, лисиц и хорьков. А сюда никто голодный не забредал: каменная гряда преграждала путь всем хищникам. Вороны не в счет, потому что Ась научил Хнуся прятаться от них. А Сяпа изобрел «гремелку», хорошо отпугивающую хищных птиц, и уже трудился над новым изобретением - колючим бронежилетом, в который вплетались терновые и ежевичные иглы по образцу ежовой шкурки, что было явно не по вкусу черным забиякам.
        Хнусь нагнулся за очередной сосновой иголкой, но обо что- то вдруг споткнулся. И растянулся во всю длину, уткнувшись мордочкой в бурую колючую подстилку. Иголки высыпатись из корзины. Он не торопясь встал, собрал их и хотел было посмотреть, обо что споткнулся, но вдруг услышал старинную кышью песенку. Кто-то под стрекот сверчка тихонько напеват «Марш бесшабашного кыша»:

        В приметы верит каждый кыш,
        Но только не Хрум-Хрум.
        Хрум-Хрум - отчаянный малыш,
        Хрум-Хрум - не тугодум.
        Хрум-Хрум пошел однажды в лес,
        И, встретив там быка,
        Он на березу храбро влез,
        Поободрав бока.
        «Эй, бык, я - кыш, а не кышок,
        Я не пущусь в бега,
        Сплету березовый венок
        И брошу на рога».
        В приметы верит каждый кыш,
        Но только не Хрум-Хрум.
        Хрум-Хрум - отчаянный малыш,
        Хрум-Хрум - не тугодум.
        Бубнит молва: «К несчастью - бык!»
        Хрум-Хрум твердит: «Не верь!
        Раз бык в березовом венке,
        Открой удаче дверь!»
        В приметы верит каждый кыш,
        Но только не Хрум-Хрум.
        Хрум-Хрум - отчаянный малыш,
        Хрум-Хрум - не тугодум.
        Хнусь спрятался за брусничным кустом и раздвинул веточки. Перед «Теплым Местечком», спрятанным в корнях красноствольной сосны, в подвешенном между двумя сосенками-двухлетками гамачке лежал Бяка. Хнусь замер в удивлении. Глядя в небо и медленно покачиваясь, Большой Кыш старательно выводил куплет за куплетом, пока не допел песенку до конца. Это занятие давалось Бяке с трудом. Закончив петь, кыш перевернулся на живот, растопырив лапы, как крылья, и просунув мордочку между переплетениями гамака. Он грел спину на солнце и выговаривал сверчку:
        - Эй, Сверчок, ты не знаешь, отчего кышам-одиночкам вдруг становится тоскливо? Отчего они бродят задумчиво по лесу, как сонные медведи, едят что ни попадя? Отчего они потом становятся плохими? Может, стать хорошими им мешает Закон, ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ или кто-то большой и голодный? Про меня говорят: «Если все идет хорошо, значит, Бяка еще не проснулся». Обидно, Сверчок. И уже не хочется быть хорошим.
        Бяка вылез из гамачка и заспешил к дому. Хнусь услышал, как он заплюхал в умывальном тазу. Причесавшись, сменив носки и завернувшись в связанный Асем плед, Бяка в задумчивости запетлял между вересковыми кустами, бурча себе под нос:
        - Снаружи я - жесткая ракушка, а внутри - нежный моллюск. Я - одинокое, самоценное существо. И мне не нужен никто, чтобы вырастить в себе перламутровую жемчужину.

        Никто! Никто не нужен мне.
        Мне хорошо в моей броне.
        Быть одиноким я хочу,
        Мне даже это по плечу.
        Непросто вникнуть в жизни суть,
        Но я управлюсь как-нибудь!
        Я не хочу идти с толпой -
        В толпе не стать самим собой!
        Как ни крути - хоть так, хоть сяк,
        Мир не видал подобных Бяк!
        Потом он опять подрулил к гамачку.
        - Не постель, а желудевая лепешка с медом, - пожаловался кыш, - так и заманивает.
        Он заложил еще один круг и, не устояв перед соблазном, опять бросился в гамак. Блаженно улыбаясь, руля хвостом, кыш начал тихо раскачиваться. Некоторое время его мордочка не выражала ничего, кроме удовольствия. Потом он весь как- то встрепенулся, напрягся и назидательно произнес:
        - Енот - балбес и дурья башка. Всю поляну около «Моей Радости» раскопал. Теперь почва поедет, образуется овраг. А овраг - это такая дрянь! Просто бедствие! За лето и осень овраг съест весь холм. Надо что-то делать, - Бяка огляделся. - Сверчок, а Сверчок, ты где? Дрыхнешь, музыкант? - Бяка встал с гамачка и потянулся. - На чем мы остановились? Овраг съест холм? Хм… Ну и что из того? На здоровье. Пусть ест!
        Хнусь с любопытством следил за сменой Бякиного настроения. Бяка разительно менялся, ложась в гамак и покидая его.
        Во-первых, он раньше не умел петь. Не умел и не хотел уметь. Он считал, что музыка для самых непутевых, которые, кроме «нытья и воя», больше ничего не умеют, а в гамачке пел!
        Во-вторых, лежа в плетеной постельке, Бяка заботился об общем благе.
        В-третьих, он сдружился со сверчком и тот спокойно спал у него под носом. Прежде Бяка посадил бы его в скорлупку от каштана и пустил по ручью незнамо куда. Нет, что-то тут было не так. Не иначе, Большой Кыш перегрелся на солнце.
        В этот момент Бяка опять прыгнул в гамак и перевернулся в нем, как лепешка на сковородке. Подергивания Бякиного хвоста вывели гамачок из равновесия, и тот, раскачиваясь, замелькал между сосенками. Бяка не переставал рассуждать:
        - Вроде как что-то щекотится во мне. Может, блохи завелись? Блохи - это плохо. Это от грязи. Но я ведь очень чистый! А если не блохи, тогда что? Будто что-то в затылке свербит и в ухо нашептывает: «Овраг - твой враг. Иди и зарывай Енотовы канавы. Желудь - ничто. Дерево - совершенство. Каждый кыш должен хоть раз превратить ничто в совершенство. Надо, чтобы из желудей выросли дубки и укрепили почву корнями». - Бяка изо всех сил зачесался и вскрикнул не своим голосом: - Эй, ты, Шептун, не зли меня! Я не хочу закапывать желуди! Я сам по себе!
        Хнусь, испугавшись за Бякин рассудок, выскочил из брусничных кустов:
        - Бяка, здравствуй, у тебя все в порядке? Как ты себя чувствуешь?
        Бяка вскочил и побежал в дом, не глядя на Хнуся, будто того здесь и не было. Через минуту он показался на пороге, зажав под мышкой копалку, а в каждой лапе по крупному желудю. Вид у него был решительный и одновременно растерянный. Он сердито протопал мимо Хнуся и исчез за вересковыми кустами. Хнусь весь день следил за Бякой, а вечером побежал за советом к Асю.
        - Ась, Ась, - пытаясь растолкать дремавшего в тенечке старого кыша, шептал он, - уже спишь, что ли?
        - Никто не шпит, - ответил Ась, с трудом продирая глаза.
        - Извини, что беспокою, но с Бякой что-то неладное.
        - Ну што там опять натворил наш Бяка? - позевывая, спросил Ась.
        - Ась, он дубки сажает! Там, на южном склоне. Сначала, как землеройка, заравнивал Енотовы ямы. Потом желуди закапывал. Потом притаптывал и поливал. Потом выволок из
«Моей Радости» Енота и отругал его. Енот, как и я, ничего не понял. Потом вернулся в «Теплое Местечко» и стал играть сам с собой в капельки и бульки на добрые дела. А ведь в эту сложную игру только Сяпа с Белой Жилеткой умеют играть.
        - Ну и как, получалошь? - поинтересовался Ась.
        - Как сказать. Когда я уходил, он сам себе проиграл уже двадцать девять капелек, а выиграл только пять бульков. В общем, он сегодня какой-то не такой.
        - Ты, Хнушь, очень добрый малыш. Я тут ромашки нашушил и мяты. Ты уж вожьми, не побрежгуй. Чай иж них отменный. А о Бяке не бешпокойшя. Ничего ш ним не шлучитшя. Но на вшякий шлучай я шегодня вечером к нему жагляну. проведаю. У меня к нему тоже ешть дело.
        И Хнусь сразу успокоился. Раз Ась говорит, что все нормально, так оно и есть. И пошел домой делить с Тукой сосновые иголки.

        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        Чмока

        Ссора.
        Что разрушает дружбу?
        Странное Люлино дельце.
        Сяпа - приманка для несчастий.
        Напрасно Хлюпа лупил Слюню по голове.


        Тем ранним летним утром Сяпа проснулся от странного жужжания: полосатая пчела билась о слюдяное окошко, требуя свободы.

«Пчелы никогда не прилетают просто так, им нужна сладкая вкуснятинка. А у нас с Бибо нет ни крошки. Что же понадобилось в нашей хижинке этой глупышке?» - с удивлением подумал Сяпа, приоткрыв один глаз. Глаз оглядел спаленку и, не приметив ничего интересного, опять закрылся: дрёме жужжание не помеха. Сунь голову под подушку и спи себе дальше.
        Но не тут-то было. В Сяпином животе противно забурчало: громко и сварливо. Живот сердился, он просил пищи. Тут-то Сяпа и вспомнил о припрятанной им накануне мисочке чмоки. Кыш откинул одеяло и устремился на кухню. Пчела последовала за ним.

        Кухня сияла чистотой. Это означало, что Бибо давно встал. Сяпа открыл погребец, куда вечером поставил чмоку, но чмоки в нем не оказалось. Кыший живот продолжал урчать. «Куда же Бибо спрятал мою чмоку?» - удивился Сяпа. Он решил узнать это из первых лап, у Бибо, и заглянул в его спаленку. Никого, топчан аккуратно застелен.
«Вряд ли Бибо ушел надолго», - подумал Сяпа и, чтобы обмануть голод, принялся за дела: выпустил на волю пчелу, сделал легкую зарядку, надел шерстяные носки, бежевый жилет и любимую панаму. В это самое время хлопнула входная дверь, и в кухню вошел свежеумытый веселый Бибо. Сяпа бросился ему навстречу:
        - Бибо, где моя чмока?
        Тот смутился:
        - Извини, я ее только что съел.
        Сяпа на секунду потерял дар речи. От негодования он хватал ртом воздух, не издавая ни звука, как головастик в пересохшей луже.
        - Бибо, - наконец выдохнул он, - ты - самый прожорливый кыш на свете. Я приберег на утро чуть-чуть чмоки, а ты, как ненасытный термит, сожрал ее.
        Бибо стало стыдно. Он почесал лапой нос и попытался оправдаться:
        - Понимаешь, Сяпа, чтоб не мыть посуду, я ее вылизал. Да, к донышку твоей плошки присохло чуть-чуть чмоки. но я был уверен, что ты никогда не вспомнишь про это
«чуть-чуть».
        Сяпа посмотрел печальными голодными глазами на сытого, румяного Бибо и обиженно сказал:
        - Разве твой ненасытный аппетит - уважительная причина, Бибо? По-моему, нет. Ты набил брюхо моей чмокой. не подумав о том, что я останусь голодным. Это очень гадко. Отныне я с тобой в ссоре, так и знай! - И Сяпа выскочил на улицу.

        Через секунду во дворе раздался грохот. Бибо стрелой вылетел из дома и увидел Сяпу, неподвижно лежащего посреди двора. Его лапы торчали вверх, а глаза были широко открыты.

        - Что с тобой? - испуганно спросил Бибо, склонившись над другом.
        - Я жалкий неудачник! - всхлипнул Сяпа, и большая слеза скатилась по его усам. - Нет мне покоя. Лучший друг вырывает изо рта последний кусок. Червяк Нукась под лапами шныряет, прекрасно зная, что я на нем поскальзываюсь. Все против меня. Пойду залезу на дуб, как ворона совью там гнездо и буду жить один-одинешенек. Ты можешь забрать себе все мои вещи. Они мне больше не нужны. А я буду день и ночь сидеть на дубе голодный, в одной панаме. Нет, еще подушку с собой возьму. Ту, на которой мне снятся только хорошие сны.
        Сяпа встал и пошел умываться. День начался отвратительно. Сяпа чувствовал себя совершенно несчастным. Обычно водные процедуры улучшали его настроение. Увы, не сейчас.
        Пока Сяпа плескался в кадушке, его ум и душу терзали тяжелые черные мысли: «Я голоден, как медведь весной. Кто в этом виноват? Мой самый лучший друг Бибо. Пусть тебе станет стыдно, Бибо: твое обжорство разрушило нашу дружбу! Отныне я буду сам себе готовить еду и сам буду ее есть. Один». Сяпа нахмурился и тяжко вздохнул.

        Пять лет друзья все делили пополам: дела, заботы, чмоку. Теперь Сяпе не надо было делиться. Все принадлежало ему одному! Но Сяпу это почему-то не радовало. Напротив. Маленькому кышу хотелось дружеского участия, сочувствия и сострадания. Сяпа даже собрался заплакать, но дело не пошло. На голодный желудок даже плачется плохо. «Чтобы вволю поплакать, сначала надо вволю поесть», - сообразил Сяпа. Он нацепил панаму и отправился завтракать к Сурку.
        Подойдя к его норке, Сяпа свистнул, но тот не отозвался. Тогда кыш наклонился и крикнул в нору:
        - Сурок! Эй, Сурок!
        - Сурка нет дома, он на лужке за ручьем завтракает, - раздался чей-то неприятный голос у него за спиной.

        Сяпа обернулся и увидел Люлю.
        - А если Сурка нет дома, то ты чего тут околачиваешься? - подозрительно оглядывая Люлю с головы до хвоста, спросил он. - Один раз обездолил, вернее, обездомил Сурка и опять около его норы топчешься. Тебе что, одного сурчачьего домика мало? Что к зверю привязался?
        - Да ничего мне от твоего лохматого Сурка не нужно, - отмахнулся Люля.
        - На себя посмотри! «Лохма-а-атый»! Не лохматей тебя! - Сяпа набычился и пошел вперед лбом на Люлю. - Сурок - простая душа и добряк, а ты продувной балбес. А ну говори, зачем пришел? - Люля, не ожидавший от спокойного, тихого кыша такого напора, поспешил объясниться:
        - Я, собственно, хотел предложить тебе поучаствовать в одном дельце.
        Сяпа подозрительно приподнял одну бровь:
        - Что это за дельце такое? Кышей в шишки-камешки обжуливать?
        - Нет, конечно. Просто мы тут посовещались и решили устроить гонки. С тотализатором. Ты как, будешь участвовать? - Люля многозначительно похлопал себя по карманам жилетки. - Многие кыши делают ставки.
        - Что за гонки? Кто, кого и куда будет гнать? - подозрительно спросил Сяпа.
        - Все без подвоха. Бяка скачет на Еноте, а Бибо на Сурке - наперегонки.
        - А ты на ком, на Нукасе? - ехидно осведомился Сяпа.
        - Я в заезде не участвую. Я банкир и организатор.
        - Значит, Бяка скачет на Еноте? Понятно. Даже любопытно. Очень чистый Бяка на очень грязном Еноте. Есть на что посмотреть. А вот Бибо… Это уже не смешно. Кто ж ему позволит мучить бедного Сурка? Как вычесывать Сурка - так Ась. Как дрессировать или за задние лапы из норы вытаскивать - так Сяпа. А как мучить бедное животное - так, конечно, Бибо. Чмоку мою без спросу слопал, теперь к моему Сурку подбирается. Дудки! Никаких заездов ему не будет! - Сяпа решительно встал и хмуро надвинул панаму на глаза. - Так своему дружку Бибо и передай.
        Люля только лапами развел. Сяпа был явно не в духе, и ретивый организатор боялся ему перечить. Бурю лучше было переждать. Но Сяпа вдруг передумал:
        - Пожалуй, я буду участвовать в твоем «дельце».
        - Отличненько, славненько! Сколько поставишь, на кого? Шесть желудевых лепешек на Бибо? - засуетился Люля.
        - Нет. Двенадцать на Бяку.
        Люля недоуменно посмотрел на Сяпу, но переспрашивать не стал. Он только кивнул и поспешил убраться подобру-поздорову.

«Сейчас я ходячая приманка для несчастий, - думал Сяпа. - Мне надо болеть за Бяку, тогда победа обеспечена Бибо». Сяпа обреченно вздохнул, взял кошелку и побрел в лес за сладкими корешками.
        Люля вернулся к себе в дом - бывшую норку Сурка - и стал подсчитывать ставки. Самым азартным кышем оказался Сяпа - двенадцать желудевых лепешек на Бяку. Странный поступок - они никогда не дружили. Дысь поставил восемь лепешек на Бибо, Хнусь - две. Утика поровну: четыре на Бибо, четыре на Бяку. Тука выложил пять пирожков с земляникой за Сурка, своего любимца. Слюня с Хлюпой поставили десять вареников на Бяку. (С чего бы это?) Ась делать ставки отказался, он, видите ли, знал, кто победит. «Врал, конечно», - подумал Люля.
        Все было готово к забегу. Оставалась ерунда - уговорить Бибо и Бяку.
        Люля опять вышел из дому.
        Он носил только зеленые жилетки - красиво и практично. Оставаясь незаметным в траве, проныра узнавал много чужих тайн и секретов. А сплетничать Люля любил больше всего на свете. Сейчас кыш направлялся к домику Бибо. Он считал, что ему не составит большого труда уговорить азартного соседа поучаствовать в скачках.
        Бибо был дома. Вернее, около дома. Озабоченный ссорой с Сяпой, он делал
«успокоительную» гимнастику.
        - Раз, два, подскок, подскок. Три, четыре, лапы вверх. Круговые движения хвостом: влево, вправо. Силовые приседания с Сяпой на плечах. А вот Сяпы-то и нет! - Бибо вздохнул.
        - Бибо, привет! Хочешь, я заменю тебе Сяпу? Ведь совсем не сложно сесть на голову другому кышу? - услужливо предложил внезапно появившийся Люля.
        - Ты? Вместо Сяпы? Хвост у тебя, Люля, не дорос - Сяпу подменять. Чего тебе?
        - Слушай, Бибо, я насчет гонок. Вначале на Сурке Сяпа хотел ехать, но потом передумал, - не моргнув глазом соврал Люля, - не мог бы ты, а?
        - Раз Сяпа не хочет, то и я не хочу, - заявил Бибо, делая наклоны.
        - Ты не понял. Он не хочет участвовать, но он хочет болеть.
        - За кого это? - с подозрением спросил Бибо.
        - Наверное, за тебя, - опять схитрил Люля.
        - Тогда я согласен, - быстро кивнул Бибо.
        - Ну и ладненько! - обрадовался Люля. - Ну, я пошел, брат кыш. - И пропал за кустами.
        - Да какой я тебе брат! - рассердился Бибо, но Люля его уже не слышал.
        Петляя по тропинке, Люля миновал ежевичные заросли и вышел к болоту. Дальше, за домиком Хлюпы и Слюни, тропинка убегала вверх, к западному склону. Около кривой хижинки кышей-близнецов Люля, любитель сплетен и скандалов, немного притормозил и прислушался. Из домика доносился веселый голосок Слюни:
        - Хлюпочка, а ты не помнишь, чем нас кормила мамочка, когда мы были ма-а-алюсенькими-ма-а-алюсенькими? Чмокой из овсяных зернышек. Жиденькой. - Слюня заливисто засмеялся.
        Люля вздохнул и побежал дальше по тропинке. Он бежал и думал: «А Хлюпа доигрался-таки. Сколько раз ему говорили - не бей Слюню по голове, дурачком станет. Так оно и вышло! Слюня сбрендил. Бедный кыш».
        Скоро начался песчаный склон. За вересковой поляной уже виднелась Бякина красавица сосна. Подойдя поближе, Люля увидел странную картину. Бяка лежал в гамаке и рассуждал вслух:
        - Меня удивляет способность кышей постоянно удивляться. А тебя, Енот?
        Невдалеке валялась гора грязной шерсти. Это был Енот. Он спал. Бяка, не дождавшись ответа, продолжил:
        - И меня удивляет, почему многим кышам кажется, что они лучше всех, когда на самом деле это не так. - Для убедительности Бяка запустил ольховую шишку вверх, но шишка, трижды срикошетив от веток, вернулась назад и треснула Бяку по макушке. Бяка поморщился и продолжил: - Правда, у нас таких мало. Разве что Хлюпа да Люля. А, Енот?
        Енот не ответил.
        - Я считаю, что грубость - все равно что глупость. Глупец не может быть добрым. У него недостает для этого ума. Если кыш добр, значит, он умен. Следи за моей мыслью, Енот! Если я посадил дубки, то я совершил добрый поступок. Делаю вывод: я неглуп. Говоря точнее, весьма неглуп. Получается: Бяка - добрый, весьма неглупый и очень чистоплотный кыш!
        Енот громко всхрапнул. Люля ойкнул. Бяка вздрогнул, оглянулся и уставился на Люлю.
        - Чего тебе, сплетник Люля? - сухо осведомился он. - Выкладывай быстрее, а то я занят.
        - Вижу-вижу и очень сожалею, что помешал тебе, добрый, неглупый, чистоплотный Бяка, - льстиво улыбнулся Люля, - но дело не терпит отлагательств. На карту поставлено мое имя, да и твое тоже. - Люля решил брать быка за рога и заговорил нагло и напористо: - Как там у тебя? Чистоплотный, добрый, умный? Так вот, если ты не согласишься, я всем расскажу, что ты грязный. Да-да, грязный и глупый. Так и знай.
        Бяка прищурился:
        - Чего ты хочешь?
        - Я ничего. Это кыши. Они хотят повеселиться. Их жизнь стала пресной и скучной. Они устраивают забег с тотализатором. В заезде соревнуются Бибо на Сурке и ты на Еноте.
        Брови Бяки взлетели вверх.
        - Поединок? - Бяка закрыл глаза и сунул в рот зубочистку. - Дуэль? Я и Бибо? Силы несколько неравны, и это меня огорчает. Я не хочу легкой победы. - Бяка встал, вынул изо рта зубочистку и надменно изрек: - Я принимаю вызов! Но только не смей жульничать, хитрован Люля. В этот раз все должно быть по-честному.
        - Так ты согласен, Бяка? - обрадовался нежданной удаче Люля.
        - Завтра в полдень. Где угодно, только не на южном склоне. Там посажены дубки, - отчеканил Бяка, свернул гамак и ушел в дом.
        Люля, удивленный слишком легкой победой, отправился восвояси.



        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        Сурок должен бежать!

        Тотализатор.
        Почему Сурок застрял на старте?
        Жадина Люля.
        Сяпины терзания.


        Следующее утро выдалось холодным и ветреным. Дождя не было, но серые вредные тучи шныряли по небу туда и сюда, то и дело пряча солнышко. В условленное время на краю большой поляны, покрытой песчаным цмином и клевером, стали собираться маленькие кыши. Сяпа, опасаясь вороньих вылазок, притащил из дому одно из своих последних изобретений - ветряк с гремелкой. Ветряк, раскрученный ветром, вращал гремелку - большой берестяной барабан с дырочками. Несколько мелких камешков, брошенных в барабан, издавали столько шума, что вороны, чуть заслышав его, решительно меняли курс. Сейчас они облепили огромный клен и издалека наблюдали за происходящим.
        Наконец все собрались. Зрители расположились на двух больших плоских камнях, затянутых мхом и лишайниками. Трасса, размеченная где камешками, где шишками, пролегала вокруг холма. Старт и финиш находились в одном и том же месте.
        Участники заезда немало потрудились: Бяка вычесал все репьи и хвою из Енотовой шерсти, Бибо украсил сбрую Сурка разноцветными кисточками, пожертвовав любимыми полосатыми носками.
        Люля бегал между зрителями и собирал ставки в большую корзину. Вскоре корзина была полна. Люлю раздирали сомнения - как правильно распорядиться этим богатством? Вначале он хотел делить натрое: одну треть - себе, другую - победителю, а все оставшееся раздать участникам тотализатора. Но потом жадность стала нашептывать ему на ухо разные хитрости. Она убеждала Люлю, что победа - это уже награда, а пироги - дело десятое. Что после заезда про корзину никто и не вспомнит, главное - не напоминать. Что ему одному содержимого корзины хватит на целую неделю беспробудного пиршества и сладостного обжорства. А если делить на всех, то каждому достанется по чуть-чуть. А что в наше время «чуть-чуть»? Пшик! Ничего! А «ничего» не стоит и делить.
        И, поддавшись соблазну, Люля махнул лапой на общественное мнение. Он перестал сопротивляться искушению и припрятал корзину в сторонке, в лопухах.
        Кыши-зрители - Ась, Тука, Хнусь, Белая Жилетка, Утика, Сяпа и Слюня - в ожидании заезда нетерпеливо перемигивались и перешептывались. Настроение у всех было приподнятое. Чуть в стороне, привязанный к камню, бешено чесался Енот, видно от волнения. Бяка не чесался. Он был абсолютно спокоен и выглядел весьма браво. Бяка был одет в малиновую жилетку, такого же цвета носки и берет с помпоном. От него, как всегда, вкусно пахло лавандой и горькой полынью.
        Застенчивый Сурок жался к Бибо, испуганно пыхтел и вздрагивал от любого шороха. Бибо сосредоточенно поправлял на Сурке упряжь и в нетерпении одергивал свой бело-голубой полосатый жилет. Изредка к Бибо и Сурку подходили друзья. Они гладили Сурка, а Бибо ободряюще хлопали по спине. К Бяке не подходил никто. Бяку это задевало, но он спокойно смотрел вдаль, показывая, что все идет так, как надо. Неожиданно от группы кышей отделилась маленькая пушистая фигурка и направилась к Бяке. Это была Утика. Она протянула Бяке розовый бутон клевера на маленькой ножке и, запинаясь, сказала:
        - Это тебе. Желаю вам с Енотом удачи.
        Бяка растерянно заморгал и не смог выдавить из себя в ответ ни слова. Заметив Бякино смятение, Енот решительно схрумкал клевер, завилял хвостом и по-дружески облизал своего наездника. Бяка машинально почесал Енота под мышкой, позабыв, что тот боится щекотки. Енот встрепенулся и начал куролесить: заметался, перекусил веревку и сиганул в кусты. Его бросились ловить. Енот кидался от одного кыша к другому, терся о них боками и катался по земле, давя одуванчики. Наигравшись вволю, он добровольно вернулся на старт к Бяке. Неожиданная выходка Енота очень всех развеселила.

        Однако пора было начинать. Люля вышел вперед и приказал наездникам занять места на старте. Бяка оседлал Енота, а Бибо - Сурка. Люля тихонько шепнул стоящему рядом Слюне:
        - Ты мне поможешь дать старт?
        - Конечно, - неосмотрительно согласился Слюня.
        Люля поднял одну лапу вверх, а другой сильно дернул Слюню за хвост. Слюня истошно завизжал, что и послужило сигналом к заезду.
        Бяка свистнул. Енот набычился, напрягся, издал странный звук и так ретиво понесся вперед, что моментально скрылся за кочками.
        - А ну, Сурок, покажи и ты, на что способен! Жми, толстый зверь! - орал Люля, размахивая лапами. Но другие кыши почему-то молчали. Он огляделся.
        Все кышьи мордочки были обращены на Сурка, который стоял на месте как вкопанный. Раздосадованный Люля подбежал к Бибо и заорал:
        - Почему твой Сурок застрял на старте?
        - Не кричи, - огрызнулся Бибо, - видишь, он стесняется.
        - Мне нет дела до его переживаний! - орал Люля. - Делай что хочешь, но Сурок должен бежать!
        - Он тебе ничего не должен, - спокойно ответил Бибо. - Сурок побежит, когда захочет.
        - Ах так! - взвился тот. - Тогда он прямо сейчас и захочет.
        Ретивый организатор подскочил к Сурку и пребольно ущипнул его за блестящий нос. Зверь взвизгнул и закрутился волчком.
        - Кыши, беги кто куда! - скомандовал Белая Жилетка. - Сурок с перепугу всех нас сейчас перетопчет.
        Расчет подлого Люли не оправдался - вместо того чтобы бежать вперед, «конь» Бибо с перепугу бросился назад. Этого Люля никак не ожидал. Он в бессилии сжимал кулаки и гневно сопел носом.
        - Эх, шлавно побежали, - раздался рядом с Люлей хриплый и спокойный голос Ася. Он стоял, опираясь на палку. Его седые усы развевались на ветру. - Прошто рысаки. Припуштили на вшех парах. Жаль только, в ражные штороны. - Ась хихикнул и весело подмигнул Л юле: - Тебе, малыш, я думаю, лучше здешь не задерживаться. Шурок кышей вряд ли затопчет, а вот кыши тебя… Так что ты уж пошпешай, малыш. Да корзинку не жабудь.
        Чуя близкую беду, Люля бросился под лопух, тихо бормоча себе под нос:
        - Не бойся, не забуду. Сами все испортили, а свалят на меня. Опять Люля будет виноват. - Он погрозил кому-то пальчиком и выволок корзину из-под лопуха. Все было бы шито- крыто, но неожиданно дорогу ему преградил бледный Сяпа:
        - Драпаешь с продуктами, мучитель маленьких сурков? Ну и правильно, а то, не ровен час, и до лапоприкладства дойти может. Беги, да смотри не надорвись. Я тебе, организатор развлекательных «делишек», очень советую поскорее навестить своих родителей в Большой Тени и погостить у них подольше.
        Люля схватил корзину и скрылся в траве. Он не испытывал угрызений совести, так как неприятные мысли отложил на потом. А сейчас… Сейчас он радовался тому, что сласти достались ему одному.
        На поле царила неразбериха - кыши были в смятении.
        - Друзья, - обратился к кышам Белая Жилетка. - через несколько минут Бибо и Бяка столкнутся лоб в лоб на той стороне холма. Бяка решит, что его обманули, и набросится на Бибо. А у того и так душа не на месте из-за настрадавшегося Сурка. Раздерутся обязательно. Кто со мной на перехват?
        Группа перехвата - Дысь, Тука и Сяпа - устремилась вверх по холму. Достигнув рощи, они, не сбавляя хода, пересекли ее и оказались на той стороне холма. Оставалось только спуститься вниз. Что кыши и сделали. К несчастью, Сяпа обо что-то споткнулся и покатился кубарем, увлекая за собой друзей. Этот необычный спуск закончился в кустах цветущего вереска. Помятые кыши вскочили и огляделись.
        Перед ними расстилался лужок, опушенный гусиными лапками. На нем паслись Сурок и Енот. Рядом на кочке, спинами к спасателям, сидели и мирно беседовали Бибо с Бякой.
        - Бяка, твой Енот на старте вел себя как обиженный скунс. Просто дышать было нечем, - прыснул Бибо.
        - Странно! Очень странно… - тревожно пробурчал Бяка.
        - Что в Еноте может быть странного? - удивился Бибо.
        - Ну, как он чесался, - пояснил Бяка.
        - А как? - не понял Бибо. - Хорошо чесался. Обо всех. Об меня, например.
        - Он чесался неистово, вот как, - вздохнул Бяка, - а это блохи. И у тебя теперь тоже.
        - Ну вот опять! - рассердился Бибо. - Не одно, так другое! А ты не видел, об Сяпу Енот не чесался?
        - Он такую бучу устроил на старте, что определенно ничего нельзя было понять, - сказал Бяка.
        Бибо поежился и задумчиво потеребил ухо. Через минуту он уже чесался, как Енот, - неистово.
        - Ой, Бяка, не могу! Блохи одолевают! Давай отведем зверей по домам и сбегаем к Асю. У него есть… эта самая… зола, в которой… надо, как его, выкатываться. И чудо-настойка, в которой… надо… то самое… вымачиваться, чтобы эти, как их… блохи разбежались. А потом можно нырнуть в ручей.
        - Нет, Бибо. Иди один. На меня блохи не запрыгивают. Я очень чистый. И каждое утро натираюсь полынью. Они этого не любят.
        Большой Кыш прощально махнул Бибо лапой, взял под уздцы Енота и повернул к своему дому. Бибо с Сурком, не переставая почесываться, поспешили в другую сторону. Перед поворотом Бибо оглянулся. Ему вдруг стало несперпимо жаль Бяку, этого большого, но одинокого кыша.
        Сяпа, ревниво следивший за происходящим, подметил сочувственный взгляд Бибо, и у него защемило внутри. Зря он поссорился с ним! Бибо ведь очень хороший друг. А теперь Бибо подружится с Бякой, и он, Сяпа, станет ему больше не нужен. И тогда действительно - вей гнездо на дубе и кукуй один в панаме.
        Группа перехвата молча ждала. Наконец Дысь тихо сказал:
        - Ну всё. Порядок. Пошли по домам.
        Начал накрапывать мелкий дождь. Он моросил тихо и душевно, напоминая Бяке о том, как ему сегодня было хорошо. Первый раз Бибо звал его за компанию купаться. А эта фифочка Утика ему подарила цветок. Бяка счастливо улыбнулся и критически взглянул на бредущего рядом грязного Енота. Дружба дружбой, а баня баней.



        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        Подвиг

        Сяпины изобретения.
        Самый черный день маленького философа.
        Непотопляемый герой Хрум-Хрум.
        Примирение.


        После гонок маленькая Утика вернулась в Сяпин дом, не знавший удобств и уюта: стол, табуретка и жесткий топчан из палочек - вот и вся обстановка. И все же в нем не было пусто. Это странное жилище было битком набито множеством изобретений странноватого хозяина-выдумщика. По углам пылились тачки-катушки, копалки, маскировочные зонтики, желудевые самокаты. Двери закрывались сами благодаря изящной системе веревочек и грузиков. Пламя очага регулировала система поддува, дающая сильный, жаркий огонь. Когда на кухне готовилось сладкое, можно было завести механическую мухобойку, прилаженную к потолку. Подвал и чердак проветривались сложной системой вентилирования. В хижинке в дождливую погоду было сухо, так как под домом был проложен водоотвод. Даже слабый ветерок с легкостью приводил в движение установленную на крыше гремелку, отпугивающую ворон. А под маленьким каштаном, росшим рядом с Сяпиной липой, было припрятано серьезное оружие - камнешвырялка (на случай обороны от страшных хищников). И это не считая мелких бытовых приспособлений вроде свистков для чайников, сделанных из стручков акации,
механической поилки для Сурка и гордости изобретателя - деревянных сандалий под мелодичным названием «гульсии».
        Утика боялась всех этих новшеств. Они казались кышечке живыми существами. Каждое утро она вежливо здоровалась с ними, а вечером желала им доброй ночи. Обметая с них пыль перышком горихвостки, кышечка размышляла о странных поворотах своей судьбы: «Мое яйцо погибло. Слезы бы лить, а я радуюсь. Стыдно, что мне хорошо, но это так. На холме я познакомилась с милыми и отзывчивыми кышами. Вот Сяпа, он такой талантливый!» И почему-то вспомнила о другом кыше, лихо гарцующем в малиновом берете с помпоном на полосатом Еноте. Он был каким-то особенным. Но очень одиноким.
        А сам хозяин дома в это время глубоко печалился. Рассорившись с Бибо, Сяпа на собственной шкурке почувствовал тяжесть одиночества. Его уединение скрашивал лишь Сурок, к которому Сяпа переселился на время. Сурок был добрым и преданным зверем. Он без колебания поделился с Сяпой припасами и кровом. Увы, соседство с Сурком оказалось делом непростым. Толстый неповоротливый зверь ужасно толкался. Ночью он не давал кышу уснуть, отчаянно храпя, а днем навязчиво выказывал уважение, тщательно вылизывая Сяпину шкурку. Сяпа выдержал всего трое суток.
        Однажды, разбуженный сонным бормотанием Сурка, кыш выбрался из его норы и отправился куда глаза глядят. В этот раз Сяпины глаза глядели в сторону дома Бибо. Туда он и пошел. Нет, не мириться, это ни за что! Ему просто хотелось узнать, как сильно страдает без него Бибо. Подкравшись к его дому, он спрятался за камнем и прислушался. Из дома доносился басок Бяки, кыша по прозвищу Большой.
        - Я понял: это все старик Ась подстроил. Как только ложишься в этот
«воспитательный» гамачок, всякие мысли в голове начинают копошиться: «Сделай то, сделай это! А вот этого не делай! Это - плохо!» А для меня, Бяки, нет слова
«плохо». Все, что я делаю, - хорошо. А если где-то что-то не так, то меня это не касается. Овраг, видишь ли, разрушит холм! Ну и пусть рушит. Мне-то что?
        - Да что ты сегодня разошелся? - удивился Бибо. - Идем лучше пить чай. Я тебя вкусными печеными корешками с медом угощу. Знаешь как их Сяпа любит!
        Бибо погрустнел и вздохнул. Увидев это, Бяка взорвался:
        - Не смей убиваться! Ушел и ушел! Пусть! - убеждал Большой Кыш Бибо. - Все твердят: Сяпа умница! Сяпа изобрел желудевый самокат и тачку-катушку! Да, изобрел. Но к дружбе это не имеет никакого отношения. Из-за чего он на тебя взъелся? Из-за ерунды - плошки чмоки! Разве это по-товарищески? Разве так поступает настоящий друг? Друг бы понял и простил. А Сяпа налетел вороной! Потому что он не друг, а жадина и злобище.
        Сяпа замер. Сейчас… Вот сейчас Бибо рассердится на Бяку, топнет на него лапой, скажет, какой он, Сяпа, хороший и добрый! Но нет. Бибо молчал.
        Несчастный Сяпа повернулся и бросился прочь, натыкаясь мордочкой на колкие веточки черники. От обиды и слез он ничего перед собой не видел. Кыш удирал сам от себя, как заяц удирает от охотника. Единым духом миновав черничник и Поляну Серебристых Мхов, он выскочил на топкий хвощовый лужок, где было холодно, сыро и тоскливо. Там он немного отдышался и припустил дальше, вверх по холму.
        Когда маленькие лапы подогнулись от усталости, Сяпа присел на мшистом пригорке и натянул панаму на глаза. В душе кыша было черней безлунной ночи. Чтобы как-то выплеснуть тоску, он стал тихонько поскуливать. Вскоре скулеж перерос в жалобный и протяжный плач. Испуганные муравьи сняли посты с проходящей рядом грузовой тропы и выставили новые, чуть поодаль. Большой шмель, оглушенный кышьим плачем, с размаху налетел на молодой клен и, потеряв управление, рухнул в яму, наполненную дождевой водой.
        - Скорее спаси его, - раздался за спиной у Сяпы сердитый голосок Утики, - разве ты не видишь? Бедный шмель теряет последние силы.
        Сяпа вздрогнул, быстро вытер глаза и высморкался. Оглянувшись, он увидел, как кышечка, лежа на краю ямы, пытается веткой дотянуться до шмеля. Крылья насекомого намокли, и он никак не мог ухватиться за спасительную ветку.

        Сяпа бросился было на помощь, но, споткнувшись о камешек, потерял равновесие и жабой плюхнулся в воду. Плавать Сяпа не умел. Как-то недосуг было научиться. Оказавшись на глубине, кыш понял - дело плохо. «Прощай, Бибо, я иду ко дну». Он последний раз взглянул на солнце. Вода сомкнулась над ним. Отягощенная обилием умных мыслей голова камнем потянула Сяпу вниз.
        Пуская пузыри на дне ямы, кыш увидел проплывающего мимо тритона. Извиваясь всем телом, тритон что-то втолковывал ему. Сяпа подумал: «А и правда, чего же это я? Надо сопротивляться неудачам!» И он энергично завертел хвостом, подражая тритону. Неведомая сила мгновенно подхватила маленького кыша и вытолкнула на поверхность. Вынырнув, Сяпа сильно забарабанил лапами по воде. Он кое-как добрался до края ямы и, тяжело отдуваясь, быстро выбрался на сушу, не забыв выловить и панаму, всплывшую у самого берега. Удивительно, но Утика ничего не поняла.
        - Сяпа, какой ты благородный! - щебетала она. - Ты так смело нырнул в воду и спас бедного шмеля! Ты - герой! Ты - храбрый Хрум-Хрум!
        - Боюсь, несчастное насекомое погибло, - устало прошептал «герой». - Я не сумел ему помочь.
        - Как это «не сумел»?! Что ты такое говоришь, Сяпа? - засмеялась Утика. - Смотри, шмель сидит у тебя на макушке.
        Она сняла с Сяпы ошалевшего, промокшего до последней ворсинки шмеля и посадила подсушиваться на толстый желтый одуванчик. Тот, недовольно жужжа, стал приводить себя в порядок.

        Сяпа тоже был не в лучшем виде: шерсть слиплась, усы обвисли, а уши торчали в стороны, как крылья. Но… в данную минуту это не имело никакого значения. Ведь солнце светило так ласково! Цветы пахли так сладко! Птицы пели так весело!
        Сяпа улыбнулся: «На душе становится легко, когда понимаешь, что в жизни главное. Каждому, как говорится, свое, а для меня… для меня главное - не потерять друга».
        И, нацепив мокрую панаму, Сяпа отправился домой. Толкнув дверь, он застенчиво взглянул на Бибо и взволнованно сказал:
        - Я вернулся, Бибо. Прости меня. Я вел себя как глупец и жадина.
        Бибо сидел за столом. Посреди стола стоял горшочек с дымящейся чмокой и две миски. Бибо улыбнулся и сказал:
        - Вот наконец и ты. А я тебя жду, жду…



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Без блох

        Хлюпа спешит.
        Дезинсекция[Дезинсекция - уничтожение насекомых-паразитов.] - это вам не хухры-мухры.
        Смелый Бяка.
        Ась знает всё.


        Прошло два дня. а кыши уже чесались вовсю. Их одолевали блохи. Всем стало ясно: в Маленькой Тени началась эпидемия. Так как положение было отчаянным. Ась решил проводить внеплановую дезинсекцию.
        В назначенный день с самого утра из домика Ася доносились звон посуды и какое-то бульканье. Из трубы валил дым. значит, Ась разжег очаг, что было странно в такую жаркую погоду.

        К полудню во дворе дома выстроилась небольшая очередь из кышей. Рядом пасся Сурок. Можно сказать, собрались все, кроме Слюни и Бяки с Енотом. Первым стоял Бибо. За ними Тука с Хнусем, Утика, потом Дысь. Сяпа должен был вот-вот подойти. Чуть в стороне маячил провинившийся Люля, боясь заговаривать с остальными. Однако, заметив, что из кустов вынырнул Хлюпа, он, не желая пропускать того вперед, быстро пристроился в хвост очереди и объявил:
        - Будешь за мной.
        - Я иду чиститься без очереди, - твердо заявил Хлюпа и встал первым.
        - Это еще что за новости? - удивился Бибо. - Так нечестно.
        - Честно, раз я спешу.
        - Кто спешит - приходит пораньше. Пришел бы раньше - был бы первым, - решительно оттеснил Хлюпу Бибо.
        Хлюпа нахмурился, но промолчал. Тут появился Сяпа.
        - Иди к нам, - позвал его Бибо, - мы с Сурком тебе очередь заняли.
        Но не успел Сяпа приблизиться, как Хлюпа преградил ему путь:
        - Почему всяким Сяпам можно без очереди, а Хлюпе нельзя? У Сяпы нет причины спешить, а у меня есть.
        - Ну и что же это за причина такая важная? - поинтересовался Дысь.
        - Вот именно что важная, - кинулся в наступление Хлюпа, - очень важная и очень секретная.
        - Милое дело! «Важная, секретная»! Да спроси здесь любого, у каждого найдется важная причина поскорее избавиться от блох. Мы с утра ждем. Топчемся, понимаешь, до онемения лап. А он, хитрюга, хочет просочиться без очереди.
        В это время дверь дома Ася распахнулась. Из нее выскочил Ась с ведерком, наполненным бурой дымящейся жидкостью.
        - Пушть пооштынет, - буркнул он и, оставив ведро посреди двора, нырнул обратно в дом.
        Кыши принюхались. Из ведра потянуло отвратительным запашком.
        - Что это?! - содрогнувшись, спросил Сяпа.
        - Да уж, пахнет душераздирающе, - согласился Дысь, - хуже болотной отрыжки.
        В мгновение вокруг ведра собралось целое облако мошкары. Запах, напугавший кышей, ей пришелся очень даже по вкусу. Гудящее облако опускалось все ниже и ниже. Когда расстояние между насекомыми и ведром сократилось до пяти хвостов, содержимое ведра, образовав маленький смерч, с тихим свистом всосало в себя разом всех летучих тварей. Раздался «чмок», и на поверхность всплыла серая пенка из крылышек, усиков и лапок.
        - Да-а-а-а, - тихо сказал Тука и нервно сглотнул. - Это вам не хухры-мухры. У Ася все по-взрослому. Одним словом - ДЕЗИНСЕКЦИЯ!
        - Это что же, он нас в эту дрянь макать будет? - заикаясь, спросил Сяпа, и его передернуло. - «Чмок», и все? Очень интересный подход - уничтожать блох вместе с кышами.
        Тут вмешался Бибо.
        - Слушай, Хлюпа, - задумчиво сказал он, - ты куда-то спешил? Пожалуй, я тебя пропущу вперед.
        Побледневший Хлюпа всеми лапами мертвой хваткой вцепился в хвост Сурка и отрицательно замотал головой. Спавший с лица Люля тихо отделился от очереди и приставными шагами боком-боком двинулся к лопуху. Его побег тут же был замечен остальными.
        - Эй, братцы, держи Люлю! - завопил Тука, когда тот рванул наутек, и первым бросился за маленьким розовым хитрованом.
        Далеко Люля убежать не смог: прямо перед ним неожиданно возник сонный паук Прух, оперативно явившийся на мушиный ор. Сегодня он был как-то особенно встрепан и лохмат. Его вид подействовал на Люлю гипнотически. Люля, можно сказать, застыл в прыжке. Еще не проснувшийся Прух удивленно завращал множеством глаз, и перепуганного Люлю с легкостью отконвоировали к домику. А Пруха отогнали подальше от ядовитого ведерка.
        - Хотел сбежать вместе с блохами, разносчик заразы? - строго спросил Тука Люлю, дрожащего крупной дрожью. - Не выйдет!
        Из хижинки донесся шепелявый голос Ася:
        - Запушкайте первого. И ведро тащите.
        Кыши открыли дверь, сунули в нее благоухающее ведерко, а заодно и упиравшегося всеми лапами Люлю. Какое-то время Люля шумно рвался назад, но потом затих.
        - Все, - отчеканил Дысь, - одним хитрюгой на луне станет больше. И некому будет обжуливать нас в шишки-камешки. - Дысь вздохнул и тут же забыл про Люлю. - Бибо, по-моему, следующие вы с Сурком?
        - Белая Жилетка, - официальным тоном сказал Сяпа, загородив друзей, - чтоб ты знал, Сурок в ведерко не поместится, Бибо тоже, но туда может поместиться маленький кыш вроде меня. Поэтому следующим иду я.
        - Сяпа! - нервно зашептал другу в ухо Бибо. - Куда ты? Там же ДЕЗИНСЕКЦИЯ!
        Друзья начали отпихивать друг друга от двери. Сяпа рвался вперед. Бибо его не пускал.
        Неожиданно сзади раздался чей-то насмешливый голос:
        - Удивительное дело! Очередь без начала. В ней все последние. А вот я всегда и во всем привык быть первым и только первым! А ну дайте дорогу!
        Кыши расступились и увидели Бяку, гордо восседающего на полосатохвостом звере. Енот, чуя гадкий запах, недовольно тер передними лапами нос и беспрестанно чихал.
        - А-а, Бяка! Хочешь принести себя в жертву Асевой науке? - улыбнулся Тука.
        - Нет, хочу вывести его на чистую воду, - отрезал Бяка. Он слез с Енота и подошел к дому. - Ну и запах! Воняет, как у моего Енота под мышкой, - строго констатировал он.
        Тут Сурок, доселе спокойно пасшийся в стороне, ни с того ни с сего подскочил к Бяке и смачно лизнул его в мордочку. Все животные очень уважали Большого Кыша. Кто бы знал, за что?
        - Здравствуй, зверь, - улыбнулся в ответ Бяка и ласково потрепал Сурка за ухо.
        - Сурок, отойди от Бяки, - ревниво скомандовал Сяпа.
        - Вот именно, - усмехнулся Большой Кыш, - не смей, Сурок, дружить с Бякой! Бяка - плохой! С плохим кышем надо поступать по-плохому! Сурок любит Бяку? Позор Сурку! А ты, Сяпа, посади Сурка на веревку и науськивай на меня. Глядишь, через неделю он станет злее хорька. Не боишься, что потом от него и тебе перепадет?
        Сяпе стало неловко.
        - Бяка, ты как Бешеный Шершень, не можешь не кусаться. И все время сам всех задираешь.
        Бяка молча глядел в сторону.
        Тут Ась громко позвал из домика:
        - Давайте второго!
        Бяка отпихнул от двери Сяпу, буркнув:
        - Ты пока порассуждай с блохами о том о сем, - и вошел внутрь.
        Там он увидел странную картину: в доме жарко пылал очаг. В нем тлела Люлина жилетка. Ась бегал по кухне, размахивая веничками из горькой полыни, мелькая то здесь, то там. Пол был уставлен плошками с пряно благоухающим варевом. К ним отовсюду спешили маленькие прыгучие насекомые, ныряя в них с тихим чмоканьем. В стороне, в большом чане блаженно отмокал Люля.

        - Здраштвуй, Бяка, - поприветствовал гостя запыхавшийся Ась, - что ты здешь делаешь, ведь у тебя отродясь не было блох?
        - Енота мне не отмыть, - пожаловался Бяка, - лохматый очень. Кишит блохами, как муравьями муравейник. Трудно к ним подобраться. Ощипать его, что ли?
        - А вычешивать их не пробовал?
        - Пробовал. Все щепки-чесалки о его шкуру сломал.
        - А Сяпиными грабельками?
        - Я с Сяпой не знаюсь, - проворчал Бяка.
        - А жаль, вы ш ним чем-то похожи… Оба наштырные! - хитро улыбнулся Ась.
        - Мы с ним? - усмехнулся Бяка. - Да этот плакса на кыша-то едва похож. Так, нечто кышеобразное.
        Ась хмыкнул и сунул в лапы Бяке грабельки.
        - Енота засунь в муравейник, муравьи от блох - первое дело. И вычешивай его каждый день. Подшершток неши мне - на носки. Жа это я тебя научу сложному, но шветлому ремешлу.
        - Какому? - удивился Бяка.
        - Потом скажу, - отмахнулся Ась.
        Бяка потоптался у двери и вышел. Его окружили кыши.
        - Ну что? - срывающимся голосом спросил Хнусь. - Сварился Люля?
        - Какой подозрительный! - усмехнулся Бяка. - Ты же Ася не первый день знаешь. Он не ворона - кышей не ест. - Бяка лихо оседлал Енота и ускакал на нем в лес.
        - А если по уму, кыши, он прав, - сказал Сяпа. - Зря мы переполошились. Ась добрый и мудрый. Он знает, как нам помочь. И мы должны его слушаться. Так что смело становитесь в очередь. Кто следующий?
        Кыши не шелохнулись.
        - Вот что, - сказал Сяпа, - первым пойду я, на разведку. Потом Хлюпа, раз он спешит. Остальные в порядке очереди. Кто против?
        Таких не оказалось.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Оно нас слышит

        Перемены к лучшему.
        Что скворчало в яйце?
        Самый-самый, как Хрум-Хрум!
        Где взять молоко?


        С появлением в кривой хижинке яйца Слюня с Хлюпой неузнаваемо изменились. Как по волшебству они вылечились от всех дурных привычек. Братья-близнецы стали трудолюбивыми, аккуратными и старательными. Они не только поддерживали чистоту в доме, но делали это с удовольствием. Вставая на заре, кыши бросали жребий: кому достанется веник, а кому репьевая щетка для мытья посуды. Кастрюли на кухонной полке сияли чистотой, пол едва успевал высыхать между влажными уборками, на улице сушились свежевыстиранные жилетки и носки. И сам дом преобразился, когда Слюня с Хлюпой подсунули под его осевшую стенку большой камень. Дом выровнялся и приосанился. К его крыльцу теперь вела окаймленная незабудками песчаная дорожка. Глаза-окошки гордо глядели на мир. Ставни и двери Хлюпа покрасил темно-зеленой краской - получилось очень нарядно. Свежевыбеленный очаг был дочиста выскоблен изнутри. В нем не осталось ничуточки жирной сажи.
        Видя такое рвение в благоустройстве дома, Ась попросил паука Пруха связать на окна ажурные занавески-паутинки. Конечно, старик сразу разгадал секрет близнецов. И помогал им чем мог.
        Как-то вечером близнецы сидели за столом на чисто прибранной кухне, пили чай и, глядя на розовое яйцо в корзинке, вели задушевную беседу.
        - Хлюпочка, - интересовался Слюня, - а как ты думаешь, ТО, что в яйце, - это уже кышонок или ОНО им станет потом? Я никогда не видел, какими рождаются кыши.
        - Думаю, кышонку в яйце никак не поместиться, в нем хватит места разве что маленькой личинке.

        - А! Значит, там глупая личинка, - разочарованно протянул Слюня. - А я-то думал, ОНО меня слышит и понимает: шепталки ему нашептывал, песенки пел. И мне казалось, что ОНО что-то скворчало в ответ.
        - Точно. Скворчало. Я тоже слышал. И возилось, как мышь в норе. - Хлюпа помолчал и добавил: - Какая разница, какое ОНО там внутри. Раз ОНО - живое.
        - А тебе не показалось, что Ась обо всем догадался, когда мы брали у него Амулет? Он такой хитрый и умный, - поежился от плохих предчувствий Слюня.
        - Умный! Умный, но очень рассеянный. Не тот стал Ась.
        - Тот не тот, - возразил Слюня, - а когда он на меня смотрит, у меня мурашки по животу шныряют. Вдруг догадывается?
        - Мурашки? Что еще за мурашки? - забеспокоился Хлюпа. - Ведь Ась тебя продезинсекцировал!
        - Мурашки не блохи. Это как пупырчатая щекотка, - рассмеялся Слюня. - Кстати, а как мы узнаем, что кышонок уже готов вылупиться? Он что, изнутри постучится? Тихонечко так, тук-тук, да?
        - Тихонечко? - хохотнул Хлюпа. - Это ты про кого спрашиваешь? Про комара или лесного клопа? Да наш кышонок, когда решит вылупиться, одним взмахом хвоста разнесет всю эту яичную скорлупу вдребезги! Явится на свет, как герой Хрум-Хрум! - И Хлюпа встал в монументальную позу героя.

