Добыча золотого орла Саймон Скэрроу
        Орел #5
        Вот уже год как римские легионы под командованием Авла Плавта воюют в Британии. Приказ императора Клавдия однозначен: пленить вождя бриттов Каратака. Римляне уготовили для него хитроумную ловушку. Однако Каратак оказался еще хитрее. Теперь огромной орде туземцев противостоит лишь Третья когорта, в рядах которой воюет и центурион Катон - молодой, но многообещающий командир. Римляне выстояли в кровавой бане, но Каратаку удалось уйти. Приказ императора не выполнен… Третью когорту подвергают децимации - каждый десятый воин должен быть казнен. По случайности осужденным удается бежать. Теперь Катон и его братья по оружию стали изгоями, врагами для всех - и для своих, и для чужих. Но римский легионер никогда не отступит - ни перед кем и ни перед чем…
        Саймон Скэрроу
        Добыча золотого орла
        Моим братьям Скотту и Алексу.
        Слюбовью и благодарностью за все то время, которое мы так прекрасно проводим вместе.
        Система управления римской армией в Британии 44г. н.э.
        Помимо центурионов, в состав каждой центурии входят один оптион (заместитель центуриона) и один знаменосец. Центурия состоит из десяти отделений по восемь легионеров в каждом.
        Организация Римского Легиона
        Поскольку главными действующими лицами «Добычи золотого орла» являются римские центурионы Макрон и Катон, а возможно, не все читатели знакомы с особенностями военного устройства Древнего Рима, считаю необходимым пояснить, как был устроен римский легион. Второй легион, «родной дом» Макрона и Катона, как и все легионы, состоял примерно из пяти с половиной тысяч солдат. Основным его структурным подразделением являлась центурия из восьмидесяти человек под командованием ЦЕНТУРИОНА, имевшего помощника или заместителя, именовавшегося ОПТИОНОМ. Центурия подразделялась на десять отделений по восемь человек, совместно размещавшихся в казармах или, находясь в походе, в палатках. Шесть центурий составляли когорту, а десять когорт - легион, причем первая когорта имела двойную численность. Каждому легиону было придано кавалерийское подразделение из ста двадцати человек, подразделявшееся на четыре эскадрона. Конные воины преимущественно выполняли обязанности разведчиков и гонцов.
        Личный состав легиона имел, в порядке понижения, следующие чины:
        ЛЕГАТ. Легатом являлся знатный римлянин, обычно лет тридцати пяти. Он командовал легионом до пяти лет и зачастую рассматривал этот командный пост как возможность создать себе имя и, следовательно, как ступеньку для дальнейшей политической карьеры.
        ПРЕФЕКТ ЛАГЕРЯ. Эту должность занимал поседевший в походах ветеран, до того, как правило, служивший первым центурионом легиона: для незнатного воина то была высшая точка профессиональной карьеры. Отличительными особенностями этого человека являлись огромный опыт и несомненная честность. Если легат отсутствовал или оказывался не в состоянии выполнять свои обязанности, командование легионом переходило к префекту лагеря.
        Шестеро ТРИБУНОВ - являлись своего рода штабными офицерами. Вбольшинстве случаев то были молодые, лет двадцати с небольшим, люди, впервые поступившие на военную службу, желая получить административный опыт перед заниманием младших должностей в органах гражданского управления. Особое положение занимал СТАРШИЙ ТРИБУН - как правило, то был представитель сенаторской фамилии, и эта должность предшествовала для него или командованию легионом, или политической карьере.
        Костяк командного состава, обеспечивавший дисциплину и выучку легиона, составляли шестьдесят ЦЕНТУРИОНОВ, отобранные на эти должности, исходя из таких критериев, как командные качества и выдающееся личное мужество. Последнее обстоятельство приводило к тому, что потери среди центурионов превосходили таковые в любой другой категории воинов. Первенство среди них принадлежало командиру первой центурии, самому опытному и удостоенному наибольшего числа наград. Четыре ДЕКУРИОНА командовали приданными легиону кавалерийскими эскадронами и могли рассчитывать получить под начало более крупный, вспомогательный кавалерийский отряд.
        Каждому центуриону помогал ОПТИОН, являвшийся его заместителем и первым кандидатом на должность командира центурии, когда она (что случалось часто) становилась вакантной.
        Рядовые ЛЕГИОНЕРЫ поступали на службу на двадцать пять лет. Первоначально правом служить в легионах обладали лишь римские граждане, однако по мере расширения державы и увеличения численности армии легионерами все чаще становились представители коренного населения провинций империи, что открывало им путь к получению римского гражданства.
        Воины ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ КОГОРТ формально имели более низкий статус, чем легионеры. Эти подразделения комплектовались из числа жителей провинций и обеспечивали армию кавалерией и легкой пехотой. Все воины, не имевшие римского гражданства, получали таковое по истечении двадцатипятилетнего срока службы, однако могли быть удостоены его досрочно, за выдающиеся подвиги и боевые успехи.
        Глава 1
        -Далеко еще до лагеря? - спросил грек, уже в который раз оглядываясь через плечо. - Надеюсь, мы хоть до темноты-то доберемся?
        Декурион, возглавлявший маленький кавалерийский эскорт, выплюнул яблочное зернышко и ответил лишь после того, как проглотил сочную, терпкую мякоть:
        -Доберемся. Не стоит переживать, почтеннейший. По моим прикидкам, осталось миль пять-шесть, всего-то-навсего.
        -А побыстрее мы двигаться можем? - не отставал грек.
        Он без конца озирался через плечо, и в конце концов декурион тоже не смог удержаться и оглянулся на оставшуюся за спиной дорогу. Впрочем, как и следовало ожидать, смотреть там было не на что - дорога была пуста до самой седловины между двумя лесистыми холмами, воздух над которыми мерцал от жары. Они были единственными путниками на тракте с самого полудня, когда покинули укрепленный аванпост. Декурион, возглавлявший эскорт из десяти кавалеристов, и грек с двумя своими телохранителями ехали по дороге, направляясь к многолюдному передовому лагерю командующего Плавта. Там сосредоточились три легиона и дюжина вспомогательных подразделений для нанесения последнего, решающего удара по Каратаку и его воинству, набранному из представителей тех немногих племен бриттов, которые еще продолжали вести открытую войну против Рима.
        Декуриона одолевало любопытство: интересно ведь, что за дела могли связывать какого-то грека с самим командующим. Еще на заре префект тунгрианской конной когорты вызвал его к себе и приказал отобрать десять лучших воинов из его подразделения, дабы сопроводить грека к командующему. Декурион, как и подобает воину, выполнил приказ, не задавая вопросов, но сейчас искоса поглядывал на грека, снедаемый любопытством. От этого типа прямо-таки исходил дух богатства и утонченности, даром что одежду его составляли обычный легкий дорожный плащ и простая красная туника. Однако от придирчивого и неодобрительного взгляда декуриона не укрылись ни тщательно ухоженные, покрытые лаком ногти, ни запах дорогущего лимонного масла, умащавшего темные волосы и бородку. Перстней на его руках не было, но светлые полоски на загорелой коже пальцев указывали на привычку носить их, причем в немалом количестве. Слегка скривив губу, декурион мысленно причислил этого человека к тем вольноотпущенникам-грекам, которые хитростью пробрались в самую сердцевину имперской бюрократии. Атот факт, что этот чиновник находился в Британии, в
зоне военных действий, причем всячески старался не привлекать к себе внимания, указывал на выполнение им некой особой миссии, возможно, связанной с доставкой командующему столь деликатных и важных сведений, что их не решились доверить обычным войсковым курьерам.
        Взгляд декуриона переместился к двум телохранителям, ехавшим за спиной грека. Одеты они тоже были просто, но под плащом у каждого, на перевязи армейского образца, висел короткий меч. Причем это были не отставные гладиаторы, из числа которых, как правило, набирали свою личную охрану состоятельные римляне. По оружию и манере держаться декурион безошибочно узнал в них пытавшихся, но безуспешно, остаться неузнанными преторианцев. Их присутствие являлось окончательным и неопровержимым доказательством того, что грека привели сюда дела государственной важности.
        Придворный служитель невесть в который раз оглянулся через плечо.
        -Кого-нибудь ждешь? - осведомился декурион.
        Грек взглянул на него, усилием воли согнал с лица раздраженное выражение и скривил губы в некоем подобии улыбки.
        -Да. По крайней мере, надеюсь.
        -Кого-нибудь, о ком мне следует обеспокоиться?
        Грек помедлил, потом снова улыбнулся.
        -Нет.
        Декурион ожидал пояснений, но грек этим и ограничился, устремив взгляд вперед. Декурион пожал плечами и продолжил грызть яблоко, в то время как его взгляд блуждал по окрестностям. Сюга по холмистой долине вилась, в ее верхнем течении, река Тамесис. Вершины холмов поросли древними деревьями; то здесь, то там были разбросаны деревеньки и усадьбы добунниев - племени, одним из первых присягнувшего на верность Риму, сразу по высадке легионов, еще в прошлом году.
        -Прекрасные места! Вот бы где неплохо обосноваться, - размечтался декурион.
        Как и любой ветеран, отслуживший «под орлами» Рима двадцать пять лет, он, в дополнение к римскому гражданству и маленькому пособию, мог рассчитывать на участок земли в одной из ветеранских колоний, что обеспечило бы ему безбедную старость. Можно даже жениться на той симпатичной туземочке, с которой он сошелся в Камулодунуме, растить ребятишек, попивая винцо, благо и на него хватит.
        Его приятные мечтания были прерваны греком, вдруг резко осадившим коня и воззрившимся из-под хмуро сдвинутых бровей куда-то назад. Беззвучно выругавшись, декурион поднял руку, останавливая своих бойцов, и повернулся к нервному путнику.
        -Что случилось?
        -Смотри, - промолвил, указывая рукой, грек. - Вон там.
        Декурион устало повернулся в скрипучем кожаном седле и вгляделся. Сначала различить не удалось ничего, и лишь потом, переместив взор туда, где дорога исчезала за холмами, он увидел темные силуэты всадников, возникшие из тени деревьев. Выехав на свет, они галопом понеслись в сторону грека и его сопровождающих.
        -Это еще кто такие? - пробормотал декурион.
        -Понятия не имею, - ответил грек. - Хотя мне, пожалуй, известно, кто их послал.
        -Они враждебны? - спросил декурион, одарив грека раздраженным взглядом.
        -Весьма.
        Декурион со знанием дела присмотрелся к преследователям, которых в настоящий момент отделяло от него расстояние немногим более мили. Восемь человек мчались, припадая к гривам коней, за их спинами вились темно-коричневые и черные плащи. Восемь против тринадцати… не считая грека. Благоприятное соотношение сил.
        -Ну, кажется, мы увидели достаточно, - промолвил грек, отворачиваясь от скачущих вдалеке верховых. - Поехали!
        -Вперед! - скомандовал декурион, и эскорт припустил галопом следом за греком и его телохранителями.
        По правде, у декуриона зла не хватало: не было никакой нужды удирать таким постыдным манером. Имея численное превосходство, они, оставаясь на месте, вполне могли бы дождаться преследователей, получив таким образом дополнительное преимущество в виде отдохнувших коней. Дело кончилось бы довольно быстро. Правда, нельзя было сбрасывать со счетов и возможность того, что в ходе схватки кто-то из врагов дорвался бы до грека, а приказ префекта на сей счет был однозначен: ни в коем случае не подвергать его опасности и оберегать его жизнь, чего бы это ни стоило. Втаких обстоятельствах, вынужден был признать декурион, как бы ни было неприятно, разумнее всего избегать малейшей угрозы. Они опережают погоню на целую милю и, несомненно, доберутся до лагеря командующего задолго до того, как вражеские всадники смогут их догнать.
        Правда, оглянувшись во второй раз, декурион был поражен тем, насколько сократилась дистанция: следовало предположить, что скакуны у преследователей великолепные. Ион, и его люди, как и вся когорта, имели неплохих лошадей, но вражеские кони явно превосходили их по всем статьям. Но мало того, чтобы выдержать такую скачку, всадники тоже должны быть выше всяких похвал. Декурион впервые ощутил укол сомнения и тревоги: это были явно непростые разбойники. И, судя по темным волосам, смуглой коже, струящимся плащам и туникам, не местные жители. Туземцы вообще решались атаковать римлян, лишь имея на своей стороне основательное численное превосходство.
        Грек же, похоже, знал, откуда взялась эта погоня. Ужас его казался ощутимым, даже с учетом общеизвестной боязливости его сородичей. Он мчался во весь опор перед декурионом, болтаясь в седле, словно куль с овсом, а его телохранители, демонстрируя куда большее самообладание и искусство верховой езды, теперь скакали по обе стороны от него. Губы декуриона раздвинулись в усмешке над стиснутыми зубами: может быть, во дворце этот грек чувствовал себя как рыба в воде, но вот в седле, да еще на всем скаку, представлял собой плачевное зрелище. И, конечно, прошло не так много времени, прежде чем случилось неизбежное: мотавшегося туда-сюда горе-наездника занесло слишком далеко в сторону, он отчаянно натянул поводья, конь резко остановился, и инерция попросту выбросила грека из седла. Декурион выругался и едва успел отвернуть своего коня в сторону, чтобы не растоптать упавшего.
        -Стой!
        Под аккомпанемент солдатской брани и конского ржания маленький отряд остановился, окружив распростертого навзничь грека.
        -Не хватало только, чтобы этот ублюдок насмерть зашибся, - проворчал декурион, соскочив с седла.
        Оба телохранителя уже спешились и склонились над тем, чья жизнь была доверена их попечению.
        -Жив? - спросил один из них.
        -Да. Дышит.
        Грек открыл глаза, заморгал и снова закрыл их, ослепленный солнцем.
        -Что… что случилось? - выдохнул он и обмяк, потеряв сознание.
        -Поднять его! - рявкнул декурион. - Уложить на лошадь.
        Преторианцы подняли своего подопечного и забросили обратно в седло, после чего вскочили на лошадей. Один взялся за повод коня, принадлежавшего греку, другой крепко держал за плечо его самого.
        -Вперед! - скомандовал декурион, указывая преторианцам на дорогу. - Увозите его отсюда. Живо!
        Преторианцы взяли с места в карьер и погнали коней к безопасному лагерю командующего, в то время как декурион снова вскочил в седло и развернулся навстречу преследователям.
        Теперь они находились гораздо ближе, в пяти сотнях шагов, не более, и на скаку выстраивались широким клином для атаки на остановившийся эскорт. Их дротики были уже выхвачены из колчанов и занесены над головами для броска.
        -В атакующую цепь - стройся! - рявкнул декурион.
        Кавалеристы перегородили дорогу, сформировав конную шеренгу. Щиты прикрывали их тела, острия копий были выставлены вперед, навстречу стремительно приближавшимся недругам. Сейчас декурион жалел о том, что не приказал своим людям вооружиться еще и метательными дротиками, но ведь его отряд отправлялся не в бой, а всего лишь сопровождал гражданское лицо в лагерь командующего по мирной территории. Ивот результат - теперь, прежде чем они успеют схватиться с неприятелем врукопашную, на них обрушатся дротики, а ответить на бросок они не смогут.
        -Готовьсь… - взревел декурион. - По моему приказу… вперед!
        Всадники вспомогательной когорты сорвались с места и, стремительно набирая темп, с яростными криками понеслись навстречу вражескому отряду.
        Две группы всадников неуклонно сближались, противник не сбавлял аллюра, и декурион внутренне подобрался, готовясь к сшибке на всем скаку. Авот некоторые его бойцы, видя вражескую решимость, стали замедлять скачку. Командир встрепенулся, мигом оценив угрозу.
        -Не отставать! - выкрикнул он сначала в одну сторону, потом в другую. - Держать строй!
        Враги приближались молча, и уже можно было разглядеть свирепую, беспощадную решимость на их лицах. Судя по свободным складкам плащей и туник, доспехов под ними не было, и декурион даже посочувствовал этим смельчакам, ибо, несмотря на превосходство их скакунов, им трудно будет одолеть в рукопашной куда лучше защищенных бойцов вспомогательной кавалерии.
        Однако в последний момент перед казавшимся неминуемым столкновением вражеские всадники без всякого приказа развернули коней, уходя в обе стороны с линии атаки, и разом отвели назад руки, сжимавшие дротики.
        -Берегись! - крикнул кто-то из бойцов декуриона, когда им навстречу полетели брошенные по низкой траектории метательные копья.
        Это был не суматошный, беспорядочный залп - каждый всадник тщательно выбрал цель, и стальные наконечники вонзились в незащищенные конские бока и груди. Лишь один дротик попал в бойца, угодил в живот, как раз над передней лукой седла. Декурион сразу понял, что враги намеренно выбрали мишенью именно коней: атака эскорта захлебнулась. Всадники пытались восстановить контроль над испуганными, ранеными животными. Кони выбросили из седел двоих бойцов, которые тяжело грохнулись на сухую, утоптанную дорогу.
        Вновь засвистели дротики. Конь декуриона конвульсивно дернулся: из его правого плеча торчало темное древко. Всадник инстинктивно сжал покрепче ногами кожаное седло и выругался: конь остановился и яростно мотал мордой, разбрызгивая сверкавшую на солнце слюну. Вокруг него царил хаос: ржали и бились в конвульсиях раненые животные, оказавшиеся на земле бойцы думали лишь о том, как не угодить под копыта охваченных паникой лошадей.
        Враги растратили дротики, и теперь каждый из них обнажил спату - длинный меч, служивший штатным оружием римской кавалерии. Всчитаные мгновения нападавшим удалось изменить соотношение сил в свою пользу.
        -Они собираются атаковать! - раздался испуганный голос поблизости от декуриона. - Спасайся, кто может!
        -Отставить! Сомкнуть строй! - взревел декурион, соскользнув со своего раненого коня. - Пуститесь наутек, и вас перебьют поодиночке. Держитесь вместе! Ко мне!
        Приказы были толковыми, но в данной ситуации бесполезными. Вусловиях, когда половина отряда осталась без коней и кое-кто едва держался на ногах после падения, а вторая половина все еще пыталась восстановить контроль над ранеными, смертельно испуганными животными, организованная оборона была невозможна. Каждому оставалось надеяться только на себя. Декурион отступил на шаг в сторону, оставив себе пространство, чтобы орудовать копьем, и воззрился на приближающихся рысью врагов с обнаженными мечами в руках.
        -Отставить атаку! Не задерживаться! - прозвучал вдруг приказ, отданный на латыни.
        Неприятельские всадники мигом вложили мечи в ножны, натянули поводья и, попросту объехав сбившихся в кучку кавалеристов, ускорились и помчались галопом по дороге в сторону лагеря командующего.
        -Ну ни хрена же себе… - выдохнул кто-то с нескрываемым облегчением. - Это ж надо, а? Они ведь могли всех нас перерезать.
        Впервый момент декурион в полной мере разделил чувства своего подчиненного и похолодел лишь потом, когда до него дошло, в чем тут дело.
        -Грек… они погнались за греком.
        Иведь догонят, как пить дать, догонят. Несмотря на солидную фору, плачевное состояние подопечного не позволит преторианцам гнать во весь опор, так что враги перехватят беглецов и расправятся с ними задолго до того, как те доберутся до спасительного лагеря Плавта. Проклиная и несчастного грека, и собственную злую судьбу, возложившую на него это злосчастное задание, декурион схватился за поводья коня, принадлежавшего раненому и все еще пытавшемуся вытащить из живота дротик бойцу.
        -Отдай!
        Лицо солдата было искажено болью, и приказа он, похоже, даже не слышал, поэтому декурион просто выдернул его из седла и вскочил туда сам. Боец, тяжело ударившись оземь, завопил от боли, древко дротика сломалось.
        -Все, кто верхом, за мной! - выкрикнул декурион, разворачивая коня и направляя его вдогонку вражескому отряду. - За мной!
        Он пригнулся, припав к гриве скакуна, стремглав рванувшегося с места, повинуясь командам нового всадника. Оглянувшись, декурион увидел, что за ним, отделившись от остальной команды, скачут галопом четверо воинов. Пятеро против восьми - не лучшее соотношение сил. Но зато, по крайней мере, дротиков у противника больше нет, а копье и щит дадут ему преимущество перед любым врагом, вооруженным только мечом.
        Декурион гнался за неприятелем, исполненный холодной решимости посчитаться с этими незнакомцами, хотя разум подсказывал ему, что в первую очередь надо думать не о мести, а о спасении проклятого грека, из-за которого на него и обрушились все эти несчастья.
        Дорога плавно пошла под уклон, и сверху он увидел врагов, скакавших галопом в трех сотнях шагов впереди. Еще дальше, опережая погоню примерно на треть мили, ехали преторианцы с греком, которого телохранителям все еще приходилось поддерживать в седле.
        -Вперед! - бросил через плечо декурион. - Наперехват!
        Не сбавляя хода, три группы всадников спустились в долину, пересекли ее и начали подъем по следующему пологому склону. Теперь лошади противника, мчавшиеся стремглав долгое время, начали уставать, и расстояние между ними и декурионом неуклонно сокращалось. Охваченный радостным возбуждением, он лупил пятками по бокам лошади и кричал ей в ухо:
        -Вперед, детка! Скорее! Еще чуть-чуть!
        Дистанция сократилась вдвое, когда отряд противника перевалил через очередной гребень и тут же пропал из виду, но декурион уже понял, что он и его люди перехватят недругов прежде, чем они настигнут преторианцев и грека. Оглянувшись, он воодушевился еще больше, увидев, что его эскорт не отстает и ему не придется схватиться с противником в одиночку.
        Дорога снова шла под уклон, и впереди, всего-то в трех, может быть с небольшим, милях, уже показался гигантский правильный квадрат лагеря командующего: обширное пространство, обнесенное земляным валом с частоколом и заполненное великим множеством палаток, образовывавших сложный узор. Три легиона и несколько вспомогательных когорт, составлявших в совокупности около двадцати пяти тысяч вооруженных людей, собрались там, чтобы выступить в поход, найти и уничтожить армию Каратака и его союзников-бриттов. Впечатляющее зрелище, но декуриону было не до того, ибо все поле его зрения заполнили всадники, вдруг развернувшие коней и поскакавшие назад, ему навстречу. Останавливаться и ждать, когда его нагонят собственные бойцы, не было времени: он прикрылся овальным щитом и, выставив вперед копье, нацелил его острие в грудь ближайшего из противников. Миг - и он уже оказался среди них. Сила удара толкнула его назад, отдавшись болью в плече, пальцы не удержали древко копья, но сдавленный крик противника сообщил ему, что острие нашло цель. Вокруг, в круговерти плащей, конских грив и хвостов, уже вились враги. Удар
меча обрушился на щит, клинок со звоном отскочил от выпуклой бронзовой накладки. Инерция пронесла декуриона сквозь гущу противников, и, натянув поводья, он тут же развернул коня, выхватывая по ходу дела свой меч. Крики и лязг клинков оповестили его о том, что подоспели и остальные кавалеристы.
        Высоко воздев меч, декурион устремился в гущу схватки. Его люди дрались отчаянно, но врагов было вдвое больше. Отбивая удар одного противника, боец неизбежно открывался для другого, и к тому времени, когда подоспел командир, двое его людей уже истекали кровью на земле, рядом с воином, выбитым из седла копьем декуриона. Ощутив движение слева, он едва успел нырком уйти от клинка, который разрубил металлический обод его щита, да там и застрял. Декурион резко рванул щит, стремясь вырвать меч из руки противника, и в то же самое время взмахнул по широкой дуге собственным клинком, разворачиваясь врагу навстречу. Сверкнула сталь, глаза осознавшего опасность неприятеля расширились, и в решающее мгновение он отпрянул так, что острие меча лишь рассекло на нем тунику, слегка оцарапав грудь.
        -Дерьмо! - выругался декурион, сжимая коленями лошадиные бока, чтобы сблизиться с врагом для ответного удара.
        Желание покончить с этим противником заставило его забыть о других угрозах, и он не заметил спешенного воина, подбежавшего к нему сбоку и нанесшего колющий удар в пах. Ощутив удар, скорее толчок, чем боль, декурион оглянулся и увидел, как пеший противник отскочил с окровавленным мечом в руке. То, что это его кровь, декурион понял мгновенно, но заниматься раной времени у него не было: все его люди или уже пали, или умирали, в то время как из этого странного молчаливого отряда им удалось повергнуть лишь двоих. Эти люди сражались так, словно для этого и появились на свет.
        Чьи-то руки вцепились в его щит, последовал рывок, и декурион, вылетев из седла, грохнулся на утоптанную дорогу с такой силой, что из легких вышибло весь воздух. Когда он лежал на земле, пытаясь вздохнуть и видя над собой лишь синее небо, между ним и солнцем вдруг возник темный силуэт. Было очевидно, что это конец, однако воин не захотел закрывать глаза. Губы его скривились в усмешке.
        -Ну, давай, ублюдок, кончай.
        Но смертельного удара не последовало: незнакомец развернулся и пропал из виду. Послышались суматошные возгласы, фырканье коней, топот копыт - и вдруг все это сменила торжественная тишина летнего дня, нарушаемая стонами валявшихся на траве людей, пробивавшимися сквозь равномерное жужжание насекомых… Декурион был поражен тем, что остался в живых, что неведомый враг пощадил его, когда он беспомощно лежал на земле.
        Струдом набрав воздуху, декурион приподнялся и сел.
        Шестеро уцелевших всадников возобновили преследование грека, и декуриона захлестнула волна горькой ярости. Он проиграл. Несмотря на все усилия и жертвы, неизвестные враги все-таки захватят свою добычу, и страшно подумать, что за выволочку устроит за это командование, когда он с остатками своего подразделения притащится в укрепленный лагерь когорты.
        Неожиданный приступ тошноты и головокружения заставил декуриона опереться рукой о землю. Ощутив под ладонью влагу, он опустил взгляд и увидел, что сидит посреди лужи крови. Смутно осознав, что это его собственная кровь, он только сейчас вспомнил про рану в паху. Вражеский клинок рассек артерию, и темная кровь толчками выплескивалась на траву между его раскинутыми ногами. Он непроизвольно прикрыл рану ладонью, но кровь продолжала вытекать, просачиваясь между его пальцев. Стало холодно, и он печально улыбнулся, осознав, что выволочка от префекта когорты ему больше уже не грозит. Во всяком случае, в этой жизни. Декурион поднял глаза и сосредоточил взгляд на фигурах удиравших, спасая свои жизни, грека и его телохранителей.
        Сложность их положения его больше не трогала. Они представляли собой не более чем смутные тени, маячившие где-то на грани угасающего сознания. Потом он упал на спину, уставившись в ясное голубое небо. Все отголоски недавней стычки стихли, слышалось лишь усыпляющее жужжание насекомых. Декурион закрыл глаза, отдаваясь теплу летнего дня и постепенно погружаясь в небытие.
        Глава 2
        -Эй, очнись! - преторианец тряс грека за плечо. - Нарцисс, приди в себя. Нас догоняют!
        -Зря время теряешь! - бросил его товарищ, скакавший по другую сторону от грека. - На него рассчитывать нечего.
        Оба одновременно оглянулись назад, туда, где на склоне кипела схватка.
        -Или этот ублюдок очухается, или мы все покойники. Не думаю, чтобы те ребята на холме продержались долго.
        -Да с ними, считай, уже покончено. Надо поднажать. Гони!
        Грек издал протяжный стон и с гримасой боли поднял голову.
        -Что… происходит?
        -Дело плохо, почтеннейший. Погоня. Нам нужно поспешить.
        Нарцисс затряс головой, проясняя затуманенное сознание.
        -А где остальные?
        -Убиты. Болтать некогда, уважаемый, надо удирать.
        Грек кивнул, взялся за поводья, и его конь стремительно рванулся вперед - один из преторианцев добавил ему прыти, огрев по крупу мечом плашмя.
        -Эй, полегче! - воскликнул Нарцисс.
        -Прошу прощения. Но мы не можем терять время.
        -Нет, ты меня послушай!
        Грек сердито развернулся, явно желая напомнить преторианцу, с кем тот разговаривает, но тут в поле его зрения попало окончание схватки: преследователи как раз добили эскорт и возобновили погоню.
        -Все понял, - буркнул грек. - Вперед!
        Иони со всей мочи погнали коней дальше. Глядя на вырисовывавшийся впереди лагерь, Нарцисс молился о том, чтобы на валах заметили всадников и подняли тревогу. Он понимал, что, если из лагеря не вышлют подмогу, он вполне может туда не добраться. Солнечные лучи отражались от бесчисленного множества полированных доспехов и шлемов легионеров, но весь этот блеск казался столь же далеким и недостижимым, как свет звезд.
        Позади, всего в четверти мили от них, грохотали копыта конницы преследователей, и Нарцисс прекрасно знал, что пощады от этих людей ему ждать не приходится. Пленники им не требовались. То были безжалостные убийцы, подрядившиеся расправиться с личным секретарем императора прежде, чем тот доберется до ставки командующего Авла Плавта. Другое дело, что Нарциссу очень хотелось узнать, кто именно их нанял, и если ему все же улыбнется удача, и он не только спасется, но и захватит кого-нибудь из этой шайки, в лагере командующего найдутся пыточных дел мастера, способные развязать язык самому стойкому человеку. Правда, он подозревал, что практической пользы от полученных таким путем сведений будет немного. Враги Нарцисса и его господина, императора Клавдия, не так глупы, чтобы нанимать убийц открыто, под своим именем. Скорее всего они скрылись за длинной цепочкой посредников, не знающих заказчиков и не представляющих никакой ценности.
        Другой вопрос, что сама его миссия представляла собой тайну, и о том, что император послал своего ближайшего советника в Британию, на встречу с командующим Плавтом, кроме самого Клавдия, было известно лишь узкому кругу самых доверенных высших чиновников. Предыдущая встреча командующего с греком имела место в прошлом году: Нарцисс состоял тогда в свите императора, прибывшего в Британию и остававшегося с армией достаточно долго для того, чтобы стать свидетелем разгрома туземцев при Камулодунуме и приписать эту победу своему военному гению. Втот раз императора сопровождала многотысячная свита, и Нарцисс, правая рука владыки империи, мог в полной мере наслаждаться комфортом, не опасаясь за свою жизнь… Император и Нарцисс. Разница, между прочим, с нынешним путешествием была колоссальна: на сей раз Нарцисс совершал поездку тайно, без чего-либо, хоть отдаленно напоминающего приличные удобства, и единственным знаком его привилегированного положения были двое телохранителей, выбранных для него префектом преторианской гвардии из числа лучших воинов этого элитного подразделения. Он даже в путь отправился,
соблюдая секретность: покинул дворец через заднюю потайную дверь, сопровождаемый лишь Марцеллом и Руфом.
        Но вот надо же: каким-то образом недоброжелатели прознали о его миссии. Едва покинув Рим, Нарцисс заподозрил, что за ним следят и негласно сопровождают. Дорога за ними практически никогда не оставалась совершенно пустой - позади, почти незаметно, постоянно маячила какая-то неясная фигура. Конечно, само по себе это еще ничего не значило, и по дороге вполне могли следовать путники, ни сном ни духом не ведавшие о греке и его задании, но Нарцисс был человеком многоопытным, осторожным и имел все основания опасаться влиятельных врагов. Если ему и удавалось так долго, как никому другому, лавируя, выживать в опасном мире императорского двора, то только благодаря великолепному чутью и тщательным мерам предосторожности. Участвуя в игре по самым высоким ставкам - а Нарцисс вел именно такую игру, - требовалось иметь глаза на затылке и не упускать из виду ничего, происходящего вокруг: ни поступков, ни слов, ни намеков, ни шепотков, ни даже того, как переглядываются между собой аристократы на дворцовых пирах.
        Все это вызывал в его памяти образ Януса, двуликого бога-покровителя Рима, видевшего угрозу и сзади, и спереди одновременно. Придворная служба изначально предполагала двуличие. Под личиной расторопного слуги, думающего лишь о том, как угодить своему господину и не вызвать неудовольствия у высших сановников, скрывались крайняя безжалостность и целеустремленность. Он настолько привык утаивать свои истинные чувства, что открывал их только приговоренным к смерти врагам, да и то лишь перед самой казнью. Только перед ними он позволял себе излить всю свою желчь и презрение, от чего получал величайшее удовлетворение. Ему довелось сжить со света немало недругов, но похоже на то, что сейчас подобная участь ожидала его самого. Смерти Нарцисс, конечно, боялся, но сильнее этого страха было желание узнать, кто же из его врагов - имя которым легион - все это спланировал и организовал.
        Входе путешествия Нарцисс благополучно пережил два покушения. Первое произошло в трактире города Норикум, где вроде бы пустячная ссора из-за пролитого вина быстро переросла в драку, за которой Нарцисс с телохранителями наблюдали из отгороженного закутка общего зала. Оттуда, из зала, в грека и полетел нож, но зоркий Марцелл отреагировал мгновенно и, не теряя времени, пригнул голову секретаря императора к столу так, что тот угодил лицом в блюдо с тушеным мясом, а клинок вонзился в деревянную стойку прямо за спиной Нарцисса.
        По дороге к порту Гесориакум они заметили пустившихся в погоню всадников и, гоня лошадей что было мочи, сумели оторваться от преследователей и прибыли в порт на взмыленных, загнанных чуть ли не до смерти конях.
        Упричалов было не протолкнуться: на суда, готовившиеся к отплытию в Британию, грузили припасы и снаряжение для легионов Плавта, в то время как с кораблей, прибывших с острова, сходили вереницы пленников, которым предстояло быть проданными на невольничьих рынках империи. Они нашли корабль, первым отплывавший в Британию, и когда он уже отошел от шумного, многолюдного причала, Марцелл коснулся руки грека и кивком указал на группу из восьми человек, молчаливо наблюдавших за отходом судна. Несомненно, тех же самых, которые гнались за ними сейчас.
        Оглянувшись, Нарцисс пришел в ужас, увидев, насколько значительно сумели преследователи сократить свое отставание. Авот расстояние до лагеря, напротив, казалось, почти не уменьшилось.
        -Они нас догоняют, - крикнул он своим телохранителям. - Сделайте что-нибудь!
        Марцелл переглянулся со своим товарищем, и оба преторианца закатили глаза.
        -Что предлагаешь? - крикнул Руф. - Спасаться самим?
        -Почему бы и нет? Яне собираюсь умирать из-за проклятого грека.
        Они припали к шеям своих коней, яростными криками побуждая их скакать еще быстрее.
        -Не бросайте меня! - закричал охваченный паникой Нарцисс, как только они вырвались вперед. - Не бросайте меня!
        Впрочем, он и сам лупил коня пятками в бока так, что почти не отставал от своих телохранителей. Ноздри грека заполнил едкий запах конского пота. Стиснув зубы от ужаса, он трясся в седле, и сердце его екало при каждом толчке, угрожавшем снова сбросить на землю. Нарцисс в жизни не испытывал подобного страха и клялся себе, что, если спасется, никогда больше не станет ездить верхом. Только носилки, удобный паланкин - и ничего более быстрого, а стало быть, более опасного.
        Когда грек наконец поравнялся с преторианцами, Марцелл ему подмигнул.
        -Так-то оно лучше, почтеннейший. Осталось совсем чуть-чуть.
        Троица поскакала дальше. Ветер свистел в ушах, но всякий раз, оглянувшись через плечо, Нарцисс видел, что преследователи опять сократили отставание. Когда до лагеря уже осталось совсем немного, взмыленные, загнанные кони и беглецов, и их преследователей начали задыхаться, спотыкаться, шататься. Бешеный галоп замедлился, и всадникам приходилось прилагать все усилия, чтобы заставить измученных животных двигаться дальше.
        Когда дорога вывела их на последнюю возвышенность, откуда до безопасного убежища оставалось меньше двух миль, Нарцисс увидел, что на открытом пространстве перед лагерными валами полно солдат - тут и тренирующиеся учебные команды, и фуражные отряды. Не может быть, чтобы никто не заметил скачущих к лагерю всадников. Там должны поднять тревогу и выслать разведывательный разъезд для выяснения обстановки. Но ничего подобного, трое отчаявшихся беглецов, погоняя измученных скакунов, не видели впереди никаких признаков ни тревоги, ни подмоги. Между тем преследователи догоняли их, хотя и не так быстро, но уверенно.
        -Да что вы там, ослепли, что ли? - вскричал Руф, отчаянно махая рукой. - Эй, вы, ублюдки проклятые! Откройте глаза! Смотрите сюда!
        Теперь дорога снова шла под уклон, по направлению к ручью, вьющемуся вдоль опушки маленькой рощи вековых дубов, куда Нарцисс и его телохранители и влетели на полном скаку, взметнув фонтан сверкающих брызг. Дальше дорога вилась между дубами, и теперь беглецы опережали погоню всего на какую-то сотню шагов. Вдобавок дальше пошли колдобины, глубокие колеи от тяжелых провиантских подвод, и всадникам, чтобы кони не поломали ноги, пришлось съехать с дороги и продолжить путь прямо по густому, цеплявшемуся подлеску, пригибаясь, дабы не задеть головой за низкие ветки. Позади снова взметнулась вода - их преследователи тоже пересекали брод.
        -Мы уже у цели! - крикнул Марцелл. - Гоним дальше!
        Беглецы пронеслись под сенью деревьев, сквозь кроны которых, пятная дорогу, пробивался солнечный свет, а потом дубы расступились, и они увидели впереди укрепленные лагерные ворота. Нарцисса это зрелище повергло в неописуемый восторг: походило на то, что они, возможно, все-таки спасутся. Мокрые и от воды, и от пота лошади вынесли всадников на открытое пространство.
        -Эй, вы! - послышался чей-то голос. - Стой! Стой!
        Голос принадлежал одному из группы людей, отдыхавших в тени деревьев на самом краю рощи. Рядом пощипывали травку вьючные мулы, поджидая, когда их нагрузят собранным в лесу хворостом. Благостная картина, однако метательные копья находились у каждого под рукой, да и щиты были расставлены так, чтобы каждый можно было схватить в мгновение ока.
        Марцелл, рванув поводья, направил своего валившегося с ног коня прямо на высланный на заготовку топлива отряд и, с трудом набрав воздуха, заорал:
        -К оружию! Коружию!
        Реакция была мгновенной: воины, вскочив, схватились за копья и щиты, командовавший отрядом оптион развернулся к приближавшимся всадникам и выставил перед собой обнаженный меч.
        -Эй, вы что раскомандовались? Кем вы тут себя вообразили?
        Остановив измученных коней, трое беглецов оказались в плотном кольце легионеров. Марцелл соскользнул с седла и указал назад, на дорогу.
        -За нами погоня, - выдохнул он. - Остановите их.
        -Какая погоня? - раздраженно переспросил оптион. - Ты о чем толкуешь?
        -Всадники. Они гнались за нами. Пытались убить.
        -Слушай, кончай нести околесицу, приятель. Отдышись, успокойся и первым делом представься. Кто вы такие?
        Большим пальцем Марцелл указал на Нарцисса, обвисшего в седле, пытаясь отдышаться.
        -Это личный посланник императора. На нас напали. Эскорт погиб в бою. Иони преследуют нас.
        -Да кто «они»-то? - ворчливо уточнил оптион.
        -Я не знаю, - признал Марцелл. - Зато знаю, они могут нагрянуть в любой момент. Пусть твои бойцы готовятся к схватке.
        Оптион недоверчиво скривился, однако приказал солдатам строиться, и те, по большей части успевшие вооружиться, сформировали сплошную линию щитов. Вправой руке каждый держал метательное копье. Все взоры были устремлены туда, где пересекавшая травянистую равнину перед лагерными воротами дорога уходила под сень деревьев. Повисла напряженная тишина: все ждали появления всадников.
        Но напрасно - никто не появился. Не было слышно ни криков, ни топота копыт, ни конского храпа. Дубовая роща дышала покоем, и ничто живое не появлялось под нависающими кронами, пока наконец настороженную тишину не нарушила гортанная трель птицы, сидевшей на ветке ближнего дерева.
        Выждав несколько мгновений, оптион повернулся к троим незнакомцам, столь бесцеремонно прервавшим заслуженный отдых его подуставших на заготовке хвороста бойцов.
        -Ну?
        Нарцисс, оторвав наконец взгляд от дороги, пожал плечами.
        -Должно быть, они поняли, что нас им уже не взять, и повернули назад.
        -Да уж, появись они здесь, я бы сильно удивился, - промолвил оптион, выразительно подняв бровь. - Но раз уж с ними поговорить не получится, может, кто-то из вас растолкует, что тут вообще происходит?
        Глава 3
        -По-моему, борода тебе не идет.
        Нарцисс пожал плечами.
        -Она сослужила свою службу.
        -Как добрался? - вежливо осведомился командующий Плавт.
        -Что? Вобщем, нормально, если не считать того, что ночевать приходилось в грязных, вшивых постоялых дворах и есть какую-то кошмарную бурду, способную сойти за пищу разве что у всякого сброда. Ну и, наконец, того, что шайка наемных убийц только чудом не расправилась со мной у самых твоих ворот.
        -Вот-вот, - улыбнулся командующий. - Если не считать всего этого - как добрался?
        -Быстро.
        Нарцисс пожал плечами и отпил глоток лимонной воды. Доверенный писец императора и командующий сидели под навесом, установленным на небольшом холме, по одну сторону от которого теснились штабные шатры. Между их стульями стоял столик с мраморной столешницей, на который, чтобы собеседники могли освежиться, раб бесшумно поставил изукрашенный кувшин с водой и две чаши. Нарцисс уже сменил свою пропотевшую дорожную одежду на тонкую льняную тунику, хотя пот и сейчас выступал на коже обоих мужчин. Воздух был тяжелым и неподвижным, послеполуденное солнце нещадно палило с безоблачного неба.
        Вокруг, куда ни глянь, расстилался лагерь, и надо сказать, что на Нарцисса, больше привыкшего к куда меньшим по размеру преторианским лагерям в Риме, такой размах произвел сильное впечатление. Даже при том, что он уже видел армаду из четырех легионов и множества вспомогательных когорт в прошлом году, когда был разгромлен Каратак, зрелище стройных рядов солдатских палаток согревало его душу спокойствием. Каждая такая палатка была рассчитана на восьмерых легионеров, которые сейчас занимались повседневными армейскими делами. Одни упражнялись на лагерном плацу, другие точили клинки и приводили в порядок снаряжение. Команды фуражиров прибывали в лагерь, гоня перед собой скот или сопровождая подводы с припасами, собранными с окрестных поселений, - и от всего этого буквально веяло непререкаемым порядком и несокрушимым могуществом Рима. При виде столь дисциплинированного и обученного воинства трудно было поверить, что кто-то дерзнет предпринять попытку воспрепятствовать осуществлению планов императора по включению этих земель и населяющих их племен в состав империи.
        Но именно эта мысль не покидала Нарцисса и была причиной того, что он, тайно отправившись в трудное и опасное путешествие из императорского дворца, находился сейчас на северном берегу реки Тамесис, в передовом лагере римской армии.
        -Долго ли ты пробудешь с нами? - осведомился командующий.
        -Долго ли? - Нарцисс несколько удивился. - Но ты ведь еще даже не спросил, зачем я прибыл.
        -Полагаю, это связано с желанием императора получить полное представление о ходе кампании.
        -Отчасти так оно и есть, - признал грек. - Ну и как успехи, командующий?
        -Ну, тебе ли этого не знать. Ты ведь наверняка читал все донесения, которые я посылал во дворец.
        -А, донесения… конечно. Прекрасные отчеты, содержательные, со множеством подробностей. Не говоря уже о том, что у тебя превосходный стиль, который напоминает комментарии Цезаря. Икакую надо иметь голову, чтобы управляться с такой огромной армией. Это ведь невероятно трудно…
        Плавт знал Нарцисса достаточно долго и хорошо, чтобы у него выработался иммунитет к лести, которой грек всегда успешно подслащал свои речи. Командующий был достаточно знаком с принятой у придворных служителей манерой изъясняться, чтобы почуять в последних словах императорского посланца скрытую угрозу.
        -Я, разумеется, весьма польщен сравнением с божественным Юлием, но замечу, что мне ни в малейшей степени не присуща его жажда власти.
        Нарцисс улыбнулся.
        -Право же, командующий, любой человек в вашем положении, имеющий в своем полном распоряжении столь сильную армию, вправе иметь и определенные амбиции. Это вполне ожидаемо и, замечу, отнюдь не предосудительно. Рим ценит честолюбие в своих полководцах.
        -Рим - может быть. Но сомневаюсь, чтобы его ценил император.
        -Рим и император неразделимы, - мягко указал Нарцисс. - Хотя находятся люди, чей мятежный дух позволяет им предположить нечто иное.
        -Мятежный дух? - Плавт поднял бровь. - Не может быть, чтобы ты говорил серьезно. Неужто в Риме дела так плохи?
        Нарцисс сделал еще один долгий глоток и внимательно присмотрелся к собеседнику поверх ободка чаши, прежде чем поставить ее на стол.
        -По правде говоря, Плавт, ситуация там хуже, чем ты можешь себе представить. Как давно ты последний раз был в Риме?
        -Четыре года назад. Ине скажу, чтобы так уж сильно туда стремился. Напомню, в ту пору у кормила власти был Гай Калигула. Правда, я слышал, что положение Клавдия гораздо прочнее, и мне говорили, что дела при нем пошли куда лучше.
        Нарцисс кивнул.
        -В основном да, лучше, с этим не поспоришь. Беда, однако, в том, что в последнее время император склонен избыточно полагаться на людей… не того сорта.
        -Полагаю, присутствующие исключаются?
        -Само собой. - Нарцисс нахмурился. - И, замечу, это совсем не смешно. Яслужил императору столь же верно, как и любой его соратник. Можно сказать, жизнь свою положил на то, чтобы обеспечить его успех.
        -Мои друзья в Риме извещали меня, что в последние годы ты добился значительного финансового процветания.
        -Правда? Ачто плохого в получении награды за верную службу? Но в любом случае я здесь не для того, чтобы обсуждать мои личные финансы.
        -Несомненно.
        -А твоим друзьям я бы настоятельно посоветовал впредь хорошенько подумать, прежде чем позволять себе такие высказывания. Такого рода толки порождают брожение, а это может повлечь за собой неприятные последствия… если ты меня понимаешь.
        -Надеюсь, что да. Ядоведу твои соображения до их сведения.
        -Очень хорошо. Так вот, как я уже говорил, в последние месяцы император попал под дурное влияние. Он не всегда способен судить здраво, особенно когда ощупывает взглядом… и не только взглядом, эту маленькую шлюху Мессалину.
        -Я о ней слышал.
        -Тебе стоило бы ее увидеть, - улыбнулся Нарцисс. - Нет, правда, стоило бы. Признаюсь, я сам в жизни не встречал подобных ей. Стоит ей появиться, и все мужские взгляды устремляются к ней, государственные мужи вьются у ее ног, словно щенята. Тошнит меня от всего этого. Ну а Клавдий… что ж, он еще не настолько стар, чтобы оставаться равнодушным к молодости и красоте. Аведь она к тому же еще и сметлива. Одному Юпитеру ведомо, со сколькими любовниками она делила ложе прямо в императорском дворце, но при этом сумела внушить Клавдию, что влюблена в него и просто не способна совершить ничего дурного.
        -А она совершает нечто дурное?
        -Ну, не уверен. Во всяком случае, намеренно. Разумеется, скандальный образ жизни Мессалины наносит ущерб репутации императора, выставляя его, надо признаться, полным дураком. Что же до того, не вынашивает ли она какие-нибудь более зловещие планы… Врать не стану, доказательств у меня пока нет. Одни подозрения. Но тут ведь еще и эти ублюдки-освободители.
        -Ядумал, ты разобрался с ними еще в прошлом году.
        -Ну да, большую их часть мы накрыли во время тогдашнего мятежа в Гесориакуме. Но их все равно осталось достаточно, чтобы прошлым летом организовать переправку в Британию нескольких партий оружия. Мои агенты получили сведения о том, что эти злодеи затевают что-то значительное. Впрочем, до тех пор, пока преторианская гвардия и легионы будут держаться вместе, все их потуги обречены на провал.
        -Итак, тебе нужно удостовериться в моей лояльности?
        Плавт пристально взглянул на Нарцисса.
        -Ну а зачем еще я, по-твоему, явился бы сюда? Причем прибыл тайно?
        -А ты уверен, что тайну не раскроют?
        -Ну, тут приходится сомневаться, поскольку кое-кто откуда-то прознал, в чем дело, и остается лишь надеяться, что эта новость не распространится слишком широко. Яраспустил во дворце слух, будто отправляюсь на Капри отдохнуть и восстановить силы после болезни и надеюсь вернуться в Рим до того, как вражеские шпионы в твоем окружении известят своих хозяев о моем появлении здесь.
        -Вражеские шпионы в моем окружении? - Плавт изобразил возмущение. - Ты что, именуешь так осведомителей императора?
        -Я ценю твою иронию, Плавт. Но тебе не стоит негодовать на моих людей. Они находятся здесь ради твоей же безопасности, ну и, конечно же, ради выявления тех, кто может представлять угрозу для императора.
        -Ради моей безопасности? От кого, хотелось бы знать, могут они меня защитить?
        Нарцисс улыбнулся.
        -От тебя же самого, мой дорогой Плавт, от кого же еще. Их присутствие, которое для тебя не секрет, служит постоянным напоминанием о том, что дворец имеет глаза и уши повсюду, а это волей-неволей побуждает командиров и языки распускать поменьше, и политические амбиции поумерить.
        -Ты думаешь, я в этом нуждаюсь?
        -Да я и сам не знаю, - признался Нарцисс, почесывая бороду. - Ачто, нуждаешься?
        Командующий Плавт опустил взгляд на чашу, которую вертел в пальцах. Нарцисс непринужденно рассмеялся.
        -Думаю, нет. Это заключение подводит меня к следующему вопросу. Если ты верен императору, то почему так усердно подкапываешь под его дело?
        Командующий со стуком поставил пустую чашу обратно на стол и сложил руки на груди.
        -Не понимаю, о чем речь.
        -Хорошо, попробую выразиться иначе, может быть, не столь резко. Почему ты прилагаешь так мало усилий для успеха его дела? Насколько я вижу, твоя армия разве что слегка развила достижения прошлого года: реальное продвижение имело место только на юго-западе, силами легата Веспасиана и его Второго легиона. Ты до сих пор не смог вынудить Караката к сражению, хотя половина племен, населяющих этот дикий край, перешла на нашу сторону. Мне просто трудно себе представить более благоприятные обстоятельства для того, чтобы выступить в поход, окончательно разгромить врага и завершить наконец эту весьма дорогостоящую кампанию.
        -Хм, так ты переживаешь из-за ее стоимости? - усмехнулся командующий Плавт. - Должен тебе сказать, что не все на свете имеет цену.
        -Ты неправ! - резко возразил грек, не дав патрицию возможности пуститься в долгие высокопарные разглагольствования относительно высокого предназначения Рима и обязанностей каждого поколения расширять границы империи во имя чести и славы ее владыки. - Все в этом мире имеет свою цену, и нет ничего такого, за что не приходилось бы платить. Ничего! Чаще всего платить приходится золотом, иногда кровью… но все равно без этого не обойтись. Победа в Британии нужна императору для упрочения его положения в Риме. Это будет стоить многих тысяч жизней его лучших воинов, что достойно сожаления, но поправимо. Людские потери всегда можно возместить. Чего мы не можем допустить, так это появления еще одного императора. Убийство Калигулы едва не повергло империю на колени. Не поддержи Преторианская гвардия притязания Клавдия, мы получили бы еще одну гражданскую войну - обезумевшие от сознания собственного могущества полководцы разорвали бы державу в клочья, погубив свои легионы в погоне за славой. Нужно не так уж много времени для того, чтобы имя Римской империи добавилось к долгому перечню исчезнувших царств. Разве
здравомыслящий человек может желать для мира такой судьбы?
        -Очень мило. Весьма изысканная риторика, - промолвил Плавт. - Но какое отношение все это имеет ко мне?
        Нарцисс устало вздохнул.
        -Твоя медлительность очень дорого нам обходится. Император теряет репутацию. Сам посуди, всего около года назад Рим лицезрел его триумф в связи с блистательной победой в Британии, и что мы имеем теперь? Продолжающуюся войну и нескончаемые просьбы - прислать еще людей, еще оружия, еще припасов.
        -Мы просто закрепляем успех.
        -Нет. Успех закрепляют после окончательного разгрома врага. То, что происходит сейчас, это не закрепление успеха, а просто выкачивание ресурсов. Этот остров впитывает в себя все словно губка: и людей, и деньги, и политический капитал. Исколько еще это будет продолжаться, дорогой командующий?
        -Как отмечалось в моих донесениях, мы развиваем успех. Да, может быть, не так быстро, как бы того хотелось, зато неуклонно. Мы тесним Каратака милю за милей. Очень скоро у него не останется другого выхода, кроме как повернуться и принять бой.
        -Как скоро, командующий? Через месяц? Через год? Или придется ждать еще дольше?
        -В настоящий момент речь идет уже не о месяцах, а скорее всего о днях.
        -О днях? - На лице Нарцисса отразилось сомнение. - Будь любезен, объясни.
        -С удовольствием. Каратак и его воинство стоят лагерем не более чем в десяти милях отсюда, вон там… - Плавт указал рукой на запад. - Он прекрасно знает, что мы здесь, и считает, что мы ожидаем от него продолжения прежней тактики: отступления по мере нашего приближения, с арьергардными стычками, налетами и так далее. Однако нам известен его план: перейти Тамесис одновременно по нескольким находящимся неподалеку отсюда бродам, выйти нам в тыл и опустошить владения всех тех племен к югу от Тамесис, которые признали нашу власть. Возможно, в ходе этого рейда он даже предпримет попытку штурма Лондиниума - нашей главной базы снабжения. Звучит впечатляюще.
        -Да уж, что есть, то есть. Акак ты об этом прознал?
        -Один из верховных вождей в его окружении - мой человек.
        -Правда? Впервые слышу.
        -Это слишком деликатная информация, чтобы можно было доверять ее письменным донесениям, - самодовольно заявил Плавт. - Никогда не знаешь, в чьи руки они попадут. Могу я продолжить?
        -Прошу.
        -Так вот, Каратак думает, что все предусмотрел, но понятия не имеет о том, что Второй легион уже выступил из Каллевы, чтобы перекрыть переправы. Войско Каратака окажется зажатым между моей армией и рекой. Деться ему будет некуда, придется принять бой. Его ждет полный разгром, а вы с императором получите возможность объявить об одержанной в Британии окончательной победе. Останется лишь несколько непокорных племен в западных горах да эти дикари в Каледонии. Тратить время, усилия и деньги на покорение кучки дикарей, обитающих в горах и на болотах, вряд ли имеет смысл. Лучше всего отгородиться от них, чтобы они не могли тревожить покой провинции.
        -Отгородиться? Каким образом?
        -Обыкновенным: ров, вал… может быть, канал.
        -Звучит устрашающе - в смысле дороговизны.
        -Подавление восстания обойдется куда дороже. Но в любом случае это - дело будущего. Сейчас все наши усилия нужно направить на то, чтобы разгромить Каратака и сломить волю мятежных племен к сопротивлению. Уверен, ты захочешь остаться здесь, чтобы стать свидетелем сражения.
        -Да уж, конечно. Жду не дождусь этого события, как, разумеется, и возможности доложить о нем императору. Это будет выдающееся достижение, Плавт. Идля тебя, и для всех нас.
        -Ну а коли так, могу я предложить тост?
        Плавт наполнил обе чаши и поднял свою.
        -За посрамление врагов императора и… сокрушительную победу над варварами!
        -За победу! - с улыбкой подхватил Нарцисс и осушил чашу.
        Глава 4
        Центурионы Второго легиона сидели на расставленных в несколько рядов табуретах в штабном шатре, дожидаясь, когда легат начнет совещание. Весь день прошел в неустанных хлопотах по подготовке к форсированному маршу, выступление в который было назначено на следующее утро. При этом точное место назначения до сих пор оставалось неизвестным для всех, кроме легата Веспасиана, однако он не счел возможным доверить эту информацию даже собственным командирам.
        Только что зашло солнце, в воздухе было полно мошкары. Целые тучи насекомых вились вокруг зажженных масляных ламп, и то и дело одна из мошек, угодив по глупости в огонь, с треском вспыхивала. Вглубине шатра стояла деревянная рама с натянутой на нее нарисованной на бычьей шкуре картой земель, прилегающих к ближнему отрезку реки Тамесис.
        Третий ряд занимали шестеро центурионов Третьей когорты. Усамого края, ссутулившись, сидел долговязый юнец, казавшийся чужим рядом со своими соседями - зрелыми воинами с суровыми, обветренными лицами. Сгустой щеткой темных волос и ясными карими глазами на худощавом лице, он мог показаться слишком молодым даже для рядового легионера. Кольчуга, надетая поверх нее просторная туника и кожаные перевязи не скрывали стройного телосложения, а обнаженные руки и ноги, пусть крепкие и жилистые, не бугрились могучими мускулами. Даже в доспехах и униформе, с прикрепленными к ремням знаками отличия, он походил на мальчишку, да и чувствовал себя, судя по тому, как нервно озирал шатер и собравшихся, несколько не в своей тарелке.
        -Катон, да кончай ты, на хрен, дергаться, - проворчал центурион, сидевший рядом с юношей. - Ты прямо как блоха на сковородке.
        -Да жарко здесь, вот я и ерзаю. Забавная погода, ничего не скажешь.
        -Ну, по-моему, ты единственный, кого это забавляет. По мне, так с таким климатом, как на этом проклятом острове, и спятить недолго. Сыро, промозгло, если день пройдет без дождя, так считай за чудо. На хрен нам вообще было лезть в это поганое болото. Почему мы, скажи на милость, здесь торчим?
        -Макрон, мы здесь торчим, потому что мы здесь торчим, - с улыбкой промолвил юноша. - Ивот что: помнится, это ты вроде бы говорил мне, что такой ответ годится на все случаи жизни.
        Макрон сплюнул на землю между носками своих сапог.
        -Ну вот, стараешься ему помочь, а в ответ нарываешься на дерзость. Икто меня за язык тянул?
        Катон вновь не удержался от улыбки. Всего несколько месяцев назад он состоял при Макроне оптионом, заместителем командира возглавляемой Макроном центурии, и во многом был обязан ему своими достижениями за два года службы по части армейской жизни и воинского умения. Но его самого произвели в центурионы, а когда десять дней назад Катон впервые стал командиром самостоятельного подразделения, на него вдруг навалился чудовищный груз ответственности. Это ведь не шутка: стоять перед строем из восьмидесяти легионеров с суровым, невозмутимым видом, изо всех сил стараясь не дать им догадаться, даже заподозрить, что их командир нервничает, переживает и вовсе не так уж уверен в себе. Катон прекрасно понимал, что такая оплошность мигом лишит его в глазах подчиненных всякого авторитета, и это понимание лишь усугубляло страх. Тем паче что времени на то, чтобы завоевать уважение и преданность солдат, у него не было. Уже то, что за столь короткий срок он ухитрился запомнить их имена, можно было считать подвигом, а уж о том, чтобы вникнуть в сложившихся обстоятельствах в особенности характера каждого, и речи не
шло. Он муштровал солдат, пожалуй, с большим рвением, чем другие центурионы, но отдавал себе отчет в том, что по-настоящему принять его в качестве своего командира легионеры смогут лишь после того, как увидят в бою.
        «Уж конечно, - не без горечи подумал юноша, - у Макрона-то все совсем по-другому». Макрон вышел в центурионы после десяти лет службы и чувствовал себя в роли командира как рыба в воде. Уж ему-то не приходилось никому ничего доказывать: одни покрывавшие его тело боевые шрамы служили достаточным свидетельством его отваги в бою. Вдобавок внешне Макрон являл собой полную противоположность своему молодому другу - низкорослый, но крепкий, поперек себя шире. Любому легионеру стоило взглянуть на него единожды, чтобы мигом понять: если ты дорожишь своими зубами, этого центуриона лучше не сердить.
        -Ну и когда, наконец, начнется этот несчастный инструктаж? - ворчливо произнес Макрон, прихлопнув между делом пристроившегося на его колене москита.
        -Встать! Смирно! - раздался громовой голос префекта лагеря. - Прибыл легат!
        Центурионы вскочили с места и вытянулись, в то время как в шатер, откинув боковой полог, вошел командир Второго легиона. Веспасиан был мужчиной могучего телосложения, бородатым, с резко очерченным лицом. Уж никак не красавец, хотя в его облике было нечто располагающее. Иуж во всяком случае, никто не видел на его лице холодной, высокомерной отстраненности, обычной для представителей сенаторского сословия. Впрочем, в силу того, что он сам лишь недавно выдвинулся из сословия всадников, а его дед и вовсе служил центурионом под началом Помпея Великого, этого командира, несмотря на высокий ранг, и его подчиненных не разделяла пропасть, связанная со знатным происхождением. Это сказывалось на отношении к нему подчиненных: бойцы любили Веспасиана, тем паче что он был умелым и удачливым командиром. На долю Второго легиона, сражавшегося под его началом, выпало больше славы и успеха, чем на долю любого другого подразделения армии Плавта.
        -Вольно! Прошу садиться.
        Веспасиан выждал, когда в шатре воцарилась тишина, нарушаемая лишь доносившимся из-за кожаных стенок шумом лагеря, занял место сбоку от карты и прочистил горло.
        -Итак, от завершения кампании нас отделяет лишь один день. Внастоящий момент войско Каратака в полном составе движется в западню, где его ждет полное уничтожение. Как только это войско будет разгромлено, а Каратак убит или пленен, подавить сопротивление оставшихся непокорными племен не составит труда.
        -Ага, один день, как же, - шепнул Макрон. - Знакомая песня: сколько раз я ее уже слышал.
        -Тсс! - шикнул Катон.
        Убедившись, что все взоры обращены к нему, легат указал своим командирским жезлом на карту.
        -Мы сейчас находимся вот здесь, совсем недалеко от реки. Наши разведчики из племени атребатанов сообщают, что всю эту местность туземцы именуют «три брода» - по очевидным причинам.
        Легат поднял жезл и указал на участок к северу от бродов.
        -Каратак отходит под натиском командующего Плавта, и его войско неминуемо прибудет вот сюда, на местность, прилегающую к бродам. До сих пор он не позволял втянуть себя в сражение и по приближении трех легионов под верховным командованием Плавта попросту отводил свои силы. Все к этому привыкли, и Каратак считает, что мы будем ждать от него такого же маневра и на сей раз. Однако сейчас он задумал нечто совершенно иное. Он собирается переправиться по этим трем бродам через реку и таким образом зайти в тыл нашей армии, чтобы отрезать ее от Лондиниума, основной базы снабжения. Конечно, даже в случае успеха этой затеи она не обеспечит ему победу, но положение легионов основательно осложнится, и на то, чтобы вернуть все хотя бы к нынешнему раскладу, потребуется никак не меньше нескольких месяцев.
        Однако, как уже догадались самые наблюдательные из вас, глядя на карту, этот тактический ход связан с огромным риском. Эти три брода расположены на широкой петле Тамесис, и если проходы окажутся перекрыты, а к горловине петли подойдут легионы командующего, Каратак окажется в ловушке, прижатый к реке. Отступать будет некогда: ему придется либо сдаться, либо принять бой.
        Завтра на рассвете Второй легион выступит к бродам, чтобы перекрыть переправу. Мы установим на дне реки заграждения, вобьем в него острые колья, а сами займем оборонительные позиции на берегу. Основные силы Каратака предпримут попытку переправы по этим двум направлениям - вот здесь и здесь. Эти броды широкие, и для их надежного перекрытия нам потребуется выделить значительные силы. Итак - Первая, Вторая, Четвертая и Пятая когорты выступят к броду, находящемуся ниже по течению. Поведу их я сам. Шестая, Седьмая, Восьмая, Девятая и Десятая когорты под командованием префекта лагеря Секста будут оборонять брод выше по течению.
        Веспасиан переместился вдоль карты и легонько постучал жезлом по нужной точке.
        -Третьим бродом Каратак скорее всего не воспользуется вовсе: он самый узкий, а течение на этом участке гораздо сильнее. Однако исключить то, что он для ускорения переправы направит часть своих сил сюда, нельзя, а позволить ему переправиться мы не должны ни в коем случае. Этим займется Третья когорта. Что скажешь, Максимий, твои ребята справятся?
        Все головы повернулись к противоположному концу того ряда, в котором сидел Катон. Центурион, отличавшийся длинным, выступавшим на худощавом лице носом, командир когорты Макрона и Катона, поджав губы, кивнул.
        -Ты всегда можешь положиться на Третью, командир. Мы тебя не подведем.
        -На что я и рассчитываю, - улыбнулся Веспасиан. - Потому и поручаю вам дело, с которым вряд ли справились бы преторианцы. Помни, никто из них переправиться на наш берег не должен ни в коем случае. Чтобы привести кампанию к быстрому завершению, мы должны уничтожить их полностью. Ну, у меня все. Вопросы будут?
        Катон обвел взглядом ряды в надежде на то, что кто-нибудь поднимет руку, но, увидев неподвижных центурионов, нервно сглотнул и сделал это сам.
        -Командир?
        -Да, центурион Катон?
        -А что, если на каком-то из бродов врагу все же удастся прорваться? Как об этом узнают другие наши подразделения?
        -Два наших кавалерийских отряда будут находиться со мной у первого брода, и еще по одному - с Секстом и Максимием. Если что-то пойдет не так, у каждого подразделения будет возможность оповестить остальных, и, если возникнет такая необходимость, легион сможет отступить сюда, на укрепленные позиции, под покровом темноты. Но нам следует сделать все, чтобы такая необходимость не возникла. Занять хорошие позиции, организовать оборону, добиться того, чтобы каждый легионер проявил себя наилучшим образом. Все преимущества на нашей стороне. Во-первых, наше появление будет неожиданностью, во-вторых, мы сможем подготовиться к встрече, и даже их пресловутая быстрота передвижения сыграет нам на руку, потому что они торопятся и начнут форсировать реку прямо с марша. Все сейчас зависит от нас: встретим Каратака как следует - и новая провинция, можно считать, завоевана и умиротворена. Если кое-где и останутся мелкие очаги сопротивления, подавить их будет совсем не трудно. Мы сможем сосредоточиться на разделе добычи.
        Последние слова были встречены одобрительными возгласами, и Катон заметил, как засверкали в предвкушении дележа трофеев глаза его товарищей по оружию. Всем центурионам полагалась доля выручки от продажи в рабство пленников, захваченных в ходе прошлогодней кампании. Однако завоеванная страна попадала в руки императорских чиновников и откупщиков, извлекавших из работорговли огромные прибыли. Несправедливость распределения добычи была предметом постоянных сетований, особенно за выпивкой, но касалась в основном разницы между тем, что доставалось рядовым легионерам и командирам различных рангов: истинные размеры барышей всякого рода присосавшихся посредников большинство воинов себе даже не представляли.
        -Еще вопросы будут? - осведомился Веспасиан. Последовало молчание, и легат, выдержав паузу, обратился к префекту лагеря: - Хорошо. Секст, можешь всех отпустить.
        Командиры поднялись с мест и вытянулись. Как только легат покинул шатер, префект лагеря разрешил им удалиться, напомнив, чтобы никто не забыл получить в штабном шатре письменные приказы. Но когда центурионы Третьей когорты уже собрались разойтись, Максимий поднял руку.
        -Не спешите, ребята. Сразу после вечерней стражи прошу всех собраться в моей палатке, надо поговорить.
        Макрон с Катоном переглянулись, что было немедленно замечено Максимием.
        -Специально для двух новых в нашей когорте центурионов: спешу заверить, что надолго я вас не задержу и тратить попусту ваше драгоценное время не стану.
        Катон покраснел.
        Некоторое время Максимий молча смотрел на юношу в упор, а потом, расплывшись в широкой улыбке, добавил:
        -Просто хочу быть уверен в том, что прежде, чем прозвучит сигнал к первой смене караула, вы оба будете у меня в палатке. Понятно?
        -Так точно, командир, - отчеканили оба.
        Максимий резко кивнул, развернулся и зашагал к выходу. Макрон с Катоном проводили командира взглядами.
        -Что бы все это значило?
        Ближайший к ним центурион обернулся, бросил настороженный взгляд в сторону покидавшего шатер Максимия и, лишь когда тот пропал из виду, тихонько сказал:
        -На вашем месте я бы держался настороже.
        -Настороже? - Макрон нахмурился. - Ты о чем толкуешь, Туллий?
        Гай Туллий являлся старшим по положению центурионом Третьей когорты после Максимия: он прослужил двадцать лет и участвовал во многих кампаниях. Сдержанный и не особо компанейский, он, однако, первым приветствовал Макрона и Катона в связи с их назначением в Третью когорту. Двое других центурионов, Гай Поллий Феликс и Тиберий Антоний, ограничились самыми скупыми словами, во всяком случае, в адрес Катона, и юноша нутром учуял их недоброжелательный настрой. СМакроном дело обстояло иначе: они помнили его еще по тем временам, когда были рядовыми, и относились с уважением, тем паче что командиром он стал раньше их обоих.
        -Туллий! - поторопил сослуживца Макрон.
        Туллий замешкался и уже открыл было рот, явно намереваясь что-то сказать, но передумал и покачал головой.
        -Да так, ничего особенного. Просто постарайтесь с Максимием не ссориться. Особенно это относится к тебе, юноша.
        Катон поджал губы, и Макрон, заметив это, не удержался от смеха.
        -Да не будь ты таким обидчивым, Катон. Ты, конечно, центурион, кто бы спорил, но нужно с пониманием относиться к людям, которые по ошибке принимают тебя за мальчишку.
        -Мальчишки этого не носят, - буркнул в ответ Катон, постучав пальцем по наградным медальонам, и тут же пожалел об этом действительно мальчишеском порыве.
        Макрон поднял обе руки, словно сдаваясь.
        -Все, все. Прошу прощения. Но оглянись по сторонам, Катон, ты видел хоть одного командира, который был бы не то что твоим ровесником, но хотя бы постарше тебя лет на пять? Боюсь, что ты - редчайшее исключение.
        -Исключение-то он исключение, - спокойно добавил Туллий, - но высовываться ему с этим не стоит, если он понимает, что для него лучше.
        Сэтими словами ветеран повернулся и последовал за Феликсом и Антонием к выходу из шатра. Макрон задумчиво поскреб подбородок.
        -Что он имеет в виду?
        -А ты не догадываешься? - горестно промолвил Катон. - Похоже, командир нашей когорты считает, что я не дорос до своей должности.
        -Чушь все это!
        Макрон ободряюще хлопнул младшего товарища по плечу.
        -Отвоих заслугах известно всему легиону. Ты не должен никому ничего доказывать.
        -Скажи это Максимию.
        -Понадобится - так и скажу. Если он раньше и сам этого не поймет.
        Катон покачал головой.
        -Максимий в нашем легионе всего несколько месяцев, прибыл с пополнением, когда мы находились на лечении в Каллеве. Скорее всего он обо мне почти ничего не знает.
        Макрон потыкал в один из Катоновых медальонов.
        -Все, что ему требуется о тебе знать, и так видно. Асейчас давай поспешим, а то, не ровен час, опоздаем к Максимию на инструктаж. Аведь мы этого совсем не хотим, верно?
        Глава 5
        Проверив, как его оптион организовал несение караула, и вполне удовлетворившись увиденным, Катон направился вдоль ряда палаток центурии Макрона и просунул голову во входное отверстие самой большой из них, в самом конце линии. Макрон сидел за небольшим раскладным столом и при тусклом свете масляной лампы рассматривал какие-то навощенные дощечки.
        -Готов?
        Макрон поднял голову, отодвинул стопку дощечек в сторону, встал со стула и шагнул навстречу Катону.
        -Конечно. В любом случае этого с меня хватит. Проклятые платежные ведомости - у меня от них голова кругом идет. Поневоле случается, что нет-нет да и пожалею о том времени, когда моим оптионом был ты. Тогда по крайней мере со всеми этими счетами-отчетами был полный порядок, а я мог, не забивая себе голову цифирью, сосредоточиться на настоящем деле.
        Катон понимающе кивнул: по правде говоря, жизнь в недавнем прошлом была легче и проще для них обоих. Вту пору, когда Макрон был его командиром, Катон учился у старшего товарища правилам армейской жизни и всему тому, что может потребоваться центуриону, не отягощая юношеские плечи бременем реальной ответственности. Конечно, оптион тоже командир, и бывали моменты, когда обстоятельства вынуждали Катона принимать самостоятельные решения. Юноша успешно с этим справлялся, однако знал, что в конечном счете за все, касающееся его центурии, отвечает центурион. Теперь он сам стал центурионом, а значит, был в ответе не только за себя, но и за всех своих подчиненных. Иведь нельзя сказать, чтобы он не справлялся с новыми обязанностями: претензий к нему пока никто не предъявлял, но он и сам был достаточно требователен к себе. Иуж во всяком случае, отдавал себе отчет в том, что его долговязая мальчишеская фигура не лучшим образом сочетается с доспехами и должностными регалиями центуриона.
        -Как справляется Фигул? - поинтересовался Макрон по пути к большому квадратному шатру в центре расположения Третьей когорты. - До сих пор не пойму, с чего это ты выбрал его в оптионы. Спору нет, парень он храбрый, в драке не пасует, но в остальном, по-моему, несносный зануда.
        -Да нормально он справляется, - буркнул Катон.
        -Да? Правда? - недоверчиво пробормотал Макрон. - Неужто и со счетами, и с прочей хреновой писаниной? Ивсе сам?
        -Ну, я это… порой даю ему наставления.
        -Наставления даешь, вот как? Скажи уж сразу, что буковки показываешь. Тоже мне, нашел грамотея.
        Катон опустил голову, пряча хмурое выражение лица. По существу, Макрон был абсолютно прав - Фигул плохо подходил для должности заместителя командира. Он и собственное имя-то мог написать с большим трудом, а уж когда речь заходила о цифрах, то вряд ли мог пойти дальше подсчета собственных скромных сбережений за первый год службы в легионе. Но при всем этом Катон не колеблясь выдвинул его на командную должность. Начать с того, что они были почти ровесниками, и к тому же Катону очень хотелось видеть перед собой в строю знакомое лицо. Большинство товарищей по оружию, с которыми он начинал службу в центурии Макрона, сложили головы или вышли в отставку, получив увечья. Уцелевших распределили по разным подразделениям, смешав с составившим основу обновленной когорты пополнением. Так и вышло, что выбор Катона пал на Фигула.
        «И ведь не сказать, чтобы малый был лишен достоинств», - порой мысленно оправдывал себя молодой центурион. ВФигуле угадывалась галльская порода: высокий, широкоплечий, он мог помериться силами с кем угодно хоть в легионе, хоть среди туземцев. Что еще важнее - по добродушию и простоте нрава прекрасно ладил с личным составом. Это делало его неплохим посредником между молодым центурионом и рядовыми бойцами. Ктому же Фигул, как и сам Катон, был полон рвения и решимости доказать, что достоин своего нового назначения. Все бы ничего, да только попытки привить Фигулу хотя бы элементарные навыки ведения счетов и реестров быстро превратились для Катона в сущее мучение. Причем он отчетливо понимал: если ему не удастся исправить положение, окажется, что он сам, по собственной глупости, возложил на себя еще и часть обязанностей оптиона.
        -Ты мог бы его заменить, - указал Макрон.
        -Нет. Он справится, - упрямо заявил Катон.
        -Ну, смотри. Это твое решение, парень.
        -Вот именно. Это мое решение. Ипрошу тебя, Макрон, кончай вести себя так, будто ты мой заботливый папочка…
        -Ой, да пожалуйста! Пожалуйста! - Макрон поднял руки, словно сдаваясь. - Слова больше не скажу.
        -Вот и хорошо.
        -Давай о другом: что ты думаешь о нашем командире Максимии?
        -Да я слишком мало его знаю, чтобы выносить какое-то суждение. Вроде бы свое дело он знает. Суров по части муштры и придирчив. Ну, что тут поделаешь?
        Макрон кинул.
        -Да, это командир старой школы: чтобы ни один ремень не болтался, все пряжки застегнуты, оружие и доспехи надраены до блеска, ни пятнышка, ни пылинки не потерпит. Такие ребята - хребет армии.
        -А откуда он, где раньше служил? - поинтересовался Катон, глядя на собеседника. - Ты о нем с кем-нибудь говорил?
        -Да так, перемолвился парой словечек с Антонием по ходу дела. Он прибыл с тем же самым пополнением и знает Максимия еще по службе в Гесориакуме.
        -Ну и что он говорит?
        -Да почти ничего. Максимий уже почти десять лет в центурионах по всей империи, а до того вроде бы несколько лет состоял в преторианцах. Затем он перевелся в легионы.
        Макрон покачал головой.
        -Вот этого я, хоть убей, не понимаю: какой дурак по доброй воле уходит из гвардии? Там и жалованье выше, и снабжение лучше, а таверны и бордели Рима всегда под рукой. Красота!
        -Слишком много хорошего - это уже плохо, а?
        -Чего? - удивился Макрон. - Это надо такую чушь сказануть: небось не сам придумал, а, бьюсь об заклад, кто-то из этих твоих хреновых философов. Нет уж, приятель, что хорошо, то хорошо: хорошего много не бывает, и чем его больше, тем лучше. Поверь мне.
        -Да ты, Макрон, прямо эпикуреец.
        -Это еще что за?..
        Они подошли к палатке Максимия. Изнутри пробивался тусклый свет, а по приближении двух центурионов часовые сдвинули полог и расступились, давая им пройти. Макрон шагнул первым, Катон за ним. Внутри было жарко, душновато. Максимий сидел за походным столом, перед которым были расставлены пять табуретов. На трех из них уже сидели центурионы Третьей когорты.
        -Спасибо, что почтили нас присутствием, - резко бросил Максимий.
        По прикидкам Катона, до сигнала на смену караула оставалось еще чуть ли не полчаса, но прежде, чем он успел влезть с возражениями, Макрон выступил вперед со словами:
        -Просим прощения, командир.
        -Ну что ж, садитесь. Мы наконец начнем.
        Как только они уселись, Макрон бросил взгляд на Катона и предостерегающе поднял бровь. Молодой центурион сообразил, что это, видимо, не ошибка, а особенность личного командного стиля Максимия, который ожидал, а вернее, требовал от подчиненных не просто точного, но максимально ревностного исполнения приказов, что предполагало способность улавливать и то, что не озвучивалось напрямую, а лишь подразумевалось. Это держало подчиненных в постоянном напряжении, и Катон, зная о существовании подобного командного стиля, относился к нему с категорическим неодобрением. По его разумению, при таком подходе командир вообще не может быть уверен в точном и правильном выполнении приказа, потому что подчиненные вместо того, чтобы следовать однозначным указаниям, будут каждый как может пытаться угадать истинные намерения начальника.
        Когда последние прибывшие уселись, Максимий прокашлялся, выпрямился и обратился к своим центурионам:
        -Ну, теперь… когда все наконец в сборе… Итак, карту легата вы видели, и общая задача, полагаю, всем ясна. Мы удерживаем броды, и для Каратака это обернется поражением. Теперь о задаче, стоящей перед нашей когортой: нам поручена охрана самого дальнего от лагеря брода, а потому и выступим мы завтра первыми, раньше других, еще до рассвета. Кброду ведет укатанная подводами дорога, по ней и двинемся. К полудню дойдем до наблюдательного поста, устроим привал, отдохнем и пополним припасы из их запасов. Оттуда до брода, к северу, будет миля или около того, так что времени добраться до места, укрепить его и занять позиции нам вполне хватит. Но для того, чтобы двигаться быстро, приказываю не брать с собой ничего лишнего. Все пожитки оставить в лагере, с собой захватим лишь самое необходимое: нам предстоит сражение. Ичтобы не было никаких отстающих, симулянтов… не говоря уже о том, чтобы кто-то дрогнул при встрече с врагом. Вот враг другое дело, пусть он трепещет, и ежели у кого из варваров возникнет разумное желание сдаться, мы, конечно, - тут Максимий осклабился, - ему поспособствуем. Потому как, если нам
повезет, мы можем не только одержать победу, но и малость на этом заработать. Все меня поняли?
        Все центурионы, кроме одного, кивнули. Максимий обернулся к Макрону:
        -Что не ясно?
        -Командир, нам вправду разрешено брать пленных?
        -Хм, а как это можно запретить? - рассмеялся Максимий. - Или ты имеешь что-нибудь против возможности поднакопить деньжат, чтобы не пришлось бедствовать после отставки?
        -Никак нет, командир, деньги я люблю ничуть не меньше всех прочих. Вопрос в другом: наша когорта будет одна, на дальнем фланге легиона. Если брать пленных, потребуется отряжать людей для их охраны, а это снизит наши боевые кондиции. Ипотом, меня как-то не радует мысль о том, что какое-то количество воинов-бриттов будет находиться не только перед нами, но и у нас в тылу, пусть даже эти последние и будут разоружены. Это чревато неприятностями, командир.
        -Ну что ж, Макрон, твоя позиция понятна. По-моему, ты преувеличиваешь опасность. Ачто скажешь ты, молодой Катон? Каково твое мнение?
        Катон растерялся от неожиданности, но постарался не подать виду.
        -Трудно ответить однозначно, командир. Все зависит от того, каковы будут вражеские силы. Если сдержать противника будет нетрудно, то почему бы и не брать пленных? Но если на нас станут напирать значительные силы, то, как указывает Макрон, нам потребуется каждый, способный держать оружие. В таких обстоятельствах наличие пленных станет источником угрозы… командир.
        -Понятно.
        Максимий задумчиво кивнул.
        -По-твоему выходит, что на первом плане у нас должна быть осторожность. Аты уверен, что именно это качество сделало нас, римлян, владыками мира?
        -Насчет этого, командир, ничего сказать не могу. Думаю только, что наш долг в том, чтобы выполнять приказы, избегая излишнего риска.
        -Я того же мнения.
        Максимий громко рассеялся. Феликс с Антонием подхватили его смех, Туллий улыбнулся. Отсмеявшись, командир когорты подался вперед и похлопал Катона по плечу.
        -Не беспокойся, я не собираюсь испытывать судьбу. Уж ты мне поверь. Сдругой стороны, и упускать возможность подзаработать деньжат я тоже не собираюсь. Но насчет осторожности ты, спору нет, прав, поэтому не будем сейчас забегать вперед. Посмотрим завтра, как сложатся обстоятельства, и будем действовать исходя из этого. Ну как, парень, тебе спокойнее стало?
        Катон кивнул.
        -Вот и хорошо. Будем считать, этот вопрос улажен.
        Максимий отступил на шаг и заговорил более официальным тоном:
        -Мы получили четкий приказ, и все вы должны знать: я хочу, чтобы Третья когорта доказала, что заслуживает высокого доверия, безукоризненно справившись с поставленной перед ней задачей. Поэтому завтра я жду и от вас, и от ваших людей всего, на что вы способны, меньшего я не потерплю. Да, мои требования высоки, но, только следуя им, можно стать лучшим боевым подразделением. Не только в этом легионе, но и в любом другом.
        Максимий сделал паузу и оглядел лица центурионов, словно высматривая нежелательную реакцию. Катон приложил все усилия, чтобы не выдать своих чувств.
        -И вот еще что. Да, эта когорта находится под моим командованием чуть больше месяца, но я видел центурии на марше и на учениях, так что с уверенностью могу сказать, что никогда не служил с лучшим контингентом… я имею в виду, за пределами Рима. Мне представилась возможность оценить потенциал Антония, Феликса и Туллия, и увиденное меня полностью удовлетворило. Вы отличные командиры. Что же касается недавних назначений…
        Он всем корпусом развернулся к Макрону с Катоном, и на его суровом лице промелькнула улыбка.
        -Я ознакомился с вашими послужными списками и рад, что вы служите под моим началом. Ты, Макрон, имеешь двухлетний опыт командования центурией, множество наград и самые хвалебные отзывы, причем не только от легата, но и от командующего. Уверен, в рядах моей когорты ты используешь все возможности, чтобы приумножить свои заслуги.
        На какой-то миг Макрон испытал горькое негодование. Как-никак он прослужил «под орлами» пятнадцать лет. Пятнадцать лет труднейшего опыта, опаснейших сражений. Он сильно сомневался в том, что кто-нибудь из земляков, оставшихся в маленькой рыбацкой деревушке на побережье Остии, узнал бы сейчас в нем того коренастого парнишку, который, бросив все, удрал в Рим, чтобы поступить на военную службу. Впрочем, все это и для него уже давно стало лишь туманным воспоминанием, а привычка к дисциплине помогла ему мигом подавить раздражение, вызванное покровительственным тоном начальника.
        -Спасибо за доверие, командир, - промолвил он с напряженным кивком.
        Максимий улыбнулся и перевел взгляд на Катона.
        -Должен сказать, центурион Катон, что не у всех послужные списки одинаково длинные, однако бывает, что и в коротких есть что прочесть. Для столь юных лет у тебя имеются весьма примечательные достижения: я прочел, что ты ухитрился освоить одно из этих невразумительных местных наречий. Это может оказаться полезным. Ну и… посмотрим, как ты проявишь себя завтра.
        -Надеюсь не разочаровать тебя, командир, - отчеканил Катон, хотя и ощутил укол уязвленного самолюбия.
        -Да уж, постарайся.
        Улыбка на лице Максимия стаяла.
        -Нас всех, от командующего до рядового в строю, ждут суровые испытания. Но мы выдержим их с честью и стяжаем всю славу, какую только возможно. Потому что народ Рима никогда не простит нам неудачи. Яясно выразился?
        -Так точно, командир, - ответили в один голос Антоний и Феликс.
        -Прекрасно. Атеперь у меня есть тост. - Он полез под стол и извлек оттуда маленький винный кувшин. -Не скажу, что это великолепный букет, но думаю, мое вино на вкус лучше того, что нам предстоит отведать. Итак, я возглашаю хвалу императору, Риму, его непобедимым легионам, Юпитеру и Марсу и предрекаю кровавую погибель Каратаку и его варварам.
        Максимий откупорил кувшин, взял его за ручку и, положив горлышко на согнутую руку, поднес к губам, отпив два больших глотка. Катон приметил, как из уголка рта командира когорты потекла вниз по щеке тонкая красная струйка. Максимий опустил кувшин и передал Туллию. Один за другим центурионы повторили тост и скрепили свой обет, отпив вина. Когда подошла очередь Макрона, тот приложился к сосуду основательнее, чем требовалось, а передав кувшин Катону, утер рот тыльной стороной ладони.
        Подняв в свой черед кувшин и повторив тост, Катон почувствовал, что все взоры обращены к нему. Он поднес горлышко к губам и, когда содержимое полилось ему в рот, чуть не поперхнулся, с трудом сдержав порыв выплюнуть эту едкую кислятину, жгучий уксус, да и только. Такого пойла ему не наливали даже в самых дешевых забегаловках Камулодунума. Однако ему удалось даже не поморщиться. Он опустил кувшин, лишь сделав большой глоток.
        -Прекрасно!
        Максимий забрал у него кувшин, закупорил и вернул под стол.
        -Теперь до завтра. Мы покажем всей армии, на что способна наша когорта.
        Глава 6
        Было еще темно, а когорта уже готовилась выступить в поход. Две большие жаровни, установленные по обе стороны ворот, освещали голову колонны, однако их колеблющийся свет выхватывал из мрака только передовые шеренги Первой центурии. Всех остальных скрывал влажный предрассветный сумрак. Катон, стоявший у ворот вместе с другими центурионами, слышал доносившиеся из темноты приглушенные голоса да порой постукивание и звяканье оружия и снаряжения почти пятисот бойцов, готовых отправиться на битву. На площадке перед воротами выстроился приданный когорте конный отряд под началом декуриона: легковооруженные всадники предназначались не столько для сражения, сколько для разведки и курьерской службы. Спешенные кавалеристы держали в поводу своих коней, которые порой всхрапывали, подергивали ушами и переступали копытами. Со стороны лагеря доносились приглушенные звуки пробуждения: легионеры чертыхались, прокашливались, постанывали, разминая затекшие во сне тела.
        -Ну, ребята, осталось недолго, - возгласил центурион Максимий, подставив спину теплу одной из жаровен, отчего его гигантская тень протянулась к ближайшей линии палаток.
        -Смотри, какой он бодрый, - тихонько заметил Макрон.
        Катон зевнул.
        -Мне бы так.
        -Не выспался?
        -Пришлось повозиться со счетами, вот и не выспался.
        -Со счетами? Накануне битвы? - вмешался, уловив его фразу, удивленный центурион Феликс. - Ты что, с ума сошел?
        Катон пожал плечами, и Феликс повернулся к Макрону:
        -Ты вроде служил с ним некоторое время, так ведь?
        -Точно. Он у меня оптионом был.
        -И что, он всегда был таким?
        -Ну а как же. Катон - он у нас аккуратист, никогда не пойдет в бой, не приведя в полный порядок всю писанину. Ито подумать - до битвы ли, когда у тебя башка цифирью забита. Нет ничего хуже, чем погибнуть, не завершив отчетность: он подцепил эту веру у дворцовых чиновников. Душа будет маяться неприкаянной, пока все не будет описано, обсчитано, подытожено и скреплено печатью. Лишь после этого она обретает покой.
        -Неужели? - глаза центуриона Антония расширились.
        -Конечно. Апочему ты спрашиваешь?
        Макрон обернулся к нему с ужасом на лице.
        -Неужели бросил свою писанину незавершенной? Беда!
        Катон вздохнул:
        -Да не слушай ты его, Антоний. Это он дразнится - чем славен центурион Макрон, так это своими подначками.
        Антоний воззрился на Макрона сузившимися от ярости глазами.
        -Идиот долбаный…
        -Правда? Ане ты ли в эту ахинею поверил, а? Так кто из нас, спрашивается, идиот?
        -А что, ты бывал во дворце? - спросил Феликс, повернувшись к Катону. - Вимператорском дворце?
        Катон кивнул.
        -Слушай, что это ты никогда не рассказывал?
        -Да рассказывать-то особо нечего. Я там родился и вырос, во дворце этом. Мой отец, вольноотпущенник, служил при дворе. Это он организовывал большую часть знаменитых увеселений Тиберия и Калигулы. Матери я никогда не видел: она умерла вскоре после родов. А после смерти отца меня направили на службу в легионы. Стех пор я здесь.
        -Должно быть, несладко тебе пришлось после дворца-то?
        -Не без того, - признал Катон. - С непривычки было тяжеловато. Но я вот что скажу: жизнь во дворце ничуть не безопаснее, чем здесь, в легионах.
        -Забавно, - промолвил Феликс и кивнул в сторону Максимия. - Он говорит то же самое.
        -Правда? - пробормотал Катон. - Как раз преторианцы-то всегда были в выигрышном положении: не припоминаю, чтобы на них обрушивались гонения, если не считать Сеяна с его приспешниками.
        -А ты что, был там тогда?
        Глаза Феликса вспыхнули.
        -Это и правда было так страшно, как рассказывают?
        -Хуже - о таком не знаешь, как и рассказать.
        При воспоминании о событиях, связанных с падением Сеяна, лицо Катона помрачнело.
        -Людей убивали сотнями… сотнями, даже малых детей… Некоторые играли со мной, когда посещали дворец. Преторианцы хватали их и закалывали. Для большинства из них такой вид сражения наиболее привычен.
        Мрачный тон друга заставил Макрона нахмуриться.
        -Давай судить по справедливости, - промолвил он, указывая кивком в сторону командира когорты. - Его ведь тогда там не было, верно?
        -Не было. Во всяком случае, я не видел.
        -А под Камулодунумом преторианцы сражались бок о бок с нами и неплохо себя показали. Абой был кровавый.
        -Да. Ты прав. Это я погорячился, нельзя так обобщать.
        -Слушай, - тихо произнес Туллий, - а ведь Максимий вполне мог знать твоего отца. Спроси его как-нибудь, улучив минутку. Увас может найтись что-то общее.
        Катон пожал плечами. Он сильно сомневался в том, что у него может быть хоть что-то общее с Максимием. Пренебрежительное отношение командира когорты к молодому центуриону стало для него очевидным после нескольких дней службы. Но еще обиднее было то, что и остальные центурионы когорты, кроме, конечно, Макрона, могли разделять это отношение.
        Из редеющей тьмы раздалась команда «смирно», и Катон узнал голос Фигула. Послышался похожий на отдаленный гром топот подбитых железными гвоздями сапог. Максимий отошел от жаровни и присоединился к своим командирам.
        -Это, должно быть, легат. Становись!
        Он выступил на два шага вперед и вытянулся в струнку. Остальные центурионы, стоявшие в шеренге позади него, подровнялись и выпрямились, расправив плечи, подняв подбородки, вытянув руки по швам. Все замерло: только лошади продолжали фыркать и переступать копытами. Топот сапог стал громче, и спустя несколько мгновений у ворот в багровом свете жаровен появился сопровождаемый группой приближенных сам легат Веспасиан. Остановившись, он ответил на приветствие центурионов.
        -Судя по виду, Максимий, твои ребята так и рвутся в бой.
        -Так точно, командир. Ждут не дождутся, когда можно будет вступить в драку.
        -Рад это слышать.
        Веспасиан подступил ближе к командиру когорты и понизил голос.
        -Приказ ты получил и понимаешь, какая важная роль отведена тебе в нынешнем деле.
        -Так точно, командир.
        -Напоследок - вопросы есть?
        -Никак нет, командир.
        -Молодец!
        Веспасиан протянул руку, и они сжали друг другу запястья.
        -Последнее сражение. Кконцу дня все должно закончиться. Да пребудут с тобой боги, центурион.
        -И с тобой, командир.
        Веспасиан улыбнулся и повернулся лицом к востоку, где над горизонтом уже начинала заниматься заря.
        -Ну, время выступать. Авечером я непременно разопью с тобой и твоими ребятами кувшинчик вина.
        Легат отступил назад и повел свою свиту к деревянной лестнице, что вела на надвратную площадку.
        Максимий повернулся к центурионам:
        -По подразделениям разойдись! Быть готовыми к маршу.
        Отсалютовав командиру, Катон и Макрон рысцой припустили вдоль молчаливой колонны легионеров к своим центуриям. Катон отметил, как сверкали полированные накладки на щитах: чехлы для защиты от влаги Максимий приказал оставить в палатках, чтобы не нести на марше лишнего веса.
        «Лишь бы только дождя не было», - подумал Катон, вспомнив, каким страшно тяжелым становится промокший насквозь щит.
        Добежав до строя Третьей центурии, Макрон остановился, кивнув своему младшему другу, продолжившему свой путь в хвост колонны, где под штандартом Шестой центурии его дожидался оптион Фигул. Длинное древко украшал лишь один знак отличия, не считая, конечно, квадратной подвески с номером подразделения. Диск с профилем императора Клавдия. Этот наградной знак был пожалован всем центуриям армии Плавта после прошлогоднего разгрома Каратака под Камулодунумом. Катон незаметно улыбнулся. Прошлогодний разгром, надо же. Ивот по прошествии года они опять собираются разгромить Каратака. Конечно же, окончательно. Правда, ему казалось, что, какой бы победой ни увенчалось сегодняшнее сражение, о своем заклятом недруге Каратаке римские легионы еще услышат. Год, проведенный на этом варварском острове, прежде всего научил его одному - бритты слишком глупы, чтобы осознать значение поражения. Каждое войско, которое они высылали против римлян, терпело поражение, но они не извлекали из кровавой бойни никакого урока и упрямо продолжали сопротивляться, несмотря на понесенные потери. Катону очень хотелось, чтобы нынешний
разгром и вправду сломил их упорство: ради спасения их же самих и их детей.
        -Шестая центурия, подготовиться к маршу!
        Из темноты донеслись негромкие звуки: солдаты подняли стоявшие на земле щиты, вскинули на плечи метательные копья. Несколько мгновений, и все снова стихло.
        Со стороны головы колонны до слуха Катона донесся приказ открыть ворота: протестующе заскрипели выдвигаемые из скоб запорные брусья, тяжелые бревенчатые створы распахнулись вовнутрь, и в чреве освещенной надвратной башни открылся черный зев. Максимий проревел приказ, и когорта пришла в движение: четко, центурия за центурией, с неуклонным соблюдением установленной дистанции между подразделениями. Наконец прозвучал приказ Антония, адресованный Пятой центурии. Катон дождался, когда ее последняя шеренга шагнула вперед, мысленно сосчитал до пяти и наконец воскликнул:
        -Шестая центурия, шагом марш!
        Во главе подразделения шествовал он сам; Фигул рядом, поотстав на шаг. За ними знаменосец нес штандарт, а за штандартом маршировала колонна из восьмидесяти бойцов - первый в жизни отряд под его самостоятельным командованием. Ни одного хворого, недужного. Катон оглянулся через плечо и переполнился гордостью. Это ведь его воины, его центурия. Взгляд скользил по выступающим из сумрака лицам бойцов первой шеренги, и Катон чувствовал, что не может быть в жизни ничего лучше, чем служить центурионом Шестой центурии Третьей когорты Второго легиона Августа.
        Когда когорта вступила под надвратную башню, легат выхватил из ножен меч и, воздев его к небу, возгласил:
        -За победу! За победу! Снами Марс!
        -Мечи наголо! - проревел Максимий, маршировавший во главе колонны. Лязгнула сталь, сверкнули смертоносные отточенные клинки, и войска подхватили клич легата, восхваляя бога войны.
        Славословия звучали до тех пор, пока лагерные валы, оставшиеся далеко позади уходившей когорты, не превратились в туманный контур, обрисовывающийся в занимающемся утреннем свете.
        Оглянувшись последний раз через плечо, Катон устремил взгляд вдоль дороги, по которой Максимий вел своих бойцов на битву, решащую судьбу Каратака и его воинства раз и навсегда.
        Глава 7
        Уже по одному рассвету стало очевидно, что день выдастся исключительно жарким. На ясном небосводе не было даже намека на облачко. Когорта размеренно маршировала по разбитой дороге, и подбитые гвоздями сапоги легионеров вздымали пыль, покрывавшую застарелые колеи от подвод. Поскрипывали ремни, ритмично позвякивала хорошо подогнанная амуниция, мерно покачивались щиты и метательные копья.
        Чуть справа от пехотной колонны, параллельно ей, двигалось кавалерийское подразделение. Центурионы, собранные Максимием, маршировали во главе когорты.
        -Главное, не сбиваться с шага, маршировать размеренно и ровно, - наставлял командир. - Спешить нам некуда, а стало быть, не стоит выматывать людей без всякой на то надобности.
        Макрон помалкивал, но на сей счет у него было совсем другое мнение. По его разумению, когорте стоило бы занять позицию как можно скорее. Легат достаточно ясно дал понять, что все должны быть готовы перехватить Каратака, когда бы тот ни начал переправу. Да, спору нет, Третья когорта легко доберется до брода вскоре после полудня, но все же, будь это его, Макрона, когорта, он привел бы ее туда заранее форсированным маршем, занял позиции, установил все необходимые заграждения и распределил людей, дожидаясь появления неприятеля.
        Лучше сто раз перестраховаться, чем допустить лишний риск - годы, проведенные им «под орлами», буквально вбили этот принцип в его голову. Однако каковы бы ни были его соображения, когортой командовал не он, и не дело подчиненного обсуждать приказы командира. По этой причине центурион Макрон держал язык за зубами и в ответ на последнее указание Максимия лишь кивнул.
        -Когда доберемся до аванпоста дополнительного подразделения, устроим там привал, ну а заодно разживемся шанцевым инструментом для устройства заградительных сооружений.
        -А кому из вспомогательных подразделений поручен этот аванпост, командир? - позволил себе поинтересоваться Катон.
        -Это Первый батавский отряд - германцы и по рождению, и по воспитанию, - с улыбкой ответил Максимий. - Но ребята славные. Ктому же они в хороших руках. Фортом сейчас командует центурион Порций. Мы с ним приятели, он, как и я, из бывших преторианцев.
        -Первый батавский? - Макрон нахмурился, припоминая. - Уж не те ли это ребята, которые получили отменную взбучку при Тамесис прошлым летом?
        -Они самые.
        -Так я и думал.
        Макрон кивнул и ткнул большим пальцем в бок Катону.
        -Мы там были. Помнится, неразбериха у них там вышла полнейшая. Они погнались за местными, угодили в болото, потом друг друга по кочкам выискивали. Так, что ли, это было, Катон?
        -Что-то в этом роде, - буркнул Катон, наблюдавший за Максимием и заметивший, что командир когорты нахмурился. - Но дрались-то они неплохо.
        Макрон повернулся к другу с удивленным видом, и Катон торопливо покачал головой.
        -Они сражались храбро и оказались достойны своего командира, - проревел Максимий. - Потеряли половину личного состава, но сейчас Порций возглавляет то, что осталось от тогдашнего подразделения. Говорю вам, они в хороших руках.
        -Ну, - фыркнул Макрон, - если он такой хороший командир, тогда почему…
        Катон бросил на старшего друга столь многозначительный взгляд, что тот наконец сообразил и осекся. Глянул на Максимия и сделал вид, что прокашливается.
        -Что «почему»? - ворчливо осведомился Максимий.
        -Ну… э… почему тогда командующий его не наградил?
        -Уж тебе ли не знать, Макрон, - награда центуриона зависит не только от заслуг, но и от удачи. Как доложат командующему или легату, как у него душа ляжет. Одни остаются ни с чем, тогда как другим…
        Максимий многозначительно взглянул на Катона…
        -Награды, похоже, преподносят как на блюде. Что поделаешь, так устроен мир. Ты с этим согласен, центурион Катон?
        -Так точно, командир, - отчеканил Катон, заставив себя улыбнуться. - В нем много несправедливостей.
        -Несправедливостей? - повторил, словно передразнивая, Максимий. - Да, это правильное, верное слово. Ты ведь небось и много других таких знаешь?
        -Командир?
        -Ну, у тебя на уме полно всяких хитрых словечек, чтобы меня подначивать?
        -Командир, да у меня и в мыслях ничего такого…
        -Ладно, расслабься.
        Максимий ухмыльнулся, пожалуй, слишком широко и поднял руку.
        -Все в порядке, парень, никакого вреда и никаких обид. Если ты провел большую часть жизни не в строю, обучаясь ратному делу, а засунув нос в пыльные свитки, с этим ведь ничего не поделаешь, верно?
        -Так точно, командир, - буркнул Катон, глядя себе под ноги, чтобы скрыть одолевавший его гнев. - Но я стараюсь это исправить.
        -Конечно, парень, а как же иначе, - прогромыхал Максимий, подмигивая Антонию и Феликсу. - Все ребятишки чему-то учатся рано или поздно.
        -«Рано или поздно» - это когда, командир?
        На сей раз Катон взглянул командиру прямо в лицо, и Максимий, приметив в глазах юного центуриона искорки гнева, слегка улыбнулся и похлопал Катона по плечу.
        -Это всего лишь фигура речи, сынок. Ничего больше. Уразумел?
        -Так точно, командир, - отчеканил Катон с легким кивком. - Могу я вернуться к своим бойцам?
        -Да не дуйся ты, Катон.
        Это, конечно, тоже было подначкой, и Катону было непросто справляться с накатывавшим на него гневом. Он прекрасно понимал, что Максимий намеренно пытается вывести его из себя, чтобы выставить посмешищем в глазах остальных центурионов. Его так и подмывало ответить тем же манером, высказаться в свою защиту, указать на свои заслуги, на украшающие его портупеи награды. Но это было бы бессмысленно и глупо. У того же Максимия, да и у других заслуженных центурионов наград было куда больше, и вряд ли ему удалось бы упрочить свой авторитет с помощью неуместного хвастовства. Тех, кто уступал ему заслугами, выпячивание таковых могло только задеть, что тоже не добавило бы юноше популярности. Ну а уж любая попытка открыто возмутиться поведением Максимия была бы прямым нарушением субординации, что могло лишь усугубить ситуацию. Как ни крути, а ему оставалось лишь скрепя сердце терпеть сложившееся положение, постоянно ожидая со стороны Максимия еще каких-нибудь колкостей. Вконце концов, тот не более чем использовал преимущество своего статуса, и Катон отдавал себе отчет в том, что тут уж ничего не попишешь.
