Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945 Вилли Хейлман
        Пилот люфтваффе, командир 7-й, а затем 9-й эскадрильи, участник сражений в окрестностях Парижа Вилли Хейлман рассказывает о боевых буднях немецких летчиков. О том, как немногие ветераны воздушных сражений принимали на себя основной груз войны, участвуя в бесконечных штурмовых атаках под зенитным огнем и «собачьих схватках» с противником, потому что на фронт присылали неопытных пилотов, прошедших обучение всего за несколько недель и почти сразу погибавших в бою. Хейлман анализирует достоинства и недостатки системы учета воздушных побед и подсчета очков для получения наград. Автор завершает свои воспоминания рассказом о последних днях Второй мировой войны.
        Вилли Хейлман
        Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944 -1945
        Предисловие
        Почему я написал эту книгу?
        Как оправдание немецкого солдата? Нет. Человеку, не нуждающемуся в оправданиях, не требуется никаких слов.
        В 1945г., осаждаемые численно превосходящим врагом, мы вступили на бесславный путь, которым прошли наши побежденные солдаты. Мы учились хранить молчание, когда ценности, которыми всегда дорожили, стали несостоятельными и были втоптаны в грязь. Мы потеряли свободу, пожертвовали своим имуществом и здоровьем. Мы похоронили своих товарищей и близких.
        Но мы не потеряли одного - своей любви к родине.
        И именно поэтому я написал эту книгу, чтобы наша страна знала, что в самые трудные часы[1 - Необходимо сразу отметить, что эти мемуары Хейлмана были впервые опубликованы в 1951г., вскоре после того, как Германия разделилась на две части - Западную и Восточную - с различными политическими системами. (Здесь и далее примеч. пер.)] мы любим ее так же, как делали это в более счастливые времена, что мы счастливы быть ее сыновьями и хотим помочь ей преодолеть эти несчастья с тем же моральным духом, с которым сражались за нее.
        Я писал эту книгу, движимый желанием показать немецкого солдата таким, каким он был, как он думал, говорил и вел себя. Эта книга - свидетельство очевидца, и я надеюсь, что она поможет лучше осмыслить прошедшие события и, может быть, немного изменить общественное мнение.

Вилли Хейлман
        Глава 1
        В последний момент я рванул ручку управления влево и резко потянул ее на себя. Во время разворота с креном 90° я старался удержать правую ногу на педали руля направления, пока не почувствовал судорогу, в то время как подо мной словно зловещий кошмар промелькнули железные фермы Эйфелевой башни. Я еще раз вышел сухим из воды. Со вздохом облегчения я выровнял свой FW-190 и осмотрелся, тревожась за своих товарищей.
        Вокруг не было никого!
        Потеряться в сгущающихся сумерках в сильную грозу не составляло никакого труда.
        В течение получаса я кружил над Парижем, надеясь найти кого-нибудь из своих. Капли дождя стучали по фонарю кабины, лобовое стекло покрылось маслом, и я использовал систему омывания, чтобы очистить его.[2 - В ходе полета на лобовое стекло и боковые стекла фонаря могли попадать капли масла, частички гари и т.п., вылетавшие из выхлопных патрубков двигателя, что приводило к ухудшению видимости. Поэтому FW-190 были оборудованы системой омывания стекол, в качестве очищающей жидкости использовался обычный бензин из топливной системы истребителя.] Шквалистый ветер дул в борт «Фокке-Вульфа», и, несмотря на скорость 500км/ч, его мотало словно щепку.
        И вдруг внизу, немного слева, я заметил аэродром!
        Заложив глубокий вираж, я стал изучать возможность приземления. Это был подходящий аэродром, но посадочных знаков и «сосиски»[3 - Жаргонное слово, используемое летчиками для обозначения указателя направления ветра, в виде полосатого полотняного конуса, обычно поднимаемого на мачте над пунктом управления полетами.] не было видно. Все это не могло помешать посадке, так как мы всегда более или менее точно могли определять направление ветра. Итак, я начал готовиться к посадке: убрал газ и выпустил шасси.
        Но вдруг со всех сторон от моей машины появились красные и желтые трассеры. Вокруг все закипело, как в дьявольском котле. Эти парни, очевидно, не опознали мой «Фокке-Вульф», или же это была атака с воздуха. Я быстро оглянулся назад.
        Нет, на хвосте никого не было. Я резко спикировал и на малой высоте пролетел над летным полем. От волнения зенитчики не видели, что я покачивал крыльями. Видимо, придется покидать этот сектор как можно быстрее. Внезапно меня пронзила мысль, что над Парижем должны были быть вражеские самолеты. Почти тридцать минут я тщетно пытался установить связь с какой-нибудь наземной станцией, но их приемопередатчики не были настроены на рабочую длину волны, и я не мог ожидать никакой помощи с базы в Кёльн-Остхайме.[4 - Остхайм - аэродром, располагавшийся около Кёльна на правом берегу Рейна. Ныне этот район находится в городской черте.]
        Мимо меня по правому борту проплыла базилика Сакре-Кёр[5 - Сакре-Кёр - сердце Иисусово (фр.).] - величественное сооружение в романо-византийском стиле на Монмартре. Дождь наконец прекратился, но погода была совершенно непригодна для полетов на малой высоте. Дрожащей рукой я вытер со лба пот, автоматически включил навигационные огни и начал выпускать сигнальные ракеты: красная, красная, красная. Я должен был приземлиться самое позднее через десять минут, поскольку топливо было почти на исходе. Сигнальная лампа на приборной панели[6 - Имеется в виду индикатор резервного остатка топлива.] уже мигала некоторое время.
        Существовала и другая возможность - Ле-Бурже,[7 - Ле-Бурже - аэродром на северо-восточной окраине Парижа, в 12км от центра города.] большой столичный аэропорт, - сумасшедший хаос воронок от бомб и разрушенных боевых и транспортных самолетов. «Нет, Хейлман, ты не сможешь посадить истребитель с двигателем в две тысячи лошадиных сил на подобной поверхности. Ты не в разведывательном самолете типа Физелер „Шторьх“».[8 - Легкий одномоторный самолет Fieseler Fi-156 «Storch», использовавшийся в качестве связного и спасательного самолета; имел двигатель мощностью 240 л. с. и максимальную скоростью 175км/ч. Его разбег на взлете составлял всего 65м, а пробег при посадке - 22м, что позволяло взлетать и приземляться на крошечных площадках с более или менее ровной поверхностью.]
        Два истребителя приближались ко мне снизу. Я хотел уже нажать на спуск оружия, но распознал в них своих друзей. Покачать крыльями, подойти ближе. Они приближались крылом к крылу, словно робкие «кролики»,[9 - Жаргонное слово, которым в люфтваффе называли молодых неопытных пилотов.] включив свои бортовые огни - зеленый, красный, белый. С мрачной усмешкой я подумал о своем полетном задании: привести двенадцать машин с только что оперившимися пилотами как пополнение для III группы Jagdgeschwader 54.[10 - Jagdgeschwader (JG) - истребительная эскадра люфтваффе.] Теперь это больше не имело значения. Я должен был приземлиться, пока у меня все еще оставалась такая возможность. Жаль, что я не изучил подробное расположение на карте парижских аэродромов, прежде чем вылетел на задание. Наш полет стал достаточно неожиданным, а опытный командир эскадрильи, фельдфебель, только что оправившийся после ранения, в тот полдень заявил с большим апломбом: «Держитесь лишь поближе ко мне, мальчики, и я приведу вас в Виллькобле».[11 - Виллькобле - аэродром на юго-западной окраине Парижа.]
        Отлично, и что теперь?
        У меня осталось топлива еще минут на пять. Красная лампочка угрожающе мерцала. Три машины сделали широкий круг над городскими предместьями. Еще один аэродром. Что это - Орли?[12 - Орли - аэродром на южной окраине Парижа, в 14км от центра города.] Он был полностью разбомблен. По правому борту в серых сумерках снова появилась Эйфелева башня. Если мы сохраним этот курс, то должны будем достичь Версаля и аэродрома, который ищем, - Виллькобле. Глаза напряженно всматриваются в плотный сумрак. Версаль!
        Мой сосед справа вдруг резко отвернул и исчез из вида. Я с удивлением смотрел за тем, как он удалялся. «Талли-хо»![13 - Поскольку Хейлман издавал свои мемуары на английском языке, то он широко использует англо-американский военный жаргон. Так, выражение «талли-хо» у летчиков-истребителей союзников обозначало победу, удачный перехват и т.п.] Внезапно появились огни аэродрома. Мог ли это быть Виллькобле? С высоты взлетно-посадочная полоса выглядела крайне маленькой. Красные и белые огни указывали направление захода на посадку. Разворот влево, заход, пора. Вздохнув, я начал постепенно передвигать рычаг дросселя назад, уменьшая скорость. Теперь я ни при каких обстоятельствах не мог снова увеличить обороты. Это было бы безрассудством теперь, когда двигатель в любой момент мог остановиться из-за отсутствия топлива. Ничего не поделаешь, но пришлось выполнить официально запрещенное скольжение на крыло.[14 - Имеется в виду, что скольжение на крыло запрещалось выполнять в процессе приземления, поскольку возникала угроза сваливания самолета.] Правую педаль руля направления до отказа в пол, ручку управления
слегка влево, необходимо позволить машине войти в немного более крутой вираж. «Фокке-Вульф» снижался словно мешок с тряпками.
        Черт возьми, что это? Передо мной взлетели красные сигнальные ракеты, и наземные огни потухли. О Боже! С противоположного направления на посадку заходил «Фокке-Вульф». Этот парень совершенно потерял самообладание, пытаясь приземлиться на этой крошечной полосе с подветренной стороны? Позади него появилась вторая тень. Они абсолютно потеряли разум! Сжав губы, я толкнул рычаг дросселя вперед. Несколько воздушных ям. Внимание, не останавливаться. Затем надсадно ревущий двигатель поднял «Фокке-Вульф» прямо над приземлявшейся машиной. Господи! Еще один заходит с неправильного направления. Они все просто сошли с ума.
        Два «кролика» все еще были у меня на хвосте. Это были те самые пилоты, что прилепились ко мне и сопровождали в течение последних десяти минут. Теперь я ни в коем случае не должен показать, что испытываю страх. Бесполезно размышлять о том, что может случиться, когда топливо почти закончилось. Новый заход. Практически полностью стемнело, линия красных и белых огней и красный круг вокруг аэродрома были четко видны. Когда носовая часть моего самолета будет указывать на белую линию, я должен снова начать приземление. Пока все шло превосходно. Нужно выпустить шасси, закрылки опустить вниз, уменьшить газ и теперь медленно потянуть ручку управления на себя. Небольшое скольжение на крыло, осторожно, необходимо сохранить устойчивость. Теперь вниз. Моя рука автоматически двигала ручку управления. Небольшой толчок. Тормоза.
        Приходилось поворачивать то влево, то вправо, я уже был на краю аэродрома. Дружественные прожектора осветили мой «Фокке-Вульф». Я выбрал самый маленький аэродром в окрестностях - Бук, в нескольких километрах к югу от Версаля.
        Дрожащими руками я прикурил сигарету. Механики окружили меня и начали оживленно рассказывать, что видели мой самолет в течение длительного времени, но не осмеливались подать никаких идентификационных сигналов. Вокруг шныряли американские «Тандерболты».[15 - Истребители-бомбардировщики Р-47 «Thunderbolt».] Патруль истребителей-бомбардировщиков совершал вечерний тур над парижскими аэродромами. Смогли ли сесть остальные? Санитарная и пожарная машины промчались поперек летного поля. Видимо, кто-то разбился. Все три «Фокке-Вульфа», заходившие на посадку с подветренной стороны, потерпели аварии на краю аэродрома. Первый стоял на носу, второй - тоже, он горел как свечка. Третий пилот, выглядевший ужасно, показал опущенные вниз большие пальцы - знак неудачной посадки. У его самолета было сломано шасси. В это время приземлялась последняя машина. Слишком быстро. Это был новичок. Он зашел хорошо, но взлетно-посадочная полоса была слишком коротка. Еще одна новенькая машина скапотировала. Пропали четыреста тысяч марок!
        -Манц, - сказал, представляясь, док, стройный, очень элегантный офицер медицинской службы, носивший щегольский мундир.
        -Я - Хейлман.
        Я заметил глубокие шрамы на левой щеке доктора. Забавно, только золотой сережки, казалось, не хватало. Затем я увидел медали: Железный крест 1-го класса, полученный на действительной службе, медаль за Сталинград. Так что все еще были господа, которые смогли стряхнуть с себя лед Восточного фронта.
        -Хорошая работа, - произнес доктор, тщательно полировавший носовым платком стекла своих очков.
        -Да уж…
        -Один из пилотов, ефрейтор, получил серьезные ожоги. Другой, фельдфебель, наглотался бензина, что не слишком полезно для его желудка.
        Я обратился к доктору с просьбой подвезти меня, и он согласился.
        «Ганза» ехала, двигатель мягко мурлыкал. «Я должен немного поспать, - подумал я. - В чем я теперь нуждаюсь, так это в приличной кровати».
        -Вы из боевого подразделения? - спросил доктор, крутя руль и прерывая мои мысли.
        -Нет. Мы из истребительной группы «Запад».[16 - Имеется в виду учебно-боевая истребительная группа «Запад», задачей которой была окончательная подготовка пилотов, прошедших полный курс обучения в истребительных авиашколах.] Пополнение для III./JG54.[17 - В люфтваффе номера групп внутри эскадр обозначались римскими цифрами, а номера эскадрилий - арабскими. Так, III./JG54 означало 3-я группа 54-й истребительной эскадры, а 7./JG54 - 7-я эскадрилья 54-й истребительной эскадры.]
        -Хм-м. Вы должны были пролететь еще несколько километров. - Доктор резко повернулся ко мне. - Нас здесь редко кто посещает, кроме «друзей» с противоположной стороны. Как вы можете представить, это не слишком желанные визиты. Они навещают нас каждый вечер.
        -Нам еще далеко?
        -Нет, уже почти приехали. Мой госпиталь находится почти рядом с квартирой, - ответил доктор Манц с улыбкой. - Хотите сигарету?
        -Благодарю.
        Свет от спички осветил наши лица. Я жадно вдыхал дым в свои легкие. Автомобиль повернул направо и остановился около дома доктора.
        -Вот мы и на месте. Берите одежду с собой. Вы мой гость сегодня вечером. - Доктор пошел вперед.
        Казалось, это был типичный парижский жилой квартал. Много железобетона, стекла, свежего воздуха, комфортабельные комнаты. Я сморщил нос, почувствовав запах карболки.
        -Так, вы большой знахарь, а? - спросил я шутливо.
        -Я должен иметь ее, вы же знаете.
        Справа открылась дверь. Два больничных санитара приветствовали нас.
        -Раненые уже здесь?
        -Да, господин доктор. Мы отправили ефрейтора прямо в Клиши.[18 - Клиши - северо-западное предместье Парижа.] Фельдфебель все еще без сознания.
        -Я осмотрю его.
        Старший из двух санитаров выпрямился по стойке «смирно» и открыл дверь, которая вела в больничное отделение. Теплый, застоявшийся воздух встретил нас, когда мы вошли. Я затушил свою сигарету.
        -Так, Виммерс, как он выглядит? - спросил доктор, поворачиваясь к маленькому, точнее, тщедушному солдату, который заботился о пострадавшем. Он стоял сбоку.
        -Я рад, доктор, что вы приехали, - произнес этот человек с тревогой, не отрывая глаз от пациента. - Кажется, хуже, чем мы думали. Мы не можем его передвинуть, он все время стонет.
        Когда доктор повернул лампу к человеку, лежавшему на кровати, я от удивления широко открыл глаза. Это был фельдфебель, летевший во главе эскадрильи. Я помнил его заверение, когда он с улыбкой превосходства сказал: «Держитесь лишь поближе ко мне, мальчики…» Это было всего три часа назад.
        И теперь он лежал тут с серьезным отравлением бензином. Доктор спокойно осматривал пострадавшего. Казалось, что с его левой ногой что-то не так. Он приказал наложить шину. «Может быть перелом», - сказал доктор. Внезапно раненый, находившийся без сознания, застонал и его несколько раз вырвало. Отравленный организм сопротивлялся. Санитар быстро подставил лохань, но было уже поздно - зловонное месиво запачкало синее клетчатое одеяло.
        -Это хорошо, - сказал мне доктор Манц. - Чем сильнее его тошнит, тем лучше, он сам сделает за меня часть работы, и мне не придется использовать зонд для промывания желудка.
        После того как доктор Манц дал распоряжения, заверив санитаров, что скоро вернется, он отвел меня в сторону, и мы вместе покинули палату.
        -Вы не должны волноваться, мой друг. Мы всегда довольны, когда это проходит так безобидно, как сейчас.
        Он шел впереди по длинному переходу.
        -Будьте осторожны, мы не должны здесь включать свет. Вся стена коридора практически одно большое стеклянное окно, как в студии. Вы сможете лично убедиться в этом завтра утром. - Он открыл дверь и немного повозился, прежде чем нащупал выключатель.
        Моим глазам предстала комфортабельно обставленная комната, освещенная теплым светом бра.
        -Чувствуйте себя как дома, Хейлман. Я должен вернуться на работу. Дверь там ведет в маленькую спальню, которая будет вашим домом до завтрашнего утра. Идите и ложитесь спать. - Не дойдя до выхода, он повернулся и указал на диван у стены напротив. - Там вы найдете все, что захотите. Я знаю, что вы, пилоты, немного избалованы, но мои сигары и шнапс неплохие. Вы можете пользоваться ими; что же касается меня, то я наверстаю упущенное в следующий свой приезд в Виллькобле. В любом случае командир вашей группы прекрасный товарищ. Я говорю это вам просто для того, чтобы успокоить ваши нервы.
        -Зачем успокаивать мои нервы? - спросил я с улыбкой.
        -Хорошо, я полагаю, что вы не ждете букетов за вашу вынужденную посадку. О, подождите еще минуту. Я забыл наиболее важную вещь. - Он сардонически ухмыльнулся от двери. - Если вас ночью что-нибудь застигнет врасплох, то вы найдете туалет в коридоре, сразу же за дверью. Вы сможете найти его даже в темноте.
        Он выключил свет. Я бросился открывать окно. Невозможно было дышать тяжелым, пропахшим сигарами воздухом, и перед сном комнату нужно было проветрить. Я остановился у окна, завороженно глядя на очаровательную картину снаружи. Яркий лунный свет окутывал Париж серебряной вуалью. Дом стоял на высоком месте. Жаль, что забыл спросить, в каком квартале предместий Парижа я находился.
        Никакие звуки не нарушали теплую июльскую ночь.
        «Ну вот, я снова в Париже», - подумал я. Прошло три года с тех пор, как я, только что получив офицерское звание, был направлен из Арраса в захолустную дыру Рачки,[19 - Рачки - поселок в 15км юго-западнее г. Сувалки, Польша.] около Сувалок, в Польше. В нескольких километрах за лесом, на другой стороне реки, находился Августов. Это было направление нашего движения; и прошло всего несколько дней, и началось решительное наступление. В то время самым страшным кошмаром для наших войск была Советская Россия. Немецкой армии предстояло решить внушавший ужас жизненно важный вопрос - как далеко еще нужно пройти, прежде чем возникнет возможность окончательно разгромить врага. Страшные предчувствия и опасения лежали на сердце тяжелым грузом, и, как выяснилось в дальнейшем, небезосновательно.
        Теперь эта смертоносная семилетняя война близится к завершению. В течение последних восьми дней в Нормандии идет ожесточенная борьба за каждый метр земли. Если вторжение англо-американских войск удастся, а к этому есть все предпосылки, то все будет кончено.
        Вой сирен прервал мои размышления. Лучи прожекторов беспорядочно шарили по небу, выискивая вражеские самолеты. Рваные контуры облаков освещались призрачным светом. Лай зениток, разрывы снарядов - обычная рутина.
        Внизу по улицам бегали люди, раздавались тревожные крики, ругательства. Здесь в Париже, как и на Рейне, где я провел два дня своего последнего отпуска, мирные жители были доведены до отчаяния постоянными бомбардировками. Как долго еще будут продолжаться их страдания?
        «Мы не должны позволять себе слабость, - пробормотал я сам себе. - Среди летчиков-истребителей нет места сентиментальности». Я лег. Ох, подушка! После четырех лет армейских раскладушек она напомнила мне мирную жизнь. Если бы только прошла сильная головная боль - последствие тяжелой ночной посадки. В голове назойливо звучала сентиментальная мелодия; она вспомнилась, когда я стоял у окна, - приятный иностранный напев, который так мало соотносился с войной и печалью, Sous les toits de Paris…
        Глава 2
        Я медленно передвинул вперед рычаг дросселя. «Фокке-Вульф» задрожал, когда двигатель набрал полную мощность. Силой ускорения меня прижало к спинке сиденья. Удерживая при помощи руля направления нос самолета прямо, я несся по гладкому бетону взлетно-посадочной полосы: 95, 130, 145, 160 - показывал указатель скорости в кабине. На 170км/ч «Фокке-Вульф» оторвался от земли. Я нажал на кнопку убирания шасси, и небольшая потеря высоты показала, что стойки шасси пошли вверх. Лампы на приборной панели горели ровным зеленым светом… Все в порядке. Теперь необходимо нажать на кнопку поднятия закрылков, которые на взлете давали самолету дополнительную подъемную силу. Рычаг дросселя слегка назад и еще один взгляд на указатель числа оборотов - стрелка отклонилась назад до 3450 об/мин.
        Левый разворот и последний взгляд через крыло на аэродром. Он был слишком маленьким для истребителей. Оставив Эйфелеву башню слева от себя, я сделал еще один круг над Парижем. Были видны старые знакомые - Триумфальная арка, церковь Мадлен, а это, должно быть, купол Дома инвалидов[20 - Название здания, построенного в 1670-х гг. как госпиталь для раненых солдат. Позднее там был размещен Военный музей. В соборе Дома инвалидов установлен саркофаг с прахом императора НаполеонаI.] и дальше налево Лувр.
        Пологий левый вираж, и в ярком утреннем свете появились крыши Монмартра. Затем Сакре-Кёр, белая[21 - В отличие от других католических соборов и церквей базилика Сакре-Кёр окрашена в белый цвет.] чужеземная красота в сердце Запада. Ничего не разрушено. Очевидно, город-светоч[22 - Город-светоч - так называют Париж французы.] сохранился. С другой стороны, пригороды сильно пострадали от бомбежек. Разрушенными оказались мосты, железнодорожные станции и автомобильные дороги.
        Под правым крылом проплыл Булонский лес, за ним вдали Сен-Жермен и немного в стороне замок. Весной 1940г. моя саперная рота была переброшена туда из Руана, чтобы принять участие в большом победном параде на Елисейских Полях.[23 - Хейлман ошибается в дате, поскольку немецкие войска вошли в Париж лишь утром 14 июня 1940г.] Последний в конечном итоге был отменен, но я никогда не забуду те великолепные часы отдыха и расслабления.
        Я повернул вправо и прибавил скорости. Теперь было видно красивое искусственное озеро, окруженное террасными садами персиковых деревьев. Знакомый теннисный корт мерцал подобно красному глазу, и белая вилла все еще была там. Да, это была очаровательная земля, земля радостных воспоминаний.
        Я улыбнулся, когда подумал о своих прежних товарищах. Хитрый, опытный Бремер, толстый Бремер, добродушный чертежник из Франкфурта с черными жульническими глазами, и Виллиакс из Касселя. Где все они теперь?
        Там, на озере, в тени фруктовых деревьев мы однажды резвились с девушкой. Как малые дети, мы брызгались водой. Ивонна беспомощно гребла круг за кругом, а мы трое, подобно сладострастным фавнам, дразнили ее до тех пор, пока она не обратилась в бегство; три мушкетера не смогли найти ее, потому что она стыдливо скрылась в кустарнике.
        «Прекрати, Хейлман, ты не должен предаваться мечтам. Бреющие полеты запрещены в окрестностях Парижа, если ты не хочешь заполучить крепкую „ракету“.[24 - Жаргонное выражение военных, обозначающее строгий выговор.] И при этом сверкающее синее небо небезопасное место для истребителя. Тебя могли обнаружить вражеские самолеты».
        Разворот назад. Я летел над Коломбом,[25 - Коломб - северо-западное предместье Парижа.] поворачивая над Сеной в южном направлении от Монмартра к Эйфелевой башне; при дневном свете она, несомненно, выглядела более привлекательно. Я предпочитал этот вид. В памяти еще был свеж образ призрака со смертельной сетью железных ферм, который угрожающе вырос из темноты предыдущим вечером.
        Правый разворот - Версаль, и позади него тот несчастный маленький аэродром - Бук, а затем Виллькобле.
        Мой собственный дом, если его можно было так называть.
        «Но черт! Где я должен приземлиться?» - внезапно подумал я. Никаких подсказок. Этот аэродром находился в рабочем состоянии, так же как и второй, с другой стороны дороги. Никто не упомянул того факта, что в Виллькобле имелись два аэродрома!
        Мне необходимо было быстро принять решение, какой аэродром выбрать: северный или южный. Какой из них является нашей «свалкой»? Очевидно, надо бросить монетку. Северный выглядит гораздо лучше, и это, кажется, подразумевает то, что орлиным гнездом истребителей должен быть южный.
        Я был прав. В стороне, откуда взлетели сигнальные ракеты, я заметил истребители, замаскированные в своих капонирах. Примчались механики. Я открыл фонарь.
        -Здесь базируется III./JG54?
        -Нет, вы прибыли не по адресу, - ответил механик, растягивая слова с берлинским акцентом.
        -Но там есть истребители.
        Я мог не дожидаться ответа. Это действительно были истребители, с острыми носами и маленькими изогнутыми стойками шасси: знаменитые и очень ненавидимые «Мессершмитты-109».
        -Мне, как всегда, не везет, - проворчал я. - Кажется, я обречен на то, чтобы так и не найти «Зеленое сердце».[26 - «Gгnheгz» - название 54-й истребительной эскадры люфтваффе, произошедшее от ее эмблемы - зеленого сердца. Последнее первоначально было персональной эмблемой Ханнеса Траутлофта. Он был родом из Тюрингии, которую называли зеленым сердцем Германии, и потому еще во время боев в Испании нарисовал на борту своего Bf-109 большое зеленое сердце. 25 августа 1940г. майор Траутлофт был назначен командиром JG54, и зеленое сердце стало официальной эмблемой этой эскадры.]
        -Ах, так это туда вы хотите попасть? Это место сведет меня с ума, но не волнуйтесь, герр обер-лейтенант. - Он бросил взгляд на две полоски на моем летном комбинезоне.[27 - Поскольку на летных комбинезонах люфтваффе не было предусмотрено ношение погон, звания пилотов можно было определить по специальным нарукавным нашивкам.] - Вам не нужно будет снова взлетать. Это часто случается. - И он указал двумя красными флагами на левый край аэродрома. - Французы уже привыкли к этому.
        В то время как я в недоумении смотрел в направлении, в котором указывал этот человек, открылись широкие ворота, два длинных шеста опустились и перегородили весьма оживленное шоссе. Движение замерло, и я медленно порулил на «Фокке-Вульфе» на другое летное поле. Я достиг аэродрома Виллькобле-Северный. Я предполагал, что это будет впечатляющее приземление вместе с 19 другими «Фокке-Вульфами», но теперь прибывал в одиночку, словно обессиленная птица, слишком утомленная, чтобы лететь, и медленно вползающая в свое новое гнездо.
        Прекрасное начало, Хейлман! Что твой новый командир, твои будущие боевые товарищи и все те, кто являются свидетелями этого, подумают о твоем появлении в образе воскресшего Дон Кихота?
        «Фокке-Вульф» занял место в своем капонире, и механик уже набросил поверх «ящика» зеленые маскировочные сети. Пара вопросительных глаз посмотрела на меня.
        -Герр обер-лейтенант, куда я должен доставить ваши вещи?
        -О, пока оставьте все это здесь. Я не знаю, где еще остановлюсь.
        Обер-фельдфебель остановил проезжавший мотоцикл с коляской.
        -Садитесь, между высоких деревьев поверните немного направо. Там штаб.
        «Это довольно большой аэродром, - подумал я. - Если ходить пешком, много не сделаешь». Мотоциклист остановился. «Благодарю, вы мне больше не нужны». Привести в порядок летный комбинезон, поправить фуражку, застегнуть ремень - рутинные действия, проделанные сотни раз.
        Я вошел в двустворчатую дверь все еще держа в руках летный шлем с наушниками; кто-то пробормотал: «Извините меня, герр обер-лейтенант». Слева сидел ефрейтор, штабной писарь, он следил за беспорядочной болтовней и бурными криками, несшимися из его радио. Наклонившись вперед и прижав ухо к громкоговорителю, стоял офицер. В штабе находилось много офицеров, они были в одних рубашках, лица не бриты, и я сразу почувствовал эту фронтовую атмосферу. Через открытую дверь в комнату отдыха я мельком заметил стол со стоявшими на нем чашками с кофе и двух человек, играющих в настольный теннис. Такую же картину я уже наблюдал в России, когда адъютант Генерального штаба вермахта посетил в Сиверской оберста Траутлофта[28 - Имеется в виду поселок Сиверский, в 58км южнее Ленинграда, где находился аэродром, на котором в сентябре - декабре 1941г. базировалась JG54. В тот период ее командир Ханнес Траутлофт имел звание майора.] и его эскадрилью.
        -Говорит Rabe Anton.[29 - Радиопозывной командира группы, который можно перевести как «первый (старший) ворон».] Талли-хо!
        Тот человек у громкоговорителя внезапно ожил.
        -Курт, он сделал своего четвертого, - обратился он к одному из игроков в теннис и захлопал в ладоши от восхищения. Повернувшись, он увидел меня. - Я Нойман, - и, вспомнив, что на нем надета спортивная рубашка с короткими рукавами, добавил: - Гауптман Нойман, адъютант.[30 - Должность адъютанта в группе или в эскадре обычно занимал один из пилотов, в чьи обязанности входило помогать командиру группы или эскадры в повседневных делах.]
        -Хейлман, из истребительной группы «Запад», с 12 июня назначен в III./JG54.
        Рукопожатие у него было вялое и влажное, что мне очень не понравилось.
        -Теперь мы можем их слышать. Они около Кана, немного восточнее. Пока сбиты четыре вражеских самолета.
        -Rabe Anton - всем самолетам. Gartenzaun.[31 - «Садовый забор» (нем.) - термин из кодового словаря летчиков-истребителей, означавший аэродром базирования и команду вернуться.]
        -Полетное задание выполнено. Будем надеяться, что все прошло хорошо, - произнес адъютант, направляясь в канцелярию. - Пожалуйста, пойдемте со мной. Как, вы сказали, ваше имя?
        -Хейлман, герр гауптман.
        Придерживая левой ногой дверь и балансируя с дюжиной тарелок с едой, маленький, коренастый ефрейтор в белой куртке осматривался вокруг, ища место, куда их поставить. Сдвинув локтем несколько деревянных моделей самолетов на столе, он опустил свою ношу на освободившееся место.
        -Главный волнуется больше, чем пастух о своем стаде. - И, выключив радио, он продолжал ворчать: - Старик немного нервный. Хорошо, что у нас сегодня есть хотя бы приличная кормежка.
        -Отлично, Калувейт, что вы сегодня принесли?
        -Ах, это вы, герр обер-фенрих.[32 - Обер-фенрих - промежуточное звание, которое в люфтваффе получали кандидаты в офицеры. Фактически оно соответствовало званию обер-фельдфебеля.] Есть прекрасное жаркое с соленой капустой.
        -Хм-м! - послышалось довольное мычание из угла.
        Маленький стол и четыре обитых материей стула,
        книжная полка, несколько зачитанных газет и журналов, колоды карт, шахматы и шашки, и все это в беспорядке, как если бы только что использовалось. Долговязый рыжий парень в рубашке с короткими рукавами и шортах, с трубкой, зажатой в углу рта, читал французский журнал.
        А затем за дверями послышался сильный шум, началась толчея и беготня, случающиеся когда первые пилоты возвращаются из боевого вылета на свой аэродром.
        Обер-фенрих торопливо схватил трость, которая выглядела скорее как грубо сделанный посох, и неуклюже двинулся из своего угла. Я заметил, что его правая нога находится в гипсе.
        Калувейт пинком распахнул дверь.
        -Так, парни, как все прошло? - Его краснощекое лицо уроженца Восточной Пруссии сияло навстречу вновь прибывшим. - Два, три, пять, семь - о, мы все здесь, - сказал он радостно.
        -Нет, Фритци, командир не вернулся. Я видел, как он пошел вниз, оставляя шлейф черного дыма. Будем надеяться, что он смог уйти.
        -Он - сумасшедший ублюдок, - произнес очень бледный молодой унтер-офицер. - Ситуация для нас не была бы такой сложной, если бы он был немного хладнокровнее.
        -Не говорите так.
        -Тоймер[33 - В тот день, 10 июня 1944г., командир 7./JG54 обер-лейтенант Альфред Тоймер был сбит в бою между г. Лизьё и устьем р. Орн. Он получил ранение, но успел выпрыгнуть с парашютом. В конце сентября 1944г. Тоймер был назначен командиром 8./JG6, оснащенной реактивными истребителями Ме-262. 4 октября 1944г. при заходе на посадку после тренировочного вылета на его самолете внезапно отказал правый двигатель. Потеряв скорость, «Мессершмитт» врезался в землю, и Тоймер погиб. Он совершил свыше 300 боевых вылетов, на его счету было 76 побед.] - прекрасный малый, не знающий, что такое страх.
        -Я знаю, но попадает-то нам. Он всегда первым бросается в драку, а нас позади него щиплют.
        Тем временем Калувейт накрыл на стол. Пилоты закурили, и спокойствие постепенно восстановилось. Высокий офицер отвел в сторону фельдфебеля:
        -Курт, расскажи, как все прошло.
        -Так же, как и обычно. Мы не смогли добраться до устья Орна, как хотели. Они теперь начинают атаковать нас над Эврё, самое позднее - над Лизьё. Нам повезло бы гораздо больше, если бы не Тоймер. Вы можете поздравить меня - я сбил «Лайтнинг».[34 - Американский истребитель P-38 «Ligthning».]
        -Прекрасно, Курт! Удачи!
        -Да, фельдфебель, я видел это. Составляйте рапорт, и я подпишусь под ним как свидетель, - сказал бледный унтер-офицер с другой стороны стола.
        -Спасибо, Хунгер.[35 - Речь идет о Клаусе Хунгере. Он пропал без вести (погиб) 18 июля 1944г., после того как его FW-190A-8 в бою с американскими Р-38 был сбит в районе г. Дрё.] Спасибо!
        -Так что наш Веньякоб[36 - Всего Отто Веньякоб успел одержать 16 побед. Он пропал без вести (погиб) 23 июня 1944г., когда его FW-190A-8 не вернулся после воздушного боя в районе Эврё - Кан.] имеет уже дюжину, - произнес долговязый Остро,[37 - Имеется в виду Бруно Островитцки. Он погиб 17 апреля 1945г., когда его FW-190D-9 упал в озеро Шверинер-Зе, на севере Германии.] его черты и произношение говорили о том, что он родом из Восточной Померании.[38 - Померания - историческая область на побережье Балтийского моря с центром в г. Штеттин, входившая сначала в состав Пруссии, а затем Германии. После Второй мировой войны большая ее часть отошла Польше.] Парни называли его Патт. - Если Тоймер не вернется, то он возглавит эскадрилью. Сейчас у нас нехватка офицеров, вплоть до штабных должностей.
        -Это было бы здорово, - заметил Хунгер. Он не так давно находился в эскадрилье, и раздражающие «собачьи схватки»[39 - «Собачья схватка» - жаргонное выражение военных летчиков, означающее ближний маневренный воздушный бой между истребителями.] над плацдармом, очевидно, действовали ему на нервы. Так же, казалось, он не особенно любил лейтенанта Тоймера, командира эскадрильи. Было очень непросто держаться рядом с таким отчаянным сорвиголовой, как Тоймер.
        -Мальчики, давайте ешьте, - ворчал Фритц Калувейт.
        Они действительно были его мальчиками, поскольку за его широкой спиной были сорок пять прожитых лет и где-то в окрестностях Гольдаппа[40 - Гольдапп - город в Восточной Пруссии. Ныне г. Голдап в Польше.] его ждало семейство - мать и маленькая Ева.
        -Приятного аппетита, ребята!
        Командир группы[41 - С 6 июня 1944г. III./JG54 командовал гауптман Роберт Вайсс.] прервал ужин:
        -Хейлман, пожалуйста, пойдемте со мной, а также вы, Гросс[42 - 3сентября 1944г. FW-190A-8 лейтенанта Альфреда Гросса был сбит в бою в районе Брюсселя. Гросс получил тяжелое ранение, но смог выпрыгнуть с парашютом. После выздоровления в боях больше не участвовал. Он выполнил 175 боевых вылетов и одержал 52 победы.] и Дортенман.[43 - К концу войны на счету обер-лейтенанта Ханса Дортенмана было 38 побед. Он пережил войну и умер в апреле 1973г.] Эмиль, вы хотите пойти или?..
        -Роберт, вы сами сказали это, - весело рассмеялся человек по имени Эмиль.
        -Хорошо, передайте мои наилучшие пожелания вашей подруге. - И затем, повернувшись ко мне, пояснил: - У нашего Булли[44 - Булли - прозвище командира 9./JG54 обер-лейтенанта Эмиля Ланга, которое, в зависимости от контекста, может означать «забияка, хулиган или сутенер».] есть миленькая изящная мадмуазель из кафе в Версале.
        Вместе с этой веселой группой офицеров я отправился в следующую комнату, где под резным деревянным геральдическим щитом с зеленым сердцем мы обнаружили несколько удобных кожаных кресел.
        Ординарец быстро принес любимый пилотами послеобеденный напиток - ароматный кофе, кексы и турецкие сигареты. Среди своих новых товарищей я начинал чувствовать себя как дома.
        Итак, Роберт Вайсс - «прекрасный товарищ», как вчера назвал его доктор Манц, командир 3-й группы в известной эскадре «Зеленое сердце», - слушал отчет о сбитых над фронтом вторжения[45 - Так называли линию фронта, возникшую во Франции после высадки союзных войск на побережье Нормандии.] вражеских самолетах. Мои глаза блуждали от его Рыцарского креста[46 - Рыцарский Железный крест был наиболее ценимой наградой в немецких вооруженных силах во время Второй мировой войны. Учрежденный 1 сентября 1939г. для награждения «за выдающуюся храбрость перед лицом противника», он стал высшей степенью Железного креста, учрежденного еще 10 марта 1813г.] до его глаз. Я считал, что хорошо разбираюсь в людях, и глаза этого парня водянисто-синего цвета казались искренними и открытыми. Он был самым старшим по возрасту в этом кругу, за исключением штабных офицеров из нелетного персонала. С другой стороны стола сидел лейтенант Альфред Гросс, произведенный в офицеры за храбрость. За ним сидел лейтенант Дортенман - холодный и скрытный.
        -Хейлман, - сказал Вайсс, прерывая мои мысли, - вы возглавите 7-ю эскадрилью лейтенанта Той-мера. - Обернувшись к другим, он продолжил: - Возможно, он снова избежал неприятностей.
        «О, житель Вены», - сказал я сам себе, услышав мягкий акцент.
        -Он все еще мог выпрыгнуть, но, кажется, ударился о хвостовое оперение. Вероятно, у него сломаны ноги. - И продолжил, повернувшись ко мне: - В воздухе эскадрилью будет вести фельдфебель Веньякоб. Вы будете держаться меня. Я хочу посмотреть, что вы можете. Что случилось с новыми «ящиками», о которых сообщалось раньше? - обратился он к офицерам, сидящим за другим столом и играющим в скат.[47 - Скат - карточная игра с участием трех игроков.]
        -Так, это весьма длинная и мучительная история, - ответил Нойман.
        Я почувствовал себя неудобно. Нужно ли мне рассказать о том, что произошло в небе над Парижем?
        -Девять из двадцати прибыли, включая герра Хейлмана, - сказал Нойман, бросив свои карты. - Восемь приземлились здесь во время налета истребителей-бомбардировщиков вчера вечером. Герр Хейлман прибыл только час назад.
        -Вчера вечером я совершил вынужденную посадку в Буке, - произнес я, прочистив горло.
        -Но почему? - с удивлением спросил командир группы.
        Я представил свой рапорт. Оба лейтенанта не смогли скрыть молчаливую усмешку, когда с губ Вайсса сорвалось грубое: «Идиот!»
        -Да, герр гауптман, - сказал я, глядя прямо ему в лицо.
        -О, это не вы, я говорю о командире группы Штайнерте.[48 - Гауптман Штайнерт исполнял обязанности командира учебно-боевой группы «Запад».] Можно было ожидать, что лишь опытный боевой офицер с серебряными крыльями[49 - Имеется в виду Знак пилота, на котором изображен орел с расправленными крыльями. Он был бронзовым, серебряным или золотым.] сможет найти свой аэродром. Это типично, и это тогда, когда мне так срочно требуются пилоты.
        Я не удивляюсь тому, что молодые пилоты пугаются, когда впервые участвуют в боевом вылете. Эти глупцы в тылу не делают ничего из того, что необходимо. Все, о чем они заботятся, - так это заполучить все готовое, как на фронте, так и в тылу. Когда пилоты прибывают, то нет никакой возможности повлиять на почтенных «киви»[50 - Термин «киви» на англо-американском военном жаргоне означает военнослужащего нелетного состава ВВС.] из командования Кёльн-Остхейм. Поспешно отправить «ящики» подальше с аэродрома, а действительно ли они готовы к боевым действиям - это уже совсем другой вопрос.
        Атмосфера за столом, где играли в скат, начала накаляться. Игроки со стуком бросали на стол карту за картой, так что звенели бокалы.
        Зазвонил телефон. Ординарец, сняв трубку, позвал командира группы.
        -Пожалуйста, подождите минуту. Нойман, возьмите вы.
        -Да, герр гауптман.
        Прижав к уху вторую телефонную трубку, Нойман записал на своих картах: «„Свободная охота“ в секторе Эврё - Эльбеф.[51 - Эльбеф - городок в 16км южнее г. Руан, Франция.] Истребители-бомбардировщики». Это было новое полетное задание.
        Глава 3
        Фронт вторжения, 20 июля 1944г.
        «Держаться!» - в войска поступил приказ командования. Сражение стало настолько ожесточенным, что о будущем никто не думал, принимались сиюминутные решения, мы жили только сегодняшним днем.
        Мои первые «собачьи схватки» остались позади. Везде, где бы мы ни появлялись, превосходство противника было подавляющим. Моя несчастная страна напрасно уповает на немецкие истребители в небе. Если бы вы только знали о том, как безропотно пилоты шли на смерть, выполняя ее приказы. В течение восьми дней я возглавлял 7-ю эскадрилью. За это время мы потеряли 50 процентов наших самолетов и каждого пятого пилота: ожоги, переломы, гибель.
        Я закрыл свой дневник. В последнее время я чувствовал себя измученным, под глазами были темные круги, вены на кистях сильно вздулись, выдавая напряженную работу сердца. Нервная система работала на пределе.
        Когда за несколько минут до этого пришло известие о попытке покушения на жизнь фюрера, люди очень вяло прореагировали. Я сказал подчиненным то, что должен был сказать, как офицер, связанный военной присягой. В то же самое время я знал, как и любой другой летчик-истребитель, что должен продолжать сражаться за свою страну и летать, даже несмотря на то, что возможность победить в этой войне практически сводилась к нулю.
        Безнадежность ситуации превратила многих из тех, кто продолжал сражаться, в наемников. Их нельзя осуждать. В рядах истребительной авиации не было трусов.
        Никто не мог предположить, что случится в воздухе через несколько минут: бесполезная и безнадежная дуэль с противником, имеющим подавляющее численное превосходство; короткая «собачья схватка» и стремительная гонка обратно домой, потому что враг приближается со всех сторон и потому что ни помощь друзей, ни самая виртуозная техника пилотирования, ни чрезвычайная смелость не приносили никакой пользы. Просто необходимо было исчезнуть с места боя. Вы должны бежать, хотите этого или нет. Продолжение боя равносильно самоубийству.
        И что еще больше переполняло чашу горечи, так это невыполнимые летные задания и недоверие к штабистам, которые безапелляционно посылали нас на смерть из безопасных подвалов или из комфортабельных укрытий вдали от Парижа. С невежеством, а зачастую злым умыслом и предательским вредительством они настойчиво утверждали, что хорошая связь и естественное желание затруднить действия противника или даже сделать их невозможными требуют полета на определенной высоте; в результате чего эскадрилью сотни километров «вели» на высоте 180 метров, в то время как противник, столь же многочисленный, как звезды в небе, и летавший на всех высотах, пикировал на проклятую эскадрилью подобно грифу-стервятнику.
        Однако никто не бунтовал! Верность долгу и присяге сплачивала эскадрилью, и командир соблюдал дисциплину так же, как требовал этого от своих подчиненных. Случаев перехода на сторону врага не было, несмотря на все его льстивые речи. Немецкое воспитание и характер препятствовали этому.
        Никто из людей, брошенных в бой в эти безумные, последние годы войны, не искал путей спасения. Они повиновались приказам и отправлялись к дьяволу.
        Группа спокойно летела северо-западным курсом.
        В авангарде «Зеленого сердца»[52 - Здесь и далее под этим названием Хейлман имеет в виду только III./JG54. Остальные три группы этой эскадры действовали на Восточном фронте.] находился командир группы со своим звеном.[53 - В каждой истребительной группе люфтваффе было штабное звено, в которое входили командир группы, адъютант группы, офицер по техническому обеспечению и обычно кто-то из унтер-офицеров. В распоряжении командира эскадры также было штабное звено, а порой и целая эскадрилья.] Я летел позади с 7-й эскадрильей. Выше меня с правого борта - Дортенман, а слева и несколько позади - Фред Гросс с двенадцатью самолетами. В 180 метрах выше летел гауптман Ланг с 9-й эскадрильей - Булли всегда предпочитал работу «наблюдателя». Во втором и третьем эшелоне следовали остальные звенья FW-190. Высоко над нами в утреннем солнечном свете сверкали узкие фюзеляжи Ме-109 - новая модификация с улучшенными характеристиками, разработанная в качестве высотного истребителя. Всего было около 150 истребителей, и казалось, что в район вторжения послали целую армаду.
        Ведущим был Rabe Anton. На сей раз мы летели на большой высоте - между 3700 и 5500 метрами - с 250-килограммовыми бомбами, подвешенными под фюзеляжами. Они были предназначены для кораблей, сконцентрированных в устье реки Орн.
        Было приказано соблюдать радиомолчание, никаких переговоров между пилотами. По двусторонней связи транслировались последние команды «Примадонны», наземной радиостанции наведения, расположенной на Эйфелевой башне, и команды Rabe Anton. На севере показался знакомый и очень пугающий Ла-Манш.
        Летя справа и позади командира группы, я чувствовал высочайшее нервное напряжение, царившее в соединении. Мне необходимо сохранять хладнокровие, хотя сердце сильно колотится, а глаза ищут цель. Вот она! Появившаяся ниже нас справа сверкающая, свинцово-белая широкая воронка устья Орна. Британский флот, находящийся в устье, похож на тонкие черные карандаши, связанные в большие пучки. Толстые, тучные глыбы среди них - транспорты, которые необходимо уничтожить.
        Самолеты круто повернули на северо-восток и зашли со стороны солнца, чтобы его яркие лучи при атаке затрудняли действия обороняющихся. Rabe Anton отдал команду: «Выбрать себе цель. Включить подсветку прицелов». Белые круги с перекрестьем четко засветились на экране. Электросистема управления огнем включена, и кнопки спуска готовы к стрельбе.
        «Фокке-Вульфы» пикировали на свои цели с высоты 3700 метров. Скорость росла: 640, 720, 800км/ч. Самолет содрогался, вибрировал и скрипел от испытываемых перегрузок. Позади законцовок крыльев в синем утреннем небе оставались длинные молочные инверсионные следы. Начала стрелять зенитная артиллерия. Трассеры со свистом пролетали мимо кабин дьявольским желто-красным огненным дождем. Расплывающиеся черные дымные шары от разрывов снарядов формировались в огромные кучевые облака. На такой высокой скорости моя кровь бежала быстрее, а глаза вылезали из орбит. Веки начали гореть, а рот был широко открыт из-за недостатка кислорода.
        Толстый черный «ящик», появился в прицеле, нужно нажать на кнопку сброса бомбы, чтобы отделение произошло строго над целью. Самолет преследовал отчаянный огонь из всех орудий, наиболее точной была корабельная зенитная артиллерия.
        А теперь самое сложное - уйти невредимым из этого дьявольского котла, в который со всех сторон неслись «индейцы»,[54 - «Индейцы» - термин из кодового словаря радиопереговоров пилотов люфтваффе для обозначения американских истребителей.] чтобы защитить суда. Обычно после атаки проще всего уйти на малой высоте, но в данном случае это было невозможно, поскольку район слишком хорошо защищен. В окрестностях Кана был установлен в воздухе плотный «забор» из аэростатов заграждения, и их тросы могли срезать наши крылья. Никто из летчиков-истребителей не захотел бы вступать в «собачью схватку» среди аэростатов заграждения.
        Единственное, что оставалось, - так это снова набрать высоту. Я держался близко к командиру группы, мой двигатель работал на пределе. Из услышанных радиопереговоров я понял, что разворачивается большой воздушный бой. Отчаянные крики людей, находившихся в большой опасности, прерывались отдельными спокойными командами командиров эскадрилий. Время от времени раздавался клич «Талли-хо», извещавший о победе в ожесточенной схватке. Когда кто-то закричал: «„Спитфайр!“, „Спитфайр!“ Я не могу оторваться. Помогите мне!», я отключил свою рацию. Я сказал сам себе, что когда наиболее опытные пилоты ощущают страх, то они предпочитают отключать свою рацию. Командир достиг кромки облаков. Прямо под нами Булли собирал свою стаю, и я легко мог разглядеть их желтые номера. Казалось, «зеленые сердца» благополучно выпутались из трудного положения. В задней полусфере, сквозь шквал зенитного огня, я видел дикую карусель «индейцев» и «бандитов»,[55 - «Бандиты» - термин из англо-американского военного жаргона, обозначавший вражеский истребитель, то есть в данном случае немецкий.] круживших друг перед другом, подобно роям
шершней, ища брешь, в которую можно прорваться, чтобы сбить противника. Машины пикируют к земле, вспышка пламени… Далеко позади столбы черного дыма над горящими судами, ослепительный свет всполохов огня…
        Я дернул ручку управления на себя, нечто темное пронеслось прямо под моим «Фокке-Вульфом». Было чертовски неуютно в этой гряде облаков. Действительно ли это был «Блэк-Видоу», новый черный брат двухфюзеляжного «Лайтнинга»?[56 - Имеется в виду американский двухмоторный двух - или трехместный самолет Р-61 «Black Widow», применяющийся как ночной истребитель и истребитель-бомбардировщик и потому чаще всего имеющий черную окраску. Аэродинамическая схема схожа с одноместным двухмоторным истребителем Р-38 «Lightning».] Жаль, если бы я увидел его на долю секунды раньше, то мог бы сбить. Враг, видимо, тоже испугался и подумал о том же.
        Теперь я снова был с эскадрильей. Собрались приблизительно пятьдесят «Фокке-Вульфов». Переворот через крыло… Я пикировал к Сене, которая подобно матери вела своих заблудившихся детей домой.
        Три часа спустя…
        Срочный взлет! Нас спешно подняли на отражение атаки приближавшейся армады «Лайтнингов» и «Мустангов», выполнявшей штурмовку линий связи между Алансоном и Шартром. Ведущий - лейтенант Дортенман. Я взлетел в составе эскадрильи из шестнадцати «Фокке-Вульфов». Мы поднимались по крутой спирали, преимущество в высоте было залогом успеха в такой атаке. Курс 270°. Мы скоро достигли холмистой местности западнее Шартра. «Внимание», - передал по радио Дортенман, сообщая об «индейцах» позади слева и несколько ниже нас. Мгновение спустя он внезапно оборвал передачу, а я был атакован со стороны солнца. «Не очень любезно», - подумал я. Несмотря на уменьшенные обороты, противник летел все еще слишком быстро, а его заход был слишком крутым.
        Мне пришлось прервать мои размышления, автоматически я рванул машину в сторону и совершил резкий разворот. Я увидел инверсионные следы, остающиеся сзади моей машины. Приходилось быть очень осторожным с «Лайтнингами», поскольку они имели в носовой части четыре пушки,[57 - Фактически вооружение истребителя Р-38 включало одну 20-мм пушку и четыре 12,7-мм пулемета.] обладавшие разрушительной огневой мощью.
        -Хейлман Дортенману. Атакован сверху.
        -«Виктор».[58 - «Виктор» - кодовое слово из словаря радиопереговоров пилотов люфтваффе, означавшее «все в порядке», «понял».] Постарайтесь сформировать защитный круг.
        Скоро шесть «Фокке-Вульфов» образовали плотный оборонительный круг; атакующие «Мустанги» не могли его разорвать, если не хотели подвергнуться опасности оказаться в нашем прицеле. В то время как Дортенман с оставшимися десятью машинами старался занять позицию для атаки с превосходящей высоты, снизу на широком развороте с набором высоты появились «Лайтнинги», вызванные «Мустангами» на помощь. Их было около тридцати.
        Я увидел, как три «Мустанга» заходят для атаки. Быстрый взгляд назад. Слава богу, белая «четверка» - машина длинного Патта - была на месте. Карусель началась. Трассеры… Мимо… Теперь с правого борта. Горка.[59 - Горка - название фигуры высшего пилотажа.] Разворот на вертикали. Выравнивание. Я сел на хвост «Мустанга». Американец почувствовал опасность и бросал свой разукрашенный самолет из стороны в сторону. Жаль, но мои трассеры не попали в него и исчезли сзади его самолета. Я закладывал все более крутые виражи. Победителем должен был стать тот, кто выполнял развороты с меньшим радиусом. Небо оказалось надо мной, затем с правого борта появились лесистые холмы, раскачивающиеся словно гигантское каменное лицо. Удивительный мир, но нет времени, чтобы им любоваться. Это была борьба не на жизнь, а на смерть. Тот, кто первым начнет стрелять, имеет шансы уцелеть, и в этом жестком состязании на виражах я вынудил «Мустанг» оказаться в моем прицеле.
        Новая очередь… Американец отчаянно пытается оторваться, но слишком поздно. Он пролетел через сектор огня моих четырех тяжелых пулеметов и, войдя в штопор, падал к земле, охваченный огнем.
        Я еле прохрипел «Талли-хо» своим пересохшим горлом. «Лайтнинг» появился неожиданно и легкомысленно выставил свой яркий серебристый двойной фюзеляж прямо подо мной. Я быстро перевернул «Фокке-Вульф» на спину. От волнения я дернул ручку управления столь энергично, что голова стукнулась о верхнюю часть фонаря. Короткая очередь… Неудачно. «Лайтнинг» заметил мою машину, и снова началось бешеное преследование.
        По радио Дортенман передал:
        -Gartenzaun. Их слишком много. Возвращение домой на бреющем.
        Сманеврировать, чтобы оторваться, не удавалось. Мы непрерывно вовлекались в «собачьи схватки» с превосходившими по численности американцами, которые вцепились нам в хвост. Дортенман потянул свою машину - красную «единицу» - вверх. Что случилось? За ней потянулся шлейф дыма.
        -Дортенман, прыгайте. Вы горите, - раздался чей-то голос по радио.
        Мимо меня пронеслась белая «десятка» с двумя «Лайтнингами» на хвосте. Это был лейтенант Курт Зибе, который совершил сотню боевых вылетов, но еще не заслужил Железный крест 1-го класса. Нервный, болезненный парень, всегда выходивший целым из сумасшедших «собачьих схваток».
        -Хейлман, внимание, - рядом со мной появился долговязый Патт. Он бросил свою машину в сторону. Я последовал за ним.
        Два «Лайтнинга» преследовали «Фокке-Вульф». Они оказались в хорошей позиции по отношению к Остро и ко мне. Очередь, затем вторая, и, пока Патт впереди меня докладывал о своей победе, белая «единица» отчаянными бочками и змейками[60 - Бочка, змейка - названия фигур высшего пилотажа.] пыталась сбросить противника со своего хвоста. Еще одна прицельная очередь. «Лайтнинг» перевернулся через крыло и вошел в плоский штопор. Подобно увядшему листу он, полыхая огнем, по широкой спирали падал к земле. Пилот, должно быть, был ранен или, возможно, убит, поскольку парашют не появился.
        Я не видел его падения, поскольку на меня с правого борта спикировала целая толпа. Два, четыре, пять - считал я. Резкий разворот вправо, пикирование. Двигатель работал с перебоями и не развивал максимальных оборотов. Теперь я был один. «Лайтнинги» зловеще висели у меня на хвосте.
        Я бросил самолет в вертикальное пикирование почти до земли, скорость приближалась к 850км/ч. Инверсионные следы слева и справа за законцовками крыльев, приближаюсь к земле. «Интересно, что это за металлический лязг и звон», - подумал я с ужасом. Попадания в правое крыло, в его центральной секции образовалось множество дыр, однако худшее было позади.
        Полет на предельно малой высоте, моя белая «единица» несется над деревьями. Я безотчетно ныряю под провода высоковольтной линии и затем лечу в юго-восточном направлении. Бросаю взгляд через плечо: три «Лайтнинга» все еще позади и, хотя они еще слишком далеко, чтобы стрелять, не бросают преследование. «Фокке-Вульф» мчится над берегами Сены. Я делаю настолько энергичный правый разворот, что законцовка поврежденного крыла едва не коснулась земли. Выравнивание… Мимо меня промелькнула ферма. Затем я достиг высокой дамбы на Сене. «Фокке-Вульф» летел почти касаясь воды. Полет в этой узкой речной долине с берегами высотой девять метров был вопросом жизни и смерти. Однако это был мой единственный шанс, чтобы стряхнуть со своего хвоста упрямых янки. Они все еще держались сзади, но не рискнули опуститься вниз в долину, а пытались отрезать меня, оставаясь в пределах досягаемости.
        Впереди показался мост. Я увидел три широкие каменные опоры. Не имея времени на раздумья, я хладнокровно направил «Фокке-Вульф» под правый пролет. Крутой откос замаячил в опасной близости от крыла, но зато теперь я знал, где нахожусь. Скоро в поле зрения должна появиться Эйфелева башня, а позади этой дамбы налево течет Уаза. Это было мое спасение.
        Теперь я практически был в безопасности. Сделав резкий поворот влево, как можно ниже над водой, я совершил «прыжок» вправо над маленьким лесочком.
        Посмотрев назад через плечо, я увидел, что наконец остался один. Моя уловка удалась. «Лайтнинги» все еще кружили над долиной Сены.
        Вдали появился Сен-Дени,[61 - Сен-Дени - северное предместье Парижа.] и, оставляя Париж с правого борта, я выполнил широкую дугу на юг в направлении аэродрома. Связаться с ним по радио было невозможно, так как я летел слишком низко. Но это не имело значения. Дела шли хорошо, и я был уверен, что свободно найду аэродром. Вскоре я достиг Виллькобле. Два самолета на скорости рулили к капонирам 7-й эскадрильи, которые были скрыты в лесу. Я делаю крен влево, уменьшаю обороты, потом небольшая горка, и шасси вышли и зафиксировались.
        Механики уже знали от приземлившихся пилотов, что случилось, и потому не удивились, что их новый командир эскадрильи выбрался из кабины весь мокрый от пота.
        Минуту спустя приземлилась белая «семерка». У нее отсутствовали фонарь кабины и половина лобового стекла. Такое с белокурым фельдфебелем фон дер Йехтеном произошло второй раз за последние две недели. Он весело помахал мне, когда я на мотоцикле ехал в штаб с рапортом. Настроение было приподнятым. Группа имела на своем счету двенадцать побед, потеряв лишь двух пилотов. Дортенман выпрыгнул с парашютом около Рандонне.[62 - Рандонне - поселок в 10км южнее г. Л'Эгль.] Командир группы сейчас говорил с ним по телефону.
        Я представил свой рапорт и получил поздравления.
        -Так, наш новичок становится самостоятельным, - сказал Вайсс, положив трубку и поворачиваясь ко мне. - Хорошо, продолжайте так же.
        Дортенман отсутствовал несколько дней. Он покинул самолет на достаточной высоте, но при приземлении растянул левую лодыжку. Скоро он снова был готов летать.
        Против шести «Лайтнингов» и пяти «Мустангов»[63 - Интересно, что чуть выше Хейлман упоминает о двенадцати, а не об одиннадцати победах.] были сбиты два «Фокке-Вульфа». Оставшихся в живых не было.
        -Это лейтенант Маркер и ефрейтор Хунгер из вашей эскадрильи,[64 - Согласно имеющимся данным, ефрейтор Клаус Хунгер из 7./JG54 погиб 18 июля 1944г. в ходе боя с американскими Р-51 и Р-38 в районе г. Дрё. В том же бою был сбит и лейтенант Курт Зибе из той же эскадрильи, он получил тяжелые ожоги, но смог совершить вынужденную посадку.] Хейлман. Они единственные, кто все еще отсутствуют, - вмешался в разговор адъютант.
        Штабной писарь принес мне рюмку шнапса.
        -Хм-м. Как мило, хотя и довольно крепко. Принесите мне, пожалуйста, еще одну.
        Я сел и рассказал свою историю. Командир группы, сидя верхом на одном из кресел, слушал мой рассказ о схватке.
        Пилоты называли приятную паузу после приема пищи «заседанием болтунов». Так ее однажды назвал наш командир, и это выражение прижилось.
        У нас была удобная и уютная кают-компания - хорошее место для того, чтобы расслабиться. Пилоты ценили это. Офицерская столовая и помещения унтер-офицеров из числа летного состава в самое короткое время были тщательно и с любовью переделаны в симпатичный дом, из-за чего другие рода войск завидовали люфтваффе. Пехотинцы из своего мира грязи и паразитов смотрели с завистью на «легкую» жизнь летчиков.
        Правы ли они? Я принимал участие в боевых действиях с самого первого дня войны и получил первое серьезное ранение после четырнадцати дней Польской кампании. Моя левая нога все еще немела, и я испытывал затруднения при ходьбе. Я так же, как и другие солдаты, ругал «воротнички и галстуки»,[65 - В люфтваффе была своя, отличная от армейской, форма одежды, предусматривавшая ношение рубашек с отложным воротником и галстуков.] когда после недель жизни, проведенных в грязи на линии фронта, попал в тыл и мельком увидел это привилегированное существование пилотов.
