Крещение Новгорода. Часть 2 Сергей Пациашвили
        Роман в четырёх частях, начало цикла романов «Калинов мост». На его страницах оживают такие исторические персонажи, как князь Владимир, Добрыня, посадник Воробей, верховный волхв Соловей и прочие герои «Повести временных лет». В одной Вселенной с ними уживаются былинные и сказочные персонажи, такие как Василий Буслаев, Садко, Вольга, Костя Новоторожанин, Михаил Потык, Никита Кожемяка, Микула Селянинович, а так же Кощей Бессмертный, баба яга, Соловей-разбойник, вампиры и колдуны. Вторая часть романа описывает события крещения Ростова, последовавшие сразу после крещения Новгорода и при помощи новгородцев. Вместе к князем Владимиром им предстоит основать на ростовской земле новый город - Владимир, а так же столкнуться с самым опасным существом на Руси - Кощеем Бессмертным.
        ГЛАВА 1.
        ЧАРОДЕЙ И ВАМПИР.
        Колёса на повозке скрипели так неприятно и так часто, что для тех, кому не посчастливилось на ней ехать, эта поездка казалась невыносимой пыткой. Тройка лошадей, напрягаясь всеми своими мускулистыми телами, тащила за собой повозку, на которой была установлена огромная деревянная клетка. В таких клетках бродячий балаган обычно перевозит диких животных, которых затем показывает публике в своих представлениях. Но сегодня в ней были не медведи и не волки, а компания людей в кольчугах и чёрных плащах. Колдуны. Вождь их хмуро оглядывался по сторонам, его жабьи глаза и без того всегда были на выкате, сейчас же наполнились каким-то неистовством, будто бы намеревались выскочить из орбит. Его, вождя клана Змея, могучего Усыню пленили. И пленили даже не чародеи, а мерзкие создания, презираемые всем чародейским миром - упыри. Эти существа сейчас были повсюду, понукали коней, смеялись над пленниками, кривили свои клыкастые морды. А Усыня меж тем пытался собраться с мыслями, чтобы понять, как такое стало возможно, и что их теперь ждёт. Вскоре он увидел того, кого считал вождём этих кровососов. Худощавый,
угловатый, коротко стриженный. Он очень напоминал собой человека, а его клыки хорошо скрывала борода.
        - Эй ты, куда вы нас везёте? - спрашивал вождь Усыня.
        - На суд, куда же ещё, - отвечал вождь упырей, - вас велено доставить живыми.
        - Велено? И кто же велит такому сильному существу, как ты?
        - О, есть существа и более могущественные, чем я, и куда более могущественные, чем ты, могучий вождь.
        - Как твоё имя, кровосос?
        - Свои именуют меня Бессмертным, прочие - Кощеем.
        - Кощей? - ещё больше удивился Усыня, - так ты раб? Может ты и не вурдалак вовсе, а лишь голем, искусственная игрушка в чьих-то руках?
        - О, нет, - расхохотался чему-то Кощей Бессмертный, - я был когда-то человеком, даже колдуном. Но то было очень давно, много веков тому назад.
        - Так ты из древних? Почему же столько лет о тебе никто не слышал?
        - Прежде я не обладал таким могуществом, - отвечал вождь упырей. Казалось, его даже забавляет этот разговор, он отвечал очень охотно и живо. И тем ужаснее он казался вождю Усыне. Это страшное сильное существо обладало каким-то разумом. Вождь колдунов снова и снова вспоминал свою первую встречу с Кощеем и то потрясение, которое он испытал от этой встречи. Дело, которое казалось ему совсем простым и мелким, повергло его в такое ужасное положение.
        Ни для кого не было секретом, что там, где происходят тяжёлые бои или какие-то страшные бедствия обрушиваются на людские головы, появляются упыри и предлагают своё мнимое спасение. Так случилось и под Черниговом после возвращения князя Владимира и крещения Киева и Новгорода. Князь Всеоволод Додон терпел одно поражения за другим, уступал все захваченные прежде города, уступил в конце концов свой родной город Чернигов и укрылся в маленьком городке на окраине своих владений - Муроме. Быстро дошли вести о том, что в Киеве погиб вождь чародейской дружины - Кривша. До Усыни дошла новость о гибели в Новгороде его близкого товарища - Богомила Соловья. Правда, вождь клана Змея не сразу понял, о каком Соловье идёт речь. На Руси прозвище «Соловей» в те годы было очень распространено, и, пожалуй, самым известным Соловьём был вождь клана белых волков - Вахрамей. Но Вахрамей был жив, а погиб Богомил, который незадолго до этого так же в Новгороде был прозван Соловьём. Эта весть очень опечалила Усыню, но больше всего его встревожила невозможность сразу же отомстить новгородцам. Нужно было сражаться, пытаясь
вернуть себе Чернигов. Дружина колдунов избрали себе нового вождя - лидера клана Вепря - Дубыню. Но ему уже никто не подчинялся, даже колдуны из его клана. Можно было с полной уверенностью сказать, что чародейской дружины больше не существует, и теперь каждый клан сам за себя. И тут-то объявились эти упыри под Черниговом, которых ни один из новоявленных болгарских или русских богатырей не мог унять. Вождь Усыня вспомнил о своём долге и решил покарать кровососов. Вероятно, он надеялся за это получить какое-нибудь шаткое перемирие с врагами и тем самым избежать страшной участи других колдунов, которых теперь беспощадно истребляли и изгоняли с русской земли. Но то, с чем столкнулся тогда вождь клана Змея, потрясло его до глубины души.
        Когда колдуны нападали на упырей, то всегда старались делать это днём, а не ночью. Днём кровососы были слабы, солнечный свет отнимал у них силы. Ночью же у них было явное преимущество перед врагом. Упыри прекрасно ориентировались в темноте и были на порядок сильнее. И в этот раз колдуны, как и положено, пошли в атаку днём, но наткнулись не на слабых трусливых полузверей, а на стойкий отпор. Упыри выстроились в боевой порядок, чего прежде у них никто не наблюдал, они вооружились копьями и щитами и до конца не показали врагам свою спину. Но больше всего чародеев поразил вождь упырей - Кощей Бессмертный. Увидев замешательство среди колдунов, Усыня сам набросился на кровососа и силой рубанул ему мечом по шее. Однако голова упыря осталась сидеть на своих плечах, а меч прошёл, как через тесто, немного застрял, но вышел с другой стороны. Шея кровососа, правда, как-то неестественно выгнулась, но тот лишь наклонил голову на бок, хрустнул позвонками, и всё стало на место. Усыня ударил снова и попал в сердце, Кощей взял голой рукой острие меча и вынул из себя. Ни одно из известных смертоносных для вампиров
средств не действовало на него. Упыря атаковали многие, но все безуспешно. Все были ранены и взяты в плен, вождя Усыню обезоружил лично вождь упырей. Колдунов тогда погибло немного, в основном все были схвачены живыми. Более ужасной участи, чем попасть в плен к этим существам, чародеи не знали. Но никаких пыток и издевательств вслед за пленением не последовало. Колдунов посадили в деревянные клетки, которые, видимо, были специально приготовлены для этого предназначения, а затем повезли куда-то в сторону леса.
        - Скажи мне, если ты и вправду был колдуном, - обратился к Кощею вождь Усыня. - Мне всегда было интересно. Как в твоей голове укладывается столько воспоминаний? Ты же жил много веков, многое видел. Как вообще можно оставаться упырём, зная так много?
        - Хм, невозможно помнить всё, - отвечал Кощей, почти не задумываясь, - ведь в таком случае мы бы жили только прошлым. Я помню далеко не всё. Я совсем не помню песен, которые пели люди в прежние времена, почти не помню городов древности и прежних книг. Я лучше всего запоминаю лишь те зверства, что люди совершали друг с другом. Помню варёных в кипятке детей, помню вырезанные города, помню жертвоприношения колдунов. О, люди так жестоки и так отвратительны, что я в самом деле не понимаю, за что они ненавидят нас, упырей.
        - Люди и чародеи делают много зла, - возражал ему Усыня, - но это разные люди, а не все сразу. Нельзя всех мерить одной меркой.
        - Разве это я, мудрый вождь, мерю всех одной меркой? - даже удивился Кощей, - нет, это вы, колдуны всех людей объявили одинаковыми, ниже себя. Да ещё христиане, которые всех людей причислили к роду человеческому, ведущему начало от Бога. А потому преступления одного человека - это преступления всего рода. Разве нет? Я хорошо помню это зло человеческого рода, но для меня и вы, чародеи, ни чем не лучше. Да и мы, упыри, такие же.
        - Да, ты очень злопамятный, я это вижу, - молвил вождь колдунов, - и воистину, с таким тяжёлым грузом, как злая память, можно быть только чьим-то рабом.
        - Все мы чьи-то рабы, - философски заключил Кощей Бессмертный.
        А меж тем путь их приближался в концу, и вскоре они оказались в небольшой деревне, хорошо укреплённой высокой деревянной стеной. Эта местность будто бы показалась колдунам знакомой, многое указывало на то, что здесь жили чародеи, и не просто чародеи, а непременно оборотни. Вождь Усыня начал уже о чём-то догадываться, когда его привели в главный терем. Здесь его уже ожидал местный вождь. Он изменился в лице, постарел, постриг коротко волосы, но в его начисто выбритом лице и немного волчьем профиле легко можно было узнать Вахрамея Соловья, того самого, который в своё время убил Буслая во время жертвоприношения и тем самым косвенно повлиял на становление Василия Буслаева.
        - Так это твоих рук дело? - спрашивал Усыня, кивая на Кощея, который тоже был здесь.
        - О, да, - улыбался Вахрамей, - эти упыри служат мне, как и оборотни в этом хуторе.
        - Он очень силён. Я слышал о похожих чарах. В древние времена упыри могли достигать невиданного могущества. Но тогда чар в мире было больше, следовательно, и чародеи были сильнее. Со временем чары умирали вместе с чародеями и уходили из нашего мира. В конце концов, чародеи стали слабеть. Но сегодня я увидел что-то невероятное. Твой Кощей… твой… как такое возможно в наше время?
        - Я нашёл новый источник чар, - отвечал Вахрамей, - и этот источник открыл мне путь к невиданной, запретной силе. Только я знаю место его нахождения. Этот источник позволил мне подчинить своей власти древнего упыря и сделать его воистину бессмертным.
        - Глупец, - бросил ему Усыня, - ты понимаешь, что ты натворил? Если ты погибнешь, он всё равно останется жить, он же всех нас погубит. А может и ещё раньше. С чего ты взял, что сможешь им управлять?
        - Да, если я умру, он получит свободу. Но пока я контролирую его разум, и, более того, я единственный знаю, где находится его смерть.
        - Но ты не бессмертен, Вахрамей. Когда-нибудь ты умрёшь, и тогда он станет свободным. Зачем? Я не понимаю, зачем ты так рискуешь собой и всем мирозданием?
        - Зачем? - лицо Вахрамея теперь наполнилось гневом, - ты спрашиваешь меня, зачем? Что ж, великий вождь, я расскажу тебе. Помнишь, как всё начиналось, когда мы только начинали собирать чародейскую дружину? Мой клан был одним из первых, которые примкнули к новому союзу. Более того, сам союз был моей идеей. Я долгое время служил волхвом в Чернигове, я подружился с князем Всеволодом и через него собрал вас, четверых великих вождей. Затем мы склонили на свою сторону князя Владимира. Мы сделали Перуна своим верховным богом. Всё это было моя заслуга. Я должен был стать вождём чародейской дружины, я должен был заседать в Киеве и оттуда править вместе с князем. Но когда я высказал это, что вы все, великие вожди, ответили мне?
        - Мы сказали, что ты не чистокровный, и не можешь быть вождём над нами.
        - Вот именно. И избрали этого Крившу, будь он проклят. Вы даже и понятия не имели, зачем нужен этот союз, зачем нужна чародейская дружина. Только я это знал, только я вынашивал этот план. И что в итоге? Я остался не у дел. Но я нашёл способ отмстить. Я устроил покушение на князя Владимира. Покушение в высшей степени глупое, его жена Рогнеда не смогла его убить. Но из-за этого он распустил чародейскую дружину, а в скором времени принял христианство. Теперь я завершу то, что начал. Теперь мне не нужна никакая чародейская дружина. Я вступил в союз с силами, которые принесут мне ещё большую власть. И вы, великие вожди, поможете мне в этом, хотите вы того или нет.
        - Как же ты нас заставишь? - смотрел ему прямо в глаза Усыня.
        - Я не буду ничему вас заставлять. Вы просто будете делать то, что и так уже делали. Воевать против христиан и князя Владимира. Поэтому я велел сохранить тебе жизнь, вождь Усыня, я отпущу тебя. Но только в этот раз. В следующий раз, если перейдёшь дорогу Кошею, он тебя прикончит. А теперь ступай, продолжай свою войну, и знай, что я рядом.
        Кощей с равнодушным видом молчаливо наблюдал за разговором. Он всё понимал и, возможно, в глубине души ненавидел своё рабское положение, но он так же понимал, что при малейшей попытке взбунтоваться, его разум откажется ему подчиняться. Вахрамей сможет изменить или стереть его воспоминания, сделать просто марионеткой в своих руках, что угодно. Такому рабству Кощей предпочитал рабство при трезвом уме. Когда Усыня ушёл, Кощей остался с Соловьём наедине.
        - Ты, наверное, очень горд собой, оборотень? - вымолвил упырь.
        - Когда-то я был простым полукровкой, без будущего, без власти. А теперь я могу по праву считать себя самым могущественным чародеем на свете. Могущественнее всех чистокровных.
        - Твоё могущество создано на обмане. Ты провёл и меня, когда обещал мне бессмертие, а сделал своим рабом. Но в этом мире есть существа, куда более могущественные, чем ты, и, однажды, они покажут тебе свою власть.
        - Ты злишься на меня, Кощей? - даже удивился Вахрамей, - напрасно, ведь я дал тебе новую жизнь, новое имя, новую цель. Мы теперь связаны с тобой, мы вместе будем править этим миром. Я нашёл новый источник чародейской силы, но этот источник есть лишь путь к чему-то большему, путь к бессмертию. Я стану бессмертным так же, как стал и ты.
        - Источники силы просто так не возникают, - скептически говорил упырь, - по сути, они есть дыры, тайные порталы между миром мёртвых и миром живых. Эти порталы между мирами возникают, когда какое-то существо вырывается из мира мёртвых в мир живых.
        - Ты знаешь, что это за существо, Кощей?
        - Я знаю, что оно намного могущественнее нас с тобой, и оно набирает силу.
        - Ну что ж, надеюсь, однажды мы с ним встретимся и одолеем его вместе. А ты, друг мой, отправляйся снова к Чернигову. Думаю, колдуны больше не будут тебе мешать собирать наше войско.
        Усыня не смог скрыть тревогу и волнение, преследующие его после сегодняшней встречи. И его люди заметили серьёзную перемену на его лице. Особенно чародей по имени Мстислав, который единственный в клане выглядел совершенно противоположным образом, нежели Усыня. Не было ни тонких длинных усов как у сома, ни длинных волос, голова вообще была лысой, зато лицо был щедро украшено густыми усами и большой бородой лопатой. Чародеи вернули колдунам их коней и оружие, и теперь они спешно покидали хутор.
        - Куда теперь, владыка? - спрашивал Мстислав у вождя.
        - Мы возвращаемся к Чернигову, - отвечал Усыня, - нужно уводить войско от города.
        - Мы нарушим приказ вождя Дубыни и уйдём с войны?
        - Исход этой войны скоро решится и так, без нас. Сейчас нам нужно затаиться и готовить себя для настоящей войны.
        - Пока другие колдуны будут сражаться, мы будем прятаться? - удивлялся Мстислав. В последнее время он всё чаще перечил вождю.
        - Войско Владимира больше наших сил в несколько раз. Оно сомнёт всех на своём пути. Князь Всеоволод Додон уже сбежал из Чернигова в Муром. Сейчас лучше затаиться и переждать. Поверь мне, я знаю, что киевский князь недолго будет праздновать свою победу. Скоро и без нас на него обрушатся страшные бедствия.
        С этими словами Усыня направил своего коня вперёд на лесную дорогу, по которой они прибыли сюда. Другие колдуны поехали за ним. Они торопились, и от топота их коней сотрясалась земля. Усыня едва не раздавил двух путников, одиноко разгуливающих по лесу. В последний момент они успели отскочить в сторону, чтобы пропустить всадников. Это были совсем молодые юноша и девушка. Оба сильно похожи при том, что и сильно отличалась. Она была рыжеволосой, длинные волосы убирала в пушистый хвост на затылке, глаза голубые, лицо щедро украшено веснушками и по-своему даже очень милое. Парень так же носил длинные волосы, которые, однако, были русого цвета, лицо было совершенно белым, лишь с небольшой бородкой и усиками. Девушка несла в руке какую-то корзину, её спутник имел за поясом длинный меч.
        - Похоже, сестрёнка, переговоры уже закончились, - вымолвил с улыбкой он.
        - Наш отец опять добился, чего хотел, - отвечала девушка.
        - Похоже, его чучело навело страху на колдунов. Вишь, как торопятся. Хорошую собачёнку завёл себе наш отец.
        - Ты про Кощея? - спрашивал девица, - он тебе не нравится, Чеслав?
        - Ты же знаешь, что нет. Он упырь, а мы - чародеи. Раньше мы убивали упырей, или делали своими рабами. Но никогда не позволяли действовать самостоятельно.
        - Таково решения нашего отца, - стояла на своём девица, - и раз уж мы его дети, мы должны ему покориться.
        - А я смотрю, Авдотья, Кощей-то тебе понравился, - вдруг чем-то разгневался Чеслав, - я видел, как ты смотрела на это животное.
        - Может и нравится. У меня же нет мужа, а Кощей - сильный и взрослый, он бы любой понравился.
        - Ты - гадкая дрянь, - выругался Чеслав и больно схватил её за руку, - нарочно дразнишь меня?
        - Убери руки, братец, ты всё равно мне ничего не сделаешь, - без тени страха отвечала ему Авдотья. И Чеслав, вскипая от гнева, покорился. Девушка же с презрительной гримасой пошла вперёд, и, не поворачивая головы к своему спутнику, заговорила:
        - Разве это не ты сделал меня такой? Разве не ты научил меня любить и сделал женщиной, как только мне исполнилось тринадцать?
        - У нас один отец, сестрица, но разные матери, у колдунов такие союзы не запрещены.
        - Это чтобы сохранить чистоту крови. Но мы не колдуны. И если у нас появится ребёнок, мы пропали.
        - Он не появится, - уверенно говорил Чеслав, - ты же пьёшь те отвары, которые не дают тебе зачать?
        Он даже чему-то похотливо заулыбался и попытался приобнять сестру за талию, но она ускорила шаг и вполне серьёзно заговорила:
        - Всему приходит конец, братец, я хочу быть матерью. Хочу детей, но не от тебя.
        - От кого, от Кощея? - усмехнулся Чеслав, - упыри же бесплодны, это всем известно.
        - Всё равно. Я хочу другого мужчину, ты надоел мне, братец.
        Лицо Чеслава теперь исказила мука и боль. Он обогнал свою сестру и заговорил, глядя ей прямо в глаза:
        - Хочешь бросить меня, хочешь оставить меня? А как же я буду здесь один, без тебя? Я старше тебя, Авдотья, но отец всё равно не разрешает мне жениться. Если ты покинешь меня, у меня не останется больше никого.
        - Бедный мой, несчастный братец, - обняла его Авдотья. От прежнего хмурого презрения на её милом личике не осталось и следа. Теперь оно выражало сочувствие и нежность. Чеслав крепко обнял её, а затем так же крепко поцеловал в слегка пухлые губки.
        - Никогда не оставляй меня, - почти шёпотом произнёс он.
        - Не оставлю, - отвечала Авдотья.
        Догадывался ли Вахрамей о тайной связи своих единственных законных детей? Возможно. Но он редко видел их, и даже не сразу узнал о рождении Чеслава от одной ведьмы. Затем от другой матери появилась на свет Авдотья, но прошло ещё не мало лет, прежде чем дети переехали в дом к отцу, и как раз тогда они и познакомились друг с другом. Чеславу было 14, ей - десять лет. Киев только крестили в веру Перуна, и Вахрамей в одночасье стал одним из самых влиятельных и самых могущественных чародеев на Руси. Его дети перестали в чём-либо нуждаться и не сразу поняли, в какую западню попали. В 17 лет Чеслав впервые задумал жениться и впервые столкнулся со строгим запретом со стороны своего отца.
        - Не для того я родил тебя, чтобы ты женился на дочери просто кузнеца, пусть и чародейской крови, - сказал тогда Вахрамей.
        - Н я люблю её, отец, - возражал Чеслав, - и она любит меня. Мы будем счастливой семьёй.
        - Выбрось эту ерунду из головы. Я твоя семья, а ещё Авдотья. Хочешь бабу, пожалуйста, живи с ней, но без женитьбы. А не захочет, как хочет. Ты женишься в Киеве, на богатой девушке из знатного чародейского рода.
        И Чеслав вынужден был оставить свою затею и подчиниться отцу. Он виделся ещё несколько раз со своей возлюбленной, но она, зная себе цену, наотрез отказалась жить с ним без брака. Сын тогда так и не посмел перечить отцу. Сердце юного чародея разрывалось от боли, и, казалось, никто не сможет утешить его страданий. Но тут близкому человеку, его родной сестре понадобилась его забота. Редкая и странная болезнь поразила Авдотью, и юная красавица вдруг напрочь перестала ходить. Ноги не слушались её, чародеи поначалу ничем не могли помочь, хоть и быстро поняли, что это какое-то сильное проклятие, насланное кем-то из врагов Вахрамея. Чеслав лично ухаживал за своей сестрой, и она была ему за это бесконечно благодарна. Он больше всех жалел её, как и она его, и однажды так случилось, что они стали слишком близки друг другу. Тогда Чеслав впервые познал женщину, а она впервые познала мужчину. Они поклялись, что всегда будут верны друг другу. Вскоре Вахрамей смог отыскать своего недоброжелателя и снять проклятие с дочери.
        Авдотья снова начала ходить, но теперь мир для неё изменился. Появилась какая-то зависть и мстительность к людям. Ещё во время болезни девушка стала очень злопамятна, запоминала в мелочах всё зло, кто какое делал, просила относить себя на казни преступников и наблюдала за ними. С мужчинами она была приветлива и улыбчива, и сама нарочно искала их общества, но брат всегда следил, чтобы ни один мужчина не стал слишком близок к ней. Авдотья в тайне от отца от ведьм научилась искусству делать противозачаточные отвары. Так же тайком она начала изучать всякие запретные чары, которые изучали только лесные феи. Феи жили отшельникам и в отличии от ведьм ни один мужчина в здравом уме не стал бы брать одну из них в жёны. Любовь брата и сестры так же хранилась к глубокой тайне. Вскоре вся их жизнь стала превращаться в сплетение тайн и мелких секретов. Это сказалось и на их характерах. Они стали всегда говорить со всеми намёками, недомолвками, а Авдотья так и вовсе создала вокруг себя такую ауру загадочности, что казалась порой просто сумасшедшей, отчего, однако, только ещё больше нравилась мужчинам, поскольку
иной раз казалась им сущим ребёнком, капризным и недоступным. Но в силу этого любовники были очень несчастны. Не редко они ссорились и не спали вместе по множеству дней или даже недель. И всё же затем страсть побеждала страх, и вопреки всему они снова тянулись друг к другу. Чеслав старался полностью контролировать жизнь сестры, она же пыталась уловками и обманом вырваться из этого контроля, дразнила брата, выходя на прогулки с другими мужчинами. Несколько раз Чеслав настолько злился на Авдотью, что сам пытался жениться, даже вопреки воли отца. Но затем яростный порыв остывал, и сын мирился с очередным запретом своего отца. Наконец, Чеслав смирился со своей судьбой и даже возрадовался ей. Ведь, если отец не хотел женить его, то из этих же соображений не хотел выдавать замуж и Авдотью. В душе дети желали, чтобы их отец никогда не поселился жить в Киеве, и тогда они всегда были бы вместе. Но любить друг друга, скрываясь от всех, игнорируя насмешки и подозрения окружающих, было невыносимо. И тогда они искренне желали отцу достичь того могущества, о котором он мечтал. Но Вахрамей всё больше отдалялся от
всей цели. Четыре клана колдунов рассорились друг с другом, не поделив земельные владения, а потом между ними разгорелась война. Когда война утихла, Вахрамей организовал покушение на князя Владимира, но замысел не удался, а заговорщиков схватили. Те выдали своего господина. Теперь Соловей был вне закона, а чуть позже вне закона стали и все чародеи. Всеволод Додон - черниговский князь как мог сплотил вокруг себя распавшуюся чародейскую дружину и предпринял попытку захвата торгового пути «из варяг в греки». Попытка эта почти удалась, но всё же обернулась неудачей. Вахрамей терял могущество, но всё же не отчаивался. Пока шла война двух князей, он проживал в своём небольшом хуторе в чаще леса, и его дети жили с ним. Здесь их никто не мог найти. Но под пристальным надзором отца Чеслав и Авдотья боялись спать вместе и лишь изредка, украдкой, когда уходили в лес, позволяли себе это.
        Союз с Кощеем оборотни из клана Белого Волка поддержали не сразу. Но Вахрамей их уговори. Оборотни всё же доверяли своему вождю и готовы были идти за ним, как и прежде. К тому же они, как и Чеслав, верили, что этот союз есть лишь временная мера, и однажды Вахрамей избавиться от своего зловещего помощника. И лишь Авдотья понимала, а, может, не понимала, а лишь чувствовала, что Кощей куда более могущественен, чем думают другие, и куда более важен для Вахрамея. И пока её брат точил зуб на упыря, она пыталась разгадать эту тайну и узнать как можно больше о загадочном Кощее Бессмертном.
        ГЛАВА 2.
        БОГАТЫРИ.
        Велика была сила витязя Василия Буслаева, было в ней даже что-то не человеческое, словно не было у неё границ, как у берегов Днепра. Как только его признали головой в Людином конце и выплатили виру за убитого отца, тут уже никто не мог с ним сравниться в славных подвигах и славе. Уже почти год минул после крещения, много испытаний выпало на долю новгородцев, и много подвигов совершили местные богатыри. Но слава Василия Буслаева превзошла их славу, хоть сам он и не был богатырём. Христианские воины как бы даже не противились этому. Садко будто бы нарочно воспевал в песнях подвиги Василия, и при этом намеренно преувеличивал его силу уже до совсем сверхчеловеческой. Вот Василий вместе с богатырями пошёл на разбойников, вот спас жизнь посаднику Стояну на охоте, изловил упырей, мучивших сельский люд, лично крестил несколько деревень и помирил меж собой. Слава его росла, и церковь только способствовала этому. Как известно, тогда на Руси своих святых не было, уже много позже первыми русскими святыми станут сыновья князя Владимира, братья-мученики - Борис и Глеб. После крещения же русская церковь остро
нуждалась в своих героях. Оттого Василий Буслаев в один год из мятежника и дебошира превратился в главного заступника христианской веры в Новгороде, и многие уже в открытую стали называть его богатырём. К легендам о Василии часто примешивались и образы языческих богатырей, память о которых князь Владимир так тщательно пытался стереть. Христиане не противились такой славе, ведь воспетый в языческих песнях витязь сражался теперь за христианскую веру, стало быть, покаялся, и уже это должно было привлекать язычников в новую веру. Василий же как и прежде жил в Людином конце и никак не хотел принимать славу богатыря, которая так и следовала за ним по пятам.
        Голова любил восседать на высоком холме на берегу Волхова, с которого было видно весь Славенский конец, как на ладони. Когда-то здесь был и его дом, а теперь Людин конец стал его пристанищем. Мерно и тихо протекала река Волхов, воды её проходили под заново отстроенный мост, словно серебристая нить в игольное ушко. Могучее тело витязя было похоже на скалу. Василий упирал палицу в землю, клал сверху на её ручку ладони, а широкий подбородок ложил на руки и так долгое время проводил в молчаливой задумчивости. В таком положении застал его весной нового года и Садко, который теперь любил расхаживать по городу в боевом облачении, а поверх кольчуги постоянно свисал золотой крест на серебряной цепочке.
        - Ишь ты, ну и хлыщ, - улыбался Василий, завидев издалека друга.
        - Так и знал, что найду тебя здесь, - пожал ему руку Садко и уселся рядом.
        - А где мы быть ещё? - молвил Василий, - весь Новгород, как на ладони.
        - Да, красиво, - залюбовался и сам Садко, - эх, Вася, Вася. Мне бы твою славу. Просиживал бы я штаны в Людном конце, как же.
        - Ты сам мою славу создал, Садко. Тем и себя прославил. Гляди-ка, у тебя теперь всё есть. Даже женился на дочери богатого купца. Всех удивил.
        - Да, многие, наверное, сдохли от зависти. Но Житомир-купец сам, что называется, попался. Не захотел платить десятину церкви. Давай, говорит, Садко, я лучше тебе откуп дам, а ты за это напишешь, что я всё оплатил. Таких у меня много. Но с купца я ни гривны не взял, дай, говорю, лучше дочь свою замуж. Он и согласился. А ведь был бы ты богатырём, Вася, тоже бы деньгу немалую в кармане бы имел.
        - Денег у меня и без того хватает, - отвечал Василий, - в золоте не хожу, но так все дружинники в старину жили. А они были гораздо лучше нашего.
        - Опять за своё, - завёл глаза Садко, - да пойми ты уже, не вернуть те времена. Тогда народ и не знал ещё почти, что такое золото. А сейчас из Царьграда его мешками везут. Как тут не взять? Только дурак не возьмёт. Ну… я не про тебя сейчас.
        Под конец Садко даже смутился под хмурым взглядом друга и замолчал. Так какое-то время они просидели молча, пока не заговорил сам Василий:
        - Ты зачем искал-то меня, чего хотел?
        - Да вот хочу всё сманить тебя к нам, чтобы ты богатырём стал. Только теперь об этом не только я прошу, но и сам отец Иоаким.
        - А ему какая нужда?
        - В поход мы скоро выходим. Нам нужен воевода, сильный, прославленный. Мы тут пока с Вольгой это место поделить не можем, а время идёт, нужно уже отправляться.
        - Что за поход?
        - А ты разве не слышал? Князь наш, Владимир совсем уже близко к городу. Но в Новгород идти не хочет, хочет, чтобы мы вышли к нему навстречу. Немалое войско собрал. Чую, большая битва намечается. Ну, Вася, пошли с нами. А то ведь Костю Новоторжанина позову. Он с нами точно пойдёт. Представь, если твой сотник станет богаче тебя, когда вернётся.
        - Костя без меня не пойдёт, - уверенно отвечал Василий, - хотя мог бы, у него верных людей не меньше, чем у меня, но только сам он меня почитает за старшего и во всём меня слушает.
        - Может и не пойдёт, - согласился Садко, - но ведь пойти захочет. А ты его не пустишь, так ведь ты и ему жизнь подпортишь, как он потом будет в глаза Иоакиму смотреть? Самый старый христианский герой, и остался здесь. Ну же, Вася, сам отец Иоаким за тебя слово держит. Давай же. Ну скажи, разве ты никогда не мечтал командовать целым своим войском? Тебе нужно только самому креститься, прилюдно. А то ведь ты весь Людин конец крестил, а сам до сих пор ещё вроде как не крестился.
        - Как же я не люблю все эти прелюдии и церемонии. В конце концов, Садко, воеводу назначает не Иоаким, его выбирают богатыри.
        - Если всех своих воинов к нам приведёшь, то их будет больше, чем в моём войске или войске Вольги. Вот они тебя и выберут.
        - Эх, что-то как-то нечестно получается.
        - Опять ты со своим честно-нечестно. Все уже давно поняли, что тебе место среди самых достойных, а не в Людином конце. В дружину ты не захотел, чтобы оставаться свободным. А в богатырском войске у тебя будет больше всего свободы. Только отец Иоаким над тобой начальник, а он в этом деле человек не опытный. Почитай, ты сам себе голова. Разве ты не этого хотел?
        - Пожалуй, что и так, - задумался Василий, - надо ещё подумать. Я тебе позже ответ свой дам, а ты мне пока расскажи по подробнее, что за поход, и каким чёртом князя Владимира в наши края занесло?
        - Знал, что ты спросишь, - лукаво подмигнул ему Садко. - Как ты знаешь, княже наш Всеволоду Додону так хорошо врезал, что тот спрятался аш в Муроме. Чернигов быстро крестили и посадили там богатыря Святогора. Кстати, из наших, не из болгарских. А меж тем князь все города, что в своё время завоевал Всеволод, стал отвоёвывать обратно. В некоторых из этих городов засели чародеи, так что их отбить было особенно сложно. И так по пути из варяг в греки, а точнее, наоборот, из грек к варягам наш князь вместе с богатырским воеводой Анастасом и подобрался постепенно к Новгороду. Теперь он хочет крестить Ростов, для того и зовёт нас к себе на помощь. Ростовский народ упрям, там живут не только славяне, а большей частью чудь. Путята - их боярин, после того, как нас крестил, так к себе в Ростов и не возвращался, боится. Надо их срочно крестить.
        - И когда выдвигаемся?
        - Как только у богатырей появится воевода.
        На какое-то время Василий снова погрузился в раздумье. Он не любил всякого рода церемонии, но сейчас дело было особенное. Судьба словно сама давала ему в руки власть, о которой он сам, было, на время позабыл. И Василий велел Садку передать отцу Иоакиму своё согласие на церемонию крещения, сам же отправился к себе домой, чтобы как следует подготовиться. Вечером верхом на своём мощном жеребце богатырь направился к строящемуся Софийскому собору. Князь Добрыня (а он теперь официально стал новгородским князем) и посадник Стоян были так же здесь. Храм теперь строили не деревянный, а каменный, и стройка была ещё в самом разгаре. Эхо на всё помещение разносило грозный голос князя Добрыни:
        - Как хочешь Стоян, но до сени нужно крышу закончить. Пойдут дожди, и наверх уже никто не полезет, а там уже опять до весны. Как службы-то проводить здесь?
        - Всё, что от меня зависит, владыка, я делаю, - отвечал Воробей, - но я же не чародей, не могу сотворить чуда. Где взять ещё людей?
        - Будут тебе люди, - говорил Добрыня, - скоро мы отправляемся в поход. Бог поможет, привезём тебе много пленных язычников. И тогда….
        В этот момент через порог храма перешагнул богатырь в кольчуге и шлеме, перед этим свою огромную палицу он оставил у порога вместе со щитом.
        - Ты как на войну собрался, Василий, - молвил Стоян, - зачем тебе кольчуга в храме божьем?
        - В Славенском конце без кольчуги появляться нельзя, - отвечал им сын Буслая, - к вам у меня веры нет.
        - Всё боишься измены? - ухмыльнулся Добрыня, - если ты покрестишься в нашу веру, мы будем братьями, и тебе нечего будет бояться.
        В это время в храм вошёл Костя Новоторжанин, перекрестился и поклонился знатным особам. Нужно сказать, что внешность его теперь претерпела некоторые изменения. Теперь он отрастил длинные волосы и даже стал носить густую щетину, таким образом, его изуродованного уха и шрамов на лице было почти не видно.
        - От бога, который заставляет верящих в него есть свою плоть можно ожидать чего угодно, - продолжал меж тем Василий.
        - Вася, - укоризненно посмотрел на него Костя.
        - Ты пришёл в храм, чтобы хулить нашу веру? - гневался князь.
        - Нет, я пришёл, чтобы креститься в неё. Но креститься я буду в кольчуге, как воин, а не как овца, или агнец, как вы их называете.
        - Так не пойдёт, - возразил Добрыня.
        - Тебе нужен богатырский воевода, князь? - спросил его Василий, глядя прямо в глаза Добрыне, и при этом подошёл к нему так близко, что Стояну даже стало неловко от такой дерзости, и теперь он не сводил удивлённого взгляда со своего князя.
        - Нужен, - отвечал Добрыня, так же глядя в глаза сыну Буслая.
        - Тогда крестите меня, но на моих условиях. Чтобы все знали, что я не преклонился перед вашим богом, а пришёл к нему как равный.
        - Равный богу? - не выдержал и вскрикнул Стоян, - ну это уже слишком Вася! Ты эти шуточки оставь, а то я не посмотрю, что ты мне жизнь спас.
        - И что же ты сделаешь, посадник? Бросишь мне вызов, встретишься со мной в поединке, как мужчина с мужчиной? Нет? Я так и думал.
        Костя, слыша такие речи, стал всё больше выходить вперёд, чтобы в случае чего преградить путь своему другу к глупым поступкам. Он так делал уже ни раз, и, если бы не он, возможно, Василий давно бы уже рассорился с князем.
        - Я предлагаю тебе поединок, - заговорил вдруг Добрыня. - Проверим, кто из нас лучше в бою против колдунов. И достоин ли ты быть воеводой. Если справишься с командованием целого войска, проси для себя всё, что пожелаешь. А если не справишься, понесёшь любое наказание, какое я тебе придумаю. Ну что, принимаешь вызов?
        Василий в напряжении стиснул зубы, отчего на щеках его выступили желваки. Уже год прошёл после крещения Новгорода, и с тех пор не прекращались его препирания и споры с Добрыней. При том, что Василий ещё при первой их встрече после крещения сказал:
        - Я не хочу тебе мстить, ведь я человек не злопамятный. Отец учил меня, что дружинник не должен быть злопамятным. Если не можешь отомстить сразу, то не стоит копить злобу в душе и становиться зависимым.
        - Значит, помиримся? - спрашивал его тогда Добрыня.
        - Тот, кто не является мне врагом, не обязательно приходится мне другом. И всё же, нам вместе править Новгородом. Мне в Людином конце, тебе в Славенском. Будем же править в мире.
        Тогда Добрыня удовлетворился и этими словами. Но с тех пор возмужавший сын Буслая не уставал дразнить и всячески провоцировать князя. Всё людинскому голове сходило с рук, правда князь постоянно чинил ему всякие препятствия, вызывал людей из его барства на суды, некоторых сурово наказывал за их проделки и постоянно старался в обход Василия приблизить к себе кого-нибудь из людинских сотников. Неизвестно, чем бы закончился их сегодняшний спор в храме, если бы не появился отец Иоаким и не позвал Василия с собой. Костя поклонился архиепископу и потянул с собой друга, Добрыня облегчённо вздохнул. Он давно уже устал от дерзости этого героя, но более сильного героя в Новгороде ныне не было. Одно хорошо, что Василий хоть сдержал обещание и крестил Людин конец, за это ему можно было простить его дерзость и всякие разбойничьи проделки.
        - Не хочешь снимать кольчуги, не снимай, - говорил меж тем архиепископ Василию, - только смотри, не утони в реке.
        - В реке? Я буду креститься в Волхове?
        - Конечно, как и все новгородцы.
        И они уселись на коней и уехали прочь. Звук их копыт становился всё тише, пока совсем не утих.
        - Сначала Буслай мне покоя не давал, а теперь и щенок его, - молвил им во след Добрыня, - ну, ничего, пусть только попробует дерзить Владимиру. Он с ним живо разберётся, он таких выскочек не жалует.
        Сумерки уже окутывали своими объятиями небо, красный солнечный диск опускался на линию горизонта. Народу возле реки было совсем немного, стук лошадиных копыт далеко разносился эхом. Несколько всадников спустились на тихий берег Волхова, один в серебристой кольчуге, остальные в рясах.
        - Я слышал, митрополит Михаил лично идёт крестить Ростов, - говорил Василий, - надо же, я думал, знатные ромеи не любят походной жизни, особенно священники.
        - Отец Михаил не всегда был таким знатным, - отвечал Иоаким, - раньше он был простым миссионером, жил в степи, терпел лишения, как и все.
        - И ты тоже?
        - Я вырос в Херонесе, это богатый город. Но когда князь Владимир взял его в осаду, мы все узнали, что такое голод и лишения. Они перекрыли нам источники воды, и вода в колодцах стала словно из болота.
        - И после этого ты служишь ему?
        - Я служу господу-Богу. Господь послал мне испытание, я должен выдержать его с достоинством и обратить как можно больше язычников в истинную веру. Эта моя миссия, план бога на мой счёт. Что ж, Василий, ступай в воду с того помоста. Я буду стоять на нём, а ты должен будешь трижды окунуться в воду.
        Богатырь оставил палицу, шлем и щит на берегу, а сам вошёл в воду. Вода была холодной, но уже не ледяной, тяжёлая кольчуга тянула ко дну, и нужно было иметь большую силу, чтобы удержаться на плаву. Василий подплыл к помосту, архиепископ прикоснулся к его голове и опустил её в воду.
        - Крестится раб божий Василий, во им отца, сын и святого духа.
        - И всё? - вынырнул в третий раз Василий.
        - Можешь сказать «аминь».
        Василий молча выбрался из воды. Здесь Костя сразу же обернул его в ткань, вытер насухо волосы. Кольчуга теперь казалась ещё тяжелее из-за промокшей одежды.
        - Теперь богатырская клятва, - продолжил отец Иоаким, - повторяй за мной. я, раб Божий - Василий, перед лицом господа нашего клянусь: исправно и мужественно нести свою службу, учиться смирению и послушанию у духовных лиц, бить врагов истинной веры без всякой жалости или обращать их в христианскую веру. Клянусь, что никогда не отниму жизнь у христианина, не причиню ему тяжёлых увечий, не позволю ему страдать от нехристианской веры и погубить свою душу, перейдя в веру иную, клянусь до самого Страшного Суда быть верным воином Христа - богатырём, на этом свете и на том. Если же я нарушу свою клятву, то пусть церковь отречётся от меня, и меня постигнет кара, достойная самого страшного врага христианской веры. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь.
        Василий Буслаев повторил всё слово в слово и даже перекрестился. Здесь, с отцом Иоакимом ему почему-то совсем не хотелось спорить и перечить. Архиепископ был из тех людей, которые без насилия и угроз внушали уважение всем, кто их знал. Василий знал, что от отца Иоакима точно не следует ожидать какой-нибудь подлости и обиды и потому поневоле проникался к нему доверием.
        - Завтра соберём твоё братство, - меж тем говорил архиепископ, - теперь они все богатыри. Будем выбирать воеводу. Уверен, ты справишься, богатыри тебя очень уважают.
        - Ты - хороший человек, владыка, - вымолвил вдруг Василий, - не понимаю, почему ты служишь Добрыне?
        - Я уже говорил тебе, я служу только Богу, а всё остальное - лишь испытание. Советую и тебе нести такую же службу, иначе пропадёшь. В походе ты обязан будешь выполнять приказы Добрыни. Правда, Добрыню ты ещё можешь ослушаться, но мой тебе совет, не вздумай ослушаться князя Владимира. Он всегда добивается своего, может пойти на любые жертвы ради цели. Если ты встанешь у него на пути, то будешь уничтожен без всяких колебаний. Ведь люди для него только препятствия на пути к его великой цели, и эти помехи он убирает без малейшей жалости. Я ещё не встречал в своей жизни человека, который были бы так одержим своей целью. Он не перед чем ни остановится. Правда, с ним сейчас отец Михаил, он сможет сдержать князя, остановить, если тот слишком разойдётся. Но ты, Вася, всё равно лучше ему не перечь.
        - Посмотрим, - отвечал лишь новый богатырь.
        Василий прекрасно помнил, какова была главная цель князя Владимира, которая сделала его Киевским князем и столь могучим правителем. Изначальная цель была довольна проста - месть. Печенеги убили отца князя - Святослава, и теперь любой ценой нужно было отмстить. Уже больше десяти лет прошло с того дня, как князь Владимир полный решимости, начал свою месть печенегам, совершая один поход за другим. Колдуны, князья, народ поддерживали его в этой войне, все шли за его правдой. Печенеги упорно сопротивлялись, они собрали несметную орду и однажды даже взяли в осаду Киев. И, несмотря на это, они терпели поражение. До тех пор, пока между сторонниками Владимира не начался раздор. Колдуны и князья стали ссориться между собой, иные отказывались поклоняться Перуну, прочие говорили, что месть уже осуществилась, и нет смысла продолжать войну. Но князь Владимир считал, что месть его не закончится, пока последняя орда печенегов не будет уничтожена. Возможно, за эти годы он уже заметил, что его месть и его правда уже серьёзно укрепили его владения и сплотили народ. Но теперь князь задумал немыслимое, он решил
заручиться в своей войне поддержкой ромеев. Только для этого Владимир пришёл на византийскую землю и помог императору подавить восстание. Он рассчитывал, что ромеи отплатят ему добром за добро, и за его помощь помогут одолеть печенегов. Но они сказали, что помогут ему только в том случае, если князь и его дружина примет христианскую веру. Князь Владимир согласился, ради своей правды. Таким образом, одна месть создала великую державу - Русь, обратила её в христианство и даже позволила киевскому князю породниться с самым могущественным семейством во Вселенной - императорским родом из Царьграда.
        На следующий день после крещения Василия новгородские богатыри заполнили весь недостроенный Софийский собор. Здесь было не продохнуть. Кто-то усаживался на подоконнике, кто-то прислонился спиной к стене, остальные же стояли так и ожидали. Садко сидел на возвышении по левую руку от Добрыни, по правую руку от князя сидел отец Иоаким. Вольга сидел рядом с Садком. Костя Новоторжанин стоял вместе с другими богатырями, расположившимся у стены и о чём-то с ними беседовал. Здесь же плечом к плечу стояли братья-евреи Лука и Моисей.
        - Чёртов мальчишка, - ворчал Добрыня, - пока он прибудет из Людина конца, уже наступит полдень.
        Но не успел он это сказать, как ворота распахнулись, и в храм вошёл Василий в сопровождении своих сотников. Бодро хромал сын Чурилы - Потамий, чуть позади шёл сотник Клим Сбродович со своими шестью младшими братьями, один из которых так же теперь был сотником. Пришли они без кольчуг, в простом, даже слишком обычном своём одеянии, отчего со стороны были похожи на шайку разбойников. Хомы Горбатого среди них не было, он уже давно поступил на службу в войско Садка и там стал сотником. Василию тут же кто-то освободил место у стены, и он расположился там вместе с пребывшими товарищами. Храм, нужно сказать, всё равно всех не вместил, и многие остались на улице. Благо, что окон в храме ещё не было, и было слышно всё, что происходило внутри. Отец Иоаким поднялся с места.
        - Друзья мои, - заговорил он, - мы собрались здесь сегодня для того, чтобы избрать воеводу для великого похода к Ростову. Здесь сидят три старшины богатырских воинств: Святослав Вольга, сын Бориса, Садко, сын Волрога и Василий, сын Буслая. Кто-то из них должен стать воеводой над богатырским войском. Так поднимите же руки те, кто хочет, чтобы воеводой стал Василий. Хорошо, теперь поднимите руки те, кто хочет видеть воеводой Садка. Спаси Бог. А теперь пусть поднимут руки те, кто хочет, чтобы воеводой стал Вольга.
        Богатыри последовательно поднимали руки и не преподнесли никаких неожиданностей, больше всего голосов отдали за Василия Буслаева. Добрыня поднялся с места и провозгласил:
        - От имени богатырей Новгорода объявляю Василия Буслаева воеводой богатырского войска.
        И богатыри радостно заликовали. Едва Василий поднялся на ноги, как его схватили и понесли на руках, и так вынесли его из храма.
        - Что прикажешь, воевода? - спросил Костя.
        - Что ж, товарищи, если завтра мы отправляемся в поход, то сегодня мы должны выпить всё вино в городе.
        Тут уже все богатыри дружно направились в сторону кабака. Кабацкий люд при их виде стал разбегаться кто куда. Богатыри взяли сразу несколько бочек вина, но воеводы пока среди них не было. Василий был ещё на улице, где поймал Хому Горбатого.
        - Хома, куда Садко запропастился? Неужто он гулять с нами не хочет?
        - Ещё как хочет, - улыбался в ответ Хома, - только у его коня подкова слетела, поскакал к кузнецу.
        Но не успел он договорить эти слова, как Василий, а вместе с ним Костя Новоторжанин и другие товарищи сами увидели приближающегося Садка, отчего все разразились дружным хохотом. Садко ехал верхом на большой, белой с рыжими пятнами корове, которая при этом охотно слушалась его и шла туда, куда он велел.
        - Вот это зверь, вот это я понимаю, - слезал с коровы Садко, - хоть в поход на ней иди. Нет, Милка, ни на какого коня тебя не променяю.
        И с этими словами он поцеловал корову прямо в морду.
        - Да, с такой кобылой ты кого угодно затопчешь, - молвил в ответ Василий. А корова меж тем начала к ему-то принюхиваться. Один из богатырей в это время ел яблоко и отвернулся на оклик друга. Когда же он повернулся обратно, то увидел, как корова одним движением стащила у него яблоко прямо из руки и начала жевать.
        - Ах ты, стерва! - выругался он. Корова отвернулась и пошла прочь, но человек догнал её и с силой шлёпнул по заду. Корова ускорила шаг и даже немного пробежала. Но тут за неё вступился Садко.
        - Ну-ну, свою бабу лапай, а мою не тронь, - вымолвил он и сам ещё сильнее шлёпнул корову по тому же самому месту. Та теперь ещё быстрее бросилась бежать и скрылась на людинских улицах.
        - Купеческая дочка не заревнует, Садко? - шутили над ним товарищи.
        - Да нет, она у меня не ревнивая, - отвечал богатырь и в компании своих друзей направился в кабак. Здесь уже началась настоящая попойка, пили вино по обычаю сначала из ковша. Первым испил Василий, до дна, зачерпнул ещё, передал Садку, тот мигом осушил весь ковш, пошатнулся, но не упал. Затем зачерпнул уже Садко и передал Вольге, тот выпил, не моргнув глазом. Выпил и Костя Новоторжанин, но не до дна, поскольку твёрдо решил сегодня не напиваться. Дома его ждала молодая жена и маленький сын. Косте ещё нужно было успеть попрощаться с ними. Вскоре богатырь откланялся и отправился домой. Другие богатыри так не торопились к своим семьям, и даже Садко, хоть и женился совсем недавно, предпочитал оставаться с друзьями. Из двух не женатых старшин оставались лишь Василий и Святослав Вольга. Первый не имел недостатка в женском внимании, однако же не испытывал глубоких чувств к женщинам своего круга. По-настоящему его восхищали женщины из знатных семей, но не как предмет полового влечения, а как приятные собеседницы, одну из которых можно в будущем взять в жёны. Вольга же и вовсе не проявлял никакого видимого
внимания к женщинам, что многим казалось странным, однако, чародеи всегда были странными людьми, а уже тем более оборотни.
        - У тебя в войске много чародеев, - говорил ему уже опьяневший Садко, - князю Владимиру это может не понравится.
        - Князю Владимиру много чего не нравится, - отвечал Святослав, - но волхв Родим лично присылает мне пополнение. Если я начну перечить волхвам, я перестану быть богатырским старшиной.
        - Да, нет ничего хуже, чем от кого-то так зависеть.
        - Все мы, Садко, зависим от кого-то. Я вот от волхвов, ты от Добрыни.
        - Это верно, но вот Василий не зависит ни от кого, он сам по себе, поэтому его боятся и не любят. И если он даст слабину, ошибётся, его уничтожат. Мы, как друзья, должны забоится о том, чтобы этого не случилось. Но если это случится, кто будет богатырским воеводой? Кто займёт его место, Святослав? Мы ведь с тобой так и не решили этот спор.
        - Да, это хорошо, что Василий нас примирил. Наконец-то он стал богатырём. Теперь мы все верны одной клятве.
        - Даже двум клятвам, - поправил его Садко, - и старой клятвы Симарглу никто не отменял. А вот как сочетать меж собой эти две клятвы, если вдруг одна начнёт противоречить другой?
        Вольга ничего не ответил на это. К этому времени хмельной Василий придумал новую забаву. Он давал крепким богатырям в руки щит и пытался ударом палицы сбить их с ног. Некоторые падали, иные оставались на ногах, лишь пошатнувшись от удара. Святослав оторвался от беседы с Садком и взялся за щит. Василий с дружеской улыбкой принял его вызов и под всеобщее ликование нанёс удар. Вольга удержался на месте, не пошатнулся и даже не моргнул. Велика была сила оборотня из серых волков. После, когда Василий уже устал от забав, богатыри принялись выдумывать свои потехи. Садко уже довольно пьяный взялся поднимать палицу воеводы. Но у богатыря ничего не вышло, палица осталась неподъёмной. Богатыри расхохотались, а Садко предложил Вольге испытать себя. Святослав ко всеобщему удивлению поднял неподъёмную палицу. Василий даже немного отрезвел и уставился обеими глазами на друга. Но Вольга не смог нанести удар, и, шатаясь из стороны в сторону, так и уронил булаву на пол.
        ГЛАВА 3.
        НА РЕКЕ КЛЯЗЬМЕ.
        Река Клязьма протекала по большей части на Ростовской земле, будучи левым притоком великой русской реки Оки. Именно возле неё договорились встретиться и соединиться друг с другом два крупнейших войска, одно из которых шло из Киева под командой самого князя Владимира, а другое из Новгорода под командой князя Добрыня. Их дружины усиливались войсками богатырей, которых в Киеве возглавлял воевода Анастас Корсунянин, а в Новгороде теперь - Василий Буслаев. Войско Владимира начало свой путь из Чернигова и потому быстро достигло условного места. Войско Добрыни задерживалось и подошло к реке намного после. Князь новгородский отправил разведчиков, чтобы те отыскали стоянку князя киевского, а сам принялся ждать.
        Все в этот момент вспоминали князя Владимира, когда его видели в последний раз, и выяснялось, что это было очень давно. Василий плохо помнил великого князя, он был ещё ребёнком, когда Владимир с войском двинулся на Полоцк, а затем и на сам Киев. Князь запомнился богатырю молодым и энергичным, но при этом невероятно хитрым и обожаемым простыми новгородцами. Владимир умел прислушиваться к новгородской дружине, но мог убедить её разными способами поступать по-своему, привлекал союзников со стороны, например, из варяг. Теперь уже прошло много лет, и князь Владимир предстал перед новгородцами несколько другим. Случилось это как-то совершенно буднично, в ясный летний день. Тогда два войска, наконец, соединились и стали располагаться на стоянку. Кто-то пошёл к реке за водой, кто-то разводил костры, иные и вовсе отправились на охоту. Вместе с тем несколько киевских всадников уже возвращались с охоты, везли с собой несколько подбитых зайцев, привязанных теперь с боку к коням, а сзади на привязанных к скакунам носилкам везли небольшого мёртвого кабана. Всадники направились прямо к новгородцам, и тогда-то
Василий и признал в одном из них знакомое продолговатое лицо. Как и прежде тяжёлая челюсть с двойным подбородком сильно выпирала вперёд, вместе с недлинным носом с горбинкой и нависающими надбровными дугами она придавала князю всегда особенно мужественный вид. Но первое, что бросилось в глаза - это то, что у Владимира больше не было длинных русых волос, которые так нравились новгородским женщинам. Теперь он зачем-то стригся коротко, видимо, на ромейский манер, борода стала на порядок длиннее, а взгляд стал куда более серьёзным, чем прежде. Могло показаться, что прежние весёлость и задор князя куда-то пропали. Владимир раньше любил шутов и сам иной раз мог довести своими шутками до слёз. Князь мог высмеять любого, даже самого знатного дружинника, но тут же мог подшутить и над самим собой или помириться с боярином через какую-нибудь невинную шутку. Теперь он выглядел куда более суровым и в то же время более величественным, смотрел соколом впереди себя, держался осанисто, жесты были широкие, и в каждом из них присутствовала какая-то своя сила и повелительность. Ни один мускул не дрогнул у него на лице,
когда он уверенно спрыгнул с коня и заключил в объятия новгородского князя.
        - Принимай подарок, Добрыня, - вымолвил он, указывая на тело кабана, - наша добыча к вашему столу.
        - Ох, благодарю, владыка, - улыбался Добрыня и вместе с тем послал несколько человек забрать кабана. Те тут же принялись его разделывать, ловко при помощи нескольких кинжалов содрали шкуру, вынули органы.
        - Значит, идём теперь на Ростов воевать? - спрашивал теперь Добрыня у князя, прогуливаясь рядом с ним.
        - Думаю, войны не будет, - отвечал киевский князь, - чудь наскоком не покоришь, они народ упрямый. Здесь нужно иначе действовать, и много времени убить. Сейчас сделаем лишь первый шаг.
        - В Киеве и Новгороде мы с язычниками не церемонились, владыка.
        - Тогда было другое положение, Добрыня. Всеволод сидел в Чернигове, угрожал захватить торговый путь, нужно было действовать быстро. Сейчас Всеволод спрятался в Муроме, он слаб и не опасен. Кстати, митрополит Михаил очень не доволен остался тем, как ты крестил Новгород. Он говорит, много крови было пролито, что может только отвратить людей от христианской веры.
        - Ты не хуже меня знаешь, князь, что такое Новгород, - отвечал Добрыня.
        - Знаю, князь. Но всё же повторять такое не следует.
        - И как тогда поступим с Ростовом? И с Муромом, в котором Всеволод хозяйничает? Пока крестить не будем?
        - Мы потеряли слишком много сил и времени на войне с Всеволодом. Тогда мы торопились, теперь же нужно действовать постепенно, не торопиться. Основные торговые пути у нас в руках, можно немного отдохнуть. А что касается Додона…. У него ещё слишком много тайных друзей на Руси, если будем нажимать на него, опять начнётся война, и все наши враги сплотятся вокруг него. Колдуны ещё очень сильны, а рядом с Муромом гуляют печенеги, не забывай. Если они заключат союз с Всеволодом, то нам придётся очень худо.
        - А я смотрю, князь, ты полюбил степенность и неторопливость.
        - Полюбил, - задумчиво отвечал князь Владимир. - Моя бабка - княгиня Ольга в чём-то ведь была права: войну можно выиграть не только натиском, но и терпением и даже лаской.