Худшей несправедливостью казалась открытая поддержка командира некоторыми его товарищами центурионами. «Оставалось одно - не поддаваться унынию, не дать себе сорваться или сломаться и ждать, когда все переменится к лучшему», - мысленно убеждал себя Катон с горестной улыбкой.
        Аведь в глубине души он считал, что готовить настоящих солдат армия могла бы и не только такими способами. Тяготы военной службы являлись не только физическими, но, неизбежно, и моральными, но усугублять последние не видел ни малейшего смысла. Максимий, однако, смотрел на это иначе, а при таком подходе было очевидно, что он доведет Катона до срыва с той же неизбежностью, с какой ночь сменяет день. Единственным разумным решением, пришедшим Катону в голову в сложившейся ситуации, было просто держаться от Максимия подальше и постараться попадаться ему на глаза как можно реже.
        Оглянувшись назад, где в хвосте колонны маршировала его центурия, Катон нахмурился.
        -Командир, - обратился он к Максимию, - у меня такое впечатление, что мои люди начинают отставать. Прошу разрешения вернуться к подразделению и навести порядок.
        Максимий окинул юношу долгим взглядом прищуренных глаз, и Катон уже начал опасаться, что его просьба будет отклонена. Но командир когорты кивнул:
        -Отправляйся. Выровняй строй и не допускай сбоев.
        -Есть, командир!
        Катон отсалютовал, повернулся и, сопровождаемый взглядом Максимия, размашистым шагом направился в хвост колонны запыленных, потных легионеров.
        -Макрон?
        -Да, командир?
        -Насколько хорошо ты знаешь этого мальчишку?
        -Надеюсь, командир, достаточно хорошо, - осторожно ответствовал Макрон. - Мы знакомы с тех пор, как он поступил во Второй легион в качестве новобранца.
        -Вот даже как?
        Брови Максимия изогнулись дугой.
        -Это что же получается… сейчас соображу… два года. Да, это солидный срок.
        Даже Макрон уловил за словами командира плохо скрытый сарказм и для себя решил, что Катона следует защитить, дабы у Максимия не сложилось о юном центурионе неверное суждение. Первое впечатление имеет особое значение и, как правило, остается надолго, а Макрону вовсе не хотелось, чтобы у ветеранов сложилось о его юном друге неверное впечатление, тем паче что он впервые в жизни получил под начало собственное подразделение, что само по себе являлось нелегким испытанием. Макрон знал, что в Шестой центурии имелись легионеры, роптавшие по поводу назначения им командира, который моложе некоторых рядовых. Не слишком удачным казался ему и выбор Фигула в качестве оптиона. Фигул был всего несколькими месяцами старше своего центуриона. Хорошо еще, что его физические данные мигом отбивали у самых дерзких рядовых даже мысль о нарушении субординации. «Да и вообще, - решил Макрон, - с Фигулом все в порядке; Катон его назначил, с Катона и спрос. Авот самому Катону придется приложить немало стараний, чтобы оправдать в глазах товарищей, солдат и командиров свое столь быстрое продвижение по службе». При этом Макрон
осознавал, что, хотя нынешний ранг достался его юному другу вполне по заслугам, ему остро недостает уверенности в себе, зато чего в избытке, так это мальчишеского честолюбия. Макрон не раз становился свидетелем проявленной Катоном отчаянной храбрости и понимал: при первой же возможности Катон сделает все, чтобы показать себя в глазах Максимия настоящим воином, и, вполне возможно, сложит голову при подобной попытке. Аесли Максимий, с его манерой поддразнивать, будет неосознанно требовать от молодого подчиненного доказательств его командирской состоятельности, Катон сам станет искать опасность.
        Макрон помедлил, поразмыслил, и кое-что встревожило его еще больше: а не случится ли так, что Максимий, осознав все слабости и достоинства молодого центуриона, решит сознательно этим воспользоваться?
        Макрон прочистил горло и заговорил, как ему хотелось верить, с беззаботной уверенностью:
        -Конечно, командир, по существу, он еще мальчишка. Но военному делу учится быстро, я сам тому свидетель. Ион не трус.
        -Мальчишка, - фыркнул Максимий. - Ябы на том и кончил.
        Остальные центурионы рассмеялись, и Макрону пришлось улыбнуться за компанию с ними. Если он хотел попытаться расположить Максимия к самому молодому центуриону когорты, вряд ли стоило раздражать командира.
        -Он, пожалуй, чересчур чувствительный, командир, - с улыбкой добавил Макрон. - Сам понимаешь, в этом возрасте они все такие.
        -Прекрасно понимаю. Именно поэтому, как мне кажется, в щенячьем возрасте даже умниц и храбрецов не стоит назначать на командные должности. Им недостает характера, ты не находишь?
        -По большей части это так, командир.
        -А в данном случае?
        Макрон помедлил, поразмыслил, потом кивнул:
        -Думаю, это общее правило. Ябы и помыслить не мог о том, чтобы стать центурионом в возрасте Катона.
        -Вот и я тоже, - промолвил Максимий, прищелкнув языком. - Ипо этой причине я сомневаюсь в том, что из такого молодого командира может выйти толк…
        -Но Катон - это особый случай.
        Максимий пожал плечами, отвернулся и устремил взгляд вдоль дороги.
        -Скоро увидим.
        Пыль в конце колонны висела в воздухе так густо, что забивала носы и рты, мешая дышать. Во ртах пересохло, всех мучила жажда, и неудивительно, что постепенно Шестая центурия начала отставать - разрыв между ее головой и хвостом Пятой центурии заметно увеличился. Прибыв к подразделению, Катон незамедлительно приказал подтянуться, ускорить шаг и восстановить интервал. Естественно, это распоряжение никого не обрадовало и было встречено глухим ворчанием.
        -Молчать! - рявкнул Катон. - Никаких разговоров в строю! Оптион, доложишь мне имя каждого, кто откроет рот на марше.
        -Есть, командир! - четко откликнулся Фигул.
        Остановившись у обочины, Катон внимательно наблюдал за тем, как проходили мимо бойцы его центурии. Он уже достаточно поднаторел в армейской жизни, чтобы отличить хорошего легионера от плохого, ветерана от новобранца, воина крепкого и здорового от слабого, а то и хворого. Вне всякого сомнения, вся его центурия для похода годилась: нескончаемая безжалостная муштра и суровая походная жизнь быстро отбраковывали непригодных. Не менее внимательно Катон отслеживал состояние воинского снаряжения, беря на заметку каждого, кто старался поддерживать доспехи и амуницию в наилучшем состоянии. Не оставались без внимания и те, состояние оружия и доспехов которых оставляло желать лучшего. По окончании марша этих легионеров ожидало весьма неприятное общение с Фигулом. Хочется верить, что несколько изнурительных нарядов наставят их на истинный путь. Ну а если нет, дело может дойти и до порки.
        Когда колонна промаршировала вперед, Катон задержался, желая удостовериться, что строй выровнялся, и лишь после этого ускорил шаг, догоняя подразделение. Увиденное его в принципе устроило. Нет, конечно, как и в любом подразделении, в центурии имелись несколько явных оболтусов, но большинство производили впечатление хороших солдат, дисциплинированных и старательных. Всложившейся ситуации Катона более всего волновало то, что он так и не постиг духа своей центурии, коллективного умонастроения бойцов. Лица, созерцаемые им с обочины, решительно ничего не выражали, и даже никаких звуков, способных показать настрой, больше не раздавалось - ведь он же сам только что настрого запретил разговоры в строю. Приказ соблюдался неукоснительно, хотя, кажется, оставил впечатление молчаливой обиды. Катон задумался было о том, не отменить ли приказ, ведь разговоры на марше всегда позволяют узнать о людях больше. Но, с другой стороны, что это за командир, если он то и дело меняет приказы: это явное свидетельство нерешительности и неуверенности в себе. Нет уж, пусть лучше они некоторое время молча негодуют. Во всяком
случае, это поспособствует закреплению за ним образа командира требовательного и решительного, ревнителя суровой дисциплины.
        Нет уж, в его подразделении дисциплина будет идеальной, без малейших послаблений. Он еще покажет этому самодуру Максимию…
        Вглубине души Катон понимал, в чем причина его непреклонной строгости к своим солдатам: он невольно переносил на них свой бессильный гнев против командира когорты, и это понимание неизбежно вызывало в нем чувство вины и презрения к себе. Ведь если вдуматься, велика ли, по сути, разница между Максимием, всячески изводящим Катона, и самим Катоном, точно так же срывающим раздражение на собственных подчиненных?
        Иполучалось, как ни больно было это признать, что Максимий-то, по большому счету, прав. Он, Катон, надулся, а восемь десятков ни в чем не повинных людей должны отдуваться из-за его мальчишеской обиды. Ипока он не преодолеет в себе эту юношескую чувствительность, она будет постоянно сказываться на его бойцах. Аведь для того, чтобы противостоять свирепой ярости диких орд Каратака, эти люди должны доверять ему безоговорочно.
        Вскоре после полудня дорога свернула к холму, на вершине которого темнела свежая земля недавно возведенного вала с вбитым поверх него частоколом. Над обоими воротами цитадели и по углам укрепления высились прочно сколоченные бревенчатые башни. Вдрожавшем от жары воздухе само сооружение казалось мерцающим, зато сразу за холмом была отчетливо видна манившая истомившихся жаждой, пропотевших и запыленных легионеров словно источающая прохладу и свежесть лента реки Тамесис. Катону казалось, что он давно уже не видел более умиротворяющего и безмятежного пейзажа, но это не заставило его забыть о том, что именно здесь, на берегу реки, очень скоро разразится жестокая битва. Эти приветливые воды окрасятся человеческой кровью, а на берегу под палящим солнцем будут громоздиться мертвые тела.
        По приближении когорты на валах и башнях не произошло никакого движения. Создавалось впечатление, будто часовые, утомившись нести караул, решили поискать себе убежище от жары где-то во внутренних помещениях. Апотом внимание Катона привлекли медленно кружившие над фортом птицы - очевидно, какая-то местная разновидность стервятников. Кроме них да нескольких стремительно метавшихся вверх и вниз стрижей, других птиц видно не было.
        Когорта уже приблизилась к форту на расстояние полета стрелы, а крепость так и не подавала признаков жизни. Центурион Максимий остановил колонну и выслал вперед, к аванпосту, конных разведчиков. Застучали копыта, конный отряд устремился по пологому подъему к передним воротам.
        -Командиры, ко мне!
        Катон, позвякивая оружием, устремился бегом к голове колонны, минуя ряды притихших легионеров. Запыхавшись и утирая пот со лба, он присоединился к остальным возле Максимия.
        -Что-то тут не так, - пробормотал вполголоса Феликс.
        Максимий медленно повернулся к нему:
        -Правда? Ты действительно так думаешь?
        -Ну… - замялся Феликс, - похоже на то, командир. Или там что-то случилось, или у них самый никчемный караул, какой только можно себе представить. Если так, то этих бездельников живьем зажарить мало.
        Максимий кивнул.
        -Хм, спасибо за интересную и исчерпывающую оценку ситуации. Весьма поучительно… По мне, так и последнему идиоту ясно - там что-то случилось.
        Феликс попытался было пролепетать что-то в оправдание, но заткнулся, уставился под ноги и принялся рассеянно скрести землю носком сапога. Остальные центурионы обратили взоры к холму и следили за приближением разведчиков к воротам. Итут одна из створ начала медленно приоткрываться.
        -Командир!
        -Вижу, Антоний.
        Из тени ворот на солнце выбежал крупный черный пес из тех охотничьих собак, с которыми батавы не расставались даже на войне. Увидев всадников, он замер, а потом резко развернулся и стремглав помчался вниз по склону в противоположном направлении. Несколько мгновений центурионы непроизвольно следили за его прыжками, пока зверь не пропал из виду.
        -Командир, что это там? - спросил Катон, указывая в сторону ворот.
        Их створы, остававшиеся приоткрытыми на дюйм, сейчас распахивались, выступая из теней. Что-то прицепилось к ним с внутренней стороны.
        -Ох, дерьмо! - выдохнул центурион Феликс.
        Ответа на вопрос не последовало. Он был уже слишком очевиден, и на несколько мгновений все буквально онемели. То было тело человека, приколоченное к створке ворот гвоздями, вбитыми в ладони. Он был раздет догола, а живот его вспорот так, что наружу вывалились красно-серые поблескивавшие внутренности.
        Глава 8
        -Когорта! - воскликнул, резко развернувшись, центурион Максимий. - Боевое построение! Сомкнуть ряды!
        Легионеры принялись формировать сплошную стену поднятых щитов, а своих центурионов Максимий отослал к их подразделениям. Тем временем разведчики поднялись по склону, и декурион в сопровождении троих своих всадников осторожно подъехал к воротам. Помедлив мгновение возле трупа, они исчезли внутри как раз к тому времени, когда Катон подбежал к стоявшему во главе Шестой центурии Фигулу.
        -Что там такое, командир?
        -У тебя что, оптион, глаз нет? - буркнул Катон. - Смотри сам.
        Фигул прикрыл глаза ладонью от солнца и воззрился в сторону ворот. Услышав позади приглушенный, встревоженный ропот, Катон гневно обернулся через плечо и рявкнул:
        -Молчать!
        Однако от него не укрылось, что один солдат, не удержавшись, сказал что-то соседу. Резко развернувшись, центурион шагнул к нему и, тыча пальцем ему в грудь, требовательно произнес:
        -Ты. Да, да - ты нарушитель приказа. Как тебя зовут?
        -Тит Велий, командир.
        -Так какого же долбаного хрена ты, Тит Велий, позволяешь себе распускать язык в строю после того, как был отдан приказ молчать?
        Катон смотрел прямо в глаза легионеру, который был лишь чуточку пониже центуриона ростом, но зато несколькими годами старше и гораздо более крепкого телосложения. На своего центуриона он смотрел без всякого выражения.
        -Не слышу ответа!
        -Мне просто показалось, что у нас неприятности, командир. Вот и все.
        Он на миг встретился с Катоном взглядом и тут же снова уставился прямо перед собой с отрешенным видом.
        -Оптион! - выкрикнул Катон, ноздри которого раздувались от гнева.
        -Я здесь, командир! - доложил торопливо подбежавший Фигул.
        -Проследи, чтобы Велий понес наказание. Десять дней чистки нужников.
        -Будет исполнено, командир.
        Катон отступил на шаг и оглядел строй.
        -Это для начала. Следующий любитель поболтать в строю будет разгребать дерьмо двадцать дней.
        Сэтими словами Катон отвернулся от солдат и снова устремил взгляд в сторону форта. Ворота так и оставались открытыми, прибитый к ним человек был неподвижен. Крепость не подавала ни малейших признаков жизни. Пугающую неподвижность нарушали лишь медленно кружившие над валами вороны. Молодой центурион внимательно оглядел окрестности, но вокруг было пусто. Ни батавов, ни врагов, ни единого туземца.
        Наконец после показавшегося бесконечным ожидания из тени надвратной башни выехал декурион с разведчиками. Не теряя времени, всадники припустили рысью к Максимию, который сам от нетерпения сделал несколько шагов им навстречу. Что и понятно - его не могла не волновать судьба гарнизона.
        -Ну?
        Декурион выглядел потрясенным.
        -Они все мертвы, командир.
        -Все? Весь гарнизон?
        -Полагаю, да, командир. Точного подсчета я, конечно, не производил, но там более сотни мертвых тел. И, похоже, мало кому из них посчастливилось умереть быстрой смертью.
        Некоторое время Максимий хмуро молчал, но потом встряхнулся и отдал приказ:
        -Декурион, собери своих разведчиков. Отыщи следы тех, кто это сделал. Когда выяснишь, куда они удалились, доложишь мне.
        Отдав честь, декурион развернул коня, поскакал к своим солдатам и, построив их, довел до сведения приказ командира когорты. Тем временем Максимий направился прямиком к мертвой цитадели и первым вошел в ворота.
        Кавалеристы галопом ускакали на север на поиски врага, а когорта так и осталась стоять неподвижно под палящим солнцем, с беспокойством дожидаясь возвращения командира. Времени прошло немало, по прикидкам Катона, около четверти часа, и в конце концов он нетерпеливо хлопнул себя по бедру.
        -Думаешь, с ним там что-нибудь случилось, командир? - осторожно поинтересовался Фигул.
        -Надеюсь, что нет. Но лучше бы ему вернуться поскорее. Мы не можем позволить себе терять время. Он сам получил на сей счет приказы.
        -Может, кто-нибудь сходит, проверит, все ли с ним ладно?
        Катон устремил взор вдоль колонны, высматривая других центурионов. Макрон встретил его взгляд и потряс рукой в воздухе, выказывая раздражение.
        -Пожалуй, ты прав, - сказал Катон. - Нужно, чтобы кто-то его нашел. Оставайся здесь.
        Сопровождаемый удивленными взглядами Феликса и Антония, Катон бегом припустил вперед и остановился рядом с Макроном.
        -Время, на хрен, уходит! - бушевал Макрон.
        -Знаю. Нам следовало двигаться, а не торчать здесь столбами.
        -Но сначала следовало получить в крепости шанцевый инструмент.
        -Значит, надо забрать его и двигать к броду. Должен же кто-то занять там позицию…
        Пока Макрон скреб подбородок, обдумывая сложившуюся ситуацию, к ним подошел центурион Туллий. Обветренное лицо видавшего виды воина выражало тревогу.
        -Что, по-твоему, нам следует делать?
        Макрон воззрился на Туллия с удивлением. Как старший по положению после Максимия, Туллий должен был сам принимать решения, а не спрашивать совета или интересоваться чьим-то мнением.
        Однако заслуженный ветеран смотрел на более молодых командиров с надеждой и ждал, чтобы они высказались.
        -Кому-то нужно будет пойти туда, - помолчав, промолвил Катон.
        -Но он приказал нам оставаться с нашими центуриями.
        -Послушай, - встрял Макрон, - мы не можем позволить себе проторчать тут до конца этого хренова дня. Нам приказано занять брод. Кто-то должен добраться до Максимия. И не теряя времени, его и так уже потеряно больше, чем можно.
        -Может, ты и прав. Но кто?
        -Да какая разница? - фыркнул Макрон. - Вот ты возьми да сходи.
        -Я? - Туллия эта идея явно не воодушевила. Он покачал головой. - Нет, я лучше останусь с когортой. Вдруг это ловушка - нельзя допустить, чтобы когорта лишилась и командира, и старшего из центурионов. Вот что, Катон, отправляйся ты. Тебе всяко сподручней.
        Не вступая в пререкания и не позволив себе выказать ни малейших признаков неудовольствия, молодой центурион повернулся в сторону укрепления и припустил бегом вверх по склону. Почти в то же самое мгновение в воротах показалась фигура Максимия, шагавшего вниз, в противоположном направлении. Завидев собравшихся центурионов, он побагровел от гнева. Командиры вытянулись в струнку.
        -Это еще что такое? Кто разрешил вам покинуть свои подразделения?
        -Но, командир, мы беспокоились о твоей безопасности, - попытался оправдаться Катон.
        -Кроме того, - резонно указал Макрон, - мы выбиваемся из графика, командир. Кнастоящему времени нам следовало уже занять позиции у брода.
        Резко развернувшись, Максимий ткнул его пальцем в грудь и злобно отчеканил:
        -Не смей указывать мне, как исполнять свои обязанности, центурион.
        -Но, командир, я только хотел напомнить…
        -Молчать! - выпалил Максимий прямо в лицо Макрону. Несколько секунд два командира мерились взглядами, тогда как окружающие смотрели на них с беспокойным удивлением.
        Разрядил обстановку Катон.
        -Хм… командир? - промолвил он, прокашлявшись.
        -Что?
        -Там кто-нибудь выжил?
        -Никто.
        -И никаких следов центуриона Порция?
        При звуке имени своего друга Максимий вздрогнул.
        -О, с ним все в порядке. Собственно, я и задержался, потому что его искал.
        -Не понимаю.
        -Он не понимает - может, прикажешь мне написать картину? Одно скажу: попадись мне в руки ублюдки, которые это устроили, я клянусь своей фамилией, что смерть их будет долгой и мучительной.
        Издалека донесся топот копыт, и все взоры обратились к склону, по которому скакали разведчики. Один из них осадил коня возле группы центурионов, основательно обдав их грязью, соскочил на землю и, тяжело дыша, отсалютовал Максимию.
        -Докладывай!
        -Командир, мы их нашли.
        Кавалерист указал большим пальцем за плечо, на север, в направлении Тамесиса.
        -Они там, в паре миль отсюда. Пешие. Движутся на запад, вдоль берега.
        -Сколько их? - спросил Катон.
        -Три, может быть, четыре сотни, командир.
        Максимий одарил Катона убийственным взглядом, после чего указал разведчику:
        -Ты докладываешь мне, парень.
        -Так точно, командир, - растерялся кавалерист. - Есть, командир. Виноват.
        Командир когорты сурово кивнул:
        -Ладно. Мы их перехватим. Возвращайся к своему декуриону. Продолжайте следить за ними. О любом изменении маршрута докладывать мне. Приказ ясен?
        -Так точно, командир.
        -Тогда исполняй.
        Махнув рукой разведчику, Максимий снова повернулся к своим центурионам. Усталый всадник, взобравшись в седло, еще не успел отъехать, а командир когорты уже высказал свои соображения:
        -Скорее всего эта группа послана специально проводить диверсии в нашем тылу.
        -Рейдовый отряд? - удивился Катон.
        -А что же еще?
        Катон пребывал в растерянности.
        -Ну, это же очевидно…
        Макрон только головой покачал, поражаясь неосмотрительности юного друга.
        -Очевидно? Прекрасно, центурион, раз так, не сочти за труд поделиться своими тактическими озарениями с простыми смертными.
        -Это разведывательный авангард армии Каратака. Он послал их проверить обстановку у бродов.
        -Но с чего тогда они напали на укрепление?
        -Скорее всего потому, что гарнизон аванпоста заметил этих разведчиков. Каратак не хотел оставлять в живых тех, кто может сообщить противнику о передвижении его сил…
        -Но зачем была нужна такая жестокость? Эти зверские пытки?
        -Это же варвары, - пожал плечами Катон. - Жестокость для них в порядке вещей. Они даже не осознают, что в этом есть что-то дурное.
        -Чушь. Все они прекрасно осознают… проклятые мучители. Аеще лучше осознают, когда им придется за все это заплатить.
        -Командир, а как быть с нашими приказами? - попытался вмешаться Макрон, но Максимий, оставив его слова без внимания, повернулся к колонне.
        -Когорта! - проревел он во всю мощь своих легких. - Приготовиться к маршу!
        -Но если броды останутся без прикрытия, Каратак сможет…
        Максимий развернулся и с жестокой улыбкой на лице процедил:
        -Макрон, нам вполне хватит времени и разобраться с нашими дикими друзьями, и прикрыть брод. Положись на меня.
        -Но, командир, весь шанцевый инструмент в крепости.
        -Мы еще успеем туда вернуться.
        -Если нам придется еще и возвращаться…
        -Чтоб тебе провалиться, Макрон! - проревел Максимий, сжав кулаки. - Бери свою центурию и отправляйся с ней за этими проклятыми кирками да лопатами. Встретимся у брода.
        -Есть, командир.
        -Когорта! - Максимий поднял правую руку и указал вперед. -Шагом марш!
        -Третья центурия - разойдись! - скомандовал Макрон.
        Его бойцы отступили с дороги, по которой остальная когорта с центурионом Максимием во главе форсированным маршем двинулась через склон по направлению к Тамесис. Пропустив большую часть колонны вперед и убедившись, что Максимий не оглядывается, Макрон ухватил за руку проходившего мимо Катона и торопливо заговорил:
        -Послушай меня: дело оборачивается дерьмом. Максимия явно не туда занесло. Если он захочет посчитаться за своих приятелей из форта, это может обернуться для тебя и остальных ребят большой бедой.
        Катон медленно кивнул.
        -Сам вижу. Постараюсь сделать, что смогу, хотя тут от меня мало что зависит. Увидимся у брода.
        -Надеюсь. Будь осторожен, парень.
        -Я всегда осторожен, будто ты не знаешь.
        Катон улыбнулся другу и вновь повернулся к своим солдатам.
        Макрон проследил за тем, как его друг занял место впереди Шестой центурии рядом с Фигулом, проводил колонну взглядом и, только когда ее хвост скрылся за холмом, приказал своим бойцам подняться по склону. Шли молча. Кскрипу амуниции и звяканью оружия примешивалось лишь хриплое карканье воронья, для которого в крепости нынче был настоящий пир.
        Глава 9
        Примерно по прошествии часа когорта настигла бриттов. Плотная толпа пехотинцев быстро двигалась вдоль берега вверх по течению реки, направляясь как раз к тому броду, который когорте было приказано защищать. Ссамого начала было очевидно, что первыми они до брода не доберутся, но их вождь явно был человеком рисковым и продолжал гнать своих людей со всей мочи, в то время как римляне неуклонно приближались к ним наперерез. Но затем бритты внезапно резко изменили направление движения и устремились прочь от брода, словно движимые единственным желанием - уйти от преследователей. Максимий, со своей стороны, приказал декуриону беспрерывно тревожить врага кавалерийскими наскоками, чтобы максимально замедлить его движение.
        Конные разведчики на всем скаку неслись на плотную массу бриттов, забрасывали их передние ряды дротиками и тут же, не вступая в рукопашную, уносились прочь, на безопасное расстояние. Впрочем, эта тактика оказалась не слишком действенной, и тогда декурион предпринял несколько ложных атак: всякий раз бриттам приходилось останавливаться и готовиться к отражению возможного кавалерийского наскока. Пару раз это сработало, но вождь варваров быстро сообразил, что конница не собирается ввязываться в схватку, и третью ложную атаку просто проигнорировал. Однако в совокупности все эти маневры позволили несколько замедлить продвижение варваров и выиграть определенное время для Максимия и его бойцов. Спустя чуть более часа после того, как когорта выступила от разоренного форта, стало ясно, что бриттам придется принять бой.
        -Когорта, стой! - проревел приказ Максимий. - Развернуться в боевой строй!
        Вто время как пять центурий неспешно перестраивались из походной колонны в боевую позицию, бритты, которых отделяло от римлян не более пары сотен шагов, формировали плотный клин спиной к широкому руслу реки. При этом они с силой ударяли оружием о щиты, издавали воинственные кличи и громко на все лады поносили противника, приводя себя таким образом в боевое неистовство, что могло произвести впечатление на неподготовленного противника. Но большинству легионеров за последний год уже не раз довелось столкнуться с подобной тактикой, и хотя весь шум действовал на нервы, опытные римляне привыкли к этому племенному обычаю и называли его не иначе, как «кельтской шумихой». Однако новичков «шумиха» равнодушными не оставляла.
        Катон медленно прохаживался перед строем своих бойцов. Шестая центурия располагалась на левом фланге римского строя. Заметив на лицах некоторых особенно молодых бойцов признаки неуверенности, если не страха, он решил, что их необходимо отвлечь. Молодой центурион остановился и повернулся спиной к неприятелю.
        -Я бы не стал беспокоиться из-за этой шайки, - заявил он. Вернее, выкрикнул, иначе ему не удалось бы перекрыть боевые кличи варваров. - Когда они бросятся на нас, только и потребуется, что держать строй, сомкнув щиты, и разить их из-за щитов мечами - укол в шесть дюймов. Это их быстро отрезвит. Большинству из вас уже доводилось сталкиваться с варварами, и вы знаете, что, хоть они и храбры, правильного строя им не прорвать. Ну а остальные вскоре сами убедятся, что бояться их нечего.
        Катон ухмыльнулся.
        -Уж вы мне поверьте, я ведь центурион и знаю, что говорю.
        Некоторые легионеры рассмеялись, и Катон с удовлетворением ощутил, что ему в какой-то мере удалось разрядить нервное напряжение.
        -Ты это им скажи, парень, - послышался голос из задних рядов.
        -Кто это сказал? - взревел, резко развернувшись, Фигул. - У кого тут, на хрен, язык без костей? - И он двинулся сквозь строй, изрыгая угрозы.
        -Оптион! - окликнул его Катон. - Вернись на место.
        -Есть, командир! - отчеканил Фигул, но перед тем, как занять свое место в плотном, составленном из щитов строю, рядом со знаменосцем центурии, суровым взглядом обвел рядовых бойцов.
        Катон мимолетно встретился с ним взглядом и слегка кивнул в знак одобрения: резкое вмешательство оптиона в корне пресекло попытку нарушения дисциплины. Ну что же, если кому-то не по нраву, чтобы его приободрил центурион, пусть дожидается атаки молча, что нервирует куда больше.
        Ксчастью, терпение и выдержка никак не относились к числу кельтских воинских доблестей, так что ждать пришлось не так уж долго - раздался оглушительный рев, и толпа варваров устремилась через открытое пространство на сплошную, застывшую в неподвижности стену красных римских щитов, над кромками которых сверкали на солнце полированные шлемы. Катон медленно развернулся лицом к противнику, острым взглядом отмечая выбеленные известью волосы, татуировки на лицах, спиральные узоры на обнаженных торсах и блеск солнечных лучей на мечах и шлемах. Варвары потрясали копьями, истошно вопили, и лица их были искажены безумной яростью и жаждой убийства. То было воистину кошмарное зрелище.
        Признаться, в первое мгновение Катона охватил ужас, и ему пришлось подавить внезапно возникший порыв бросить все и пуститься наутек. Однако страх опозориться перед лицом своих солдат оказался куда сильнее. Он помог юноше совладать с собой, и паника схлынула, уступив место затронувшей каждый мускул и нерв холодной, напряженной пульсации, связанной с готовностью к неизбежному, необходимости убивать, чтобы остаться в живых. Испытывая себя, молодой центурион задержался перед строем чуть дольше, чем требовалось, и лишь когда ревущая орда подкатила совсем близко к римской линии, отступил и занял место в строю своей центурии.
        -Знамя в тыл!
        Катону показалось, что его голос дрогнул, и он сосредоточился на том, чтобы следующий приказ прозвучал твердо.
        -Сомкнуть щиты!
        Катон занял позицию в центре первой шеренги своей центурии, крепко взялся за держатель поданного ему Фигулом щита и обнажил меч. На противоположном фланге когорты Максимий сложил руки воронкой и громовым голосом, перекрывшим даже вой и рев дикарей, отдал приказ:
        -Первая шеренга, копья к бою!
        Строй качнулся - сжимая древки метательных копий, бойцы выступили на два шага вперед.
        -Готовьсь!
        Легионеры приняли стойку для броска, отклонив корпус и отведя назад правую руку так, что острия копий смотрели под углом в небо. Вполной готовности они ожидали последнего приказа. Максимий, однако, не спешил: он следил за приближением вражеского вала, оценивая расстояние между бриттами и своей когортой. Илишь когда варваров отделяла от его строя лишь полоска сочной, зеленой травы никак не шире тридцати шагов, он взмахнул рукой, подав знак своим бойцам.
        -Бросай!
        Содним мощным выдохом первая шеренга метнула копья вверх по дуге. Небо прочертили темные тонкие полоски: полет копий замедлялся по мере того, как они достигали высшей точки траектории, но оттуда, сверху, они со снова возросшей скоростью обрушивались прямо в гущу врагов. Расстояние было невелико, бритты валили плотной толпой, и низвергшиеся с неба отточенные острия нанесли им страшный урон.
        -Задние шеренги, к бою готовьсь! - проревел Максимий, и задние ряды когорты подступили к первой шеренге, которая тем временем смыкала щиты и обнажала мечи, готовясь к рукопашной.
        Иона разразилась - в следующий миг бритты яростно обрушились на первую шеренгу римлян, пытаясь прорвать сплошную стену щитов ожесточенными ударами копий и длинных мечей. Самые могучие и смелые бойцы хватались за края щитов и иногда даже раздвигали их лишь для того, чтобы полечь под разящими ударами мечей легионеров второй шеренги. Катон - высокий, но худощавый - не выдержал наскока здоровенного варвара, прыгнувшего прямо на его щит. Его отбросило назад, и бритт ворвался в ряды Шестой центурии, однако тут же был пронзен мечом Велия, находившегося слева от Катона. Центурион кивнул воину, выражая благодарность, и снова занял место в строю.
        Если в каких-то местах стена римских щитов и заколебалась под первым, яростным натиском варваров, то мгновенно выровнялась, все бреши закрылись, и бриттам оставалось лишь растрачивать свои силы и злобу, осыпая ударами красные щиты. Катон отбивал щитом удар за ударом, а как только очередной варвар оказывался в пределах досягаемости, острый клинок, проскользнув в щель между щитами, разил его, словно змеиное жало. При этом Катон по мере возможности старался не упускать из виду ход схватки по всему фронту центурии. Впрочем, тревоги ситуация не внушала: при всей своей свирепости и отваге бритты уступали римлянам и в числе, и в боевой выучке, так что угрозы для целостности римского строя практически не существовало.
        Грохот, лязг металла, крики и проклятия не помешали Катону услышать переданную по цепочке вдоль строя когорты команду, и, глянув направо, он увидел, что Первая центурия двинулась вперед, перейдя в наступление. Затем, уже ближе, прозвучал адресованный его подразделению приказ центуриона Феликса:
        -Вперед!
        Как только Пятая перешла в наступление, Катон повторил тот же приказ для своих легионеров, и те сомкнутым строем двинулись на нестройную массу варваров. По мере того как римский строй теснил их толпу, у врагов оставалось все меньше возможности орудовать своими длинными клинками, в то время как короткие мечи римлян в рукопашной схватке давали несомненное преимущество. Уклоняться от острых клинков, разивших сквозь узкие щели между широкими щитами, становилось все труднее. Поскольку бриттов было не так уж много и их не подпирала сзади масса тел, они начали отступать. Глядя поверх металлического обода своего щита, Катон увидел, как метнулся назад воин, находившийся прямо перед ним, а в следующий миг во вражеских рядах образовались и новые бреши. Римляне между тем по-прежнему наступали сомкнутым строем: теперь они пересекали пространство, на которое пришелся удар метательных копий, по ходу дела добивая раненых и двигаясь дальше. Бритты более не пытались сопротивляться. Они были сломлены и бежали.
        Однако за спиной у них протекала река, и варвары, быстро осознав опасность оказаться зажатыми между сталью и водой, припустили в обе стороны вдоль берега, рассчитывая ускользнуть прежде, чем когорта успеет прижать их к реке. Но римляне предусмотрели и такую возможность: декурион разделил свой конный отряд на две половины, занявшие позиции на обоих флангах когорты, и бриттов, успевших проскочить между рекой и стеной щитов, настигали и безжалостно истребляли… Поняв, что спастись бегством не удастся, враги вернулись к реке и, встав спинами к спокойной, поблескивающей на солнце воде, приготовились умереть.
        По подсчетам Катона, их оставалось чуть более сотни, причем многие из них уже утратили или бросили свое оружие и теперь лишь сжимали кулаки и скалили зубы с расширенными от злобы и ужаса глазами. Он понимал, что схватка окончена. Этим людям оставалось лишь умереть или сдаться в плен.
        Катон набрал воздуха и закричал по-кельтски:
        -Бросайте оружие! Сдавайтесь или умрите!
        Варвары воззрились на него кто с вызовом, кто с надеждой.
        Между тем легионеры продолжали теснить их, загоняя в Тамесис, так что некоторые уже стояли по пояс в воде.
        -Бросайте оружие! - повторил свой приказ Катон. - Живо!
        Один из воинов повернулся и забросил свой меч подальше в воду. Его примеру последовал другой, третий… и вот уже толпа безоружных людей стояла на мелководье, с тревогой взирая на римлян.
        Катон повернулся к римскому строю, сложил ладони воронкой и громко крикнул:
        -Стой! Стой!
        Центурии замедлили движение и остановились всего в нескольких шагах от линии воды. Катон увидел, что командир когорты покинул свое место на фланге Первой центурии и бежит вдоль строя по направлению к нему.
        -Что ты тут такое устроил? - заорал Максимий, подбежав к Катону.
        -Я приказал им сдаться, командир.
        -Сдаться? - Максимий поднял брови в откровенном недоумении. - С чего бы это? Я что, отдал приказ брать пленных?
        Катон нахмурился.
        -Но, командир, я думал, пленники и тебе не помешают…
        -После того, что они устроили в крепости? Проклятье, о чем ты вообще думал?
        -Я пытался сберечь побольше жизней. Инаших… ну, и их тоже.
        -Вижу.
        Максимий обозрел ряды Шестой центурии и, склонившись поближе к ее командиру, заговорил тихо:
        -Ты выбрал не лучшее время для благородных чувств, молодой Катон. При нынешних обстоятельствах мы не можем позволить себе дополнительное бремя в виде пленников. Кроме того, ты ведь не был в форте и не видел собственными глазами, что натворили там эти звери. Мой бедный друг Порций… Они должны умереть!
        -Командир, но они безоружны. Они прекратили сопротивление. Это будет не по правилам. Так нельзя.
        -«Не по правилам», - передразнил его Максимий и рассмеялся. - Это тебе не игра, Катон. Это война. Здесь никаких правил нет.
        Глаза командира когорты были безжалостны, но Катон все равно предпринял еще одну отчаянную попытку.
        -Командир, но ведь они могут быть источником ценной разведывательной информации. Если отослать их в тыл для допроса…
        -Отставить! Яне могу позволить себе выделять людей для конвоирования, - заявил Максимий, сжав губы в насмешливой улыбке, и повернулся к людям Катона. - Вытащить их оттуда! Связать им руки! Нарезать ремней из их же одежды!
        Бойцы Шестой центурии положили щиты и принялись вытаскивать бриттов из воды. Их побросали ничком на землю, крепко связав руки за спиной обрывками их же одежды. Когда был связан последний из пленных, Максимий воззрился на них с угрюмым удовлетворением. Катон, стоявший с ним рядом, с облегчением решил, что их, видимо, все-таки пощадят.
        -Ну, пусть так и лежат, командир. Больше они нам сегодня беспокойства не доставят.
        -Это точно.
        -А потом мы сможем за ними вернуться.
        -Ага.
        -Полагаю, некоторые из них могут попытаться бежать, да ведь далеко им не уйти.
        -Вне всякого сомнения. После того, как мы с ними разберемся, они и шагу не сделают.
        -Командир?
        Катон похолодел и почувствовал, как зашевелились волоски на его шее.
        Не обращая на него внимания, Максимий обернулся к бойцам Шестой центурии.
        -Ослепить их!
        Фигул нахмурился, не будучи уверен, что расслышал приказ правильно.
        -Я сказал - всех ослепить! Достать кинжалы!
        Катон открыл было рот, желая возразить, но от ужаса не мог найти нужных слов. Пока он колебался, командир когорты подскочил к Фигулу, выхватил из ножен оптиона кинжал и склонился над ближайшим пленным.
        -Это делается вот так…
        Раздался такой вопль боли и ужаса, какого Катон в жизни не слышал. От страха и отвращения его чуть не вырвало. Командир когорты вырвал оружие из глазницы несчастного, выпрямился и с горькой усмешкой на лице развернулся к остальным. Его правая рука крепко сжимала рукоять окровавленного кинжала, а позади него вопил и корчился, пятная траву хлещущей из глазниц кровью, ослепленный бритт.
        -Вот, - промолвил Максимий, возвращая кинжал Фигулу. - Это делается таким образом. Выполняй!
        Растерянный, насмерть перепуганный Фигул умоляюще воззрился на Катона.
        -Ты почему не… - гневно взревел Максимий, глядя на колеблющегося оптиона.
        -Оптион, - строго заявил Катон. - Ты получил приказ. Выполняй!
        -Есть… - пробормотал Фигул. - Будет исполнено, командир. - Он повернулся к солдатам. - Слышали, что сказал центурион? Кинжалы наголо!
        Легионеры принялись за свою кровавую работу, и послеполуденная жара наполнилась еще более громкими, истошными воплями. Максимий удовлетворенно кивнул:
        -Ну вот, с одним делом мы успешно справились. Как только твои ребята закончат, когорта выступит к броду.
        -Так точно, командир, - подхватил Катон. - Лучше бы нам поспешить.
        -Да. Это точно.
        Неожиданно на лице Максимия отразилось беспокойство, он резко развернулся и широким шагом поспешил на командный фланг. Тем временем бойцы Шестой центурии, покончив со своей кровавой работой, очистили клинки, подобрали с земли щиты и копья и построились, заняв свое место в хвосте римской колонны. Как оказалось, в ходе стычки когорта потеряла всего семь человек, и еще несколько бойцов получили ранения. Их перевязали и, за отсутствием лучшего убежища, отправили в форт. Остальная когорта по приказу Максимия двинулась вдоль берега реки по направлению к броду.
        По мере ее удаления от места расправы крики и стоны ослепленных пленников стихали, зато все громче звучали крики воронов, слетавшихся отовсюду к побережью, где на зеленой траве их ждала щедрая пожива в виде погибших и умирающих людей.
        Глава 10
        Брод располагался в том месте, где русло Тамесис сужалось до менее чем половины обычной ширины реки. Посреди реки находился маленький островок, со всех сторон поросший ивами. Кончики их длинных ветвей касались текущей воды и отбрасывали на нее зеленые тени.
        Глядя на это тенистое прибежище с нескрываемой тоской, центурион Макрон волосатым запястьем утирал обильно покрывавший лоб пот. На какой-то миг Макрон вообразил себя мирно растянувшимся там, под ивой, сняв сапоги и опустив натруженные ноги в прохладную воду Тамесис. Это было соблазнительно… невероятно соблазнительно.
        Нахмурившись и отбросив посторонние мысли, центурион двинулся через маленький остров к северному берегу реки. Между островком и берегом тянулась галечная отмель, едва покрытая поблескивающей на солнце водой.
        Как только Третья центурия прибыла к броду, Макрон лично перебрался через реку, чтобы ознакомиться с ее глубиной на всех участках переправы. На самых глубоких участках по обе стороны островка вода доходила ему до пояса. Сам он держался на ногах твердо, однако течение здесь было довольно сильным и запросто могло сбить с ног любого, кто зазевается. Установив на дальнем берегу на случай появления противника наблюдательный пост, Макрон незамедлительно приступил к осуществлению оборонительных работ. От берега до берега было, наверное, шагов сто, ширина же самого брода составляла не более десяти шагов. По обе стороны от этой узкой отмели глубина резко возрастала, дно реки становилось илистым, да еще и длинные водоросли шевелились в воде, словно спутанные волосы.
        Половину центурии Макрон отрядил на то, чтобы утыкать дно брода заостренными колышками. Для этого приходилось рубить прибрежные деревья, распиливать, расщеплять, обтесывать и затачивать, после чего, преодолевая течение, заносить в воду и забивать в дно под углом к вражескому берегу. Конечно, если бритты решат воспользоваться этим бродом, подобное препятствие не остановит переправу, но по крайней мере замедлит ее, не говоря уж о том, что многие из переправляющихся получат раны и увечья.
        Вторую линию обороны Макрон создал непосредственно на острове, где нелегкими усилиями двадцати человек у самой кромки воды была возведена примитивная баррикада из поваленных стволов и тесно переплетенных ветвей утесника, доставленных с южного берега и сваленных так, чтобы перегородить всю ширину отмели. Тяжелые, вбитые в землю бревна придавали всей этой конструкции дополнительную прочность, а некоторые обращенные наружу ветви и сучья были вдобавок заострены, чтобы причинять атакующим дополнительный ущерб. Конечно, по мнению Макрона, это укрепление никак нельзя было назвать неприступным, но, во всяком случае, это было лучшее, что он мог соорудить из подручных материалов с помощью имеющихся инструментов.
        Ксожалению, годного к употреблению инструмента в крепости нашлось не так уж много: бритты не только перебили гарнизон, но и постарались уничтожить или привести в негодность все вражеское имущество, которое не могли унести с собой. На холме дымились кострища из щитов, пращей, копий и прочего военного снаряжения, обнаруженного варварами на захваченном аванпосту. Правда, у некоторых орудий обгорели лишь рукояти, и они вполне поддавались восстановлению, да и, пошарив по развалинам бревенчатых казарм, легионерам удалось обнаружить небольшое количество кирок и лопат. Но этого едва хватило, чтобы оснастить половину Макроновой центурии, что уж там говорить об остальной когорте. Впрочем, более всего Макрон надеялся, что командир когорты быстро удовлетворит свою жажду мщения и приведет подразделение к броду. Возводить укрепления Третья центурия худо-бедно могла, но о том, чтобы отстоять брод в одиночку, если враг начнет переправу значительными силами, не приходилось и мечтать.
        Кроме того, Макрона вообще бесило решение Максимия отправиться в погоню за этим небольшим вражеским отрядом. Этот поступок прямо противоречил ранее полученным приказам, согласно которым главной задачей когорты было перекрытие брода. Когорте следовало занять позицию у переправы сразу после полудня, а в результате даже сейчас, по прошествии трех часов после назначенного времени, здесь находился только Макрон со своей центурией. Между тем враг мог объявиться в любой момент, и если это случится до подхода когорты, брод неизбежно окажется в руках варваров.
        Макрон оглянулся через плечо, пытаясь углядеть на южном берегу хоть какие-то признаки Максимия и его легионеров.
        -Ну давай же, ублюдок, пошевеливайся… - Макрон нетерпеливо хлопнул себя по бедру. - Куда ты, на хрен, запропастился?
        Итут с северного берега донесся слабый крик, заставивший Макрона обернуться. Один из легионеров, с охапкой только что отесанных колышков, махал рукой, желая привлечь его внимание.
        -Что такое?
        -Там, командир! Вон там! - солдат указал позади себя, туда, где на дальней стороне реки начинавшаяся от брода дорога исчезала за холмом. На вершине этого холма маячила фигура караульного, размахивавшего копьем. То был условный сигнал, свидетельствующий о появлении противника.
        Макрон мигом проскочил в оставленный в баррикаде узкий проход и припустил по мелководью, держась правее того места, где были забиты колья: эта тропа была оставлена специально, чтобы предоставить защитникам брода некоторую свободу маневра. Преодолевая течение, он устремился к дальнему берегу и, расплескав фонтан брызг, выбрался на сушу, туда, где многие встревоженные легионеры прерывали свою работу, ожидая новых распоряжений.
        -Продолжайте делать что велено! - рявкнул Макрон. - Не прекращать работы до моего приказа.
        Сам он, не мешкая, поспешил дальше, к возвышенности, откуда открывалась панорама северной долины. Когда он, тяжело дыша, добрался наконец до наблюдательного поста, караульный указал ему копьем:
        -Там, командир.
        Макрон прищурился. Примерно в паре миль за холмом дорога уходила в зеленый лес, и именно оттуда, из рощи, появился разъезд конных разведчиков в сопровождении нескольких боевых колесниц. Развертываясь на ходу веером, чтобы охватить более широкое пространство, всадники и колесничие просматривали местность на предмет обнаружения возможной опасности. Аспустя несколько мгновений из лесу выступила голова длинной и плотной пехотной колонны.
        -Это ведь Каратак, командир?
        Макрон взглянул на задавшего вопрос легионера, припомнив, что это совсем зеленый новобранец, лишь недавно зачисленный в легион. Вид у него был напряженный и взволнованный. Пожалуй, слишком взволнованный, подумалось центуриону.
        -Ну, об этом пока судить рановато, сынок.
        -Мы, наверное, вернемся сейчас к остальным, да?
        -Тебя ведь Лентуллом звать, верно?
        -Да, командир.
        Новобранец был явно удивлен тем, что центурион помнит его имя, и это, несомненно, ему польстило.
        -Сохраняй хладнокровие, Лентулл. Твоя задача наблюдать за дорогой, а не переживать по поводу происходящего. Наблюдатель обязан сохранять спокойствие. Потому-то я и доверил тебе этот пост.
        Конечно, то была сущая ложь: Макрон мог назначить наблюдателем кого угодно, и выбор его в данном случае был совершенно случаен, однако неопытному пареньку некая толика лести пойдет только на пользу. Это добавит ему уверенности в себе и поможет совладать с волнением, что в нынешней обстановке жизненно важно.
        -Да, командир. Спасибо за доверие, командир.
        -Просто неси караул, парень. Делай свое дело.
        Лентулл кивнул, повернулся к дороге и сосредоточился на неприятельской колонне. Некоторое время они стояли в молчании. Прикрыв глаза рукой от солнца, Макрон наблюдал за тем, как из леса вытекала целая вражеская река. Судя по ее нескончаемой длине, то были главные силы неприятеля.
        -Похоже, ты был прав, паренек, - спокойно промолвил Макрон. - Сдается мне, Каратак собственной персоной пожаловал именно на наш брод.
        -Ох, дерьмо!
        -А мы тут как тут, чтобы подставить ему наши шеи, - продолжил центурион, похлопывая новобранца по плечу. - Бьюсь об заклад, ты и думать не думал, что столкнешься с таким волнующим приключением.
        -Так точно, командир… не думал.
        -Ну и ладно. Так вот, ты останешься здесь и будешь вести наблюдение до тех пор, пока это не станет слишком опасно. Яполагаю, что неприятель без особых затей двинется прямо по дороге, по направлению к нам. Впротивном случае, если он свернет в другом направлении, я должен незамедлительно об этом узнать. И вот еще что - постарайся углядеть какие-либо признаки следующих за ним сил командующего Плавта. Все понятно?
        -Так точно, командир.
        -Отлично. Итак, продолжай вести наблюдение. Да пригнись ты, не торчи, как столб, - привлекать внимание варваров тебе совершенно без надобности. - Макрон ткнул новобранца пальцем в грудь. - Игеройствовать тебе тоже без нужды. Как только увидишь, что они приблизились на опасное расстояние, бросай пост и возвращайся к центурии.
        Лентулл кивнул и присел на корточки, не сводя глаз с приближающегося противника. Центурион повернулся, прошел несколько шагов назад, по направлению к броду, и остановился, присматриваясь к южному берегу Тамесис. На той стороне ни на дороге, ни у воды не наблюдалось никакого движения. Затем его взгляд поймал отдаленную вспышку, и Макрон напряг зрение, всматриваясь в том направлении. Да, он не ошибся, над буро-зеленым ландшафтом хоть и с трудом, но улавливались блики - скорее всего это отражал солнечный свет металл. Если то действительно была Третья когорта, то она находилась в добрых трех милях от брода. Из чего следовало, что Каратак доберется до переправы первым.
        Лентулл остался на расстоянии оклика, и Макрон стиснул зубы, чтобы случайным возгласом или проклятием не выдать своих истинных чувств.
        Поблескивающая полоска когорты находилась слишком - слишком! - далеко и, как ему казалось, едва ползла по жаркой долине к броду. Макрон бросил в ее сторону последний, тоскливый взгляд и бегом припустил к Тамесис.
        Уже возле брода центурион сбавил темп, чтобы перевести дыхание: он решил, что не стоит нервировать парней раньше времени. Чем дольше они сохранят спокойствие и уверенность, тем лучше для дела.
        -Так, с этой работой все! - объявил он команде, продолжавшей вбивать в дно колышки. - Все на остров, одеваемся, вооружаемся. Похоже, у нас гости.
        Легионеры побросали оставшиеся колья, а сами поспешили по оставленному на мелководье безопасному проходу к острову и баррикаде.
        -Не торопиться! - сердито проревел центурион. - Бегом сдуру недолго и на кол напороться, а мы их здесь расставили для бриттов.
        Усилием воли легионеры заставили себя двигаться медленно и осторожно: нервное возбуждение побуждало к поспешности, но сердить центуриона не хотелось никому.
        Макрон последовал за своими бойцами неторопливо, осторожно, высматривая под поверхностью воды острия кольев. Бросив взгляд вперед, он увидел, что многие его подчиненные уже собрались позади баррикады и торопливо разбирают сложенное в стороне от пересекавшей маленький островок ухабистой дорожки оружие: шлемы, щиты, метательные копья. Выбравшись из воды, промокший Макрон огляделся, и взгляд его упал на рослого, жилистого легионера.
        -Фабий!
        -Да, командир.
        Макрон шагнул к нему, и солдат встал навытяжку.
        -Снимай доспехи. Тебе придется побегать.
        -Есть, командир.
        Пока Фабий торопливо расстегивал пряжки и снимал пластинчатый панцирь, Макрон, не теряя времени, объяснил ему задачу:
        -Центурион Максимий направляется сюда вдоль южного берега. Сейчас до него отсюда примерно три мили. Ты побежишь к нему со всех ног, сколько хватит сил. Доложишь ему, что Каратак приближается к этому броду. Скажешь, чтобы он непременно послал гонца к легату и известил о происходящем… Нет, погоди…
        Макрон представил себе, как может воспринять командир когорты подобную рекомендацию, и решил изменить формулировку.
        -Скажешь так: «Я почтительно предполагаю, что командир сочтет разумным направить гонца к легату». Ну и, наконец, сообщишь ему, что Каратак находится ближе к броду, чем он, и, чтобы спасти положение, ему необходимо двигаться настолько быстро, насколько это возможно. Идаже быстрее. Все понятно?
        -Так точно, командир.
        Фабий с ухмылкой стянул панцирь и положил на землю.
        -Ну и какого хрена ты тогда дожидаешься? - буркнул Макрон. - Шевелись!
        Фабий развернулся, устремился к реке и помчался через брод. Макрон проводил его взглядом и повернулся к остальным бойцам, в большинстве своем уже одевшимся, вооружившимся и стоявшим в ожидании приказов. Центурион дождался, пока последний из солдат не перестал возиться с амуницией, что было не так-то просто под нетерпеливыми взглядами товарищей и особенно командира. Наконец, когда легионеры покончили со всеми приготовлениями, Макрон прочистил горло:
        -Становись!
        Легионеры со щитами и копьями сформировали заградительный строй, перекрыв дорогу под ивами.
        -Менее чем через час Каратак и его войско нагрянет сюда, чтобы прорваться к броду и переправиться. Но сразу за ними, чуть ли не тыча мечом им в задницы, следует наша армия во главе с самим командующим Плавтом.
        Несколько солдат рассмеялись, оценив шутку. Макрон выдержал паузу и продолжил:
        -Остальные силы нашей когорты тоже направляются сюда. Явидел это вот с того холма и уже послал Фабия поторопить их, чтобы подмога поспела сюда до того, как враг успеет доставить нам неприятности. Но это, конечно, не значит, будто нам без них не обойтись. Ничего подобного! Третья центурия и сама по себе способна выполнить свою задачу. Да, конечно, наше подразделение сформировано недавно, и мы служим вместе всего-то несколько дней, но я прослужил «под сенью орлов» достаточно долго, чтобы с первого взгляда распознать настоящих бойцов. Иименно таковых я вижу в вас. Так что этим жалким ублюдкам по ту сторону реки можно только посочувствовать. Что им остается - атаковать нас по узкому фронту, натыкаясь на наши колья, а потом упереться в нашу баррикаду! На их счастье, я человек великодушный, и так и быть, во избежание излишнего кровопролития, приму капитуляцию Каратака.
        Макрон широко ухмыльнулся, и многие воины, к его облегчению, тоже заулыбались.
        -Однако, ребята, не стоит забывать и о том, что эти бритты народ неразумный и страшно упрямый. Ежели уж им приспичит переправиться через реку, они попрут напролом. И, честно говоря, мы сможем лишь задержать их и тем самым выиграть время. Устраивать из нашей центурии подразделение мучеников мне никто не приказывал, и если они навалятся всей ордой и возникнет угроза прорыва, я отдам приказ отступить. Так вот, если с моей стороны поступит такой приказ, вам следует выполнять его буквально, не пытаясь проявлять идиотский героизм. Вы как можно быстрее переберетесь на нашу сторону брода, после чего двинетесь вниз по течению, на соединение с когортой. Все ясно?
        Некоторые легионеры ответили кивками.
        -Ни хрена не слышу ответа! - взревел Макрон. - Все ясно?
        -Так точно, командир!
        -Вот это лучше. Атеперь перестраиваемся лицом к реке.
        Бойцы центурии развернулись, продвинулись вперед и сформировали заслон за временными оборонительными сооружениями, лицом к северному берегу Тамесис. Макрон обозрел свой небольшой отряд в потускневших доспехах и перепачканных, запыленных, красных туниках. Бойцы стояли в три шеренги, перегораживая маленький островок. Восемьдесят легионеров против двадцати, а может, и тридцати тысяч варваров. Как и большинство вояк, Макрон по натуре был игроком, но в данном случае отчетливо понимал, что никаких шансов на выигрыш у него нет и в помине. Несмотря на напускное спокойствие и стремление внушить мужество и уверенность подчиненным, опытный командир знал, что все они, по сути, обречены. Правда, если Максимий поспеет к броду вовремя, останется возможность его защитить, и все еще может перемениться.
        Шла вторая половина дня. Время тянулось медленно. Чтобы солдаты не утомлялись раньше времени, Макрон разрешил им сесть на землю. Никакой деятельности поблизости от брода больше не наблюдалась, и вся эта картина выглядела просто идиллической.
        Макрон улыбнулся, подумав, что Катону это бы наверняка понравилось. Живописные пейзажи и идиллическое спокойствие всегда трогали поэтическую натуру молодого человека. Макрон же просто отметил для себя тот факт, что солнце давно миновало зенит, падая под углом, лучи его еще ярче расцвечивали ландшафт и сверкали на глади воды. Все вроде бы дышало покоем, но, несмотря на это, в самом воздухе чувствовалось нарастающее напряжение, словно кто-то натягивал тросы спускового механизма катапульты. Втом же напряжении пребывал и Макрон, стремившийся не упустить ни малейших признаков, ни звуков, свидетельствующих о приближении врага.
        Примерно по прошествии получаса вдалеке на дороге обрисовалась мчавшаяся по направлению к броду крохотная фигурка. Лентулл еще не успел добежать до кромки воды, когда на гребень холма вылетел отряд всадников, которые тут же поскакали по склону вниз. Лентулл, оглянувшись через плечо, со всех ног припустил по мелководью.
        -Держись левее! - закричал ему Макрон. - Левее!
        Слышал его Лентулл или нет, но он вбежал в реку, промчался, взметая кучу брызг, некоторое расстояние, а потом вдруг с криком повалился вперед. Бойцы на острове охнули. Лентулл поднялся, выпрямился, и все увидели кровь, хлеставшую из раны на его бедре. Легионеры в ужасе взирали на раненого товарища, которого сзади, поднимая тучу брызг, уже настигали вражеские всадники. Лентулл оглянулся через плечо и из последних сил заковылял к острову. Бритты преследовали его осторожно, стараясь не наткнуться на колья, однако Лентулл терял слишком много крови и, как понимал Макрон, стремительно слабел. Еще несколько шагов, и колени его подогнулись, так что над водой был виден лишь его торс. Голова упала на грудь. Вражеские всадники придержали коней, глядя на римлянина, а потом, видимо, решив, что их вмешательство уже не требуется, вернулись на свой берег.
        Некоторое время и те, и другие молча смотрели на Лентулла, голова которого бессильно болталась из стороны в сторону. От того места, где он находился, вниз по течению тянулась тонкая красная полоска. Наконец Лентулл медленно завалился набок и пропал из виду: тяжесть доспехов увлекла его тело под воду.
        -Бедолага, - пробормотал кто-то.
        -Разговорчики! - тут же рявкнул Макрон. - Всем молчать.
        Внапряженном, нервном молчании легионеры стали ждать появления главных сил неприятеля. Ждать пришлось недолго. Поначалу до их слуха донеслось приглушенное громыхание и топот, с каждым мгновением становившиеся все громче и отчетливее. Затем над вершиной холма, за который уходила дорога, словно сгустилась тень. Она стала дробиться и распадаться на отдельные силуэты - знамена, копья, шлемы, - пока наконец не стали различимы фигуры усеявших гребень холма людей. Глядя на авангард войска Каратака, уже преодолевший гребень, Макрон увидел, что вниз по склону к броду спускаются тысячи воинов. Он перевел взгляд на другой берег, пытаясь высмотреть хоть какие-то признаки когорты Максимия, но тщетно. По ту сторону спокойного русла Тамесис никого видно не было.
        Глава 11
        -Ты уверен, что Макрон действительно говорил о главных силах врага?
        -Так точно, командир, - ответил гонец.
        -Ладно, отправляйся к декуриону. - Максимий указал на отряд всадников, прикрывавший левый фланг. - Скажи ему, чтобы немедленно сообщил о вражеской колонне Веспасиану. Выполняй!
        Гонец, отдав честь, поспешил к конным разведчикам, а Максимий созвал к себе центурионов. Они припустили бегом вдоль остановившейся колонны, и когда все, включая Катона, которому бежать было дальше всех, собрались, командир когорты сообщил им новость.
        -Каратак движется именно к нашему броду. Иу него преимущество во времени. Посмотрите туда.
        Командир когорты указал за реку. Вдоль дальнего берега Тамесис тянулась туманная полоса, на которую Катон до сего момента не обращал внимания.
        -А где Макрон? - спросил Туллий.
        -У брода, проверяет оборонительные сооружения.
        -Сооружения? Да он, похоже, собирается принять бой, - воскликнул Туллий, изумленно подняв брови.
        -Ну что ж, именно такой приказ и был отдан когорте.
        -Да, командир, но ведь это самоубийство.
        -Будем надеяться, что нет, если мы успеем с ним соединиться…
        Катон выступил вперед.
        -Лучше бы нам поторопиться, командир.
        -Это само собой, Катон. Центурионам разойтись по своим подразделениям. Выступаем форсированным маршем, с удвоенной скоростью. Ини в коем случае не отставать.
        Командиры бегом поспешили к своим центуриям, после чего Максимий громовым голосом приказал когорте выступать в ускоренном темпе. Под ритмичный, дробный топот сапог колонна двинулась вперед. Краешком глаза Максимий приметил Макронова гонца, бегом возвращавшегося после разговора с разведчиками: один из них, припав к конской гриве и взметая пыль из-под копыт, уже пустился вскачь известить легата. Когда гонец подбежал к Максимию и замер в ожидании дальнейших приказаний, командир когорты оглядел бойца, оценивая его состояние, после чего спросил:
        -Ты готов бежать обратно к Макрону?
        -Так точно, командир, - не колеблясь, ответил боец, хотя и не успел отдышаться после недавнего бега.
        Командир когорты понизил голос:
        -Если он все еще там, у брода, скажи ему, что мы маршируем с максимальной скоростью и прибудем при первой возможности. Но если его там не окажется, тут же возвращайся и извести меня. Понял?
        -Не окажется?.. - растерянно повторил легионер. - Командир, ты имеешь в виду…
        -Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, - рявкнул Максимий. - Вперед!
        Гонец отдал честь и припустил по дороге в сторону брода. Максимий оглянулся через плечо, убедился, что все пять центурий движутся равномерно, быстрым шагом, и, набрав полные легкие воздуха, выкрикнул приказ перейти на медленный бег. На тренировках бойцам приходилось бегать в полном вооружении, и считалось, что подразделение способно поддерживать такой темп в течение часа. За это время легионеры должны добраться до Макрона. Будет ли у бойцов возможность перевести дух, или им придется броситься в бой не отдышавшись, прямо с марша, это уже другой вопрос. Хотя и немаловажный.
        Замыкавшая колонну центурия Катона, не отставая, следовала за двигавшимися впереди. Над дорогой разносился быстрый топот сапог, ритмичное звяканье металла да хриплое дыхание отягощенных оружием и доспехами солдат.
        Кое-где люди сбивались с шага, а потому то здесь, то там вдоль колонны раздавались громкие оклики восстанавливавших порядок центурионов и оптионов, не скупившихся на брань и грозивших самыми страшными наказаниями. Катон двигался чуть в стороне от своей центурии, держась примерно середины колонны.
        -Шевелитесь, парни! - подбадривал он своих. - Жизнь Макрона зависит от нас. Не сбавлять темп!
        На бегу Катон то и дело бросал взгляды на противоположный берег реки. Тучи поднятой пыли четко обозначали путь продвижения воинства Каратака, и хотя, конечно, основная масса варваров оставалась вне поля зрения, он по косвенным признакам понимал, что соотношение сил составит, пожалуй, пятьдесят к одному в пользу бриттов. Если Макрону придется отстаивать переправу в одиночку, на каждого его легионера придется по три сотни варваров. Эти подсчеты не оставляли Макрону никакой надежды.
        Катон крепился как мог, но бег в такую жару в кольчуге, шлеме, со щитом и оружием выматывал очень быстро. Довольно скоро кровь застучала в его ушах, дыхание сделалось частым и прерывистым. Легкие горели: он чувствовал себя так, словно его грудь обмотана железными ремнями, которые стягиваются все туже и туже. Каждый мускул, каждое сухожилие принизывало болью. Накатила нестерпимая тошнота, желанию остановиться, опорожнить желудок и хоть чуточку отдышаться было почти невозможно сопротивляться. Держаться на ногах Катону помогала лишь боязнь опозориться перед своими солдатами да тот факт, что его другу Макрону грозила смертельная опасность. Апотому, хотя уже каждый шаг давался ему с мукой, он превозмогал боль и усталость с той железной готовностью бороться до конца, которую успел впитать и усвоить за время службы в легионе.
        Итак, он бежал, не сбавляя шага, ухитряясь не только сам выдерживать темп, но и хриплыми возгласами приободрять своих солдат. И тут неожиданно бежавший впереди него Фигул вдруг замедлил движение и поравнялся со своим центурионом.
        -Ты почему… место покинул? - хрипло выдохнул Катон.
        -А ты это слышал, командир?
        -Слышал что?
        -Вроде бы звучали рога. Боевые рога бриттов. Только что.
        Катон попытался что-то припомнить, но нет: он определенно не слышал ничего, кроме звуков движущейся колонны.
        -Ты уверен?
        Фигул тоже заколебался, и на лице его появилось смущенное выражение: стыдно ведь, если он обратился к центуриону с докладом о том, что ему померещилось. Но в следующий миг лицо оптиона просветлело.
        -Ну вот, снова. Теперь слышишь, командир?
        -Тихо!
        Катон остановился и прислушался. Сначала он только и услышал, что пульсацию крови в своих ушах да собственное тяжелое дыхание, но потом… да, далекий, но различимый отголосок: резкая, тягучая нота, одна из нестройного, сумбурного хора кельтских боевых рогов.
        -Да, теперь слышу. Возвращайся на свое место.
        Фигул припустил вперед, в голову центурии, Катон продолжил бег рядом с колонной. Сейчас они должны были находиться не так уж далеко от брода, не более чем в миле. Катон всмотрелся вперед. Река, обрамленная по обе стороны кустами и купами деревьев, изгибалась на север, благодаря чему открывалась небольшая перспектива северного берега. Итам, между двумя небольшими возвышенностями, на расстоянии примерно в полмили, параллельно когорте двигалась плотная масса пехоты.
        -Держать шаг! - крикнул Катон своим солдатам. - Уже недалеко. Держать шаг!
        Он укрепил себя, выбросив из головы все мысли, кроме одной-единственной - достичь брода прежде, чем воинство Каратака успеет прорваться, и спасти Макрона с его центурией от полного уничтожения.
        Когда снова зазвучал резкий, нестройный хор боевых рогов, Макрон вновь обернулся к северному берегу. Бритты с диким ревом устремлялись по дороге к броду, и их первые ряды уже вбегали на отмель, растревожив спокойно поблескивающую воду пенистым бурлением и фонтанами брызг.
        -Сомкнуть ряды! - проревел Макрон, перекрывая шум. - Поднять щиты!
        Легионеры по обе стороны от него сдвинулись плотнее и подняли щиты, образовав сплошную оборонительную линию. Римляне перехватили древки метательных копий в ожидании приказа обрушить смертоносный град на преодолевающего течение противника.
        -Не напрягайтесь! - крикнул своим Макрон. - Сейчас эти ублюдки доберутся до наших кольев…
        Первые ряды бриттов находились уже шагах в восьмидесяти, они рвались по мелководью вперед, подбадриваемые неистовым ревом своих товарищей, заполонивших весь берег реки позади. Неожиданно некоторые из бежавших впереди резко остановились, некоторые сложились пополам. Следовавших за ними это не остановило: они стремительно обогнули своих пострадавших соратников и в результате наткнулись на следующую серию кольев. Однако задние ряды продолжали напирать прямо на раненых, образовав на переправе спутанный клубок барахтающихся тел. Пострадавшие вопили от боли и ужаса, валившие валом сзади ревели от ярости и злобы, поскольку просто не понимали, что за причина воспрепятствовала их стремительному натиску. Задние ряды напирали на передние, буквально насаживая их на колья, и чем больше варваров устремлялось с берега на переправу, тем сильнее становились хаос и неразбериха.
        -Славная получилась западня! - радостно воскликнул Макрон. - Лучше не придумаешь!
        Легионеры по обе стороны от него вовсю гоготали, осыпая насмешками беспорядочно толкавшихся в воде напротив островка бриттов. Ликование нарушило целостность римского строя, но Макрон решил повременить со строгими приказами, дать своим людям насладиться мимолетным триумфом. Это способствует поднятию боевого духа, а уж он-то знал, что очень скоро его бойцам потребуются все их мужество и выдержка. Ибо следующий вражеский приступ неминуем.
        Через некоторое время над шумом и криками на переправе возвысились звуки боевых рогов. Прозвучали три низкие ноты, и бритты, услышав этот сигнал, начали медленно отходить, скапливаясь толпами на берегу по обе стороны от дороги. Последними, ковыляя, возвращались на берег те бойцы из первых рядов атакующих, которым посчастливилось отделаться легкими ранами, но немало воинов так и остались в реке, проткнутые кольями или просто задавленные навалившейся на них сзади массой. Иные, споткнувшись, уже не смогли подняться и утонули, погребенные под телами своих же соратников. Почти все, оставшиеся в реке, были уже мертвы, и лишь немногие раненые еще пытались барахтаться в потоке ниже по течению, окрасившемся в цвет крови.
        -Первая схватка в нашу пользу! - крикнул Макрон своим бойцам, и те ответили ему радостными воплями.
        Когда эти возгласы стихли, Макрон оглянулся через плечо, и губы его сжались в тонкую линию, поскольку никаких признаков приближения когорты он, увы, так и не увидел. Если посланный им гонец не добрался до Максимия вовремя, чтобы тот успел прийти на помощь Третьей центурии, то очень скоро ему, Макрону, придется выбирать между бегством и сражением до последнего. Но даже если он предпочтет сразиться и вся его центурия поляжет у брода, он выиграет не так уж много времени для преследующей Каратака римской армии. Макрон не был склонен обманываться и прекрасно понимал, что его оборонительные заграждения на острове не задержат врага на столь долгое время, чтобы с тыла его успела настигнуть армия Плавта. Однако если он решит спасти центурию и прикажет солдатам отступить с переправы, ему может быть предъявлено обвинение в том, что это он позволил врагу избежать ловушки. Наказание за такое пренебрежение воинским долгом могло быть только одно - смерть. По всему получалось, что как ни поверни, а он, Макрон, уже, по сути, покойник.
        Он пожал плечами, и губ его коснулась легкая, горестная улыбка. Вконце концов, для армейской жизни эту ситуацию можно назвать типичной. Как часто ему приходилось оказываться перед дилеммой, благоприятного выхода из которой просто не было. Макрон искренне надеялся, что хотя бы в загробной жизни в отличие от нынешней ему не придется иметь дело со столь безысходными альтернативами.
        Противник на том берегу вновь пришел в движение, и Макрон мигом выкинул из головы все мысли о будущем.
        -Становись! - приказал он.
        Небольшая группа вражеских воинов приблизилась к броду. На сей раз они не орали, не ревели и не валили валом к острову, на котором укрепились римляне. Нет, они продвигались медленно, осторожно, прощупывая дорогу перед собой. Макрон ожидал этого и не имел ничего против того, чтобы бритты потратили как можно больше времени на обнаружение препятствий, размещенных его бойцами по всему броду. Кроме того, у него в запасе имелись и еще кое-какие хитрости.
        -Пращи к бою!
        Пращников Макрон расставил по флангам своей центурии, причем возле каждого под рукой находилась кучка собранной заранее у реки гальки. Легионеры положили щиты и копья на землю, расступились, чтобы иметь пространство для раскручивания, и проверили кожаные мешочки на концах длинных ремней. Потом в эти мешочки легли камни, и воздух загудел, когда бойцы принялись раскручивать пращи над головами в ожидании приказа.
        -Заряд - мечи!
        Последовала серия щелчков, и навстречу двигавшемуся по мелководью противнику со свистом полетел сокрушительный град камней. Некоторые со стуком ударились о неприятельские щиты или просто попадали в воду, не причинив никому вреда, но немало зарядов достигло цели - проломили черепа или сокрушили кости.
        -Отлично! - воскликнул Макрон. - Вольная стрельба!
        Теперь пращники заряжали оружие, раскручивали его и выпускали камни каждый сам по себе, без особого приказа. Жужжание пращей сделалось постоянным, камни сыпались на неприятеля непрерывно. Но хотя вражеские воины и несли урон, обстрел, в силу малочисленности пращников, мог лишь замедлить их продвижение и работу по очистке речного дна от установленных римлянами препятствий. Каждого бойца, пораженного камнем из пращи, тут же заменял другой, благо на берегу реки их собралось великое множество и собиралось все больше. Всвете вечернего солнца, в молчании, к берегу подтягивались все новые отряды пехоты, кавалерии, подкатывали боевые колесницы. Вся эта армада с нетерпением ждала, когда переправа будет расчищена.
        Макрон, разумеется, внимательно следил за продвижением варваров и, когда они приблизились на расстояние броска копья, решил обрушить на них смертоносный дождь отточенных стальных наконечников. Однако максимального эффекта такой бросок достигал, если производился по плотной массе, а люди, расчищавшие речное дно, двигались порознь, на расстоянии один от другого. Обдумав ситуацию, Макрон решил поберечь метательные копья для отражения атаки, которая непременно последует после того, как бритты расчистят дно. Кроме того, по мере сокращения расстояния эффективность стрельбы пращников неуклонно возрастала: к удовлетворению центуриона, камни поражали варваров все чаще и чаще. По его оценкам, бойцы Третьей центурии уже вывели из строя более сотни врагов, в то время как потери римлян ограничивались несчастным Лентуллом.
        Однако, несмотря на потери, бритты неуклонно продвигались вперед, методично, по одному, обнаруживая и удаляя вбитые в дно колья. Причем было очевидно: чтобы полностью очистить переправу от препятствий, им потребуется меньше времени, чем ушло у бойцов Макрона на то, чтобы все эти препоны установить. По истечении немногим более четверти часа они уже почти добрались до завала из переплетенных, заостренных ветвей и сучьев, сооруженного вдоль берега островка. Некоторые римляне, выступив вперед, уже указывали на приближающихся врагов остриями своих копий.
        -Всем назад, в строй! - скомандовал Макрон. - Ичтоб никто не пускал копья в ход без моей команды.
        Проделав свою опасную работу, бритты, расчищавшие переправу, стали медленно отходить назад, пригибаясь и прикрываясь щитами, поскольку камни из пращей по-прежнему плюхались в воду вокруг них. Апозади, на берегу, племенные вожди уже собирали отряды для атаки. Макрон отметил, что в первую шеренгу атакующих ставили особенно хорошо вооруженных воинов, почти все они имели шлемы и кольчуги. Должно быть, Каратак очень торопился, иначе он предпочел бы поберечь лучших воинов, а не бросать их на приступ первыми. Собравшийся на берегу передовой штурмовой отряд состоял из более чем трехсот бойцов, которых прикрывала плотная масса пращников и лучников. Впрочем, последние Макрона беспокоили мало: в мелких стычках короткие луки бриттов служили раздражающим фактором, но пробить щит легионера такая стрела не могла. Другое дело пращники, они могли нанести весьма серьезный урон.
        -Дело обещает быть горячим, ребята. Держите щиты поднятыми, пока я не отменю приказ. Метать копья будет только задняя шеренга - передней, возможно, они пригодятся в рукопашной. Метание производить строго по приказу, быстро, без задержки. Бросок - и тут же полная готовность. Будем забрасывать их копьями, пока они не доберутся до баррикады. - Он оглядел своих бойцов. - Все понятно?
        Ближайший к нему солдат кивнул, еще несколько пробормотали что-то маловразумительное.
        -Дерьмо! Не слышу ответа. Вы меня поняли, ублюдки?
        -Так точно, командир! - дружно ответила центурия.
        Макрон улыбнулся.
        -Вот и хорошо. Надеюсь, что, когда они приблизятся на расстояние рукопашного боя, вы так надерете им задницы. Они у нас навек запомнят, что такое Третья центурия в деле.
        -Идут! - выкрикнул кто-то, и все взгляды обратились к дальнему берегу.
        Туземные воины двинулись вперед по дороге и с плеском вступили на мелководье. Как только войско пришло в движение, поднялся страшный шум: бритты издавали боевые кличи, подкрепляя их звонкими ударами оружия о металлические ободья щитов. Рога на сей раз не звучали, шума было столько, что их все равно бы не услышали.
        Враги находились достаточно близко к римлянам, и можно было различить лица под шлемами, исполненные холодной решимости. То не был обычный набег дикарей с разрисованными лицами и выбеленными известью волосами. Вбой шли настоящие, знающие свое дело воины, каждый из которых являлся грозным противником.
        Макрон бросил взгляд дальше, за спины уже вошедших в воду атакующих, и увидел, что в их тылу пращники уже начали раскручивать над головами свои ремни.
        -Пригнись!
        Римляне пригнулись за щитами за миг до того, как воздух вокруг них наполнился свистом множества камней. Вражеские пращники целились хорошо, и лишь немногие камни пролетели над головами и попадали на землю. Остальные беспрерывно и хаотично барабанили по римским щитам. Обстрел был непрерывным и жестоким, так что Макрону приходилось не на шутку рисковать всякий раз, когда он выглядывал из-за края щита, чтобы оценить продвижение атакующего отряда Каратака. Враг наступал по мелководью безостановочно, никакие подводные препятствия его более не задерживали. При этом варвары не валили нестройной, дикой ордой, а продвигались навстречу тонкому строю римлян со смертельной решимостью, не нуждаясь в том, чтобы, по дикарскому обычаю, поддерживать свой боевой дух воплями и бранью.
        Град камней поредел, а потом обстрел из пращей прекратился вовсе, после чего Макрон позволил себе осторожно выглянуть из-за обода щита. Как оказалось, неприятель находился уже шагах в двадцати от острова; вода плескалась на уровне вражеских бедер, и пращники больше не рисковали метать камни, опасаясь заодно с римлянами поразить и своих.
        -Отбросить их! - скомандовал Макрон. - Метательные копья - к бою! Пращи - к бою!
        Конечно, все получилось не так красиво и слаженно, как на тренировочном плацу, однако задняя шеренга римлян с единым возгласом поднялась, бойцы резко отвели правые руки назад и, нацелившись на подступавших к ним плотной группой врагов, метнули в них свои смертоносные копья. Одновременно с этим стоявшие на флангах строя римские пращники вновь принялись забрасывать камнями неприкрытые бока колонны противника. Некоторые варвары попадали в воду, иные больше на поверхности не появились, но остальные быстро восстановили разорванный броском метательных копий строй и продолжили наступление на баррикаду прямо по телам своих товарищей, павших и раненых.
        Макрон надеялся, что они устремятся на завал в присущем дикарям беспорядочном, яростном порыве, однако эти воины отличались выучкой и выдержкой. Одни из них, подняв щиты, прикрывали себя и своих товарищей от римского метательного оружия, другие под этим прикрытием рубили, ломали и растаскивали нагромождение древесных стволов, ветвей и сучьев.
        -Рази! - вскричал Макрон.
        Выхватив копье из рук ближайшего легионера, он перехватил древко верхним хватом и, прикрываясь щитом, подскочил к самому завалу, оказавшись в пределах досягаемости противника. Резко выбросив вперед руку, нанес колющий удар в просвет между ветвями. Наконечник копья вонзился в плоть противника чуть ниже локтя, и тот заорал от боли. Макрон вырвал острие из раны, и в этот момент его щит громыхнул и содрогнулся от нанесенного кем-то сильного удара. Оглядевшись, он увидел множество вражеских воинов: вооруженные длинными, тяжелыми копьями, они наседали, стараясь отбросить римлян от баррикады.
        -Следи за копьями! - проорал Макрон, одновременно высматривая новую мишень.
        Его внимание привлек злобный, горящий взгляд воина, прикрывавшегося плетеным щитом. Центурион сделал ложный выпад и, когда враг вскинул щит, закрываясь от удара, резко изменил направление удара и поразил острием копья незащищенное бедро. Ксожалению, враг находился на самом пределе досягаемости короткого римского копья, так что наконечник только разорвал его узорчатые штаны, оставив под ними лишь неглубокую царапину.
        Центурион раздраженно хмыкнул и осторожно попятился от баррикады, кивком приказав легионеру из заднего ряда занять его место.
        Отступив, Макрон оглядел центурию, оценивая ее состояние. Бойцы держались. Пращники, находившиеся на расстоянии от схватки на баррикаде, сами стали мишенью для врагов, что, впрочем, не заставило их выйти из неравного боя: обе стороны продолжали осыпать друг друга камнями. Римляне применяли хитрую тактику: они раскручивали пращи, присев на корточки за баррикадой, резко выпрямившись, выпускали камни и тут же пригибались, избегая вражеских зарядов. Упротивников такого укрытия не имелось, и Макрон с удовлетворением отметил, что окрашенное кровью ниже брода течение уносило с собой и немало полузатопленных человеческих тел. Однако, решил он, перестрелка между пращниками сейчас не главное: пращники требовались для другой цели. Набрав полную грудь воздуха, он, перекрывая шум, вопли и стоны, выкрикнул новый приказ:
        -Пращники, цельте по пехоте! По пехоте!
        Бойцы на флангах глянули на него с пониманием. Один бедолага вскочил, чтобы выпустить последний камень в неприятельского пращника, но сам получил заряд пращи прямо в лицо. Его голова откинулась назад, а стоявших по обе стороны от него товарищей забрызгало кровью. Безжизненное тело солдата осело на землю, и Макрон заскрежетал зубами в бессильном гневе. Вего распоряжении было слишком мало бойцов, чтобы они могли позволить себе растрачивать попусту свои жизни. Солдат воюет не сам по себе, его первейший долг поддерживать своих товарищей, а для этого необходимо оставаться в живых и сражаться с ними бок о бок. Подобное безрассудное геройство в ходе общего сражения, на взгляд центуриона, являлось не более чем преступным эгоизмом, так что Макрон мысленно выругался на этого храброго идиота. Однако тот оказался не единственной и не первой жертвой. Уже трое римлян расстались с жизнью: один распростерся на земле под баррикадой, двое других застряли в подвешенном положении среди ветвей. Кровь из их ран стекала на глинистый речной берег.
        -Посмотри туда! - воскликнул находившийся рядом легионер, и Макрон проследил за его взглядом на противоположную сторону брода.
        Римские пращники не прекращали обстреливать незащищенные бока неприятельской колонны, но тут какой-то немолодой воин громко выкрикнул приказ, и атакующие бойцы плотно сомкнулись вокруг него: находившиеся по краям прикрыли щитами фланги, а воины в центре подняли щиты над головами, полностью закрыв колонну от обстрела. Макрон был поражен этим маневром, явно позаимствованным варварами у легионеров: до сих пор такой строй, именуемый «черепаха», использовали только римляне. Обстрел потерял смысл, камни попусту барабанили по надежно укрывшим воинов щитам.
        -Чтоб мне сдохнуть, - пробормотал Макрон. - Эти бритты умеют учиться.
        Неожиданный тревожный возглас вернул его внимание к схватке у баррикады. Всамом центре линии враги добрались до одного из скрепляющих сооружение столбов и теперь, одновременно ухватившись за него, пытались вывернуть, чтобы разрушить конструкцию. Ствол уже начал подаваться в их сторону, увлекая за собой и часть баррикады.
        -Дерьмо! - выругался центурион и сквозь ряды своих людей устремился к опасному месту. - Остановите их! - кричал он. - Отгоните этих ублюдков!
        Легионеры обрушились на тех, кто пытался вывернуть столб, нанося отчаянные удары по их незащищенным рукам. Однако и варвары не менее рьяно стремились помочь своим товарищам: они атаковали баррикаду, нанося ее защитникам колющие удары широкими железными наконечниками своих длинных, тяжелых копий. Напряжение схватки было таково, что сил не хватало даже на возгласы: и те, и другие дрались молча, стиснув зубы, всячески пытаясь отбросить неприятеля. Неожиданно послышался громкий треск ломающегося дерева, и столб выломился из своего гнезда, причем с полдюжины воинов полетели по инерции в воду. Бритты торжествующе взревели и ринулись в образовавшийся пролом.
        -Отбросить их! - воскликнул Макрон, метнув копье прямо в гущу атакующих. - Отбросить!
        Он выхватил из ножен меч, низко пригнулся и, вложив в бросок всю свою силу и вес, прикрывшись щитом, ринулся навстречу врагу. Его бойцы сомкнулись по обе стороны и следовали за ним. Противники столкнулись вплотную, щит к щиту, так что теперь можно было слышать хриплое, надсадное дыхание врага. Укрывшись за щитом, Макрон правой рукой наносил из-за его кромки постоянные колющие удары, пытаясь поразить любого из варваров, до которого мог дотянуться. Копья и длинные мечи бриттов в тесноте свалки, где не было возможности для замаха, оказались бесполезны, в то время как короткие клинки легионеров, предназначенные для боя в плотном строю, быстро показали свое преимущество. Все больше и больше врагов попадало под их удары. Апоскольку сзади подпирали новые атакующие, они не имели возможности отступить, а некоторые, зажатые в толпе, так и умирали на ногах, истекая кровью среди своих еще живых товарищей.
        Преимущество нахождения на высоком берегу и более основательная опора пока позволяли римлянам выдержать и с успехом отразить натиск значительно превосходящих сил неприятеля. Макрон понятия не имел, сколько времени длилось это противостояние. Он утратил представление о времени, полностью сосредоточившись на том, чтобы поражать врагов и не сдавать позиции. Вокруг лязгала сталь, звучали надсадные крики, стоны и вопли, плескалась окрашенная кровью вода, лучи клонившегося к западу солнца все еще отражались от клинков и полированных шлемов, пусть даже теперь они были вымазаны в грязи и заляпаны кровью.
        Макрон не слышал даже хриплого рева вражеских боевых рогов и осознал, что бритты отхлынули назад, лишь когда напор на его щит неожиданно исчез и нанесенный им очередной удар мечом пришелся в пустоту.
        -Они отступают! - выкрикнул кто-то, словно не веря самому себе, и эти слова были тут же подхвачены нестройным хором радостных восклицаний римлян. Макрон от возгласов воздержался, неожиданной передышкой он воспользовался для того, чтобы быстро оглядеться и оценить обстановку. Один из легионеров проскочил мимо него, прыгнул в воду и устремился вдогонку за отступающим врагом.
        -Эй, ты! - заорал Макрон так, что солдат испуганно оглянулся. - Тебе кто, на хрен, разрешил покидать строй? Живо назад, сынок!
        Легионер попятился и выбрался на берег прямо перед разъяренным центурионом.
        -Ты каким местом думаешь, болван? Может, решил собственноручно, в одиночку, раздолбать все проклятое Каратаково войско?
        -Виноват, командир. Я…
        -Вот именно, на хрен, что виноват. Так виноват, что хуже не придумаешь. Только попробуй отмочить что-то подобное еще раз, и я, слово даю, загоню этот меч прямо тебе в задницу! Дошло до тебя, парень?
        -Так точно, командир.
        -Тогда возвращайся в строй.
        Боец попятился и вернулся в ряды товарищей, которые принялись поддразнивать его, покачивая головами и отпуская шуточки. На это Макрон внимания не обращал: он смотрел за реку, стараясь понять намерения врага. Скорее всего бритты решили перегруппироваться и предпринять вторую, может быть, более упорядоченную попытку штурма пролома в баррикаде.
        Потом внимание центуриона привлекло какое-то шевеление под ногами и, опустив взгляд, он увидел на берегу вражеского воина, пытающегося подняться на ноги. По всему краю брода, на глинистом берегу и галечных отмелях, громоздились мертвые тела, стонали и шевелились раненые. Без размышлений, повинуясь инстинкту, Макрон наклонился и вонзил меч варвару в шею. Бритт охнул и снова упал туда, где громоздились тела его товарищей. Из раны хлынула кровь. Безумный, злобный взгляд варвара встретился на миг со взглядом центуриона, но почти сразу же глаза бритта остекленели. Он умер. Макрон покачал головой и поднял взгляд. Одним врагом меньше - это, конечно, хорошо. Плохо то, что, по его подсчетам, их осталось еще примерно двадцать девять тысяч.
        На той стороне брода племенной вождь, возглавлявший потрепанный штурмовой отряд, формировал из своих людей подобие «черепахи», передние ряды которой щетинились длинными копьями. Сочтя построение удовлетворительным, он выкрикнул приказ, и его воины снова вступили в воду.
        -Я-то думал, мы преподали ублюдкам урок, - пробормотал солдат, стоявший поблизости от Макрона.
        Центурион криво усмехнулся.
        -То-то и оно: мы преподали им урок, и они его усвоили.
        На сей раз враги имели возможность беспрепятственно добраться до защитников баррикады. «Черепаха» выйдет из воды, ворвется в пролом и неизбежно отбросит римлян назад.
        Макрон понял, что наступил решающий момент. Отступив назад, он поднялся на небольшой бугорок и всмотрелся в южный берег реки, пытаясь углядеть хоть какие-то признаки приближения Максимия. Увы, таковых не наблюдалось. Затем он приметил отблеск, потом еще один - примерно в полумиле вниз по течению. Макрон прищурился и, кажется, сумел разглядеть вдали что-то вроде ползущей по направлению к нему маленькой серебристой сороконожки. На миг сердце его возликовало, но потом он понял, что когорта находится слишком далеко и ей не поспеть на помощь вовремя. Решение все равно оставалось за ним. Он мог слепо повиноваться полученному приказу стоять и сражаться насмерть, не имея ни малейшей надежды сдержать врага, или же отдать приказ к отступлению и попытаться спасти своих бойцов пусть даже ценой потери собственной репутации.
        Макрон повернулся, оглядывая стену вражеских щитов; бритты преодолели уже треть брода, ухитряясь при этом сохранять строй. Сомнений в том, что следует делать, у него не осталось. Другого выхода просто не было, и он поспешил назад, к своим измотанным, тяжело опиравшимся на щиты бойцам.
        Глава 12
        Вто время как его бойцы маршировали в клубах пыли, поднятой шедшими впереди них, центурион Катон постоянно всматривался в противоположный берег Тамесис. На подступах к броду собралось множество народу, пехотинцев, всадников и колесничих - бритты стремились ускользнуть от преследовавшей их римской армии. Второй легион должен был захлопнуть ловушку, и две главные переправы действительно были надежно перекрыты, однако теперь стало ясно, что попытка командующего Плавта зажать бриттов между железными челюстями легионов и блокирующих броды сил Веспасиана не удалась. Каким-то образом Каратак ухитрился проскочить между ними и выйти к третьему броду, прикрытие которого предстояло обеспечивать одной лишь Третьей когорте.
        Беда, однако, заключалась в том, что даже этой когорты на отведенной ей позиции не было. Переправу защищала всего лишь горстка людей под командованием Макрона. Несмотря на все тщательные приготовления, казалось бы, детально разработанный план был близок к провалу. Хотя в распоряжении Плавта имелось тридцать тысяч солдат, командующий решил задействовать в операции только восемь. На этих бойцах лежала ответственность за успех или провал масштабного замысла командующего, направленного на окончательное подавление организованного сопротивления туземцев. Если бы Каратака удалось разгромить до исхода дня, в долговременной перспективе это означало бы спасение великого множества жизней - по крайней мере жизней римлян.
        Сболезненным ужасом Катон думал о том, что Макрон осознает все это точно так же, а стало быть, постарается сделать все возможное, чтобы не дать бриттам переправиться через реку, даже если это будет означать гибель и для него самого, и для всех бойцов его центурии.
        Возможно, это самопожертвование задержит бриттов настолько, что командующий Плавт успеет подойти к ним с тыла, а Максимий подойдет к броду с другой стороны и отрежет им путь к спасению.
        Ускоренно маршируя рядом со своей центурией, Катон мысленно попытался поставить себя на место Макрона и, быстро взвесив возможности, пришел к выводу, что принял бы решение остаться и стоять до конца. Ставки были слишком высоки, и иного выбора не предусматривалось.
        -Держи шаг! Не терять темп, черт вас дери!
        Услышав это совершенно неуместное понукание, легионеры Шестой центурии недоуменно переглянулись, а чей-то голос с горечью откликнулся:
        -Мы и так прем вперед настолько быстро, насколько это, на хрен, возможно.
        -Заткните свои пасти! - немедленно отреагировал Фигул. - Следующему ублюдку, который что-нибудь вякнет, я собственноручно снесу башку. Приберегите свою ругань для кельтов.
        Катон снова обратил взгляд в сторону врага. Противоположный берег был буквально заполонен пехотинцами и всадниками; должно быть, эта орда находилась уже совсем недалеко от брода. Впереди река делала изгиб, а вслед за изгибом открылся узкий проток: казалось, будто другой берег неожиданно приблизился. Катон не сразу сообразил, что на самом деле он увидел остров, находившийся как раз посередине переправы. Сердце юноши учащенно забилось, он прищурился, стараясь рассмотреть все в подробностях. На дальней стороне острова можно было различить множество крохотных фигур. Солнце играло на полированных доспехах и поблескивало в разлетавшихся из-под ног сверкающих брызгах.
        Однако росшие на островке деревья скрывали легионеров Макрона, и разглядеть, как обстоят дела у защитников, Катон не мог. Зато он увидел, как наступавшие на остров варвары вдруг начали отступать, побежав, как муравьи, назад, к тому берегу, который заполонили их соратники. Катон возликовал, ибо это могло означать лишь одно: Макрон и его бойцы отбили вражескую атаку и остались в живых. Теперь от центурии Макрона когорту отделяло всего полмили, и от головы колонны доносился неистовый рев Максимия, всячески побуждавшего легионеров к последнему, решающему рывку.
        Теперь вся панорама реки была открыта взгляду, и Катон видел, как враг на противоположном берегу готовится к новой атаке на остров. Но на сей раз неприятельский натиск обещал стать более организованным и продуманным. Вопреки своему обычаю варвары не собирались устремляться на римские шеренги нестройной толпой. Они сформировали плотный строй и, стараясь удержать равнение, размеренным шагом двинулись по мелководью. Ктому времени, когда противник приблизился к дальней стороне острова, голова когорты находилась всего в нескольких сотнях шагов от брода, и на помощь центуриону Макрону Максимий выслал конных разведчиков.
        Погоняя коней, взметая огромный фонтан сверкающих брызг, они влетели в реку и поскакали к острову. Однако, преодолев примерно треть расстояния, вдруг увидели появившихся между ивами бойцов: те отходили с острова, вступая в воду. При виде всадников некоторые из них заколебались, но потом продолжили быстрый отход к южному берегу. Это не было бегством: легионеры сохранили свои громоздкие щиты и шлемы. Всадники остановились посреди протоки, и Катон увидел, как декурион гневно заспорил с легионерами, указывая рукой в направлении острова. Но те, не обращая на него внимания, огибали конный отряд, устремляясь к речному берегу. Наконец с острова сошла в воду небольшая, сплоченная группа бойцов со щитами, обращенными в сторону врага. Почти сразу же следом за ними в брод устремился небольшой отряд бриттов, за ним другой. Варваров становилось все больше, и все они обрушились на крохотный римский заслон, прикрывавший отход своих товарищей.
        Максимий резко выбросил руку вперед и выкрикнул приказ к наступлению. Потные, запыхавшиеся легионеры рванули за ним бегом, тяжело стуча сапогами по потрескавшейся земле. Авпереди, посреди брода, тыловое прикрытие Макрона и кавалеристы вели отчаянную схватку, пытаясь остановить и оттеснить многократно превосходившего их числом врага.
        Бойцы, уже добравшиеся до ближнего берега, перестраивались, образовывая перед бродом собственный заградительный строй в две шеренги. Однако было очевидно, что если эта тонкая красная линия и задержит бурный поток кровожадных бриттов, то совсем ненадолго.
        Бойцы когорты изо всех сил мчались по дороге на помощь своим товарищам, и вот уже самые быстрые и выносливые из них присоединились к легионерам Третьей когорты, подкрепив их маленький заградительный отряд. Катон уже находился достаточно близко к броду, чтобы различать подробности неравной схватки, что велась посередине реки, и он воспрянул духом, увидев, что в гуще сражения подскакивает и качается алый поперечный гребень, венчающий шлем центуриона. Макрон жив, он продолжал сражаться, и для Катона это было огромной радостью, несмотря на то, что смертельная опасность еще отнюдь не миновала. Стремительно сбежав по последнему склону, центурия Катона присоединилась к передовым подразделениям, уже занимавшим позиции на выходе с брода. Численное превосходство врага оставалось подавляющим, однако римляне получили тактическое преимущество, заняв позицию, штурмовать которую можно было только по узкому фронту. Надежда еще есть, сказал себе Катон. Надежда на то, что они все-таки не дадут Каратаку прорваться.
        -Шестая центурия! - скомандовал Катон. - Стройся на правом фланге!
        Хоть и вконец вымотанные, его бойцы, откашливаясь, хрипло дыша, тяжело опираясь на массивные щиты, сформировали строй. Другое дело, что после столь долгого, быстрого и утомительного марша под палящим солнцем у них почти не осталось сил для настоящего боя. Однако враг был уже совсем рядом, и очень скоро, даже если их силы на исходе, им придется сражаться насмерть.
        Уцелевшие воины из заградительного отряда Макрона вместе с разведчиками отступали по мелководью в полном порядке, сомкнув щиты, и не только держали строй, но и разили своими короткими мечами каждого дерзкого недруга, который в попытке прорвать римскую линию оказывался в пределах досягаемости.
        Максимий повернулся к бойцам, ждавшим на берегу реки.
        -Четвертая когорта - расступись!
        Всплошном строю легионеров образовалась брешь, позволявшая пропустить теснимых врагами бойцов.
        -Разведчики первыми! - приказал Макрон декуриону. - Вперед!
        Кавалеристы направили своих коней в узкий проход. Один из всадников оказался нерасторопным, и, когда он разворачивал лошадь, из воды неожиданно выпрыгнул бритт, схватил всадника за руку и выдернул из седла. Оба, и разведчик, и нападавший, упали в воду, но в то же мгновение кавалериста, с торжествующими возгласами, окружили и другие вражеские воины. Крик незадачливого разведчика перешел в булькающий хрип: множество копий и мечей одновременно пронзили его грудь, разом выпустив из легких остатки воздуха. Однако пока бритты добивали кавалериста, Макрон и его бойцы, насквозь промокшие и измазанные кровью как врагов, так и своих товарищей, благополучно отступили на берег и заняли освобожденное для них место в сплошном строю когорты.
        Максимий, стоявший позади середины строя когорты, воззрился на Макрона с горьким негодованием и презрительно процедил:
        -Ты не удержал брод.
        Впрочем, времени на споры, препирательства и оправдания не было: Макрон снова повернулся к своим бойцам, готовя их к отражению очередной волны варваров, катившейся через брод навстречу фронту когорты. Они обрушились на преграждавшую выход на сушу линию римских щитов, неистово разя мечами и копьями.
        Некоторое время легионеры, хоть и выбившиеся из сил, стойко удерживали позицию. Жестокая муштра не пропала даром, доведя их умение до автоматизма: на счет «раз-два» двинуть щитом вперед, тут же отдернуть его и нанести врагу колющий удар мечом. Потом короткая пауза для контрудара и повторение того же действа. Это срабатывало, но лишь до тех пор, пока римляне удерживали сплошной строй. Именно сплоченность придавала их действиям смертоносную эффективность, но стоило линии щитов дрогнуть и прорваться, все преимущества, связанные с дисциплиной и выучкой, были бы утрачены, в то время как дикари могли бы рассчитывать на свою силу и неистовую ярость.
        По мере того как из-за реки подходило все больше и больше варваров, когорта под давлением возрастающего численного превосходства начала отступать назад. Казалось, совсем чуть-чуть, почти незаметно, но Катон, занимавший позицию на крайнем фланге и пока не участвовавший в сражении, видел, что центр римского строя начал прогибаться. Это не укрылось и от Максимия, который тут же повернулся к декуриону и кучке спасшихся кавалеристов.
        -Найдите легата и доложите обстановку. Живо!
        Декурион отдал честь и, приказав своим бойцам следовать за ним, направил коня вниз по реке. Уже отъезжая, он оглянулся через плечо и, обращаясь ко всем товарищам по когорте, сказал:
        -Удачи вам, ребята.
        Сэтим он и отбыл: очень скоро топот конских копыт стих, заглушенный звоном оружия и яростными криками воинов, сошедшихся в беспощадной схватке.
        -Держать строй! - призывал Максимий, размахивая мечом. - Держать строй, ублюдки! Не отступать ни на пядь!
        Однако ярость его приказов уступала ярости вражеского напора, и римляне, пусть медленно, шаг за шагом, отходили назад. Хуже того, некоторые легионеры, по большей части новобранцы, не успевшие привыкнуть к жестокой реальности сражений, начинали нервно оглядываться. Бросив взгляд на заднюю шеренгу, Катон вдруг увидел фигуру, отступившую на шаг, покинув строй. Правда, командир когорты тоже это увидел и, подбежав к нарушителю дисциплины, огрел его по голове мечом плашмя.
        -А ну назад, в строй! - проревел Максимий. - Еще раз такое сделаешь, я сам снесу твою чертову башку с плеч!
        Легионер прыгнул вперед: страх перед командиром когорты пересилил даже ужас перед врагом. Но он был далеко не единственным, кого страшила перспектива пасть жертвой свирепых бриттов. Ипо мере того как римлян теснили назад, все большее число из них начинали задумываться о пути к спасению.
        Со своей позиции на крайнем фланге Катон увидел, как один солдат из центурии Максимия внезапно бросил на землю щит, повернулся и побежал.
        -Вернись на место! - заорал вдогонку беглецу Максимий.
        Солдат обернулся на голос, но вместо того, чтобы выполнить приказ, принялся расстегивать ремни, крепившие к голове шлем. Асправившись с ними, сорвал шлем с головы, отбросил в сторону и припустил к ближайшим зарослям чахлого утесника.
        Максимий в ярости ударил мечом плашмя по своему посеребренному наколеннику и заорал вслед бегущему:
        -Ну, погоди, предатель! Жалкий трус! Бежать с поля боя?! Ятебя запомнил и, когда все кончится, лично приведу в исполнение смертный приговор!
        Однако Катон понял, что это бегство породит эффект лавины. Так и произошло - то один, то другой солдат начинал пятиться, виновато поглядывая на товарищей. Теперь римляне отступали все быстрее; враги же, напротив, наседали все с большей решимостью. По мере того как они оттесняли римлян все дальше от брода, у них появилась возможность расширить фронт в наступлении, то есть ввести одновременно в бой больше воинов. Было очевидно, что скоро они оттеснят от брода не только центр, но и крылья когорты, после чего она будет окружена и неминуемо уничтожена.
        Максимий прекрасно видел надвигающуюся опасность и понимал, что ради спасения своей когорты должен действовать быстро: времени на размышления у него не оставалось. Требовался ловкий маневр, и такую возможность давало ему то, что стоявшие на крайних флангах Первая и Шестая центурии еще не были задействованы в сражении.
        -Первая центурия, покинуть левый фланг!
        Когда его собственное подразделение перестроилось, встав под углом к центурии Туллия, Максимий повернулся к другому концу строя и прокричал Катону:
        -Шестая центурия, разворот налево!
        -В колонну по два становись! - приказал своим бойцам Катон. - Бегом марш!