        Теперь я мог сам сравнивать. К своему удивлению, я понял, что один день этой джентльменской жизни мог быть гораздо хуже, чем неделя, проведенная в окопах.
        С одной стороны есть пехотинец, который находится в своем окопе. Он иногда отправляется в отпуск или отводится на отдых за линию фронта.
        Для него линия фронта - это прощание с жизнью, и слова Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий»,[66 - Хейлман цитирует поэму «Божественная комедия», над которой итальянский поэт Данте Алигьери трудился вплоть до своей смерти в 1321г.] кажется, висят над его головой в зловещем тумане сомнительного будущего. Проходившие дни и недели изнурительной работы и сражений требовали огромного самопожертвования. Бывали дни, когда наручные часы удачи шли слишком быстро и хотелось замедлить их безумную скорость, и другие дни, когда копившиеся минуты, часы, дни и недели смертельной тоски превращались в мучительную вечность.
        На заросшие щетиной и покрытые грязью лица пехотинцев становится неприятно смотреть, белье воняет, а тела целиком покрываются вшами, короче говоря, солдат выглядит не лучше свиньи; чувства притупляются, и состояние безразличия помогает людям хладнокровно выносить свою участь. Реакции притупляются, ощущения мертвы, а кровь просто циркулирует между сердцем и мозгом.
        Человек становится послушным инструментом слепой идеи, военной машиной.
        И есть пилот, летчик-истребитель, бросаемый со скоростью молнии в новые ситуации, взволнованный и трепещущий, словно чистокровная лошадь на старте. Всякий раз убийственный контраст между комфортной жизнью на земле и смертельными играми в воздухе сказывается на его нервах. Приземлившись после боевого вылета, он идет в уютное помещение кают-компании. На столе стоят чашки с горячим кофе, но некоторые так и останутся нетронутыми, так как пилоты, обычно пьющие из них, не вернулись с боевого задания.
        -Не смотрите на это так чертовски серьезно, старина, - засмеялся Гросс.
        -Я думаю, на сегодня это все.
        -Тогда мы можем позволить себе немного отдохнуть.
        -Кто хочет стать третьим? - спросил Нойман. Он старый поклонник ската, для которого ночь порой слишком коротка, чтобы закончить партию. И вот теперь Нойман искал кого-нибудь, чтобы начать игру.
        В углу под светильником, сделанным из сломанного пропеллера, обвязанного рафией,[67 - Рафия - волокно из наружных слоев молодых листьев нескольких видов мадагаскарских и африканских пальм рафий, которое широко использовалось для плетения различных украшений, шляп и т.п.] сидели Дортенман и лейтенант Керстен, который три дня назад прибыл в «Зеленое сердце». Они играли в шахматы. Все были здесь, даже Булли Ланг. Вайсс, надев свой лучший мундир, ожидал приезда автомобиля. Он спросил:
        -Так, господа, что будем делать? Почему бы нам не пойти и немного не повеселиться в кафе. Скажем, часов в пять вечера, а?
        -Хорошая идея, Роберт. Много времени прошло с тех пор, как мы встречались за круглым столом, пользуясь благосклонностью моей подруги. Давайте устроим настоящую вечеринку, - поддержал его Булли.
        Нойман прервал свою игру в скат и посоветовал нам принять приглашение командира.
        Мы очень обрадовались этому предложению и договорились встретиться в кафе в Версале в пять часов вечера.
        Жизнь, к сожалению, диктует свои законы. Я едва успел одеться, как зазвонил телефон. Это был штабной писарь. Он обзванивал весь аэродром, но нигде никого не мог найти.
        -Да, здесь есть одна глупая овца, чтобы ответить на ваш чертовски ошеломляющий запрос. Что за спешка? - поинтересовался я.
        -Мы только что получили запоздавший приказ на срочный взлет.
        -О черт. Где?
        -Бой между Версалем и Сен-Жерменом. В воздухе «Тандерболты».
        -Когда мы взлетаем?
        -Немедленно. Обер-фельдфебель уже доложил о машинах, которые пригодны к вылету.
        -Отлично, испортили удовольствие. Взлет в течение пяти минут. По крайней мере дюжина самолетов.
        Я быстро надел летный комбинезон поверх своего лучшего мундира. Однажды гауптман Ланг в подобной ситуации вылетел в шесть часов утра в пижаме, а затем вынужден был выпрыгнуть с парашютом… Так, теперь застегнуть ремень, взять компас и пистолет. Выходя, я в гневе хлопнул дверью.
        Что можно рассказать о схватке? Все было так же, как и обычно в таких обстоятельствах. «Тандерболты» были слишком заняты штурмовкой дороги между Сен-Жерменом и Эврё, чтобы вовремя заметить немецкие истребители. Четырнадцать «Фокке-Вульфов» разбили их боевой порядок, и незваные гости вынуждены были спасаться бегством. Один - ноль в пользу «зеленых сердец», но я слишком долго оставался в районе боя. К противнику внезапно пришла помощь, и меня атаковали.
        Моя белая «единица» загорелась, и я должен был выпрыгнуть с парашютом. Это случилось в пятый раз за три недели. На высоте 1800 метров я болтался над маленьким городком. Это было неприятное ощущение. Сильная нервная дрожь пробегала вверх и вниз по моей спине. Прыжки над открытой местностью были детской игрой по сравнению с этим. В городе купол парашюта мог зацепиться за дымовую трубу, и я должен буду ждать, когда приедут пожарные со своими длинными лестницами, чтобы спасти меня. И это еще не худший вариант, можно также удариться о крышу, в таком случае купол «погаснет» и я переломаю все кости, если упаду на землю с высоты девяти метров.
        Народ внизу заметил белый парашют. Начали сбегаться люди, размахивая руками и смотря вверх. Легкий ветер нес меня вдоль широкой улицы прямо посередине между зданиями. Немного удачи! Земля была все ближе, и, осматриваясь вокруг, я увидел открытое место. Последние 90 метров земля, казалось, мчится навстречу мне. Я приземлился с глухим тяжелым ударом, и парашют потащил меня за собой, но рядом уже были люди, помогающие мне отстегнуть его. От изумления я широко открыл глаза и, должно быть, напоминал идиота. На меня, словно я прибыл с другой планеты, уставились Дортенман и Фред Гросс.
        Взрыв смеха привел меня в чувство. Красные лица задыхались без воздуха, пытаясь перевести дыхание, головы тряслись от бурного хохота. Я стоял в шаге от кафе в Версале, а часы показывали самое начало шестого.
        Долговязый Патт выражал свою радость шумно, и его торчащие уши, казалось, непрерывно покачивались. Он имел необыкновенно комичную внешность, и у него был специфический смех. Смеясь, он хлопал себя по бокам, и вы думали, что находитесь на постоялом дворе в Померании с крестьянами, пьющими шнапс порцию за порцией. Его смех, шедший из груди, подобно гудящим звукам органа, внезапно прерывался, а мышцы лица все еще продолжали непроизвольно сокращаться. Из груди вырывался сухой свист «кхе, кхе, кхе!».
        -Замолчите. Я не могу больше. Кхе, кхе, кхе!
        Фельдфебель Мёллер, остроумный великан из Пфальца,[68 - Пфальц - историческая область на юго-западе Германии вдоль Рейна.] рассказывал о своем приключении прошлой ночью. Он случайно оказался в кафе и был приглашен командиром составить компанию группе офицеров «Зеленого сердца».
        -Да, нас, парней из Пфальца, можно найти в любом месте мира. - И он добавил, лукаво обращаясь ко мне: - Я думаю, что мы станем хорошими друзьями, если вы не будете забывать, что мы в Пфальце все веселые ребята и как только осушим стаканчики, то всегда становимся немного фамильярными.
        -Чего вы ждете от бедняги, только что совершившего прыжок с парашютом? Он, вероятно, в подходящем настроении, чтобы напиться.
        -Парни, это чертовски хорошо, что вы сегодня больше не должны летать, - сказал Фритц Калувейт, который любил пилотов гораздо больше, чем готов был признаться в этом.
        -Вы правы, Фритц. «Старик» будет лечиться от последствий. Как вы думаете? Давайте праздновать наши несколько побед, - предложил фон дер Йехтен. - Формально сегодня нет никаких полетов.
        -Отлично! Когда мы закончим это, у мусорщика появится много работы, и он не будет знать, что делать с пустыми бутылками.
        Мёллер снял со стены украшенную лентами мандолину, напоминание о довоенных загородных прогулках, и взял несколько аккордов.
        О, дайте мне блестящий серебристый «Фокке-Вульф».
        Вложите ручку управления прямо в мою руку.
        Грянул веселый хор. Патт подражал скрипке. Фон дер Йехтен барабанил на табурете, Калувейт использовал расческу.
        Мои руки обняли воображаемую партнершу, и я начал радостно вальсировать по комнате. Той ночью расположение духа у пилотов было великолепным.
        -Обер-лейтенант прелестно танцует, - произнес фон дер Йехтен, а Мёллер добавил свой комментарий:
        -Он настоящий жиголо. Только посмотрите, он потерял голову как старый дурак. Если бы «старик» только мог видеть, как этот изящный повеса, одетый в форму, смотрелся в гражданской одежде от Монтебелло.
        -Вы абсолютно не правы, - парировал я. - Это лишь часть службы летчика-истребителя, и если вы будете мне надоедать своими разговорами, то будете все иметь дело со мной. Калувейт, чему вы там усмехаетесь, словно осел?
        [69 - Жиголо - наемный партнер для танцев.] - О, герр обер-лейтенант, я ручаюсь вам, что это от чистого восхищения.
        Глава 4
        Противник решительно сражался за каждый квадратный метр земли. Его потери были ужасными. На сей раз даже Америка не проявляла никакого снисхождения к своим сыновьям, которых она до настоящего времени так берегла. Британские и канадские отборные части атаковали наши позиции днем и ночью. Сен-Ло и Кан стали Верденом Второй мировой войны.
        Нескончаемый блестяще спланированный и хорошо организованный поток снабжения доставлял на плацдарм пополнение и вооружение. Возникало неприятное ощущение, что находишься в кипящем котле, который готов взорваться в любую минуту. Натиск на немецкие позиции становился более чем опасным.
        Трубопроводы, по образцу тех, что использовались на нефтяных месторождениях Ближнего Востока, были проложены под Ла-Маншем специальным судном, и топливо, которое жизненно необходимо в современной войне, текло из Англии к побережью Нормандии. Подкрепление доставлялось не только большими войсковыми транспортами, мощь армии вторжения увеличивала и высадка крупных десантов. Авиационное прикрытие плацдарма вели приблизительно пять тысяч истребителей. За несколько часов были построены новые аэродромы. Гигантские бульдозеры выровняли заранее выбранные места; остроумно придуманные стальные сети, соединенные вместе, обеспечили удобные взлетно-посадочные полосы для тяжелых самолетов. Аэростаты заграждения, размещенные рядом друг с другом, тянулись на километры, создавая непроходимую стену из острых стальных кабелей и защищая жизненно важные пункты снабжения.
        В течение нескольких дней в районе Сен-Ло со «Скаймастеров»[70 - «Скаймастер» - американский двухмоторный военно-транспортный самолет.] был высажен большой десант. Подобно огромным немецким транспортным самолетам,[71 - Имеется в виду шестимоторный самолет Ме-323, созданный на основе транспортного планера Ме-321 «Gigant».] используемым в 1941 -1942гг. в России, самолеты - обычно Бристоль «Бленхеймы»[72 - Английский двухмоторный самолет Bristol «Blenheim», первоначально использовавшийся как средний бомбардировщик и ночной истребитель.] - буксировали по три планера, каждый из которых вмещал от шестидесяти до ста полностью вооруженных солдат. Над районом высадки планеры отцеплялись и приземлялись независимо друг от друга.
        Наша группа получила приказ атаковать их.
        Пилоты считали это наихудшим из всех возможных заданий. Требовалась большая храбрость, чтобы прорваться к отчаянно защищаемым опорным пунктам, и вылеты, приказ о которых отдало немецкое Верховное командование, были отчаянной мерой; если враг продвинется немного дальше в восточном и южном направлениях в районе Кана, то сражение в Нормандии будет проиграно.
        Инспектор истребительной авиации оберст Траутлофт[73 - Траутлофт с 5 июля 1943г. по 29 января 1945г. занимал должность инспектора дневной истребительной авиации люфтваффе.] лично обратился к собравшимся пилотам. Атака должна была выполняться тремя последовательными волнами. Он с каждым обменялся рукопожатием. Оберст на мгновение остановился передо мной. Мы познакомились за полтора года до этого в Сиверской. Моя рука нервно вздрагивала, когда я отдавал честь, когда протягивал ее. Черт! От удовольствия снова видеть Траутлофта я забыл новое нацистское приветствие.[74 - В люфтваффе использовалось традиционное военное приветствие, но летом 1944г. была предпринята попытка ввести также и нацистское приветствие, которое, однако, так и не прижилось.] Это действительно радость от новой встречи с ним заставила меня спутаться, или же причиной этого была невыполнимая, бесчеловечная задача для вылета, который должен был начаться через несколько минут?
        Мы покидали штаб с побледневшими, вытянувшимися лицами.
        С 3700 метров «Фокке-Вульфы» с правым разворотом спикировали к цели. Черные дымные клубы разрывов зенитной артиллерии напоминали клочки ваты. Со вздохом облегчения мы заметили, что, по крайней мере, пока не было видно никаких вражеских истребителей; но это продлилось очень недолго.
        Сорок Ме-109 оставались наверху в качестве прикрытия.
        Rabe Anton вступил в дело. Внизу находился Сен-Ло. Прямо позади городских предместий тянулось широкое поле с несколькими планерами, которые только что начали разгружаться. Огромные трапы в их хвостовых частях были подобны открытым створам плотины.
        В геенне огненной, изрыгаемой всеми пушками снизу, «Фокке-Вульфы» разыскивали свои цели. Огонь, столбы огня, солдаты, отчаянно ищущие укрытия.
        -Вызывает Rabe Anton. Внимание! Большое количество планеров приближается с северо-запада.
        Командир группы набирал высоту, покачивая крыльями. Группа перестроилась для новой атаки. Показались Бристоль «Бленхеймы» - три, пять, шесть. Восемнадцать планеров на буксире - это приблизительно тысяча двести человек.
        Что чувствовали эти бедняги внутри без парашютов, видя атакующих немцев?
        Проклятье! Однако добраться до них было не так легко. Выше планеров, словно сверкающая рыбацкая сеть, растянулось мощное воздушное прикрытие. Небеса были полны «ящиков».
        Успокаивающий взгляд на толстые кучевые облака, громоздящиеся в небе, - это прекрасное укрытие.
        -Вызывает Rabe Anton. Каждый берет свою цель. Атака снизу, затем уходим на восток. Будем осторожны с аэростатами заграждения.
        Двигатели наших самолетов работают на максимальных оборотах, на лбу пилотов от напряжения выступает пот. Словно гигантское шоу фейерверков, фонтаны трассеров перекрещиваются на фоне горящих машин и белого шелка парашютов.
        Теперь истребители находились ниже противника.
        Огонь! Пули врезаются в обтянутые тканью борта планеров. Два или три планера вошли в штопор, и вместе с ними двести сорок человек понеслись вниз навстречу своей смерти. «Мустанги» бросились в драку с «Фокке-Вульфами». Прямо перед моим самолетом раскрылся и затрепетал купол парашюта. Я едва не зацепил падающего человека пропеллером.
        Возникшая тишина означала безопасность и возможность перевести дыхание в облаках после смертоносного заградительного огня зенитной артиллерии. Я продолжил разворачивать самолет.
        Авиагоризонт показывает крен самолета. Небольшой шарик в указателе поворота и крена устремляется в сторону, и «Фокке-Вульф» скользит на крыло. Я перекладываю руль в противоположную сторону. Шарик медленно возвращается в нейтральное положение. В эфире царит полная неразбериха. Кто-то доложил, что выпрыгивает с парашютом. Он, должно быть, был ветераном, если смог в этом аду держать себя в руках и передать это сообщение.
        Внезапно стало светло, словно невидимая рука отодвинула занавес. Солнце слепило глаза. «Укрытие» осталось позади. Я быстро оглянулся и вздохнул с облегчением.
        Я был не один - между мной и облаками летели по крайней мере дюжина «Фокке-Вульфов» и несколько Ме-109. Далеко внизу какие-то «Фокке-Вульфы» сцепились с «Мустангами».
        -Внимание, болван, ты врежешься!
        Я молниеносно задрал нос самолета вверх. Парень, который до этого весьма спокойно занимал позицию сзади, ускорившись, едва не протаранил меня, пройдя снизу. Порядок эскадрильи был восстановлен. Самолет с правого борта покачивает крыльями. Это Фред Гросс.
        Шквальный огонь легких зенитных пушек больше не доставал нас, но впереди один за другим возникали черные облака крупных разрывов - большие снежинки в зловещем урагане. Меняем высоту, снижаемся на 90 метров, а затем поднимаемся на 60. Яркая вспышка в середине группы разрывов, и прямым попаданием «Фокке-Вульф» разносит на куски.
        Перед нами, несколько ниже, было установлено аэростатное заграждение. Эти вертикально висящие воздушные шары, казалось, подкарауливали эскадрилью. Приближаемся. В крутом пикировании трассеры устремляются к толстым «сосискам». Четыре аэростата загорелись и свалились вниз, оставляя длинный шлейф пламени без дыма.
        Бум! Меня подбросило. Двигатель зафыркал, и стрелка указателя числа оборотов начала отклоняться. Попадание зенитного снаряда. Легкое нажатие на красную кнопку около тумблера магнето, и фонарь сброшен. Мне осталось расстегнуть привязные ремни и покинуть самолет.
        Я потянул за вытяжной трос парашюта и ощутил сильный болезненный толчок между лопатками. Надежный шелковый купол величественно раскрылся над моей головой.
        Отчаянное положение, чтобы попасть… Попасть в плен. Судя по аэростатам заграждения, я еще находился над позициями противника, но, слава богу, с запада дул слабый ветер. Подо мной медленно проскользила назад полоса леса, потом какая-то холмистая местность с зелеными лугами между холмами, длинные живые изгороди и большие вспаханные поля.
        Подо мной появились зигзаги траншей, земляные укрепления - позиции британских томми.[75 - Томми - разговорное прозвище английских солдат.] Я мог отчетливо разглядеть их плоские, похожие на тарелки каски.
        Мимо меня засвистели пули. Проклятые британцы стреляли в беспомощного пилота, висящего на парашюте. Все-таки приземлившись, я кубарем скатился в воронку от снаряда.
        Мне в первую очередь необходимо было освободиться от подвесной системы. Я ударил по быстродействующему замку, и парашют отпал. Пока никто не появился. Пулеметный огонь становился все сильнее, в ответ началась стрельба с немецкой стороны.
        Может быть, никто не появится?
        Я осторожно подполз к краю воронки, чтобы дотянуться до парашюта. Осторожно поднявшись по стенке воронки, я смог его достать и осмотреть: в куполе было не меньше дюжины пробоин. Пока я проделывал эти гимнастические упражнения, с головы до ног перемазался в грязи.
        Я приземлился на нейтральной полосе. Может быть, когда стемнеет, я сумею добраться до своих позиций. Солнце стояло прямо над головой, так что до сумерек еще очень долго, а в плен меня могли взять в любой момент.
        Сия горькая участь меня миновала.
        Я знал войну со всех сторон - Польша, Россия и Франция позаботились об этом, - но это было весьма новое ощущение для меня. Пока я лежал в своей снарядной воронке с парашютом в качестве подушки и смотрел в небо, перед моим мысленным взором прошла череда ярких воспоминаний: рискованное задание в Ярцеве; железнодорожный мост в Новосокольниках, где во время важного разведывательного рейда я в течение двух часов лежал под мощным артиллерийским огнем и не мог двинуться ни вперед, ни назад; Великие Луки, где мой батальон во время русского контрнаступления был окружен и почти полностью уничтожен. В течение пяти дней и ночей без еды и воды, крайне измотанный, я лежал под телами моих погибших товарищей с одним патроном в пистолете, оставленным на самый крайний случай.
        А затем был Ржев, зима, минус 40°. Мы наводили железнодорожный мост через Волгу в летней форме и с тяжелыми обморожениями потеряли 30 процентов личного состава. Возведение моста было закончено через четыре недели ужасных, неописуемых лишений, а затем его снова взорвали, чтобы не достался русским.
        И теперь я лежал в своей воронке словно сторонний наблюдатель вдали от войны. Этот вой, визг и свист не касались меня. Все это напоминало мне обмен ударами в ходе теннисного матча.
        Я лежал между двумя фронтами.
        Светящиеся стрелки часов на моем левом запястье показывали полночь. Светлая звездная июньская ночь. Наконец предательская луна скрылась за слоем облаков. Но видимо, ненадолго, поскольку облачность не была сильной.
        Настала пора действовать.
        Давай по-быстрому, Хейлман.
        Пока я «загорал» в окопе, у меня была масса времени, чтобы определить направление, в котором нужно двигаться. Компас, висевший на моем ремне, наконец-то пригодился. Час назад я увидел вспышки орудийных выстрелов со стороны маленькой рощи. Видимо, там находились позиции немецкой артиллерии. В том же направлении, приблизительно в 45 метрах, лежала разрушенная ферма. Я должен был добраться до нее и спрятаться в тени. Используя любую складку местности, я сначала пополз, а затем побежал. Ух! Как же неудобно это делать в летном комбинезоне.
        Я добежал до фермы. Теперь у меня было хоть какое-то укрытие. Я тихонечко позвал: «Эй!» Никакого ответа. Еще раз, и снова ничего…
        Темная полоса деревьев передо мной напоминала черную стену. Проклятье! Снова из-за туч появилась луна. Несмотря на это, надо спешить! В нужном направлении тянулась живая изгородь, и я мог использовать ее для прикрытия. Поверхность земли была перепахана, словно поработал гигантский плуг. В холодном враждебном лунном свете были видны снарядные воронки, испещренный кратерами смертельный пейзаж. Тошнотворный, сладковатый запах крови растекался в прохладном ночном воздухе. Поле боя…
        Шипя, высоко в небо взлетела осветительная ракета, и в ее зеленовато-белом магниевом свете стало видно место сражения. Немедленно застрекотали пулеметы. Выстрелы в ночи, как удары хлыстом, били по нервам. Я приник к земле. Во что бы то ни стало мне необходимо добраться до укрытия.
        В отчаянии я сжался в маленькой ямке. Они, должно быть, заметили меня, потому что теперь отвечали британцы. Дело плохо…
        Я пролежал, должно быть, четверть часа, прежде чем обстрел прекратился. Несколько одиночных выстрелов, и затем на ничейную землю вернулась тишина.
        -Эй, друг!..
        Что, черт возьми, это было? Я услышал взволнованный шепот и медленно пополз на звук. После недавней перестрелки я предпочел не вставать. А затем голоса приблизились ко мне. Меня схватили за руки и втянули в неглубокий окоп.
        -Вы тот пилот, который вчера выпрыгнул с парашютом?
        -Мы думали, что это томми.
        -Так это вы сейчас стреляли в меня, не так ли? Хорошо, проводите меня в свой штаб. Я обер-лейтенант Хейлман из III./JG54.
        Спустя полчаса я ехал на грузовике в Нант. На дороге царила суматоха. Подкрепление можно было доставлять только ночью. В течение дня в небе хозяйничали истребители-бомбардировщики.
        Я дремал, сидя рядом с водителем. Мои плечи болели после рывка при открытии парашюта.
        -Приехали, герр обер-лейтенант.
        Нант. Солдатское кафе было еще открыто. Это, конечно, не лучшее место. Все плавало в табачном дыму, и слышался запах несвежего пива; на всех столах валялись окурки и спички, высыпавшиеся из переполненных пепельниц.
        Я сел на скамейку в темном углу, подложил свой парашют под голову и немедленно заснул.
        На следующее утро я нашел попутную машину, которая доставила меня в Париж, и я сразу же позвонил в группу.
        -Пожалуйста, Виллькобле, для обер-лейтенанта Хейлмана.
        Я не успел ничего сказать дальше. На другом конце провода раздался радостный вскрик.
        -Кто говорит?
        -Ах, герр Хейлман. Рада слышать вас. Это - Лене Мерсен. Разве вы не узнаете мой голос?
        Конечно, я узнал. Это была подружка Ханнеса Мёллера, невысокая темноволосая девушка с веселыми глазами и повадками котенка, который знает, как использовать свои коготки.
        -Хёншен[76 - Хёншен - уменьшительно-ласкательное от имени Ханс.] будет так рад. Ваши мальчики вчера вечером участвовали в таком бою… Так что немногие из них… - Наступила тревожная тишина. - Я соединяю с Виллькобле.
        -Здесь Виллькобле. Ефрейтор Кикс слушает.
        Я сообщил о своем возвращении и попросил выслать автомобиль, чтобы забрать меня из Сен-Дени, где я ждал в маленьком ресторане.
        Наши потери после вчерашнего боя были ужасными. В особенности в моей 7-й эскадрилье: лейтенант Зибе с ожогами в госпитале в Клиши; самолет фон дер Йехтена получил более пятидесяти пробоин, а сам он мучился от осколочных ранений; Веньякоб, остроумный фельдфебель из Бонна, имеющий самое большое число побед в группе,[77 - Вероятно, Хейлман имеет в виду, что Отто Веньякоб, одержавший 16 побед, был одним из самых результативных унтер-офицеров группы. Кроме того, здесь налицо явная путаница в датах. Как уже упоминалось выше, фельдфебель Веньякоб пропал без вести 23 июня 1944г., а лейтенант Зибе был сбит и получил тяжелые ожоги 18 июля 1944г.] пропал без вести. Так же пропали без вести обер-лейтенант Купферберг, неопрятный франкфуртец с космами рыжих волос, - это был его первый боевой вылет после длительного периода лечения, - и два ефрейтора, которые только что прибыли к нам.
        Лейтенант Веннерс из 9-й эскадрильи лежал в госпитале в Клиши со сломанными ногами (он совершил аварийную посадку, после того как был сбит над нашими позициями). В течение последних шести месяцев Веннерс был со мной в истребительной группе «Запад», сначала в Биаррице,[78 - Биарриц - городок на побережье Бискайского залива, в 5км юго-западнее г. Байонна. Там с 21 февраля по 12 мая 1944г. располагался штаб учебно-боевой истребительной группы «Запад».] а затем - в Мёркиш-Фридланде.[79 - Мёркиш-Фридланд - городок в Померании в нескольких километрах западнее г. Ястрове. Там с 14 мая по 4 ноября 1944г. располагался штаб учебно-боевой истребительной группы «Запад».] Мы делили жилье и были близкими друзьями.
        Семьдесят процентов самолетов «Зеленого сердца» были непригодны к боевым вылетам, и более половины пилотов вышли из строя.
        Фритц Калувейт выглядел мрачным, когда накрывал на стол своим «юнцам». Мы попытались сыграть в скат вчетвером, но из этого ничего не вышло. Патт сердито бросил карты на стол. Веньякоб был его лучшим другом.
        -Давайте отложим это, - сказал я. - Слишком трудно сконцентрироваться.
        Мы вчетвером сидели в комнате отдыха: Патт, Мёллер, Андерл Гуссер, черноусый тиролец,[80 - Тироль - горный район в Восточных Альпах, северная его часть находится на территории Австрии, а южная - на территории Италии.] чьи усы всегда доставляли ему неприятности, поскольку требовали чрезвычайно острой бритвы, и я.
        -Теперь они будут должны дать нам отдохнуть несколько дней, хотят они этого или нет.
        -Вы так думаете, Ханс? - спросил я, с сомнением посмотрев на уроженца Пфальца.
        Остальные согласно покачали головой.
        -Это ничего не значит для тех ублюдков в тылу. Вы должны доложить, что вам оторвало голову и что вы носите ее в руках, если хотите, чтобы вас оставили в покое, - проворчал Патт.
        -Хорошо сказано. Они тупицы, эти проклятые «яйцеголовые». - Ханнес Мёллер отпихнул стул и, споткнувшись о его ножки, включил радио. - Разве вы не знали, что у хирурга Зауэрбруха[81 - Речь идет о главном военном хирурге вермахта и начальнике главного военного госпиталя в Берлине профессоре Фердинанде Зауэрбрухе. В свое время он был лечащим врачом президента Веймарской республики фельдмаршала фон Гинденбурга, а затем - многих руководителей Третьего рейха, так, в 1940г. он провел успешную операцию по удалению опухоли гортани у Гитлера.] есть наготове много деревянных голов для вас?
        Глава 5
        Прибыло подкрепление - двадцать пилотов, из которых семеро имели офицерское звание. Все они были совсем мальчишками, и по их бледным лицам можно было понять, что они знают о том, что их ожидает. Еще дюжина пилотов, прикомандированных к «Зеленому сердцу», ожидала в Кёльне. Лейтенант Вирц, который должен был привести их оттуда, был в ярости на кёльнский авиазавод. Сотни «Фокке-Вульфов» стояли на аэродроме, ожидая появления «Летающих крепостей», или «Либерейторов», а он не мог получить тридцать пять самолетов, пригодных для немедленного взлета.
        Вирц прибыл из Прибалтики, где размещались две оставшиеся истребительные группы из бывшей эскадры Траутлофта.[82 - В конце июня 1944г. в Прибалтике базировались I. и II./JG54, a IV./JG54 в тот момент проходила в Германии переоснащение с истребителей Bf-109G на FW-190A.] Он был опытным командиром эскадрильи из II группы и не очень радовался тому, что пришлось поменять Восточный фронт на фронт вторжения. На Восточный фронт поставляли самолеты с летными характеристиками, превосходящими противника, и, кроме того, воздушная тактика русских обычно была более безопасна. По этой причине, если на Востоке необходимо было одержать сотню побед, чтобы получить Рыцарский крест, то на Западе было достаточно двадцати.
        Вирц представил доклад о сложившейся ситуации в Берлин. Он обратился к своему старому командиру, который теперь был инспектором в штабе командующего истребительной авиации. Ему повезло, поскольку оберст Траутлофт, как и его начальник, генерал-майор Галланд,[83 - Адольф Галланд с 28 ноября 1941г. по 12 января 1945г. занимал должность инспектора (командующего) истребительной авиации люфтваффе.] проводил очень мало времени на Лейпцигерштрассе, 7.[84 - По этому адресу в Берлине размещалось рейхсминистерство авиации Третьего рейха.] Вирц сумел встретиться с ним.
        -Так, старый черт, как вы поживаете? - весело спросил оберст, хлопая его по плечу. Он принял Вирца в своем автомобиле во время продолжавшейся несколько часов инспекционной поездки в испытательный центр в Рехлине,[85 - Имеется в виду испытательный центр люфтваффе, находившийся на берегу оз. Мюриц, около поселка Рехлин, в 44км юго-западнее г. Нойбранденбург.] имеющий репутацию места, саботирующего прекрасные проекты наших конструкторов и под предлогом военной целесообразности превращающего их в неуклюжие «ящики».
        Теперь оберст поделился с Вирцем своими впечатлениями. Наконец, Траутлофт начал говорить о личных вопросах и упомянул фамилию генерал-флюгцойгмейстера.[86 - Генерал-флюгцойгмейстер - название должности начальника технического управления рейхсминистерства авиации, которую с 10 июля 1936г. занимал Эрнст Удет.] Вирц впервые узнал о том, что кончина генерала Удета была иной, чем гибель Вернера Мёльдерса.[87 - Не имея соответствующего образования и технической подготовки, Удет фактически провалил программу строительства люфтваффе. Осознавая это, он неделями не появлялся на службе, пьянствуя и принимая наркотики. В конце концов 15 ноября 1941г. Удет в состоянии глубокой депрессии застрелился. Однако официально было объявлено, что он погиб смертью героя при испытаниях нового оружия. Оберст Вернер Мёльдерс, успевший одержать в ходе Второй мировой войны 101 победу, погиб 22 ноября 1941г., когда Не-111, на котором он в качестве пассажира летел на похороны Удета, из-за отказа двигателя в условиях плохой погоды разбился около г. Бреслау.]
        Траутлофт рассказал о том, какими помпезными были государственные похороны генерала Удета. Государственная пропаганда пускала людям пыль в глаза, говоря о том, как выдающийся герой посвятил свою жизнь Германии,[88 - В ходе Первой мировой войны Эрнст Удет одержал 62 воздушные победы и действительно стал национальным героем. Больше сбитых самолетов было лишь на счету легендарного Манфреда фон Рихтгофена.] а безжалостный злодей[89 - Вероятно, имеется в виду рейхсмаршал Геринг, который сделал Удета козлом отпущения, свалив на него все свои просчеты и ошибки.] заставил его совершить самоубийство. Летчик, который не смог встретить смерть в воздушном бою, вынужден использовать револьвер или склянку с ядом. Генерал-майор Галланд был среди шести старших офицеров, которые с обнаженными шпагами несли почетный караул у гроба Удета. Позднее он сказал Траутлофту, что его едва не вырвало, когда подлинный убийца положил свой показной венок на могилу.
        Новые машины приводились в пригодное для полетов состояние в лихорадочном темпе. Все FW-190 были проверены от носа до хвоста. Испытаны и опробованы управление и двигатели, а рации, компрессоры наддува и вооружение были проверены и еще раз перепроверены. Стрелки на приборной панели должны были реагировать правильно и быстро.
        Старший унтер-офицер[90 - Он ведал всеми административно-хозяйственными вопросами в эскадрилье, то есть фактически выполнял функции старшины.] штабс-фельдфебель Михель и я бродили между машинами, ведя важный разговор. Мы стали хозяевами новеньких «Фокке-Вуль-фов», которые необходимо было укрыть в сосновой роще. Группа теперь была оснащена лучше, чем это было в начале вторжения.
        Два моих механика в промасленных комбинезонах тщательно осматривали новый «Фокке-Вульф», на котором я сам прилетел часом ранее. Требовалась небольшая регулировка рулей. Перед черным крестом уже была нарисована белая «единица».
        Внезапно к нам подбежал укладчик парашютов и доложил, что только что поступил сигнал готовности. Меня вызывали к телефону.
        Я преодолел 30 метров до канцелярии обер-фельдфебеля за рекордно короткое время.
        На проводе был адъютант.
        -Хейлман, замечены крупные соединения четырехмоторных бомбардировщиков на пути к Парижу. Как можно быстрее укройте все новые машины. Все пригодные для полетов самолеты должны сразу же подняться в воздух. Полет на малой высоте, а затем присоединяйтесь к группе из Шартра. Оттуда будет предпринята атака бомбардировщиков.
        -Хорошо, Нойман.
        Завыли сирены, и на аэродроме закипела работа.
        Непроверенные машины быстро отруливали подальше. На крылья укладывали сосновые ветки, а чтобы защитить двигатели, ставили крест-накрест два или три маленьких деревца.
        9-я эскадрилья мчалась по летному полю волнами по шесть или восемь машин. Ее самолеты были припаркованы в удобной позиции прямо на линии старта, рядом с 8-й эскадрильей, которая взлетала после нее. Это было необычное зрелище для зеленых пилотов, не имевших военного опыта. На тыловых аэродромах комендант за это угрожал бы всем серьезными наказаниями и военным трибуналом, но здесь каждый взлетал на максимальной скорости с краев летного поля, когда зеленые ракеты давали сигнал на старт.
        Взлетели две машины из 7-й эскадрильи. Мимо моего капонира быстро прорулил Мёллер; я же все еще ждал свой «ящик». Обер-фельдфебель должен был запустить для меня двигатель другого самолета, годного к полету. Мёллер затормозил настолько резко, что его машина скапотировала и встала практически на нос. Что было не так? Выпустили красные сигнальные ракеты - взлетать больше нельзя.
        Мёллер выпрыгнул из своего самолета и бросился в ближайшую воронку от снаряда. В следующее мгновение раздался сильный треск и на месте «Фокке-Вульфа» появился огненный столб.
        Тридцать «Мустангов» промчались над аэродромом, подобно отвратительному рою рассерженных ос.
        Я быстро побежал в укрытие. Горящий «Фокке-Вульф» упал в глубокую узкую лощину к западу от аэродрома.
        Следом за штурмовиками пошли бомбардировщики. На аэродроме царил хаос. Люди кубарем скатывались в укрытия, которые были вырыты в насыпи позади ангаров. Механики и пилоты, отпихивая друг друга, по двое или трое забирались в маленькие стрелковые ячейки между самолетными капонирами.
        Я упал на своего старшего механика.
        Сжатые в узком пространстве, мы тяжело дышали, наши сердца тревожно стучали. Каждый человек сам за себя…
        «Патфиндеры»[91 - Английское название самолетов-целеуказателей. Их задачей было обнаружить цель и обозначить ее специальными сигнальными и осветительными бомбами, чтобы обеспечить точное бомбометание основной группы бомбардировщиков.] сбросили вниз гирлянды белых и красных сигнальных ракет. Зажглась «рождественская елка».[92 - «Рождественская елка» - так немцы прозвали английские сигнальные ракеты Sky Markers. Их переливающиеся, светящиеся гирлянды, медленно опускавшиеся вниз, действительно напоминали огни рождественской елки.] Наконец все стало ясно. Целью налета был Виллькобле.
        А затем в густом гуле «Боингов» мы смогли различить мягкий, шипящий свист, перешедший потом в дикий вой, адский грохот и взрывы. Земля под нами вздрагивала от сокрушительных ударов. Пламя, дым, пронзительный свист осколков… В воздух летели крылья самолетов, шасси и хвостовые оперения, разбитые фрагменты самолетов дождем устилали измученную землю, которая тряслась под ударами апокалиптического молота.
        Эта адская буря, продолжавшаяся лишь четверть часа, была похожа на вечность. Когда, наконец, все закончилось, появились спасшиеся, дрожащие люди с покрытыми копотью и испариной телами. Весь северный край аэродрома был перепахан бомбами и снарядами. Там, где недавно стоял зеленый сосновый лес, теперь были непроходимые джунгли из расколотых и расщепленных стволов деревьев, а с их зеленых крон каплями стекало черное масло. Уничтоженные самолеты, горящее масло, пылающие хранилища бензина и разорванные человеческие тела.
        Отчаянно полыхали бараки 7-й эскадрильи. В 20 метрах лежала бесформенная груда из горевших «Фокке-Вульфов» и разбившегося «Боинга». Почти рядом со стрелковой ячейкой, в которой я прятался, лежали останки американца, успевшего выпрыгнуть с парашютом, но купол «погас».
        На совещании, которое было немедленно собрано, мы узнали, что еще хорошо отделались. Расположения 8-й и 9-й эскадрилий не имели повреждений, так же как и замок, который использовался в качестве штаба, столовой, кухни и места жительства штабного персонала. Непосредственно на взлетно-посадочной полосе бомбовых воронок было немного, но северная окраина аэродрома и группа домов поблизости сровнялись с землей на протяжении трех километров. 7-я эскадрилья была полностью уничтожена - самолеты, парашюты, склады запчастей, топливные емкости и бараки, а также несколько ангаров и зданий наземного персонала, расположенных на той стороне аэродрома. Самым тяжелым ударом стало уничтожение ремонтных мастерских, где в это время восстанавливали более тридцати самолетов.
        Еще одна удача: глубокие блиндажи выдержали бомбежку. Почти сотня людей была спасена от смерти, но приблизительно дюжина человек погибли в своих стрелковых ячейках, а двадцать пять были ранены.
        Было ли это случайностью, или враг знал, что «Зеленое сердце» только что было переоснащено?
        Последнее предположение было более вероятным, и лишь некая непостижимая прихоть судьбы заставила ковер из бомб упасть на две тысячи метров севернее аэродрома.
        Возвратились первые «Фокке-Вульфы».
        Бетонная взлетно-посадочная полоса получила несколько прямых попаданий. Четыре воронки были аккуратно отмечены красными флажками.
        Два самолета из 7-й эскадрильи рулили, тщетно ища свои капониры. Их направили в расположение 8-й эскадрильи. Командир группы вместе с приземлившимися поспешил в штаб, где их встретили остальные офицеры в перепачканных грязью и землей мундирах.
        -Это был еще один щелчок нам по носу, господа, - сказал Вайсс, печально глядя на наши чумазые лица. - Кто разбился в лощине около железной дороги?
        Никто не знал. В суматохе никто и не подумал пойти и посмотреть на место падения.
        -Хейлман, разве вы так и не настроили свой радиоприемник?
        -Нет, герр гауптман. Я так и не сумел взлететь.
        -Счастливчик, - засмеялся Вайсс. - Я увидел первые приближавшиеся истребители и начал как сумасшедший выстреливать красные сигнальные ракеты, чтобы все, кто еще не взлетели, смогли отрулить подальше. - Это было безумие, - произнес он, поворачиваясь к Дортенману, - ваш старт кучей. Как для вас закончилось?
        Дортенман представил свой рапорт.
        Он сконцентрировался на своем взлете. Зеленая ракета только что дала разрешение на старт, и он с восемью машинами помчался по взлетно-посадочной полосе прежде, чем услышал рев сирены, включенной Вайссом. Было уже слишком поздно, так что они взлетели и ушли на бреющем полете, не замеченные «Мустангами».
        -А затем, герр гауптман, вы вызвали меня, и я остался там, где был, и видел этот цирк прямо под нами.
        -И вовремя, старик, - сказал Вайсс, хлопая молодого лейтенанта по плечу. - Я также должен поблагодарить вас. Когда «Мустанги» увидели нового врага, пикирующего сверху, то большинство из них бросились наутек. Хотя их было в три раза больше, эти парни оказались не слишком храбрыми.
        В этот момент вошел гауптман Ланг:
        -Проклятое дело, а, Роберт?
        К нему подскочил молодой офицер, чтобы помочь снять летный комбинезон.
        -Вы похожи на трубочистов, - произнес Булли, смеясь над штабными офицерами. - Поверьте мне, - продолжал он, - я там, несмотря на действия противника, получил удовольствие, когда увидел черные столбы дыма и фонтаны огня над Виллькобле.
        -Все отправилось к черту в вашей части поля, Хейлман. Будьте честны, Роберт, старина Ланг всегда предупреждал вас, что 7-я эскадрилья располагается слишком далеко от летного поля. Сколько раз она присоединялась к нам слишком поздно.
        -Главное, Эмиль, в том, что она не потеряла никого из пилотов. Давайте надеяться на возвращение всех пропавших без вести, включая того беднягу, в лощине. Кто-нибудь из вас смог добраться до Шартра?
        Никто…
        И это оказалось к лучшему. Пришло сообщение о дожде в том районе; самолеты из Шартра не могли взлетать, что сделало невозможной отправку любой помощи в Виллькобле.
        Глава 6
        Жизнь продолжалась, а вместе с ней и борьба. День за днем пилоты вылетали навстречу врагу, совершая по два вылета в день, а иногда и больше. Новички - большинство из которых были обыкновенными мальчишками - становились ветеранами уже после двух или трех стычек с противником. Редко кто из них доживал до десятой «собачьей схватки». Были пилоты, которые позволяли себя сбить, даже не выполнив никакого маневра уклонения и не успев открыть ответного огня. «Летающие мишени» - так их называл командир группы. Словно загипнотизированные, новички летели прямо на вражеские трассеры.
        «Старики» делали все, что было в их силах, чтобы встряхнуть новичков и вывести из состояния апатии. В благоприятные моменты, когда не было вражеских самолетов, Вайсс приказывал проводить учебные полеты над аэродромом. Полупетля с разворотом над самой землей была обычной тактикой ведения боя во Франции. Некоторые из новичков усваивали это и неплохо летали, но когда дело доходило до «собачьей схватки», они снова становились добычей, впадая в смертельное оцепенение. Их беспомощность может быть объяснена только паникой, которую сеяло среди этих молодых неопытных парней появление численно превосходящих сил врага.
        Непростительные промахи в обучении молодых пилотов допускались еще в авиашколах. Типичная рутина формального подхода без знания человеческой психологии. Молодым людям при отправке на фронт внушали, чтобы они проявляли твердость духа, поскольку статистика показывала, что немецкий истребитель оставался в пригодном для полетов состоянии в течение всего пяти часов, а жизнь пилота была ограничена приблизительно четырьмя неделями. Был необходим особый подход для поддержания хорошего морального состояния, который позволял бы ослабить напряжение новичков.
        По приказу командира группы я между вылетами выступал перед своими людьми. «Переоценка ценностей» - так Нойман называл это. И действительно, не пытаясь скрывать свое чувство обиды за ежедневные потери, я говорил: «Первоочередная задача для вас - это продержаться до конца боя. Безжалостно вцепитесь в парней с опытом. Любое отставание или умышленный отворот означает вашу смерть. Над местом любого воздушного боя вы найдете опытное звено - в нашем случае так любит поступать гауптман Ланг, - которое ждет, когда боевой порядок формирования нарушится, чтобы получить для себя легкую цель. Вы неопытны и недостаточно адаптировались, чтобы оторваться от врага, который пикирует на вас, используя все преимущества высоты».
        Новички благодарили за этот совет, но в следующем же воздушном бою они забывали о нем, и смерть снова пожинала богатый урожай.
        -Если мы не можем повлиять на этих тупых ублюдков в учебных авиагруппах, то должны выложить все наши карты на стол и сообщить генералу[93 - Имеется в виду командующий истребительной авиацией люфтваффе генерал-майор Галланд.] об этой свинской ситуации.
        Горечь гауптмана Вайсса становилась все сильнее.
        -Я чувствую ужасную досаду, когда наблюдаю за тем, как сбивают этих бедолаг, а я не могу спасти их. Лишь вчера оберст сделал мне строгий выговор, потому что я поднял в воздух слишком мало машин. И это не говоря уже о том, что в конечном счете я не могу позволить новичкам вылетать вместе с несколькими оставшимися ветеранами или со мной, иначе какой-нибудь кретин сядет мне на хвост и я окажусь в затруднительном положении. «Саботаж численности формирования». Еще не ясно, может, мы однажды превратимся в эскадрилью СС. (Он думал о последствиях 20 июля.[94 - Имеется в виду покушение на Гитлера, состоявшееся 20 июля 1944г. Одним из его последствий стало значительное усиление роли службы СС, так, например, рейхсфюрер СС Гиммлер занял пост командующего Резервной армией. Был значительно усилен контроль со стороны СС и СД за вооруженными силами, и в том числе за люфтваффе. В подразделениях появились так называемое национал-социалистические уполномоченные, чьей основной задачей было следить за благонадежностью личного состава.])
        Вайсс решительно повернулся ко мне.
        -Посмотрите, что из того, что вы рассказали мне, можно огласить в официальном порядке, не рискуя разбить себе лоб. Подготовьте полный доклад, который я через Траутлофта пошлю командующему истребительной авиацией. Сделайте это немедленно.
        В то время как группа совершала очередной боевой вылет, я сидел в соседней комнате и диктовал машинистке:
        -По приказу командира III./Jagdgeschwader 54, я составил следующий отчет относительно учебной истребительной группы на аэродроме Бад-Ф.,[95 - Вероятно, имеется в виду аэродром Бад-Фёрисхофен в 73км юго-западнее г. Мюнхен.] к которой я был придан с 6 ноября 1943 года по 9 мая 1944 года.
        1.Период ожидания
        Пилоты, прошедшие обучение в авиашколах «А»,[96 - Так в люфтваффе назывались авиашколы первоначальной летной подготовки, где курсанты получали навыки пилотирования легких учебных самолетов.] должны ждать в среднем шесть месяцев, прежде чем начать любую летную подготовку. Я знаю отдельные случаи, когда курсанты, пробыв в группе в течение года, так никогда и не летали после выпуска из авиашколы «А».
        2.Обучение
        Все обучение осуществлялось в течение четырех недель, от семи до десяти часов ежедневно. По причинам, которые будут указаны ниже, сильно утомленные курсанты были не в состоянии в ходе ежедневных десятичасовых занятий разумно усвоить огромную массу теоретических сведений.
        Теория воздушной стрельбы, конструкция вооружения и различные технические предметы преподавались недостаточно хорошо. Например, в случае тактики воздушного боя, помимо нескольких стандартных классических маневров, бегло освещались и дополнительные сопутствующие вопросы (например, каковы обязанности писаря эскадрильи). Многочасовые лекции были совершенно впустую потрачены на систематизацию отдельных офицерских обязанностей. С другой стороны, идентификация самолетов, очень важный предмет, а в момент вторжения предмет величайшей важности, был пройден за несколько часов. Несмотря на экспертные знания офицеров-инструкторов и лучшие методики обучения, 90 процентов учебной группы не успевали за темпами обучения.
        3.Летная подготовка
        Летная подготовка была хорошей, особенно в III группе (лейтенант Б.). После бомбардировки тренировочной группы в Бад-Ф. 1 апреля 1944 года и перевода ее в Н., лейтенант М., командир 1-й эскадрильи, принял командование над группой, в то время как командир группы находился в отеле в В.
        В этот период обучение было значительно лучше организовано и, несмотря на бомбежки и вызываемые ими трудности, выпускалось значительно больше курсантов.
        4.Организация и руководство. Командный дух
        Будучи офицером еще до начала летной подготовки,
        я имел больше возможностей быть с солдатами, чем любой другой офицер группы. В течение всей моей службы, начиная с рядового в 1938 году, даже в самые критические дни войны, я никогда не видел солдат, которые выполняли бы свои обязанности так неохотно и под таким большим принуждением. Пилоты - это добровольцы и потому в значительной степени являются людьми отменных физических и психических данных. То, что военнослужащим истребительных эскадр так недостает качеств необходимых военному летчику, я объясняю следующим: шестимесячный период ожидания очень большая нервная нагрузка для молодых людей, проходящих обучение. К этому надо добавить, что, как таковой, летной практике уделяется слишком мало времени. С утра до вечера, день за днем, они исполняют обязанности наземного персонала. Работ на аэродроме, конечно, очень много, но планировать их необходимо так, чтобы не отнимать время от тренировочных полетов. Однако обслуживающего персонала катастрофически не хватает и курсантов используют не по назначению. Также очень мало внимания уделяется спортивной подготовке.
        В полдень предусмотрен часовой перерыв. Но это никогда не соблюдается. Я сам присутствовал при том, когда лейтенант Н., в то время командир 1-й эскадрильи, получил сильный разнос от командира эскадры за то, что разрешил сделать перерыв на целый час. («Будьте добры вбить себе в голову, что вполне достаточно и тридцати минут!») Командир эскадры должен был знать, что у людей едва хватает времени, чтобы торопливо проглотить еду. И действительно, количество людей в столовой удвоилось, они стояли вокруг электроплиты и нервно поглощали пищу, а потом - снова на построение. Естественно, в этой безумной спешке несколько человек прибыли слишком поздно. Это повлекло дальнейшее сокращение времени перерыва.
        К сожалению, курсантам пришло в голову пропускать обед. Обнаружилось, что они ели в своих бараках. После этого их комнаты запирались ранним утром и снова отпирались лишь поздно вечером после выполнения всех работ. Несколько человек продолжали проскальзывать туда через различные проемы, и тогда по личному приказу командира эскадры многочисленные лазейки в бараки, включая подвалы, закрыли досками. Были заколочены даже несколько окон на первом этаже.
        Легко понять настроение курсантов. Вечеринки в столовой, танцы и ужины (которые должны быть само собой разумеющейся вещью в любом подразделении), даже когда курсанты получали необходимое разрешение, только снижали моральный дух, а в отдельных случаях увеличивали неприязнь курсантов к начальству. Билеты в театр выдавались только офицерам, и лишь унтер-офицеры изредка получали билеты в цирк. После бомбежки и перевода в Н. продовольственное снабжение было сильно сокращено (занятия с четырех утра и до десяти вечера с тарелкой супа в полдень - без вторых блюд). ДокторМ. на совещании обратил внимание на то, что постоянное физическое перенапряжение не сможет длиться достаточно долго. До этого действовал приказ о немедленном помещении под арест, если пилот заявит, что не способен выполнять полеты по причинам физического состояния. (ЛейтенантС. сообщил об этом доктору М. в моем присутствии.)
        Среди офицерского состава командир эскадры майор М. не пользовался уважением, а его поведение и распоряжения резко критиковались. Ни командиру группы, ни трем командирам эскадрилий не позволялось принимать самостоятельных решений. МайорМ. напоминал о своем старшинстве при каждом возможном случае. Характерно его высказывание в адрес офицерского состава: «Господа, я спрашиваю с вас не больше того, что я сам делал в прошлом».
        С другой стороны, когда его вызывали на совещание и офицер попытался связаться с ним по телефону в восемь часов утра, он заявил, что неслыханно, чтобы подчиненные так рано нарушали утренний сон своего командования.
        Подобные действия стали общепринятой практикой во всей группе, инциденты множились и повторялись, пока командиру эскадры не стали приписываться выражения типа «Ночь в столовой гораздо важней, чем ночной боевой вылет».
        Я непрестанно упоминал в кругу офицеров, что командиру не хватает опыта и что у него нет никакого представления о правильном обращении с людьми, и, конечно, об обучении курсантов. Подобное обращение с этими добровольцами на пятом году войны является не чем иным, как преступлением.
        Глава 7
        3 августа 1944г.
        Яркое, синее летнее небо над Нормандией в тот день мало гармонировало с упорными, кровопролитными боями, шедшими на фронте.
        Рано утром британцы начали наступление на Кан. Наши позиции были прорваны, а танковая дивизия
        СС «Гитлерюгенд» попала в окружение и была уничтожена. Самолеты «Зеленого сердца» выполняли уже третий вылет. Их целью были части, пытавшиеся прорваться восточнее Кана. При атаках с малой высоты использовались неуправляемые ракеты,[97 - Имеются в виду неуправляемые ракеты WGr.21 калибром 210 мм.] применявшиеся впервые, - по две пусковых установки под каждым крылом. Танки взрывались, массы атакующих были рассеяны, а позиции артиллерии выведены из строя.
        Вражеское истребительное прикрытие в тот день было особенно сильным, но наиболее грозного противника - скоростных, хорошо вооруженных «Спитфайров» - не наблюдалось. Не было замечено также ни одного «Темпеста», имевшего скорость на 90км/ч больше. Англичане, должно быть, бросили все свои истребители на защиту Южной Англии от немецких беспилотных самолетов.
        Американцы были гораздо более легкими противниками. Если они не имели большого численного превосходства, то им не хватало английского бульдожьего упорства. В любом случае «Мустанг» и «Лайтнинг» не были достойными соперниками «Фокке-Вульфу» при условии, что на нем летал умелый пилот.
        Только «Тандерболт» доставлял некоторую головную боль. Он имел высотный двигатель с компрессором наддува, который обеспечивал ему потрясающие летные качества. Никто не мог уйти в пикировании от «Тандерболта»; его огромная масса в комбинации с мощным двигателем позволяла ему пикировать подобно камню и настигать немецкие машины за максимально короткое время.
        Несколько «Beule»[98 - «Шишка» (нем.) - одно из прозвищ, которое в люфтваффе получил Bf-109G поздних серий, данное за выпуклые обтекатели в верхней части фюзеляжа перед кабиной, которые отличали этот самолет от предыдущих модификаций.] и две эскадрильи «Фокке-Вуль-фов» на высоте между 900 и 300 метрами вступили в схватку с «Мустангами», когда «Зеленое сердце» начало штурмовку. Нашей целью было скопление танков, и мы, эскадрилья за эскадрильей, подходили и пикировали на них. Взрывы ракет, пулеметная стрельба, вспышки пламени с иссиня-черными завитками дыма…
        Теперь над целью была 7-я эскадрилья. Я сделал переворот через крыло влево и спикировал, сопровождаемый своим ведомым. Звено за звеном последовали за мной. Танки, рассеянные вокруг, пытались уйти. Я поймал одного из этих черных гигантов в свой прицел и нажал на кнопку пуска. По машине пробежала небольшая дрожь, говорящая о том, что ракеты ушли.
        Оставляя позади себя длинный хвост, они со свистом полетели к цели. Бум! Прямое попадание!
        Полет на бреющем в котле зенитного огня, набор высоты, переворот через крыло и новый заход с противоположного направления. На сей раз опустошение на позициях англичан производил пулеметный огонь. Справа на вражеских позициях находилась огневая позиция, а на ней три типичных артиллерийских бронещита.
        Атака…
        Артиллеристы разбегались, спасая свою жизнь. Поливаемые пулями, они падали на землю; их плоские каски валялись повсюду.
        Это глупо, парни. Вы были бы в большей безопасности позади своих стальных щитов. Но вы же не можете знать, что у джерри[99 - Джерри - этим прозвищем англичане во время Второй мировой войны называли всех немцев. Аналог русского прозвища фриц.] больше нет бомб и ракет под животом его «ящика».
        Мы продолжали отыскивать, определять и атаковать новые цели. Они внизу, должно быть, понесли тяжелые потери.
        Через карусель атакующих «Фокке-Вульфов», вращаясь в штопоре, пролетел пылающий «Мустанг».
        Недалеко от его горящих останков совершил аварийную посадку Ме-109.
        Горькая доля, старик! Ты, вероятно, выбил себе все зубы. Печально… Если бы ты летел в другом направлении, то мог бы приземлиться за нашей линией фронта.
        Штурмовку было необходимо прервать. Счетчик на приборной доске показывал, что боекомплект израсходован полностью.
        Полет на бреющем южным курсом. Позади нас потянулись следы трассеров зенитной артиллерии. Слишком поздно - наши «птички» проносились над живыми изгородями и деревнями.
        Теперь моя эскадрилья находилась в воздухе в одиночестве. Остальные все еще проводили штурмовку, когда я докладывал по радио.
        Мы мчались на юг над верхушками деревьев на скорости 560км/ч, и я усмехался, когда видел, какую панику вызвало наше появление. Так близко от земли никто не мог отличить немецкий самолет от союзнической машины, когда он внезапно выскакивал и с ревом проносился над головой.
        Все бросались в укрытия - немецкие солдаты, нормандские крестьянки и крестьяне и даже домашние животные. Лошади переходили в дикий галоп, автомобили резко останавливались, и их пассажиры быстро ныряли в придорожные канавы.
        Внезапно мои «Фокке-Вульфы» были обстреляны с правой стороны, и немецкая зенитная батарея преуспела в том, что томми не смогли в тот день сделать с моей эскадрильей. Одну машину подбили, и она упала в лес. Мы набрали высоту и выпустили красную сигнальную ракету, но обстрел прекратился, когда зенитчики увидели черные кресты.
        Мы сделали широкий круг над этим ставшим фатальным лесом. Над местом падения не было заметно дыма. Затем мы обнаружили просеку более сотни метров длиной, которую прорубил «Фокке-Вульф». Машина замерла в конце просеки, и солдаты оказывали помощь летчику, лежавшему около обломков. Он, казалось, вышел сухим из воды.
        Пилот, должно быть, «положил» свою машину на верхушки сосен, которые сработали как тормоз, когда крепкие крылья срезали их.
        На следующий день пилот, унтер-офицер Кролл, с парашютом под мышкой, хромая, появился в Виллькобле. Это было чудо. Кроме нескольких ушибов и ободранной голени, он не получил никаких повреждений, но шок от пережитого все еще был виден в его измученных глазах.
        После тяжелого дня я решил снять напряжение контрастным душем: сначала горячим, потом холодным.
        Встряхиваясь, словно мокрая собака, я выпрыгнул из ванны, растерся грубым полотенцем, пока тело не стало красным, как у рака. Бросив взгляд в зеркало, я понял, что выгляжу как старая обезьяна. Придется бриться…
        Бодро насвистывая, я достал бритву, разминая при этом, подобно атлету, мышцы ног. Неприлично, что всегда приходится насвистывать песни английских солдат. «Эта длинная дорога в Типперери…»[100 - Типперери - название города и графства в южной части Ирландии.] Почему Хермс Ниль[101 - Под этим именем был известен Фердинанд Фридрих Герман Нилебок (1888 -1954) - немецкий композитор, сочинявший военные марши, а также песни, которые были очень популярны среди солдат вермахта.] не напишет для нас что-нибудь пристойное вместо собрания старомодных, сентиментальных «девичьих»[102 - Имеются в виду песни, называвшиеся женскими именами: «Анна-Мари», «Эрика», «Розмари», «Герда-Урсула-Мари», «Ханнелора», «Розалинда», «Вероника-Мари» и «Вальтраут».] песенок? И эта отвратительная ностальгическая мелодия: «Ich moht zu Fuss na Kolle gahn». Это чертовски глупо, и не только за счет строчки «Выбросите свои доспехи».
        «Так, старик, ты выглядишь великолепно».
        Я подмигнул фотографии жены. «Тебе должно быть стыдно за саму себя. Ты смотришь по-другому, когда мужчина одет». Я положил фотографию лицом вниз. Женщины всегда осложняют жизнь…
        Безветренный вечерний воздух заставил меня почувствовать себя добродетельным. Я хотел лишь праздно лежать перед окном, смотря на зеленый лес и дорогу, ведущую к аэродрому.
        Я ощущал себя чистым и невинным, как младенец, после всех этих потных, трудных дневных задач.
        Пребывая в созерцательном настроении, я налил себе коньяку и улегся на диван.
        Раздался стук в дверь.
        -Подождите минуту.
        Я проглотил свою выпивку, надел спортивные шорты и белую рубашку с короткими рукавами. Куда этот чертов Макс снова спрятал мои сандалии? Естественно, прямо под кроватью, там, где я не мог добраться до них. Затем я открыл дверь.
        -Добрый вечер, Вилли.
        Это был Ханнес Мёллер. Мы стали близкими друзьями. У нас была одна родина, и в наших жилах текла одна кровь. Сходство наших характеров только укрепило нашу дружбу, которая обязательно рождается среди тех, кто постоянно сталкивается с опасностью и смертью.
        -Чувствуйте себя как дома, Ханнес, - сказал я, подталкивая вперед стул.
        -Что вы читаете? Гёте? Вы считаете, что это уместная литература для чтения на войне?
        -Смотрите сами. - Я взял книгу из его рук, перевернул страницу или две, пока не нашел то, что хотел. Указывая пальцем на строку, я вернул книгу своему другу. - Здесь, прочитайте это.
        И Ханнес Мёллер, смотревший в глаза смерти в сотне «собачьих схваток», начал читать приятным голосом, который можно было услышать, лишь когда он играл на своем излюбленном банджо.
        Зазвонил телефон, прерывая чтение.
        -Да. Хейлман слушает.
        -Это Вайсс. Пойдемте с нами в кафе De la Paix. Мы должны выпить на прощание с Эмилем. Он назначен командиром II./JG26 и уезжает завтра утром.
