Молитва Каина Виктор Павлович Точинов
        Произведение Виктора Точинова, представляющее собой журнальный вариант романа, основано наисторическом материале иописывает времена Екатерины Великой. Вцентре авторского внимания кровавое столкновение представителя, каксейчас говорят, спецслужб игосударственного преступника, сдобренное некоторым количеством фантастических реалий. Каквсегда, уВиктора Точинова, - острый увлекательный сюжет ипроработанный язык.
        Виктор Точинов
        Молитва Каина
        Повесть времен царствования Екатерины Великой[Журнальный вариант.]
        Пролог
        Лягушачий князек иЦарь-жаба
        Ника нес свою шестиаршинную жердь наплече, оперев серединой, чтоб неклонилась, ишагал деловито исерьезно.
        Алеша, напротив, развлекался, кактолько мог придумать: топодхватывал жердь законец и, зажавши подмышкой, изображал рыцаря натурнире, топоворачивал поперек пути ишел поодной линии, будто ярмарочный канатоходец.
        Ника, чуть нелишившись зрения отнеловкого движения брата, благоразумно поотстал, - пусть себе тешится.
        Темвременем кустистая пустошь закончилась, впереди зеленели заросли камыша, братья миновали их быстро, приблизившись кпервым чистым разводьям. Здесь жерди потребовались недляигры, длядела: иминадлежало нащупать неприметную привзгляде сверху тропку -гать, ведущую якобы дальше, ксамой сердцевине болотца.
        Ника, впрочем, полагал, чтоМитрошка, подпрапорщиков сын, всеим наврал итропку они ненайдут.
        Митрошка врал, какдышал, легко иестественно, ивсе прото ведали. Ивсеже многие попадались наего выдумки, ужслишком складные получались истории.
        Чего стоила, кпримеру, байка, чтоуместных чухонцев языки имеют устроение, весьма отличающее их отязыков нормальных людей. Языки учухонцев даже нераздвоенные, наманер змеиных, ноделятся натрое! Да,да, именно так, иесли заставить каким-то обманом чухонца выставить подальше язык (чего они, чухонцы, поясным причинам избегают делать), товсякий сможет заметить побокам два извивающихся дополнительных отростка.
        Чушь иполная ерунда, искушать этакое блюдо сможет лишь самый доверчивый измалолетков, годов пяти, ашестилетний уже усомнится? Нет, всезависит оттого, подкаким соусом искаким гарниром повар подаст свою стряпню, порой ирассудительные молодые люди одиннадцати лет отроду кушают инеморщатся…
        Митрошка свое блюдо подал сшиком французского кулинара: обложенное гарниром измелких идостоверных подробностей иполитое соусом - отсылками ксвидетелям, реально существовавшим…
        Ктомуже имелась увранья Митрошки особенность: какой-то подтверждающий вранье резон, очевидный иубедительный, оннамеренно непоминал - чтоб слушатели сами припомнили иполучили подтверждение какбы состороны. Такслучилось ивтот раз: братья сообразили ненароком, чтоиные чухонские имена иназвания ивпрямь созданы недляязыка собычным устройством, невдруг ивыговоришь…
        Вобщем, онисАлешей скушали. Поверили.
        Идаже упросили папеньку завернуть вчухонскую деревушку, подхитро выдуманным иблаговидным предлогом. Нотам опозорились, пытаясь повторить опыт Митрошки, якобы раскрывший ему великую чухонскую тайну, ибыли взяты споличным, ипоспросу вовсем сознались… После чего папенька опыт довершил самым решительным образом: велел троим чухонцам высунуть совсей мочи языки, вознаградив каждого гривенником. Авкачестве финала научного экзерсиса прописал сыновьям горячих, немного, ночувствительно.
        После того случая приступились они сбратом Митрошку бить, нотот отвертелся, растолковав: нектой чухне ездили, тобыли ижорцы, аособенные языки лишь укарелов да шумилайненов, - итак убедительно сплетал правду свымыслом, чтоони нето чтобы вновь поверили, новсеж оставили Митрошкино вранье подвопросом.
        Словом, если затеялсябы кто-то учредить Департамент врунов илиже Враль-коллегию, тоМитрошкабы имел все виды наблестящую там карьеру.
        Ивот теперь история сЦарь-жабой, живущей якобы здесь, наболоте.
        Неттут никакой Царь-жабы, итропки ксередине болота тоже нет. После конфуза счухонскими языками (ипосле выписанных горячих) Ника относился квранью Митрошки сопаской, Алешаже загорелся новой историей, онвообще был непоседливее брата.
        Едва Ника решил звать брата домой - поиски гати длились уж сполчаса, успеха непринося, - надболотцем прокатился крик:
        -Наше-о-о-ол! Истинно, вотона, гать!
        Голос уАлеши был звонким, нокрик втумане прокатился глухой, искаженный, словно инебрат крикнул, чужой кто-то стойже стороны…
        Ника оборотился, самон уже тыкал вводу жердью лишь длявида, науспех поисков ненадеясь.
        Алеша стоял слицом возбужденным, раскрасневшимся. Ичто он там нащупал, поди пойми. Ника подошел, проверил своей жердью, ивпрямь, - подслоем воды иболотной жижи что-то твердое прощупывается. Коряга?
        Коряг тут хватало - ивиднелись надводой, ивалялись, гдепосуше. Иные были затейливо перекручены иизогнуты, иторчавшие изних заостренные остатки ветвей иликорней напоминали рожки: словно повыползали изтопи черные имногорогие болотные гады, - изастыли, одеревенели.
        Онпощупал рядом - твердо. Перенес конец жердины нааршин вперед - тоже твердо. Небывает таких коряг. Значит она, тропа. Хоть вчем-то Митрошка неврал… Никакой радости Нике сей вывод недоставил. Потому что если неврал ивостальном - тосущество здесь можно встретить несамое приятное…
        Часстоял ранний. Поднялись ивышли они нарассвете, аболото было недалече. Никтобы, разумеется, втакую рань их напрогулку неотпустил, незайди даже речь отопи. Ноони инеспрашивались.
        Надболотом низко стелился туман, доходя местами где догруди, гдедопояса. Былон неслишком густ, ноуже чуть вдали все виделось смутно, аеще дальше так ивовсе ничего неразглядеть.
        Икуда ведет гать - если протянута безизвивов, впрежнем направлении, непонять. Может там ивпрямь трон Царь-жабы, может что иное, аможет вовсе ничего нет… Нувот проложили зачем-то путь через болото, чтоб необходить, круга недавать, - аМитрошка прото разведал ивсе остальное досочинил.
        Пойти втуман ипроверить, чтотам, нехотелось.
        -Может, другим разом сходим? - предложил Ника. - Гать нашли, пометим ее, апотом днем сходим, безтумана, зряче.
        Алеша задумался ненадолго. Посмотрел критически насебя, набрата, ипостановил:
        -Нетуж, вдругорядь я сюда несунусь. Намизасегодняшнее пропишет папенька ижицу, азадругой раз повторит, дасильнее… Такзачем нам заодин грех две кары влачить? Всеединым разом покончить надо.
        Рассуждение Алеши показалось брату основательным. Видуних был ивпрямь нетот, чтоб обойтись безижицы. План похода сюда предусматривал, чтовысокие, почти доколен, сапоги сохранят своих владельцев отболотной грязи, абудучи сняты, скроют все следы прегрешения.
        Новсем ведомо, чтосбываются планы гладко набумаге, даеще приустном их обсуждении. Надележе братья порядочно извазюкались, даже надобравшись догати. Ипоход их незамеченным ибезнаказанным неостанется.
        -Тогда пойдем, - согласился Ника.
        -Семь бед - один ответ!
        -Унас всего две беды намечались… - возразил Ника, любивший точность; внауках, связанных счерте жами ивычислениями, онбыл сильнее брата, Алеша брал свое вдисциплинах, требующих более воображе ния, чемусидчивости.
        -Неважно, семь ильдве, - махнул рукой Алеша. - Пошли, япервый!
        Онлюбил быть первым, аНика невозражал, онбыл лишен тщеславия, ужуродился таким.
        Ониступили нагать, погрузив сапоги почти доверху, нонимало небеспокоясь, чтодоведется хлебнуть через край, - внутрях ибезтого давно хлюпало.
        Пошли… Алеша первый, Ника поотстав надлину жердины, даже чуть далее, брат издесь мог затеять игру спалкой, онтакой. Двинулись втуман, ктрону Царь-жабы, - если, разумеется, верить вруну Митрошке…
        Многие, говорил им Митрошка, неразличают Царь-жабу слягушачим князьком иошибаются. Лягушачий князек хоть всего лишь раз всто лет водном болоте родится, новстретить его можно много где, болот-то насвете хватает. Охотник Селифан, чтосдеревни Крутицы, Клыкино тож, встретил лягушачего князька минувшей осенью, когда ходил поуток, идаже застрелил. Всюзиму князек провисел кнего вамбаре, напоказ, ностух весной ивыкинуть пришлось. Имногие ходили смотреть того князька, ион, Митрошка, ходил. Ноничего особого влягушачем князьке неимеется: лягуха илягуха, только размеров невиданных, сбольшого зайца примерно, даеще подкожей укнязька кое-где мясистые желваки наросли, скулак примерно будут.
        Царь-жабаже иное дело… Онатолько здесь водится, наих болоте, потому какболото непростое, особенное. Ну,так уж повезло им… Болото уних хоть невелико, дабездонное. Нет, конечно, где-то всеж дно имеется, может вверсте, может вдвух отповерхности. Анавид неглубоко - вода прозрачная, икажется, вотоно, дно, рукой достанешь. Ноесли взять жердину, хоть десятисаженную, иторчком вто дно опустить - доконца вся уйдет, твердого ненащупает. Неттам дна, одна видимость, жижа илистая… ДляЦарь-жабы такая жижа - самое разлюбезное дело, онавней живет-обитает, ичем больше жижи, темлучше, потому какназиму Царь-жаба надно ныряет, довесны спать, датолько если мелкое дно, доступное, тогда спится ей некрепко итревожно, - вынырнет вверх изамерзнет враз, окостенеет отморозу. Многие видали, каклягухи позиме костенеют, вотиЦарь-жаба также. Только лягухи потом оживут ивновь заскачут, аЦарь-жаба нет - оттаявши, вжижу черную изловонную превратится. Таким манером повсем болотам Царь-жабы иперевелись, только здесь одна иосталась. Одну изпоследних, позиме замерзших, кривой Евдоким нашел, тот, чтомельник подгорой Пулковской. Давно уж
тому, летсдесяток будет. Увез ксебе, чтоб народ подивить, дасдуру невхолодных сенях положил, авдом затащил. Утром глядь: лужа черная наполгорницы, исмердит, хоть святых выноси. Многие ту лужу видели исмрад тот нюхали, потом половицы Евдокиму пришлось менять, таквсе въелось…
        Длинные жердины братья Волковы прихватили какраз дляпроверки рассказа обездонности их болота - гать ивдвое меньшими нащупать можно. Когда удалились отстены камыша саженей натридцать-сорок, пришло время проверки.
        Проверять выпало Нике - Алеша шел впереди, нащупывая дорогу, абратова жердина оставалась неприделе. Если застрянет, невытащится - убыток небольшой, одной обойдутся.
        -Нудавай, проверяй, - понукал Алеша, остановясь иповоротившись кбрату.
        -Может, навозвратном пути? - предложил Ника. - Одна хорошо, адве надежнее.
        -Давон уже, трон виднеется! Совсем рядом… давай, проверяй.
        Ника всмотрелся вту сторону, куда указывал брат. Тамивправду проступал сквозь туман некий предмет, большой итемный. Смутно проступал, толком неразглядеть. Алеша стоял кнему ближе, чембрат, и, возможно, могвидеть лучше.
        Пословам Митрошки, уЦарь-жабы, какулюбого себя уважающего монарха, имелся трон. Выглядел он какогромный старый пень - непалаты царские вокруг, болото всеже.
        Многие наболото ходили ипень тот видели, ион, Митрошка, ходил. Большой пень, основательный, такиЦарь-жаба немала, лягушиный князек рядом сней - какворобей рядом саистом. Иони, Ника иАлеша, могут кпню сходить, если гать найдут. Асаму-то Царьжабу посветлу неувидать, спит она днем, лишь поночам появляется, если ее непотревожить, конечно. Авот пень посмотреть братья могут.
        Тутуж даже Алеша возмутился: чего им ради втопьто лезть? Ради пня обычного? Ужони пней повидали…
        Митрошка остался невозмутим. Пень тот необычный, аогромадный, такой пень еще поискать. Аглавное - отметины там есть, напне, откогтя Царь-жабы, побокам весь тот пень изодран, иследы когтя хорошо видны. Темкогтем Царь-жаба цепляется, когда натрон залезть хочет.
        Коготьже унее всего один, инаодной передней лапе, направой. Зато какой! Поразмеру каксплавной багор будет, только костяной иострее вдесять раз. Дато попню хорошо видать - дерево мореное, прочное, авзрезано глубоко, словно баклушка липовая.
        Другая передняя лапа, левая, уЦарь-жабы итого странней, - нуточно рука человечья. Всеприней, ипять перстов, игнутся, гдеполагается, иногти нормальные, плоские, скогтями несхожие. Апочему оно так, Митрошке неведомо. НоЦарь-жабы все такие были, умельника Евдокима оттой, чтонашел, коготь уцелел, вжижу необернулся. Онего кпалке подвязал, иведро изколодца доставал, если обронит, имногие тот коготь видели. Нопотом отвязался иутонул невзначай, досих пор, верно, вколодце лежит.
        Иеще одна особость уЦарь-жабы имеется. Талапа, чтоскогтем, унее удлиняться может похотению. Небезразмерно, нодалеко - толапа каклапа, ато выпрыгнет будто, когтем зацепит, иобратно втянется…
        Позже, поразмыслив, Ника понял: выпрыгивающая когтистая лапа - очередной Митрошкин хитрый кунштюк: пусть-ка братья вспомнят, чтоулягух язык темже манером работает, сравнят, призадумаются…
        Брат настаивал, иНика нехотя тыкнул жердью вразводье совсем рядом стропой, думая, чтоуж там-то доконца неуйдет. Днотам - вернее, верх жидкого илу, - виднелся вполуаршине отповерхности. Конец жердины коснулся того какбы дна ипошел дальше невозбранно, словно инет там ничего, одна видимость.
        Половина жердины ушла вниз безприложенных ктому усилий. Нике стало неприятно… Сделает он, илиАлеша, лишь один ошибочный шаг - итакже ухнут втопь. Нет, неправильно, нето слово. Ниухнут, иниахнут, иниохнут… Разве что булькнут, - потом, пузыри пустив.
        -Уткнулась? - спросил Алеша.
        -Ежелибы… Самдержу.
        -Нутак недержи, далее опускай…
        Онстал опускать. Днанебыло, сопротивления ила тоже. Вскоре надводой торчал коротенький, ладонью ухватить, огрызок жердины. Была инету, всятам.
        -Аеще дальше? - неунимался Алеша. - Руку вводу спустивши?
        -Зачем? Думаешь, ещеначетверть лишнюю опущу, такидно нащупаю?
        Емунехотелось макать руку вводу, тянуться килистому дну… вдруг там ивпрямь этакое… скогтем…
        Умом он понимал, чтоежели Царь-жаба несуществует, торуку макать можно смело, аесли паче чаяния существует, тодостанет своим выскакивающим когтем даже тут, нагати, макай, немакай… Онвсе понимал, норуку вводу опустить нехотел.
        НоАлеша настаивал, иНика вдавил вниз торчавшее надводой ислегка, самую малость, обмакнул кисть руки. Вода была теплее, чемон ждал.
        -Бечевку невзяли… - сказал Алеша. - Вторуюб надвязали, итудаж…
        Нике идея непонравилась. Надвязалибы, иобе жерди канулибы, такчто невынуть… АМитрошка настаивал категорически, чтонельзя тут ходить безслег - слегами он называл длинные палки, братьям такое слово было непривычно. Ежели втопь провалишься, первое дело поперек слегу бросать, занее держаться, тогда непропадешь.
        Вобщем, хорошо, чтоневзяли бечевку…
        Итут бечевка какнагрех сыскалась вкармане уАлеши. Вернее, несовсем бечевка - бечевочная праща.
        Алеша этим летом затеял освоить древнее искусство Давида, нопосле двух высаженных окон поостыл итеперь приискивал, комубы пращу подарить илискем сменяться.
        Ника решил, чтонадо произвесть опыт: попробовать вытянуть первую жердину обратно. Решил - ипотянул, неоткладывая.
        Итут произошло странное. Нанесколько вершков жердина вышла легко, азатем замедлилась, пошла туго ивовсе остановилась - всей своей силы Ника кней покамест неприложил.
        Оннемог взять втолк, чтопроизошло… Кабы палку стиснули объятия болотного ила, такона исразубы недвинулась… Атак пошла исловнобы потом зацепилась зачто-то. Разумеется, внизу, виле, может быть все, чтодуше угодно… Воттолько зацепиться за«чтоугодно» палке решительно нечем… Гладкие жердинки уних, нетолько все сучки срублены, нодаже кора сних ошкурена. Палку - там, внизу - можно было остановить, лишь занее зацепившись, либо ухватившись. Большим острым когтем. Илилапой, напоминающей человечью руку.
        Алеша незамечал раздумий брата - отложив свою жердинку, онразбирал пращу, спутавшуюся вкармане.
        Ника непонимал, чтоему лучше сделать: пытаться всеже вытащить жердину, либо бросить исказать брату, чтозастряла.
        Ничего надумать он неуспел - жердина ощутимо дернулась, опустившись примерно навершок. Рука хорошо ощутила нето рывок, нето толчок, передавшийся попалке откуда-то снизу.
        «Алеша!», - хотел крикнуть он, ноничего неполучилось, спересохших губ сорвалось нечто невнятное инегромкое, словно глотку стиснула чужая рука, недозволяя проходить крику.
        Палку вновь дернули снизу, иона утонула еще навершок. Онвцепился двумя руками, держа изовсех сил, толчки повторялись, ноон уже непускал жердь вниз, непонимая, кчему это делает, ноказалось, чтоотпустит - ислучится… онсам незнал, чтослучится… ничего хорошего…
        -Лешка! - сумел он наконец крикнуть.
        -Погоди, узлом схлестнулась… нераспутать… - досадливо откликнулся брат.
        -Палку тянет! Изрук рвет!
        -Ой,ври… Нетягаться тебе сМитрошкой, братец…
        -Говорюже… - Ника осекся, сообразивши, чтопроисходит.
        Кто-то там, вглубине, отнюдь непытался отобрать жердь, зачем она ему. Тот, ктосидел втопи, пожерди поднимался. Перехватываясь то когтем, топятипалой лапой. Своим дурацким тыканьем вглубину он невзначай пробудил Царь-жабу.
        Онувидел сквозь слой прозрачной воды: илкакраз ужердины начал горбиться, взбухать огромным нарывом… Что-то протискивалось сквозь жижу кповерхности, инемаленькое.
        Ника завопил вовесь голос. Итолкнул жердину отсебя, вниз.
        Илтутже пришел вподвижность, вода взмутилась набольшом протяжении, став непрозрачной. Движение Ники никак немогло вызвать такие возмущения…
        Онотпрянул надругой край гати, чуть несвалившись поту сторону. Иуслышал громкий всплеск там, гдестоял Алеша. Царь-жаба, вспугнутая движением Ники, метнулась туда… Онхотел крикнуть: «Спасайся!», но, едва поворотившись, увидел, чтобрата нагати нет. Ирядом нет. Алеши вообще небыло видно, лишь валялась наискось тропы его брошенная жердь.
        Ника застыл. Оннепонимал, чтонужно сделать. Будь все нареке илиозере, онуже нырнулбы напомощь, онумел глубоко нырять соткрытыми глазами идолго задерживал дыхание.
        Ноздесь нерека инеозеро. Сюда нырнув, никому иничем непоможешь, только сгинешь рядом безтолку…
        Онсообразил, чтонадо протянуть жердь, чтоб Алеша мог ухватиться, нонемог понять, куда ее протягивать. Водная поверхность полевую руку отгати колыхалась набольшом протяжении, волновалась, отражая что-то происходившее подводой, ногде именно был источник возмущений, непонять.
        Ника метнулся кжерди, чтобы попробовать наудачу нащупать брата, всеже лучше, чемстоять истуканом.
        Шагнул раз, два, - ивновь замер. Онувидел руку. Рука поднялась изводы позапястье итянулась кнему. Возмущения воды прекратились. Рука торчала надгладкой поверхностью.
        Жердина уже небыла нужна, онмогбы дотянуться итак, несходя сгати.
        Ника медлил. Мгновения тянулись годами, ноон медлил инепонимал, какбрат оказался там, пронырнув сквозь топь…
        Потом он услышал зов, призыв опомощи. Бессловесный жалобный стон. Онмог усомниться: кактакое возможно, звуки из-под воды недоносятся, - нослышал инесомневался.
        Попальцам тянувшейся снизу руки пробегала легкая дрожь, ибыли они неправильного цвета, сероватосинего.
        Онпонял, чтобрата унего больше нет. Брата сгубила Царь-жаба, асейчас доберется донего.
        Ника бросился погати назад, умудряясь чудом непромахнуться инесвалиться втопь. Жалобный зов опомощи преследовал истал громче инастойчивее, ноон уже неверил мороку.
        Онпочти выбрался, здесь уж было мелко итвердое дно, ион был вшаге отсухого, отболотных кочек, поросших мхом, когда почувствовал краем глаза какое-то движение сзади, онначал оборачивать голову набегу исумел заметить нечто длинное изагнутое наконце, стремительно рассекшее воздух, нобольше неуспел ничего, итуманное утро сменилось дляНики бездонной черной ночью.
        Онрухнул насамой границе двух сред, ноги остались вводе, остальное тело насуше, илежал недвижно. Лужица крови плеснулась изего головы назеленый мох. Рядом, усамой щеки, случилась коряга, ичасть крови пала нанее.
        Коряга была черная, затейливо перекрученная иизогнутая, иторчавшие изнее заостренные отростки напоминали рожки: словно выполз изтопи многорогий болотный гад, - ирешил полакомить себя свежей кровью.
        I
        Каин
        Подутро приснилось, чтоон снова вЛиворно. Этомог быть любой изсредиземноморских городов: узкие улочки, прокаленные солнцем, двухэтажные желтые домишки скрохотными балкончиками, никаких примет, позволяющих определить место… Нотам, восне, стоя нанеровных, разнокалиберных булыжниках мостовой, онзнал точно: Ливорно.
        Где-то невдалеке было море, онневидел его, неповорачивал взгляд вту сторону, ночувствовал нисчем несравнимый запах, некий cocktail dela mer излегких ароматов морской соли, икорабельной смолы, ивысыхающих наберегу водорослей…
        Ноон несмотрел наморе. Онсмотрел вверх. Потому что набалкончике, прямо унего надголовой, пелкарлик - гнусная, богосквернящая пародия начеловека. Тельце искореженное, перекошенное; ветхое инеимоверно грязное рубище доходило досередины бедер, едва прикрывая срам, - вотився одежда. Босые ножки карлика, казалось, побывали вруках безжалостной прачки, скрутившей их тугим жгутом, словно досуха выжимая белье, датак иоставившей.
        Лицоже уродца… Налицо он почему-то немог взглянуть илинежелал: взгляд скользил поискривленным ногам, позаплатам рубища, - инеподнимался выше. Даиникчему: онспешил… Незнал инепомнил, куда изачем, однако спешил, инадо было уходить сэтой улочки, ноподошвы будто прилипли, намертво приклеились краскаленной мостовой.
        Потому что карлик пел. Икакпел!
        Слов он несмог разобрать, неугадывал даже язык - точно неитальянский инелатынь, даиневсловах дело… Завораживал, недозволяя сойти сместа, голос отвратного создания: высокий, чистый, играючи бравший самые трудные ноты… Ангельский голос. Словно ивпрямь где-то накрыше, затрубой, притаился певший ангел, - ауродливый бесенок, передразнивая, открывал рот да воздымал руки надголовой.
        Онслушал. Пение становилось все громче, амелодия - всетревожнее. Тени домов сгустились, выхватывая, вырезая измостовой куски - пятна непроглядного мрака. Солнце палило нестерпимо. Нажелтые фасады - сверкающие, ослепляющие - было невзглянуть. И - никого, ниединой живой души настранной улочке, лишь одинокий слушатель концерта нанепонятном языке, застывший награнице света итени.
        Онпонимал: надо уйти, инемедленно, ипонимал другое - неуйдет. Нетотсюда путей.
        Карлик взял вовсе уж высокую игромкую ноту, нестерпимую дляуха. Тянул итянул - долго, бесконечно долго, такнесможет никто изрожденных поднебом, нехватит воздуха влегких… Голос уже неказался принадлежавшим ангелу, разве что падшему.
        Онхотел крикнуть: «Замолкни! Прекрати!» - ноостался безгласен.
        Терпеть далее небыло никакой возможности, ион понял, чтоневыдержит, чтоголова сейчас развалится накуски отдемонического крещендо.
        Новместо того невыдержал город, даивесь окружающий мир. Небо отзенита догоризонта раскололось, расселось огромной черной трещиной, словно нанебесные сферы обрушился исполинский колун, сжатый неведомо чьими исполинскими руками.
        Затрещиной небыло ничего, черная бездонная пустота. Отнее поползли встороны, зазмеились новые трещины, раскалывая инебо, иземлю, идосих пор невидимое море… Солнце разлетелось напылающие осколки.
        Иони погасли. Дома проваливались вчерную пустоту, проваливалось иисчезало все, искоро неосталось ничего - лишь он идьявольское пение, уничтожившее все сущее…
        Потом он тоже перестал быть. Потом проснулся.
        Бричка стояла. Вщель раздернувшегося полога сочился рассвет. Снаружи лениво ибезазарта переругивались два голоса, причем один был южнорусским, смалороссийской мягкостью произносил согласные. Другой явно принадлежал местному туземцу-чухонцу. Оннезнал, зачем это определил… Машинально, попривычке.
        Даже невслушиваясь всуть разговора, онпонял: бричка настанции, иругаются ямщики. Судя порассветному часу, станция Пулковская, последняя перед столицей. Поспать удалось чуть более трех часов. Нетак уж плохо длятряской дороги…
        Замного лет он выработал привычку: вставать сразуже, едва пробудившись. Даже когда поспал мало. Телу лучше знать, вчем оно нуждается. Нужен сон - тотпридет даже подпушечную канонаду. Аежели непришел илирано ушел… Значит, нетак уж нужен.
        Возможно, сгодами, ближе кстарости, теорию придется пересмотреть. Возможно, пузырек слауданумом станет верным инадежным спутником… Ноон допускал такую перспективу лишь умозрительно ивглубине души был уверен, чтодостарческой немощи, - авкупе сней доотставки ипенсиона, - недоживет.
        Едва начнет сдавать: ослабнет рука, илиблизорукость поразит зрение, или, чтовсего хуже, утратится нераз выручавшее чувство опасности, - тут-то все изакончится. Оноиклучшему… Старости он побаивался. Оннезнал, каксней бороться, аежелибы изнал, всеравно проигралбы. Нолет хотябы спяток еще прожить надеялся - днями, наСорок воинов-мучеников, емусравнялось сорок семь. Дляего поприща - долгожитель, патриарх сМафусаиловым веком…
        Лошади оказались выпряжены. Северьянов куда-то отлучился, арядом вяло переругивались двое, спор шел оденьгах, новсуть он вникнуть неуспел, - привиде его спорщики тутже смолкли.
        Ямщиком, вопреки первому мнению, быллишь один изних, изместной чухны, изводской, - отрусского повиду неотличить, ноговор выдает.
        Зато второй сразу вызвал подозрение… Казак, леттридцати, повиду неувечный, - чтоон делает здесь, внеполка? Ввоенное-то время?
        Обувь содеждой скорее приличествуют верхнему Дону, илиже среднему: наногах мягкие, безкаблуков, сапоги-ичиги исиние казачьи шаровары, новних заправлена русская рубаха, анизовые казаки предпочитают носить вместо нее бешмет… Межтем тип внешности более характерен длянизовых, чьипредки нередко мешали кровь стурчанками да черкешенками: черноглазый брюнет, иполицу ощущается присутствие азиатских кровей… Даиговор неверховой.
        Казак был непонятный.
        Онже всего непонятного нелюбил - испиной, неразобравшись, кнепонятному необорачивался.
        Примолкнувшие спорщики отего пристального взгляда повели себя по-разному. Ямщик бочком, бочком, даивсторонку. Казак остался наместе, смотрел безсмущения.
        -Ктотаков? - спросил он, мысленно составляя словесный портрет казака исравнивая, опятьже мысленно, стеми розыскными листами, чтопомнил.
        Память унего была безупречная, многие завидовали. Ноневспомнилось ничего определенного, аподобщие приметы многих подвести можно… Неслишком-то благонадежен портрет словесный ввидах опознания, - вотличие отмаслом писаного, такведь накаждого Ваньку-душегуба живописцев ненапасешься. Эх,вот придумалибы затейники-немцы механизм, чтобы сам парсуны человечьи писал, данедолгими часами, аразом: дернул рычажок, повертел ручку, - ивот он, твой Ванька: ислица, испрофиля, ивполный рост… Ценыбы такому механизму врозыскных делах небыло.
        Казак приблизился, доложил бодрым голосом:
        -Полка Кутейникова урядник Иван Белоконь, вашбродь! Ныне всвоекоштном отпуску дляпоправления здоровья.
        Оннестал поправлять ирастолковывать, чтообращаться кнему следует не«ваше благородие», а«ваше высокоблагородие», - никчему служивому голову гражданскими чинами забивать.
        -Ранен? ПодПерекопом? ИльподГёзлевом?
        Вопрос был сподвохом, издвух названных дел казаки Кутейникова участвовали лишь впервом.