        Однако такие слова заставили Добрыню сильно насторожиться. Он привёл сюда целое войско, сделал Ваську Буслаева воеводой. Вся эта дружина пришла сюда не для того, чтобы полюбоваться на киевского князя, а, чтобы сражаться. И если им не дать настоящей битвы, то они, пожалуй, могли и взбунтоваться. Особенно Добрыня переживал за Василия, который пока ещё не знал о разговоре новгородского князя с князем киевским. И всё же, нужно было что-то придумать, иначе за мятежного воеводу можно было впасть в немилость у киевского князя. Решение, однако, пришло к Добрыне как-то само собой. До него дошли известия, что в окрестностях Клязьмы находился один из разбойничьих отрядов, состоящий из чародеев. Муром не мог прокормить всех сторонником Всеволода Додона, и потому многие чародеи и ополченцы рассеялись по русской земле и принялись сами добывать себе пропитание. Один из таких отрядов бесчинствовал сейчас на Ростовской земле. Князь Владимир хотел отправить против чародеев своих богатырей, но Добрыня настоял на своём и вместе с несколькими сотнями витязей отправил самого воеводу Василия. Садко и Вольга со своими
дружинами остались на месте, с Василием отправился лишь Костя Новоторжанин. Всё это выглядело несколько необычным. На мелкое поручение отправлялся сам богатырский воевода. Василий, однако, покорился воле князя, помня советы отца Иоакима. Молчание воеводы прервалось, когда он уже отправился в поход со своими богатырями и Костей Новоторжанином, которому пришлось теперь выслушивать недовольство своего друга.
        - За этими разбойниками можно гоняться вечно, - негодовал Василий, - они могут вообще уйти с Ростовской земли, и тогда мы никогда их не настигнем. А всё это время богатырями будет командовать Добрыня, и они преспокойно будут сидеть себе на берегу Клязьмы.
        - Нам дали возможность проявить себя, - возражал ему Костя, - мы покажем себя киевскому князю, добудем себе славу, пока другие будут сидеть на Клязьме.
        - Славу? Очнись, Костя, мы на чужой, незнакомой земле, где многие местные даже говорят на другом наречии. Мы не знаем местности, не можем ни о чём расспросить местных, мы ищем иголку в стоге сена.
        - Я думаю, для начала нам следует отправиться в ближайшее село, разорённое разбойниками, и оттуда уже начать поиски.
        - Только был бы от этого прок.
        До нужного хутора богатыри добрались относительно быстро. Но, как и говорил прежде Василий, проживали здесь не славяне, а меря, которые поклонялись своим богам и говорили на своём языке. Несмотря на то, что многие мужчины в хуторе были убиты, а жители ограблены, те, что остались в живых, с топорами и пиками вышли встречать гостей. Среди них были ещё совсем юные мальчишки, готовые, однако, отдать без раздумий свою жизнь. Оставалось только дивиться строптивости и отваге местной чуди, нелегко будет обратить это племя в новую веру. Костя с большим трудом жестами объяснил местным, что богатыри пришли с миром, чтобы покарать тех, кто напали на их село. Немало времени потратил он на то, что разузнать, в какую сторону отправился отряд чародеев, о численности и вооружении которого так ничего не удалось выяснить. Ближе к вечеру богатыри отправились в путь и остановились недалеко от хутора на ночлег. На деревьях богатыри подвесили за ноги туши убитых ими на охоте зверей, освежевали их и принялись разделывать. Затем готовые туши отправлялись на большие костры, где уже превращались в сочный и аппетитный ужин.
Василий был не весел, и больше всего огорчало его отсутствие вина. Костя же, напротив, был доволен. Он словно вернулся в детство, когда вместе с Садком ночевал вот так вот прямо на улице, у костра, под открытым небом. И хоть после сна на голой земле тело потом болело и чувствовало себя каким-то помятым, что называется «земля притягивала», всё же здесь человек словно приближался к истокам и к загадке своего происхождения, к матери-природе, одновременно жестокой и щедрой к своим детям. А богатыри меж тем стали делиться меж собой своими впечатлениями от сегодняшней охоты, и в конце концов Потамий Хромой захватил своим рассказом всех. Уже прочие уста умолкли, и все теперь слушали его рассказ.
        - Этот зверюга на меня бежит, а из головы у него торчит мой топор, - доносился весёлый голос богатыря в кругу сидящих у костра. - Мой конь аш на дыбы встал, я чуть в штаны на насорил. А кабан дал дёру в лес. Думаю, всё, ушёл зверь. Еду, смотрю, и следов крови уже не видно. И тут смотрю, лежит мой зверь на земле с огромным копьём в шее. Гляжу, подходит к нему охотник из местных и пытается его забрать себе. Я ему говорю: «Мой зверь, не видишь что ли, у него топор мой из головы торчит как гребень у петуха». А он смотрит на меня дикими глазами и ничего не понимает. Ну, думаю, беда. Как кабана делить будем? Говорю на пальцах ему, что мол разделим тушу пополам, по-братски. А он молчит и всё оглядывается на лес. А тут Кузьма с Игорем подъехали, мы этого кабана целиком на носилки взвалили и вместе с копьём охотника увезли. А тот лишь смотрит, глазами хлопает, будто ничего не понимает. Даже не шевельнулся.
        - А куда копьё его дели? - спросил вдруг Василий, который до этого думал о чём-то своём и не проявлял никакого интереса к беседе.
        - Да вот оно лежит, - указал богатырь на землю.
        Василий поднялся с земли, подошёл и стал рассматривать перепачканное в кабаньей крови копьё. И вдруг богатырский воевода пришёл в ярость и отшвырнул его в сторону.
        - Эх ты, Потаня, - раздосадовал он, - не понял, кто у тебя в руках был? Копьё-то не из бронзы и не из меди, наконечник у него железный. Такие только в городе делают, а до ближайшего города здесь как пешком до Царьграда.
        - То есть, ты хочешь сказать….
        - Да, это копьё проклятых чародеев. Нам повезло, хлопцы, может, ещё вернёмся обратно быстрее, чем я думал. Наш враг где-то рядом, завтра же с утра отправимся в погоню.
        Уставшие с дороги богатыри стали спешно ужинать и отходить ко сну. Завтра их ожидал тяжёлый день. Уже рано утром они верхом на своих скакунах отправились к тому месту, где богатырь вчера на охоте встретил незнакомца. Стали прочёсывать лес, рассредоточились по местности и теперь шли в один ряд. Оружие держали наготове, ожидая в любой момент встретить врага или дикого зверя. Наконец, богатыри что-то нашли и позвали своего воеводу. Вскоре Василий оказался на лесной опушке, на которой, очевидно, совсем недавно была чья-то стоянка. Повсюду были разбросаны обглоданные кости животных, на очищенном от травы месте лежала гора золы, оставшейся после костра. Василий запустил руку в эту залу и сдержанно улыбнулся, как охотник, видя попавшую в его сети добычу.
        - Они рядом, - вымолвил воевода, - зола ещё тёплая, даже угли ещё не все дотлели.
        - Всего один костёр? - удивился Костя, - видимо, их очень мало.
        - Возможно, - согласился Василий, - а, может, они просто хотят, чтобы мы думали, что их мало. В любом случае, теперь мы знаем, что они где-то здесь, и они, видимо, тоже знают о нас. Нужно найти ещё следы.
        И богатыри снова стали искать следы разбойников, пытаясь выследить их путь и угадать направление движения. Чародеи будто и не пытались скрываться, оставляя за собой массу следов. Но у Василия это не вызывало подозрений, и он вместе со своими людьми продолжал двигаться на восток.
        - Так мы скоро и до Ростова дойдём, - вымолвил Костя.
        - Тем хуже для них, - отвечал воевода с выражением охотничьего пса, - бежать им больше некуда. На востоке - Ростов, на юге - Клязьма, на западе - мы. На севере - новгородская земля, там они точно не уйдут от нас. Они в ловушке, и скоро мы их схватим.
        Василий мечтал как можно быстрее разделаться с чародеями и вернуться к своим товарищам. Не то что он не любил битвы, скорее наоборот, но в этом походе хотел быть вместе со своим войском. К тому же, богатырь терпеть не мог выполнять чьи бы то ни было приказы. Другое дело - Костя, он был рад покарать язычников ради истиной веры. Истинный христианин видел в этой войне даже священную миссию. Так или иначе, но богатыри приближались к Ростову, куда их вели следы чародеев. Разбойники рисковали быть уничтоженными ростовской знатью, которая вряд ли была бы рада внезапным вооружённым гостям на своей земле. С их стороны было бы разумнее попытать удачу в бою с богатырями. И всё же, их встреча была для разбойников даже несколько внезапной. Большая низменность недалеко от Ростова, видимо, когда-то была маленьким оврагом, теперь же разрослась до настоящей долины, заросшей травой и даже тонкими как лошадиные ноги берёзками. Сверху было видно всё, как на ладони. Именно отсюда Василий увидел внизу группу всадников, которая издали больше походила на горстку муравьёв.
        - Это они, - возбуждённо произнёс воевода, - за ними!
        И богатыри, сотрясая землю копытами своих скакунов, рванули вниз. Кони рвались, опережая ветер, трава шелестела у их ног. Здесь, внизу, нужно было приложить немало усилий, чтобы по инерции не залететь в какое-нибудь дерево или густой кустарник. Чародеи быстро заметили за собой погоню, но не спешили отрываться. В конце концов, они остановились, развернулись и стали слезать с коней. Только один из них, молодой, с длинными русыми волосами, не последовал примеру своих людей и остался сидеть на коне. Богатыри тоже спешились, и, с копьями и топорами в руках пошли на врага. Впереди всех с палицей на перевес как всегда шёл Василий, чуть позади с копьём в руке шёл Костя. У чародеев вместо топоров были острые мечи, другие так же держали в руках копья.
        - Назови мне своё имя, - высокомерное произнёс вождь разбойников, восседающий на коне, - тот, который является вашим вождём.
        - Мой имя - Василий Буслаев, - отвечал богатырь.
        - А меня зовут Чеслав, сын Вахрамея Белого Волка, прозванного Соловьём. Моё имя длинное и знатное. Ты же, богатырский кощей, смеешь бросать мне вызов? Что ж, я покажу тебе твоё место. В атаку!
        И чародеи пошли навстречу богатырям. Первые из них столкнулись с Василием Буслаевым и были жёстко отброшены ударами его огромной палицы. Разбойники тоже были одеты в кольчуги и мало походили на простых лихих людей. И всё же, первый натиск богатырского войска они не выдержали, и копьё Кости Новоторжанина даже как-то против его воли обагрилось кровью врагов. Сзади его толкали свои, спереди на него враги толкали своих, прямо к нему на клинок. Чародеи попадали в окружение, но тут первые ряды их отряда отступили, и их места заняли другие, куда более ужасные. Это были настоящие монстры - огромные белые волки, стоящие на двух ногах, словно люди, без кольчуг и щитов. Единственным их оружием были когти и клыки.
        - Держать строй! - приказал Василий, - сомкнуть щиты!
        И богатыри прижались как можно ближе друг к другу, выстави вперёд копья. Теперь они не атаковали и не окружали, а приготовились к обороне. Оборотни, слово сорвавшись с цепи, ринулись в бой. Копьё не пробивало их толстой шкуры, звери перепрыгивали через щиты и рвали богатырей когтями. Гнев переполнял Василия, он размахнулся булавой и мощно ударил ей прямо по клыкастой морде. Удар такой силы убил бы любого человека, но оборотень лишь заскулил от боли и пополз обратно к своим. И всё же богатыри были в ужасе, они впервые столкнулись со столь страшным и сильным противником, и, несмотря на численное превосходство, вынуждены были отступать. Некоторые и вовсе бросились бежать, и среди них, к большому сожалению Василия, оказался и Костя. Но рано воевода записал своего товарища в ряды трусов. Костя Новоторжанин вместе со своими верными товарищами забрался на коней и ринулся в атаку уже верхом. Богатырские кони принялись топтать копытами страшных зверей, хоть и сами ужасно боялись. В руке у Кости был огромный кнут, взмахом которого он хлестал волкодлаков. Одним ударом богатырь обхватил оборотня кнутом за шею
и потянул на себя. Зверь упал на землю и потащился волоком за конём, как когда-то однажды прокатился сам Костя, будучи привязанным к хвосту лошади. Теперь богатырь скакал, что есть мочи, оглядываясь на скользящего по земле и траве зверя. Наконец, оборотень обессилел и, оставив свои попытки встать на ноги, перестал сопротивляться. Теперь он терял свой звериный облик. Костя тут же спешился и поразил врага копьём. Другие богатыри со свистом и улюлюканием стали проделывать тоже самое, и вскоре под ударами кнутов оборотни были вынуждены отступать. Пришедший в ярость Чеслав громко выругался на неизвестном языке, а богатыри уже окружили его существенно поредевший отряд.
        - Мы сдаёмся! Сдаёмся! - прокричал Чеслав с глубоким презрением в голосе. Он поднял своё копьё высоко вверх, остриём в небо, а затем воткнул его в землю и слез с коня. Другие разбойники сделали тоже самое. Увидел это, Василий Буслаев даже расхохотался.
        - Теперь ты мой, Чеслав, как там тебя… знатный человек.
        - Ты не победил, богатырь, - произнёс он с каким-то самоуверенным выражением лица, которое начало даже раздражать воеводу.
        - По-твоему, это не победа? Может, мне убить тебя?
        - Это ничего не изменит. Ведь как я уже сказал, я - знать, а ты всего лишь….
        Но тут Василий окончательно пришёл в ярость и, схватив наглеца за горло, повалил на землю и принялся душить одной рукой.
        - Я - сын боярина Буслая, новгородского дружинника, убитого твоим продажным папашей.
        - Посмотри туда, сын Буслая, - прохрипел Чеслав и показал пальцем куда-то наверх. Василий взглянул и увидел наверху по бокам долины огромное число всадников. Здесь было не меньше тысячи отлично вооружённых воинов.
        - Убьёшь меня, и ростовский князь с тебя шкуру спустит, - презрительно улыбался теперь сын Вахрамея.
        - Думаешь, я поверю, что ростовская дружина пойдёт на сговор с грабителями и разбойниками?
        - А ты не верь, ты сам спроси. Видишь, к нам уже гонец едет.
        Действительно, от ростовского войска отделился один светловолосый всадник и направился к богатырям. С ними он заговорил на русском наречии:
        - Чекленер, гонец великого князя Ошана хочет от имени князя говорить с вождём христианских богатырей.
        - Он перед тобой, - вымолвил Василий. Лицо его в этот миг было страшным, какая-то смесь ярости и глубокой досады выражалась на нём.
        - Князь Ошан требует отпустить сына Вахрамея, а вас просит проследовать вместе с вашими пленниками до города Ростова.
        - Мы его пленники?
        - Если не будете сопротивляться, вы всего лишь гости. Но своё оружие вы на время должны передать в руки великого князя Ошана.
        Слушая всё это, Чеслав уже поднялся на ноги и теперь, улыбаясь, мерил Василия презрительным взглядом. Богатырям ничего не оставалось, как подчиниться ростовскому князю. Теперь они были такими же пленниками, как и поверженные ими чародеи.
        ГЛАВА 4.
        ВЛАДИМИР.
        Тем временем на реке Клязьме не затихал стук топоров. Только топоры теперь сокрушали не живую плоть, а мощные стволы лесных деревьев. За короткое время здесь на пустом месте вырос целый хутор, обнесённый вокруг частоколом, защищающим войско от диких зверей, врагов из числа людей и прочих непрошенных гостей. Дружинники и богатыри на время превратились в землекопов и дровосеков. Пока, правда, из всех строений на погосте была возведена лишь высокая оборонительная крепость, которая открывала обзор на всю окрестность, строителям же пока приходилось, как и прежде, ночевать под открытым небом. Впрочем, этим не брезговал и князь Владимир, он давно привык к походной жизни и научился пренебрегать комфортом. Другое дело - Добрыня. В юные годы он и сам провёл не мало времени в походах, но теперь возраст давал знать о себе, и боярин очень плохо спал под открытым небом. Больше, чем кто-либо он мечтал вернуться в Новгород и даже завидовал митрополиту Михаилу, который проводил ночи в повозке, на которой и приехал сюда. Его повозка специально была подготовлена для дальних переездов и представляла собой некое
подобие кареты. Обычно такую повозку тащил за собой огромный конь тяжеловес. Сам отец Михаил так же был уже седобородым стариком, его худощавое морщинистое лицо и решительный, хоть и измученный вид говорили том, что этот человек пережил много страданий и лишений, и всё же сохранил ясность ума и трезвую память. Несмотря на стариковские болезни, отец Михаил мужественно переносил тяготы походной жизни. И всё же он мог себе позволить спать в более-менее уютной повозке, а не на голой земле. Добрыня же должен был проводить время со своим войском. И раз уж киевский князь затеял здесь такую масштабную стройку, то, очевидно, решил здесь надолго обосноваться, и от того мучения князя новгородского прекратятся очень нескоро.
        За работой новгородские и киевские богатыри сблизились и хорошо узнали друг друга. Киевский воевода Анастас благословил новгородских витязей и тем самым посвятил их уже официально в богатыри. Это был высокий темноволосый мужчина в возрасте и пользовался большим уважением у болгарских богатырей. С собой он всегда носил священное писание, за чтением которого его не редко заставали в минуты отдыха. Видно было, что Анастас был человеком, побывавшем во многих схватках и при этом глубоко и искренне верующим христианином. Были среди киевских богатырей и натуральные греки, в основном приехавшие с Корсуни, как и их воевода. Ведь именно Анастас помог князю Владимиру взять собственный город, он же считался духовным отцом князя. Многие крымские греки потянулись тогда за ним, на Русь. Самым прославленным из них был, пожалуй, сотник Леон, за свои подвиги прозванный Отважным. Леон Отважный был смуглым бородатым воином. Телосложением он не уступил бы, пожалуй, древнегреческому герою Гераклу. При этом тело его было испещрено шрамами, большой шрам от пореза так же был на правой щеке, проходил через веко и бровь.
Получив в бою этот шрам, Леон едва не лишился глаза, и всё же справился и выстоял. Садку и Вольге он поначалу не понравился. Герой, прославленный в многих боях, вызывал у новгородцев только зависть. К тому же, Садко и Вольга от работы приобрели совершенно неопрятный вид, обросли бородами, одежды были всё время грязными, Леону же каким-то образом всегда удавалось сохранять приличный вид и как-то справляться с неприятным запахом.
        - Чёртовы потыки, - ворчал про себя Садко. - Хорошо, что ещё свои крылья птичьи за спинами не носят.
        - Они говорят, что одевают их только перед битвой, - вымолвил в ответ Вольга, - а в бою снимают. Но не все.
        - Я не понимаю, Слава. У нас же есть свой воевода, почему этот болгарин Анастас командует нами?
        - Спроси у Добрыни, ты же его крестник.
        - С тех пор, как мы здесь, Добрыню заботит только его больная спина и ноющие кости. Эх, поскорее бы вернулся уже Вася.
        Вскоре на погосте появился Леон, сопровождавший незнакомого всадника, желающего говорить с князем Владимиром.
        - Я слушаю, - не вставая с лавки у стены, вымолвил князь.
        Незнакомец слез с коня, поклонился и заговорил:
        - Чекленер - гонец ростовского князя Ошана приехал к великому князю Владимиру, чтобы сообщить, что богатырский воевода Василий Буслаев по воле князя Ошана сейчас находится в городе Ростове вместе со своей дружной.
        - Ошан пленил моего человека? - удивлённо приподнял бровь князь Владимир.
        - Да, то есть… - слегка растерялся гонец, - князь хочет говорить с великим киевским князем. Он велел передать, что не причинит зла христианам, и богатыри нужны ему, чтобы обезопасить город Ростов.
        - Он вправду думает, что это поможет? - презрительно усмехнулся Владимир, - у Ошана несколько сотен наших людей, оглянись, гонец, нас здесь несколько тысяч. Если бы я хотел, я бы мог сравнять с землёй ваш городок, но я этого не хочу. Ладно, передавай своему князю, что я жду его здесь, в крепости Владимире. Пусть приедет, и мы обсудим с ним условия примирения. Я не хочу кровопролития. Достаточно уже пролилось крови на Руси.
        Чекленер поклонился, уселся на коня и собрался уже отправиться туда, откуда приехал.
        - Погоди, - остановил его киевский князь, - Леон, езжай с ним, я хочу, чтобы ты передал князю Ошану от меня подарок и послание, которое гонец должен передать ему лично, и только когда вы пребудете в Ростов.
        - Как прикажешь, владыка, - отвечал богатырь.
        И вскоре вместе с ростовским гонцом в путь отправился Леон, а так же ещё несколько богатырей, сопровождавших повозку, нагруженную богатыми подарками для ростовского князя. Чекленер был из тех мерян, которые ещё с раннего детства выучили язык русов. Это существенно облегчало жизнь в общении с соседними княжествами и своими согражданами, среди которых так же было много славян. И всё же знать в Ростове заседала в так называемом Чудском конце и гораздо лучше знала язык мери. Пленных же богатырей разместили в другом конце города, в отличии от разбойников, которые оставались в Чудском конце. Ситуация выводила новгородцев из себя. Они победили, но побеждённые ими не только не были казнены, как разбойники, но пользовались даже куда большим почётом и уважением в городе. Чеслав, как выяснилось, даже знал язык мери и мог свободно на нём общаться с местными, ходил слух, что однажды он даже был гостем в доме самого князя Ошана. Василия Буслаева не покидало ощущение, что его провели, будто он стал жертвой обмана, столкнувшись с неведомой напастью. Это ощущение усилилось, когда в Ростов прибыл сам Вахрамей
Соловей со своей многочисленной свитой. Князь Ошан встречал его с распростёртыми объятиями, как старого друга, и они вместе отправились в избу князя.
        - Давно мы не виделись с тобой, княже, - говорил Вахрамей на чудском языке.
        - Да, давненько, Вахрамей, - отвечал князь, - в прошлый раз ты был ещё не таким важным человеком. Прятался к тени князя Всеволода. Но я всегда знал, что однажды ты выберешься из его тени.
        - Всеоволод Додон теряет своё могущество. Ему бы следовало быть более решительным в войне с врагами, но годы берут своё.
        - И, тем не менее, недавно он сватался в мужья к одной из моих дочерей. Кстати, я слышал, у тебя тоже есть дочь, Вахрамей. Говорят, настоящая красавица. Ещё не выдаёшь её замуж?
        - Я не тороплюсь с этим. У тебя много законных дочерей, князь, а у меня всего одна, и я не тороплюсь отпускать её от себя.
        За этой беседой они дошли, наконец, до избы и вошли вовнутрь. Князь Ошан, нужно сказать, был уже очень стар, из светловолосого пожилого мери он превратился в седого старика. Потерянные зубы деформировали его челюсть, подбородок теперь сильно выпирал вперёд вместе с бородой. Ошан был один из самых старых, если не самым старым князем на Руси, и очень много повидал на своём веку. В своё время, когда все города Руси обращались в веру Перуна, а всех, кто противились этому, чародейская дружина обращала силой, Ростов каким-то чудом сохранил свою, самобытную веру. Помог в этом как раз Вахрамей, который получил тогда немалую взятку от князя Ошана. К тому же, Ростовская земля находилась на границе с мусульманской Булгарией, и при сильном давлении со стороны Киева могла перейти под власть своих соседей. Князь Владимир это понимал, так же как понимал и то, что Ростов останется с теми, кто предоставит ему больше независимости и с большим уважением отнесётся к его традициям. Киевский князь проявил здесь глубокую политическую чуткость и осторожность. Сейчас он действовал так же, и всё же, теперь у него помимо
внешнего врага была ещё и сильный внутренний враг, а потому необходимо было как можно скорее крестить русскую землю, в особенности крупные города.
        - Я знаю, зачем ты приехал, - вымолвил князь Ошан, когда остался наедине с Соловьём, - ты хочешь забрать своего сына. Уверяю тебя, за всё время, что он пребывал в Ростове, с ним хорошо обходились. Он ел тоже, что есть дружина. И всё же, он чинил разбой на моей земле, он воровал у моей дружины. И он должен за это заплатить.
        - Ты прав, должен, - отвечал Вахрамей, - и я заплачу тебе выкуп. Золотом и серебром.
        - У тебя есть золото и серебро? Тогда почему твой сын грабит сёла, чтобы прокормить себя и своё войско?
        - Золото не будешь есть, и очень сложно на него что-то купить, когда основной торговый путь находится в руках твоего врага. Ты же сможешь купить на это золото всё, что захочешь, твои руки развязаны, в отличии от моих.
        - Что ж, Вахрамей, и когда привезут моё золото?
        - Как только князь Владимир с войском уберётся с ростовской земли. Сейчас опасно разъезжать с такими богатствами. Можешь положиться на меня, князь, я не останусь в долгу перед тобой.
        - Я верю тебе, Вахрамей. Можешь забрать своего сына. В конце концов, я обязан ему, ведь он сообщил мне, что к Ростову идут вооружённые богатыри.
        - Что думаешь делать с ними?
        - Тоже, что и с твоим сыном, потребую выкуп.
        - А если не заплатят.
        Ошан не ответил, а на его многозначительном лице Вахрамей не смог ничего прочитать. Вскоре Чеслав, как всегда смазливый и самодовольный предстал перед отцом.
        - Скажи своим людям, чтобы собирались в дорогу, мы уезжаем, - велел Вахрамей.
        Чеслав взглянул на князя Ошана, тот спокойно сидел с безразличным выражением лица и не вымолвил ни слова.
        - Хорошо, отец, - промолвил юный чародей, - пусть вернут нам оружие.
        - Князь уже распорядился об этом.
        - И мне нужно кое с кем попрощаться.
        - И с кем же?
        - С богатырями, отец, - недобро улыбнулся Чеслав. На лице Вахрамея тоже появилась усмешка, и он решил отправиться вместе с сыном. Василий в то время умирал со скуки. Языка местных он не знал, его перемещения по городу были сильно ограничены: можно было гулять только возле двора, где содержали его и других богатырей. В десятке помещений на одном дворе разместили весь их отряд, и порой эта теснота становилась невыносимой. Нужно сказать, что за всё время нахождения в Новгороде Василий всё время брил лицо и настойчиво соблюдал гигиену тела, не теряя тем самым собственного достоинства в глазах врага. Он был ещё очень молод и хорош собой, однако, тоска съедала его изнутри. И вот сегодня Василий куда-то пропал, словно сквозь землю провалился. С утра его никто не видел ни в одной избе. Неужели он нарушил приказ и выбрался в город? Трудно было угадать, что у него на уме, оставалось только дожидаться возвращения воеводы. Где-то к обеду богатырь появился во дворе и застал здесь Костю Новоторжанина и Потамия Хромого.
        - Где ты пропадал? - спросил его Костя.
        - Нужно поговорить, - усаживался рядом воевода, - я беседовал сегодня с местными боярами.
        - Ты выучил их наречие?
        - Да нет, они и по-нашему говорить могут, только вид делают, что не умеют. Так вот, дружина впечатлена тем, как мы справились с разбойниками и зовёт нас к себе на службу.
        - И что ты им ответил? - заглянул ему прямо в глаза Костя.
        - Я сказал, что не могу один решать за всех и должен посоветоваться с другими богатырями.
        - Мы не можем сражаться на стороне язычников.
        - Почему нет? - возразил Потамий Хромой, - ведь мы простые наёмники, мы сражаемся за плату.
        - Мы не простые наёмники, мы богатыри на службе у церкви, - молвил в ответ Костя.
        - Да как не назови, всё равно мы наёмники. Наша клятва запрещает нам сражаться против христиан, но вовсе не запрещает сражаться на стороне язычников.
        - А если Ошан пойдёт войной против христиан?
        - Ошан никогда не пойдёт против Владимира, - уверенно отвечал Василий, - его главные враги - это булгарские князья, а они - мусульмане. Защитить от них могут только христиане.
        - И много они обещали нам заплатить? - спрашивал Потамий.
        - Много, - отвечал Василий, - и сверх того доля от добычи в схватках с булгарами. Князь Ошан очень богат и очень щедр. К тому же, если мы согласимся, думаю, князь Владимир не будет против, ведь наша служба в Ростове укрепила бы позиции христианства в городе.
        - Вася, у меня семья, у меня молодая жена, - терял самообладание Костя, - если мы застрянем здесь, я ещё не скоро их увижу.
        Потамий хотел, было, что-то возразить, но тут ворота заскрипели, и Василий застыл, уставившись на гостей. Во двор вошли несколько человек в серебристых кольчугах, с мечами в руках. Вереди всех шли Чеслав и Вахрамей. Увидев их, Василий поднял с земли валявшуюся здесь палку, Костя и Потамий стали плечом к плечу с воеводой.
        - Зашёл попрощаться с вами, - произнёс Чеслав, полный самодовольства и уверенности, - в особенности с тобой, Василий, сын Буслая.
        - Тебя отпускают? - сквозь зубы прорычал воевода.
        - Да, засиделся я тут что-то, пора домой. Видишь, как хорошо быть чародеем. Будь ты хоть сыном князя, ты всё равно был бы ниже меня.
        - Это мы сейчас посмотрим, - и с этими словами Василий сделал шаг в сторону врага.
        - Стой, где стоишь, - вытянул вперёд свой меч Чеслав, - вы безоружны, а мои люди вооружены. Без своей дубины ты никто.
        Лицо Василия залилось краской от гнева, Костя и Потамий вовремя схватили его под руки и с трудом смогли удержать.
        - Не надо, Вася, он того не стоит, - говорил ему Костя.
        - Лучше убей меня сейчас, - прокричал Василий, - или потом я настигну тебя, и тебе ничто уже не поможет.
        - Ты угрожаешь моему сыну? - заговорил теперь Вахрамей, - эх, как не умно. А, пожалуй, и впрямь было бы разумнее убить тебя сейчас, но не хочу портить отношения с князем Ошаном.
        - Для начала я угрожаю тебе, Вахрамей, за то, что ты убил моего отца, Буслая, принёс его в жертву, как скот. Помнишь его? Существует только одно наказание за смерть дружинника - это смерть.
        - Да, я прекрасно помню твоего отца, - отвечал Вахрамей, глядя прямо в глаза Василию. - Добрыня заплатил мне немалую деньгу за работу. Я выполнял волю князя, как и ты, когда охотился на моего сына. Один и тот же человек приказывал и мне, и тебе. Только вот моих родственников Добрыня не убивал, здесь у меня совесть чиста. А вот ты служишь истинному убийце своего отца, а мстить хочешь почему-то мне.
        И Василий вдруг поник головой и заскрежетал зубами. Как назло, на шум из домов выбрались все пленные богатыри и теперь стали невольными свидетелями этой унизительной для своего воеводы беседы.
        - Что ж, мне пора, - вымолвил Вахрамей и действительно направился к воротам. Чеслав, с лица которого всё это время не сходился презрительная улыбка, отправился вместе с отцом.
        - Вахрамей, - прокричал ему в спину Василий, - ещё увидимся, будь уверен!
        Вахрамей ничего ему не ответил и поспешил покинуть двор вместе со своими людьми. Друзья отпустили, наконец, Василия, и он уселся на лавку.
        - На службу к Ошану мы не пойдём, - проговорил он, сжимая кулаки.
        Меж тем Вахрамей и Чеслав уже забрались на своих коней и вместе с остальными чародеями направились к городским воротам.
        - Мне показалось, отец, или ты боишься этого людина? - спрашивал Чеслав отца.
        - А тебя он не пугает? Где бы ты был, если бы не князь Ошан?
        Чеслав нахмурился, но всё же не сдавался.
        - Он простой бешеный пёс, дикарь с дубиной в руках. А мы - чародеи. Это твои оборотни виноваты, они позволяли простым людям себя одолеть. Что я один мог поделать?
        - Василий Буслаев - воевода новгородских богатырей. У него есть целое войско. К тому же их поддерживают волхвы и защищают от злых чар.
        - Но у тебя есть Кощей, отец. Он же вроде бессмертен.
        - Кощей бессмертен, но его можно пленить и держать в неволе. Я использую его только в особых случаях. Сейчас же, когда князь Владимир рядом, лучше вообще его спрятать как можно дальше. Это моё секретное оружие. К тому же, христиане не так просты. Я обнаружил, что они могут быть гораздо сильнее, чем мы предполагали.
        Городские ворота распахнулись, и всадники стали покидать Ростов. Соловей со своим сыном ехал впереди всех.
        - О чём ты говоришь, отец? - не понимал Чеслав.
        - Их бог может наделять их силой, которую называют благодатью. Наша чародейская сила передаётся через кровь, от одного чародея к другому. Благодать передаётся напрямую от Христа, и на кого она падёт, предугадать невозможно. Я знаю лишь, что те богатыри, которые пользуются защитой светлых чар, при помощи благодати становятся практически неуязвимы для чёрных чар, и с ними мы должны сражаться, как простые смертные.
        - Думаешь, на Василия сошла благодать?
        - Я не знаю, я же сказал, это невозможно угадать. Пока я знаю, что его защищают чары волхвов. Но не беспокойся, сын мой, Василий хоть и враг нам, но он против своей воли может быть нам очень полезен.
        - Это как же? - удивился Чеслав.
        - Божья благодать даёт силу, но не ограничивает в её использовании. Её можно использовать как во благо, так и во зло. Поэтому далеко не всем она достаётся. Василий, есть ли у него благодать или нет, обладает силой не человеческой. Человек такой силы не сможет долго оставаться у кого-то в подчинении. Однажды он взбунтуется и поднимет меч против своих командиров. И это будет нам очень на руку.
        Чеслав лишь лукаво улыбнулся в ответ. Он ещё был далеко не так хитёр, как его отец, который прекрасно знал своих врагов, и сталкивая их лбами друг с другом, всегда оставался в выигрыше и наживал ещё больше богатства. Когда Вахрамей был всего лишь простым жрецом в Чернигове, больших трудов стоило ему добиться того, чтобы стать верховным жрецом и лидером клана. Сейчас же он был один из самых богатейших чародеев на Руси. Вахрамея даже можно было бы назвать самым богатым чародеем, если бы не был другой, который мог бы поспорить с ним и в богатстве и кое в чём ещё. Его называли Сорочинским Мастером. Место, на котором он поселился и основал свой клан называли Сорочинской горой. Уже сама по себе эта гора была неприступной, взять её штурмом никому бы не удалось. Здесь днём и ночью работали оружейники, создавая мощное чародейское оружие. И в этом Сорочинский Мастер так же превзошёл Вахрамея. Ведь Соловей так же занимался изготовлением чародейского оружия. Клан Белого Волка как-то взял на себя покровительство над одним кланом оружейников и сильно ему помог, взамен на своём оружии этот клан стал ставить
печать белого волка. И всё же, пока существовал Сорочинский Мастер, спрос на его оружие был выше, чем спрос на оружие Вахрамея. У всех великих вождей колдунов были мечи и щиты, сделанные на Сорочинской горе. Это давало Сорочинскому Мастеру и богатство и влияние, которому позавидовал бы любой. И вот теперь Вахрамей решил, что настало время использовать своё нарастающее могущество в борьбе с оружейником и тем самым сделать ещё один существенны шаг в подчинении колдунов своей власти. Соловей предложил клану Сорочинской горы своё покровительство. Те, естественно, ответили отказом. И вот теперь вождь решил начать войну против старого конкурента. Войну скрытую, чтобы не вызвать на себя гнев колдунов. Вести эту войну Вахрамей и поручил сыну Чеславу. При этом ему строго-настрого было запрещено самому принимать в ней участие или задействовать в ней оборотней. Давление оказывали чародеи и упыри, которые находились под покровительством клана Белого Волка. Они не пытались взять гору приступом, не брали её и в осаду. Тактика была так же очень скрытной. Чародеи и упыри изматывали врага мелкими нападениями на
людские поселения, расположенные у подножия горы, где жили рабы чародеев, воровали оружие, нападали на торговые караваны и суда. Всё это требовало немало времени, и потому Чеслав надолго исчез с Ростовской земли и с политической сцены севера Руси.
        ГЛАВА 5.
        ДВА КНЯЗЯ.
        Василий, как и другие богатыри, находился в расстроенных чувствах, когда в Ростов прибыли богатыри для дипломатической миссии. Возглавлял их отряд богатырь Леон Отважный, который своим шрамом на лице чем-то напоминал Василию покойного Чурилу. Ростовский князь Ошан радушно принял гостей в своём тереме, украшенном резьбой и росписью. Леон, выросший в Ромейской Державе, с детства был приучен к прекрасному и не мог не восхититься самобытностью и красотой убранства княжеского терема.
        - У тебя очень красивый дом, князь, - говорил он, - я и не думал, что строения из дерева могут быть выполнены с таким вкусом.
        Ошан расплылся в улыбке, слова гонца явно обрадовали его.
        - Увы, в Ростове почти нет строений из камня, - отвечал он, - но я надеюсь, что они когда-нибудь появятся и здесь.
        - Зодчие из империи - настоящие мастера. Их строения не перестают радовать жителей Киева. Надеюсь, однажды они смогут порадовать своим мастерством и жителей Ростова.
        - Что же, посмотрим. Говори же, гонец, с чем прибыл?
        - Киевский князь велел кланяться тебе, - молвил Леон, - и просит тебя отпустить на свободу пленных богатырей. Князь Владимир не хочет войны и шлёт тебе от себя подарки.
        - Хм, интересно, и что это за подарки?
        Леон подал знак, и богатыри внесли в горницу несколько сундуков. В одном сундуке было богатое ромейское сукно, в другом - северные меха, в третьем - различные византийские вина. В конце богатыри принесли красный свёрток, в котором был завёрнут острый как бритва, обоюдоострый меч, отполированный до зеркального блеска, с украшенным резьбой и золотом эфесом.
        - Меч, выполненный лучшими киевскими мастерами. Этот подарок князь шлёт лично тебе.
        - Что ж, - поглаживал седую бороду князь Ошан, - вижу, князь не скуп и серьёзно настроен на дружбу. Будь по-вашему, я освобождаю богатырей, но в ближайшее время жду князя Владимира в Ростове лично.
        В ответ Леон поклонился и направился к выходу. Стража проводила его ко двору, где содержались пленные богатыри. Новгородцы всем отрядом вышли встречать своих спасителей. Леон слез с коня и низко поклонился им. Василий с богатырями поклонились в ответ.
        - Вы свободны, - вымолвил Леон, - князь Ошан освобождает вас. Вам вернут ваше оружие и ваших коней, чтобы мы вместе отправились во Владимир.
        - Куда отправились? - переспросил Василий.
        - Во Владимир. Так была названа основанная нами крепость на Клязьме. В честь великого князя.
        - Что ж, Леон, благодарю тебя. Я знаю, ты хороший воин, и я хотел бы поговорить с тобой наедине.
        Ромейский богатырь кивком головы высказал своё согласие и вместе с Василием отправился в избу.
        - Как же здесь тесно, - проговорил Леон, располагаясь внутри, - я доложу князю, в каких условиях вас содержали.
        - К чёрту эти условия, Леон. Я хотел говорить с тобой совсем о другом. Незадолго до вас в Ростов приезжал чародей Вахрамей. Думаю, ты хорошо знаешь, кто это такой.
        - Да, я наслышан о нём.
        - Он наш враг. Разбойники, которых мы схватили и одолели в бою, грабили под началом его сына - Чеслава. Вахрамей недавно сам приехал в Ростов, и князь Ошан отпустил с ним Чеслава. Ты понимаешь, что это значит? Ошану нельзя доверять, он в союзе с Вахрамеем.
        - Если это правда, Василий, мы должны немедленно доложить об этом князю Владимиру. Но у него нет ни времени, ни желания воевать с Ростовом.
        - Воевать с Ростовом и не нужно. Нужно лишь надавить на Ошана, чтобы он выдал нам место нахождения Вахрамея и помог нам его изловить. Мы прихлопнем этого чародея, как муху, и тем самым избавим Русь от страшного врага.
        - В чём-то ты прав, воевода. Я слышал, что Всеоволод Додон, ещё будучи черниговским князем, сделал Вахрамея своим верховным жрецом. Вероятно, здесь зреет какой-то заговор против киевского князя. Когда мы прибудем во Владимир, я буду добиваться, чтобы мы вместе переговорили с князем.
        - Благодарю тебя, Леон. Я знал, что на тебя можно положиться.
        И они обменялись крепкими рукопожатиями. Вскоре двое стражников принесли палицу Василия, а затем привели и его коня. Богатыри были готовы, и когда появился их воевода, отправились в путь. Вместе с ними князь Ошан отправил подарки князю Владимиру - полсотни добрых ростовских жеребцов. Подарки пришлись князю Владимиру по душе. Одного мощного вороного коня за уздцы к нему подвёл Леон.
        - Князь Ошан сказал, что это лучший из ростовских скакунов, которого он приносит к тебе в дар.
        - Ба, - вымолвил Владимир, - вот так жеребец.
        Князь взялся за поводья и погладил коня по гриве. Подарок ему явно нравился, да настолько сильно, что Владимир без всяких отлагательств решил сесть на нём. Сколь конь был мощным, столь он был понятливым и покорным. Владимир словно помолодел и заново стал юным и дерзким завоевателем, каким был когда-то.
        - Я всегда говорил, что лучшие кони вырастают в диких местах, - вымолвил князь, - Добрыня, готовься, завтра же отправляемся в Ростов.
        - Князь, - обратился Леон, - мне и Василию нужно поговорить с тобой, он хочет кое-что рассказать тебе про князя Ошана.
        Владимир как-то подозрительно посмотрел на новгородского воеводу, но согласился его выслушать. С каждым словом его лицо принимало всё более задумчивое выражение.
        - Это отличный шанс уничтожить Вахрамея, - закончил свой рассказ Василий, - прошу, отправь меня на это дело, князь.
        - Вахрамей - чародей опасный, - проговорил князь, - однажды я даже чуть не погиб по его вине. Вижу, Василий, ты с пользой провёл время в Ростове. Хоть и попался, как глупый зверёк в аркан.
        - Князь, их содержали в ужасных условиях, - заговорил Леон, видя, как багровеет лицо Василия, - по-моему, это неуважение к церкви и к тебе лично.
        - Вы сказали мне всё, что я должен знать, но решение принимать мне, а не вам. Ступайте, богатыри, завтра я отправляюсь в Ростов.
        Василий остался недоволен этим разговором и так и не понял, каковым будет решение князя. Будто бы князь ему не доверял. Василий не знал о разговоре, который состоялся до этого между князем и Добрыней.
        - Может, пока не будем спешить вызволять наших пленных? - как бы невзначай спрашивал Добрыня. Князь, однако, отвечал ему с некоторым недоумением:
        - Отчего же, Добрыня? Ты что, боишься этого Василия?
        - Он хороший воин, но неуправляемый, дерзкий. Всё злится за своего отца - Буслая, которого я однажды отдал на растерзание Вахрамею Соловью.
        - Хм, выходит, Вахрамей - его кровный враг?
        - Как и твой князь.
        - Да нет, я не держу зла на Вахрамея. Нет, он, конечно, пытался меня убить, и свидетели под пыткой признали, что действовали по его навету. Но он не опасен, он не колдун. Наверняка, он и сам тогда действовал по чьей-то указке. А за хорошую деньгу Вахрамей и колдунов нам продаст. Он может быть нам ещё полезен. А этого дерзкого мальчишку - Василия, мы научим подчинению, не сомневайся.
        Одно тогда лишь радовало новгородского богатырского воеводу, что он вернулся к своему войску. Он с трудом узнал в двух бородатых дикарях своих товарищей - Садка и Вольгу. Но ещё больше удивило его, как изменился за такой короткий срок городок Владимир. Деревянные строения здесь росли, как грибы. Появились острог и небольшой бревенчатый храм, был заложен главный терем и другие жилые помещения. Во время ужина Леон внезапно присоединился к новгородским богатырям.
        - Я говорил с воеводой Анастасом, - заговорил киевский богатырь, - он сказал, что не будет действовать без приказа князя Владимира. Единственный, кто может нам помочь - это митрополит Михаил, но он тоже завтра отбывает в Ростов, вместе с князем.
        - Упустим время, упустим Вахрамея, - вымолвил Василий.
        - И что ты предлагаешь? - спросил Садко.
        - Если Белый Волк где-то рядом, - говорил Вольга, - то я легко смогу разыскать его.
        - Без приказа князя? - удивился Леон.
        - Князь нам потом только спасибо скажет, - отвечал Василий, - мы принесём ему на блюдечке голову его врага.
        - Вы плохо знаете князя Владимира. Если вы ослушаетесь его, да ещё в его отсутствие, пощады не ждите. Он велел нам быть здесь и строить дома в погосте. У него большие планы на крепость Владимир.
        - Согласен, - произнёс вдруг Садко, - вы как хотите, но я до возвращения князя останусь здесь.
        - А ты что скажешь, Вольга? - спросил Василий.
        - Не стоит торопиться, Вахрамей никуда не денется. Подождём, чем закончатся переговоры с Ошаном.
        - Чёрт побери, братья, я не узнаю вас. Мы же не плотники, не строители, мы - воины. А здесь нас заставляют работать, не покладая рук. Посмотрите на себя, во что вы превратились? Вы же богатыри, а выглядите, как обычные мужики.
        - Да, тут ты прав, блохи нас теперь грызут как простых мужиков в Людином конце, - отвечал Садко.
        - И тебе это нравится?
        - Ну, можно и так сказать, привык уже, как к родным.
        - Вы как хотите, братцы, но я больше строить не буду. Хватит, и так уже вон сколько изб выстроили. А если князь хочет до зимы основать тут целый город, пусть платит за работу или нанимает рабочих за плату.
        А рано поутру князь Владимир со своей свитой и митрополитом Михаилом отправился в Ростов. За старшего на заставе остался новгородский дружинник Сигурд. Его скандинавы роптали и не хотели работать не меньше других, и всё же авторитет Сигурда был для них столь велик, что они вынуждены были подчиняться. Нужно сказать, что чуть меньше года назад митрополит Михаил уже бывал на ростовской земле. Тогда, осенью 990-года киевские войска брали приступом Чернигов. Митрополит торопился, чтобы до зимы вернуться в Киев. До Ростова он так тогда и не дошёл, ненадолго остановился в Суздале и договорился о возведении в городе христианского храма. Оставив здесь несколько десятков миссионеров, митрополит той же дорогой отбыл в столицу.Теперь, весной уже следующего года, когда Чернигов освободили от Всеволода и чародеев, гонцы отца Михаила навесили Суздаль и отметили там существенные успехи в распространении христианской веры. Теперь же он вместе с князем Владимиром отправлялся в куда более крупный и могущественный город восточной Руси - Ростов. Князь Ошан был наслышан о обоих своих гостях, но никогда не видел их, а
потому поначалу даже перепутал их и принял старого Михаила за киевского князя, а молодого князя за жреца новой веры. Но когда они, наконец, во всём разобрались, Ошан пригласил гостей в своей терем, где они уже продолжили беседу.
        - Что ж, Владимир, князь киевский, - говорил он, - вино, что ты прислал мне, очень всем понравилось. Не могу припомнить, чтобы пил вино лучше этого. Кстати, я велел открыть бутылку в честь нашей встречи. Не желаешь ли?
        - С удовольствием, - отвечал Владимир. - В свою очередь хочу, князь ростовский, тебе заметить, что мне редко приходилось видеть таких отменных жеребцов, каких мне подарил ты. Особенно тот, что предназначался лично для меня. Как видишь, я приехал сюда верхом на нём.
        Ошан улыбнулся и дал Владимиру чашу с вином. Другую чашу он протянул отцу Михаилу, но тот любезно отказался.
        - Не любишь вина, жрец? - спросил ростовский князь, - или вера запрещает тебе?
        - Запрещает, - отвечал Михаил.
        - Странная у вас вера. Я слышал, что у булгар тоже есть похожие запреты. Не пей вина, не ешь свинины.
        - Этот запрет в нашей вере касается только жрецов, - вымолвил Владимир.
        - Вот как? Как я понял, князь, ты пришёл, чтобы крестить в эту веру мою землю?
        - Мне бы этого очень хотелось, но наша вера такова, что мы не можем принуждать людей к ней силой. Она основана на милосердии и любви к ближнему. То, что случилось в Новгороде и Чернигове - это вынужденные исключения. Колдуны объявили мне войну, я вынужден был действовать жёстко.
        - А как ты хочешь действовать в Ростове? - спрашивал Ошан, отпивая вина из своей чаши. Он вглядывался в лицо князя Владимира, ну а тот разглядывал своего собеседника. В этот момент каждый пытался читать подлинность намерений по лицу второго. Казалось, никакая мелочь не ускользает от их взора, а ложь и лукавство будут распознаны в момент.
        - Я уже много сделал, - отвечал Владимир, - на реке Клязьме я основал крепость, названную в мою честь. Вскоре эта крепость превратится в настоящую заставу, которая будет защищать южные границы Руси и город Ростов. Печенеги убили моего отца, и я хочу закрыть им дорогу на нашу землю. Для этого мне нужны опытные и знатные воины. На новой заставе ещё нет дружины, значит, её нужно создать, а точнее, привезти туда.
        - А я уж, было подумал, что эта крепость нужна для войны с Ростовом. Обычно заставы на ростовской земле появляются только по воле ростовцев. Что ж, а теперь тебе нужны мои дружинники?
        - И не только твои, князь. Мне нужны самые знатные и лучшие люди со всей Руси. Я послал гонцов в Смоленск и даже к вятичам. И те, и другие обещали прислать мне своих дружинников. Так же там останутся новгородские и киевские дружинники. Думаю, ты сделаешь тоже самое, ведь защита южных границ так же важна для тебя, как и для меня.
        - Важна. Но стоит ли доверять вятичам? Ведь совсем недавно они восстали против твоей власти, и ты справедливо их покарал.
        - Думаю, это хороший повод помириться с ними.
        - Однако прежде с защитой ростовской земли справлялась и ростовская дружина, - призадумался князь Ошан. - Впрочем, я вижу, князь киевский, ты уже не отступишься, ведь в борьбе с печенегами за тобой правда. Будь по-твоему, я дам тебе своих бояр. Мой дружинник Путята, кажется, уже воевал за тебя, он христианин и даже помог Добрыне крестить Новгород. Пусть же он и будет воеводой на Владимирской заставе.
        - Путята - достойный дружинник, но я не могу сделать его воеводой.
        - Отчего же? - даже несколько возмутился князь Ошан. - Не забывай, что твоя застава находится на ростовской земле, а эта земля принадлежит мне и моей дружине. Поэтому на всех заставах у нас начальствуют наши бояре.
        - Разумеется, великий князь, - лукаво прищурился князь Владимир, - поэтому я хотел просить тебя об услуге. Я хочу, чтобы мой сын - Ярослав, стал твоим дружинником. Взамен Путяту я возьму к себе, в киевскую дружину. Тем самым наши дружины породнятся. Мы станем ещё ближе друг к другу. Сейчас мой сын Ярослав ещё очень мал, но у него уже есть свои владения в новгородской и переяславской земле. Он сможет стать достойным воеводой на Владимирской заставе. А до той поры, пока Ярослав не вступит в свои владения, пусть от его имени правит мой верный дружинник - Сигурд.
        Князь Ошан задумался ещё крепче. Нелегко было принимать решение, когда под боком стояло огромное войско в полной боевой готовности, а теперь киевский князь фактически хотел расположить здесь войско на постоянной основе. С одной стороны, сделка выглядела честной и очень выгодной. Путята становился дружинником в Киеве, а Ярослав - в Ростове. Но если в Киеве власть была в руках одного рода, то в Ростове ещё каждый боярин мог стать князем. Сам Ошан тоже долгое время был лишь боярином, а князем стал уже в 37 лет. Более того, он не был рождён дружинником и стал таким лишь тогда, когда боярский титул пожаловали его отцу. Таким образом, если сын князя Владимира становился ростовским дружинником, то впоследствии его могли выбрать ростовским князем после кончины Ошана. Сомнений не было, что Владимир сделает всё возможное, чтобы это случилось, так же как в своё время его отец - Святослав добился того, чтобы Владимира выбрали новгородским князем. А как только юный Ярослав станет ростовским князем, этот город полностью подчиниться Киеву и будет крещён в чужую веру. И всё же, формально эта сделка выглядела
честной. Ведь никто ещё не признал, что Рюриковичи бессменно должны править Киевом, да ещё и всей Русью, и потому теоретически даже Путята мог в будущем претендовать на должность киевского князя. Если, например, род Рюрика ослаб бы и уступил свои позиции. Князь Ошан искал способа уйти от соглашения, и не находил его. Любой его отказ сейчас выглядел бы как объявление войны, которая с наибольшей вероятностью была бы сейчас проиграна. Для этого у Владимира было уже и большое войско, и своя крепость. В глазах знати Ошан был бы агрессором, а киевский князь лишь защищался бы. Излюбленная тактика знатных людей - заставлять врага нападать первым, чтобы любая жестокость выглядела как самооборона. Ростовский князь и сам прекрасно знал эту тактику и использовал её искусно много раз, в том числе и тогда, когда домогался должности князя. Но теперь опытный Ошан должен был признать, что юный Владимир его перехитрил. В конце концов, Ярослав был ещё ребёнком, и много времени должно было пройти, прежде чем он вступит в Ростове в свои права.
        - Будь по-твоему князь, - вымолвил, наконец, Ошан, нахмурив взгляд. - О чём ещё хочешь договориться?
        - Сущие мелочи. Отец Михаил настаивает на том, чтобы в Ростове построили христианский храм. Думаю, ты не будешь против, ведь никого не будут принуждать здесь к христианской вере силой, от тебя мне нужно, чтобы ты не противился, если кто добровольно захочет перейти в новую веру.
        - Что ж, даю слово, их никто не тронет, - отвечал князь Ошан.
        - Кого бы нам сделать настоятелем храма, отец Михаил?
        - Думаю, отец Феодор подойдёт, - произнёс митрополит, - я давно его знаю, и он уже хорошо изучил язык славян. Назовём этот храм храмом Успения.
        - А как же быть с Аврамием, владыка? Он уже давно проповедует христианскую веру в Ростове и привлёк к себе некоторых местных?
        - Аврамий - человек мне не знакомый, а Феодора я знаю уже много лет. Аврамий же может помочь ему, обучать священников языку чуди, чтобы те могли нести всем местным слово Божье.
        - Аврамий - страшный человек, - заговорил князь Ошан, - я слышал о нём. Он намеренно обрекает себя на нищету, да ещё и других сманивает на свою сторону, чтобы они не наживали богатства.
        - И всё же - он христианин, - отвечал князь Владимир.
        Ростовский князь не нашёлся, чем бы ему возразить. Он чувствовал себя мухой, попавшей в искусно сплетённую паутину очень хитрого паука. Сын рабыни обвёл его вокруг пальца, но в конце концов, если он даже ромейских императоров заставлял поступать по-своему, мог ли старый меря как-то ему воспротивиться? И вот, дело было сделано, два князя договорились. Князь Владимир был доволен собой, он одержал победу, не пролив ни единой капли крови. Нужно было отдать ему должное - он был превосходным стратегом.
        ГЛАВА 6.
        ВОЛЯ КНЯЗЯ.
        Трудно было представить, что небольшая крепость на реке Клязьме, обнесённая частоколом, когда-нибудь превратится в величайший город на Руси. Владимирский посадник Ярослав станет ростовским князем, затем князем новгородским, а после и киевским князем Ярославом Мудрым. А спустя ещё какое-то время город Владимир превзойдёт по могуществу даже Киев, на Владимирской земле появится город Москва, который станет столицей России. Тогда во Владимире жили лишь военные люди - дружинники и богатыри. Не было ни ремесленников, ни торговцев, ни служилой челяди, ни прочего люда, обитающего в городах. Правда, челядь потом стала появляться вместе со смоленскими и ростовскими дружинниками. Каждый из них на многочисленных повозках привозил свой богатый скарб и поселялся вместе со своей семьёй и челядью в только-только отстроенных, ещё пахнущих древесиной избах. На реке Клязьме находилось много поселений, многие из них теперь обязались платить дань Владимиру и помогать ему со строительством. Основание Владимира-Залесского было важным стратегическим ходом, который, как и любое стратегическое действие, решал сразу
несколько задач. С одной стороны, он обеспечивал с юга защиту от Мурома, в котором заседала основная часть языческого сопротивления, во главе с князем Всеволодом, проход на север, к Новгороду ему теперь был закрыт, так же как и печенегам, которые могли с соизволения князя свободно пройти через муромскую землю, если бы он решил с ними сговориться. Во-вторых, город сплачивал между собой «лучших людей» Смоленска, Ростова и вятичей, который обитали как в Смоленске, так и в других городах. Это способствовало ещё большей централизации Руси и подчинению её Киеву. Ну и в-третьих, это должно было способствовать христианизации восточной Руси: Ростовской, Муромской, Суздальской и Смоленской земель. Тихо и постепенно языческие верования вытеснялись оттуда. Теперь князь Владимир мог вздохнуть спокойно и отправиться к западу от Киева, крестить ятвягов, белых хорватов и Семиградье, известное так же как Трансильвания. С Всеволодом Додоном ещё не было покончено, но он уже не представлял угрозы для власти Владимира.
        Когда князь вернулся из Ростова во Владимир, то обнаружил заставу значительно опустевшей. Здесь ещё был Сигурд со своей дружиной, появились и новые дружинники из других городов, хоть пока и мало, но при этом напрочь исчезли все новгородские богатыри. Не иначе как бунт. Добрыня и Сигурд наперебой принялись рассказывать князю про дерзость Васьки Буслаева, и киевский князь недобро нахмурился. За своих новгородских товарищей вступился Леон Отважный, который воспользовался поводом, чтобы снова заговорить про Вахрамея.
        - Вахрамей теперь, поди, уже в Муроме, - отвечал князь Владимир, - забудь о нём, Леон. Я знаю, ты хорошо подружился с богатырями, найди их и уговори вернутся сюда.
        - Василию нужен Вахрамей, князь. Он хочет сражаться за тебя.
        - Я не могу позволить ему гоняться за Вахрамеем. Но если он вернётся, я дам ему возможность проявить себя в бою, даю слово.
        И Леон отправился на поиски. Отыскать новгородцев было не сложно. Их стоянка расположилась на берегу Клязьмы. Шум их голосов был слышен издалека, а огромный костёр освещал всю округу. Леон прибыл вовремя. Богатыри сейчас как раз спорили о том, как им быть дальше, обсуждали свои дальнейшие ходы.
        - Вот что я думаю, братцы, - говорил Василий Буслаев, - нам следует отправиться в Ростов и заступить на службу к князю Ошану. Но не для того, чтобы служить ему верой и правдой, а, чтобы выяснить, где прячется Вахрамей, в каких отношениях состоит Ошан с чародеями. И когда мы выясним всё это, то уничтожим этих мерзких собак и уйдём от князя.
        - Вас слишком много, - послышался голос Леона, - князю Ошану не нужно столько воинов, а Новгороду нужны богатыри.
        - А вот и гонец от князя, - смекнул Садко, который в это время восседал на пне с гуслями в руках и наигрывал какую-то тихую мелодию.
        Василий пожал руку гостю, но при этом продолжил свою речь.