        Тридцать минут спустя я запирал свою дверь.
        -Вы идете с нами, Ханнес?
        -Если командир не возражает.
        Стукнула входная дверь. Снаружи стоял мой «Ситроен». Я запустил двигатель, и яркий желтый спортивный автомобиль, проехав по узким улочкам Малабри,[103 - Малабри - одно из юго-западных предместий Парижа.] вырвался на широкую автостраду, ведущую к Версалю.
        -Вы едете чертовски быстро, - произнес Мёллер, закуривая сигарету. Он прикурил еще одну и вставил ее между моими губами. - Не мчитесь словно проклятый сумасшедший. Вы сейчас не в своем «ящике».
        Я резко повернул направо. Мимо скользил сумеречный пейзаж: группы вилл в маленьком сосновом лесу, ухоженные парки и маленькие долины между Сен-Жерменом и Ско,[104 - Ско - одно из южных предместий Парижа.] столь типичные для берегов Сены южнее Парижа.
        Мы достигли Жюи.[105 - Жюи - городок на правом берегу р. Ремара, приблизительно в 8км юго-западнее г. Арпажон.]
        Свернув на узкую асфальтированную дорогу, на которой было невозможно развернуться, мы остановились около нашего любимого места встреч.
        Это был великолепный ресторанчик, известный своей кухней, идеальное место для пикников. Из огромного окна в его задней части открывался прекрасный вид на туманную местность внизу - вид на Париж. Тенистый сад был огорожен мощными стальными рельсами, а дальше начинался склон, весь покрытый цветущими дикими розами.
        Нас уже ждали. Гастон, который прежде всего был деловым человеком, никогда не произнесшим ни слова о политике, провел нас с подобострастными поклонами через ресторан, в котором сидели только французы, в сад.
        -Сюда, мои господа! Пожалуйста!
        Было уже поздно. Светлая звездная ночь раскинула свою сверкающую сеть над спящим Парижем. Денежное довольствие «господ», пятисотфранковые банкноты, переходило из рук в руки. Мы не экономили, когда провожали хорошего друга. Это была великолепная прощальная вечеринка, восхитительный, аппетитный hors d'aeuvres, жаркое, клубничный омлет с «Бенедиктином» на десерт, белое бургундское, которое согревало сердце и развязывало язык.
        Еще раз, как это часто случалось, наша компания разделилась. Отличный приятель покидал наше сообщество. Булли брал с собой Фреда Гросса. Они хорошо летали вместе, а это очень важно, когда ты начинаешь летать в незнакомой эскадре.
        Я принял эскадрилью Булли, а лейтенант Вирц должен был возглавить 7-ю эскадрилью.
        -Всего наилучшего, Хейлман, и хорошей охоты, - сказал Ланг, уезжая. - И смотрите в оба. В 9-й эскадрилье были «эксперты».[106 - В люфтваффе не существовало такого понятия, как ас, в общепринятом смысле, лучших пилотов называли «экспертами». Четкого определения, кто мог носить это неофициальное звание, не было, но обычно ими были пилоты, награжденные Рыцарскими крестами.] И ее избаловали. И, если быть достаточно откровенным, я не очень следил за дисциплиной.
        «Зеленое сердце» привыкло к грубым командам Булли по двухсторонней связи в ходе жестких поединков и к его сумасшедшим разворотам, чтобы выйти на хорошую позицию для стрельбы, но теперь мы видели его в последний раз. Гауптман Ланг, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, и лейтенант Гросс, кавалер Рыцарского креста, погибли на фронте вторжения в последние дни прорыва.[107 - 3 сентября 1944г. тройка FW-190A-8 во главе с Лангом вскоре после взлета с бельгийского аэродрома Сент-Тронд была атакована американскими и английскими истребителями. В ходе скоротечного боя все три самолета были сбиты. Гауптман Ланг, на счету которого было 403 боевых вылета и 173 победы, погиб, лейтенант Гросс получил тяжелое ранение и после излечения в боях уже больше не участвовал, уцелел только третий пилот, неопытный унтер-офицер.]
        Так что теперь я командовал 9-й эскадрильей, взяв с собой Патта и Ханнеса Мёллера, а в 7-ю эскадрилью назначили несколько новых офицеров, чтобы компенсировать этот переход.
        Гауптман Ланг говорил правду. Наземный персонал его эскадрильи был неорганизованной и недисциплинированной толпой. Штабс-фельдфебель думал лишь о мадмуазелях и носил в своем бумажнике дюжину фотографий подружек, запечатленных рядом с ним. Офицер нелетного состава (каждая эскадрилья имела такого офицера, который должен был представлять командира эскадрильи в вопросах технического обслуживания) был, мягко выражаясь, кретином.
        С другой стороны, пилоты в эскадрилье были первоклассные. Лейтенант Целлер, унтер-офицер Брандт, обер-фельдфебель Шлафер вместе с Паттом и Мёллером составляли ее костяк. Это была замечательная компания, и они все могли положиться друг на друга.
        Штабной писарь Кикс на основании приказов командира группы вывешивал на информационной доске маленькие карточки с номерами самолетов и фамилиями пилотов. В то время в каждом вылете могла участвовать лишь половина эскадрильи, и обер-фельдфебелю намекнули, что не надо докладывать о слишком большом числе пригодных к полетам машин. Это не было саботажем, это было необходимостью.
        Ни Вайсс, ни его командиры эскадрилий не могли нести ответственность за бредовую чепуху относительно «смерти или славы». Боевые вылеты следовали один за другим, и между отдельными взлетами едва хватало времени, чтобы дозаправить самолет и пополнить его боекомплект. Нервы были натянуты до предела.
        И постоянно повторялись эти проклятые штурмовки. В ходе таких набегов мы несли значительно больше потерь, чем в «собачьих схватках»; в тех, по крайней мере, вы могли защитить себя, сражаться за свою жизнь и бороться с врагом, чтобы занять выгодную позицию, тогда как во время штурмовок участь пилота зависела от наземных операторов наведения. Лидер группы или самый зеленый новичок, получив команду по радио, должен был лететь определенным маршрутом под постоянным зенитным огнем. Курс и высота были установлены жестко. И никто не знал, вернется ли он назад, потому что зенитки не делали различий между командиром и новичком, между той или этой машиной.
        И было еще одно обстоятельство - награды.
        В воздушных боях все было ясно. Больше побед - больше очков. За пять - семь очков каждому автоматически давали Железный крест 1-го класса, а на Западном фронте любого набравшего двадцать очков могли наградить Рыцарским крестом.[108 - Не следует путать систему учета воздушных побед и систему очков, использовавшуюся для награждения, причем главным образом на Западном фронте и в ПВО Третьего рейха. За сбитый одномоторный самолет летчик-истребитель получал одно очко, за двухмоторный - два, а за тяжелый четырехмоторный бомбардировщик - три, но при этом каждый самолет все равно числился на его личном счету как одна воздушная победа.]
        Со штурмовками же все было совсем по-другому. Неправдоподобные сообщения об успехах в первые годы войны потребовали некоей системы контроля, чтобы сделать невозможными фантастические заявления о победах. Когда сбитый самолет не находили на земле или на него претендовали зенитчики, то заявка о победе не признавалась.[109 - Это правило в полной мере исполнялось лишь в ночной истребительной авиации люфтваффе, которая бОльшую часть войны действовала над своей территорией, и потому остатки сбитых ее пилотами самолетов можно было достаточно легко разыскать. Для дневных истребителей, которые вели бои и сбивали самолеты противника как над своей, так и над его территорией, требовалось подтверждение нескольких свидетелей (других пилотов, наземных наблюдателей и т.п.), а также кадры фотопулемета, если он был установлен на самолете. Несмотря на все имевшиеся недостатки, система подтверждения воздушных побед в люфтваффе была более четкой, нежели правила зачета воздушных побед у их противников. Она была нарушена лишь в самый последний период войны из-за общей дезорганизации системы управления люфтваффе.]
        Каждое донесение о победе должно было быть составлено в четырех экземплярах, и иногда проходили месяцы, прежде чем она официально признавалась. Часто награды не могли быть вручены, потому что летчик-истребитель был давно убит, и их приходилось отправлять его семье.
        Но вернемся к штурмовым атакам. Кто мог засвидетельствовать успех, когда пилот, находясь в гуще заградительного зенитного огня, не имел возможности вести наблюдения?
        Награды, конечно, не были самым главным - для каждого летчика наиболее важна была жизнь, - но они хорошо смотрелись на его мундире и всем хотелось их иметь.
        Вайсс умело воспользовался возможностью избежать этих непопулярных штурмовых атак, когда пришло сообщение о том, что западнее Парижа появились «Мародеры». Он уже обобщил результаты действий против этих скоростных двухмоторных бомбардировщиков.[110 - Американский В-26 «Maroder» был одним из лучших тактических бомбардировщиков Второй мировой войны. Он мог нести 2,2 тонны бомб и имел три огневые точки с четырьмя 12,7-мм пулеметами.] Никто из «Зеленого сердца» еще не сумел сбить ни один из этих самолетов, имевших сильное вооружение. Он выбрал дюжину ветеранов, так называемых «экспертов», провел короткий инструктаж и отдал приказ на взлет.
        Роберт Вайсс лично возглавил вылет. Я летел его ведомым. Остальную часть группы составляли Дортенман, Вирц, Тоймер (только что вернувшийся из госпиталя), Целлер, Мёллер, Патт и Шлафер.
        «Примадонна» с Эйфелевой башни передавала нам команды, и в пределах пяти минут «Мародеры», летевшие юго-западным курсом, были обнаружены к северу от Версаля на высоте три тысячи метров. Держась на их фланге, вне зоны досягаемости, мы поднялись на требуемую высоту - на тысячу метров выше их. По широкой спирали мы спикировали на нашу цель. Атака сверху слева и с задней полусферы.
        Мы сближались: 800, 500, 300, 200 метров. Зададим им!
        Дюжину «Фокке-Вульфов» встретил впечатляющий прицельный заградительный огонь. В группе было приблизительно тридцать «Мародеров», и такой интенсивный оборонительный огонь стал достаточно неожиданным. Это было похоже на полет сквозь зенитный огонь кораблей в устье Орна.
        Мы съежились, маленькие и ничтожные, за лобовыми бронестеклами, прочно удерживая цели в перекрестьях прицелов. Затаив дыхание, с натянутыми нервами, мы боялись услышать стук пуль по обшивке своего самолета, готовые в любой момент сбросить фонарь и покинуть машину. Каждый, кто хотел спастись с парашютом, не мог замешкаться даже на долю секунды. Обычно бывало слишком поздно.
        Отличное шоу! Шесть «Мародеров» горели и еще три вышли из боевого порядка, оставляя позади себя толстые шлейфы дыма.
        Я заметил черный дым, струившийся из машины Вайсса, и, когда «Фокке-Вульфы» заходили снизу к рассеявшимся «Мародерам», по двухсторонней связи предупредил командира. Его машина загорелась, фонарь кабины отлетел назад, и в нескольких десятках метров внизу открылся купол парашюта.
        Какая необычная ситуация, подумал я. Парашютов в воздухе больше, чем самолетов. Это напоминает высадку воздушного десанта.
        Когда я осмотрелся, ища своих приятелей, то, к своему изумлению, увидел лишь троих из них. С правого борта был Целлер на своей желтой «четверке», слева - Патт, и в сотне метров позади нас догонял еще один «Фокке-Вульф». Белый номер. Это, должно быть, Вирц или Тоймер.
        «Мародеры» сбросили бомбы и отвернули на север. Они, вероятно, боялись новых атак, но было бы сумасшествием атаковать всего лишь вчетвером.
        В журнале боевых действий группы к записи об этом вылете был добавлен комментарий: «Экспертам надо дать возможность прийти в себя».
        Вайсс, Вирц, Дортенман, Мёллер, Брандт и Штертен - последний совершил свой пятнадцатый боевой вылет и за выдающуюся храбрость был награжден Железным крестом 1-го класса и произведен в унтер-офицеры - покинули подбитые самолеты с парашютами. Шлафер и еще один ефрейтор совершили вынужденные посадки поблизости от места боя с поврежденными двигателями. Возникла курьезная ситуация: командир группы со своими пятью товарищами, выпрыгнувшими с парашютами, взял в плен дюжину англичан, которые смогли спастись из своих горящих машин.
        Из всей группы, включая обоих совершивших аварийные посадки, никто не пострадал.
        Глава 8
        Исход кровавого сражения на фронте вторжения был решен. Американцы прорвались на широком фронте в Авранш, на западном фланге плацдарма, и продвинулись глубоко к Ренну, не встречая никакого сопротивления.
        По иронии судьбы успешный прорыв в ходе этого сражения произошел в том месте, которое было самой тихой частью фронта, начиная с момента высадки. Британцы и канадцы на правом фланге ценой ужасающих потерь продвинулись на несколько километров. Армия Власова[111 - Хейлман допускает распространенную ошибку, когда к Русской освободительной армии (РОА) во главе с бывшим советским генерал-лейтенантом А.А.Власовым, созданной лишь в конце 1944г., причисляет всех служивших в так называемых «восточных» частях вермахта. К июню 1944г. охрану атлантического побережья несли один русский полк и 32 батальона, которые, как правило, включались в состав полков вермахта в качестве четвертых батальонов. Так, позиции в районе Авранша занимали 627-й и 752-й восточные батальоны.] легко удерживала американцев, которые, прижатые спиной к морю, изредка проводили формальные атаки, экономя силы. Только недоразумение - я воздержусь от разговора о саботаже и предательстве - привело здесь к прорыву линии фронта. Части Власова сражались отлично, так как только победа немецкого оружия могла спасти их жизнь.[112 - Русские батальоны,
окруженные в крепостях на побережье Бискайского залива (Лориане, Сен-Назере, Ла-Рошели) и блокированные на Нормандских островах, сражались в составе немецких гарнизонов вплоть до самого окончания войны.]
        Вечером 5 августа русские батальоны получили приказ о переброске. Их части были направлены на другой участок фронта в Нормандии, а войска, которые должны были заменить их, были еще в пути.
        В течение целого дня немецкий фронт в этом месте был практически незащищен. Ближе к вечеру американские разведывательные группы обнаружили это. В ночь с 6 на 7 августа они начали осторожное наступление. Американцы полагали, что это ловушка, но и на следующий день они не встретились ни с каким противодействием.
        Лишь достигнув Ренна, в 100 километрах к югу, они натолкнулись на первое слабое сопротивление. Батарея зениток, смехотворно маленькая по сравнению с численностью наступавших, ринулась в бой. Раскаленные стволы стреляли до последнего снаряда, и затем в ближнем бою окруженные артиллеристы почти целый день держались до последнего человека.
        7 августа немецкое Верховное командование во главе с фон Рундштедтом[113 - Генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт занимал пост главнокомандующего германскими вооруженными силами на Западе.] полностью утратило контроль над тем, что происходило на Западе. Истребительные эскадрильи были вынуждены совершать разведывательные полеты.
        В это же самое время эскадрильи были оснащены ракетами и подвесными пушечными контейнерами для обстрела продвигавшихся американцев.
        На высоте 5,5 тысячи метров эскадрильи выполняли широкий круг над Авраншем. Двадцать пять «Фокке-Вульфов» летели возглавляемые Тоймером, замещавшим командира группы. Черные грибовидные разрывы зенитных снарядов сопровождали их от позиции к позиции.
        Они достигли северной точки поворота. Задание заключалось в том, чтобы нанести штурмовой удар по американцам, приближавшимся с севера.
        В тот день меня обуревали неясные предчувствия.
        Накануне вечером я стал жертвой сентиментального настроения и приложил все усилия, чтобы прогнать свою слабость при помощи алкоголя. В полночь я все еще писал письма, как если бы хотел сказать последнее прости, и продолжал вглядываться в снимки моей молодой жены и детей, которые стояли на почетном месте на письменном столе.
        Это проклятое суеверие летчиков.
        Абсолютная безнадежность моего существования как пилота никогда так ясно не стояла перед моими глазами.
        Я знал, что моя очередь должна будет наступить. Я избегал неприятностей уже слишком много раз. Каждый боевой вылет был вызовом судьбе.
        Мое самообладание было на пределе, когда я поднимался на крыло своего преданного «Фокке-Вуль-фа» и залезал в кабину. Рисунок на фюзеляже, указывавший на мою тринадцатую победу, еще был свежим, и эти сотни раз проклятые летные суеверия, в которые все еще искренне верили, и эта цифра 13 так сильно расстроили меня, что я чувствовал, что струна уже натянулась, чтобы решить мою судьбу.
        В ходе вылета самая безобидная мелочь очень сильно меня волновала, и теперь на 5,5 тысячи метров над Авраншем моя тревога вернулась ко мне.
        Чтобы не видеть ничего, пикируя сквозь убийственный заградительный огонь, я съежился в своем кресле, следя за мирной, обычной работой кислородного прибора. При каждом вдохе и выдохе он, казалось, открывался и закрывался, подобно паре губ, в то время как я терял высоту.
        Мощь огня зенитной артиллерии все нарастала, пока он не стал настоящим ураганом.
        Было бы чудом, если бы кто-нибудь смог выбраться из него. Широкий поток черных грибовидных разрывов отмечал маршрут нашего полета по синему солнечному полуденному небу.
        В ужасе, но, все еще полностью осознавая, что нахожусь в предельной опасности, я летел дальше. Один из снарядов разорвался очень близко от моей кабины, и мой «Фокке-Вульф» подбросило в воздухе. На подсознательном уровне я понял, что кабина самолета повреждена.
        Летный шлем был разорван и теперь висел лишь на одном ремне на моем правом ухе. Я сбросил его, поскольку он пришел в негодность. Я вызвал командира по двухсторонней связи. Никакого ответа. Неужели антенну тоже оторвало?
        Указатель числа оборотов показывал, что они значительно ниже предписанных 3500 об/мин и продолжают падать. Двигатель кашлял и фыркал.
        Сжав губы, я выполнил левый крен. Слава богу, дыма нигде не видно, так что нет необходимости покидать самолет. Перед каждым прыжком с парашютом пилот сильно нервничает. Возникает сильное давление в области сердца и живота, колени дрожат и появляется сильный страх, что высокий киль и крылья могут стать ловушкой для пилота, после того как он выпрыгнет, и перемолоть все его кости.
        У меня возникла нехватка кислорода, кровь, казалось, кипела в мозгу. Мои пальцы болели, словно их кололи булавки и иглы. Дышать стало труднее, даже с открытым ртом, я чувствовал головокружение, нетерпеливо пытаясь вогнать разреженный воздух в легкие.
        Теперь, в момент максимальной опасности, мое тело резко наклонилось вперед, одна рука отчаянно сжимала ручку управления, другая - рычаг дросселя, перед моими глазами струилась темно-лиловая пелена; альтиметр миновал отметку 3,7 тысячи метров, ниже которой в атмосфере содержится достаточное количество кислорода.
        А затем каким-то чудом двигатель, видимо от увеличившегося притока кислорода, стал набирать мощность. Стрелка указателя оборотов отклонилась вперед, и «Фокке-Вульф» начал набирать высоту в восточном направлении, уходя из-под огня противника.
        «Возможно, я смогу дотянуть до Шартра», - подумал я. Опасность вернула мне хладнокровие. Если же это не получится, то я найду какой-нибудь ровный участок земли, чтобы посадить свою «птичку».
        Я все еще был лишь на высоте 1800 метров.
        Никаких шансов добраться до Шартра. Это была страшная мысль, поскольку я понятия не имел, как далеко продвинулись американцы. Тем утром они начали движение, и теперь ожидалось фронтальное наступление в районе Парижа.
        Я подумал о том, что меня возьмут в плен и больше не будет никаких вопросов. Война окончена, если не сегодня, так завтра, в любом случае она закончится через какие-то месяцы и все это убийство напрасно. Не будет иметь никакого значения, если однажды, рано или поздно, янки захватят меня словно опасного разбойника или если я сохраню свою жизнь для будущей жизни после того, как весь этот кошмар закончится.
        Тошнотворный, удушливый запах бензиновых паров начал просачиваться в кабину. Я внимательно посмотрел на три прибора, столь жизненно важные для моего двигателя - указатели числа оборотов, давления и температуры. Температура была очень высокой, и стрелка дрожала значительно выше опасной черты.
        «Держись, старина. Скоро ты будешь внизу».
        К своему удивлению, я заметил позади себя четыре истребителя. Может, это Ме-109? Нет. Тогда по очертаниям это должны быть «Спитфайры». Они стали редкими гостями в небе над Францией после того, как начались атаки беспилотных самолетов.[114 - Имеются в виду пуски крылатых ракет Fiseler Fi-103, или «Фау-1», по территории Англии, и прежде всего по Лондону, начавшиеся в ночь на 13 июля 1944г.]
        Я оказался прав. Это были «Спитфайры», и я мог четко идентифицировать их, когда они подтянулись поближе. Нажатие на кнопку радиопередатчика и доклад в наземный центр управления. «Чертов болван, ты что, забыл, что рация выведена из строя?» Вокруг кабины возникло огненное ожерелье трассеров. Я не выполнял никаких маневров ухода от огня, поскольку поврежденный «Фокке-Вульф» не мог набрать необходимую скорость, чтобы попытаться избавиться от преследователей. Англичане, вероятно, заметили это и со своим обычным благородством не собирались сбивать беспомощного противника. Возможно, они намеревались принудить меня приземлиться на одном из их аэродромов; подобное расценивалось как очень отважный поступок, и за него давали вдвое больше очков, чем за сбитый вражеский самолет. Англичане, конечно, имели ту же самую систему очков для награждения, что и немцы.[115 - Фактически в люфтваффе и в Королевских ВВС Великобритании принужденный к посадке на своем аэродроме вражеский самолет засчитывался как обычная воздушная победа, а порой и вообще никак не учитывался.]
        Эллипсовидные, заостренные крылья с красно-бело-синими кругами были все ближе.
        Томми, убрав газ, с трудом держались на моей скорости.
        Они летели с выпущенными закрылками, чтобы те работали как воздушные тормоза. Справа от моего «Фокке-Вульфа», не более чем в девяти метрах, находился самолет английского лидера. Необычная ситуация, в которую иногда попадают летчики-истребители. Англичанин помахал мне и показал себе через плечо, предлагая повернуть назад.
        Я не отреагировал…
        Англичанин грозит, я отрицательно качаю головой…
        Перед носом моей машины возникла очередь, и снова был дан сигнал повернуть обратно. «Ты должен следовать за нами, иначе мы собьем тебя, как нечего делать».
        Я медленно посмотрел направо и налево. Мне необходимо выиграть время, чтобы попытаться дотянуть до немецкой территории. Моя правая рука лежала на красном рычаге; в момент наивысшей опасности, если хотя бы один томми попытался атаковать, я потянул бы за рычаг, сбросил фонарь и покинул самолет.
        Англичанин постучал кулаком по своему лбу. Его жест, казалось, говорил: «Ты сумасшедший, чертов джерри». Сильно поврежденный «Фокке-Вульф» в любой момент мог развалиться на куски под огнем четырех «Спитфайров».
        Затем вражеское звено отвернуло вправо и перестроилось для атаки, чтобы нанести смертельный удар.
        Я дернул рычаг, и фонарь отлетел назад. Ветер свистел и ревел вокруг моей головы.
        Один из четырех «Спитфайров» промчался сверху. Я автоматически нажал на спуск оружия, и вылетавшие из четырех стволов смертоносные заряды - трассирующие, осколочные, бронебойные и зажигательные - ударили в изящный, гладкий, серебристый фюзеляж передо мной.
        Вспышка огня. Взрыв…
        Горящие вращающиеся обломки дождем полетели на землю. «Это был чертовски грязный трюк, Хейлман».
        Это абсолютно рефлекторная реакция при виде силуэта, который действовал на немецкого истребителя как красная тряпка на быка. Это была молниеносная, почти подсознательная реакция.
        Теперь моя жизнь ничего не стоила.
        В следующую секунду я был уже вне машины. Я кувыркался все быстрее и быстрее и напрягал все тело, чтобы затормозить падение. Рывок вытяжного троса, и в шестой раз за четыре недели я опускался на землю, раскачиваясь под белым куполом, который гордо трепетал на ветру.
        Оставшиеся три «Спитфайра» кружились вокруг меня.
        «Они собираются расстрелять меня, пока я вишу здесь беззащитный на своем парашюте, - подумал я с дрожью, - в качестве мести за то, что я подло сбил их товарища».
        Но они были джентльменами и совершенно правильно оценили мой отчаянный поступок. Они даже помахали мне, когда я висел в воздухе, затем отвернули и на малой высоте исчезли вдали.
        На следующий день я снова был в воздухе.
        Моя 9-я эскадрилья ужасно пострадала в ходе той штурмовки.
        Лейтенант Целлер, мой друг из Вёслау,[116 - Имеется в виду городок Бад-Вёслау в 4км южнее г. Баден, Австрия.] Шлафер, Брандт и мой лучший друг Ханнес Мёллер, весельчак из Пфальца, все они пали в этом жестоком сражении.
        Мы выполняли уже третий боевой вылет в тот день. На пути к линии фронта в районе Лизьё мы оказались вовлеченными в ожесточенную «собачью схватку». Тридцать «Тандерболтов», появившись со стороны солнца, внезапно атаковали двадцать «Фокке-Вульфов». Щедро потея, «зеленые сердца» палили словно помешанные. Безжалостная охота шла уже в течение десяти минут.
        На сей раз это была страшная схватка. Ни одна из сторон не проявляла пощады. Изначальное превосходство янки было уравновешено умелыми энергичными разворотами, и теперь оставшиеся машины - лишь около десяти «Тандерболтов» и столько же «Фокке-Вульфов» - сражались настолько яростно, что никто не мог выйти из боя. Вошедший в штопор «Тандерболт» врезался в немецкую машину. Два столба дыма отметили места, где они врезались в землю. Еще несколько машин упали на деревню, которая теперь была окутана ярким морем огня.
        В процессе выхода из боя мой самолет получил множество прямых попаданий; еще раз я повис на своем парашюте и был вынужден предоставить свою горящую желтую «единицу» ее судьбе.
        Парашют, едва раскрывшись, попал в воздушный поток от винта «Тандерболта». Купол и стропы «погасли».
        В сумасшедшем пикировании к земле я падал словно камень, быстрее и быстрее. Это был конец. Секунды стали мучительной вечностью…
        Вся моя жизнь мелькала перед моими глазами подобно калейдоскопу, в то время как я, обреченный человек, мчался навстречу своей смерти.
        Было ужасно видеть все так ясно. В те мгновения, фактически лишь за несколько секунд, все прошло передо мною. Мои собственные слова, которые я говорил у могил погибших товарищей или писал в письмах к их семьям, казались мне смешными и адским эхом стучали в моих ушах: «Лучшие годы его жизни… настоящий муж и любящий отец своих маленьких детей». Проклятый вздор. Никто дома не имел ни малейшего представления о той чудовищной жестокости, с которой война преследовала вас до тех пор, пока вы не были уничтожены. Геройская смерть? Что еще остается вам? Шлепнувшись с неистовой силой, превратиться в отвратительную массу в смятой форме, похожую на кровавый шмоток мяса.
        Странно. В момент крайней опасности вы забываете о страхе. Вы не просто наблюдаете за этим трагическим жертвоприношением, а очень ясно осознаете, что это вопрос вашего собственного выживания или уничтожения. Но весь страх исчезает, когда вы окончательно понимаете, что разобьетесь насмерть. Как будто душа превращается в нечто неведомое, выходящее за пределы предыдущего жизненного опыта, как будто тело, освободившись от эмоций, теряет ощущения. Рывок и громкий хлопок над головой заставили меня очнуться и посмотреть вверх. Чудо. Купол раскрылся!
        Внезапно жизнь вернулась в мое похолодевшее тело. Мокрый от пота, пытаясь справиться со своими нервами, я висел на парашютных стропах.
        Это было слишком. Такая сильная нервная встряска невыносима для любого, а я, в конце концов, всего лишь человек. Да, человек, хотя мне не так легко стряхнуть с себя мучительное влияние долгих лет войны - не больше и не меньше.
        Я вздрогнул, когда понял, что был лишь беззащитной жертвой, обреченной на смерть, и осознал всю тщетность своего существования.
        Покой, вечный покой после адского грохота пушек и рева двигателей…
        Я ничего не ощущал.
        Земля, уникальный шедевр, вышедший из-под яркой, цветной кисти Создателя, становилась все ближе, искрящаяся и сверкающая в живительном полуденном солнце.
        Я закрыл глаза и, ни о чем не думая, висел на стропах.
        В воздухе послышался звон колокольчиков. Они радостно и светло звучали над измученной, избитой землей; слышалось спокойное мычание коров - это стадо возвращалось с выгона домой.
        Смертельно уставший, я открыл глаза и автоматически напряг ноги, но все-таки зацепился за живую изгородь, ударился головой о деревянный забор и потерял сознание.
        Мое падение видели несколько нормандских крестьян. Они быстро прибежали и освободили меня от парашюта. В деревне полыхал пожар, и меня перенесли на близлежащую ферму.
        Я был жив, но не приходил в сознание в течение многих часов. Очнувшись, я понял, что лежу на огромной кровати под толстым стеганым ватным одеялом. Вокруг меня стояли люди, стремившиеся помочь мне и смотревшие на меня с состраданием. Старый, сгорбленный крестьянин держал в своих дрожащих руках стакан с бледно-желтой жидкостью. «Pauvre ami, voila un cidre…»[117 - «Бедняга, вот немного сидра» (фр.).]
        Я возбужденно схватил стакан и жадно выпил крепкое яблочное вино.
        Я с благодарностью смотрел на людей вокруг кровати. По справедливости они должны были ненавидеть немцев, развязавших яростную войну, которая теперь сжигала, уродовала и убивала их Нормандию, уничтожала их страну.
        На обочине войны обнаруживалась истинная природа человечества - взаимопонимание и великодушная готовность прийти на помощь человеку. В то время как девушка нежно вытирала влажным полотенцем мой горячий лоб и травмированные руки, дверь внезапно распахнулась и в комнату ворвались два эсэсовца с автоматами наизготовку. Женщины вскрикнули и на эсэсовский крик «Hands up!» тихо ответили «Nix Anglais».
        Я поднял свою поврежденную руку.
        -Вы можете говорить по-немецки. Скажите, где я нахожусь, и помогите найти автомобиль, чтобы я мог добраться до Парижа.
        Контузия, порванные мышцы и небольшое сотрясение мозга - вот чем закончился мой последний боевой вылет на фронте вторжения.
        Меня поместили в палату в частной клинике в Клиши, чтобы я мог оставаться в полной тишине, но в ней также лежали и другие раненые, так что я попросил направить меня в госпиталь люфтваффе, к моим товарищам, которые уже две недели залечивали там тяжелые ожоги. Я нашел там лейтенанта Курта Зибе, спокойного, дружелюбного сельского жителя из Западной Померании, и унтер-офицера Кролла. Они не беспокоили меня, поскольку едва могли говорить. Их головы были обмотаны бинтами, пропитанными висмутом,[118 - При ожогах и ранениях висмут применялся в качестве обеззараживающей и высушивающей мази.] и через небольшие отверстия были видны лишь глаза, ноздри и рот.
        Такая маска была страшной пыткой.
        Острое жжение и зуд, горячий пот, зловонный гной… Пища подавалась им через стеклянную трубку. Доктор Манц, находившийся в этом госпитале в течение нескольких дней, узнал меня. Таким образом, колесо судьбы сделало полный оборот; я был лишь спицей в этом колесе, толкаемом невидимыми руками судьбы и волей-неволей катившемся по предопределенной дорожке.
        -Так что, герр обер-лейтенант, вы провели еще одну плохую ночь?
        Хорошенькая молодая медсестра тревожно улыбалась мне, приводя в порядок мою кровать.
        -Я? Я не могу ничего припомнить.
        -Тогда это хорошо. Вы должны спать очень тихо и спокойно, если хотите когда-нибудь снова стать летчиком-истребителем.
        Ангела всегда говорила что-нибудь ободряющее. В Клиши все преклонялись перед ней, казалось, она несет с собой мир и спокойствие. Ее настоящее имя было Кати, но кое-кто полагал, что имя Ангела ей больше подходит. Она была настоящим ангелом.
        Ее смех был подобен музыке, а когда ее рука касалась наиболее болезненных частей раненого человеческого тела, это было приятно, словно ласка. Все любили Ангелу - не в грубом смысле плотской любви, а нежной, покровительственной любовью, так подходившей этой милой девушке.
        -Господа, сегодня ваши маски будут сняты, - сказала она, занимаясь нашим утренним туалетом. - Я едва могу дождаться, чтобы увидеть это. Вы не должны бояться. Ожоги - не худшая вещь, которая могла случиться. Вы еще сможете целовать девушек.
        -Целовать девушек? Ангела, я предпочел бы партию в скат. Летчики-истребители не могут жить без ската, - пробормотал Зибе из-под своей маски. По морщинам вокруг глаз, под засохшей грязно-серой корпией, можно было предположить улыбку.
        -Нет, нет. Я не верю вам. Я лучше расскажу вам детскую сказку. Этот парень не должен сильно волноваться. Я знаю, что во время игры в скат вы все время говорили о девушках.
        -Это было бы неплохо, сестра, вы могли бы рассказать нам сказку Ханса Андерсена о летающем сундуке. - Я стал серьезным. - Вы видите, мы не можем не летать, и было бы замечательно, если бы мы могли улететь на летающем сундуке в сказочную страну, где нет никакой войны.
        Даже безмятежная Ангела затихла. Очевидно, теперь положение на Западе стало серьезным.
        Зибе прервал молчание:
        -Герр обер-лейтенант, что вы вчера ночью делали с «Макки»?
        -С «Макки»?
        -Вы так кричали, что я проснулся, и в конце концов пришла ночная сестра.
        -Если я бредил о «Макки», то это, должно быть, имеет некоторое отношение к Мюнхендорфу,[119 - Мюнхендорф - аэродром в 20км южнее г. Вена, Австрия.] куда я однажды летал на этом итальянском истребителе. Мы перегоняли «Макки-200» с Адриатики, из Гориции. Если бы я рассказал вам об этом, то это звучало бы как сказка.
        -Хорошо, сейчас как раз время для сказочных историй, - сказала сестра Ангела. - Расскажите нам об этом, но только не волнуйтесь.
        -Чепуха. Мы не дети. Извините, Ангела. Я не имел в виду вас. Ваше пребывание здесь, должно быть, убило в вас последние остатки девушки-подростка. Я прав?
        -Конечно, вы правы, - сказала она с улыбкой, снимая покрывало с кровати Кролла, чтобы тому было удобнее.
        Я начал свой рассказ:
        -Так, короче говоря, на взлете, на высоте приблизительно 45 метров, когда я регулировал шаг винта - «Макки-200» имел винт с изменяемым шагом для взлета и обычного полета, - двигатель заглох. Я имел достаточно высоты, но когда вы видите перед собой общую длину Мюнхендорфа, то испытываете легкий шок. Вы должны забыть обо всех запретах и повернуть обратно. Так что я заложил крен, чтобы снова сесть на аэродроме, - знаменитый смертоносный крен, избегать которого, словно чумы, учат каждого курсанта начиная с самого первого учебного полета.
        С огромным трудом, с опущенным вниз носом, я развернулся обратно и был теперь на высоте лишь девять метров, а затем произошла авария. На моем пути стоял барак, и у меня не было другой альтернативы, кроме как лететь прямо через него. Да, точно через середину крыши. Стальная мачта высоковольтной линии, стоявшая с другой стороны, срезала добрую треть моего правого крыла. Управление было потеряно, рули сломаны. Я мог действовать лишь ручкой управления, хотя это было и крайне тяжело, но рули явно не реагировали. От удара о мачту «Макки» подбросило в воздух, и наступил момент, когда вся моя жизнь пронеслась передо мною, как это бывает с обреченным человеком. Вы все испытывали такое. В следующий момент самолет замер, тяжелый двигатель потянул нос вниз, и «Макки», кружась словно мертвый лист, рухнул в виноградник.
        А затем все было как в волшебной сказке. Я был цел и сидел пристегнутый к своему креслу, тогда как вокруг меня все было разрушено. Оказалось, что я случайно нажал на экстренный тормоз. Меня мгновенно выбросило из кабины метров на двадцать. Все произошло настолько быстро, что я не понял, что случилось. Это было 20 апреля 1942 года, и я никогда не забуду эту дату. Тем вечером я устроил вечеринку для целой эскадрильи, и это была гулянка настоящего пилота.
        -Со мной произошло то же самое, герр обер-лейтенант, - произнес Кролл, нарушая наступившую тишину. - Однажды с высоты 3,7 тысячи метров я падал на Ме-109 и не мог сбросить фонарь кабины. Я работал словно сумасшедший в вошедшей в штопор машине. Расстегнув привязные ремни, я всем своим весом налегал на фонарь. Затем скорость падения заставила меня подскочить с кресла, и, наполовину обезумев от страха, я стал бить по плексигласу кулаками, пока те не стали кровоточить. Бесполезно. А затем я успокоился и предоставил себя своей судьбе, и, как вы сказали, герр обер-лейтенант, моя жизнь прошла перед моими глазами, как кинолента.
        Внезапно я повис на парашюте всего лишь в 90 метрах над землей. Но как я выбрался, не имею никакого представления. Во время падения в штопоре с 3,7 тысячи метров «Мессершмитт», должно быть, от колоссальных перегрузок разорвало на части, и это спасло меня в самые последние секунды.
        После этого я решил, что достаточно налетался на этом «летающем гробу», и ходатайствовал о переводе в группу FW-190.
        Ангела быстро вскочила:
        -Вы заставляете меня забывать о других. Но в следующий раз рассказывать истории буду я, они, конечно, не столь захватывающие, но очень полезные для моих пациентов.
        Три дня спустя мы все вернулись в Виллькобле.
        Положение стало настолько критическим, что никто не хотел оставаться в Клиши, ожидая, когда американцы захватят госпиталь. Мы почувствовали себя более комфортно, вернувшись в эскадрилью.
        Шли приготовления к поспешному отступлению. Коробки и чемоданы упаковывались и загружались в грузовики. Никто не знал, что делать с огромным запасом бренди, «Куантро»[120 - «Куантро» - фирменное название французского апельсинового ликера.] и «Бенедиктина», остававшимся в подвале. Все, что не могло быть выпито, должно было быть, согласно приказу, уничтожено. На сотни метров вокруг замка в воздухе витал великолепный, опьяняющий аромат.
        Все машины, на которых нельзя было летать, должны быть уничтожены. Жалкие остатки того, что было когда-то гордым «Зеленым сердцем», вылетели в восточном направлении.
        Вот наш баланс на 19 августа 1944г. Из восьмидесяти пилотов, летавших в начале вторжения, продолжать боевые вылеты могли лишь шестеро. Эти цифры не учитывают подкрепления, почти сто процентов которого погибали или получали ранения в течение нескольких дней после прибытия.
        Немецкая истребительная авиация испытывала сильнейший кризис. Мы все летали напрасно.
        Грузовик медленно вез раненых пилотов на родину.
        Крах… Бесконечным потоком истребители-бомбардировщики бомбили отступающие колонны. Животный инстинкт самосохранения стал правилом на этих дорогах отступления. Каждый сам за себя…
        Побежденные, доведенные до отчаяния войска шли пешком, ехали на велосипедах, в неуклюжих крестьянских телегах и автомобилях. На всех дорогах, ведущих из Парижа в восточном направлении, стояли отчаявшиеся девушки из немецкого телеграфного агентства и гражданские служащие. Их организации рассеялись словно солома на ветру; их руководители уехали, и они ждали на обочинах, имея небольшие шансы добраться до дому.
        -Мальчики, возьмите нас с собой!
        Ища защиты и дрожа от холода, они втискивались между ранеными.
        Гордая армия, годами внушавшая страх своей стальной мощью и непобедимостью, бежала по разбомбленным дорогам через разрушенные французские деревни к границам Германии. Гражданское население, проклинавшее ее и радовавшееся ее поражению, стреляло в отступающих.
        Глава 9
        Немыслимое стало фактом. После прорыва, несмотря на беспорядочные и скромные арьергардные бои, французская линия фронта теперь проходила по границе Германии.
        С максимально возможной скоростью на новые позиции перебрасывались последние резервы, но затем - в возможность чего не верили никакие военные эксперты в мире - союзнические войска прорвались через укрепления «Западного вала»[121 - Система немецких фортификационных сооружений вдоль границы с Францией. «Западный вал» рассматривался как оборонительная мера от возможного вторжения французских войск со стороны линии Мажино. Его строительство началось в 1938г. на месте уже существовавшей линии Гинденбурга и затем продолжалось во время Второй мировой войны, но так и не было завершено.] и линии Мажино.
        Однако каждый в Германии знал, что война неуклонно движется к завершению и что окончится она обязательным крахом Германии, если не случится чудо.
        И это чудо ожидалось страстно. На фронте появилось первое секретное оружие. И даже притом, что люди с простым солдатским юмором писали в своих блиндажах лозунги типа «Мы слишком старые обезьяны, чтобы быть немецким чудо-оружием!» и «Господи, благослови пехоту!», каждый из них надеялся, что обещания, данные Верховным командованием, будут выполнены. Некое мощное средство против дамоклова меча,[122 - Выражение, восходящее к древнему рассказу о сиракузском тиране Дионисии Старшем (V -IVвв. до н.э.), который однажды во время пира посадил на свое место своего приближенного Дамокла, завидовавшего ему, и приказал повесить над его головой меч на конском волосе. Выражение «дамоклов меч» стало означать грозящую опасность.] некое чрезвычайное противоядие от краха.
        Если все было напрасно, то почему мы годами должны выносить эти адские мучения, к чему так много крови и приносимых в жертву человеческих жизней? Миллионы убитых людей гнили забытыми в своих могилах, и их смерть была бесполезна, бессмысленна. Это не могло быть так! Это не должно было быть так!
        Таким образом, войска утешались ежедневно повторяемыми обещаниями нового подкрепления, нового разрушительного, имеющего решающее значение оружия.
        Имелось ли что-нибудь за этим, или же это была лишь пустая болтовня?
        В армию начало поставляться противотанковое оружие,[123 - Вероятно, имеются в виду реактивные гранатометы «Фаустпатрон».] и любой, кто видел эффект от его применения, мог быть уверен в значительном превосходстве немецкого оружия. Чтобы противостоять гидролокаторам, которые были так губительны для немецких подводных лодок, последние оборудовали шноркелем - устройством, позволявшим субмаринам идти на дизелях под водой. Люфтваффе теперь могли бы восстановить свое былое превосходство в воздухе, так как началось серийное производство самолетов с турбореактивными и ракетными двигателями.
        Со дня на день должно было появиться новое оружие «Фау», и даже если «Фау-1» перестало бы вселять ужас в противника, то его гораздо более мощные преемники уничтожили бы центры военной промышленности Англии. Слухи передавались из уст в уста. Недалек тот день, когда Нью-Йорк будет засыпан ракетами, запущенными из Германии!
        Несмотря на сокрушительные поражения, давление сжимающихся клещей Восточного и Западного фронтов, разрушение военной промышленности, несмотря на ежедневные массированные бомбардировки, которые разоряли и сжигали страну все глубже и глубже, несмотря на все эти очевидные доказательства его собственного бессилия, немецкий солдат все еще верил в чудо, которое все решит и обеспечит победу.
        -Привет, Хейлман. Рад, что вы снова с нами.
        Это было приятное воссоединение. Командир группы поспешно отпихнул папку с бумагами на подпись к краю своего большого письменного стола. Быстро поднявшись, он протянул обе руки к вновь прибывшему.
        -Присядем. Дайте посмотреть, как вы выглядите. Вы можете приступить к полетам?
        -Надеюсь, что да. Иначе я остался бы дома. На сей раз, в подобной сложной ситуации, это был не такой приятный отпуск.
        -Я знаю, должно быть, было много слез. Рейн теперь стал полем битвы.
        -Не так чтобы много, - произнес я, - но…
        -Привет! Хорошо, что пришел, - это незамеченным вошел Нойман. - Извините меня, герр гауптман, но никто не ответил на мой стук. Мне срочно нужны те бумаги об испытательных полетах.
        Адъютант нервно рылся в папке.
        -Да, вот они, но вы все еще не подписали их.
        Макнув перьевую ручку в чернильницу и вручив ее
        командиру группы, он с улыбкой кивнул мне.
        -Вы вернулись в подходящее время. Вы сразу же придете в форму, когда увидите, что теперь присылают нам в качестве «свежей крови». Они лишь несколько дней назад появились у нас.
        Нойман поспешно схватил подписанные бумаги и быстро вышел из комнаты.
        «Какой странный парень», - подумал я. Кажется, адъютанты во всем мире одинаковы. Большую часть времени они изображают усталость, но всякий раз, когда к ним в руки попадает обычный лист писчей бумаги, они изображают чертовскую занятость.
        -Да, Нойман прав. Добрые старые дни Ольденбурга сочтены,[124 - С 5 сентября 1944г. III./JG54 базировалась на аэродроме Ольденбург. Говоря о том, что его «добрые старые дни сочтены», Вайсс, вероятно, имел в виду то, что Ольденбург из тылового фактически превратился в прифронтовой аэродром.] но я могу сообщить вам, что к нам прибыл значительно лучший «ящик».
        -Реактивный?
        -Еще нет, но это новый «Фокке-Вульф», который называют теперь «Дорой-9».[125 - Имеется в виду истребитель FW-190D-9. III./JG54 первой в люфтваффе была полностью переоснащена этими самолетами.] Я очень доволен ею. Она на тридцать - пятьдесят километров в час быстрее и имеет впрыск метанола. С впрыском можно летать в течение получаса, и он дает дополнительные тридцать километров в час. Этим утром к югу от Бремена на семистах метрах я обнаружил разведывательный «Спитфайр». Видели бы вы этот сумасшедший цирк. Теперь мы быстрее, чем те парни. Могу сказать вам, что это замечательное чувство.
        -И вы говорите это мне… А что «Спитфайр», вы сбили его?
        -Как вы можете спрашивать подобное?
        -Поздравляю.
        -Благодарю, Хейлман. Пожалуйста, сигары, сигареты, что вы хотите. У меня здесь работа еще на несколько минут, а затем мы пойдем в ангар.
        Я отрезал кончик гаванской сигары и подошел к стене, на которой висела двухметровая карта.
        То, что я увидел на карте, не прибавило оптимизма. Район, в котором союзники, скорее всего, предпримут попытку прорыва, лежал между Триром и Ахеном. Канадцы и англичане были на севере, на левом фланге, так же как и во время вторжения. Большая часть Голландии была захвачена. Таким образом, линия фронта значительно сократилась.
        -Так, Хейлман, я готов. Пойдемте. - Вайсс взял свой летный шлем. - Вы видели один из наших новых самолетов?
        -Нет. Сначала я хотел снова увидеть «Ворона», - ответил я с улыбкой, используя шутливый кодовый позывной, который был у командира группы на фронте вторжения.
        Мы оживленно беседовали, пересекая аэродром. Спустя почти семь недель после контузии я понял, что вернулся в совершенно иной мир. Пилоты практически все были новые, лишь среди наземного персонала я увидел старые надежные лица.
        Минуту мы стояли молча, рассматривая новый «Фокке-Вульф».
        Хорош! Он подвергся значительным изменениям, старый пузатый господин стал стройной, симпатичной дамой с волнующим именем «Дора-9». Я нашел ее ноги немного длинноватыми.
        -Но внутри она похожа на старый «Фокке-Вульф», - сказал я, взглянув удивленно. - Убрали лишь старый радиальный двигатель, и теперь она оснащена рядным двигателем «Юмо-213» авиамоторного завода фирмы «Юнкерс».
        Мы осмотрели новый истребитель со всех сторон.
        -Как будто другой винт?
        -Лопасти более широкие, и это дает значительную прибавку к скорости. Вы почувствуете, как вас вдавливает в кресло на взлете.
        -Как она ведет себя на виражах? - спросил я, заметив новую дополнительную секцию фюзеляжа перед хвостовым оперением. «Дора-9» была почти на полтора метра длиннее своего старшего брата.
        -О, я весьма доволен ею. Она - неплохой самолет. Должен сказать, что большая скорость и более длинный фюзеляж логически дают больший радиус разворота. Выполняйте полупетлю с разворотом более размеренно, делайте горку и выравнивайте.
        -Так точно, герр гауптман! - Я щелкнул каблуками и с улыбкой приложил два пальца к своей фуражке. - Поднимем ее в воздух для наглядности?
        -Отличная идея. Почему бы нет? Мы еще никогда не проводили на ней учебный бой.
        Спустя тридцать минут целая эскадрилья на летном поле зачарованно смотрела за захватывающей игрой, происходившей между двумя изящными серебристыми самолетами, рисовавшими инверсионными следами узоры в небе. Выполняя фигуры высшего пилотажа - развороты с набором высоты, безумные пикирования почти до самой земли и головокружительные горки, элегантные петли, крутые спирали, бочки и виражи на грани сваливания, - командир группы и старший из его командиров эскадрилий испытывали новые истребители.
        Радость полета…
        Вековая мечта и вечное стремление всех мальчишек быть столь же свободным, как птица. Вверху - великолепная свобода воздуха, а внизу - яркая, красочная поверхность покинутой земли: сине-зеленые пятна воды, обширные горные массивы с пропастями, скользкими ледниками и искрящимися снежными вершинами. А между ними веселая мозаика возделанных полей, похожих на лоскутное одеяло; красные тона деревенских крыш и расплывчатая дымка над промышленными городами.
        Однажды, взлетев из Биаррица, я смог полностью насладиться жизнью пилота. Я летел на высоте 11 тысяч метров, оставив позади Атлантический океан с Бискайским заливом; дикая могучая цепь Пиренеев простирала свои длинные, резко очерченные гребни к Альпам, чьи ледники сверкали среди вечного снега и льда всеми цветами радуги. Справа от меня, насколько могли видеть глаза, расстилался блестящий голубой ковер Средиземноморья.
        Никто из ходящих по земле не сможет понять пилота, когда тот пробует выразить словами это опьяняющее и прекрасное чувство. Кто бы ни поднимался в воздух, оставлял все заботы и проблемы этого мира далеко позади себя. Безмятежная, приносящая радость, неограниченная свобода, в которой нам, живущим на земле, отказано, делает пилота новым человеком, и больше того - самолет, послушно исполняющий любые желания пилота, сливается с человеком, становясь совершенно новым существом!
        Летчики с воодушевлением говорят об этом чувстве, о вечной жажде неба и облаков, но всегда печально добавляют: «Если бы только они больше не швыряли в нас большие куски железа!» И пилоты совершенно правы. Стать оружием в этой смертельной схватке совсем не отвечает юношеской мечте об опьяняющей красоте.
        Прибыл профессор Танк, конструктор «Фокке-Вульфа-190». Он хотел поговорить с пилотами, которым в скором времени предстоит опробовать их в бою. Брикеты торфа мягко потрескивали в камине, распространяя в комнате характерный аромат. Это было живописное зрелище: закопченный, из красного кирпича камин с пылающими кусками торфа, но он давал мало тепла, и мы придвинули стулья поближе к огню. Поскольку эта встреча держалась в секрете, собрались лишь несколько офицеров - командир группы, четыре командира эскадрилий,[126 - В августе 1944г. численность III./JG54 в рамках общей реорганизации истребительной авиации была увеличена до четырех эскадрилий. 9-я эскадрилья осталась без изменений, 7-я была переименована в 10-ю, 8-я - в 11-ю, а 12-я эскадрилья была создана на базе бывшей 2-й эскадрильи.] адъютант, офицер по техническому обеспечению и сам профессор.
        Да, это был один из самых талантливых немецких авиаконструкторов!
        На первый взгляд это был симпатичный, крепкий, широкоплечий человек, энергичный и решительный. В нем не было ничего от общепринятого образа. Несмотря на возраст, он был естественен и жизнерадостен.
        Он сразу же расположил к себе пилотов, и скоро уже мы вели оживленную беседу. Мы узнали, что «Дора-9» была лишь временным, срочно потребовавшимся решением, главным образом потому, что на авиамоторных заводах фирмы «Юнкерс» скопилось огромное количество двигателей «Юмо-213», которые были изготовлены, чтобы удовлетворить потребности других немецких боевых самолетов, которые теперь не использовались.[127 - Имеются в виду бомбардировщики, чье производство к концу 1944г. было практически прекращено.]
        Детищем Танка был Та-152 - высотный истребитель с герметичной кабиной, с потолком в 12,8 тысячи метров. Он был фактически готов к серийному производству. Как и следовало ожидать, лучший поршневой самолет в мире.
        Последнее утверждение не показалось нам само собой разумеющимся, и Вайсс заметил:
        -Если другие не будут спать тем временем, герр профессор.
        Танк казался немного уязвленным тем, что кто-то сомневается в достоинствах его проекта. А затем те из нас, кто обладал достаточной сообразительностью, чтобы услышать несказанное, поняли, что конкурентная борьба между немецкими авиаконструкторами подвергала опасности ведение войны. Танк, конечно, мог не волноваться о подобных интригах, потому что его высоко ценили. Только лишь благодаря поддержке Гитлера Вилли Мессершмитт имел возможность продолжать серийное производство своего Ме-109, который, как мы знали, был полностью перепроектирован. Для своего времени Ме-109 был лучшим в мире истребителем, значительно превосходившим обычные бипланы и полуторапланы, но его дни прошли!
        Теперь он был полностью переработан, и с каждым изменением становился все хуже. В узком фюзеляже больше не было места для установки дополнительного вооружения и компрессоров наддува. В бортах проделали отверстия, а выступающие части прикрыли обтекаемыми панелями. Из-за своего внешнего вида этот некогда выдающийся самолет сразу же получил прозвище «Шишка».
        «Но почему они продолжают выпускать его, когда „Фокке-Вульф“ значительно лучше?» Это был вопрос, который неизменно задавали пилоты при упоминании о Ме-109.
        Реактивные самолеты «Арадо» и Ме-262 подвергались критике. Ме-163 «Комета» должен был еще показать себя.
        -А как дела с производством? Другими словами, что осталось после бомбардировок противника? - спросил один из командиров эскадрилий.
        -Если бы ваш генерал Галланд был волшебником и создал столько же пилотов, сколько мы можем собирать машин!.. Не смейтесь, господа. Я не обманываю вас, когда говорю, что в настоящее время в месяц собираются четыре тысячи машин. Самое позднее через четыре месяца мы достигнем англо-американского потенциала вооружений. Сам Шпеер[128 - Альберт Шпеер, архитектор по образованию, с февраля 1942г. занимал пост рейхсминистра вооружений. Под его руководством военная промышленность Третьего рейха, несмотря на массированные налеты авиации союзников, смогла добиться огромных производственных успехов.] стоит во главе всего этого…
        -Хорошо, если через четыре месяца нас не разобьют в небе.
        Слова Вайсса прозвучали резко и четко - слова, отозвавшиеся эхом в комнате и прозвучавшие предупреждением об опасности. А когда офицер по техническому обеспечению спросил, во сколько в настоящее время оценивается производство американских самолетов в месяц, профессор Танк не смог дать никакого ответа.
        3 октября я многозначительно написал в своем дневнике: «Воздушные замки или факты? Самообман или уверенность? Несмотря на его большое обаяние и очевидные технические знания, я не мог избавиться от ощущения, что каждый наверху, включая профессора Танка, работает лишь сам для себя».
        Бог знает, есть ли большая угроза, чем эта.
        Приятным сюрпризом была отправка пилотов «Зеленого сердца» в Ольденбург, где мы проводили время как в приятном отпуске. Театры, кино, гостиницы с удобными холлами. На действовавшем учебном аэродроме был специальный кинотеатр для постоянного состава. Вечеринки и танцы, поочередно устраиваемые различными эскадрильями, размещенными в близлежащих деревнях - пилоты жили на частных квартирах, - порождали беззаботный оптимизм.
        День за днем новые «Фокке-Вульфы» вели учебные бои, а опытные эксперты давали наземному персоналу необходимые технические наставления.
        Группа «Зеленое сердце» была переоснащена и снова готова к боевым действиям. Новых пилотов нельзя было назвать новичками в обычном смысле, большинство из них были профессиональными летчиками из расформированных бомбардировочных эскадр. Это стало причиной больших трудностей для некоторых из них, когда они пытались сохранить свои места во время воздушной карусели. Бомбардировщики не знали ничего о высшем пилотаже. Летчики-истребители называли этих товарищей, обученных слепым полетам, «воздушными таксистами», - маневрирование на скоростных одноместных истребителях оказалось для них гораздо более трудным делом, чем кто-либо мог подумать вначале.
        В каждой эскадрилье были два или три офицера летного состава и двадцать унтер-офицеров. За исключением нашего командира, Ханса Дортенмана, назначенного командиром эскадрильи, и меня, все остальные офицеры летного состава были новенькими. Среди унтер-офицеров были Патт, Кролл, тиролец Гуссер и фон дер Йехтен. Из Jagdgeschwader 26 были направлены лейтенанты Прагер и Крумп,[129 - Ханс Прагер был назначен командиром 10./JG54, а Петер Крумп возглавил 11./JG54. К концу войны на счету Прагера была 21 победа, а на счету Крумпа - 24.] чтобы усилить нашу группу офицерами с истребительным опытом.
        Перевооружение включало сведение линий огня пушек в точке, находящейся приблизительно в 120 метрах перед машиной. Проводились учебные стрельбы, чтобы мы могли испытать новое оружие, прежде всего 20-миллиметровые скорострельные пушки, синхронизированные для стрельбы через плоскость вращения винта.
        III./Jagdgeschwader 54 снова была готова действовать.
        Глава 10
        Лучшее вооружение всегда решает исход сражения. Но оно должно быть задействовано в самый разгар сражения, и любой, кто не осознает эту прописную истину, позволяет победе ускользнуть сквозь пальцы.
        По приказу Гитлера Ме-262 - первый в мире реактивный истребитель со скоростью свыше 900км/ч - был задействован как бомбардировщик. Наше командование с безумным, ослиным упрямством требовало сбрасывать бомбы на Лондон, и чтобы эти ценные, незаменимые машины доставляли в Южную Англию[130 - В действительности Ме-262 никогда не совершали налеты на Южную Англию и действовали только над Северной Францией, Голландией, Бельгией и, естественно, Германией.] по 500 килограммов бомб - всего по 500 килограммов бомб! А один-единственный «Боинг» мог в ответ привезти почти в двадцать раз больше.
        Приглушенный гневный ропот пробегал по рядам летчиков-истребителей. Действительно ли Верховное командование было настолько лишено здравого смысла и не понимало, что реактивный истребитель, с его превосходством в скорости и большой огневой мощью, был единственно возможным избавлением от смертоносного дождя бомб? При ведении оборонительных действий, которые стали почти бесполезными в силу вражеского превосходства в воздухе, реактивные истребители, бывшие на 200км/ч быстрее, могли выбирать себе цели, где и когда им было удобно.
        Эскадрильи «Летающих крепостей» и «Либерейторов» были бессильны против губительного огня четырех 30-миллиметровых скорострельных пушек. Их силуэты появлялись в прицелах подобно амбарным воротам, и было невозможно промахнуться ни по одному из этих гигантских «ящиков».
        Но предложения скорейшего использования Ме-262 по прямому назначению не рассматривались. Это было все равно что говорить с каменной стеной. Лондон должен быть стерт в пыль, даже если вся Германия станет грудой щебня в ходе этих попыток!
        Командующий истребительной авиацией под свою ответственность, рискуя собственной шеей, приказал майору Новотны[131 - Приказ о формировании этой группы был издан 26 сентября 1944г. К этому времени на счету майора Вальтера Новотны было 255 воздушных побед, одержанных на Восточном фронте. Первоначально его группа Ме-262 получила обозначение III./JG6, но уже 10 октября 1944г. была переименована в «Командование Новотны».] сформировать специальную группу. С аэродромов Хезепе и Ахмер, расположенных по одну сторону канала Миттельланд,[132 - Канал Миттельланд, или Среднегерманский канал, пересекает Германию с востока на запад. Он соединяет р. Эльбу около г. Магдебург и канал Дортмунд - Эмс в районе г. Райне.] в нескольких десятках километров к северу от Оснабрюкка,[133 - Аэродромы Хезепе и Ахмер находились соответственно в 20км севернее и в 15км северо-западнее г. Оснабрюкк.] тридцать пилотов летали на Ме-262, пытаясь доказать числом своих воздушных побед, во-первых, что реактивный истребитель с 500 килограммами бомб был глупостью с военной точки зрения и, во-вторых, что реактивный истребитель, быстрый как
стрела, представляет собой будущее военной авиации.
        Единственными уязвимыми местами «Турбины», как летчики-истребители окрестили Ме-262, были взлет и посадка. Несмотря на стартовые ускорители - по три твердотопливных ракеты под каждым крылом, - машина отрывалась от земли слишком медленно, и из-за опасно высоких температур, которые выдерживали не все материалы, ускорение запуска двух ее двигателей и увеличение оборотов было возможно лишь в незначительных пределах. В противоположность самолету с поршневым двигателем, на котором при взлете рычаг дросселя резко толкался вперед, пилот реактивной машины должен был работать рычагом дросселя медленно и мягко. В этот момент необходимо было следить за указателем числа оборотов двигателей, и пилот должен был концентрироваться на этом, в то время как его машина взлетала.
        Это были ужасно длинные минуты, в течение которых любой вражеский истребитель, спикировав из облаков, мог принести неизбежную смерть. То же самое относилось и к посадке. Таким образом, «Фокке-Вуль-фы» должны были раскидывать над аэродромом защитную сеть, пока «Турбины» не уйдут достаточно далеко или не приземлятся. И поэтому 2 октября 1944г. Дортенман и я со своими эскадрильями вылетели на юг и приземлились в Ахмере и Хезепе соответственно.[134 - Фактически приказ о направлении 9./JG54 в Хезепе, а 12./JG54 - в Ахмер был отдан лишь 7 октября 1944г., после того как в тот день сразу после взлета из Ахмера два Ме-262 были сбиты американскими Р-51 и еще один самолет был расстрелян на взлетной полосе во время разбега.]
        Добрые спокойные дни Ольденбурга закончились.
        Теперь ситуация становилась действительно жаркой. Новые «Фокке-Вульфы» должны были в любой момент доказать, чего они стоят. Каждый день четырехмоторные вражеские бомбардировщики совершали очередной массированный налет, и их всегда сопровождали «Мустанги» и «Тандерболты».
