Елена Прекрасная. Красота губит мир Наталья Павловна Павлищева
        Ее воспевали как самую желанную из женщин. По ее неземной красоте сходили с ума тысячи мужчин. Изза нее началась Троянская война. Взяв Трою, ахейцы собирались побить Елену камнями, но, увидев ее обнаженной, выронили оружие из рук…
        Что еще мы знаем о Елене Прекрасной? Да почти ничего! До сих пор ее продолжают считать этакой классической «блондинкой» из анекдотов, «слабой на передок» смазливой дурочкой, по вине которой пал величайший город Древнего мира.
        Наталья Павлищева
        Елена Прекрасная. Красота губит мир
        На страницах этой книги предстает совсем другая Елена - не безмозглая пустышка и не покорная жертва обстоятельств и мужчин, а умная, смелая, сильная женщина, способная бросить вызов не только земным царям и безжалостной судьбе, но даже бессмертным богам! Недаром же спартанки испокон веков славились как самые свободные и независимые женщины Эллады, а Елена была истинной спартанкой! И любовью всей ее жизни стал не трусоватый Парис, а совсем другой мужчина. Кто именно?.. Читайте новый роман от автора бестселлеров «Княгиня Ольга», «Клеопатра» и «Нефертити» - захватывающую историю прекраснейшей из женщин, чья божественная красота вошла в легенду!
        ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
        Сначала несколько слов о временах, в которые все происходило.
        Годы Троянской войны - это XIII век до н. э. Это еще НЕ античная Греция. До Гомера как минимум полтысячи лет, до привычной нам Спарты с ее жесткой дисциплиной и особым образом жизни тоже.
        Очень далеко до демократии, афинского Акрополя, спартанских законов Ликурга, Олимпиад, древнегреческой философии, трагедий, комедий…
        Города-государства сосредоточены на юге материковой части, Пелопоннесе и островах. Самый сильный из них - островной Крит и пелопоннесские златообильные Микены, поражающие всех несокрушимыми циклопическими защитными постройками и богатством отделки дворцов. Большинство царств размером со среднюю деревню, «огромная» малоазиатская Троя - примерно 10 000 населения.
        Многое иначе, чем представляется при словах «Древняя Греция».
        И красота Елены на нас, привыкших к совсем иным стандартам, едва ли произвела бы неизгладимое впечатление. У нее наверняка были крупный прямой нос без переносицы, чуть вздернутый подбородок, капризно изогнутые губы, грудь совсем не голливудских размеров, упитанные, с мощными икрами ноги и плотненькая фигура (Венеру Милосскую изваяли гораздо позже по своим канонам, а времена кносских красавиц с осиными талиями уже прошли).
        Но это был идеал крепкой женщины, способной рожать крепких детей, а других носов просто не имелось, потому для ахейцев Елена - эталон земной красоты. Достаточно вспомнить, что сами эталоны у человечества заметно менялись (и меняются) со временем и в зависимости от места пребывания. А у Елены до окончания Троянской войны было как минимум семеро детей - трое от Менелая и четверо от Париса. Но при этом красавица на все сто!
        И Парис вовсе не был юношей робким со взором горящим… Любовь Елены в обмен на признание Прекраснейшей Афродита обещала ему после спора на свадьбе отца Ахилла. От обещания богини до его выполнения прошло немало времени, ведь под Троей рожденный в результате этой свадьбы Ахилл бился мужиком, имеющим взрослого сына. Но Елена уже тогда была известна как красивая женщина… Сколько же ей-то лет? Герои мифов либо не имели возраста вообще, либо их дети рождались сразу с мечами, щитами и в шлемах.
        В качестве реально действующего царя Трои Александр (второе имя Париса) упомянут в хеттских документах того времени. Александр этот отнюдь не мальчик, но муж. У него до Елены была жена Энона и довольно взрослый сын Кориф, который… Впрочем, зачем заранее рассказывать слишком много? Не одной Троянской войной жил мир вокруг Эгейского моря три с половиной тысячелетия назад.
        Могла ли Троянская война продолжаться целых десять лет, как у Гомера? Да, конечно, только это не была осада Трои, больше девяти лет длились боевые действия войска Агамемнона вокруг троянских земель, отсекая ее союзников, а сам город скорее явился заключительным двухмесячным кровавым аккордом. Возможно, потому Елену сначала и не слишком обвиняли в неприятностях, которые она навлекла на Трою.
        Едва ли огромный ахейский флот прибыл к берегам Троады, чтобы всего лишь вернуть законному мужу сбежавшую жену. Скорее предводитель ахейцев Агамемнон понимал, что либо они, собравшись вместе, надолго ослабят могущественную Трою, либо сама Троя по одному подомнет под себя ахейские царства. Можно с уверенностью сказать, что, не будь жестокосердного микенского царя Агамемнона, все же разорившего сильный город, едва ли вообще состоялась бы та Древняя Греция, которую мы так знаем и любим. Через некоторое время Троя снова поднялась под рукой Энея и его потомков, но она уже не смогла поглотить Элладу. В истории есть персонажи, которым выпало играть необходимые, хотя и жестокие роли. Троя Приама пала, зато сложилась Эллада, Карфаген был разрушен, чтобы выжила Римская империя, кто знает, что лучше, но история такова…
        Это были времена, когда боги запросто спускались с Олимпа и жили среди людей, отличаясь только бессмертием и умением творить кое-какие фокусы вроде внезапного исчезновения или появления. Характеры у них удивительно похожи на земные, из-за чего люди немало страдали. С богами можно было дружить, договориться и даже поссориться! Их воле подчинялись или противились, с ними беседовали или спорили…
        Нам сложно представить разговор человека, пусть и Героя, с богом Подземного мира, а для ахейца это было вполне нормальным явлением (подумаешь, сходил к Аиду!). И заурядную драчку среди богинь тоже представить трудно. А предки имели возможность наблюдать, как треплют друг дружке золотые косыньки Афина и Афродита, толкаются в грудь, кидаются копьями или даже камнями! Где уж тут людям уберечься?
        Обитатели Олимпа много столетий подавали дурной пример обитателям Земли и немало преуспели. Дурной пример, как известно, очень заразителен.
        А еще хочется попросить прощения у всех, кого покоробит слово «плавали». Конечно, по морям ходят, и греки ходили, а не плавали, но роман-то дамский… Второе слово как-то привычней…
        СПОР В НЕБЕСАХ
        Зевс с досадой оттолкнул чашу с нектаром.
        На земле основательно громыхнуло. Одинокий пастух поспешил собрать своих разбредшихся коз и погнал их к дому. Если в небесах непорядок, на земле добра не жди. И чего им не живется как людям… на всем готовом, делать ничего не надо… Пусть бы себе ссорились, если на земле это не мешало, но на прошлой неделе из-за гнева Громовержца сгорела оливковая роща. На какого-нибудь нерасторопного бога сердится, а людям убыток!
        Перепуганная нимфа, подававшая главному богу нектар, замерла. Неужели в чаше что-то не так? Но сразу поняла, что не в нектаре дело, Зевсу просто скучно!
        - Надоело! - загремел его голос.
        Еще сильнее громыхнуло в облаках над землей. Глядя на тучи, черными клубами собирающиеся над головами, люди торопились спрятаться под крыши. Что-то сегодня Громовержец особенно не в духе.
        Испуганно замерли не только нимфы, боги и богини тоже отставили в стороны свои чаши с нектаром и амброзией, переглядываясь. Что вывело из себя Зевса?
        - Каждый день одно и то же: амброзия - нектар, нектар - амброзия, пиры, возлежание…
        Теперь гнева Громовержца не понимал уже никто, чего еще ему нужно?
        Зевс ткнул пальцем в сторону земли:
        - Живут же люди!
        Посреди аспидно-мрачной тучи возникло белое ветвистое дерево, словно перевернутое корнями вверх. Оно побежало, с треcком раскидываясь на фоне иссиня-черного неба, и страшно загремело. Загорелась очередная оливковая рощица…
        - Зе-евс… - протянула Афродита. Эта богиня единственная, кто не боялся гнева Громовержца, она старше самого Зевса, и тот подвержен ее стрелам не меньше людей. Именно стрелы сына Афродиты, шалуна Эрота, заставляли главу богов без конца наставлять своей божественной супруге Гере рога, за что Гера не слишком жаловала вечно юную богиню любви. - Прекрати сердиться, не забывай, что внизу люди, ты им мешаешь…
        Зевс, чуть смутившись, уселся на троне спокойней. Небо стало быстро проясняться, у грозы всегда так, чем она чернее, тем ярче потом солнышко.
        - Скучно. У людей какие-то заботы, дела, проблемы… а у нас что?
        - Тебе проблем не хватает? - изумленно подняла бровь Афина Паллада.
        Зевс вздохнул:
        - Развлечения хочется…
        Он перегнулся через облако, заглядывая вниз, и вдруг поманил пальцем Афродиту:
        - Твоя работа?
        Внизу Парис вел Прекрасную Елену от корабля к Великим воротам Трои.
        Дочь Зевса с удовольствием согласилась:
        - Моя.
        - Где взял?
        Афродита вспомнила, что Елена тоже дочь Зевса и почувствовала холодок на спине. Но, похоже, Громовержец уже не сердился. Какое-никакое развлечение.
        - Украл у Менелая.
        - Ух ты! А ну подробней! - поерзал на троне Громовержец. Заметив это, Гера только покачала головой - как мальчишка!
        Афродита поняла, что сегодня угодить Зевсу получилось.
        - Менелай уехал на Крит хоронить дедушку, а Парис остался…
        - Постой, тот Парис, что отдал яблоко тебе?
        - Да.
        - Отблагодарила, значит?
        - Отблагодарила. Эта твоя дочь, Зевс, самая красивая женщина среди земных, я обещала Парису ее любовь. Вот, - Афродита повела рукой в сторону видневшейся внизу Трои. Но в глазах Зевса появилось что-то такое, что заставило богиню усомниться в благополучном исходе ее поступка.
        Так и есть, Громовержец хмыкнул:
        - Хм, а ее Менелай не против?
        Тут же подала голос богиня раздора Эрида:
        - Конечно, против! И не только Менелай, у него есть более сильный брат Агамемнон.
        - Вот пусть они и повоюют! Агамемнону давно был нужен повод! - хохотнул Громовержец.
        Возлежавший со скучающим видом бог Арес встрепенулся, война - это по его части!
        Зевс добился своего, боги тут же поделились на два лагеря. Как и следовало ожидать, возмутилась справедливая Афина:
        - Война из-за какой-то распутной женщины?! Прости, Зевс, она хотя и твоя дочь, но любовные похождения Елены и ее легкомыслие известны всем!
        - А у Зевса все земные дочери таковы! - ехидно фыркнула сторонница крепких семей супруга Громовержца Гера. - Конечно, Елену нужно вернуть домой мужу, чтобы посадил беглянку под замок и больше никому голышом не показывал, никаким гостям!
        - Вернуть?! Эрот столько стрел перевел, чтобы заставить ее бежать с Парисом, а ты вернуть?! Не выйдет! - закричала Афродита, заслоняя собой видневшуюся внизу Трою.
        Любовницу поддержал Аполлон, не зря же старался их с богиней любви сынок Эрот!
        - Приехала, так пусть живет! Она теперь принадлежит Парису!
        - Вернуть!
        - Нет, оставить!
        - Вернуть и как можно скорее! - Гера топнула ножкой, вызвав внизу небольшое землетрясение.
        - Ха! Она будет царицей Трои!
        - Ага, и в Трое заведет те же порядки, что у себя в Спарте?!
        Зевс с интересом наблюдал заваруху среди богов.
        Начало ему понравилось, если половина богов и богинь встанет на сторону Париса, а вторая на сторону обиженного мужа Елены Менелая, то может получиться хорошая драчка, какой уже давно не бывало! Боги бессмертны, потому гибель им не грозит, разве что сам Зевс отправит в Тартар к Аиду, но посмотреть, как богини треплют друг дружке золотые кудряшки, забавно.
        РОЖДЕНИЕ КРАСАВИЦЫ
        Леда сладко потягивалась после ночи с красавцем гостем. Такой бурной страсти у нее еще не бывало…
        Этот молодой красивый гость появился в доме царя Спарты под вечер, долго вел беседу с Тиндареем, а потом был препровожден в спальню, куда и пришла супруга хозяина. Так полагалось по законам гостеприимства. Не единожды Тиндарей предлагал свою жену на ночь, чаще всего это было причиной ее долгих слез, но на сей раз царь мог не беспокоиться, даже если бы гость задержался еще на недельку или заглянул в дом завтра же, Леда не отказалась исполнить долг гостеприимства.
        Вообще-то он пообещал навестить еще раз… Только вот когда?
        Вспоминая жаркие ночные ласки гостя, Леда сладострастно провела руками по груди, потом ладони опустились на талию, погладили бедра…
        - М-м…
        Нет, ждать следующего появления молодого красавца невыносимо, а звать мужа вовсе не хотелось. Чтобы не травить себе душу, Леда позвала рабыню и велела подать воду и одежду. И все же когда струйки воды потекли по телу, смыть ночную негу они не смогли, ощущение рук и тела вчерашнего гостя не проходило. И до зубовного скрежета хотелось повторения ночных ласк!
        Тиндарей уже приступил к трапезе. Обмакивая хлеб в оливковое масло и отправляя в рот, он как-то странно разглядывал супругу. Леде не хотелось есть, ее еще томило сладострастие. Чуть понаблюдав за задумчиво-рассеянной женой, царь усмехнулся:
        - Понравились ласки Зевса?
        - Что? - все так же рассеянно отозвалась та, но тут же вытаращила глаза на мужа: - Кого?!
        - Неужели ты, дурочка, не поняла, кто был на твоем ложе ночью?
        - Зе-зевс-с?.. - у Леды даже сел голос. Если честно, то она перепугалась. Зевс уже однажды осчастливил ее сыном, от неминуемого гнева супруги Громовержца Леду спасло только то, что родились близнецы - диоскуры Кастор и Полидевк, по крайней мере, один из сыновей был точно Тиндарея. Иначе гнева божественной Геры не избежать. Громовержец плодил на земле детей, а Гера наказывала якобы соблазнивших ее мужа женщин.
        Мигом оказались забыты все ласки ночного гостя, пропало желание, и осталась одна мысль: что если узнает Гера?! Богиня тоже женщина и не слишком жаловала любовниц мужа. Как ей объяснить, что Леда стала таковой невольно?! Что ж теперь ни с кем, кроме мужа, и переспать нельзя, если любой может оказаться Зевсом?! В глубине души Леда прекрасно понимала, что, возникни на пороге вчерашний гость, и никакой страх перед Герой не остановил бы ее, ночные ласки снова оказались бы страстными.
        Но ссориться с богиней опасно…
        Леда поднялась, чтобы бежать с дарами и объяснением своей невиновности к супруге Зевса. Тиндарей остановил:
        - Куда ты собралась? Умолять Геру? А если об этом узнает сам Зевс? Кого ты больше боишься?
        На мгновение замерев, Леда честно ответила:
        - Геру…
        Царь вздохнул:
        - Наверное, ты права. Вот какая беда - иметь красивую женщину в своем доме. Пусть нас минует такая беда еще раз…
        Не миновала…
        Еще больше перепугалась Леда, когда поняла, что понесла после той ночи! Тиндарей косился на растущий живот жены с немым вопросом: от него? Та лишь разводила руками в ответ. Она не стала рассказывать мужу, что Зевс появлялся не единожды, и с каждым разом их ласки становились все горячей. Что же за дитя родится от такой любви?
        Громовержец перестал навещать земную подругу, только когда живот был уже слишком заметен. Уходя, он кивнул на зреющий плод любви:
        - Эта дочь будет самой красивой женщиной в мире.
        - Я назову ее Еленой…
        Гера прислушалась к голосам и хихиканью, богини явно сплетничали о Зевсе. И, конечно, о его новом увлечении. Любвеобильность Громовержца давно стала поводом для болтовни, это страшно бесило супругу главного из богов, но дела не меняло.
        Едва ли Афродита не заметила, что Гера слушает, но говорить не прекратила, ей явно хотелось, чтобы супруга Зевса знала о его проделках… Эта красивая падчерица Геры доставляла главной богине немало хлопот, без конца подсовывая Громовержцу красоток и поражая стрелами вожделения. Правда, иногда Зевса охватывало таковое и без помощи Эрота.
        - Эта Леда не так уж и хороша… Разве что в постели…
        Артемида поморщилась:
        - Какая разница? Он Громовержец, ему все можно.
        - Да, даже наставлять рога быку! - захихикали богини.
        Богини намекали на возлюбленную Зевса Ио, которую тот, чтобы спрятать от гнева своей супруги, превратил в корову, а буренка весьма приглянулась настоящему быку…
        Вздохнув, Гера отправилась к беспокойному мужу. Прошли времена, когда она закатывала скандалы по поводу многочисленных земных, и не только, увлечений Зевса, теперь только вздыхала, Громовержца не переделать…
        Но допустить, чтобы супруг вот так запросто плодил на Земле своих детей, Гера тоже не могла, над ней уже смеялась половина Олимпа.
        - Ты снова шлялся по Земле?!
        Зевс понял, что кто-то выболтал о его посещениях Леды, но был в растерянности всего мгновение.
        - А что прикажешь делать?! Плодить новых богов? На Олимпе и так не протолкнуться!
        Зевс прав, богов и богинь развелось столько, что даже уединиться невозможно, вот и сейчас их спор наверняка слышали многие. Гера уже тише поинтересовалась:
        - А вообще не ходить ты не можешь?
        - Нет, - вздохнул муж.
        - Совсем?
        - Совсем.
        Немного помолчали.
        - У кого был на этот раз, что за Леда?
        - Так… красотка… замужем…
        - А… муж?
        - Я гостем прикинулся.
        Гера вздохнула. Хорошо хоть не козлом, не то мог бы и на вертел попасть… Доиграется когда-нибудь.
        Прошли годы. Удивительно хорошенькая в младенчестве Елена превратилась в гадкого утенка, как часто бывает с будущими выдающимися красавицами. Однажды мать, желая утешить девочку, сказала о пророчестве, что она будет самой красивой женщиной Эллады, не называя, правда, автора этих слов. Елена мгновенно поверила, теперь на все замечания девочка почти надменно отвечала, что она самая красивая на Земле! Взрослые только качали головами.
        - Что они в ней находят, ну что?! - возмущалась Клитемнестра, старшая дочь Леды и Тиндарея. И действительно, Елена, которая в младенчестве была чудной малышкой, изумлявшей своей пригожестью всех, повзрослев, превратилась в сущего гусенка. Большеротая, голенастая, кажется, состоявшая их одних углов, с тощими, чуть вывернутыми коленками, длинными руками, она, по мнению уже оформившейся сестры, никоим образом не могла вырасти красавицей. Конечно, грудь даже в столь юном возрасте уже вон как торчит сквозь тонкую ткань коротенькой туники, выпячивая соски в разные стороны, да ноги стройные, зато лопатки на спине, словно крылья, и шея из ключиц вылезает, как у лебедя. Сравнение с красивой птицей Клитемнестре не понравилось, нет, скорее гуся! Правильно, она, как гусенок, причем ощипанный.
        Но это и странно, стоило ощипанному гусенку повести своими большущими глазищами, как любой мужчина забывал, куда и зачем шел, и послушно провожал ее взглядом. Было в этой тощей девчонке что-то такое, что заставляло руки сильных воинов тянуться к ее крепкой груди. Царю пришлось приставить к младшей дочери охрану. Правда, однажды Клитемнестра заметила, как тот же охранник тискает подопечную с бо-ольшим воодушевлением. А младшая сестрица не сопротивлялась! Это для Спарты непривычно, в Лакедемонии девушки хоть и обнажены, но целомудренны и лишнего себе не позволяют. Хотя, где эта граница лишнего? Но сестренка слишком юна, чтобы за нее не беспокоиться.
        В очередной раз увидев, как охранник задрал и без того коротенькую тунику и ласкал девчонку, прижимая к себе всем телом, Клитемнестра ужаснулась и поспешила к матери, чтобы поделиться новостью, но Леда встретила старшую дочь чуть странновато, позвала к себе и на попытку рассказать о сестре, отмахнулась:
        - Клитемнестра, о Елене потом, давай поговорим о тебе. Не пора ли тебе снова выйти замуж. Ты об этом думала?
        - Не… не знаю…
        - Тебя хочет взять в жены царь царей Агамемнон! Он завтра прибудет за тобой из Микен!
        - Кто?! Нет, только не он!
        - Ты так любила Тантала? Мне казалось, что ты втайне мечтала от него избавиться…
        - Но не так! - выкрикнув это, Клитемнестра прикрыла губы пальцами, словно невольно выдала какие-то тайные мысли. Леда сделала вид, что не поняла.
        Конечно, первым мужем Клитемнестры был страшный человек, жестокий не менее своего деда, тоже Тантала, убившего собственного сына Пелопса и подавшего блюдо из него богам. Рассерженные боги Пелопса оживили, а самого Тантала низвергли в Тартар. Еще один сын Тантала-старшего и был отцом первого мужа Клитемнестры. Брак оказался недолгим, Клитемнестра успела родить только одного ребенка, которого вместе с ее мужем и убил Агамемнон!
        Возможно, Клитемнестра была рада избавлению от супруга, но при чем здесь новорожденный сын? Каково ей становиться женой убийцы своего первого ребенка? Но Агамемнон теперь очень силен, а Спарта только вставала на ноги после многих лет раздора. Вообще весь род Тантала отличался убийствами ближайших родственников, хотя это никого не удивляло.
        Леда положила руку на руку дочери:
        - Подумай, может, ты сможешь примириться с мыслью стать женой Агамемнона? Он сейчас сильнейший из царей Эллады… Хотя бы посмотри на него.
        Леда знала, о чем говорила, Агамемнон был в расцвете мужских сил, и многие женщины готовы принадлежать ему даже не женами, но хотя бы на ночь. Мать надеялась, что именно Агамемнон сумеет скорее отвлечь мысли дочери от прошлого, а если наградит ее следующим сыном, да не одним, то Клитемнестра и вовсе забудет первый брак. Иногда ненависть быстро перерастает в страсть…
        - Разве только он действительно понравится мне… - вздохнула Клитемнестра.
        Конечно, после такого разговора забота о сестрице напрочь вылетела у нее из головы, не до Елены!
        Агамемнон с помощью Тиндарея и своего брата Менелая утвердился в городе своего отца Артрея - Микенах, и был благодарен царю Спарты за помощь. Именно как благодарность он и рассматривал убийство Тантала, искренне считая себя избавителем Клитемнестры от чудовища. А что заодно пришлось уничтожить и новорожденного сына, так и это неплохо, кто знает, каким вырос бы этот щенок, вдруг повторил папашу?
        Теперь Агамемнон ожидал со стороны Клитемнестры если не любви, то хотя бы ответной благодарности и ничуть не сомневался в успехе сватовства.
        В Спарте презирали излишнюю роскошь Микен, хотя Клитемнестре казалось, что больше делают вид, что презирают. Микены самый богатый город, ходили слухи, что у его царя столько золота, что он мог осыпать им с ног до головы любого!
        Но девушку волновало не столько золото, сколько то, каков сам Агамемнон. Говорили, что он резок, не всегда сдержан, даже груб. Как она будет жить с таким мужем? На осторожный вопрос мать ответила, что Агамемнон храбрый воин, а если и груб, то бывают минуты, когда мужская грубость на ложе заманчивей томной нерешительности. Ответ больше обеспокоил, чем успокоил Клитемнестру, и девушка твердо решила, что если Агамемнон слишком не понравится, то она откажется от этого брака, родители поймут.
        Двенадцатилетняя Елена от предстоящего сватовства и замужества сестры была в восторге, хотя от Клитемнестры не укрылся ее ревнивый интерес: Агамемнон царь царей, если его женой станет старшая сестра, то что останется младшей? Видно, отец тоже заметил, потому что хохотнул:
        - И на твою долю женихов хватит! У Агамемнона есть брат Менелай.
        Елена с досадой фыркнула, но возражать не стала, ей рано замуж. Пока рано. Юная девушка поспешила удалиться, чтобы родные не заметили эту досаду. Ну почему Клитемнестре достается все лучшее?! Да, она старше и красивей… но это пока красивей! Елена однажды ходила к знакомой старухе, про которую говорили, что она была красавицей в молодости и служила Афродите, спросить, как задобрить богиню, чтобы даровала красоту и ей самой. Старуха посмеялась:
        - Тебе красота дана от рождения. То, что ты такая нескладная, так это пока, чуть подрастешь и будешь самой красивой женщиной Эллады. Ты уже чувствуешь свою женскую силу.
        - Ничего я не чувствую! - поморщилась Елена.
        - Разве тебе не приятно, когда мужчины трогают тебя за грудь и бедра?
        - Не знаю, они не трогают, отец приставил охрану.
        - А ты позволь делать это и поймешь.
        - Как я позволю, сказала же, что отец приставил охрану!
        - Охрана не мужчины? Только не отдавайся.
        Елена внимательно посмотрела на старуху, чуть помолчала, кусая губы, и кивнула.
        - А вот когда ты научишься еще и пользоваться этим…
        - Чем?
        - Тем, что ты привлекаешь мужские взгляды и желания. Запомни, мужчина становится слабым и готов сделать для женщины все, если его охватывает желание. В мире у мужчин есть два самых сильных желания - крови и женщин. Поэтому они наиболее сильны в бою и на ложе. Пока он тебя хочет, он в твоих руках.
        - Кто?! - чуть испугалась Елена.
        - Любой мужчина.
        - Но как только возьмет, так и забудет?
        Она столько раз слышала женские жалобы на мужчин, которые, стоит им овладеть женщиной, тут же теряют к ней интерес!
        - А ты сделай так, чтобы захотел еще и еще. Сегодня, завтра, всегда… И не один хотел, а многие… Чтобы соперничество постоянное было, когда соперничество, им хочется больше и больше ценят.
        Много еще что сказала Елене старуха, не все она сразу и поняла, но запомнила, позже действительно пригодилось.
        Когда девушка уходила, старуха покачала ей вслед головой:
        - Ох, Елена, сколько твоя красота принесет бед Элладе…
        Царь Микен прибыл в Спарту в середине дня. Встречали его приветливо, даже слишком широко для Лакедемонии.
        Клитемнестра во все глаза смотрела на крупного, действительно грубоватого мужчину, голос которого показался ей излишне громким, а манеры вовсе не царскими. Он хохотал во все горло, если что-то казалось смешным, не стесняясь разглядывал Леду и саму Клитемнестру, грубо шутил с Тиндареем и вообще чувствовал себя в его дворце хозяином. Все внутри Клитемнестры восстало против такого супруга, девушка твердо решила сказать твердое «нет» этому сватовству. И вдруг…
        Может, взгляд, который она заметила, и не определил прямо ее решение, но он заставил не отвечать сразу. Агамемнон с интересом оглядел и младшую из сестер, причем таким взором, каким не смотрел на саму будущую жену. Леда и Тиндарей были заняты другими гостями, а потому заметила одна Клитемнестра. И, конечно, Елена. Царь Микен просто ощупал глазами юную девушку, а та даже не смутилась! Клитемнестра была готова поклясться, что Елене понравилось это раздевание взором, сестра точно так же оглядела самого Агамемнона, вызвав у того восхищение!
        Но самое потрясающее случилось позже. Вечером Клитемнестра решила поговорить с младшей сестрой, дав той понять, что это некрасиво так глазеть на мужчину! Она спешила к Елене, из-за жары спавшей в боковой пристройке к гинекею, где немного прохладней. Отец приказал охране не досаждать девушке, чтобы гостям не показалось, что стерегут от них, поэтому у Елены должна быть только служанка. Никто не помешает сестрам поговорить по душам. Старшая собиралась рассказать, какими бывают мужчины, подобные Агамемнону, и что значат их откровенные взгляды.
        Клитемнестре осталось только войти к Елене, когда ее остановили странные звуки, похожие на стон. Что это?! Осторожно заглянув из-за угла, девушка обомлела - у Елены был… Агамемнон! Мало того, он… Младшая сестра стояла обнаженная, сладострастно выгнувшись с закинутыми за голову руками и закрытыми глазами, а царь Микен приник губами к ее груди! Клитемнестра вдруг заметила, что грудь у сестры весьма выпуклая с крупными сосками…
        Девушка отпрянула назад и прижалась к стене, стараясь не закричать. Она даже руку приложила ко рту. Хотелось потрясти головой, чтобы прогнать кошмарное видение. Ее жених и ее же сестра?! Агамемнон позарился на девчонку Елену?! Но вопреки ожиданию Клитемнестра почувствовала не брезгливость, не презрение, а… ревность! Младшая сестра посмела посягнуть на ее будущего мужа?! Не бывать этому! И было совершенно неважно, что всего несколько часов назад она сама просто ненавидела Агамемнона и не собиралась становиться его женой!
        Клитемнестра не смогла заснуть до самого утра. Перед глазами то и дело вставала картина, увиденная вечером. Агамемнон крепко держал обнаженную Елену руками за бедра, а она закрыла глаза в блаженстве… Его губы захватили сосок, и борода, наверное, щекотала ей кожу… От этих воспоминаний становилось горячо внутри и одновременно очень досадно. Девушка призналась сама себе, что очень хотела бы оказаться на месте сестры.
        В чем дело? Это возможно, вчера Агамемнон объявил, что желает взять старшую дочь Тиндарея и Леды Клитемнестру в жены. Она согласна. Внутри росло опасение, как бы после этой ночи царь Микен не передумал, вдруг попросит отдать не старшую, а младшую? Хотя Елене всего двенадцать, но она уже может стать матерью, рано развилась.
        Утром Клитемнестра первым делом отправилась к матери сказать, что она согласна. Леда была рада, она заметила, что дочери не понравился грубоватый Агамемнон, и переживала, как бы та не отказалась. Хорошо, что Клитемнестра все обдумала за ночь.
        От невесты не укрылись взгляды, которыми обменялись Агамемнон и Елена. Он словно погладил ее тело, а она снова смотрела с вызовом! Щеки Клитемнестры заполыхали огнем. Если это намек на еще одно свидание, то она его сорвет!
        Словно что-то почувствовав, Агамемнон подошел к будущей жене вплотную и внимательно посмотрел ей в глаза. Это был взгляд хищника, а Клитемнестра уже сознавала себя жертвой, но ощущение почему-то вызывало восторг, захотелось покориться и послушно выполнять все его требования. А еще мелькнула мысль: лучше я, чем Елена.
        - Свадьба сегодня!
        Родители невесты согласились с требованием жениха, а почему бы и нет? Клитемнестра могла быть довольна, теперь о ночном свидании Агамемнона с сестрой можно не беспокоиться.
        Все так старались забыть ужас с Танталом, что заодно не вспоминали и все связанное с первым замужеством Клитемнестры, словно его не было, словно девушка впервые становилась женой…
        Во время пира Елена вела себя скромно, она почти ни на кого не смотрела и молчала. А вот на нее саму гости таращились. Леда кивнула мужу:
        - Тиндарей, тебе не кажется, что нам скоро играть и второй пир? Посмотри, как вдруг расцвела наша малышка…
        Царь и сам заметил, что за последние недели младшая дочь из девочки стремительно превращалась в очень красивую девушку, которую провожали взглядами все мужчины. Ее угловатость исчезла, лицо и фигура приобрели женственность, а взгляд так и вовсе стал манящим, стоило затрепетать длинным ресницам, а чуть томным синим глазам скользнуть по кому-либо, как у мужчины внутри поднималась волна желания. Да уж, хорошо, что приставил к девчонке охрану, не то не миновать беды… Тиндарей гнал от себя мысль о том, что охрана давно воспользовалась представившейся возможностью, оттого и стала женственной вчера еще угловатая фигура девочки.
        - Я бы поскорей выдал ее замуж, иначе…
        Что иначе, не было надобности договаривать, недвусмысленные взгляды, которые мужская половина пировавших кидала на младшую дочь хозяев дома, все объясняли за него. Тиндарей не сомневался, кто отец девочки, похоже, Зевс подарил девчонке не только необычайно красивую внешность, но и свою любвеобильность. Трудно будет ее мужу…
        Клитемнестра была послушной, даже покорной любым желаниям Агамемнона, ей очень хотелось угодить мужу, но тот почему-то в восторге не был. Чего ему не хватало? Мало того, шли недели, а он явно не спешил домой в Микены, и женщина с ужасом понимала почему! Исполнив супружеский долг, Агамемнон уходил в другую комнату, потому что не любил спать рядом с кем-то, так он объяснил жене и хозяевам дома. Когда в очередной раз супруг удалился, Клитемнестра решила проверить, у себя ли он и, конечно, на месте Агамемнона не застала! Она ни на мгновение не усомнилась, где его искать.
        Но в комнате Елены царя Микен не было! Правда, не было и самой Елены. На вопрос, где хозяйка, ее рабыня ответила, что пошла погулять перед сном.
        - Ночью одна? Почему ты не с ней?!
        - Она велела оставаться в доме…
        Клитемнестра бросилась в сад. Она легко скользила между деревьями, стараясь не шуметь. Тихо… никого… только закричала какая-то ночная птица. Закричала довольно громко, что могло ее спугнуть? Или кто?
        Молодая женщина почти бегом бросилась на крик птицы, там, несомненно, люди! Птица резко прокричала еще раз. Выскочив из-за куста, Клитемнестра наткнулась на… служанку Елены!
        - Ты… ты что здесь делаешь?!
        - Хозяйку ищу… - залепетала та, потом повторила уже громко: - Ищу хозяйку, госпожа!
        - Тише, - зажала ей рот Клитемнестра, - не кричи.
        И почти сразу ее саму схватила крепкая рука:
        - А что ты делаешь ночью в саду?!
        Муж шипел, как рассерженный гусак, но Клитемнестра тоже разозлилась:
        - Тебя ищу!
        - Меня?! Меня надо искать в спальне, а не в саду! - Агамемнон поспешно тащил ее по дорожке в сторону входа во дворец, явно подальше от зарослей, где слышался шорох.
        - Тебя не было в спальне. - И тут Клитемнестра не выдержала, резко выдернув руку, она тоже зашипела: - Я знаю, ты был с ней! Она там!
        Еще мгновение, и Агамемнон спасовал бы, но как раз этого мгновения Клитемнестре и не хватило, почувствовав ее слабину, муж фыркнул прямо в лицо:
        - Если ты и дальше будешь следить за каждым моим шагом, то тебе лучше остаться в Спарте, а не ехать в Микены! Мне не нужна злая фурия в качестве жены!
        Клитемнестра бросилась вслед за удалявшимся широким шагом мужем:
        - Агамемнон, прости, я не хотела тебя обидеть, прости!
        Она с ужасом думала о том, что царь действительно может отказаться от супруги, найдя какой-то повод, даже то, что она расхаживала по саду ночью одна. Как доказать, что следила за ним же?! Клитемнестра вцепилась в руку:
        - Прости меня, не бросай! Я буду послушной женой, я слова против не скажу!