        - Если кто хочет остаться в Новгороде, пусть остаётся, неволить не стану. А на заставу мы не вернёмся.
        - Я пойду с тобой - молвил Святослав Вольга, - без меня вам не одолеть Белого Волка. Он - сильнейший оборотень, к тому же, хитёр, как лис.
        - Эх, братцы, не знаете вы ещё всех богатырских правил, - заговорил Леон. - Вам можно действовать против воли князя или Добрыни. Но вы не можете воевать без благословения духовного отца. Отец Михаил вам этого благословения не даст, но можно уговорить отец Иоакима. А он, как известно, в Новгороде. Так что лучше вам вернуться в Новгород. А для начала - помириться с киевским князем.
        - Мы не плотники, мы воины, - зароптали богатыри.
        - Князь призывает вас для войны. Вы нужны ему.
        - Что ж, братцы, пойдём, потолкуем с князем? - спросил воевода.
        - Можно, - ответили ему верные товарищи. И вот уже на следующий день они всем войском отправились на Владимирскую заставу. Оружие держали наготове и в любой момент ожидали нападения. Возможно, поэтому, князь никак не выказал своего недовольства, явился к богатырям совершенно безоружным с небольшой охраной, чтобы сказать им своё слово.
        - Богатыри, скажите мне, зачем вы здесь? - спрашивал он.
        - Чтобы сражаться, - отвечал Василий Буслаев в один голос с прочими товарищами.
        - Сражаться…. - задумчиво повторил князь, - но не просто так сражаться, наверное, а сражаться за что-то? За что вы пришли сражаться? За Русь, вот за что, за русскую землю. Но открою вам секрет: Руси в действительности никакой нет. Да, есть какая-то земля, на которой мы живём и умираем, но это ещё не Русь. Потому что такой Руси я не хочу, и никто не хочет. Она должна быть великой, она должна быть родной, чтобы за неё не страшно было сражаться. Кому-то, может, и так не страшно, но не всем. Ведь нужно знать, за что сражаться, за что умирать и убивать. Сражаться не потому, что вам так велели, и не потому, что вы живёте на этой земле, а потому, что вы сами её создаёте. Прямо сейчас, своими руками. И эта память о вас останется ещё надолго в веках. С такой памятью вас и смерть не проймёт. Да и нам ли бояться смерти, нам ли жалеть врага, когда мы оставим после себя такой след, который утянет нас после смерти обратно, из-за Калинова моста в мир живых? Мы построим целый город. Битв на наш век ещё хватит, но не каждый после этих сражений вернётся живым, но иные могут стать бессмертными. Подумайте об этом,
богатыри.
        С этими словами Владимир ушёл прочь так же быстро, как и появился. Одних богатырей его слова тронули, других возмутили до глубины души, но все они так заслушались, что не заметили, как местные дружинники уже взяли их в кольцо и теперь ждали только сигнала, чтобы ринуться в атаку. Однако в бой они не пошли. Вместе этого Добрыня вдруг решил устроить суд над некоторыми новгородцами. Дело в том, что некоторые богатыри, отправляясь в поход, спаслись тем самым от суда, грозившего им за их проделки в Новгороде. Это спасло их от наказания, ведь по возвращении все обиды должны были быть забыты. Но теперь Добрыня решил припомнить им их прямо во время военного похода и потребовал выдать ему всех преступников. Богатыри, было, начали сопротивляться, призывать князя, но Владимир был уже далеко. Волей-неволей сотникам пришлось выдавать своих преступников. Затем начался суд и всем сразу, даже за самые мелкие преступления был вынесен смертный приговор. Одному из них, осужденному за разбой, прямо здесь отрубили голову.
        - Ну что, братцы, - обратился Добрыня к остальным, - хотите сохранить на плечах свои головы? Тогда у вас один выбор. Оставаться до зимы здесь, во Владимире, и к концу этого срока вам простят все ваши вины.
        - Остаёмся, остаёмся, - заголосили напуганные богатыри.
        - А вот это решать не вам. У вас есть воевода, пусть он и решает. Останется здесь до зимы, будете жить. А без него вы мне тут не нужны.
        - Вася, воевода, - взмолились осужденные богатыри, - не губи.
        На Василия было страшно смотреть. Он готов был испепелить Добрыню взглядом, тяжёлая палица словно приросла к руке. А меж тем почти все богатыри стали уже выступать за то, чтобы остаться.
        - Ладно, - ответил воевода, - будь по-вашему, мы остаёмся.
        - Ну вот и добро, - улыбался Добрыня, - только помните, до зимы. Явитесь в город раньше, все будете преступниками. Особенно ты Василий. Ведь наш поединок ты проиграл, не справился с должностью воеводой. В наказание теперь и останешься на заставе. А мне пора отправляться в Новгород, а князю - до Киева. Отбываем в один день.
        И уже на следующий день почти все киевляне и Добрыня со значительной частью новгородского войска стали покидать крепость Владимир. Дело было сделано, и задерживаться здесь не было никакого смысла. Леон сердечно прощался со своими новгородскими товарищами, для которых застава на ближайшие семь месяцев должна была стать родным домом.
        - Жаль, я не могу остаться с вами, - говорил киевский богатырь, - ведь я тоже богатырь, а место богатыря - на заставе. А я вместо этого разгуливаю с князем по русским землям в разных походах.
        - Ничего, береги себя, - говорил ему на прощание Василий.
        - И вы берегите себя, - сжимал его руку в своей руке Леон.
        В следующий миг богатырь забрался на коня и принялся догонять своих. Василий почувствовал чью-то тяжёлую руку у себя на плече, обернулся и увидел Сигурда.
        - Я знал твоего отца, Василий, - вымолвил старый скандинав, - и я понимаю, почему ты так ненавидишь этого Вахрамея.
        - Я должен уничтожить его, - отвечал Василий, - а вместо этого я застрял здесь без дела.
        - Думаю, здесь найдётся много дел тебя и твоих людей. Скучно не будет. В конце концов, нельзя же жить одной местью, Василий. Иначе однажды ты отомстишь всем, но уже не будешь видеть смысла жить дальше. Или ещё хуже, погубишь себя напрасно в бессмысленном кровопролитье.
        Князь Владимир в случае необходимости умел действовать радикально. Никто и подумать не мог, что он весь Новгород до зимы оставит без богатырей. Как уже повелось, богатыри обитали на разных заставах, а небольшое их число всегда должно было оставаться в городе, будь то Новгород или Киев. И как правило вместе с ними оставался и воевода, а если он тоже уходил, то оставлял кого-то вместо себя. Теперь же получалось, что вся богатырская дружина вместе с воеводой засела на одной заставе, и причём не на новгородской, а совершенно на чужой земле. Теперь богатыри вынуждены были прозябать в маленьком городке Владимире, который скоро наводнился знатью с разных концов Руси. Каждый дружинник кичился своим положением и относился к богатырям как к низшему сословию. С трудом Сигурду удавалось удерживать знать в подчинении. Он, будучи воеводой, с равной заботой и уважением относился и к богатырям, и к дружинникам, более того, богатырей, поскольку они были христианами, ценил даже выше. Бояре, пребывающие на Владимирскую заставу, так же должны были принять новую веру, но мало кто из них торопился это сделать. Но,
поскольку в городе не было никаких идолов, то и поклоняться языческим богам здесь не было никакой возможности. Так пролетел месяц. Город понемногу отстраивался, и всё же невыносимая скука и комары сводили его жителей с ума в этой лесной глуши. Больше всего Василия расстраивало то, что здесь было невероятно трудно, почти невозможно достать вина.
        Жизнь стала совсем серой и однообразной, и однажды воевода вместе с Потамием Хромым, Садком, Хомой Горбатым и тремя из братьев Сбродовичей решился на вылазку до ближайшего села. Богатырь уже немного изучил язык чуди и рассчитывал, что местные его поймут и дадут ему хмельной браги взамен на еду. Ночью они покинули заставу и отправились в дорогу. Хотя, по правде сказать, дороги здесь никакой не было, только густой, почти непроходимый лес. Тихо журчала вода в реке Клязьме, отражая лунный свет, да хрустели ветки под копытами коней - вот и весь шум. Ближе к полуночи богатыри уж, было, подумали, что заблудились. Места, в которые они забрели, были совсем дикими, казалось, здесь никогда не ступала нога человека. Но до их чуткого слуха донёсся собачий лай. Где-то неподалёку был хутор. Богатыри постучались в первую избу, которая встретилась им на пути, но никто не отрывал дверь. Тоже само ожидало путников и в следующем дворе. Василий уже стал подумывать о том, чтобы заночевать на улице, но в одном дворе двери распахнулись, и на улицу вышел светлобородый меря. Он что-то бормотал на своём языке, богатырь же
достал из повозки хлеба и мяса и попросил у хозяина чего-нибудь спиртного. Мужик внимательно осмотрел предлагаемое добро, а затем вдруг схватил за поводья коня и вместе с повозкой повёл к себе во двор.
        - Мы так не договаривались, - остановил его Василий.
        Мужик же что-то ответил ему на своём языке так быстро, что богатырь смог разобрать только два слова: «завтра» и «ночлег». Богатыри заночевали в хлеву у хозяина, а утром они застали свою повозку заполненной бутылями с алкогольными напитками. Василий взял первую попавшуюся бутылку и испил из неё. К его удивлению и радости, это оказалось настоящее вино. Богатырь уж и не ожидал, что и здесь останется верен своим аристократическим привычкам.
        - Отличное вино, - молвил Василий.
        Когда богатыри снова уселись по коням, они были уже немного пьяные. На половине дороге они уже настолько опьянели, что едва держались, чтобы не свалиться со своих скакунов.
        - Тяжело ездить пьяным, - говорил Василий, - вот бы придумали бы хоть бы какие петли, куда можно было бы ноги вставлять, и седалище покрепче.
        - Я слышал, что-то похожее есть у булгар за Волгой, называется стремя - говорил Садко, - но их кони какие-то маленькие, под тобой хребет себе сломают.
        - Да уж, куда не плюнь, везде одни болгары, - размышлял меж тем Потамий, - на Западе христианские, на Востоке - мусульманские. А посередине - мы.
        Едва богатырь это произнёс, как конь под ним вдруг дико заржал, стал рваться из-под него и встал на дыбы.
        - Потамий! - прокричал Клим Сбродович и бросился к нему на помощь.
        - Что там? - спросил Василий.
        - Стрела, - отвечал Клим, - в ляжке у его коня стрела.
        Василий с тревогой взялся за щит и спустился на землю. Другие богатыри последовали его примеру. Ещё несколько стрел попали в их щиты, но никого не ранили, а затем в лесу показалось несколько человек совсем не славянской внешности и даже не меря, с копьями в руках. Сначала их было всего с десяток, но их число всё возрастало. Они говорили на незнакомом языке, и это точно был не язык чуди. Василий видел, как превосходство их врагов всё увеличивалось. Сначала их стало в два раза больше, чем богатырей, затем в три, в четыре раза.
        - Никак печенеги, - предположил Василий Буслаев. Врагов было слишком много, нужно было уходить. Богатыри бросили повозку с вином и, что есть мочи поскакали прочь с этого места. Им во след летели стрелы, но ветки деревьев задерживали их, и потому никто не был ранен. Вскоре показались стены Владимирской заставы. Богатыри забарабанили в ворота.
        - Кого там черти принесли? - послышался голос дозорного богатыри из-за ворот.
        - Открывай, это, я, Василий Буслаев.
        Дозорный, не поверив своим ушам, взглянул в щель в воротах, и, убедившись, что гость сказал правду, принялся открывать.
        - Ступайте, позовите Вольгу и Костю, - велел Василий своим спутникам, - пусть готовятся встречать печенегов.
        - И много их? - удивился дозорный богатырь.
        - Не знаю, но, видимо, много.
        Едва богатыри успели подняться на ноги и нацепить на себя кольчуги, как половецкие войска стали видны уже всем. Казалось, в этом лесу их уже было больше, чем деревьев. Огромная орда словно наводнение покрывала землю. Садко вместе с лучниками забрался на городскую стену и принялся обстреливать врагов.
        - Как они проникли сюда? - дивился Сигурд, - и в таком количестве. А ты, Василий, что, пьян?
        - Я уже почти протрезвел, - отвечал воевода.
        А печенеги, не взирая на град стрел, всё шли и шли. Их становилось всё больше и больше, их было уже слишком много.
        - Хороших к нам Всеволод гостей пропустил, - злился Сигурд. - Нужно дать им бой, пока они не осадили заставу.
        - Положись на меня, - произнёс Василий, - богатыри, за мной!
        - Береги себя, Василий, - наставлял его скандинавский воевода, - если увидите, что они берут верх, лучше отступите.
        А Василий, играя неподъёмной палицей в руке, уже направлялся к открывающимся воротам. Он шёл впереди всех, за ним шли его витязи против превосходящего их во много раз противника. Печенеги рванули в атаку, Василий без капли страха побежал к ним навстречу, и два войска, словно два встречных морских потока столкнулись друг с другом, и поднялась волна, а вместе с ней звон стали и свирепые крики гнева. Под натиском Василия наземь пало сразу несколько врагов, его палица легко сбивала с ног кочевников, и многие после такого удара уже больше не поднимались на ноги. Сотник Костя Новоторжанин со своими людьми прикрывал спину воеводы. Закрывшись щитами, богатыри разили копьями своих врагов. На этом участке фронта печенегам было не прорваться, но давала слабину сотня Клима Сбродовича, а вслед за ним и его брата - Тихона. Только сотня Потамия Хромого в центре ещё держалась. На правом фланге командовал Вольга, и он с трудом сдерживался от того, чтобы не принять облик волка и в таком образе не начать рвать непрошенных гостей. Он должен был сохранять трезвую голову, чтобы командовать, и не хотел демонстрировать
христианам лишний раз свою чародейскую силу. На левом фланге командовал Садко, сам он при этом вместе с группой богатырей восседал на коне и своими меткими стрелами разил кочевников одного за другим.
        Василий Буслаев стоял, как скала, огромный и непоколебимый, никто не мог его ранить, казалось, он один вместе с сотней Кости сможет перебить половину печенегов. Но тут из гущи врагов верхом на коне выскочил всадник. В руке он держал ни меч, ни копьё и ни палицу, а тяжёлый металлический шар с шипами, на цепи, приделанной к деревянной рукояти - кистень. Садко слишком поздно это заметил, печенег успел как следует размахнуться и нанести удар. А уже после стрела поразила его в грудь. От удара Василий пошатнулся, шлем его зазвенел, в глазах потемнело, в ушах раздался свист. Когда богатырь пришёл в себя, то оказался стоящим на коленях на земле. Костя Новоторжанин занял его место и с трудом защищал друга, сдерживая натиск врага. На правом фланге богатыри спасались бегством, и Вольга ничего не мог поделать. Садко со своими людьми медленно отступал назад. В такой ситуации Василий и Костя рисковали попасть в окружение.
        - Отходим к воротам! - приказал воевода, поднимаясь на ноги, шатаясь из стороны в сторону. Голова его ещё жутко болела, от удара даже погнулся шлем. Василий разыскал свою палицу и встал рядом с Костей прикрывать отступление богатырей. Вместе они одними из последних вошли обратно на заставу, после чего ворота закрылись.
        - Вижу, ты протрезвел, - усмехнулся Костя. Кольчуга и копьё его были перепачканы во вражьей крови.
        - Вино бы сейчас не помешало, - отвечал Василий, держась рукой за больную голову.
        За городскими стенами меж тем стоял гул, в тысячу раз сильнее, чем на площади в торговый день. Печенеги окружали Владимирскую заставу, пытались влезть на стену или пробиться через ворота, но дружинники умело отражали штурм кочевников. Богатыри больше пока не сражались, им дали время для заслуженного отдыха. А печенеги до самого вечера пытались прорваться во Владимир, и некоторым это даже удавалось. Они убивали некоторых защитников заставы, нередко ценой собственных жизней. С заходом солнца всё утихло. Богатыри выдержали первый день штурма, теперь им предстояло выдержать осаду.
        ГЛАВА 7.
        ПЕЧЕНЕГИ.
        «Здравствуй, милая моя Оля. Уже три месяца прошло с того дня, как мы по воле князя Владимира пребываем на Владимирской заставе, и два месяца минуло с тех пор, как на наш городок напали печенеги. Мы были взяты в крепкую осаду, из которой до сих никак не можем вырваться. И всё же, при первой возможности я отправил тебе письмо. Должен сказать, коварные печенеги и не ожидали, на какое сопротивление нарвутся, и были очень удивлены тем, что на реке Клязьме их поджидало целое войско. Несмотря на численное превосходство, они так и не смогли взять заставу приступом. День за днём они несли потери, а мы терпеливо сносили их атаки, хоть и сами не забывали атаковать. Особо отличился Вася-воевода, которого Сигурд даже прозвал берсерком. Он сменил манеру боя, напрочь отказавшись от щита, в атаку шёл со своей палией и тяжёлым мечом. Нужно сказать, в своём отчаянии и презрении к смерти степняки нередко не уступали Василию. Бывало, они малым числом через стену пробирались на заставу. Зная, что здесь их ждёт неминуемая гибель, они храбро сражались, стремились убить как можно больше защитников города. Это зрелище
бессмысленной и жестокой кончины печенегов ни раз приводило меня в ужас. В последний миг своей жизни они не думали о своих близких и уж точно не о спасении своих заблудших душ, а лишь о том, чтобы убить как можно больше врагов. Насколько же бессмысленна и печальна жизнь народов, не знающих веры в Христа.
        Однажды, ещё в детстве мне довелось видеть, как в Новгороде приносили людей в жертву Перуну. Рабы смиренно шли под кинжалы жрецов, и в этот момент они, образ и подобие Бога, как и все мы, были похожи больше на неразумный скот. В этих степняках я увидел то же самое слепое, животное рвение пожертвовать своей жизнью, и это ещё больше позволило мне укрепиться в своей вере. В конце концов, мы дождались подмоги из Ростова, которая сняла осаду с нашей заставы. Однако, печенеги не ушли, а рассеялись по местности на большие группы. Пока одни убегают или сражаются с ростовским войском, другие время от времени пытаются взять наш городок. Вскоре после этого мы узнали, что нападение язычников было вовсе не случайным, и что они состоят в сговоре с князем Всеволодом Додоном. Князь пропустил их через муромскую землю на юг, а сам в это время вместе с колдунами ударил по Чернигову и взял его в осаду. Остаётся только дивиться мудрости и прозорливости князя Владимира. Если бы он не основал город на Клязьме, возможно, печенеги были бы сейчас уже у стен Новгорода. И даже если бы они город не взяли, то всё равно взяли
бы под контроль значительную часть торгового пути из варяг в греки. Однако князь Владимир сейчас далеко, со своей дружиной и киевскими богатырями он крестит Семиградье, и не известно, когда вернётся. В Чернигове же остался наш хороший друг - богатырь Леон Отважный вместе с легендарным богатырём Святогором. Про Святогора говорят, что он был богатырём ещё до того, как богатырями стали колдуны. Боролся с нежитью в самые древние времена. Из богатырей на Руси он считается самым старым и самым мудрым. Не знаю, смогут ли они выдержать осаду столь многочисленного врага, но понимаю, что им сейчас там гораздо тяжелее, чем было нам в окружении печенегов.
        Я считаю дни до того момента, когда, наконец, смогу вернуться в Новгород, прикоснуться к тебе, душа моя, и увидеть нашего сына. Только мысли о вас поддерживают меня в этом маленьком, переполненном кошмарами городе. Если бы не было у меня тебя, я вряд ли смог бы выжить. Но никто: ни печенеги, ни чародеи, ни сам Сатана не разлучит нас, милая моя Оля. Я справлюсь с любой напастью и вернусь к тебе. Не беспокойся за меня, я здоров и даже не ранен, хоть и многие мои товарищи у меня на глаза уже отдали Богу душу. Пусть земля будем им пухом. Со мной всегда рядом наш воевода - Василий, который своей палицей разметает врагов, как сильный ветер срывает с деревьев сухую листву. Рядом Садко, своими меткими стрелами способный попасть птице в глаз, и Вольга, который всегда заранее чует опасность. Уже скоро мы вернёмся домой и заживём как прежде. Только жди меня, любовь моя, думай обо мне и не забывай. Навеки, твой Костя».
        Когда письмо было окончено, лист бересты был аккуратно свёрнут в трубочку и связан верёвкой. Главное, чтобы теперь гонец доставил его по назначению, чтобы ничего не случилось с ним в пути, чтобы миновали его все опасности. Печенеги были ещё совсем рядом, они были повсюду, помимо них на ростовской земле появились какие-то чародеи, а ближе к Суздалю даже упыри. Путь был не прост, но гонец должен был доставить письма богатырей их семьям, и добрая половина богатырей теперь молились за него. За последние месяцы жители заставы сблизились, как никогда. Чудь и славене, богатыри и дружинники плечом к плечу сражались против общего врага, хоронили своих товарищей, терпели лишения. Теперь даже те, что говорили на разных языках, стали понимать друг друга с полуслова. Не понятен был лишь язык пленных печенегов, которые теперь были заперты, слово дикие звери, ожидая своей участи. Кормить их было нечем, и некоторые предлагали уже и вовсе их прикончить, чтобы не мучились. Но воевода Сигурд не торопился с расправой. Он пытался вступить с пленными в переговоры, дабы уговорить их принять христианскую веру в обмен на
жизнь. Некоторые степняки не только согласились, но и обещали своих роды обратить в христианство и для этой цели привести их на заставу. Почти вся дружина была против этой затеи, ведь и сами бояре по большей части ещё были язычниками. И всё же Сигурд настоял на своём, и однажды ворота Владимира сами открылись и впустили немалое число степняков. Защитники заставы в любой момент были готовы к битве, но печенеги в тот день не нарушили данного слова и все как один приняли христианскую веру. Теперь они должны были сражаться против своих же, получили от воеводы разрешение жить на русской земле, пасти здесь скот и пахать землю. Отныне все они объявлялись христианскими богатырями. Когда с церемонией было покончено, Василий Буслаев заявился в комнату к Сигурду, чтобы потолковать с ним наедине.
        - Снова будешь выступать против моего решения? -устало спросил у гостя воевода.
        - Это уже в прошлом, - отвечал Василий, - и раз ты уже принял решение, я не смею тебе перечить.
        - Не узнаю тебя, Василий. Ты научился не перечить и быть покорным? Интересно, почему именно мне ты оказал такую честь?
        - Ты - хороший воин, Сигурд. Без тебя мы бы не выстояли против печенегов.
        - Это так. Но ты пришёл не для того, чтобы сказать мне это.
        - Да, - отвечал Василий, прокручивая в руке свой металлический мятый шлем, - я хотел узнать, не принесли ли печенеги каких вестей о Вольге? Он что-то долго не возвращается уже из дозора.
        - Ах да, с ним всё в порядке - вымолвил Сигурд и выпрямился на лавке. Он сидел возле стены за большим дубовым столом. Палата его была устроена скромно, без лишнего комфорта, стену украшали висящие на ней щиты с самыми разными причудливыми изображениями. Уже много дней прошло с того дня, как Святослав Вольга со своим войском отправился на боевую вылазку против печенегов, и с тех пор он так и не вернулся.
        - Вольгу твоего какая-то нужда занесла под Суздаль, - продолжал воевода. - От нас его отрезало войско одного печенежского вождя. Так что не знаю, сколько он там ещё проторчит.
        - Нужно выручать Святослава. Воевода, позволь мне отправиться за ним.
        - Хочешь оставить меня одного с печенегами в городе? Они вроде крестились, но кровью свои грехи ещё не смысли, им нельзя доверять.
        - Тогда отправь их со мной.
        - Не боишься?
        - Не боюсь. Вольгу нужно выручать.
        - Хорошо, богатырь, отправляйся. Да хранит тебя Бог.
        - Ваш Бог хранит только тех, кто ему подчиняется. А я не подчиняюсь богам, - бросил ему Василий.
        - Я помолюсь ему, чтобы он простил тебе эту глупость.
        - Боги слишком капризные существа. Они убивают и спасают людей только ради развлечения, чтобы потом соревноваться друг с другом в своём могуществе. А соревноваться в добре или во зле, для них нет большой разницы. Это для нас есть добро и есть зло, а для них есть только проявление власти.
        - Ты неисправим, - вздохнул Сигурд, устало упираясь головой в стену.
        Нужно сказать, печенеги в ту пору были злейшими врагами Руси. Их набеги постоянно разоряли окраины, их орды порой даже захватывали целые города. Но городской жизни степняки не знали, поэтому в городах не задерживались, лишь грабили их, вырезали население, что не успевало убежать, и уходили. Совершали они и крупные вылазки, пытаясь взять большие города. Было время, печенеги осаждали даже Киев. Чтобы этого не повторилось, князь Владимир окружил Киев сетью застав, на которых разместил вольных людей и богатырей. И всё равно в тот год печенеги снова появились на киевской земле. Теперь они стали союзниками Всеволода Додона. Но когда Владимир и Всеволод ещё были друзьями, они вместе били печенегов и много хороших воинов потеряли в этих битвах. Видимо, князь Всеволод теперь был в отчаянии, раз сделал помощниками своих бывших врагов. Ненависть к Руси, казалось, была уже в крови у этих степняков. Ведь они так же считали священным закон кровной мести и стремились отомстить за своих павших друзей и предков не только воинам, но и мирным людям, женщинам, детям, всем. Поэтому доверять им было крайне опасно.
Однако Василий Буслаев торопился на выручку к другу и потому пошёл даже на такой риск, взяв с собой несколько сотен крестившихся печенегов. Их вождь при крещении получил имя Николая. Смуглый, низкорослый, кривоногий. Последнее, правда, можно записать не столько в недостаток, сколько в преимущество, поскольку кривыми ноги степняков становились в результате долгой верховой езды, которой они обучались с раннего детства. В результате они были отличными всадниками и зачастую сражались, не слезая своих коней. Не имея седла и стремени, которые тогда только начинали появляться, кочевники в навыках верховой езды могли дать фору любому. Василий с трудом скрывал своё раздражение опасными спутниками. Они постоянно о чём-то беседовали на своём, непонятном языке, плохо говорили по-русски. Однако через пару дней мучения воеводы, казалось, уже закончились, поскольку впереди показался враг. Судя по всему, это было то самое племя печенегов, которое мешало Святославу вернуться на заставу.
        - Ну что, вождь Николай, - обратился к нему Василий, - пора идти в атаку, иди вперёд, а мы за тобой.
        - Николай нельзя вперёд, - противился вождь, - наши идти рядом.
        - Обмануть меня задумал? - злился Василий, - ещё кровью свои грехи не смыл, а хочешь идти с нами рядом.
        - Свой воин я губить не стану. Идём вместе, или ни идём совсем, - стоял на своём Николай.
        - Да ладно, чёрт с ним, - вымолвил Костя, - если предать, он и так нас предаст, где бы он ни шёл.
        - Ладно, иди справа, Николай, и помни, наш бог теперь следит за тобой, ты поклялся ему в верности.
        Николай ответил что-то на своём языке, и Василию это не понравилось. Но делать было нечего, нужно было идти в атаку. Печенеги Николая, как было оговорено, шли по правому флангу, слева. Но чем ближе они походили к врагу, тем дальше союзники уходили куда-то вправо, а богатыри вынуждены были занимать и центр. Перетащить печенегов обратно к центру не получалось, поскольку все вдруг позабыли, если кое-как и знали, русский язык. Наконец, когда началась битва, союзники-печенеги и вовсе начали отступать под натиском врага, а потом взяли, да и зашли к богатырям в тыл, откуда нанесли удар по христианам.
        - Будьте вы прокляты, - вымолвил Василий, - так и знал, что нельзя им верить.
        - Что делать будем, воевода? - спрашивал Садко.
        - Вырываться надо, пока нас совсем не окружили.
        И действительно, печенеги, видимо, сговорившись заранее, очень быстро взяли богатырей в кольцо. Они атаковали верхом, прямо с коней кололи врага копьями. Богатыри же уже давно спешились и отбивались с земли, в результате чего гибли в большом числе. Кольцо меж тем уже сжималось, печенегов было в два раза больше, чем новгородцев. И всё же Василию Буслаеву удалось в одном месте пробить окружение и вырваться в лес. За ним по образовавшейся дорожке рванули и остальные богатыри. Однако пешком уйти от всадников было очень нелегко. Под градом стрел богатыри отступали, закрывшись щитами, но так и не могли уйти от погони. Они уже выбились из сил, но так и смогли оторваться. Час за часом они бежали от преследующего их противника. Если кто-то уставал и переходил с шага на бег, тот тут же становился добычей какой-нибудь всадника или вражеской стрелы. Силы были уже на исходе, солнце давно уже спряталось за горизонт, и вся местность погрузилась во мрак.
        - Хорошо же они нас одолели, - говорил уже раненный Василий, - не силой, так подлостью. Неужели Всеволод и в самом деле собирается отдать им эти земли? На что он рассчитывает, что эти дикари будут его слушаться?
        - Додон просто в отчаянии, - молвил в ответ Костя, - он потерял всё и хочет любым путём вернуть себе утраченное.
        С большим трудом богатырям удавалось снова не попасть в окружение. Вражеские всадники были повсюду, и даже ночь не могла заставить их отступиться и бросить свою погоню. Во мраке ещё сложнее было удерживать единство войска, и увеличивался риск попасть в какую-нибудь ловушку местности. Но новгородцы не сдавались, и в конце концов оторвались. Или печенеги просто решили устроиться на ночлег, а днём снова атаковать. Богатыри понимали, что они в ловушке, и идти им некуда. После страшной погони все они ужасно устали и завалились спать. Лишь несколько человек остались в дозоре. Но уже ближе к полуночи они снова стали будить товарищей. Вдалеке послышался какой-то шум. Завязалась битва, и не было сомнений, что это бьются вставшие лагерем неподалёку печенеги.
        - Неужели Вольга? - вслух подумал Василий.
        - Если так, без нас он не справится, - вымолвил Садко.
        - Без тебя знаю. Богатыри, к бою.
        И вот из последних сил новгородцы снова ринулись на врага. По шуму и горящим факелам найти место схватки было не трудно. Здесь действительно был Святослав Вольга, но были и ещё кое-кто. Были самые настоящие упыри. Ужасные твари с огромными клыками и светящимися глазами. Судя по всему, кровососы нападали только на степняков. Они хотели набросится и на богатырей, но какая-то сила остановила их. А затем новгородцы ринулись на ненавистных печенегов. Василий искал вождя Николая, но нашёл его уже растерзанного вурдалаками. Вскоре битва была окончена, и упыри как послушные псы утихли и расселись по местам.
        - Эх, братцы, зачем же вы с заставы вылезли? - сердился на что-то Вольга.
        - Тебя выручать, - отвечал, переводя дух, Василий, - ты куда запропастился?
        - Пойдём к костру. Небось, вы ещё не ужинали. Там всё и расскажу.
        Вскоре Василий уже жадно вцепился в жаренную заячью ляжку, в то время как Святослав принялся за своё повествование.
        - Гоняясь за печенегами, я решил вспомнить ещё и о другом своём долге, о долге оборотня, и поохотиться немного на упырей. Под Суздалем их как раз развелось немерено. Взял в плен несколько кровососов, тут они и стали мне говорить, что они мне не враги, что послала их какая-то фея, или, как говорят у нас, яга, чтобы набрать людей для войны с колдунами. Стало быть, у нас с этой ведьмой есть общий враг. Ведь, как известно, колдуны сейчас осадили Чернигов. Конечно, упыри - твари лживые, им верить на слово нельзя, но оборотни давно научились распознавать, когда они говорят правду, а когда лгут. Выяснилось, что они не лгали. Когда-то яга Ортана отдала двух своих сыновей в далёкий клан Сокола, чтобы те стали настоящими колдунами. Это был один из четырёх кланов колдунов, который основали чародейскую дружину, причём самый могущественный клан на тот момент. Очень быстро он взял покровительство над многими другими кланами и чародеями, стал покровителем и ведьмы Ортаны. Кроме того, клан Сокола набрал столько земель в свою собственность, что каждый из остальных трёх кланов уступал ему значительно и во всём.
Возглавлял их клан тогда вождь Ураган, потому как поклонялись они богу ветров - Стрибогу. Так вот, что было дальше, думаю, все помнят. Вахрамей, будь он не ладен, поссорился по какому-то мелкому поводу с кланом Сокола и начал с ним войну. Казалось бы, Вахрамей для него букашка, которую раздавить можно легче лёгкого. Но действовал он по тайному сговору трёх вождей: Усыни, Дубыни и Горыни. В результате, один за другим, каждый из крупных кланов объявил клану Сокола войну и встретился с ним в великой битве. И хоть клан Сокола был всего один клан колдунов, сил в той схватке было примерно поровну. Все, кому покровительствовал Ураган, пришли под его знамёна. И все проиграли. Всех колдунов из клана Сокола вырезали, земли его разделили, как и подчиняющиеся чародейские кланы. Ну а сыновья нашей яги на тот момент были уже колдунами и так же были убиты. Вот ведьма и решила отомстить теперь колдунам таким подлым способом, при помощи упырей. А я кровососов подчинил пока своей власти. Но против печенегов их пока не использовал. А тут пришлось, когда вы появились. Не хотел я использовать упырей против людей. Теперь
многие покусанные печенеги сами станут упырями, и тогда их свора увеличится.
        - А для чего ты их хотел использовать? - спрашивал сонный Василий. На полный желудок невероятно сильно захотелось спать, веки слипались, а тело болело после перенесённых нагрузок.
        - Мыслишка тут одна ко мне закралась, - заговорил уже почти шёпотом Вольга, - а, может, и вправду, ударить с этими упырями по колдунам и Всеволоду Додону? Помочь Чернигову. Там же Леон - наш друг, там знаменитый Святогор в осаде мается.
        - Мыслишка хорошая, но с упырями мы на дело не пойдём.
        - Без них мы не справимся, Вася.
        - А мы и не будем с Всеволодом воевать. Ударим по одному войску, прорвёмся в Чернигов, а уже потом, оттуда вместе с Леоном и Святогором выйдем и всю осаду снимем.
        - Ну или почётно помрём с голоду вместе с ними, - вставил Садко.
        - Воля твоя, воевода, - не стал спорить Святослав, - но всё-таки ведьму ту навестить надо. Может, посоветует, как одолеть колдунов, подсобит чем. Они ведь не простые люди. С ними биться очень непросто. Посмотрят тебе в глаза, и ты начнёшь терять силы. Через сглаз всю жизненную силу из тебя могут высосать. Или ещё чего хуже, ранить врага чародейским оружием, а потом просто отступить. Раны от чародейских мечей не простые, они наносят порчу и без помощи высших сил чаще всего ведут к смерти. К тому же, есть у клана Вепря и Быка свои особые чары. Колдуны Горыни хорошо выживают в огне и потому хорошо могут использовать пламя против своих врагов. А богатыри Дубыни берут силу от земли. Когда падают поверженные на землю, их раны начинают заживать быстрее, и с новыми силами они снова встают в бой. Ходят слухи, что некоторые из них даже неуязвимы для простого, не чародейского оружия.
        - Не знаю, чем тебе эта ведьма поможет, Вольга, но отправляйся, если хочешь. Но ни один. Возьми с собой Садка. А мы здесь подождём.
        - О, это мне по душе, - улыбался Садко, - у этой ведьмы, поди, и дочери есть.
        Но Василий уже ничего не сказал. Губы его невероятно отяжелели, и всё могучее тело погрузилось в сон. Вскоре ко сну стали отходить и прочие богатыри, уставшие и измученные за целый день и половину ночи. Утром, а точнее, ближе к полудню, Садко и Вольга уселись на лодку и поплыли по течению одной из местных речушек. Со слов упырей, это был самый верный путь добраться до места обитания яги. Костя с тоской посмотрел на отдаляющие лодки, а потом в ту сторону, в которой был Новгород. Сердце щемило от того, что богатырь всё дальше уходил от своей семьи, навстречу новым, ещё большим опасностям. Жена его получила письмо, когда богатырей уже не было на Владимирской заставе. Она была уверена, что её возлюбленный в безопасности, и ему больше ничего не грозит.
        ГЛАВА 8.
        БАБА ЯГА.
        Садко и Святослав Вольга быстро доплыли до нужной местности. Дальше нужно было идти пешком, и они причалили к берегу. Местность вокруг казалась совершенно глухой и непроходимой, трудно было поверить, что здесь может кто-то жить.
        - Интересно, сколько лет этой ведьме? - спрашивал Садко.
        - Она не просто ведьма, - поправил его Вольга. - Ведьмы - это те, кто ведают чарами, но те ведьмы, что знают ещё и тёмные чары, именуются ягами. Они ненавидят мужчин, используют их в своих целях, внушают им несбыточные мечты и неосуществимые желания, соблазняют, но никогда не выходят замуж. Во всём мире я не могу представить себе более коварных существ, чем они.
        - Но она уже старуха. Если колдуны много лет назад убили её уже взрослых сыновей. Вася уже соблазнял меня как-то старухой, так что я человек искушённый.
        Вольга скупо улыбнулся шутке друга.
        - С возрастом их чары слабеют. Но всё равно будь осторожен. Я знаю, ты давно не видел женщины, а ты любишь их как кабель дворовых сук.
        - Кабель не женится на суке, - отвечал Садко, - он всегда свободен. Так же и я. Не родилась ещё та женщина, что способна была бы меня закабалить. А ведь моя жена - купеческая дочь. И то, ничего у неё со мной не выходит.
        Вольга снова улыбнулся. Однозначно, без Садка ему было бы очень скучно в пути.
        - Не понимаю, Слава, неужели тебе не хочется женской ласки? Чёрт побери, как ты сдерживаешься? И вино не любишь, в отличии от Васьки….
        - Когда ты, Садко, рос в Новгороде, и уже в отрочестве бегал за девками, я жил в клане с оборотнями Серыми Волками, часами выслеживал в лесу зверя и сам учился становиться зверем. Нас учили разным желаниям. И я так же не понимаю, как ты можешь не хотеть охоты, не чувствовать животной плоти, умирающей и бьющейся в агонии под твоими ударами.
        - Мне нравится охотиться на животных, - отвечал Садко, - но на женщин охотиться мне нравится больше.
        Так, в праздных дружеских беседах старые товарищи постепенно забирались всё глубже в лесную чащу. Здесь, на берегу реки стоял одинокий, но очень большой двор из нескольких домов. Уже издали можно было увидеть во дворе много существ, похожих на людей, что говорило о том, что ведьма живёт ещё здесь. Мало кто из людей решался заглянуть в эти места, но два богатыря в сопровождении нескольких упырей смело пробирались к высокому забору с большими воротами. Ворота были открыты, и путники смело вошли вовнутрь. Только здесь они поняли, что человекообразные существа во дворе были настоящими упырями. Огромные клыки делали их вид отвратительным, но самое неприятное впечатление оставляли их нательные язвы и ожоги. Солнечная болезнь. В лесу было мало солнечного света, и всё-таки он попадал и сюда и поражал несчастных рабов. Увидев гостей, они вдруг стали обступать их со всех сторон и принюхиваться к свежей крови. Упыри, сопровождавшие богатырей, тут же примкнули к своим. Садко насторожился и даже достал свой лук. Вольга готовился в любой момент принять облик волка и вступить в неравный бой с этими существами.
        Но среди упырей появились люди, вернее - чародеи, а ещё вернее - чародейки. Садко не мог не обратить на это внимание. Он увидел совсем юную, но уже взрослую девушку, которая стояла ближе всего и смотрела надменным взглядом, с лёгким оттенком презрения. Красота её не могла не поражать. Огромные зелёные глаза были столь выразительны, что очаровывали любого, кто в них заглядывал. Не покрытые ничем распущенные русые волосы спадали на плечи, на спину, даже доставали до её тонкой талии и широких бёдер. Лицо её выражало некоторую задумчивость, которая, судя по всему, была уже её привычным выражением и выдавала развитый ум. За этой задумчивостью и надменностью скрывался какой-то внутренний огонь, который только ждал чьей-то страсти, чтобы разгореться в настоящее пламя. Увидев её, Садко на время застыл и не мог оторваться. Лёгкая улыбка возникла на его лице, но тут же исчезла. В этот момент он даже забыл об угрожающей опасности и принял такой вид, будто за свою жизнь убил уже добрую сотню упырей. Богатырь не сводил взгляд с девушки, а она смотрела на него свысока и так же не отводила глаз. Если бы
Святослав сейчас увидел бы его, он, наверняка, улыбнулся бы, но он сейчас смотрел совсем в другую сторону. Из главного терема во двор вышла женщина преклонного возраста. Ещё не старуха, но лицо уже испещрено морщинами, хоть и хранило ещё следы прежней красоты и обаяния. Голова была повязана сверху платком, так, что уши и волосы были хорошо видны. Такие платки редко носили христианки, но так любили убирать волосы язычницы. Сомнений не было, это сама яга вышла во двор, чтобы встретить гостей.
        - Чую, человеческим духом запахло, - вымолвила она. - Оборотень осмелился явиться сюда, да ещё и притащить с собой человека. Алёна, иди в дом.
        Девушка, с которой не сводил газ Садко, вспыхнула, на щеках появился румянец.
        - Ну мам, - возмутилась она, - что я сделала?
        - Иди! - повторила свой приказ яга, и дочь вынуждена была подчиниться и под смех Садка уйти в дом.
        - Мы - христианские богатыри, - заговорил Вольга. - Мы приехали только потому, Ортана, что твои упыри сказали мне, что у нас с тобой общий враг.
        В ответ Яга злорадно усмехнулась, обнажив пожелтевшие зубы.
        - Мои верные упыри изголодались по человеческой плоти, а тут эта плоть сама сюда приехала. Как я могу им отказать?
        - Скажи мне, бабуся, - молвил Садко, - а что твои кровососы будут делать, если я прямо сейчас выпущу тебе стрелу в глаз?
        - Они разорвут вас на части, - злобно ответила яга.
        - Что ж, тогда я стану упырём, и поимею ещё твоих милых дочурок.
        Ортана злобно прищурилась, но в следующий миг расхохоталась хриплым гортанным смехом.
        - Вы не знаете моего врага. Мой самый злейший враг - Вахрамей. Но вам в жизни его не одолеть. Он стал таким могучим, что скоро даже колдуны отступят перед его властью.
        - Вахрамей и нам сделал немало зла, - отвечал Святослав, - а отца нашего воеводы - Василия и вовсе убил.
        - Ладно, проходите в дом, потолкуем, а там видно будет, - вымолвила Ортана и добавила при этом, - оружие оставьте у порога.
        Богатырям эта идея не понравилась, но деваться было некуда. Выполнили всё, как было велено и вошли в избу сразу следом за ведьмой.
        Садко с тревогой оглянулся назад. Здесь собралось с полусотни кровожадных рабов феи, в их глаза можно было увидеть звериную жажду, от одного вида которой в жилах стыла кровь. Было в этих существах что-то пугающе неестественное. Неестественно выпирала вперёд верхняя челюсть с большими клыками, неестественными казались когти на совершенно гладких, не покрытых шерстью человеческих руках. Они напоминали живые чучела, сделанные из человеческих трупов с примесью трупов животных. Трудно было представить, что эти клыкастые монстры полностью подчиняются старой яге и готовы даже погибнуть за неё. Изнутри изба ведьмы была плохо освещена, ставни наполовину были закрыты. В лучах проникающего в дом солнечного света можно было разглядеть хаотично движущиеся пылинки. Пыль здесь была везде: на полках с разными флаконами, травами и высушенными частями тел животных, на печи, стоящей в углу, на стенах. Пыли не было только на столе и на лавках, на которые уселись богатыри. Ведьма уселась напротив них, положив ногу на ногу, и при этом задрала свою юбку выше колен.
        - Как твоё имя, Серый Волк? - спросила она.
        - Меня называют Святославом Вольгой. Я - богатырский старшина. А это старшина Садко.
        - До него мне нет дела. Грубиян, не умеющий обращаться с женщинами. Что смеёшься? Да, я женщина.
        - У которой в услужении целое полчище упырей, - продолжал усмехаться Садко.
        - А как ещё мне защитить себя и своих милых дочерей? Я слабая, старая женщина. Не самой же мне воевать. Я уже подвергаюсь опасности, когда говорю с вами. Вы нашли мой дом, в следующий раз вы можете прийти сюда с войском. Могу ли я вам доверять?
        - Я бы мог привести сюда свою дружину уже сейчас, - вымолвил в ответ Вольга, - но я не сделал этого. Я пришёл, чтобы поговорить. Я такой же чародей, как и ты, и всё же, я не вне закона.
        - Хочешь предложить мне союз, старшина? -щурилась на него Ортана. - Я знаю, упыри мне уже многое поведали. Но в вашем войске слишком мало людей. Вы не сможете уничтожить всех воинов Додона. К тому же, там всего лишь два клана колдунов. Клан Змея не участвует в осаде, они куда-то исчезли после того, как столкнулись с Вахрамеем.
        С этими словами яга снова рассмеялась своим хриплым смехом, будто бы задыхаясь.
        - Своих упырей я вам не дам, я берегу их для войны с Вахрамеем. Скоро этот изверг всё приберёт к рукам, и только я останусь независимой.
        - Разберёмся мы и с Вахрамеем в свой черёд, а пока мы собираемся взяться за колдунов. На клан Вепря или клан Огненного Быка. Они ведь тоже наши общие враги.
        - Тоже дело хорошее, - отвечала яга, вставая из-за стола, - с такими силами, как у вас, лучше будет напасть на какой-нибудь один клан. Но чтобы разбить его, вам, простым людям, сил не хватит. Здесь вам понадобится чародейская помощь.
        - Ты поможешь нам?
        - Я помогу вам, если не боитесь стать моими должниками. Знаете, чего больше всего на свете боятся колдуны?
        - И чего же? - равнодушно спрашивал Садко. С каждой минутой разговора он всё меньше верил, что в этом есть какой-то смысл, и что эта безумная баба в неприбранной избе сможет им чем-то помочь.
        - Они боятся молнии, - отвечала яга. - Молния - это единственная стихия, которой они не могут управлять. Клан Вепря управляет землёй, клан Змея - водой, клан Сокола ведал чарами воздуха, а клан Огненного Быка, разумеется, огнём. Но ни один колдун на свете ещё не научился повелевать молнией. Эта стихия примиряет огонь и воду, повелевает землёй и воздухом. Только бог Перун может управлять ей. Колдуны редко когда выходят на улицу во время молнии и уж точно не будут при ней сражаться.
        - Не только они, - зевая, молвил Садко. - Ни один дурак в такую погоду в бой не пойдёт. Молния ведь убивает без предупреждения. Во имя Симаргла, Вольга, не понимаю, зачем мы сюда притащились.
        - Терпение, богатырь, - вкрадчиво проговорила ведьма и, наклонившись, положила ему руку на плечо. - Только я смогу помочь вам победить колдунов. Я дам вам защиту от молнии.
        - Защити меня от своего запаха изо рта, - отвернулся Садко.
        Ортана злобно оттолкнула его так, что он чуть не упал с лавки, и отошла к стене.
        - Вы нападёте на них во время молнии. Вас гроза не тронет, а их лишит их чародейских преимуществ. Но за это вам придётся заплатить. За всё в нашем мире нужно платить.
        - Чего ты хочешь? - спросил Святослав.
        - Мне нужно семя одного из вас.
        - Извиняй, бабуся, ты не в моём вкусе, - отвечал Садко.
        - Это плата за вашу победу, богатырь. Не бойся, я предлагаю вам не себя, а мою дочь - Алёну. Ты видел её, Садко, она тебе понравилась, и она - девственница. Кто-то из вас будет её первым мужчиной. Скажи, Святослав, неужели ты не хочешь её? Неужели она тебе не приглянулась?
        - Нет, - резко оборвал её Вольга и поднялся с лавки, - мы уходим. В такие игры мы не играем.
        - А почему бы и нет? - вымолвил Садко, - что такого, Слава?
        - Я тебе уже говорил, что тут такого. Она ловит нас. Крестник самого Добрыни - раб феи. Вот это улов, лучше и не придумаешь.
        - Ну же, богатырь, соглашайся, - усмехалась Ортана. - Сделай ей дитя, и тогда я дам вам защиту.
        - Эх, чего не сделаешь ради общего дела, - поднялся на ноги Садко. - Я согласен.
        - Глупец, - разозлился Вольга и вышел прочь из избы.
        - Что ж, Садко, - заключила ведьма, - сегодня ночью ты и Вольга будете ночевать здесь. Он в одиночестве, ты в объятиях красавицы.
        Садко сладострастно улыбнулся. Похоже, долгий путь к ведьме и тяжёлые испытания последних месяцев были не напрасны и теперь будут щедро вознаграждены. Вольга не говорил со своим другом весь оставшийся день и сторонился его. А вот с ягой он обмолвился наедине ещё парой слов.
        - Расскажи мне про Вахрамея, - приставал он к ведьме. - Ты сказала, что он скоро всё к рукам приберёт, почему?
        - Ты не хуже меня знаешь, кто такой Вахрамей.
        - Я знаю только, что он очень любит деньги. Самый корыстный оборотень на свете, пожалуй.
        - О, тогда ты не знаешь о нём ничего. Всю жизнь он кому-то прислуживал, всю жизнь был псом у кого-то на посылках. И всё это время тайно он желал безграничной власти и всячески добивался её. Он всегда действует в тайне. Вот и сейчас он открыл тайный источник чародейской силы, ведомый только ему. Это позволяет ему создавать страшных монстров. Эти чудовища сейчас нападают на Сорочинскую гору. И никто не может доказать, что они действуют по навету Вахрамея.
        - Что это за чудовища?
        - Всякие глиняные великаны, трёхголовые ядовитые змеи и прочие уродливые животные, как рогатый медведь или волк с огромными иглами, как у ежа,а ещё упыри с необычными способностями. Нет, Святослав, тебе лучше держаться от него подальше. Вам не найти на него управы. Будем надеяться, что Сорочинский Мастер одолеет его или хотя бы ослабит.
        Садко же в это время думал совсем о другом, все его мысли были о прекрасной и невинной Алёне, которую ему преподнесли в дар. Жена богатыря тоже была хороша собой, и поначалу ему было невероятно приятно владеть ей. Дочь богатого новгородского купца, гордая и неприступная Анастасия отдавалась ему, обнажалась перед ним, сыном Волрога из Людина конца, отдавалась ему и слушалась, как мужа. Но не до конца. Садко всегда чувствовал на себе давление её богатой семьи, которая не уставала ему напоминать о его происхождении и зависимом от Добрыни положении. Старшина нажил немало добра во время гонений на язычников, и всё равно в глазах окружающих был выскочкой низкого происхождения, в том числе и в глазах своей жены, которая была получена им хитростью и шантажом. По сути, богатырь продолжал бороться за то, чтобы до конца завладеть ей, пытался даже унизить её семью, а для себя добиться ещё большей славы. И вот сейчас Садко получил ещё один шанс разорвать столь стесняющие его узы, а заодно восполнить долгое отсутствие женской ласки. Он покорял ещё одну неприступную вершину и снова возвышался над всеми теми, кто
остались в Людином конце и теперь люто завидовали его успехам. Богатырь расположился в приготовленном для него ложе в одной рубахе. Вскоре к нему привели закутанную с ног до головы в белый саван девушку. Она вся была покрыта тканью, даже прекрасные волосы были спрятаны, на виду оставались лишь кисти её рук, державшие ткань, чтобы та не упала, да милое личико, выражавшее явное стеснение и испуг. Слуги оставили их наедине. Садко встал с постели и закрыл дверь изнутри.
        - Ты боишься меня? - просил он.
        - А ты бы на моём месте не боялся? - бросила ему Алёна.
        - Не бойся. Жаль, что у нас так мало времени, чтобы узнать друг друга получше. Я вижу, что ты хорошая девушка, сама судьба свела на вместе.
        Лицо Алёны при это исказилось в какой-то презрительной усмешке. Садко же медленно зашёл за спину девушке и, оказавшись там, взялся за её саван и одним движением стянул его с красавицы. Девушка не сопротивлялась, но, оказавшись голой, быстро повернулась лицом к богатырю, закрыв руками грудь. Она вся залилась краской, лицо приняло одновременно и умоляющее и презрительное выражение. Гордость и слабость сочетались здесь в одном человеке, это оскорбляло и трогало одновременно.
        - Я тебе не нравлюсь? - спросил Садко, обнимая её.
        - Н… нравишься, - еле слышно отвечала девушка, чувствуя, как попадает в объятия мужчины. Садко покрывал поцелуями её шею и плечи, чувствовал нервную дрожь её тела.
        - Не бойся, ложись, - велел он. Алёна села на постели, по-прежнему продолжая закрывать руками грудь. Нет, она не претворялась, Садко действительно был её первым мужчиной, старая яга его не обманула. Вряд ли это невинное существо могло в будущем причинить богатырю какой-то вред, Святослав напрасно волновался. Садко стянул с себя рубаху и так же предстал в обнажённом виде. Алёна лишь на мгновение посмотрела на него и тут же отвела взгляд. Она смотрела в какую-то одну точку и старалась не смотреть на него. Садко же продолжал целовать её плечи, спину, лицо. Целовал её руки, отрывая их от белой упругой груди, целовал саму грудь. Алёна невольно обняла его за голову и принялась гладить по волосам. Больше всего она сейчас боялась сделать что-то не так. Алёна не хотела покоряться, но с каждым поцелуем Садка её желание возрастало. В конце концов, она прикоснулась руками к его щекам, властно притянула к себе и поцеловала в губы. Садко поцеловал её в ответ, ещё крепче, и девушка почувствовала, что у неё закружилась голова. Она чувствовала, как падает на спину на мягкую пуховую перину, как на её
загромождается мускулистое молодое тело. Теперь всё было как в тумане, боль сменялась резкими вспышками удовольствия, поднимающегося от бёдер к сердцу и голове. И тогда из её уст вырывался тихий стон. Садко же кричал от удовольствия, как дикий зверь. Всё сильнее и громче, всё чаще и чаще. В какой-то момент они оба действительно поверили, что любят друг друга. На одно мгновение, на вершине сладострастного наслаждения для Садка не существовало в мире никого, кроме Алёны, а для неё не существовало никого, кроме Садка. После богатырь долго ещё не мог налюбоваться её юным обнажённым телом. Её светлые волосы слегка закрывали грудь и оттого создавали иллюзию недоступности. Садко был доволен собой и чувствовал себя завоевателем целой страны, императором. Алёна обнимала его и не хотела выпускать. Так, в объятиях друг друга они заснули и так провели до утра остаток той прекрасной ночи.
        ГЛАВА 9.
        КЛАН ВЕПРЯ.
        Однако поутру Садко проснулся уже один, Алёны рядом не было. Богатырь не спеша оделся и отправился в избу к яге.
        - Как видишь, бабуся, я умею обращаться с женщинами, - вымолвил он, поправляя штаны под рубахой, - если они ведут себя, как женщины.
        Святослав оглядел его оценивающим взглядом с лёгким оттенком презрения. Садко же уселся на лавку и положил ногу на ногу.
        - Ну что теперь? Ты дашь нам защиту, ведьма?
        - Вы уже получили её. Моя дочь зачала, у неё родится мальчик.
        Садко как-то глупо улыбнулся и обернулся на Вольгу. Тот был как-то странно серьёзен, даже печален.
        - Значит, я впервые стану отцом, у меня будет сын? Постой, откуда ты знаешь, что это не девочка?
        - Если бы это была девочка, она бы выросла среди нас, стала бы феей, как и я, как и мои дочери. Но мальчиков мы не оставляем у себя.
        - И что же вы с ними делаете? - спросил Садко. Улыбка невольно сошла с его лица от напряжённого состояния Святослава. Вольга был сосредоточен, словно перед битвой, будто готовился в любое мгновение вступить в бой.
        - Твой сын, Садко, это плата, - говорила ведьма, - как только он родится, он будет принесён в жертву богу, который и даст вам защиту в бою.
        На мгновение Садко застыл в недоумении, а затем вдруг резко вскочил, желая наброситься на ведьму. Но Святослав был уже готов к этому, обхватил друга сзади и потянул на себя.
        - Мой сын! это мой сын, Слава.
        - Я тебе предупреждал! - выкрикнул Вольга, - у тебя есть жена, пусть она тебе рожает детей, а про это забудь.
        - Я хочу увидеть её, хочу увидеть Алёну.
        - Нельзя, Садко, нельзя! - сдерживал его Святослав, в то время как ведьма только смеялась, глядя на всё это. Казалось, ничто не может оскорбить вечно весёлого основателя братства шутов, но теперь он был оскорблён в высшей степени. Его использовали, подвели к самке, как быка к корове, а когда он сделал своё дело, увели за ненадобностью. Вольга не возвращал ему его оружия до тех пор, пока они не сели в лодку и не поплыли прочь от этого проклятого места. Садко был мрачнее тучи, что для него было не свойственно. Всю дорогу он молчал, разгребая веслом воду. Теперь только одно могло оправдать его страшную жертву - полная победа над врагом. Но даже и тогда над ним нависало страшное проклятие. Своего первого сына, единственного ребёнка он позволит загубить. Возможно, других детей у него больше не будет. Ведь впереди его ожидала бойня, какой ещё не было, не против людей, а против ночных кошмаров, внушающих ужас всем, кто были рождены без чародейских способностей. Риск был очень велик, шансы выжить были очень малы. Лишь в конце пути Садко слега приободрился и даже попытался как-то неудачно пошутить.
        - Теперь, Слава, я понимаю тебя, я тоже познал, что значить быть животным.
        Вольга ничего не ответил ему, его мысли были заняты совсем другим. Богатырь думал о том, что будет ожидать их, если даже они победят. Удастся ли им потом прорвать осаду Чернигова и одолеть Всеволода? Но теперь назад пути не было, жертва, от которой Святослав так отговаривал друга, теперь была принесена. Они попали в сети, расставленные ягой, и теперь должны были идти до конца, возможно, до своего конца.
        Василий с богатырями ждал товарищей там же, где они условились, под Суздалем. За это время их лагерь уже стал привлекать внимание, но печенеги пока нападать не решались, а, может, просто были заняты в других местах Ростовской земли. Вольга поведал богатырям обо всём случившемся и не забыл добавить, что теперь назад у них пути нет, поскольку Садко пожертвовал своим сыном ради их победы. Не сказал только, что отговаривал друга от этого шага и о том, что по сути всё это было ловушкой, умело расставленной старой ягой.
        - Значит, теперь мы неуязвимы для грозы, - рассуждал Василий, - приближается осень, скоро начнутся дожди, и в это время мы сможем нанести удар.