        Тут что-то хрустнуло. Братья вздрогнули и вопросительно посмотрели друг на друга.
        - Гости? - неуверенно пробормотал Хлюпа.
        - Гости скребутся за дверью. А это кто-то в домике хрумчит, - испуганно ответил Слюня.
        - Может, крот или мышь, - предположил Хлюпа.
        - Я полагаю, что наш кышонок… Хвостом орудует… Как Хрум-Хрум… - прерывающимся от волнения голосом прошептал Слюня.
        - Уже? - испугался Хлюпа.
        Тут в яйце что-то щелкнуло, и скорлупа развалилась на три лепестка. В центре этого трехлистника сидел несколько ошалевший, вполне сформировавшийся белоснежный кыш, только очень маленький. На его влажном носу и ушах лежали скорлупки. Глаза кышонка были закрыты.
        Хлюпа и Слюня одновременно вскочили и вытянулись в струнку. Несколько минут они удивленно смотрели на продолжателя кышьего рода. Продолжатель спал. Его влажная шкурка обсыхала на глазах и вскоре превратилась в пушистый одуванчик.
        - Какие же мы молодцы! - восторженно выдохнул Хлюпа, любовно разглядывая малыша. - Я этого вислоухого уже люблю.
        Хлюпа потрогал пальчиком спящего кышонка. Кышонок почмокал губами, пискнул и сделал лужицу.
        - За дело, Слюня! - встрепенулся Хлюпа. - Ты с малышом, а я к Бяке. У него есть плетеная подвесная постелька. Возьму на время. - И он скрылся за дверью.
        Вскоре Хлюпа вернулся. Он еле протиснулся в дверь, потому что прижимал к животу целую охапку различных предметов. Отдуваясь, кыш с грохотом вывалил все на пол.
        - Ш-ш-ш! - запричитал в ужасе Слюня. - Не фырчи, как лошадь, не топай лапами, как Бяка: кышонка разбудишь.
        Хлюпа отмахнулся:
        - Все мы немного лошади, и каждый из нас по-своему Бяка. И это вполне нормально. Это жизнь. И нечего шептать. Нашего пушистика ни гром, ни молния не разбудят. Давай принимай механизацию. Вот гамачок. Это такое укачивальное устройство. В нем кышонок будет спать. Вот птичья поилка. Из нее будет кышонок есть. Вот почти готовая гремелка от ворон. Тут доделать - всего ничего. Вот еще одеяло и две подушки. Их пришлось взять в долг.
        - А остальное ты тоже в долг взял, Хлюпонька?
        - В общем… да. Правда, хозяева пока еще об этом не знают.
        За один день двум братьям кышам пришлось проделать огромную работу по обустройству малыша. Карапуз оказался настойчивым, требовательным и даже капризным. Сидя в яйце, он набрался столько сил, что, не успев вылупиться, буквально загонял приемных папаш, которые уже на второй день валились с ног от усталости. Но труднее всего было накормить новорожденного. Он настойчиво требовал есть, а питаются маленькие кышата только молоком. Молоко братья решили брать от ондатры.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Как Сяпу чуть не сьели

        Кышье чревоугодие.
        Когда нарушаешь Закон…
        Дысь идет на помощь!
        Просто кошмар!
        Странные близнецы.


        Сяпа и Бибо обедали. Как обилен и вкусен летний обед кыша! Салат из примулы и подорожниковый супчик надо есть не торопясь, смакуя, поглаживая живот, произнося разные соответствующие словечки вроде «эх, хорошо естся» или «не оторваться, ложка за ложку цепляется», а потом тщательно облизать лапы.
        После обеда Бибо принялся мыть посуду, а Сяпа отправился к болоту кормить послеобеденными крошками молодых головастиков.
        Сытый Сяпа лениво брел по лесной тропинке, прижимая к животу берестяное ведро. До болота было недалеко, но объевшийся кыш едва переставлял лапы.
        Сразу после хвощового лужка перед ним открылась многоцветная россыпь голубо-розовых незабудок, золотистой калужницы и белых цветов упругого стрелолиста. Лапам стало холодно и мокро - вся земля была пропитана влагой. Тропинка бежала вдоль берега, открывая перед Сяпой одно за другим необыкновенно красивые места. Тень манила ковром влаголюбивых трав, в чьей изумрудной зелени таинственно вспыхивали и гасли розовые свечи плакун-травы.
        Наконец-то кыш подошел к открытому берегу с низкими мшистыми кочками, под которыми угадывались большие плоские камни. На один из них Сяпа забрался. Болото было затянуто ряской, а там, где ее не было, темнела ржаво-черная вода. Изредка то там, то тут мелькали головастики.

        - Привет, хвостоголовые! - поздоровался с ними Сяпа и принялся разбрасывать крошки. - Сейчас вы похожи на нас, такие же юркие и головастые. А скоро монотонная жизнь стоячего болота возьмет свое и вы превратитесь в ленивых лягух.
        Сяпа очень старался, чтобы всем головастикам, даже самым застенчивым, хватило угощения. Справедливая дележка требует большой сосредоточенности и предельного внимания. Вскоре это занятие так утомило Сяпу, что ему захотелось отдохнуть. Гостеприимная кочка тут же подставила кышу мягкий, чуть влажный бок. Лапы малыша подогнулись, Сяпа прилег и незаметно для себя задремал.
        Во сне он слышал какие-то странные звуки: плеск воды и громкое кваканье, но послеобеденная дрема затуманила его сознание.
        Беда подкралась незаметно. Когда Сяпа, разомлев на солнце, раскинулся на влажному мху вверх животом, что-то громко щелкнуло прямо над его ухом и рвануло вверх за жилетку. Сяпа сразу понял: дело плохо. Он увидел под собой длинные ноги цапли, а наверху большой клюв, который крепко держал его за край одежки. От испуга кыш чуть не лишился чувств. Как он мог так неосмотрительно вести себя и заснуть на открытом месте?!
        - Глупая птица, - взвизгнул Сяпа, - выплюнь меня сейчас же! Я не лягушонок! Я не скользкий и зеленый, я - розовый и меховой!
        Но, похоже, цапле было все равно. Она удивленно косила на Сяпу глазом, но клюв не разжимала.
        К счастью, Сяпа заметил идущего по тропинке Дыся. Тот тоже увидел его, мигом оценил обстановку и кинулся на помощь товарищу. Взлетев на камень, Дысь скомандовал:
        - Сяпа, не поддавайся! Держи оборону и выбирайся из жилетки!
        Он с разгону прыгнул на ногу цапле и впился в нее зубами. В это время изивающийся Сяпа выскользнул из жилетки и шлепнулся в воду. Гонимый страхом, он сразу вспомнил уроки тритона и вмиг доплыл до зарослей водяной лилии. Прыгая с листа на лист, малыш через минуту уже выбрался на берег. Сердце Сяпы рвалось наружу. Он тяжело дышал. Лапы дрожали.
        Но отдыхать было некогда. Теперь в помощи нуждался Дысь. Рассерженная птица, сообразив, что один «лягушонок» от нее сбежал, с усиленным рвением принялась за Дыся. Дысь крутился вокруг ее ноги, из последних сил уворачиваясь от страшных ударов огромного клюва.
        Необходимо было найти оружие для атаки. Сяпа огляделся и заметил, что на мху рядом с берестяным ведерком валяется длинный кушак от истерзанной цаплей жилетки. Сяпа схватил его, повертел в лапах, что-то прикидывая, и быстро привязал к концам кушака по камешку. Взяв кушак посредине и сильно раскрутив над головой, маленький кыш изо всей силы метнул его в сторону длинноногой птицы. Пояс зацепился за клюв цапли, а вращавшиеся в противоположные стороны камешки, привязанные к концам кушака, плотно стянули его. У Дыся было несколько секунд для побега, и он, конечно же, воспользовался ими.
        Пока удивленная цапля соображала, что произошло, кыши задали стрекача. Единым духом долетев до хвощового лужка, Сяпа и Дысь, задыхаясь, упали на землю.
        - Просто кошмар - вот что это такое, - прошептал Дысь. - Да как ты мог? Как ты мог не заметить цаплю? Что за разгильдяйство? Я так на тебя зол, что мог бы нагрубить сейчас своей любимой бабушке.
        - Видишь ли, я думал о том, что, сидя в болоте, любой непременно превращается в толстую ленивую жабу. Думал, думал и незаметно уснул. Мне стыдно, Белая Жилетка, - повинился Сяпа.
        - Ладно уж, - вздохнул Дысь и потер живот. - От страха у меня всегда просыпается зверский аппетит и хрюкает в животе. Где-то здесь рядом есть земляничная поляна. Пойдем?
        - Пойдем, - согласился Сяпа.
        Кыши юркнули в траву и вскоре добрались до благоухающих земляничных зарослей. Обычный кыш съедает за обедом одну крупную земляничину. Обжора может съесть две или три. Пережив глубокое нервное потрясение, Сяпа и Дысь обтрясли с десяток земляничных кустиков. На двоих, конечно. Кыши повеселели. Настроение их улучшилось. Им захотелось похвастать своими подвигами. Ближе всего находился домик Хлюпы и Слюни. Хоть эта парочка братьев-близнецов и не была самой лучшей компанией, Дысь и Сяпа решили не привередничать. Весело хихикая, они подошли к домику и постучались. Дверь тихонько отворилась, и в щелке показался Слюнин глаз.
        - Чего вам, кыши? - шепотом спросил хозяин.
        - Здравствуй, Слюня, - сказал Сяпа. - Извини за беспокойство, но нам обязательно нужно кому-нибудь рассказать про наше приключение.
        - Говорите тише, а то разбудите… А то Хлюпу разбудите. Он сегодня такой сердитый, что даже кусается.
        - За что же нас кусать? Мы в гости пришли.
        - Об этом не может быть и речи, - прошептал Слюня, и дверь захлопнулась.
        - Ну? Что ты на это скажешь? - растерялся Дысь. - Хлюпа одичал настолько, что стал кусаться, а запуганный братом Слюня боится кого-либо в дом впустить.
        - Чему тут удивляться? - пожал плечами Сяпа. - Они всегда были со странностями.
        Кыши развернулись и отправились восвояси. Всю дорогу домой Сяпа насвистывал
«Песенку про храброго Хрум-Хрума». а Дысь сосредоточенно думал. Он хмурился и тер лапой лоб.
        - Скажи, Сяпа, а ты ничего странного там, у близнецов, не заметил? - вдруг спросил он.
        - Вроде ничего, а что?
        - Когда мы уходили, я оглянулся и увидел…
        - Что?
        - Хлюпу. Он смотрел на нас в окошко.
        - Ну и что?
        - Да ведь Слюня-то сказал, что Хлюпа спит. Он нас поэтому и не впустил.
        - Значит, тот уже проснулся.
        - И все-таки это странно, - сказал Дысь, - очень странно…



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Бяка посинел

        Светлое ремесло и оранжевый передник.
        От зари до заката.
        Бяка посинел? Так ему и надо!
        Дырявая маковка Ася.
        Что задумал Бяка?


        Ась сдержал слово. Закончив дезинсекцию, он явился в «Теплое Местечко» учить Бяку ремеслу, но Большой Кыш успел передумать. Он вообразил, что старый кыш примется учить его вязать носки, а это ремесло было недостойно кыша-одиночки.
        Заслышав шаги Ася, Бяка щелкнул засовом и затаился. «Пусть стучит. Постучит и перестанет. Если я не стану отзываться, он подумает, что меня нет дома, и уйдет», - решил он.
        - Эй, Бяка! - раздался глухой голос Ася. - Как поживает самый чиштый в Маленькой и Большой Тени Енот?

«Теплое Местечко» ответило ему молчанием.
        - Ну, не хочешь говорить про Енота, давай поговорим о тебе. Слышишь? Выходи! Я же знаю, что ты дома. День бежит к вечеру, надо торопиться начать обучение.
        В ответ - тишина.
        - Я принес тебе новый передник, - улыбаясь, сказал Ась.
        Он порылся в старой котомке и достал из нее малиновый вязаный передник с большим карманом посредине. Карман выглядел очень заманчиво. Карманы Бяка любил. Кто же их не любит?
        - А что, носки теперь только в передниках вяжут? - наконец не выдержал он.
        - При чем здешь ношки? Кто тут хоть одно шлово сказал про ношки? - удивился Ась.
        К этому времени Бяка успел сообразить, что его ждет не вязание носков, а что-то достойное передника с карманом. Он приоткрыл дверь своей хижинки и кивнул Асю:
        - Ладно, заходи.
        Дотемна Ась и Бяка занимались светлым ремеслом. Старый кыш учил Бяку гончарить. Сначала Ась отвел Бяку на северный склон холма и показал правильную яму, место обитания нужной синей глины. Потом они смастерили рабочий стол и поставили его в самую светлую комнату «Теплого Местечка». И только после этого приступили к обучению.
        Бяка все схватывал на лету.
        - У тебя талантливые лапы и шветлая голова, - сказал ему на прощание Ась. - И полезное для этого ремешла упрямштво. Начинай творить. А я как-нибудь зайду и пошмотрю, что ты тут натворишь. - И ушел.
        Весь следующий день Бяка не мог оторваться от работы. Поначалу его смущало, что глина пачкает лапы, и он все время бегал к ручью их мыть. Но потом так увлекся, что совершенно об этом забыл. В конце первого трудового дня, с последним лучом заходящего солнца, Бяка, новоиспеченный гончар, снял передник и заспешил последний раз к ручью. Устал он безмерно, но душа его ликовала.
        Из кустов незабудок за ним с удивлением наблюдал Люля. «Что это с Бякой? - думал он. - Какой-то он синий. Может, лесной колдун Фармакок подсунул ему ядовитый корешок и Бяка им отравился? Ну так ему и надо! Не будет задираться и чужие вещи таскать!» (По лесу уже поползли слухи о пропавших вещах, и Люля был уверен, что это Бякиных лап дело.)

«Главное - поселить в своей душе светляка», - часто говорят кыши-родители кышатам. В Бякиной душе только сейчас замерцал слабый огонек. Не узнавая самого себя, кыш работал день за днем от зари до заката. Его пустые полки быстро заполнялись славными, приятными глазу предметами кышьего обихода. Плошки, по форме напоминающие чуть скрученные листья, чашки-колокольчики, кувшины-орхидеи, затейливые чайники. Все это выстроилось на полках длинными рядами. Сделанную посуду оставалось только покрасить разноцветными красками, которые обещал подарить Бяке Ась. Бяка с нетерпением ожидал, когда изделия подсохнут.
        И тут случилось неожиданное! Однажды, встав на рассвете, Бяка увидел, что его замечательная посуда вся потрескалась, а ручки и носики чайников отвалились. Бяка бегал от полки к полке, недоумевая, в чем дело. От расстройства у него подозрительно вспотели уши и рассопливился нос. Он почти отчаялся, когда в дом постучали. Это был Ась.

        - Так, - сказал Ась, сразу оценив обстановку. Он немного подумал и опять повторил: - Так. Наверное, я что-то напутал. Что же вылетело иж моей штарой, дырявой головы? Про что я забыл?
        - Думай скорее, - подгонял его Бяка.
        Ась потеребил одно ухо, потом другое. Он прошелся по комнате. Потом помял в лапе глину, попробовал ее на зуб, удовлетворенно хмыкнул:
        - Хорошая глина, жирная, - и добавил: - И света много. Прошторный, Бяка, у тебя дом. Все в нем отменно. Вот только печки нет.
        - Да она же на кухне, - нетерпеливо отозвался хозяин. - Ты, Ась, не отвлекайся, лучше вспоминай, в чем ошибка.
        И тут Ась вспомнил. Он радостно вильнул хвостом и рассмеялся:
        - Печ-ка, дорогой мой, печ-ка! Как я мог забыть, что все глиняные ижделия обяжательно надо обжигать? Эх, старошть не радошть! Голова дырявая, как сухая маковка.
        Бяка зажмурился от радости. Беде конец! Но радоваться было рановато. Не всякая печь годилась для обжига глины. Подходящая, жаркая, с поддувом, печка была лишь у Сяпы. Но как он, кыш-одиночка, мог попросить помощи у этого маленького зануды? Об этом не могло быть и речи.

«Надо пробраться в Сяпин домик ночью и тайно обжечь посуду, - подумал Большой Кыш. - Чтоб мне летом в спячку впасть, если не сумею!»
        Но пробраться в Сяпину хижинку было не так просто, ведь там жила Утика.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        БЖ нужен всем

        Фуфа - это болезнь.
        Что значит БЖ?
        Пропажи. Чьих лап это дело?
        Бяку надо наказать.
        Туке Бяку жалко.


        Организм кыша устойчив к вирусам, но подвержен частой смене настроений.
        После истории с возвращением равнодушного Фуфы в Большую Тень холмичи поняли, что Фуфа - это болезнь. Теперь, если у кого-нибудь случался приступ эгоизма, про него говорили: «А! Он наверное, фуфой заболел».
        У Люли были все симптомы. Он жульничал в играх, подглядывал, подслушивал, натравливал кышей друг на друга и слопал втихаря корзинку гоночных призов. Что, правда, не пошло ему на пользу, так как, став толстым и неповоротливым, обжора чуть было не угодил на обед воронам. Вдобавок ко всему, будучи жутким сплетником, он не жалел никого, врал про всех безоглядно и напропалую.
        Вот так, из-за Люлиной болтовни, по всему холму Лошадиная Голова разнеслась весть:
«С Тукой что-то не так. Тука впадает в летнюю спячку».
        А Тука просто-напросто затосковал. У каждого случается плохое настроение. Туке чего-то недоставало. Он часами сидел без движения под кустом калины, росшим рядом с его домиком, и размышлял о том о сем. Зачем он живет на этом свете? Кому он, кроме Хнуся, нужен? И есть ли у него свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ?
        Так продолжалось до тех пор, пока слух об этом не долетел до Дыся, кыша по прозванию Белая Жилетка, и тот сразу отправился к Туке.
        - Значит, вот как! - еще издали закричал приятелю Дысь. - Вот, значит, каким образом обстоят дела! Умница Тука подцепил фуфу. Обособился до полного кышьего безобразия и решил впасть в летнюю спячку! Не верю! Быть этого не может! Когда кругом кипит жизнь и происходит множество странных событий, этот кыш-боец киснет под кустом калины.
        - А разве в нашем лесу что-то происходит? - вяло спросил Тука. - Здесь, в Маленькой Тени, один день похож на другой, как желуди одного дуба. Теперь-то я понимаю, зачем Сяпа изобрел новый прибор под названием «Камешковый календарь».
        - Зачем? - холодно осведомился Дысь.
        - Чтобы вчера отличить от завтра, - с тихой горечью сказал Тука. - Только кому это нужно? Какая разница, что сейчас - вчера или завтра?
        - Ах так! По-твоему, это никому не нужно? Ошибаешься! Ты - единственный, зафуфаренный кыш, кому ЭТО не нужно. Всем другим нужно, а тебе нет. Ловко! Будь сам по себе, как Бяка. Он тоже думает только о себе - и ест для себя, и спит для себя.
        - А ты, Дысь? Для кого ешь и спишь ты?
        - Прекрати сейчас же эти пустые, фуфочные разговоры! Лучше помоги мне.
        Глядя в сторону, Тука равнодушно спросил:
        - В чем тебе помочь, Дысь?
        - В расследовании, - заговорщически прошептал Дысь, огляделся и многозначительно прищурился: - Когда я жил в Большой Тени, знаешь, кем я был?
        - Откуда мне знать, - зевнул Тука.
        - Странно! - обиделся Дысь. - Сидите на верхушке холма, ничего не знаете. Так вот, там я был сыщиком! И для секретности меня звали БЖ! Понятно?
        - Понятно. А кто такой «сыщик»?
        - Здра-асьте! Приехали! - Дысь негодующе воздел глаза к небу. - Когда один кыш надувает другого, а тот не знает, кто его надул, он зовет кого? Ну?.. Сыщика!
        - Никто у нас никого не надувает. Пузыри мыльные - это да! Это Слюня с Хлюпой любят. А надувать кыша - никто и никогда. И никаких БЖ у нас нет.
        Белая Жилетка нервно почесал живот:
        - Это раньше не было, а теперь есть. Ты абсолютно отупел тут, под кустом.

        На Туку Дысевы обидные слова не произвели никакого впечатления. Ему по-прежнему было скучно. Подметив на мордочке приятеля выражение полного равнодушия, БЖ сделал повторную попытку разбудить в Туке интерес к жизни:
        - Кругом пропадают вещи. Чьих это лап дело?
        - Какие вещи? - равнодушно спросил Тука.
        - Сурок, например.
        - Сурок не вещь. Он живой.
        - Это значения не имеет. Значение имеют только факты. Сурок пропал - это факт. Кто взял Сурка? Для чего? Куда дел? Вдруг он его использует в низменных целях?
        - Кто использует?
        - Да тот, кто взял.
        - А какие цели низменные?
        - Рабство, - с отвращением сказал Дысь.
        - Тогда это Бяка, - заключил Тука. - Почти все плохие поступки - его.
        - Ты так считаешь? - задумчиво протянул Дысь. Он затянул кушак жилетки потуже, сунул голову себе под мышку и замер в этой неестественной позе.
        - Что с тобой, Дысь? - В голосе Туки послышался интерес.
        - У каждого сыщика свои приемы. Иногда полезно взяться за ум, - с трудом выговорил Дысь. Но вскоре голова у него затекла, и он выпрямился. - Значит, Бяка? Хорошо! А кто тогда украл у Сяпы поилку для Сурка?
        - Ну, если Сурка украл Бяка, то и поилку украл он. Чтобы Сурка поить в рабстве.
        - Логично, - согласился сыщик, - рассуждаем дальше.
        Дысь опустил лапы в карманы жилетки и принялся расхаживать взад и вперед.
        - Кто тогда стащил Бякин воспитательный гамачок? - пытливо поинтересовался он.
        - Опять он, - твердо ответил Тука.
        - Что, сам у себя?
        - Я так думаю, - оживился Тука, - гамачок надоел ему своими нравоучениями, вот Бяка взял и закопал его. А потом всем сказал, мол, украли. Ну, чтоб Ась не рассердился.
        - Правильно, - согласился Дысь. - Надо же, как все складно выходит.
        - Кстати, я вчера у Ася попросил показать Амулет, - вдруг перешел на шепот Тука, - так он мне говорит: «Нет его у меня». У Ася нет Амулета! Куда делся? Бяка умыкнул, комару понятно.
        Белая Жилетка довольно потер лапы:
        - Да, похоже, все сходится на Бяке. Вот теперь-то даже Ась не станет его защищать, и мы его накажем.
        Тука испугался:
        - А разве можно одному кышу наказывать другого?
        - Можно. Люля сказал, что в Книге Мудрости сказано: «За гадкие поступки надо наказывать!»
        - Но ведь у Бяки не все поступки гадкие, а только некоторые. Он исправится.
        - Раз в Книге Мудрости написано, надо слушаться.
        - Не хочу никого слушаться! Мне Бяку жалко! - всхлипнул Тука. - Не стану я его наказывать. Я поговорю с ним, и он больше никогда не будет делать плохо. А если он и стащил мое одеяльце, так, может, ему холодно спать, и я не в обиде. У меня еще есть. - Голос Туки жалобно задрожал. Он вскочил, укоризненно посмотрел на Дыся и, не прощаясь, убежал.
        - Раз так, я тоже не в обиде, - пожал плечами Дысь. - Хоть он и Бяка, но наш Бяка. Пусть у меня пропала подушка. Вдруг Бяке жестко спать? Надо уметь делиться.
        Дысь нерешительно потоптался на месте, смущенно вздохнул и отправился домой.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Заступник или вредина?

        Вороны - глупые птицы.
        Заступник раненых птенцов.
        В гостях у Бяки.
        Кто же он на самом деле, наш Бяка?
        Дысь ошибся чуть-чуть.


        Тука на всех парах несся в сторону Бякиной хижинки. Тропа наискосок пересекала рощу, густой орешник, вересково-брусничные поля и, наконец, песчаный склон, у подножия которого находился Бякин дом. Тука торопился предупредить Бяку о надвигающейся опасности. Хоть он и не дружил с кышем-одиночкой, но участвовать в расправе над Большим Кышем не хотел.
        Быстро перебирая лапами, кыш настойчиво преодолевал подъемы и спуски тайной скоростной тропки. За поворотом, у зарослей крупнолистного орешника, Тука заметил большой столб пыли. Слышалась возня, писк и громкое карканье. «Подлые птицы напали на одного из наших!» - пронеслось в голове у Туки. Ни минуты не раздумывая, он бросился в гущу драки.
        В плотном облаке пыли вороны не сразу заметили кыша, и Тука успел разглядеть маленького вороненка, распластанного на земле. Одно крыло у него было сломано. По жестоким обычаям вороньей стаи, раненого птенца должны были добить свои же сородичи, чтобы он не стал добычей хорька или другого хищного зверя. Вороны кружили над попискивающим вороненком, опускаясь все ниже и ниже, а несчастная мать скакала вокруг, растопырив крылья, пытаясь прикрыть собой малыша.
        - Нет! - закричал Тука. - Нет! Глупые птицы! Его же можно вылечить.
        Атакуя всеми лапами сразу, маленький кыш добрался до обезумевшего от страха птенца и встал в боевую позицию. В своей решимости он был страшен.
        Вдруг совсем рядом раздался громкий, резкий звук. Звук нарастал. Из-за густой пыли, стоявшей в воздухе, Тука не смог определить, что это. Но когда пыль осела, он заметил приближающегося Бяку, крепко державшего в лапах ось большого берестяного барабана от Сяпиной гремелки. За спиной кыша торчал большой ветряк. Ветряк бешено крутился, приводя в движение барабан. Камешки в барабане оглушительно громыхали. Воронья стая тоже услышала странный звук и испуганно рванула ввысь. Птицы решили предоставить раненого родственника его судьбе и, покружив немного над орешником, отбыли в неизвестном направлении.
        Тука, воспользовавшись временным затишьем, подбежал к вороненку и попытался поднять его, но явно переоценил собственные силы: зашатался и рухнул вместе с птенцом на землю. Нет, одному ему было не донести раненую птичку до укрытия. Бяка? Один раз, этой весной, Тука уже обращался к Бяке за помощью и не получил ее. Значит, и сейчас не на что рассчитывать.
        - А ну, сопливый заступник детенышей, - сказал подошедший Большой Кыш, - отползай в сторону. Здесь обойдутся без тебя. Не люблю ворон, но не бросать же малыша одного. Родственнички непременно вернутся и по своей вороньей доброте заклюют его до смерти. - Бяка подошел к птице и стал ее разглядывать. - Глаза у тебя, маленькая ворона, испуганные, но хищные. Есть, наверное, хочешь. Все птенцы, как и кышата, постоянно хотят есть. Ладно. Я тебя накормлю. Только не вздумай когтиться и клеваться!
        Бяка достал из кармана огромный носовой платок и спеленал им крылья птички. Вороненок не оказал никакого сопротивления. Большой Кыш с усилием поднял птенца на плечи и направился в сторону песчаного откоса.
        - Ты его спасаешь, а злые кыши так не поступают, - бормотал Тука, едва поспевая следом.
        - Как хотят, так и поступают, - возразил Бяка. - Мы, злые кыши, все только от злости и делаем. Ты думаешь, я тебя или птенца спасал? Нет. Я ворон злил. А теперь я несу птенца к себе, чтобы позлить кышей, которые терпеть не могут ворон. И те и другие лопнут от негодования, когда узнают, что в «Теплом Местечке» появилась своя домашняя ворона.
        - Как же так? - растерялся Тука. - Значит, ты все же плохой?
        Бяка его не слушал. Он фантазировал:
        - Вот вылечу вороненка, полечу на нем путешествовать. В гости к слонам и бегемотам.
        - А кто это?
        - Ась рассказывал, есть такие громадные кыши. Толстые и ушастые.
        - Верно-верно, - обрадовался Тука, - путешествовать в гости - это здорово! А как ты думаешь, на твоей вороне полтора кыша поместится? Большой Кыш и большой наполовину. Я про Сяпу говорю. Он тоже хочет посмотреть мир.
        - Нет, - сказал Бяка. - Все кыши - трусишки. Сяпа трусливее всех. Он боится высоты и сквозняков. А высоко в небе ничего, кроме сквозняков, нет. - Бяка хитро глянул на Туку. - Я знаю только одного смелого кыша, который может в одиночку биться с целой стаей хищников, - вот этого кыша я, пожалуй, взял бы с собой.
        - Кого это? - замирая не то от гордости, не то от ужаса, спросил Тука.
        - Одного моего приятеля, - улыбнулся Бяка. - Он храбрец!
        Тука, конечно, понял, кого Большой Кыш имел в виду, но он еще не решил, хорошо ли быть приятелем Бяки. К Бяке в последнее время все относились довольно прохладно, и поделом! Люля говорил, что Бяка крал чужие вещи, а это очень гадко.
        За разговором вся компания быстро добралась до «Теплого Местечка». На крылечке Бяка аккуратно вытер лапы о сплетенный из тонких прутьев коврик и вошел в дом с вороненком на плечах. Тука остался у двери. Всем было хорошо известно - Бяка не любил гостей. Долгое время из дома не доносилось ни звука, и Тука уже собрался уходить, как вдруг откуда-то из глубины раздался грубый Бякин голос:
        - Эй, заступник птичьих детенышей, где ты там? Заходи! Только хорошо вытри лапы. Там у меня три коврика: один для меня, другой для Ася, третий для Енота. Вытирай о любой.
        - Прямо как в песенке, - засмеялся Тука. - «В доме Хрум-Хрума коврика три. О каждый старательно лапы потри».
        Он тщательно выполнил просьбу хозяина и вошел.
        - Ой, Бяка, - громко воскликнул он, - как у тебя красиво!
        Бяка не слышал его. Он возился в соседней комнате с вороненком. Тука огляделся. Бякин дом был светлый и уютный. В нем царил исключительный порядок. Все лежало на своих местах. Стены были увешаны снизу доверху полками. На них стояло множество странных предметов. То есть предметы были самые обыкновенные: чашки, тарелки, чайники, - но их было так много, что поневоле приходил на ум вопрос: откуда столько? Кыши Маленькой Тени пользовались старой, довольно побитой глиняной посудой, принесенной из большого леса. А эта посуда была новой и абсолютно целой.

«Ой-ой-ой, - подумал Тука. - Значит, Дысь прав: Бяка - воришка. Ого, сколько успел украсть! Наверное, устраивал набеги через подземный ход в Большую Тень, ведь ни у кого из наших нет такой красивой посуды. Зря я поверил, что Бяка исправился. Он такой же гадкий, как и раньше». Кыш горько вздохнул и вышел из хижинки.
        Там, у орешника, Бяка показался Туке добрым, благородным кышем. Но сейчас едкое сомнение опять вкралось в душу. И он уже не знал, кто же такой Бяка на самом деле. Сколько в нем доброты, а сколько злости? Сколько совестливости, а сколько бессовестности? И если Дысь прав, если Бяка украл у Сяпы Сурка, принуждая его жить в рабстве, то что ожидает бедного вороненка?
        Расстроенный Тука взобрался на холм, цепляясь за кусты вереска, и увидел медленно бредущего навстречу Ася. В большой шляпе и с большой кошелкой.

        - Здравствуй, Ась, - печально поприветствовал он старика. - Как дела?
        - Да какие мои дела? Вот несу лечебные травы Бяке. Сороки говорят, он приютил раненого вороненка. Добрый кыш наш Бяка, хороший.
        - Это Бяка-то хороший? Это Бяка-то добрый? - рассердился Тука. - Он Сурка украл и тиранит его рабством, наворовал вещей у кышей полон дом. Одних чайников штук десять. Да к тому же у тебя Амулет стащил.
        - Это кто ж тебе скажал, что Амулет взял Бяка?
        - Но его же у тебя нет… А кто его мог взять, кроме Бяки?
        - Да я сам его отдал на время кышу, который в нем очень нуждалшя. Кштати, сегодня он мне его вернул.
        Ась вынул из-под шляпы сверкающее яйцо. Увидев Амулет, Тука охнул и развел лапами:
        - Ну, я не знаю… А Сурок? Сурка, что, тоже на время кому-то отдали?
        - Нет, Сурок сам ушел. Через подземный ход. У него появилась шемья в Большой Тени. Сурчиха родила ему двух сурчат. Вот он и пропал. Растит малышей. Дело обычное. Житейское. - Ась бережно спрятал Амулет, открыл коробочку с молотым перчиком, нюхнул, чихнул, опять чихнул, еще чихнул и потом уж спросил: - Ну что там еще на Бяку в твоем досье? Посуда? Про это, малыш, расскажать не могу, это Бякин шекрет. Но поверь, все крашивые вещи, которые ты видел в «Теплом Мештечке», он ни у кого не крал. Это я жнаю точно.
        - Значит, в Маленькой Тени не было никаких краж и никто не брал гамачка, поилки? Выходит, БЖ все это придумал? Нет среди нас воришек?
        - И кражи были, и воришки ешть. Но не будем спешить ш выводами. Жизнь сама все покажет. Надо только подождать.
        Ась достал из кошелки и протянул Туке две пары сиреневых носков (этот цвет Тука любил больше всего). На прощание старик полобунился с Тукой, похлопал его по плечику и сказал:
        - Белая Жилетка - хороший шыщик. Он ошибшя чуть- чуть. Воришка не Бяка. Это раз. В Книге Мудрошти нет ни слова о наказании. Это два. Все мы ижо дня в день учимся доброте. Злошть и мштительношть в этом деле не помощники. Это три. Думаю, нам следует проявить терпение и деликатношть. И наказывать мы никого не будем, потому что наказывать некого. Было бы неплохо, ешли бы ты передал вше это Дысю.
        Ась ушел, а Тука так и остался стоять посреди дорожки розовым одуванчиком, пытясь понять, что ему сказал Ась.



        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Кр-р-роха ор-р-рёл

        Жара - печаль Шалуна.
        Поручение кышьего сообщества.
        Бяка - индивидуалист.
        Драться не хорошо!
        Бузотер.


        Целую неделю беспощадное солнце выжигало холм палящими лучами. Почти с самого утра воздух накалялся так, что трудно было дышать. Для обитателей водоемов наступили тяжелые дни. Широкое русло Шалуна обмелело. Быстрый ручей превратился в узкую ленточку и тёк лениво, как бы нехотя, испаряясь на ходу. Вода в болоте тоже быстро убывала. Вскоре ее осталось совсем чуть-чуть. Жуки- плавунцы, водомерки, головастики и другие обитатели ручья и болота готовились к скорой гибели.
        Кыши притихли, не зная, как помочь своим меньшим собратьям. Пошли за советом к Асю. Тот сказал: «Надо углубить дно». И кыши стали готовиться к спасению болотных жителей.
        В дверку «Теплого Местечка» робко постучали. «Ну вот! Кого это принесло?» - подумал Бяка. В это время он сидел за столом и кормил чмокой вечно голодного, шебутного вороненка, которого называл Кроха. В дверь опять постучали.
        - Брысь под лавку, Кроха, - приказал он своему воспитаннику. Тот понял с полуслова. Соскочив с табурета, слегка приволакивая перевязанное подорожником больное крыло, вороненок метнулся в корзину, стоявшую под лавкой.
        - Кого по лесу носит туда, куда не просят? - громко осведомился Бяка.
        - Меня, Дыся, - отозвались снаружи.
        Бяка чуть-чуть приоткрыл дверь.
        - Чего тебе? - недовольно спросил он.
        - Я к тебе с поручением от кышьего сообщества Маленькой Тени, - жмурясь от яркого солнца, официально доложил Дысь.
        - Ну? - нахмурился грубый Бяка, загораживая собой вход в дом.
        - У кышей пропадают вещи. И мы думаем, это твоих лап дело. - БЖ, вытянув шею, попытался заглянуть в щелку двери, но безуспешно.
        - Знаю. Но, видно, в нашем лесу завелся кто-то похуже Бяки. У меня самого пропал гамачок и сломанная гремелка. Ложился спать - были, встал - уже нет. И Енот не уследил, - нехотя сообщил Бяка.
        Подметив повышенный интерес БЖ к своему жилищу, Большой Кыш нахмурился и сухо подытожил:
        - Ну все, пока.
        - Да-да, - сразу заторопился Дысь, - уже ухожу. Только кыши просили тебе передать, что через день-другой мы будем проводить общественное мероприятие по спасению болотных жителей. Болото пересыхает. Мы выкопаем карьер, подземные воды наполнят его, и земноводные будут спасены. Ты придешь?
        - Стадно-кышевое мероприятие? - усмехнулся Бяка. - Чтобы всем стать одинаково хорошими? Нет, Дысь, это не по мне. Может, я и стану хорошим, но только тогда, когда все остальные станут плохими. Не люблю кучности и давки. Никуда я с вами не пойду. А заставить меня у вас силенок не хватит.
        - Это кто тебя когда заставлял совершать хорошие поступки? - обиделся Дысь.
        - Да хоть бы Ась со своим чудо-гамачком. Только теперь пусть ловкий воришка, укравший назидательный гамачок, совершает «правильные» поступки. А я стану делать то, что захочу. Так и передай своему кышьему сообществу.
        - Ну ты, Бяка, и фрукт, - топнул лапой Белая Жилетка, - невежественный и вреднючий!
        - Иди-иди, воспитатель, - хмыкнул Бяка.
        Дысь надулся, одернул жилетку, пригладил усы и гордо отправился прочь. Он не обернулся даже тогда, когда Бяка закричал ему вслед дурным каркающим голосом:
        - Кр-р-расавчик! Р-р-розовый кур-р-реночек! Очар-р-ровашка! Кр-р-ренделек ор-р-реховый!
        Обиженный Дысь притворился глухим и, ускорив шаг, поспешил домой.
        - Кроха, не дразни Дыся! - строго велел вороненку Бяка, когда посланец сообщества скрылся в кустах вереска. Большой Кыш посадил птенца на табурет и продолжил кормежку. - Приходят! Сопят! Ругаются! Но каждый живет с той скоростью, с которой живет. И никто не имеет права подгонять другого и подталкивать.

        Вороненок Кроха слушал Бяку очень внимательно, хотя кто его знает, о чем он думал в это время. Изредка ни с того ни с сего птенец начинал волноваться и драть когтями табурет, на котором сидел.
        - Им не нравится, как я живу? - возмущался Большой Кыш.
        - Не нр-р-р-равится! Не нр-р-р-равится! - волновался Кроха.
        - А мне моя жизнь в самый раз.
        - Тр-р-рагично! Тр-р-рагично!
        Бяка сердито фыркнул. Вороненок насупился и тихонько клюнул Бяку.
        - Перестань! Драться нехорошо, - отмахнулся Бяка. - Ешь-ка лучше и поправляйся быстрее. - Он ласково погладил взъерошенную птичку по спинке: - Драться надо в крайнем случае, глупыш. Понял?
        - Др-р-раться насмер-р-рть! - каркнул птенец и принялся клевать скатерть. - Др-р-рака - путь к победе!
        - Это ты от голода такой свирепый. Давай доедай свою чмоку, а скатерку оставь в покое. Ну-ка открывай клюв.
        - Кр-р-роха - свир-р-репая вор-р-рона! Хр-рабр-рец! - согласился вороненок, кося на Бяку черным глазом. - А Бр-р-ря-ка - добр-р-ряк!
        Бяка хмыкнул и пробубнил себе под нос:
        - Воспитываешь его, воспитываешь, учишь, учишь, а он только ругается и рвется в бой.
        - Кр-р-роха - кр-р-репкий ор-р-решек! Кр-р-роха - ор-р-рел! Хр-р-рабрый и ковар-р-рный! - похвастался вороненок и попытался воспарить над кухонным столом. Но больное крыло его подвело, и птенец, заложив полукруг, шлепнулся на пол.
        - Ах ты, дебошир, - снисходительно улыбнулся Бяка и вернул малыша за стол.
        - Кр-р-роха не дебошир-р-р, а ор-р-рел! - возразил тот и быстро доклевал чмоку.
        Животик птенца округлился. Блаженно икнув, он привалился к Бяке, и глазки его затуманились.
        - Кр-р-роха сбр-р-рендил совер-р-ршенно: наел огр-р-ромное бр-р-рюхо! Обжор-р-рство - дур-рь! - пожаловался он сонным голосом и, затянув глаза пленкой, уснул.
        - Ну и бузотер! Похлеще меня будет. - Бяка ласково поправил повязку на крыле птенца и, бережно взяв вороненка в лапы, отнес его во двор, в тень.
        - Эй, Енот, - позвал кыш друга, - пригляди за шалопаем. А я пока пойду накопаю сладких корешков на ужин.
        Взяв копалку, он направился в лес. С тех пор как в его домике появилась маленькая ворона, у Бяки в душе установился благостный покой. По-своему кыш был счастлив. Но после разговора с Дысем одна тревожная мысль никак не давала ему покоя. И лапы сами собой понесли Бяку к пересохшему болотцу.

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Ох уж эти землеройки

        Бякины загадки.
        Вредные землеройки.
        Прав ли Бибо?


        В назначенный день, на рассвете, нарядные Сяпа и Бибо спешили в низинку. Бибо нес копалки, а Сяпа - барабан. Какой праздник без барабана? Навстречу им попался чумазый Енот, весь вымазанный грязью. Он устало плелся по лесной тропинке, едва передвигая лапы. За ним тянулся мокрый след.
        - В чем только вывалялся? - укоризненно покачал головой Бибо. - Бяка окончательно испортился. Совсем не следит за Енотом. Беспризорный Енот - очень жалкое зрелище.
        - Да, - поддакнул ему Сяпа, - но беспризорный Бяка - зрелище еще более жалкое.
        - Этот эгоист отказался работать вместе со всеми. Он, видишь ли, со всеми не хочет. Ему, видишь ли, со всеми тесно!
        Неожиданно откуда-то сверху раздался насмешливый Бякин голос:
        - Эй, розовые, отгадайте загадку: что бывает на свете смешнее очень глупого кыша?
        Сяпа и Бибо остановились, посмотрели наверх и увидели сидящего на нижней ветке большой ели грязного, перепачканного землей Бяку. Грязный Бяка? Это было странно. Рядом с ним сидела маленькая ворона. Она смотрела в сторону, не обращая на Бяку никакого внимания. Вежливая ворона? Это тоже было странно.
        - Смешнее глупого кыша маленькая глупая ворона, - наобум ляпнул Бибо.
        - Неправильно. Гораздо смешнее одного очень глупого кыша парочка очень глупых кышей, - весело расхохотался Бяка. Через секунду с елки снова донеслось: - Загадка номер два. Сяпа, а Сяпа, у кого одна шляпа, но без головы, и одна лапа, но без гульсии?
        - Держу пари, он опять про кышей спрашивает, - жарко зашептал Бибо в ухо Сяпе и тут же выкрикнул: - Знаю-знаю, у кого шляпа! У Сяпы!
        Сяпа поправил панаму и опустил глаза. Бибо показалось, что он сказал что-то не то, и хотел уточнить вопрос, но еловая ветка была пуста: ни Бяки, ни вороны. Друзья пошли дальше.
        - Ты считаешь, я неправильно отгадал эту загадку? - виновато спросил Бибо.
        Сяпа хмуро молчал. Бяка явно намекал на кого-то. И он догадывался на кого.
        - Держу пари, Бяка сбежал оттого, что я так легко отгадал обе его загадки! - гордо заявил Бибо, удовлетворенно потирая ладошки.
        До болота друзья шли молча, каждый думал о своем.
        Кыши давно собрались. По случаю «Дня благородной помощи младшим братьям» на них были праздничные жилетки и береты с помпонами. Но кышьи мордочки выражали скорее растерянность, чем радость. Оказывается, их опередили! Кто-то этой ночью углубил болото. В его темной воде весело и бойко резвились головастики и тритоны. Дысь бегал по берегу и кричал:
        - Это землеройки или ондатры, говорю я вам! Они из вредности могут вытворить и не такое! Карьер за одну ночь! Ну, смотрите! - Он опускал прутик в воду и мерил глубину. - Смотрите, какой глубокий! Как же так? Вредные выскочки! Это ведь мы хотели помочь младшим братьям! Мы так долго готовились! Сяпа даже отрепетировал праздничный барабанный «БУМ-БУМ-БУМ». А они нам - вот! А мы… Вот мы им!
        Расстроенные кыши окружили Дыся. Прихрамывая, к ним подошел Ась.
        - Пошледние дни штояли очень, очень жаркие! Ешли бы не «эти вредные ондатры и жемлеройки», - хитро улыбнулся старый кыш, - головаштики, водяные жуки-пауки и все оштальные жители болота уже бы иждохли: вода должна была вышохнуть еще вчера.
        - Ась, - тихо спросил Сяпа, - ты, случайно, не знаешь, кто это постарался?
        - Те, кто волновалшя жа жижнь водяных братьев больше, чем мы. Поэтому они, а не мы подошпели вовремя. Мы же три дня потеряли на приготовления. Целых три дня! Теперь давайте продолжим начатое и рашширим котлован.
        Пристыженные кыши сбросили яркие жилетки, береты и приступили к работе.
        Бибо, работая рядом с Дысем, привязался к нему, как репей:
        - Сыщик БЖ, отгадай загадку: «У кого есть шляпа без головы и лапа без гульсии»?
        Дысь молчал.
        - Держу пари, здесь все дело в Сяпе, - многозначительно сощурился Бибо.
        - Разве? - не переставая копать, возразил Дысь. - По-моему, здесь дело в шляпе, под которой нет головы.
        - Но в шляпе-то может быть другая часть Сяпы. Раз на холме Сяпа один постоянно ходит в шляпе, то дело в Сяпе. Вернее, в том, на ком шляпа… Так?
        - Я вроде так и сказал, - нехотя пробурчал Дысь.
        - Тогда почему в загадке говорится, что у Сяпы одна лапа?
        - Ну, - отмахнулся Белая Жилетка, - если ты про Сяпу, го другую лапу он мог и поджать.
        - Правильно! А почему лапа без гульсии?
        - Почему, почему! Гульсии-то его собственные: хочет - наденет, хочет - снимет!
        - Вот! Вот!!! Так тебе, Бяконька! - удовлетворенно прицокнул языком Бибо, гордо почесывая ушки и грозя пальчиком воображаемому Бяке. - Что, зазнайка, нелегко провести умнейшего Бибо? Твоя хитрая загадка про Сяпу, у которого шляпа надета не на то, на что надо!

        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Наш общий предок

        За работой.
        Чайник не просто посуда.
        Великое открытие.
        Крысий друг.


        Бяка сидел в мастерской на высоком табурете и с нежностью разглядывал свое очередное детище - большой глиняный чайник, гордо стоящий на гончарном столике. В углу мастерской стояла круглая корзина. В ней посапывал выросший до огромных размеров Кроха.
        Как всегда во время работы, у Бяки было прекрасное настроение. Налюбовавшись вдоволь чайником, он слез с табурета, подошел к рабочему столику и пробормотал:
        - И что это у нас здесь, Кроха? Здесь у нас нос, клюв по-вашему. - Бяка поправил у чайника носик. - А где нос, там и рот.
        Бяка скатал две глиняные колбаски и прилепил их к чайнику. Чайник ответил Бяке ехидной улыбкой.
        - А где рот, там и уши. - Бяка опять что-то добавил к чайнику. - Посмотрим, что у нас на спине… Держалка. И неудобно, и некрасиво. Очень неестественно! Лучше держалки сверху могут быть только… четыре лапы снизу.
        И чайник уверенно встал на четыре лапы. Бяка отошел подальше, критически взглянул на свое новое произведение и очень удивился.
        - Да-а-а! Вот оно как в жизни бывает, - пробормотал он. - Я хотел слепить чайник. И это в самом деле был чайник. Почему же теперь это вовсе не чайник? Ну совершенно не похож. Ничуточки. Тогда что же это? - Бяка дважды обошел стол, ущипнул себя за нос, подергал за усы и радостно вскричал: - Ой, да это же выхухоль! Носик-хоботок, хвостик, лапки. Все как положено. Точно! Выхухоль! Сытая и упитанная. С ручкой на попке.
        Бяка с подозрением взглянул на полочку, куда сегодня поставил уже четыре готовых чайника. Ты подумай! Там разместились вовсе не чайники, а кабанчик, росомаха, муравьед, а теперь еще и выхухоль. Тут Бяку осенило. Эврика!
        Загадка многих поколений кышей оказалась Большому Кышу по плечу. Все хотят знать, откуда взялись звери, птицы, рыбы. Кыши спрашивают друг друга: от кого мы произошли? Но догадался об этом один Бяка! Он один знает от кого! Все живые существа на Земле, и кыши тоже, произошли от… Конечно же от чайников! Чайник - наш общий предок! Поэтому кыши так любят чай, а чайник так легко превращается в разных зверюшек.

        Вот так буднично и незаметно совершаются великие открытия. Кто бы мог предположить, что хмурый кыш-одиночка до такого додумается? Первый раз в жизни Бяка испытал жгучее желание поделиться с кем-то своим открытием. Он даже бросился к двери и распахнул ее, чтобы бежать, рассказать другим кышам про это…
        И тут на него с грохотом упал Люля, подглядывавший за Бякой снаружи в узенькую щелочку.
        - Шел мимо, - ничуть не смутившись, соврал Люля. - Дай, думаю, к Бяке загляну, свистну на поляну шишки погонять. Там все наши собрались. Погодка отличная!
        - Я занят, - нахмурился Бяка, - у меня сегодня гости.
        - Гости? У тебя? - Люля хитро скосил глаза и цепко оглядел комнату. - Какие такие гости? Отродясь к тебе никто не ходил.

«Опять у него полно новой посуды. Откуда только берет?» - завистливо подумал он, заглядывая хозяину через плечо.
        Из угла приковылял заспанный Кроха.
        - Кар-р! - зарычал он на Люлю и начал сердито чесать клюв когтем. Кроха Люлю не любил. Люля Кроху побаивался.
        - Так кого же ты ждешь в гости? Может, эту странную Утику? - хихикнул навязчивый гость.
        - Странная Утика дружит со странным Сяпой, а к нормальному Бяке придет нормальная ондатра, - сдержанно ответил Бяка.
        - Так ты - крысий друг? Дружок этой толстомордой лохматой зверюги? - выпучил глаза Люля и весело захрюкал.
        Бяка подождал, пока Люля успокоится, а потом тихо сказал:
        - Во-первых, ондатра не крыса, а водяной грызун. Во-вторых, ондатра - мой хороший друг в отличие от тебя, пакостника и сплетника. А в-третьих, если ты захочешь когда-нибудь еще посмеяться над моими друзьями, то я посажу тебя в заросли зрелого бальзамина. И он заплюет тебя семенами. И нос твой покраснеет от их щелчков. И тогда уже над тобой будут смеяться все остальные. И ондатра тоже.
        - Ну ты чего, ты чего? - испугался Люля и сбежал с крылечка, бормоча на ходу: - Не хочешь шишки гонять, так и скажи.
        Добежав до зарослей вереска, он отдышался в безопасности и погрозил «Теплому Местечку» кулаком: «Подожди, Бяка. Я еще открою всем глаза на твои делишки», но, заслышав Крохино карканье, прижал уши и поспешил в сторону леса.
        К концу дня Бяка успел вылепить еще один чайник - чайник-енот. Он подозвал своего большого полосатохвостого друга, и тот сунулся глазом в открытое окно.
        - Это ты, Енот. Узнаешь?
        Мохнатый зверь глянул на чайник, потом на Бяку. сунул в окно язык и преданно обмусолил хозяина. Он любил, когда Бяка разговаривал с ним об искусстве.



        ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
        Прощай Кроха!

        Люлины проделки.
        Хороший зверь ондатра.
        Люля подскалъзывается на Нукасе.
        Кроха покидает «Теплое Местечко».


        На тропинке, ведущей к кривой сосне, Люля чуть не наткнулся на Ася. Проныра юркнул за брусничный куст, и Ась его не заметил. Линялый колпак старого кыша замелькал в вересковом поле, двигаясь в направлении «Теплого Местечка». Он дразнил и манил за собой Люлю. Тот не смог справиться с любопытством и стал красться вслед за Асем.
«И что это, интересно, у него в кошелке? - думал Люля. - Наверное, много всякого разного. Вон какая кошелка большая».
        Ась тем временем добрел до Бякиной хижинки, поставил кошелку на крыльцо, заправил в нос щепотку молотого дикого перчика, прочихался и только тогда постучал в дверь.
        - Творишь? - вместо приветствия спросил он хозяина.
        Бяка набычился и молчал. Ась вошел, огляделся и увидел на столе приготовленный для работы ком свежей глины. Он вопросительно взглянул на понурого скульптора.
        - На днях приплыла ко мне в гости ондатра, - помявшись, объяснил Бяка, - она шла сложным курсом по ручью против течения. Славный зверь, семейный. Три выводка за лето. Настоящая мать. Я хотел вылепить ондатру, вот только… не всегда она ест траву. Однажды, сам видел, поймала рыбешку и слопала. Если бы только куснула - ладно. У кого плохого настроения не бывает? Но она ж ее целиком - зубом, зубом. Разве может один хороший зверь есть другого хорошего зверя?
        - О-хо-хо, - крякнул Ась, - и из-за этого ты такой сердитый сегодня?
        - Да, - тихо сказал Бяка.
        - Знаешь, Бяка, ондатра - хороший зверь и ешт только больную рыбу. Она поступает хорошо, следуя обычаям леса, как написано в Книге Мудрошти. Больная рыба быштро издыхает и начинает гнить. Благодаря ондатре гниль не заражает воду.
        Бяка сразу повеселел:
        - Тогда из следующего чайника я сделаю ондатру.
        - Почему иж чайника? - удивился Ась.
        Бяка не ответил. Он был пока не готов поделиться своим открытием. В порыве щедрости он снял с полки чайник и протянул его Асю:
        - Это самый большой чайник, который я слепил. Он называется «Кабан».
        - Славно. Мне давно такой хотелошь. Люблю чайку попить. А чайника нет. Вше кышам роздал. Красивая вешь. И ручка крепко держится. Где и когда ты его обжигал?
        Бяка отвел взгляд:
        - В домике под липой, пока Утика спала.
        Ась улыбнулся и весело хрюкнул:
        - Понятно! Тайком пробралшя, как воришка. Штыдишься просить, потому что не веришь, что тебе помогут? Ну и зря. Наши кыши охотно помогают друг другу. Вот и я тебе краски принес. Теперь твоя посудка штанет еще крашивее.
        В это время Люля тихо подкрался к «Теплому Местечку». Он весь трясся от любопытства, так ему хотелось узнать, о чем это толкуют Ась с Бякой. Проныра обежал хижинку, ища лазейку, и обнаружил черный ход. Ход был под самой крышей, и Люле пришлось подбираться к нему по шершавому стволу сосны.
        Дверка была не заперта. Люля потянулся к ней, уцепился за ручку и заскочил внутрь. В детстве мать советовала Люле: «В чужом доме ставь лапы осторожно!» Но он не усвоил урок. На чем-то поскользнувшись, вездесущее розовое существо в зеленой жилетке с жутким грохотом сорвалось и полетело вниз. Люля успел лишь зажмуриться. Неожиданно его падение кончилось, и он повис в темноте вниз головой. «Почему так темно?» - испугался он и открыл глаза. Стало светло. Проныра висел, увязнув в занавеске. На него внимательно смотрели два кыша, стоящие на головах вверх лапами. Один - большой. Другой - старый. «Ась и Бяка», - узнал их Люля и опять зажмурился.