        Обежав когорту с тыла, они пристроились к центурии Максимия, тоже под прямым углом, параллельно солдатам, продолжавшим сражаться с бриттами. После завершения этого маневра Максимий в последний раз оценил ситуацию и предпринял решающий шаг.
        -Когорта, напра-во! Выходим из боя!
        Шаг за шагом когорта начала смещаться вниз по течению. Подразделения, продолжающие противостоять бриттам, сосредоточились на поддержании строя, а не на нанесении ущерба врагу. Сейчас главное, чтобы отход осуществлялся организованно. Разорвав контакт с противником, Пятая центурия совершила круговой маневр и пристроилась к бойцам Катона. Однако теперь когорта сместилась вдоль берега настолько далеко, что на левом фланге образовался разрыв, чем немедленно воспользовались бритты, вступившие в схватку и с бойцами Первой центурии. Непрерывный поток варваров, пересекающих брод, грозил римлянам окружением, и Максимий бросил взгляд направо, обеспокоенный тем, что может не успеть завершить перестроение когорты из линии в прямоугольник до того, как варвары окажутся у него в тылу. Наконец Четвертая когорта покинула брод и, совершив обход, заняла свое место, завершив построение защитного каре. Прикрытый со всех сторон щитами прямоугольник начал медленно отходить от брода по дороге, туда, где должны были находиться основные силы легиона - единственная надежда на спасение.
        Все больше и больше варваров, беспрепятственно пересекая реку, обрушивались на отступающих римлян. Катон, стоявший в первой шеренге своей центурии, следил за тем, чтобы щиты были сомкнуты сплошной стеной. Как и все его бойцы, он медленно отходил под беспрерывно сыпавшимися на выпуклую поверхность щитов ударами, не упуская при этом ни малейшей возможности сделать выпад своим коротким мечом. Не раз и не два эти удары достигали цели, свидетельством чему были то крик боли, то рев ярости. Однако и когорта, по мере отступления от брода, несла потери. То здесь, то там раненый воин выпадал из строя, но его место тут же занимал боец из задней шеренги. Раненых, которые могли идти, перемещали в центр каре; остальных, увы, оставляли лежать на земле, обрекая на верную смерть от рук безжалостных варваров.
        Когда-то, в начале службы, это казалось Катону ужасным бессердечием, но теперь он воспринимал подобные действия как суровую неизбежность войны. Как бы ни ужасала его возможность, получив тяжелую рану, оказаться брошенным в беспомощном состоянии, Катон понимал, что не вправе требовать, чтобы остальные жертвовали своими жизнями ради его спасения. Таков был суровый кодекс легионов.
        Слева от него раздался резкий крик боли. Катон не оглянулся, не рискнув даже на миг отвлечь внимание от врага, однако он понял, что еще один боец рухнул на землю, и отступил еще на шаг вместе с другими.
        -Не бросайте меня! - послышался умоляющий, полный ужаса голос. - Во имя милосердия, не бросайте!
        Неожиданно чья-то рука ухватила Катона за лодыжку.
        -Командир!
        Катон бросил взгляд вниз. Один из его подчиненных, новобранец, чуть постарше годами самого Катона, лежал на земле, приподнимаясь на локте. Удар вражеского меча, пришедшийся под колено, рассек мышцы и сухожилия, свалив несчастного наземь и лишив способности двигаться.
        -Командир! - с мольбой взывал легионер, цепляясь изо всех сил. - Спаси меня!
        -Отпусти! - рявкнул Катон. - Отпусти меня немедленно, иначе, клянусь, я тебя сам убью!
        Раненый солдат смотрел на него с отвисшей челюстью. Между тем Катон заметил, что следующий в ряду воин сделал маленький шажок в сторону, и в строю образовалась опасная брешь.
        -Отпусти ногу! - заорал Катон.
        На миг хватка ослабла, но тут же, на волне возобновленной паники, усилилась снова.
        -Спаси меня! - истошно вопил раненый.
        Выбора у Катона не было: промедли он хоть мгновение, и какой-нибудь вражеский воин наверняка прорвется в разрыв между центурионом и следующим бойцом в шеренге. Взмахнув мечом, Катон рассек раненому предплечье чуть выше запястья. Пальцы разжались, Катон рывком высвободил ногу и, сделав шаг в сторону, восстановил целостность строя.
        Раненый завопил от боли, а потом разразился проклятиями в адрес покидавших его товарищей по оружию.
        -Ублюдки! - орал он им вслед. - Проклятые ублюдки!
        Когда Катону снова представилась возможность оглядеться и оценить ситуацию, он увидел, что брод остался позади и когорта находится на середине пологого склона, на который поднимается идущая параллельно Тамесис дорога. Враги продолжали роиться вокруг каре в стремлении уничтожить римлян, но ряды атакующих больше не пополнялись теми варварами, которые по-прежнему во множестве переправлялись с дальнего берега. Они по большей части без промедления направлялись вверх по течению реки, стремясь как можно скорее уйти подальше от следовавшей по пятам армии командующего Плавта.
        По мере того как когорта поднималась по склону, вражеские атаки становились все менее яростными, бритты все чаще останавливались, чтобы, опершись на древки копий, перевести дух. Вся дорога от брода была усеяна телами как римлян, так и бриттов, окровавленными и искромсанными ударами мечей и копий.
        Наконец противник отстал, но Максимий приказал своим бойцам остановиться, лишь когда они поднялись на вершину холма. Всего в трех сотнях шагов от них маршировала, удаляясь от брода и не предпринимая более попыток атаковать когорту, вражеская армия. Возникни у Каратака такое желание, он мог бы добить римлян достаточно быстро, но туземный вождь не собирался тратить на них время.
        -Опустить щиты! - скомандовал Максимий, и изможденные легионеры с облегчением поставили щиты на примятую траву и тяжело облокотились на них, радуясь возможности отдышаться. Ниже по склону бритты, сначала выбившие с переправы Макрона и его центурию, а потом отбросившие от брода остальную когорту, тоже переводили дух, опираясь на оружие. Противники устало обозревали друг друга, но намерения возобновить схватку ни с той, ни с другой стороны не наблюдалось. Ни у тех, ни у других не было к тому ни малейшего желания.
        Во время этой передышки Катон пересек центр построения и добрался до Макрона. Центурион-ветеран вытянул вперед руку, и его оптион рассматривал рубленую рану. Мышцы в области предплечья были рассечены, на землю равномерно капала кровь.
        -Ничего страшного, - наконец заключил оптион, полез в свой вещевой мешок, вытащил моток льняной ткани и принялся бинтовать рану. Макрон поднял глаза.
        -О, Катон, - промолвил он с широкой ухмылкой. - Похоже, у меня добавился еще один шрам: будет что вспомнить и о чем рассказать после отставки.
        -Нашел время думать о старости, - промолвил Катон, пожимая другу здоровую руку. - Рад тебя видеть. Ябоялся, что они просто сметут вас с переправы.
        -Да они и смели, - проворчал Макрон. - Аведь будь нас побольше, мы бы устояли.
        Катон огляделся, но Максимий стоял к ним спиной и за пределами слышимости.
        -Тише, - пробормотал он, кивнув в сторону командира когорты. Макрон подался к нему ближе.
        -В связи с этим нас еще ждет куча неприятностей. Сам увидишь.
        -Командиры, ко мне! - громко распорядился Максимий.
        Центурионы, слишком усталые, чтобы бежать, поплелись на зов. Помимо Макрона, ранены были Туллий и Феликс: последний получил глубокую рану в лицо, кровоточившую так сильно, что недавно наложенная льняная повязка уже насквозь пропиталась кровью. Глядя на лицо командира когорты, Катон приметил, что тот явно не в своей тарелке, чему, впрочем, удивляться не приходилось. Он провалил задание, наглядным доказательством чего являлись маршировавшие ниже по склону вражеские войска. После случившегося спасти его карьеру могло только чудо.
        Максимий прокашлялся.
        -На настоящий момент мы в безопасности. Есть предложения насчет возможных действий? - Голос его звучал хрипло и надсадно.
        Воцарилось растерянное молчание, и только Макрон решился встретиться с ним взглядом.
        -Центурион?
        -Да, командир?
        -Ты хочешь мне что-то сказать?
        -Никак нет, командир. - Макрон пожал плечами. - Это может подождать.
        -Мы не можем позволить им уйти, командир, - промолвил Катон, глядя вниз, в сторону брода.
        Максимий гневно развернулся к нему.
        -И что ты предлагаешь? Припустить бегом вниз и налететь на них, так, что ли? Ты не видишь, в каком мы состоянии? Сколько времени, по-твоему, продлится эта схватка?
        -Может быть, достаточно долго, чтобы изменить ситуацию, - твердо заявил Катон.
        -Какой ценой? - насмешливо фыркнул Максимий, однако центурион увидел за этой насмешкой признаки отчаяния.
        -Это скажут другие, потом, командир.
        -Легко тебе говорить это сейчас.
        На это Катон отвечать не стал. Он смотрел мимо командира когорты, туда, где через брод продолжали идти воины Каратака. Взгляд его переместился на дальний берег, где все еще ждала своей очереди на переправу темная масса людей. Солнце уже опустилось низко, и искривленные тени придавали врагам еще более пугающий и опасный вид. И тут вдруг за рекой взревели боевые рога. Все взоры непроизвольно обратились к дальнему берегу. Воины вдруг устремились прочь от брода, к находившемуся примерно в трети мили от берега невысокому кряжу, где заняли позицию, сформировав боевой строй из нескольких тысяч пехотинцев с кавалерией и колесницами на флангах.
        -Командир! - воскликнул центурион Антоний, указывая вниз по течению. - Посмотри туда!
        Все центурионы повернулись в указанном направлении. На том берегу, на расстоянии примерно мили, справа появилась голова плотной походной колонны.
        Макрон прищурился.
        -Наши?
        -А кто же еще? - отозвался Катон. - Апо эту сторону реки - Второй легион.
        Взоры центурионов обратились назад, к дороге. Сомнений не было: по направлению к ним маршировала еще одна колонна римской пехоты; правда, сейчас она пропадала из вида, заслоненная холмом. Внезапно кровь в жилах Катона вскипела, и он смело обратился к Максимию:
        -Командир, у нас еще есть время кое-что сделать. Все, что тебе нужно, это отдать приказ.
        -Нет. - Максимий печально покачал головой. - Слишком поздно. Мы остаемся здесь.
        Катон открыл было рот, чтобы возразить, но командир когорты поднял руку, не дав ему заговорить.
        -Это мое решение, центурион. Обсуждать больше нечего.
        ИКатон понял: спорить действительно бесполезно. Третья когорта полностью провалила задание, а стало быть, все ее бойцы и командиры покрыли себя позором. Иим еще повезет, если они отделаются только позором…
        Силы командующего Плавта подошли к броду тремя колоннами, мгновенно развернулись и атаковали врага. Сдругого берега реки бойцы Третьей когорты наблюдали за тем, как бритты устремились вниз с кряжа навстречу римлянам и пропали из вида. Схватка развернулась ниже по склону, и до их слуха доносились лишь отдаленные звуки боя, хриплый рев рогов и сигналы римских труб. Но через некоторое время на гребне снова появились человеческие фигуры, беспорядочно бегущие по направлению к броду. Скоро они покрыли весь склон: было очевидно, что выставленный бриттами заслон разгромлен наголову.
        Апотом Катон уловил на гребне, в теплом оранжевом свете клонящегося к западу солнца, блеск доспехов. Римская кавалерия преследовала разбитого противника, безжалостно разя бегущих к реке варваров. Ширина брода позволяла пройти не более чем пяти человекам в ряд, и очень скоро на берегу образовалось настоящее столпотворение: пехотинцы, всадники, колесничие, тесня и толкая друг друга, пытались прорваться на переправу и уйти за реку, спасаясь от римской кавалерии.
        Некоторые бритты побросали оружие и, бросившись в воду, за пределами брода пустились вплавь: на поверхности Тамесис вскоре показались головы людей. Берега достигали не все: ослабевших, раненых или уставших тяжесть доспехов и снаряжения увлекала на дно.
        Тем временем первые шеренги римских легионеров поднялись на гребень и, сохраняя безупречный строй, двинулись вниз по склону. Всвете заходящего солнца бойцы Третьей когорты видели, в какую панику впала при виде легионеров толпа у брода. Стон отчаяния донесся до противоположного берега. Правда, некоторым варварам хватило самообладания, чтобы, понимая свою обреченность, попытаться прихватить с собой в иной мир побольше римлян, а заодно и выиграть время для своих уже переправляющихся через реку товарищей, дав им дополнительный шанс на спасение. Но таких бойцов оказалось сравнительно немного, они не могли изменить положение и, как только красные шеренги легионеров подступили к броду, быстро полегли под ударами римских мечей.
        Солнце уже закатилось за горизонт, сгущались сумерки, и различить среди сражающихся на том берегу своих и чужих сделалось невозможным. Лишь громкие вопли, исторгаемые тысячами глоток, истошные мольбы о пощаде говорили о том, что у брода разразилась настоящая бойня. Катон, надо признаться, чувствовал некоторое облегчение от того, что хотя бы не видел этой безжалостной резни.
        Между тем бритты, во множестве находившиеся по эту сторону реки, ниже по склону, начали разбегаться в разных направлениях, рассеиваясь по окрестностям в надежде, что их укроет быстро сгущающаяся тьма. Со стороны брода уже слышались возгласы на латыни, а из сумрака позади Третьей когорты доносился топот копыт.
        -Когорта, смирно! - прокричал Максимий, и легионеры, все еще стоявшие в каре, торопливо подняли щиты и сомкнули ряды. Центурионы бегом устремились к своим подразделениям. Из сумрака появилась колонна всадников. Они остановились на небольшом расстоянии. Кони всхрапывали и били копытами, всадники сидели в седлах молча.
        -Кто идет? - громовым голосом вопросил Максимий. - Назови пароль.
        -Поллукс.
        -Путь свободен, друзья.
        Прозвучал приказ, и крупный кавалерийский отряд проехал мимо когорты, направляясь вниз, к броду, - в погоню за оставшимися врагами. Но небольшая группа всадников, выехав из тени, направилась прямо к строю Третьей когорты.
        -Никак самого легата нелегкая принесла, - пробормотал кто-то рядом с Катоном.
        -Молчать! - рявкнул молодой центурион.
        Остановив коней на небольшом расстоянии от строя легионеров, всадники спешились. Веспасиан двинулся вперед, и бойцы расступились, давая ему пройти. Когда легат поравнялся с Катоном, молодой центурион отметил его мрачный взгляд и с трудом сдерживаемую ярость.
        Максимий отдал честь легату. Несколько мгновений Веспасиан молча смотрел на него.
        -Центурион, - произнес он наконец холодным тоном, хотя контролировать голос ему, видимо, было непросто. - Япока не имею точных сведений насчет того, что здесь сегодня случилось, но если это отразится плохо на мне и остальных бойцах Второго легиона, то клянусь, что и тебе, и всей этой когорте не поздоровится.
        Глава 13
        Внутри шатра командующего дуновение холодного утреннего ветра не ощущалось. Почувствовав выступивший на лбу липкий пот, Веспасиан быстро утер его рукавом туники. Он не хотел показать командующему, что нервничает, хотя причины для беспокойства у него, разумеется, имелись, и связано это было с провалом плана командующего. Возможно, непосредственная вина за то, что Каратаку и части его войска удалось ускользнуть из столь тщательно подготовленной западни, лежала на подчиненных легата, но для командующего Авла Плавта это особого значения не имело. Армейская служба устроена так, что ответственность за все действия легионеров, служащих под его началом, лежит на командире - и в случае их оплошности именно на легата возлагается вина за последствия. Ему отвечать перед вышестоящими, а уж как он потом накажет провинившихся подчиненных, это его дело.
        Войдя в шатер, легату пришлось ждать стоя у входа, в то время как дежурный писец отправился доложить о его прибытии в отгороженную льняным занавесом секцию, предназначенную для Плавта и его штаба. Внутри горело множество ламп, и на просвечивающей тонкой материи плясали искаженные тени находившихся за завесой людей. Входная секция освещалась одной-единственной лампой, подвешенной на цепочке, прикрепленной к одному из поддерживавших шатер столбов, и тусклое желтое пламя колебалось при каждом дуновении проникавшего из-за полога ветерка. Снаружи, сразу за линией охранявших подступы к шатру часовых, начинался спуск к безмятежно поблескивавшей в лунном свете реке. Врайоне брода, там, где поток перекатывался через галечные отмели и все еще лежавшие на мелководье мертвые тела, вода мерцала и переливалась. На противоположном берегу в серебристом свете луны ясно виднелись валы, окружавшие лагерь Второго легиона. За их темными обводами, словно упавшие на землю звезды, ярко горели огни множества костров.
        Веспасиан покинул свой лагерь и переправился через брод в такую рань, получив лаконичный вызов командующего. Всю дорогу его коню приходилось выискивать путь между мертвыми телами, до сих пор устилавшими землю. Среди трупов попадались и еще живые люди: некоторые уже впали в беспамятство и лишь невнятно стонали, но были и такие, что кричали в агонии, нервируя и пугая коня. Запах крови пропитал воздух, из-за чего он казался теплее, чем был на самом деле. Когда легат добрался через брод до маленького острова посреди Тамесис, мертвых тел стало еще больше, особенно много их громоздилось перед остатками примитивной баррикады центуриона Макрона. Но худшее было припасено напоследок, когда конь Веспасиана уже преодолел брод и поднимался по склону на невысокий кряж, где разбил свой лагерь командующий.
        Дорогу, ведущую к броду, от трупов очистили, и теперь по обе ее стороны громоздилось ужасающее переплетение торсов, рук и ног, успевших за ночь окоченеть и торчащих в разных направлениях. Да и дальше, за этими придорожными завалами, земля была усеяна тысячами освещенных луной мертвых тел. При мысли о том, что воздух вокруг него наполнен духами умерших, ожидающих отбытия в мрачное царство теней, где им предстоит провести унылую вечность, Веспасиана передернуло. Он хорошо знал, что варвары представляют себе загробный мир как беспрерывную череду пьяных пиршеств, но угрюмая суровость смерти не позволяла ему принять подобную точку зрения. Легат много повидал на своем веку, но на сей раз смерть предстала перед ним в столь чудовищном масштабе, что это было едва ли не самое гнетущее зрелище в его жизни.
        «Безусловно, - подумал он, - если и есть что-то ужаснее проигранной битвы, то это битва выигранная».
        -Командующий примет тебя сейчас, командир.
        Веспасиан повернулся к писцу, торопливо отгоняя мысли о смерти, окутывавшей, как черное покрывало, окружающий мир за пределами шатра, и нырнул в проем, открывшийся, когда писец услужливо отдернул перед ним льняную завесу. Вследующем отсеке он обнаружил еще нескольких писцов, усердно трудившихся за столами, несмотря на позднюю ночь. Они даже не подняли глаз, когда сопровождающий провел Веспасиана к следующему отсеку в дальней части шатра, и легату подумалось, что эти всеведущие чиновники знают, какая участь ему уготована. Правда, он сам тут же внутренне посмеялся над подобными беспочвенными фантазиями: эти люди просто по горло заняты, вот и все. Дежурный писец отдернул еще одну занавеску, и Веспасиан ступил в очередную, меньшую по размеру секцию шатра. Вдальнем, тускло освещенном углу была видна походная кровать и несколько сундуков. Вцентре стоял большой стол с изукрашенной лампой посередине: ее желтое пламя трепетало и колебалось, огромный нубийский раб мерно обмахивал опахалом двоих сидевших за столом мужчин.
        -Веспасиан! - промолвил Нарцисс с приветливой улыбкой. - Рад видеть тебя снова, мой дорогой легат.
        Правда, в том, как прозвучало в устах грека последнее слово, Веспасиану послышалось нечто пренебрежительное - привычная попытка Нарцисса утвердить свое превосходство. Веспасиан, легат по должности, происходил из сенаторской фамилии, в то время как Нарцисс, простой вольноотпущенник, имел более низкий социальный статус, чем любой захудалый бедняк, родившийся римским гражданином. Однако этот вольноотпущенник являлся правой рукой самого императора Клавдия и обладал реальной властью, с которой, несмотря на всю их заносчивость и высокомерие, приходилось считаться представителям сенаторского сословия.
        -Привет, Нарцисс, - промолвил Веспасиан с вежливым кивком, как приветствуют равных, после чего повернулся к Плавту и отдал ему честь по-военному. -Ты звал меня, командир?
        -Вызывал. Присаживайся. Яуже послал за вином.
        -Спасибо, командир.
        Веспасиан опустился на стул напротив остальных собеседников и испытал приятное облегчение от легкого ветерка, навеянного опахалом.
        После непродолжительного молчания снова заговорил Нарцисс:
        -Насколько простому чиновнику вообще дано понять военные реалии, проблема состоит в том, что кампания отнюдь не завершена. - Грек повернулся к командующему. - Полагаю, я имею право на такое суждение. Теперь, когда Каратак ускользнул из западни… в очередной раз.
        Командующий Плавт кивнул.
        -Насколько нам известно, это именно так. Несколько тысяч человек успели переправиться через реку, прежде чем мы успели навязать Каратаку сражение.
        Брови Веспасиана на миг удивленно приподнялись: там имело место не сражение, а безжалостная резня. Но потом он понял, что комментарии командующего предназначены для императорского секретаря, который по прибытии в Рим наверняка представит соответствующий доклад самому императору. И, безусловно, лучше доложить о победоносном сражении, чем о простой бойне.
        -И конечно, - продолжил Плавт, - Каратак вполне мог оказаться среди тех, кто успел преодолеть брод. Правда, это не имеет особого значения. Что он сможет сделать, имея под рукой всего лишь горстку людей?
        Нарцисс нахмурился.
        -Терпеть не могу казуистики, командующий, но, по моему скромному разумению, «горстка людей» - это все же малость поменьше, чем несколько тысяч.
        -Может быть, - согласился Плавт, пожав плечами, - но при масштабах наших операций это не доставит нам особых забот.
        -Значит, я могу доложить императору, что кампания завершена?
        Плавт не ответил и бросил на легата быстрый, предостерегающий взгляд. Прежде чем беседа возобновилась, появился посланный за вином раб. Он аккуратно поставил на стол бронзовый поднос, разлил медового цвета жидкость из изящного графина в три серебряных кубка, поставил его на место, повернулся и вышел.
        Веспасиан подождал, пока собеседники возьмут кубки, и потянулся за оставшимся. Серебро было прохладным на ощупь, а когда он поднес кубок к губам, его ноздри наполнил насыщенный аромат.
        -Вино было охлаждено, - пояснил Плавт. - Вреке. Яподумал, что, уж коли выдалась такая жаркая битва, мы заслужили право освежиться. Ну, а теперь тост, - он поднял кубок. - За победу!
        -За победу! - повторил Веспасиан.
        -За победу… когда она настанет.
        Командующий и легат воззрились на императорского секретаря, неторопливо пригубившего вино и аккуратно поставившего кубок обратно на стол.
        -Да, действительно превосходно освежает. Перед возвращением в Рим обязательно возьму рецепт.
        -А когда ты возвращаешься? - напрямик спросил Плавт.
        -Сразу же по окончании кампании. Как только смогу доложить императору, что с организованным сопротивлением Риму на основной территории острова покончено. Когда этот результат будет достигнут, император сможет заткнуть рты всем своим недоброжелателям в сенате. Мы не можем допустить, чтобы повсюду болтали о том, будто война в Британии далека от завершения. Свои шпионы здесь, в легионах, есть не только у меня, но и у противников императора. Иваша задача - сделать так, чтобы они не могли доложить своим хозяевам ничего, что можно было бы использовать во вред Клавдию.
        Нарцисс произнес все это, глядя прямо на командующего, который кивнул и сказал:
        -Понимаю.
        -Вот и хорошо. Давай на сей раз будем честны друг с другом. Скажи мне, как на самом деле обстоят дела после нынешней… битвы? Если принять как данность, что Каратак жив.
        -Если он спасся, ему потребуется восстановить силы и зализать раны. Думаю, он укроется в тайной крепости, о которой мы пока не знаем. Даст своим людям восстановить силы, подлечит раненых бойцов и перевооружит войско. Кроме того, Каратак попытается пополнить свое войско и разошлет посланников по всем племенам, чтобы обзавестись новыми союзниками.
        -Понятно.
        На донышке кубка Нарцисса выступили капли конденсата, и он задумчиво водил кончиком пальца, словно рисуя узор.
        -И насколько вероятно, что он найдет себе новых союзников?
        -Я в этом сомневаюсь. Спору нет, Каратак большой мастер договариваться и находить друзей, но обстоятельства складываются не в его пользу. Мы бьем его раз за разом, и всем это известно. Туземные воины нам не соперники.
        -Ну и что же он будет делать сейчас?
        -Каратаку придется приспосабливать свою стратегию к реальным обстоятельствам. Он будет вынужден ограничиться мелкими стычками, нападениями на маленькие гарнизоны, фуражные отряды, патрули и тому подобное.
        -И все это, я полагаю, будет постоянно держать в напряжении твои силы, а кампания в таком виде может затянуться до бесконечности?
        -Такая возможность существует.
        -Это не радует, дорогой командующий.
        -Не радует.
        Плавт потянулся за графином и долил вина в кубок Нарцисса.
        -Вопрос в том, как вы вообще дали ему уйти? Не ты ли убеждал меня в том, что эта битва положит всему конец? Что к концу дня Каратак будет или покойником, или пленником. Но, похоже, вместо этого он продолжит портить нам жизнь. Ничего не изменилось. Император будет недоволен - и это еще мягко сказано. Увас ведь обоих в Риме семьи?
        На самом деле то был не вопрос, а утверждение, и оба командира воззрились на него, не скрывая ненависти и ужаса.
        -Что ты предлагаешь? - тихо спросил Веспасиан.
        Нарцисс откинулся на стуле и сцепил длинные, изящные пальцы.
        -Сегодня вы оба потерпели неудачу. Она имеет свою цену, и эта цена должна быть уплачена. Император ожидает этого, и я должен доложить ему, что вами предприняты соответствующие шаги. Впротивном случае эта плата будет взыскана в Риме. Так что на самом деле особо выбирать не приходится. Итак, почтеннейшие, на кого у нас ляжет позор? Кто виновен в том, что Каратак спасся?
        Секретарь императора переводил взгляд с одного военачальника на другого и с бесстрастным лицом терпеливо дожидался ответа.
        Наконец командующий пожал плечами.
        -Это очевидно. Он бежал через брод, который должен был охраняться. От этого зависел успех моего плана.
        Плавт бросил взгляд через стол на своего подчиненного.
        -Вина за случившееся лежит на Втором легионе.
        Веспасиан поджал губы и выдержал взгляд начальника, но мысли его в это время метались в поисках подходящего ответа. Он понимал, что в сложившейся ситуации его репутация, карьера, а может быть, даже его жизнь и жизнь его близких находятся под угрозой. То же самое, разумеется, относилось и к командующему, однако Веспасиан был достаточно мудр и опытен, чтобы понимать: в данных обстоятельствах тот, кому принадлежит власть в Риме, предпочтет возложить вину на менее значимую фигуру. Вкачестве виновника больше всего подходит человек, занимающий, с одной стороны, достаточно высокое положение, чтобы послужить примером для других, но не слишком могущественный и влиятельный, чтобы с ним можно было расправиться без нежелательных политических последствий. Некто вроде самого Веспасиана.
        На какой-то миг он даже подумал о том, чтобы принять вину на себя, показав тем самым, что по части гордости и достоинства он превосходит командующего, хоть у того и длиннющая родословная. Это доставило бы ему определенное удовлетворение. «Впрочем, - тут же подумал он, - весьма эгоистичное удовлетворение». Ив любом случае единственным результатом такого самопожертвования было бы спасение репутации Плавта. Между тем Веспасиан считал, что в конечном итоге именно он в состоянии предложить Риму больше, чем престарелый, растерявший силы командующий. Апотом его осенило: какие бы соображения формально ни выдвигались на первый план, главное из них - самосохранение. Так было всегда. Ибудь он проклят, если позволит кому-то из этих самодовольных аристократов затравить его псами ради собственного спасения. Веспасиан прокашлялся, стараясь, чтобы ничто в его голосе не выдало горечи или страха.
        -Замечу, никто не предполагал, что неприятель вообще выйдет к этому броду. Этот план - план командующего, насколько я понимаю, - состоял в том, чтобы три легиона вместе со вспомогательными когортами неотступно преследовали Каратака, дабы вынудить его приблизиться к одной из главных переправ, где мне предстояло дожидаться его с основными силами своего легиона. Третий брод никто серьезно в расчет не принимал, а охранять его предполагалось лишь для того, чтобы не дать уйти за реку немногочисленным беглецам, сумевшим ускользнуть после схватки у первых двух бродов. Никому и в голову не приходило, что Каратак ударит туда всеми своими силами.
        -Незначительную вероятность тоже нельзя сбрасывать со счетов, - вставил Плавт. - Приказы были достаточно ясны. Твоим людям было предписано охранять переправы при любых обстоятельствах.
        -Это было в полученных мной приказах?
        Веспасиан поднял брови.
        -Уверен, там еще не то будет, - пробормотал Нарцисс. - Легат, правильно я понимаю, что, по твоему мнению, армия командующего двигалась недостаточно быстро для того, чтобы захлопнуть ловушку?
        -Да.
        Плавт сердито подался вперед.
        -Проклятье, мы двигались со всей быстротой, на какую были способны. Нельзя же всерьез рассчитывать, что тяжелая пехота превзойдет по скорости туземное ополчение. Ивообще скорость наших войск тут не главное. Мы загнали противника в западню, и если бы Второй легион исполнил свой долг надлежащим образом, эта ловушка сработала бы превосходно. Веспасиану следовало позаботиться о том, чтобы брод был должным образом защищен. Одной когорты для этого недостаточно: по-моему, это каждому дураку ясно.
        -Для выполнения задачи, которая была фактически поставлена, одной когорты было более чем достаточно, - отрезал Веспасиан.
        На миг оба военачальника молча скрестили взгляды: их глаза поблескивали в колеблющемся пламени ламп. Затем командующий откинулся на стуле и повернулся к Нарциссу.
        -Я не желаю, чтобы этот человек продолжал служить под моим началом. Он некомпетентен как командир легиона, а подобное пренебрежение субординацией и вовсе недопустимо. - Он снова повернулся к легату. - Веспасиан, я хочу, чтобы ты подал в отставку. Иубрался отсюда на первом же корабле, отплывающем в Галлию.
        -В том, что ты этого хочешь, я не сомневаюсь, - холодно произнес Веспасиан, - ты ведь заинтересован в том, чтобы я убрался подальше и не имел возможности ответить на все те обвинения, которые ты на меня возводишь. Но ничего у тебя не выйдет. Яотказываюсь подавать в отставку, не собираюсь покидать вверенный мне легион и все свои соображения изложу в рапорте.
        Прежде чем Плавт успел отреагировать на эту дерзость, вмешался Нарцисс:
        -Почтеннейшие, прошу вас, прекратите. Достаточно. Яуверен, вину нельзя полностью возложить ни на ту, ни на другую сторону.
        Оба военачальника гневно воззрились на него, намереваясь возражать, но секретарь императора быстро поднял руку и, не дав им прервать его, продолжил:
        -Поскольку вы настойчиво утверждаете, что вина лежит на другом, я опасаюсь, что такого рода упрямство при даче показаний в сенате может лишь повредить вам обоим. Однако мне кажется, есть лучшее решение: провести незамедлительное расследование и найти подходящего виновного - конечно, из числа командного состава, но не военачальника высокого ранга. Если вы оба без промедления установите виновного и подвергнете его примерному, суровому наказанию, то, я уверен, это удовлетворит и те силы в Риме, которые требуют действенной реакции на вашу неудачу.
        Последнее слово заставило Плавта заметно вздрогнуть, но это не помешало командующему моментально уцепиться за брошенный ему и легату спасательный линь.
        -Очень хорошо, - кивнул Плавт. - Создадим военный трибунал. Председательствовать будем мы с легатом. Надеюсь, Веспасиан, на это ты согласен?
        -Так точно, командир.
        -В таком случае к рассвету я подготовлю приказы. Увсех командиров, имеющих отношение к делу, будут взяты показания. Если мы станем действовать быстро, дело может разрешиться в течение нескольких дней. Это устроит императора?
        -Устроит, - с улыбкой ответил Нарцисс. - Прошу мне поверить. Думаю, что теперь все устроилось к общему удовлетворению. Пусть никто из вас больше не портит себе сон, переживая из-за этой истории: вина за случившееся ляжет на другие плечи, заняв там место их голов.
        Грек издал саркастический смешок.
        -Проведите собственное расследование. Найдите подходящих людей, на которых можно будет возложить вину, и как только им предъявят обвинение, я смогу вернуться в Рим с докладом. Надеюсь, господа, мы пришли к соглашению?
        Плавт кивнул, хотя чувствовал он при этом горечь и досаду, причем на себя злился даже больше, чем на собеседника. Веспасиан опустил голову, уставившись на стоящий на подносе графин, а потом тоже медленно кивнул.
        Глава 14
        Ночь солдаты Второго легиона провели под открытым небом, укрывшись плащами. Сон был беспробудным, ибо все они смертельно вымотались, сначала совершив днем форсированный марш, а потом еще и сооружая походный лагерь. Апоскольку весь шанцевый инструмент остался в обозе, бойцам пришлось копать ров мечами и насыпать внутренний вал вручную. Тем не менее снаружи лагерь обнесли грубым частоколом, и с каждой стороны вала стояли часовые.
        Легионеры Третьей когорты устали больше всех прочих, поскольку на их долю, помимо нелегкой работы, выпало еще и жестокое сражение. Однако некоторые из них никак не могли заснуть и беспокойно ворочались на примятой траве. Одним не давали покоя засевшие в памяти страшные картины и ощущения, другие скорбели о близких друзьях, сраженных врагами у них на глазах. Катону же мешали спать не впечатления прошедшего дня, а опасения относительно дня грядущего.
        Бегство значительного числа противников фактически гарантировало продолжение изнурительной военной кампании. Даже если Каратака среди спасшихся не было, кто-нибудь из его соратников непременно подвигнет уцелевших к дальнейшему сопротивлению Риму, тем паче что они будут стремиться отомстить за погибших товарищей. Не приходилось сомневаться: крови здесь прольется еще немало, и оставалось лишь гадать, сколько еще сможет впитать ее в себя эта земля, прежде чем сама превратится в кровавое месиво. Этот пугающий образ заставил юношу грустно улыбнуться, повернуться на другой бок и поплотнее закутаться в плащ, пристроив голову на поножи.
        То, что части врагов удалось бежать, было плохо, но еще хуже было то, что когорта не справилась с порученным ей заданием. Ипроизошло это по вине центуриона Максимия. Он не имел права отвлекать основные силы когорты и пускаться в погоню за маленькой шайкой дикарей, пусть они даже и разорили аванпост и зверски перебили гарнизон. Он был обязан отвести когорту непосредственно к броду.
        Максимий прекрасно понимал, кому поставят в вину эту роковую ошибку, и накануне неизбежного расследования, перед отбоем, созвал своих командиров, отвел подальше от солдат, чтобы те не слышали, и провел с ними совещание.
        -Нам наверняка будут задавать вопросы относительно сегодняшних событий, - начал он, пристально глядя на освещенные луной лица своих центурионов. - Япризываю вас всех держаться вместе, заодно. Ясам буду говорить за всех нас и приму любую вину, которую легат захочет возложить на Третью когорту.
        Выражение его лица было вполне искренним, и Катон одновременно испытал облегчение от того, что его лично обвинение минует, и устыдился этого, сочувствуя командиру когорты, которого, очевидно, ожидало суровое наказание. Скарьерой Максимия было покончено, и ему еще повезет, если он отделается разжалованием в рядовые легионеры. Но и в этом случае ему придется нелегко: все его накопления как командира будут урезаны, он сможет рассчитывать лишь на солдатскую пенсию, да и служить ему в новом качестве будет очень непросто. Он был суровым командиром, и все те, кто терпел от него наказания и затаил обиду, захотят жестоко посчитаться с ним теперь, когда он сравняется с ними в положении.
        -Мне очень жаль, что я довел вас до такого положения, - продолжил Максимий. - Вы хорошие командиры, и под началом у вас хорошие солдаты. Вы заслужили лучшее.
        Повисло тягостное молчание. Наконец Феликс подался вперед и пожал командиру когорты руку.
        -Для нас было честью служить под твоим началом, командир.
        -Спасибо, дружище. Я знал, что могу рассчитывать на твою верность. Надеюсь, и на верность всех остальных, а?
        Центурионы в один голос выразили согласие, все, кроме Макрона, стоявшего с напряженным лицом и не издавшего ни звука. Однако если Максимий и заметил это, то не подал виду. Он пожал всем центурионам руки и пожелал им спокойной ночи, не преминув напомнить:
        -Не забудьте, я буду говорить от вашего имени.
        Перед рассветом трубы заиграли подъем, и по всему походному лагерю начали подниматься солдаты, разминая затекшие мышцы. Раненые морщились от боли, вздрагивая при каждом движении. Катон, заснувший всего пару часов назад, сигнала не слышал и продолжал спать, а его подчиненные не будили командира, отчасти по доброте душевной, но в основном потому, что, пока он спит, никто по крайней мере не цепляется к ним с приказами. Поэтому уже после рассвета его обнаружил спящим, с открытым ртом и закинутыми за темноволосую, курчавую голову руками, Макрон. Старший друг бесцеремонно перевернул его, толкнув сапогом в бок.
        -Ну-ка просыпайся, приятель. Живее, а то солнышко тебе глаза выжжет.
        Катон застонал, потягиваясь и щурясь на ясное небо, потом его взгляд скользнул по седеющей шевелюре друга, и он с виноватым видом приподнялся и сел.
        -Дерьмо…
        -Ты как, совсем проснулся? - тихо спросил Макрон, озираясь по сторонам.
        Катон кивнул, расправляя плечи.
        -А что?
        -Много чего. Прошел слух, что командующий приказал провести расследование по поводу вчерашнего провала.
        -Расследование?
        -Тссс! Не так громко. Ходят слухи о том, что они хотят взвалить на кого-нибудь всю вину и устроить показательное наказание.
        Катон воззрился на друга.
        -Где ты все это слышал?
        -Мне рассказал один из писцов легата. Аон узнал от кого-то из штаба командующего.
        -А, ну, тогда это, несомненно, правда, - пробормотал Катон.
        -На мой взгляд, это действительно звучит правдоподобно, - заявил Макрон, проигнорировав иронию в голосе младшего товарища. - Им нужен кто-то, на кого можно свалить всю вину, и его будут искать в нашей когорте. Так что будь крайне осторожен.
        -Но Максимий еще вчера вечером сказал, что возьмет всю вину на себя.
        -Это он нам сказал…
        -Ты ему не веришь?
        Макрон пожал плечами.
        -Я ему не доверяю.
        -А есть разница?
        -На настоящий момент - да. Давай, вставай наконец.
        -А что, легион снова выступает в поход?
        Катону очень хотелось верить, что этого не будет: все его мышцы ныли от усталости, и сама мысль о том, чтобы опять маршировать день напролет под палящим солнцем, казалась почти невыносимой.
        -Нет. Вдогонку за врагом командующий послал несколько конных когорт. Мы останемся здесь, будем ждать, когда подтянутся обозы.
        -Отлично.
        Катон сбросил свою накидку, поднялся на ноги и принялся растирать затекшую шею.
        Макрон кивком указал через плечо.
        -Смотри, раб Максимия готовит завтрак. Унего, оказывается, есть при себе запас провизии. Ну и дела…
        Центурионы Третьей когорты расселись вокруг маленького костра, над которым раб жарил на оливковом масле несколько толстых колбасок. Рядом стоял кувшин подогретого вина с медом, распространяя вокруг костра густой аромат, сочетавшийся с восхитительным запахом скворчавшего на сковородке мяса. Раб явно поднялся ни свет ни заря и вовсю трудился, дабы угодить своему господину.
        Находившиеся поблизости легионеры тоскливо поглядывали на костер, жадно вдыхая манящие запахи и зная, что им еще несколько часов придется дожидаться прибытия провиантского обоза.
        -Клянусь яйцами Юпитера, - проревел центурион Туллий, - нельзя ли управиться с этими колбасами поскорее? Боюсь, еще чуть-чуть, и я начну с голоду жевать кожу собственного сапога.
        -Они почти готовы, господин, - тихо ответил раб, привычный к нетерпеливому нраву центурионов.
        Пока все ждали, Катон бросил взгляд за реку. Противоположный берег в розоватом рассветном свете был усеян мертвыми телами, над которыми тучами вилось привлеченное зловонием разлагающейся плоти воронье. Многие птицы уже расселись на трупах, вырывая клювами куски мяса из мертвых тел. Но даже это зрелище не могло лишить аппетита проголодавшегося Катона, и когда раб вручил ему походный котелок с дымящейся нарезанной колбасой и несколькими ломтями хлеба, тут же набросился на еду. Точно так же поступили все остальные центурионы. Ощущение тепла и сытости быстро подняло им настроение, и многие из них еще с набитыми ртами принялись обсуждать вчерашнее сражение.
        -Как там было на острове, Макрон? - поинтересовался Феликс. - Надолго тебе удалось их задержать?
        Макрон задумался, желая ответить как можно точнее.
        -На час или около того.
        -Ты отбивал их атаки целый час? - УФеликса аж челюсть отвисла от изумления. - Атаки целой долбаной армии?
        -Да не целой армии, придурок, - усмехнулся Макрон, указывая пальцем на брод. - То есть была их, конечно, прорва, но переправа узкая, и подступать к нам они могли лишь по несколько человек зараз. Да и то после того, как расчистили реку от большего числа сюрпризов, которые я им приготовил. Думаю, что мы столкнулись лишь с малой частью их войска. Правда, и этого оказалось более чем достаточно.
        -А почему ты отступил? - спросил Максимий, слушавший его очень внимательно.
        -После того, как они устроили пролом в баррикаде, мне ничего другого не оставалось. Но я тебе еще кое-что скажу… - Макрон, подчеркивая важность своих слов, поднял палец. - Эти ублюдки стали перенимать некоторые наши фокусы.
        -Что ты имеешь в виду? - не понял Туллий.
        -Да то, что перед второй атакой они построились «черепахой».
        -«Черепахой»? - Туллий в изумлении покачал головой. - Быть того не может!
        -Чистая правда, можешь спросить любого из моих солдат. Это одна из причин, по которым пришлось отойти: у нас не было ни малейшей возможности их остановить. Будь мы на месте, они очень быстро разорвали бы нас в клочья.
        -Точно так же, как и всех нас на берегу реки, - задумчиво промолвил Максимий. - Нам оставалось или отступить, или всем сложить головы. Им потребовалось бы не так много времени, чтобы всех нас вырезать.
        Остальные центурионы осторожно переглянулись и продолжили есть в молчании. Нарушил его Антоний:
        -Эй, раб!
        -Да, господин.
        -Есть еще колбаса?
        -Да, господин. Вот, одна осталась… Господин Максимий?
        -Что? - раздраженно буркнул тот, повернувшись. - Чего тебе надо?
        -Э… колбаса, господин.
        Раб кивнул в направлении центуриона Антония, державшего наготове свой котелок.
        Максимий улыбнулся и согласно кивнул.
        -Конечно, пусть угощается. Он у нас растет, ему нужно хорошо питаться.
        -Спасибо, командир, - промолвил повеселевший Антоний, не отводя взгляда от сковороды с колбасой, и подставил свой котелок к ее краю, так, чтобы кусок жарившейся над костром снеди свалился прямо туда. Однако сковорода качнулась, и вожделенная колбаса упала в огонь.
        -Проклятье! - заорал Антоний, видя, как обгорает в огне последний кусок, тогда как все остальные покатились со смеху.
        -Будем считать это жертвоприношением, - с усмешкой промолвил Максимий. - Подношением… хм, какое божество нам следует почтить?
        -Фортуну, - серьезным тоном ответил Макрон. - Потому что удача потребуется нам как никогда. Ипрямо сейчас.
        Он кивком указал за плечо Максимия, и, повернувшись в указанном направлении, центурионы увидели команду солдат, маршировавшую мимо сонных бойцов Третьей когорты.
        -Провосты! - Феликс плюнул в огонь. - Это ж надо - притащиться и испортить такой завтрак!
        По приближении патруля, возглавляемого оптионом личной стражи легата, все умолкли. Солдаты остановились неподалеку от сидевших вокруг костра, и оптион выступил вперед.
        -Ты центурион Максимий, командир?
        -Да.
        -Тебе придется пойти с нами. Укомандующего есть к тебе вопросы.
        -Понятно. - На миг Максимий уныло повесил голову, но тут же собрался с духом, подтянулся и кивнул: - Ладно… ладно, идем.
        Он поставил на землю свой котелок, поднялся на ноги, отряхивая крошки с перепачканной туники, и даже ухитрился выдавить улыбку.
        -Пока, ребята. Туллий!
        -Да, командир?
        -Останешься пока за меня. Последи за когортой, чтобы был полный порядок. Вернусь - проверю.
        -Есть, командир.
        Оптион кивнул в направлении кучки палаток, установленных в центре лагеря.
        -Иду, иду, - промолвил Максимий с заметным раздражением по поводу такой непочтительности младшего по званию. Центурионы молча проводили взглядами своего командира когорты, удалявшегося под конвоем провостов. Максимий держался прямо и вышагивал, как на плацу.
        -Бедолага, - произнес Катон так тихо, что слышать его мог только один Макрон. - На этом и конец его карьере, верно?
        -Да, - отозвался Макрон. - Если на свете еще есть хоть какая-то справедливость.
        Глава 15
        Оптион и провосты вернулись с Максимием только час спустя. Туллий выполнил приказ, и легионеры были готовы к смотру. За отпущенное им весьма короткое время солдаты сделали все возможное, чтобы выглядеть как можно лучше. Завидев приближающегося командира когорты, Туллий громко скомандовал «смирно», и бойцы дружно вытянулись в струнку, глядя перед собой. Центурионы стояли перед своими подразделениями, а по обе стороны от каждого из них - оптион и знаменосец. Когда Максимий и его сопровождающие подошли ближе, Катон заметил, что вид у командира когорты напряженный и мрачный, - видимо, разговор у него состоялся нелегкий. Он кивнул Туллию и, даже не взглянув на солдат, тихонько приказал распустить строй.
        -Когорта, разойдись!
        Солдаты покинули строй и разошлись обратно по спальным местам. От Катона не укрылось, что многие недовольно ворчали на командиров, которые сами не знают, что им надо: то затевают построения, как для смотра, то их же и отменяют. Нет бы дать людям отдохнуть. Молодой центурион уже усвоил, что таков армейский уклад: солдата непременно нужно чем-то занять, ведь безделье - злейший враг дисциплины. Но сейчас случай был особый, люди были измотаны, голодны, и их возмущение казалось вполне понятным. Но даже при этом Катон пригрозил жезлом паре солдат, чье ворчание достигло его слуха:
        -А ну, тихо!
        Бойцы, видавшие виды ветераны, умолкли, но, перед тем как отвернуться, одарили своего центуриона презрительными взглядами. На миг Катона охватила холодная, горькая ярость, и он чуть было не приказал им вернуться, чтобы наказать за дерзость. Легионер обязан уважать командира если даже не как личность, то как старшего по званию и положению. Но пока он об этом думал, двое дерзких ветеранов уже смешались с другими бойцами центурии, отошли подальше, и предпринимать что-либо было уже поздно. Катон со злости ударил себя жезлом по левой ладони и поморщился от боли, которую причинил себе сам как бы в наказание за собственную неисправимую нерешительность. Вот Макрон, тот бы мигом обоим яйца открутил.
        Повернувшись, Катон увидел, что остальные центурионы направляются к Максимию, за спиной которого так и стоит, дожидаясь невесть чего, конвой провостов. Катон поспешил присоединиться к остальным: только что переживавшееся им презрение к себе сменилось тревожным любопытством. Центурионы собрались перед командиром когорты тесным полукругом. Максимий по-прежнему был в одной тунике и явно испытывал неловкость, обращаясь в таком виде к подчиненным, облаченным как на парад.
        -Легат выслушал мои показания. Сейчас он хочет переговорить с каждым из вас по отдельности. Присутствующий здесь оптион будет отводить вас на допрос в порядке старшинства. Друг с другом ничего не обсуждать. Все ясно?
        -Так точно, командир, - тихо отозвались центурионы.
        Потом Туллий поднял руку.
        -Да?
        -Как насчет солдат, командир?
        -А что насчет солдат?
        -Кто-то из них тоже потребуется там или как?
        -Нет. Пусть остаются здесь. Ине стоит их дергать: объяви, что сегодня хозяйственный день.
        Туллий хмуро кивнул. «Хозяйственные дни» объявлялись редко и были, по сути, днями отдыха, когда легионерам формально предписывалось приводить в порядок снаряжение, а в действительности предоставлялась возможность отдохнуть, поболтать или поиграть в кости. Солдаты, ясное дело, очень любили такие дни, а центурионы, наоборот, относились к ним неодобрительно, считая, что они только расслабляют личный состав, нанося ущерб порядку и дисциплине. Правда, командир, отдававший такой приказ, мог рассчитывать на некую толику популярности.
        -Хозяйственный день, - кивнул Туллий. - Будет исполнено. Объявить им прямо сейчас?
        -Нет, я объявлю им сам. Ты сейчас пойдешь с оптионом.
        -Есть, командир.
        Туллий перевел взгляд на бесстрастные лица провостов. Максимий заметил озабоченное выражение его лица и тихо заговорил с командирами:
        -Все в порядке. Ясделал то, о чем сказал вам раньше. Никому из вас не о чем беспокоиться. Просто говорите правду.
        -Центурион Туллий, - громко воззвал оптион и указал рукой на конвой провостов. - Прошу проследовать с нами, командир.
        -Да, конечно, - отозвался Туллий, нервно сглотнув.
        Расстегнув ремни шлема, Туллий шагнул навстречу провостам, взял увенчанный гребнем шлем под мышку и с конвойными по обе стороны зашагал к палаткам. Когда они отошли за пределы слышимости, центурион Антоний подступил к командиру когорты поближе.
        -Что случилось, командир?
        Максимий воззрился на него безо всякого выражения.
        -То, что случилось со мной… не имеет никакого отношения к вам. Понятно?
        Антоний опустил глаза.
        -Прошу прощения, командир. Просто… просто я беспокоюсь. Никогда раньше ни с чем подобным не сталкивался.
        Губы Максимия чуть расслабились в легкой улыбке.
        -Так ведь и я тоже. Ты просто отвечай на вопросы, которые будет задавать тебе легат, отвечай предельно правдиво и помни, что ты не кто-нибудь, а центурион наилучшего легиона во всей империи. Если центуриона и может что-то в жизни беспокоить, так это варвары, зараза, нехватка вина да безумная ревность женщин. Ну а расспросы… - он покачал головой. - От расспросов тебе никакого вреда не будет.
        Антоний улыбнулся. Заулыбались и остальные, даже Катон, который в детстве, живя в императорском дворце, усвоил: неправильный ответ на вопрос может убить человека вернее, чем самый могучий варварский воитель.
        Все утро и начало дня центурионы дожидались у тлеющих остатков костра, сложенного рабом, чтобы приготовить себе завтрак. Вернувшись, в свою очередь, с допроса, Макрон достал из кожаного вещмешка оселок и принялся точить свой и без того острый короткий меч. Он не перемолвился ни словом ни с кем, даже с Катоном, и прятал глаза, чтобы не встречаться взглядами с другими центурионами, словно полностью сосредоточился на точильном камне и сверкающем полированном клинке.
        Пока Антоний был на допросе, Туллий с Феликсом играли в кости, причем удача, похоже, улыбалась Феликсу, да так, что это казалось нарушением законов вероятности. Апоскольку набор костей принадлежал именно Феликсу, у обычно доверчивого Туллия стали зарождаться подозрения. Катон некоторое время с любопытством наблюдал за игроками. Сам он в азартные игры, где все решает случай, никогда не играл и считал это занятием для слабоумных. Правда, живя в Риме, он с теми немногими деньгами, что порой попадали в его руки, делал ставки на скачках в Большом цирке, но только после тщательного изучения и сопоставления шансов всех участников.
        Максимий сидел чуть в стороне от прочих, спиной к подчиненным, глядя в сторону брода и усеянного мертвыми телами дальнего берега. Катон сочувствовал ему, хотя за короткое время совместной службы претерпел от командира когорты немало обид. Однако солдат, а уж тем более старший центурион, оказавшийся в подобном положении, представлял собой плачевное зрелище.
        Ктому же Максимий уже немолод, и если расследование разрушит его карьеру, он вряд ли сможет добиться чего-нибудь в жизни. Станет рядовым легионером со скудным содержанием, а выйдя в отставку, будет влачить жалкое существование в какой-нибудь ветеранской колонии, предаваясь пьянству и воспоминаниям. Между тем вышедший в отставку центурион получал возможность поступить на гражданскую службу и даже выдвинуться в магистраты. Но, по-видимому, подобное будущее Максимию не светит.
        Катон отвел взгляд от командира когорты и посмотрел вниз на манящую прохладой реку. Антоний все еще был на допросе, а когда он вернется, настанет черед Феликса. Таким образом, у Катона имелось время искупаться. Он снял тунику и повернулся к Макрону:
        -Пойдем искупаемся? Ты как?
        Макрон оторвался от своего дела и посмотрел на него с удивлением.
        -Ты что, плавать собрался?
        -Все лучше, чем здесь сидеть.
        -Лучше? Атолку-то?
        Катон нахмурился.
        -Так ты идешь или нет?
        Макрон аккуратно вложил меч в ножны.
        -Пожалуй, пойду. Ато как бы тебя в омут не затянуло.
        -Ага, на хрен!
        Когда они вместе направились к ближайшему к реке выходу из лагеря, Максимий крикнул им вслед:
        -Смотрите, слишком долго не задерживайтесь.
        Катон кивнул, а когда повернулся обратно, Макрон глянул на него и устало поднял брови.
        -Иногда мне хочется, чтобы мы снова оказались с теми туземными ребятами в Каллеве. Хорошая была служба, все просто и ясно, и никаких тебе хреновых начальников, которые без конца следят за каждым твоим шагом.
        -А мне помнится, ты всю дорогу твердил, что тебе не терпится вернуться на службу в легион.
        -Так я ведь представить себе не мог, что вляпаюсь в такое дерьмо. Угораздило же нас оказаться под началом у этого Максимия… Ябы ему и полевую кухню не доверил.
        -А мне он кажется толковым командиром. Да, суров, бывает, что слишком груб, но свое дело, кажется, знает.
        -Много ты в этом понимаешь, - буркнул Макрон, качая головой. - За пару месяцев в должности хрен научишься различать, где дерьмо, а где нет. Ипосмотри на других. Туллий вечно торопится. Не знаю уж, как ему вообще удалось вчера продержаться - одно могу предположить, он все-таки круче, чем кажется, - признал Макрон. - Ну а Феликс с Антонием слишком молоды и неопытны для командования.
        -Один на пять лет старше меня, а другой и вовсе на десять, - напомнил Катон.
        -Что правда, то правда. Ипорой это сказывается. Но у тебя по крайней мере имеются мозги, да и глаз у тебя верный, ты все на лету схватываешь. Не понеси мы в прошлом году такие большие потери, в легионе нашлись бы лучшие кандидаты на повышение, чем эти два придурка.
        Макрон умолк, когда они проходили ворота, по обе стороны которых стояли навытяжку на солнцепеке часовые. Двоих центурионов пропустили без вопросов, и они двинулись по пологому склону вниз к реке. Высокая сухая трава шуршала под их ногами, когда они направлялись к месту на несколько сотен шагов выше брода по течению, подальше от все еще валявшихся на мелководье трупов. Ксожалению, ветерок дул с противоположного направления, и с каждым его порывом, когда листья ближайших ив начинали в очередной раз трепетать, их обдавало смрадом разлагающейся плоти.
        Найдя место, где берег плавно спускался к воде, центурионы сняли туники и расшнуровали сапоги. Макрон с разбегу бросился в воду, подняв фонтан брызг, нырнул и почти сразу же вынырнул, стряхивая капли со своих темных стриженых волос.
        -До чего же вода холодная!
        Он развернулся и мощными гребками поплыл к середине реки. Катон подождал, пока он отплыл от берега, спустился и вошел в воду. После изнуряющей жары летнего дня вода в реке казалась просто ледяной. Катон на цыпочках направился к Макрону, подняв руки и вздрагивая всякий раз, когда его обдавало волной. Макрон, отплывший уже довольно далеко, развернулся и расхохотался.
        -Эй, ну что ты как старуха несчастная! Давай сюда.
        Катон стиснул зубы и, подогнув колени, полностью погрузился в воду. Впервое мгновение он испытал шок, от холода у него перехватило дыхание, но он справился с собой и поплыл по направлению к другу, неуклюже загребая руками и стараясь держать лицо подальше от воды.
        -Хорошо, что я решил пойти с тобой, - с улыбкой промолвил Макрон, когда Катон, добравшись до него, встал, коснувшись ногами дня. - Тебе явно недостает практики.
        -А где мне было набраться умения?
        -Давай, я тебе сейчас все покажу.
        Макрон постарался ознакомить друга с основами настоящего умения плавать, а Катон, со своей стороны, старательно учился, хотя до смерти боялся, что вода в любой миг может сомкнуться у него над головой. Вконце концов Макрон бросил это занятие, и они уселись на отмели так, что река омывала их чресла, а солнце грело спины.
        -Я мог бы к этому привыкнуть, - пробормотал Катон.
        -А я бы нет.
        Катон повернулся к старшему другу.
        -Почему? Кто-то сказал что-нибудь, о чем я должен бы знать?
        -Нет. Просто легат, кажется, очень спешит. По-моему, он хочет покончить с этим расследованием как можно скорее и пуститься в погоню за Каратаком. Ему нужно спасать свою репутацию.
        -С чего бы это? Разве он виноват в том, что, когда Каратак подошел к переправе, когорты не было на месте?
        -Да, его личной вины в этом нет, но наша когорта относится к его легиону, так что пятно на легата, будь уверен, все равно ложится. Кроме того, у него наверняка есть соперники, которые не упустят такой возможности вымазать его грязью.
        -Соперники?
        -О боги, Катон, ну нельзя же быть таким наивным! Веспасиан метит в преторы, а такого ранга достичь очень непросто. Говорят, что перед этим надо послужить в должности эдила. Иимей в виду, с каждым шагом наверх по карьерной лестнице высоких постов становится все меньше, а вот соперничающих из-за них сенаторов - все больше. Чем выше пост, тем больше желающих его занять. Причем все это такие люди, которые способны собственным детям глаза выколоть, если это поможет подняться на ступеньку выше. И если никто из штаба командующего не попытается использовать нынешнюю неудачу против легата, это будет просто чудо. Аэто значит, - Макрон печально посмотрел на Катона, - это значит, что Веспасиан неизбежно будет искать кого-нибудь, на кого можно будет официально возложить всю вину.
        -На нашу когорту?
        -А на кого еще?
        -Бедный старина Максимий…
        -Максимий? - Макрон разразился горестным смехом. - Счего ты взял, что он примет вину на себя?
        -Да он же сам сказал, - удивленно промолвил Катон. - Сказал, что он в ответе за все.
        -И ты ему поверил?
        -Да, - серьезно ответил Катон. - Это ведь так и есть. Не отправься он в погоню за теми налетчиками, он…
        -Не о том речь, дурачок. Ты правда поверил, что он примет на себя ответственность?
        Катон призадумался.
        -Он так сказал. И прозвучало это убедительно.
        -А почему ты решил, что он не станет действовать в том же духе, что и легат? У Максимия ведь тоже многое поставлено на кон, хоть он и не претендует на высокие посты. Он ведь старший центурион, верно?
        Катон кивнул.
        -Некоторые соображения применимы к нему в той же мере, что и к Веспасиану. Следующий возможный пост для Максимия - назначение в Первую когорту легиона. Пять должностей, на которые имеется девять претендентов. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, какое соперничество развернется между командирами других когорт. Иуж если Максимий будет выведен из игры, они, поверь мне, слез проливать не будут. Естественно, что Максимий, как и легат, но на своем уровне, будет стараться переложить вину на кого-нибудь другого. Икто, по-твоему, это будет?
        -Ты?
        -Угадал, - грустно промолвил Макрон. - Беда в том, что на мне командная цепочка заканчивается, и я, таким образом, уже не могу переложить ответственность на кого-нибудь еще. Ну, разве что попытаюсь обвинить во всем хренова Каратака, которого, перво-наперво, здесь вообще не должно было быть.
        -Ты можешь попытаться…
        -Заткнись, Катон, так оно лучше будет. - Макрон поднял руку и указал на берег, где лежали их туники. - Давай-ка вернемся в лагерь. Скоро твоя очередь идти на допрос.
        -Да, - согласился Катон и последовал за другом на сушу. - Нужно еще подумать, что мне говорить.
        -Об одном тебя прошу: только не умничай, ладно? Будь попроще.
        -Как тебе угодно, - ответил Катон, пожимая плечами.
        Глава 16
        -Вольно! - скомандовал Веспасиан, и Катон расставил ноги на ширину плеч и сцепил руки за спиной. Он находился в личной ставке легата, посреди небольшой группы палаток, где размещался походный штаб Второго легиона. Боковые панели были приподняты, чтобы внутрь проникал ветерок, порой ерошивший кончики тонких волос откинувшегося на стуле Веспасиана. Рядом с легатом на табурете с вощеными табличками на коленях сидел писец.
        -На тот случай, если ты не вполне понимаешь ситуацию, - резко заговорил Веспасиан, - да будет тебе известно, что командующий проводит расследование вчерашних событий. Он считает, что его приказы не были выполнены должным образом, в результате чего с поля боя удалось спастись нескольким тысячам вражеских воинов, включая, насколько нам известно, и самого Каратака. Если бы врага остановили на броде, вся его армия была бы вынуждена сдаться, и нам удалось бы обойтись без этой резни, произошедшей, когда он попытался прорваться. Врезультате такой оплошности кампания против Каратака неоправданно затягивается, а империя лишилась пленников, стоимость которых могла составить миллионы сестерциев. Надеюсь, центурион Гай Лициний Катон, ты осознаешь всю серьезность положения?
        Легат сделал паузу. По невыразительному тону этого короткого высказывания Катон догадался, что те же самые слова говорились и всем остальным побывавшим на допросе центурионам. Катон достаточно хорошо понимал серьезность ситуации, однако подобное формальное обращение легата придавало всему происходящему угрожающий, зловещий смысл. Он прокашлялся, прочищая горло.
        -Так точно, командир, я понимаю.
        -Хорошо. Атеперь, центурион, я требую, чтобы ты описал так, как ты это понимаешь, все вчерашние передвижения и действия Третьей когорты. Потрудись излагать все так, чтобы писец мог заносить твои показания на таблички. Чрезвычайно важно, чтобы эти записи были максимально точными.
        -Да, командир.
        Катон сосредоточился и начал подробнейшим образом рассказывать о том, как когорта дошла до аванпоста, что там было обнаружено, как центурия Макрона получила приказ раздобыть в разоренной крепости инструменты, выступить к броду и приступить к сооружению заграждений, призванных затруднить вражескую переправу, после чего занять позиции и ждать прибытия остальной когорты, отправившейся в погоню за налетчиками, дабы отомстить за гибель воинов гарнизона крепости. Не моргнув глазом он поведал о том, как Максимий приказал ослепить пленных, после чего осмелился задать вопрос:
        -Командир, был ли кто-либо послан на поиски этих пленников?
        -Да. Нынче утром туда отправился кавалерийский отряд, чтобы избавить их от страданий.
        -О…
        -Пожалуйста, продолжай.
        Катон рассказал о том, как когорта форсированным маршем направилась к броду и перешла на бег, увидев, что центурия Макрона подверглась вражескому нападению; как бойцы Макрона у них на глазах отступили с брода, воссоединившись с когортой, выстроившейся на берегу, чтобы попытаться воспрепятствовать вражескому продвижению, что не удалось, и под натиском врага когорта вынуждена была с боем отступить в том направлении, где находились основные силы Второго легиона.
        Когда он закончил, Веспасиан кивнул и, взяв у писца табличку, перечитал показания Катона. Несколько раз легат сверял текст с результатами предыдущих допросов, записанными на других табличках, потом сам взял чистую табличку и стило, чтобы сделать несколько дополнительных пометок, и лишь после этого снова поднял взгляд на Катона.
        -Еще несколько вопросов, центурион, и можешь быть свободен.
        -Слушаю, командир.
        -В крепости, когда центурион Максимий отдал приказ о преследовании налетчиков, указали ему ты либо кто-то другой из центурионов, что такого рода действие будет прямым нарушением приказа, отданного когорте?
        -Я промолчал, командир. Будучи младшим центурионом и по возрасту, и по выслуге, я не счел себя вправе обсуждать распоряжения командира когорты. Остальные центурионы тоже не возражали - за исключением Макрона. Он единственный пытался указать, что когорте предписано прибыть к броду в установленное время и мы уже опаздываем.
        Веспасиан поднял бровь.
        -Но из походного лагеря когорта выступила вовремя. Вчем же причина задержки?
        -По моему мнению, отряд маршировал медленнее, чем я привык, командир.
        -Кто-нибудь еще это заметил?
        -Может быть, кто-то и высказывался. Но я не припоминаю.
        -А Максимий?
        -Не могу знать, командир.
        -Хорошо… - Легат сделал еще несколько пометок и, переместив палец к нижней части таблички, задал следующий вопрос: - Максимий приводил какие-либо доводы в пользу своего решения пуститься в погоню за налетчиками?
        -Ему не было в этом надобности, командир. Он командовал когортой.
        -Понятно. Скажи, почему, по-твоему, командир когорты проигнорировал предостережение центуриона Макрона и все-таки пустился в погоню?
        Катон понимал, что сейчас ступает на весьма зыбкую почву и должен продумать каждое слово, прежде чем озвучить ответ перед легатом.
        -Полагаю, он был взбешен расправой, учиненной варварами над гарнизоном крепости.
        -Он солдат и наверняка видел мертвецов и раньше, разве не так?
        -Так точно, но… кажется, командир гарнизона был его другом. Хорошим другом.
        -То есть, по-твоему, он нарушил приказ, поддавшись эмоциям?
        Катон замер. Скажи он «да», и его показания могут стать губительными.
        -Не могу знать, командир. Не исключено, что центурион Максимий счел, что этот отряд может быть опасен для когорты, если нападет на нас с тыла, когда мы будем оборонять брод. Возможно, он стремился устранить угрозу.
        -Возможно, - повторил за ним Веспасиан. - Но ты этого не знаешь, потому что он о такой угрозе ничего не говорил. Так?
        -Так точно, командир.
        Веспасиан фыркнул.
        -Тогда придерживайся того, что ты знаешь точно, а не высказывай догадки.
        -Прошу прощения, командир.
        -Далее… Когда вы приблизились к броду и увидели, что вражеская армия штурмует остров, можешь ты сказать, что центурия Макрона оказывала врагу ожесточенное сопротивление?
        -Ожесточенное сопротивление?
        -Ладно, выразимся по-другому. Как долго они пытались защищать переправу после того, как увидели, что остальная когорта на подходе?
        Катон мгновенно уразумел значение этого вопроса и впервые за время разговора испугался за своего друга.
        -Мне трудно судить об этом, командир. Ядвигался в хвосте колонны.
        Веспасиан вздохнул и похлопал стилом по табличке.
        -Когда ты подошел достаточно близко, чтобы все видеть, они защищали брод?
        -Нет, командир. Они отступали к берегу, а сам Макрон с небольшим отрядом прикрывал отступление. Центурия с боем отходила на соединение с остальной когортой.
        -А что, с того места на дальнем берегу, где находился ты, этот бой был виден?
        -Не вполне, командир.
        -Не вполне?
        -Обзор частично закрывали деревья, командир.
        -Таким образом, ты не можешь точно сказать, был ли Макрон отброшен превосходящими вражескими силами или просто покинул занимаемую позицию?
        Катон ответил не сразу. Он просто не мог. Впрочем, ответь он отрицательно, это хоть и не стало бы обвинением другу, вряд ли смогло бы ему помочь.
        -Ты знаешь Макрона, командир. Знаешь, какой он солдат и какой человек. Он никогда не отступит без боя и будет держаться до последней возможности и даже тогда…
        -Это не имеет отношения к делу, центурион Катон, - прервал его Веспасиан. - Я по-прежнему жду от тебя прямого ответа на заданный мною вопрос.
        Некоторое время Катон беспомощно смотрел на легата, после чего пробормотал:
        -Нет… битвы на острове я видеть не мог.
        Веспасиан сделал еще одну пометку, после чего пристально воззрился на Катона.
        «Ну вот, - подумал молодой центурион, - сейчас будет самое главное. Самый опасный вопрос легат наверняка приберег напоследок».
        Катон постарался сосредоточиться.
        -Ну, осталось прояснить совсем немного, и я тебя отпущу. Как я понимаю, по прибытии Третьей когорты к броду была предпринята попытка остановить врага?
        -Так точно, командир.
        -И насколько, по твоему мнению, эффективно осуществлялась оборона?
        Не успел Катон сформулировать объективный ответ на этот вопрос, как перед его мысленным взором возникла картина отчаянной, кровопролитной схватки.
        -Противник значительно превосходил нас числом, командир. Мы были вынуждены отступить.
        -Вынуждены?
        -Так точно, командир. После того, как они вытеснили нас с брода, возникла угроза охвата с флангов. Нам пришлось отойти и перестроиться, иначе бы нас перебили.
        -А тебе не приходило в голову, что, прояви Третья когорта больше решимости и стойкости, битва могла бы завершиться для нас полным успехом?
        -Командир, кто спорит, сумей мы продержаться, результат был бы иным. Но при всем моем почтении тебя там не было.
        Писец нервно втянул воздух и боязливо покосился на легата. Веспасиан выглядел разъяренным: где это видано, чтобы самый младший центурион легиона говорил с легатом подобным манером? Некоторое время он продолжал буравить Катона взглядом, но потом щелкнул пальцами и велел писцу:
        -Эту последнюю фразу сотри: ее в отчете быть не должно.
        Вто время как писец перевернул стило и использовал плоский конец, чтобы стереть оскорбительные слова, Веспасиан тихо обратился к центуриону:
        -Принимая во внимание твой послужной список и предыдущие заслуги, я оставляю эту твою выходку без последствий. Но имей в виду, в другой раз я не буду столь снисходителен. Предписываю тебе, как и всем остальным, оставаться в лагере. Больше никакого купания - тебя могут вызвать в любой момент без предварительного уведомления. Свободен!
        -Есть, командир.
        Катон вытянулся по стойке «смирно», отдал честь, четко повернулся кругом и вышел из палатки, после чего побрел в расположение Третьей когорты. Провиантский обоз подоспел еще раньше, днем, и легионеры, наскоро подкрепившись, ставили палатки. Вместо разложенного на земле кучками снаряжения появились сотни палаток из козьей кожи, тянувшихся ровными рядами по обе стороны от Преторианской дороги. Солдаты перетащили свое снаряжение внутрь и теперь или спали в тени палаток, или, собравшись небольшими кучками, тихонько болтали на солнышке о чем-то своем. Добравшись до расположения Шестой центурии, Катон убедился, что его бойцы тоже устроили лагерь как положено, поставив в том числе палатку и для него. Зайдя внутрь, он начал расстегивать ремни, но тут падавший внутрь через открытый полог солнечный свет частично загородила тень. Катон поднял взгляд и увидел Макрона.
        -Вот смотрю, ты вернулся. Как дела?
        -Хреново. Похоже, я все время говорил не то, что надо.
        -Понимаю, - промолвил Макрон с горькой улыбкой. - Хотя обычно ты со словами не теряешься.
        -Да я и сейчас вроде как не терялся. Только сдается мне, ничто из того, что я говорил, не имело значения. Похоже, легат уже составил свое мнение о том, что произошло. - Катон прекратил возиться с пряжками и уставился в землю. - Думаю, у нас неприятности… большие неприятности.
        Глава 17
        Незадолго до сумерек Веспасиан направился на другой берег Тамесис, в главный лагерь командующего Плавта, с докладом. Протоколы допросов он вез с собой в больших переметных корзинах на спине своего коня, позади седла. Вспомогательные подразделения весь день копали глубокие рвы поблизости от брода, куда оттащили тела убитых прошлым вечером бриттов. Трупы больше не отравляли воздух, но трава, на которой они недавно лежали, оставалась темной от запекшейся крови. Ее запах заставлял коня нервно раздувать ноздри, а Веспасиан погонял животное, желая поскорее подняться на кряж и оставить место побоища позади.
        Внутри лагеря легат спешился перед штаб-квартирой командующего и подал знак одному из караульных, чтобы тот занес в шатер корзины с записями. Как раз когда последний отблеск закатного солнца исчез за горизонтом, дежурный писец сопроводил легата в шатер, где множество его коллег работали, составляя сводный административный отчет о вчерашней битве, который требовалось приукрасить для официальной истории.
        Чего там только не было: списки личного состава, перечень потерь, расходные описи оружия и снаряжения. Тут же готовились проекты приказов, касающихся дальнейшего хода кампании.
        Скоро сентябрь, подумал Веспасиан, и Плавт надеется надежно окопаться на берегах Сабрины до того, как пойдут дожди и осенняя распутица прикует легионы к месту.
        Сейчас, когда войско Каратака практически уничтожено, враг вынужден будет ограничиться мелкими вылазками - во всяком случае, до тех пор, пока новое племенное ополчение не будет набрано, вооружено и обучено хотя бы основным боевым навыкам. Воинская каста, составлявшая ранее костяк его армии, понесла огромные потери еще в прошлом году, и представителей этого сословия уцелело совсем немного. Правда, скорее всего среди уцелевших находится и сам Каратак. Апока он жив, дух сопротивления будет тлеть в сердцах бриттов, угрожая в любой момент вновь разгореться пожаром войны против римских захватчиков. Веспасиан нахмурился. Этот проклятый вождь значил очень много. Куда больше, чем тысячи его соплеменников, зарытых во рву рядом с рекой.
        Когда Веспасиана ввели к командующему, тот изучал большую, разложенную на столе карту. Рядом стояли другие легаты и старшие трибуны. Веспасиан поймал взгляд своего старшего брата, Сабина, и кивнул ему. Рядом со столом с откровенно скучающим видом сидел Нарцисс, тщательно очищавший грушу богато украшенным ножом.
        -Веспасиан, ты присоединился к нам в интересный момент, - промолвил командующий, вскинув глаза. - Мы только что получили донесения от конных подразделений.
        Веспасиан кивком отпустил солдата, принесшего корзины и поставившего их возле кожаной стенки палатки, и присоединился к командирам, собравшимся у стола.
        Карта представляла собой большое полотнище из искусно выделанных кож, на которое в штабе командующего постоянно наносили новые и новые открываемые на острове географические объекты, уточная и исправляя детали. Диспозиция римской армии обозначалась красными деревянными кубиками с вырезанными на верхней грани номерами подразделений. Символы вражеских сил на карте отсутствовали.
        Командующий слегка кашлянул, прочищая горло.
        -Нам известно, что вчера некоторому количеству врагов удалось от нас ускользнуть; предположительно их около пяти тысяч. Яприказал кавалерии преследовать их и уничтожать, и командиры конницы докладывают, что порубили по меньшей мере еще две тысячи варваров, прежде чем те скрылись среди огромных болот… вот здесь.
        Плавт подался вперед и похлопал по карте, указывая на территорию, расположенную милях в десяти-пятнадцати к юго-западу от брода.
        -Тамошние низины переходят в непролазные топи, благодаря чему туземцам и удалось ускользнуть от нашей кавалерии. Но только после того, как они развернулись и дали нашей коннице бой. Мы начали нести потери, так что кавалерия отошла и сейчас патрулирует подступы к болотам. Таким образом, уважаемые, нам предстоит решить небольшую задачу. Конечно, в настоящий момент мы можем вообще игнорировать этих беглецов. Вконце концов, их осталось не так уж много. Не настолько много, чтобы всерьез угрожать нашим операциям. Но с другой стороны, не приходится сомневаться в том, что бритты очень быстро восстановят боевой дух и снова станут нам досаждать. Кроме того, они, конечно же, будут всячески подбивать колеблющиеся племена на противостояние с Римом. Таким образом, наша непосредственная задача состоит в том, чтобы завершить это дело, покончив с остатками армии Каратака и, безусловно, с ним самим, если он действительно уцелел во вчерашнем сражении. Нам необходимо воспользоваться тем, что Каратак зализывает раны, и извлечь из сложившейся ситуации все возможное. Поскольку, сколько бы ни осталось значительных
вражеских отрядов, мы можем наконец позволить себе рассредоточить силы для скорейшего достижения наших целей. Действуя быстро, мы покроем основную территорию Британии сетью дорог и укреплений. Когда это будет сделано, дикари лишатся возможности передвигаться по стране втайне от нас, а если и попытаются, чтобы покончить с ними, потребуется уже не военная кампания, а простая операция по наведению порядка. Вот сюда…
        Плавт потянулся за одним из кубиков и переставил его далеко на восток, на земли, обозначенные как принадлежащие икенам - племени, в прошлом году объявившему о союзе с Римом.
        Потом командующий повернулся к старшему из командиров, Гозидию Гета, легату Девятого легиона.
        -Девятый легион перебазируется сюда, построит укрепленный лагерь и оттуда силами вспомогательных войск начнет постепенное продвижение на север, основывая по пути небольшие крепости, которые станут служить опорными пунктами. Тамошние племена в основном настроены к нам дружески. Это хорошо, но я хочу, чтобы была произведена демонстрация силы. Понимаешь? Ты должен дать им понять, что Рим пришел навсегда. Никаких походных лагерей - только постоянные, укрепленные базы, и выглядеть они должны впечатляюще.
        -Будет исполнено, командир! - живо откликнулся Гета и улыбнулся. - Ты уж положись на меня, командир, я этих дикарей живо призову к порядку.
        -А вот этого не надо! - заявил Плавт, подняв палец. - Как раз этого я намерен категорически избегать. Наши силы будут рассредоточены, и чего нам совсем не нужно, так это чтобы у туземцев появился повод для возмущения. После того как твой легион прибудет на место, тебе надо будет принять все меры для установления добрых отношений с местными племенными вождями. Бывай у них на пирах, ходи с ними на охоту. Пусть твои строители возводят для них мосты, бани, удобные виллы - делают все, чтобы они поняли, какие преимущества даст им присоединение к империи. Я хочу, чтобы эти варвары, обитатели болот, романизировались, и чем скорее, тем лучше. Когда это произойдет, мы сможем подумать о расширении провинции на запад и на север.
        Он жестом указал на земли, принадлежащие силурийцам и бигантианам, и командирам не удалось скрыть удивления размахом его амбиций. Плавт, наблюдая за их реакцией, улыбнулся.
        -Это работа на будущее, уважаемые. Всему свое время… а пока Двенадцатый легион продолжит движение к северу от Тамесис, затем переправится через Сабрину и устроит там базовый лагерь. Ясам отправлюсь туда вместе с ним, так что прекрасная коллекция вин легата Сульпиция Пизона окажется под двойной охраной.
        Командиры вежливо посмеялись, после чего командующий повернулся к Сабину:
        -Ты возглавишь самую сильную колонну, которая выступит прямо на север. Вот сюда.
        Плавт передвинул кубик Четырнадцатого легиона по карте так, что он оказался между Девятым и Двенадцатым.
        -Тебе предстоит построить дорогу, которая соединит все три легиона. Это позволит нам в случае необходимости быстро сосредоточивать силы в нужном месте. Уважаемые, завершение кампании не за горами. Рим наконец сможет считать эти земли частью империи. Еще несколько лет, и Британия превратится в полноценную провинцию, которая будет платить налоги в имперскую казну.
        -Я склонен думать, что в Риме этот дикий край уже считают частью империи…
        Все командиры обернулись к Нарциссу, который, не глядя на них и очищая ножиком вторую грушу, продолжил:
        -Напомню, что в конце прошлого года наш император прошел по улицам столицы в триумфальном шествии. То, чем вы здесь теперь занимаетесь, официально уже не война, а зачистка захваченной территории - на вашем месте я бы не забывал об этом. Предположение, будто бы император не смог сокрушить бриттов и завоевать остров, попахивает предательством и играет на руку врагам государства.
        Нарцисс положил нож, отправил сочную дольку груши в рот и улыбнулся.
        -Это просто добрый совет относительно того, как желательно составлять официальные отчеты. Надеюсь, никто на меня не в обиде. Прошу, дорогой командующий, продолжай.
        Плавт резко кивнул и вновь обратился к карте.
        -Веспасиан, ты остаешься на юге. Твоей главной задачей будет полное умиротворение юго-востока, и сделано это должно быть как можно скорее. По возможности к концу этого сезона, пока есть возможность вести военные действия. Остатки армии Каратака следует найти и уничтожить. Если нападешь на след самого Каратака, постарайся захватить его в плен. Желательно сохранить ему жизнь.
        -Сохранить жизнь, командир? Яполагал, мы хотим навсегда убрать его с нашего пути.
        -Мы его и уберем. Но присутствующий здесь секретарь императора желал бы отправить этого дикаря закованным в цепи в Рим, в подарок Клавдию. Вкачестве напоминания о проведенной нашим императором блистательной кампании по покорению бриттов.
        -Не переусердствуй, командующий, - тихо промолвил Нарцисс.
        Плавт предпочел сделать вид, будто этого не услышал, и продолжил наставлять Веспасиана:
        -По данным нашей разведки, болота занимают огромную территорию, до самой реки Сабрина. Топи пересекает множество троп, некоторые из них относительно сухие и ведут к небольшим поселениям, но значительные пространства просто залиты водой. Есть и относительно глубокие бухты, но они слишком малы для плавания на чем-либо большем, нежели плот. Ходят слухи, что где-то в этих низинах Каратак обустроил укрепленный лагерь, но нам до сих пор не удалось захватить пленных, которые могли бы выдать его расположение. Понимаю и признаю, Веспасиан, это будет непросто, но мне необходимо, чтобы спасшиеся враги были найдены и уничтожены. Если обнаружишь лагерь, разрушь его до основания. Сможешь захватить Каратака живым - сделай это.
        Плавт помедлил и улыбнулся.
        -Но если не получится, ничего страшного - думаю, мы найдем, что преподнести императору в память о его путешествии в Британию.
        -Мудрые слова, - поддержал его Нарцисс.
        Веспасиан присмотрелся к карте. Болотистые низины действительно занимали громадную территорию, и границы их были помечены на карте лишь приблизительно на основе сведений, полученных от туземцев или торговцев. Более или менее подробно на карте была изображена лишь долина, которая тянулась вдоль края топей, следуя руслу реки, которая, собственно, и питала болота. На карту было нанесено несколько предположительно пересекающих эту зону троп, и Веспасиан провел вдоль одной из них пальцем, прослеживая вероятный маршрут. Палец запачкался - видимо, объект был нанесен на карту совсем недавно. Командующий поморщился, глядя на образовавшуюся кляксу.
        -Обещаю, как только мы обновим карту, для тебя будет сделана копия. Итак, легат, врагов осталось немного, а значит, и покончить с ними не составит для тебя особого труда. Акак только ты сокрушишь Каратака и остатки его сил, с сопротивлением на юге будет покончено.
        Глаза командующего воодушевленно сверкнули.
        -Вот так, уважаемые. Укого есть вопросы? Нет вопросов? Очень хорошо. Письменные приказы все получат в ближайшее время. Выступить из лагеря вам предстоит послезавтра, так что рекомендую начать подготовку.
        -Всего один день на подготовку, командир? - с недовольным видом уточнил Сабин.
        -По-моему, я ясно выразился. Мы и так потеряли в этом году уйму времени и теперь должны действовать быстро, чтобы возместить потерю. Асейчас, если вопросов больше нет, предлагаю всем разойтись по своим легионам и взяться за работу.
        Веспасиан дождался, когда легаты и трибуны разошлись, после чего подошел к командующему.
        -Командир, я опросил всех центурионов своей Третьей когорты: их показания записаны и доставлены сюда.
        Он указал на корзины возле стенки палатки.
        -Хорошо. Я передам эти документы своему главному писцу, он подготовит все необходимое для официального разбирательства. Если будем действовать быстро, то покончим с этим за несколько дней.
        -Нет, - вмешался Нарцисс, - это надо сделать незамедлительно.
        Командующий Плавт повернулся к вольноотпущеннику, и Веспасиан отметил, как он сжал челюсти, с трудом сдерживая гнев.
        -Прошу прощения, Нарцисс, ты хочешь добавить что-то свое к дисциплинарным процедурам, принятым в моих легионах?
        -Ты, очевидно, хотел сказать «в императорских легионах».
        -Конечно.
        Нарцисс улыбнулся.
        -Боюсь, я вынужден тебя поторопить. Ты ведь знаешь, на рассвете я отбываю в Рим, и мне необходимо отправиться туда с докладом.
        -Да… постыдная история.
        -Вот именно. Мне ведь в любом случае придется упомянуть о том, как вчера была упущена возможность окончательно разделаться с Каратаком.
        -Ну, естественно.
        -Император и сенат должны знать, что виновные в этом провале выявлены и понесли должное наказание. Поэтому, боюсь, провести настоящее, соответствующее процедуре расследование мы не сможем за неимением времени. Нам нужно действовать безотлагательно, прямо сейчас.
        -Сейчас? - командующий нахмурился.
        -Сегодня вечером, - твердо заявил Нарцисс. - До конца ночи следствие должно быть завершено, а вынести приговор виновным необходимо к утру, до моего отъезда.
        -Абсурд! - возмутился Плавт. - Это невозможно!
        -Вовсе нет. Анасчет того, что возможно, я тебе скажу следующее. Вполне вероятно, что в Риме с большим неодобрением отнесутся к провалу твоей попытки уничтожить Каратака и его войско. Если только я не смогу убедить их, что ты одержал решающую победу. Бегство Каратака можно представить как досадную мелочь, тем более что виновные в том, что ему удалось ускользнуть, были незамедлительно изобличены и понесли примерное наказание. Ясно, что лучше всего для этого подойдет кто-нибудь из Третьей когорты Веспасиана.
        -Но мы же еще не проводили расследование, - напомнил командующий. - Мы не можем признать кого-либо виновным без соответствующей процедуры.
        -И все-таки это придется сделать, мой дорогой командующий, потому что иначе виновным можешь оказаться ты.
        Нарцисс выдержал паузу, чтобы угроза дошла до собеседников, и заговорил снова, в своей обычной, учтивой, спокойной, невозмутимой манере:
        -Итак, могу я предположить, что ты отдашь необходимые приказы?
        Командующий Плавт гневно воззрился на грека, мечтая подвергнуть этого наглеца и выскочку страшным пыткам, которые рисовались сейчас в его воображении. От бесцеремонной дерзости вольноотпущенника перехватывало дыхание, но социальная пропасть, разделявшая сенатора и вольноотпущенника, который всего несколько лет назад был рабом Клавдия, стиралась тем простым фактом, что Нарцисс являлся самым близким и доверенным советником императора. Иесли император управлял Римом, то императором - и Плавт это знал - управлял вольноотпущенник. Только сейчас Нарцисс обрел соперника в лице интриганки Мессалины, юной жены Клавдия, но это лишь делало коварного грека еще более опасным.
        -Приказы будут отданы.
        -Большое спасибо, командующий.
        Нарцисс вновь сосредоточился на очищенной от кожицы груше, лежавшей на серебряной тарелке, которую он держал на коленях: теперь грек старательно разрезал ее поблескивающим ножиком на аккуратные ломтики.
        -Извести меня, когда все будет готово. Яподожду здесь.
        Плавт, которого с души воротило от пребывания в одной палатке с вольноотпущенником, подхватил вьючные корзины, хлопнул Веспасиана по плечу и подтолкнул к выходу. Оказавшись в палатке писцов, вне пределов слышимости Нарцисса, Плавт негромко обратился к подчиненному:
        -Тебе лучше вернуться к своему легиону. Третья когорта должна построиться без оружия, в одних туниках, и к ней надо приставить стражу.
        -Почему, командир? Зачем подвергать их такому позору?
        -Затем, чтобы они почувствовали стыд. Чтобы знали - если опозорилось подразделение, то это распространяется на каждого, вне зависимости от должности и звания. Это послужит хорошим примером для других когорт.
        -Но, командир…
        Вся эта немыслимая спешка с расследованием сбивала легата с толку, мешая сосредоточиться.
        -Подумай о боевом духе солдат. Такое публичное унижение станет позором и для всего легиона, и все, чего мы добивались в ходе этой кампании по части сплоченности, гордости своим подразделением, пойдет псу под хвост.
        Плавт остановился и повернулся к легату, подняв брови.
        -Псу под хвост? Какое вульгарное выражение. Мне кажется, ты проводишь слишком много времени в обществе простолюдинов… Возможно, тебе стоило бы вернуться в Рим, пока ты не забыл, кем являешься.
        -Я знаю, кем являюсь, - холодно ответил Веспасиан. - Атакже знаю, что правильно, а что нет. Иговорю тебе: то, что мы тут устраиваем вместо настоящего расследования, это ошибка. Ничего хорошего из этого не выйдет… командир.
        Плавт уставил на него взгляд.
        -Сдается мне, легат, ты забыл, кем являешься. Яотдал тебе приказ. Отправляйся к себе в легион и подготовь все к слушанию. Как только я обговорю этот вопрос со своими писцами, сразу же прибуду в расположение твоего легиона, и мы немедленно приступим к делу. Если же к тому времени необходимые приготовления не будут завершены, я расширю рамки расследования и не ограничусь командирами твоей Третьей когорты. Я ясно выразился?
        -Так точно, командир.
        -Тогда исполняй.
        Глава 18
        Старший трибун Плиний набрал побольше воздуху и выкрикнул приказ:
        -Центурионы, ко мне!
        Перед штабными палатками Второго легиона ровными шеренгами стояли бойцы когорты Максимия. Уже стемнело, но их строй был хорошо виден благодаря колеблющемуся свету множества факелов, которые держали в поднятых над головами руках назначенные в конвой легионеры Первой когорты. Вотличие от своих товарищей подчиненные Максимия были без оружия и даже без доспехов, в одних туниках. Весь лагерь уже знал: эти люди осуждены и скоро могут быть изгнаны из лагеря в наказание за то, что днем раньше не смогли удержать брод. Некоторые солдаты выглядели откровенно напуганными. «Что и неудивительно, - думал Катон, строевым шагом направляясь к старшему трибуну. - Это ведь и вправду страшно, оказаться без какого-либо укрытия от непогоды и без оружия, чтобы защититься от вражеских шаек, которые запросто могут соблазниться возможностью, ничем не рискуя, раздобыть несколько голов римских захватчиков. Иведь неизвестно, сколько это наказание продлится».
        Катон встал рядом с другими центурионами, образовавшими шеренгу перед старшим трибуном. По обе стороны от них выстроился конвой.
        -Шагом - марш! - скомандовал трибун, и группа направилась к входу в самый большой шатер. Полог его был отдернут и закреплен, и было видно, что изнутри шатер залит ярким светом укрепленных на стояках масляных ламп. Сквозь проем Катон заметил: рабочие столы писцов сдвинуты вместе, образуя длинный стол в задней части шатра, перед которым оставалось свободное пространство.
        Еще несколько столов стояли сбоку, за ними уже сидели писцы, готовые вести протокол заседания.
        Трибун Плиний под конвоем завел центурионов в шатер и жестом велел им выстроиться перед пустым столом. Конвоиры, держа ладони на рукоятях мечей, сформировали вторую шеренгу за их спинами. Писцы склонились над табличками, держа стило в руках, готовые начать свою работу. Все молча замерли в духоте шатра, ожидая появления членов трибунала. Катон, в первый раз оказавшийся в подобном положении, внутренне робел, но твердо решил никоим образам не выдавать своего страха. Вытянувшись в струнку, он смотрел прямо перед собой. Однако в ходе ожидания взгляд его скользнул по шеренге товарищей, и он заметил, что Феликс беспрерывно сжимает и разжимает кулаки. Неожиданно Феликс повернул голову, и их взгляды встретились. Катон слегка кивнул, указывая глазами на кулаки и взглянув в указанном направлении, Феликс явно удивился тому, что сжимает и разжимает пальцы, сам того не замечая. Он тут же прекратил нервные движения и благодарно подмигнул Катону, прежде чем снова устремил взгляд вперед. Что же до Катона, то ему полегчало оттого, что переживает в нынешних обстоятельствах не он один.
        Откинулся боковой полог, и в шатер вошел префект лагеря. Он шагнул в сторону от входа и провозгласил:
        -К прибытию высших командиров - встать, смирно!
        Писцы встали из-за столов и вытянулись в струнку, точно так же, как подконвойные центурионы и стража. Легат и командующий, войдя в шатер, быстро направились к своим местам. Потом, после небольшой паузы, появился Нарцисс, усевшийся по другую сторону от командующего.
        Как только он занял свое место, префект выкрикнул:
        -Вольно!
        Командующий Плавт, не мешкая, приступил к делу.
        -Прежде чем начать слушания, я прошу занести в протокол то, что чрезвычайные обстоятельства делают невозможным проведение обычной, оговоренной уставом процедуры, поскольку расследование требуется завершить как можно скорее. В связи с этим я объявляю: приговоры будут вынесены сразу же по окончании заседания трибунала и безотлагательно, при первой возможности, приведены в исполнение.
        Командиры Третьей когорты переглянулись, обеспокоенные столь серьезным нарушением их прав. Если бы слушания происходили в крепости или базовом лагере, они продолжались бы дольше, были тщательнее, и обвиняемые имели бы больше возможности для защиты. Вполевых условиях допускалось некоторое упрощение процедуры, однако в данном случае ею фактически пренебрегали, что буквально ошеломило центурионов.
        Прежде чем кто-то попытался возразить, командующий продолжил:
        -Настоящее расследование имеет своей целью выяснить: соответствует ли исполнение своих обязанностей бойцами и командирами Третьей когорты высоким требованиям, предъявляемым к тем, кому оказана честь нести службу во имя императора Клавдия, а также сената и народа Рима. Суть рассматриваемого вопроса в том, что на августовские иды сего года командир когорты Гай Норбан Максимий не выполнил полученный им приказ; результатом пренебрежения долгом стало бегство пяти тысяч вражеских солдат. Кроме того, отдельным пунктом, согласно показаниям Максимия, центурион Люций Корнелий Макрон обвиняется в том, что не оказал должного отпора врагу, защищая остров посередине реки, и отступил, дав противнику возможность преодолеть переправу. После чего Третья когорта под началом помянутого выше Максимия, встретив противника на берегу реки, не проявила должной стойкости и упорства в отражении атаки. Тщательно ознакомившись с представленными мне материалами допросов, я составил мнение, что вся Третья когорта, и в первую очередь ее командный состав, разделяет вину за случившееся. Однако прежде, чем будет вынесено решение, я
спрашиваю, желает ли кто-либо из командиров воспользоваться возможностью ответить на обвинения?
        Командующий Плавт поднял взгляд, ожидая, позволит ли себе кто-либо из центурионов высказаться в свое оправдание.
        Макрон стиснул зубы от горечи и ярости, ведь Максимий фактически обвинил его в предательстве. Однако центурион не мог выступить в свою защиту, у него не было возможности оправдаться, и Макрону оставалось лишь гневно смотреть на человека, который был не только истинным виновником произошедшего, но и лгуном. Ведь Максимий обещал командирам признать свою вину, но вместо этого выгораживал себя и договорился до того, что позорное обвинение пало на его товарищей. Иуж совсем непростительно было то, что, стараясь расширить круг обвиняемых, он фактически ославил всех бойцов когорты трусами.
        -Командир, могу я высказаться?
        Все взоры обратились к Веспасиану.
        -Говори, легат. Но кратко и по существу дела.
        -Слушаюсь, командир. Итак, прошу занести в протокол, что я возражаю против всех выдвинутых обвинений.
        Глаза Плавта расширились от изумления: он никак не ожидал открытого противодействия своему, как он считал, непререкаемому суждению. Командующий нервно сглотнул и лишь потом спросил:
        -На каком основании?
        Веспасиан заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:
        -На том основании, что рамки прозвучавших обвинений слишком узки. Не отрицая того, что Третья когорта действительно не проявила должной быстроты и доблести при выполнении поставленной задачи, я не могу обойти вниманием тот факт, что задача эта исчерпывалась обороной брода от возможных беглецов с места основного сражения. Основное же сражение, как предполагалось, должно было развернуться у двух других бродов. Никто не предполагал, что Максимию и его бойцам придется противостоять всему вражескому войску.
        Веспасиан выдержал паузу и глубоко вздохнул, прежде чем перейти к сути.
        -Вопрос, который я хотел бы увидеть занесенным в протокол, состоит в том, что же все-таки помешало армии командующего Плавта заставить противника принять бой на наших условиях у тех двух бродов, где это планировалось самим командующим?
        На сей раз потрясение и изумление всех находившихся в шатре было столь велико, что воцарилась гробовая тишина. Присутствующие лишь переводили взгляды с командующего на легата и обратно, ожидая, как отреагирует Плавт на эту неприкрытую атаку.
        Катон чувствовал, как в самом воздухе шатра повисло напряжение, словно в преддверии яростной бури. Плавт сначала ошеломленно таращился на Веспасиана, потом перевел взгляд на Нарцисса. Секретарь императора слегка покачал головой. Плавт повернулся к собравшимся в палатке.
        -Данный вопрос не относится к предъявленным обвинениям и, следовательно, задан не по существу. - Он глянул на писцов. - Апотому внесен в протокол не будет.
        -Это неприемлемо, командир.
        -Очень даже приемлемо, легат. Яотдаю это распоряжение своей властью.
        -Командир, ты не вправе осуждать бойцов за то, что они не смогли устоять перед многократно превосходящими силами противника.
        -В истории многих армий имеются примеры героического самопожертвования, - с язвительной улыбкой напомнил Плавт.
        -Имеются, - согласился Веспасиан. - Однако если мы обвиняем Третью когорту в том, что она не выполнила свою задачу по сдерживанию противника, но освобождаем от ответственности тех, кто не выполнил задачу по втягиванию противника в большое сражение и по чьей вине когорта оказалась лицом к лицу с целой армией, не прибегаем ли мы к двойным стандартам? Ты осуждаешь этих командиров и их легионеров в том, что они не справились с заданием. Но при этом ты ни в чем не обвиняешь тех, кто, действуя под твоим непосредственным командованием, не проявил достаточной оперативности, чтобы захлопнуть тобою же задуманную ловушку. Аведь именно из-за того, что они не преуспели в выполнении полученных приказов, враг сумел избегнуть западни и обрушиться превосходящими силами на Третью когорту.
        «Ну, тут легат перебрал», - подумал Катон, оглядывая помещение. Потрясение на лицах находившихся в шатре командиров красноречиво говорило о том, как далеко отступил Веспасиан от обычного, принятого порядка таких заседаний. Командующий, взиравший на своего подчиненного, был настолько охвачен гневом и изумлением, что некоторое время не мог вымолвить ни слова. Наконец, прокашлявшись, он обратился к писцам:
        -Занесите в протокол - легат предпринял попытку воспрепятствовать проведению слушаний. Вбудущем мы непременно проведем дополнительное расследование, касающееся его неуместных заявлений, но в настоящий момент вернемся к непосредственному предмету слушаний. Будем рассматривать конкретные обвинения, одно за другим. Центурион Максимий.
        -Да, командир.
        -Ты отрицаешь обвинение в невыполнении приказа?
        -Да, командир.
        -Да?
        -Мы двигались к броду с максимальной быстротой, командир. Но когда обнаружили, что аванпост был захвачен, я счел опасным продолжать путь, зная: противник может угрожать нашим флангам и тылу. Мы настигли врага, разбили его и продолжили путь к броду. Вполном соответствии с полученным приказом, командир.
        -Было ли твое решение немедленно расправиться с налетчиками продиктовано исключительно тактическими соображениями?
        -Разумеется, командир, - ответил Максимий после едва заметной заминки.
        -А не пытался ли кто-либо из командиров отговорить тебя?
        -Припоминаю, некое несогласие имело место. Но у меня не было времени разъяснять ситуацию каждому по отдельности. Кроме того, после того как старший центурион отдает приказ, все споры заканчиваются.
        -Это верно, - кивнул Плавт и обратил свой взор к Макрону. - Переходим ко второму обвинению. Центурион Макрон, почему брод не был защищен должным образом до прибытия неприятеля?
        Макрон оторвал взгляд от Максимия, постарался согнать с лица гневное выражение и шумно прочистил горло.
        -Потому что этим занималось меньше людей, чем следовало, командир. И, кроме того, в разоренной крепости мы почти не нашли пригодных для работы инструментов - большую их часть сожгли налетчики. Поэтому, когда мы прибыли к броду, у нас не было ни инструментов, ни времени для того, чтобы вырыть ров и насыпать вал. Лучшее, что мы могли сделать, это соорудить из поваленных деревьев, ветвей и сучьев заграждение на острове да забить в речное дно на переправе заостренные колья. Унас и топоров-то почти не было, так что рубить деревья многим пришлось мечами.
        -Звучит убедительно. Ясогласен с тем, что у вас вряд ли была возможность защитить брод лучше. Но почему вы отступили до того, как к переправе подошла остальная когорта? Твой отряд понес тяжелые потери?
        -Никак нет, командир.
        -Вас обошли с флангов, угрожая окружением?
        -Никак нет, командир.
        -Так почему же вы прекратили обороняться и отошли? Очевидно, на то были веские основания?
        Макрон выглядел удивленным.
        -Да, разумеется, командир.
        -Излагай.
        -Во время второй атаки противнику удалось разрушить часть нашего заграждения, и он готовился нанести удар по нашим бойцам, оставшимся без прикрытия. При этом, командир, бритты собирались использовать тяжелую пехоту, построившуюся «черепахой». Увидев это, я понял, что удержать остров мы не сможем, и в такой ситуации разумнее отступить, соединиться с центурионом Максимием и попытаться удержать наш берег реки.
        -«Черепаха»? - Плавт насмешливо улыбнулся. - Ты утверждаешь, что они построились «черепахой»?
        -Так точно, командир. Исделали это достаточно умело.
        -О, уверен, так оно и было, центурион. Настолько умело, что сумели обратить тебя в бегство.
        -Я не бежал, командир, - резко возразил Макрон. - Никогда не бегал и не побегу.
        -А что же ты в таком случае сделал?
        -Кажется, в наставлениях такой маневр именуется «отступлением с боем».
        -Хм… мы об этом подумаем… - Командующий Плавт бросил взгляд на свои заметки. - Апока перейдем к последнему пункту. Центурион Максимий, готов ли ты утверждать, что твои бойцы защищали берег реки настолько стойко и доблестно, насколько это предписывал им долг?
        -Честно говоря, нет, командир. Легионеры валились с ног от усталости. Последнюю милю перед бродом мы преодолели бегом и прямо с марша бросились в бой, не успев даже отдышаться. Люди были вымотаны до предела, а когда они увидели, какое множество врагов собралось на том берегу, намереваясь напасть на нас…
        -Ну?
        Максимий опустил глаза и поглядел на носки своих сапог.
        -Думаю, командир, они испугались, поскольку не были готовы сразиться с таким множеством варваров. Поэтому мы отступили от берега и стали дожидаться подкрепления. Уменя не было выбора. Нет смысла бросать когорту в бой, если она к нему не готова. - Он посмотрел на командующего с вызовом. - Влюбой другой день…
        -Центурион, - прервал его Плавт. - Ни о каком другом дне речи не идет. Иодного этого хватит с избытком. Ты и твои бойцы продемонстрировали полное несоответствие высоким требованиям, какие налагает звание легионера.
        Прежде чем вынести заключительное суждение, командующий выдержал паузу, и не просто ради дешевого театрального эффекта. Он хотел, чтобы эти люди пережили несколько мгновений настоящего ужаса в ожидании решения их участи.