        - Нужно подгадать время, - молвил Святослав, - прогадаем и пропадём.
        - Будем очень осторожны, - отвечал воевода, - на рожон прежде времени не лезть. Нужно подловить колдунов. Какой бы силой они не обладали, мы их разобьём. Их можно побить, киевский князь уже разбивал их однажды, когда освобождал Чернигов, и мы сможем.
        Делать было нечего, решение было принято, оставалось только идти навстречу судьбе, а, возможно, и собственной гибели. И при этом нарушить прямой приказ князя Владимира оставаться на заставе. Святослав тогда заметил, что погибнуть сейчас, в кругу друзей было бы даже лучше, чем потом сносить наказание, которое им приготовит Добрыня. В том, что за предстоящий подвиг богатырей ожидает не почёт, а позор, Вольга почему-то даже не сомневался. А меж тем, из двух кланов колдунов сейчас только один представлял интерес - клан Вепря. И самое главное, вождь этого клана - Дубыня формально ещё считался вождём всей чародейской дружины. А значит, его гибель означала окончательное уничтожение и этой дружины. На тот момент клан Вепря примерно не уступал по численности войска богатырям, располагался на возвышении, вдали от Чернигова, на дороге, ведущей в Киев. Отсюда колдуны отлично видели всех, кто так или иначе приближался к ним. Их положение было удобным и в то же время очень рискованным, поскольку нужно было постоянно оглядываться назад, ожидая нападения со стороны Киева. Осада Чернигова затянулась. Зная, что в
случае поражения, им не сносить голов, местные богатыри и ополченцы сражались до последнего, терпели все лишения и голод. Нужно было только выстоять до зимы, а затем, по всей очевидности, осада была бы снята. Но если до зимы Всеволод Додон вернёт себе Чернигов, то выбить его оттуда будет гораздо сложнее, чем раньше. Тогда князь Владимир будет вынужден помириться с Всеволодом и отказаться от значительной части русских земель в пользу язычников. Погода тем временем всё ухудшалась, всё чаще небо прикрывало свою наготу хмурыми тучами, изливающими на землю свою влагу. Иногда дожди были особенно сильными, с громом и молнией, и тогда все сражения прекращались, а воины отсиживались в своих укрытиях. Под проливным дождём колдуны ещё могли ожидать какой-нибудь вылазки с востока, из Чернигова, но совершенной неожиданностью для нас стало приближение врага с Запада. Тем более в такой час. Неужели князь Владимир так рано вернулся с войском и решил дать бой во время молнии? Сущее безумие. Колдуны из-за дождя сначала даже не увидели, а услышали врага. Земля задрожала, но теперь она дрожала не от грома, а от топота
тысячи копыт. Вдали показались лишь контуры врага, и то, что он решительно шёл в атаку. Угадать его число не было никакой возможности. Коренастый широколобый вождь Дубыня отдал команду готовиться к бою. Даже если это был князь Владимир, вряд ли он бросил бы в бой сразу все свои силы, колдуны знали: в его войске найдётся не так уж много безумцев, готовых сражаться во время молнии.
        И вот из дождевой пелены показались первые ряды войска. Витязи шли плотным строем, сомкнув щиты и выставив вперёд копья. Их было немного, но они приближались быстрым и решительным шагом. Колдуны наспех выстроились в боевой порядок. Капли дождя барабанили по металлическим шлемам и оттого было почти ничего не слышно. Один из колдунов бросил копьё, которое врезалось в богатырский щит и рухнуло в грязь. Это послужило сигналом к началу схватки. Раздался крик, подобный грому, и два войска побежали навстречу друг другу. Щиты передних рядов столкнулись, копья какие поломались, какие проникли за защиту и ранили несколько воинов.
        - Чёрт бы их побрал, - ругался Садко, - ничего не видно. В кого стрелять? Ненароком ещё и своих задену.
        И всё же стрелы взмыли в воздух. Ветер отклонил многие из них в сторону, лишь некоторые достигли цели, но невозможно было понять, ранили они кого или нет. Тем не менее, плохой обзор пока был даже выгоден богатырям, поскольку чародеи не могли заглянуть им в глаза. Поэтому первые ряды стояли крепко и не уступали. Если один погибал, на его место тут же приходил другой. Щит к щиту, шлем к шлему. Звенела сталь мечей и топоров. Но тут, как по сигналу, богатыри вдруг сделали несколько шагов назад. На мгновение колдуны замешкались, и этого мгновения было достаточно. Богатырские щиты разомкнулись, и из самой гущи их войска выскочил воин с мечом и палицей в руках, подброшенный высоко над землёй своими товарищами. Прежде, чем колдуны успели что-то сообразить, невиданной тяжести палица нанесла по ним невиданный по силу удар. Сразу несколько щитов раскололось от удара, сразу с два десятка чародеев упали на землю, строй их поломался. За первым ударом палицы последовал второй, послабее, но тоже мощный. Богатырь умело орудовал и левой рукой, в которой держал полуторный меч и рубил им во все стороны. Вскоре в
образовавшуюся в чародейском войске брешь ворвались богатыри и принялись во все стороны теснить врага. Их воодушевлению не было предела. Приём сработал, враг, который считался таким могущественным, дал слабину и теперь рассеивался по территории. Богатырское войско разбредалось вместе с ним, почти уверенное в своей победе. Некоторые даже подумали, что колдуны отступают, но горько пожалели потом о своей ошибке. Первым за свою самонадеянность поплатился сотник Тихон Сбродович. Вместе со своей сотней он гнал колдунов, пока не понял, что потерял своих друзей. В этот момент колдуны исчезли и появились эти ужасные существа. Они возникали прямо из грязи, хоть и были похожи чем-то на людей, но на порядок были сильнее. У трёхметровых грязевых монстров не было никакой защиты, только копья торчали в неких подобиях руки. Но и этого им было достаточно. Люди в горячке боя ринулись, было, на этих монстров, но не могли навредить им своим оружием, в то время как чудовища разили людей с нечеловеческой силой.
        - Клим! - изо всех сил позвал Тихон брата. - Василий, Костя!
        Но гром и шум дождя заглушали его крик. Чьё-то копьё поразило Тихона в бок. Богатырь подставил щит и нанёс удар в ответ. Сотник даже не мог оценить, прорвана его кольчуга или нет, и если он ранен, насколько тяжела его рана. Ему оставалось лишь колоть копьём в дождевую пелену. Внезапно Тихон почувствовал, как что-то налетело прямо на его копьё. Сомнений не было, это живая плоть. Лишь стоило сотнику притянуть к себе раненного, как он увидел, что убитый был богатырём из его сотни. Юный витязь был и без того серьёзно ранен, видимо, грязевой монстр отбросил его своим ударом прямо на копьё сотника. Тихон стал окончательно терять самоконтроль. С яростным криком он рванул вперёд, каким-то чудом разглядел движущееся на него копьё, увернулся и рубанул высокого монстра топором прямо по середине, там, где у человека был живот. К своему удивлению сотник перерубил его пополам, верхняя половина монстра рухнула на землю и теперь была гораздо ниже ростом. Тихон без труда придавил ногой атакующее его копьё и множеством секущих ударов разметах плоть гомункула.
        - Разрубайте их пополам! - прокричал во всё горло сотник.
        - Тихон! - послышался вдруг знакомый голос брата.
        - Клим! - закричал Тихон в ответ, - я здесь, брат.
        Но не успел он это прокричать, как почувствовал сильный удар в области бедра и повалился на колени. Юный колдун с длинными мокрыми волосами с улыбкой подошёл к сотнику, размахнулся своим копьём и нанёс ему удар прямо в шею
        - Не-е-ет! - послышался голос Клима. Старший брат Сбродович опоздал. Он набросился на убийцу брата, как сорвавшийся с цепи пёс. Молодой колдун ловко отразил его удар и закрылся щитом. Клим бил снова и снова, но каждый раз либо промахивался, либо попадал по щиту. Колдун сражался так, словно танцевал, наносил удар из таких положений и с такой скоростью, что, казалось, будто богатыря спасает от ранения только чудо. В конце концов Клим бросился на врага всем своим весом, рискуя упасть на копьё. Ударом колдун был отброшен назад, поскользнулся обо чьё-то мёртвое тело и упал на землю. Не успел он оправиться от падения, как Клим ногой выбил у него из рук копьё и в последний раз взглянул в лицо врагу. Колдун всё ещё улыбался, будто смеялся смерти в лицо. Клим наступил на его щит и пронзил тело копьём, при этом перекрутив его, чувствуя, как рвёт плоть убийцы своего брата. С чародеем было покончено. Переводя дух, богатырь отошёл в сторону и склонился над телом своего брата. Но тут неподдельный ужас овладел богатырём. Он увидел, как с земли поднимается только что убитый им колдун, совершенно живой, и лишь
немного раненный.
        - Не может быть! - вымолвил Клим и снова напал на чародея. Он рубил топором раненного врага, попадая по щиту и по телу, рубил с некоторым остервенением, в приступе какого-то неистового отчаяния. Наконец, колдун снова оказался на земле, но Клим не остановился, он продолжал рубить снова и снова, пока не отрубил чародею голову. Лишь после этого богатырь остановился и отшатнулся от раненного, как от прокажённого. Зрелище это поразило сотника до глубины души. Богатырь даже не сразу вспомнил про своего брата, но когда вспомнил, снова бросился к телу. Тихон был мёртв, капли дождя смывали с него всю кровь, и видно было лишь разорванное горло, широко открытый рот и заставший пустой взгляд.
        Святослав Вольга в этот раз не торопился идти в атаку, он настойчиво заставлял своё войско держать строй и не рваться в погоню, что спасло тогда множество жизней. В таком боевом порядке богатыри встретили и грязевых монстров, и смогли выдержать натиск даже этих чудовищ, и одолеть их. Василий Буслаев в свой черёд с большим трудом сдерживал натиск противника. Порой ему приходилось отступать назад, чтобы освобождать пространство для размаха. Однажды булава его врезалась во что-то вязкое и мокрое, не похожее на человеческую плоть. Оказалось, что это был грязевой гомункул, которого Василий ненароком разметал на части. В этот момент Костя Новоторжанин прикрывал его справа и успел ранить так уже двоих чародеев. Но едва колдуны рухнули на землю, как тут же поднялись и отправились к своим. Земля давала им силы, в то время как богатыри силы теряли. Кроме того, дождь пробирал витязей уже до костей. Особенно когда шёл встречный ветер, который нёс с собой мощные потоки воды. Василий с одинаковым успехом поражал и грязевых монстров, и живых чародеев, позади него шли Костя и Потамий Хромой, которые поддерживали
атаку. Казалось, лишь они одни ещё не вымотались и не устали. Прочие уже с трудом поднимали ноги в этой вязкой жиже. Кроме, пожалуй, Садка, который сидел верхом на коне и оттуда пускал во врага стрелы. Но и Василий начинал уставать, бить булавой уже не так сильно, наступать не так решительно. В какой-то момент очередное копьё угадило прямо в его палицу. Василий принялся вытаскивать застрявший клинок и краем глаза увидел, как второе копьё летит на него сверху. Ещё мгновение, и он проткнуло бы грудь богатыря. Но в этот момент кто-то, вопреки собственной усталости, выскочил вперёд воеводы и поймал копьё. В то же мгновение прогремел гром, сверкнула молния, и Василий увидел лежащего перед ним в грязи Потамия Хромого. Копьё проткнуло его тело, а из раны струилась грязная кровь.
        - Когда-то ты спас меня, - говорил Потамий, - теперь и я плачу тебе тем же. Иди, воевода, принеси нам победу.
        - Вася! - послышался рядом голос Клима Сбродовича, - мой брат - Тихон погиб, почти вся его сотня полегла.
        Сердце Василия сжалось от боли. Его друзья погибали, и неизвестно было, сколько ещё богатырей здесь сложат свои головы. У Садка уже заканчивались стрелы, а копыта коня уже настолько увязли в грязи, что, казалось, будто скоро от него не будет никакого толку, придётся сражаться пешим. Не успел богатырь об этом подумать, как конь его дико заржал, встал на дыбы, а затем начал падать на бок. Садко спрыгнул в грязь и увидел рядом со своим скакуном вырастающего прямо из земли огромного монстра. В шее коня торчало его копьё, и потому гомункул был пока безоружен. Он принялся доставать оружие из животного. Садко же воспользовался заминкой и встал у монстра прямо за спиной. Монстр не имел ног, но во всём остальном был очень похож на человека, и, возможно, как и у всех людей, у него был перед и был зад. Расчёт Садка оправдал себя. Монстр не нашёл богатыря и отправился вперёд. Огромное тело гомункула будто плыло по грязи по направлению к схватке. Когда он уже исчез из виду, Садко бросился к своему коню и принялся отвязывать от него свой щит. Едва он снова выпрямился в полный рост, как чуть снова не упал от
мощного удара по щиту. От удара у богатыря подкосились колени, а в голове почему-то промелькнул образ прекрасной феи Алёны, которая совсем ещё недавно дарила ему свою любовь. Садко попытался атаковать в ответ, но его меч проскользнул по щиту колдуна. Оставалось только радоваться, что в соперники ему достался человек, а не трёхметровый монстр. Но и этот был не менее опасен. Богатырь отскочил назад и увидел, как меч врага проносится в опасной близости от его шеи. Если бы Садко не отпрыгнул, голова его уже спрыгнула бы с плеч на землю, слово шапка. Богатырь почувствовал, как страх начал скручивать живот, отчего смешанное чувство стыда и гнева овладело им. В колчане ещё были стрелы, вот бы успеть подобрать лук и выстрелить прямо в глаз проклятому неприятелю. Но проворный колдун ни за что не предоставил бы ему такую возможность.
        Садко защищался, как мог, и чувствовал, что теряет силы. Но вот он заметил, что перед каждой атакой враг слишком близко подходит к нему. С такого расстояния можно было легко ранить его в ногу, а после добить. Садко воспользовался этой возможностью и нанёс удар. Но тут же богатырь понял, что попал в ловушку. Колдун с невероятной ловкостью отскочил в сторону и нанёс удар. Меч проскользнул по щиту Садка и вонзился в его ключицу, возле самой шеи. От боли богатырь зажмурился, вскрикнул и даже выронил щит. Колдун вынул меч и замахнулся для следующего, уже смертельного удара. Но в следующий момент какая-то сила вдруг отбросила их обоих в сторону. Садко не сразу понял, что это молния ударила в одного из колдунов, да с такой силой, что свалила всех, кто стояли вокруг. Богатырь теперь лежал в грязи, истекая кровью. Чародей меж тем пришёл в себя и принялся искать своего недобитого врага. Но вскоре он спешно закрылся щитом, чтобы отразить удар. Правда, это ему не помогло, поскольку он уже ослаб от удара молнии, а враг бил с разбегу. Колдун, однако, не упал на этот раз, обрубил копьё, и вынул его наконечник,
застрявший у него между рёбер. Садко тщательно всматривался в лицо богатыря, пока не разглядел в нём старого товарища и своего сотника Хому Горбатого. Садко с облегчением снова упал в грязь и зажал рукой кровоточащую рану у себя возле шеи. Теперь Хома с топором в руке атаковал раненного колдуна. Чародей был уже вымотан и истекал кровью, вскоре он допустил ошибку и позволил выбить у него из рук щит. Горбун оказался невероятно ловок. При следующей атаке Хома прорубил топором грудь врага в области сердца. Садко в это время всё ещё валялся в грязи и корчился от боли.
        - Ты чего там возишься? - закричал он на Хому, - не видишь, твой старшина ранен. Этот колдун мне чуть голову не снёс.
        - Так это ты тут валяешься? А я думаю, что за свин тут в грязи лежит - усмехнулся Хома и склонился над другом. - Ничего, голова твоя на месте, голова твоя нам нужна. Она уже много золота нам в карманы принесла.
        - Только об это и думаешь, - укорял его Садко. Хома же в это время оказывал ему первую помощь, обматывая рану тканью. Садко меж тем пытался разглядеть через дождевую пелену происходящее. Ему даже показалось, что он увидел вдалеке всадника, который слезал на землю. Единственный всадник среди колдунов, сомнений не было, это был сам вождь.
        - Да не верти ты башкой, - сердился Хома.
        - Чёрт побери, иди уже, сражайся, я тут сам как-нибудь.
        Хома последовал его приказу. Казалось, богатыри берут верх, это как бы подтвердил и спешившийся вождь чародеев. Если он сам вступил в бой, значит, дело было худо. Но тут внезапно дождь прекратился, одним махом, как по приказу. Осталась только грязь, лежащие в ней тела, и множество воинов, рассеянных по территории. Василий Буслаев, как и прежде, раскалывал щиты и шлемы врагов, он перешагивал через мёртвые тела и уже с трудом справлялся с чувством ужасной усталости, одолевавшей его до тошноты. Вслед за ним шли его верные товарищи, и никто не мог выдержать их натиска. Сбоку к ним на подмогу подходил Вольга со своими богатырями, которые шли боевым порядком на отступающих к центру чародеев. Все последние усилия Василия теперь были устремлены к одной цели - достать вождя. Казалось, вождь Дубыня и сам хотел встретится с этим крепким молодцом и потому спокойно ожидал. Богатыри вступили в схватку с последними свежими силами колдунов, Василий замахнулся булавой и почувствовал, как в неё втыкается чей-то меч. Обычно после этого противник падал на землю, не редко раненный собственным же мечом, но здесь
случилось нечто невероятное: враг устоял на ногах. И Василий сразу догадался, что это вождь. Воевода потянул палицу на себя, ударил мечом, и попал по щиту. Снова ударил палицей, и на этот раз попал даже не по щиту, в грудь могучего вождя, отчего тот рухнул на землю. Василию показалось, что он даже услышал хруст костей, и всё же, уже в следующее мгновение Дубыня резким прыжком вдруг снова вскочил на ноги и ринулся в атаку. Богатырь нанёс удар, но промахнулся, теперь положение изменилось, он вынужден был защищаться. Дубыня атаковал быстрее, как будто и вовсе не был ранен. То, что убило бы любого, ему не причинило никакого вреда. Теперь Василий со всей полнотой ощутил недостаток отсутствия у него щита. Защита даже от одного такого врага, как Дубыня, оказалась очень непростой задачей. Костя Новоторжанин где-то далеко сражался с чародеями и не мог прийти на помощь. Василий чувствовал невероятную тяжесть в ногах от налипшей на сапоги грязи и промокшей одежды. В конце концов, богатырь разгневался на собственное тело и выбросил свой меч во врага. Дубыня увернулся, а затем закрылся щитом от удара палицы и
нанёс удар мечом. Лезвие клинка проскользнуло по кольчуге. Василий теперь двумя руками взялся за палицу и с диким криком наносил быстрые увесистые удары. Дубыня защищался щитом и наносил удары мечом. Его клинок уже трижды прорвал кольчугу богатыря и пустил ему кровь. Но Василий, невзирая на свои раны, продолжал атаковать и этим так же выматывать неприятеля. От одного удара Дубыня пошатнулся и упал на колени, но так же снова поднялся на ноги. Василий же в ответ получил глубокий порез ниже колена. Богатырь бил снова и снова, будто бы всю свою жизнь он шёл к этому моменту, будто бы смерть вождя клана Вепря была целью всей его жизни. И вот под очередным ударом Дубыня выронил свой на редкость крепкий щит. Следующий удар палицы он поймал уже своей рукой, а другой рукой нанёс удар мечом. Однако Василий перехватил его за запястье и отвёл лезвие в сторону. Теперь они стояли друг против друга, два незнакомых друг друга лютых врага, и смотрели друг другу в глаза.
        Василий всматривался ему в лицо и видел, что это был уже не молодой, умудрённый опытом колдун. Сейчас же от усталости он превратился уже в одинокого несчастного старика. И всё же, он не сдавался. «Весь мир против тебя, Вася», - послышался вдруг знакомый голос Святослава. Но звучал он в голове у Василия, это было воспоминание. Когда-то, на Волховом мосту он уже слышал эти слова, но тогда они не огорчили его так, как сейчас. В сердце больно кольнуло. Василий вдруг ясно стал понимать, что победа не принесёт ему славы. Он либо погибнет здесь, в Чернигове, либо будет опозорен Добрыней за нарушение приказа. От этих мыслей Василий вдруг начал слабеть больше, чем от вражеских атак. А Дубыня всё напирал, глядя богатырю прямо в глаза. И вот Василий упал на одно колено, а лезвие вражеского меча стало приближаться к его горлу. Вся его огромная сила теперь уступала натиску этого старика. Василий кричал и пытался сопротивляться, но лишь ещё больше впадал в отчаяние. Он ощущал себя провинившимся ребёнком, которого наказывает старый взрослый, ошибочно принятый за немощного.
        - Не перешибёшь, - словно дикий зверь прорычал Дубыня.
        Холодное лезвие коснулось шеи Василия, начало проникать под кожу. Воевода вскрикнул, и тут чьё-то копьё поразило вождя прямо в сердце. Дубыня тут же ослаб и упал на колени. Лицо его исказилось в гримасе боли, и он пал замертво. Обессиливший Василий свалился на землю. Только сейчас он понял, что копьё, убившее вождя, принадлежало Вольге.
        - Эх, Вася, Вася, - вздыхал Святослав. - Разве я не говорил тебе, что нельзя колдунам в глаза смотреть?
        - Да я просто ему немножко поддался, - подмигнул другу воевода.
        Вольга же набрал в грудь воздуха и что было мочи, прокричал:
        - Ваш вождь мёртв, вам не победить. Сдавайтесь, и мы сохраним вам жизнь!
        Эти слова прозвучали как гром и слово отрезвили колдунов. Богатыри перестали атаковать, а чародеи стали бросать оружие к ногам победителей. Небо, очищенное от хмурых облаков, теперь приобрело светло-синий оттенок, что говорило и приближении ясных дней. Вдали были видны неприступные стены города, к которым и направились богатыри после того, как подобрали раненных. К счастью Василия, спасший ему жизнь Потамий Хромой был ещё жив, видимо, обхватив руками копьё, он смог смягчить силу удара. Воевода снова поднял свою тяжёлую палицу и принялся быть ей в городские ворота.
        ГЛАВА 10.
        ЧЕРНИГОВ.
        - Вы кто такие? - послышался незнакомый голос из-за ворот.
        - Отворяйте, я новгородский воевода, богатырь - Василий Буслаев.
        - Такой молодой, и уже воевода? - засомневался караульный.
        - Позовите Леона Потыка, он вам всё подтвердит.
        - Ждите, - вымолвил лишь в ответ дозорный и исчез. Отсутствовал он, однако, совсем недолго, и вскоре с громким деревянным скрипом ворота открылись и впустили богатырей. Навстречу новгородцам вышел молодой длинноволосый витязь с небольшой чёрной бородкой на улыбающемся лице.
        - Узнаю, узнаю, - вымолвил он, - как же не узнать?
        Лицо его показалось богатырям знакомым, но они никак не могли вспомнить имени юного киевского воина.
        - Я - Михаил, - будто прочитал их мысли витязь, - младший брат Леона. Он сейчас держит совет с боярами, скоро освободится.
        - А где же Святогор-богатырь? - спрашивал Василий.
        - Эх, сами не знаем, - тяжело вздохнул в ответ Михаил, - ушёл в дозор и не вернулся. Посылали за ним богатырей, они тоже все пропали. Эх, зачем только он лично отправился? Теперь, либо в плену, либо…. Даже не хочу об этом думать.
        Меж тем новгородцы заполнили город, вид которого был отнюдь не утешительным. После дождя улицы Чернигова превратились в грязевое месиво. На лицах людей отпечатались скорбь и боль. Богатейший город на Руси голодал, и все его прекрасные и величественные постройки не могли сгладить этого удручающего впечатления. Вскоре к богатырям вышел и сам Леон. Вид у него был уставший, даже измученный, и не понятно было, рад он видеть гостей или нет. После крепких объятий, богатырь окинул новгородцев удивлённым взглядом и спросил:
        - Так это всё? Добрыня прислал к нам только вас?
        - Добрыня не присылал нас, - отвечал Василий, - мы пришли сами, по своей воле. И мы уничтожили клан Вепря.
        - Они сражались во время молнии, брат, - восторженно говорил Михаил, - и одолели этот проклятый клан.
        - Это очень смело и очень необычно. Однако в городе голод, а враги скоро возобновят брешь в осаде. Неужели Василий ты хочешь погибнуть здесь вместе с нами? Не знаю даже, смелость это или безрассудство. Но не обижайся на меня, я устал и ещё ничего не ел сегодня. Вас мы, конечно, голодными не оставим, вы ведь нам очень помогли. А вот что делать с пленными, ума не приложу. Их же тоже надо кормить.
        Солнце меж тем близилось к закату, смертельно уставшие, вымокшие и голодные богатыри спешно приступили к трапезе, а затем отошли ко сну там, где их разместили. Израненные и увидевшие за один день столько смертей, они всё же были довольны своей победой. Долго не мог заснуть Василий. Странные мысли одолевали его после встречи с Леоном. А что, если весь этот поход он совершил только из зависти к греческому богатырю, чьё имя было окутано такой боевой славой, о которой можно было только мечтать? Василий был известен в Новгороде, но ещё не опытен, как воин, а ему непременно захотелось доказать всем, что он воин, и вот теперь он попал в такую сомнительную ситуацию, из которой совершенно не видел выхода. К тому же, возможно, теперь Леон уже начнёт завидовать ему, поскольку Василий смог одолеть того, с кем уже много дней киевские богатыри не могли справиться. Так же долго не спал Садко, которому мешала заснуть его рана, и из-за этого он не давал покоя Вольге.
        - Интересно, это случайно меня так молния спасла, или нарочно? - спрашивал он у друга и сам себе отвечал, - если нарочно, то, получается, эта ведьма теперь защищает меня, и мне теперь и бояться нечего. А если случайно, то в следующий раз случай может меня так не спасти, и тогда точно не сносить мне свой головы.
        - Давай уже спать, Садко, - устало вымолвил Вольга, - утро вечера мудренее.
        Однако выспаться тогда смогли не все. Утром богатырей разбудил встревоженный Михаил.
        - Снова враг у ворот, - говорил он, - будь они не ладны.
        Новгородцы спешно стали вооружаться и выходить к воротам. Они ещё не были измучены голодом и потому были полны сил. Казалось, Василий Буслаев готов был прямо сейчас вступить в бой. Враг словно почувствовал эту решимость воеводы и после нескольких неудачных попыток штурма принялся отступать. Василий поднялся на сторожевую башню и к своему удивлению увидел, что при свете солнца Чернигов атаковали не люди, а упыри. Были, правда, здесь и настоящие чародеи, как можно было понять по их упорядоченному построению, но они словно чего-то ждали и в бой не вступали.
        - Выманивают, -смекнул воевода, - упырей днём одолеть можно легче лёгкого, но погонимся за ними, нарвёмся на тех, кто посильнее.
        - Да их вроде не много, - размышлял Михаил Потык.
        - Немного - это те, кого мы видим. Говорю тебе, это ловушка.
        Но тут от отступившего отряда упырей отделился один кровосос, который при этом был одет гораздо приличнее других: в длинный до пола чёрный комзол, и решительным шагом направился к воротам Чернигова.
        - Это ещё что за шутки? - не понимал Василий.
        - Переговоры…. - пожал плечами Михаил.
        - Хм, интересно.
        Упырь совершенно один подошёл к воротам и принялся в них стучать. Он был очень похож на человека, а если бы не звериные когти на руках, вообще невозможно было бы распознать в нём кровососа. Ворота медленно стали открываться, и тут же закрылись, когда упырь оказался в городе. Со странным, даже каким-то нахальным, вызывающим любопытством он оглядывал собравшихся в круг богатырей своими дикими, почти безумными глазами. Волосы на голове упыря торчали в разные стороны, но были коротко острижены, борода тоже была короткой и тоже аккуратно постриженной. Этот упырь был очень непрост.
        - Чего тебе нужно? - спросил его Леон Отважный.
        - Это ты Леон? - спросил его упырь, - верно, ты, больше некому. Я вашего брата-грека хорошо изучил. Столько лет жил на вашей земле. Эх, точно даже не скажу, сто, или сто пятьдесят.
        - Кто ты такой? - спрашивал его Леон.
        - Я? - кривлялся упырь, будто не понимал, к кому обращается богатырь, - я - никто. Просто Кощей. Кощей Бессмертный, если угодно.
        Богатыри переглянулись и обменялись усмешками, которые лёгким смехом прокатились по отряду. Кощей и сам усмехнулся вместе с ними, и при этом продолжил кривляться.
        - Кому же ты служишь, бессмертный раб, и что тебе нужно? - спрашивал его Леон.
        - Мой вождь - Вахрамей, прозванный Соловьём. Великий чародей, нужно сказать, даже великодушный. Предлагает вам спасти свои шкуры. Особенно его заботит судьба какого-то Василия Буслаева. Хоть, говорит, Василий меня и ненавидит, но губить его я не хочу.
        - Врёшь! - вышел вперёд Василий.
        - О, а ты, стало быть, Василий, - показал в него когтистым пальцем Кощей.
        - Да, это я.
        - Вахрамей просил благодарить тебя за твою блистательную победу. Ловко ты уделал колдунов, молодец. Вахрамей и сам их недолюбливает, хоть и сражается сейчас на их стороне. Но это так, дань памяти тому, что когда-то в Чернигове он был верховным жрецом. С таким оружием, как я и мои упыри, он может посылать к чертям и князя Всеволода, и всех колдунов.
        Снова богатыри дружно рассмеялись словам упыря, теперь ещё громче, чем прежде. И снова Кощей смеялся вместе с ними, однако, наглым повелительным жестом он призвал их к молчанию.
        - Короче, условия вашего спасения таковы. Вы выдадите Вахрамею всех пленных, что взяли вчера в бою. За это он позволит вам уйти обратно на заставу. Можете даже прихватить с собой Леона по старой дружбе.
        - И мы должны поверить слову Вахрамея? - усмехнулся Василий.
        - Эх, глупый юноша, ты даже не представляешь, как ты ему нужен.
        - Ты назвал меня глупцом? - побагровел воевода, - хочешь, чтобы я проверил, какой ты бессмертный?
        - Уверяю, не стоит, - улыбался чему-то Кощей. - Итак, мне передать Вахрамею, что вы отказываетесь? Что ж, я пойду.
        - Обратно пойдёт только твоя голова, - яростно прокричал Леон и с невероятной скоростью на своём коне помчался на нахального упыря. Уже сам факт его переговоров с кровососом был для него унижением, а уж выпустить самоуверенного наглеца было просто невозможно. Леон ловко взмахнул своим мечом и рубанул прямо по шее упырю. Кощей свалился на землю, но голова его осталась на месте. Видимо, воевода на перерубил её до конца. Но не было и крови, не было даже никакой раны при том, что все видели, что Леон точно попал в цель. А затем все услышали какой-то сухой кашель и увидели поднимающегося на ноги упыря.
        - Глупец, - вымолвил он, - если бы меня было так просто убить, думаешь, я пришёл бы к вам.
        Тут многие богатыри невольно в ужасе попятились назад, хоть кровосос и не думал наступать ни них. Другие же, напротив, стали атаковать и кидать в него копья, которые упырь ловко отбивал. Садко отпустил тетиву, и стрела угодила прямо вурдалаку в сердце.
        - Осиновая, специально против упырей, - вымолвил при этом богатырь. Но Кощей вскоре вынул из себя стрелу без единой капли крови. Казалось, на его насмешливом лице теперь выражался гнев. Кощей поднял с земли одно из тех копий, которые в него швыряли богатыри. Василий в этот момент уже добрался, наконец, до своей палицы и уже собирался ринуться в атаку. Леон снова атаковал, но в этот раз не смог ударить сильно, меч его застрял прямо в шее упыря как раз в том время, когда Кощей в ответ проткнул копьём его живот. Упырь поднял богатыря высоко над собой и вместе с копьём швырнул в ноги богатырям, а затем с совершенно равнодушным видом вынул из шеи меч.
        - Вы не поняли, - прокричал он. - Я - Кощей Бессмертный. Вам не одолеть меня. Сделайте, как хочет Вахрамей, не упрямьтесь. Последуйте примеру Святогора, который уже покинул вас.
        - Грязная ложь, - вымолвил Василий, расталкивая богатырей. Он ринулся прямо на упыря, но Кощей с нечеловеческой ловкостью ногой подбросил лежащее в грязи копьё, перехватил его рукой, неестественно изогнулся и ударил богатырю по ногам. В один миг Василий оказался на земле.
        - Смотри, богатырь, я бы легко мог бы убить тебя сейчас, - занёс над ним острый клинок Кощей, в которого в это время влетело сразу три стрелы, - но Вахрамей хочет сохранить тебе жизнь. Уходите, это не ваша война.
        С этими словами он бросил копьё на землю и направился к воротам, по дороге вытаскивая из себя стрелы. Василий, как только поднялся на ноги, снова хотел ринуться в бой, но друзья теперь схватили его за руки и не пускали. Михаил, брат Леона, в это время уже с товарищами нёс раненного брата в избу.
        - Я убью тебя! Слышишь, я убью тебя! - кричал Василий вслед Кощею.
        - К сожалению, это невозможно, - отвечал упырь, сам себе открывая ворота. Вскоре он покинул Чернигов, поселив в сердцах людей дикий, животный страх.
        - Старая ведьма была права, - говорил Садко, - Вахрамея невозможно одолеть.
        - У всех есть свои слабые места, - отвечал ему Вольга, - нужно лишь знать, где слабое место этого кровососа.
        - Вахрамей его слабое место, - сквозь зубы говорил Василий, - нужно добраться до Вахрамея, тогда и этого одолеем.
        - Это не наша война, Вася, - вымолвил в ответ Садко. - Скажи мне, как? Как сражаться против такого? Никто не готовил нас к этому!
        - Вахрамей выпустил Сатану на свет Божий, - произнёс Костя.
        Но Василий ничего не ответил им. Раздосадованный он отправился в избу, где сейчас оказывали первую помощь тяжело раненному Леону. С того уже стянули кольчугу и рубаху, и в одних штанах уложили в постель, которая тут же перепачкалась в крови. Михаил не мог унять слёз, сидя возле постели брата, другие пытались остановить кровотечение, перевязать рану тканью. Леон был уже бледен как мел, весь покрылся потом и тяжело дышал.
        - А, Василий, это ты, - вымолвил он, увидев воеводу. - Видишь, как бывает. Меня резали сарацины, меня рубили викинги, колдуны пытались одолеть, а теперь видишь как, какой-то упырь пришёл, и разом всему положил конец.
        - Это ещё не конец, - возражал Василий, усаживаясь рядом на лавку, - не спеши себя хоронить.
        - Я - бывалый воин, Вася. Я видел такие раны сотни раз. После них не выживают. Но, может оно и к лучшему. Устал я. От всего уже устал. От голода, от бесконечных войн. У меня ни дома нет, ни семьи, из всех родных только один Михаил.
        И с этими словами Леон крепко взял за руку плачущего младшего брата.
        - Ничего Леон, - отвечал Василий, сам едва сдерживая слёзы, - может, скоро мы все там будем.
        - Нет, - вдруг даже попытался подняться на локтях раненный, - уходи, Вася, не губи себя. Сделай, как хочет Вахрамей. И брата моего забирай вместе со всей моей богатырской сотней. Нечего здесь пропадать. Здесь гнилое место, никому нельзя верить. Не ясно, кто свой, а кто чужой. Вот и Святогор…. Я до конца не верил, хоть слухи и доходили. Говорили, кто-то видел его под знамёнами Всеволода Додона. Это не удивительно, ведь Святогор лично знал и Всеволода, и князя Владимира, когда они были ещё друзьями, и сам был другом им обоим. Но теперь тут точно уже делать нечего. Уходи, отдай пленных. Тебе нужно на заставе быть. Ты хотел меня спасти, а, видишь, как вышло. А ты, брат, уходи с ними, иди к князю Владимиру и расскажи ему обо всём. Пусть идёт сюда с войском, пусть достанет Вахрамея и его цепного дьявола. А здесь делать нечего, никому нельзя верить, только Богу.
        Леон слабел и говорил всё тише, вскоре он и вовсе потерял сознание, но был ещё жив. Богатырю предстояло промучиться ещё ни один день, и провести всё это время в дороге, поскольку Василий и Михаил решили последовать его совету и покинуть Чернигов.
        - Вахрамею верить нельзя, - говорил юному богатырю Василий, - но выхода у нас нет. Если попытается напасть на нас, прорываемся к Киеву.
        - Если представиться случай, я хочу убить Кощея, - говорил Михаил.
        - Ещё бы знать, как его убить.
        И вот на следующий день богатыри выехали верхом через городские ворота и отправились навстречу врагу. Они намеренно не слезали с коней, чтобы показать, что они идут с миром и не собираются сражаться. Зато рядом с ними шли пешком безоружные пленные из клана Вепря. Их здесь было около четырёх сотен. Вскоре до носов богатырей донёсся запах гари и мертвечины. Мёртвые тела, оставшиеся после схватки, лежали ещё здесь, в поле. Наглые вороны клевали их плоть и громко каркали, когда их пытались отогнать. Тела павших богатырей теперь были изуродованы до неузнаваемости.
        - Нужно их похоронить, - проворил, нахмурившись Василий. А меж тем всадники приближались к стоянке чародеев и упырей. Вскоре несколько всадников выехали к ним на встречу, среди которых знакомым был только ненавистный всем Вахрамей.
        - Рад, что ты пошёл мне навстречу, воевода, - вымолвил вождь белых волков.
        - Ты не оставил мне выбора, Соловей, - отвечал ему Василий.
        - Я уже говорил, что ты напрасно злишься на меня. У нас с тобой много общего. И сегодня я тебе это докажу. Я сдержу своё слово и отпущу тебя на заставу. Я даже похороню ваших погибших. Только выполни моё условие, отдай мне пленных из клана Вепря.
        - Забирай, они твои, - отвечал Василий, - но не думай, что после всего, что между нами случилось, мы станем с тобой друзьями.
        - Мы не станем друзьями, я знаю, - улыбнулся чему-то Вахрамей, - но мы могли бы стать союзниками. У нас ведь много общего?
        - Да и что же, по-твоему, у нас общего? Ты так любишь деньги, что готов за них убивать достойных людей, а я так люблю достойных людей, что ради их блага готов даже презирать богатство.
        - И всё же, мы очень похожи, Василий, сын Буслая. Да, твой отец пал от моей руки, но не мой разум направлял её. Я делал то, что мне велели, и не мог поступить иначе. Я всю жизнь был у кого-то на побегушках, всю жизнь кому-то служил. Когда случилась та трагедия с твоим отцом, я был верховным жрецом в Чернигове, на службе у князя Всеволода Додона. Он мне приказывал, а я лишь выполнял.
        - Ложь, - отвечал Василий, глядя ему прямо в глаза. Он понимал, чем сейчас может обернуться для него такая грубость, но не мог сдержаться.
        - Это правда, - спокойно отвечал Вахрамей, унимая своего коня, который почему-то стал вдруг под ним ёрзать и беспокоиться.
        - Я, Вася, был как ты. Да, я никогда не был так силён телом, да и чародей из меня не самый могучий, но зато я так же свободолюбив. Тайно, по крупицам, я выбивал себе свободу, добивался независимости, как мог. Любыми способами, любыми средствами, даже самыми мерзкими и самыми тайными. Да, я нажил немалые деньги, но они были нужны мне для единственной лишь для цели - свободы. И вот теперь сам князь Всеволод боится меня.
        - И всё же ты сражаешься за него, а я против него, - как всегда был упрям Василий.
        - Это не так, я сражаюсь против его врагов, но это не значит, что Додон мой друг. Я теперь против всех, и даже колдуны мне не друзья. Ты очень помог мне тем, что уничтожил Дубыню и весь клан Вепря. Ведь и ты не хочешь никому подчиняться. Ты хочешь освободиться, стать совершенно независимым. Разве нет? Молчишь. Нет, друг мой, мы с тобой похожи. И воистину такие как мы не должны никому подчиняться. Мы должны чтить только друг друга, только равных себя. А если будем врагами, то победят те, кто слабее нас. Потому что их больше.
        - Например, упыри? - нападал Василий, - как твой Кощей Бессмертный. Их вон сколько много, и все служат тебе. Ты идёшь на любую подлость, на любую низость, чтобы достичь своей цели. Думаешь, так достигается независимость? Ты уже никогда не будешь свободен, потому что у тебя много рабов. Их грехи - твой груз. Вчера Кощей убил отличного богатыря - моего друга. Этого я ему не прощу.
        - Что ж, - скривил лицо Вахрамей, - тогда убирайся, и не попадайся мне больше на глаза.
        В следующий миг он развернул своего коня и поехал обратно к своим. Богатыри в свой черёд остались на месте, ожидая, когда Соловей вместе со своей дружиной снимется со стоянки. Они уже не чувствовали себя победителями и героями, и мучились сомнениями о необходимости этого похода. Все, однако, были удивлены тем, что Вахрамей сдержал своё слово, и даже Вольга не смог понять, какую игру ведёт Белый Волк. Когда богатыри отъехали на достаточное расстояние, с ними распрощался Михаил, ставший теперь сотником, распрощался еле живой Леон, которого товарищи повезли в сторону Киева. Лишь бы не попались теперь Вахрамею, лишь бы благополучно добрались. Однако, потыкам повезло, Вахрамей после того, как забрал пленных почти тут же покинул киевскую дорогу и вообще окрестности Чернигова. Он теперь направился к себе в клан, оставив часть своих чародеев осаждать город. Дома Соловья уже ожидал взволнованный сын Чеслав, который не дал отцу даже спешиться, как начал говорить с ним.
        - Беда, отец, я виноват. Накажи меня, только дай шанс поквитаться с проклятым Сорочинским Мастером.
        - Да что такое случилось? - спокойно спрашивал Вахрамей.
        - Авдотья. Заскучала она здесь, поехала ко мне, к Сорочинской горе, где я по твоему приказу тайно досаждал оружейникам. Они-то уже давно прознали, что это твоих рук дело. Но ума не приложу, как они узнали, что Авдотья находится со мной. Она гуляла в лесу, собирала какие-то травы для отвара, а они её похитили.
        - Похитили мою дочь? - сверкнул глазами Вахрамей, но всё же был как-то подозрительно спокоен, будто лишь нарочно изображает гнев.
        - Позволь мне вернуть её, давай открыто объявим войну Сорочинскому Мастеру и нападём на него.
        - Глупец, если мы объявим войну Сорочинскому мастеру, все колдуны объявят войну нам.
        - Все и так знают про твою тайную войну с оружейниками.
        - Знать, сын мой, это одно, а уметь доказать - это совсем другое. Пока они не могут доказать моё участие, будут делать вид, что ничего не знают. А если докажут, тогда уж должны будут войну воевать.
        - Ну и что, у тебя же есть Кощей.
        Лицо Вахрамея теперь исказилось в гримасе раздражения. Сколько лет он уже объяснял всё сыну, а тот всё равно продолжал приставать к нему с Кощеем. А меж тем Вахрамей уже спешился, слуга отвёл его коня в стойло, а сам чародей вошёл в дом. Теперь он остался с Чеславом наедине и заговорил уж совсем другим тоном.
        - Авдотья сейчас там, где должна быть. А ты, мальчишка, думал, она поехала к тебе, что тешиться с тобой в постели и собирать в лесу травы для отваров против зачатия?
        - Что? Что ты такое говоришь, отец? Она моя сестра!
        - Брось дурака валять, Чеслав, я всё знаю. Я - Вахрамей Соловей, вожу за нос всех колдунов и князей, а ты думал, что сможешь водить за нос меня?
        - Но погоди, отец? - замешкался Чеслав, - ты хочешь сказать, что всё это так и было задумано? Что она в плену по твоей воле?
        - Не совсем по моей, - смутился на мгновение Вахрамей, - это твоя сестрица меня надоумила, сама напросилась, сама план придумала. Голова у неё, нужно сказать, работает получше, чем у многих.
        - Отец, как ты мог? - прокричал Чеслав, покрасневший от гнева.
        - Говори тише, сын. Твоя сестра сделает то, чего не мог сделать никто из нас. Она проникнет в клан Сорочинской горы изнутри. Она станет моими глазами и ушами. Столько лет я пытался заслать к Сорочинскому Мастеру лазутчика, но мне это не удавалось. Если бы это был мужчина, ему бы пришлось туго, но пленная женщина в обществе мужчин, которые годами не видят женщин, это уже совсем другое дело.
        - Что ты такое говоришь, отец? Я не могу это слушать, - закрыл руками уши Чеслав. - Она же твоя родная дочь!
        - Да, Чеслав, она истинно моя дочь, и она понимает мою цель так, как не понимает никто. Как не понимаешь и ты. Ты понимаешь, что я должен был стать вождём чародейской дружины? Я шёл к этому много лет, я устраивал переговоры четырёх вождей между с Додоном и друг с другом. Я был верховным жрецом в Чернигове. И что они сказали, когда пришёл час отплатить мне по достоинству? Поди прочь, полукровка. А вот клан Огненного Пса - маленький клан волшебников, который никто не знает, не колдуны и не оборотни, сделал своего вождя - Крившу вождём чародейской дружины. Какой позор, какое оскорбление! А я всё стерпел, всё проглотил, чтобы однажды отомстить. Чтобы убить Крившу, я устроил то неудачное покушение на князя Владимира. Князь выжил, как и планировалось, и ополчился на колдунов. Кривша погиб, я достиг своей цели. Но теперь они признали вождём Дубыню. Теперь Дубыня мёртв, его убил Василий Буслаев. Когда мы разберёмся с Сорочинским Мастером, я стану их вождём, наконец-то я получу то, что заслуживаю.
        - Отец, ты хоть когда-нибудь думал о чём-нибудь, кроме мести? - спросил Чеслав, и, набравшись наглости, продолжил, - ты хоть когда-нибудь любил кого-нибудь, кроме себя?
        Вахрамей презрительно нахмурился в ответ.
        - Поди прочь, Чеслав. Отправляйся к Сорочинской горе, и жди моих дальнейших указаний. А сюда больше не приходи, пока сам не позову.
        Чеслав сжал челюсти, но всё-таки промолчал и отправился выполнять приказ своего отца. А Вахрамей подозвал к себе своего слугу, чародея-полукровку, который при этом был немым. Когда-то враги отрезали ему язык, и потому он стал крайне полезен вождю для особых поручений. Сейчас Соловей передал слуге берестяную грамоту, свёрнутую в трубочку.
        - Отправляйся к Ортане, передай ей мою благодарность. Старая яга отлично сыграла свою роль.
        Слуга поклонился и с грамотой в руке покинул избу.
        ГЛАВА 11.
        ГОЛОВА.
        Садко, невзирая на боль в шее, выпустил в Кощея сразу несколько стрел, и от этого ему стало значительно хуже. Раны на шее и на плече снова стали кровоточить. Они были ещё слишком свежими, не успели даже закрыться, а впереди был неблизкий путь до Владимирской заставы. Но теперь Святослав Вольга взялся лично ухаживать за другом. Помогал ему менять повязки, забираться и слезть с коня, и многое другое. Знающим честолюбие Вольги, который так кичился своим званием дружинника, всё это казалось странным. Раньше Святослав не проявлял такого внимания к старшине из Людина Конца, но теперь, после той великой жертвы, которую Садко принёс ради общей победы, он стал пользоваться у Вольги особым уважением. Святослав своей заботой будто бы хотел убедить старшину в том, что тот поступил правильно и ничего менять не нужно.
        - Стоило порезаться вражеским мечом, - шутил Садко, - чтобы за мной ухаживал боярин.
        - Боярин - это не тот, кто владеет землёй, - улыбаясь, отвечал Святослав, - а сильный воин, который защищает свой город от врагов. Я видел, на что ты способен ради общего дела, это достойно высших почестей.
        - Расскажешь об этом Добрыне? Может он меня наградит.
        - Ты и так уже награждён тем, что твои братья живы, и что мы победили.
        - Ну не знаю, у Васьки такая физиономия, будто он ежа проглотил. Очень уж не похож на победителя.
        И Святослав смеялся вместе с Садком шуткам друга. Весь этот путь они проделали вместе, почти всё время проводили рядом. Когда же они вернулись на заставу, здесь уже все обо всём знали. Василий перед отходом послал гонца Сигурду с сообщением о том, что отравляется к Чернигову. Да и слухи о том, что вождь чародейской дружины Дубыня повержен, и чародейской дружины больше нет, разошлись очень быстро. Сигурд встретил богатырей ещё у ворот. Василий слез с коня и пошёл навстречу к воеводе шагом.
        - Что ж, воевода, - вымолвил Василий, - я принёс тебе великую победу. Но я знаю, что виноват, и ты вправе меня наказать и доложить обо всём Добрыне.
        - Ну уже нет, воевода, - отвечал ему Сигурд, - викинг не наказывает берсерка за победу.
        И он заключил богатыря в крепкие объятия. У викингов были свои представления о чести, и самые свирепые воины, которые в одиночку могли сражаться против многих - берсерки пользовались большим почётом. Садко был счастлив снова заснуть в тёплой постели, а не в холодном шатре под капание дождя и свист пробирающего до костей ветра. Нужно сказать, что к этому время раны его уже почти полностью зажили и не причиняли ему больших беспокойств. Печенеги теперь были далеко, ростовская дружина погнала их обратно на юг, и, казалось, теперь наступит долгожданный отдых от непрерывных сражений и военных походов. Но отдыхать богатырям пришлось не долго. Вскоре на Владимирскую заставу прибыли дружинники из Суздаля, поговорили с Сигурдом и Василием Буслаевым, и вскоре воевода вместе с гостями собрал всех богатырских старшин.
        - Суздальский князь просит у нас помощи, - говорил он, - у него возникли трудности со сбором дани на своей земле. В некоторых сёлах язычники бунтуют против христианской веры, к тому же, там, как известно, водится много упырей, которые разоряют дворы простого люда и убивают христиан.
        - Сколько он платит? - живо отозвался Садко.
        - Об этом говори с суздальскими боярами. Но князь может позволить себе оплатить помощь только одной из трёх наших дружин. Я сразу сказал, что не поеду. Остаются дружины Садка и Вольги. Решайте, хочет ли кто из вас ехать на суздальскую землю?
        - Я поеду, - снова говорил Садко. - Пускай только платят.
        - Да куда тебя несёт? - произнёс Потамий Хромой, - ты же ещё от ран не оправился. Еле живой ходишь.
        - Да я живее всех живых, - прокричал даже с какой-то яростью Садко и поднялся на ноги, но тут же замешкался и, улыбаясь, продолжил, - к тому же, разве кто-то ещё так любит деньги, как их люблю я?
        Теперь богатыри рассмеялись, все, кроме Вольги, который был как-то серьёзен, и даже чем-то встревожен.
        - Эх, так и быть, отправляйся, - согласился Василий. - О плате потом с боярами потолкуешь.
        И Садко на радостях даже бросил на пол шапку да и пустился в пляс прямо в избе. Пару раз присел, ударил сапогами о пол, да сел на месте. После всех переговоров Вольга говорил с ним уже наедине.
        - Какая нужда тебя так тянет в Суздаль? - спрашивал Святослав.
        - Я же богатырь, это мой долг, - с улыбкой отвечал Садко.
        - Не куражься, - схватил его за руку Вольга, - признайся, к ведьме тебя потянуло? Забыть её не можешь? А ведь я тебя предупреждал.
        - Эх, Слава, Слава, - вырывался у него Садко, - плохо-то ты меня знаешь. У меня в жизни есть лишь одна любовь - деньги. Ради них я и иду на всё.
        Впрочем, невозможно было понять, шутит Садко или говорит серьёзно, он всё время улыбался, и Святослав в итоге поверил, что друг вовсе не тяготится тоской по белокурой ведьме. Позже Вольга принялся его по-дружески наставлять.
        - Лучший способ убить упыря - это срубить ему голову. Но это не просто. Легче изрубить его в бою, а потом добить. Мёртвые тела лучше сжигать. Помни, они бояться огня и солнечного света. И никогда, слышишь, никогда не нападай на них ночью. Они становятся сильнее в несколько раз. Помнишь, как мой наставник Радогость столкнулся с ними в ночном бою? Днём бы он их всех разорвал бы и остался жив. Так, что ещё? Если нет возможности или времени сжечь тела, тогда лучше всем убитым вогнать кол в сердце, лучше осиновый, осина почти не гниёт, долго продержится. Другое дерево может сгнить быстрее, чем дотлеет тело упыря, и тогда есть шанс, что он вернётся к жизни.
        - А как убивают упырей оборотни? - полюбопытствовал Садко.
        - Мы перегрызаем им горло или вырываем сердца. Сердце - это тоже их слабое место.
        - А, может, тогда изготовить стрелы из осины и стрелять им прямо в сердце? Будет сложно попасть, но я не промахнусь.
        - Хорошая мысль, - согласился Вольга.
        Наконец, они обнялись, Садко уселся на коня и отправился в путь. Святослава ещё мучили подозрения, но он хотел надеяться на лучшее. Садко меж тем ударил в бока своего коня и догнал старого товарища - Хому Горбатого.
        - Я когда плавал в Ромейскую Державу, - заговорил старшина, - видел там такого интересного коня. Огромный, мохнатый, и с большим горбом на спине. Они называли его - верблюд. Вот надо тебе такого прикупить. Ты горбатый, он горбатый, отличная пара, а, как думаешь?
        - Врёшь, - отвечал, улыбаясь, Хома, - это, поди, твоя жена была, мохнатая и горбатая. И фырчит в постели, как лошадь.
        - Ах ты, рожа, - выругался Садко, едва сдерживая смех. Но Хома уже ударил своего коня в боки и погнал вперёд. При этом оба хохотали и потому с трудом управлялись со своими скакунами. Когда эти двоя были вместе, им никогда не было скучно, а потому и предстоящая служба у суздальского князя виделась как очередное лёгкое приключение, в то время, как она вовсе не обещала быть лёгкой. Хоть Суздаль и платил дань Ростову, чуди здесь жило гораздо меньше, большая часть населения состояла из племени кривичей. В своё время колдуны с огнём и мечом прошлись по этой земле и истребили здесь немало волхвов старой веры. Это сильно затрудняло сбор дани, поскольку народ был теперь ещё зол за старые обиды. К тому же, уже шли слухи, что там, где христианство глубоко пустил свои корни на Руси, размер дани резко возрос. Князья и бояре забирали у некоторых хуторян все излишки, оставляя лишь на пропитание. И вовсе не из жадности, а, чтобы держать земский люд в покорности. Тех же, кто скрывал излишки, жестоко наказывали, тех, кто бунтовали, жестоко подавляли. Прежде суздальский вождь (а тогда он именовался не князем и не
воеводой, а именно вождём) собирал столько дани, сколько было необходимо для хорошего пропитания и его дружины, и немного на городские нужды. Взамен вождь и дружина обязались защищать сельских жителей от врагов с чужих земель: кочевников, других бояр и князей, разбойников и даже от упырей. Но сбор дани этой осенью на киевской и новгородской земле показал, что теперь власть стремилась снять с себя обязательства перед народом и не просто пропитаться за его счёт, а обогатиться. Это оправдывалось нуждами торговли, чтобы торговать с богатыми соседями, вождь и бояре должны быть тоже очень богаты. Товара тогда с разных концов шло много, весь диковинный, полезный и очень дорогой. И если до этого князья и бояре торговали лишь с теми, кого знали лично, теперь выходили на публичный рынок, здесь работали совсем другие правила. Во-первых, дальние переходы кишели разбойниками, и потому нужно было либо иметь хорошую вооружённую защиту от лихих людей, либо уметь договариваться с лиходеями, чтобы отдавать им не всё, а лишь какую-то долю от товара в обмен на защиту от других разбойников. Всё это повышало стоимость
товара. А во-вторых, на большом публичном рынке всё решали уже не личные знакомства и военная сила, а совсем другие факторы. Купцы из разных стран теперь объединялись в гильдии и союзы, и чтобы попасть в такой союз, нужно было сначала доказать свою платёжеспособность, а не редко ещё и сделать немалые взносы в общий фонд.
        И вся эта мировая торговля теперь оправдывалась тем, что она способствовала объединению всего мира в единое целое и способствовала распространению и господству христианства в мире. Христианское учение с одной стороны исповедовало воздержание и аскетизм, с другой стороны говорило и неминуемом Апокалипсисе, до которого нужно было как можно большей людей на земле сделать христианами, чтобы пополнить ряды воинства Христова в последней битве. Всё это очень способствовало формированию и закреплению новой экономической системы. Сложнее всего теперь приходилось муромскому князю Всеволоду Додону. Осада Чернигова требовала немалых средств, а ещё нужно было конкурировать с Киевом и Новгородом. Поэтому князь Всеволод должен был собирать столько же дани, сколько собирали теперь христиане. Но Додон был язычником. В результате, муромские и черниговские земледельцы, с которых князь в ту осень собирал дань, не почувствовали большой разницы между христианами и язычниками. Более того, Всеволод привёл с собой на полюдье ещё и печенегов - чужеземцев, которые не разумели даже русскую речь. Может, поэтому князь Владимир
и не боялся Додона, потому что был уверен, что и без оружия потомка Олега деньгой перешибёт. Киев теперь разбогател невероятно, и даже те бояре, что в душе ещё были против христианства, теперь начинали признавать большую пользу от этой веры. Всеволод никак теперь не мог догнать своего соперника, хоть и собирал в тот год почти со всей богатой черниговской земли. Постепенно приходило понимание, что никакой военный успех не принесёт ему победы над христианством. Времена, когда всё решала воинская сила и отвага, уходили в прошлое.
        Суздальский вождь, однако, официально ещё не поднимал размер уроков. Да это было и не нужно, потому что он ещё сам по старинке объезжал все сёла и собирал дань. То есть здесь урочная система даже и не работала, никто не знал, сколько налога должен платить. Теперь вождь забирал всего слишком много, особенно у тех, кто брался утаивать излишки. А, зная жадный характер своей власти, сельский люд к сбору податей повсеместно прятал часть своего урожая и скота, а потому при желании можно был было уличить каждого трудолюбивого землепашца с большой семьёй. Нужно сказать, что суздальский вождь теперь отказывался защищать народ от упырей, что существенно развязало кровососам руки и ещё больше настроило народ против властей, не выполняющих прежних своих обязательств. Как только рать Садка присоединилась к дружинникам в сборе дани, бояре совсем расслабились и стали всё больше рисковать богатырями и беречь свои шкуры. Сам вождь зачастую не приезжал на полюдье, опасаясь за свою жизнь. Несколько раз на богатырей нападали местные жители. Вооружены они были плохо, не имели при себе ни шлемов, ни кольчуг, и потому
одолеть их было не сложно. Садко заметил, что Василий Буслаев не одобрил бы такое поведение дружины и такого скотского отношения к народу. Нужно сказать, что и сын Волрога уже во многом проникся идеями своего воеводы и, хоть бунты подавлял, но в сборе дани особо не лютовал. За это земский люд полюбил Садка и как только тот появлялся в каком селе, тут же накрывали стол, щедро кормили о поили всю дружину.