        - Ты чего тут? - с интересом спросил Бяка.
        - Да я, понимаешь, кислицу собираю… Шел-шел и поскользнулся…
        - Не на Нукасе, шлучайно? - посочувствовал Люле Ась. - Этот червяк поштоянно шныряет туда-шюда.
        - Да-да, на Нукасе, - с радостью соврал пакостник.
        - Во дает, - восхитился Бяка. - На Нукасе он поскользнулся! Нукась-то где? Внизу. А падал-то ты откуда? Сверху. Тебя бы на Поле Брани в Праздник розового кыша послушать. Талантливо сочиняешь, вдохновенно.
        - Ну нет, - возразил Ась, - этот кыш в праздник ест. С утра и до вечера. Ему не до стихов. - И хитро добавил: - А теперь-то как ш ним поштупим?
        - Я больше не буду, - пообещал не на шутку струхнувший Люля.
        - И мы не будем, - согласился Ась, - вот только продезинсекцируем тебя повторно - в вошпитательных целях. И вшё. И пойдешь опять шкодить. Ты как считаешь, Бяка?
        - Чистоплотность - норма кышьего бытия, - важно изрек Бяка, и его передернуло от воспоминаний.
        Люля взвизгнул, дернулся. Занавеска, в которой он увяз, расправилась, и он плюхнулся на пол. Быстро вскочив на лапы, незваный гость ласточкой выпорхнул в открытое окно и исчез.
        - Каков, а? - засмеялся Ась.
        - Скучно ему, - вдруг сказал Бяка, - научил бы ты его носки вязать, что ли… Без настоящего дела у кыша портится характер.
        Ась одобрительно покряхтел, выложил из кошелки скорлупки грецких орехов с красками и засеменил к выходу. Уже в дверях он обернулся к Бяке и сказал:
        - Крыло у Крохи, должно быть, зажило. Скоро начнет летать…
        - Знаю, о чем ты подумал, - закусил ус Бяка. - Поправится и улетит к своим.
        - Да, улетит к своим. Но ведь и мы ему теперь не чужие. Жаль только, что теперь твоя, малыш, ворона, как и ты, станет одиночкой в своей стае.
        - Пусть. Разве это плохо? - упрямо сдвинул брови Бяка.
        Бякина ворона улетала на закате. Кроха летел против солнца в сторону Большой Тени, вопя во все горло:
        - Бр-ряка хор-роший! Бр-ряка добр-рый! Др-ружочек! Дор-рогуша! Кр-роха вер-рнется! Сообр-разим пер-релет в Бр-разилию к кр-рокодилам.
        Бяка с Енотом стояли рядом у крыльца «Теплого Местечка» и махали лапами до тех пор, пока Кроха не превратился в маленькую черную точку, а потом совсем не исчез в лучах заходящего солнца. Наверное, от яркого света глаза Бяки слезились.
        Проводив Кроху в большой мир, Бяка затосковал. Он безразлично взирал на Люлю, лезущего в его дом сквозь все щели, и даже не журил за это. В очередной раз брал сплетника за ухо, выводил на улицу и закрывал за ним дверь.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        Оппорбапель

        Чаепитие у Туки.
        Он не бабуля.
        Гость рухнул с дуба!
        Кышье гостеприимство.


        Хнусь и Бибо чаевничали у Туки, когда в домик под Дубом с воплями влетел Люля:
        - Мир перевернулся! В нашем лесу объявилась кышья сумасшедшая бабушка. Гоняет по лесу на еже. Ругается, как Бякина ворона. Откуда взялась - неизвестно. Но бешеная какая- то бабка, это точно. Вот она - расплата за то, что Бяка разбудил во время спячки Хнуся.
        Люля метался по домику, кося глазом на кышей, мол: «Какова новость?» Те чинно сидели за столом и молча ели желудевые оладушки. Кыши обмакивали их в мед диких пчел и откусывали маленькими кусочками, смакуя и запивая чаем из брусничных листьев. Люлю к столу приглашать не стали. Но он пригласил себя сам:
        - Ладно уж, чтоб вас не смущать, выпью чашечку чая с вами за компанию, ну и оладушков отведаю: штучку… или пять. - Уплетая оладьи за обе щеки, Люля продолжал болтать без умолку: - А вещи-то пропадают. Может, это бабулиных лап дело?
        - Ты же говорил, что это Бяка, - напомнил Люле Тука.
        - Ну, Бяка наверняка тоже в этом поучаствовал. Он ведь такой.
        - Какой «такой»? - хмуро спросил Бибо.
        - Ну, не такой, как все. Сам по себе. Гонит всех от себя.
        - Трудно тебя не гнать. Душный ты, Люля, - равнодушно заметил Тука.
        - Ах так? Я вам все новости несу прямо на дом, а вы вместо благодарности вот как? Обзываетесь? Тогда я пошел.
        - Конечно иди, - согласился Бибо, - раз поел.
        Люля с гордым видом встал и вышел вон.
        - Кыши, а чего это он тут про кышью бабушку плел? Спорим, все наврал, - сказал Бибо. - Бредил, что ли, или от обжорства? Вторую неделю по гостям ходит.
        - Да, на правду мало похоже, - согласился Тука, - но в лесу действительно всё как-то не так. Кто-то тайно спасает головастиков. Пропадают одеяла и подушки. Слюня с Хлюпой заперлись в своей хижинке и никого к себе не пускают. Вредина Люля распоясался: к Бяке пристает, подглядывает за всеми, подслушивает…
        - Может, натравить на него дрессированную пиявку, когда он станет купаться в ручье? Пусть высосет из Люли все плохое, - предложил Хнусь.
        - Не станет пиявка его кусать. Побоится. К тому же он в ручье никогда не моется.
        - Неужели никогда? - удивился Хнусь. - Может, ночью?
        - После хорошего обеда хочется надеяться на лучшее, - зевнул Тука и отправился за десертом. Запах спелой земляники наполнил кухню.
        Отобедав, кыши разошлись по спаленкам - покемарить.
        Когда они выспались и вернулись на кухню, то обнаружили за своим столом странного незнакомца, с аппетитом подъедавшего остатки их обеда. Кыши вежливо стати ждать, когда он насытится и представится. Суета в этом случае была неуместна.
        Через полчаса новоприбывший кыш сыто икнул, промокнул рот березовым листком, потянулся и только тогда заметил в дверях внимательно разглядывающую его троицу друзей. Он встал, снял с головы странный головной убор с козырьком и произнес:
        - Хау ду ю ду? Май нэйм из Оппорбапель.
        Брови Бибо подскочили вверх. Тука удивленно посмотрел на Хнуся. Хнусь жалобно и растерянно пискнул.
        - Как думаешь, Тука, не та ли это бабушка, про которую болтал Люля? - с подозрением спросил Бибо.
        - Этот кыш так же похож на бабушку, как я на трясогузку, - немедленно отозвался Тука.
        - Может, он из Большой Тени? Может, его в темя ворона клюнула, вот он и заговаривается? - жалобно пробормотал Хнусь.
        Бибо подошел к незнакомцу, встав на цыпочки, осмотрел его макушку, отрицательно покачал головой и только после этого спросил:
        - Кто-кто, говоришь?
        - Оп-пор-ба-пель, - с готовностью повторил кыш.
        Бибо повернулся к друзьям и перевел:
        - Бель-пель какой-то.
        Кыши недоуменно пожали плечами. Бибо попытатся действовать в обход:
        - Бабушка, вы откуда?
        - Я не есть бабушка, я есть ваш брат кыш. Доброе утро! Добрый вечер! Как поживаете? - Гость расплылся в улыбке.
        - Иностранец, - сокрушённо прошептал Хнусь, - а я в иностранных кышьих языках ни бум-бум…
        - А ты наш язык понимаешь? - спросил иностранца Бибо. - Или по-нашему тоже ни бум-бум?
        - Йес. Ни бум-бум! - радостно ответил гость.
        - Ну-у-у, - удовлетворенно потер лапы Бибо, - значит, так! Думаю, никакая он не бабушка, а молодой кыш-путешественник. Шапка на нем чудная, значит, прибыл из дальних стран. На вопросы отвечает, значит, наш язык понимает. Кстати, как там тебя? - обернулся он к новоприбывшему кышу.
        - Я есть Оппорбапель, фор френдз - Опп, - расцвел в улыбке тот.
        - Опп? Другое же дело! - обрадовался Бибо. - Это хоть можно выговорить. Ну, Опп, зачем ты пожаловал к нам? Откуда прибыл?
        - Оттуда, - сказал Опп и показал пальчиком наверх.
        Тука, Хнусь и Бибо дружно подняли мордочки и внимательно оглядели потолок. В потолке самим хозяином этой весной были проделаны две дыры - для муравьев. Дело в том, что через Тукину хижинку проходила муравьиная тропа. Поэтому, чтобы не осложнять муравьям жизнь, Тука самолично проделал для трудолюбивых насекомых два отверстия: вход и выход. Тихими вечерами, глядя вверх, он любил наблюдать за маленькими тружениками. Кто не любит смотреть, как другой работает? Это занятие успокаивает и усыпляет лучше мелиссы. А если при этом еще считать муравьев, то вообще можно впасть в летнюю спячку.
        - Бибо, вряд ли иностранный путешественник мог просочиться через эти крошечные дырочки, - засомневался Хнусь.
        - Ноу дырочки! Ноу! Я есть упасть с дерева. Голова по земля - бац! Рядом с ваш дом.
        - Этот растяпа упал с нашего Дуба, - перевел Бибо, - но как он на него попал?
        - Я есть лететь на большой птица. Чайка вредничать. улетать. Я падать на дерево, потом падать вниз, - пояснил путешественник.
        - Чайки здесь не летают, - усомнился Тука. - Здесь нет моря. Что твоя чайка - дура, лететь туда, где нет моря?
        Опп хихикнул, погладил сам себя по голове и сказал:
        - Опп умный. Чайка лететь не хотел. Я завязывать ей глаза.
        - Надо же, - прошептал Тука, - этот балбес называет себя умным. А сам улетел из дома непонятно зачем и в конце концов врезался в наш Дуб. Еще хорошо, не в горах живем, а то бы до-олго с Дуба падал. Как бы то ни было, он наш гость. Ну что, кыши, окажем «бабушке» наше кышье гостеприимство?
        - Йес! - хором ответили Хнусь и Бибо.

        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
        Главное - традишн

        Кышъи приметы.
        Большие глаза, маленький хвост - это прелестно!
        Робин у них, а у нас - малиновка.
        Кричать «охо-хо!» и топать.


        Кто сказал, что кыши замкнутые и хмурые существа, не признающие никаких перемен? Это не так. Кыши очень общительны. Они искренне радуются всему новому: и новым событиям, и новым знакомым.
        Прибытие в Маленькую Тень улыбчивого кыша Оппа, занесенного сюда, можно сказать, на крыльях слепого случая, было встречено очень благожелательно всем кышьим сообществом. Но… с некоторым оттенком настороженности. Почему? Опп, конечно же, был ни при чем. Просто кыши очень суеверны и любое событие воспринимают как новый поворот судьбы. А когда не знаешь, что притаилось за этим самым поворотом, - страшно.
        Приметы… Приметы… Для кыша вся жизнь - непрерывная череда примет. Хороших и плохих: поскользнуться на червяке - к беде, встретить ондатру у ручья - к удаче, двух - вдвойне хорошо, на тебя пукнул лесной клоп - к внеплановой бане, укус муравья - к новости, дождь - к умным мыслям, гость издалека - к перемене судьбы.
        Теперь вам, конечно же, стало ясно, что могли почувствовать маленькие существа, увидев незнакомого кыша, свалившегося им прямо на голову? То-то же! Только хорошие манеры Оппа и его спокойный, доброжелательный нрав помогли всем удивительно быстро преодолеть настороженность и неловкость в начале знакомства.
        Бибо водил Оппа из хижинки в хижинку и представлял друзьям путешественника. Тот всему удивлялся и всем восторгался. Как было положено гостю, он мило болтал и широко улыбался. Иностранцу очень понравились благоухающие цветущие липы - такие деревья у него на родине не росли. Также он высоко оценил вязаные жилетки Ася, долго цокал языком, разглядывая их, пока старик не преподнес ему парочку в подарок. Еще Оппу понравились лесные северные орхидеи. Он их назвал «бьютифулами», но кыши его поправили: нет, мол, это не бьютифулы, а лесные орхидеи, по-простому - любка и ятрышник. Но больше всего путешественнику понравилась Утика. Увидев ее, он сказал:
        - Большие глаза, маленький хвост - прелестно. Файн!
        Сяпа, услышав это, нахмурился, а остальные удивились. Местные кыши до сей поры не знали комплиментов. Они были застенчивы и никогда ничем не хвалились.
        Увидев вересковые кустики, Опп умилился и прослезился. Оказалось, на его родине вереск рос целыми полями. И тамошние кыши любили пить чай с вересковым медом. Увидев маленькую птичку с розовой грудкой, Опп закричал:
        - Робин! Робин!
        - Нет, - сказали кыши. - Это у вас робин, а у нас - малиновка.
        На закате Опп и все обитатели Маленькой Тени собрались на лесной лужайке и стали чаевничать. И хоть местным кышам было несвойственно кучковаться, в этот раз всем понравилось сидеть кружком, петь баллады про храброго Хрум-Хрума, есть душистую землянику и салат из квашеной кислицы. И никто не задирался. Может быть, оттого, что среди собравшихся не было главных спорщиков - Бяки и Слюни с Хлюпой.
        Все расспрашивали Оппа о его родине.
        - Какие песни поют у вас?
        - Наши кыши не петь. У нас топать, - отвечал он, - ходить по кругу, класть одни лапы на плечи соседу, топать другие лапы и кричать: «О-хо-хо!» Громко.
        - Сердитый какой-то танец, - улыбнулся Хнусь. - Чего ж друг на друга топать?
        - Топать не на друга. Топать - прогонять все плохое. Олд традишн.
        - А у нас традишн - на Поле Брани складывать ругательные стихи.
        - Да? А мы, когда сердиться на плохой, ходить его мыть.
        - Что же это получается? - забеспокоился Сяпа. - Кто самый хороший, тот самый грязный, что ли? А если ты чистый, то ты…
        - …Бяка! - подсказал ему Люля.
        - Кто есть Бяка? - спросил Опп.
        - Это кыш-одиночка, - сказал Сяпа, - которому хочется быть плохим, но у него это в последнее время что-то плохо получается.
        - Очень даже хорошо получается, - вставил Люля. - он…
        - А ну, кыши, - перебил его Сяпа, - давайте скинемся по желудевой лепешке для Люли. Пусть он хоть немножко помолчит.
        - Люля говорить неправда? - догадался Опп.
        Все молчали.
        - Тогда ваш Люля надо мыть, - твердо сказал Опп.
        - Удачная мысль, - похвалил его Сяпа. - Только раз традишн твой, то тебе и мыльце в лапы. Справедливо?
        - О'кей! - серьезно сказал Опп.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        Кому нужно молоко?

        Сон Большого Кыша.
        Что увидел Бяка на поляне.
        А жизнъ-то - кипит.


        В полдень Бяка задремал под маленькой сосенкой, что росла возле его дома. Ему снился сон. Стая злобных ворон клевала Кроху. «Кыш! Кыш!» - выкрикивал волшебное слово Бяка, пытаясь загородить собой друга. Но хищных птиц было слишком много. Они слетались отовсюду, сбиваясь в тучи. И эти черные тучи закрывали солнце. Бяка понимал, что одному ему не справиться. Он ощущал себя маленьким-маленьким и, забыв о самолюбии, кричал: «Помогите!» И тут из ниоткуда появился Сяпа. Он был большой-пребольшой. А гремелка у него в лапах была еще больше. Это была огромная гремелка размером с Тукин Дуб. Сяпа повернулся против ветра, и ветряк закрутился быстрее. И гремелка начала греметь. Шум нарастал…
        Тут Бяка проснулся. Рядом что-то хрустело и шуршало. Кыш-одиночка приподнял голову и увидел торопливо семенящих по песчаному пологому откосу, воровато оглядывающихся Слюню с Хлюпой. Они тащили пустое ласточкино гнездо, к которому с двух сторон были приделаны маленькие ручки. Близнецы крадучись миновали «Теплое Местечко» и скрылись в вересковых зарослях. Через мгновение по тому же маршруту, след в след, припадая к земле, как ящерица, пробежал Дысь, а затем, двигаясь почти по-пластунски, Люля.

«Чего это они? - подумал Бяка. - Хоть мне это ничуточки не интересно, все же пойду взгляну, что там случилось».
        На краю брусничника, почти у самого Шалуна, росли высокие кусты донника. Белые и желтые стрелки соцветий источали медовый аромат и были облеплены пчелами и мухами. Летучее общество по-деловому гудело и жужжало. Но цветы привлекали не только насекомых. Примяв сочные побеги, в самой середине куста в сытой истоме развалилась мамаша-ондатра. Она прилегла немного отдохнуть от домашних дел и своего неуемного потомства.
        Тут на горизонте показались Хлюпа и Слюня. Братья осторожно подобрались к ондатре, двигаясь с подветренной стороны, чтобы чуткий мамашин нос не учуял их. Оказавшись рядом с разомлевшим животным, Хлюпа достал из жилетки желудевую скорлупку, что-то взболтал в ней и капнул несколько капелек в приоткрытый рот ондатры. Та почмокала язычком и сглотнула. Угощение ей понравилось. Она перевернулась на спину, потянулась и громко захрапела.

        - Хлюпочка, не много ли ты ей дал настойки сон-травы, ведь ее ждут дома малыши? - услышал Бяка взволнованный шепот Слюни.
        - Ну что ты, Слюнечка, она поспит чуть-чуть, только сон ее будет немного крепче обычного, - объяснил брату Хлюпа.
        Бяка привстал на цыпочки, чтобы получше видеть. Хлюпа и Слюня суетились вокруг ондатры. Дысь залег за большим камнем, а Люля притаился в соседних кустах донника.
«Что же делать? - подумал Бяка. - Вдруг эти странные братишки задумали что-нибудь нехорошее? Ну, ничего ужасного придумать они не могут. Для этого у них не хватит фантазии. А вот учудить какую-нибудь глупость - это пожалуйста, сколько угодно! Увы, даже маленькая глупость может иметь весьма печальные последствия».
        В это время близнецы перестали крутиться возле грызуна, подхватили за ручки ласточкино гнездо и двинулись в обратный путь по берегу ручья. Бяка заметил, что гнездо потяжелело - оно было доверху наполнено чем-то белым. «В нем молоко, - догадался Бяка. - Они выдоили ондатру! Но ведь кыши не пьют молока. Кыши предпочитают чай и коктейль из листьев и плодов. Для чего же оно им понадобилось?»
        Большой Кыш видел, как Слюня и Хлюпа скрылись за поворотом, за ними проследовал Белая Жилетка, а следом прополз Люля, маскируясь под цветок розового клевера. «А жизнь-то кипит», - подумал Бяка и пошел домой вычесывать Енота.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        Кто за Бяку

        Суд над Бякой.
        О чем не сказал БЖ?
        Где яйцо с продолжателем?
        Бяка научится быть хорошим.
        Кроха летит на помощь.


        Люлиным сплетням кыши относились с недоверием, но в этот раз ему повезло: заинтригованные туманными намеками плута, на поляну южного склона пришли все.
        - Так, все в сборе. - заявил Люля, довольно потирая лапы, - кроме Ася, конечно. Он занят, сами понимаете, чтением Книги Мудрости. Я не стал беспокоить старика. И Слюни тоже нет. Хлюпа говорит, он тоже занят важным делом. А Бяка, что удивительно, здесь. Тебя кто звал, Бяка? - Люля ехидно глянул на Большого Кыша.
        - Ась велел прийти, - спокойно ответил Большой Кыш. - Сказал быть со всеми.

        Бяка снял с плеча торбочку с синей глиной и уселся на нее в тени, под кустиком чубушника.
        - Ну и хорошо. Ну и ладненько. - Люля хихикнул и опять потер лапы. - Я обещал общеполезное кышье мероприятие и захватывающее зрелище одновременно? Обещал раскрыть вам глаза на странные делишки? Так вот… - Оратор обвел всех присутствующих торжествующим взглядом и выкрикнул звонким голосом конферансье: - Начинаем кыший суд! Будем Бяку судить!
        - Что-что? Какой еще суд? Что ты опять задумал. Люля? - удивился Тука. - При чем здесь Бяка и за что его судить?
        Люля отставил заднюю лапу, а передние засунул в карманчики зеленой жилетки.
        - Он обособляется! - крикнул обличитель. - Он всегда в стороне! Если мы здесь, то он там!
        - Слушая тебя, мне тоже хочется обособиться, - нахмурился Сяпа.
        - Ну и не смешно! - тут же отозвался Люля. - Я вам дело говорю, а вы… Ты вот, Сяпа, как бы за Бяку. А он у тебя вещи таскал! Без спросу!
        Сяпа вспомнил случай с панамой, которую Бяка прятал от него, и промолчал.
        - К тому же Бяка Хнуся разбудил! Вот! Все знают, что будить кыша весной нельзя - быть беде! И теперь каждый кыш ночами не спит, гадает: какая беда со всеми нами приключится? И все это из-за него, Бяки!
        - Наша самая большая беда - ты, Люля, - рассердился Бибо, - тут и гадать нечего. Чего ты от Бяки хочешь? Он с Енотом дружит, хоть тот и грязный. Он чешет его и моет. Енот опять пачкается, и Бяка снова его моет. И зверь его любит. И ради Бяки вытирает лапы о половичок. А еще Бяка маленькую ворону вылечил. К нему ондатра в гости ходит. Он в муравьев шишками никогда не бросает. Разве это поступки плохого кыша? Плохой кыш - это тот, кто сурков пинает на старте и обзывает их по-всякому.
        - Ты, Бибо, всё не про то! - всплеснул лапами Люля. - Ну при чем тут Енот? Я вам про кражи толкую. Куда подевались гремелка, поилка, гамачок, одеяла и подушки? Это ведь он слямзил! Змей! А в Книге Мудрости сказано: за такие делишки надо пороть!
        Вперед вышел Белая Жилетка. Взглянув на Туку, сжимающего от негодования кулачки, он одернул белоснежную жилетку, разгладил усы и выплюнул сосновую иголку, которую до этого жевал с остервенением.
        - Я провел следствие, - заявил он. - Профессионально! И выяснил, что в пропажах Бяка не виноват. Ась подтвердит, в Книге Мудрости именно так и написано, что Бяка ни при чем.
        Кыши радостно зашумели.
        - Мне кажется, здесь замешан кто-то другой, - сказал Дысь и многозначительно взглянул в сторону Хлюпы.

«Хитрый БЖ пронюхал про нашу со Слюней тайну! Что же делать?» - испугался Хлюпа и, чтобы сбить Дыся со следа, спросил:
        - А кто уничтожил яйцо?
        - Да! - рьяно подхватил Люля. - А яйцо!!! Кроме Бяки, его извести было некому! Вр-р-редитель!
        Обличитель чужих пороков так рыкнул, что мгновенно воцарилась тишина. В этой тишине раздался печальный вздох маленькой Утики. Краснея от стыда, она прошептала:
        - Чего уж тут искать виновного. В этом несчастье виновата одна я. Это ведь я не послушалась Совета. И была наказана. Бяка тут ни при чем. Да, он проезжал в тот день мимо нашего домика на Еноте. Фуфа был очень груб с Бякой, обидел его. Но Бяка расправиться с яйцом не мог. Я не знаю, как случилось, что ручей Шалун затопил нашу хижинку. Наверное, это все лесной колдун Фармакок подстроил. А Бяка любит животных, птиц и насекомых. Он может что-то учудить, но не со зла. Он добрый.
        - Добрый? Это Бяка-то? - демонически захохотал Люля. - Дурёха! «Я не знаю, как случилось!» - тоненьким голоском передразнил он Утику. - Не знаешь, молчи! Он это! Хвостом чую! - Люля подскочил к Бяке и ткнул в него пальчиком. - Он!!! Он уничтожил продолжателя нашего рода! Где яйцо с продолжателем? Нету! А по чьей милости? - Он обвел кышей гневным взором. - По Бякиной! И вы мне рот не заткнете. Хочу продолжателя! Хо-чу!!!
        - Ну и зачем он тебе? - прервал Люлины вопли Сяпа. - Что он будет после тебя продолжать? Обжуливать и надувать кышей?
        Люля открыл рот, потом закрыл. И так восемь раз.
        Все время спора Бяка просидел на своей торбочке, безучастно глядя на облака. Он мысленно парил там, в вышине, внимательно поглядывая по сторонам и высматривая Кроху.

«Кроха, Кроха, жив ли ты? Не заклевали ли тебя твои вздорные сородичи? Помнишь меня? Я скучаю по тебе, болтливый, драчливый птенец», - с тоской думал он.
        И тут, будто угадав Бякины мысли, с верхушки высокого ясеня на головы кышам камнем свалился Кроха. Кыши замерли. Вид вороны подействовал на них устрашающе. Они, конечно, знали, что это не простая ворона, а кышья, точнее, Бякина, но ворона есть ворона. От нее всегда можно ожидать чего угодно. Кроха был действительно страшен. Его перья топорщились, глаза-бусинки сердито поблескивали, а на голове воинственно дыбился хохолок.
        - Рю-ря! Пр-редатель! Ты пр-ротивнее сбр-рендившей вор-роны! - гневно каркал он. - Бр-ряку р-решил умор-рить? Кр-рапивой р-решил пор-роть? У, пр-роглот! У, мор-рда р-розовая!
        Люля, с трудом отмахиваясь от закладывающего фигуры высшего пилотажа и пикирующего прямо на него вороненка, истошно вопил:
        - Бяка, уйми своего свирепого телохранителя! Нечестно на своего собрата ворон натравливать!
        Подоспевший Кроха легонько клюнул Люлю в то место, где у кышей растет хвостик. Люля взвизгнул и зашипел:
        - Ах вот ты как! Ну, Бяконька, держись. Отвечай сейчас же суду кышьей совести! Ты разбил яйцо? Смотри нам всем в глаза. Отвечай только «да» или «нет». Ага, молчишь? - Люля сдвинул брови, изображая общественную совесть, но тут Бякина ворона пошла на разворот, и обличитель чужих пороков своевременно юркнул в старую, заброшенную нору под трухлявым пнем. Кроха на бреющем полете со свистом пронесся над тем местом, где только что стоял склочник и сутяга. Глаза его горели гневным огнем и не сулили Люле никаких поблажек.
        - Вы не др-рузья, а р-розовые р-разгильдяи, - каркнул кышам на прощание вороненок и взмыл вверх. До Бяки едва донеслось: - Бр-ряка, бр-росай их! Они все пр-редатели! Р-рви когти!
        Бяка встал, взял торбу, поднял с земли потерянное Крохой перо и положил его на плечо.
        - Мне, пожалуй, пора, - сухо сказал он. И, не глядя ни на кого, затопал по тропинке, ведущей к «Теплому Местечку».
        - Уходит, змей! - высунулся из норы вспотевший от страха Люля. - Ловите! Его надо поймать и обязательно наказать.
        Кыши молчали. Никто даже не пошевелился.
        - Нам нельзя ссориться: мы такие маленькие, - тихо сказала Утика.
        Люля закатил глаза:
        - Ну дуреха! Точно, дуреха! Это Бяка-то маленький?
        Тут встал Сяпа и сказал речь:
        - Так уж случилось, что наш холм защищает каменная гряда. Здесь не водятся голодные хищные звери, и мы, кыши Маленькой Тени, разучились бояться. Да, мы никого не боимся, кроме ворон и града. К хорошему привыкаешь быстро и перестаешь понимать, что жить без страха - редкое благо. Кое-кто соскучился по страху и начал пугать своего собрата, скажем Бяку. А зачем Бяку пугать? У него тоже не каждый день - праздник. Разве легко быть одиночкой? Иногда он бывает не очень плохой. А иногда почти хороший. От отчаяния или обиды Бяка частенько совершает скверные поступки, но потом совестится и жалеет об этом. Он научится быть хорошим, если поверит, что мы его любим.
        Кыши дружно посмотрели на Люлю. Он ползком выбрался из норы и молча двинулся к роще.
        И тут заложивший прощальный круг Кроха низко пролетел над поляной, и на Люлю что-то капнуло. Защищая друга. Кроха сделал все, что мог.

        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
        Бякина бабуля

        Как гасить звездочки.
        Тесно стало на холме.
        Иностранка.
        Странная старушка.


        Рассвет был тихим. В домике под ясенем все еще спали. В уютной спальне, предоставленной гостю, раскинулся поперек топчана уставший Опп. Ему снились кыши с холма Лошадиная Голова. Отважный путешественник улыбался им во сне. Жаль, что он не мог задержаться здесь подольше. Завтра-послезавтра надо было трогаться в обратный путь. В предчувствии предстоящей дороги лапы кыша попеременно вздрагивали, а пальчики шевелились.
        Бибо, как гостеприимный хозяин, спал на чердаке, прямо на пучках сушеной мяты и тысячелистника, громко причмокивая и похрапывая. Прямо над ним висело большое осиное гнездо - серый матовый шар.
        С осами Бибо дружил, и они его не трогали. А вот Сяпа осам не нравился. Он был сластеной. От него постоянно пахло земляникой. Это раздражало ос. Как-то раз Сяпа решил наладить с ними отношения, но те, не разобравшись, в чем дело, напали на малыша и покусали. Именно поэтому Сяпа не полез спать на чердак, а коротал ночь на двух табуреточках посреди кухни.
        Он проснулся рано на рассвете, встал, отодвинул занавеску и чуть-чуть приоткрыл окошко.
        Вы умеете гасить звездочки? Это очень просто. Надо, как Сяпа, встать пораньше, заприметить на небе сонную звездочку, закрыть ее пальцем, подождать немного и убрать палец. Треньк! И нет звездочки - погасла. Самое главное в этом занятии - выбрать правильную звездочку, которой уже давно хочется спать. Ведь у звезд все наоборот: засыпают они утром, а просыпаются вечером. На рассвете, когда их клонит в сон, они начинают часто-часто моргать. Закрывая пальцем засыпающую звездочку, ты говоришь: «На счет раз - моргни, на счет два - замри, на счет три - усни. Раз, два, три!» Вот и все.
        Но кыши - сони. Под утро они так крепко спят, что их сладкое посапывание разносится по всей Маленькой Тени. Даже сытый червяк в куче прелых листьев спит не так сладко. Кыши спят и не знают, какое это приятное занятие - укладывать звезды спать. Не знают, какие хорошие мысли забираются в пушистую кышью голову на рассвете. Один Сяпа это знает! Он нацепил панаму и погасил последнюю звездочку. Горизонт уже полыхал зарницами. Новый день выползал из своей норы.
        Вдруг за окном раздался шум. Кто-то громко топал возле ясеня, в корнях которого располагался домик Бибо.

«Ого, - подумал Сяпа, всматриваясь в тени, - так топать может только крупный зверь, но откуда ему здесь взяться? А вдруг Енот везет сюда Бяку?» Мысль о встрече с Бякой была неудачной. Сяпу Бяка не любил, и маленькому кышу это было неприятно. Когда он встречал Большого Кыша, у него всегда чесались пятки, портилось настроение и начинался хвостиковый тик.
        В это мгновение сочные листья одуванчика раздвинулись и оттуда показалась сморщенная мордочка неизвестной старой кыши. На старушке был чепчик, сделанный из кленового листа, уголки которого смешно топорщились в разные стороны. Старушка огляделась, энергично протиснулась между резными листьями-селедками, подбежала к окошку и нахально уставилась на Сяпу.

«Ужас до чего стало тесно на холме», - подумал Сяпа.
        - Звездочки гасишь? - скрипучим, низким голосом осведомилась бабуля.
        - Йес, - сказал Сяпа автоматически, - то есть да.
        - Понятно, - хихикнула старушка, - слушай, малыш, у тебя горячего чайку случайно не найдется? Утро сегодня холодное, лапы ломит.
        - Есть у меня чай. И не случайно. Он у меня есть нарочно. Бибо утром всегда просит чаю. Поэтому ольховые шишки я еще вчера смолол: надеялся, что Бибо напьется чаю. подобреет и возьмет меня с собой бортничать, собирать мед диких пчел. Пчелы гораздо умнее ос, они меня не кусают. Да и времени у них нет кусаться - очень заняты.
        Сяпа исподтишка разглядывал гостью и думал о том, что негоже старой кыше не знать кышьих законов. Эта странная старушка не спешила объяснить, откуда она пришла и как ее зовут. «Наверное, иностранка!» - решил Сяпа и пригласил незнакомку к столу.

        Черничную разминашку бабуля съела до последней крошки и выпила три плошки чая. Но разговор не клеился, и Сяпа ощущал некоторую неловкость. Наконец, взяв инициативу в свои лапы, малыш задал наводящий вопрос:
        - А что, там, откуда вы прибыли, чай тоже пьют?
        Кыша прищурила один глаз и ехидно сказала:
        - Йес. А когда хозяин пристает к гостю с глупыми вопросами, про него складывают ругательные стихи.
        - Так вы не иностранка! - обрадовался Сяпа.
        - А что, много их здесь? - насторожилась бабуля.
        - Не очень, - честно признался Сяпа. - Вы вторая.
        - А у первого с хвостом как? Хвост у этого иностранца не очень длинный? - вдруг спросила гостья шепотом.
        - Хвост у него нормальный, - удивился Сяпа. - А почему, собственно, вас интересует его хвост?
        Бабуля сделала вид, что не расслышала.
        - Вообще-то, я - Бякина бабушка, Ёша, из Большой Тени. Привезла Асю срочные новости, а Бяке носовые платки и морошковое варенье. У вас тут не болото, а одно недоразумение. На нем даже морошка не растет. Как тут мой Бяка?
        - Хорошо, - сказал Сяпа. - Одичал только: обособился и ни с кем не хочет водиться. Енот у него в приятелях и маленькая ворона в личном пользовании.
        - Оригинал! - похвалила Бяку Ёша. А потом строго добавила: - А ты - ябеда.
        - Это всего лишь ответ на вопрос, - обиделся Сяпа. - И потом, я же правду сказал.
        - Лучше бы соврал, - отрезала бабушка, - от тебя бы не убыло.

«Плохо день начинается! Ой плохо! - подумал Сяпа. - Чужая бабушка с утра учит меня врать».
        - Ну, мне пора к Асю, - вдруг встрепенулась старушка. - Послушай, малыш, пойди поищи моего ежа - он бродит где-то около дома.
        Сяпа вышел на улицу. На траве лежала роса, в воздухе пахло свежестью. Кыш поежился. Прямо перед крыльцом топтался огромный ежище с корзинкой на загривке и тоже ежился. Сяпа дал ему желудевую лепешку и почесал бархатный подбородок. От удовольствия колючий «конь» запыхтел и затряс задней лапой.
        - Пыхти не пыхти, - строго сказал Сяпа, - а пора тебе, еж, в дорогу. И нечего бить копытом.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        Срочные новости

        Разгар лета.
        Откуда взялась бабуля?

«Где мой Бяка?»
        Плохие новости.


        В тени раскидистого лопуха дремали, спрятавшись от полуденного зноя. Тука, Хнусь и Дысь. Вокруг них блохой скакал Люля.
        - Вам все через заднюю лапу! Все сквозь ухо! Разомлели тут на солнышке! Бдительность потеряли!
        Дысь, чуть приоткрыв левый глаз, недовольно пробурчал:
        - Ну и жара! Да, мне сейчас все через заднюю лапу. В жару у кыша может быть лишь одна забота - не перегреваться, чтоб усы не обвисли. А у меня усы в порядке.
        - А бабуля-кышуля? Чего ей тут у нас надо? - Люля ехидно сощурился.
        - Сказали же тебе: бабуля - почтальон. Она привезла Асю срочные новости из Большой Тени, - пробормотал Хнусь и вдруг испуганно взвизгнул, укушенный большим рыжим муравьем. Хнусь вскочил и завертелся волчком, дуя на укушенную лапу. - Что это муравьи так рассвирепели? Кусаются, как Бешеные Шершни! - Полизав укус, Хнусь оторвал кусочек от листа подорожника и обернул им лапу.
        Мимо пробежал еще один сердитый муравей, потом еще один и еще несколько. Тука проводил их удивленным взглядом.
        - Чего это они так на нас щерятся? - спросил он и вдруг догадался: - Наверное, их кто-то разозлил. Большой и страшный. Он идет сюда… Но откуда на холме взяться страшному? У нас самый страшный - Енот. И то из-за сильной немытости.
        - Ой! - пискнул Люля. - Знаю! Это она муравьев разозлила, бабка! Это она большая и страшная! Как сейчас притопает на наш разговор! Как всех нас покусает! - Люля завернулся в лист лопуха и прикинулся куколкой бабочки.
        - Чушь! - пробормотал Дысь, сердито покручивая ус. - Какие-то бабки… какие-то срочные новости… Что за новости- то, болтун?
        - Так? Опять Люля крайний? Виновата Бякина бабка, а по ушам Люле. Вот не досудили Бяку давеча, теперь сами расхлебывайте. - Обиженный склочник вылез из-под лопуха и, заметив пробегающего мимо муравья, подставил ему ножку. Муравей с разгону два раза перевернулся через голову, шлепнулся на спину, вскочил, развернулся к вредине и стал есть его глазом. Люля скорчил страшную рожу и крикнул муравью: - Иди-иди, рыжий, не задерживайся!
        Муравей досадливо плюнул и побежал по своим делам. Он оказался умнее Люли.
        В это время Тука, Хнусь и Дысь засобирались домой. Они лениво поднялись с земли и стали стряхивать с шерстки сухие травинки и пух одуванчиков.
        - Ишь, этот Бяка! Пригрел у себя маленькую ворону. Еще бы! Он сам драчливый, как ворона, - продолжал ворчать Люля.
        - Сам ты ворона! - раздался из-за травяной кочки сердитый хриплый голос, и к кышам верхом на здоровенном еже выехала сухонькая бабуля-кышуля в чепчике из ярко-зеленого кленового листа. На ее задних лапах красовались Сяпины расчудесные гульсии.

«А я, - подумал Люля, - как всегда, прав. Эта вороватая бабка только что у Сяпы гульсии стянула».
        Тут из-за ежа вырулил Сяпа с палкой на плече. На палке болтались несколько пар гульсий, изготовленных им вчера для всех холмичей.
        - Эй, кыши, примеряй обнову! - издали крикнул он.
        Но Туке, Хнусю и Дысю не до гульсий было. Они во все глаза смотрели на новоприбывшую старую кышулю, браво восседающую в корзине, привязанной к загривку молодого крупного ежа.

        - Привет! Привет! - обратилась басом к обомлевшим кышам наездница.
        Дысь быстро расправил усы, Люля испуганно присел, Хнусь застенчиво улыбнулся, а Тука приветливо кивнул.
        - Ася я уже видела, а где мой Бяка? - грозно поинтересовалась старушка. - В «Моей Радости» ворочается и пыхтит огромный грязный Енот. Безобразие! Что у вас тут творится? Некому дикого Енота помыть, что ли?
        - Он не дикий, - гнусаво пропищал из-за спины Дыся Люля, - он домашний.
        - Еще лучше! Кто из вас, маленькие лодыри и грязнули, не следит за зверем? - И, не услышав ответа, повторила: - Чей зверь, я вас спрашиваю?
        - Внучка вашего золотого! - зло съябедничал Люля.
        Бабушка сдвинула брови, а еж ощетинился.
        - Что-о-о? - фыркнула наездница. - Кто это там пищит? Кто сочиняет гадкие гадости про моего любимого внука?
        - Никто, - испуганно охнул Люля, - это эхо.
        - А вот я сейчас эху-то да и по ушам! - нахмурилась бабушка.
        Люля закатил глаза и, рухнув в траву, попытался ползком добраться до спасительных зарослей клевера.
        А бабуля, лихо заломив чепчик на затылке, пришпорила ежа. Еж повернулся кругом и бросился назад в траву. Сяпа, вздохнув, пожал плечами:
        - Давайте примеряйте гульсии. Хватит лапы колоть. Кто первый?
        - Я!!! - завопил Люля, вынырнув непонятно откуда.
        - Можно мне две пары? - застенчиво попросил Тука.
        - А кому вторую? - удивился Сяпа.
        - Моему Дереву. Я повешу их на его нижнюю ветку, - прошептал Тука и покраснел. - Они такие красивые! Моему Дереву очень понравятся.
        - Бери, - согласился Сяпа и нахмурился.
        Он очень тревожился - одолевали беспокойные мысли. Странная Бякина бабушка привезла на холм срочные новости из Большой Тени. Сяпа знал, что хорошими новости бывали редко. А НЕхорошие делились на «так себе» и «срочные». Срочные новости были из всех самыми опасными.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        Долгие проводы - лишние слёзы

        Опп скучает по маме с папой.
        Пора гоу хоум. Что такое море?
        В гостях у Бяки. Люлю надо мыть!


        Прошел еще один день. Путешественник Оппорбапель, для всех сразу ставший просто Оппом и хорошим другом, засобирался в обратную дорогу: как ни уютно ему было в хижинке под ясенем у Сяпы с Бибо, но дома его уже ждали близкие и друзья.
        После ужина Опп сказал:
        - Друг Сяпа, друг Бибо, я хотеть домой. Завтра идти Большая Тень, потом Да-Да к мама и папа.
        - Понятно, - кивнул Бибо, - соскучился. Возвращаешься. Держу пари, папа с мамой тебя уже хватились. Ищут небось по всем углам. Вряд ли твоей родне могло прийти в голову, что ты на чайке сиганешь за тридевять земель. Ты родителям хоть знак какой оставил?
        - Нет, забыть. Приехать, будут мыть.
        - Ага, - поддакнул Сяпа. - И то сказать, помыться-то с дороги вроде и неплохо.
        Опп улыбнулся:
        - Мыть можно по-разному. Опп боится щекотка.
        - Мама с папой плохо не помоют, - похлопал друга по плечу Бибо. - Терпи. Сам виноват. Надо было их предупредить. Волнуются же.
        - Волнуются? - удивился Опп. - Что есть «волнуются»? Они шуметь, как волны моря?
        - А что такое море? - спросил Сяпа.
        Опп полез в свой рюкзачок, что-то из него достал, положил на стол.
        - Я есть друг. Хотеть дарить презент. Маленькая Тень нет моря. У нас есть. Море - это много-много соленая вода. Море умеет разговаривать. Вот ракушки. Они живут в море, в них прятаться его голос. Вечером слушать - быстро спать.
        Неуемное любопытство Сяпы помогло ему преодолеть страх, и он тихонько, одним пальчиком, притронулся к перламутрово-розовому завитку. Тот был холодный и шершавый. Сяпа с Бибо никогда не видели ракушек, даже речных. Сяпа вопросительно посмотрел на Бибо. Его друг вытер вспотевшие лапы о жилетку и нерешительно потоптался на месте. Затем он взял ракушку и осторожно поднес к уху. Его мордочка медленно расцвела в улыбке.
        - Шумит и накатывается, - тихо сказал он, ласково поглаживая подарок.
        Опп пояснил:
        - Она есть волноваться. Шуметь, как волны, как море, как мама с папой.
        Сяпа осмелел и тоже взял в лапы ракушку. Она не стала его колоть своими шершавыми боками. Она замерла, съежилась и притихла.
        - Эта ракушка живая? - испуганно спросил Сяпа.
        Бибо не дал Оппу ответить.
        - Спит! - уверенно сказал он. - Я слышу, как она сопит во сне и дышит.
        Сяпа испуганно поднес ракушку к уху и замер. Шелест прибоя никогда не виденного им моря захватил малыша.
        - Сопит и… дышит! - радостно прошептал он.
        Потом Опп обошел все хижинки. С каждым кышем полобунился на прощание, как здесь было принято, и вернулся в дом Сяпы и Бибо. Он был одет по-походному: в жилетку, подаренную ему Асем, и шляпу с мини-гремелкой, отпугивающей ворон. На его лапах красовались плетеные гульсии. В кузовок, который Опп носил на спине, он сложил подарки от обитателей Маленькой Тени: жилетки, шарф, семена липы и засушенные лесные орхидеи.
        - Опп скучать мама и папа, - пожаловался путешественник, - Опп доволен - конец вояж, время гоу хоум.
        - Послушай, Опп, - улыбнулся Сяпа, - пешком возвращаться долго. Я хочу подарить тебе желудевый самокат. - И Сяпа выкатил на середину кухни одно из своих замечательных изобретений. Оно состояло из трех рогатинок, щепки и двух желудей - большого и маленького. - На нем ты быстро доберешься до Большой Тени. А там по реке Лапушке плыви на плоту до своего моря. Лапушка знает, где оно. Вот тебе большой ветряк. Прикрепи его на корме - плот поплывет быстрее. Да и вороны не станут надоедать.

        - Бьютифул! Сяпушка! Я любить тебя, как… как… - Опп не находил слов, - как опенок березу! Как подосиновик папоротник! Сеньк ю вэри мач!
        - Бери! Пользуйся на здоровье! - скромно ответил Сяпа.
        Опп благодарно полобунился с изобретателем.
        - Ну вот и все… Опп со всеми прощаться, кроме Бяка… Опп хочет прощаться с Бяка!
        - Бибо тебя проводит, - обиженно опустил глаза Сяпа, проворчав себе под нос: - И с чего это Бяке такая честь?
        Через несколько минут Опп с Бибо стучались в «Теплое Местечко». Дверь им открыла Ёша. На ней был Бякин малиновый передник. В одной лапе она держала большой лесной орех, в другой - камень среднего размера.
        - А вот и наша бабушка, - дрожащим голосом пропел Бибо, боясь получить от строгой бабули орехом по макушке.
        - Мне казаться, - тихо прошептал Опп, - мы ей не нравиться. Боюсь, она нас хотеть мыть.
        - Правильно! - громко отозвалась Ёша, отличавшаяся хорошим слухом, и втащила их в хижинку. - Это ты иностранец? А ну покажи свой хвост. Маленький. Это хорошо. Быстро мыть лапы и за стол. Сегодня на обед у нас пампушки с черемухой.
        - Йес. Но сначала мы хотеть лобунькаться хозяин. Главное в наша жизнь есть традишн, - важно сказал Опп.
        - А по-моему, главное в нашей жизни - не загнать смех на елку, - буркнула Ёша и хохотнула басом: - Шучу!
        Бибо посмотрел на Оппа, Опп на Бибо. Они подумали об одном и том же: бабка была явно не в себе. Когда они вошли в просторную, светлую комнату, Бибо даже зажмурился: «Да что же это? Откуда?» Все полки были уставлены удивительной посудой: чайниками для чая, кувшинчиками для коктейлей, мисками для чмоки и разминашки - и все в форме удивительных зверюшек, прекрасных цветов и птиц.

        Опп тоже удивился этому великолепию:
        - Бяка делать сам? Это есть твое?
        - Все мои соседи уверены, - мрачно пошутил тот, - что это есть чужое. Да, Бибо?
        Бибо промолчал. Опп вежливо поинтересовался у мастера:
        - Какое направление твой творчество?
        - Чайниковое, - не раздумывая ответил Бяка.
        - Вери гуд. Чудесный колор!
        - Краски Ась дал, а кисточки я сделал из собственного хвоста.
        Бяка исподтишка взглянул на Бибо. Тот тихо завидовал. Бякины глаза потеплели. Он взял с полки чайник-сурок и протянул Бибо:
        - Это тебе.
        Бибо благодарно, с замиранием сердца принял подарок.
        - Никогда такого красивого у меня не было. У Ася ведь только старые, щербатые.
        - Опп, а тебе что подарить? - спросил Бяка иностранца.
        - Что-нибудь маленький. У тебя нет чайник-муха? Тяжело нести, - улыбнулся Опп.
        Тогда Бяка снял с полки чашку-птичку с розовой грудкой:
        - Мухи нет. Есть птичка.
        - Ого, робин! - обрадовался Опп.
        - Малиновка, - поправил его Бяка.
        Они тепло полобунились, и Опп сказал на прощание:
        - Я сегодня уходить обратно. Ты приезжать ко мне. Йес?
        - Подумаем, - серьезно ответил Бяка. - Может, и слетаем. На Крохе. Мы ведь, кроме нашего холма, ничего не видели.
        И все отправились обедать.
        После визита к Бяке у Оппа оставалось только одно дело, которое нельзя было ни перенести, ни отложить, - Люля. Обязательный и педантичный Опп не собирался перекладывать его на чужие плечи.
        Мытье Люли продолжалось около двух часов. Нельзя сказать, что вымыть Люлю было просто.
        - О'кей? - ежеминутно спрашивал Опп, намыливая сальную шерстку проказника.
        - Отвяжись! Чего привязался? - скулил Люля, сидя в кадке с горячей водой.
        - Я не понимать. Я тебя привязать, потом мыть? - изумился Опп. - Это не есть удобно.
        - У-у! - завопил Люля. - Корзинка дырявая! Пень трухлявый! Муравей кусучий! Поганка ядовитая! Червяк с когтями! Желудь прелый! Енот вреднючий… Бесто-оло-очь!
        Тут Опп обильно натер мылянкой Люлину голову и принялся драить его уши.
        Люлину брань заглушил плеск воды. Лишь изредка угадывались тихие вздохи и угрозы в адрес банщика.
        Когда в домик вошел Дысь, Люля, чистый и злой, сидел в вязаном одеяле на скамейке у очага и пил мятный чай.
        - Привет, Люля! Как настроение? - доброжелательно поздоровался Дысь, но тот ему ничего не ответил, а лишь натянул одеяло по самый подбородок и отвернулся к стене.
        - Ну как? Исправляется? - спросил Дысь.
        - Люля? Так много грязь - плохо. Много грязь - много вредность. Надо часто мыть.
        - Это конечно, - одобрительно поддакнул Дысь. - Хотя вряд ли поможет, очень все запущено…
        - Нельзя опускать хвост! - решительно возразил Опп. - Надо мыть снова и снова. Я уезжать, мыть ты. Главное - много скоблить пятки и уши. На них копится вредность.
        - Ах вот оно что! - обрадованно протянул Дысь. - А я-то голову ломаю: при чем тут мытье? А оказывается, все дело в щекотке! Это даже пакостника перевоспитает.
        - Сам справишься? Йес?
        - Йес, - улыбнулся Дысь. - Выполню всенепременно!
        Увы, всему приходит конец. Как бы ни радовались гостям хозяева, наступает минута расставания. А расставанию сопутствуют объятия, слезы…
        Как было принято у кышей, Опп уходил на закате. До подземного хода его провожали Сяпа, Бибо и Кроха. Вороненок летел впереди и показывал дорогу. Опп ехал на самокате, бодро отталкиваясь лапой в плетеной гульсии, рядом бежали Сяпа и Бибо. Неожиданно у самого тоннеля процессия столкнулась с Ёшей, которая возвращалась в Большую Тень на своем колючем скакуне.
        - Ого, все отправились по домам! - прохрипела она. - Правильно, осень близко! Пора и честь знать. Давай подвезу.
        - Да-да, домой. Папа, мама - волноваться. Ехать, ехать. - сказал Опп и улыбнулся бабуле.
        Ёша подвинулась, приглашая его в попутчики. Опп забрался к ней в корзинку, прижимая к себе Сяпин самокат.
        - Вперед! - скомандовала кыша.
        Еж бодро стартовал и вскоре скрылся в темном тоннеле.
        Сяпа потопал левой лапой, потом правой и чуть-чуть поморгал попеременно глазами, чтобы дорога друзей была легкой. Такая вот у кышей была хорошая примета.
        Бибо не верил ни в привидения, ни в приметы. Но его лапы сами затопали, а глаза захлопали, пока он размышлял об этом.



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        Родительская суета

        Кышонок в доме - это счастье.
        Что такое «Бу»?
        У малыша Буки задатки гения.
        Кормежка со смыслом.


        С появлением кышонка в хижинку приходит кышье счастье. И что с того, что два приемных отца, Слюня и Хлюпа, сбились с лап, ухаживая за капризным существом? Они были счастливы оттого, что кому-то потребовалась их любовь и ласка. С восхода до заката братья кормили, купали, холили, лелеяли единственного в Маленькой Тени кышонка, будущего продолжателя дел и традиций кышьего племени.
        Между собой кыши частенько спорили, каким окажется характер малыша и какое первое слово произнесет новорожденное существо. Первое слово очень много значило в судьбе каждого кыша. По Закону оно становилось его именем и определяло его судьбу.
        Только на десятый день кышонок открыл рот. Глядя на парочку испуганных папаш, малыш сказал: «Бу-у-у». Близнецы переглянулись: что же такое это «бу»?
        Бу - это когда баран бодает барана или когда Бешеный Шершень атакует жертву с лета. Бу, бу, бу - это когда толстый енот катится с горы, ударяясь о кочки то одним боком, то другим. А когда настырный дятел стучит по дереву до одурения, это сплошное бу-бу-бу-бу-бу-бу! Вот и ответ. Всем сразу стало совершенно ясно, что могло ожидать кышье сообщество с появлением малыша, носящего упрямо-настырное и бесстрашное имя Бу.
        - Слушай, Слюня, давай назовем его лучше Фу, - предложил Хлюпа. - Ну, сложим начальные буквы имен Фуфы и Утики. А? По-моему, неплохо. Ведь без них бы и малыша не было.
        - Нарушить традицию? Ты с ума сошел! К тому же полное имя от Фу - Фуфа, а два Фуфы - это чересчур.
        Хлюпа развел лапами, показывая, что исчерпал все аргументы.
        - Значит, будем звать его «малыш Бу»? - уточнил он.
        - Бу, - твердо сказал Слюня.
        - А когда вырастет?
        - Бука. Мужественно и солидно.
        - Ладно, от судьбы не уйдешь, пусть будет что будет. Но по мне, уж лучше Фуфа. Имя себялюбивое, зато очень спокойное. - Хлюпа тяжело вздохнул.
        - Может, обойдется? - погладил брата по спинке Слюня, но Хлюпа только лапой махнул.
        Тут из детской раздался грохот. Когда папы вбежали в Букину комнату, то увидели на полу сдернутый с сучков гамачок, а под ним распластавшегося кышонка. Бу шевельнулся и поднял мордочку. На его лбу красовалась огромная лиловая шишка.
        - Вот и первое «бу», - прошептал Слюня. - Сколько же их будет?
        В это время малыш завозился, пытаясь освободиться от нитей гамачка, старательно скрученных Прухом, но все больше и больше в них закукливаясь. Кокон с Бу качнулся влево, потом вправо и наконец рванул к папашам под их испуганные вопли. В последний момент Слюня успел шмыгнуть за сундук, в котором хранились орехи, а чуть промедливший Хлюпа с грохотом свалился на пол, сбитый с лап маленьким тараном, и, уже лежа на полу, простонал:
        - Ты спросил, сколько раз нам грозит «бу»? Много, брат, ох как много! Не хватит пальчиков на всех наших восьми лапах.
        День летел за днем. Одно «бу» следовало за другим. Хлюпа почти отчаялся, но Слюня надеялся на лучшее.
        Он мотался взад и вперед, хватаясь то за одно дело, то за другое, при этом не забывая воспитывать малыша:
        - Бу, ты хочешь перевернуться на живот? Так тебе не достать сосновую шишку? Дай я тебе помогу! Возьми, пожалуйста, Бу! О! О! О! Как же быстро ты ее съел?! Ну что ж, Бу… ты поступил правильно… все надо делать быстро… Бу, не бери любимый оранжевый шарф папы Хлюпы! Он несъедобный! А я говорю, несъедобный! Ты только попробуешь? Куснешь одним зубком? Да он у тебя один пока и есть. Съел? Ладно, Бу, видно, у тебя режутся другие зубки. А папе Хлюпе я отдам свой - желтый…
        Хлюпа считал, что Бу подает большие надежды.
        - Слюня! Бу свистит на пальцах задних лап - это признак неординарности! Завтра позовем Сверчка, пусть проверит у него слух и чувство ритма. Мне кажется, у Бу задатки гения!
        - Я согласен с тобой, Хлюпонька! Бу очень умен! Это видно сразу.
        - Что видно? - насторожился Хлюпа.
        - Ну как же, как же! У него на лбу что?
        Хлюпа обиделся:
        - Ничего у него на лбу нет, я его лоб трижды мыл сегодня.
        - Нет, есть! У него на лбу мозоль! Видишь? Она появилась оттого, что он обо все тюкается лбом.
        - Вылитый я, - гордо заявил Хлюпа. - У него, как и у меня, голова набита мыслями до отказа. И она пе-ре-ве-ши-ва-ет! - На каждый слог Хлюпа выразительно бился лбом об пол, демонстрируя избыток ума. - Это естественно.
        - Боюсь, Хлюпонька, эта мозоль всего-навсего результат его последнего «бу». И похоже, он уже затевает следующее!
        Хлюпа, недоверчиво сморщив нос, переспросил:
        - Новое «бу», говоришь? Ну-у-у… Я, помнится, хотел сходить к Сверчку. Уж не помню зачем. Там и пережду это «бу». - И он шмыгнул за дверь.
        Слюня проводил брата понимающим взглядом, глубоко вздохнул и отправился в
«детскую».
        Шли дни. Бу рос, как гриб после дождя.
        - Бу! - уговаривал малыша папа Слюня. - Открывай скорее рот, будем есть чмоку! Очень вкусную и полезную!
        - Очень липкую и тягучую. Нет. Ешь ее сам, - отрезал Бу.
        - Конечно, буду есть. Но сначала поешь, пожалуйста, ты. Чего ты ждешь? Открывай двери маленькой хижинки, туда едет ложка, полная чмоки.
        Слюня сделал попытку прорваться к приоткрытому рту Бу. но «дверца» тут же захлопнулась.
        - Ладно, - сказал папа Слюня, - давай есть не просто так. а со смыслом.
        - Как это? - заинтересовался Бу.
        - Увидишь! Открой рот.