        -Никак нет, вашбродь, всеголетошной кампании недовелось. Вминувшей был вделе подБендерами, такитам Господь сохранил. ВЛисаветграде, назимних хвар терах, занемог: гнили иноги, игрудь. Божьей милостью едва выживши… Напоправку пошел, даослабший стал дюже, иотслужбы нагод отставлен.
        Звучало все складно. Ноодежда, несоответствовавшая типу лица иговору, оставалась темным пятном.
        -Кутейников… Кутейников… - сказал он раздум чиво, словно припоминая. - Кутейников Ефим…
        Онзамолк иприщелкнул досадливо пальцами, словно ивпрямь позабыл, каквеличают полкового командира. Тутбы казаку ипомочь, подсказать, аннет, - молчал. Онспросилсам:
        -Какпобатюшке-то полковник ваш будет?
        -Дык… Ефим Митричони…
        -Точно… Худая память стала, дырявая… Сам-то откуда?
        -Станица Глазуновская, чтонареке Медведице.
        Всеправильно, вполку Кутейникова тамошние казаки ислужат… Ион спросил напрямую:
        -Араньше гдежил?
        -Дыкаксайские мы спервоначально… Батька сМи нихом Хотин-город воевал, тамисгинул, когда мамкаеще мною тяжела ходила. Через семь годков вдругорядьзамуж вышла, заглазуновского казака, туда иперебра лися.
        Теперь все совпало исложилось. Нораз уж начал, такследует ипоследнюю неясность прояснить: каким ветром занесло болящего казака впитерские палестины?
        Онспросил, иИван Белоконь доложил, по-прежнему беззапинки: добирается, дескать, чтобы повидаться состаршей сестрой, сФеклой, семь годков уж невидались. Таздесь замужем заприказчиком купцов братьев Глазьевых.
        Ишь, какбрат ксестре прикипел, через пол-России кней поехал… Впрочем, случается. Темболее что рос сотчимом, даеще нановом месте, среди чужих людей. Недиво, чтоближе сестры никого уподрастающего казачонка небыло.
        Складно, складно… Давот только вступил казак веще одну ловушку, самтого незаметив.
        Купцы-то Глазьевы старой веры держатся… Иприказчиков подбирают изединоверцев. Атем жениться наниконианке - такого ипредставить нельзя. Всебы ничего, наДону старообрядцев спреизбытком, инеего то забота, пусть ими Синод занимается.Но…
        Ноказак осенил себя крестным знамением - машинально, самнезаметив заразговором, - когда упомянул Господа исвое исцеление. Иперекрестился троеперстно.
        -Изстароверов будешь? - спросил он, уверенный, чтоказак уже непомнит свой машинальный жест.
        Иузнал, чтоурядник Иван Белоконь веру сохранил отцовскую, православную. Авот сестра, таперешла кстарообрядцам-поповцам, поих чину молится… Ноон, Иван, такполагает: Господь един длявсех, иврай всех праведных пустит, ктоб какпальцы взнамении нескладывал…
        Последние сомнения отпали: казак был правильный.
        -Бумаги-то впорядке? - спросил он уже дляпроформы.
        -Впорядке, вашбродь, - отрапортовал Белоконь, идаже потянулся рукой запазуху, решив предъявить.
        -Оставь, - махнул он рукой.
        Небудь бумаги впорядке - недобралсябы казак сюда сюжных краев. Разумеется, можно пересечь всю Россию хоть вдоль, хоть поперек, - безпаспорта, безподорожной, вообще безединого документа. Накаждом проселке рогатку непоставишь… Воттолько появление напочтовых станциях притакой методе передвижения категорически исключается.
        Темвременем подошел Северьянов ислабым, едва слышным голосом доложил:
        -Беда… лошадей нет… исмотритель запил…
        Дожили… Ближайшая кстолице почтовая станция, между прочим.
        -Ая совсем плох, - продолжил Северьянов. - Думал, исюда недоеду… Свалюсь, думал, скозел ипомру…
        Болезнь ивпрямь развивалась стремительно: ввечеру выглядел унтер слегка занемогшим, асейчас - больным докрайней степени. Щеки ввалились, наскулах алые пятна, глаза воспаленные…
        -Ноги недержат, ва… барин, - пожаловался Северьянов; какнибыл он плох, авпоследний момент сообразил, сглотнул «ваше высокоблагородие» изаменил на«барина». - Знобит, вголове черти горох молотят…Подвел я вас, барин.
        Онзадумался намгновенье: тащить ссобой Северьянова неразумно. Даислужбу кучерскую тот уже несправит, невсилах. Ноибросать его тут, напопечение запившего смотрителя, нехочется.
        -Невинись, Никифор, слюбым случиться может.
        Онприучал себя - иуже начало получаться - обращаться кСеверьянову поимени, всегда, - иналюдях, инаедине. Потому какбарин, называющий кучера пофамилии, выглядит какбелая ворона встае ворон обыденных, серо-черной расцветки.
        Только вот борода, приказ отпустить кою Северьянов получил изтехже соображений, покамест лишь портила дело: толком еще невыросла, выглядела длинной игустой щетиной, инапоминал якобы кучер более всего… нуда, беглого солдата. Теперь, сучетом новаций минувшей ночи, - изрядно занедужившего беглого солдата.
        -Приляг вбричку, отдохни, - скомандовал он. - Ясосмотрителем потолкую, вдруг да протрезвеет… Аежели фельдшер илидоктор невзначай среди проезжих есть, ктебе пришлю.
        Онбы мог исам сесть наоблучок, управилсябы. Нельзя… Вмундире чиновника восьмого класса - нивкоем разе нельзя. Всякий, увидев такое, изумится изапомнит надолго.
        Тутвразговор вмешался казак Иван Белоконь. Припоявлении Северьянова ивидя, чтовопросов у«вашбродя» какбудто больше неимеется, казак отступил всторону, нодалеко неушел. Занял промежуточную позицию: вроде какинеучаствует вбеседе скучером, просто так тут стоит, воздухом свежим дышит, - новсе слышал ивсе видел. Атеперь вмешался:
        -Такоколодокже тут есть фелшарский, вашбродь! Во-о-н тамочки, засворотом, заольхами невидать. Ичетверти версты небудет…
        Раньше никакого околотка тут неимелось… Новсе вжизни меняется, аон давненько небыл встолице.
        Ониспытующе посмотрел наБелоконя, начиная понимать, отчего тот неуходил, хотя интерес «вашбродя» кего персоне повидимости иссяк. Урядник, понятное дело, понедостаточности средств нинапочтовых, нинаобывательских ездить неможет. Добирался сюда соказиями, накозлах сямщиками, замалую плату.
        Ноздесь развилка, влево уходит дорога наСофию иБольшое Кузьмино, - тот, ктодовез сюда Ивана, туда свернул. Аказаку бить ноги целый перегон нехочется, ион договаривался счухонцем, давцене несошлись. Итут, какдар небесный, «вашбродь» ссерьезно занедужившим кучером, - можно нетолько добраться бесплатно, ноиподзаработать малость.
        Северьянов, услышав профельдшера, нестал спешить забраться вбричку, аказак, недогадываясь, чтовзвешен иизмерен, неверно истолковал значение пристального взгляда.
        -Неизвольте сумлеваться, вашбродь, влучшем видеоколодок: подфелшар там нашенский, недохтуришка немецкий, отвеликого ума незалечит. Пьет крепко, новечерами, анаслужбе блюдется. Изнающий: хошь те кровь отворит, хошь рожки поставит, иснадобьев сма зями полка цельная.
        Ты-то откуда то ведаешь? Неиначе какпьянствовал ночью сознающим подфельдшером, неимея где заночевать…
        План действий вырисовывался такой: сначала смотритель илошади, потом - Северьянов иоколоток. Завтрак ивсе утренние процедуры отложить доприбытия, время раннее, аперегон невелик. Новопрос скучером надо решить немедля.
        -Слушай меня, казак. Ясейчас лошадей раздобуду, аты соберись. Свезешь нас дооколотка, потом меня - вгород. Четвертак серебром. Иводка срасстегаем в«Трехруках». Вмеру водки, впропорцию.
        Глаза уИвана были черные, сбесинкой. Ивних сейчас отчетливо заплескалась радость. Нолицо казак постарался сделать обиженное: кактак, дескать, грех затакие труды сулить меньше полтины - столица тут уже подбоком, чай, ицены уже столичные…
        Торговаться нехотелось, ион сказал, упреждая:
        -Ежели мало - иди, счухной дальше толкуй. Яподменного ямщика дождусь, онхоть дороже, зато казна заплатит.
        -Эх,вашбродь… Домчу ласточкой!
        -Тогда собирайся.
        -Дыкнищемуж собраться, только подпоясаться. Тючок торочный уменя вямщицкой стоит, - казак кивнул надверь, - вотивесь пожиток.
        -Нутак забирай…
        Ион двинулся ксмотрителю, прихватив лежавший наоблучке кнут. Кнут уСеверьянова был непростой, хоть выглядел какобычный ямщицкий. Нопогонять лошадей им надлежало состорожностью, чтобы заперегон неистиранить животин досмерти.
        Ивбеседе сосмотрителем усердствовать неследовало. Чтобы неубить первымже ударом.
        …Люди пьющие манерой своего утреннего поведения делятся надва разряда. Одни поутру спят, недобудишься. Другие, ихменьше, вдолгом сне ненуждаются: просыпаются нисвет низаря иначинают промышлять опохмелку, докучая желающим поспать просьбами очарке илиденьгах, еслиже достаточны, - окомпании.
        Титулярный советник Ларионов, пулковский станционный смотритель, принадлежал ковторому разряду. Ивместе стем кподразряду питухов достаточных: перед ним уже стоял водочный штоф, - большой, осьмериковый, иедва початый.
        Компании Ларионов неискал. Пилводиночку, ипил уже несколько дней, судя повалявшимся вокруг штофам иполуштофам. Судяже потяжелому духу, непроветривал, немылся инеменял белье он столькоже. Здесь смотритель все эти дни пил, здесь испал, - ненадолго прикладывался напокрытый кошмой топчан ивновь вступал вборьбу сзеленым змием.
        ЛетЛарионову было немало, иизрядную их часть станционный смотритель посвятил служению Бахусу, отчего выглядел еще старше…
        Подглазом утитулярного советника красовался огромный синяк, полученный, судя пооттенку, днятри назад. Сомнений нет - какбы ниразвивался запой, манкировать своими обязанностями Ларионов начал уже тогда. И,видимо, былподвигнут наих исполнение, - можно пари держать, гвардейцем, едущим показенной надобности. Военные-армейцы тоже несахар длянерадивых смотрителей, норуки сразу нераспускают.
        Асегодня титулярному советнику неповезло еще сильнее…
        Вкачестве увертюры кразговору кнут рассек воздух ихлестнул поштофу. Тотбыл добротный, столстыми стенками, норазлетелся так, словно был бокалом ажурного муранского стекла… Чему удивляться нестоило - ежели умеючи махнуть, аон умел, товшитая вкончик кнута пуля летит соскоростью пистолетной.
        Штоф развалился. Сильно запахло водкой дурной очистки. Настоле случился маленький потоп: смыл крошки, подтопил объедки ивсерьез угрожал жизни двух невезучих тараканов.
        Ларионов неиздал низвука. Разинув рот, онглядел наводочный потоп сужасом иизумлением, словно Ной-пропойца, забывший попьянке Божье повеление инепостроивший ковчег. Здоровый глаз уНоя Ларионова широко распахнулся, идаже щелочка другого глаза, подбитого изаплывшего, стала чуть шире.
        Затем глаз ищелочка уставились навладельца карающего бича. Ужаса налице Ларионова стало меньше, нонетерпящая пустоты природа немедленно возместила ущерб лишней порцией изумления.
        Наверное, смотритель ожидал увидеть очередного гвардейца. Ноувидел человека вмундире всего лишь Коммерц-коллегии, чиновники коей неславятся рукоприкладными выходками.
        Нонеобъяснятьже, чтомундир никакого отношения кзанятиям своего владельца неимеет, ивыбран лишь ввиду того, чтоменьше вызывает подозрений: контора уКоллегии расквартирована вМоскве, триэкспедиции - вСанкт-Петербурге, ачиновники поразным надобностям разъезжают повсем губерниям, примелькались…
        Объяснять ненадо. Кнут все растолкует лучше.
        Ирастолковал… Ещеодин свистящий взмах - иплетеная кожа змеей обвила ножку стула ибуквально-таки выдрала его из-под смотрителя.
        Затем началась процедура протрезвления, вразумления ивозвращения кслужебным обязанностям, и, возможно, даже ксемейному очагу, ежели таковой упропойцы еще сохранился… Проще говоря, началась порка.
        Хватило десятка иличуть более ударов - аккуратных, пуля ударялась обпол рядом стелом, аплетеный кончик рвал мундир ипортил кожу, ноплоть докости нерассекал. Когда смотритель вспомнил освоем дворянском достоинстве иотом, чтотаковое никак непредполагает телесных наказаний, идаже попытался сформулировать сию мысль, идаже был близок куспеху, - онрешил, чтодостаточно. Вовремя подошел, чтониговори. Осилилбы смотритель сутра хоть полштофа, егоуже ничтобы непроняло…
        Онпрекратил экзекуцию, позволил Ларионову - покрасневшему ивстрепанному - подняться начетвереньки, азатем инаноги.
        Взял зашиворот, подтащил кчасто забранному окну, показал надвор.
        -Бричку видишь? Вели заложить курьерских.
        Ларионов, только что лицом напоминавший сваренного рака, побледнел. Стоял, растерянно переводя взгляд сбрички накнут. Затем попытался обяъснить дрожащим похмельным голосом, очень вежливо иосторожно, чемможет грозить нетолько ему, ноичиновнику Коммерц-коллегии самовольное распоряжение лошадьми, предназначенными исключительно дляфельдеъгерской службы идляважных персон, вгенеральских чинах пребывающих.
        Тутнепросто вотставку пойти придется, спозором ианнулированной выслугой, - аунего допенсиона недостает всего пяти месяцев. Тут, милостивый государь, ещеинесомненный визит вПетропавловку предстоит. Вгости кобер-секретарю Шешковскому. Аотэтого господина, бывает, ибаронессы пешочком домой уходят, когда он их отпустить соизволит. Потому что вкарету сесть немогут. Ивообще сесть немогут, стоя потом кушают испят наживоте немалое время.
        Такчто выбор унего, усмотрителя Ларионова, простой: порка обыденная либо порка слишением пенсиона, закоторый он четверть века страдал напроклятой своей службе.
        Вывод изсей речи непрозвучал, ноподразумевался: хоть засеки, акурьерских недам.
        Степан Иванович будет доволен, когда услышит эту историю. Обер-секретарь Сената ифактический глава Тайной экспедиции потратил немало времени исил, чтобы создать именно такую репутацию своей службе.
        Насамомже деле, ежели собрать всех дворян, якобы пострадавших откнута «инквизитора», аслухами опострадавших полнятся иобе столицы, игубернии, - собрать изаголить им якобы пострадавшие места, наплевав наприличия, товыяснится странное иудивительное… Аименно то, чтовсе свои показания они давали, даже пальцем нетронутые, - запрет государыни соблюдался строжайшим образом.
        Иногда хватало просто мрачного вида казематов Петропавловки - небеззадней мысли выбирал Степан Иванович место дляприсутствия, - икнута, лежащего настоле… Иногда, дляупорствующих, затонкой перегородкой всоседнем помещении разыгрывали спектакль: кто-нибудь изнижних чинов хлестал арапником мешок сотрубями, аколлежский регистратор Пивобрюхов, талантом клицедейству необделенный, поначалу жалобно инатуралистически стонал, потом начинал вопить вовесь голос… Натом ломались даже записные упрямцы.
        Самон вступил вслужбу еще приУшакове, когда кнут ивпрямь был вчести, идаже баронессам, действительно, порою доставалось: иногда, каксегодня, приходилось вспомнить былое инапомнить другим, - нолишь вдали отприсутствия ивмундире чужого ведомства… Рассказывать правду онынешнем положении дел Ларионову он нестал. Нельзя, даинеповерит. Достал изпотайного кармана бумагу, развернул перед носом смотрителя. Скомандовал:
        -Читай.
        Титулярный советник ковсему прочему был близорук: сощурил правый, здоровый глаз, забегал взглядом построчкам… Документ предписывал выдавать его предъявителю лошадей внеочереди, апринужде икурьерских, дляфельдъегерской службы игенералов предназначенных, - авкнигу станционную проезжего невписывать.
        Предъявителю меж тем показалось, чтоЛарионов суть документа уже понял, итеперь внимательно изучает лишь одну строчку… Имязапоминает, наябедничать решил, пропойца.
        -Нетуда смотришь. Сюда смотри - напечать инаподпись.
        Подписали бумагу двое: генерал-прокурор Сената князь Вяземский иобер-секретарь Шешковский.
        Анавписанную вдокумент фамилию ивпрямь внимание обращать нестоило… Таких документов итаких фамилий он сменил множество. Назови ее кому вЭкспедиции - непоймут даже, чторечь идет обих сослуживце… Зато прозвище Каин все ивсем объянсит.
        Каином его прозвали коллеги, прозвали заглаза, нерешаясь произнести влицо, ноон знал отом, разумеется. Прозвище придумано было ими лишь заотметину - зашрам, спускающийся сголовы нависок. Нооказалось уместным, инетолько зашрам.
        ЗаАвеля тоже.
        II
        Беглый
        ОтПулкова дорога шла подгору, бричка катила легко. Даилошади курьерские нешли всравнение собычными подменными. Человек, назвавшийся Иваном Белоконем, правил ими судовольствием, векбы так ездил…
        Ноиногда бег резвых лошадок замедлялся, - когда названый Иван оглядывался наполог брички ипризадумывался: акого он, собственно, везет? Придумать ничего неудавалось, инепонукаемые животины сбавлялиход…
        Уженастанции он заподозрил, чтоахсесор - личина,прикрывающая истинное нутро. Точно также, какего самого скрывает отмира личина умершего Ивана.
        Нусчегобы, растолкуйте, устраивать чиновнику купеческих дел допрос случайно повстречавшемуся казаку? Изачем ему, чиновнику, знать, каквеличают побатюшке полкового командира Кутейникова? Учиновника, будь он взаправдашним, иные заботы должны быть, ипознания совсем иные…
        Пытал вашбродь «Ивана Белоконя» сумом, сподковыркой… Такинасъезжей врядли пытают… Едва отвертелся, несбился, неспутался, благо иИван ему нечужим был, иотчасти сегодня неИванову, асвою жизнь пересказывал.
        Икучер тот ряженый… Невбороде даже недорощенной дело, бороду инапожаре опалить недолго. Нодаже когда отрастет борода, кучер накучера будет походить, лишь сидя наоблучке. Потому каксутра плох совсем был, едва подвору станции брел, - новсе равно походкой некрестьянской. Незаплугом ему ходить доводилось, иненавоз вхлеву лаптями топтать. Наплацу его гоняли, заставляли носок вытягивать да всей подметкой обземлю бить… Исамого, небось, шпрутенами били, занепонятливость… Крепко та наука въелась, ничем невытравишь. Анаотслужившего свой срок иподчистую уволенного кучер непохож, слишком молод. Даинестараются отслужившие солдаты крестьянами притворяться - напротив, всем видом своим подчеркивают, чтонеземлепашцы они инекурощупы, агерои отгремевших баталий, отставные воины государыни… Армяк илизипун отставник ненаденет, невместно ему. Этотже - надел ивид делает, чтоислужбы незнал, ишпрутенов ненюхал.
        Ауж когда его какбы барин закнут схватился иксмотрителю пошагал - всесомнения растаяли: нетот, совсем нетот, закого себя выдает. Неможно ахсесору кнутом титулярного учить, непочину.
        Генералы - особливо измолодых, ктоволею государыни-матушки изпоручиков да штабсов насамые верха вспорхнули - темогут, темзаконы неписаны, ониих сами сочиняют да государыне наподпись несут. Ноахсесор занюханный?! Небывает…
        Вту минуту названый Иван невыдержал, тишком прошел встанцию. Ислышал через дверь: вашбродь бездураков, взаправду станционного лупцует… Недляблезиру кнут прихватил.
        Он,задверью стоючи, нестал дожидаться, чемта наука завершится. Вернулся кбричке ипризадумался: скемже таким-энтаким нелегкая дернула связаться? Нелучшели отказаться, пока непоздно, - маловато, дескать четвертака-то, - идай Господь ноги отбеды подальше?
        Порешил остаться. Онвпоследний год все чаще ичаще принимал решения рисковые, пытая судьбу: даилинет, орел илирешка? Раззаразом выпадал орел. Судьба-судьбинушка словно предлагала сыграть по-крупному, поставив голову након, исулила великий выигрыш… Оннепонимал, чего ждет отнего судьба иликчему подталкивает, онметался иискал ответ узнающих людей. Люди говорили разное инемогли взять втолк, чтоон ищет… Влучшем разе ответ сводился все ктомуже, чтосказал старый фелшар вЛисаветграде, задумчиво разглядывая шрам странной формы наего груди: «Нучисто царский орел одвух головах… Пометила тебя судьба, братец, охпометила… Длявеликих, знать, делжизня твоя сохранилась…»
        Онисам понимал, чтопомечен. Избран. Немог добиться - длячего…
        Исюда, наПулковскую станцию, занесли все теже поиски ответа… Насчет сестры он солгал, сестра жила вТаганроге, икпитербурхским купчинам-мануфактурщикам Глазьевым его вела другая планида… Глазьевы держали связь соскитами Севера, смудрыми старцами, ушедшими взатерянные пустыни… Может, тезнали ответ? Касаемо своей веры он ихбродю неврал, новырос втаких местах, чтомог перекреститься инатот манер, инаэтот, икиконе принужде мог подойти постарому чину, подозрений невызвав… Онвзаправду считал, чтоГосподь примет всех, неразделяя наникониан ираскольников.
        Воттолько помогутли старцы сыскать, наконец, путь ипредназначение? Уверенности небыло, нокуда еще податься, онпока незнал.
        Началась его дорога, - извилистая, какполет летучей мыши, - несколько месяцев назад, вгарнизонном гошпитале Лисаветграда…
        Адотого, дотридцати почти лет, жилон самой обычной жизнью, какжили деды ипрадеды навольном Дону отвека. Надвадцатом году попал вслужбу, ипошло, какзаведено: тригода вполку, потом два года встанице навнутренней службе, потом снова вполк…
        Впервыйже строевой срок подгадал навойну сФридрихом, подсамый ее конец. Больших баталий неслучалось, новпоиски ходил исаблю склинками прусских гусар скрещивал, былотмечен вприказе…
        Вернувшись встаницу, засватался иженился - наесауловской казачке Софье, дослужбы он несней миловался-дролился, нота недождалась. Любви большой меж ними небыло, однако жили ладно, баба попалась годная, иподому работящая, ивсе приней. Вположенныйсрок родили сына, - апотом снова вполк, вПольшу.
        Большая война вновь прошла стороной, даинебыло там такой войны, какминувшая, - тотут полыхнет, тоздесь, нопожар покамест незанимался, аони скомандой объежз али селения староверов, давно там обосновавшихся, исклоняли - кого лаской, кого таской - возвращаться из-под польского орла подрасейский: одна голова хорошо, нодве-то лучше, всем ведомо… Иные соглашались, иные нет. Коескем изстарообрядцев свел знакомства, ипозже они пригодились.
        Жизнь катила понаезженному кругу: вернулся встаницу, заделал сСофьей девочку. Самжелал сына, второго, содним-то, пока взрастет, разная напасть стрястись может, их-то вон уматушки шестеро мальчиков родилось, адовозраста только двое дожили… Нослучилась дочка.
        Ачуть погодя случилась война стурками, - нынешняя, доднесь тянущаяся… Ивновь вполк, нотеперь иполк, ион угодили всамое пекло.
        Воевал справно, славу предков иДон непосрамив. Стал подхорунжим, апосле ихорунжим, заБендеры получил личную благодарность графа Панина ирубль серебряный изграфских рук принял заотвагу. Хотел напамять тот рубль сберечь, данесберег, пропил.
        Обыденная жизнь обычного казака… Изавершиласьбы, какувсех: сложилбы голову вчужом краю, ато иуцелелбы, дожил доседин ивыписалсябы сослужбы, дождалсябы внучат, рассказывалбы им просвои подвиги ипрографский рубль…
        Новсе пошло иначе. Нето что голову несложил - царапины неполучил вжарких схватках стурками икрымчаками. АвЛизаветграде, назимних хвартерах, неуберегся. Такая хворь скрутила, чтоотходил, ксмерти готовился… Неего одного скрутила, вщелястом бараке полковой больнички вповалку лежали сорок слишком душ, арядом срочно сколачивали барак новый, длявновь заболевших… Говорили, чтоармия подцепила неведомую заразу оттурок, басурманы тоже мерли, какмухи поосени.
        Онумирал. Причастился святых даров уполкового священника, вместе сдругими отходившими, - такрассказывали, самон непомнил, иотходную молитву, надним прочитанную, неуслышал.
        Иумер. Ипролежал два дня вхолодной, ибыл отпет сдругими вполковой церкви, исгорела, среди прочих, тоненькая заупокойная свеча - егосвеча…
        Нижних чинов хоронили вповалку, вобщей яме. Ему, какхорунжему, полагалась домовина, - пусть иплохонькая, изгниловатых досок слаженная.
        Когда приколачивали крышку, онзастонал. Негромко, ноего услышали… Позже он иногда задумывался: кому достался тот гроб, гдеон успел полежать?
        Изсорока слишним душ, умиравших вбольничке, выжил он один. Былотпет, чуть незарыт, новыжил… Лекаря дивились. Онмедленно шел напоправку, потом еще медленнее восстанавливал силы, навойну полк ушел безнего.
        Хворь оставила свои метки - двашрама нагрудях отлопнувших язв, иналядвеях, упаха… Аеще - наверное, что-то лопнуло вголове, иснаружи шрам небыл виден.
        Трудно остаться темже, умерев ивоскреснув… Всписки полка, откуда был вычеркнут, еговновь вписали… Вписаться вразмеренную жизнь допрежних времен он несмог.
        Оннепонимал, длячего оставлен жить… Носвято верил, чтоесть втом некий скрытый смысл инадеялся донего докопаться. Одно знал точно: жить, какпрежде, несможет.
        Ониспросил ибезтруда получил отпуск. Наместе несиделось, австаницу возвращаться резона невидел: он - прежний он - умер, иСофья теперь вдова, адети сироты… Оннезнал, послалали полковая канцелярия родным письмо, опровергающее известие оего смерти… Емубыло всеравно.
        Поехал вТаганрог, незная куда еще ехать. Тамжила сестра, имуж ее сходу втравил шурина врискованную затею, попахивающую кандалами иСибирью… Он,незадумываясь, тогда впервый раз сыграл ворлянку ссудьбой, - безстраха исомнений, умершему иотпетому пугаться нечего.
        Емувтот раз выпал орел - попал врозыск, носумел скрыться. Зятю иего дружкам выпали кандалы ирешетка.
        Потом было разное… Онстал беглым - одним измногих, бредущих постране невидимыми тайными тропами куда-то посвоим потаенным делам.
        Оннебрел. Онметался, незная толком, куда ему надо попасть икчему надо стремиться… Неединожды его ловили, новсякий раз он умудрялся вскоре сбежать. Судьба манила постоянной удачей, судьба намекала наждущие его великие дела - ноон немог понять, накакие…
        Спустя месяц после Таганрога он убил человека. Впервые убил невбою, ненавойне, - ради валенок иполушубка, чтобы незамерзнуть вхолодной весенней степи, ещепокрытой снегом.
        Впонятиях его прежнего то был грех игрех непростительный. Онновый нетерзался нимига: Господь сохранил недлятого, чтоб окочуриться отмороза, ивсе сделано посправедливости.
        Убивал ипосле, нолишь принужде… Корысти втом небыло. Ноеслибы он понял, вчем его стезя, ипонялбы, чтодляпути поней требуются деньги, - прикончилбы, незадумываясь, хоть тысячу человек, поалтыну заперерезанную глотку.
        Егоискали, иискали все сбольшим тщанием, розыск шел нетолько наДону, ноиповсем сопредельным южным губерниям. Онподумывал уйти вАзию, нооднажды проснулся идвинулся вдругую сторону - вПольшу. Тамуже полыхала война, настоящая, небылые стычки. Оннашел знакомцев-староверов, те, какипрочие, несмогли помочь, нодали совет осеверных скитах ибратьях Глазьевых…
        Онсомневался, чтосможет забраться так далеко тайными тропами. Места чужие, незнакомые, илюди живут другие, онбудет там белой вороной, издалека заметной…
        Итем неменее двинулся впуть. Онначал уставать отсвоих бесплодных метаний. Заарестуют - значит, судьба шутковала, заманивала, чтобы подконец монета упала решкой…
        Монета вочередной раз упала орлом. Напостоялом дворе подВоронежем он случайно встретил сослуживца исвоего доброго знакомца, урядника Ивана Белоконя, - расстались они вЛисаветграде иопозднейших художествах однополчанина Иван ничего неведал. Урядник тоже был вдолгом отпуску, бумаги имел впорядке, авозраст иприметы уних оказались схожие. Повторилась история сполушубком. Белоконь немог неумереть.
        Когда Иван умер, онзабрал бумаги, аокровавленное тело оттащил подальше отдороги, густо завалил хворостом, надеясь, чтодальнейшими похоронами займутся лесные зверьки.
        Истал жить какИван Белоконь. Онсчитал, чтотак справедливо. Кто-то измертвых однополчан забрал его домовину, пусть худую, изгниловатых досок, ноего. Аон забрал бумаги мертвого однополчанина, всесправедливо, каждый берет, чтонужнее.
        …Чем больше раздумывал названый Иван осегодняшней встрече наПулковской станции, темвернее приходил кмысли, чтоона неслучайна. Случайностей вообще вжизни небывает, всеГосподом продумано наперед иподчинено единому плану, лишь мы, грешные, невсегда понять тот замысел всилах. Даже чаше всего невсилах.