        Садко любезно исполнял под гусли песни для местных. Особенно народу нравились сказания про Василия Буслаева, и больше всего то, где он один на мосту одолел сто человек, а потом и сразил своего вероломного крёстного брата, имени которого юный сказитель почему-то не называл и всегда увиливал, когда к нему приставали с расспросами. Земский люд в ответ так же, уже слегка разгорячившийся от вина, принимался рассказывать свои истории, одна лучше другой. Нередко были страшные, про встречи местных с каким-нибудь лешим, болотными криксами и прочей нечистью. Были настолько нелепые, что над ними можно было только посмеяться. Жители каждого хутора даже начинали соревноваться между собой в рассказе разных историй, и порой сочиняли сущие небылицы, желая, чтобы сказитель переложил их рассказ в песню и затем поведал всему миру. Но одна история, услышанная в одном из хуторов, была одновременно и нелепой и жуткой, а оттого быстро всем запомнилась. Местный мужичок был как-то странно молчалив, за весь вечер только пил вино, слова из него не вытянешь, но спиртное разгорячило его, он ударил по столу кулаком, да вдруг и
заговорил.
        - А слышал ли ты, сказитель, такую историю? Про голову упыря?
        - Говори, послушаю, - отозвался Садко.
        - Случилось мне как-то ехать до Суздаля, на торжище. Путь не близкий, в телеге с одним скакуном несколько суток добираться. Ночевал прямо на улице, рядом со своей лошадкой, совсем один. И вот как-то ночью моя лошадка забеспокоилась, проснулась, фыркать начала. Верный признак, опасность почуяла. Я и сам тут же проснулся. Ночь, как сейчас помню, была светлая. Полнолуние. Слышу, голоса вдалеке человеческие. И людей как бы много, но все говорят тихо, а один громко, приказывает, значит. Я и пополз на свою беду в их сторону. Дополз тихо, смотрю, не дышу. Упыри собрались в круг, а в середине на пне лежит голова упыря. Нет ни рук, ни ног, ни вообще тела. Только голова с длинными волосами, с бородой, смотрим и громким голосом говорит. Всего, что голова тогда говорила, я и не помню. Слова были какие-то странные, мудрёные. А, помню, приказывала своим разыскать какого-то Многоликого. То бишь, вождя упырей, которого называют почему-то Многоликим. Голова ясно сказал, что этот вождь ему нужен, как воздух, и без него ничего не получится. А что не получится, я так и не разобрал. Упыри меня заметили, и погнались за
мной. Я от них, да к своей лошадке. Молюсь ей, как богу, спасай, говорю, а то оба пропадём. Она будто поняла мои слова, рванула так, как никогда не бежала. А я давай своим товаром упырей обкидывать. Так и оторвались. Что, не веришь мне, сказитель?
        - Складная у тебя история, - отвечал ему Садко. - Пожалуй, я бы даже поверил, если бы не знал, что упыри без головы не живут. Верное средство убить упыря - это отсечь ему голову.
        Но мужика такой ответ не устроил, напротив, он даже пришёл в ярость.
        - Думаешь, я смеюсь? Думаешь я шутки шучу? Да я еле жив тогда остался. Спроси, в соседнем хуторе мужики как-то упыря поймали, который им скот портил. Кто, спрашивают, твой вождь? А он им - Голова. И больше ни слова, сколько не пытали его.
        Мужика с трудом смогли успокоить, налили ему вина, а вскоре он и заснул, упав лицом в чашку с квашенной капустой. Садко этому рассказу тогда значения не придал, и, наверное, совсем забыл бы его, если бы ни одно происшествие. Случилось уже в конце октября-месяца богатырям после долгой поездки возвращаться с данью в Суздаль. С повозками продуктов и всяких ценных вещей направлялись они к реке, где должны были соединиться с суздальской дружиной и вместе с ней уже отправиться в город. Садко ехал на новом коне, подаренном ему в одном хуторе и был очень доволен своей добычей. Смеркалось, и богатыри уже собирались располагаться на ночлег. Но тут старшина почувствовал в лесу чьё-то присутствие. Ветки хрустели, словно там проходил дикий зверь, но из темноты на витязей смотрели совсем не звериные глаза. «Засада» - подумалось Садку. Но раньше времени не стоило беспокоиться. Луки стрелы всегда были наготове, хоть в тёмное время суток попасть во врага было не просто. Садко подал знак своему сотник - Глебу, затем Хоме и остальным. Богатыри приготовились в любой момент спрыгнуть со своих коней на землю. Но тут
из леса на них что-то выскочило с невероятной скоростью и сбросило сразу несколько богатырей с коней. Десятки стрел сделали врагов похожими на ежей. Те замерли, но ещё дышали. А затем они ко всеобщему удивлению стали подниматься на ноги, и все увидели клыкастые морды вурдалаков.
        - Побери меня Симаргл, упыри, - вымолвил Садко, - Глеб, доставай осиновые стрелы.
        Лихорадочно старшина вспоминал всё, что ему говорил Вольга про упырей. И в первую очередь вспомнилось, что друг наставлял его никогда не встречаться с этими кровососущими тварями ночью, будто бы это есть лютая смерть. Богатыри меж тем спешились и заняли круговую оборону. Упыри, напавшие на них, с диким рыком стали набрасываться на богатырей, вцепляться им в шею. Садко поразил в сердце сразу несколько кровососов, но это не помогало. «Верная смерть, верная смерть» - кружилось у него в голове. Но тут старшина вдруг что-то вспомнил, рванул, как сумасшедший к одной из повозок. Здесь, для освещения пути была приделана небольшая масляная лампа с горящим в ней фитилём. Садко спешно снял лапу с крюка, вылил масло на землю и развёл костёр.
        - Хлопцы, собирай дрова! - скомандовал он, - упыри огня бояться.
        Богатыри последовали его приказу, тут же набросали в костёр веток, дали ему разгореться и зажгли от него несколько факелов. Теперь вокруг стало светло почти, как днём. Упыри превратились во множество теней, перемещающихся по лесной чаще. Некоторые из них ещё резко выскакивали и набрасывались на свою добычу. И если лучник оказывался быстрее, он мог сохранить не только свою жизнь, но и свободу, спасение от опасности стать упырём. Кони в это время буквально сходили с ума, дико ржали и пытались убежать, но, добегая до края леса, и, видя там мелькающие тени, в ужасе бросались в другую сторону. Кони были более лёгкой добычей, и упыри чаще набрасывались на них и впивались им в шеи. Несчастные животные в ужасе вставали на дыбы, пытались скинуть своих паразитов, и в конце концов убегали так далеко во тьму, что и вовсе пропадали из виду. Всё это очень мешало богатырям держать оборону и атаковать внезапно возникающих отовсюду упырей. Садко чувствовал, как страх вновь начинает скручивать его живот, но не давал этому чувству завладеть собой. Наконец, упыри прекратили свои нападки, скоро в лесу снова стало
тихо. Богатыри же не спали почти всю ночь и до самого утра поддерживали огонь. А когда наступил рассвет, принялись допрашивать уже ослабших пленных. Существа это были мерзкие, ни на что не похожие, одеты в какие-то лохмотья, кожа бледная с каким-то синим оттенком, звериные клыки и когти и какие-то дикие глаза завершали их отвратительный потрет. При этом кровососы оказались существами очень глупыми, и допросить их было очень непросто.
        - Кто вас послал? - спрашивал Садко, протыкая одному из упырей кинжалом живот.
        - Говори, тварь, кто? Ортана? Это мерзкая яга? Кто ваш вождь.
        - Голова! - отвечал лишь упырь.
        - Что? - не понял сразу Садко. - Что ты несёшь, какая голова?
        - Наш вождь - Голова.
        И тут Садко вспомнил рассказ пьяного хуторянина про странную встречу в лесу. Вольга об этом не предупреждал, всё это было очень странно.
        - Зачем вы на нас напали? - спрашивал старшина. В ответ упырь чему-то расхохотался, невзирая на кровоточащую рану.
        - А ты нас не узнаёшь, лучник? А мы хорошо тебя запомнили. И вождь наш бывший. Не тот, который Голова, а который был нашим вождём, когда мы были ещё людьми. Неужто не помнишь, как напал на нас под Новгородом, и как мой вождь поклялся вернуться и отомстить лично тебе? Мы тогда тебя не достали, зато разорвали в клочья того оборотня.
        - Укруты, - смекнул Садко, - вас тогда тоже Голова подослал?
        - Он, - ухмылялся упырь. - Ты много наших погубил, мы хорошо тебя запомнили.
        - Надо же, какие вы злопамятные. А как вас под Суздаль занесло?
        Но на это упырь ничего не ответил, как его не пытали. Больше он ничего не хотел говорить, а, может, просто больше ничего и не знал. Так или иначе, ему срубили голову и сожгли тело, как и другим пленным кровососам. Садку очень хотелось броситься на поиски этого Головы и своих лютых врагов, пока был день, и они были слабы. Но нужно было передать дань в руки суздальской дружины. Богатыри потратили на это ещё сутки. После этого отправляться в погоню не было уже никакого смысла. Меж тем, сбор дани закончился, и богатыри стали вопрошать старшину, куда идти дальше.
        - Для начала нужно взять плату за работу у суздальского вождя, - рассудил Садко, - а потом отправимся в гости в одно знакомое место. Теперь только один человек сможет нам объяснить, кто такой этот Голова, и что здесь вообще происходит.
        ГЛАВА 12.
        ДОЧЬ БАБЫ ЯГИ.
        В Суздале между местной дружиной и богатырями завязался спор, который мог бы быть очень долгим, если бы последние не торопились покинуть город. Вождь решительно намеревался надуть своих наёмников, всё тянул с оплатой и находил разные поводы упрекнуть их в недобросовестной службе. К его счастью, поводов таких было предостаточно. В первую очередь Садка обвиняли в том, что он собрал с хуторян мало дани, пожалел их, многое оставил, чтобы крестьяне потом могли сами свои излишки продать на торжище. Обвинили и в коррупции, мол, старшина взял себе коня, чего якобы делать был не должен. Садко же уже давно привык к тому, что человек на службе от своей службы и кормится, а вовсе не от жалования из казны, поэтому не понимал и не хотел понимать смысла этих мелочных упрёков. Вообще, местный люд показался старшине очень жадным и мелочным. Садко припугнул вождя судом в Ростове, но тот был и рад потянуть время. В конце концов, пришлось смириться и согласится на ту оплату, которую готовы были отдать суздальцы. И вот недовольные и злые богатыри теперь направились в известном направлении вдоль известной реки.
        Пробираться по суше было во много раз сложнее, чем по воде. Дороги никакой не было, лишь густая лесная чаща. На всём пути богатыри не выпускали из рук топоров, которыми обрубали перекрывающие дорогу ветки. Кони быстро уставали от такой езды, и приходилось часто останавливаться на привал. К этому стоит добавить, что в лесу недавно прошёл дождь, все ветки и листья были влажными, а потому и путники все быстро вымокли и перепачкались в грязи. Многие уже стали сомневаться в целесообразности этого путешествия, и некоторые даже открыто высказывали своё недовольство. Большая часть дружины Садка по-прежнему состояла из бывших ополченцев Угоняя, которые слушались своего старшину лишь потому, что он им щедро платил и вообще был отличным добытчиком. Но теперь денег они получили мало, устали и измучились, и дисциплина в войске быстро начинала хромать. Казалось, ещё немного, и богатыри откажутся повиноваться своим командирам и пойдут обратно. Но тут вдали показался знакомый одинокий двор со множеством помещений. Дом ведьмы был здесь, а до заката было ещё много времени. При дневном свете богатыри могли ничего не
бояться. И всё же, завидев их издалека, со двора на них выскочили упыри. Днём кровососы были намного слабее физически, так же имели слабое зрение, и раны не заживали так быстро. Богатыри смело вступили в бой с ненавистными существами и спустя короткое время погнали их обратно вод двор, срубая по пути вурдалакам головы. Садко пускал упырям осиновые стрелы в сердце, и те тут же падали замертво. Уже мёртвым им отрубали головы, чтоб уже наверняка погубить эти и без того погибшие души. Так в скором времени были перебиты все или почти все кровососы. Некоторые, возможно, успели спрятаться. Последних добивали уже во дворе, под испуганный крик юных ведьм. А затем во двор вышла и сама Ортана.
        - Так и знала, что тебе нельзя доверять! - прокричала она, - ты привёл ко мне войско, мальчишка, будь ты проклят.
        - Лучше молчи, карга, - подошёл к ней Садко с длинным как половина меча кинжалом. - Я пришёл сюда не просто так.
        - Чего тебе надо? - спрашивала Ортана, не скрывая своего презрения к незваному гостю.
        - Отгадай загадку, - победоносно смеялся Садко, - без ног, без рук, одна голова, а матерится и кусается.
        - Что за вздор? - пуще прежнего злилась старуха. - Какой-то колобок.
        - Нож тебе в бок, дура, - отвечал Садко под смех своих товарищей. - Будешь доказывать, что ничего не знаешь? Упырь, одна голова, без тела, вождь целого клана кровососов. По его указу меня чуть под Суздалем не сожрали. А под Суздалем, ведьма, гуляют только твои упыри.
        - Я не в Суздале живу, если не заметил. Там может гулять, кто угодно. Я всех не знаю.
        - Да как такое вообще возможно, скажи мне?
        - Возможно, - отвечала яга, - если в голову вселился злой дух. Очень сильный злой дух. Вахрамей на нашу беду открыл новый источник силы. Это своего рода обходной путь между явью и миром мёртвых. Теперь из мира мёртвых по этому порталу в наш мир могут вырываться всякие могущественные чудовища, проклятия рода человеческого. Говорящая голова - это только начало. Но можешь поверить мне, Садко, если этот злой дух хочет твоей смерти, то жить тебе осталось совсем не долго.
        И, сказав это, Ортана хрипло, но громко и злорадно расхохоталась. От этого смеха Садко даже побледнел и почувствовал сухость во рту. Но нельзя было выдавать своего страха, и он, как мог, постарался приободриться.
        - А Кощей Бессмертный? - спросил он, - он тоже злой дух? Вот тебе ещё загадка, как убить того, кому нельзя отрубить голову.
        - Везёт тебе на всяких чудовищ, - продолжала смеяться ведьма, - одному нельзя отрубить голову, другой уже с отрубленной головой, а всё равно живой.
        - Отвечай, старая яга, - снова занёс над ней свой кинжал Садко.
        - Кощей твой, скорее всего, не упырь и вообще живым никогда не был. Обычный гомункул, сделанный, быть может, из человеческого трупа.
        - И как убить этого гомункула?
        - Если он хорошо сделан, то его только огонь возьмёт. Сожги его. Но лучше всего убей того чародея, который им повелевает. Колдун ведь, когда управляет своей куклой, ни на что больше отвлекаться не может. Он будто бы вселяется в тело гомункула, видит его глазами, говорит его устами, а что с его собственным телом происходит, на замечает. Будто спит. Поразишь чародея или разбудишь, и гомункул либо погибнет, либо станет глупым, как растение. Такого и убивать не нужно.
        - Вот же собака этот Вахрамей, - гневно выругался Садко, - выходит, это он руками Кощея убил Леона. А потом Ваську убеждал, что он не виноват.
        На какое-то время Садко впал в раздумье. Его враги были коварны, и очень сильны, и сам он не мог решить, как ему поступить дальше. Нужен был совет Вольги и мудрых волхвов. С другой стороны, интуиция подсказывала богатырю, что ведьма тоже как-то замешана в этой истории, особенно в истории с Головой.
        - Что ж, яга, - заговорил он, наконец, - рад был тебя навестить, но нам пора. Да, чуть не забыл, Алёна поедет со мной.
        - Не смей, - прорычала на него ведьма, - она - моя дочь.
        - Она носит во чреве моего сына, а ты хотела убить его, принести в жертву, как скот. Ну нет, карга, я тебе этого не позволю.
        - Твой сын принадлежит богам. Заберёшь у них обещанное, навлечёшь на себя их гнев, будешь проклят.
        - У меня есть свой Бог, он меня защитит, - отвечал лишь Садко. Он был полон решимости, остановить его было невозможно. Ортана, было, попыталась на него накинуться, но её тут же схватили. Убивать её не стали, как и её дочерей. И вообще, никого из людей не тронули, прикончили только упырей. Алёна зажалась в угол и никак не хотела идти. Садку пришлось вести её силой, взвалив себе на плечи, как мешок с мукой. Девушка была бледна и напугана, под конец даже расплакалась, как, впрочем, и Ортана, чего от старой ведьмы никто не ожидал. Но, наконец, двор яги остался позади, а довольный собой Садко теперь тем же путём возвращался обратно, но теперь уже не на Суздальскую землю и ни на заставу, а сразу в Новгород. Путь был не близкий, а холодный ветер с каждым разом всё усиливался, возвещая о приближении зимы. В этот миг, казалось, только Садко и Хома Горбатый ещё могут веселиться. Алёна ехала на коне старшины, сидела впереди него, отчего получалось так, будто он её обнимал. Поневоле в Садке начинало пробуждаться желание, хоть он изо всех сил старался сдерживаться. Было ясно, что в ближайшее время как следует
приласкать свою красавицу он не сможет. На улице было холодно и сыро, да к тому же, рядом было множество мужчин, которые так же страдали без женской любви, искушать их, измученных после долгого похода, было точно ни к чему. Хома однажды так и высказал старшине:
        - А ты хитрец, Садко. Себе бабу взял, а нам всем - ничего.
        - А ты Хома, на старуху что ли глаз положил? - засмеялся старшина и пригрозил другу пальцем, - ах ты, блудливая душонка.
        - Да что мне какая-то ведьма, если у меня твоя жена есть? -отвечал лишь ему Хома, и теперь уже этой шутке рассмеялись и другие богатыри.
        В другой ситуации Садко сам засмеялся бы и промолчал, или бросил бы в ответ какую-нибудь ядовитую шутку, но присутствие Алёны теперь как-то смущало его, и он продолжил.
        - Куда уж тебе? - молвил он, - с твоим горбом тебе только верблюдица подойдёт.
        - Я хоть и горбатый, но зато к купеческим дочкам за гривнами и рублями под юбку не лазаю.
        Богатыри рассмеялись пуще прежнего, а Садко вдруг схватил стрелу и достал свой лук. Смех в один момент прекратился, Хома схватился за свой топор.
        - Думаешь, ты успеешь? - всё ещё усмехаясь, говорил Садко, - пока ты свой топорик достанешь, от стрел будешь на ежа похож.
        - Стрелы - это для баб. А по-мужски со мой сойтись не забоишься?
        Неизвестно, во что бы это могло бы вылиться, если бы Алёна и без того всю дорогу бледная, как мрамор, не произнесла:
        - Останови, прошу тебя. Мне плохо.
        - Потом поговорим, - отвечал Садко Хоме, убирая на место свой лук и стрелы. В момент он спешился, затем схватил за талию девушку и спустил на землю. Алёна действительно выглядела болезненно, и, как только оказалась на земле, бросилась бежать до ближайшего дерева, закрывая рот рукой. Очевидно, в дороге её укачало, и приступы тошноты, и без того частные у беременных, теперь только усилились.
        - Ну всё, привал, - скомандовал Садко. - Будем располагаться на ночлег.
        Богатыри последовали приказу старшины и стали спешиваться. Быстро раздобыли дров, развели костёр, принялись доставать запасы еды. Алёна возвращалась в лагерь, с трудом передвигая ноги. К тому же, теперь она ещё и вся дрожала, очевидно, от холода. Садко, взглянув на неё, вдруг проникся к девушке какой-то жалостью и нежностью, что непременно выразилось и на его лице. Эта худая белокурая, но при этом бесконечно гордая чародейка теперь носила в утробе его плод, должна была родить ему сына, и потому нуждалась в его заботе. Садко в один момент схватил шерстяное одеяло и, подбежав к Алёне, тут же закутал её и даже попытался поцеловать. Но девушка как-то грубо оттолкнула его, и так же, едва передвигая ноги, пошла вперёд. Садку хотелось взять её на руки и отнести, заботится о ней, но он понимал, что этот его порыв не встретит должного отклика. Алёна его презирала, и не скрывала этого, хоть была и слаба и нуждалась в чужой помощи сейчас, как никто другой. Это одновременно и оскорбляло, и трогало. Причём растроган такой неприступностью был не только Садко, но и все прочие богатыри, которые на протяжении
всего пути стали предлагать девушке помощь и всячески заботится о ней. Алёна воспользовалась этим, чтобы отдалиться от своего похитителя. В первые дни она поневоле всегда была рядом с ним, поскольку никого не знала, но вскоре стала проводить время уже в кругу других богатырей, а ездить не верхом, а в отдельной повозке. Благо, что к этому времени путники выбрались уже на дорогу, где могла проехать такая повозка, и можно было ездить не только верхом.
        Садко злился и тоже пытался ухаживать за будущей матерью своего ребёнка, но теперь его к ней не подпускали его же подчинённые, которые постоянно в каком-нибудь количестве находились рядом с юной чародейкой. Она помогала богатырям по хозяйству, готовила им еду и вообще со всеми была очень добра, кроме Садка. И старшина поневоле начинал чувствовать себя каким-то преступником, деспотом, находящимся нравственно ниже своих же подчинённых. Но теперь они уже были и не его подчинённые. Под конец похода все богатыри уже почитали за своего старшину юную Алёну, слушали её и обожали, а Садко теперь вовсе остался не у дел. Будто он один имел какие-то плотские желания к этой чародейке, а все остальные любили её исключительно платонически. Такая недоступность заставляла страдать ещё и потому, что однажды Алёна уже принадлежала Садку, дарила ему свою ласку, и воистину та ночь стала теперь для него незабываемой. Но теперь словно именно из-за этого девушка сторонилась богатыря и никак не хотела снова оказаться в его объятиях. Садко успокаивал себя лишь тем, что она всё равно ждёт от него ребёнка, и потому никуда от
него не денется. Однажды ему всё-таки довелось остаться наедине с Алёной, совсем ненадолго, но он тут же схватил её, прижал к дереву принялся целовать в щёки и в шею.
        - Ну зачем ты от меня бегаешь? - спрашивал он, не прекращая своих поцелуев, - всё равно ведь от судьбы не убежишь. У нас будет ребёнок, ты теперь моя.
        - Оставь меня, - пыталась оттолкнуть его девушка, - если бы ты знал, как я всех вас ненавижу.
        - Кого это, «нас»?
        - Вас всех, мужиков. Вы, словно животные, понимаете только силу. Вам никогда не понять нас, женщин. Да и зачем вам это? Когда можно просто брать всё силой, ломать и завоёвывать.
        - А ты, значит, силу не уважаешь? - отпустил её Садко, - это поэтому твоя мать - баба яга держала у себя целое полчище упырей?
        - Они были нужны для защиты от таких, как ты.
        - А под Суздалем они чего забыли? Тоже вас там защищали. Или если приказываешь, но сама не убиваешь, то это уже выходит, не насилие? Мол, ручки не запачканы, упыри всю грязную работу делают, а вы только и знай, что из-за чужих спин строить из себя ангелов.
        - Ты так ничего и не понял, - отвернулась от него Алёна.
        - А ты объясни мне. - грубо схватил её за руку богатырь, - толпой на одного - это по-твоему, справедливо, а одному на толпу, выходит, даже и не смелость уже, а преступление?
        - Мы свободные женщины, мы никому ничем не обязаны, - бросила ему в ответ Алёна, - и знаешь почему? Потому что вы, мужчины, во всём остальном мире унижаете женщин, издеваетесь над ними, делаете из них своих рабынь, даже хуже, домашних животных. Вы берёте от жизни всё, что хотите, а женщины лишь обязаны вам подчиняться. Так? Ну вот поэтому мы, феи, тоже самое делаем с вами, мужчинами. Мы мстим вам, за наших униженных сестёр, мы используем вас, как использовали и тебя, чтобы зачать дитя. Использовали, как животное.
        - Глупая, - отвечал Садко, выходя из себя, - у тебя же тоже родится сын. Такой же мужчина, не дочь, а именно сын.
        - Наши сыновья тоже подчиняются во всём нашей власти, - отвечала Алёна, - они ничего не делают без позволения своей матери, они - наши верные защитники от мужчин. А твой сын, Садко, и вовсе предназначался богам. Только мальчиков мы отдаём им в жертву.
        - Только посмей, - схватил старшина её за лицо, - только посмей причинить вред моему сыну. Он вырастет настоящим мужчиной, хочешь ты того или нет. А если ты погубишь его, я тогда найду твою мать и разделаюсь с ней на твоих глазах.
        Садко не заметил, как к ним подошли сзади богатыри, усмотревшие, что происходит что-то неладное. Они схватили старшину за руки и оттащили от девушки.
        - Пошли вон! - в ярости прокричал Садко, - я ваш старшина.
        - Остынь, старшина, - говорили ему богатыри, - сладил что ли, с девчонкой?
        Садко заскрежетал зубами, но вынужден был отступить. Он считал дни до того момента, когда, наконец, закончится этот мучительный поход. И вот, однажды вдали показались очертания Новгорода. Садко вздохнул с облегчением и отправил в город гонца, чтобы получить разрешение на возвращение. До зимы, правда, оставалось ещё две недели, однако земля уже была покрыта мокрым снегом, который каждый день к вечеру высыпал, а к полудню таял. Добрыня встретил своего крестника лично.
        - Пустишь нас, крёстный? - спрашивал его Садко.
        - Васька Буслаев не с вами? - спрашивал их Добрыня, - тогда заходите.
        И он заключил своего крестника в крепкие объятия. Впереди их ожидало долгое дружеское застолье, но прежде всего старшине нужно было заехать в одно место. В компании Алёны он отправился в Людин конец.
        - У себя я тебя поселить не могу, - говорил Садко, - сама понимаешь, я женат. А с некоторых пор в Новгороде многожёнство запрещено. Поживёшь в другом месте, там за тобой присмотрят.
        Она ничего ему не отвечала и шла за ним молча с высокомерным выражением на лице. Так они прошли несколько улиц в Людином конце и подошли к небольшой избе с соломенной крышей, окружённой плетнём. Садко открыл калитку, и тут же со двора на него набросился мохнатый дворовый пёс с чёрной спиной и белым пузом. Кобель сначала громко угрожающе гавкнул и хотел уже прогнать незваного гостя, но вдруг замер, а хвост его дружелюбно завилял в разные стороны.
        - Ну иди сюда, пёсья ты морда, - проговорил Садко, и пёс ещё сильнее завилял хвостом, стал на задние лапы, а передние положил на человека. Богатырь же присел, и теперь его лицо оказалось на одном уровне с мордой пса. Садко гладил его по голове, по шее, хватал за уши и трепал шерсть. Пёс только ещё сильнее вилял хвостом и даже пару раз лизнул человека в лицо, больше тот не дал, отодвинулся.
        - Соскучился, мохнатый, - говорил Садко, - но не забыл, не забыл меня.
        Как раз в этот момент, когда богатырь всячески трепал шерсть на голове кобеля, из избы вышла старая женщина с приветливым, добрым взглядом.
        - Садко, - улыбнулась она, увидев гостя, - сынок, ты вернулся.
        И она тут же бросилась обнимать его, а пёс принялся обнюхивать незнакомую гостью.
        - Знакомься мама, это Алёна, - произнёс, наконец, Садко, - Алёна - этоЛюбовь Тихомировна.
        - Кто она такая, - с каким-то презрением взглянула мать на девушку.
        - Пойдём в дом, там всё расскажу, - взял под руку мать Садко.
        - Садко, ты же женат, ты с ума сошёл? Настенька так хороша.
        Но он ничего больше не сказал ей, пока не они не вошли в дом. Там уже, как мог объяснился, и, казалось, с каждым словом Любовь Тихомировна всё сильнее начинает презирать Алёну. А уж когда выяснилось, что сын хочет оставить девушку у неё, и вовсе вскипела.
        - Даже не проси, - отвечала она, - нешто бес в тебя вселился. Да как я Настасье твоей в глаза буду смотреть после этого?
        - Да зачем ей знать-то, матушка? Скажи, прислугу наняла. Я - человек не бедный. Ну, вспомни ты, как ты была второй женой Волрога после смерти отца. Ничего, жили же. А чем я хуже него?
        - Не сравнивай себя с Волрогом, он был пропащий человек, вот и погиб зря, вместе со своими сыновьями непутёвыми. Хорошо, что боги нам с ним не дали общих детей. Сейчас же времена другие, Садко, много жён иметь нельзя.
        - Матушка, я крестник самого Добрыни, ну кто мне в этом городе посмеет сказать «нельзя»?
        - Эх, большим человеком теперь стал, сынок, - усаживалась на лавку мать. - Даже страшно теперь за тебя.
        - Не бойся. Ладно, я пойду, мне пора.
        - Как, уже уходишь?
        - Добрыня ждёт, пир устроил, нельзя опаздывать.
        И, поцеловав мать, Садко отправился к выходу. Перед уходом он ещё раз взглянул на Алёну. Та на протяжении всей сцены стояла возле стены и наблюдала за происходящим с выражением некоторой насмешки на лице.
        - До скорой встречи, - сказал ей Садко и отправился на пир. Алёна теперь жила в его старом доме, но это нисколько не сделало её ближе. Мать Садка даже не называла её по имени, а обращалась не иначе, как «бесстыжая» и всячески препятствовала её встречам с сыном. Две женщины не ужились с самого начала, а слухи так быстро расползлись по городу, что жена Садка сразу обо всём узнала, и потому теперь, чтобы доказать, что все слухи лживы, старшина всегда был рядом с женой и не мог позволить себе хотя бы одну ночь провести вне дома. Был даже серьёзный разговор с тестем Житомиром, который обещал зятю большой скандал в случае измены. Но поначалу Садко и не очень нуждался в этой строптивой чародейке. Соскучившись по женской ласке, он легко удовлетворился и любовью своей жены - купеческой дочки, которая из ревности стала такой страстной, какой не была никогда. Если прежде она относилась к мужу с некоторой долей презрения и была с ним холодна, то теперь делала всё, чтобы удержать его рядом с собой, что Садку, безусловно, нравилось. А меж тем, наступила уже зима, и в город пришёл Василий Буслаев с оставшейся
частью богатырского войска. Не было никаких пиров, никаких торжественных встреч. Однако в Людином конце тут же был устроен праздник, на который, разумеется, явился и Садко. Здесь на него уже с порога набросился Вольга.
        - Что ты наделал, дурак? - кричал он, - ты всех нас погубишь.
        - Неужели ты думал, что я позволю убить собственного сына? Да пусть хоть все боги проклянут меня, я всё равно не отдам им своё дитя.
        - Чёрт бы тебя побрал! - выругался Святослав.
        - Ну, братцы, не ссорьтесь, - вмешался Василий. - Пойдём, Садко, выпьем, заодно и расскажешь нам о своих приключениях. Кое-что мне уже поведали, и это уже многих удивило.
        Садко взялся за гусли и повторил для друзей рассказ обо всём, что произошло с ним в это время, включая надувательство суздальского князя, вождя Голову и ведьму Ортану с её прелестной дочкой.
        - Да уж, ну дела, - молвил Василий, - я смотрю, ты не скучал.
        - Что с девкой делать будем, воевода? - спрашивал Святослав, - мать Садка уже боится с ней одна дома оставаться. Слухи нехорошие идут. Она же ведьма. Лучше её вообще из города вывести.
        - Я тебе вывезу, - ощетинился Садко. - Пока сына не родит, здесь будет. Только надо куда-нибудь в другое место её переселить. Чтобы присмотр был, чтобы она ребёнка моего богам не отдала.
        - Пусть пока у меня поживёт, - вымолвил вдруг Василий, - а что, двор у меня большой. Ей места хватит. А когда родит, там уже будем решать. А ты, Свят, прежде чем перечить, подумай лучше, как нам эту Голову одолеть.
        - Я посоветуюсь с волхвами, - отвечал ему Вольга.
        - А суздальского вождя мы ещё как-нибудь навестим, - говорил воевода, снова обращаясь к Садку, - бороду-то ему отрежем.
        И богатыри дружно рассмеялись в такт смеху Василия.
        - Эх, добрый ты человек, Вася, - говорил немного позже Святослав, когда почти все уже были пьяны, а многие и вовсе разошлись по домам.
        - Напрасно, воевода, ты своих врагов жалеешь.
        - Знаешь, у ромеев в древности такой порядок был, - отвечал Василий, - они считали, что война не закончена, пока своего врага они не сделали другом. Вот и я хочу так же, благородно. Может, и эта девчонка исправится.
        - Не исправится, - покачал головой в ответ Вольга. - Наши враги не чужеземцы и не дикари. С ними нельзя договориться, это чистокровные колдуны, чародеи по праву рождения, и они всегда останутся такими. Людьми мы их уже не сделаем.
        Василий ничего ему не ответил тогда. Решение было принято, и вскоре Вольга так же отправился домой. А затем ушёл с гуслями в руках и Садко. Проходя мимо дома своей матери, он на мгновение остановился. Время было уже позднее, ночное, а домой в Славенском конце путь был не близкий. Остаться ночевать здесь? Раньше Садко мог себе такое позволить, теперь же, даже если бы он не коснулся Алёны, из этого непременно вышел бы скандал. Рассудив так, богатырь плюнул и пошёл в Славенский конец.
        ГЛАВА 13.
        ЗИМА.
        Богатыри явно были не готовы к холодам, и потому, когда они возвращались с Владимирской заставы, то все продрогли, их бороды стали колючими, как иглы ежа, изо рта повалил пар. Василий Буслаев впервые пожалел, что брил бороду, поскольку его лицо начинало замерзать на холоде. В конце концов и воевода отпустил щетину, которая по дороге до Новгорода успела уже густо разрастись. Именно в таком виде он и явился домой. Здесь, в Людином конце Василий обладал властью, сравнимой с княжеской, и потому наконец-то мог отдохнуть и расслабиться. Мать - Амелфа Тимофеевна несколько постарела за время его отсутствия, и видно было, что переживая за сына, пролила не мало слёз. Отдохнув с дороги, Василий отправился к кузнецу Людоте, который в детстве во многом заменял ему отца и обучил, как следует, кузнечному делу. Бородатый кузнец рассказал воеводе обо всём, что произошло в городе в его отсутствие.
        - Добрыня всё не знает, как заставить нас исправно платить подати, - говорил Людота, растянувшись на лавке возле очага, - подати ведь выросли в несколько раз, да ещё каждый должен десятину церкви платить. Народ от этого доходы стал скрывать, всех гостей из Славенского конца встречать дубинами. Тут ещё весной много таких стычек было на мосту. Хотели даже нам нового голову назначить, временно как бы. Сажали на это место сына Чурилы, но народ его не принял. К тому же, все ещё винят Добрыню за пожар, что он у нас устроил, и, говорят, что он ещё сам должен нам, а не мы ему. Веру новую народ принимает плохо, но, как ты крестился, так многие стали чаще заходить в храм. Но ведь прошлого не переделаешь. Раньше у многих богатых людей было по две, а то и больше жён и всяких приживальщиц, и у всех дети. Христианство это запретило. Что же им теперь, всех жён с детьми на улицу выставить, оставить только одну? Хорошо, что суд у нас ещё не христианский, а такой же, как в старину. И праздники старые остались, только мы их теперь переделываем на христианский манер и так же отмечаем. День Перуна нарекли днём Ильи
Пророка, день Купалы днём Ивана Купалы, а день Коляды нарекли днём рождения Христа. Только народ как и прежде в этот день колядует.
        - Да-а-а, - затянул Василий Буслаев, - туго вам тут без меня жилось. Но ничего, Людота, я вернулся, теперь другая жизнь начнётся. Теперь всё в Новгороде будет по-нашему.
        Костя Новоторжанин явился домой весь продрогший, с колючей бородой, весь покрытый снегом, облачённый в меха поверх холодной кольчуги. С порога его встретила жена. Богатырь крепко обнял её и поцеловал, но Ольга лишь задрожала и поморщилась от холода. В избе послышался детский плач, она быстро убежала. Совсем не так Костя представлял себе встречу с любимой. Он подошёл к колыбели, в которой спал его сын. Маленькое беспомощное дитя, разумеется, не узнало его и даже испугалось. Ребёнок почувствовал холод, идущий от гостя и расплакался ещё сильнее. Костя изо всех сил пытался пробудить в себе прежние нежные чувства к своей семье, но что-то внутри говорило: не время для нежностей, враг может напасть в любой момент. И снова перед глазами возникали образы безобразных оборотней, жестоких и диких печенегов, колдунов и грязевых монстров под сверкающим небом, кровь и грязь, смерть и боль. Костя обнимал своих родных, но на сердце у него не было покоя. Ночью он пытался быть нежным со своей женой, но был как-то слишком груб. Без долгих ласк богатырь получил удовлетворение и быстро заснул. Сон его был беспокойным и
полным кошмаров.
        Но ни один Костя пришёл другим с этой войны. Все богатыри мысленно были ещё на войне. Они не могли находиться долго дома, со своими семьями и собирались вместе, чтобы напиться спиртного или отправиться на охоту. Сразу после застолья в Людином конце на охоту ушёл и Святослав Вольга. Многие богатыри ушли с ним и не появлялись в Новгороде почти неделю, после чего пришли с тушами убитых ими зверей. Вольга не побоялся разбудить медведя, спящего в берлоге, и при помощи товарищей одолел его и заколол своим копьём. Садко после того, как переправил Алёну в дом к Василию Буслаеву, думал, что теперь она станет ближе к нему. Но его ожидания не оправдались. Теперь её взялся защищать Василий, который объяснял это тем, что хочет соблюсти приличия и спасти друга от злых языков. Но Садко видел, как смотрит его друг на юную чародейку, и понимал, что долго не живший без женской ласки Василий теперь, очевидно, стал привязываться к единственному юному женскому существу, которое находилось рядом с ним. Это Садка не пугало, тревожило его другое. Алёна была не простой женщиной, как те, с которым был прежде близок
Василий. Она была из тех, кого можно было назвать знатными. Гордая, умная, владела грамотой. Именно такова была идеальная пара в представлении Василия. Поскольку он в своё время лишился знатного статуса, то брак со знатными женщинами был для него недоступен. Теперь же с ним в одном доме жила женщина, которую по характеру можно было причислить к знати. Садко поздно осознал свою ошибку и в отчаянии даже запил. Но даже уйти в запой ему не дали. Явился Добрыня, взял его за шиворот, как провинившегося кота и окунул в бочку с водой. Князь не мог позволить, чтобы крестник так позорил его. Когда Садко пришёл в себя, ему тут же нашли дело, чтобы не скучал. Василий же в эту зиму проводил много времени в кузнице. Здесь он тоже спускал пар, поскольку боевая ярость не давала покоя и ему. У Людоты воевода вкладывал в звонкий металл всю свою злобу, нанося по нему удары молотом. Время от времени к нему стала приходить Алёна, приносить ему еды.
        - Не стоит тебе так утруждать себя, - говорил ей Василий, - ты таскаешь тяжести, это может быть вредно для ребёнка.
        - Ребёнок ещё мал, и мне совсем не тяжело, - говорила она милым голосом, добродушно улыбалась.
        - Тебе нравится у меня дома? - спрашивал её богатырь.
        - Да, но у себя дома мне нравилось больше.
        - Я бы радостью отпустил бы тебя, но ты носишь ребёнка Садка, и он должен решать, что с тобой делать.
        - Лучше уж это был бы твой ребёнок, - проговорила красавица. Эти слова заставили Василия невольно улыбнуться. Но затем он снова стал серьёзен, уселся на лавку и принялся за еду.
        - Я ничем не лучше Садка, - молвил он. - Напрасно ты мучаешь его.
        - У него нет чести, а ты - благородный, - отвечала Алёна, не сводя с него взгляд. - Он ничего не может мне предложить, ведь он уже женат. Я не смогу стать ему второй женой, и даже если это бы было разрешено законом, не стала бы. Ни ему, ни кому-то ещё. Ведь это сделало бы меня рабыней мужчины. А единственной женой он меня сделать не сможет. От него мне будет только позор на всю жизнь, и жизнь в изгнании. Разве я заслужила такое оскорбление?
        - Думаю, что не заслужила, - отвечал воевода, - но ведь он уже был женат, когда вы с ним зачали дитя.
        - Я ничего ему не обещала, это он нарушил обещание. И в конце концов, сколько женщин уже у него было? А у меня он был первым.
        Алёна уже начинала горячиться и даже встала с лавки.
        - Ну ладно тебе, - успокоил её Василий. - Я совсем не в упрёк тебе говорю.
        Чародейка вроде успокоилась и снова села на лавку. Её присутствие почему-то радовала Василия. Алёна была умна, и богатырь не сомневался, что она понимает каждое слово из тех, которые он говорит, чего среди женщин ещё никогда не было. Возможно, если бы воевода часто общался со знатными особами, то нашёл бы там точно такое же понимание, но он не общался с ними, он был изгоем в этой среде, и потому теперь девушка, которая понимала, что такое честь и благородство, знающая грамоту, историю, тут же, несмотря на все свои пороки, стала для него родственной душой. Только с ней Василий мог поговорить о римлянах, о Цезаре, о Рюрике, о мусульманах. Обо всём, что его интересовало. И поговорить не так, как он говорил с умными мужчинами, а с гораздо большей откровенностью и с большей эмоциональностью. Здесь можно было позволить себе быть ребёнком, быть даже слабым. Василию очень не хватало такого собеседника все эти годы. Алёна меж тем не долго молчала, надув своим тонкие губки, и вскоре снова заговорила, слегка нахмурившись:
        - Не понимаю, почему ты так ценишь этого Садка? Зачем он тебе?
        - Он сказитель, он говорит с духами, - молвил в ответ Василий, - поэты избавляют нас от боли и жалости к врагу, даже от страха смерти.
        - Ну и как же они освобождают вас от боли и жалости? - скептически спрашивала его девушка.
        - Трудно объяснить, - задумался Василий, но вскоре собрался с мыслями и снова заговорил. - Как думаешь, почему мы видим сны? Ведь во сне мы видим всегда что-то небывалое, что-то невероятное. Я, например, уже раз 20 во сне умирал, терял близких, родных, друзей, и вообще попадал в самые невероятные, небывалые переделки. Кошмар во сне всегда страшнее, чем кошмар наяву. Но при этом этот кошмар для нас безобиден. Это как игра актёров. Они могут даже изображать смерть, но потом встают и идут дальше. Сновидения не просто искажают действительность, они словно подготавливают нас к чему-то очень плохому или очень хорошему. Но снится ли нам кошмар, или хороший сон, мы всегда просыпаемся довольными. В первом случае потому, что кошмар закончился и оказался всего лишь сном, а во втором потому, что ещё рады тому, что увидели. Где-то после десятой смерти во сне я уже перестал бояться смерти и наяву. Я словно привык к тому, чего на самом деле никогда не испытывал. Так человек может преодолеть любую боль, любой страх, и любую жалость к другим в себе, если он привык к тому, что может его напугать, разжалобить,
причинить боль. Один правитель в древности очень боялся, что его отравят, и чтобы избежать этого, в маленьких порциях пил самые разные яды много лет. В конце концов, когда его город захватили враги, он попытался отравить себя, но ни один яд его не брал. Его тело стало не чувствительно к ядам. Тоже делают и сны, понемногу, но в преувеличенном и разнообразном виде дают нам какие-то привычки. Кошмары дают то, что может нас отравить в настоящей жизни, но дают даже больше, страшнее, и мы привыкаем в этому и уже не боимся
        - Значит, сказители заставляют нас видеть сны наяву? - смекнула Алёна.
        - Да, именно так, - радовался Василий тому, что она его понимает, - только наши сны ещё слишком беспорядочны, запутанны. А музыка, сказка и другие искусства упорядочены, и защищают не по отдельности, а сразу многих от одних и тех же ядов. Они вырабатывают в нас те привычки, что нужны для достижения цели. Например, для победы.
        Алёна поняла его, и больше к этому не возвращалась. Василий был рад тому, что нашёл родственную душу, но при этом он не испытывал к ней никакой страсти. Ему было просто приятно беседовать с чародейкой, находиться с ней рядом. Её беременность и сложная судьба делали её как бы не привлекательной для Василия в телесном смысле. А меж тем, зима была очень скучной, порой просто невыносимой для богатырей, уже привыкших к схваткам и походам. Нет ничего хуже, чем после увлекательных приключений вернуться в такую скуку. И некоторые от этого стали искать приключений здесь, в городе, что не редко заканчивалось для них очень плохо. Так, однажды местные люди притащил к Василию одного избитого богатыря на суд. Крепкий воин - Олег был ещё пьян от спиртного, руки его были перепачканы в крови. Как выяснилось, он разгуливал в одиночестве, когда на него из-за угла выскочил дворовый пёс. Зверь едва ли собирался нападать, но его внезапное появление напугало Олега. Богатырь набросил на пса свою шубу, и пока тот скули и пытался выпутаться из ловушки, заколол его кинжалом. Не успел богатырь надеть шубу обратно, как на
него с дубиной в руке выскочил хозяин пса. Пьяный Олег набросился и на него и вскоре покончил с ним, а потом принялся душить его перепуганную жену. Под крик и слёзы детей братья покойного хозяина оттащили богатыря, избили и связали его. Теперь они привели его к единственному человеку, который мог здесь его судить, к голове и богатырскому воеводе.
        - Дети остались сиротами, - говорить мужики, - их отец мёртв, мать едва жива.
        - Ну, что скажешь, Олег? - нахмурился Василий.
        - А что тут сказать? Всё верно они говорят. Я не хотел его убивать, но, если кто-то кидается на меня с дубиной, я лучше убью его прежде, чем он меня. Ведь этому нас научила война. Верно я говорю, воевода?
        - Верно-то, верно, но верно только на войне.
        - Война ещё не закончилась старшина, наши враги ещё живы. Неужели после всего ты позволишь меня погубить?
        - Не мне решать твою судьбу, - отвечал ему Василий, - тебя будут судить.
        - Так, значит, да? - разгневался Олег, - хочешь на суд меня отдать? Ну уж нет, так не пойдёт. Мы же оба знаем, к чему меня приговорит суд. Если отправляешь меня на смерть, Вася, так давай, будь добр, сделай это своей рукой.
        - На поединок меня вызываешь? - сжимал кулаки Василий.
        - Вызываю. Только на топорах, без твоей палицы, которая делает тебя таким сильным. Или считаешь меня не достойным поединка? - в ярости Олег даже плюнул на снег, - чёртов боярский выродок. Ты даже не знаешь, как мы смеялись над тобой. Все мы! Грамоте нас учил, на гуслях учил бренчать. Да плевать мы все хотели на твои гусли. Мы надували тебя за спиной, деньги воровали из казны, а ты, дурак наивный, даже и замечал. Помогла тебе твоя грамота, скажи, помогла? Мы и без грамоты тебя надували, как малое дитя.
        - Я замечал, - отвечал Василий, сбрасывая свою шубу, - я всё замечал, только виду не подавал.
        Олег тоже скинул шубу. Вскоре им принесли два холодных плотницких топора. Вот и всё оружие. Никаких щитов, никаких кольчуг. Олег в этот миг выглядел страшно. Лицо, покрытое синяками и ссадинами, было теперь ещё искажено злобой. Весь сгорбился, сжался, как пружина, а меткой рукой нацелился на своего воеводу, непременно с намерением прикончить его. И вот два бывших товарища ринулись друг на друга, но как и следовало ожидать, каждый поймал второго за запястье. Василий ударила Олега лбом по лицу. Олег отклонился, но не упал и нанёс в ответ точно такой же удар, даже намного сильнее. Оставалось только дивиться, откуда в нём взялось столько силы, только воевода пошатнулся, попятился, обо что-то поскользнулся и рухнул на землю. Олег тут же набросился сверху на него и направил острие топора прямо к его шее. Василий обеими руками схватился за ручку вражеского топора, чтобы не дать себя ранить. Но Олег давил всем своим весом, острая сталь приближалась к горлу воеводы. Вот уже короткая борода Василия стала прилипать к ледяной стали.
        - Это тебе не на гуслях бренчать, - злобно прорычал Олег. Василия эти слова будто пробудили от сна, и он теперь забыл про все правила и приличия. Левой рукой своей он дотянулся до лица Олега и запустил пальцы ему прямо в глаза. Тот вскрикнул от боли, попытался вырваться, но Василий уже крепко держал его за нос и выдавливал глаза. В результате Олегу пришлось выпустить свой топор, чтобы оторвать руку врага от лица, и отползти в сторону. Он стал протирать глаза, в которых теперь стоял туман. Как в тумане он увидел Василия, занёсшего над ним топор.
        - Нет, Вася, смилуйся! - прокричал он. Но ничто не могло остановить Василия в гневе. А сейчас он был именно в таком состоянии, в каком мог в одиночку сражаться против сотни. Лишь после того, как богатырь пробил топором череп преступника, он начал успокаиваться. Только мёртвые не нападают со спины. И всё же, на душе Василию теперь было тошно, и он отправился к Людоте. Здесь возле тёплого очага в кузнице воевода принялся пить вино. Он был совсем один, и вино помогло ему забыться. Вскоре, однако, дверь открылась, и в кузницу вошёл Садко. Он сел рядом и молча уставился на огонь в печи. Спустя время гость зачерпнул вина из бочки, отхлебнул и заговорил:
        - Все мы ранены, Вася. Кто не телом, тот душой.
        - А душой, может, уже и мертвы, - вымолвил воевода, - по крайней мере, некоторые из нас точно.
        - Это верно подмечено, - согласился Садко и залпом осушил всю кружку, после чего сразу же зачерпнул себе ещё одну.
        - Я тут подумал, - продолжал он, - зря я к тебе Алёну поселил. Прав был Вольга, нужно поселить её за городом.
        - Ревнуешь что ли? - усмехнулся Василий.
        - Шутишь? - вопросом отвечал Садко, - она же безумная.
        - Или бесстыжая, как старухи её окрестили.
        - Я серьёзно, Вася. Она своего ребёнка хотела принести в жертву. Убить невинное дитя. И будь уверен, рука бы не дрогнула.
        - Плохо ты её знаешь, Садко, она бы никогда ничего подобного не сделала. Это её мать, Ортана, в мороз просто отнесла бы спящего ребёнка в лес и там бы оставила его. Никакой крови, он бы просто тихо замёрз. Так они делают. Алёну никто бы не спросил, всё сделали бы против её воли. Конечно, возможно, со временем она стала бы такой же, как её мать. Но сейчас её ещё можно спасти, она ещё не стала феей.
        Пока Василий говорил, Садко зачерпывал одну кружку за другой и, наконец, начал пьянеть.
        - Ну вот скажи мне, - продолжил он, - зачем она тебе? Ну чего ты в ней такого нашёл?
        - Она… она как ребёнок, - после минутного раздумья отвечал Василий.
        - О, это верно. Маленькая, слабая, но при этом капризная и самовлюблённая. Нежная кожа, почти детский голос….
        - А тебе она зачем? - перебил его Василий.
        - Мне нужен только ребёнок в её животе. А сама она пусть катится к чертям. А ведь ты, Вася, признался только что, что она тебе нужна. Ну, признался ведь? Привязался к чародейке?
        - Это не то, о чём ты думаешь, - улыбался в ответ ему Василий, - тебе всюду одно чудится. А мне просто не скучно с ней, вот и всё.
        - Знаю, знаю, но только не говори, что она тебе как сестра. Она как раз такая, какая смогла бы стать твоей женой. Ты бы и сам хотел, чтобы у неё были от тебя дети.
        - Вздор, - отвечал ему Василий, - ты вина что ли перепил?
        - А что, хорошо ведь получается. Как в настоящей семье. Матерью она может стать хорошей, любовницей будет плохой, да тебе от неё и не это нужно. Зато не скучно. Да и по сути, вы уже живёте вместе. И ребёнка она ждёт. И заботитесь друг о друге. Одна беда, что ребёнок этот не твой. Впрочем, может ты его своим хочешь воспитать?
        - Глупости тебе мерещатся, - продолжал улыбаться в ответ Василий. - Ты же сам её ко мне поселил. Да, я предложил, но я её тогда не знал, а ты согласился, даже рад был. А теперь в чём-то меня хочешь обличить? Вздор, Садко, сущий вздор.
        - Может и вздор. Но я по глазам вижу, что нет. Да нет, я тебя, Вася, вовсе не обличаю. Мне не жалко. Нужна она тебе, забирай. А я, как весна начнётся, в плавание отправлюсь. Это просто мне сейчас скучно. Только одно меня тревожит, что поссорит она нас. Послушай Вольгу, он этих фей хорошо знает. Они только и делают, что ссорят между собой мужчин. По их вине даже войны начинались. Спроси, он мне многое рассказал.
        - Да ты напиться что ли решил? - вырывал у него очередную кружку из рук Василий, - я тебя домой не понесу, если что.
        - А почему бы не напиться? Разве не для этого вино придумали?
        - Не для этого. Если пить до беспамятства, так и спиться можно. И какой потом из тебя воин или купец? Будешь как голь кабацкая ходить, побираться.
        - Ладно, уговорил, больше ни капли вина, - улыбался Садко и тут же бросился к другу, - поехали к Вольге, Вася. Мне не веришь, ему поверь. Поехали, он с охоты вернулся, теперь должен быть дома. Может и уговорит тебя змею нашу за город поселить.
        - Ладно, поехали, - поднялся на ноги Василий, - но только для того, чтобы ты потом один домой не добирался.
        О сегодняшнем поединке богатыри уже и думать забыли. Василий нарочно старался не думать, а Садко сам ничего не видел, знал только по слухам. На дворе уже темнело, в зимнюю пору на городских улицах народу почти не было. Двое путников одиноко шагали по хрустящему снегу до дома Василий Буслаева. Семья воеводы в его отсутствие не бедствовала и даже купила себе лошадь, чтобы управляться по хозяйству, вместе коня, который был в походе вместе с хозяином. Эту лошадь Василий теперь и отдал Садку, а сам забрался на своего коня. Вместе они верхом отправились в Славенский конец. Застывшая река Волхов внушала своим видом умиротворение. Здесь, в лютый зимний мороз время словно остановило свой безумный ход, уничтожающий всё и вся. Здесь могучее и беспощадное время теряло свою власть, и даже хотелось верить, что этот холод способен победить даже смерть. Древний мудрец говорил, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Всё течёт, все изменяется ежесекундно. Но он жил на юге, в замёрзшую же реку можно было войти и дважды, и трижды.
        Богатырские кони ступили на покрытый сединой Волхов мост. Снежный покров полностью скрывал доски мостовой. Но не успели Садко и Василий перебраться на другой берег, как услышали позади крик ужаса. Кричала женщина, она звала на помощь. Богатыри почти одновременно развернули своих коней и галопом понеслись туда, откуда доносился крик. Вскоре шум утих, и на мгновение путникам показалось, что они потеряли след. Теперь в Людином конце во все пасти голосили дворовые псы. Одни, слыша лай других, подхватывали и тоже начинали лаять. Этот шум был уже похож на соревнование по лаю или на какую-то дикую перебранку на незнакомом языке. Всадники теперь ехали почти наугад, и вскоре их кони зафыркали и остановились. Впереди на снегу лежало что-то похожее на человеческое тело. Василий и Садко приблизились и увидели перепачканный в крови участок снега, в центре которого лежало закутанное в шубу и пуховой платок тело ещё молодой женщины.
        - Кто же сотворил с ней такое? - встревожился Садко, доставая свой лук и стрелы.
        - Кто-то, кого мы найдём по следам, - нахмурился Василий. - Поехали. Видимо, сегодня придётся снять с плеч ещё одну голову.
        На снегу действительно было не мало следов мужских сапог, по которым легко можно было отыскать того, кто их оставил. Богатыри рысью отправились в погоню. Ещё мгновение назад злодей был здесь, он не мог уйти далеко.
        - Вот он, - указал Садко на бегущую тень и выпустил стрелу. Злоумышленник успел свернуть за дом, было слышно, как под его ногами хрустит снег. Теперь не уйдёт. Василий ожидал худшего, он боялся, что поймает здесь одного из богатырей, потерявшего разум, как Олег. Садко пытался как следует прицелиться, но качка при езде всё время мешала ему. Убийца в медвежьей шубе был уже совсем рядом. Почувствовав погоню, он внезапно остановился и замер. Всадники окружили его с боков, пытаясь в темноте разглядеть его лицо. Василий Буслаев слез с коня и сжал кулаки.
        - Кто ты такой? Назовись! - приказал воевода.
        Но незнакомец молчал. Садко выпустил стрелу прямо перед его носом, но и это его не испугало. Василий положил незнакомцу руку на плечо и уже готовился нанести удар, но тут злодей резко развернулся, схватил руку, лежащую у него на плече и потянул её с невероятной силой. Воевода в один момент оказался лежать на снегу. Садко пустил во врага несколько стрел, и одной угодил ему прямо в спину. Но даже это не остановило убийцу. Не успели богатыри что-то понять, как злодей с проворством дикой кошки вскочил на коня Василия и пустился в галоп. Садко тут же рванул за ним, держа наготове стрелы и лук. Убийца направился к реке и вскоре оказался на хрупком, ещё не окрепшем льду. Послышался громкий глухой треск. Но незнакомец был словно безумен, он остановился на середине реки и повернулся в сторону богатыря, будто вызывая его. Садко понимал, что если ступит на лёд, то провалится вместе с тем, кого преследует. Он выпустил стрелу, но промахнулся, да и трудно было не промахнуться в такой темноте. Оставалось только ждать, когда злодей провалится под лёд и погубит себя вместе со знатным конём воеводы. Но убийца снова
продолжил путь и добрался до противоположного берега, а Садко погнал лошадь к мосту. Ещё был шанс, что он успеет нагнать убийцу. В два прыжка бурая лошадка преодолела Волхов мост и направилась к тому месту, где только что находился кровожадный всадник. Садко снова отправился по следу, который вёл на торжище. Ещё недавно здесь вовсю шла торговля, следы огромного множества копыт расходились отсюда на весь Славенский конец. Разобрать, какие из этих следов принадлежат коню Василия, было невозможно. Богатырь остановился и стал прислушиваться. Ничего. Город вновь погрузился в тишину и безвременье. Даже собаки теперь затихли, устав от своей перебранки. Садко снова пустился в галоп, он объезжал вокруг торжища и вскоре обнаружил коня воеводы, одиноко стоящего возле обледеневшего ветвистого дерева. Всадник исчез, его следы затерялись среди множества других следов.