        Бу чуть-чуть подумал, нет ли здесь подвоха, но рот открыл.
        - Давай есть за хороших кышей. А за плохих ни за что не станем! Первую ложечку съедим за папу Хлюпу. Ведь он тебя так любит! - ласково предложил Слюня.
        - Он меня не любит, он жадный, - воспротивится Бу.
        - Не может быть! - изумился Слюня.
        - Да-да, - топнул лапкой малыш. - Я его как-то попросил: папа Хлюпа, крикни червяком! А он ни в какую! Нет, говорит, червяки кричать не умеют.
        - Папа прав. Кричать червяки не умеют. Зато едят с большим аппетитом. Давай съедим ложечку за Нукася, он хороший червяк. Умный и здоровый. Червяк-здоровяк.
        - Не буду! Он скользкий!
        - Ну уж какой есть. Тебя же никто не дразнит за то, что ты розовый и пушистый. И хвост у тебя розовый, и язык. А ну открой рот, я посмотрю, какой у тебя язык.
        Бу послушно открыл рот.
        - Хороший язык! - похвалил Слюня. Ложка чмоки протиснулась внутрь и была проглочена. - Но тоже скользкий.
        - Это от твоей противной желудёвой чмоки! - рассердился Бу.
        - Правильно, желудёвой. А жёлуди на чем растут?
        - На дубе, - буркнул малыш.
        - А под лучшим в мире Дубом кто живет? Кто каждое утро обнимает Дуб и ласково называет его «Мое Дерево»?
        - Тука! - хихикнул Бу. - Ты мне про него рассказывал. Тука мне нравится.
        - Так неужели ты не съешь ни ложки за хорошего Туку? - с укоризной покачал головой Слюня.
        - Пол-ложки, - уперся Бу.
        - Ладно, но другую половину ты съешь за Хнуся. Идет? Ведь под тем же Дубом находится и его хижинка, а они с Тукой большие друзья.
        Бу кивнул и проглотил чмоку.
        - А кто в Маленькой Тени самый старый и самый умный?
        - Ась, - заулыбался Бу. - Он такой забывчивый. Все время забывает у нас интересные и вкусные вещи: красивые камешки, жареные каштаны, сушеную чернику, маленькие корзиночки, жилеточки и носочки - как раз на меня. А вчера он забыл дудочку!
        - Вот видишь! Ну как за него не съесть ложечку чмоки?
        - За Ася я съем две полные ложки с горкой, - решительно заявил Бу и широко распахнул рот.
        - Ну и правильно! - похвалил малыша Слюня. - А теперь съедим ложечку за Сяпу.
        Слюня был уверен, что здесь отказа не будет. Но он ошибся.
        - Гамачок раньше был Сяпин?
        - Нет, Бякин.
        - А почему тогда я должен есть за Сяпу?
        - Кроме гамачка у тебя есть гремелки, поилка, маленькие гульсии, которые сделал Сяпа. Он очень изобретательный.
        - Сяпа дохлый и трусливый, - нахмурился Бу.
        - Ужас какой! Что ты говоришь! - всплеснул лапками Слюня. - Никогда не говори слова «дохлый», это неприлично.
        - А быть дохлым прилично? Прилично спотыкаться на каждом корешке и падать только головой вниз? Жилетки обо все рвать, ос бояться? Вот я ос не боюсь и падаю всегда на хвост.
        - Это все, конечно, так… Но зато Сяпа умный и справедливый. Он хороший друг. Я его уважаю. Он очень правильный.
        - Ладно уж, давай сюда свою чмоку. Ради тебя я положу ее за щеку, как бы за Сяпу, а уж проглочу за кого-нибудь получше. Не люблю правильных зануд.
        Слюня вздохнул и подчинился. Букина щека сразу раздулась.
        - Если я тебя верно понял, ты уважаешь кышей сильных и ловких? - продолжил Слюня. - А кто на нашем холме самый сильный и самый азартный? - Слюня хитро подмигнул кы- шонку, но Бу молчал, как будто в рот воды набрал, вернее, не воды, а чмоки. - Бибо! - подсказал Слюня. - Он все время гоняет по лесу на Сурке, хорошо плавает, дальше всех швыряет каштаны. И еще он - красивый!
        Тут Слюня заметил, что щека у Бу больше не топорщится. Бу высоко оценил достоинства Бибо.
        - А вот за Сурка мы есть не станем. Это вопрос принципиальный. - Слюня нарочно сказал это сердитым голосом - посмотреть, что будет. - Этот предатель женился и сбежал в Большую Тень.
        - Папа Слюня, ты злой! - нахмурился малыш. - Сурок не сбежал, он отлучился. Ненадолго. И обязательно вернется, я знаю.
        - Значит, ложку за Сурка? - поспешил уточнить Слюня.
        - Сурок бо-о-ольшой, - размышлял Бу, - и в ложку надо класть мно-о-ого чмоки. Правильно?
        - Правильно, - согласился Слюня и поспешил выполнить приказ главнокомандующего. Взглянув в миску, он вдруг обнаружил, что чмоки осталось совсем чуть-чуть, на донышке.
        - Помнишь, Бу, как я тебе рассказывал на ночь леденящие душу истории про сыщика БЖ? - хриплым, страшным голосом сказал Слюня. - Про то, как он вывел на чистую воду колдуна Фармакока? Как поймал и перевоспитал пиявку-обжору? Как урезонил мошенника головастика, который прикидывался крокодильчиком и отнимал у проходящих мимо болота кышей желудевые лепешки? Про загадочный муравейник, в котором пропадали кышата, про термита-кышегрыза?
        Бу открыл рот. Не то чтобы он испугался, но…
        - Ложку за Дыся и ложку за маленькую Утику? Так будет справедливо. А, Бу?
        - За кышек есть не стану, они все хитрюги!
        - Откуда ты знаешь? - удивился Слюня.
        - Папа Хлюпа говорил.
        Из педагогических соображений Слюня не стал обсуждать с малышом этот предмет.
        - Тогда за Люлю? Хотя… Он и сам за себя хорошо ест.
        - Я буду есть за Люлю, - упрямо сказал Бу. - Я хочу, чтобы он поправился и никогда не болел больше фуфой.
        - Все, - улыбнулся Слюня, - каша кончилась.
        - Как это кончилась? - удивился Бу. - А Бяка? Почему ты не дал мне каши за Бяку, Енота и Кроху? Ты ведь рассказывал о них такие хорошие истории.
        - Я? О Бяке? Хорошие истории? Ты что-то напутал, Бу. Все было как раз наоборот.
        Бу топнул лапкой:
        - Это нечестно, папа Слюня! Ты хороший, Бяка хороший, почему же ты его не любишь?
        Слюня помолчал и тихо сказал:
        - Да вроде за компанию. Его у нас как-то все не очень любят. Ты, наверное, первый, кто сказал, что Бяка - хороший.
        - В следующий раз начнем есть чмоку с Бяки, - пробурчал кышонок.
        Он влез Слюне на колени и пристроился подремать. Слюня тихонько покачивал малыша и приговаривал:
        - Знаешь, Бу, сегодня ты ел не зря. Мы похвалили хороших кышей и признали свои ошибки.
        - Да, папочка. Чмока была сегодня необыкновенно вкусной.
        А про себя Слюня подумал: «Какой у нас чуткий и справедливый кышонок! Чрезвычайно».



        ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
        Что будет с Бу

        Кышьи пересуды.
        Хлюпа выдумывает трясучку с галлюцинациями.
        Неразумное Бякище.


        Настырный Люля застукал-таки малыша Бу на лужайке у ручья. А потом разнес по всему лесу - в Маленькой Тени объявился ничейный кышонок! Люле, конечно же, никто не поверил. Тогда тот при большом скоплении кышей поклялся пуховой шкуркой своей прабабушки, что это - чистая правда, а для пущей убедительности съел охапку горьких одуванчиков, свернул в узелок хвост и произнес торжественную клятву: «Чтоб меня кусил Бешеный Шершень, если вру!»
        Тут уж ни у кого больше не осталось сомнения в правдивости его рассказа. Кышье общество терялось в догадках, откуда взялся кышонок и что означает его появление. Люля по очереди предлагал все новые и новые версии.
        Первая: кышонка притащили из Большой Тени вороны, точнее - Бякина ворона, как самая наглая и гадкая из всех наигнуснейших птиц.
        Вторая: яйцо не погибло. Его выкрал из хижинки Фуфы и Утики Бякин Енот. И вырастил себе кышонка-прислужника, чтобы тот вычесывал его блох и скреб ежедневно пятки.
        Третья: кышонка привезла на еже для подмены Бякина бабуля Ёша, чтобы скрыть уничтожение яйца Бякой. Кышонок, конечно же, ворованный, так как видно невооруженным глазом, что эта бабка нечиста на лапу.
        Четвертая: этот кышонок - вражеский засланец. Одним словом, агент. Что затеяли его хозяева, пока не ясно, но что-то затеяли, это точно. Скорее всего отвратительную гнусность.
        Пятая: яйцо все же погибло. И теперь призрак невылупившегося кышонка, как живой укор, появляется там и сям, оглашая Маленькую Тень душераздираюшим писком.
        Кыши все это выслушали и ужаснулись. В хижинках начались споры и пересуды. Что касается Туки и Хнуся, то они панически боялись ворон. Очень и всегда. Выслушав Люлины предположения, друзья сразу смекнули, что во всей этой истории ясно угадывается цепкая, воровато-когтистая воронья лапа. Не вороны ли это выкрали где-то кышонка и притащили на холм, чтобы съесть? Только они решили как следует это обсудить, как в окне появилась возбужденная мордочка Люли.
        - Точно! - без смущения встрял он в чужой разговор. - Чуете, чьей лапы это дело? Бякиной вороны! Она единственная в вороньей стае не дура. Предположим, Бяка разбил яйцо. - Люля заговорщически сощурил глаз. - Что он делает дальше? Чтобы скрыть следы преступления, он приказывает своей вороне выкрасть какого-нибудь кышонка из Большой Тени и притащить сюда. Ворона выполняет все наилучшим образом. Но, получив кышонка, подлый Бяка передумывает возвращать его нам и выгоняет беднягу на мороз. В дождь и стужу. И теперь одинокая бездомная крошка бродит по Лошадиной Голове и плачет… и зовет свою маму…
        Плечики Люли повисли, и на глаза навернулись лживые слезы. Хнусь и Тука на мгновение поверили в искренность Люлиных чувств, но вовремя одумались.
        - Опять ты за свое! А ну брысь отсюда! - цыкнул на сплетника Хнусь, а Тука презрительно свистнул. Люля сразу поджал уши и пропал.
        В это же время Сяпа сидел в хижинке под большой липой и штопал носки. Это занятие он не любил, а дырявых носков было много. На топчане перед очагом лежал Бибо и рассуждал вслух:
        - Люля клялся бабушкиной шкуркой… может, и не врет… А? Что думаешь, Сяпа?
        Сяпа пожал плечами. Тогда Бибо продолжил рассуждения:
        - Ну, насчет Енота - это все выдумки. Какой из Енота эксплуататор? И Бякина ворона тут ни при чем - она за нас, за кышей. В призраков я, стало быть, не верю. Свои вне подозрений. Остается одно: присмотреться получше к чужим. Это правильно. Кто может за них поручиться? Один, понимаешь, с Дуба свалился на нашу голову. Другая верхом на еже скачет… Подозрительно это… Как ты думаешь?
        - Чужие, говоришь? - усмехнулся Сяпа. - Кыш кышу не может быть чужим, Бибо. Нас очень мало, поэтому мы все свои.
        - Э, нет! Так не бывает, чтобы все. Все, да не все, все, все, - решительно заявил Бибо. - И тут уже не рассуждать, а действовать надо. Пора встать на защиту холма!

«Как просто заморочить голову простакам вроде Бибо», - удивлялся Сяпа, слушая испуганные бормотания друга.
        - Отгадать задачку про кышонка - это вам не чмоки похлебать, - суетился тот. - Пойду к БЖ, разузнаю, кто на чьей стороне.
        Сяпа открыл было рот, но Бибо уже и след простыл.
        На тропинке, ведущей к домику Дыся, Бибо встретил маленькую Утику. Она выглядела чрезвычайно забавной, потому что ее голова была обмотана большим листом подорожника, чей черенок закручивался вверх наподобие рога.
        - Что с тобой, Утика? - едва сдерживая смех, спросил Бибо.
        - От этих пересудов у меня началось сильное головокружение, - пожаловалась малышка. - Зачем Люля пытается очернить Бяку, Енота и Кроху?
        Утика начала подозрительно вздыхать и всхлипывать. Первая парочка слез медленно выкатилась из глаз хорошенькой кышечки и повисла на густых ресницах, сомневаясь, следует ли прыгать вниз или тут посидеть. Следом набежала другая пара, потом третья, четвертая… И наконец беспрерывный поток хлынул по щекам Утики. Бибо никогда не умел утешать кышечек, а их слез откровенно побаивался. Увидев искреннее горе малышки, он помрачнел, поковырял пальцем в ухе, потом в носу и наконец сказал:
        - Ты… Это… Не плачь… И лист этот идиотский с ушей сними…
        Услышав это, Утика зарыдала вовсю. Тогда Бибо решился на крайнюю меру.
        - С этим листом на макушке ты похожа на гусеницу бражника или на куколку хруща, - едко заметил он. - Нет! Не на куколку, а на зеленого лесного клопа. Вот! Знаешь, вонючего такого… Который любит дремать под листом и пукать на прохожих.
        Слезы Утики высохли мгновенно.
        - Ах ты! Ах ты! Ты сам… клоп. Гадкий! Гадкий!
        Она стряхнула с головы подорожник, топнула лапой и побежала прочь.
        - Ну то-то! - обрадовался Бибо. - Когда эти кышечки рассопливятся, медлить нельзя. Тут главное - обескуражить. Хорошо, что я вспомнил про клопа - клопы кышкам особенно не нравятся. Стоит немножко на них намекнуть - слез как не бывало. Дипломатия!
        Кыш был очень доволен собой. Но, вспомнив про свое важное дело, припустил вперед.
        В то же самое время Бяка шел по дорожке с торбой, набитой мятой и полынью, настороженно поглядывая направо и налево. Вчера вечером он наскочил на двух медведок, которые копошились у «Моей Радости», что было подозрительно. Медведки - бедствие для растений. Они подрывают корни деревьев и пожирают молодые побеги, поэтому Бяка с утра бросился проверять свои едва проклюнувшиеся желуди. Зловредные насекомые там уже похозяйничали. С медведками надо бороться с первой минуты их появления, иначе они со своей родней и всем потомством могут уничтожить целую рощу. Вообще-то, массовые нашествия насекомых случаются редко, но этим странным летом можно было ожидать чего угодно. И все из-за него, Бяки. Зря он весной разбудил Хнуся, ох зря!
        Бяка остановился около молодой липы. Рядом виднелся лаз медведки. Бяка достал из торбы ветку мяты и заткнул им нору.

«Мята и полынь только на время отпугнут медведку, а потом она опять вернется, только другим ходом, - думал он, - нет, тут надо придумать что-то другое».
        В это время слева от Большого Кыша дрогнули ветки костяники и показалась мордочка Люли.
        - Ага! Ага! - закричал он. - Призрак кышонка из яйца, уничтоженного тобой, ходит по лесу. Скоро он найдет своего губителя и покусает за все самые больные места!
        - Не тарахти так, малыш, - улыбнулся Бяка, поглаживая бархатную шкурку молодого шмеля, прилетевшего на вкусный цветочный запах, исходивший от чистоплотного Бяки, и пытавшегося занырнуть в карман Бякиной жилетки, - говори яснее. Что с тобой стряслось? Уши красные, усы топорщатся… Ты, случайно, не перекупался в ручье?
        Люля аж зашелся:
        - Дуболом! Бестолочь! Ни-че-го не по-ни-ма-ешь! - Он покрутил пальчиком у виска. - Это не я заболел, а ты ненормальный. Объясняю повторно: по нашей роще ходит призрак кышонка. Теперь понял? Ищет тебя. Будет тебе, Бяка, за свою погубленную жизнь мстить. Вот! Так тебе, чистюля, и надо!
        Бяка взял Люлю за плечи, внимательно осмотрел его уши, нос и строго велел:
        - Открой рот!
        Люля испуганно присел, его рот открылся сам собой. Бяка пристально глянул в него и поцокал языком:
        - Грязные зубы - рассадник болезней.
        Он достал из кармана жилетки пять зубочисток, завернул их в кристально чистый носовой платок и протянул Люле:
        - Утром и вечером полощи рот мятой и настоем дубовой коры. После еды применяй зубочистки. И не болей! - Сказал и ушел.
        Обессиленный Люля устало прошептал:
        - Большой и тупой! Чистоплотное, неразумное Бякище.
        А в домике под ивой царила паника.
        - Ой, Хлюпа, Хлюпа! Люля видел Бу. Что теперь будет? Он про него всем разболтает, и у нас отберут наше сокровище, - причитал Слюня.
        Хлюпа нахмурился, пригладил усы, буркнул:
        - Я сейчас. Ждите меня дома, не высовывайтесь. - И скрылся за дверью.
        Вернулся он поздно вечером. Настроение у него было приподнятое.
        - Ну? - дрожащим голосом спросил его Слюня.
        - Никаких «ну», - бодрым голосом отозвался Хлюпа, - никто сюда не придет и нашего малыша не отберет.
        - Почему? - пытал его Слюня. - Расскажи!
        - Целый день я ходил по лесу и всем рассказывал по строжайшему секрету, что у тебя заразная трясучка, что ты весь пошел синими пятнами и что у этой болезни главный симптом - галлюцинации. И все почему-то решили, что Люля тоже заразился трясучкой, а виденный Люлей кышонок просто-напросто галлюцинация. Все от Люли шарахаются. Он уже забыл о кышонке, испугался за свое здоровье, залег в постель и не переставая ест. Сердобольная Утика ухаживает за ним.
        - Да-а-а! - прошептал восторженно Слюня. - Хлюпа, ты - гений! Просто дух захватывает от остроты твоего ума. Бу есть с кого брать пример.
        - Папы! - позвал из уголка Бу, где он старательно распускал любимые Хлюпины носки, мастеря ловушку для молний. - Давайте, я тайно подберусь к Люле и покрашу его черничной разминашкой. Раз у него трясучка, пусть он посинеет.
        - А? - гордо вскинул голову Хлюпа. - Весь в меня!
        - Вот так! Вот и нет в Маленькой Тени больше никакого кышонка, - потирая лапы, пробормотал себе под нос успокоенный Слюня. - Это просто галлюцинация.
        Ему казалось, что главные беды позади, но он ошибался.



        ГЛАВА СОРОКОВАЯ
        Не бойся, Моё Дерево

        Быть грозе.
        Как переждать бурю.
        Оно было. Было и кончилось.


        В это хмурое утро черные тучи были такими грозными, что солнце испугалось их и спряталось. Беспокойно раскричались в роще горлицы, в болоте расквакались лягушки, а папоротник широко раскинул листья - всё предчувствовало дождь.
        Тука и Хнусь сидели на крыльце Тукиного дома и играли в шишки-камешки. Игра не шла. потому что Тука все время отвлекался. Он то и дело бегал смотреть на небо.
        - Ох, Хнусь, - сказал он наконец, - не нравится мне эта туча. Гадкая она, сердитая.
        - Да уж, - согласился с другом Хнусь. - Видно, гроза на подходе - ветер поднялся. - И пошел в хижинку за новой шапкой.
        Шапку подарил ему Ась. Она была оливкового цвета, с двумя уголками, куда помещались уши. На кончиках уголков болтались черные помпоны. Сверху казалось, что это выпуклые хищные глаза пристально смотрят в небо. Воронам шапка очень не нравилась, в отличие от Хнуся.
        - К Асю не ходи, быть грозе, - расстраивался и вздыхал Тука, - страсть как пятки чешутся, а это верная примета.
        - Может, опять блохи? - испугался Хнусь.
        - Что я, блох от грозы не отличу? - обиделся Тука и подошел к Дубу.
        - Дуб, дружище! - обратился он к своему покровителю и товарищу. - Как там наверху? Что видно? Ты уж посмотри повнимательнее, не видно ли где голубого неба?
        Дуб зашумел листвой и вздохнул.
        - Понятно, - опечалился Тука, - значит, не зря у меня пятки чесались. - Вернувшись к Хнусю, Тука прошептал: - Он тоже предчувствует грозу. И боится, бедняга, ведь молнии любят бить в дубы. Шарахают что есть силы, паршивки. - Тука тревожно поглядел вверх и опечалился.
        - Не надо бояться, - сказал Хнусь. - Вот вокруг ствола ореховые колышки понатыканы, это Ась расстарался, оберегов наставил. Они удары молний и град отводят.
        Тука с надеждой посмотрел на Асеву защиту, потом перевел взгляд на открытую дверь, куда устремилась стая мух:
        - Хнусь, отчего мухи в дом летят?
        - От дождя прячутся, - пояснил Хнусь.
        - Да ведь нет дождя.
        - Сейчас будет!
        Тут издалека донесся крик бурундука. Куда-то пропали птицы. Пахнуло свежестью. Тука и Хнусь вскочили, глянули вверх - несколько черных туч яростно бурлили в вышине, наскакивая друг на друга. Вдруг из-под холма вырвался бешеный ветер и понесся через рощу, закручивая петли и спирали. Травы и кусты, не выдержав его напора, согнулись к земле. Ветер превратился в вихрь и взвился в поднебесье, размалевав небо грязно-синей краской.
        - Эй, Мое Дерево! - пытался перекричать шум листьев Тука. - Не бойся! Я здесь, рядом с тобой! Я люблю тебя. Мое Дерево! Я не дам тебя никому в обиду! - Тука бочком подобрался к Дубу и потерся о него спиной. Потом, с трудом преодолевая напор ветра, прополз вокруг ствола, чтобы проверить обереги. Колышки были на месте. Хнусь дожидался друга на крылечке.

        Зайдя в хижинку, кыши накрепко заперли дверь. За окном уже искрились молнии. Гром без устали бил в свой страшный барабан. Тука и Хнусь завернулись в пледы и нырнули под топчан. Там малыши забились в угол и заткнули уши. Они не видели, как посыпал град, крупный, с лесной орех, как он кромсал листья, травы и цветы и как полосовали небо сверкающие молнии.
        Бурю надо терпеливо переждать, а лучше накрыться подушкой и постараться уснуть. Что друзья и сделали.
        А когда они проснулись, кругом было тихо. Кыши вылезли из-под топчанчика и очень удивились: за окном светило солнце, щебетали и посвистывали птицы, тренькал кузнечик. Дуб весело шелестел кроной.
        - ОНО было или нет? - тихо спросил Хнусь.
        - Не знаю, - прошептал Тука.
        Кыши открыли дверь и увидели поникшие головки цветов, сломанные дубки и разбитое крылечко. Тогда Тука сказал:
        - ОНО было, Хнусь! Было, но кончилось.



        ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
        Происшествие с Асем

        Капризная погода.
        Куда подевался Ась?
        Слюнин рассказ.


        Вчера был град, сегодня лил дождь и дул холодный ветер. Побитая градом листва обмякла под тяжестью воды.
        Тука затушил очаг, надел соломенный плащик-стожок, пропитанный утиным жиром, которым снабжали Ася щедрые утки, и нацепил на спинку котомку. В ветреную погоду все кыши непременно надевали такие вот котомки, куда клали камешки, чтобы ветер не оторвал пуховичков от земли. «Пойду к Асю. Близятся новые несчастья. Пора откапывать Книгу Мудрости и решать, что делать дальше», - подумал он.
        Едва Тука вышел из домика, ветер цепко обхватил его своими лапами, стал кружить и тянуть за собой. Но все же ветру не удалось испугать малыша. Рассердившись, он загудел, задул что есть силы в спину Туке и понес кыша прямо к роще. Тот едва успевал переставлять лапы, чтобы не упасть и не покатиться кубарем. В мгновение ока кыш добрался до Маленькой Тени, где ветер, запутавшись в стволах могучих деревьев и подлеске, потерял свою силу.
        Добравшись до Плюхи-Плюхи-Булька, Тука с удивлением обнаружил, что на том месте, где стоял домик Ася, ничего нет. Вернее, там лежала горка камней, из-под которых торчал линялый Асев колпак. Дубки были сломаны, а землю покрывала сбитая градом зеленая листва. Чуть в стороне, прямо перед каменной колыбелькой, в которой тихо побулькивал родничок, лежал упавший молодой тополь.
        - Да, - сказал Тука сам себе, - град натворил бед. Но где же Ась?
        Нехорошие предчувствия придали Туке сил. Он принялся искать старика и громко звать его. Малыш думал, что он вот-вот откликнется знакомым шепелявым, чуть с хрипотцой, голосом. Но нет, кругом было тихо. Ась пропал.
        Тука кинулся вниз по ручью к хижинке Бибо, в которой светилось окошко, и постучался:
        - Откройте скорее! Беда!
        Дверь моментально открылась. Сяпа с Бибо втащили внутрь перепуганного Туку и усадили на табуретку. Сяпа бросился растирать окоченевшие уши Туки, потом накинул на него толстое вязаное одеяло и посадил к очагу. Бибо принес шаечку с горячим песком. Тука, скинув гульсии, тут же погрузил в него замерзшие задние лапы. Чашка ивового чая тоже была нелишней. Кыш быстро отогрелся и рассказал о том, что увидел около Плюхи-Плюхи-Булька.
        - Куда же Ась мог деться? - удивился Бибо. - Ведь там некуда спрятаться.
        - Страшно подумать, как все могло обернуться, - шепнул Сяпа.
        - Только не надо ужасных предположений, - замахал на него лапами Тука и всхлипнул, - я и так дрожу от страха. Несчастья сыплются нам на головы, как желуди после заморозков. Слюня, Хлюпа и Люля заболели трясучкой, а теперь еще Ась пропал.
        - Да-а-а… А что говорит БЖ? - поинтересовался Бибо. - Сыщик он или нет? Пусть найдет старика.
        - Да, где БЖ? - пискнул Тука и заплакал.
        - Здесь я, здесь, - отозвался Дысь из спаленки, где ненароком вздремнул. В гостях, конечно, неприлично спать, но в дождь так и тянет прикорнуть в теплом уголке. - Кому и зачем я понадобился?
        Войдя в кухню, Дысь сладко потянулся, весело подмигнул Бибо, но, заметив зареванного Туку, тут же посерьезнел:
        - Малыш, ты чего разнюнился? Опять фуфой заболел?
        - Белая Жилетка, тут такое дело… Ась пропал! - пояснил Сяпа. - Хорошо еще, у него всегда Амулет с собой. Напади на него голодный зверь или хищная птица, старику есть чем обороняться. Возьмет и отлупит нахала по морде Амулетом. А потом удерет. На то он и Ась.
        - Верно! - обрадовался Тука. - Ась такой смелый и хитрый! Он сам с усам!
        - «Сам, сам»… Вот что! Мы все возьмем в лапы гремелки, наберем полные карманы камешков и пойдем вызволять Ася. А если кто на нас нападет, мы пульнем по нему камешками. Даже пустим в ход камнешвырялку. Зверь испугается и убежит, - подхватил Сяпа.
        - Надо позвать остальных, - подытожил БЖ, - и организовать поиски. Не мог Ась пропасть бесследно.
        - Чего меня звать, когда я к вам уже пришел, - раздался чей-то голос от двери.
        Все обернулись и увидели на пороге кыша, с которого вода лила рекой. Кыш скинул плащ и оказался Слюней.
        - Слюня! - воскликнули хором Тука, Сяпа, Бибо и Дысь.
        - Да, Слюня! - с вызовом ответил тот.
        - Но у тебя же трясучка… - прошептал Тука.
        - Уже закончилась. Потрясла немножко, а теперь Хлюпу трясет. Потому что эта болезнь очень заразная.
        - А ты-то не заразный? - подозрительно спросил Бибо. - А то мы завтра все тут…
        - Думаю, что нет, но кто знает… Разве можно когда-нибудь быть в чем-то уверенным до конца? - рассеянно бросил Слюня. - Так что, если где встретите кышонка, не верьте собственным глазам - это галлюцинация. Из-за трясучки. Поняли?
        - Поняли, - ответили все хором.
        - Значит, с этим все, - строго сказал Слюня, - теперь об Асе.
        - Ты что-то знаешь? - удивился Дысь.
        - Кроху надо порасспросить. Он высоко летает, все видит. Но кое-что я тоже видел. Ась пострадал за свое вольнодумство. Разве можно строить домик на голом месте?
        - Да не тяни! Что было-то? - наступал на Слюню Дысь.
        - «Что-что»! Градиной по темечку, вот что, - выпалил Слюня.
        - Похоже, ты еще не совсем здоров… Может, это тоже… была галлюцинация? - недоверчиво осведомился Сяпа.
        - Раз не верите, больше ничего не скажу! - обиделся Слюня.
        - Слюня, тут не до обид, - вмешался в разговор Дысь. - Выкладывай все по порядку.
        Слюня присел на лавочку и начал рассказ:
        - Я пришел к Асю по секретному делу. Он сказал, что надо посмотреть в Книгу Мудрости, как быть. Мы вышли из домика и побежали в лопухи. Там у Ася тайничок, где Книга припрятана. В это время пошел дождь, а потом град. Тук, тук, тук… Ась говорит: «Дождалишь!» А градины, громадные, как дикие вишни, уже наперебой стали лупить по дому. Хорошо, нас в нем не было. Но град клевал наш лопух, как приставучий дятел. Мы накрылись Книгой и бросились к Плюхи-Плюхи-Бульку, чтобы пересидеть непогоду в его каменной пещерке. Мы так быстро бежали, что по нам ни одна градина не попала. Только добрались до пещерки - бац, тополь рядом упал, почти нам на головы! То есть на пещерку, где мы прятались. Стало темно, но град через листву нас достать уже не мог. Ась очень переживал
        за свои дубки и рвался наверх посмотреть, как там они. А я его не пускал. Старик все же улучил момент и полез по тополиным веткам. Я за ним. Ему ничего, а мне хрясь по темени. И больше ничего не помню. Прихожу в себя - рядом старый кыш. «Ты кто?» - спрашиваю. «Ашь», - говорит он. Что за Ашь такой? Забыл, понимаете? Может, думаю, Бякин дедушка? Раз бабушка приезжала, может, теперь дедушка заявился? Вот ведь ерунда какая - Бяку вспомнил, а Ася нет. Вот и все. - Слюня удовлетворенно вздохнул и обвел всех чистым взглядом.
        - Как это все? - удивился Дысь. - Ась где?
        - Откуда я знаю? Помню, как он меня на Сяпиной катушке прикатил домой, к Хлюпе. Брата я тоже не узнал. Ну кыш и кыш. Чистенький такой, вежливый…
        - Хлюпа - вежливый? - удивился Сяпа. - Да-а-а, сильно тебя долбануло!
        - Ась попрощался и ушел. Кроха потом рассказал, что вскоре после града Ася подобрала у каменной гряды Утика. И что был он не совсем в себе. Рвался в Большую Тень через подземный ход кого-то спасать. Видно, и ему по темени тоже попало. Я вас спрашиваю, о чем он раньше думал? Разве можно было строить хижинку на открытом месте? Вольнодумство до добра не доводит!

        ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
        Когда нет выбора

        Бяка и Енот.
        Я - кыш-одиночка!
        Кто станет Главным?
        Пришло время загладить вину.


        Когда град бомбил Лошадиную Голову, Бяка сладко спал в «Теплом Местечке», а Енот в
«Моей Радости». Ни тот ни другой не подозревали о том, что произошло с обитателями холма.
        Но, проснувшись и выйдя на крыльцо, Бяка ужаснулся - вся земля была усыпана листьями и обломанными ветками. Изодранные головки нежных цветов выглядели жалкими и встрепанными, травы полегли. На дорожке, ведущей к дому, валялось гнездо какой-то небольшой птички, сорванное ветром с дерева. К счастью, птенцы к середине августа уже научились летать и оно пустовало. Беспорядок в природе всегда пугал Бяку. Он сердито поворчал и снова ушел в дом.

        Не успело все живое перевести дух, не успело солнце подсушить лужи, расправить кроны деревьев, поднять поникшие травы, как небеса вновь разразились дождем.
        Сидя на табурете посреди кухни, Бяка мрачно смотрел через открытую дверь на большие капли, падающие в лужу. Лужа перед домом росла на глазах. На ее поверхности вздувались огромные, размером с крупную сосновую шишку, пузыри. Откуда-то явился Енот, мокрый и озабоченный. Его чувствительный нос находился в движении. Он чуял сладкий аромат вареников с голубикой, шедший из домика. Бяка выбрал вареник поувесистей и кинул Еноту. Тот ловко подхватил его на лету и схамкал. Потом благодарно кивнул и отправился куда-то по своим делам. Большой Кыш вздохнул, взял несколько ольховых палочек, подбросил в очаг. Огонь в очаге ожил, в кухне стало тепло и уютно. Хозяин прилег на топчан и незаметно задремал. Проспал он недолго - даже дрова не успели догореть. Бяку разбудило чье-то тихое покашливание. Он открыл глаза и увидел Ася, притулившегося с краю лавочки.

        - А, это ты, - ничуть не удивившись, пробормотал Бяка. - Вареников хочешь?
        Ась подслеповато поморгал и строго сказал:
        - Потом. Все потом. А сейчас поговорим о деле.
        - У меня ни с кем нет никаких дел, - отрезал Бяка.
        - Теперь будут, - тихо, но твердо ответил Ась. - Я соштарился и должен уйти на покой. Град не случайно ражрушил мой домик. Это знак свыше. Пришло время выбирать нового Хранителя Амулета. Но только сильный и мудрый кыш может занять это мешто. Ты силен, а Сяпа весьма сообразителен. Не мне выбирать лучшего из вас. Вмеште идите в Большую Тень на поишки цветка папоротника. Тому, кто его найдет, я передам Амулет и Книгу Мудрошти.
        - Кому нужен этот цветок? - недовольно осведомился Бяка.
        - Тот, кто увидит цветок, станет Посвященным. Он ужнает язык растений, животных, птиц, рыб и звезд, сможет лечить все болежни. Эти качества необходимы Хранителю Амулета. Кроме того, вы с Сяпой должны будете помочь кышам из Большой Тени избежать страшной беды.
        Бяка сердито молчал.
        - Помнишь, где я вытаял позапрошлой вешной? - вдруг спросил старый кыш.
        - Как всегда, в клюкве.
        - Нет. Позапрошлой вешной я прошнулся в роще, на муравейнике. Я лежал, обсыхал на солнышке и наблюдал за муравьями.
        Бяка зевнул.
        - Им было не до меня: занимались очень важным делом.
        - Каким?
        - Помогали солнышку согревать муравейник.
        - Как это?
        - Прошто. Каждый муравьишка выбегал на улицу, грел спинку на солнце и бежал назад. В муравейнике он отдавал свое тепло и опять бежал на улицу.
        - Отдавал? Я бы не отдал.
        Ась нахмурился:
        - У тебя бы не было выбора: или блюшти общие интересы, или погибнуть. - Ась расправил плечи. Глаза его заблестели. - Пришло время всем нам поделиться своим теплом с кышами Большой Тени.
        - Как бы не так. Не буду ни с кем ничем делиться. Что мое, то мое. Я - кыш-одиночка, - отрезал Бяка.
        - Какой же ты одиночка, малыш? А посаженные тобой дубки, а чайники?
        - Тебя это не касается. Уходи, Ась! Не зли меня! Я не стану никому помогать.
        - Бяка, ты самый крепкий, самый сильный из нас. Только ты сможешь поддержать Сяпу в трудном путешествии и помочь кышам Большой Тени.
        - Нет. Не проси.
        - Бяка, вшпомни про запруду, вшпомни про яйцо! Пришло время загладить свою вину!
        Бяка сжал кулаки:
        - Ах ты, старая колючка! Лягушка рогатая! Откуда ты знаешь про яйцо? Кто тебе сказал? В Книге Мудрости выискал?
        Ась устало взглянул на Бяку:
        - Давно живу на свете… Все знаю… Вижу, что эта тайна гложет тебя изнутри, что ты не спишь ночами, переживаешь и не можешь себя проштить. Плохой поштупок можно ишправить. Мой тебе совет - сделай доброе дело. Это тебе поможет сохранить к себе уважение.

        ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
        Не ругайте Бяку в прок!

        Прогулка «по-хитрому».
        Семейная традиция.
        Пора просить прощение.
        Ась все знал.


        - Кыши говорят, Ась посылает Сяпу в Большую Тень, - шепнул Слюня Хлюпе.
        - Папа Слюня, это что, выдумка? - вынырнул неизвестно откуда Бу.
        - Нет, малыш, это жизнь, - мрачно ответил Хлюпа и вздохнул. - Какое трудное лето! Сколько несчастий! И все из-за Бяки, все из-за него.
        - Не ругай Бяку, папа Хлюпа, - нахмурился Бу, - он еще всех нас удивит. В нем сидит столько непроклюнувшихся хороших поступков!
        - Откуда ты знаешь? - удивился Слюня.
        - Бяка уютный! У него в домике все очень доброе: и Кроха, и Енот, и чайники.
        - Ты что, был у Бяки? - испугался Слюня.
        - Ну был. Нечаянно. Шел, шел и зашел.
        - Как это «шел»? Как это шел, когда я запретил тебе куда-либо ходить? А если бы тебя увидели другие кыши? Или вороны?
        - Ну, па-ап! Ну не ругай меня впрок, я еще ничего не натворил. И потом, я же не просто так ходил, я по-хитрому…
        - Ой, Хлюпонька, - обратился к брату Слюня, - лучше нам больше ни о чем не спрашивать, а Бу не отвечать. Мое сердце уже дрожит от страха, а хвост от негодования.
        - Нет, я должен знать, - упрямо топнул задней лапой Хлюпа, - как этот неслух гуляет без спросу, «по-хитрому»?
        - Ну это делается так, - начал охотно объяснять Бу, - берется маленький Бу и макается головой в мед.
        - К-куда? - прошептал Слюня.
        - В мед, папа Слюня, в мед. Лучше в цветочный. Его пчелы больше другого любят. - Бу улыбнулся. - А потом маленький Бу выходит на улицу и кричит пчелам: «Эй, полосато-мохнатые, летите сюда!» Но можно и не кричать, они все равно прилетят.
        - Ага, мы с Хлюпой, глупцы, ночи не спали, волновались за тебя… Гадати, почему ты весь в волдырях, решили, что у тебя трясучка… - застонал Слюня, - а ты, разбойник, оказывается, дразнил пчел, пока они, бедные, тебя с перепугу не искусали…
        - Ну, они не нарочно, - заступился за пчел Бу, - они кусали мед. Кто же мог догадаться, что под ним я.
        - Зачем все-таки тебе надо было вымазываться медом? - переспросил Хлюпа.
        - Как это «зачем»? Чтобы вокруг меня образовалась пчелиная завеса и все думали, что рой вылетел по делам или крылышки поразмять. Меня под пчелами совсем не было видно. Так мы и долетели до «Теплого Местечка». Я только на секундочку заглянул в Бякин домик. Вообще-то, я хотел с Енотом подружиться, он всегда спит в тенечке под кустом, рядом с домиком. Но он как завесу увидел, так сразу убежал.
        - Потому что умный. В отличие от некоторых, - ехидно заметил Хлюпа. - А мед-то ты где взял?
        - Как это где? У Люли. Он его у Бибо стащил, пока тот тяп-ляпушки катал.
        - То есть как у Люли?
        - Как, как! Я же говорю - по-хитрому.
        - Бу, ты совершил плохой поступок, - строго сказал Слюня. - Ничего нет хитрого в том, что ты стащил мед у другого кыша. Это гадко!
        - Я знаю, папа Слюня, - повинился Бу, - но, во-первых, я его слямзил у того, кто сам его слямзил, а во-вторых, это наша семейная традиция.
        - Какая такая традиция? - упавшим голосом пролепетал Слюня.
        - Ну, мы тут все немножко нечисты на лапу.
        - Что-о-о? - Брови Слюни поползли вверх.
        - Да-да. Когда я выклюнулся из яйца, вы у наших кышей взяли всего понемножку: у кого поилку, у кого гремелку. Взять без спросу - это что, по-вашему? Это - слямзить, дыкнуть, присвапить, прибрать к лапам. А когда все подумали на Бяку, вы что? Вы - молчок! Вот и я, как вы! Дыкнул, и молчок! Куда денешься - семейная традиция!
        - Ой-ой-ой, - застонал Слюня, - Хлюпонька, как стыдно мне, как стыдно! Даже живот схватило. Что же делать-то? Бу стал маленькотеньковским воришкой.
        - Делать нечего, - насупился Хлюпа и прошептал на ухо брату: - Придется признаваться и у всех просить прощения. Из высоких педагогических соображений.
        - Угу! - закрыл лапами пылающую от стыда мордочку Слюня.
        С покаянием близнецы решили не тянуть и тут же отправились к Асю, временно обосновавшемуся в Сяпином домике под старой липой.
        Им открыла дверь Утика. Именно она нашла и привела сюда бездомного старика, кормила и выхаживала его. Ежедневно кто-то из кышей приходил проведать Ася: на этот раз пришли братья-близнецы. Они выглядели на удивление чистыми и опрятными.
        - Как Ась? - вежливо спросил Хлюпа.
        - Вздыхает, - пожаловалась У тика. - Ёша привезла Асю плохие новости про Большую Тень. Там случилось что-то страшное. Ась очень разволновался. И заболел. Хорошо бы напоить старика чаем из цветка папоротника. Цветок волшебный, от всех недугов помогает. Но где же его взять? Цветет он в июне, а сейчас конец августа. Да и найти цветок трудно: он прячется в чаще непроходимого леса. У нас такого нет. - Утика вздохнула, поправила вплетенные в брови гвоздички и пригласила кышей: - Проходите.
        Кыши вошли в светлую спаленку. Ась сидел на топчане с Книгой Мудрости под мышкой, уставившись на Амулет.

        - Где Шяпа? Он еще не отправилшя в путь? - быстро спросил Ась.
        - Не знаем, - сказал Хлюпа, - мы, собственно, вот зачем, Ась…
        - Давайте шкорее, я жду Шяпу, - перебил его Ась. Видно было, что он очень нервничает.
        - Ась, - продолжил Хлюпа, - если я взял без спросу для одного кыша у другого кыша (на время) вещь, которая хозяину была не очень нужна… Я прав или виноват?
        Ась почесал ушки:
        - Ты, Хлюпа, прав.
        - А если я знал об этом, но смолчал, чтобы не навредить тому самому другому кышу, для которого Хлюпа взял эту самую вещь, я виноват или прав, Ась? - спросил Слюня.
        - И ты, Шлюня, прав.
        - А если тот самый кыш, ради которого мы все это делали, теперь называет нас воришками, он прав?
        - Жнаете, кыши, думаю, Бу тоже прав. Брать чужое - нехорошо. Вше надо пошкорее вернуть владельцам, а то Люля Бяку шовшем шо швету шживет.
        Братья переглянулись и тихо вышли.
        - Я тебе что говорил? - шепнул в дверях Слюня Хлюпе. - Он все знал с самого начала. У, хитрющий! Смотрит, а у меня мурашки бегают от макушки до кончика хвоста. Бр-р-р! И очень стыдно становится. Хочется пойти повиниться перед всеми… у кого мы… позаимствовали на время…
        - А мне не стыдно! - громко крикнул Хлюпа, чтоб его услышал Ась. - Потому что я старался для Бу. Ась ведь не стыдится того, что про все знал и молчал? А ведь он, выходит, соучастник. И пусть не задается!



        ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
        Грустно. Печально. Вот

        Бяке стыдно.
        Стих - тушканчик.
        Все против Бяки.
        Бякин шедевр - «Кислая мордашка»


        Я хочу, чтоб меня съел хорек, я хочу, чтоб меня съел хорек, я хочу… - бубнил себе под нос Бяка, с остервенением вычесывая Енота. - Ась смотрит на луну. От этого делается пусто в животе и лапы мерзнут. Не хочу быть умным и великодушным. Не хочу никого жалеть. Не хочу кого-то спасать. Сяпа умнее меня, пусть он обо всех и заботится. А я месяц-другой протяну - и в спячку! Обычное дело. А следующей весной все забудется: и про Хнуся, и про яйцо, и про панаму. - Бяка задумался на минутку и печально продекламировал:

        Грустно. Печально. Вот.
        Ася луна зовет.
        Наша луна хороша,
        Там отдыхает душа.
        Грустно. Печально. Вот.
        Ночью трава поет.
        Слух прошуршал глухой:
        «Бяка - самый плохой!»
        Бяка? Да, Бяка я!
        Грустная жизнь моя.
        Я - самый напрасный,
        Самый несчастный
        Здесь на холме в Тени,
        Прямо
        Хоть прочь беги.
        Далеко,
        Далеко,
        в Да-Да…
        Этот стих, похожий на тушканчика - кривой, нескладный, с длиннющим хвостом, - крепко засел в Бякиной голове и нудно трындел там надоедливым сверчком. Предсказание Ася сбывалось: Большого Кыша мутило от себя самого. И он решил обратиться за поддержкой к Еноту.
        Енот крепко спал. Он не услышал Бякиного зова, а вот Кроха на зов явился сразу.
        - Бр-р-ряка, привет! Дай р-разминашки для поддер… поддер-р-ржания здор-ровья!
        Бяка захлопотал на кухне и через минуту уже потчевал любимца домашними разносолами. При этом он с удовольствием отводил душу: жаловался на Ася и читал обо всех ругательные стихи.
        В ответ Кроха неестественно долго безмолвствовал. Потом вдруг встрепенулся и гневно прокаркал:
        - Кышмар-р! Дело др-рянь! Пр-ровокация. Фар-рмакок. Он - вр-редина, гадкое созданье! Бр-ряка, скор-рей в дор-рогу! Твои собр-ратья за холмом в опасности, а ты и в ус не дуешь!
        - Уймись! - обиженно оборвал его Бяка. - У меня здесь хозяйство: вы с Енотом и чайники. Куда я от чайников-то?
        Кроха набрал со стола полон клюв разных вкусностей и взмыл к потолку. Он решил больше не спорить с Бякой. Но на высоте пяти хвостов воронья натура взяла верх, и он презрительно прокаркал:
        - Одиночка Бр-ряка! У тебя что, нет сер-рдца? Бр-росаешь р-родню на р-р-растер-рзание Фар-рмакоку, пр-р-редатель?
        И на голову Бяке посыпались вареники и ляпушки.
        Этого Бяка вынести не мог. Он выгнал Кроху, наорал на вылезшего невесть откуда сонного Енота и заперся в мастерской. Там Большой Кыш в праведном гневе сел на сырой, еще не обожженный чайник и сплющил его до неузнаваемости. Дело довершила некстати появившаяся в окне плутоватая рожица Люли.
        - Бяка, а Бяка, - с ходу выпалил он, - я краем уха слышал, что ты хороший и благородный. Ась сказал, что ты идешь спасать кышей из Большой Тени. А я считаю, что это вранье! Как обстоит дело на самом деле?
        - Чего тебе тут надо, заноза? - прорычал Бяка.
        - Я насчет Большой Тени. Ты идешь или не идешь?
        Бяка размахнулся и метнул в Люлю испорченный чайник.
        Частенько благодаря случаю рождаются уникальные новаторские произведения. Оттиск Люли на сырой глине, позже старательно обожженный Сяпой, вошел в историю кышьего изобразительного искусства под названием «Кислая мордашка» и имел повсеместно шумный успех.



        ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
        За цветком папоротника

        Сяпино Великое Предназначение.
        Лекарство от страха.


        Сяпа заглянул в подземный ход, оттуда на него пахнуло сыростью и чем-то прелым. Кыш собрался с духом, покрутил хвостом на счастье и шагнул в темноту. Родной и знакомый мир Маленькой Тени остался позади. Впереди была пугающая неизвестность.
        Вначале ход был пологим. Но вскоре он круто нырнул вниз, и скудный свет, шедший снаружи, совсем пропал. Путешественник снял панаму, ощупью достал дремавшего под ней Светляка и посадил малыша себе на плечо. Стало светлее. Подтянув гульсии, Сяпа бодро зашагал вперед, стараясь не отвлекаться на червяков, снующих туда-сюда, неожиданно выскакивающих снизу прямо под лапы, образуя маленькие земляные пирамидки, о которые Сяпа то и дело спотыкался.
        Вдруг кыш почувствовал рядом чье-то присутствие, червяки были не в счет. Он поправил вязаный бронежилет, утыканный иглами боярышника и ежевики, и вынул из кармашка свисток, сделанный из липового сучка, - подземные жители привыкли к тишине, и неожиданный резкий свист мог отпугнуть незнакомца. Вооружившись таким образом, кыш почувствовал себя увереннее и прислушался. В этом месте ход резко поворачивал влево, малыш мог только догадываться, кто прячется за земляным выступом. Крадучись Сяпа подобрался к повороту. Впереди хрустнуло. Стало быть, зверь тоже готовил какой-то маневр. Не в силах ждать, Сяпа кинулся за угол, надеясь нанести удар первым, и лоб в лоб столкнулся с огромной мышью. Раздался глухой стук, и два бойца повалились в разные стороны на мягкую влажную землю. Мышь вскочила первой. Сяпа увидел испуганные черные глазки и розовый, как августовская клюковка, нос. Только тут Сяпа догадался дунуть в заранее приготовленный свисток. Жаль только, что он забыл вынуть предохранительную затычку. Вместо сильного свиста раздалось страшное змеиное шипение, которое, к слову сказать, на мышь произвело
гораздо большее впечатление, чем само столкновение. Грызун развернулся в прыжке, хлестнул Сяпу похолодевшим от страха хвостиком и бросился наутек. Только Сяпа его и видел.
        - Мышь! Надо же, это была всего-навсего мышь, - рассердился маленький философ, потирая шишку на лбу, - а страху я натерпелся, как от громадного хоря.
        Чтобы успокоиться и отбросить остатки страха, Сяпа начал сочинять для мыши ругательные стихи. Он шагал вперед, бубня себе под нос едкие словечки, и испуг проходил, а дорога не казалась такой опасной:

        Подземный ход позвал в дорогу Сяпу.
        Но там темно! Жуки и червяки!
        А он - трусишка, плакса и растяпа.
        Его защита и оружие - стихи:
        «О злая мышь! Я шел вперед без страха,
        Пока не услыхал твой гадкий писк.
        Ты думала, я - сыр, а может, сахар.
        И бросилась ко мне, забыв про риск.
        Удар двух лбов, и почва задрожала.
        В глазах бойцов - сиянье звезд!
        Кыш победил! А мышка побежала,
        Поджав свой длинный серый хвост.
        Не оправдались грызуна надежды,
        Умей проигрывать достойно, мышь.
        Так трепещите, серые невежды!
        Идет навстречу просвещенный кыш!»
        Нет лучшего способа сократить путь, как читать вслух ругательные стихи. Вот впереди блеснул свет. Дорога круто пошла вверх. С удвоенной энергией Сяпа устремился вперед и через несколько мгновений добрался до выхода. Маленькое розовое существо и его приятель Светляк на какое-то время ослепли от яркого солнца. «Это очень опасно - слепнуть на открытом месте, когда ты никого не видишь, а тебя видят все», - подумал Сяпа. Он юркнул под лист борщевика, росшего неподалеку, и там перевел дух.
        - Чего я только не наболтал тебе со страху! - подмигнул Светляку Сяпа, лежа в тени и дожидаясь, пока солнце не опустится за верхушки деревьев. - Ты уж, Светляк, извини, что я трезвонил, как колокольчик на лесной поляне в июньский день.
        Тот многозначительно промолчал.
        - Деликатность - хранительница дружбы, - одобрительно подмигнул ему Сяпа, пряча дружка под панаму.
        Подтянув носки, он огляделся и решительно зашагал к лесу.



        ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
        Бяку мучит совесть

        Когда доверие в тягость.
        Прощай, Лошадиная Голова!
        Чайник - лучшее оружие в мире.
        В плену.