        Вначале янки не всегда могли идентифицировать «Дору-9». Она имела некоторую схожесть с «Мустангом», и наша зенитная артиллерия немедленно открывала по нас огонь, как по вражеским машинам, поэтому пилоты «Тандерболтов» часто думали, что видят перед собой своих собственных товарищей. Это скоро изменилось, и они очень быстро узнали, какие крепкие парни защищают эти два аэродрома на канале Миттельланд.
        Поскольку в воздухе «Турбины» оказывали им достойное сопротивление, они барражировали над двумя этими аэродромами, карауля рискованный момент взлета или посадки.
        Снова и снова горстка храбрых пилотов «Фокке-Вульфов» набрасывалась на вражеские стаи и обеспечивала эффективное воздушное прикрытие для реактивных самолетов. Однако, несмотря на наши превосходные машины, мы несли большие потери, и спустя два дня Дортенман, который базировался в Ахмере, должен был попросить о подкреплении. Я был вынужден сделать то же самое.
        Штаб 9-й эскадрильи располагался приблизительно в четырех километрах от аэродрома - в мирной, идиллической деревне на задворках войны. Если бы отсутствие сыновей, сражавшихся на фронте, не слишком сильно мешало их работе, то крестьяне Мальгартена[135 - Мальгартен - поселок в 4км северо-восточнее Хезепе.] могли бы еще в течение долгого времени быть вне войны.
        Местность вокруг Брамше[136 - Брамше - город, расположенный в 3км южнее Хезепе и в 4км восточнее Ахмера.] очень богата. Поколения трудолюбивых крестьян упорным трудом обеспечили себе комфортное существование, и в глазах жителей Вестфалии[137 - Вестфалия - историческая область на северо-западе Германии.] светилась гордость за свое хозяйство.
        Каждый трактир гордился бесчисленными рядами копченой свинины и колбас, свисающих с массивных закопченных дубовых балок. И это неудивительно, потому что Вестфалия - крупнейший в Европе регион по производству свинины, и не было ни одного крестьянского дома, где нельзя было бы найти славный кусок молочного поросенка.
        Мальгартен для эскадрильи стал раем, садом Эдема.[138 - По библейской легенде, в саду Эдема, земном рае, жили Адам и Ева, которые затем после грехопадения были изгнаны оттуда.] Молочные поросята, гуси, колбасы и свинина - все это действительно можно было отведать здесь на шестом году войны.
        Изголодавшийся наземный персонал начал напоминать откормленных собак, а многие старшие унтер-офицеры должны были заказать новую пару брюк, поскольку потребление свинины в таких больших количествах сделало невозможным ношение старых.
        Тучный почтальон проклинал огромное количество посылок и пакетов, наводнивших его контору после долгих лет тихой службы. Продукты из этого рая отправлялись во все концы Германии.
        -Разве мы не должны пойти сегодня в церковь? - спросил Патт, произнося свою излюбленную шутку. - Солдат имеет право сделать это, герр обер-лейтенант.
        -Вы действительно неисправимы, Патт. Идите, если вам этого хочется.
        -О нет. Мы все должны пойти. Ну что, проявим почтение к старикам Брамше и позволим им увидеть нас, идущих гусиным шагом к алтарю? Обычно они видят нас лишь издали и сердятся, потому что мы захватили лучшие места в их сараях! Хе, хе, хе!
        -Герр обер-лейтенант, Патт прав. Если все мы однажды появимся в церкви, то одержим победу. Я знаю это от штабс-фельдфебеля.
        Каждый с нетерпением ждал, что скажет дальше лейтенант Бартак.
        -Я думаю, что ему требуется некоторая поддержка.
        -Я предполагаю, что вы подразумеваете, что он хочет получить новое фото для своего бумажника? Хе, хе, хе! - прокаркал Патт, размазывая последний кусок масла по толстому ломтю белого хлеба.
        Все засмеялись, поскольку каждый знал о приятном времяпрепровождении штабс-фельдфебеля.
        -Да. Продолжайте, Бартак, - сказал я с интересом.
        -У штабс-фельдфебеля большие трудности с дочерью трактирщика. Его самая последняя подруга настаивает на том, что он должен играть роль важной персоны в папочкиной гостиной, если хочет, чтобы она подмигнула ему. Но это не имеет смысла. Несмотря на всю свою хитрость, он никак не может добраться наверх, в спальню. Тогда ему пришла блестящая идея. Он должен пойти в церковь. Любовь в этих деревнях такая…
        -Штабс-фельдфебель, идущий в церковь. Какая замечательная идея, - произнес Кролл, покатываясь со смеху.
        -Вы можете смеяться, Кролл, пока он штурмует цитадель и завоевывает себе невесту.
        Взрывы хохота прокатились вокруг стола.
        Ординарец выключил настенные бра. Над верхушками деревьев сияло красное солнце, а через открытые окна слышался звон колоколов. Да, это воскресенье.
        На совещании накануне вечером майор[139 - Имеется в виду майор Новотны.] обещал, что пилоты «Фокке-Вульфов» смогут отдохнуть в воскресенье. Но они должны быть готовы к вылету после четырех часов вечера. Он неоднократно предупредил об этом.
        Так что у эскадрильи в тот день было много времени на завтрак. Обычно он проглатывался поспешно, и было еще темно, когда я на своем «Ситроене» отправлялся в Хезепе.
        Когда я поднялся из-за стола, остальные удобно расселись в углу, раскуривая сигары. Скат и шахматы, газеты и журналы, лежавшие на столе, не позволяли нам скучать.
        Это был прекрасный осенний день.
        -Если у вас есть какие-нибудь дела, я предлагаю закончить их к трем часам дня.
        -Мой дорогой Вилли, вы можете объяснить мне, черт возьми, что можно делать в этом негритянском краале,[140 - Крааль - кольцеобразное поселение в Южной или Центральной Африке, внутренняя круглая площадь которого служит загоном для скота.] кроме как играть в скат и есть? - сказал со смехом Зибе. Он три дня назад прибыл в эскадрилью.
        Его ожоги зажили удивительно хорошо, и лишь вокруг запястий были видны красные рубцы.
        -В настоящее время я хочу поехать в Оснабрюкк. Я решил это вчера днем, когда во время атаки «Тандерболтов» внезапно увидел под собой те печальные руины. Я проеду по окрестностям. Возможно, найду какой-нибудь славный сельский трактир или что-нибудь еще. Я вернусь к полудню. Кто-нибудь из вас хочет поехать со мной?
        Зибе и Патт, мои старые приятели еще с фронта вторжения, согласились, и вместе с Туннесом, ординарцем, принесшим корзину с провизией для пикника, мы выехали на экскурсию.
        Оставив позади себя все заботы о предстоящих боевых вылетах, мы ехали в ярком воскресном солнечном свете…
        Маленькие озера, темные рощицы, уютно устроившиеся между небольшими холмами, обширные, крепкие крестьянские фермы, большинство из них с гигантскими соломенными крышами. В воротах, подобно вековым караульным, стояли искривленные дубы или большие липы. Все здесь было крупным, тяжеловесным.
        Неудивительно, что, когда кто-нибудь из военных проезжал через эту местность, жители были упрямы, молчаливы и неуступчивы.
        Наша четверка решила отправиться к Тевтобургскому Лесу.[141 - Тевтобургский Лес - горный массив, расположенный между Иббенбюреном, Билефельдом и Падеборном.] С воздуха окрестности вокруг Иббенбюрена и Теккленбурга[142 - Иббенбюрен - город в 23км западнее Оснабрюкка; Теккленбург - поселок в 19км юго-западнее Оснабрюкка.] выглядели особенно привлекательно.
        -Ваша идея, герр обер-лейтенант, была хороша, - бодро сказал Патт.
        Я сунул ему в рот сигару, и Патт поклялся, что никогда не курил ничего столь великолепного. Было смешно наблюдать за тем, как он растопыренными пальцами держит сигару между губ, мирно попыхивая дымом, который при каждой затяжке поднимается над его веснушчатым лицом, выглядывающем из двигающегося автомобиля.
        -Вы правы, Патт, - согласился Зибе. - Шефу пришла хорошая идея. Этот вечный скат и прочие карточные игры действуют мне на нервы, а в шахматах или в шашках я полный профан.
        Патт согласился.
        Туннес, юнец из Кёльна, который из-за болезни сердца стал медлительным флегматичным человеком, склонным к случайным истерическим вспышкам (штабс-фельдфебель не мог понять, почему командир эскадрильи держал этого «плачущего Вилли»), наслаждался спокойствием, тихо сидя в своем углу, держа на тощих коленях корзину с ветчиной, яйцами и шнапсом. Он думал, что таким образом сбежал из аэродромной столовой, где с утра до вечера был на ногах, носясь от одного офицера к другому и выполняя все их пожелания. Ни один из них не понимал, как ужасно они обращались с ним. Однако этим утром грязную работу мог выполнять кто-нибудь еще, и он улыбался сам себе, подобно школьнику, прогуливающему уроки.
        Вскоре после того, как мы уехали, зазвонил телефон.
        Карточная игра в углу продолжалась. Наконец, из буфетной комнаты вышел Макс, ординарец, и взял трубку.
        -Пожалуйста, один момент, герр майор.
        Затем он повернулся и сказал, что на линии майор Новотны и что он хочет говорить с обер-лейтенантом. Подскочил лейтенант Колодци, маленький, невзрачный пилот.
        -Лейтенант Колодци слушает. Да, герр майор. Нет, герр майор. Герр обер-лейтенант уехал. Да, герр майор, в восемь десять. Я исполню, герр майор.
        С нахмуренными бровями он вернулся к трем остальным. Прежде чем он произнес хоть одно слово, они уже поняли, что их воскресный отдых закончился.
        -Я думаю, что нам тоже лучше было бы исчезнуть. Что вы думаете, Колодци? - спросил обер-фельдфебель Бродт.
        -Хм-м. Не знаю. - Колодци, казалось, вспыхнул от гнева. Он сердито тряхнул копной белокурых волос. - Предполагается, что после отъезда командира я возглавляю эскадрилью, и мы поднимемся в воздух со всем, что у нас имеется. Обер-фельдфебель уже проинформирован и готовит «ящики».
        Лица у всех вытянулись.
        Небольшой грузовик повез пилотов на аэродром. Были собраны карточные игроки, Колодци, Бродт и унтер-офицеры Кёниг и Фосс, и лейтенант Бартак и унтер-офицер Кролл, которые в своих комнатах писали письма. Их сердца бились быстрее, когда они думали, что им предстоит вылететь только шестью самолетами.
        Колодци был старым хитрым лисом. Он стал истребителем в звании ефрейтора и был за храбрость произведен в офицеры. Он ощущал нервозность своих товарищей.
        -Не впадайте в панику. Я прослежу, чтобы мы соединились с Дортенманом. Давайте надеяться, что парни из Ахмера не исчезли.
        Вскоре они прибыли на аэродром. Надеть парашюты - они уже лежат на крыльях, - а затем быстро в кабины.
        Они запустили двигатели приблизительно в 8.14. Несколько минут спустя «Турбины» начали выруливать на взлетно-посадочную полосу, в тот день были только шесть самолетов. Пронзительный вой, и они взлетели, оставляя позади крыльев длинные дымные шлейфы. Если «Фокке-Вульфам» для взлета хватало лишь половины длины взлетной полосы и обычно они стартовали прямо от своих капониров, то для реактивных самолетов бетонную взлетно-посадочную полосу пришлось удлинить на 500 метров.
        В то время как 9-я эскадрилья с парой самолетов-разведчиков кружилась над аэродромом, «Турбины» одна за другой поднимались в воздух. Шасси убраны, и, выполняя широкий разворот, эта шестерка присоединилась к самолету, вероятно взлетевшему из Ахмера. Их целью была армада бомбардировщиков, которая в этот необычно ранний час появилась над Центральной Германией.
        Колодци был в одиночестве. Из Ахмера никто не взлетел. С наземного пункта управления по радио передали приказ оставаться в воздухе еще четверть часа, до тех пор, пока не взлетит Дортенман, чтобы прикрыть посадку возвращавшихся «Турбин».
        -«Виктор», - отрывисто бросил лейтенант Колодци.
        Довольный, он посмотрел на своих товарищей. Вражеских самолетов не было видно. Майор совершенно напрасно приказал им подняться в воздух, поскольку было еще слишком рано для вражеских истребителей. Те никогда не стремились взлетать в сумерках, и им потребуется целый час, чтобы добраться сюда.
        Внизу под «Фокке-Вульфами» мерцала серебряная ленточка канала Миттельланд, который на западе у Райне впадал в канал Дортмунд - Эмс, соединяя Эльбу и Эмс и одновременно систему каналов на территории Северо-Западной Германии и Голландии. В слепящем солнечном свете раннего утра они могли различить темную линию Везера с глубоким треугольным вырезом Вестфальских Ворот.[143 - Вестфальские Ворота - название ущелья около одноименного городка в 4км южнее г. Минден, через которое протекает р. Везер.] На юге на горизонте виднелся Тевтобургский Лес.
        Лейтенант бросил взгляд на часы. Они должны были оставаться в воздухе еще пять или шесть минут. Шесть самолетов продолжали чертить широкие круги на высоте 1,8 тысячи метров.
        Затем поступила информация с наземного пункта управления. Несколькими минутами ранее южнее Оснабрюкка были замечены «Тандерболты», приблизительно сорок машин.
        «Черт, - подумал Колодци. - Это слишком жарко для нас». Он повернул в северном направлении, чтобы иметь возможность приземлиться в Хезепе, когда их полетное время закончится.
        -Бартак вызывает Колодци. Внимание. Что-то блестит выше нас по правому борту, прямо со стороны солнца.
        -Вы правы. Это проклятые «Тандерболты». Не теряйте голову. Возможно, они не заметят нас. Мы снижаемся.
        Они осторожно развернулись на северо-запад и приготовились начать выполнять заход на посадку. Слишком поздно. Подобно вспышкам молний, тяжелые «Тандерболты», с нанесенными желто-черными шахматными клетками,[144 - Такую окраску носовой части имели самолеты 353-й истребительной группы (353FG), входившей в состав 8-й воздушной армии США.] спикировали на шесть «Фокке-Вульфов».
        Завязалась ожесточенная «собачья схватка» при соотношении сил приблизительно семь к одному. Эти шестеро были немедленно отделены друг от друга, что решило их участь.
        Унтер-офицер Кролл был единственным, кто действовал правильно. Он резко бросил свою «Дору-9» в сторону и понесся от спикировавших американцев на юго-восток так быстро, насколько мог. Используя превосходство в скорости, он сквозь неприцельные очереди своих четырех преследователей промчался над Тевтобургским Лесом и приземлился на своей сильно поврежденной машине - шасси не выпускались - в Мюнстер-Хандорфе.[145 - Мюнстер-Хандорф - аэродром на северо-западной окраине г. Мюнстер.]
        Лейтенант Колодци бросал свою машину из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть своих преследователей. В отчаянной лобовой атаке он сбил один «Тандерболт», но на одного зайца было слишком много собак. Колодци не удавалось оторваться - преследователи неумолимо висели у него на хвосте. Ветеран, которого везде любили за его большую скромность, в этом бою встретил свою смерть. Его «Дора-9» врезалась в землю около деревни Зюденде и взорвалась.
        Фосс и Кёниг удержались рядом и смогли помочь друг другу. Когда начали возвращаться первые реактивные самолеты, они поспешили им на помощь. «Тандерболты» в панике отвернули, но не теряли своих жертв из виду, и когда Фосс и Кёниг хотели развернуться, чтобы приземлиться во время новой атаки «Турбин», то поразили их обоих зажигательными, трассирующими пулями. Они разбились в нескольких метрах друг от друга около Ристе,[146 - Р и с т е - поселок в 5км северо-восточнее Хезепе.] на окруженном лесом поле.
        Обер-фельдфебель Бродт встретил смерть над Мальгартеном, его самолет упал всего лишь в нескольких метрах позади столовой эскадрильи.
        Лейтенант Бартак покинул горящую машину около аэродрома. Он ударился о ее хвостовое оперение и сломал ногу, но и он, и Кролл уцелели еще раз.[147 - Лейтенант Фритц Бартак погиб 29 декабря 1944г., когда его FW-190D-9 был сбит и упал около местечка Бад-Бентхайм в 19км западнее г. Райне, а унтер-офицер Герхард Кролл смог пережить войну.]
        Погибшие летчики были похоронены в Брамше 18 октября.[148 - Описанные выше события, когда погибли лейтенант Эрих Колодци, обер-фельдфебель Генрих Бродт, унтер-офицеры Албин Фосс и Карл Кёниг, произошли 15 октября 1944г.] Их положили рядом друг с другом. Утреннее солнце отбрасывало свои лучи на новые могилы так же, как и три дня назад, когда оно через открытые окна столовой светило на четырех, мертвых теперь человек, которые сидели там и с удовольствием играли в карты и которые тогда еще не имели понятия, что их часы уже сочтены.
        Мы вернулись приблизительно около полудня. В прекрасном настроении мы четверо выбрались из автомобиля; ужасные новости так сильно потрясли нас, что впервые в жизни я заплакал слезами ярости. В бешенстве я бросился в свою машину и на полной скорости помчался по узким улочкам небольшого городка. Пешеходы отскакивали на тротуары, проклиная меня, и добропорядочные жители Брамше, чей воскресный отдых я нарушал, качали с неодобрением головой. На скорости 80км/ч «Ситроен» подпрыгивал на рытвинах маленькой дороги, которая вела к каналу Миттельланд. Я проехал по каменному мосту и повернул налево. Мою эскадрилью принесли в жертву.
        Я был уже в Ахмере.
        Показался аэродром, и рядом с ним здание столовой, заскрипели тормоза, и автомобиль остановился. Я вошел в зал столовой, где обедали приблизительно двадцать офицеров.
        -Герр майор, пожалуйста, на минуту.
        Новотны с удивлением и несколько неприязненно посмотрел на человека с ожесточенным лицом, который только что ворвался внутрь. Он положил свою ложку и медленно поднялся. Майор взял меня под руку и вывел из комнаты.
        -Мой дорогой Хейлман, я хорошо понимаю вас. Я знаю то, что вы хотите мне сказать.
        «Забавно, - подумал я. - Я даже сам не знаю, что привело меня сюда». Да, теперь я вспоминал, что хотел сказать Новотны. Я всегда спокойно общался с этим популярным и уважаемым летчиком-истребителем, носившим высшую награду за храбрость - Рыцарский крест с бриллиантами, мечами и дубовыми листьями. Я также восхищался этим худым, бесстрашным человеком, но сейчас я был в крайней ярости, и я взорвался.
        -Это было абсолютно необходимо, герр майор? Вы даете нам свободный день, и я в мирное воскресное утро уезжаю с несколькими своими пилотами, и в то время, пока я вдали, вы посылаете шесть моих «ящиков» на смерть.
        Новотны побледнел. Он толкнул меня в кожаное кресло.
        -Мой дорогой друг, я не знал, что все это начнется так рано.
        -Герр майор, вы здесь полновластный командир. Вы не должны были отдавать приказ на взлет. Вы не должны были так сильно желать сбить еще несколько самолетов после превосходных успехов, достигнутых вами в прошедшие недели.
        -Хейлман, успокойтесь, я не потерплю никаких нападок. Если же вы не можете держать себя в руках, то я выставлю вас.
        Мы уставились друг на друга, и наступила гнетущая тишина. Затем майор налил рюмку коньяку, вручил ее мне и еще одну налил для себя.
        -Если разобраться, то, может быть, вы и правы, и мы должны компенсировать ваши тяжелые потери нашими успехами. Я не забываю, что могу бросить карты на стол лишь в правильный момент, Хейлман. В две недели, я надеюсь, мы будем иметь возможность сделать это.
        -Герр майор, у меня есть просьба.
        -Хорошо, давайте. Я выполню ее, если это возможно.
        -Спасибо. Моя просьба состоит в том, что вы должны поберечь нас какое-то время, иначе вся наша эскадрилья будет уничтожена прежде, чем мы сможем снова восстановиться. Командир группы уже стонет, потому что мы день за днем висим на телефоне, прося его о подкреплении.
        -Что я могу поделать с этим, Хейлман? Я нуждаюсь в воздушном прикрытии аэродрома так же, как нуждаюсь в воздухе, чтобы дышать. Без вас все мои вылеты находятся под угрозой. Пока мы сбили двести сорок шесть четырехмоторных бомбардировщиков и несколько дюжин истребителей, и вы знаете, каковы наши потери.[149 - Трудно сказать, откуда взял Хейлман все эти цифры, вкладывая их в уста Новотны, который, как известно, вскоре погиб. За все время существования «Командования Новотны», то есть с 26 сентября до 9 ноября 1944г., его пилоты сбили всего 22 самолета союзников, причем четыре победы не были подтверждены официально.] Три «Турбины», и все пострадали в результате летных происшествий, а не были сбиты.[150 - Этот разговор должен был состояться 15 октября 1944г., а к этому дню «Командование Новотны» лишилось трети самолетов: три Ме-262 были уничтожены противником, три разбились из-за отказов двигателей и ошибок пилотов, и четыре вышли из строя по различным техническим причинам и в результате полученных повреждений. После этого Новотны получил приказ прекратить все полеты, а в Ахмер была направлена
специальная комиссия. Всего же до 9 ноября 1944г. из 30 самолетов были потеряны 26, погибли шесть пилотов, включая самого Новотны и двух командиров эскадрилий.]
        -Я знаю, герр майор. Нам остается лишь повиноваться, когда вы сообщаете нам о своих успехах, но за неделю мы потеряли семьдесят процентов летного состава.
        -Да, я понимаю ваши проблемы. Так не может продолжаться.
        Он зажег гаванскую сигару, извинился и предложил ее мне.
        -Герр майор, я предполагаю, что необходимо сделать следующее. Мы взлетаем и прикрываем ваш старт, но затем вы должны рассеять вражеские истребители так, чтобы мы имели шанс приземлиться, и только когда наш последний «ящик» окажется в своем капонире, вы сможете уходить. Также прежде, чем ваши «Турбины» приземлятся, они должны оставаться над аэродромом, пока мы не наберем достаточную высоту. Затем уже они могут приземляться.
        Новотны молчал в течение долгого времени. Он тяжело вздохнул и, наконец, кивнул головой.
        -Это неплохая идея. Вы отняли больше четверти часа моего ценного времени, но я не думаю, что это было напрасно.
        -Спасибо, герр майор. Я знал, что вы поймете.
        Глава 11
        15октября стало роковым днем для эскадрильи, самым черным из всех дней. В тот же вечер в ожесточенной «собачьей схватке» были сбиты еще четыре «Фокке-Вульфа». Двое парней погибли, но двое других сумели на своих сильно поврежденных машинах совершить аварийные посадки на открытой местности и остаться невредимыми.
        Дни проходили в неослабевающем напряжении.
        Потери в подразделениях, прикрывавших эти два аэродрома, стали менее серьезными. Они великолепно взаимодействовали с «Турбинами», и вскоре после этого вражеские истребители начали избегать «осиного гнезда» в Брамше. Лишь внезапные атаки с малой высоты наносили ущерб машинам и наземному оборудованию. Несколько ночных бомбежек по площадям также были неудачными.
        Однажды в последний момент перед взлетом мы подверглись атаке с малой высоты. Пилоты уже сидели в машинах, ожидая старта, но делать это в такой обстановке было безумием. Однако я толкнул рычаг дросселя до отказа и помчался вперед. Восемь машин последовали за мной. На бреющей высоте мы набрали скорость в северном направлении и стряхнули с хвоста преследовавших нас «Мустангов».
        Оставшиеся пилоты выпрыгнули из своих «Фокке-Вульфов» и побежали в укрытия. Покинутые машины, естественно, стали для янки легкой добычей. Все они были расстреляны.
        Тем временем наша девятка, набрав высоту, вернулась, и завязался неистовый воздушный бой. На сей раз, имея превосходство в высоте и выполнив хорошо спланированную атаку, я и мои товарищи добились большого успеха. Пять «Мустангов», упав вокруг аэродрома, присоединились к шести горевшим «Фокке-Вульфам», а остальные удрали.
        Во время захода на посадку Прагер заметил одиночный «Тандерболт», который, должно быть, отстал от своей группы. Он сообщил об этом мне, и, тогда как остальные приземлились, мы вдвоем устремились в погоню.
        Ничего не подозревавший «Тандерболт» начал вираж и оказался в прицеле Прагера. Град пуль изрешетил его правое крыло, и все же машина не загорелась. Мы оба скоро поняли, что наш противник был опытным игроком. Нам надо было действовать стремительно, поскольку американец, очевидно, позвал на помощь, а где можно было найти одиночный «Тандерболт», то там недалеко должна быть и целая группа. Так что мы вцепились в него клещами и вместе с ним опускались все ниже. Началась отчаянная погоня на высоте 30 метров над каналом Миттельланд. Мы продолжали его обстреливать, но толстый фюзеляж «Тандерболта» выдерживал прямые нападения.
        Его пилот дрался как лев. На высоте всего лишь 18 метров он выполнил бочку, пытаясь уйти в сторону. Он, словно заяц, резко изменил направление полета, заставив своих двух преследователей вздрогнуть, но Прагер следовал за ним по пятам. Его трассеры неуклонно впивались в фюзеляж янки, и «Тандерболт» рухнул в поле.
        Тридцать минут спустя Прагер и я уже были в Ахмере, около места нашей победы. Мы шли по следу, оставленному рухнувшим «Тандерболтом», более сотни метров. Часть коров на поле в панике разбежались, но машина, совершившая аварийную посадку, все же ударила и убила двух. Одна из них скоро должна была отелиться, и в нескольких метрах от разорванной туши матери лежал мертвый, неродившийся теленок.
        «Тандерболт» был изрешечен словно дуршлаг, но, несмотря на массу прямых попаданий, он так и не загорелся. Он почти целым лежал на зеленом лугу, охраняемый солдатом из саперного корпуса. Впервые после сотен «собачьих схваток» наш противник, практически целый, лежал у нас перед глазами. Забравшись в кабину, мы сравнивали приборную панель и вооружение с нашим «Фокке-Вульфом». Прагер торжествующе достал с кресла пилота парашют. К нему был прикреплен небольшой мешок, содержавший спасательное снаряжение на случай падения в море. Так что наш «ящик» с желто-черными клетками прилетел из Англии.
        Мы тщательно исследовали этот аварийный комплект; он содержал специальный патрон, который при попадании в воду автоматически надувал резиновую шлюпку. Был приложен и маленький парус, который мог использоваться как сигнал бедствия. Мы также нашли пистолет «Вери»[151 - «Вери» - сигнальный пистолет, который был обязательной частью снаряжения как пилотов союзников, так и летчиков люфтваффе.] с патронами и несколько небольших капсул, которые, растворяясь в воде, образовывали на поверхности моря яркое цветное пятно, таким образом привлекая внимание пилотов пролетавших мимо самолетов; также имелись концентрированные пищевые таблетки, маленький пакет вынужденной посадки, который носился на груди и содержал свернутую шелковую карту Германии, компас размером с запонку и маленькую пилку. Прагер поднял свои трофеи, и я понял, что парашют и парус скоро украсят его квартиру.
        Мы встретились с пилотом в Ахмере. Это был неприятно выглядевший юноша лет двадцати в грязной форме и небритый.
        Наглый и циничный, жующий резинку, он давал малопонятные ответы. Очевидно, он был до смерти напуган, и его дерзкая манера держаться была попыткой замаскировать этот страх.
        Мы вышли из комнаты, чувствуя легкое смущение.
        -Техас, - пробормотал я, и казалось, что это слово объясняло все.
        Прибыл генерал-майор Галланд.
        С большим волнением он слушал доклад Новотны, в то время как его помощник, оберст Траутлофт, интенсивно делал какие-то заметки.
        -Мой дорогой Новотны, я надеюсь, вы понимаете, что вы наиболее ценный мой «конь». Без фактов, продублированных письменно в ваших еженедельных рапортах, реактивный самолет никогда не станет истребителем и мы никогда не сможем достичь наших целей. Наиболее важная из них - это прогнать сеющие ужас бомбардировщики из неба Германии. Лишь тогда появится возможность создания надежного, серийно производимого нового оружия, которое позволит нам в последний момент сотворить чудо.
        -Я могу заверить вас, герр генерал, что будет сделано все, что в моих силах.
        -Мы все будем иметь страшные неприятности, если дела пойдут плохо. Давайте больше не будем об этом говорить.
        Далее беседа переключилась на усилия по созданию истребительной авиации большой ударной мощи на основе новых самолетов. Немецкая истребительная авиация никогда не была так сильна в количественном выражении, но она почти полностью состояла из самолетов с поршневыми двигателями. Это был животрепещущий вопрос.
        Горстка идеалистов должна была вести сизифову борьбу[152 - Видоизмененное выражение «сизифов труд», то есть бесполезный труд.] против всезнаек, лености, предательства и саботажа и против тупоголового планирования немецкого Верховного командования. Ежемесячный серийный выпуск реактивных самолетов достиг тысячи машин. Это была главная надежда Галланда, и он планировал полностью перевооружить ими истребительные эскадры.
        -Мы никаким другим способом не сможем получить необходимого преимущества, чтобы компенсировать численное превосходство противника, - заявил Галланд.
        Дортенман и я облегченно вздохнули. Оберст Траутлофт заверил нас, что мы будем следующими в списке на оснащение реактивными самолетами.
        Затем генерал начал говорить об ужасной неразберихе среди высшего командования. Было невозможно взаимодействовать с Герингом. Он постоянно ворчал о трусости и неэффективности своих истребительных эскадр и в качестве протеста прекратил носить все награды, за исключением ордена «За заслуги».[153 - Орден «За заслуги» (Pour le Merite) - прусский орден, учрежденный королем ФридрихомIII в качестве высшей награды за выдающиеся заслуги на поле битвы. Геринг был награжден им 2 июля 1918г. за свои достижения в качестве летчика-истребителя во время Первой мировой войны.]
        Дортенман нахмурился. Мы уже давно поняли, что Геринг несет ответственность за наше теперешнее бессилие, потому что вместо производства истребителей хотел добиться капитуляции Запада в результате тотальных бомбардировок.
        Сегодня мы не имели хорошей защиты, а Гитлер и его паладин не могли понять своей головой, что численность вражеской истребительной авиации, по очень осторожным оценкам, была на 100 процентов выше немецкой. И потом этот кретин еще продолжал говорить о трусости. От прежней славы рейхс-маршала ничего не осталось, и летчики-истребители не выносили даже одного упоминания его имени.
        -Да, и потом эти ископаемые, старые генералы из NSFK, - продолжил Галланд, - особенно Келлер.[154 - Генерал-полковник Альфред Келлер с 26 июля 1943г. возглавлял Национал-социалистический авиационный корпус, основной задачей которого была подготовка молодежного резерва люфтваффе через развитую сеть планерных и спортивных авиаклубов.]
        Вы знаете, как он представляет войну в следующие несколько месяцев?
        Аудитория навострила слух.
        -Вы знаете, что фюрер хотел превратить Ме-163 «Комета» в так называемый «народный истребитель».[155 - Концепция «народного истребителя» была скопирована с уже имевшегося проекта «народного автомобиля» - впоследствии знаменитого «Фольксвагена». В конструкции самолета должны были использоваться нестратегические материалы типа древесины, и для его производства не требовалось привлечения высококвалифицированной рабочей силы.] С «Кометой» все хорошо, и это подтверждено ее испытаниями, но то, как Верховное командование полагает ее использовать, граничит с идиотизмом.
        -Вы знаете, что этот ракетный истребитель должен стартовать к соединению бомбардировщиков под углом приблизительно 70°. Он достигает своего потолка между 9 и 10 тысячами метров, израсходовав все ракетное топливо. Затем он должен под вражеским огнем спускаться вниз подобно планеру. Но никакие законы аэродинамики не помогут ему остаться в воздухе. Он должен приземлиться как планер, а в худшем случае пилот может выпрыгнуть с парашютом. «Комета» очень дешева в производстве, так что в случае чего самолетом можно пожертвовать.
        -Это неплохая идея, но остался лишь пустяк. Чтобы они могли летать, требуются опытные пилоты, а эти идиоты не знают, что нужно делать. «У вас есть поршневые истребители, чтобы летать. Вам не нужны реактивные истребители, иначе зачем выпускать четыре тысячи самолетов с поршневыми двигателями в месяц».
        А этот нелепый, переживший свое время Келлер поддерживает идеи Гитлера. Он осыпает оскорблениями меня, а мои тщательно обдуманные планы, которые основаны на реальных фактах, а не на размышлениях, когда желаемое принимают за действительное, отвергаются снова и снова, потому что все хотят опять начать одерживать победы, - если возможно, завтра, и, уж конечно, в самое возможно короткое время.
        Вы не знаете, что говорится в высоких сферах. Это самообман, дезинформация и много вздора.
        Фюрер, естественно, был восхищен, когда Келлер напыщенно заявил, что он будет использовать эту машину. «Ваш народный истребитель, мой фюрер, изгонит англо-американскую чуму из немецкого воздушного пространства».
        У вас захватывает дыхание, а? Хорошо, держитесь сильнее и послушайте. Это очень просто. Около каждого завода, в каждом городе, на основных дорогах - короче говоря, повсюду, - они в своих умах расставили «народные истребители», словно припаркованные автомобили. Кстати, эти чокнутые не построили самих машин, не имеют необходимых наземных команд, чтобы обслуживать их, но это не имеет никакого значения. Пусть это делают сами рабочие. Ранним утром перед своей сменой, или в обеденный перерыв, или вечером, прежде чем пойти спать.
        Но то, что я сейчас скажу, потрясет всех вас. Это реальные слова, которые произносились на том бредовом совещании.
        Будьте внимательны. «После интенсивных тренировочных курсов молодые рабочие должны „трансформироваться в пилотов“».
        -Извините, что прерываю, герр генерал, но разве все они не были давно отправлены на фронт?
        -Позвольте продолжить, - сказал Галланд. - Я лишь повторяю слова Келлера. Так что эти рабочие должны сами себя запустить в небо и спасти свои заводы и свою страну.
        Так вот, мои трусливые истребители, только взгляните, как они собираются спасать родину!
        У нас не хватило духу, чтобы засмеяться; услышанный бред, эти фантастические идеи относительно тактики действия истребителей заставили нас вздрогнуть. Новотны коротко бросил:
        -Мы, кажется, вступаем в период карнавала.
        Чему тогда удивляться, если в результате подобного обсуждения на высоком уровне должно было последовать самоуничтожение?
        Но еще задолго до этого неутомимый защитник своих планов, этот упрямый, жесткий генерал Галланд, вместе со своим заместителем, оберстом Траутлофтом, и всем своим штабом, будет уволен из люфтваффе.[156 - 12 января 1945г. Геринг, уже давно неприязненно относившийся к Галланду, снял его с должности инспектора истребительной авиации. После этого в люфтваффе разразился острейший кризис, названный потом «мятежом истребителей». Командиры истребительных эскадр и дивизий составили меморандум, в котором потребовали радикальных перемен в люфтваффе. 22 января 1945г. встреча их представителей с Герингом завершилась обещанием последнего расстрелять всех «мятежников». До этого дело не дошло, но все они были сняты со своих постов. Сам Галланд был отправлен под домашний арест, его телефоны прослушивались, за домом велась слежка, начался сбор малейшего компромата на него. Галланд уже думал о самоубийстве, когда на помощь пришел рейхсминистр вооружений Шпеер. Он поехал к Гитлеру и добился, чтобы тот отдал приказ прекратить преследование Галланда. Генералу предоставили право сформировать истребительную группу,
оснащенную Ме-262, чтобы на деле доказать его превосходство в качестве истребителя.]
        На прощание Галланд записал в военном дневнике:
        «В самый мрачный для Германии момент, Боже, дай силы прокладывающим дорогу новому и веру в то, что они смогут исполнить свою задачу.
        Мы должны вернуть господство в воздухе над священной землей нашей страны и сделать немецкую истребительную авиацию самой мощной в мире.
Адольф Галланд, командующий истребительной авиацией».
        Глава 12
        Успех «Турбин» превысил все ожидания.[157 - Как уже отмечалось выше, это утверждение, мягко говоря, сверхоптимистическое. Реальные успехи «Командования Новотны» были очень скромными, что во многом объяснялось тем, что большинство пилотов, включая самого Новотны, были недостаточно хорошо знакомы с Ме-262. В то же время сами летчики считали, что успехов им не позволяют добиться технические недоработки, и прежде всего дефекты двигателей и шасси.] Люди с надеждой ждали дня, когда смогут вручить майору Новотны рапорт о своих успехах.
        Все они хотели летать на этих супермашинах; тысячи этих самолетов были замаскированы в лесах вокруг аэродромов около Аугсбурга,[158 - Это еще одно утверждение Хейлмана, которое относится, как говорил Галланд, к «желаемому, принимаемому за действительное». Действительно, в марте 1944г. около г. Ландсбергам-Лех, в 35км южнее Аугсбурга, началось строительство гигантского бетонного бункера, в котором планировалось ежемесячно собирать около 900 Ме-262, но до конца войны оно так и не было завершено. К 4 ноября 1944г. были собраны 239 серийных машин, а всего до конца войны - 1433 Ме-262, при этом многие из них были уничтожены еще на заводских аэродромах в ходе бомбежек союзников или потеряны в результате аварий из-за технических неполадок, не успев попасть в боевые части.] и все же по какой-то непонятной причине они так никогда и не были задействованы в военных операциях.
        Их успех остановил соединения вражеских истребителей, которые все более и более бойкотировали районы вокруг Хезепе и Ахмера. Таким образом, обстановка в воздухе для пилотов «Фокке-Вульфов» стала легче, и они могли более успешно использовать свои новые машины. В летных книжках обеих эскадрилий стало расти число сбитых вражеских самолетов.
        Подавленное расположение духа трансформировалось в чувство спокойного и удовлетворенного расслабления, которое можно было ощутить везде.
        После жаркого спора с комендантом аэродрома, старым, призванным из запаса оберстом, который оказался все еще способным исполнять эти обязанности, я дошел до предела. Старик не мог понять тех требований, которые молодой командир эскадрильи выдвигал в пользу своих людей. Когда он отказался и больше не было никакого иного выхода, появилось знаменитое обращение к Верховному командованию: «Я не могу допустить, чтобы мои пилоты, между изматывающими боевыми вылетами, жили в пустых каморках, в то время как эти карьерные служаки, которые не знают о войне ничего, за исключением информационных сводок вермахта, ведут комфортную жизнь в великолепно оборудованных домах». И спустя несколько дней Хезепе получил нового коменданта аэродрома. Вновь прибывшим оказался веселый, энергичный пилот бомбардировщика майор Гайслер,[159 - Зигфрид Гайслер до ранения командовал 2-й группой 76-й бомбардировочной эскадры и за боевые вылеты на Ju-88A был награжден Рыцарским крестом.] который больше не мог летать из-за того, что потерял одну ногу.
        Майор Гайслер собрал в бараках чиновников и бюрократов, которые в течение нескольких лет жили словно принцы в своих новых владениях, оборудовав их со всеми удобствами мирного времени: стулья, картины, лампы и занавески, - и передал все это пилотам 9-й эскадрильи, чтобы те могли обустроить свои помещения.
        Теперь мы сидели вокруг маленького стола, ведя оживленную, веселую беседу. Я устроил официальную вечеринку и пригласил из Ахмера Дортенмана вместе с несколькими офицерами из группы Новотны. Были также приглашены майор Гайслер, новый комендант аэродрома (которого мы хотели отблагодарить), бургомистр Хезепе с женой и несколько девушек с центрального поста управления, с которыми мы дружили. Время от времени между пилотами и этими девушками возникали любовные отношения. Пока мы пили кофе, состоялось отменное представление. Оказалось, что среди наземного персонала был великолепный комик, чье красноречие буквально околдовывало аудиторию. Мы также сумели найти артиста мюзик-холла, который сорвал бурные аплодисменты своими карточными фокусами, ловкостью рук и магией.
        Группа старших офицеров собралась вокруг коменданта аэродрома и бургомистра и теперь обменивалась своим боевым опытом. Майор Гайслер поведал ряд захватывающих историй о своих полетах над Англией. Неожиданно оказалось, что лейтенант Прагер находился в Сент-Омере, когда генерал Галланд еще командовал 26-й истребительной эскадрой «Шлагетер».[160 - Галланд командовал JG26 с 22 августа 1940г. по 5 декабря 1941г. Эскадра получила почетное наименование в честь одного из главных «мучеников» в нацистском мартирологе Альберта Лео Шлагетера. Будучи членом Добровольческого корпуса, он участвовал в борьбе с французскими оккупационными властями в Рурской области. По обвинению в шпионаже и саботаже Шлагетера арестовали и 26 мая 1923г. по приговору французского военного трибунала расстреляли. Позднее нацистская пропаганда сделала из него национального героя.] Он начал рассказывать подлинную историю о том, как был сбит английский ас уинг-коммендер Бэдер,[161 - «Спитфайр» командира авиакрыла «Тангмер» уинг-коммендера Дугласа Бэдера был сбит 9 августа 1941г. в районе французского г. Абвиль в бою с Bf-109F из
II./JG26. Выпрыгнув с парашютом, английский пилот попал в плен и вернулся домой лишь после окончания войны. Бэдер был легендарной личностью, поскольку, потеряв в конце 1931г. в авиакатастрофе обе ноги ниже колена, он затем не только научился ходить на протезах, но и снова стал летать. В 1940 -1941гг. он одержал 20 личных, четыре групповых и шесть вероятных побед и повредил 11 немецких самолетов.] но его рассказ был прерван комиком, который теперь изображал «кряка»,[162 - «Кряк» - так в люфтваффе шутливо называли пилотов, которые по собственной вине повреждали самолеты во время грубых посадок.] разрушителя «ящиков», и привлекал всеобщее внимание. Смеясь, он отпускал остроты в адрес присутствующих. Он насмехался над одним из пилотов, совершившим ненужную аварийную посадку. Но никто не знал, сможет ли следующей весной аист опустить в его дымоход сверток с младенцем.[163 - Немного видоизмененное немецкое выражение, которое можно перевести как «никто не был уверен в своем будущем» или «никто не загадывал, что будет завтра».]
        5 ноября 1944г.
        «Зеленое сердце» уже как три недели было придано специальной группе Новотны.
        Я только что взлетел со своими людьми, чтобы прикрыть посадку возвращавшихся «Турбин», которые сбили несколько самолетов из большого соединения бомбардировщиков над Райне. Эскадрилья барражировала на высоте 4,6 тысячи метров, когда приземлились первые «Турбины». С наземного пункта управления сообщили, что район чист от вражеских истребителей. Несколько «Тандерболтов» замечены над Бурштейнфуртом, но это было достаточно далеко. Все «Турбины» из Хезепе исчезли с взлетно-посадочной полосы, и я сделал круг над Ахмером. Медленно снижаясь, я видел эскадрилью Дортенмана, кружившую ниже меня.
        -Хейлман - Дортенману. У вас все хорошо?
        -Дортенман - Хейлману. Двое из наших отсутствуют.
        На связь вышел наземный пункт управления и приказал, чтобы я приземлялся. Дортенман оставался в воздухе до возвращения двух отсутствовавших «Турбин». «Фокке-Вульфы» 9-й эскадрильи медленно выполняли широкий разворот на курс 270°.
        Я постепенно снижался. Внизу лежал Хезепе.
        Внезапно странное чувство беспокойства заставило меня оглянуться. Черт! Кажется, наша численность увеличилась. Сзади к нам приближались тридцать «Тандерболтов». Бежим! Дюжина «Фокке-Вульфов» последовала за мной: я резко отвернул в сторону и на полной скорости начал в пикировании уходить от атакующих «Тандерболтов».
        Вражеский огонь был крайне неточен. Из опыта известно, что в крутом пикировании очень трудно прицелиться, потому что центробежная сила дергает тело вверх. Кровь приливает к голове и на какой-то момент в глазах темнеет.
        Я решил пикировать к Ахмеру, где Дортенман все еще барражировал в воздухе и мог прийти мне на помощь.
        -Хейлман - Дортенману. Ответьте.
        -«Виктор». Что с вами?
        -Внимание. Набирайте высоту. У меня на хвосте тридцать «Тандерболтов». Я прямо над Ахмером.
        -Хорошо, Вилли. Здесь на подходе последняя «Турбина». Это, должно быть, майор.
        -Новотны - Хейлману. Продержитесь. Я приближаюсь.
        Это был Ахмер. Я повел свою эскадрилью влево к позициям крупнокалиберных зениток. Зенитчики великолепно разобрались в ситуации и начали стрелять по пикирующим «Тандерболтам» из всего, что у них было. Их концентрированный огонь оглушил и ослепил янки, потому что те отвернули вправо.
        В следующий момент со стороны солнца спикировал Дортенман со своими четырнадцатью машинами. Четыре горящих «Тандерболта» упали на краю аэродрома. Огромные столбы огня поднялись в воздух.
        Я схватился за рычаг компрессора наддува. К нашей большой радости, мы поняли, что можем подниматься быстрее, чем «Тандерболты», которые теперь тоже набирали высоту. (Быть выше врага - половина победы.)
        На этот раз янки действительно получили по шее.
        Дортенман заходил с юга, готовясь ко второй атаке. Через группу «Тандерболтов», подобно стреле, пронеслась «Турбина». Один из толстых «ящиков», вращаясь, упал на землю. Дортенман открыл огонь, и еще две машины загорелись.
        Американцы так и не смогли сделать свой обычный оборонительный круг. Они должны были следить за своими противниками, нападавшими со всех сторон. Я был ведущим, и моя эскадрилья теперь имела ощутимое превосходство по высоте над врагом. «Тандерболты» быстро приближались, но они были дезорганизованы. Единственным их спасением был хороший оборонительный круг или ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть, на крутых виражах, которую немецкие истребители всегда должны были вести против численно превосходящего врага.
        Талли-хо! Три «Тандерболта», вращаясь, падали к земле.
        Неконтролируемое чувство победы завладело пилотами «Фокке-Вульфов». Они радостно болтали друг с другом по двусторонней связи. Это была великолепная месть за 15 октября. Ни одному из «Тандерболтов» нельзя было позволить уйти.
        Новотны пролетел мимо словно молния; четыре 30-миллиметровые скорострельные пушки сеяли смерть и разрушение среди вражеского формирования. Было бессмысленно кидаться в бой с такой машиной, она просто обгоняла их и снова догоняла, когда ей было нужно. Она была подобна экспрессу, проносящемуся мимо человека, стоявшего около железной дороги, и так же, как человек отпрыгнул бы в сторону, поршневые истребители имели лишь один шанс на спасение - отвернуть в сторону и бежать.
        Новотны вышел в эфир. Его горючее было на исходе. Из соображений безопасности он должен был приземлиться в Хезепе.
        Я немедленно полетел с четырьмя машинами, чтобы прикрыть этот район. Поэтому я покинул место боя. Дортенман мог справиться с оставшимися «Тандерболтами». Жалко, что некоторым удалось уйти, но Новотны был значительно важнее.
        «Фокке-Вульфы» следовали за «Турбиной» с такой скоростью, которую позволяли развить их компрессоры наддува.
        Я мог видеть самолет майора, выполнявший широкий круг перед заходом на посадку в Хезепе.
        В тот же самый момент мое сердце замерло…
        Словно дикая стая шершней, приблизительно тридцать «Тандерболтов», вероятно вызванные на помощь их товарищами в ходе боя, пикировали на Новотны.
        Майор, должно быть, заметил опасность в самую последнюю секунду. Он попытался уйти, но его скорость теперь, когда он заходил на посадку, была мала. Почему он не выпрыгивал с парашютом?
        -Майор, прыгайте.
        Слишком поздно. Пораженная разрушительными очередями дюжины «Тандерболтов», «Турбина» перевернулась через правое крыло, неистово полыхая.
        Она разбилась позади Мальгартена. Взрыв разнес ее на части, и в воздухе поднялся столб огня высотой 15 метров, через несколько секунд превратившийся в облако черного дыма, которое по спирали поднималось в голубое небо все выше и выше, словно исчезающий призрак.[164 - Надо отметить, что весь приведенный выше рассказ о гибели Новотны не отвечает реальным фактам. В действительности майор Новотны погиб 8 ноября 1944г., а не 5-го, как пишет Хейлман. Около полудня в воздух поднялись всего два пилота из «Командования Новотны», с аэродрома Хезепе - лейтенант Франц Шалл, а с аэродрома Ахмер - Новотны. Шалл сбил два Р-51, но затем оба двигателя его Ме-262 одновременно заглохли. Планируя, он попытался дотянуть до Хезепе, но был атакован Р-51, и едва успел выпрыгнуть с парашютом, прежде чем самолет взорвался в воздухе. Новотны, по докладам по радио, сбил В-24 и Р-51, а потом вступил в бой с еще одной парой «Мустангов». Потом из левого двигателя Ме-262 показалось пламя, и он передал на командный пункт, что возвращается. Обер-лейтенант Дортенман, чьи FW-190D стояли на взлетной полосе Ахмера в полной готовности,
запросил разрешение на взлет, но Новотны ответил, что помощи ему не требуется. О том, что затем произошло, точно неизвестно. По одной версии, он был сбит американцами, а по другой - своими же зенитками. Последними неясными словами Новотны, которые слышали на земле по радио, были «я горю» или «он горит». С аэродрома Ахмера видели, как приблизительно в 5км к северо-востоку, в районе г. Брамше, из облаков вышел Ме-262, у которого горели оба двигателя, и, перевернувшись через крыло, рухнул вниз. Его обломки были найдены около поселка Эпе в 3км северо-восточнее Брамше. Полураскрывшийся парашют, обнаруженный рядом на дереве, позволил предположить, что перед тем, как Ме-262 взорвался в воздухе на высоте 300 -400м, Новотны все же смог покинуть самолет, но его парашют зацепился за хвостовое оперение. Необходимо также добавить, что имеющиеся данные не подтверждают и приведенное Хейлманом большое число сбитых «Тандерболтов».]
        Отважный майор Новотны был мертв.
        Когда потрясенная поисковая группа прибыла на место падения, она нашла среди дымящихся обломков лишь его правую руку, кусочки его дубовых листьев, мечей и бриллиантов. Искусственные камни были вырваны из своих гнезд.
        Ахмер и Хезепе впали в глубокую депрессию. Какой ужасный конец для такого аса, как Новотны. Быть сбитым, словно неподвижная мишень, не имея возможности сражаться. Непобежденный и сбитый во время посадки, так погиб человек, который должен был раз и навсегда доказать долгожданное и решающее превосходство реактивного истребителя. Кроме того обстоятельства, что преждевременная смерть Новотны лишила командующего истребительной авиацией его секретной козырной карты и спутала его планы, она также лишила эту специальную группу ее главной опоры.
        Несмотря на посмертно признанные успехи и принесение в жертву одного из лучших в мире летчиков-истребителей, горячо ожидавшееся перевооружение истребительных групп реактивными самолетами так никогда и не началось.[165 - В конце ноября 1944г. началось формирование новой истребительной эскадры - JG7, которая затем была полностью оснащена Ме-262. В память о погибшем майоре Новотны она получила почетное наименование «Новотны». Летая на реактивных «Мессершмиттах», пилоты JG7 до конца войны сбили 263 самолета.]
        Глава 13
        Наступило 16 декабря этого тяжелого 1944г. Ураган безжалостного огня обрушился на позиции врага. После многочасового беспрерывного артиллерийского обстрела над Эйфелем и Высоким Фенном[166 - Эйфель - название северо-западной части Рейнских Сланцевых гор. Высокий Фенн - горный массив севернее Эйфеля, между немецким г. Ахен и бельгийским г. Мальмеди.] поднялась стена пламени, и мощные ударные армии пришли в движение. Поток танков прорвался сквозь вражеские позиции. Немецкие «Королевские тигры» демонстрировали свое превосходство, уничтожая все, что было перед ними, сокрушая пехоту и принуждая ее отступать далеко назад от линии фронта.
        Прорыв удался и, как в ранние дни войны, немецкое Верховное командование планировало продвинуться через Льеж и Брюссель к Ла-Маншу и взять вражеские бронетанковые части в смертельные клещи.
        Этот неожиданно быстрый первоначальный успех пробудил большие надежды; передовые танки были на подходе к Брюсселю. Другой мощный удар расколол фронт в Арденнах[167 - Арденны - западное продолжение Рейнских Сланцевых гор, находящееся на территории Бельгии, Франции и Люксембурга.] на большом участке, и лишь с величайшими усилиями - безжалостно бросая в бой свои последние резервы и подтянув войска с других участков фронта - Эйзенхауэр смог заткнуть прорыв и остановить немецкое наступление. Огромные соединения британских и американских самолетов беспрерывно кружили над наступающими немецкими частями. «Мародеры» были словно воздушная пехота; вооруженные двенадцатью пулеметами, они пикировали на наступавших. Нескончаемые бомбардировки по площадям достигали своей цели. «Тайфуны», от использования которых в качестве истребителей давно отказались, снова начали использоваться и своим оружием - неуправляемыми ракетами - уничтожали «Тигр» за «Тигром».
        А где были немецкие люфтваффе?
        Они пребывали в неподвижности…
        И проходили переоснащение…
        И ожидали приказа…
        -Какая полная неразбериха!
        -Не говорите, майор. Несчастные идиоты, смогли провести сами себя. Этот небольшой бросок к Брюсселю ничего не значит.
        Майор Гайслер и я стояли перед большой картой, которая висела в комнате для инструктажей. В течение трех дней маленькие синие флажки едва переместились на запад, и не было никакой необходимости использовать синий карандаш, чтобы отмечать изменения линии фронта.[168 - В ходе наступления в Арденнах немецкие войска к 26 декабря 1944г. продвинулись только на 90км.]
        Мощное, почти ставшее успешным наступление замерло на мертвой точке.
        -Я не знаю, что они там наверху думают, - произнес я, задумчиво покачивая головой. - Это был наш самый последний шанс, возможно, последнее хорошо спланированное и хорошо подготовленное контрнаступление, а они провели его даже без поддержки люфтваффе.[169 - Наступление под кодовым наименованием «Вахта на Рейне», начавшееся 16 декабря 1944г. силами 6-й танковой армии СС, 5-й танковой армии и 7-й полевой армии, из-за плохих погодных условий фактически прошло без массированной поддержки со стороны люфтваффе. Активно действовали лишь ночные штурмовые группы и привлеченные ночные истребители, атаковавшие узлы связи и коммуникации англо-американских войск.]
        -Герман[170 - Имеется в виду рейхсмаршал Геринг.] хочет вести свою собственную войну и не намеревается рисковать заново укрепленными люфтваффе в пользу Рундштедта. И все же рискнуть стоило.
        -Вы правы, Хейлман. Когда думаешь о командирах танков, там, на линии фронта, когда их великолепные «Тигры» один за другим повергаются в прах в отсутствие немецких истребителей, пытающихся сбросить с неба эти несовершенные, старые «Тайфуны», то едва можешь вынести этот удар.
        -Я не такой сумасшедший, чтобы ставить на карту свои машины и человеческие жизни, но, по моему мнению, наш долг помочь армии. По крайней мере, мы должны были попытаться и показать тем на другой стороне, что мы еще существуем.
        Я резко отвернулся от майора и зажег сигарету. Гнетущая тишина тяжело повисла в комнате.
        -Хейлман, я думаю, что наши тайные опасения оказываются верными.
        -Вы подразумеваете, что бессмысленно забивать себе голову и беспокоиться о том, что все равно вылетит в трубу. Бесполезная трата наших последних резервов и нелепое харакири.[171 - Здесь подразумевается, что подобная бесполезная трата резервов была отчасти похожа на ритуальное самоубийство японских самураев, которые таким способом избегали позора поражения.]
        -Хм-м, к сожалению…
        -Вы знаете, майор, я похож на собаку, чья конура горит, но которая боится выскочить наружу, потому что боится грозы.
        А затем, наконец, пришел приказ действовать.
        В разгар приготовлений к сочельнику раздался телефонный звонок из Ольденбурга, командир группы приказал нам немедленно перебазироваться в Фаррельбуш.[172 - Фаррельбуш - аэродром в 30км юго-западнее г. Ольденбург.]
        Меня совершенно не радовало это нелепое жонглирование, особенно потому, что ставило под угрозу проведение вечеринки эскадрильи в сочельник. Я очень ясно сказал об этом.
        -Хорошо, но я ничем не могу помочь вам. Мы должны быть завтра готовы действовать из Фаррельбуша.
        Спорить было бессмысленно. Я почувствовал, что Вайсс также был поставлен в тупик этим приказом. Так что я закончил разговор и, дав привычный военный ответ: «Слушаюсь, герр гауптман», повесил трубку.
        Краткое, лихорадочное размышление, и я принял решение. Часть пилотов должны вылететь в Фаррельбуш незадолго до наступления сумерек. Я останусь с другой частью эскадрильи и последую за ними, как только начнет светать.
        Я позвонил Дортенману и уговорил его согласиться на это. Тот же самый приказ был получен и в Ахмере.
        В ранних зимних сумерках сочельника «Фокке-Вульфы» 9-й эскадрильи в последний раз рулили по аэродрому Хезепе. Они волнами поднимались в воздух.
        Машины с мощным ревом проносились сквозь тоскливый туман. Когда самолеты собрались в боевой порядок «пеленг», они сделали прощальный круг над Хезепе, который в течение десяти долгих недель был ихдомом. Пилоты 9-й эскадрильи на малой высоте в последний раз промчались над взлетно-посадочной полосой и затем исчезли в северном направлении.
        Необычная, несвойственная тишина повисла над Хезепе, последние лучи заходящего солнца играли на летном поле, ласкали мастерские и ангары, играли тенями вокруг покинутых капониров и освещали пустой аэродром тускнеющим красным светом.
        Два часа спустя…
        Сельский клуб был с любовной тщательностью увешан флагами. Голые стены были полностью закрыты зелеными сосновыми ветками, столы, заставленные едой и вином, были расставлены большой подковой. Штабс-фельдфебель с его комитетом по организации вечеринки приложил огромные усилия, чтобы сделать этот сочельник настолько красивым, насколько это было возможно. Люди ужинали с чувством ожидания хорошего. Вероятно, много гусей было уничтожено прежде, чем все отложили ножи и вилки. Ординарцы быстро убрали столы и зажгли свечи на рождественской елке.
        Мысленно все люди были со своими любимыми дома.
        «Тихая ночь, рождественская ночь…»
        Я сказал несколько слов. Моя речь была короткой и несентиментальной. Это было Рождество военного времени, и атмосфера горя, разрывавшихся сердец и наша горящая страна требовали только реалистических и трезвых фраз. Радостное послание христианам о том, что Иисус пришел в мир для спасения страдающего человечества, людей, ведущих солдатскую жизнь, было горьким на вкус, словно хина. Кто здесь мог верить в Бога, доведенный до отчаяния знанием того, что его родную Восточную Пруссию постиг крах, а его собственные жена и дочери изнасилованы и, может быть, погибли?
        Кто мог восхвалять Бога перед лицом бесконечных страданий и жертв многолетней ожесточенной войны? Те, кто сидел за столами, не были рабами, но их несчастья далеко превысили все мыслимые пределы.
        Они больше нуждались в ободряющих словах и помощи друзей; это все еще имело некоторое значение.
        -И мы должны пройти этот путь, мои друзья. Все мы знаем, что это наш последний сочельник в ходе войны, что бы ни случилось…
        Истинное чувство товарищества позволяет нам сделать нашу участь более терпимой.
        Когда два года назад к югу от Ленинграда я присоединился к «Зеленому сердцу», рождественские свечи горели на вражеской земле, подобно надежной, защитной стене вокруг нашей дорогой страны.
        Наши сердца принадлежали нашим любимым дома, наша вера - фюреру, а наши тела - родине.
        В это Рождество, однако, рождественская елка горит в одиночестве, она подобна задыхающемуся символу на окутанной смертью земле, и у нас не осталось никакой веры. Наши души потеряны и, в конце концов, они будут прокляты.
        Но, друзья мои, одна вещь неизменно в наших сердцах. Каждый удар сердца напоминает нам о матерях, женах, детях или отцах, и наши мысли постоянно с ними в этом страшном бедствии. Мы протягиваем руку помощи нашим товарищам, чтобы эту горькую участь стало немного легче переносить.
        Я закончил свою речь тихим голосом. Люди осушили рюмки, а подняли они их за единственную вещь, которая осталась у них, в то время как их страна рушилась в огне и захлебывалась в крови, - «За товарищество». Красный свет свечей тепло мерцал над столом с подарками, и, скрывая свои эмоции - некоторые утирали слезы, - каждый пытался улыбнуться, вспоминая святого Николая, протискивающегося со своим тяжелым мешком через дверь.
        Мы быстро свернули наш праздничный ужин, хотя это был сочельник. Грузовики авангарда уже покинули Мальгартен. Как только стало рассветать, Дортенман и я отправились в путь. В холодном сером свете моторизованная колонна эскадрильи двинулась по узким улицам в северном направлении, к своему новому аэродрому, Фаррельбушу. Он лежал всего в нескольких километрах к северу от Клоппенбурга.
        В то время как колонна наземного персонала была все еще в пути к своему новому дому, истребители группы вылетели оттуда на первое боевое задание.
        Великолепное зрелище, любоваться которым мы не могли долгое время. Более восьмидесяти истребителей со сверкающими фюзеляжами держали курс в сомкнутом строю на высоте 3,7 тысячи метров. Дополнительные топливные баки висели под фюзеляжами, словно тяжелые бомбы, это было длинное путешествие - более 350 километров. Приказ гласил: «Патрулирование над фронтом в секторе Льеж - Нанси, штурмовые атаки».
        Нам требовался почти час, поскольку полет проходил на крейсерской скорости, чтобы сохранить топливо. «Фокке-Вульфы» держали курс, стрелка компаса указывала на 225°.
        Под нами проплывала угольная страна.[173 - Имеется в виду Рурский угольный бассейн.] Здесь в Северо-Западной Германии не сохранился ни один город, и наихудшим из всего было опустошение Рура.
        Это, должно быть, был Оберхаузен, рядом с ним Боттроп. Немного дальше лежал Мюльхайм - груда руин. Однако заводские трубы дымились, и завихрявшийся дым поднимался на три тысячи метров над этим промышленным центром, подобно гигантскому грибу.
        В дополнение справа появилась серебряная ленточка Рейна с Дуйсбургом впереди, затем показались горы Рейнланда, с Зауэрландом[174 - Зауэрланд - название горного массива, расположенного юго-восточнее Дортмунда между городами Хершайд и Мешеде.] на севере. Небо было затянуто серой завесой облаков. Эскадрилья была вынуждена снизиться до 900 метров, так как впереди была сильная «грязь», двигавшаяся в северном направлении со скоростью приблизительно пятьдесят километров в час. Так что два часа назад парни из метеослужбы дали правильный прогноз.