        - Проклятье! - выругался Садко. Его голос эхом разнёсся по округе и был услышан Василием, который к этому момент уже бегом успел переправиться на другой берег.
        - Поехали к Вольге, - вымолвил он, забираясь на своего коня, - только он поможет нам разобраться в этой чертовщине. К избе Святослава вели свежие человеческие следы. Только Вольга мог возвращаться домой так поздно. Василий не сомневался, что застанет друга дома и громко забарабанил в дверь. На пороге появился старый Борис Вольга, наскоро укутанный в овчинный тулуп.
        - О, Вася, - обрадовался он, - ты чего так поздно?
        - Здравствуй, боярин, - едва заметно поклонился Василий, - нам бы со Святославом потолковать.
        - Святослава уже второй день нет дома, - сдерживая дрожь, отвечал Борис, - на охоте он, обещал ко дню Коляды вернуться.
        - А что, не его что ли следы к дому вели?
        - Какие следы? - выглянул из-за двери Борис, - это же ваши следы. Холодно тут, ступайте, я передам сыну, что вы приходили.
        И с этими словами он захлопнул дверь. Василию ничего не оставалось, как сесть на коня и отправиться домой.
        - Странно, - говорил Садко, - я слышал, он ещё вчера с охоты вернулся.
        Страшные мысли одолевали в ту ночь обоих друзей. К дому Вольги вели свежие мужские следы, это было видно точно. И тем не менее, Борис утверждал, что в дом никто не заходил. Чьи же ещё это могли быть следы, если не Святослава? И если следы принадлежали ему, зачем Борису тогда лгать, что сына нет дома? С другой стороны, кто мог с земли с такой нечеловеческой ловкостью вскочить на лошадь, перед этим с такой силой отшвырнув в сторону первого силача в городе? Только существо, обладающее нечеловеческой силой и звериной сноровкой, как, например, оборотень. В темноте богатыри не видели лица преследуемого, и, вполне возможно, что там было вовсе не лицо, а волчья морда. Впрочем, ни один из друзей тогда не высказал эту свою мысль вслух. Садко отправился к себе домой, а Василий поехал в Людин конец. Здесь воевода вновь осмотрел тело убитой, подозрения его только усилилось. Девушку убили не кинжалом, её горло слово перегрызли зубами, лицо было расцарапано, одежда порвана. Василий гнал от себя эти ужасные мысли и смог заснуть только после нескольких кружек вина. Нужно было дождаться возвращения Святослава,
тогда всё и разрешится.
        ГЛАВА 14.
        КОЛЯДА.
        В тот день Василий проснулся рано, его разбудили внезапный гость. Мать сказала, что явился Святослав Вольга. Тот уже снимал в сенях усыпанную снегом медвежью шубу, когда к нему навстречу вышел воевода. Святослав оглядел его дружелюбным, но всё равно хмурым взглядом, казалось, он стал старше на много лет. Василий холодно обнял его и проводил в дом.
        - Ну и снегопад там, - говорил Святослав, - впору на лыжи уже вставать. Отец сказал, ты разыскивал меня.
        - Да, - усаживался на лавку Василий, - мы с Садком хотели поговорить с тобой. О чём-то важном. Но ты, наверное, уже слышал про то страшное убийство, что случилось на днях.
        - Слыхал, - отвечал Вольга, - дело какое-то странное, Садко мне всё рассказал.
        - Словно проклятие какое-то нависло над городом, - молвил воевода. - Сначала Олег, а теперь - вот. Иногда у меня такое чувство, что нас всех прокляли. И меня тоже. Даже не знаю, что на меня нашло, когда я бился с Олегом. Никогда я так не сражался. Никогда в бою не стремился убить, всегда стремился только ранить. А тут, нарочно его прибил. И вот теперь это зверское убийство.
        - Думаешь, это кто-то из богатырей? - спросил Вольга. Лицо его совершенно не изменилось в выражении. Напрасно Василий намеревался что-то по нему прочитать.
        - Я не знаю, что и думать, - отвечал воевода. - Я видел убийцу, хоть не видел лица, и готов поклясться, что это не обычный человек. Он обладает чародейской силой.
        - Может, в городе объявился вурдалак?
        - Лошади бояться упырей, этот же разъезжал на моём коне не хуже меня. Это не упырь, это чародей. Скажи, много ли в Новгороде сейчас чародеев?
        - Достаточно, - отвечал Святослав, не отрывая свой взгляд от горящего очага, - но в основном это волхвы, они не занимаются чёрными чарами. На это способны лишь те, кто знакомы и с тёмными чарами, а таких здесь немного, каждого я знаю лично и за каждого готов поручиться.
        - А много ли в Новгороде оборотней? - сужал круг подозреваемых Василий. Теперь Вольга повернул голову и взглянул на друга, но в следующий миг снова отвернулся к очагу и продолжил:
        - Оборотни убивают упырей, они не приносят в жертву людей.
        - Но в образе зверя они частично теряют разум, - настаивал на своём Василий, - и могут причинить вред простым людям.
        - Поэтому в городе оборотни никогда не принимают облик зверя, - с некоторым раздражением говорил Вольга. Желваки напряглись, и было понятно, что он нервничает.
        - Все чародеи клана Серого Волка, включая меня, прекрасно знаем, какие опасности таит в себе наша сила. Даже с колдунами я сражался в образе человека. Но если ты, Вася, подозреваешь кого-то конкретно, то лучше скажи.
        - Пока нет, - солгал Василий, - но не сомневайся, друг, я найду эту собаку и лично отсеку ему голову, кем бы они ни был. В убийстве беспомощных женщин нет никакой чести.
        - Оставь это дело мне, Вася. Тут замешаны не человеческие силы. Логику их действий не постичь простому человеку. Скоро день Коляды, думаю, убийца себя на нём проявит.
        - Что ж, я буду смотреть в оба, посмотрим, кто первый его схватит.
        Ночь в конце декабря, с 22-е на 23-е число, как известно, является самой длинной ночью в году. В этот день свет почти умирает, солнце почти полностью покидает этот мир. Но уже 25-го числа ночь чуть-чуть короче, и с этого дня день начинает прибавлять. В этот день в Новгороде праздновали день бога Коляды, владыки-солнца, возрождающегося ото сна. Полное его пробуждение будут праздновать весной, на масленицу, когда день и ночь сравняются, ознаменовав собой начало трудового сезона. У этого бога было много имён, его называли Колевалой, называли Коловратом. Коло, значит, круглый. В детской сказке был ещё известен как Колобок, сын Даждьбога и Макоши, сбежавший из дома и съеденный Велесом в образе лисы. Чем дальше Колобок уходит от дома, тем темнее становится на земле. Велес пытается съесть его в образе зайца, волка, медведя, и 22-го декабря в образе лисы окончательно съедает его. Но затем, 25-го числа Даждьбог распорол брюхо лисе и выпустил Колобка на волю. Чем ближе он подходил к дому, тем больше света наступало на земле, тем длиннее был день. Велеса боги наказали за его проступок, поставили на реке
Смородине, охранять границу между миром живых и миром мёртвых. Но и отсюда шаловливый бог каждый год умудрялся повторить свою проделку, и каждый год за это ему продляли наказание ещё на год. Однако трое суток в году Велес был свободен, и в эти трое суток, согласно поверью, граница между мирами не охранялась, и мёртвые могли покинуть навь и разгуливали по миру живых. В Людином конце праздновать начали ещё днём 22-го числа. Молодёжь нарядилась в самые причудливые и страшные маски, изображая собой вырвавшихся с того света мертвецов. Садко, нацепив маску клыкастой лисы, сам возглавлял теперь это шествие нечисти, играя на гуслях и распевая свои песни:
        Славный Велес, возродись, в наш мир воротись,
        Славный Велес, ты лисой обернись.
        Коляду проглоти, не подавись,
        И в лесу густом от богов схоронись.
        Были песни и не такие приличные. Слова иной раз лились бранные, режущие слух. Народ был пьяный, и к кому в избу ломилось шествие в масках, тот обязательно им наливал вина или мёду. С иных брали монет или еды, и порой, если случайный прохожий попадался им на пути, хватали его, увлекая с собой, и не отпускали, пока он не напивался вина. А уже двадцать пятого числа вся эта компания разошлась окончательно. В этот день на торжище праздновался день рождения Христа. Отец Иоаким читал проповедь, когда заявилась компания шутов. Рукава на шубах свисали, как на шутовских рубахах, на головах колпаки вместо шапок, на лицах маски. Садко и вовсе появился переодетым в женщину. Нарумянил себе щёки, сделал огромную грудь под длинное платье и меховой тулуп, даже приделал к голове русую косу. Мужики в масках всё норовили схватить его за грудь или задрать юбку, но Садко с визгом лупил их огромной метлой. Некоторые от такого удара падали на снег и уползали. Василий Буслаев тоже отличился, он пришёл в медвежьей шкуре, той самой, в которой сражался на мосту один против сотни. Поверх шапки была надета клыкастая медвежья
пасть, а в руке огромный батон, по форме похожий на палицу. Этим батоном Василий бил по спине всех шутов, что встречались у него на пути. Досталось и Садку.
        - Женщину обижаешь, изверг, - прокричал тот вслед воеводе и дал кому-то метлой прямо по затылку. Как оказалось, это был Хома Горбатый. В ответ он слепил большой снежок и швырнул его прямо в лицо обидчику. В ответ в Хому полетело сразу несколько снежков. Вскоре обкидываться снежками принялись уже все маски. Был на торжище и Костя Новоторжанин, который изо всех сил сдерживал себя, чтобы не рассмеяться над друзьями. Вольга в свой черёд был серьёзен, и было даже не ясно, какой из двух праздников он пришёл отмечать. Вместе с ним стоял волхв Родим и некоторые другие волхвы, которые теперь обитали в посёлке Старая Руса. Были и оборотни из клана Серого Волка, и несколько волшебников из какого-то клана Чёрной Лошади. Всех их пригласил Святослав Вольга и радушно принял у себя. Городское ополчение хотело было разогнать масок, но, увидев среди них Василия Буслаева, передумало. Ополченцев теперь возглавлял скандинав Магнус - старый друг Сигурда. Видимо, викингам Добрыня теперь доверял больше, чем славянам. Василий веселился вместе с остальными, но при этом не забывал время от времени поглядывать на друга
Вольгу. Чем могущественнее становились названные братья Василия, тем больше они себе позволяли. Воеводе было известно, что волхвы хотели, чтобы Святослав стал старшиной богатырской дружины, а, возможно, и воеводой. Вероятно, он и сам этого хотел и в тайне ещё мечтал добиться этого места. Однажды клан Серого Волка присягнул на верность колдунам, а затем предал их. Не могли ли оборотни опять совершить предательство и вернуться в конце концов к колдунам? Ведь во время крещения Вольга был на их стороне, и только потом ловко переменил сторону в последний момент. Василий, как мог, гнал от себя эти мысли, ведь Святослав спас ему жизнь. И всё же, мысль о предательстве, прогоняемая в дверь, лезла через окно в голову к воеводе. Однако даже предательство не объясняло тех мерзких убийств. Здесь был что-то личное. У Вольги не было женщины, и вообще, похоже, он не очень их любил. Возможно, это передалось ему от отца Бориса, который страшно ревновал его мать - женщину большой красоты, да к тому же ещё и чародейку. Василий вспоминал, как однажды Святослав пошёл против него, как они встретились на Волховом мосту.
«Дурак наивный» - раздавался в голове голос покойного Олега, - «Мы надували тебя за спиной, как малое дитя». Слова эти и сейчас злили Василия, и он всё больше проникался подозрениями.
        Вскоре, однако, с торжища все направились в Людин конец продолжать праздник, теперь уже по всем языческим правилам. На площади развели большой костёр, рядом поставили несколько бочек вина, из которых каждый при желании мог зачерпнуть и выпить. Вместе со всем шествием зачем-то отправился и Вольга с прочими оборотнями, который, однако, не веселился, а держался в стороне. Василию же вспомнились недавние слова Святослава о том, что в день Коляды непременно будет убийство. Откуда он мог это знать? Неужели оборотни что-то задумали? А меж тем наступило время для главной потехи. Откуда-то из заточения вытащили пойманного недавно упыря. Кровосос был легко одет и больше похож на сгорбившегося нищего. Затем привели огромного медведя. К зверю мог подступиться только один человек, который всё это время кормил его, и который теперь вёл его на цепи в низменность у реки. Сверху наблюдала шумная компания в масках, стояли лучники, готовые по первому сигналу стрелять в упыря если тот попытается бежать. И вот цепь была отпущена, медведь ринулся на упыря. Кровосос поначалу и вправду пытался уйти, но зверь быстро его
догнал и свалил на землю. Только теперь упырь вспомнил о копье, которое ему дали в руки перед схваткой. Этим копьём он попытался отогнать надвигающегося на него медведя. А народ, меж тем, только злил зверя, обкидывая его сверху снежками и горящими головешками. Наконец, медведь схватил упыря, не обращая внимания на торчащее в животе копьё, и под всеобщий смех и восторженные крики стал таскать свою жертву из стороны в сторону. Однако, как только зверь оставил упыря, тот снова пополз и попытался встать на ноги. И снова медведь в ярости набросился на него. Теперь упырь даже попытался его укусить, и за этого получил ещё порцию мощных ударов. Так он падал ещё несколько раз, пока, наконец, лучники не сжалились над ним, и не пустили ему стрелу в сердце. Медведь же долго ещё рычал и не мог успокоиться, и даже чуть было не накинулся на зрителей, но те на этот случай уже держали в руках огненные факелы, которыми отпугивали зверя. А меж тем, в эти сутки всё равно стемнело рано, приближалась ночь, и Родим, подняв высоко над собой горящий факел, заговорил:
        - Коляда возвращается к нам из великого сна. Тьма исчезает, благословенный свет напитает нашу землю, наши посевы, позовёт и нас к жизни и избавит от зимней дремоты. Сегодня свершится решающая битва между Колядой и чернобогом Велесом, и мы должны собрать богатые дары для светлого бога. Так ступайте же, соберите богатые дары для Коляды, да проникнет свет в ваши сердца.
        Едва он молвил это, и молодёжь отправилась по домам колядовать. Сегодня домохозяева давали им приготовленные для бога дары, обычно какие-нибудь калачи или баранки, и при этом обязательно вино. Так, напевая песни солнцу, они с факелами в руках будут расхаживать до самого утра, время от времени натыкаясь на конных ополченцев. В такой суматохе было трудно за кем-то уследить, но некоторым из колядующих воевода дал чёткие указания следить за оборотнями. Некоторые в этот вечер недели под шубы кольчуги и имели при себе острые кинжалы. И вот в какой-то момент Потамий Хромой бегом прибежал в условленное место, где ждал воевода, снял маску и заговорил:
        - Один из них принял облик зверя. Другие куда-то исчезли.
        - Пойдём, - позвал Василий своих товарищей, сжимая в руке уже настоящую палицу.
        - Рука поднимется на Вольгу? - спрашивал у друга Костя Новоторжанин.
        - Не знаю, но взять его живым будет очень непросто. Да и в конце концов, ещё не доказано, что это он. Так что, без моего приказа не нападайте. Ждите, когда оборотни нападут на жертву. Тогда уже и можно их брать.
        - Вася, мы можем не успеть, - возражал ему Костя, - оборотень растерзает несчастную за мгновение.
        И тут, словно подтверждая слова Кости, послышался пронзительный женский крик. Богатыри прозевали, упустили момент, и злодеи успели совершить своё мерзкое убийство. Василий и Костя со всех ног побежали на крик, и вскоре перед их взорами предстала страшная картина. Мужчина и оборотень сцепились в ночном мраке. Рядом лежала окровавленная женщина. При свете факелов коса её показалась Василию знакомой. Точно такую же он видел сегодня у Садка. В тревоге воевода приблизился к жертве и взглянул ей в лицо. Девушка была убита так же, как и прежде, но, к счастью, это был не Садко. Оборотень меж тем рвал когтями шубу мужчины, и теперь её мех был весь перепачкан в крови. Волчья пасть много раз со свирепым рыком пыталась дотянуться до лица несчастного, но тот каждый раз изловчался уйти от укуса, вырываясь из цепких лап превосходящего по силе противника. И каждый раз на когтях зверя оставались окровавленные куски шубы. Мужчина был невероятно ловок и силён, он наносил чудовищу удары по лицу и телу, пытался повалить его на землю, но силы были не равны. И тут в воздухе послышался щелчок, кнут обхватил двуногого
волка за шею. Костя Новоторжанин резко потянул на себя, и зверь повалился на снег. Богатыри тут же набросились на злодея и стали забивать его палицами. Оборотень вырвал у Василия его тяжелейшую булаву и отшвырнул её невероятно далеко, будто бы она ничего и не весила. Однако богатыри продолжили забивать зверя, пока он, наконец, не перестал сопротивляться. Василий, нахмурившись, подошёл к нему, желая разглядеть черты друга.
        - Стой! - послышался вдруг позади голос Вольги. Святослав бежал по снегу с копьём в руках, он был в своём человеческом облике.
        - Не убивайте его, остановитесь!
        - Он убил мою любимую, убейте его! - заголосил мужчина в окровавленной шубе. Удивительно, что он вообще ещё стоял на ногах, раны его были ужасны и глубоки, кругом была кровь.
        - Нет! - повелительно кричал Вольга, приближаясь к богатырям.
        - Ты с ним заодно? - с грустью вымолвил Василий, - как ты мог предать нас, Вольга? Мы же с детства знаем друг друга, я любил тебя, как брата. Зачем вы убивали этих невинных женщин?
        - Чёрт бы тебя побрал, - произнёс в ответ Вольга, - я же говорил тебе не лезть в это дело. Ты ничего в этом не понимаешь. Открой глаза, мы никого не убивали, мы пытались защитить ей.
        - Защитить? От кого? - наступал Костя Новоторжанин, никогда ещё друзья не видели его таким злым.
        - От него, - Вольга указал пальцем на мужчину в окровавленной шубе.
        - Может я и был слепцом, - молвил Василий, - но больше ты меня не проведёшь. Всё кончено, Вольга, сдавайся.
        - Боже, дай ему немного разума, - обратился Святослав к небу, - посмотри, Вася, ты видишь кровь на зубах оборотня? А теперь посмотри на лицо этого самозванца. Думаешь, я тебя дурачу?
        Действительно, лицо мужика было всё перепачкано в крови.
        - Он ударил меня по лицу, - произнёс тот, - он ранил меня. Посмотрите, я весь в крови, я умираю.
        На шум и крики съехались всадники из ополчения. Собралась целая сотня. Один из них, по имени Олег, слез с коня и приблизился к окровавленному новгородцу.
        - Что здесь случилось? - спросил он, и, когда ему указали на девушку, продолжил в волнении, - кто это сделал?
        - Постойте-ка, - заговорил теперь Потамий Хромой, указывая на раненного оборотнем мужика, - так это же Сухой. Я сразу не признал его, из-за крови, в темноте. Но это точно он. Он привёл сегодня медведя на игры. Медведь одного его к себе подпускал, потому что Сухой постоянно кормил его, и потому что он…дурачёк. Это всем известно.
        - У дурака была любимая? - удивился Костя.
        - Да не было у него никакой любимой, - отвечал Святослав, - он убийца. Мы знали, что сегодня он начнёт охоту и решили выследить его. Думали, это будет вурдалак. Но, видимо, просто у дурака в ярости силы прибавилось. Хотя, надо проверить, может быть, здесь замешаны какие-то чары.
        Не успел он закончить, как умирающий от ран мужчина вдруг встрепенулся и одним прыжком стащил сидящего на коне ополченца. Прежде, чем тот успел что-то предпринять, дурак вгрызся ему в шею с невероятной силой. Кровь фонтаном хлынула из раны на шее ополченца. Богатыри накинулись на убийцу и вскоре он уже связанный лежал на снегу.
        - Чёрт возьми, - выругался Василий, - я ничего не понимаю. Что здесь вообще происходит?
        К этому времени забитый богатырями оборотень уже принял человеческий облик. Его боль уменьшилась, но не исчезла, с большим трудом чародей поднялся на ноги.
        - Только один человек может сейчас нам всё объяснить, - молвил Святослав Вольга.
        И вот богатыри вместе с ополченцами отправились обратно на площадь. Связанного убийцу они тащили за собой на верёвке, тот шёл легко на своих ногах, словно тело его и не было разорвано в клочья, а позади на снегу за ним тянулся заметный кровавый след. Вскоре богатыри оказались на площади, волхв Родим был ещё здесь, возле догорающего костра. Вольга вкратце рассказал ему о случившемся, и лицо чародея приобрело встревоженный вид. Он внимательно оглядел израненного пленника. Определённо тот не был упырём.
        - Это невероятно, - вымолвил Родим, - я никогда ничего подобного не встречал, только слышал об этом. Этот человек одержим злым духом. В одном теле два духа. Один настолько слабый и безумный, что едва может сопротивляться присутствию второго, сильного и безжалостного.
        - Как такое возможно? - поразился Василий.
        - Возможно. Не нужно было, Вася, прогуливать уроки в волховской школе. Иногда злые духи возвращаются с того света в теле ворона. Но это слабое тело, он же хочет стать человеком. Он может вселяться в тела зверей, рыб и насекомых. Но этот дух очень силён, он способен проникнуть в тело человека, если его разум ослаблен, как у сумасшедшего. О, боги, я считал, что в наше время это уже невозможно! В нашем мире просто нет столько чар. Ладно, приступим.
        И Родим протянул к дураку свой посох. Как тот не пытался отвести голову, волхв всё же начертил чернилами ему на лбу какие-то руны.
        - Злой дух, откройся нам, - повелительно провозгласил он, - назовись.
        Убийца теперь извивался, кривлялся и как мог сопротивлялся, и всё же заговорил каким-то не своим, грубым голосом.
        - Моё имя - владыка мира, Серва Адюльтер. Я проник в ваш мир, и я становлюсь всё сильнее. Но чтобы обрести постоянную плоть, мне нужно пить кровь. Много крови.
        - Для этого ты убивал?
        - Да, я забирал жизненную силу у тех, у кого этой силы много. Я приносил их в жертву. Но убивал их не я. Я лишь усилил этого безумца, я приказывал ему, но он всегда мог отказаться. И всё же, он делал то, что я ему прикажу добровольно.
        - Серва… Серва, - твердил Вольга, - постой, так ты кровосос? Я вспомнил, так вас называют на латыни. Серва или вампир.
        - Я - вампир, - отвечал дух из недр своей телесной оболочки, - и скоро я стану вождём всех вампиров. Я поведу их за собой на великую битву. Мы будем править на земле.
        - Это невозможно, - вымолвил Родим, - это дух упыря, немыслимо. О, боги, боги, прошу, дайте нам сил. Никогда ещё дух упыря не вырывался из мира мёртвых. Неужели мы так прогневали вас, боги? Неужели наступают последние дни?
        - Скажи, - продолжал меж тем допрос Вольга, - это по милости Вахрамея ты попал в наш мир? Он открыл вам дорогу? Что ты знаешь о говорящей голове? Что ты знаешь о Кощее Бессмертном?
        Святослав торопился задавать вопросы, будто предчувствуя то, что случится дальше. Одержимый начинал слабеть, по сути, он давно уже должен был умереть от ран и потери крови, только злой дух ещё поддерживал в нём силы. Теперь он говорил что-то невнятное и совсем тихо. С трудом удавалось услышать его слова.
        - Я… Кощей Бессмертный…Сорочинский мастер.
        Наконец, человек закрыл глаза и повалился на снег. Все, кто были свидетелями случившегося, застыли и не могли вымолвить ни слова. Вольга был сосредоточен, как никогда, казалось, он пытался склеить вместе кусочки пазла, что-то понять, но суть постоянно ускользала.
        - Прости меня, - прервал молчание Василий, обратившись к Святославу, - я подумал на тебя, я видел следы на снегу возле твоего дома в ночь первого убийства.
        - Ничего, брат мой, - отозвался Святослав, - ты мог на меня подумать, ведь он нарочно сделал эти следы, он хотел рассорить нас. Мы столкнулись с очень коварным монстром, которому будет трудно противостоять, почти невозможно.
        - Мы справимся с ним, - проговорил сотник ополченцев Олег, выступив вперёд, - возьми меня к себе в дружину, Святослав. Я сотник из ополчения Магнуса. Моё имя - Олег, прозвище - Медведь. Погибший от зубов этого изверга был нашим другом.
        - Хорошо, Олег Медведь, я возьму тебя в дружину, - отозвался Святослав.
        - Возьми и меня, - выступил вперёд другой ополченец, - моё имя Гарольд, сын Тормунда. Я без своего сотника никуда.
        - И меня.
        - И меня тоже.
        Все ополченцы, что присутствовали при том страшном событии, перешли в войско Вольги и стали богатырями. Многие в ту ночь там и не смогли заснуть. Но прежде, чем все разошлись, к их компании подошли двое спутников, которые были уже настолько пьяны, что с трудом держались на ногах, и, чтобы поддерживать друг друга, шли в обнимку. Один из них был мужчиной в женском платье. Его подкладка, изображающая грудь, уже сползла на живот, парик с косой куда-то исчез, румяна стёрлись. Другой был в маске клыкастого упыря, но одет был в мужские одежды. В нём легко узнавался Хома Горбатый.
        - А вы что, всё празднуете? - удивился Садко, и шатаясь из стороны в сторону сел греться к костру, - чувствую, после такого праздника духи мёртвых ещё не скоро покинут мир живых.
        ГЛАВА 15.
        СУД.
        Зимой город был похож на ледяную сказку, успокаивающую путника после долгого беспокойного путешествия. Дома были покрыты шапками снега, из-под которых местами выглядывали соломенные волосы, улицы были засыпаны сугробами. Воздух был невероятно свежим, хоть и морозным, дышалось легко, хотелось непременно дышать полной грудью. Тишина была такая, что каждый шаг отдавался громким снежным скрипом. Город словно превратился в пустыню, но это была пустыня не безжизненная, это была та самая пустыня, в которой больше всего нуждаешься в человеке, в которой хорошо говорить один на один, заниматься общим делом. Всё становилось спокойным и размеренным. Город становился каким-то загадочным. Под снежной пеленой дымились трубы домов, в которых жили люди, в большом множестве, самые разные. Они проводили время у тёплого очага, скрывались от холода, и всё-таки они были здесь. Поэтому ощущение тайны не покидало постоянно. Волхов мост превратился в огромное обледеневшее коромысло, раскинувшееся над ледяной долиной реки, укрытой снежным покрывалом. Погода в тот день стояла ясная, и, если пригреться и закрыть глаза, то,
можно было представить, что уже наступило лето, при этом невероятно тихое, невероятно свежее лето. Не было ни ветра, ни снегопада, лишь мороз щипал щёки и замораживал нос. Дороги почти не было, лишь следы от нескольких саней, проезжающих из Людина конца в Славенский и обратно. По этим следам вороной конь и сейчас тащил за собой сани с одним пассажиром, закутанным в тёплую соболью шубу. Временами конь по самое пузо проваливался в сугробы, но всегда выбирался и вытаскивал за собой сани. Так, не спеша они добрались до дома Василий Буслаева, и человек сошёл, наконец с саней, привязал коня и с силой постучал в дверь. Открыли ему ни сразу, и гость уже начал перетаптывать с ноги на ногу, чтобы не дать ногам окоченеть. Наконец, деревянная дверь распахнулась и в наскоро накинутом тулупе появился Василий Буслаев.
        - Ты чего, заснул что ли? - спрашивал гость.
        - Хм, давненько ты, Садко, ко мне не заходил, - обнимал Василий друга. Садко вошёл в дом, лицо его было похоже на спину ежа, густая щетина вся замёрзла и стала дыбом. Борода воеводы меж тем уже разрасталась, и теперь заметно выпирала на подбородке.
        - Понятное дело, - говорил Садко, сбрасывая шубу, - в такой мороз кабель из будки нос не высунет. Но я к тебе по делу, Добрыня послал.
        Василий тут же изменился в выражении с приветливого на сосредоточенное. Он не видел Садка с самого дня Коляды, и вот теперь друг принёс ему новости из Славенского конца. Друзья прошли в тёплую горницу, здесь на лавке сидела русоволосая красавица и что-то вышивала. Когда вошли гости, она подняла голову и, увидев Садка, тут же омрачилась.
        - Что, не рада мне? - усаживался как можно дальше Садко, - прежде, помню, ты со мной была куда ласковее.
        - Ты сюда за лаской пришёл? - вызывающе спрашивала Алёна. - Неужто купеческая дочь тебя теперь в постель не пускает?
        - Хоть бы поцеловала по старой памяти, - улыбался Садко.
        - Только через мой труп, - бросила ему девушка.
        - Ну, будет вам, - вмешался, наконец, Василий, который подошёл позже и принёс с собой кувшин вина.
        - Не, брат, я не буду, - отвечал Садко, - если только квасу.
        Василий удивлённо взглянул на друга.
        - Добрыня рассердится, - пояснил гость, - ему и так тут на меня нажаловались, он теперь злится, зубами скрипит.
        Василий отставил в сторону кувшин и сел на лавку. Садко вопросительно смотрел на Алёну где-то с полминуты, после чего-то она с презрительным выражением встала и вышла из горницы, оставив, наконец, мужчин одних.
        - Совсем она тебя не слушается и не боится, - молвил Садко своему другу.
        - А зачем ей меня боятся? Она - девушка свободная.
        - Но живёт в твоём доме.
        - Если я её в этом упрекну, она тут же уйдёт. Несмотря на зиму и свою беременность.
        - Гордая, - усмехнулся Садко, - скоро верёвки из тебя будет вить, Вася. Если, конечно, ты на ней не женишься. Тут она уже никуда от тебя не денется. Будет по закону твоя.
        - Опять ты за своё, - скривил лицо Василий. Но он теперь не улыбался таким разговорам, а лишь выражал некую утомлённость. - У тебя какое-то дело ко мне было, так говори, не тяни.
        - Ах да, - опомнился будто бы Садко, запустил руку в складку камзола, достал грамоту и передал другу. Василий приблизился к очагу и принялся внимательно читать. Когда чтение было закончено, он с задумчивым видом сел на прежнее место.
        - Вздор какой-то, - вымолвил он, - сам-то что об этом думаешь?
        - А что тут думать? Убрать тебя Добрыня хочет, надоел ты ему. Вот и зовёт на суд. Дело Олега - это только предлог. Пока зима, тебя можно убрать по-тихому, а то весна начнётся, и тут уже можно такую кашу заварить, что потом не выхлебаешь.
        - Какой же я дурак, - встал с лавки Василий, отшвырнув грамоту в сторону. Теперь он нервно расхаживал по комнате, сжав кулаки.
        - Я ведь даже не подумал, что Олег - христианин и тем более богатырь, и, убивая его, я нарушаю христианскую клятву. Надо же так глупо попасться.
        - Не казни себя, Вася. Это только повод. Не он, так другой бы нашёлся. Добрыня боится тебя, боится, что ты против новых порядков пойдёшь. Не захочешь хуторских стричь, как овец, догола. Не позволишь дружине мечи на кошельки променять.
        - Не позволю! - прокричал даже Василий, - но ведь и от суда теперь не уйти. Олег этот перед смертью дураком меня назвал. Говорит, мол, хоть я и грамотный, а они, безграмотные меня дурачили, и у меня за спиной казну братства разворовывали. Я знал об этом, но ничего не делал. То есть, спуску не давал, конечно, но до мелочей не докапывался. Не охота было такими мелочами заниматься. Они всё прятались, думали, я не вижу. Да и мало ли, что они там за спиной у меня делают. Но он сказал мне это вот так, в лицо, с ненавистью. И тогда я подумал, неужели в Людином конце меня все так тайно ненавидят? Боятся, слушаются, особенно после того, как я стал воеводой, но всё равно ненавидят и в тайне завидуют. Эх, не нужно было его убивать. Но тут я как бы всем хотел показать, чтоб боялись, чтобы больше никто не смел мне такое в лицо говорить. Воровать воруйте, за спиной хоть честью торгуйте, но в лицо уважайте.
        - Я тебя не виню Вася, - говорил в ответ Садко, - можешь не оправдываться передо мной. К тому же, как ты знаешь, я и сам - первый вор. Но у своих я, конечно, не ворую. Наоборот, все поборы делю промеж братьями. А на суд я тебе советую всё-таки прийти, не придёшь, хуже будет. От церкви отлучат, там уже совсем в немилость попадёшь.
        - Да я знаю, - отвечал Василий, - а как думаешь, что они мне присудят?
        - Ну, казнить не казнят. Может, заставят виру заплатить. Добрыня, конечно, хочет, чтобы тебя вообще воеводства лишили и сослали на какую-нибудь заставу. Только это у него не получится.
        - Это почему же?
        - Ну, во-первых, потому что Стоян - твой должник. Он хотел тебе стрелу в спину пустить, и пустил бы, а ты ему после этого отплатил тем, что жизнь спас. Теперь он век перед тобой будет извиняться и благодарить. Воробей всегда теперь за тебя будет. Во-вторых, дружинники новгородские многие тебя боготворят, особенно после того, как я воспел твои подвиги в песнях. Молодёжь тебя любит, особенно те, что вместе с тобой учились в Волховской школе. Из-за тебя может дружина расколоться. И разговоры теперь идут у них опасные.
        - Какие разговоры?
        Садко будто специально выдержал небольшую паузу, а затем заговорил:
        - Хотят тебя тысяцким в Новгороде сделать. Я не знаю кто, да и слышал только краем уха. Но слух надёжный. Станешь тысяцким, вернёшься в дружину, но уже на своих условиях. Тогда ведь ты отказался, потому что на чужих условиях тебя звали. А тут ситуация другая. Тут ты такое влияние можешь приобрести, что никакой Добрыня тебе будет не указ. Богатырским воеводой тоже сделают какого-нибудь твоего человека. Вольгу, или меня. И будет у тебя за спиной два ополчения и половина дружины. Эх, с такой властью уже можно ничего не бояться.
        Садко теперь говорил так, будто уговаривал друга, и, можно было подумать, что именно за этим он лично сюда и пришёл. Василий же крепко задумался над его словами. Казалось, власть сама теперь шла к нему в руки, но можно ли было добиться этой власти бескровно? И если Добрыня тоже знал об этом слухе, что он мог приготовить в ответ? Тяготила Василия и ещё одна мысль. Алёна. Если он становился тысяцким, то она уже не могла находиться рядом с ним, нужно было искать себе жену из числа знатных. Василий же сильно к ней привязался и теперь даже страшно тосковал, когда долго её не видел. Ни у кого он не мог найти такого понимания, как у неё, ни с кем он не чувствовал себя дома так, как рядом с ней. Василий заботился о ней и открывал в себе какую-то прежде невиданную нежность, становился мягче и добрее. Садко вскоре ушёл, покинув друга в его задумчивости. Василий же подбросил дров в очаг и снова погрузился в раздумье. Вскоре появилась и Алёна. Василий не скрыл от неё ничего, как он это обычно делал, рассказал всё. Она с пониманием выслушала его.
        - Бедный, - проговорила она с жалостью, - ты будешь там один, против всех, как тогда, на Волховом мосту.
        - Мне не привыкать, - отвечал лишь Василий.
        - К такому нельзя привыкнуть. Я знаю, все эти годы ты только за то и боролся, чтобы не быть одиноким.
        - Но теперь я не одинок, - взял её за руки Василий и заглянул ей прямо в глаза. Красивые зелёные глаза смотрели на него с такой нежностью, с какой смотрел и он.
        - Нет, - вдруг вырвался он. - Это всё тоже самое. Меняю свободу на чувства. Я становлюсь твоим рабом, какой же вздор. Неужели я так одичал от одиночества, что готов согласиться с этим?
        Алёна молчала и всё смотрела на него, не прерывая его разговора с самим собой.
        - Садко прав, - заговорил, наконец, Василий, - мне нужно жениться на тебе. Только тогда я не буду твоим рабом.
        - Но а как же я? - заговорила теперь Алёна. - Я потеряю ту свободу, которую имею сейчас. Да и разве сейчас мы уже не живём вместе?
        - Это не то, не то, - возражал Василий. Лицо его исказилось в муке. Казалось, он подбирает нужные слова, и, не найдя их, сказал, как мог:
        - Нам нужно обвенчаться в церкви.
        - Хочешь, чтобы я крестилась в новую веру? - тут же набросилась на него Алёна, но без злобы, а с некоторой обидой, - ты же понимаешь, кем я буду для них? Я всегда буду для них чародейка, чужая. Даже если приму новую веру. Но даже не это главное. Я готова пойти на эту жертву ради тебя.
        Теперь она села рядом и сама взяла Василия за руки.
        - Правда, я думаю сейчас не о себе, а о тебе. Христианский брак с женщиной, беременной от другого мужчины - это позор для тебя. Да нас, может, и не обвенчают вовсе.
        - А кто сказал, что это не мой ребёнок? - возражал ей Василий, - лишь какие-то уличные слухи? Это вполне может быть и мой ребёнок, и пусть говорят, что хотят, я вырву все злые языки.
        - Даже если это так, - снова поднялась с лавки Алёна, - такой брак всё равно уничтожит тебя. Ты дашь в руки Добрыне ещё одно оружие против тебя. Теперь он сможет обвинить тебя в предательстве. Припомнит все старые грехи. Богатырский воевода женат на чародейке. А не предал ли воевода веру Христа, и не перешёл ли он на сторону колдунов?
        - Я уничтожу всех колдунов, - взволнованно поднялся с места Василий. - Я уже уничтожил клан Вепря и чародейскую дружину, осталось только два клана. Я доберусь до них, перебью их, и тогда уже никто не сможет обвинить меня в предательстве. И тогда мы сможем обвенчаться. Только вместе с колдунами придётся уничтожить и ещё кое-кого. Вахрамея Соловья. Он хоть и не колдун, но собрал великую силу и очень опасен.
        - Вахрамей…. - задумчиво проговорила чародейка. - Не понимаю, почему клан Серого Волка в числе ваших друзей, а клан Белого Волка в числе врагов?
        - Вахрамей был верховным волхвом в Чернигове, при Всеволоде Додоне.
        - Только и всего? Он мог бы быть полезен в борьбе с колдунами. Как ты говорил мне, он считает их своими врагами.
        - Почему ты так защищаешь Вахрамея? - недоумевал Василий, - он же враг твой матери, значит, он и твой враг.
        - Не совсем, - как-то загадочно отвечала Алёна. Теперь пришло её время подбирать слова. Однако же она быстро собралась с мыслями.
        - Когда-то Вахрамей был другом моей матери. А чародей-мужчина, который близко дружит с феей, становится рано или поздно её любовником. Так было и с ним. Возможно, из-за этого они возненавидели друг друга. Но когда мать зачала меня, она была любовницей Вахрамея.
        - То есть, хочешь сказать? - взялся за голову Василий, - нет, этого не может быть. Ты совсем не похожа на него.
        - Я не знаю, кто мой отец, и нам обычно про это не рассказывают. Но…вполне возможно, что это Вахрамей. И тогда ты станешь убийцей моего отца. Послушай, Вася, я знаю, он твой враг. Я раньше врагами считала всех мужчин. Ненавидела их, презирала, пока не встретила тебя. Теперь я смотрю на свою прежнюю жизнь с ужасом, и ни за что не хочу к ней возвращаться. Меня ожидала страшная судьба, порочная, развратная. Но в душе я всегда мечтала об идеальном мужчине, о таком, как ты. Я забыла о своей вражде, может, и ты о ней сможешь забыть?
        Её лоб наморщился в выражении мольбы, слова тронули Василия за самое сердце, и он даже не удержался и крепко обнял её, а она обняла её. Оставалось только дивиться странной судьбе, которая свела их вместе. Странное совпадение сделало дочь врага его любимой. Хоть это было и не точно, но Василий уже готов был поверить в эту шутку богов. Ни на одну женщину он не смотрел так, как смотрел на Алёну, ни с одной не был так откровенен, как с ней. Перед судом она вселила в него небывалое мужество и уверенность в себе. Она словно почитала его за какое-то высшее существо, и он стал почитать себя за такое существо, но прежде всего - её. И в таком расположении духа Василий через несколько дней отправился в Славенский конец. До торжища он доехал на санях, дальше пошёл пешком через весь город. В собольей шубе до колен, подпоясанный, в шапке, напоминающей собой шутовской колпак. Он шёл гордо и уверенно, а люди вокруг замирали и таращили не него глаза. «Это он, Василий» - говорили они. «Тот самый, непобедимый» - доносилось с другой стороны. Иные даже в страхе прятались, другие лишь застыли на месте и смотрели с
некоторым трепетом. Василий спокойно прошёл мимо них, стараясь не озираться по сторонам. Здесь он был ещё совсем один, возле думской избы его встретил уже Садко.
        - Ну вот и наш герой, - проговорил он, обнимая друга, - пойдём же. Покажи им всем, воевода. Я тут из-за тебя с Добрыней даже чуть не рассорился. Он зачем-то Магнуса сюда позвал с двумя десятками ополченцев.
        В сердце Василия что-то кольнуло, и он даже застыл на месте.
        - Не волнуйся, - тут же вставил и Садко, - никто тебя под стражу взять не посмеет. Тут же Борис Вольга будет, и я, и Стоян.
        Его слова вроде успокоили Василия, и он пошёл дальше, теперь уже в некоторой тревоге. Он всё пытался разгадать, что против него готовит Добрыня, но ничего не приходило на ум. Наконец, дверь открылась, и Василий вместе с Садком вошёл в здание думской избы. Здание хоть и называлось избой, но размеры имело внушительные. В ширину больше любого храма, а в высоту почти такое же. Красивая роспись и резьба украшали здание изнутри. Масляные лампы на стенах, горевшие и днём и ночью, освещали помещение, как улицу в светлый день, при этом запах от этих ламп стоял очень приятный, что говорило о том, что масло было дорогое и с благовониями. В главной горнице на большом кресле восседал сам князь Добрыня, рядом с ним сидели бояре, включая Бориса Вольгу, Магнуса и Стояна Воробья, а так же отец Иоаким, свободное место предназначалось для Садка, и он поспешил его занять. Вдоль стен стояли местные стражники и приглашённые для такого случая ополченцы. Василию предназначалось стоять в центре, что уже делало его положение крайне неловким. Но он вспоминал Алёну, и на душе его становилось немного легче.
        - Василий, сын Буслая, - начал читать надпись на бересте думский дьяк, - обвиняется в убийстве богатыря Олега и нарушении богатырской клятвы, данной ему во время принятия воеводства над богатырским войском. Посему вызван сегодня для справедливого княжеского суда.
        - Ну что, Вася, признаёшь свою вину? - обратился к нему Добрыня, - или будешь время тянуть?
        - Вину? - спрашивал Василий, - я - голова в Людином конце, и могу вершить суд над преступниками. Олега привели ко мне, как преступника, и я осудил его. Он сопротивлялся и пал от моей руки.
        - Это верно, для старого порядка, - вымолвил в ответ Добрыня, оглядываясь на отца Иоакима, - теперь же порядок у нас другой, христианский. Ты, Василий, богатырь, и если обязанности головы мешают тебе быть богатырём, то от одного из двух ты должен отказаться. Или перестать быть головой в Людином конце, или перестать был богатырём. Это возможно, отец Иоаким? Перестать богатырю быть таковым?
        - При особом разрешении возможно, - отвечал отец Иоаким.
        - Ну что, уже скажешь своё решение, - нападал теперь Василий, - или будем время тянуть?
        Добрыня презрительно ухмыльнулся, услышав свои слова из чужих уст, а затем продолжил повелительным тоном.
        - Погоди, это ещё не всё. Богатырь Олег - это всё-таки один богатырь, и как ты сказал, он - преступник. Но ведь ты убил многих богатырей и христиан своими руками, причём уже после того, как принёс богатырскую клятву.
        - Это кого же? - в недоумении спрашивал Василий. Он чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Чего-то он не предусмотрел, что-то он забыл, чего забывать не должен был.
        - Печенегов, - отвечал Добрыня, и даже слегка улыбнулся краем губ, видя замешательство в лице уже не только Василия, но и Садка, Стояна, отца Иоакима и вообще почти всех присутствующих.
        - Воевода Сигурд на Владимирской заставе сумел переманить одно из племён печенегов на свою сторону, - торжественно повышал голос Добрыня, - и эти печенеги приняли христианскую веру. Затем вместе с Василием Буслаевым и его войском они отправились на боевую вылазку. И в этой вылазке руками богатырей были все перебиты. Отрицаешь ли ты это, Василий Буслаев?
        На мгновение Василий совершенно растерялся, но быстро взял себя в руки и вымолвил:
        - Не отрицаю.
        По горнице пронёсся гул негодования, который тут же сменился шумом множества голосов. Присутствующие переговаривались друг с другом, отец Иоаким теперь о чём-то расспрашивал Садка, чтобы получше узнать суть дела, другие бояре переговаривались между собой.
        - Тихо! - прервал их худощавый думский дьяк, - хочет ли Василий, сын Буслая что-нибудь сказать в свою защиту?
        - Хочу, - отвечал Василий. Теперь на лбу у него выступил пот, по телу пошёл жар, воевода не мог уже стоять на месте, он говорил, и вместе с тем обходил по кругу горницу, будто бы говорил со всеми присутствующими.
        - Как известно, если богатырь изменяет богатырской клятве, он больше уже не богатырь. В тот день на нас напали печенеги, не эти, а другие, язычники. И наши христиане тут же перешли на их сторону и направили своё оружие против нас. В этот момент они перестали быть христианами, они предали нашу веру и стали нашими врагами.
        - Глупости! - прокричал Добрыня, чтобы перекричать снова нарастающий шум, - их никто не отлучал от церкви, стало быть, они так и остались христианами. Эдак можно любого при желании отлучить. Отец Иоаким, скажи же своё слово, прав я или не прав?
        - Они приняли христианство, - вымолвил архиепископ, - но по духу они были ещё не с Христом.
        Но и этих слова было достаточно, чтобы удовлетворить самолюбие Добрыни. Снова худощавому дьяку пришлось криком заставлять всех замолчать.
        - За такое преступление наказать следовало бы всех, - продолжал Добрыня, - но сейчас мы судим воеводу, который это всё допустил. Но теперь хочу повести речь о его преступлениях не как богатыря, а как воина. Высшим начальством, а именно мной, новгородским князем был дан ему приказ, оставаться на Владимирской заставе и защищать её. Василий этот приказ нарушил, ушёл с заставы под Чернигов биться с колдунами. Чародеев он разбил, но приказ был нарушен. Отрицаешь ли ты это, Василий Буслаев?
        - На заставе моим начальником был Сигурд, - отвечал Василий, - это он меня отпустил, с него и спрашивай. Как начальник заставы он может отправлять меня на разные вылазки хоть к чёрту на рога, если сочтёт это необходимым для защиты заставы.
        - Допустим, - вымолвил Добрыня, - но был ли приказ Сигурда на то, чтобы отправиться под Чернигов?
        - Он дал своё позволение, этого было достаточно.
        - Значит, приказа не было?
        - Ну это уже ни в какие ворота, - поднялся с кресла Борис Вольга. - Что же вы без Сигурда пытаетесь разобраться, приказ это был или не приказ? Вызовите самого Сигурда, да спросите у него.
        Добрыня сверкнул на Бориса глазами, и тот сел на место. Но теперь вслед за Борисом зароптала вся дружина в тон его словам.
        - Ладно, ладно, - раздражённо заговорил Добрыня, - оставим это обвинение до той поры, пока не прибудет Сигурд. У меня ещё не всё. Признаёшь ли ты, Василий Буслаев, что проживаешь не в христианском браке с женщиной, не крещённой в христианскую веру, да при этом чародейкой, дочерью бабы яги, совратившей богатыря Садка на путь греха?
        Теперь Василий уже весь покраснел, а Садко умоляюще поглядел на него и закачал головой в знак отрицания. Нужно было придерживаться их общей версии: Алёна всего лишь служанка, о происхождении её Василий не знает, а всё остальное лишь нелепые слухи. Но теперь гнев овладел Василием. Добрыня посмел коснуться и этого, посмел прилюдно оскорбить её. Назвать её служанкой, значит, оскорбить её ещё больше.
        - Про Садка это всё лишь грязные слухи, - вымолвил Василий, - ну а про всё остальное чистая правда. Я живу с этой благородной женщиной, и она пользуется моей защитой.
        Садко теперь взялся за голову и смотрел в пол, бояре на время замерли и совершенно затихли, не зная, что и сказать.
        - Что ж, ничего более нам и не нужно, - торжествующе молвил Добрыня, - все мы видели, что Василий виновен и вину свою признал. Дело лишь за тем, чтобы вынести ему наказание. Думаю, будет справедливо, если отец Иоаким отлучит его от церкви и лишит богатырского звания. Но этого мало против таких преступлений. Василий Буслаев оскорбил не только христианскую веру, но и сам Новгород. В пору наказать бы его смертью, но в бою он ни раз уже побеждал смерть, и потому я повелеваю изгнать Василия Буслаева из Новгорода. Схватить его и заключить под стражу до дня изгнания, чтобы он не обманул нас и где-нибудь не спрятался.
        Едва он это произнёс, как все бояре разом подскочили со своих кресел и подбежали к Добрыне, начав его умолять. Василий стоял весь красный, с сжатыми кулаками и жалел, что под рукой у него в этот момент не было его тяжёлой палицы. Но стража не спешила его хватать. Один из ополченцев подбежал к Магнусу и что-то шепнул ему на ухо, а тот подошёл, и так же что-то шепнул Добрыне.
        - Тихо! - прокричал князь, - всем тихо! Бояре, прямо сейчас возле думской избы собрались богатыри, молодые дружинники и простой народ. Они желают видеть Василий Буслаева, и не успокоятся, пока он не уйдёт. Они хотят освободить преступника.
        - Что ж, князь, хорошо ты надо мною потешился, - торжествовал теперь Василий Буслаев, - грамотно всё подстроил, ничего не скажешь. Теперь позволь же и мне свой суд вершить. Ты совершенно беззаконно казнил боярина Буслая, заплатил Вахрамею, чтобы тот принёс его в жертву, поскольку колдуны отказались. Ты оскорблял и казнил знатных людей, ты во время крещения поджёг город и многих людей тогда погубил. Признаёшь ли ты свою вину или нет?
        Пока Василий говорил, он всё напирал и напирал, и, если бы Садко и другие не схватили его, возможно, случилось бы непоправимое.
        - Я - князь Новгородский, - бросил ему Добрыня, - кто посмеет меня судить?
        - Новгородская дружина. Знатные люди должны судить тебя, чтобы решить, можешь ли ты называться знатным или нет.
        - Братья, братья, - встал между ними отец Иоаким, - что я вижу здесь? Вы потрясаете меня до глубины души. Вспоминаете свои старые обиды, таите злобу друг на друга. Забыли, что после того, как вы крестились, вы стали все братьями друг другу, братьями во Христе? И теперь, когда вы ссоритесь, слёзы вырываются из моих глаз. Только одному Богу решать, кого казнить, а кого миловать, кого считать виновным, а кого невинным, соверши он хоть тысячи злодеяний. Ибо замысел Бога нам неведом, и не видно нам всего того, что видно ему. От имени Господа нашего я прощаю все вины Добрыне, сыну Малка, я прощаю грехи Василия, сына Буслая. Пусть идёт себе с миром и остаётся, как и прежде, богатырским воеводой. Такова воля Божья.
        Добрыня выслушал архиепископа не без злобы, но вскоре вынужден был признать, что такое решение сейчас было самым подходящим. Иначе кровопролития было бы не избежать, Новгород бы раскололся. И враги непременно бы этим воспользовались. И Добрыня согласился тогда отпустить Василия Буслаева. Радости Садка в тот день не было предела, как и радости других богатырей. Народ же и вовсе, увидев выходящего Василия, тут же поднял на его руки и так понёс через весь город. Своё торжественное шествие они начали ещё в Славенском конце, а закончили в Людином, где празднование продолжилось уже с вином и танцами. Добрыня же чуть позже говорил со Стояном Воробьём наедине, и был хмур, как туча.
        - Сборище у думской избы - твоих рук дело? - спрашивал он.
        - Что ты, князь, здесь твой крестник постарался, - отвечал Стоян, - то есть не напрямую, дружина бы его не послушала, а косвенно. Своими песнями и сказками он сделал Василия Буслаева героем в глазах народа, непобедимым, с нечеловеческой силой. А от себя добавлю, что такой герой сейчас нужен Новгороду. Именно христианской веры. Ведь на Руси ещё нет своих христианских святых, да и сразу они нигде не появляются. А герои нужны, как примеры, которые будут привлекать людей в новую веру.
        - Тоже мне герой, - с неприязнью говорил Добрыня. - И теперь вы этого героя хотите сделать тысяцким? Он же всю власть на себя перетянет. Дань будет собирать не по новому, а по старому порядку, мы станем беднее всех на Руси, по миру пойдём с протянутой рукой.
        - Ничего, мы чай не дураки, придумаем что-нибудь, - отвечал лишь ему тогда Стоян. В тот день Добрыня уверовал, что Василий Буслаев действительно непобедимый. Ничто не могло его взять, настоящий дружинник. Таких бы с сотню, и Новгород мог бы ничего не бояться. В глубине души Добрыня это понимал, как понимал и то, что Василий такой один, а потому его власть в городе может превратиться в тиранию.
        ГЛАВА 16.
        ПИСЬМО ОТ ВРАГА.
        Новгородцы были сильно потрясены событиями этой зимы. Сначала страшные убийства, затем суд над богатырским воеводой. Богатырям теперь нужно было бороться ещё и с друзьями, а не только с врагами, и с самым главным врагом, угрожавшим им упырём, вырвавшимся из мира мёртвых. Великое зло пробудилось, и теперь бродило по земле, желая только одного - убивать. Оно могло воплотиться где угодно: в Новгороде, в Чернигове, в Киеве, даже в Царьграде. Никто не знал, как ему противостоять, как отправить этого демона обратно за Калинов мост. Говорили, что упырей на том свете ожидает страшная участь, они буквально пропадали в небытие, в то время как другие умершие, по языческим повериям, становились тем, кем были при жизни. Богач становился богачём, раб - рабом, свободный - свободным человеком. И всё же, одному кровососу удалось вырваться из этого небытия. Как смог он сделать то, что до него не удавалось ни одному упырю? Никто этого не знал. Меж тем, зима подходила к концу, и пока в Новгороде злой дух больше никак себя не проявлял. Дураки и слабоумные так и оставались слабоумными. Видимо, потому, что богатыри
теперь всё время ожидали возвращения злого духа, он и не возвращался. Боялся ли он богатырей или просто решил, что раз они знают о нём, ему уже не удастся их рассорить друг с другом? Следовательно, в Новгороде ему больше делать нечего. И всё же, Василий постоянно терзался размышлениями о том, как можно было бы уничтожить это существо. Кто может это знать? Ответ всегда был лишь один: Вахрамей Соловей. Чародей создал своего бессмертного монстра, возможно, вскоре он и сам планировал победить смерть, кому, как не ему знать тайну злого духа ламия? Но Вахрамей считался ещё лютым врагом Василия, он ни за что не стал бы открывать богатырю свой секрет. Задача казалась неразрешимой, а зима казалась бесконечной. Скука завладевала воеводой. Но какого же было его удивление, когда гонец передал ему письмо на пергаменте, и не от абы кого, а от самого Вахрамея. В ту зиму Василий много времени проводил в кузнице у Людоты. Сюда к нему часто приходили друзья, в особенности старый товарищ - Костя Новоторжанин. Ему-то воевода первому и рассказал о письме своего врага.
        - Дружбу предлагает, представляешь, - дивился Василий, - говорит, колдуны и тебе, и мне поперёк горла стоят, давай объединимся и вместе их одолеем. Предлагает встретиться на восточном берегу Ильмень-озера.
        - Нельзя Вахрамею верить, - молвил Костя. - Вспомни Кощея, вспомни Леона.
        - Я помню, - отвечал ему Василий, - но сейчас нам нужно о другом подумать. А именно, о том, какой следующий шаг сделает Добрыня? В том, что будет следующий шаг, я не сомневаюсь. Он меня никогда не простит теперь. Вече зимой никто собирать не будет, это даёт ему время. После нового года будут выбирать нового тысяцкого, и до той поры Добрыня должен что-то придумать, чтобы помешать мне занять это место.
        - Один Бог знает, что там у него на уме, - отвечал лишь Костя.
        - Я знаю, что у него на уме. Он попытается объявить меня предателем. Мол, раз у меня чародейка живёт, значит, я тайно поддерживаю колдунов.
        - Честно признаться, Вася, думаю, ведьма эта тебя сильно портит. Нехорошо ты с ней живёшь, не по-христиански, а я вижу, что ты уже привязался к ней.
        - Эх, Костя, Костя, - вздыхал в ответ Василий, - ты посмотри, ещё половина Руси живёт не по-христиански. В городах-то многие язычники, а в хуторах так почти все. Сразу это всё не изменить, тут нужно время, много времени.
        - Ты не простой человек, ты воевода богатырей. Тебе-то как раз такая греховная связь в первую очередь запрещена.
        - Да нет ещё никакой связи, Костя, уймись ты. В общем, что я думаю. Чтобы опередить Добрыню, нужно нам собраться, и всех колдунов перебить. Их осталось всего два клана. Один - клан Змея, пропадает неизвестно где, другой, клан Огненного Быка, обитает на острове Руяне. Туда добраться можно, хоть и не просто. Тогда убиваем сразу двух зайцев. Благими делами я искуплю обвинения, что мне предъявили на суде, и в предательстве меня обвинить никто не сможет. И тогда, хочет Добрыня или нет, а я стану тысяцким.
        - А для этого нужно объединиться с Вахрамеем? - язвительно спрашивал Костя. - Он же твоего отца убил.
        - По приказу Добрыни. Боюсь, Костя, выбор у нас тут не велик, либо Вахрамей, либо Добрыня. Меж двух огней выбирать нужно тот, что меньше жжётся.
        - Ну уж нет, - подскочил с лавки Костя, - Добрыня - наш князь - христианин. А Соловей - чудовище.
        - Да сядь ты, успокойся, - улыбался Василий, - я же ещё ничего не решил, так просто рассуждаю.
        И Костя хоть и нехотя, сел обратно на лавку. Вскоре он уже успокоился и забыв про предмет своей ненависти, рассказывал другу новости.