        В этот же день Бяка тоже покинул Маленькую Тень. Он ушел тайно, не сказав никому ни одного словечка.
        Накануне кыш тщательно прибрал свою хижинку, вымыл Енота и насыпал много сушеных ягод и семян в кормушку Крохи: пусть вспоминает Бяку добрым карканьем. Потом Бяка выкопал под трехмакушковой приметной елкой ямку, сложил в нее всю свою посуду и закопал. Этот тайничок он назвал «Мой Секрет». Почему «мой»? А чтоб не перепутать. Ведь у Ася тоже был «Секрет». Туда старик перед каждой спячкой прятал общие ценности: Книгу Мудрости и Амулет, осколки слюды для окошек, плошки, Сяпины изобретения и другой кыший скарб. Чтобы весной опять раздать кышам.
        Устроив дела наилучшим образом, Бяка свистнул Кроху. Кыш ласково полобунился с другом, поручил ему присматривать за Енотом, «Моим Секретом», «Теплым Местечком» и ушел не оглядываясь.
        Да, Бяка покидал Маленькую Тень, свой дом, свой холм. И причиной его побега были не косые взгляды или придирки друзей, ведь в последнее время кыши Маленькой Тени были к нему на редкость внимательны и добры. Бибо при встрече энергично лобунился и хлопал по спине. Утика делала вид, что не знает ничего о его ночных обжигах, и специально ложилась спать пораньше, чтобы не мешать его работе. Сяпа перестал обходить «Теплое Местечко» стороной и позволял Сурку навещать домик под сосной. Друзья хвалили Бяку даже за самые малюсенькие хорошие дела. Это было так приятно, что он уже начал сомневаться, правильное ли это дело - быть кышем-одиночкой. Тогда почему, почему он покидал родной холм? Почему именно сейчас, во время примирения с друзьями, общее доверие ему стало в тягость? Почему Бяка перестал смотреть кышам в глаза, стал избегать с ними встреч и по нескольку дней кряду сидел безвылазно в своей хижинке с Крохой и Енотом? Удивительное дело - ему было стыдно! Думаете, за то, что он разбудил Хнуся? Или за то, что зарыл Сяпину панаму? А может, за разрушенный им домик Туки? Нет. С этими проступками
кыш-одиночка неплохо уживался. Бяку мучила совесть за погубленное им беззащитное розовое в крапинку яйцо. Он сожалел о том, что отнял жизнь у того, кто еще и жить-то не начал. Он осознал, что совершил злодейство.
        Вот почему Большой Кыш решил бежать. Бежать от правды и от себя. Ничуть не догадываясь о том, что ни от того ни от другого убежать невозможно…
        Итак, никем не замеченный, Бяка добрался до подземного хода. Одет он был как обычно - в малиновый жилет, малиновые носки с помпонами, берет и Сяпины гульсии. В левой лапе кыш-беглец держал свой лучший чайник-выхухоль, а в правой - большую мухобойку. Других вещей у него с собой не было. Он отправился в путь, можно сказать, налегке. У черной земляной дыры беглец остановился, в последний раз расправил усы на родной земле и только потом решился попрощаться с холмом. Холм вдруг показался ему таким маленьким и беззащитным!
        - Эй, Лошадиная Голова, - прошептал Большой Кыш, - я ухожу… Я не смогу долго жить без тебя и обязательно вернусь. Я уже хочу вернуться! Но мне надо идти далеко-далеко, туда, где все забудется. Я так решил.
        И холм вздохнул, и затрепетали цветы, и зашумели кронами деревья, и всхлипнул водопад, и где-то свистнул зяблик. Бяка почувствовал, как его решимость тает, а ее место заполняет теплая волна нежной привязанности к этому крошечному уголку земли под названием Маленькая Тень. Он изо всех сил сопротивлялся этому чувству, но родные места - холодный родничок Плюхи-Плюхи-Бульк, окруженный покалеченными градом молодыми дубками, Тукин красавец Дуб, Поляна Серебристых Мхов, незабудковые берега ручья Шалуна и, конечно же, его «Теплое Местечко» - звали его назад. Большому Кышу вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть горячий, пряный аромат цветочного лужка на южном склоне, где сейчас вовсю цвел голубой цикорий…
        Бяка зажмурился, что было сил крикнул: «Кыш! Кыш! Кыш!» - и бросился вперед по уходящей под землю дорожке.
        В отличие от Сяпы Бяка не подумал о том, что под землей может быть темно, и столкнулся в тоннеле с трудностями. Но даже то, что ему приходилось передвигаться ощупью и боком, выставив перед собой для устрашения бродячих хищников лапу с мухобойкой, не заставляло его сбавлять ход. Червякам следовало быть очень осмотрительными и самим побеспокоиться о собственной безопасности. Ведь Бяка во время движения и не думал смотреть себе под лапы. Подземные жители испуганно шарахались в стороны, едва-едва успевая уворачиваться от сердито сопящего розового существа, упрямо несущегося вперед. От кыша, буксующего на поворотах, врезающегося в земляные стены, падающего, но всякий раз поднимающегося и упрямо спешащего дальше. Так или иначе, этот настырный Бяка то вприпрыжку, то кувырком приближался к цели.
        В тот самый момент, когда Большой Кыш почувствовал аромат и свежесть ветра, дующего ему навстречу, его силы начали иссякать. Выскочив на поверхность, он рухнул на влажный мох мордочкой вниз и уснул.
        Бяка не знал, как долго спал. Но когда он почувствовал, что у него замерз живот, и открыл глаза, то обнаружил, что кругом темнее темного, как в тоннеле. Где он? Что с ним? Тут из-за тучки вышла луна, и все прояснилось - наступила ночь. Что-то шаркнуло у кыша над головой, он инстинктивно схватился за мухобойку. К счастью, она была на месте, за кушаком. А вот чайником вооружиться не удалось: он пропал. Видно, откатился в сторону, в темноте не найти. Жаль! Чайник - лучшее оружие в мире: гремит сильно, бьет больно (особенно если хорошенько размахнуться). Вверху опять зашуршало. Бяка насторожился. Его ладошки вспотели, а пятки зачесались от недоброго предчувствия. «Надо спрятаться, пока я не приглянулся какому-нибудь ночному обжоре. Это вам не Маленькая Тень, здесь все живут по Закону большого леса: сильный поедает слабого, хитрый - глупого», - подумал он.
        Бяка вспомнил, что у выхода из подземного тоннеля росли высоченные кусты борщевика. Он решил забраться под них и отсидеться там до утра. Сказано - сделано. Когда Бяка был на полпути к спасению, тучка опять закрыла луну. В кромешной тьме, цепляясь лапами за пучки травы, кыш пополз вперед. Он полз и полз, пока не уперся лбом во что-то шершавое, пахнущее плесенью. «Трухлявый пень, - догадался Бяка. - Все лучше, чем ничего». Нащупав в пне выемку, храбрый кыш нырнул туда и затаился. Кыш не мог видеть, что выемка слишком мала и его попка с хвостиком-пушком осталась снаружи.
        Именно дрожащий хвост-пушок и привлек внимание большой совы, промышлявшей здесь этой ночью. Бяка услышал, как что-то громко ухнуло у него над головой. Неведомая сила, выковыряв его из пня, подхватила за жилетку и рванула вверх.
        Уже в полете Бяка извернулся ужом и куснул что было силы огромную когтистую лапу, крепко сжимавшую его одежку. Но лапа этого даже не ощутила. Вот такие вот птицы водятся в этом лесу! Кышу показалось правильным то, что он, Большой Кыш, будет съеден большой птицей из большого леса. Это естественно и закономерно! Так думал Бяка, пролетая над лесом. Но все же пару раз он, наудачу, треснул птицу мухобойкой. В борьбе за свободу кыш потерял гульсии, но мухобойку держал крепко.

        Луна так больше и не появилась. Бяка никак не мог рассмотреть своего похитителя, лишь ощущал ветер, поднимаемый его огромными крыльями, да слышал громкое уханье, заставляющее его уши сворачиваться в трубочки от страха. Наконец полет птицы замедлился, и Бяке в нос ударил смолистый запах ельника. Кыша сунули в какое-то отверстие и заткнули вход. Он понял это, когда ночные звуки леса вдруг смолкли. Кыш оказался в пугающей тишине и непроглядном мраке.

«Я в дупле елки, - догадался он. - Ну и ладно, переночую здесь. Похоже, мой похититель сыт. Он не стал лакомиться мной прямо сейчас и сунул меня в кладовку, про запас».
        В дупле было сухо и тепло. Бяка нагреб ворох сухих хвоинок и мха, лег на эту подстилку животом и уснул, широко раскинув лапы.



        ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
        Спаситель

        Где ты, Большой Кыш?
        Сяпа спасает Бяку.
        Полет вниз.
        Поход.


        Перламутрово-розовый рассвет постепенно озарил мир.
        Достав из торбы острый камень и отжав им кусок коры, закрывавший вход, Сяпа заглянул в дупло. Там он не увидел ровным счетом ничего. Ничего, кроме черной как сажа темноты. А из темноты могут выползти и напасть на слабое, беззащитное существо страх и ужас. Про них Сяпа знал с малолетства. Но он также знал и то, что страх - сам трусишка. И если ты с ним будешь построже, если дашь ему отпор, то непременно его победишь. Настырных страх не любит. Цыкни на него - он тут же задаст деру. И ужас с собой прихватит. Проверено не раз.
        Сяпа сдвинул брови и грозно топнул лапой. Огляделся: ни страха, ни ужаса нигде не было видно. Кыш довольно хмыкнул и принюхался. Его чуткий нос (о радость!) уловил слабый запах полыни!
        - Нет никого на всем свете, кто бы так любил натираться полынью, как Бяка. Значит, он где-то тут! - обрадовался кыш.
        Передвинув торбу за спину, Сяпа растопырил лапы в разные стороны, высунул язык и двинулся вдоль по стенке. Этому древнему способу передвижения в темноте его научил Ась. Способ был хорош тем, что, во-первых, лапы и язык всегда предупреждали тебя о препятствии заранее, во-вторых, идти после языка было не так страшно, в-третьих, чувствительный язык прекрасно определял на вкус все встретившиеся на пути предметы. Вот Сяпа почувствовал вязко-смоляной вкус еловой древесины, затем кислую труху, потом душно-сладкий птичий пух, а вот… вот… что-то солененькое. Тьфу. Ну конечно же, это вкус потной, испуганной мокрицы. Сяпа сплюнул мокрицу и услышал, как та в панике бросилась от него наутек. «Все не то!» - обиделся на судьбу Сяпа, развернулся и пошел в обратную сторону. Через мгновение его чуткий язык ощутил устойчивый горьковатый привкус едкой полыни.
        - Бя-ка! - сдавленным шепотом позвал Сяпа.
        - Что? - раздался в ответ сонный голос Большого Кыша.
        - Это я, Сяпа! - радостно сообщил маленький. - Поторапливайся, надо поскорее выбираться отсюда, пока сова не вернулась. Тебе повезло: птица накануне плотно поужинала и оставила тебя на десерт, как земляничную разминашку.
        - Я бы ей показал разминашку! - пробурчал Бяка, с неприязнью вспоминая громадную когтистую лапу и шаря вокруг в поисках мухобойки. - Я бы ей перья-то из хвоста повыдергал!
        Сяпа хрюкнул, представив сражение кыша-одиночки и огромной совы. Но времени на фантазии больше не было. Он схватил Бяку за лапу и потянул за собой к выходу. Добравшись до края дупла, приятели сели передохнуть. Светало. Сяпа взглянул на Бяку и улыбнулся: обычно аккуратный и опрятный, он выглядел весьма встрепанным и помятым - шерстка свалялась колтунами, уши забились смолой, а в усах запуталась паутина.
        - Как же мы спустимся вниз? - хмуро осведомился Бяка.
        - На пропеллерах. Надо только прицепить их к палочкам, - ответил Сяпа.
        Бяка лег на живот и по-пластунски пополз вперед по еловой ветке. Вскоре два прутика были доставлены Сяпе. «А Бяка смельчак! - подумал маленький кыш. - Я бы так не смог. На такой высоте и без страховки». Запасливый Сяпа достал из торбы два компактно сложенных пропеллера, сделанных из жестких вороньих перьев, расправил их, насадил на принесенные Бякой палочки.
        - Хватайся быстрее! - скомандовал Сяпа. - Вытягивай вверх лапы с пропеллером и прыгай вниз. Да хвост подожми, чтобы им за что-нибудь не зацепиться.
        Бяке не надо было повторять дважды. Зажав в зубах мухобойку, он решительно оттолкнулся от края дупла и сиганул вниз. Пропеллер с кышем весело закрутился.

«Эх, жаль, Кроха не видит, как я лечу!» - торжествовал Большой Кыш.
        Увы, полет вскоре закончился - его задние лапы мягко коснулись земли. У Бяки продолжало мелькать и рябить перед глазами. Он попытался пройтись, но не смог. Кыш плюхнулся на влажный от утренней росы мох и посмотрел наверх. Сяпа, скрючившись от страха в неестественной позе, с зажмуренными глазами и поджатыми ушами, вращаясь волчком вместе с пропеллером, быстро опускался следом. В десяти хвостах от земли малыш неожиданно выпустил из лап пропеллер, который тут же подхватил и унес ветер, и приземлился, как всегда, головой вниз, увязнув в моховой кочке по самые плечи.
        - Как ты меня нашел? - расспрашивал Бяка Сяпу, когда они вышли на тропинку, ведущую в Большую Тень.
        - Раскидал чайники и гульсии по всему лесу, а теперь удивляется, - хмыкнул Сяпа. - Когда я вышел из подземного хода, то сразу отправился в рощу. Заблудился и вернулся к тоннелю. Смотрю - чайничек-выхухоль валяется у пня. Признаюсь, Хнусь с Бибо рассказывали мне про твою посудку. Ну я и понял, что ты за мной увязался следом.
        Сяпа вынул из торбы подобранные им Бякины гульсии и чайник, протянул хозяину. Бяка обулся, взял чайник и, нахмурившись, сказал:
        - Я никогда ни за кем не увязываюсь, я сам по себе.
        - Вот-вот. И я так подумал. Думаю, раз этот кыш сам по себе, пусть сам и выпутывается. А потом понял: ты попал в переделку, ведь за просто так ты свой чайник никогда не бросишь. Решил искать. В траве нашел твою левую гульсию, а на елке увидел правую. Хорошо, мне луна со Светляком помогли, а то ни за что бы мне тебя в темноте не найти.
        - А потом? - буркнул Бяка.
        - А потом я сову увидел. Она спала на соседнем дереве. Тогда я догадался, кто тебя сцапал. Спрятал барабан под куст и полез на елку. Повезло, что она ветвистая оказалась, только смолистая очень. Но я в лист вяза завернулся, чтобы не прилипать. Снаряжение для лазания у меня всегда с собой. В общем, добрался кое-как до дупла, выковырял совиную затычку и принюхался: пахнет мятой и полынью, значит, ты здесь. Вот и все.
        Бяка чувствовал, что надо поблагодарить Сяпу за спасение, но никак не мог найти нужные слова. Он тер уши, надувал щеки, выпучивал глаза, но все равно сказал не то, что следовало:
        - Сейчас найдем твой барабан и пойдем в Большую Тень. Тебе ведь туда надо? А мне все равно куда.
        - Нет, не пойдем, - воспротивился Сяпа, - я один пойду. У меня ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Я должен найти цветок папоротника, вылечить Ася и снять проклятие с нашего племени за то, что ты разбудил Хнуся и погубил яйцо. Это важное и опасное дело, а ты ко мне просто так приблудился, от нечего делать. Иди домой.
        Бякины глаза потемнели.
        - Нет, не уйду. Тебе повезло - ты уже знаешь свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, а я еще нет. Ась сказал, что не все кыши узнают о нем сразу. А те, кому это знание пока не открылось, должны пытаться понять, зачем они родились на свет. Поэтому мне ничего не остается, как идти вместе с тобой, да и две пары лишних лап в трудном походе не помешают.
        Сяпа молчал. Сяпа думал. Вдруг Бякой движут не вредность и упрямство, а раскаяние и благородство? Что тогда? Тогда очень глупо с его, Сяпиной, стороны нападать на Бяку и отказываться от помощи.
        - Ладно, - сдался маленький кыш, - раз судьба свела нас вместе, пойдем. Вот только отыщем мой барабан.
        И пусть не осуждают Сяпу те, кто никогда не шел один по темной лесной дороге навстречу опасности и неизвестности. Пусть они убедятся сами: вдвоем трудный путь покажется легче, даже если твой попутчик - Бяка.



        ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
        Второй день пути

        Сяпин супчик.
        Честная дележка.
        Суровые законы большого леса.
        Вот он, берег!


        Шел второй день пути. Лучики рассветного солнца пробрались-таки в шалаш, сложенный на скорую лапу маленькими путешественниками накануне вечером, и стали щекотать кышьи носы и пятки. Тщетные усилия! Кыши дружно сопели, накрывшись большим толстым лопухом. Прошло не менее часа, прежде чем солнышко разбудило лежебок. Первым проснулся Сяпа. Он проснулся оттого, что большой ночной мотыль, спасающийся от света и утренней прохлады, терся о его брюшко в поисках убежища. Сяпе хотелось перевернуться на живот, но он боялся раздавить мохнатого летуна и терпел, сколько мог, согревая его своим теплом. Только когда от мотыльей щекотки у кыша зачесались лапы и бока, он осторожно пересадил настырное насекомое на освещенный солнцем теплый корешок. Благодаря своей маскировочной окраске тот мгновенно слился с коричнево-серой поверхностью дерева. «Умеют же некоторые устраиваться! Это вам не заметная розовая шкурка, это - шкурка-невидимка. Никто тебя в ней не видит, а значит, никто не съест», - позавидовал он мотылю и принялся за дела.

        Кыш достал из своей торбы поджигательную льдинку и, поймав ею солнечный луч, разжег костер. Потом он наполнил Бякин чайник росой, терпеливо собрав ее из листьев-зонтиков, и подвесил чайник над огнем. Сбор ягод и вкусных пряных корешков не занял много времени. Раз, два, три - и чайник- выхухоль уже бурлит животом, источая носом благоуханный аромат.
        Сяпа заглянул в шалаш, не проснулся ли его приятель, и забеспокоился. Бяка спал, сложив на груди лапы крест-накрест, и чмокал ртом, что свидетельствовало о здоровом, глубоком сне. Так он мог проспать еще долго, а кышам пора было собираться в дорогу. Сяпа растерялся. Будить кыша - плохая примета, особенно в трудном походе. Что делать? Кыш решил ждать. Нечего дергать судьбу за усы тому, кто боится даже собственной тени.
        Прошло около часа. Бяка не сразу понял, что уже проснулся. Первым понял это его нос: он зашевелился, уточняя направление аппетитного запаха, шедшего от Сяпиной стряпни, и два раза чихнул в знак одобрения.
        - Бяка, - тихонько окликнул Большого Кыша Сяпа, - ты проснулся?
        Тот молчал.
        - Никогда раньше не замечал, что Большой Кыш умеет спать, как заяц, с открытыми глазами, - удивился вслух маленький повар.
        - А я и не сплю вовсе, я думаю, - пробурчал Бяка.
        - О чем же? - насторожился Сяпа.
        - О том, чем это так вкусно пахнет?
        - А-а-а! Пахнет супом. Я в твоем чайнике суп сварил.
        - Суп, говоришь? Суп - это дело! - сразу оживился Бяка, энергично выбираясь из шалаша.
        В Бякином брюшке уже давно и голодно скворчало, ведь живот, как и его хозяин, лег вчера спать, не поужинав.
        Сяпа достал из торбы одну глиняную плошку и одну деревянную ложку (он же не знал, собираясь в дорогу, что у него будет попутчик). Кыши посчитались, кому первому есть. Выпало Сяпе. Сяпа деликатно съел несколько ложек, капнул супа на березовый листок Светляку и передал суп Бяке. Тот в одно мгновение опустошил всю посудинку. Будь он ужом, то вылизал бы чайник изнутри. Насытившись, кыши обнялись и затянули хором кыший «Гурман-марш»:

        Мы сварили супа немножко:
        Ах, ах, ах! Ням, ням, ням!
        Мне две ложки, тебе две ложки.
        Трам-там-там! Трам-там-там!
        Мы сварили чмоки немножко:
        Ах, ах, ах! Ням, ням, ням!
        Мне полплошки, тебе полплошки.
        Трам-там-там! Трам-там-там!
        На десерт испекли по лепешке.
        Ах, ах, ах! Ням, ням, ням!
        Воробьи подобрали все крошки.
        Трам-там-там! Трам-там-там!
        Хороша оказалась кормежка!
        Ах, ах, ах! Ням, ням, ням!
        Честная получилась дележка,
        Пополам. Двум друзьям.
        Потом Сяпа стал собираться в дорогу, а Бяка занялся своим туалетом. Даже в походных условиях он не забывал через каждые два часа расчесывать усы щепкой, чистить зубы дубовыми зубочистками и жевать листики мяты.
        - Ничего не забыли? - беспокоился Сяпа. - Торба, барабан, свисток, чайник, мухобойка, панама, Светляк…
        Все было перечтено и собрано. Кыши попрощались с шалашом и зашагали дальше. Им предстояло разыскать в Большой Тени мудрых Старейшин и расспросить их про то, где растет папоротник. Как раз туда, на юг, к главному поселению кышей, и вела та дорожка, по которой сейчас направлялись два отважных путешественника.
        В Большой Тени было много всего: зверья, птиц, деревьев, трав, холмов, ручьев и прудов. На холме Лошадиная Голова тоже все это было, но… Но понемножку. Все было такое маленькое… Луг, ручеек, рощица… А здесь за бескрайними лугами простирались многочисленные прозрачные озера и темные, затянутые ряской пруды. Большая река Лапушка с заводями и ручьями окаймляла огромный лес, где бор сменялся ельником, а ельник дубравой. Одним словом - простор.
        И Законы здесь были другими - жестче, строже. Пересекая камышовые заросли, Сяпа и Бяка стали свидетелями охоты лисицы на уток. Потом их напугала змея, атаковавшая лягушку. Но лягушка приглянулась еще и ежу. И еж сцепился со змеей. Их схватка, за которой кыши следили, забившись в щель между камнями, была яростной и жестокой. В конце концов у Сяпы от страха подкосились лапы, он шумно рухнул на барабан, тем самым дав шанс спастись почти побежденной змее. При падении кыша барабан издал громкое «бум», и дерущиеся в испуге бросились в разные стороны. Бяка воспользовался временным затишьем, подхватил Сяпу вместе с барабаном себе на плечи и вынес с поля боя. Это была забавная картина: Сяпа на Бяке, барабан на Сяпе, Светляк на барабане!
        Тропинка запетляла по подлеску и пошла вниз. Увидев осоку и незабудки, Бяка понял, что где-то близко вода. Точно! За ближайшим поворотом начинался пологий песчаный берег не очень широкой, но быстрой реки Лапушки. Противоположный берег был, напротив, каменистым и обрывистым.

        ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
        Смех на елке

        Кто разбросал по берегу блинчики-веселяшки?
        Добрый Шам-Шам.
        Сяпа и Бяка - медведи-бродяги.
        Помощь.


        Кыши пошли вдоль реки, надеясь повстречать кого-нибудь из собратьев.
        - Что толку в твоем барабане? Он тяжелый и в походе совсем не нужен, - устало пробубнил Бяка.
        Сяпа пожал плечами:
        - Да меня с ним как-то больше. И потом, надо же отметить осуществление моего ВЕЛИКОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ. Громко так бубумкнуть в барабан, чтоб все слышали! Как считаешь?
        - Можно попробовать, - неуверенно сказал Бяка. - Когда дело будет сделано, можно и шумнуть.
        Тут Сяпа споткнулся о камешек и больно ударил лапу. Он сердито поддал вредный камешек гульсией. Камешек пере-
        скочил к Бяке. Большой Кыш нагнулся и поднял его. На камешке чьей-то талантливой лапой была изображена черная птица. Бякино сердце замерло: птица была так похожа на Кроху! Бяка сунул камешек в карман жилетки, внимательно огляделся и заметил то здесь, то там еще несколько расписных камешков. На них были изображены голубая стрекоза, зеленый сом и фиолетовая жужелица.
        - Что это? - удивился Бяка.
        - «Что, что»… Да ничего! Блинчики-веселяшки, вот что, ухо-за-ухо. Для поднятия настроения, - раздалось из-за ивового куста.
        Бяка обошел куст и наткнулся на старенького, сухонького кыша в красной шляпе, удобно расположившегося на травяной кочке. Над ним звенело комариное облако. Кыш ловил комаров сачком, сделанным из крученой паутины, приподнимал шляпу и засовывал свой улов туда.

        Бяка подошел к старичку поближе, а Сяпа остался в стороне, чтобы в случае опасности рвануть наутек. Большой Кыш постоял немножко рядом со старичком, молча наблюдая за ловлей комаров, и наконец, кивнув на его шляпу, спросил:
        - Твою шляпу раньше носил мухомор?
        - Знам-те-дело, - кивнул тот.
        - А ты сам кто?
        - Я? Я - кыш, ухо-за-ухо. Звать Шам-Шам. А вы, круть-верть, кто будете?
        Бяка почесал лапой брови, соображая, можно ли доверять первому встречному или же нет. Прикинул наскоро и решил на всякий случай схитрить.
        - А, - махнул Бяка лапой, - мы медведи-бродяги. Карликовые. Я - гималайский, а он - гризли.
        Глазки Шам-Шама сощурились, рот растянулся в улыбке.
        - Шутите? Значит, не из наших. Ну и ладно, шутить не плакать. Это я люблю. Я ведь тоже, дрыг-задней-лапой, - медведь. По линии внучатой прабабушки, шлеп-тя-по-уху. Только вы тут, медведи, потише. Место тут непростое.
        Эти слова очень напугали Сяпу. Он прижал уши, стал нервно оглядываться и в конце концов прилобунил ольховый куст. С куста попадали прошлогодние шишки, защелкав по барабану. Старичок сердито замахал на Сяпу лапами:
        - Тише! Тише! Что это вы тут, хвать-вас-за-хвост? Здесь как здесь! Не то что там! Здесь надо тихо! А вы, знам-те-дело, проказничать!
        Но было уже поздно. В вышине, там, где шумят верхушками ели и сосны, раздался басовитый раскатистый хохот, переходящий в детский плач с взвизгиваниями и всхлипами. Он, вытеснив лесную тишину, совершенно оглушил кышей и унесся вниз по реке, тая в шуме воды.
        Сяпа испуганно присел, прижался к барабану, а Бяка только поморщился.
        - Ну, зашелся, будто ему пятки щекочут, - проворчал он. - Кто же это так надрывается?
        - Там-то? - Шам-Шам взглянул вверх. - Это Смех на елке. Есть у нас такая байка. Будто один пришлый кыш объявил Смех глупым, и все ему поверили. Смех стал никому не нужен. Одичал. А Эхо возьми и закинь его на елку. Он там среди смоляных шишек и увяз. Ни туда ни сюда. Прижился со временем. Ничего так. Только ерничает, пересмешник, день-деньской. А то, хвать-за-хвост, и ночью зайдется. Пока кругом тихо, и он тихо. А чуть что, так расхихикается, так раскудахчется, хоть беги. Не поймешь, не то смеется, не то плачет. Поэтому тут никто и не живет: ни поспишь спокойно, ни поешь. Кусок в горло не лезет, аппетит враз отшибает. Я же его жалею, за ним приглядываю, комарами подкармливаю. Безобидный он, дурашка. А есть такие кыши, что хотят его, сироту, прогнать. Зубоскалом обзывают. Что ж гнать? В хозяйстве сгодится. Только бы его с елки спустить, я бы его к делу пристроил.
        - Эй, Сяпушка, поможем кышам-братишам? - улыбнулся Бяка.
        - Йес, конечно, хотя… - Сяпа поежился, - торопимся мы, дело у нас.
        Бяка нахмурился и сердито засопел. Тогда Сяпа пошел на уступки:
        - Ладно. Давай. Только с условием: одна лапа здесь, другая там. И обе твои.
        - Елка - славное дерево, - обрадовался Бяка. - У елки лапы - и у меня лапы, у елки макушка - и у меня макушка, елка колючая - и я тоже. Мы с ней похожи, как Слюня с Хлюпой. Даже еще похожей. Полезу-ка и взгляну на того смехуна, который обхохатывает мою двойняшку.
        Большой Кыш сунул пропеллер под мышку и полез на ель.



        ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
        Без смеха - никак

        Фиолетово-лиловая букашка.
        Смех - это не благородно.
        Истории Шам-Шама.
        Как Сяпа слопал Смех.


        Отдуваясь и пыхтя, Бяка подобрался к самой верхушке. Ну и что же? А ничего. На елке никого не оказалось. Кыш вертел головой, вертел… Пусто. Пробежал по еловым лапам - точно, никого. Кроме фиолетово-лиловой букашки. Та сидела на смолистой красной шишке и косила на Бяку большими сетчатыми глазами.
        - Ну, - спросил букашку кыш, - где хохотун-дуралей?
        Букашка завертела головой, почистила лапками крылышки и, мельком глянув на Бяку, тихонько прыснула от смеха.
        - Выходит, дуралей я, раз уже козявки надо мной смеются, - рассердился Бяка. - Кому поверил? Старикан Шам-Шам наплел небылиц, а я, глупый кыш, уши развесил.
        Букашка опять прыснула.
        Бяка помахал малышке лапой и, прицепив на палку пропеллер, оттолкнулся от пружинистой еловой ветки. Букашка стартовала вместе с ним. Бяка крутился на пропеллере, как кленовое семечко, и ловил взглядом вьющуюся вокруг лиловокрылую летунью. Он все больше сердился на местного старичка- фантазера. Приземлившись, Большой Кыш яростно накинулся на Шам-Шама.
        - Ну-у! Где твой Смех? - прорычал он.
        - Здесь, здесь! - ласково ответил тот. - Очень тебе, медведь, благодарен. Ты вернул моему лесному уголку покой и тишину. Особого вреда от Смеха не было, только зверье обеспокоилось и разбежалось, а так ничего. Мне он даже нравится. Смех на елке, я под елкой - соседи. Собеседник опять же он хороший, с юмором. А что шебутной немного, так это по молодости. Очень признателен, знам-те-дело, что доставил его мне. Мы с ним здесь живо поладим.
        - Стой, кыш, - перебил старика Бяка, - почему ты решил, что я Смех с елки снял и сюда принес? Не было наверху никого, он что, невидимый, Смех-то?
        Шам-Шам пожал плечами:
        - Виден… не виден… Это как посмотреть. Он - Смех, не кыш. С ним просто: ты к нему с уважением и он к тебе так же. Ты к нему на ель влез, он и уступил. А начнешь шуметь да лапами топать, только его раздразнишь. Потом наплачешься. Наглых да дураков он, ухо-за-ухо, не любит.

        Сяпа, сидя на барабане, одобрительно хмыкнул. Бяка ничего из сказанного не понял и почувствовал себя пустым чайником. Что-то, правда сказать, в нем на донышке плюхало, но совсем чуть-чуть. А чуть-чуть не считается, это даже кышата знают.
        - Так что, - переспросил Шам-Шам, - совсем на елке никого не было? Может, белочка или муравей? Он ведь забраться в любого может, Смех-то.
        - Букашка там сидела, - припомнил Бяка, - лиловая. Хихикала надо мной, что на ель полез.
        - Во-о-от! В букашку он перебрался, шельмец, дрыг-задней-лапой. Потому как шкодный, шебутной выдумщик. Как поскачет от одного к другому, от того к третьему - ухохочешься. Лет десять назад, знам-те-дело, он в реке Лапушке растворился, а кыши из реки водичку пьют. Вот и началась эпидемия: смеялись две недели кряду, до хвостодрожания. Все, что могли, обсмеяли. Многие друг на друга очень обиделись. Если б дожди не пошли, напрочь бы на Смех все изошли. Дожди помогли да старики наши. Они раскумекали, в чем причина общего веселья, припомнили кышьи Законы да и велели всем под дождем вымыться. Вода дождевая, она все смоет, знам-те-дело, и хорошее, и плохое. Точно. Отпустило. Вот тогда кыши поняли, что без Смеха нельзя, но и он должен быть к месту. - Шам-Шам улыбнулся путешественникам и спросил: - А что, карликовые медведи в гости ходят или как? Я приглашаю. В Большой Тени давно морошка поспела. Любите ореховые валяшки с морошковым повидлом?
        Кыши переглянулись и радостно закивали.
        - И тебя, Смех, приглашаю, лети за нами, - добавил тихо старичок.
        Уютный был домик у Шам-Шама, чистый, прибранный. И чай был хорош, и валяшки, и повидло. За столом хозяин нахваливал Бякин расчудесный чайник. И тут выяснилось, что Шам-Шам знает Ася, что много лет назад они вдвоем отправились путешествовать в бескрайнюю Да-Да. Искали там другие кышьи поселения, видели много чудес: как поет трава, как цветет небо, как сердятся недра - и другие разные разности. Они многому научились у кышей других общин и передали эти знания своим соплеменникам, за что кыши избрали Ася и Шам- Шама в Совет Старейшин.
        - А дальше что было? - хором спросили Сяпа с Бякой.
        - Дальше? А дальше, это случилось пять лет назад, мы сбежали. Ась на холм, за каменную гряду, а я сюда, на берег, где из-за Смеха никто не жил: стеснялись. Смех ведь не благородно!
        Шам-Шам говорил о непонятном. Почему смеяться - плохо? Почему Ась и Шам-Шам ушли от всех? Бяка почувствовал неприятное волнение и предчувствие беды, но расспрашивать старика не стал, решил сам присмотреться и понять, что же случилось в Большой Тени пять лет назад и зачем Ась послал его сюда с Сяпой.
        - Как грустно, - прошептал Сяпа и весело хихикнул.
        Бяка удивленно на него зыркнул:
        - Так чего ты хихикаешь, раз грустно?
        - Муха где? - строго спросил Шам-Шам. - Только что на повидле сидела.
        - Букашка с елки? Лиловая? - догадался Бяка.
        - Серо-буро-малиновая, - расхохотался Сяпа.
        Шам-Шам и Бяка переглянулись. Сяпа просто давился от смеха. Бяка вскочил, обхватил маленького кыша за коленки, перевернул и затряс что было силы. Сяпа чихнул, и из его носа выпорхнула голубая мошка.
        - Кыши, - испуганно ойкнул Сяпа, - я что, Смех слопал?
        - Проглот, а не медведь, - вздохнул Бяка. - Гризли, они все такие.
        И веселая компания со смехом продолжила чаепитие.



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
        Калитка в лесу

        Глупосмешник.
        Откуда в лесу калитка?
        Бойтесь длиннохвостых!
        Привратник Шурша.


        Нам пора, - сказал Сяпа, натянул на голову панаму и подхватил барабан. Бяка сложил все остальное в торбочку и благодарно полобунился с Шам-Шамом.
        - Я провожу вас до калитки, - ответил тот.

«Откуда в лесу калитка?» - удивился Бяка. Но потом он решил, что это просто стариковские фантазии.
        Шам-Шам резво бежал вперед, показывая дорогу. За ним семенил Сяпа с барабаном. Завершал процессию Бяка, обвешанный торбами с пожитками. Сяпу после чая разморило, он то и дело налетал на ягодные кусты и придорожные камни.

«Барабан что-то потяжелел, вроде до чая легче был. Не подложил ли Бяка в мой барабан большой желудь? Просто так, из вредности?» - сердито бухтел про себя малыш. Заслышав его вздохи, Бяка предложил:
        - Давай понесу твой бум-бум.
        - Не дам, - вдруг заупрямился Сяпа. - Мое предназначение, мой барабан, и нечего к нам примазываться!
        Бяка с добродушной улыбкой все же потянулся за барабаном, но малыш не на шутку уперся:
        - Лапы прочь! Прочь лапы, кому говорю. Пиявка липучая!
        - Это кто пиявка? Это я - пиявка? - оскорбился Бяка. - Ну и тащи свой огромный пузатый барабанище. Ну и надрывайся, глупое злобище.
        Сяпа понял, что вспылил зря, но было поздно. День у него как-то разладился. Испугался змеи, потом Смех чуть не слопал. И все из-за него, из-за Бяки. Все время во все вмешивается, руководит. Спрашивается, для чего он спас этого неуживчивого кыша? Шел бы сейчас один, песни бы пел. Ни забот тебе, ни хлопот. Так нет! Того и жди, отчебучит какую-нибудь вредность.
        И тут, в продолжение цепи сегодняшних неудач, малыш поскользнулся на задремавшем слизне. Исполнив эффектное сальто, кыш-философ взмыл вверх и кулем рухнул на землю. Натянутое лыко и звонкая береста барабана гулко ухнули. Птица, сидящая на ближайшей ветке молодого клена, увидев это, язвительно расхохоталась.
        - Как называется эта птица? - строго спросил Сяпа, вылезая из кучи елового мусора.
        - Никак, - сказал старичок. - Ты же знаешь, по кышьим законам, имя любому живому существу дается после первого изданного им звука. А эта птица всегда молчала.
        - Теперь, когда немая птица, которую так потрясло звучное падение Сяпы, заговорила, мы обязаны дать ей имя, - весело заметил Большой Кыш.
        - При чем тут я? - удивился Сяпа. - Она захихикала оттого, что лиловую букашку склевала, я видел.
        - Ну, опять конец тишине, - рассмеялся Шам-Шам. - Что ж, я к этому привык. А давайте назовем эту птичку - Пересмешник?
        - Лучше не придумаешь, - согласился Бяка.
        - Ну почему же, - буркнул Сяпа, - я предлагаю назвать эту бестолковую, бестактную птицу так: Глупосмешник-над-несчастным-маленьким-кышем-Сяпой.
        - Нет времени на обсуждение, - сказал Бяка, - надо спешить.
        - Да, надо спешить, знам-те-дело, - согласился старик и остановился. - А вот и калитка.
        Действительно, посреди леса стояла криво сколоченная огромных размеров калитка.
        - Откуда она тут взялась? - изумился Сяпа.
        - Новые Старейшины распорядились. Мир такой большой: ни начала, ни конца не видно. Вот начальство и решило застолбить свои угодья, чтоб никто больше на них не зарился. - Шам-Шам поморщился. - Каждый понимает мир по-своему, и заборы тут городить не к чему. Вот, скажем, рядом с моей хижинкой под кочкой поселился паук. Я его Дреньком зову и облепиховой разминашкой подкармливаю. Он почти ручным стал, на мой голос отзывается. Так вот, ухо-за-ухо, я его вижу, а другие кыши нет, потому как этот паук - время. Я, выходит, время вижу, а кто-то нет. И не научишь этому, как ни пыхти. Вот такая, дрыг-задней-лапой, история…

        Сяпа слушал, открыв рот, а Бяка широко зевал. Чего зря мозги теребить, если разговор о ерунде? Шам-Шам, подметив на Бякиной мордочке гримаску скуки, испугался собственной назойливости и смутился.
        - Я, пожалуй, пойду. Если что, зовите, - улыбнулся он и приготовился уходить.
        - А как позвать-то? - переспросил Бяка.
        - Проще простого, знам-те-дело, - отозвался старичок, - как и всех зовут, крикните в любое дупло, в ямку или по крайности в чайник: «Эй, Шам-Шам!» Хотя ваш чайник такой красивый, что и кричать-то в него жалко, лучше шепнуть тихонько.
        - Кстати, о чайниках, - сказал Бяка. - Бери его себе на память, раз нравится.
        Шам-Шам схватил подарок и крепко прижал к животу.
        - Ну, медведь, благодарю, ухо-за-ухо. Мне бы тоже что-нибудь вам подарить… - засуетился старик. - Жаль, расписных камешков с собой не взял.
        - А… Так это ты блинчики-веселяшки по берегу разбрасываешь? - догадался Бяка.
        Старик застенчиво кивнул. Большой Кыш порылся в кармашке и достал камешек с Крохой.
        - Не знал, понимаешь, что твой. Подобрал, думал ничей.
        - Теперь он твой. Да, вот еще: не доверяйте длиннохвостым! - сказал Шам-Шам и засеменил прочь.
        Кыши стояли и смотрели ему вслед до тех пор, пока Шам- Шам не скрылся в подлеске.
        - А? - спросил Бяку Сяпа.
        - Ага, - ответил тот. - Зря мы наврали ему про медведей. Э-э-э! - Бяка расстроенно крякнул.
        - Да уж! - вздохнул Сяпа, подошел к калитке и, упираясь в нее плечом, натужно прошептал: - Не открывается!
        - А обязательно через калитку надо проходить? - поинтересовался Бяка.
        - А как еще можно? - удивился Сяпа.
        - Можно обойти, забора-то нет. Отвернемся и пройдем тихо сторонкой, будто ничего не видим.
        - Правильно! - неуверенно сказал малыш. - Шнырнем, и все.
        Сяпа шагнул в сторону, огляделся, но в последний момент струсил и сунулся лезть через щелястые, занозистые доски. Застряв барабаном, он жалобно пискнул и поник. Бяка, с ухмылкой наблюдавший за действиями друга, укоризненно покачал головой, достал Сяпу вместе с музыкальным инструментом из щели и, подхватив на плечо обоих, быстро обогнул препятствие.
        - Мы в Маленькой Тени живем тихо, ничего не знаем, - оправдывался Сяпа. - У нас там все просто. Где хотим, входим в лес, где хотим, выходим… Здесь совсем по-другому. А мы нарушаем.
        - Лучшее, что можно сделать с глупыми правилами, так это нарушить их. Превратили лес в помойку, натащили хлама. Сначала калитку поставят, потом к ней забор приделают, умники! Смех прогнали - ума лишились.
        Слева раздался грозный храп. Кыши хотели броситься наутек, но передумали и вернулись назад. Заглянув под куст барбариса, они обнаружили спящего там крупного вислоухого кыша.
        - Ты кто? - тряхнул его за плечо Бяка.
        - Шурша я, Привратник, - сиплым спросонья голосом ответил тот и нехотя поднялся. - На должности. При исполнении. Уполномочен. А вы кто?
        - Бяка и Сяпа из Маленькой Тени, - испуганно отозвался Сяпа, загипнотизированный большими деревянными пуговицами на красном жилете чиновника. В Маленькой Тени ни у кого пуговиц не было. Узрев такую красоту, маленький кыш до кончика хвоста прочувствовал, что впереди их ждет странный и незнакомый мир.



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
        Кто? Куда? Зачем?

        Что такое ба-ра-бан?
        От чего пухнет голова?
        Мухой меньше, мухой больше…


        Ушастый Шурша стал Привратником совсем недавно. И таможенного опыта у него было не больше, чем у свежевылупившегося кышонка. Но природная подозрительность помогла ему сразу распознать в Бяке и Сяпе чужаков.
        - С холма притопали, короткохвостые? - грубо осведомился он, беспрестанно шевеля развесистыми ушами и сердито подергивая неестественно длинным хвостом.
        Задавать вопросы при встрече, не полобунившись? Это было весьма невежливо.
        - По хвосту встречают, по уму провожают, крыс ушастый, - напружинился Бяка, услышав пренебрежение и надменность в голосе Привратника.
        - Бродят тут… Весельчаки… - недовольно поморщился тот и начал таможенный допрос: - Есть опасные для жизни кышей предметы? Предъявить! Что надето на лапах? Снять, показать! Что под панамой? Предъявить!
        - Мне-то есть что предъявить, у меня под панамой голова с мозгами, а у тебя - хвост один, - съехидничал Сяпа.
        - Цыц! - топнул лапой Шурша. - Я при исполнении! Отвечать только «да» или «нет»! У нас тут строго!
        Сяпа с Бякой вспомнили предостережение Шам-Шама насчет длиннохвостых и промолчали.
        - Сушеные болиголов, наперстянка, вороний глаз, ландыш есть? Предъявить! - гундосил привратник.
        - Раскомандовался! - осадил Шуршу Бяка. - Твое дело - открыть-закрыть калитку. Можно еще ее почистить и покрасить. Сам лапу о лапу не ударил, а к другим пристаешь. Гульсии ему сними и ходи потом с мокрыми лапами! Про болиголов наплел тут. Кому он, ядовитый, нужен-то?
        Шурша скривился:
        - А чего калитку красить, если она и не открывается вовсе? А болиголов у нас под контролем. Его все хотят.
        - Почему? От него же голова болит?!
        - Вот-вот, и живот пучит, и искры из глаз, и слезы рекой.
        - Ну?
        - Что «ну»? У нас слезы в почете. Каждый готов всплакнуть. Это облагораживает.
        Сяпа с Бякой недоуменно переглянулись. А ретивый Привратник вернулся к своим обязанностям и хмуро ткнул пальчиком в мухобойку:
        - Что это? Разъяснить!
        Сяпа, опередив Бяку на полсекунды, выпалил:
        - Это - ветрогон. Для личного обмахивания в жаркий день. Не у всех же такие развесистые уши и хвост, как у тебя.
        - Соответственно! - кивнул Шурша и гордо повилял хвостом.
        - Ты зачем соврал про мухобойку? - тихонько спросил Бяка Сяпу.
        - Молчи! А то этот дуболом объявит мухобойку предметом, опасным для жизни кышей, и отберет. Тогда у нас не останется ничего, кроме барабана и свистка. Чем будем отбиваться от хищников, ворон и кусучих шершней?
        Шурша, видя, что кыши шепчутся, попытался что-нибудь подслушать, а не сумев, разозлился и вцепился в Сяпин барабан обеими лапами.
        - Что это? - сердито тряся барабан, гаркнул он.
        - Ба-ра-бан, - ласково улыбнулся ему Сяпа. - Это такая коробка с крышкой для сбора ягод и орехов. Опасности для жизни кышей не представляет.
        Шурша недовольно растопырил уши и поискал глазами, к чему бы еще придраться, но, ничего не найдя, пробурчал:
        - А какова цель вашего посещения нашей Большой Тени?

        Сяпа начал загибать пальчики:
        - Изучение этнографии края, топографии местности и уточнение этимологии некоторых кышьих выражений. Например, откуда произошло выражение «шуршать ушами»?
        Привратник замер. Чтобы лучше думалось, он засунул обе передние лапы себе в рот и минуты две смачно сосал их. Не помогло.
        Сяпа пожалел вислоухого и пояснил:
        - Пошутил я. Мы идем к Старейшинам за советом.
        - А-а-а! - обрадовался тот. - Так бы сразу… Пошутил, значит. А я шутки в последнее время что-то перестал понимать. У меня от них голова пухнет и мушки перед глазами скачут.
        - У каждого от чего-нибудь голова да пухнет, - посочувствовал ему Сяпа.
        - Раз все выяснили… Таможня дает добро, проходите. Желаю вдоволь наплакаться, - странно напутствовал кышей Привратник, зевнул и вожделенно взглянул на куст барбариса.
        Бяка и Сяпа подхватили барабан, торбу, мухобойку и поспешили вперед. На повороте Бяка оглянулся. У калитки маячила одинокая фигурка Шурши. У Бяки заныло внутри: ему всегда было жаль тех, кто живет, как спит, безмятежно и безрассудно. Их легко подтолкнуть к плохому, ими можно командовать. Именно за их спинами прячутся худшие представители кышьего рода. Лапами этих вечно дремлющих простаков совершаются самые гнусные дела, за которые приходится расплачиваться уже всем вместе, и хорошим кышам тоже.
        И все же Бяка поднял лапу и легонько помахал ею Привратнику. Одинокая фигурка радостно ответила тем же.

«Не стану дежурить у калитки и проверять чужие кармашки, даже если за это мне дадут деревянные пуговицы», - твердо решил Бяка.
        Тут в Сяпином барабане что-то заскреблось. Малыш отодвинул крышку, и оттуда показалась хитрая мордочка синей мухи. «Контрабанда», - констатировал Сяпа и ничуть не расстроился. Появление мухи в барабане пока что Сяпе несчастий не прибавило. Так что мухой меньше, мухой больше…



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
        Странный философ Дать

        Грязь на лапах - история.
        Что чему «соответствует»?
        Преимущество длинного хвоста.


        Тропинка вывела Бяку и Сяпу к молодому лиственному лесу.
        То и дело путешественникам встречались по одному и целыми семьями нежные, скользкие маслята. Кыши их с осторожностью обходили, ведь у них гриб всегда считался живым существом и обижать его было нельзя.
        Миновав орешник, Сяпа и Бяка заметили маленькую хижинку, приткнувшуюся в корнях кривоствольной развесистой рябины. Дело было к вечеру, и приятели решили попроситься сюда на ночлег. Они вытерли гульсии о кусок еловой коры, небрежно брошенный у порога, и постучались в кривую дверку, которая тут же распахнулась.
        Перед путниками предстал встрепанный и чумазый кышок-годовалок. Ни то ни се. Серединка на половинку. Юная безусая мордочка кышка выражала задумчивую рассеянность творца. В его облике имел место некоторый беспорядок: короткий хвост свалялся в серый колтун, брови слиплись, из пыльной шерстки торчали сухие травинки и соломинки. Но собственная внешность, как видно, мало волновала хозяина домика. Похоже, его волновало что-то совсем другое.
        Взгляд кышка скользнул по лицам гостей, он равнодушно спросил:
        - Кто и зачем?
        - Путники, - дружелюбно ответил Сяпа. - Нельзя ли нам у тебя переночевать?
        - Путаники? - не расслышал хозяин, наверное, оттого, что давно не мыл уши. - Странное имя… Возможно, псевдоним. А псевдонимы кто себе придумывает? Поэты и философы. На поэтов вы не похожи: поэты, они все такие… лохматые. Стало быть, вы из наших, из философов. Угадал?
        Чумазый кышок почесал спину о косяк двери и, не выслушав ответа, ушел в дом. Кыши расценили его действия как приглашение войти. Еще раз тщательно вытерев лапы, они заспешили следом.
        В кухоньке было темно - грязные окна почти не пропускали света. Привыкнув к темноте, Сяпа и Бяка огляделись вокруг и обомлели: такого беспорядка они даже у Слюни с Хлюпой не видели. Это был не просто кавардак, это был хаос! Под криво стоящую ломаную мебель были засунуты грязные, поеденные молью жилетки вперемешку с другими полуистлевшими предметами одежды. Посредине комнаты громоздились горы грязной посуды, облюбованной муравьями и мухами, снующими вокруг. На грязном обеденном столе просматривался насмерть вросший в толстый пушистый слой пыли щербатый чайник, из которого торчали линялые носки. От увиденного Бяку просто скрючило. Наверное, в каждом обществе есть свои грязнули, но терпеть их грязь общество не должно.
        - Где можно вымыть лапы? - сухо поинтересовался Большой Кыш у хозяина.
        - Нигде, - последовал равнодушный ответ. - Я - философ Дать, а значит, никогда не мою лап. С философской точки зрения грязь на моих лапах уже не грязь.
        Путники недоуменно переглянулись.
        - Да-да. Грязь на моих лапах - след времени. Она уже мне не принадлежит, она принадлежит истории. Она неприкосновенна.
        - Вряд ли, - холодно отозвался Большой Кыш. - В истории и без тебя грязи хватает. - И, подцепив пальчиком носок, торчащий из чайника, отшвырнул его прочь.
        Потом он молча подал Сяпе ведро для воды и кивнул на дверь.

        Вода согрелась быстро. Вопли Датя никого не разжалобили. Бяка взял-таки на себя ответственность за уничтожение «исторической» грязи. Разыскав банную лохань, он наполнил ее горячим отваром чистотела, а потом погрузил туда заросшего грязью кышка. Сяпа не стал смотреть, как Бяка моет Датя. За окном стемнело, а малыш устал от новых впечатлений. Пристроившись у очага на кособокой лавочке, он незаметно для себя уснул.
        Когда Сяпа проснулся, все вокруг изменилось. В свете ярко пылающего очага кыш смог увидеть, что мебель на кухне стоит вдоль стен ровно, дверцы шкафчиков закрыты, подогнутые ножки выпрямились. С пола исчезла грязная посуда. Вымытая и аккуратно сложенная на полках, она благоухала мятой, листиками которой были проложены плошки. Выскобленный деревянный пол сиял чистотой, и к нему больше не липли лапы. У порога появился золотистый соломенный половичок.

«Перенимая чужие традиции, мы приобретаем новый жизненный опыт, - подумал Сяпа, вспоминая наставления Оп- па. - Жизнь показала, что многие кышьи недостатки не выдерживают обыкновенной гигиенической обработки. Как просто! Вот Бяка… Он нарушил основные правила хорошего тона, узаконенные нашим племенем, повел себя, можно сказать, неподобающим образом - насильно вымыл хозяина дома! И каков результат? На первый взгляд превосходный!»
        Сяпа зевнул, смачно потянулся, поднялся с лавочки и пошел на поиски Бяки с Датем.
        Их он нашел в небольшой свежеприбранной комнате. На низком топчане расположился чистый, причесанный, укутанный в плед философ. Он гладил спящего у него на коленях Светляка, который ярко светился от удовольствия. За столом на резном табурете восседал довольный Бяка с плошкой в лапах. В комнатке стоял лимонный аромат мелиссового чая, с едва уловимой горчинкой полыни. Здесь было уютно, чисто и тепло. Появление Сяпы осталось незамеченным. Он тихонько пристроился на сундуке с лесными орехами, не желая мешать чужой неспешной беседе.
        - Я люблю шмелей, - рассказывал кышок, - пушистых, толстых и трудолюбивых. А новые Старейшины хотят, чтобы я был философом. Они говорят, что шмели - не модно, не престижно, что они не соответствуют…
        - А что они говорят про твою эту… как ее… философию? - спросил Бяка.
        - «Соответствует», «весьма», «как нельзя более кстати», - припомнил Дать. - Новые Старейшины хотят, чтобы я всем объяснил с точки зрения науки, какие они умные, красивые и полезные обществу.
        - Значит, ты забыл свою мечту и пошел у них на поводу? - хмыкнул Бяка.
        - Нет, не значит, - нахмурился Дать. - Я ослушался новых Старейшин и тайно построил себе бомбидарий[Бомбидарий - искусственное гнездо шмелей под землей.] . Я подбираю в Большой Тени шмелей-подранков, выхаживаю их, а потом выпускаю на волю. Но об этом никто не знает, потому что я - трус. Я даже не могу вернуть себе свое настоящее имя. Псевдоним Дать мне придумали новые Старейшины. Они говорят, что он престижен и больше соответствует. А по-настоящему меня зовут Э-э-э.
        - Настоящее имя мне нравится гораздо больше, - твердо заявил Бяка. - Наверное, потому, что оно настоящее.
        Э-э-э широко улыбнулся, Бяка удовлетворенно хмыкнул, а Сяпа радостно хрюкнул в уголке.
        - Я родился очень веселым кышонком, но в Большой Тени сейчас не принято радоваться и смеяться, - прошептал Э-э-э. - Мы всем лесом облагораживаемся и духовно растем. А Смех - неблагороден.
        - Сам придумал? - грубо осведомился Бяка.
        - Куда мне, - махнул лапкой Э-э-э, - ведь у меня такой короткий хвостик.
        - Хвост как хвост, не короче моего, - посуровел Бяка. - Только при чем здесь хвост? Мода на длинные хвосты пришла, что ли?
        - Вроде того, - кивнул Э-э-э. - Мама рассказывала, что несколько лет назад, когда меня еще не было на свете, к нам в лес приплыл на плоту с дальнего берега Лапушки кыш Цап и объявил себя здесь Главным, потому что его хвост был длиннее, чем у всех. Члены Большого Совета возмутились и объявили ему бойкот, но Цап повел себя хитро и коварно. Он перессорил всех кышей Большой Тени, настроил их против Старейшин, и Совет распался. Потом Цап набрал кышей, у которых хвостики были длиннее обычного, и объявил их новыми Старейшинами. Бывшие Старейшины не захотели с этим мириться. Среди повстанцев был некий Ась. Он взял с собой несколько кышат - Сяпу, Люлю, Туку, Слюню с Хлюпой, Бибо, Бяку и Гнуса - и, чудом перебравшись через каменную гряду, поселился с ними на холме Лошадиная Голова. Он хотел, чтобы эти кышата выросли свободными и веселыми. А его друг Шам-Шам, другой бывший Старейшина, поселился в стороне от кышьих поселений, почти у каменной гряды, и стал расписывать камешки-веселяшки. Новые Старейшины обзывают его чужаком и бузотером, но многим он нравится. Он добрый, и с ним весело.
        Бяка натужно соображал, что ему делать, - признаваться, что они те самые кыши, или нет. Решил пока молчать.
        - Значит, с Шам-Шамом весело? - поддел он малыша. - Так ведь это - «неблагородно».
        Э-э-э вздохнул:
        - Пусть я плохой философ, но я не глупец и понимаю, что длиннохвостые начальники просто морочат всем голову. Меня заставляют читать кышам лекции на темы:
«Преимущества длинного хвоста», «Суперинтеллект длиннохвостых», «Хвост в нашей жизни», «Пагубное влияние смеха на позвоночный вырост»!!! И я вру. А остальные кыши верят. Они подчиняются новым, глупым Законам, делают все, как им велят, и отращивают хвосты. Да, врать - плохо, но я боюсь идти против всех.
        Сяпа съежился в уголке, когда услышал Бякины слова:
        - Знаешь, Э-э-э, этот Цап - обыкновенный длиннохвостый диктатор. А его приспешники - хвостатая хунта.
        Э-э-э испуганно огляделся и сказал шепотом:
        - Смешно, но не очень. Мы тоже раньше смеялись, даже частушку сочинили: «Отчего, не знаю сам, - кышам говорил Хрум-Хрум, - у кого длиннее хвост, у того короче ум». - Он вздохнул. - Но теперь нам уже не до смеха. В лесу день ото дня становится все хуже и хуже. Льстецы пресмыкаются. Цап назначает на должности по длине хвоста. А его помощники сочинили Закон о том, что над длиннохвостыми нельзя смеяться и про них нельзя сочинять ругательных стихов. В Большой Тени этот Закон прозвали
«Привилегией Хвоста». Потом Цап поставил в лесу калитку, чтобы обозначить, где начало его, Цаповых, владений. Некоторые кыши выслуживаются, ходят с утра до вечера в слезах и для этого нюхают дикий лук. А хорошие кыши плачут натурально. Они ждут не дождутся, когда придет зима и можно будет впасть в спячку.
        - И много у Цапа приближенных? - спросил Бяка.
        - Пятеро, - вздохнул Э-э-э. - Они день-деньской у цветочного луга, за каштановой рощей, в шишки-камешки режутся.
        - Понятно, - сказал Бяка. - Давайте-ка спать, завтра будет трудный день. Мы с Сяпой хотим посмотреть поближе на ваших длиннохвостых.