        Ноздесь-то все прозрачно, каквода вкринице. Встретился он счеловеком, выдающим себя заахсесора, неспроста. Разминуться им было куда легче, чемповстречаться, - ноповстречались. Двое разных, однако вчем-то схожих путников, прикрытых чужими личинами…
        Ичтобы понять, чтозначит ичто сулит их встреча, надо разобраться, скем свела судьба.
        Чембольше верст ложилось подколеса брички, темнавязчивее всплывала вголове одна история - замесяцы странствий слышал он ее вразных изводах.
        Самым складным показался рассказ, прозвучавший вдому старообрядца Осипа Коровкина, - тотдержал нечтовроде станции, только ненастолбовой дороге, ананевидимом, всюдержаву пересекающем тракте, коим движутся странники беспашпортные, властью нежалуемые, ией, власти, платящие тойже монетой. УКоровкина можно было отсидеться иподхарчиться, идождаться оказии - обоза снадежными людьми, чтоивопросов лишних незададут, и, проезжая заставы, спрячут беглого так, чтоссобаками неотыщешь.
        Люди подкровом Осипа случались разные, иистории изих уст звучали самые удивительные. Прозвучала иэта, изуст беспашпортного странника Митрофана, - нераз уже слышанная, ноизобилующая многими новыми подробностями ипоказавшаяся наиболее правдивой.
        Царь-амператор, заточенный неверной супружницей, дескать, нескончался отколики, както вманифесте писано… Убили ведь государя, убили псы смердючие, злочинные енералы собер-ахфицерами, - азачто убили, всем ведомо: зауказ овольностях крестьянских, ужеподписанный, лишь печати державной дожидавшийся… Указ тот, верным канцеляристом выкраденный, многие видели ивподписи руку государеву признали, исписки снего повсей Расее разошлись, данеонем речь. (Слушатели согласно кивали: ивпрямь, есть такой указ, слыхали.) Так вот, убили государя, данедосмерти. Рубанули палашом гвардейским поголове, упал он, кровью облившись, - посчитали, чтопомер, оставили, пошли думу думать, какперед народом православным отзлодейства своего отвертеться.
        Агосударь-то жив был, поранен сильно. Егосолдат верный, вкарауле стоявший, насебе вытащил, внадежном месте укрыл, выходил-вылечил. Вернулись злочинцы - антолько кровь наполу. Взъярились они, дапоздно уж. Тогда енералы сахфицерами мужика первого встречного, издеревни соседствующей, схватили и, подушкой удавивши, вцарские одежды обрядили. Илежит теперь тот мужик, именем Архип Кутьин, взолотом гробу насамом главном питербурхском кладбище. Унего, уАрхипа, вдова стремя детишками осталась, имногие отнее ту историю слышали, ион, Митрофан, слышал.
        Ацарь-амператор таится допоры, спасение свое чудесное народу неоткрывает. Онстем солдатом верным поРасее странствует, всенеправды начальничьи узнает да записывает… Издворца-то, вестимо, многоли разглядишь? Икогда вернется государь напрестол свой законный, коемуждо поделам его ивоздастся, никто иззлочинцев больших ималых неутаится, неотвертится.
        Амператор встранствиях своих оборачивается то ахфицером вмалых чинах, точиновником полету невысокого, ато ивовсе человеком простого звания, купцом али мещанином, казаком али солдатом, - менять личины надобно, супостаты его игубители незабыли, ктовзолотом гробу лежит, ищут государя, чтобы сгубить уж окончательно.
        Ипорой выходят наслед псы смердючие, данепосилам им злодейство свое довершить: угосударя заступников меж простого народа хватает. Впрошлом годе, например, вКупянской слободе совсем уж чуть несхватили амператора законного, даневышло: другой солдат, фамилией Чернышев, выручил. Благо звали его случаем, какиамператора, Петром Федорычем, - вотивыдал себя загосударя, погоню положному следу пустил. Зато ипострадал, вНерчинск пошел, вкаторгу, ноистинный Петр Федорович насвободе остался. СБрянского полка тот солдат Чернышев был, имногие его знали, ион,Митрофан, знал. (Слушатели вновь кивали: дело Чернышева было громкое, слухи ползли).
        Такая вот история…
        Онее слушал, данаверу нешибко брал, хоть извучала складно… Вчудесное спасение верил - ему, чудом смерти избежавшему, чтоже неповерить, даисвидетельств хватает: тотут, тотам государя видывали, даже если многие врут, тодыма безогня небывает.
        Сомневался он вдругом: вразведывании государем бед народных излодеяний начальничьих. Столько лет тот пристарой государыне состоял, апотом исам натрон сел, - чтож тогда-то занарод незаступился?
        Поего разумению, спасшийся государь совсем иным заниматься должен был. Людей искать, государыней обиженных, насвою сторону их поворачивать, данепростых людей, атех, ктоувласти стоит, ктополками командует… Иуказаков заступу искать, ксабле да фузее привычных. Потому какпростые-то людишки заправильного царя восстанут, спору нет, - дакакпушка вних картечью пальнет, враз иразбегутся, иодин император останется…
        Сегодняшняя встреча ложилась втот, уОсипа Коровкина услышанный рассказ, какключ взамок.
        Чиновник, но, безвсяких сомнений, ряженый. Икучер ряженый, причем изсолдат, опятьже сомнений втом нет. Иповозрасту кучер подходит - могуРопшинского дворца вкарауле стоять девять лет назад. И«чиновник» свиду напятом десятке, какраз вгодах Петра Федоровича. Ишрам, застарелый шрам наголове, - неотгвардейскоголи палаша, часом?
        Титулярного поучил кнутом ряженый чиновник по-царски, отом испору нет, - сразу видно, власть привык надлюдьми иметь большую, неахсесорскую…
        Вдобавок впечатление отзнакомства с«чиновником» совпадало ссобственным понятием названого Ивана отом, чемдолжен заниматься спасшийся государь, - каксабля совпадает сножнами.
        Казачья жизнь ему ведома, повопросам видно. Исначальством воинским, сполковниками, знакомство водит. Авот пробеды народные невыспрашивает, неинтересуется… Оноиправильно, тутведь главное - натрон вернуться, ауж после народ челобитными да жалобами императорский дворец добалкона завалит.
        Ивозвращение, если хорошенько отом поразмыслить, должно состояться скоро… Летпрошло достаточно, чтобы совсеми верными сговориться, водну команду их сбить, - дабы потайному сигналу та команда единым разом выступила. Апосле того царю-императору надо непременно кПитербурху двигаться, нонеранее…
        Здесь женино покушение навласть началось, здесь ему иконец должно положить. Иглавные изсильных здесь, норазговор сними можно вести, лишь заспиной полки имеючи, посигналу готовые выступить.
        Нутак они иедут… Прямиком вПитербурх.
        Онверил иневерил своим догадкам одновременно… Неужели втом его планида исостоит? Оказаться уруки государевой всамый решительный час, когда монета императора ввоздухе зависла, илюбое дуновение решку наорла сменить может? Ухватив того орла залапы, можно втакие высоты взлететь, чтомалороссийский казак его сиятельство граф Разумовский снизу сзавистью поглядывать будет.
        Ежели, конечно, вбричке сидит государь…
        Ежели…
        Аежелинет?
        Онраздумывал, чтосделает тогда отлютого разочарования снепреднамеренным самозванцем, когда бричка подъезжала кСредней Рогатке, - идоЛиговского канала, служившего границей городу, оставалась половина пути… Онникогда небывал всеверной столице инезнал этих названий, просто увидел впереди заставу - ивтот миг уверился вернее прежнего.
        Обычно натаких заставах ушлахбаума дежурит офицер вневеликих чинах: подпрапорщик, много прапорщик, дапара-тройка инвалидов унего вподчинении. Ноздесь всеже столица, иможно было ждать, чтовкараульной будке обоснуется усиленный наряд.
        Ноненастолькоже усиленный…
        Впереди синели мундиры драгун, тетолько что прибыли, разворачивались. Неменее полуроты, определил он наметанным взором.
        Оннемедля вспомнил всадника вфельегерском мундире, обогнавшего их насъезде сПулковской горы - тотнесся галопом, несся так, словно земля горела подкопытами, словно всравнении сважностью исрочностью донесения ничего нестоила сохранность иконя, исобственного седалища.
        Ивсе сложилось, одно кодному.
        Вбричке государь. Опознал его кто-то идонес, илипоиной причине, нозлочинцы проведали опоявлении императора, стерегутся, подняли вружье солдат…
        -Беда, - сказал он негромко, поворотившись кпологу. - Тревогу сыграли, идорогу драгуны перекрыли, непроехать.
        Государь неспал, полог тутже раздернулся.
        III
        Некрасивая
        «…еслибы знала я, милая Наташенька, еслибы только могла предположить, какая скука ездить насвоих издальней подмосковной вПетербург, товсенепременно изобрелабы предлог, дозволяющий остаться стетушкой ивыехать вместе сней осенью, наперекладных, инетерпелабы сейчас мучений народа Моисеева, истомленного бесконечным странствием.
        Нодуша моя, милая Наташа, ужервалася всеверную столицу, икаждый день отсрочки казался нестерпимым, темболее два месяца, коилюбезная наша Клавдия Матвеевна посвятилабы, вневсякого сомнения, разносолам ивареньям, привлекши именя ких заготовлению, ибополагает, чтобудущей жене иматери семейства беззнания всех тонкостей сего искусства никак необойтись. Хотя, отмечу наполях, еепример свидетельствует, чтостарой деве рекомые умения неменее приличны… однако небудем огрустном.
        Долженствует признать, чтопоистечении нескольких дней пути возня сгоршочками ибочонками, отмеривание сахару иприготовление рассолов смаринадами уже непредставлялись мне столь унылым занятием, какнедавно, илипоменьшей мере незанимающим все сутки напролет… Носделанный выбор, увы, изменить оказалось поздно.
        Бежав оттетиных докук, яугодила вплен дорожной скуки…
        Мнекажется, Наташенька, чтоневзначай я сочинила стихотворную строфу, номуза, едва заглянувши вокошко кареты, почувствовала флюиды нестерпимого моего уныния и, упорхнувши, принудила меня продолжить скучной прозой.
        Итак, мыедем насвоих, попечительствуя более оботдыхе икормлении лошадей, нежели оскорости продвижения кцели нашего путешествия… Новсе насвете имеет завершение иокончание, и, начав письмо вЛюбани, надеюсь завершить оное еще впути ипишу эти строки наЯм-Ижорской станции, гделишь один перегон отделяет нас отСеверной Пальмиры.
        Станция Ям-Ижора знаменита меж проезжающими великолепным вкусом ухи изфорелей, коих весьма искусно удят здесь туземцы вводах быстрой ипрозрачной реки, ивсе путешествующие московским трактом считают своим долгом иобязанностью отмечать тот вкус вдорожных письмах: неизбеглабы общей участи ия, носпасение отстоль банальной траты чернил ибумаги пришло влице папеньки, счевшего, чтодвадцать копеек серебром зафунт рыбы непомерно дорого.
        Скажу тебе посекрету, милая моя Наташа, чтонегаданное - ибоникто немог предвидеть итем паче ожидать почти единовременной кончины иГаврилы Петровича, иМарьи Афанасьевны, иВолоденьки, - негаданное превращение папеньки вбогатого помещика, владеющего тремя слишком тысячами душ, произвело снатурой его некую эволюцию, способную, вероятно, даже позабавить человека, наблюдающего заней состороны.
        Нескажу, чтосделался он схожим сг-ном Гарпаговым, - надеюсь, тыпомнишь, Наташенька, сего персонажа изфранцузской комедии, чтостал переиначивать нарусский лад кузен твой Аристарх, дазабросил навтором действии? Нотратит папенька, мнекажется, даже менее, нежели вте дни, когда все благосостояние наше состояло внеполной сотне душ, словно опасается, будто нежданное богатство исчезнет, обернется поманившим призраком, истает, какутренний туман подлучами солнца.
        Наверное, возросшая папенькина рачительность благонадежнее длясемейства, чембезудержное мотовство, вкое ударяются, послухам, столь многие, обретшие достаток внезапной прихотью Фортуны. Ктомуже проявляется означенное качество упапеньки вмалом, напереездже кбрегам Невы он средств непожалел икатегорически настроен напокупку там жилища, сообразного новому нашему положению.
        Оглашенная насемейном совете причина сего перемещения состоит внежелании жить вдали отПетеньки, оставив того наедине совсеми соблазнами, неизбежно грозящими молодому человеку неполных двадцати лет отроду, впервые оказавшемуся вотрыве отсемейства, нановом поприще ивновой среде.
        Однакож есть причина идругая, неназванная прямо, новыводы оней я смогла сделать изуслышанных обмолвок иизобрывков разговоров, смолкающих примоем появлении. Онапроста: отдав сына вслужбу, нашпапенька решил, чтопришла пора озаботиться делами дочери итвердо вознамерился Устроить Мою Судьбу. Прегрешение против грамматических правил допущено неспроста, именно так инадлежит передавать случайно услышанные мною слова папеньки…
        Тыпонимаешь, Наташенька, чтосие дляменя означает… Нет, едвали ты способна представить все многообразие чувств, возникавших исменявших друг друга вдуше моей, особенно сейчас, долгой дорогой, небогатой навнешние впечатления.
        Ихтрудно изложить посредством гусиного пера ичернил, новсеже предприму сию попытку. Тызнаешь, милая Наташа, чтоназвать меня красивой могбы лишь записной льстец, нотаковых ненаходилось, изагоды, минувшие содня осознания мною сего прискорбного обстоятельства, ясним смириласьи…
        Хотя кому я лгу? Смирения неоказалось среди предуготовленных дляменя Создателем душевных свойств икачеств, равно каккрасоты неоказалось среди свойств внешних инаружных…
        Бедность, казавшаяся еще недавно неизменной константой моего существования, вкупе сотсутствием красоты есть сочетание убийственное какдляромантических надежд молодой девушки, такидляматримониальных расчетов ее родителей. Ноюность нежелает мириться сочевидным, ия упорствовала внеобоснованной идее, чтонайдется всеже принц, способный оценить ум идушевные качества, помещенные невсамую блистательную оболочку… Нельзя сказать, чтовсе мои потуги огранить свой разум, данный природой, норазвивавшийся стихийно, пропали втуне, имне нежаль часов идней, проведенных забеседами смсье Дютре, вовсе недляменя нанятым, изаштудиями вбогатой дядюшкиной библиотеке, вто время каксверстницы мои, едва постигнув азы грамотности, преуспевали внауках ипознаниях иных: врукоделье ивведении домашнего хозяйства…
        Увы, всеблаготворные изменения отзнакомства сПлутархом иСветонием ограничились внутренней моей сферой, вовнеже печальные обстоятельства остались прежними, чему порукой список сватавшихся комне женихов, составивший всего (несколько слов густо зачеркнуты). Равно какичтение новых французских романов предоставило мне сугубо теоретические познания о (вновь зачеркнуто, насей раз четыре строки).
        Надвадцать втором году жизни, милая Наташа, яокончательно утвердилась вмысли, чтовлучшем случае обрету дарованное Гименеем счастие смужчиною значительно старше меня, свдовцом илиже спотерявшим здоровье навоенной службе… Ядаже пыталась найти преимущества вгрядущем повороте дел, идаже находила их, ибомы всегда стараемся отыскать светлые стороны вобстоятельствах, повлиять накои невсилах.
        Ивдруг все изменилось волшебным образом.
        Немною отмечено, чтотысяча душ приданого (аименно столько назвал папенька вслучайно услышанном разговоре) делает дурнушек привлекательными, апривлекательных - ослепительными красавицами… Ясознаю, Наташенька, сколь незавидна бывает судьба девиц, привлекших лишь деньгами охотников заприданым, ивсеже льщу себя надеждой, чтосомной такого неслучится, чтобогатство, пусть истав первым поводом длязнакомства, всеже позволит проявить мне то, чемя досель бесплодно надеялась когда-нибудь пленить предназначенную мне половину. Поменьшей мере уменя появится возможность, отнятая капризом природы ижизненных…»
        Наэтой строке письмо обрывалось - карета покинула Ям-Ижору, тряская дорога заставила закрыть чернильницу иубрать складной пюпитр.
        Сейчас внеспешном продвижении вновь случилась длительная заминка, ноМашенька Боровина, давно прискучив мелкими дорожными неприятностями, недоискивалась ее причины. Воспользовавшись случаем, онадостала письмо, внадежде успеть ежели неперебелить, тохотябы закончить черновик, - всуете, неизбежно воцарящейся поприезду, будет недотого.
        Перечитала написанное - иписьмо показалось сухим, никак непередающим всех ожиданий, иволнений, илегких тревог, ибезудержных надежд, чтонаполняли ее душу впоследние недели… Наверное, даже невотсутствии унее эпистолярного таланта заключается главная трудность. Просто нет насвете слов, чтосмоглибы донести ее состояние доНаташи. Танепоймет, илиже поймет лишь умозрительно, невсилах прочувствовать, - подруга смладых лет немогла пожаловаться наогрехи внешности, апозже - навнимание кавалеров. Нет, непоймет…
        Однако письмо всеже надлежит закончить иотослать, - обещала написать сдороги. Надо только, переписывая набело, переиначить тот абзац, гдеее занесло нетуда иречь зашла офранцузских романах, иочувствах, мыслях иснах, имивызванных.
        Нопланам Машеньки несуждено было сбыться, - вкарету вернулся папенька, после Ям-Ижоры ехавший напередовом возке их небольшого каравана. Оказался он весьма невдухе, задержка получалась нешутейная: дорогу перекрыли войска, никого непуская. Причем ккавалерии, появившейся первой, сейчас подошла вподмогу пехота, осталось подкатить пушки иобоз, давозвести ретрашимент позади шлагбаума, - иможно достойно встретить турок, неиначе каквысадившихся десантом. Прямо наберег Царскосельского пруда, очевидно, высадившихся…
        Речь папеньки была наполнена сарказмом, ноналице читалась тревога, инемалая. Машенька считала, чтознает, вчем причина. Помолодости папенька служил впехотном полку, причем расквартированном здесь, вокрестностях столицы, - чтодляармейского, анегвардейского офицера стало большим везением.
        Несколько лет папенькиной службы какраз угодили начереду событий, окоих вкнигах непрочтешь, покрайней мере втех, чтобудут отпечатаны вближайшие полсотни лет, ато иподолее. Оназнала отех событиях немногое, посмутным иобрывочным разговорам взрослых, вовсе недляее ушей предназначенным… Неспокойно было вто время вСанкт-Петербурге, тоидело кто-то кого-то свергал строна, либо изгонял смест, всамой близости отнего расположенных: тоБирона, тоМиниха, тоОстермана, торегентшу Анну Леопольдовну… Беспокойные годы папенька непозабыл, иМаша помнила, какое стало унего лицо нетак уж давно, приизвестии овоцарении матушки-государыни… Такоеже, каксейчас. Крайне встревоженное.
        Ибопоучаствовать висторических событиях ему довелось, хоть инатретьих ролях. Каждый раз поднимали вружье полки иперекрывали въезды-выезды изстолицы, иникто изподнятых потревоге ничего непонимал впроисходившем - нетолько нижние чины, ноиофицеры-армейцы.
        Примерно также, пословам папеньки, ничего неведали солдаты, напрочь перекрывшие дляпроезда Среднюю Рогатку - такименовалось место, гдеони застряли.
        Обидно… Самую малость недоехали.
        Маменька, доселе мирно дремавшая иэпистолярным досугам дочери немешавшая, стряхнула дрему иобъявила, чтоим сМашуней долженствует непременно прогуляться кзаставе ипосмотреть хоть издали напроисходящее. Если впрямь встолице происходят события исторические, ейстыдно будет рассказывать впоследствии внукам, чтовсе изменения всудьбах отечества их бабушка проспала вкарете.
        Словам овнуках сопутствовал выразительный взгляд наМашеньку, словно она итолько она несла ответственность загрядущее появление всемействе Боровиных проказливой идокучающей вопросами малышни.
        Папенька резонно возразил, чтоничего иникого, кроме солдат, перекрывших дорогу, онинеувидят. Иглавные события, если даже таковые происходят, имеют место очень далеко отсюда.
        Номаменька оставалась непреклонна. Длянее, заядлой провинциалки, даже выезд впервопрестольную становился событием историческим, поводом длявоспоминаний ирассказов. Атут движение войск, пехота, кавалерия, офицеры, мундиры, шпаги… Ипушки… Пушки ведь скоро подъедут?
        Папенька вздохнул инестал спорить. Ондавно отвык спорить ссупругой.
        Пошли втроем… Машенька, кстати, склонялась кматеринскому мнению. Папенька, понятное дело, наисторические события еще тридцать лет назад насмотрелся, аим взглянуть хоть одним глазком немешает.
        Проезжих перед шлагбаумом скопилось наудивление немного. Хотя место было бойкое, именно здесь сходились воедино три тракта: приведший их сюда Московский, иВаршавский, иеще один тракт, недлинный, носодержавшийся невпример лучше двух первых, - соединял он столицу сЦарским Селом, срезиденцией государыни-императрицы.
        Поразумению Машеньки, зато нестоль уж малое время, чтоони простояли уСредней Рогатки, здесь должна была скопиться длинная вереница самых разных экипажей. Нонет, кроме их кареты итрех возков спожитками, виднелись еще три крестьянских упряжки, явно едущие неиздальних мест: дветелеги, груженые мешками смукой, дадроги схлыстами нестроевого леса. Ещестояла пароконная грузовая фура, крытая, видунее был казенный, нооткуда едет ичто везет, непонять.
        Была еще бричка, стоявшая поодаль, наособицу, - дорогая, скожаным новеньким верхом, астати коней смогла оценить подостоинству даже Машенька, нивкоей мере нелошадница.
        Ивсе. Больше ниповозок, нивсадников. Странно… Обычно глашатаи необъявляют влюдных местах онаступающих исторических событиях, непризывают мирных обывателей сидеть дома, воздержавшись отпоездок. Исторические события, такуж заведено, случаются неожиданно длялюдей, втайных пружинах истории несведущих.
        Нопапенька растолковал: наподеъздах кстолице тройное кольцо застав, первую они проехали беспрепятственно, асразу после того дорогу перекрыли. Ондавно заметил иудивился: катят вроде неспешно, ноникто, вопреки обыкновению, необгоняет.
        Видбрички ивпряженных внее добрых коней вселил впапеньку надежды.
        -Курьерские… Какбы негенерал едет. Ему-то шлагбаум подымут, может, имы проскочим…
        -Невысоко его подымут, думаю, - возразила ма менька. - Ваккурат длябрички. Акарета-то враз застрянет, ежели безсмазки поехать…
        Карета их действительно была высока, данакрыше громоздилась куча поклажи, нородительница явно имела ввиду неразмеры, выделив голосом слово «смазка».
        Еерачительный супруг насупился иотрезал:
        -Тогда ждать будем. Ненанеделю они тут встали…
        Маша тогда ипредставить немогла, насколько папенька прав впредсказании срока задержки… Вернее, вкаком смысле он прав.
        Авот догадка касательно генерала опроверглась почти сразуже: избрички появился человек вмундире статской службы - какому ведомству соответствует цвет обшлагов иворотника, Маша незнала, даиродители ее, наверное, тоже… Ночин негенеральский, сразу видно.
        Чиновник неизвестного ведомства пошагал всторону заставы свесьма решительным видом. Следом, чуть поотстав, держался его кучер - чернобородый иодетый по-казацки.
        -Понапрасну сходит, непропустят, - уверенно заявил папенька, враз потерявший интерес кчиновнику, едва лишь выяснилось, чтовчинах тот невеликих.
        Машенька тем временем поглядывала окрест - ноневидела никаких признаков нето что большого города, нодаже предместий.
        Невдалеке отРогатки виднелись два обширных здания - одно, поправую руку, деревянное иодноэтажное, переживало нелучшие свои дни. Краска состен почти вся облупилась, илишь уцелевшие кое-где ее пятна дозволяли понять, чтонекогда здание было желтого колера. Окна лишились стекол, крыша водном месте обвалилась.
        Каменное здание, стоявшее напротив, выглядело жилым, нарядным. Тоже одноэтажное, оноказалось раза вполтора выше своего разваливающегося визави - вместо низенького фундамента здесь имелся высокий, вчеловеческий рост, полуподвал.
        Папенька навопрос дочери ответил предположительно: наверное, каменное здание - новый дорожный дворец, дляцарского отдыха припутешествиях взагородную резиденцию. Адеревянные, наснос обреченные руины - дворец старый, вгоды папенькиной службы только он тут истоял, ужетогда никудышный, ишли разговоры опостройке нового.
        Иных жилых домов поблизости невиднелось - караулка пришлагбауме недляжитья предназначена. Полевую руку оттракта места были повыше, тянулись обработанные поля, заними, вдали - группа одноэтажных небольших строений, вроде даже каменных, новточности издалека непонять.
        Справа местность понижалась, наболотистой луговине рос кустарник, невысокий иредкий, ещедальше зеленели заросли рогоза, исмутно виднелось среди них зеркало воды - нето болотистое озерцо, нето болото счистыми разводьями.
        Полуговине тянулось, огибая болотце, некое подобие дороги: двеслабо накатанные колеи.
        Машенька, каксправедливо указала вписьме, среди своих достоинств смирение нечислила. Более того, даже имела вхарактере склонность квыходкам отчасти дерзким иотчаянным, приносившим вдетские годы немало синяков ишишек. Привиде слабоезженой дороги сразу подумала: будь они ненатяжеленной карете, анаповозке легкой ипроходимой, моглибы объеахть заставу, наверняка ведь имеются въезды вгород нетолько постолбовым дорогам, ивсе стежки-дорожки перекрыть никакого гарнизона нехватит.
        Проследив направление Машенькиного взгляда, папенька выдал нечто странное, словнобы неудачно подражая птичьему чириканью:
        -Кикерейскино…
        Женская часть семейства вчетыре глаза сизумлением уставилась нановоиспеченного помещика-трехтысячника, пытаясь понять, чтопрозвучало: непонятная инесмешная шутка? Илиже так впервые проявило себя начинающееся расстройство разума?
        -Незыркайте… Место так кличут чухонцы - ибо лотце, ичто окрест: Кикерейскино. Пригосударыне Ан неИвановне также ирогатку повелели назвать: Кике рейскинская застава. Ну-ка, Машута, выговори-ка, тыунас девица книжная, спонятием…
        Онапопыталась. Спервого разу неполучилось.
        -Вот-вот. - Папенька довольно улыбнулся. - Нижние чины язык ломали, докладывая… Аошибется - зуботычина. Порядок вте года понимали… незабалуешь…
        Заразговором они медленно двигались кшлагбауму, никуда неспеша. Почти дошли, когда папенька сказал:
        -Никак флаг подымать затеялись… Неужто госуда рыня проезжает?
        Надфронтоном каменного здания тянулся кнебесам флагшток. Икего веревке действительно крепили полотнище. Ноотнамечавшегося зрелища подъема флага Боровиных отвлек скандал, разгоравшийся неподалеку. Вернее, новая стадия скандала…
        Зачинщиком выступал давешний чиновник, прикативший набричке. Папенька, понимавший вкараульной службе, оказался полностью прав: никто длячиновника шлагбаум поднимать несобирался, невзирая насрочную казенную надобность, ккоей апеллировал владелец брички.
        Носейчас дело зашло далеко - Машенька повернулась наголоса, зазвучавшие громче прежнего, иувидела: солдат всинем мундире держал вруках ружье спримкнутым штыком, инепросто держал - приложил кплечу, направил ствол прямо вголову чиновника. Целился, нопока пытался урезонить словесно. Тотмедленно, шажок зашажком, надвигался насолдата.
        -Даон пьян, видать! - возмутилась привиде такого зрелища госпожа Боровина. - Мало что вживых людей метится, такеще вчеловека благородного, начальственного…
        -Всвоем праве солдат, - произнес папенька незнакомым, очень холодным тоном. - Вкараул заступил - туттебе нигенерал, нисенатор неуказ, иежели шагнут зачерту запретную, стреляй, илинаштык прими. Аневыстрелишь, пропустишь, - сквозь строй, подтыщу шпицрутенов. Раньше так бывало, аныне незнаю, чтозаоплошку напосту полагается. Нонечарка спечатным пряником, верно вам говорю.
        Солдат закричал уже вголос:
        -Недоводи догреха, вашбродь! Застрелю!
        Чиновник сделал еще шажок.
        -Сейчас убьет, - сказал папенька спокойно, скаким-то даже холодным удовлетворением.
        -Машуня, отвернись! - немедленно скомандовала маменька. - Негляди!
        Онабы иотвернулась, нооцепенела, немогла оторвать взор отдвух людей иотжелезной палки между ними, готовой плюнуть огнем исмертью. Онаникогда невидела, какубивают. Даже каксами умирают, всвоей постели, невидела.
        Маменька обхватила ее заплечи, ссилой развернула. Ивтотже миг Машенька позабыла ипросолдата, ипроего ружье, ипрочиновника, играющегося сосмертью…
        Онаувидела флаг - тотзаполз насамую вершину флагштока икакраз сейчас развернулся отпорыва ветра.
        Флаг был черный. Скрасным госпитальным крестом посередине.
        Онапрочитала достаточно книг, чтобы сразу понять, чтофлаг означает.
        -Чума, - сказала Маша мертвым голосом.
        -Какесть чумовой, - согласился папенька, безот рывно наблюдавший засолдатом ичиновником иничего непонявший. - Нуточно свинца ведь откушает…
        Номаменька смотрела втуже сторону, чтодочь…
        -Чума-а-а!!! - вскрикнула она тонко ипронзительно.
        После ее крика надСредней Рогаткой повисла гробовая тишина, сменившая негромкий людской ропот, такчто слышно стало, какстрекочут кобылки налугу.
        Затем тишину разорвал выстрел, грянувший состороны шлагбаума.
        IV
        Каин
        Ниполкового, ниротного знамени удрагун ссобой неимелось, ноон сразу опознал ишитье намундирах, иэполеты, плетеные изжелтого исинего гаруса.