        - Оля тут меня обрадовала, - вымолвил он, - я скоро снова отцом стану.
        - Вот так? - улыбался Василий, - это дело нужно обмыть.
        И с этими словами он достал кувшин разбавленного с мёдом вина. Неразбавленное Костя не любил, а точнее, боялся резко опьянеть и раздосадовать свою семью. Василий в тот вечер ушёл домой почти трезвый. Беспокойные мысли не оставляли его, в особенности одна из них - мысль о странном совпадении. Именно тогда, когда воевода стал всерьёз задумываться о том, чтобы найти Вахрамея для истребления нечисти, чародей словно почувствовал это и написал ему. Тут словно не хватало какого-то звена в цепи, которое превращало бы случайное совпадение в логичную последовательность. Кто-то намеренно надоумил Соловья написать это письмо, кто-то, кто знал о мыслях, беспокоящих Василия. Вдруг воевода остановился прямо посреди дороги. На улице было уже темно, но чувствовалось приближение весны: морозы были слабые, а темнело поздно. Василия же словно громом ударило. Всё это время он делился всеми своими мыслями только с одним человеком, и только у неё была причина связаться с Вахрамеем, которого она считала родным отцом. Как только воевода проговорил это мысль словами у себя в голове, он тут же двинулся вперёд, ускорив шаг.
Войдя в дом, он тут же принялся разыскивать Алёну. Она ещё не спала, но всё же была удивлена намерению Василия непременно видеть её. Воевода же не знал, с чего начать, поэтому говорил о чём-то совсем другом, уводил разговор в сторону, в то время как чувствовалось, что он хочет сказать что-то важное.
        - Ты как-то взволнован сегодня, - заметила, наконец, чародейка, - это из-за письма?
        - Да, из-за него, - отвечал Василий. - Не могу взять в толк, как Вахрамей прознал про то, что я хочу его найти? Тут либо он как-то связан с тем злым духом, но на допросе дух не сказал про близкую связь, либо, кто-то доложил обо всём Вахрамею, кто-то, кто знал, кто-то, кто….
        - Это я ему написала, - вдруг призналась Алёна.
        - Ты? - будто бы удивился Василий, - но зачем?
        - Ты знаешь, Вася. Я хотела помочь тебе, но я не хотела, чтобы Вахрамей был твоим врагом. Я сказала ему, что я его дочь, не наверное, а уже точно. Не знаю, поверил он мне или нет, но я взяла на себя смелость сказать, что ты ищешь его встречи и настроен дружественно. Рассказала о твоём намерении уничтожить колдунов. Видимо, он мне поверил.
        Василий слушал это и не верил своим ушам. Но Алёна говорила с серьёзным видом, без тени усмешки, и лишь в конце своей речи она беспокойно наморщила лоб и положила ему руку на голову.
        - Прости меня.
        - Ты знаешь, я не могу злиться на тебя, - как-то сухо отвечал Василий. - В этом-то и моя беда, и моё проклятье.
        - Хочешь наказать меня? - резко отошла от него Алёна, - накажи. Не бойся, я не убегу из дома, я не покину тебя, ведь я знаю, что не смогу без тебя жить. Умру от тоски. Что хочешь со мной делай.
        И с этими словами она сняла со стены висящую там плётку и протянула её Василию. Богатырь встал и схватил плётку. Она не шутила и смотрела на него взглядом, полным решимости. Но Василий вдруг отшвырнул в сторону нагайку, и заключил девушку в свои объятия. Страсть овладела им в один миг, и воевода принялся целовать её в лоб, в щёки, в губы, с необыкновенной для него нежностью. Затем он взял Алёну на руки и понёс к себе в комнату. Мать богатыря - Амелфа Тимофеевна в этот момент отсутствовала дома. Она теперь часто ходила в гости, например, к матери Кости Новоторжанина, с которой они стали близкими подругами. И пока её не было дома, Василий вместе с Алёной, как-то даже незаметно для себя оказались в постели. В нём не было и намёка на ту животную страсть, которая просыпалась в постели с женщинами. Теперь Василий осторожно целовал её тело, гладил по голове, обнимал крепко, но очень осторожно. Их губы постоянно соприкасались в поцелуях, их бёдра двигались без спешки, их тела переплелись так тесно в объятиях, что невозможно было отличить одно от другого, а их стоны были полны нежности. Так они и заснули
тогда в объятиях друг друга. Василий говорил, что добьётся дружбы с Вахрамеем, Алёна говорила в ответ, что жалеет, что не может сейчас зачать от него дитя.
        Меж тем, скоро наступила долгожданная весна. Ещё до праздника нового года, который отмечали 22-го марта, в день весеннего равноденствия пришёл гонец из Владимирской заставы, от лица Сигурда просил выделить сотню богатырей для усиления заставы. Отказывать было нельзя, и в новый год Василий собрал богатырский совет. Этот день был выбран не случайно. 22-го числа день был равен ночи по продолжительности, в этот день поля благословлялись на удачные всходы, в сельской местности мужчины изливали на пашню мужское семя, чтобы сделать её более плодотворной. Так же в этот день принято было начинать готовить военные походы, поскольку начинался не только трудовой сезон, но и сезон военный. Василий так же намеревался отправиться в поход, и многие богатыри уже знали об этом намерении и о письме Вахрамея. Но теперь воевода начал с послания с Владимирской заставы. Нужен был доброволец, или пришлось бы тянуть жребий. Собрались все старшины и сотники. Вольга с двумя сотниками, Садко с Хомой Горбатым, Глебом Зорким и Иваном Сохой, Василий рядом с сотниками Климом и Мстиславом Сбродовичами, так же сотником Лукой,
сотником Костей Новоторжанином, Макаром Сиротой и другими. Десять не полных сотен у Василия, почти тысяча войска, четыре не полных сотни у Садка. Войско Вольги как всегда было самым малочисленным, рядом с ним сидели лишь два сотника: Ратибор Волхович и Олег Медведь, который стал сотником лишь недавно, перейдя из городского ополчения со всей своей сотней. Третьей сотней командовал сам Вольга. И всё же каждый сотник Святослава командовал отрядом намного больше сотни, а потому дружина Садка была больше дружины его друга лишь на пару дюжин витязей. Но дружина Василия превосходила обе их дружины вместе взятые. Когда-то, до сражений с печенегами и колдунами их войско насчитывало больше двух тысяч воинов. Теперь же для серьёзного похода воинов было маловато, а тут ещё нужно было отослать кого-то на Владимирскую заставу. Поэтому сотники беседовали, спорили друг с другом. Хотели уже тянуть жребий, но тут вперёд вышел Потамий Хромой.
        - Не нужно жребия, - вымолвил он, - я поеду на заставу.
        Пожалуй, будь на его месте кто другой, его бы упрекнули в трусости, но все знали, что Потамий однажды своей грудью спас от смерти воеводу и был ранен. Теперь этот сотник был для всех примером отваги и пользовался огромным уважением.
        - Что ж, - вымолвил Василий, - путь будет так. Поедет Потаня. А теперь давайте поговорим о предстоящем нам походе.
        - Людей мало, - тут же произнёс Костя Новоторжанин, - а пополнения нам ждать не стоит. Никто не хочет бесплатно проливать кровь за истинную веру. А денег у церкви почти нет.
        - Да, церковь наша очень бедна, - тут же откликнулся Садко, - она не очень щедро платит своим наёмникам, не то что казна Новгородская, которая в последнее время хорошо пополнилась и содержит городское ополчение в изобилии. Мы же скоро и жалование получать перестанем.
        - Ну, ты-то уж точно не обеднеешь, Садко, - резко произнёс Вольга.
        - Да ты тоже, брат мой. Но многие мои богатыри раньше были в ополчении Угоняя. Они получили суровую кару, потеряли много имущества, которое у них забрали в пользу города. Как им выживать, скажите мне на милость? Разбоем заниматься?
        - Я поговорю с отцом Иоакимом, - отвечал Костя, - но в поход нам сейчас никак нельзя. Новое снаряжение взять не на что, коней взять не на что. Все средства церкви уходят на постройку нового храма.
        - На кой чёрт нам нужен этот храм? - произнёс Хома Горбатый, - когда придут колдуны, стены храма никого не защитят, и Бог не обрушит на врагов молнии от того, что верующие помолятся.
        - Помолчи, - сквозь зубы прорычал на него Садко.
        - У нас ещё есть волхвы, - заговорил Вольга, - они могут помочь нам собрать все необходимые средства.
        - Волхвы и так слишком часто помогают нам, - возразил Василий, - они ни раз уже помогали снарядить войско. Думаю, их казна тоже не бездонная.
        - И где же мы возьмём деньги? - спрашивал Садко.
        - У Вахрамея.
        Богатыри на мгновение застыли, не поверив своим ушам.
        - Ты серьёзно? - принялись спрашивать они у воеводы.
        - Серьёзно, - отвечал им Василий с твёрдым выражением лица. - Вы все уже знаете про письмо, которое мне написал Вахрамей. Он хочет воевать против колдунов. Давно пора. Теперь мы можем объединиться с ним и одержать победу.
        - А если это ловушка? - сомневался Вольга. Костя Новоторжанин и вовсе теперь сидел, печально положив руку на лоб.
        - Вахрамей уже доказал нам, что может держать слово.
        - Так для того и доказал, чтобы в следующий раз мы ему поверили, и можно было бы нас убить уже опозоренных.
        - Вздор, Слава, если бы он хотел, он бы ещё там нас убил бы.
        - Да и с чего бы ему вообще нам платить? Дружба дружбой, а деньги деньгами.
        Богатыри снова призадумались. Брать деньги у Вахрамея как-то не хотелось, но другого выхода пока не виделось. Да и в поход военный отправиться хотелось, недоело уже сидеть на одном месте. В душе все надеялись на Садка, который давно доказал всем, что может доставать деньги из ничего и наверняка уже что-нибудь придумал.
        - Да в конце же концов, - поднялся он вдруг с места, - все мы знаем, что есть только два человека на этом свете, которые купаются в золоте и подтирают им зад. Один из них - Вахрамей, другой - Сорочинский Мастер. Оба они ненавидят друг друга, и каждый из них заплатит любую цену за смерть второго. О Сорочинском Мастере мы ничего не знаем, и не имеем ни малейшего представления о том, где находится эта чёртова Сорочинская гора. Вахрамей - наш враг, и никто даже и представить не может, чтобы мы заключили с ним союз. Это просто немыслимо, и потому именно так мы и должны поступить. Мы обескуражим всех этим поступком, мы будем непредсказуемы, а, значит, опасны. С другой стороны, Сорочинский Мастер поставляет оружие всем великим кланам колдунов. Если мы уничтожим его, уничтожим его мастерскую, чтобы никто не мог получить его знаний, то очень скоро колдунам придётся сражаться простым, а не чародейским оружием. Их чары не будут действовать, они будут сражаться как простые люди. Да и после гибели Сорочинского Мастера они сами на нас все набросятся, и мы всех их уничтожим. У Вахрамея мы возьмём денег в долг,
а когда получим золото Сорочинского Мастера, то тут же всё вернём, да ещё и свою долю возьмём.
        - А если он захочет забрать всё золото Сорочинского Мастера? - произнёс Олег Медведь, - что помешает ему предать нас в последний момент и забрать всё себе? Ведь это же несметные богатства, как я слышал.
        - Это можно легко уладить, - снова говорил Садко, - возьмём у Вахрамея заложника. Его сына, например. Чеслав - его единственный наследник, если Вахрамей нас предаст, мы убьём его сына. Мы же в свой черёд отдадим ему кого-нибудь, кого не жалко. Например тебя, Хома.
        - Иди к чёрту, - выругался Хома под всеобщий хохот богатырей, - моя голова в сто раз дороже твоей.
        - Что ж, хорошая мысль, - заговорил Василий, когда перестал смеяться, - но только Хому я не отдам, люблю я его очень. Умру с тоски без него.
        Богатыри снова рассмеялись, а Хома даже сложил губы в виде поцелуя.
        - Может бросим жребий? - предложил кто-то.
        - Да нет, - возразил воевода, - раз уж на то пошло, то, кто предложил, тот пусть и идёт. Твоё же предложение, Садко.
        Садко тут же вспыхнул от негодования. Он всё больше отдалялся от Сорочинского золота. Хома Горбатый, услышав эти слова, расхохотался в голос, другие богатыри тоже посмеялись.
        - Я… я не могу, - забеспокоился Садко, - это не справедливо, мы должны бросить жребий.
        - Я твой воевода, и ты исполнишь мою волю.
        - Нет уж, воевода, - заговорил теперь Святослав Вольга, - идти к Вахрамею должен я. Я - чародей, я смогу его понять и разговорить. Попробую как можно больше разузнать про новый источник силы, расспросить его про чудовищ, которые вырвались с того света. Про нашего упыря, что вселился с слабоумного, тоже расспрошу. Если уж кого и посылать лазутчиком к оборотням, то только оборотня.
        - Что ж, будь по-твоему, - согласился Василий, - только отправляйся сначала на переговоры. Передай ему всё, что мы тут решили. И если согласится он наш поход оплатить, тогда скажешь потом всем, что его оплатили волхвы. Спустя время, конечно, обман раскроется, но когда я вернусь в Новгород, соберём вече, и я сделаюсь тысяцким. Тут уже нас никто осудить не посмеет.
        После совета богатыри почти все остались довольны, кроме Кости Новоторжанина, который был невероятно мрачен. Вечером он зашёл в гости к другу. Амелфа Тимофеевна как раз накрыла на стол. Друзья уселись, чтобы вместе разделить трапезу, а потом, уединившись у очага, заговорили.
        - На большой грех идёшь, Вася, - говорил Костя. - Я не понимаю, зачем тебе это. Уже этой весной ты сможешь стать тысяцким. Вернёшься в княжескую дружину, наконец, где тебе и место. Женишься, род свой продолжишь. Ты же хочешь этого, я знаю.
        - Хочу, и всегда хотел, - отвечал Василий, - но я должен заслужить это. Показать, что я настоящий воин. Я по сравнению с боярами боец не опытный. Битв я видел мало, заслуги у меня имеются, но у них ещё больше.
        - Да нет, - прищурился в ответ Костя, - тут дело не в этом. Тут всё дело в этой женщине, в ведьме.
        - У неё есть имя, - сурово отвечал Василий.
        - Да не интересно мне её имя. Ты свою душу губишь, Вася. Рискуешь спасением души, и ради чего?
        Но Василий теперь не отвечал и смотрел куда-то в пол. Да и разве можно было здесь что-то объяснить? Костя меж тем настойчиво ждал ответа, и когда понял, что его не последует, заговорил совсем другим, более спокойным сухим тоном:
        - Ты забыл ещё кое-что. Для похода мало одних денег. Богатырям должен дать разрешение князь или духовное лицо. Отец Иоаким в нашем случае. Он, может, и благословит тебя на войну против колдунов, но если он узнает весь твой замысел, то точно благословения не даст. Не бойся, я ему тебя не выдам, хоть и стоило бы, ради твоего спасения. Но боюсь, после этого мы не будем уже друзьями. Однако, я с тобой, Вася, в этот безумный поход не пойду. Я лучше вместе с Потаней на заставу отправлюсь, только бы не сражаться в союзе с язычниками и врагами истинной веры.
        Василий внимательно слушал друга, и крепко задумался в этот миг над его словами. На какой-то момент наступила долгая пауза. Василий смотрел на горящий очаг, Костя сидел здесь и не торопился уходить. Было ясно, что он ещё надеется, что его друг опомнится и передумает.
        - Ты спрашивал, ради чего я рискую спасением души, - заговорил, наконец, Василий. - Что ж, я тебе отвечу. Ради любви, Костя, ради любви. Ты мне столько раз говорил про Бога, который есть любовь, а я не понимал. То есть, слова понимал, но не понимал, что стоит за этими словами. Я любил своих друзей, мать, отца, Новгород, но не понимал, как это можно обожествлять. Обычно люди обожествляют то, что любят. Любят князя, называют его божественным, любят солнце и поклоняются идолу Коляды. Но как можно поклоняться не тому, что любишь, а самой любви? Этого я никак понять не мог. А недавно понял. Понял, что любовь может сделать тебя бессмертным, через любовь обретается, как это вы говорите, жизнь вечная. Любовь к живому существу, любовь к человеку есть одновременно и любовь к Богу. Я всё это понял так ясно, как будто бы знал это всегда, где-то в глубине души. Я верю в любовь, верю в спасение через любовь. Я люблю Алёну, и чувствую в этой любви присутствие Бога. Я не ей здесь поклоняюсь, а самой любви. Забочусь о ближнем, но не ради себя и не ради неё. Понимаешь? О, ты прекрасно это понимаешь. Я и тебя
люблю, Костя, и это тоже ты знаешь. Мы до сих вместе, и в этом тоже есть поклонение любви. А если ты меня оставишь, то уже не будет в этом любви, и тогда в этом походе будет меньше Бога. Но я пойду, ради любви. И прошу тебя пойти со мной, ведь тогда с нами будет Бог, и нам уже ничего не будет страшно.
        Костя слушал его слова с каким-то благоговением, и под конец у него даже на глазах навернулись слёзы. Когда Василий закончил, Костя крепко обнял своего друга и заговорил радостным голосом:
        - Вася, ты уверовал. Наконец-то ты уверовал. Теперь я пойду с тобой, и будь, что будет. С нами Бог.
        Вскоре друзья снова вышли к остальным домочадцам Василия. Они были довольны, а Костя выглядел очень растроганным и счастливым.
        - Костя благословил меня на поход, - заговорил Василий, - благослови и ты нас, матушка.
        - Что ж, сынок, - со строгим видом молвила Амелфа Тимофеевна, - знаю, что тьма идёт за тобой по пятам, а потому благословляю вас на благие дела, а на злые дела своего благословения не даю.
        ГЛАВА 17.
        ОЗЕРО ИЛЬМЕНЬ.
        Вино было высшего качества, и Вольга уже успел отметить преимущества своего нахождения в плену у Вахрамея. Со Святославом обращались хорошо, сам Вахрамей Соловей разделял с ним свою трапезу. Рядом с ним всегда был его сын - Чеслав и несколько чародеев из клана Белого Волка, а так же вурдалак с дикими глазами - Кощей Бессмертный.
        - Интересно, а если я захочу сбежать, твой зверь сможет меня остановить? - спрашивал Вольга Вахрамея во время одной из таких трапез.
        - Если хочешь, можешь проверить, - отвечал вождь, - правда, ты нужен нам живым и невредимым, иначе моя дочь пострадает, не так ли?
        При последних словах лицо Чеслава напряглось и приняло хмурое выражение. Отец снова подвергал Авдотью опасности. Чеслав молил отца о том, чтобы тот отдал его богатырям, как те и просили, но вождь отдал её, следуя опять каком-то лишь ему известному плану. Вольга в свою очередь пытался разузнать как можно больше в плену, и ненавязчиво приставал к Вахрамею с расспросами.
        - Я слышал, есть упыри и посильнее Кощея, - молвил Святослав.
        - Раньше, может, и были. Раньше и чародеи были сильнее. И колдунов не было. А если бы и были, любой волшебник смог бы справиться с колдуном, настолько они были сильны. Эх, славные были времена.
        - Это мне хорошо известно, Белый Волк. Но, увы, людей стало больше, чародеев тоже больше, и теперь за счёт количества ухудшилось качество, чародеи стали слабее.
        - Не только из-за этого, - отвечал Вахрамей, - каждый раз, когда умирает чародей, часть чар из нашего мира уходит в навь. Постепенно наш мир теряет чародейскую силу, а мёртвый мир её приобретает. Говорят, в последние дни чары снова прорвутся в мир живых, и мёртвые воскреснут, и чародеи снова станут сильнее. Но ты, Вольга, думаю, уже слышал эту легенду.
        - Слышал. И всё же, Вахрамей, ты уже сейчас пробил портал между мирами и черпаешь чары из мира мёртвых. Ты обманул саму судьбу. Но не боишься ли ты, что через этот портал кто-то вернётся сюда из мира мёртвых? И что будет, если прорвётся не дух чародея, а дух упыря? Как думаешь, мог бы такой упырь стать сильнее Кощея?
        - Думаю, мы бы стали с ним друзьями, - вымолвил Кощей, - и Вахрамею пришлось бы тогда очень несладко.
        - Всё мечтаешь сбежать от меня? - улыбался ему Вахрамей, - никогда не понимал, зачем упырям нужна свобода? Они же будто созданы для рабства. Нападают толпой, потребляют жизнь, но ничего не создают, даже детей иметь не могут, все бесплодны.
        - Нет участи печальнее, чем та, когда находишься ты в рабстве у раба, - стихами отвечал Кощей. Впрочем, Вахрамей не обиделся на его слова, лишь ещё больше заулыбался.
        - Иногда способность кровососов претворяться людьми просто поражает, - вымолвил он и отправил себе в рот большой кусок мяса, запив его вином.
        - И всё же, Вольга, в том, что ты говоришь, есть доля истины. Однажды некое существо действительно вырвалось с того света в этот мир. И это был даже не чародей, а человек. И было это тысячу лет назад. Теперь вы почитаете его как бога, это Иисус Христос.
        - Значит, ты признаешь его богом, Белый Волк?
        - Конечно, я не признаю его только единым Богом. Это слишком тщеславно с его стороны. В конце концов, боги существуют, пока мы в них верим, и умирают, когда мы, люди, верить перестаём. Так что и другие боги существуют, пока их признают и приносят им жертвы.
        Подобные беседы повторялись теперь часто. Вольга узнавал от Вахрамея много интересного, но так и не узнал того, что хотел узнать. Тем не менее, Святослав был почти уверен, что вождь что-то скрывает о дыре между мирами, из которой чародейская сила ключом изливалась в мир живых. Связан ли Вахрамей с этим злым духом или даже не догадывается о его существовании? И что может об этом знать Кощей? Упырь, проживший на свете много веков, повидавший очень много возможного и невозможного. Святослав долго пытался как-нибудь остаться с ним наедине, чтобы поговорить, но задача эта оказалась крайне непростой. Начинать нужно было издалека, с какой-нибудь нейтральной темы. И Вольга так и начинал, говоря Кощею речи, вроде:
        - Ты совсем не похож на упыря, это даже странно. Нет клыков, когтей, хорошие манеры….
        - Ты тоже не похож на оборотня, - отвечал ему Кощей.
        - Это почему же?
        - Говоришь с упырём, как с равным.
        - Что ж, ты и выглядишь как равный, как человек, - говорил ему Вольга. - Я слышал, на Западе вас называют вампирами, или сервами. Один злой дух, вселившийся в человека, так же назвался мне вампиром. Это очень странно.
        - Странно не то, что упыри стали походить на людей, а что люди всё больше походят на упырей. Возможно, поэтому твой злой дух и смог вырваться в наш мир и вселиться в человеческое тело. Если, конечно, ты говоришь правду.
        - А зачем мне лгать, Кощей? Считаешь, что то, что я говорю - невозможно?
        - Я прожил много веков, и можешь мне поверить, волкодлак, если что-то в мире происходит, значит, оно возможно. Случайностей не бывает. Бывает лишь, что ты видишь не все причины. Всё в этом мире повторяется и идёт по кругу. Но это ещё не самое страшное. Самое страшное, что повторяется самое скучное, самое жестокое и пустое. То, что следовало бы забыть сразу, как оно появилось, помнят и повторяют дольше всего. Вот и для меня каждый день на одно лицо. Живу лишь воспоминаниями о том времени, когда был человеком. По сути, только тогда жизнь и не была скучной. Это было так давно, но я помню это отчётливо, даже лучше, чем вчерашний день.
        Уже две недели прошло с тех пор, как лодки богатырей проплыли по озеру Ильмень и причалили к берегу. А до этого прошло ещё немало времени переговоров, которые, как ни странно, прошли успешно, и Вахрамей дал богатырям деньги на снаряжение. Теперь он был их другом, и всё же, Василий теперь впервые виделся с ним после их встречи под Черниговом. Вахрамей же вообще ждал гостей с малыми силами, будто бы полностью доверял им. И вот два старых врага, ставших друзьями, теперь встретились.
        - Приветствую тебя, Василий Буслаев, - поклонился Вахрамей, - рад, что ты внял моим словам и решил сменить гнев на милость.
        - Здравствуй, вождь Вахрамей, - говорил Василий, - наша вера учит прощению, и я готов тебя простить, чтобы одолеть общего врага.
        Чеслав хмурым взглядом перебегал то на отца, то на богатыря, он всё лелеял надежду, что после обмена любезностями они разъедутся, чтобы потом дать своим войскам встретиться на поле брани и помериться силами. Но Вахрамей вёл себя очень вежливо, и его сыну оставалось лишь гадать о намерениях своего отца. Вскоре все богатыри и чародеи спешились и уселись прямо на траве. Вахрамей предложил воеводе разделить с ним трапезу, на траве тут же расстелили большую ткань и стали накрывать её едой и напитками. Вождь приказал нести побольше вина и мяса, богатырь же вынужден был довольствоваться тем, чем его угостит чародей.
        - Хорошо здесь, - говорил Вахрамей, отпив вина из чаши, - пение птиц, чистая водная гладь успокаивает дух. Я бы с радостью поселился бы здесь жить, если бы это не было так опасно.
        Действительно, озеро Ильмень находилось совсем не далеко от Новгорода, верхом новгородские воины могли объехать его за несколько дней.
        - Как ты уже понял, - могучим басом продолжил беседу Василий, - я пришёл сюда не для того, чтобы искать ссоры. Я пришёл сюда, чтобы найти друга, который поможет мне уничтожить нашего общего врага.
        - У меня много врагов, богатырь, о ком именно ты ведёшь речь?
        - О, вождь, думаю, Вольга тебе уже всё поведал. Речь о Сорочинском Мастере.
        На несколько мгновений наступила пауза. Вахрамей о чём-то задумался, будто бы что-то вспоминал, а, может просто подыскивал подходящие слова. Наконец, лицо его прояснилось и приняло очень серьёзное выражение.
        - Ты прав, воевода, я не люблю Сорочинского Мастера. Это знают все. Но я не могу на него напасть, иначе колдуны тут же нападут в ответ. Им нужно оружие с Сорочинской горы.
        - Этого я и хочу добиться. Мы нанесём удар по Сорочинскому мастеру, а затем встретим удар колдунов и войска Всеволода. Как я слышал, клан Огненного Быка уже отбыл на Руян, он не опасен. Бояться стоит лишь клан Змея. Но мы с ним справимся, ведь я уже справился с кланом Вепря.
        - Честно говоря, колдуны мне пока не мешают. Но вот золото Сорочинского Мастера - другое дело. Богатства у него несметные, и, как сказал мне твой друг - Святослав, ты тоже на них глаз положил.
        - Я предлагаю разделить богатство пополам, вождь. Разумеется, из нашей доли мы заплатим тебе то, что должны. Но главная цель для меня - это обезоружить колдунов. Разобьём Сорочинского Мастера, и ты уйдёшь с горы богатейшим человеком на свете.
        - Ну нет, воевода. Я с тобой на гору не пойду. Я чародей, меня Сорочинский Мастер за версту почует. Как и упырей. Тут нужно пробираться тайно, и чтобы с горы не увидели. Давай так, уберёшь Сорочинского Мастера без моей помощи, и ничего не будешь мне должен? Богатства его разделим ровно пополам.
        Теперь призадумался уже Василий. Он чувствовал, что ввязывается в какую-то сомнительную авантюру, но уже не видел пути назад. Нужно было идти до конца.
        - Я слышал, Сорочинская гора - это неприступная крепость, - вымолвил богатырь, - она может выдержать долгую осаду и приступ. Так что ты прежде состаришься, чем увидишь в плену Сорочинского Мастера.
        - На этот счёт не беспокойся, я уже всё продумал. Я нашёл проводника, который через тайное ущелье проведёт вас на вершину горы. Побудьте сегодня моими гостями, а завтра вы увидите его.
        - Что ж, вождь, как скажешь, - согласился Василий.
        - Да, и ещё…. - замешкался на мгновение Соловей, - та девушка, которая писала мне, она сказала, что она моя дочь. Я бы хотел увидеть её, потом.
        - Ты увидишь её, - проговорил Василий.
        Он хотел сказать что-то ещё про Алёну, но все это казалось ужасно неуместным, и пришлось отложить этот разговор до более удачного случая. Гостеприимство Вахрамея очень понравилось гостям, а Вольга радушно пользовался им и поныне, и не чувствовал больших неудобств. Ему была обеспечена относительная свобода передвижения, раз в день он разделял трапезу с самим вождём, и всё же, мало кто здесь хотел вести беседы с чужаком. В особенности молчалив был Чеслав, он, как известно, на дух не переносил богатырей. В тот день Кощей после трапезы обратился к вождю с просьбой, он просил позволить ему и его упырям пойти поохотиться за болото. И Вахрамей отпустил их, позволив вурдалакам пить кровь. Когда Кощей отбыл, Вахрамей стал как-то невероятно разговорчив, и Святослав решил тут же воспользоваться этим.
        - Эх, этот монстр с каждым разом становится только наглее, - говорил Белый Волк, - но он нужен мне. Иногда я даже сомневаюсь, действительно ли он подчиняется моей власти или только делает вид, выжидая чего-то.
        - Одно не противоречит другому, - вымолвил в ответ Святослав, - он может быть твоим рабом, но уповать на некое освобождение.
        - Кто же может его освободить? Этот твой загадочный вурдалак, воскресший из мёртвых? Неужели ты думаешь напугать меня такой нелепой выдумкой?
        - Это не выдумка, - отвечал Вольга. Сейчас они были одни, и богатырь решил рассказать всё, что знал. Святослав поведал вождю историю с убийствами юных девушек в Новгороде, рассказал про то, как испугались волхвы этого страшного знамения, и как злой дух исчез так же внезапно, как и появился.
        - Он пил кровь, - завершал свой рассказ Вольга, - но он не мог насытится ей, поскольку тело его было лишь телом человека. Своего тела у него пока ещё нет. Но когда-нибудь может появиться. Страшные дела творятся, Белый Волк, ты можешь стать причиной больших несчастий на земле, это нужно остановить. Нужно закрыть портал.
        - Да, наш мир ожидают большие беды, - с каким-то самодовольством в голосе говорил Вахрамей, - я знаю это. И всё же, даже если бы я смог, я бы не стал закрывать этот портал.
        - Почему? Хочешь отомстить всему миру?
        - Да, хочу, - взглянул ему в глаза Вахрамей, и в этот момент в его взгляде показались какие-то признаки дикой ярости, совсем как у Кощея, - этот мир не стоит того, чтобы пытаться его спасти. Он заслужил своей участи. Мир всегда был несправедлив ко мне. Я обманывал и льстил, я претворялся, я унижался, целовал бьющую меня руку и улыбался своим тиранам. Теперь пришло время положить этому конец. Теперь у этого мира есть только два выхода. Либо он перейдёт под мою власть, пусть ни сразу, через много лет или десятилетий, либо он погибнет. Но если погибну я на пути к своей цели, то те силы, которые сейчас ещё как-то сдерживаются, получат свободу и обрушатся на мир. Кощей получит свободу, но сохранит свою силу. Ты видел, он уже не боится солнечного света и вообще ничего не боится, он бессмертен. Представляешь, что будет, если такой демон станет свободным?
        - Безумие, сущее безумие, - твердил лишь в ответ Святослав.
        - Возможно, но ты теперь мой союзник, а, значит, так или иначе ты тоже поддерживаешь это безумие.
        Вольга прекрасно понимал слова Вахрамея, но не мог с ними согласиться. В чародейском мире Вахрамей был известен, как сильнейший из оборотней, в образе зверя-волка он однажды одолел оборотня-медведя. Этот редкий вид оборотней был так же сильнее оборотней-волков, как медведь сильнее волка. И всё же Вахрамей одолел его в бою один на один. И вот этот сильнейший волкодлак должен был проводить жизнь в рабском подчинении, в подхалимстве и бюрократической волоките. В образе человека он становился искусным льстецом, подлецом и интриганом, в образе зверя становился могущественным и жестоким бойцом. Две этих сущности боролись в одном человеке и никому не понятно было, как они уживаются друг с другом и уживаются ли вообще. Тревожные мысли одолевали Вольгу после того разговора. Богатырь всё пытался придумать, как обмануть столь коварного врага, ставшего теперь союзником, и, главное, пытался угадать его планы на Василия Буслаева. Какую игру вёл Соловей с богатырями? В какой момент он собирается их предать? В том, что он их предаст, Святослав теперь не сомневался. И в голове он перебирал все воспоминания
последних дней, пытаясь собрать все кусочки пазла воедино. Память почему-то возвращала его к тем временам, когда войско богатырей было ещё не берегу Ильменя, вместе с войском чародеев. Спустя время после переговоров Василия и Вахрамея к месту их совместной стоянки прибыли два всадника. Одним из них был мужчина средних лет, темноволосый, с густыми совиными бровями и гладко выбритым лицом. Всем своим видом он напоминал хмурого филина. Рядом с ним ехала красивая девушка, причём ехала так же верхом и одета была в кожаные штаны, как мужчина, чем многих удивила. И всё же она была весьма женственна и хороша собой. Рыжие волосы были распущены, лицо было чистым и гладким, щедро украшенным веснушками, которые делали её ещё прекраснее. Во взгляде незнакомки был какой-то вызов, на всех она смотрела с некоторым самоуверенным высокомерием. Как выяснилось, это была дочь Вахрамея Соловья - Авдотья. Вахрамей помог своей дочери слезть с коня, она с неохотой приняла его помощь. Затем вождь преклонил голову перед уже спешившимся её спутником, тот в ответ сделал тоже самое. Вахрамей немедленно потребовал встречи с
Василием Буслаевым, тот пришёл не один, явился вместе с Садком, Костей и Вольгой.
        - Этого человека зовут Будислав, - указал вождь на незнакомца, - он из клана Сорочинской горы, и он поможет нам.
        - Почему ты предаёшь своего вождя? - прямо спросил Василий.
        - За золото, - не колеблясь отвечал Будислав, - и за неё.
        С этими словами он указал на Авдотью, которая кокетливо улыбнулась в ответ. Вахрамея эти слова не смутили, видимо, они уже не были для него новостью
        - Ты получишь всё, что хочешь, Будислав, - говорил Соловей, - я отдам тебе в жёны мою дочь и поделюсь своей долей сорочинского золота. Считай, что это моё приданное за дочь.
        Чеслав таращил на отца дикие глаза и в этот миг был страшен. Он сверлил испепеляющим взглядом Будислава, с ненавистью смотрел на сестру, которая старалась на него смотреть, и вообще вроде как не обращала на него никакого внимания. Вольга же напротив смотрел на предателя даже с некоторой жалостью. Чародей, ставший рабом феи, предавший свой род. Неужели он думал, что здесь действительно есть какая любовь к нему, или был уже так околдован, что ничего не хотел замечать? Но слова Вахрамея снова приковали внимание Вольги.
        - С этим мы разобрались, - говорил он, - теперь решим, как всё будет. Итак, Будислав проводит вас ночью на Сорочинскую гору. Там вы перебьёте всех. Пленных не брать. А вот золото забирайте всё, и отправляйтесь к месту нашей встречи. Я вам потом покажу. Там есть такие большие болота, вот возле них мы и станем. Потом вы становитесь богаче киевского князя, возвращаетесь в Новгород, и Василий становится тысяцким, князем, или кем ещё захочет.
        - Ну нет, сначала мы дадим отпор колдунам, - отвечал ему воевода, - я собираюсь отправиться за Варяжское море к острову Руяну. А потом доберёмся и до клана Змея.
        - Хорошо, я знаю, - улыбался Вахрамей, - я намеренно убрал несколько звеньев из цепи, для краткости, так сказать. Ладно, теперь нужно решить, что делать с оружием Сорочинской горы. Оружие самой искусной работы, и самой дорогой цены, ему нет равных в мире.
        - Оружие нужно уничтожить, - твёрдо произнёс Василий. Вахрамей застыл на мгновение, и, казалось, сейчас он начнёт возражать, но он продолжил таким же спокойным тоном, как и прежде:
        - Кое-что я всё же хотел бы забрать себе. Всего один меч. Я не буду продавать его колдунам, мне он интересен, как военный трофей. Это меч самого Сорочинского Мастера, который он выковал лично для себя. Но он же не колдун, ему ни к чему чародейское оружие. То есть, волшебники могут пользоваться мечами-кладенцами, но не так умело, как колдуны. Всё-таки, это тёмные чары, чтобы покорить их, нужно открыться тьме и хорошо познать её.
        - Что ж, будь по-твоему, один меч, - согласился с ним Василий.
        Глаза Будислава на мгновение почему-то сверкнули негодованием, но в следующее мгновение он уже успокоился. Однако некоторые успели это заметить. В первую очередь, Чеслав, который не сводил с него грозный взгляд, во-вторых, Святослав Вольга, который в тот момент старался всё замечать и на всё обращать внимание.
        - Что же, - заговорил Василий, - теперь пора обменяться заложниками. С тобой останется Святослав, с нами поедет твой сын. Это будет залогом того, что никто из нас не нарушит условий договора.
        Чеслав невольно, а, может, и намеренно опустил руку на эфес меча. Вахрамей взглянул на него равнодушным взглядом и проговорил:
        - Боюсь, богатыри не смогут сдержаться, чтобы не убить его.
        Чародеи расхохотались, вместе с ними засмеялись и богатыри, даже Василий Буслаев не смог сдержать смех.
        - Пусть лучше с вами едет Авдотья, - продолжил Соловей, - не будем уж разлучать суженных. Пусть она будет рядом с Будиславом.
        - Отец, так же нельзя, - выступил вперёд Чеслав.
        - Я здесь вождь, и я решаю, что можно, а что нельзя.
        - Она же твоя дочь.
        - Решение принято, - раздражённо проговорил Вахрамей, - если, конечно, воевода не возражает.
        Василий оглядел Авдотью с ног до головы, она высокомерно, а затем вопросительно посмотрела на него.
        - Хорошо, вождь, - заговорил Василий, - будь по-твоему.
        И они пожали друг другу руки. Святослав сделал шаг вперёд и перешёл в стан чародеев. Спокойно он прошёл мимо Чеслава, который ещё держал руку на эфесе своего меча и был напряжён, как струна.
        - Твоё лицо мне знакомо, - говорил Вольге позже Соловей, - где мы раньше виделись?
        - Я из клана Серого Волка, - отвечал Святослав, - впервые мы виделись с тобой, когда я ещё не был богатырём. В лесах под Новгородом. Тогда я был учеником Радогостя Серого Волка, а ты шёл по следу какого-то упыря.
        - Кажется, припоминаю. Радогость погиб вроде?
        - Да, в схватке с упырями.
        - Печально. Я ещё долго гонялся за тем упырём, но теперь я настиг его, он здесь, среди нас. Это Кощей Бессмертный.
        Вольга быстро входил в доверие к Вахрамею. Два оборотня хорошо понимали друг друга и имели много общих знакомых. Богатыри меж тем очень скоро снялись со стоянки и отправились в путь, на легендарную Сорочинскую гору. Уверенной поступью кони их удалялись, исчезая в лесу, и вскоре уже не было видно никого, а затем и не слышно. Спустя время двинулись в путь и чародеи. Им нужно было занять позицию в условленном месте, у болот. Вольга ещё в пути начал расспрашивать вождя, и тот был с гостем весьма откровенен.
        - Твоя дочь соблазнила волшебника с Сорочинской горы? - удивлялся Святослав, - но как она поняла, что именно он готов предать своего вождя?
        В ответ Вахрамей лишь усмехнулся:
        - Она не знала. Она соблазнила двоих, близких друзей, которые после этого стали врагами. Моя дочь хитрее, чем любая фея.
        Казалось странным, что Вахрамей говорил это даже с некоторой гордостью, но Вольге только предстояло ещё разузнать о его разрушительных планах. Наступили долгие дни ожидания и попыток хоть что-то выведать, которые не увенчались большим успехом и лишь сильно встревожили Святослава.
        ГЛАВА 18.
        СОРОЧИНСКАЯ ГОРА.
        В походе Будислав старался держаться ближе к Василию Буслаеву и постоянно приставал к нему с разговорами.
        - Вахрамей очень коварен, - твердил он, - на твоём месте я бы не отдавал ему клинок Сорочинского Мастера.
        - Таков наш уговор, - сухо отвечал Василий, - мы должны выполнить все условия.
        - Белый Волк не должен получить этот меч. Ты вложишь ему в руку мощнейшее оружие, с которым он будет непобедим.
        - Так ты хочешь, чтобы я уничтожил этот меч-кладенец?
        - Уничтожил? - лицо чародея исказилось в тревоге, - ты не понимаешь, богатырь, этот меч может не только усилить Вахрамея, но он же может и остановить его. Я не уверен, но думаю, против этого оружия не устоит даже Кощей Бессмертный, настолько оно мощное.
        Василий серьёзно задумался над его словами. И всё же, компания этого предателя его не радовала, и воевода с трудом скрывал своё презрение к нему. Он утешал себя тем, что идёт на всё это ради великой цели. В голове звучали слова матери: «Знаю, что тьма идёт за тобой по пятам, а потому благословляю вас на благие дела, а на злые дела своего благословения не даю».
        Авдотья, дочь Вахрамея с первого же дня отказалась от повозки и ехала верхом, как мужчина. Её кожаные штаны и кожаная куртка, открывающая белую шею и часть грудь, а так же пушистые тёмно-рыжие длинные волосы, распущенные или убранные в хвост вызывали в богатырях самые будоражащие кровь желания. Одни за это начинали ненавидеть ведьму, другие, напротив, стали преклоняться перед ней и стараться всячески угодить. Садко был из числа вторых и с первых же дней пытался разговорить красавицу.
        - Твой отец заплатил слишком большую цену за победу над своим врагом, - говорил он как-то, - я бы ни за что никому бы не отдал такую красоту, тем более такому, как этот Будислав.
        - Красота - это великая сила в умелых руках, - надменно отвечала Авдотья, при этом кокетливо улыбаясь. - Она может и спасти, и погубить.
        - Да, ради этого стоит погибнуть, - улыбался Садко, придерживая своего коня, чтобы полюбоваться на девушку сзади, а затем снова догонял её. Сотни глаз следили за ними, особенно за ней. Авдотья хоть и вела себя высокомерно, но всё-таки открыто флиртовала и улыбалась богатырю. Она знала, что многие из тех мужчин, что находятся рядом, уже готовы были отдать всё, что у них есть, чтобы завладеть ей. Фея чувствовала их слабость и свою власть над ними и была довольна собой. Авдотья флиртовала с богатырями и забавы ради даже ссорила их между собой. И всё же, больше всего внимания она уделяла Садку, и за это многие вскоре начали его тайно ненавидеть. Она позволяла ему проводить долгие часы рядом с собой, смешить её и даже помогать ей спускаться с лошади. Будислав смотрел на это ревнивым, испепеляющим взглядом. Иногда он даже выглядел невероятно измученным и печальным. И всё же, волшебник не забывал о свой главной цели, и когда вдали уже показался возвышающийся над землёй склон Сорочинской горы, вновь заговорил с воеводой:
        - Я хочу просить тебя кое о чём, богатырь, - вымолвил Будислав.
        - Опять про меч Сорочинского Мастера?
        - Нет… то есть, да, но не про это. Я хотел спросить твоего разрешения самолично убить Сорочинского Мастера, его собственным мечом.
        - Ты так ненавидишь своего вождя?
        - Я всех там ненавижу. Они все были несправедливы ко мне столько лет. Позволь мне сделать это, воевода, ни о чём больше не прошу.
        Василий задумался, ища подвоха в его словах. В конце концов, в этом не было никакого нарушения договора, и воевода дал своё согласие, лишь бы этот филин отстал от него. В лесу, в котором ехали богатыри, пахло сыростью и свежестью, ветки хрустели под копытами множества коней, приближающих к высокой горе. Созерцая такое величие, богатыри на время застыли от удивления и не смотрели, куда несут их кони. Гора была величественна и стара, она представляла собой огромный холм, который, возможно, когда-то был пологим, но его склон искусственно сделали крутым, и лишь с одной стороны оставили довольно узкий проход, по которому в ряд могли проехать не больше пяти всадников. Да и то, подъём был настолько тяжёлым, что подниматься можно было только пешком. Гора была покрыта травой, большими валунами, даже густыми деревьями. Наконец, Будислав велел богатырям остановиться. Дальше идти было нельзя, их непременно бы заметили. Нужно было дождаться темноты. И витязи стали располагаться на привал. Садко по своему обыкновению взял Авдотью за талию и спустил на землю. Она чем-то напоминала ему Алёну, такая же умная,
красивая и невероятно гордая. Только в отличии от Алёны в Авдотье была какая-то загадочность, которой она сама себя окружала. Отвечала вопросом на вопрос, говорила намёками, многое не договаривала, будто скрывала какие-то секреты. Она любила загадывать загадки, и эта таинственность манила к ней ещё больше, не смотря на всё, что богатырь о ней уже знал. Едва только Садко спустил её на землю, как услышал чей-то тревожный возглас:
        - Кровососы!
        Богатырь тут же взялся за лук и повесил через плечо колчан с осиновыми стрелами.
        - В чём дело? - спрашивал он у Хомы Горбатого.
        - Упырей нашли, целое логово, - отвечал богатырь, убегая с топором на перевес. Богатыри устроили упырям настоящую облаву. Одни верхом на конях окружали их, били кнутами и кололи копьями, а другие пешими встречали убегающих. Садко щедро рассыпал свои стрелы и поразил уже кровососов числом немерено. Упыри меж тем прорывались куда-то в одно место, к огромному дубу. Здесь, возле дерева их уже окружили окончательно и всех перебили. Тут-то и подъехал к ним на коне Васили Буслаев.
        - Это, наверное, вахрамеевы, - предположил воевода, - он тут много всяких чудовищ против Сорочинской горы выпустил.
        - О, никак сам Василий Буслаев пришёл на Сорочинскую гору встречать свою смерть, - послышался скрипучий голос с земли. Богатыри оглядывались по сторонам, но так и не могли найти того, кто это говорил.
        - Твой путь подходит к концу, Вася, - продолжал голос, - это гору тебе не взять, ты проиграешь.
        Воевода спешился и взял свою палицу. Сколько не оглядывался он по сторонам, никого не мог увидеть. Внезапно в кустах раздался шорох, а затем в сапог богатыря что-то вцепилось зубами. Василий с омерзением тряхнул ногой и отбросил в сторонку кусающуюся человеческую голову.
        - Не пинай меня, Вася, - заговорила голова, - я прежде был воином не хуже тебя, а, может, и получше.
        - Это же Голова, - набросился Садко на стоящих рядом с ним товарищей, - та самая Голова.
        Изо рта головы торчали почерневшие клыки, выдающие в ней принадлежность к проклятому племени упырей.
        - В последнее время упыри часто нападали на Сорочинскую гору, - пояснил Будислав, - их посылал Вахрамей.
        - Так эта мерзость тоже служит Вахрамею? Не понимаю, почему упыри подчиняются отрубленной голове.
        - Упыри поклоняются всему слабому и немощному. Если бы у него были руки и ноги, они, пожалуй, любили бы его меньше.
        - Скоро твоя голова, Вася, будет лежать рядом со мной, - говорил Голова, - ты погибнешь, в этом можешь не сомневаться.
        - Как его убить? - спрашивал Василий у Будислава.
        - Это какой-то злой дух, - отвечал чародей, - его нельзя убить, можно только изгнать, но у нас нет на это времени.
        Тогда воевода с силой пнул голову ногой, и она улетела далеко в лес.
        - Тьму, чертовщина, - выругался Костя Новоторжанин, - поскорее бы уже забраться на эту гору.
        - Предупреждаю, подъём будет очень непростым, - вымолвил волшебник.
        Лицо Кости выражало неподдельное отвращение. Такое тесное соприкосновение с нечистой силой не на шутку пугало его. Пожалуй, он был единственным, кто серьёзно отнесся к словам Головы о предстоящей смерти Василия. Вряд ли злой дух стал бы говорить такое напрасно. Здесь крылась какая-то тайна. А меж тем, Голова богатырей больше не беспокоила. Они дождались темноты и начали своё восхождение на гору. Коней путники оставили в лесу и пешим шагом следовали за своим проводником. Но пошли они не к горной тропе, на которой их бы непременно заметили бы, а в другую сторону, к крутому склону, который нельзя было преодолеть даже если бы богатыри встали друг другу на плечи.
        - Вон наш проход, - указал Будислав вверх, и богатыри увидели расположенную высоко пещеру, заросшую кустарником. Кустарник рос так удачно, что практически скрывал проход от лишних глаз. Но самая большая проблема была не в этом, а в том, что туда просто невозможно было подняться с земли.
        - Я поднимусь на гору по дороге, - пояснил Будислав, - а потом дам вам верёвку. Ждите здесь.
        Наступили минуты мучительного ожидания. Правда, Авдотья была в руках у богатырей, и они не беспокоились, что их проводник их предаст. Спустя время из кустарника действительно показалась голова Будислава, а затем на землю спустился канат.
        - Только лезьте по одному, - вымолвил волшебник. Василий оглянулся на своих товарищей. Больше полутора тысяч человек. Да, подъём действительно обещал быть очень непростым и невероятно долгим. Через пару часов богатыри в уме стали уже подсчитывать. Если в минуту поднималось хотя бы два человека, то за всё это время в пещеру забралось всего лишь 240 человек. На дворе стоял уже май-месяц, ночи были короткими, к тому же, сорочинские мастера могли что-нибудь понять, хоть богатыри и старались говорить, как можно тише, а лучше и вовсе молчать. Нужно было поторапливаться. И вот иные уже стали залезать на канат сразу по двое, прочие же становились на плечи к другу и тянулись руками к пещере, откуда им подавали руки те, кто уже были там. При это раздавалось много посторонних шумов, сыпалась земля, начиналась суматоха.
        - Думаю, они уже поджидают нас наверху, - говорил другу Костя, который был невероятно беспокоен в эту ночь.
        - Не думаю, - отвечал ему Василий, - нас тут не видно, а шум можно списать на шум леса. Тут очень шумно по ночам. Звери разные лазают, упыри опять же, которых мы перебили. Но на горе же этого не знают.
        Время тянулось долго, богатыри теряли терпение.
        - Ну всё, хватит, - проговорил, наконец, Василий Буслаев, - остальные пусть идут по тропинке. Эдак мы до утра не доберёмся. Половина войска уже в пещере, остальные атакуют со склона. Костя, ты возглавишь их. Ждите нашего сигнала. Береги себя, друг.
        С этими словами воевода обнял друга и схватился за канат. Вскоре несколько рук подхватили его и втянули в пещеру.
        - Всё поднимаемся, - распорядился Василий, - остальные пойдут по дороге.
        - Воля твоя, воевода, - отвечал Будислав. Дальше наступил так же довольно долгий подъём в кромешной темноте. Богатыри держали друг друга за руки, чтобы не потеряться, а впереди всех шёл Будислав. Они чувствовали, что поднимаются вверх, многие поскальзывались на самых крутых местах, но товарищи поддерживали их. Внутри пещеры было множество ответвлений, и вскоре сам Василий усомнился, что сможет повторить этот путь, если когда-нибудь снова окажется в этом месте без проводника. Будислав шёл уверенно и быстро, словно знал эту дорогу наизусть. Временами стены прохода настолько сужались, что пройти по нему мог только один человек. В темноте многих начали одолевать страхи, богатыри опасались, что их действительно уже поджидают на выходе. В таком случае перебить их было легче лёгкого. Эти мысли одолевали даже и Василия, но он знал, что пока дочка Вахрамея у него в руках, Будислав не предаст. Авдотья держала за руку Садка, и от этого он испытывал искреннее наслаждение. От волнения его ладонь вспотела, да и в пещерах было очень душно. Но, наконец, в ущелье ворвался поток свежего воздуха, значит выход был
совсем рядом. Будислав первым оказался на поверхности, затем здесь появились и другие богатыри. На улице уже занимался рассвет, небо было уже не чёрным, а тёмно-синим, и многие предметы были теперь хорошо различимы. Садко потянул мышцы и вздохнул полной грудью. Затем он взял горящую масляную лампу, намочил в ней стрелу, и как только та загорелась, выпустил её как можно дальше: сигнал тем, что стояли у подножия.
        - Мои стрелы самые меткие, - хвастался Садко Авдотье.
        Но тут вдруг вдали какая-то тень отделилась от валуна и бросила бежать. Стрела просвистела возле уха Садка и свалила тень на землю. Садко не заметил притаившегося чародея, стрелу выпустил его сотник - Глеб. Авдотья посмеялась над своим хвастливым другом, и Садку ничего не оставалось, как глупо улыбнуться и сказать:
        - Это мой лучший ученик.
        - Смотри в оба, учитель, - не меняясь в лице, молвил Глеб.
        - Десять человек нужно оставить здесь, сторожить проход, - произнёс Будислав, - нужно перекрыть все пути отхода, никто не должен уйти живым.
        Василий кивнул в знак согласия и отдал необходимые распоряжения. Сотня Олега Медведя вместе с волшебником отправилась перекрывать выходы, остальные богатыри поднимались вверх, туда, где уже видно было пламя факелов. Волшебники пробуждались ото сна, они уже поняли, что на них напали, но едва ли могли осознать, насколько опасным было их положение. Богатыри были ещё далеко от плоской вершины горы, хоть и значительно приблизились к ней. Сверху лес у подножия был похож на густую зелень на огороде, а ветер, ничем не сдерживаемый, дул гораздо сильнее и свободнее, чем внизу. Богатыри кольцом опоясывали вершину, Василий шёл, как всегда, впереди всех, закрываясь на этот раз щитом. У чародеев было явное преимущество, они стояли выше. Первая группа волшебников атаковала внезапно, выскочив из какой-то пещеры. Одновременно сверху полетели стрелы. Раздался звон стали, и первые мёртвые тела во мраке ночи покатились вниз по склону с горы, за ними летели раненные, которые, однако, могли остановиться, чтобы совсем не рухнуть. Клим Сбродович со своей сотней зашёл в пещеру, из которой вышли нападавшие и обнаружил там
целое помещение. Широкие деревянные лавки, предназначенные для сна, стояли рядом с такими же деревянными столами, на которых лежали разложенные инструменты и кувшины с водой. Некоторые спальные места были сделаны прямо из уплотнённой земли, примыкающей к стене. На полках, которые представляли собой углубления в земляных стенах, так же лежали инструменты, эфесы от мечей, острые куски металла.
        Василий Буслаев и Потамий Хромой под градом стрел настойчиво пытались прорваться наверх, но вместе этого вынуждены были отступать назад. Склон был скользким, подъём и без того был сложным, а тут ещё сверху напирали чародеи, которым спускаться вниз было гораздо легче, чем подниматься. На мгновение привёл их в замешательство Клим Сбродович, который выскочил из пещеры в тыл волшебникам. Богатыри ринулись в наступление, но едва прошли эту пещеру, как снова остановились и стали пятиться назад. Только сейчас им стало ясно, почему Сорочинская гора считалась неприступной, почему её так сложно было взять приступом. У богатырей после долгого, изнурительного подъёма болели ноги, и теперь многие из них не выдерживали и падали, а иные под натиском врага и вовсе колобком скатывались далеко вниз. Ещё немного такого боя, и поражение было бы неминуемо. Многие уже стали оглядываться на пещеру, из которой пришли, помышляя о том, чтобы тем же путём убраться с этой проклятой горы.
        - Держись, браты! - кричал Василий Буслаев, сам при этом невероятно уставший.
        - Нету сил, Вася, - говорили богатыри, - где же Костя?
        Не успели они это вымолвить, как слева послышался какой-то шум и началась суматоха. Богатыри стали напирать, их здесь появилось великое множество. Стало очевидно, что это подоспел Костя Новоторжанин. Богатыри перестали пятиться назад, а местами даже начали наступать. Вскоре многие из них оказались среди причудливых деревянных домов с соломенным крышами, но только с тремя стенами, наполовину врытых в землистый горный склон. Волшебники теперь были повсюду. Одни из них отступали, поднимаясь всё выше, другие выпускали в противника стрелы, третьи рвались в бой с чародейскими мечами в руках. Василий вдруг отбросил в сторону щит и достал свой меч. Теперь он был более уязвим, но воевода рассчитывал на свою прочную кольчугу и товарищей рядом. Меж тем, на улице становилось всё светлее. Солнца ещё не было видно, но небо было уже светло-синее, всё было видно, как днём. Василий с мечом в одной руке и тяжёлой палицей в другой казался в два раза сильнее. Клинок его разил наверняка, не оставляя волшебникам шансов. Палица била сильнее, чем всегда, и многие под её ударами скатывались без чувств вниз по горе, где их
добивали уже окончательно. Садку и его лучникам не с руки было сражаться пешими, но и они всё-таки успевали ранить многих. Авдотья шла позади всех и спокойно наблюдала за жестокостью и смертями мужчин. Наконец, богатыри вплотную подошли к широкому выступу, на котором располагалась огромная пещера. До вершины было совсем уже рукой подать. На выступе, возле пещеры и внутри неё выстроилось несколько сотен витязей, вооружённых мечами, так, что на выступе совсем не было свободного места. Богатыри оказались в крайне невыгодном положении и вынуждены были отбивать атаки сверху и пытаться пробраться на выступ с боков. Первые, кто попытались это сделать, жестоко поплатились за свою отвагу и раненными покатились вниз. Здесь склон был на порядок круче, и многие, падая, переломали себе кости.
        Костя Новоторжанин злобно оскалился и достал свой кнут. Богатыри расступились, послышался громкий щелчок, и волшебник, пойманный кнутом за ногу, сорвался вниз. С десяток копий разом проткнули его. Волшебники отвечали стрелами и метали копья, не редко попадая в цель. Богатырям попасть во врагов было сложнее, но и их копья и стрелы нередко достигали цели. Было очевидно, что волшебники испытывают их терпение, выматывают врага. Василий понимал это, и чувствовал, как теряет силы. Тело его уже всё было покрыто потом, отдышка была такая, что не было времени даже, чтобы перевести дух. В этот момент многие уже сдались и готовы были уйти с этой горы.
        - Эх, и почему я не остался купцом, - ни то в шутку, ни то всерьёз говорил Садко, - плавал бы сейчас себе по реке, горя не знал.