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
        Благородные слёзы

        В Большой Тени стало небезопасно.
        Топошлеп и быстротой.
        Жми слезу!
        Где муха?


        Дубрава, бор, ельник и лиственные рощи Большой Тени с трех сторон были защищены рекой, делающей в этом месте полупетлю, а с четвертой - холмом Лошадиная Голова. В Большой Тени уживались разнообразные сообщества зверей, птиц, насекомых и земноводных. Много сотен лет в гармонии со всем живым соседствовали и кыши.
        Пять лет назад в Большой Тени родился кышонок Бяка. Однажды, уйдя далеко от дома, он заблудился и прилег отдохнуть на полянке. Его схватила пустельга и отнесла к себе в гнездо, птенцам на забаву. Гнездо находилось на уступе каменного утеса, на другом берегу Лапушки. Бяка совершил дерзкий побег из гнезда, кинувшись в реку вниз головой. Малыш прошел лесной чащей и вернулся домой. После этого приключения кыш очень изменился, стал осторожнее и хитрее. Он облазил Большую Тень вдоль и поперек и мог ориентироваться в лесу с закрытыми глазами. Спустя пять долгих лет уже взрослый кыш вернулся на родину. Он шел по лесу, смотрел направо, налево, и все ему было здесь знакомо. Только вот странная общая настороженность повисла в воздухе. То здесь, то там Бяка подмечал насупленные, заплаканные или сердитые мордочки. Кыши ходили тихо, боком, не глядя друг на друга.
        От этой безрадостной картины даже у Светляка стало тревожно на душе. Миновав осиновую рощу, где уже начиналось кышье поселение, путники вышли к небольшому пруду и двинулись вдоль берега.
        - Знаешь, Бяка, - подал голос Сяпа, - если бы не мое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, то по своей воле я никогда бы сюда не явился. Мне кажется, будто у местных кышей сильное расстройство желудка. Будто у всех живот схватило. Может, Шурша не случайно спрашивал про болиголов? Может, их отравили? Эти… с хвостами…
        - Даже если у них болят животы, то головы должны быть в порядке, - рассудил Бяка. - Это же не Маленькая Тень, а Большая! Здесь без головы никак. Здесь очень строгие Законы леса! И потом, нам, может, просто показалось, что они сердитые, а на самом деле - деловые?
        - Нет, Бяка. Э-э-э был прав. Похоже, новые Старейшины тут всех перессорили. В Большой Тени стало небезопасно, - забеспокоился Сяпа. Страх опять вернулся к маленькому трусишке. Он стал пугливо озираться и все крепче прижимал к себе барабан.
        На одной из лесных троп путешественники нос к носу столкнулись с пузатым кышем, несшим на спине огромную охапку перьев дикого лука. Луковый сок щипал ему глаза, и толстяк то и дело вытирал их не слишком свежим носовым платком.

        - Эй, кыш, помощь не нужна? - улыбнулся ему Бяка.
        Незнакомец сердито глянул на Бяку красными, заплаканными глазками и хмуро спросил:
        - Грабить будешь?
        - Что? - не понял Бяка. - Я просто помочь хотел…
        - Что значит «помочь»? - огрызнулся пузан. - Половину оттяпать хочешь?
        - Нужен мне твой дикий лук! От него слезы одни! - обиделся Большой Кыш.
        - Конечно слезы! Что же еще? У меня сегодня гости, надо же кышей чем-то развлекать, - нехотя пояснил хмурый незнакомец.
        - Ничего себе развлечение! - удивился Сяпа.
        - Мы - интеллигентные кыши, а не зубоскалы какие-нибудь. Слезы облагораживают. Плач - возвышенное, достойное занятие. От него растет хвост. За длинный хвост можно получить большой чин, - заученно пробубнил незнакомец.
        - Слушай, Бяка, - шепнул Сяпа, - я теперь знаю, как здесь называются начальники: прохвосты!
        Бяка громко хохотнул.
        - Слезы, значит, облагораживают… А Смех? - обратился Сяпа к заплаканному кышу. - Смех, по-твоему, портит? Какая чушь!
        Толстяк бросил вязанку на землю и закрыл лапками уши.
        - Заметь, это не я сказал, это ты. Ты сам! А я тебя не слышал! У меня с позавчерашнего дня уши заложило. А! О! Ни-че-го не слы-шу.
        - Чего это он? - повернулся Сяпа к Бяке.
        Бяка нахмурился:
        - Сдается мне, что, с тех пор как они начали всем лесом хвосты отращивать, здесь все разладилось.
        - Не слышу! Опять не слышу! Все равно не слышу! - вскричал плаксивый слезолюб и, подхватив вязанку, вмиг пропал.
        - Ну и ну! - почесал брови Бяка. - А я-то удивлялся, что это Ёша ко мне в гости заявилась с дюжиной носовых платков? Видно, приезжала посмотреть, не становится ли ее внучек благородным прихвостнем этих новых.
        - Не к тебе она приезжала, - задумчиво сказал Сяпа, - а к Асю, за помощью. Оглянись, посмотри. Ужас! Облагораживаются на полную катушку. Придумали хвостовую философию, в лесу калиток понаставили, да еще и обрыдались все.
        - Да-а-а, - поддакнул Бяка. - Смех, понимаешь, их портит. Какая ерунда! Кыши всегда были весельчаками, ссоры не любили, а уж слезы…
        Путешественники присели на еловый корешок и задумались. Вдруг из-за черничного куста выскочил здоровенный кышище в серой жилетке и, грозно хмуря брови, закричал:
        - Не видели тут низенького толстого топошлепа с вязанкой?
        Сяпа подозрительно посмотрел на свои лапки, потом на лапищи преследователя, вздохнул и сухо спросил:
        - А что он, собственно, натворил?
        - Как что? Весь дикий лук срезал, змей! Я ответственный за Праздник Розового Кыша, а без лука никто на празднике не сможет нормально проплакаться. Ну попадись он мне! - Здоровяк скрипнул зубами и бросился назад в черничные кусты.
        - Что я тебе говорил? - развел лапками Сяпа. - Разучишься смеяться и со всеми перессоришься. А там и до потасовки недалеко.
        Бяка прислушался:
        - Тихо! Опять кто-то бежит. Может, здоровяк возвращается?
        Но это был уже другой кыш, не похожий на первого и второго: коренастый, с мохнатыми ушами.
        - Эй, вы, - сердито выкрикнул он, завидя Бяку с Сяпой, - не пробегал тут вредный огромный быстротой?
        - Мелькнул какой-то, - неуверенно ответил Сяпа. - А чего тебе от него надо?
        - Да один ушлый кыш прикарманил весь лук, а другой ушлый кыш отнял его у первого. А я ищу того, у кого он сейчас, чтобы накрутить вору хвост и вернуть добычу владельцу, то есть мне.
        - У дикого лука нет владельца, ведь он дикий, а значит, ничей, - попробовал возразить ему Сяпа.
        Мохноухому это не понравилось.
        - А ну, что это ты так неблагородно улыбаешься, малюсенькохвостый кышоночек? - ядовито спросил он и хищно поискал глазами, чем бы таким расстроить Сяпу. Но, не найдя ничего, просто кинулся на малыша и укусил за лапу.
        Сяпа взвизгнул. От боли у него выступили слезы.
        - Вот так-то! - торжествующе крикнул задира и добавил: - Жми слезу! Облагораживайся! - Потом свирепо оттопырил хвостик и зло пролаял: - И не вякай! Я важнее! Мой хвост на целый ус длиннее твоего!
        - А ну, клоп, - рассерженный Бяка расправил плечи, - скакать скачи, а кусаться не смей! Мне твой хвост не указ! Лично мне за длинный хвост таскать удобнее.
        Незнакомец испуганно присел, а потом вмиг задал стрекача.
        - Бяка, не задирайся, - тихо предупредил Сяпа. - Здесь мир висит на волоске. До первого щелчка. Слушай, а где наша муха?
        - Какая муха? - не понял Бяка.
        - Та, которую Насмешник слопал, а она от него сбежала. Вроде у меня в барабане была, а теперь нету.
        - Да зачем она тебе?
        - Пока не знаю… Но думаю, что без нее мы с этим морем слез не справимся…



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
        Новые старейшины

        Компания под ореховым кустом.
        Кому нужны белена и дурман?
        Асю не помочь.
        Не пора ли кое-кому укоротить хвост?


        Пруд, в котором оживленно переквакивались лягушки, остался позади. И началась каштановая роща. Разлапистые листья могучих каштанов лениво шевелились под напором упрямого августовского ветра. Он настойчиво атаковал их справа и слева, пытаясь растрепать тяжелые кроны, но каштаны не замечали его атак. Они любовались солнечными бликами, танцующими на шелковистой траве и выхватывающими то там, то здесь малиновые свечи отцветающего кипрея. Лучи слепящего солнца, находя лазейки в гуще листвы, проникали до самой земли и прорезным кружевом обрамляли дорожку, по которой шагали Сяпа и Бяка. Кыши вертели головами, всматриваясь в детали пейзажа, и пытались разглядеть прибежище новых Старейшин, которое, как утверждал Э-э-э, располагалось именно на границе каштановой рощи. Увидев большой камень, Бяка решительно завернул к нему.
        - Заберусь на эту каменную спину и посмотрю, где тут что.
        Он отбросил мухобойку, снял с плеча торбу и, кряхтя, стал карабкаться наверх.
        - Ну? Что там видно, Бяка? - суетился внизу Сяпа.
        - Роща уже кончается. За ней небольшой орешник, а потом цветочный луг! - крикнул сверху Большой Кыш.
        - Ты повнимательней смотри! - скомандовал Сяпа. - Может, подметишь где-нибудь яркие жилетки. Протри глаза носовым платком, а то они, наверное, запылились и плохо смотрят.
        - Нечего тут подмечать! - рассердился Бяка, который не любил, когда ему давали советы. - Луг, роща, орешник. И все. Хотя… Постой-ка… вижу несколько больших мухоморов. Кучно выросли, однако, вшестером.
        - Вшестером? - переспросил маленький кыш. - Сдается мне, что они не мухоморы, а те, кого мы ищем.
        - Это легко проверить, - пробурчал Бяка, спускаясь с камня беличьим стилем - четырехлапными затяжными прыжками. - Вперед! И мы получим ответы на все вопросы!
        - Если не получим по ушам, - тихонько добавил Сяпа.
        На кочке под ореховым кустом, в разноцветных колпаках, расположилась шестерка кышей. Они сидели плотным кружком нос к носу, длинными хвостами наружу, и азартно резались в шишки-камешки. Компания находилась в состоянии крайнего возбуждения - играли не «на просто так», а на щелчки. Только что закончилась партия, и проигравшего кыша дружно щелкали по носу и обзывали «мокробрюхом, топошлепом и бесхвостым». Сами понимаете, веселая компания была так занята, что появившихся из рощи Бяку и Сяпу никто даже не заметил. Когда Бяка деликатно кашлянул в кулак, никто из играющих даже ухом не повел. Тогда Бяка достал из торбы Сяпин свисток и, вынув затычку, дунул в него изо всей силы. Залихватский свист поднял в воздух десятки птиц, гнездившихся в каштановой роще.

        Компания под кустом на минуту замерла, а потом стала суетливо рассовывать шишки и камешки по карманам пестрых жилеток. Послюнив ладони, игроки пригладили брови и только потом обернулись к Сяпе с Бякой.
        Самый красноносый кыш в колпаке из пуховых птичьих перьев расправил усы и прогнусавил:
        - Кто свистел?
        - Я свистел, - сказал Бяка. - Мы посланцы из Маленькой Тени. У нас беда - Ась заболел! Велел идти к вам за помощью, но, судя по всему, помощь нужна вам самим.
        - Ась заболел? Вот как? - удивились кыши.
        Неизвестно откуда у них в лапках появились стрелки дикого лука, который хвостатое начальство стало с хрустом разламывать и приставлять к носам. Слезы ручьями полились из равнодушных глаз.
        - Смотри, - прошептал Сяпа, - они совсем разучились плакать сами. Не станут они нам помогать.
        - Это потому, что им вовсе не жалко нашего Ася. Они его не любят. Помнишь, что рассказывал Э-э-э?
        - Кхе-кхе-кхе, - кряхтел кыш в колпаке из свернутого лопушка, - я питаю к Асю самое сострадательное сострадание и самую жалостливую жалость!
        - Вот как? - высокомерно возразил другой, в колпаке из старого гнезда малиновки. - Кого же ты так жалеешь? Ась обособился, пошел против всего племени и, само собой, заболел от собственной вредности. Кстати, может, и не заболел, а притворяется только. И с какой тарабаньки я, Цап, должен из-за него горький лук нюхать? У меня от слез нос опухает. Мне это не идет. Я не хочу страдать из-за чужих страданий. И Ася, по правде говоря, мне совсем не жалко. Вот так! - Цап гневно топнул лапой.
        Его сотоварищи согласно закивали.
        - Пусть болеет, пока не раскается. И пусть прощения у нас попросит, пусть слезами умоется.
        Бяку передернуло от неприкрытого лицемерия и жестокости новых Старейшин, и он скомандовал непререкаемым тоном:
        - А ну хватит злобствовать и сопливиться!
        Цап перестал шуметь, а остальные - шмыгать и хлюпать носами. Длиннохвостый предводитель величественно поправил колпак, принял важную позу и высокомерно заявил:
        - Вы - грубые, неотесанные провинциалы. Вы не умеете благородно вести себя в высшем обществе, но мы вас простим, если вы выполните наше поручение.
        - Мы пришли не за поручением, а за цветком папоротника для Ася, - напомнил ему Сяпа.
        Цап поморщился:
        - Ах! Ну о чем вы? Папоротник вообще не цветет. Никогда. Значит, мы ничем не можем помочь старику. Совершенно ничем. Его, неуемного, теперь только луна вылечит. К тому же наши благородные интересы выше ваших и Асевых. У нас беда, катастрофа! На плантации петунии, белены и дурмана напали колорадские жуки. Они нещадно уничтожают урожай.
        - А зачем вам белена и дурман? - подозрительно спросил Бяка.

«Вот они чем кышей подтравливают. Чтоб хуже соображали», - догадался Сяпа.
        - Не важно зачем, - отмахнулся Цап. - Мы долго думали, как нам избавиться от жуков. И то пробовали, и это. Теперь мы решили действовать всерьез и перекрасить налетчиков в божьих коровок, ведь коровки не едят дурман. Мы слышали, что ты, Бяка, художник. Наш художник Шам-Шам стар и упрям. Он отказался нам помогать, поэтому мы поручаем это дело тебе.
        - Знаете что, - весело сказал Бяка, - вам не нужен художник.
        - А кто нужен? - удивились новые Старейшины.
        - Парикмахер, - рассмеялся Бяка, - хвосты укоротить.
        Сяпа прыснул. Минуту или две новые Старейшины натужно соображали, потом брови их сдвинулись, а глаза засверкали. Цап вскочил и опять затопал лапами:
        - Глупые, невоспитанные чужаки, вы смеетесь над нами! Напрасно! Мы издадим Закон и выгоним вас с позором из Большой Тени. Вы недостойны оставаться среди красивых, благородных кышей.
        - Попробуйте, крысята, попробуйте прогнать Бяку, - улыбнулся Большой Кыш. - Как будем драться - по одному или все вместе?
        Он тщательно высморкался, аккуратно убрал платочек в карман и встал в боевую стойку. Сяпа спрятался за Бякину широкую спину и жарко зашептал тому в ухо:
        - Их же шестеро, а ты один. Я, конечно, не в счет. Вспомни первое правило кышьей дипломатии: «Чем страшнее зверь, тем ласковее чеши его за ухом».
        - Где ты тут зверя видел? - отмахнулся Бяка. - Несколько глупых проказников и шалопутов. Вот и все.
        Сяпу успокоил веселый голос Бяки, он осмелел и грозно выкрикнул:
        - Правильно, Бяка! Не церемонься с этими крысятами. Пооткусывай им хвосты, и дело с концом.
        Непонятно почему, но эти слова маленького кыша очень испугали новых Старейшин. Они суетливо похватали колпаки и бросились врассыпную.



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
        Не реветь

        У Бяки всё наоборот.
        А как же ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ?
        Бяка идет на крайние меры.
        Секретные приемчики.


        Бяка спешил в центральный поселок кышей. На его левом плече висела торба с мухобойкой, на правом - барабан. На загривке спал Сяпа.
        - Бяка, - вдруг сказал малыш сонным голосом, - все у тебя неправильно, наоборот. Ты, как сверчок, поешь крыльями, а слушаешь ногами. Когда я трясусь от страха, ты спокоен. Когда мою душу грызет печаль, тебе весело.
        Бяка хмыкнул, но промолчал.
        - Сейчас ты беззаботно посвистываешь, а я цепенею от страха. Знаешь, Бяка, мне очень не понравились эти новые Старейшины. Ась рассказывал… Прежние Старейшины были добрыми и мудрыми, а эти… Глупость бывает разная. Тихая глупость не опасна. От нее страдает только сам хозяин. А у этих длиннохвостых начальников глупость громкая. Эти ужас что могут натворить. Ты не боишься?

        - Ловля комаров - дело нехитрое, если уметь обращаться с мухобойкой и не ждать, пока комар сядет тебе на нос.
        - А они как раз сели на нос всему кышьему сообществу, - вздохнул Сяпа. - Сели и лапы свесили.
        - Не бойся, все будет нормально, - заверил его Большой Кыш. - Мне сегодня мой Енот приснился. Весь в репьях. А это верная примета: быть удаче.
        - Тебе, может, и повезет, - засомневался Сяпа, - а вот мне никогда. Я неудачник. Хоть десяток кышей пойдет в реку купаться, все пиявки бросятся на меня одного. Судьба такая. Хоть поворачивай и беги назад.
        - Как это «беги»? А как же твое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ? Только-только во всем разобрались. Остался пустяк - выгнать этих длиннохвостых и освободить от рабства Большую Тень, - возмутился Бяка.
        - Да уж, пустяк, - шмыгнул носом и дрогнул хвостиком Сяпа.
        Бяка сердито кашлянул, искоса взглянул на Сяпу и шлепнул его лапой по попе:
        - И не смей реветь! Никому ничуточки не страшно, клянусь чайниками!
        Но Сяпа уже побелел, как одуванчик, и заныл:
        - Охо хо, как все плохо! Как страшно! Как все безнаде-е-ежно!
        - Зажми нос, - буркнул грубый Бяка и опять легонько шлепнул Сяпу, - кому сказал, нос зажми! И не клацай зубами. И не пачкай меня соплями. Ты чего, дикого лука нанюхался? Выслуживаешься перед этими прохвостами?
        - Нет, Бяконька, - рыдал Сяпа, - я натурально реву, по-честному.
        - «По-честному»! - передразнил его Бяка. - Прекрати сейчас же, или придется пойти на крайние меры.
        Видя, что уговоры не действуют, он приостановился, подобрал на дороге щепку и, расколов ее немного, защемил ею Сяпин нос. Сяпа моментально перестал реветь, выпучил глаза и открыл рот.
        - Ну? - спокойно осведомился Бяка. - Идем дальше или как?
        Сяпа надулся. Снял щепку, поджал губу. И почему он решил, что Бяка изменился к лучшему? Дудки! Ничуть не изменился. «Бякой был, Бякой и остался», - сделал он суровый вывод и натянул панаму по самые щеки.
        А Бяка, весело насвистывая, двинулся дальше. Он радовался тому, как остроумно и быстро сумел успокоить Сяпу. Щепка - это был первый секретный приемчик Большого Кыша по борьбе с плохим настроением. Второй он приберег на потом. Это тоже был очень хороший способ: запустить за шиворот опечаленного кыша божью коровку и ждать, пока кыш не развеселится от щекотки сам собой. Бьет наверняка. Проверьте сами.



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
        Где Большой Кыш

        Бяку сожрали медведки, а Люля распоясался.
        Зачем нужны бурундуки?
        Уважение или традишн?


        В это время в Маленькой Тени жизнь шла своим чередом: рассвет - закат, рассвет - закат…
        Ась замкнулся и ждал известий от Сяпы. Кыши занимались своими делами, но каждую минуту помнили о ВЕЛИКОМ ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ своего собрата Сяпы.
        Бякино отсутствие было замечено не сразу. Как-то раз Бибо собирал на растопку сосновые иголки на западном склоне и услышал чьи-то жалобные вздохи. Он завернул к
«Теплому Местечку» и у домика нашел пригорюнившегося, давно не чесанного Енота. Тогда Бибо догадался: Бяку сожрали медведки. В последнее время Бяка усиленно боролся с ними, так как их развелось на холме великое множество. Бибо решил, что эти коварные насекомые отомстили Бяке за то, что тот затыкал их норы полынью. Видно, медведки заманили Бяку в укромный уголок, накинулись на него и разорвали на мелкие кусочки.
        Люля в отсутствие Бяки вконец распоясался. Сплетник нашептывал соседям, что причиной гибели Бяки была червячья месть. По Люлиной версии, Бяку сожрали сородичи червяка Нукася за то, что его растоптал еж Бякиной бабули. Червяки озлобились, впали в бешенство и…
        Пользуясь случаем, хитрюга объявил себя последователем Бякиной теории кышьего одиночества, суть которой состояла в том, что на все общеполезные Асевы «да» ответить шерстистым, эгоистичным «нет». Люля сделал попытку присвоить Бякино имущество и Енота, но этому помешал Кроха. Он быстро объяснил жулику, как поступают с мародерами вороны.
        Люля отступил, но спустя несколько дней, поскользнувшись на «воскресшем» вездесущем Нукасе, упал, пребольно ударился мягким местом о жесткий корешок и, рыдая, явился к маленькой Утике, в Сяпину хижинку под старой липой. Плут соврал, что он - дальний родственник Сяпы и что теперь будет жить здесь по праву наследования, пока его родственник не вернется. Кстати сказать, Люле действительно негде было жить, так как его дом, бывшую норку Сурка, затопило во время проливных дождей.
        Утика побежала за советом к Дысю. Тот велел запереться в доме и не пускать пакостника Люлю. А если тот будет ломиться, нещадно лупить его мухобойкой - он этого не любит. Утика не умела драться, она умела жалеть. Кышечка пригласила Люлю на чай и, потчуя желудевыми хрустяшками, ласково объяснила, что плохих кышей в природе не бывает! Если кыш вредничает, значит, он заболел. Или же стал жертвой нападения Бешеного Шершня. И пока шершневый яд не рассосется, укушенный кыш будет склочничать, сплетничать и ябедничать. Но он не виноват! Виноват злой Шершень! А кыша надо жалеть и хорошо кормить, чтобы он побыстрее поправился. Она чудесным образом уговорила Люлю не захватывать Сяпину хижинку, а тихонько занять пустой домик у ручья, откуда пропало яйцо. Со дня пропажи домик пустовал. Утика пообещала, что если он, Люля, будет себя хорошо вести, то она, Утика, научит его вязать носки, жилетки и колпаки для кышей. А это очень нужное ремесло. Кыш немножко поломался, но потом милостиво дал себя уговорить.
        Натаскав в дом у ручья провизии, хитрец заперся внутри и затих. Через несколько дней Дысь пошел на разведку проведать плутишку. Сколько он ни стучал, Люля не отзывался. Ясное дело - уединился, чтобы спокойно поесть в одиночестве. Дысь настаивать не стал и отправился восвояси. На берегу ручья он встретил печального Бибо.
        - Не могу поверить, что Бяка ушел на луну, - жалобно прошептал Бибо и уткнулся носом в жилетку Дыся.
        - Как это «ушел»? - удивился тот.
        - А где же он? Пропал. Там под сосной у «Теплого Местечка» уже несколько дней Енот воет - оплакивает нашего кыша-одиночку.
        Из домика сразу вынырнул Люля:
        - Как ушел? Как ушел? Кого же я теперь буду выводить на чистую воду?
        - А разве не ты болтал там и здесь про то, что Бяку сожрали родственники убиенного Нукася?
        - Это я пошутил. Нукась жив-здоров. - Люля вздохнул и растерянно прошептал: - Кто же у нас теперь будет самый плохой? Я?
        Дысь шмыгнул носом и решительно заявил:
        - Нет у нас плохих, у нас все хорошие. И Бяка был замечательный, только очень одинокий. И ты, Люля, не безнадежный.
        Кыши сели на крылечко домика и замолчали.
        - От Сяпы нет известий. Мы здесь, а он там. Один! - вдруг сказал Бибо. - Я для него турник вчера соорудил за домом. Вернется, буду тренировать.
        Кыши опять помолчали, наблюдая алый закат августовского солнца.
        - Бьютифулами пахнет, - поморщился Люля, - Опп говорил, такие цветы у них не растут…
        - У них другие растут, - отмахнулся Дысь.
        - У нас лучше, - возразил Бибо. - Дома все лучше. У нас даже Бяки лучше. Наши Бяки - лучшие в мире! Одним словом, наши Бяки - всем Бякам Бяки. - Он поднялся. - Пойду навещу Енота. Во второй раз осиротел, бедняга.
        - Слушайте, кыши, - встрепенулся вдруг Люля, - а давайте разведем у нас на холме бурундуков!
        - Как это «разведем»? - удивился Бибо. - Бурундуки размножаются по велению сердца.
        - А зачем тебе они? - поинтересовался Дысь.
        - Ну… кыши меня не очень… а если я стану бурундучьим предводителем, меня все зауважают.
        - Уважают не за чины, а за хорошо выполненное ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Не волнуйся, мы тебя уважаем! По-своему. Стал бы я тебя регулярно мыть, если б не уважал.
        - Это не уважение, - вздохнул Люля, - это «традишн»…



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
        Кыши против медведок

        Медведки оккупировали холм.
        Люля не играет «на просто так».
        Вылазки агрессора больше терпеть нельзя!
        У Бибо есть план.


        Тихо и незаметно Лошадиную Голову оккупировали медведки. Кыши осознали надвигающуюся опасность не сразу, несмотря на очевидные следы подземного вторжения. Подгрызенные медведками корни стали причиной гибели многих и многих растений. Куда ни посмотри: чахнущие травы, кусты, засохшие молодые побеги, поникшие цветы.
        Первым всполошился Бибо, когда пол в его хижинке вспучился, зашевелился и разлетелся по прутику. А из проема показалась хищная морда медведки, пожирающей взглядом хозяина. Интерес насекомого к кышу был нехороший, голодный, можно сказать, был интерес. И Бибо понял, что его сейчас будут есть. Нет, кыш-спортсмен не растерялся. Он схватил с полочки деревянный половник и от души надавал им по хитиновому загривку незваной гостьи, решительно выставив нахальное насекомое вон. Потом заткнул образовавшуюся дыру в полу пучком чернокорня, надел полосатую спортивную жилетку и побежал искать друзей.
        Кышей Бибо нашел на Поляне Серебристых Мхов. Дысь, Хнусь, Тука и Люля занимались спортом: гоняли сосновую шишку. Еще издали ветерок-шептун донес до Бибо их азартную перепалку.
        - Бросок через левую лапу не считается! - голосил Люля, идя грудью на робкого Хнуся. - И потом, ты меня укусил за хвост, а это против правил. И оттаскивать игрока от ямки за усы против правил. Я почти закатил шишку в ямку, а ты меня - хвать!
        - У тебя уши грязные, - испуганно оборонялся Хнусь. - Я тебя не от ямки, а от Дыся оттаскивал, он не любит пряных запахов.
        - При чем здесь запахи, я вас спрашиваю? - орал Люля. - В правилах про запахи ничего не сказано! Раз мы не на лепешки играем, хочу - мою уши, хочу - нет.
        - Ну и термит ты, Люля, - возмутился Тука. - Неинтересно тебе «на просто так» играть, везде выгоду ищешь.
        - Да, неинтересно! - оттопырил нижнюю губу тот. - Даже глупые медведки шагу не сделают, если их заячьим «орешком» не поманишь.
        Тут подбежал запыхавшийся Бибо.
        - Люля, - отдуваясь, проговорил он, - а ведь и от тебя иногда бывает польза. Замечательная идея твои заячьи «орешки»! Вот как можно выманить из нор медведок-кышегрызок: подкинуть им их любимое лакомство - заячьи «орешки».
        Кыши окружили Бибо. Люля остался стоять в сторонке, бурча себе под нос:
        - Хорошие идеи дорого стоят. Гоните полную корзинку тяп-ляпушек! Эй, вы!
        Но его никто не слушал.
        - А ведь верно! - одобрил план Дысь. - В бою надо использовать все пороки и слабости противника. Больше терпеть наглые вылазки насекомых нельзя. Надо обороняться!
        - Когда начнем? - решительно сжал кулачки Тука.
        - Завтра на рассвете! - прошептал Бибо тихо-тихо, чтобы его не услышали разведчики медведковской армии. - Все как один на борьбу с захватчиком!
        - Ловля медведок - хитрое дело. Тут ошибиться нельзя! - издали крикнул Люля. - Имейте дело со мной! Я один знаю любимые заячьи местечки, где рассыпаны их
«орешки».
        - Молчи, болтун, - прикрикнул на Люлю Бибо, - весь план провалишь. Кругом шпионы! На войне главное - неожиданный натиск! А ты трезвонишь!
        - Не нервничай, держи себя в лапах, Бибо! - съехидничал Люля. - Да, я болтун! И если вы не отдадите мне половину из найденных вами «орешков», по всему лесу разнесу жирную сплетню о вашем плане.
        - Зачем тебе столько какашек, Люля? - удивился Хнусь.
        Люля стал загибать пальчики:
        - Во-первых, я у вас же на них лепешки выменяю, во-вторых, буду топить ими очаг. На всю осень хватит. В-третьих…
        - Какой неутомимый жадина наш Люля, это ж надо! - сокрушенно вздохнул Тука. - Жадничает без продыху.
        - Вот что странно, - подметил Бибо, - пока с нами был Бяка, мы думали, что хуже кыша нет на свете. А теперь, слушая Люлю, мне кажется, что Бяка был милягой и душкой.
        - Тогда почему же медведки сожрали Бяку, а не Люлю? - вздохнул Дысь. - Слопали бы нашего пакостника и перетравились все как одна.
        - Яду в нем много, это точно. Может, помоем его, а? - застенчиво предложил Хнусь и оглянулся. Люли рядом уже не было…
        - Теперь конкретно о деле, - быстро сказал Бибо. - Сегодня весь день будем собирать приманку, а завтра…



        ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
        Битва за холм

        Стратегия и тактика.
        Битва на западном склоне.
        Галлюцинация или помощь привидения?
        Победа!


        Для конца августа рассвет был на редкость теплым. Когда ярко светит солнце, природа наполнена покоем и умиротворением. Но сейчас в воздухе повисла настороженность и тревога. Не пели осенние гимны певчие птицы, примолкли шмели, притих ветер.
        Накануне кыши заготовили несколько корзин с «деликатесом» для подманивания медведок. Ась с помощью Пруха сплел сачки для поимки насекомых, а также сетки для плененных медведок, в которых их потом отправят за Лапушку. Оттуда медведки не смогут вернуться и опять напасть на Большую и Маленькую Тень.
        Первый крик зарянки послужил кышам сигналом к началу военных действий. Пушистое братство быстро собралось у дома Туки и наметило план действий. Так как западный склон был исполосован медведковыми норами вдоль и поперек, основное наступление ждали там. К месту, где лиственный лес смешивался с хвойным, был направлен самый сильный отряд под предводительством Бибо, состоящий из Туки, Хнуся и Сурка. Его бойцы (кроме Сурка, конечно) были вооружены мухобойками и сачками. На ополченцев были надеты цветные колпаки с гремелками, шипованные гульсии и непрокусываемые соломенные бронежилетки.
        На южный склон, где нор было гораздо меньше, отправились Дысь, Енот и Утика. Белая Жилетка был за старшего.
        На восточном склоне нор не было вовсе. Поэтому третья группа, состоящая из братьев-близнецов Слюни и Хлюпы, направлялась на северный склон. Там тоже были замечены отдельные вылазки противника. Ась предложил привлечь к обороне холма и Люлю, но это предложение было отклонено из-за гнусности характера кандидата и его неблагонадежности. Посчитали, что в трудную минуту Люля запаникует и переметнется в стан врага. Ася не взяли по причине слабого здоровья, Кроху не смогли найти, а о существовании Бу никто и не догадывался. Зная Букину предприимчивость и склонность к авантюрам, папаши, недолго думая, посадили малыша под замок - мол, маленький еще!
        Близилась битва. Корзины с заячьими «орешками» были вовремя доставлены к скоплению нор, сетки закреплены, бронежилетки стянуты кушаками…
        По сигналу Бибо кыши разложили приманку на западном склоне и сели ждать, напряженно прислушиваясь к каждому звуку. И все же, когда вскрикнул Хнусь, укушенный за пятку первой вылезшей на поверхность медведкой, Бибо и Тука вздрогнули.
        - Ах ты, кусака! - обиженно пискнул Хнусь и щелкнул мухобойкой задиру по панцирю.
        Оглушенную медведку тут же подхватил сачком Бибо и, подбежав к сетке, отправил пленницу в вязаную каталажку.
        И тут началось столпотворение: изо всех нор одновременно, и здесь и там, полезли бронированные насекомые. Их было великое множество.

        В бою страху нет места. Из злого пыхтения, из шороха сложенных крыльев, из шлепанья лопатоподобных передних лап надо вычленить ухом паузу, которую делает медведка перед броском, и не дать ей укусить тебя за те места, до которых она может добраться.
        - Эй, Тука, - окликнул друга, споро орудуя мухобойкой, Хнусь, - отчего эти усатые мамочки так рассвирепели, отчего всей ратью напали на нас?
        - Думаю, оттого, что Бяка разбудил тебя до срока! - прокричал в ответ Тука, ловко уворачиваясь от двух медведок, прыгнувших на него одновременно.
        Бронированные лбы с громким хрустом столкнулись в воздухе, и храбрый кыш, подцепив сачком драчуний, оттащил их к сетке.
        Через два часа ожесточенной битвы почти все сетки были полны свирепыми насекомыми, а медведки еще прибывали. Силы были неравны: ряды противника пополнялись свежими воинами, а у розовой гвардии не было даже минутки, чтобы перевести дух. У кышей от усталости отваливались лапы, но они стойко держали оборону. Самым бодрым из защитников оставался Сурок. Он мрачно бродил от кыша к кышу и топтал черно-рыжих агрессоров.
        - Наших бьют! - взвизгнул Хнусь, когда трое насекомых разом бросились на него. Сильным ударом он оглушил медведок и накрыл их сачком. - Что, ежовые иголки, козьи колючки, умалишенные землекопалки, не нравится? - закричал кыш, а потом, буксируя их к сетке, добавил: - У, дурилки вреднючие, вот я вам!
        - А ну пошли назад! Отправляйтесь по домам, дуры драчливые! - подхватил Бибо и тут же упал от коварной подсечки.
        На лежащего Бибо мгновенно накинулась целая свора медведок. Кыша спас Сурок. Он подоспел вовремя - разбросал и затоптал накинувшихся на друга насекомых и пригнул голову. Бибо, сильно покусанный злобными налетчицами, из последних сил вскарабкался ему на спину и, немного отдышавшись, стал атаковать медведок сверху. Рядом с Бибо, гордо восседавшим на боевом Сурке, бился Тука. Он крутился, как флюгер.
        - Кыш мал, но отважен, - приговаривал он, отбивая одну атаку за другой.
        У него уже не было времени относить медведок к сетке. Он только расшвыривал нападавших в разные стороны. Неожиданно одна крупная медведка выбила у Туки из лап мухобойку. Топтавшиеся вокруг насекомые тут же ринулись к безоружному, но храбрец, уворачиваясь от укусов, хватал врагов за усы, крутил над головой и отбрасывал от себя подальше. В голове у кыша вертелась усталая мыслишка: «Нам не победить. Их слишком много… а я так устал… я так хочу отдохнуть… Пусть даже на луне». Но Тука гнал от себя страх, видя, с каким мужеством дерутся Хнусь и Бибо с Сурком.
        - Ах вы, глупые твари, науськанные Фармакоком! Я боюсь щекотки, а вы кусаете меня за живот?! Тогда я тоже пощекочу вас! - кричал Тука и, сжав зубы, кидался снова и снова в неравный бой. Уже будто в тумане, он вдруг увидел, что с ближайшего дерева на него пикирует большая птица. Верхом на птице гордо восседал маленький кышонок в красной жилетке.
        - А-а! Наваждение! Я заболел трясучкой… Слюня предупреждал… - прошептал Тука, из последних сил отпихивая от себя врагов. - Ужас! Я вижу привидение невылупившегося кышонка… Это конец… Привидение хочет забрать меня с собой на луну… Здравствуй, луна… - Перед глазами у Туки все поплыло, он впал в беспамятство и не видел, как Кроха, пилотируемый Бу, пронесся над полем боя, срывая клювом с кышей колпаки с гремелками.
        Бибо грозно закричал:
        - Только привидений нам не хватало. Ты что, тоже против нас? Хочешь, чтоб нас без гремелок вороны добили сверху? Но нет, так просто мы не сдадимся! Кыш! Кыш!
        - Тр-р-репотня! Кончай вер-р-ртеп! - крикнул Кроха (это был, конечно же, он), выхватывая лапами прямо из центра свалки Туку. - Мы не вр-р-раги, мы подкр-р-репление! С целой ар-р-рмией голодных вор-р-рон. А вы р-р-распугиваете союзников своими гр-р-ремелками!

        Тут кышам наконец-то стало ясно, что у привидения, командующего вороньей эскадрильей, был отличный план: натравить ворон на медведок. Слетевшиеся отовсюду черные птицы начали одна за другой пикировать на кишащих насекомых. Эта чернокрылая рать была ненасытна. То, что маленьким кышам было не под силу, для ворон оказалось пустячным делом. Кыши опасались только одного - самим не стать угощением. Поэтому они бросились в укрытие, под разлапистый кустик таволги, и оттуда наблюдали за страшной трапезой черных птиц. А вороны, насытившись, улетели прочь. На поле боя не осталось ни одной медведки. Наступила тишина.
        Кыши еще долго лежали под кустом без движения, переводя дух. Неожиданно откуда-то сверху донеслось тихое попискивание. Кыши прислушались. Огляделись. Прямо над их головами, на стройном клене, они увидели гнездо, замаскированное лишайниками и корой. Оттуда испуганно выглядывало семейство зяблика. Уже окрепшие птенцы с любопытством тянули шеи вниз. Немного испуганная мать строго посвистывала. Притихший было лес оживал. Наконец-то, осознав свою победу, кыши засмеялись, полобунились, обнялись.
        Солнышко улыбалось, небо синело звонкой лазурью. Тука стал высматривать, куда спряталось привидение в красной жилетке? Исчезло. Да и было ли оно? Кыш подергал себя за брови, встряхнул ушами, попрыгал на пятках. Это было верное средство обнаружения привидений. Но нет, маленькое привидение вновь не появилось. И Тука утвердился в мысли, что это была просто галлюцинация. К чему сомнения? Они победили! Холм спасен! А чего не привидится в пылу боя?
        Бибо молодцевато, с хрустом потянулся и затянул только что придуманный им «Гимн кышей-победителей». Бодрую мелодию дружно подхватили Хнусь и Тука:

        Хитиновые шлемы, черные жилетки.
        Щелкают усами злобные медведки.
        Подбирайте, кыши, шишки, палки, ветки!
        Окружают наших наглые медведки.
        Видишь мухобойку и большую сетку?
        В сетку мы загоним главную медведку.
        Побеждают кыши - их удары метки!
        Быстро удирают глупые медведки!
        Отправляйтесь в норы! Дома плачут детки!
        Мы вас не боимся, жалкие медведки!



        ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
        В засаде

        Домыслы болтуна Люли.
        На южном склоне. Близнецы на посту.
        Слюнин сон.


        В это же время маленькая Утика сидела в засаде и думала о Люле. Фантазер, томясь от безделья, наплел ей уйму небылиц про печальную участь, постигшую Большого Кыша. По его словам, гигантская медведка, питавшаяся дикой морковью (которая, как известно, очень богата витаминами), выросла до неимоверных размеров, подкараулила одиноко бродившего по роще Бяку и сказала: «Выбирай! Кого мне сожрать: тебя, Бяку, большого и никчемного, или талантливого, никем не понятого Великого Предводителя бурундуков Люлю?» И Бяка, мол, не раздумывая ответил: «Кто я такой рядом с великолепным Люлей? Ешь лучше меня!» И медведка сожрала Бяку. Целиком. И даже не икнула. Он, Люля, якобы все видел собственными глазами и плакал от жалости.
        Утика тоже всплакнула, смахивая слезки с пушистых щек маленьким пальчиком.
        В это время Дысь, деловито похлопывая мухобойкой по коленкам, обходил норы, возле которых аккуратными кучками были насыпаны заячьи «орешки». Вдруг рядом послышалась возня. Дысь настороженно заглянул в ближайшую нору, откуда доносились странные звуки: хруст и пощелкивание, напоминающее трели сверчка. БЖ свистнул в чёрный лаз. Звуки сразу смолкли. Кыш отошел от норы и опять прислушался. Было тихо.
«Показалось!» - решил он и занялся разминкой задних лап, подпрыгивая, приседая и вставая на носки. Неожиданно обо что-то споткнувшись, он упал и пребольно ударился мордочкой о твердый корешок. Дысь проверил зубки. К счастью, они все были на месте. Ни один даже не шатался. «Отлично! - обрадовался он. - Смешно, когда в одном племени два шепелявщика: Ашь и Дышь». Улыбнувшись своим мыслям, Дысь глянул в сторону и замер: он увидел их, медведок…

        На северном склоне пока было тихо. Но братья отчего-то тревожились: им все время казалось, что из-за холма то и дело доносятся звуки, напоминающие воронье карканье и вопли кышей.
        - Хлюпонька, - боязливо оглядываясь, прошептал брату Слюня, - а может, здесь медведки не попрут? Может, надо бежать на западный склон помогать нашим?
        - Раз велено ждать здесь, будем ждать здесь, - мрачно отвечал ему Хлюпа.
        Чтобы скоротать время, запасливые близнецы разложили на траве скатерку и домашнее ореховое печенье. Было самое время перекусить. Ну и поболтать о том о сем.
        - Знаешь, Хлюпа, - откровенно признался Слюня, - всю ночь мне снились медведки. Будто иду я по Лошадиной Голове и не так чтобы спешу, а просто прогуливаюсь. И вдруг - они! Ряд за рядом ползут… Гигантские такие… Чёрные… Больше Бибо, больше дуба… Страшенные! - Изображая медведку, Слюня свирепо сдвинул брови и распушил усы. - А у меня в лапах - ни-че-го! Да и сам я, можно сказать, голый - ни жилетки на мне, ни носков, одни гульсии! В общем, стою я, одинокий и беззащитный, а эти усатые мамки наступают! И много их, как желудей на дубе, не сосчитать. И идут, знаешь, так целенаправленно. Тут меня стукнуло! Я вдруг понял, зачем они шли…
        Пока Слюня пересказывал сегодняшний сон и делился собственными страхами, его брат налегал на печенье.
        - Ну и какое у них к тебе было дело? - активно жуя, полюбопытствовал Хлюпа.
        - Да ничего особенного, дело как дело: есть хотели. Проголодались, одним словом. Основательно. А тут я им подвернулся. И понимаешь, брат, закусили бы они мной всенепременно, да случай спас.
        - Ну, какие с тобой случаются случаи, я знаю! - понимающе закивал Хлюпа.
        - Вот-вот. Когда у всех прямо - у меня наперекосяк. Помнишь, перед тем как уйти в Большую Тень, Сяпа подарил всем гульсии? Ну, помнишь? Тебе подарил водоступы, чтобы в глубокой луже не утонуть. А мне такие славненькие, со скрипом, на подставочках, чтоб я был повыше и дотягивался в драке до твоей мордочки.
        - А вот здесь Сяпа перемудрил. Ни к чему тебе такие. С них Бу недавно упал, так хвост отшиб и язык прикусил. И три дня не мог говорить.
        - А мы с тобой целых три дня отдыхали… - Слюня взял со скатерки последнюю печенинку и с удовольствием вдохнул орехово-медовый аромат.
        Хлюпа заерзал:
        - Чего нюхать-то? Дай сюда. Даже печенье есть не умеешь. Смотри, как надо, - ам, и все.
        Слюня сглотнул слюнку, а Хлюпа отряхнул с жилетки крошки, развалился на траве и спросил, зевая:
        - Ну и что там дальше было в твоем сне?
        Слюня в эту минуту смотрел вдаль и видел, как над рощей поднялась стая галдящего воронья и, покружив над холмом, убралась в сторону Большой Тени. А одна ворона, сделав резкий разворот, отделилась от стаи и, низко планируя, полетела к западному склону. На вороне что-то краснело.

«Эта разбойница стащила у кого-то из наших красную жилетку. Точно такая у нашего Бу, - промелькнуло у Слюни в голове. - Очень хорошо, что мы его крепко-накрепко заперли в хижинке. Там он в безопасности». Кыш мысленно похвалил себя за предусмотрительность и продолжил:
        - Именно эти Сяпины гульсии и спасли меня от неминуемой смерти. В моем сне у них, у гульсий, был зверский аппетит. И питались они исключительно медведками и немного воронами. В общем, увидели их медведки, струсили и стали совещаться, как им быть, а тут, откуда ни возьмись, Ась с ведерком. Говорит так вкрадчиво, так проникновенно, аж сердце защемило: «Дежиншекция! А ну, медведищи, кто шледующий?» Ну, тут мы с медведками ка-ак сиганули врассыпную, кто куда! Проснулся утром… Умом понимаю: хороший был сон, а за Бу на душе вдруг стало тревожно-тревожно…



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
        Воришка

        Подлое мародерство Люли.
        Строгое, но справедливое яйцовое привидение!
        Тайное оружие.
        Сурок впадает в спячку.


        Пока все остальные кыши Маленькой Тени воевали за правое дело, Люля подло крал. Одно дело ругать Бяку. Это легко. Но другое дело поступать хорошо самому. Это трудно.
        Итак, Люля тайно пробрался в домик Сяпы и решил там кое-чем поживиться. Такого в Маленькой Тени еще не случалось.
        Если говорить начистоту, воришке было немного не по себе. Не то чтобы стыдно, а чуть-чуть неловко. Но сладкое предчувствие наживы победило. Он решился.
        Трудно сказать, для чего Люле понадобились Сяпины изобретения. Он и сам не знал толком. Захотелось иметь чего-то МНОГО! Против этого устоять трудно. Не каждый сможет.
        В задумчивости воришка обошел Сяпин дом, прикидывая, как унести награбленное. Люля не боялся, что его кто-либо застанет на месте преступления, так как знал точно, что домик пуст. Во всяком случае ему так казалось. Утика отправилась с Дысем дежурить на южный склон. Сяпа ушлепал в Большую Тень. А про то, что кышечка приютила на время Ася, он и не знал вовсе. Да, старик был здесь: он подремывал на чердаке, раскинувшись на удобном матрасике, набитом сушеной мятой.
        Все Сяпины изобретения до Люлиного прихода стояли на своих местах: на полках, этажерках и сундуках. Оттуда они перекочевали в две безразмерные Люлины кошелки. К камнешвырялке - предмету давней жгучей Люлиной зависти, - стоящей на приколе под калиновым кустом, была привязана крепкая веревка для удобства транспортировки. Люля чуть- чуть посокрушался, что все подчистую украсть никак не удастся. Как, скажите на милость, вынести из домика печь с поддувом или водоотвод? Но потом покорно проглотил эту маленькую ложечку дегтя и отдался пьянящему чувству обладания. В общем, кража заняла не более получаса. За это короткое время Люля превратился из простого пакостника в гнусного грабителя. Перемена не в лучшую сторону, не правда ли?
        Покинув Сяпин дом с двумя кошелками краденого и камнешвырялкой на буксире, Люля, потея и отдуваясь, двинулся в сторону ручья, в брошенный Фуфой и Утикой домик, где он недавно обосновался. О последствиях своего поступка Люля не задумывался: будь что будет. Но в изворотливой головенке уже медленно зрел план обмена технических ценностей на еду.

        Когда усталый воришка был почти у цели, откуда-то сверху раздалось деликатное покашливание. И тоненький голосок сказал ласково-участливым тоном:
        - Без кота мышам раздолье.
        - Что это? Кто это? - испуганно завертел головой воришка.
        - Хорошо нагребешь - домой не унесешь, - опять сказал тот же самый голосок. - Смотри не надорвись, толстый предводитель жаб Люля. Грабить своих - тяжкое дело, как бы грыжу не нажить. Не заботишься ты о своем здоровье, пакостник! Ой не заботишься! Ну ничего, теперь я о нем позабочусь.
        Люля обернулся и обомлел. На нижней ветке его собственного дерева сидело и тихо раскачивалось яйцовое привидение. Его ушки слегка вздрагивали, когда ветка пружинисто шла вниз. Это подрагивание маленьких ушек отчего-то повергло Люлю в тихий ужас.

«Застукали. Это мне с лап не сойдет. Надо было красть ночью. Правда, для привидения что день, что ночь - все едино», - запаниковал Люля, и хвостик его поник.
        - Что мне будет за мой плохой поступок? Ты меня заберешь с собой на луну? - замирая от страха, спросил он.
        - Чем луна-то провинилась? Там только тебя не хватало. Кышьи души готовятся к возрождению, и тут, здрасьте, - Люля! Нет уж, мы с тобой здесь разберемся! - строго сказало привидение.
        - Отпусти! - взмолился Люля. - Обещаю, больше не буду! Чтоб мне облысеть, чтоб мне хвост отморозило, чтоб у меня усы обвисли! - не переставая клялся воришка.
        - Ну, это само собой, - презрительно шмыгнуло носом привидение. - Если не исправишься, и шкурка облысеет, и усы обвиснут, и окрас испортится: станешь не розовый, а грязно-зеленый. Уж я позабочусь.
        Люля похолодел от ужаса.
        - Чего изволите приказать? - подобострастно вытянулся в струнку воришка.
        - Перво-наперво верни Сяпины вещи. Кроме камнешвырялки. Ее пока оставь здесь. И мигом назад. Я за тобой отсюда понаблюдаю. Хитрить не советую.
        Хитрить Люля не решился. Выполнил, что было велено, и примчался назад.
        Привидение все так же сидело на ветке и болтало лапками, но уже в компании с другим привидением, очень похожим на Бякину ворону. Видно, Бяка разбил еще одно яйцо до срока - воронье.
        Одно привидение влезло на другое, и они медленно полетели вперед. Люля вприпрыжку побежал за ними, волоча за собой камнешвырялку. Никого не встретив по дороге - все воевали с бешеными медведками, - эта странная процессия быстро добралась до южного склона. Там уже шел бой - не такой яростный, как на западном, но защитникам было тоже нелегко. Привидения опустились на лежавший в сторонке большой камень и быстро оценили обстановку.
        - А ну, предводитель жаб, разворачивай камнешвырялку.
        Люля быстро исполнил приказание.
        - Снаряды готовь! - скомандовал призрак кышонка. Воронье привидение тут же достало клювом из торбы, что висела у него на шее, несколько десятков свернутых фунтиками березовых листьев.
        - Что там внутри? - испуганно пролепетал Люля.
        - Тайное оружие! - таинственно прошептало яйцовое привидение. - Десант из жуков-бомбардиров. Смотри, Люля, в бой вступает последний секретный резерв!
        Тут Бу (что это был он, давно поняли все, кроме Люли) взял первую партию живых бомб, положил их на опущенный край камнешвырялки и крикнул Люле:
        - Залезай на камень и прыгай вниз!
        Тот грузно упал с камня на вздернутый край катапульты, осуществив точное попадание жуков в центр заварушки. Бомбы посыпались на головы дерущихся. Приземлившись, жуки быстро высвободились из листьев и гневно сделали свое дело. Утика с Дысем чихнули, зажали носы и бросились вверх по холму, Енот бросился за ними. А медведки зажать носы не догадались и, напуганные газовой атакой, резво подались к своим норам, где и укрылись. Своевременная военная хитрость Бу решила исход боя. Жаль, он не смог насладиться вместе со всеми радостью победы, ведь находился здесь втайне от всех. Именно поэтому сразу после бомбометания два «привидения», прихватив с собой Люлю, поспешили поскорее скрыться в роще.
        Судьба была за близнецов - медведки не стали атаковать северный склон, где томились в ожидании Слюня с Хлюпой. Поэтому Бу не пришлось лететь на помощь папам, и тайна отлучки его из дому так и осталась тайной.
        Итак, кыши победили. Но как это вышло, они и сами толком не знали. Вороны, тьма медведок, десант жуков… и привидение. Откуда появилось отважное яйцовое привидение, не привиделось ли оно им? Вороны были точно. Вороны всегда были, есть и будут. Это - Закон. И медведки вроде как были. Их укусы еще болели. Но кто напугал медведок - привидение или вороны? А может, ни ворон, ни медведок на самом деле все-таки не было? Вдруг это все, все вместе: и яйцовое привидение, и синяки, и болячки, и медведки, - одна большая, ну очень большая, просто огромная галлюцинация? Вдруг на холме продолжается эпидемия трясучки? Ответа не было. А когда ответ на вопрос не предполагается, лучше ни о чем и не спрашивать. Да-да, так лучше. Как-то спокойнее.
        После боя с медведками Сурок загрустил. Кыши поняли: их толстому, милому, застенчивому другу уже пора готовиться к зимовке, ведь сурки впадают в спячку очень рано.
        Этим летом толстый Сурок старательно пасся на лугу и подкопил жирку. Теплыми днями его главной заботой были еда и сон. С приходом осени раздобревший Сурок стал тосковать по уютной норке. А зимуют эти звери обычно парами, поэтому Сурку предстояло расширить свои подземные владения, утеплить их мхом и сеном, удобно разместиться с супругой, а затем плотно закупорить входы и выходы изнутри.
        Спать сурчиное семейство укладывали всем кышьим племенем. Бибо сам проследил за тем, чтобы все было сделано наилучшим образом.



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
        Хочу быть Бякой!

        Нельзя забывать друзей.
        Под замком у пап.
        Напарники.