        Агамемнон с изумлением смотрел на жену, у него и в мыслях не было отказываться от Клитемнестры, одно дело заниматься любовью с ее младшей и такой ранней сестрой и совсем другое разорвать только что заключенный брак! Царь просто торопился увести бушующую супругу от кустов, в которых осталась сладострастная Елена, узнай Тиндарей о том, что Агамемнон забавлялся с обеими его дочерьми, хорошего не жди, может, сам царь Спарты и простил бы, но у него очень горячие сыновья диоскуры (близнецы) Кастор и Полидевк. Если вспомнить, что про них говорили, мол, дети Зевса, то и вовсе связываться не стоило…
        На следующее утро Агамемнон поспешил объявить, что им пора ехать. Правда, в тот день уехать не удалось, нашлись настоящие дела, пришлось отложить еще на день.
        Елена смотрела на сестру насмешливо и почти с вызовом, и Клитемнестру взяло зло! Кроме того, она услышала, как Агамемнон завел разговор о женитьбе своего младшего брата Менелая, мол, у Тиндарея есть еще одна дочь, почему бы не породниться еще раз? Этого только не хватало, чтобы Елена вышла замуж за младшего брата ее мужа и тоже переехала в Микены! Клитемнестра почувствовала, как ее охватывает отчаяние, неужели она будет принуждена терпеть сестрицу и в новом доме? Но что она могла поделать?
        Клитемнестра метнулась в храм Афродиты. Богатые дары легли к статуе богини.
        - Чего ты хочешь?
        - Помоги одолеть сестру! Я хочу, чтобы муж был только со мной.
        Богиня вздохнула:
        - Проказник Эрот поторопился, и золотая стрела поразила Агамемнона, когда царь увидел вас обеих. Мало того, он послал две стрелы - любви и вожделения, вторая досталась на долю Елены. Тебя он будет любить, как супругу, но всегда страстно желать твою сестру.
        - Так пусть пошлет свинцовую, чтобы убить любовь!
        - Только по отношению к обеим сразу. Ты согласна, чтобы муж не хотел Елену, но и тебя тоже?
        - Не знаю… - прошептала Клитемнестра. Какая страшная судьба - знать, что муж всегда будет любить и твою сестру тоже, либо лишиться его любви вместе с ней!
        Богиня сжалилась над бедной женщиной:
        - Я постараюсь, чтобы Елена оказалась подальше от Агамемнона и в надежных руках. А ты мне поможешь.
        - Конечно, помогу!
        Клитемнестра выполнила все, что ей велела Афродита, чтобы разлучить мужа с сестрой, она была готова и не на такое…
        Герои Аттики друзья Тесей и Пирифой к началу пира опоздали, но само празднество еще застали. Они успели поздравить царя царей с прекрасным выбором и помахать руками ему вслед. Но перед этим…
        Клитемнестра заметила, как герои глазеют на ее стремительно хорошеющую сестру, но на сей раз не приревновала, напротив, оказавшись с ней рядом, словно случайно задела плечо, сбросив ткань с красивой упругой груди юной девушки. Когда Елена поспешно потянула ткань обратно, сестра, улыбнувшись, остановила ее руку:
        - Не стесняйся, твоя грудь стала очень красивой и вполне достойна восхищения. - Клитемнестра заслонила Елену от всех, девушку было видно только Тесею и Пирифою (что и требовалось!). Проводя пальцами по груди сестры, Клитемнестра глазом косила в сторону приятелей, едва успевавших подбирать слюнки. Дело было сделано, оба героя растаяли и готовы сотворить любые глупости, только бы заполучить Елену себе!
        Но главное, Клитемнестра успела заметить маленького Эрота с его луком за ближайшей колонной. Выразительно показав мальчишке глазами именно на Тесея, она сурово нахмурила брови, мол, попробуй ошибись! Тот лукаво улыбнулся.
        Однако Тиндарей не торопился отдавать и младшую дочь тоже, тем более, весьма немолодым Тесею или Пирифою.
        Елена ликовала - жрицы выбрали ее среди тех, кто будет ткать покрывало для богини Аотис - Артемиды. Дочери царя Спарты славились своими умениями ткачих, но старшая Клитемнестра замужем второй раз, ей нельзя доверить столь важное дело. Но когда Елена попыталась похвастать перед сестрой, та сверкнула глазами:
        - Молчи, не то кое о чем расскажу жрицам!
        Младшая сестра осталась с открытым ртом, однако ее тут же взяло зло: неужели Агамемнон проболтался своей жене об их связи?! Вот болтун, а еще говорят, что женщины не умеют хранить секреты! Елену просто распирало от желания расспросить Клитемнестру, о чем та знает и кто сказал, но все же хватило ума промолчать.
        Ткать покрывало поручили двоюродным сестрам - Елене и Пенелопе, дочери младшего брата Тиндарея Икария. Для этого в самой большой комнате гинекея (женской половины дворца) был поставлен двухметровый ткацкий стан, его заправили, принесли рисунок и девушки уселись за работу. Надо торопиться, до праздника не так много времени…
        Работали в четыре руки, быстро и ловко, у Пенелопы и Елены примерно одинаковая скорость и сила прибивания узлов, потому перекосов не бывало, это хорошо, рисунок не съезжал в стороны. Клитемнестра пришла посмотреть, как трудятся сестры, постояла, притворно вздохнула:
        - Дольше не могу, пора собираться с мужем в Микены… Вам-то что, а я ежеминутно под присмотром, Агамемнон глаз не спускает…
        Елена не сдержалась, чтобы не фыркнуть ей вслед:
        - Угу, так и смотрит, как бы удрать!
        Клитемнестра резко обернулась, но сестра сидела, как ни в чем не бывало, и вязала узелок за узелком, что-то напевая…
        - Как жаль, что вами никто из женихов не заинтересовался… Не пришлось бы сидеть перед станом и работать…
        Ответить Клитемнестра не позволила, удалилась раньше, чем Елена раскрыла рот. У той все бурлило внутри, но что она могла сказать?
        Какое-то время работали молча. Потом Пенелопа завела разговор о молодых людях, зачастивших в Спарту.
        - Я боюсь выходить замуж. Попадется такой, как Агамемнон, как с ним ложиться в постель и вообще ему подчиняться?
        У Елены скулы сводило от желания сказать, что как раз с Агамемноном и хорошо. Пенелопа продолжала:
        - Страшно даже подумать, что нужно обнажаться перед мужчиной. Это так стыдно…
        - Стыдно? Просто нужно встретить мужчину, руки и глаза которого тебе будут приятны, тогда не стыдно.
        - А как узнать, что это он?
        - Почувствуешь.
        - А… у тебя есть такой человек, про которого ты можешь помыслить, что…
        - Есть, - вздохнула Елена, подумав, что не сможет стать женой этого человека.
        - А он… красивый?
        Девушка вдруг подумала, что царь Микен внешней красотой вовсе не отличается, скорее наоборот, но в нем мужская сила, подчиняться которой удовольствие. Только как это объяснить Пенелопе, которая и за руку себя взять никому не позволяет?
        Хорошо что пришла жрица с новыми мотками нитей, иначе Елена попросту не знала бы что отвечать. Она боялась выдать себя неосторожным словом или взглядом, уже желая, чтобы Агамемнон с Клитемнестрой поскорее уехали.
        Старшая сестра была не права, как раз женихи на Елену уже вовсю заглядывались, как и на Пенелопу. Большинство неженатых гостей желало бы взять одну из сестриц в жены. Особенно облизывались на все хорошевшую Елену.
        Агамемнон увез свою ревнивую супругу в Микены, следом за ним уехали и большинство гостей, чтобы вернуться с дарами за младшей из дочерей Тиндарея, но Тесей и Пирифой не спешили…
        Елена была в отчаянии, она уже привыкла к тайным встречам с мужем сестры, Агамемнон был ее первым мужчиной (охрана не рискнула заходить дальше простого тисканья), он разбудил в Елене и тайные желания. Женихов хоть отбавляй, но отец, почувствовав нешуточный интерес к младшей дочери, принялся перебирать… А замуж нужно выходить срочно, она уже поняла, что понесла от Агамемнона и последствия скоро будут видны всем!
        Девушка метнулась к той же бывшей жрице Афродиты:
        - Что делать?
        Старуха пожала плечами:
        - Рожать, что ты еще можешь?
        - Но это будет позором! - в отчаянии прошептала Елена.
        - Конечно. Я тебя предупреждала, чтобы не отдавалась. Удовольствие хоть получила?
        - А как же?!
        - Ладно, - вздохнула старуха, - попробую помочь.
        Праздник в честь богини Артемиды был в разгаре, обнаженные девушки танцевали ритуальный танец у алтаря, в отблесках костра их фигурки смотрелись особенно эффектно. Один из двух наблюдавших из кустов за действом мужчин кивнул другому:
        - Вон она.
        - Угу, и охраны не видно.
        Девушки были в экстазе, когда на них вдруг вихрем налетели два всадника, раздался девичий визг, тотчас Елена почувствовала, как сильные мужские руки подхватывают ее и бросают на коня. Мужчина крепко держал юную красотку, и она вовсе не желала, чтобы эти руки отпускали… Крика Елены никто не услышал, его не было…
        Меня похитили! - эта мысль добавляла восторга ночному происшествию. Похищение не было чем-то необычным для Спарты, напротив, именно так спартанцы добывали себе жен. Елена обрадовалась, что кто-то из женихов проявил больше прыти, чем все остальные… И ей нравились объятия похитителя! Девушка сама прижалась к крепкому телу, обнимая за пояс.
        Охрана, которую на праздник не допустили, спокойно ожидала свою хозяйку дома.
        Только когда храм уже скрылся из вида и стало ясно, что погони за ними нет, Елена наконец глянула, кто же ее похитил, и обомлела - это был Тесей! Но герой немолод, скорее наоборот, годился ей в отцы. Однако руки, обнимающие ее обнаженное тело, столь горячи, что она быстро отбросила все сомнения, Тесей так Тесей! Все же Агамемнон разбудил в Елене не лучшие желания…
        Выбравшись подальше от Спарты, они наконец остановились, скоро утро, а ехать днем опасно. Было решено до вечера переждать в одной из пещер в горах… Уже светало, солнечные лучи чуть позолотили край неба.
        Тесей с Пирифоем украли девушку во время ритуального танца, который та исполняла нагой, а потому на ней не было даже коротенького хитона. Мужчины дали плащ, чтобы прикрыть наготу, но в нем жарко, потому Елена устроилась поспать поверх плаща обнаженной. Но заснуть не удавалось, девушка пыталась понять, нравится ей это похищение или нет.
        А приятели устроились рядышком, искоса поглядывая на свою немыслимо красивую добычу. Неожиданно Пирифой возмутился:
        - Крали мы Елену оба, почему она должна доставаться именно тебе?
        Ссориться с другом совсем не хотелось и Тесей предложил бросить жребий. Услышав это, Елена возмутилась, почему это мужчины решают за нее?! Девушка вскочила на ноги и теперь стояла перед ними во всей своей юной красе.
        - Эй, не мешало бы спросить меня!
        У друзей перехватило дыхание, Тесей с трудом смог выдавить хрипловатым голосом:
        - А кого ты сама хочешь?
        Девушка растерянно смотрела на двух сильных мужчин… Вообще-то, она хотела Агамемнона, но того здесь не было, а потому Елена чуть пожала плечами.
        Нимфетка не просто не стеснялась наготы, она воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся и удивилась неприкрытому интересу к своему телу со стороны мужчин:
        - Чего вы уставились, разве у афинянок не такие груди или бедра?
        Тесея с Пирифоем кидало в жар, приятели бормотали себе под нос что-то вроде «не совсем такие…».
        Скорей бы уж добраться до дома, чтобы сыграть свадьбу и больше не скрипеть зубами от вожделения!
        Удивительно, но нагота девушки, а может, именно то, что она ее не стеснялась, защищала Елену лучше любых плотных плащей.
        Позже друзья втайне жребий все же бросили, удача была на стороне Тесея.
        Тесей увез красавицу к себе в Аттику, но спрятал у матери в деревне Афинда, чтобы не сразу нашли, надеясь, что потом будет поздно…
        Эфра, увидев добычу сына, ахнула, правда, при самой девушке промолчала. А вот наедине Тесею и Пирифою высказала: украсть дочь Зевса, да еще и не дошедшую до брачного возраста!
        - Она не девственница, - буркнул Тесей.
        - Ага, - согласился с ним приятель, - совсем не девственница.
        - Вы уже проверили?!
        Два друга изумленно уставились на Эфру, она что, думает, что двое сильных мужиков могут несколько дней видеть перед собой этакую обнаженную красотку и молча грызть орехи?!
        - И кто теперь поверит, что это не ваших… не ваша вина?!
        Но сделанного не вернуть, Эфра попыталась уберечь Елену от любви своего беспокойного сына и его приятеля, хотя это редко удавалось. Оставалось надеяться, что Тиндарей, перебесившись, согласится на брак младшей дочери с Тесеем.
        Вечером мать попыталась расспросить, как это приятелям пришло в голову выкрасть Елену. Тесей пожал плечами:
        - Подсказала какая-то старуха. Это обычное дело для Спарты, там будущую жену крадут, помещают у подруги, посещают по ночам и лишь потом женятся.
        - Но не царскую дочь, - вздохнула Эфра, - и не такую молодую.
        - Она не сопротивлялась…
        - Может, обойдется…
        Но дома приятелям спокойно не сиделось. В первый же вечер Пирифой позавидовал другу, мол, у тебя жена вон какая, а мне что?
        - Мне своя дочь Зевса нужна. Добуду себе.
        Подвыпивший Тесей согласно кивнул:
        - Кого хочешь?
        - Персефону!
        - Кого?!
        - Персефону! - упрямо замотал головой пьяный Пирифой.
        - Жену Аида?!
        - Да! Тебе одна дочь Зевса, мне другая! - заартачился друг Тесея.
        Елена прислушалась:
        - Кто дочь Зевса?
        Тесей махнул на нее рукой:
        - Ты дочь Зевса.
        - Я?!
        У юной женщины даже дыхание перехватило. Она знала, что ее мать Леда была соблазнена Зевсом, и знала, что у Леды двое божественных детей, но считала сыновьями Громовержца своих братьев Кастора и Полидевка, а никак не себя или Клитемнестру.
        Тесей вытаращил на юную супругу глаза:
        - Ты что, не знала?!
        Хотелось закричать: что же вы раньше молчали?! Потом Елена подумала, что это ничего не изменило бы. Впрочем, ей вполне нравилась ее жизнь, разве что афиняне косились… Но на остальных красавице наплевать. Да вот еще: начал выпирать живот, сказались тайные встречи с Агамемноном. Но и это мало беспокоило, мать Тесея Эфра относилась к ней хорошо, в крайнем случае Эфре можно будет оставить ребенка.
        Пока она размышляла над тем, что ей дает новое знание, приятели договаривались о своем, разгоряченные вином, они твердо решили добыть у Аида его супругу Персефону и привезти в этот же дом! Когда Елена поняла, что они задумали, покачала головой: сумасшедшие. Ясно, что из Подземного мира эти двое ненормальных не вернутся, но переубеждать их не было никакого желания, в конце концов, дочь Зевса могла достаться и более молодому и красивому герою или царю. Конечно, Тесей весьма знаменит, но он немолод…
        Елена сделала вид, что вместе с Эфрой отговаривает двух приятелей от опрометчивого поступка, но тех уже понесло: Аид, так Аид! Как ни умоляла Эфра своего неугомонного сына, герои отправились в Царство мрака, словно нельзя было подождать, когда Персефона выйдет на полгода жить на землю. Причина была простой, Тесею страшно не терпелось вступить в свои мужские права на Елену по-настоящему, а не украдкой, значит, скорее сыграть свадьбу, но сделать это он не мог, пока у Пирифоя не было супруги…
        Забегая вперед можно сказать, что Аид жестоко пошутил над претендентами на его жену, приклеив обоих задами к камням у входа в Царство мертвых. Тесея через несколько лет сумел вызволить Геркулес, правда, оторвав ему часть седалища (а как иначе?), а вот Пирифой так и остался сидеть… Сердобольная Персефона приносила незадачливому ухажеру еду и питье, жалела бедолагу, но помочь ничем не могла…
        ЯБЛОКО РАЗДОРА
        На Крите горы совсем иные, чем в Аркадии. У Аркадии бесплодны не только верхушки, часто безжизненно и то, что не скрыто за облаками. Скалы громоздятся друг на дружку, кажутся неприступными, но в действительности они легко крошатся под ударами молотка. В этих сморщенных, искореженных, серых скалах множество пещер, где издревле находили прибежище люди. На этих же спрятавшихся за облаками вершинах живут бессмертные боги.
        На Крите между гор прячутся от ветров изумительные ущелья и долины, покрытые пшеничными полями, склоны усеяны виноградниками, оливковыми рощами, зарослями сладкой смоковницы… Даже сами горы здесь кажутся разноцветными. Он везде разный и такой прекрасный, этот Крит. Сития и Ласити, хотя и безлесные, в сплошном ковре трав, Ида заросла дубами, бальзаминами и кипарисами, Амари ладанником, каменным и греческим дубом, на юге аллепские сосны спорят с мастиковыми деревьями, в Белых горах сосны с гигантскими кипарисами, на западе Семон и Касамос покрыты ковром вереска и каштана… И всюду луга, а где луга, там и пастухи со своими стадами.
        Добравшись до Крита с материка (или наоборот?), люди поспешили назвать привычными именами похожие на домашние места - реки, ручьи, горные вершины. На Крите тоже есть Олимп и Ида, Дикта, Гиппокоронейон…
        Эти же названия путешественники понесли и дальше в Азию, в Троаде тоже своя Ида. И на Иде свои пастухи…
        Нимфа Энона с тихим смехом наблюдала, как во сне пытается отмахнуться от несуществующей мухи ее муж Парис. Просто это сама Энона тоненькой травинкой проводила под носом у возлюбленного, дразня его.
        Но Париса разбудила не травинка, а голос их сынишки. Кориф восторженно кричал, поймав какого-то жука. Жуку в ладошке малыша было не слишком уютно, тот вовсю ерзал, пытаясь выбраться, щекоча руку мальчика лапками. Прибежав к матери и отцу, Кориф поторопился показать пойманное сокровище, раскрыл пальчики и, конечно, выпустил жука, который тут же раскрыл крылья и полетел прочь, сердито жужжа. Кориф заревел во весь голос.
        Энона подхватила мальчика и понесла к реке умываться. Лучше бы осталась рядом с мужем, потому что произошедшее в следующую минуту изменило жизнь не только их с Парисом, но и очень многих людей…
        Боги сидели вокруг стола и веселились, празднуя свадьбу. Очередное увлечение Зевса Фетида выходила замуж за простого смертного Пелея. Что заставило Громовержца на радость Гере своими руками отдавать другому понравившуюся ему красотку? Пророчество, что родившийся у Фетиды сын будет много сильнее отца и станет причиной его гибели. Зевс, прекрасно помнивший, как сам же скинул своего папашу Крона, не рискнул продолжать ухаживание за Фетидой, но никто другой тоже, пришлось бедолаге выходить замуж за смертного.
        Все шло хорошо, веселые голоса богов и богинь славили будущую семью и желали скорейшего рождения сына, Пелей обещал вырастить малыша действительно крепким и сильным, а что до собственной гибели, так на земле смертных больше, чем бессмертных… Ахилл, родившийся после этой свадьбы, действительно превзошел отца силой.
        И вдруг Гера заметила на столе невесть откуда взявшееся красивое яблоко. На его боку сияла надпись: «Прекраснейшей».
        - Это для меня, - улыбнулась супруга Громовержца.
        - Почему это?! - возмутилась Афродита. - Всем известно, что Прекраснейшая я!
        Не осталась в долгу и Афина:
        - Кому это «всем»?! Может, для своих любовников ты и прекраснейшая, но для меня так… фи!
        - Для тебя?! Да кто ты такая, чтобы вообще о красоте судить?! Коза с оружием!
        - Я?!
        - Обвешалась доспехами, чтобы не было видно, что больше похожа на колонну, чем на женщину!
        - А ты свой пояс сними, сразу все увидят, чего ты стоишь!
        - Да я и без пояса во сто крат краше тебя в твоих побрякушках!
        - Девочки, девочки, не ссорьтесь! Яблоко мое, - Гера протянула руку за красивым плодом. Ей наперерез метнулась Афродита:
        - Сама себя Прекрасной назвала?!
        Чуть со стороны раздался тихий голос богини раздора Эриды, которую попросту не пригласили на свадьбу, но которая это яблочко и подкинула:
        - Пусть Зевс рассудит.
        Зевс сверкнул глазами на Эриду, богиня раздора есть богиня раздора, чего от нее ждать? Но как рассудить, если требуется выбрать между тремя богинями? Отдать Гере, тогда про стрелы Эрота можно забыть и сидеть привязанным к супруге, а Зевсу очень нравились любовные похождения. Отдать Афродите, значит, навлечь на себя гнев Геры, отдать Афине (тоже ведь хороша!) - обидятся первые две. Громовержец с тоской оглянулся. И тут его взгляд сквозь просвет в облаках упал на сладко потягивающегося после сна Париса.
        - Вон он рассудит. Простой смертный, так честней будет.
        - Он?.. - разочарованно протянула Афродита. - А кто это?
        Зевс подозвал Гермеса и что-то спросил. Тот объяснил, Громовержец кивнул и хмыкнул, подзывая теперь богинь:
        - Это пастушок Парис. Пусть он отдаст яблоко той, которую сочтет Прекраснейшей.
        - Вечно ты норовишь уйти от ответственности, - проворчала Гера. - Во всем так. - И вдруг подозрительно поинтересовалась: - Это тоже твой сын?
        - Нет! - быстро отказался Зевс. - Мамой клянусь!
        Возможно, Гера и продолжила бы допрос супруга с пристрастием, но две другие богини уже поспешили за Гермесом вниз, пришлось и ей поторопиться.
        Парис действительно сладко потягивался, как вдруг перед ним возник Гермес. Узрев порхающие золотые крылышки на сандалиях, парень икнул с перепугу и поспешил пригладить растрепавшиеся после сна волосы. Тем более вслед за Гермесом вдруг появились три богини! Торопливо выбирая из кудрей сено, Парис пожелал красавицам здоровья.
        Гермес усмехнулся: знал бы ты, парень, что тебя ждет! Зевс сверху с интересом наблюдал.
        - Парис, волей Зевса Громовержца ты должен отдать вот это яблоко той из богинь, которую сочтешь Прекраснейшей. Вот они все три - Гера, Афина и Афродита, выбирай.
        - А кого? - поинтересовался Парис у Гермеса. Бог изумленно уставился на пастушка:
        - Это ты сам должен выбрать!
        - Я понимаю, что сам, а какую?
        - Тут же написано: «Прекраснейшую». Посмотри на богинь и отдай Прекраснейшей.
        Видя, что Парис так и не понял, что от него требуется, Гермес поскорей сунул ему в руку яблоко и поспешил в сторону.
        Парис внимательно посмотрел на яблоко, надпись на котором ему совершенно ничего не говорила, потому что был неграмотен, чуть подумал, а потом вдруг замотал головой:
        - Как же я их разберу, они все в пеплосы замотаны!
        Зевс хмыкнул: а парень не дурак, если заставит богинь оголиться!
        - Чего ты хочешь, чтобы мы обнажились?
        - Вот еще! - возмутилась самая старшая из богинь Гера.
        Афродита пожала плечами:
        - Ты как хочешь, а я не боюсь, - и принялась развязывать свой знаменитый пояс.
        Глядя на соперницу, и Афина стала снимать доспехи. Гере было проще, она не носила разные побрякушки, а две фибулы расстегнулись быстро. Супруга Зевса первой оказалась нагой. Сам Громовержец фыркнул:
        - Так бы дома передо мной раздевалась!
        Аполлон лениво заметил:
        - А она еще очень ничего, Зевс…
        - Я тебе покажу «ничего»!
        - А я что, я же не претендую, всего лишь похвалил, - почти испугался красавец. С Зевсом шутки плохи во всем.
        Шагнув к Парису, Гера пообещала:
        - Если выберешь меня, я тебе отдам власть над всей Азией.
        Ее тут же плечиком оттеснила Афина, плечико, конечно, было голым.
        - А если меня, то я тебе дарую победу в любом бою!
        - Ха! - возмутился на небе Арес, уже было решивший приударить за красоткой Афиной, - так я тебе и позволил! Не посмотрю, что ноги стройные и грудь высокая!
        А перед обалдевшим Парисом уже стояла Афродита во всей своей нагой красе. Зазвучал ее прелестный воркующий голос:
        - А если выберешь меня, то я подарю тебе любовь самой красивой женщины! И возможность стать ее мужем.
        Парис хотел сказать, что жена у него уже есть, но Афродита подошла ближе других, перед его глазами так красиво колыхалась ее обнаженная грудь… и он, словно зачарованный, протянул яблоко богине любви.
        Миг, и Гера с Афиной оказались одеты! А вот Афродита не торопилась. Она прекрасно понимала, что сверху смотрит не один Зевс, но и все остальные боги и богини. Пусть завидуют и умирают от вожделения! Покачивая крутыми бедрами, Афродита отошла от пастушка, остановилась, совершенно не стесняясь наготы, подняла руку с яблоком к небу и громко позвала:
        - Зевс! Ты слышал? Он назвал Прекраснейшей меня!
        Громовержцу надоела эта демонстрация божественной наготы, и тот просто напустил на нее ливневые потоки! Пришлось подхватить одежду и ретироваться на небо выше облаков. Но и там Афродита не спешила одеваться, сначала она убедилась в двух вещах - что все видели ее обнаженной и что все слышали о выборе Париса.
        Свадьба Фетиды и Пелея продолжилась, и только муж Афродиты Гермес сидел в стороне, хмуро поглядывая на свою не особо стеснительную супругу. Это заметила мать Гермеса Гера, толкнула плечом Зевса:
        - Нашел бы этой своей бесстыжей дочери другого супруга, что ли?
        - Кто бесстыжая? А не ты ли первой скинула одежонку перед парнем? Ей хоть есть что показывать…
        - А мне?! - у Геры даже дыхание перехватило от возмущения. Она тут же забыла о несчастном Гефесте, настолько ее задел намек на превосходство Афродиты. - Да этот пастушок ее выбрал потому, что обещала любовь красотки!
        - Но ты же тоже обещала…
        - Я власть, а вы, мужики, все кобели! И Парис этот тоже! Ему ни власти, ни боевой победы не нужно, дай только красотку потискать!
        Гера говорила достаточно громко, чтобы ее услышали многие, боги тут же принялись обсуждать, что же нужно людям и богам - власть, победа или женщины. К единому мнению так и не пришли, правда, мужская половина Олимпа решила, что лучше бы все сразу.
        Наверное, земные мужчины с ними были бы согласны, но их как-то не спрашивали. Боги всегда так - решают за людей сами…
        Клитемнестра осваивалась в Микенах с трудом. Привыкшая к суровым требованиям Спарты и отношению к женщине, как к равной, она искренне не понимала, почему нужно кутаться в покрывало с головы до ног в жару и что страшного в том, что мужчина увидит бедро женщины через разрез туники. Спартанки были куда свободней в своем поведении.
        В Микенах ей полагалось скрывать свое тело, знать свое место и молчать. Тем горячей молодая женщина была по ночам с мужем. Но Клитемнестру ни на минуту не оставляла мысль, что, обнимая ее, Агамемнон жаждет Елену. Понимание этого отравляло каждый миг, и Клитемнестра даже обрадовалась, когда царь собрался куда-то уезжать. Но на вопрос куда, Агамемнон пожал плечами:
        - В Спарту.
        - Зачем?! - ахнула бедная Клитемнестра.
        - Сватать твою сестру своему брату Менелаю. Тиндарей обещал. Если сдержит слово, то привезем ее сюда и будете жить рядом. Как там у вас в Спарте, разрешено братьям делиться женами? Развратницы вы, все же!
        Клитемнестра, у которой от обещания привезти сестру-соперницу в Микены и поселить рядом, внутри взыграло ретивое, возмутилась:
        - Мы не развратницы! Спартанки куда целомудренней эллинок!
        - Чем?! - расхохотался муж. - Тем, что их туники короче колен и имеют разрез до талии?
        - Открытое красивое тело девушки ставит любого мужчину на место, а вот это покрывало заставляет всех возжелать укрывшуюся за ним куда больше!
        - Ого! - Агамемнон с изумлением смотрел на супругу. А ведь она права, когда видишь перед собой несколько обнаженных женщин, желание успокаивается, а вот если они укутаны до самых глаз… конечно, появляется соблазн сорвать покровы или хотя бы прикоснуться. Правда, вспомнив обнаженную Елену, он подумал, что это не всегда так…
        Не возразить жене Агамемнон не мог, он хорошо знал правила поведения в Спарте.
        - Однако эта целомудренность позволяет женам изменять мужьям… и довольно часто!
        - Это не измена, потому что совершается открыто, и муж или знает о ней, или знает, что она может быть!
        Агамемнон даже побелел, он схватил Клитемнестру за волосы и притянул к себе:
        - Мы не в Спарте, и если я узнаю об измене, я тебя убью!
        - И сам не будешь изменять?
        Ответом был лишь бешеный взгляд. Клитемнестра прекрасно поняла, что, по крайней мере, с одной женщиной будет обязательно. Тряхнув головой, словно освобождаясь от его руки, она усмехнулась:
        - А если сюда приедет Елена, здесь будет кусочек Спарты?
        - Я готов уступать тебя Менелаю в обмен на Елену!
        - Зато я не готова!
        - Ого! Ты ревнуешь меня к ней?
        - Я видела тебя с Еленой!
        - Ревнуй, от этого ты только горячей. Менелай женится на ней, и мы станем славно жить вчетвером.
        - Нет!
        - Ты можешь мне запретить?
        - Нет, ее украли!
        - Кто?!
        - Не знаю.
        Агамемнон ничего не смог добиться от супруги, та отрицательно качала головой, богиня Афродита сказала, что это так. Но кто?..
        Клитемнестра порадовалась, что царь не стал долго расспрашивать, умчался вместе с Менелаем в Спарту. Долго она допроса не выдержала бы. Хотя, какая теперь разница, ведь Елена уже давно у Тесея, и если герой не дурак, то женился на ней. Или, по крайней мере, обязан жениться.
        В действительности Агамемнона в Спарту звало не только сватовство к Елене или вожделение, но и дела. Он уже знал, что к Тиндарею съедутся несколько царей. Ничего не решающая мелочь вроде двух Аяксов Агамемнону не была нужна, когда придет время биться, они будут делать это за того, на кого укажет он. Агамемнона интересовал сам Тиндарей и молодой царь крошечной Итаки Одиссей. Пусть островок мал, а царство нищее, то, что мальчишку выбрали царем при живом весьма уважаемом отце, о чем-то говорило. Конечно, тысячи людей могут быть глупы в своих предпочтениях, но царю Микен что-то подсказывало, что этот мальчишка действительно умен.
        Немного подумав, Агамемнон хмыкнул: Одиссей тоже собрался свататься к Елене! Ну и где тут ум, если знает, кто ему противостоит? А, может, не знает? В любом случае посмотреть на молодого хитреца стоило. Почему бы не совместить приятное с полезным? Вспомнив горячее тело младшей дочери Тиндарея, Агамемнон даже тихонько застонал. Старшей далеко до этой девчонки, в Елене словно слились тысячи женщин сразу, и все жаждущие и ненасытные. Если она действительно станет женой Менелая, то у брата один выход - везти ее в Микены под крепкий замок… Ничего, - усмехнулся Агамемнон, - я помогу тебе, братишка, уберечь женушку от чужого вожделения.
        Вдруг его мысли вернулись к словам Клитемнестры. Агамемнон ни на минуту не поверил, что это правда, жена просто ревнует. Как мог Тиндарей допустить, чтобы девчонку украли, и кто мог рискнуть это сделать? Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться на такое.
        А в это время Тесей с Пирифоем отсиживали себе зады у входа в Царство мертвых, ежеминутно вздыхая:
        - Что нам одной Елены на двоих не хватило бы?
        - Как там она сейчас?
        Тесей не выдержал и поинтересовался у Персефоны:
        - Слышь, Персефона, узнай, как там моя жена?
        - Какая жена? - изумленно открыла глаза женщина. - Разве ты сейчас не одинок?
        - Сейчас одинок, но дома меня ждет красавица… Будешь наверху, посмотри одним глазком, как там в доме моей матери Елена.
        - Что за Елена?
        - Дочь Зевса, так же как и ты. Зевса и Леды! - с гордостью похвастал Тесей и тут же прикусил язык, потому что Персефона уперла руки в бока:
        - Тесей, как ты можешь говорить о Елене, как о жене?! Она же совсем девочка!
        - Была девочка, ей рожать скоро! - фыркнул Пирифой.
        - Ах вы негодники! Ах вы пакостники! - Персефона хлестала приятелей крапивой по ногам и пониже животов, пользуясь тем, что они не могут сойти со своих мест.
        - Это не мы! - орал Тесей, - до нас постарались!
        Когда она наконец ушла, отведя душу на беспомощных героях, Пирифой покачал головой:
        - И эту фурию я хотел взять в жены? Какое счастье, что нам не удалось этого сделать!
        - Да уж, счастье, - вздохнул Тесей, пробуя все же оторвать зад от камня. Он быстро убедился, что ничего не изменилось, сделать это можно только, оставив часть седалища на месте! Бедолага вздохнул еще раз: кому он будет нужен почти без седалища, не говоря уж о невыносимых страданиях, которые причинит необходимость долго лежать на животе, чтобы рана заросла! Боли Тесей не боялся, но что за герой без зада? Придумал им наказание хитрый Аид…
        А пока зад зарастет, Елена наверняка найдет себе другого. Тесей не сомневался, что красотка долго страдать не станет, уж слишком чувственной оказалась двенадцатилетняя дочь Зевса. Наградил папаша помимо небывалой красоты еще и любвеобильностью.
        Повздыхав еще немного, Тесей вдруг окликнул приятеля:
        - Пирифой, а ты прав, это даже к лучшему, что мы не женились на этих фуриях…
        - Не утешай, у тебя вон какая жена!
        - Какая? С пузом от другого? Представляешь, какие у меня были бы рога?
        Они вдруг от души расхохотались. Это был первый смех за последнее невеселое время.
        - А сейчас у меня есть рога и нет зада!
        - Рогов тоже нет, она у твоей матери и, пока не родит, никому не нужна.
        - Вот разве что, - вздохнул Тесей и еще раз попробовал поерзать. Ничего не получилось. - Слышь, Аид, ты бы хоть сесть по-другому разрешил, что ли? Зад же онемел!
        - А твой зад еще и разговаривать умеет? - расхохотался бог Подземного мира. - Поерзай, поерзай, может, полегчает…
        - Эх, несознательный ты бог! У меня там, может, жена рожает, а я тут с тобой рассиживаюсь!
        - Ничего, целее будешь. Придет время, может, и отпущу…
        - И меня? - В голосе Пирифоя звучала робкая надежда.
        - Тебя?! Нет, дорогой, ты останешься сидеть здесь, мне без тебя скучно. Кому еще могло прийти в голову добровольно явиться в Аид за чужой женой?
        - Орфею.
        - Ну, спой, как он, может, и отпущу.
        - А чего спеть?
        - О своей любви пой, о страдании, о надежде…
        Пирифой чуть прокашлялся, пробуя голос. Тесей, прекрасно зная певческие способности друга, зашипел:
        - Может, не надо? Как бы хуже не вышло…
        Угадал. После первых же звуков, полившихся, а вернее, заскрежетавших из горла Пирифоя, даже злобные эринии разбежались, а Аид заткнул уши:
        - Ой, ой, ой! Только не пой!