        Видимо, вечно весёлый богатырь теперь не шутил, и даже его весёлость иссякала и уступала усталости. Понемногу ряды обоих противников таяли, многие богатыри были уже ранены, Хома Горбатый достал из своего плеча стрелу, а сотник Лука в последний момент успел поднять щит и отгородиться от летящего копья, но от удара всё равно покатился вниз по горному склону и пару богатырей сбил с ног. И кто знает, как далеко бы он откатился и сколько костей сломал бы себе, если бы его не поймал брат Моисей и не вытянул бы за руку наверх. Первым терпение потерял один из младших братьев Сбродовичей - Мстислав. Теперь он стал сотником, заняв место старшего по возрасту покойного Тихона. Мстислав был ещё слишком молод и горяч, он попытался сбоку атаковать злосчастный выступ, и сразу с дюжину богатырей из сотни полетели раненными вниз. Ещё немного, и вся сотня весте с сотником отправилась бы туда же, но на выступе образовалась вдруг какая-то свалка. Богатыри выскочили прямо из пещеры, напав на волшебников сзади. Это был сотник Садка - Иван Соха, проделавший длинный путь внутри горы. Богатыри шли плотным строем, щит к
щиту, и своим натиском они сбросили разом несколько сотен чародеев с выступа вниз, прямо на выставленные вперёд вражеские копья. Теперь уже все богатыри разом ринулись в атаку и принялись уничтожать волшебников, которые много лет снабжали колдунов лучшим чародейским оружием. Отличные оружейники оказались плохими воинами и, потеряв более выгодную позицию, стали отступать или сдаваться в плен. В конце концов, остались только трупы и около пятидесяти пленных, которые теперь стояли на выступе на коленях. На вершине горы в тот момент никого, как показалось, не было. Василий оглянулся по сторонам в поисках взошедшего солнца, но солнца нигде не было. Небо затянуло тучами, раздались раскаты грома, которые здесь, вблизи от неба, казались гораздо громче. Многими богатырями завладел какой-то суеверный страх. А не мстят ли древние боги смертным за их дерзость? А затем сверкнула молния, и вся почувствовали, как Сорочинская гора буквально затряслась. Молния ударила прямо в вершину горы, и теперь уже многие богатыри стали молиться Богу. Казалось, весь мир рушится, земля разлетается на части. Но вскоре разряд молнии
прекратился, и все увидели поднимающийся от вершины горы светящийся шар. Шаровая молния, не иначе. Но шар света полетел не на богатырей, как многие боялись, а поднялся высоко в небо и унёсся прочь, как можно дальше от горы. А затем Костя Новоторжанин выволок из пещеры седобородого волшебника, верхняя половина лица которого была скрыта балахоном.
        - Он прятался в одной из пещер, - гневно вымолвил Костя, - совершал какой-то чародейский ритуал. Видимо, хотел обрушить на нас молнии.
        - Как ты такой? - спросил его Василий.
        - Это он, - расталкивал всех Будислав, - это Сорочинский Мастер. Ну что, владыка, теперь ты понял свою ошибку?
        Сотни глаз уставились на невозмутимого старика. Волшебник откинул капюшон своего балахона, и все увидели могучего старца со светящимися голубыми глазами. Ещё никогда им не приходилось видеть, чтобы у человека так светились глаза, словно у кошки.
        - Так это ты вождь этого клана? - спросил его воевода.
        - Это я, - отвечал старик.
        - Отдай мне свой меч, если не хочешь, чтобы я взял его в бою.
        - Я хотел бы испытать тебя в бою, и поверь мне богатырь, возраст мой не упростил бы тебе задачу, но у меня нет моего меча, как нет его и на этой горе.
        - Ты лжёшь, - прорычал Будислав.
        - Твоё предательство ничего тебе не принесло, - вымолвил Сорочинский Мастер, - мой меч уже далеко отсюда. Ты никогда не завладеешь им.
        - Вышеслав, - смекнул Будислав, - ты отдал клинок ему?
        Сорочинский Мастер ничего не ответил.
        - Чёртов старик, я вложил в этот меч больше сил, чем кто-либо, я больше всего имею прав на него.
        - Мы найдём Вышеслава, - послышался властный голос Авдотьи, - он любит меня и никуда не денется.
        - Так и знал, что нельзя верить Вахрамею, - проговорил Василий, - за нашей спиной он всё равно имел какой-то свой план. Но я даже рад, что его план провалился.
        - Мой отец за это спросит с вас, - бросила ему Авдотья.
        Меж тем дождь капал всё сильнее, и богатыри были вынуждены скрыться в утробе пещеры, забрав с собой всех пленных. Здесь они оказались в скрытой от посторонних глаз мастерской со множеством молотов и наковален, с горящей жаровней, дым от которой выходил наружу и с огромным количеством мечей, щитов, копий….
        - Всё это нужно уничтожить, - распорядился Василий, - растопить печь по жарче и загубить в ней всё оружие. А куда подевался Садко?
        - Видимо, отправился на поиски золота, - предположил Костя. На всём его лице была написана усталость. Богатыри не спали всю ночь, и после тяжёлой схватки окончательно выбились из сил.
        - Мой клинок тоже следовало бы уничтожить, - проговорил Сорочинский Мастер, - слишком много крови уже пролилось из-за него, и я чувствую, что прольётся ещё больше. Это очень сильный меч, и я сам до конца не знаю его возможностей.
        - Ты отдал кладенец недостойному мастеру, - теперь уже спокойным голосом молвил Будислав, - но я знаю, как вернуть его себе и сделать все твои старания бессмысленными.
        И с этим словами волшебник неожиданно схватил один из чародейских мечей и проткнул им грудь своего вождя и наставника. Кровь хлынула из раны. Сорочинский Мастер прохрипел и повалился на земляной пол. Теперь Будислав убил владельца чародейского меча, по закону убийца забирал себе трофеи, и теперь он становился владельцем кладенца. Так работало чародейское оружие. Где бы теперь не был этот меч, Будислав почувствует его и найдёт. Крадучись, к нему приближалась его невеста - Авдотья, спрятав под одеждой кинжал. Когда она занесла руку для удара, в воздухе раздался щелчок, кнут обхватил её запястье, и Костя потянул на себя. Девушка упала на пол. Будислав обернулся и внезапно всё понял. Не него было страшно смотреть. Его предала та, ради которой он предал всех.
        - Ангелочек показал своё жало, - вымолвил Василий Буслаев.
        - Авдотья, - сорвалось с уст Будислава, - как ты могла?
        - Дурак, - злобно прорычала она, и в этот момент милая маска исчезла с её лица, которое теперь исказилось лютой ненавистью, - только один чародей в мире может владеть этим мечом - мой отец. Он должен был получить меч в дар от богатырей. Ты не достоин такого оружия.
        - Так, значит, это всё была ложь? - взгляд Будислава был полон грусти, - ты использовала меня?
        Волшебник поднял меч, чтобы нанести удар той, которую любил, но богатыри схватили его вывели на улицу, под дождь, чтобы остыл. А вскоре в глубине пещеры послышались шаги и появился Садко с жаренной бараньей ляжкой в руке.
        - Вы куда пропали? - спрашивал у богатырей Василий.
        - Я взял пару пленников, чтобы отвели меня к хранилищу сокровищ. Но золота там не было. Еды мы нашли, а богатств обещанных не увидели. Мы обошли все закоулки этой чёртовой горы, и везде - ничего. Кажется, нас надули. Думаю следует расспросить их вождя, чтобы узнать, где он спрятал золото.
        - У него уже не спросишь, - с горечью проговорил Василий, указав головой на истекающий кровью труп старика. В этот момент Костя Новоторжанин заснул, сидя на лавке. Многие богатыри так же погрузились в сон.
        ГЛАВА 19.
        КОЩИНСКАЯ ДРЯГВА.
        Богатыри спускались с Сорочинской горы уставшие и раздосадованные. Многие их товарищи погибли, многие были ранены, и хоть они сделали большое дело, всё же золото, которое они собрали со всех пещер на горе, едва скрывало дно сундука. Всё чародейское оружие было уничтожено, значит, колдуны теперь были не так опасны. И всё же на душе у Василия было тошно от того, что пришлось убить пленных. Лишь двое чародеев с Сорочинской горы в тот день избежали смерти. Один из них - Вышеслав, который так же был любовником Авдотьи и завладел мечом Сорочинского Мастера. Каким-то образом он смог скрыться, никто не знал, как ему это удалось, ведь все выходы были перекрыты. Исчез и Будислав, но путь, по которому ушёл он, был известен. Чародей сам расставил богатырей Олега Медведя возле пещер и потайных ходов, и потому они легко пропустили его, когда он решил воспользоваться одним из таких ходов. Василий не сильно огорчился, узнав об этом. Будислав был ему больше не нужен. Кони, оставленные богатырями у подножия горы, ожидали их здесь, на той же дороге, по которой витязи пришли сюда.
        - Ты ещё не победил, Василий Буслаев, - раздался знакомый скрипучий голос. Голова каким-то образом теперь прикатилась сюда и зачем-то ожидала богатырей.
        - Сорочинский Мастер мёртв, - отвечал зачем-то ей воевода.
        - Но меч его пропал, и кто знает, возможно, он сейчас уже в руках у Вахрамея. Теперь вы ему не нужны, он убьёт тебя, Василий Буслаев, твоя смерть уже близка. Поверь мне, богатырь. Я ведь тоже был великим воином, таким же, как и ты, а может даже лучше.
        Его осведомлённость пугала, впрочем, злой дух на то и дух, чтобы видеть то, что простым людям не видно. Садко в тот же миг подбежал в голове и наступил на неё ногой.
        - Врёшь, Голова, не сбудутся твои пророчества, - вымолвил он. - Твои упыри, бывшие разбойники, убить меня хотели, но теперь все пали от моей руки. А старая ведьма предрекала мне, что я умру.
        - Твоя жизнь мне не нужна, ты слабый.
        В следующее мгновение богатырский сапог с силой ударил говорящую голову, и она отлетела в лес. Садко выглядел почему-то разгневанным.
        - Великий богатырь испугался говорящей головы? - усмехнулся Авдотья.
        - Кажется, это был один из твоих любовников? - язвительно проговорил Садко.
        - А ты бы хотел им стать? - подошла она вплотную к богатырю и вдруг оттолкнула его, - ты действительно слаб, мой отец с тебя шкуру спустит.
        - Стать твоим любовником? Чтобы потом получить нож в спину? Ну уж нет, благодарю.
        Лицо Авдотьи вспыхнуло гневом, но она промолчала. Снова на мгновение все увидели её истинное лицо, и все её уже не любили, а презирали. Рука феи теперь распухла и хранила следы от удара кнута Кости Новоторожанина. Авдотью даже хотели выпороть или связать, но Василий не позволил. Мысленно он пытался оценить, как Вахрамей отреагирует на их новости, и каждый раз видел, как всё кончается ссорой и схваткой. Если даже богатыри выживут в схватке с Соловьём, им придётся вернуться в Новгород, забыть про войну с колдунами, а, значит, и про свои грандиозные планы. Оставалось лишь рассчитывать на дипломатически дар Садка. Ситуацию подогревал и Костя Новоторжанин.
        - Не богоугодные дела творим, Вася, - говорил он, - Вахрамей, видишь, каким хитрецом оказался. Да и не удивительно, чего ещё ожидать от человека, который использует в своих делах упырей?
        - Мы тоже использовали упырей, когда бились с печенегами, - отвечал воевода, - точнее, их использовал Вольга. А он - наш брат.
        - Но Кощей убил Леона. На их руках кровь богатырей.
        Всадники меж тем стремительно приближались к тому месту, где условились встретиться с чародеями. Место было гиблое, ни одного хутора в округе, рядом большое болото и заросли леса. Ещё не скоро здесь нашли бы тела тех, кому суждено было бы погибнуть, но Василий гнал от себя эти мысли, хоть и готовился к худшему. Когда богатыри прибыли на место, вскоре им навстречу выехало около тысячи всадников - все силы Вахрамея, кроме упырей. Во главе ехал сам вождь вместе со своим сыном и другими приближёнными, с ними и Святослав Вольга. Василий сделал тоже самое, вместе с товарищами и Авдотьей выехал вперёд.
        - Вижу, вас стало меньше, - молвил Вахрамей, - но вы здесь, значит, вы победили.
        - Здравствуй, владыка Вахрамей, - произнёс Василий.
        - Вижу, вы все верхом. Где же наши повозки с золотом?
        - А ты наблюдателен, - сострил Садко, - мы привезли с собой всё золото, что смогли найти.
        Старшина подал жест своим людям, и те вынесли всего один деревянный сундук, который не был заполнен даже до половины.
        - Это всё? - не скрывал своего гнева Вахрамей.
        - Всё, что там было. Мы обыскали всю гору, но ничего там больше не нашли. Если хочешь, можешь сам туда отправиться и поискать.
        - За это время вы сто раз могли уже всё перепрятать.
        - Ты хочешь назвать меня лжецом? - напрягся всем телом Василий. Богатыри и без того были не в духе, теперь же смотрели волками на своего ненавистного союзника.
        - Давайте-ка лучше обменяемся заложниками, - вымолвил Вахрамей.
        Его дочь, не дожидаясь разрешения, ударила коня в бока и выехала вперёд. Тихо она что-то стала рассказывать отцу, показывая на своё запястье. И хоть рука у неё давно уже зажила, Вахрамей несколько раз злобно сверкнул глазами. Но с богатырями заговорил спокойно:
        - Ваш гость у нас остался невредим, он не может пожаловаться на моё гостеприимство. А вот у моей дочери много жалоб.
        - Ну, она тоже не подарок, - вымолвил Садко, - чуть не убила Будислава - твоего лазутчика и будущего зятя. Боюсь, теперь свадьба расстроена, но мы, как могли, пытались спасти этот брак.
        - Ну а где же сам Будислав? Из его уст этот рассказ выглядел бы более достоверным.
        - Он ушёл.
        Вольга меж тем уже отправился к своим друзьям. Он тут же потребовал, чтобы ему в руки дали оружие. Старшина окинул взором свою дружину. Многие были ранены, имели серьёзные переломы, и потому бойцы из них сейчас были неважные.
        - Золота нет, - говорил меж тем Вахрамей, - дочь моя на вас в обиде. Надеюсь, хоть последнее условие нашего договора вы выполнили? Где меч Сорочинского Мастера?
        - Он так же пропал, его забрал некий чародей по имени Вышеслав. Мы перекрыли все выходы с горы, на которые нам указал Будислав, но этот чародей как-то смог уйти.
        - Интересно, как? Может, он улетел оттуда?
        Василий снова был на грани срыва. Заговорил Вольга:
        - Ты много потерял от этой войны, вождь, но уверяю тебя, мы потеряли гораздо больше. Многие наши братья остались там навсегда. Мы не получили золота, а нам оно было гораздо нужнее, чем тебе.
        - Да откуда вам знать это? Теперь колдуны - ваши враги. Они - ваша проблема. Я вам больше не помощник. Золото, что взяли с Сорочинской горы, можете забрать себе.
        С этими словами Вахрамей начал, было поворачивать своего коня, но тут Василий злобно рассмеялся ему прямо в лицо.
        - Кажется, теперь я понимаю твоё коварство, Соловей. Вы ещё не поняли, братцы? Никакого золота там и не было. А если и было, то в другом месте. Его всё вывезли или украли, возможно, сам Вахрамей. Оно было нужно ему лишь как повод, чтобы нас обмануть. Использовать нас для уничтожения своего врага, а потом бросить, и не выполнять своего слова.
        - Да как ты смеешь? - сверкнул глазами Вахрамей. - Это же ты, ты сам мне предложил идти на Сорочинскую гору, а не я тебе. И эта твоя глупая девчонка, которая возомнила себя моей дочерью, и что, даже если это и правда, это будто бы даёт ей право писать мне. Если кого и хочешь винить, вини её. А я прямо сейчас намерен поехать на Сорочинскую гору и обыскать там всё, чтобы найти то, что мне причитается.
        Слова про Алёну ещё пуще разозлили Василия, и теперь он даже не позволял Садку говорить вместо себя.
        - Нет, она не твоя дочь, - говорил он, - и я рад, что она выросла не с тобой, и не стала подстилкой для твоих врагов, как та, что рядом с тобой.
        - Замолчи, жалкий человечишка! - прокричал Чеслав, доставая свой меч. Теперь вспомнились все старые обиды между ним и Василием. Вахрамей попытался, было, приказать сыну успокоиться, но было уже поздно.
        - Они оскорбили твою дочь, отец, - неистовствовал он, - и ты простишь им это? Он должен умереть!
        - Хочешь отобрать мою жизнь? - яростно прокричал Василий, поднимая свою палицу, - давай, если не струсишь.
        - Готовьтесь к битве, - бросил им Соловей и развернулся, направляясь к своим чародеям.
        - Ну всё, мы покойники, - вымолвил Садко, когда те уехали на некоторое расстояние.
        - Готовьтесь в бою! - скомандовал Василий, будто бы не слыша слов друга.
        - Жалко, но придётся их уничтожить, - говорил своим Вахрамей, - зовите Кощея. А ты Чеслав, бери свою сестру и уезжай отсюда, с глаз долой.
        - Отец, - возмутился Чеслав, - я должен быть здесь, чтобы сразиться с этим наглецом.
        - Мальчишка, их больше, чем нас. Нам придётся заплатить большую цену за свою победу. Многие погибнут или будут ранены. Но я хочу быть уверен, что с тобой и твоей сестрой ничего не случится.
        В глубине души Чеслав понимал, что это решение отца есть наказание ему за его выходку. Но в том-то и была беда сына Вахрамея, что если он и бунтовал когда-то против воли отца, то не мог делать это долго и потом пытался своей покорностью заслужить прощение. Меж тем один из всадников отправился звать Кощея. Богатыри спешивались и вооружались ещё не отмытыми до конца от крови волшебников копьями, мечами и топорами.
        - Как же ты рассчитываешь победить? - спрашивал Вольга у воеводы.
        - Мы победим или погибнем, третьего нам не дано, - отвечал полный решимости Василий, - если мы падём, это будет достойная смерть.
        - Легко вам говорить, неженатым и бездетным, - с горечью в голосе вымолвил Костя Новоторжанин.
        - Если победим, Авдотья моя, - ухмылялся Садко, - если помру, не дайте оборотням сильно изуродовать моё лицо. Я должен хорошо выглядеть на встрече с Богом.
        - Вернее с дьяволом в аду, - усмехнулся Хома Горбатый.
        - В твоей компании мне и там не будет скучно.
        Богатыри дружно рассмеялись, возможно в лицо своей смерти. А Садко, меж тем, доставал осиновые стрелы и масляную лампу.
        - Не бойтесь, хлопцы, - говорил он, - ведьма научила меня, как Кощея одолеть.
        И глядя на выстраивающихся в боевой порядок чародеев смачно сплюнул. Слюна однако, нарочно или случайно, улетела не далеко, и упало на кольчугу богатырю. Его товарищи рассмеялись пуще прежнего. А в следующее мгновение они ринулись в атаку. Василий бежал впереди всех, держа в руке палицу и меч. Он позабыл обо всём, кроме своей ненависти к этой гадюке - Вахрамею. Путь богатырю преградили сразу больше десятка чародеев. Они пытались достать его своими копьями, резануть мечами, но в ответ получали тяжёлые удары увесистой палицей. Верный товарищ Костя был рядом, он, и его люди быстро закалывали копьями тех, кто подходили слишком близко. Затем появились оборотни, и их встретили люди Вольги. Огромные белые волки выглядели зловеще, они жаждали крови, но Святослав на замедлил шага, и другие витязи последовали его примеру. Вахрамей издали наблюдал за происходящим в человеческом облике. В образе зверя вождь бы уже не смог контролировать ход сражения. Чародеи медленно отходили в лес, увлекая за собой богатырей, но нельзя было сказать, что они отступают. Это мог быть всего лишь манёвр. В конце концов, в схватку
ещё не вступил Кощей, который мог напасть с фланга, и тогда богатыри рисковали бы в скором времени попасть в окружение. Поэтому последние медлили и усиливали свои фланги. И всё же, вскоре опушка сменилась густыми ветвистыми зарослями. Здесь сражаться было на порядок сложнее. Волшебники были повсюду, они выскакивали из-за каждого дерева и наносили внезапные удары. Один из таких чародеев внезапно выскочил из-за дерева и с силой метнул копьё, которое чуть не угодило в Василия. Не успел богатырь уйти от удара, как прямо из леса на него выскочили упыри, во главе которых шёл сам Кощей Бессмертный. Не смотря на силу Кощея, упыри днём были слабы, хоть густые кроны деревьев во многом защищали их от солнца. Василий позабыл обо всём и смело ринулся на кровососов, сокрушая одного за другим. Казалось, уже его одного было достаточно, чтобы обратить упырей в бегство, и действительно, многие из них разбежались, но лишь для того, чтобы освободить путь своему вождю. Кощей шёл в бой с одним топором, совершенно без доспехов, и, увидев его, Василий вынужден был приостановить свой натиск.
        Они сошлись молча, человек и вампир, живой и мёртвый. Василий почти сразу проткнул врага мечом, хотел ударить и палицей. Но палицу Кощей задержал голой рукой, а плоть его легко слезла с острого лезвия. Кто-то метнул в кровососа копьё, но тот поймал его и забросил обратно, прямо в воеводу. Василий был без щита, и потому летящее на него оружие отбил мечом. Но не успел он опомниться, как почувствовал сильный удар. Возможно, в последний момент Василий инстинктивно отклонил голову, и топор ударил по касательной. И всё же, шлем был пробит, по лбу струилась кровь, которая толстой каплей повисла на кончике носа. Богатырь пошатнулся и упал. В глазах у него помутилось, он потерял сознание. Он ещё видел, как Кощей приближается, чтобы добить его, но тут чья-то стрела попала ему прямо в шею. Упырь раздражённо взялся за неё, но стрела оказалась не простой, а огненной. От огня волосы кровососа тут же воспламенились. В него полетели ещё стрелы, и на упыре загорелась одежда. Другие вурдалаки тоже получили свои стрелы, которые смертельно ранили их прямо в сердце. Кощей вскрикнул, возможно, от боли, и бросился
бежать в сторону болот. Остальные упыри последовали его примеру. Казалось, план Садка сработал, огонь убивал гомункула. Однако Василий в этот момент не ликовал, он стремительно терял силы, а затем и вовсе потерял сознание.
        Стремительный поток захватывал его и уносил в пучину воспоминаний. Возникли образы отца и матери, Бориса Вольги, Добрыни, какие-то фрагменты из детства. «Если этот мир против меня, значит, я против этого мира» - слышал Василий собственные слова, которые когда-то произнёс во время битвы на Волховом мосту. «Нам ли бояться смерти, нам ли жалеть врага?» - доносились речи князя Владимира. «Тебя нельзя убить, Вася, ты уже заслужил себе бессмертие, эту битву будут помнить в веках» - послышались слова Святослава Вольги, произнесённые когда-то на Волховом мосту. Затем показался и сам этот мост. Василий стоял прямо напротив него, но один, Святослава здесь не было. Спустя мгновение он понял, что это не Волхов мост, а местность совсем не знакомая. Вместо деревянного моста на сваях над рекой раскинулся навесной каменный мост. Без перил, без всяких ограждений. От реки поднимался неприятный смрад, а деревья и травы вокруг словно застыли в оцепенении. Не было ни малейшего ветерка, ни малейшего звука. Ко всему этому прибавилась ещё та странность, что небо было почему-то пурпурного цвета. Однако вскоре
поблизости послышались шаги, Василий повернул голову и увидел бородатого старца с посохом в руке.
        - Кто ты такой? - спросил богатырь, - ты - Симаргл? Я умер?
        Старец молчал, но как-то и без слов смог передать Василию ответ. Тот узнал, что он действительно находится возле Калинова моста, но старец перед ним никакой не Симаргл, а некий Георгий. Когда-то очень давно он был богатырём, а после смерти стал святым. Георгий Победоносец - известный змееборец. Василий шёл теперь за ним, не зная зачем, не зная, куда. Они пробирались по узкой тропинке, вдали виднелся большой крест, врытый в землю.
        - У каждого своя Голгофа, - заговорил, наконец, старец. Василий не читал христианских книг, но теперь он почему-то понимал эти слова. Голгофа - это то место, где распяли того, кто безвинно пострадал за свою доброту к людям.
        - Такова была людская благодарность к нему, - вслух вымолвил Василий.
        - Да, он был очень доверчив, он верил в лучшее в людях, - так же вслух отвечал святой, - и так они ему отплатили.
        - И стоило ради этого идти на крест?
        Георгий как-то печально улыбнулся в ответ и заговорил снова. Голос его зачаровывал, как и само это место, хотелось слушать снова и снова.
        - Люди из зависти зачастую губят самых лучших, но не стоит винить их в этом. Ведь они же всегда подражают лучшим, хоть и в искажённом виде. Они неверно понимают великое, высокое, пускай, ведь это необходимо.
        - Для чего.
        - Для того, чтобы великое не умирало. Пока кто-то тебе подражает, он призывает твой дух. Даже если ты уже мёртв. Если тебе подражают многие, и каждый делает это искажённо и глупо, все вместе они всё равно подражают верно, и возрождают ушедшую душу. В конце концов, появляется такой подражатель, который будет точь-в-точь похож на тебя. И….
        - И это и буду я, - продолжил его мысль Василий. Какое-то воодушевление охватило его, а вместе с тем чувство невероятного всесилия, всемогущества.
        - Выходит, смерти нет? - спрашивал богатырь.
        - Смерть - это отражение жизни, - отвечал старец, - жизнь даётся человеку на время, значит и смерть может быть только временной. Всё повторяется, всё возвращается на круги своя. Твои неудачные попытки сегодня, в следующей жизни станут успешными. Ведь успех редко когда достигается с первой попытки, и чаще всего всё зависит от количества попыток.
        - Но я не могу уйти сейчас, я нужен своим братьям.
        - Я знаю, - отвечал святой Георгий, - и я лишь затем хотел видеть тебя, чтобы сказать, что благословляю тебя на благие дела, а на лихие дела божьего благословения тебе не даю.
        Он закончил словами матери Василия, и богатырь почувствовал, как мир закружился вокруг него. Воевода открыл глаза, он уже стоял на ногах, хоть и не мог вспомнить, как поднялся. Всё произошло так быстро, что многие даже пришли в замешательство. А меж тем Василию вдруг отчего-то стало невероятно тесно в своей плоти. Маленькое тяжёлое тело казалась невыносимым бременем, хотелось парить. Боль напрочь исчезла, кровь застыла и запеклась на лбу, носу и переносице. Вахрамей всё это видел, и в этот миг его охватила настоящая тревога.
        - Не может быть, - вымолвил он, - его Бог дал ему силу. Где же этот Кощей?
        Но упыри теперь все скрылись возле болот и при свете солнца не спешили нападать. До заката оставалось совсем немного времени, нужно было лишь продержаться. Василий же снова поднял свою палицу и на этот раз удивился её лёгкости. В следующее мгновение он сбил сразу четырёх оборотней, и звери в ужасе поползли прочь. Но не только воевода почувствовал прилив сил, теперь и другие богатыри прониклись этой благодатью. Как раз кстати эта благодать пришлась Садку. Он, нужно сказать, ещё у Сорочинской горы сомневался, что перебил всех своих кровных врагов, но богатырь совершенно не помнил в лицо тех разбойников, что грозились его убить перед тем, как стали упырями. Не помнил и их вождя. Однако, как только увидел их, так сразу узнал. В то время как все остальные упыри убежали за Кощеем, эти, с щитами в руках, а некоторые даже с копьями настойчиво пробирались к своему врагу. Садко и другие лучники пускали в них свои стрелы, но попадали в щиты, все жизненно важные места были закрыты. К тому же, богатыри больше внимания уделяли тем упырям, что были рядом с Кощеем. Нужно сказать, что между впадением Василия в
беспамятство и его восстановлением в своих силах прошло совсем мало времени, и многие упыри были ещё рядом, только начинали убегать. В силу этого разбойники-кровососы смогли подобраться совсем близко к лучникам и стали их уже стаскивать с коней. Садко не стал дожидаться их, сам спешился, взял в руки щит и топор. Он чувствовал какой-то прилив сил и тут же зарубил одного упыря.
        - Ну вот мы и встретились, - послышался рядом знакомый голос. Это был вождь разбойников, ставший упырём. Он стоял с щитом в руке и с копьём.
        - Я обещал, что достану тебя, лучник, и я тебя достал. Посмотрим теперь, каков ты без своего лука.
        И с этими словами он с огромной силой ринулся в бой. Всё-таки солнца уже не было видно на небе, оно уже скрылось за деревьями, и потому упыри были не совсем слабы. Садко увернулся от удара и попытался атаковать в ответ, однако попал в щит. Богатырь встал в боевую позицию и ударил снова, затем ещё. Казалось, кровосос смеялся над ним и с лёгкостью отражал все атаки врага. Садко искал глазами Хому Горбатого, но не находил его. А меж тем, копьё врага прошло в опасной близости от его лица.
        - Плохо, очень плохо, - говорил упырь, - куда же делось твоё внимание?
        Садко с яростным криком ударил по щиту и допустил ошибку. Топор пробил дерево насквозь и застрял там. Упырь тут же нанёс удар копьём, но богатырь отбил его своим щитом в сторону. Гнев окончательно завладел Садком, а силы, казалось, не иссякают, а только пребывают. Богатырь прислонился своим щитом к щиту упыря и попёр прямо на него. Клыкастое лицо кровососа теперь выражало удивление, поскольку, не смотря на свою огромную силу, он не выдерживал натиска. Упырь попытался кольнуть копьём, но Садко наступил на древко ногой и переломил его. Затем богатырь с силой потянул на себя свой топор и оставил врага без оружия и защиты. В мгновение ока Садко освободил застрявшее оружие и нанёс удар в спину убегающему упырю. Кровосос повалился на землю.
        - Смотри, больше не воскресай, - вымолвил богатырь и проткнул врагу сердце обломком копья.
        В это время Василий уже с невиданной удалью разгонял двуногих белых волков, и оборотни отступали перед ним.
        - У нас мало времени, - заговорил Костя Новоторжанин, - скоро закат, Вася. Если не перебьём всех упырей, будто худо.
        - Упырей? - переспросил его Василий, - можно и упырей. Все за мной.
        И Воевода повернул в сторону болот, его сотники вместе с богатырями устремились следом. Чародеи продолжали отступать, и в этой свалке оказался и Вахрамей. Вождь белых волков был совсем рядом, в человеческом облике, нужно было воспользоваться этим случаем. Вольга попросил товарищей прикрыть его, а сам побросал оружие и стянул с себя тяжёлую кольчугу и шлем. Богатырь упал на колени, сжатыми кулаками упёрся в землю, жилы на шее напряглись до предела. А затем через кожу стала проступать серая шерсть, которая вскоре совершенно заменила пропавшую куда-то одежду. Лицо вытянулось в звериную морду, и на ноги поднялось уже существо, лишь нижней частью тела напоминающее человека, а верхней частью - волка. В два прыжка без всяких препятствий Серый Волк настиг своего врага, но Вахрамей успел поймать его в воздухе человеческой рукой и даже поднять над землёй. Оборотень-Святослав трепыхался, щёлкал зубами, пытаясь достать до человеческого лица чародея, своим искажённым разумом он недоумевал, откуда у чародея в человеческом образе было столько сил. Видимо, это было какое-то высшее мастерство чар оборотня,
доступное лишь единицам. Вахрамей усмехнулся, рука, держащая Серого Волка за шею превратилась в когтистую лапу и отбросила оборотня в сторону. Когда тот поднялся на ноги, перед ним уже стоял двуноги Белый Волк воистину гигантских размеров. Шерсть его была на порядок длиннее, напоминала собой расчёсанную конскую гриву. Размерами зверь не уступал настоящему медведю, в то время как противник его был лишь немного крупнее человека. И вот, два зверя с диким криком набросились друг на друга. Белый Волк прыгнул выше и зацепил в воздухе когтями своего врага. Серый Волк попытался вырваться, но противник был слишком силён, он схватил Серого Волка зубами за шею возле затылка и прижал мордой к земле. Тщетно его недруг пытался вырваться, Белый Волк мёртвой хваткой держал его и наносил удары лапами. Но Серый Волк всё-таки умудрился зацепить когтём ногу врага, притянуть её и укусить. Эта нога в ответ сильно пнула его к ближайшему дереву. Серый Волк пытался прийти в себя, а его противник уже принял человеческий облик. Никогда ещё Вольга не видел такой быстро трансформации, воистину белый волк был мастер в своём
искусстве.
        - Эх, Вольга, Вольга, - говорил Вахрамей, - неужели ты думал, что сможешь одолеть меня? После того, как я открыл новый источник силы, я стал сильнейшим в своём роде, даже одолел оборотня-медведя. И ты это прекрасно знаешь. Так зачем же идёшь сражаться со мной? Не знал бы я тебя так хорошо, ты был бы уже мёртв. Твоя беда, что ты не видишь моей великой цели, а если бы видел, вряд ли бы встал у меня на пути.
        - И какова же твоя цель? - спросил, точнее прорычал Серый Волк.
        - Помнишь, нас учили, что когда-то упыри и берегини вместе правили миром, люди почитали и тех, и других, мир находился в равновесии? Знаешь, кто нарушил это равновесие? Берегини винят во всём упырей, упыри уверены в вероломстве чародеев. И те, и другие неправы. Великое равновесие нарушили люди. Они захотели стать свободными от упырей и чародеев, они поссорили между собой две эти великие силы. С тех пор чары стали убывать из мира, люди становились сильнее, а мы - слабее. Ещё хуже стало, когда один из людей стал богом. С тех пор наши дни были сочтены. Но, если мы сможем уничтожить христианство, мы положим начало новому равновесию. Для этого мне и нужен меч Сорочинского Мастера, для этого я и хотел стать вождём чародейской дружины, даже вождём чародейского легиона. Я вынашивал эту идею много лет, скажи, разве этот замысел не велик? Люди должны снова покориться жрецам. Разве это не великая цель?
        Серый Волк слушал его и чувствовал, как его наполняет великая сила из незнакомого источника, а боль и усталость отступают. Когда Вахрамей закончил, оборотень вновь накинулся на него. Вождь ловко увернулся и отшвырнул врага на другое дерево. Но на этот раз Серый Волк не ударился о твёрдый ствол, а зацепился за него когтями и повис на ветках. Вахрамей снова принял образ зверя. Одновременно два волка прыгнули друг на друга, но теперь Серый Волк находился выше, а потому на этот раз он выше прыгнул, поймал Белого Волка лапой за шею и швырнул на землю. От удара, казалось, затряслась земля. Белый Волк поднялся, шатаясь и отряхивая с себя ветки, а в это мгновение враг снова атаковал. Два огромных зверя теперь извивались с невиданной скоростью, кусая и царапая друг друга. Они расходились и сходились вновь. Несколько раз Белый Волк почти уже прижимал своего врага к земле, но тот каждый раз ловко изворачивался и вырывался на свободу. После последнего такого освобождения Серый Волк извернулся с такой ловкостью, что успел сомкнуть челюсти на горле у врага и повалить его на землю. Белый Волк дёргался и
царапался, пытаясь вырваться, но ему нечем было дышать, силы покидали его. Серый Волк держал врага мёртвой хваткой, хоть и был весь изранен и в крови. Белый Волк в конце концов ослаб и принял образ человека, а из шеи его мощной струёй забила кровь. Лишь после этого Серый Волк обессилевший упал на землю и так же принял образ человека. Вольга тяжело дышал и был изранен, и теперь не мог поверить своим глазам. Рядом с ним лежал труп Вахрамея с широко раскрытыми от ужаса глазами и разорванным горлом. Святослав сделал это, он победил непобедимого, и, если бы сейчас кто-то спросил бы у него, как он это сделал, он бы лишь в недоумении пожал бы плечами в ответ.
        Упыри тем временем уходили всё дальше к болотам. Василий вместе со своими богатырями гнался за ними, забыв обо всём на свете. Воевода без оглядки убивал одного упыря за другим, а голове у него проносились слова князя Владимира, услышанные однажды. «Сражаться, не потому, что вам так велели, - и мощный удар палицы расколол череп злобному кровососу, - и не потому, что вы живёте не это земле». Сразу у двух упырей головы слетели с плеч. «А потом, что вы сами создаёте эту землю». От удара палицы кровосос подлетел над землёй и плюхнулся во что-то влажное. Василий и сам почувствовал под ногами болотистую почву. Начиналась дрягва, но упырей это нисколько не остановило. Видимо, своих врагов они боялись даже больше опасности утонуть в трясине. Богатыри смело последовали за ними, ведь они и сами теперь стали сильнее в разы, и их не беспокоило, что вурдалаки превосходили их числом. Вдали воевода разглядел очертания Кощея. Вождя упырей теперь было трудно узнать: волосы его полностью сгорели, обнажилась сморщенная лысина, одежда так же частично обгорела, из-под неё были видны ожоги. Значит, он не был
неуязвимым. Видимо, огонь действительно мог причинить Кощею вред. Богатыри пытались догнать упырей, но с каждым разом только всё больше отставали. Упыри почему-то с большой лёгкостью перемещались по дрягве, возможно, потому, что у них не было кольчуг и тяжелого вооружения. Богатыри же уходили уже по пояс в болото, но всё ещё не думали отступать.
        - Нам их не настичь, - вымолвил, наконец, Костя.
        - Да, ты прав, - вынужден был согласиться Василий, - возвращаемся!
        И богатыри повернули обратно. Но тут Клим Сбродович взглянул на небо и в тревоге вымолвил:
        - Братцы, смеркалось!
        Действительно, тьма начала окутывать небо, видимость резко снизилась. Всё говорило о том, что солнце зашло. Богатыри настороженно обернулись и увидели, что убегающие от них минуту назад упыри теперь стали гораздо сильнее и с невероятной скоростью окружают их.
        - Отходим! - скомандовал Василий.
        - Уходите, братцы, - вымолвил Костя Новоторжанин, - я их задержу.
        - Нет, Костя! - прокричал Василий, но друг не послушал его. Вместе со всей своей сотней Костя Новоторжанин ринулся навстречу кровососам и, подняв одного из них на копьё, срубил ему мечом голову. Богатыри сумели даже на болоте выстроиться в боевой порядок, сомкнуть щиты и выставить вперёд копья. В таком положении они держали круговую оборону и медленно пытались пробираться к краю болот. Кольцо упырей уже сомкнулось окончательно. Василий своей палицей оглушал вурдалаков, а затем протыкал своим мечом и топил так в болоте. Несмотря на свою возросшую силу, упыри несли огромные потери.
        - Ну что, братцы, продержимся до рассвета? - подшучивал Василий.
        - До рассвета мы уже их всех прикон…. - послышался в ответ голос Кости Новоторжанина, который оборвался на полуслове. Это был не добрый знак.
        Василий посмотрел в ту сторону, где был его друг, там ещё можно было что-то разглядеть. Один из упырей сидел прямо на спине у Кости Новоторжанина, вцепившись ему зубами в горло.
        - Костя! - прокричал Василий, пытаясь пробраться к другу, но перемещаться по болоту было крайне непросто. Воевода видел, как его друг детства, обессилев, пал замертво, как его тело поглотила трясина.
        - Святой Георгий, - вымолвил Василий, обращаясь к небу, - прими моего брата и проводи в последний путь.
        - Слушайте все! - послышался вдруг голос Кощея, - Вахрамей мёртв. Теперь я свободен, мы все свободны.
        И кровососы вдруг дружно заликовали. Теперь случилось что-то невообразимое. Упыри словно стали ещё сильнее, стали бросаться прямо на копья, их натиск невозможно было сдержать. Теперь сам Кощей шёл в атаку, убивая одного богатыря за другим. Клим Сбродович начал, было, поднимать его на копьё, но упырь, поднятый над землёй, ударил его ногой по лицу, а в следующее мгновение принялся отрывать куски от лица человека. Богатырь вскрикнул от страшной боли, а упыри уже понесли его на руках, вцепились клыками ему в руки, ноги, туловище. Василий сжал челюсти и прокричал, словно дикий зверь. Неистовая ярость захватила его, и воевода пошёл прямо на Кощея, уже не оглядываясь по сторонам. Ещё немного, и он прикончил сразу двух кровососов, затем рубанул по шее их вождю. Голова врага не отлетела, клинок прошёл через тело упыря, как через тесто.
        - Меня нельзя убить, - скалился вождь, - я не гомункул, я самый настоящий упырь. И теперь я бессмертен. Я могу повелевать целой дружиной, армией, даже страной. О да, это будет моя страна. С такой силой я смогу стать князем на русской земле, подчинить власти упырей всю Русь.
        Василий мощным ударом палицы свалил упыря прямо в трясину. Кощей начал тонуть и захлёбываться. Казалось, он боялся утонуть в дрягве, значит, он был не так уж и бессмертен. Однако упыри достали своего вождя из болота. В этот миг над болотом пролетело несколько горящих стрел. Очевидно, это Садко с товарищами отправился на поиски воеводы.
        - Мы здесь! - прокричал Василий, - все сюда.
        Упыри яростно ринулись на воеводу, но разлетелись под ударами палицы и меча.
        - Оставьте его, - послышался голос Кощея, - он мой.
        Кровосос с копьём в руке уверенным шагом, по пояс в болоте пошёл в атаку. Василий меж тем оглядывался по сторонам, и страшная картина открывалась его глазам. Мстислав Сбродович уже тонул в болоте, Лука и Моисей с небольшой группой богатырей были окружены врагами, остальные богатыри и вовсе куда-то исчезли, и не хотелось думать о худшем. Снова несколько горящих стрел пронеслось в воздухе.
        - Сюда! - скомандовал Василий. И тут Кощей как-то резко выпрыгнул и набросился на богатыря. Воевода смог уйти от удара копья и нанести удар палицей. Кощей неестественно изогнулся и отлетел в сторону. Василий принялся яростно наносить ему удар за ударом. Тело кровососа изгибалось самым неестественным образом от удара булавы, меч застревал в нём, но не мог ранить. Всё тяжелее и тяжелее было поднимать палицу. И вот в какой-то момент Василий почувствовал острую боль в правом бедре. Кощей достал-таки его своим копьём, палица богатыря выпала из рук и в один момент утонула в болоте.
        - Это конец, богатырь, - проговорил Кощей, - время людей закончилось, начинается время вампиров.
        Василий переложил меч в правую руку и с диким криком ринулся в атаку. Левой рукой он поймал копьё Кощея, вырвал его и отшвырнул в сторону. Меч воеводы пронзил упыря прямо в сердце. Василий вложил в меч всю свою силу и принялся давить. Кощей постепенно начал тонуть в болоте. Вурдалак неистово сопротивлялся, но никак не мог вырваться из той западни, в которую попал. Трясина с каждым разом всё больше поглощала его.
        - Никогда вам не править на Руси! - прокричал Василий. Кощей вдруг резко свалился вниз, соскочил с меча и исчез в болоте, но в последний момент коготь успел схватить богатыря за кольчугу, а затем и другой коготь резко выскочил прямо из трясины. Когти упыря хорошо держались за металлические кольца. Кощей с невероятным проворством прополз вверх по спине врага и вонзил ему клыки прямо в шею. Василий простонал от боли, и почувствовал, как теряет силы. Он попытался оторвать от себя упыря, но тот держался невероятно крепко. Воевода уже был покусан, и теперь у него был только один путь. Из последних сил Василий пошёл в самую глубь болота. Трясина доходила ему сначала до живота, затем уже до груди. В этот момент он в последний раз увидел пролетающие на дрягвой горящие стрелы.
        - Никогда! - задыхаясь проговорил Василий, - никогда вам не править на русской земле.
        И с этими словами богатырь упал на спину и всем своим весом навалился на упыря. Лишь в последний миг Кощей понял его ужасный замысел и попытался сопротивляться, но было уже поздно. Трясина поглощала теперь их обоих, причём Василий теперь сам держал кровососа мёртвой хваткой и давил его своим весом. Противная жижа заполнила рот Кощея, а затем запузырилась над его потонувшей головой. А в следующее мгновение в трясине исчез и сам воевода. Дрягва скрыла их тела и стала братской могилой для всех богатырей из дружины Василия. И всё же, с Кощеем было покончено, он утонул, и уже никто не мог найти то место, в котором покоилось его бессмертное тело.
        ГЛАВА 20.
        ВОЗВРАЩЕНИЕ.
        В ту ночь новгородские богатыри воистину осиротели. Они потеряли многих своих братьев, но самое ужасное - своего отца, своего наставника, своего вождя. Воины возвращались домой победителями, но на лицах их не было радости. Ценой своей жизни Василий Буслаев уничтожил воплощение зла - бессмертного Кощея. Ничего прекраснее и ничего ужаснее богатыри ещё не видели в своей жизни. Они были потрясены до глубины души, и пустоту внутри ничем нельзя было запомнить. Василий Буслаев научил их совершать невозможное, казалось, если бы он захотел, то мог бы обрушить луну с небес своей увесистой палицей. А Костя Новоторжанин по праву назвался совестью богатырей, и все винили теперь себя, что не сберегли его для семьи. Богатырям теперь был нужен новый воевода, но никто не мог об этом сейчас думать. Перед глазами у всех ещё стояли образы того ужасного сражения. Вольга вспоминал свою собственную победу, помнил, как лежал на земле без сил после схватки с Вахрамеем. Его можно было принять за мёртвого, но один чародей решил проверить это и проткнуть поверженного богатыря копьём. Однако только он поднял руку для удара,
как стрела проткнула его шею. Садко вовремя пришёл на помощь. Вместе со другими богатырями он быстро окружил чародеев и вскоре перебил всех. К этому времени на улице уже почти стемнело. Все видели, как Василий Буслаев отправился за Кощеем на болота и в тревоге направились туда. Они пускали огненные стрелы, чтобы осветить себе путь, слышали где-то рядом шум битвы, призывы своего воеводы. Но когда подмога подошла, не было ни воеводы, ни богатырей, что пошли за ним. Всех поглотила трясина. Богатыри перебили остатки упырей, каких смогли найти. До самого утра они не прекращали поиски Василия, никто не хотел верить в худшее. Но им пришлось поверить. И всё же, до сих пор никто не мог смириться со смертью воеводы. Многие не смогли сдержать слёз. Садко не шутил и всё время пути до Новгорода был невероятно мрачен. Вольга и вовсе от ран был слаб и никак не мог восстановиться. Такое потрясение невозможно было принять сразу. Понимание приходит позже, спустя время, когда умершего человека долго нет рядом, и, наконец, начинаешь отвыкать от его присутствия. Будущее теперь становилось крайне туманным. Казалось, будто
один Василий всегда знал, что нужно делать, и что их ожидает. Он всегда давал направление, но теперь направления не было, линия горизонта ушла в бесконечность. И поэтому богатыри были очень рады, когда вновь увидели стены родного города. Все вместе они отправились прямо ко двору Добрыни. Князь сначала был очень зол на вошедших к нему Садка и Вольгу и будто бы даже не заметил отсутствия Василия Буслаева и их скорбного вида.
        - Неужто вы весь ум свой пропили? - бранился Добрыня, - это же надо додуматься, пойти на союз с Вахрамеем. Какой позор!
        - Вахрамей мёртв, - печально вымолвил бледный, как мрамор Вольга.
        - Что? - сконфузился Добрыня, - а как… то есть… Где Василий Буслаев?
        Садко поведал своему крёстному всю печальную историю их похода. Добрыня вдруг невероятно обрадовался их рассказу.
        - Это в корне меняет дело, - вымолвил он, - вы прикончили сразу два крупнейших, самых богатых клана. Вы лишили колдунов их оружия. Ай да Вася, ай да молодец. Мы непременно объявим его нашим героем. Я имел раньше с ним разногласия, но теперь уже это не имеет значения. Он герой всего Новгорода, таких нельзя забывать.
        Здесь же присутствовал отец Иоаким. Он, напротив, сильно расстроился услышанным вестям.
        - Нет, он не умер, - проговорил архиепископ, - такие не умирают. При жизни его все считали бессмертным. Так и есть, он бессмертен.
        - Наша победа - это божье чудо, - произнёс Вольга, - я ни за что не одолел бы в честной схватке Вахрамея, он по праву звался сильнейшим из оборотней. Я никогда ещё не встречал такой силы. Но кто-то, возможно, Бог придал мне сил.
        -Божья благодать, не иначе.
        - Ты молодец, - говорил ему Добрыня. - Но главное, что теперь нет этого ужасного Кощея. А он точно погиб?
        - Все упыри погибли, - уверенно отвечал Садко, - им просто некуда было идти. Позади болотная топь, впереди - мы. Кто пошли вперёд - утонули. Мы утром потом всё проверяли. Кощей не мог уйти.
        - Прекрасно, прекрасно, - радовался Добрыня, - теперь вам нужен новый воевода. Кто-то должен продолжить дело Василия.
        - Зачем? - мрачно спрашивал Святослав, - войска больше нет, нас меньше половины от начального числа. Это уже не войско, а маленькая дружина. Денег у нас мало и нет людей, которые желали бы пополнить наши ряды.
        - А ты что скажешь, крестник?
        - Первом дело, - отвечал Садко, - нужно отозвать Потамия Хромого с Владимирской заставы. Это целая сотня богатырей. Но Вольга прав, у нас нет средств, чтобы содержать регулярное богатырское ополчение, временные наёмники гораздо дешевле. А их сбежится хоть сотня, хоть тысяча, если услышат звон монеты, призывающий их к новому походу.
        - Богатыри есть в Киеве, - настаивал князь, - их там несколько тысяч. Значит, они должны быть и у нас. Чем мы хуже?
        - Киевские богатыри постоянно участвуют в походах, - отвечал отец Иоаким, - то они шли на Чернигов, то на Ростов, сейчас ушли крестить Хорватию и Семиградскую землю. Они нужны сейчас, как постоянное войско, но кто знает, как поступит с ними великий князь, когда крестится вся его земля?
        Лицо Добрыни выражало сомнение, но слова были полны решимости:
        - Нам нужен новый воевода. А там посмотрим. Ну что, Садко, готов возглавить войско богатырей?
        - Я? - сделал вид, что удивился, Садко. - Конечно, крёстный. Я не подведу тебя.
        - Знаю, ты всегда мечтал о месте воеводы. Жаль, что ты получил его такой ценой. Но ничего. Не торопись пока праздновать, ведь нужно провести выборы. Конечно, я уверен, что богатыри изберут тебя: у тебя больше людей, и богатая родня, но всё же будь скромнее, запасись терпением и раньше времени не начинай полномочить.
        Садко склонил голову в знак покорности. Он знал, что станет хорошим воеводой. Крестник самого Добрыни, зять богатого купца Житомира. При необходимости он легко раздобудет средства и людей. И всё же, сейчас эта должность казалась бесполезной. Казалось, только Василий Буслаев знал, зачем в Новгороде нужно богатырское войско. Но его великие цели умерли вместе с ним. Новый воевода становился простым церковным чиновником, который будет помогать дружине собирать дань и разгонять разбойников, а так же усмирять народные волнения против христианской веры. Вскоре этой должности нашли официальное место в городской иерархии. Богатырский воевода был правой рукой тысяцкого. Таким образом, городское и богатырское ополчение становились чем-то единым. В тот день Садко ещё долго говорил с Добрыней, обсуждал разные важные вопросы. Когда же богатырь покинул княжеские палаты и отправился домой, солнце уже опускалось на линию горизонта. Дома нового воеводу ждала жена и челядь. От верных людей Садко узнал ещё одну радостную новость: он стал-таки отцом. Незадолго до его возвращения Алёна родила не сына, как было обещано,
а дочь. Жена богатыря уже знала это, и потому не только не обрадовалась его возвращению и назначению на место воеводы, но и вообще предпочла с ним не разговаривать. Садко, тем не менее, провёл этот вечер дома, хоть это было и не просто. Все тихо презирали его, а в Людином конце его ждала дочь, которую ему нестерпимо хотелось увидеть. Лишь поутру Садко покинул дом под предлогом повидать свою мать, а заодно навестить и мать Василия - Амелфу Тимофеевну. Мать покойного воеводы была уже одета во всё чёрное, казалось, она постарела не десять лет. Бледная, с заплаканными глазами, она всё же держалась и окончательно не падала духом. Садко поклонился ей и вошёл в дом. Здесь пахло скорбью и печалью.
        - Как он погиб? - спрашивала Амелфа Тимофеевна.
        - Как настоящий герой, - отвечал Садко, - он отдал свою жизнь, чтобы убить того, кого все считали бессмертным. Проклятого упыря, известного как Кощей.
        - Так, значит, Кощей мёртв?
        - С божьей помощью.
        Наступило долгое мучительное молчание. Мать Василия погрузилась в свои мысли, а Садко не мог её прервать и перейти к изложению своих намерений.
        - Конь Василия теперь у меня, - заговорила, наконец, Амелфа Тимофеевна, - его пригнал ко мне Хома. Конь богатырский, не гоже ему пахать землю. Он должен принадлежать богатырю. Ты теперь воевода, Садко, бери его себе. Более достойного владельца ему не найти.
        - Благодарю, матушка, - склонил голову Садко.
        - Алёну только не забирай, прошу тебя. Она напоминает мне о Василии, и ребёнок её…. Я знаю, это не его, твоё дитя, но Вася мог стать ему отцом, если бы не…
        - Но где она? - оживился Садко.
        - Она в прежних покоях Василия, ребёнок с ней. Садко, не забирай их у меня.
        Последние слова она уже сказала ему в спину, поскольку богатырь направился в указанном направлении. Он больше не мог себя сдерживать и ворвался в комнату. Алёна сидела на лавке с младенцем в руках и кормила его грудью. Увидев гостя, она не на шутку встревожилась. Но Садко будто не обратил на неё внимания, сел рядом и принялся разглядывать своего ребёнка. Дитя было ещё совсем маленьким и беспомощным, едва узнавало родную мать, но богатырю ребёнок показался самым красивым из всех детей, кого он видел.
        - У неё уже есть имя? - спросил Садко.
        - Я думала, если родиться мальчик, я назову его Василием, - отвечала Алёна. - Но боги не дали тебе сына, которого ты хотел у них забрать. Они дали мне дочь, настоящую чародейку, которую я назову Василисой.
        - Василиса - хорошее имя. Что ж, я добился своего, и теперь больше не держу тебя здесь. Если хочешь, уходи. Можешь вернуться к своей матери, которая будет подкладывать тебя под заезжих мужиков. Или ещё куда, я тебя больше держать не буду. Только дочь останется со мной.
        - Ты хочешь разлучить меня с моим ребёнком? - даже с некоторой злобой посмотрела на него Алёна.
        - Моя дочь останется в Новгороде. Она не будет ни в чём нуждаться, она получит хорошее воспитание. Если ты попытаешься забрать её у меня, я найду тебя, где бы ты ни была. Или навещу твою мать.
        - Тогда я тоже останусь в Новгороде, - бросила ему Алёна.
        - Что ж, воля твоя. Я обеспечу всем и тебя.
        - А если я захочу замуж? - прищурилась Алёна, - ты же не возьмёшь меня к себе второй женой. А я ещё молода, мне нужен муж.
        - Я не стану твоим мужем, - отвечал ей Садко, - это запрещает моя вера. Но я буду отцом твоего ребёнка. Если ты соберёшься замуж, предупреди меня, и мы всё решим.
        Алёне пришлось смириться со своим новым положением, теперь она полностью зависела от Садка. Возможно, однажды он захочет, чтобы она стала его любовницей, но сейчас она была лишь матерью его ребёнка. Садко знал, что пойдут недобрые слухи, что родня его жены ещё больше обозлится на него, но другого выхода не видел.
        Святослав Вольга в этот день отправился к другой вдове, в дом Кости Новоторжанина. Ольга не могла унять слёз, и даже временами впадала от горя в такое беспамятство, что все серьёзно обеспокоились о её ребёнке, которому только предстояло появиться на свет. Никита Новоторжанин держался, как мог, но и по щекам старика время от времени пробегали горькие слёзы. Христиане нарекли Костю мучеником, некоторые даже сделали его своим заступником на небесах. Он всегда был их героем, но смерть, казалось, вознесла его почти до уровня святых. Когда в город прибыл Потамий Хромой, отец Иоаким провёл панихиду в память о погибших. В храме богатыри снова вспомнили своих вечно молодых товарищей.
        - Я должен был быть с ним, - говорил после службы Потамий Садку.
        - Будешь, - отвечал ему будущий воевода, - все мы когда-нибудь соединимся на том свете, поздно или рано.
        - Я должен был спасти его. Однажды я уже это сделал.
        - Поверь мне, Потаня, сейчас был другой случай. Я был там, я видел болото, поглотившее целое войско. Никто бы не выжил.
        После службы многие решили помянуть павших в кабаке, за кружкой вина или пива. Здесь Садку снова повстречался Вольга.
        - Ну что думаешь, воевода? - спрашивал он.
        - О чём?
        - О том, как всё пойдёт дальше. Людей у нас мало, денег тоже. И благодать, что сошла на нас в тот день, исчезла вместе с Василием Буслаевым. Я знаю твой смекалистый ум, и хочу знать, что ты придумал.
        - Я не верю, что благодать покинула нас, - отвечал ему Садко, - в тот день я словно стал другим, я переродился.
        - Понимаю, - задумчиво проговорил Святослав, - но на одной благодати войска не создашь. Я много чего узнал от Вахрамея. Злой дух, который так портил нам жизнь, ещё даст о себе знать. Вахрамей сдерживал его, но теперь мы должны готовиться к худшему. Если демон восстанет во плоти сейчас, мы ничего не сможем ему противопоставить.
        - Думаю, время ещё есть, мы что-нибудь придумаем. Но об этом мы ещё успеем поговорить, а сейчас давай будем думать о Василии Буслаеве, о Косте Новоторжанине, о братьях Сбродовичах, о Луке и Моисее, и других, кого мы сегодня провожали на небеса.
        - Да, ты прав, - согласился Святослав.
        Вольге ещё столько нужно было рассказать новому воеводе, столько ему самому нужно было понять. Вахрамей унёс на тот свет много тайн. Он говорил, что хотел стать вождём чародейского легиона. Но что такое чародейский легион? Откуда взялся этот странный титул, и как меч Сорочинского Мастера мог помочь Вахрамею достичь этого статуса? Последние слова Белого Волка никак не выходили из головы у Святослава Вольги. Люди нарушили великое равновесие между жрецами света и жрецами тьмы, между самими тьмой и светом, и с тех пор они словно ходят по канату, со всех сторон окружённому бездной. Чем закончится этот бунт человечества против высших сил? И долго ли мир сможет продержаться в таком неравновесном состоянии? В любом случае, упыри и чародеи век от века слабели, а люди становились сильнее. Но смогут ли они справиться с собственной силой? Этого не знал никто.