        -Третья когорта лишается права на пребывание в лагере на шесть месяцев. Со знамен всех центурий будут удалены награды и знаки отличия, начисление выплат приостановлено, рацион ограничен ячменем и водой. Приговор вступает в силу немедленно.
        Несмотря на полугодовую перспективу тяжкого, полуголодного существования, самым сильным чувством, которое испытал Катон, был стыд. Каждому подразделению в армии станет известно, что он, вместе с прочими бойцами и командирами когорты, пренебрег своим долгом. Куда бы они ни направились, им придется маршировать под оголенными штандартами, знаками бесчестья. Тень этого черного приговора будет лежать на нем куда дольше оговоренных шести месяцев: память о преступлении всегда превосходит срок наказания.
        Командующий сложил свои таблички и уже собирался встать, когда Нарцисс вдруг подался к нему и положил руку на его плечо:
        -Один момент, командующий.
        -В чем дело?
        Нарцисс склонился поближе и заговорил так тихо, что слышать его мог только Плавт. Вшатре воцарилась неестественная тишина: все затаили дыхание и напрягли слух, пытаясь уловить хотя бы одно слово. Несколько мгновений Плавт внимательно слушал, потом на его лице появилось выражение ужаса, и он покачал головой. Нарцисс заговорил еще более настойчиво, тыча в направлении командующего пальцем, чтобы подчеркнуть важность сказанного. Спустя некоторое время командующий, по-видимому, уступил и мрачно кивнул, после чего повернулся к Веспасиану и что-то шепнул. Поджав губы, Веспасиан уставил взгляд на командиров Третьей когорты.
        Командующий Плавт откинулся назад, сложил руки на груди и обратился к собравшимся в шатре:
        -В силу серьезности вины пренебрегшей своим долгом Третьей когорты, а также в назидание всей армии, служащей в этой провинции и за ее пределами, приговор дополняется указом о децимации. Жеребьевка по центуриям будет проведена немедленно. Казнь состоится послезавтра на рассвете, на глазах у представителей всех легионов. Трибун! Отведи этих командиров к их подразделениям.
        Когда центурионы покидали шатер, Катон непроизвольно отмечал выражение их лиц. Максимий смотрел себе под ноги, не решаясь встретиться ни с кем взглядом. Лицо Туллия сделалось пепельно-бледным. Макрон был в ярости и, проходя мимо Катона, слегка покачал головой в знак горького негодования. Феликс и Антоний выглядели ошеломленными. Наконец дошла очередь и до самого Катона. Он двинулся к выходу за остальными, чувствуя странное онемение, словно жестокая окружающая действительность вдруг сделалась смутной и отдаленной.
        Децимация. До сих пор он только слышал об этом самом страшном из наказаний, которому мог подвергнуться личный состав легионов в походных условиях. Одного человека из десяти, выбранного по жребию, предстояло забить до смерти его же товарищам. Молодой центурион с трудом боролся с тошнотой, порожденной ужасом.
        Вернувшись к подразделениям, командиры встали каждый перед своей центурией и молча, в колеблющемся красном свете факелов, ждали, пока из штабного шатра не вышли шестеро писцов с простыми самнитскими глиняными горшками в руках и разделились по центуриям Третьей когорты. Когда писцы заняли свои места, трибун Плиний выступил вперед.
        -Каждому бойцу из каждой центурии предстоит тянуть жребий: он должен будет вслепую вынуть из горшка жетон. Вытянувший белый жетон возвращается в строй. Тех, кто вытащит черный жетон, будут под конвоем отводить в сторону.
        Стон отчаяния прокатился по рядам легионеров, понявших, сколь жестокое наказание обрушилось на Третью когорту.
        -Молчать! - рявкнул старший трибун. - Ни звука, когда говорит командир! - Он окинул злобным взглядом выстроившихся перед ним, устрашенных людей и скомандовал: - Начать жеребьевку!
        Воины, по отделениям, стали подходить к штабным писцам и тянуть жребий. Рядом с каждым писцом стояли по двое легионеров Первой когорты: один светил над горшком факелом, чтобы было ясно видно, какой кому выпал жребий, а задачей второго было конвоировать тех, кому не повезло. Катон повернулся к своим солдатам:
        -Первое отделение, вперед!
        Восемь человек подошли к писцу. Он поднял горшок на уровень глаз, так, чтобы невозможно было туда заглянуть, и первый легионер запустил руку внутрь. Слышно было, как стучат по донышку его дрожащие пальцы.
        -Тащи быстрее! - рявкнул легионер, державший факел.
        Бедняга вынул руку, разжал кулак и показал писцу жребий - деревянный кружок размером с денарий.
        -Белый! - провозгласил писец, и солдат, дрожа от облегчения, поспешил вернуться в строй центурии.
        -Белый! - объявил писец и второму бойцу.
        -Черный!
        Третий солдат, оцепенев, уставился на свою ладонь, как будто кружок под его взглядом мог сменить цвет и сделаться белым.
        -Пошел, пошел! - Легионер схватил его за руку и толкнул в направлении караула, стоявшего за спиной старшего трибуна. - Туда. Шевелись.
        Спотыкаясь, как пьяный, солдат поплелся прочь от своих товарищей, потом оглянулся через плечо и встретился взглядом с Катоном. Его глаза были полны отчаяния и молили о помощи, но Катон ничего не мог сделать. Он лишь беспомощно покачал головой и отвел взгляд.
        Процедура продолжилась. Обреченных отгоняли в сторону; те, кому повезло, возвращались в строй. Катон видел, как Максимий, когда подошла его очередь, вытащил белый кружок и вернулся на место, унося его с собой как счастливый талисман. Возможно, это был знак и для него, подумал Катон и повернулся к своему оптиону:
        -Ну, давай, Фигул. Будем тянуть жребий со следующим отделением.
        Двое из восьми солдат пред ними вытащили черные метки, и Катон мигом подсчитал, что в горшке остался только один роковой кружок. Один черный на двадцать шесть белых, совсем неплохое соотношение. При этой мысли он даже воспрянул духом, хотя тут же устыдился этого, ибо его шансы улучшились благодаря тем несчастным, которым не повезло раньше.
        Настала очередь Фигула. Громадный галл подошел к горшку, но замешкался.
        -Шевелись, - тихо буркнул легионер с факелом. - Нечего показывать другим, что ты трусишь.
        -Я не трушу! - возмутился Фигул. - Вовсе не трушу, ублюдок!
        Он сделал шаг вперед, запустил руку в горшок, схватил первый попавшийся кружок и вынул.
        -Белый! - объявил писец и повернулся к Катону.
        Сердце юноши колотилось, он весь похолодел, в ушах стучала кровь: воздух, соприкасавшийся с кожей, казался ему ледяным, хотя ночь стояла теплая. Писец кивком указал ему на горшок.
        -Командир?
        -Да, конечно.
        Слова эти сорвались с его губ и прозвучали спокойно, словно их произнес кто-то другой. Сам Катон больше всего на свете хотел оказаться подальше от этого проклятого горшка, но вдруг оказалось, что он стоит возле него. Его рука поднялась над ободом и погрузилась внутрь. Катон заметил тоненькую трещину, сбегавшую вниз от маленького скола на ободе. «С чего это горшок треснул?» - ни с того ни с сего вдруг подумалось ему. Потом кончики его пальцев коснулись маленькой кучки деревянных жетонов, оставшихся на дне, и рука непроизвольно отдернулась. Стиснув зубы, Катон усилием воли заставил пальцы сомкнуться вокруг одного из деревянных кружочков и, глядя в глаза писцу, разжал кулак.
        Тот взглянул на ладонь молодого человека, и в его взгляде промелькнуло что-то, похожее на жалость.
        -Черный!
        Глава 19
        Секретарь императора покинул армию на рассвете, отбыв в сопровождении пары своих телохранителей и четырех полностью укомплектованных отрядов вспомогательной кавалерии. После покушения на его жизнь Нарцисс позаботился о том, чтобы максимально обезопасить путешествие. Побудив командующего к более активным действиям намеками на возможную немилость императора, он собрался исполнить роль благого вестника, принесшего новость о том, что войско Каратака полностью разгромлено. Единственное, что осталось сделать, так это провести зачистку и добить немногих уцелевших. Военный вождь туземцев исчерпал поддержку, которую получал от жителей низин, и теперь в здешних краях вряд ли будут содействовать продолжению борьбы. Целое поколение юных воинов уже было принесено в жертву на алтаре этой войны, и по всей стране родители проливали слезы, поминая сыновей, павших и погребенных вдалеке от дома.
        Нарцисс успокаивал себя тем, что пленение или смерть Каратака - это только вопрос времени. Ну а потом останется лишь избавиться от вечно сеющих смуту друидов с их причудливыми верованиями, и завоеванный край можно будет считать полноценной провинцией. На какое-то время это заткнет рты критикам императора.
        Растревожив спокойную поверхность реки, конная колонна пересекла брод. Над рекой и над ее берегами висел густой молочный туман.
        Всадники переправились через реку, выехали на берег и поскакали по дороге, ведущей к Каллеве. Ныне столица атребатов входила в состав царства, которым управлял покорный Риму Когидубн, и могла считаться безопасным местом для ночлега. Нарцисс улыбнулся. Уж от кого, а от Когидубна неприятностей ждать не приходится. Этот варвар куплен с потрохами и с редкостным энтузиазмом пытается подражать своим хозяевам-римлянам. Ивсе, что для этого потребовалось, это пообещать построить ему дворец на римский манер, как только найдутся свободные деньги.
        Проезжая мимо походного лагеря Второго легиона, Нарцисс заметил в стороне сотни людей, сооружающих частокол. Должно быть, Третья когорта, подумал он с легкой, довольной улыбкой. Строгое наказание, выпавшее на долю этих солдат, послужит хорошим примером для всех их соратников в легионах, собравшихся у переправы. Ичто еще важнее, там, в Риме, оно удовлетворит кабинетных военачальников из сената, которым будет приятно сознавать, что в легионах чтят древние суровые традиции, позволившие создать империю, простирающуюся почти до пределов известного мира.
        Встороне, под присмотром караула, сидела небольшая группа солдат со связанными за спиной руками. Когда они подняли глаза на проезжавших мимо всадников, Нарцисс понял, что это обреченные, которым предстоит на следующий день быть забитыми насмерть их же товарищами. Глаза у большинства были пустыми, безжизненными, у некоторых угрюмыми, и Нарцисс вздрогнул, вдруг обнаружив, что смотрит прямо в лицо, некогда хорошо знакомое ему по коридорам императорского дворца. Он натянул поводья и съехал с дороги, дав знак эскорту следовать за ним. Телохранители молча ехали по обе стороны от грека, чуть позади.
        -Катон… - Нарцисс чуть было не улыбнулся, но, встретив полный горькой ярости взгляд молодого центуриона, оставил это намерение. - Тебя должны казнить?
        Катон отреагировал не сразу и ограничился одним кивком. Нарцисс, привыкший распоряжаться судьбами людей, которых просто не видел за именами и цифрами на письменных табличках, почувствовал себя неловко, видя обреченного на смерть человека, которого знал с детства, помнил подростком и отца которого когда-то называл своим другом. Катон должен был умереть ради поддержания веры в бескомпромиссную дисциплину легионов. Ну что ж, попытался успокоить себя Нарцисс, паренек примет мученическую смерть ради большого дела. Это печально, но необходимо.
        Грек чувствовал, что должен на прощание сказать молодому человеку что-нибудь в утешение, так, чтобы тот понял его. Но на ум приходили одни бессмысленные, никому не нужные банальности.
        -Мне очень жаль, Катон. Но это было необходимо.
        -Почему? - процедил Катон сквозь стиснутые зубы. - Мы выполняли свой долг. Ты должен сказать это командующему. Сказать, чтобы он отменил расправу.
        Нарцисс покачал головой:
        -Увы, это невозможно. Прости, но у меня связаны руки.
        Катон молча воззрился на него, а потом с горестным смешком поднял свои руки, показав связывающие запястья веревки. Нарцисс покраснел; он просто не знал, что еще сказать. Унего не находилось слов: ни чтобы утешить юношу, ни чтобы оправдать и объяснить необходимость его смерти. Что поделать, если в жертву случалось приносить и куда более значительные фигуры, и пусть когда-то Нарцисс испытывал добрые чувства к этому мальчику, никакие эмоции не должны и не могут встревать между секретарем императора и его обязанностью защищать и продвигать императорские интересы. Поэтому Катону придется умереть. Нарцисс щелкнул языком и резко натянул поводья. Лошадь фыркнула и свернула к дороге.
        Катон проводил его взглядом, кривя губы в гримасе отвращения. Ему было противно просить об отмене казни на глазах у других обреченных, но, убеждал себя юноша, эта попытка была сделана и ради них. Обращение к Нарциссу было последним шансом на пересмотр приказа командующего. Сейчас этот шанс пропал, удалился вместе с колонной всадников, рысивших, взметая пыль из-под копыт, по дороге, ведущей к Каллеве.
        Когда они растворились в тумане, Катон осел на землю, уставившись на траву между своими босыми ногами. Завтра в это самое время его, как и сорок солдат, вытащивших смертный жребий, поставят в центре широкого круга их недавних товарищей и друзей по Третьей когорте. По команде они обрушат тяжелые дубинки на приговоренных и одного за другим забьют их до смерти. Сейчас живое воображение, которым был наделен Катон, стало его проклятием: эта ужасающая сцена представала перед его мысленным взором как наяву, со всеми жуткими подробностями - взмахами дубинок, тяжелыми, глухими звуками ударов, треском ломающихся костей, криками и стонами искалеченных, умирающих людей, корчащихся на окровавленной траве. Некоторые, на потеху своим палачам, наверняка обделаются, и когда придет черед Катона, ему придется встать на колени среди их крови, мочи и экскрементов, чтобы принять свою смерть.
        Это было постыдно, унизительно, и Катону оставалось лишь надеяться, что у него хватит силы духа умереть без хныканья и нытья, молча, с вызовом взирая на своих убийц. Но на самом деле он знал, что все будет совсем не так. Дрожащего, грязного, его отволокут на площадку для расправы. Возможно, он и не станет умолять о пощаде, но закричит при первом же ударе и будет вопить, когда на него посыплются остальные. Катон молился о том, чтобы плохо нацеленный удар как можно раньше проломил ему голову и тот момент, когда дух покинет искалеченное тело, он встретил в бессознательном состоянии.
        «Размечтался», - мысленно фыркнул юноша. Те, кому предстоит его бить, получат строжайшие наставления относительно того, чтобы сначала переломать ему руки и ноги, а потом сокрушить ребра, и лишь в завершение им будет позволено обрушить дубинку на череп. Его тошнило, в желудке закипала желчь, и он был рад тому, что ничего не ел с прошлого утра. При воспоминании о еде, приготовленной рабом Максимия, Катона мутило, и он поднес связанные руки ко рту, чтобы подавить рвотный импульс.
        Чья-то рука мягко легла на его плечо.
        -Ты в порядке, парень?
        Катон торопливо сглотнул горькую желчь, оглянулся и увидел Макрона, возвышавшегося над ним с потерянной улыбкой на обветренном лице. Быстро оглядевшись и убедившись, что остальные приговоренные слишком погружены в себя, чтобы обращать на него внимание, юноша резко покачал головой.
        -Неудивительно, - промолвил Макрон, сжав пальцами плечо Катона и присаживаясь на корточки рядом с ним. - Все это сплошная мерзость, то, как с нами обошлись. Ауж то, что этот жребий выпал тебе… Послушай, Катон, я даже не знаю, как об этом говорить. Сплошное дерьмо! Хотелось бы мне что-нибудь для тебя сделать. Очень бы хотелось. Но…
        -Но ничего тут не поделаешь. Язнаю. - Катон заставил себя улыбнуться. - Мы здесь, потому что мы здесь. Так, кажется, говорят бывалые солдаты?
        Макрон кивнул:
        -Все правильно. Но эти слова относятся к неконтролируемым ситуациям. А это можно было предотвратить - следовало предотвратить! Проклятый командующий напортачил сам, а потом стал искать тех, на кого можно свалить вину. Ублюдок!
        -Ну да, - тихо отозвался Катон. - Ублюдок он и есть, это уж точно… Аты когда-нибудь раньше видел децимацию?
        -Дважды, - припомнил Макрон. - Но в обоих случаях те подразделения это заслужили. Бежали с поля боя, оставив нас в дерьме. Совсем не то, что сейчас.
        -Не думаю, чтобы децимацию когда-нибудь отменяли. - Катон поднял взгляд, стараясь, чтобы его лицо оставалось спокойным. - Яимею в виду, слышал ты, чтобы такой приказ пересмотрели?
        Макрона так и подмывало солгать, дать Катону хоть крупицу надежды, чтобы ему легче было пережить оставшиеся часы. Но центурион знал, что врун из него никудышный; ну не был он мастером по части измышлений. Кроме того, он чувствовал себя обязанным сказать Катону правду, это обязательство налагала на него дружба.
        -Нет. Никогда.
        -Понятно. - Катон опустил глаза. - Аведь ты мог бы и соврать…
        Макрон хмыкнул и похлопал Катона по спине.
        -Только не тебе, Катон. Не тебе. Попроси меня о чем угодно, но не об этом.
        -Хорошо, если так. Забери меня отсюда.
        -Не могу, - пробормотал Макрон, отведя глаза в сторону реки. - Прости. Может, тебе чего-нибудь поесть принести? Или вина?
        -Я не голоден.
        -Лучше поешь. Желудок успокоится…
        -Ни черта я не голоден! - рявкнул Катон и тут же пожалел об этом, понимая, что Макрон хотел только хорошего. Никакой вины Макрона в случившемся не было, а в момент интуитивного озарения Катон вдруг почувствовал: для того чтобы прийти сюда, поговорить с обреченным другом, Макрону потребовалось немалое мужество, ведь этот разговор никак не обещал стать легким. - Впрочем, фляжка доброго вина, может, и не помешает.
        -Отличная идея! - Макрон похлопал юношу по спине и устало поднялся на ноги. - Пойду, посмотрю, что удастся раздобыть.
        Сэтими словами центурион зашагал прочь от приговоренных, но Катон вдруг окликнул его. Ветеран оглянулся через плечо.
        Катон, чей разум был истерзан мучительными страхами, бросил на него краткий взгляд и сказал:
        -Спасибо.
        Макрон нахмурился, потом кивнул, повернулся и продолжил путь. Некоторое время Катон смотрел ему вслед, затем огляделся по сторонам, отметив смену караула у входа в лагерь Второго легиона. Армейская жизнь, как всегда, шла заведенным порядком, тем самым, в жесткие объятия которого он попал почти два года назад и благодаря которому стал мужчиной. Ивот теперь эта самая армия отвергла его и завтра утром собиралась его убить.
        Произошла смена часовых, табличка со списком караула была передана дежурному центуриону. Катон отчаянно завидовал тем, кого нескончаемые рутинные дела держали занятыми весь день напролет, тогда как ему приходилось сидеть на земле, в плену у своих мыслей, в ожидании конца.
        Неожиданно караульные у ворот вытянулись по стойке «смирно», приветствуя выезжавшего из лагеря всадника. Золотистые лучи восходящего солнца осветили его, и Катон узнал легата - он ехал вдоль края лагеря, мимо солдат Третьей когорты, трудившихся над возведением вала и рытьем рва. Веспасиан скользнул по ним взглядом, а потом, поравнявшись с кучкой сидевших под охраной двух легионеров приговоренных, уставился прямо перед собой и побудил коня перейти на рысь. Лишь немногие из приговоренных встали по приближении командира: легион отвергнул их, а стало быть, они уже не были связаны воинской дисциплиной. Еще вчера они вскочили бы на ноги и вытянулись в струнку, но сейчас эти солдаты считались преступниками, можно сказать, были уже покойниками, и демонстрацию ими почтения к легату можно было бы счесть издевательством.
        «Вот ведь как все может изменить один день», - угрюмо подумал Катон. Во всяком случае, для обреченного на смерть. Веспасиан был волен до конца дней пользоваться привилегиями своего высокого положения, и не приходилось сомневаться, что через несколько дней он вообще забудет о том, что Катон и его товарищи когда-то существовали на свете. На центуриона накатила волна горестного презрения к Веспасиану, человеку, которому он верно служил и которым до недавней поры восхищался. Ну что ж, его верная служба была вознаграждена «по достоинству». Похоже, Веспасиан не слишком-то отличался от остальных эгоистичных аристократов, командовавших другими легионами. Для виду попытался поспорить с командующим, но при малейшем намеке на неприятности для него самого смиренно согласился отдать на расправу своих людей. Вкрайнем раздражении Катон сплюнул и проводил хмурым взглядом всадника, ехавшего по дороге к переправе через Тамесис, держа путь в лагерь командующего.
        -Итак, легат, чем могу быть тебе полезен? - спросил Плавт, отрывая взгляд от табличек на своем столе и приветствуя Веспасиана улыбкой. Теперь, когда Нарцисс больше не маячил рядом, словно тень, у командующего будто гора с плеч свалилась. Он получил возможность продолжить кампанию и был уверен, что через несколько месяцев все эти земли и населяющие их неуправляемые племена окажутся под полным его контролем. Затем армия сможет заняться объединением территорий, вырванных из рук Каратака и его изрядно уменьшившихся в числе союзников. Зимой легионы отдохнут, приведут в порядок и обновят снаряжение, с тем чтобы подготовиться к следующей, куда более легкой сезонной кампании по расширению новой провинции. Впервые за последние недели будущее рисовалось ему яркими, светлыми красками, а тут еще и денек выдался на славу: солнечный, но со свежим ветерком. Чего еще человеку желать? Врезультате командующий пребывал в добром расположении ко всему миру, и улыбка не сходила с его лица, пока Веспасиан, отдав честь и заняв предложенное ему место по другую сторону стола, не спросил:
        -Можем мы поговорить без свидетелей, командир?
        Улыбка стаяла, Плавт поджал губы.
        -Это важно?
        -Думаю, да.
        -Хорошо.
        Плавт щелкнул пальцами, привлекая внимание писцов, работавших за боковыми столами, а когда они подняли глаза, кивком указал на выход.
        -Оставьте нас. Когда мы с легатом поговорим, я за вами пошлю.
        Как только последний писец покинул шатер, Плавт откинулся на стуле, оперся подбородком о костяшки пальцев и спросил:
        -Ну? Чего ты хочешь?
        Веспасиан всю ночь не сомкнул глаз и опасался, что слишком плохо соображает, тогда как разговор предстоял нелегкий. Он потер подбородок, быстро собираясь с мыслями.
        -Командир, мы не можем казнить этих людей.
        -Почему?
        -Это неправильно. Ты знаешь это не хуже меня. Они не единственные, кто не справился с задачей в ходе этой битвы.
        -Это твое предположение, не так ли?
        -Дело пошло не так, как ты задумывал. Каратак ускользнул и от тебя, и от меня. Нам еще чертовски повезло, поскольку удалось перехватить врага до того, как он переправил через реку всю свою армию. Есть мнение, что мы вообще должны быть благодарны моим бойцам, удерживавшим брод достаточно долго, чтобы это стало возможным.
        -Правда? - холодно откликнулся Плавт. - Акое у кого может сложиться мнение, что я, после того, как они не смогли удержать позицию, обошелся с ними слишком мягко. Кто-то может предположить, что защищать такой узкий фронт по силе и горстке людей, если, конечно, им хватит на это храбрости.
        -Мои солдаты не трусы, - тихо промолвил Веспасиан.
        -А послушать Максимия, получается по-другому.
        Веспасиан помедлил. Тут следовало проявить осмотрительность, ведь Максимий был старшим центурионом с длинным послужным списком, большая часть которого приходилась на службу в Преторианской гвардии. Такие люди, как правило, сохраняют связи с могущественными друзьями и патронами в Риме, и за них есть кому заступиться. Однако, несмотря на угрозу для своей карьеры, Веспасиан чувствовал, что не может поступиться принципами.
        -Говоря о нехватке у них стойкости, Максимий допустил преувеличение.
        -Почему? Зачем ему это понадобилось?
        -Да по той же причине, по которой мы проявили готовность принять его версию событий.
        -И что же это за причина?
        -Самосохранение.
        Веспасиан внутренне подготовился услышать резкую отповедь, но командующий молчал, ожидая от легата продолжения.
        -Максимий виноват в том, что когорта не оказалась у переправы вовремя, чтобы защитить ее как следует. Мы с тобой оба прекрасно это знаем, командир.
        -Да. Поэтому он и разделил с ними наказание. Имог оказаться выбранным для децимации так же запросто, как и любой из его подчиненных.
        -Это правда, - согласился Веспасиан. - Но почему они должны разделять с ним вину за его ошибку? Если уж надо кого-то наказать, то как раз его одного. Нельзя наказывать подчиненных за ошибки командира. Кому и каким примером это послужит?
        -Это послужит всем напоминанием о том, что в легионах, находящихся под моим командованием, пренебрежение долгом не может быть терпимо, - спокойно, но решительно промолвил Плавт. - Где бы и когда это ни случилось, я буду действовать быстро и безжалостно. Не зря ведь сказано: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Ты не находишь: в некотором смысле тот факт, что невиновные люди приговариваются к смерти, даже усиливает дисциплинарный эффект?
        Глядя на командующего, Веспасиан с трудом сдерживал переполнявшее его негодование. Подобный подход был ему отвратителен. Что случилось с Плавтом? Еще год назад призывы Веспасиана взглянуть на происходящее с позиции морали возымели бы эффект. По отношению к своим бойцам и командирам Плавт всегда был хоть и суров, но справедлив. Но теперь…
        -Ты сам прекрасно знаешь, что это недопустимо, - твердо заявил Веспасиан. - Этих людей решили сделать козлами отпущения.
        -Ну, помимо всего прочего - да.
        -И ты готов использовать их таким образом? Позволить им умереть ради сохранения твоей репутации?.. - Неожиданно Веспасиану пришли на ум аргументы другого рода. - Одним из тех, на кого выпал жребий, стал центурион Катон. Ты это знаешь?
        -Знаю, - кивнул командующий. - Прекрасно знаю. Но это ничего не меняет.
        -Ничего не меняет?
        Веспасиан не смог скрыть ни своего изумлении, ни гнева.
        -Ты прекрасно знаешь его послужной список. Мы не имеем права разбрасываться людьми такого масштаба!
        -Ну и что ты мне предлагаешь сделать? - спросил Плавт, вскинув глаза. - Помиловать его? Подумай, что будет, если я сохраню ему жизнь, а других отправлю на казнь. Как это будет выглядеть в глазах всех остальных? Что получится: для них - одни правила, а для центурионов - другие? Эта армия уже пережила один мятеж. Сколько командиров рассталось тогда с жизнью? Ты правда считаешь, что мы переживем и второй? Нет, если умирают рядовые, Катон должен умереть с ними вместе.
        -Ну, так помилуй их всех.
        -То есть ты предлагаешь мне выказать себя безвольным слабаком? - Плавт покачал головой. - Нет, Веспасиан, ты сам должен понимать, что этого делать нельзя. Если я сегодня вынесу приговор, а завтра отменю, это будет первым шагом на пути к полной утрате авторитета у солдат. Ине только у них - у плебса. Страх - вот что удерживает вояк под контролем, и лучший способ побудить их к безоговорочному повиновению - это держать в постоянном страхе перед суровым наказанием, даже если они ни в чем не виноваты. Это работает именно так, Веспасиан. Иработало так всегда. Вот почему наше сословие правит Римом…
        -О, я совсем забыл, - Плавт улыбнулся. - Ты ведь у нас новый человек. Ты и твой брат. Ничего, к тому времени, когда вы дорастете до тоги с широкой каймой, то оба поймете, что я имею в виду.
        -Я прекрасно понимаю это уже сейчас, - ответил Веспасиан, - и мне это отвратительно.
        -Это приходит с чинами. Ты привыкнешь.
        -С чинами? - Веспасиан издал горестный смешок. - Ну да, конечно. Счинами.
        На него навалилась страшная усталость, причем не столько телесная, хотя и она имела место, сколько душевная. Его вырастил отец, для которого Рим и все, на чем он зиждился, представлялось самым лучшим, что только возможно. Для обоих сыновей преданность долгу и служению Риму была наследием, полученным от отца. Правда, когда Веспасиан занялся политической карьерой, эта вера мало-помалу истончалась, как обтачивается камень, лишаясь всего ненужного под резцом скульптора. Только вот в результате этого истончения остался не горделивый монумент, а некий саркофаг, вместилище эгоизма, запятнанное кровью тех, кто был принесен в жертву, причем не высшему благу, а узким, эгоистичным интересам избранного круга хладнокровных, циничных аристократов.
        -Довольно! - Плавт хлопнул ладонью по столу так, что таблички подскочили и задребезжали. - Ты забыл, кто ты такой, легат? Так послушай меня!
        Несколько мгновений сидевшие по обе стороны стола мужчины с холодным отчуждением смотрели друг на друга, и Веспасиан чувствовал, что проиграл. Причем он не только не смог спасти своих подчиненных, но, похоже, лишил себя надежды на достижение в будущем высоких постов в Риме. Ему не хватало необходимой для этого беспощадной жестокости.
        Брови командующего, когда он произносил свой монолог, изогнулись от ярости.
        -Слушай меня. Никакой пощады никому не будет. Эти люди умрут, и смерть послужит назиданием их товарищам. Этот вопрос закрыт, и я более не потерплю никаких попыток поднять его снова. Никогда больше не упоминай об этом в моем присутствии. Яясно выразился?
        -Так точно, командир.
        -Казнь состоится завтра на рассвете, перед строем Первых когорт всех четырех легионов. Выясни, кто из твоих солдат состоял в дружеских или приятельских отношениях с приговоренными - именно они и станут палачами. Если кто-то откажется или вздумает протестовать, он будет распят сразу по завершении казни. - Плавт откинулся назад и глубоко втянул носом воздух. - Все, легат, приказы ты получил. Можешь быть свободен.
        Веспасиан напряженно поднялся на ноги и отдал честь командующему. Прежде чем он повернулся, у него возник было порыв попытаться в последний раз воззвать к справедливости. Но в глазах Плавта он увидел стальной отблеск холодной решимости и понял: высказываться по этому поводу не только бесполезно, но и определенно опасно. Поэтому он повернулся и вышел из шатра на свежий воздух настолько быстро, насколько это позволяло достоинство его ранга.
        Глава 20
        Стреском пробравшись сквозь покрывавший берег реки густой ивняк, Макрон тяжело опустился на прохладную зеленую траву в тени деревьев. Присматривать за тем, как бойцы его центурии ставят палатки, он поручил своему оптиону Публию Сентию. Центурион Феликс предложил командирам сходить искупаться в реке, но, несмотря на изнуряющую дневную жару, ни Макрон, ни кто-либо еще из центурионов не счел возможным делать это на глазах у своих обреченных товарищей.
        Максимий был полностью поглощен устройством отдельного лагеря для когорты: он делал все возможное, чтобы произвести впечатление профессионала, продолжающего стоически исполнять свой долг при любых обстоятельствах. Но как ни подгонял он солдат, те словно пребывали в тяжелой летаргии, выдававшей состояние их духа. Легионеры Третьей когорты были погружены в печаль и молчаливое уныние, усугубляемое тем, что рядом, на виду, находились их товарищи, обреченные на смерть. Особенно подавленное настроение было у назначенных для проведения казни: двадцать человек во главе с центурионом Макроном.
        Когда легат отдал приказ, Макрон немедленно отказался: его ужаснула сама мысль о возможности забить дубинкой до смерти Катона, своего друга.
        -Это приказ, центурион, - сурово заявил легат. - Ине вздумай отказываться, выбора у тебя нет.
        -Но почему я, командир?
        -Таков приказ, - с печалью в голосе ответил Веспасиан. - Ты уж постарайся, чтобы он не очень мучился… ладно?
        Макрон кивнул. Сильный удар по голове лишит Катона сознания и избавит от мучительной боли, когда ему будут ломать кости и ребра. Но стоило Макрону об этом подумать, как у него скрутило желудок.
        -А как с остальными ребятами?
        -Нет. Только Катон. Если мы попытаемся облегчить смерть для всех, командующий просто остановит казнь и назначит для завершения дела новую команду.
        -Понятно, - кивнул Макрон. Будь у него хоть малейшая возможность проявить милосердие ко всем приговоренным, он воспользовался бы ею, не задумавшись. Но легат был прав: все, что они могут, это попытаться облегчить страдания друга.
        -Все это очень скверно, центурион. Для всех нас. Но таким образом Катон по крайней мере избегнет худшего.
        -Да, командир.
        -А теперь отправляйся и отбери команду для исполнения казни.
        Быстро отдав честь, Макрон вышел из палатки, радуясь возможности оказаться снаружи и вдохнуть полной грудью чистый воздух. Никогда в жизни от него не требовали делать то, что настолько не соответствовало его представлениям о добре и зле. Перед мысленным взором центуриона предстал образ Катона, связанного, стоящего на коленях у его ног. Паренек поднимает глаза, чтобы встретиться взглядом с другом, а он, Макрон, заносит дубинку… При этой мысли кровь застыла в его жилах. Макрон стукнул себя кулаком по бедру и зашагал обратно к лагерю Третьей когорты.
        Для исполнения казни он отобрал бойцов преимущественно из центурии Катона, закаленных ветеранов, насчет которых можно было не сомневаться: они и глазом не моргнув исполнят любой, даже самый ужасный приказ. Сейчас они были заняты подборкой орудий казни: лучше всего для этого подходила рукоятка от кирки. Дубинки следовало подобрать по весу и длине так, чтобы можно было наносить сокрушительные, смертоносные удары. Солдаты подошли к полученному заданию с сугубым прагматизмом, и Макрон, вроде бы и сам такой же ветеран, не мог не дивиться тому, что они, похоже, воспринимали этот приказ так же, как и любой другой.
        «Должно быть, - подумал центурион с хмурой усмешкой, - я слишком сблизился с Катоном». До знакомства с этим пареньком Макрон никогда не ставил под вопрос ни единого аспекта армейской жизни, воспринимая все как должное. Но сейчас он начал видеть события в другом свете и чувствовал себя не в своей тарелке. Возможно, после того, как Катон умрет и будет кремирован, ему и удастся забыть произошедшее и вернуться к прежнему мироощущению - принимать жизнь такой, как она есть, рутинно исполнять свои обязанности и, главное, поменьше задумываться над сложными вопросами.
        Умрет и будет кремирован… Иэто о Катоне, таком сообразительном, таком живом? Нет, это просто невозможно! Недопустимо! Должно быть, легат спятил, раз отдает подобные распоряжения. Во-первых, спятил, а во-вторых, возможно, еще и струсил до такой степени, что решил возложить самую грязную работу на Макрона. Чего Макрон ему в жизни не простит.
        -Проклятье! - пробормотал центурион. Он был зол на легата и на себя, прежде всего за то, что вообще сдружился с Катоном.
        Отломив ивовую ветку, Макрон принялся методично очищать ее от листьев. По ту сторону Тамесис кучка солдат из других легионов, сняв туники, входила в воду. Темный загар их лиц и рук резко контрастировал с белизной торсов и чресел. Над рекой разносились их крики, сначала охи и ахи по поводу того, какая холодная вода, а потом смех и гогот, когда они принялись забавляться, обрызгивая друг друга. Это разозлило Макрона еще больше, и он устремил взгляд дальше, на берег, туда, где бойцы вспомогательных подразделений заполняли последний из погребальных рвов полуразложившимися на жаре трупами. Смерть существовала бок о бок с живой, беззаботной молодостью. Макрон отломал еще одну ивовую ветку и стал яростно обрывать с нее листья.
        Потом он заметил, что шагах в пятидесяти выше по течению к берегу спускается Фигул. Громадный галл присел на корточки в траве и уставился на реку, держа во рту соломинку.
        Потом Фигул медленно огляделся, заметил сидевшего под ивой центуриона, поднялся на ноги и, немного помедлив, направился к Макрону.
        -Дерьмо! - буркнул центурион себе под нос.
        Его так и подмывало послать Фигула куда подальше: он отправился к реке специально для того, чтобы побыть одному и попробовать разобраться со своими мыслями, а не отягощать сердце ненужным разговором с оптионом. Но потом, подумав, что Фигул наверняка тоже расстроен участью Катона, Макрон смягчился и по приближении Фигула даже ухитрился вымучить улыбку.
        Оптион вытянулся и отдал честь.
        -Да ладно, парень, мы сейчас не на службе. Брось ты на хрен эти церемонии.
        -Есть, командир. - Фигул чуть отступил и переминался с ноги на ногу в нескольких шагах от лиственной завесы.
        Макрон вздохнул.
        -Ты что-то хотел мне сказать, да?
        Оптион слегка опустил голову и кивнул.
        -Ну, так выкладывай.
        -Есть, командир.
        -И присядь в тенечке, а то на этой жарище твои и без того крохотные мозги совсем спекутся.
        -Есть, командир.
        Могучей мускулистой рукой Фигул сдвинул в сторону загораживавшие солнце ветки, на миг возвысился над Макроном, как башня, а потом присел на корточки неподалеку, но все же на почтительном расстоянии от старшего по званию.
        -Ну?
        Фигул настороженно огляделся, его соломенные брови угрюмо сдвинулись.
        -Я насчет центуриона Катона, командир. Они не имеют права так с ним поступать. Ни хрена это не справедливо… прошу прощения, ежели не так выразился, командир.
        Макрон посмотрел на него искоса.
        -Ага, тебя забыли спросить. Не по чину тебе обсуждать такие вещи.
        -Виноват, командир, - с серьезным видом кивнул Фигул. - Больше не повторится.
        -Смотри у меня, на хрен, чтоб не повторилось. - Видя испуганное лицо Фигула, Макрон расслабился, согнал с лица суровое выражение и усмехнулся. - Смотри не обмочись, парень.
        -Ну да…
        Улыбка Макрона стаяла.
        -Что же касается Катона, то, боюсь, мы с тобой тут ничего не можем поделать. Решительно ничего. Приказ есть приказ. Так что, приятель, привыкай к тому: ты теперь исполняешь обязанности центуриона. Как, кстати, дела?
        Фигул без воодушевления пожал плечами, машинально потянулся к ивовой ветке и только потом заметил, что Макрон тоже лениво обдирает листья. Рука его замерла и опустилась: судя по всему, он подумал, если начнет вот так, ни с того ни с сего, делать то же самое, что и Макрон, тот решит, будто оптион передразнивает старшего по званию. Вместо ветки он подобрал с рыхлой, сухой прибрежной земли камушек, подбросил его несколько раз на ладони, а потом швырнул в медленно текущую воду. Послышался плеск, по гладкой поверхности от места падения разбежались круги. Он дождался, когда рябь улеглась, и лишь тогда, не поворачиваясь к Макрону, упрямо сказал:
        -А все-таки мы могли бы что-нибудь сделать, командир.
        -Например?
        -Ну, пойти поговорить с легатом…
        Макрон покачал головой.
        -Бесполезно. Яс ним уже говорил. Поверь мне, он своего мнения не изменит.
        -Ну, тогда с командующим.
        -А уж он-то определенно и слушать нас не станет. Аесли все же услышит, что мы собираемся протестовать, то просто отправит нас на расправу заодно со всей той компанией. Ивообще, - Макрон пожал плечами, - что мы можем им сказать? Это несправедливо? Не сработает, тут и думать нечего. Наше подразделение провалило задание, и со стороны это очень смахивает на то, что нам не хватило храбрости. Никто не позволит Третьей когорте соскочить с крючка.
        -Но мы ведь не бежали. Аотступили по приказу Максимия. Да начать с того, что и у брода мы вовремя не оказались из-за него. Он и должен был нести ответственность, командир, а не Катон и все остальные.
        Макрон резко развернулся к оптиону.
        -Ты что, думаешь, я этого не знаю? Думаешь, я не переживаю по этому поводу? Ятебе так скажу, Фигул: весь хренов легион знает, как все было на самом деле. Удивлюсь, если этого не знает вся долбаная армия. Но кто-то должен был поплатиться за учиненный им бардак, и судьба распорядилась так, что этим несчастным оказался Катон. Ты прав, справедливостью тут и не пахнет. Это просто невезение. И мне от этого так же тошно, как и тебе.
        Оба умолкли, глядя на купальщиков у другого берега. Макрон, задумавшись, машинально чертил что-то на земле ободранной веткой, но потом вдруг прочистил горло и добавил:
        -Но ты прав и в другом. Кое-что можно было бы сделать…
        Когда над землей сгустились холодные сумерки, Катон вдруг почувствовал, что дрожит. Вдобавок у него отчаянно болела голова и жгло обгоревшую кожу на всех открытых частях тела, ведь ему, как и остальным приговоренным, пришлось просидеть весь день под палящим солнцем. Акак только оно зашло, небо затянуло тучами и воздух сгустился, что явно указывало на приближение дождя. Катон воспринял это как еще один знак: боги окончательно отвернулись от него. Мало им предстоящей мучительной казни, так его еще подвергают пыткам, днем - изнуряющим зноем, а ночью - холодом…
        Один из лагерных рабов притащил из реки несколько фляжек воды, и каждому из арестованных позволили увлажнить пересохшее горло, выпив несколько пригоршней. Но еды не давали: в походных условиях избытка припасов не было, и расходовать провизию на завтрашних мертвецов никто не собирался. Катон сказал себе, что в этом есть смысл. С логической точки зрения, это вполне оправданно. Вряд ли что-нибудь может быть логичнее в сложившихся обстоятельствах. Куда больше всех других соображений его терзала мысль о том, что он решительно ничем не заслужил завтрашнюю кару. Он сражался с врагом лицом к лицу, еще не имея никакого опыта, когда малейшая оплошность грозила ему смертью. Он принял участие в опаснейших поисках, позволивших найти угодивших в плен родных самого командующего и освободить их, вырвав из рук жестоких друидов. Около двух лет назад он рисковал быть сожженным заживо, спасая Макрона в том германском селении. Каждая из этих акций была сопряжена с огромным смертельным риском, но он шел на это с готовностью, осознавая ситуацию. Гибель в ходе одной из них была бы естественной, ибо он заранее знал, что
подвергает себя опасности. Такова цена, которую приходится платить тому, кто избрал воинскую профессию.
        Но это? Хладнокровная расправа, призванная послужить устрашающим примером для других легионеров? Но хотелось бы знать, примером чего? Того, что случается с трусами? Но он не трус. Нет, на самом деле он испытывал страх чаще, чем готов был признать, да что там страх - ужас. Однако всякий раз ему удавалось преодолеть это чувство, и он продолжал сражаться, несмотря ни на что. Разве это не храбрость, пусть своего рода? Конечно, храбрость.
        Битва у брода не составляла исключения. Он сражался с тем же энтузиазмом, движимый желанием, чтобы его видели в первой шеренге, ведущим бой бок о бок со своими подчиненными. Он не прятался позади строя и побуждал солдат противостоять врагу личным примером, а не пустыми призывами да жестокими угрозами в адрес тех, чья трусость не защищена чином. Иоказаться осужденным на казнь за преступление, в котором не было и толики его вины, причем даже не чьей-то злой волей, а в силу нелепой, слепой случайности, казалось ему худшим, что только можно вообразить.
        Первые капли дождя начали покалывать его обожженную солнцем кожу, холодный ветер шевелил высокую траву и шелестел в листве росших вдоль берега деревьев. Молодой центурион лег на бок и свернулся клубочком, чтобы подольше сохранить тепло. Ремни, туго стягивавшие запястья и лодыжки, натерли кожу до крови, так что любое движение отзывалось болью. Он попытался не шевелиться и закрыл глаза, хоть и знал: это его последняя ночь в этом мире. Аведь раньше Катон думал о том, что надвигающаяся неотвратимая смерть заставит его жадно вбирать в себя окружающую действительность в мельчайших подробностях, чтобы удержать все в сознании, не упустить напоследок ничего из того, что составляет радость бытия.
        «Удержать день, - пробормотал Катон и издал горький смешок. - Проклятье!»
        Не было у него сейчас ни остроты прощального восприятия мира, ни возбужденного стремления прочувствовать каждое оставшееся мгновение жизни - только тлеющий гнев, отклик на несправедливость всего происходящего да ненависть к центуриону Максимию, столь жгучая, что казалось, кровь вот-вот закипит в его жилах. Максимий будет жить и получит возможность постепенно искупить позор своего провала у брода, в то время как Катону предстоит переправа через совсем другую реку, откуда никому нет возврата. Ион никогда не сможет доказать, что неповинен в том, из-за чего был подвергнут казни.
        Настала ночь. Все так же продолжал лить дождь, все так же дул ветер, а Катон лежал на земле, дрожа и от холода, и от накатывавших на него волнами гнетущих мыслей и образов. Большинство сидевших или лежавших вокруг приговоренных, как и он сам, молчали. Некоторые тихонько, вполголоса, переговаривались, а один, не выдержав нервного напряжения и дневного палящего зноя, еще до заката тронулся умом и теперь то и дело начинал громко призывать свою мать, но крики его всякий раз стихали, постепенно переходя в сдавленный бессвязный лепет.
        Судя по тому, что из палаток Третьей когорты не доносилось ни звука, недавние сослуживцы осужденных тоже, видимо, пребывали в подавленном состоянии. Авот из-за лагерного вала Второго легиона звуки доносились: возгласы игроков в кости, выражавшие то радость, то разочарование, обрывки распевавшихся у костров песен, уставная перекличка часовых. Всего сотня шагов - и совсем другой мир.
        Над головой, в разрыве между облаками, на черном бархате безлунного неба проступили звезды, напоминая Катону о собственной незначительности в сравнении с грандиозностью окружающего мира, и к первой смене ночной стражи он уже почти смирился с собственной участью. Короткий сигнал трубы, прозвучавший в лагере легиона, обозначил второй час ночи, и двое легионеров, назначенных в караул при приговоренных, нетерпеливо ожидали смены. Дождь барабанил по их шлемам, холодный ветер заставлял плотнее укутываться в намокшие плащи.
        -Что-то они не торопятся, - проворчал один. - Ачья нынче очередь?
        -Фабия Афера и Нипия Кессона, оба из недавно прибывших.
        -Долбаные новобранцы, - первый караульный сплюнул на землю. - Яот них прямо ошалел за эти дни. Ублюдки хреновы, у них что башка, что задница - все едино.
        -Золотые слова, Васс. Иэти их задницы заслуживают хорошего пинка. Когда бы не эти педерасты, хренова когорта не вляпалась бы в такое дерьмо.
        -Да уж, славного пинка каждый из них заслуживает… Ага, смотри - никак тащатся.
        Из темноты появились две фигуры: даже дождь и ветер не могли заглушить шарканье их сапог по траве.
        -Какого хрена вы так долго валандались?
        -Ни хрена мы не валандались, - прозвучал из темноты голос одного из бойцов, поддержанный коротким смешком его спутника. Оба шагнули вперед, чтобы сменить товарищей.
        -Постой-ка, - пробормотал Васс, всматриваясь в сумрачные фигуры. - Никакие это, на хрен, не Кессон с Афером. Кого это сюда принесло?
        -Произведена маленькая замена.
        -Да кто вы такие?
        Увенчанная шлемом голова Васса подалась вперед, чтобы получше разглядеть новоприбывших, и в тот же миг вылетевший из темноты кулак с хрустом врезался в его челюсть. Ослепляющая вспышка света внутри его черепа - и караульный без чувств рухнул на землю.
        -Что за?.. Кто…
        Второй караульный мгновенно схватился за рукоять меча, но не успел вытащить клинок из ножен и на ширину ладони, как тоже был сбит с ног и грохнулся на землю с такой силой, что из легких вышибло весь воздух.
        -Ух ты! - пробормотал Фигул и помахал рукой. - У этого урода челюсть как валун.
        -Зато он и грохнулся, как валун, - промолвил Макрон, поставив на землю большой мешок, звякнувший металлом. - Да, не хотелось бы мне подвернуться под твой кулак.
        Фигул издал смешок.
        -Похоже, тех козлов, которых мы приложили у интендантского шатра, это тоже не порадовало.
        -Ага. Очень смешно. Правда, один из них нас узнал. Ты понимаешь, что это значит?
        -Знаю, командир? Но что теперь поделаешь… мы продолжаем или как?
        -Конечно, продолжаем… Катон! - тихонько позвал Макрон. - Катон! Где ты тут?
        Некоторые из лежавших на земле осужденных зашевелились и приподнялись, почуяв, что происходит что-то необычное. Арестованных охватило нервное возбуждение, зазвучали встревоженные, приглушенные голоса.
        -Тише! - шепнул Макрон настолько громко, насколько осмелился. - Лучше не шуметь… Катон!
        -Здесь я. Здесь.
        -Там и оставайся. Ине шуми. - Макрон двинулся на голос, щурясь, чтобы разглядеть друга, которого даже в темноте было ни с кем не спутать из-за его высокого роста и худобы. - Хочешь, чтобы все вокруг нас услышали? Смотри, провосты мигом нагрянут.
        -Ты чего здесь делаешь? - удивленно спросил Катон.
        -Не догадываешься? Ты сейчас унесешь отсюда ноги вместе со всеми этими ребятами. Азаодно и с Фигулом.
        -С Фигулом?
        -Его видели часовые, так что ему придется уматывать вместе с тобой. Беги отсюда без оглядки. Иты, и все те, кому неохота здесь оставаться.
        -Бежать без оглядки? - прошептал Катон. - Ты что, спятил?
        -Ага, как мартовский заяц. Так же, как драпали те, из-за кого ты оказался здесь. Будете квиты. - Макрон вытащил кинжал. - Приподними руки так, чтобы видно было. Мне как-то неохота перерезать тебе запястья.
        Катон поднял было руки, помедлил и опустил их снова.
        -Нет.
        -Что? - громко проворчал Макрон, чем вызвал раздраженное шиканье Фигула, который, склонившись, избавлял от уз других пленников. Темные фигуры толклись вокруг оптиона, протягивая ему связанные руки.
        Катон покачал головой.
        -Я сказал - нет. Ты не можешь так поступить, Макрон. Ачто, если они узнают, что ты помог нам сбежать?
        -Помог? А мне-то казалось, что я сделал чуточку больше.
        -Это будет висеть над тобой всю жизнь.
        -Да подставь ты наконец руки.
        -Нет. Ты головой своей подумай. Куда мы направимся? Что будет с тобой, если нас поймают и развяжут кому-нибудь язык? Тебя просто прикончат с нами заодно. Оставь нас, пока еще не поздно.
        Макрон покачал головой.
        -То-то и оно, что уже слишком поздно. Так что давай, подставляй руки.
        Катон неохотно выполнил требование. Макрон взял его запястья, нащупал пальцами стягивающие путы, осторожно просунул под них острие клинка и начал двигать им туда-сюда. Несколько мгновений, и ремни были разрезаны. Катон принялся растирать руки.
        -Вот так. Возьми нож и займись путами на ногах. Тебе надо убираться отсюда.
        -Куда?
        -Главное, как можно дальше. Туда, где тебя не найдут.
        -А потом?
        -А хрен его знает.
        -И далеко, по-твоему, может уйти горстка невооруженных людей?
        -Почему это невооруженных? - Макрон потряс звякающим мешком. - Яраздобыл для вас кое-какие клинки. Будет с чем скитаться по буеракам.
        Катон, разрезавший путы на лодыжках, поднял глаза.
        -Такой, значит, у тебя план?
        -А у тебя есть лучше? Или ты бежишь, или поутру умираешь, вот и весь выбор.
        -Ну, все-таки выбор…
        Катон покачал головой. Казнь поутру или неизбежная гибель во время скитаний: если не от рук поисковых отрядов, то от рук варваров. Не похоже, чтобы их перспективы улучшились, не говоря уже о том, что теперь и Фигул оказался в списке приговоренных. Да и Макрону придется несладко, если откроется его роль в этой истории.
        Катон справился с путами на ногах и принялся энергично растирать лодыжки.
        -И куда теперь?
        -На запад. Кболотам. Это твой единственный шанс.
        Глава 21
        Макрон велел всем, кому Фигул разрезал путы, не дергаться, чтобы случайно никого не поранить. Дождавшись своей очереди, легионеры растирали запястья и лодыжки, морщась, разминали затекшие руки и ноги. Иконечно, все это время беспокойно озирались по сторонам, опасаясь, что попытка к бегству будет обнаружена. Каждый солдат получил от центуриона меч или кинжал: тот раздавал оружие, пока не опустошил принесенный с собой мешок. Лишь один несчастный, у которого произошел нервный срыв, остался лежать на земле даже после того, как разрезали его путы, и отказался от предложенного ему меча.
        -А ну бери! - сердито шепнул ему Макрон. - Возьми эту хреновину, она тебе пригодится.
        Вместо ответа легионер свернулся в клубок и застонал, причем стоны его делались все громче, переходя в душераздирающие вопли. Макрон бросил через плечо быстрый взгляд на поблескивающую линию палаток и, не заметив там никакого движения, вновь обернулся к лежавшему на земле человеку и с силой пнул его между лопаток. Тот напрягся и вскрикнул. Макрон опустился рядом с ним на колени, подобрал с размокшей земли валявшийся там меч и приставил острие солдату под подбородок.
        -Заткнись. Еще раз пикнешь, и это будет последним, что ты сделаешь в своей жизни.
        Голова легионера запрокинулась назад, глаза панически расширились, руки в попытке вывернуться скребли землю.
        -А ну, не дергайся! - яростно прошипел центурион. - Не дергайся, кому сказано!
        -Оставь его, командир, - прошептал Катон. - Оставь, да и все.
        Несколько мгновений Макрон прожигал легионера свирепым взглядом, но потом отпустил его, встал и повернулся к Катону.
        -Нельзя его просто взять да оставить. Он может рассказать им о моей причастности к побегу. Тебе нужно забрать его с собой.
        Катон кивнул, и Макрон спокойно вложил меч в ножны.
        -Давай, подними его.
        -Командир, я думаю, тебе лучше уйти отсюда.
        -Так я и сделаю, как только вы все уберетесь. Давайте, двигайте прямиком к частоколу.
        -Но ведь тогда мы окажемся прямо напротив главного лагеря.
        -Это всяко лучше, чем обходить кругом палатки. Там вас непременно заметят, особенно с этим бесполезным куском дерьма.
        Носком сапога центурион пнул солдата, скулившего у его ног. Катон посмотрел на несчастного и, проникнувшись на миг жалостью к спятившему от ужаса человеку, наклонился и мягко потряс его за плечо.
        -Как тебя зовут, боец?
        Легионер повернул голову на голос, и Катон уловил оскал зубов на его искаженном гримасой лице.
        -Прокул… Прокул Секунд.
        -Когда говоришь со мной, то должен называть меня «командир». Понял, Прокул?
        -Т-так точно, командир.
        -Поднимайся на ноги, - тихо произнес Катон, делая все возможное, чтобы его голос звучал как сталь. - Мы не собираемся оставлять никого здесь на верную смерть. Вставай.
        Он крепко взял Прокула за предплечье, помог ему подняться, а потом вручил меч, за миг до того брошенный Макроном рядом с ним.
        -Вот. Держи крепко… так лучше?
        -Так точно, командир. Думаю, да.
        -Вот и хорошо, - промолвил Катон, похлопав солдата по крепкому, мускулистому плечу. - Атеперь идем.
        Освобожденные солдаты поднялись с земли и последовали за Макроном, двинувшимся в направлении лагерного вала. Катон озирался то налево, то направо, но никого на небольшом валу не заметил.
        Макрон указал на подножие вала.
        -Думаю, вы сможете перебраться через частокол и ров, оставшись никем не замеченными. Во всяком случае, из лагеря.
        Беглецы вскарабкались по внутреннему склону, а когда добрались до коротких деревянных кольев, вбитых вдоль гребня земляной насыпи, Макрон повернулся и махнул рукой. Люди замешкались, скучковались, натыкаясь друг на друга, но даже в этой сутолоке ухитрились не поднять шума. Макрон между тем снова повернулся к частоколу, взялся обеими руками за один из кольев и с усилием, так что у него на шее набухли вены, принялся его расшатывать. Наконец с мягким чмокающим звуком он вытащил бревно из утрамбованной почвы. Очень скоро рядом с первым тихонько лег и второй вывороченный из земли кол. Катон беспокойно озирался по сторонам, утирая со лба капли дождя, и присматривался к палаткам, с замиранием сердца ожидая тревоги. Однако, судя по всему, легионеры Третьей когорты крепко спали, и предпринятая приговоренными попытка к бегству до сих пор оставалась никем не замеченной.
        Наконец проем в частоколе сделался достаточно широким, чтобы в него мог пролезть человек. Катон повернулся и отыскал взглядом могучую фигуру Фигула.
        -Оптион, пойдешь первым. Спускайся в ров и двигай к углу лагеря. Пригибайся.
        Кивнув, Фигул протиснулся в лаз, лег на живот и соскользнул по крутому склону на дно защитного рва. Затем Катон подтолкнул к пролому следующего солдата, и так один за другим они все спустились в ров, распределившись по его дну. Когда Катон остался один, они с Макроном обменялись крепким рукопожатием. Катон понимал: скорее всего до новой встречи с другом не доживет, и при мысли о том, что дышащего уверенной силой, многоопытного Макрона уже никогда не будет рядом с ним, ему становилось не по себе. Однако ему приходилось быть сильным, ведь то, какое будущее выпадет на долю беглецов, будет отныне зависеть от него. Глядя на сидевшего на корточках напротив него старшего друга, молодой центурион заставил себя улыбнуться в темноте.
        -Спасибо, командир.
        Макрон кивнул и подтолкнул Катона к пролому в частоколе.
        -Давай, двигай. Вам нужно оказаться как можно дальше отсюда, прежде чем они обнаружат побег.
        -Ты прав.
        Катон соскользнул по глинистому склону, а когда со дна рва поднял взгляд на проем в частоколе, Макрон уже исчез.
        Катон пригнулся и двинулся вдоль вереницы вымазанных в грязи, лежавших вдоль рва людей. Сверху их нещадно поливал дождь, под ними на земле растекались лужи. Добравшись до спустившегося первым Фигула, Катон указал на угол укрепленного лагеря когорты, дал беглецам знак следовать за ним и ползком заскользил вперед. Достигнув угла, он поднял голову и осторожно огляделся, напрягая глаза и пытаясь уловить присутствие часовых на стенах главного лагеря. Несколько расплывчатых теней неторопливо перемещались по гребню вала, но он был уверен, что если беглецы будут двигаться медленно и осторожно, то в такой темноте их с укреплений не заметят. Главная опасность исходила от Прокула: этот малый в любой миг мог снова удариться в панику и выдать товарищей. Оглянувшись через плечо, Катон тихо заговорил с Фигулом, указывая вперед.
        -Мы двинемся тем путем. Трава здесь высокая, она нас прикроет. Передай по цепочке: всем следовать за мной ползком, не поднимаясь.
        -Есть, командир.
        -И вот еще что: проследи за Прокулом. - Катон понизил голос, чтобы никто, кроме оптиона, не мог его услышать. - Если у него начнется истерика, заставь его замолчать.
        -Заставить замолчать?
        -Сделай то, что потребуется. Понял?
        -Так точно, командир.
        Катон отвернулся, бросил последний взгляд на валы, после чего сосредоточился на большой дубовой роще, которую приметил еще раньше, днем, когда фуражиры собирали там валежник для костров. Выбравшись изо рва, он прополз некоторое расстояние в высокой траве, после чего медленно приподнялся на четвереньки, напрягая зрение и слух, чтобы уловить любой признак опасности. Остальные легионеры один за другим следовали за ним. Беглецы двигались осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, и едва ли не самым громким звуком было неистовое биение их сердец. Фигул переместился в тыл и теперь подталкивал вперед Прокула. Последний пребывал в таком страхе, что при любом случайном звуке, дрожа, припадал к земле и не двигался с места до тех пор, пока Фигул не побуждал его к этому чувствительными уколами острия меча.
        Преодолев уже примерно две трети расстояния до рощи, Катон вдруг замер, поднял голову и обернулся в сторону лагеря Второго легиона. Нет, тревоги там поднято не было, и он уже собрался продолжить путь, когда вдруг ощутил вибрацию под упершимися в землю ладонями.
        -Стой! - прошипел он. - Лежать!
        Приказ был передан по цепочке, люди замерли, припав к земле, а Катон напряг слух, стараясь определить источник усиливавшейся вибрации.
        Вокруг по-прежнему равномерно сыпал дождь, устойчивый ветер слегка посвистывал в ушах и шелестел в высокой траве. Апотом из-за той самой рощи, к которой они направлялись, появилась высокая тень. Кней присоединилась другая, затем еще одна - они словно выплывали из-за деревьев сплошным потоком. Затаившиеся в траве люди услышали пронесшееся над прибрежной равниной тихое конское ржание. Припав к земле, юноша напрягал зрение, стараясь ничего не проглядеть. Неожиданно ехавший первым всадник повернул лошадь и направил ее, как показалось, прямо на Катона.
        -Проклятье! - прошипел он, и рука непроизвольно потянулась к рукояти заткнутого за пояс меча.
        Потом он сообразил, что в кромешной темноте всадники вряд ли их увидят. Но все равно…
        -Лежать! Не высовываться! Пусть проезжают! Лежать, держать мечи наготове, но чтобы никто не двинулся, пока не двинусь я.
        Приказ торопливым шепотом передали по цепочке назад, и легионеры распростерлись в траве, стараясь вжаться в землю. Катон снова повернулся к всадникам, находившимся не более чем в двухстах шагах. По его прикидкам получалось, что там как минимум два отряда конных разведчиков. Вполне достаточно, чтобы разделаться с беглецами. «Ехали себе в лагерь, понятия не имея ни о каких беглецах, а сейчас того и гляди на нас наткнутся», - с горечью подумал Катон, прижимаясь к земле и чувствуя щекой, как она подрагивает под стучащими все ближе конскими копытами.
        Вэто же время сзади Фигул ухватил Прокула за складку туники.
        -А ну, на хрен, лежать! Лежать, кому сказано?
        -Нет, нет! Надо бежать! Спасаться! - Порываясь встать, Прокул пнул ногой руку, удерживавшую его за тунику. - Отпусти!
        Бросив взгляд на приближающихся кавалеристов, Фигул инстинктивно приподнялся позади Прокула и обрушился на него всей тяжестью, припечатав к земле. Вследующее мгновение оптион ударил его рукоятью меча в висок, и Прокул мгновенно обмяк. Предпринять что-либо еще у Фигула не было никакой возможности: он остался лежать поверх бесчувственного тела, приставив меч к его горлу, в то время как всадники с топотом ехали прямо на них.
        Но чуть ли не в последний миг конный отряд опять слегка изменил направление движения и проехал мимо, не более чем в дюжине локтей от распростертых в траве беглецов. Повернув голову набок и тяжело дыша, Катон проводил взглядом темные тени закутанных в плащи всадников, торопивших коней, чтобы поскорее добраться до места и укрыться от дождя и ветра в теплых палатках.
        Колонна с грохотом проезжала мимо, и не подозревая о затаившихся легионерах, однако Катону казалось, что всадники будут ехать бесконечно. Это ощущение переросло в почти непреодолимое желание вскочить и броситься на конных разведчиков, но тут наконец проскакал последний из них. Глядя на его удаляющуюся спину, Катон испустил глубокий вздох и только сейчас почувствовал, что все мускулы вздулись от напряжения, сделавшись тугими, как кошель интенданта. Он ждал до тех пор, пока хвост конной колонны не оказался так далеко, что пропал из виду, и лишь после этого передал своим бойцам приказ продолжить движение к роще.
        Лишь спустя полчаса Фигул присоединился к остальным беглецам, сидевшим на корточках в тенях под кронами дубов, с которых капала вода. Прокул пришел в сознание, но соображал плохо и не протестовал, когда оптион толчками направлял его к остальным. Катон снова оглянулся на крепость и в очередной раз убедился, что тревогу там так и не подняли. Он уже прикинул: под прикрытием темноты им осталось двигаться не более четырех часов, а значит, разрыв между ними и первыми преследователями составит около десяти миль. Между тем до болот, насколько он помнил, было миль пятнадцать. Шанс успеть ускользнуть невелик, но он есть. Ну а что потом? Неопределенное, полное опасностей будущее тяготило Катона, словно мешок с камнями. Если их все-таки захватят свои, казнь последует быстро, причем забивание насмерть камнями или дубинками можно считать самой мягкой карой из тех, что пожелает обрушить на них взбешенный командующий Плавт. Вероятнее всего, их ожидает распятие: медленная, мучительная смерть на кресте. Ну а попади они в руки туземцев, можно не сомневаться в том, что их ожидают самые жестокие варварские пытки:
сожжение заживо, сдирание кожи, травля охотничьими псами. Но даже если им удастся ускользнуть и от тех, и от других, чем они смогут прокормиться, скрываясь в болотах? Может быть, до наступления холодов еще можно будет что-то найти или украсть, но голода все равно не избежать, а с наступлением зимы их ждет неминуемая гибель.
        На миг у Катона возник порыв повернуть обратно и принять свою судьбу, может быть, наименее ужасную из всех возможных, но он тут же выругался, кляня себя за дурость. Он жив, и на самом деле только это и имеет значение. Ион будет цепляться за жизнь во что бы то ни стало, потому что, какой бы она ни была, самая трудная жизнь несравненно лучше бесконечного забвения смерти.
        Катон не больно-то верил в то, что после смерти попадет в загробное царство Митры, загадочного восточного бога, у которого в последнее время появилось немало почитателей в легионах. Смерть виделась ему абсолютной и окончательной, а стало быть, ей следовало противиться, уклоняться от ее холодных объятий до последнего вздоха.
        Усилием воли Катон отогнал мрачные мысли и встал, подставив промокшее тело пронизывающему ветру.
        -Всем встать! За мной! - приказал он и, даже не удосужившись проверить, выполнена ли его команда, отвернулся от лагеря и зашагал на запад, туда, где под серым унылым небом раскинулись болота.
        Глава 22
        Когда прозвучал сигнал тревоги, Макрон бодрствовал. Вернувшись в палатку, он так и не смог сомкнуть глаз. То было нечто совершенно новое для Макрона, который, как и большинство ветеранов, обычно проваливался в глубокий сон в тот самый момент, когда голова его касалась подушки. Но ведь и ситуация была далека от обычной. Катон бежал, но шансы на спасение оставались ничтожными, да и самому Макрону угрожала нешуточная опасность. Втот самый момент, когда обнаружат связанных помощников интенданта с кляпами во ртах, станет очевидно, что беглецам кто-то помог. Иесли обнаружится его причастность, он сам окажется в числе приговоренных. На сей счет у центуриона сомнений не было. Ни послужной список, ни заслуженные боевые награды во внимание приняты не будут. Его казнят.
        Сквозь щели полога палатки было видно, что по тусклому серому небосклону уже начал разливаться слабый, ранний утренний свет. Дождь продолжался и хотя лил уже не так сильно, как ночь напролет, но все еще упорно стучал по кожаной крыше палатки и мокрой земле вокруг нее. Крик, раздавшийся в отдалении, призвал дежурную центурию к оружию. Поднятое по тревоге отделение пробежало мимо его палатки: темные силуэты вырисовывались на фоне разгорающейся зари, сапоги скользили и хлюпали в грязи.
        Макрон решил, что ему лучше выбраться наружу, чтобы его видели среди откликнувшихся на сигнал тревоги. Ради собственного спасения ему следовало делать вид, будто он так же удивлен, как все остальные. Центурион сбросил ноги с походной койки и потянулся за сапогами. Но едва его пальцы коснулись потертой кожи, помедлил, потом отпустил сапоги и вынырнул из палатки.
        -Эй ты! - остановил он пробегавшего мимо солдата. - Что тут, на хрен, за суматоха?
        Легионер остановился и, тяжело дыша, встал навытяжку.
        -Э… осужденные, командир.
        -Что «осужденные»?
        -Они исчезли, командир. Сбежали!
        -Ну ни хрена себе? Как же им удалось?
        Легионер, разумеется, лишь пожал плечами. Он об этом понятия не имел, да и трудно было ожидать от него знания таких подробностей.
        Макрон кивнул.
        -Ну ладно. Действуй!
        -Есть, командир!
        Легионер отдал честь, повернулся и поспешил туда, где над линией крыш палаток виднелся штандарт его подразделения, которым, обозначая место сбора, медленно поводили из стороны в сторону. Макрон проводил его взглядом и убедился, что как ни торопись, а продвижение по окружающей палатку вязкой грязи особенно быстрым не получается. Это хорошо. Как и вообще все, что способно хоть ненадолго задержать погоню за Катоном и остальными беглецами. Нырнув обратно в палатку, Макрон торопливо натянул и зашнуровал сапоги и накинул тяжелый плащ. Плотная шерстяная ткань, совсем недавно пропитанная жиром, почти не пропускала воду.
        «А вот Катоновым ребятам приходится туго, дрожат небось в своих промокших туниках, - подумал он, ощутив вдруг укол совести. Но времени на то, чтобы снабдить беглецов чем-то еще, кроме оружия, у него с Фигулом не было, и оно-то было добыто с огромным риском. - Да и вообще Катону уже тому надо радоваться, что остался жив», - размышлял Макрон на ходу, размашистым шагом направляясь к легионерам, собиравшимся под штандартом.
        Центурион Максимий, с плащом под мышкой, подбежал к своим командирам.
        -Почему поднята тревога?
        Туллий, командир дежурной центурии, выпрямился и выступил вперед:
        -Осужденные совершили побег, командир.
        -Побег?! - изумился Максимий. - Это невозможно! Покажи!
        Туллий повернулся в сторону открытой площадки, на которой содержались арестованные, и его легионеры расступились, давая дорогу командирам. Те проследовали на площадку и подошли к двум часовым, которых вырубил Фигул. Они сидели на земле и пили из фляжек, которые им дали освободившие их товарищи.
        -Это еще что такое? - заорал Максимий. - Ану, на хрен, встать!
        Оба солдата кое-как поднялись на ноги и по приближении центурионов вытянулись по стойке «смирно». Поначалу Максимий оставил их без внимания: он изумленно таращился на примятую траву, обозначавшую место, на котором сидели осужденные. Сделав три быстрых шага, он наклонился, поднял с земли несколько обрезков кожаных ремней, внимательно их осмотрел и показал другим.
        -Перерезаны.
        Макрон сглотнул и кивнул.
        -Надо думать, кто-то им подсобил.
        -Да уж, похоже на то, - согласился Максимий и повернулся к двоим караульным. - Васс, что здесь произошло?
        Легионер постарше стоял навытяжку и смотрел прямо перед собой, избегая взгляда командира когорты.
        -Ну, - тихо произнес Максимий, - выкладывай.
        -Командир, меня и моего напарника захватили врасплох. Они выскочили из темноты, невесть откуда взявшись, и набросились на нас.
        -Они? Сколько их было?
        -Двое, командир, - встрял часовой помоложе. - Ох и здоровенные были, оба.
        -Ты их узнал?
        -Так ведь темно же было, командир, - пробормотал старший часовой. - Тут разве с уверенностью скажешь?
        Глаза его мрачного товарища расширились.
        -Командир, одного мы точно узнали. Это был Фигул.
        -Оптион Фигул? - Командир когорты поскреб подбородок. - Оптион Катона. Ну что ж, это кое-что проясняет. Акак насчет второго?
        Макрону потребовалось усилие, чтобы скрыть тревогу, охватившую его в ожидании ответа часового.
        -Его я толком не разглядел. Заметил только, что ростом он поменьше Фигула, ну так ведь это почти про любого сказать можно.
        -Понятно. - Максимий оглянулся на Макрона. - Объявляю общее построение когорты. Надо выяснить, кого еще мы хватимся. Действуй!
        Макрон повернулся и стал высматривать трубача когорты. Как он и ожидал, солдат стоял под штандартом дежурной центурии, держа наготове изогнутый дугой бронзовый инструмент. Макрон шагнул к нему.
        -Труби общий сбор!
        Трубные звуки прокатились над рядами палаток. Все остававшиеся там солдаты повыскакивали на дневной свет и, хлюпая по грязи, заторопились к месту построения у вала, с внутренней стороны. Центурионы заняли места перед своими подразделениями, в то время как оптионы проводили быструю перекличку, проверяя наличие состава. Центурию Катона, лишившуюся и командира, и исполняющего его обязанности, Макрон взял на себя.
        Вскором времени командиры доложили о результатах проверки Максимию.
        -Что, отсутствует один Фигул? Но часовые говорят, их было двое.
        -Может, у них в глазах двоилось? - с улыбкой предположил Макрон. - Перебрали или еще что.
        -Мне они пьяными не показались, - пробормотал центурион Туллий.
        -Нет, - согласился с ним Максимий. - Они не пили. Похоже, один из тех, кто помогал осужденным бежать, остался в лагере. Он здесь, среди нас.
        -А может, и нет, командир, - встрял Макрон. - Вдруг это был кто-то из рабов?
        -Да… ты прав. Пошли кого-нибудь, пусть рабов тоже пересчитают.
        Они ожидали результата, когда Макрон вдруг заметил, как на лице его начальника отразилось беспокойство, а посмотрев следом за ним в сторону главного лагеря, мигом понял причину.
        -Думаю, легата долго ждать не придется. - Максимий фыркнул и издал горький смешок. - Легата, командующего и Первые когорты всех легионов. Нас выставят на всеобщее посмешище.
        -Сомневаюсь, чтобы легат стал смеяться, - хмуро заметил Туллий. - Скорее, он зажарит наши яйца себе на завтрак.
        Макрон кивнул.
        -И это еще если нам повезет.
        Вэто время за рекой запели трубы, возвещавшие утреннюю смену караула и официальное начало нового дня. Аспустя миг трубы еще громче грянули в расположении Второго легиона. Максимий и его командиры нервно переглянулись. Солдаты когорт, отобранные для того, чтобы присутствовать при казни, должно быть, торопливо натягивали туники и надевали доспехи. Учитывая, сколько времени им потребуется, чтобы полностью собраться, пересечь реку и построиться на открытой площадке перед валами лагеря Второго легиона, у Максимия и его легионеров оставалось не более получаса до того, как правда выйдет наружу. После чего гнев высшего командования армии обрушится на них подобно камнепаду.
        -К прибытию легата - на караул! - раздался возглас дежурного оптиона у главных ворот.
        Максимий понурился: вот-вот ему предстояло встретиться с Веспасианом, и ничего хорошего эта встреча не сулила. На миг Макрону даже стало его жалко, и он чуточку устыдился того, что устроил побег. Но он тут же вспомнил: вся полнота ответственности за беды, обрушившиеся на когорты, включая несправедливое осуждение на казнь Катона и других невинных людей, лежит именно на командире. Лицо Макрона посуровело, сердце сжалось от горестного презрения к старшему центуриону.
        Дежурный оптион выкрикнул приказ открыть ворота и тут же сбежал вниз, чтобы занять место перед строем караула на въезде в маленький лагерь. Заскрипели бревна, створы разошлись внутрь, и в открывшийся проем было видно, как по размытой дороге приближается группа всадников, легат и несколько командиров из его штаба.
        Максимий нервно пригладил челку и сморгнул с ресниц дождевые капли.
        -Ну и ладно, раз деваться некуда, лучше пройти через все это, не откладывая. Вперед.
        Центурионы Третьей когорты, буквально придавленные ужасом перед тем, как отреагирует на известие о бегстве приговоренных легат, медленно двинулись к воротам, ему навстречу. Их и без того унылое настроение усиливал надоедливый, непрекращающийся дождь.
        Веспасиан скользнул взглядом по страже у ворот и, оценив бравый вид и экипировку караула, удовлетворенно кивнул. На сапогах, конечно, можно было углядеть пятнышко-другое грязи, но, учитывая погоду, это приемлемо. Он повернулся к оптиону:
        -Молодец. Можешь их отпустить.
        -Есть, командир!
        Отдав честь, оптион четко повернулся к своим солдатам и громко, словно не стоял с ними рядом, а командовал парадом на плацу, выкрикнул приказ. Солдаты выслушали его, вытянувшись в струнку, а как только с формальностями было покончено, поспешили искать укрытие от дождя.
        Легат мягко соскочил с седла на землю. Пятеро центурионов подтянулись и расправили плечи.
        -Доброе утро. Надеюсь, все необходимые приготовления сделаны?
        -Э… да, командир.
        Веспасиан мигом уловил неуверенность в тоне докладчика и нахмурился.
        -В чем дело?
        Макрон, покосившись, увидел, как центурион Максимий беспомощно опустил голову.
        -Командир, я вынужден с сожалением доложить, что осужденные скрылись.
        На миг легат остолбенел, наморщив широкий лоб, и, лишь когда лошадь мотнула головой, дернув поводья, которые он все еще держал в руке, выдавил:
        -Сбежали? Имного их сбежало?
        -Все, командир, - с содроганием ответил Максимий.
        -Все? Что за бред, центурион? Как это может быть, чтобы все арестованные сбежали? Они ведь были под стражей, не так ли?
        -Разумеется, командир.
        -Ну и?..
        -У осужденных нашлись пособники, которые напали на караульных. Их вырубили и связали, а арестантов освободили, и они ускользнули за валы.
        -Полагаю, ты послал за ними погоню?
        Максимий слабо покачал головой.
        -Я сам только что узнал об этом, командир. Тревогу подняли на заре.
        Легат сжал руку в кулак и на миг зажмурился, чтобы совладать с вызванной признанием командира когорты яростью, после чего осведомился:
        -Ты не находишь, что было бы разумно послать кого-нибудь на их поиски прямо сейчас?
        -Да, командир. Ямигом. Туллий, организуй все немедленно.
        Центурион бегом помчался исполнять приказ, а Веспасиан щелкнул пальцами, подзывая своего старшего трибуна. Тот немедленно соскочил с седла и подбежал к легату.
        -Плиний, тот разведывательный патруль не докладывал ни о чем необычном?
        Трибун Плиний задумался, потом покачал головой:
        -Никак нет, командир. Ничего особенного.
        -Ладно. Вот что - возвращайся в лагерь и скажи им, чтобы снова садились в седла. Пусть прочешут местность к югу, западу и востоку от реки. Если наткнутся на кого-то из дезертиров, пусть пытаются захватить живьем и доставить назад, для осуществления наказания. Но если беглецы будут сопротивляться, я даю разведчикам разрешение убивать их на месте. Все понятно?
        -Так точно, командир.
        -Тогда исполняй. Вперед.
        Трибун поспешил к своему коню, вскочил на него и, натянув поводья, с места в карьер поскакал к главному лагерю. Грязь из-под копыт полетела и на легата, и на центурионов Третьей когорты. Макрон моргнул, когда комок глины угодил ему в щеку.
        -Прошу прощения, командир.
        Макрон оглянулся и увидел солдата, которому было поручено провести сверку личного состава в лагере когорты.
        -Ну?
        -Из всего списочного состава отсутствует только один человек, оптион Фигул. Все остальные - и легионеры, и рабы - находятся в лагере.
        -Ты уверен? - спросил Макрон, подняв темные брови.
        -Так точно, командир. Но это еще не все. Вскладском шатре мы нашли связанных интендантских помощников. Похищено некоторое количество оружия.
        -Ладно, можешь идти.
        Макрон обменялся беспокойным взглядом с центурионом Максимием.
        -Что, центурион Макрон, проблема? Так сказать, еще одна, в добавление к списку проблем нынешнего утра?
        Макрон кивнул.
        -Так точно, командир. По-видимому, дезертировал вместе с приговоренными только один Фигул.
        -Но наши часовые докладывают, что на них напали двое. Похоже на то, что второй нападавший до сих пор в лагере.
        -Тогда нам лучше бы его найти, - тихо промолвил Веспасиан. - Думаю, командующему Плавту в качестве возмещения потребуется чья-то голова. Илучше это будет голова виновного, чем кого-нибудь из вас, не так ли?
        Ответа не последовало, да его и не требовалось, достаточно было взглянуть на унылые, отчаявшиеся лица командиров. Тем временем позади них Туллий провел отделение легионеров через оставленный беглецами пролом в частоколе. Бойцы в полном вооружении съехали по склону в ров и двинулись по оставленным на дне беглецами следам к углу лагеря.
        Веспасиан покачал головой.
        -Плохо дело, центурион Максимий. Мало того что ты сам провалился в дерьмо по самые яйца, так еще и меня за собой тянешь… Спасибо, удружил.
        Сказать на это Максимию было нечего. От извинений толку никакого, они только усугубили бы бремя позора, лежавшее на его плечах. Поэтому командир Третьей когорты молча смотрел на легата, пока тот не отвернулся и не взобрался на коня. Свысоты седла Веспасиан уставился на центурионов с презрительной усмешкой на губах.
        -Я доложу о случившемся командующему, пока он не отправил сюда из-за реки когорты, назначенные присутствовать при казни. Уменя почему-то возникли сильные сомнения в том, что Авл Плавт воспримет эту новость спокойно. Вам лучше привести свои дела в порядок.
        Веспасиан развернул коня, выехал за ворота и поскакал по грязной дороге по направлению к главному лагерю. Штабной эскорт последовал за ним. Когда они огибали угол легионного лагеря, отряд конных разведчиков галопом промчался в другом направлении. Развернувшись, они поскакали в промежуток между двумя лагерями, туда, где Туллий и его команда прослеживали путь беглецов через покрытую высокой травой равнину к дубовой роще. Потом внимание Макрона привлекло движение на пологой возвышенности, что виднелась за главным лагерем, и, приглядевшись, он увидел темные фигуры кавалеристов другого отряда. Они галопом скакали вверх по склону, развернувшись веером, чтобы проверить западное направление.
        -Будем надеяться, что они быстро найдут Катона, - пробормотал Феликс. - Кто как думает, в каком направлении они могли двинуть?
        -На запад, - уверенно заявил Антоний. - Или на юго-запад. Это единственное, что имеет смысл.
        -Какой смысл в том, чтобы пробираться в самое сердце вражеской территории? Ты в своем уме? - буркнул Феликс, покачав головой.
        -А что им еще остается? Двинув на восток, они будут либо перехвачены нашими, либо выданы союзными нам племенами. Ктому же на западе раскинулись непролазные топи. Лучшее место, чтобы прятаться.
        -Дерьмовое место! Сунуться туда - это все равно что добровольно отдаться в руки Каратаку; аты знаешь, что он и его шайка делают с пленными римлянами.
        -А я утверждаю, что для них это лучший выбор, - твердо заявил Антоний и повернулся к Макрону. - Аты как считаешь?
        Макрон молча уставился на него, потом, как бы между делом, проводил взглядом всадников, уже исчезавших за гребнем холма позади главного лагеря. Прочистив горло, чтобы не выдать терзавшего его изнутри страшного беспокойства, центурион промолвил:
        -На запад. Согласен с тобой, для них это лучший выбор. Ябы сказал, единственный шанс.
        Не согласный с этим суждением Феликс раздраженно хмыкнул и повернулся к Максимию.
        -Ну а ты, командир? Что ты думаешь?
        -Думаю? - Максимий оглянулся с отсутствующим выражением, потом нахмурился. - Что я думаю? Ядумаю, ни хрена это не важно, в какую сторону они направились. Главное - преступление совершилось, и оно затронуло каждого из нас. Случившееся исковеркает послужной список каждого командира этой когорты, как ужасный шрам. Вот что я думаю.
        Он воззрился по очереди на троих центурионов, горестно кривя губы. Последним, на ком остановился его взгляд, был Макрон.
        -И вот что еще я думаю. Ядумаю, что, если сумею выявить того, кто помог им удрать, я с него живьем кожу сдеру. Причем сделаю это собственноручно.
        Глава 23
        -Придется оставить его, - тихонько промолвил Катон.
        Фигул покачал головой:
        -Нельзя. Если они его поймают, то заставят говорить. А потом казнят.
        Оптион умолк и оглянулся через плечо на легионера, сидевшего на камне возле речушки и поглаживавшего вывихнутую лодыжку. Сэтого самого камня, мокрого и скользкого из-за дождя, он некоторое время назад и навернулся. Один неверный, слишком поспешный шаг, и вконец вымотанный солдат полетел на землю, получив тяжелейший вывих, такой, что, попытавшись встать и перенести вес на поврежденную ногу, малый заорал от боли. Стало ясно, идти дальше он не сможет. Рассвет застал их, по прикидкам Катона, чуть далее чем в восьми милях от лагеря, а стало быть, до кромки болот оставалось еще миль шесть. Не приходилось сомневаться, что легат вышлет конницу на их поиски, как только будет достаточно светло и следы станут различимы. Чтобы улучшить свои шансы на спасение, следовало припустить бегом, а раненый и ковылять-то не мог. Апонести его означало существенно замедлить движение и подвергнуть дополнительному риску жизни всех остальных.
        Катон впился в оптиона взглядом.
        -Мы не можем взять его с собой, не можем себе это позволить. Теперь ему самому придется позаботиться о себе, понимаешь?
        -Это неправильно, командир, - ответил Фигул. - Яне стану соучастником его смерти.
        -Он так и так был бы мертв. Вы с Макроном просто добавили ему несколько часов жизни. Япринял решение, оптион. Ибольше мои приказы не обсуждать!
        Несколько мгновений Фигул молча смотрел ему в глаза, а потом сказал:
        -Приказы? Командир, но ведь мы больше не солдаты. Мы дезертиры. Счего ты вообще взял, что я стану повиноваться?..
        -Заткни глотку! - оборвал его Катон. - Ты, оптион, будешь делать то, что я скажу. Что бы ни случилось, я здесь старший по званию командир. Не забывай об этом, или я убью тебя на месте.
        Фигул воззрился на него в изумлении, но потом кивнул:
        -Да, командир. Так точно.
        Только теперь Катон осознал, что сердце его бешено колотится, а кулаки сжаты, и подумал, что, наверное, выглядит дурак дураком. Изнурение вкупе со страхом быть изловленным, возвращенным в лагерь и преданным казни вконец истрепало нервы. Но если он хочет пережить это суровое испытание сам и помочь в этом своим бойцам, ему необходимо быть сильным. Вего сознании уже наполовину оформился план - правда, чересчур амбициозный и оптимистичный, но когда человек цепляется за жизнь, словно взбираясь по отвесному склону, впору ухватиться за любую, пусть самую невероятную возможность спасения. Впрочем, стоит ли мечтать о том, что божественная десница чудесным образом укроет их от опасности, подумал Катон, едва не рассмеявшись над собой. Искушение было почти непреодолимым, но юноша знал, что за ним таится опасность парализующей истерики, которая погубит их всех, стоит ему поддаться. Потерев глаза, Катон сжал плечо своего оптиона.
        -Прости, Фигул. Яобязан тебе жизнью, тебе и Макрону. Мы все вам обязаны. Жаль, что ты оказался втянутым во все это, ты заслуживаешь лучшего.
        -Да ладно, командир, все нормально. Яже понимаю. - Фигул слегка улыбнулся. - Признаться, мне действительно трудно прийти к согласию с самим собой. Знай я заранее, что это будет вот так… Ну и что нам с ним делать?
        -Мы его оставим. Он уже покойник, и ты сам это знаешь. Нам только нужно быть уверенными, что он погибнет сражаясь или в любом случае не будет захвачен живым. - Катон выпрямился и прокашлялся. - Веди людей дальше. Ая переговорю с ним и догоню вас.
        -Переговоришь? - с подозрением спросил Фигул. - Только переговоришь?
        -Ты мне не веришь?
        -Верить центуриону? После того, как мы оказались в такой ситуации? Не испытывай судьбу, командир.
        Катон улыбнулся.
        -Я испытываю ее с того самого дня, как поступил на службу. И до сих пор Фортуна мне не изменяла.
        -Все когда-то случается впервые, командир.
        -Может быть… Ну, давай, уводи людей. Идвигайтесь в темпе.
        Фигул кивнул.
        -Направление прежнее?
        Катон на миг задумался, оглядывая окрестности.
        -Нет. Поворачивай на юг, вон к тому кряжу. Акогда переберетесь через него и окажетесь вне зоны видимости с равнины, возвращайся к первоначальному направлению. Что, как, зачем - это я потом объясню. Двигай!
        Оптион направился к усталым беглецам, устроившимся в высокой траве возле ручья, а Катон подошел к пострадавшему солдату.
        -Ты ведь из центурии Туллия, да?
        Легионер поднял глаза. Лицо его было обветренное, дубленая кожа, обрамленная редеющими седыми кудряшками. Катону подумалось, что этому бойцу оставалось всего несколько лет до отставки с полной выслугой. Судьба жестоко посмеялась над ветераном, выбрав его для казни.
        -Так точно, командир. Вибий Поллий.
        Солдат отсалютовал Катону и бросил взгляд на товарищей, уже поднимавшихся с травы.
        -Ты собираешься меня оставить, ведь так?
        Катон медленно кивнул.
        -Прости. Мы не можем позволить себе сбавить темп. Будь какой-то другой выход…
        -Но его ведь нет. Все понятно. Я не в обиде.
        Катон присел на ближайший валун, горделиво возвышавшийся над быстрой речушкой.
        -Послушай меня, Поллий. Пока мы не замечали никаких признаков преследования. Если ты заляжешь где-нибудь на земле и попытаешься вправить лодыжку, то, может быть, позже и найдешь нас. Утебя вид человека, который мог бы мне пригодиться. Постарайся найти укрытие и не высовывайся, пока не заживет нога. Мы пойдем на юго-запад.
        -Но ведь мы собирались скрыться в болотах, командир.
        Катон покачал головой.
        -Нет. Это небезопасно. Если мы попадем в руки приспешников Каратака, они заставят нас мечтать о смерти, как об избавлении.
        Оба они улыбнулись, после чего Катон продолжил:
        -Фигул считает, что наши шансы улучшатся, если мы найдем дамнониан. Вроде бы некоторые из них состоят в родстве с тем племенем в Галлии, из которого происходит он сам. Он немного знает их язык и может попросить их нас принять. Так что, если окажешься среди туземцев, назови его имя.
        -Непременно, командир. Явсе так и сделаю, как только нога заживет. - Поллий хлопнул себя по бедру.
        Катон задумчиво кивнул.
        -А если не заживет…
        -Ну, тогда в этом мире мы уже не свидимся. Не беспокойся, командир, живым они меня не возьмут. Даю тебе слово.
        -Этого мне вполне достаточно, Поллий.
        Катон кивнул, внутренне сгорая от стыда из-за того, что вынужден покинуть несчастного ветерана.
        -Просто хочу быть уверенным, что, даже если они тебя схватят, ты и словом не обмолвишься о том, куда мы направились. Ио роли Макрона в этой истории.
        Поллий вытащил из-за пояса меч.
        -Эта штуковина позволит некоторое время держать их на расстоянии. Ну а ежели станет ясно, что мне не отбиться, будь уверен, я сумею использовать ее так, что им не представится возможности заставить меня говорить.
        Понимая, что этот человек почти наверняка так или иначе обречен на смерть, Катон постарался, чтобы его последние слова были особенно взвешенны и осторожны.
        -Защищайся всеми возможными средствами. Но помни: те, кого пошлют за нами вдогонку, всего лишь солдаты, выполняющие приказ. То, что произошло с нами, - не их вина. Ты меня понял?
        Поллий кивнул, печально глядя на свой меч.
        -Вот уж никогда не думал, что мне придется обратить его против себя. Мне всегда казалось, что бросаться на меч - это причуда сенаторов и им подобных.
        -Может быть, ты возвысишься в том мире?
        -Не с того места, на котором я сейчас сижу.
        -Тоже верно… Ладно, Поллий, мне пора идти. - Катон крепко пожал солдату руку. - Уверен, я тебя еще увижу. Через несколько дней.
        -Как бы мне не увидеть тебя первым, командир…
        Катон рассмеялся, потом встал и, не промолвив больше ни слова, припустил бегом за Фигулом и остальными беглецами, успевшими отойти на некоторое расстояние. Оглянулся он перед тем, когда место, где они переправлялись через речку, должно было скрыться из вида, заслоненное невысоким бугром. Поллий кое-как поднялся по берегу повыше и сейчас сидел, вонзив в землю меч между раздвинутыми ногами. Опершись подбородком о ладони, лежавшие на рукояти меча, он смотрел им вслед, в ту сторону, куда они удалились. Вэтот момент Катон понял, что ему не было такой уж надобности пытаться обмануть ветерана. Поллий был готов умереть и решительно настроен на то, чтобы это случилось прежде, чем произнесет хоть слово, способное выдать его товарищей. Но даже при этом Катон не мог отказаться от мысли о необходимости дополнительной подстраховки. Даже самого благородного человека, исполненного самых благих намерений, удается порой застать врасплох. Катон видел, как работают пыточных дел мастера Второго легиона, и прекрасно понимал: нужна исключительная стойкость, чтобы не выдать им сведения, которых они добиваются. АПоллий не
более чем человек, чьи дни близятся к закату.
        Втечение утра дождь постепенно ослабевал, превратившись под конец в мелкую морось, но небо по-прежнему затягивали унылые серые тучи, отказывая беглецам в возможности погреться на солнышке. Катон с Фигулом вели их вперед, чередуя бег с шагом и уводя все дальше к болотам, сулившим наилучшую возможность укрыться от конных разъездов, которые неминуемо пустятся за ними в погоню. Дождь смыл большую часть глины, в которой они измазались ночью, но их кожа оставалась заляпанной глубоко въевшейся грязью, а всякий раз, когда они, вспотев за время пробежки, переходили на шаг, их пробирала зябкая дрожь. При отсутствии фляг утолить жажду можно было лишь из ручья, близ которого остался Поллий, и по мере продолжения этого выматывающего марш-броска Катон чувствовал, как все больше и больше набухает во рту липкий язык. Но, невзирая на усталость, никто не выбывал из колонны. Отстающих не было, поскольку каждый прекрасно знал: оставшегося позади ждет неминуемая смерть. Именно на это Катон и полагался, зная, что страх смерти способен побудить человека двигаться на пределе физических возможностей, когда уже не помогают
ни увещевания, ни угрозы, ни колотушки.
        Центурион пытался составить хоть какое-то представление о ходе времени, но без солнца на небосводе он мог лишь приблизительно оценить прошедшие часы, исходя из примерной скорости движения. По его подсчетам, было около полудня, когда они перевалили невысокую холмистую гряду, откуда увидели, что меньше чем в миле впереди лежит огромная, раскинувшаяся до самого горизонта низина. Втусклом, пробивающемся сквозь облака свете открывалась унылая, мрачная перспектива нескончаемых камышовых зарослей, узких протоков, луж и разбросанных тут и там островков и холмиков, где над густыми зарослями боярышника и дрока изредка поднимались чахлые деревца.
        -Не больно-то уютно, - буркнул Фигул.
        Катону, прежде чем он смог откликнуться, пришлось отдышаться.
        -Да уж… но ничего лучше у нас нет. Какое-то время придется довольствоваться этим.
        -А что потом, командир?
        -Потом? - Катон издал горький смешок, после чего ответил: - Аэто «потом», Фигул, скорее всего не наступит. Мы будем жить одним текущим моментом под постоянной угрозой быть обнаруженными не одними, так другими, что в равной степени означает смерть… если только не добьемся отмены приговора.
        -Отмены? - фыркнул Фигул. - Да как это может быть, командир?
        -Я сам не знаю, - признал Катон, - поэтому не хочу раньше времени внушать никому надежду, которая может оказаться тщетной. Мне надо еще как следует продумать все детали, тогда я тебе все объясню. Асейчас надо двигаться.
        Впереди, на склоне, дорога раздваивалась: одна тропа шла налево, огибала край болота и быстро пропадала из виду в затягивавшем горизонт легком мареве, поднимавшемся над самыми глубокими топями и провалами между холмами, где еще лежал плотный туман. Вторая, правая, менее разбитая и исчерченная колеями, вела прямо в сердце болот.
        -Двигаться по правой тропе! - скомандовал Катон, выбежав из колонны и обернувшись к Фигулу. - Веди их дальше. Не останавливаться до тех пор, пока не углубитесь в болота самое меньшее на четверть мили.
        -Будет исполнено, командир. А ты куда?
        -Вернусь на холм и посмотрю сверху, как там дела позади, нет ли погони. Ты вообще поглядывай, когда я появлюсь, а то мне не больно охота заблудиться в болотах.
        Фигул улыбнулся.
        -До встречи, командир.
        Они расстались. Фигул повел вымокших, перепачканных беглецов дальше на запад, где раскинулись негостеприимные топи, а Катон повернул назад, к холмистой гряде, которую они только что перевалили, хотя сам не очень-то понимал, почему ему вдруг показалось нужным бросить сверху последний взгляд назад. Быть может, им двигала необходимость остановиться и подумать, спланировать следующий шаг. Возможно, просто требовалось перевести дух и посмотреть на остающийся позади мир, прежде чем окончательно окунуться в жизнь, состоящую из скитаний и ужасных лишений. Но каким бы ни был мотив, он медленно, с тяжелым от осознания безнадежности ситуации сердцем, поднялся обратно по склону. Что, если никакой надежды на искупление нет? Что, если он весь жалкий остаток своей жизни обречен скрываться в диких пустошах, в ужасе перед возможностью быть обнаруженным и схваченным своими же соотечественниками? Да стоит ли вообще такая жизнь того, чтобы за нее цепляться?
        Даже если ему удастся в ближайшем будущем не угодить в руки легионерам или уцелевшим соратникам Каратака, до конца года легионы все равно установят контроль над южной частью острова. Тогда у них появится достаточно времени для поиска и уничтожения последних оплотов тех, кто дерзает противиться Риму. Рано или поздно беглецы будут найдены, схвачены и преданы казни, даже если военные власти с трудом вспомнят, в чем, собственно, состоит их преступление.
        Но раз уж ему выпала такая судьба, решил Катон, не лучше ли рискнуть всем и попытаться вновь вернуть расположение командующего Плавта и легата Веспасиана, для того чтобы приговор был пересмотрен. Альтернатива была такова, что о ней и задумываться-то страшно, и он наделся, что сумеет внушить это остальным, когда придет время изложить им свой план. Ему потребуются добровольцы, ведь на самом деле они уже не воинское подразделение, в котором он как командир обладает безусловным правом отдавать приказы. Сейчас вся его власть основывалась на вере в способность принимать правильные решения. Вот и Фигул было усомнился в его праве командовать, но у оптиона хватило здравого смысла понять, что кучка беглецов имеет шанс выжить, лишь если кто-то поведет ее за собой, и лучшей кандидатуры на роль вожака, чем Катон, не имелось… во всяком случае, пока.
        Катон был столь поглощен размышлениями о будущем, что сам не заметил, как поднялся на гребень холма и оглядел затянутую пеленой мелкого дождя долину, которую они недавно пересекли.
        Кавалерийский заслон примерно из двадцати всадников, скачущих врассыпную, придерживаясь расстояния, друг от друга шагов в пятьдесят, он увидел сразу. Преследователи находились не далее чем в паре миль и двигались по касательной к маршруту, пройденному Катоном и его командой. Молодой центурион мигом упал на землю, с замиранием сердца высматривая признаки того, не был ли он замечен. Он проклинал себя за беспечность: это ж надо было взять да и подняться на гребне в полный рост. Усталость не оправдание, особенно когда от твоей осторожности зависят жизни твоих спутников.
        -Дурак! - процедил Катон сквозь зубы. - Проклятый болван!
        Однако никаких признаков того, что разведчики заметили появившуюся в отдалении на холме одинокую фигуру, не наблюдалось. Скорее всего они просто не смотрели вдаль, а пристально изучали землю перед собой в поисках оставленных беглецами следов. Конница неспешно продвигалась по травянистой равнине, а всякий раз, когда по пути попадалась рощица, задерживалась, чтобы ее прочесать. Катон прикинул, что, следуя этим курсом, они проедут довольно далеко от него, и начал понемногу успокаиваться. Он задумался о том, наткнулись ли всадники на Поллия. Поднял ли ветеран меч против своих недавних соратников или, памятуя слова Катона, предпочел обратить оружие против себя? Авозможно, ему удалось найти укрытие, и преследователи проехали мимо? Катон поймал себя на том, что надеется: бедолагу все-таки поймали, принудили говорить, и он, выложив то, что с умыслом рассказал ему Катон, навел погоню на ложный след.
        Во всяком случае, кавалеристы определенно следовали в том направлении. Однако когда ехавший впереди всадник находился примерно в миле от Катона, посередине их растянувшейся линии возникло какое-то замешательство. Один из разведчиков остановился, спрыгнул на землю и замахал руками, подзывая товарищей. Его призыв был передан по цепочке в обе стороны, и солдаты, развернув коней, направились к нему, образуя все более разраставшуюся группу. Катон напрягал глаза, пытаясь разглядеть, что же именно происходит в долине. Большинство всадников спешились, командиры что-то обсуждали с человеком, остановившим продвижение. Очем речь, Катон, разумеется, понять не мог, зато, присмотревшись, выяснил, что это не легионные разведчики. Покрой плащей и закинутые за спины кожаные, натянутые на раму щиты выдавали в них бойцов вспомогательной когорты, а когда он разглядел венчавшую их штандарт, тускло поблескивающую медвежью голову, кровь застыла в его жилах.
        -Батавы…
        Командующий Плавт имел в своем распоряжении несколько конных когорт, набранных из воинов этого безжалостного германского племени, славившегося безрассудной отвагой. Впрошлом году, при форсировании реки Мидуэй, батавы стяжали себе зловещую репутацию, в приступе кровожадной злобы перебив на месте всех попавших в их руки пленников. Катон с ужасом припомнил, что подобную кровожадность воинственные германцы проявляли не раз: если они настигнут его с товарищами, пощады ждать не придется. Между батавами и легионерами существовало напряжение, выходившее далеко за рамки обычного соперничества между подразделениями в большинстве армий, и когда войска стояли в Камулодунуме, находившиеся в увольнении римляне и германцы нередко вступали в кровавые драки, в том числе и со смертельным исходом.
        Командир патруля выбрался из толпы своих воинов, расправил плечи и, почесывая спину, принялся озирать окрестности. Катон инстинктивно припал к земле за долю мгновения до того, как взгляд германца обратился к тому самому холму, на котором он находился. Правда, молодой человек пытался убедить себя, что бояться ему нечего, поскольку при столь тусклом свете и на таком расстоянии все равно ничего не разглядеть.
        Тем временем вождь батавов развернулся и замахал руками. Спешенные воины быстро вскочили в седла и подтянулись к нему в свободном порядке, ожидая приказа. Вождь тоже вскочил на коня и натянул поводья. По взмаху его руки небольшая колонна всадников тронулась с места, быстро перейдя на равномерную рысь. Мгновение ушло у Катона на осознание того факта, что они скачут почти прямо к нему. Он понятия не имел, заметили ли они лежавшего на земле человека, но, как бы то ни было, батавы правильно определили направление, в котором ушли беглецы.
        Катон поспешно сполз вниз по склону, а как только решил, что его уже не смогут увидеть, вскочил, повернулся и со всех ног припустил бегом по дороге, ведущей к болотам. В полумиле перед собой он видел маленькие фигуры своих товарищей, утопающие в призрачном тумане, начинавшем затягивать дорогу. Чтобы не споткнуться, он то и дело смотрел на бегу себе под ноги и всякий раз видел в грязи четкие отпечатки сапог бежавших впереди легионеров. Ис ужасом понимал, что эти следы приведут - и уже ведут - всадников прямо к ним. Мало того что этот проклятый дождь не переставая изводил и без того измученных беглецов, так теперь он коварно вознамерился выдать их батавам. Преследователи неизбежно настигнут свою добычу, а настигнув, расправятся без всякой жалости.