        Вологодский драгунский полк… Хуже придумать трудно. Нуразве что расквартировать наСредней Рогатке отряд турецких спахов.
        Онпредпочелбы иметь дело скем угодно еще… Сландмилицкими кавалеристами нового набора, недавно севшими вседло. Илидаже срегулярами, квойне привычными, однако квойне правильной…
        Новологодские драгуны…
        Этиспособны навсе. Иждать отних можно всего… Какотбродячего пса, встреченного ввоенное лихолетье напепелище: тотможет завилять хвостом илизнуть руку, аможет ивглотку вцепиться, ежели успел поживиться неприбранными трупами, отведать человечины…
        Причина втом, чтоВологодский полк недавно побывал вПольше, наПравобережье: былпереведен туда сСибирской линии аккурат кУманским событиям.
        ВПольше вте дни все резали всех, проявляя небывалую дляпросвещенного столетия жестокость. Поляки, оставшиеся верными королевской власти, воевали споляками Барской конфедерации; конфедераты, отбиваясь откоронных войск, нещадили заодно всех иноверцев-диссидентов[2 - ВПольше XVIIIвека термин «диссиденты» имел неполитический, ноисключительно религиозный смысл.] (длякатоликов иноверцев, разумеется).
        Иноверцы неоставались вдолгу, платили католикам тойже кровавой монетой, но, логике вопреки, межсобой диссидентов общая напасть несплотила: православные русские нещадили панов иксендзов, нонетолько их - русским, державшимся греко-католической веры, тоже пришлось хлебнуть лиха отсоплеменников.
        Разумеется, неостались встороне откровавого безумства ижиды, отвека страдающие прилюбых польских усобицах, - вотиныне их истребляли все, кому злосчастные потомки Авраамовы подворачивались подгорячую руку, доплеча замаранную вкрови…
        Аеще терзали польскую землю набеги крымской конницы. Иянычарам несиделось спокойно вБалте иАккермане. Инаемники, собранные вПольшу генералом-авантюристом Дюмурье совсей Европы, отрабатывали саблями иштыками полученное золото французского короля.
        Все, ктомог, столпились уложа агонизирующей Речи Посполитой - урвать свой кус отживого еще, кровоточащего тела.
        Идрагуны-вологодцы сголовой, посамую маковку, окунулись втот кипящий котел, чтопредставляло собой злополучное, вмуках умирающее королевство - некогда грозный супостат России, ныне вызывающий лишь презрение, незлорадное даже, ножалостливое…
        Драгуны исполняли волю императрицы. Наводили порядок. Пытались утихомирить кровавый шторм, бушевавший урубежей империи. Пытались вернуть королю Станиславу хоть некое подобие былой власти, аего разноплеменным подданным - хоть некое подобие былой мирной ибезопасной жизни.
        Нособезумевшими отчеловечины псами ласка непомогает. Собезумевшими открови людьми тоже. Несразу, новологодцы научились-таки непросто отвечать выстрелом навыстрел, иударом наудар, - норубить истрелять первыми… Потому что права наответный выстрел враг порой недавал, ивырезанные напостоях команды моглибы то подтвердить - тенемногие изсолдат, кточудом уцелел.
        Ониплатили сторицей. Усмиряли жестоко, безсантиментов. Неразбирая, ктосвой, кточужой. Казакам Железняка доставалось неменьше, чемих заклятым врагам-конфедератам.
        Усмирили… Залили пожар кровью.
        Ноисами, побезжалостной логике войны, превратились вкровавых псов, приучившихся кчеловечине.
        Полк вернулся вРоссию. Расформировывать его резонов ненашлось: знамен вологодские драгуны неутрачивали, впозорное бегство необращались…
        Ноесли уног виляет хвостом иластится пес сокровавленной мордой, только что перегрызший глотку соседу, - есть повод поразмыслить…
        Набумаге полк остался. Наделе - прекратил быть: поделили намалые команды, разослали повсей России, отСмоленска доОлонца.
        Каким ветром занесло одну изкоманд драгун-вологодцев кСредней Рогатке, оннезнал… Нозанесло, наего беду. Этих бумагой сподписью Шешковского незапугаешь - имисамими досих пор детей пугают вюжнопольских местечках.
        Самое обидное, чтоон давненько водил знакомство сшефом Вологодского полка, сгенерал-майором Иваном Иванычем фонВеймарном, ибывал утого вимении подЯмбургом, идаже намедведя вместе хаживали… НоВеймарн сейчас далеко, вПольше, асвора его псов - здесь. Инатасканы они ненамедведя.
        Стакими мыслями он смотрел невдуло драгунской фузеи - вглаза солдата, еедержавшего. Поглазам всегда видно, сможет илинет выстрелить тот, ктоцелится втебя. Ипоследний миг перед выстрелом, когда палец приходит вдвижение, спуская курок, тоже вглазах отражается.
        Онвидел: этот сможет, выстрелит. Ивсе равно медленно приближался… Рисковал, новыбора неимелось, емунужен был офицер, главный надкомандой. Нопокамест он видел только унтеров. Сними говорить бесполезно, уних приказ… ифузеи спалашами… ипривычка стрелять ирубить первыми…
        Потом он услышал пронзительный женский вопль иувидел чумной флаг, отвлекся намиг, имиг чуть нестал последним, - драгун выстрелил. Возможно, палец солдата, напрягшийся наспусковом крючке, дернулся открика, прозвучавшего рядом, надухом.
        Насамом деле фузея пристрельбе почти вупор нетак страшна, какпредставляется состороны людям несведущим. Между тем мигом, когда курок ударяет покремню, ивылетом изствола пули имеется пауза, недолгая, нодостаточная длячеловека привычного. Пока искры долетят дополки, пока вспыхнет наней затравочный порох, пока огонь пройдет внутрь ивоспламенит заряд… Даже если затравочный порох хорош - французский илидобрый русский, - можно успеть пригнуться илиотпрянуть всторону. Ауж если назатравку дурной порох пущен, чтоввойсках нередкость, фузея вообще «тянет», бьет стаким запозданием, чтоможно успеть чихнуть, издоровья себе пожелать, ауж потом начинать отпули спасаться.
        Такчто рисковал он сумом. Думал иотсвинца уклониться, иофицера звуком выстрела привлечь. Ноотвлекся накрик, начерный чумной флаг, иупустил момент, когда курок ударил покремню…
        Онприпал наодно колено, чувствуя, чтонеуспевает, чтосвинец всеже чиркнет потемечку.
        Пуля безвредно ушла ввысь… Драгун выстрелил непроизвольно, ивпоследний момент отвел оружие, успел вздернуть дуло фузеи напару вершков кверху.
        Кшлагбауму подбегали еще шестеро, уженабегу начинали поворачивать вего сторону дула фузей, - нопока брали наиспуг, курки невзведены…
        -Назад подай! - рявкнул ему уверенный голос, унтерский, итутже скомандовал уже солдатам:
        -На-а-води! Товсь!
        Фузеи поднялись, выстроились вровную линию. Щелкнули взводимые курки. Он,нераздумывая, быстро поднялся, отошел. Сшестью пулями враз неразминешься, тутуже нериск начинается: ежели кто команду «пли!» втаких обстоятельствах станет дожидаться, того вовне церковной ограды хоронить полагается, какформенного самоубивца.
        Офицер так инепоявился… Онотошел ипонял, чтонадолго застрял уСредней Рогатки. Онненавидел это место, имелись тому причины. Бывал проездом, куда денешься, нопроезжать всегда старался быстро, незадерживаясь, если вэкипаже - носа неказал изкареты илибрички, если верхами - глядя только перед собой, нивзгляда небросая посторонам…
        Теперь поневоле пришлось осмотреться. Надо как-то выбираться, аон пока незнал,как.
        Чумной флаг надвъездом вСанкт-Петербург стал неожиданностью… Ладнобы Москва, оттуда давно доходят нехорошие слухи, пусть никто допрежь инерешался произнести вовсеуслышание страшное слово - назови беду поимени, тутона ипожалует, атак, глядишь, ипронесет…
        Инаюжных окраинах неладно, ивармии, сражающейся стурками… Ноитам доктора, врачующие вспышки мора, боятся произнести страшный диагноз.
        Значит, пока он был вразъездах, произошло нечто, недозволившее идалее закрывать глаза наочевидное. ВМоскве произошло, скорее всего. Отом, какобстоят дела наюге, онимел более свежие сведения.
        Наверное, морвырвался изфабричных кварталов Замоскворечья, иделать вид, чтоего нет, стало невозможно,весть дошла сюда, иобъявлен чумной карантин, чтобы северная столица неповторила судьбу первопрестольной. Иему теперь надо… черт!
        Северьянов…
        Онвысказался по-русски так долго изатейливо, чтостоявший рядом Иван взглянул суважением, видать, неждал этакого загиба от«вашбродя».
        ОнисСеверьяновым ехали сюга, ехали быстро, безостановок, нанимая через два перегона натретий подменных ямщиков, чтобы унтер мог поспать, отдохнуть. Ифальшивого кучера сразила нежданная хворь спустя… онпосчитал вуме ипонял: да, самое время проявиться чумной заразе. Разумеется, «подфелшар» воколотке определил уСеверьянова нервическую горячку, нуда спохмельного недоучки спрос невелик, даистрезвого тоже.
        Если уСеверьянова случилась чума, то… Оннедумал отом, чтопровел водном возке сзаболевшим достаточно времени, чтобы неизбегнуть заразы. Иотом недумал, что, заразившись, получит смертный приговор. Ипохуже, чемполучают всудейской коллегии, - тутигосударыня приговоренного непомилует, иверевка свиселицы необорвется…
        Всекогда-то умрут, аон итак зажился, печаль одругом. Онпонял, чтозря добивался разговора софицером. Встолицу ему нельзя… Принесет он туда черный мор илинет, - проверять наживых людях неполагается. Проверяют такое вкарантине.
        Надо хотябы передать вприсутствие бумаги, сейчас надежно спрятанные, - так, чтоненайти, неразломав бричку вщепки. Нет, тоже негодится… Безего слов, безего рассказа особытиях последнего месяца цены бумагам немного. Рапорты он неписал инеотправлял, избегая даже малейшего риска, - дело архиважнейшее, инадлежало доложить онем лично Шешковскому, сглазу наглаз…
        Значит, надо написать сейчас, немедля. Кратко, насоставление долгой записки времени нет, нообовсем. Придется позабыть иокаллиграфии, иовитиеватых уставных обращениях. Степан Иванович поймет, длянего тоже дело первее всего.
        -Иван! Самвидишь, чтотворится: непроехать. Мненадо срочно послужбе отписать, дело важное, государ ственное. Пригляди покамест заслуживыми: какзашевелятся, народ начнут сгонять, предупредишь.
        Белоконь кивнул понятливо.
        -Неизвольте беспокоиться, вашбродь, влучшем разе исполню!
        Толковый казак вродебы… Может, если пронесет, кслужбе его привлечь, вместо Северьянова?.. Ладно, позже отом поразмыслит, недотого сейчас.
        Вбричке он достал походный письменный прибор, ивскоре перо забегало побумаге. Всеписать - идоутрабы неуправился. Излагал кратко, пунктами. Озаговоре, созревшем ввенгерском Прехове, гденыне обосновалась выбитая изПольши верхушка конфедератов, онитях, протянувшихся воФранцию, вТурцию, вРоссию. Отом, чтозадумали конфедераты немного инемало: повторить историю слжецаревичем Димитрием - подготовили самозванца нароль покойного императора, якобы чудом спасшегося. Несолдата беглого, инедругого человека низкого звания, способного прельстить иобмануть лишь простой народ: всесделано повысшему разряду - ипортретное сходство, иречь французская инемецкая, изнание персон иобычаев придворных, ибумаги поддельные наилучшей пробы. Тутинетолько солдаты иликазаки вобман введены будут, тутиполковые командиры всомнение впадут, сдивизионными вместе… Дачто там полковники сгенералами - пожалуй, инаследник, отца помалолетству плохо запомнивший, поддаться наобман может.
        Ачтобы все сомнения внужный момент вуверенность превратились, планируют супостаты цареубийство.
        Скончается скоропостижно государыня, алжегосударь тут кактут: водеждах царских, слентой Андреевской, сосвитой издворян исбумагами дома Романовых, происхождение подтверждающих…
        Ивсе слухи, чтосейчас поРоссии ползут, - ите, чтосами собой зародились, ите, чтотрудами агентов конфедератских распущены, - нанего, насамозванца сработают…
        Отом, чтосамозванец мертв, оннаписал. Нестал лишь сообщать, чьярука прикончила фальшивого императора. Ежели выживет, самрасскажет. Ежели нет, коли судьба вчумном бараке сгинуть, - мертвым почести сорденами никчему…
        Нонаписал, чтополучена отсрочка недолгая, намесяцы, ненагоды. Запервым-то Лжедимитрием невдолге ивторой воспоследовал, итретий… Натаскают иконфедераты нового Лжепетра, ибумаги новые состряпают… Одокументах фальшивых, умертвого самозванца изъятых, распространяться нестал, - содержимое бумажника Шешковскому само все расскажет.
        Онзаканчивал, переносил вписьмо последние имена изсвоих шифрованных, длясебя сделанных заметок, когда послышался голос Ивана:
        -Началось, вашбродь, народ кшлахбауму гонят, поспешайте…
        Онраздернул полог, взглянул наружу. Успел… Сейчас прибывших отконвоируют покарантинным баракам иливдругое место, носначала приказ должны зачесть, итут уж безофицера необойдется… Послание уйдет кШешковскому.
        Онпоспешил… Вписал два последних имени, расписался, торопливо присыпал песком. Недожидаясь, пока чернила впитаются, откинул кошму, нажал вдвух секретных местах, тайник раскрылся.
        Онбыстро достал объемистый бумажник, раскрыл, проверил… Всенаместе - огромные бумаги согромными двуглавыми орлами, тиснеными золотом. Убрал фальшивки наместо, добавив кним свое письмо.
        Тамже, втайнике, лежала пара небольших пистолетов - двуствольных, серебром отделанных. Заряженных, разумеется. Кним прилагалась небольшая, изящной формы пороховница сзатравкой, тоже серебряная. Авпистолетных рукоятях, внарочито сделанных длятого полостях, хранились подва запасных заряда. Прибрал пороховницу ипистолеты вкарманы, ате, чтолежали вбричке подрукой, оставил, велики. Забрал увесистый пояс сденьгами, торопливо распахнул камзол, готовясь надеть пояс подсорочку…
        Онделал все очень быстро ивспешке утратил часть всегдашней осторожности: неприметил, чтовмалую щель полога заним некоторое время наблюдал внимательный глаз - черный, сбесинкой. Инеподозревал, чтосвоими действиями только что окончательно ибесповоротно утвердил соглядатая вего предположениях. Всовершенно ложных предположениях.
        -Погодьте малость, ихбродь щас выйдет, - услышал он голос Ивана идействительно вышел.
        Трое драгун подошли кбричке, избегая, впрочем, приближаться. Выглядели они странно… Надо понимать, дотех пор, пока поветру незаплескался чумной флаг, солдаты исами незнали, зачем сюда отряжены. Зато потом все поняли. Лица увсех были теперь замотаны тряпками, только глаза виднелись. Оттряпок отчаянно разило уксусом иводкой, запах отчетливо доносился задесяток шагов.
        Солдаты непроизносили нислова, нопоторапливали жестами: двигайте, дескать, всесобрались, васдвоих ждут.
        ОнисИваном пошагали кшлагбауму, драгуны держались позади, неприближались, нотерпкий уксусно-водочный дух всеравно догонял.
        Онмимолетно подумал: интересно, догадалосьли драгунское начальство загодя перемешать водку суксусом? - иначе ведь перепьются квечеру, канальи.
        Народу иэкипажей уСредней Рогатки прибыло, пока он занимался письмом, ноненамного. Пара-тройка дворянских экипажей, несколько крестьянских возов. Онзаметил, чтодрагуны - опять-таки неприближаясь - рассекли небольшую толпу нанесколько стоявших наособицу кучек людей. Те,кто прибыл недавно, стояли отдельно, имужики были отделены отлюдей дворянского звания. Оноиправильно… Тех, ктопорознь ехал издесь, узаставы, сблизиться неуспел, выдерживать вкарантине лучше раздельно, нето один зараженный ивсех остальных засобой потянет…
        Драгунский ротмистр, взгромоздившись набочонок, зачитывал приказ Чичерина, генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга. Невесь приказ, разумеется, лишь выжимки, касавшиеся бедолаг, угодивших вкарантин. Лицо ротмистр тоже укутал, обмотал тряпками, хотя держался отподозреваемых вболезни еще дальше, чемподчиненные: осторожничал. Букву «р» он категорически невыговаривал, носнекоторым усилием речь разобрать удавалось…
        Объявленный срок карантина ударил, какобухом позатылку: сорок дней!
        Он-то думал, чтообъявят неделю, много две… Ногенерал-полицмейстер, очевидно, счел, чтовданном случае лучше пересолить.
        Влюбом случае план действий неменяется: когда закончит ротмистр свою речь, надо подобраться кнему ипереговорить. Вплотную неподпустят, даиненадо, - неважно, чтосторонние уши услышат разговор, секретов никаких внем непрозвучит, всетайное укрыто взапертом бумажнике… Апередаст он бумажник только посланцу Шешковского, емулично известному.
        Прочие слова ротмистра, опредписанных условиях содержания, онслушал невнимательно. Понял лишь, чтолюдей дворянского ипростого звания надлежит содержать раздельно, анакакую сумму тем идругим отпустят вдень продуктов, пропустил мимо ушей, - веде он был неприхотлив, аполовину денег всеравно разворуют. Что-то еще звучало произъятие подрасписки лошадей иэкипажей, онвновь нестал пытаться понять картавую речь: лошади казенные, аизбрички все важное инужное изъято.
        Наконец речь завершилась, офицер наладился слезать сбочонка.
        Онвыжидал этого момента, подобравшись так близко, насколько позволили драгуны. Громко обратился поверх голов, назвал имя, чин, место службы, - настоящее, Экспедицию.
        Ротмистр вразговор вступил, несмог отказать: люди изкарантина невсегда отправляются вчумной барак, аврагов себе наживать вТайной экспедиции комуж захочется? Нооткликнулся неохотно, снебрежением, иответ его кольнул, какиглой всердце:
        -Вологодского д'агунского полка секунд-'отмистр Ка'ин.
        Каин?
        Сообразил быстро: Карин, конечноже, есть такой дворянский род, Карины, семейств несколько, подСимбирском уних имения, иеще дальше, подУфой, недавно пожалованные. Новпервый миг показалось, чтокак-то ротмистр узнал его прозвище, мало кому известное, - истроит издевки.
        Онкоротко объяснил ротмистру, чтонадлежит сделать: сообщить все то, чтоон сейчас сказал, лично обер-секретарю Шешковскому, ирастолковать, куда угодил его подчиненный. Овозможном вознаграждении даже речи незавел: Степану Ивановичу услугу оказать ибезтого дорогого стоит.
        Ротмистр повел себя странно: выслушал, нислова вответ непроизнес, слез сбочонка ипошагал встрону Путевого дворца, - нового, каменного.
        Онпытался что-то крикнуть вслед, нотот необернулся, адрагуны уже наседали, командовали, дворян повели кстарому иветхому дворцу, авсех прочих - куда-то вдаль, мимо болотца, называвшегося некогда Кикерейскино. Онсделал жест Ивану, уводимому состальными: крепись, мол, казак, атаманом будешь. Иотвернулся, оннехотел смотреть вту сторону.
        Кэкипажам никого непустили ивещи взять недозволили, - невелено, мол. Ктосчем был, такипошли.
        Компания длявынужденного сорокадневного общения подобралась небольшая. Онсам, семейство помещиков Боровиных: отец, мать идочь, девица навыданье. Даеще некий Савелий Иванович Колокольцев, чиновник двенадцатого класса.
        Помещение, соответственно, имтоже предоставили невеликое, вернее, двасмежных помещения, ввидах соблюдения приличий ираздельного проживания мужского иженского полу: двери вдвух комнатенках выходили вкоридор, иимелась третья, комнатенки соединявшая. Имелась очень давно, азатем куда-то подевалась, идаже занавесить опустевший проем никто неозаботился. Такчто приличия соблюдать удалосьбы лишь приобоюдном ктому стремлении обитателей иобитательниц карантина.
        Обаокна были спешно заколочены доской-горбылем, неплотно, свет сочился вщели, кое-как освещая апартаменты. Одну извнешних дверей тоже наглухо заколотили, анадвторой сейчас трудились плотники, прорезая окошко наманер тюремного.
        Плотники заразы опасались неменьше драгун изагнали отгреха всех, имужчин, иженщин, на«женскую» половину. Здесь оказалась кровать, лишь одна, ветхая, нопреизрядных размеров, сбалдахином. Инаней лежал даже матрац, набитый конским волосом, нопостельное белье отсутствовало.
        Новсеже победе мамаша сдочерью могли спать вдвоем, мужчинамже повезло меньше - вих комнате стоял лишь топчан, ничем неприкрытый - голые доски. Хотите, делите его натроих испите поочереди, хотите - наполу ночуйте, разница небольшая. Более ничего вкарантинном помещении неимелось, вообще ничего. Видно было, чтооборудовали его наспех, спешно исполняя приказ, изаботились лишь отом, чтобы подвергнутые карантину неначали разбегаться…
        Навопросы, будетли предоставлена другая обстановка, хотябы самая необходимая, нухотябы кадушка скрышкой длясправления естественных потребностей, - ниплотники, ниохранявшие их драгуны отвечать нежелали. Возможно, сами незнали.
        Велит, дескать, начальство выдать кадушку, - выдадим, намнежалко. Невелит - напол ходить будете. Апокамест неприближайтесь-ка особо, ато неровенчас…
        Кадушка скрышкой вскоре уних появилась, ееотгородили занавесью изрогожки. Появился тюфяк - паршивый, соломенный - длятопчана, иеще два такихже дляспанья наполу, итри попонки. Потом доставили пять табуретов, неказистых, носидеть можно. Ибадью спитьевой водой, кней был приделан ковшик нацепочке.
        После появления бадьи дверь заперли, дальнейшее общение продолжалось через тюремную отдушину.
        Квечеру обещали свечи, посмене постельного белья идва таза дляумывания. Даже посулили горячей воды раз вдва дня, чтоб мылись, невшивели.
        Жизнь налаживалась… Носорок дней?! Безвылазно?! Именно так. Если повезет. Аесли нет, точумной барак где-то недалече…
        Колокольцев - летзаплечами он имел немного, аума еще меньше - никак нежелал принять внезапно приключившееся изменение всудьбе. Зачас извел всех жалобами нато, чтокзавтрашнему полудню непременно должен быть вприсутствии, нувот всенепременнейше, нувот хоть кровь износу… Столоначальника своего он боялся больше, чемсовокупно чумы, холеры ивсех прочих известных докторам болезней.
        Помещик Боровин - мужчина крупный, грузный, вгодах, - взгромоздился натабурет, сидел безмолвно, покачиваясь взад-вперед, будто маятник. Табурет скрипел, нопока держался. Выглядел помещик безмерно, донемоты, ошарашенным. Ничем иникем он неинтересовался.
        Супруга его, Алевтина Петровна, сходствуя смужем корпулентной фигурой, вобщении являла ему противоположность: немедля познакомилась собоими мужчинами, охотно говорила осебе исемействе итутже стала пытаться создать некое подобие уюта, невзирая навсю скудость имевшихся ктому средств.
        Онаже предложила - иполучила согласие двумя мужскими голосами приодном воздержавшемся - поделить апартаменты следующим образом: такомната, чтостопчаном, пусть будет общей, аксебе дамы будут удаляться наночь. Ибожить там невозможно - ониисами видели, чтомимо кровати только бочком, постеночке, протиснуться можно…
        Дочь Боровиных, Мария, была то, чтофранцузы называют charmant lutin, очаровательный бесенок. Стройненькая, фигурой невотца иневмать удалась. Некрасавица, далеко некрасавица, нопикантна весьма, глазки ох иозорные… Если переодеть ее изнелепого деревенского платьица, даприческу постоличной моде, дабриллиантики вушки, такнабалу сидеть вуголке небудет: кавалеры такими, живенькими, куда какинтересуются… Покаже она сидела какраз вуголке, ноневпрострации, подобно родителю, асбольшим интересом поглядывала начиновников, оказавшихся их нечаянными соседями.
        Никто изчетверых опасности непредставлял - нидляКаина, нидляего бесценного бумажника. Сделав сей вывод, оннемедленно потерял большую часть интереса кчетверым случайных сожителям.
        Ивернулся ксвоим мыслям… Размышлял оротмистре Карине инепонятном его поведении. Ужели драгунский офицерик шутки вздумал шутить сТайной экспедицией? Может, зубимеет наШешковского?
        Всеравно, должен ведь понимать, чтоманкировать прозвучавшей просьбой никак неполезно длякарьеры ибудущности… Можно допустить, чтокШешковскому он всеже послал, воизбежание неприятностей, нодаже виду непоказал попричине неприязни кобер-секретарю Сената, столь характерной дляпетербуржского общества…
        Если так, тонадо ждать. Степан Иванович пошлет сюда человека немедленно…
        Онждал. Тянулись томительный часы. Единственным развлечением стал ужин, онкнему непритронулся, иостальные тоже, кроме Колокольцева, - тотуплел две порции жидкого горохового зобанца столь аппетитно, чтовсем стало понятно: прижалованье чиновника двенадцатого класса даже такая жалкая похлебка невсякий день настол попадает.
        Потом минула ночь, проведенная наполу, нашуршащем соломенном тюфяке - топчан постаршинству занял Боровин. Спали нераздеваясь, обещанное постельное белье так инепринесли.
        Потом был завтрак, необильный - вволю белого хлеба хорошей выпечки ипокружке горячего кофия. Кофий был кофием лишь поназванию.
        Вновь потянулись тоскливые часы. Помещик незаговорил. Машенька - онапопросила называть себя так - освоилась, сдружилась сКолокольцевым, очем-то они шептались вуглу, посмеивались. Алевтина Петровна поглядывала наих шушуканья неодобрительно, нопока невмешивалась.
        Потом был обед, надиво неплохой, всеоткушали саппетитом: наваристые щи срасстегаями, дабаранье рагу навторое. Десертом подали яблоки, ноон их врот небрал много лет, имелись тому причины… Запивали квасом, вина неполагалось.
        Никаких намеков наврачебный осмотр… Оннеудивился. Вчумные доктора своей волей крайне редко идут, попадают насию стезю чем-то проштрафившиеся медики, запойные пьяницы ипрочая тогоже сорта братия… Ихневраз найдешь идоставишь.
        Отобедав, стало ясно: никуда Карин непосылал. Несталбы медлить Шешковский столь долго… Надо справляться самому.
        Онмог уйти - хоть по-тихому, хоть скровью, двапистолета остались принем, никто нестал обыскивать: несовсем арестанты всеже, даиприближаться боязно. Мог, норешил попробовать иной путь, сохранилось унего оружие посильнее нето что пистолета, нодаже пушки: набитый монетами пояс. Онудалился зарогожку, якобы понадобности. Достал изпояса четыре золотых империала, поразмыслив, добавил кним пятый, - бить, такуж наповал, длярядового драгуна это жалованье за… за… онпонял, чтонепомнит величину солдатского жалованья, закончил мысленно иначе: занемалый срок.
        Затем он отделил мзду дляКарина, сожалея, чтосразу ненамекнул нанее ротмистру, - итут уж отсчитал непять золотых, понятное дело.
        Переговоры сдрагуном, явившимся настук, затянулись: служивый хотел получить деньги сейчас, аротмистра известить позже. Каин настаивал наобратной последовательности действий. Тяжко вздохнув, солдат сообщил: ихбродь сейчас вотсутствии, обещались быть ввечеру, тогда он идоложит, - итутже потребовал империал взадаток.
        -Недам, пропьешь, - строго сказал он. - Вечером все получишь.
        Всеисполнит, сомнений нет, - назолото смотрел, каккот нарыбицу живую, трепещущую…
        Ион стал ждать вечера.
        V
        Беглый
        Сомнения человека, назвавшегося Иваном Белоконем, почти отпали, когда государь грудью пошел нафузею совзведенным курком.
        Такбезрассудно - виднож было, чтосолдат исам взведен, вот-вот выстрелит, - могпоступить только человек, смалолетства привыкший, чтоон надвсеми начальник, чтосолдаты перед ним вофрунт тянутся, аоружие нивжисть ненаправят.
        Нелегкая судьба кое-чему государя научила, ноиные ухватки навсегда слюдями остаются, сранних лет идоседин.
        Вполне он уверился, подглядев насборы государя впокидаемой бричке.
        Всекретном месте таилось именно то, чемдолжен владеть царь-император, скрывающийся отсупостатов. Пистоли, повиду точно царские. Полный пояс казны. Асамое главное - бумаги императорские, онвидел их недолго, краем глаза, носразу понял: конечно императорские, такая бумажища даже генералу непочину, сорлом-то золотым, чуть невчетверть крылья распластавшим…
        Он. Государь.
        Называл его попрежнему «вашбродем», виду неподавал. Надо будет, самвсе государь обскажет, откроется. Сейчас, решил он, главное - далеко отгосударя неотходить, нужность иполезность проявлять. Ауж там судьба неподведет, онкрепко верил всвою судьбу.
        Легко сказать… Сфузеей-то удачно повернулось: признал солдат государя всамый последний миг, неиначе, идуло отвел. Авот срохмисром незаладилось… Иззлочинцев, видать, тотрохмиср. Нестал государя слушать, когда тот хотел верным людям встолице весточку послать.
        Датут еще чума проклятая, дауказ, чтовраги государя царицке своей подложной наподпись сунули. Придумалиже - здоровых людей подзамком держать. Аего, названого Ивана, вообще запирать глупо. Нукакаяже чума кнему, судьбой избранному ипомеченному, пристанет? Икакой замок удержит?