        Пирифой довольно шепнул Тесею:
        - Зато теперь я знаю, чего он боится.
        Обмануть Аида не удалось, тот пригрозил:
        - Будешь орать, эриний и змей напущу.
        - Буду! Буду! Буду!
        Но уже через мгновение Пирифой, глядя вслед уходящему Аиду, вопил совсем другое:
        - Аид, я пошутил! Ты что, шуток не понимаешь?! Где твое чувство юмора? Я пошутил!!!
        Но владыка Подземного мира даже не оглянулся.
        - Дошутился! - заскрипел зубами Тесей, уворачиваясь от старухи с волосами в виде змей и острыми, как у летучей мыши, зубами.
        Пирифой отбивался от нападавшей эринии ногами:
        - Пошла прочь! Пошла! Мегера!
        - Я не Мегера, я Алекто, Мегера вон она, - указала старуха на свою подругу, терзавшую Тесея.
        - Все вы бабы Мегеры, что на Земле, что в Аиде! - заорал бедолага, пытаясь прикрыть руками обнаженное тело от кнутов в руках эриний. Змеи на их головах шипели, а с длинных подобных жалам языков капала кровь, добавляя ужаса в положение героев.
        СВАТОВСТВО
        Когда во дворце Тиндарея поняли, что Елена похищена, ее братья Кастор и Полидевк бросились на поиски. Сама сестрица их, может, волновала и не настолько, чтоб за ней колесить по всей Элладе, но назревал скандал. Слишком многие видели юную красотку на свадьбе ее сестры и воспылали страстью. От желавших взять Елену в жены немедленно, не дожидаясь ее окончательного взросления, не было отбоя, дворец в Спарте осаждали толпы женихов, доказывая каждый свое преимущество Тиндарею и Леде.
        Они бы и не против, только красотка отсутствовала! Пришлось врать о пребывании у родственников и скором возвращении. Но шли день за днем, женихи выпили и съели немыслимое количество всякой снеди, основательно передрались между собой, а невеста не возвращалась.
        От нечего делать претенденты устроили себе соревнования.
        Очень беспокоил Тиндарея и приезд микенских царей Агамемнона с Менелаем. Агамемнон не стал скрывать, что знает о похищении красотки, но поговорив с царем Микен, успокоился. Агамемнона совершенно не волновало похищение Елены, он пожал плечами: найдут и вернут. Теперь Тиндарей хорошо знал, кому отдаст дочь, даже если для этого ее придется связать и увезти силой. Подумав об этом, царь усмехнулся: сначала беглянку надо найти. Его дочь предназначалась младшему брату Агамемнона Менелаю, это решено.
        Агамемнон успокоил тестя: если диоскуры в ближайшее время не найдут красотку, то он подключит своих людей и все выйдет гораздо быстрее, а пока пусть мальчики постращают Элладу, это тоже полезно. Не был против и сам Тиндарей, ведь под видом розысков сестры братья уже награбили немало всякой всячины, в Спарту то и дело приходили целые обозы с дорогими и полезными вещами, но главное, приводили рабов. Мастерские и жилища, отведенные для рабов, заметно пополнились. И никто из ахейцев не мог возразить, ведь диоскуры не разбойничали, они честно искали свою похищенную сестру.
        Диоскуры уже объездили, кажется, все, разве что в Аид не заглянули… Наконец, Полидевку пришло в голову спросить отца. Зевс откликнулся не сразу, он прекрасно понимал, как отреагирует на его помощь детям Гера. Но как раз Гера и помогла, ей очень хотелось заставить дрянную девчонку вернуться домой и стать приличной супругой. Только не героя, который полез к Аиду за Персефоной и там пропал, а какого-нибудь добропорядочного ахейца.
        Когда братья уже собрались домой с невеселым сообщением об окончательном исчезновении сестрицы, им встретился афинянин Академ. Мужичонка так себе, болтлив, редкозуб и неопрятен, зато сведения сообщил очень важные, мол, живет в Афинде у матери героя Тесея Эфры какая-то сверхкрасивая девчонка. Услышав о большущих синих глазах, крупной груди и золотых кудрях, Кастор и Полидевк переглянулись, согласно кивнули и уже через минуту мчались в сторону Афин, бросив Академу пару монет за сведения. Тот с изумлением разглядывал нежданно свалившееся богатство, так и не поняв, за что же получил…
        Эфра была несказанно рада тому, что беспокойную гостью увезут прочь. Она понимала, что Тесей вряд ли вернется, а родив, Елена снова станет очень лакомым кусочком, и найдется слишком много желающих его попробовать. Потому и братьев-диоскуров она встретила приветливо.
        Зато сами братья, увидев сестрицу с совершенно круглым животом, сначала рассвирепели, но потом задумались. Не привозить Елену нельзя, в Спарту уже отправлено сообщение о ее находке, там ждет, облизываясь, толпа женихов. Привезти с ребенком или на сносях к этим же женихам тоже нельзя. Но и оставаться в Аттике опасно…
        Сама красотка виноватой себя не считала, она носила живот гордо и не смущаясь. Первым опомнился Кастор:
        - Чей?
        Елена пожала плечами.
        Кастор быстро соображал: Тесей, Пирифой или… Агамемнон?
        - Агамемнона?
        - Да.
        Подумав, братья решили везти скандальную красотку в Микены, в конце концов если ребенок Агамемнона, то пусть сам и разбирается! Эфру прихватили с собой в качестве военной добычи, она стала служанкой Елены на долгие годы.
        Они подъезжали к Микенам со стороны Коринфа, хотя сам Коринф предпочли объехать стороной, не хотелось всем показывать беременную Елену. Лошади шли медленно, подстраиваясь под шаг осла, на котором ехала красотка, чтобы ее не растрясло, а потому добирались долго. Но вот наконец показался город на огромном холме. Крепость, венчающая вершину холма, была окружена множеством домов, рассыпанных по склону. Елена сразу подумала, что сверху должно быть видно всю долину Аргоса.
        Весь склон был усеян домами ремесленного люда, те, кто жил внутри крепости, не желали, чтобы запахи кожевенных мастерских или навоза раздражали их носы. Зато пока путники проехали к воротам крепости, успели многое увидеть и понюхать. В одном месте трудились гончары, их изделия сушились на солнце или были выставлены на полках на продажу. Слышались удары молотков и тяжелых молотов у кузнецов, сохла на длинных веревках или просто на оградах из веток свежевыкрашенная ткань, откуда-то резко пахло духами, с другой стороны тянуло навозом… На улицах было шумно, перекликались жители, расхваливали свои товары торговцы, мычали ослы, ржали лошади, скрипели разные повозки, смеялись женщины и плакали дети… Кто-то ругался, кто-то звал ребенка, кто-то пел… Город жил своей жизнью, и ему не было дела до двух спартанцев и беременной женщины со служанкой, хотя те одеты весьма богато. Но Елена быстро поняла, что это не богатство для Микен…
        Разглядывать нижний город было некогда, они уже добрались до крепости.
        Высокие стены, мощная каменная кладка, крепкие ворота - все это создавало ощущение неприступности. Елене очень понравились ворота, над входом, опершись на фундамент какого-то сооружения, стояли два великолепных огромных льва. Все вырезано столь умело, что казалось, львы сейчас спрыгнут, чтобы разорвать самовольно вошедшего. Полидевк кивнул брату:
        - Хорошо сделал Агамемнон.
        К дворцу вела величественная лестница, на вершине которой стояла, словно еще одно изваяние, Клитемнестра. Елена почувствовала острое желание развернуться и броситься вон. Сестра нарочно выбрала такое положение, она как царица Микен словно принимала своих подданных. «А я несу подарок», - подумала Елена, поглаживая свой большой живот. Слов нет, супруга Агамемнона великолепно смотрелась на верху лестницы в своем богатом наряде, особенно в сравнении с измученными дорогой, покрытыми пылью путниками.
        Почувствовав укол самолюбия, Елена выпрямилась, гордо вскинула голову и не менее царственной походкой, оглядываясь по сторонам, словно принимая сделанную кем-то для нее работу, стала подниматься по ступеням. Эта важность позволила ей не торопиться и не запыхаться.
        По мере того как поднимались, открывался роскошный вид на те самые Львиные ворота и на всю долину. От высоты дух захватывало. Мелькнула мысль: а где же сам хозяин этого великолепия?
        Клитемнестра сделала вид, что довольна приездом сестры:
        - Я рада, что тебя удалось разыскать и вернуть домой. Юной девушке совсем не дело бегать с кем-то по Элладе. Хотя ты не девушка, - усмехнулась царица, кивнув на живот Елены.
        Та спокойно уставилась в глаза сестре, словно спрашивая: сказать, от кого? Та предпочла перевести разговор на другое:
        - И вам, братья, огромное спасибо. Прошу входить, мы рады гостям.
        Интересующий Елену вопрос задал Кастор:
        - А где Агамемнон?
        - Уехал, - просто пожала плечами Клитемнестра, ей очень не хотелось говорить, что Агамемнон вместе с младшим братом Менелаем только вчера отправились в Спарту.
        Елена разглядывала дворец с затаенным чувством зависти, всеми силами, однако, стараясь, чтобы оно никак не проявлялось наружу. Удавалось не всегда.
        Огромный дворец нависал над Львиными воротами. Колоннада у восточного входа словно приглашала в мегарон - тронный зал, богато расписанный, с большим очагом, резными столиками и двумя высокими тронами - пошире и повыше, видно, для Агамемнона, и пониже для его супруги. Елена почувствовала, как сердце сжала зависть, а внутри требовательно толкнулся ребенок. Погладив рукой живот, она шепнула:
        - Не бойся, все это будет твоим…
        К чему сказала, не знала и сама, но почему-то появилась твердая уверенность, что ее дитя будет бегать по этим комнатам и сидеть за этими столиками.
        Разглядывая роспись мегарона, она поинтересовалась, колупнув штукатурку:
        - Как давно это расписывали?
        - Не знаю, этому дворцу немало лет, микенские дворцы древние.
        Стены мегарона услышали заливистый смех Елены:
        - Древние?! Всем известно, что этот дворец построил дед твоего Агамемнона Пелопс! А до того здесь стоял дом под соломенной крышей!
        Клитемнестре хотелось возразить, но, к сожалению, она не слишком хорошо знала историю Микен. Откуда Елена-то знает? Она не догадывалась, что за время вынужденного пребывания в доме Тесея Елена многое узнала от Эфры, которую братья взяли с собой как служанку сестрице, и от знатока истории Эллады Атея, занимавшегося в доме Эфры всем понемногу. Старого Атея забирать не стали, дороги не выдержит, корми его только зря! А его знания интересовали диоскуров не очень.
        Гинекей - женская половина дворца - была также хороша, как и мегарон. Все удобно и красиво - спальни, ванные, многочисленные комнаты непонятно для кого. И здесь Елена не удержалась, чтобы не съехидничать, озабоченно нахмурив брови, она поинтересовалась:
        - Сколь жен у твоего мужа?
        - Я одна!
        - Тогда к чему столько спален? Я думаю, он собирается завести гарем. Проследи, чтобы в нем не оказалось больных.
        - Не бойся, ты в этот гарем не попадешь!
        - Я?! Разве можно меня в гарем?! Я единственная, ради меня можно только кого-нибудь бросить! - Не позволяя сестре ответить, она тут же попросила: - Ты позволишь мне вымыться с дороги? В вашем царстве просто нет нормальных дорог для передвижения, я вся в пыли…
        Сцепив зубы, чтобы не сказать гадость, Клитемнестра подозвала служанку:
        - Проводи госпожу в ванную и помоги ей смыть дорожную грязь. Ну и всю остальную, если сможешь, кто знает, что на нее налипло в деревенском доме?
        - В деревенском доме я мылась дважды в день, потому налипнуть ничего не могло. И мылась в серебряной ванне и из серебряного кувшина.
        Ничего подобного в доме Эфры не было, но не сказать так Елена просто не могла! Она еще немало наврала о своем содержании. По ее словам выходило, что богаче Афинды места нет не только в Элладе, но и на всем свете, а Тесей отправился с Пирифоем к Аиду, чтобы привести Персефону ей в служанки! Слушая этот бред, Эфра только качала головой: глупая девчонка!
        - А… муж тебя любит?
        - Конечно, любит! Посмотри, какие подарки, - Клитемнестра открывала одну резную шкатулку за другой, доставая украшения. Как ни старалась Елена, сдержать жадный, восхищенный блеск глаз не смогла. Но строптивый характер снова дал знать.
        Она быстро взяла себя в руки и принялась лениво перебирать украшения, примеряя на руки и прикладывая к себе перед зеркалом:
        - Такой у меня есть…
        - Такой? - удивилась Клитемнестра, потому что браслет изготовил микенский ювелир.
        - Да, только с зеленым камнем! И такой есть… почти… но массивней.
        - А где они?
        Елена на мгновение замерла, потом удивленно уставилась на сестру:
        - Разве можно ездить по нынешним дорогам с таким количеством золота, как у меня?! Все оставили в надежном месте, потом отправлю кого-нибудь, привезут! - махнула она рукой.
        Клитемнестра прекрасно понимала, что сестра врет, но как ее поймать?
        А Елена продолжила перебирать украшения, уже не стесняясь в своем вранье.
        - А такие серьги мне не понравились, я служанке подарила. Она глупая, пусть носит…
        Клитемнестра вдруг осторожно подложила тот самый браслет микенского ювелира. Елена снова взяла его в руки и снова объявила:
        - И такой у меня есть, только с синим камнем!
        - Ты же сказала, что с зеленым?!
        Юная женщина поняла, что попалась, но Елену так просто не возьмешь, пожала плечами:
        - И с синим есть, и с зеленым. У меня их так много, что я даже забываю, с каким нет.
        Но почувствовав, что может снова попасть впросак, она предпочла перевести разговор на другое:
        - Ты часто сидишь рядом с мужем на пирах?
        - Нет, он не очень это любит.
        - Почему?
        - Считает, что место женщины в гинекее.
        - Фи! Я бы сидела!
        - Это в воле царя.
        - У меня было бы в моей воле! Это ты все делаешь, что скажет Агамемнон, у меня он бы делал то, что скажу я!
        Клитемнестре надоело, она огрызнулась:
        - Что ж ты отпустила Тесея с Пирифоем неизвестно куда?
        - Надоел, - неожиданно для себя честно призналась Елена.
        - И что теперь?
        - Не знаю…
        Почти до утра она и сама думала о том, что теперь будет. Одно дело ходить, гордо выпячивая пузо, или врать про полные кладовые золотых украшений, и совсем другое действительно выносить ребенка, и куда его денешь, родив, если сама еще недавно вышла из детского возраста?
        Душу Елены разъедала зависть. Обыкновенная Клитемнестра стала царицей Микен, женой самого сильного из царей Эллады, а она, красавица Елена ходит с пузом от запропастившегося куда-то Тесея! Конечно, сама Елена прекрасно понимала, чье дитя носит, но братья и сестра подозревали, что от Тесея. Да какая теперь разница? Кому она нужна? Братья говорили, что в Спарте от женихов не протолкнуться, все ждут возвращения Прекрасной Елены. Интересно будет посмотреть, как они разбегутся, увидев ее пузо или ребенка в руках!
        Нет, Елена ни на минуту не пожалела о случившемся, что было, то было, но она впервые серьезно задумалась о своем будущем. Теперь такого, как у Клитемнестры ей не видеть…
        Между сестрами не мог не состояться еще один разговор. Его вели уже без свидетелей. Клитемнестре было трудно, но она решилась, понимая, что если Елена вернется домой с животом и в Спарте выяснится, чей это ребенок, то слова о том, что ради нее можно кого-то бросить, могут оказаться пророческими. Елена вот-вот родит, а сама Клитемнестра даже не беременна! Кого предпочтет Агамемнон - родившую ему ребенка (а если еще и сына?!) красивую девчонку или менее красивую и более взрослую Клитемнестру? Сердце сжалось от такой мысли.
        Женщина тоже долго не могла заснуть, обдумывая нелепое положение, в котором они очутились. И вдруг придумала.
        Братья сказали, что в Спарте полно женихов, желающих забрать их непутевую сестрицу с собой. Если не удалось Тесею, может получится у кого-то другого? А ребенка она заберет себе! Не та мать, что родит, та, что вырастит. И Агамемнону скажет, что Елена родила от Тесея.
        - Я выращу тебя сильным и смелым, чтобы Агамемнон смог тобой гордиться! А если ты девочка, то будешь верной и чистой, не то что твоя мамаша! Но кто бы ты ни был, ты никогда не узнаешь, кто тебя родил!
        Приняв решение, она наконец заснула.
        Утром Клитемнестра позвала Елену на верхнюю веранду поговорить.
        - Там прохладно и нам не будут мешать…
        Когда уселись и отпущенная служанка удалилась, Клитемнестра безо всяких предисловий начала:
        - Елена, зачем тебе мой муж? Не отрицай, я знаю, что он твой любовник! И знаю, что вот это дитя, - Клитемнестра кивнула на большой живот Елены, - от него.
        - Это Тесея!
        - Не лги, Тесею ты досталась уже беременной. Оставь Агамемнона в покое, ты уже насладилась им, теперь он женат, я его жена, оставь его мне.
        - Бери, - пожала плечами младшая из сестер, - я не держу.
        - Но приехала сюда.
        - Эти привезли, - поморщилась Елена в сторону братьев, сидевших в тени дерева.
        - У меня есть тебе предложение.
        Что она может мне предложить? Забыть ласки Агамемнона? Я сама себе хозяйка!
        - Ты не можешь вернуться домой с ребенком, это будет позором, за который тебя не только замуж не возьмут, но и вовсе накажут. Я заберу у тебя родившееся дитя и назову своим.
        - Кто тебе поверит?
        - Это мое дело!
        - А почему ты сама не рожаешь?
        Клитемнестра вздрогнула, как от удара, действительно прошло уже достаточно времени, а она не беременна. Но как объяснить этой самоуверенной девчонке, что муж редко бывает дома?
        - Я не отдам тебе Агамемнона!
        - Это мы еще посмотрим.
        - Он сам не захочет тебя!
        И вдруг в голубых глазах младшей сестры блеснуло лукавство:
        - А ты скажешь Агамемнону, что это мой ребенок?
        Мгновение Клитемнестра раздумывала, всего мгновение. Потом вздохнула:
        - Да, скажу. Но рожать ты будешь в Аргосе, чтобы никто в Микенах не знал, что родила не я.
        - Пожалуйста! - недоуменно пожала плечами младшая.
        Родилась девочка, она была крепенькая и синеглазая, как мать. Елена рожала легко, быстро и как-то без переживаний, то ли из-за собственной беззаботности, то ли была еще слишком молода для материнских чувств. Эфра посоветовала Клитемнестре забрать девочку сразу и не показывать матери, тем более не давать ей кормить, чтобы Елена забыла о малышке, а само дитя не видело матери.
        Так и поступили, Клитемнестра с ребенком тут же вернулась в Микены, а Елена, немного придя в себя, отправилась с братьями в Спарту. Прошла всего неделя после рождения дочери, но красотка словно и не рожала вовсе, она была полна сил, весела и безумно хороша. Беременность и роды женщин иногда уродуют, делая бесформенными, а некоторых, напротив, сильно красят. Елена, и без того хорошенькая, расцвела после рождения дочери пышным цветом, вся скрытая в ней женственность наконец показалась миру. Братья только головами качали: вот теперь сестрицу пора как можно скорее отдавать замуж, иначе новой беды не избежать…
        Клитемнестра назвала девочку Ифигенией и растила действительно как собственную дочь, даже после того, как родила двойняшек Ореста и Электру.
        Елена уже однажды видела Одиссея, этому беспокойному царю Итаки никогда не сиделось в собственном царстве долго, он успел побывать много где, и в Спарте тоже. Одиссей был коренастым, крепким, как дубок, и сильно заросшим волосами, причем в отличие от большинства волосы царя предпочитали расти не только на голове, но и на его ногах, руках, груди и даже спине… Рыжеватой шерстью было покрыто чуть не все тело героя. Это не мешало Одиссею быть немыслимо обаятельным, вокруг него всегда собирались люди, увидев любопытную толпу, можно было почти наверняка знать, что услышишь голос царя Итаки, рассказывающего свою очередную байку. У Одиссея никогда нельзя было угадать, где заканчивается правда и начинается его собственная выдумка. Но за эти выдумки рассказчика любили едва ли не больше.
        Девушка скорее сначала услышала Одиссея, чем увидела, потому что молчать тот просто не мог, он привычно что-то рассказывал. Правда, на сей раз вокруг не было толпы, только несколько человек.
        - Одиссей! Рада тебя видеть, ты не изменился!
        - Зато ты стала невозможной красавицей! - развел руками царь Итаки. - Теперь язык не повернется назвать тебя гусенком!
        Елена рассмеялась, слышать похвалу из уст бывалого молодого человека приятно.
        - Ты тоже в числе моих женихов?
        - Неужели ты думала, что я упущу такую возможность? А вдруг твой взгляд упадет именно на мою пегую шевелюру? Хотя, где уж мне, тут собралось вон сколько достойных претендентов… - притворно сокрушался Одиссей, явно не слишком расстроенный таким соперничеством. - Тут он показал на стоявшего рядом молодого человека: - Это мой друг Менелай, брат Агамемнона.
        Переведя взгляд на Менелая, Елена замерла. Не будь Агамемнона, она обязательно влюбилась бы в этого царевича. Те же глаза, те же мощь и сила, но только у старшего это сила грозы Эллады, а у младшего пока им самим непонятая. Менелай гораздо мягче и словно под рукой старшего брата. Встретив его влюбленный взгляд, Елена неожиданно для себя вдруг фыркнула: вот еще, какое он имеет право так смотреть?! Но невольно глянула еще раз. Менелай глаз не отвел, он словно звал в какие-то неведомые дали. Стало томительно страшно, как на краю пропасти, когда хочется с восторгом шагнуть вниз… И Елена была готова шагнуть!
        Но именно эта своя мгновенная слабость почему-то ее разозлила. Вот еще! Не подчинялась мужчине и не буду подчиняться! - подумала красотка, напрочь забыв о том, как сгорала от страсти в руках Агамемнона. Но Агамемнон не звал, он брал ее, словно Елена принадлежала ему по какому-то праву. Тогда юная женщина не подозревала, что так будет еще долгие годы, царь Микен будет просто брать ее, не уговаривая, даже не соблазняя, как свою добычу. Елена и была таковой, ведь это Агамемнон пробудил в ней женщину.
        Одиссей переводил взгляд с друга на Елену и обратно, для себя он уже все понял, тут родилось то, что сделает Елену женой именно Менелая, или он ничего не понимает в этой жизни.
        Поэтому, когда на следующий день Тиндарей позвал его поговорить, Одиссей уже знал, что скажет отцу Елены. Он действительно дал дельный совет… Правда, пройдет много лет и этот совет обернется самому Одиссею двадцатью годами отсутствия дома, но человек не может предвидеть, чем грозят им же сказанные слова в далеком будущем, это дано только богам, да и то не всегда.
        - Послушай меня, Менелай, я хочу поговорить о твоем будущем. Именно твоем. Кого бы ни выбрала моя строптивая дочь, я выбираю тебя. Не потому, что ты брат Агамемнона, хотя и поэтому тоже. Ты сам готов взять Елену в жены?
        Менелай кивнул, внимательно глядя на Тиндарея. Разговор начинался не совсем обычно.
        - Из всех, кто претендует на мою дочь, я выбрал двоих - тебя и Одиссея. Но у царя Итаки слишком мал его островок и царство тоже.
        - У меня его нет совсем, - усмехнулся Менелай.
        - Это не беда. Одиссей ни за что не покинет свое царство ради какого-то другого (если бы знал Тиндарей, как ошибается и сколько других царств придется повидать Одиссею, прежде чем он вернется в свое собственное!). А ты готов сделать это?
        - У меня нет своего царства, - повторил Менелай, - мне нечего покидать. Разве что отправиться за Гелеспонт…
        - Ни за что! Этого не хватало! Ты дашь мне слово, что будешь править Спартой после меня, - он сделал останавливающий жест, - и не покинешь ее! А если покинешь, то уже не вернешься сюда!
        - Но у тебя есть два сына.
        - Да, диоскуры. Они столь неразлучны, что не смогут управлять Спартой и предпочтут отказаться от власти, только чтобы не оказалось, что один из них старший царь, а второй младший. Если ты станешь мужем Елены, то следом за мной станешь и царем Спарты, это, конечно, не Микены, но тоже неплохо.
        - Я стану мужем Елены, только если она выберет меня сама, но потому, что сама Елена мне очень нравится, а не потому что могу получить твою Спарту, Менелай!
        - Сядь, - махнул на него рукой царь. - Я отдаю должное твоему молодому пылу, но ты не представляешь, как будет трудно, если это случится. Я предпочел бы не иметь жены вовсе, чем быть женатым на такой, как моя младшая дочь. Ей всего четырнадцатый год, но она успела родить, и боюсь, сама не знает от кого.
        - От Тесея?
        - Ты и это знаешь? Афродита предсказала ей славу самой красивой женщины на земле, вокруг твоей жены будут роем виться желающие занять твое место хоть на ночь. Но боюсь, что излишней верностью и привязанностью Елена не отличается, поэтому хорошенько подумай, прежде чем принимать решение.
        - Моя любовь к ней поможет мне все вынести и пережить.
        - Хорошо бы… Одиссей дал мне дельный совет, как избежать обиды и соперничества других женихов. Я надеюсь, что мы будем с тобой союзниками и родственниками.
        - Почему ты решил, что Елена решит стать моей женой?
        - Я достаточно хорошо знаю свою дочь. Ты посмел сегодня посмотреть на нее, как на свою добычу. Этого достаточно, чтобы вызвать у нее протест, а потому отдать тебе предпочтение. Елена выберет тебя. Иди.
        Тиндарей был прав, Менелай и Елена действительно только что нечаянно столкнулись. Неожиданно для себя Менелай оглядел девушку с ног до головы, чем вызвал у Елены бурю возмущения:
        - Что?!
        - Все твердят о твоей неземной красоте, хочу рассмотреть поближе, - Менелай усмехнулся и заглянул в ее глаза. Елена снова почувствовала себя на краю пропасти, и пропасть эта была синего цвета, девушка утонула в глазах Менелая! Она не замечала, что его руки крепко держат ее плечи. Сколько так смотрели, неизвестно, опомнившись, Елена все же фыркнула:
        - Ну что, убедился?
        - Ты красивая… и будешь моей! - усмехнулся царевич.
        - Вот еще! - дернула плечом Елена.
        Но отправиться дальше не удалось, пальцы Менелая успели ухватить край ее туники. Малейшее движение и туника либо сползет с плеч, либо просто порвется, оставив ее голышом. Менелай предпочел бы второе, но рисковать не стал. Не успела девушка возмутиться снова, как он властно притянул ее к себе, рассмеялся на ухо:
        - Будешь, будешь! А если ты завтра выберешь меня, то сегодня у тебя последняя спокойная ночь. Отдыхай, потом не дам!
        И сразу отпустил. Он шел по коридору, не оглядываясь, а она стояла растерянная и… счастливая! Счастливая от этой страсти, этой силы, готовая с восторгом подчиниться.
        Тиндарей, видевший всю картину из своего окна, поспешно отступил, чтобы его не заметили.
        Позже Тиндарей позвал и свою строптивую дочь. Елена пришла непривычно тихая и даже задумчивая. Неужели на нее так повлияла встреча с Менелаем? Хорошо бы… - подумал отец.
        - Завтра нужно дать ответ, тянуть дольше нельзя. Кого ты выбрала?
        Девушка вскинула на отца свои голубые глаза и тихо спросила:
        - А кого выбрал бы ты?
        - Я? - Тиндарей решил помучить дочь и потянуть время. - Твои женихи один достойней другого. Громадный и сильный Аякс Теламонид… Аякс Лакрийский, он не столь велик телом, но тоже хорош… Диомед, Патрокл, Идоменей…
        Она не дала продолжить:
        - Ты собираешься перечислять всех?!
        - Есть еще Одиссей, он умен, как никто…
        По взгляду, который кинула на него Елена, Тиндарей понял, что она выбор сделала, и это не Одиссей!
        - Я бы выбрал… - Девушка замерла, отец едва сдержался, чтобы не усмехнуться. - Менелая. Но мне показалось, что он тебе не понравился, слишком настойчив?
        - Нет! - поспешность, с которой возразила Елена, не оставляла сомнений в правильности расчетов Тиндарея.
        - Не настойчив или не понравился?
        - Настойчив, - опустила голову Елена. - Но он… если ты хочешь Менелая, пусть будет Менелай!
        - Значит, Менелай. Я хочу того же, кого и ты! - насмешливо глянул в глаза дочери отец. - А он очень хочет тебя! Иди! И не вздумай передумать, иначе придется тебя красть еще раз!
        В ушах Елены звучали слова отца: «…очень хочет тебя».
        Утром отец еще раз спросил Елену:
        - Ты готова ответить?
        - Да.
        - Кто?
        - Я послушна твоей воле.
        - Хорошо, я рад.
        Рано поутру женихи собрались на большом дворе перед дворцом, чтобы выслушать волю Тиндарея. Царь Спарты вышел к ним не один, рядом стояла Елена. Хотя она не смогла сомкнуть глаз за ночь, девушка была ослепительно красива! Все женихи невольно подтянулись, заблестели глазами. Пока Тиндарей не начал говорить, Елена медленно оглядела всех претендентов, внимательно вглядываясь в каждого.
        Вот два Аякса - большой и маленький, они словно нарочно всегда рядом, это подчеркивает огромный рост и мощь одного и хрупкость и гибкость другого… вот стоит насмешник Одиссей, но на сей раз он не улыбается… вон впился в нее глазами Диомед… Каждого из женихов Елена словно подбодрила, только на Менелая посмотрела насмешливо! И встретила такой же взгляд, синие глаза тоже бросали ей вызов, мол, испугалась?! У Елены перехватило дыхание, казалось, Менелай действительно напоминал ей обещание не давать покоя по ночам и ждал ответа!
        Опустив глаза, она отвернулась.
        Тиндарей тоже обвел взглядом собравшихся. Он должен сделать так, чтобы после сегодняшнего дня они не стали врагами ни друг дружке, ни ему тоже.
        - Вы все хотели взять в жены мою дочь Елену, и каждый достоин стать ее супругом. Но выбирать ей.
        Женихи откровенно напряглись, ведь девушка так ласково посмотрела на каждого из них!
        - Но прежде чем Елена скажет, кто же ей мил, я хочу, чтобы вы все дали клятву верности будущему мужу моей дочери! Чтобы обещали богам не держать на него зла, поддерживать и блюсти честь супруга Елены! Думаю, это справедливо!
        На мгновение установилась тишина, потом женихи согласно загалдели. Все верно, только так можно избежать обид и раздоров! Тиндарей прав!
        - Если все согласны, прошу пройти на берег реки, где все готово для клятвы и жертвоприношения! Елена подождет нас здесь.
        К жертвоприношению все было готово. Большой черный вол лежал связанный и только косил влажным глазом. Понимал, что ему предстоит, что ли? Кровь жертвенного животного окропила алтарь, потом оружие собравшихся, произнесли нужные слова, обещав прежде всего Зевсу беречь честь того, кого Елена выберет себе в мужья, помогать ему, если придется.
        Клялись все вместе и каждый по очереди.
        Агамемнон вдруг усмехнулся:
        - Тиндарей, чья это придумка?
        Тот не стал отпираться:
        - Одиссей догадался.
        - Хитер рыжий… ох, хитер! Здесь почти все цари Эллады, все сильны и будут править еще долго. Ты понимаешь, что сейчас сложился союз ахейских царей? Теперь обида одного из них будет всеобщей. Ай да рыжий!
        Толпа вернулась возбужденной, чувствовалось, что вид свежей крови и произнесенные слова подействовали на женихов даже сильнее, чем ожидал Тиндарей. От Елены не укрылся тревожный взгляд, брошенный на нее отцом. Царь Спарты хорошо знал свою строптивую дочь, она может передумать в любую минуту! Если честно, то у Елены была такая мысль, объявить мужем какого-нибудь маленького Аякса и посмотреть на реакцию отца и остальных.
        И снова женихи стояли перед ней в ожидании. Тиндарей обвел собравшихся уже рукой:
        - Выбирай, Елена, они поклялись не делать зла твоему будущему супругу и тебе тоже. Назови его имя.
        Все затихли, стали слышны даже визг поросенка за пределами Спарты и шум реки. Словно кинувшись в холодную воду, она тихо произнесла:
        - Менелай.
        И вскинув глаза, встретилась с его счастливым, восторженным взглядом.
        Одиссей что-то кричал, хлопая друга по плечу, выкрикивали и другие, конечно, большинство были разочарованы, пусть не все, но почти каждый втайне надеялся, что эти голубые глаза не зря так ласково глядели именно на него. Менелай подошел к невесте и, взяв ее за руку, повел в пиршественный зал.
        Она услышала тихое:
        - Я выполню свое обещание…
        Елена дернула плечиком:
        - Я просто послушалась отца! Это его выбор!
        Менелай кивнул:
        - Постараюсь, чтобы он стал твоим.
        Его рука крепко обнимала жену за талию, не оставляя сомнений, что он никуда ее не отпустит.
        Немного погодя Аякс Теламонид уже хохотал во все горло:
        - А ведь ловко нас провел Тиндарей! Мало того, что мы не перегрызем глотки друг дружке, так мы еще и не можем наставить рога Менелаю, потому как поклялись защищать его честь!
        - Но на месте Менелая мог оказаться и ты, Аякс, - рассмеялся в ответ царь.
        - Я?! Не-ет… Такие красотки не для меня! Мне бы чего попроще!
        - Зачем же ты сватался? - хохотали уже вокруг.
        - А вместе с другими, не отставать же!
        Такое заявление даже обидело Елену. Как можно ее не желать?! Но от этих мыслей ее отвлекла рука Менелая, пустившаяся в путешествие по ее ноге, причем пальцы быстро добрались гораздо выше колена. По телу Елены невольно прошла дрожь. После рождения дочери она не знала мужской ласки и довольно сильно соскучилась. Да и до этого все было очень давно…
        К мужу и жене подошел Агамемнон, насмешливо глядя, покачал головой:
        - Поздравляю с хорошим выбором, Елена. Мой брат достоин тебя. - И тут же добавил: - А ты похорошела… очень похорошела…
        Остальное досказали его откровенные глаза. Елена не видела, как нахмурился Менелай, но попросту не свалиться в объятия царя Микен ей не позволила рука мужа, твердо обнявшая за талию. Губы Менелая прошептали:
        - Нам пора…
        Вслед им неслись шуточки несостоявшихся мужей:
        - Желаю понести сегодня же!
        - Менелай, помни, что мы обещали во всем помогать!
        - Если что, зови!
        - Я готов тебе помочь, друг!
        - И я!
        Она ожидала вопросов со стороны Менелая, но тот молчал. Елена начала сама:
        - Твой брат…
        - Не будем говорить сегодня о моем брате! Он великолепен, но твой муж я. Сама выбрала!
        В спальне светло, но Менелай не позволил погасить светильник:
        - Я взял в жены самую красивую женщину и хочу видеть ее красоту, а не только щупать!