        Глава 24
        Командующий Плавт медленно шел по площадке, на которой содержались осужденные, сопровождаемый беспокойными взглядами своих подчиненных. Сним находились не только центурионы Третьей когорты, но также легат Веспасиан, его старшие трибуны, префект лагеря Второго легиона и старшие командиры остальных трех легионов, которые должны были присутствовать на намеченной на это утро казни. Лишь немногие позволяли себе переговариваться, да и то так тихо, что их голоса едва пробивались сквозь равномерный шум дождя. Остальные, кутаясь в плащи, взирали на командующего армией с неподвижными лицами. Из-за тепла их тел жир, которым пропитывалась ткань плащей для придания ей водоотталкивающих свойств, испускал заплесневелый запах, всегда казавшийся Веспасиану тошнотворным: он навевал воспоминания о принадлежавшей его дяде в Реате сыромятне, на которой дубили шкуры мулов. Веспасиан припомнил и грязный, маслянистый смрад, вечно висевший над мастерской, и данную им себе клятву ни за что и никогда не заниматься ничем, связанным с несчастными животными.
        Заставив себя вновь сосредоточиться на настоящем, Веспасиан бросил взгляд на Максимия и прочих командиров Третьей когорты. К ним, к другим центурионам трудно было не испытывать сочувствия. Они оказались под дурным руководством и вовсе не заслуживали тех наказаний, которые их ожидали. Максимий, несмотря на свой многолетний опыт, просто не обладал моральной устойчивостью и холодным рассудком, необходимыми для командира когорты. Классический пример того, к каким последствиям приводит назначение человека на слишком высокую, явно не по его способностям, должность. Веспасиан горько сожалел о том, что зачислил Максимия во Второй легион, и гадал, у скольких центурионов, стоявших сейчас рядом с командиром когорты, события последних нескольких дней безнадежно испортят карьеру. «А ведь среди них есть хорошие, заслуженные люди, - размышлял легат. - Вот Туллий, он уже немолод, до полной выслуги ему осталось всего два года - человек опытный, с железными нервами, никогда не подводивший товарищей. Или Макрон, на которого всегда можно положиться. Во многих отношениях это просто идеальный центурион - смелый,
находчивый, стойкий, как старая дубленая кожа. Может быть, лишенный воображения, но для центуриона это, пожалуй, не недостаток, а достоинство». Двоих других Веспасиан знал хуже. Лишь недавно получившие повышение Антоний и Феликс имели прекрасные послужные списки, и их производство в центурионы всячески поддерживал префект лагеря Второго легиона. Но, припомнив, как неуверенно вели они себя на дисциплинарных слушаниях, Веспасиан предположил, что Секст мог рекомендовать их за взятку. Вкачестве рядовых легионеров они проявили себя прекрасно, но были ли готовы проявить себя так же и в качестве центурионов?
        Последним из подчиненных Максимия, о котором подумал Веспасиан, был отсутствующий центурион Катон. Легат намеренно отгонял всякие мысли об этом молодом человеке, надеясь, что командующий закончит осмотр места происшествия до того, как он опять вспомнит о Катоне, карьера которого оборвалась, а скоро, очень скоро оборвется и его жизнь. Веспасиана это всерьез огорчало, поскольку ему не потребовалось много времени, чтобы понять - людей с такими способностями очень мало и в его легионе, да и в любом другом тоже. Всего за два года со своего зачисления во Второй легион этот юноша на глазах Веспасиана возмужал и вырос в настоящего командира, отважного и сообразительного. Конечно, он совершал ошибки, но зато всякий раз извлекал из этого уроки. А еще он умел побудить каждого, служившего под его началом, проявить себя наилучшим образом. Такие люди, как Катон, приобретя необходимый командный опыт, составляли мозг и хребет профессиональной армии, могли рассчитывать окончить службу на высоких должностях: главных центурионов, лагерных префектов, а то даже (правда, это бывало в исключительных случаях) и получить
префектуру в легионах Египта - наивысший военный пост, доступный для римлянина, не принадлежащего к высшему, сенаторскому сословию. При том условии, разумеется, что их карьеру не губили случайные превратности войны или политические соображения вроде необходимости поддерживать репутацию императора Клавдия.
        Уловив какое-то движение на валу, Веспасиан встрепенулся. Он настолько погрузился в свои мысли, что в какой-то момент перестал следить за передвижениями командующего и теперь с удивлением обнаружил, что тот добрался до пролома в частоколе. Легат сказал себе, что должен сосредоточиться. Позволять себе отвлекаться в присутствии вышестоящих - привычка вредная и опасная.
        Командующий Плавт наклонился, заглянул в проем, потом осторожно перегнулся через частокол и всмотрелся в ров по ту сторону. После чего медленно повернулся и зашагал обратно, к своим командирам.
        Секст подался поближе к своему легату и, понизив голос, пробасил:
        -Вот, сейчас до нас доберется.
        Командующий остановился в нескольких шагах от молча ожидавших командиров, переводя взгляд с одного на другого, пока его глаза не остановились на Веспасиане.
        -Все до единого?
        -Так точно, командир.
        -И никаких следов?
        -Пока никаких, командир. Но я послал на их поиски всех своих разведчиков и конную когорту батавов. Как только они что-нибудь обнаружат, тут же доложат.
        -Могу себе представить, - отозвался Плавт с язвительным сарказмом. - Иначе им нет смысла болтаться по буеракам в такую погоду, верно?
        -Так точно, командир, - ответил Веспасиан, усилием воли заставляя себя не опустить и не отвести в сторону взгляд. - Никакого.
        -Итак, сорок с лишним человек исчезают, и никто - ни в этом лагере, ни в главном лагере Второго легиона - ничегошеньки не замечает. Мне это кажется прямо-таки невероятным. Или все твои наблюдатели слепы, точно Тиресий, или… арестованным позволили сбежать. Влюбом случае, легат, твои люди за это в ответе.
        Веспасиан слегка склонил голову. Плавт был несправедлив. Втакую темную, дождливую ночь часовые в его лагере вполне могли не заметить движения на валу Третьей когорты. Правда, указание на это будет похоже на попытку оправдаться, и легат мигом представил себе приглушенные смешки и иронические косые взгляды, которые последуют за ней. Поэтому от оправданий он воздержался; вместо этого, глядя командующему прямо в глаза, сказал:
        -Коль скоро речь идет о моих людях, то, поскольку я ими командую, вина лежит на мне в той же степени, что и на них… командир.
        Командующий кивнул.
        -Совершенно верно, легат. Вопрос в том, что мне со всем этим делать? Какое наказание будет подобающим для тебя и твоего легиона?
        Веспасиан вспыхнул от гнева. Он прекрасно видел, к чему клонит Плавт, и, чтобы хоть как-то ограничить ущерб для своего легиона, должен был действовать быстро. Если генерал жаждет крови и для него это важнее боевого духа, Второму легиону придется принять еще один удар. Позор децимации уже лежал на них тяжким бременем, но тот факт, что наказанию подверглась только Третья когорта, давал остальному легиону возможность остаться в стороне и сохранить свою заслуженную высокую репутацию. Репутацию, добытую ценой крови товарищей и основанную на некоторых впечатляющих ратных подвигах.
        Естественно, что как командир Веспасиан грелся в лучах их достижений. Но в первую очередь он подумал о своих солдатах, о том, какой стыд испытают они, снова оказавшись мишенью для раздражения и гнева командующего. Иза все спасибо незадачливому Максимию да Третьей когорте. По всему получалось, что, если Веспасиан желает хотя бы сохранить то, что еще осталось от боевого духа легиона, ему необходимо принести жертву.
        -Командир, весь мой легион не заслуживает того, чтобы на него возлагали ответственность за упущения опозоренной когорты. Входе этой кампании Второй показал себя прекрасно. Мы сражались как львы - это твои собственные слова, командир, сказанные несколько месяцев назад. Как львы. Если кто-то и должен понести наказание, то это когорта, допустившая, чтобы арестованные бежали из ее расположения. Вину следует возложить на Третью, командир.
        Командующий ответил не сразу: он обдумал слова легата и по прошествии некоторого времени кивнул.
        -Ну что ж, в таком случае пусть из числа тех, кто допустил бегство своих товарищей, будет избрана замена каждому приговоренному.
        При этих словах у Веспасиана бешено застучало сердце. Не может же быть, чтобы он и вправду намеревался снова устроить децимацию? «Что подумает по этому поводу враг? - посетила легата случайная мысль. - Решит, что, если предоставить римлян самим себе, они и изведут себя сами сплошными децимациями, избавив кого бы то ни было от лишних трудов».
        -Командир, - промолвил Веспасиан, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, - мы не можем снова подвергнуть Третью когорту децимации. Она просто прекратит существование как боевая единица.
        -Может, и прекратит, - ответил Плавт. - Но зато других эта безжалостная расправа побудит, когда придет время, сражаться, а не поворачиваться и бежать, как эти подонки. Возможно, когда мы казним следующую партию, это станет наконец тем примером, который я хочу преподнести армии. Легат, эта когорта лишила нас возможности одержать окончательную победу над Каратаком. Ив ближайшие месяцы нам придется дорого заплатить за их оплошность. Атеперь еще и это! Сколько ущерба должны они нанести моей армии и репутации твоего легиона? Да вторая децимация - это меньшее, чего они заслужили.
        -Может быть, и нет.
        Мысли Веспасиана бешено скакали. Было бы крайне негуманно снова приговаривать людей к казни. Кроме того, они еще могли принести определенную пользу. Но, с другой стороны, все должны увидеть, что они наказаны, и наказаны сурово.
        Он посмотрел на командующего с острым блеском в глазах.
        -Может быть, нам стоит использовать их для того, чтобы выманить бриттов из болот? Использовать как приманку? Это смертельно опасно, но ты ведь сам сказал, командир, что они должны понести наказание.
        -Приманку? - скептически переспросил Плавт.
        -Так точно, командир, - ответил Веспасиан, энергично кивая, но тут же понял: чтобы убедить Плавта согласиться с замыслом, который только начал вызревать в его голове, потребуется нечто большее, нежели с энтузиазмом высказанное предложение принести Третью когорту в жертву. - Командир, может быть, вернемся ко мне в шатер и обсудим мой план в деталях? Для этого мне необходима карта.
        -План? - с подозрением откликнулся Плавт. - Не знай я тебя лучше, мог бы предположить, что ты и сам причастен к этому побегу. Смотри, чтобы этот твой план не оказался очередной безрассудной фантазией.
        -Нет, нет, командир. Ничего подобного. Надеюсь, ты согласишься с тем, что он хорошо послужит всем нашим целям.
        Плавт задумался. Веспасиан ждал, изо всех сил стараясь не выказать ни малейших признаков возбуждения, из-за которого каждый мускул его тела испытывал невыносимое напряжение.
        -Вот, командир, - промолвил Веспасиан, разложив карту на походном столе.
        -Очень красиво, - холодно отозвался Плавт и поднял глаза на легата. - Но может быть, ты все-таки объяснишь, что в этой карте такого интересного?
        -Вот.
        Веспасиан наклонился вперед и постучал пальцем по участку рядом с обширным пространством, обозначавшим не нанесенное на карту болото.
        -Ну… и что это?
        -Долина, командир. Маленькая долина. Торговец, один из наших агентов, пересек ее и прислал доклад. Япослал разведчиков на проверку, и оказалось - точно, там действительно долина. Маленькое селение, разбросанные фермы и дорога, проходящая через нее и дальше, через самое сердце топей.
        -Все это очень интересно, - пробормотал Плавт, - но мне-то от этого какая польза? Икакое отношение это имеет к твоей Третьей когорте?
        Легат помедлил. Ему-то все было ясно, но, похоже, столь очевидная для него возможность ускользала от командующего. Астало быть, излагая план, следует действовать особенно тактично, чтобы не обидеть Плавта.
        -Я полагаю, командир, нам по-прежнему нужен Каратак?
        -Разумеется.
        -И он скрывается в этом болоте. Возможно, у него тут есть что-то вроде тайной передовой базы.
        -Ну да, конечно, мы это все знаем. Что из этого?
        -Начать с того, командир, что вряд ли нам удастся легко отыскать эту базу, если вообще удастся. Вспомни, чего мы натерпелись в болотах у Тамесис прошлым летом.
        При этом напоминании Плавт нахмурился. Легионам пришлось нарушить строй и пробираться через топи отдельными маленькими подразделениями. Множество петляющих среди болотных кустов троп только сбивали с толку, заводя неведомо куда, и несколько подразделений угодили во вражескую засаду или подверглись внезапному нападению, понеся тяжелые потери. Пережить подобное снова никому не хотелось.
        -Как бы то ни было, но мы обязаны выковырять оттуда Каратака, - заявил Плавт. - Нельзя оставлять ему время и территорию для перегруппировки.
        -Вот именно, командир. Ичтобы его вытащить, мы вынуждены посылать солдат в самые топи.
        Веспасиан выдержал паузу, чтобы дать возможность своей маленькой, состоящей из штабных командиров аудитории обменяться невеселыми взглядами, и едва сдержал улыбку. Сами того не ведая, они играли ему на руку.
        -Или же мы выманим Каратака из топей.
        -И как это сделать?
        -С помощью приманки.
        -Приманки? Ты имеешь в виду Третью когорту?
        -Так точно, командир. Ты ведь считаешь, что их беречь не стоит.
        -Не стоит. Но как ты намерен их использовать?
        Веспасиан вновь склонился над картой и опять указал на долину.
        -Мы отправим их сюда, пусть создадут опорный пункт возле самого болота. Кроме того, Максимий получит приказ разорить всю эту местность и обращаться с тамошними туземцами так, что хуже некуда. Очень скоро они побегут к Каратаку с просьбами явиться и спасти их от римских угнетателей. Ион не сможет отказать им в просьбе по двум основательным причинам. Первое - для него это будет возможностью склонить на свою сторону больше союзников. Если он придет на выручку жителям долины, то, уж будь уверен, извлечет из этого все возможное, потому что такого рода победы, вроде бы и не столь значительные, пробуждают в туземцах дух сопротивления. Подобные примеры весьма заразительны. Второе - наши разведчики смогли бы добавить к общей картине весьма полезную информацию.
        Обведя взглядом присутствующих, Веспасиан остановил его на Плавте. На сей раз легат широко улыбался, игнорируя недовольство, написанное на лице его начальника.
        -Ну, давай, выкладывай, в чем дело? - буркнул Плавт.
        -Есть, командир. Оказалось, что вождь, правящий этой долиной, состоит в дальнем родстве с Каратаком. Сильно сомневаюсь, что он останется в стороне и не попытается помешать нам насадить своего родича на меч. Все шансы за то, что он именно попытается и ударит по нашему форпосту. Постарается сделать все, чтобы помешать нам контролировать долину. Однако мы будем ждать этого удара и встретим его в полной готовности. Если нам удастся выманить Каратака из его логовища, у моего легиона появится отличная возможность с ним покончить.
        Плавт с сомнением покачал головой.
        -Тебя послушать, так все очень просто. А что, если Каратак не клюнет на твою наживку?
        -Тогда надо позаботиться о том, чтобы он вышел из топей и сразился с нами.
        -Каким образом?
        -У него не могло остаться больше двух, в крайнем случае трех тысяч человек, да и это число будет постоянно уменьшаться за счет дезертиров, пока он не воодушевит своих людей новой победой. Чем сложнее будет его положение, тем больше Каратаку будет нужна битва. Стало быть, надо усложнить его положение насколько возможно. Видишь вот этот изгиб северного края болота?
        Плавт присмотрелся к карте и кивнул.
        -Я мог бы перекрыть это место, командир. Если ты разрешишь мне разместить блокирующие отряды на каждой дороге и тропе, ведущей в болота с севера, в то время как Третья когорта блокирует их с юга, мы в конечном счете перекроем Каратаку все пути снабжения. Если подвоз припасов прекратится и у него не будет возможности рассылать фуражные отряды, в войске Каратака очень скоро начнется голод. Выбор будет прост: или умереть с голоду, или дать бой. Разумеется, они предпочтут дать бой. Акогда они выступят, чтобы напасть на нас, мы будем в полной готовности. Уверяю тебя, он клюнет на наживку.
        -А что, если он клюнет, но спасти Третью когорту ты не успеешь?
        Веспасиан пожал плечами.
        -Тогда, будем надеяться, они исполнят свое предназначение.
        «И, - подумал легат, - пав смертью храбрых, похоронят вместе с собой позор, который иначе пал бы на весь Второй легион и его командира». Правда, легат тут же ощутил угрызение совести из-за того, что так, между делом, размышлял о возможной гибели почти четырехсот человек. Но, с другой стороны, у них есть шанс не только спастись, но и восстановить свою честь. Пусть самая ничтожная, но все же возможность возместить большую часть вреда, причиненного Максимием, проявив мужество в бою и достойно завершив кампанию.
        Один из штабных трибунов командующего поднял руку.
        -В чем дело, трибун?
        -Даже в том случае, если Каратак действительно выйдет из болот, чтобы напасть на Третью когорту, нам вряд ли удастся его поймать. Он бросит на нас тыловую охрану, чтобы выиграть время, а остальное войско уведет обратно в свое убежище. Врезультате мы останемся с тем, что имели, - минус, разумеется, одна когорта.
        -Да, такая возможность не исключена, - согласился Веспасиан, задумчиво кивая. - Втаком случае нам придется просто заморить его голодом. По-любому, если мы будем действовать без промедления, ему конец. Но если удастся выманить его на битву, это будет хорошо уже тем, что позволит нам покончить с ним поскорее, пока он не успел заручиться поддержкой племен, которые еще остаются вне нашего контроля. - Веспасиан повернулся к командующему. - Ну а Максимию и его легионерам это даст возможность не просто понести наказание, но и принести некоторую пользу.
        Командующий нахмурился.
        -Если повезет, об их наказании позаботится сам Каратак.
        -Так точно, командир. Не думаю, чтобы им удалось уцелеть, когда он на них обрушится. Особенно после всего того, что они сделали с его сородичами.
        -Понятно… - Командующий Плавт поскреб щеку, обдумывая план легата. - Постарайся вывести его из себя и настроить на максимальную жестокость.
        Веспасиан улыбнулся.
        -Учитывая, в каком расположении духа пребывает сейчас и он сам, и вся его шайка, я сомневаюсь, что для этого потребуется много усилий. Скорее всего он будет в ярости и сделает все, чтобы посчитаться за своих.
        -Ну что ж, - промолвил Плавт, поднимаясь из-за стола и распрямляя спину. - Яраспоряжусь, чтобы в штабе подготовили письменный приказ.
        Глава 25
        -Батавы? - Фигул оглянулся в сторону гребня так, словно ожидал, что преследователи в любой момент могут появиться на виду, и снова повернулся к запыхавшемуся центуриону. - Имного ты их видел, командир?
        Катону пришлось как следует отдышаться, прежде чем он смог ответить.
        -Не больше… одного… отряда… скачут сюда. Надо укрыть людей.
        Фигул бросил последний взгляд назад, на дорогу, и принялся отдавать приказы, причем обращался к легионерам, понизив голос, как будто батавы могли услышать его прямо сейчас. Беглецы поспешно сошли с дороги и, отбежав подальше, рассыпались, прячась в высокой траве и приземистом кустарнике, росшем по обе стороны. Припав к земле, они обнажили мечи и кинжалы, держа их наготове. На дороге остались только Катон с Фигулом, причем центурион согнулся пополам, потому что все еще не мог отдышаться.
        -Мы будем с ними сражаться? - спросил Фигул.
        Катон воззрился на оптиона, как на сумасшедшего.
        -Нет, если только они сами нас к этому не вынудят. Зачем нам лишний риск?
        -Но, командир, численно мы их превосходим.
        -Они лучше вооружены и едут верхом на лошадях. Нам ничего не светит.
        Фигул пожал плечами:
        -Очень даже светит, если захватить их врасплох. Зато мы смогли бы раздобыть коней, чтобы ехать верхом.
        -В болотах от них пользы мало, одни хлопоты.
        -Но, командир, - улыбнулся Фигул, - мы всегда сможем их съесть.
        Катон в отчаянии покачал головой. Их вот-вот могли обнаружить, на них могли напасть, а его оптион думал о еде. Отдышавшись наконец, центурион выпрямился.
        -Мы будем всячески избегать стычек. Понял?
        -Так точно, командир.
        -Я буду с ребятами по эту строну дороги, ты - по другую. Следи, чтобы они не высовывались и молчали, пока не услышишь мой приказ.
        -А если нас заметят, командир?
        -Ничего не предпринимать, пока я не отдам приказ. Решительно ничего.
        Фигул кивнул, повернулся кругом и побежал к своим солдатам, сбивая дождевые капли с густой, высокой травы. Катон проводил его быстрым взглядом и увидел, что бойцы в поисках укрытия изрядно примяли подлесок. Предпринимать что-либо в связи с этим было уже слишком поздно, и Катон побежал к легионерам, дожидавшимся его по другую сторону дороги. Лишь шевеление высокого камыша указывало на то, что некоторые из них еще устраивались поудобнее.
        -Не двигаться, черт возьми! - рявкнул Катон.
        Коричневые головки стеблей тут же перестали покачиваться, а Катон, оказавшись в зарослях между двумя солдатами, припал на одно колено и приложив ладони ко рту, позвал:
        -Фигул!
        Шагах в тридцати по ту сторону дороги из кустов высунулась голова.
        -Командир?
        -Помни, что я сказал. Ничего не предпринимать без моего приказа!
        -Есть!
        Фигул вновь скрылся, а Катон последний раз оглядел свою группу беглецов. Несколько человек поблизости от него распластались на земле и настороженно прислушивались в ожидании приближения батавов.
        Катон тоже напряженно ждал и неожиданно для себя понял, что беззвучно молит богов - пусть всадники потеряют след и не вздумают съезжать с дороги, чтобы искать беглецов в другом направлении. Сердце его от нервного напряжения билось так сильно, что стук в ушах мешал прислушиваться. Но пока под тоскливым, затянутым серыми тучами небом, усердно поливавшим листву мелким, моросящим дождем, царили неподвижность и тишина. Время тянулось невыносимо медленно, напряжение возрастало.
        Катон уже почти поверил, что батавы поехали другим путем, когда услышал позвякивание сбруи, а потом и глухой перестук копыт. Оглядев своих людей, он с негодованием увидел, что некоторые из них подняли головы, высматривая источник звука.
        -Вниз! - скомандовал он яростным шепотом, и головы любопытных солдат пропали из виду.
        Катон последним припал к мокрому, мягкому торфянику, крепко сжимая меч. Голова его была повернута к дороге, стук сердца походил на приглушенный бой барабана. Мышцы были напряжены до такой степени, что он почувствовал дрожь в ногах и никак не мог ее унять. Сырой воздух уже доносил приглушенные, но грубые, гортанные голоса, пока резкий приказ не заставил батавов умолкнуть. Теперь тишину нарушал лишь всхрап лошадей, и Катон понял: командир конницы остановил отряд и прислушивается, выискивая признаки добычи.
        Некоторое время во влажном воздухе разносились лишь природные звуки, и Катон, которому мягкий, равномерный шелест дождя обычно даже нравился, сейчас был напряжен до предела. Его так и подмывало вскочить на ноги и отдать приказ об атаке, лишь бы только покончить с этим невыносимым ожиданием, но вместо этого он стиснул зубы и сжал руку в кулак с такой силой, что ногти впились в ладонь. Катон надеялся, что Фигулу хватит силы воли и выдержки, чтобы не поддаться искушению. Однако оптион был прирожденным бойцом, и Катон вовсе не был уверен, что ему удастся обуздать свою кипучую кельтскую натуру.
        Наконец командир батавов снова отдал резкий приказ, и его отряд двинулся по дороге, проехав не более чем в десяти шагах от того места, где неподвижно, стараясь не выдать себя даже дыханием, залег Катон. По стуку копыт можно было понять, что двое или трое всадников поскакали рысью вперед, поискать следы, основной же отряд равномерным шагом стал углубляться на территорию топей. Ну что ж, если богиня Фортуна будет снисходительна к беглецам, батавы могут пересечь болота, так никого и не заметив. Катон беззвучно вознес богине молитву и пообещал посвятить ей копье, если ему удастся пережить сегодняшний кошмар.
        Батавы проехали мимо, и стук копыт стал медленно удаляться, когда вдруг всадники разразились восклицаниями. Катон насторожился, готовый вскочить и броситься на батавов при первом признаке того, что их уловка раскрыта. Итут до него дошло, что она была обречена на провал с самого начала. Батавов привели сюда следы, оставленные беглецами. Дальше по дороге следы исчезали, и это означало только одно.
        Сейчас все могло решиться в любой момент.
        Уловив слева тень, Катон повернул голову. Один из кавалеристов отошел на небольшое расстояние от дороги и не далее чем в четырех локтях от Катона, спиной к нему, приподнял тунику и развязал шнур, поддерживавший штаны. Он закряхтел, и к равномерному шуму дождя добавился плеск струи совсем другого происхождения.
        Внезапно он оборвался. Катон увидел, что воин слегка подался вперед и вдруг резко развернулся, уже открывая рот, чтобы поднять тревогу.
        -В атаку! - закричал Катон, выскакивая из укрытия. - Вперед, в атаку!
        Кавалерист развернулся на его голос; одна рука еще держалась за пенис, а другая уже схватилась за рукоять меча. Катон бросился на батава и ударил его мечом в живот за миг до того, как они столкнулись, и сбитый с ног кавалерист полетел в высокую траву - ту самую, выскакивая из которой перепачканные легионеры устремлялись к дороге, чтобы обрушиться на беспорядочную мешанину коней и людей. Бросив взгляд за дорогу, Катон увидел, что Фигул и его солдаты бросились в атаку с той стороны.
        Командир батавов отреагировал на нападение как истинный профессионал: он еще выкрикивал приказы, а меч уже был в его руке. Однако времени на приказы уже не было. Бурная лавина покрытых грязью демонов обрушилась на всадников так внезапно и с такой яростью, что на дороге воцарился хаос. Кавалеристы не могли справиться с насмерть перепуганными животными, что мешало им защищаться. На стороне легионеров были внезапность и численное превосходство, но все их снаряжение сводилось к мечам или кинжалам, тогда как противники имели щиты, шлемы и кольчужные безрукавки. Их длинные кавалерийские мечи, со свистом описывая в воздухе смертоносные дуги, обрушивались на незащищенные тела атакующих.
        Уловив сбоку, краешком глаза, блеск стали, Катон нырком ушел от удара, и клинок рассек воздух в том месте, где мгновение назад находилась его голова, и его макушка, когда меч пролетел прямо над ней, ощутила дуновение. Резкий, плесневелый конский запах заполнил его ноздри. Катон вскинул глаза на противника, пытавшегося его убить, и увидел, что инерция мощного замаха наполовину развернула всадника в седле. Прежде чем тот успел восстановить положение, Катон нанес ему удар по локтю, с треском перерубив сустав. Батав вскрикнул, меч выпал из разжавшихся пальцев. Вэто время чьи-то руки вцепились в его плащ, сдернули с коня и тут же прикончили, осыпав ударами мечей; досталось ему и от копыт собственного коня.
        -Бей, руби! - ревел Фигул, и его голос перекрывал лязг стали, выкрики дерущихся людей и конское ржанье. - Убивай всех!
        Один из легионеров, как раз впереди Катона, не имея возможности в толчее из-за своих же товарищей дотянуться до всадника, вместо этого вонзил кинжал в шею лошади, пронзив лоснящуюся черную шкуру. Из-под косматой гривы ударил фонтан крови. Всадник, увидев, что случилось с его животным, дико взревел от ярости и обрушил меч на шею легионера с такой чудовищной силой, что начисто перерубил шейные позвонки. Голова, с жарким выплеском крови, слетела с плеч.
        -Не давайте никому уйти! - крикнул Катон, быстро озираясь по сторонам в поисках новой мишени.
        Несколько батавов были уже повержены. Одного придавил собственный конь, бешено молотивший копытами. Животное пыталось подняться на ноги, не обращая внимания на раздававшиеся из-под него истошные вопли. Увертываясь от копыт, Катон обогнул упавшего коня, и тут перед ним появился увенчанный черным гребнем шлем батавского командира. При виде Катона глаза батава сузились, он высоко поднял меч и, вложив в удар всю ярость и силу, обрушил его на центуриона. Но в момент удара конь кавалериста споткнулся, отшатнулся в сторону, всадника встряхнуло в седле, и удар не достиг цели. Батав гневно взревел и резко натянул поводья, чтобы, развернув скакуна, снова обрушиться на Катона. Но, совершая разворот, он на мгновение оказался спиной к римлянину, и тот этого мгновения не упустил: прыгнул вперед, ухватил всадника за край туники и попытался выдернуть из седла. Всадник накренился, но удержался, крепко сжав бедрами конские бока, и в этот момент другой римлянин, подскочив, дернул его за левую руку, в противоположном направлении от Катона. Это помогло батаву выровняться в седле, и он тут же, сплеча, рубанул легионера
по руке. Тот завопил, а Катон, заскрежетав зубами, с силой вонзил меч всаднику в спину, пробив кольчугу и поразив позвоночник. Ноги противника судорожно дернулись, лишились сил, и он вывалился из седла на дорогу, отчаянно размахивая руками. Катон подскочил к батаву и одним взмахом меча рассек ему горло, после чего, низко пригнувшись, поспешил по дороге в сторону болот.
        -Ты! - Он схватил какого-то легионера за руку и повернулся в поисках еще одного. - Иты тоже. Со мной.
        Маленькая группа вышла из боя, и Катон повел ее вдоль кромки трясины, пока они не добрались до дороги, выходившей из болота.
        -Перекрыть дорогу! Ичтобы никто из них не прорвался!
        Солдаты закивали, держа мечи наготове.
        Между тем схватка на дороге уже близилась к концу, и завершалась она в пользу беглецов. Вживых оставались всего шестеро батавов. Сбившись в тесный кружок, они с высоты седел продолжали отбиваться от легионеров, обступавших их со всех сторон. Пританцовывая на безопасном расстоянии, те не упускали случая нанести коротким мечом удар человеку или коню, стоило ему оказаться в пределах досягаемости.
        Катон мигом сообразил, в чем таится опасность. Как только всадники сообразят, что единственное их спасение в бегстве, они все вместе, единым напором коней, ударят в одном направлении, прорвут неплотное окружение и умчатся прочь.
        -Не крутитесь вокруг! - закричал он. - Фигул, с ними надо сойтись вплотную. Они пойдут на прорыв!
        Вэтот миг один из батавов издал боевой клич, тут же подхваченный пятью его соратниками. Они воздели мечи и, ударив коней пятками в бока, устремились вперед. Ближайшие к ним легионеры рассыпались в стороны, не желая угодить под копыта. Их товарищи из задних рядов тоже расступились, но уже намеренно, готовые наносить удары всадникам, когда те поскачут мимо. Батавы не стали нападать; они вознамерились бежать, а не сложить головы в отчаянной схватке у какого-то дальнего болота на самом краю земли. Прикрывшись большими овальными щитами и припав к гривам, всадники гнали коней вперед. Однако узкая дорога позволяла скакать не более чем двум в ряд. Из-за тесноты скачка замедлилась, и тут же самые смелые из легионеров набросились на кавалеристов, стараясь наносить удары по крупам коней или по обнаженным лодыжкам всадников между их кожаными штанами и сапогами.
        Первая лошадь, получившая удар в круп, брыкаясь, развернулась поперек дороги, перекрыв путь трем, скакавшим следом. Произошло столкновение, в результате которого раненая лошадь упала на бок. Всадник в последний момент успел соскочить, чтобы не оказаться придавленным, и тяжело рухнул прямо под ноги легионерам. Его зарубили в то же мгновение. Три всадника, ехавшие позади, попытались восстановить контроль над перепуганными животными и объехать упавшую лошадь, но было уже поздно. Они утратили инерцию прорыва, и легионеры, набросившись со всех сторон, стащили их с седел и прикончили.
        Катон едва успел проследить взглядом за всем этим и тут же сосредоточился на тех двух батавах, которые, возглавив скачку, успели вырваться из окружения и теперь, оскалив зубы и выпучив глаза, неслись по дороге, бешено погоняя коней. Увидев валявшийся неподалеку на земле кавалерийский меч, Катон поднял его, ощутив в руке, всегда орудовавшей коротким, пехотным клинком, непривычный вес и баланс. Люди по обе стороны от него при виде несущихся прямо на них по дороге всадников подались назад.
        -Стоять! Ни с места! Не дать им уйти!
        Миг - и батавы налетели на них. Катон поднял меч, направил острие в лоснящуюся конскую грудь и расставил ноги, стараясь держаться крепче. Конь на полном скаку сам налетел на клинок, пронзивший шкуру, рассекший мышцы и поразивший сердце. Катон вложил в удар весь свой вес: сила столкновения отбросила его в сторону, и он грохнулся на землю, в высокую придорожную траву, с такой силой, что из легких выбило весь воздух. На миг его ослепила белая вспышка, потом перед глазами замелькали яркие искры. Когда наконец зрение прояснилось, Катон обнаружил, что лежит навзничь и смотрит прямо в серое небо, перечеркнутое темными травинками. Он не мог дышать и лишь беспомощно пытался хватать воздух широко открытым ртом. Вушах словно звенели колокола, и когда над ним с озабоченным видом склонился Фигул, Катон поначалу никак не мог разобрать, что говорит его оптион. Однако скоро звон стих, и слова стали слышны.
        -Командир! Командир! Ты меня слышишь, командир?
        -Кончай… - прохрипел Катон и попытался набрать еще воздуху.
        -Кончать? Что кончать, командир?
        -Кончай… на хрен, орать мне прямо в лицо.
        Фигул улыбнулся, взял Катона за плечи и посадил. На залитой кровью дороге валялись мертвые тела, человеческие и конские. Несколько лошадей еще слабо дергались, но находились на последнем издыхании. Остальные кони, потеряв всадников, разбежались. Один оставался на ногах, но не убежал: стоял, обнюхивая тело батавского командира.
        -Что тот, последний? - первым делом спросил Катон.
        -Удрал. Умчался в сторону легиона с такой быстротой, точно сам Меркурий.
        -Проклятье… Каковы наши потери?
        Улыбка Фигула стаяла.
        -Треть, а если считать с контуженными, то, может, и половина. Некоторые из раненых умрут; влюбом случае нам придется их оставить. Как уже было.
        -Ох… - На Катона, как это всегда бывало с ним после боя, накатил озноб. Его буквально затрясло.
        -Давай, командир, поднимайся, - промолвил Фигул. - Нужно разобраться с тем, что мы имеем, и найти безопасное место для отдыха, пока не стемнело.
        -А потом?
        Фигул усмехнулся.
        -А потом угостимся жареной кониной.
        Глава 26
        На следующий день армия командующего Плавта снялась с лагеря. Веспасиан следил за этим с наблюдательной вышки на валу Второго легиона, с южного берега Тамесис. Он встал рано и, облокотившись о деревянные перила, смотрел, как в огромном укрепленном лагере, раскинувшемся за рекой, копошатся, сворачивая палатки, крошечные фигурки. Правда, всю сцену, слегка подсвеченную рассеянными утренними лучами солнца, уже изрядно затуманивала пыль, поднятая при этой возне, смешавшаяся с дымом лагерных костров. Небольшие команды деловито разбирали частокол и собирали со дна рва шипастый металлический «чеснок». Когда они закончат, их сменщики поднимутся на валы с лопатами и сроют их, забросав землей ров. Втечение нескольких часов походный лагерь полностью исчезнет, и на его месте не останется ничего, что могло бы принести хоть какую-то пользу врагу.
        Веспасиан наблюдал все это и раньше, причем многократно, но всякий раз испытывал удовлетворение и гордость. То, что около тридцати тысяч человек способны за короткое время соорудить нечто вроде маленького города, а потом, прежде чем рассветное солнце успеет прогреть землю, сровнять это сооружение с землей, походило чуть ли не на чудо. Правда, он тут же напомнил себе, что чудеса тут ни при чем: высокая эффективность достигается годами опыта, нарабатываемого в нелегких трудах, на учениях и в походах. То был римский способ ведения войны, на котором зиждилось будущее империи.
        Сдальней стороны лагеря, через проем в валу на месте уже демонтированных ворот, из лагеря выступала плотная колонна солдат. Веспасиан прищурился, чтобы рассмотреть все детали. Случайные блики света, отражавшегося от полированных шлемов, вспыхивали над колонной то здесь, то там, хотя из-под солдатских сапог поднималась густая пыль, которая уже начала заволакивать строй легионеров.
        Девятый легион, подкрепленный двумя кавалерийскими формированиями и двумя когортами вспомогательной пехоты, поворачивал в сторону от Тамесис, направляясь на восток, дабы подавить саму мысль о сопротивлении в умах икенов и триновантов. По достижении этой цели легат Хосидий Гета примется за выполнение задачи по строительству множества небольших крепостей, что позволит держать под постоянным контролем обширные плодородные земли, простирающиеся до непроходимых топей, лежащих вдоль северной границы царства икенов. Среди этих болот запросто могла укрыться армия намного большая, чем жалкие остатки Каратакова воинства, и римским разъездам вряд ли удалось бы ее обнаружить.
        Сейчас, когда бритты потерпели поражение на поле боя, Плавт получил возможность не держать все свои силы собранными в кулак, а рассредоточить их, начав процесс превращения разоренной войной южной части острова в полноценную новую провинцию. Там предстояло основать колонии и связать их между собой сетью дорог. Одновременно потребуется создать и систему управления провинцией, учредить штат чиновников и писцов и проследить за тем, чтобы все это заработало как можно скорее.
        Уже сейчас, всего через несколько дней после поражения Каратака, командующий получил предписание назначить на замиренных землях местных гражданских чиновников, которым предстояло провести предварительную работу по подготовке к вводу в действие системы налогообложения. Нужно было сделать полную инвентаризацию имущества и угодий вкупе с переписью населения на землях тех царств и племен, которые полностью перешли под власть Рима. Для целого ряда подвластных царств следовало определить приемлемый уровень регулярных платежей, которые они будут вносить в имперскую казну.
        То была деликатная задача, поскольку одни подвластные царства были в стратегическом отношении важнее других. Например, кантии явно никак не могли повлиять на ход текущей кампании, а вот с икенами, народом многочисленным и воинственным, владения которого лежали справа от основных, освоенных римлянами территорий, следовало обращаться весьма осторожно и уважительно - во всяком случае, до тех пор, пока не появится возможность направить туда достаточные силы, чтобы указать им их место. Дальше, гораздо дальше на север, находилось царство бригантов. Управляла им молодая, но властная, обладавшая колоссальной силой воли царица Картимадуна, решившая, что от мира с Римом она выиграет больше, чем от противостояния. Во всяком случае, пока. Со временем всем таким царствам предстояло войти в состав империи и перейти непосредственно под имперское управление. Появления поблизости укрепленных римских лагерей обычно было достаточно для того, чтобы отбить всякое желание восставать против нового порядка. Если же кто-то все-таки попытается противиться, ему преподнесут быстрый и кровавый урок, показав, что представляет
собой этот новый порядок в реальности. Отправка на юг колонны под началом Геты была всего лишь первым шагом по присоединению земель икенов к новой провинции.
        Между тем Двенадцатый и Четырнадцатый легионы наряду с большей частью вспомогательных когорт командующий Плавт намеревался отправить прямо на север от Тамесис, ибо там предстояло проложить еще одну границу новой провинции. Далее вставала задача по быстрой прокладке военных дорог, призванных связать между собой гарнизоны и формирования, рассредоточенные по всему острову.
        Третья колонна, возглавляемая Веспасианом, состояла из его собственного Второго легиона, четырех батавских конных когорт, двух когорт батавской пехоты и двух больших смешанных отрядов иллирийцев. Кроме того, командующий обещал легату возможность использовать корабли флота, базировавшегося в Гесориакуме, в Галлии, как только легат, покончив с Каратаком, займется приведением к покорности тех южных племен, которые пока еще не признали верховенство Рима.
        Но это в перспективе. Пока же Каратак скрывался, и Веспасиан прекрасно понимал, что выманить хитрого и коварного бритта из его норы будет не так-то просто. И сделать это желательно как можно скорее. Лето подходило к концу, очень скоро листья на деревьях пожелтеют и начнут опадать. Пойдут затяжные осенние дожди, местные дороги превратятся в месиво вязкой грязи, передвижение по которым, особенно для обозов и подвод с припасами, станет изматывающе медленным. Устранение угрозы со стороны Каратака было, пожалуй, последней операцией, которую Веспасиан мог осуществить до завершения сезона активных действий.
        Он командовал легионом уже почти три года, но теперь сомневался, достаточны ли его заслуги на этом поприще, чтобы пребывание на таком значимом посту существенно продлилось. Сердечным отношениям, установившимся было у него с командующим за прошедшие два года, пришел конец. Теперь военачальники относились друг к другу с нескрываемой враждебностью, и Веспасиан был убежден, что Авл Плавт заменит его при первой же возможности. Как правило, легат командовал своим легионом от трех до пяти лет, после чего возвращался в Рим и начинал делать политическую карьеру, но Веспасиана это поприще особо не увлекало. Какой смысл занимать формально высокий политический пост в сенате, если все реальные рычаги управления сосредоточены в императорском дворце? Кроме того, получение должности, имеющей реальное значение, напрямую зависело от благорасположения императорского секретаря Нарцисса, а Веспасиану делалось тошно от одной мысли о том, что придется подольщаться к вольноотпущеннику, греку, выходцу из народа, пребывающего в упадке. Сдругой стороны, он мыслил достаточно реалистично и понимал, что старые республиканские
добродетели, коим был так привержен его отец, совершенно чужды современному миру. Если прежде судьба Рима определялась в дебатах сотен сенаторов, нынче им правил император. Такова была действительность, с которой приходилось считаться.
        Смомента вступления в командование Вторым легионом Веспасиан чувствовал себя на своем месте. Армейская жизнь была избавлена от бесконечных интриг, лицемерия и подобострастия, столь характерных для политической жизни столицы. Служа «под сенью орлов», человек по большей части сам определял свою судьбу, и его продвижение в основном осуществлялось по заслугам. Здесь не было места хитроумным заговорам и тому подобному коварству. Все было просто: перед солдатом ставилась простая и четкая задача, а то, какие действия необходимы для выполнения приказа, определял сам исполнитель, исходя из ситуации. Конечно, если уж быть до конца честным, то громоздкая римская бюрократия не оставляла в покое и армию, так что львиную долю времени любого командира поглощала возня с документами, поэтому времени на отдых у Веспасиана почти не оставалось. Зато после всего нескольких часов сна он всегда поднимался с ощущением того, что жизнь исполнена смысла, поскольку он занят действительно важными делами, которые имеют значение для судеб как его подчиненных, так и самого Рима.
        Мысль о том, что Флавия будет довольна, когда ему придет время покинуть легион, порождала у него чувство вины. Его жена всегда рассматривала пост легата как неприятную, но необходимую формальность, своего рода испытание, предваряющее назначение ее мужа на какую-нибудь высокую должность. Неудобства жизни в крепости на Рейне навсегда отвратили ее от армии, и теперь она нетерпеливо ждала возвращения мужа в фамильном особняке в Риме.
        «Однако не в одиночестве», - мысленно улыбнулся Веспасиан. Компанию ей составляет маленький Тит, хотя, как она тактично замечает в своих письмах, мальчик доставляет ей немало хлопот. Что, по мнению Веспасиана, и к лучшему, пусть уж она будет полностью занята мальчишкой и не имеет времени ни на что другое.
        Вся тихая радость утра истаяла при мысли о неизбежном возвращении в змеиный ров римской политики. Даже здесь, на краю известного мира, в окружении собственных солдат, он чувствовал, как из самого сердца империи тянутся к нему, желая опутать и сокрушить, зловещие щупальца вероломства и коварства.
        Веспасиан с горечью думал, что простая солдатская жизнь, увы, не для него. Он был дураком, рассчитывая на иное. Воздух, которым дышал высший класс империи, был пропитан политикой, и поделать с этим он ничего не мог.
        Какое-то движение, замеченное боковым зрением, привлекло его внимание. Веспасиан повернулся и бросил взгляд за вал, туда, где Третья когорта его легиона закончила демонтаж временного лагеря и теперь строилась в походную колонну. За передней центурией следовала знаменная группа, затем еще четыре центурии, потом маленький обоз и тыловое охранение. Менее четырехсот человек. По сравнению с огромными маршевыми колоннами, которые только что выступили в поход на том берегу Тамесис, когорта казалась совсем маленькой, и Веспасиан взирал на нее со смешанным чувством сильной неприязни и надежды. Воины запятнали репутацию его легиона, и лишь их гибель могла стереть это пятно позора. Или гибель, или великий подвиг, который оправдал бы их в глазах товарищей по легиону и всей армии. В этом и коренилась надежда: в любом случае неприятная проблема Третьей когорты будет решена. Веспасиан почти наверняка знал, что, если его план сработает, Каратак выйдет из своего убежища и заглотит приманку, Максимий и его бойцы будут безжалостно уничтожены задолго до того, как их товарищи захлопнут ловушку, в которую заманили
врага.
        Некоторое время легат смотрел на центурионов, которые выравнивали ряды подразделений, а потом занимали места во главе своих центурий. Командир когорты провел последнюю проверку готовности, после чего присоединился к знаменной группе, сложил руки чашечкой и поднес ко рту. Стого расстояния, на котором находился Веспасиан, приказ Максимия был едва слышен, однако колонна моментально пришла в движение.

* * *
        -Командир, а командир, - промолвил, обращаясь к Макрону, его оптион, кивком указывая на лагерь. - На нас никак легат смотрит.
        Повернувшись, Макрон увидел на смотровой вышке фигуру в золотистой, сверкающей на солнце тунике и наброшенном на плечи алом плаще. Даже издалека легата можно было легко узнать по большой голове и бычьей шее.
        -Чего он теперь-то хочет? - пробормотал оптион.
        Макрон издал тихий, горький смешок.
        -Просто вышел удостовериться, что от нас отделался.
        -Чего? - Оптион резко повернулся к Макрону, и центурион тут же пожалел о своей неосторожности. Он воззрился на оптиона.
        -А ты что думал, Сентий? Старина так хорошо к нам относится, что вышел помахать нам на прощание ручкой?
        Оптион покраснел и, бросив взгляд через плечо, крикнул:
        -Выровнять ряды! Вы же легионеры, а не какие-то засранцы из вспомогательных сил!
        Макрона эта попытка Сентия замаскировать свое смущение ничуть не обманула, но мешать помощнику наводить порядок он не стал. Втом, чтобы не давать солдатам расслабляться, никакого вреда нет. Ктому же, пусть и опозоренные, они все равно оставались легионерами, и Макрон сам был намерен не позволять им об этом забыть. Кроме того, его серьезно тревожило их будущее, и не только потому, что когорте предстояло вызвать опасность на себя. Тут как раз ничего необычного не было, это просто часть солдатской работы. Вчера вечером Максимий изложил командному составу когорты суть поставленной задачи со столь невозмутимым видом, словно речь шла лишь о возможности сурово посчитаться с родичами тех туземных воинов, которых командир когорты обвинял в подрыве своей репутации. Да, много крови прольется после того, как Третья когорта явится в маленькую мирную долину, раскинувшуюся рядом с болотом. Ине только из-за бойцов когорты, подумалось Макрону. Если Катон и его товарищи попадут в руки бриттов в то время, когда когорта примется за свою кровавую работу, туземные воины наверняка сочтут необходимым предать каждого
пленного римлянина долгой и мучительной казни.
        Когда когорта уныло маршировала по туземной тропе, ведущей на запад, Макрон оглянулся назад, на укрепленный лагерь. Центурион поневоле задумался, не последний ли это взгляд, брошенный им на Второй легион, а уж в том, что никогда не увидит Катона живым, Макрон был почти уверен. Преследуемый своими и пытающийся спрятаться от врагов, неопытный юнец рано или поздно будет обнаружен или теми, или другими. Итогда ему предстоит или смерть с мечом в руке в ходе короткой, кровопролитной стычки, или неизбежная казнь. Вероятно, решил центурион, он уже мертв. В таком случае он, Макрон, скоро встретится с ним среди теней, на том берегу Стикса.
        Глава 27
        -Ночью умер Гонорий, - пробормотал Фигул, присев на корточки рядом с тлеющими остатками походного костра. Катон напротив него сидел на давным-давно упавшем, покрытом лишайником и ярко-желтыми грибами, древесном стволе. Центурион кутался в батавский плащ и изо всех сил старался не дрожать.
        -Ну, он из них последний.
        -Так точно, командир.
        Фигул кивнул, протянул руки к серому пеплу и слегка улыбнулся, чувствуя, как согреваются пальцы.
        -Нас осталось двадцать восемь.
        Катон поднял голову и обвел взглядом лужайку, на которой лежали спящие люди. Некоторые, когда первый слабый свет стал пробиваться сквозь кроны приземистых деревьев, ворочались, просыпаясь, другие кашляли, а двое тихонько переговаривались, но умолкли, заметив, что центурион смотрит в их сторону. Лужайка находилась в лощине и со всех сторон была окружена густыми зарослями дрока. Дальше лежало болото, над которым каждый вечер поднимался густой туман. То, что на следующий день после стычки с батавскими всадниками беглецы набрели на это место, было несомненной удачей. Шестерых павших они оставили с мертвыми батавами, а тяжелораненых унесли с собой по извилистым тропам в глубь болотной страны. Катон помогал им, как мог, но воины один за другим слабели и умирали. Гонорий получил глубокую рану копьем в живот. Крепкий и стойкий, он упорно цеплялся за жизнь до последней возможности, скрежетал зубами, превозмогая страшную боль, лицо его блестело от пота. Теперь он отмучился и лежал неподвижно, вытянувшись, руки вдоль боков. Таким его оставил Фигул - и увидел Катон.
        Центурион поднялся на ноги, на миг скривился, напрягая затекшие мышцы, и, глядя на своего оптиона, сказал:
        -Надо раздобыть еды. Мы уже не первый день голодаем.
        Устроив в лощине лагерь, Катон выбрал несколько человек и отправился с ними на поиски припасов. Двинувшись по дороге, проходившей мимо лощины, они, оставив позади пару миль, набрели на мазанку, возле которой в загоне нашли четырех овец. Вхижине лежал мертвый старик. Умер он уже довольно давно, и запах разложения они учуяли раньше, чем увидели труп. Катон решил, что старик, должно быть, заболел и умер у себя дома. Поживиться в лачуге, кроме жалкого тряпья, было нечем, но римляне прибрали и это, а потом попытались отогнать в лощину овец. Увы, три из четырех проклятых овец, едва их вывели из загона, со всех ног припустили в болото. Некоторое время из камышей доносилось блеяние и плеск воды, потом все стихло. Четвертую овцу зарезали и поджарили на костре, который Катон разрешил своим людям развести, только когда совсем стемнело. Животное оказалось тощим и жалким, чем, видимо, и объяснялось то, что оно не удрало вместе с остальными. Кое-как запас постного мяса удалось растянуть на пару дней, но теперь в животах вновь урчало от голода, и солдаты все чаще поглядывали на Катона, ожидая, что он решит эту
проблему. По правде говоря, животные в окрестностях водились, но даже птицы им пока изловить не удалось, а круп маленького оленя, тут же скрывшегося в густом кустарнике, видели только один раз. Копья, которые люди Катона забрали у убитых ими батавов, так и не отведали крови, и животы изголодавшихся солдат бурчали все громче, норовя заглушить отдаленные крики выпи.
        -Я поведу отряд на поиски, когда полностью рассветет, - промолвил Катон. - Уверен, что-нибудь поесть мы раздобудем.
        -А что, если нет, командир?
        Катон осторожно присмотрелся к выражению лица оптиона, но никаких признаков покушения на свой авторитет не обнаружил и ощутил угрызение совести. Уж конечно, после того как Фигул помог бежать Катону и остальным, ему не требовалось ничего доказывать. Верность своему центуриону сделала его изгоем и обрекла на полные опасности скитания, что вызывало у Катона чувство вины и сострадания. То был долг, оплатить который ему скорее всего не удастся никогда.
        Но если верность Фигула сомнению не подлежала, то относительно остальных несчастных беглецов сказать то же с уверенностью было нельзя. За четыре дня, прошедшие с того времени, как они углубились в болото, Катон проникся острым ощущением того, что дистанция между ними и легионом увеличилась не только в географическом смысле. Люди еще только начинали осознавать истинную безысходность своего положения, и наступит время, когда они откажутся признавать, что звание центуриона дает ему право на верховенство, и когда это случится, поддержать авторитет командира сможет один лишь Фигул. Если Катон утратит преданность своего оптиона, ему крышка. Да и остальным тоже, поскольку для выживания им необходимо сохранять сплоченность и действовать как единое целое.
        Интересно, как бы справился со всем этим Макрон? Катон ничуть не сомневался, что, будь его друг здесь, уж он-то сумел бы удержать все под контролем.
        Катон опустил голову, чтобы оптион не заметил неуверенности на его лице, и лишь тогда ответил на его вопрос:
        -Тогда мы продолжим поиски снеди до тех пор, пока что-нибудь не найдем. Аесли так ничего и не найдем, умрем с голоду.
        -Даже так?
        -Даже так, оптион. Других возможностей для нас нет.
        -Но что же будет, когда придет зима, командир?
        Катон пожал плечами.
        -Сомневаюсь, что мы протянем так долго…
        -А вот это зависит от тебя, командир.
        Фигул огляделся по сторонам и, наклонившись, стал ворошить тлеющие угольки, придвинувшись к центуриону так близко, что можно было говорить совсем тихо, не рискуя быть услышанным.
        -Но тебе лучше бы предложить какой-нибудь план. Людям необходимо что-то, что будет постоянно держать их при деле. Удержит от размышлений о будущем. Илучше бы тебе, командир, придумать что-нибудь поскорее.
        Катон от безысходности развел руками:
        -Что придумать-то? Уних нет снаряжения, чтобы поддерживать себя в порядке, нет казарм, чтобы проводить там проверки; мы не можем заниматься муштрой и, в нынешнем своем состоянии, не способны вести боевые действия. Нам ничего не остается, кроме как не высовываться. - Почувствовав, как у него скручивает желудок, и услышав противный урчащий звук, Катон добавил: - Ираздобыть что-нибудь поесть.
        Фигул покачал головой.
        -Этого недостаточно, командир. Ты способен на большее. Люди смотрят на тебя.
        -И что же делать?
        -Ну, не знаю. Ты центурион. Просто в нынешних обстоятельствах, что бы мы ни решили делать, это надо делать быстро… командир.
        Катон поднял глаза на оптиона и кивнул.
        -Мне нужно подумать. Но пока я буду на охоте, займитесь устройством пристанища.
        -Пристанища?
        -Да. На какое-то время мы здесь задержимся, и надо устроиться настолько удобно, насколько это вообще возможно в нашем положении. Кроме того, - Катон кивнул в сторону солдат, - они будут при деле.
        Фигул встал на ноги, тяжело вздохнул, повернулся и побрел на другой край поляны. Там он достал свой короткий меч, прилег на землю, выудил точильный камень, который носил с собой завернутым в тряпицу, и начал медленно, в размеренном ритме, со скрежетом водить им по клинку. Катон понаблюдал за ним, испытывая желание приказать немедленно прекратить этот раздражающий звук, но с огромным трудом сумел сдержаться. Он вдруг осознал, насколько прав Фигул. Если солдат ничем не занят, он не имеет цели. Абез цели любой отряд рано или поздно превратится в заурядную разбойничью шайку. Это только вопрос времени.
        Но чего могут добиться двадцать восемь человек, у которых нет ничего, кроме мечей да нескольких щитов и копий, забранных у убитых батавов? Простое выживание казалось пределом их возможностей, что погружало Катона еще глубже в темное марево уныния.
        Прежде чем солнечные лучи разогнали висевший над болотом туман, Катон отобрал четверых бойцов, чтобы пойти с ними на поиски провизии. Среди них был и Прокул, который, если ему нечего было делать, просто места себе не находил. Это действовало на нервы остальным легионерам, и Катон решил, что всем будет лучше, если Прокул отлучится на несколько часов из лагеря. Они взяли с собой лучшие из батавских копий и заткнули за пояса кинжалы. Оставив Фигулу приказ заняться обустройством, центурион вывел свой маленький отряд с поляны и повел по дороге, пролегавшей между двумя вытянутыми холмами и уводившей дальше в болото. Кизвилистой дороге подступала темная, неподвижная вода и густой тростник, а воздух был полон запаха гниения и назойливого комариного писка.
        Этой дорогой они ходили уже несколько раз и на протяжении первых нескольких миль помнили все ее причудливые изгибы. Несомненно, проложенная человеком, а вовсе не звериная тропа, она, однако, использовалась очень редко и постепенно зарастала пучками травы. Катон шел впереди, Прокул непосредственно за ним. Римляне двигались, напрягая зрение и слух в стремлении обнаружить какие-либо признаки живых существ. Время от времени уровень дороги понижался, и ее покрывал тонкий слой воды или густая грязь. Эти участки легионеры преодолевали с приглушенными проклятиями, но зато с таким громким хлюпаньем, что Катону казалось, что оно разносится на целые мили. Один раз тропа пересекла дорогу пошире, ведущую с севера на юг и, судя по всему, являвшуюся главной туземной дорогой, проходящей по безлюдному болотному краю. Римляне перебежали ее, тревожно поглядывая по сторонам, дабы убедиться, что их не заметил какой-нибудь бредущий через топи путник.
        По прикидкам Катона, они шли по тропе около двух часов, пока не добрались до самой дальней точки, куда заходили ранее. Здесь тропа выводила к полосе твердой земли, густо поросшей дроком. Туман уже почти рассеялся и висел лишь над несколькими участками унылого пейзажа. Солнце начинало припекать, усиливая болотные испарения, воздух густел, становилось душно. Катонова туника промокла от пота и прилипала к спине, кожу пощипывало, что выводило из себя.
        -Отдохнем и назад, - решил центурион.
        Один из солдат покачал головой.
        -Командир, но ведь мы так и не добыли никакой еды.
        -Придется попробовать еще раз, Метелл, - промолвил Катон, вымучив улыбку. Пусть хождение по топям ни к чему и не привело, но по крайней мере люди были при деле. - Может быть, нынче вечером.
        Легионер открыл было рот, чтобы возразить, но слова застряли у него в горле, когда он увидел, как исчезла улыбка Катона, а в глазах центуриона вспыхнул угрожающий блеск. Миг они смотрели друг другу в глаза, потом Метелл опустил взгляд и кивнул:
        -Как скажешь, командир.
        -Вот именно, как я скажу… Давайте поищем тень и отдохнем. Апотом отправимся назад, в лагерь. Если повезет, найдем что-нибудь на обратном пути.
        Остальные смотрели на него с угрюмым сомнением, и, заметив это, центурион пожал плечами.
        -Все, сейчас отдыхаем.
        Велев своим людям искать укрытие от солнца, Катон, пробираясь сквозь кусты, спустился к самой воде, встал на колени и набрал в пригоршни воды. Она имела бурый оттенок, а запах - и вовсе уж тошнотворный. Некоторые из беглецов пили воду из ближайших к лощине топей, после чего их пробрал тяжелейший понос, и они долго мучились животами. Катон подозрительно принюхивался, но у него страшно пересохло горло, и он, облизывая распухшим, липким языком сухие губы, прикидывал, насколько велик риск. Затем, решив, что смерть от жажды явно ничем не лучше всякой другой, выпил воды, зачерпнул еще и проделал это несколько раз, пока не напился. Тогда он встал и пошел обратно, тихонько пробираясь сквозь заросли дрока. Трое из его людей уже спали, а Прокул, мягко покачиваясь, сидел в пестрой тени куста.
        Катон собрался было сказать что-нибудь ободряющее, но тут Прокул вдруг застыл, уставившись на тропу, по которой они пришли. Проследив за его взглядом, Катон увидел маленького оленя. Вытянув шею и раздувая тонкие ноздри, тот нюхал болотный воздух. На глазах у замершего центуриона олень выбежал на тропу и опустил голову, фыркая в высокой траве. Прокул протянул было руку, собираясь растолкать Метелла, но Катон предостерегающе поднял палец. Вряд ли неожиданно разбуженный солдат не издал бы ни звука, а оленя мог спугнуть любой шум.
        Поэтому оба они не шевелились, а лишь алчно взирали на животное, волей случая приближавшееся к ним. Катон уже слышал постукивание маленьких копытец по сухой земле и, перехватив покрепче древко кавалерийского копья, взвесил его в руке. Добравшись до открытого участка, олень остановился: храп заставлял его настороженные уши подергиваться. Он ударил передним копытом, выждал и топнул еще раз. Все оставалось неподвижным, и олень, выждав еще немного, ступил в пространство между Катоном и Прокулом. Затем он сделал еще один шаг, отвернул свою изящно очерченную голову от Катона и внимательно уставился на застывшего как изваяние Прокула.
        Катон расслабил правую руку и спину, глядя вдоль железного наконечника копья на желтовато-коричневое животное. Поверх спины оленя он видел лицо Прокула, с болезненным раздражением понимая, что тот находится прямо на линии полета копья. Если животное увернется, наконечник угодит Прокулу прямо в грудь.
        -Проклятье! - беззвучно произнес Катон.
        Добыть оленя означало разжиться пропитанием на несколько дней. Вслучае неудачи они обречены на голод, а стало быть, уже скоро ослабнут и охотиться не смогут, что, в сущности, означает долгую и мучительную смерть. Но если он, метнув копье, промахнется, Прокул наверняка погибнет. Катон молил Диану заставить животное сделать еще пару шагов, но олень, как назло, застыл, словно статуя. Потом центурион поймал полный отчаяния взгляд Прокула, и тот едва заметно кивнул.
        Срезким выдохом Катон метнул копье по кратчайшей, прямой траектории. Этот звук испугал оленя, который нервно подпрыгнул, и копье с чмокающим звуком перехватило его в воздухе, пробив шкуру, разорвав мышцы и уткнувшись в кость под крестцом. С криком боли и ужаса животное упало, но тут же попыталось подняться на ноги.
        -Держи его! - заорал Катон, устремляясь вперед.
        Прокул бросился к оленю, расставив руки. Крик пробудил остальных легионеров, которые спросонья схватились за оружие.
        -Держи его! - кричал Катон. - Держи, пока не удрал!
        Олень вскочил-таки на ноги, увернулся от Прокула и бросился напролом сквозь кусты, волоча за собой застрявшее копье. Из раны лилась яркая, горячая кровь.
        Древко цеплялось за кусты, и при очередном прыжке олень чуть не упал, однако же ухитрился устоять, выпрямиться и, подгоняемый слепящей паникой, устремился дальше. Прокул со всех ног гнался за ним, Катон отставал от солдата только на несколько шагов. Все остальные тоже вскочили и присоединились к погоне.
        -Прокул! Не дай ему уйти!
        Раненый олень с хрустом и треском проламывался сквозь заросли, уходя от преследователей, но при каждом повороте древко копья снова и снова застревало в кустах, замедляя его бег, и в конце концов Прокул, исцарапанный, весь в крови, настиг животное.
        Тем временем заросли расступились: за ними открылась полоска травы, а дальше широкое темное пространство покрытой пропеченной солнцем растрескавшейся коркой подсушенной трясины. Олень, продолжая бег, совершил отчаянный прыжок в шесть локтей длиной, но, когда с глухим стуком приземлился, его копыта пробили засохшую поверхность и застряли в грязи. Животное дергалось, но его ноги основательно увязли. Прокул, углядев в этом свой шанс, прыгнул вслед за оленем и точно так же, проломив корку, чуть ли не по колени погрузился в трясину. Кряхтя от напряжения, он выпростал одну ногу и попытался освободить вторую, но она слишком увязла. Впереди него, тоже пытаясь высвободиться, отчаянно вертелся, взбивая копытами вонючую грязь, олень. Вместе с ним вертелось и копье, и когда древко на миг оказалось в пределах досягаемости Прокула, тот мгновенно ухватился за него и вырвал из раны как раз в тот миг, когда Катон и остальные выбежали на травянистый берег.
        -Дерьмо! - орал Метелл. - Дерьмо, мы ж его поймали!
        Легионер рванулся было вперед, но Катон его остановил.
        -Погоди!
        Метелл отстранил руку центуриона, но Катон, указав другой рукой на Прокула, который, барахтаясь в трясине, пытался обрести опору, чтобы нанести удар копьем, крикнул:
        -Ты что, не видишь? Это опасно! Погоди!
        Прокул, по колени в липкой грязи, подался вперед и всадил копье оленю в горло, тут же вырвал его и нанес второй удар. Олень издал последний крик ужаса, голова его упала в грязь, язык вывалился. Желто-коричневая грудь всколыхнулась еще несколько раз, и животное затихло. Кровь, изливаясь из ран, растекалась по поверхности растревоженной трясины.
        Прокул, потрясая копьем, издал крик торжества, повернулся с довольной улыбкой к товарищам и нахмурился, увидев их озабоченные лица.
        -Он же тонет, - тихо произнес Метелл.
        Прокул глянул вниз и увидел, что черная жижа добралась уже до его бедер, и темная вода плещется у самого края его драной туники. Он напрягся, пытаясь высвободить хоть одну ногу, но усилие привело лишь к тому, что его затянуло еще глубже. Он снова повернулся к товарищам, и на сей раз на его лице читался испуг.
        -Помогите…
        -Копье! - крикнул Катон, подкрепляя слова жестом. - Протяни его нам!
        Прокул перехватил древко сразу под наконечником и протянул тупым концом к товарищам. Катон вытянул руку, насколько мог, но его пальцы лишь скользили по древку. Сильный захват сделать не удавалось.
        Он обернулся к Метеллу.
        -Держи меня за руку, да покрепче.
        Вто время как Метелл уперся ногами в берег, Катон сделал пробный шаг по сухой корке поверх грязи, и его нога тут же провалилась на несколько дюймов. Он снова подался вперед, дотянулся до подрагивавшего древка, сомкнул пальцы вокруг твердого дерева и потянул. На том конце древка центурион видел побелевшие от напряжения костяшки Прокула, отчаянно вцепившегося в тонкий шест, связывавший его с жизнью. Вустремленных на центуриона глазах застыл ужас.
        -Держись! - выдавил сквозь стиснутые зубы Катон. - Держись, парень!
        Вкакой-то миг копье подалось к нему, но на том все и кончилось: как он ни тужился, пытаясь подтянуть Прокула к берегу, движения не было. Закрыв глаза, центурион предпринял последнее, отчаянное усилие и, не добившись успеха, ослабил напряжение.
        -Так не получится.
        Он быстро огляделся и принялся отдавать новые приказы:
        -Нужен какой-нибудь настил. Рубите ветки. Бросайте в грязь. Живо!
        Вто время как все, обнажив клинки, начали обрезать тонкие ветки дрока, Прокул озирался по сторонам со всевозрастающим ужасом. Трясина неуклонно затягивала его все глубже, и сейчас он погрузился в нее уже по пояс. Мертвого, неподвижного оленя, находившегося позади него, засасывало медленнее, но голову его уже затянуло, и над поверхностью маслянистой воды торчало лишь одно ухо.
        -Вытащите меня отсюда! - заорал Прокул и попытался отгрести от себя грязь руками.
        -Не дергайся, болван! - прошипел Катон. - Так ты только быстрей увязнешь. Не шевелись!
        Ветки дрока оказались прочнее, чем ожидал Катон, и срезать их оказалось не так-то просто. Он изо всех сил кромсал ножом крепкие белые волокна, но упругая древесина никак не поддавалась.
        -Проклятье!
        Катон резал изо всех сил, но его все более охватывало отчаяние: оглянувшись на Прокула, он увидел, что тот погрузился уже по грудь.
        -Вот! - один из солдат, кряхтя от усилия, отломал надрезанную ветку, бросил в трясину и тут же принялся резать следующую.
        -Быстрее, чтоб вам сдохнуть! - кричал Прокул. - Быстрее, ублюдки!
        Катон наконец отрезал ветку и, повернувшись, чтобы бросить ее рядом с первой, охнул:
        -О нет…
        Теперь над поверхностью были видны лишь голова и плечи увязшего легионера, отчаянно протягивавшего руки над трясиной навстречу товарищам. В правой руке Прокул по-прежнему сжимал копье. Прямо на глазах у Катона тело несчастного просело еще глубже, и ему плеснуло в рот всколыхнувшейся маслянистой водой.
        -Дерьмо! - проревел, отплевываясь, Прокул. - Спасите меня!
        Катон бросил свой нож и ступил на лежавшие поверх трясины ветки.
        -Нет! - Метелл схватил его за руку. - Слишком поздно.
        Катон вырвал руку, снова повернулся к Прокулу и увидел, что тот откинул голову назад, и глаза его расширились от ужаса, потому что грязь уже безжалостно подступала к его переносице. Еще миг, и над поверхностью остались лишь макушка да руки с судорожно пытающимися уцепиться за воздух пальцами. Потом и макушка пропала из вида: некоторое время темная вода на том месте, где она скрылась, пузырилась и булькала, потом все стихло. Неожиданно из трясины вынырнула рука Прокула со скрюченными пальцами, но они тут же медленно разжались, расслабились, обвисли и ушли под воду.
        На миг воцарилась гробовая тишина: застывшие бойцы смотрели туда, где только что исчез их товарищ.
        -Мать твою… - выдохнул кто-то.
        Катон обессиленно опустился на траву, остальные медленно сели по обе стороны от него. На их глазах трясина медленно, словно нехотя, начала поглощать тушу оленя, и все, что они могли сделать, это созерцать со смешанным чувством потрясения и печали из-за смерти Прокула и терзавшего голода, усугубляемого видом постепенно исчезающего оленя. Вконечном счете он был поглощен топью, грязная вода сомкнулась над окровавленной шкурой, и скоро на виду не осталось ничего.
        Помедлив, Катон поднялся и заткнул свой кинжал обратно за пояс.
        -Идем.
        -Идем? - Метелл взглянул на центуриона и нахмурился. - Куда идем, командир?
        -Обратно в лагерь.
        -Но зачем?
        -Здесь оставаться нельзя, - терпеливо пояснил Катон. - Туман поднимается. Нас могут увидеть.
        -Да какая разница, командир, - отозвался Метелл с усталым отчаянием. - Рано или поздно это проклятое болото все равно всех нас прикончит.
        Глава 28
        Третья когорта добралась до долины через два дня после выступления из лагеря у Тамесис. Максимий отдал приказ ставить палатки и копать оборонительный ров, когда свет уже шел на убыль. Перед ними лежала узкая полоса земли, не более двух миль в поперечнике и восьми миль в длину. Адальше, за ломаной линией предгорий, насколько мог видеть глаз, простирался болотный край, унылая низина, поросшая тростником с вкраплениями чахлых деревьев, с темными озерцами и омутами да небольшими, поросшими дроком островками, выступавшими над водой, словно спины громадных подводных чудовищ.
        Смаленькой смотровой вышки, возведенной над воротами, центурион Макрон мог обозревать всю долину и видел дюжины тонких дымков, поднимавшихся над пологими склонами. Ближе к лагерю он заметил небольшие скопления круглых хижин и туманную дымку, висевшую над маленьким леском примерно на полпути через долину, что указывало на наличие там какого-то поселения. «Да уж, - подумалось ему, - мирная картина. В ближайшие несколько дней все это изменится».
        Послышался стук железных гвоздей по деревянным ступеням, и в следующий момент над площадкой смотровой вышки появилась голова Максимия. Он выбрался на помост и тыльной стороной ладони утер пот со лба.
        -Жаркая работенка.
        -Так точно, командир.
        -И для этого пришлось гнать людей так, чтобы мы добрались сюда дотемна?
        -Так точно, командир, - откликнулся Макрон, бросив взгляд на легионеров, продолжавших работу над последним участком защитного рва и вала вокруг лагеря.
        Вста шагах перед рвом, в одну разреженную шеренгу, был выставлен заслон. Солдаты в большинстве своем тяжело опирались на щиты и выглядели совершенно измученными. Вздумай враг напасть сейчас или пусть даже нынешней ночью, изнуренные бойцы вряд ли смогли бы должным образом защитить свой лагерь. Но, чтобы не быть несправедливым к Максимию, следовало признать, что необходимость выбирать между созданием надежных оборонительных укреплений и готовностью людей сражаться отравляла жизнь большинству командиров. По крайней мере, когда настанет утро, впереди у Третьей когорты будет лишь один недолгий переход, и уж тогда она будет готова встретить любую угрозу, способную появиться из болот.
        Некоторое время центурион Максимий смотрел вниз, в долину, в направлении скрытого за деревьями поселения, а потом поднял руку и, указывая, спросил:
        -Видишь холмик, вон там, возле леса, за ручьем?
        Макрон проследил за его взглядом и кивнул.
        -На мой взгляд, это прекрасное место для устройства более постоянного лагеря. Хороший обзор во всех направлениях, и вода рядом, так что не придется о ней беспокоиться. Всамый раз для нас, как по-твоему?
        -Согласен, командир.
        Макрон уже начал уставать от этих попыток завязать беседу. Если Максимию приспичило поболтать, так лучше поискал бы общества всегда готового угодить центуриона Феликса. Кроме того, Макрон, на которого постоянно давило осознание своей причастности к бегству Катона и прочих приговоренных, вообще опасался вступать с Максимием в разговоры. Он знал, что командир когорты пытается выявить виновного, и Макрон постоянно держался начеку, чтобы тот хитростью не вызвал у него какую-нибудь неосторожную обмолвку, содержащую хоть малейший намек на соучастие или вину.
        Командир когорты развернулся к своему подчиненному и несколько секунд внимательно изучал выражение его лица.
        Макрон под его взглядом чувствовал себя неуютно, но не очень-то понимал, как лучше отреагировать, а потому просто молча смотрел вперед, словно присматриваясь к территории, через которую когорте предстояло пройти на следующее утро.
        -Не больно-то я тебе нравлюсь, верно?
        Теперь Макрону пришлось поднять на него глаза и нахмуриться, изображая удивление.
        -Не понял, командир?
        -Да ладно тебе, - с усмешкой промолвил командир когорты. - Ссамого твоего назначения в Третью когорту ты не делал особого секрета из своего ко мне отношения.
        Макрона это заявление удивило и испугало: неужели он был так неосторожен? Или у него все на лице написано? Это не могло не беспокоить. Что еще заприметил в нем Максимий? На миг Макрон ощутил пробежавший сзади по шее холодок страха. Мысли его заметались в панике: Максимий мог играть с ним, проверять его, пытаться заманить в ловушку.
        -Командир, я не имел в виду ничего неуважительного. Просто такая уж у меня натура: не больно-то я схожусь с людьми.
        -Ни хрена себе, а вот мне говорили совсем другое. Что ты прирожденный вожак. Да это и так видно. - Глаза Максимия сузились. - Может быть, так оно и есть. Ты считаешь, что ты лучше меня?
        Макрон покачал головой.
        -Чего башкой трясешь? Или говорить боишься?
        Макрона это взбесило, и он не выдержал.
        -Ни хрена я не боюсь, командир, просто никак не пойму, чего тебе от меня надо. Чего ты хочешь?
        -Полегче, центурион, полегче… - Максимий издал смешок. - Просто мне хотелось узнать, что ты думаешь, вот и все. Без всякого злого умысла.
        Без злого умысла… Подобное поведение начальника вызывало у Макрона горечь и презрение. Честные солдаты никогда не играют в подобного рода игры. Это дело политиков и безумцев, причем он не был уверен, что разница между этими двумя категориями так уж велика.
        -Так или иначе, а мне хотелось кое о чем с тобой поговорить. Ты ведь знал Катона уже некоторое время, не так ли?
        -С самого его зачисления во Второй легион, командир.
        -Знаю, я смотрел послужные списки. Получается, что ты как раз тот человек, с которым можно проконсультироваться насчет его планов.
        -Откуда мне о них знать, командир?
        Максимий задумчиво кивнул.
        -Но этого человека ты знал. Для меня ценны твои соображения. Что, по-твоему, Катон станет делать? Конечно, не исключено, что он уже мертв. Но предположим, что все-таки жив. Что в таком случае он предпримет? Ну?
        -Я… я правда понятия не имею, командир.
        -Ну, давай, Макрон. Пошевели мозгами. Ато, не знай я тебя лучше, у меня могло бы сложиться впечатление, будто ты его прикрываешь.
        Макрон чуть было не заставил себя рассмеяться, но сообразил, что смех будет звучать фальшиво и никого не одурачит, а менее всех - его нервного командира.
        -Командир, ты ведь знаком с моим послужным списком. Араз так, знаешь, что я всегда играю по правилам и не испытываю сочувствия к тем, кто их нарушает, не говоря уж о тех, из-за кого я и мои товарищи оказались по уши в дерьме. Ас Катоном, по моему разумению, как раз такой случай. Что же до того, каким мог бы быть его нынешний образ действий, тут я могу разве что строить догадки. Яникогда не знал Катона настолько хорошо, чтобы предугадать его поступки.
        Последнее было чистой правдой, и Макрон, продолжая, едва не улыбнулся.
        -Катон способен выкинуть что угодно. Мог бы, например, затеять игру с самим Каратаком.
        -Это абсурд. У него нет никаких шансов.
        -Он и сам это знает, командир. Но армия - единственная семья, которая была у Катона. Без нас он никто. Ион сделал бы что угодно, дабы заслужить право вернуться в легион. Вот почему я уверен, что Катон скрывается где-то там, в болоте, тянет время и дожидается подходящего момента. Кслову, возможно, как раз нас и дожидается. Ине он один, командир. Посмотри туда.
        Макрон кивнул в направлении ближайшего, находившегося примерно в полумиле, хутора. Какие-то люди выглядывали из-за низких стогов сена, явно присматриваясь к укрепленному лагерю.
        -Может, мне выслать патруль и шугануть их, командир?
        -Нет, - ответил Максимий, сурово взирая на туземцев. - Это может подождать до завтра. Тем временем весть о нашем прибытии уже распространится среди местных жителей, вот пусть и попотеют. Мы должны нагнать на них такого страху, какой только возможно.
        На следующее утро когорта разрушила лагерь и двинулась дальше по долине. Макрон знал, что за их продвижением внимательно наблюдают. Стоило ему невзначай оглядеться, как он тут же примечал лицо, в тот же момент пропадавшее из виду, исчезнув за деревом или в поросли, покрывавшей поля, мимо которых лежал их путь. Многолетний опыт привил ему чувство ландшафта, и он нутром чуял, где, по мере их прохождения, враг мог бы найти удобное место для засады. Но никакой засады не было и в помине; более того, маршируя по этой мирной долине, легионеры вообще не сталкивались ни с какими проявлениями враждебности.
        Потребовался час размеренного марша, чтобы колонна, следуя по огибающей лес дороге, начала подъем по склону холма, избранного Максимием для устройства лагеря. Слева от них, за речушкой, на пологой возвышенности раскинулось большое селение, состоявшее из обычных для этих мест круглых хижин вкупе с конюшнями, загонами и амбарами. На окружавшем селение частоколе были видны движущиеся фигуры, и ворота, как приметил Макрон, были закрыты.
        -Командиры, ко мне! - приказал Максимий.
        Когда подтянулись все его центурионы и оптионы, командир когорты снял шлем, утер лоб войлочным подшлемником и начал инструктаж. Рядовые тем временем уже приступали к первичным работам на размечавшейся топографами для устройства лагеря территории. Вокруг холма по всем направлениям были выставлены заслоны, а за спинами караульных их товарищи взялись за кирки и лопаты, чтобы вырыть ров и насыпать вал.
        -Туллий!
        -Да, командир?
        -Приказываю выкопать вокруг лагеря дополнительный ров. И проверь, чтобы землю между рвами усыпали «чесноком». Да, и волчьи ямы там тоже не помешают.
        Туллий одобрительно кивнул. Замаскированные ямы с вбитыми в дно острыми кольями являлись полезным дополнением к основным оборонительным сооружениям.
        -Есть, командир. Япередам приказ землемеру.
        -Нет. Проследи за всем лично. Нужно, чтобы все было сделано как надо. А еще я хочу, чтобы главную дорогу, которая выходит из болота, перекрыли укрепленными воротами. Позаботься, чтобы этим занялись сразу же, как только разобьют лагерь.
        -Будет исполнено, командир.
        -Теперь следующее, - Максимий прокашлялся и сосредоточил внимание на оптионах. - Вы все знаете, почему мы здесь. Командующий и легат желают, чтобы беглецы были пойманы и возвращены. Насколько нам известно, они скрываются где-то здесь, среди топей. Так вот вам, оптионам, предстоит регулярно прочесывать местность во главе патрулей. Конечно, здешних дорог, топей и переправ мы не знаем, но, - Максимий улыбнулся, - я уверен, чуть попозже нам удастся убедить кое-кого из местных послужить нам проводниками. Однако, хотя пока все вокруг выглядит спокойным, нужно быть готовыми к тому, что нас в любой момент могут атаковать серьезные вражеские силы.
        Некоторые командиры удивленно переглянулись: пересекая долину, они не приметили ни малейшей угрозы, а населявшие ее туземцы, похоже, не держали в руках более грозного оружия, чем серп.
        Заметив их реакцию, Максимий усмехнулся.
        -Вижу, некоторые из вас думают, что я чересчур осторожен. Может, и так, но не стоит забывать, что у Каратака, где бы он ни прятался, кое-какие людишки остались…
        «Да, и не так уж мало, - подумал Макрон. - Хватит, чтобы уничтожить нашу когорту».
        -А вот насчет жителей долины беспокоиться не стоит. И уж тем более насчет установления с ними добрых отношений. На самом деле… - Максимий выдержал паузу, чтобы придать весу своим последним словам, - вам нужно обращаться с ними так, чтобы они зарубили себе на носу: Рим пришел сюда навсегда, а они теперь полностью в нашей власти и зависят от нашей милости. За любым намеком на сопротивление должно незамедлительно следовать самое суровое наказание… Все ясно?
        Командиры закивали, некоторые ответили утвердительно вслух.
        -Хорошо. Потому что, если кто-то из вас будет замечен в мягкости, снисходительности и сочувствии по отношению к дикарям, я спрошу с него лично. Иответит он предо мной по всей строгости, так, что мало не покажется. Ясно? Тогда все, что нам надо, это задать тон…
        Спустя полчаса Первая центурия с Максимием, шедшим во главе колонны в сопровождении всех оптионов, а также центурионов Макрона, Антония и Феликса, двинулась вниз по склону. Туллий, как старший после Максимия из командиров когорты, остался надзирать за строительством лагеря и с беспокойством провожал взглядом маленькую колонну, направившуюся в сторону туземного поселения за речушкой. Мутная, взбаламученная вода, смешанная с землей, указала на место переправы. Легионеры, не сбавляя шага, вошли в воду, пересекли, поднимая фонтаны брызг, поток и вышли на разбитую дорогу, что вела к убогому частоколу, окружавшему селение.
        По приближении Макрон заметил по обе стороны ворот несколько внимательно присматривающихся лиц и подумал даже, уж не собираются ли поселяне дать отпор тяжеловооруженной колонне римлян. Он положил руку на рукоять короткого меча, готовый мгновенно выхватить оружие при первом признаке опасности. Макрон чувствовал, как возрастает напряжение среди остальных командиров, но, когда они приблизились к частоколу на расстояние полета пущенного из пращи камня, Максимий приказал остановиться и, окинув взглядом оборонительные сооружения, повернулся к Макрону:
        -Что думаешь?
        Макрон видел, что из-за ограды за ними следит лишь горстка туземцев и никто из них, похоже, не вооружен.
        -По-моему, командир, опасности нет.
        Максимий поскреб загривок.
        -Тогда хотелось бы знать, почему ворота закрыты? - Он повернулся к первой шеренге колонны. - Пожалуй, пошлю-ка я туда кое-кого. Просто чтобы…
        -Без надобности, командир, - прервал его Макрон, кивком указывая вперед. - Смотри.
        Ворота селения распахнулись. Сразу за ними стояла группа людей во главе с высоким, худощавым мужчиной с длинными седыми волосами. Он стоял неподвижно, опираясь на посох.
        Центурион Феликс пододвинулся к Макрону.
        -Гостеприимная встреча, как думаешь?
        -Если и так, то это у них ненадолго, - тихо ответил Макрон.
        Довольный отсутствием каких-либо признаков опасности Максимий приказал колонне двинуться к воротам. Когда римляне оказались в тени частокола, старейшина с посохом наконец тоже выступил вперед, чтобы встретить пришельцев у входа в селение. Остановившись напротив Максимия, он заговорил низким, глубоким голосом.
        -Стоп! - Максимий вскинул руку и крикнул через плечо: - Переводчик, ко мне!
        Вперед выбежал легионер, недавний новобранец из Галлии. Макрон заметил, что чертами лица этот кельт схож сжителями селения. Легионер встал навытяжку между Максимием и старейшиной.
        -Выясни, что он хочет сказать, и вели ему говорить покороче, - заявил Максимий.
        Когда солдат перевел это требование, старейшина, судя по выражению лица, смутился, потом нахмурился. Акогда заговорил снова, в голосе его звучала горечь.
        -Командир, - промолвил легионер, повернувшись к Максимию, - он просто хотел поприветствовать тебя в связи с прибытием в долину и заверить, что ни он, ни его люди не желают никому из нас зла. Он хотел предложить гостеприимство своего народа и возможность приобретать у селян припасы. Но этот человек добавил, что он удивлен. Он слышал, что Рим - это великая цивилизация, однако его представителям почему-то недостает учтивости.
        -Он так и сказал?
        -Да, командир, именно так.
        -Ладно. - Максимий поджал губы и смерил туземца взглядом, исполненным крайнего презрения. - Хватит, на хрен, болтовни. Скажи этому болвану, что если мне понадобится его долбаное гостеприимство, то я сам его востребую - тогда и так, когда и как мне будет угодно. Скажи, что он и его люди должны в точности выполнять все мои указания, если хотят жить.
        Легионер перевел слова командира. Туземцы растерянно переглядывались, на их лицах было написано потрясение.
        Командир когорты указал на людей, стоявших позади старейшины.
        -Женщины и ребятня - это его родня?
        После перевода туземец кивнул.
        -Макрон, взять их. Возьми пять отделений, чтобы отконвоировать их в наш лагерь.
        -Взять их? - Макрон был почти так же потрясен, как и селяне. - Но зачем?
        -В заложники. Чтобы эти дикари с нами сотрудничали. Но этих мало, надо будет собрать заложников по всей деревне.
        Макрон, разрывавшийся между отвращением к затее Максимия и воинской дисциплиной, все же позволил себе пробормотать:
        -Командир, но есть ведь другие способы с ними поладить.
        -Поладить? - фыркнул Максимий. - На хрен мне сдались эти дерьмовые дикари, чтобы с ними еще и ладить… Уяснил? Атеперь, центурион, выполняй приказ.
        -Есть… командир.
        Макрон выделил из головы колонны отряд в сорок человек и быстро повел их к растерянным родичам старейшины. Чуть помедлив, он выбрал женщину с тремя детьми: их отделили от родственников и поместили между двумя шеренгами легионеров. Туземцы разразились возмущенными восклицаниями; женщина пыталась вырваться из хватки Макрона, взывая о помощи к старейшине. Тот сделал шаг вперед и остановился, беспомощно сжимая и разжимая кулак. Она что-то крикнула, мужчина покачал головой, и лицо его исказила горестная гримаса. Лишь когда между женщиной и ее сородичами выстроилась цепочка легионеров, Макрон отпустил ее, взглянул ей в глаза и, указывая на землю, сказал:
        -Стой смирно!
        Центурион Максимий повернулся к переводчику.
        -Скажи ему, чтобы сейчас же привел сюда по ребенку из каждой семьи. Если кто-то попытается утаить свое чадо, вся семья будет распята. Удостоверься, что он тебя понял.
        Когда эти слова были переведены, возмущенный ропот сменился возгласами ужаса и отчаяния. Некоторые мужчины, судя по тону, осыпали римлян проклятиями, однако старейшина, испугавшись, как бы это не переросло в столкновение, поспешно встал между ними и легионерами, воздев руки, стал призывать своих людей утихнуть. И добился своего: яростные крики стихли, сменившись горькими стенаниями да плачем женщин и детей.
        -Скажи ему, чтобы поторопился! - рявкнул Максимий. - Иначе он получит наглядное доказательство того, что я не шучу.
        Несчастные поселяне бросились выполнять приказ. Макрон с отвращением и жалостью наблюдал за тем, как туземцы приводили детей и, скорбя, передавали их суровым легионерам. Скоро между шеренгами римлян, с их непроницаемыми лицами и широкими щитами, было втиснуто уже около тридцати понурых, напуганных детишек. Некоторые из них громко рыдали и пытались вырваться.
        -Заткнуть им глотки! - рявкнул Максимий.
        Один из оптионов поднял руку и с размаху ударил ребенка лет пяти, не старше, в висок. Плач оборвался, малыш рухнул как подкошенный. Женщина, отчаянно завизжав, метнулась вперед, проскочила между легионерами и бросилась к своему лежавшему на земле чаду.
        -А ну, проваливай отсюда! - заорал на нее Максимий.
        Женщина, склонившаяся над сыном, подняла глаза на римского командира. Макрон увидел, что она молода, лет двадцати, не старше, с темно-карими пронизывающими глазами и густыми золотистыми волосами, заплетенными в две косы. Лицо ее исказила гримаса отвращения, и она плюнула Максимию на сапог. Втот же миг в воздухе сверкнул выхваченный из ножен клинок, послышался чмокающий звук удара, и голова женщины покатилась под ноги старейшине. Ее отпрыска, только пришедшего в себя после удара, обдало струей крови его матери, и он закричал снова.
        -Проклятье, - пробормотал Макрон. Потом он почувствовал на голени теплую струю и поспешно отступил на шаг.
        Некоторое время звучали лишь отчаянные вопли малыша: все остальные онемели. Максимий пинком откатил тело от ребенка, наклонился, вытер меч о тунику убитой, вложил в ножны и выпрямился, озирая селян. Какой-то мужчина рванулся было ему навстречу, сжав кулаки и стиснув зубы от бешенства, но соплеменники скрутили его и оттеснили назад.
        -Скажи им, так будет с каждым, кто дерзнет бросить мне вызов. Никаких предупреждений, немедленная смерть. Их вождю скажи, чтобы шел с нами, в лагере я дам ему список того, что нам требуется.
        Первая центурия повернулась кругом и вместе с устрашенной кучкой кричащих детей, зажатых между легионерами, двинулась прочь из селения, вниз по склону, к ручью. Жители высыпали за ворота и следовали за ними еще некоторое время, онемев от ужаса и отчаяния. Макрону было не по себе, и он отводил от них глаза, озирая долину. Неужели это та самая долина, которая еще совсем недавно, когда он маршировал через нее, выглядела такой мирной? Вековая безмятежность тихого прибежища земледельцев была вдребезги разбита пришельцами из Рима всего за несколько часов. Итакой, как прежде, ей уже не быть никогда.
        Глава 29
        Легионеры начинали открыто роптать, и Катон гадал, скоро ли эти разговорчики перерастут в нечто более опасное. Беглецы скрывались среди болот уже десять дней, от голода у всех мучительно скручивало желудки, и эта боль не позволяла им думать ни о чем, кроме еды. Последний раз им довелось поесть несколько дней назад, наткнувшись на узкой тропе на поросенка. Когда животное закололи копьем, Катон услышал неподалеку голоса и, осторожно пробравшись с Фигулом сквозь заросли, обнаружил неподалеку небольшую усадьбу с клочком пригодной для возделывания земли, почти не возвышавшейся над уровнем окружающих болот. На этой земле трудились две или три семьи, жившие тут же, в маленьких хижинах. Возле одной из них молодой мужчина и его полногрудая жена играли с двумя ребятишками, один из которых еще не стоял на ногах. Сбоку к хижине прилепились два загона, один служил курятником, а в другом содержались большая свиноматка и несколько поросят-сосунков. Вограде свиного загона виднелась небольшая дыра.
        -Это объясняет нашу находку, - прошептал Фигул. - Если еще парочке поросят придет в голову отправиться исследовать большой мир, мы сможем попировать по-царски.
        -Размечтался. Авдруг они сейчас хватятся этого поросенка? Лучше бы нам отсюда убраться.
        Катон собрался было отползти назад, но оптион удержал его за плечо.
        -Погоди, командир.
        Катон смерил своего спутника ледяным взглядом.
        -Убери руку!
        -Есть, командир.
        -Так-то лучше. Чего ты хотел?
        Фигул кивнул в направлении хуторянина и его семьи: в теплом воздухе разносился беззаботный смех старшего ребенка.
        -Там только один мужчина.
        -На виду - да, только один, - поправил его Катон.
        -Ну и ладно, пусть в лачуге еще один, мы все равно их одолеем.
        -Нет!
        -Их убьем, тела спрячем, а животных заберем себе, - гнул свое оптион, пожирая взглядом довольно хрюкающую в загоне свинью. - Это же недельный запас провизии.
        -Нет, я сказал. Мы не можем так рисковать. Уходим.
        -Да в чем тут риск?
        -Как только кто-нибудь из туземцев обнаружит, что хутор пуст, он поднимет тревогу. Местные прочешут тут все, это ведь их болото. Поэтому рисковать мы не станем. Ты меня понял, оптион?
        Тон центуриона не оставлял места для возражений, поэтому Фигул кивнул и осторожно попятился в заросли, прочь от маленькой усадьбы. Когда они воссоединились с маленьким охотничьим отрядом, поросенок был уже выпотрошен, а тушка насажена на копье для доставки в лагерь. Бойцы радовались добыче, но, заслышав, что кто-то приближается, к удовлетворению Катона, встрепенулись и схватились за оружие. Напряжение на лицах спало, лишь когда они увидели, что из болотных зарослей на тропу выбрались их основательно промокшие командиры.
        -Ну как, есть там что-нибудь еще?
        -Больше, чем ты можешь вообразить, - с улыбкой ответил Фигул. - Там чудесная маленькая…
        -Заткнись! - рявкнул Катон, мгновенно повернувшись к нему. - Ничего интересного для нас тут нет. Все поняли? А теперь в путь, вернемся и поедим.
        Выслушав это, солдаты недоуменно переглянулись, подхватили добычу и направились к лагерю, выслав одного человека вперед, а одного оставив на некотором расстоянии позади - убедиться, что за ними никто не следует. Шли в молчании, время от времени останавливались, чтобы устранить пятна крови, капавшей на землю с сочной тушки. Впротивном случае кровь могла бы навести туземцев, обнаруживших, что из загона пропал поросенок, на их след.
        Когда над горизонтом угасли последние отблески розового заката, Катон разрешил Метеллу развести маленький костер. Остальные сидели тесным кругом с округлившимися от нетерпения глазами и ждали, когда костер прогорит и можно будет запечь сочную свинину в золе и угольях. Скоро ноздри людей наполнил аромат жарящегося мяса и еще более резкий, дразнящий запах капавшего в огонь жира, заставив их облизывать губы от предвкушения. Как только мясо прожарилось, Катон велел Метеллу достать его из костра и поделить поровну. Легионер принялся рьяно отдирать толстую кожу и отделять от костей истекающие соком жирные кусочки. Солдаты один за другим рассаживались вокруг костра, держа горячее мясо в грязных руках и вгрызаясь в него зубами. Ели молча, лишь порой, по мере того, как желудки наполнялись теплой свининой, перемигивались или обменивались блаженными улыбками.
        Катон дождался, когда последний легионер получил свою долю, и кивнул Метеллу:
        -Теперь себе.
        Солдат кивнул, разрубил кусок филейной части, припасенный для себя, и сдвинулся в сторону, поближе к центуриону, передав тому остаток. Достав нож, Катон убедился, что лучшие куски уже розданы, и ему придется довольствоваться обрезками с поросячьей шеи.
        Он сел рядом с товарищами, поднес мясо ко рту, и ему в нос ударил такой головокружительный аромат, что он впился в кусок зубами с жадностью уличного нищего, которому выпало счастье подобрать объедки с пиршественного стола богача. Эта мысль вызвала у него грустную улыбку: в нынешнем своем положении он бы с радостью поменялся местами с самым ничтожным из попрошаек, подвизающихся на улицах Рима. Те, во всяком случае, не живут в постоянном страхе, ожидая, что их выследят и перебьют, как собак.
        Когда костер медленно угас, легионеры, уже покончившие со своими ломтями, набросились на быстро остывавшие остатки туши, отдирая и обгладывая с костей, что только возможно. Катон хотел было приказать им оставить хоть что-то на потом. Никто не мог сказать, когда снова удастся раздобыть еды, а как только головокружительное ощущение сытости пройдет, мучительный голод скрутит им животы с еще большей силой. Но, видя отчаяние на лицах людей, которые, сидя на корточках и пытаясь кто ножами, кто пальцами отскрести остатки мяса от костей, Катон понял, что если попытается отдать подобный приказ, это, возможно, будет последний приказ в его жизни. Здравый смысл требовал растянуть добытую пищу по крайней мере на несколько дней, но голод пересиливал доводы рассудка, и Катон понял, что сейчас должен обращаться с ними осторожнее, чем когда-либо. Врезультате все косточки маленького поросенка были с жадностью обглоданы; от него остались лишь объеденная голова с насмешливо скалящимися челюстями, голые кости да обсосанные хрящи. Правда, следующим вечером голову и копыта тоже отправили в котел, но от этого варева
Катон отказался в пользу солдат, чтобы оттянуть по возможности момент, когда запасы еды закончатся. Но этот момент все равно наступил, и голод снова по-воровски пробрался в лагерь.
        «А ведь это было два дня назад», - подумал Катон, проснувшись и морщась от боли в пустом желудке. Он лежал на боку в тени одного из деревьев, окружавших их спартанский лагерь.
        Центурион перевернулся на спину и прищурился, глядя, как солнечные лучи пробиваются, мерцая, сквозь мягко шелестящую над головой листву. Было уже хорошо за полдень, но Катон провел ночь в карауле и с удовольствием проспал бы дольше. Тем паче было бы ради чего просыпаться. Дожидаться возвращения высланных на разведку патрулей в надежде на то, что они все же раздобыли еды, надежде, которая сменится отчаянием, поскольку станет ясно: и в эту ночь их желудки останутся пустыми…
        Кроме того, что разведчики возвращались с пустыми руками, они не доставляли никаких сведений о Каратаке и его воинах, тоже скрывшихся среди здешних топей. Создавалось впечатление, будто исходящая миазмами трясина поглотила остатки туземной армии, как сделала это с несчастным Прокулом.
        Катон поспешно подавил страшное воспоминание и вновь вернулся мыслями к плану, который, как он надеялся, даст им шанс на пересмотр приговора и возвращение в ряды Второго легиона. Он ясно воображал себе эту картину: колонна грязных, оборванных, вооруженных чем попало легионеров горделиво марширует в расположение части, и изумленный легат выслушивает подробный доклад Катона о том, где находится Каратак и его воины, с указанием точных мест на карте, развернутой на походном столе Веспасиана.
        «Сладкие мечты, не более того», - с печальной улыбкой подумал Катон. Чем дальше, тем меньше он сам верил в осуществимость задуманного, и сейчас, когда он лежал на спине, рассеянно глядя вверх, это видение уже не сулило ему надежду, а только дразнило.
        Через некоторое время ему стало невмоготу мучить себя подобными мыслями. Центурион присел и оглядел лагерь. Люди по большей части сидели на корточках небольшими кучками и тихонько переговаривались. Двое или трое, заметив, что он проснулся, глянули в его сторону, и Катон подумал: о чем же таком они шептались, если побоялись встретиться с ним взглядом и тут же отвели глаза. Потом он напомнил себе, что сам отдал им приказ производить как можно меньше шума. Впоследнее время центурион во всем выискивал признаки угрозы, хотя и сам порой думал, что его осторожность начинает граничить с манией.
        Но нет, это не мания, что-то здесь не так…
        Катон снова оглядел лагерь и остановил взгляд на Фигуле, сидевшем под низкой веткой неподалеку от него, обстругивая ножом тонкий, относительно прямой срезанный сук. Центурион быстро поднялся на ноги и подошел к нему.
        -Ты что тут делаешь? - спросил он. - Ты же должен быть в патруле.
        -Так точно, командир, должен. Но кое-кто добровольно вызвался меня подменить.
        -Кое-кто? - Катон снова огляделся и воззрился на оптиона. - Метелл, да?
        -Так точно.
        -И куда он отправился? - спросил Катон с неприятным ощущением того, что ответ ему уже известен.
        -Ну, отправился проверить местность за той усадьбой, где мы побывали несколько дней назад. Он считает, что там может найтись дорога, ведущая к другому, более крупному поселению в самом сердце топей.
        -Он, стало быть, так считает? - с горькой иронией уточнил Катон.
        -Так точно, командир.
        -И ты ему поверил?
        -А почему бы и нет? - Фигул пожал плечами. - Он может найти что-нибудь полезное, командир.
        -О да, конечно, что-нибудь он найдет. Можешь на это рассчитывать. - Катон хлопнул ладонью по бедру. - Ладно… поднимайся. Пойдешь со мной. Возьми копья для нас обоих.
        Оптион мгновенно вскочил и направился за копьями в центр поляны, где было сложено оружие. Катон в это время тер глаза, решая, что же им делать.
        -Командир?
        Катон оглянулся. Фигул протягивал ему древко копья. Центурион взял его, положил на плечо и проверил, надежно ли заткнут за заменявший ему кожаный ремень кушак его кинжал.
        -Прошу прощения, командир, - тихо произнес Фигул. - Яне подумал, что он может отмочить какую-нибудь глупость.
        -Правда? - буркнул Катон. - Ну, это мы скоро выясним. Пошли.
        Он повернулся и повел своего оптиона прочь из лагеря. Уже на самом краю маленькой поляны центурион обернулся и крикнул через плечо остальным:
        -Лагерь никому не покидать! Быть настороже!
        Катон двинулся по тропе, уходящей в болото, мысленно нанося на карту все те пути, по которым хаживал с тех пор, как они обосновались на поляне. Если Метелл вознамерился наведаться на туземный хутор, то должен был воспользоваться тем самым маршрутом, по которому они ходили в тот день, когда убили поросенка. То была одна из немногих разведывательных вылазок с участием Метелла: центурион считал, что грубость и недисциплинированность этого малого могут, в случае чего, породить серьезные проблемы, и предпочитал по возможности держать его в лагере. Ктуземной усадьбе вел и более короткий путь, узкая тропка, местами просто исчезающая в болоте. Идти по ней было нелегко, но зато, поторопившись, Катон с Фигулом могли добраться до места раньше Метелла и не дать ему наделать глупостей.
        Центурион спешил, ради быстроты жертвуя даже осторожностью, ставшей для него привычной при передвижении по этой унылой местности. Сясного неба припекало солнце, а всякий раз, когда тропа, в очередной раз ныряя в болото, превращалась в полоску липкой, дурно пахнущей грязи среди камышей, вспотевших римлян с писком облепляли тучи насекомых.
        -Что они, интересно, едят, когда рядом нет римлянина, чтобы попить его крови? - пробормотал Фигул, прихлопнув севшего ему на шею слепня.
        Катон оглянулся.
        -Если мы не успеем остановить Метелла, им на прокорм достанется куда больше римлян. Вперед!
        Они отмахали уже около двух часов, когда Катон вдруг сообразил, что местность вокруг совершенно ему незнакома. Причем, если судить по солнцу, они двигались в правильном направлении, но в таком случае им следовало уже давно выйти к усадьбе. По всему получалось, что они прошли мимо, не заметив ее, а стало быть, не смогли остановить Метелла. Теперь наверняка уже поздно, подумал Катон с упавшим сердцем. Акогда он, помогая Фигулу выбраться из очередной перекрывавшей тропу вязкой лужи, оглянулся назад, то застыл как вкопанный.
        -Что там такое, командир?
        Несколько мгновений Катон молча смотрел вдаль, а потом поднял руку.
        -Посмотри туда…
        Выбравшись на сухое место, Фигул вытянул шею, всматриваясь в указанном центурионом направлении. Поначалу он ничего необычного не замечал, но потом углядел вдали клубы грязноватого дыма.
        -Вижу.
        Прямо у них на глазах дым загустел, превратившись в серый столб, поднимавшийся к ясному небу. Место, откуда валил этот дым, определялось безошибочно.
        Катон обернулся и бросил взгляд на солнце, все еще висевшее над горизонтом.
        -Стемнеет не скоро, через час, а то и два. Это слишком долго. Нам нужно вернуться, и поскорее.