        Мы летели над Рейном. Над северным Эйфелем погодная ситуация была тяжелой. Гигантские черные облака громоздились в небе. Истребители должны были держать строй в сложных метеоусловиях. В полете «Фокке-Вульфы» всегда держали друг друга в поле зрения. Эта погода не была неприятной - наоборот, идеальной для штурмовых атак.
        «Зеленое сердце» пересекло линию фронта ниже облаков. Двигатели ревели, показания указателей числа оборотов стремительно росли. Теперь «Фокке-Вульфы» должны были лететь по крайней мере со скоростью 560км/ч, чтобы иметь возможность уйти от зенитного огня и спикировать на выбранные цели.
        Оружие было приведено в готовность, подсветка прицелов включена, и в поле зрения уже появились первые цели. Это были «Тайфуны», ведшие обстрел немецких танков. Вайсс приказал Дортенману, который летел ниже его слева, снижаться. «Фокке-Вуль-фы» 8-й эскадрильи, словно ястребы, спикировали на свою добычу.
        Они значительно превосходили устаревшие «Тайфуны», и бой продолжался лишь несколько минут. Дортенман, оставшись выше своей эскадрильи, с большим волнением наблюдал за его результатами. Без потерь с нашей стороны были сбиты четырнадцать «Тайфунов».
        Было невероятно грустно, что эти истребители танков атакованы в Рождество. Они действовали на этом участке фронта с 16 декабря, когда началось наступление, и самолетами, остановившими немецкие танки, были именно «Тайфуны».
        В том же районе находились эскадрильи Ме-109. Мы хорошо слышали их по радио.
        Крик «Индейцы!» предупредил нас о появлении «Тандерболтов». Осторожно. Наша цель должна была быть внизу слева.
        Но все еще ничего не было видно. Выполняя широкий разворот, мы внезапно попали в плотный туман, стелившийся над землей на небольшой высоте. Прямо перед нашими машинами возник огненный барьер из разрывов зенитных снарядов. Оказалось, что мы летели над некими сильно защищенными позициями. Крумп, лейтенант из Ахена, и Прагер, который уже несколько дней командовал 10-й эскадрильей, были вынуждены пролететь со своими «Фокке-Вуль-фами» сквозь стену огня. Пока остальные следили за небом, две эскадрильи в течение десяти минут опорожняли свой боекомплект на войска союзников внизу. Каждая достойная цель была «разбита».
        Я с 9-й эскадрильей барражировал сверху. Гряда облаков ограничивала видимость. Казалось, что кабину окутывают влажные серые гигантские покрывала.
        В эфир вышла наземная радиостанция. Это был передовой полевой пост связи с самолетами, вероятно действующий из танка и призывавший помощь. Их атаковали с малой высоты приблизительно восемьдесят «Мустангов», которые шли тремя волнами.
        Я бросил взгляд на карту, прикрепленную к левому предплечью. Это должно быть вот здесь.
        Все, Вайсс со своими парнями уже начал атаку.
        Он был расторопным. Там внизу мы видели роящиеся пестрые, зеленовато-коричневые, самолеты.
        -Вайсс - всем эскадрильям. Поочередно. Атакуем!
        Крумп пошел вниз, и двадцать самолетов парами последовали за ним.
        Позади него двигался Дортенман со своими парнями.
        Как всегда бывает в воздушных боях, тот, кто заходит на своего противника сверху, имеет преимущество. «Мустанги» не имели сверху никаких самолетов прикрытия, которые бы вели наблюдение за воздушным пространством. Они заплатили за эту безответственность и были полностью дезорганизованы.
        Командир группы со своими самолетами снова набрал высоту, и, пока я прикрывал их сверху, Вайсс и его пилоты спикировали на дюжину «Мустангов», которые пытались ускользнуть.
        -Хейлман, давай по-быстрому, - послышался юношеский голос Зибе. - Наши маленькие друзья пробуют уйти.
        -Слишком поздно, Курт, - бросил я нетерпеливо.
        «Фокке-Вульфы» уже были на хвосте у беглецов.
        Очереди разноцветных трассеров. Стройные истребители с их прямоугольными воздухозаборниками радиаторов, похожими на рыбьи челюсти, закувыркались в воздухе. Американцы защищались, выполняя сумасшедшие фигуры высшего пилотажа, но все же не могли стряхнуть немцев. Один «Фокке-Вульф», начав захватывавшую дух горку, потерял скорость, и, свалившись в штопор, стал падать вниз. Я с тревогой смотрел на пикирующий самолет. Это была желтая «девятка». Фельдфебель Дехлерс из берлинского Вильмерсдорфа.[175 - Вильмерсдорф - юго-западный район Берлина.] Машина была слишком низко, чтобы успеть набрать необходимую скорость. Облако пламени поднялось в воздух, подтвердив мои опасения.
        Затем в мой прицел попал «Мустанг», спасавшийся от двух «Фокке-Вульфов». Не более чем с 50 метров я вколотил смертоносный свинец в его узкий фюзеляж. Пламя забило струей, и «Мустанг» взорвался, превратившись в огненный шар. Я съежился в кабине, поскольку мимо меня засвистели обломки уничтоженного «Мустанга».
        Моя эскадрилья сбила по крайней мере семь «Мустангов», прежде чем Вайсс отдал приказ собираться. Настало время для обратного полета, потому что в начале боя некоторые пилоты сбросили свои дополнительные баки и теперь должны были экономить топливо, если хотели добраться до дому.
        Подобное некачественное планирование было верным признаком недееспособности Верховного командования, аэродромы располагались от района боевых действий на расстоянии двух с половиной - трех часов полета, что позволяло находиться над линией фронта лишь полчаса.
        Уже в самом начале полета над бассейнами Мюнстера и Рура часть истребителей вовлекалась в ожесточенные воздушные бои и, таким образом, никогда не добиралась до линии фронта, потому что после сброса дополнительных баков уже не имела достаточного запаса топлива.
        Геринг действительно вел свою собственную войну.
        Пятью днями позже летчики-истребители точно узнали, почему их отправили на северо-запад.
        Доктор Хертель, старший метеоролог, сделал свой доклад. Пилоты ворчали и просили Хертеля оставить их в покое.
        Погода была очень мрачной. Видимость была лишь 20 метров, и никто не мог сказать, где кончалось небо и начиналась земля.
        Тем утром нас разбудили как обычно. В первых лучах света мы не смогли разглядеть через окна ничего, кроме молочной завесы тумана. Радостные, мы вернулись обратно в кровати и натянули на голову одеяла. Мы проспали почти до полудня.
        А затем пришел приказ быть в готовности, несмотря на невозможность взлета в таком плотном тумане, стелившемся над землей.
        Синоптик нервно крутил свои очки в желтой роговой оправе, пока сообщал нам прогноз погоды. «Туман над землей локальный. Он рассеется в пределах часа».
        Пилоты поморщились. Если туман не рассеялся к полудню, то было 99 процентов вероятности, что он останется и далее.
        -Сообщается о снежных бурях над Руром. Вы можете обогнуть их, поскольку станции в Рейнланде сообщают о благоприятной летной погоде. Они дают облачность в один балл - небо полностью затянуто облаками, нижняя кромка облачности между 180 и 460 метрами. Верхняя - на 1850 метрах.
        «Это бессмысленно при наших проклятых „ящиках“», - думали пилоты.
        -Дальше летные условия становятся более благоприятными. Погода улучшается. Над Эйфелем видимость уже между тремя и шестью километрами. Над целью же вы попадете в полосу прекрасной погоды. Нижняя кромка облачности на 900 метрах, с разрывами.
        Затем последовали данные о скорости ветра, барометрическом давлении и т.д. Доктор Хертель относился к своей работе очень серьезно.
        Командир группы провел инструктаж, и пилоты направились к своим самолетам, на которых ругающиеся замерзшие механики уже прогревали двигатели.
        Дортенман, Крумп, Прагер и я сопровождали командира группы к месту, где Кикс разбил свой штаб.
        Гауптман Функ, офицер разведки, только что положил трубку телефона.
        -Они сегодня совершенно чокнулись, - сказал он вновь прибывшим. - Они только что спросили, в десятый раз за последние три четверти часа, можем ли мы взлететь. Очевидно, эти кретины не знают, что мы сидим в сплошном гороховом супе. Хертель подтвердит, что я говорю.
        -Да, мой дорогой Функ. Всегда одна и та же история. В течение недель ничего не происходит, а потом мы, конечно, должны выполнять боевые вылеты в канун Нового года, потому что там ни у кого нет времени, чтобы подумать, - проворчал Вайсс, влезая в летный комбинезон.
        -26-я эскадра вылетела тридцать минут назад, - объявил Функ.
        Телефон снова пронзительно зазвонил.
        -Я сегодня оборву провода у этого ублюдочного аппарата. Послушайте, что я собираюсь сказать им…
        -Да, герр оберст, - произнес Функ, слегка склонившись к телефону, в то время как мы усмехались за его спиной. - Так точно, герр оберст. Старт по нашему решению, в пределах получаса. Да, герр оберст. Если мы не получим дальнейших приказов. До свидания, герр оберст.[176 - Возможно, речь идет о командире JG26 полковнике Йозефе Приллере, поскольку с 25 декабря 1944г. III./JG54 была придана его эскадре.]
        У Функа перехватило дыхание, когда он посмотрел на ухмылявшегося Вайсса, потом он заметил, что и все мы тоже усмехаемся.
        -Что тут настолько чертовски смешного? О да… Хм-м… - Гауптман кончиком пальца смахнул невидимую пылинку с левого кармана своего кителя. - Так, герр Вайсс, вы должны взлететь, несмотря на погоду, в пределах самое позднее тридцати минут вы должны сменить II./JG26. Если к тому времени по метеорологическим условиям вылет будет невозможен, мы должны будем ждать новых приказов.
        -Ясно, хорошо. - Закурив сигарету, Вайсс подошел к командирам своих эскадрилий, которые обсуждали проблему перед картой. - Парни, все не настолько плохо. При такой отвратительной погоде мы, по крайней мере, долетим до цели.
        Последние машины поднялись в воздух. Командир группы приказал выстроиться так, чтобы каждая эскадрилья летела позади другой пеленгом, и на малой высоте лег на курс в южном направлении. Над Тевтобургским Лесом было крайне опасно. Нижняя кромка облаков была всего лишь в 50 метрах над горами. Надо надеяться, что ситуация не станет еще хуже, заставив нас подниматься сквозь эту мерзость. Летчики-истребители не любили слепых полетов. Мы много тренировались, но маленькие скоростные истребители заставляли стрелки альтиметров скакать, и еще было слишком большое запаздывание в показаниях приборов. Никто не мог быть спокойным и хладнокровно управлять своей машиной. Природные инстинкты не работали. Когда вы думали, что летите как обычно, взгляд на стремительно уменьшающиеся показания альтиметра и указателя скорости говорил о том, что машина вошла в пикирование. Если нижняя кромка была на высоте более тысячи метров, пилот мог волноваться не так сильно. Как только он выходил из облаков, у него имелось достаточно времени, чтобы снова выровнять самолет.
        Группа скользила под серовато-черным сводом облаков. Видимость была почти нулевой, иногда лишь 30 метров над покрытыми лесом вершинами. Необходимо было с огромным вниманием следить за летевшим впереди, чтобы его воздушный поток не поймал вас и не закрутил словно увядший листок.
        Видимость несколько улучшилась. Темные, мрачные руины какого-то города проскользнули внизу подобно призраку. Небольшая река - и за ней канал. Это был Хамм с каналом Липпе.[177 - Некоторая путаница в названиях: город Хамм стоит на реке Липпе, вдоль которой построен судоходный Хамм-канал.] Настало время, чтобы изменить курс вправо, полеты над Руром на малой высоте при такой отвратительной погоде были невозможны из-за аэростатов заграждения.
        Начался сильный снегопад, лишивший нас видимости. Это было адское путешествие.
        -Говорит Вайсс. Мы должны набрать высоту. Держитесь вместе как приклеенные, иначе будет плохо. Сохраняйте свою позицию. Курс 180°. Скороподъемность шесть метров в секунду. Никаких изменений скорости. Я сообщу, какие у вас должны быть обороты двигателя.
        Командир группы продолжал давать новым пилотам детальные и точные инструкции.
        Мой «Фокке-Вульф» довольно спокойно летел во мраке. Я хладнокровно наблюдал за приборами на приборной доске. В такие опасные моменты нельзя было ни на секунду давать волю нервам, иначе каждого неизбежно ждало несчастье.
        Отталкивающая темнота окутывала нас. Это, должно быть, был очень толстый слой облаков. Синоптики говорили - до 1800 метров.
        900, 1000 метров…
        Нельзя было не думать о том, что в твою машину может врезаться твой же товарищ. У меня на лбу от напряжения выступил пот.
        1400 метров…
        Не менее толстые серые волны тумана. Ох! Крылья начали покрываться молочно-белыми кристалликами. Обледенение! Это должно было случиться. Пилоты боялись этого, машина в таких условиях вела себя непредсказуемо и ненадежно. С каждой минутой элероны и рули становились все менее послушными, поскольку их схватывал лед. Аэродинамика полностью изменялась, летные характеристики значительно отклонились от нормы и в любой момент «ящик» мог свалиться в пикирование, словно сложившая крылья утка.
        1800 метров…
        Я начал дышать спокойнее, поскольку внезапно стало светлее. Было уже видно, как мимо кабины, подобно плывущему покрывалу, дрейфовали облака. Из молочного тумана показались первые темные пятна - силуэты самолетов.
        2000 метров…
        Появились первые голубые пятна неба. Туманная дымка сверху замерцала словно серебряная. В любой момент мы могли выйти из облаков.
        2200 метров…
        Слепящая белизна резала наши глаза. Сверкающие облака проносились под нами, а вокруг, насколько могли видеть глаза, было яркое голубое небо. Впереди перед группой в глубине облачного горизонта лежал оранжевый диск зимнего солнца. Внизу проплывали словно сделанные из ваты облака - очаровательный зимний пейзаж с причудливыми пиками и возвышающими холмами. Искрящиеся отражения света, мягкие зеленые и фиолетовые тени, золотистые вершины и сверкающие блестки.
        «Чудо, - сказал я сам себе. - Мы действительно хорошо справились с этим». Бок о бок в четком строю, эскадрилья за эскадрильей продолжали свой путь на юг.
        Где мы?
        Вайсс вызвал наземный пункт управления и попросил засечь наше местоположение.
        Он спокойно начал отсчет. На цифре 9 это стало скучно, и он перешел на алфавит. Антон, Берта, Дора, Эмиль…
        В этот момент его прервали.
        -Вы в секторе Ида - Зигфрид - Три.
        Вероятно, все пилоты сделали одну и ту же вещь - посмотрели на свои карты, на которых, словно сетка, были квадраты, отмеченные зеленым и красным цветом.
        «Ида - Зигфрид - Три». Один момент. Да, Зауэрланд, западнее Арнсберга.[178 - Арнсберг - городок в 18км северо-западнее г. Мешеде.]
        Командир группы выполнил правый разворот и лег на новый курс, 230°. Мы летели этим курсом в течение сорока минут. Теперь мы должны находиться над Эйфелем, и если облака над линией фронта не рассеются, как пророчили синоптики, то вся наша миссия потерпит фиаско, поскольку никто не решился пикировать сквозь эту «грязь», когда не знаешь, где заканчиваются облака и начинается земля.
        Через пять минут появились первые ожидаемые темные пятна среди белой волшебной страны. Чем дальше на запад летели истребители, тем больше облака дробились, и скоро через огромные разрывы мы смогли ясно увидеть заснеженный пейзаж, темные, грязные следы дорог и рек, а затем и город.
        -Вайсс - Крумпу. Снижайтесь и посмотрите, сможем ли мы благополучно пройти через разрыв.
        -«Виктор». - 7-я эскадрилья, круто развернувшись, нырнула в разрыв.
        -Крумп - Вайссу. Сильный зенитный огонь. Следуйте за мной.
        -Меняем курс, точно на запад. Следуйте за мной.
        Снижая обороты двигателей, звено за звеном пикировали сквозь промежуток в облаках. Нижняя кромка облачности была на 550 метрах. Яркое волшебство дневного света исчезло. Нас приветствовал бешеный заградительный огонь зениток. Мы мчались сквозь него в западном направлении.
        Впереди Петер Крумп покачивал крыльями своего самолета.
        Короткая передышка, чтобы уточнить нашу позицию. Мы должны были быть уже далеко во вражеском тылу. Прямо впереди, параллельно реке, бежала двухколейная железная дорога. Это Маас? Нарисовались неясные очертания разбомбленной станции, а затем промелькнул большой город. Зенитки. Черт, они выбрали свои позиции хорошо. Два «Фокке-Вульфа» взорвались.
        -Дортенман - Вайссу. Это - Арлон.
        Так что это был не Маас. Это, должно быть, его приток.
        Мы добрались. Смотри в оба. Талли-хо! Охота началась. Здесь было множество хорошей дичи: склад, обширное поле с палатками и бараками, переполненными снаряжением всех видов, загружающиеся джипы. На опушке леса громоздилась огромная куча контейнеров.
        -Вперед!
        Обстановка для «Зеленого сердца» была простой, почти никакой противовоздушной обороны. Не торопясь и стреляя, как будто на полигоне, «Фокке-Вуль-фы» уничтожали свои одиночные цели.
        Смертоносный дождь с пикирующих и резко взмывающих вверх машин, выполнявших атаку за атакой, продолжался пять минут. Непроницаемое, уродливое облако желтого дыма скрыло горящий укрепленный лагерь.
        Позднее добычей истребителей стали две длинные колонны грузовиков. Разбитые, хаотично разбросанные автомашины заблокировали дорогу.
        Мы пронеслись мимо большой деревни. Стоп - что это было?
        Она была переполнена войсками.
        Повсюду мы могли видеть танки, наспех и плохо замаскированные. Это была моя первая штурмовка населенного пункта. В Нормандии мы всегда жалели дома и деревни, но здесь было все по-другому. Там, где в больших количествах прятались танки, забота о человеке отступала на второй план. Это слишком важная военная цель, да и кто беспокоился о гражданских жителях в немецких городах?
        Мы оставили позади себя гигантское море огня.
        Затем «Зеленое сердце» достигло линии фронта. Нижняя кромка облачности здесь была на 370 метрах, и, чтобы истребители не стали легкой целью для зенитной артиллерии, Вайсс приказал нам лететь на бреющей высоте. С земли немедленно потянулись красные и желтые трассеры.
        Две машины из 10-й эскадрильи получили попадания и разбились.
        Внезапно «Зеленое сердце» оказалось вовлеченным в «собачью схватку» с «Тандерболтами». В то время как Вайсс с оставшимися двумя эскадрильями поспешно уходил, вражеские истребители пикировали на нас со всех сторон словно сумасшедшие осы.
        Топлива было мало. Мы должны выйти из этой драки, иначе не сможем долететь до дому. Легче сказать, чем сделать, в таком ожесточенном бою. Крик Крумпа: «Талли-хо!» Поздравляю. Были сбиты по крайней мере двенадцать «Тандерболтов» и «Мустангов», но и «Зеленое сердце» получило взбучку и потеряло пять «Фокке-Вульфов».[179 - Хейлман снова чрезвычайно оптимистически оценивает результаты боя. Фактически 27 декабря 1944г. III./JG54, вылетевшая с аэродрома Фаррельбуш, около 13.00 в районе г. Мюнстер была внезапно атакована сверху 486-й новозеландской эскадрильей, летавшей на новых истребителях «Темпест» Mk.V. В результате были сбиты пять FW-190D: четыре - из 10-й и один - из 12-й эскадрильи, три пилота погибли, а двое были ранены. Сами же новозеландцы потеряли один «Темпест», и еще один истребитель получил тяжелые повреждения, но смог вернуться на свой аэродром.]
        Я оглянулся на своего ведомого. Он держался сзади. Юный Зандельмейер. Это был его первый боевой вылет, и он вел себя хорошо.
        «Фокке-Вульфы» уходили один за другим.
        День прошел хорошо, подумал я, вытирая пот с лица тыльной стороной кожаной перчатки. К этому моменту лидер уже должен был быть над Эйфелем.
        -Обер-лейтенант, внимание! Заходит с правого борта!
        -Переворот через крыло. Держитесь за мной, Зандельмейер, иначе вас сделают.
        С ожесточенной решимостью мой ведомый и я развернулись в лоб шести «Тандерболтам». Янки это не понравилось. Они спасовали и дрогнули, подобно собакам, когда вы смотрите им в глаза.
        Огонь! Активно использую рули, чтобы рассеять очереди, огонь.
        Что это? Проклятье! Боеприпасов больше нет. Ленты пусты. Ничего, хотя это угнетает. Отвратительное чувство, когда твое оружие становится бесполезным и не остается ничего другого, как трусливо и торопливо лететь домой.
        Приведенные в замешательство градом огня «Тандерболты» ушли вверх, два «Фокке-Вульфа» прошли в нескольких метрах ниже их, и теперь словно сумасшедшие мчались над долинами и вершинами Эйфеля. Боеприпасов больше не было. Будем надеяться на Бога и на то, что никто не спикирует на нас сверху.
        Зандельмейер выругался. Он отставал. Его двигатель не тянул, вероятно, он получил прямое попадание.
        -Тяните сколько можете. Я доведу вас до Бонна.
        Я снизил обороты своего двигателя, и две машины
        медленно заскользили над лесами и деревнями в направлении Рейна. Благодаря Богу погода улучшилась.
        -Зандельмейер, следите за показаниями приборов. Прежде всего за сигнальным индикатором шасси. Если вы будете вынуждены приземлиться, а он горит красным цветом, не теряйте самообладания. Вы сможете выполнить аварийную посадку. Если же стойки шасси выйдут только наполовину и вы не сможете их снова убрать, то вы должны будете приземляться парашютированием на довольно большой скорости, чтобы они сломались.
        -Понял, герр обер-лейтенант.
        Теперь мы по двусторонней связи слышали Вайсса, который приказывал группе снова собраться вместе над Кёльном. Так что группа все еще летела раздробленно.
        Рейн. Какой замечательный вид. Левый разворот…
        Зенитный огонь. Слабоумная деревенщина. Разве они не видят, кто мы?
        -Зандельмейер, есть аэродром. Полуоборот вправо и прямо впереди.
        Я вывел своего товарища к аэродрому Бонн-Хан-гелар.[180 - Этот аэродром был расположен около поселка Хангелар, в 5км северо-восточнее г. Бонн.]
        Во время посадки Зандельмейер избежал неприятностей. Все закончилось хорошо, и он присоединился к нам на следующее утро. Я в одиночестве на максимальной скорости мчался на бреющей высоте. Я должен был торопиться, поскольку красная лампа уже горела. Осторожно. Топлива осталось лишь на четверть часа.
        Глава 14
        Прагер, Зибе и я с большим волнением следили за ракетами, взлетавшими из Тевтобургского Леса. Их следы в небе можно было видеть до горизонта. День за днем это грандиозное зрелище повторялось. Дымные шлейфы зигзагами расплывались в небе ранним утром или как раз перед полуднем, но главным образом вечером. Сверкающее красное пламя стремительно превращалось в желтовато-белый столб дыма. В течение почти минуты его было видно на горизонте. Можно было четко различить траекторию ракет, когда они начинали поворачивать на заданный курс.
        -Так что, это - «Фау-2»? - задумчиво спросил Курт Зибе.
        Мы втроем шли через сосновый лес, чтобы заполучить гуся для подруги Зибе.
        -Хорошо, пора нам заиметь еще кое-что. «Фау-1» больше не волнуют англичан, - заметил Прагер. Начиная со своего прибытия в Фаррельбуш, он никогда не переставал ворчать. Ничто не избегало его критики, и относительно любых надежд на обещанное чудо он с горькой усмешкой говорил: это чудо, которое «так долго отлаживают, успеет съесть моль».
        -Взгляните на эту. Она сошла с курса! - Я возбужденно показал на огненный след, который вместо того, чтобы, как обычно, подниматься вверх, уходил под углом 30° к Рейну.
        -Вилли, я скажу вам кое-что. Это, должно быть, довольно паршивая техника. И я не хотел бы быть одним из тех, что находятся в экспериментальной группе. Я предпочитаю наш цирк.
        -Чепуха, Курт. Когда приблизительно от десяти до двадцати тонн взрывчатки взлетят на воздух,[181 - Ракета А4 («Фау-2») имела стартовый вес около 10 тонн, масса боевой части составляла одну тонну.] вы ничего не почувствуете. Все закончится слишком быстро, гораздо быстрее, чем когда один из наших парней загибается в своей кабине.
        -Как вы думаете, насколько высоко они летят? - спросил Зибе.
        Я произвел небольшие вычисления.
        -Это простейшая задача тригонометрии, которую старый папаша Гленц преподавал мне бог знает сколько лет назад. Это очень просто. Отсюда до Тевтобургского Леса приблизительно сто километров. Самый высокий дымный след все еще виден. - Я вытянул свою правую руку, образуя треугольник. - Вон там. Так что мое плечо образует угол приблизительно 40°. Поскольку мы должны иметь прямоугольный треугольник с известной длиной одной стороны и одним известным углом (в дополнение к прямому углу), то высота там должна быть приблизительно 56 километров.
        -Черт возьми! - присвистнул сквозь зубы Прагер.
        Я не понял, был ли его свист вызван восхищением
        моими познаниями в математике или же удивлением от колоссальной высоты полета ракеты.
        -Посмотри, - сказал я, - «Фау-2» выстреливается более чем на сто километров вертикально в небо. Затем она выравнивается, и наводится с земли на цель, и, достигнув ее, падает, по крайней мере, так в теории.
        -Боже Всевышний. Это должно быть ужасно. Никакая противовоздушная оборона не сможет справиться с этим, не будет даже тревоги, кажется, нет никакой возможности защищаться. А они все еще продолжают мирно ловить рыбу в Темзе.
        -Старик, ты путаешь Лондон с Парижем. Англичане - это не «лягушатники», которые часами могут сидеть ловя рыбу в Сене, так ничего и не поймав. - Зибе по-ребячески засмеялся, хлопнув Прагера по плечу.
        -Меня меньше всего заботит, Курт, идут ли они ловить рыбу или продолжают кутить вокруг Пикадилли,[182 - Пикадилли - площадь со знаменитой статуей Эроса, расположенная в центральной части Лондона, одна из главных достопримечательностей британской столицы.] или как там называют это проклятое место, но внезапно падает «Фау-2», и с ними покончено. Смерть появляется с ясного неба, и район, возможно, в несколько сотен квадратных метров просто исчезает, в одну минуту он есть, а в другую…
        -Но это еще не самое худшее, Хейни. У мозга нет времени, чтобы осознать это. Но только подумайте о вечном, отвратительном страхе, ужасном чувстве неизвестности. Когда появится следующая и где она упадет?
        -К черту это, Вилли. Почему мы должны беспокоиться? Только посмотрите, что они уже годами делают с Руром. Поезжайте со мной домой и посмотрите, какая там жизнь. Сирены, ревущие безостановочно, постоянная необходимость бежать из укрытий на работу, а затем назад в укрытия. Вы должны когда-нибудь вкусить это. - Хейни Прагер сердито колотил своей узловатой тростью по траве, поднимая в воздух снежинки.
        К этому времени мы вышли из леса. Это было недалеко от птицефермы. Зибе отправился вперед, а Прагер и я сказали, что подождем его здесь.
        -Вы знаете, Прагер, все это больше не развлекает меня. Это чистое убийство, безжалостное, мерзкое уничтожение. Времена подлинного воинского искусства, мужественности, чести и долга ушли навсегда. Посмотрите, мы, солдаты, рискуем своей жизнью и проливаем свою кровь, чтобы еще раз отвоевать для Германии место под солнцем, что другие мировые державы хотят предотвратить. Помогаем своей родине приобрести славу и богатство, сделать ее большой и сильной, чтобы она могла стать процветающей, хорошо организованной страной, гарантирующей нашим семьям приличное будущее.
        И как офицер, я, как предполагается, должен давать людям блестящий пример, чтобы они следовали за мной с истинным и преданным чувством товарищества. Но в этот ад… нет.
        Современная война не более чем ужасный молох. Пока он остается на линии фронта, я ничего не имею против, поскольку за права, которые нельзя отстоять интеллектуальным и моральным оружием, всегда должен сражаться бронированный кулак, но убийство нельзя переносить в глубокий тыл. Мы вступили в войну, чтобы защитить женщин и детей,[183 - Можно поспорить с подобным утверждением Хейлмана, несомненно бывшим следствием нацистской пропаганды, под влиянием которой выросло целое поколение молодых немцев.] то есть выполнить задачу, которая всегда стояла перед людьми с тех пор, как они стали людьми, но убивать женщин и детей врага, жечь его дома и здания - это омерзительный и постыдный акт.
        Я больше не могу помогать этому, Хейни, и не хочу больше иметь дела ни с чем подобным. Я ненавижу эту массовую резню, и моя ненависть не знает границ. Любой, кто хочет остаться приличным человеком и спасти свою душу, должен кричать своим верхам: «Хватит войны!»
        -Вы думаете, что я не чувствую того же самого? Сейчас появился шанс. Полагаю, что ни один из нас не сказал бы это два или три года назад.
        -Вы правы, мой друг. В те дни я страстно изучал Клаузевица[184 - Клаузевиц Карл - прусский генерал, написавший ряд работ, посвященных теории войн. Его изречение из труда «О войне», что «война есть просто продолжение политики другими средствами», впоследствии стало знаменитым и цитируется до сих пор.] и других великих военных теоретиков. Но возможно, Клаузевиц был прав. Конечно, в свой период, когда сказал, что война - это первопричина всего.
        -В соответствии с сегодняшним положением вещей я хотел бы сказать, что лишь это страшное испытание может привести народы земли к миру. Победитель будет фактически столь же беден, как побежденный, и человеческому сознанию, возможно, понадобится время, чтобы осознать, что люди должны посвятить свою жизнь решению общих экономических проблем.
        -Вы неисправимый идеалист, Вилли. Мне уже почти не на что надеяться. Даже во времена наемников был широко распространен лозунг «Уцелевший всегда прав». И я надеюсь, что вы доживете до конца этой войны, чтобы увидеть, как большевики, янки и томми будут победно размахивать кнутом. Адольф тогда уже будет мертв, а все несущие вместе с ним ответственность уничтожены. Люди смогут испить варево, которое они сами состряпали. Но кто-то все еще верит в право. Бог и мир будут чертовски одурачены.
        -К сожалению, вероятно, вы правы. Что случится в конце войны? Они предадут нас, когда петух еще трижды не прокукарекает. Уважение к чести умирает вместе с честью, благоговение умирает со страхом и уничтожением всех храмов. Нас, солдат, будут встречать словами позора и упрека. Победители будут делать это, а наш собственный народ будет порочить нас через уста нового правительства. «Вы хотели этого», - будут говорить нам с презрительной усмешкой. Долой форму. Сорвите свои ордена и знаки отличия.
        -Люди только будут рады сорвать с нас символы изнурительной борьбы, страданий и смерти, и горе тем несчастным из нас, которые окажутся в руках жаждущих мести.
        Будет восстановлен рабский труд старых времен. Никакой человек не может быть собственностью другого, кроме как по собственному согласию. Это называется «Права человека», не так ли?
        И опять горе постигнет человека, который имеет смелость высказывать собственное мнение. Его можно сравнить с сумасшедшим, шагающим ночью через наполненный грабителями лес с зажженной свечой.
        Мы будем загнаны в какой-нибудь угол наших разрушенных городов, чтобы сидеть на корточках и умирать от голода.
        Под адскими, слепящими лучами мести каждый из нас должен будет найти свой собственный путь, подобно одинокому страннику, потерявшемуся в лесу, прорубающему своим топором тропинку сквозь джунгли, останавливающемуся время от времени и внимательно вслушивающемуся в слабые отдаленные звуки, которые доказывают, что и другие находятся на той же самой тропинке, что и он сам.
        Я спрашиваю вас, после всех наших страданий, лишений и смерти, мы, солдаты, действительно заслужили это?
        Мои слова с трудом выходили наружу, словно через толстый слой ваты.
        -Поступайте так, как я делаю, Вилли. Полностью наслаждайтесь жизнью. С одной стороны смерть, а с другой - лишнее мгновение яркой, роскошной жизни. Вы часто хмурились, старина, когда я вел себя как сумасшедший, но будьте справедливы. Разве я не вправе взять все, что мир может дать мне? Если мы должны потерпеть неудачу, то давайте идти на дно с развевающимися флагами под звуки органа, пока вся эта проклятая ситуация не взорвется.
        В этот момент показался и стал быстро приближаться Зибе, державший под мышкой гуся. Правой рукой он зажимал клюв птицы, чтобы гогот не выдал его присутствие незнакомым ушам.
        Темнота опустилась на лес, когда мы возвращались обратно домой. Мы спешили в барак Бартака, где должны были убить и выпотрошить птицу. К своему изумлению, мы обнаружили нашего друга спящим.
        -Тихо, - прошептал Прагер, приложив указательный палец к губам. - Приготовьтесь включить свет.
        Он положил гуся на грудь Бартака. Заново обретя свободу, испуганная птица загоготала, вперевалку прошлась по лицу спящего человека и неистово захлопала своими крыльями. Такой шум разбудил бы мертвого.
        Раздался булькающий вскрик. Я неожиданно включил свет. Гусь метался по кровати, хлопая крыльями и дико крича.
        -Какого черта вы сделали это? Вы почти до смерти напугали меня.
        -Идите сюда, выпейте шнапса, и все пройдет.
        Мы веселились так долго, что раздражение лейтенанта постепенно спало.
        Наконец, Зибе достал свой складной нож и зарезал гуся. Он был большим специалистом в этом деле.
        Оказалось, что этот жареный гусь стал последней пищей для обер-лейтенанта Бартака, который на следующий день был сбит над Райне в бою со «Спитфайрами».
        Окна автобуса, который тем зимним утром 29 декабря вез пилотов на аэродром, покрылись льдом. Окружающая местность изменилась словно по мановению волшебной палочки, и везде вокруг ярко сверкали кристаллики льда.
        Внезапно стало очень холодно. Область высокого давления, сформировавшаяся над Азорскими островами, накануне ночью достигла Северо-Западной Германии, которая в течение недель находилась в зоне низкого давления. Наступил прозрачный, холодный зимний день, и, когда над лесами юго-восточнее Клоппенбурга поднялось бледное солнце, белый заснеженный пейзаж запылал замечательной смесью оттенков от темно-красных до золотисто-желтых и синевато-белых. Темно-синее небо над сосновыми лесами, тонкие деревья покрыты толстым слоем снега, а свежий утренний ветер мечтательно раскачивает их белые кроны. Золотой дождь падал с ветвей на землю.
        Ранним утром начались интенсивные боевые действия. Было приказано вылетать эскадрильями, поскольку сообщалось о наличии вражеских соединений, распределенных над обширной областью небольшими группами. Это снова были ставшие уже обычными штурмовые атаки «Тандерболтов» с шахматной окраской и «Мустангов» с красными носами[185 - Красную окраску коков винтов и носовой части капотов двигателей имели Р-51 из 4-й истребительной группы (4FG), входившей в 8-ю воздушную армию США.] - они были старыми знакомыми «Зеленого сердца».
        7-я и 10-я эскадрильи поднялись в воздух. Достигнув некоторого успеха, они вернулись в сектор Оснабрюкка.
        Солнце стояло высоко, и его лучи тысячекратно отражались от яркого, слепящего снега, покрывавшего землю вокруг Райне.
        Дортенман сидел в своей кабине в готовности к взлету, ожидая лишь команды на старт. Сообщалось о новых атаках истребителей-бомбардировщиков в районе Дортмунд - Райне.
        В штабе находились командир группы, я со своей компанией и офицер из службы связи. В этот момент пришло сообщение о соединении четырехмоторных бомбардировщиков, появившемся над побережьем Голландии. Вайсс серьезно посмотрел на своих офицеров, и мы поняли, что этот красивый, солнечный день станет трудным испытанием для нас. Никаких признаков облаков, которые могли бы послужить прикрытием.
        Из громкоговорителя раздался приказ для «Зеленого сердца». Вайсс схватил пистолет «Вери», открыл окно и выстрелил зеленую ракету - сигнал на взлет Дортенману.
        Двигатели заревели, воздушные струи от винтов отбрасывали позади самолетов снежные вихри. Машины неслись по летному полю в направлении штаба.
        Все офицеры в штабе изумленно смотрели на это. Именно в этот момент гауптман Функ возбужденно закричал:
        -«Индейцы» над аэродромом!
        Все бросились к окну, словно хотели увидеть забаву. Маленькие черные точки с каждой секундой становились все больше в полуденном небе. Вайсс схватил наушники.
        -Вайсс - Дортенману. Атака на малой высоте из-за позиций зениток. У вас на хвосте «индейцы».
        Слишком поздно. В следующее мгновение началась дикая гонка. «Мустанги», наши старые противники с красными носами, приблизительно тридцать машин.
        Зенитчики начали стрелять из всего, что у них было. Развернулась схватка на крутых виражах. Самолеты над самой землей бросались в сумасшедшие горки, делали головокружительные бочки и развороты с набором высоты на грани сваливания, чтобы вырвать преимущество у врага.
        С потемневшими лицами мы снизу смотрели на ужасную игру, развернувшуюся на гигантской арене вверху. Вайсс продолжал отдавать по радио инструкции, но он не мог ничего сделать. Там, наверху, каждый пилот держал свою судьбу в своих руках.
        Три упавших «Мустанга» горели на «палубе», но и четыре «Фокке-Вульфа» завершили свой последний полет. В такой близости от земли не было никакой возможности выпрыгнуть с парашютом. Тела разлетались на куски вместе с разбивающимися самолетами.
        Красная «единица» Дортенмана неслась над летным полем, преследуя «Мустанг», который отчаянно пытался уйти. Затем Дортенман открыл огонь, «Мустанг» сделал последнее отчаянное усилие, чтобы отвернуть, и на полной скорости врезался в хранилище топлива. Спустя несколько секунд пламя поднялось на сотни метров вверх над аэродромом.
        Дортенман покачал крыльями в знак победы. Однако потом он должен был обороняться, поскольку, когда он выполнял вираж в противоположном направлении, на его хвосте оказались три преследователя.
        Ветеран сохранил спокойствие. Он выполнил крутую горку и на головокружительной скорости заскользил на крыло над аэродромом. Враг теперь был справа от него.
        Мы внизу затаили дыхание. Пока все шло хорошо, но ему еще предстояло справиться с ними. Если он хотел уберечь свою жизнь от неприятностей, то должен был немедленно садиться.
        Те три «Мустанга» последовали за ним вниз. Они хотели сбить его, в то время как он пытался совершить вынужденную посадку.
        Дортенман приземлился, «Фокке-Вульф» снова подпрыгнул в воздух, словно взбесившийся козел; но он был опытный пилот и заставил свой самолет прижаться к земле. Оставив на белом снегу черный след длиной около 300 метров, он остановился только на краю аэродрома и загорелся.
        Приятели Дортенмана с облегчением вздохнули, когда тот выскочил из кабины и нырнул в окоп, в котором ему были не страшны трассеры атакующих «Мустангов».
        Это было плохое начало дня. Взлетевшие с соседнего аэродрома, сильно поврежденные «Фокке-Вульфы» садились с разных направлений. Они понесли тяжелые потери. Разбились четыре «Мустанга», но пять человек из 8-й эскадрильи были мертвы. Два раненых пилота были отправлены в госпиталь в Клоппенбурге. Дортенман был ранен в левое плечо.
        Спустя полчаса я взлетел с 9-й эскадрильей. Мы летели в восточном направлении к озеру Дюммер,[186 - Дюммер - озеро в 30км северо-восточнее г. Оснабрюкк.] чтобы встретить приближавшийся поток четырехмоторных бомбардировщиков. Это, конечно, повлекло бы за собой драку. Поднимаясь на 5,5 тысячи метров, я изменил курс на запад. Вскоре мы увидели приближающиеся вражеские истребители. В двух-трех тысячах метров ниже нас, вспыхивая на солнце, волна за волной пролетал их авангард. В течение нескольких минут должны были появиться четырехмоторные бомбардировщики.
        -Ведущая группа бомбардировщиков над Везелем, - прокаркал радиоприемник.
        Вскоре после этого мы получили приказ направляться к Райне, где все еще действовали истребители-бомбардировщики.
        Над Эмскими болотами[187 - Имеется в виду заболоченная местность вдоль правого берега р. Эмс между городами Меппен и Папенбург.] я повернул на юг. Через несколько минут мы должны были быть над Райне. Зибе доложил, что он снижается, поскольку из его двигателя течет масло.
        -Смотрите в оба, Курт, - передал я ему по двусторонней связи. Когда Зибе отворачивал, мы все видели черные масляные пятна на ветровом стекле его кабины. Это точно выводило его из борьбы.
        Райне. Четко выделяется станция.
        Далеко внизу под «Фокке-Вульфами» кружилось множество теней. Хорошо знакомые контуры «Мустангов». Их можно было опознать по крестообразной форме, когда размах крыльев имел тот же размер, что длина фюзеляжа. В наставлении по идентификации самолетов их фамильярно называли «летающими крестами».
        -Хейлман - Островитцки. Оставайтесь со своим звеном наверху и прикрывайте нас сзади.
        Я отвернул, и восемнадцать машин последовали за мной в атаку. Пилоты «Мустангов» имели острое зрение и немедленно увидели своего противника. Они поспешно сформировали оборонительный круг.
        Мы все знаем, что будет дальше, подумал я. Теперь они вызовут помощь. Мы должны сделать все самое большее за пять минут, иначе они завяжут нас в узел.
        Моя эскадрилья смогла в первой же атаке разорвать оборонительный круг. Два «Мустанга», вращаясь, падали к земле. Затем началась «собачья схватка».
        Я вызвал Патта. Эта новая атака сверху посеяла замешательство среди «Мустангов». На минуту они утратили самообладание. Еще два задымились и вышли из боя. Затем внизу около фермы поднялся третий столб пламени. Оставшиеся семь машин отчаянно метались, пытаясь стряхнуть своих преследователей, которые теперь имели численное преимущество.
        «Фокке-Вульфы» были быстрее и крепко вцепились в них, отчаянно стреляя по самолетам, за которыми стелился черный дым, означавший, что их двигатели работают на пределе. Загорелся еще один «Мустанг».
        Я заложил вираж и приказал своим людям перегруппироваться.
        Не потеряно ни одной машины! Несмотря на наше численное превосходство, это ни в коей мере не было неизбежным. Мы на малой высоте пролетели над районом, где упали «Мустанги». Люди махали нам руками. Это было любимое зрелище летчиков-истребителей, только слишком редко они видят символы своих успехов, пылающие на земле. Я известил Фаррельбуш, что мы возвращаемся.
        -Подождите немного, - ответили мне. - Здесь сложная ситуация. Если вы не получите сообщения от нас, то садитесь в Фехте.[188 - Фехта - аэродром в 20км юго-восточнее г. Клоппенбург.]
        -Хорошо вам так говорить. Небо там полно «ящиков».
        Едва мы покинули Райне, как позади нас с обеих сторон появились вражеские машины - «Спитфайры» и «Темпесты». Меня охватило отчаяние. «Этот орешек может оказаться нам не по зубам», - подумал я.
        -Хейлман - всем пилотам. Внимание, в воздухе «Темпесты». Держите строй, мы быстрее их. Резкий разворот и набор высоты.
        Скоро мы оказались в урагане огня. В этом бою положение «Фокке-Вульфов» было несколько хуже. Нам пришлось драться приблизительно с двадцатью «Спитфайрами» и по крайней мере дюжиной «Темпестов». Пилоты «Фокке-Вульфов» отчаянно сражались, чтобы получить преимущество в высоте. Лейтенант Шмаузер[189 - Фактически Ханс Йоахим Шмаузер имел звание фенриха, то есть был еще кандидатом на производство в офицеры.] оказался слишком близко от моего хвоста. Выполняя энергичный разворот, чтобы избежать столкновения, он влетел прямо в поток огня, который фактически предназначался мне. Он загорелся и пошел вниз. Затем он жалобно закричал по радио, моля о помощи.
        -Парень, прыгай! - тяжело прохрипел я, защищаясь от двух «Темпестов». - Я никак не могу подойти ближе.
        «Фокке-Вульф» Шмаузера свалился в штопор, за ним струился длинный шлейф пламени.
        Отчаянно маневрируя, я спикировал до высоты деревьев и, почти задевая живые изгороди, понесся на север. Короткая передышка. В течение минуты я был один. Около деревни лежал внешне неповрежденный «Спитфайр»; со всех сторон бежали люди, чтобы поймать убегающего пилота.
        Я летел так низко, как только мог, уклоняясь от верхушек деревьев… Вздрогнув от ужаса, я резко ушел вверх. Поперек моего курса промчался «Фокке-Вульф», преследуемый парой «Темпестов».
        Я бросил свою машину в сторону, чтобы зайти им в хвост. Заработал компрессор наддува, «Фокке-Вульф» вздрагивал и вибрировал, в то время как мой товарищ впереди выполнил резкий разворот влево. Эти два «Темпеста» последовали за ним, но радиус их разворота был слишком большим, и они отстали. В азарте погони англичане не заметили меня. Я сделал горку, выполнил переворот через крыло и спикировал. Теперь я отсек один «Темпест». Большое дело. Задняя машина оказалась в моем прицеле. Я настолько энергично дернул ручку управления, что за крыльями появился конденсационный след, а у меня потемнело в глазах.
        -Ради Христа, стреляйте в него, - раздалось по радио. - Разве вы не видите, что я пытаюсь держаться на прямой?
        Я нажал на кнопку спуска. Длинная очередь. Трассеры пролетели мимо хвоста противника. Пилот «Темпеста» наконец заметил нового врага, сделал полубочку и отвернул вправо. Он был сумасшедший… Он летел точно на линию моего огня.
        -Отличная работа. Теперь давайте действовать совместно.
        -Какие нервы! Это может быть лишь Прагер или Патт, а?
        -Нет, это Дед Мороз! - последовал ответ.
        Мы взяли второй «Темпест» в клещи, но англичанин не стал испытывать судьбу и, имея некоторое преимущество в скорости, ушел от нас.
        Оба «Фокке-Вульфа» сблизились.
        Прагер помахал рукой.
        -Вы сделали доброе дело, Вилли. Я не знал, как избавиться от той проклятой парочки.
        -Я надеюсь, что в следующий раз вы, Хейни, сделаете то же самое для меня.
        Мы летели крылом к крылу на бреющей высоте, направляясь к близлежащему аэродрому.
        Мы выполнили круг над летным полем, поскольку в тот момент взлетала девятка самолетов. Это был командир группы с зелеными новичками.
        -Хейлман - Вайссу. Удачи и хорошей охоты.
        -Благодарю, Вилли, и мои поздравления.
        В то время как командир группы исчез в южном направлении, Прагер и я приземлились.
        Мы были последними, и напрасно ждали остальные отсутствовавшие машины. Из двадцати двух участвовавших в бою семь были сбиты врагом. Все пилоты погибли. Среди них были лейтенант Бартак, лейтенант Шмаузер и унтер-офицер Рейнхардт из Мангейма.[190 - В действительности в бою со «Спитфайрами» из 411-й канадской эскадрильи погибли шесть пилотов из 9./JG54: уже упоминавшиеся лейтенант Фритц Бартак, фенрих Ханс-Йоахим Шмаузер, унтер-офицер Эмиль Рейнхардт, а также унтер-офицеры Хайнц Бух, Йоахим Фернау и Хайнц Тёплер.]
        Все еще слегка запыхавшийся Прагер и я достигли штаба. Там находился Дортенман с левой рукой на перевязи.
        -Что происходит? Почему вы все такие мрачные? - спросил я.
        Нойман медленно произнес:
        -Вайсс попал в очень тяжелую ситуацию в ужасном воздушном бою над Райне. Они, кажется, наткнулись на огромную группу «Спитфайров».
        После безумного хаоса в громкоговорителе уже две минуты царила тишина. Кикс продолжал напрасно вызывать командира. Гауптман Функ был очень бледен и смотрел на всех глазами полными страдания. Затем он спихнул Кикса с его места и поднес микрофон к своему рту.
        -Роберт, Роберт. - Его кулаки были сжаты, а руки тряслись. Напряжение было невыносимым. - Роберт, Роберт.
        Ничего, лишь небольшой шум в громкоговорителе.
        -Он, должно быть, забыл включить свою рацию, - сказал он, поворачиваясь к остальным со слезами на глазах.
        Функ не мог представить, что с Робертом Вайссом могло что-нибудь случиться. Никто не мог поверить в это. Страшное 29 декабря уже получило от «Зеленого сердца» достаточно жертв.
        Группа напрасно ждала возвращения своего командира и его эскадрильи.[191 - Вместе со штабным звеном III./JG54 во главе с Вайссом вылетели по одному звену из 11-й и 12-й эскадрилий.] Недалеко от Райне были найдены остатки самолетов. Тела были почти неузнаваемы.
        Гауптман Роберт Вайсс, очень храбрый человек и любимый всеми командир III./JG54, который несколькими неделями раньше был награжден дубовыми листьями с мечами,[192 - На самом деле Вайсс был награжден лишь Рыцарским крестом с дубовыми листьями, причем посмертно, и это произошло 12 марта 1945г.] погиб, а вместе с ним еще восемь летчиков из его группы.[193 - В действительности погибли семь летчиков: обер-лейтенант Эрнст Беллайре из штаба JG54, который в тот день участвовал в боевом вылете в составе штабного звена Вайсса, обер-лейтенант Евгений Шрайнер, фельдфебели Карл Крайзель и Герхард Неерсен и унтер-офицер Вернер Рупп из 11-й эскадрильи, а также унтер-офицер Адам Зайберт из 12-й эскадрильи. Два летчика - обер-фельдфебель Вильгельм Филипп из 11-й эскадрильи и унтер-офицер Гюнтер Цессин из 12-й эскадрильи - получили тяжелые ранения, но все же смогли выпрыгнуть с парашютами.] Все девять машин, посланных к Райне, стали добычей численно превосходившей их группы «Спитфайров».
        Несколькими днями позже пришел приказ по войскам, который был зачитан группе. В нем говорилось о храбром уроженце Вены, который со своей группой «Зеленое сердце» одержал самое большое число побед на фронте вторжения.
        Но эти слова не могли ничего исправить, поскольку были сказаны слишком поздно, и они были так же бесполезны и бессмысленны, как приказ, который бросал истребители одиночными эскадрильями против масс вражеских самолетов, хозяйничавших в ярком голубом небе.
        Глава 15
        После гибели Роберта Вайсса я принял командование над группой.[194 - Обязанности командира группы фактически по очереди исполняли два старших по званию командира эскадрилий - обер-лейтенанты Хейлман и Дортенман.] Пилоты смогли вырвать себя из глубокой депрессии, в которую впали после того гибельного 29 декабря. В любом случае у них было немного времени для печали или переживаний. В безумном хаосе боевые вылеты следовали один за другим. Лишь накануне Нового года стало немного спокойнее, поскольку погода изменилась, и сильные метели сделали полеты невозможными. Однако в разгар наших приготовлений к новогодней вечеринке прозвучал сигнал тревоги, и приблизительно в четыре часа дня мы получили приказ на взлет.
        Все были взбешены и практически открыто выражали свое недовольство. Если взглянуть со стороны, то приказ выглядел абсолютно дурацким, обычным примером штабной тупости, поскольку летать было почти невозможно - плохая видимость, низкая облачность, порывистый ветер и в пределах часа должно было стемнеть.
        Затем пошел снег…
        Я был настолько раздражен, что чувствовал в себе склонность не повиноваться приказу. По телефону я доложил о числе машин пригодных к полетам.
        Я хотел уберечь себя от беды. Но в результате получил разнос от командования и строгий приказ поднять в воздух все пригодные к полетам машины группы.
        Шестьдесят «Фокке-Вульфов» поднялись в воздух в серых сумерках. При таком снегопаде пришлось долго кружить над аэродромом, пока все машины не заняли позиции в боевом порядке. С наземного центра управления пришел приказ: «Курс 180°». И больше ничего. Странно. Никакой сводки погоды и никакой цели.
        Видимость была настолько плохой, что мы, естественно, должны были лететь в разомкнутом строю. Эскадрилья за эскадрильей, чтобы избежать столкновений, «Зеленое сердце» пролетало над склонами и глубокими впадинами Тевтобургского Леса. На малой высоте шестьдесят пилотов рисковали своей жизнью, поскольку все вершины были скрыты облаками.
        Сумерки медленно окутывали окружающую местность.
        Зажужжал стеклоочиститель, так как все ветровое стекло залепил снег.
        Я видел вокруг себя лишь пять машин. То же самое видели и другие. Поскольку мы летели очень низко, то не могли поддерживать радиосвязь с наземным управлением. Петер Крумп ругался как извозчик. Дортенман бесился. Прагер даже поклялся, что спикирует в своем «ящике» в навоз, если эта проклятая глупость будет продолжаться еще немного дольше.
        Я предупредил пилотов, чтобы они смотрели по сторонам с удвоенным вниманием. Любой, кто случайно получит шанс на посадку, должен немедленно садиться.
        От падающего снега становилось еще темнее. Теперь было невозможно вернуться на наш собственный аэродром. Мы должны развернуться на противоположный курс. Пытаться маневрировать с группой из шестидесяти машин на высоте не более чем в 30 метрах над землей в этой узкой долине, казавшейся мышеловкой, было чистым безумием, самоубийством.
        Хорошенький Новый год!
        Огненный шар осветил снег. Один самолет из 10-й эскадрильи, должно быть, врезался в землю. Затем произошла еще одна катастрофа.
        Меня охватила непреодолимая и бессильная ярость. Если бы только те дураки, что состряпали это для нас, сломали свои проклятые шеи вместо того несчастного. Сумасшедшие убийцы, посылающие людей в воздух в такую отвратительную погоду. Возможно, что в этом районе нет никаких вражеских самолетов, тогда в чем суть всего этого?
        Внезапно я разглядел внизу сеть канала Миттельланд. Теперь я знал, где мы находимся.
        -Хейлман - Дортенману. Это Хопстен[195 - Xопстен - аэродром в 16км северо-восточнее г. Райне.] внизу.
        Я отдал приказ:
        -Всем медленный круг вправо. Держитесь выше, насколько это возможно. Дортенман, немедленно садитесь.
        Эскадрилья приземлялась за эскадрильей. В полумраке из-за нервозности и опасности положения было много аварийных посадок. В течение одной минуты благополучно приземлилось пятьдесят две машины. Как мы уже знали, один пилот погиб. И хотя еще никто не знал о судьбе остальных семи, надо было надеяться на то, что с ними ничего не случилось.
        -Хорошо, мы заберем самолеты завтра утром. Свяжитесь с аэродромом и скажите, чтобы они выслали автобус. Мы утопим наши печали в спиртном и устроим хорошую вечеринку в канун Нового года, а?
        Ругаясь и ничего не видя, мы топали по снегу в тяжелых меховых ботинках в столовую.
        -Вызовите Фаррельбуш, - приказал Прагер одному из ефрейторов.
        Со смущенным лицом тот, запинаясь, сказал, что у него строгий приказ не пользоваться телефоном.
        -Что происходит, налет или что-нибудь еще?
        -Это чертовы ограничения.
        Мы вчетвером возбужденно обсуждали этот вопрос, когда нас прервал гауптман, который только что вошел.
        -Я Ворнер, - сказал он, представляясь.
        Он командовал II./JG26, размещавшейся в Хопстене.[196 - Автор что-то путает. Во-первых, II./JG26 с 9 октября 1944г. по 29 января 1945г. командовал майор Антон Хакл, и группа с 22 ноября 1944г. базировалась в Нордхорне, а не в Хопстене. Во-вторых, 31 декабря 1944г., а описываемые события происходили в этот день, самолеты III./JG54 около 16.00 приземлились на аэродроме Фюрстенау, в 24км восточнее г. Линген. Там размещался штаб JG26 во главе с полковником Приллером и I./JG26 майора Карла Борриса.] Со сладостно-горьким выражением он сообщил нам, что мы должны будем провести Новый год с ним.
        -Но я боюсь, господа, что без всякого спиртного, - добавил он.
        Потом мы узнали причину этого сумасшедшего, опасного вылета. Той ночью мы должны были быть далеко от Фаррельбуша. На всех аэродромах, словно сардины в банке, теснились истребители. Группы, базировавшиеся в отдалении, подобно «Зеленому сердцу», должны были быть сконцентрированы. Приказ на посадку здесь был отдан, едва мы поднялись в воздух, но, поскольку мы летели в режиме бреющего полета, наземный пункт управления не смог с нами связаться.
        -Итак, загипнотизированные некими неизвестными телепатическими волнами, мы по собственной инициативе прилетели и приземлились в Хопстене, - сказал я со смехом. - Но, гауптман, вы можете сообщить мне причину всего этого?
        -Господа, пожалуйста, пойдемте ко мне.
        Немного позже мы вошли в уютную комнату в доме
        владельца местной гостиницы, стоящем на краю аэродрома. Гауптман предложил моим друзьям и мне сесть.
        -Господа, у меня есть запечатанный конверт, но я не могу открыть его до трех часов утра завтрашнего дня, так что вы видите, что я сам не имею никакого представления о том, что за новогодний подарок они прислали нам.[197 - Фактически полковник Приллер уже в 15.00 провел в Фюрстенау совещание с командирами групп. Он сообщил, что на 1 января 1945г. назначена операция Bodenplatte, рассказал о ее плане, о целях для JG26 и приданной ей III./JG54, и разрешил провести инструктаж пилотов. К этому моменту было неизвестно лишь точное время начала операции, кодовое сообщение с его указанием пришло вскоре после полуночи 1 января.] Я могу сообщить вам лишь то, что вы и ваши люди ни в коем случае не должны иметь контактов с кем-либо вне этого аэродрома.
        -Во-вторых, есть распоряжение об отмене празднования Нового года. И в-третьих, я могу пригласить вас на ужин? Он уже готов, и на нем будут все офицеры свободные от службы.
        Дортенман присвистнул сквозь зубы.
        -Черт возьми! Все продумано так, чтобы не дать нам никакого намека о том, что произойдет.
        Прагер скрипнул зубами и сердито тряхнул копной своих волос. Со смирением он думал о девушке, которая сейчас напрасно ждала его, девушке, приехавшей из Хезепе в канун Нового года и ждавшей теперь в Фаррельбуше.[198 - В действительности Прагер не смог вылететь вместе со всей III./JG54, официально из-за отказа двигателя на своем FW-190D-9. Он прибыл в Фюрстенау на автомобиле лишь ближе к полуночи, предварительно изрядно выпив, отмечая в Фаррельбуше приближавшийся Новый год.]
        На столах нас ждала весьма приличная еда.
        Никто не произнес ни слова, шок, который мы только пережили, был слишком большим.
        Даже обычные шутники уставились на еду перед собой и отвечали односложными фразами.
        Один Патт пытался несколько поднять наше настроение. В конце ужина он спросил у меня разрешения сказать тост. С жалобным, кислым лицом он схватил стакан с молоком - из-за запрета на алкоголь пилотам позволялось пить лишь газированную воду, молоко или кофе - и, многозначительно подмигнув молчавшему собранию, коротко известил:
        -Я должен теперь действовать как тамада. Хорошо, ваше здоровье и давайте надеяться на то, что у нас будет лучший Новый год.
        На лицах появились кривые усмешки. Затем мы увидели забавную сторону всего этого и засмеялись. Новогодняя речь «Патта» разрядила напряженность.
        Час спустя мы все спали, или, по крайней мере, пытались спать, поскольку кто мог накануне Нового года заснуть в такой ранний час? Было лишь семь часов вечера. Мы знали, что начинается нечто необычное и что на следующий день многие из нас могут умереть.
        Нас разбудили в три часа утра, и полчаса спустя все пилоты Jagdgeschwader 26 и III./JG54 были собраны в столовой. Вошел гауптман Ворнер со зловещим, уже открытым конвертом в руке.
        -Буду кратким, парни, на рассвете свыше тысячи наших истребителей взлетят и атакуют различные аэродромы на голландско-бельгийской территории.
        Действительно, великолепный новогодний подарок!
        Затем последовали подробности относительно взлета, боевого порядка, целей и обратного полета. Сводка разведки сообщала точные детали расположения вражеских аэродромов и особенно позиций крупнокалиберной зенитной артиллерии в тылу врага.
        Целью III./JG54 был Брюссель.[199 - Точнее, целями JG26 и III./JG54 были аэродромы Гримберген и Эвер, расположенные соответственно около северной и восточной окраин Брюсселя.]
        Пилотам выдали подробные карты, на которых были указаны заслуживавшие особого внимания цели. Группы должны были в сомкнутом строю последовательными волнами лететь вслед за скоростными самолетами-целеуказателями[200 - Это были специально выделенные для операции Bodenplatte ночные истребители Ju-88.] до Северного моря, а затем начать широкий разворот влево, чтобы достичь голландского побережья. После этого они должны были самостоятельно сохранять свой курс, поскольку к тому времени будет уже достаточно светло.
        Весь полет, пока мы не выполним запланированное задание, должен был выполняться на высоте менее 180 метров, чтобы вражеские радары не могли засечь нас. В дополнение к этому был приказ о полном радиомолчании до тех пор, пока мы не достигнем цели.
        Нам подали великолепный завтрак.
        Что это было, новогодний банкет или последняя еда осужденного на смерть человека?
        Котлеты, ростбиф и стакан вина. На сладкое было печенье и несколько чашек ароматного кофе. Выдали аварийный запас - две плитки шоколада и несколько таблеток глюкозы.
        Последние минуты перед тем, как мы поднялись в воздух, казались вечностью. Вздрагивающие пальцы затушили недокуренные сигареты.
        Я отдал последние инструкции командирам эскадрилий, а затем пошел, чтобы присоединиться к пилотам своей 9-й эскадрильи. Если в полете кто-нибудь потеряет контакт, то он должен будет немедленно примкнуть к какой-нибудь другой группе. Лишь в случае крайней необходимости он мог повернуть в восточном направлении и лететь обратно в одиночку на самой возможно малой высоте. Он смог бы достаточно легко найти Рейн.
        А затем вся армада взлетела.
        В воздухе послышался отдаленный рев, который стал быстро нарастать. Вскоре самолет-целеуказатель уже кружился над аэродромом, который теперь был ярко освещен.