        Нозаперли, супостаты. Разлучили сгосударем, порознь вузилищах держат…
        Должно выбираться, постановил он. Самому выбираться, игосударя выручать. Ужзачтется ему дело благое, безсумления.
        Постановил он то надругой день, какочутился впреизрядном сарае, вроде каквсенном, данепо-русски устроенном. Чухна здешняя сарай отстроила, должно быть. Исогнали сюда всех людей простого звания, ктовнедобрый час урогатки случился: крестьяне, дамещане меньшим числом, дадвое лошадных офеней, аможет, ипо-иному их тут зовут… Ноказак он один. Ито сказать - развеж степного орла этакий курятник удержит?
        Неудержал… Первый день он приглядывался: чтозадвери тут, крепкили стены изапоры, дагде стража стоит, дакаксменяется… Дуриком-то лишь медведь нарогатину ходит, даито один раз: алиприколют, алипоумнеет, вдругорядь надыбки неподымется, счетырех лап охотника подомнет…
        Вторым днем, каквечереть стало, задело взялся. Прилег устеночки, сморило, дескать: кошмой накинулся, даножом-то нижнюю доску ипробил. Татолстая была, ноуземли сопрела втруху, получаса нетрудился. Время ваккурат рассчитал - какраз смерклось, авсарае идопрежь мрак фараонов стоял.
        Выбрался, приладил обломок доски обратно, даиушел, никто инезаметил. Хорошо ушел, по-тихому, безкрови ибезпальбы всугонь… Всегдабытак.
        Оружием он был небогат. Нождобрый, да, - длинный, отточен так, чтосам режет. Авторое оружие инеоружие даже - снасть длятатьбы ночной, выиграл взернь как-то случаем, дасберег, понравилась. Навид какотвес плотницкий - гирька граненая наснурочке. Нокрутанешь умеючи - свистит гирька, глазом невидна, иголову враз ломает. Аесли весь снурок распустить, далукнуть особым манером - горло стянет нехуже аркана татарского. Полезная снасть, вобщем.
        Ноболее всего он ненанож, иненаотвес полагался, - наудачу свою неизбывную.
        Пошагал кгосударю сразу. Медлить нерезон: ночи здесь короткие даже наисходе лета, аразведать многое надо: игде сам государь, икаксторожат. Может, нынче ночью инеудастся выручить. Тогда вбудущую уж точно…
        Думал так, аповернулось все иначе.
        Едва вернулся крогатке, глядь: ведут надежу-государя отдеревянной хоромины кшлахбауму икараулке. Урогатки факелы горели, дадве лампы масляные, большие, настолбах, - издаля признал государя. Идет, несвязан, невжелезах, сзади ипоодаль два драгуна держатся, сфузеями.
        Мимо караулки прошли, идальше идут, ккустам поближе, атам темно, чуть припозднилсябы, такильнезаметилбы государя, ильнепризнал.
        Встали втроем всумраке, смутно видимые, ждут чего-то. Нутак дождутся: подберется поближе да обоих драгунов икончит безшума. Вкараулке инепоймут, решат, чтошавка вкустах завозилась. Ився ночь уних сгосударем взапасе…
        Начал подбираться, атут изкараулки - рохмиср давешний, морда опять втряпку завернута. Итуда, кгосударю идрагунам.
        Разуж решил, точто двух кончать, чтотрех, разницы большой нет. Ноон хотел сначала послушать, подобравшись тишком. Чтоб промашки неслучилось - нукакрохмиср государев верный человек, азлочинцем прикидывался?
        Подкрался, подконец пластуном полз, кусты там негустые росли. Несовсем вупор подобрался, норохмиср сгосударем поодаль друг отдружки стояли, непошепчешься, - ион все слышал.
        Илучшебы неслышал…
        Подбивал государь исклонял рохмисра насвою сторону, атот отнекивался, цену набивал иденег больших требовал, непомерных, - видать, таких вовсем поясе сказной инебыло…
        Тогда государь сдругого краю зашел. Сумку кожаную показывал, гдецарские бумаги лежали, ирастолковывал… таксразу непонять, очем, слов много ненашенских говорил.
        Акогда понял названый Иван, очем государь толкует, - словно небо ему натемечко грохнулось.
        Государь негосударь оказался. Иладнобы лишь это, втом вины нет, чтоспутник его случайный обознался…
        Нообернулся бывший государь самым главным государевым ненавистником. Следил он, дескать, загосударем вчужой земле, гдетот скрывался, ивыследил, игреха непобоялся, вцарской крови руки измарал…
        Нетбольше помазанника божьего Петра Федорыча. Теперь уж насовсем нет. Ненашлось другого солдата верного.
        Очем дальше разговаривали двое, оннеслышал, вернее, нислова немог понять, всевуши, дамимо головышло…
        Судьба-планида поманила иобманула. Только что он был чуть непервым царевым сподручником, втяжкий час императора выручающим. Икем стал единым мигом? Никем. Вновь беглецом беспашпортным, пути своего незнающим…
        Онпотерял то, чтонеувидеть инепощупать: обретенный было жизненный смысл да виды набудущее. Нобольно стало так, словно фелшар вгошпитальной палатке пилит раздробленную ядром ногу… Боль потери рвала грудь накуски, искала выхода. Онпонял, чтодолжен убить лжецаря, инемедленно. Пока незавопил отболи вовесь голос, неначал биться вприпадке оземлю головой… Такое сним случалось водиноких бесплодных странствиях.
        Четверых зараз неосилить, истоят неудобно, вразнобой… Рохмиср далеко драгун поставил, чтобы разговор те неслыхали, - неподскочить кним сножом, успеют изфузей пальнуть. Пускай… Зарежет лжецаря, ибудь что будет.
        Неуспел. Распрощались они срохмисром, тотксебе вкараулку, алжецаря обратно повели, прежним манером, - онвпереди, драгуны несколько сзади.
        Пожалуй, пожить еще доведется… Если незевать, всех троих кончить можно. Араз так, тоследует всенепременно кожаную сумку сбумагами забрать, онатак иосталась уцареубийцы, снурком кзапястью прикрученная.
        Шагали трое безторопливости, онже двинулся быстро, нокружно, оставаясь вотьме иподсекая им путь. Ичиги дозволяли бежать безсамого малого звука. Дождался, когда уйдут откараулки подальше, - ну,неподведи, судьба-судьбинушка…
        Один драгун так инеслышал ничего, пока граненая гирька ему ввисок невломилась. Пусть натом свете мнит, чтомолнией убило. Нохрустнула голова громко, второй услышал. Начал оборачиваться - хрусть! - шапка слетела, кусочки головы встороны брызнули, апервый-то еще иупасть неуспел.
        Аон - клжецарю скоком. Тотбыстро все скумекал, пистоль свой изкармана тянет… Нунаж тебе, загосударя истинного!
        Прямо всердце черное, злодейское нож воткнулся… Нет, нетак… Ондумал, чтовоткнется, нотот ткнулся ивстал, рука вперед скользнула, ладонь ипальцы чуть недокости рассеклись. Ножвыпал подноги.
        Вотзмей… Кольчугу носит, илипанцырь… Крутнул отвес, алжецарь уж пистоль свой вскинул,и…
        Вобщем, обаразом они сподобились - один ударить, другой пальнуть.
        Громыхнуло. Огонь влицо дыхнул, ивроде какветерком пощеке мазнуло… Впритирочку пуля прошла, новсеж незацепила. Агирька дело сделала, рухнул супостат, каксрубленный.
        Онрядом присел, изасумку. Пропояс сказной инепомыслил, даито сказать: казны можно еще где добыть, абумаги-то царские одни набелом свете, других таких несыщешь…
        Носумку ту неиначе немцы делали, хитра. Снурок вблизи цепочкой обернулся, икрепкой, непорвать. Инаруку непетелькой простой накинута, браслетка там, нерасстегнуть никак, рука кровит, пальцы склизкие стали…
        Аскараулки уж бегут, сапогами грохочут, иоткаменной хоромины тож, всех выстрел всполошил.
        Попробовал внутрь сумки сунуться, одни лишь бумаги забрать, аннет - замочек там, навид никчемный, какигрушка дитячья, аслету неоткрыть, несломать…
        Тутего заметили. Фузея грохнула, затем вторая. Такиушел, ничего невзявши…
        Имало что прибытка никакого, - ещеинож там оставил, неуспел подобрать, ссумкой завозившись…
        Потом-то понял: сразу надо было подымать, дакожу насумке взрезать… Нопогорячке недодумал.
        Бежал спервоначалу, куда глаза глядят. Потом охолонул, левей стал забирать, кболотине. Едваль последу собак пустят, нокто знает. Нестранника, чай, встепи зазаячий полушубок прихлопнул, адвух солдат прислужбе ицельного ахсесора.
        Подногами зачавкало, отшагал помокрости счетверть версты, потом опять насухое место вышел.
        Далеко ушел, заставы уж невидать инеслыхать. Решил остановиться, духперевести, рану перевязать, тавсе еще кровила, нопослабже. Нашел вкармане тряпицу, неособо чистую, нодругой все одно неимелось, - обмотал кое-как.
        Задумался: куда теперь? Места чужие, иниединой звезды невидать, всезатучами, - незаблукатьбы. Круг втемноте заложит, кзаставе утром выйдет… Лучше уж наместе рассвета дождаться. Костерокбы запалить, невеликий, сбережением, - такдаже огнива нет. Ничего нет… Одна лишь гирька наснурочке осталась.
        Тутзаметил: впереди непонятное что-то светлеется. Немог взять втолк, потом всеж понял: костерок горит, понимающим человеком устроенный. Маленький, ивямке разведен. Пламя состороны невидать, новблизи можно свет разглядеть, изямы вверх выбивающийся.
        Непастухи костер жгут, инеребятишки вночном. Темстеречься некого…
        Стал подбираться сторожко, гирька наготове. Решил, чтоежели один там кто - тогда тепло костерка ему сейчас нужнее, ичиги плохо воду держат, ипосле болотины вних хлюпало. Ихарчи, буде там найдутся, емунужнее тоже.
        Анеодин… Тогда поглядеть надо.
        Один… Ислица вроде какзнакомый…
        Пригляделся: нуточно, тотямщик-чухонец, скем настанции они несторговались…
        Чухонец был степенный, вгодах, изрядно старше названого Ивана. Издесь, впустынных палестинах, улиходейского потаенного костерка, смотрелся ненасвоем месте.
        Гирька убралась вкарман, стало любопытственно: каким ветром сюда чухну занесло? Вроде приделе состоял, асейчас отлюдей таится, словно самый взаправдашний беглый. Может, какая подмога отчухонца случится?
        Подошел открыто, окликнул.
        Чухонец признал, пригласил ккостерку. Тамунего котелок сваревом булькал, - угостил. Жидковатая похлебка оказалась, инепойми изчего, нонапару схлебали всю, прямо через край, когда поостыла, ложек небыло.
        Разговорились. Учухонца случилась беда - лишился воза стоваром, чужого. Нехотел вкарантин, решил объехать заставу стороной, глухим проселком. Даиналетел налихих людей. Утех, когда чума, праздник, - ивдомах оставленных шуруют, инадорогах озорничают пуще обычного. Отобрали воз сконями ипоклажу, иприбили, ладно хоть недосмерти.
        Икактеперь расплатиться, чухонец незнает. Нет, онневбеглые решил податься. Вмортусы. Втрактире, гдеон горе заливал, болтали, будто большие деньги сулят тому, ктосогласится трупы чумные подбирать да хоронить. Датолько никто несоглашается, кчему все деньги, если сегодня ты, азавтра тебя крюком зацепят да кяме поволокут?
        Аон, чухонец, решил согласиться. Такие унего дела, чтохоть впетлю лезь, хоть вбега подавайся, безденег никак… Нодоподлинно все разузнав, передумал, иотчумных бараков ушел. Денег там неплатят вообще никаких, нибольших, нималых. Туда другим заманивают. Потюрьмам да острогам охотников ищут: ктодоживет доконца службы, тотполное прощение получает, кроме тех, ктонагосударыню злоумышлял иливсмертоубийстве повинен, таких вмортусы незовут. Инетолько прощение: чистый пашпорт сулят, какое имя скажешь, токанцелярия ивпишет. Иные соглашаются, нонемногие: вчумной яме пашпорт тоже безнадобности…
        Услышав проновый пашпорт, названый Иван призадумался. Тот, гдеБелоконь вписан, теперь кровью замаран. Новыйбы пригодился, всамый разбы сейчас пришелся.
        Нонетокмо вновых бумагах дело, онибезних привычный… Но - привычный всвоих местах, гделюдишек знает, пособить готовых… Здесь все чужие кругом, азадвух драгун изаахсесора искать его будут рьяно, всюду будут искать, датолько невчумных бараках. Вонкакдрагуны даже откарантина шарахаются…
        Выспросил учухонца, какте бараки найти. Оказались они недалече, отзаставы версты две, неболее. Такдаже лучше, подсвечкой всегда темнее… Нопоночному времени те бараки неотыскать, заплутает, надо утра дожидаться.
        Дожидались, толкуя обовсем, чтоподязык попадало.
        Сначала он рассказал провойну играфский рубль, обидным образом пропитый.
        Потом чухонец завел прослучай изямщицкой свой жизни, нопроскушный. Названый Иван перебил, очем-то спросив, разговор ушел всторону иненароком свернул нато место, гдеони сидели, наокрестности болотца счухонским названием, тутже вылетевшим изголовы, недлярусского разумения оно оказалось.
        Оказалось, костерок вямке, неприметно, чухонец запалил неспроста, данеказенных людей опасаючись, бумаги-то унего впорядке. Стережется другого: силы нечистой, чтонаболоте здешнем издавна пошаливает.
        Названый Иван согласно кивал: известное дело, хуже болот длядуш христианских только церквы оскверненные да жальники позаброшенные, гделюди нерусские зарыты, некрещеные. Кикиморы, небось, шалят?
        Ноздесь шалили некикиморы.
        Выяснилось, чтобыла поблизости деревня чухонская, данетой чухны, ккакой его знакомец принадлежит, неводской, срусскими людьми иодеждой, иобычаями схожей. Шумилаены там жили, белобрысые ирыбоглазые, потом сселили их куда-то, данеотом речь.
        Таквот, укузнеца тамошнего двойня народилась, ажена родами померла. Даикакнепомереть, двоих рожаючи зараз, непоодному, непоочередке: младенчики-то сросшимися сутробе получились, датак срослись-перепутались, чтоневраз поймешь, чтотам где откоторого.
        Случаются такие уродцы изредка, нонеживут, помирают быстро.
        Аэтот, илиэти, всеникак неотойдут - пищат, ворочаются, хотя, понятно, никто сними ненянькался, необмывал, непеленал, каквугол положили, такилежат. Сильно живучие удались.
        Кночи кузнец их писка невыдержал, онибезтого отсмертушки жены любимой невсебе был. Врогожный куль исчадия свои запихал, кболоту снес, кэнтому самому, даиутопил, камень привязавши. Досамого конца отродье трепыхалось, попискивало.
        Аболото тут невелико, ноглыбкое. Порою мнится, чтосовсем бездна болото. Егож потом, прицарице Лисавете, засыпать затеялись, чтобы комары вдорожный дворец нелетали, царский спокой нетревожили. Возили ищебень, иглину, идрянь всякую многими возами, ион, чухонец, возил. Всевпрорву уходило, аона какбыла, такиесть. Отчаялись, идругой дворец потом чуть поодаль строили, чтобы комары недолетали.
        Вотиутопил кузнец потомство свое, диаволом помеченное, вбездонной прорве. Тутбы иистории конец, ноона начиналась только.
        Нехорошие дела наболоте начали твориться. Тоизребятенков кто пропадет, ато ивзрослый канет сконцами,аиные возвращались, дастранное рассказывали.
        Болото - такое место, чтонет, нет, даивозникнет там надобность. Даже если клюква нерастет, аздесь неросла, всеодно: торогоза позиме высохшего нарезать, овин покрыть, томха набрать, щели конопатить, тоещечто…
        Ходили люди. Ипропадать начали. Аребятенки-то ибезнужды везде лазают… Итоже пропадали.
        Межшумилаенов слух пошел: дескать, перкела… Уних ведь так - гдечто нечисто, таксразу перкела, энто вроде диавола нашего, чторусского, чтоводского, - только наих рыбоглазый лад. Может, через то они отболота исъехали, может, инесселяли их, дело давнее.
        Нестало шумилаенов, аперкела неугомонился. Исрусских деревень, исводских прибирало болото жителей, ктопоблизости кнему случался.
        Дачто там другие, он, чухонец, исам тут кой-што повидал, когда спрочими засыпать болото ездил. Может, иприблазнилось все, датолько врядли, сильно уж сявью схоже…
        Рано утром случилось. Один он навозу кболоту приехал, такуж вышло, обычно-то пять-шесть повозок разом… Атут один. Разгружали ивсе впрорву сыпали кандальники, ихпоутру пригоняли, ночутком позже, подождать пришлось.
        Нуон ислез своза, поразмяться. Иголос услыхал, жалобный такой, словно помощи кто кличет… Онтуда, сквозь рогоз продрался, увидел, - исомлел. Тамвода начиналась уже, аизводы рука торчит, кнему тянется. Тонкая рука, небольшая, немужицкая инебабья, - илиребенка, илидевицы молодых лет… Одна лишь рука, ничего более, словно глыбь кого-то уже сголовой засосала, аон все вверх изпоследних сил стремится…
        Изовет напомощь, акаким манером, непонять, недолжон звук сподводы доходить, пузыри разве что булькающие… Андоходит. Безслов, только голос, ножалобный-жалобный, ипонятно, чтопомощи просит.
        Ночухонец неподдался соблазну, знал нехорошее давно проте места… Думал, байки пустые, атут вона как… Повернулся, идай Бог ноги. Насухое вылез, навоз взгромоздился, ненакозлы, насамый верх, даипросидел так, пока кандальники непритопали.
        Зарассказом развиднелось, потом исолнышко взошло, пригрело. Названый Иван засобирался, ачухонец вздремнуть прилег, - ночью-то уснуть инечаяли, зябко, ккостерку жались, руки куглям тянули. Атеперь потеплело.
        Распрощались, названый Иван пошагал вту сторону, гдебараки, ипорядочно отошел, нопередумал ивернулся.
        Неправильно получалось: никто небудет знать, гдеон сокрылся. Никто, кроме чухонца. Атот денег нераздобыл, может, ивпрямь вбега ударится. Безсноровки долго ему небегать, споймают быстро, инасъезжей все расскажет. ИпроИвана Белоконя тоже, протого тут долго всех будут выспрашивать, изнающих, инезнающих. Небудет справедливо, если он из-за чухны вжелеза угодит.
        Онподошел кпогасшему кострищу, доставая гирьку. Исправил все посправедливости. Теперь никто меж мортусов, причумных бараках его искать непридумает…
        Новмортусы он всеже несподобился.
        Кдругому делу приставили, совсем уж гиблому, пропащему: всамом бараке зачумными уход вести… Тобылпрямой иверный путь вяму сизвестью, ноон нестал отказываться, полагаясь насвою планиду.
        Воткаконо случилось:
        Барак пока пустовал, авторой инедостроен был, подкрышу подвели, нодаже стропилы еще содного края нестояли. Ненавезли покамест чумных, нискарантинов, ниспрочих местностей. Нолекари уже наготове ждали.
        Дляних отдельная времянка издосок склочена была, худая, щелястая. Углом кбараку примкнула, вроде какфлихель кгосподскому дому. Какпозже оказалось, уних там зараз иоколодок был, ижитье, иканцелярия чумная, иаптеха, хотя какие там уж снадобья длячумных, одна видимость…
        Внутрях сидел, сутра угощаясь водкой, один лишь человек, иоказался знакомцем: подфелшар Аверьяныч соколодка приПулковской станции. Названый Иван неудивился, таким пропойцам самое тут место.
        Подфелшар узнал, принял срадушием:
        -Здоров, казак! Водочки откушаешь?
        Ктож неоткушает, после зябкой-то ночи, близь болота проведенной?
        Аверьяныч набулькал нещедро. Названый Иван еще встанционном околодке отметил: безкомпании пить подфелшар нелюбит, нолишней тороватостью привлечь собутыльников неспешит.
        Выпивши, заговорили оделе, иАверьяныч сразу огорчил: здесь вмортусы, казак, непопадешь, хоть видно потебе, чтонуждаешься… Онкивнул наодежку какбы Ивана, измаранную землей икровью - исвоей, итой, чтоизпроломленной драгунской головы вовсе стороны полетела.
        -Ноневыгорит утебя, казак, - сочувственно говорил подфелшар. - Здесь, вчумном гошпитале, поштатумортус числится один. Иместо занято, промешкал ты. Унас-то нет нужды поградам иповесям колесить да мертвецов отовсюду собирать… Барак вон он, ровзаним недалече, - арестанты вчерась заполдня выкопали. Подцепить помершего крюком, дакорву стащить, даизвестью присыпать, - вотився докука. Даскарантину сюда раз вдень занемогших сопроводить. Служба нехлопотная, нанее двоих много будет. Имортуса вту службу уж наняли, датакого мортуса… Увидишь его, такневраз позабудешь…
        Аверьяныч вздохнул, поскреб щеку. Брился он редко, страдая утренней дрожью рук идосадуя потратам нацирюльника, илицом напоминал спину молодого, едва народившегося ежонка, - сивая щетина росла негусто, нопеньки ее толщину имели примечательную.
        -Аглавную-то, казак, команду мортусов набирают поградоначальничей линии… Полиция, стало быть, набирает. Воттуда, казак, инаведайся.
        Последние слова Аверьяныч произнес глумливо, неиначе какрешив свести близкое знакомство сграненой гирькой. Нобыстро исправился, сказав, чтоесть пригошпитале иная ваканция, иедвали охотники сыщутся, разве что силком кандальника сюда определят, датолько кто его тут стеречь станет? Анаграда обещана таже, чтомортусам. Вонтам, уканцеляриста, пачечка чистых пашпортов лежит. - Аверьяныч кивнул наизрядный железный ящик, прикованный кстене двумя цепями.
        Выглядел ящик солидно, нопридумка сцепями была отчестных людей идлядобротных стен. Аизздешних, дощатых, пробои выдернуть - плевое дело. Нестащить, правда, ящик водиночку, новдвоем управиться можно.
        -Чтозаслужба?
        -Санитарная… Страждущих обихаживать вчумном бараке… Вотты пойдешь?
        Онпоразмыслил исказал:
        -Пойду. Налей-ка вдругорядь.
        Изумленный Аверьяныч налил аж докраев, вопреки своему обычаю. Ноотговаривать нестал, напротив, изобрел вдруг множество резонов, представляющих намерение собеседника нестоль безрассудным… Неиначе какопасался, что, несыскав санитара, егосамого отправят вбарак, чумных страдальцев обихаживать.
        -Акто заглавного увас тут будет?
        -Заглавного ихсокобродие Коппель, Медицинской канцелярии надворный советник… Онсогласно указу гошпиталем заведует. Ноиздаля заведует, тут, мню, инеобъявится ниразу.
        -Нуактож тогда здесь, прибараках, заначальника?
        -Дыкунас…
        Аверьяныч недоговорил, поскреб всомнении свою ежовую щетину, итут дверь открылась, зашли двое.
        -…вот они заглавных, вдвоем, Фридрих Альфре дыч да Генрих Альфредыч. Превеликих познаний меди кусы.
        -Немчура? - уточнилон.
        -Онаиесть… Затирают нашего брата, русского лекаря, ходу недают… Сидят поверхам, вканцеляриях-дехпартаментах, итокма своим протекцию делают…
        Медикусов, кроме их прямого назначения, недурно былобы поставить наогороде, пугать ворон ипрочую вредную птицу. Обавысоченные, тощие, нунатурально две ольховых стоеросины. Инарядились пугалами - плащи чуть недопят, сбашлыками, инето провощенные, нето еще чем-то пропитанные. Башлыки наверх надеты, аподними - личины скоморошьи, святочные: птичьи головы сдлинными клювами, ивместо птичьих очей непросто дырки дляглаз, астекляшки круглые вставлены.
        Назатертого их стараниями русского лекаря инаего собеседника немцы внимания необратили. Молча начали разоблачаться, сняли плащи, личины… Оказались они, кудивлению какбы Ивана, совсем юными, хоть иростом удались слихвой. Аеще - лицом одинаковые, непросто братья, какможно было понять изединого длядвоих отчества, - братья-близняшки, поди разбери, ктотут Фридрих, ктоГенрих.
        Небось исами незнают толком, небось вмладенчестве их батька смамкой перепутывали, данепоразу.
        Их-то, любопытственно, зачто сюда упекли? Лица непропитые - видать, вчем ином согрешили… Отрезали, небось, чего лишнего, - данепростому человеку, авчинах пребывающему. Немчуре лишьбы резать, вонитут уних настоле железки острые разложены-наточены, лежат, часа своего поджидают.
        -Понашенски-то разумеют?
        -Нивзуб ногой.
        -Какже начальствуют?
        -Дыкяж иперевожу… Ито сказать, чтотут командовать? Живых - вбарак, мертвых - вяму.
        -Неужто по-ихнему знаешь? Врешь, небось…
        -Несумлевайся, казак… Гляди, щаспротебя доложу.
        ИАверьяныч заговорил снемцами. Звучала речь его ивпрямь нанемецкий лад - словно кобель погавкивал.
        -Wassagt er[3 - Чтоон сказал? (нем.)] - сказал нето Генрих, нето Фридрих.
        -Erwieder betrunken[4 - Онснова пьян (нем.)], - откликнулся его брат.
        -Нукак, согласные намою службу? - поинтересовался названый Иван.
        -Согласны… Воттолько сумление их разбирает: счегобы ты, казак, всеже вчумной барак-то наладился? Ладноб мортусом, тотхоть напалку скрюком, авсеж отчумных подалее…
        Онрешил ответить немцам напрямую, безтолмача. Поймут, разберутся.
        Взял состола ножичек лекарский малый, - ручка железная, острие небольшое, человека невраз изарежешь. Надпорол одним махом ворот, разорвал чуть недопупка рубаху, раздернул встороны.
        Онлюбил жесты красивые, эффектные, хоть инезнал такого слова.
        -Глядите, господа медикусы! Нестрашна мне чер ная хворь! Неприлипнет, знак намне есть!
        Фридрих сГенрихом уставились наего грудь, наметки, оставшиеся после гошпиталя вЛисаветграде, - одна, затейливая, напоминала двухголового орла, другая была попроще, кругловатая, какшрам отпули.
        -DieBeulenpest[5 - Бубонная чума (нем.)], - сказал один близнец.
        -Ohne Zweifel[6 - Несомненно (нем.)], - сказал другой.
        -DerGluckspilz[7 - Счастливчик (нем.)]… - вздохнул, очем-то запечалившись, первый.
        -Furdas, was dieSchweine Gluck[8 - Зачем свиньям счастье?(нем.)]? - сказал второй, что-то желая узнать, судя потону.
        -Очем пытает? - спросил названый Иван, ничего непонявший втарабарщине.
        -Антересуется, многоль водки пьешь, - растолковал Аверьяныч.
        -Скажи, вплепорцию пью, здоровьем невышел, больше ведра зараз невлазит, - сказал он, решив удивить немчуру, ещевпрусскую войну довелось отметить, какдивятся тамошние людишки способностям русских кпитейному делу.
        Аверьяныч перетолмачил. Немцы-близнецы удивленными невыглядели, видать, пообвыклись вРасее. Квакнули что-то еще поразу ипотеряли интерес квновь рекрутированному санитару.
        Подфелшар объяснил:
        -Велят, если перстень вдруг найдешь убольных ипомерших, аликрест золотой нательный, алиеще что дорогое, - такчтобы снайденным вкабак небежал, чтоб сюда нес имне подотчет сдавал, строго сэнтим унас.
        Строго так строго, незакрестами нательными он сюда заявился.
        Вскоре названый Иван получил здешний мундир: провощенный плащ, исапоги, идлинные, полокоть, перчатки. Впридаток выпросил рубаху, взамен замаранной иразорванной: дали плохонькую, небеленую, ноиных тут неимелось.
        Только личину птичью невыдали: дескать, никчему она тебе, один раз уже черной смерти избегнувшему.
        Онзапечалился - отпугивать заразу страхолюдным клювом истеклянными очами считал глупым, ноподличиной уж точно никтобы его неузнал. Ноненадолго: упрятал бороду подвысокий край плаща, башлыком накинулся, тотспереду сполз ниже носа. Взял вруки обломок зеркала, чтонастене висел, глянулся, опустив тот пониже: итак неопознают, разве что подноги заползут, снизу вверх глядючи.
        Азатем ипервых заболевших подвезли, сдальней заставы, - карантин собрался там большой, нечета малому, среднерогаточному.
        Длинная открытая фура сболящими катила медленно, ипозади нее шагал мортус - привсем параде, вплаще иличине. Привиде его названый Иван изумился. Всякого он насмотрелся, завойны изастранствия, нотакого… Нет, невидывал.
        VI
        Каин
        Оннесразу сообразил, гдеон икаксюда попал, итакого сним неслучалось давненько. Обычно, едва проснувшись, онтотчас понимал, гдедовелось уснуть.
        Сейчасже неменее минуты смотрел насклонившееся надним женское лицо, немог взять втолк: ктоэто? Игде он, тоже непонимал… Поистечении минуты тоже непонял.
        -Очнулись, Николай Ильич? - спросила женщина, нет, девица… лицо вроде знакомое… нокакже ее зовут…
        Полутемная комната была освещена странным образом: свет шел полосами, словно отнескольких фонарей сослегка приотворенными дверцами, ивыхватывал изполутьмы, подсвечивал отдельные детали. Одна полоса осветила балдахин надего головой, некогда роскошный, аныне обветшалый, собрывками выцветшего глазету, большей частию ободранного, исгарусовыми кистями, траченными молью. Другая - кусок стены, гдезарасползшейся обойной тканью виднелись доски. Третьяже - лицо девушки, единственное живое исвежее пятно вэтом мертвом царстве.