        Он пошлепал обратно через грязь, из которой они только что выбрались, и Фигул с тяжелым, усталым вздохом повернулся и нехотя поплелся за центурионом. Обратный путь оказался вдвое тяжелее, потому что Катон и сам шел настолько быстро, насколько хватало сил, не обращая внимания на усталость и боль в слабеющих ногах, и оптиона заставлял идти так же. При этом он постоянно с тревогой поглядывал на дымовой столб, который, как казалось в убывающем свете, даже не приближался.
        Визг поросят они услышали задолго до того, как сошли с пролегающей через болото тропы, и из последних сил, задыхаясь и с трудом переставляя ставшие свинцовыми ноги, припустили между деревьями к лагерю.
        Солнце уже представляло собой не более чем раскаленный медный диск, зависший низко над горизонтом позади них, и вместе с ними по маленькой поляне, где расположился лагерь, неслись и их длинные, искаженные тени. В центре ее, рядом с прогоревшим костром, лежали два нанизанных на вертел поросенка. Привязанная к дереву свинья истошно визжала, оплакивая участь своих детенышей. Остальные поросята, еще живые, сгрудились вокруг свиноматки, испуганно тычась в нее розовыми пятачками.
        Солдаты, жадно поглощавшие жареную свинину, один за другим с виноватым видом поднимали глаза на вернувшихся командиров. Один из них слегка подтолкнул Метелла локтем, и тот, когда Катон и Фигул, тяжело дыша, подошли к костру, медленно поднялся на ноги. Изобразив на лице улыбку, легионер наклонился, взял из кучки нарезанного мяса сочный кусок, выпрямился и протянул его центуриону:
        -Вот, командир. Смачный кусок брюшины. Угощайся.
        Катон остановился в нескольких шагах от костра, опершись на копье. Грудь его ходила ходуном.
        -Ты… проклятый болван, - запинаясь, так и не отдышавшись, произнес он. - Ивы… тоже сплошное дурачье. Этот ваш костер… его видно за много миль.
        -Ничего подобного, - покачал головой Метелл. - Видеть-то его некому, потому как на таком расстоянии от нас никого нет. Никого, командир. Нет и в помине.
        -Где ты взял мясо? - спросил Катон, глядя на легионера.
        -На том хуторке, который нашел ты, командир.
        -А люди?.. - Катон почувствовал тошноту. - Что с ними?
        Метелл ухмыльнулся.
        -Не беспокойся, командир. Они никому не нажалуются. Яоб этом позаботился.
        -Все?
        -Так точно, командир, - ответил Метелл, наморщив лоб. - Акак же иначе?
        -Ага, командир, - хмыкнув, подтвердил один из солдат. - Только сначала мы позабавились с бабенкой.
        Катон закусил губу и опустил голову, чтобы солдат не увидел выражение его лица.
        Он сглотнул и попытался дышать ровнее, хотя сердце в груди неистово колотилось, а руки и ноги дрожали от усталости и ярости. Все это для него было уже слишком, и в какой-то момент желание отказаться от каких-либо притязаний на главенство над этими людьми было почти непреодолимым. Раз эти недоумки сами хотят навлечь на себя погибель, так и ладно, пусть притягивают к себе внимание вражеских воинов, разжигая костры, дым от которых виден за много миль. Ему-то что? Он делал все возможное, чтобы, невзирая на все препоны, продлить их жизни, и чем, спрашивается, ему за это отплатили?
        Но тут запах жареного мяса растревожил его пустой желудок, громко заурчавший в предвкушении пиршества. На Катона накатила холодная волна презрения к себе и возмущения своей слабостью. Он же центурион. Ктому же центурион Второго легиона. Ибудь он проклят, если допустит, чтобы это ничего не значило.
        -Командир?
        Катон поднял голову и посмотрел на Метелла. Легионер с умиротворяющей улыбкой протягивал ему кусок мяса. Ощущение, будто с ним обращаются как с капризным ребенком, подсказало Катону, что он должен делать. Усилием воли центурион заставил себя смотреть не на мясо, а на легионера, эгоистично подвергнувшего опасности их всех.
        -Ты дурак! Что будет хорошего, если завтра мы умрем - в тот самый момент, как только они нас найдут?
        Метелл не ответил, просто смотрел на центуриона сначала с удивлением, потом с угрюмым вызовом. Он бросил порцию мяса к остальным кускам со словами:
        -Воля твоя, командир.
        Катон мгновенно взмахнул копьем и ткнул Метелла тупым концом древка в грудь, так что тот полетел назад, прямо на сидевшего позади него на корточках и евшего мясо легионера. Напряжение, висевшее в воздухе, разрядилось хором негодующих возгласов.
        -Молчать! - рявкнул Катон срывающимся от ярости голосом. - Заткните ваши хреновы пасти!
        Он гневно воззрился на них, словно спрашивая, кто дерзнет бросить ему вызов, и снова посмотрел на Метелла.
        -Ну а ты… никакой ты не солдат, одна только видимость… Ты арестован!
        Брови Метелла поползли на лоб, а потом он неожиданно рассмеялся.
        -Арестован? Ты помещаешь меня под арест? Да, командир?
        -Заткнись! - крикнул Катон, отводя древко назад, чтобы нанести второй удар. - Заткнись! Здесь командую я!
        Метелл расхохотался.
        -Пустые слова, ничего больше! Икакое, хотелось бы знать, ты мне назначишь наказание? Пошлешь нужники чистить? Велишь отстоять лишнюю стражу у главных ворот? - Он обвел рукой поляну. - Открой глаза, оглядись. Это никакой не лагерь. Здесь нет валов, чтобы выставлять часовых, казарм, чтобы наводить там порядок, нужников, чтобы их чистить… ничего нет. Нечем тебе тут командовать. Кроме нас. Заруби это на носу, парень.
        Катон перехватил копье острием вперед, так, что наконечник оказался меньше чем в локте от горла мятежного легионера. Остальные, забыв о еде, потянулись к рукоятям мечей и кинжалов, недобро поглядывая на центуриона.
        На миг все застыли: ни движения, ни звука. Сердца неистово колотились, мускулы были напряжены; тишину нарушал лишь непрекращающийся визг свиньи, доносившийся с края поляны.
        Итут вперед выступил Фигул. Он мягко отвел наконечник Катонова копья в сторону и сказал:
        -Командир, с этим куском дерьма я разберусь.
        Катон взглянул на него, сведя брови, опустил копье, перевел взгляд на Метелла и плюнул на землю радом с легионером.
        -Ладно, оптион. Он в твоем распоряжении. Займись им немедленно.
        Произнеся эту фразу, Катон поспешно отвернулся, чтобы блеск слез в уголках глаз не выдал его эмоционального напряжения, и зашагал к краю поляны, к возвышавшемуся неподалеку травянистому бугру, откуда открывался вид на болото.
        Позади него Фигул рывком поднял Метелла на ноги.
        -Сдается мне, пришло время преподать тебе урок.
        Оптион вытащил из-за пояса меч, бросил его в сторону и поднял кулаки. Метелл, смотревший на него с опаской, вдруг улыбнулся. Оптион был высок ростом и широк в плечах - сказывалась текшая в его жилах галльская кровь. Метелл был худощав, но годы суровой службы «под сенью орлов» закалили его, сделав безжалостным и опасным бойцом. Вданном случае предстояло состязание между силой и опытом, и Фигул, судя по тому, как Метелл, приняв низкую стойку, поманил его рукой к себе, понял, что его противник высоко оценивает свои шансы.
        Сделав быстрый шаг вперед, легионер вдруг взревел и бросился в атаку. Но цели так и не достиг. Фигул мгновенно, что было не уследить глазом, выбросил перед собой правый кулак, с приглушенным хрустом врезавшийся легионеру в лицо. Метелл рухнул наземь, вырубленный одним-единственным ударом. Пнув неподвижное тело сапогом, Фигул повернулся к остальным солдатам, улыбнулся и мягко осведомился:
        -Есть еще желающие оспорить власть командиров?
        Ночь прошла спокойно. Заступив в раннюю стражу, Катон сидел в тени под деревом, озирая болота, затянутые молочным туманом и омываемые серебристым светом яркого полумесяца. Внизу, в лагере, царила тишина: солдаты под грозным взглядом оптиона отошли ко сну. На настоящий момент противостояние завершилось, однако Катон понимал: теперь любая провокация может привести к тому, что командиры и рядовые вцепятся друг другу в глотки. Их отношения, основанные на традиции, привычке, вбитой в головы муштрой, рвались куда быстрее, чем он мог предвидеть, и очень скоро они превратятся в неорганизованный сброд, шайку, в которой все отчаянно пытаются выжить во враждебном окружении пусть даже за счет друг друга. Как бы ни был велик его стыд, Катон признавался себе, что потерпел неудачу. Он утратил доверие своих солдат, а в результате все они сгинут в этой забытой богами глухомани, в сердце варварского острова. Но, несмотря на все эти мучительные раздумья, сменившись с караула, Катон, едва свернулся калачиком на земле, мгновенно закрыл глаза и провалился в мертвый, глубокий сон, и даже кошмары, обычно не дающие покоя
растревоженному сознанию, не мучили его. Он слишком устал.
        Пробудила его чья-то рука, настойчиво потрясшая за плечо. Катон сориентировался не сразу, но спустя момент уже сел и, прищурившись, всмотрелся в склонившееся над ним лицо.
        -Фигул?.. Вчем дело?
        -Тссс, - шепотом произнес оптион. - Похоже, у нас намечается компания.
        Сон мгновенно выветрился как не бывало, и Катон инстинктивно потянулся к рукояти меча. Все вокруг было затянуто тонкой пеленой тумана, не позволявшей толком разглядеть что-либо дальше чем в двадцати-тридцати шагах. На тунике Катона поблескивали капельки росы, пахло сырой землей.
        -Часовые докладывают, что неподалеку движутся люди, они слышали голоса. Сразу же позвали меня.
        -Ну, и?..
        -Я тоже слышал. Их там много.
        -Ладно. Буди всех. Только тихо.
        -Есть, командир.
        Громоздкая фигура оптиона ускользнула в туман, а Катон поднялся на ноги и, стараясь не топать, направился к тропе, что вела от поляны к небольшой возвышенности, на которой дежурила ночная стража. Взобравшись на холм, он присел на корточки и прислушался. Расспрашивать надобности не было: воздух был полон звуков - легкого позвякивания оружия и приглушенных голосов. Судя по тону, звучали приказы, но слов разобрать не удавалось.
        Пока он сидел на корточках, напрягая слух, голоса приближались. Звучали они со всех сторон.
        -Мы окружены, - прошептал один из легионеров. - Что делать, командир?
        Катон узнал солдата. Непос, приятель Метелла, прошлым вечером явно бывший на его стороне. Центуриону очень хотелось напомнить ему, что нынешняя ситуация является прямым последствием нарушения дисциплины, допущенного вчера им и ему подобными, но обстоятельства не оставляли времени на обвинения: сейчас это было неуместно.
        -Отойти. Вернемся в лагерь… и будем надеяться, что они пройдут мимо. Кем бы они ни были.
        Он повел караул обратно на тропу, а по возвращении на поляну обнаружил, что все уже встали, вооружились и ждут его приказов.
        -Прятаться тут негде, - тихо сказал центурион, - и ведет к этой поляне только одна тропа. Если мы попытаемся уйти бездорожьем, то все равно застрянем в топях, и нас настигнут. Остается только стоять в готовности, соблюдать тишину и надеяться, что туман не позволит им нас заметить.
        Легионеры образовали тесное кольцо и напрягали слух, стараясь не упустить ни звука, доносившегося из-за окружавшей их серой завесы. Скоро они стали слышны совсем рядом: шелест кустов, треск, то и дело раздававшийся, когда кто-нибудь наступал на сучок.
        -Чего ради мы тут стоим? - прошипел Метелл. - Бежать надо.
        Катон повернулся к нему:
        -Еще раз пикнешь, я сам тебе глотку перережу. Понял?
        Метелл смерил его взглядом, потом кивнул и снова повернулся туда, откуда все громче доносились голоса приближавшихся к ним людей.
        Катон не сводил взгляда с тянувшейся от дерева к дереву завесы тумана, и скоро ему показалось, что он заметил между деревьями движущиеся призрачные тени. Но постепенно все звуки стихли и воцарилась тишина, нарушаемая лишь возней поросят возле заснувшей свиньи.
        -Римляне! - воззвал кто-то из тумана на латыни, и Катон обернулся на звук. - Римляне, бросайте оружие и сдавайтесь!
        Катон набрал воздуху и крикнул:
        -Кто здесь?
        Ответ последовал мгновенно:
        -Я говорю от имени Каратака! Он требует от вас сложить оружие и сдаться. Иначе вы умрете.
        -Кого он пытается обдурить? - пробормотал Фигул. - Умрем мы в любом случае, но смерть в бою быстрая и не такая мучительная, как под пытками. Ктому же дает возможность прихватить с собой кое-кого из этих ублюдков.
        На заявление о неминуемости скорой смерти Катон ответил лишь кивком. Ну вот, ясно, что конец близок, и сейчас ему казалось, будто хребет и шея зажаты в ледяном кулаке. Часть сознания, сохранившая способность мыслить рационально, подсказывала, что холод этот порожден страхом. Перед лицом смерти оказалось, что он отчаянно ее боится. Однако это не помешало ему признать правоту Фигула. Если уж умереть, так лучше здесь и сейчас, чем отдаться в руки варваров и обречь себя на долгие мучения.
        -Римляне, сдавайтесь! Каратак дает слово, что вам не причинят вреда.
        -Пошел ты!.. - проревел в ответ Фигул.
        Неожиданно в тумане вокруг них обозначилось движение. Множество теней выдвинулись вперед и, уплотнившись, приняли облик сотен туземных воинов, замкнувших кучку римлян в сплошное кольцо. Варвары медленно приближались и остановились лишь локтях в шести перед остриями римских копий. Голос зазвучал снова, теперь гораздо ближе, хотя говоривший все равно оставался невидим.
        -Каратак последний раз снисходит до того, чтобы повторить свое предложение. Сдавайтесь - и останетесь в живых. Считаю до десяти…
        Катон обвел взглядом яростные лица воинов в боевой раскраске под жесткими остроконечными гребнями выбеленных известкой волос. Они стояли наготове, способные в любой миг устремиться вперед и разорвать горстку легионеров в клочья. Послышался стук, и Катон, оглянувшись, увидел, что Метелл бросил свой меч. Еще несколько человек тут же последовали его примеру. Впервое мгновение Катон не ощущал по отношению к Метеллу ничего, кроме гнева и презрения, и был на грани того, чтобы в одиночку броситься на врагов. Однако взял себя в руки, понимая, что это была бы бесполезная смерть. Совершенно бесполезная. А пока человек жив, всегда остается надежда.
        Глубоко вздохнув, Катон выпрямился.
        -Сложить оружие.
        Глава 30
        -И что, по-твоему, они с нами сделают? - пробормотал Фигул.
        Они сидели в коровнике. Прежних обитателей куда-то угнали, но унавоженная солома осталась, и теперь затвердевший помет домашних животных добавлялся к той глубоко въевшейся грязи, которая стала для римлян второй кожей.
        Катон сидел, сложив руки на коленях, и смотрел на свои сапоги.
        -Понятия не имею. Не представляю себе… Я даже не очень-то понимаю, почему они оставили нас в живых. До сих пор они редко брали римлян в плен.
        -А что стало с теми, кого они брали?
        Катон пожал плечами.
        -Кто знает. Мы находили только тела или части тел. Яи рад бы тебя обнадежить, да нечем.
        Фигул повернул голову и заглянул в маленькую дырочку в плетенной из ивовых прутьев стенке коровника. Там, снаружи, занимая весь остров, раскинулся вражеский лагерь: сотни круглых хижин, обнесенных невысоким частоколом. Подход к лагерю имелся лишь один, по узкой дамбе, пересекавшей окружающее остров мелководье. Дамбу прикрывали два выдвинутых вперед с острова грозных укрепления, сооруженных по обе стороны от главных ворот, сработанных из толстых, прочных дубовых бревен. Там, за воротами, уцелевшие бойцы армии Каратака отдыхали и зализывали свои раны, ожидая, когда их командир решит, что делать дальше.
        Когда маленькую колонну пленных римлян привели в лагерь, огромная толпа воинов в сопровождении небольшого количества женщин и детей высыпала навстречу, осыпая грязных, оборванных, голодных представителей столь высокомерного народа-завоевателя презрительными насмешками, а заодно комьями грязи, камнями и сухим навозом. Прикрывая голову, Катон при этом взглядом профессионала присматривался к лагерю. Обращало на себя внимание то, что воинское снаряжение содержалось в порядке, а у многих в толпе с лиц не сошел пот: надо полагать, перед прибытием пленников они упражнялись в боевых искусствах. Катон полагал, что после такого разгрома дикари должны быть деморализованы и сломлены, но те, кого он видел сейчас, несомненно, были готовы к новым схваткам и стремились к ним.
        Торжествуя, бритты провели пленников по всему лагерю, подвергая их обычному в таких случаях осмеянию, после чего загнали в этот коровник, где те и оставались на протяжении тридцати дней, связанные по рукам и ногам. Кормили их объедками.
        Втесном загоне, где и до того-то пахло навозом, теперь отвратительно смердело мочой, калом, рвотой и потом пленных, не способных куда-либо переместиться, не потревожив товарищей, потому что были скованы одной цепью. Днем, под палящим солнцем, вонь и духота становились совершенно нестерпимыми, и каждый вдох отзывался тошнотой. Аснаружи доносился лязг оружия, сопровождающийся резкими выдохами и боевыми кличами: бритты неустанно тренировались, и чувствовалось, что эти люди всеми фибрами души стремятся посчитаться в бою с римскими легионами.
        -Да, проложить себе дорогу отсюда сквозь всю эту толпу шансов немного, - пробормотал Фигул, повернувшись и привалившись спиной к плетеной стенке; затем нагнулся и попытался сместить стягивающий лодыжки ремень, чтоб меньше натирало. - Даже если бы нам удалось выбраться из сарая.
        Катон пожал плечами. Объективно оценив ситуацию, он уже давно отказался от мысли о побеге. Коровник день и ночь охраняли трое часовых. Ктому же, если стена сарая и не создавала серьезного препятствия для людей, которые решились бы совершить побег, то этого никак нельзя было сказать о сковывавшей их длинной цепи. Бежать из коровника не представлялось возможным. Аколь скоро помыслы о побеге Катон из головы выбросил, то большую часть времени гадал о том, почему вообще варвары оставили их в живых. Это казалось полностью лишенным смысла, поскольку для своих пленителей они были совершенно бесполезны. Что вообще могли значить для командующего Плавта жизни горстки легионеров, а уж тот факт, что эти легионеры бежали от римского правосудия, делал их как заложников еще менее ценными. Но если их взяли не в заложники, то зачем? Альтернатива, казалось, была только одна, и мысль о ней наполняла Катона леденящим ужасом. То была мысль о человеческих жертвоприношениях.
        Каратак, как и все кельтские предводители, почитал тех, кто, по местным понятиям, занимал даже более высокое положение, чем цари, правившие крупнейшими племенами острова, - друидов. Катону уже доводилось иметь с ними дело, и на память об этом у него остался шрам от страшной раны, которую нанес ему серпом кельтский жрец. Но куда страшнее были свидетельства того, что вытворяют друиды с теми мужчинами, женщинами и детьми, которых они приносят в жертву своим богам. Неудивительно, что все то время, пока Катон сидел в коровнике, в одной связке со своими товарищами, его изводили кошмарные видения. Он представлял себя то терзаемым на каменном алтаре, то сжигаемым заживо в деревянной клетке.
        Легионеры в большинстве своем разделяли его мрачные предчувствия и сидели в угрюмом молчании неподвижно, меняя позу, лишь когда становилось совсем уж невмоготу из-за затекших членов. Даже Метелл и его приятели больше не распускали языки и молча ожидали неминуемого конца. Боевой дух, похоже, сохранил только Фигул, внимательно присматривавшийся и прислушивавшийся ко всему, что происходило в лагере. Ихотя Катону неугомонность оптиона казалась бессмысленной, он восхищался им и не предпринимал попыток уговорить его смириться со своей участью.
        На исходе третьего дня Катона вырвал из дремоты грянувший внезапно снаружи оглушительный хор ликующих восклицаний. Даже караульные у коровника кричали вместе со всеми, при каждом возгласе потрясая в воздухе копьями.
        -Что за шум? - не понял Катон.
        Фигул прислушался, а потом ответил:
        -Каратак. Это Каратак - они выкликают его имя.
        -Вроде бы его несколько дней не было в лагере. Интересно, куда его носило?
        -Наверняка разъезжал от племени к племени, стараясь подбить их на сопротивление легионам, командир. Только думаю, скоро он останется совсем без союзников.
        -Может быть, - уныло согласился Катон. - Только вот нам с тобой это вряд ли поможет, верно?
        -Похоже на то…
        Восторженные крики звучали довольно долго, но в конечном итоге туземные воины вернулись к своим упражнениям и прочим повседневным занятиям. Солнце опустилось ниже края стены, так что пленники наконец оказались в тени. Обычно в это время караулившие их воины заходили внутрь с корзиной объедков, и пленные уже нетерпеливо зашевелились в предвкушении возможности заглушить мучительный голод. Катон поймал себя на том, что облизывает губы, глядя на ворота. Ждать пришлось несколько дольше, чем обычно, и Катон даже успел испугаться, а вдруг сегодня их оставят без еды. Но вот звякнула запиравшая створы цепь, ворота распахнулись, впустив в грязный, загаженный коровник бледный наружный свет, и на фоне проема обрисовалась фигура могучего воина, озиравшего с высоты своего роста скованных вместе чумазых оборванцев.
        -Кто из вас старший по званию?
        Несмотря на сильный акцент, латынь говорившего была вполне внятной, и Катон поднял руку. Фигул тут же попытался остановить его и хотел вызваться сам, но Катон отстранил его руку и громко произнес:
        -Я!
        Воин оглядел Катона и поднял брови:
        -Ты? Мне нужен твой командир, а не ты, щенок. Итак, кто из вас главный?
        Катон вспыхнул от гнева, прокашлялся и как можно отчетливее произнес:
        -Я центурион Квинт Лициний Катон, командир Шестой центурии Третьей когорты Второго легиона Августа. Выше меня рангом здесь никого нет.
        Воин, уязвивший Катона, улыбнулся, оглядел центуриона с ног до головы, а потом, уже на своем языке, промолвил:
        -Вот уж не думал, что в ваших легионах солдатами командуют мальчишки. На тебя посмотреть, так ты, похоже, еще и бриться не начал.
        -Может быть, - ответил Катон по-кельтски, - но зато я уже усвоил, что за дерьмо бритты. Иначе как бы я смог перебить такое множество вашего брата?
        Улыбка воина стаяла, и он вперил в молодого центуриона холодный взгляд.
        -Мальчик, я бы на твоем месте попридержал язык, пока он у тебя есть. Это ты сейчас по шею в дерьме, а вовсе не я. Тебе стоит хорошенько это запомнить.
        Катон пожал плечами.
        -Так или иначе, зачем я тебе нужен?
        Воин наклонился, расстегнул стягивающий его лодыжки ремень, открепил его от общей цепи, рывком поставил на ноги и прорычал ему в лицо:
        -Кое-кто хочет тебя увидеть, римлянин.
        Оскаленные зубы и горящие глазищи варвара внушали такой ужас, что Катон едва не отпрянул, но вовремя сообразил, что бритт как раз и хочет, чтобы он испугался. Знал Катон и то, что за ним внимательно наблюдают его товарищи, они в страхе, да, но им любопытно, как поведет себя молодой командир.
        -А пошел ты… - произнес Катон на латыни, с усмешкой на губах, и плюнул воину в лицо.
        Правда, во рту у него пересохло, слюны почти не было, и получилось, что он не столько плюнул, сколько дунул, но эффект это произвело должный. Катон тут же получил от варвара кулаком под дых, сложился пополам и осел на колени, пытаясь набрать воздуха. Зато в ушах его звучали одобрительные, восхищенные возгласы легионеров.
        Воин схватил центуриона за волосы и рывком поднял на ноги.
        -Забавно получилось, да, римлянин? Вследующий раз я тебе яйца откручу, и ты больше не сможешь говорить мужским голосом. Пошли.
        Он вытащил Катона из коровника. Как раз в это время к дверям приближался караульный с корзиной еды для пленных. Неожиданно воин взмахнул кулаком и треснул им по корзине так, что все ее содержимое разлетелось, попадав на землю. Тут же со двора ближайшей хижины выбежали и принялись склевывать кусочки две курицы. Воин удовлетворенно кивнул и лишь потом заявил испуганному караульному:
        -Сегодня римляне обойдутся без еды.
        Караульный кивнул и осторожно наклонился, чтобы поднять корзину; воин же схватил Катона за руку и потащил за собой в самое сердце лагеря. Близилось время ужина, и в воздухе витали запахи готовящейся пищи, терзавшие едва восстановившего дыхание Катона. Однако, несмотря на муки голода, он беспрестанно озирался по сторонам и все примечал. Здесь было много воинов, суровых с виду мужчин, поднимавших глаза, когда мимо них проводили пленного. В снеди нехватки не наблюдалось: коптились заготавливаемые впрок туши, зерновые ямы были заполнены почти по края. Эти люди явно обладали и волей, и материальными возможностями, чтобы стать тем ядром, вокруг которого вновь объединятся все противники Рима. Катон понимал: если легионы хотят утвердить на острове власть империи, им сначала необходимо покончить с этими людьми.
        Правда, это уже не его проблема. Он больше не являлся римским солдатом, а по правде сказать, был почти уверен, что в ближайшем будущем вообще перестанет существовать. Не исключено, что как раз сейчас его и тащат на казнь, если, скажем, друиды задумали совершить ночное жертвоприношение.
        Вокруг лагеря уже сгущались сумерки. Катона втолкнули во входной проем одной из самых больших хижин, а поскольку руки его оставались связанными, он потерял равновесие и упал на усыпанный тростником пол. Перекатившись на бок, Катон увидел маленький костер, потрескивавший посередине хижины, и сидевшего у огня на табурете крупного мужчину с зачесанными назад и перехваченными шнуром песочного цвета волосами, лет с виду около сорока. На нем была простая туника и обтягивающие штаны, подчеркивавшие могучую мускулатуру. Лицо украшали борода и длинные, висячие усы, подбородком он опирался на могучие руки с переплетенными пальцами. Блики костра играли на лице, высвечивая поджатые губы, густые брови и высокий лоб, а на шее сверкал крученый золотой обруч, при виде которого Катону, уже видевшему подобное украшение, стало не по себе.
        -Где ты взял это ожерелье? - спросил Катон по-кельтски.
        Варвар удивленно поднял брови и склонил голову набок с таким видом, словно его это позабавило.
        -Римлянин, я не для того велел доставить тебя ко мне, чтобы обсуждать твои вкусы по части ювелирных украшений.
        Катону удалось привстать на колени, и он заставил себя успокоиться.
        -Я и сам так думаю.
        Со связанными запястьями менять позу было неудобно, однако Катон сумел сесть на полу, скрестив ноги, и теперь получше присмотрелся к бритту. Несомненно, то был воин, причем не простой, а, судя по окружавшей его ауре, прирожденный вождь. А витой обруч на его шее был точно таким же, какой носил Макрон. То был трофей, снятый римлянином с шеи Тогодумна из могущественного племени катувеллаунов, брата Каратака.
        Катон слегка склонил голову.
        -Как я понимаю, ты Каратак, царь катувеллаунов?
        -К твоим услугам! - Вождь с насмешливым смирением поклонился в ответ. - Да, я имел честь так называться, пока ваш император Клавдий не решил, что этот остров будет неплохим дополнением к его обширной коллекции населенных земель. Был когда-то царем, верно. Впрочем, нет - я остаюсь им, хотя мое царство и ужалось до размера островка на болоте, а армия - до горстки воинов, уцелевших после последнего столкновения с легионами. Акто ты?
        -Квинт Лициний Катон.
        Царь кивнул:
        -Я знаю, твои соплеменники предпочитают, чтобы их называли последним именем.
        -Это принято среди друзей.
        -Понимаю. - По лицу Каратака промелькнула легкая улыбка. - Ну что ж, поскольку последнее имя легче всего использовать, можешь пока рассматривать меня как друга.
        Катон заподозрил в этих словах какую-то ловушку, а потому промолчал, стараясь, чтобы его лицо осталось бесстрастной маской.
        -Ладно, - решил царь, - буду звать тебя Катоном.
        -Почему ты послал за мной?
        -Потому что мне так было угодно, - властно ответил Каратак, выпрямившись и воззрившись на Катона сверху вниз. Впрочем, он тут же расслабился и улыбнулся. - Ачто, у вас, римлян, в обычае задавать дерзкие вопросы?
        -Нет.
        -Вот и я так думаю. Насколько мне известно, ваши императоры вообще не склонны позволять простому люду обращаться к ним напрямую.
        -Это так.
        -Но мы сейчас не в Риме, Катон. Так что можешь говорить свободно. Я бы сказал, более свободно, чем мог бы среди своих.
        Катон склонил голову.
        -Я постараюсь.
        -Хорошо. Мне было бы интересно узнать, что ты и твои люди делали на болоте. Будь вы вооруженным отрядом легионеров, я бы без раздумий приказал вас перебить. Но вы, с вашим жалким видом и скудным вооружением, по-моему, скоро перемерли бы сами. Итак, сознавайся, римлянин, кто вы такие. Дезертиры? - Он посмотрел на Катона с надеждой.
        Центурион покачал головой.
        -Нет, мы осужденные. Несправедливо приговоренные.
        -За что вас осудили?
        -За то, что мы позволили тебе и твоим людям с боем прорваться за реку.
        Брови Каратака слегка приподнялись.
        -Ты был среди тех бойцов, на другом берегу?
        -Да.
        -Тогда ты из тех, кто погубил мою армию. Ваши бойцы, защищавшие остров, сражались как демоны. Их и была-то горстка, но как они дрались! Положили сотни моих воинов. Ты был с ними, римлянин?
        -Нет, на острове меня не было. Тем подразделением командовал мой друг. Яже находился на дальнем берегу, с главными силами.
        Каратак, казалось, смотрел сквозь Катона, припоминая ход битвы.
        -И ведь вы с нами едва не разделались. Продержись вы, не отступая, чуть подольше, мы были бы зажаты в клещи и уничтожены.
        -Да, таков был план.
        -Но как вы столь небольшими силами могли отстоять брод против целой армии? Вы и так задержали нас настолько, насколько могли. Неужели ваш командующий Плавт приговорил вас за то, что вы не смогли совершить невозможное?
        Катон пожал плечами.
        -В легионах не прощают неудачу. Кого-то следовало призвать к ответу.
        -И призвали тебя с этими солдатами… Не повезло. Икакое вас ждало наказание?
        -Нас должны были забить до смерти.
        -Забить до смерти? Сурово… Хотя, наверное, не более сурово, чем то, что ожидает вас в качестве моих пленников.
        Катон сглотнул.
        -А что нас ожидает?
        -Я пока не решил. Моим друидам перед возобновлением боевых действий потребуется совершить кровавое жертвоприношение. Наверное, несколько твоих соотечественников были бы славным подношением для наших богов войны. Но, как уже было сказано, решение я пока не принял. Сейчас мне интереснее присмотреться к вам, узнать, что вы, легионеры, собой представляете. Врага надо знать лучше.
        -Скажу заранее, - твердо заявил Катон, - я тебе ничего не выдам.
        -Успокойся, римлянин. Яне собираюсь тебя пытать и выведывать военные тайны. Просто я хочу получше разобраться в людях, прежде всего в простых солдатах. Знаешь, мне доводилось иметь дело с вашими благородными командирами, несколькими трибунами, попавшими к нам в плен. Правда, двое из них покончили с собой прежде, чем их успели расспросить. Третий был высокомерен, исполнен холодного презрения и заявил, что я варвар, свинья, и он скорее умрет, чем унизится до того, чтобы со мной разговаривать.
        Каратак улыбнулся.
        -Ну что ж, он сам сделал свой выбор. Мы сожгли его заживо. Признаю, он держался почти до самого конца, хотя под конец все же орал и выл, как ребенок. Но, так или иначе, мы не добились от него ничего, кроме глубокого презрения. Так что, Катон, я сомневаюсь в возможности почерпнуть что-либо от представителей вашей знати. Да и в любом случае, о ком я хочу знать побольше, так это о тех, кто стоит в строю, о который атаки моих воинов разбиваются, как волны о скалы… - Помолчав, он взглянул Катону в глаза. - Ио тебе мне тоже хочется узнать побольше. Каков твой ранг, Катон?
        -Я центурион.
        -Центурион? - Каратак хмыкнул. - Ане слишком ли ты молод для такого чина?
        Катон почувствовал, что опять краснеет:
        -Я прослужил достаточно долго и был свидетелем не одного твоего поражения.
        -Все еще изменится.
        -Изменится ли?
        -Конечно. Мне только нужно собрать побольше людей. Мои силы возрастают с каждым днем. Время на моей стороне, и мы еще посчитаемся с Римом. Наши поражения не могут быть вечны, центурион, это даже ты должен понять.
        -Неужели вы еще не устали сражаться с нами после стольких поражений? - тихо промолвил Катон.
        Каратак воззрился на него над пламенем костра, и на миг Катон испугался, что эта дерзость дорого ему обойдется. Но вождь лишь кивнул:
        -Конечно. Ясам устал. Но я дал клятву защищать мой народ от любых захватчиков и буду исполнять свой долг до последнего вздоха.
        -Ты не сможешь победить, - мягко указал Катон. - Ты должен это понять.
        -Не смогу победить? - Каратак улыбнулся. - Этот год был трудным для всех нас, римлянин. Вы, легионеры, должно быть, тоже устали от походов и сражений.
        Катон пожал плечами:
        -Это наш образ жизни. Мы ничего другого не знаем. Даже если войны нет, мы постоянно готовимся к ней, тренируясь каждый день. Икаждое бескровное учебное сражение, которое проводят мои товарищи, усиливает их желание вступить в настоящую схватку. Что же до твоих людей, то в храбрости им, конечно, не откажешь, но они же по большей части земледельцы… не профессионалы.
        -Не профессионалы? Может быть, - согласился вождь. - Ивсе же мы были на волосок от победы над вами, даже гордые римляне должны это признать. Имы еще не разгромлены. Мои разведчики доносят, что твой Второй легион встал лагерем к северу от болот. Твой легат отправил на юг одну когорту. Ты только представь себе, одну когорту! Или он вправду настолько самонадеян, что вообразил, что одна когорта способна меня сдержать? - Каратак улыбнулся. - Думаю, твоему легату надо преподать урок. Может быть, скоро. Мы покажем ему, да и другим римлянам, что эта война еще не закончена.
        Катон пожал плечами.
        -Я признаю, что бывали моменты, когда успех нашей кампании вызывал сильные сомнения. Но сейчас… - Он покачал головой. - Сейчас для тебя возможно только поражение.
        Каратак ответил не сразу; он нахмурился, словно услышав оскорбление.
        -Катон, по возрасту я гожусь тебе в отцы, а ты разговариваешь со мной, как с мальчишкой. Остерегись, римлянин. Такое высокомерие трудно сносить долго.
        Катон опустил глаза.
        -Прости. Яне хотел тебя обидеть. Но пойми, я действительно уверен, что ты не можешь победить, и считаю, что жертвы, которые приносят жители этих земель, совершенно бессмысленны. Им нужно положить конец. Они сами просили бы тебя об этом.
        Каратак поднял руку и ткнул центуриона пальцем в грудь.
        -Не воображай, будто можешь говорить от имени моих сородичей, римлянин.
        Катон нервно сглотнул.
        -А от чьего имени говоришь ты? Лишь горстки племен, которые еще сохраняют верность твоему делу. Остальные смирились со своей участью и пришли к соглашению с Римом. Они наши союзники, а не твои.
        -Союзники… - Вождь презрительно сплюнул в огонь. - Рабы, вот они кто. Они хуже псов, что подбирают объедки с моего стола. Стать союзником Рима означает для царства умереть заживо. Взгляни хоть на этого дурака, Когидумна. Яслышал, твой император обещал построить ему дворец, достойный подручного царя. Этот человек обрек своих подданных на рабство, после его смерти они станут рабами Рима лишь ради того, чтобы Когидумн мог прожить остаток дней в золотой клетке, презираемый как твоим императором, так и собственными соплеменниками. Царь не должен так жить.
        Каратак приумолк, печально глядя в огонь, потом повторил:
        -Царь не должен так жить. Как он вообще может жить в таком позоре?
        Катон молчал. Он знал: все, что говорил Каратак насчет подручных царей, чистая правда. История формирования империи была полна рассказов о вождях, добровольно подчинившихся Риму; польстившись на предложенные им яркие побрякушки, они закрывали глаза на судьбу своих подданных. «Но с другой стороны, - думал Катон, - был ли у них иной выход? Если не становиться подвластным царем, то что? Тщетная попытка сопротивления и потом покой холодной могилы для царя и его подданных, которые свободу от Рима ценили выше самой жизни».
        Катон решил, что обязан донести до вождя свое мнение, уговорить его прекратить бессмысленную резню, и так уже чуть не затопившую эти земли кровью.
        -Сколько твоих армий уже было разбито Римом? Сколько твоих людей уже погибло? Сколько крепостей и селений превратились в пепелища? Именно ради твоих людей ты должен добиваться мира. Ради них.
        Каратак покачал головой, продолжая смотреть в огонь.
        Долгое время оба молчали, и Катон понял, что они зашли в тупик. Над Каратаком довлел дух сопротивления. Груз традиций, воинский кодекс, впитанный им с молоком матери, неуклонно увлекали его все дальше по пути самоуничтожения. Однако, избрав этот путь для себя, вождь не осознавал, какими страданиями оборачивается его путь для других. Катон чувствовал, что упоминание о бессмысленных жертвах достигло цели, ибо, судя по всему, Каратак был наделен воображением и мог поставить себя на место другого. Признай он, что поражение неизбежно, выход из тупика мог бы быть найден.
        Наконец Каратак поднял глаза и потер лицо.
        -Центурион, я устал. Мне трудно думать. Мы поговорим в другой раз.
        Он кликнул стражу, и в хижину, нырнув под низкий проем, явился тот самый человек, который привел центуриона из коровника. Отрывистым кивком вождь дал ему понять, что разговор с римлянином окончен, после чего Катона грубым рывком поставили на ноги и выпихнули в темноту. Он оглянулся и, прежде чем вход закрыл кожаный полог, успел бросить последний взгляд на вождя. Тот сидел, уронив голову на руки, и поза его выражала одиночество и отчаяние.
        Глава 31
        -Он нас всех погубит, - промолвил центурион Туллий, кивнув в сторону командира когорты.
        Максимий проводил инструктаж для оптионов, ответственных за дневные патрули. Каждый командир возглавлял группу из двенадцати человек, к которой был приставлен туземец, служивший проводником. Сним обращались как с пленником, держали в железном ошейнике и на цепи, крепящейся к поясу одного из легионеров. Вроде бы нужды в такой суровости не было, ибо в силу того, что дети местных жителей были взяты в заложники, любая попытка сопротивления, бегства или неповиновения с их стороны своим хозяевам-римлянам представлялась маловероятной. Но Максимий не хотел допускать даже малейшего риска, считая, что у него слишком мало людей.
        Центурион Туллий стукнул своим командирским жезлом по наголеннику, и тот задребезжал. Макрон раздраженно смотрел себе под ноги.
        -Что? О, прошу прощения.
        Туллий сунул жезл под мышку и поднял глаза на командира когорты, но продолжил тихонько говорить с Макроном.
        -Вообще-то я думал, что нас послали сюда ловить Катона и прочих беглецов. Понятия не имел, что мы, оказывается, черт побери, собираемся заодно спровоцировать дикарей на восстание. Он как будто нарочно этого добивается… ублюдок.
        -Возможно, он это делает и специально, потому что получил такой приказ, - отозвался Макрон, размышляя вслух.
        -Что ты имеешь в виду?
        Макрон пожал плечами:
        -Ну, я сам не уверен. Пока. Просто мне кажется, это странный способ побудить местных помогать нам.
        -Странный? - Старый центурион покачал головой. - Тебя здесь не было, когда мы гнали этих дикарей вдоль реки. Он просто ума лишился.
        Туллий понизил голос.
        -Он похож на одержимого - необузданный, опасный, жестокий. Ему нельзя было поручать командование. Стех пор, как он получил Третью когорту, у нас сплошные неприятности. Он уже довел ее до самого жалкого положения. Понимаешь, Макрон, моя служба подходит к концу. Два года до отставки. Идо последнего времени у меня был незапятнанный послужной список. Даже если он не доведет нас до погибели, эта история с децимацией погубила многие карьеры. Тебе и другим центурионам еще служить и служить, но на какое продвижение можно рассчитывать с такими записями в послужном списке? Точно тебе говорю, пока этот ублюдок будет командовать, все мы останемся в глубоком дерьме.
        Он отвел взгляд от Макрона и, глядя на стоявшего в отдалении командира когорты, пробормотал:
        -Если, конечно, с ним чего-нибудь не случится.
        Макрон нервно сглотнул и выпрямился.
        -На твоем месте я был бы поосторожнее с разговорами. Да, конечно, он опасен. Но такие разглагольствования - тоже.
        Туллий пристально посмотрел на собеседника.
        -Ты правда считаешь, что он опасен?
        -Очень может быть. Но кто меня пугает, так это ты. Что ты предлагаешь, Туллий? Засадить ему темной ночью острый кинжал в спину?
        Туллий издал короткий, неуверенный смешок.
        -А что, такое случалось.
        -Ну да, знаю, - фыркнул Макрон. - Атакже знаю, что случалось с людьми из тех подразделений, на которые возлагалась ответственность. Мне, знаешь ли, неохота закончить свои дни на каком-нибудь императорском руднике. Ипотом, ну, прикончат его, и что? Командование перейдет к тебе. - Он сурово взглянул собеседнику в глаза. - Ты уж не обессудь, но мне кажется, что ты для этого не годишься.
        Туллий опустил глаза прежде, чем Макрон успел заметить в них боль.
        -Наверное, ты прав… Может быть, я годился в свое время, да только оно прошло. Ашанса мне так и не представилось.
        «То-то и оно», - подумал Макрон и усмехнулся.
        Туллий поднял взгляд.
        -А вот ты, Макрон, мог бы принять командование.
        -Нет.
        -Почему? Яуверен, люди пошли бы за тобой. Да я бы и сам пошел.
        -Я сказал: нет!
        -Нам только и нужно, чтобы смерть Максимия не выглядела подозрительной.
        Внезапно Макрон схватил старшего сослуживца за плечо и встряхнул, чтобы придать вес своим словам.
        -Я сказал: нет! Ты меня понял? Еще одно слово об этом, и я сам, лично, сдам тебя Максимию. Идаже добровольно вызовусь поработать палачом. - Он убрал руку и добавил: - Ибольше со мной на эту тему даже не заговаривай.
        -Но почему?
        -Потому что он наш командир. Инаше дело не обсуждать его приказы, а выполнять их.
        -А если он отдает приказы, которые могут стоить нам жизни? Что тогда?
        -Тогда… - Макрон пожал плечами. - Тогда мы умрем.
        Туллий воззрился на него с испуганным видом.
        -Похоже, ты такой же сумасшедший, как и он.
        -Может быть. Но мы солдаты, а не сенаторы. Мы здесь для того, чтобы выполнять приказы и сражаться - это не обсуждается. Мы с тобой оба приносили присягу. Подписывали обязательство, когда поступали на службу. Ина этом все, разговор окончен.
        Смерив Макрона взглядом, Туллий ткнул его пальцем в грудь и сказал:
        -Ты точно сумасшедший.
        -Командиры!
        Оба центуриона встревоженно обернулись на голос Максимия. Тот закончил инструктировать оптионов и подошел к ним так, что они его приближения даже не услышали. Заметив удивление и испуг на лицах центурионов, Максимий сначала нахмурился, а потом широко улыбнулся.
        -Вид у вас такой, будто вы были готовы друг в друга вцепиться.
        Туллий издал легкий смешок, Макрон изобразил улыбку.
        -Это так, ерунда, мелкие разногласия, - ответил старший по возрасту центурион. - Ничего серьезного.
        -Ладно. И о чем у вас вышел спор?
        -Да ерунда, командир. Вопрос не стоит твоего внимания.
        -Это уж мне судить, - с улыбкой произнес Максимий. - Итак, выкладывай.
        Туллий бросил взгляд на Макрона и махнул рукой.
        -Разница мнений, командир, профессиональное расхождение во взглядах. Яговорил, что мы бы покончили с врагом гораздо быстрее, если бы вместе с нами в кампании участвовали подразделения преторианцев.
        -Понятно.
        Максимий внимательно изучил выражение лица подчиненного, после чего повернулся к Макрону.
        -И что думает центурион Макрон?
        -Он считает, что гвардия - это толпа бездельников, - встрял Туллий, прежде чем Макрон успел ответить.
        Максимий поднял руку.
        -Тихо. Пусть Макрон сам за себя скажет. Итак, что ты думаешь?
        Макрон, раздраженный тем, что приходится выкручиваться, наградил Туллия испепеляющим взглядом и сказал:
        -Они хорошие бойцы, командир. Да, хорошие, но… Мне кажется, такое долгое пребывание в Риме смягчает характер.
        -То есть ты считаешь, что в легионах служат солдаты покруче?
        Макрон беспомощно пожал плечами.
        -Ну, в общем, да, командир. Я так считаю… да.
        -Чушь! - взревел Максимий. - Тут никакого сравнения и быть не может. Гвардейцы - лучшие солдаты в империи, самые лучшие. Мне ли не знать, ведь я так долго прослужил с ними. Туллий прав. Если бы Клавдий, возвращаясь в прошлом году в Рим, оставил часть из них здесь, кампания была бы уже завершена. Гвардия разделалась бы с Каратаком вдвое быстрее. - Он воззрился на Макрона, ноздри его раздувались от возбуждения. - Мне казалось, что командир с твоим опытом должен это знать. Да как вообще можно сравнивать преторианцев с какими-то там легионерами?
        -Да, командир, - буркнул, покраснев, Макрон.
        Его так и подбивало завести спор и отстоять ту точку зрения, которую приписал ему Туллий, но которой он действительно придерживался. Напомнить Максимию про неразбериху в прошлогодней битве под Камулодунумом, которая едва не стоила преторианским хвастунам их жизней. Но Макрон не был уверен, что если продолжит спор, то сможет удержаться в рамках допустимого: он по опыту знал, что, разгорячившись, может наговорить и наделать глупостей. Лучше уж стерпеть обидные слова командира когорты: пусть окатят его, да и схлынут, как накатывали на берег, а потом отступали морские волны в его детстве, на побережье Остии. Макрон вытянулся и, глядя Максимию в глаза, заявил:
        -Так точно, командир. Никакого сравнения и быть не может.
        Максимий, конечно, уловил в его тоне иронию, но на этом заострять внимание не стал и взмахом руки отпустил Туллия, а когда тот отошел за пределы слышимости, снова обернулся к Макрону:
        -О чем именно ты поспорил с Туллием?
        -Он же сказал. Профессиональные разногласия.
        -Понятно. - Максимий смерил Макрона тяжелым взглядом и закусил нижнюю губу. - Иразговор не имел никакого отношения к предателю, которого мы ищем, так?
        Макрон, чувствуя, как забилось его сердце, взмолился о том, чтобы на его лице не отразилось чувство вины.
        -Никак нет, командир.
        -Не больно-то мы с тобой продвинулись в этих поисках, а, Макрон?
        -Мы, командир?
        -Разумеется. - Максимий подозрительно огляделся по сторонам и понизил голос почти до шепота: - Кому еще я могу довериться в этом деле? Туллий - старая баба. Феликс с Антонием еще слишком молоды, чтобы им можно было доверять секреты. Ты единственный из моих командиров, на кого можно положиться. Яхочу, чтобы предатель был выявлен и доставлен ко мне в цепях. Для такого дела ты подходишь лучше всех, Макрон.
        -Да, командир, - кивнул Макрон. - Но что именно я должен делать?
        -Просто разговаривать с людьми. Осторожно, не пытаясь давить на них ради информации. Говори ровно столько, сколько необходимо, не больше, но внимательно слушай. Идокладывай мне.
        -Есть, командир.
        -И вот еще что… - Максимий повернулся и кивнул в сторону последнего патруля, стоявшего вольно возле ворот. - Яхочу, чтобы ты сегодня прошелся с ними. Проводник говорит, что к востоку отсюда есть несколько маленьких хуторов. Возможно, они стоят того, чтобы их проверить. Вконце концов, шайке Катона нужна еда. Если заметишь хоть малейшие признаки того, что туземцы укрывают беглецов, ты сам знаешь, что делать. Пусть их судьба послужит примером другим.
        -Есть, командир.
        -Там с ними оптион, Кордом кличут, из центурии Феликса. Парень хороший, можешь на него положиться. Приказ ясен?
        -Так точно, командир.
        Максимий помедлил, пристально глядя на Макрона.
        -Когда вернешься, доложишь обо всем!
        -Я все понял, командир, - ответил Макрон и отдал честь.
        -Тогда желаю удачи.
        Вполдень Макрон приказал патрулю сделать привал. Были выставлены часовые, а остальные бойцы устало опустились на землю и потянулись за флягами. Небо сияло голубизной, и лишь кое-где по нему медленно плыли, удаляясь через топи на юг, пушистые облака. Макрон истосковался по тени и с тоской провожал их взглядом. Солнце палило нещадно, над болотом стояла влажная духота, и все бойцы патруля исходили потом. Подшлемник Макрона промок насквозь, и он чувствовал, как крупные капли пота катятся по его лбу и стекают на щеки. Жара была изнуряющей, и солдаты ворчали по этому поводу все утро, пока Макрон не потерял терпение и не приказал им заткнуться. После этого они шли молча, но по мере того, как проводник вел их все дальше по узким тропкам, пролегавшим сквозь заросли, или через отмели, покрытые стоячей, дурно пахнущей водой, и легионеры не видели никаких признаков человеческого жилья, вид у них становился все более угрюмым.
        -Корд! - Макрон помахал рукой, подзывая оптиона. - Спроси у него, долго нам еще тащиться?
        Оптион кивнул и направился к туземному проводнику, лохматому коротышке в грубой шерстяной тунике и штанах в обтяжку. Ни обуви, ни шапки на нем не было. Его вели на кожаном поводке, и ошейник до красноты натер ему толстую шею. Проводник был кузнецом, отличался благодаря своему ремеслу силой рук, а отнюдь не ног, и за время похода через болото настрадался даже больше, чем облаченные в доспехи легионеры. Хоть он и утверждал, что ему известно местонахождение хуторов, Макрон подозревал, что малый сбился с пути. Конечно, тот факт, что его семья была взята в заложники и сейчас содержалась в римском лагере, в тесной клетке, был достаточным мотивом для того, чтобы побудить варвара как можно скорее найти правильную дорогу. Но сейчас он выглядел вконец обессиленным: сидел на корточках, тяжело дыша, и с тоской посматривал на флягу в руках караулившего его легионера. Когда Корд пнул туземца носком сапога, тот испуганно вскрикнул и с затравленным видом оглянулся на оптиона. Корд, дернув за поводок, поднял его на ноги.
        Корд заговорил с ним на ломаном кельтском, который усвоил в Камулодунуме, где прошлой зимой был расквартирован Второй легион. Из-за сильного акцента Корда и разницы между тамошним и здешним диалектами туземцу потребовалось время, чтобы понять вопрос. Потом он указал на дорогу и затараторил что-то на своем наречии, пока Корд не прервал поток слов, раздраженно дернув за поводок. Затем, позволив кельту вновь усесться на землю, он вернул поводок дежурному легионеру и направился обратно к Макрону.
        -Ну?
        -По его прикидкам, мы будем там через час.
        -Проклятье…
        Макрон наморщил лоб, мысленно производя расчет времени. Час на дорогу, часа два уйдет на осмотр этих хуторов или усадеб и шесть часов на возвращение в лагерь. Вернутся они уже в сумерках, да и то если повезет, а блуждать по болотам в темноте и врагу не пожелаешь. Отпив глоток из своей фляги, Макрон устало поднялся на ноги.
        -Поднимай их, оптион. Пора снова в дорогу.
        Послышались стоны и недовольный ропот.
        -А ну заткнуть свои вонючие пасти! - рявкнул Корд. - Еще кто вякнет, я ему так зубы в глотку вобью, что они в задницу провалятся. Шевелитесь! Живо!
        Макрон с одобрением смотрел, как оптион, отвешивая тумаки и пинки тем, кто мешкал, живо побудил солдат построиться на дороге. Корд относился как раз к тому типу младших командиров, который центуриону нравился. Может, он и не такой смышленый, как Катон, но человек твердых правил, ревнитель строгой дисциплины, умеющий заставить солдат выполнять, что требуется.
        Мысль о Катоне, однако, напомнила Макрону о цели этого патруля. Он поджал губы, постукивая своим командирским жезлом по утоптанной тропе.
        Если бы они нашли Катона и остальных, что дальше? Полученный приказ требовал брать беглецов живыми, если удастся. Но, захваченные живыми, они представляли собой смертельную угрозу для Макрона. Он не мог не думать о том, что кто-то из этих легионеров наверняка попытается выторговать себе смягчение наказания, назвав имя организатора побега. Найдется проклятый болван, который попробует договориться, а Максимий наверняка за это ухватится. Или наобещает чего угодно, а потом откажется от своих слов или просто прикажет вырвать правду у пленника под пыткой, благо деваться тому некуда.
        Сдругой стороны, если Макрон отдаст приказ разделаться с ними прямо здесь, на болоте, это неизбежно породит вопросы, ответы на которые будут напрашиваться сами собой. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: за таким решением стояло желание побыстрее и навсегда заткнуть им рты. Кроме того, у Макрона вовсе не было уверенности в том, что он сможет убить Катона с Фигулом, окажись они в его руках. Ситуация была сложная, а необходимость вдобавок выполнять деликатное поручение Максимия усложняла ее и того больше.
        Когда патруль двинулся по тропе за коренастым проводником, Макрон поравнялся с Кордом.
        -Жарко приходится, а?
        Оптион поднял брови.
        -По возвращении надо бы искупаться, - задумчиво промолвил Макрон, заставив оптиона задуматься: что это - просто констатация факта или предложение?
        -Искупаться… да, командир, это было бы то, что нужно.
        Макрон кивнул.
        -Особенно когда отмахаешь целый день по тропе через дерьмовое болото. Если мы вообще найдем этих ублюдков, я заставлю их пожалеть о том, что им вообще пришла в голову мысль о побеге.
        -Да, командир, - с готовностью поддержал его Корд и плюнул на землю. - Иим мало не покажется, а в первую очередь - тому ублюдку, который устроил этот побег.
        Макрон бросил на него быстрый взгляд.
        -Кем бы он ни был.
        -Так точно, командир. Ему придется за все ответить. - Корд отмахнулся от назойливо жужжавшей у самого его носа большущей осы. - Да, он должен ответить.
        Макрон помолчал, потом добавил:
        -Думаю, ты понимаешь, почему командующий принял такое решение? Янасчет приказа о децимации.
        Корд нахмурился, как будто задумавшись, а спустя момент пожал плечами:
        -Может, и понимаю. Но все-таки не слишком ли это было сурово?
        -Ты так думаешь?
        Корд поджал губы и кивнул:
        -Да уж конечно, командир. Мы ведь как дрались на реке: зубами и ногтями. Но их было слишком много, вот они нас и оттеснили. Иначе и быть не могло. Бывают сражения, в которых невозможно победить. Как же можно взять и вот так вот обречь на смерть сорок человек, чтобы наказать когорту только за то, что она не смогла совершить невозможное? Это просто безумие, вот что я скажу.
        -Может быть. Но это ведь не оправдывает того, кто взял да и освободил их, не так ли?
        -Нет, не оправдывает. Но позволяет его понять. - Корд взглянул Макрону прямо в глаза. - Аты не согласен с этим, командир?
        -Думаю, ты прав. А сам бы ты мог это сделать?
        Корд отвел глаза.
        -Почем мне знать, что бы я мог, чего бы не мог… Ябы на сей счет об заклад биться не стал. Акак насчет тебя, командир?
        Макрон помедлил, прежде чем ответить:
        -Для центуриона выбора тут нет. Это наша работа: укреплять дисциплину, даже если порой приходится совершать несправедливость.
        -А если бы ты не был центурионом, командир?
        -Не знаю, - ответил Макрон с виноватым, уязвленным видом. - Иговорить об этом не хочу.
        Корд бросил на него быстрый взгляд и из уважения к его рангу сбавил шаг и отстал. Патруль продолжал устало брести по дороге, а Макрон на ходу размышлял об отношении Корда к беглецам. Если уж суровый, с огрубевшим сердцем оптион сочувствует приговоренным, то сколько же найдется в когорте людей, испытывающих те же чувства? Иведь Корд не просто относился к ним с состраданием. Оптион намекнул на то, что и сам был бы не прочь помочь им спастись. И если такое отношение к этим событиям распространено среди личного состава достаточно широко, у Макрона есть надежда затеряться среди этого множества. Это облегчило бы для него бремя участия в побеге, по крайней мере временно. До тех пор, пока не выследили беглецов.
        -Это здесь?
        Макрон кивнул вперед, в направлении круглых хижин. Из-за жары над дорогой висело дрожащее марево, отчего казалось, будто ближайшая из хижин в полной тишине скользит по водной поверхности.
        -Да! - энергично закивал проводник.
        Двое мужчин лежали на земле, осторожно выглядывая из густой травы, росшей по обе стороны дороги. Впереди них дорога выходила к широкому участку, возвышавшемуся над уровнем окружающего болота. Большую его часть занимали ячменные поля с загонами, где, найдя хоть какую-нибудь тень, лежали утомленные жарой овцы. Их толстые бока поднимались и опадали. Макрону подумалось, что это удачное место для поселения, укрытое от всего мира и от глаз безжалостных грабителей из враждебных племен. Вслучае необходимости узкую дорогу, ведущую к сельским угодьям, легко перекрыть, чтобы отвадить любителей поживиться чужим добром. Однако за дорогой никто не наблюдал, да и рядом с хижинами не замечалось никаких признаков жизни.
        Макрон взъерошил пятерней взмокшие от пота, липнувшие к голове темные кудряшки. Свой увенчанный гребнем шлем он перед тем, как поползти вперед с проводником, снял и отдал на хранение Корду. Избавление от тяжести нагревшегося на солнце металла и пропотевшего насквозь, из-за чего голова отчаянно чесалась, войлочного подшлемника было огромным облегчением.
        Он указал пальцем вдоль дороги, назад:
        -Пошли.
        Корд и остальные в нетерпеливом напряжении дожидались возвращения Макрона с проводником. Когда они подошли, Корд вернул центуриону шлем. Тот натянул подшлемник, надел шлем и рассказал о том, что видел:
        -Никакого движения. Вообще ни малейших признаков жизни.
        -Думаешь, это ловушка, командир?
        -Нет. Будь это ловушка, они попытались бы заманить нас туда, сделав так, чтобы все выглядело мирно и безобидно, пока они не преподнесут свой сюрприз. Нет, это место выглядит опустевшим.
        -Заброшенным?
        Макрон покачал головой.
        -На полях урожай, в загонах домашний скот. Вот что: мы войдем туда строем и будем сохранять его, пока не убедимся, что никакой опасности нет.
        Когда патруль проходил между двумя ближайшими хижинами, легионеры подняли свои щиты, настороженно озираясь по сторонам и гадая, откуда может последовать нападение. Однако вокруг царила тишина, казалось, лишь усугублявшая общую гнетущую атмосферу с ее духотой и жарой. Макрон поднял руку.
        -Стой!
        Стук сапог, и строй замер. Макрон указал на самые большие хижины.
        -Обыскать их! По двое на каждую!
        Легионеры, разбившись на пары, осторожно направились к туземным жилищам, Макрон же тяжело опустился на шершавый пень, на котором местные жители кололи дрова. Он потянулся за фляжкой и уже собрался вытащить пробку, когда из ближайшей хижины донесся крик:
        -Сюда! Сюда!
        Потом из темного входного проема, пятясь, появился легионер, зажимавший руками рот и нос. Макрон выронил фляжку, вскочил и бросился к солдату.
        По приближении в ноздри ему ударил запах разложения, и он непроизвольно остановился. Легионер, слышавший сзади шаги, обернулся к центуриону.
        -Докладывай!
        -Трупы, командир. Полная хижина.
        Макрон отстранил легионера, сглотнул и, морщась от вони, заглянул внутрь, держась при этом сбоку от входа, чтобы не заслонять падавший снаружи свет. Внутри с жужжанием вились тучи мух; трупов же, валявшихся в центре хижины, словно брошенные куклы, было около десятка. Оставив свой щит у дверного проема, Макрон ступил внутрь, подошел к мертвым телам и, борясь с рвотными позывами, опустился на колени. Там было трое мужчин, один из них древний старик, а остальные - дети. Они лежали в неестественных позах, но лица с открытыми невидящими глазами под густыми шапками взъерошенных, как это всегда бывает у кельтских юнцов, волос повреждены не были.
        На лица мертвецов упала тень, и, оглянувшись, Макрон увидел заглядывавшего в проем Корда.
        -Иди сюда, оптион.
        Корд неохотно двинулся вперед и присел на корточки рядом с Макроном.
        -Что тут случилось, командир? Кто это их? Каратак?
        -Нет, не он. - Макрон печально покачал головой. - Посмотри на раны.
        Все были убиты колющими ударами, одним или последовательной серией - так убивают вооруженные короткими мечами легионеры.
        -Кельтские воины предпочитают рубящие удары, используя тяжесть своих длинных клинков.
        Корд уставился на него, нахмурившись.
        -Ну и кто же это сделал? Один из наших патрулей?
        -Нет, не думаю. Но все равно здесь поработали римляне.
        Командиры обменялись невеселыми понимающими взглядами, потом Корд снова взглянул на тела.
        -А где женщины?
        Прежде чем Макрон успел ответить, прозвучал новый крик. Они вскочили и выбежали из наполненной трупным запахом хижины, испытав огромное облегчение, когда смогли глотнуть более чистого воздуха. Макрон сделал несколько глубоких вздохов, очищая легкие, и увидел у другой стоявшей неподалеку хижины легионера, призывавшего командира, размахивая метательным копьем:
        -Еще тела, командир. Там, внутри.
        Корд, опередивший его на несколько шагов, заглянул в хижину первым, замер, потом отступил от входа и повернулся к центуриону:
        -Вот и женщины, командир.
        -Мертвые?
        Корд отступил в сторону.
        -Сам взгляни, командир.
        Макрон, хоть его с души воротило, заглянул в хижину и увидел в сумраке три обнаженных женских тела. Одно принадлежало почти девочке. Все три были убиты теми же колющими ударами, лица взрослых женщин покрывали кровоподтеки, а у одной из них отрезали грудь - на ее месте осталось жуткое кровавое месиво. УМакрона при виде этого кошмара сжалось сердце. Что здесь произошло? Сделать это могли лишь люди Катона, но он бы никогда ничего подобного не допустил. Во всяком случае, тот Катон, которого он знал… Вывод был прост: Катон более не контролировал беглецов. Или, промелькнула в сознании Макрона мрачная мысль, его люди распустились потому, что Катона с ними больше нет.
        Глава 32
        Впоследующие дни Каратак посылал за Катоном чуть ли не каждый вечер, продолжая удовлетворять свое любопытство, задавая вопросы. На второй вечер он предложил центуриону угоститься, и тот, не в силах совладать с голодом, уже готов был вонзить зубы в баранью ногу, но вдруг остановился. Дразнящий запах жареного мяса заполнял его ноздри, и ему стоило невероятных усилий опустить руку и положить угощение обратно на плоское деревянное блюдо, которое придвинул к нему по полу Каратак.
        -В чем дело, римлянин? Боишься, что я тебя отравлю?
        -Нет. Но раз мои люди голодают, должен голодать и я.
        -Правда? - Каратака это, похоже, позабавило. - Почему?
        Катон пожал плечами:
        -Центурион обязан сносить все тяготы вместе с солдатами, иначе он утратит их уважение.
        -Откуда они об этом узнают? Ты голоден. Вот и угощайся.
        Катон снова взглянул на баранью ногу, чувствуя, как увлажняются его десны. Он представил себе вкус мяса, искушение накатило на него с ошеломляющей силой, которой невозможно было сопротивляться, но следом пришло шокирующее осознание того, что он слабый человек, не властный над собственными телесными потребностями. Не желая потакать слабости, Катон собрал всю свою волю, крепко сжал за спиной кулаки и в конце концов заставил себя покачать головой.
        -Нет, пока мои люди голодают…
        -Ну, дело твое, центурион.
        Каратак потянулся вниз, взял голяшку и швырнул ее лежавшей, свернувшись у стены, охотничьей собаке, так, что ее задело по морде. Псина удивленно взвизгнула, но тут же сообразила, что к чему, ухватила нежданную добычу мощными челюстями и, придерживая конец мохнатой лапой, вгрызлась в мясо. Катона, у которого сводило живот от голода, при виде облизывающего мясо длинного розового языка чуть не замутило, и он поспешно отвернулся, снова устремив взгляд на вражеского вождя.
        Каратак смотрел на него внимательно, не без удивления.
        -Хотел бы я знать, многие ли центурионы поступили бы таким образом?
        -Все, - мгновенно ответил Катон, и Каратак рассмеялся.
        -На мой взгляд, в это трудно поверить. Мне вообще кажется, римлянин, ты вовсе не типичный представитель своего народа и армии, хоть и пытаешься им казаться.
        Катон расценил это как своего рода комплимент, несмотря на упрек в притворстве.
        -Да, я вовсе не типичный. Большинство центурионов куда лучшие солдаты, чем я.
        -Ну, тебе, конечно, виднее, - ухмыльнулся Каратак. - Но если ты худший из них, то мне и вправду следует опасаться за исход своего дела.
        Он оторвал от другой бараньей ноги полоску мяса и начал медленно жевать, рассеянно поглядывая на тени между потолочными опорами хижины.
        -Знаешь, я вдруг поймал себя на том, что гадаю, а способны ли мы вообще превзойти таких людей. Явидел, как тысячи и тысячи моих опытных воинов умирали под ударами ваших мечей. То были лучшие представители поколения, таких мы больше уже не увидим. Авеликое ополчение всех племен скоро станет не более чем воспоминанием тех немногих, кто еще жив и сражается на моей стороне. Что же до прочих… по всей земле звучат причитания их жен и матерей, притом что гибель принесла им лишь честь и славу, но не привела к победе. Но если наша борьба тщетна, что проку в том, чтобы умереть с честью. Это всего лишь жест. - Он перестал жевать и выплюнул хрящик.
        Катон деликатно прочистил горло и заговорил:
        -Коли так, отправь послание командующему Плавту. Сообщи ему, что ты готов обговорить условия заключения мира. Почетные условия. Тебе незачем враждовать с нами. Заключи мир: и тебе, и твоим людям найдется место в нашей империи.
        Каратак печально покачал головой:
        -Нет. Мы уже говорили с тобой об этом, римлянин. Мир любой ценой? Это путь к порабощению.
        -Но ведь выбор, стоящий перед твоим народом, это выбор между миром и гибелью.
        Некоторое время Каратак смотрел на Катона молча, словно обдумывая его слова, потом нахмурился, опустил голову, подпер лоб ладонью и медленно пропустил пальцы сквозь волосы.
        -Оставь меня, Катон. Оставь. Мне нужно… нужно подумать.
        Неожиданно для себя Катон ощутил, как в нем всколыхнулось сочувствие. Каратак, в котором так долго видели лишь неутомимого и безжалостного врага, был, в конце концов, человеком. Человеком, уставшим от войны, однако впитавший ее дух с молоком матери, воевавший чуть ли не с того дня, как стал достаточно взрослым, чтобы носить оружие, и просто не умевший искать мира. Катон смотрел на него, испытывая странное желание найти нужные слова, чтобы приободрить врага или выказать ему свое сочувствие. Но тут Каратак встрепенулся, вспомнив, что римлянин все еще находится в помещении. Он заморгал и выпрямился в кресле.
        -Чего ты ждешь, римлянин? Уходи.
        Когда Катона вели обратно в вонючий загон, где содержались пленные, он впервые за столь долгое время испытывал душевный подъем. Да что там - такого, как думалось ему, не было гораздо дольше. После двух тяжелейших, кровопролитных сезонных кампаний враг впервые был близок к тому, чтобы признать свое поражение. Чем больше размышлял Катон над словами и поведением своего пленителя, тем больше проникался уверенностью в том, что этот человек желает для своего народа мира. После дерзновенной, отчаянной попытки разгромить легионы даже он осознал, что решимость Рима сделать остров частью империи не поколебать ничем.
        Честно говоря, Катон осознавал, что, отвечая на вопросы Каратака, не был правдив до конца. Он говорил о полной бессмысленности и безуспешности сопротивления туземцев, но пока легионам, продвигаясь вперед по острову, приходилось преодолевать с боями чуть ли не каждую милю. Они постоянно опасались за тылы и фланги, беспрерывно озираясь в ожидании того, что неуловимый враг внезапно налетит из засады, пожнет свой урожай смерти и тут же исчезнет, чтобы дождаться новой возможности посчитаться с захватчиками.
        Даже те легионеры, которые не спали, едва подняли глаза, когда Катона ввели в коровник и вновь пристегнули цепью к остальным. Один Фигул тут же пододвинулся поближе к центуриону.
        -Ты в порядке, командир?
        -Со мной… все хорошо.
        -Чего он хотел?
        Тот же самый вопрос Фигул задавал всякий раз по возвращении центуриона от варварского вождя, и Катон улыбнулся мысли о том, что нынче стало у них обыденной темой для разговора.
        -Думаю, в конце концов он хочет выбраться из этой истории живым.
        Катон тихо пересказал все, что говорил Каратак, и поделился своими наблюдениями.
        -Но держи это при себе. Не стоит пробуждать в людях преждевременные надежды, а вдруг я ошибаюсь?
        Фигул кивнул.
        -Это понятно. Но все-таки что он, по-твоему, собирается сделать? Сдаться?
        -Ни в коем случае. Для этого он слишком горд. Не сдастся он никогда. Но может сделать что-то, весьма близкое к этому.
        -Это меня радует. - Фигул улыбнулся. - Звучит многообещающе для всех нас.
        -Да уж.
        Катон прислонился затылком к плетеной стенке и уставился на звезды. Рассыпанные по бездонной черноте ночного неба, они сияли, как крохотные маячки. Небо было изумительно чистым: обычно звезды мигали и мерцали, но сейчас светили ровно и ярко. Они выглядели такими безмятежными, спокойными, мирными, что Катон улыбнулся, сочтя это добрым предзнаменованием. Если кельтский царь и звезды пребывают в некой духовной гармонии, то случиться может всякое. Может даже наступить мир.
        -А что будет потом? - шепотом спросил Фигул, подавшись поближе.
        -Потом?
        На миг Катон задумался. Собственно говоря, он не имел об этом ни малейшего представления. Чуть ли не с момента его зачисления во Второй легион это подразделение почти непрерывно участвовало в боевых действиях против того или иного противника. Сначала то были германские племена, обитавшие на Рейне, затем последовало великое вторжение в Британию. Битва за битвой. Но если все это кончится, они вернутся к упорядоченной рутине лагерной жизни с тренировками, караулами и нарядами, которую он не очень-то хорошо себе представлял.
        -Не знаю. Просто все будет по-другому. Хорошо будет. Асейчас дай мне отдохнуть.
        -Да, командир.
        Фигул переместился чуть в сторону, а Катон устроился поудобнее, спиной к ограде, устремив взгляд на звезды. Некоторое время он просто смотрел на них, чувствуя душевное облегчение. Мало-помалу глаза его стали слипаться, звезды затуманились, и через некоторое время он провалился в глубокий сон.
        Сон был прерван грубо и резко: его схватили и рывком поставили на ноги. Катон заморгал и замотал головой в растерянности и тревоге. Тот самый воин, который обычно отводил его к Каратаку, вытаскивал штырь из крепления цепи, чтобы отсоединить его от остальных пленников. Другие бритты уже отцепили еще шестерых римлян и теперь выпихивали их из загона. Остальные пленники, проснувшись, встревоженно переглядывались.
        -Что происходит? - спросил Катон. - Куда нас тащат?
        Вместо ответа воин ударил Катона по лицу тыльной стороной ладони. Боль и потрясение живо привели центуриона в чувство, прогнав остатки сна. Он отшатнулся.
        -Что?..
        -Заткнись! - рявкнул бритт. - Откроешь пасть - схлопочешь еще.
        Он развернул Катона лицом к выходу и вытолкнул в проход так, что центурион грохнулся на землю. Плетеные ворота за его спиной тут же закрыли и водрузили на скобы запорный брус.
        -А ну, вставай, римлянин!
        Поскольку руки его были связаны, Катону пришлось сначала перекатиться на колени, и лишь потом он смог подняться на ноги. Его тут же толчками погнали вперед, прочь от загона, по направлению к находившейся неподалеку группе всадников, фигуры которых смутно маячили в предрассветном сумраке. По приближении Катон узнал среди них неподвижно сидевшего в седле Каратака. На миг их глаза встретились, и прежде чем Каратак отвел взгляд, Катон успел увидеть в нем горечь и холодную ненависть. По его спине пробежал холодок страха. Что-то случилось. Что-то ужасное и, похоже, похоронившее все надежды на то, что Каратак склонится к мирному соглашению: в глазах вражеского вождя читалась жажда убийства. Оглядевшись, Катон увидел, что остальных шестерых пленников, выведенных из коровника, уводят куда-то в тень, подгоняя остриями копий. Он снова повернулся к Каратаку:
        -Куда их ведут?
        Ни ответа, ни какого-либо знака, свидетельствующего, что его вопрос был услышан, не последовало.
        -Куда…
        -Молчать! - взревел конвоир и ударил Катона кулаком в живот, выбив из него воздух. Римлянин сложился пополам, судорожно пытаясь сделать вздох.
        -На коня его, - тихо распорядился Каратак. - Привязать к седлу. Яне хочу, чтобы он сбежал.
        Катон все еще хватал ртом воздух, а сильные руки уже подняли его и швырнули лицом вниз поперек шерстяного седла. Лодыжки туго обмотали веревкой, которую соединили с узами на запястьях, закрепив узлом. Лицо Катона было обращено к темневшей внизу земле. Он повернул голову, пытаясь поймать взгляд Каратака, но из этого положения вождя видно не было, и центурион опустил голову, прислонившись щекой к грубому, испускающему горький запах чепраку. Вэто время кто-то щелкнул языком, и конь в хвосте маленькой группы всадников поскакал вперед. Они выехали из лагеря, проехали по узкой дамбе и двинулись по протоптанной дороге, очертания которой постепенно, по мере того как светало, все четче проступали из сумрака.
        Мысли Катона метались, не находя ответа на вопрос: что могло столь неожиданно и резко изменить умонастроение Каратака? Куда его везут и что случилось с остальными пленниками? Непонимание порождало усиливающийся с каждым мгновением страх перед тем, что его везут на смерть, а скоро такая же участь постигнет и остальных пленных римлян. От скакавших рядом варваров буквально веяло холодной злобой, заставляя Катона думать: смерть, когда она придет, станет желанным избавлением от тех страшных мук, которые бритты уготовили для своих пленников.
        После нескольких часов тряской скачки сквозь душную болотную сырость они прибыли к маленькой усадьбе. Подняв голову, Катон увидел кучку круглых хижин, окруженных полями. Там прибывших поджидали воины, почтительно поднявшиеся на ноги по приближении своего вождя. Каратак остановил кавалькаду и приказал всадникам спешиться, после чего исчез в одной из хижин. Некоторое время все было тихо, но Катон ощущал в воздухе гнетущее напряжение, с которым воины ожидали возвращения Каратака, и не шевелился, опасаясь привлечь к себе внимание. Просто лежал поперек седла лицом вниз и ждал.
        Как долго это продолжалось, сказать было трудно, но вдруг Каратак оказался стоящим рядом с ним с ножом в руке. Воины застыли в ожидании, Катон изогнул шею под немыслимым углом, пытаясь углядеть выражение лица вождя и гадая, не последнее ли это, что он вообще видит в своей жизни.
        Каратак, прищурившись, смотрел на него со злобой и отвращением. Он поднял нож, и Катон, вздрогнув, крепко закрыл глаза.
        Но удара не последовало: лезвие разрезало пропущенную под конским брюхом веревку, соединявшую узы на лодыжках со связанными руками. Катон начал сползать с седла и едва успел пригнуть голову между руками, прежде чем тяжело грохнулся на землю.
        -Вставай! - прорычал Каратак.
        Это было непросто, но Катону все же удалось, перекатившись на бок, привстать на колени, а потом неловко подняться на ноги. Втот же миг Каратак схватил его за руку и потащил к хижине, в которую ранее заходил сам. Уши центуриона наполнило жужжание насекомых, в ноздри ударил отвратительный трупный запах. Мощный толчок - и Катон, пролетев сквозь узкий дверной проем в темное помещение, упал, приземлившись на что-то холодное, мягкое и податливое. Глаза его быстро приспособились к сумраку, и, подняв голову, он понял, что упал лицом на голый женский живот, так что о его щеку терлись волосы лобка.
        -Проклятье! - вскрикнул он, отпрянув от тела.
        Рядом лежала кучка острых кремней, и Катон, запнувшись, упал прямо на них, успев выставить перед собой руки и больно ободрав ладони. Один из этих камней с острыми гранями он крепко зажал в пальцах. Вхижине были и другие тела, тоже обнаженные, распростертые в лужах свернувшейся крови.
        Только сейчас до Катона дошло, куда он попал и кто совершил это страшное злодеяние.
        -Проклятье!
        Потрясение вкупе с нестерпимой вонью вконец лишили его остатков самоконтроля, и его начало рвать, да так, что он не мог остановиться, пока не изверг наружу все содержимое желудка, хотя запах блевотины, добавляясь к трупной вони, делал рвотные позывы еще сильнее. Когда же наконец ему удалось прийти в себя, он обнаружил, что с другой стороны хижины, через разделявшие их тела, на него смотрит Каратак.
        -Гордишься собой, римлянин?
        -Я… я не понимаю.
        -Лжец! - злобно выкрикнул вождь. - Ты прекрасно знаешь, чьих рук это дело. Это работа Рима. Ине только это - здесь еще одна хижина наполнена телами беззащитных крестьян и их детей. Вот что несет нам империя, к дружбе с которой ты меня призывал.
        -Рим тут ни при чем, - заявил Катон, пытаясь заставить свой голос звучать спокойно, хотя сердце его в смертельном ужасе отбивало барабанную дробь. - Это дело рук безумца.
        -Это дело рук обезумевших римлян! Кто еще мог бы сотворить такое? - Каратак поднял руку и ткнул в Катона пальцем. - Или ты хочешь обвинить моих людей?
        -Нет.
        -Ну и кто же тогда, кроме твоих товарищей, мог совершить это? На такое способны только римляне!
        Он явно провоцировал Катона на возражения, которые, как чувствовал центурион, могут стоить ему жизни.
        Катон нервно сглотнул.
        -Да, это сделали римляне, но… они действовали в нарушение приказа.
        -И ты хочешь, чтобы я в это поверил? Мне уже несколько дней докладывают о том, что творят ваши легионеры в долине. Избивают женщин и детей, сжигают хижины, убивают всех, кто дерзает сказать слово поперек… а теперь еще и это. Впоследний наш разговор ты толковал о конце войны, и я… я чуть было тебе не поверил. Но вот теперь увидел, что такое на самом деле мир по-римски. Теперь я вижу все ясно и точно знаю, что мне следует делать. Мира между нами не будет. Его не может быть никогда. Поэтому я буду сражаться с твоими соплеменниками сколько достанет сил, до последнего вздоха.
        Катон видел злобную решимость на лице Каратака, его кулаки, сжатые так, что побелели костяшки пальцев, и понимал, что теперь никакой надежды на мир не будет до тех пор, пока жив этот человек. Авот самому Катону, как и всем тем пленникам, оставшимся в загоне в лагере бриттов, придется жизнью поплатиться за неспособность Метелла обуздать свое желание набить живот. На миг Катон даже понадеялся, что Метелл окажется среди первых обреченных на смерть, и смерть его будет долгой и мучительной в отмщение за совершенное злодеяние и те беды, которые он на них навлек. «Жаль только, что эта горькая мысль у меня будет последней», - подумалось Катону, и он не смог сдержать печальной улыбки.
        Центурион поднял взгляд на Каратака, мысленно приготовившись к смерти, но тут снаружи раздались тревожные возгласы, и находившиеся в хижине бритт и римлянин обернулись к выходу. Каратак поднырнул под притолоку и выскользнул наружу. Полог за ним упал, внутри мгновенно стало совсем темно. Катон поднялся, бросил последний взгляд на трупы и последовал за ним.
        -В чем дело? - осведомился Каратак. - Что случилось?
        -Римский патруль, вождь, - ответил один из воинов, указывая на дорогу, что вела к хутору. - Примерно дюжина солдат, пешие.
        -Далеко?
        -Полмили, не дальше.
        -Значит, они фактически перекрыли нам путь, - промолвил Каратак. - Кто знает, можно выбраться из этой усадьбы другим путем?
        -Вождь, - подал голос один из телохранителей, - я здешнюю землю хорошо знаю. Тут вокруг почти сплошь топь да трясина. Лошадей нам через болото не провести.
        Каратак раздраженно хлопнул себя ладонью по бедру.
        -Ладно. Забери лошадей, отведи подальше и спрячь где-нибудь, чтобы на глаза не попадались. Да, и чтобы ни звука - понял?
        -Да, вождь.
        -Тогда действуй.
        Воин подтолкнул своего спутника, и они вдвоем побежали к лошадям, привязанным к коновязи между хижинами. Каратак подозвал трех оставшихся бойцов:
        -Берите пленного и за мной.
        Катона схватили за плечо, направляя следом за вражеским вождем. Каратак повел маленький отряд мимо хижин, проскользнул между двумя загонами для животных и поспешил к участку земли, заметно приподнимавшемуся над плоским ландшафтом. Пологий склон вел к находившейся примерно в сотне шагов от них рощице низкорослых деревьев, и именно туда быстрым шагом направлялся вождь. Катон почувствовал, что у него появилась возможность вырваться и бежать: сердце его учащенно забилось, мускулы напряглись. Он попытался подготовить себя к решительному шагу, вообразив на миг, как это может выглядеть, и даже представил себя пронзенным мечом при попытке обрести защиту у товарищей по оружию. Однако пусть над ним и тяготел смертный приговор, он мог рассчитывать на пощаду в обмен на бесценные сведения о местонахождении вражеского лагеря.
        Но пока все эти мысли метались в его голове, время было упущено. Они уже находились возле самых деревьев, да и воин, державший Катона за плечо, усилил хватку, толчками направляя центуриона в тень, под низкую крону ближайшего дерева. Катон запнулся о корень и грохнулся так, что у него вышибло из легких весь воздух. Накатила болезненная злость на самого себя: стало ясно, что, если у него и был шанс сбежать, он его упустил.
        Варвар, которому было поручено караулить Катона, словно прочтя его мысли, повернул центуриона лицом к себе, похлопал по его горлу лезвием кинжала плашмя и угрожающе прошипел:
        -Тссс! Ане то располосую от уха до уха. Понял?
        -Да, - тихо ответил Катон сквозь стиснутые зубы.
        -Вот и хорошо. Лежи смирно.
        Они лежали неподвижно, вглядываясь сквозь росшую под раскидистыми ветвями траву. Ждать пришлось недолго: из-за изгиба дороги показался красный щит легионера. На миг Катона охватило нестерпимое желание оказаться среди соотечественников. Разведчик устремился вперед, огляделся, озираясь по сторонам, дошел до центра усадьбы, остановился, снова внимательно осмотрелся, склонив голову набок и прислушиваясь, попятился, повернулся и побежал назад.
        Вскоре после этого патруль вступил в поселение, и по гребням на шлемах Катон понял, что его возглавляют центурион с оптионом. Два командира остановили патруль в центре просторного кольца хижин, и центурион отдал несколько приказов, послав людей на осмотр ближайших жилищ. Потом он расстегнул ремни шлема, снял его, и Катон резко втянул воздух, узнав Макрона. Счего его понесло на разведку с таким маленьким патрулем? При виде друга сердце Катона встрепенулось, и он поднял голову, чтобы присмотреться получше. В тот же миг приставленное к горлу лезвие больно впилось в его кожу. Караульный приблизил губы к уху Катона и яростно прошептал:
        -Еще раз дернешься, и тебе конец.
        Катону не оставалось ничего другого, кроме как с болью и отчаянием смотреть издалека, как римляне обыскивают хижины. Когда Макрон в очередной раз озирался, его взгляд скользнул прямо над Катоном и варварами, укрывшимися, застыв в неподвижности, на самом краю рощицы. Потом прозвучал приглушенный возглас, и Макрон, обернувшись на звук, поспешил к самой большой хижине. Оттуда он вынырнул довольно скоро, откликнувшись на другой возглас, и направился в ту самую хижину, которую не так давно покинул Катон. На сей раз Макрон пробыл внутри дольше, а когда наконец вынырнул из темного входа, то прижимал к губам сжатый кулак. На миг он застыл неподвижно, стоял, понурившись, глядя себе под ноги. Затем, на глазах Катона и затаившихся рядом с ним воинов, Макрон выпрямил спину и принялся отдавать приказы. Солдаты из патруля поспешили к нему и быстро построились лицом к роще, ожидая дальнейших распоряжений.
        -Патруль… - громко, как на плацу, возгласил Макрон, и воины по обе стороны от Катона напряглись, потянувшись к рукоятям мечей. Рот Макрона широко открылся, а спустя долю секунды до них долетел и звук: - Вперед!
        Римляне двинулись по направлению к затаившимся бриттам, и Каратак бросил взгляд на воина, продолжавшего держать нож у горла Катона.
        -Как я скажу, убьешь его.
        Патруль между тем дошел до маленькой хижины, обогнул ее и направился к дороге, ведущей из усадьбы. Каратак испустил свистящий вздох облегчения. По мере удаления римского патруля напряжение его воинов спадало. Катону же оставалось лишь с упавшим сердцем проводить легионеров горестным взглядом.
        Когда они достигли края поселения, Макрон вышел из строя и, в то время как его солдаты маршировали дальше, остановился и бросил последний взгляд на молчаливые хижины. Затем он отвернулся, а спустя момент его увенчанный красным гребнем из конского волоса шлем уже пропал из виду, скрывшись за кустом утесника. Катон опустил голову на руки и закрыл глаза, отгоняя волны черных эмоций, грозивших поглотить его и опозорить в глазах варваров.
        Потом между ним и залитой солнцем территорией усадьбы за рощей возникла тень.
        -Вставай! - рявкнул Каратак. - Возвращаемся в лагерь. Япридумал для тебя и твоих людей кое-что особенное.
        Глава 33
        -Получается, что они где-то здесь? - задумчиво протянул Максимий, глядя мимо Макрона за откинутый полог палатки.
        Солнце уже село, и снаружи сгущалась тьма. Командир когорты выложил на стол пергаментную карту и разложил ее между собой и Макроном.
        -Эта усадьба, о которой ты говорил, она… вот здесь?
        Макрон посмотрел, куда указывал палец командира, и кивнул.
        -Отлично. И они, надо думать, тоже где-то неподалеку. Скорее всего в половине дневного перехода, не дальше.
        -А почему ты так думаешь, командир? - спросил Макрон, обводя рукой широкое пространство вокруг метки, обозначающей усадьбу. - Они могут быть где угодно.
        -Это возможно, но не больно-то вероятно, - улыбнулся Максимий. - Подумай сам: они прячутся, а стало быть, должны избегать дальних переходов, поскольку не хотят нарваться ни на римлян, ни на туземцев. Проводников у них нет, местных троп они не знают, а значит, опасаются увязнуть в топях, заблудиться или потерять друг друга. Скорее всего подыскали себе лежбище, куда и возвращаются каждую ночь. Таким образом, нам нужно прочесать местность вокруг этой усадьбы, только и всего. Если, конечно, это они вырезали туземцев.
        -Да вроде больше некому, командир. Раны почти наверняка нанесены римскими мечами. Да и маловероятно, чтобы Каратак и его бойцы стали бы шастать по окрестностям, нападая на своих же соплеменников.
        -Это точно… - Максимий постучал пальцем по карте. - Но есть тут маленькая странность. Уменя, конечно, было не так много времени, чтобы получше узнать Катона, но резня с изнасилованием… По-моему, это на него не похоже.
        -Совершенно не похоже, - негромко подтвердил Макрон. - Не думаю, чтобы он мог устроить такое.
        -Ну, кто-то же устроил. - Командир когорты поднял глаза. - Ядумал, ты его неплохо знаешь.
        -Я сам так думал, командир.
        -Ну и мог Катон на самом деле это устроить?
        -Нет… не знаю… Яна самом деле не знаю. Могло ведь как выйти: они изголодались, искали, что бы поесть, хотели украсть на хуторе снеди, а туземцы их заметили и подняли шум. Завязалась схватка, и все местные полегли под мечами.
        -И увиденное наводит на мысль, что дела обстояли именно так?
        Макрон помедлил, размышляя, но на самом деле случившееся в усадьбе оставляло мало места для сомнений.
        -Нет.
        -Итак, Катон или кто-то из его людей устроили туземцам резню. Надо думать, они в отчаянном положении. Ну что ж, тем лучше. Легче будет с ними разобраться, когда придет время.
        Макрон поднял бровь.
        -Когда придет время, командир? Ядумал, мы здесь как раз для этого.
        -Так оно и есть, - весело рассмеялся Максимий. - Однако вдобавок это прекрасная возможность научить дикарей правильному поведению.
        Макрон воззрился на него. Если жестокости последних дней следовало понимать как преподнесенные местным жителям уроки, то чему именно научились туземцы у своих новых хозяев? Что они усвоили: Рим не менее кровожаден и жесток, чем любая вражеская орда? «Маловероятно, - подумал Макрон, - чтобы это могло поспособствовать установлению добрых отношений с туземцами в тот жизненно важный период, когда в новой провинции будет устанавливаться правление Рима, основанное на римских законах. Содной стороны, здешний народец сурово притесняет Максимий, а с другой - Катон со своими беглецами устраивает беспощадную резню. Все это может лишь пробудить в них решимость помочь Каратаку и его воинам в их борьбе. Получается, что Максимий словно в ослеплении работает на руку врагу. Ладно. Что же до Катона…»
        Вкакой-то момент Макрон просто не знал, что и думать. Он был уверен, будто хорошо знает молодого центуриона, но резня в усадьбе была делом рук человека совсем другого типа. Два этих образа просто никак не совмещались, казалось, такого быть не может. Но, опять же, мало ли в последнее время произошло такого, что тоже казалось невероятным и бессмысленным? Децимация как наказание когорте за то, что она была оттеснена имевшим подавляющее превосходство противником. Извращенная игра судьбы, избравшей для расправы ни в чем не повинного Катона, тогда как подлинным виновником того, что Каратаку удалось ускользнуть, был Максимий. Асейчас еще и эта необъяснимая жестокость Максимия по отношению к жителями долины, под стать которой и дикая выходка Катона, перерезавшего хуторян с их женами и детьми. Создавалось впечатление, будто весь мир сошел с ума. Макрона пробрало холодом при мысли о том, что жизнь его зависит от прихоти маньяков. Таких маньяков, как центурион Максимий, смотревший на него сейчас с ухмылкой.
        -А я тебе говорю, Макрон, что все это нам очень даже на пользу. Скоро здешние дикари и вздохнуть не посмеют, не задумавшись о том, как к этому отнесемся мы. Иуж конечно, возненавидят нас больше, чем кого бы то ни было в своей никчемной жизни. Случись Каратаку наткнуться на Катона и его ублюдков раньше нас, можно быть уверенными, что варвары выкажут к ним не больше милосердия, чем выказали бы мы.
        -Так точно, командир, - сказал Макрон. - Все обстоит так, как ты объяснил.
        -Ну а раз след Катона обнаружился, мы можем уделить внимание Каратаку.
        Макрон попытался скрыть удивление. Одно дело выслеживать кучку жалких беглецов, но пытаться устроить силами одной когорты охоту на такого зверя, как Каратак, это уж вовсе из области безумия.
        Внезапно к его удивлению присовокупилась крайне неприятная догадка: он внимательнее присмотрелся к своему командиру, сосредоточенно осмысливая каждое его слово.
        Максимий улыбнулся.
        -Если мы доставим Каратака к командующему, то нам будет позволено воссоединиться с легионом. И у легата мы с тобой окажемся на лучшем счету.
        -А как насчет остальных: Туллия, Феликса, Антония?
        -Туллий - старая баба, - фыркнул Максимий. - Адвое других - глупые щенки. Хвала богам, что не такие хитрые и коварные, как этот ублюдок Катон. Ты единственный в когорте, кому я могу довериться. Только тебе.
        -Хм… - Макрон покраснел. - Спасибо, командир. Надеюсь, что смогу оправдать твое доверие. Но мне кажется, что ты судишь других командиров слишком строго. Они хорошие солдаты.
        -Ты так думаешь? - Максимий нахмурился. - Авот я сомневаюсь. Удивляюсь тому, что ты не замечаешь их недостатков, если только… если только ты не на их стороне.
        Макрон заставил себя рассмеяться.
        -Мы все на одной стороне, командир.
        Максимий не ответил и лишь пристально присмотрелся к подчиненному. Воцарилась напряженная тишина, но потом командир немного расслабился.
        -Конечно, Макрон, ты прав. Извини. Япросто должен был убедиться в твоей верности. Ну а сейчас давай вернемся к нашему делу, а именно к тому, ради чего ты в первую очередь и был назначен в этот патруль. Ну как, удалось тебе кого-нибудь разговорить? Есть что-нибудь новое про предателя, освободившего Катона?
        -Я бы сказал, нет, командир. Судя по тому, что я слышал, это мог сделать практически каждый. Никто из солдат не рад тому, что им приходится охотиться на своих же товарищей, тем более что они считают их наказанными несправедливо. Прошу прощения, командир. - Макрон пожал плечами. - Это все.
        -Это все, - повторил, передразнивая его, Максимий. - Нет, центурион, это не все. Никоим образом.
        Макрон ощутил знакомый холодок беспокойства, но постарался ничем себя не выдать.
        -Командир?
        -Если эти люди настроены таким образом, они сами ничем не лучше предателей.
        Максимий зажал подбородок пальцами и потер щетину, глядя вниз, себе на колени.
        -Если они вообразили, что это сойдет с рук, то их ждет большой и неприятный сюрприз. Я им покажу… Это не первый случай, когда мне приходится иметь дело с такими людьми. Онет, но я уже давал им подобным понять, с кем имеют дело, и этих ждет то же самое. Попытка выставить меня дураком не останется безнаказанной ни для кого.
        Макрон и во время, и после этого словесного взрыва благоразумно молчал, не желая лишний раз привлекать к себе внимание и предоставив командиру возможность сыпать угрозами, сколько ему заблагорассудится. Наконец Максимий поднял глаза и, казалось, удивился тому, что Макрон еще здесь. Он помотал головой, словно отгоняя наваждение, и натянуто улыбнулся.
        -Ладно, Макрон, тебе лучше пойти отдохнуть. Вследующие несколько дней может оказаться не до того, если мы собираемся показать этому отребью, что к чему.
        Макрону было не по себе: он не знал, кого именно подразумевал Максимий под «отребьем», но уточнять, разумеется, не стал, а когда командир когорты махнул рукой по направлению к выходу из палатки, кивнул и поспешно поднялся на ноги. Ему самому не терпелось отсюда убраться.
        -Спокойной ночи, командир.
        Макрон повернулся, шагнул к выходу, вынырнул наружу, на свежий, прохладный воздух и с удовольствием вздохнул полной грудью. Рядом с входом в палатку за раскладными столами работали два писца. Один заправлял маслом лампу, чтобы зажечь свет, когда на западном горизонте угаснет последний отблеск вечерней зари. Макрон направился к палаткам своей центурии и по дороге встретился с идущим в противоположном направлении оптионом Кордом. Тот, проходя мимо, отдал ему честь, а Макрон, сделав еще несколько шагов, оглянулся через плечо. Икак раз вовремя: он увидел, как оптион входит в палатку командира когорты.
        «Любопытно, - пробормотал Макрон себе под нос. - Счего это Максимий решил выслушать еще и доклад Корда? Или он не доверяет мне настолько, чтобы в вопросе о подробностях этого патрулирования положиться только на мои слова?»
        Итут его осенило. Макрон горько улыбнулся: ну конечно, Максимий ему не доверяет. Ив патруль послал не для того, чтобы выведывать настроения и мысли других, а затем, чтобы Корд разговорил его самого. Из чего следует, что Максимий «доверяет» ему настолько, что подозревает в нем предателя. Слежка, провокации… Макрон вздохнул. Преторианец Максимий провел слишком много времени вблизи от императорского двора с его нескончаемыми интригами. Ну что ж, если он склонен видеть повсюду заговоры, то и ладно. Макрону оно только на руку: среди множества подозреваемых легче затеряться. Сэтой слегка успокаивающей мыслью Макрон вернулся в палатку, удостоверился, что оптиону не о чем ему докладывать, разделся, рухнул на койку и быстро заснул.
        На следующий вечер враг послал захватившим долину римлянам открытый вызов. Когда развеялся рассветный туман, все увидели на небольшом расстоянии от крепости шесть деревянных рам, на которых были растянуты люди, одетые в лохмотья, бывшие когда-то армейскими туниками. Врот каждого засунули кляп, так что их, каковы бы ни были мучения, римские часовые в ночи не слышали. Укаждого вскрыли грудную клетку, оттянули кожу в стороны и пришпилили к бокам, оставив открытыми взору красную плоть и кости грудины. Вдобавок их выпотрошили, и внутренности поблескивающей серовато-пурпурной кучкой валялись у них под ногами. Всех оскопили, и гениталии каждого висели на шнурке, повязанном вокруг шеи.
        Позади распятий дожидался всадник, оставшийся молчаливым и неподвижным, когда в крепости поднялась тревога. Вскоре вдоль венчающего вал частокола выстроились вооруженные легионеры, но всадник все так же ждал до тех пор, пока среди сверкающей бронзы и железа шлемов на стене не появились алые гребни, что означало прибытие командиров. Затем, шепнув что-то своему коню, он подъехал ближе, так, чтобы его можно было слышать с валов.
        -Римляне! Римляне! Япривез вам предупреждение от моего царя Каратака! - Он сделал широкий, драматический жест рукой, указывая на распятые трупы. - Это пример того, что будет с каждым римлянином, который попадет в наши руки, если вы посмеете причинить хоть какой-то вред жителям этой долины или людям, живущим на хуторах среди болот.
        Посланник помедлил, а потом исполненным презрения голосом продолжил:
        -Мой царь хотел бы знать, как может человек, считающий себя солдатом, воевать против женщин и детей? Если среди вас есть настоящие воины, то приходите, найдите нас и сразитесь лицом к лицу. Мы уже устали ждать, когда вы придете и встретитесь с нами в битве. До нас доходили слухи, что бойцы Второго легиона числятся среди лучших в армии командующего Плавта. Докажите это, или вашим уделом навсегда останутся позор и презрение.
        Всадник развернул коня и неспешной рысью поскакал прочь, ни разу не оглянувшись. Собравшиеся на надвратной башне командиры Третьей когорты провожали его взглядами, пока он не затерялся среди деревьев у края болота.
        Макрон с кривой улыбкой похвалил воина за выдержку и самообладание.
        -Умеет держаться, ничего не скажешь.
        -Тьфу, - фыркнул центурион Феликс. - Да только дай мне спуститься, и я научу этого ублюдка хорошим манерам.
        -Правда? - осведомился Туллий. - Хочешь выйти из лагеря и преподать дикарям урок, да?
        -И еще как преподам. - Феликс повернулся к командиру когорты. - Командир, позволь мне взять мою центурию и выступить из лагеря. Янайду этого ублюдка, и мы сдерем с него кожу, медленно, чтобы прочувствовал. - Он указал пальцем на распятых перед крепостью римлян. - Так же, как они обошлись с этими людьми.
        -Не будь дураком, мальчишка! - усмехнулся Максимий. - Неужто ты и вправду клюнул на такую явную наживку? Непонятно, как ты вообще смог дослужиться до центуриона.
        Феликс покраснел, открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел слов и, отвернувшись от начальника, молча, как бы протестуя, уставился на мертвые тела.
        Макрон рассмеялся:
        -Кто, по-твоему, эти бедолаги? Все наши патрули вернулись, не потеряв ни одного человека.
        Феликсу потребовался момент, чтобы сообразить.
        -Так это парни из шайки Катона?
        Максимий похлопал его по плечу:
        -Сообразил? Смотрите, паренек учится на ходу. Правильно, это люди Катона.
        -Ох… - Феликс снова воззрился на тела, хотя на сей раз не с таким расстроенным видом.
        -И как ты полагаешь, сильно меня волнует, что Каратак с ними сотворил? Всущности, он просто выполнил работу за нас. - Максимий покачал головой и улыбнулся. - Если вдуматься, так смех, да и только. Он, видимо, всерьез рассчитывал, будто сумеет таким образом спровоцировать нас на опрометчивые действия. Но не подумал, что местным его выходка даром не пройдет.
        Макрон, молча наблюдавший за Максимием, заметил, как у него внезапно загорелись глаза. Он с улыбкой повернулся к своим командирам.
        -Наш ход в этой игре будет аккуратным. Мы не собираемся гнаться за ним, чтобы дать заманить нас в ловушку. Даже Каратак должен понять, что не такие мы дураки. Но и спускать этого туземцам тоже нельзя. Да и зачем: чем больше он в отместку перебьет людей Катона, тем лучше для нас. Нам до них дела нет, но варварам следует показать, что убийство римлян никогда не остается безнаказанным. Инакажем мы, для примера прочим, жителей этой долины - казним десятерых за каждого из людей Катона.
        Он кивнул, как бы в одобрение своей идеи.
        -Каратаку и его людям придется отреагировать. Если повезет, нам, возможно, даже удастся выманить их из болота и напасть на крепость. Мы приманим их сюда и перережем, как собак, прямо перед валами. Пусть заполнят наши рвы своими телами. Аесли кто-то из них окажется настолько тупым, что сдастся, ублюдок будет вопить, моля о смерти как о пощаде. Они у меня узнают, что бывает с теми, кто пытается обдурить Гая Максимия! Все узнают!
        Макрон был поражен, с каким наслаждением смаковал его командир последние слова. Неожиданно Максимий, словно стремясь произвести впечатление, обвел своих командиров быстрым взглядом, оскалив в улыбке неровные зубы, и сказал:
        -Итак, ребята, у нас полно работы. - Он снова оглядел центурионов и остановил взгляд на Макроне. - Асамая лучшая работа достанется тебе, Макрон. Пусть твои бойцы построятся. Яхочу, чтобы ты вошел с ними в деревню, согнал вместе всех туземцев и отобрал из их числа шестьдесят человек: мужчин, женщин и детей. Отведешь их туда, поближе к этим, - он указал на распятых римлян, - и убьешь. Но не сразу, медленно. Яхочу слышать их вопли. Аеще больше хочу, чтобы их крики слышал Каратак. Когда с ними будет покончено, все головы насадишь на колья. Понял?
        Макрон резко покачал головой.
        -Что тут непонятного? Ты, в конце концов, не центурион Феликс…
        -Никак нет, командир. - Макрон снова покачал головой. - Яне могу этого сделать.
        -Не можешь? - Максимий удивился. - Да разрази тебя гром, что может быть проще? В чем ты упражнялся последние пятнадцать лет? Вумении убивать. Вот и убивай. Убей их!