        Он медленно спустил ткань с плеч Елены, на минуту замер, любуясь совершенной формой груди, потом его руки скользнули вниз, освобождая от одежды все тело. Она попыталась чем-то помочь, но Менелай остановил:
        - Я сам. Это огромное удовольствие обнажать красивейшую женщину!
        Его руки освободили от украшений роскошные волосы, которые укутали всю спину. Теперь она стояла обнаженная, прекрасная в своей наготе. Действительно, совершенной была не только грудь, но и ее талия, бедра, ноги… И тут Менелай повторил то, что когда-то сделал Агамемнон, он заставил ее поднять руки, придерживая волосы на весу, а сам приник губами к груди. Его ладони плотно легли на ее бедра…
        Елена невольно выгнулась, мысленно ругая себя за воспоминания об Агамемноне. Зачем, ну зачем она думает об этом человеке, если рядом еще более красивый, сильный, горячий? Если рядом тот, кто теперь ее муж и обещал не давать ей покоя по ночам!
        Забыть о бывшем любовнике удалось и даже не на одну ночь. Утром Елена счастливо блестела глазами, а Менелай улыбался чуть смущенно, отвечая на грубоватые расспросы друзей: каково это спать с самой красивой женщиной? Елена услышала этот вопрос, услышала и ответ:
        - Не знаю, лучше или хуже, я с другими не спал!
        Друзья хохотали:
        - Это ты-то?! А как же?.. - Дальше посыпался целый перечень, видно, побежденных Менелаем красоток. Молодой муж разводил руками:
        - Это было давно, я уже забыл!
        Жена не сдержалась и ехидно поинтересовалась:
        - Сколько времени тебе нужно для такой забывчивости?
        Менелай коснулся губами ее виска:
        - Всего один миг. Как увидел тебя, так и забыл.
        Конечно, ей очень понравился ответ, но не удержалась:
        - И многих забывать пришлось?
        - Тебе списком или просто количество? - Его глаза смеялись.
        - Поименно.
        - Тогда придется подождать, чтобы никого не пропустил.
        - Я подожду!
        - Пощади, когда я держу в руках такую женщину, у меня нет ни малейшего желания вспоминать о том, что в мире вообще существуют остальные! Тебе не кажется, что дни стали возмутительно длинны, а ночи немыслимо коротки? Гелиос сегодня явно не торопится на покой! А я так по тебе соскучился!.. Не держал тебя в руках целых полдня.
        Его рука осторожно гладила то ее ногу, то низ спины, отчего Елену бросало в жар.
        Елену обрадовало заявление Тиндарея о том, что они с Менелаем будут жить в Спарте.
        Постепенно гости стали разъезжаться. К явному облегчению Елены, уехал и Агамемнон, Менелай даже посмеялся:
        - Ты боишься царя Микен больше Медузы горгоны.
        - Больше, - кивнула женщина.
        - Елена, если ты сама не захочешь, он тебя не возьмет. Все зависит от тебя…
        Сказал и пошел прочь заниматься своими делами. Елена ужаснулась: он знает или догадывается?!
        В Спарте сложилась и еще одна семейная пара, которой было суждено прославиться в веках. Одиссею приглянулась дочь младшего брата царя Спарты Икария Пенелопа. Он сказал об этом Менелаю, а тот Елене. Когда человек счастлив, ему обязательно надо, чтобы такими были и все остальные вокруг. А Елена с Менелаем в первый год своей жизни были очень счастливы.
        Женщина озаботилась:
        - Я поговорю с Пенелопой!
        На осторожные расспросы Елены Пенелопа залилась краской:
        - Мне тоже нравится Одиссей, но отец ни за что не отдаст меня за него.
        - Почему?
        - Он хочет, чтобы мой муж остался в нашем доме, как и твой в вашем.
        - Но, может, Одиссей останется?
        - Нет, я слышала, как он говорил, что ни за что не бросит свой пусть и маленький, но родной остров! - Девушка залилась слезами.
        Елена поспешила поговорить с отцом. Оказалось, что Одиссей уже разговаривал с Тиндареем и тот обещал помочь.
        Икария сватовству даже обрадовался, ему нравился сообразительный веселый Одиссей, лучшего зятя и пожелать трудно! Но Пенелопа была права, Икария категорически отказывался отпускать дочь в Итаку!
        - Но назвать ее мужем Одиссея-то ты согласен?! - Тиндарей надеялся еще уломать настырного младшего брата.
        - Согласен!
        И все же уже вслед уходившему Тиндарею Икария крикнул:
        - Но жить будут в Спарте!
        Тиндарей развел руками:
        - Я больше ничем не могу помочь тебе, Одиссей…
        Елена возмутилась:
        - Кради!
        - Что красть?
        - Не что, а кого! Пенелопу кради! - Видя, что Одиссей колеблется, все же не слишком красиво вот так поступать с будущим тестем, она уперла руки в бока: - Что за мужики?! Тебе Пенелопа важна или то, что подумает о тебе Икария?
        - Но пойдет ли на это сама Пенелопа?
        - Сегодня же кради! С ней я договорюсь.
        Действительно, договорилась. Но украсть не удалось, Икария сумел догнать беглецов. Одиссей развел руками:
        - Я не силой увез твою дочь, Икария, ты сам обещал ее мне в жены. А моя жена должна жить со мной. И все же я Пенелопу не держу, пусть сама выбирает, где ей жить - в Спарте с отцом или в Итаке с мужем.
        Пенелопа залилась слезами:
        - Прости, отец, но я с мужем…
        Икария махнул рукой:
        - Увози! Только быстро, пока я не передумал!
        Отъехав подальше, Одиссей заорал на всю округу:
        - Мы будем приезжать в гости!
        - Езжай уж! - вздохнул несчастный тесть, казня себя за то, что не согласился сразу, тогда бы и пир был не хуже, чем у Елены с Менелаем… Бедолагу брала досада. Вот всегда этот Тиндарей сумеет сделать, как надо! Даже зятьев себе отхватил вон каких!
        Если б только знать отцу, какая судьба уготована его дочери! Столько лет этот самый Одиссей будет мотаться по свету в попытке вернуться домой, а она верно ждать… Но Одиссей вернется, и Пенелопа дождется! Такова судьба этой любви, родившейся на свадьбе неверной Елены и ее мужа Менелая, которому тоже придется несладко…
        ЗАЧЕМ АХЕЙЦАМ ТРОЯ?
        Земли ахейцев с трех сторон окружены водой, море, море и море… Нигде так легко не стирается эта грань между сухопутным человеком и мореходом. В Спарте люди могли всю жизнь провести на пашне или в горах, но попав на берег, где манящая синева волн на горизонте сливалась с синевой неба, они навсегда заболевали этим простором, в котором все подвластно только воле ветра и его собственным умениям, навсегда становились рабами мечты уплыть за этот горизонт. Море - это путь в другие страны, к другим людям, но это и дорога в неведомое. Сталкивая свое судно в воду, никто не мог быть уверен, когда и с чем вернется и вернется ли вообще. Плакали женщины, с тоской глядя вслед скрывавшимся в волнах парусам, молили богов вернуть любимых живыми.
        Причин для беспокойства много. Эгейское море капризно и скоро на внезапные вспышки гнева. Оно настолько опасно, что благоразумные люди, как только Плеяды в начале ноября улягутся спать и до самого того времени, пока они в конце апреля не встанут на плече у Тельца, не уходят в плавание даже с опытным лоцманом. Вернее, ни один опытный лоцман никого не поведет.
        В такое время весь берег уставлен вытащенными подальше кораблями без парусов (чтобы не гнили от дождя и мокрого ветра) и набитых крупными камнями, чтобы не снесло или не опрокинуло. Сами мореходы сидят у домашних очагов и рассказывают друг дружке небылицы про свои плавания, с тоской вспоминая крепкие попутные ветры и морские брызги.
        Но когда в месяце мунихионе (апреле) начинался свежий бриз, и море переставало штормить, мореходов никакими силами не удержать на берегу. Меньше двух месяцев всего до скирофориона (июня) плавание становилось хоть чуть безопасней, и все торопились использовать это время. Хотя все равно нужно было держать ухо востро и вглядываться в небо внимательно из-за постоянных шквалов и ливней, неожиданно налетавших южных ветров у Родоса и Крита, сильных ветров с гор…
        А потом три месяца господствовали летние ветры, дувшие с северо-запада или северо-востока. Эти ветры оставляли для плавания первую половину дня, они начинались обычно к полудню и к вечеру утихали. Много ли можно проплыть за полдня без риска разбиться о скалы крутых берегов маленьких островов? И снова моряков ждали нудные три месяца сидения на берегу. Только два месяца от осеннего равноденствия в боэдромионе (сентябре) до праздника первого вина в мемакгерионе (ноябре) оставляла им погода на плавание.
        Но мужчин, хоть однажды испытавших чувство беспредельности мира и победы над стихией во время бури, не удержать дома даже в не слишком подходящую погоду. Потому и гибли суда в волнах или на скалах Эгейского моря. И все равно, ахейцы, как и их предки, а потом и потомки, упорно осваивали все новые и новые острова, а от островов двигались и дальше в Азию…
        Недаром скифский мудрец Анахарсис, живший некоторое время в Афинах, говорил, что существует три типа людей - живые, мертвые и те, кто уходит в море.
        И чудесным образом их корабли, такие громадные и тяжелые на суше, превращались в легкие скорлупки на морских волнах, но одновременно такие ненадежные, казались самым надежным, что может быть у человека, кроме товарищей, гребущих рядом. Любые мореплаватели знают, что можно надеяться только на крепость корабля и своих товарищей.
        Эгейское море ахейцы и те, с кем они торговали и воевали, часто называли Зеленым морем или Великой Зеленью.
        Критские моряки во множестве добывали раковины пурпурницы, моллюсков, крошечные капельки белесой жидкости которых собирались, смешивались с солью и уксусом и давали ту самую краску для роскошных тканей, кости и дорогих пород дерева. Дважды в год в октябре и апреле сбор этих раковин сопровождался настоящими боями из-за соперничества с финикийцами.
        Но плавание по Великой Зелени опасно не только из-за ветров и скал, но и из-за пиратов. Если есть те, кто возит по морю товары, то всегда найдутся и те, кто желает эти товары отобрать. Пираты - проклятие Зеленого моря. С ними боролись, объявляли вне закона, грозили смертью, но пиратов не становилось меньше. Они грабили не только корабли, но и побережье Мизии, Лидии, Милета, до самого Родоса и Кипра… Гораздо реже пираты совались в воды рядом с Троадой и еще реже в Дарданы. Троаду просто побаивались, а Дарданы защищал очень узкий пролив, пограбив, можно было и не выйти обратно.
        И все же даже саму Трою ахейцы разоряли, для Геракла не было ничего невозможного! Наверное, узнав о смерти героя, троянцы вздохнули с облегчением, и уже много лет Троя стояла нерушимо, наращивая силу и богатство. Южные соседи - Мизия и Лидия, как и Дарданы, были союзниками Троады, а сама она союзницей хеттов. Каждый в этом мире искал кого-то посильнее, чтобы прислониться. Мощи троянского флота хватало, чтобы пираты не совались к ее берегам.
        Зато вокруг остальных островов раздолье. Если честно, то, собравшись вместе, ахейские цари могли бы уничтожить пиратский флот, но почему-то этого не делали. Недаром ходили упорные слухи, что именно на деньги, например, микенского царя Агамемнона снаряжаются пиратские корабли, а он взамен имеет десятую часть во всем награбленном. Это хороший доход, хотя и всего третью часть года…
        Но Агамемнону всего мало. Не единожды он стоял на берегу, вглядываясь в даль, словно пытаясь через расстояние что-то увидеть, а потом шел к прорицателю с вопросами. Так поступал и его отец Атрей. Атрею прорицатель, видно, говорил что-то не слишком хорошее, потому что царь Микен в море не слишком стремился.
        Что же не давало покоя грозному правителю далеких Микен?
        Именно Троя, вернее, Троада и соседние земли. Богатая, куда богаче златообильных Микен, Троя манила словно долгожданный приз, и Агамемнон точно знал, что придет время и он поплывет к ее берегам, чтобы взять себе этот лакомый кусок! Конечно, сил одних Микен для этого маловато, он не мог посадить всех мужчин своего царства на корабли и увезти туда воевать, само царство немедленно бы захватили другие, но он придумает, обязательно придумает что-нибудь, чтобы мысль захватить Трою овладела всеми ахейцами.
        Если честно, то Троя не давала покоя Агамемнону еще по одной причине. Он не забыл рассказы отца о деде и прадеде. Конечно, едва ли стоило гордиться прадедом Танталом, который убил своего сына Пелопса и подал на блюде богам, за что был Зевсом низвергнут в Тартар на веки вечные. Пелопса боги восстановили, и он правил в Танталиде в городе Сипил. Агамемнон деда никогда не видел, но бесконечные рассказы отца о богатейших землях Лидии, о рудниках электрума возле города, о несметных богатствах гор вокруг Сипила врезались в его память навсегда.
        И кто же лишил всего этого Пелопса? Основатель Трои царь Ил, дед нынешнего правителя Приама!
        Разве можно было простить такое?! Там, южнее Троады, располагались наследственные земли Агамемнона, и он желал туда вернуться! Конечно, сил справиться с Троадой у него не было, но он готовился, отправлял одного за другим смелых людей в Трою, чтобы там оседали, приживались и узнавали, что нужно. Агамемнон для себя решил, что его сын обязательно будет править землями Сипила! И кто родит этого сына, тоже знал. Нет, не Клитемнестра, жена ему уже надоела, а Елена! Стоит только предложить ей власть и золото, как Менелай будет немедленно забыт. Но пока о Елене особо не думалось, может, это будет и не она, мало ли красавиц в Элладе?
        Агамемнон высматривал корабль, который тайно отправлял в сторону побережья Лидии, пора разведать, как там родовые земли…
        Он никому не рассказывал о своей мечте - вернуться на земли предков, но не забывал о ней ни на минуту.
        Корабль прибыл на третий день ожидания. Он не привез ничего особенного, но Агамемнон и не ждал, важнее были сведения. Царь доверял прибывшему Аристеру, понимая, что тот не станет говорить красиво, только чтобы ему понравилось. Агамемнон был очень умен и прекрасно знал, что, если хочешь победить противника, нужно хорошо его знать, даже если это тебе неприятно.
        Микенский царь тепло приветствовал старого ахейца и позвал к себе в шатер.
        - Мы сегодня же поедем в Микены…
        - Нет, царь, если позволишь, я расскажу тебе все, что знаю, и отправлюсь к себе в Пилос.
        - Зачем?
        Аристеру очень не понравился блеск в глазах Агамемнона, но он покачал головой:
        - Мне сообщили, что мой отец болен, отправившись сначала с тобой в Микены, я могу не успеть застать его в живых. Ты можешь не бояться, царь, я ни с кем в Пилосе встречаться не буду и никому ничего не расскажу, мои знания предназначены только для тебя.
        - Хорошо, говори.
        Внешне Агамемнон не изменился, и в его глазах больше не было жестокого блеска, но Аристер понял, что подписал сам себе приговор. Тот, кто много знает, не должен задерживаться на этом свете, и все же он на что-то надеялся…
        Но что бы там себе ни думал бедолага, он час за часом подробно рассказывал царю Микен о Трое.
        Царь слушал и слушал, он не переспрашивал, не возражал, только запоминал. Аристер назвал всех, кто готов помогать Агамемнону в Трое, назвал самых разумных людей, тех, с кем возможно договориться, назвал и самых упрямых, опасных, рассказал все, что удалось выяснить о союзниках Приама, об отношениях с ними. И наконец сказал о предстоящей свадьбе наследника Приама Гектора с дочерью дарданского царя Ээтиона.
        Агамемнон усмехнулся: хорошее средство для укрепления своих тылов.
        - Так поступают все. Одна дочь Приама замужем за царем Мизии Телефом, другая за Энеем, который держит земли соседней горы Иды. У Приама много детей, на всю округу хватит.
        Наконец, щедро одарив Аристера за собранную информацию, Агамемнон дал знать, что тот может идти.
        - Ты отпускаешь меня в Пилос?
        - Ты же обещал, что ни слова никому не скажешь?
        - Да, это так.
        Почему-то Аристер не поверил в добрые намерения микенского царя, слишком хорошо его знал. И все же он отправился в Пилос, нужно было попытаться успеть застать отца в живых.
        Аристер не ошибся в своих подозрениях, он не успел далеко уйти от берегов Арголиды, даже до Кифера не доплыл… Бедолага ждал нападения пиратов, чего угодно, а оказалось все куда проще. К нему подошел лоцман, бывший на корабле от самой Троады, как-то криво усмехнулся, берясь за оружие.
        Аристер изумился:
        - Именно тебе приказано убить меня?
        - Убить? - удивился тот. - Нет, нам приказано только лишить тебя языка, оставив жизнь.
        Ах, вот что ты придумал, Агамемнон, вот какова твоя благодарность за долгий труд! Нет, не всем в жизни ты можешь распоряжаться, грозный царь! Не успели наемники приблизиться, как Аристер выхватил припрятанный нож и всадил его себе в грудь. Лучше умереть по собственной воле, чем жить изуродованным по воле микенского царя!
        А Агамемнон долго размышлял над тем, что услышал от Аристера. Конечно, он не полагался на сведения одного человека, в Троаде и вокруг давным-давно множество людей разведывали, вынюхивали, высматривали, чтобы царь Микен все знал о царе Трои.
        Троада и сама Троя очень богаты, они давно спорят с златообильными Микенами. Но могущество Микен весьма непрочно, оно во многом держится разбоем на побережье. Все ахейские цари пираты, и им становится все теснее в Эгейском море. Пора двигаться дальше. Троя могла бы стать ценным призом в этой гонке.
        Город исключительно удобно расположен, совсем недавно разграбленный Гераклом, он быстро восстановился именно из-за того, что запирает вход в Гелеспонт и имеет долю со всех провозимых товаров. При таком расположении никакого пиратства не нужно. Но после очередного разорения Троя не просто восстанавливалась, она укрепляла свои стены и свою армию. У царя Троады Приама сильный флот и сильная конница, но еще крепче стены города. Говорят, они построены богами Посейдоном и Аполлоном. Агамемнон не слишком верил в то, что боги стали бы марать руки ради спокойствия какого-то города, он прекрасно понимал другое: у Троады много пленников, в том числе и из Айгюптоса, а там давным-давно строят огромнейшие каменные сооружения. Не Посейдон с Аполлоном, а именно пленники из этой страны строили стены Трои.
        Если все рассказанное разведчиками верно, то это не тот город, который можно взять и разграбить за несколько дней или даже месяцев. Окружить полностью его невозможно, для этого нужна армия во много раз больше, чем есть у него, а если останется свободный доступ хоть с одной стороны, оттуда будут поступать продовольствие и наемники от союзников Приама.
        Но не это пугало Агамемнона, в конце концов наемников можно нанять сколько угодно и самому. Только эту ораву тоже придется кормить, а значит, бесполезно опустошить всю округу. А союзники будут теребить его войско со всех сторон, нанося ущерб. И что получить в результате? Лишенный возможности пополнять казну за счет новых поступлений, Приам начнет тратить то, что есть. Пробиваться за мощные стены города, чтобы после громадных усилий обрести пустую казну разоренной Трои?
        Мало того, к самой Трое еще надо попасть. Ни флот Приама, ни его конница не станут ждать, пока войско любого чужака высадится на побережье и окружит их город. Даже если удастся преодолеть сопротивление сильного флота Троады, теряя людей, то справиться со знаменитой конницей Гектора, о которой ходят легенды…
        Может поэтому Приам так самоуверен? Он не боится новых нападений, потому что больше не существует героев вроде Геракла, а простым смертным Троя не подвластна?
        Но чем больше Агамемнон слышал о недоступности Трои, тем сильнее в нем разгоралось желание сокрушить эту мощь! Он нутром чувствовал, что должен придумать что-то, перехитрив, обманув Приама, если уж не удастся взять его в лоб. Теперь победа над Троей стала для Агамемнона смыслом жизни, хотя царь никому, даже брату Менелаю не стал об этом говорить.
        Аристер принес важное сообщение: Приам решил женить своего старшего из оставшихся в живых законных наследников Гектора. На такие свадьбы приглашают многих царей. Обычно это просто вежливое сообщение о предстоящем мероприятии с пониманием, что большинство пришлет послов с поздравлениями и подарками, но не больше. Так сделают и остальные ахейские цари, приезжают только союзники, но Агамемнон решил плыть, если, конечно, позовут. Нужно посмотреть на месте и своими глазами.
        А еще позвать с собой Одиссея, тому куда бы ни плыть, лишь бы подальше от дома. Нет, рыжебородый крепыш очень любил свою Итаку, Пенелопу и дом, но сидеть на месте больше недели просто неспособен. А тут такая возможность… К чему микенскому царю Одиссей? Во-первых, у царя Итаки повсюду множество друзей, во-вторых, он очень хитер и сообразителен, в-третьих, четыре глаза всегда лучше, чем два.
        Агамемнон не ошибся в своих расчетах, ахейских царей действительно пригласили на свадьбу Гектора в Трою, большинство отказалось сразу, вознамерившись отправить послов, и очень удивилось решению микенского царя плыть лично, и Одиссей с удовольствием согласился отправиться к берегам Гелеспонта.
        Аид, решивший проверить, не до конца ли замучили приятелей эринии, отправился ко входу в свое царство. Но вместо обычных воплей бедолаг и их перебранки с фуриями вдруг с удивлением услышал… нечто напоминающее рев Минотавра! Критское чудовище у него в Царстве мертвых?! Этого еще не хватало! Мало ему Тесея с Пирифоем?
        Следом раздались возгласы эриний, причем старухи явно не спасались от Минотавра и не нападали на приятелей. Что там происходит?!
        Перед самым выходом Аид замер, прислушиваясь, и едва сдержал смех: Тесей рассказывал эриниям о своей победе над Минотавром! Осторожно выглянув, бог Подземного мира действительно увидел занятную картину. Эринии сидели вокруг камня Тесея, раскрыв свои зубастые рты, и с восхищением глядели на размахивающего руками героя. А тот в лучших традициях знаменитых рассказчиков так и сыпал красивыми фразами, перемежая их с крепкими ругательствами, от которых старухи смущались, но тут же вытягивали шеи, чтобы не пропустить хоть слово из повествования. Даже змеи на их головах тоже приподнялись и все обратились во внимание.
        - Я ему протянул кусок хлеба, который мне дала Ариадна вместе с клубком и мечом…
        - Взял?! - ахнули эринии.
        - Взял!
        - И то, любой скотине доброе обращение приятно, - согласилась Мегера.
        - Вот-вот! А вы нас мучаете! - это уже Пирифой.
        Старухи вздохнули:
        - Служба такая…
        - Которую вы не исполняете! - загремел Аид, показываясь из своего убежища. Эринии бросились за плетями, лежавшими в стороне, но царь Подземного мира остановил их: - Погодите. Я с этими двумя поговорить хочу.
        - Ага, ага, - засуетились старухи.
        - Пшли вон!
        Эринии исчезли, словно их и не было. Все же опасно не выполнять приказы Аида, как бы не разжаловал из эриний в простых смертных.
        - Сказки рассказываешь? - поинтересовался бог, присаживаясь на соседний камень. Тесей внимательно присмотрелся, не приклеится ли и Аид тоже. Тот усмехнулся: - У меня только ваши два клейкие.
        - А раньше сказать не мог? - проворчал Тесей. - Это не сказки, а быль!
        - Про твоего Минотавра я знаю, ты лучше про Прокруста расскажи.
        - А что Прокруст?
        - Как он всех под свое ложе подгонял.
        - Ну, подгонял…
        - Так не пойдет! Мне тоже хлыст в руки брать или крапиву, чтоб ты разговорчивей был?
        Тесей обиженно отвернулся, но тут же повернулся обратно, потому что услышал от Аида нечто необычное:
        - Вина хочешь?
        - Хочу, а что за вино?
        - Какая-то тень пьяницы умудрилась протащить с собой здоровенный бурдюк пойла. Воняет, как… неужели это можно пить?
        Приятели вытаращили на Аида глаза и потребовали:
        - Неси сюда, разберемся!
        Немного погодя, Аид действительно приволок здоровенный бурдюк, полный отменного вина, количества которого, как прикинул Тесей, им хватит на пару месяцев. Жизнь начинала ему нравиться. Только открыв бурдюк, Тесей блаженно закатил глаза:
        - Хиосское… Слышь, Пирифой, он называет неразбавленное хиосское пойлом.
        Аид брезгливо усомнился:
        - Это можно пить?
        - Нужно! Это не ваш нектар у Зевса. Давай чаши!
        Пока разливали вино по трем чашам, Аид все также брезгливо морщился от запаха. Заметив его страдания, Пирифой посоветовал:
        - А ты не нюхай в первый раз. Потом само пойдет.
        - Ты думаешь?
        - Нос заткни, чтоб не чувствовать, и пей.
        - Аид! - поднял чашу Тесей. - Хоть ты и вредный бог, но… желаю тебе здоровья!
        Соскучившиеся по вину Тесей с Пирифоем с удовольствием опрокинули в себя по целой чаше, не разбавляя. Тесей даже закрыл глаза от удовольствия, причмокнул. Аид недоверчиво проследил за приятелями, потом решительно зажал нос и поднес к губам свою чашу.
        - Ну? - поинтересовался у бога Пирифой, когда тот наполнил рот вином. - Ты глотай, глотай, не держи!
        Глаза у Аида расширились, он с усилием протолкнул вино внутрь, задышал открытым ртом, замахал перед ним рукой, потом помотал головой и с отчаянным видом опрокинул в рот остатки.
        Когда к берегу Стикса подошел очередной смертный, перевозчик Харон изумленно вытаращился на него:
        - И чего вам всем там нужно?! Смертные в царство Аида стали ходить, как к своей жене в спальню!
        - А давай-ка я тебе помогу веслами работать? - спросил строгого Харона Геракл.
        - Лучше скажи, чего тебе там понадобилось, а то вон двое захотели увести Персефону и теперь сидят у входа приклеенные задами…
        - Тесей с Пирифоем, что ли? Так я как раз за ними. А что там за голоса? - кивнул в сторону входа в царство Аида Геракл.
        - Сам не пойму, - пожал плечами Харон, - поют вроде…
        - Греби быстрее…
        Геракл, пришедший выручать героев, попавших в глупую ситуацию, обомлел, когда увидел, что творится перед входом в Подземное царство. Там действительно пели, причем все трое - Тесей, Пирифой и даже Аид - были попросту пьяны, а недавно полный огромный бурдюк теперь валялся в стороне.
        Разлив остатки напитка еще из одного и старательно вытряхнув последние капли, Аид раздал чаши и поднял свою:
        - За дружбу!
        - Хоррошее пр…предлож-жение! - не сразу смог осилить слово Тесей. За дружбу пили уже третий день.
        Они опустошили чаши, и Пирифой вдруг объявил:
        - Щас спою!
        - Ни-ни! - возмутился Аид. - Я сам, ты не умеешь, я сам!
        - Ум… ик! Умею!
        Стоило Пирифою запеть, как Аид бросился закрывать ему рот ладонями, потом махнул рукой и пообещал:
        - Научу! Подвинься.
        - Не могу.
        - Почему?! Ты меня не уважаешь? Не хочешь подвинуться?
        - Уважаю, - чуть подумав, заявил Пирифой, - но я приклеен.
        Аид снова махнул рукой:
        - А, хрен с тобой! Я рядом посижу!
        Он действительно пристроился на ступеньку входа, обнял Пирифоя за плечи и начал выводить какую-то песню про девицу, что шла за водой, красиво качая бедрами… Немного погодя они орали уже в два голоса один другого хуже.
        Тут Аид заметил героя:
        - О, еще один! А пить больше нечего, - он развел руками, показывая на пустой бурдюк. - Опоздал! Ха, опоздал!
        Пирифой присмотрелся к пришедшему и объяснил Аиду:
        - Это Геракл.
        Тот поморщился:
        - Хрен с ним. Че надо-то?
        - Я за ними пришел, - кивнул Геракл на приятелей.
        Аид чуть подумал, потом замотал головой, крепче обнимая Пирифоя:
        - Того забирай, этого не отдам! Я его петь учу!
        - Это я тебя учу!
        - Не, ты не можешь учить, ты… ты слов не знаешь… а я знаю! Вот слушай:
        «…девка бедрами виляла-а… меня завлекала…»
        От их голосов очнулся Тесей и не менее противно завел свое про потерянного в бою коня. Геракл едва сдержался, чтобы не закрыть уши руками.
        В двери появилась Персефона, голова ее была перевязана. Геракл приветствовал богиню и поинтересовался:
        - Чего это они?
        - Третий день пьют и песни орут. Надоели уже! Забери хоть одного, потише будет.
        Аид поднял голову на жену и громко объявил:
        - Бабы - дуры! Все!
        Обиженная Персефона ушла обратно.
        Тесей был пьян мертвецки, а потому мало что понял даже тогда, когда часть его седалища осталась на камне. Геракл уносил на спине непривычно раненного друга, а сзади два голоса орали песню о красотке с красивыми бедрами…
        Харон только покачал головой:
        - Что же на земле творится, если люди там пьют каждый день?
        Тесей, на мгновение раскрыв глаза, вдруг заявил:
        - Разбавлять надо! Ик!
        И снова заснул мертвецким сном до самого дома.
        Геракл вынужден был устроить его на ночь в одной из пещер, тащить на себе это бесчувственное тело, от которого к тому же страшно разило перегаром, не слишком приятно, да и оторванный зад у приятеля кровоточил слишком сильно. Обработав рану, он присел на камень, с изумлением разглядывая Тесея. Герой Аттики выглядел не лучшим образом, и Геракл начал сомневаться, что это только из-за долгого сидения на камне, скорее от нескольких дней откровенного запоя. Где они вино-то взяли?
        Придя в себя, Тесей первым делом поинтересовался, нет ли чего опохмелиться. Геракл сунул другу под нос чашу с разбавленным вином. Глядя, как тот морщится, расхохотался:
        - Это тебе не с Аидом неразбавленное пить!
        - А как я здесь оказался?
        - Я притащил.
        - А… оторвал как?
        - С седалищем вместе.
        - Ой… - застонал Тесей. - Слышь, Геракл, спасибо тебе, не то спился бы. Аид он, зараза, крепкий, пьет и не пьянеет.
        Геракл вспомнил песню про девицу и ее бедра и усомнился. Тесей покачал головой:
        - Это после целого бурдюка, а несколько чаш не берут.
        - Где вы вино взяли?
        - Сначала Аид у какой-то тени отобрал, а потом понравилось, отпустил одного погулять наверх с условием, чтобы тот два бурдюка принес… Столько неразбавленного вина за несколько дней… - Чуть помолчав, Тесей попросил: - Геракл, ты это… ты не говори, что мы сидели задницами приклеенные.
        - Я скажу, что вы были к скале цепями прикованы. Сам не проболтайся.
        Тесей только вздохнул.
        - Куда мне теперь? Персефона сказала, что Елена замуж за Менелая вышла, а мать мою ее братья себе как рабыню забрали.
        - Эфра у Елены служанкой, ей там неплохо. А мир велик, Тесей, найдется и тебе в нем место, зад залечишь, тогда и подумаешь.
        В Арголиду прибыл Одиссей. До сезона, когда можно будет выходить в открытое море, еще оставалось время, и царь Итаки приехал в Спарту.
        Одиссею всегда не сиделось дома, Пенелопа видела мужа довольно редко, иногда Менелай думал, что, может, поэтому она и верна рыжеволосому рассказчику? Хотя нет, Пенелопа просто из другого теста, чем Елена. Если бы Менелаю вздумалось годами мотаться по морям, наезжая домой изредка, то, пожалуй, всякий раз он заставал супругу с очередным дитем на руках, к которому сам не имел бы никакого отношения.
        Рассказчиком Одиссей был отменным, его повествованиями заслушивались все, потому и любили, когда этот крепыш оказывался рядом. Правда, едва ли его обожали те, кого грабил сам Одиссей, но для всего Эгейского моря, и не только него, пиратство было столь привычным делом, что на грабителей даже не слишком и обижались. Не этот, так другой, не другой, так третий.
        Менелай тоже обрадовался, предстояли долгие часы занимательных повествований приятеля.
        Одиссей действительно очень многое поведал, царь Итаки не сидел подолгу дома, но не всякий, многое повидав, умел так занятно об этом рассказывать! Разве мало и без Одиссея было беспокойных людей, но почему-то именно его байками заслушивались, где бы он ни оказывался. Агамемнон смеялся, что Одиссей, пожалуй, смог бы уболтать даже Медузу горгону.
        Самое занятное, что никто не замечал грани, за которой реальность в его рассказах плавно перетекала в его же выдумки. Только когда он начинал говорить о совсем уж небывалых вещах или событиях, слушатели понимали, что их давно обманывают! Но на этот обман почему-то никогда не обижались, сам Одиссей подозревал, что его рассказы куда больше любят именно за небывальщину, чем за настоящее, а потому беззастенчиво врал всякий раз, как приходилось открывать рот, повествуя о своих приключениях.
        Он не догадывался, что пройдут годы и ему придется рассказывать о настоящих приключениях, которые далеко превзойдут все его выдумки.
        Но пока он каждый вечер развлекал слушателей и развлекался при этом сам.
        Вот-вот задует нужный ветер, и корабли снова отправятся в путь. На сей раз Одиссей поплывет с Агамемноном в Трою на свадьбу к царевичу Гектору. Как ни уговаривал царь Итаки и Менелая присоединиться, тот упорно отказывался. Позже Менелай не раз задумается, не зря ли отказался? Но сделанного не воротишь.
        Они стояли на верхней террасе дворца, вглядываясь в даль, где за лесами плескалось море. Спарта от него недалеко, но и не близко. И все же у спартанского царя, как и у всех остальных, есть свой флот. Какой же ахейский царь без кораблей? Спросить почему, лишь усмехнутся, пожмут плечами, скажут, что ради торговли… Никто не ответит правду, что ради пиратства, грабежа. Да, торгуют, сами возят товары, но все больше попросту грабят, часто даже один другого. И никто не обижается, потому что сегодня ты, завтра тебя, а послезавтра снова неизвестно как повернет ветер…
        Одиссей чуть нахмурился, заметив, как Елена внизу на скамье под деревом вовсю кокетничает с одним из гостей. Менелай смотрел на это совершенно спокойно.
        - Как ты можешь не обращать внимания на то, что творит твоя жена?!
        - А что ты предлагаешь, вызывать на поединок всякого, кому приглянется Елена или кто понравится ей самой? Либо я бы уже погиб, либо окрестности вокруг Спарты были усеяны трупами.
        - Но ведь она наставляет тебе рога!
        - Она не виновата, что Зевс наградил ее такой любвеобильностью, а Афродита подарила всеобщую мужскую любовь. Елена и сама не рада этому.
        - Ну да, не рада! Скажешь тоже! Я бы попросту выгнал жену, узнав, что она завела любовника!
        Менелай вдруг вздохнул:
        - Я бы не выгнал, а отпустил, если б она сама знала, кого хочет.