        «Ктовы?» - хотел он спросить, неполучилось, онсделал надсобой усилие, разлепил губы ивсе-таки произнес:
        -Ктовы?
        -ЯМаша, Маша Боровина, вынепомните? Мывместе вкарантине.
        Глаза ее блестели, голос звучал волнительно, слегка подрагивал… Давно так нанего несмотрели девушки, инеобращались подобным тоном тоже давно.
        Маша… Машенька, такона просила ее называть… Память неохотно возвращалась.
        -Япомню, Машенька… - сказалон.
        Скаждым словом язык игубы слушались все лучше, ноулыбнуться, какнамеревался, толком неполучилось. Онивлучшем своем состоянии плохо умел улыбаться.
        Ончувствовал, чтослаб, исомневался, чтосумеет встать. Изтела словно кто-то повыдергивал мышцы, заменив их мягким льняным очесьем. Голова категорическим образом нежелала ниочем размышлять… Словно решила, что, вспомнив Машеньку, потрудилась сегодня длясвоего владельца сизбытком испешно отправляется навакацию.
        Наволосах ощущалось нечто чужеродное… Онпотянул было туда руку, движение ее удавалось струдом.
        -Нетроньте, увас там рана, - предупреждающе сказала Машенька.
        Оноборвал свой жест, разуж все прояснилось. Рана так рана, невпервой… Истал пытаться размышлять дальше.
        «Карантин, - зацепился он запроизнесенное Машенькой слово, - мывместе вкарантине… нонетолькоже вместе сней… да,нас пятеро… взаброшенном Путевом дворце, вдвух смежных комнатах сзаколоченными окнами…»
        Пятеро…
        Прислушался: ниединого звука, свидетельствующего оприсутствии людей, изсоседнего помещения недоносилось, даже самого слабого.
        -Чтосостальными? - спросил он снехорошим подозрением.
        -Папеньку забрали. ИСавелия Иваныча сним вместе, третьего дня. Имаменьку. Последней, сегодня утром.
        Третьего дня?! Которыйже день он лежит?
        Онничего нестал спрашивать, онпонял вдруг, чтоиглаза уМашеньки поблескивают, иголос чуть подрагивает отнюдь неотманерного девичьего волнения…
        Глаза полны слез. Авголосе прорывается сдерживаемое рыдание.
        -Ядумаю, Николай Ильич, мытоже очень скоро умрем.
        Онасказала это удивительно спокойно, учитывая содержание слов, иголос дрожал неболее, чемкогда напоминала своеимя.
        Азатем словно вешний паводок прорвал плотину мельницы - земляную, разовую, отлета довесны возводимую.
        Онарыдала вголос, стоя наколенях укровати исложа голову ему нагрудь. Онощущал себя неловко.
        Оннеумел утешительно лгать. Онлгал лишь наслужбе ивинтересах дела.
        Ипопытался ободрить ее, сказав правду: чумной барак - несмертельный приговор длявсех безисключения, попавших туда. Порою страждущие выживают, выздоравливают ивозвращаются оттуда. Онсамолично знал двоих таких (наделе он знал троих, нонедогадывался отом).
        Нестал лишь прибавлять, сколь редко происходят выздоровления… Пусть умрет снадеждой.
        Самон ничему нерасстроился ининачто ненадеялся. Смерть - значит, смерть. Скаждым случается, самая заурядная строка вконце любого послужного списка.
        Онждал, чторыдания затянутся, ипридумывал, чтоже сказать еще… Нопрекратились они наизумление быстро. Машенька поднялась наноги, отворотила отнего зареванное лицо. Извинилась, всееще сдавленным голосом, ивышла. Заперегородкой заплескала вода. Умывается втазу, понялон.
        Замечательных душевных качеств девица… Ненадобы ей умирать.
        Онвновь поднял взгляд наобветшалый балдахин… Вотуж немог помыслить, чтопридется ждать смерти, лежа нацарицыной кровати. Идаже обещанное белье выдали, пусть игрубоватое, дешевое.
        Императрица Елизавета здесь почивала, оннегадал, онзнал наверное: работами повозведению дворца некогда руководил его отец. Ион бывал здесь подростком, когда эти стены лишь возводились. Ивот жизненный круг замкнулся… Почти замкнулся… Аесли вдруг окажется, чточумные бараки располагаются наболоте Кикерейскино - атак, судя повсему, иесть - тогда…
        Оноборвал рассуждение. Запретил себе его продолжить… Очем он там? Да,опокойной императрице… Дочь Петра, поднявшись ктрону наштыках лейбкумпании, приобрела навсе оставшуюся жизнь некую манию - опасалась, чтокто-либо повторит сей coup d'Etat уже вотношении нее. Исреди прочих способов бережения ввела итакой: ниразу неложилась две ночи кряду водну постель, случайным образом меняя спальни ивЗимнем, ивЦарском Селе… Идаже здесь, вскромном иневеликом Путевом дворце, государыню поджидали сразу три спаленки - наслучай, если остановка впути подгадает наночной илипослеобеденныйчас…
        Царствующаяже императрица, хоть исама взошла напрестол несамым мирным способом, нежелает…
        Мысль ожгла, какудар хлыстом. Онвспомнил все. Всюсвою эпопею последних дней: отвстречи сказаком Иваном Белоконем наПулковской станции - дорасставания снимже, когда тот поставил кистенем точку вих знакомстве. Впрочем, знакомство могло продолжиться… Онвыстрелом сбил казаку удар, итолько оттого сейчас жив. Ноиказак ответил темже, попортив точность прицела - оннебыл уверен, чтопуля вошла между глаз, какметился. Могла скользнуть почерепу, могла вообще пролететь мимо.
        Нодело невказаке… Дело вовсе невказаке… Иразлеживаться ему нельзя.
        Онотдал приказ телу, невзирая навсе отговорки нежелающей повиноваться плоти. Иочутился наногах. Пошатнулся, чуть нерухнул обратно. Ухватился застолбик кровати, устоял. Голова откликнулась, какиждал, - резким всплеском боли, посчастию, недолгим.
        Вдверном проеме возникла Машенька, привлеченная его движением иявно желавшая водворить больного обратно. Ноостановилась, смущенно отвела взор - нанем была лишь сорочка добедер, чтоон надевал подпанцырь.
        -Отпустило меня, Машенька, наногах держусь, - солгал он (исключительно винтересах дела). - Гдемоя одежда?
        Невдолге он сидел натабурете, одетый, иМашенька разбинтовывала ему голову. Сначала отнекивалась, ноон настоял: дескать, лучше понимает вранах, должен сам поглядеть.
        Увы, плохонькое зеркало - небольшое, мутноватое, безрамы, - дополнившее обстановку завремя его беспамятства, делу непомогло. Какнивертел головой, какнискашивал глаза, рану разглядеть несмог. Ощупать тоже толком немог, малейшее прикосновение отдавалось болью.
        Онснял зеркальце состены, примерился им куглу топчана. Вопросительно глянул наМашеньку.
        -Нежаль?
        -Бейте, чего уж теперь…
        Затем она вдруг озорно улыбнулась, встряхнула волосами, пушистыми, нежными, став снова похожа наcharmant lutin, очаровательного бесенка.
        Какона сохранила такие волоса, удивился он, потом вспомнил, чтосулили бадейку горячей воды, наверное, ищелок вытребовала…
        -Бейте! - приказала Машенька. - Вдребезги! Насей предмет я сердита смалолетства!
        Итутже улыбка исчезла слица, каксвечку задули. Вспомнила… Намиг забылась итутже вспомнила…
        «Негодится ей умирать», - подумал он вновь отомже. Подумал снесвойственной ему растерянностью, оннетерпел задачи, чтонемог решить, ипрепоны, чтонемог преодолеть… Онненавидел быть бессильным, ноздесь исейчас, наего месте, бессилен былбы любой.
        Онраздраженно ударил зеркало обугол топчана ирасколол натри куска, хотя хватилобы двух.
        Мерзавец Белоконь угодил аккурат постарой ране, какнарочно метил, - ион почувствовал, чтокруг времен смыкается все туже. Дворец, болото, теперь вот новая рана натомже месте…
        Рана была неглубока, хоть иобширна. Крови наверняка пролилось немало, нокость цела. Счегоже он тогда провалялся три дня ичетыре ночи? Потом сообразил: тобыло неодно лишь беспамятство отудара. Ноипоследствия минувших полутора месяцев, когда поспать ему удавалось потри-четыре часа, крайне редко долее. Годы уж нете, итело припервой оказии взяло свое…
        Онвообще непонимал, отчего еще жив. Какуцелел неотказачьего кистеня, апозже. Почему ротмистр Карин неприказал своим надежным людям добить, списав все наИвана… Унего непременно должны быть среди драгун избранные идоверенные, навсе готовые послову командира.
        Нонедобили… Разтак, надо приводить себя впорядок.
        -Обед уж был? - спросил он, определив примерное время порасположению солнечных пятен.
        -Вскоре принесут, - сказала Машенька, посмотрев слегким осуждением: как, дескать, можно напороге Вечности заботиться онизменных материях?
        Иможно, идолжно. Голода он неощущал, ноподкрепиться необходимо. Потому что длянего еще ничто незавершилось - оннезнал главного: удалось илинет ему спасти императрицу?

* * *
        Первое подозрение мелькнуло, когда драгун громко пригласил его навыход: онприблизился кдвери, исолдат тихонечно, чтоб неуслыхали другие, добавил:
        -Бумаги возьми, вашбродь. Человек, тебе потребный, ждет.
        Апроимпериалы иневспомнил. Нитогда, нипозже. Небывальщина… Даточноли тот солдат был? Стряпкой, обмотавшей лицо, толком неразобрать. Говор тотже, окающий, такведь иполк-то Вологодский…
        Утраченный интерес кзолоту еще полбеды. Странно другое… Допустим, Карин послал-таки вЭкспедицию. Пусть сзадержкой, илиупосланного вышла заминка наближней заставе, чтонаЛиговском канале.
        Новедь он тогда, ушлагбаума, кротмистру обратившись, нислова несказал отом, чтодолжен передать Шешковскому бумаги. Степан Иванович, разумеется, должен был сообразить, чего добивается подчиненный, застрявший вкарантине. Нопосланец обер-секретаря несталбы откровенничать нисротмистром Кариным, ни, темпаче, сего солдатами - вТайной экспедиции служат люди иной закалки.
        Такпочему драгун сказал пробумаги?
        Бумажник он взял - разуж одокументах знают, глупо оставлять их вкарантине. Ношагал всторону караулки, готовый ковсему. Пистолеты вкарманах, ипорохнаих полках сменен насвежий. Стилет вножнах, пришитых кизнанке рукава. Нуаспанцырем он сроднился, тотстал каквторая кожа, даже спать принужде немешал… Оннадеялся: если ротмистр затеял какую-то каверзу, топанцырь может стать сюрпризом… Длямногих уже становился.
        Никакого посланника Шешковского наСредней Рогатке неоказалось. Беседовали сротмистром Кариным, тоттребовал денег зауслугу, нокак-то странно требовал… Казалось, чтовозможные неприятности состороны Тайной экспедиции Карина неволнуют. Встречаются такие люди, спору нет, ноидляжадного дурака, способного забыть обовсем привиде золота, ротмистр держал себя неподобающе.
        Неправильно торговался… Словнобы хотел проверить, скакой суммой готов расстаться его визави, инеболее того. Желает понять, сколько денег впоясе, чтобы решить, стоитли рисковать, отобраввсе?
        Последняя мысль показалась наиболее истинной. Ион склонялся кзапасному плану, продуманному натот случай, если подкуп непоможет.
        Применительно кнынешним обстоятельствам план был таков: хорошенько обидеть Карина идвух его головорезов, повозможности недосмерти. Иуходить пешком, незарясь надрагунских коней. Сойти стракта, добраться довнутреннего кольца застав. Итам повторить попытку связаться сШешковским. Двараза подряд неповезти недолжно… Ноесли уж неповезет… Тогда придется рискнуть ипрорываться вгород. Нехочется, нопридется. То,что вызревает вПрехове, может оказаться пострашнее любой чумы, исоберет больше жизней. Смута ведь собрала…
        Нопотом ротмистр Карин сказал несколько слов, ивсе разительно поменялось.
        Слова были тайным опознавательным знаком, parole, какнеслишком правильно называют его французы - одно секретное слово кто-нибудь ислучайно произнести может…
        Тайная экспедиция нато иТайная, чтовсем известны идоступны те ее чиновники, чтовприсутствии сидят илихотябы туда наведываются. Ноесть итакие, чтонарочито порог непереступают, служат вдругом ведомстве, тамчины иордена получают, нонаделе подчинены Шешковскому. Аесть итакие, чтонеслужат нигде, иагенты есть тайные виных державах… Всем им друг друга как-то узнавать надо, если доведется столкнуться - поволе обер-секретаря, илиже случаем…
        Длятого тайные слова исуществуют. Произнесет их кто - иясно: пред тобою соратник, водном строю стоит, хоть иневидывали друг друга никогда.
        Ротмистр тайные слова произнес.
        НоКаин понял иное: пред ним враг, причем один изсамых опасных иматерых.
        Потому что тайные слова меняются время отвремени, иротмистр назвал parole старый, уждва слишком месяца недействительный… Инезазолото было куплено тайное знание - пыткой перед смертью вырвано, вином случае двурушник переметнувшийся иновыебы слова сообщил…
        Онвдруг похолодел, хоть вечер был незябкий. Всесходилось, всескладывалось один кодному…
        Оннезнал, разумеется, всех агентов Экспедиции, пропадавших ипогибавших впоследние месяца, провсех лишь Степан Иванович ведает, - однако те, оком он знал, сгинули вПольше. Нонеэто главное…
        УКариных поместья подСимбирском, авте края ссылали немало плененных поляков донедавних пор (теперь, после многих побегов, шлют подалее, вСибирь, ато ивКамчатку), ноэто совсем неглавное - ротмистр вПольше бывал, могитам переметнуться, прельстившись наденьги иличто иное.
        Главное - жизнь императрицы.
        Оннесумел дознаться, какименно конфедераты планировали цареубийство - занимались тем среди врагов другие люди, нете, чтонатаскивали самозванца.
        Умозрительно грешил напопытку отравления: такнадежнее всего, ибоубивец скинжалом илипистолетом слишком многим случайностям подвержен, аволки впрехтовском логове собрались матерые, играли наверняка…
        Сейчас, напоросшем кустарником лугу, невдалеке откараулки, онпонял, какошибся… Опытность врозыскных делах - вещь бесценная, ноего подвела. Вмолодости он участвовал, хоть инавторых ролях, врасследовании дела братьев Блюментростов - вбытность одного изних лейб-аптекарем, авторого лейб-медиком сподозрительной частотой начали умирать императоры иимператрицы дома Романовых, - запять лет натроне побывали четверо, ивсе, освободившие престол, умирали якобы своей смертью, отестественных причин.
        Тотопыт сыграл злую шутку, онвзял вголову отравление - иодругих версиях всерьез недумал… Ипроглядел очевидное, двадня перед очами так имаячившее… Команда вернувшихся изПольши головорезов, неизвестно чьим начальственным попущением угодившая подСанкт-Петербург вкараульную службу…
        Сомнений нет, чтобольшая часть драгун верна присяге, хоть ипопривыкли кдурным делам вПольше. Новсякоманда иненужна… Достаточно десятка, много двух десятков оборотней, отобранных изпрочих иотряженных вкараул вдень проезда императрицы. ИСредняя Рогатка сменит имя наКровавую Рогатку.
        Онпонял все, нонезнал, чтосделать.
        Онмог убить ротмистра, несходя сместа, нобоялся ошибиться инесуметь исправить ошибку.
        Что, если Карин неглаварь? Что, если он лишь нанятый пособник, изаспиной его скрывается какой-нибудь унтер илидаже неприметный солдатик, говорящий седва заметным польским акцентом, ато ибезакцента?
        Беда небольшая, будь он полностью уверен, чторазминется спулей издрагунской фузеи - нарасстоянии, какнистранно, сиесложнее, чемпристрельбе почти вупор, невиден миг спускания курка…
        Убьют - ичто?
        Ему-то разницы нет, онтак ильэтак, поразумению ротмистра, отсюда неуйдет, даже избегнув чумы: Карин своим самозванством отрезал себе пути котступлению, иугодивший кнему вруки чиновник Экспедиции должен умереть, несвязавшись сначальством.
        Ему-то всеравно, дадело пострадает.
        Дознание никто непроведет, икоманду неуберут подальше отстолицы, предварительно взяв подарест оборотней. Оноборвет вершок, - всекорешки останутся наместе, иРогатка всеже станет Кровавой.
        Онпонял все - иначал отчаянную игру. Игру человека, обреченного насмерть, - сосвоим убийцей, считающим, чтовсе козыри наруках.
        Накону стояли три ставки.
        Ондолжен был уйти сэтой луговины живым.
        Ондолжен был уйти изкарантина, иневчумной барак.
        Он - наслучай, если первые две ставки несыграют, - должен был убедить Карина, чтозаговор конфедератов раскрыт, чтовЭкспедиции все онем ведают, отальфы доомеги, чтопартия заговорщиками проиграна, неначавшись. Ичто единственное спасение дляротмистра-изменника - немедленное бегство.
        Онсделал вид, чтоповерил картавому убийце, чтопринимает его запосланца, даже занаперсника Шешковского. Ирассказывал ему то, чтонаписал вчера дляобер-секретаря, благо тайны конфедератов ибезтого были известны если неротмистру, тотем, ктоскрывался заего спиной.
        Блеф состоял впостоянно вворачиваемых ремарках: «какизвестно его высокородию», «какуже знает Степан Иванович», «какя ранее докладывал рапортом»…
        Какновое инеизвестное он преподнес то, чтовзаписку непопало: подробности смерти самозванца. Дескать, именно это иесть важнейшая новость, чтоон везет Шешковскому, остальное обер-секретарю ибезтого ведомо. Расписал вкрасках, домелких подробностей, какумирал Лжепетр польской выделки, исвою втом роль непреуменьшил, идаже вкачестве подтверждения извлек избумажника ипоказал роскошные самозванческие документы…
        Теперь он радовался, чтовторопях написал записку дляШешковского сухо, коротко, пунктами. Лишних пояснений нет, илисток, буде попадет вчужие, враждебные руки, станет похож отнюдь ненарапорт, анакраткий меморандум, сводящий воедино давно известное, норазбросанное поразным документам.
        Только что произведенные выводы одрагунской команде тоже пошли вход: оносведомился, какусвоего, незнаетли ротмистр, насколько продвинулось дело овыявлении заговорщиков-цареубийц вармейских полках? Мол, когда он уезжал, круг подозреваемым изрядно сузился, - незаарестовали, часом, стех пор супостатов?
        Емуказалось, чтоон близок квыигрышу. Ротмистр отсвалившихся наголову известий выглядел непросто озадаченным - потрясенным доглубочайшей степени. Подконец явно пытался скомкать разговор иуйти. Даже бумажник, койнаверняка собирался забрать, нестал требовать…
        Онвозвращался вкарантин счувством победителя. Надеялся, чтовозвращался ненадолго, чтонынчеже ночью уйдет, - запугать иобратить вбегство Карина неплохо, нокуда лучше доставить вказемат Петропавловки. Очень уместно будет там смотреться Вологодского д'агунского полка секунд-'отмистр Ка'ин, адаже его картавость придопросах непомешает…
        Апотом появился невесть откуда Иван Белоконь, словнобы накушавшийся всвоем карантине болотных мухоморов. Иперевернул все сног наголову, попутно раскроив означенную часть тела.

* * *
        Разбитой головой ущерб отпокушения Ивана неисчерпался.
        Пропали пистолеты, истилет, ипояс сденьгами, идаже панцырь стела сняли. Но,что главнее всего, - пропал бумажник сдокументами.
        Порассказу Машеньки, когда его, бесчувственного иокровавленного, вернули вкарантин (авремени после выстрела минуло изрядно), назапястье была лишь браслетка собрывком цепочки. Внесли его папенька иСавелий Иваныч, коих длясей работы вывели наулицу. Ониже смаменькой, приняв попечение надбольным, браслетку сняли, чтобы неделала препятствий кровотоку. Невраз разобрались, какснять, снималась она хитро, носняли.
        Он - ужесейчас, отобедав - спросил, гдебраслетка, и, получив, обследовал дотошно. Цепочка оказалась непорвана, перекушена водном звене чем-то острым, вернее всего клещами илислесарскими щипцами. Бумажник взял неказак Иван, тотвлучшем разе имел времени лишь выдернуть пистолет изослабшей руки. Бумажник находился уротмистра, ион вновь порадовался, чтозаписка никак неопровергнет его выдумки, прозвучавшие налуговине.
        Интересно, ротмистр приобыске сам рискнул касаться подозреваемого вчуме, иликого-то изнижних чинов заставил? Вопрос был изобласти отвлеченной риторики, ответом Каин неинтересовался.
        Онпоглядел сквозь щели досок, застивших окно, иобнаружил новацию: внизу, какраз подих комнатами, дежурили пять драгун, припалашах ифузеях. Подиными окнами, сколько он мог видеть, постовых нестояло.
        Когда принесли обед, онскрылся вженской половине, решив, чтолучше идалее числиться серьезно больным, едва неумирающим: всеблюда инапитки через дверное окошко получала лишь Машенька, наученная должным образом наслучай, если спросят проего здоровье. Посправке отнее выяснилось, чтопринесли обед двое солдат, лишь спалашами, какибыло заведено впервые два дня. Носопровождали их еще четверо, вооружившись, словно вбой, итак всегда бывает после нападения Ивана. Постоянно уих двери солдаты недежурят, ногде-то невдалеке, настук появляются быстро - опятьже вчетвером, оружные.
        Всестало насвои места. Ротмистр битый волк, хоть ивзволновался, даголову состраху непотерял, ивтотже час вбегство неударился. Иливовсе неимеет такого намерения, иливедает, чтоополоумевших, сломя голову несущихся беглецов ловят допрежь прочих, - итогда сейчас подготавливает свой уход.
        Он,Каин, живлишь потому, чторотмистр немог исключить такую возможность: если Шешковский ждал возвращения своего конфидента копределенному сроку, тоспособен понять, чтостем стряслось, иначнет розыск покарантинам. Слишком многие слышали слова, сказанные поверх драгунских голов ушлагбаума, чтобы спрятать концы вводу иотвсего отпираться.
        Емудали отсрочку, дозволяя помереть самому, отраны вголове илиже чумы. Начуму ротмистр должен полагаться более - если изпятерых карантинированных трое заболели, уоставшихся шансов выжить нет. Покрайней мере шансов, видимых безувеличивающего стекла…
        Ноотсрочка дана. Ачтобы Каин неиспользовал ее дляиного - карантин обратили вдобротно охраняемую темницу.
        Разумно. Онсамбы несделал лучше, окажись наместе ротмистра изная, чтознает тот. Изчего следовал печальный вывод: ежели непомрет сам, добьют, - когдапридет час бегства илиже минет некий срок, алюди Шешковского необъявятся. Онтоже несталбы церемониться спопавшим вруки врагом.
        Бежать сейчас он немог, иквечеру, дождавшись тьмы, немог: силы восстанавливались медленно.
        Обед, вполне пристойный поздешним меркам, укреплению ослабшего тела весьма посодействовал. Покарантину Каин двигался свободно исМашенькой говорил безпрежнего мучительного напряжения, ивообще выглядел оправившимся. Носам чувствовал: нато, чтобы вышибать двери, либо прыгать вокна, либо вступать вбезоружную схватку скараулом, силникоим образом недостанет.
        Наокончательную поправку он отвел себе сутки, решив спытать судьбу через ночь. Дольше мешкать неслед. Ротмистр сейчас какнаиголках сидит… нет, какнасаблях острых, вверх повернутых идосердца дойти способных. Его, какпуганую ворону, любой куст напугать может. Нежданный визит начальства, например, илислучайно заданный вопрос, показавшийся двоесмысленным. Подпетлей ротмистр ходит, изменникам причитающейся, самто понимает ивкаждом встречном шпиона Экспедиции подозрить готов… Влюбой миг сорваться может.
        Носутки придется выждать… Точь-в-точь какротмистр - нето наиглах, нето насаблях сидючи.
        Онвыжидал… Коротал время, общаясь сМашенькой, старался хоть немного рассеять ее уныние. Рассказывал оразном, остранствиях своих поРоссии ипоЕвропе (чтомог рассказать, разумеется, тайного некасался).
        Иногда отвлечь получалось, Машенька забывала, гдеони ичто им грозит, живо спрашивала отом иобэтом. Ночаще слова пропадали всуе, онаих слышала идаже отвечала что-то, нополицу было видно: думает освоем, онехорошем.
        Близился ужин, нодотого принесли горячую воду, действительно столикой щелока. Онвновь укрылся вженской и, лишь выждав уход солдат, подошел кдвери, снес бадейку, - двухведерную, Машеньке неосилить.
        Былопять изгнан нату половину, Машенька помылась, затем отправила иего: дескать, горячую расходовала сбережением, полбадейки осталось. Онсудивлением уловил вее голосе нотки Алевтины Петровны, обращавшейся ксупругу, ипонял, чтоузапертых иобреченных жить совместно мужчины иженщины поневоле сложатся отношения, отдаленно напоминающие брак…
        Помылся, жалея, чтонет чистой смены. Порусскому обычаю перед смертью надобы одеть… Свернуть, чтоли, дулю костлявой: погодь, дескать, пока пошлю допрачки? Авось замедлится сударом, отложит косу ненадолго…
        Немногим позже принесли ужин, онвновь укрылся. Машенька, приняв ужин, окликнула его, чтоб неспешил, онапозовет. Помедлив идождавшись зова, онвышел наобщую половину, удивился: доселе трапезничали сколенок, поотсутствию мебели. Теперь все пять табуретов были составлены утопчана внекое подобие стола, застелены небеленой чистой простыней исервированы поскудным их возможностям… Горели шесть свечей - ужесмеркалось, ивщели меж досками почти непроходило свету.
        Ещеудивило вино, двебутылки, неужто начали выдавать? Удивился он вслух, иМашенька растолковала: вино купила своекоштно, потратив оставленный маменькой перстенек.
        Онждал, чтобудут снова рыдания, ипожалел, чтозатронул, неведая, тему омаменьке. Ошибся, оналишь пригласила пожаловать кстолу.
        Онпонял, чтоМашенька симпатична ему все больше, исложись жизнь иначе, онхотелбы иметь такую дочь.
        Каин все еще несмекнул, кчему клонится. Оннебыл глуп, нопонимал всыске, авмолодых девушках - куда какменьше.
        Ужин закончился. Бутылка опустела, авторая ополовинилась.
        -Язнаю, чтонекрасива, - произнесла Машенька, чуть отодвинувшись потопчану иповоротясь кнему. - Молчите, неперебивайте! Мнетрудно это сказать… Яготовила слова, каквы очнулись, исочинила красивые ивозвышенные, новсе они куда-то растерялись. Ябуду говорить по-простому, несмейтесь, пожалуйста. Вымне очень симпатичны, Николай Ильич. Случилось так, чтоя нераз представляла именно таким, каквы, своего будущего мужа. Невнешне, носутью: онбудет старше меня, знала я, инамного, ноостанется молод душой, онбудет некрасавец, ноприятной внешности, онбудет послуживший ипознавший жизнь, - однако обретет через то нецинизм, ноопыт имудрость… Ядумала жить стаким человеком, сколько отпустит Господь, любить иуважать его, рожать ему детей. Потом все обернулось иначе, атеперь нам свами предстоит скорая смерть. Мнепоказалось, Николай Ильич, чтоневзирая надурную мою наружность, вынеиспытываете комне отвращения. Ия хочу вас просить… Сознавая все неприличие ивсю бестактность моей просьбы, новсеже оправдывая ее чрезвычайными обстоятельствами… Яхочу вас просить, Николай Ильич: станьте мне мужем наэту ночь.
        Онвстал из-за стола, сделал несколько шагов покомнате, непонимая, чтонужно иможно сказать. Предложенное было невозможно, нелепо инемыслимо, нокакобъяснить, необидев, оннезнал.
        Придумать неуспел: онатоже встала, подошла, положила руки ему наплечи. Сказала, глядя вглаза:
        -Мнесравняется двадцать два наСвятки. Сравнялосьбы… Яникогда нецеловалась смужчинами. Даже нецеловалась… Лишь папенька чмокал влобик, даПетенька вщечку. Яхочу знать, какэто бывает. Ипровсе остальное хочу знать - как. Яждала любви, нодождалася смерти. Ежели вы откажете мне вэтой милости, мнебудет плохо умирать.
        Онаоказалась наколенях одним быстрым движением, смотрела снизу вверх.
        Каину хотелось ударить кулаком остену ирасшибить докрови…
        VII
        Каин
        Емухотелось ударить кулаком остену ирасшибить докрови… Онсдержался.
        Состорожностью поднял ее сколен, усадил натопчан. Действовал свеличайшей аккуратностью, чтобы ниединый его жест немог быть истолкован никакнебрежение, нивобратном смысле… Самже лихорадочно размышлял, чтосказать.
        Онстарался неиметь дел сженщинами, инепотому, чтоприрода недала ктому возможности илиже наградила другими предпочтениями.
        Ондавно постановил, чтостанет последним вроду, недостоин его род продолжения, - итвердо соблюдал постановленное. Неоженитьбе речь, оней инепомышлял: оннежелал, неведая отом, случайно оставить потомков даже настороне.
        Ранее мужская конституция порой брала свое - вРоссии он изредка бывал угулящих, разведав сточностью, какая изних бесплодна. Встранствиях поЕвропе посещал жриц любви сменьшей осторожностью, знал, чтолюбая maotresse du bordel впасть втягость подопечным нивкоем разе непозволит.