        -Нет… командир.
        -Убей. Это приказ.
        -Нет. Не стану. Как правильно сказал варвар, настоящие солдаты воюют с мужчинами, а не вырезают женщин и детей.
        Максимий воззрился на него, стиснув зубы, ноздри у него раздувались от гнева. Остальные командиры и стоявшие неподалеку легионеры нервно ежились. Макрон, выпрямившись во весь рост, спокойно выдержал взгляд командира: он сказал, что хотел, и приготовился к гневной реакции командира. Что удивляло, так это вдруг охватившее его спокойствие. Это ощущение было уже знакомо. Он испытывал его прежде, несколько раз, в такие моменты, когда смерть казалась неминуемой. Спокойствие - или то была готовность смириться со своей участью? Макрон не знал, да и не очень это его волновало. Просто на миг ему стали интересны собственные побуждения.
        «Вот Катон, тот наверняка знал бы ответ», - подумал центурион и не смог удержать улыбки, хотя обычно самокопание молодого друга его раздражало. Ощущение было такое, будто Макрон настолько сроднился с ним, что в отсутствие Катона привычки последнего передались ему самому.
        -Что смешного? - мягко осведомился Максимий.
        -Ничего, командир. Правда.
        -Понятно… - Глаза командира когорты сузились. - Янадеялся, что из всех своих командиров в первую очередь могу положиться на тебя. Увы, мое доверие оказалось обманутым. Интересно, как далеко простирается твое предательство?
        -Командир, я не предатель. Явсегда был верен присяге, принесенной при поступлении на службу.
        Максимий подался к нему.
        -А разве эта присяга не подразумевает беспрекословного повиновения приказам вышестоящего командира?
        -Так точно, подразумевает, - невозмутимо ответил Макрон. - Но я ставлю под вопрос твою способность командовать когортой.
        Максимий резко вздохнул, после чего спросил:
        -Стало быть, ты оспариваешь мои полномочия?
        -Да. Иесли другие центурионы не лишены здравого смысла и мужества, им следовало бы заявить то же самое.
        -Молчать! - взревел Максимий и ударил Макрона по лицу тыльной стороной ладони.
        Удар был такой силы, что Макрон отшатнулся. На миг его ослепила белая вспышка перед глазами, а когда зрение прояснилось, он ощутил во рту вкус крови и, поднеся руку к губе, понял, что она рассечена. Когда он выпрямился и снова встретился взглядом с командиром когорты, по его подбородку струйкой стекала кровь.
        -Центурион Макрон будет содержаться под арестом в своей палатке. - Максимий повернулся, высматривая нужное лицо в плотной толпе, подступившей поближе, чтобы посмотреть на столь необычное противостояние. - Оптион Корд, выйти из строя! Яназначаю тебя исполняющим обязанности командира центурии Макрона.
        -Есть, командир, - широко улыбаясь, ответил Корд.
        -Ты будешь выполнять мои приказы, касающиеся поселян. Все до последнего, понял?
        -Так точно, командир.
        -И чтобы никакой жалости: не то что твой предшественник, которому не хватило твердости духа.
        -Слушаюсь, командир, - отчеканил Корд, самодовольно покосившись на Макрона.
        -А сейчас отведи Макрона в его палатку и выстави возле нее часового. Он не должен ни с кем разговаривать. Выполняй!
        Корд повернулся к Макрону, и тот, презрительно поджав губы, пожал плечами, отвернулся от командира когорты и шагнул к пандусу, ведущему вниз, в крепость.
        Глава 34
        -Он убил людей, которых забрали отсюда раньше, - сказал Катон, когда воины снова посадили его на цепь и покинули загон.
        Фигул кивнул:
        -Я так и думал. Акуда они возили тебя, командир?
        -В одну усадьбу. Ту самую, в которой побывал Метелл. Каратак хотел, чтобы я увидел тела.
        -Зачем?
        Катон пожал плечами:
        -Он считает, что в этом убийстве повинна Третья когорта. Ия не посмел открыть ему правду.
        -Чему я, в общем, очень рад.
        Катон слегка улыбнулся.
        -Радоваться нечему. Янадеялся, что смогу убедить его изменить свое мнение, но теперь, думаю, никакой надежды на примирение не осталось. Теперь он будет сражаться до конца, скольких бы жизней - и наших, и его соплеменников - это ни стоило.
        -А ты правда думал, что он может пойти на мировую?
        -Я надеялся на это.
        Фигул печально покачал головой.
        -Ты ведь не очень хорошо знаешь кельтов, командир, верно? Война у них в крови. - Он улыбнулся. - Наверное, и в моей крови тоже. Мой дед был воином племени эдуев, последний раз восстававшего против Рима незадолго до моего рождения. Ихотя племя потерпело поражение, он не сложил оружия. Он и другие воины, уцелевшие в последней битве, ушли в леса и продолжали борьбу до тех пор, пока не стали слишком старыми для того, чтобы держать меч. Апосле этого многие просто умерли с голоду. Помню, как нашли их тела, - я тогда был мальчишкой, и мы охотились в лесу. Водин прекрасный день дед приполз в селение, больной, изможденный. Моя матушка еле его узнала. Ятогда впервые увидел своего деда. Как бы то ни было, он умер, но знаешь, что за слова последними сорвались с его губ - последние слова в его жизни? Проклятия, адресованные Риму и его легионам. Каратак слеплен из того же теста. Он не сдастся, командир.
        -Как-то вечером он выглядел так, будто был близок к этому.
        -Не обманывайся, командир. Это была лишь запинка, легкая тень сомнения и ничего более. Атеперь он будет драться, пока не умрет.
        Несколько мгновений Катон молча смотрел на оптиона, потом пожал плечами и отвел глаза.
        -Может быть. Но ты-то служишь «под сенью орлов». Возможно, к этому можно было бы склонить и его.
        Фигул тихонько рассмеялся.
        -Еще мой отец понял, что Рим победить нельзя, поэтому сам служил во вспомогательной когорте, а меня вообще постарался, насколько это возможно, вырастить римлянином. Может быть, большим римлянином, чем настоящие римляне. Сомневаюсь, чтобы матушкина родня вообще меня признала, не говоря уже о том, чтобы считать своим. Япоступил на римскую службу и сражаюсь за Рим, но, как кельт по рождению, понимаю кельтскую душу, потому и говорю, что Каратак никогда не покорится Риму. Никогда. Попомни мои слова.
        -Стыдно так себя вести. Должен ведь он понимать, что разбит. Нужно уметь смотреть фактам в лицо.
        -Правда? - Фигул повернулся и посмотрел на центуриона. - Тогда как насчет тебя, командир? Похоже, у нас нет никакой надежды отсюда выбраться. Ну и как, готов ты с этим смириться и безропотно принять смерть?
        -Это не одно и то же.
        -Неужели?
        Катон кивнул.
        -На нем лежит ответственность. Каратак держит в своих руках судьбы многих людей. Яже просто сражаюсь за себя. Стремлюсь выжить. Изо всех сил.
        Фигул помедлил, глядя на него, а потом сказал:
        -Разница не так уж велика, как тебе хотелось бы думать, командир. Унего есть люди, о которых он обязан думать, и у тебя тоже. - Оптион кивнул на остальных содержавшихся в загоне пленников.
        Катон обвел взглядом оставшихся легионеров, сидевших на корточках у плетеной ограды и в большинстве своем тупо смотревших на землю у себя под ногами. Никто не разговаривал, и Катон понял, что они смирились с неизбежностью скорой смерти. И он ничего не мог с этим поделать.
        У Каратака дела обстояли иначе, он имел возможность все изменить. Потому-то и обязан был склонить своих людей к миру, пока они еще продолжали признавать его волю и готовы следовать за ним. «В отличие от этих бедолаг», - подумалось Катону. Они уже не были ограничены рамками обычной воинской дисциплины, предписывающей выполнять его команды, а какое-то чувство цели, несмотря на кажущуюся безысходность обстоятельств, похоже, осталось только у одного Метелла. Он сидел, склонившись над цепью в том месте, где она крепилась к ножным узам, и ковырял маленьким камнем. Катон плохо представлял себе, что собирается делать этот малый, даже если ему удастся освободиться. Загон по-прежнему охраняли трое караульных, и находился он посреди вражеского лагеря, наполненного тысячами кельтских воинов. Катон покачал головой и, повернувшись к Фигулу, тихо сказал:
        -Мы разделим судьбу остальных в ближайшем будущем. Как только Каратак разделается с Третьей когортой.
        -Они где-то рядом?
        -Да. Явидел Макрона во главе патруля. Каратак сказал, что они поставили лагерь у самого болота. И, похоже, Максимий набросился на местных жителей даже с большим, чем обычно, остервенением. Каратак, ясное дело, не будет сидеть сложа руки и позволять ему зверствовать. Кроме того, у меня такое чувство, что его воинам позарез нужна победа.
        Некоторое время Фигул молчал.
        -Как я понимаю, - сказал он наконец, - на каждого из наших ребят придется по пять, а то и по шесть варваров.
        -Что-то в этом роде, - согласился Катон. - Иесли их застигнут врасплох, с ними покончат очень быстро.
        -Да… и не похоже, командир, чтобы мы могли как-то этому помешать.
        Катон был вымотан, и безысходность ситуации давила на него тяжким грузом, ему даже этот разговор давался с трудом. Оглядываясь по сторонам, он и в остальных видел те же подавленность и отчаяние. Они тоже знали, что конец близок, и воспринимали неизбежность смерти с таким же тихим отчаянием, что и их центурион.
        Снаступлением темноты во вражеском лагере на открытых площадках между хижинами запылали костры, и скоро сквозь ограду загона, добавляя мучений запертым внутри пленникам, стал просачиваться запах жареной свинины.
        -Ох, и убил бы я свинью, - проворчал Метелл, и несколько человек разразились ироническим смехом.
        -Ты уже раз убил, - хмуро указал Катон. - Впервую очередь именно по этой причине мы здесь и торчим. Из-за тебя и твоего проклятого ненасытного желудка.
        По мере того как проходил вечер, лагерь все более и более охватывал праздничный дух. Воины пировали и через некоторое время, судя по доносившимся снаружи звукам, изрядно перепились. Повсюду звучали похабные песни, прерываемые выкриками и взрывами смеха. Пленники в загоне угрюмо слушали пьяный гомон, а Катон гадал, не приберегли ли их, чтобы устроить попозже для воинов кровавую потеху. Он вспомнил о несчастных, затравленных охотничьими псами на пиру у царя атребатов Верики, и волоски на его шее поднялись дыбом из-за леденящего ужаса. Но намного ли предпочтительнее быть сожженным заживо в плетенной из прутьев клетке? Аименно такая судьба, как слышал Катон, постигла многих других пленников, угодивших в руки врага. Конечно, со стороны воинов, понесших в боях с легионами страшные потери, пощады римлянам ждать не приходилось.
        -Римские ублюдки… - донесся из-за изгороди раздраженный голос. Говорили по-кельтски. - Все люди веселятся, а мы что же, должны из-за них тут всю ночь торчать?
        -Вот именно, - поддержал говорившего другой голос. - Ипочему именно мы?
        -Почему мы? - передразнил говорившего другой голос, принадлежавший, как понял Катон, человеку постарше. - Да потому что вы сопливые мальчишки, а меня к вам приставили проследить, чтобы глупостей не натворили. Аведь если по справедливости, то мне следовало бы быть там, с ребятами, где полные чаши.
        Вголосе звучало неподдельное негодование. ИКатон вдруг ощутил легкое головокружение: к тому времени, когда старший стражник поворчал и умолк, в его мыслях уже созрел план.
        Он набрал воздуха и закричал по-кельтски:
        -Эй, караульный! Караульный!
        -Заткнись, римлянин! - рявкнул старший стражник.
        -Что у вас за гулянка?
        -Гулянка? - Послышался тихий смешок. - Это не гулянка, а празднество в честь тех римских голов, которые собираются отсечь завтра наши воины.
        -А, понятно… Поэтому и празднуют одни воины. Не женщины, не дети… и не вы.
        -Сказано тебе, римлянин, заткни пасть, - проревел старший караульный. - Пока я не зашел и не заткнул ее тебе навсегда.
        Последовало молчание, потом один из караульных помладше опять принялся сетовать:
        -Ну почему мы даже выпить не можем?
        -А ты что, выпить хочешь? - отозвался воин постарше. - На самом деле?
        -Ага.
        -А ты пить-то умеешь?
        -Конечно! - возмутился юнец.
        -И я тоже! - подхватил его товарищ.
        -Ладно, - воин постарше понизил голос и тоном заговорщика продолжил: - Тогда стойте здесь, а я пойду и что-нибудь для нас раздобуду.
        -А что с пленниками?
        -С этими? Ачто с ними? Они смирные. Просто присматривайте за ними, пока я не вернусь.
        -И долго тебя ждать?
        -Ну, это уж как получится, - хохотнул воин, повернулся и зашагал прочь, туда, где шумел пир.
        Вэто время в загоне Катон с бешено бьющимся сердцем развернулся и нащупал связанными руками в плетеной стене на уровне своей головы небольшое отверстие. Запустив туда пальцы и надавливая то в одну сторону, то в другую, он расширил его настолько, что стало видно происходящее снаружи. Старший воин как раз свернул за ближнюю хижину и пропал из виду. Покатые соломенные крыши окружающих хижин выделялись на фоне уличных костров; то здесь, то там в ночи рассыпались фонтаны искр. Вытянув шею, Катон приник к отверстию и увидел двоих пареньков, оставшихся в карауле. Вооруженные боевыми копьями, они стояли рядом с оградой, на их лицах играли тени и блики костров. Юнцы-то юнцы, но, судя по виду, вполне способные убить человека, если потребуется. Катон повернулся обратно и схватил оптиона за руку.
        Фигул не спал, но был погружен в раздумья и от неожиданности вздрогнул.
        -А… что? Вчем дело?
        -Тссс! - шикнул на него Катон, усиливая хватку. - Не шуми. Один из караульных ушел.
        -И что?
        -Да то, что у нас есть шанс. Сейчас или никогда.
        -А что ты собираешься делать с этим? - Фигул поднял руки и кивнул на кожаные ремни, стягивающие запястья.
        Оставив вопрос без ответа, Катон задрал подол туники и принялся шарить в набедренной повязке. Фигул, глядя на него, пожал плечами.
        -Ну, я думаю, для последнего раза время всегда подходящее…
        -Тихо!
        Катон повозился еще чуть-чуть, а потом, вытащив руку, раскрыл ладонь. На ней лежал маленький, с острой гранью, кусочек кремня.
        -Руки давай.
        Фигул протянул связанные запястья, и Катон принялся резать ремни кремнем.
        -Где ты его взял, командир?
        -В усадьбе. Подумал, может, на что сгодится. Не дергайся, сиди смирно.
        -И ты всю дорогу прятал это… там? - Фигул ухмыльнулся. - Должно быть, не слишком удобно.
        -Ты и представить себе не можешь… Асейчас молчи и не шевели руками.
        Катон сосредоточился на ремнях, стягивавших руки оптиона. Его пальцы крепко сжимали тупой конец кремня, а острая грань резала перекрученные полоски кожи. Он спешил, понимая, что старший из стражников может вернуться в любой момент, как бы ни соблазняли его яства и выпивка. Катон разрезал первый ремешок и сосредоточился на двух остальных. Скоро настала очередь второго. Фигул вскрикнул, когда острый кремень соскользнул и порезал ему кожу.
        -Что это там? - спросил один из караульных.
        -Ты о чем?
        -Звук такой, будто кто-то из них поранился.
        Его спутник издал ехидный смешок.
        -Ну, если они сейчас этак хнычут, я просто жду не дождусь, что будет, когда за них возьмутся друиды… Да ты присядь, отдохни. Завтра силы тебе понадобятся.
        -Это точно.
        Катон перевел дух и продолжил работу, но теперь осторожнее, стараясь не поранить товарища, разрезая последний ремешок. Фигул, со своей стороны, напряг мышцы, растягивая ремень, что облегчило Катону его дело. Спустя мгновение запястья оптиона были свободны.
        -Теперь освобождай меня, - шепнул Катон, передавая ему кремень. - Быстро!
        Фигул резал ремни кремнем как одержимый, и очень скоро руки и ноги центуриона были свободны. Растирая затекшие запястья, Катон кивком указал на остальных, и оптион крадучись перебрался к ближнему из пленников и продолжил работу. Восстановив нормальное кровоснабжение и убедившись, что руки и ноги его не подведут, Катон повернулся и снова выглянул в глазок, проделанный в плетеной стене. Двое караульных сидели на корточках у входа в загон, тоскливо поглядывая в сторону, откуда доносились звуки пиршества.
        Когда последний из пленников был развязан, Катон жестом подозвал их к себе. Теперь их оставалась лишь дюжина, причем один жестоко страдал желудком и так ослаб от поноса, что едва мог стоять.
        -Солдаты, времени вдаваться в подробности нет, - заговорил Катон шепотом. - Нам нужно избавиться от двоих караульных: как только ворота откроются, мы набросимся на них. Апосле этого выберемся из деревни.
        -А потом куда? - встрял Метелл. - Тут же вокруг вода, а выход один, по насыпи. Ион охраняется.
        -Вот там, - Катон указал на юг, - есть несколько лодок. Яих заприметил, еще когда нас сюда вели. На них мы и уплывем.
        -А что потом, командир?
        Катон взглянул ему прямо в глаза.
        -Мы должны предостеречь когорту и передать сообщение Веспасиану.
        Катон опасался, что Метелл, как это у него принято, станет возражать, однако легионер кивнул в знак согласия.
        -Ну, двигаем. Как ворота откроются, не мешкать!
        Повернувшись, Катон через лужи мочи и горки фекалий направился к воротам, запертым снаружи деревянным брусом, задвинутым в петли в верхней части створок. Вто время как остальные, припав на корточки, затаились в напряженном молчании, центурион медленно вытянулся во весь рост, взглянул над верхним краем ворот на темные спины караульных, протянул руку и потянулся вниз, к засову. Не отрывая взгляда от часовых, он пошарил пальцами по шероховатой деревянной поверхности, глубоко вздохнул и приподнялся на цыпочки. Но как он ни старался, дотянуться до запорного бруса не получалось. В конце концов Катон с тяжелым вздохом оставил свои попытки.
        -Проклятье! - буркнул он, отступив от ворот. - Не достать.
        -Попробуй снова, - потребовал Фигул. - Встань мне на спину.
        Оптион встал на четвереньки, легонько прислонившись к воротам с внутренней стороны. Катон поставил ногу ему на спину, взявшись за верхний край ворот, и подтянулся вверх, оставив без внимания надсадный хрип Фигула, в спину которого впились шляпки железных гвоздей, которыми были подбиты сапоги центуриона. На сей раз обзор у него был хороший. Он без труда дотянулся до деревяшки, но вот вытащить ее оказалось не так-то просто: она сидела очень туго. Катон стиснул зубы, напрягся изо всех сил, и это дало результаты: мало-помалу запор начал поддаваться. Правда, при этом дерево слегка заскрипело. Рука Катона застыла, он вскинул глаза на караульных как раз в тот момент, когда один из них обернулся.
        На миг юнец растерялся, уставившись на ворота, но потом схватил копье, развернулся и закричал напарнику:
        -Побег! Вставай! Тревога!
        Катон, перегнувшись через ворота, ухватил деревяшку обеими руками и рванул со всей силой отчаяния. Запор выскочил из гнезд, ворота мгновенно распахнулись, и находившиеся позади них легионеры устремились наружу, перескакивая через Фигула. Сбитый с ног Катон полетел вперед, приземлился под ногами у того самого стражника, который его заметил, и моментально откатился в сторону, прикрываясь руками. Молодой воин возвышался над ним темным силуэтом на фоне звездного неба. Он занес копье, готовый поразить беспомощного врага, но, прежде чем обрушилось железное острие, еще одна темная тень, метнувшись через Катона, налетела на юнца, сбив его наземь. Другие тени навалились на упавшего сверху, Послышался страшный предсмертный хрип, часовой молотил руками и ногами, потом дернулся, вытянулся и затих. Поднявшись на ноги, Катон увидел, что второй часовой что есть мочи удирает в направлении ближайших хижин, подсвеченных разведенными за ними кострами.
        -Остановить его! - прошипел Катон.
        Метелл, находившийся поблизости, схватил копье убитого караульного и бросился было в погоню, но тут же понял, что юнец добежит до своих прежде, чем его удастся перехватить, и метнул свое оружие. Полета копья Катон не заметил, но услышал глухой удар, резкий вздох - и туземный парнишка повалился лицом вперед. Метелл подбежал к нему, удостоверился, что враг мертв, и вырвал из его спины копье.
        Легионеры, возбужденные неожиданным успехом и появившейся надеждой на спасение, тяжело дыша, сгрудились в темноте вокруг Катона, с нетерпением ожидая его приказов. Они смотрели на него так, что на какой-то миг его чуть было не парализовало пугающее чувство ответственности за их жизни. Но раскисать было некогда, в следующий миг он огляделся и приказал:
        -Забрать их оружие. Тела спрятать в загон.
        Фигул подобрал второе копье, остальные быстро обшарили трупы, в результате чего два легионера оказались вооружены копьями, а один - кинжалом. Тела часовых затащили в загон, после чего Катон закрыл ворота, подобрал запорный брус и надежно водрузил на место.
        -Отлично. Теперь идем.
        Он уже собрался уводить людей, когда вдруг послышался чей-то голос. Центурион развернулся, глаза его заметались между хижинами, пока он не увидел колеблющуюся тень, приближавшуюся к ним оттуда, где шумело пиршество.
        -Вам повезло, ребята!
        Язык у говорившего заплетался, но Катон сразу узнал старшего караульного, оставившего молодых напарников на посту и отправившегося за выпивкой.
        -Я раздобыл кое-чего промочить глотки.
        Держа в руках закупоренный кувшин, он нетвердым шагом приблизился к загону, остановился и огляделся.
        -Ребята? Где вы?
        -Взять его! - крикнул Катон, бросаясь на воина. - Прикончить ублюдка, пока не поднял тревогу!
        Старый воин бросил кувшин в Катона, развернулся и с громкими криками пустился наутек. У него была хорошая фора, и Катон понял, что гнаться за ним не имеет смысла.
        -Проклятье! - выругался он.
        -И что теперь? - пробормотал Фигул. - Будем пробиваться?
        -Ни малейшего шанса, - угрюмо проворчал Метелл. - Они на нас всем скопом навалятся.
        -Нам придется разделиться, - заявил Катон, повернувшись к своим товарищам. - Бежим быстро, по возможности прячась, и никакого дурацкого геройства, кто бы что ни увидел и ни услышал. Кто-то должен спастись, чтобы предупредить Максимия. Метелл, возьми своих друзей и уходи вот тем путем. Фигул и остальные - за мной. Удачи!
        Быстро отсалютовав Метеллу и четверым бойцам, решившим идти с ним, центурион повернулся и, низко пригибаясь, побежал по направлению к южной оконечности вражеского лагеря.
        Тем временем пьяные песни оборвались: судя по возбужденным возгласам, варвары подняли тревогу.
        -Сейчас они будут здесь! - крикнул Метелл со стороны загона. - Бежим сюда, ребята!
        Катон, бежавший, петляя между хижинами, в противоположном направлении, слышал, как удаляющиеся возгласы бойцов команды Метелла потонули в яростных боевых кличах настигших их варваров. Между тем узкие извилистые дорожки сбивали ориентацию, и Катону, чтобы попытаться восстановить ее, пришлось остановиться. Фигул и остальные тревожно озирались по сторонам.
        -А где Луций? - прошептал кто-то. - ИСевер. Они только что бежали за мной.
        Солдат повернулся и направился назад.
        -Стоять! - шикнул на него Катон. - Теперь им придется позаботиться о себе самим. Так же, как Метеллу и прочим…
        -Но, командир…
        -Тихо! - Катон оглядел хижины и поднял глаза к небу, пытаясь сориентироваться по звездам. - Нам туда… по-моему.
        -Ты так думаешь? - пробормотал кто-то.
        На Катона накатила волна ярости.
        -Заткнись! Двигаем туда. Вперед!
        Вскором времени последние хижины остались позади, беглецы мчались по пологому берегу к воде, на гладкой, маслянистой поверхности которой мерцали, отражаясь, усеивавшие небо яркие звезды.
        -Там! - указал рукой Фигул.
        Катон взглянул в указанном оптионом направлении и увидел шагах в пятидесяти темные силуэты вытащенных на берег небольших лодок.
        -Это то, что нам нужно. Вперед.
        Они устремились к кромке воды, к лодкам, которых оказалось больше дюжины. Из одной доносились звуки, которые было не спутать ни с чем, - там занимались любовью. Фигул поднял на Катона вопросительный взгляд и провел пальцем по горлу. Катон покачал головой. Ему претила мысль об убийстве влюбленной парочки, тем паче что сами влюбленные ничего вокруг себя не замечали; их стоны и восклицания заглушали возню римлян, спускавших на воду лодки. Когда две посудины уже колыхались на поверхности, отведенные от берега на такое расстояние, что вода доходила бойцам до бедер, Катон шепнул:
        -Оптион.
        -Да, командир.
        -Возьми кого-нибудь с собой. Плыви в любую сторону, потом повернешь на север. Найдешь Веспасиана и расскажешь ему, где находится лагерь Каратака. И предупреди, что он собирается напасть на Третью когорту.
        -А ты, командир?
        -Я хочу предупредить Максимия.
        Фигул уныло покачал головой.
        -Это, считай, твои похороны.
        -Возможно. Но на кону стоит слишком много жизней. Ты, главное, доберись до Веспасиана; если он поторопится, то, возможно, успеет спасти Третью когорту и навязать Каратаку сражение.
        -Будет исполнено, командир.
        -Тогда отправляйся.
        Катон с оптионом пожали друг другу руки.
        -Удачи, оптион.
        -Тебе тоже, командир. Увидимся в легионе.
        -Да… двигай.
        Сплеском и брызгами римляне забрались в лодки. Вэто время над одной из оставшихся на берегу лодок поднялась темная фигура, и вслед отплывшим суденышкам во мрак понеслись самые грязные кельтские ругательства. Когда лодки удалились от острова на относительно безопасное расстояние, Катон оглянулся через плечо. Там виднелось слабое свечение, на фоне которого обрисовывались контуры крыш некоторых хижин да колеблющиеся огни факелов, перемещавшиеся между строениями. Но никаких признаков погони.
        -Получилось, командир! - со смехом воскликнул сидевший рядом с Катоном легионер. - Мы спаслись от этих ублюдков!
        Катон напряг глаза.
        -Это Непот, что ли?
        -Так точно, командир.
        -Так вот, Непот, от неприятностей мы еще не избавились. Поэтому сделай одолжение, держи свой хренов рот на замке и греби что есть сил.
        -Есть, командир.
        Катон бросил назад последний взгляд, подумав на миг о том, сумел ли Метелл выбраться наружу. Из всех приговоренных к смерти солдат, бежавших с ним, осталась лишь горстка. Ина их плечах лежал сейчас груз ответственности за жизни сотен товарищей, не подозревающих об ударе, который собирался обрушить на них Каратак.
        Глава 35
        -Ты уверен, что это стоит делать? - пробормотал Непот, когда они сидели на корточках в высокой траве, в сотне шагов от главных ворот крепости.
        Пред ними в предрассветном тумане грозно вздымался серый вал. Все в долине дышало ужасом и злобой: выйдя из болота, двое римлян увидели, что дорога впереди них, ведущая к укрепленному лагерю, окаймлена вбитыми в землю кольями с насаженными на них человеческими головами. Непот смотрел на центуриона с сомнением.
        -Командир, если мы войдем туда и сдадимся, мы покойники. Может, тогда избавить их от лишних хлопот по забиванию нас дубинками и самим разбить головы о ближайший камень?
        -Их необходимо предупредить, - твердо заявил Катон.
        -А может, нам просто прокричать им все снаружи и по-быстрому свалить?
        -Нет. Асейчас заткнись.
        Катон сделал глубокий вдох, сложил ладони у рта и, как всегда делали возвращавшиеся в лагерь патрули, выкрикнул предупреждение часовым на стенах.
        -Приближаюсь к крепости.
        После недолгого молчания из-за частокола откликнулись:
        -Подойди и назови пароль.
        Катон оглянулся на Непота.
        -Ну, теперь пошли.
        Молодой центурион медленно направился к воротам, и легионер неохотно встал и зашагал с ним рядом. Он уже слышал, как часовые громко призывают начальника караула, и представлял себе, как центурион и оптион, чертыхаясь и отвешивая пинки, поднимают по тревоге дежурную центурию. Бойцы торопливо натягивают доспехи, хватают оружие и спешат на валы, подгоняемые бранью командиров.
        Когда из тумана вышли, шагая по росистой траве, двое заросших, небритых, грязных беглецов, над частоколом уже маячили шлемы, над которыми, как тростник на легком ветру, покачивались наконечники копий.
        -Проклятье! - прошептал Непот. - Вот нам и крышка.
        -Заткнись! - рыкнул Катон. - Больше ни слова.
        Они остановились перед самым оборонительным рвом, протянувшимся вдоль вала по обе стороны от ворот.
        -Вы кто, на хрен, такие? - прозвучал голос с надвратной башни.
        Прежде чем ответить, Катон набрал воздуху и постарался по возможности придать своему голосу уверенность.
        -Центурион Катон, легионер Непот, Шестая центурия, Третья когорта, Второй легион.
        Многие стали вытягивать шеи над частоколом, чтобы разглядеть нежданных пришельцев получше. По всей стене зазвучали возбужденные голоса.
        -Молчать! - прогремел приказ, и Катон увидел над воротами поперечный гребень шлема центуриона. Всумрачном свете лица было не разглядеть, но голос не оставлял места для сомнений.
        Гомон на стенах стих, и центурион Туллий, скользнув взглядом по двум плачевного вида фигурам, сосредоточил внимание на одном из пришедших, высоком и худощавом. Заговорил он не сразу, и Катон успел с испугом подумать, не совершил ли он глупость, открыто назвав себя перед воротами. Возможно, Непот был прав. Им следовало прокричать предупреждение издалека и бежать со всех ног куда подальше. Но Катон справился со страхом, напомнив себе, что, как бы все ни обернулось, его будущее неотделимо от армии.
        -Центурион, - крикнул со стены Туллий, - какого хрена тебя сюда принесло?
        Катон почувствовал, что Туллий пытается дать ему последнюю возможность бежать. Но он уже принял свое решение.
        -Мне нужно поговорить с Максимием. Немедленно.
        Туллий смерил его взглядом, пожал плечами и, повернувшись, стал отдавать приказы караулу:
        -Открыть ворота. Дежурный оптион, послать отделение и взять этих людей под стражу.
        Застонали петли, ворота тяжело распахнулись, выпустив восьмерых легионеров, тут же окруживших Катона и Непота с обнаженными мечами в руках. Они не пытались скрыть написанного на их лицах удивления - точнее, как вдруг сообразил Катон, удивления и отвращения. Он вдруг остро осознал, что в грязном рванье они выглядят ужасно, и устыдился своего облика. Но даже при этом центурион выпрямился, стараясь держаться со всем тем достоинством, какое мог в себе найти, и проследовал между конвоирами в ворота.
        «Из одной тюрьмы прямиком в другую», - подумал он и не смог сдержать горькой усмешки.
        Войдя в крепость, конвой остановился, ворота тут же закрыли. Катон обернулся к надвратной башне и увидел, что Туллий уже спускается по лестнице вниз. На лице ветерана отсутствовало какое-либо выражение, и Катон согнал с лица непроизвольно тронувшую было его губы приветливую улыбку. Остановившись в нескольких шагах от Катона, Туллий покачал головой.
        -Ты вообще-то соображаешь, что делаешь?
        Катон прочистил горло.
        -Мне необходимо поговорить с центурионом Максимием, командир.
        Некоторое время Тулий молча смотрел на него в упор, потом рявкнул:
        -Дежурный оптион!
        -Слушаю, командир.
        -Передай мое почтение командиру когорты. Скажи, что его ждут у ворот.
        Оптион побежал исполнять приказ, а Туллий подступил ближе к Катону и заговорил вполголоса:
        -Что за игру ты затеял, парень? Как только Максимий тебя увидит, тебе конец.
        -А если я не смогу его предостеречь, вам тут всем конец.
        -Предостеречь? - Туллий нахмурился. - Насчет чего?
        -Каратак. Он собирается нагрянуть сюда со всеми оставшимися силами. Хочет вас… - Катон улыбнулся и поправился: - Нас. Хочет всех нас уничтожить.
        Вэто время Катон увидел, как посланный Туллием оптион резко остановился, увидев, что из-за угла палаточной линии на ведущую к воротам дорогу вышел сам командир когорты. Жестом отстранив оптиона с дороги, Максимий закричал на караул у ворот:
        -Это еще что такое?! Привечать в моей крепости каких-то грязных оборванцев?! Унас тут не приют для бродяг!
        Туллий повернулся к нему и вытянулся:
        -Докладываю, командир, - прибыл центурион Катон с одним из своих подчиненных.
        -Катон?
        Максимий споткнулся, замер, а потом, шагнув вперед, с неподдельным изумлением уставился на Катона. Через некоторое время, когда он убедился, что ошибки нет и это действительно беглец, изумление сменилось злобным удовлетворением. Он встал перед Катоном подбоченившись, присмотрелся к беглецам, чуть склонив голову набок, и сморщил нос.
        -От тебя воняет.
        -Командир, я должен сказать…
        -Заткнись! - заорал Максимий. - Заткни пасть, мерзкий кусок дерьма! Еще слово, и я перережу тебе глотку. - Он повернулся к Туллию. - Бросить их в выгребную яму и выставить караул!
        Брови Туллия поползли вверх.
        -Командир?
        -Ты слышал приказ? Выполняй!
        -Но центурион Катон явился сюда, чтобы предупредить нас.
        -Центурион Катон? - Максимий ткнул пальцем в грудь Туллия. - Никакой он не центурион. Он приговорен к смерти. Он покойник. Ичтобы я больше не слышал, как его именуют по званию. Яясно выразился?
        -Так точно, командир, - тихо ответил Туллий. - Но как быть с предупреждением?
        Максимий сжал кулаки, кровь отхлынула от его лица.
        -Выполняй приказ! Если не хочешь кончить, как Макрон, шевелись, чтоб тебе сдохнуть!
        Туллий отшатнулся.
        -Есть, командир. Будет исполнено, командир.
        Старый центурион повернулся и отдал приказ отделению, которое привело беглецов в крепость. Катона и Непота схватили за руки и повели прочь от ворот, в дальний конец лагеря. Катон извернулся в руках стражи и закричал:
        -Командир, ради всего святого, выслушай меня!
        -Центурион! - рявкнул Максимий. - Заткни ему рот!
        -Каратак идет! - успел выкрикнуть Катон, прежде чем подскочивший Туллий с размаху влепил ему оплеуху. Наполовину оглушенный Катон почувствовал, как его рот наполнился кровью, сплюнул и закричал снова: - Не надо…
        Туллий занес кулак.
        -Ладно, - пробормотал Катон, - ладно. Что он там говорил насчет Макрона?
        Туллий оглянулся через плечо, увидел, что Максимий возле ведущего к надвратной башне пандуса устраивает разнос часовым, и снова повернулся к Катону:
        -Макрон арестован.
        -Арестован?
        На миг Катон ужаснулся, подумав, что его друга уличили в пособничестве беглецам, но потом все же решил выяснить, в чем дело.
        -За что его арестовали?
        -За отказ от выполнения приказа о репрессиях в отношении туземцев.
        -Репрессиях?
        -Вчера варвары прямо напротив лагеря замучили насмерть шестерых из твоих людей. Вответ Максимий приказал Макрону казнить шестьдесят жителей этого селения. Макрон отказался. Максимий распорядился взять его под стражу, а командование центурией возложил на оптиона Корда. Ну а этот кусок дерьма приказ выполнил с радостью.
        -Ты серьезно? - воззрился на него Катон.
        -Еще как… А сейчас затихни! - Неожиданно голос Туллия упал до шепота. - Поговорим позже. Сейчас поблизости слишком много ушей.
        Вмолчании они проделали путь до постройки с односкатным навесом, установленной над выгребной канавой. Вонища здесь стояла такая, что казалась ужасающей даже после пребывания в загаженном загоне, где держали своих пленников бритты. Туллий подошел к подъемному люку, накрывавшему канаву между собственно отхожим местом и решеткой, сквозь которую нечистоты вытекали в дренажный ров, а потом стекали по склону за пределы лагеря. Морщась, он поднял крышку и прислонил к стене нужника.
        -Залезай.
        Катон заглянул в полную вонючей мерзости яму и покачал головой:
        -Нет.
        Туллий вздохнул и обернулся было к конвою, но Катон схватил его за руку.
        -Когда мы шли сюда, то видели вдоль дороги, что ведет к болоту, головы на кольях. Что тут вообще происходит? - Видя, что старый центурион колеблется, Катон настойчиво попросил: - Расскажи.
        Туллий нервно огляделся, но потом кивнул:
        -Ладно. Он словно спятил… я о Максимии. Туземцев режет как скот, словно ему за каждую голову платят. - Командир почесал подбородок. - Вжизни не видел ничего подобного. Он как одержимый. Так и Макрон считал. Похоже, он вымещает на местных злобу за все то дерьмо, в котором оказалась Третья когорта.
        -Может быть, - согласился Катон и задумался. - Но хотелось бы мне знать, зачем вообще легат послал сюда когорту. Сдается мне, не только для того, чтобы изловить нас.
        -Что ты говоришь?
        -Подумай об этом. Мы потеряли след Каратака. Командующему желательно найти способ выманить его из топей. Ивот, пожалуйста, это происходит.
        -Но откуда командующему знать, что Максимий обезумел и будет провоцировать Каратака на нападение? Не мог же он этого предвидеть.
        -Еще как мог… если сам приказал Максимию жестоко притеснять туземцев.
        Туллий покачал головой:
        -Нет. Это не тот метод, каким он действует. Просто безумие.
        -Он и вправду спятил, - согласился Катон, - если никак не готовится к отражению атаки. Кконцу нынешнего дня Каратак появится перед валом во главе нескольких тысяч воинов, движимых духом мщения; они возьмут крепость штурмом и перережут всех до единого. Дело для нас практически безнадежное.
        Туллий смотрел на него, не в силах скрыть охвативший его страх, и Катон решил этим воспользоваться.
        -Есть только один способ спасти когорту, другого я не вижу. Мне… нам необходимо переубедить Максимия.
        -Нет, - покачал головой Туллий. - Он слушать не будет. И, будь уверен, позаботится, чтобы я пожалел о том, что вел с тобой такие разговоры. Так что полезай в яму.
        -Да мать твою!.. - Катон развернул ветерана к себе лицом. Легионеры потянулись к мечам. - Послушай меня!
        Туллий поднял руку:
        -Спокойно, ребята.
        Катон благодарно кивнул и отчаянным, торопливым шепотом продолжил:
        -Ты, Туллий, старый служака, и все эти твои награды даны не за то, что ты подбивал счета или берег свою задницу. Если у тебя не хватает духу выступить против Максимия, так дай по крайней мере сделать это мне. - Продолжая смотреть старому центуриону в глаза, Катон ослабил хватку и ободряюще пожал ему запястье. - Речь идет не об одной человеческой жизни. Если Максимий не станет слушать, все мы покойники. Ты можешь все изменить прямо сейчас.
        -Как?
        -Отпусти эскорт. Потом отведи меня в его палатку. Пошли кого-нибудь за Макроном для встречи с нами. Мы должны убедить Максимия, пока не поздно. Так что давай, отпускай этих ребят и выслушай меня. - Увидев, что ветеран колеблется, Катон подался ближе: - Мы можем остаться в живых. Более того, выйти из этого с честью. Аглавное, мы можем покончить с Каратаком раз и навсегда.
        -Как? - спросил Туллий. - Скажи мне как?
        Глава 36
        Спустя час Катон пролез под задней стенкой в палатку Максимия, огляделся и с облегчением убедился, что там никого нет: писцы находились на утренней поверке, проводившейся командиром когорты. Придерживая кожаный полог, Катон жестом подозвал Непота. Легионер пролез под ним и подвинулся в сторону, так, чтобы центурион по-прежнему видел Туллия.
        -Все чисто. Яподожду тебя здесь, внутри, командир. Атебе лучше сходить за Максимием.
        Он испытывал некоторую неловкость, отдавая распоряжения ветерану, тем паче что понимал: если он хочет иметь Туллия на своей стороне, он должен проявлять такт и оказывать этому человеку подобающее уважение. Старый центурион уже пережил свои лучшие годы, нервы его были изношены, но у него хватало здравого смысла для понимания того, что необходимо сделать. Катон знал: прежде чем решиться на противостояние с центурионом Максимием, ему нужно заручиться любой поддержкой, какая только возможна.
        Туллий кивнул:
        -Хорошо. Только не высовывайся из палатки, молодой Катон.
        Центурион кивнул и отпустил кожаный полог, дав ему упасть на землю. Осмотревшись, он увидел личный сундук командира когорты. Сверху лежал сложенный красный плащ, рядом был прислонен меч. Не тот клинок прекрасной работы, который обычно носил командир когорты, а стандартный гладиус легионера с отполированной за долгие годы рукояткой. Катон улыбнулся. Должно быть, это реликвия, сохранившаяся с тех лет, когда Максимий сам был легионером, сберегаемая на память. Причем весьма полезная. Катон тихонько вытащил клинок и набросил уголок плаща на верхний край ножен, чтобы скрыть отсутствие меча.
        Оружие он передал Непоту.
        -Возьми его и спрячься где-нибудь рядом - скажем, в его спальном отсеке. Сиди там тихо, не высовываясь. Появишься только в том случае, если я тебя позову. Понятно?
        -Так точно, командир!
        -Вот и хорошо. Ступай.
        Непот удалился. Катон огляделся по сторонам, ища укрытие для себя, и взгляд его снова задержался на сундуке. Большой, вместительный, он стоял в задней части палатки, не заслоняя проход. Обойдя вокруг сундука, молодой центурион устроился на полу позади него и стал ждать, когда вернется Максимий со своими командирами. Стоило порадоваться неизменности распорядка дня, присущей римским легионам: то, что командир когорты вернется в свою палатку, чтобы провести утреннее совещание с командирами, представлялось столь же непреложным, как смена дня ночью.
        Снаружи доносились привычные и потому после всех блужданий и скитаний по топям радующие слух звуки, характерные для повседневной гарнизонной жизни. Прислушиваясь к ним, Катон далеко не впервые подумал, что легион стал для него родным домом и что только там он может чувствовать себя в безопасности и на своем месте. Правда, он тут же с горечью подумал о том, что сейчас безопасностью для него здесь и не пахнет и скорее всего жить ему осталось недолго. Если даже Максимий не прикончит его на месте, это вполне могут сделать за него вражеские воины, вознамерившиеся захватить крепость. Вкакой-то миг Катон даже подумывал о том, чтобы позвать Непота, бросить все это да убраться из лагеря, пока командир не вернулся в палатку, но лишь стиснул зубы и сердито хлопнул себя по бедру. Нет уж, он сам принял это решение и обязан встретиться с Максимием, ибо только это дает им хоть какой-то шанс избежать гибели.
        Время тянулось нестерпимо медленно, но в конце концов напряженный слух Катона уловил звуки, свидетельствующие о приближении командира когорты: громогласные приказы и злобные разносы, устраиваемые им подчиненным при обходе лагеря. Всякий раз Катон внутренне собирался, готовя себя к тому, что предстояло сделать, и всякий раз ложная тревога наносила еще один удар по его решимости, подтачивая ее и делая его еще на шаг ближе к тому, чтобы поддаться своим страхам, все бросить и пуститься наутек.
        Но наконец голос Максимия зазвучал совсем рядом с палаткой:
        -Туллий!
        -Да, командир?
        -Ты провел инструктаж оптионов, назначенных сегодня в патрули?
        -Так точно, командир. Еще до утренней поверки.
        -Хорошо. Осталось озадачить на сегодня центурионов. Ага, все собрались! Заходите в палатку. Поживее.
        Катон скрючился за сундуком, едва осмеливаясь дышать. Кровь оглушительно стучала в его ушах. Кожаные стенки палатки колыхнулись, когда Максимий, отбросив полог, вошел внутрь и, кряхтя, опустился на свой стул. Стенки заколыхались снова, следом за командиром и Туллием в палатку, запыхавшись, входили другие центурионы.
        -Садитесь, - приказал без предисловий Максимий, - сегодня вы еще набегаетесь.
        Шарканье ног, скрип стульев, и командиры расселись.
        -А где исполняющий обязанности центуриона Корд? - буркнул Максимий. - Туллий, в чем дело?
        -Прошу прощения, командир. Япослал его в селение за туземцами. Отводной канал из лагеря засорен и нуждается в углублении.
        -И что, такая ерунда требует личного участия центуриона?
        -Он оказался под рукой, командир. Ипотом, он хорошо годится для такой работы.
        -Это уж точно, - издал смешок Максимий. - Толковый парень, ничего не скажешь. Если бы все мои командиры были бы столь же ревностны в исполнении приказов в отношении этих туземных паразитов… Туллий, ты его отослал, ты и приведи.
        -Да, командир… я могу идти?
        -Ступай, не задерживайся.
        Пока Туллий не вышел из палатки, все молчали, потом Максимий снова рассмеялся:
        -Смотрите, ребята, чтобы вам тоже не кончить так, как этот.
        Катон слышал, как центурион Феликс угодливо рассмеялся, вторя командиру. Неожиданно смех Максимия оборвался.
        -Что с тобой, Антоний? Язык прикусил?
        -Никак нет, командир.
        -Чего тогда с лица спал?
        -Командир…
        -Ну, давай, выкладывай, парень.
        -Да у меня все из головы не идут слова Катона. Его предупреждение.
        -Ха, предупреждение! - фыркнул Максимий. - Ему просто надоело сидеть в болоте. Ты видел, в каком он состоянии? Авсе эти дерьмовые предупреждения - не более чем жалкая попытка добыть себе прощение и вернуться в когорту. Так или иначе, теперь, когда этот мерзавец в наших руках, а остальные, вне всякого сомнения, мертвы, мы можем закончить наши дела здесь, доставить его Веспасиану и воссоединиться с легионом. Аты, Антоний, не переживай из-за ерунды, как старая баба.
        Катон услышал, как Феликс насмешливо фыркнул, прежде чем Антоний пробормотал:
        -Да, командир…
        -Чем это здесь воняет? - Максимий принюхался. - Смердит так, будто кто-то забрался сюда, обделался и издох. Что за запах?
        Полог приподнялся снова, и на заднюю стенку упал блик света.
        -Туллий? - прозвучал удивленный голос Максимия. - Ты уже вернулся? Агде в таком случае… Что все это значит? Откуда здесь взялся Макрон? Почему он вооружен?
        Сделав последний глубокий вздох, чтобы успокоить нервы, Катон встал и вышел из-за сундука.
        -Командир, ты должен меня выслушать.
        -Что еще… - Максимий развернулся на звук его голоса. - Катон?! Что тут, на хрен, происходит? Стража!
        Туллий покачал головой:
        -Бесполезно, командир. Твою охрану я послал искать Корда. От твоего имени.
        -От моего имени? - Взгляд Максимия перебегал с Туллия на Макрона, а с того - назад, к Катону. - Что это значит? Мятеж?
        -Никак нет, командир. - Туллий поднял руку и шагнул вперед. - Просто ты должен нас выслушать. Выслушать Катона.
        -Вы у меня раньше сдохнете! - выкрикнул Максимий и вскочил на ноги. - Антоний, Феликс - мечи наголо!
        -Стоять на месте! - Макрон подскочил к Феликсу и приставил острие меча к его горлу. - Даже не думай, чтобы шелохнуться. Туллий, проследи за ним.
        Макрон кивнул в направлении командира когорты, но было поздно: Макрон еще говорил, а вскочивший со стула Максимий уже выхватил меч. Туллий запнулся, растерянно переводя взгляд с одного на другого.
        Катон повернулся к завесе, отделяющей спальный уголок палатки командира когорты.
        -Непот, ко мне!
        Втот же миг легионер выскочил оттуда с занесенным для удара мечом Максимия в руке. Глаза командира когорты сузились, мускулы дрожали от напряжения. Вперив пронизывающий взгляд в легионера, он властно произнес:
        -Брось оружие. Это приказ!
        Кончик Непотова меча чуточку опустился. Катон, тревожно следивший за происходящим, шагнул вперед и встал между Максимием и Непотом, чтобы прервать зрительный контакт.
        -Если ты его послушаешься, можешь считать себя покойником. Понял?
        Непот медленно кивнул, и Катон повернулся к командиру когорты:
        -Убери меч, командир.
        Несколько мгновений Максимий оставался неподвижен, затем напряжение вокруг его глаз ослабло, и он улыбнулся.
        -У тебя преимущество, Катон. Пока.
        -Меч, командир… убери его.
        Максимий опустил меч, но из руки не выпустил.
        -Убери меч, командир! - настойчиво потребовал Катон. - Больше предупреждать не буду.
        -Что, прикажешь своему человеку меня убить? Сомневаюсь.
        Вгробовой тишине Катон протянул руку к командиру когорты. Он слышал отчаянное биение собственного сердца; горло в попытке справиться со страхом перехватило от напряжения. Вкакой-то момент юноше показалось, что Максимий видит его насквозь, и губы центуриона тронула презрительная усмешка. Катон наклонил голову, глядя в упор на своего командира.
        Вконце концов Максимий кивнул и вложил меч в ножны.
        -Ладно, парень. Так и быть, я тебя выслушаю, - промолвил он, небрежно повернувшись к Катону спиной и направившись к своему столу. - Что там у тебя насчет атаки?
        Катон заметил, как Туллий испустил глубокий вздох облегчения, но сам он понимал, что дело далеко не кончено. Быстро шагнув следом за Максимием, Катон выбросил вперед руку, ухватил меч командира когорты за рукоять, вырвал с резким звуком из ножен и приставил к его спине. Максимий замер.
        -Лучше убери его, пока еще не слишком поздно, - промолвил командир когорты.
        -Уже слишком поздно, - отозвался Катон.
        Туллий выступил вперед.
        -Ты что вообще делаешь, Катон? Он же согласился нас выслушать.
        -Командир, мы не можем ему доверять. Выслушать он нас, может, и выслушает, но, как только мы выйдем из палатки, прикажет взять всех под стражу, а то и убить на месте. Непот!
        -Да, командир?
        -Свяжи его.
        -А что насчет этого? - Макрон указал на центуриона Феликса. - Он ведь не пойдет против своего начальника.
        -Да, и Феликса тоже. Ипобыстрее.
        Пока двоих командиров держали под остриями мечей, Непот торопливо вытащил из их сапог кожаные шнурки, которыми и стянул им запястья и лодыжки. Туллий и Антоний взирали на это с возрастающим ужасом.
        -Так нельзя поступать, - промолвил Туллий. - Это же мятеж. Проклятье, нас же всех казнят!
        -Поздно, командир, - мягко указал Катон, - мы уже все сопричастны: и я, и ты, и Макрон, и Антоний. Если мы сейчас их отпустим, нам точно конец.
        Максимий покачал головой:
        -Для тебя, Туллий, еще не поздно. Идля тебя, Антоний. Остановите этого сумасшедшего, и я даю слово, что вы не предстанете перед судом.
        Взглянув на Туллия, Катон увидел, что тот колеблется.
        -Туллий! Ты отпустил меня. Ты дал Макрону возможность вооружиться и прийти сюда. Никакого снисхождения тебе не окажут. Но сейчас, в преддверии нападения Каратака, на кону стоит больше, чем только наши жизни. Будь тверд, командир. Твои люди нуждаются в тебе.
        Переводя взгляд с Катона на Максимия и обратно, Туллий потер лицо.
        -Проклятье, Катон, ты навлек на меня погибель.
        -Командир, все мы в конце концов умрем. Главное, чтобы наша смерть не была бессмысленной. Если мы сейчас отпустим его, Максимий перебьет нас, как собак, а если решит сохранить для суда и казни, мы умрем в цепях, когда лагерь захватит Каратак. Но если мы… точнее, если ты примешь на себя командование, появится возможность, что кто-то из нас переживет нападение. Более того, мы даже можем нанести силам Каратака серьезный урон. Тогда, глядишь, и командующий посмотрит на все это иначе.
        -Да как же, размечтался! - фыркнул Максимий.
        Катон оставил его слова без внимания, полностью сосредоточившись на Туллии.
        -Командир, если ты сейчас оступишься, тебе конец. Действуй согласно нашему плану, и тогда, может быть, останешься в живых. Другого выбора у нас нет.
        Туллий в болезненной нерешительности кусал губу, но в конце концов кивнул в знак согласия:
        -Хорошо!
        Макрон хлопнул его по плечу и повернулся к Антонию:
        -Ну а ты? Ты с нами?
        -Да… но если дойдет до суда, хочу, чтобы было ясно: я только выполнял ваши приказы.
        -Спасибо за верность и поддержку, - фыркнул Макрон.
        -Верность? - Антоний поднял бровь. - Да какая там верность. Я просто хочу жить, а если дела обстоят именно так, как описал Катон, то больше всего шансов на выживание я получу, действуя с вами заодно.
        -Меня это устраивает, - сказал Катон. - Непот, отведи этих двоих в спальное помещение и привяжи к кровати. Да, и кляпы не забудь, чтобы они не подняли шума.
        -Есть более надежный способ обеспечить молчание, - указал Макрон.
        -Нет, командир. Вэтом нет необходимости. Во всяком случае, пока.
        Вто время как Непот перетаскивал связанных командиров в соседнее помещение, остальные собрались вокруг стоявшего в центре палатки большого письменного стола. Воцарилось неловкое молчание, но после недолгого замешательства Катон прокашлялся и повернулся к Туллию:
        -Командир, какие будут приказы?
        -Приказы? - Ветеран явно растерялся.
        -Ты первый по старшинству, - указал Катон. - Мы должны быть уверены в том, что когорта сможет себя защитить. Нужен план, командир.
        -План? А, конечно…
        Собравшись с мыслями, Туллий взглянул на лежавшую на столе карту окрестных болотистых земель, составленную Максимием на основании донесений патрулей и сведений, выбитых из местных жителей. На заштрихованную зону, обозначающую болотистый край, была нанесена сетка извилистых троп, а самая широкая линия показывала главную дорогу, пересекающую болота и ведущую на север, к верховьям Тамесис. Туллий ткнул в карту пальцем.
        -Если Катон прав, Каратак и его силы двинутся вот этим путем. Есть еще несколько троп, по которым можно добраться до долины, но все они слишком узкие и не годятся для быстрой переброски большого количества сил. Исходя из этого, нам следует ожидать его со стороны главной дороги. Стало быть, надо укрепить перекрывающие ее ворота и надеяться, что мы сможем их удержать.
        Антоний удивленно поднял глаза.
        -То есть покинуть крепость? Но не безумие ли это, командир? Если численное превосходство на их стороне, то почему бы нам не встретить их под защитой настоящих укреплений? По-моему, это наш лучший шанс.
        -Вовсе нет, - вмешался Катон. - Центурион Туллий прав. Мы должны попытаться не дать ему выйти из болот и прорваться в долину.
        -Но почему?
        -Когда я бежал из его лагеря…
        -Из его лагеря? - изумился Антоний. - Да как вообще…
        Катон поднял руку, призывая к молчанию:
        -Я тебе потом все расскажу, сейчас некогда. Главное тут то, что своего оптиона я послал на север, предупредить Веспасиана. Сейчас он уже должен быть там. Таким образом, Веспасиану известно местонахождение лагеря Каратака. Известно ему и то, что Каратак собирается напасть на Третью когорту, и уж конечно, он понимает, каким путем скорее всего двинется враг. Насколько я знаю легата, он увидит в этом возможность покончить с Каратаком. Если он поднимет легион и выступит по дороге через топи, то сможет подойти к вражеским отрядам с тыла. Каратак окажется зажатым между силами Веспасиана и Третьей когортой, и тогда мы его в клочья порвем. Но для этого нам нужно занять и удерживать позиции поперек дороги. Если мы засядем в крепости, Каратак сможет уйти на юг, как только узнает о приближении Веспасиана.
        -Тут много всяких «если», - спокойно указал Антоний. - Ия добавлю несколько своих: а что, если Фигулу не удалось добраться до Веспасиана? Или Веспасиан ему не поверил? Что, если ты ошибаешься и Веспасиан действовать не станет?
        -Спору нет, может статься, что Фигул не добрался до легиона, - признал Катон. - Нам остается лишь надеяться, что ему это удалось. Тот факт, что человек, рискующий быть казненным, решился явиться в лагерь легиона, придаст веса его словам. Нам следует рассчитывать на то, что легат не упустит возможности завершить эту кампанию раз и навсегда.
        -А если нет?
        -Тогда мы по крайней мере будем удерживать Каратака так долго, как только сможем. Если мы нанесем ему существенный урон, возможно, нам удастся отбросить его при первом натиске так, чтобы получить шанс отступить в крепость. Впротивном случае, - Катон пожал плечами, - в противном случае они в конечном итоге обрушатся на нас и разорвут когорту в клочья.
        -Спасибо. - Антоний прищелкнул языком. - Самый вдохновляющий инструктаж, на каком мне приходилось присутствовать.
        -Дела обстоят так, - продолжил Катон, - что нам необходимо как можно скорее выдвинуться на позиции и приготовиться к обороне. Командир, - он обернулся к Туллию, - мы ждем твоих приказов.
        -Один момент, - вмешался Антоний, указывая большим пальцем на спальный отсек палатки. - Сэтими-то двумя что делать?
        -Я предлагаю оставить их здесь.
        -А как мы объясним отсутствие Максимия солдатам? Его и Феликса?
        -Мы вообще ничего объяснять не станем. Туллий будет отдавать приказы от имени Максимия. Он первый по старшинству, кто подвергнет его право сомнению?
        -Если Максимий так и не появится, кое у кого такие мысли возникнут.
        Катон улыбнулся:
        -Сдается мне, к тому времени у них появятся другие, более насущные заботы.
        Тут он услышал ритмичный топот приближающихся к палатке сапог и взглянул на Туллия.
        -Кто-то идет.
        Центурион постарше метнулся к пологу, бросил взгляд наружу и сказал:
        -Это Корд. И с ним стража Максимия.
        Глава 37
        Макрон схватил Туллия за плечо.
        -Вылезай наружу и разберись с ним.
        -Что я ему скажу?
        -Да что угодно, только не пускай его внутрь. Если он зайдет, нам конец.
        Туллий нервно сглотнул, затем, постаравшись взять себя в руки, вынырнул наружу.
        -Корд. Вот и ты. Где тебя носило?
        -Я был в поселке, командир, - ответил тот обиженным и чуть ли не высокомерным тоном. - Согласно твоему приказу, туземцы уже начали заниматься рвом.
        -Прекрасно. Хорошо поработал. Ну а у нас снова дел по горло. Общий сбор. Передай по подразделениям: всей когорте быть готовой к общему сбору в полном снаряжении.
        -Всей, командир?
        -Так распорядился Максимий.
        -А кто будет надзирать за дикарями?
        -Отошли их обратно в поселок и освободи заложников.
        -Освободить?.. - Голос Корда едва не сорвался, но он овладел собой. - Есть, командир. Япрослежу за этим.
        -Хорошо. А когда дело будет сделано, выводи свою центурию на дорогу, что ведет к болоту, и приступай к укреплению ворот. Нужно приготовить их к отражению мощной атаки. Вал следует насыпать выше, ров углубить и расширить. Так, чтобы мы смогли защититься.
        -От кого, командир?
        -От врага, от кого же еще? Кажется, Каратак вознамерился на нас напасть. Все, ступай. Выполняй приказ.
        -Да, командир, но… Прошу прощения, но сначала я должен доложить центуриону Максимию.
        Внутри, в палатке, Катон тревожно переглянулся с Макроном и поплотнее перехватил рукоять принадлежавшего Максимию меча.
        -Доложишь потом! - рявкнул Туллий. - Выполняй приказ, а не то худо будет.
        -Я так не думаю, командир, - спокойно ответил Корд. - Посмотрим, что скажет на это центурион Максимий.
        -А от чьего, по-твоему, имени я отдаю приказы? - гневно вопросил Туллий. - Прочь с глаз моих, жалкий выскочка! Проваливай, пока я не привлек тебя к ответу за вопиющее нарушение субординации!
        Последовала пауза, Катон и Макрон в крайнем напряжении, ждали, чем все кончится. Наконец Корд уступил:
        -Слушаюсь, командир.
        -И караул забери с собой. Максимий хочет, чтобы все, кто может, отправились на оборонительные работы. Советую найти повозку и прихватить все инструменты, какие сможешь найти.
        -Ну, раз таков приказ центуриона Максимия…
        -Именно таков. Выполняй.
        Корд скомандовал «кругом» и повел караул к главным воротам.
        Полог сдвинулся в сторону, и в штабную палатку нетвердым шагом вошел - и тут же рухнул на стул возле письменного стола - центурион Туллий.
        -Здорово получилось, командир! - с улыбкой промолвил Катон. - Отменное представление. Корда мы с пути убрали, мешать не будет. Аесть еще кто-нибудь из командиров, с кем могут возникнуть проблемы?
        -Нет, - буркнул Туллий. - Максимий настроил против себя большинство из них. Он заигрывал с личным составом, подрывая авторитет командиров, а такое никому не понравится. Оптионы в большинстве своем были бы рады от него избавиться. Но они никогда не поддержат мятеж.
        -Так мы им ничего подобного и не предложим, командир, - ободряюще промолвил Катон. - В ближайшее время они будут заняты по горло, а там, глядишь, все так или иначе разрешится. Еще до того, как они вообще узнают, что у когорты новый командир.
        Снаружи трубы протрубили общий сбор, и в палатке стали слышны приглушенные звуки: множество людей торопливо надевали доспехи, хватали оружие и выбегали из палаток, чтобы не опоздать на построение на площадку с внутренней стороны главных ворот.
        -Да, да, конечно. Антоний, пошли со мной. - Старый центурион оглянулся на Макрона и Катона. - Аза вами я пошлю, как только Корд уберется из крепости.
        Макрон поежился.
        -Если кто-нибудь спросит, а кто-нибудь уж наверняка спросит, тебе стоит придумать объяснение, почему нас отпустили. И лучше бы тебе убедить всех в том, что это была идея Максимия.
        -Командир, скажи им правду, - посоветовал Катон. - Скажи, что в преддверии атаки Каратака когорта нуждается в каждом бойце, а уж тем более - центурионе. Каждый меч на счету, поэтому Максимий и освободил нас - временно.
        -Ладно… - Туллий, похоже, сомневался. - Пошли, Антоний.
        Дождавшись, когда два центуриона покинули палатку, Макрон обернулся к Катону:
        -Скажи по правде, не больно-то все это обнадеживает?
        Катон пожал плечами:
        -После всего того, с чем мне пришлось столкнуться в последнее время, нынешнее положение кажется очень даже выигрышным.
        -Ты, черт возьми, как всегда, оптимист, - хмыкнул Макрон.
        -Но все равно, пока Туллий не послал за нами, мне необходимо тут кое-что уладить.
        -Что именно?
        -Нам нужно, чтобы Непот остался здесь караулить Максимия с Феликсом. Если ты посторожишь, командир, я схожу, дам ему нужные распоряжения.
        -Валяй.
        Макрон подошел к пологу и украдкой выглянул наружу. Поблизости никого не было, лишь вдали, в промежутках между палатками, маячили фигуры. Солдаты строились, готовясь выступить из крепости. Макрон оглянулся на Катона и увидел, что молодой центурион что-то тихо, но настойчиво втолковывает Непоту. Что именно, Макрон не слышал. Непот слушал внимательно, потом покачал головой. «Ты должен!» - повысил голос Катон, после чего оглянулся, бросил быстрый взгляд на Макрона и снова заговорил с солдатом. Наконец Катон закончил свой инструктаж, и легионер медленно кивнул. Центурион похлопал Непота по плечу и, сказав ему еще несколько ободряющих слов, повернулся и медленно пошел через палатку к Макрону.
        -Что-то твой Непот вроде как не рад.
        Катон испытующе посмотрел на него и пожал плечами:
        -Не больно-то ему охота здесь оставаться.
        -Я заметил.
        -Удивляться нечему, - улыбнулся Катон. - Чего хорошего торчать здесь, когда вся когорта уходит из крепости?
        -Честно говоря, - пробормотал Макрон, - я даже не знаю, что лучше. А ты уверен, что твой Непот не переметнется?
        Катон издал сухой смешок и оглянулся в сторону Непота, тихо удалявшегося обратно, в спальный отсек командирской палатки.
        -Ну, я бы сказал, что это очень даже возможно.

* * *
        Как только когорта построилась перед главными воротами, центурион Туллий сообщил личному составу, что он получил указания от командира когорты организовать оборону на дороге, а центурион Феликс добровольно вызвался отправиться гонцом к Веспасиану и доложить тому о положении, в котором оказалась когорта. Кроме того, Туллий объяснил, что ввиду опасности, грозящей подразделению со стороны превосходящих вражеских сил, Максимий, считая, что в такой ситуации дорог каждый меч, приказал освободить находившихся под стражей центурионов. Соответственно, Макрон примет командование над Четвертой центурией, подразделением Феликса, а Катон снова поведет в бой свою Шестую центурию. Оба командира тут же выступили вперед, и Туллий официально представил их как командиров. Удивление легионеров продолжалось недолго, потому что им стало не до того: Туллий приказал выступать, и когорта, центурия за центурией, двинулась за ворота крепости и дальше по дороге, ведущей в болото.
        Оптион Септим, назначенный Максимием на место Фигула, шел шаг в шаг с Катоном, время от времени поглядывая на центуриона с угрюмым и недружелюбным видом, и Катон очень хорошо его понимал. Этот малый только-только распробовал на вкус, что значит быть командиром, и теперь, оттесненный на второй план, просто не мог скрыть своего разочарования и огорчения. Катон решил, что нового оптиона нужно занять делом, тогда будет не до обид.
        -Септим, ты посмотри, как они плетутся. Ну-ка, пусть подтянутся!
        Оптион выбежал из строя и разразился бранью в адрес марширующих солдат, а каждому, кто отставал, не выдерживая положенного расстояния между ним и идущим впереди, доставалось жезлом. Рукоприкладство было явно излишним, но Катон заставил себя не вмешиваться: разногласия между командирами для центурии последнее дело. Пусть Септим срывает свою злость на солдатах. Чем больше они будут ненавидеть оптиона, тем лучше станут относиться к своему заново назначенному центуриону.
        Катон испытывал странное чувство, вновь командуя солдатами, которых вел в бой еще при форсировании Тамесис. Впоследний раз они не сумели сдержать врага, в результате чего Катон стал жертвой децимации, но если они не устоят сегодня, смерть настигнет не каждого десятого, а их всех. Ну а если устоят? Катон мрачно усмехнулся. Чем бы все ни обернулось, над ним продолжал тяготеть смертный приговор, и скорее всего его все равно казнят; если даже и помилуют, то вышвырнут из армии. Накатил гнев, но юноша усилием воли выбросил из головы мысли о будущем. Сейчас было не до того, следовало полностью сосредоточиться на настоящем.
        Общее удивление временным восстановлением Катона в должности усиливалось там фактом, что произведено оно было от имени командира когорты, отъявленного ненавистника приговоренных беглецов, все последнее время охотившегося за ними прямо-таки с изуверским остервенением. Когда Катон появился на месте сбора, на лицах большинства легионеров отразилось изумление, но были и смотревшие с негодованием и, хуже того, с подозрением. И то сказать - грязный, со всклокоченными волосами и косматой бородой, он, мягко говоря, мало походил на центуриона. Правда, ему удалось получить у интенданта когорты свой чешуйчатый панцирь и прочее снаряжение, что стало дополнительным поводом для возмущения, потому как этот малый намеревался продать доспехи сгинувшего неведомо куда беглеца за приличную сумму. Но недовольство некоторых сослуживцев могло разве что слегка омрачить то чувство глубокого удовлетворения, которое испытывал Катон, вновь надев доспехи, прицепив к поясу меч и чувствуя обнадеживающую тяжесть щита. Одного этого хватило, чтобы почти полностью вытеснить из сознания все страдания, тяготы и опасности последнего
времени. Почти.
        -Командир?
        Катон поднял глаза и увидел человека, бегом приближавшегося со стороны головы колонны и сейчас взбежавшего на вершину небольшого холма.
        Когда бегун поравнялся с Шестой центурией, Катон выступил из строя ему навстречу.
        -Командир, центурион Туллий велел передать, что Корд и его люди показались на виду.
        Отреагировав на это слабо завуалированное предостережение улыбкой, Катон кинул гонцу:
        -Поблагодари его от моего имени и сообщи, что я в курсе событий.
        Ответ Катона, видимо, показался гонцу странным, ибо он нахмурился.
        -Командир?
        -Просто перескажи ему в точности мои слова.
        -Есть, командир.
        Отдав честь, легионер повернулся и припустил бегом вдоль колонны к ее головной части, где находился центурион Туллий. То, что когорту возглавлял этот немолодой человек, тревожило Катона, однако в сложившейся ситуации другого выхода не было. Само по себе удаление со сцены Максимия уже было достаточно рискованным предприятием, и уж конечно, любая попытка Макрона или Катона встать во главе когорты была бы обречена на провал. Туллий, первый по старшинству после Максимия, был единственным, кто мог заменить его, не вызывая лишних подозрений, а стало быть, без него не обойтись.
        Когда хвост колонны взошел на вершину пологого холма, Катон глянул вперед и увидел в отдалении фигуры Корда и его людей, старательно копающих ров, пересекавший уходившую в глубь болота дорогу. Чтобы отличаться от рядовых, исполняющий обязанности центуриона надел алый плащ, и Катон мимоходом подумал: уж не из Макронова ли сундука он его прибрал, присвоив одежду центуриона с такой же легкостью, как и его командный пост. Итут же рассердился на себя за эту мысль, сочтя ее несправедливой. «Корд ведь просто-напросто исполнял приказ, - сказал себе Катон, - а то, что он исполнил этот приказ с удовольствием, не столь уж важно».
        Новоприбывшие центурии разошлись по обе стороны дороги, после чего солдатам велели сложить на землю щиты и копья и подойти к повозке, с которой им стали раздавать кирки и лопаты.
        Командиры разводили их по участкам и давали задания: ров следовало углубить и расширить, а за счет выбранной из него земли увеличить высоту вала.
        -Твои ребята, Катон, обойдутся без инструментов, - промолвил Туллий, когда Шестая центурия подошла к месту проведения работ. - Твоя центурия выделяется в передовой заслон. Проследуешь по дороге на полмили дальше и перекроешь ее. Твоей задачей будет выиграть время, чтобы мы успели как следует укрепиться. Как только увидишь врага, пришли ко мне гонца.
        -Будет исполнено, командир. Как долго нам их сдерживать?
        -Сколько сможете. Если мы закончим работы до появления Каратака, я сам пошлю гонца и отзову тебя назад. Тогда ты оставишь лишь маленький пикет, а сам с солдатами отойдешь назад. Все понял?
        Катон кивнул. За плечом Туллия он приметил шагавшего прямо к ним Корда. Узнав Катона, исполняющий обязанности центуриона запнулся.
        -Что здесь вообще происходит?
        Туллий обернулся, воззрившись на него в гневе.
        -Это ты меня спрашиваешь?
        Корд оторвал взгляд от Катона, и тут его внимание привлек Макрон: его бывший командир зычно отдавал приказы бойцам Четвертой центурии. Глаза Корда сузились, он снова повернулся к Туллию и с подозрением спросил:
        -Что здесь происходит, командир? Игде центурион Максимий?
        Туллий кивнул в направлении крепости:
        -Он послал нас вперед. Сказал, что прибудет потом.
        -Вот как? - Корд оглянулся на остальных командиров и, поймав взгляд Антония, спросил: - Где Максимий?
        Антоний, взглянув для уверенности на Туллия, подтвердил:
        -Сказали же тебе где. Вкрепости.
        -В крепости… понятно. Понятно. Получается, что в то время как когорте предстоит сразиться с превосходящими силами противника, ее командир занимается в крепости какой-то ерундой… так, что ли?
        Катон понял, что Антоний им больше не помощник и что Туллию с осложнившейся ситуацией не справиться. Поэтому он выступил вперед и встал перед Кордом, держа ладонь на рукояти меча.
        -Ты получил приказ, Корд. Возвращайся к работе.
        Исполняющий обязанности центуриона воззрился на него с нескрываемым презрением:
        -Я не намерен выслушивать приказы осужденных, а уж тем более осужденных мальчишек.
        Подступив чуть ближе, Катон без лишних слов выхватил меч и приставил острие к подмышке Корда. Никто из легионеров ничего не заметил, поскольку на обоих командирах были широкие плащи. Лицо Катона оказалось всего в нескольких дюймах от рябой физиономии Корда, от которого основательно разило дешевым вином.
        -Больше никогда не говори таким тоном со старшим по званию, - процедил Катон сквозь стиснутые зубы и чуть надавил острием меча. Корд вздрогнул, ощутив укол. Катон улыбнулся и шепотом продолжил: -В следующий раз, когда ты позволишь себе говорить со мной или с любым другим из настоящих центурионов в подобном непочтительном тоне, я просто выпотрошу тебя, в чем клянусь всеми богами. Понял? Не раскрывай рта, просто кивни.
        Глаза Корда полыхали холодной яростью, но голову он склонил.
        -Вот и хорошо. - Катон медленно убрал меч и мягко подтолкнул Корда свободной рукой. - Атеперь возвращайся к своим людям и делай, что приказано.
        Корд потянулся к своей подмышке и моргнул, глядя на молодого центуриона. Катон встретил его взгляд и кивнул в направлении оборонительных сооружений. Корд намек понял.
        -Будет исполнено, командир.
        -Так-то лучше. Ступай.
        Отступив на несколько шагов, Корд повернулся и быстро зашагал туда, где работали бойцы Третьей центурии. Он не оглядывался, а вот Катон смотрел ему вслед, пока не убедился: Корд поступил так, как было велено.
        Дрожащий от напряжения Катон повернулся к Туллию и Антонию.
        -Хорошая работа, парень, - промолвил с улыбкой на морщинистом лице Туллий. - Сэтим малым вопрос решен.
        -До поры до времени, командир, - отозвался Катон. - За ним нужен глаз да глаз. Кстати, вопрос: а где охрана Максимия?
        -У повозки с припасами.
        Катон глянул на повозку и увидел шестерых солдат, стоящих возле нее, опустив щиты на землю и положив копья на плечи.
        -Возьму-ка я их с собой, если ты не против, командир.
        -Зачем? - нахмурился Туллий. - У нас здесь каждый человек на счету.
        -Эти люди поклялись защищать командира когорты. Корд может попытаться сговориться с ними и подбить их выступить против нас.
        -Думаешь, он так и поступит? - спросил Антоний.
        -Если Каратак не появится к тому времени, когда бойцы закончат заниматься укреплениями, они начнут делать то, что делают всегда, когда ничем не заняты: чесать языки. А учитывая наше с Макроном появление вкупе с отсутствием Максимия, темы для разговоров у них найдутся.
        Антоний уставился себе под ноги.
        -Плохи наши дела.
        -Это с какой стороны посмотреть, - улыбнулся Катон. - Так как насчет стражников, командир?
        -Забирай, мне они без надобности, - ответил Туллий. - Атеперь давай отправляйся с ребятами на дорогу.
        Шестая центурия промаршировала за ворота. Легионеры по обе стороны от выхода проводили товарищей взглядами и поспешно вернулись к работе, поскольку даже краткая пауза вызвала гневные окрики командиров. Макрон, стоя на валу, помахал Катону рукой и продолжил указывать легионерам, куда вбивать принесенные из крепости деревянные колья, сооружая на скорую руку частокол.
        Вал не перекрывал дорогу поперек: он был в форме угла, обращенного острием в сторону крепости. Там и находились ворота, поэтому враг, наступавший со стороны болота, штурмуя их, неизбежно попадал под обстрел не только спереди, но и с обоих флангов. Когда центурия Катона вышла за пределы линий обороны, по обе стороны дороги стала видна темная, застоявшаяся вода, кое-где с зарослями бледно-желтого, не колышущегося из-за безветрия тростника да с глинистыми отмелями.
        Дойдя до первого изгиба дороги, Катон приказал остановиться и оглянулся на ворота, чтобы оценить пройденное расстояние. Добрую службу могло сослужить ему сейчас знакомство с топографией. Если враг обрушится на них до того, как Туллий отзовет центурию назад, Катону и его солдатам придется отходить с боем. При этом тяжесть оружия и доспехов вряд ли позволит им оторваться от варваров, жаждущих римской крови. Отбив первый натиск, римляне получат кратковременное преимущество, но враг будет наседать упорно, и Шестой центурии придется отражать его натиск практически непрерывно, медленно отходя назад, чтобы дать когорте возможность как следует укрепиться. Это будет непросто, очень непросто, но если они, принеся себя в жертву, выиграют для Туллия и его людей достаточно времени, чтобы завершить оборонительные работы, Третья когорта, возможно, сможет сдержать напор Каратака и его сил. Во всяком случае, до тех пор, пока Веспасиан, перейдя болото, не появится в тылу врага, чтобы захлопнуть ловушку и окончательно сокрушить варваров.
        При этой мысли Катон улыбнулся. То был бы конец масштабного, организованного сопротивления владычеству Рима, и тогда уже обе стороны совместно займутся превращением этого варварского захолустья в цивилизованную провинцию. Он и так уже убил немало туземных воинов, у которых храбрости было куда больше, чем здравого смысла. Аведь эти люди, сильные и отважные, при надлежащем руководстве могли бы стать надежными и весьма ценными союзниками Рима. Все это вполне достижимо, остается только разбить Каратака…
        Тут-то его улыбка и исчезла.
        Разгром врага был возможен только в том случае, если на выручку поспеет Веспасиан: тогда можно сокрушить варваров, зажав их между Вторым легионом и обороняемым Третьей когортой валом. Но, как справедливо указывал Антоний, легат мог вовремя и не прибыть. Хуже того, на самом деле он мог не прибыть вовсе. Вполне возможно, что Фигул вообще не добрался до лагеря Второго легиона, а если и добрался, это еще не значило, что ему удалось убедить Веспасиана выступить со всеми своими легионерами в рискованный поход по узкой дороге, проходящей через контролируемую врагом территорию.
        Катон подспудно с самого начала делал ставку на способность легата идти на рассчитанный риск ради достижения существенного результата. Он был бы рад сам отправиться на север для встречи с легатом, а не доверять столь важное, судьбоносное поручение оптиону. Однако в таком случае Фигулу пришлось бы отправиться в когорту и попытаться убедить Максимия, а эта задача представлялась куда более сложной. Иуж конечно, вряд ли оптиону удалось бы организовать отстранение Максимия от командования когортой. Катон не мог быть в двух местах одновременно и не имел в своем распоряжении никого, кто мог бы послужить ему полноценной заменой. Впрочем, то была неизбывная проблема, сущий кошмар, сопряженный с командной должностью. Нерешительность - это само по себе достаточно плохо, но сомнения, не оставляющие и по принятии решения, и вовсе сущая пытка. Катон искренне завидовал Макрону, который, приняв решение, больше не задавался вопросом, не совершил ли он ошибки, и был готов нести ответственность за последствия.
        Постаравшись отбросить мысли о будущем, Катон, оставив центурию на месте, пробежал на сотню шагов вперед, чтобы присмотреться к дороге впереди. Она и дальше представляла собой полосу почвы, приподнимавшуюся над расстилавшимися по обе стороны мрачными заводями и трясинами. Островки сухой почвы густо поросли корявыми деревцами или утесником. Вкупе с густым и высоким тростником они скрывали из виду дорогу за поворотом: заметить приближение противника издалека было невозможно. Катон раздраженно стукнул себя сжатым кулаком по бедру и, стараясь не расслабляться, повел центурию дальше в глубь болота. Перед каждым поворотом дороги он с замиранием сердца ожидал, что сейчас встретится лицом к лицу с воинством Каратака.
        Удалившись, по его расчетам, на полмили от вала, Катон остановил когорту и переформировал колонну в преграждавший дорогу плотный строй: двенадцать человек по фронту, шесть в глубину. Фланги упирались в густые заросли колючего кустарника, шипы которого разорвали бы кожу любого, кто попытался бы подобраться к римлянам оттуда. Двоих воинов центурион выслал на две сотни шагов вперед, нести дозор на дороге.
        Повернувшись к своим солдатам, Катон мимолетно вспомнил, что это, в сущности, первый раз, когда он обращается к строю центурии в качестве вновь назначенного командира. Но обветренные лица стоявших перед ним бойцов он прекрасно помнил и ощутил прилив уверенности в том, что, когда дело дойдет до встречи с врагом, они не подведут.
        -Вольно! - скомандовал он. - Но не расходиться.
        Глядя на ясное небо, Катон чувствовал, что его плотная армейская туника, поддетая под тяжелый чешуйчатый панцирь, насквозь пропиталась едким потом. Вгорле пересохло; губы, когда он облизнул их кончиком языка, тоже были сухими и потрескавшимися.
        -Советую попить как следует, благо фляги с вами. Вполне вероятно, в скором времени нам будет уже не до питья.
        Кое-кто рассмеялся, но многие так и стояли столбом, пока Септим не начал выкрикивать приказы. Только тогда солдаты положили на землю щиты и копья, а сами присели на корточки над утоптанной, высушенной солнцем дорогой. Некоторые потянулись за флягами, другие развязывали шейные платки и утирали ими струившийся по лицам пот.
        -Командир, - обратился к Катону Септим, - можно ребятам снять шлемы?
        Катон взглянул на дорогу. Все было спокойно, и двое дозорных сигнала тревоги не подавали.
        -Хорошо, пусть снимают.
        Септим отсалютовал и снова повернулся к отдыхающим солдатам:
        -Ладно, ребята, центурион сказал, что можно снять шлемы. Но держите их под рукой.
        Послышался одобрительный гомон, и солдаты принялись возиться с кожаными креплениями и снимать тяжелые, громоздкие шлемы. Войлочные подшлемники, насквозь пропотевшие, липли к головам легионеров, так что их приходилось снимать отдельно. Волосы под ними тоже были мокрыми, как будто бойцы только что вылезли из воды.
        Впоследний раз оглядевшись по сторонам и бросив взгляд в сторону дозорных, Катон опустился на дорогу на небольшом расстоянии от своих солдат, взялся за крепления шлема, а потом снял его, положил на колено и смахнул с него тонкий налет пыли. Потом поставил шлем рядом с собой и потянулся за висевшей на ремне флягой. Но едва он вытащил из горлышка пробку и поднял флягу, чтобы поднести к губам, издали донесся крик. Его взор, как и взоры некоторых солдат, обратился к дороге, по которой к ним бежал один из наблюдателей. Второй, как видел Катон, продолжал следить за чем-то, не столь уж отдаленным, а потом повернулся и припустил за напарником.
        На бегу дозорный указывал копьем через плечо назад, и каждый боец Шестой когорты слышал его голос:
        -Они идут!
        Глава 38
        Уронив флягу, Катон вскочил на ноги, громко выкрикивая приказы:
        -К оружию! Коружию! Шевелись!
        Повсюду вокруг него легионеры быстро вставали, натягивали подшлемники, нахлобучивали шлемы и торопливо возились с креплениями, которые только что развязали. Жара, жажда и все прочие мелкие неприятности были забыты в тот самый миг, когда солдат призвали к оружию. Ас дороги неслись крики наблюдателя, спешившего к товарищам: «Они идут!»
        Подхватив с пыльной земли щиты и копья, легионеры сформировали строй. Катон, выхватив меч, воздел его над головой, чтобы привлечь к себе внимание, и выкрикнул приказ:
        -Шестая центурия! Копья к бою!
        Некоторые легионеры, инстинктивно потянувшиеся за мечами, убрали ладони с рукоятей и перехватили древки метательных копий, с тревогой поглядывая на дорогу. Катон тоже повернулся туда, желая, чтобы наблюдатели бежали быстрее. Первый из них, задыхаясь под тяжестью доспехов и оружия, подбежал к центуриону, остановился перед ним и сложился пополам, ловя ртом воздух.
        -Докладывай, боец! - рявкнул Катон.
        -Есть… командир. - Дозорный заставил себя выпрямиться и сглотнул, чтобы очистить горло от мокроты. - Докладываю… враг приближается, командир. Они уже в четверти, ну, может быть, в трети мили отсюда.
        -В каком составе?
        -Есть и кавалерия, и пехота, командир. Вперед высланы разведчики, человек восемь-десять. Они нас увидели и поспешили обратно, к главным силам.
        -Сейчас они тоже докладывают, - задумчиво промолвил Катон. - Апотом Каратак бросит на нас авангард и попробует вышибить с позиции до подхода главных сил.
        Септим презрительно фыркнул:
        -Они только зря время теряют. Развернуться им негде, значит, придется атаковать по узкому фронту, а это дает нам бесспорное преимущество. Нападать им будет куда тяжелее, чем нам защищаться.
        Катон слегка улыбнулся, глядя на дорогу. Вряд ли имело смысл напоминать оптиону о том, что, даже не имея возможности зайти с флангов, несколько тысяч бриттов имеют весьма неплохие шансы одолеть горстку легионеров. Он снова повернулся к дозорному:
        -Вот что, сейчас ты бегом рванешь к центуриону Туллию. Засвидетельствуешь ему мое почтение и скажешь, что враг уже на виду. Мы будем отходить медленно, чтобы задержать Каратака как можно дольше. Все понял?
        Легионер кивнул. Катон поднял руку, прикрывая глаза ладонью, и всмотрелся в дорогу.
        -Эй, а где твой напарник?
        Легионер проследил за взглядом центуриона.
        -Децим, перед тем как последовать за мной, решил оценить численность противника… А, вот и он, командир!
        Из-за поворота показался воин. Он бежал, нагнув голову, тяжелый щит подпрыгивал на каждом шагу. Товарищи стали подбадривать его громкими криками, хотя Децим и без того мчался изо всех сил. Но время от времени он, сверкнув шлемом, оглядывался, и скоро стало понятно почему: первый вражеский всадник появился из-за поворота, когда Децима отделяло от строя центурии примерно сто пятьдесят шагов. Катон сложил ладони воронкой у рта и закричал, поймав при этом неодобрительный взгляд оптиона. Он полагал, что ветераны вроде Септима могут неодобрительно относиться к командирам, не умеющим держаться с холодной отстраненностью, но нынче ему было наплевать. Может быть, центуриону и подобает сдержанность, но сейчас не до того.
        -Беги быстрее! - кричал Катон. - Этот гад тебя настигает!
        Децим бросил на дорогу копье, а щит оставил при себе. Он мчался со всех ног, а из-за поворота появились уже больше тридцати всадников. Они погоняли коней в явном намерении растоптать римлянина прежде, чем он успеет укрыться за надежной, преградившей дорогу стеной красных щитов. Острия их копий, нацеленных в спину убегавшего человека, сверкали на солнце.
        -Ему не уйти, - промолвил Септим. - Они его нагонят.
        -Как бы не так! - мгновенно возразил Катон. - Беги, Децим, беги!
        До строя товарищей легионеру было уже не так далеко, но расстояние между ним и преследователями сокращалось быстрее.
        -Ну, что я говорил…
        Вголосе оптиона безошибочно угадывалось самодовольство, и Катона это бессердечие повергло в холодную ярость. Но всадники и вправду догоняли Децима, и нужно было что-то срочно делать. Центурион отвел взгляд от дороги, где происходила отчаянная гонка, и повернулся к строю.
        -Первая шеренга, копья к бою!
        Все были настолько захвачены разворачивавшейся на их глазах картиной, что приказ дошел до солдат не сразу.
        -Копья к бою, чтоб вам сдохнуть! - взревел Катон.
        На сей раз приказ был выполнен: солдаты перехватили древки, сделали два шага вперед и отвели копья для броска. Децим увидел это движение, запнулся, но тут же с удвоенной прытью рванул вперед, стремясь попасть под защиту щитов. Бритты, скакавшие следом, глумливо завывали, полагая, что, хоть их жертва всего в тридцати шагах от товарищей, уйти римлянину не удастся.
        -Децим! - заорал Катон что было мочи. - Падай!
        На искаженном ужасом лице уже отчаявшегося легионера вдруг отразилось понимание того, что намерен сделать центурион, и он, не мешкая, бросился прямо на дорогу, чуть откатился в сторону, прикрылся щитом и съежился под ним, насколько это было возможно. Втот же миг Катон отдал приказ первой шеренге:
        -Копья… бросай!
        Резкие, надсадные выдохи - и с десяток темных древков взмыли в воздух. Пролетев над упавшим Децимом, серией глухих ударов они обрушились на скакавших за ним всадников. Отточенные наконечники пронзали плоть и всадников, и их скакунов. Воздух наполнился людскими криками и конским ржанием. Раненые лошади поднимались на дыбы; всадники, скакавшие следом за ними, кричали и натягивали поводья, чтобы не налететь на них и отвернуть в сторону. Один варвар с пронзенной грудью, выпав из седла, свалился прямо на Децима. При этом древко торчавшего из него копья переломилось с громким треском. Он дернулся и затих.
        Инерция атаки была сбита, раненые лошади истошно ржали и брыкались, всадники с трудом удерживались в седлах. Децим понял, что у него появился шанс, выскользнул из-под щита и, бросив его, метнулся вперед, навстречу первой шеренге товарищей.
        -Давай! - кричал ему Катон. - Первая шеренга, расступись!
        Отступив назад, два бойца разошлись, так что в стене щитов образовался проем. Вэтот момент Катон заметил, как что-то мелькнуло в воздухе, и легионер с криком боли влетел в разрыв в римском строю. Катон бросился к упавшему солдату, склонился над ним и увидел, что легкий дротик вонзился ему сзади в ногу, как раз выше сапога. Из раны сочилась кровь.
        -Вот дерьмо! Больно! - процедил Децим сквозь стиснутые зубы.
        Подняв взгляд, Катон увидел, что всадники отступили и перестраиваются, готовясь к новой атаке.
        Септим склонился над ним, осмотрел дротик и кивнул Катону.
        -Подержи его.
        Крепко ухватившись за древко и удостоверившись, что держит его под правильным углом, оптион резко потянул дротик на себя и вырвал острие из ноги. Децим взвыл от боли. Из раны хлынула кровь. Оптион быстро осмотрел ее, снял с шеи легионера платок и наложил тугую повязку.
        -Нога тебе еще послужит, - приободрил он солдата. - Авот щит ты зря бросил. Тебя чему учили на тренировках?
        Децим заморгал.
        -Виноват, командир!
        -Ладно, вставай… Толку от тебя с одной ногой тут никакого. Дуй назад, к когорте.
        Легионер покосился на Катона, который кивнул, подтверждая приказ. Скрипя зубами, Децим поднялся на ноги и заковылял сквозь ряды товарищей, а потом дальше, по дороге, в тыл, оставляя на земле капли уже просочившейся сквозь повязку крови.
        -Они атакуют снова! - послышался чей-то голос.
        Катон поднял щит и протиснулся вперед, в первую шеренгу. Септим торопливо занял позицию на крайнем правом фланге. Оглядевшись, Катон увидел, что его бойцы с суровой решимостью изготовились к отражению вражеской кавалерийской атаки. Стоявший за его спиной знаменосец центурии вытащил из ножен меч и нетерпеливо подался вперед.
        -Штандарт в тыл! - рявкнул на него Катон.
        Знаменосец моргнул, вложил клинок в ножны и стал протискиваться в задние ряды плотного строя. Катон гневно покачал головой: уж знаменосцу-то следовало бы знать, что его долг оберегать штандарт как зеницу ока, а не лезть в самую гущу схватки. Сэтим знаменосцем надо будет серьезно поговорить, если, конечно, они доживут до завтра.
        Варвары издали дикий боевой клич, копыта коней загрохотали по сухой земле, и конница устремилась в атаку. Катон едва не отдал приказ снова забросать атакующих копьями, но вовремя вспомнил, что центурии предстоит отнюдь не скоротечная схватка, а долгий отход с боями, и оружие лучше поберечь.
        -Вторая шеренга, - крикнул он - копья вперед!
        Древки качнулись вниз, и вторая шеренга передала свои копья вперед, первой. Катон перехватил древко, полученное от бойца из заднего ряда, и выставил наконечник вперед, навстречу приближавшимся всадникам. Точно так же поступили стоявшие с ним в одной шеренге бойцы: сомкнутый строй ощетинился наконечниками просунутых между щитами копий. Наклонив голову, чтобы обод щита прикрывал лицо снизу, Катон смотрел на приближающихся врагов. С оглушительными боевыми кличами и дикими воплями конные варвары налетели на римский строй. На щиты посыпались грохочущие удары, шеренга с надсадным кряхтением отшатнулась под этим напором. Катон ощутил сильный толчок в руку, когда вражеская лошадь сама налетела на наконечник его копья. Отпрянув, животное чуть не вырвало оружие из его руки, но Катон успел дернуть древко на себя: в гладкой шкуре животного осталась кровоточащая рана. Что-то промелькнуло над ним, Катон отпрянул, и острие вражеского копья, чуть разминувшись с его головой, лязгнуло, задев прикрывавшую горло пластину. От толчка голова центуриона откинулась, и он вдруг увидел прямо над собой замершее в жестокой
усмешке лицо вражеского всадника. Повинуясь инстинкту, Катон взмахнул копьем и нанес удар, целя недругу по глазам, но тот успел резко натянуть поводья и развернул коня, одновременно отбив наконечник копья в сторону ударом ноги.
        Оставшись на мгновение без противника, Катон огляделся по сторонам. Одна раненая лошадь, упав, неистово била в воздухе копытами, придавив к земле вопившего всадника. Еще двое врагов валялись на дороге, получив смертельные раны: у одного из них был рассечен живот, и он тщетно пытался не дать внутренностям вывалиться, зажимая рану ладонями. Авот из римских бойцов ни один не покинул свое место. Хоть они и дрогнули под ударом, но строй сохранили, не дав противнику прорвать стену щитов, как ни осыпал он ее яростными ударами.
        Некоторое время вражеские всадники не ослабляли натиск, а потом их вождь зычным голосов отдал приказ, и они мгновенно вышли из боя, отъехав на расстояние, чуть превышающее дальность полета метательного копья. Позади них показалась голова вражеской пехотной колонны. Она показалась из-за того самого поворота, где недавно несли дозор двое римлян. Пришло время начать отступление.
        -Отходим, оптион!
        -Слушаю, командир.
        -Возьми половину бойцов, отведи назад на сто шагов и снова построй в оборонительную линию. Но не сплошную - оставь проход, чтобы мы, поравнявшись с вами, могли укрыться за вашими спинами.
        -Будет исполнено, командир.
        Септим собрал легионеров, и они припустили назад, пока не добежали до места, где дорогу с обеих сторон снова обступали непролазные заросли колючего кустарника. Там оптион остановил солдат, и они снова построились, преградив дорогу.
        Удовлетворенно кивнув, Катон вновь обратил взор к противнику, оценивая положение. Всадники явно готовились к новой атаке, покрепче перехватывая оружие и поводья. Как только первый из них тронул коня, Катон отдал приказ «изготовиться к бою», и вражеские конники при виде готовых к броску смертоносных копий дрогнули и остановили коней, так и не приблизившись на расстояние полета копья.
        -Отлично, - пробормотал Катон и уже во весь голос стал отдавать приказы: - Копья на пле-чо! Шестая центурия, к отходу готовьсь! Назад шагом марш!
        Легионеры стали отходить в безупречном порядке, держась лицом к врагу, двигаясь осторожно, чтобы не натыкаться друг на друга и избегать толчеи. Всадники уставились на них, а потом им вдогонку понеслись улюлюканья, завывания и свист. Один из солдат выкрикнул ответное оскорбление.
        -Молчать! - приказал Катон. - Не обращайте на них внимания, нам нечего им доказывать. Это не наши люди валяются мертвыми на дороге.
        Пять отделений под командованием Катона равномерным шагом отступили к Септиму и его бойцам, но и при этом к тому моменту, когда солдаты Катона прошли в оставленный Септимом в своем строю разрыв, расстояние между римлянами и головой колонны Каратака заметно сократилось.
        -Теперь моя очередь отходить, - промолвил Катон. - Имей в виду, их пехота может навалиться на тебя, прежде чем ты успеешь до нас добраться.
        -Я прослежу за этим, командир, - заверил его, кивая, Септим. - Аты не отходи слишком далеко.
        -Не буду. Удачи.
        -Да уж, - пробормотал Септим, - имея дело с таким множеством врагов, впору просить о вмешательстве каких-нибудь богов.
        -Ты недалек от истины. - Катон улыбнулся. - Ну, держись, оптион.
        Септим отсалютовал и повернулся к солдатам, проверяя готовность строя встретить вражеский натиск. Катон повел своих солдат дальше по дороге, а добравшись до очередного поворота, остановил и снова сформировал оборонительный строй. Вдалеке поверх тростника, утесника и низкорослых деревьев видно было, как в отдалении остальные бойцы когорты трудятся в поте лица, укрепляя вал и частокол.
        -Не так уж далеко отступать, ребята.
        -Но и не больно близко, - проворчал кто-то.
        -Тихо там! - рявкнул, развернувшись, Катон и снова повернулся вперед, где вел бой оптион. Септим уже скомандовал отход, его задняя шеренга медленно пятилась, а впереди было видно, как вражеские всадники разъехались по краям дороги, открывая путь пехотной колонне, воины которой рвались вперед, стремясь поскорее схватиться с ненавистными римлянами и порубить их на куски.
        Вголове колонны двигалась колесница на платформе, на которой позади возницы стоял Каратак - без шлема, обнаженный по пояс, с массивным золотым обручем на мускулистой шее. Водной руке он сжимал древко длинного, почти вдвое превышающего его рост, боевого копья, другой легко придерживался за ограждение колесницы. Несмотря на тряску на ухабистой дороге, вождь безупречно сохранял равновесие, держась на платформе легко и уверенно.
        Подняв копье, Каратак яростно взмахнул им в направлении отступающих римлян, и его воины, откликнувшись на этот приказ неистовым ревом, устремились вперед, занося для ударов мечи и копья. Септим остановил отход, приказал сомкнуть щиты и изготовить к броску метательные копья. Такой залп представлял собой крайнюю меру, а Катону подумалось, уж не позволил ли оптион отчаянию взять верх над здравым смыслом. Конечно, эффект от броска, произведенного с небольшой дистанции по скученной толпе, был ужасающим, но при этом безвозвратно терялись метательные копья, и легионеры оставались с одними лишь мечами.
        -Копья - бросай! - проревел Септим так оглушительно, что его команда перекрыла на миг шум боя.
        Взметнувшиеся по дуге темные полоски прочертили воздух и обрушились на варваров с грохотом, стуком и лязгом, достигшим ушей Катона и его товарищей. Миг - и боевые кличи сменились истошными воплями раненых и яростными проклятиями, а Септим тут же выкрикнул приказ продолжить отступление.
        Последовала короткая пауза, и бритты снова устремились вперед, перескакивая через лежавших на дороге убитых и раненых соратников, из тел которых под разными углами торчали древки римских копий.
        Вновь зазвучали боевые кличи, однако если в первый раз враги налетели тесной толпой, то теперь, после смертоносного града копий, они атаковали врассыпную, каждый сам по себе, бросаясь на широкие щиты и сверкающие клинки легионеров. Атаковавшие первыми полегли на месте, причем отражение этого натиска даже не сбило отступавших по направлению к Катону легионеров с шага, но потом враги снова сгрудились плотной массой. Теперь Септиму пришлось остановить своих бойцов, чтобы встретить вражеский натиск в плотном строю. На сей раз римлянам пришлось сражаться за свои жизни.
        Варвары, хоть и падали под ударами римских мечей, валили валом, подступавшие сзади напирали на передние ряды, и легионеры снова начали пятиться по направлению к Катону. Только на сей раз они не сами совершали запланированный отход, а отходили под натиском противника. Наблюдая за их отступлением, Катон понял, что при подобном развитии событий Септим рано или поздно потеряет столько бойцов, что уцелевшие не смогут удерживать строй. Это лишь вопрос времени, а как только строй будет прорван, всему конец. Стало очевидно, что использовавшаяся до сего момента тактика отхода по частям становится неприменимой. Теперь, чтобы уцелеть, Шестой центурии следовало держаться вместе.
        Когда легионеры Септима стали проходить в тыл строя Катона через оставленный им разрыв, центурион подозвал оптиона.
        -Пусть твои легионеры строятся позади меня. Мы больше не можем позволить себе разделять центурию.
        Септим кивнул и поспешил к своим бойцам, тогда как пять свежих отделений под командованием Катона, сменив их, приняли натиск на себя. Сам Катон, прикрываясь щитом, протиснулся в первую шеренгу, и тут же на него обрушился страшный удар вражеской секиры. Однако именно бой в плотном строю, приемы которого упорно отрабатывались на тренировках, был сильной стороной легионов, и Катон, отшатнувшись под ударом, тут же восстановил равновесие, перенес вес на правую ногу, чтобы вложить его в толчок, и сделал выпад щитом вперед. Щит с силой врезался в чье-то тело. Враг надсадно крякнул от боли и удивления; Катон же, не теряя времени, сделал из-за края щита молниеносный выпад своим коротким мечом. Судя по толчку, который ощутила державшая меч рука, выпад достиг цели. Отдернув клинок, он заметил, что на шесть дюймов от острия сталь испачкана кровью. Скорее всего рана смертельная, и при этом Катон не без удивления отметил, что он даже не видел воина, которого сразил.
        Он снова ударил щитом вперед, но на сей раз чьи-то пальцы схватились за верхний край щита, совсем близко от его лица, и потянули на себя. Удерживая щит что было сил, Катон нанес по пальцам резкий удар головой, раздробив костяшки тяжелым металлическим налобником шлема. Пальцы отдернулись. Катон снова ткнул щитом вперед, на сей раз в пустое пространство, и отступил на шаг, чтобы перевести дух.
        -Шестая центурия! Шестая центурия, отходим! Оптион!
        -Я здесь, командир.
        -Считай!
        -Есть, командир. Раз… два! Раз… два!
        На каждый счет бойцы отступали перед лицом врага на один шаг. Катон был рад возможности передать контроль за ходом отступления оптиону. Он целиком отдался схватке, достигшей уже такого ожесточения, что весь мир вовлеченных в нее воинов обратился в хаос, наполненный лязгом оружия, криками, стонами и проклятиями. Инстинкты, наработанные годами упорных тренировок, полностью возобладали над разумом, а чувство времени исчезло, ибо каждый миг был наполнен отчаянной борьбой за выживание.
        Бой не на жизнь, а на смерть не особо способствует ясности мысли, но Катон, нанося и отражая удары, не мог оторвать взгляда от Каратака, который, находясь всего в дюжине локтей от него, громовым воинским кличем, перекрывающим шум боя, вновь и вновь бросал своих воинов вперед, вселяя в их сердца неистовую отвагу.
        -Раз!.. - звучал счет Септима.
        «Если бы только удалось убить Каратака», - отстраненно подумал Катон, одновременно сделав шаг назад и полоснув клинком по босой ноге, занесенной для удара по его щиту.
        -Два!
        Если Каратак падет, то тогда, возможно, одержимость жаждой боя покинет этих демонов, которые, судя по тому, как бросаются они на римские щиты, вовсе не ведают страха. Их напор не ослабевал, а между тем легионеры первой шеренги уже начинали уставать, а двое из них один за другим были сбиты с ног и немедленно преданы смерти. Их места в строю тут же заняли бойцы из задней шеренги, поэтому целостность строя не нарушилась, и римляне под беспрерывным напором продолжали отходить в полном порядке. Но они тоже несли потери; бойцы то и дело падали под ударами, и даже если они были лишь ранены, волна безудержно рвавшихся вперед варваров тут же затаптывала их насмерть.