        Одиссей чуть покосился на друга, потом мысленно махнул рукой и возразил:
        - Мне кажется, я знаю, кого она хочет…
        - Агамемнона? Не-ет… разве только на месяц, не больше. Елена всегда хочет то, чего у нее нет. И Агамемнона тоже. Одно дело наставлять рога мне и Клитемнестре и совсем другое получить его в свое распоряжение надолго.
        Одиссей смотрел на друга, обомлев.
        - Говорят, что я самый разумный, но мне далеко до тебя, Менелай.
        Тот рассмеялся:
        - Да нет! Ты разумен во всем, а я только в том, что касается моей жены. Просто я ее люблю, поэтому и понимаю, что с ней творится.
        - Понимаешь даже лучше, чем она сама.
        - Конечно, со стороны виднее.
        - И все-таки я не понимаю, как ты это терпишь?
        - Сколько у нее любовников и как часто Елена проводит ночи в их объятиях? Уверяю тебя, их попросту нет. Ночами я сам обнимаю свою жену.
        - Ну да? - фыркнул Одиссей.
        - И вот когда Елена забывает, что она в объятиях мужа, которого должна ненавидеть из-за несвободы или презирать из-за вседозволенности, она становится другой. Это совсем другая Елена, Одиссей, такой ее не знает даже Агамемнон, клянусь!
        Одиссей с легким сомнением смотрел на Менелая. А тот улыбнулся:
        - Ты не задумывался, почему дети рождены от меня, хотя их отцом мог бы быть любой?
        - Почему? - кажется, физиономия царя Итаки не была озарена отблеском ума в тот момент.
        - Потому что женщины рожают от любимых, а любит она только меня. Хотя пока об этом не догадывается.
        - Гм… а если не скоро догадается?
        - Я подожду…
        - Я бы на твоем месте все-таки не оставлял ее с разными красавцами надолго…
        - Этого, - Менелай кивнул вниз, где Елена принимала знаки внимания очередного поклонника, - можно вообще не бояться. Он уже допустил главную ошибку.
        - Какую?
        - Твердит о неземной любви.
        - Я бы тоже твердил…
        - Поэтому я тебя и не боюсь! - расхохотался Менелай и тут же поправил сам себя: - Да нет, тебя я не боюсь, потому что ты мой друг. А Елене не стоит говорить «люблю», она предпочитает слово «желание». Имей в виду, если станешь соблазнять, нужно рычать: «Я безумно тебя хочу-у!», лучше подействует. Но глупец разжег в Елене ее желание, потому мне следует поторопиться увести ее в спальню, пока не воспользовался кто другой. И так бывает всякий раз.
        С этими словами Менелай направился к выходу из дворца. Одиссей увидел, как он подошел к супруге и, крепко обняв ее за талию, притянул к себе, что-то зашептал на ухо… Красавица подчинилась его воле. Когда они проходили мимо, направляясь в спальню, Менелай вдруг лукаво подмигнул приятелю. Его рука крепко держала супругу…
        Через час Одиссей увидел выходившую из гинекея Елену. Жена Менелая поправляла прическу, с чувством облизывая губы. Не зная, что за ней наблюдают, женщина сладострастно потянулась. В этом движении было столько неги, что Одиссей понял: Менелай действительно удовлетворил жену, ну, и себя, конечно…
        Чуть позже он смеялся:
        - И часто ты так?
        - Часто. Это только кажется, что она спит с другими, они ее дразнят, а я пользуюсь. Кокетничая с мужчинами и соблазняя их, она куда больше возбуждается сама, а потом попадает ко мне в объятия. Но при этом считает, что изменяет и меня терпеть не может.
        - Послушай, а если ее все-таки позовет Агамемнон? Он-то знает, что нужно говорить не «люблю», а «хочу!».
        - Знает. Но он знает и то, что, получив Елену полностью, он тут же ее потеряет. И будет рогат куда больше, чем я, или попросту убьет. Потому что Агамемнон не станет выжидать, пока в Елене разгорится пламя желания от сладких слов и взглядов других…
        - А ты сам не пробовал говорить ей эти сладкие слова?
        - Конечно, пробовал! Но я же муж, которого полагается ненавидеть, как пса Цербера, охраняющего запретные владения.
        - Но это когда ты дома, а если уезжаешь?
        - Когда я не дома, стараюсь об этом не думать.
        - Да… тяжело тебе приходится с такой женой!
        - Терплю.
        - Ладно, хватит о женщинах. Скажи, ты не передумал? Может, все-таки поплывешь на свадьбу троянского царевича? Там многие будут…
        - Нет! - расхохотался Менелай. - Из Артридов там вполне достаточно Агамемнона. А ты плывешь?
        - Я - да! Где еще встретишь столько друзей и знакомых сразу?
        - А еще врагов?
        Одиссей пожал плечами:
        - У меня нет стольких врагов, как у Артридов. Маленькая Итака никому не мешает, и ее царь тоже.
        - Скажи лучше, почему Агамемнон так настаивает на том, чтобы плыл именно ты, ведь даже меня так не уговаривает.
        - Агамемнон что-то хочет понять про Трою, а для этого ему нужны мои глаза и уши. Ясно, что он хочет понять, можно ли воевать с Приамом и как это лучше сделать.
        Менелай покачал головой:
        - Я не знаком с Приамом, но все, что я слышал о его царстве, убеждает, что Троада Агамемнону не по зубам.
        - Одному ему - да, но если соберутся все ахейцы…
        - Зачем всем ахейцам Илион (Троя)?
        - Золото, золото, золото, Менелай!
        - Даже самая богатая казна Азии не стоит того, чтобы ради нее тащиться туда. - Менелай чуть подумал и вздохнул: - Но ты прав, Агамемнон потащится. И найдет, чем зацепить остальных ахейских царей.
        Знать бы ему, насколько это верно!
        Младший Артрид смотрел вслед скрывавшимся за мысом судам. Он проводил корабль старшего брата до самой Эвбеи, дальше нужно выходить в открытое море, чего Менелаю делать вовсе не хотелось, да и смысла не было. Дальше Агамемнон, Одиссей и еще пара кораблей ахейцев поплыли уже без сопровождения. Царь Микен плыл, не боясь пиратов, это в очередной раз подтвердило слухи, что сами пираты подчинены именно Агамемнону, а потому его и его спутников не тронут.
        В самой Троаде его тоже не тронут, потому что на время таких торжеств, как свадебные, заключается негласное перемирие и все забывают свои свары, хотя свар с троянцами и их соседями у ахейцев не было и так - слишком далеко. Разве что побережье пограбить… Но там поди докажи, чьи были грабители.
        Агамемнон вдруг решил отправиться на свадьбу троянского царевича Гектора. Менелай понимал, что не в свадьбе дело, поплыл на разведку, захотелось собственными глазами увидеть более богатый город, чем его собственные златообильные Микены. Самого Менелая Троя не интересовала, слишком далеко и затратно, чтобы снаряжать корабли и отправлять людей. Но он понимал, что если брату все же вздумается туда плыть, то придется поддержать… Ничего, может, лично побывав в Трое, Агамемнон убедится, что Приама лучше не трогать?
        А сам Агамемнон в это время стоял на палубе, вглядываясь в морскую даль. От Эвбена до Троады недалеко, но передумать он успел многое. Когда по правому борту показался Лесбос, Одиссей со своего корабля показал, мол, скоро будем на месте. Царю Итаки всегда не сиделось на месте, он не раз бороздил морские просторы на своем утлом суденышке, не доверяя нынешним строителям кораблей. Агамемнон вполне доверял знаниям и чутью Одиссея, потому показал своему капитану:
        - Следуй за ними.
        Одиссей действительно уверенно провел корабль ко входу в Гелеспонт и к бухте Трои, где Скамандер впадал в море. И тут его ждала неприятность! Нет, Одиссей не ошибся, на горизонте действительно виднелась Троя, и бухта та самая, только на царском пляже, куда он собирался пристать, кораблей почему-то не было, зато обнаружилась охрана, которая с берега знаками давала понять, что туда нельзя!
        Возмущенный Одиссей заорал не своим голосом, что он царь Итаки и прибыл на свадьбу Гектора! К «Пенелопе» уже вовсю гребли на лодчонке, и сидевший в ней стражник, видно не из последних, так же громко орал, что Приам запретил кому бы то ни было вообще приставать к царскому пляжу.
        - Туда, туда, подальше! - махал руками стражник.
        Конечно, это самое «подальше» они уже проскочили из-за уверенности Одиссея, ведшего корабль именно к царской пристани. Пришлось разворачиваться и перестраиваться в узком пространстве маленькой бухточки. В другое время Агамемнон бы обиделся, и не обращая внимания на стражу, пристал там, где счел нужным. Но сейчас он крутил головой, пытаясь понять и запомнить все, что видел.
        Когда они наконец нашли местечко, где приткнуться между совсем не царских суденышек, возмущенный Одиссей, все же набив морду кому-то из местных, примчался изливать свою злость к Агамемнону:
        - Впервые вижу такую наглость - заставлять царей приставать рядом с купчишками!
        - Здесь одна бухта?
        - Да нет, с другой стороны есть еще бухта Геракла. Но там открыто и не так удобно, да и до самой Трои далековато.
        - Как думаешь, там просторней?
        - Конечно, все стремятся сюда!
        - Значит, нам туда.
        - Это почему?
        - Не хочу стоять среди толчеи, если ты со мной, то пока не вытащили корабли на берег, поспеши!
        Они действительно обогнули мыс и пристали в бухте Геракла. Теперь Одиссей плыл на корабле Агамемнона, а его «Пенелопа» шла следом. Здесь берег оказался не таким удобным, а пляж узким, зато просторно. Одиссей все кипятился:
        - Я бы лучше и вовсе отправился обратно. Так оскорбить царей!
        - Не злись на Приама, он поступил мудро, иначе места на пляже все равно не хватило бы, и гости между собой передрались. А там нам даже удобней. Что это? - царь Микен показал на большой дворец на возвышении.
        - Радость царя, летний дворец Приама. Все равно я Приаму это унижение припомню!
        - Не сейчас, позже…
        По тому, как смотрел на видневшуюся вдали Трою Агамемнон, Одиссей понял, что микенский царь что-то замышляет.
        - Воевать с Троей, что плевать против сильного ветра - тебе же в бороду и вернется, - вздохнул царь Итаки. - Приам хитрый, у него вокруг одни союзники, что фракийцы, что дарданцы, что мизийцы…
        - Кто нам мешает превратить их в своих союзников? Или перессорить?
        По быстрому взгляду Одиссея Агамемнон понял, что пока не стоит так уж откровенно разговаривать… Хотя Одиссей и без того прекрасно понимал, зачем микенский царь потащился в такую даль поздравлять совершенно незнакомого ему царевича со свадьбой. Да и не он один, прислужники Приама тоже не дремали, с момента появления кораблей в бухте Трои за ними установилась плотная слежка.
        Пока это Агамемнона беспокоило мало, пусть следят, когда ему понадобится, он найдет способ избавиться от назойливого внимания.
        Теперь следовало решить, пора ли уже идти в город для встречи с царем Трои или еще нужно подождать. Пока Одиссей крутился среди прибывших раньше, к Агамемнону скользнул никем не замеченный такой же неприметный человек. Не то воин, не то купец, каких множество предлагает свои незамысловатые товары, неизвестно, привезенные из дальних стран или попросту награбленные. Но царь встретил человека с явным удовольствием:
        - Проходи, Плакид, я рад тебя видеть живым и здоровым.
        Вошедший поклонился, приветствуя царя, сказал положенные слова и уселся на ворох шкур, брошенных в угол:
        - Мне не сразу удалось обмануть бдительность соглядатаев Приама.
        - Тебе помогут уйти отсюда незаметно. Сейчас я налью вина, бери свежие лепешки, мед, сыр… Если не можешь задержаться надолго, то скажи только основное.
        - Я могу, но не вызовет ли у твоих людей подозрение столь долгое общение с троянцем?
        - Вызовет, - согласно кивнул Агамемнон, протягивая полную чашу. - Потому на первый раз ограничимся.
        - В Илион прибыло множество царей из соседних земель. Почти все уже здесь - из Лидии, Мизии, Карии, Ликии, хеттский царевич, фракийский, ну и, конечно, из Дардана сам отец Андромахи царь Ээтион.
        - Илион, - поморщился Агамемнон, - терпеть не могу это название! Пусть будет Троя.
        Гость пожал плечами:
        - Пусть, это дела не меняет. Приам действительно богатейший из азиатских царей, даже хетты, которым он подчинен, и те не столь богаты золотом.
        - Он платит им дань?
        - Нет, только посылает свое войско, когда это нужно. Приам уже много лет не воюет сам, но имеет очень сильную армию, особенно конницу, которой и командует его любимый Гектор.
        - Как может быть сильной невоюющая армия?
        - Именно для того Приам и отправляет ее то и дело на помощь то хеттам, то дарданцам, то еще кому-нибудь. Содержит армию тот, кто зовет, она не стоит троянскому царю ничего, добычу приносит немалую и опыта набирается тоже.
        - Хитро. В чем главная сила Трои и ее слабость?
        - И сила, и слабость Трои сейчас в одном-единственном человеке.
        - Царе? Приам держит всех крепкой рукой?
        - Нет, хотя рука действительно крепкая. Не Приам, а Гектор - сила Трои. Именно его конница держит в повиновении соседей и земли внутри Троады. Даже если не будет Приама, Гектор удержит Илион.
        Агамемнон не заметил оговорку Плакида, не до того.
        - С ним можно договориться?
        - О чем?
        - Его можно убить?
        - Очень трудно, иначе давно уже сделали бы это. Гектора любят воины, за него встанут стеной покрепче троянской, а он сам не так уж любит золото, для него важнее честь в бою. Поэтому Приам не боится сильного старшего сына.
        - Есть же придурки… А остальные сыновья Приама?
        - Их много и они сильны. Конечно, в семье не без урода…
        - Кто? - в глазах царя Микен блеснул нехороший огонек. Плакид невольно поежился, хорошо, что в полумраке шатра этого не видно.
        - Парис. С этим сыном связана странная история. До рождения мальчика Приаму и Гекубе предрекли, что он станет причиной гибели Трои, и родители решили отнести дитя в лес на съедение диким зверям. Что уж там вышло, то ли Гекуба не смогла убить собственного сына, то ли действительно его выкормила сначала медведица, а потом подобрали пастухи, неизвестно, только Парис остался жив.
        - А как его нашли?
        - У Приама и Гекубы есть дочь-прорицательница Кассандра.
        - Ну и детки!
        - Она всегда говорит правду о будущем, только никто не верит. Она узнала в пастушке брата, а потом все подтвердилось…
        - И теперь этот пастушок живет во дворце?
        - Да, и доставляет папаше с мамашей и остальным немало хлопот. Он словно наверстывает упущенное за столько времени. Капризный красавчик, которому позволяется все.
        В это время к Агамемнону пришел Одиссей, и Плакиду пришлось удалиться. Агамемнон согласно кивнул ему на прощание:
        - Приноси свои безделки, я выберу среди них подарок для невесты.
        - Принесу завтра же.
        Одиссей кивнул вслед Плакиду:
        - Где-то я его видел?
        - У купцов лица одинаковые.
        - Возможно. Агамемнон, царь приглашает к себе на прием. Это пока не свадебный пир, но большой прием. Вернулся из похода Гектор…
        - Когда?
        - Сегодня.
        - Поспешим.
        Агамемнону было очень интересно посмотреть на самого сильного человека Троады, сильного пусть не физически, но морально. Что ж, если главная сила Трои и ее слабость - Гектор, значит, именно к нему нужно приглядеться получше.
        Троя - это не одна крепость, как и Микены и остальные города тоже. Городские здания вольно раскинулись не только по главному холму, но и далеко вокруг и даже по равнине реки Скамандер. Агамемнон мысленно усмехнулся - вот такое расположение жилых построек, лавок, мастерских лучше всяких стен говорит о могуществе Приама. Не тесниться в крепости и вольно строиться вокруг могут только люди, совершенно уверенные, что никто не рискнет на них напасть. В Микенах тоже стали возводить дома по всему склону лишь когда поняли, что против Агамемнона не рискнут выступать. Здесь это делают давно, и потому раскинули куда шире. Да и Троя стоит не в пример лучше Микен, у Агамемнона город хоть на перекрестке дорог, но это дороги Пелопоннеса, а у Трои под боком Геллеспонт.
        Они медленно подъехали к огромным воротам с высоченной башней. Вот когда Агамемнон испытал удовольствие - его Львиные ворота и стена не хуже! Хотя, нет, стены у Трои куда мощнее всего, что он видел. У Микен высоты добавляла сама скала, на которой стояла крепость, а здесь кладка из немыслимо тяжелых камней была столь плотно подогнана, что оставалось дивиться, как такое вообще возможно.
        Всезнающий Одиссей уже рассказывал:
        - Это Шеанские ворота, их еще Великими называют. А стены возводили Посейдон и Аполлон, потому так велико и так крепко.
        Ехавший сзади Агамемнона Ксандер проворчал:
        - Ага, боги… египетские мастера это делали. Привез Гектор таких, которые секреты египетских построек знают, вот и сделали…
        Агамемнон резко обернулся:
        - Откуда ты знаешь?
        Ксандер перепугался:
        - Я… я не знаю… я так подумал…
        - Ладно, потом поговорим.
        Вступили под своды огромной надвратной башни, где было гулко, прохладно и темно. Зато когда после этого полумрака выехали на улицу, ослепило все - и широкая дорога, и высоченные дома с огромными окнами по ее сторонам, но главное, отделка крыш, входов и окон. То ли Троя действительно столь богата, чтобы даже крыши были бронзовыми, то ли это ловкая подделка, но все вокруг блестело, отсвечивало, ослепляло.
        Агамемнон обратил внимание на то, что входные ворота окованы бронзой, потому их называли еще и Золотыми, решил, что это медь, но теперь, бросив взор на крышу видневшегося огромного дворца на самом высоком месте города, значит, и округи, которая блестела на солнце явно не медным, а золотым блеском, понял, что о богатствах Приама даже не подозревал. Тогда же он понял и другое - или эти богатства перейдут к нему, или он сам отправится к Аиду. Лучше бы первое, а значит, он сделает все, чтобы так и было.
        Царский дворец, окруженный высокими стенами двумя воротами, казался крепостью в крепости. Их встретил чиновник, быстро задал необходимые вопросы и показал на тщедушного человечка:
        - Тетрол будет вашим сопровождающим.
        Больше всего в этом Тетроле Агамемнону не понравились бегающие глазки, их взгляд невозможно поймать, но уже немного погодя царь Микен удовлетворенно кивнул: он успел заметить жадный взгляд троянца, брошенный на крупный перстень. Ничего, и в Трое найдутся свои предатели, и подле Гектора тоже…
        Тетрол показал на красивые ворота слева:
        - Там гинекей, туда нельзя!
        Агамемнон хохотнул, направившись к запретным воротам:
        - А я как раз туда и собирался!
        И увидел-таки глазки Тетрола, в них метнулся ужас.
        - Нет, нет, прошу вас!
        - Да нужны нам троянские бабы, у нас свои во сто крат краше! - Заметив, как усмехнулся Тетрол, мол, где уж вам, Агамемнон снова рассмеялся: - Сестра моей супруги Елена - самая красивая женщина на Земле, разве в Трое это неизвестно?
        Троянец явно засомневался, микенский царь захохотал громче:
        - Неудивительно, Троя так далеко от остального мира и от Олимпа, почти на задворках! Не знать, что дочь Зевса и Леды спартанка Елена названа богами самой красивой женщиной…
        Оставив коней у ворот, они уже вошли в царский мегарон, поэтому раскатистый голос Агамемнона слышали многие. Во всяком случае, последнюю фразу точно.
        Ему навстречу со своего места поднялся царь Приам, он сегодня был в настроении и сам приветствовал гостей, правда, еще и для того, чтобы не говорили, мол, Приам уже немощен. Царь Трои был рослым, стройным, несмотря на годы, и до сих пор красивым. Возраст выдавали только глубоко врезавшиеся морщины у глаз и губ и еще седые чуть вьющиеся волосы, подхваченные золотой полоской на лбу. Пристальные светлые глаза словно выцвели от долгих лет жизни, но живости не потеряли. Сухопарая фигура полна силы и жизни. Царь Приам так же крепок, как его Троя. И хотя он, как и город, не знал войн, никто не усомнился бы, что это воин.
        - Приветствую тебя, царь Троады, от имени всех ахейцев.
        - Я много слышал о тебе, Агамемнон. Твои Микены становятся сильным городом. Добро пожаловать в Илион. Я распорядился отвести тебе дворец в Верхнем городе, тебя проводят туда после приема.
        - Благодарю, я воин и легко могу находиться в палатке на берегу, но не против жизни в красивом дворце! - расхохотался Агамемнон. Он всячески старался делать вид, что, по меньшей мере, равен Приаму и просто заглянул на огонек к приятелю. Наверное, у многих сложилось такое впечатление.
        - Приветствую, Одиссей, давненько ты не бывал в наших краях.
        - Приам, по старой дружбе ты бы мог позволить моей старушке «Пенелопе» пристать к своему пляжу! - не удержался, чтобы не подколоть хозяина Одиссей. Тот развел руками:
        - Правило одинаково для всех, стоит разрешить тебе, как не будет отбоя от остальных. Прости.
        Приама уже отвлекло появление следующих гостей, но он все же остановился на минутку, осматривая богатые ларцы с дарами, которые едва втащил следом за Агамемноном Ксандер.
        - Благодарю, Агамемнон, ты очень щедр. Моим женщинам понравятся украшения. Или это подарки невесте?
        - Нет, что ты! Невесту ждут отдельные дары, я поднесу их в свое время.
        - Еще раз благодарю. Одиссей знает здесь многих и познакомит тебя.
        С этими словами Приам отошел от ахейцев, а Одиссей уже действительно показывал Агамемнону гостей и хозяев, комментируя. Он не всех знал, но многие в ответ кивали шустрому разговорчивому царю Итаки. Агамемнон не удержался:
        - Одиссей, тебе нестрашно. Имея столько приятелей, ты можешь долго жить и безо всяких доходов, только посещая их по очереди!
        - Это Гектор, - вдруг показал на вошедшего Одиссей. Агамемнон смотрел во все глаза, хотя было достаточно одного-единственного взгляда, чтобы понять, что он видит перед собой достойнейшего из царей!
        В молодом царевиче боги сочетали все - красоту, мужественность, ум, светившийся в карих глазах, благородство. Агамемнон почувствовал откровенную зависть, и, к его изумлению, впервые эта зависть была не черной, а белой, так люди завидуют птицам. Царь невольно шепнул:
        - Если б не Троя…
        Для себя он уже знал, что если бы не Троя, то он искал дружбы с Гектором, и в этой дружбе не было бы никаких подводных камней, зависти, злости и обмана. Но судьбе угодно поставить их по разные стороны стен Трои, а значит, они непременно будут воевать. И еще одно понял Агамемнон - ему совсем не хочется сразиться в поединке с этим красавцем, победа будет невозможна, либо будет стоить жизни обоим.
        Неожиданно к Агамемнону подошел красивый молодой мужчина, чем-то неуловимо похожий на Гектора, но без того благородного мужества, которое так выгодно отличало наследника Приама.
        - Я Парис. Это правда, что спартанка Елена самая красивая женщина на Земле?
        Агамемнон совершенно забыл о своих словах, он думал о Гекторе и силе Трои с ним связанной, поэтому вопрос о любовнице застал его врасплох.
        - А? Елена… да, она действительно самая красивая. - В этот момент в мегарон вошла царица Гекуба с двумя дочерьми. Только глянув на них, Агамемнон с чистой совестью подтвердил: - Самая красивая!
        Приход царицы отвлек присутствующих, и некоторое время Агамемнон Париса больше не видел.
        Конечно, сравнивать Гекубу с Еленой было нельзя, все же она годилась жене Менелая почти в бабушки. Кроме того, Гекуба была больна, ее высохшая кожа не радовала ни белизной, ни чистотой, морщины вокруг глаз, тощая шея, обвисшая, тщательно скрываемая грудь… Но и девушки, появившиеся вместе с царицей, тоже явно проигрывали спартанской красотке. Одна из них была хотя и миловидна, но простовата, с еще не развившейся фигурой, про нее Одиссей сказал: «Лаодика». Агамемнона скорее заинтересовала вторая. Не сказать, чтоб красавица, но от всей стройной фигуры, чистого своей строгостью лица, зеленых глаз веяло такой силой породы, что царь Микен даже поежился: как бы не увлечься…
        В следующее мгновение понял, что так и произойдет, потому что Одиссей произнес: «Андромаха». Вот кому принадлежали длинные ноги, крепкая грудь и изумительные зеленые глаза! Это была невеста Гектора… И может быть, именно потому, что Гектору будет принадлежать эта женщина, как и этот город, Агамемнону вдруг невыносимо захотелось, чтобы они принадлежали ему самому! Царь даже на мгновение прикрыл глаза, стараясь справиться с нахлынувшим чувством. Теперь он точно знал, что придет в Трою, чтобы завладеть дворцами Приама и этой женщиной! А еще для того, чтобы этот человек не завладел его собственным дворцом и женщинами.
        Но когда открыл, то пропал окончательно. Нет, в мегароне не появилась следующая красавица, к отцу подошла еще одна его дочь. Совсем девочка, как дочь микенского царя Ифигения, тонкие ручки и ножки, холмики девичьей груди почти не видны, рыжеватые волосы, здесь ничто не могло привлекать Агамемнона как мужчину, тем более после Елены со всей ее красой. Его и не привлекало, но когда девчонка вскинула зеленые (таким иногда бывает море) глаза, царь Микен перестал что-то видеть и слышать.
        А девчонка тоже вздрогнула, внимательно глядя на Агамемнона, и вдруг быстрым шагом направилась к нему.
        - Кто это?
        - Кассандра, - шепотом ответил Одиссей, и в его голосе слышалось что-то необычное.
        Девочка остановилась прямо перед царем Микен, смотрела, не отрывая глаз:
        - Если ты придешь в Трою, будет война.
        Агамемнон вздрогнул, девчонка угадала его тайное желание. Следом, тревожно прислушиваясь, успел подойти Гектор, взяв Кассандру за плечи, мягко укорил:
        - Не стоит ничего говорить нашим гостям. Пойдем, Кассандра. Агамемнон, не обижайся на ее слова.
        Не успел тот ответить, как девочка добавила, все так же глядя прямо в его глаза:
        - Наши судьбы связаны, мы с тобой умрем в один день, ты и я.
        Внутри у него что-то сжалось, но царь нашел в себе силы усмехнуться:
        - Тогда тебе придется жить долго, я не собираюсь скоро умирать!
        Кассандра ничего не ответила, не отводя взгляда, медленно помотала головой.
        Гектор настойчиво потянул ее прочь:
        - Пойдем, Гекуба будет сердиться.
        Девочка дала себя увести, а Одиссей, с трудом проглотив вставший в горле ком, снова шепотом объяснил:
        - Она сумасшедшая, говорят, Аполлон дал ей дар пророчества, но ее никто не слушает.
        - Вот и я не буду, - словно стряхнул с себя наваждение Агамемнон.
        Одиссей тоже повеселел:
        - Если она права, то ты будешь жить долго, царь. Девчонка дочь Приама, и ее берегут…
        Хотелось сказать, что зависеть от судьбы какой-то царской дочери не радость для воина, но Агамемнон промолчал. Разве верить в бредни девчонки лучше?!
        Праздничные пиры, соревнования, игры следовали одни за другими, наступило время, когда многие даже утомились. Выдержав приличествующее время, Агамемнон собрался уезжать, не сидеть же в Трое до следующего сезона, скоро наступят дни, когда выходить в море будет просто опасно, тогда и пророчество девчонки не поможет, она останется бегать по земле, а он может пойти ко дну.
        Приам никого не удерживал, он хорошо понимал, что есть цари, которым возвращаться морем, а у того свои законы.
        Еще раз встретившись с Гектором, пожелав ему счастливой семейной жизни с красавицей женой (если честно, то Андромаха Агамемнона больше не привлекала, теперь она казалась слишком правильной, а от того пресной, как хлеб без лука и приправ), нанеся визит вежливости Приаму с Гекубой и распрощавшись со знатными троянцами, с которыми успел познакомиться, царь Микен поднялся на борт одного из своих кораблей.
        Корабли были доверху нагружены благовониями, красивыми безделушками и вообще всякой всячиной, которую можно купить на богатых рынках Трои. Стоило собраться в городе множеству гостей, как цены на дорогие изящные вещицы и благовония взлетели, но доверенные люди Агамемнона всем запаслись заранее, и ему не пришлось тратить много золота, чтобы заполнить трюмы своих кораблей. Перепало и Одиссею тоже. Его Пенелопа была почти равнодушна к таким подаркам, но царь Итаки мог и продать то, что не нужно собственной супруге.
        А вот Агамемнон знал, кому предназначено все, что погружено на второй корабль. В его жизни была женщина, для которой благоухающие простыни необходимое условие хорошего сна. Конечно, от Елены и простого спасибо не дождешься, но видеть, как хищно заблестят ее глаза, дорогого стоило. Агамемнон вздохнул, едва ли придется, подарки для жены Менелая выгрузят в устье Эврота и отправят дальше на лодках, а он вынужден будет тащить свое на повозках сначала в Аргос, а потом и дальше в Микены. Это недалеко от берега, но сопровождать лодки в Спарту не получится. Хищный восторг в глазах Елены увидит не он, а Менелай. В эту минуту Агамемнон позавидовал брату, он любил дразнить красотку дорогими подарками, заставляя тянуться за каким-нибудь роскошным браслетом, наклониться за упавшей цепочкой или пробежать обнаженной к намеренно брошенному на скамью подальше колье.
        Елена своей наготы не стеснялась и даже охотно ее демонстрировала. Агамемнон подозревал, что будь позволительно, она вообще ходила бы обнаженной, демонстрируя свою красивейшую грудь (недаром же по ее форме сделаны жертвенные чаши для храма!), стройные ноги и бедра… Словно и не родила троих детей… И только стыд не позволял спартанской царице не обнажаться прилюдно.
        Но этот стыд исчезал, когда она оставалась в спальне, а потому красотой Елены попавшие туда наслаждались сполна.
        Агамемнон задумался, кто еще, кроме Менелая и его самого, мог бы там побывать? И понял, что не представляет. То ли красотка столь хитра, то ли все слухи о ее любвеобильности - простой блеф. Стало смешно: а не Менелай ли их распускает, чтобы ему завидовали? Но спартанскому царю завидовали бы и без этих слухов, все же Елена действительно самая красивая из всех женщин. Только красота у нее какая-то… Агамемнон даже не сразу понял, какая, отполированная, что ли? Совершенно все: лицо, шея, руки, тело. И все покрыто толстым слоем мужского восхищения, вожделения, словно каждый взгляд оставлял свой несмываемый след. И постепенно эта красота превратилась в предмет созерцания, вожделения, но… не желания обладать! Агамемнон с удивлением поймал себя на мысли, что не обладай он Еленой раньше, теперь не стал бы заходить с такой женщиной дальше простого восхищения! Именно совершенство форм превратило Елену из живой женщины в предмет поклонения, в символ.
        От мыслей о жене брата Агамемнона отвлекло то, что они обогнули мыс и разворачивались в открытое море, ветер заметно усилился. Открытие было неожиданным, но сейчас не до него.
        Взявшиеся за весла, чтобы корабль шел точно как надо, гребцы затянули песню:
        - Для смертного важно здоровье.
        И наших женщин красота,
        Богатство с честью и любовью,
        Друзей надежных доброта…
        Агамемнону почему-то подумалось: ну и где здесь победа над Троей? Усмехнувшись, он ответил сам себе: я не простой смертный!
        Кассандра торопливо взбиралась на скалу, нависающую над морем. Почему-то ей очень хотелось убедиться, что микенские корабли ушли прочь от берегов Троады. Из-под сандалий осыпались камни, которые летели вниз, исчезая в морской пучине, даже всплеска из-за высоты обрыва не слышно, но это не пугало царскую дочь. У нее не было страха перед высотой и страха вообще, юная девушка хорошо знала, что проживет еще долго и увидит многое, что предпочла бы не видеть.
        Кассандра остановилась на самой вершине как раз вовремя, из-за мыса вдали выплыли два судна, сначала старенькая «Пенелопа», потом черный корабль того самого страшного человека, встретившись глазами с которым, девушка сразу поняла, что именно он принесет беду Трое и ей самой.
        Словно что-то почувствовав, Агамемнон обернулся и увидел на самом верху выступающего мыса девичью фигурку. Конечно, издали невозможно определить кто это, но он почему-то точно знал, что это младшая дочь Приама прорицательница Кассандра. Нет, она не махала рукой, наоборот, стояла, не шевелясь, и только ветер трепал полы ее туники. Агамемнон усмехнулся: неужели нарочно поднялась на такую крутизну, чтобы поприветствовать? Но вспомнил слова Кассандры: «Мы связаны с тобой нитью мойры, царь. Пока жив ты, жива и я, и пока живу я, живешь ты». Вдруг стало не по себе, что если эта дурочка вздумает сигануть со скалы вниз?! Птицу из себя разыгрывает, сумасшедшая!
        Агамемнон постарался отогнать от себя эту мысль, не хватало верить полоумной девчонке, которую и в собственной-то семье считают ненормальной! Однако снова вспомнились пронзительные глаза Кассандры, и он невольно обернулся. Девушка стояла на самом краю обрыва, раскинув руки, и всего мгновение отделяло ее от небытия!..
        Кассандра действительно вдруг подумала о том, что если они связаны судьбой с этим страшным человеком, то проще всего прервать свою жизнь, чтобы оборвалась и его! Тогда он не приплывет еще раз в Трою, не будет того горящего города, который она так часто видела мысленным взором, не будет крови, смертей, ужаса, горя… Неужели для этого достаточно просто броситься вниз? Кассандра глянула на скалы внизу и поняла, что сделает это! Если ее жизнью можно купить хотя бы несколько лет спокойствия Илиона, то она готова к такой жертве!
        Девушка увидела, как страшный человек на корабле обернулся, он явно видел ее, и это заставило Кассандру даже рассмеяться. Царь Микен испугался тогда ее пророчества, хотя постарался сделать вид, что не верит в эти глупости, в глубине зрачков его карих глаз метнулся испуг, скрыть который не удалось. Значит, боится и сейчас. Кассандра раскинула руки, готовая ринуться вниз, убивая тем самым себя, но и его тоже.
        Агамемнон не мог отвести взгляда от тонкой фигурки в светлой тунике на самом верху скалы. Казалось, прошли часы, хотя это были всего лишь секунды… Глубоко вздохнув, Кассандра подняла голову к солнцу и сделала шаг… Но шагнуть не удалось, сзади ее обхватили крепкие руки и потащили назад, а голос Гектора спокойно поинтересовался:
        - Летать учишься?
        Сын Приама постарался, чтобы сестра не услышала испуга, не стала вырываться, потому что тогда они вместе полетели бы вниз, слишком близко стояла Кассандра к краю пропасти.
        Немного позже девушка плакала в руках брата, а тот гладил ее светлые волосы и уговаривал:
        - Ну что ты, что ты?
        - Ты… ты не понимаешь… если бы погибла я, то погиб и он!
        - Кто он, Кассандра?
        - Вон тот страшный человек, который принесет войну Илиону.