        Машины взлетали одна за другой и, летая по кругу, собирались в группу. Эскадрилья за эскадрильей. Далеко впереди в ранних рассветных лучах мерцали навигационные огни лидирующих самолетов-целеуказателей.
        Все шло, как было запланировано. Над морем лидеры отвернули влево, и эскадрильи, развернувшись вслед за ними, легли на курс в южном направлении.[201 - Фактически истребители не достигли Северного моря, разворот на юг был выполнен до подхода к побережью, в районе Роттердама.] Но пустоголовое Верховное командование забыло об одной вещи - или же преднамеренно пренебрегло ею из соображений секретности - уведомить свою собственную зенитную артиллерию.
        Хотя истребители выстреливали опознавательные сигнальные ракеты, сумасшедший заградительный огонь зениток над побережьем принес первые потери.
        Над горизонтом на востоке медленно поднялось ярко-алое солнце.
        Было 8.25.[202 - Фактически в это время истребители еще только заканчивали собираться над аэродромом Фюрстенау в группу, которая легла на заданный курс в 8.30. Последние же «Фокке-Вульфы», причем из III./JG54, взлетели вообще в 8.35.]
        Пройдя заградительный зенитный барьер, дальше мы летели спокойно. Никаких зениток, никаких истребителей. Совершенно ничего не подозревавшие союзнические подразделения еще только просыпались, избавляясь от последствий новогодних вечеринок, и в их тяжелой голове не было даже самой отдаленной мысли о той буре, которая уже назревала над их головой.
        Моя эскадрилья была в первой волне. Мы появлялись неожиданно для наблюдателей и расчетов зенитной артиллерии. Далеко позади в воздух поднимались алые пальцы трассеров, нащупывавшие более поздние волны самолетов.
        Так много немецких истребителей еще никогда не участвовало в одном вылете. Это было ошеломляющее зрелище, которое в течение длительного времени можно было наблюдать лишь со стороны врага.
        Достигнуты первые цели.
        Короткие приказы по двусторонней связи; разделение на отдельные группы. Скоро первая волна была над Брюсселем.
        Спокойствие новогоднего утра все еще лежало над городом. В раннем солнечном свете башни и фонтаны сверкали золотисто-красным цветом. Знаменитая Большая площадь с ее величественными деловыми зданиями и домами аристократов - я часто бывал там - промелькнула внизу. Спустя несколько мгновений мы пересекли предместья города и достигли нашей цели - большого аэродрома Гримберген.
        Мы сразу же увидели, что он забит самолетами. На летном поле стояли длинные ряды незамаскированных четырехмоторных бомбардировщиков, главным образом «Боингов». На противоположной, северной, стороне аэродрома разместилось множество истребителей.[203 - Хейлман в очередной раз сильно ошибается. Похожая картина была на аэродроме Эвер, который атаковали II. и III./JG26, в то время как Гримберген оказался практически пустым - на летном поле стояло только четыре В-17, один В-25 и один Р-51. На взлетно-посадочной полосе был выложен отлично видимый с воздуха белый диагональный крест, обозначавший, что аэродром непригоден для боевого использования. Разочарование немецких пилотов было огромным, но приказ был приказ, и они начали штурмовку.]
        К чему было трудиться и маскировать их?
        Немцы, эти проклятые бандиты, никогда не появятся так далеко. Они никогда не сделают этого.
        И все же мы были здесь! В пижамах, нижних рубашках и подштанниках зенитчики бросились на свои позиции.
        -Вперед! Талли-хо!
        В пределах пяти минут весь аэродром с самолетами, топливными емкостями, мастерскими и зданиями превратился в тлеющую свалку. Пилоты и люди из наземного персонала в панике, босиком и в пижамах, мчались по снегу и кубарем скатывались в любое укрытие, которое могли найти.
        «Отлично, парни! Долг платежом красен. Как часто вы заставляли нас плясать под эту музыку? Настало время, чтобы мы, как учтивые люди, отплатили вам», - мрачно ухмыльнулся я, наблюдая за паникой внизу. Затем я отдал приказ:
        -Перегруппироваться. - И скоро все мои люди сблизились с машиной лидера, покачивавшей крыльями.
        Быстрый взгляд назад. Слава богу, ко мне, кажется, присоединились одиннадцать из них. Еще один взгляд на дымящуюся груду развалин и отдельные столбы огня. Снег таял, и между горящими самолетами возникали грязно-серые лужи. Лишь один-единственный зенитный расчет тщетно стрелял в «Зеленое сердце», когда мы улетали.
        В следующую неделю здесь будет смертельно тихо. Самолеты совершили свои последние вылеты и уже никогда не будут сбрасывать тонны своих бомб, сея в Германии смерть и опустошение. Должно быть, было выведено из строя приблизительно шестьдесят четырехмоторных бомбардировщиков и сотня истребителей.[204 - Как уже упоминалось выше, в Гримбергене не было такого количества самолетов. Фактически там были уничтожены четыре В-17 и один Р-51, 12 грузовиков, два топливозаправщика, два ангара и одна позиция зенитной батареи, получили повреждения один В-25 и несколько ангаров. В то же время в Эвере, который атаковали II. и III./JG26, были уничтожены 34 самолета и еще 29 получили различные повреждения. Общие потери англичан в результате операции Bodenplatte составили 221 самолет (в это число вошли машины, уничтоженные во время атак и списанные позднее как не подлежащие ремонту), 143 машины получили повреждения. Американцы лишились 130 самолетов, и еще 62 были повреждены.]
        Если все эскадрильи будут столь же успешны, как мы, то этот новогодний визит станет безоговорочным успехом.
        Хорошо знакомые черные разрывы зенитных снарядов снова появились под нашими самолетами. Мощный зенитный барьер из железа и огня. Там внизу проснулись, и их пробуждение превратило окружающую местность в гнездо разъяренных ос.
        Мы на малой высоте летели в направлении дома. Дортенман со своей эскадрильей набрал высоту, чтобы прикрыть нас сверху. Спустя пять минут он запросил помощи. Над Хасселтом его атаковали «Спитфайры». Так что новости уже достигли Англии! Теперь для эскадрилий, которые все еще были глубоко во вражеском тылу, началась самая трудная часть полета.
        Я с тремя эскадрильями пошел на помощь и по спирали начал набирать высоту, чтобы присоединиться к Дортенману, который сообщил, что находится на 1,5 тысячи метров.
        -Говорит Хейлман. Держись, мы подходим.
        Крутая восходящая спираль. 900, 1100, 1200, 1800 метров.
        -Есть, они прямо ниже нас.
        Петер Крумп пошел вниз, сопровождаемый эскадрильей Прагера. Я решил немного подождать, внимательно следя за происходившим внизу боем и выбирая наилучший момент для атаки. Все пока шло хорошо. «Спитфайр» был самым опасным из всех самолетов в такой карусели. Его эллипсовидные заостренные крылья позволяли выполнять невероятно крутые развороты. Однако три из них уже были сбиты, спустя момент загорелся и один «Фокке-Вульф».
        Вот и все!
        Оставшиеся двадцать «Фокке-Вульфов»[205 - Фактически утром 1 января 1945г., чтобы атаковать аэродромы Гримберген и Эвер, вылетели 67 FW-190D-9: 47 - из JG26, 17 - из III./JG54 и три - из JG104. При этом 14 самолетов еще до подхода к цели повернули обратно из-за различных технических неисправностей и повреждений, полученных в результате огня своей зенитной артиллерии.] спикировали в гущу боя, подобно вспышке молнии. Англичане обмякли, и немецкие истребители на этот раз с удовлетворением наблюдали, как «Спитфайры» бежали. Дюжина разбившихся машин горела внизу под местом боя.[206 - Автор «забыл» упомянуть, что в это число входили и сбитые «Фокке-Вульфы».]
        -Пусть уходят. Мы должны вернуться домой, иначе нам не хватит выпивки.
        «Фокке-Вульфы» спикировали вниз и на бреющей высоте понеслись над лесами и живыми изгородями. Деревни, каналы и позиции артиллерии. Зенитчики слишком поздно замечали врага, даже притом, что сигнал тревоги был передан повсюду.
        Внезапно обстрел прекратился. Наступила глубокая умиротворенная тишина. Плоские луга Нижнего Рейна проносились под нами, живые изгороди, луга, деревни и потом сам Рейн.
        Пилоты радостно махали рукой друг другу. Они снова пришли в себя.
        Теперь мы могли отпраздновать Новый год.
        Командованию люфтваффе наконец пришла блестящая мысль, что люди во всем мире любят праздновать Новый год. На следующий день никаких вылетов не было.
        Успех этой известной атаки на аэродромы в голландско-бельгийском секторе был очень большим, но она подверглась совершенно справедливой критике. Враг понес тяжелые и болезненные потери, но только в материальной части. В пределах четырнадцати дней он восполнил все потери.
        А что немецкая истребительная авиация?
        Потери, которые она понесла, так и не были обнародованы. Даже господа из штаба истребительной авиации не имели никаких мыслей на этот счет.[207 - Это не так, поскольку уже в начале января 1945г. в меморандуме, составленном командирами истребительных эскадр и дивизий на имя высшего руководства люфтваффе, приводились точные цифры потерь. Всего в ходе операции Bodenplatte были потеряны 227 пилотов: 178 погибли и пропали без вести, а 59 попали в плен. Среди них были три командира эскадр, шесть командиров групп и десять командиров эскадрилий.] Люди знали лишь, что некоторые эскадры понесли ужасные потери, особенно те, кто летел сзади.
        «Зеленое сердце» благополучно вернулось домой, но оно летело в первой волне. Лишь обер-фельдфебель Кролл совершил вынужденную посадку. Немецкая зенитная артиллерия подбила его около Роттердама, и с серьезными ожогами он был доставлен в госпиталь.
        В ходе атаки аэродрома были потеряны три самолета, и шесть «Фокке-Вульфов» были сбиты в бою над Хасселтом, и это было много больше ожидавшихся потерь.[208 - Из 17 самолетов III./JG54, участвовавших в операции Bodenplatte обратно не вернулись 12, то есть 70%. Это был наивысший процент потерь среди всех групп, участвовавших в операции. Три пилота погибли, двое пропали без вести и четверо попали в плен. В связи с этим очень странно звучат слова Хейлмана, что «Зеленое сердце» благополучно вернулось домой.]
        Позднее отдельные командиры подразделений жаловались, что вся армада потеряла приблизительно 30 процентов своей первоначальной численности. Это было очень большое число.
        Теперь в Германии люди были гораздо важнее, чем машины, и сейчас, когда хорошие пилоты стали большой редкостью, потери не могли быть быстро восполнены.
        Глава 16
        Дрожь пробежала по напряженным мышцам руки, сжимавшей до этого ручку управления крепкой хваткой, и, вздрагивая, она, казалось, как будто что-то хотела нащупать в темноте, а затем бессильно упала между коленями.
        Несколько секунд ручка управления оставалась в нейтральном положении, а затем началась трястись и раскачиваться из стороны в сторону, словно по ней молотил кто-то невидимый, вперед и влево, дергалась назад и на мгновение замирала. В следующий момент она беспомощно вибрировала туда-сюда, выписывая слабые зигзаги, как будто в замешательстве…
        Через несколько секунд все повторялось снова.
        Это была обычная ответная реакция ручки управления самолета. Сильные, мускулистые руки держали ее под контролем, закрылки и элероны отзывались, и самолет был должен повиноваться своему пилоту.
        Однако теперь пилот без сознания висел на своих привязных ремнях. В свинцовом смерче «собачьей схватки» «Фокке-Вульф» повиновался самому легкому нажатию на органы управления, но сейчас он взбунтовался.
        Сильнейший воздушный поток давил на рули самолета - беспилотного, неуправляемого, во власти ветра.
        Внезапно, подобно подстреленному оленю, машина перевернулась через левое крыло. На ее киле были двадцать четыре белые отметки воздушных побед.
        И теперь она, медленно вращаясь, падала к земле.
        Голова пилота безвольно болталась из стороны в сторону, почти так же, как безумное раскачивание ручки управления. Были заметны глубокие складки на сведенном судорогой пепельном лице, все еще передающем, даже в этом безболезненном, бессознательном состоянии, те отчаянные усилия, которые он предпринимал до этого.
        Кожаный летный шлем был разорван на лбу. Тугой широкий поясок оставлял мокрые от пота волосы свободными. От левого глаза по белой как мел щеке стекала маленькая, уродливая струйка крови.
        Машина, вращаясь, неуклонно падала вниз.
        Земля становилась все ближе и ближе, после оттепели в предыдущие дни она снова стала зеленой, красной и коричневой, сверкающей в ярком солнечном свете. Мир внизу вращающегося самолета крутился словно гигантская бесконечная карусель.
        «Фокке-Вульф» теперь был лишь холодным, мертвым металлом.
        Не совсем, однако. У него были сердце и мозг. Двигатель и электрооборудование жили своей собственной жизнью и имели свои собственные энергетические поля. Каждый пилот знал это и уважал и берег свой «Фокке-Вульф», огромной мощности двигателя и изящным пируэтам которого он вручал свою жизнь.
        Безвольно кружась, «Фокке-Вульф» падал все ниже и ниже. Моя верная желтая «шестерка».
        «Увы, мой друг, - казалось, говорил он, - я ничего не могу сделать для тебя, если ты бросил ручку управления. Я не могу летать без твоей руки, которая направляла меня. Ты, должно быть, получил сокрушительный удар, но видишь, как я пытаюсь помочь тебе. Я вращаюсь как можно медленнее. При таком темпе потребуется большее время, чтобы упасть с высоты 7 тысяч метров, и, как глупая машина, я не могу сделать большего. Стряхни со своих глаз смертельный мрак, который сейчас застилает их. Протяни мне руку, и вместе мы вырвемся из губительного огня, к которому уже опасно приблизились. Очнись!»
        В набегающем воздушном потоке желтая «шестерка» угрожающе вздрагивала и взбрыкивала. Моя голова моталась из стороны в сторону и со стуком ударялась о левый борт кабины.
        Сквозь мои сжатые губы вырвался болезненный стон. Мышцы напряглись, а залитые кровью веки сделали усилие, чтобы открыться. Левая рука бессознательно коснулась рычага дросселя и подтолкнула его вперед. Двигатель сразу же прибавил обороты. «Пилот, это уже лучше. Продолжай». С ревом своих двух тысяч лошадиных сил «Фокке-Вульф» набирал скорость. Ручка управления резко дергалась назад и сильно била по моей руке. Сквозь мрак своего почти бессознательного состояния я ощутил некую чуждую боль - она была похожа на яркую вспышку, которую чувствуют многие тяжелораненые под глубоким наркозом, когда хирург начинает свою работу. Мои пальцы действовали автоматически и схватили ручку управления.
        «Держи ее крепко, пилот. Самое время».
        Сильная вибрация металлической ручки управления в моей крепко сжатой руке производила эффект, постепенно возвращая жизнь в мою оцепенелую руку и пробуждая меня из ледяной комы.
        Моя дрожащая левая рука стерла кровавую пелену с глаз, и болезненный стон перерос в отчаянный крик. Ужас широко распахнул мои глаза и породил неистовое желание жить. Перед моим искаженным болью лицом в безумном водовороте красных и зеленых пятен крутилась и скакала земля.
        «Спокойно, выиграй время». Я действовал словно загипнотизированный, действовал инстинктивно так, как в таких случаях предусматривала теория и чему неоднократно учили в авиашколах.
        Поскольку я вращался влево, я должен максимально повернуть руль вправо; и, «ради бога, не используй полный газ». Быстро отклонить ручку управления, руль направления в противоположную сторону, и постараться удерживать его там. Правая нога все сильнее давила на правую педаль до тех пор, пока уже больше не могла двигаться дальше. Ручку управления в нейтральное положение, резко прибавить обороты. Теперь спокойно.
        Это было все, что я мог сделать…
        Яркий, цветной диск начал вращаться более медленно, и земля стала видна более отчетливо. Продолжая кружиться, я теперь мог уже различить фермы, торфянники, каналы, деревни и города, которые с 6,5 тысячи метров были не больше спичечных коробок. Ландшафт внизу приближался, казалось, ужасающе быстро. «Успокойся, даже если земля, как кажется, в опасной близости. Держи себя в руках. Если ты будешь слишком быстро выводить самолет из штопора, то начнешь вращаться в противоположном направлении. Рули еще не имеют достаточной опоры на воздушный поток, и новый штопор будет означать конец всему».
        Вращение земли внизу прекратилось. Управление начало постепенно возвращаться в мои руки. Теперь я мог воспользоваться рулями.
        «Я спасен!» - подумал я возбужденно. Я ощутил учащенное сердцебиение, и в моей груди стало горячо от переполнявшей ее крови.
        «Так, теперь очень медленно выравнивай машину. Еще…»
        Невероятный пейзаж внизу начал двигаться, и приближавшаяся земля все быстрее проносилась под «Фокке-Вульфом». Я использовал обе руки и всю свою силу, чтобы тянуть на себя ручку управления. С невероятной скоростью земля становилась все больше; перед моим ветровым стеклом появились контуры заводских дымовых труб, похожие на гротескную, устрашающую дьявольскую маску. Я из последних сил тянул ручку управления. Две дрожащих руки сжимали холодный металл. Все мое тело с болью вдавливало в кресло. Вся кровь устремилась в ноги, неся неприятные ощущения.
        Мое сердце…
        Мой рот широко раскрылся, и нижняя челюсть слегка касалась груди. В ушах раздавались глухое шипение и звон. Мягкая вуаль из черных и фиолетовых пятен неподвижно повисла перед моими глазами. Сила моих рук была способна еще раз лишить меня сознания.
        Интуитивно я понял, что восстановил управление, и, в то время как «Фокке-Вульф» проносился над препятствиями, тусклыми глазами взглянул на указатель скорости. Боже мой! Стрелка стояла на пределе, показывая почти 950км/ч.
        Добрый, старый, испытанный «Фокке-Вульф». Где все эти авиационные эксперты, говорящие об опасности достижения и превышения звукового барьера и спорящие о трудностях проектирования истребителей для использования на таких скоростях, а ты, мой милый, был целым и невредимым, твои крылья не разрушились и твой руль не был сломан невероятным давлением.
        Железные тиски, сжимавшие мою ноющую голову, казалось, ослабли. Работающее с перегрузкой сердце снова погнало кровь в мой опустошенный мозг.
        «Я спасен!» - прокричал я сам себе и только потом осознал, что по моему лицу все еще течет кровь. Господи, кабина была словно решето.
        Ах да, конечно. На 6,5 тысячи метров была ожесточенная схватка с «Тандерболтами». Эти треклятые «ящики» никогда прежде не были замечены на такой высоте, и долгое время ситуация была очень горячей.
        Я, должно быть, получил попадания. Из кабины все выглядело в порядке, но мне все же повезло. По крайней мере, янки не повредили машину.
        Но что с моим ведомым, обер-лейтенантом Хайнцем Зайффертом? Бывший пилот бомбардировщика, который в ходе боевых вылетов над Англией заслужил Рыцарский крест.[209 - Командир 3./KG3 обер-лейтенант Хайнц Зайфферт был награжден Рыцарским крестом 31 декабря 1943г. за боевые вылеты на Восточном фронте. К этому времени, по немецким данным, на его счету были 37 уничтоженных танков, 132 грузовика, 77 железнодорожных вагонов, семь зенитных батарей и два железнодорожных моста. После того как в начале осени 1944г. KG3 была расформирована, он прошел переподготовку в качестве летчика-истребителя и в начале января 1945г. прибыл в III./JG54. 23 января 1945г. в районе г. Райне его FW-190D-9 был сбит английским «Темпестом» и погиб.] В тот момент он был единственным, кто был со мной.
        Я чувствовал невыносимую усталость. Напряжение последних минут оказалось слишком большим для меня.
        «Я, должно быть, свалял дурака где-то над Эмсом», - рассуждал я, пытаясь определить свое месторасположение. Это сейчас, должно быть, был Меппен или Линген.
        «Так, если я поверну на юго-восток, то достигну реки, Хазе, или канала, нашего доброго знакомого Миттельланда».
        Правый разворот…
        Черт, что это было? Проклятый дурак! Ты только что зацепил высоковольтную линию. Все планы пошли кувырком. «Фокке-Вульф» тряхнуло, и я должен был до отказа повернуть влево руль направления.
        Огромная часть правого крыла была срезана.
        Мне еще раз надо было проявить находчивость. Я отчаянно проклинал свою мгновенную слабость, за которую теперь должен был так ужасно расплачиваться. А затем, чтобы сделать положение еще хуже, двигатель заработал неровно, начал кашлять и фыркать.
        Что еще случилось? Мерцал «свет вечности».[210 - Имеется в виду сигнальная лампа резервного остатка топлива.] Топлива больше нет. Надо как можно быстрее садиться, прежде чем двигатель окончательно замрет. Небольшая горка, и быстрый взгляд вокруг. Да, широкий, пустой кусок луга.
        Я открыл фонарь. При аварийной посадке его может заклинить, и не один раз пилоты сгорали заживо, потому что не могли открыть кабину.
        Я плавно посадил свою желтую «шестерку» на болотистую местность.
        «Мне жаль, старина. Ты спас мою жизнь, и это моя благодарность. Ты был лучшим из всего, на чем я когда-либо летал».
        Я задумчиво прикоснулся к левому крылу, как будто прощался с этими поцарапанными панелями, носившими на себе шрамы пятидесяти воздушных боев.
        На помощь мне прибежали местные жители, в то время как я склонился над кабиной своего любимого самолета, чтобы забрать парашют, карты, а также тумблер зажигания в качестве сувенира.
        За мной из Лингена прибыл автомобиль. Я с удивлением увидел гауптмана Функа и Ноймана, адъютанта, сидящего сзади.
        -Это, несомненно, честь для меня, - произнес я. - Что привело вас сюда?
        -Хм-м, Хейлман, мы думали, что могло произойти худшее, - ответил Нойман, мягко беря меня под руку и удобно усаживая на переднем сиденье «Ганзы».
        -Посудите сами, Вилли, - сказал Функ серьезным голосом, - остальные ребята приземлились давным-давно, за исключением Зайфферта и вас. Мы уже связывались с соседними аэродромами, чтобы узнать, не приземлился ли кто-нибудь там, когда на радиосвязь вышел Зайфферт и в состоянии сильнейшего волнения сообщил нам, что вы были сбиты четырьмя «Тандерболтами», севшими вам на хвост.
        -Да, так, - подтвердил адъютант, прервав его. - А затем в наушниках раздался ужасный стон, и мы больше не имели с ним контакта.
        Я сразу все понял.
        -Вы нашли его?
        -Да. С ним случилось это, - сказал Функ после некоторой смущенной паузы. - Хайнц, должно быть, выпрыгнул с парашютом около самой земли. Он лежал в нескольких сотнях метров от своей сгоревшей машины. Его тело было распластано по земле, парашют был полуоткрыт, обе ноги увязли в болоте, а спина находилась в небольшом углублении. Голова была запрокинута назад, а белый шелковый купол, казалось, расстилался над ним подобно савану.
        -Хайнц, должно быть, сломал себе шею, он выглядел настолько естественно в той позе. Его Рыцарский крест висел в своем обычном, правильном положении.
        -Бедняга, - произнес я охрипшим голосом и подумал, что два моих товарища очень легко могли сказать то же самое и обо мне самом, не ускользни я в самый последний момент из-под носа смерти.
        Затем я вспомнил о жене Хайнца Зайфферта - веселой, беззаботной молодой женщине из Дрездена. Она провела с мужем последние две недели. Многие из пилотов разрешали своим женам приезжать на аэродромы, потому что они были бездомными теперь, когда красный поток затапливал Восточный фронт.
        -Теперь вы видите, Вальтер, как прав я был, когда лишь вчера вечером сказал в столовой, что наши жены могут испытывать здесь смертельный ужас и что это убивает их. Женщинам не место среди нас, кроме немногих подружек, позволяющих скоротать время, - но единственная жена, большая любовь?
        -Нет. Ни одна из них не сможет выдержать это.
        Два часа спустя я с белой повязкой на голове стоял перед этой женщиной, мучительно пытаясь найти слова, чтобы сообщить ей о том, что случилось. Но не потребовалось никаких слов, потому что она, очевидно, уже знала все. Такое перекошенное болью лицо, белое как у призрака, и такие полные сочувствия, укоризненные глаза могли быть вызваны только известием о смерти…
        Я обнял ее и, когда она начала плакать, спрятал ее белокурую голову у себя на груди. Я не мог сдержать печальных мыслей о своей собственной жене и отчаянно надеялся на то, что она будет избавлена от того, что я почти ежедневно должен был так грубо и жестоко сообщать в прощальных письмах тем, кто оставался в тылу.
        Всего лишь за неделю отдыха моя неглубокая рана зажила. И теперь я день за днем выполнял по два или три боевых вылета.
        Истощение немецкой истребительной авиации стало невыносимым.
        Потерянные машины очень скоро возмещались; промышленность работала великолепно, на аэродромы прибывало все больше и больше самолетов.
        Это звучало словно волшебная сказка, когда кто-нибудь узнавал, что, несмотря на непрерывные налеты неприятельских бомбардировщиков, в течение прошлого года немецкие заводы покинули почти 40 тысяч самолетов.[211 - В 1944г. авиапромышленность Третьего рейха выпустила 2287 бомбардировщиков и 25285 истребителей.] Это было в два раза больше, чем в 1942г., когда «Летающие крепости» еще только начинали свои бомбежки по площадям, - в марте 1942г. налеты на Любек и Росток, затем на Кёльн, где за одну ночь погибли 10 тысяч человек.[212 - В ночь на 31 мая 1942г. около 900 бомбардировщиков RAF совершили массированный налет на Кёльн. В результате полуторачасовой бомбежки в городе были повреждены сотни многоквартирных домов, 13 тысяч квартир были полностью разрушены, 480 человек погибли и еще около 5 тысяч человек получили ранения.]
        Однако надо еще раз повторить, что, хотя немецкая промышленность все еще работала, и работала хорошо, была огромная нехватка пилотов и командиров эскадрилий. Численность летчиков, которые могли выполнять боевые вылеты против врага, стала меньшей, чем когда-либо.
        Я был в отчаянии. Двести человек из наземного персонала были забраны из моей группы и заменены женщинами. Было полным сумасшествием пытаться заменить квалифицированных специалистов-мужчин малоопытными девушками. Я не смею ничего говорить против усердия немецких женщин, работавших на авиазаводах и в мастерских, но было, безусловно, нелепо использовать их в качестве обслуживающего персонала на аэродромах. Условия здесь очень сильно отличались от тех, что в тылу, вероятно, предполагали.
        Не говоря уже о том, что всех этих женщин, очевидно, набирали отовсюду. Из Гамбурга, Берлина, Франкфурта и бог знает еще откуда, эти последние женские резервы были собраны вместе бессмысленно и без разбора. Мужественные солдатские жены, не имевшие детей, юные машинистки с мелких предприятий и шлюхи из больших городских борделей.
        Это были те, с кем они ожидали выиграть войну.
        Наш личный состав должен был быть частично заменен женщинами, чтобы можно было создать армию, способную перейти в наступление. И это должно было быть сделано в течение трех недель.
        И теперь женщины должны были заполнить свободные места. Система подготовки к вылетам пострадала бы целиком, если бы забрали весь усердно работавший технический персонал. Это было слишком очевидно, чтобы комментировать.
        Когда мои командиры эскадрилий и я вошли в канцелярию группы, там больше не стоял обычный запах потных солдат, кожи и табака, наши ноздри встретил очаровательный аромат духов. Мы не могли поверить своим глазам. В один прекрасный день позади женских бараков на веревках для белья повисли прелестные крепдешиновые дамские панталоны и окаймленные кружевами трусики.
        Я никогда не думал, что однажды должен буду издать приказ, запрещавший развешивать женское нижнее белье, сделанное из купленного на черном рынке парашютного шелка, на виду у летчиков, из опасений, что это будет отвлекать их умы от работы.
        Но рискованное использование этих «девушек-истребителей» благодаря строгой дисциплине, предписанной всем, от командира группы до ефрейтора, оказалось лучшим, чем это можно было предполагать. И в конце концов с женским появлением в наших рядах, которого мы так опасались, смирились.
        Это, однако, не мешало моему старшему механику, вместо обслуживания самолета, исчезать со своей помощницей из числа женского персонала в близлежащем лесу, оставляя свои следы на мягком мху и на молодой зеленой траве между соснами. Когда фельдфебель начал сердито выкрикивать их имена, сильно покрасневшая парочка с притворно невинным видом появилась из подлеска, где она в течение нескольких минут искала ткань для того, чтобы отполировать машину.
        Конечно, среди этих девушек были и гиены. Два пилота из базировавшейся поблизости истребительной группы разбились насмерть, потому что их парашюты не раскрылись. Фактически они и не могли раскрыться, так как это были лишь пустые ранцы. В течение долгого времени купола их парашютов служили в качестве нижнего белья для этих крайне бездушных женщин, чья жадность к шелку не останавливалась перед фактическим убийством немецких летчиков.
        -Да, - сказал Курт Зибе, когда однажды обсуждалось подобное нетерпимое положение. - Мы возвращаемся на несколько сотен лет назад в истории. Ефрейтор станет ефрейтессой, и мы будем иметь маркитанток, следующих за солдатами. Все, чего сейчас не хватает, так это старой мамаши из борделя, несущей флаг амазонок, и наши солдаты будут в полном порядке.
        -Но не забывайте, что большая часть наших девушек - это несчастные бедные малютки, непорочные и незапятнанные, которые никогда не целовались, - заметил Патт. - И с тревогой и волнением они думают о своих парнях, служащих в армии.
        -Да, мы забыли о них, - засмеялся Прагер. - Но вы знаете, это не имеет значения. Все они люди, и несколько профессиональных шлюх создают то же самое впечатление, что и горстка пьяных, опустившихся солдат. Публика видит только их, в то время как приличное и скромное большинство остается почти незамеченным.
        Глава 17
        Дни проходили стремительно.
        Пилоты уже знали каждый сантиметр местности между Везером и Рейном: Тевтобургский Лес, Зауэрланд, Эйфель, яркий зеленый массив около Мюнстера, лежащие в руинах города Рура. Каждый день совершались новые боевые вылеты, велись новые воздушные бои и случались новые потери…
        Хертогенвальд[213 - Xертогенвальд - лесной массив на северных склонах Высокого Фенна, между бельгийскими городами Эйпен и Мальмеди.] к югу от Ахена стал громадным кладбищем. Несколько раз он переходил из рук в руки, а затем немецкий фронт разрушился под натиском численно превосходящих сил противника.
        Снова и снова истребители мчались из своих секторов между Лингеном и Фехтой, Клоппенбургом и каналом Миттельланд через зенитный барьер, организованный против вражеского проникновения в Рур, чтобы оказать поддержку частям на линии фронта. Но больше не в их власти было произвести какой-либо видимый эффект, вследствие того, что больший процент воздушных боев проходил над районом Мюнстера.
        Почти в каждой большой деревне за старой посеревшей от времени стеной местного кладбища появлялись могилы погибших пилотов «Зеленого сердца».
        Дортенман с двадцатью пятью «Фокке-Вульфами» был переведен в другое место. Теперь он взлетал из Бабенхаузена[214 - Бабенхаузен - аэродром в 13км западнее г. Ашаффенбург.] между Дармштадтом и Ашаффенбургом и докладывал об успехах в схватках с истребителями-бомбардировщиками в секторе Рейн-Майн.[215 - Рейн-Майн - аэродром в 12км юго-западнее г. Франкфурт-на-Майне.] Я надеялся, что туда будет направлена вся группа. Там был мой собственный дом, а в такой мрачный период войны любой хотел бы быть поближе к дому, насколько это возможно.
        Но этой надежде не суждено было сбыться. Через две недели Дортенман вернулся назад в Фаррельбуш. Он неожиданно добился там успеха, но очень большой ценой. Четверть его пилотов заплатила за это своей жизнью в ожесточенных боях с «Тандерболтами» над Таунусом.[216 - Таунус - горный массив северо-западнее г. Франкфурт-на-Майне.]
        -Ханс, вы со всем почтением отнеслись к моей родине? - спросил я со смехом, приветствуя скитальцев.
        -Могу держать пари, что это так, старый брюзга. - А затем худощавый, жилистый уроженец Вюрцбурга представил свой рапорт. - Я только не могу понять, - сказал он, - почему они вслед за мной не послали вас и почему я должен вернуться сюда. Туда намного проще возвращаться, и, прежде всего, линия фронта гораздо ближе, и мы не должны были бы так далеко летать, чтобы добраться до нее, но теперь я тоже начинаю понимать, что у этих кретинов совсем не осталось мозгов.
        -Кто это там? - спросил Дортенман, когда в столовую уверенно вошел гауптман Таппер, который совсем недавно был направлен в нашу группу.
        -Вы, Ханс, теперь получше следите за своими поступками. Это осведомитель, посланный шпионить за нами, трусливыми летчиками-истребителями.
        Я с улыбкой представил этих двух человек друг другу:
        -Обер-лейтенант Дортенман, командир 10-й эскадрильи, а это - гауптман Таппер, наш национал-социалистический уполномоченный.
        Никто хорошо не относился к этим господам-шпионам, которые ходили вокруг на цыпочках и своими закоснелыми нацистскими лозунгами пытались влиять на управление эскадрильями. Они всегда были известны как «артель пресмыкающихся ослов».
        Все мы ненавидели этих комиссаров и рассматривали их присутствие среди нас как оскорбление. Поэтому Таппера практически исключили из нашего круга, и каждый раз, когда он появлялся, наша беседа внезапно прекращалась или ее тема полностью менялась.
        -«Автобан»! Какая обстановка?
        Группа летела в южном направлении на высоте 3,7 тысячи метров над гребнем Тевтобургского Леса. Между толстыми грядами облаков мы могли видеть внизу маленькие участки земли. «Фокке-Вульфы» летели сквозь мощный обширный верхний слой кучевых облаков.
        -Говорит «Автобан». Ваш сектор свободен от вражеских самолетов. Соединения четырехмоторных бомбардировщиков находятся над Южной Голландией.
        Легкий доворот на курс 250°. Я решил лететь по прямой в район Дуйсбург - Ахен.
        Громадные облака поднимались вверх мощными слоями. Ровно отрезанные ниже 1,8 тысячи метров, они напоминали дрожащее желе, помещенное на гигантскую стеклянную тарелку.
        Вскоре мы были над Мюнстером. Мы еще раз погрузились в молочную пелену, сквозь которую заметили случайный проблеск города, который растворился словно призрак.
        -Парни, держитесь. Наверху «Боинги», - закричал чей-то возбужденный голос по двусторонней связи.
        Быстрый взгляд вверх. Увиденного было достаточно, чтобы кровь застыла в наших жилах. Едва ли в 30 метрах над нами с правого борта приближались «Боинги», летевшие крылом к крылу. Открытые бомбоотсеки зияли словно черные пасти.
        -Это группа, предназначенная для Мюнстера. Они в любой момент могут начать сброс бомб.
        -Позвольте им вывалить свои «яйца». - Это был неугомонный Прагер, сохранявший спокойствие даже в такой страшный момент.
        «Он, должно быть, имеет вместо нервов стальные тросы там, где у других лишь тонкие нити», - подумал я.
        Вокруг засвистели бомбы.
        Кувыркаясь и вращаясь, они летели вниз. Бомбы, бомбы, бомбы… Мы могли отчетливо видеть каждый из этих смертоносных объектов, когда они вылетали из бомбоотсеков.
        Затаив дыхание, шестьдесят похолодевших пилотов сжимали ручки управления. Мрачные, перекошенные лица, руки на красных рукоятках сброса фонарей кабин, хотя не было никакого шанса на спасение, если одна из этих бомб попадет в самолет.
        Это выглядело так, словно они извергали смертельный яд. Это были никакие не «яйца», как их обычно называли среди истребителей. Это был алчный ливень, вытекающий словно икра из бьющейся рыбы.
        Наконец, мы миновали этот поток.
        Ни один из нас не был поражен. Это было просто невероятно!
        -Тьфу! - вырвался у кого-то вздох облегчения, и в наушниках можно было практически услышать биение сердец.
        -Хейлман - «Автобану». Какого черта вы, проклятые идиоты, не предупредили о бомбардировщиках, которых мы едва не протаранили?
        -«Автобан» - Хейлману. Нас не известили.
        -Вас не известили. - Я передразнил голос, доносившийся по радио. - Хорошо, я надеюсь, что никто не будет извещен, когда один из вас лишится своей проклятой задницы. Прошу разрешения атаковать. Жду ответа…
        -«Автобан» - Хейлману. Вы должны выполнить свою боевую задачу на линии фронта.
        -Не будьте такими болванами. В облаках мы никогда не получим другого шанса атаковать «Боинги».
        -«Автобан» - Хейлману. Продолжайте полет к вашей цели, как приказано.
        -Вы, чертова баба,[217 - В оригинале использовано нецензурное выражение.] я надеюсь, что вы еще будете сожалеть об этом.
        Едва я приземлился, как меня вызвали к генералу Вольфу, который подверг меня сокрушительному разносу. Я никогда бы не поверил, что генерал способен на такой поток брани, хотя он был известен своей энергией и неистовым поведением. Нет, я никогда не предполагал, что он мог быть настолько вульгарен.
        -Я восхищен вашей речью, мой дорогой, но если это когда-либо повторится, я должен буду отдать вас под трибунал.
        -Так точно, герр генерал. - Вскинутая в приветствии рука едва не задела за лицо взбешенного генерала, ругавшегося без передышки.
        -Что вы знаете о потребностях линии фронта? Предположим, что была запланирована массированная атака, а за пять минут до назначенного времени люфтваффе отказались от нее, потому что вам подвернулась возможность сбить несколько бомбардировщиков.
        -Так точно, герр генерал.
        Мой мозг работал хладнокровно. Это был один из тех проклятых парадных шаркунов, который, несмотря на свой «взлет», не имел никакого представления, говоря о массированной атаке истребительной авиации всего с шестьюдесятью самолетами, и рассуждал о сотнях «Боингов» как о нескольких бомбардировщиках!
        Затем генерал предложил мне настоящую темную «гавану» - истинное удовольствие после тех эрзац-сигар, которые мы курили. Мы повели весьма приятную беседу в облаке голубого дыма и с рюмкой коньяку. Эта шишка, как оказалось, была не таким уж плохим парнем. Служба службой, а коньяк - это коньяк, и наш достаточно односторонний разговор протекал вполне миролюбиво.
        -Вы первый человек, - сказал генерал, - за всю мою военную карьеру, который сделал в мой адрес подобные высказывания. Скажите мне, а что действительно означает «баба»?
        -Вы должны извинить меня, герр генерал. Это выражение, которое используется у нас в Рейнгессене.[218 - Рейнгессен - расположенная на левом берегу Рейна часть немецкой исторической области Гессен.] Оно имеет то же значение, что и «чурбан» - в Кёльне, «простофиля» - в Мюнхене, или в обычной беседе - простите меня, герр генерал, - «проклятый идиот».[219 - Хейлман конечно же значительно смягчил значение употребленного им выражения.]
        -Хм-м. Я должен сказать, что это очень, очень «лестно».
        -Я искренне извиняюсь, герр генерал. Я понятия не имел, что вы лично были на связи. - Я едва не сказал «на линии фронта».
        -Хорошо, молодой человек; но в следующий раз, пожалуйста, выбирайте другой тон и другие выражения.
        Несколькими днями позже произошел аналогичный инцидент.
        Целью нашего вылета опять была линия фронта. Снова облачность благоприятствовала нам - на сей раз в ней было довольно много разрывов, - и снова «Автобан» сообщил, что сектор свободен от вражеских самолетов.
        И опять это случилось над Мюнстером.
        На этот раз «Зеленое сердце» вышло из облаков выше «Боингов», которые летели волна за волной.
        -Хейлман - «Автобану». Над Мюнстером тяжелые «автобусы». Вынужден вступить в бой.
        На сей раз я поступил обдуманно. Я просто доложил, что подвергся атаке. Я должен сбросить дополнительные топливные баки, и Ахен сегодня подождет.
        -Хейлман - всем пилотам. Мы заходим.
        Я не осмелился отдавать своим людям точные приказы относительно атаки, чтобы на земле не поняли и не начали угрожать мне трибуналом, как в предыдущем случае.
        Постепенный разворот вправо, чтобы атаковать в лоб, что является наилучшим направлением для атаки четырехмоторных бомбардировщиков. Машины внутри радиуса разворота сохраняли свою позицию рядом со мной, сбрасывая скорость и снижаясь, в то время как те, кто был слева от моего самолета, набирая высоту, выполняли полный разворот на 90°. В ходе этой перегруппировки каждая машина должна была выполнить абсолютно идентичный разворот.
        Дальность 400 метров.
        -Атака сверху.
        300 метров.
        «Боинги» появились в прицелах, полностью заполняя их.
        -Огонь!
        Трассеры безжалостно колотили в их толстые фюзеляжи. Янки не были покорными наблюдателями, и, в то время как пилоты упрямо держали свой курс, с каждого «Боинга» в нападавших бил град свинца из двенадцати пулеметов. Мы отвечали, и четыре ствола[220 - FW-90D-9 был вооружен двумя 20-мм пушками MG151, размещенными в корневых частях крыльев, и двумя 13-мм пулеметами MG131, установленными в фюзеляже над двигателем.] кромсали большие бомбардировщики на части. Отлетали панели, дым струился из двигателей, вспыхивали самолеты.
        Американские самолеты имели на борту великолепную аппаратуру пожаротушения. Небольшие возгорания, особенно в двигателях, легко устранялись. Топливные баки были защищены каучуком, который самозатягивался, когда его пробивала пуля. Требовались прямые попадания, чтобы поджечь и сбить один из этих «ящиков».
        Вдали справа от меня один из «Боингов» взорвался в воздухе.
        Пока они еще не сбросили свои бомбы.
        Еще два «Боинга» были разнесены взрывами, и можно было увидеть белые купола парашютов, распустившиеся в небе.
        Наконец, атакуемый поток бомбардировщиков начал сброс бомб. Даже не сделав больше ничего иного, истребители могли считать свою атаку успешной.
        Гигантская тень вырисовывалась перед моим ветровым стеклом. Я нажал на спуск и начал стрелять из всего, что у меня было. Мои пули и снаряды врезались в плексигласовое ветровое стекло перед местом пилота.
        Затем я бросил «Фокке-Вульф» влево, пронесся ниже следующего «Боинга» и спикировал вниз, чтобы уйти из зоны досягаемости огня американцев.
        -Сбор в ходе разворота влево. Мы заходим для второй атаки.
        Больше половины группы присоединились к командирской машине с хвостовым оперением, окрашенным в красный цвет.
        -Крумп - Хейлману. Внизу «Мустанги». Количество такое же, как и у нас.
        -Где?
        -Прямо под бомбардировщиками. Летят на 900 метров ниже в том же направлении.
        -«Виктор».
        Затем мы зашли для атаки снизу следующего потока. Снова в перекрестьях прицелов появились огромные, отчаянно стреляющие тени.
        -Полный газ, компрессор наддува!
        Возросшие обороты двигателя увеличивали темп
        стрельбы.
        Неумолимо и не дрогнув, мы приближались к врагу через убийственный заградительный огонь. Как было бы замечательно, если бы мы обладали для атаки превосходящей скоростью реактивных самолетов.
        «Огонь!» Множество пылающих машин и парашюты. Маленькие вспышки пробежали по моему правому крылу. Попадания. Черт с ними, это не имеет больше значения.
        Яростно горя, тяжелая машина в моем прицеле зашаталась, на мгновение встала на дыбы, а затем завалилась на правое крыло и перешла в крутое пикирование.
        Коренастый баварец, ефрейтор Зенс доложил о повреждении двигателя. По двусторонней связи я мог слышать его ругательства. Он, должно быть, получил прямое попадание. Это не было удивительно, бортстрелки «Боингов» тоже сражались за свою жизнь.
        Затем мы снова проделали путь сквозь их боевые порядки и сделали разворот с набором высоты.
        -Крумп, где вы?
        -Я вышел из боя. Их становилось все больше. Я уже над Тевтобургским Лесом.
        -«Виктор». Мы следуем за вами.
        Последний самолет спикировал прочь от места боя на скорости почти 650км/ч. Мы неслись к гребню Тевтобургского Леса, который вырастал перед нами словно стена.
        Тем же вечером мы узнали, что обломки двадцати четырех стратегических бомбардировщиков были рассеяны по сельской местности внизу; но более важным было то, что целый поток бомбардировщиков приблизительно из двухсот машин сбросили бомбы на открытой местности, не долетев до Мюнстера. Это стоило жизни двенадцати нашим товарищам, но при этом были спасены тысячи мужчин, женщин и детей. Этот вылет действительно стоил затраченных на него сил.
        Снова на германской границе в секторе Ахена вспыхнули ожесточенные бои. Казалось, враг предпринял решительное, последнее наступление.
        Петер Крумп сидел в своей комнате, стараясь услышать по принадлежавшей союзникам радиостанции «Запад»[221 - Вероятно, имеется в виду солдатская радиостанция «Запад». Она вела на немецком языке пропагандистские передачи на Германию, которые представляли собой хорошо продуманную смесь из популярной музыки и выпусков новостей. При этом при составлении передач их авторы опирались на довольно обширную картотеку, составленную на основе разведданных и данных радиоперехвата. В ней, в частности, имелись имена и фамилии почти всего командного состава люфтваффе, вплоть до командиров авиагрупп и эскадрилий, что придавало передачам необходимую достоверность.] новости о своем родном городе. Остальные пошли в столовую смотреть новый фильм. Каждый вечер там показывали новую пленку, чтобы как-то занять наше внимание.
        Но Петер Крумп не испытывал никакого желания идти в кино. Томми могли в любой момент появиться у него дома. Он не мог не думать о своих родителях, старых, больных людях.
        Я полностью одетым упал на свою раскладушку. Сигарета была безвкусной. Я нервно вскочил, вышел в коридор и постучал к Прагеру и Крумпу. Не хотели бы они сыграть партию в скат в моей комнате? Я достал из своего буфета бутылку «Хеннесси».
        Джазовая музыка прервалась. «Говорит радиостанция „Запад“. Передаем самые последние новости с линии фронта».
        Ни одному из нас не приходила мысль, что мы не повиновались строжайшему приказу Геббельса, угрожавшего каторжными работами, концентрационным лагерем или штрафным батальоном - бесславными 500-м и 999-м штрафными батальонами, из которых не было никакого спасения. Все мы слушали вражеские радиопередачи. Соединяя их со сводками нашего собственного командования, любой здравомыслящий человек мог получить представление об истинном положении дел. Прежде всего, из радиопередач Би-би-си мы узнавали новости о наших пропавших без вести товарищах. Так, более чем неделю мы изо дня в день слушали длинный список пилотов, которые остались на той стороне после хотя и успешной, но гибельной для нас новогодней атаки.
        -Тише, - попросил Петер, нервно махнув рукой, хотя никто и так не проронил ни слова.
        Начали сообщать о положении в секторе Ахена. Ситуация там все еще была запутанная; но англичане пока не взяли город.
        -Петер, это может продлиться еще некоторое время.
        -Может быть, вы правы, Хейлман, но дела не могут идти так дальше.
        -Выключите эту проклятую штуку. Все это только мусор, - пробормотал Прагер сердито. Выпустив через ноздри сигаретный дым, он спросил меня: - Когда поступит это новое оружие, о котором они продолжают говорить? Я имею в виду, что уже западная часть Рейна должна быть эвакуирована, и все прочее.
        -Да. Мы будем продолжать отступать до дня, пока не будем вынуждены поднять руки.
        Раздался стук в дверь.
        -Войдите.
        Это был Курт Зибе. На его обожженном лице появилась улыбка легкого смущения.
        -Так, Курт, и без своей Густи? - пошутил Прагер.
        -Что вы знаете, старина? Она ждет меня в моей комнате, и именно поэтому я искал вас. Я передаю вам ее наилучшие пожелания, и мы хотим побыть одни, вы понимаете? Так что вы не потревожите нас, не так ли?
        -Хорошо, старый ночной истребитель. Наслаждайтесь.
        Зибе смеясь покинул комнату.
        Я налил коньяк.
        -Удачи, парни.
        -Ваше здоровье.
        Прагер прочистил горло.
        -Не понимаю, почему эти знатоки так высоко ценят французский коньяк. На мой вкус он слишком сильно отдает мылом. Тьфу!
        Крумп перетасовал карты. Снял и раздал их.
        Но фактически наши мысли были сосредоточены не на игре. Я продолжил разговор, прерванный Зибе.
        -Есть самолеты-снаряды способные попадать в цель размером с яблоко, - сказал я.
        -Вы все еще верите в сказку о сапогах-скороходах? Я не такой глупый, - сердито бросил Прагер. - Давайте карты. Достаточно разговоров о смерти и разрушениях.
        -Успокойся, Хейни, - произнес Петер Крумп. - Когда начинают перешептываться о «летающей бомбе», то дыма без огня не бывает. Это наша беда. Вот лишь одно: эти бомбы обсуждались на последнем совещании гаулейтеров.[222 - Территория Германии была поделена на 33 области - гау, область делилась на округа, округ - на местные группы, местная группа - на ячейки, а ячейка - на блоки. Во главе каждой из этих административно-территориальных единиц соответственно стоял гаулейтер, крайслейтер, ортсгруппенлейтер, целленлейтер и блоклейтер. Гаулейтеры назначались непосредственно Гитлером и несли полную ответственность за вверенную им территорию.] Вчера крайслейтер Клоппенбурга встречался с Таппером и упомянул, что он уже видел ее проект.
        -Хорошо, сегодня главное несчастье Германии - это люди. Любая деревенщина становится мелким или крупным уполномоченным по обороне рейха, и мы, кто действительно озабочены ею, только и слышим от этих чирикающих воробьев всякий вздор о чудо-оружии. Я удивляюсь, что еще не каждый ребенок знает о том, что происходит в Пенемюнде.[223 - Пенемюнде - городок в северной части о. Узедом, около входа в пролив Пене, отделяющий остров от побережья Германии.]
        -Пенемюнде? Это подразделение исследовательского центра в Куммерсдорфе?
        -Нет, ребята. Это кое-что иное, - ответил я. - В Куммерсдорфе и Рехагене[224 - Куммерсдорф, Рехаген - поселки, расположенные в 14 -15км северо-восточнее г. Луккевальде.] находится армейский испытательный центр. В 1939г. я встретил там девушку, которая стала моей женой. После того как ее подразделение было передано фон Брауну в Пенемюнде, я в феврале 1940г. женился на ней, чтобы вытащить ее из этого ящика с порохом. Я могу сказать вам лишь одно, и вы можете верить мне или нет, это как вам нравится: даже сегодня моя жена не обмолвилась бы ни словом, которое могло бы нарушить ее обязательство сохранять секретность. Я знаю много, но парни из партии, умышленно используя доверчивость масс, трубят обо всем на весь мир, что в целом ничуть не меньше чем государственная измена.
        -Но мы все еще не знаем, что готовится в Пенемюнде, - заметил Прагер.
        -О, это весьма просто. Оружие «Фау», разработка ракет, это все как-то связано с этой таинственной бомбой.
        -Я не буду бомбить свой собственный родной город, - произнес Крумп, сжав губы, - даже если должен буду в последний момент поднять мятеж.
        -Не слишком беспокойтесь об этом, Петер, - сказал я, пробуя успокоить его. - Я думаю, что уже, должно быть, слишком поздно использовать это оружие в нашей собственной стране, даже если оно действительно существует.
        -Хорошо, какой прок от обсуждения всего этого? Давайте продолжим игру. По крайней мере, мы тут точно знаем, что к чему.
        Не прекращая отпускать свои комментарии, Прагер раздал карты. Тоскливая ночь продолжалась…
        Глава 18
        2 февраля 1945г.
        Весна в этом году пришла очень рано. Теплое солнце растопило последний снег, теплая одежда была отброшена за ненадобностью, и пилоты загорали в шезлонгах в рубашках с короткими рукавами и в шортах. Свет, воздух и солнце возвращали в их бледные тела здоровье.
        В группе царила мирная атмосфера.
        На рассвете компания «Зеленого сердца» пригласила меня на небольшую утреннюю пирушку, так как это был мой день рождения, и мы весело провели четверть часа. Пилоты и присоединившийся наземный персонал пожелали мне «многих счастливых возвращений». Меня на плечах трижды пронесли вокруг столовой. «Удачи и еще больших побед!» Таппер пожелал мне «удачи, стойкости и верности в эти горькие для Германии часы».
        День рождения для суеверных пилотов священный. Летать в такой день - богохульство.
        Так что для меня это был нелетный день. Я взял свою трость, которую выстругал и украсил резьбой в свободное время, и отправился на прогулку в сосновый лес. Я хотел побыть наедине со своими мыслями. Несколько часов расслабления были роскошью для перенапряженных нервов. Я пропускал теплый, пряный запах сосен через свои легкие.
        Кроты уже были заняты своей работой. Свежие холмики черного торфа возвышались по обе стороны лесной тропинки. Я с радостью подумал, что небольшие серые существа с бледно-розовыми носами только что пробудились от своей зимней спячки.
        Издали, с аэродрома, доносился гул авиационных двигателей. Свист двигателей говорил мне, что начинался боевой вылет. Несколько секунд спустя я увидел в утреннем солнце тонкие фюзеляжи. «Фокке-Вульфы» с желтыми, красными и черно-белыми номерами взлетели, собрались в боевой порядок, а затем улетели в южном направлении.
        «Удачи, парни, и хорошей охоты», - подумал я, махая им своей тростью.
        Однако я поменял свое решение не летать, когда тем же вечером, незадолго перед сумерками, нам приказали снова подняться в воздух на «свободную охоту» на летающие в окрестностях «Мустанги» и «Тандерболты».
        Это был жаркий день, и синее небо, казалось, было щедрым на тепло. Группа налетала много часов и испытала все превратности судьбы. Зибе совершил вынужденную посадку, а Прагер получил легкое осколочное ранение.
        Так что я поднялся на своей желтой «шестерке». Все суеверие летчиков выступало против моего полета.
        Взлетавшие самолеты «Зеленого сердца» были атакованы уже над аэродромом. Первый «Фокке-Вульф», вращаясь, упал вниз, подобно горящему факелу, как раз в тот момент, когда взлетала 9-я эскадрилья.
        Я на малой высоте пролетел над штабом и ушел в северном направлении, но я был один, поскольку моя эскадрилья не последовала за мной в пикировании. Патт сделал ошибку и пошел слишком высоко. Другие следовали за ним, думая, что мой самолет все еще впереди. Патт вывел их прямо в гущу схватки, и они должны были сражаться за свою жизнь.
        Я присоединился к остальным. Я был в ярости, поскольку мой план занять позицию позади противника, набрать высоту и атаковать сверху теперь потерпел неудачу. Это могло стоить нам много лишней крови. Звено самолетов, спикировавших сверху, могло бы изменить ситуацию, но сейчас…
        Набирая высоту со скоростью шесть метров в секунду, я пытался понять, что можно сделать. Возможно, в качестве последней надежды на спасение, я смогу сбить одну или две вражеские машины.
        Но скоро меня самого заметили и атаковали. Нет, их слишком много, подумал я, когда увидел, что на меня пикируют пять «Мустангов».
        Разворот на вертикали. Полные обороты и попытка оторваться…
        «Мустанги» позади меня, яростно грохоча пулеметами, преследовали «Фокке-Вульф» до самой земли. Но я был быстрее и в безумной гонке на бреющей высоте смог стряхнуть преследователей со своего хвоста.
        Местность вокруг была плоской и зеленой. Компас указывал на север. Слава богу! Впереди лежала водная поверхность. Черт, они преследовали меня до самого моря! Они, должно быть, хотели заставить меня искупаться.
        Я осторожно поднялся повыше, чтобы определить свое местоположение. Левый вираж над широким водным пространством. Внезапно под моими крыльями появилась земля, а вдали показался аэродром.
        Лучше приземлиться. Я мог бы выяснить у парней на земле, что происходит в Фаррельбуше, и снова взлететь. Пологий разворот, выпуск шасси…
        Мой заходящий на посадку «Фокке-Вульф» приветствовал фантастический фейерверк.
        «Конечно, ты идиот. Как ты мог ожидать чего-нибудь другого? Неудавшийся боевой вылет, нервные зенитчики, ожидающие появления „Мустангов“. И мой день рождения в довершение всего этого».
        Я выстрелил красные сигнальные ракеты, но поток огня прекратился, лишь когда я был уже над летным полем и должен был вот-вот приземлиться.
        -Отлично, я должен был предположить подобное, - пробормотал я, переводя дух и вылезая из машины. - Оставьте самолет здесь. Я сразу снова вылечу, - крикнул я наземному персоналу. Затем я устроил разнос офицеру-зенитчику, посоветовав ему показать своим доблестным людям таблицы опознавания самолетов, которые висели во всех ангарах.
        На командном пункте аэродрома я получил необходимую информацию о ситуации в воздухе в секторе Фаррельбуша. Истребители-бомбардировщики все еще кружили над окрестностями. Было лучше немного подождать. Я находился на аэродроме около моря, рядом с которым была база морской авиации.
        Ко мне подошел гауптман со светло-красными петлицами.[225 - Такой цвет петлиц имели военнослужащие подразделений зенитной артиллерии, входившей в состав люфтваффе.] В руке он держал бутылку.
        -Мне жаль, старина, - произнес он сочувственно.
        -О, не волнуйтесь, гауптман. Это случалось со мной и прежде, и, вероятно, случится снова, только сегодня мой день рождения и, несмотря на блестящий фейерверк, было не очень приятно получить пожелания счастливого дня рождения таким способом.
        Мы с улыбкой обменялись рукопожатиями.
        -Хорошо, позвольте мне теперь лично поздравить вас. Я не мог бы придумать лучшего применения для своей «Veuve Clicquot».[226 - «Вдова Клико» - известная марка французского шампанского.]
        В поздних сумерках, когда из Фаррельбуша пришел сигнал «все чисто», я приземлился там на своей желтой «шестерке».
        Когда я вошел в столовую, то обнаружил, что в ней произошли впечатляющие изменения. Она напоминала сцену из арабской сказки «Тысяча и одна ночь». С потолка свешивались три парашюта, а сверху их шелковые купола освещали синие лампы.
        -Откуда вы, вредители,[227 - Хейлман имеет в виду, что для украшения были использованы парашюты, что, конечно, было явным нарушением всех правил.] взяли звезды? - спросил я с восхищением.
        -Пинц заставил их появиться как по волшебству из ниоткуда, герр обер-лейтенант, при помощи картона и ножниц, - усмехнувшись, ответил Патт. Его веснушчатое лицо сияло, словно полная луна в весенней ночи.
        Начался великолепный вечер.
        Из съестного была жареная свинина, которую привезли из Хезепе, за ней последовали изысканное печенье и кофе; и намного позднее, приблизительно в четыре часа утра, мы, словно заговорщики, сидели кругом на настоящих восточных диванах с одеялами и подушками. Куча пустых бутылок говорила о том, что это была очень обильная пирушка.
        Теперь мы еще раз пили черный кофе, чтобы привести в порядок свою затуманенную голову.
        Дортенман после длительного философского созерцания искусственного звездного неба внезапно заметил, что на нем нет никакой луны. Он начал карабкаться на плоскую крышу барака, крича, что он, конечно, стянет луну с небес.
        -Принесите лимоны, Мишо, сахар и шнапс, - произнес я слегка запинаясь.
        -Со шнапсом все в порядке, шеф, но лимонный сок…
        -Успокойтесь, Патт, чертов болван. Вы ничего не понимаете. Я собираюсь сделать коктейль.
        -Чушь. Разве вы никогда не слышали «Николашку»?
        Мишо, ординарец, поставил необходимые ингредиенты на маленький стол, но прежде, чем мои дрожащие руки успели расставить рюмки, Мюллер-Бернекк, Патт, Прагер и Зандельмейер высыпали сахар в свой кофе.
        Я послал за несколько большим количеством сахара и попросил для себя лично немного больше кофе.
        Но снова произошла заминка. Пьяные пилоты начали кидаться зернами кофе, целясь друг другу в лицо. Лимон упал на пол, и немедленно начался захватывающий футбольный матч. Скоро желтый плод был раздавлен и закатился под стул.
        Петер Крумп ползал на четвереньках по полу, крича:
        -Где этот чертов мяч? Кто уничтожил мяч?
        Мишо принес большее количество ингредиентов и после длительных усилий коктейль был готов - на вкус он был хорош! Рюмки поднимались все чаще и чаще. Выжатый лимон, добавленная полная чайная ложка сахара, который теперь покрылся коричневой коркой от кофе. Мы проглатывали шнапс и закусывали лимоном. Скоро ничего не осталось. Когда аккордеонист закончил играть свое сентиментальное танго «Маленькая Аннушка», Зибе, уставившись на свою рюмку, затянул «Милый маленький Николашка».
        В этот момент в столовую в большом возбуждении ворвался Дортенман. Мы все должны были выйти наружу. Он достанет луну. Он собьет ее с неба.
        Все с воплями и смехом высыпали на открытый воздух. Яркое звездное небо, лежавшее над нами во всем своем сверкающем величии, и свежий ночной ветер охладили наши горячие лбы. И была луна в своей последней четвертой фазе.[228 - Фазами луны называют ее виды с земли при движении вокруг последней, возникающие при освещении солнцем с разных сторон. Выделяют четыре фазы - новолуние, первую четверть, полнолуние и последнюю четверть. В новолуние луна не видна, в полнолуние видна в виде полного круга, а в первую и последнюю четверти видна в виде половинок круга.]
        Ханс Дортенман объяснил, что хотел сделать, и приступил к исполнению своего замысловатого плана. Дортенман снял одну из кухонных печных труб и теперь нацеливал ее на луну. Патт, держа трубу, опасно раскачивался туда и сюда на хрупком табурете. По инструкциям Дортенмана он не должен был закрывать отверстие трубы руками, чтобы через него можно было увидеть луну.
        Время от времени Патт своими огромными лапами стучал по трубе, и с другого ее конца на лицо Дортенмана падали хлопья сажи. Тот изрыгал ругательства и кричал:
        -Она опять ушла, и все же я точно поймал ее в перекрестье прицела.
        И игра начиналась снова.
        Какая ночь! Как великолепно расслабиться среди своих приятелей, товарищей в воздухе, товарищей в смерти и товарищей в вашей каждодневной жизни.
        Мы продолжали проказничать, и наше настроение было очень хорошим благодаря выпитому алкоголю. В этом состоянии постоянного напряжения наши нервы обрели покой за одну ночь - «охладились», как сказал Патт.