        Когда обессиленный Кроха доставил полководца Бу домой, кышонок неожиданно его спросил:
        - А ты скучаешь по Бяке?
        - Чер-резвычайно… - ответила птица.
        - Странно. Папа Хлюпа говорил, что Большой Кыш был немножко того, с приветом. Ну ненормальным, что ли.
        - Пр-р-редельно пр-равди- вая хар-р-рактер-ристика! - гордо ответил вороненок. - Он - НЕ нор-р-рмальный, он - особенный, твор-рческая натур-р-ра, Кр-рохина р-ра- дость, р-р-розанчик р-розовый, р-р-романтик, пр-релесть, пр- релесть! Он - фантазер-р, у него р-р-растут кр-рылья, как у Кр-р-рохи!
        - А это правда, что твоего Бяку сожрала медведка и он ушел на луну? - не отставал любопытный кышонок.
        - Вр-раки, вр-раки! Бр-ряка не бр-росит Кр-роху! - расстроенно прокаркала птица, резко взмыла вверх и тяжело полетела прочь.
        Бу стало стыдно: он не успел поблагодарить умного, доброго Кроху за помощь и отвагу, но успел бестактно напомнить о гибели друга, что было очень жестоко по отношению к преданной птице.

«Кроха прав, - рассудил малыш, - дорогие нашим сердцам существа не уходят на луну, они остаются с нами навсегда. Мне тоже нравится Бяка - он не такой, как все, он особенный. Я буду помнить о нем и верить, как Кроха и Енот, что он обязательно вернется!»
        Бу тихонько прокрался в дом. Строгие папы, к счастью, еще не вернулись. Кышонок забрался на топчан, зажмурился и неожиданно сочинил свои первые ругательные стихи. Для тех, кто ругал Большого Кыша.

        Все говорят, что он - плохой,
        Но Бука знает, это враки.
        Он - добрый кыш.
        Он - кыш большой,
        Непобедимый в честной драке.
        Хочу быть Бякой! Или с ним
        Дружить, как Кроха. Знаю точно.
        Хочу быть добрым и большим,
        Но не хочу быть одиночкой.
        Разгромленная армия медведок покинула холм. Усталые и покусанные, победители разбрелись по хижинкам зализывать раны.
        Была глубокая ночь, когда Слюня с Хлюпой оставили свой пост на северном склоне и отправились домой. Растолкав домашнего Светляка, который спросонья не хотел светиться, братья заварили кипрейный чай. Потом сели на скамейку рядышком и, с нескрываемым блаженством потягивая ароматный напиток, опустили уставшие задние лапы в шайки с горячим песком.
        - А-а? - спросил Хлюпа и сам себе ответил: - А-а!
        - Если бы они, то мы бы им! - согласился с братом Слюня.
        - А теперь идем спать.
        - Хорошая мысль.
        - Только проведаем Бу. Бедный малыш весь день проскучал дома под замком по твоей милости, - пожурил брата Хлюпа.
        Папы тихонько заглянули в детскую и, успокоенные размеренным посапыванием Бу, разошлись по спаленкам.
        - Если кышонок заперт на время битвы, ему же спокойнее, - прошептал, засыпая, Хлюпа. - И его родителям тоже.

        А Бука вовсе не спал. Он ворочался в своей кроватке, вспоминая сегодняшний непростой день. Столько всего произошло!
        Интересно, что он сделал хорошо, а что не очень? Какой из его поступков был правильным, а какой нет?

…Еще до отъезда Сяпы Бу догадался, что на холме творится что-то неладное. На склоне вдруг засохли все молодые дубки. Это медведки подгрызли их корни, это они изрыли весь холм своими норами. Стаи злых насекомых нападали на мелких грызунов и на кышей тоже просто так - ни с того ни с сего. Кыши боялись ходить в лес поодиночке. Их возмущение росло. Бибо с Дысем к чему-то готовились, шушукались по уголкам. Как-то они пришли к Букиным папашам и долго с ними совещались. Кышонок, забравшись в большую корзину для сосновых иголок, подслушал кыший план борьбы с обезумевшими медведками. Было ясно - на холм пришла беда. Как назло, предусмотрительные папы, опасаясь за жизнь малыша, стали ежедневно запирать его дома. Но разве удержишь взаперти юркий ветерок или луч света? Ни за что!
        При первом же удобном случае малыш улизнул из хижинки, устроив подкоп. Бу впервые ушел из дому так далеко и без разрешения. Вообще-то он был послушным малышом. Но когда холм оказался в опасности, ему просто необходимо было быть со всеми. Бу решил бороться! Он позвал Кроху. Гениальная идея заманить на холм ворон родилась в его птичьей голове! Храброму птенцу пришлось взять на себя трудные переговоры с родней. Для всех общение с воронами - большой риск. Для Бякиной вороны тоже. Ведь глупец - самый опасный союзник! Но выбора не было, и произошло то, что произошло.
        Бу действовал не по возрасту решительно, рассудительно и смело. Вместе с Крохой они привели армию ворон, которая победила армию медведок. Бу застукал Люлю за воровством и вынудил его помогать друзьям. Бу придумал десантировать жуков на поле боя, тем самым решив исход битвы. Он был храбр и никого не боялся, кроме пап, конечно. Но обстоятельства сложились удачно, и Слюня с Хлюпой не заметили его отлучки. А остальные приняли кышонка за яйцовое привидение.



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
        Прихвостень

        Сяпа ищет Ёшу и Шам-Шама.
        Бяка отправляется на разведку. Погоня.
        Гнус - особо приближенный прихвостень.
        Редкого качества секретище.


        События в Большой Тени между тем развивались… Добравшись до пригорка, с которого было хорошо видно кышье поселение, приятели решили разделиться - Бяка с поклажей отправлялся на разведку в поселок, а Сяпа со Светляком - на поиски Ёши и Шам-Шама. Казалось бы, зачем нужно было искать стариков, кому нужны их нравоучения? Молодые все знают сами! Так частенько рассуждают люди, но не кыши. Любой кышонок знает: принимая важное решение, невредно посоветоваться со старшими. Поэтому приятели разошлись в разные стороны. Один - разузнать, кто виноват во всей этой неразберихе, другой - получить мудрый совет.
        Большой Кыш бодро зашагал вперед по широкой дороге.
        Маленький свернул на лесную тропинку и тихонько поплелся по ней, озираясь и замирая при каждом шорохе. Без Бяки Сяпе было не по себе. У Бяки, конечно, дрянной характер, но зато смелости не занимать, что при нынешних обстоятельствах играет не последнюю роль.

        Итак, Сяпа тихо крался по лесной тропинке, чутко прислушиваясь к голосам леса. Он пугливо шарахался от насекомых и ящерок, сновавших там и сям, птиц, опускающихся к земле за мошками, веток, трепетавших на ветру, и даже мух. В общем, трусливо прячась от всего, что шевелилось, он то и дело нырял в густой брусничник, где отлеживался и собирался с духом. Из-за этих остановок герой продвигался вперед очень медленно.
        Вдруг чуткое Сяпино ушко уловило странный шорох. Он даже не успел предположить, что бы это могло быть. Его задние лапы напружинились и рванули с места что было сил. Ощущение погони добавило кышу сил, и он пушистым розовым шаром быстро покатился вниз по тропинке. Одну гульсию он потерял сразу, другую чуть позже. Теперь острые камешки и колкие сосновые иголки безжалостно резали его изнеженные пятки, отвыкшие от хождения босиком. Но бегун и не думал останавливаться. Страх для трусишки - лучший погонщик.
        Как бы быстро ни мчался Сяпа, его преследователь делал это быстрее: малыш все явственнее ощущал чужое дыхание в спину.
        - Куда бежим? - сравнявшись с Сяпой, осведомился тучный незнакомец гнусавым, писклявым голоском.
        Сяпа взвизгнул от неожиданности, в страхе закрыл глаза и встал как вкопанный. Ему захотелось прикинуться трупиком, как в случае опасности делают умные жуки. У него появился бы шанс обмануть преследователя и остаться невредимым. Но вместо этого Сяпа широко открыл глаза и повернулся мордочкой к опасности. С его стороны это было истинным геройством. Пусть все знают: в Маленькой Тени храбрец не только Бяка!
        - Ты кто? - дрожащим, но строгим голосом спросил Сяпа, с трудом отклеив верхнюю губу от нижней.
        - Сяпа, ты что, не узнаешь меня? Это я - ваш Гнус!
        - Да, верно, я Сяпа. Но ты на нашего Гнуса вовсе даже не похож, - усомнился малыш. - Нет, ты не наш Гнус.
        - Что значит «не наш»? - обиделся тот. - Сколько, по-твоему, Гнусов на свете?
        Вопросы этого пухлого кыша Сяпе показались подозрительными. Он не стал на них отвечать и даже чуть-чуть отвернулся.
        - Не по-братски это. Я-то тебя сразу узнал! - возмутился лже-Гнус. - Помнишь, как в позапрошлое засушливое лето мы с тобой построили поилку для птиц? Ты тогда в нее упал и чуть не захлебнулся. А я тебя за хвост вытащил. Ну что, вспомнил? Ведь именно с той поры у тебя хвост растет немножко в сторону.
        - Ну и что, что в сторону? - потупился Сяпа. - А у тебя была аллергия на хорошие дела! Каждый раз, когда Ась звал тебя на помощь, у тебя опухал нос и ты покрывался волдырями! Скажешь, нет?
        - Было дело! - не стал отпираться Гнус. - Только не на добрые дела у меня была аллергия, а на жгучую крапиву. Ленивый я был, вот и хитрил, как мог.
        - Ленивый и хитрый? Похоже, ты все же наш Гнус, только растолстевший до бурундучьих размеров, - обрадовался Сяпа.
        За то время, что Гнус провел в Большой Тени, он действительно сильно изменился. Худенький нытик превратился в уверенного толстяка.
        - Ну, как поживаешь в Большой Тени, Гнус? - поинтересовался Сяпа.
        - Превосходно! Здесь у нас все о-го-го как! Все новое: Совет новый, Старейшины новые, Советник тоже новый! Все старое долой! Ломаем традиции! Ломаем Законы!
        - Ломать не строить, - сдержанно заметил Сяпа.
        - Слушай, давай к нам! Кто будет с нами заодно, тот станет самым благородным. Неужели не хочешь? - рассмеялся Гнус.
        - Не-ет! От вашего благородства сильно плакать хочется.
        - Лично я себе могу позволить и посмеяться, - гордо оттопырил нижнюю губу Гнус. - Я приближенный!
        - И к чему же тебя приблизили?
        - Я соответствую, поэтому приближен к хвосту Главного Старейшины, назначен личным парикмахером.
        - Да ну? - улыбнулся маленький кыш. - Прихвостень, значит?
        - Да ну тебя! Это же - чин! К тому же я узнаю много правительственных секретов. Начальство болтает - я слушаю.
        - Секрет, как хищник, - задумчиво сказал Сяпа, - ест тебя изнутри, зудит и просится наружу, просто ужас! Единственное спасение - выпустить его на волю, то есть им поделиться.
        - Точно сказано, - согласился Гнус. - Хочешь, я с тобой поделюсь одним из моих секретов?
        - Сам решай. Хранить секрет тоже приятно.
        - Что ты! То, что долго хранится, запросто может испортиться! Буду делиться! - твердо заявил Гнус.
        Сяпа подумал, что сейчас было бы весьма кстати узнать побольше про новых Старейшин, и не стал мешать Гнусу сплетничать:
        - Ради старого знакомства готов взять на себя часть бремени хранителя тайн.
        - О, великодушный Сяпа, - обрадованно зашептал Гнус, - я знаю то, что не может знать никто другой. Это всем секретам секрет!
        - Ну уж! Не может быть!
        - Очень даже может! Наше начальство возвысилось благодаря своим длинным хвостам. А хвостов длинных-то у них и нет! Нет, и все тут!
        - Что значит «нет»? - изумился Сяпа.
        - Все очень просто. Хвосты у них накладные, вернее, приставные.
        - Ты уверен?
        - Еще бы! Эти длинные мочалки привязаны веревочками к их махоньким хвостикам-пушкам. Знаешь, как трудно их расчесывать, чтобы не развязались веревочки. Если приставные хвосты отвалятся, мне несдобровать. Вот так. Новые Старейшины - просто жулики. Ну как? Понравился тебе мой секрет?

        - Очень, - задумчиво похвалил его Сяпа. - Редкого качества секретище!
        - Только ты, как и я, - никому! - подмигнул парикмахер. - Хорошо храни мой секрет! - И пробубнил тихо себе под нос: - Пусть он теперь в тебе свербит.
        - Договорились! - заверил его Сяпа. - Буду терпеть сколько смогу.
        Кыши заговорщически переглянулись и отправились дальше.



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
        Ёшин дом

        Кто там, на липе?
        Лету конец.
        Мы пропали!
        В чем ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ Цапа?
        Веником по попе - есть хорошо!


        Гнус быстро вывел Сяпу к поселку, где жила Ёша. Под каким деревом расположился ее домик, Гнус не знал, поэтому они стучались во все хижинки подряд. И ни в одной им не открыли. Местные кыши наблюдали за визитерами через щелочки занавесок, но на стук не отзывались. Сяпа и Гнус ходили от домика к домику довольно долго, и Гнусу это в конце концов надоело. Сославшись на срочные дела, он куда-то улизнул. Сяпа же присел на лист подорожника, раздумывая, как ему быть.
        Неожиданно заморосил дождь. Кыш вынул спящего Светляка из уха и спрятал под панаму, а сам встал под большую густую липу.
        - Давай лезь наверх, а то простудишься, - раздалось откуда-то сверху. Этот хриплый басок показался Сяпе странно знакомым. С дерева опустилась плетеная лестница.
        Придерживая любимую панаму лапкой, Сяпа медленно полез наверх. Лестница привела его к большому дуплу, на краю которого поджидала гостя старая кыша в чепчике из кленового листа.
        - Ты - Сяпа, гаситель звездочек? - поинтересовалась старушка, тщательно растирая желуди в ступке.
        - Да. А ты - Ёша! - обрадовался Сяпа, узнав Бякину бабушку.
        - Тебя, я так думаю, Ась прислал? Бяка с тобой?
        - Со мной. Только он пошел на разведку. - Малыш поежился. - И почему это дождь такой холодный сегодня?
        - «Почему, почему»! Лету конец, вот почему. - Хозяйка дупла налила гостю горячего брусничного чая и дала ежевичной разминашки: - Перекуси, изобретатель удобных гульсий. Ежевика последняя, больше не будет.
        Пока Сяпа уписывал разминашку, старушка критически его разглядывала.
        - Ась намекнул, что кышей Большой Тени может спасти только отважный кыш с холма. Так, мол, написано в Книге Мудрости. Не тебя ли он имел в виду?
        - Наверное, меня, - хмуро шмыгнул носом Сяпа.
        - Стало быть, мы пропали, - вздохнула Ёша.
        Сяпа опять шмыгнул носом.
        - Увы, малыш, - сказала старушка, - как только здесь обосновались длиннохвостые самозванцы, поголовье умных кышей в наших краях заметно поредело. Как пустоголовый Цап и его компания подчинили себе всё кышье племя? Из-за чего кыши Большой Тени перестали доверять друг другу и перессорились? Возможно, из-за переиначенных Законов. Новых, глупых Законов. А что делать? На тех, кто не хочет им подчиняться, новые Старейшины натравливают бешеных насекомых, одурманенных настоями ядовитых трав. Медведки, осы, кузнечики набрасываются на каждого недовольного, наводя страх и ужас на всю Большую Тень.
        - А у тебя в дупле нет этих самых одурманенных кусачих насекомых? - забеспокоился Сяпа.
        - Нет их здесь, герой Сяпа, не бойся, - отмахнулась Ёша.
        Сяпа вылизал плошку и вздохнул:
        - А может, этот Цап болен трясучкой?
        - Да нет, просто его мало любили в детстве. Поэтому он так и не узнал, в чем его ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Вот и все, - вздохнула Бякина бабушка. - Малыш хотел славы. И решил прославиться своим уродством - не в меру длинным хвостом.
        - Да уж… Хвост, конечно, аргумент, если только он настоящий. А у него - на веревочках.
        - Вот как? - удивилась Ёша. - Ай-ай-ай! У бедняги даже хвост обыкновенный. Как ему, должно быть, обидно! А обида порождает злобу. Знаешь, Сяпа, нам во что бы то ни стало надо узнать ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ этого Цапа. Узнать, в чем заключен его талант. С талантом длинный хвост не нужен. С ним кыш чувствует себя уверенно. Он добр и великодушен.
        - А как насчет его дружков? - полюбопытствовал Сяпа.
        - С ними дело обстоит хуже. Именно они заводилы. Они подбивают Цапа на подлые делишки. И с ними придется повозиться. Подлость лечить трудно. - Ёша подмигнула Сяпе. - Помогает только крапивный веник. Верное средство, применительно к мягкому местечку.
        - Веником по попе - есть отличный идея! - раздался знакомый голос. - Но гораздо лучше этой бесхвостый компания сделать водный процедур.
        В пылу беседы Сяпа и Ёша не заметили, что в дупло по лестнице поднялся их общий знакомый по имени Оппорбапель, а для друзей просто Опп.
        - Ну что ты будешь делать, - запыхтела Ёша, - стоит на минутку оставить снаружи лестницу, как тут же набивается полное дупло голодных кышей.
        - Твой разминашка благоухает на весь лес, Иош-ша. Если б не был лестница, я влез бы по ствол, цепляясь за сучки зубками, или же взлететь по воздух, - сказал галантный Опп.
        - Дружище, ты еще здесь?! - удивленно воскликнул Сяпа. - Как же так? Ведь твои родители ждут тебя дома и волнуются, ты что, забыл?
        - Родители! У него Шурша желудевый самокат отобрал и съел. Он объявил его смешной вещью. Сказал, что ездить на таком недостойно, - сердито пробасила бабуля.
        - Привратнику-то какое дело? Не нравится - пусть не ездит! Что другим мешать? - возмутился Сяпа.
        - Какое дело? Только вражеские засланцы гоняют на смешных самокатах и при этом еще радуются, - усмехаясь, пояснила Ёша. - Местным кышам это якобы обидно. Радость - неуважение к местной власти. И пока Опп не разучится радоваться, никто его отсюда не выпустит.
        - Чем больше я узнаю про ваши дела, тем скорее мне хочется исполнить свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, - пощипывая брови от негодования, пробурчал себе под нос Сяпа.

        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
        Разговор по душам

        Хвостик августа всегда подмочен.
        Иногда подслушивать - полезно.
        При чем здесь хвост?
        У кого свербит, тот и чешись!


        Как говорят кыши, хвостик августа всегда подмочен. И верно! Тучи, играющие в догонялки, сбились в кучу, и пошёл колючий дождь. Бодро-освежающий. Бр-р-р!
        Бяка огляделся в поисках укрытия и нырнул под горбатую ходульную сосну, чьи корни, приподняв с земли хвойно-дерновую подстилку, образовали что-то наподобие навеса. Под ним было темно, тепло и сухо. Большой Кыш присел на огрызок сосновой шишки, расшелушённой белкой, и задумался. Ему вспомнился песчаный склон родного холма и его сосна, чем-то похожая на эту. В душе кыша заныло. Он понял, как соскучился по дому.
        Снаружи, смешиваясь с шумом дождя, зазвучали кышьи голоса: капризный голосок Цапа и громкий гомон его дружков. По странному стечению обстоятельств новые Старейшины, как и Бяка, искали под сосной укрытия. Кыш шмыгнул в дальний уголок и затаился.
        Рассерженная на дождь, насквозь промокшая компания забралась под дернину и принялась сушиться. Кыши стянули с себя колпаки и жилетки, отжали их и развесили на выступающих корешках.
        - Смотри, Шмяк, мой намокший хвост обвис и стал некрасивым. Помоги отвязать. Его надо поскорее высушить, - заныл Цап.
        - Потом высушим, красавчик, - хохотнул криволапый Шмяк.
        - Нет, сейчас, - топнул лапкой Цап. - Высушу, тебя не спрошу. Мокрый хвост выглядит ненатурально. Горе какое - узелок намок, и веревочки перепутались. - Главный советник завертелся волчком, ловя собственный хвост.

«Ого! - присвистнул про себя Бяка. - Старейшины-то - жулики! У них хвосты приставные!»
        - Любишь ты, Цап, чтобы все красиво было, ой любишь… - зло пробурчал безусый Бряк. - Прямо как старый Шам-Шам или Бяка из Маленькой Тени.
        - Да, люблю. Кстати, этот Бяка совсем не так хорош собой, как я, - поджал губы Цап. - Во-первых, у меня красивый длинный хвост, во-вторых…
        - И во-вторых - хвост, и в-третьих. А больше ничего! Но другого и не надо, чтобы всеми верховодить! - захохотал толстый Бац, грубо перебив начальника.
        - Ты смеёшься надо мной? - нахмурился Цап. - Это неблагородно.
        - Неблагородно? - передразнил Цапа толстяк. - А опаивать зельем медведок и натравливать их на дружков Ася благородно? А подсылать на холм красавицу Утику, чтобы там все из-за нее перекусались, благородно?
        - Так ведь это же вы придумали! Сказали: надо запугать кышат, чтоб не подняли бунт! - пробормотал Цап.
        - Ну запугал, и молодец! - похвалил его Дых. - Не зря мы выбрали тебя начальником. Мы выбрали! И сделали Главным тоже мы, не забывай об этом! Поэтому, вертлявый красавчик, ты нас должен слушаться. А не то…
        Тут толстый Бац взял Цапа за уши и приподнял над землей. Цап безвольно повис, вытянув лапы вдоль груди. Низкорослый, с порванным ухом Хлоп зло глянул на Цапа и процедил:
        - Слушай внимательно: ты должен придумать, как поскорее избавиться от этих баламутов с холма, Сяпы и Бяки. Сделать это нужно как можно скорее. Вот сиди суши хвост и думай! А не придумаешь, так мы натравим на них злобных хорьков.

«Сами вы злобные хорьки», - усмехнулся Бяка.
        Пятеро Старейшин, переругиваясь и хохоча, покинули пещеру. Цап устало опустился на землю и принялся сочинять ругательный стишок про самого себя:

        Запутался! В душе сгустилась тьма.
        Как одинок мой путь бесславный.
        Советнику, увы, недостает ума.
        Скажите, кыши, ну какой я Главный?
        Душа, не плачь, а съежься и замри.
        Представь, что ты всего лишь заболела.
        Я понимаю; я плохой внутри,
        Но до меня здесь никому нет дела.
        В этих грустных словах Бяке послышалась нотка отчаяния и стыда. Он кашлянул. Цап вздрогнул и завертел головой:
        - Кто здесь?
        - Я здесь, - пробурчал Бяка, вылезая из своего укрытия.

        Цап в ужасе отпрянул от него.
        - Что онемел, я ведь не говорящий гриб, а просто Бяка. Понятно?
        - П-просто Б-бяка? - переспросил, запинаясь, Цап. - П-понятно. Б-будешь меня б-бить?
        - За твою глупость тебя поколотят твои же дружки. Придумали тоже - длиной хвоста авторитет зарабатывать, - улыбнулся Большой Кыш. - К тому же длинный хвост требует тщательного ухода, а от твоего псиной попахивает.
        Бяка потянулся к Цапову хвосту и легонько за него дернул. Хвост отвалился. Личико Главного Советника как-то сразу смялось, ушки обвисли, и он заплакал.
        - Брось, разве в хвосте счастье? - пробормотал Бяка.
        - Не просто в хвосте, а в длинном хвосте, - всхлипнул Цап.
        - А вот и нет! В длинном хвосте могут быть только блохи, - строго сказал чистоплотный Бяка.
        - Вы все завидуете мне, потому что я красивый! - Цап дернул плечом и отвернулся.
        - Вот что, красавец, - начал терять терпение Бяка, - я тут придумал один План, как избавить Большую Тень от твоих дружков. Будешь помогать? Только сразу решай, с кем останешься: с ними или с нами?
        - Я их боюсь! Они меня отлупят! - едва пискнул перепуганный кыш.
        - Их всего пятеро!
        - Пятеро! Я и одного-то боюсь. А может, вы как-нибудь сами справитесь?
        - Наворотил ты, а отдуваться нам? Тебе тут жить, ты и старайся. Знаешь старую кышью пословицу «У кого свербит, тот и чешись»?
        - Знаю, - кивнул Цап. - Что за План?



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
        Накануне

        Черные планы длиннохвостых.
        Зачем ловить смех на улыбку, а муху на мед?
        Изобретатель-соня.
        Заговор будет раскрыт!


        В каждой избушке свои погремушки, а в каждом сообществе свои традиции. Праздник Розового Кыша устраивался в Большой Тени в земляничном месяце (то есть в июне), когда год был на переломе. Так было заведено давным-давно. Но новые Старейшины отменили все праздники. Почему? Кто смеется, тот начинает лучше соображать. И кыши быстро бы раскусили все гадкие делишки хвостатого начальства. Диктаторы это хорошо понимали.
        Появление Сяпы и Бяки напугало новых Старейшин. Они никак не могли придумать, как избавиться от умных, дотошных гостей. И решили устроить Праздник Розового Кыша. Чтобы, пользуясь случаем, обратиться к кышьему сообществу с речью, в которой они попытались бы очернить Сяпу с Бякой. Они жаждали науськать кышей Большой Тени на кышей Маленькой Тени. Ссора послужила бы началом больших междоусобных войн между племенами всей планеты. Новые Старейшины решили силой захватить всю власть и установить господство над всем кышьим миром! А тех, кто не согласен, превратить в рабов и заставить строить лестницу на небо. Подчинив себе луну, пакостники стали бы Главными из Главных.
        Свои черные замыслы они держали в секрете даже от Цапа. Он был не очень умен, и новые Старейшины ему не доверяли. Собственно, красавчик Цап был им нужен лишь для прикрытия. Чуть что - Цап виноват. А они ни при чем! Какие гадкие хитрюги! А может, они были просто больны фуфой?
        О предстоящем празднике помощники помощников Старейшин трубили на весь лес! Они били в барабаны, свистели в свистки и пели бесшабашные марши. Но всё было напрасно. За пять лет кыши разучились радоваться. В их хижинках лежали только вязанки горького лука, чтобы при случае вволю наплакаться, но не было меда, морошкового варенья и слюнявочек из вишневой смолы. Нет, в Большой Тени совсем не пахло праздником.
        В это время в домике маленького философа Э-э-э никто не сомкнул глаз: Сяпа чистил барабан, чтобы, после схватки с длиннохвостыми, громко в него бумкнуть, а Бяка с хозяином занимались странными приготовлениями. Налив в плошку мед, они выставили ее в открытое окно, сели рядом на скамеечку и растянули рты до ушей.
        Сяпа искоса поглядывал на приятелей и думал: «Что это с ними? Завтра решающий день. Надо подготовиться, сосредоточиться, а они тут уселись лягухами».
        Спустя полчаса Сяпа опять взглянул на друзей: улыбки Бяки и Э-э-э стали гораздо шире.
        - Что поглядываешь? - поддел Сяпу Бяка.
        - А чего вы рожи корчите?
        - Ничего мы не корчим, мы подманиваем лиловую муху.
        - А! - наконец сообразил Сяпа. - Вы ловите смех на улыбку, а муху на мед?
        - Как думаешь, прилетит?
        - Еще бы! На ваши сладкие рожицы сейчас все мухи слетятся. В Большой Тени, наверное, только мы умеем улыбаться. А что может быть привлекательнее?
        Сяпа, желая помочь, сел рядом с товарищами и тоже расцвел в улыбке. Но муха все не летела… А когда она села на блюдце, троица розовых пуховичков уже дружно спала.
        Утро долго не приходило. Когда же первые лучи солнца наконец заглянули в кухню домика под липой, Э-э-э и Бяка сразу вскочили. Они стали будить Сяпу, но тот, заядлый соня, заснул под утро мертвым сном. И как друзья ни старались, не смогли его добудиться.
        - Пусть поспит, - махнул лапой Бяка, тщательно намыливая мылянкой уши и шею, - он, когда во сне изобретает, ни на что не реагирует. Даже если бы сейчас на него села ворона и каркнула ему в ухо, он все равно не проснулся бы. Ладно, справимся без него. А ему скажем, что он выполнил свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Мол, выполнил, но забыл.
        - Соврем, выходит? - нахмурился Э-э-э. - Я никогда не вру.
        - Потому что ты - хороший. А я - плохой. Мне можно, - хмыкнул свежеумытый Бяка, пересадил с блюдца в свой кармашек лиловую мушку и решительно заткнул за пояс мухобойку. - Вот славно! Сегодня Большая Тень наконец-то увидит истинные мордочки новых Старейшин! Их заговор будет раскрыт! Маски, то есть хвосты, сорваны!



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
        Праздник Розового Кыша

        На поляне.
        Разве главное - хвост?
        С кем ты, Цап?
        Снова мушка.
        Музыка - его ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.


        На самой большой поляне я собрались все кыши леса, от стариков до свежевылупившихся кышат. За пять лет власти коварных правителей жизнь большого леса очень изменилась. Кыши хмуро поглядывали друг на друга и настороженно прислушивались. Старики шептались о новых Законах, которые хотели утвердить сегодня Старейшины. По этим Законам все кыши должны были готовиться к войне: снаряжаться и запасаться оружием, чтобы потом захватывать новые земли и расширять свои владения. Кыши не хотели ни на кого нападать и недовольно перешептывались. В толпе можно было заметить кыша в малиновом берете с барабаном, старушку в чепчике из кленового листа, старичка в колпаке из шляпки мухомора и кышка, над которым гудело шмелиное облако. На них никто не обращал внимания. И хорошо, потому что это были Бяка, Ёша, Шам-Шам и Э-э-э, которым нельзя было до поры до времени привлекать внимание длиннохвостых.
        Тут затрещали трещотки и забили барабаны, возвещая о начале праздника. Толпа раздвинулась, освободив проезд к центру поляны, на которой гирлянды из цветов, трав и злаков, развешанные на дубках-двулетках, посаженных по кругу, образовывали что-то наподобие арены. Перед ареной в первых рядах располагались почетные гости - кыши, чьи хвосты хотя бы на волосок были длиннее прочих (в лесу строго соблюдалась хвостовая субординация). Прихвостни выкрикивали хвалебные стихоплетки длинным хвостам. Толпа им отвечала молчанием.
        Когда музыканты задудели в дудки, ударили в барабаны, на арену верхом на крупных ежах выехали разодетые в пух и прах новые Старейшины. Тут было на что посмотреть! В лимонножелтых жилетках с деревянными пуговицами, в носках с желтыми помпонами и в берестяных колпаках длиннохвостое начальство выглядело просто роскошно. Толпа, пораженная таким великолепием, ахнула. Новые Старейшины медленно слезли с ежей и оглядели собравшихся. Этот взгляд отнюдь не был добрым.
        - Смотрите! Смотрите! Вот они, лучшие хвосты нашего леса! - закричали помощники помощников.
        В жилетке, украшенной красными кистями, вышел Главный Советник Цап.
        - Кыши Большой Тени! - закричал он звонким голоском. - Мы решили улучшить вашу жизнь. Для этого вам надо лишь немножко постараться. Скоро вы завоюете другие леса, и мы расставим наши калитки по всему свету! Мы поработим иноземных кышей, которые станут сажать за нас дубки, пока мы будем спокойно отращивать хвосты и страдать, облагораживаясь. А пока мы должны беречь силы! Главное - хвост!
        Стоящие в сторонке Хлоп, Бац, Шмяк, Дых и Бряк одобрительно засвистели.
        - Призываю вас к единству! - продолжил Цап. - Закон, по которому, если хотя бы пять кышей будут против нового Закона, он отклоняется, устарел. Давайте дружно всплакнем и станем готовиться к войне. Что решит сообщество? Неужели у нашей замечательной идеи есть противники?
        Новые Старейшины грозно оглядывали толпу. Кыши молчали.
        - Есть такие! - вдруг раздался Бякин насмешливый голос.
        Кыши расступились, и в центр поляны вышли Ёша, Э-э-э, Шам-Шам, Опп и Бяка с Сяпиным барабаном на боку.

        - Мы против! Мы, дунь-мне-в-ухо, мирные существа и не хотим кровопролития. Мы ничего не станем разрушать и никого, дрыг-задней-лапой, не будем порабощать, - громко заявил Шам-Шам.
        - Не слушайте их! - зло закричал Шмяк. - Кто они такие? Выжившая из ума старушонка, желторотый кышок, иностранный засланец, старик отшельник и бузотер из провинции! Залепите им рты смолой и гоните прочь!
        Толпа возмущенно зашумела.
        - Мы тебя предупреждали, красавчик, - едко шепнул на ухо Главному Советнику Дых, - если ты не уймешь эту пятерку бунтовщиков, мы тебя на куски разорвем!
        Цап побледнел от страха и бочком-бочком отошел в сторонку. Там он присел на песок и начал бешено закапываться, как скарабей. Через секунду предводитель исчез. Из песка торчал только его хвост.
        - Мы против таких Старейшин, которые ведут кышей на войну! - крикнул Бяка, и на поляне установилась тишина. - Нет веры тем, кто обманом призывает своих собратьев совершать плохие поступки. - Бяка нагнулся и выдернул из песка Цапов хвост. - Все у них ненастоящее: и хвосты, и обещания, и Законы!
        - Что-о-о?! - взорвались новые Старейшины и кинулись к Бяке с кулаками, но толпа сомкнулась, защитив Большого Кыша. - Выдайте нам отступников! Они - предатели! Тех, кто будет помогать предателям, мы кинем на растерзание медведкам! Мы вас заставим подчиняться, глупые существа! А не станете - подожжем лес! - завизжал Бряк.
        На поляне воцарилась тишина. Управители решились на самое большое зло - поджог. Огонь в лесу несет смерть и уничтожение всего живого. Произнеся страшные слова, новые Старейшины поставили себя вне Закона. Здесь им не было больше места, они навсегда изгонялись из племени.
        Длиннохвостые слишком поздно поняли свою ошибку. Кыши Большой Тени уже распрямили плечи и сдвинули ряды. Пятерка бывших начальников сбилась в кучу и испуганно озиралась по сторонам.
        Бяка опять вышел вперед и твердо сказал:
        - Отныне длина хвоста не играет никакой роли при выборе Старейшин клана. Только ум, доброта, жизненный опыт, бескорыстие и чувство справедливости станут, как и прежде, определять наш выбор. Кыши, мы променяли преданность племени, соблюдение справедливых Законов леса и чистую совесть на длинные хвосты алчных, злобных выскочек Хлопа, Баца, Шмяка, Бряка, Дыха и Цапа. Но мы вовремя одумались, разгадав их гнусные планы, и изгоняем вредин из Большой Тени навсегда. - Тут Бяка присел, поковырял пальчиком песок и спросил: - Эй, бывший Главный Советник, выходи и скажи, с кем ты.
        - Не выйду, - испуганно всхлипнул из-под песка Цап, - мне и тут неплохо. Сижу вот, облагораживаюсь.
        - Да брось, малыш! Хватит плакать, давай лучше веселиться! - рассмеялся Большой Кыш. - А длиннохвостых выскочек мы отправим с Оппом в дальнюю страну. Там прекрасно умеют перевоспитывать негодников. А, Опп?
        - Йес! - вежливо согласился тот. - У нас много вода, целый море. Частый водный процедур - большой польза. Во избежание недоразумения, чтобы жулики по дороге не сбежать, я взять у Э-э-э на время один дрессированный шмель. Или даже два.
        Бяка с Оппом переглянулись и весело расхохотались. Пятерку самозванцев увели на пасеку Э-э-э, чтобы они не сбежали и не натворили новых бед.
        Маленькая лиловая мушка, которую Бяка незаметно пронес в скорлупке на праздник, перелетала от одного кыша к другому, щекоча им носы. Кыши чихали и заражались весельем. Вскоре уже вся поляна была охвачена праздничным оживлением. То там, то здесь слышались взрывы смеха и песенки-веселяшки. На одном краю поляны Опп обучал кышей Большой Тени танцам, а на другом Э-э-э устроил конкурс на лучшие ругательные стихи, посвященные… нетрудно догадаться кому, Бяка исполнил сольный акробатический номер, а Ёша организовала на скорую лапу сводный хор, в котором пели все: Бяка басом, Насмешник тенорком, Э-э-э дискантом, Шам-Шам баритоном, а остальные - кто как может. Высунув голову из песка, бывший Главный Советник звонко вторил хору. Его необыкновенно проникновенный голос прорывался через сотни других, чаруя слух.
        - Талант! Проклюнулся! - тихо сказала Бяке Ёша. - Музыка - вот ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ этого паршивца. - И старушка ласково улыбнулась Цапу.
        Тут Бяка снял со спины барабан и бубумкнул в него что было сил на весь лес, как мечтал Сяпа.



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
        Бяка видит время

        Опп отбывает на родину не один.
        Маленькая ложь не считается.
        Тихое чаепитие.
        Дреньк не просто паук, он - время.
        Бобо пропал.


        Опп наконец-то отбыл на родину. Пятерка авантюристов под охраной бдительных шмелей и большого осиного семейства строгих правил отправилась на перевоспитание вместе с ним. Бряку, Дыху, Хлопу, Бацу и Шмяку пришлось тащить осиный шар по очереди, и они сразу поняли, что не стоит сердить насекомых, проживающих в нём. Это весьма облегчило задачу Оппа.
        Когда следующим вечером Бяка, Шам-Шам и Э-э-э пили чай в хижинке под рябиной, в глубине домика раздался зычный зевок, шлепок и жалобный визг. Это наконец-то проснулся и упал с топчанчика Сяпа. Он вихрем ворвался на кухоньку и объявил:
        - Кыши, кыши, не поверите, но я во сне изобрел бумагу! Собственно, ее изобрели до меня осы, но я придумал, как из нее сделать книгу. Такую же, как у Ася. Хватит спать! Я так доволен собой, что готов прямо сейчас выполнить свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.
        Э-э-э хмыкнул и взглянул на Бяку. Тот встал и торжественно произнёс:
        - Ты его уже выполнил, герой Сяпа! Лошадиная Голова может гордиться тобой!
        - Как так? - удивился тот. - Не может быть! Почему я ничего не помню? Вчера вечером мне долго не спалось… Сон влез мне в ушко только под утро… А сейчас? Сейчас опять вечер… Вот те на! Похоже, я проспал свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ? - ужаснулся он.
        - Что за ерунда, - не поднимая глаз, пробурчал Шам- Шам. - Ты как настоящий герой, шлеп-тя-по-уху, бился с Ца- пом и его прихвостнями. Это было яркое зрелище, похлеще схватки комара с шестью пауками. И, что интересно, комар, то есть ты, победил!
        Сяпа нервно икнул и подозрительно прищурился:
        - А вы где были в это время?
        - Да там же. Рядышком прогуливались, - честно глядя Сяпе в глаза, соврал Бяка. - И видели твой триумф! Полная победа! Молодец, Сяпа!
        - А барабан? Я что, и в барабан бил?
        - Ну, эту малость ты позволил сделать мне, - улыбнулся Бяка. - Отличный получился
«бум»!
        Зная исключительную честность Э-э-э, Сяпа повернулся к кышу и недоверчиво спросил:
        - Это правда? Про Бяку с барабаном? Про полную победу?
        Э-э-э, обрадованный, что в данном случае врать не придется, подтвердил:
        - Победа была полная-преполная, точно. Нет больше длиннохвостых в Большой Тени. И в барабан Бяка хорошо бумкнул, сам слышал.
        - Надо же… ничего не помню… - пробормотал почти совсем успокоившийся малыш. - Но раз дело сделано, можно еще поспать. Вдруг я опять что-нибудь во сне изобрету… - И он сладко уснул. Так быстро засыпает лишь тот, кто честно и до конца выполнил свой долг.
        В Большой Тени весь следующий день шли торжества. Бяка заранее объяснил местным кышам, что главным их спасителем был Сяпа. Они этому поверили, стали поздравлять, благодарить, одаривать Сяпу подарками и угощать разными вкусностями.
        А пока Сяпа купался в лучах славы, в домике маленького философа опять собралась тихая компания: Ёша, художник Шам-Шам, бывший привратник Шурша, Э-э-э и Бяка. Они сидели за столом, пили оранжевый коктейль из ольховой коры и вели неспешный разговор.
        - Странно! - растерянно бормотал Шурша. - Когда пришли сюда длиннохвостые, я не поверил свалившемуся на меня счастью, ведь у меня очень уродливый длинный хвост. В детстве я упал в яму и меня поймали за хвост, так он и вытянулся. Соседские кышата меня просто изводили дразнилками. Я обижался и страдал. А тут из-за нелепого хвоста я стал особенным, уважаемым. Вот уж обрадовался! Была у меня важная должность и красная жилетка с деревянными пуговицами. Была калитка. Щелястая, но моя. Я был одним из немногих, одним из великих! Только попривык, успокоился - опять все перевернулось. Вот бы узнать, что будет дальше?
        - Хуже, чем было с диктаторами, не будет, - сказал философ Э-э-э. - Слушай, Шурша, а ты иди ко мне в помощники! Будем вместе больных шмелей лечить, а потом на волю выпускать. Тебе понравится.
        - А калитку куда? Может, сжечь её, чтоб не напоминала… Нет, не смогу… Сроднился я с ней, - закручинился Шурша.
        - А ты из нее плот сделай. И плавай себе по Лапушке, - предложил Бяка.
        - Ага! Плот! А вдруг его унесет ветром и прибьет к чужому, дальнему берегу? И потом на этом самом плоту к нам сюда еще кто похуже заявится? - поджал губы Шурша. - Уж лучше я эту калитку тебе, Бяка, подарю. На память.
        - Давай, - согласился тот. - Вещь хорошая, добротная. Я, как пойду обратно в Маленькую Тень, возьму ее с собой, прилажу к земляной норе и закрою подземный ход на щеколду, чтобы во время кышьей спячки никто из хищников на холм не пришел и всех нас не слопал.
        - Хорошо придумал, - похвалил Большого Кыша бывший Привратник. - Молодец! А я буду приходить навещать свою калитку.
        - Не такой уж я молодец, - вдруг признался Бяка. - Из-за меня дома, на холме, погибло кышье яйцо.
        - Бывает! А может, оно не погибло? - прошептал старик художник. - На свете, теменем-об-землю, чего только не бывает. Когда это случилось?
        - В земляничный месяц, - хмуро отозвался Бяка.
        - Солнце тогда было в знаке Близнецов… - подсказал философ.
        - При чем тут Близнецы? - Бяка махнул лапой и вздохнул. - Сделанного не поправишь. Время не вернешь. И Асю не помогли, папоротник-то уже отцвел. Старик нас, наверное, не дождался.
        Тут в Шам-Шамовой торбочке кто-то заворочался, и наружу выползла волосато-членистая паучья лапа, потом другая, третья… Всего их было восемь. После показалась пуховая серебристая спина огромного паука с множеством пытливых глаз.
        - Дреньк, - представил паука старик. - Мой сосед и друг. Кто ему понравится, тому вскорости улыбнется удача.
        Все струхнули, уж очень большой и мохнатый был Дреньк. Один Бяка встал и бесстрашно полобунился с пауком. Тот нетерпеливо переминался с лапы на лапу, внимательно разглядывая Большого Кыша. Искристая волна изредка пробегала по его серебристым волоскам.
        - Дреньк, тут такое дело, - погладил паука по спинке старик, - мы к тебе, хвать-за-лапу, с уважительной просьбой, по-соседски. Не мог бы ты немножко времени отмотать назад? Потом бы обратно, а? Нам нужен цветок папоротника. Надо Асю помочь…
        Паук встрепенулся, заерзал… Но тут дверца домика распахнулась, и в кухоньку ворвались Гнус и воспитатель кышат Ясам.
        - Кыши! На помощь! Беспутный сынок Гнуса, Бобо, пропал. Может случиться беда!
        Все вскочили.



        ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
        Посвящённый

        Где же ты, Бобо?
        Должен ли отец быть героем?
        Опасность! Спасение!
        Дреньк выполняет просьбу Шам-Шама.
        Чему научил Бяку цветок папоротника?


        Вечерело. Солнце неудержимо катилось вниз, к горизонту, но Бяка не спешил поворачивать назад, наоборот, он направлялся в самую гущу леса. Вокруг кыша становилось все темнее. Серебристый мох заплел стволы и ветви древних елей. Густые шапки корявых сосен сошлись куполом, закрыв небо. Гульсии Большого Кыша утопали в сырой земле, пахнущей гнилым болотом. То там, то тут он наталкивался на хилые елочки хвоща да сопливые бесцветные поганки.
        - Эх, глупый Гнусёнок, - бормотал Бяка, натягивая поглубже берет, - вот ты сбежал из дому, потому что не поладил с отцом. Он был ни в чем не виноват. Виноват был ты. Это и заставило тебя сбежать. А еще ты стыдился того, что Гнус прислуживал новым Старейшинам. Но вот что я тебе скажу, малыш: да, Гнус не сделал ничего героического, но и вреда он тоже никому не делал. А это немало. И еще: твой отец помог разоблачить обманщиков. Именно он сообщил нам с Сяпой тот важный секрет, который сыграл ключевую роль во всей этой истории. Он молодец!
        - А ты не врёшь? - раздался сзади жалобный голосок Гнусёнка.
        Бяка резко оглянулся.
        - Нашелся! Живой! - вскрикнул радостно Большой Кыш и подхватил малыша.
        - Не распускай лапы, врунишка Бяка. Ты думаешь, я тебе поверил? Про своего папашу? Ну, что мой отец помог… и все такое? Думаешь, поверил? Вот так, сразу?
        - Тебе решать, Бобо, верить или не верить. Но я давно знаю Гнуса. В нем нет романтики, отваги, он ленивый и не очень умный, но он - добрый кыш. И одинокий. У него никогда не было рядом верного, смелого друга, с которым он стал бы храбрее и умнее. Таким другом мог бы стать его сын: ты, Бобо.
        - Я никому не верю: ни отцу, ни нашим кышам. Они все терпели глупости этих длиннохвостых вредин и молчали. А тебе… верю…
        - И кыши, и Гнус - хорошие. Все случилось оттого, что совсем не просто отличить правду от лжи, добро от зла. Это трудно. Но еще труднее победить ложь и зло. Жаль, что не все в этом мире герои.
        - А мой отец должен быть героем! Должен! Должен!
        - А если он не герой? Ну, что тогда? Тогда ты бросишь его и будешь жить в лесу? Один?
        - Да! Один. Мне никто не нужен! Ты тоже мне не нужен! Убирайся туда, откуда явился! Я - кыш-одиночка.
        Бобо влез на большой плоский камень и улегся на него мордочкой вниз.
        - Ладно, малыш. Полежи и подумай. Я за тобой попозже приду, - сказал Бяка и пошёл прочь не оглядываясь.
        К каждому кышу приходит минута, когда он должен решить, куда ему повернуть: направо или налево. Он должен выбрать, с кем ему по пути, с кем - нет. На это требуется время - иногда миг, иногда год. А кышонку Бобо сейчас нужно было всего лишь пару минут, чтобы пожалеть о своих последлних словах и вдобавок немножко всплакнуть. Так, по старой привычке. Ведь он был еще совсем маленьким и не умел признавать ошибки.
        У высокого ясеня Большой Кыш оглянулся. Бобо лежал не шевелясь. Бяка еще прошел немного. Что-то его насторожило. Он опять оглянулся и заметил черные точки среди ветвей. Это были вороны.
        Бяка развернулся и понесся назад, как ветер. Он перескакивал через ветки, камни и ямки. Он лягушкой скакал с кочки на кочку, чувствуя, что вот-вот взлетит. Смело перемахнув через гадюку, выползшую на охоту, кыш в мгновение ока долетел до большого плоского камня, на котором распластался кышонок.

        В это время вороны уже были над ними. Они быстро снижались, готовые к атаке. Драка со стаей голодных птиц не входила в Бякины планы. «Ну и родственнички у тебя, Кроха», - подумал он, схватил Гнусенка, сунул его в котомку и бросился бежать. Где-то позади гневно каркало и хлопало крыльями нахальное воронье.
        - Только бы добраться до кустов папоротника! Только бы добраться, - приговаривал Большой Кыш на бегу. - И все будет хорошо!
        - Эй, ты, конь брыкастый, не скачи! Ишь, разрезвился, - ворчал Бобо в котомке.
        - А ну, малыш, пошарь, не завалялся ли там на дне Сяпин свисток? - прокричал Большой Кыш, не останавливаясь ни на секунду.
        - Тут он!
        - Давай сюда!
        Бяка на ходу запустил лапу в котомку и почувствовал, как маленькая лапка вложила в его лапу свисток. Большой Кыш сунул свисток в рот и, не вынимая затычки, несколько раз что было силы дунул в него. Змеиное шипение эхом расползлось по лесу. Вороны шарахнулись в стороны. Но вряд ли маленькая хитрость отпугнула птиц надолго. Впереди, к счастью, уже замелькали зонтики папоротника - спасение для беглецов. К ним и устремился Бяка. Но ему не повезло. На подходе к золотистым зарослям Большой Кыш неожиданно обо что-то споткнулся и, падая, ударился головой о камень. Котомка слетела с его плеч. Из нее вывалился встрепанный Гнусенок. Он упал мордочкой вниз, и в его нос воткнулось сразу пять или шесть еловых игл. Малыш жалобно пискнул и выругался:
        - Дряньство! Чтоб вас мокрица обмусолила, чтоб вас лесной клоп запукал, чтоб вас… - Тут он увидел Бяку, лежащего рядом без движения. - Эй, - тихонько позвал он, - ну ты чего?
        Лес молчал. Бяка тоже.
        - Кыш, ты притворяешься или ты по-настоящему? - испуганно глядя на Бяку, спросил кышонок дрожащим голоском. - Вот так всегда! Все вы, взрослые, такие! Только вам поверишь, как вы тут же меня и бросите. - Бобо подполз к Большому Кышу и заглянул ему в глаза. Они были закрыты. - Ты тоже обманщик! Сказал, что все будет хорошо, а сам что?! Эх ты! Предатель! - Гнусенок вскочил, попятился и, размазывая по мордочке слезы, бросился прочь.
        Большому Кышу сегодня не повезло, а кышонку Бобо удача весело подмигнула: он наткнулся на скоростную тропку, которая еще засветло вывела его к кышьему поселку.
        А как же Бяка?
        Когда Большой Кыш очнулся, то увидел над собой последний, исчезающий луч уходящего за горизонт солнца. Наступала ночь. Легкий, чуть вяжущий аромат любки, северной орхидеи, заполнил лес.
        - Бьютифулами пахнет, - с трудом ворочая языком, прошептал Бяка.
        Он потянулся к ближайшему стеблю папоротника, подтянулся и попытался подняться. Онемевшие лапы ощутили уколы сотен иголок, будто Бяка встал на ежа. К счастью, это означало, что пятки целы.
        Бяка выпрямился. Вокруг уже почти ничего не было видно. Надо было как-то устраиваться на ночлег. Потирая бока, кыш нарвал охапку листьев папоротника для подстилки, подошел к ближайшему дереву и полез наверх. Добравшись до разветвления, он свил себе гнездо из упругих папоротниковых листьев. Лег в него, не снимая берета, носков и жилетки, свернулся калачиком и тут же задремал.
        Всю ночь во сне Бяка крутился и ворочался. Его голова пылала огнем, а тело бил озноб. Но крепкий Бякин организм постепенно справился с хворью, и к восходу солнца кыш перестал метаться, а сон его стал спокойным и глубоким.
        Большой Кыш, конечно, не знал, что в его берет воткнулся оранжевый, как язычок пламени, маленький, неброский цветочек папоротника. Бяка не искал его, цветок нашел Бяку сам.
        Шам-Шам сказал правду: Дреньку понравился гордый упрямец, и судьба улыбнулась Большому Кышу.
        Осенний рассвет - это сырость и холод. Но Бяка проснулся не от этого. Его разбудил гомон птиц, точнее, ворон. Они облепили соседние деревья, ожидая удобного момента, чтобы позавтракать Бякой.
        - Эй, вы, дуры, не понимаете, что ли, что на вас всех одного меня не хватит? Даже по лапке каждой не достанется, - обратился он к воронам. - Так что летите прочь!
        Вдруг до кыша донеслось:
        - Ишь, р-расфор-рлупенился! Не тот ли это кыш, подр-ру-ги, у котор-рого есть своя вор-рона?
        - Пр-риблизительно он! Вр-роде он! Р-решительно он!

«Вот те на! Неужели я стал понимать птичий язык?» - удивился Бяка.
        А вороны продолжали болтать:
        - Это он! Он! У этого р-розового фр-ранта есть своя р-ра-зумная вор-рона!
        - Р-разумные вор-роны нынче нар-расхват!
        - Др-ружба кыша с вор-роной может навр-редить ее р-репутации!
        - А если я не кыш? Если я - Бешеный Шершень? - грозно прокричал Бяка.
        - Пр-рочь! Пр-рочь! Он - Бешеный Шер-ршень! - в страхе закаркали вороны, и вся стая разом снялась с места, мгновенно пропав в облаках.
        - Ну почему, когда шмякнешься мордочкой в лужу, это видят все, а когда обхитришь банду ворон, кругом ни души? - обиделся кыш.
        Он спустился с дерева, подобрал с земли котомку и зашагал туда, откуда сквозь облетевшие ветки деревьев пробивался свет.
        В пути кыш напевал тихонько песенку, только что им сочиненную:

        Хитрый кыш по имени Бяка
        Говорит: «Я не забияка!»
        Но заметим при этом, однако,
        Если где-то случается драка,
        Без задержки является Бяка.
        Бякин берет был лихо заломлен, на нем горело оранжевое пятнышко.
        Когда Дреньк на твоей стороне, август становится июнем, а папоротниковый цветок сам находит кыша. Судьба иногда тоже с нами дружески лобунькается. Ей нельзя угодить. Ее нельзя обмануть. К ней нельзя подольститься. Судьба лобунькается с тем, кто уверен в своей правоте, кто храбр и бескорыстен, кто настойчиво стремится к добру. И частенько счастливчик сам не замечает своей удачи. Наш обладатель чудесного цветка тоже пока не знал, как ему повезло.



        ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
        Возвращение

        Про Сяпу забыли.
        Возвращение домой.
        У каждого есть свои недостатки.
        Встреча героя.