        Вдали виднелись паруса ахейских кораблей. Гектор вспомнил Агамемнона, он и сам не сомневался, что у микенского царя на уме война, но твердо решил не дать ее развязать.
        - Не бойся, я не позволю ему начать войну против Илиона. И мы не по зубам микенскому царю…
        Кассандра все мотала головой:
        - Нет, Гектор, я вижу кровь и огонь, слезы, плач, горе… Это все он! Но мы с ним умрем в один день, ты не должен был останавливать меня.
        Гектор на мгновение замер, потом сильно тряхнул сестренку за плечи:
        - Послушай меня внимательно! Никогда, ты поняла, никогда не связывай свою судьбу с судьбой Агамемнона! Пока я жив, этому не бывать!
        Девушка сокрушенно прошептала:
        - Пока ты жив, Гектор…
        - Вот именно! - расхохотался царевич. - Придется сначала убить меня, а сделать это до сих пор не удавалось никому! Пойдем домой, не то снова начнутся глупые расспросы…
        Глядя на идущего впереди брата, Кассандра тихонько поинтересовалась:
        - Гектор, а ты веришь в мои предсказания?
        Тот замер и, не оборачиваясь, тихо ответил:
        - Иногда да.
        - Я не лгу…
        Агамемнон перевел дух. Держи ее, Гектор, держи, я вовсе не хочу умирать из-за дури какой-то девчонки! - мысленно взмолился он. - Мы еще должны столкнуться с тобой, чтобы тогда боги решили, кто из нас сильней и кто должен владеть Троей и Андромахой тоже.
        Тут же почему-то подумалось: и Кассандрой. Агамемнон осадил сам себя: к чему ему эта дурочка-прорицательница? Хотя, нужно признаться, что именно она самая красивая из дочерей Приама, несмотря на то, что все считали таковой других дочерей - сначала развратную Креусу, потом Лаодику. О Креусе Агамемнон знал, что та жена Энея и живет от дома далековато, а еще очень любит золото. Лаодика же показалась микенскому царю простоватой. Ему понравились две женщины Трои - Андромаха и Кассандра. Но жена Гектора была уже взрослой, а эта только девочка, чем-то очень похожая на его собственную дочь Ифигению, такая же хрупкая, но сильная.
        И вдруг царя Микен поразила догадка: она хотела убить себя, чтобы убить его! Еще раз оглянувшись, Агамемнон заметил две фигуры, спускавшиеся со скалы - Гектор уводил свою сестру. Несомненно, Кассандра решила пожертвовать собой, чтобы спасти Трою от будущей войны, ведь она сказала тогда, что он принесет войну ее любимому городу. Стало не по себе, вдруг страшно захотелось вернуться, разыскать эту девочку и сжать в своих руках с обещанием, никогда больше не приближаться к ее городу! Агамемнон даже головой затряс, что за глупости лезут ему в голову! Он, всемогущий царь златообильных Микен раскисает перед какой-то девчонкой! Агамемнон постарался поглубже вдохнуть соленый морской воздух и выкинуть все эти переживания из головы вместе с самой Кассандрой! Он был недоволен собой, поддался наваждению пророчицы, хорошо, что никто не видит!
        СТРОПТИВАЯ СУПРУГА
        -Посмотри, женушка, что я тебе привез, - Менелай протягивал Елене украшение. Это было богатое ожерелье из электрона - желтого прозрачного камня, который море иногда выносило на берег. Глаза женщины невольно заблестели, а руки сами потянулись к подарку. Муж покачал головой:
        - Нет, я сам надену его на твою красивую шею.
        Он повернул Елену к большому, почти в полный рост, отполированному зеркалу, сбросил с плеч хитон, оголив грудь, и осторожно надел ожерелье. Желтые, почти прозрачные капельки янтаря плотными рядами легли на женское тело. Менелай смотрел не на ожерелье, а на грудь жены, а сама она на мужа.
        Встретившись взглядом с Еленой, тот усмехнулся:
        - Не понравилось?
        Его пальцы коснулись ожерелья, чтобы снять. Елена остановила руку, все также задумчиво глядя на Менелая:
        - А почему вы с Агамемноном почти не похожи?
        - Заметила? Наверное, я не сын Атрея.
        - А чей?
        - Чей? Мало ли… Ты можешь сказать, от кого у тебя дети?
        Она резко повернулась к мужу, твердо глянула в глаза:
        - Твои, только твои! Не смей сомневаться!
        - Хочется верить… - пробормотал Менелай, освобождая жену от одежды. - За каждый камешек в ожерелье по поцелую. Их тридцать, считай: левая грудь, правая… снова левая…
        - М-м… Менелай…
        Муж знал, чем возбудить. Немного погодя, дойдя до живота, он поинтересовался:
        - Ты считаешь?
        - Я сбилась со счета.
        - Придется начать сначала.
        Перевернув ее на живот, Менелай принялся целовать спину, опускаясь к аппетитным выпуклостям уже безо всякого счета.
        Позже, лежа в его объятиях, Елена вдруг заявила:
        - Я знаю, кто твой отец!
        - Откуда?! - вскинулся Менелай.
        - Догадалась. Аполлон.
        - Не вздумай сказать об этом Агамемнону. В нашем роду с братьями ссориться нельзя, мы не Полидевк с Кастором.
        - Скажи, - вдруг тихонько рассмеялась Елена, - а брат твоего деда Пелопса Фиест действительно был всего лишь мастером притираний? («Фиест» - мастер притираний.)
        - И об этом не вздумай сказать Агамемнону.
        - Хочу в Микены! - вдруг объявила Елена, сладко потягиваясь.
        - Езжай, - неожиданно согласился Менелай. Елена недоверчиво покосилась на мужа, тот никогда не отпускал ее в Микены одну. - Агамемнона там все равно нет, он уплыл в Трою.
        - Я не к Агамемнону, а к Клитемнестре! Хочется посмотреть, как живет сестра, как выглядит, давно не виделись…
        Голос Елены выдал ее легкое смущение. Менелай кивнул:
        - Насколько постарела по сравнению с тобой.
        - Фи! Какая мне разница?
        Елена протянула руку за туникой, накинула ее на себя, собираясь уйти.
        - Большая. - Он зацепил край ее туники и потянул обратно. - Ты даже до двадцати не досчитала.
        - Не хочу! - строптиво повела плечиком красавица.
        Менелай спокойно пожал плечами:
        - А я не спрашиваю о твоем желании. Иди сюда, я хочу!
        Если честно, то Елена любила вот эти его приступы грубой настойчивости даже больше, чем нежные ласки. Такое насилие вызывало у Елены… восторг!
        В тот же вечер она поинтересовалась:
        - А зачем Агамемнон поплыл в Трою?
        - На свадьбу наследника Приама. Гектор берет в жены Андромаху.
        - На моей свадьбе гостей из Трои не было, - чуть обиделась Елена.
        Менелай хохотнул:
        - На моей тоже!
        - А ты почему не поплыл?
        - Я тебе надоел?
        - Глупости! Просто интересно.
        - Агамемнону нужен не свадебный пир, а сама Троя.
        - Зачем, это же далеко?
        - Наш прадед Пелопс когда-то правил в Сипиле. Царь Трои Ил изгнал его. Боюсь, что Агамемнон заинтересовался Троей не зря.
        - Хочет вернуться?
        - Это ты у него спроси.
        - А ты? - не обращая внимания на его насмешку, поинтересовалась Елена.
        - Я - нет, у меня в Спарте красивая жена! У него такой нет! Когда ты собираешься в Микены? Или уже передумала?
        - Завтра, - из строптивости Елена готова была ехать хоть немедленно, хотя Микены без Агамемнона ее интересовали мало, общаться с сестрой совсем не хотелось. Но теперь придется ехать…
        - Пока ты побудешь в Микенах, во дворце обновят роспись в мегароне.
        - Ты ничего не говорил о ремонте, который решил сделать.
        - Я повторяю: тебя это не коснется, ты погостишь, как собиралась, у сестры в Микенах, я сам прослежу за переделками.
        Хотелось возмутиться, что вообще-то это дворец ее отца, но Менелай, похоже, совсем не собирался с ней обсуждать дела. Временами он словно отсекал жену от всего, кроме удовольствий. Елена при Менелае не знала никаких забот, а из обязанностей только одну - нравиться. Но оказалось, что жить, когда тебе совершенно не о чем заботиться, скучно.
        И все же она отправилась в Микены. А что еще оставалось делать?
        На сей раз у нее не было необходимости лгать или делать вид, что богатство Клитемнестры ей безразлично, потому что теперь было вдоволь своего. Браслеты, фибулы, серьги, перстни, ожерелья, цепочки, заколки, дорогие ткани самих нарядов говорили старшей сестре куда больше, чем могли сказать слова Елены. Если Лакедемония и не была богаче, а сама Спарта больше Микен, то уж спартанская царица по богатству украшений и нарядов оставила микенскую далеко позади.
        Теперь пыталась ехидничать уже Клитемнестра:
        - Это золото тех рудников, что оставил твоему мужу наш отец?
        - Нет, дорогая, это золото, привезенное с Крита. Неужели ты не видишь отличия? Хотя, конечно, это способна сразу разглядеть только привыкшая к самым разным украшениям, а не к одним микенским.
        Сестра не промах, сочувственно закивала:
        - А у тебя микенских нет? Конечно, ведь они дорого ценятся…
        Елена лилейно улыбнулась:
        - Что, что! Есть, конечно, вот этот браслет и, кажется, этот мне подарил твой супруг. Но я просила больше таких не дарить, они слишком м-м-м… простоваты для моих рук.
        Главным в этом пинке была не критика микенских браслетов, а упоминание о муже сестры. Клитемнестра прекрасно понимала, за что именно Агамемнон мог подарить красотке этот браслет.
        А та уже нашла новое развлечение:
        - Клитемнестра, Агамемнон так редко бывает дома?
        - Почему редко?
        - Я говорила ему о том, что ваш мегарон нужно переделать, роспись на стенах устарела. Менелай, чтобы мне угодить, отделывает наш мегарон заново, пока я тут гощу у тебя…
        Сестры вполне друг дружки стоили, Клитемнестра улыбнулась:
        - Агамемнон много времени проводит дома, а если и не внял твоим словам, то только потому, что считает их глупыми.
        Со стороны могло показаться, что беседуют не просто сестры, а обожающие друг дружку подруги, но служанки все равно слышали змеиное шипение и видели лужи яда, разливающиеся по полу гинекея. Яд грозил затопить округу.
        - Дорогая, жаль, что мама не объяснила тебе, что демонстрировать свой ум для женщины вовсе не желательно, достаточно красоты, а вот хитрость и сообразительность лучше прятать от посторонних взглядов. Хотя… если нет первого, то приходится делать усилия, чтобы хоть изображать второе…
        Клитемнестре очень хотелось хоть чем-то уколоть сестру, она не выдержала:
        - Тебя совсем не интересует как живет твоя дочь?
        - Моя дочь? У меня три сына. - Она не позволила сестре сказать еще что-то, уставилась прямо в глаза: - А если ты о той… хочешь, чтобы я сказала правду Агамемнону? Согласна. У тебя нет детей, а у меня трое… четверо.
        Это было жестокой правдой, Елена родила после первой девочки троих сыновей одного за другим, и всякий раз, слыша такое известие, Агамемнон скрипел зубами, потому что у Клитемнестры дети не донашивались совсем. Потому, кроме старшей Ифигении, пока никого не было.
        На глазах у Клитемнестры появились слезы, видно, это смягчило Елену, все же та не была совершенной стервой, и судьба сестры ей небезразлична. Если бы старшая сестра безоговорочно принимала ее главенство, признавала самой красивой, самой удачливой, самой обожаемой мужчинами, то она, пожалуй, и не вредничала бы.
        - У тебя будут дети, Клитемнестра, будут.
        Та кивнула:
        - Я беременна.
        - И я.
        - Снова?!
        Елена только пожала плечами.
        Но благостного настроения Елене хватило ненадолго.
        Пока Елена критиковала все, что только можно в Микенах, в Спарте скульпторы сначала старательно очищали стены от старой росписи, а потом готовили к новой.
        На сей раз всем распоряжался Фигебрий. Работа предстояла немалая, но торопиться нельзя, есть то, после чего стены должны обязательно выстоять и хорошо высохнуть, иначе роспись быстро начнет облезать и все придется начинать заново.
        Сначала со стен сняли прежние слои, выровняли, потом поверхность покрыли слоем желтой глины, смешанной с рубленой соломой, снова старательно выровняли. Теперь можно было приступить к штукатурке. Ее осторожно накладывали слой за слоем, тонко, но ровно, и каждый тщательно выглаживали мраморным лощилом, чтобы не осталось ни малейшей выбоинки или царапинки.
        Убедившись, что все ровно, Фигебрий распорядился закрыть мегарон на просушку. На первый взгляд уже через несколько дней было вполне сухо, Менелай даже удивился, почему не продолжают работу? Художник отчаянно замотал головой:
        - Нельзя, никак нельзя! Стены должны сохнуть не меньше месяца!
        Менелай вздохнул: а если Елене надоест в Микенах раньше? Придется везти красавицу еще куда-нибудь…
        Пока мегарон сох, они с Фигебрием старательно обсудили каждый рисунок, должный появиться в больших квадратах, на которые разбили стены и потолок для росписи. А во дворе тем временем готовили краски, чтобы высохшую стену расписать каждый квадрат своим рисунком, своим орнаментом. Расписано будет все - стены, потолок, даже полы. То, что сотрется или потускнеет, подновят, но если поторопиться, то делать это придется скоро, а это позор для мастера.
        Вот и пришлось Елене гостить у сестры довольно долго, выводя ту из терпения!
        Агамемнон вернулся из Трои каким-то другим. Он по-прежнему был громогласен, активен, ему подчинялись даже те, кто вполне мог этого и не делать, просто внутренняя сила этого человека била через край, сгибая волю любого, кто оказывался рядом. Микенский царь, несомненно, был самым сильным среди царей Эллады, но не только из-за богатства Микен, а из-за собственной силы.
        Это новое в брате сразу почувствовал Менелай и понял, что оно связано с Троей. Спартанский царь был абсолютно прав, отныне Агамемнон знал - или Троя, или Эллада, другого не дано. Еще немного, и сильная Троада подомнет под себя один остров за другим, царство за царством. Даже если это произойдет не при его жизни, то следующее поколение вынуждено будет покориться. Агамемнон вдруг отчетливо осознал и свое собственное предназначение: ему суждено не остановить это наступление Азии на Элладу, а опередить, предупредить его! Он всегда знал, что не просто проживет свою жизнь, но сделает что-то, чего не сможет никто другой. А еще знал, что очень дорого за это заплатит.
        И теперь это огромное что-то необратимо надвигалось, ни остановить его, ни отказаться от своей роли Агамемнон не мог. Мало того, он никому не мог и рассказать о своем предназначении. Он один против всех, даже против собственных ахейцев, против своего брата, он один должен придумать выход и осуществить, заставив всех подчиниться своей воле, но он и жертвы принесет один.
        Почему-то вспомнилась та девочка, которая чуть не шагнула со скалы вниз. Кассандра… Она тоже знала о его предназначении… И то, что не шагнула, давало Агамемнону надежду исполнить его. Есть люди, которых по жизни ведет Рок, царь Микен был именно таким.
        Теперь все мысли Агамемнона были подчинены одному - Трое. Клитемнестра обиделась, решив, что муж нашел там кого-то и потому рвется в далекий город. Сам царь Микен ничего о своих замыслах и намерениях не говорил, но женские сердца куда чувствительнее мужских. И уж, конечно, Клитемнестре в голову не приходило, что причины могут не быть связаны с женщиной, чем еще объяснить явное пренебрежение со стороны мужа?!
        Менелай пытался расспрашивать Одиссея, что же произошло в Трое, но друг ничего не мог толком ответить. Вроде ничего… не считать же пророчество полоумной Кассандры, да и оно ничего не меняло. Одиссей провел у них немало дней, пережидая непогоду, по вечерам он подолгу рассказывал о богатом городе, об исключительно выгодном расположении Трои, о Приаме, Гекторе, Гекубе, в том числе и о красавце Парисе, и об обещании Афродиты. Елена сразу приняла обещание на свой счет:
        - Как она могла обещать кому-то мою любовь? Я вольна в ней, кому захочу, тому подарю!
        Менелай попытался свести все к шутке:
        - А разве она не принадлежит мне?
        Неизвестно, чем закончился бы этот разговор, но Елена почувствовала начало схваток и, немного погодя спокойненько родила дочь, которую назвали Гермионой.
        Одиссей только головой качал:
        - Слушай, Менелай, как у нее все ловко получается, а? Ходила, ходила и вдруг родила!
        - Ну, не вдруг, для этого понадобилось походить беременной… - хохотал счастливый отец троих сыновей и одной дочери.
        - Да нет, я к тому, что другие женщины днями мучаются, орут, а она так легко и сразу!
        - Она все четыре раза так.
        - Настоящая женщина, - даже вздохнул Одиссей.
        - А ты сомневался?! - хлопнул друга по плечу Менелай.
        Рождение дочери ненадолго отвлекло Елену от повседневной жизни, но как только она передала девочку кормилице и смогла снять затягивающую грудь повязку, перед всеми предстала еще более похорошевшая красавица, хотя казалось, куда уж дальше? Одиссей вздохнул:
        - Ты только хорошеешь! У Пенелопы выпал зуб после рождения нашего сына.
        - Зуб? - Елена улыбнулась, демонстрируя ослепительную улыбку со всеми зубами совершенной, как и все остальное, формы.
        Но Одиссей ее уже не слышал, он сидел, пригорюнившись:
        - Но я все равно скучаю по своей Пенелопе… Она самая… - он чуть не сказал «красивая», вовремя остановившись, чтобы не обижать хозяйку дома, - верная, самая хорошая, самая лучшая для меня.
        Царь Итаки отправился домой, не дожидаясь хорошей погоды, а через десять лунных месяцев у Пенелопы родился еще один сын.
        Красота Елены не самая сильная сила, нашлось то, что притянуло Одиссея крепче - любовь и верность Пенелопы… Елену даже чуть задело такое предпочтение, заметив это, Менелай усмехнулся:
        - А чего ты хочешь, чтобы все мужчины сидели у нас в мегароне и восхищались твоей красотой? Тебе недостаточно меня?
        Если честно, то было недостаточно, последние месяцы она уже не имела возможности показывать свою стройную фигуру, потому что носила ребенка, а теперь, когда талия снова стала стройной, наступило время без гостей, потому что на море непогода. Елена так привыкла к восхищению многочисленных поклонников, что даже временное их отсутствие приводило женщину в дурное настроение. Менелай усмехнулся:
        - Погоди немного, скоро подуют хорошие ветра, и снова набегут гости. А пока не сделать ли нам с тобой еще одну дочку? Мне понравилась голубоглазая крошка, она явно удалась. Повторим? - Руки Менелая уже задирали хитон и тунику Елены, и как ни была та сердита на глупых мужчин, глазеющих на своих простеньких жен вместо нее, красавицы, она откликнулась на мужний зов. Правда, рожать еще одну девочку совсем не хотелось, это означало несколько месяцев неудобств, зато сам процесс…
        Менелаю процесс тоже очень нравился, он на целую неделю заставил жену забыть об отсутствии поклонников. Истосковавшиеся любовники почти не вылезали из спальни. Но Елена пресытилась, и все вернулось на круги своя… Красавица снова стала капризной и частенько оказывалась недовольна мужем. Почему? Да так ли трудно красивой женщине найти повод, чтобы устроить скандал, тем более будучи уверенной, что мужчина обязательно признает свою вину?
        А потом и гостей оказалось не так много, как всегда… Одиссей не в счет, Елена уже помнила, что беспокойный, неспособный и недели усидеть дома рыжий говорун всем сердцем привязан к своей Пенелопе, к тому же он друг Менелая и ни за что не позволит себе даже заинтересованного взгляда. Когда-то, заставив женихов красотки поклясться в верности и помощи ее мужу, Тиндарей попросту исключил из ее возможных любовников всех мало-мальски интересных царей! Иногда Елена вспоминала отца за это не самым добрым словом. Постепенно осознав, что только любоваться неувядающей красотой супруги Менелая, завидуя ему, скучно, бывшие женихи попросту перестали часто наезжать, как делали это первое время. Елене становилось скучно, а на ком вымещать скуку, как не на муже?! Скандалы в доме спартанских царей становились привычными.
        Менелая не было дома, он уехал проверять рудники в Парноне. Хитрый Тиндарей не сразу рассказал зятю о своих богатствах, только когда убедился, что тот не отдаст все в загребущие руки Агамемнона, повез его на Парнон и Тайгет. Медь Монемвассии и серебро Тайгета весьма впечатлили Менелая, а вот о золоте на Эвроте и еще одном богатейшем серебряном руднике на Парноне он узнал перед самой смертью Тиндарея.
        И теперь царь не говорил, куда отправляется даже жене, чтобы невольно не выболтала. Но Елена не интересовалась, откуда это золото, для нее главное, чтобы браслеты, серьги, фибулы, заколки… были красивыми, нити для вплетания в волосы длинными, пряжки массивными… и чтобы они вообще были! А где брать - это дело Менелая. Красоте нужно красивое обрамление, не Менелай, так другой найдется. Она первая красавица, значит, пусть мужчины стараются!
        Тем более на мужа красотка еще была сердита. И вообще, ее уже который день преследовало дурное настроение, новых поклонников не прибавлялось, мужчины были катастрофически заняты своими делами, а старые уже надоели, она наперечет знала все их восхищенные возгласы и давно не верила ни одному. Вот если Тесею она нравилась, то герой не испугался похитить!
        Елена не задумывалась, что Тесей похитил незамужнюю Елену и собирался на ней жениться, а что делать воздыхателям, которые ежедневно топчутся у них в мегароне дворца? Даже похитив, они немедленно столкнулись бы с мощью братьев Атридов, а такого и врагу не пожелаешь! Да и красавица требовала слишком больших средств для ее содержания, об этом тоже не стоило забывать.
        И склонять ее к измене тоже не имело смысла, хитрый Менелай упорно не ревновал супругу, но недвусмысленно давал понять ее ухажерам, что лично оскопит любого, кто посмеет посягнуть на его честь… Это отбивало всякое желание заходить дальше восхищения красотой Елены. А ей одного восхищения упорно не хватало! О том, что красавица, она знала и сама, но что же эти сгорающие от вожделения мужчины не делают и шага для обладания этакой красотой?!
        Елена проверяла счета, перебирая таблички. Ее парфюмер Филей стоял перед царицей, готовый дать пояснения. Елену совершенно не интересовала стоимость товаров для притираний и благовоний, она беспокоилась, чтобы тот ничего не пропустил.
        - Вот это, - Филей протянул табличку, - для духов.
        - Укроп, ирис, можжевельник, аир, кориандр, мед… перебродившее вино?! - брезгливо поморщилась царица. - Я буду пахнуть, как торговка или простолюдинка!
        - Это лишь для основы. Вот еще для притираний. А вот еще: крушина, цвет винограда, магнолия, айва, анис…
        - Только не анис! Терпеть не могу!
        - Хорошо, царица, исключим. Из Сирии привезли мирру, корицу, имбирь. И розовое масло свежее. А еще листья и ягоды аполлонова дерева для твоих прекрасных волос.
        - Столько всего для одной женщины! - послышался возглас вернувшегося Менелая.
        Елена недовольно покосилась на мужа.
        - А нет ли такого средства, чтобы улучшать настроение моей любимой супруге? - Он наклонился, чтобы поцеловать Елену в висок. Та чуть отодвинулась. - Иди, - махнул рукой царь мастеру, - я сам знаю такое средство.
        У Менелая явно было прекрасное настроение, в отличие от жены. Его рука взялась за застежку хитона, а вторая уже крепко прижимала женщину к себе:
        - Ну не дуйся, я хочу тебя!
        - Отстань, Менелай! От тебя пахнет конским потом!
        Тот замер:
        - А чем должно пахнуть от мужчины, который провел целый день в седле, торопясь домой?
        - Так вымойся сначала!
        Он отпустил ее плечи, так и не расстегнув застежку, глаза зло блеснули. Шагнул к брошенной на скамью сумке и вдруг швырнул Елене целую горсть украшений. Подвески, серьги, перстни, браслеты и еще множество всего рассыпалось по полу. Менелай снова схватил ее за плечи, но теперь уже по-настоящему грубо:
        - Ты моя жена и будешь принадлежать мне тогда, когда я этого захочу! Я, а не ты!
        В его руках была совсем не та сила, которая так нравилась Елене, на сей раз это злость насильника, которого не интересовало больно ли ей, плохо ли ей. Елена испугалась.
        Лежа после его ухода, женщина ужасалась, никогда насилие Менелая не было безжалостным. Елена вдруг поняла, что довела мужа, слишком откровенно пренебрегая им и оскорбляя.
        На полу все еще валялись разбросанные украшения. От небрежного обращения нити у некоторых оборвались, и камни рассыпались по всей спальне. Царица позвала Эфру:
        - Собери.
        Наблюдая, как старая мать Тесея, ползая на коленях, подбирает раскатившиеся камешки, она вдруг плаксиво проговорила:
        - Он был так груб сегодня. Даже грудь болит.
        Едва ли Елена ожидала сочувствия от старой служанки, но Эфра покачала головой:
        - Ты разозлила Менелая. Осторожней, Елена, потерять любовь мужа легко, вернуть трудно.
        Красавица фыркнула:
        - Ты еще будешь учить!
        Когда украшения были собраны и лежали в большой вазе на столе, Елена осмотрела их, ужаснувшись тому, что такая красота испорчена. Женщину снова взяла злость, она прошипела:
        - Ну, Менелай, еще посмотрим, кто кого!
        Эфра сокрушенно качала головой: ну почему вместе с красотой боги не даровали Елене и мудрость?! Строптивая красавица способна натворить таких бед, что никакому самому терпеливому мужу не расхлебать…
        Знать бы Эфре, что немного погодя так и будет!
        ПАРИС
        Больше всего пребывание микенского царя поразило Париса. У него из головы не выходили слова о Елене - самой красивой женщине. Если она самая красивая, то именно любовь Елены обещала ему Афродита. Но богиня словно забыла свое обещание. Конечно, она женщина, а женщинам свойственно забывать то, что обещали…
        Промучившись, Парис решился напомнить. Конечно, Афродита не была в восторге от необходимости выполнять что-то сказанное в запале. Она сказала тогда о любви самой красивой женщины, честно говоря, не слишком представляя кто это. Можно было бы подсунуть Парису какую-нибудь сговорчивую красотку, убедив этого дурачка, что это первая красавица, но сделанного не воротишь, Агамемнон уже напел ему в уши про Елену. Что оставалось делать?
        Богиня со вздохом согласилась:
        - Ладно, будет тебе любовь Елены! Только она ведь далеко и полюбить тебя на расстоянии не может.
        Афродита рассчитывала, что необходимость плыть куда-то очень далеко по опасному морю для Париса, который дальше Иды не бывал, окажется серьезным препятствием, а у Приама хватит ума не отпускать сына никуда. Но то ли Парису было совершенно нечего делать, то ли он уже порядком надоел дома, только и сынок не испугался, и Приам отпустил. А тут еще и торговый корабль подвернулся подходящий, даже целая эскадра.
        Афродита махнула рукой: пусть плывет, одним влюбленным дураком у Елены меньше, одним больше… Сам Парис красавчик, вполне сгодится для временного увлечения, а рогов у Менелая уже столько, что лишней пары не заметит.
        Парис действительно несколько поднадоел своими капризами и требованиями всему семейству, ведь чувствовавшие себя виноватыми перед сыном Приам и Гекуба потакали ему во всем, что привело даже к стычкам с другими сыновьями, а ссориться с детьми из-за Париса родителям вовсе не хотелось.
        Хорошо, что Гектору некогда, тот все время в походах, даже почти сразу после свадьбы снова отправился к Ресу - молодому царю Фракии, у того появились новые великолепные лошади, стоило посмотреть. Андромаха только с тоской посмотрела вслед умчавшемуся мужу, она уже поняла, что так будет всегда - вечное ожидание и беспокойство.
        К удивлению Приама, вместе с Парисом вызвался отправиться и Эней, раньше редко куда уезжавший из своих владений на Иде. Гекуба подозревала, что его довела жена - их старшая дочь Креуса. Вот кто любит только себя и блеск золота! Приам согласился, и вскоре корабли были готовы к отплытию, оставалось только дождаться попутного ветра, все же Зелень не всегда позволяет пересекать ее безопасно.
        Парис отправился попрощаться с Эноной.
        - Энона…
        - Молчи, ничего не говори, - приложила пальцы к его губам нимфа. - Ты забыл, что я все знаю наперед?
        - Тогда ты скажешь, что меня ждет?
        - Нас ждет?
        - Ну, нас.
        - Тебя сначала обещанная богиней любовь самой красивой женщины, а нас с Корифом…
        - Значит, я действительно получу любовь прекраснейшей из женщин? - оживился Парис.
        Энона вздохнула:
        - А что ждет нас, тебе неинтересно?
        - Ах, что может вас ждать? Как обычно - рассветы, закаты, овцы и козы на лугу, птичьи трели в лесу… Тебе же это нравится!
        - Совсем недавно нравилось и тебе тоже.
        - Да, пока я не знал другой жизни!
        Губы Эноны даже задрожали от горя:
        - Ты жалеешь, что любил меня?
        Парис заметно смутился:
        - Да нет, конечно, но это в прошлом.
        - Парис!
        - Понимаешь, я словно проснулся, с глаз пелена упала!
        - Тебя так легко сманили блеском золота в царских чертогах?
        - Нет, даже не это! Побывать в разных странах, встретить самую красивую из земных женщин, познать ее любовь… что может быть заманчивей?! Неужели я должен лишиться всего этого и сидеть с тобой ночами у костра, отмахиваясь от сонма москитов и прислушиваясь, не тащит ли моих овец какой-нибудь воришка?!
        - Ты гонишься за миражом.
        - Пусть! Лучше мираж, чем скучное прозябание! Богиня любви мне обещала…
        Энона снова закрыла его губы рукой:
        - Не одна любовь будет, Елена принесет Трое много горя! Подумай и о своем городе, своих родных.
        - Ты точно Кассандра! - поморщился Парис, убирая руку женщины. - Та все твердит, что я не должен плыть за Еленой, потому что это принесет беду Трое! Как красивая женщина может принести беду?!
        - Может, еще как может… Она уже принесла ее не одному человеку.
        - Человеку, но не городу!
        - Ты проклянешь себя, Парис, за то, что сейчас делаешь!
        - Вы просто завидуете самой красивой женщине! А Гектор завидует мне, потому что у него Андромаха, а у меня будет Елена! Я верю богине любви!
        Глядя вслед любимому, Энона прижала руку уже к собственным губам, чтобы не закричать в голос от тоски.
        Что же ты? Как же ты? Зачем?!
        Он ушел, после стольких лет счастья ушел к другой! Если бы она видела эту другую, если бы знала, что побеждена соперницей в открытой борьбе за сердце любимого… Но он бросил ее и ушел к неведомой, только потому что сказали: Елена прекрасней всех на земле. Не видел, не слышал, не сказал еще ни слова, и так легко поддался на мираж, на обещание…
        Энона опустилась на колени, в тоске закрыла лицо руками и тихо застонала. И вдруг вскинула голову: она не может бороться за любимого прямо, его больше нет рядом, но пока в ее сердце любовь, пока оно горит, оно способно протянуть незримую нить к сердцу Париса! И через моря-океаны, через расстояния, через время держать эту связь! Губы зашептали:
        - Я все перенесу, Парис, я дождусь твоего возвращения и не дам ослабнуть этой связи! Я по-прежнему люблю тебя, и моя любовь сильнее твоего заблуждения! Она победит, я все вынесу!
        Сухие горячие глаза обратились к небу, Энона почти закричала:
        - Ты слышишь, Афродита? Ты обещала моему любимому Елену, но ты не сможешь отнять у меня мою любовь! И она будет сильнее! Моей любви хватит на двоих, слышишь, богиня?!
        Афродита возникла почти рядом, осадила:
        - Не кричи, я слышу. Глупая ты, зачем он тебе? Вон как быстро согласился на посулы, сначала со всех ног помчался во дворец к Приаму и Гекубе, узнав, что он царевич, потом быстренько принарядился для Елены. Поверь, они друг дружки стоят. Я тебе другого найду. Хорошего.
        - Да ты любила ли сама, богиня любви? Ты сама знаешь, что такое сгорать от счастья в объятиях любимого?
        - Знаю, не тебе учить!
        - Ты думаешь, достаточно выпустить стрелы вожделения, и все готово? А как же не телесная страсть, а душевная нежность, готовность взять на себя его боль, спасти любимого ценой собственной жизни?
        - С ума сошла?!
        - Скажи, а ты готова броситься с горы в море, если б знала, что этим спасешь того, кого любишь?
        - Точно сумасшедшая!
        - Афродита, сними свой пояс и поживи среди людей, как земная женщина, может, влюбишься в кого-нибудь и поймешь…
        - Ты пытаешься учить любви ее богиню?
        - Не путай любовь со страстью или вожделением. Не все, что происходит от стрел Эрота, можно таковой называть. Любовь - это куда больше и сильнее. Поэтому тебе не одолеть меня, Парис вернется.
        - Да, с Еленой.
        - Возможно, с ней. Но ко мне и сыну! Я пробужу Париса ото сна, в который он попал из-за вашего спора, я верну его сердце к жизни и настоящей любви.
        Афродита открыла рот, чтобы что-то возразить, но Энона знаком остановила ее:
        - Ты не в силах мне помешать, богиня, потому что вольна только над желаниями, а не над сердцами. Над своим сердцем я властна сама, и я сделаю то, что сейчас обещала. Даже ценой собственной жизни!
        Глядя вслед уходящей Эноне, Афродита поморщилась:
        - И его тоже…
        Странные люди, даешь так много, а они требуют чего-то совсем другого! Казалось бы, Парису обещана Елена, самой Эноне Афродита готова предоставить взамен любого, но ей подавай только Париса, пусть и со страданиями!
        - Ну уж это я тебе обеспечу сполна! И чем больше ты мне будешь мешать своим упрямством, тем сильнее они будут.
        Афродита не могла успокоиться еще долго, даже муж заметил. Гефест присмотрелся к шепчущей что-то Афродите и усмехнулся:
        - Опять кто-то не желает любить по твоей указке? И когда ты оставишь людей в покое?
        - Если я оставлю, то на земле вообще не будет любви!
        - А ты хотя бы не мешай им, если они выбирают не тех, на кого ты указала.
        По тому, как фыркнула Афродита, было понятно, что Гефест угодил в точку. Он снова усмехнулся:
        - С кем на сей раз промахнулся твой Эрот, женушка?
        Богиня только дернула плечом, но у Гефеста было хорошее настроение, он продолжил:
        - Хочешь, угадаю сам? Парис не пожелал влюбляться в Елену? Нет. Она заартачилась? Нет, не это, а… понял! Энона категорически отказалась разлюбить своего красавчика, хотя, честно говоря, я не понимаю, что она в нем нашла.
        В другое время Афродита обязательно съехидничала бы, мол, где уж тебе понять, но сейчас была так возмущена, что невольно принялась изливать душу мужу:
        - Представляешь, она готова броситься со скалы в море, если надо будет его спасти ценой своей жизни!