        Впоследние годы желания возникали все реже. Ондумал, чтодобился своего, имнил, чтопобедил судьбу. Наверное, такое мнят лишь глупцы, - аневедающая поражений судьба наказывает их. Посылая, например, Машеньку Боровину, обреченную умереть иникогда даже нецеловавшуюся смужчинами…
        Онпопытался ее отговорить, сочинив наспех несколько резонов. Начал смалого. Посвоим меркам смалого. Длядругих, знал, такой резон иногда перевесит все прочие.
        -Выверующая, Машенька? Яразумею неверувнешнюю, чтонас позаведенному обычаю сопровождаетот купели идоотпевания, ноглубокую душевную уве ренность, никакими сомнениями непоколебленную.
        Самон сомнения испытывал, инемалые, норечь шла неонем.
        -Яверую вГоспода нашего, - просто ответила Машенька.
        -Тогда задумайтесь: стоитли платить жизнью вечной заодну лишь ночь, заполненную весьма сомнительными удовольствиями? Сомнительными вовсех смыслах, заверяю вас, ибофизиологическое устройство девичьего организма способно… вернее, неспособно…
        Онзамялся, незная, каклучше растолковать, ипонял, чтоневзначай привел два резона вместо одного.
        -Необъясняйте, Николай Ильич, ячитала… Да,япрочла изрядно книг, инепеняю напамять, идолго здесь, вкарантине, размышляла надсим вопросом… Нет, неофизиологии, онатого нестоит, - ожизни вечной какрас плате загрех прелюбодеяния. Ия нашла ответ.
        Онасделала паузу, собираясь смыслями. Каин приготовился слушать, любопытствуя: чтонадумала? Провинциальные дворяночки вбогословии искушены мало, две-три молитвы заученных, дастих изБиблии перед сном прочитанный, - вотивсе богословие. Аесли уж страничку «Четьи Минеи» поскладам одолеет, такто теология высшего разряду… Что, впрочем, немешает помещичьим дщерям исправно следовать зову природы, порой идопрежь законного брака, никакими изысканиями то неоправдывая.
        Итут Машенька его поразила. Почище, чемкистень разбойного казака Ивана.
        -Когда христиан притесняли язычники, - начала она, - давно, приДиоклетиане, общины их часто слу чались рассеянными, апастыри схваченными. Исобор иерархов… Лаодикийский, кажется, янепомню наверное… вобщем, собор утвердил право христиан впоследней крайности самим вершить таинства. Онимогли исповедовать друг друга втемнице, пред лютой смертью, вотсутствие пастыря, иотпускать грехи. Идругие таинства могли… Нотолько впоследней крайности итолько пред ликом смерти. Никто постановление неотменил стех пор, онем, мнедумается, позабыли. Мысвами, Николай Ильич, пребываем именно вкрайности. Ипред ликом неминуемой смерти. Ибатюшки, все, чтонасвете есть, длянас несуществуют какбы, ниодин сюда непридет. Иесли мы, двое христиан, счистыми сердцами иискренней верой, наречем себя мужем иженой, греха небудет иГосподь нас повенчает.
        Онпонял, чтовтеологическом диспуте разбит наголову. Лишь неуразумел, какунее получилось. Диоклетиан… Лаодикийский собор… Таких слов дворяночкам, изсельской глуши прибывшим, знать неполагается. Ихигородские-то благородные барышни незнают…
        Ион решил спуститься сгорних высей напочву твердую ипривычную. Сказал совздохом:
        -Вотвы, Машенька, сами иответ дали, дляменя отрицательный. «Счистыми сердцами», - непроменя сказано. Выж слышали, гдея служу? Напомню, если запамятовали: вТайной канцелярии. Втой, чтоКанце лярией кнута повсей России кличут, чаю, идовашихмест известия онас докатились. Ивнашем ведомствесердце чистое никак несбережешь. Грешник я, Машень ка, великий грешник, инивкоем разе вас недостоин.
        Воттак… Пускай легенда, Степаном Ивановичем придуманная, иего подчиненному хоть разок послужит.
        -Пустое, Николай Ильич, чтоболтают… Разве ипапенька мой вгрех великий впадал, когда Петеньке задело розог прописывал? Яж вижу, Николай Ильич, чтовы зачеловек. Нувот скажите мне, чтохоть раз кого подкнут отправили иззлобы, илииззависти, илиизкорысти… Только помните, чтомы вдвоем стоим пред Господом ипред смертью, илгать нам никак нельзя сейчас.
        Лгать он нестал. Сказал истинное:
        -Невкнуте дело, Машенька… Кровь уменя наруках. Жизни людей лишал, инераз. Вотэто уже грех самый настоящий, доподлинный. Против божьей заповеди.
        Онсчитал сей аргумент окончательным, завершающим диспут. Нехотел его приводить, чтоб непровести остатнее время вссоре, нопришлось.
        Оношибся, онснова вней ошибся… Оннепривык так часто итак много ошибаться.
        -Нет, Николай Ильич, клевещете вы насебя, наговариваете. Смертоубийство навойне - грех прощаемый, аувас хоть истатский мундир, ивойна тайная, - новойна-то все таже: заОтечество наше, заверу, загосу дарыню… Натакой войне врага убить негрех, ноподвиг. Однако я другое поняла сейчас… Неввас причина сомнений ваших, вомне. Да,я дурна собой, язнаю… Ивсеже… я…я…
        Речь Машеньки сбилась, глаза ее стремительно наполнялись слезами. Онпонял, чтосейчас произойдет. Ончасто это чувствовал, обычно дело касалось выстрелов иударов клинком, нонаполненные слезами девичьи глаза - оружие посильнее кинжала илипистолета.
        Оназарыдает. Онбудет утешать, обнимет. Ипроизойдет, чтопроизойдет. Чему произойти недолжно.
        Онзаговорил намеренно спокойным тоном, даже несколько торжественным, надеясь предотвратить поток слез как-то иначе, неприближаясь:
        -Яклянусь всем, вочто верю, инесолгу всвой смертный час, Машенька, когда скажу, чтоувидев васвпервые, счел вас некрасавицей, ноочень симпатичнойдевицей, идаже подумал, помнится, чтовы charmant lutin, этопо-французски значит…
        Онзамялся: дословный перевод мог показаться обидным, надо передать смысл…
        -Язнаю, Николай Ильич, чтоэто значит.
        -Vraiment vous parlez francais[9 - Выдействительно говорите по-французски?]?
        Этафраза обычно подразумевала три варианта ответа длябольшинства благородных девиц: недоуменное молчание, или«уи,тре маль», или«уи,комси-комса».
        -Onm'a dit que j'ai un accent du sud, - сказала Машенька. - Monprofesseur etait originaire deProvence[10 - Мнеговорили, чтоуменя южный акцент. Мойучитель был родом изПрованса.].
        Выговор напоминал скорее верхневолжский, чемпровансальский, нослова Машенька произносила верно, вглаголах непуталась… Онмогбы, разумеется, несходя сместа назвать имена девиц, говорящих по-французски лучше Машеньки, новсе они были дочерями столичных сановников, иные ивЕвропе побывали…
        Норыдания, видимо, отменились. Онпопробовал пошутить, хотя умел плохо:
        -Ежели вы, Машенька, сейчас заговорите сомной направильной латыни либоже по-итальянски, ябуду вынужден…
        Оннезакончил. Оназарыдала унего груди, всеполучилось неожиданно, оннепонимал, отчего так, вродебы уже успокоилась…
        Потом, сквозь рыдания, Каин расслышал: онанеможет, онапыталась, ноудядюшки Гаврилы Петровича случились всего две книжки наитальянском, ещенеразрезанных, онапыталась прочесть, номало понимала изабросила, алатынь она изучила, ичитает хорошо, ноучила покнигам, поговорить нескем, илатынь унее, безсомнений, неправильная, иона… иони…
        Онпонял, чтолучше нешутить, коли неумеешь. Он-тохотел сказать что-то глупое ибанальное, вроде «буду вынужден съесть свою шляпу», аона вообразила, чторечь идет опервохристианском браке пред лицом смерти иГоспода… Дурак, одно слово.
        Шквал рыданий лишь крепчал, иКаин остановил его единственным способом, чтопридумал. Машенька Боровина наконец узнала, какмужчины целуют невлобик иневщечку. Ей,похоже, понравилось.
        АКаин пожалел, чтоподлый ротмистр украл изрукава стилет вместе сножнами. Емухотелось ткнуть стилетом владонь, чтоб насквозь. Чтобы прогнать наваждение. Ончувствовал себя нехорошо. Возможно, этовыпитое вино стучало ввиски. Возможно, подал первую весть черный мор, таившийся допоры. Иливсе-таки стоило отлежаться подольше после кистеня Ивана.
        Онпонял, чтопопал вловушку. Куда он нишагнет, чтонисделает, случится непоправимое. Одно издвух непоправимых событий… Онрешил выбрать меньшее издвух зол. Иошибся, какчасто ошибался впоследнее время…
        Машенька вновь потянулась кнему, уженестоль неуверенно, ужесловнобы имея право нанего. Ноон все решил.
        Заужином иразговором все свечи погасли, кроме последней, даита догорала. Онпорылся наполке, нашел еще одну, запалил, поставил настол.
        -Присядьте, Мария, - сказал он, какговаривал вприсутствии, подозреваемым.
        Самостался наногах, ступил назад иоказался втемноте, закругом света отдвух свечей.
        Онанепослушалась исмотрела недоуменно. Оннестал настаивать, почти необратил внимания. Онмысленно уже шагнул зачерту ихотел закончить побыстрее.
        -Мария, янемогу, янеимею права обращаться кГосподу нискакими просьбами. Исвами быть я немо гу, янедостоин вас, хоть вы ивбили вголову обратное ошибочное мнение. Стем грехом, чтоя ношу всвоей душе, невозможны нираскаяние, нипрощение, ниис купление,ни…
        Онпонял вдруг, чтотянет время. Чтоходит вокруг да около, инеможет приступить кглавному. Понял исказал, словно спрыгнув вхолодную воду:
        -Уменя был брат. Ия его убил. Вотивсе… Теперьступайте, Мария, вамненадо сомною быть.
        Втот миг, когда он сказал «убил», догоравшая свеча мигнула ипогасла. Онпонял, чтоэто знак. Сним часто случались знаки.
        Машенька ослушалась его слов впервый раз, ослушалась итеперь. Села, почти рухнула натопчан, словно ноги недержали. Онпо-прежнему стоял втемноте, закругом света.
        Онамолчала.
        Онаочень долго молчала.
        Онпонял, чтоей ненайти слов, чтоб оправдать его, даже еслиб захотела. Непридуманы такие слова. Ноон отчего-то желал, чтоб захотела инашла…
        Онамолчала, ион думал, чтонадо помереть первым, ипобыстрее, оннемог быть рядом сней такой, молчащей, теперь навсегда замолкнувшей, - нокакее повезут умирать, немог видеть тоже. Онподумал обдрагунах подокном, обих палашах ифузеях. Впервые он решал, какдать половчее себя убить, впервые задолгие годы, иоттого ему было странно…
        Оназаговорила. Голос был мертвый.
        -Ежели то, чтовы сказали, Николай Ильич, - правда, тоя непросто дурна собой. Яеще лишена изрения, иразума. Янемогу думать такое просебя. Ия немогу верить, чтовы солгали мне илипошутили. Выошиблись. Выпочему-то ошиблись, номне неугадать, вчем. Расскажите мне все. Сказав такое, надо рассказать все. Иначе нестоило начинать.
        Теперь молчалон.
        Ондумал, чтодругих таких нет. Чтотак, какона сейчас, несказалбы ему никто. Оннехотел, чтоб она умерла. Оннемог допустить, чтоб она умерла. Иничего немог сделать, чтоб случилось иначе. Могтолько умереть первым.
        Ещеподумал, совсем уж никселу иникгороду, чтоеслиб все было другим ився жизнь былабы другая, еслиб сейчас жил где-то брат Алеша, аон небылбы Каином, инегулялабы вокруг черная смерть, тогда…
        Тогдабы он пошел кее папеньке, кАполлону Матвеевичу Боровину.
        Ипросилбы ее руки.
        Ненаодну ночь, навсю жизнь, сколько там ниотмерено…
        Жаль, чтонесложилось.
        VIII
        Машенька
        Оноставался там, втемноте, имолчал. Ейбыло страшно, онауж приучила себя кмысли, чтонебудет жить сэтим человеком, вообще небудет жить; теперь вот получалось, чтоиумереть придется безнего, водиночестве. Онабоялась так умирать.
        Онавстала ишагнула втемноту. Взяла его зарукав ипочувствовала, какдернулись, какнапряглись намиг подтканью мышцы, итутже вновь ослабли. Неотпуская рукав, провела его ктопчану. Оннепротивился, шагал безвольно; усадив его, произнесла, присев рядом исамочинно перейдя на«ты»:
        -Теперь говори. Теперь говори мне все, немолчи.
        Онанепросила, ноприказывала. Онаустала просить очем-то людей исудьбу. Онмолчал. Онавстряхнула его, кактряпичную куклу, ивстряхнула еще, сильнее, забыв провсе приличия.
        -Говориже, несмей молчать!!
        Онакричала, понимая, чтовсе напрасно, чтоона доживет отпущенные ей часы счеловеком, ушедшим всвои мысли иутонувшим вних. Сейчас она сожалела, какникогда, чтонелепо потратила жизнь - пусть тогда иказалась, чтовся жизнь еще впереди - намертвые иненужные книги, чтомало общалась слюдьми иплохо знает их, вообще незнает. Итеперь очень стремится, нонеумеет помочь…
        Весь жизненный замысел ее разрушился, идушевные качества оказались наповерку стольже пусты иникчемны, какивнешние… Ейбольно было то сознавать, нолгать себе она немогла инехотела.
        Заговорил он, когда Машенька уже отчаялась что-либо услышать. Нозаговорив, несмолкал долго.
        Рассказал отом, чтоначалось все здесь, буквально здесь, внедостроенном Путевом дворце, чтовозводил его отец. Помянул отом, чтовидит несомненный знак втом, чтозавершается все тамже, гдезачиналось, чтокруг замкнулся. Ипродолжилось все здесьже, наболотистой пустоши, именуемой чухонцами Кикерейскино, всамом центре ее, нанебольшой, нобездонной топи.
        Именно туда отправились двое недорослей, подгоняемые неуемным любопытством, желанием проверить дурацкую легенду… Отправились двое, новернулся один, - вернее, былпринесен оттуда посланными отцом людьми. Он,Ника-Каин, вернулся: сгубивший брата инавсегда отмеченный зато Каиновой печатью. Всамом физическом смысле отмеченный, онавидела шрам, сползающий нависок…
        Ейхотелось сказать, чтонаделе отметка оказалась ненавсегда, чтоказачий кистень какраз содрал тот кусок кожи, ичто новая рана перекрыла след отстарой… Ноона промолчала, нежелая сбивать рассказ.
        Онповедал все вподробностях идеталях: какискали «Царь-жабу», какбрат провалился втопь, аон непротянул ему руку помощи, неоткликнулся назов, дозволил умереть… Забоялся бесплотного призрака, порожденного своими страхами ивзбудораженным своим воображением, исгубил живого человека, настоящего. Собственного брата, рожденного сним водин день. Какпотом пролежал чуть немесяц внервической горячке - ипривидевшиеся вбреду видения тоже отнес напроисшествие вболоте, пытаясь как-то оправдать свое злодейство, ипочти уверился, чтоголову ивпрямь рассек ему коготь Царь-жабы, нонеострая оконечность коряги…
        Сказка была складной иудержала его отнемедленного желания пойти иутопиться втомже болоте, иличто иное надсобою проделать, - оттого, наверное, ивзялся засочинительство терзаемый горячкой мозг.
        Носказки хороши лишь длядетей.
        Онвозрастал иизучал науки, ичем дальше, темяснее становилось, чтонет насвете никаких «Царь-жаб», даи«лягушиных князьков» невстречается… Кусочки сказки отваливались отбыли, истановилась та проста инеприглядна: онсгубил брата. Убил своей рукой, непротянутой всамую важную инужную минуту.
        Мысль эта оформлялась ивзрослела вместе сним, оннехотел сней жить, икогда пришла пора, выбрал службу, куда немногие стремились, итот ее раздел, гдедолго незаживались.
        Онотчего-то зажился идожил донового витка сомнений, пришедшего после десятка лет службы: авдруг иправда что-то было, что-то таилось там, подобманчивой гладью болотца? Недемоническая сила, принимающая лягушачий облик, разумеется, - нонекое малоизвестное икрайне редко попадающееся существо, вполне реального животного происхождения?
        Онбывал послужбе вЕвропе, неплохо овладел тамошними наречиями иприоказиях стал искать знакомства сучеными, превзошедшими натуралистические науки… Издесь искал, вПетербурге, вАкадемии.
        Ученые люди, незная оего беде, всенадежды губили безжалостно: нетинебыло таких существ, илишь необразованность простых сословий порождает мракобесные выдумки… Один прибыток отвпустую истраченного времени случился: герр Мессершмидт, лейденский натуралист, зоолог иботаник, растолковал причину давнего морока. Есть, дескать, такое растение, наболотах произрастающее (запамятовал сейчас его латинское название, арусского герр незнал), - неприметное, стебельки едва надо мхом болотным возвышаются. Толку оттравки никакого, вреда тоже, никто ивнимания необращает. Лишь вначале лета, несколько дней, растение цветет инекие дурманящие ароматы выделяет. Если ветерок дует, всеничего, авбезветрие, даеще низко склонясь, надышаться можно добеспамятства ильдовидений наяву… Наверное, оннадышался, чтовины его неуменьшает, - немороков пугаться надо было, абрата спасать. Ониспугался инеспас. Потом он отучил себя бояться. Но,вооружившись новыми своими качествами, вернуться впрошлое немог.
        Ондумал, чтонового ихудшего оборота втой истории неслучится, всестрашное уже произошло, исэтим ему жить. Оношибался, ивыяснилось еще одно, вовсе уж неприятное обстоятельство… Когда скончался отец, онбыл вслужбе четырнадцатый год и, разбирая семейные бумаги, узнал новое, ранее неизвестное: оказывается, уотца имелся брат… Причем, чтоудивительно, тоже родившийся сотцом водин день, новнешне отличавшийся. Осуществовании дядюшки он никогда неслышал - тотумер доего рождения, надвенадцатом году жизни. Нечаянно убился, играя всвайку… Брат его, отец будущего Каина, тоже принимал участие вигре.
        Совпадение показалось странным, аслужба приучила его неверить всовпадения идоискиваться допричин странностей.
        Ещеглубже внедрах семейного архива он обнаружил историю своего двоюродного деда, вмалолетстве залезшего надерево заптичьими гнездами, свалившегося иотошедшего после двухнедельной болезни… Тамбыло иное, братья оказались неблизняшками, нопогодками, ивсеже нашлось сходство: надереве упавший находился совместно сбратом.
        Предшествовавших поколений архив некасался, ноон неплохо освоил науку розыска… Двевакации провел вразъездах побылым местам жительства предков, поколесить пришлось немало, дворян вте века испомещали произвольно, забирая поместия водних губерниях ивыделяя надругих концах державы. Погубернским архивам ипоцерковным записям смертей ирождений он проследил историю рода довремен Бориса Годунова, упустив лишь три звена вцепочке, выпавшие из-за пожаров ибедствий Смуты.
        Древо его предков было ровным ипрямым, ниединого побега всторону. Девочки всемье непоявлялись ниразу. Мальчики рождались всегда подвое, иногда зараз, иногда, реже, разделенные годом илинесколькими. Довзрослых лет доживал лишь один издвоих. Всегда - лишь один. Метрические книги недавали понятия опричинах смерти, ноон был уверен, чтобывали они самые разные, включая болезни. Трудно заподозрить младенца девяти дней отроду, чтоон, невольно илизлоумышлением, помог скончаться брату, рожденному водин день сним…
        Онпонял, чтонароду лежит проклятие. Изаподозрил, ктородоначальник… Да,да, тотсамый, первый… Оннемог доказать свое подозрение, ноиотделаться отнего немог. Онрешил окончить затянувшуюся историю. Слить вникуда помеченную кровь… Нагрех самоубийства непошел, хотя ему, наверное, хужебы нестало… Постановил уйти, неоставив потомства.
        Ивот он вшаге отсвоей цели. Иеслибы невстретил ее, Машеньку, топрошелбы оставшийся путь соспокойной душой. Теперь он смятен и… Ион неотказалбы ее просьбе идаже сам желалбы тогоже, инеизжалости иснисхождения, новследствие глубоких чувств, чтоона унего вызывает… Однако он верит, чтоона останется жить. Онвопреки всем очевидностям верит вэто. Апотому - нельзя.
        Вотивсе. Теперь уж верновсе.
        Егожизнь ивпрямь была полна знаками… Едва договорил, свеча погасла.
        Машенька пожалела, чтодевиц непринято учить медицинской науке, даинепомоглабы наука, наверное, ейсейчас - доктора плохо знают, каклечить раны иушибы, чтослучаются внутри головы, безвидимых глазом следов. Попробует сама, невеликим своим разумением…
        Онанехотела говорить, невидя собеседника, нонемогла нарушить момент, завозившись сновой свечей. Тогда она протянула руку икоснулась его лица, пусть будет хоть так… Ипроизнесла:
        -Тывсе умелости сыска превзошел, даневидишь простого. Ктосказал, чтород твой проклят, анеизбран? Онизбран, иизбравший недозволяет рассеяться крови исиле его между народами. Может, потомкутвоему великие дела суждены были, аты мешать затеял ся… Ачто добрата твоего… Я,верное, - сейчас, впоследней крайности ипред ликом смерти, - моглаб отпустить тебе невольный грех, помалолетству совершенный. Ноты втом ненуждаешься. Тысам себя судил, какмало кто себя судит. Ираскаялся, ивсе искупил, свою жизнь нежалея имногие другие жизни спасавши…Ты только сГосподом помирись, Коленька. Тысердит ивобиде нанего завсе, атак нельзя умирать… Обратись хоть безмолитвы, хоть своими словами, онуслышит.
        Оназамолкла, пальцы, лежавшие наего щеке, спали вниз. Машенька тихонько добавила:
        -Сделай, чтомы хотим.
        Довольно долго втемноте незвучало слов, потом она шепнула:
        -Онорасстегивается спереди…
        IX
        Каин
        Машенька уснула, онпонял это подыханию инесколько выждал, чтоб наверное неразбудить.
        Потом тихонько соскользнул симператрициной кровати, нескрипнув, незашуршав. Стольже тихо пробрался вобщую, огня невысекал, нежелая производить даже малого шума, - заполночь небо расчистилось, показалась луна, исквозь щели пробивались теперь полосы неживого солнечного света, нобелесого, мертвого… Емуих хватило, чтоб прибрать раскиданную пополу одежду, идляпрочего.
        Присел ненадолго натопчан, чувствуя себя истомленным. Нобыстро поднялся, времени оставалось все меньше, ночи обэту пору недолгие, аон должен был исполнить обещанное, пусть ибезмолвно обещанное…
        Прошел кстене, гдезаего беспамятство появились два простеньких неокладных образка, встал наколени. Оннелюбил это положение, - вернее, нелюбило его тело, очем немедленно дала знать нога, попорченная польской саблей.
        Вслух незаговорил, решив, чтоОн услышит по-любому, аМашеньку пробудить нехотелось.
        Господи, мысленно обратился он, янебуду рассказывать все свои прегрешения, Ты итак оних ведаешь, коль уж ведаешь все. Иобрате моем ведаешь, иовсей крови, чтоя пролил, иовсей лжи, чтоя изрек… Ито, чтоя усомнился вТебе ибытии Твоем, потом уверился снова, апосле усомнился пуще прежнего, Тебе ведомо. Ядавно, смладых лет непросил Тебя ниочем, Господи, яносил начеле печать Твою инесмел просить. Теперь она снята скожей икровью, ия прошу: сделай так, чтоб жила женщина, ставшая мне женой пред ликом Твоим. Пусть душа моя сгорит вбезднах, пусть распадется вничто, какпрах мой распадется вяме сизвестью, пусть предсмертные муки мои будут страшны, апосмертные еще страшнее, - носохрани ей жизнь. Янемогу обещать, чтовера моя станет тверже алмаза, коли Ты сохранишь жизнь жене моей: ядаже неузнаю отом… Ноя верю: Ты есть, Ты всеблагой, иона будет жить.
        Онподнялся сколен, чувствуя себя неловко… Хотьбы знак явил…
        Знак неявился.
        Стучать нельзя было категорически, ион позвал солдат тихим-тихим свистом, изобразив, каксмог, губами сигнал военного рожка: тревога, тревога, вставай скорей, тревога! Если Польшу прошли, влюбом сне услышат, пробудятся…
        Пробудились. Когда окошко распахнулось, онвсвете фонаря первым делом поднес палец кгубам, потом сказал тихонько, нокомандным голосом:
        -Доложите покоманде: язаболел, имне нельзя здесь быть илишнего часу.
        Онитутже шарахнулись взад, вжались спинами встену напротив. Ноглаза из-под тряпок поглядывали недоуменно инедоверчиво. Солдаты подозревали какую-то каверзу, никто изобреченных неменял своей волей карантин начумной барак, вседопоследней возможности цеплялись занадежду, чтоприцепилась хворь обычная, нечумная…
        Ондосих пор оставался всорочке добедер, чтонадевал подпанцырь… Ипоказал им наметившийся бубон, только что обнаруженный вмертвенном лунном свете.
        Поверили, ушли… Онбеззвучно оделся, стал ждать.
        Потом подумал, чторасставаться совсем безпрощания нехорошо. Обои здесь, вбывшей комнате прислуги, были некогда дешевые, бумажные. Онпоискал, среди висящих состен клочков, какой побольше ипочище, сорвал, нопосле вспомнил, чтографитный карандаш - хороший, каберленский - лежит внарочитом отделении бумажника, и, следственно, уротмистра Карина. Чемзаменить его, непридумал…
        Знать, несудьба.
        Х
        Беглый
        Пили они третью неделю, постоянно, ноневлежку, чтоб наногах оставаться.
        Сначала пили всемером: исам названый Иван, ивторой санитар, Егорка, иАверьяныч, иканцелярист Ванюшин, итрое солдат-инвалидов, невесть закакие грехи сосланных нести службу причумных бараках…
        Немцы, братья Альфредычи, компанией брезговали, агошпитальный мортус… Промортуса разговор отдельный.
        Ноибезнемчуры смортусом водки уходила прорва, ладно хоть надворный ихсокобродь Коппель оказался спониманием, даром что немец… Иликто-то, подним сидевший, оказался… Новодки слали вволю, исуксусом ее загодя, указу вопреки, несмешивали. Ивсе равно едва хватало, аиначе тут никак.
        Потом питейная компания исподволь, помалу, стала уменьшаться. Один изинвалидов заболел иугодил вбарак, нанары. Затем двое других двинули вбега, нежелая повторять судьбу первого, ановых пока неприслали.
        Санитар Егорка оказался непросто человеком преступным иразбойным, этоназваного Ивана нестрашило, нонепонравился обхождением, злым игрубым. Исправедливости непонимал: рвал испомерших, испока живых больных, чтоувидит. Егоназваный Иван сволок ночью кяме иприсыпал густо известью, чтоб невиднелся. Дляначала, понятно, гирькою угостивши. Онпосчитал, чтоиодин управится побараку: второй так ипустовал, недостроенный, больных оказалось менее, чемопасались.
        Компания ужалась дотрех человек, новодка отчего-то убывала по-прежнему. Может, Альфредычи отливали втихаря, ксебе уносили, илимортус прикладывался водиночку, когда никто невидел.
        Таквот, мортус…
        Человеков такого устройства названый Иван досель невидывал, аповидал всвоих странствиях многих. Былмортус низенький, росточком доподвздоха, аежели башлык снять, такименее, номортус неснимал никогда. Вобщем, аккурат попояс Альфредычам-стоеросинам.
        Новширину ивтолщину раздался мортус знатно… Словно растили его смладенчества внизком деревянном коробе, прорезавши вкрышке дыру подголову, - нокормили притом наубой, ився его жизненная сила, неимея доступа подняться кверху, врост, подалась встороны.
        Силен был мортус необычайно, кяме мертвяков, даже самых дородных, волок легко ибезнатуги, словно льняные снопы… Названый Иван встречал иранее карликов-горбунов, силой необделенных, ноих мортус был словнобы горбат испереду, исзаду, идаже сбоков. Что-то торчало изтела вовсе стороны, натягивало провощенную ткань плаща, ачто, названый Иван знать нежелал, ивбанюб вместе смортусом даже зарубль серебряный непошел…
        Нотот вбаню непросился иплащ свой неснимал никогда, иличину птичью, - хоть урод, даспонятием: смекнул, наверное, чтодобрым людям сего обличия иводка-то внутро непроскочит, обратно изблюется…
        Ктомуже мортус был немым. Лишь мычаньем разнозвучным мог что-то пробовать сказать, дактож стаким говорить захочет.
        Хотя Аверьяныч утверждал, чтодара речи мортус нелишен ивсе обсказал просебя ему, подфелшару, вподробностях, наслужбу подряжаючись… Ноежели случилось то недообеденного часу, - веры Аверьянычу никакой, онввечеру хоть спугалой огородной подушам переговорит да всанитары илимортусы ее запишет.
        Приблудился кним мортус откуда-то поблизости, срассветом появлялся, потемну уходил, гденочи коротал, непонятно, даникто инедоискивался, всетолько рады были, чтонесними ночует.
        Сегодня утром их компания, ибезтого уж невеликая, вовсе сократилась - канцелярист Ванюшин наслужбу непришел, онтоже ночевал настороне, постойничал вдеревушке пососедству. Ито сказать, начальник, хоть ималый, изапойный.
        Альфредычи жили тутже - выгородили трудами инвалидов клеть вдругом бараке, стого его конца, гдекрышу настелить успели… Каквосемь вечера поих часам исполнится, - онитуда, ининогой наружу. Хоть пожар случись, хоть потоп, хоть мертвецы восстань изямысизвестью, - доутра ниногой. Такой уж унемчуры порядок. Нуда гошпитальным людям только вольготнее стого жилось… Нетем, понятно, ктовбараке нанарах.