        Всё произошло неожиданно. (Да и кто станет ждать несчастий во время праздника?) Сначала куда- то запропастился шкодный сынок Гнуса - Бобо. Потом Бяка ушел на его поиски и не вернулся. Он пошел в темный лес один, потому что никто больше с ним идти не решился. Испугались. И герой Сяпа тоже… Поговаривали, что Большого Кыша сожрал горностай. Горностай атакует внезапно и сверху. А Бяка не был бы Бякой, если бы хоть иногда смотрел вверх. Бяка всегда смотрит только прямо перед собой, потому что никого не боится.
        Итак, после недельных поисков все отчаялись. Стало очевидно - Гнусенок и Бяка пропали навеки. Надежды на их возвращение не осталось.
        Сяпа растерялся. Он не хотел идти на холм один. А вдруг его спросят, где Бяка? Что он ответит? Что он, герой, освободивший Большую Тень от длиннохвостых злюк, не смог уберечь друга? Разве так бывает: сегодня - герой, а завтра - растяпа и трус? В душе Сяпа понимал, что обязан был пойти в темный лес вместе с Большим Кышем. Возможно, ему бы опять повезло и горностай сожрал бы его, Сяпу. Это очень почетно быть сожранным, защищая друга! Но нет… Он сплоховал. Чуть-чуть замешкался, а Бяка слишком поторопился. Пока Сяпа спал, Бяки уже и след простыл: умчался в темный лес - Гнусенка искать. Выходит, из-за проказ маленького шалопая Сяпа перестал быть героем. Про него попросту забыли. Все говорили только о пропавших. Радость Сяпы от замечательно исполненного ВЕЛИКОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ куда-то улетучилась.
        Но делать было нечего, Сяпа стал собираться назад, на холм.
        Провожали его дружно, но невесело. Кышу надарили много подарков. Их было не унести даже в большой торбе. Пришлось на скорую лапу собрать довольно емкую тачку-катушку. Но катить одному ее было трудно. А тут, кстати, Гнус попросил взять его с собой. И Сяпа не стал возражать. В любом случае отказать несчастному папаше, разыскивающему своего кышонка, было никак не возможно.
        Сяпа с трудом продвигался по подземному ходу. Во-первых, потому, что его Светляк, оплакивая Бяку, едва светился. Во- вторых, малыш толкал перед собой тяжелую катушку с подарками. В-третьих, за Сяпой плелся и скулил Гнус. Собственно, Сяпа и сам любил поскулить, но одно дело ныть самому, а другое - слушать других…
        - Мне пло-охо! Я бо-о-юсь! - хныкал Гнус.
        - И чего же ты боишься? - хмурился Сяпа.
        - Всего боюсь: темноты, страшных снов, Гнусенка своего.
        - Темноты, допустим, все кыши боятся, значит, это не в счет. И выход есть: засветло ложись спать.
        - Знаю. Но как только я ложусь спать, мне снится страшный сон - новый ужас! Я вскакиваю, а вокруг - страшенная темнота!
        Сяпа задумчиво пошмыгал носом:
        - А что за сон тебе снится? Про что?
        - Про Гнусенка. Только начинаю задремывать, тут же является мой сынуля и начинает во сне все делить.
        - Как это?
        - Как? Хижинку - пополам, дерево, под которым хижинка сложена, - пополам, даже тень от этого самого дерева и ту пополам. А разве можно тень поровну разделить, ведь она все время бегает с запада на восток?
        - А ты отдай ее Гнусенку целиком, - посоветовал Сяпа.
        - Как это «отдай»?
        - Без «как». Отдай, и все.
        - И все? - удивился Гнус и задумался. Его мордочка расплылась в улыбке. - Точно! Отдам, и все. И дело с концом. И спать не страшно будет. Хотя… А утром как? Ведь наяву Гнусенок еще хуже, чем во сне.
        - Неужели? - изумился Сяпа. - А здесь он что вытворяет?
        - Да все то же. Делит. Как жук-точильщик.
        - И наяву делит? Не может быть!
        - Еще как может! Замерит, расчертит, «хрум» - и располовинит! А потом не может решить, какую половину себе выбрать. Боится прогадать.
        - Слушай, Гнус, а ты и наяву отдай ему все вещи, хижинку и дерево с тенью в придачу. А мы тебе новую хижинку построим, - подмигнул приятелю Сяпа.
        - Что значит «отдай»? Это тебе не сон, это взаправду!
        - В том-то всё и дело, что взаправду. Нечего делить - нечего бояться! На сложные вопросы надо искать простые ответы. Отдай, и все!
        Гнус помрачнел:
        - Я знал, что этим кончится! Знал, что когда-нибудь кто-нибудь да скажет мне об этом. Но как же ты, Сяпа, не понимаешь? Если я все Гнусенку отдам, то стану ему совсем не нужен. Он уйдет, и я никогда его больше не увижу! Вот список вещей составил. Из семидесяти девяти пунктов. На всю осень хватит, до самой спячки. Пусть пилит. Что с него взять - кышонок! - Гнус застенчиво вздохнул.
        Сяпа остановился в растерянности. Первый раз в жизни он не знал, что посоветовать. Герой не должен бояться трудностей, он должен действовать. Но как? Ощущение собственного бессилия не давало ему сосредоточиться. Оно выводило Сяпу из себя.
        - Так, - сердито сказал он, - отдавай барабан и толкай катушку. А барабан мой больше не бери. Ни-ког-да!
        - А в чем дело-то? - не понял Гнус.
        - «В чем, в чем»… Ноешь и ноешь… Я, может, тоже темноты боюсь, а с барабаном меня как-то больше.
        Впереди блеснул свет. Тоннель поднимался на поверхность, и кыши припустили к выходу.
        - Ух ты! - закричал Сяпа, выскочив из сырого подземелья на солнышко. - Вот мы и дома. Слушай, Гнус, а чего это ты за мной увязался?
        - Надеюсь… Вдруг Гнусенок к вам убежал? - Гнус потупился. - Знаешь, Сяпа, ты про то, что я трус, не говори никому, засмеют.
        - А чего тут смешного? Мне тоже в детстве снился сон, будто я - чайник с трещинкой. И вот-вот рассыплюсь на мелкие кусочки.
        - Да? - заинтересовался Гнус.
        - Помню, когда Ась узнал об этом, то взял меня за лапу и привел в лощину, где пряталось Эхо. И велел мне для начала поныть. Нытье - первое лекарство от страха. Ты же знаешь.
        - А второе?
        - А второе - Смех. Не зря его Цап на елку загнал. Чтоб боялись. Ась велел мне для разминки покричать барсуком, потом похрюкать кабанчиком и попыхтеть ежиком. И только после этого я на чистом кышьем выложил Эху свой сон.
        - И что?
        - Они с Асем так хохотали, что меня чуть не стошнило. А что смешно, то не страшно.
        - Верно! Чего страшного в чайнике? А трещинка? Ее же не видно. У каждого есть скрытые недостатки! - Гнус ласково похлопал Сяпу по плечу, которого вдруг осенило:
        - Знаю! Знаю, как тебе помочь! Ты достаточно погнусил в детстве, но сейчас рассуждаешь очень здраво! Пора бы кышам перестать называть тебя Гнусом. Это имя тебе больше не подходит. Неправильное имя притягивает несчастья. И отталкивает гнусят. Я стану звать тебя Негнус. С таким именем ты точно понравишься своему Гнусенку!
        - Думаешь? - улыбнулся Негнус.
        Тут из-за камешка вынырнул Бибо.
        - Ой, Сяпонька, - обрадовался он, - это ты? А мы тут желуди закапываем. На счастье. - И вдруг, встрепенувшись, гаркнул на весь лес: - Эй, пушистохвостые, все сюда - Сяпа вернулся!
        Отовсюду стали выскакивать кыши. Они радостно лобунились с Сяпой и Негнусом, чесали их за ушами, хлопали по спинкам. Веселью не было конца. Потом, окруженные друзьями, путешественники отправились в Сяпину хижинку: слушать рассказы героя. И тут вдруг кто-то сказал:
        - Мы опять все вместе, только Бяки нет с нами.
        Все, кроме Сяпы, продолжали считать Бяку погибшим от зубов гигантской медведки. А Сяпа был уверен, что Бяку слопал юркий горностай. Так или иначе, но Большой Кыш ушел на луну. Кышам стало грустно и неловко. Холмичи молчали, а Сяпа горестно поскуливал.



        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
        Королевы любят подарки

        Пришла осень.
        Черная туча и Королева молний.
        Все на спасение Тукиного Дуба.
        Красота спасет Дуб.


        Осень пришла незаметно.
        Пришла и все переменила по своему вкусу. В воздухе запахло арбузом. Небо стало холоднее, прозрачнее. Нежарким солнцем в бесконечных далях высветились желтые, багряные, коричнево-лиловые цвета. Загорелся золотом папоротник. Алые пятна ирги, клена, рябины, боярышника заспорили с сочной зеленью елей и сосен. В роще перелетные птицы допевали прощальные песни. В лесу пахло сыростью, грибами и прелой листвой. На упавших березах рыжели бороды опят. Во мху сопливились белые грузди, в молодом березняке розовели полосатые волнушки.
        Только с приходом осени Закон позволял кышам есть грибы. Во всех хижинках варилась грибная душистая похлебка, пеклись сочные пампушки с грибами.
        С холодами начался листопад. Первыми сбросили листья береза и ясень. Тукин Дуб, стоящий на вершине холма, чуть в стороне от рощи, решил, как всегда, зимовать в листве, гордо хрустеть на ветру ржавыми, заиндевевшими завитками и скинуть их лишь ранней весной. Может, такое упрямство передалось Тукиному дереву по наследству? Или же это была семейная традиция? Как знать… Но Тука рассудил по-своему: Дуб поступает так из гордости, не желая стоять нагим у всех на виду. «Пусть зимует одетым! Хоть не простудится», - переживал за Дуб Тука. А еще кыш боялся появления черных осенних туч. Они приносили грозы. В грозу молнии могли ударить в Дуб и погубить его.
        Но осени без гроз не бывает…
        Когда к холму подошли армады тяжелых туч, кыши попрятались по хижинкам. Тука, Хнусь, Бибо и Люля устроились чаевничать у Сяпы, в домике под липой. Троих пригласил Сяпа, Люля явился сам. После чая всем, кроме Люли, захотелось поучиться сложной настольной игре в капельки-бульки. Сяпа хорошо знал правила и с радостью принялся растолковывать их друзьям. Бибо, как ни старался, ничего не понял. Он надулся и стал собираться домой. Тука с Хнусем, у которых игра только-только начала складываться, наперебой уговаривали его остаться. Люля попытался рассорить кышей, но у него ничего не вышло.
        За окнами быстро темнело. Вдруг раздался сильный раскат грома! Другой, третий… Холм задрожал.
        - Ой-ой-ой! - вскрикнул Тука, побелев, как меловой камешек. - Пришла большая туча! Из нее скоро появится Королева молний и станет стрелять огнем в Мое Дерево! На то она и Королева, чтобы выбрать самый красивый Дуб. Она убьет его! И это станет нам последним наказанием за погибшее яйцо и разбуженного Хнуся.
        Кыши подбежали к окошку. За ним было черным-черно.
        - Что же делать? - прошептал осипшим от страха голосом Люля. Его шерстка встала дыбом.
        - Встать спиной к спине и держать оборону. Мы сильны, когда вместе. Мы спасем Тукин Дуб!
        - Да, да! - завопил Люля. - И меня спасем тоже! Мне, как и Дубу, угрожает опасность! Я тоже самый красивый! Не отдавайте меня жестокой Королеве, которая уничтожает все самое-самое! Пульнет в самый красивый Дуб, отстрелит от него здоровенный кусище, и, тот, в угоду королевским капризам, треснет меня, самого розового и самого пушистого, по моему гениальному темени! И что тогда? Тогда я погиб! - Чтоб отвести беду, Люля поморгал левым глазом, затем правым, поскакал на одной лапке, потом на другой, залез под стол и жалобно пискнул оттуда:
        - Все на защиту Люли, будущего предводителя кышьего племени! Будущий предводитель в опасности!
        Но, не усидев под столом, трусишка, дрожа хвостом, вскочил, заметался по кухне, бросился вверх по лестнице на чердак, где зарылся в сено и там затих.
        Времени успокаивать Люлю не было, надо было спасать Тукино дерево. Своих друзей нельзя позволять обижать, даже коронованным особам, - это Закон.
        - Может, позвать Ася? - предложил Бибо.
        - Нет, - сказал Хнусь, - мы сами защитим наш Дуб!
        Кыши сосредоточенно полобунились, надели соломенные плащики, котомки с камешками, чтобы их не унес ветер, и вышли из дома.
        За дверью бушевала гроза. Небо пестрело, как лоскутное одеяло: грязные тучи на голубой лазури, белые пятна высоких облаков и желто-красные листья. Все это кружилось в каком-то диком танце, то открывая, то закрывая солнечный диск. Было невозможно отличить блики солнца от брызг молний. Ветер в неуемном исступлении рвал с деревьев листву и, закручивая в спирали, уносил целыми охапками в поднебесье. Иглы холодного дождя кололи кышам носы, пробирались под плащики, но отважные спасатели упрямо карабкались вверх по холму, туда, где, вцепившись в землю корнями, гордо стоял Тукин Дуб.

        В это время в хижинке под ивой братья-близнецы и Бу тоже чаевничали. Слюня намазывал ореховый джем на печенье и рассказывал малышу о предстоящей спячке:
        - Когда сильно похолодает, земля станет жесткой и колкой, а листва опадет, оставив деревья голышом. Кыши почти перестанут выходить из хижинок и будут дремать целыми сутками у очагов. Потом с неба станет падать легкий белый пух, который называется
«снег». Он похож на пух одуванчиков, осин и тополей, только холодный. Его будет очень много. Так много, что он закроет всю землю, деревья и кусты. И тогда мы уснем, и холм уснет, и многие звери в лесу, и рыбы в ручье. В Маленькой Тени станет тихо-тихо. Сторожить лес останутся горластые вороны: приди кто чужой, сразу всех оповестят громким карканьем.
        - Получается, вороны - тоже хорошие? - удивился Бу.
        - В лесу нет плохих, - подтвердил Слюня.
        - Хорошие! - нахмурился Хлюпа. - Когда не когтятся и не клюются!
        - С приходом зимы мы уснем, - продолжал объяснять Слюня, - и будем долго-долго спать, до самой весны. А весной нас разбудит теплое солнце.
        - Или Ась, - добавил Бу.
        Братья переглянулись, но ничего не ответили. Ась слишком долго жил. Кто знает, где он вытает будущей весной? Может, в сладкой клюкве, а может, на луне…
        - А что кыши делают во сне? - спросил Бу.
        - Наслаждаются миром и покоем.
        - Почему? Ведь кругом столько пуха! В нем можно прыгать, кувыркаться. Пух можно взбить в облако и полететь на нем далеко-далеко, - мечтательно прошептал Бу.
        В окно постучали. Слюня бросился открывать дверь. Это был Ась. Он запыхался и тяжело дышал.
        - Собирайтесь! Идите на холм. Там кыши спасают Тукин Дуб. Это опасно, надо уговорить их вернуться. Я посижу пока с Бу. Скорее!
        Братья быстро собрались и ушли.
        - Ась, - принялся хозяйничать малыш, - садись сюда, поближе к очагу. Вот тебе горячий песок - лапы греть.
        Ась благодарно улыбнулся, опустил лапы в шаечку, устало привалился к очагу, по-старчески зачмокал губами и тут же уснул. Бу быстро нацепил плащик, достал из тайного местечка дудочку и вышел на крыльцо. Кроха хорошо знал звук этой дудочки, который означал «срочно прилетай». Он сразу явился на зов. Мокрый и взъерошенный.
        - Опять впер-р-ред к пр-р-риключениям? - поинтересовалась сообразительная птица.
        - Кроха, что там за шум, что стряслось? - деловито спросил Бу.
        - Кор-р-ролева молний обстр-р-реливает холм. Скор-р-ро шандар-р-рахнет по Тукиному Дубу! Пр-р-рискор-р-рбно!
        - А какое есть средство от молний?
        - Во-пер-рвых - бить в бар-рабан, во-втор-рых - ставить обер-реги, в-тр-ретьих - подар-рить Кор-ролеве пр-резент! Кор-ролевы любят подар-рки. Надо отдать ей самое кр-расивое, что у нас есть.
        - Но у нас нет ничего красивого, кроме Утики, а кышек дарить нельзя. Может, подарить Королеве гульсии?
        Кроха подумал и вздохнул:
        - Р-решено, р-ради пр-равого дела отдадим ей Бр-рякин «Секр-р-рет». Это кр-райняя мер-ра! Но Бр-ряка не был бы пр-ротив.
        - А что такого особенного прячет Бяка в своем «Секрете»? - удивился Бу.
        - Кр-расоту, - просто ответила птица.
        - Тогда вперед! - скомандовал малыш и вскочил на спину Крохе.
        - Дер-ржись кр-репче, - велел тот и стал набирать высоту.
        Тука, Хнусь, Сяпа и Бибо наконец взобрались на холм, миновали рощу и вышли на финишную прямую. Дуб был уже хорошо виден. Оставалось лишь пересечь желтый луг, лохматившийся пожухлыми травами. Травы полегли и затянули кышью тропинку, поэтому продвигаться кышам было нелегко, к тому же дождь усилился, заливая малышам глаза и уши. Наконец четверо отважных подошли вплотную к гордому дереву. Тука бросился к могучему другу и прижался к его шершавому стволу. Совсем рядом вспыхнула молния в сто тысяч светляков!
        - Эй, Королева молний, - закричал ей Тука, размахивая упрямо сжатыми кулачками, - если тебе все равно, куда бить, бей в меня, в кыша! Что медлишь? Или боишься? Боишься маленького пуховичка, который тебя вызывает на бой?!
        Холм сотрясался от ударов. Молнии сверкали вокруг. Дуб дрожал и шумел листвой. Казалось, секунда, и дерево вспыхнет огнем. Тука прижался спиной к Дубу, закрывая друга своим телом.
        Кыши бросились оттаскивать Туку от дерева, но он вырвался, кинулся в свою хижинку и заперся в ней.
        Королева засверкала глазами! Гром зашелся низким кашлем!
        - Тука, выходи! Выходи-и-и! Если она подожжет Дуб, ты сгоришь вместе с ним! - крикнул Сяпа и заплакал.
        - Не выйду! - крикнул в ответ Тука. - Я не могу бросить Мое Дерево! Дуб боится! Он весь дрожит! Он прощается со мной!
        - Что он говорит? Ничего не слышно! - еле перекрикивая шум ветра, проорал в ответ Бибо. - Какой страшный голос у грома, он ужасен!
        Тут из травы вынырнули Слюня с Хлюпой.
        - Грому не испугать храброго Туку, - пробормотал Хлюпа. - Тука защищает друга, значит, не отступится, будет вместе с ним до конца.
        Слюня бросился было к дереву, но Хлюпа схватил его за хвост:
        - Стой! Сейчас опять бабахнет! Мы здесь бессильны. Помочь Туке может только очень сильное средство… Ему поможет только чудо!



        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
        Книга мудрости

        Я вернулся!
        Мой Холм, мое Дерево, мой Енот, «Моя Радость»…
        Где ВСЁ-ПРО-ВСЁ?
        Если что, буду кусаться!


        Бяке ударил в глаза яркий свет и на мгновение ослепил его. Подземный ход остался позади. Блудный кыш вернулся домой. Он остановился, поправил котомку и зашагал вверх по холму, громко декламируя свои стихи:

        Желтые травы и листья,
        Рябины красные кисти,
        Желуди в крупной росе,
        Сонный блик на воде,
        Стайка ленивых бабочек,
        Дом из камней и палочек,
        Глянцевый жук-щелкун,
        Резвый ветер-шалун,
        Ягоды барбариса,
        Запах дикой мелиссы,
        Спелый лесной орех,
        Кыша розовый мех.
        Все это - мир и я.
        С ним мы - одна семья.
        Осень - как я и ты:
        Небо, покой, цветы…
        Только что над холмом отбушевала гроза. Рев стихии сменился тишиной и покоем. Все вокруг было пропитано влагой. Одни молодые деревца были повалены, другие сломаны.
        Большой Кыш снял кушак, распустил его и подвязал ниткой дубки. Жадно вглядываясь в знакомые окрестности, он улыбался малейшим пустякам, неброским знакомым приметам и ощущал кончиком хвоста, что не только сам рад встрече, но и все вокруг радуется его возвращению. У кыша-одиночки сладко щемило в груди. Не сдержавшись, он вдруг широко раскинул лапы и крикнул так громко, как только смог:
        - Здравствуй, Холм! Я вернулся! Ты узнал меня? Я - Бяка!
        - Здравствуй… Бяка… - эхом отозвался холм.
        Большой Кыш счастливо улыбнулся, резко втянул носом колкий, холодный воздух и прошептал:
        - Возможно, кому-то Большая Тень покажется красивее, но лично мне, Бяке, хорошо жить именно здесь, в маленькой дубовой роще на холме Лошадиная Голова, где живут мои друзья, где растут мои деревья, где вьет гнездо моя ворона и где мой Енот бомбит «Мою Радость». Здесь все мое. И для всех здесь я - свой. И где бы я ни был, моя душа будет рваться сюда, в этот маленький мир, который радуется моим успехам и прощает огрехи, мир, за который я, Большой Кыш, навсегда в ответе.
        И Бяка пошел вверх по холму, чутко прислушиваясь к голосам растений, насекомых и птиц. Он уже привык к тому, что, благодаря цветку папоротника, удивительным образом научился понимать их язык. Толстая кукушка спикировала сверху и полетела впереди Бяки, крича: «Слушайте все! Большой Кыш вернулся!» И все птицы холма отвечали ей веселым гамом. Да, кыш Бяка был достоин торжественной, радостной, дружеской встречи.
        Но вот кышье братство прохладная погода загнала в хижинки. Никто из друзей не встретился Бяке на дороге. Проходя мимо Сяпиного домика, Бяка не удержался и постучал. Откровенно говоря, ему не терпелось встретиться и полобуниться со своим маленьким, по-своему отважным и, несомненно, мозговитым товарищем.
        Дверца тут же отворилась, будто его ждали. На пороге стоял Ась.
        - Наконец-то! Очень на дворе, а он где-то бродит. Заходи! Я тебя давно поджидаю, - улыбнулся старик.
        - Ты? Меня? - удивился Бяка. - Но откуда ты знал, что я вернулся? Хотя… легко знать все наперед тому, кто ежедневно заглядывает в Книгу Мудрости.
        - Что Книга! - подмигнул Бяке Ась. - Какая книга может знать жижнь лучше нас? Книга Мудрошти тут. - Он дотронулся лапой до своего лба. - Мы пишем ее сами для себя. И каждый наш поштупок предопределяет наше завтра. Вот так-то, дружок! - Ась пристально оглядел Большого Кыша и добавил: - Готовься, Бяка! Ты выдержал все ишпытания, ты даже нашел цветок папоротника, теперь тебя ждет твое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Я передаю тебе управление племенем. С этого дня ты - предводитель кышей Маленькой Тени. Отныне каждой осенью тебе предштоит уштраивать братьев на зимовку. И каждой весной предштоит их встречать.
        - Я не могу быть Главным, - тихо сказал Бяка. - Я самый плохой.
        Ась удивленно поднял брови.
        - Ты же знаешь, - Большой Кыш посмотрел старику прямо в глаза, - это я разбудил Хнуся, я разрушил хижинку Туки, я выкинул Сяпину панаму, я погубил яйцо.
        - Да, знаю… Но именно ты спас болотных жителей от верной гибели, а холм от оврага, сажая дубки. Ты вылечил маленькую ворону и вошпитал ее как кыша. Ты ухаживал за одиноким Енотом, ты освободил Большую Тень от длиннохвоштых.
        - Да нет же… Это Сяпа, - успел вставить Бяка. (Он твердо знал: врать не очень хорошо, но если уж начал, ври до конца, а то запутаешься.)
        - Надо судить о всех по справедливошти. Только глупые вороны убивают подранков. Но мы не вороны. Когда кто-либо из нас ошибется, мы не станем его заклевывать. Мы подождем. Он непременно исправитшя! Да, ты чуть было не погубил яйцо, но шделал это не нарочно. Верно?
        - Что значит «чуть было»? - переспросил Бяка, но Ась оставил его вопрос без внимания. Тогда Бяка поинтересовался: - А где Сяпа? И что в его хижинке делаешь ты?
        - Сяпа скоро придет. Я пока живу у него, потому что мой дом ражбил град.
        - Понятно! - нахмурился Бяка. - Хнуся разбудил я, а досталось за это тебе.
        - Какие счеты шреди швоих, - улыбнулся Ась, протягивая Большому Кышу Книгу Мудрости.
        - Да не могу я ее взять, я и читать-то не умею, - замахал лапами тот.
        - Ты прошто открой ее.
        Бяка послушно открыл Книгу и оторопел - все страницы были пусты. Кыш с ужасом посмотрел на Ася.
        - Где ВСЁ-ПРО-ВСЁ? - тихо спросил он, заикаясь.
        - Все так, как и было. Такой передал мне Книгу старик Хих, когда я принял управление племенем. Это было много-много лет нажад. Может быть, когда-нибудь в ней что-то и было напишано, но, видно, штерлось со временем.
        - Как же ты узнавал все про нас? - изумился Большой Кыш.
        - Надо уметь любить. Любовь мудра, она подсказывает, где иштина.

        Бяка молчал, он думал.
        - Я выучусь грамоте, - пообещал он, - и сам напишу книгу про кышей. Я пока не знаю, что будет потом, но знаю, что было. Вот про это и напишу.
        - Напиши, напиши! - улыбнулся Ась.
        - Только ты, Ась, не болей больше. И не уходи на луну!
        Ась смутился:
        - Ты научилшя доброте, Большой Кыш! Но не жалей меня понапрашну. Я был болен штрахом жа Большую Тень. Но с тех пор как угрожа миновала, я опять ждоров. Прошто немножко штар.
        Тут в Бякиной котомке что-то заворочалось, крышка с шумом открылась, и оттуда показалась встрепанная головенка маленького Гнусенка.
        - Вы че тут, кыши, базарите? - сонно осведомился он.
        - Ты откуда здесь взялся? - изумился Бяка. - В Большой Тени все с лап сбились, его обыскались, а он - тут. Отец совсем спать перестал, ищет этого оболтуса по всем углам. - Бяка слегка ущипнул кышонка. - Куда в лесу пропал, куда мои вещи из котомки дел?
        - Ну, допустим, ничего особенного в ней и не было. На твой берет я себе гульсии выменял. Их один толстошлеп на лесной дорожке нашел. А чего? А ты сам? Свалился в лесу и лежит! Я испугался, решил, что ты ушел на луну. А потом вдруг тебя в поселке увидел и забрался в твою котомку. Такой отец, как ты, мне подходит больше, чем Гнус. Он трус, ты - герой!
        Взрослые кыши переглянулись.
        - Вот ерш ершистый! - рассмеялся Бяка.
        - Еще бы, - хмыкнул малыш. - Да и вы ничего себе! Не то что мой папаша. Лучше я буду с вами дружить. Но если станете отбирать гульсии, предупреждаю: буду кусаться, - пригрозил малыш.
        Ась укоризненно покачал головой, а Бяка весело расхохотался.



        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
        Бяка вернулся

        Кто украсил Тукин Дуб?
        Гнусенок.
        Здравствуй, мое дерево!
        Бр-ряка вер-рнулся!


        Бяка попрощался с Асем, затолкал Гнусенка обратно в котомку и, взвалив эту ношу себе на спину, отправился через рощу в «Теплое Местечко». Влажные веточки черничных кустов больно хлестали Большого Кыша по носу и ушам, но он не замечал этого, лишь ускоряя шаг. Поднявшись на вершину холма, Бяка оглядел чернеющие стволы деревьев, почти совсем сбросившие листву, бурые, примятые дождем травы, кусты барбариса, украшенные красными ягодками, и Тукин Дуб. Ему вдруг показалось, что в золотистой кроне тукиного красавца мелькнуло что-то яркое. «На дубах яблоки не растут», - припомнил кыш и решил рассмотреть поближе, что это такое.
        На шершавых дубовых ветках медленно покачивались, поблескивая на осеннем солнце, его, Бякины, расписные чайники. Это было удивительно прекрасное зрелище - мощное дерево, символ кышьего существования, объединяющее все бегающее, прыгающее, ползающее по этой земле. Чайники-рыбы, чайники-птицы, чайники-звери, чайники-земноводные и чайники- пресмыкающиеся соседствовали здесь в мире и согласии.

«Кто же принес их сюда? Кто развесил на ветках? Ведь только я знал, где зарыт „Мой Секрет". Может, это Люля подсмотрел, как я прятал свою посудку? И решил посмеяться надо мной? Пусть смеется! Я даже рад, что кыши наконец-то догадаются, кто общий предок всего живого», - подумал Большой Кыш.
        Бяка еще раз обошел вокруг дерева, удивляясь самому себе: «Неужели это сделал я? В
„Теплом Местечке" чайники не выглядели такими симпатичными».
        Из трубы Тукиного домика шел смоляной дымок. Хозяин, видно, грелся у очага. Но Бяка не стал беспокоить Туку, он соскучился по «Теплому Местечку», Крохе и Еноту. Он хотел поскорее обнять свое дерево и навестить свою хижинку.
        У Бяки над головой с громким карканьем пролетела стая ворон.
        - Ага! - вскричал Большой Кыш. - Понял, кто все это подстроил: Кроха! Конечно, ведь только он знал про «Мой Секрет». Вот предатель!
        - Нет! Нет! - раздался у Бяки за спиной тихий, нежный голосок маленькой Утики, которая пришла в рощу за парой крепких желудей. - Все совсем не так, все по-другому. Кроха не предатель, он молодец! Только находчивость и талант нашего Бяки, который, увы, совсем недавно ушел на луну, помогли нам отстоять Тукино дерево. Королеве молний понравились Бякины чайники, и она не стала разрушать Дуб. Разве можно разрушить красоту? А ты, кыш, кто? Как тебя зовут?

        Бяка догадался, что кышечка его не узнает: скорее всего, он очень перепачкался в тоннеле, а черничник сильно растрепал его шерстку. Но не успел ничего ответить. Крышка котомки неожиданно приоткрылась, и оттуда показалась хитрая мордочка кышонка Бобо. Грозно хмуря брови, он пискнул:
        - Чего уставилась, глупая куропатка! Бобо и Бяку не узнаешь?
        Утика вскрикнула. Ее ушки покраснели от смущения.
        - Бяка жив? Бяка жив… Бяка жив! - радостно пролепетала она и, смутившись окончательно, бросилась прочь.
        - Ты, Бяка, действуешь на кышек как ядовитая настойка. Они от тебя просто дохнут! - позавидовал Гнусенок.
        - А ну брысь назад, в котомку! - грозно велел Бяка, закрыл крышку и зашагал дальше.
        Воспользовавшись скоростной тайной тропкой, Большой Кыш быстро добрался до западного склона. Выйдя из вересковых зарослей, он сразу увидел свою сосну. Все так же отливал медью ее ствол. Все так же, по-кошачьи извиваясь, тянулись вверх ветки. Все так же зеленели шапки длинноигольчатой хвои. А из-под корней дерева выглядывал, поблескивая глазками-окошечками, Бякин домик. «Теплое Местечко» ждало своего хозяина и друга.
        И тут Бяка сделал то, чего не делал никогда раньше. Он, презиравший Туку за любовь к его дереву, кинулся к сосне, прижался животом к ее грубой коре и прошептал:
        - Здравствуй, Мое Дерево! Я соскучился по тебе!
        И сосна радостно встрепенулась, заскрипела стволом, зашуршала иглами и шаловливо закидала хозяина шишками. Бяка улыбнулся и двинулся с обходом вокруг дерева, то перепрыгивая крученые корешки, то подлезая под них. Все сохранилось в целости.

        Хозяин хижинки поднялся на крыльцо, скинул порядком потертые гульсии и, отодвинув подпорки, вошел в дом. Хижинка встретила его настороженной тишиной и сыростью, которые так характерны для пустующего жилья. Большой Кыш достал заснувшего кышонка из котомки и, сняв с него гульсии, уложил малыша на удобный широкий топчан. Малыш тут же засунул уголок одеяла себе в рот и громко зачмокал своей самодельной соской.

«Пуховичку не больше двух месяцев от роду, еще совсем желторотик, - вздохнул Бяка. - Его трудный возраст скоро кончится, и он помирится с отцом. Настырность маленьких непосед не вечна. Со временем она превращается в настойчивость, что совсем не плохо. Большая Тень и папаша Гнус еще будут гордиться этим шалопаем».
        Бяка разжег очаг. Сел на лавку. Устало привалился боком к теплой стенке очага. Задремал.
        Вороны не кыши. У них нет совести. Они не умеют шевелить мозгами. Вернее, большинство не умеет. Но есть исключения. Кроха - оно самое. Возможно, расцвету его ума в некоторой степени способствовала дружба с Бякой, кто знает? Так или иначе, талант расцвел. Бякина ворона выучила кыший язык. Она имела изысканный художественный вкус и часто высказывала Бяке не лишенные оригинальности идеи по поводу его творчества. К тому же у Крохи были сильно развиты чувство справедливости и благородство. Именно поэтому он не верил в гибель своего старшего друга. Это было бы так несправедливо! Кроха пресекал Люлины сплетни и каждый день облетал Маленькую Тень, зорко выискивая взглядом молодцеватую фигурку своего друга Бяки. А вдруг?..
        Сейчас Кроха медленно планировал над западным склоном, подхваченный теплым воздушным потоком, и устало скользил взглядом по вересковым полям. Он думал о Королеве молний, Бякиных чайниках и Тукином Дубе. Тут полуприкрытые веки птицы дрогнули и широко открылись: ей вдруг показалось, что ставни «Теплого Местечка» были чуть-чуть приоткрыты. Точно! И дверца… дверца домика не подперта! И гульсии! На солнышко были аккуратно выставлены гульсии! Бякины, чьи же еще!
        Кроха встрепенулся, закружил на месте и камнем пошел вниз, горланя на весь лес:
        - Бр-р-ряка вер-р-рнулся! Др-р-ружочек вор-роний пр-р-роклюнулся! Р-р-розанчик р-р-розовый! Пр-р-релесть!



        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ
        Малиновые носки

        Прогулка по холму.
        Встреча друзей.
        Столкновение.
        Бяка больше не одиночка.


        Пока Гнусенок спал, Бяка решил прогуляться по холму. Ему не терпелось узнать, что изменилось в Маленькой Тени, пока он отсутствовал! Кыш натянул на лапы новые малиновые носки и гульсии, завернулся в теплую малиновую жилетку и вышел на улицу. К его немалому удивлению, путь от двери был перекрыт. Прямо поперек крыльца лежала лохматая морда Енота. Все остальное - огромная гора шерсти и хвост - валялось во дворе. Через эту гору невозможно было ни перешагнуть, ни перепрыгнуть. Бяка присел на большой черный кожаный нос зверя и стал терпеливо ждать. Опущенные веки Енота не смогли обмануть Большого Кыша. По тому, как трепетно и чутко шевелились ноздри, каким любопытством светился масляный зрачок через хитрый прищур, было ясно: лохматый плут только притворялся спящим. На самом же деле он ждал Бякиных щедрот и ласк. Только гордость удерживала Енота от того, чтобы кинуться на хозяина и обмусолить его до непотребности. Но без гордости зверь не зверь. И он терпел, старательно делая вид, что устал и спит.
        Рядом благодушно когтил сосновую шишку Кроха. Гордость и ему была не чужда. Вороненок столько времени ждал возвращения Бяки, не веря в его гибель, так неужели теперь Бяка забудет про него?
        Как только кыш перелез через морду Енота, зверь и птица дружно встрепенулись и уставились на него.
        Что ты будешь делать? Как можно пренебречь преданностью и любовью друзей? К тому же, что кривить душой, Бяке самому хотелось покрепче обнять Енота и Кроху.
        Большой Кыш весело глянул на замерших в испуганном ожидании сотоварищей и призывно свистнул. И дружная компания с веселым гиканьем, карканьем и пыхтением понеслась к лесу. Кроха летел впереди, Енот с Бякой на загривке - сзади. За какие-то полчаса они обтопали, обползали, обнюхали все самые славные местечки Лошадиной Головы, но, естественно, не удовлетворились этим. Они попили холодной водички из Плюхи-Плюхи-Булька, почесали спинки о Серебристые Мхи, полакомились клюквой на болоте, пошептались с Тукиным деревом - в общем, сделали много правильных, хороших дел, - но и этого им показалось мало. Они стали врываться в хижинки полусонных, готовых в любую минуту впасть в спячку кышей и требовать угощения. Отобедав по очереди во всех хижинках, а кое-где и отужинав, друзья поняли, что вот теперь-то впечатлений предостаточно. Они ощутили приятную тяжесть в желудках и темени, а это означало, что на сегодня и развлечений хватило. Что они валятся с ног от усталости и пора на боковую. Енот отправился отсыпаться в «Мою Радость», а Кроха - в обустроенное им дупло. Бяка же повернул к дому. Его брюшко сыто урчало и
при ходьбе плавно колыхалось слева-направо.

«Как же так? Со всеми повидались, кроме Сяпы. Куда же он подевался? Где прячется герой?» - вдруг подумалось Большому Кышу.
        И тут он почувствовал, что его хвост замерз. К вечеру заметно похолодало. Ленивый шаг кыша ускорился. Постепенно Бяка перешел на четырехлапую рысцу. Он больше не смотрел по сторонам. Холодный осенний ветер нахально лез под жилетку и в носки. Бяку трясло от холода, его зубы выбивали четкую дробь.
        Почему время так суетливо? Лето, теплое, ласковое лето, пролетело в один миг: раз - и нет. И осень уже на исходе. А что впереди? Таинственная и холодная зима…
        Бяка затянул кушак потуже и припустил что было мочи. Он так спешил, что совсем не смотрел себе под лапы. На повороте, у Поляны Серебристых Мхов, кыш на секунду забуксовал на жирной, уже подмерзающей хляби, его повело, и он едва не угодил в яму. Когда Бяка выбрался на ровную дорожку и все опасности, казалось, остались позади, он опять споткнулся обо что- то маленькое и крепенькое. Отчего крутанулся разок вокруг своей оси и шмякнулся оземь, сильно боднув лбом маленький упругий трехлетний дубок. В его глазах вспыхнули искры, а мысли сбились в кучу.
        Тем, обо что споткнулся Бяка, был… Сяпа. Сяпа сидел на тропинке и наблюдал за большим сопливым груздем. Груздь вырос в один из последних морозных осенних дней прямо посреди кышьей скоростной тропинки и тем самым нарушил Закон. Его бессмысленный поступок был вызовом Природе. В такой трудный для гриба момент где мог быть Сяпа? Рядом, бочком к бочку с героическим грибом! Сяпа созерцал мир. Он созерцал груздь. И размышлял. В целом кыш одобрял мужественный поступок гриба. Но… Но сопливость груздя его несколько смущала. Поздний гриб рискует подцепить грипп. Всему свое время. Лето прошло, и не стоит принимать решения впопыхах и вдогонку. Ничего хорошего из этого не получится, только рассопливишься. А сопли похуже икоты!
        Итак, Бяка снова споткнулся о Сяпу. И кыши разлетелись в разные стороны. Так уже было. Весной.
        - Тьфу ты! - сплюнул подпревшие хвоинки Сяпа, энергично выбираясь из моховой кочки. - Сколько можно! Стоит уединиться, как тут же сбегаются кышьи толпы, чтобы снова и снова послушать рассказ о моих подвигах.
        Сяпа зыркнул на обидчика. Тот застрял головой в куче опавших листьев. Оттуда торчали только его задние лапы. Сяпа замер: лапы были в малиновых носках! Эти носки он знал преотлично. Это были Бякины носки.

«Значит, это Люля меня боднул! Этот пройдоха все же добрался до Бякиных сундучков!
        - возмутился Сяпа.
        Лапы зашевелились, и из кучи показался… Большой Кыш. Он ошалело уставился на Сяпу, присмотрелся, осмыслил увиденное и радостно заорал:
        - Сяпа! Плакса и гений в одной шкурке! Вот мы и встретились! Тебя не мало будет без барабана-то? Ну давай лобунькаться, герой! Уверен, ты не стал скромничать и рассказал всем про свои подвиги? Уж конечно! Вижу - твоя мордочка трещит от гордости, как спелый боб! Да и чего стесняться? Ты же выполнил свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ? По подвигу и слава!
        - Бяка?.. Ты-ы-ы?! - с трудом выдавил из себя Сяпа. - Откуда? Выходит, не горностай сожрал тебя, а ты его?
        - Да, я. Схрямзал, слопал, растерзал. Я такой: жру всех без разбору, - шутливо отмахнулся Бяка. - Ты, Сяпа, к зиме как-то мельчаешь. Мозги у тебя видно впадают в спячку первыми. Запомни: я - кыш-одиночка, а не хищник.
        - А вот и нет! - вдруг страстно возразил Сяпа. - Хватит выдумывать ерунду! Ты больше не одиночка! Обосабливаться нечестно. Тебя здесь все любят! Ждут! Жалеют! Куда ни пойди, везде твои местечки: ягодники, грибнушки. Их никто не трогает. На Дубе висят твои красивые чайники. Ими любуются. Они спасли Тукин Дуб. А твой
«Секрет» кыши разнесли по домикам на память. Как же ты можешь говорить, что ты - одиночка? А Кроха, а Енот, а твое дерево, а «Теплое Местечко» и «Моя Радость»? А все мы? А я?.. Что бы я смог совершить в Большой Тени без тебя? Если бы не ты, не было бы моего подвига!
        - Брось, малыш. Что твое, то твое! А мое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ еще впереди - Ась назначил меня дежурным по холму. Теперь я стану всех укладывать на зиму спать. Так что ты уж не подкачай, зазимуй как следует.
        - Не беспокойся, - улыбнулся Сяпа, - что-что, а спать я умею. Пусть только покрепче подморозит. Я сразу!
        - Отлично, друг, - хлопнул малыша по плечу Большой Кыш. - Я всегда говорил, что ты только прикидываешься глупой личинкой, на самом деле ты - о-го-го! - Он повернулся к груздю: - Привет, сопливый гриб!
        - Сопливая частичка Космоса, - улыбнулся Сяпа. - Или последний привет уходящего лета. В шляпе, но без головы. С одной ногой, но без гульсии.

        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
        Великое предназначение

        Бяка стал главным.
        Посади свой дуб.
        Ась впадает в спячку первым.
        Умный Сяпа.


        Сколько лет Ась честно исполнял свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ! Всем кышам Маленькой Тени он был добрым другом и советчиком, а также справедливым судьей во всех житейских спорах. Он был тем, на кого равняются и чье слово - Закон. Он всему учил кышей собственным примером. А с приходом осенних холодов заботливо устраивал их на зимовку. По традиции только самый сильный и самый мудрый кыш мог стать предводителем племени, но с самого-самого и самый строгий спрос. Ась один отвечал за все.
        Так было до нынешнего лета, пока старик не почувствовал, что сил у него поубавилось. Теперь самым сильным на холме должен был стать Бяка. Мудрости, правда, Большому Кышу пока недоставало, но главное - ощущение себя частью Большого Мира, чувство ответственности за все вокруг - уже пришло. День ото дня в Бяке рос интерес ко всему, что его окружало. Незаметно, ненавязчиво Ась направлял Большого Кыша, помогал ему находить правильные ответы на разные вопросы. И вот Бяка стал самостоятельным в своих решениях и поступках. Теперь Ась мог полностью передать ему управление. Старик собрал всех холмичей и объявил им о своем решении. Но Амулет и Книга Мудрости пока оставались у Ася. На этом настоял Бяка.


        Огибая упругие кустики брусники, отяжеленные пясточками спелых ягод, Сяпа медленно брел к западному склону, утопая задними лапками в розовом мху. Из его торбы выглядывал блестящий бок большого желудя и черенок копалки.

«Ранний листопад - к долгой зиме», - подумалось кышу.

        Сегодня выдался ясный, тихий денек, а осенью тишина - редкость: то ветер шумит листвой, то кричат отлетающие птицы, то шуршит дождь. В дождь и холод кыши на улицу носа не кажут, сидят в домиках, греются. А в редкий погожий день, такой как сегодня, каждый хочет успеть сделать все свои дела.
        По доброй традиции у кышей считалось благом посадить дерево под зиму. Сегодня навстречу Сяпе то и дело попадались кыши с орехами или желудями в торбах. Аккуратно положив толстый желудь в мягкую влажную землю и закопав его, Сяпа отправился назад, к ручью. Под кустами боярышника он наткнулся на громко спорящих Дыся и Люлю. Дысь прятал за спину корзинку с провизией, а Люля клянчил:
        - Ты, Дысь, - жадина, жадина, жадина! Дай мне мятный коржик, я есть хочу.
        - Не дам, - пыхтел Дысь, недовольно поглядывая в сторону раздобревшего Люли, - на тебя опять жор напал.
        - Никто на меня не нападал! Дай!
        - Ладно, - сдался Дысь и полез в корзину.
        - Дай больше! - потребовал Люля.
        - Больше чего? - удивился Дысь. - Я ведь тебе еще ничего не дал.
        - Больше того, что хотел дать!
        Дысь крякнул с досады и хотел сбежать от ненасытного Люли, но тут он заметил Сяпу:
        - Сяпа, я как раз к тебе, вернее, к Асю. Несу ему гостинцы. Он дома?
        - Нет, - нахмурился тот, - вчера взял Амулет, Книгу Мудрости и куда-то ушел, а к ночи не вернулся. Мы с Бибо решили, что он впал в спячку, ведь уже начались заморозки.
        - Этого не может быть, - возразил Дысь, - старик всегда засыпал последним. Конечно, теперь главным у нас Бяка, но без Ася как-то непривычно. Ушел! Что значит
«ушел»? Слушай, Сяпа, он тебе про луну в последнее время ничего не говорил, хорошо, мол, там, а? Старый ведь…
        Белая Жилетка и Сяпа хмуро переглянулись.
        - О чем это вы там шепчетесь? - пытливо заглядывая в лица приятелей, спросил Люля.
        Сяпа отмахнулся. Люля закряхтел, заохал и, грузно переваливаясь, потопал в сторону своего дома.
        - Приходите с Хнусем и Тукой к нам с Бибо поздно вечером, - тихо сказал Дысю Сяпа. - Надо проверить, не на луну ли сбежал Ась.
        Дысь молча кивнул.
        Когда взошла луна, под большой липой все уже было готово: на нижней ветке дерева рядком сидели Тука, Хнусь, Дысь и Бибо, а внизу стояла катапульта-камнешвырялка.
        - Прыгайте вниз по моей команде! - предупредил кышей Сяпа, а сам встал на опущенный край катапульты. - Сейчас я взлечу и как следует рассмотрю луну. Если Ась там, я его обязательно увижу.
        По Сяпиной команде кыши спрыгнули вниз, катапульта сработала, и малыш, раскинув лапки в стороны, птичкой взмыл ввысь, в загадочную черноту ночного неба. Он не сводил глаз с бледно-желтого диска. Луна была покрыта пятнышками и точками, но Ася на ней не было. Уже падая вниз, Сяпа помахал лапой, но с луны ему никто не ответил.
        Приземляясь, Сяпа с хрустом ушел головой в кучу сухих листьев, собранных друзьями заранее, потому как посадка всегда была Сяпиным слабым местом.

«Очень хорошо! - подумал он. - Если бы старик был на луне, то непременно подал бы знак. Теперь я абсолютно спокоен. Ась не ушел на луну, а зазимовал пораньше. Будущей весной он, как всегда, вытает на болоте вместе со сладкой клюквой».
        Сяпа был умным кышем. Он рассудил верно.

        ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
        До весны

        Пришла зима.
        Бяка - дежурный по холму.
        Всем спокойной спячки!
        До весны!


        Начались холода, землю сковал лед. Снежная поземка стелилась по холму, задувая в нос и уши кышу-одиночке, единственному в Маленькой Тени, кто еще не спал. Бяка одиноко бродил по Лошадиной Голове, гремя гремелкой, приделанной к соломенному колпаку, и стуча гульсиями по заиндевелой земле. Он по-хозяйски осматривал родные места и искал уснувших кышей, чтобы устроить их на зимовку. Насекомые, животные, птицы, рыбы хорошо заботятся о себе сами, но розовые пушистые кыши так рассеянны! Они частенько засыпают на ходу на открытом месте. Их ошибки должен был исправить Большой Кыш. Вот поэтому он ежедневно выходил на поиски впавших в спячку друзей.

        Туку Бяка нашел около Дуба. Тот не захотел расставаться на зиму со своим деревом и уснул у порога домика, на подстилке из резных листьев, положив голову на шершавый корень своего могучего друга. По Закону кыши не должны были зимовать в своих хижинках, потому что хищный зверь мог соблазниться уютным домиком и тогда кышу было бы несдобровать. Что жалеть хижинку? Лучше лишиться хижинки, чем жизни. Но разлучить Туку с Дубом было никак невозможно. И Бяка решил нарушить Закон. Чуть-чуть. Настоящая дружба - это вам не жабья пупырка.
        Втащив Туку в хижинку, Большой Кыш удобно устроил его на топчане. Плотно закрыл дверь и окна снаружи, заложив их большими камнями. Вокруг он тоже набросал камней, только острых - звери не любят колоть себе лапы.
        Дысь и Бибо уснули рядышком у родничка. Они так и не успели достроить Асю новый дом. Бибо уснул с камешком в лапах, а Дысь - положив под голову кусочек слюды. Их мордочки выражали сосредоточенность и целеустремленность. Бяка достал из торбы чайник-медведь и стал поливать друзей водой из Плюхи-Плюхи-Булька. Вмерзание в лед у кышей считалось самым безопасным способом зимовки. Вода застывала, создавая для них крепкую защиту - ледовую скорлупку. Потом Большой Кыш отнес льдинки с Бибо и Дысем в пещеру у родничка и завалил еловым лапником. Осмотрев свою работу, кыш остался доволен.
        Маленький Сяпа уснул в терновом кусте, привязав к животу свою любимую панаму. Трудно объяснить, как ему удалось уснуть вниз головой, зацепившись носками за длинные колючки. Но философы весьма необычные существа, от них можно ожидать чего угодно. Бяка с трудом дотянулся до малыша и хотел затянуть потуже узелок на бечевке, поддерживающей панаму, но узелок уже замерз. Бяка удовлетворенно хмыкнул: место Сяпиной зимовки было очень хорошее, крепкие длинные колючки не позволят зверькам и птицам дотянуться до малыша. Зная об удивительной способности Сяпы попадать в разные истории, Бяка решил подстраховаться и, достав из торбы желудевую скорлупку с сушеными лесными клопами, обсыпал ими куст со всех сторон. Он сделал это для того, чтобы резкий запах насекомых отбил запах кыша.
        Проходя вдоль замерзшего ручья, Бяка услышал странные хлопки. Подойдя к лежащей иве, он заметил неприкрытую дверцу. Ветер трепал ее туда и сюда. Дверная колотушка, подвешенная к притолоке, громко колотила по дверце. «Плохо! Непорядок!» - подумал Большой Кыш. Он хотел заколотить хижинку деревянными колышками, но решил прежде осмотреть ее изнутри. В безукоризненно чистом домике было тихо и спокойно. Мелких вещей не было, потому что кыши заранее отдали их на хранение. Отдали уже не Асю, а Бяке. А он спрятал их в общий «Секрет». Мебель в хижинке была аккуратно расставлена, а очаг чисто выбелен. Вода, затопившая пол хижинки в период осенних дождей, застыла, превратив пол в гладкий каток. Бяка осторожно, чтоб не поскользнуться, обошел комнаты, закрыл окна и двери, вбив крепкие клинья. Уже уходя, он приметил еще одну маленькую дверцу. Кыш толкнул ее и оказался в странной комнатке. Все в ней было маленькое-маленькое: табуреточки, сундучки. К стене была прикреплена плетеная постелька - его, Бякин, воспитательный гамачок. А у стены стояла сурковая поилка и другие пропавшие у кышей вещи. «Вот оно что!
Значит, их стащили Слюня и Хлюпа! - удивился Бяка. - Вот никогда бы не подумал!» Большой Кыш рассмеялся и, не удержавшись на льду, плюхнулся на пол. Приподняв голову, он вдруг заметил беленький хвост-пушок, торчащий из-под топчана. Бяка отодвинул топчанчик и замер: за ним спали рядком три кыша. Двоих Бяка хорошо знал, это были братья-близнецы. А вот третьего… Бяка ласково погладил кышонка по мягкой шерстке. Малыш улыбнулся во сне.

«Вот, значит, как. Выходит, чудаковатые братья Слюня с Хлюпой спасли „погибшее" яйцо. Молодцы! Спасли и не похвастались! Ай да братья! Ась, конечно же, обо всем знал и помогал им растить малыша. А Люля-то, Люля! Чего напридумывал! Сколько историй насочинял! И про яйцовое привидение, и про трясучку! Вот тебе и привидение! Ну нет у нас привидений. Зато есть спасенный кышонок! И замечательные папаши! Кто бы мог подумать?»
        Бяка бережно перенес все семейство на чердак, набросал вокруг стеблей чернокорня и тщательно запер дверь, подперев ее снаружи двумя огромными сучковатыми палками. Получилось внушительно.
        Хнусь опять умудрился зазимовать в сосульке. Это было скорее хорошо, чем плохо, ведь сосульку никто есть не станет. Ей страшны лишь зимние оттепели, а они случаются очень редко. Бяка отколупнул сосульку с Хнусем, взял ее на плечо и пошел искать безопасное место. «А этот хитрец все же проехался на моем загривке!» - с усмешкой подумал он, вспоминая весну. Местечко для Хнуся Бяка нашел случайно: шел, шел и наткнулся на щель в поваленном клене. Щель была расположена очень удобно: для зверя - высоко, для птицы - низко. И оказалась нужного размера - маленького. Бяка засунул внутрь сосульку с Хнусем и заткнул вход ежевичной веткой.
        Толстый Люля впал в спячку рядом с домиком Сяпы, в пустой корзине из-под провизии. Сплетник и проныра аккуратненько вмерз в корзину, образовав с ней одно целое. Эту глыбу даже Большой Кыш поднять не смог. Бяка просто перевернул ее вверх дном и задвинул под корягу, похожую на паука.
        Утика уснула в брусничных зарослях. Ее ярко-розовая шкурка заметно выделялась на белом снегу. Бяка подоспел вовремя: две крупные вороны уже кружили над кышечкой. Подхватив Утику, Большой Кыш добежал до колючего куста дикого крыжовника, положил кышечку в центр и, собрав колючие ветки воедино, связал их концы. Потом он снял со своего колпака гремелку и пристроил ее сверху. Ветер яростно закружил ветряк, гремелка загремела, сильно напугав ворон.
        Ась как ушел по осени, так и пропал. Где он зазимовал, никто не знал.
        Гнуса с Гнусенком Бобо Бяка искать не стал, зная, что они отправились через подземный ход зимовать в Большую Тень.
        Вот и все. Остался только Бяка. Он проведал зимовья Сурка и Енота, а потом свистнул Кроху. Птица прилетела сразу.
        - Я старался хорошо выполнить свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Теперь ты, птица, принимай дежурство. До весны, друг! Не забудь разбудить меня первым. Весной у меня будет много дел.
        - Всенепр-р-ременно! - пообещал Кроха.
        Сонно позевывая, Бяка набрал чайником-медведем студеной водицы из Шалуна и облился ею. Потом подошел к большой поваленной ветром березе, протиснулся в заранее присмотренное дупло и заткнул вход изнутри круглым трутовиком. Мороз быстро и накрепко соединил воедино дерево, гриб и кыша. Маленькая Тень крепко уснула до весны. Кыш - ее неотъемлемая частичка - уснул вместе с ней. Тихо стало на холме. Лишь вороны, чуткие стражи леса, хрипло перекаркивались из своих гнезд.



1997 год


        ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
        Мой рассказ о приключениях Большого Кыша и его друзей окончен, пришло время прощаться.
        - Странная книжка! - буркнет один.
        - Странная книжка! - хихикнет другой.

«Уж не странней жабьей улыбки», - сказал бы Бяка. И был бы прав, потому что в жизни так много странного. Разве не странно то, что кто-то из вас загрустит, дочитав книгу? Разве не странно то, что я ему на это отвечу? А отвечу я так:
        - Не грусти. Если захочешь встретить вновь веселую, пушистую компанию кышей, дождись весны. Солнце пригреет холм Лошадиная Голова, кыши проснутся, и с ними произойдут новые увлекательные приключения. Ты жди, вы еще встретитесь… Даю слово!
        Мила Блинова


        notes

        Примечания


1

        Дезинсекция - уничтожение насекомых-паразитов.

2

        Бомбидарий - искусственное гнездо шмелей под землей.


 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к