        С лица Гефеста сползла улыбка.
        - Вот это любовь…
        Афродита растерялась:
        - И ты туда же?
        - Скажи, а ты могла бы броситься в море… ну, не ради меня, а ради кого-нибудь!..
        И что-то такое было в голосе мужа, что Афродита шепотом спросила:
        - А… ты?
        Гефест встал, насмешливо блеснул глазами:
        - Из-за тебя? Да ни за что!
        Глядя ему вслед, богиня прошептала:
        - Врешь…
        И в душе было непонятно чего больше: досады на Энону или радости от этого проступившего сквозь насмешку истинного чувства Гефеста. Она почему-то вспомнила, что Эрот в Гефеста стрел точно не пускал. Значит, они не всегда нужны?! А… а как же тогда ее власть?!
        Гости в мегароне ждали, пока появится запоздавшая хозяйка. Собственно, гостей было всего двое, и те так привычны, что за гостей не считались. Рыжий Одиссей и его верный Атей, разве это гости? Именно потому Елена не торопилась. Если честно, то ей вовсе не хотелось выходить в мегарон, не было настроения даже слушать бесконечные байки Одиссея. Но на мужа что-то нашло, и тот настаивал, лично явившись за супругой в гинекей. То ли из строптивости, то ли из желания позлить, она капризничала.
        Менелай хмуро наблюдал за прихорашивавшейся перед зеркалом Еленой, которая меняла уже пятые браслеты на руках, расшвыривая те, что не приглянулись, а перед этим также во все стороны летели цепочки для ног, которые женщины носят на щиколотках, чтобы красиво позвякивали при ходьбе.
        - Ты сама себе не надоела?
        Та словно получила долгожданный повод для ссоры:
        - А тебе?
        - Почти, - буркнул муж.
        - Ну, так брось меня.
        Менелай встал, глядя ей в глаза:
        - Ты моя жена и будешь со мной всегда. Ты же сама не знаешь, чего хочешь…
        Елена не выдержала, ее голос сорвался почти в крик:
        - Зачем я тебе такая, зачем?! Я изменяла, изменяю и буду изменять!
        - Я знаю. - Голос Менелая глух от сдерживаемой злости.
        - Знаешь и терпишь? Ты тряпка!
        - Елена!
        - Ты не муж! Не герой! Ты хуже любой плаксивой девчонки! Ты…
        Договорить не успела, Менелай в бешенстве схватил ее за плечи:
        - Думай, что говоришь!
        - Отпусти меня…
        Его злость вмиг сошла на нет, захват ослаб. Царь покачал головой:
        - Нет…
        Она резко сбросила его руки, со злостью повела плечами.
        - Елена, я спасу тебя от тебя самой…
        - Ты… что? Меня… будешь спасать?! Ха-ха-ха!
        И вдруг лицо Менелая перекосила злость, в ту минуту он был очень похож на своего брата, это был Артрид из рода Тантала!
        - Ты хочешь, чтобы твоей красотой любовались все? Чтобы тебя желали все мужчины вокруг?! Хорошо же!
        - Менелай, ты пьян, отпусти меня!
        - Я пьян? Да, я пьян. Но тебе до меня давно нет никакого дела! Тебе нужны все, кроме меня! - Он вдруг схватил ее за руку и потащил из женской половины в мегарон. - Хочешь принадлежать всем? Принадлежи!
        Менелай почти вытолкнул ее в мегарон перед очагом, снова как-то зло усмехнулся и вдруг рывком сорвал с Елены хитон, оставив перед сидевшими Одиссеем и Атеем в таком виде. На женщине остались только те самые браслеты и цепочки.
        - Моя жена самая красивая женщина, сейчас вы в этом убедитесь, потому что Елена станцует вам обнаженной! - Он повел рукой на женщину и плюхнулся на свое место за столом. - Просите танцевать самую красивую женщину, она любит, чтобы ее просили!
        Глаза Елены застилали слезы, но встретившись со все таким же злым взглядом Менелая, она вдруг подняла руки, освобождая роскошные волосы от заколок, тряхнула головой и принялась сладострастно двигаться в медленном танце. В ее взоре и движениях был вызов мужу. Тот презрительно передернул лицом, поднялся и направился прочь из мегарона. Проходя мимо, зло процедил:
        - Шлюха!
        Одиссей встал со своего места, подошел к женщине, накинул ей на плечи свой плащ и тихо посоветовал:
        - Иди к себе…
        Елена ждала, что муж схватит ее и потащит в спальню. Не потащил. Ждала, что придет просить прощения. Не пришел.
        Мало того, на следующий день утром Менелай принимал в доме судьбоносных гостей…
        К берегам Арголиды пристал торговый корабль из Троады, на котором прибыл и один из многочисленных сыновей царя Приама Парис. Об этом красавчике ходили самые необычные слухи, мол, он был брошен родителями в лесу, выкормлен медведицей и нашелся уже совсем взрослым… Парис действительно был хорош, богато наряжен в восточные одежды, что в строгой Спарте смотрелось особенно вычурно, любопытен и восторжен.
        Одним из первых, кого царевич встретил на берегу был… Агамемнон, который собрался куда-то отплывать. Царь Микен сильно удивился, увидев Париса, пригласил к себе и о чем-то долго беседовал. Эней, которому очень не понравился Агамемнон еще на свадебном пиру Гектора, постарался избежать этой беседы, но его и не звали. Кроме того, Энею за время путешествия до невозможности надоели разглагольствования Париса о будущей любви к нему самой красивой женщины, хотелось хоть чуть отдохнуть от назойливого отпрыска Приама. И чего они его признали, пусть бы себе пас овец! Эней, у которого там же на Иде были большие стада, не желал считать вчерашнего пастуха царевичем, а отправился с ним действительно только, чтобы отдохнуть от Креусы. Пока отдыха не получалось, еще неизвестно с кем хуже.
        Агамемнон подтвердил то, что говорил Парису в Трое: Елена самая красивая женщина и вполне может его полюбить. Будь Парис внимательней, он заметил бы, что царь Микен как-то странно поглядывает и уж очень подталкивает к мысли наставить рога собственному брату!
        - У Менелая и Елены прекрасный дворец, там вполне можно провести те месяцы, что ветры заставят сидеть на берегу.
        - Это долго? - почему-то испугался Парис.
        - Два-три месяца, но провести их рядом с такой женщиной… Сам бы сидел, да дела не позволяют. Кроме того, ты можешь съездить ко мне в Микены, моя супруга - сестра Елены Клитемнестра, Елена бывает у нее без мужа…
        Парис проглотил даже откровенный намек на возможную измену красавицы.
        - Я вернусь через некоторое время и покажу тебе свое царство. Дождись меня, - предложил Агамемнон.
        - Конечно.
        Агамемнон отправился на корабль и дальше по своим делам, а Парис уже в лодке по Эвроту в Спарту.
        Конечно, Спарту не сравнить с богатой Троей, но царевич не замечал ничего, его занимала одна мысль: вот-вот увидеть красивейшую женщину! Не будь Елена таковой, Парис испытал бы из-за своих ожиданий жесточайшее разочарование, но, к счастью, Елена действительно оказалась красавицей с совершенными формами тела и изумительно красивым лицом. А характер… ну кто же интересуется характером красивых женщин?
        Менелай принял гостей радушно, он уже был предупрежден братом, много слышал от него о Приаме и его сыновьях, пригласил во дворец, распорядился омыть ноги, нагреть воду для ванны, а потом позвал на ужин в мегарон:
        - Сейчас я познакомлю вас с самым большим сокровищем Спарты - красивейшей из женщин.
        Перед тем как шагнуть в мегарон по вызову мужа, Елена, не глядя на него, поинтересовалась:
        - Мне раздеться?
        - Нет, зачем же? Думаю, троянскому царевичу будет достаточно красоты твоего лица.
        Голос мужа был чужим и жестким. Елена с трудом взяла себя в руки, хотя ее прекрасные глаза все же чуть увлажнили злые слезы. Женщина решила назло Менелаю быть приветливой с гостями, но сначала это не слишком получилось.
        - Моя супруга - Прекрасная Елена, самая красивая женщина.
        Парис с Энеем не сразу пришли в себя. Агамемнон не лгал, супруга Менелая достойна такого звания - красивейшей. Правда, красавица была несколько рассеяна и ее мысли заняты другим, но впечатления это не портило…
        Эней с Парисом говорили какие-то слова, Елена что-то отвечала, невольно заметив только красоту троянского царевича в богатом восточном наряде. Во время разговора она то и дело натыкалась на горящий взгляд Париса. Желая убедиться, что это видит и муж, она почти с вызовом глянула на Менелая, вот, мол, как мной восхищаются! И тут же смутилась, потому что муж смотрел откровенно насмешливо и словно забавляясь. Елена чуть тряхнула головой и принялась с удвоенной энергией кокетничать с Парисом. Смутился даже Эней.
        Менелай со вздохом отвернулся, нет, эту женщину не переделать. Елену не брали годы, она только хорошела, ей все также необходимо чье-то восхищение, она просто кожей впитывала мужское вожделение… А Менелай вдруг почувствовал, что устал. Он устал стеречь ее, оберегать от чужих притязаний, закрывать глаза на все. Хочет, пусть ложится с этим Парисом хоть тут же в мегароне…
        Одиссей переводил взгляд с мужа на жену, напропалую кокетничавшую с троянским красавцем, и сокрушенно качал головой. И вдруг… он даже подскочил на месте, вспомнив, что Афродита именно этому разряженному фазану обещала любовь самой красивой женщины! Как же он забыл рассказать о таком обещании Менелаю?! Обернувшись к другу, Одиссей вдруг увидел за колонной Эрота, натягивавшего тетиву лука, чтобы пустить стрелу в Елену! Ах ты ж! Эрот едва успел увернуться от летевшей в него сандалии царя Итаки, а потому промахнулся и стрела только чуть задела красавицу.
        Все уставились на Одиссея, широко раскрыв глаза, а он, не смущаясь, объяснил:
        - Эрот шалит!
        Менелай постарался сдержать улыбку:
        - Отбился?
        - Ты зря шутишь, он метил в твою супругу, - тихо произнес Одиссей.
        Елена напрягла слух.
        - О, не переживай, сердце моей супруги давно и полностью занято… самой собой! Она любит себя, и только себя, до других ей дела нет, потому и Эроту стараться ни к чему, стрелы зря потратит.
        Это происшествие как-то само собой закончило вечер, гости поспешили в отведенные им комнаты, правда, Парис все же что-то долго говорил Елене в полголоса, все также блестя глазами. Менелай не обратил на это никакого внимания, ему видно действительно надоело быть Цербером при Елене.
        Он не пришел к жене, и та вдруг впервые решила отправиться к супругу сама. Она прекрасно знала расположение каждого камешка во дворце, потому двигалась тихонько и без света. И вдруг у самой комнаты Менелая услышала голоса, но снаружи. Приятели сидели на скамье под окнами, тихо беседуя. Женщина прижалась к стене, стараясь не выдать себя.
        Видно, продолжая, Менелай невесело усмехнулся:
        - Иногда мне хочется ее удавить, но что это изменит? Я вот побывал у тебя и увидел другую жизнь. Пусть Пенелопа не так красива, зато она верна и тебя любит, тебя, а не себя! А у меня? Я готов ее отпустить, если бы она сама знала, чего хочет.
        - Менелай, послушай, нельзя уезжать и оставлять Елену с Парисом! Мало ли что может случиться.
        - Что? Красавица жена добавит мне рогов? Но их столько, что парочкой больше…
        - А если он… похитит Елену?!
        Менелай от души расхохотался:
        - Ты хорошо знаешь, что мою жену похитить нельзя, она может только сама сбежать.
        - И ты так спокойно говоришь об этом?!
        - Одиссей, я устал быть при ней Цербером. Захочет бежать, пусть бежит.
        - Ты с ума сошел!
        - Нет, мне просто надоело.
        - Когда ты отправишься?
        - Завтра, иначе будет поздно, Катрея похоронят без меня.
        - Агамемнон поплывет?
        - Нет, он даже не в Микенах, а где-то в отъезде.
        - Может, мне остаться?
        - Зачем, тебя ждет верная Пенелопа.
        У Елены засели две мысли в голове: обида из-за безразличия мужа и то, что он куда-то завтра отправляется и даже не сказал ей куда.
        Утром выяснилось, что поздно вечером, когда Елена уже ждала супруга у себя в спальне, с Крита принесли ужасную весть - на острове Родос произошло убийство, касающееся Агамемнона и Менелая, потому что погиб их дед по матери царь Крита Катрей. Его убил собственный сын Алфемен, как и было когда-то предсказано! Конечно, ни Менелай, ни Агамемнон никогда не видели отца своей матери, да и воспоминаниями его не жаловали. Было от чего, узнав от прорицателя, что погибнет от руки кого-то из своих детей, Катрей разогнал всех, как только смог. Алфемен, правда, уплыл на Родос в изгнание сам, а остальных, особенно дочерей, Катрей попросту продал замуж кому попало. Аэропа оказалась женой Артрея, родила ему сыновей - Агамемнона и Менелая, но потом связалась с братом своего мужа Фиестом, отдала ему золотого барашка - символ власти в Микенах, и была жестоко наказана.
        Но предсказанное Катрею все же свершилось. Чувствуя, что жить осталось недолго, он сам отправился на розыски бежавшего любимого сына на Родос, наткнулся на острове на пастухов, которые приняли его и его спутников за пиратов, позвали на помощь защитников и… Алфемен собственноручно ловко метнул камень из пращи именно в отца!
        Конечно, Менелай, а тем более Агамемнон ничуть не жалели старого строптивца, но царь Крита не простой крестьянин, его погребли с полагающимися почестями, и на погребение по зову нового царя Крита Идоменея отправился Менелай.
        Видно, за ночь Менелай все же поразмыслил над словами друга и поэтому сказал Елене:
        - Ты поплывешь со мной.
        Внутри у красотки что-то взыграло, Менелай ведь так и не попросил прощения за свою выходку тогда в мегароне! И не приходил уже которую ночь!
        - Не собираюсь! Это твой дедушка, а не мой!
        Муж внимательно посмотрел ей в лицо, усмехнулся:
        - Надеешься наставить мне рога за это время?
        - Куда уж больше?!
        Глаза Менелая откровенно говорили, что она пожалеет об этом, но Елена словно нарывалась на пощечину. И все же муж сдержался, спокойно кивнул:
        - Хорошо, оставайся, только проследи, чтобы наши гости не оказались в обиде, пока меня не будет. Я думаю, Парис задержится в Спарте подольше, я еще успею поговорить с ним о Трое и планах на будущее. И не вздумай забеременеть от Париса, вот этого не прощу!
        - Ну и что ты со мной сделаешь? - выражение лица было почти презрительным. Она снова словно напрашивалась на неприятности.
        Взгляд Менелая стал бешеным, он схватил жену за плечо и зашипел прямо в глаза:
        - Его оскоплю, а тебя убью! Хватит с меня твоих измен!
        Елена вдруг впервые за все годы жизни с Менелаем испугалась, понимая, что он так и сделает. Терпение мужа попросту закончилось. Она столько лет старалась вызвать ревность супруга, тот сдерживался, зато теперь, когда все же нарвалась, стало страшно. Не зря Эфра советовала ей не дразнить Артрида.
        Проводив Менелая, она долго смотрела вслед, борясь со слезами, но уже через час сияла, потому что откровенная влюбленность Париса никуда не делась, тот просто поедал красавицу глазами! Чей-то восторг всегда поднимал ей настроение, потому Елена почувствовала себя ожившей. Менелай только грозит, он уже много раз мог бы оскопить любовников жены, в первую очередь Агамемнона, но ведь не делал же этого. Сойдет и на этот раз, отказаться от восхищения такого красивого мужчины, как Парис, Елена просто не могла! Конечно, она не собиралась влюбляться в Париса, но стать его любовницей - непременно. И никакой Менелай ей этого не запретит, и не сможет лишить удовольствия обладать красивым молодым телом.
        В тот же день, стоя перед зеркалом и любуясь своим совершенным телом, она вдруг почувствовала чье-то присутствие. Резко обернувшись, Елена увидела Афродиту!
        Божественная сестра улыбалась, глядя на Елену:
        - Тебе понравился Парис?
        - Красивый царевич, - пожала плечами царица и вдруг вспомнила Эрота с его луком, в которого бросил сандалию Одиссей. - Зачем ты отправила Эрота стрелять в меня?
        - Я хотела, чтобы ты влюбилась в Париса…
        - Зачем?!
        Афродита поморщилась:
        - Я обещала ему твою любовь.
        - Ты… что?! Ты обещала какому-то троянскому пастуху любовь царицы Спарты?!
        - Я обещала Парису любовь красавицы Елены и мне все равно кто ты и кто он. Он царевич богатой Трои!
        - Я люблю другого!
        - Кого это? Уж не мужа ли?
        На мгновение Елена смутилась, хотелось сказать, что, может, и мужа, но она вспомнила, как кокетничала с Парисом и промолчала.
        - Ну вот, к чему сопротивляться-то? Полюби Париса. Он красавчик…
        - Я хочу любить того, кого сама выберу, а не того, кого ты мне велишь! - Елена была обижена на Афродиту за то, что отдала Агамемнона Клитемнестре. - Я люблю Агамемнона!
        - Кого?! Да никого ты не любишь!
        У спартанской царицы взыграло ретивое:
        - Я буду любить того, кого захочу сама, и ты не заставишь меня влюбиться в Париса! Я могу переспать с Парисом, но любить хочу и буду Агамемнона! И ничего ты со мной не сделаешь. И вообще, кому нужна твоя любовь? Вполне достаточно, чтобы мною восхищались и желали.
        - Что?! - Богиня явно была в гневе. - Ты забыла, кто ты и кто я? Стоит только захотеть, и ты вообще никому не будешь нужна, красотка! Неужели не ясно, что все воздыхатели вокруг тебя только с моего согласия? Щелкну пальцами, и не останется ни одного. Я обещала твою любовь Парису, и он ее получит!
        - А вот это ты видела?! - забыв с кем разговаривает, Елена вдруг показала богине неприличный жест.
        Та сначала отпрянула, потом сделала знак, и из-за двери показался Эрот со своим луком. Но Елену так просто не возьмешь, она уже решила пожаловаться на Афродиту Гере или вообще Зевсу и попросить унять богиню, пусть себе обещает чье-нибудь другое расположение, но только не ее. Заметив, что Эрот натянул тетиву, она схватила большое блюдо, рассыпав по полу лежавшие на нем фрукты, и ловко прикрылась. Стрела попала в блюдо и со звоном отскочила. Разозлившись, царица с силой швырнула блюдо в Афродиту, та едва успела увернуться.
        Возмущенная богиня невидимо нависла над Еленой:
        - Ты не просто полюбишь Париса, но и уедешь с ним туда, где тебя саму никто не будет любить!
        - Нет! - в отчаянии прижала руки к груди Елена. Эроту этого хватило, чтобы следующая стрела попала точно в цель. Царица вдруг сникла и тихо прошептала:
        - Я сделаю, как ты хочешь…
        Гефест мрачно кивнул на Землю:
        - Это вот ты зовешь любовью? В твоей власти дать людям счастье, а ты делаешь их несчастными.
        Афродиту, у которой и так было дурное настроение после стычки с Еленой, вдруг прорвало:
        - Разве я это даю им, Гефест?! Я даю радость влюбленности, счастье обладания. А они предпочитают страдать. Ведь когда влюбляются друг в дружку, все так красиво, так… люди подобны богам. Но они умудряются все заболтать, лгут, обижают. Зачем?! А тоска? Кто их заставляет тосковать, обманывать, предавать, ревновать?
        - Но без этих чувств люди не были бы людьми. Боюсь, что любовь без ревности на Земле невозможна, а если есть ревность, то есть и обида, и тоска… Часто ты сама толкаешь людей к этому. Зачем отдавать любовь Елены другому, обижая Менелая? Зачем обещать ее Парису, у которого есть Энона? Неужели ты не понимала, что разобьешь их сердца?
        Афродита явно растерялась, она смотрела на своего обычно молчаливого мужа, широко раскрыв глаза.
        - А… а, может, это нарочно? Да! Если Елена действительно нужна Менелаю, то он ее вернет!
        Гефест усмехнулся:
        - А Энону зачем обидела?
        - Мужики в женской душе ничего не смыслят. И в любви тоже. Думаешь, Парис по моей подсказке в Елену влюбился? Ну, влюбился, может, и по моей, только если бы он любил Энону, разве можно было его сманить другой, пусть самой красивой? Разве можно заставить влюбиться того, кто уже любит? Ты видел, как Елена сопротивлялась? Думаешь, это из-за строптивости? Нет, она действительно любит только саму себя, потому и не желает ни от кого зависеть. А без этой зависимости счастья быть не может. Только, чтобы она поняла, должна пострадать. Вот поймет, Эрот и в нее золотую стрелу выпустит. А Париса пусть пока вожделеет, если ей этого достаточно. И он ее тоже. Так что зря она в меня блюдом швырялась.
        Гефест вздохнул:
        - Вот ничего вы, женщины, не можете сделать нормально. Почему бы сразу не соединить два любящих сердца, чтобы все были счастливы?
        - Нет, - уперла руки в бока Афродита, - и они еще говорят о женской логике?! Не ты ли мне только что объяснял про разные чувства вроде ревности и тоски? А стоит заставить людей почувствовать что-то серьезно, как тут же поднимаешь крик!
        Гефест поднял руки:
        - Все, все, больше не спорю.
        - То-то же! Я лучше знаю, как кого в кого влюблять!
        - О, да…
        - И не спорь! Там все будет хорошо. Ну, не без страданий, правда, но будет!
        - Я не спорю, с тобой бесполезно спорить.
        - Вот и не спорь! - Афродита просто не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за мужем.
        БЕГСТВО
        Эфра с беспокойством смотрела на Елену, царица с утра была какая-то странно тихая и послушная, словно во сне. Она никого не обругала, ничего не швырнула, только кивала: да, да…
        Зато на Париса смотрела так, словно готова его съесть! Царевич от такого внимания напрочь потерял голову, он понял, что Афродита выполнила обещание. Понял это и Эней и забеспокоился:
        - Парис, не наделай глупостей, которые потом будет трудно исправить… Нельзя так вести себя в доме, где тебя приняли, как дорогого гостя. Менелай хоть и терпит измены своей супруги, но до каких-то пределов. Остановись, а еще лучше, пока возможно, давай скорее уплывем отсюда, а?
        Глаза Париса заблестели:
        - Давай! Только заберем с собой Елену! Она готова отправиться со мной куда угодно! Она любит меня!
        Эней даже икнул от такого предложения:
        - Ты что, совсем рехнулся?! Елена - царица, чужая жена! Ну, баба свихнулась от вожделения, ты-то с ума не сходи! Переспи с ней, пока мужа дома нет, и быстренько удерем.
        - Я уже сошел. Не могу без нее и минуты. И представить себе, что она может обнимать кого-то другого, тоже не смогу. Или увезу ее с собой, или убью ее мужа!
        Ой-ой… Быстро прикинув, Эней решил, что из этих вариантов первый, пожалуй, лучше. Убийство мужа наверняка означало ответное убийство самого Париса, а минимальное число охранников, которое есть у них, от гнева спартанцев царевича не защитит. Конечно, кража царицы тоже дело крайне опасное, но, может, сойдет с рук? Все же Менелаю его красотка явно надоела, иначе не оставил бы одну развлекать гостей.
        Он попытался убедить Париса отказаться от безумной идеи, но тот закусил удила, царевичу было все равно, царевич не мог думать ни о чем другом, кроме как об обладании Еленой! В таком случае следовало торопиться, нужно быть как можно дальше, пока Менелай не вернулся. Это хорошо, что царь уплыл на Крит на погребение, пока там побудет, пока доберется обратно… можно успеть удрать если не до Троады, то хоть до Мизии, а там Телеф поможет.
        Эней ругал сам себя на чем свет стоит, теперь даже ежедневные перебранки с Креусой стали казаться приятным развлечением. Но потом он махнул рукой, в конце концов, если Менелай настолько бездумный, чтобы своими руками подтолкнуть жену в объятия другого и оставить ее без присмотра, то как тут не воспользоваться?
        Сама Елена была словно околдована, она не сводила с Париса глаз. Эней подумал о том, как скоро это царевичу надоест и что будет тогда? Все хорошо в меру, когда даже самые прекрасные глаза глядят на тебя с утра до вечера, взвоешь. Парис не взвыл, но Эней почувствовал, что ему самому уже очень хочется обратно домой…
        Однако тут его поджидало еще одно потрясение. Красавчик, видно, решил, что теперь ему все дозволено и вместе с царицей вознамерился прихватить сокровища Менелая.
        - Остановись! Это зачем, своего золота в Илионе мало?!
        - В Илионе у меня ничего нет, а это будет моей собственной добычей!
        - Ты действительно сошел с ума!
        Эней, прекрасно знавший, что пираты Агамемнона делятся награбленным со своим царем, понимал, что их судно попросту не выпустят из вод Арголиды, но Парис стоял на своем.
        - Ты бы был так настойчив в другом! - проворчал Эней.
        - Елена против ограбления своего супруга не возражала, она была согласна на все, только бы обладать таким сокровищем, как Парис.
        Почему-то ни одному пиратскому кораблю их судно не попалось, было ощущение, что они разбойничали, как по команде, в другом месте. Из устья Эврота выбрались спокойно, также прошли все острова Эллады, но вот в открытом море случилось страшное.
        Хотя, чего было Парису и Энею бояться, они плыли на самом быстроходном корабле, построенном потомственным корабелом Фереклом, сыном Гармона. Нет судов, способных догнать его! И все же хитрый царевич по совету лоцмана поспешил не сразу в Трою, прекрасно понимая, что именно там его и будут пытаться догнать, а сначала на остров Кране, принадлежавший финикийцам.
        Ветер подгонял корабль, море было спокойно, и вдруг…
        У Париса похолодело внутри, когда он увидел, как впереди вздыбилась огромная волна, но не опустилась, а вдруг превратилась в Нерея - бога моря! Елена испуганно прижалась к царевичу. В ужасе замерли и все гребцы. Стоило Нерею один раз плеснуть на них, и все встретили бы конец земной жизни в морских водах.
        - Вернись, Парис, верни Елену! Иначе Трое грозит погибель! Откажись от чужой жены!
        Парис взвыл:
        - Афродита, где ты?!
        Богиня появилась рядом с Нереем и, легко порхнув прямо перед ним, ласково пропела:
        - Что ты, Нерей, что ты? Я уже обо всем договорилась, не мешай…
        Бог недоверчиво покосился на нее, но Афродита была настойчива:
        - Пропусти корабль, если что, я сама отвечу…
        Нерей скользнул под воду, а сверху его быстро накрыла волна… На корабле шумно выдохнули все, а Парис приосанился:
        - Меня любит Афродита, потому что я ее признал Прекраснейшей!
        Елена смотрела на Париса с восхищением. Эфра, которую, как и вторую служанку сестру Пирифоя Климену, взяли с собой, с тоской подумала, как надолго хватит этого обожания и что будет потом…
        Хватило действительно ненадолго. Происходило что-то странное, когда Парис оказывался рядом, она его желала, вся горела в любовном экстазе, приводя царевича в полный восторг, но стоило красавцу уйти с глаз, как Елену охватывало почти отчаяние, даже мысль о его объятиях была противна.
        После встречи с Нереем Эней понял, что дольше не желает мотаться по морям вместе с сумасшедшим царевичем и предложил:
        - Нужно разделиться. Я с двумя кораблями отправлюсь прямо в Илион, а вы как-нибудь… Если меня перехватят, скажу, что я отбыл раньше, где вы, не знаю.
        Эней действительно отправился в Трою, а вот Парис с Еленой повернул на юг к Сидону. Их приняли хорошо, царь Сидона с удовольствием показывал свои дорогие ткани и вышивки, выполненные искуснейшими мастерицами. Это все так понравилось Елене, что та стала просить продать, царь, как ни был рад гостям, отказался, ведь такие вещи создавались не один год… Парис долго не размышлял, он просто убил царя Сидона в его собственном пиршественном зале!
        - Чего застыла?! Хватай то, что тебе так понравилось, и неси на корабль! Надо быстрее уходить, пока нас самих здесь не оставили!
        Елена не сразу опомнилась, а когда поняла, что произошло, то пришла в такой ужас, что все чары Афродиты с нее слетели. Но было поздно, они плыли дальше, правда, потеряв два корабля, потому что просто так от сидонцев уйти все же не удалось. Но награбленное и в Спарте, и в Сидоне Парис все же вез с собой.
        На корабле Елена долго рыдала, упав ничком, Парису это очень не понравилось, какие эти спартанки нервные, а говорили, что у них сильные женщины… И вообще Елена как-то изменилась, только что в глаза заглядывала ежеминутно, а теперь нос воротит.
        - Афродита, в чем дело? Любовь оказалась не вечной?
        Богиня поморщилась:
        - Меньше убивать и грабить надо.
        - Все так делают.
        - Но не на виду у женщин! Женщины любят награбленное, но не любят участвовать в ограблении, запомни это!
        - Хорошо, запомню, - буркнул герой-любовник.
        Финикийцы приняли беглецов хорошо, но за пристанище потребовали солидную плату. Возвращаться без украденных сокровищ Парису вовсе не хотелось, и он принял совершенно дикое для остальных решение: оставить в оплату свой корабль и отправиться на другом, более простом в составе финикийского торгового каравана. Вообще-то даже Эней подивился хитрости Париса, их действительно могут попытаться поймать на заметном корабле, а вот среди торговых судов могут и не найти.
        Да уж, хитрости царевичу не занимать, был бы еще столь же умен…
        Им удалось избежать погони и других опасностей и благополучно прибыть в Трою.
        Увидев высокие стены города, Елена почему-то вздрогнула. Ей послышался смешок Афродиты: ну вот ты и прибыла туда, где тебя никто не будет любить… В ужасе оглянувшись, Елена никого не увидела, боги умели быть невидимыми. Зато она вдруг отчетливо осознала, в каком положении оказалась! Рядом стоял красивый, но совершенно чужой человек, едва ли способный ее защитить. Где-то там за морем остались дочь, родной дом, теперь уже бывший муж… А что впереди? Елене стало по-настоящему страшно.
        Но размышлять некогда, она выпрямилась и гордо шагнула вслед за новым мужем на сходни корабля, прекрасно понимая, что от первого впечатления многое зависит. В конце концов, она не перестала быть самой красивой, а значит, и самой желанной женщиной на Земле. Раз так, то у нее везде и всегда найдутся защитники, и в Трое тоже. А то, что город немыслимо богат, куда богаче не только Спарты, но и Микен, стало понятно с первого взгляда - многие крыши Трои блестели на солнце, словно золотые!
        Ну что ж, посмотрим! Мужчины во всем мире одинаковы, и зов плоти, зов вожделения тоже одинаков всюду. А потому и в Трое мужчины будут готовы пасть ниц перед красавицей и бросить все к ее ногам!
        ТРОЯ
        Слух о похищенной Парисом первой красавице уже дошел до Илиона, Эней много порассказал о ней, и поглазеть на Елену собрались почти все жители города. Царская семья ждала Париса с его добычей в мегароне дворца, а троянцы высыпали на улицы.
        Парис, гордясь собой, помог Елене сойти на берег и взойти в богато украшенную колесницу. Та старалась не глазеть по сторонам, только попросив, чтобы служанок отправили вместе с ней, одной было просто неуютно. Царевич поморщился:
        - Их отведут в наш с тобой дворец! Подождут там.
        Конечно, женщина предпочла бы после долгого утомительного пути вымыться и переодеться, но Парис так спешил похвастаться ее красотой и захваченными сокровищами, что не позволил этого сделать. И тут Елена впервые поняла, насколько зависит от этого не слишком умного красавчика. Он просто поморщился:
        - Итак хороша! Пойдем, нас ждут!
        Они ехали по улицам города не спеша, вокруг раздавались возгласы восторга, но почему-то это Елену не слишком радовало. Раньше она не думала о том, как предстанет перед родственниками Париса, существовал только он сам и его любовь, а теперь стало немного страшно. И снова женщина заставила себя вспомнить о собственной красоте, способной подвигнуть любого на безумства. Кто сказал, что остальные в Трое на них неспособны или останутся равнодушны? Вон как народ восхищается!
        Город показался огромным и немыслимо красивым, просто роскошным. Парис и Эней были правы, когда твердили, что Троя во много раз больше и богаче Спарты. Мелькнула противная мысль сожаления, что это все не видит Клитемнестра…
        Царская семья почти вся собралась в мегароне. Нахмурены мужчины, в любопытном томлении замерли женщины. Посмотрим, посмотрим, не зря ли старался Парис?
        И вот у входа показалась пара. Они действительно были божественно красивы - сияющий от счастья Парис и его добыча Елена! Не похожая на троянок, с золотистыми волосами, удивительно белокожая, способная стройностью поспорить с любым изображением богини, с высокой грудью, нежной шеей… Один из сыновей Приама Деифоб даже с трудом проглотил вдруг вставший в горле ком.
        Дрогнули темные ресницы, и всем показалось, что само небо заглянуло в мегарон, такой синевой блеснули на собравшихся прекрасные глаза Елены! Совершенное тело, совершенное лицо, все в этой женщине было совершенным. Семье Приама захотелось воскликнуть: «Прекрасная Елена!»
        Парис стоял гордый донельзя, пусть братья завидуют, у него самая красивая жена, к тому же влюбленная в него по воле Афродиты! Это ли не счастье?!
        После приветственных слов Приам все же кивнул:
        - Елене нужно отдохнуть после дороги. У нас еще будет время полюбоваться ее красотой.
        Женщина кинула на царя благодарный взгляд, она действительно немыслимо устала и желала только одного - остаться одной. Напряжение из-за ожидания встречи сказалось, Елена больше не могла даже наслаждаться всеобщим восхищением. А налюбоваться они действительно еще смогут.
        Елена успела заметить как выгодно отличается и цветом кожи, и синевой глаз, и женственностью стройной фигуры от дочерей и невесток Приама, значит, и здесь она сможет быть самой красивой. Это примирило красотку с пребыванием в Трое, хотя Елена и без того не слишком расстраивалась.
        Стоило Парису увести свою красавицу из мегарона, чтобы проводить в их дворец, расположенный рядом с отцовским, как началось обсуждение.
        Глядя вслед Елене, Деифоб покачал головой:
        - Парис - дурак. Если уж украл такую женщину, то к чему было привозить ее в Трою?!
        Услышавшая это Гекуба фыркнула:
        - Пусть только попробует! Я ей глаза выцарапаю!
        И все прекрасно понимали, о ком идет речь. Царица заметила взгляд, которым красотку окинул Приам. Старый бабник ощупал глазами женщину со вкусом, хорошо, что у Париса не хватило ума посмотреть на папашу, он любовался своей Еленой.
        Зато для остальных все было ясно, Приам не пропускал красивых женщин. А возражавшие мужья долго не жили. Как и жены… Даже Гекуба подумала, что Парис действительно дурак. Но по взгляду мужа она поняла и другое - помешать не удастся, Приам слишком заинтересовался красавицей.
        Однако и царь хорошо знал супругу, усмехнулся ей на ухо:
        - Не вздумай мешать! Не пожалею даже твою старость.