        Ударив щитом в лицо воину, старому, но дравшемуся ничуть не менее яростно, чем его молодые соратники, Катон попятился из передней шеренги.
        -Займи мое место! - крикнул он в ухо легионеру из второй шеренги, и тот, прикрываясь щитом и держа меч на изготовку, шагнул вперед. Центурион протиснулся сквозь плотный строй римлян и добрался до Септима, находившегося позади строя, рядом со знаменосцем.
        -Жаркая работенка, командир, - промолвил оптион, кивая Катону.
        -Да уж, жарче не бывает.
        Катон заставил себя улыбнуться, сокрушаясь из-за того, что ему упорно не давалось выражение холодной отстраненности, подсмотренное им у Макрона. Он бросил взгляд назад, по направлению к укреплениям когорты, находившимся теперь за последним поворотом дороги.
        Септим проследил за его взглядом и спросил:
        -Не послать ли гонца за подкреплением, командир?
        Мысль о возможности получить свежее подкрепление была более чем соблазнительной, но Катон понимал, что, даже если Туллий откликнется на подобную просьбу, это лишь подвергнет опасности еще больше солдат и ослабит когорту. Бойцы были нужнее всего на валу, ибо именно там им предстояло сдерживать основной натиск Каратака и не дать ему и его воинам прорваться из болот в долину.
        Он покачал головой:
        -Нет. Будем обходиться своими силами.
        Оптион медленно кивнул:
        -Это разумно, командир. Одна беда, своими силами мы их долго сдерживать не сможем. Аесли они прорвут строй, нам всем конец.
        Строй теперь имел глубину не в шесть, а всего лишь в пять рядов, и Катон понимал: если им не удастся добраться до укреплений достаточно скоро, их станет еще меньше, и тогда уж враг точно разделается с оставшимися. Пришло время действовать, сделать в игре последний ход, пустить в ход оставшиеся метательные копья.
        Катон повернулся к оптиону:
        -Я хочу отдать приказ использовать оставшиеся копья для последнего залпового броска. Сразу после него быстрый отход. Если повезет, мы успеем проделать большую часть пути до позиций когорты прежде, чем враг оправится и насядет на нас снова. Понятно?
        -Так точно, командир. Не знаю только, мудро ли это, растратить все копья.
        -Может, и нет. Но по моему разумению, лучше уж использовать эти копья, пока у нас есть такая возможность, а?
        Септим кивнул.
        -Задние ряды! - хрипло выкрикнул Катон. - Копья к бою! Дальний прицел! Главная цель - тот ублюдок на колеснице!
        Отход приостановился, и пока передняя шеренга отбивала вражеский натиск, бойцы тыловых рядов отвели руки назад, приготовившись метать копья.
        -Помните, дальний прицел. Копья - бросай!
        На сей раз темные древки, взметнувшись по высокой дуге в воздух, обрушились на плотную людскую массу, теснившуюся вокруг Каратака и его колесницы. Катон, внимательно следивший за результатами последнего залпа, увидел, что одно из копий угодило Каратаку в плечо: он упал с колесницы и пропал из виду.
        Стон ужаса, вырвавшийся у воинов-бриттов, увидевших, что сражен их вождь, заглушил на миг даже крики раненых. Двигавшаяся по дороге колонна заколебалась, воины из передних рядов останавливались и оборачивались посмотреть на случившееся, многие, забыв о римлянах, устремлялись к колеснице вождя. Катон понял, что ему представился шанс, и ухватился за него.
        -Назад! Назад!
        Остатки Шестой центурии начали поспешный отход, отрываясь от врага и с максимальной быстротой двигаясь к все еще отдаленным укреплениям когорты. Катон отвел легионеров за последний поворот, и теперь между ними и поспешно возведенными укреплениями простирался последний, прямой отрезок дороги не более двух сотен шагов длиной. Искушение повернуться и преодолеть это расстояние бегом было почти нестерпимым, но Катон знал, что ему и его бойцам следует отступать, не нарушая строя.
        -Не бежать, парни! Держать ряды!
        Вэто время над сумятицей в рядах врага возвысился громовой голос, который Катон тут же узнал. Каратак приказывал своим соратникам возобновить натиск, и они дружным ревом откликнулись на его призыв.
        Катон взглянул на оптиона:
        -Недолго же они были в замешательстве.
        -Недолго, командир, - согласился Септим с печальной улыбкой. - Да и то сказать, что может надолго отвлечь кельта от перспективы хорошей драки?
        Катон уже видел фигуры бойцов, спешно занимающих позиции на валу, преграждавшем дорогу, углубляясь с обеих сторон на некоторое расстояние в болото, заканчивавшемся на каждом фланге маленьким редутом. Теперь до ворот, распахнутых в ожидании отступающих, оставалось всего сто пятьдесят шагов. Но их еще надо было преодолеть, а между тем первые вражеские воины уже выбежали из-за поворота, размахивая оружием и издавая боевые кличи. Со стуком копыт и громыханием колес выкатила и колесница Каратака. Вождь снова стоял на ней, зажимая рукой рану в плече. В другой руке он держал копье, потрясая которым указывал на римлян. Катону оставалось лишь восхищаться волей и целеустремленностью этого человека, которые были сильнее боли.
        Когда Шестая центурия одолела уже половину пути до укреплений, Катон снова оглянулся и был потрясен, увидев, что враг их почти настиг. Впереди протянулся защитный ров, дно которого было утыкано острыми кольями, а дальше дорогу перекрывал увенчанный частоколом земляной вал, высыпав на который бойцы когорты пытались приободрить своих товарищей криками. Катон, однако же, понимал, что враг настигнет его бойцов прежде, чем они успеют укрыться за воротами. Аесли так, надо встретить его в строю.
        -Стой! Кругом! Сомкнуть ряды!
        Хотя манящие спасительные ворота были, казалось, совсем рядом, бойцы Шестой центурии, не колеблясь, выполнили приказ: развернулись навстречу врагу и подняли щиты, изготовившись к отражению атаки. Но на сей раз вражеский удар отбросил легионеров назад: линия щитов прогнулась, один солдат не устоял на ногах, и прежде чем кто-то успел занять его место в шеренге, туда, размахивая топором, уже ворвался громадный кельт.
        Вследующий миг топор обрушился на сбитого наземь легионера. Тот заметил угрозу и вскинул, прикрываясь от удара, руку. Тяжеленный топор легко перерубил запястье, продолжая движение, разнес шлем и глубоко вонзился в череп.
        -Убрать его! - хрипло заорал Катон. - Убить!
        Сразу три меча вонзились в бритта, и тот, захрипев, осел на колени. Пальцы разжались, выпустив смертоносный топор, и он испустил дух. Но прежде чем римляне успели закрыть прорубленный им разрыв в строю, другой воин, совершив огромный прыжок, приземлился рядом с телом павшего товарища, рубанув ближайшего римлянина длинным мечом. Легионер едва успел убрать голову, подставив наплечник пластинчатого доспеха под удар такой силы, что у него с сухим треском сломалась ключица.
        Впрорыв уже устремлялись другие вражеские воины, не давая восстановить целостность строя. В отчаянной попытке Катон бросился вперед и, упираясь в землю ногами, стал толкать в спину стоявшего впереди легионера, пытаясь выпихнуть его в первую шеренгу. Но напор вражеских воинов, побуждаемых громовым ревом Каратака, был уже неодолим. Как ни упирался Катон, он чувствовал, что отступает шаг за шагом. Однако оттесняемая центурия уже находилась возле самого рва, в тени нависавшего земляного вала.
        Воин, сражавшийся впереди него, пошатнулся, повалился в сторону и упал в ров, где напоролся на заостренный кол, какими было утыкано дно. Катон занял его место и оказался в самой гуще беспорядочной и безжалостной свалки, в которой сцепились римляне и бритты. Римского строя больше не существовало, противники перемешались, но теснота и толчея отчасти играли на руку римлянам, ибо в такой сутолоке длинные, рубящие мечи кельтов были почти бесполезны, короткие же клинки легионеров находили цель гораздо чаще. Однако бритты не ослабляли натиска и там, где не могли действовать оружием, пускали в ход кулаки, ногти и зубы, вцепляясь римлянам во все не прикрытые доспехами части тел. Один юный воин с пронзительным воем бросился на Катона, перехватил запястье его правой, державшей клинок руки, а другой рукой попытался вцепиться в горло. На миг Катона охватила паника, мускулы парализовал смертельный ужас, но инстинкт самосохранения пришел на помощь. Он сбросил с левой руки щит, сжал ее в кулак и вмазал противнику по лицу. Тот лишь моргнул, но отчаянной попытки задушить римского центуриона не оставил. Катон ударил
второй раз - с тем же результатом, - потянулся к висевшему на поясе кинжалу, выхватил его и вслепую ударил вперед, угодив нападавшему в живот. На лице юноши, только что исполненном ярости и злобы, отразились удивление и боль. Катон из последних сил нанес еще один удар, повернул кинжал в ране и почувствовал, как его руку обдала теплая струя крови. Противник обмяк и больше уже не порывался душить, хотя теснота и давка не давали ему упасть на землю.
        -Бегите! - крикнул Катон уцелевшим бойцам центурии. - Бегите!
        Толчея разрядилась, когда бойцы, одни быстро пятясь, другие поворачиваясь и припуская со всех ног, устремились в узкий проход наскоро сколоченных ворот. Теперь битва продолжалась на бегу. Римляне ожесточенно отмахивались от врагов, стремясь поскорее убежать под защиту вала, а бритты преследовали их с остервенением охотничьих псов, ни за что не желающих дать добыче уйти. Катон устремился к знаменосцу и с облегчением увидел, что Септим тоже находится рядом с ним, поражая каждого бритта, дерзнувшего оказаться слишком близко. Бок о бок они втроем отходили к воротам, до которых оставалось несколько локтей. Отступали легионеры по узкому пандусу, пролегавшему между защитными валами, конфигурация которых позволяла забросать наступающих копьями. Увы, защитники укреплений не решались пойти на это, опасаясь, что под удар попадут их же товарищи. Почувствовав плечом воротный столб, Катон пропихнул знаменосца внутрь.
        -Теперь ты, оптион.
        -Командир… - попытался было возразить Септим, но Катон оборвал его:
        -Это приказ!
        Прижавшись спиной к воротному столбу, центурион подобрал с земли оброненный щит и вновь схватился с врагом. Один за другим бойцы проходили мимо него в ворота, а центурион продолжал колоть и рубить, отбиваясь от людей Каратака, как загнанный зверь от собак. Наконец, похоже, живых римлян за воротами не осталось, но Катон не покидал свою позицию, так как не был в этом уверен. Кончилось тем, что сильная рука схватила его за плечо и втянула в проем.
        -Закрывай! - крикнул Макрон, и два отделения налегли на бревенчатые створы, в то время как вражеские воины навалились с другой стороны, пытаясь их распахнуть. Но легионеры, действуя более слаженно, быстро закрыли ворота и задвинули в петли запорный брус за миг до того, как бревна содрогнулись под обрушившимися на них ударами.
        -Получите! - раздался с вала голос Туллия, и Катон увидел, как легионеры выпустили на сгрудившихся у ворот врагов настоящий град метательных копий. Воздух огласился воплями, а потом удары по створам прекратились. Смолкли и вражеские крики.
        Катон сидел на корточках, одной рукой держась за щит, а другой сжимая рукоять меча, на который он опирался, поддерживая уставшее тело.
        -Ты в порядке, приятель?
        Катон поднял глаза и при виде Макрона покачал головой:
        -Не отказался бы промочить горло.
        -Прости. - Макрон улыбнулся и потянулся за флягой. - Все, что у меня есть, это вода.
        -Сойдет, на худой конец.
        Катон отпил несколько больших глотков тепловатой жидкости, вернул флягу, медленно поднялся на ноги и бросил взгляд за плечо Макрона:
        -Что там интересного?
        -А ты посмотри.
        Катон указал рукой. Втой стороне, где находилась крепость, к небу поднималась струйка дыма.
        Глава 39
        -Что это значит? - прорычал Макрон. - Они же не могли нас обойти, верно?
        -Не могли. Это невозможно.
        -А почему?..
        Катон кивнул головой в сторону болота:
        -Если бы авангард Каратака прошел там, его бойцы первым делом добрались бы до нас.
        -И кто же тогда орудует в крепости?
        Прежде чем Катон успел ответить, к ним со встревоженным выражением на лице подбежал центурион Туллий.
        -Уже увидели, да?
        -Так точно, командир, - спокойно ответил Макрон. - Потому мы и смотрим в ту сторону.
        -Они обошли нас. Зашли к нам в тыл.
        Туллий испугался так, что его понесло.
        -Ну, мы и нарвались! Сейчас они покончат с крепостью и навалятся на нас. Зажмут в клещи с обеих сторон и разорвут в клочья. Прав был Максимий, не надо нам было покидать крепость… - Туллий обернулся к Катону. - Это ты во всем виноват. План был твой, и этот кровавый кошмар - твоих рук дело. Зря я тебя послушал…
        Сначала Катона охватил гнев, потом презрение к старшему командиру, но он молчал, понимая, что давать волю этим чувствам никоим образом нельзя. Сейчас не было времени защищаться от подобных беспочвенных обвинений. Ему следовало осторожно выправить ситуацию, пока старый центурион не впал в панику и не начал принимать поспешные, губительные решения. Кроме того, Катон знал, что Туллий неправ.
        -Я, должно быть спятил, потому и стал тебя слушать, - с горечью продолжил Туллий. - Не надо было мне тебя отпускать. Думаю, тебя нужно отстранить от командования.
        -Погоди минуточку, командир, - выступил вперед Макрон. - Это несправедливо. Мы все согласились с его планом, так что нельзя валить все на парня.
        Туллий перевел горестный взгляд на Макрона:
        -Может быть, мне следует заковать в цепи вас обоих?
        -Командир, - тихо прервал его Катон, - не стоит делать ничего такого. Иподобные разговоры вести не стоит в присутствии солдат.
        Туллий огляделся и увидел, что легионеры, кто поближе, с любопытством на них поглядывают.
        -А ну, на позиции! Нечего тут высматривать, лучше за врагом следите!
        Бойцы отвернулись, делая вид, будто спор командиров их вовсе не интересовал. Убедившись, что никто больше не может их подслушать, Туллий вновь обратился к Катону с Макроном:
        -С вами двумя я разберусь позже. Сейчас не до того, каждый, кто может держать оружие, на счету. Но обещаю вам, если мы каким-то чудом останемся в живых, спрос со всех будет по полному счету.
        Ноздри Макрона раздулись, и он подался вперед, чтобы ответить в том же духе, но Катон удержал его за запястье и, пока друг не усугубил и без того напряженную ситуацию, сказал:
        -Да, командир. Мы согласны. Но первым делом надо отразить врага. Ауж потом, когда время будет, займешься нами.
        Центурион Туллий кивнул:
        -Ладно. Сейчас надо выбираться из этой западни.
        -Если мы покинем вал, пока варвары зализывают раны и готовятся к следующему приступу, мы можем отойти в крепость прежде, чем они нас перехватят, - указал Макрон. - Там у нас больше шансов отразить натиск.
        -Это в том случае, если силы, просочившиеся в крепость, невелики и мы сможем их одолеть, - заметил Туллий, глядя на поднимавшийся в отдалении дым. - К тому же мы знать не знаем, до какой степени они могли повредить оборонительные сооружения.
        -Можно сказать, командир?
        -Ну что еще у тебя, Катон? Еще один блистательный план?
        -Никак нет, командир. Мне просто подумалось, что возвращаться нет никакого смысла. Да, оборонительные сооружения могли сохраниться, а могли и нет. Вэтом случае нам лучше остаться здесь. Кроме того, сдается мне, кто бы ни напал на крепость, на их счет мы можем не беспокоиться.
        -Правда? Ичто заставляет тебя так думать?
        -Это не люди Каратака, - ответил Катон, игнорируя сарказм Туллия. - Скорее всего это жители поселка. Им представилась возможность отомстить, и они ею воспользовались. Надо думать, местные утащат из крепости все, что можно, а остальное постараются разрушить, но после этого скорее всего ударятся в панику и попрячутся кто куда.
        -Это ты так думаешь.
        -Но если Катон прав, - промолвил Макрон, с тревогой глядя на дым, - как насчет Максимия с Феликсом? ИНепота? Мы обязаны послать кого-то назад, им на выручку. Явозьму полцентурии и…
        -Бессмысленно, - оборвал его Катон. - Они уже мертвы. Кто бы там ни хозяйничал, поселяне или враги, их не пощадили бы ни те, ни другие. Кроме того, как верно указал командир когорты, все люди необходимы нам здесь, чтобы сдерживать Каратака. Сдерживать до тех пор, пока не подоспеет Веспасиан.
        -Если подоспеет, - буркнул Макрон.
        -Пусть так, - кивнул Катон, - если подоспеет. От этого сейчас все и зависит. Если легион не придет, что бы мы ни делали, в конечном счете нас все равно перебьют. Но если легат направляется сюда, мы просто обязаны сражаться до последней возможности. Это единственное, что имеет смысл.
        Катон в упор посмотрел на Туллия.
        -Командир, у нас нет выбора. Мы должны держаться.
        Туллий помедлил, видимо, пытаясь найти альтернативу обрисованному Катоном затруднительному положению, но не преуспел, ибо чем больше об этом думал, тем меньше видел возможностей, так что в конце концов раздраженно стукнул себя по бедру.
        -Ладно, так тому и быть. Остаемся и принимаем бой. Макрон!
        -Да, командир?
        -Нужно послать дозорного на вершину холма, пусть следит за крепостью, не выступит ли оттуда кто-нибудь, чтобы напасть на нас. Позаботься об этом.
        -Есть, командир.
        Туллий кивнул и зашагал к воротам. Дойдя до них, он стал подниматься по лестнице на вал.
        Макрон повернулся к Катону и, надув щеки, выпустил облегченный вздох.
        -Да, еле выкрутились. Вкакой-то момент мне показалось, что быть нам с тобой в цепях. Аты правда думаешь, что на крепость напали поселяне?
        Катон пожал плечами:
        -Это неважно.
        -Не стоило нам никого там оставлять, - виноватым тоном промолвил Макрон. - Как думаешь, есть хоть какой-то шанс?..
        -Нет. Никакого.
        Катон повернулся к нему с невозмутимым видом.
        Макрон нахмурился.
        -Что ты имеешь?..
        -Враг наступает! - донесся крик дозорного, и оба центуриона помчались на вал и, расталкивая стоявших за частоколом легионеров, присоединились к Туллию. Антоний и Корд уже были с ним, смотрели через частокол на поток вражеских воинов, катившийся по дороге к укреплениям. Катон отметил, что во рву по обе стороны от ворот валяется немало тел, иные, проткнутые вбитыми в дно острыми кольями, еще слабо подергивались.
        Туллий повернулся к командирам и отдал приказ:
        -Свою позицию каждый из вас знает. По местам!
        Корд направился к редуту на правом крыле, где собрались его бойцы, приготовившиеся метать копья по флангу наступающего врага. Макрону была поручена защита редута с противоположного края укреплений, тогда как центурии Туллия и Антония распределились по всей длине стен между ними.
        -А как насчет моих солдат, командир? - спросил Катон.
        -Собери уцелевших позади ворот. Будешь в резерве. Если они вломятся, сдерживай их любой ценой.
        -Есть, командир.
        Туллий обнажил меч, взял щит и рявкнул на Катона:
        -Ступай! Глаза бы мои тебя не видели.
        Быстро отдав честь, Катон поспешил с вала вниз. Завидя его, уцелевшие бойцы Шестой центурии устало поднялись на ноги. Катон произвел быстрый подсчет - оказалось, что в его распоряжении сорок шесть человек.
        -Септим!
        -Я, командир. - Оптион вытянулся по стойке «смирно».
        -Построй солдат позади ворот. Мечи наголо, щиты наготове. Мы можем понадобиться очень скоро.
        Оптион без промедления повел солдат на указанную позицию, сам же Катон отправился осмотреть ворота. Некоторые бревна после первого натиска расшатались и держались кое-как.
        Катон повернулся к своим легионерам:
        -Первое отделение, ко мне!
        Выступив из строя, к нему поспешили два бойца. Катон нахмурился.
        -Где остальные?
        -Убиты или пропали без вести, командир, - ответил один из легионеров. - Там, на дороге, нам здорово досталось.
        -Верно, - признал Катон и, бросив взгляд на строй у ворот, приказал: - Второе отделение, ко мне!
        На сей раз перед ним встали навытяжку пятеро бойцов. Он указал им на ворота.
        -Открывать их нам больше не потребуется. А вот укрепить нужно. Возьмите повозку, подоприте ею ворота изнутри, а потом навалите и на нее, и позади ворот как можно больше земли. Щиты оставьте у подножия вала. Выполняйте, живо!
        Солдаты принялись выполнять приказ, а Катон подошел к Септиму, стоявшему перед строем бойцов, составивших резерв и готовых отправиться туда, где оборона даст слабину. Из-за вала уже доносился рев идущих на приступ врагов. Несколько стрел и легких дротиков взвились над частоколом и полетели за стену. Послышался резкий звук удара о металл, и один из бойцов Туллия, которому по шлему угодило камнем, не устояв, скатился с вала и неподвижно распростерся на земле.
        -Поднять щиты! - приказал Катон, и его бойцы укрылись от непрекращающегося града метательных снарядов. Восновном обстреливали защитников вала, но отдельные дротики, стрелы или камни перелетали за его стены и со стуком обрушивались на щиты уцелевших бойцов Шестой центурии. Катон, продолжавший внимательно следить за событиями на валу, отметил, что враг сумел очень быстро преодолеть рвы и подняться, поскольку он видел, что на ряде участков бойцам пришлось оборонять частокол. Пока они справлялись с этим успешно, обходясь без подмоги, и ни одному вражескому воину прорваться за частокол не удалось. Однако это не значило, что потери несли только атакующие. Тела по меньшей мере дюжины римлян валялись на склоне, ведущем с вала, а на караульной дорожке у самого частокола их, надо думать, было еще больше. Раненые пытались выбраться из свалки, чтобы не получить еще больше повреждений и не мешать поглощенным битвой с врагом товарищам.
        Солдаты, которым Катон поручил дополнительно укрепить ворота, подкатили к ним повозку, перевернули ее и поставили так, чтобы она подпирала слабо державшиеся бревна. Сейчас они бойко работали лопатами, засыпая повозку землей. Створы ворот уже дрожали под обрушившимися снаружи ударами топоров и мечей, кое-где в воздух летели щепки.
        Катона бесило то, что в то время, как на его глазах идет бой, ему приходится стоять за воротами, ничего не предпринимая. Инеизвестно зачем: ему казалось, что неприятель скорее сомнет защитников частокола и прорвется на каком-нибудь участке стены, чем сумеет проломить ворота. Бой продолжался. Воины на фланговых редутах уже израсходовали остававшиеся у них метательные копья, а вот пращники продолжали раскручивать над головами свои кожаные ремни, посылая смертоносные снаряды в плотную толпу, подступавшую к линии обороны. Остальные легионеры в отчаянной попытке сбить атакующий порыв бриттов сбрасывали им на головы камни и скатывали с вала заблаговременно заготовленные тяжелые валуны. Катон видел, как Макрон наклонился, подхватил из быстро уменьшавшейся в размерах кучки камень, изо всех сил швырнул его за частокол и, проследив за полетом, торжествующе потряс в воздухе кулаком. Ав следующий миг упал на площадку. Ав том месте, где он только что стоял, пролетела вражеская стрела.
        -Катон! - Голос Туллия донесся с вала, с площадки над воротами. - Они тащат таран. Держи ворота!
        -Есть, командир! Шестая центурия - мечи в ножны! За мной!
        Катон привел бойцов к повозке и подпер ее, навалившись своим щитом. Остальные последовали его примеру, обступив повозку со всех сторон, а те, кому не хватило возле нее места, уперлись в спины своих товарищей. Как раз в этот момент снаружи перестали доноситься рубящие удары, и уши Катона наполнил торжествующий рев.
        -Держись! - крикнул он своим и стиснул зубы.
        Спустя мгновение снаружи на ворота обрушился удар такой силы, что Катона отбросило назад, словно его лягнул бешеный мул, но, восстановив равновесие, он тут же опять налег на телегу, с удовлетворением почувствовав, что его поддерживают сзади. Снова навалились на повозку и все его бойцы.
        -Таранят снова! - крикнул кто-то, и страшный удар опять отбросил солдат Шестой центурии назад. Но ворота устояли.
        -Бейте всем, что под руку подвернется! - расслышал Катон донесшийся с вала, перекрывая шум боя, голос Туллия. - Разите ублюдков! Убивайте!
        Таран ударил по воротам еще пять раз, и в результате последнего удара одно бревно треснуло, проломившись внутрь. Один из бойцов вскрикнул - длинная, острая щепка вонзилась ему в лицо чуть пониже глаза. Стиснув зубы, легионер схватился за щепку и вырвал ее из раны. Кровь заструилась по его лицу, заливая доспехи, но он уже снова устремился к воротам.
        «Храбрый малый», - отметил Катон, на миг задумавшись, как бы сам повел себя, получив подобную рану. Затем он опять сосредоточился на воротах и с ужасом понял, что они выдержат лишь еще несколько ударов тарана и неминуемо будут сокрушены.
        Обрушился новый удар, из уже треснувшего бревна снова полетели щепки, но Катон почувствовал, что этот удар почему-то оказался не таким мощным, как предыдущие. А еще ему показалось, что с дороги больше не доносятся торжествующие вопли, хотя за слух он поручиться не мог: слишком уж громко отдавался в ушах бешеный стук сердца. Потом крики ликования возобновились, и до Катона не сразу дошло, что это ликуют римляне. Азаодно свистят и улюлюкают, насмехаясь над варварами.
        -Должно быть, их отбросили! - крикнул кто-то из бойцов Катона.
        -Тихо там! - рявкнул Септим. - Всем оставаться на местах.
        Ликование продолжалось, а вот таран по воротам больше не бил. Выждав время и убедившись, что угроза миновала, Катон приказал легионерам отойти на резервную позицию. Они выстроились там, тяжело дыша, смертельно усталые, но довольные тем, что укрепления устояли, а сами они остались живы.
        -Центурион Катон! - донесся с вала голос Туллия.
        Катон внутренне собрался и заставил себя выпрямиться.
        -Да, командир?
        -Хватит твоим парням отдыхать, заменишь Антония. Поднимайся сюда, как только Пятая центурия спустится со стены.
        -Есть, командир.
        -Отдыхать, - пробормотал кто-то из Катоновой команды. - Ни хрена себе шуточки.
        Некоторые легионеры принялись ворчать, но Септим, развернувшись, рявкнул:
        -Всем заткнуться! Поберегите ругательства для долбаных туземцев.
        Ропот смолк, но недовольство и обида остались. Однако когда мимо стали проходить спустившиеся с вала бойцы Пятой центурии, все увидели, что многие из них ранены, а иные едва стоят на ногах.
        -Что, досталось вам там, наверху? - спросил один из людей Катона.
        -Они просто сумасшедшие, эти дикари, - ответил, похоже, все еще ошеломленный увиденным оптион Пятой центурии. - Бросались на стену, словно сами искали смерти… проклятые психи.
        -Оптион, - Катон поманил его к себе. - Где центурион Антоний?
        -Погиб.
        -«Погиб, командир»! - рыкнул на него Катон. - Когда отвечаешь старшему по званию, надо говорить - «командир».
        Оптион вытянулся в струнку:
        -Так точно, командир. Виноват, командир.
        Катон кивнул, затем подался к нему ближе и уже мягко продолжил:
        -Ты ведь теперь сам командуешь, должен подавать пример: соблюдай дисциплину сам и поддерживай в центурии. Не давай людям распускаться.
        -Понял, командир.
        Катон испытующе посмотрел на него: похоже, малый действительно все понял.
        -Продолжай.
        -Есть, командир.
        -Катон! - прокричал Туллий. - Ты там заснул, что ли? Шевели задницей, лезь сюда!
        -Сию минуту, командир.
        Бойцы Шестой центурии подхватили щиты и последовали за Катоном вверх, на вал. Там центурион выглянул за частокол, и взору его открылась картина, к которой он не был подготовлен. Слова оптиона насчет безумия варваров нашли полное подтверждение: снаружи, внутри образованного валом угла, все было завалено трупами. Кровавая мешанина тел, рук, ног, щитов и оружия образовывала неправильный треугольник, обращенный к дороге через болото. То здесь, то там шевелились раненые. На глазах у Катона человек, позвоночник которого был пронзен метательным копьем, полз по направлению к товарищам, перестраивающимся для нового приступа в сотне шагов дальше по дороге. Ноги его были парализованы, но он сумел-таки сползти с кургана мертвых тел, и лишь уже на дороге силы покинули его окончательно, и он распластался на твердой земле, тяжело дыша. Его обнаженный торс поблескивал от пота.
        -Приятное зрелище.
        Катон оторвал взгляд от раненого вражеского воина и повернулся к Туллию, пробравшемуся сквозь толпу защитников вала и заметившему, как потрясен молодой центурион тем, что увидел за линией обороны. Катон взглянул на него и молча кивнул. Туллий посмотрел на дорогу и удивленно покачал головой.
        -Трудно в это поверить, но похоже на то, что они в любой момент могут снова пойти на приступ. Так что тебе лучше подготовить бойцов.
        -Есть, командир.
        Отдав честь, Катон бросил взгляд вдоль частокола в сторону флангового редута, где Макрон обходил своих людей, улыбаясь и одобрительно похлопывая то того, то другого по плечу. Поймав взгляд Катона, он показал ему большой палец. Катон кивнул, после чего сосредоточился на неотложных вопросах. Он обратил внимание на тела легионеров, лежавшие вдоль частокола. Оставаясь под ногами, они будут мешать защитникам отражать следующий приступ.
        -Убрать трупы с вала!
        Его бойцы бесцеремонно подхватили своих павших товарищей под мышки и, волоча ноги по земле, потащили вниз. Когда задача была выполнена, солдаты распределились вдоль частокола лицом к врагу, с мечами наголо. Обходя их линию, Катон с удовлетворением отметил, что на лицах нет ни малейших признаков страха, лишь готовность и решимость, присущие закаленным в боях ветеранам. Они будут сражаться, удерживая свою позицию до тех пор, пока не отбросят врага или не полягут на месте. Спокойствие легионеров радовало Катона, огорчало лишь то, что их не может сейчас увидеть Веспасиан или сам командующий. Они пережили позор децимации, а теперь, как герои, были готовы задорого отдать свои жизни. Если легат не прибудет вовремя, единственными свидетелями их доблести будут воины противника, настолько одержимые желанием уничтожить когорту, что вряд ли воздадут должное мужеству римлян.
        Катон даже улыбнулся, подумав о некоторых странностях легионной жизни. Вроде и служит он уже два года, и сражений повидал немало, но каждая битва воспринимается как первая - и последняя. Инеизвестно, сможет ли он вообще хоть когда-то привыкнуть к той необычной остроте ощущений, с которой переживается каждый бой.
        -Человек на подходе!
        Голос донесся издалека, и Катон даже не сразу понял, с какого направления. Но когда все головы на валу повернулись в сторону крепости, он последовал примеру других и увидел, что наблюдатель, выставленный Макроном, машет руками, чтобы привлечь внимание, и указывает в сторону поднимающегося над лагерем столба дыма. Все застыли, но не от страха, ибо один человек в любом случае не представлял собой угрозы, а от любопытства - всем хотелось узнать, что же это за одинокая фигура движется в их сторону.
        Дозорный отвернулся, видимо, присматриваясь, потом снова повернулся и крикнул:
        -Это наш!
        По спине Катона пробежала ледяная струйка. Авдруг это Максимий? Или Феликс? Появление любого из них для него опаснее вражеского меча. Но в следующий миг он сердито сказал себе, что подобные страхи беспочвенны и стыдно давать им волю. Кем окажется этот человек, он на самом деле знал задолго до того, как тот перевалил гребень холма и, пошатываясь, направился вниз, к валу.
        -Командир! - крикнул с холма дозорный. - Это Непот!
        Туллий огляделся в поисках Катона:
        -Центурион Катон, ко мне!
        Спустившись с вала, они двинулись навстречу легионеру, одолевавшему последний участок склона холма.
        -Докладывай! - нетерпеливо потребовал Туллий, едва Непот оказался перед ним. - Что случилось в крепости?
        Запыхавшийся Непот облизнул пересохшие губы и бросил быстрый взгляд на Катона.
        -Рассказывай все, - велел тот.
        -Поселяне, командир, они все разорили… лагерь подожгли. Я вышел из палатки на шум… посмотреть, что происходит. Меня заметили… пустились в погоню. Яхотел вернуться обратно в штабную палатку… но кое-кто из них попал туда раньше меня.
        Туллий бросил на Катона испуганный взгляд и снова повернулся к легионеру.
        -Что с Максимием? СФеликсом?
        Непот, тяжело дыша, опустил голову.
        -Что с ними? - Туллий схватил его за руку. - Отвечай!
        -Они погибли, командир. Яничего не мог предпринять для их спасения. Меня преследовали туземцы. Мне пришлось бежать.
        Добавить ему явно было нечего. Туллий отпустил его руку и бросил взгляд в сторону нависавшего над долиной столба дыма.
        -Бедолаги.
        -Так точно, командир, - кивнул Катон. - Но откуда нам было знать, что поселяне атакуют крепость?
        -Нам ни в коем случае не следовало их там оставлять.
        -Командир, мы не могли этого предположить. Ив первую очередь нам приходилось думать об отражении угрозы со стороны Каратака, - произнес Катон спокойно, но с заметным нажимом. - Винить тут некого. Превратности войны. Сейчас, командир, с этим уже ничего не поделаешь.
        Некоторое время центурион Туллий молча смотрел на него, а потом подтвердил:
        -Да. Ничего не поделаешь.
        -А сейчас, командир, - продолжил Катон, - противник готовит новую атаку. Нам нужно вернуться на стены… Непот!
        -Я, командир!
        -Возьми снаряжение кого-нибудь вышедшего из строя и бегом ко мне. Ябуду на валу.
        -Есть, командир.
        Туллий проследил взглядом за тем, как боец подбежал к одному из мертвых тел, чтобы взять себе меч, шлем и щит, и со вздохом промолвил:
        -Хочется верить, что он говорит правду.
        -Конечно, правду, командир. После всего того, что проделывал в последнее время Максимий с местными жителями, я был бы весьма удивлен, если бы они не воспользовались первой же возможностью совершить отмщение. Аразве ты на их месте поступил бы иначе? Да хоть кто угодно?
        Туллий вперил в Катона испытующий взгляд и, помолчав, спросил:
        -Ты ничего не хочешь мне сказать?
        Катон поднял брови.
        -Боюсь, я не совсем понимаю, командир.
        -Что ты…
        Но задать вопрос центурион Туллий не успел, поскольку с частокола донесся крик.
        -Враг наступает!
        Глава 40
        На сей раз противник проявлял большую осторожность. Каратак сумел обуздать порывы своих воинов, и голова колонны, двинувшейся по узкой дороге, состояла из бриттов, имевших щиты. Вопреки своему обычаю нестись в атаку сломя голову они подступали к воротам медленно, стараясь по возможности сохранять строй, причем многие держали щиты над головами. Получалось пока довольно неуклюже, но это было явным продолжением той тенденции, которая ранее проявилась при попытке Каратака форсировать Тамесис.
        «Да уж, - подумал Катон, - если варвары и дальше будут с той же настойчивостью перенимать римские приемы ведения войны, руки Рима окажутся здесь связанными не на один год».
        Септим покосился на центуриона и проворчал:
        -Ишь чему выучились. Впору формировать из них вспомогательную когорту.
        -Иметь союзников всяко лучше, чем врагов, - пробормотал в ответ Катон.
        Он бросил взгляд дальше, за стену щитов, и увидел Каратака, руководившего штурмом с дороги, вне досягаемости камней, выпущенных из пращи, или метательных копий. Вражеский вождь стоял на колеснице, в то время как оруженосец менял грубую повязку на его плече. Когда первая шеренга вражеской колонны находилась уже не более чем в пятидесяти шагах от укреплений, Каратак поднес ладонь ко рту и выкрикнул команду остановиться. Воины выполнили приказ, подтянулись и развернулись во всю ширину дороги, до самых краев болота, щитоносцы выдвинулись вперед, заняв позицию, и все замерло.
        Каратак повернулся к группе воинов, теснившихся возле колесницы, и махнул рукой, указывая вперед по дороге. Катон видел, что ни мечей, ни щитов у них не было, лишь тяжелые заплечные мешки, переброшенные на грудь, да в руках что-то гибкое, как будто они держали за хвосты змей.
        -Пращники… - Он резко втянул воздух и крикнул своим солдатам: - Приготовьтесь к обстрелу из пращей! Поднять щиты!
        По всей длине частокола бойцы пригибались за щитами, готовясь к тому, что на них обрушится град метательных снарядов, более смертоносных, чем стрелы, и которые в отличие от римских метательных копий всегда имелись практически в неограниченном количестве. Катон, готовый нырнуть вниз, как только враг начнет обстрел, всматривался поверх края щита. Пращники выбежали перед прикрытым щитами строем пехоты, развернулись, распределившись так, чтобы, не мешая друг другу, раскручивать длинные кожаные ремни с мешочками для зарядов, и завертели ими над головами. Сих стороны донеслось зловещее гудение, предвещавшее смертоносный залп.
        -Сейчас! - крикнул Септим. - Пригнись!
        Гудение достигло высшей точки, потом сменилось резким, наполнившим воздух свистом, а следом по частоколу замолотили камни. Один со звоном угодил прямо в металлическую выпуклость в центре щита Катона, с силой отдавшись в его руке. «Удачный выстрел», - с улыбкой подумал центурион, и для него это так и было, раз заряд угодил в щит. Но в следующее мгновение повезло пращнику: заряд, влетевший в просвет между кольями наскоро установленного частокола, угодил в легионера, стоявшего рядом с Катоном, перебив ему кость. Боец вскрикнул, упал, схватился за лодыжку и завыл от нестерпимой боли.
        Катон обернулся к своему оптиону:
        -Септим! Убери его с вала.
        Прикрываясь щитом, оптион подобрался к бойцу, схватил за предплечье и потащил вниз, к основанию вала, куда стаскивали всех раненых. Заниматься их ранами, пока когорта подвергалась атаке, было некому, и люди лежали под послеполуденным солнцем, предоставленные сами себе. Некоторые кричали, но большинство крепились, вынося боль молча. Те, кому это было под силу, перевязывали собственные раны, а потом помогали еще больше пострадавшим товарищам. Септим положил своего раненого с краю и помчался обратно на позицию у частокола.
        Обстрел продолжался беспрерывно, и все больше снарядов находило на стене цель, медленно, но неуклонно собирая урожай убитых и раненых, хотя молотили по обрамлявшим вершину вала широким щитам.
        «Но время на стороне римлян», - пытался успокоить себя Катон, укрывшись за щитом и стискивая зубы всякий раз, когда в этот щит попадал очередной камень. Чем дольше Каратак будет вести обстрел, тем ближе подойдет Веспасиан, чтобы захлопнуть ловушку. А раз так, то Третьей когорте не стоит подвергаться большей опасности, чем это необходимо.
        -Не высовываться! - крикнул Катон своим бойцам, а сам, покинув позицию, пробрался вдоль частокола туда, где укрывался своим щитом Туллий.
        -Командир, - окликнул его Катон. Туллий оглянулся. - Командир, почему бы нам не отвести бойцов с линии обстрела на задний склон?
        Туллий покачал головой.
        -Они могут этим воспользоваться. Ивообще пусть враг не думает, будто мы уклоняемся от битвы.
        -Так ведь это не битва, командир, - Катон указал рукой вниз, где у подножия вала прибавлялось раненых. - Мы лишь понапрасну теряем хороших солдат.
        -Об этом судить мне, центурион, - рявкнул на него Туллий. - Марш на позицию.
        Катон хотел было возразить, но глаза Туллия сверкали так, что стало ясно: слушать он не станет. Старый командир явно насытился по горло советами Катона, и давить на него сейчас было опасно. «Есть, командир», - ответил Катон и отправился обратно к своим бойцам, в безропотном молчании стоявшим под смертоносным градом, который, не ослабевая, продолжал молотить по частоколу и защищавшим его легионерам. Многие ли из них уцелеют к тому времени, когда над болотами сгустятся сумерки? Ктому времени, когда, надо полагать, подоспеет легат.
        -Движение на дороге! - крикнул Септим, и Катон рискнул выглянуть из-за краешка щита. Позади пращников мимо колесницы Каратака двигалась плотная колонна, многие воины несли охапки хвороста или грубо сколоченные лестницы.
        -Шестая центурия, мечи наголо! - скомандовал Катон солдатам, снова нырнув за щит.
        По валу прокатился лязг - бойцы Катона выхватили оружие из ножен, то же сделали и легионеры из других центурий. Римляне напряглись, ожидая приказа отразить новую волну атакующих. Катон снова посмотрел в сторону врага. Стена щитов перед валом раздалась, пращники позади нее разошлись по обе стороны дороги, пропуская штурмовой отряд, перешедший на бег, чтобы быстрее одолеть расстояние до римских укреплений. Поверх их голов снова полетели камни: пращники возобновили обстрел Третьей когорты. Не издавая вопреки обыкновению боевых кличей, варвары прямо по телам погибших в предыдущей атаке товарищей стали преодолевать рвы. Впереди их поджидали римляне, позади продолжали обстрел пращники, и бритты просто хотели завершить этот штурм как можно скорее.
        Связки хвороста полетели в ров перед невысоким валом, и воины, перебравшись через него, устремились вверх по крутому склону.
        -Встать! - скомандовал Туллий, и командиры повторили его приказ по всей длине вала. Легионеры поднялись и устремились к частоколу с мечами в руках, готовые отразить штурм. Последние снаряды, выпущенные из пращей, просвистели в воздухе, упал еще один римский воин, но на этом обстрел прекратился, ибо пращники уже боялись поразить своих.
        Промежутка между последними пролетевшими над головами снарядами и тем, как над валом зазвенело оружие, почти не было. Туземные воины хлынули по приставленным к частоколу топорной работы лестницам в попытке преодолеть вал и подавить защитников числом. Катон и Макрон, оборонявшие фланговые редуты, воодушевляли своих бойцов на отпор, и те рьяно забрасывали атакующих всем, что только подворачивалось под руку.
        Перехватив покрепче меч и щит, Катон протиснулся вперед как раз тогда, когда на частокол слева от него легла верхушка грубо сколоченной лестницы. Спустя мгновение взобравшийся по ней плечистый воин ухватился рукой за край частокола и попытался перебросить через него тело. Катон сделал выпад, нанеся ему колющий удар в висок. Треск височной кости отдался в его руке, воин полетел вниз, а центурион обернулся к ближайшему легионеру:
        -Помоги! Помоги мне!
        Надавливая гардой меча на верхушку лестницы, Катон пытался отжать ее от частокола и опрокинуть на головы атакующих, но оказалось, что другой британский воин уже взлетел по ней наверх, и испуганный взгляд Катона встретился вдруг с глазами варвара, в которых пылало безумное торжество.
        -Хрен ты сюда залезешь, малый!
        Легионер обрушил на голову врага меч с такой яростью и силой, что раскроил ему череп, обрызгав своего центуриона кровью и мозгами. Как только варвар свалился, Катон оттолкнул лестницу от частокола и кивнул легионеру в знак благодарности.
        Оглядевшись, центурион увидел, что пока еще ни один из варваров не смог забраться на вал, однако прямо на его глазах неподалеку, по правую руку от него, целый участок частокола оказался выворочен из вала и рухнул вниз, обдав атакующих посыпавшейся следом разрыхленной землей. Она ушла из-под ног оборонявшего эту часть укрепления легионера, и он с криком упал прямо в гущу вражеских воинов - и был зарублен на месте.
        -Смотрите! - крикнул Катон своим бойцам. - Они выкорчевывают частокол!
        Вто время как одни варвары штурмовали укрепления по приставным лестницам, другие подкапывались под основание вбитых в земляной вал бревен и расшатывали их, чтобы извлечь из гнезд. Окинув вал взглядом, Катон увидел, что обрушения происходят и на других участках. Еще чуть-чуть, и в образовавшиеся проломы хлынет такой поток варваров, что они просто сметут защитников с вала.
        -Проклятье! - в ярости вскричал Септим. - Глубже надо было вбивать!
        -Поздновато опомнились!
        Катон снова обернулся навстречу врагу, и как раз вовремя: успел рубануть мечом воина, которого подсаживали вверх его товарищи. Варвар, вооруженный топором на длинном древке, блокировал удар центуриона, но, потеряв равновесие, покатился вниз.
        Но не всюду на позициях Шестой центурии дела обстояли так хорошо. Вдвух местах, где частокол был обрушен, неприятелям удалось взобраться на вал, и они старались оттеснить защитников, чтобы расчистить место для напиравших сзади товарищей.
        -Септим!
        -Да, командир!
        Катон указал на ближайший пролом в частоколе:
        -Возьми шестерых солдат. Сбрось их со стены, пока еще не поздно! Действуй!
        Оптион мгновенно распознал опасность и устремился к пролому, по пути выдергивая из строя бойцов для поддержки. По приближении к бреши легионеры сомкнулись, сформировав живой таран из плоти и металла шириной в два щита - столько, сколько позволяла ширина вала. Налетев на вражеских воинов, они сразили их мечами прежде, чем кельты успели понять, что происходит, и убитых и раненых сбросили на головы их товарищам, карабкавшимся на вал позади них. Топчась на развороченной земле, римляне наносили удары всем, у кого хватало дерзости и глупости попытаться прорваться на вал на этом участке. Но Катон видел, что дальше по валу, у следующего проема, дела оборачиваются гораздо хуже. Врагу удалось захватить площадку, и сейчас туда устремлялись все новые и новые воины.
        -Беги в обход этой шайки к центуриону Макрону. Скажи, что ему необходимо сбросить бриттов со стены и перекрыть пролом. Пошел!
        Легионер наполовину сбежал, наполовину съехал вниз по склону, а Катон, неожиданно ощутив под ногами приглушенную дрожь, бросил взгляд на ворота. Бойцы, находившиеся в резерве позади вала, со всех ног спешили к створам, чтобы подпереть их, в то время как варвары по ту сторону подняли с земли валявшийся среди мертвых тел таран и возобновили попытки проломить ворота.
        Катон понимал, что когорта проигрывает сражение. Бревенчатые ворота были сооружены для того, чтобы контролировать перемещение туземцев по дороге к болоту и обратно, а никак не рассчитаны на штурм, да еще и с применением тарана. Враг непременно проломит их, и произойдет это довольно скоро. Аесли и нет, то рано или поздно он проделает в частоколе столько брешей, что легионеры уже не смогут их защищать. Так или иначе, когорта обречена.
        Одержимые жаждой крови, некоторые из прорвавшихся на вал варваров увидели лежавших у его подножия раненых и разразились криками, полными дикого, злобного ликования. Почти неподвижные, практически беззащитные раненые римляне не имели возможности обороняться от безжалостного врага, однако и варвары польстились на легкую добычу себе же на погибель, позабыв о том, что проделанную ими брешь в римском частоколе - брешь, открывшую им путь на вал, - надо еще и охранять. Неожиданно для врага Макрон, ведя за собой с флангового редута половину центурии, с громовым ревом устремился по валу к образовавшемуся пролому. Кучку бриттов, пытавшихся отстоять захваченную на валу площадку, порубили на месте или сбросили в ими же проделанный проем. Ивовремя, ибо, помедли римляне хоть чуть-чуть, врагов на валу было бы уже слишком много, и отряду Макрона вряд ли удалось бы что-то сделать. Увидев, что происходит, варвары, увлекшиеся избиением раненых римлян, снова полезли на вал в стремлении отбить у римлян клочок пропитавшейся кровью земли перед брешью в частоколе. Но они опоздали, и их было слишком мало, чтобы изменить
ситуацию: все были убиты, так и не добравшись до гребня вала, а их тела, скатившись по склону, распростерлись рядом с телами тех, с кем они только что столь безжалостно разделывались.
        Убедившись, что обстановка на валу выправилась, Катон обернулся посмотреть, как обстоят дела у ворот.
        Ритмичные удары наносились безостановочно, потом послышался треск расщепленного бревна. Внутри у Катона все упало, он понял, что еще несколько ударов, и ворота поддадутся, после чего толпа врагов снесет их, проникнет внутрь и порвет оставшихся бойцов Третьей когорты в клочья.
        Затем он осознал, что удары вдруг оборвались, а глянув в обе стороны вдоль вала, увидел, что многие бойцы на стене уже не сражаются, а стоят, тяжело дыша, опершись о поставленные на землю щиты. Кельты же отхлынули от вала и устремились назад, туда, где, широко расставив ноги, стоял на своей колеснице Каратак. Только сейчас взгляд его был устремлен не на укрепления Третьей когорты, а в противоположную сторону, на дорогу.
        -Командир! - воскликнул пробившийся сквозь толпу защитников вала к Катону Септим. - Ты это слышишь?
        -Что?
        -Да послушай!
        Катон напряг слух, но, если не считать отдававшегося в ушах гулкого стука сердца, слышал только панические вопли вражеских воинов, улепетывавших от вала и сбивавшихся вокруг стоявшего на колеснице вождя в плотную, неподвижную толпу. Катон покачал головой, и Септим стукнул кулаком по частоколу.
        -Да послушай же, командир!
        Катон снова напряг слух и на сей раз уловил, помимо полных паники и отчаяния криков вражеских воинов, кое-что еще. Отдаленный звон оружия и тонкий, звонкий зов трубы. Звук, который на этом острове могли издавать трубы только одной армии.
        Катон расплылся в улыбке: волна облегчения омыла его, наполнив сердце радостью.
        -Он должен был прийти.
        -Так оно и есть, командир! - со смехом воскликнул оптион, хлопнув его по плечу. - Этот ублюдок просто откладывал все до последнего момента.
        Все больше и больше легионеров, услышав и опознав звуки, начинали озираться по сторонам, делясь своей радостью с товарищами. Потом на валу зазвучали ликующие крики и насмешки в адрес удирающих врагов. Та яростная отвага, с которой бритты, презирая опасность, еще недавно штурмовали вал, испарилась мгновенно, стоило распространиться известию о появлении в тылу значительных римских сил. Теперь враги думали лишь о том, как спасти свои шкуры. В их рядах царил хаос, и порядок сохраняла лишь личная стража Каратака, отборный отряд знатных воинов, сомкнувшийся вокруг своего вождя, с презрением отталкивая валом валивших мимо них простолюдинов. Некоторые варвары уже сообразили, что единственную надежду на спасение им сулит болото: они сходили с дороги и рассеивались, бредя сквозь заросли тростника, тяжело волоча ноги с налипшей на них тиной и увязая в грязи, так что каждый шаг становился для них испытанием силы и выносливости.
        -Не больно-то приятное зрелище, не находишь?
        Катон обернулся к Макрону, подошедшему к нему сзади. Ветеран с грустью взирал на происходящее на дороге.
        -Все-таки жалкое это зрелище - разбитая армия.
        -Ну, может, и так, но для меня это зрелище предпочтительнее многих других. Выше головы!
        -Осторожно, - тихо промолвил Макрон, глядя Катону через плечо. - Туллий идет… Мои поздравления, командир.
        -А?..
        Туллий выглядел отнюдь не довольным, и Катон заметил, что взгляд его устремлен на дорогу, туда, где позади толпы, в которую превратилось войско Каратака, уже показались поблескивавшие в лучах вечернего солнца штандарты Второго легиона.
        -Сомневаюсь, чтобы Веспасиан поспешил присоединиться к твоим поздравлениям.
        Окинув Катона и Макрона многозначительным взглядом, Туллий шуганул находившихся поблизости легионеров, а когда те отошли за пределы слышимости, воззрился на подчиненных и тихо, но настойчиво спросил:
        -Что вы собираетесь рассказать легату?
        Катон поднял брови:
        -Рассказать ему? Прошу прощения, командир, но я не понимаю.
        Туллий подался ближе и ткнул ему пальцем в грудь.
        -Нечего передо мной придуриваться, парень. Как ты собираешься все это оправдать?
        -Еще раз прошу прощения, командир, но оправдываться нам без надобности; главное - держаться заодно. Антоний погиб, так что всю правду знаем только ты, я, Макрон да Непот.
        -Вычеркни Непота из списка, - сказал Макрон, указывая пальцем на вал. - Он остался там, насквозь пробитый копьем. Как добрался сюда, так сразу бросился в бой, найти доспехи у него времени не было. Жаль…
        -Жаль, - медленно повторил за ним Катон. - Итак, командир, нас осталось только трое. Все, что нам нужно, это придерживаться той версии, которую мы скормили Корду. Не то чтобы она безупречна, но это все, что у нас есть, да и опровергнуть ее никто не сможет.
        -А что, если Непот ошибся? Вдруг Максимий жив? Или Феликс?
        -Они мертвы, - твердо заявил Катон.
        -А если нет? Нам надо сказать правду. Объяснить Веспасиану, что Максимий подвергал когорту опасности. Что нам пришлось взять его под арест, чтобы спасти людей и поймать Каратака в ловушку. - Неожиданно глаза старого командира осветились воодушевлением. - Мы одержали победу. Это наша заслуга и наверняка нам зачтется.
        -Нет, - покачал головой Макрон. - Не зачтется. Если мы скажем правду, то фактически признаемся в мятеже. Ты ведь знаешь командующего. Если даже Веспасиан нам бы это спустил, от Плавта такого не дождешься. Для него это будет прекрасной возможностью продемонстрировать свою приверженность дисциплине. Амне как-то неохота умирать из-за этого ублюдка Максимия. Парнишка прав. Если мы хотим остаться в живых, надо держаться нашей истории… и надеяться, что Максимий с Феликсом мертвы.
        Туллий перевел взгляд на Катона и нахмурился:
        -Ты, кажется, вполне уверен, что они мертвы?
        Катон выдержал взгляд ветерана и невозмутимо ответил:
        -Я не вижу никакой возможности их спасения при нападении туземцев. ИНепот был уверен, что они мертвы. Для меня этого вполне достаточно.
        -Будем уповать на то, чтобы этого оказалось достаточно для Веспасиана, - тихонько добавил Макрон.
        Туллий бросил взгляд за вал, в сторону приближавшегося легиона, все еще скрытого за изгибом дороги, пожевал нижнюю губу и кивнул:
        -Ладно, будем придерживаться нашей истории. Но чтобы наверняка улучшить свое положение, мы могли бы сделать кое-что еще.
        Макрон посмотрел на него с подозрением.
        -Вот как? Ичто же именно, командир?
        -Преподнести легату Каратака. - Туллий перевел взгляд на вражеского вождя на колеснице в кольце телохранителей, вокруг которого бурлила хаотичная, перепуганная толпа, и, больше не оборачиваясь к собеседникам, приказал: - Возьмите два отделения, спуститесь вниз и захватите его!
        -Что сделать? - Макрон рассмеялся.
        -Ясно ведь было сказано: взять два отделения, спуститься и захватить его в плен. Тебе и Катону.
        -Это безумие. Ты хочешь, чтобы нас убили или как? Ох… - Удивление на лице Макрона сменилось презрением: - Ну конечно, все ясно.
        Туллий, так и не глядя в их сторону, ледяным тоном произнес:
        -Ясно, вот и хорошо. Вы оба получили приказ. Выполняйте!
        Оглянувшись и удостоверившись, что его никто не подслушает, Макрон процедил:
        -А теперь послушай меня, ублюдок…
        -Командир, - Катон схватил товарища за руку, удерживая, - пойдем.
        -Чего? - Макрон воззрился на друга. - Ты спятил, что ли?
        -Командир когорты прав, командир. Если нам удастся преподнести легату пленного Каратака, можно будет считать, что мы чисты. Прошу, командир, пойдем, пока он не удрал.
        Макрон последовал за Катоном, но при этом пришел к выводу, что, видимо, весь мир сошел с ума. Как еще можно объяснить согласие Катона с нелепым приказом Туллия? Пока Катон отбирал для операции легионеров в количестве, определенном Туллием, Макрон наблюдал за соратником с глубокой озабоченностью на лице и в конце концов спросил:
        -Слушай, что за игру ты затеял?
        -Мы должны это сделать, командир.
        -Но почему?
        -Потому что у нас нет другого выхода. Мы и так под подозрением, и на что это будет похоже, если мы открыто откажемся выполнить приказ?
        -Но он же нас на смерть посылает. Специально!
        -Конечно. - Катон повернулся лицом к другу. - Сего стороны это разумный ход. Если мы погибнем, он сможет валить на нас все, что угодно, не беспокоясь больше о том, что может раскрыться его причастность к смерти Максимия. Ну а если мы уцелеем и захватим Каратака, он сможет произвести впечатление на легата. И то, и другое для него всяко лучше, чем сидеть и ждать, когда сюда явится Веспасиан и начнет разбираться, что к чему.
        -А с нами-то как?
        Катон пожал плечами:
        -Так ведь и наше положение, сумей мы пленить Каратака, заметно улучшится. По сравнению с тем, что было бы, предстань мы перед легатом с пустыми руками.
        Макрон выдержал паузу, глядя на друга, а потом сказал:
        -Не хотел бы я оказаться против тебя за игровым столом.
        Катон нахмурился:
        -Командир, это же не игра в кости, а то, что логически вытекает из сложившихся обстоятельств. Самое разумное, что можно сделать.
        -Ну, раз ты так говоришь… Вобщем, если уж мы беремся за это дело, так давай поживее, без проволочек.
        Наполовину раздолбанные ворота распахнулись, и два отделения во главе с Макроном и Катоном плотной колонной проследовали за вал. Они осторожно пробирались среди наваленных перед римскими укреплениями вражеских тел. Не все поверженные враги были мертвы, и иные из раненых норовили хоть перед смертью нанести последний удар ненавистным римлянам. Макрон едва успел увернуться от такого удара в ногу, а когда обернулся к нападавшему с мечом в руке, увидел, что то был мальчонка, лежавший, опираясь на труп взрослого воина. Водной руке мальчуган держал кинжал, другой сжимал руку убитого гиганта. Грудь мальчишки была пробита острием метательного копья и вся залита поблескивающей кровью. Макрон покачал головой, опустил меч и вернулся в строй.
        По мере того как они удалялись от защитных сооружений, тел становилось меньше, идти легче, что позволило им ускорить движение по направлению к Каратаку и его телохранителям.
        -Стой! - скомандовал Макрон. - Построиться клином!
        Катон занял место рядом с другом, плечом к плечу, остальные легионеры развернулись по обе стороны и выстроились позади них. Маленький резерв из шести человек расположился внутри клина, чтобы придавать дополнительную инерцию напору. Когда римляне в плотном строю обрушились на толпу врагов, те раздались в стороны, практически не оказывая сопротивления, ибо, хотя на их стороне было численное превосходство, боевой дух был напрочь утрачен. Лишь сам Каратак да его телохранители держались твердо. Подняв руку, вражеский вождь отдал приказ, и его стража, выдвинувшись вперед, преградила римлянам дорогу. Катон насчитал в этом отряде двадцать два бойца, а стало быть, силы римлян и бриттов были почти равны. Эта схватка обещала стать испытанием для лучших бойцов и с той, и с другой стороны, с виду разительно различавшихся и ростом, и телосложением, и оружием. Все бойцы Каратака были огромного роста, могучего сложения, разукрашены замысловатыми спиральными татуировками. Их вооружение состояло из длинного меча или копья и овального щита. Почти все имели также шлемы и кольчуги.
        По приближении римлян кельты разразились боевыми кличами, бранью и оскорблениями. Каратак за их спинами надменно взирал на римлян со своей колесницы, гордясь своими воинами. Макрон, заметивший это выражение, указал на вражеского вождя острием меча и крикнул ему:
        -Эй, малый! Мы пришли за тобой!
        Каратак презрительно усмехнулся. Макрон, со своей стороны, рассмеялся и оглянулся на своих легионеров.
        -Будьте готовы к атаке по моему слову. Нужно ударить быстро и сильно, чтобы прорвать их строй.
        Враждующие стороны разделяло сейчас не больше двадцати шагов, и Катон был уверен, что Макрон, хоть время еще и оставалось, прикажет атаковать прямо сейчас, однако опытный центурион продолжал сближение, двигаясь размеренным шагом. Напряжение возрастало, и варвары не выдержали. Каратак выкрикнул приказ, и его воины устремились вперед.
        -В атаку! - в тот же момент приказал Макрон, и Катон рванул бегом навстречу врагу.
        Миг спустя два маленьких отряда столкнулись с глухими ударами, выкриками и лязгом клинков. Плотный римский клин прорвал тонкую вражескую линию, после чего легионеры развернулись в обе стороны, разя вражеских воинов. Нескольких человек, сбитых с ног при столкновении, прикончили на месте, прежде чем они успели восстановить дыхание и подняться на ноги. Но эта стычка нарушила и целостность римского строя, превратив бой в серию разворачивавшихся вокруг Катона поединков между легионерами и туземными воинами. Один из них, темноволосый варвар с вытатуированной на груди лошадью, издав боевой клич, бросился на Катона, норовя обрушить длинный меч на гребень шлема центуриона. Катон вскинул меч под углом и отбил вражеский удар в сторону; клинок задребезжал и заскрежетал, задев поверхность щита. Инерция замаха на миг оставила без прикрытия бок воина, и Катон стремительным выпадом всадил свой клинок ему между ребер с такой силой, что его острие, разорвав мышцы и пройдя сквозь плоть, пронзило сердце. Катон вырвал меч из раны, откуда хлынула кровь, и занес для нового удара, но его не потребовалось. Враг, выдохнув
проклятие, осел на колени и повалился навзничь.
        Повернувшись, Катон увидел спину воина, сражавшегося с одним из легионеров, а поскольку это было не состязание по фехтованию, а схватка не на жизнь, а на смерть, не раздумывая, всадил в спину клинок. «Берегись!» - крикнул он легионеру, кивнувшему ему в знак благодарности, но было поздно: лицо бойца исказили боль и изумление, когда острие копья вышло из его горла, сорвав металлическую пластину с кожаного ремня, скреплявшего фрагменты доспеха. Легионер повалился вперед, вырвав застрявшее копье из рук атаковавшего его сзади варвара. Обогнув смертельно раненного товарища, Катон прыгнул на оставшегося безоружным врага и полоснул мечом по глазам, заодно почти отхватив нос. Воин заорал, схватившись за лицо руками, а Катон стремительно огляделся, ища нового противника.
        Схватка близилась к концу. Большая часть телохранителей была выведена из строя, а на каждого из продолжавших сражаться приходилось теперь больше, чем по одному римлянину, что не оставляло сомнений в конечном результате. Покончив с очередным противником, Макрон огляделся и, поймав взгляд Катона, крикнул: «За ним!» Катон кивнул, и, оставив позади близившуюся к завершению схватку, они устремились к колеснице. Каратак выкрикнул вознице приказ и соскочил с платформы. Возница натянул вожжи, лошади вздыбились и рванули вперед. Катон ощутил удар в бок: Макрон столкнул его с пути колесницы, и он скатился с дороги в окаймлявшую ее затоптанную траву.
        -Макрон!
        Катон огляделся, и как раз вовремя - он успел увидеть, как его друг бросился наземь и прикрыл свое крепкое тело щитом. С топотом мчавшиеся прямо на него лошади испугались алого щита, инстинктивно попытались резко свернуть, в результате чего колесница завалилась набок, а колесо с грохотом проехало по Макронову щиту. Платформа накренилась, возница с отчаянным криком попытался не дать колеснице перевернуться, рванув вперед, и в результате все они - и кони, и возница, и колесница - на полной скорости влетели в кучку бойцов, еще продолжавших сражаться.
        -Проклятье… - испуганно пробормотал Катон, поднимаясь на ноги, подхватил меч и рванул к Макрону. - Командир!
        -Я в порядке. - Макрон помотал головой, в то время как Катон помогал ему встать. - Только рука, которой щит держал, онемела. Агде Каратак?
        Оглядевшись по сторонам, Катон увидел, что вражеский вождь убегает в болото, окровавленная повязка на его плече мелькала среди тростника.
        -Он там!
        Макрон ткнул товарища кулаком в плечо:
        -За ним! Вперед!
        Они перебежали дорогу и через узкую прибрежную полосу вбежали в тростники, начинавшиеся там, где кончалась твердая почва. Под их сапогами тут же захлюпала вода, и Катон заметил на поверхности пятна взбаламученной грязи, отмечавшие путь Каратака.
        -Туда!
        Густой тростник обступал их со всех сторон, плотные бледные стебли, сквозь гущу которых ломились римляне, издавали сухой шелест. Вода под ногами становилась все глубже, и следов Каратака больше видно не было.
        Катон поднял руку.
        -Стоп!
        -Какого хре…
        -Тихо! Слушай!
        Они замерли, стараясь не упустить ни звука, какой мог бы издать беглец.
        Издалека, распространяясь в неподвижном воздухе, доносились отголоски боя: легион добивал остатки Каратакова войска. Отдельные крики, полные ужаса или ненависти, были едва слышны, но поблизости никаких звуков слышно не было.
        -Что будем делать? - шепотом спросил Макрон.
        -Разделимся.
        Катон ткнул мечом налево, где в камышах виднелся просвет, возможно, оставшийся после беглеца.
        -Япроверю это направление, а ты прочеши ту сторону. Пойдем вперед, если никого не встретим, сойдемся. Годится?
        Макрон кивнул, даже не задумываясь над тем, что его юный друг фактически принял командование. Молодой центурион двинулся по воде дальше.
        -Катон… только без глупостей.
        Катон быстро изобразил улыбку.
        -Это ты кому? Мне?
        Макрон проследил за тем, как его товарищ исчез среди высоких стеблей, и устало покачал головой, дивясь своему молодому соратнику. Когда-нибудь Катон непременно ухватит фортуну за хвост…
        Молодой центурион продвигался вперед среди тростника, маслянистая вода плескалась уже на уровне его бедер. Когда он приблизился к участку, где заросли были особенно плотными, перед глазами мелькнуло что-то красное. Он присмотрелся. Так и есть, некоторые стебли запачканы кровью. Покрепче перехватив меч, Катон двинулся дальше, осторожно продвигаясь через переплетение водорослей, скрытых под темной поверхностью воды. Отголоски битвы позади него постепенно стихли, поглощенные окружавшей его болотной растительностью. Катон двигался с опаской, напрягая зрение и слух, чтобы не упустить малейшего следа, легчайшего шума, способного указать на беглеца. Но нет, единственными звуками были жужжание и попискивание сонно вившихся вокруг него насекомых. Заросли становились реже, зато вода, когда Катон вышел на маленький открытый участок, сделалась глубже.
        Рядом находился небольшой островок с лежавшим на нем поваленным деревом; ствол его уже успел покрыться густым изумрудным мохом. Возвышенность сулила возможность оглядеться, и Катон, хлюпая, двинулся туда. Выбравшись из воды на сушу, он увидел, что на его сапоги налип толстый слой черного ила, отчего они стали тяжелыми, как свинец. Присев на дерево, он потянулся за склизкой веткой, чтобы счистить грязь, и тут где-то рядом истошно закричала выпь. Катон от неожиданности аж подскочил.
        -Хренова птица, - тихонько пробормотал он.
        Ив этот миг кто-то, накинувшись сзади, поймал его в захват, надавив предплечьем на горло, и рывком опрокинул на спину, сдернув со ствола. Юноша полетел, размахивая руками, выронил меч и приземлился на человека такого крепкого телосложения, как будто тот был сделан из кирпичей. Хват за горло сделался еще сильнее, Катон затылком чувствовал хриплое дыхание напрягшегося противника. Пытаясь высвободиться, юноша отчаянно вертелся, впился в руку ногтями, но ослабить хватку не удавалось.
        -Прощай, центурион, - прозвучал у самого его уха хриплый шепот. Сказано это было по-кельтски.
        Катон резко опустил голову и вцепился в сдавливавшее его горло предплечье зубами, прокусил кожу и глубоко впился в татуированную плоть. Его противник еле сдержал рвавшийся из груди вопль боли, но хватки не ослабил. Катон почувствовал, что от нехватки воздуха у него начинает кружиться голова, и стиснул челюсти с такой силой, что прокусил руку и сомкнул их, а в его полном крови рту оказался еще и теплый кусок плоти. Враг охнул от боли, но горло продолжал сдавливать с неослабевающей силой.
        Катон понял: если он немедленно не предпримет что-нибудь еще, ему конец. Опустив руку вдоль тела, он завел ее за спину, ухватившись пальцами за ткань штанов противника, нащупал промежность и что было сил сдавил пальцами мошонку. Одновременно он резко откинул голову назад, нанеся удар шлемом по лицу, и услышал хруст сломанной вражеской переносицы. Раздался стон, и хватка ослабла. Только на миг, но этого оказалось достаточно. Катон оторвал руку от своего горла, скатился с противника и в одно мгновение оказался на ногах, в низкой стойке, готовый к схватке. Локтях в четырех перед ним, возле поваленного ствола, сложившийся пополам Каратак стонал, зажимая руками промежность. Из разбитого носа и прокушенной руки лилась кровь, а потом, от невыносимой боли, его вдобавок еще и вырвало. Втаком состоянии он не представлял собой для Катона ни малейшей угрозы, и центурион выпрямился, осторожно массируя горло, огляделся, увидел свой меч и двинулся за ним.
        Когда Каратака перестало рвать, он, морщась, привалился спиной к древесному стволу и вперил в Катона затуманенный болью, полный горечи и ненависти взгляд, в котором через некоторое время промелькнуло узнавание.
        -Я тебя знаю.
        Катон кивнул, развязал кожаные крепления и стянул с пропотевшей головы тяжелый металлический шлем. Каратак рыгнул.
        -Мальчишка-центурион… Мне надо было тебя убить.
        -Наверное.
        -Правда ведь, забавно все обернулось? - пробормотал вождь и скривился от очередного приступа боли.
        -Забавно? - Катон пожал плечами. - Нет, ничего забавного. Даже близко к этому нет.
        -Похоже, у римлян плохо с чувством юмора.
        -На мой взгляд, было слишком много смертей. Мутит меня от этого.
        -Теперь к ним добавится еще одна, и все кончится.
        Катон покачал головой:
        -Нет. Ты теперь мой пленник, и я доставлю тебя к своему легату.
        -Вот как, - слабо усмехнулся Каратак. - Ну, конечно, таково римское милосердие. Апо-моему, лучше умереть здесь, чем быть принесенным в жертву в ходе победного торжества твоего императора.
        -Никто не собирается приносить тебя в жертву.
        -Дураком меня считаешь? - буркнул Каратак. - Думаешь, мой народ забыл, что ваш Цезарь сделал с Верцингеториксом? Нет уж, я не дам провести меня по вашему Форуму связанного, как обычного преступника.
        -Этого не случится.
        -Ты уверен?
        Катон пожал плечами:
        -Не мне решать. Давай-ка лучше я помогу тебе встать. Но без фокусов, понял?
        Зайдя сзади, Катон осторожно поддержал вождя со стороны здорового плеча, помогая ему встать с бревна. Правда, это стоило ему такого приступа боли, что некоторое время он мог только скрежетать зубами.
        -Я не могу идти. Дай мне умереть здесь… прошу тебя, римлянин.
        Глядя на то, что осталось от человека, который два года подряд вел против Рима кровопролитную, изнурительную войну, Катон думал о том, что этого пленника, несомненно, станут рассматривать как трофей. Клавдий будет похваляться, демонстрируя его в оковах чужеземным послам и владыкам. Акогда ему это надоест, позабавит напоследок римский плебс, выставив пленника на гладиаторских играх, где тот и найдет свой конец.
        -Я пощадил тебя, римлянин, - промолвил Каратак с мольбой во взоре. - Я сохранил тебе жизнь. Так дай же мне по крайней мере самому выбрать, как умереть.
        -Ты собирался сжечь меня живьем.
        -Это неважно. - Он поднял руку и указал на Катонов меч. - Прошу тебя.
        Катон смотрел на этого воина, некогда самого могущественного из племенных вождей острова, а ныне разбитого и сломленного. Плачевное зрелище… Поняв, что испытывает жалость, Катон сам себе подивился: с какой стати ему жалеть человека, выказавшего себя жестоким, безжалостным врагом? Но, так или иначе, он принимал все происходящее близко к сердцу с каким-то особенным чувством, словно унижение давнего врага влекло за собой своего рода утрату. Катону захотелось помочь ему завершить свой путь достойно, упокоиться с миром, а потому он невольно глянул на свой меч.
        Бритт, проследив за его взглядом, кивнул.
        -Сделай это быстро, римлянин.
        Каратак отвернулся и зажмурился. На миг оба застыли в неподвижности - и туземный вождь, молча ждущий конца, и Катон, крепко сжимающий в руке меч. Отдаленный шум битвы уже стих, теперь сюда доносились лишь вопли раненых. Вокруг вились тучи насекомых, привлеченных запахом крови, пропитавшей повязку на плече Каратака. Апотом Катон резко покачал головой, улыбнулся, ослабил хватку за рукоять и ловким движением вбил клинок в ножны. Каратак открыл один глаз и покосился на него.
        -Нет?
        -Прости. Не сейчас. Живой ты представляешь для меня большую ценность.
        Каратак открыл и второй глаз, посмотрел на Катона и пожал плечами:
        -Что ж, вполне разумно. Но это был бы хороший конец. Атак, глядишь, ты еще пожалеешь, что не убил меня.
        -Не стоит предаваться пустым надеждам.
        Катон отступил от пленника, сложил ладони у рта и позвал:
        -Макрон! Макрон! Сюда!
        Когда центурионы вышли из болота, солнце висело низко над горизонтом, окрашивая пушистые облака ярким багрянцем. Они вели Каратака между собой, а точнее, почти несли, закинув его руки себе на плечи. Тяжело дыша, Катон и Макрон выбрались из тростниковых зарослей, поднялись по травянистому склону, прислонили бритта к его перевернутой колеснице и устало опустились на землю, чтобы перевести дух. Позади них устало тянулась к воротам колонна легионеров.
        -Вот. - Макрон откупорил флягу и передал Катону. Молодой центурион поднес ее к губам и вдруг заметил пристальный взгляд Каратака. Опустив флягу, он передал ее пленнику, который с жадностью отпил из нее несколько больших глотков.
        -Ты что делаешь? - рассердился Макрон. - Позволяешь какому-то варвару с волосатой задницей пачкать губами мою флягу? Не слишком ли ты добренький, парень?
        -Он нужен нам в хорошем состоянии.
        -Ага, можно подумать, жажда его убьет.
        -Нет.
        Макрон присмотрелся к другу повнимательнее.
        -Что-то ты больно задумчив, весь в себе, а?
        -Просто устал.
        -Ладно, парень, лучше бы тебе встрепенуться. Нам нужно хорошенько подумать, что да как мы станем докладывать легату.
        Макрон окинул Катона пристальным взглядом, отметив, что тот до крайности вымотан, весь в грязи, да вдобавок с клочковатой бородкой, отросшей еще во время скитаний по болотам. Туника Катона представляла собой сущие лохмотья, да и исхудал он так, что все ремни амуниции на нем болтались. Макрон прищелкнул языком.
        -Что?
        -Да так, подумал… Легату, пожалуй, не так-то просто будет разобраться, который из вас варвар.
        -Очень смешно.
        -Внимание, а вот и он. Легок на помине.
        Оба центуриона устало поднялись на ноги, услышав топот копыт. Веспасиан, ехавший вдоль обочины в сопровождении трибунов, увидел двух перепачканных кровью и грязью, вытянувшихся по стойке «смирно» центурионов и натянул поводья.
        Макрона он узнал сразу, а вот чтобы узнать тощего, заросшего щетиной юнца, пришлось присмотреться. После чего глаза легата изумленно расширились.
        -Центурион Катон? Ну, ничего себе, это ж ты!
        -Так точно, командир.
        -Твой оптион сказал мне, что ты жив. Он заявился в лагерь еще с несколькими другими легионерами и рассказал целую историю… - Веспасиан покачал головой. - Трудно было поверить.
        -Понимаю, командир, - с улыбкой отозвался Катон и отступил в сторону, чтобы легат увидел угрюмого пленника, сидевшего рядом со своей разбитой колесницей. - Но мы тут еще кое-что для тебя раздобыли. Позволь представить тебе Каратака, царя катувеллаунов.
        -Каратака? - Смомент Веспасиан таращился на пленника, потом бросил поводья, соскочил с коня и подошел к нему. - Это Каратак?!
        Туземный вождь слегка кивнул.
        -Все кончено, - тихо промолвил Веспасиан. - Наконец-то все кончено.
        Легат с удивлением смотрел на поверженного врага - человека, из-за которого с того момента, как орлов Клавдия вынесли с кораблей на берег острова, каждый шаг по этой земле легионам приходилось делать с боем. Затем он перевел взгляд на двух командиров, взявших в плен вражеского вождя, и не сразу нашел нужные слова.
        -Хорошая работа.
        -Хорошая работа? - Макрон удивился. - Ивсе?
        -Спасибо, командир, - перебил его Катон, - мы просто выполняли свой долг.
        -Да, конечно. Меньшего я и не мог от вас ожидать. - Веспасиан улыбнулся. - Иуж поверь мне, центурион Катон, я позабочусь, чтобы об этом узнали все.
        Глава 41
        -Это весьма нелегкое чтение, - промолвил Веспасиан, постучав толстым пальцем по лежавшему перед ним на столе пергаментному свитку. - Полагаю, уважаемые, вы знаете, что это такое?
        Катон подавил порыв краешком глаза взглянуть на Макрона и кивнул:
        -Полагаю, рапорт центуриона Туллия, командир.
        -Совершенно верно.
        Веспасиан обвел взглядом лагерь Второго легиона. Во всех направлениях тянулись ровные ряды палаток из козьей кожи, а за ними виднелись внушающие уверенность валы лагеря, сооруженного на случай вражеской атаки. Пусть даже с Каратаком и его войском было наконец покончено, Веспасиан был далек от самоуспокоения. Он знал: иные военачальники считают его чересчур осторожным, и мысленно усмехнулся, полагая, что подобный упрек выглядит особенно нелепо после сегодняшнего безумного марша через сердце болот. Но в целом Веспасиан действительно был осмотрительным человеком. Даже осторожным. Особенно когда дело касалось жизней его подчиненных.
        Все вокруг было залито серебристым светом полумесяца, с неба, словно холодные бриллианты, подмигивали мерцающие звезды, в то время как здесь, на земле, многочисленные огни костров походили на россыпь живых рубинов. Не далее как сегодня эти люди сразились с противником, а сейчас были вполне довольны и счастливы, подтверждением чему являлись беззаботные разговоры, то и дело перемежающиеся взлетавшими над лагерем взрывами грубого смеха. Веспасиану пришло на ум: это, наверное, и есть мир, наступивший после двух сезонов самой кровопролитной кампании, какая только была на памяти его солдат.
        Единственным напоминанием о произошедшем днем столкновении был запах гари, исходивший от тлеющих кострищ покинутого лагеря Третьей когорты. По приказу Веспасиана частокол восстановили, а к внешнему рву добавили внутренний, чтобы исключить возможность побега для содержавшегося в плену Каратака и сотен его бойцов. Разумеется, Веспасиан был бы не прочь преподать урок поселянам, разорившим лагерь, да только они, завидев приближение легиона, бежали, не забыв, правда, при этом сжечь штабные шатры и часть солдатских палаток. Впрочем, ущерб от нападения мстительных дикарей на покинутый лагерь оказался не столь велик, как можно было того ожидать.
        Лагерь был покинут всеми, кроме командира когорты и одного из центурионов, которые поплатились жизнью за то, что задержались там, чтобы подготовить срочную депешу или что-то в этом роде, - так, во всяком случае, докладывал первый по старшинству командир. Это подтверждали и двое людей, стоявшие перед походным столом легата.
        Веспасиан поднял свиток и постучал им по подбородку, глядя на двух центурионов и обдумывая ситуацию. То, что Туллий представил свой рапорт на свитке, а не, как обычно, на восковых табличках, указывало на его желание сохранить документ на будущее, в архиве. Что само по себе казалось подозрительным: так предпочитают действовать те, кому нужно прикрывать спину.
        -Боюсь, уважаемые, из того, что здесь написано, я не верю ни единому слову, - промолвил Веспасиан, бросив свиток на стол. - Так что выкладывайте, что там случилось на самом деле?
        -Все было так, как докладывает Туллий, командир, - ответил за обоих Катон. - Нам предоставили возможность принять участие в сражении.
        -Не обещая отмены приговора?
        -При всем моем уважении, командир, - Макрон склонил голову, - когда речь идет о жизни и смерти, не до того, чтобы обговаривать условия. Надо просто сражаться.
        -Это я понимаю. Но вот история с Максимием, якобы оставшимся в лагере, чтобы доделать какую-то писанину… да, вроде как депешу для меня, это уж ни в какие ворота не лезет.
        Катон пожал плечами:
        -Так получилось, командир. Могу я говорить свободно?
        -Это будет для меня большим облегчением, центурион. Валяй.
        -Подозреваю, командир когорты считал, что мы идем в безнадежный бой, и искал для себя способ этого избежать.
        -Ладно, допустим. АФеликс?
        -Возможно, он пытался спасти Феликса. УМаксимия были любимчики, командир.
        Веспасиан улыбнулся:
        -Ага, но к вам двоим это не относится. Один бежал от исполнения приговора военного суда, другой открыто отказался выполнять приказ. Ябы сказал, что Максимий имел полное право не числить вас обоих в любимчиках. Вы согласны?
        -Со стороны это именно так и выглядит, - согласился Макрон. - Но ведь тебя здесь не было, командир, ты не видел, как он командовал когортой. Он просто-напросто не соответствовал должности. Начать с этой бестолковщины у Тамесис, из-за которой Катон и другие угодили под децимацию. Это было несправедливо, командир. Ну а как Максимий обращался с туземцами? Впечатление такое, словно он нарочно подстрекал их к бунту, вынуждал реагировать. Ябы сказал, он просто спятил.
        Веспасиан поерзал на стуле и прокашлялся:
        -Это не имеет отношения к делу, Макрон, и тебе это прекрасно известно. Иногда командир вынужден поддерживать дисциплину самыми суровыми мерами. Возможно, Максимий считал это необходимым.
        Катон воззрился на легата в упор.
        -Если, конечно, ему не было приказано устроить для туземцев веселую жизнь… - Его глаза сузились. - Так вот почему легион встал лагерем на другом конце дороги через болото? Вот почему ты так быстро выступил нам на выручку? Ты ожидал, что Каратак объявится и нападет на когорту, командир…
        -Молчать! - рявкнул Веспасиан и холодным, угрожающим тоном продолжил: - Что на уме у легата этого легиона, его центурионов не касается. Яясно выразился?
        -Так точно, командир, - сдержанно ответил Катон.
        -Вот и хорошо. Сейчас важно решить, что мне делать с вами.
        Веспасиан откинулся на стуле и некоторое время рассматривал обоих без всякого выражения на лице. Катон почувствовал, что у него потеют ладони, и сжал руки за спиной в кулаки.
        -Вы снова оказали ценную услугу и своим товарищам, и императору, - промолвил легат. - Думаю, будет справедливо признать, что именно ваши действия, не позволившие врагу выйти из болот, определили участь Каратака. Ну а уж того, что вы вдвоем захватили в плен вражеского командира, более чем достаточно для получения высших воинских наград. Не говоря уже о продвижении.
        Макрон просиял, но Катон чувствовал, что это лишь прелюдия к чему-то не столь лицеприятному.
        Выдержав короткую паузу, Веспасиан продолжил:
        -Однако я должен заметить, что ты, Катон, все еще числишься приговоренным к смерти, а ты, Макрон, осуждаешься в неповиновении и мятеже, что опять-таки карается смертью. По свидетельству одного из уцелевших командиров Третьей когорты, вы двое приложили руку к убийству центуриона Максимия.
        -Корд! - Макрон сплюнул. - Вот ведь ублюдок! Если он…
        -Помолчи! - оборвал его Веспасиан и поднял руку, видя намерение Макрона протестовать.
        Тот осекся, проглотив рвавшиеся с языка возражения.
        -Как вы сами понимаете, его обвинения голословны, никаких доказательств нет. Но при этом я не могу игнорировать тот факт, что по легиону распространятся различные слухи насчет подозрительных обстоятельств смерти Максимия. Таким образом, вы ставите меня в затруднительное положение, хотя я, конечно, не могу считать вас соучастниками убийства командира, не имея веских доказательств вашей причастности. Впрочем, и без того я не сомневаюсь, что смог бы получить одобрение командующего на применение строгого наказания…
        Он выдержал паузу, чтобы угроза до них дошла.
        -Проблема, однако, в том, что в глазах солдат нашего легиона вы стали героями. Если вас казнят после совершенного подвига, боевой дух этого подразделения будет подорван всерьез и надолго. Командующий Плавт не может допустить, чтобы на его плечи легло дополнительное бремя. В равной мере и я не могу позволить вам продолжать службу в легионе, личный состав которого осведомлен о вашей возможной причастности к убийству одного из командиров. Это грозило бы подорвать дисциплину, необходимую для командования легионом. Немыслимо, чтобы каждый мой старший центурион постоянно озирался, опасаясь, что какой-нибудь обиженный легионер или, берегите нас боги, другой командир вдруг вздумает свести с ним старые счеты. Недопустимо, чтобы вы служили живым примером того, что такое возможно. Понимаете, в чем заключается сложность моего положения?
        Первым заговорил Макрон:
        -И что ты предлагаешь, командир? Собираешься уволить нас со службы?
        При одной мысли о такой возможности на лице ветерана отразился ужас - ведь это означало лишиться всего, что было его жизнью. Азаодно и добычи, и наградных, и спокойной, обеспеченной старости в какой-нибудь провинциальной колонии после почетной отставки по полной выслуге. Макрон не знал другой жизни, кроме солдатской. Что бы он стал делать, изгнанный из армии без пенсиона? Попрошайничать? Наняться в телохранители к какому-нибудь развратному бездельнику из сенаторских сынков? Все, что рисовало ему воображение, сулило одни лишь страдания. Разрушение привычного уклада, а следом неизбежная деградация до уровня полного ничтожества.
        Катона в отличие от старшего друга услышанное не столько испугало, сколько заставило задуматься. Он был молод, но успел повидать в жизни всякого - например, больше смертей, чем еще недавно мог себе вообразить, - а доказательством приобретенного им опыта могли служить многочисленные шрамы. Возможно, он уже достаточно пожил этой жизнью, и ему стоит поискать что-нибудь получше? Что-нибудь менее опасное и более выгодное? Такое жизненное поприще, на котором у него будет меньше шансов угодить в могилу молодым…
        -Уволить? - Веспасиан поднял брови. - Ну уж нет, вы слишком ценны для Рима, чтобы вот так вами разбрасываться. Слишком ценны. Если я и научился чему-нибудь, будучи легатом, то одному: если просто хороших командиров в армии недостает, то выдающиеся командиры - это очень большая редкость. Рим не может позволить себе терять таких людей. Правда, боюсь, что служба во Втором легионе для вас действительно закончилась. Вас нужно перевести в другой легион.
        -В какой, командир? - спросил Катон.
        -Ну, точно не в один из тех, что входят в армию командующего Плавта. Вы так прославились, что слухи неизбежно будут следовать за вами по всей провинции. Таким образом, вам необходимо переназначение. Вам придется покинуть Британию. Отправитесь в Рим вместе со мной. Посмотрим, что я смогу устроить для вас с помощью высшего военного совета при императоре. Нарцисс кое-чем мне обязан и, думаю, поспособствует.
        -Так ты тоже покидаешь Британию, командир? - воскликнул Катон, не в силах скрыть удивления. - Почему?
        -Мое пребывание в должности закончилось, - без обиняков ответил Веспасиан. - Яполучил уведомление вскоре после твоего бегства и уже через несколько дней сдам командование Вторым легионом. Командир, который сменит меня, прибудет со дня на день.
        -Но почему, командир? После всего, чего ты достиг…
        -Сдается мне, я утратил доверие командующего, - ответил Веспасиан с усталой улыбкой. - Кроме того, в Риме полно сенаторов, которые прямо-таки в очередь выстроились за возможностью стяжать толику воинской славы. Уменя нет особого влияния при дворе Клавдия, а у них есть. Да и должен ли я на самом деле тебе все это растолковывать?
        -Никак нет, командир.
        -Вот и хорошо. - Веспасиан кивнул. - Атеперь меня ждут другие дела; многое нужно уладить и утрясти, подготовиться к передаче командования. Ну а у вас есть несколько дней, чтобы в связи с расставанием со Вторым легионом привести в порядок ваши дела. Рассчитайтесь со всеми долгами, получите все, что вам причитается, попрощайтесь с товарищами. Вы свободны, можете идти.
        Глава 42
        Спустя десять дней Катон с Макроном сидели на грубой деревянной скамье напротив торгового корабля, которому предстояло переправить их и легата через море на побережье Галлии, в Гесориакум. «Аякс» был пришвартован к причалу в Рутупии. Одетые в простые туники, они сидели в тени и смотрели, как капитан покрикивает на грузчиков, таскавших доставленное им с материка вино. Рабы, понятное дело, всячески старались продырявить одну из амфор и вволю напиться, но опытный капитан уже много раз перевозил подобный груз, знал все их уловки и громко обещал, что сдерет шкуру с того, кто посмеет повредить сосуд. Его охрипший голос состязался с резкими криками чаек, круживших над гаванью, подчищая с воды все, что годилось на корм.
        Прошло больше года с тех пор, как они последний раз побывали в этом порту, откуда началось вторжение. Катон был тогда оптионом в центурии Макрона, стеснительным, неуверенным юношей, сильно сомневавшимся в том, что он доживет до зимы. Рутупия представляла собой центр снабжения, через который в течение первого сезона кампании шло постоянное пополнение запасов продовольствия, оружия, снаряжения и личного состава. Сотни судов теснились в узком канале, ведущем в открытое море, ожидая своей очереди на место у причала. Тысячи рабов были заняты на разгрузке припасов, питавших, позволяя ей двигаться вперед, прожорливую римскую военную машину, перемалывающую все на своем пути.
        Стой поры возникли передовые базы, расположенные намного выше по течению Тамесис, где император Клавдий присоединился к своей армии перед тем, как она выступила в поход на северо-восток и нанесла Каратаку поражение под стенами его собственной столицы Камулодунума. Теперь военное значение Рутупии было невелико, зато возле порта образовался настоящий городок с немалым гражданским населением. На месте огороженных складских площадок выросли крытые пакгаузы, к которым примыкал импровизированный форум, где местные купцы заключали сделки с торговцами, прибывшими из Галлии, чтобы воспользоваться преимуществом нового рынка, открывшегося для товаров империи.
        -Трудно поверить, что все это произошло так быстро, - промолвил Катон.
        -Ну не удивительный ли прогресс? - ухмыльнулся Макрон. - Еще несколько лет, и все будет выглядеть так, будто Рим был здесь испокон веку. Пожалуй, здесь вполне можно будет поселиться после отставки.
        -Ты серьезно?
        Макрон ненадолго задумался:
        -Нет. Климат дерьмо, да и выпивка тоже. Нет, дайте мне со временем крохотную аккуратную ферму где-нибудь в Кампании. Этакий дядюшка со своей скромной винодельней в Геркулануме… Вот такая отставка - это по мне. Тихое местечко где-нибудь у моря, в котором самую большую угрозу для жизни и здоровья представляют собой несвежие устрицы.
        Катон заставил себя улыбнуться. Макрону оставалось служить меньше десяти лет, самому же Катону предстояло провести «под сенью орлов» двадцать три года - конечно, при условии, что оба они проживут так долго и дождутся отставки по выслуге. Что на действительной службе удается далеко не всем, ибо, даже если бойца щадит вражеское оружие, его вполне могут добить тяготы и невзгоды походной жизни.
        Оба приумолкли, озирая городок в окружении сельских угодий, отчетливо осознавая, что скорее всего никогда больше этой земли не увидят. Первым прервал молчание Катон:
        -Как по-твоему, что с нами будет?
        Макрон поджал губы.
        -Полагаю, зачислят в новый легион. Надо молиться о том, чтобы выпало нести службу в тихом гарнизоне, в какой-нибудь мирной провинции. Например, в Сирии. - Глаза Макрона затуманились, словно в этот миг его взору предстала сокровенная мечта. - Да, Сирия - это было бы чудесно…
        Катон, по опыту зная, что если его друга понесло, то он еще довольно долго будет предаваться счастливым грезам, подозвал проходившего виноторговца и велел налить обоим по чаше. Торговец, смуглый малый, говоривший с греческим акцентом, хмыкнул, когда они достали из вещевых мешков походные котелки.
        -Солдаты, да?
        Катон кивнул.
        -Новоприбывшие? - с надеждой спросил торговец. - Я могу показать вам лучшие питейные заведения - лучшие места с лучшими девчонками.
        -Нет, мы отплываем, - Катон кивком указал на пристань. - На этом корабле.
        -Жаль. Впоследнее время легионеров прибывает немного, для торговли это нехорошо.
        Наливая им по порции из своего кувшина, торговец окинул их взглядом.
        -Надеюсь, вы не отставлены по здоровью?
        -Нет, просто переводят на другое место.
        -Ну, вы, похоже, первые. До сих пор здоровых солдат переводили только сюда. Вам повезло, что покидаете этот остров целыми и невредимыми.
        -А то.
        После неудачной попытки заманить их в бордель прямо за углом и «с исключительно разумными ценами» виноторговец удалился.
        Тем временем капитан, покончив с разгрузкой вина, стал принимать на борт обратный груз - по большей части кипы мехов и несколько больших клеток с огромными, мохнатыми охотничьими псами, сонно таращившимися сквозь прутья, когда их заносили на палубу, а потом в трюм. Стояла середина октября, и воздух уже тронуло прохладой, но на лице капитана от напряжения выступили капли пота. Заметив на пристани двух римлян, он поманил их к себе.
        -Видишь, - промолвил Катон, - нас зовут.
        Они подняли на плечи вещевые мешки, пересекли полосу причала, осторожно поднялись по узкому трапу и спрыгнули на палубу.
        -Ну, конечно, вы можете прохлаждаться на берегу сколько угодно, - раздраженно проворчал капитан. - Будто мне нет нужды ловить прилив и все такое.
        -Я думаю, он очень спешит, - Макрон подмигнул Катону, который медленно поставил свой вещмешок и распрямил спину. - Да только ты все едино никуда не поплывешь, пока не прибудет еще один пассажир.
        Капитан скрестил на груди толстенные ручищи.
        -Не поплыву?
        -Даже и не попытаешься, если не хочешь неприятностей.
        -Никто не смеет угрожать мне на борту моего же судна. Ауж в последнюю очередь какая-то солдатня. Как только колокол пробьет вторую стражу, мы отплываем.
        -Ничего подобного, - твердо заявил Макрон. - Сомневаюсь, чтобы легат отнесся к такой выходке с юмором.
        -Легат? - Брови капитана поползли на лоб.
        -Тит Флавий Веспасиан, до последнего времени командир Второго легиона Августа. Кслову, и мы тут не «какая-то солдатня», а центурионы.
        -Центурионы? - Капитан с сомнением покосился на Катона. - Что, оба?
        -Именно так. Поэтому советуем тебе, приятель, нас не донимать.
        Капитан не ответил, лишь окинул их взглядом и, быстро отвернувшись, принялся выкрикивать приказы своей команде.
        -Вот ведь хрен собачий, - пробормотал Макрон.
        -Интересно, почему легат задерживается, - промолвил Катон, окидывая взглядом причал. - Предполагалось, что он только нанесет визит вежливости командиру здешнего гарнизона.
        Макрон пожал плечами:
        -Сам ведь знаешь, каковы эти аристократы. Компанейская публика, когда они в своем кругу. Небось здешний командир завалил нашего просьбами передать от него письма и приветы куче родных и знакомых в Риме.
        Неожиданно Катон вытянул шею.
        -Ага, вот и он.
        -Ну вот, вопрос сам решился, - буркнул Макрон. - По крайней мере мы сможем отчалить, покуда этого хренова капитана не хватил удар.
        Легат, как и его центурионы, путешествовал налегке. Весь его багаж должен был быть отправлен следом и со временем прибыть в Рим, а его дорожный сундук уже подняли на борт. Одет он был в шелковую тунику с золотым шитьем по кайме, простого покроя, но столь наглядно указывавшую на высокое положение ее обладателя, что, когда он шагал по причалу, высматривая «Аякс», люди перед ним расступались.
        Катон помахал рукой, привлекая внимание легата, и вскоре его подбитые железными гвоздями сапоги уже загромыхали по палубе. Макрон с Катоном по привычке вытянулись по стойке «смирно».
        -Вольно! - Вид у Веспасиана был озабоченный. - Ятолько что узнал новости, которые могут быть для вас интересны. Утром прибыл армейский курьер.
        Макрон почесал подбородок.
        -И что за новости, командир?
        -Каратак сбежал.
        -Сбежал? - Макрон с сомнением покачал головой. - Да как это могло быть?
        -Кажется, пленники устроили бунт, возмущаясь плохой кормежкой. Людей послали на усмирение, но оказалось, что это была инсценировка, устроенная ради побега. Едва ворота открылись, пленники устремились в проем и бросились на солдат с голыми руками. Сотни из них погибли, отдали свои жизни за то, чтобы Каратак вырвался на свободу. Вот это верность! - Веспасиан повернулся к Катону. - Ты ведь с ним знаком. Как думаешь, что он теперь будет делать?
        Катон пожал плечами:
        -Почем мне знать, командир? Яговорил с ним всего несколько раз.
        -Он попытается продолжить войну?
        Катон кивнул:
        -Да, командир. Ядумаю, этот человек никогда не покорится. Скорее умрет, если придется.
        -Стало быть, война не окончена. - Веспасиан печально покачал головой. - Аведь после всего, что случилось, я надеялся…
        Не закончив фразу, легат устало отвел взгляд, прошел по палубе и остановился, облокотившись о носовое ограждение. Оба центуриона проводили его взглядами. Потом Макрон сказал Катону:
        -Надо отдать Каратаку должное. Он никогда не отчаивается.
        Катон кивнул и тихонько добавил:
        -И на том ему спасибо, что он не удрал до того, как с нас сняли все обвинения в благодарность за его пленение.
        Макрон вытаращился на Катона, а потом расхохотался и хлопнул друга по плечу. Катон вздрогнул.
        Приняв на борт последнего пассажира, капитан приказал отчаливать. На воду опустились тяжелые весла, гребцы налегли на них, и корабль медленно отошел от причала, подальше от других судов. Когда он оказался в водах канала, весла подняли на борт, а вместо них распустили паруса. Легкий ветерок вынес корабль из канала в открытое море, где ветер был сильнее и мигом наполнил главный парус так, что он выгнулся, как днище котелка. Теперь нос корабля то высоко вздымался на волнах, то опадал. Катон с Макроном перешли на корму и, облокотившись на ограждение, смотрели на удаляющийся берег Британии, пока тот не превратился в размытые очертания на горизонте. Тут Макрон потерял к нему интерес и направился к главной мачте, решив подбить кого-нибудь из команды на игру в кости.
        Катон остался у ограждения, удивляясь тому, с чего это он так расчувствовался, видя, как исчезает из виду земля, где на его долю выпало столько боли и опасностей и где он видел столько жестокости, что этого с лихвой хватит на всю жизнь. Вроде бы, покидая остров, ему пристало ощущать облегчение, так нет же, вместо этого какая-то странная пустота, словно он оставил на этом берегу какую-то важную часть самого себя. Спустя момент корма «Аякса» вздыбилась, в последний раз Катону открылся вид на отдаленную землю, а потом корабль соскользнул по волне вниз, и Британия окончательно пропала из виду.
        Почувствовав, что кто-то стоит у него за плечом, Катон оглянулся и увидел Макрона, смотревшего на белую пену за кормой.
        -Кажется, на этой долбаной посудине никто не готов сыграть в кости с центурионом.
        -Можно ли их в этом винить? - улыбнулся Катон.
        -Ну, ты, конечно, не станешь…
        -Конечно.
        -Ясное дело, - проворчал Макрон, не скрывая разочарования. - Ао чем ты тут тоскуешь?
        Катон посмотрел на друга, но ответил не сразу. По правде сказать, он начал размышлять о будущем. Отом, что будет теперь, когда они расстались со Вторым легионом. Легат обещал, что по прибытии в Рим будет покровительствовать и использует все свое влияние, чтобы они получили назначение в новый легион. Но ведь нужно еще, чтобы нашлись вакансии. Внастоящее время нигде, кроме Британии, боевые действия не велись, и потребность в центурионах для легионов, расквартированных по мирным провинциям империи, была весьма ограниченной, а перспектива несколько месяцев отираться без дела в Риме в компании все больше и больше впадающего в раздражение Макрона не слишком воодушевляла. Катон очень надеялся, что назначение в новый легион и возвращение к настоящей службе произойдут быстрее, чем его друг спятит от тоски и безделья.
        Катон улыбнулся:
        -Просто задумался.
        -О чем?
        -О том, что нас ждет. Впрочем, в любом случае это будет лучше того, что нам пришлось пережить за эти два года.
        -Ты так думаешь? - фыркнул Макрон. - Поверь мне, бывают места и похуже, а имея в виду наше с тобой везение, можно не сомневаться в том, что нам доведется их повидать.
        Катон обернулся и посмотрел за корму. Его взгляд скользнул по исчезающему пенному следу, тянувшемуся за «Аяксом», а потом устремился к горизонту.
        -Интересно, увидим ли мы еще когда-нибудь Британию?
        Макрон пожал могучими плечами:
        -Честно говоря, парень, боюсь, что это очень даже возможно.
        От автора
        Хотя Каратак и его воины были выбиты легионами с поля боя на следующий год после вторжения, неукротимый военный вождь бриттов продолжал ожесточенно сопротивляться установлению власти Рима. После нескольких поражений на юге острова Каратак бежал во владения племен, населявших территорию нынешнего Уэльса. Эти дикие, воинственные горные племена разделяли его стремление к независимости, тем паче что воинственный настрой в них поддерживали друиды, нашедшие пристанище и основавшие свой культовый центр на острове Англси. Высокий боевой дух этих племен в сочетании с труднодоступной горной местностью, затруднявшей проведение карательных операций, еще долгие годы основательно портил жизнь наместникам новой римской провинции - Британии. Каратак поделился с горными племенами выработанными им на собственном нелегком опыте наиболее эффективными методами ведения боевых действий против римлян, и летучие отряды горцев являлись постоянной угрозой для рассредоточенных по обширной территории римских гарнизонов, а особенно для их уязвимых путей снабжения. Впрочем, Рим имел давнюю традицию не смиряться с неудачами и не
допускать существования на территориях, объявленных им своими, локальных очагов сопротивления. Со временем Каратака вытеснили из Уэльса, и он бежал на север Британии, предполагая заручиться поддержкой могущественной конфедерации бригантианов. Значительная часть бригантианской знати относилась к его делу с сочувствием, однако их верховная правительница, царица Картимандуа, боялась навлечь на себя гнев Рима. Однако то, чем все это обернулось, - совсем другая история. История, которая, вполне возможно, потребует возвращения в Британию двоих опытных и одаренных командиров.
        Ныне же Катон и Макрон на пути в Рим. Надписи на надгробиях центурионов свидетельствуют о том, что такие люди действительно служили в различных подразделениях по всей империи. Астало быть, вполне можно ожидать, что наши герои в будущем посетят новые земли и столкнутся с другими опасными врагами. Но прежде чем Катон и Макрон получат назначение в новый легион, им еще надо преодолеть слухи и подозрения, сопровождающие их недавние действия во время войны с Каратаком. Они должны доказать, что достойны снова занять командные должности в легионах императора Клавдия. Ну а еще их ожидает рискованная, тайная миссия по обретению священного артефакта, который определит судьбу империи.