        Теперь щебетание птиц, пробуждавшихся на рассвете, временами смешивалось со звуками аккордеона. Мечтательные пассажи из песен, вызывавших ностальгические воспоминания о красных фонарях Сан-Паули, несколько раз прерывались птичьими трелями, которые, однако, остались незамеченными.
        Хлопанье дверей, суета в коридоре, по которому людей разносили по кроватям, а потом все стихло. Покой медленно возвращался на этот аэродром посреди леса, а для спящих людей наступал новый день.
        Кёльн.
        Веселый центр Рейнской области, город готических шпилей. Черная филигрань башен собора все еще направлена ввысь. Скромная и небольшая старая часть города разрушена и лежит в руинах. Когда-то красивые средневековые здания со стрельчатыми фронтонами группировались здесь вокруг соборной площади.
        Несчастный Кёльн. Ты тоже лишился своего одеяния. Десять лет назад ты был гораздо красивее, думал я, вспоминая веселый карнавал, свидетелем которого я однажды был.
        Кёльн, подобно всем другим городам на Рейне, теперь был грудой дымящихся руин. Четырехмоторные бомбардировщики выполнили свою ужасную работу, и теперь двухмоторные «Мародеры» и истребители уничтожали последние остатки и держали население в состоянии постоянной нервозности. «Зеленое сердце»[229 - Описываемые в этой главе события относятся к марту 1945г., когда III./JG54 уже фактически не существовало. В декабре 1944г. - феврале 1945г. она потеряла около 50 FW-190D-9, и потому 25 февраля 1945г. ее остатки были включены в JG26 под обозначением IV./JG26. Группу возглавил гауптман Рудольф Клемм. 9-я эскадрилья обер-лейтенанта Хейлмана из десяти пилотов была переименована в 15./JG26, 10-я эскадрилья лейтенанта Крумпа из девяти пилотов - в 13./JG26, а 11-я эскадрилья обер-лейтенанта Дортенмана из двенадцати пилотов - в 14./JG26.] кружило вверху, пытаясь защитить город.
        Да, Кёльн должен был пасть со дня на день. Война беспощадно стремилась к своему завершению, полный крах приближался все быстрее.
        Ахен, Дюрен и теперь Кёльн.
        Весь левый берег Рейна к северу от Бонна был во вражеских руках. «Шерманы» и «Черчилли»,[230 - Названия, соответственно, американского и английского танков.] подобно ненасытным циклопам, своими гусеницами перемалывали нашу горящую землю. Длинные колонны моторизованной пехоты следовали по их следам, словно жадные многоножки.
        Несмотря на мужественные оборонительные действия немецких дивизий, остановить их было нельзя. Стратегия была неэффективной, объем снабжения не мог быть увеличен, и больше не имелось резервов и боеприпасов.
        Затем началось то, что теперь на языке Верховного командования вермахта называлось стратегическим отходом, - своего рода самооправдание, которое не могло никого обмануть.
        Когда большой ценой прорыв был остановлен, линия фронта была разорвана на трех других участках. Эти последние попытки сопротивления показывали полную военную беспомощность, и окончательный крах был только вопросом времени. В пределах четырех недель не должно было остаться ничего, что можно было бы защищать. В те дни тактическое преимущество действий над собственной территорией стало предметом циничной шутки, поскольку каждый раз, когда Верховное командование отступало на несколько километров, еще на тысячу бомб больше падало на эту мышеловку.
        День за днем «Зеленое сердце» поднималось в воздух. Наши вылеты теперь были достаточно короткими, хотя при этом «собачьи схватки» казались нам бесконечными.
        Кёльн, Бонн, Дуйсбург, Везер…
        Старый, кипящий ведьминский котел Мюнстера от Эссена до Падеборна, от Рейна до Тевтобургского Леса - «долина удачи», как вражеские летчики-истребители называли этот опасный сектор.
        Шестьдесят «Фокке-Вульфов» кружили на большой высоте - теперь это было единственное безопасное место для истребителей - над изгибом Везера около Миндена. В толстых кучевых облаках имелись промежутки, через которые можно было увидеть маленькие участки земли. Это было великолепное зрелище. Толстые тюки кучевых облаков плыли как будто управляемые пастухом, а ниже, словно прозрачная вуаль в голубом блестящем небе, лежали перистые облака.
        Вертикальные лучи полуденного солнца создавали из нечетких очертаний волшебный пейзаж, чьи темные и яркие контуры, имевшие нежно-голубые, зеленоватые и фиолетовые оттенки, радовали наши глаза.
        Я передал командование Дортенману и со своей эскадрильей снизился на несколько сотен метров, чтобы получить лучший обзор. Мы искали истребители-бомбардировщики над Оснабрюкком: имелись сообщения о пяти отдельных группах.
        Над лежавшей под нами неглубокой долиной реки Элзе, которая около Бад-Энхаузена[231 - Бад-Энхаузен - городок в 10км юго-западнее Миндена.] впадала в Везер, мы повернули на запад. Дальше к западу река заканчивалась; в нескольких сотнях метров из Тевтобургского Леса появлялась река Хазе, продолжавшая свой путь к Эмсу.
        В двух тысячах метров под нами на крейсерской скорости летели несколько дюжин «Тандерболтов». Петер Крумп заметил их и доложил об этом по двусторонней связи.
        -Говорит Хейлман. Дортенман, идите вниз. Я остаюсь над вами.
        Сорок «Фокке-Вульфов» спикировали через промежутки в облаках, словно голодные ястребы.
        Звено за звеном нападало на противника. В наушниках раздавались хриплые, возбужденные крики. Лишь раз в году мы получали возможность, как сейчас, атаковать сверху, из толстых облаков.
        Каким замечательным должен был быть этот полет для союзников, которые обычно добивались всех своих побед именно при таких обстоятельствах.
        Но на сей раз они должны были бороться за свою жизнь.
        В первой атаке были сбиты пять «Тандерболтов». В рядах врага начался хаос. Янки отчаянно пытались уйти. Петер Крумп на своем «Фокке-Вульфе» с черным номером снова атаковал. Раскрылись два парашюта. Один из «Тандерболтов» внезапно перевернулся на спину, а затем перешел в сумасшедшую петлю, все быстрее и круче пикируя к земле. Длинный огненный шлейф пронесся в полуденном небе, а затем в воздух поднялся высокий черный столб дыма с огненно-красным шаром на вершине.
        Прагер на своей машине с белым номером стрелой спикировал на группу из двенадцати «Мустангов», которая мчалась на помощь.
        Я держался выше, хладнокровно выжидая момент, чтобы самому вступить в «собачью схватку». Было замечательно наблюдать за тем, как три командира эскадрилий отправляли на землю одного противника за другим. Если американцы не смогут оторваться, то для них это будет означать конец.
        Теперь уже «Мустанги» пытались уйти, но я начал свою атаку на них. Три горящих самолета упали на землю. Оставшиеся вышли из боя, спикировав сквозь сумасшедшее переплетение сражавшихся самолетов и алые ожерелья трассирующих пуль, ткавших в небе зигзаги, подобно сказочным иглам.
        Я со своей 9-й эскадрильей снова занял прежнюю позицию. Кажется, все мои самолеты были на месте, но внизу на земле полыхало около двадцати самолетов.
        -Говорит Хейлман. Парни, побыстрее. Мы должны подумать об остатке топлива.
        -Зибе - Хейлману. Взгляните назад, с правого борта.
        «Боже!» Некоторые их них не были трусами. Метрах в четырехстах три «Мустанга» разворачивались в моем направлении, пытаясь зайти мне в хвост. Три против двадцати. Хорошо, удачи вам!
        -Хейлман - 9-й эскадрилье. Продолжаем лететь и не обращаем внимания. Они думают, что мы не заметили их. Они попробуют зайти нам в хвост, а затем удрать в облака.
        Из выхлопных патрубков «Мустангов» вырывался плотный черный дым. Им было крайне трудно не отстать от нас.
        -Всем приготовиться. Время наступает. Патт, доложи, как понял.
        -Говорит, Островитцки. «Виктор».
        -Патт, веди свою эскадрилью налево. Все остальные вслед за мной выполняют правый вираж. Затем «свеча» с последующим резким разворотом. Это заставит эту троицу задуматься.
        Взгляд через плечо. Да, теперь время пришло.
        -Давайте все. Заходим на эти три «Мустанга».
        -«Виктор», «Виктор», «Виктор», - один за другим доносились из рации доклады.
        Я начал считать. Один, два…
        -Привет, парни. Если вы хотите, то можете посчитать до пятидесяти.
        Я начал оглядываться вокруг. Чей это был голос? Я быстро повернул голову в другую сторону, и мое сердце почти остановилось. Масса маленьких черных точек на фоне облаков становилась все больше. Из этой огромной массы облаков одна за другой пикировали машины, эллипсовидные крылья, красно-бело-синие круги - «Спитфайры».
        «Мустанги» вызвали помощь. Они спокойно летели позади группы «Фокке-Вульфов» и по своей радиосвязи передавали наши курс и высоту. Отсюда этот циничный голос в рации. Должно быть, рабочая частота «Зеленого сердца» была известна им и кто-то настроился на нее, чтобы поглумиться над нами.
        Отличная работа, янки, вы спасли нашу жизнь, через долю секунды «Зеленое сердце» нападет на вас, а потом нам на хвост сядут численно превосходящие «Спитфайры».
        Я стремительно проанализировал положение.
        Облака были слишком далеко. Нам надо бежать.
        Мы должны спикировать, но что скрывается там, за толстым слоем облаков?
        -Говорит Хейлман. Всем влево. Держимся плотно, крылом к крылу, и уходим на север.
        Прежде чем «Спитфайры» успели занять позицию для атаки - теперь я оценивал их численность приблизительно в пятьдесят машин, - двадцать «Фокке-Вульфов», оставляя позади конденсационные следы, после серии максимально крутых разворотов с набором высоты на скорости 570км/ч спикировали на своих преследователей.
        Склонившись в своих кабинах, чтобы лучше прицелиться, мы начали стрелять.
        «Фокке-Вульфы» и «Спитфайры», развернувшись навстречу, словно сумасшедшие поливали друг друга свинцом. Мгновенный огонь прекратился. Противники лишь мельком успевали заметить друг друга, когда проносились мимо на скорости, превышающей 1000км/ч.[232 - Имеется в виду скорость сближения самолетов, летевших встречными курсами.]
        -Держитесь, парни. Теперь они постараются задать нам жару.
        -Хорошо, шеф. Сегодня вокруг нас, кажется, порхает все союзническое общество по разведению домашней птицы.
        Это был саркастический голос Патта, но как радостно было слышать его в такие критические моменты. Он был лучшим лекарством от сковывавшего страха и успокаивал нервы, натянутые до предела.
        Широкий, массивный слой облаков быстро приближался. Теперь летим сквозь него!..
        Это было совсем непростым делом пролететь сквозь эту угрюмую, молочную пелену, когда самолеты на скорости от 640 до 700км/ч летели так близко друг к другу.
        Последние клочки облаков, и мы прошли через них. Лишь в 900 метрах внизу лежала земля. Облака отбрасывали на нее свои тени подобно гигантским парусникам.
        -Не расслабляйтесь. Мы отстаем от вас.
        -Кто говорит?
        -Это Зибе. За мной все еще держатся трое из них.
        -Ты сумасшедший, Курт. Мы немного сбросим скорость, чтобы позволить вам догнать нас, нам предстоит путь на наш бывший аэродром. Это Хезепе.
        Что происходит?
        Вдали на горизонте кружились самолеты. Два Ме-109, оставляя за собой черные дымные шлейфы, быстро приближались к нам. Зенитная артиллерия открыла заградительный огонь, но затем ее огненные пальцы отклонились влево и внезапно исчезли, словно призрак.
        Конечно. Там шла другая «собачья схватка». Ме-109 и «Мустанги». Наши старые бедные «мыльницы» никогда не могли избежать неприятной встречи с ними.
        -Говорит Хейлман. Держитесь за мной, парни. Мы должны помочь этим несчастным ублюдкам.
        Наши «Фокке-Вульфы» ворвались в схватку словно молния. Нас все еще было больше дюжины. Огонь!
        Крутой разворот с набором высоты, переворот через крыло и затем новая атака.
        Над аэродромом Хезепе было свыше тридцати «Мустангов». Время от времени, когда наступал благоприятный момент, среди них раздавались взрывы зенитных снарядов. Пилоты «Мустангов», должно быть, испытали шок, к сожалению, томми или янки лишь изредка получали неприятный опыт полетов в условиях настоящей бойни.
        Шесть или семь Ме-109 горели на земле вокруг аэродрома. Оставшиеся пять, воспользовавшись внезапной атакой «Фокке-Вульфов», спасались бегством, направляясь на запад на малой высоте.
        -Это не очень вежливо с вашей стороны, - пробормотал я, нажав на кнопку передатчика в надежде, что они услышат меня, - бросать нас здесь. Было бы неплохо, если бы вы выполнили свою часть работы.
        Никакого ответа не последовало.
        Я поймал в прицел уходивший «Мустанг». Он позволил сбить себя, словно был «хромой уткой».[233 - Жаргонное выражение летчиков-истребителей, обозначавшее поврежденный самолет.] Затем я набрал высоту и снова оказался над местом боя. Их боевой порядок был разрушен, и враг предпринимал последние отчаянные усилия. Мастерский высший пилотаж оставлял около земли инверсионные следы - неизбежный признак того, что машины расходовали последние капли своей мощи, когда словно безумные метались в небе, чтобы вырваться из прицела противника или уйти от смертоносного зенитного огня снизу. Небо между Хезепе и Ахмером на высоте до 900 метров представляло собой сумасшедший дом. Истребители кружились и переплетались в вихре подобно гигантским роям ос. Резко вспыхивали красные и желтые дуги трассеров, огненные шары взрывавшихся в воздухе машин отбрасывали свои пылающие, красные тени на облака, проплывавшие наверху.
        Пилоты не могли оценить эту картину, пот заливал глаза, в которых часто темнело от перегрузок, они дрожащими руками сжимали ручки управления, сражаясь за свою жизнь.
        У меня не было никакой необходимости отдавать своим людям какие-либо распоряжения. К этому моменту они знали обо всех трудностях, с которыми столкнулись в ходе «собачьей схватки», и время от времени им снова удавалось вытащить свою голову из петли.
        Смертоносная карусель постепенно смещалась в северном направлении. Благодаря запасу мощности двигателей с компрессорами наддува «Фокке-Вуль-фы», которых было меньше, имели превосходство над «Мустангами».
        -Говорит Хейлман. Я должен отозвать всех вас. Самое время для этого.
        Внезапно пикировавший сверху «Мустанг» попал прямо в мой прицел. Очередь. Мимо… «Не бери в голову. У тебя нет времени, чтобы преследовать этого паренька».
        -Все следуют за мной. Курс точно на север.
        Делая напоследок изящный переворот через крыло, «Фокке-Вульфы» выходили из боя. Естественно, что не все из них уходили невредимыми. Это всегда был очень тревожный момент. Вы избежали неприятностей или же обнаружите кого-нибудь у себя на хвосте? Отставшие неизменно становились жертвами судьбы.
        Подстреленные всегда погибали. Сегодня вы, завтра, возможно, я.
        Курт Зибе разбился.
        Он и Мюллер-Бернекк были сбиты над Оснабрюкком.[234 - События, описанные выше Хейлманом, как уже не раз было выше в его мемуарах, представляют собой причудливую смесь воздушных боев, происходивших в разные дни. Согласно данным люфтваффе, обер-лейтенант Хейлман сбил Р-51 вечером 20 марта 1945г., когда 17 FW-190D-9 из IV./JG26 в районе аэродромов Ахмер - Хезепе столкнулись с 30 Р-47 и Р-51. В том же бою был сбит и погиб лейтенант Курт Зибе из 15./JG26. 25 марта 1945г. 15 FW-190D-9 во главе с Хейлманом в 17.40 вылетели на «свободную охоту» в район г. Бохольт. Там они столкнулись с истребителями союзников, по одним данным, это были Р-47, по другим - «Темпесты», а по третьим - «Спитфайры». Фельдфебель Герхард Кролл, летевший в качестве ведомого Хейлмана, первым заметил приближавшегося снизу противника и доложил об этом. Хейлман внезапно выполнил резкий разворот с переходом в пикирование, но при этом следовавший за ним FW-190D-9 ведомого оказался прямо перед тремя вражескими истребителями и был сбит. Кролл успел выпрыгнуть из горящего самолета с парашютом, он получил тяжелые ожоги и больше уже в боях не
участвовал. В том же бою был подбит и совершил вынужденную посадку самолет фельдфебеля Герхарда Мюллер-Бернекка из 15./JG26, при этом немецкий пилот также получил ранения.]
        Хейни Прагер был мертвенно бледен. Курт был его лучшим другом.
        -Я не могу понять, как такое случилось.
        -Ради бога, не смотрите на меня так, как будто в этом есть моя вина, - сказал я.
        -Хорошо, Хейлман, я слышал, как он докладывал вам по радио, что он отстал от вас.
        -Перестаньте, Хейни. Вы, так же как и я, знаете, что, делая разворот на грани сваливания с последующим пикированием, вы всегда отрываетесь от крыспозади себя. Это неотъемлемая часть тактики воздушного боя. Всякий, кто разворачивается слишком поздно и последним выходит из боя, не сможет догнать лидеров, по крайней мере в течение 15 километров.
        -Мне жаль, Хейлман. Я действительно не подразумевал этого. Я так сожалею о Курте. Как вы хорошо знаете, он был одним из последних парней, оставшихся со времени боев на фронте вторжения. Единственная вещь, в которой я могу обвинять вас, - это то, что вы не должны были разрешать ему участвовать в этом вылете. Вы же знаете, что сегодня был его четвертый вылет.
        -Прагер, помните - мы офицеры, и, пока наши люди летают по четыре раза в день, мы должны делать то же самое, по крайней мере, так должно быть. Кроме того, я действительно не думаю, что он участвовал в «собачьей схватке» над Хезепе. Нас была только дюжина.
        -Но он был там. Это всегда лучше в толпе. Он и Мюллер-Бернекк пронеслись мимо, и два… Ох, я не знаю, сколько «Мустангов» заметили и преследовали их на протяжении 25 километров к Квакенбрюкку и догнали их. Я держу пари, что перед тем, как их сбили, они дали чертовски хороший бой. Это, вероятно, был бой око за око.
        Тем временем я снял свой летный комбинезон. Он был пропитан потом. Я ощупывал карманы, ища пачку сигарет. Один из механиков дал мне одну.
        -Благодарю, Михель. Как дела, помимо этого?
        -«Ящики» еще только возвращаются. Во всяком случае, бой должен быть закончен, потому что у них не осталось топлива.
        -Так что мы теперь должны подниматься в воздух в то же самое время, что и они,[235 - Имеются в виду истребители союзников.] - проворчал Прагер, сердито ударяя своей тростью по летным ботинкам на меховой подкладке.
        -Хейни, - предупредил я.
        -О, хорошо, я просто смотрю в будущее. В подходящие минуты - но вы должны надеть розовые очки, чтобы тоже увидеть это, - я вижу себя служащим на земле в должности коменданта аэродрома. Но я слишком большой ублюдок, чтобы стать ангелом, иначе старина Прагер ныне бы сменил свою форму на крылья и белую рубашку, чтобы держать свою задницу в тепле.
        «Комендант аэродрома» - это был излюбленный предмет для насмешек в кругу летчиков. В некоторых случаях работу комендантов аэродромов выполняли пилоты, отправленные с фронта в тыл, потому что потеряли самообладание и страдали сердечными болями или иными формами нервного перевозбуждения. Согнутый вдвое ревматизмом, он выполнял воображаемую полупетлю с разворотом, сжимая правой рукой воображаемую ручку управления, одновременно подражая звуку пушек «Спитфайра». На малейший звук он резко оглядывался, думая, что кто-то сел ему на хвост.
        Циничная форма насмешки среди всеобщего ощущения катастрофы.
        Многие из получивших увечья и ранения пилотов, которые были бы счастливы закончить свою службу в качестве коменданта аэродрома, были вынуждены, чтобы спасти себя от голодной смерти, взять шарманку и просить подаяние на улице.
        Глава 19
        Противник захватил третий плацдарм на Рейне между Везелем и Ресом.[236 - Рес - городок в 19км северо-западнее г. Везель.] Скоро Рейн больше не будет немецкой рекой, границей Германии, а станет всего лишь естественной преградой для врага. На востоке грозило полное уничтожение, и мрачные тени, нависшие над Германией, вызывали еще больший, чем ранее, отчаянный, сумасшедший поток полумертвых от страха беженцев. В скором времени этот поток должен был захлестнуть Берлин.
        Теперь только ненормальный не думал об обращении с просьбой о перемирии.
        Но человек в Берлине, в своем мучительном разочаровании - почти на грани безумия, - продолжал прочно придерживаться своих идей, и не нашел никакого другого решения, как тащить весь народ - великую, прекрасную, культурную нацию - вместе с собой в пропасть.
        Чудес не происходило, но министерство пропаганды продолжало вбивать в уши людей свои лживые сообщения.
        Таппер, партийный уполномоченный, получил от крайслейтера Клоппенбурга распоряжение выступить перед группой с речью о защите рейха.
        Я провел беседу с этим представителем партии. В целом он был неплохим парнем, и, по его собственному мнению - хотя он и не говорил этого вслух, - это фанатичное продолжение борьбы было абсолютно бессмысленным.
        Я дал ему весьма ясно понять, что мои люди останутся верными присяге, пока я, как их командир, буду продолжать отдавать им приказы.
        -Кроме того, - добавил я, - достаточный процент из них происходит из Восточной Пруссии, или, вернее, это была их родина. Нет необходимости, чтобы я что-то еще говорил вам. Теперь вы можете выступать перед моими людьми, и постарайтесь найти правильный тон для своей речи.
        Таппер нетерпеливо пошел к большой столовой, где были собраны эскадрильи.
        По просьбе командиров эскадрилий я использовал предлог, что это был важный инструктаж перед боевыми вылетами, предстоявшими на следующий день.
        Несколькими днями позже появился оберст-лейтенант фон Корнатцки, довольно крупный мужчина приблизительно сорока лет, из глаз которого, подобно вспышкам молнии, била энергия.[237 - Еще один пример того, как Хейлман вольно обращается с фактами. Оберст-лейтенант Ханс Гюнтер фон Корнатцки не мог весной 1945г. появиться в группе Хейлмана, поскольку погиб еще 12 сентября 1944г. в звании майора. В тот день он во главе II.(Sturm)/JG4 около 11.00 в районе Магдебурга атаковал соединение четырехмоторных бомбардировщиков и сбил один В-17, одержав свою шестую и, как оказалось, последнюю воздушную победу. Через несколько минут его «Фокке-Вульф» был подбит американскими истребителями. Фон Корнатцки попытался совершить вынужденную посадку, но около г. Хальберштадт его самолет задел за провода линии электропередачи и врезался в землю.]
        Он возглавлял недавно сформированные эскадрильи смертников и теперь ездил, пытаясь набрать в них пилотов.
        Он выступил перед людьми и почти заворожил их своей фанатичной речью.
        Истребители-самоубийцы должны были пройти перевооружение. Меньшее количество оружия в обмен на более мощную броневую защиту. Оберст-лейтенант уже опробовал это со своими лучшими пилотами.[238 - Автор снова смешивает разные события. Осенью 1943г. майор фон Корнатцки сформировал и возглавил 1-ю штурмовую эскадрилью из 15 пилотов-добровольцев. Она должна была проверить на практике новую тактику атак четырехмоторных бомбардировщиков, предложенную фон Корнатцки. Эскадрилья была оснащена FW-190A-6, имевшими четыре 20-мм пушки MG151 и два 7,9-мм пулемета MG17, а также дополнительную броневую защиту: 50-мм усиленное стекло перед лобовым стеклом, две 30-мм пластины бронестекла на боковых поверхностях фонаря кабины и 5-мм стальные панели по бортам фюзеляжа в районе кабины. Пилоты эскадрильи подписывали специальное обязательство, обещая всегда приближаться к бомбардировщикам в сомкнутом строю, атаковать их с максимально близкого расстояния, а если противника сбить не удастся, то таранить его. Согласно данным люфтваффе, за период с 5 января по 29 апреля 1944г. 1-я эскадрилья сбила 62 самолета, но при этом
потеряла 11 пилотов. Опыт этой эскадрильи послужил основой для решения о создании в люфтваффе специальных штурмовых авиагрупп - IV.(Sturm)/JG3, II.(Sturm)/JG4 и II.(Sturm)/JG300.] Он разработал собственную тактику таранных ударов по четырехмоторным бомбардировщикам: снизу сбоку, атаку с большой высоты сзади или, еще лучше, сверху спереди. Любой «ящик», который не удастся поджечь, должен был быть протаранен. Надо было только срезать его хвостовое оперение.[239 - В данном случае речь идет о плане командира 9-й авиадивизии полковника Ханса Йоахима Херрмана, выдвинутом в конце декабря 1944г. Он предложил создать особые истребительные части, чьей основной задачей был таран четырехмоторных бомбардировщиков. Херрман полагал использовать высотные истребители Bf-109G-10 и K-1, сняв с них «лишнее» оборудование, все бронирование и вооружение, кроме одного 13-мм пулемета MG131. Они становились легче приблизительно на 200кг и получали прибавку скорости в 39км/ч. Поднявшись на 12 тысяч метров, «Мессершмитты» должны были, пикируя оттуда, атаковать бомбардировщики. При этом преимущество в скорости могло позволить им
уйти от вражеских истребителей. Сбивать бомбардировщики они должны были тараном, целясь в место стыковки фюзеляжа с хвостовым оперением. По мнению Херрмана, однократное массовое применение 800 таких самолетов, пилотируемых добровольцами, могло позволить уничтожить сразу около 400 тяжелых бомбардировщиков, что вынудило бы союзное командование на несколько недель прекратить дневные налеты на Германию.] «Но в самом худшем случае я сам полностью готов врезаться непосредственно в бомбардировщик».
        Среди пилотов наступила смертельная тишина, когда оберст-лейтенант наконец огласил причину своего прибытия и «достал кота из мешка».
        -Мы должны теперь сделать то, что японцы делают со своими пилотами-камикадзе. Я уже имею множество заявлений о присоединении к моему корпусу. Все они от людей, которым больше нечего терять, у них нет ни родителей, ни жен, ни детей. Большинство из нас больше не имеют своего дома, но в наших сердцах все еще горит решимость следовать за фюрером на смерть.[240 - В начале марта 1945г. Геринг подписал составленное Херрманом обращение к пилотам люфтваффе, призывая их «выполнить задание, вернуться из которого имеется лишь малая возможность». 8 марта обращение, имевшее грифы «Секретно» и «После прочтения уничтожить», было передано во все части воздушного флота рейха. Желание выполнить такое задание изъявили более двух тысяч человек, большинство из них были юношами, лишь недавно окончившими авиашколы. Отобранные добровольцы направлялись в специальный центр, созданный на аэродроме Штендаль и получивший наименование учебные курсы «Эльба».]
        -Подумайте, сколько тысяч невинных людей день за днем и ночь за ночью становятся жертвами этих кровожадных четырехмоторных монстров. К чему моя жалкая, разрушенная жизнь, если в обмен на нее я смогу спасти тысячи жизней?
        Затем он начал говорить о деталях.
        Пилоты, которые уже давно были приучены каждый день смотреть смерти в глаза, чувствовали, как по их коже пробегают мурашки. Необыкновенный офицер, этот оберст-лейтенант фон Корнатцки. Нельзя было не поверить в слова, произносимые им.
        Четырнадцать дней спустя с горсткой самых храбрых юнцов он набросился на соединение бомбардировщиков и встретил свою смерть.[241 - Из-за нехватки самолетов и топлива Херрману не удалось воплотить свой план в полном объеме. К началу апреля на учебных курсах «Эльба» были подготовлены 250 человек, но при этом имелись лишь 150 специально модернизированных Bf-109. Свой первый и последний боевой вылет пилоты учебных курсов «Эльба» совершили 7 апреля 1945г. 120 «Мессершмиттов», поднявшихся с пяти аэродромов, попытались перехватить и атаковать соединения В-17 и В-24, совершавших налеты на цели в Северной и Центральной Германии. Однако вылет завершился полным провалом. Часть пилотов из-за малого опыта в навигации так и не смогли найти противника, и, выработав весь запас горючего, приземлились на ближайших аэродромах. 47 Bf-109 были сбиты американскими истребителями до того, как приблизились к бомбардировщикам, еще шесть сбиты бортстрелками бомбардировщиков. Лишь 23 пилота выполнили задачу и таранили бомбардировщики, при этом, по данным американцев, они потеряли 7 апреля 1945г. в результате таранов всего
семь В-17 и один В-24.]
        Генерал-майор Галланд, оберст Траутлофт и все члены штаба были сняты со своих постов. Некоторые утверждали, что Галланд был в концентрационном лагере, в то время как другие настаивали на том, что он снова летал в составе истребительной эскадры на юго-востоке.[242 - Как уже упоминалось выше, после снятия с должности командующего истребительной авиацией, генерал-лейтенант Галланд пережил несколько неприятных дней, когда его жизнь, в общем, висела на волоске. Однако затем по личному указанию Гитлера ему разрешили сформировать отдельную истребительную группу, оснащенную реактивными Ме-262. К концу 1944г. основа этой группы, получившей обозначение JV44, была уже создана. И об этом хорошо знали в истребительных эскадрах, поскольку представители Галланда объезжали их, предлагая лучшим асам перейти на службу в JV44.]
        Начинался большой «торг».
        Через неделю должна была наступить Пасха.
        Астара, юная богиня пробуждения жизни и плодородия, теперь появлялась как вестник смерти.
        Левый берег Рейна был занят врагом. Русские наступали в направлении Берлина, уничтожая, сжигая и грабя все, что было перед ними.
        В моем сейфе в течение нескольких дней лежала фотокопия карты, тайно похищенной из американского штаба. Она была отпечатана оперативным управлением Пентагона в Вашингтоне. После похищения она была увеличена в шесть раз и разослана по подразделениям люфтваффе.
        Карта показывала, на какие зоны должна была быть раздроблена Германия после своего окончательного краха. Она опровергала упорные слухи о якобы ведущихся дипломатических переговорах, о том, что наше сопротивление западным союзникам только для проформы (так что наши солдаты должны были ежедневно умирать лишь для проформы!) и что в ходе своего наступления они впитают в себя остающиеся немецкие части, которые будут сражаться против русских уже вместе с американцами.
        Каждый солдат знал о существовании такой карты. Эйзенхауэр должен был действовать и никогда не позволил бы развязать руки Монтгомери, чтобы тот первым оказался в Берлине.[243 - Генерал Дуайт Эйзенхауэр - главнокомандующий экспедиционными силами в Европе, фельдмаршал Бернард Монтгомери - командующий британскими войсками в Европе. Судьба Берлина была решена еще на Ялтинской конференции, как и вся Германия, он делился на четыре оккупационные зоны по числу стран-союзниц: советскую, американскую, британскую и французскую.] Основные цели уже были ясны - нефть Ближнего Востока, панславизм[244 - Движение за объединение славянских народов. Оно возникло в конце XVIIIв. и до 1914г. имело много сторонников в России и на Балканах. Среди прочего сторонники панславизма требовали от Турции вернуть захваченные ею территории, ранее принадлежавшие славянам, однако эти требования никак не распространялись на весь Ближний Восток.] с его вековой угрозой Дарданеллам и Ближнему Востоку. Любой, кто знал об этих вещах, не мог ни на мгновение поверить в эти слухи. Сколько должно будет пройти времени, прежде чем русские и
американцы набросятся друг на друга? Если бы переговоры действительно начались немного раньше, то, возможно, такой союз и мог бы быть заключен, но сейчас, за минуту до того, как часы пробьют двенадцать…
        Теперь Германия была с пустыми руками, ей нечего было предложить, и она больше не могла надеяться на перемирие.
        24марта Фаррельбуш подвергся мощному налету четырехмоторных бомбардировщиков.[245 - Утром 24 марта 1945г. американские тяжелые бомбардировщики атаковали все четыре аэродрома, где базировалась JG26. Эти налеты были частью поддержки операции «Университет» по форсированию нижнего течения Рейна, проводившейся 2-й английской и 9-й американской армиями. Больше всего бомб (339,2т) было сброшено на аэродром Фаррельбуш.] Взлетно-посадочная полоса пережила бомбежку достаточно успешно. Пилоты с их «Фокке-Вульфами» и наиболее важный наземный персонал переместились в Бёзель,[246 - Бёзель - поселок в 22км юго-западнее г. Ольденбург.] запасной аэродром в нескольких километрах к северу. Густой сосновый лес на пологих склонах вокруг аэродрома защищал самолеты своим зеленым крылом.
        Теперь мы летали лишь на штурмовки. Время от времени мы совершали рейды на Зауэрланд, а другие атаки были направлены на плацдарм около Ремагена.[247 - Ремаген - городок в 18км юго-восточнее г. Кёльн.] Нам также снова приказывали летать к голландской границе.
        Ремаген.
        Этот мощный мост длиной 300 метров на каменных опорах с широкими стальными пролетами был очень трудной задачей для пилотов.
        Противовоздушная оборона этой жизненно важной для врага цели была убийственной, с подобным пилоты не сталкивались со времени полетов к устью Орна. После того как дерзкая попытка подобраться к мосту под водой и взорвать его, не удалась, Верховное командование в отчаянии приказало истребительной эскадрилье, чьи самолеты должны были быть загружены взрывчаткой, спикировать на мост.[248 - Действительно, после того, как 7 марта 1945г. американцы захватили мост через Рейн в Ремагене, который был лишь слегка поврежден отступавшими немецкими частями, Геринг приказал немедленно найти добровольцев, которые, подобно японским пилотам-камикадзе, спикировали бы на мост на загруженных взрывчаткой самолетах. Вызвались два пилота из I./KG(J)51, но до исполнения этого приказа дело не дошло.]
        Лишь благодаря большому красноречию удалось на время отложить этот приказ, пока высокопоставленный офицер-сапер не доказал, что это была бы бессмысленная смерть двадцати пилотов, поскольку, имея на борту малое количество взрывчатки, они смогли бы причинить мосту лишь поверхностные повреждения. Сверх того, они все равно не смогли бы вывести мост из строя на продолжительное время, потому что самое позднее через пять дней противник мог построить на его опорах временный мост.
        Начиная с этого времени пилоты очень тщательно проверяли свои самолеты прежде, чем подняться в воздух.[249 - Вероятно, они опасались, что в их самолеты будет загружена взрывчатка и они в воздухе получат приказ спикировать на какую-нибудь важную цель.]
        Теперь противовоздушная оборона могла использовать против бомбардировщиков ракеты. Однако было всего лишь несколько пусковых установок, поскольку это оружие все еще находилось в стадии экспериментов. Везде, где применялись, они имели громкий успех. Быстро сбивались два или три бомбардировщика.
        А затем бомбардировщики должны были атаковать истребительные эскадрильи, оснащенные подобными ракетами. Они бесхитростно назывались R4M.[250 - «R» означало «ракета», 4 - ее массу (4кг), «М» - боеголовку с взрывчатым веществом. В самом конце войны появилась ракета R4MP, где «Р» указывало, что она предназначена для борьбы с бронированными наземными целями, и прежде всего танками.]
        Фейерверки, сопровождавшие порой их пуски, показывали, что эти ракеты еще находятся на самой ранней стадии испытаний, но Верховное командование не могло ждать, когда их рулевое управление будет полностью переработано.
        В принципе это оружие было довольно простым. Ракета калибром 55 мм имела в носовой части два выступа, похожие на глаза. Это были направленные антенны. Ракеты наводились радаром на вражеские самолеты на шум двигателей, и их можно было выпускать по соединениям бомбардировщиков с безопасного расстояния, вне зоны огня оборонительного вооружения. Только, как уже упоминалось, они были далеки от совершенства.[251 - Фактически ракета R4M с самого начала создавалась как неуправляемая. Она имела калибр 55 мм, длину 0,812м, массу около 4кг, в том числе боеголовку с 0,52кг гексогена. Пороховой заряд в 0,815кг обеспечивал максимальную дальность полета около 2,5тыс. метров. После пуска для стабилизации R4M в ее хвостовой части раскрывались восемь стабилизаторов. Залп из 24 ракет покрывал пространство, занимаемое четырехмоторным бомбардировщиком, находящимся в 600 метрах от атакующего самолета. Для подрыва боеголовок именно на этой дистанции использовался специальный взрыватель.]
        Их рулевое управление функционировало плохо.
        Поэтому группы истребителей должны были, как и прежде, приближаться к врагу, выпуская ракеты с дистанции максимум около 300 метров.
        Четырехмоторные бомбардировщики находились в воздухе уже более часа. Большая часть их потока была сейчас над Хальтерном. В центре управления полетами полагали, что их целью был Ганновер.
        Двадцать пять «Фокке-Вульфов» поднялись в воздух. У них под крыльями были подвешены по восемь новых ракет. Пилоты были не слишком рады чувствовать себя в роли подопытных кроликов.
        На высоте 6,4 тысячи метров они направлялись к вражеским соединениям. «Зеленое сердце» летело двумя волнами по десять самолетов, во главе были Дортенман и Петер Крумп. С оставшимися пятью машинами я занимал позицию в 460 метрах выше их. Я хотел понаблюдать за атакой, прежде чем приказать выпустить последние сорок ракет.
        Небо было синим и безоблачным, никакого укрытия в дружественных нам облаках.
        Но это не важно. Мы имеем достаточную высоту. «Спикируем на них, а затем стремительно скроемся», - думали пилоты.
        Мы заметили поток бомбардировщиков с большой дистанции - множество серебристых точек, образовывавших нескончаемый рыбий хвост.
        Постепенно их контуры становились более четкими, и мы могли различить высокие, характерные кили «Летающих крепостей». (Это была жестокая ирония войны: ведущий конструктор фирмы «Боинг», предположительно, был немецким инженером-эмигрантом.)
        «Фокке-Вульфы» кружились со стороны солнца. Нельзя было позволить врагу заметить нас слишком рано. Истребительное прикрытие потока включало приблизительно сто «Спитфайров».
        «Мы должны немного подождать», - подумал я. Скоро появится их соединение без этих симпатичных, маленьких «Спитфайров».
        Первые волны в неплотном, неровном боевом порядке прошли под наблюдавшими за ними немецкими истребителями. В 900 метрах ниже, подобно возбужденным овчаркам вокруг стада, кружили «Мустанги».
        Затем показалась волна из приблизительно трехсот «Боингов» без истребительного прикрытия.
        -Говорит Хейлман. Дортенман, берите их. Крумп, вы немного подождите.
        -«Виктор».
        Дортенман начал спокойно выходить в позицию для атаки, слишком спокойно, поскольку в действительности было настоящим сумасшествием нападать на поток четырехмоторных бомбардировщиков лишь с десятком «Фокке-Вульфов».
        -Делайте свое дело, парни! - скомандовал Дортенман. Затем они опустили носы своих самолетов вниз, и первая волна спикировала на врага.
        Имея преимущество в высоте в 1,5 тысячи метров, «Фокке-Вульфы» атаковали спереди слева. Позади них было солнце, и потому их заметили не сразу. Лишь выпустив свои ракеты, они столкнулись с противодействием.
        «Мне больше не надо трудиться и смотреть дальше», - подумал я, увидев огневой вал трассеров. Только одна из каждых четырех пуль была трассирующей и могла помочь нам скорректировать прицел. Три других - разрывная, бронебойная и зажигательная - летели к цели невидимыми.
        Теперь к бомбардировщикам тянулись тонкие красные огненные следы. Те из нас, кто не участвовал в атаке, затаили дыхание.
        Ослепленные яркими вспышками взрывов перед вражеским соединением, мы закрыли глаза. Жалко, слишком рано. Дортенман произвел пуск слишком рано.
        -Хейлман - Крумпу. Сближайтесь. Не стреляйте, пока не выйдете на дистанцию 200 метров.
        -«Виктор».
        Новый вал огня, теперь в середине соединения бомбардировщиков.
        -Прекрасная работа, Петер. Прямо им в морду. Крумп и Дортенман! Сматывайтесь домой. Я последую за вами.
        Я перешел в пикирование, сопровождаемый последними четырьмя «Фокке-Вульфами».
        Боевой порядок «Боингов» нарушился. Среди них, должно быть, были большие потери, град обломков и несколько парашютов, медленно кружась, опускались к земле.
        Я хотел избежать встречи с мощным заградительным огнем, для нашей пятерки он был бы очень неприятным, и потому пикировал очень круто, чтобы атаковать последнюю остававшуюся волну «Боингов».
        400, 300, 200 метров, нажать на кнопку пуска и бежать, спасая свою жизнь.
        Зловещие красные трассеры, подобно стрелам, понеслись из-под наших крыльев. Прямо под нами раздался огромный взрыв. Как будто схваченная призрачными руками и сжатая как лимон, дюжина «Боингов» была разнесена на куски, которые словно огненный дождь падали на землю.
        Со всех сторон пикировали «Мустанги», «Тандерболты» и «Спитфайры». Однако они появились слишком поздно. Немецкие истребители исчезли, словно призраки.
        В потоке бомбардировщиков была проделана еще одна дыра, и теперь в 900 метрах ниже нас раскачивалась дюжина парашютов.
        «Зеленое сердце» приземлилось без потерь, и пилоты радостно обнимали друг друга. Изумительно. Никто не ожидал такого. Мы уничтожили, по крайней мере сорок, а возможно, пятьдесят бомбардировщиков.[252 - В сохранившихся документах люфтваффе, а также в современных исследованиях боевых действий JG26 нет никаких сведений о применении эскадрой, в том числе и IV./JG26, ракет R4M, не говоря уж о таком большом числе сбитых четырехмоторных бомбардировщиков.] Эта новая ракета имела заслуженный успех.
        Но почему она не появилась раньше?
        Дни проходили, и мы с нетерпением ожидали прибытия большего количества ракет, но мы никогда больше даже мельком не видели R4M.
        Конечно, это был лишь эксперимент!
        Глава 20
        Гонка со смертью…
        Без сострадания и без жалости…
        Беспощадная до самого конца…
        Бремен был в руках англичан. Английские и канадские танки, сопровождаемые длинными колоннами моторизованной пехоты, продвигались дальше на север к озеру Дюммер и Фехте, обходя озеро. Западный фронт теперь достиг реки Эмс. Южнее томми широким фронтом продвигались по ту сторону канала Миттельланд.
        У меня постоянно забирали людей из наземного персонала. Все мои штабные офицеры, даже адъютант, покинули нас.
        Перепачканные в пыли, отчаявшиеся, плачущие немецкие девушки, которые работали в вооруженных силах, каждый вечер умоляли, чтобы их взяли в Хезепе. Они больше не знали никого, к кому можно было бы обратиться, и искали последнего прибежища в эскадрилье, которая была там как раз перед Рождеством.
        Эти девушки-связистки в обстановке всеобщего краха были словно потерянные души. Люди все чаще указывали им на дверь. Перепуганные крестьянки безжалостно выгоняли беженцев из своих домов. Это была смесь жестокости и набожной притворной стыдливости, потому что они рассматривали этих девушек как проституток для развращенных солдат, и опасались, что, дав пристанище военным, в конце концов сами будут вынуждены покинуть свой дом. Часто они отказывались предоставить девушкам даже самый грязный угол в стойлах для скота. Их внешность была столь же неприятна, как и отражение в зеркале заболевшего оспой; эти люди совершенно не понимали, что в этой ситуации должны действовать в духе гуманности. Трусость управляла всем, и дьявол правил бал в Германии. Население Мюнстера и Эмса ждало англичан.
        Конец приближался семимильными шагами…
        Части СС, сражавшиеся на правом фланге с начала вторжения и оказывавшие отчаянное сопротивление в Голландии, теперь были отведены назад, к болотам на западе.[253 - Вероятно, имеется в виду довольно обширная болотистая местность в нижнем течении р. Эмс между городами Линген и Лер.]
        Эта борьба велась с фанатическим ожесточением. Жесткие, безжалостные лица офицеров - эсэсовцы были беспощадны с каждым, кого они рассматривали в качестве труса. Цепочки повешенных людей с табличкой «За трусость» на груди можно было наблюдать на всех дорогах отступления.
        Эсэсовцы демонстрировали величайшую храбрость с самых первых дней войны. В 1939г. в районе Модлина, в Польше, их части сражались словно тигры.
        Ужасной зимней кампанией 1941/42г. на фронте под Москвой дивизия СС «Рейх» в Ржеве и Старице вела тяжелые арьергардные бои с огромными потерями, прикрывая отступление 9-й армии.
        В горячих точках на фронте вторжения, около Сен-Ло и в Кане, находились солдаты СС. Иногда они сражались до последнего человека.
        Но их прошлое не было полностью безупречным. Много крови было пролито напрасно.
        Я получил приказ в крайнем случае присоединиться к этим частям СС.
        Верховное командование полностью утратило контроль над происходящим на фронте.
        Теперь «Зеленое сердце» время от времени совершало разведывательные полеты. Каждый день на карту наносилась красная линия, отмечавшая продвижение врага.
        Унтер-офицер Кролл, который с ожогами очень долго лежал в госпитале, вернулся в эскадрилью и погиб в ходе одного из этих разведывательных полетов.[254 - Выше уже упоминалось, что в действительности унтер-офицер Кролл был сбит 25 марта 1945г. в бою около г. Бохольт. Он успел выпрыгнуть из горящего самолета с парашютом и, снова получив тяжелые ожоги, больше уже в боях не участвовал.]
        Патт и я были последними двумя пилотами, оставшимися из восьмидесяти человек, которые были в составе «Зеленого сердца» во время вторжения.
        Петер Крумп вступил в ожесточенную «собачью схватку» со «Спитфайрами» и пропал без вести.[255 - В действительности он благополучно пережил войну, совершив свой последний боевой вылет 2 мая 1945г.] Ханс Дортенман был переведен в II./JG26; он возглавил группу после гибели ее командира.[256 - На самом деле 28 марта 1945г. Дортенман был назначен командиром 3./JG26 вместо обер-лейтенанта Альфреда Хекмана, возглавившего 5./JG26.]
        Лишь дюжина пилотов выжили в этой петле, затягивавшейся последние три месяца. Более двухсот погибли…
        Сжав зубы, я готовился совершить свои последние вылеты. Погода благоприятствовала истребителям более чем когда-либо. Небо было постоянно затянуто облаками. Начались весенние дожди, и над всем континентом стояла дождливая погода. Апрельская погода…
        Теперь у квалифицированных пилотов был шанс, поскольку подавляющее численное превосходство противника не было настолько очевидным. Если схватка становилась слишком опасной, каждый мог запросто исчезнуть в облаках.
        «Зеленое сердце» один за другим выполнило серию вылетов на штурмовку.
        Наступление к озеру Дюммер и Фехте продолжалось. Имелся небольшой шанс обхода этой болотистой местности. Мы снова летали отдельными эскадрильями, а массированные вылеты больше не проводились.
        Когда Прагер с шестью машинами вернулся и кружился над аэродромом, я взлетел с двумя звеньями. На высоте 180 метров восемь «Фокке-Вульфов» в облаках повернули на юг, сделали круг над каналом Миттельланд и под непрерывным зенитным огнем достигли его пересечения с рекой Хунте.[257 - Это место находится около городка Бад-Эссен, в 20км северо-восточнее г. Оснабрюкк.] Там мы изменили курс в северном направлении и, поднявшись повыше, стали пристально осматривать район вокруг озера Дюммер.
        «Мы практически кружимся вокруг одного места», - подумал я, сравнивая эти короткие вылеты с многочасовыми полетами к району боев в Арденнах. Мышеловка скоро захлопнется, и мы будем пойманы в ней.
        Теперь мы пролетали над шоссе, ведшим к Фехте.
        Широкий вираж с запада на север. Мы заметили внизу длинную автоколонну. Без истребительного прикрытия и незамаскированную, грузовик за грузовиком. Томми в своих плоских стальных касках, сдвинутых назад или висевших за плечами, стояли вокруг и курили, возможно сделав остановку.
        Как они могли быть настолько глупы? Я почти сожалел о них в их невежестве.
        -Возможно, они приняли нас за «Мустанги», - предположил фельдфебель Пинц, бывший родом из Карлсруэ.
        -Может быть. Я думаю, что мы скоро это узнаем. Подождите минуту.
        Восемь «Фокке-Вульфов» пронеслись над колонной грузовиков. Мы автоматически выполнили свою жестокую задачу и утерли томми нос, как мы обычно это называли. Англичане словно психи прыгали в канавы. По центру шоссе осталась вереница горящих автомашин.
        Разворот, и теперь новая атака сзади, поскольку первая оказалась настолько успешной.
        В наушниках слышались страшные ругательства. Парни, вы не сможете так просто добраться до Бремена!
        У вас душа уйдет в пятки прежде, чем вы сможете начать кричать о своей победе.
        Новая атака.
        Наконец проснулись зенитчики, но к этому времени вся колонна была уже грудой дымящихся и горящих грузовиков. По крайней мере, они никогда не войдут в Бремен.
        Три человека позади бронированного щита вели огонь из скорострельного пулемета. Я поймал их в свой прицел. Сейчас они были точно в перекрестье. Огонь!
        Пулемет выведен из строя. Два томми убиты, а третий медленно сполз из кузова грузовика.
        В своем возбуждении я едва не врезался в землю. Мое крыло задело одно из деревьев. «Держись, - сказал я сам себе. - Они не будут с тобой слишком нежничать, если ты совершишь здесь вынужденную посадку».
        Мой «Фокке-Вульф» взбрыкивал, и скорость падала. Я должен был полностью выжать правую педаль руля направления, чтобы компенсировать колебания. Мои товарищи заметили, что со мной случилось, и приблизились ко мне по одному с каждого борта. Мы медленно ушли прочь и преодолели последние километры до Фаррельбуша. Скоро мы увидели большой красный крест на крыше госпиталя в Клоппенбурге.
        «Я должен садиться на шасси или нет? - думал я. - Лучше нет, - решил я. - Что-нибудь могло заклинить или погнуться, когда я задел то дерево, и шасси не займут нужное положение или сломаются, когда я коснусь земли, что было бы еще хуже».
        Затем я попробовал нажать на кнопки выпуска шасси.
        Быстрый взгляд на приборную доску. Зеленая лампочка левого борта, затем лампочка правого борта - зеленая.
        «Все в порядке. Удерживай машину. Немного больше оборотов. Мы снижаемся».
        «Фокке-Вульф» подпрыгнул, словно мяч, но я быстро вернул его под свой контроль. Несколько секунд спустя желтая «шестерка» рулила по изрытой бомбами дорожке вдоль границы аэродрома.
        «Бедная, старая желтая „шестерка“», - сказал я сам себе, осмотрев на краю аэродрома свой «Фокке-Вульф». Радиатор был полностью сорван, его фрагменты висели на коке винта. Лопасти были погнуты. Было чудом, что машина еще летела. Часть правого крыла дальше пушки напоминала мехи сжатого аккордеона.
        «Хорошо, прощай, старушка. Кажется, томми тебя немного подстрелили».
        Прикурив сигарету, я медленно повернулся и пошел через летное поле к штабу. Сейчас мы все должны были передвигаться пешком. Все автомашины были реквизированы и взяты отступающими с линии фронта частями.
        В любом случае что я теперь должен был делать со своим «Ситроеном»?
        Последние оставшиеся шаги, перед тем как попасть в лагерь для военнопленных, лучше было проделывать пешком. Это была хорошая тренировка, поскольку скоро мне предстоит гулять туда и сюда позади колючей проволоки.
        -Что теперь, герр обер-лейтенант?
        Обер-фельдфебель с надеждой смотрел на меня.
        Весь день мы сжигали все то, что не могли больше использовать, и все то, что мог использовать враг. Журналы боевых действий, технические руководства, приказы, секретные приказы вместе с тщательно оберегавшимися совершенно секретными приказами летели в огонь. Столы, стулья, запасные части, парашюты, летные комбинезоны, топливные бочки и даже еще имевшееся топливо. Томми были недалеко от аэродрома, и снаряды, выпущенные вражескими танками, регулярно взрывались на близлежащих полях.
        -Собери людей, Михель, включая женщин.
        -Хорошо, герр обер-лейтенант.
        Я отдал последние инструкции в качестве командира группы.
        Девушки были демобилизованы. Они должны были ждать в своих бараках, пока не придут союзники. Еды у них было достаточно, а бежать было бессмысленно.
        -И позаботьтесь о Таппере, проследите за тем, чтобы он получал хлеб и воду.
        Гауптман Таппер уже в течение недели сидел под замком. В его столе я нашел рапорты относительно храбрости или трусости пилотов. Я впал в ярость, когда прочел записную книжку этого человека, который не имел никакого представления о полетах и который, вероятно, лишь благодаря своему партийному рангу был произведен в гауптманы.
        И этот горлопан смел судить моих пилотов, не говоря уж о моих офицерах.
        Я с пистолетом наготове дождался прихода этого шпиона и был очень близок к тому, чтобы нажать на спусковой крючок, несмотря на его поднятые дрожащие руки и испуганное, бледное как мел лицо. Таппер понял, что его час пробил.
        -Вы, грязный ублюдок, вам недостаточно тех бедняг, что висят на деревьях на ваших дорогах отступления, и я думаю, что вы погнали на смерть достаточное число пилотов, а?
        А затем, толкая рукояткой пистолета между лопаток, я провел его через ряды усмехавшихся летчиков к подвалу под кухней, который служил нам в качестве гауптвахты. Пинок в задницу этого «товарища», и он оказался под замком.
        «Возможно, было бы лучше, если бы я пристрелил эту свинью», - подумал я. Хейни Прагер, очевидно, прочитал мои мысли, поскольку произнес настолько громко, чтобы все могли услышать:
        -Если томми освободят его, то он притворится жертвой и снова будет на коне. Вы знаете, Вилли, в последние несколько дней мы должны были добиться больших «успехов», чтобы тоже оказаться на гауптвахте. Это не может не быть лучшей рекомендацией.
        Летчики засмеялись, также послышался робкий девичий смех.
        Затем я отпустил рядовых и женщин. Я отвел в сторону унтер-офицеров и в нескольких словах объяснил им, что пилоты должны будут перелететь в Хуштедт,[258 - Xуштедт - аэродром, находившийся в 6км севернее г. Целле.] около Ганновера, и что остающийся наземный персонал должен теперь присоединиться к армейским частям.
        -Впервые с начала войны вы будете держать в руках оружие. Я по горло сыт этим вечным отступлением. Оно действует мне на нервы, и меня тошнит от него. Мы никогда не были трусами и каждый приказ выполняли настолько, насколько это было возможно. Сотни наших погибших товарищей доказали это своей кровью, свидетельством тому их могилы от Клоппенбурга до побережья Нормандии.
        -Теперь конец уже близко.
        -Я больше не хочу отступать.
        -Дайте это ясно понять надежным людям. Я сам не могу сказать им это. Вы знаете о «замечательном» приказе, который сейчас, когда приближается конец, должен выполнять каждый гаулейтер; он может расстрелять трусливое командование словно хныкающих трусов. Теперь везде требуются одни пустоголовые фанатики, и я не имею никакого намерения становиться на пути одного из этих озверевших нацистов.
        Я предоставил обер-фельдфебелю свободу действий, чтобы он нашел убежище среди болота Гальген, в котором можно будет провести несколько дней с достаточным количеством еды. Затем я сказал заслуживавшим доверия уроженцам Восточной Пруссии, чтобы они дали твердое обещание, что, когда их последние люди отправятся в другое подразделение, они растворятся среди болот.
        Они должны выбрать этот путь, потому что их жизнь и после краха будет иметь некоторый смысл. Их жены и дети находились в крайне тяжелом положении, ничего не зная о судьбе мужей и отцов.
        В последний раз взревели двигатели.
        В то время как различные сооружения и бараки взлетали высоко в небо, а остававшийся наземный персонал уничтожал самолеты, пилоты поднялись в воздух.
        После тщательных раздумий я разрешил пилотам лететь поодиночке или парами, как они предпочитали. Я не мог отдавать последним четырнадцати летчикам приказ, которому сам больше не собирался повиноваться. С другой стороны, я не смел отдать приказ - я мог лишь намекнуть на это, - что они должны рискнуть и совершить вынужденную посадку на болоте Гальген. Каждый вылет летчика-истребителя благодаря погоде или встрече с противником был вызовом судьбе. В этой безнадежной ситуации была лишь одна вещь, которую можно было сделать: освободить людей от своих приказов и позволить каждому поступать так, как он считает для себя лучшим.
        Кто-то хочет лететь в Хуштедт? Пожалуйста!
        Кто-то хочет лететь на север, возможно в Ольденбург, который все еще был в наших руках, или на запасной аэродром? Хорошо!
        Кто-то в своих самых тайных мыслях планирует полететь на своем «Фокке-Вульфе» к родному городу, женам и детям? Отлично!
        Теперь все наши были в воздухе, за исключением Прагера, Островитцки и меня. С влажными глазами мы в последний раз помахали рукой нашим механикам, а затем прибавили обороты.
        Для нас этот полет должен был стать прощальным, как мы решили предыдущей ночью. Я намеревался пролететь 300 километров и совершить вынужденную посадку около своего родного города, но затем чувство товарищества, бывшее между нами, решило иначе. Начиная с момента вторжения Патт и я в истинном духе братства сражались вместе более чем в сотне воздушных боев, а другой офицер, Хейни Прагер, был единственным человеком, кто выжил в последние три месяца.
        Последний взлет…
        Сделав с остальными двенадцатью прощальный круг, мы начали набирать высоту. Подобно орлам, мы поднимали наши «Фокке-Вульфы» все выше и выше. На высоте 1,8 тысячи метров наша радостная карусель прошла сквозь толстый слой кучевых облаков, и теперь мы стремились достичь нашего потолка. В последний раз мы наслаждались совершенно неописуемой радостью полета. Бесконечные бархатно-синие небеса ярким и чистым куполом нависали над нами. На 3,7 тысячи метров мы надели кислородные маски.
        «Фокке-Вульфы» по широкой спирали поднимались к солнцу.
        Должно быть, это были последние минуты свободы, которой нам было позволено наслаждаться. Никогда снова наши руки не смогут свободно управлять самолетами. Позвольте этим безмолвным орудиям войны пролить горькие слезы прощания.
        В последний раз ощутите вкус летного бытия и наслаждайтесь сверкающими на солнце фюзеляжами, свободно искрящимися в воздухе все выше и выше. Вперед к солнцу. В последний раз повелители неба, воздуха и облаков, а потом все будет кончено…
        Внизу кровавое жертвоприношение подходило к своему завершению. Здесь, на высоте 9 тысяч метров, мы больше не ощущали зловоние пожаров, извещавшее о том, что наша страна лежит в пыли и пепле.
        Да, Патт. Где безудержная улыбка и веселое насвистывание, которые придавали вашему веснушчатому лицу уроженца Померании столь беспечный вид? Вы плачете.
        Хейни Прагер, наш вечный ворчун. Теперь томми захватят ваши трофеи, которые вы с таким вкусом разместили на стенах своего барака. Перед вашими глазами тоже пелена.
        Вилли Хейлман. Где твое «Зеленое сердце»? У тебя есть причины, чтобы плакать. Кресты на могилах твоих пилотов простираются длинной цепью от Бремена до Кана.
        Высотомер показывал 10900 метров.
        «Фокке-Вульфы» стали вялыми, двигатели больше не получали достаточно кислорода, чтобы поднять их повыше. Указатель скорости лгал, поскольку воздух был слишком разреженным, чтобы показывать истинную скорость.
        Машины ослабели подобно утомленным лошадям. Короткий подъем, а затем пологое боковое скольжение.
        Синее небо изменило цвет на темно-фиолетовый. Солнце висело над нами словно желтый, медный диск. Это была нереальная картина, обязанная галлюциногенному, опьяняющему воздействию кислорода. Мог ли каждый средь бела дня действительно видеть темный бархатный небесный свод?
        Наши тела, казалось, раздулись, кожа на наших щеках натянулась, а животы были похожи на воздушные шары.
        Некоторое время мы кружились подобно гигантским птицам, пока лампы резервного остатка топлива не начали мигать.
        Это был наш последний полет, и его надо было прожить до самого последнего момента. Затем мы стали дурачиться и закувыркались по направлению к земле, как падающие листья. Под нами был чарующий, красивый мозаичный пейзаж. Скоро мы с сожалением поняли, что мозаичные камни - это разрушенные и разнесенные на части дома. Мир срубил прекрасное дерево и возвел богохульство в достоинство.
        Подача кислорода была выключена, маски сняты. Началась последняя воздушная карусель. Схватка без врага, без страха и смерти.
        Выполняя широкие виражи, сумасшедшие развороты с потерей скорости, изящные петли и захватывающие дух бочки, мы резвились до самой земли. Последний взгляд на это птичьими глазами. Опасность позабыта. Несколько трассеров поднялись с земли к нам…
        Но никто не стал отвечать, никакой обстрел не должен был нарушить это прощание - этот последний полет должен был быть чистым опытом летной работы.
        Затем мы с северо-запада обошли гребень Тевтобургского Леса и следовали курсом на Эмс, пока не нашли то, что искали.
        Последние три пилота группы «Зеленое сердце» нежно, почти с любовной заботой, посадили своих верных птиц.
        Изящные фюзеляжи «Фокке-Вульфов» мягко опустились в болотистую землю.
        Послесловие переводчика
        Надо сказать, что комментировать мемуары дело достаточно трудное, если не сказать щекотливое. И стоит ли вообще это делать? До сих пор нет единого мнения на этот счет. Ведь действительно мемуары - это, по определению, лишь записки современников об увиденном и услышанном ими, которые носят личностный характер и не всегда совпадают с реальными фактами.
        Несомненно, что такое суждение имеет полное право на существование по отношению к тем частям мемуаров, которые полностью посвящены личным переживаниям автора, его персональному отношению к тем или иным событиям и фигурам, а также к событиям, касающимся только его собственной жизни. Однако совсем иной подход, по моему мнению, должен быть, когда автор мемуаров рассказывает о событиях, которые затрагивали не только его одного, и уж тем более когда он упоминает подробности жизни других людей.
        Представленные выше мемуары Вилли Хейлмана «Тревога на Западе» представляют собой пеструю смесь личных впечатлений, переживаний и мыслей автора с достаточно произвольно тасуемыми им реальными фактами и событиями, а порой и с откровенными домыслами. При этом я хочу отметить, что впервые они были опубликованы в 1951г., когда все произошедшее с автором должно было быть еще достаточно свежо в его памяти.