        ЧтосВанюшиным стряслось, онинезнали. Может, занемог, может, тоже вбега наладился. Ноключи отжелезного ящика как-то очутились уАверьяныча. Видать, канцелярист их тут прятал, аподфелшар подглядел. Сказал, чтоканцелярскую работу покамест сам справит, грамоту ведает…
        Названый Иван решил, чтопора уходить, засиделся. Хватит судьбу дразнить. Задни, тутпроведенные, онразузнал кой-што уинвалидов, даиЕгорка покойный повидал жизни, пока был жив, ипопьянке наболтал интересного…
        Ксеверным скитам, какоказалось, попасть можно иПитербурх миновав, икупчин Глазьевых нетревожа… Иноги ненадо бить, версты мерить. Наберег канала Минихова добраться нужно, нетак уж далеко он, ибарку подождать северную, онежскую, - онивидом иотздешних, иотволжских отличны. Натех барках люди плавают правильные: иприпрячут, идовезут, идальнейший путь обскажут… Непросто так, вестимо, слово надо знать петушиное. Егорка слово знал иперед смертью поведал, хоть ипокочевряжился поначалу.
        Деньжат он отЕгорки унаследовал, емуони посправедливости нужнее. Инож утерянный возместил, даже два раздобыл, нооба несильно нравились. Увесистый, стяжелым обушком, нож-косарь хорош был рубить, акпрочему пригоден мало. Глотку победе еще вскроет, авот приколоть кого коротким ударом несгодится… Онвзял длятакого дела ножик лекарский, сузким тонким лезвием подходящей длины: сталь была добрая, аручка дурная, железная игладкая, открови склизкой станет - неудержать. Онпоправил беду, смазав ручку рыбим клеем иобмотав бечевкой плотно, виток квитку. Пока послужит, апосле ичто получше судьба пошлет.
        Дело оставалось запашпортом. Атут какраз случилась нето отлучка, нето пропажа канцеляриста, иключи оказались уподфелшара. Названый Иван решил, судьба шлет знак: немешкай, засиделся.
        Онвсеже выждал довечера, доухода немцев ксебе, теиногда заглядывали вжелезный ящик. Аверьяныч, понятно, ктому времени накушался прилично. Нобезнего необойтись, грамоте названый Иван был неучен.
        Онпонадеялся, чтопить подфелшар умеет, идаже руки спьяну так нетрясутся, какутрами, авось испером совладает… Захочетли досрока пашпорт заполнять, обещанный поокончании службы? Уговорю, решил он, невпервой, инетаких уговаривал…
        Уговаривать непришлось, уАверьяныча случилось нынче сводки настроение благодушное иигривое, абывало ипо-иному.
        -Пашпорт, казак? Справим… Дванадо, двасправим… Хоть вовсе тебя запишу, длязапасу… Разлей пока…
        Подфелшар поскрежетал ключом вскважине, потом другим вдругой, вынул чистые пашпорта спечатями, ихбыло там немного, сдесяток. Названый Иван бросил быстрый взгляд внутрь ящика, денег неувидал - бумаги сименами-званиями больных, дакнига, свиной кожей обшитая, чтобратья-медикусы ссобой таскают, даеще бумаги, непонятные…
        -Кемвпишешься, казак? Надумал имя-то? Нудумай, апока выпьем…
        Выпили, Аверьяныч громко икнул ипредложил:
        -Хошь, Коппелем впишу, надворным советником? Вофрунт все назаставах станут… Мнеж нежаль длячеловека хорошего… Хошь генералом нарисую, хошь самим императором Петром Федорычем… Нежелаешьли?
        Оннапьяную подфелшарскую болтовню внимания необращал, всурьез раздумывая, кемвписаться. Надоели чужие имена, охинадоели, словно каждый раз кусок мертвечины кживому телу пришивал…
        Надумав, онсказал имя, иотчество, ифамилию.
        -Позванию кем станешь?
        -Казак станицы Есауловской.
        Акакеще… Никрестьянином, нимастеровым неприкинуться, истати нете, иухватка…
        -Нехошь быть генералом… тебе видней…
        Подфелшар обмакнул перо иначал писать, нодело унего незаладилось. Товфамилии ошибется, - чего, дескать, длинную такую выбрал, казак, возьми попроще… Топриметы напишет неправильные, ато ивовсе чернилом лист зальет.
        Смятые испорченные пашпорта летели впечурку изанимались там науглях: близилась осень, ночи стояли холодные, приходилось подтапливать. Уназваного Ивана сердце кровью обливалось оттакой подфелшарской нерачительности, порою новому пашпорту цена - жизнь человеческая…
        Когда чистых пашпортов оставалось лишь три, Аверьяныч наконец довел работу доконца безпомарок.
        -Панкратов, Емельян, Иванов сын… Ну,наливай, Емеля, крещенье необмыть великий грех.
        -Погодь, приметы зачитай, аопосля обмоем…
        Приметы оказались правильными - ипашпорт Ивана Белоконя свернулся науглях втрубочку, почернел иперестал быть. Иназваный Иван перестал быть Иваном.
        Онпотянулся кновому пашпорту, ноАверьяныч прикрыл рукой.
        -Погодь, погодь, Емелюшка… Непервый день тыживешь иведаешь: заспасибо такие дела неделают…Поделиться придется посправедливости, чемубольных-то вбараке подразжился… Делись, Емельян, делись…
        Гирька была загодя обмотана тряпкою, чтоб кровь воколодке нелить, следов неоставлять, - пускай потом беглого Аверьяныча тоже ищут, надругих меньше сил потратят.
        Из-за тряпицы удар вышел послабже, пришлось добавить.
        -Непонимаешь ты справедливости, - сказал Емельян, сматывая снурок.
        Путь подфелшару полюбому лежал вяму, Егорке вкомпанию. Иначе спашпортом Емельяна Панкратова долго поволе непогуляешь. Тричистых пашпорта он тоже прибрал, чего им пропадать.
        Пристроив Аверьяныча вяму, ондолго смотрел вниз, разглядывая все влунном свете, хотя впрошлый раз постарался поскорей уйти инедышать вонью, абольше инебывал.
        Неправильная была яма… Онтрупы несчитал, чтомортус избарака забирал, ноивпервый раз показалось, чтопустовата могила, мертвых мало… Думал тогда, чтопомнилось. Носейчас наверное видит: недостача немаленькая…
        Ион все понял.
        Таквот чем Фридрих сГенрихом вклети своей занимаются, отнарода честного спрятавшись… Слыхал, слыхал он, чтодлянемца-дохтура нет слаще соблазна, чемправославное тело осквернить, накуски порезать да требуху выпустить…
        Атут-то им раздолье… Никто замортусом неследит, кяме несуется, вотон иложит умерших всторонке, апотом кнемчуре сплавляет потихоньку.
        Может, исослали-то их сюда, проведав отаких забавах? Илисвоей волей пошли, этаким мертвячьим изобилием приманенные?
        Онпризадумался. Ирешил, чтооставлять немчуру заспиной опасно. Влицо они его знают, безбашлыка видели, ачто по-русски неразумеют, такАверьяныч непоследним толмачом насветебыл.
        Окошки вжилье Альфредычей имелись, нозадернуты были плотно, внутрь неподглядеть. Нотам они, куда им деться.
        Дверь ломать непришлось, вместо засова нанее приладили железный крюк, иЕмельян поддел его косарем, просунув вщель. Вошел тихонько вмаленькие вроде каксени, занавесками выгороженные, сторожко глянул вщелку…
        Мертвецов, порезанных вкуски, тутнебыло. Зато увидел кровать, инепустую, ипонял, чтоФридрих илиГенрих привел гулящую, ато ивдовушку сдеревни, инадо срочно придумать справедливую причину длянее,ибо…
        Тутего чуть нестошнило. Потому что он обозрился, инигулящей, нивдовушки неоказалось, одни Альфредычи, идаже смотреть, чемони занимались, было срамно имерзостно…
        Онубил их, неприближаясь, подлинше размотав снурок. Убил сомерзением, словно давил сапогами болотных гадов, склизких изловонных. Икяме непотащил, даже неприблизился кмертвым голым телам.
        Оностался один навесь гошпиталь, если сбросить сосчету умиравших вбараке… Ноодного изних сбрасывать неследовало. Ихбродя, принятого невзначай заимператора. Тот, порасчетам Емельяна, должен был отойти уж дня три как, давсе неотходил… Живуч, каккошка, оказался. Авдруг напоправку двинет?
        Емуль, Емельяну, незнать, чтотакое случается… Вбарак он заглядывал давненько, инадо проверить: если отмучался, томожно уходить, аесли нет… Тогда помочь надо, страдания облегчить.
        Онотпер иотворил дверь барака, приготовил лекарский ножик…
        Итут случилось нежданное. Околодок примыкал кбараку надальнем конце отдвери, абарак был длинный. Иоттуда, отоколодку, долетел звук копыт. Онприсмотрелся, нолуна, какнагрех, сейчас задвинулась затучку. Послышался стук вдверь изнакомый громкий голос:
        -Эй,кто-нибудь! Отк'ыть немедленно! Госуда'ственное дело!
        Рохмиср… Принеслаж нелегкая… Ниразу носу неказал, атут… Ноодин, бездрагун, - значит, неарестовывать приехал…
        -Здесь я, вашбродь, иду… - подал он голос.
        Ивсамом деле подошел, оставив дверь открытой ипряча лекарский нож заспиною. Рохмиср стоял, держа вповоду коня, только…
        Только оказался вовсе нерохмисром! Луна вернулась нанебо, иошибки быть немогло: лицо безтряпки инеопознать, ноголос тотже, нискем неспутаешь, амундир чужой, фельегерский… Чудеса.
        -Санита'?
        -Точно так, вашбродь.
        -Волков, Николай Ильич, коллежский асессо', - помнишь такого?
        -Чтож непомнить…
        -Живли?Или…
        Незабратьли он того решил, часом? Нет, такнегоже…
        -Сегодня ахсесор помрет, вскорости, - пообещал Емельян. - Датока ты первее…
        Иткнул лекарским ножиком всердце, прежде чем рохмиср, ряженый вфельегеря, успел удивиться.
        -И-и-э-э-э… - сказал рохмиср иупал мертвым.
        Дачтож заночь выдалась, а? Неуйти спокойно имирно… Ктоеще пожалует? Может, надворный Коппель прикатит?
        Чуть позже он понял, чтосерчал зря. Ряженый рохмиср заявился непросто так, асподарками. Даеще скакими!
        Все, чтоЕмельян, тогда звавшийся Иваном, несмог забрать улжецаря - рохмиср сам сюда доставил вполной сохранности. Нателе его, подмундиром, нашелся ипояс сказной, ита самая сумка кожаная, чтоназапястье лжецаря висела… Автючке небольшом приседельном - среди прочего ипанцырь свернутый, ипистоли царские, чуть Ивана-Емельяна натот свет неопределившие… Инож вножнах, узкий, длинный… Справный нож, теперь лекарскую безделку ивыкинуть можно.
        Ужель вбега собрался рохмиср? Ему-то счего?
        Осмотрел добычу воколодке, пристроив коня кконовязи, арохмисра оставив, гдележал. Первым делом глянул, наместели царские бумаги. Здесь… Остальное, бывшее всумке, оносмотрел безинтереса. Письмецо, чтоихбродь Волков писал вбричке, двапашпорта, двеподорожных, ещенесколько листков, непонятных… Видать, рохмиср исвои бумаги сюда подложил. Даникчему они, впечку надобы отправить… Вотцарские, сорлами, - иное дело. Пригодятся… Длячего, онисам пока вточности незнал, нопригодятся.
        Емельян постоял мгновение сненужными бумагами вруке. Оннедогадывался, даже заподозрить немог, чтодержит сейчас нити жизней многих людей, живущих далеко ипонятия неимеющих осуществовании беглого казака.
        Ноон держал, имонета судьбы тех людей зависла ввоздухе.
        Оноткрыл дверцу упечки.
        Монета начала падать орлом.
        Онмахнул пачечкой бумаг раз идругой, сдувая золу. Ниединой красной точки незаметил, всеугли догорели. Оннестал возиться сновым огнем, кинул бумаги настол. Пусть их, всеравно кнему касательства неимеют…
        Монета упала решкой. Инитям многих судеб суждено было оборваться.
        Онсложил все обратно втючок, лишь панцырь решил надеть сразу, инадел. Пришелся впору, фигурой сихбродем они были схожи. Ихорош - легкий, прочный, нежмет, нетрет… Немцы делали, неиначе.
        (Емельян ошибся - панцырь сработали воФлоренции. Илинеошибся, тамошних насельников он равно счелбы немцами…)
        Онрешил носить обновку всегда, неснимая. Поди угадай, когда та потребуется… Рохмиср вот снял, илижепромедлил надеть, - итеперь лежит, остывает. Ихбродь Волков вэнтом деле лучше понимал.
        Выйдя соколодку, онсбился сноги, какзапнувшись. Конь был наместе. Рохмиср исчез.
        Оклемался?!
        Уполз?!
        Емельян всматривался втемноту иничего невидел, редкие тучки ползли понебу, тоидело закрывая луну, исейчас какраз закрыли.
        Онимел верную руку инемог промахнуться мимо сердца… После такого удара никто неоклемается.
        Наконец просветлело, онвновь зашарил взглядом посторонам, иувидел фигуру, которую нигде инискем немог перепутать.
        Мортус… Подцепил рохмистра крюком итащит. Датолько некяме погребальной инекнемцам длянадругательства, даинегрешили тем Фридрих сГенрихом, онисебе другую забаву придумали… Мортус непойми зачем тащил тело всторону болота. Такчтоже, онидругих туда наладил? Зачем?
        Онприпустил следом, решив, чтонадо закончить дело. Оноставилбы урода жить, пусть наярмарках честной народ веселит. Нотот сам выбрал судьбу, притащившись внеурочный час иувидев мертвого рохмисра. Ляжет состальными, итогда работа будет окончена.
        Ондумал, чтодогонит мортуса, даже непереходя набег. Место неровное, кочковатое икустистое, тутмертвяка таскать тяжко, нето что отбарака кяме.
        Нетут-то было. Мортус двигался споро, словно тащил свой груз поровному льду. Пришлось бежать, пока трусцой. Мортус почувствовал погоню, обернулся, - итутже наддал, такинебросив мертвое тело.
        Прибавил ходу иЕмельян. Погоня - дело азартное, ончувствовал, чтодогоняет, номортус еще раз оглянулся, стряхнул рохмисра скрюка ипобежал налегке.
        Невиданное дело - казак, молодой еще ивполной силе, гнался закривоногим карликом-уродом - инемог догнать. Надва десятка шагов приблизился - ивсе, только неотстать сил ихватало.
        Тучки как-то кончились, луна светила, непрекращая, иоблегчала погоню, нопомочь ее успеху немогла.
        Мчался мортус ксередине болота, ктопи. Если знает тайную тропку-гать, может уйти…
        Емельян набегу распустил снурок, метнул гирьку особым манером.
        Есть! Отбегался!
        Онподскочил купавшему, достав нож-косарь иготовясь довершить дело. Мортус молча бился, стараясь разорвать опутавший тело снурок, нотот был хоть итонок, даплетен изконского волоса, изсамого отборного, отмолодой кобылы-двухлетки. Троих людей натаком снурке подвесить, ито выдержит.
        Мортус закричал, пронзительным тонким криком безслов, иЕмельян убедился, чтовсе Аверьяныч наврал, идаром речи урод невладеет.
        Махнув косарем, каксаблей, онсбил насторону личину - чтоб немешала удару, чтоб клинок нескользнул поней, чтоб вошел точно вглазницу.
        Инепонял, куда бить…
        Открывшаяся рожа была чем угодно, только нечеловеческим ликом.
        Словно кто-то, сильно злой намортуса, порубал лицо его вкуски, перемешал исклеил вбеспорядке… Даеще подбавил куски отчужих лиц - видел Емельян рожу недолго, нопоказалось, чтоглаз там недва, абольше, артов так точно два - второй, перевернутый иоскаленный, виднелся там, гдеполагается быть лбу, апрямиком изгубы того рта росло сморщенное, свернутоеухо…
        Большего он влунном свете неразглядел. Снурок лопнул. Итутже что-то резко ударило вбок, скрежетнуло попанцырю, удар был так силен, чтоЕмельян неустоял наногах.
        Когда поднялся, мортус вновь бежал, нодогонять его уже нехотелось… Онповернул назад, заспиной послышался громкий всплеск, ион мысленно пожелал уроду насмерть потонуть вболотной жиже…
        Рохмисра он оставил, гдетот лежал, силтащить кяме неосталось. Мимолетно удивился, чтоненашелся нигде багор мортуса, хоть возвращался Емельян темже следом, ибагор должен был попасться подноги… Нуипусть сним.
        Ихбродя Волкова наего нарах неоказалось. Знать, мортус начал ночные труды несрохмисра, иВолков мертв, кживым мортус неприближался. Одной заботой менее.
        …Светало. Седло оказалось неказацкое, неудобное, ноЕмельян необращал внимания, соскучившись ездить повозками истосковавшись поверховой езде. Решил проехать, скока сможет, ксеверу, кМинихову каналу, - полями, внедорог - итам бросить конягу, барышников неискать.
        Оннадеялся, чтонавсегда убрался изпроклятых мест ивернется иной дорогой. Онпроехал довольно ксеверу, когда понял, чтоедет нетуда… Чтобольше нехочет попасть всеверные скиты, кмудрым старцам.
        Емельян хотел встепь, хотел вдохнуть полной грудью еевольный воздух - совсем нетот болотный исырой, чтоздесь.
        Оннепривык отказывать своим хотениям - изавернул коня, идвинул навосток, встречь солнцу, нещурясь отбьющих влицо лучей. Онневедал, чтовпереди великая война засправедливость, иедет он навстречу громкой своей славе, илютой смерти, идолгой посмертной памяти… Онпросто ехал домой.
        Эпилог
        Машенька
        Клавдия Матвеевна Боровина уж поджидала Машеньку изкарантину ивнедолге поняла, чтоплемянница ее втягостях.
        Тутнадобно отметить одну особенность, присущую характеру тетушки. Способная охать, ахать, приходить вволнительность ичутьли даже невпадать вобмороки поразным пустяковым поводам, вмоменты суриозные Клавдия Матвеевна действовала по-военному решительно: оценив степень угрозы исилы противников, немешкая составляла план действий и, опятьже немешкотно, принимала меры поего исполнению. Словом, изКлавдии Матвеевны мог выйти недурной армейский командир, родись она мужчиной.
        Таквсе случилось ипринынешней напасти.
        Спрошенная прямо, Машенька открылася безтени смущения, однакоже нислова неуслышала изпустых попреков, обычных притаких оказиях: сделанного неворотить, атетушка хоть иосталась побесприданности своей вположении старой девы, новмолодых годах давала «волю чувствам», пусть иизбегнув нежелательных последствий оного.
        Разведав диспозицию, тетушка оценила имевшиеся враспоряжении силы исредства, иоказались они скудны: возня свступлением всилу духовной Аполлона Матвеевича предстояла немалая инебыстрая, тогда какХронос совсей решимостью выступал настороне противника.
        Темнеменее план баталии был составлен споро ивисполнение приведен незамедлительно.
        Буквально днями спустя кМашеньке просватался жених, Николай Сергеевич Охотин.
        Отставленный недавно изармии вчине капитана, онпрозябал втринадцати верстах, внаследственной деревушке своей, пришедшей вполное запустение загоды его службы. Прошлым годом Охотин уже проявлял интерес кМашеньке, ноее неожиданно изменившиеся обстоятельства приостановили сватовство насамой его предварительной стадии.
        Тетушка, составивши план кампании, немедля посетила Николая Сергеевича вего руинах: оннайден был ею мужчиной доброго нрава ималопьющим, аувечье его признано незначительным - рука, поврежденная турецкой картечью, плохо сгибалась.
        Получив подтверждение онеизбывности былых намерений, Клавдия Матвеевна срешительностью истинно военной, неубивая время наоколичности инамеки, открыла капитану все обстоятельства ивсе перспективы, ожидающие его: какфинансовые (после вступления всилу духовной), таки… словом, всеперспективы.
        …Беседа жениха сневестою длилась три четверти часа,ивзавершении ее Машенька дала согласие, выразив еготак:
        -Явижу, чтовы хороший человек, Николай Сергеевич, ия согласна стать вам верной женой идобрым другом. Нонесудите строго, чтоближайшие месяцы, аможет быть, игоды, межнами несможет быть взаимной любви. Яобещаю вам, чтопривозникновении ктому возможности приложу все усилия, дабы обрести квам сие чувство.
        Николай Сергеевич, мужчина ивпрямь положительных качеств икМашеньке расположенный, былдоволен. Идоконца дней своих неподозревал, чтонемалую роль вее решении сыграла такая безделица, какегоимя.
        Свадьбу справили стольже по-военному стремительно. Иблизнецы Охотины, Коленька-младший иПлатоша, появились вапреле всрок, снекоторой натяжкою считавшийся приличным.
        Всвятцах того дня был иАлексий, такуж выпало, иНиколаю Сергеевичу имя приглянулось, носупруга его встала стеной… Дразнить судьбу она нежелала.
        Духовная вступила всилу, исемейство стало достаточным. Апосле ивовсе богатым - когда брат Марьи Аполлоновны, Петр, неуспевши обзавестись семьей, сложил голову приСилистрии…
        Став зажиточной помещицей, Марья Аполлоновна приобрела одну своеобычность, подмеченную соседями иставшую основой дляпересудов меж ними, - впрочем, незлоязычных пересудов. Немалую часть семейных средств Марья Аполлоновна тратила намедицину, пригласивши напостоянное жительство вусадьбу доктора непоследнего разбора ивыписывая изстолиц лекарства, самые лучшие. Наребячьи игры подраставших сыновей онапоглядывала сбольшим подозрением, категорически воспретив игру всвайку илазанье надеревья, равно какипоходы вобществе дворовых ребятишек влес ильнаболото.
        Характер умолодой помещицы был дамасской стали, исыновья неослушались.
        Носудьбу обмануть неудалось, иПлатоша скончался надевятом году, отглотошной.
        Загробом она шла смертвым лицом, носсухими глазами. Изавсе отпевание, изавсе похорона необронила нислезинки, чтодало повод дляновых пересудов, менее благожелательных.
        После того увлечение медициной стало позаброшено: прижившийся, нонеоправдавший надежд доктор был отставлен, ановый неприглашен, выписывание столичных лекарств прекратилось.
        Других детей всемье Охотиных ненародилось.
        Овдовев натринадцатом году брака (впоследние времена его меж супругами ивпрямь сложились отношения, напоминавшие любовь), онаспустя год предприняла путешествие вПетербург, гдевела розыск вархивах, касавшихся давней чумы.
        Розыск принес результат озадачивающий: запись опоступлении вчумной госпиталь коллежского асессора Волкова имелась, нодальнейшая судьба Николая Ильича осталась непонятной: нивдлинном списке умерших, нисреди пяти строк списка оправившихся имя его незначилось.
        Вернувшись, Марья Аполлоновна жила какпрежде, лишь приобрела привычку сидеть подолгу вкачалке, устремив взгляд наведущие кусадьбе пропилеи исловнобы поджидая гостей…
        Скончалась она сорока трех лет, отвнезапного приступа грудной жабы.
        Никто ипомыслить немог, чтопричиною приступа стала бричка сновеньким кожаным верхом, катившая пропилеями, - заплутавший чиновник губернского казначейства искал спросить дорогу.
        Каин
        Когда-то давно, очень давно, имеще несравнялось подвенадцать, ониприступили кпапеньке свопросом: отчего так получается, чтоони - близнецы, иразом родились, данесхожие? Илицом, истатью, ихарактером… Ивнауках Алеша успевает водних, аНика вдругих совсем, брату нестоль интересных?
        Такой вопрос уже звучал, новтот раз папенька как-то отшутился, атут растолковал все обстоятельно. Дескать, родились они вместе, даневодин день. Именины-то вразные дни справляют: маменька ночью разрешилась, иНика потому Никой икрещен, чтопервым шел, даподгадал наНиколая, воина-мученика Севастийского, аЛешенька вторым случился, ужпосле полуночи, иназван вчесть Алексия Константинопольского. Аеще латиняне вдревние времена подметили, чтоимена судьбу определяют, вотиуних стой ночи судьба поразным дорожкам двинулась…
        Объяснение показалось убедительным. Ника его послушал, даипозабыл, ноАлеша втаких делах дотошнее был… Неделей спустя пришел кбрату, яблоко вруках держит - большое, наливное, красное. Яблочный сезон уних ненаступил, нопапеньке прислали откуда-то. Ника свое уже съел, лаком всегда был дояблок, аАлеша сберег.
        Брат напомнил тот разговор спапенькой: проночь их рождения, проимена ипросудьбы… Исказал, чтовжития заглянул, инепонравилось ему там увиденное. Святые их заступники хоть иоба мученики, дапо-разному мучились… УНиколая, воина севастийского, всебыстро завершилось: возеро бросили, датемже днем ипреставился… Алексийже Константинопольский месяцами втемнице страдал, мучения всякоразные принимаючи… Иказнь потом принимал очень долгую, всеникак отмучиться, отойти немог.
        Ненравится ему, Алеше, такая разница всудьбах. Нукакесть ненравится… Ника непонял: именами, чтоли, брат поменяться надумал? Алеша пояснил: неименами, судьбами. Просто руки давай пожмем, даискажем вслух: тымою судьбу берешь, ая твою.
        Брат всегда был большим придумщиком, иНика часто соблазнялся его затеями, нотут… Как-то оно… Нестоит.
        Алеша впридачу ксудьбе посулил яблоко. Тоаппетитным таким показалось, ажслюнки потекли… Даичто тут такого, пустые слова.
        Такон получил чужую судьбу. Впридачу кяблоку.
        Яблоко съелось темже часом, судьбаже протянулась навсю жизнь. Инасмерть тоже.

* * *
        Онумирал, инемог умереть, ивредкие минуты просветления рассудка непонимал, отчего так. Другие, поступившие сюда сним, ужеотправились далее, вяму, аон всежил.
        Ончувствовал - интуитивно, налогические выкладки сил недоставало, - чтонедоделал инедовершил чего-то, нонезнал, чего именно.
        Когда рассудок вочередной раз просветлел, оноткрыл глава иувидел, чтоложе его озарено светом, показавшимся после темноты барака удивительно ярким. Свет был белый итянулся, какдорога, кдвери, вопреки обыкновению широко распахнутой.
        Онпонял, чтоэто знак, коего ждал так упорно после глупых слов своих, сказанных устены сдвумя неокладными образами.
        Знак был явлен слишком поздно. Силвстать ипойти Николай Ильич несохранил.
        Потом был бой, последняя схватка, насей раз ссобственным телом.
        Оноказался наногах, едва неумерев. Ипошагал побелой исветлой дороге. Ногон нечувствовал инеощущал шагов - казалось, снизу струится белый поток, ион плывет понему, каксорвавшийся сцепи бакен.
        Задверью путь продолжился, разделив всю внешнюю тьму надве половинки. Онпонял, куда ему указывают, куда он должен пойти ичто сделать, иогорчился, чтонесообразил все сам гораздо ранее.
        Оншел попонижающейся болотистой луговине, межкочек икустов, изнал, чтосил ему достанет дойти досамого сердца болота. Силы неего, силы ему дадены, - круг следует замкнуть доконца, аискупление должно завершиться.
        Всебыло кактогда.
        Подногами почавкивала вода, онее неощущал.
        Потом он услышал звук, негромкий, нонараставший, - зов, молящий опомощи, бессловесный, однакоже звучащий длянего понятно: Ника, Ника, Ника, Ника…
        Потом он увидел руку, воздетую надводой вотчаянном призыве.
        Всебыло, кактогда, ион замедлился иостановился, хотя был только что уверен, чтошагнет напомощь, неколеблясь.
        Наверное, тамивпрямь торчала изводы нерука брата, нолевая лапа Царь-жабы, существующей вопреки всем мнениям ученых мужей, аон даже присмерти нежелал сводить знакомство сэтим существом…
        Призыв опомощи сменил тональность истал громче, игрозил влюбой миг обрести иное словесное наполнение: Каин, Каин, Каин…
        Онзнал, чтоМашенька ошиблась, чтоискупление незавершено ипрощение недаровано.
        Иногда он думал, чтовсю его непутевую жизнь предрек Алеша, предрек давным-давно, узнав науроке грамматики осуществовании анаграмм итутже сообразивший, какможно переделать имя брата, придуманное любящей маменькой: Ника-Каин, Ника-Каин, Ника-Каин, Ника-Каин! - дразнил он исмеялся, апозже все позабылось, аеще позже всплыло.
        Оншагнул вперед.
        Ондолго жил Каином.
        Оннехотел им умереть.
        Царь-жабы несуществует вприроде, ученые недадут соврать.
        Тамрука его брата, протянутая сквозь годы, надвсей его бестолковой жизнью. Инаднежданной икороткой любовью.
        Здесь должно было быть глубоко, ужевыше колен, ноон двигался легко, словно посуху.
        Онкоснулся тянувшихся кнему пальцев ипочувствовал живую итеплую человеческую руку.
        Сомкнувшийся круг времен сжался стольже туго, какледяная хватка наего горячечном запястье, исобрался водну точку.
        Каин встретился сАвелем.
        notes
        Сноски
        1
        Журнальный вариант.
        2
        ВПольше XVIIIвека термин «диссиденты» имел неполитический, ноисключительно религиозный смысл.
        3
        Чтоон сказал? (нем.)
        4
        Онснова пьян (нем.)
        5
        Бубонная чума (нем.)
        6
        Несомненно (нем.)
        7
        Счастливчик (нем.)
        8
        Зачем свиньям счастье?(нем.)
        9
        Выдействительно говорите по-французски?
        10
        Мнеговорили, чтоуменя южный акцент. Мойучитель был родом изПрованса.