        По ходу текста мемуаров я постарался дать небольшие комментарии и пояснения, исправляющие фактические неточности автора в отношении событий и конкретных людей. Правда, оказалось, что это не всегда возможно. Так, например, фамилии многих летчиков, упоминаемых Хейлманом, мне не удалось обнаружить ни в одном из исследований, посвященных истории истребительной эскадры «Зеленое сердце».
        Однако главной причиной, побудившей меня написать это послесловие, стала последняя часть заключительной 20-й главы мемуаров Вилли Хейлмана, которую было очень трудно коротко прокомментировать. Напомню, что в ней автор эмоционально описывает свой последний в ходе войны вылет, перед которым он якобы распускает свою группу. И в заключение три пилота - Хейлман, Прагер и Островитцки - совершают посадку в некоей болотистой местности, тем самым завершая свое участие в войне. Поскольку при этом автор старательно не называет никаких дат, то у читателя может сложиться впечатление, что описываемые события происходят в самые последние дни перед окончательным военным и политическим крахом Третьего рейха.
        Но так ли это было в действительности?
        Как я уже ранее упоминал, к началу апреля 1945г. обер-лейтенант Хейлман командовал только 15./JG26 (бывшей 9./JG54), хотя он сам настойчиво пишет, что до самого конца возглавлял всю группу. Пилоты продолжали совершать вылеты, участвовать в воздушных боях, одерживать воздушные победы, и о прекращении боевых действий никакой речи еще не шло.
        5 апреля в период с 9.10 до 14.25 пилоты IV./JG26 (бывшей III./JG54), действуя с аэродрома Фаррельбуш, совершили восемнадцать боевых вылетов, главным образом на разведку и штурмовку частей союзников в районе между городами Минден и Ринтельн.
        В ходе одного из этих вылетов немецкой зенитной артиллерией по ошибке был подбит «Фокке-Вульф» командира группы майора Рудольфа Клемма, но он все же смог благополучно вернуться назад. Около 11.40 пять истребителей во главе с лейтенантом Прагером севернее Лингена встретились со «Спитфайрами» из 402-й канадской эскадрильи. В ходе боя были сбиты два «Фокке-Вульфа», и оба летчика погибли, но при этом, согласно рапортам немецких пилотов, удалось сбить и два «Спитфайра», один из которых был на счету Прагера.
        А что же обер-лейтенант Хейлман, также участвовавший в этих вылетах? Он не вернулся в Фаррельбуш. Другие пилоты видели, как он приземлился на аэродроме Мюнстер-Хандорф, и при этом его самолет не имел никаких повреждений. Здесь надо особо подчеркнуть, что Хейлман, как и все остальные летчики JG26, отлично знал, что этот аэродром уже несколько дней как захвачен англичанами.
        Из всего следовало, что обер-лейтенант Хейлман дезертировал, перелетев к противнику. Однако командование решило не предавать этот факт огласке, прежде всего опасаясь за собственную судьбу. Официально было объявлено, что Хейлман находится в госпитале. В то же время его 15-я эскадрилья была немедленно расформирована, а ее пилоты включены в состав 13-й эскадрильи лейтенанта Петера Крумпа и 14-й эскадрильи лейтенанта Ханса Прагера.
        17 апреля 1945г. IV./JG26 была распущена, а ее персонал был распределен по трем другим группам. Девять пилотов, в том числе фельдфебель Островитцки, были включены в I./JG26. Крумп и девять его пилотов вошли в II./JG26, а сам Крумп при этом возглавил 5-ю эскадрилью. Прагер же был направлен в 1-ю учебно-боевую эскадру (EJG1), где должен был пройти переподготовку на реактивный Ме-262.
        Крумп и Прагер благополучно участвовали в боевых вылетах до самого конца войны, а вот Бруно Островитцки погиб в тот же день, 17 апреля. Он сопровождал обратно на аэродром самолет обер-лейтенанта Дортенмана, поврежденный в ходе боевого вылета в район южнее Любека. Когда истребители на малой высоте пересекали озеро Шверинер-Зе, расположенное около г. Шверин, Островитцки, вероятно, из-за общей усталости неправильно оценил свою высоту, в результате его «Фокке-Вульф» задел за поверхность воды и мгновенно утонул.
        В завершение хочу отметить, что высказывания Хейлмана относительно некомпетентности высшего командования, бесчеловечности нацистского режима и бессмысленности дальнейшего продолжения войны имеют под собой все основания. Подобное мнение имели многие, если не большинство, пилоты люфтваффе. Ярким примером тому могут послужить мемуары Йоханнеса Штейнхофа «„Мессершмитты“ над Сицилией». Однако при этом немецкие летчики проводили четкую границу между понятиями «дезертирство» и «почетная капитуляция», и никому из них не приходило в голову поступить так, как это сделал Хейлман почти за месяц до окончания войны.
        notes
        Примечания
        1
        Необходимо сразу отметить, что эти мемуары Хейлмана были впервые опубликованы в 1951г., вскоре после того, как Германия разделилась на две части - Западную и Восточную - с различными политическими системами. (Здесь и далее примеч. пер.)
        2
        В ходе полета на лобовое стекло и боковые стекла фонаря могли попадать капли масла, частички гари и т.п., вылетавшие из выхлопных патрубков двигателя, что приводило к ухудшению видимости. Поэтому FW-190 были оборудованы системой омывания стекол, в качестве очищающей жидкости использовался обычный бензин из топливной системы истребителя.
        3
        Жаргонное слово, используемое летчиками для обозначения указателя направления ветра, в виде полосатого полотняного конуса, обычно поднимаемого на мачте над пунктом управления полетами.
        4
        Остхайм - аэродром, располагавшийся около Кёльна на правом берегу Рейна. Ныне этот район находится в городской черте.
        5
        Сакре-Кёр - сердце Иисусово (фр.).
        6
        Имеется в виду индикатор резервного остатка топлива.
        7
        Ле-Бурже - аэродром на северо-восточной окраине Парижа, в 12км от центра города.
        8
        Легкий одномоторный самолет Fieseler Fi-156 «Storch», использовавшийся в качестве связного и спасательного самолета; имел двигатель мощностью 240 л. с. и максимальную скоростью 175км/ч. Его разбег на взлете составлял всего 65м, а пробег при посадке - 22м, что позволяло взлетать и приземляться на крошечных площадках с более или менее ровной поверхностью.
        9
        Жаргонное слово, которым в люфтваффе называли молодых неопытных пилотов.
        10
        Jagdgeschwader (JG) - истребительная эскадра люфтваффе.
        11
        Виллькобле - аэродром на юго-западной окраине Парижа.
        12
        Орли - аэродром на южной окраине Парижа, в 14км от центра города.
        13
        Поскольку Хейлман издавал свои мемуары на английском языке, то он широко использует англо-американский военный жаргон. Так, выражение «талли-хо» у летчиков-истребителей союзников обозначало победу, удачный перехват и т.п.
        14
        Имеется в виду, что скольжение на крыло запрещалось выполнять в процессе приземления, поскольку возникала угроза сваливания самолета.
        15
        Истребители-бомбардировщики Р-47 «Thunderbolt».
        16
        Имеется в виду учебно-боевая истребительная группа «Запад», задачей которой была окончательная подготовка пилотов, прошедших полный курс обучения в истребительных авиашколах.
        17
        В люфтваффе номера групп внутри эскадр обозначались римскими цифрами, а номера эскадрилий - арабскими. Так, III./JG54 означало 3-я группа 54-й истребительной эскадры, а 7./JG54 - 7-я эскадрилья 54-й истребительной эскадры.
        18
        Клиши - северо-западное предместье Парижа.
        19
        Рачки - поселок в 15км юго-западнее г. Сувалки, Польша.
        20
        Название здания, построенного в 1670-х гг. как госпиталь для раненых солдат. Позднее там был размещен Военный музей. В соборе Дома инвалидов установлен саркофаг с прахом императора НаполеонаI.
        21
        В отличие от других католических соборов и церквей базилика Сакре-Кёр окрашена в белый цвет.
        22
        Город-светоч - так называют Париж французы.
        23
        Хейлман ошибается в дате, поскольку немецкие войска вошли в Париж лишь утром 14 июня 1940г.
        24
        Жаргонное выражение военных, обозначающее строгий выговор.
        25
        Коломб - северо-западное предместье Парижа.
        26
        «Gгnheгz» - название 54-й истребительной эскадры люфтваффе, произошедшее от ее эмблемы - зеленого сердца. Последнее первоначально было персональной эмблемой Ханнеса Траутлофта. Он был родом из Тюрингии, которую называли зеленым сердцем Германии, и потому еще во время боев в Испании нарисовал на борту своего Bf-109 большое зеленое сердце. 25 августа 1940г. майор Траутлофт был назначен командиром JG54, и зеленое сердце стало официальной эмблемой этой эскадры.
        27
        Поскольку на летных комбинезонах люфтваффе не было предусмотрено ношение погон, звания пилотов можно было определить по специальным нарукавным нашивкам.
        28
        Имеется в виду поселок Сиверский, в 58км южнее Ленинграда, где находился аэродром, на котором в сентябре - декабре 1941г. базировалась JG54. В тот период ее командир Ханнес Траутлофт имел звание майора.
        29
        Радиопозывной командира группы, который можно перевести как «первый (старший) ворон».
        30
        Должность адъютанта в группе или в эскадре обычно занимал один из пилотов, в чьи обязанности входило помогать командиру группы или эскадры в повседневных делах.
        31
        «Садовый забор» (нем.) - термин из кодового словаря летчиков-истребителей, означавший аэродром базирования и команду вернуться.
        32
        Обер-фенрих - промежуточное звание, которое в люфтваффе получали кандидаты в офицеры. Фактически оно соответствовало званию обер-фельдфебеля.
        33
        В тот день, 10 июня 1944г., командир 7./JG54 обер-лейтенант Альфред Тоймер был сбит в бою между г. Лизьё и устьем р. Орн. Он получил ранение, но успел выпрыгнуть с парашютом. В конце сентября 1944г. Тоймер был назначен командиром 8./JG6, оснащенной реактивными истребителями Ме-262. 4 октября 1944г. при заходе на посадку после тренировочного вылета на его самолете внезапно отказал правый двигатель. Потеряв скорость, «Мессершмитт» врезался в землю, и Тоймер погиб. Он совершил свыше 300 боевых вылетов, на его счету было 76 побед.
        34
        Американский истребитель P-38 «Ligthning».
        35
        Речь идет о Клаусе Хунгере. Он пропал без вести (погиб) 18 июля 1944г., после того как его FW-190A-8 в бою с американскими Р-38 был сбит в районе г. Дрё.
        36
        Всего Отто Веньякоб успел одержать 16 побед. Он пропал без вести (погиб) 23 июня 1944г., когда его FW-190A-8 не вернулся после воздушного боя в районе Эврё - Кан.
        37
        Имеется в виду Бруно Островитцки. Он погиб 17 апреля 1945г., когда его FW-190D-9 упал в озеро Шверинер-Зе, на севере Германии.
        38
        Померания - историческая область на побережье Балтийского моря с центром в г. Штеттин, входившая сначала в состав Пруссии, а затем Германии. После Второй мировой войны большая ее часть отошла Польше.
        39
        «Собачья схватка» - жаргонное выражение военных летчиков, означающее ближний маневренный воздушный бой между истребителями.
        40
        Гольдапп - город в Восточной Пруссии. Ныне г. Голдап в Польше.
        41
        С 6 июня 1944г. III./JG54 командовал гауптман Роберт Вайсс.
        42
        3сентября 1944г. FW-190A-8 лейтенанта Альфреда Гросса был сбит в бою в районе Брюсселя. Гросс получил тяжелое ранение, но смог выпрыгнуть с парашютом. После выздоровления в боях больше не участвовал. Он выполнил 175 боевых вылетов и одержал 52 победы.
        43
        К концу войны на счету обер-лейтенанта Ханса Дортенмана было 38 побед. Он пережил войну и умер в апреле 1973г.
        44
        Булли - прозвище командира 9./JG54 обер-лейтенанта Эмиля Ланга, которое, в зависимости от контекста, может означать «забияка, хулиган или сутенер».
        45
        Так называли линию фронта, возникшую во Франции после высадки союзных войск на побережье Нормандии.
        46
        Рыцарский Железный крест был наиболее ценимой наградой в немецких вооруженных силах во время Второй мировой войны. Учрежденный 1 сентября 1939г. для награждения «за выдающуюся храбрость перед лицом противника», он стал высшей степенью Железного креста, учрежденного еще 10 марта 1813г.
        47
        Скат - карточная игра с участием трех игроков.
        48
        Гауптман Штайнерт исполнял обязанности командира учебно-боевой группы «Запад».
        49
        Имеется в виду Знак пилота, на котором изображен орел с расправленными крыльями. Он был бронзовым, серебряным или золотым.
        50
        Термин «киви» на англо-американском военном жаргоне означает военнослужащего нелетного состава ВВС.
        51
        Эльбеф - городок в 16км южнее г. Руан, Франция.
        52
        Здесь и далее под этим названием Хейлман имеет в виду только III./JG54. Остальные три группы этой эскадры действовали на Восточном фронте.
        53
        В каждой истребительной группе люфтваффе было штабное звено, в которое входили командир группы, адъютант группы, офицер по техническому обеспечению и обычно кто-то из унтер-офицеров. В распоряжении командира эскадры также было штабное звено, а порой и целая эскадрилья.
        54
        «Индейцы» - термин из кодового словаря радиопереговоров пилотов люфтваффе для обозначения американских истребителей.
        55
        «Бандиты» - термин из англо-американского военного жаргона, обозначавший вражеский истребитель, то есть в данном случае немецкий.
        56
        Имеется в виду американский двухмоторный двух - или трехместный самолет Р-61 «Black Widow», применяющийся как ночной истребитель и истребитель-бомбардировщик и потому чаще всего имеющий черную окраску. Аэродинамическая схема схожа с одноместным двухмоторным истребителем Р-38 «Lightning».
        57
        Фактически вооружение истребителя Р-38 включало одну 20-мм пушку и четыре 12,7-мм пулемета.
        58
        «Виктор» - кодовое слово из словаря радиопереговоров пилотов люфтваффе, означавшее «все в порядке», «понял».
        59
        Горка - название фигуры высшего пилотажа.
        60
        Бочка, змейка - названия фигур высшего пилотажа.
        61
        Сен-Дени - северное предместье Парижа.
        62
        Рандонне - поселок в 10км южнее г. Л'Эгль.
        63
        Интересно, что чуть выше Хейлман упоминает о двенадцати, а не об одиннадцати победах.
        64
        Согласно имеющимся данным, ефрейтор Клаус Хунгер из 7./JG54 погиб 18 июля 1944г. в ходе боя с американскими Р-51 и Р-38 в районе г. Дрё. В том же бою был сбит и лейтенант Курт Зибе из той же эскадрильи, он получил тяжелые ожоги, но смог совершить вынужденную посадку.
        65
        В люфтваффе была своя, отличная от армейской, форма одежды, предусматривавшая ношение рубашек с отложным воротником и галстуков.
        66
        Хейлман цитирует поэму «Божественная комедия», над которой итальянский поэт Данте Алигьери трудился вплоть до своей смерти в 1321г.
        67
        Рафия - волокно из наружных слоев молодых листьев нескольких видов мадагаскарских и африканских пальм рафий, которое широко использовалось для плетения различных украшений, шляп и т.п.
        68
        Пфальц - историческая область на юго-западе Германии вдоль Рейна.
        69
        Жиголо - наемный партнер для танцев.
        70
        «Скаймастер» - американский двухмоторный военно-транспортный самолет.
        71
        Имеется в виду шестимоторный самолет Ме-323, созданный на основе транспортного планера Ме-321 «Gigant».
        72
        Английский двухмоторный самолет Bristol «Blenheim», первоначально использовавшийся как средний бомбардировщик и ночной истребитель.
        73
        Траутлофт с 5 июля 1943г. по 29 января 1945г. занимал должность инспектора дневной истребительной авиации люфтваффе.
        74
        В люфтваффе использовалось традиционное военное приветствие, но летом 1944г. была предпринята попытка ввести также и нацистское приветствие, которое, однако, так и не прижилось.
        75
        Томми - разговорное прозвище английских солдат.
        76
        Хёншен - уменьшительно-ласкательное от имени Ханс.
        77
        Вероятно, Хейлман имеет в виду, что Отто Веньякоб, одержавший 16 побед, был одним из самых результативных унтер-офицеров группы. Кроме того, здесь налицо явная путаница в датах. Как уже упоминалось выше, фельдфебель Веньякоб пропал без вести 23 июня 1944г., а лейтенант Зибе был сбит и получил тяжелые ожоги 18 июля 1944г.
        78
        Биарриц - городок на побережье Бискайского залива, в 5км юго-западнее г. Байонна. Там с 21 февраля по 12 мая 1944г. располагался штаб учебно-боевой истребительной группы «Запад».
        79
        Мёркиш-Фридланд - городок в Померании в нескольких километрах западнее г. Ястрове. Там с 14 мая по 4 ноября 1944г. располагался штаб учебно-боевой истребительной группы «Запад».
        80
        Тироль - горный район в Восточных Альпах, северная его часть находится на территории Австрии, а южная - на территории Италии.
        81
        Речь идет о главном военном хирурге вермахта и начальнике главного военного госпиталя в Берлине профессоре Фердинанде Зауэрбрухе. В свое время он был лечащим врачом президента Веймарской республики фельдмаршала фон Гинденбурга, а затем - многих руководителей Третьего рейха, так, в 1940г. он провел успешную операцию по удалению опухоли гортани у Гитлера.
        82
        В конце июня 1944г. в Прибалтике базировались I. и II./JG54, a IV./JG54 в тот момент проходила в Германии переоснащение с истребителей Bf-109G на FW-190A.
        83
        Адольф Галланд с 28 ноября 1941г. по 12 января 1945г. занимал должность инспектора (командующего) истребительной авиации люфтваффе.
        84
        По этому адресу в Берлине размещалось рейхсминистерство авиации Третьего рейха.
        85
        Имеется в виду испытательный центр люфтваффе, находившийся на берегу оз. Мюриц, около поселка Рехлин, в 44км юго-западнее г. Нойбранденбург.
        86
        Генерал-флюгцойгмейстер - название должности начальника технического управления рейхсминистерства авиации, которую с 10 июля 1936г. занимал Эрнст Удет.
        87
        Не имея соответствующего образования и технической подготовки, Удет фактически провалил программу строительства люфтваффе. Осознавая это, он неделями не появлялся на службе, пьянствуя и принимая наркотики. В конце концов 15 ноября 1941г. Удет в состоянии глубокой депрессии застрелился. Однако официально было объявлено, что он погиб смертью героя при испытаниях нового оружия. Оберст Вернер Мёльдерс, успевший одержать в ходе Второй мировой войны 101 победу, погиб 22 ноября 1941г., когда Не-111, на котором он в качестве пассажира летел на похороны Удета, из-за отказа двигателя в условиях плохой погоды разбился около г. Бреслау.
        88
        В ходе Первой мировой войны Эрнст Удет одержал 62 воздушные победы и действительно стал национальным героем. Больше сбитых самолетов было лишь на счету легендарного Манфреда фон Рихтгофена.
        89
        Вероятно, имеется в виду рейхсмаршал Геринг, который сделал Удета козлом отпущения, свалив на него все свои просчеты и ошибки.
        90
        Он ведал всеми административно-хозяйственными вопросами в эскадрилье, то есть фактически выполнял функции старшины.
        91
        Английское название самолетов-целеуказателей. Их задачей было обнаружить цель и обозначить ее специальными сигнальными и осветительными бомбами, чтобы обеспечить точное бомбометание основной группы бомбардировщиков.
        92
        «Рождественская елка» - так немцы прозвали английские сигнальные ракеты Sky Markers. Их переливающиеся, светящиеся гирлянды, медленно опускавшиеся вниз, действительно напоминали огни рождественской елки.
        93
        Имеется в виду командующий истребительной авиацией люфтваффе генерал-майор Галланд.
        94
        Имеется в виду покушение на Гитлера, состоявшееся 20 июля 1944г. Одним из его последствий стало значительное усиление роли службы СС, так, например, рейхсфюрер СС Гиммлер занял пост командующего Резервной армией. Был значительно усилен контроль со стороны СС и СД за вооруженными силами, и в том числе за люфтваффе. В подразделениях появились так называемое национал-социалистические уполномоченные, чьей основной задачей было следить за благонадежностью личного состава.
        95
        Вероятно, имеется в виду аэродром Бад-Фёрисхофен в 73км юго-западнее г. Мюнхен.
        96
        Так в люфтваффе назывались авиашколы первоначальной летной подготовки, где курсанты получали навыки пилотирования легких учебных самолетов.
        97
        Имеются в виду неуправляемые ракеты WGr.21 калибром 210 мм.
        98
        «Шишка» (нем.) - одно из прозвищ, которое в люфтваффе получил Bf-109G поздних серий, данное за выпуклые обтекатели в верхней части фюзеляжа перед кабиной, которые отличали этот самолет от предыдущих модификаций.
        99
        Джерри - этим прозвищем англичане во время Второй мировой войны называли всех немцев. Аналог русского прозвища фриц.
        100
        Типперери - название города и графства в южной части Ирландии.
        101
        Под этим именем был известен Фердинанд Фридрих Герман Нилебок (1888 -1954) - немецкий композитор, сочинявший военные марши, а также песни, которые были очень популярны среди солдат вермахта.
        102
        Имеются в виду песни, называвшиеся женскими именами: «Анна-Мари», «Эрика», «Розмари», «Герда-Урсула-Мари», «Ханнелора», «Розалинда», «Вероника-Мари» и «Вальтраут».
        103
        Малабри - одно из юго-западных предместий Парижа.
        104
        Ско - одно из южных предместий Парижа.
        105
        Жюи - городок на правом берегу р. Ремара, приблизительно в 8км юго-западнее г. Арпажон.
        106
        В люфтваффе не существовало такого понятия, как ас, в общепринятом смысле, лучших пилотов называли «экспертами». Четкого определения, кто мог носить это неофициальное звание, не было, но обычно ими были пилоты, награжденные Рыцарскими крестами.
        107
        3 сентября 1944г. тройка FW-190A-8 во главе с Лангом вскоре после взлета с бельгийского аэродрома Сент-Тронд была атакована американскими и английскими истребителями. В ходе скоротечного боя все три самолета были сбиты. Гауптман Ланг, на счету которого было 403 боевых вылета и 173 победы, погиб, лейтенант Гросс получил тяжелое ранение и после излечения в боях уже больше не участвовал, уцелел только третий пилот, неопытный унтер-офицер.
        108
        Не следует путать систему учета воздушных побед и систему очков, использовавшуюся для награждения, причем главным образом на Западном фронте и в ПВО Третьего рейха. За сбитый одномоторный самолет летчик-истребитель получал одно очко, за двухмоторный - два, а за тяжелый четырехмоторный бомбардировщик - три, но при этом каждый самолет все равно числился на его личном счету как одна воздушная победа.
        109
        Это правило в полной мере исполнялось лишь в ночной истребительной авиации люфтваффе, которая бОльшую часть войны действовала над своей территорией, и потому остатки сбитых ее пилотами самолетов можно было достаточно легко разыскать. Для дневных истребителей, которые вели бои и сбивали самолеты противника как над своей, так и над его территорией, требовалось подтверждение нескольких свидетелей (других пилотов, наземных наблюдателей и т.п.), а также кадры фотопулемета, если он был установлен на самолете. Несмотря на все имевшиеся недостатки, система подтверждения воздушных побед в люфтваффе была более четкой, нежели правила зачета воздушных побед у их противников. Она была нарушена лишь в самый последний период войны из-за общей дезорганизации системы управления люфтваффе.
        110
        Американский В-26 «Maroder» был одним из лучших тактических бомбардировщиков Второй мировой войны. Он мог нести 2,2 тонны бомб и имел три огневые точки с четырьмя 12,7-мм пулеметами.
        111
        Хейлман допускает распространенную ошибку, когда к Русской освободительной армии (РОА) во главе с бывшим советским генерал-лейтенантом А.А.Власовым, созданной лишь в конце 1944г., причисляет всех служивших в так называемых «восточных» частях вермахта. К июню 1944г. охрану атлантического побережья несли один русский полк и 32 батальона, которые, как правило, включались в состав полков вермахта в качестве четвертых батальонов. Так, позиции в районе Авранша занимали 627-й и 752-й восточные батальоны.
        112
        Русские батальоны, окруженные в крепостях на побережье Бискайского залива (Лориане, Сен-Назере, Ла-Рошели) и блокированные на Нормандских островах, сражались в составе немецких гарнизонов вплоть до самого окончания войны.
        113
        Генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт занимал пост главнокомандующего германскими вооруженными силами на Западе.
        114
        Имеются в виду пуски крылатых ракет Fiseler Fi-103, или «Фау-1», по территории Англии, и прежде всего по Лондону, начавшиеся в ночь на 13 июля 1944г.
        115
        Фактически в люфтваффе и в Королевских ВВС Великобритании принужденный к посадке на своем аэродроме вражеский самолет засчитывался как обычная воздушная победа, а порой и вообще никак не учитывался.
        116
        Имеется в виду городок Бад-Вёслау в 4км южнее г. Баден, Австрия.
        117
        «Бедняга, вот немного сидра» (фр.).
        118
        При ожогах и ранениях висмут применялся в качестве обеззараживающей и высушивающей мази.
        119
        Мюнхендорф - аэродром в 20км южнее г. Вена, Австрия.
        120
        «Куантро» - фирменное название французского апельсинового ликера.
        121
        Система немецких фортификационных сооружений вдоль границы с Францией. «Западный вал» рассматривался как оборонительная мера от возможного вторжения французских войск со стороны линии Мажино. Его строительство началось в 1938г. на месте уже существовавшей линии Гинденбурга и затем продолжалось во время Второй мировой войны, но так и не было завершено.
        122
        Выражение, восходящее к древнему рассказу о сиракузском тиране Дионисии Старшем (V -IVвв. до н.э.), который однажды во время пира посадил на свое место своего приближенного Дамокла, завидовавшего ему, и приказал повесить над его головой меч на конском волосе. Выражение «дамоклов меч» стало означать грозящую опасность.
        123
        Вероятно, имеются в виду реактивные гранатометы «Фаустпатрон».
        124
        С 5 сентября 1944г. III./JG54 базировалась на аэродроме Ольденбург. Говоря о том, что его «добрые старые дни сочтены», Вайсс, вероятно, имел в виду то, что Ольденбург из тылового фактически превратился в прифронтовой аэродром.
        125
        Имеется в виду истребитель FW-190D-9. III./JG54 первой в люфтваффе была полностью переоснащена этими самолетами.
        126
        В августе 1944г. численность III./JG54 в рамках общей реорганизации истребительной авиации была увеличена до четырех эскадрилий. 9-я эскадрилья осталась без изменений, 7-я была переименована в 10-ю, 8-я - в 11-ю, а 12-я эскадрилья была создана на базе бывшей 2-й эскадрильи.
        127
        Имеются в виду бомбардировщики, чье производство к концу 1944г. было практически прекращено.
        128
        Альберт Шпеер, архитектор по образованию, с февраля 1942г. занимал пост рейхсминистра вооружений. Под его руководством военная промышленность Третьего рейха, несмотря на массированные налеты авиации союзников, смогла добиться огромных производственных успехов.
        129
        Ханс Прагер был назначен командиром 10./JG54, а Петер Крумп возглавил 11./JG54. К концу войны на счету Прагера была 21 победа, а на счету Крумпа - 24.
        130
        В действительности Ме-262 никогда не совершали налеты на Южную Англию и действовали только над Северной Францией, Голландией, Бельгией и, естественно, Германией.
        131
        Приказ о формировании этой группы был издан 26 сентября 1944г. К этому времени на счету майора Вальтера Новотны было 255 воздушных побед, одержанных на Восточном фронте. Первоначально его группа Ме-262 получила обозначение III./JG6, но уже 10 октября 1944г. была переименована в «Командование Новотны».
        132
        Канал Миттельланд, или Среднегерманский канал, пересекает Германию с востока на запад. Он соединяет р. Эльбу около г. Магдебург и канал Дортмунд - Эмс в районе г. Райне.
        133
        Аэродромы Хезепе и Ахмер находились соответственно в 20км севернее и в 15км северо-западнее г. Оснабрюкк.
        134
        Фактически приказ о направлении 9./JG54 в Хезепе, а 12./JG54 - в Ахмер был отдан лишь 7 октября 1944г., после того как в тот день сразу после взлета из Ахмера два Ме-262 были сбиты американскими Р-51 и еще один самолет был расстрелян на взлетной полосе во время разбега.
        135
        Мальгартен - поселок в 4км северо-восточнее Хезепе.
        136
        Брамше - город, расположенный в 3км южнее Хезепе и в 4км восточнее Ахмера.
        137
        Вестфалия - историческая область на северо-западе Германии.
        138
        По библейской легенде, в саду Эдема, земном рае, жили Адам и Ева, которые затем после грехопадения были изгнаны оттуда.
        139
        Имеется в виду майор Новотны.
        140
        Крааль - кольцеобразное поселение в Южной или Центральной Африке, внутренняя круглая площадь которого служит загоном для скота.
        141
        Тевтобургский Лес - горный массив, расположенный между Иббенбюреном, Билефельдом и Падеборном.
        142
        Иббенбюрен - город в 23км западнее Оснабрюкка; Теккленбург - поселок в 19км юго-западнее Оснабрюкка.
        143
        Вестфальские Ворота - название ущелья около одноименного городка в 4км южнее г. Минден, через которое протекает р. Везер.
        144
        Такую окраску носовой части имели самолеты 353-й истребительной группы (353FG), входившей в состав 8-й воздушной армии США.
        145
        Мюнстер-Хандорф - аэродром на северо-западной окраине г. Мюнстер.
        146
        Р и с т е - поселок в 5км северо-восточнее Хезепе.
        147
        Лейтенант Фритц Бартак погиб 29 декабря 1944г., когда его FW-190D-9 был сбит и упал около местечка Бад-Бентхайм в 19км западнее г. Райне, а унтер-офицер Герхард Кролл смог пережить войну.
        148
        Описанные выше события, когда погибли лейтенант Эрих Колодци, обер-фельдфебель Генрих Бродт, унтер-офицеры Албин Фосс и Карл Кёниг, произошли 15 октября 1944г.
        149
        Трудно сказать, откуда взял Хейлман все эти цифры, вкладывая их в уста Новотны, который, как известно, вскоре погиб. За все время существования «Командования Новотны», то есть с 26 сентября до 9 ноября 1944г., его пилоты сбили всего 22 самолета союзников, причем четыре победы не были подтверждены официально.
        150
        Этот разговор должен был состояться 15 октября 1944г., а к этому дню «Командование Новотны» лишилось трети самолетов: три Ме-262 были уничтожены противником, три разбились из-за отказов двигателей и ошибок пилотов, и четыре вышли из строя по различным техническим причинам и в результате полученных повреждений. После этого Новотны получил приказ прекратить все полеты, а в Ахмер была направлена специальная комиссия. Всего же до 9 ноября 1944г. из 30 самолетов были потеряны 26, погибли шесть пилотов, включая самого Новотны и двух командиров эскадрилий.
        151
        «Вери» - сигнальный пистолет, который был обязательной частью снаряжения как пилотов союзников, так и летчиков люфтваффе.
        152
        Видоизмененное выражение «сизифов труд», то есть бесполезный труд.
        153
        Орден «За заслуги» (Pour le Merite) - прусский орден, учрежденный королем ФридрихомIII в качестве высшей награды за выдающиеся заслуги на поле битвы. Геринг был награжден им 2 июля 1918г. за свои достижения в качестве летчика-истребителя во время Первой мировой войны.
        154
        Генерал-полковник Альфред Келлер с 26 июля 1943г. возглавлял Национал-социалистический авиационный корпус, основной задачей которого была подготовка молодежного резерва люфтваффе через развитую сеть планерных и спортивных авиаклубов.
        155
        Концепция «народного истребителя» была скопирована с уже имевшегося проекта «народного автомобиля» - впоследствии знаменитого «Фольксвагена». В конструкции самолета должны были использоваться нестратегические материалы типа древесины, и для его производства не требовалось привлечения высококвалифицированной рабочей силы.
        156
        12 января 1945г. Геринг, уже давно неприязненно относившийся к Галланду, снял его с должности инспектора истребительной авиации. После этого в люфтваффе разразился острейший кризис, названный потом «мятежом истребителей». Командиры истребительных эскадр и дивизий составили меморандум, в котором потребовали радикальных перемен в люфтваффе. 22 января 1945г. встреча их представителей с Герингом завершилась обещанием последнего расстрелять всех «мятежников». До этого дело не дошло, но все они были сняты со своих постов. Сам Галланд был отправлен под домашний арест, его телефоны прослушивались, за домом велась слежка, начался сбор малейшего компромата на него. Галланд уже думал о самоубийстве, когда на помощь пришел рейхсминистр вооружений Шпеер. Он поехал к Гитлеру и добился, чтобы тот отдал приказ прекратить преследование Галланда. Генералу предоставили право сформировать истребительную группу, оснащенную Ме-262, чтобы на деле доказать его превосходство в качестве истребителя.
        157
        Как уже отмечалось выше, это утверждение, мягко говоря, сверхоптимистическое. Реальные успехи «Командования Новотны» были очень скромными, что во многом объяснялось тем, что большинство пилотов, включая самого Новотны, были недостаточно хорошо знакомы с Ме-262. В то же время сами летчики считали, что успехов им не позволяют добиться технические недоработки, и прежде всего дефекты двигателей и шасси.
        158
        Это еще одно утверждение Хейлмана, которое относится, как говорил Галланд, к «желаемому, принимаемому за действительное». Действительно, в марте 1944г. около г. Ландсбергам-Лех, в 35км южнее Аугсбурга, началось строительство гигантского бетонного бункера, в котором планировалось ежемесячно собирать около 900 Ме-262, но до конца войны оно так и не было завершено. К 4 ноября 1944г. были собраны 239 серийных машин, а всего до конца войны - 1433 Ме-262, при этом многие из них были уничтожены еще на заводских аэродромах в ходе бомбежек союзников или потеряны в результате аварий из-за технических неполадок, не успев попасть в боевые части.
        159
        Зигфрид Гайслер до ранения командовал 2-й группой 76-й бомбардировочной эскадры и за боевые вылеты на Ju-88A был награжден Рыцарским крестом.
        160
        Галланд командовал JG26 с 22 августа 1940г. по 5 декабря 1941г. Эскадра получила почетное наименование в честь одного из главных «мучеников» в нацистском мартирологе Альберта Лео Шлагетера. Будучи членом Добровольческого корпуса, он участвовал в борьбе с французскими оккупационными властями в Рурской области. По обвинению в шпионаже и саботаже Шлагетера арестовали и 26 мая 1923г. по приговору французского военного трибунала расстреляли. Позднее нацистская пропаганда сделала из него национального героя.
        161
        «Спитфайр» командира авиакрыла «Тангмер» уинг-коммендера Дугласа Бэдера был сбит 9 августа 1941г. в районе французского г. Абвиль в бою с Bf-109F из II./JG26. Выпрыгнув с парашютом, английский пилот попал в плен и вернулся домой лишь после окончания войны. Бэдер был легендарной личностью, поскольку, потеряв в конце 1931г. в авиакатастрофе обе ноги ниже колена, он затем не только научился ходить на протезах, но и снова стал летать. В 1940 -1941гг. он одержал 20 личных, четыре групповых и шесть вероятных побед и повредил 11 немецких самолетов.
        162
        «Кряк» - так в люфтваффе шутливо называли пилотов, которые по собственной вине повреждали самолеты во время грубых посадок.
        163
        Немного видоизмененное немецкое выражение, которое можно перевести как «никто не был уверен в своем будущем» или «никто не загадывал, что будет завтра».
        164
        Надо отметить, что весь приведенный выше рассказ о гибели Новотны не отвечает реальным фактам. В действительности майор Новотны погиб 8 ноября 1944г., а не 5-го, как пишет Хейлман. Около полудня в воздух поднялись всего два пилота из «Командования Новотны», с аэродрома Хезепе - лейтенант Франц Шалл, а с аэродрома Ахмер - Новотны. Шалл сбил два Р-51, но затем оба двигателя его Ме-262 одновременно заглохли. Планируя, он попытался дотянуть до Хезепе, но был атакован Р-51, и едва успел выпрыгнуть с парашютом, прежде чем самолет взорвался в воздухе. Новотны, по докладам по радио, сбил В-24 и Р-51, а потом вступил в бой с еще одной парой «Мустангов». Потом из левого двигателя Ме-262 показалось пламя, и он передал на командный пункт, что возвращается. Обер-лейтенант Дортенман, чьи FW-190D стояли на взлетной полосе Ахмера в полной готовности, запросил разрешение на взлет, но Новотны ответил, что помощи ему не требуется. О том, что затем произошло, точно неизвестно. По одной версии, он был сбит американцами, а по другой - своими же зенитками. Последними неясными словами Новотны, которые слышали на земле по
радио, были «я горю» или «он горит». С аэродрома Ахмера видели, как приблизительно в 5км к северо-востоку, в районе г. Брамше, из облаков вышел Ме-262, у которого горели оба двигателя, и, перевернувшись через крыло, рухнул вниз. Его обломки были найдены около поселка Эпе в 3км северо-восточнее Брамше. Полураскрывшийся парашют, обнаруженный рядом на дереве, позволил предположить, что перед тем, как Ме-262 взорвался в воздухе на высоте 300 -400м, Новотны все же смог покинуть самолет, но его парашют зацепился за хвостовое оперение. Необходимо также добавить, что имеющиеся данные не подтверждают и приведенное Хейлманом большое число сбитых «Тандерболтов».
        165
        В конце ноября 1944г. началось формирование новой истребительной эскадры - JG7, которая затем была полностью оснащена Ме-262. В память о погибшем майоре Новотны она получила почетное наименование «Новотны». Летая на реактивных «Мессершмиттах», пилоты JG7 до конца войны сбили 263 самолета.
        166
        Эйфель - название северо-западной части Рейнских Сланцевых гор. Высокий Фенн - горный массив севернее Эйфеля, между немецким г. Ахен и бельгийским г. Мальмеди.
        167
        Арденны - западное продолжение Рейнских Сланцевых гор, находящееся на территории Бельгии, Франции и Люксембурга.
        168
        В ходе наступления в Арденнах немецкие войска к 26 декабря 1944г. продвинулись только на 90км.
        169
        Наступление под кодовым наименованием «Вахта на Рейне», начавшееся 16 декабря 1944г. силами 6-й танковой армии СС, 5-й танковой армии и 7-й полевой армии, из-за плохих погодных условий фактически прошло без массированной поддержки со стороны люфтваффе. Активно действовали лишь ночные штурмовые группы и привлеченные ночные истребители, атаковавшие узлы связи и коммуникации англо-американских войск.
        170
        Имеется в виду рейхсмаршал Геринг.
        171
        Здесь подразумевается, что подобная бесполезная трата резервов была отчасти похожа на ритуальное самоубийство японских самураев, которые таким способом избегали позора поражения.
        172
        Фаррельбуш - аэродром в 30км юго-западнее г. Ольденбург.
        173
        Имеется в виду Рурский угольный бассейн.
        174
        Зауэрланд - название горного массива, расположенного юго-восточнее Дортмунда между городами Хершайд и Мешеде.
        175
        Вильмерсдорф - юго-западный район Берлина.
        176
        Возможно, речь идет о командире JG26 полковнике Йозефе Приллере, поскольку с 25 декабря 1944г. III./JG54 была придана его эскадре.
        177
        Некоторая путаница в названиях: город Хамм стоит на реке Липпе, вдоль которой построен судоходный Хамм-канал.
        178
        Арнсберг - городок в 18км северо-западнее г. Мешеде.
        179
        Хейлман снова чрезвычайно оптимистически оценивает результаты боя. Фактически 27 декабря 1944г. III./JG54, вылетевшая с аэродрома Фаррельбуш, около 13.00 в районе г. Мюнстер была внезапно атакована сверху 486-й новозеландской эскадрильей, летавшей на новых истребителях «Темпест» Mk.V. В результате были сбиты пять FW-190D: четыре - из 10-й и один - из 12-й эскадрильи, три пилота погибли, а двое были ранены. Сами же новозеландцы потеряли один «Темпест», и еще один истребитель получил тяжелые повреждения, но смог вернуться на свой аэродром.
        180
        Этот аэродром был расположен около поселка Хангелар, в 5км северо-восточнее г. Бонн.
        181
        Ракета А4 («Фау-2») имела стартовый вес около 10 тонн, масса боевой части составляла одну тонну.
        182
        Пикадилли - площадь со знаменитой статуей Эроса, расположенная в центральной части Лондона, одна из главных достопримечательностей британской столицы.
        183
        Можно поспорить с подобным утверждением Хейлмана, несомненно бывшим следствием нацистской пропаганды, под влиянием которой выросло целое поколение молодых немцев.
        184
        Клаузевиц Карл - прусский генерал, написавший ряд работ, посвященных теории войн. Его изречение из труда «О войне», что «война есть просто продолжение политики другими средствами», впоследствии стало знаменитым и цитируется до сих пор.
        185
        Красную окраску коков винтов и носовой части капотов двигателей имели Р-51 из 4-й истребительной группы (4FG), входившей в 8-ю воздушную армию США.
        186
        Дюммер - озеро в 30км северо-восточнее г. Оснабрюкк.
        187
        Имеется в виду заболоченная местность вдоль правого берега р. Эмс между городами Меппен и Папенбург.
        188
        Фехта - аэродром в 20км юго-восточнее г. Клоппенбург.
        189
        Фактически Ханс Йоахим Шмаузер имел звание фенриха, то есть был еще кандидатом на производство в офицеры.
        190
        В действительности в бою со «Спитфайрами» из 411-й канадской эскадрильи погибли шесть пилотов из 9./JG54: уже упоминавшиеся лейтенант Фритц Бартак, фенрих Ханс-Йоахим Шмаузер, унтер-офицер Эмиль Рейнхардт, а также унтер-офицеры Хайнц Бух, Йоахим Фернау и Хайнц Тёплер.
        191
        Вместе со штабным звеном III./JG54 во главе с Вайссом вылетели по одному звену из 11-й и 12-й эскадрилий.
        192
        На самом деле Вайсс был награжден лишь Рыцарским крестом с дубовыми листьями, причем посмертно, и это произошло 12 марта 1945г.
        193
        В действительности погибли семь летчиков: обер-лейтенант Эрнст Беллайре из штаба JG54, который в тот день участвовал в боевом вылете в составе штабного звена Вайсса, обер-лейтенант Евгений Шрайнер, фельдфебели Карл Крайзель и Герхард Неерсен и унтер-офицер Вернер Рупп из 11-й эскадрильи, а также унтер-офицер Адам Зайберт из 12-й эскадрильи. Два летчика - обер-фельдфебель Вильгельм Филипп из 11-й эскадрильи и унтер-офицер Гюнтер Цессин из 12-й эскадрильи - получили тяжелые ранения, но все же смогли выпрыгнуть с парашютами.
        194
        Обязанности командира группы фактически по очереди исполняли два старших по званию командира эскадрилий - обер-лейтенанты Хейлман и Дортенман.
        195
        Xопстен - аэродром в 16км северо-восточнее г. Райне.
        196
        Автор что-то путает. Во-первых, II./JG26 с 9 октября 1944г. по 29 января 1945г. командовал майор Антон Хакл, и группа с 22 ноября 1944г. базировалась в Нордхорне, а не в Хопстене. Во-вторых, 31 декабря 1944г., а описываемые события происходили в этот день, самолеты III./JG54 около 16.00 приземлились на аэродроме Фюрстенау, в 24км восточнее г. Линген. Там размещался штаб JG26 во главе с полковником Приллером и I./JG26 майора Карла Борриса.
        197
        Фактически полковник Приллер уже в 15.00 провел в Фюрстенау совещание с командирами групп. Он сообщил, что на 1 января 1945г. назначена операция Bodenplatte, рассказал о ее плане, о целях для JG26 и приданной ей III./JG54, и разрешил провести инструктаж пилотов. К этому моменту было неизвестно лишь точное время начала операции, кодовое сообщение с его указанием пришло вскоре после полуночи 1 января.
        198
        В действительности Прагер не смог вылететь вместе со всей III./JG54, официально из-за отказа двигателя на своем FW-190D-9. Он прибыл в Фюрстенау на автомобиле лишь ближе к полуночи, предварительно изрядно выпив, отмечая в Фаррельбуше приближавшийся Новый год.
        199
        Точнее, целями JG26 и III./JG54 были аэродромы Гримберген и Эвер, расположенные соответственно около северной и восточной окраин Брюсселя.
        200
        Это были специально выделенные для операции Bodenplatte ночные истребители Ju-88.
        201
        Фактически истребители не достигли Северного моря, разворот на юг был выполнен до подхода к побережью, в районе Роттердама.
        202
        Фактически в это время истребители еще только заканчивали собираться над аэродромом Фюрстенау в группу, которая легла на заданный курс в 8.30. Последние же «Фокке-Вульфы», причем из III./JG54, взлетели вообще в 8.35.
        203
        Хейлман в очередной раз сильно ошибается. Похожая картина была на аэродроме Эвер, который атаковали II. и III./JG26, в то время как Гримберген оказался практически пустым - на летном поле стояло только четыре В-17, один В-25 и один Р-51. На взлетно-посадочной полосе был выложен отлично видимый с воздуха белый диагональный крест, обозначавший, что аэродром непригоден для боевого использования. Разочарование немецких пилотов было огромным, но приказ был приказ, и они начали штурмовку.
        204
        Как уже упоминалось выше, в Гримбергене не было такого количества самолетов. Фактически там были уничтожены четыре В-17 и один Р-51, 12 грузовиков, два топливозаправщика, два ангара и одна позиция зенитной батареи, получили повреждения один В-25 и несколько ангаров. В то же время в Эвере, который атаковали II. и III./JG26, были уничтожены 34 самолета и еще 29 получили различные повреждения. Общие потери англичан в результате операции Bodenplatte составили 221 самолет (в это число вошли машины, уничтоженные во время атак и списанные позднее как не подлежащие ремонту), 143 машины получили повреждения. Американцы лишились 130 самолетов, и еще 62 были повреждены.
        205
        Фактически утром 1 января 1945г., чтобы атаковать аэродромы Гримберген и Эвер, вылетели 67 FW-190D-9: 47 - из JG26, 17 - из III./JG54 и три - из JG104. При этом 14 самолетов еще до подхода к цели повернули обратно из-за различных технических неисправностей и повреждений, полученных в результате огня своей зенитной артиллерии.
        206
        Автор «забыл» упомянуть, что в это число входили и сбитые «Фокке-Вульфы».
        207
        Это не так, поскольку уже в начале января 1945г. в меморандуме, составленном командирами истребительных эскадр и дивизий на имя высшего руководства люфтваффе, приводились точные цифры потерь. Всего в ходе операции Bodenplatte были потеряны 227 пилотов: 178 погибли и пропали без вести, а 59 попали в плен. Среди них были три командира эскадр, шесть командиров групп и десять командиров эскадрилий.
        208
        Из 17 самолетов III./JG54, участвовавших в операции Bodenplatte обратно не вернулись 12, то есть 70%. Это был наивысший процент потерь среди всех групп, участвовавших в операции. Три пилота погибли, двое пропали без вести и четверо попали в плен. В связи с этим очень странно звучат слова Хейлмана, что «Зеленое сердце» благополучно вернулось домой.
        209
        Командир 3./KG3 обер-лейтенант Хайнц Зайфферт был награжден Рыцарским крестом 31 декабря 1943г. за боевые вылеты на Восточном фронте. К этому времени, по немецким данным, на его счету были 37 уничтоженных танков, 132 грузовика, 77 железнодорожных вагонов, семь зенитных батарей и два железнодорожных моста. После того как в начале осени 1944г. KG3 была расформирована, он прошел переподготовку в качестве летчика-истребителя и в начале января 1945г. прибыл в III./JG54. 23 января 1945г. в районе г. Райне его FW-190D-9 был сбит английским «Темпестом» и погиб.
        210
        Имеется в виду сигнальная лампа резервного остатка топлива.
        211
        В 1944г. авиапромышленность Третьего рейха выпустила 2287 бомбардировщиков и 25285 истребителей.
        212
        В ночь на 31 мая 1942г. около 900 бомбардировщиков RAF совершили массированный налет на Кёльн. В результате полуторачасовой бомбежки в городе были повреждены сотни многоквартирных домов, 13 тысяч квартир были полностью разрушены, 480 человек погибли и еще около 5 тысяч человек получили ранения.
        213
        Xертогенвальд - лесной массив на северных склонах Высокого Фенна, между бельгийскими городами Эйпен и Мальмеди.
        214
        Бабенхаузен - аэродром в 13км западнее г. Ашаффенбург.
        215
        Рейн-Майн - аэродром в 12км юго-западнее г. Франкфурт-на-Майне.
        216
        Таунус - горный массив северо-западнее г. Франкфурт-на-Майне.
        217
        В оригинале использовано нецензурное выражение.
        218
        Рейнгессен - расположенная на левом берегу Рейна часть немецкой исторической области Гессен.
        219
        Хейлман конечно же значительно смягчил значение употребленного им выражения.
        220
        FW-90D-9 был вооружен двумя 20-мм пушками MG151, размещенными в корневых частях крыльев, и двумя 13-мм пулеметами MG131, установленными в фюзеляже над двигателем.
        221
        Вероятно, имеется в виду солдатская радиостанция «Запад». Она вела на немецком языке пропагандистские передачи на Германию, которые представляли собой хорошо продуманную смесь из популярной музыки и выпусков новостей. При этом при составлении передач их авторы опирались на довольно обширную картотеку, составленную на основе разведданных и данных радиоперехвата. В ней, в частности, имелись имена и фамилии почти всего командного состава люфтваффе, вплоть до командиров авиагрупп и эскадрилий, что придавало передачам необходимую достоверность.
        222
        Территория Германии была поделена на 33 области - гау, область делилась на округа, округ - на местные группы, местная группа - на ячейки, а ячейка - на блоки. Во главе каждой из этих административно-территориальных единиц соответственно стоял гаулейтер, крайслейтер, ортсгруппенлейтер, целленлейтер и блоклейтер. Гаулейтеры назначались непосредственно Гитлером и несли полную ответственность за вверенную им территорию.
        223
        Пенемюнде - городок в северной части о. Узедом, около входа в пролив Пене, отделяющий остров от побережья Германии.
        224
        Куммерсдорф, Рехаген - поселки, расположенные в 14 -15км северо-восточнее г. Луккевальде.
        225
        Такой цвет петлиц имели военнослужащие подразделений зенитной артиллерии, входившей в состав люфтваффе.
        226
        «Вдова Клико» - известная марка французского шампанского.
        227
        Хейлман имеет в виду, что для украшения были использованы парашюты, что, конечно, было явным нарушением всех правил.
        228
        Фазами луны называют ее виды с земли при движении вокруг последней, возникающие при освещении солнцем с разных сторон. Выделяют четыре фазы - новолуние, первую четверть, полнолуние и последнюю четверть. В новолуние луна не видна, в полнолуние видна в виде полного круга, а в первую и последнюю четверти видна в виде половинок круга.
        229
        Описываемые в этой главе события относятся к марту 1945г., когда III./JG54 уже фактически не существовало. В декабре 1944г. - феврале 1945г. она потеряла около 50 FW-190D-9, и потому 25 февраля 1945г. ее остатки были включены в JG26 под обозначением IV./JG26. Группу возглавил гауптман Рудольф Клемм. 9-я эскадрилья обер-лейтенанта Хейлмана из десяти пилотов была переименована в 15./JG26, 10-я эскадрилья лейтенанта Крумпа из девяти пилотов - в 13./JG26, а 11-я эскадрилья обер-лейтенанта Дортенмана из двенадцати пилотов - в 14./JG26.
        230
        Названия, соответственно, американского и английского танков.
        231
        Бад-Энхаузен - городок в 10км юго-западнее Миндена.
        232
        Имеется в виду скорость сближения самолетов, летевших встречными курсами.
        233
        Жаргонное выражение летчиков-истребителей, обозначавшее поврежденный самолет.
        234
        События, описанные выше Хейлманом, как уже не раз было выше в его мемуарах, представляют собой причудливую смесь воздушных боев, происходивших в разные дни. Согласно данным люфтваффе, обер-лейтенант Хейлман сбил Р-51 вечером 20 марта 1945г., когда 17 FW-190D-9 из IV./JG26 в районе аэродромов Ахмер - Хезепе столкнулись с 30 Р-47 и Р-51. В том же бою был сбит и погиб лейтенант Курт Зибе из 15./JG26. 25 марта 1945г. 15 FW-190D-9 во главе с Хейлманом в 17.40 вылетели на «свободную охоту» в район г. Бохольт. Там они столкнулись с истребителями союзников, по одним данным, это были Р-47, по другим - «Темпесты», а по третьим - «Спитфайры». Фельдфебель Герхард Кролл, летевший в качестве ведомого Хейлмана, первым заметил приближавшегося снизу противника и доложил об этом. Хейлман внезапно выполнил резкий разворот с переходом в пикирование, но при этом следовавший за ним FW-190D-9 ведомого оказался прямо перед тремя вражескими истребителями и был сбит. Кролл успел выпрыгнуть из горящего самолета с парашютом, он получил тяжелые ожоги и больше уже в боях не участвовал. В том же бою был подбит и совершил
вынужденную посадку самолет фельдфебеля Герхарда Мюллер-Бернекка из 15./JG26, при этом немецкий пилот также получил ранения.
        235
        Имеются в виду истребители союзников.
        236
        Рес - городок в 19км северо-западнее г. Везель.
        237
        Еще один пример того, как Хейлман вольно обращается с фактами. Оберст-лейтенант Ханс Гюнтер фон Корнатцки не мог весной 1945г. появиться в группе Хейлмана, поскольку погиб еще 12 сентября 1944г. в звании майора. В тот день он во главе II.(Sturm)/JG4 около 11.00 в районе Магдебурга атаковал соединение четырехмоторных бомбардировщиков и сбил один В-17, одержав свою шестую и, как оказалось, последнюю воздушную победу. Через несколько минут его «Фокке-Вульф» был подбит американскими истребителями. Фон Корнатцки попытался совершить вынужденную посадку, но около г. Хальберштадт его самолет задел за провода линии электропередачи и врезался в землю.
        238
        Автор снова смешивает разные события. Осенью 1943г. майор фон Корнатцки сформировал и возглавил 1-ю штурмовую эскадрилью из 15 пилотов-добровольцев. Она должна была проверить на практике новую тактику атак четырехмоторных бомбардировщиков, предложенную фон Корнатцки. Эскадрилья была оснащена FW-190A-6, имевшими четыре 20-мм пушки MG151 и два 7,9-мм пулемета MG17, а также дополнительную броневую защиту: 50-мм усиленное стекло перед лобовым стеклом, две 30-мм пластины бронестекла на боковых поверхностях фонаря кабины и 5-мм стальные панели по бортам фюзеляжа в районе кабины. Пилоты эскадрильи подписывали специальное обязательство, обещая всегда приближаться к бомбардировщикам в сомкнутом строю, атаковать их с максимально близкого расстояния, а если противника сбить не удастся, то таранить его. Согласно данным люфтваффе, за период с 5 января по 29 апреля 1944г. 1-я эскадрилья сбила 62 самолета, но при этом потеряла 11 пилотов. Опыт этой эскадрильи послужил основой для решения о создании в люфтваффе специальных штурмовых авиагрупп - IV.(Sturm)/JG3, II.(Sturm)/JG4 и II.(Sturm)/JG300.
        239
        В данном случае речь идет о плане командира 9-й авиадивизии полковника Ханса Йоахима Херрмана, выдвинутом в конце декабря 1944г. Он предложил создать особые истребительные части, чьей основной задачей был таран четырехмоторных бомбардировщиков. Херрман полагал использовать высотные истребители Bf-109G-10 и K-1, сняв с них «лишнее» оборудование, все бронирование и вооружение, кроме одного 13-мм пулемета MG131. Они становились легче приблизительно на 200кг и получали прибавку скорости в 39км/ч. Поднявшись на 12 тысяч метров, «Мессершмитты» должны были, пикируя оттуда, атаковать бомбардировщики. При этом преимущество в скорости могло позволить им уйти от вражеских истребителей. Сбивать бомбардировщики они должны были тараном, целясь в место стыковки фюзеляжа с хвостовым оперением. По мнению Херрмана, однократное массовое применение 800 таких самолетов, пилотируемых добровольцами, могло позволить уничтожить сразу около 400 тяжелых бомбардировщиков, что вынудило бы союзное командование на несколько недель прекратить дневные налеты на Германию.
        240
        В начале марта 1945г. Геринг подписал составленное Херрманом обращение к пилотам люфтваффе, призывая их «выполнить задание, вернуться из которого имеется лишь малая возможность». 8 марта обращение, имевшее грифы «Секретно» и «После прочтения уничтожить», было передано во все части воздушного флота рейха. Желание выполнить такое задание изъявили более двух тысяч человек, большинство из них были юношами, лишь недавно окончившими авиашколы. Отобранные добровольцы направлялись в специальный центр, созданный на аэродроме Штендаль и получивший наименование учебные курсы «Эльба».
        241
        Из-за нехватки самолетов и топлива Херрману не удалось воплотить свой план в полном объеме. К началу апреля на учебных курсах «Эльба» были подготовлены 250 человек, но при этом имелись лишь 150 специально модернизированных Bf-109. Свой первый и последний боевой вылет пилоты учебных курсов «Эльба» совершили 7 апреля 1945г. 120 «Мессершмиттов», поднявшихся с пяти аэродромов, попытались перехватить и атаковать соединения В-17 и В-24, совершавших налеты на цели в Северной и Центральной Германии. Однако вылет завершился полным провалом. Часть пилотов из-за малого опыта в навигации так и не смогли найти противника, и, выработав весь запас горючего, приземлились на ближайших аэродромах. 47 Bf-109 были сбиты американскими истребителями до того, как приблизились к бомбардировщикам, еще шесть сбиты бортстрелками бомбардировщиков. Лишь 23 пилота выполнили задачу и таранили бомбардировщики, при этом, по данным американцев, они потеряли 7 апреля 1945г. в результате таранов всего семь В-17 и один В-24.
        242
        Как уже упоминалось выше, после снятия с должности командующего истребительной авиацией, генерал-лейтенант Галланд пережил несколько неприятных дней, когда его жизнь, в общем, висела на волоске. Однако затем по личному указанию Гитлера ему разрешили сформировать отдельную истребительную группу, оснащенную реактивными Ме-262. К концу 1944г. основа этой группы, получившей обозначение JV44, была уже создана. И об этом хорошо знали в истребительных эскадрах, поскольку представители Галланда объезжали их, предлагая лучшим асам перейти на службу в JV44.
        243
        Генерал Дуайт Эйзенхауэр - главнокомандующий экспедиционными силами в Европе, фельдмаршал Бернард Монтгомери - командующий британскими войсками в Европе. Судьба Берлина была решена еще на Ялтинской конференции, как и вся Германия, он делился на четыре оккупационные зоны по числу стран-союзниц: советскую, американскую, британскую и французскую.
        244
        Движение за объединение славянских народов. Оно возникло в конце XVIIIв. и до 1914г. имело много сторонников в России и на Балканах. Среди прочего сторонники панславизма требовали от Турции вернуть захваченные ею территории, ранее принадлежавшие славянам, однако эти требования никак не распространялись на весь Ближний Восток.
        245
        Утром 24 марта 1945г. американские тяжелые бомбардировщики атаковали все четыре аэродрома, где базировалась JG26. Эти налеты были частью поддержки операции «Университет» по форсированию нижнего течения Рейна, проводившейся 2-й английской и 9-й американской армиями. Больше всего бомб (339,2т) было сброшено на аэродром Фаррельбуш.
        246
        Бёзель - поселок в 22км юго-западнее г. Ольденбург.
        247
        Ремаген - городок в 18км юго-восточнее г. Кёльн.
        248
        Действительно, после того, как 7 марта 1945г. американцы захватили мост через Рейн в Ремагене, который был лишь слегка поврежден отступавшими немецкими частями, Геринг приказал немедленно найти добровольцев, которые, подобно японским пилотам-камикадзе, спикировали бы на мост на загруженных взрывчаткой самолетах. Вызвались два пилота из I./KG(J)51, но до исполнения этого приказа дело не дошло.
        249
        Вероятно, они опасались, что в их самолеты будет загружена взрывчатка и они в воздухе получат приказ спикировать на какую-нибудь важную цель.
        250
        «R» означало «ракета», 4 - ее массу (4кг), «М» - боеголовку с взрывчатым веществом. В самом конце войны появилась ракета R4MP, где «Р» указывало, что она предназначена для борьбы с бронированными наземными целями, и прежде всего танками.
        251
        Фактически ракета R4M с самого начала создавалась как неуправляемая. Она имела калибр 55 мм, длину 0,812м, массу около 4кг, в том числе боеголовку с 0,52кг гексогена. Пороховой заряд в 0,815кг обеспечивал максимальную дальность полета около 2,5тыс. метров. После пуска для стабилизации R4M в ее хвостовой части раскрывались восемь стабилизаторов. Залп из 24 ракет покрывал пространство, занимаемое четырехмоторным бомбардировщиком, находящимся в 600 метрах от атакующего самолета. Для подрыва боеголовок именно на этой дистанции использовался специальный взрыватель.
        252
        В сохранившихся документах люфтваффе, а также в современных исследованиях боевых действий JG26 нет никаких сведений о применении эскадрой, в том числе и IV./JG26, ракет R4M, не говоря уж о таком большом числе сбитых четырехмоторных бомбардировщиков.
        253
        Вероятно, имеется в виду довольно обширная болотистая местность в нижнем течении р. Эмс между городами Линген и Лер.
        254
        Выше уже упоминалось, что в действительности унтер-офицер Кролл был сбит 25 марта 1945г. в бою около г. Бохольт. Он успел выпрыгнуть из горящего самолета с парашютом и, снова получив тяжелые ожоги, больше уже в боях не участвовал.
        255
        В действительности он благополучно пережил войну, совершив свой последний боевой вылет 2 мая 1945г.
        256
        На самом деле 28 марта 1945г. Дортенман был назначен командиром 3./JG26 вместо обер-лейтенанта Альфреда Хекмана, возглавившего 5./JG26.
        257
        Это место находится около городка Бад-Эссен, в 20км северо-восточнее г. Оснабрюкк.
        258
        Xуштедт - аэродром, находившийся в 6км севернее г. Целле.