        Гекуба зашипела, как клубок змей, а Приам довольно расхохотался:
        - Но Елену можешь попугать, горячей будет.
        Парис, распорядившись, быстро вернулся, его просто распирало от желания услышать восхищенные отклики родни. Но не все были столь рады.
        Как и следовало ожидать, возмутился Гектор:
        - Ты должен отвезти ее обратно!
        - Почему?! - кажется, Парису стало даже весело от такого предложения. Вернуть самую красивую женщину в мире только из-за того, что это не нравится Гектору? Вдруг Парис понял: брат просто ему завидует! Конечно, Гектор завидует, потому что его самого полюбила не Елена, а всего лишь Андромаха.
        - Елена не невеста, она чужая жена! Понимаешь, чужая! И муж не отпустил ее, не отдал тебе, Менелай будет за нее драться!
        - Если бы я с рождения жил, как ты, во дворце, а не среди овец, и имел возможность с детства выбирать себе невесту раньше, возможно, у меня была бы вторая Андромаха. Но Афродита даровала мне любовь самой красивой женщины на земле, искупив тем самым все страдания, выпавшие раньше. И я не собираюсь отказываться от ее дара! К тому же это было бы обидно для богини, - насмешливо закончил Парис.
        - Парис, я готов был бы отказаться от наследования Трои, если бы понимал, что ты не погубишь ее через день. Теперь я точно знаю, что ты так и сделаешь! И приезд Елены - первый шаг.
        Приам остановил перепалку сыновей:
        - Что сделано, то сделано! Супруга Елены Менелая я не боюсь, если уж Парис привез ее в Илион, пусть живет. Правда, я не знаю, как объявить ее твоей женой, ведь пока ее муж не узнал и не объявил свое решение, это невозможно. Но женщина действительно красива! Эней сказал, что ты привез еще и сокровища Менелая?
        - Да! - гордо вскинулся Парис.
        - А вот это зря. Грабить мужа, похитив жену, это одно, а вот забрать его золото - совсем другое. Но сделанного не вернешь. Иди к себе, если спартанец вздумает требовать супругу обратно, тогда и поговорим. Илиону твоя добыча явно понравилась, я слышал восторженные крики с улиц города.
        Так началась жизнь Елены в Трое, которую сами троянцы называли Илионом по имени царя-основателя.
        Агамемнон едва успел вернуться из Фессалии в Микены, как его озадачили немыслимым по своей глупости известием: Парис украл Елену и бежал с ней в Трою!
        - Как украл?!
        - Украл, и к тому же забрал все сокровища Менелая!
        - Плевать на сокровища, где был сам Менелай?!
        - Он на Крите.
        - Что там делает мой брат, когда в его доме такой гость?!
        - Умер Катрей, Идоменей позвал Менелая и тебя на погребение, но тебя, царь, не нашли, отправился только твой брат.
        М-м… - застонал Агамемнон. Один красивый идиот мог наделать таких дел, которые не исправить сотне умников! Если бы знал, прибил бы этого разряженного красавца прямо на берегу! У Агамемнона даже зубы заболели от злости!
        Клитемнестра с изумлением наблюдала, как мечется, точно раненый зверь, ее супруг. Неужели его так потрясло сообщение о побеге Елены? Царица Микен чувствовала, как внутри растет уже не просто злость на красивую сестру, а настоящая ненависть к ней! Клитемнестра тоже металась, только по гинекею, и тоже сжимала руки от злости и проклинала, только не похитившего сестру Париса, а саму Елену.
        Но она ошибалась, муж бесился не из ревности к Парису.
        Просто все получилось не так, как хитро рассчитал Агамемнон. Вечно эти бабы все испортят! Он надеялся, что Парис наставит рога Менелаю, за что мальчишку можно будет попросту лишить жизни. Приам обидится за своего отпрыска и отправит к берегам Арголиды корабли. Но у своих берегов флота Троады Агамемнон не боялся, среди множества островов вокруг Пелопоннеса нужно двигаться очень осторожно, а в том, что в этом случае на его защиту встанут все ахейцы, царь Микен не сомневался.
        Одновременно множество пиратов были готовы напасть на берега Мизии и Лидии, разорив юг Троады. Без флота Троада останется открытой и со стороны Гелеспонта, а войско Агамемнона ждет приказа напасть на Фракию, именно это он и уезжал проверять в Фессалию. Терзаемая сразу со всех сторон Троя будет куда более легкой добычей, чем обычно. Можно обойтись и без Геракла.
        Агамемнон гордился своей придумкой - выманить флот Троады к берегам Арголиды и одновременно напасть на нее с юга от Мизии и с севера от Фракии.
        Парису требовалось только наставить Менелаю рога, дав повод для своего убийства. А этот идиот оказался настолько шустрым, что украл Елену! Ну почему на свете столько дураков?! - почти застонал Агамемнон. Вдруг его взяло зло на брата, куда тот смотрел?! Украсть бабу из-под носа! Хоронил Катрея, видите ли! К чему ему Катрей?!
        Два дня к Агамемнону невозможно было подойти, он рвал и метал. Клитемнестра, решив, что муж бесится из-за похищения Елены, сильно обиделась, но уж чувства жены Агамемнона не волновали вообще! Развалилась такая прекрасная придумка, которую он лелеял еще там, в Трое, прикидывая, как станет хозяйничать на земле Троады. От досады царь скрипел зубами и сжимал кулаки. Кто из богов мог так помешать? Вдруг его осенило - только Афродита! Конечно, кто же еще мог внушить красотке столь горячую страсть, чтобы она вдруг отправилась невесть куда с этим молокососом?
        Внутри неожиданно шевельнулось нечто вроде ревности, хотя Агамемнон считал себя неспособным на подобные глупости.
        Теперь предстояло искать выход из создавшегося положения. Остановиться Агамемнон уже не мог, но почему-то он совсем не думал о том, что делать Менелаю.
        Приам отнесся к новой снохе особенно внимательно, он даже выделил Парису с Еленой отдельный дом. Сам царь с царицей жили в доме, стоявшем в центре дворцового комплекса, в его большом мегароне по вечерам на пиры собиралась семья, там же встречали послов или дорогих гостей, проводили важнейшие советы, назначали на влиятельные должности. Сыновья Приама со своими женами жили во втором доме, а дочери с мужьями в третьем, конечно, кроме тех, кто оказался далеко от Трои. Только Гектор, как наследник, имел отдельный дом. И вот теперь Парис.
        Это было знаком особого расположения, и Елена твердо уверена, что из-за нее. Парис, услышав такое от жены, усмехнулся:
        - Меня отец с матерью любят вовсе не из-за тебя! Они передо мной виноваты и еще долго будут стараться искупить вину. - Он сладко потянулся и добавил: - Я иногда думаю, что так даже лучше, ведь, живи я во дворце с самого рождения, едва ли был бы столь любим, не говоря уже о яблоке для Афродиты и ее обещании отдать мне тебя…
        Женщина возмутилась:
        - Парис, я не вещь, чтобы меня просто отдать! Ты должен быть счастлив, что я тебя полюбила!
        Тот уставился на Елену во все глаза. Ого, как заговорила! Давно ли глаз не спускала и была готова на все? А теперь получается, что это не он ее осчастливил, привезя из Спарты в богатейшую Трою, а она сделала ему одолжение?! Парис даже на локте приподнялся, но столкнулся взглядом с Еленой и тут же сник. Перед ним была Женщина, такая, которой опасно возражать, любовь которой надо завоевывать, а не получать готовой, за которую придется бороться, даже если она собственная жена и обязана спать в той же постели!
        Сама Елена почувствовала, что если она сейчас не подчинит себе Париса, то уже не сможет это сделать после. Потому он и встретил взгляд красавицы, а не послушной рабыни, пусть даже рабыни любви.
        - Я… счастлив…
        - Надеюсь…
        И тон, которым красавица это произнесла, не обещал ничего хорошего, если Парис надежду не оправдает.
        Елена заставила многое переделать в доме, который Приам отвел Парису с его новой супругой. Все же она царица, а не простая девчонка из многих! Эфра с Клименой сбились с ног, распоряжаясь многочисленными служанками, переставлявшими сундуки, перестилавшими богатые ткани, раскладывавшими безделушки, прихваченные из Спарты.
        Когда превращение закончилось, Парис хмыкнул:
        - Как в Спарте. Мужа не можешь забыть?
        - При чем здесь муж?! Мне так привычней!
        - А я что, я ничего… Мне даже нравится.
        Елена едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, мол, ей наплевать на его «нравится» или «не нравится». Но решила, что для первого раза хватит и этого. К послушанию мужчину надо приучать постепенно, чтобы не оборвал путы сразу. Она уже знала, что не все будут так послушны, многих, начиная с Приама, придется приучать медленно и осторожно. Но в своих силах не сомневалась и в чарах была уверена. Афродита решила забросить ее туда, где ее никто не любит? Но ей не нужна мужская любовь, вполне достаточно вожделения… Сгорающий от вожделения мужчина способен делать глупости ничуть не меньше, чем влюбленный. Пусть делают, а если пока не все сразу, то ничего, время придет…
        - Приам, - у Париса так и не получалось называть царя отцом, язык не поворачивался. Нет, он верил, что он сын Приама и Гекубы, но одно дело чувствовать себя царевичем и даже смотреть свысока на остальных, и совсем другое вести себя так же с царем Трои и его царицей, - я навлек на Трою беду, привезя Елену?
        Приам покосился на младшего сына чуть недовольно. Гектор куда умнее этого пастушка, все же играет роль не только факт рождения, но прежде всего воспитание. Из Гектора получится отличный продолжатель его дела, а что выйдет из Париса?
        - Неужели ты всерьез думаешь, что ахейцы бросятся в Трою возвращать сбежавшую жену Менелая? Если ахейцы и прибудут сюда, то им будет нужна не твоя красотка, а Троя, и даже не сама Троя, а земля, на которой Троя стоит.
        - Разве мало другой земли?
        - Таких, как наша, не просто мало, Парис, они наперечет.
        Приам подумал, что несправедлив к сыну, не вина Париса, что ему пришлось всю жизнь беседовать только с овцами, а еще с этой… его неуступчивой нимфой Эноной. После ее отказа Приам и отправил Париса путешествовать. Ишь какая, лесная девчонка посмела не пустить в свою постель царя Трои! Она, конечно, не бог весть какая красотка. Зевсу вряд ли понравилась бы, но тело молодое и крепкое, Приам с удовольствием насладился бы этой молодостью. Не дала, вот и поплатилась…
        Но мысли царя Трои вернулись к стоявшему перед ним Парису, Приам повел рукой:
        - Сядь, давай поговорим основательно. Что ты знаешь о Трое?
        - Большой красивый город… удобные бухты…
        - Большой… красивый, - передразнил его Приам. - Главное не это. И даже не удобные бухты, а две другие причины. Первая - Троя запирает проход из одного моря в другое. Ни один корабль не может проплыть мимо, не заплатив пошлины!
        - И от этого Троя богатеет?
        А он не так глуп, как кажется с первого взгляда, - с удовольствием подумал Приам. - Возможно, из него получится сделать хоть какого-то помощника Гектору, хотя сам Гектор его терпеть не может.
        - А вторая - земли вокруг Иды.
        - Эта гора божественна?
        - При чем здесь ее божественность! - поморщился Приам. - У подножия Иды множество рудников.
        - Да, я знаю, там всегда роют глубокие ходы в земле и вывозят камни.
        - Это не камни, Парис, это золото и серебро, свинец и цинк! А леса вокруг Трои и по берегам. Возможность надзирать над Геллеспонтом, рудники Трои и ее леса - вот что нужно Агамемнону у нас, а не твоя красотка, будь она хоть и в самом деле первой красавицей земли! Но то, что ты ее украл, - очень плохо, этим ты дал повод для войны Агамемнону, которого тот страстно желал.
        - Но она и правда первая! - обиделся за Елену Парис. - И я не боюсь ее мужа! Бывшего мужа.
        Царь едва заметно поморщился. После грабежа в Спарте и разбоя на Сидоне этот сопляк решил, что ему все сойдет с рук? Он намеренно усомнился в красоте Елены, во-первых, чтобы понять, что Парис запомнил из разговора, а во-вторых, что он знает об их с Еленой отношениях. Похоже, ничего не понял и ничего не знал.
        Может, это и к лучшему? Глупый муж красивой женщины тоже неплох…
        Приам вспомнил их первую с Еленой любовную сцену… Отправив Париса почти сразу после прибытия на два дня подальше от Трои, Приам пошел к невестке. Она очень удивилась неурочному появлению царя у себя в спальне. Так поздно… мало ли что могут подумать, особенно ревнивая Гекуба! Доказывай потом, что ты ни при чем!
        - Елена, я хочу проверить, правы ли те, кто твердит о твоей красоте.
        Женщина изумленно подняла глаза на царя, он что, не видит очевидного? И вдруг наткнулась на взгляд Приама, это был взгляд мужчины, обладавшего многими женщинами, он раздел ее глазами, как когда-то Агамемнон при первой встрече. Столь откровенное раздевание, не оставлявшее сомнений в намерениях, вообще-то всегда нравилось Елене, мужчина, смотрящий так, хозяин в постели и ему с восторгом подчиняются. Но Приам немолод, к тому же он отец Париса! Мысленно она тут же усмехнулась: ведь не останавливало же ее близкое родство Агамемнона и Менелая! Но получалось, что в Трое может продолжиться то, от чего она бежала из Спарты?!
        Тем временем Приам, не теряя драгоценных минут, подошел и хозяйской рукой оголил грудь невестки. Елена всегда гордилась своей грудью, недаром в храме Афродиты по ее форме отлиты жертвенные чаши. Несколько мгновений царь откровенно любовался увиденным, потом его руки стиснули груди, словно привыкая к их форме, и направились вниз, сбрасывая ткань совсем.
        Теперь она стояла обнаженной. Мелькнула мысль: хорошо хоть не перед остальными сыновьями! А руки Приама пробежали по ее талии и бедрам. Вдруг он повернул женщину спиной, та подчинилась, понимая, что возражать не стоит. Пусть посмотрит. Но оказалось, это не все. Также пробежав руками по спине, со вкусом похлопав по ягодицам так, как хлопают по лошадиному крупу мужчины, выбирая кобылу покрепче, Приам вдруг повелел:
        - Иди на ложе…
        Вот теперь сомнений не осталось… Она сделала последнюю попытку:
        - Но я жена вашего сына…
        - Жена? - Его руки все же подтолкнули ее на постель. - Ты жена Менелая. Была. А теперь ты сбежавшая от мужа женщина. И было бы жаль отдавать такую красотку грубым воинам…
        Елену охватил ужас, она поняла всю тяжесть своего положения, потому больше не сопротивлялась. Но царь возразил:
        - Э, нет, красавица! Не будь как колода, покажи, на что способна!
        Он получил удовольствие, снова стиснул грудь и тихо сказал на ухо:
        - Когда я пожелаю, ты будешь любить меня горячо-горячо. Только не смей говорить об этом никому и, конечно, возражать… В Трое не жалуют распутных женщин.
        Уже встав, он вдруг усмехнулся:
        - А про тебя верно говорили, что ты шлюха! - Повернул за подбородок к себе, пристально глянул в глаза: - Но я люблю шлюх, особенно таких красивых. А от сознания опасности ты будешь еще горячей! - И снова его руки сжали ее грудь. - Ты крепкая кобылка, хороший подарок привез Парис из Спарты!
        Глядя ему вслед, Елена была готова разрыдаться. Положение, в которое она попала, казалось ужасным. Правда, вспоминать о силе Приама и его хозяйской хватке было приятно. Недаром этот самец произвел на свет столь большое потомство! Куда Парису до папаши! Но женщина уже поняла, что держать Приама в узде, как собиралась сначала, у нее не получится, и не только из-за Гекубы, а из-за него самого.
        Он не стал приходить сам, снова отправив Париса куда-то из Трои, вдруг прислал за ней. Эфра ахнула:
        - Госпожа, царь зовет тебя к себе! Но уже ночь…
        Елена вздохнула, как объяснить Эфре, что она не может отказать? Та видно поняла сама:
        - Только осторожно, если узнает царица, будет худо, совсем худо…
        - Не трави душу. Лучше посмотри, чтобы никого не было в коридоре.
        Закутавшись в покрывало, она скользнула неслышной тенью.
        Елена никого не встретила и постаралась у царя не задерживаться. Но возвращаясь, вдруг столкнулась с Гектором! Старший сын Приама оглядел женщину с ног до головы и нехорошо усмехнулся:
        - От отца идешь? Правильно про тебя говорят: шлюха ты!
        И вдруг его рука крепко ухватила Елену за плечо, губы зашипели на ухо:
        - А ты со всеми? Пойдем и со мной, а?
        Елена вырвалась и почти побежала, вслед ей раздался смех Гектора:
        - Нет, я со шлюхами не связываюсь, тебе нужен Деифоб, тот всех перебрал в Трое!
        У себя она долго рыдала, лежа ничком. Губы невольно шептали:
        - Где ты, Менелай? Спаси!
        От страсти Приама ее спас не Менелай, а недуг самого царя. Все же Приам был немолод, имел множество болячек и из-за приступа очередной теперь почти не мог передвигаться. Гекубе хотелось ехидно сказать, что это наказание. Судя по всему, царь понимал все сам, потому что усмехнулся:
        - Гекуба, Асклепий наказывает меня за мои проступки.
        Та фыркнула:
        - Есть за что, старый кобель!
        - Раньше ты говорила не так… Когда тискал тебя, еще будучи женатым на другой, не звала меня кобелем.
        - Так сколько лет прошло! Остепениться пора. К чему тебе жена Париса?
        Приам смутился:
        - Ты и это знаешь?
        - Теперь знаю. А догадаться и раньше было нетрудно, слишком откровенно ты ее оглядывал.
        Приам рассмеялся:
        - Тьфу ты, старею! Сам себя выдал. Елену не тронь, она даже сопротивлялась.
        - Угу, особенно когда сбегала с Парисом от мужа.
        - Ладно, не ворчи, все равно ты у меня самая желанная, старушка. Никакие Елены с тобой не сравнятся!
        Конечно, говорил бы так, не подсыпь я тебе кое-что, отбивающее всякую охоту таскаться по красоткам! - подумала Гекуба, но вслух ничего не сказала. К чему Приаму знать, что стало причиной упадка желания - возраст или старания жены?
        Но Гекуба ошиблась в одном - плотью-то Приам успокоился, а глазами все же ел сноху поедом, любоваться красоткой не запретишь. Сама женщина этим откровенно пользовалась.
        Очень быстро Елена поняла, что не все будет так просто в Трое, как ей кажется. Первым свою волю показал Приам. Потом она встретила откровенное презрение Гектора. И воли такой, как дома, не было, что толку от красоты, если ею некому восхищаться?
        Женщины рода Приама были не столь лояльны к новой подруге, но вовсе не потому, что завидовали ее красоте, а потому что почувствовали угрозу устоявшимся традициям и понятиям о крепкой семье. Что будет, если все вдруг вздумают сбегать с понравившимися мужчинами?! Или все мужчины умыкать приглянувшихся женщин? То, что Елена первая красавица, дело почти не меняло, с первых и начинается, сегодня это первая, а завтра самая обычная. Что тогда будет с семьями? А где нет семей, нет и города.
        Женщины невольно первыми осознали опасность от появления в Илионе Елены.
        Как и следовало ожидать, сначала недовольство высказала Гекуба, кому же, как не ей, начинать?
        - Ты же сама выбрала мужа, почему не была ему верна? Слава о твоей красоте равна славе о твоем распутстве. К чему тебе Троя? Соблазнилась золотом и надеялась на богатство царства Приама? Чертоги Менелая показались тебе слишком скромными для твоего блуда?
        - Блуд? Что ты знаешь о моем блуде? Твой муж мог бы смотреть равнодушно, когда тебя пожирали глазами другие? Тебя хоть раз заставляли танцевать обнаженной перед мужчинами?! - В прекрасных глазах Елены заблестели слезы. - Это ты называешь моим блудом?
        Гекуба усмехнулась:
        - Я никогда не поверю, что даже жестокий муж, зная, что жена неспособна на такое, мог бы этого потребовать. Ты не умерла тут же? Не убила себя? Не плюнула ему в лицо? Ты подчинилась?
        Елена молчала, опустив голову, обвинения старой Гекубы были справедливы, она действительно даже не убежала, она подчинилась, причем с вызовом. Менелай едва ли остановил бы жену, бросься та прочь, но он ушел сам, предпочитая не видеть ее обнаженной перед всеми.
        - Если ты жива, значит, подчинилась, а твой муж знал это! Я не могу только понять, почему он оставил тебя с Парисом, уехав на Крит. Могу сказать одно: если ты и в Илионе станешь соблазнять мужчин, то видишь во-он ту башню над входом? Я сама прикажу сбросить тебя оттуда. - Глаза Гекубы сверкнули: - Даже если Приам прикажет мне последовать за тобой! Пусть лучше мы умрем обе, но ты не будешь вносить раздор в семьи Илиона!
        Старая опытная Гекуба не стала говорить, что уже приняла меры и измены собственного мужа больше не боится, но есть ведь и сыновья, всем не подсыплешь средство, чтобы больше ни на кого не тянуло, им еще детей рожать… Это Приаму вовсе не обязательно блудить даже с самой красивой женщиной, он свое отгрешил… Гекуба откровенно боялась, чтобы эта красотка не внесла настоящий раздор среди ее сыновей, хорошо, что Гектору она сразу не понравилась…
        Не понимали поступка Елены и сестры Париса, даже те, что по возрасту должны бы сами гореть в любовном угаре. Внимание Елены еще в первый день привлекла Лаодика, казалось, она была по-настоящему в восторге от красоты супруги брата, откровенно любовалась ею, но оказалось все не так. Лаодика красотой восхищалась, но вот побег из дома категорически осуждала.
        - Как ты могла бросить мужа и детей ради другого мужчины, пусть даже нашего Париса?!
        - Что в этом смыслишь ты, не знавшая ни единого мужчины, кроме собственного супруга?
        - Да, я верна своему мужу и ничьих других объятий не знала.
        - И ничьи глаза тебя не волновали…
        - Не волновали.
        - Нетрудно быть верной одному, если никогда не знала других. Вот когда тебе приснятся чьи-то глаза и ты станешь кожей чувствовать чьи-то руки, а дыхание будет сбиваться от его пусть и далекого дыхания, - Елена тряхнула головой и насмешливо закончила: - Тогда и посмотрим, устоишь ли ты против любви.
        - Этого не будет! Я знаю свои обязанности.
        - Обязанности… как скучно про любовь!
        И все же они почти подружились, это было важно для Елены, вдруг оказавшейся в Илионе в одиночестве. А вот подружиться с другой сестрой Париса провидицей Кассандрой не удавалось. Кассандра была особенной, у них с братом-близнецом Геленом с раннего детства обнаружился дар предвидения. У сестры он был куда сильнее, Лаодика по секрету рассказала Елене, что Кассандру полюбил Аполлон и усилил ее дар, сделав настоящей провидицей, а когда девушка осмелилась отказать богу, боясь его непостоянства, рассердился и сделал так, чтобы пророчества были только несчастливыми, и им никто не верил. Это стало настоящей трагедией для Кассандры, она предвидела все трудности и потери, но никого не могла предупредить. Вернее, предупреждала, но никто не принимал ее предупреждений всерьез!
        С Гектором разговор получился нечаянно. Увидев ее, он просто поморщился. Елена остановилась, загораживая ему путь, и внимательно глянула в лицо:
        - Почему ты ненавидишь меня, разве я сделала тебе что-то плохое?
        - Ты сделала всем нам.
        - ТЕБЕ сделала? Нет, Гектор.
        - Ты подала дурной пример всем женщинам Трои. Если ты останешься здесь, то они будут думать, что супруга можно бросить и семья ничего не значит. Как воину уходить в поход, если он не может надеяться, что дома его ждет верная жена? Как ему идти в бой, зная, что его жена изменяет ему с другим или вообще может бежать?
        - Ты о себе и Андромахе?
        - Андромаха верная жена и никогда бы так не поступила!
        - Много ты знаешь… - проворчала Елена, но продолжить разговор не удалось, в двери показалась сама Андромаха.
        - О чем вы разговаривали?
        - Гектор считает, что я не должна была уезжать с Парисом.
        Гектор только махнул рукой и пошел прочь, а Андромаха изумленно уставилась на Елену:
        - Ты знаешь тех, кто считает иначе?
        - Конечно.
        - Кто?
        - Мы с Парисом! - Глаза женщины смотрели с вызовом.
        Несколько мгновений Андромаха потрясенно молчала, потом сокрушенно вздохнула:
        - Кассандра права, когда твердит, что ты принесешь в Илион только беду.
        Елена вдруг схватила ее за плечо:
        - Скажи, ты любила кого-нибудь?
        - Ко… конечно! - растерялась Андромаха. - Мужа.
        - А до него? Помимо него?
        - Как можно любить кого-то до или помимо?!
        - А любить по обязанности можно? Ты любишь Гектора, потому что он твой супруг? И до замужества даже не мыслила ни о ком другом, как не мыслишь и теперь?
        Елена говорила напористо, не позволяя Андромахе ничего возразить или просто вставить.
        - А я познала страсть до замужества, и страсть такую, о которой не жалею! Я уже говорила Лаодике, что нетрудно быть верной одному, когда не знаешь никого другого. Но я не желаю любить по обязанности и верной быть тоже!
        И вдруг она изумленно замерла, потому что Андромаха словно распрямилась, это была уже не та тихая и ласковая женщина, которая только что мягко укоряла за неверность мужу, перед Еленой стояла уверенная в своей правоте царица:
        - Ты худшее, что мог сделать для Трои Парис. Я не удивлюсь, если именно ты принесешь гибель Трое, как твердит Кассандра. А мужа я люблю не потому, что обязана, и верна ему потому, что люблю. Тебе этого не понять!
        Глядя вслед прямой спине Андромахи, Елена подумала, что та никогда не сможет понять ее страсти к Агамемнону…
        Шли дни, а положение не менялось… Здесь Елена была не царицей, а всего лишь невесткой, одной из многих. Да, ее чаще других подзывал к себе Приам, просил постоять или посидеть рядом на разных приемах, но это бывало далеко не каждый день. Да, на нее восхищенно глазели любопытные, когда она ездила по городу или выходила на рынок выбрать себе что-то интересное. Но и это довольно скоро прекратили. Узнав, что Елена в сопровождении служанки и двух охранников ходила посмотреть ткани и украшения, Гекуба немедленно вызвала невестку к себе.
        Первым желанием Елены было не ходить! Но потом она подумала, что если сейчас не огрызнется по-настоящему, то останется в положении полуналожницы. Пора Гекубе понять, что Елена не простая невестка, каких у Гекубы и Приама полно, она самая красивая женщина и спартанская царица! Поэтому, немного покрутившись перед большим зеркалом и убедившись, что выглядит прекрасно, женщина кивнула Климене:
        - Пойдешь со мной.
        Елена стояла перед Гекубой, как равная, чувствуя себя тоже царицей.
        - Я запретила тебе ссорить моих сыновей, так ты решила перессорить весь Илион?! Женщина не может покидать гинекей, разве в Элладе не так?
        - Пока ее не назовут матерью, а не только женой!
        - И чья ты мать? Назови и покажи мне своих детей. - Видя, что Елена замерла, не зная, что ответить, Гекуба насмешливо продолжила: - Тебе нужно объяснять все правила поведения? Хорошо: я запрещаю тебе ходить на рынок! Свои прелести показывай мужу, но не всем подряд.
        Елена в ответ выпрямилась, окинула насмешливым взглядом Гекубу:
        - Запрещаешь мне?! Я тоже царица и сама знаю, где мне ходить!
        Гекуба поднялась в полный рост, презрительно окинула взглядом невестку:
        - Ты не царица, царицей ты была у себя в Спарте. Здесь ты моя невестка, добыча моего сына, и будешь подчиняться тем правилам, которые я для тебя установлю! Другие могут свободно ходить по Трое, но не ты, у тебя слишком нехорошая слава распутницы. Иди к себе и не выходи, если не хочешь, чтобы перед твоей дверью поставили охрану! Иди!
        Гекуба махнула рукой, отпуская Елену словно рабыню, и сама вышла из комнаты во внутренние покои, оставив невестку стоять с разинутым ртом. Елена действительно просто не знала, что ответить. Она вдруг отчетливо, сильнее, чем в первую ночь с Приамом, осознала положение, в которое попала. Здесь она действительно не царица, а всего лишь дочь сына, и не старшего, и действительно его добыча. Парис не сватал, не завоевывал ее, он похитил вместе с сундуками с золотом.
        Женщина шла в свой дворец, не замечая никого вокруг, ее душила злоба. Ну почему об этом нужно было подумать только сейчас? Это твоя месть, Афродита?! Она почти налетела на какую-то женщину, чуть посторонилась, не глядя, но та вдруг снова заступила дорогу, тихо смеясь.
        - Елена, поссорилась с моей матерью? Неудивительно, Гекуба не любит тех, кто что-то делает или говорит против. Зря ты ей возражаешь, нужно уметь подстраиваться и жить по-своему. Хочешь, научу?
        Елена с трудом вспомнила, что перед ней Креуса, старшая и самая загадочная дочь Приама и Гекубы, редко появлявшаяся во дворце. Кажется, она жена Энея?
        - Почему я должна подстраиваться?
        - А почему нет? Я не могу разговаривать с тобой здесь, когда твой дорогой глупый Парис отправится куда-нибудь вместе с Гектором, я приду к тебе и действительно кое-чему научу.
        Креуса легко заскользила прочь, словно и не встречалась с Еленой.
        Странная женщина, ее почти не видно, но жить с Энеем на горе Ид и заниматься разведением скота она категорически отказалась. Всегда появляется там, где нужно, все обо всех знает… Елена уже слышала от Париса, что больше всего Креуса любит золото. Мелькнула мысль: если она действительно сможет научить, как справиться с Гекубой, то не жаль подарить несколько красивых украшений, привезенных из Спарты.
        Снова взяла злость, она, красивейшая женщина, вынуждена искать защиты от глупой старухи! Ну… Гекуба не глупая, наоборот, очень хитрая, но ведь старуха же! Высохшая, желтая, какая-то едкая… Неужели придется ее долго терпеть? С другой стороны, куда денешься, если она царица? Елена поняла, что быть не единственной, да еще и младшей царицей ей совсем не нравится! И безо всякой надежды занять место Гекубы?
        От такой мысли она даже остановилась как вкопанная. Где была ее голова, когда она видела только красоту Париса и совсем не думала о его положении?! Он не царь, а всего лишь царевич, и чтобы стать царицей, нужно как минимум пережить если уж не Гекубу, то Приама! Но старый бабник, несмотря на все его недуги, крепок, как ясеневое копье Ахилла! Как же она могла думать только о богатстве Трои, вместо того чтобы думать о положении самого Париса?!
        Заснуть в тот вечер долго не удавалось. Парис пытался разузнать, что же такое сказала его мать Елене, но та только отмахивалась, все запреты Гекубы были мелочью по сравнению с пониманием того, как надолго это зависимое положение! Елена кусала губы, Парис не слишком рвется к власти, оставалось что-то предпринимать самой. Вдруг вспомнилась Креуса. Чему та хотела научить?
        - Парис, расскажи о Креусе. Почему ее почти не видно и чем занимается твоя старшая сестра?
        Муж удивился:
        - Креуса? Я мало что знаю о ней, как и все вокруг. Никто не видит, как она приходит и уходит. Даже Эней не знает, ведь его жена не ходит через ворота. Но знаешь, у нее странные наклонности, говорят, что она любит женщин…
        Этого еще не хватает! Сначала Елена решила держаться от старшей дочери Приама подальше, если узнает Гекуба, то будут неприятности похлеще запрета ходить на рынок. Но потом вспомнила об обещании Креусы помочь справиться с царицей и снова поинтересовалась:
        - Гекуба ее не любит?
        - Не то слово, ненавидит!
        - За что?
        - Это ты у Гекубы спроси. Креуса очень хитрая. Она льстит царице, но все делает по-своему. Мне надоело разговаривать о сестре. Лучше иди ко мне, я так люблю твою грудь… А правда, что по ее форме отлиты чаши в храме Афродиты?
        - Да.
        - Надо посоветовать сделать так же и у нас. Только ты никому не рассказывай, пусть думают, что я это придумал!
        Удивительно, но немыслимая роскошь быстро надоела до оскомины. Яркие фрески, богато украшенные колонны, мозаика на полу, множество маленьких бассейнов, журчащая вода, всюду, куда ни кинешь взгляд, позолота, настоящее золото, серебро, драгоценные камни и драгоценные породы деревьев… Великолепные ткани, украшения и золото, золото, золото… И ощущение, что все это не твое!
        Она быстро привыкла к этой роскоши и также быстро стала ею тяготиться. Принимала по утрам ванну с лепестками роз, приказывала умащивать свое тело драгоценными маслами, надевала тунику и хитон из самых роскошных тонких тканей… А радости не было. Словно все временно, словно пользуется чужим и из милости.
        С одной стороны, у нее было все, с другой, никакой свободы. Требовалось соблюдать столько условий, что свободно вздохнуть получалось, только закрывшись в собственной комнате. Хорошо хоть ее окно выходило в сторону моря!
        Елена потребовала, чтобы ей соорудили собственную ванну и сделали выход в сад за гинекеем, прямо из ее покоев.
        Потянулись немыслимо скучные дни. Чтобы не изводиться от ничегонеделанья, Елена вдруг вспомнила свои девичьи увлечения и потребовала большой ткацкий стан. Стан притащили и заправили, Елена принялась ткать огромное полотно с изображениями Героев Эллады. Она никому не сказала, что на темно-алом фоне будут ненавистный троянцам Геракл и другие герои-ахейцы. Пусть увидят, когда все будет готово.
        Руки ритмично двигались, завязывая узелки и прибивая нить за нитью, а мысли текли сами по себе, и были эти мысли совсем невеселыми.
        Она мысленно разделила здешних женщин на два типа: одни послушные овцы, неспособные лишний раз поднять глаза на своих мужчин, чтобы не вызвать недовольства. Вторые - злобные твари, ненавидящие всех, кто нравится мужчинам больше их самих, кто умнее и, конечно, красивее. Эти либо сверлят злобными взглядами при любой встрече, чем вызывают лишь ответную насмешку, либо плетут свои сети тайно. Такие куда опасней, в их сетях можно запутаться, даже не сразу поняв, что произошло. Или выпить яд вместо бодрящего напитка.
        Одна из таких - Гекуба, и это самое страшное. Царица возненавидела новую невестку с первого взгляда и даже дала это понять. С Гекубой нельзя ссориться, пока нельзя. Но как можно с такой подружиться или хотя сделать так, чтобы она не была врагом? Елена ломала голову над этим уже не первый день и ничего не могла придумать. Знать бы ей, что еще предстоит.
        Зато вовсю веселился Парис! Он словно задался целью быстрее спустить все золото, что привез из Спарты, оно жгло руки, так и просилось на неразумные траты. Когда золото попадает в руки человеку, раньше не знавшему богатства и к тому же достается так легко, оно легко уплывает из рук. Парис тратил бессмысленно, желая похвастать своим новым положением - обладателя нового дома, богатства и, главное, самой красивой женщины в качестве жены, он принялся почти ежедневно устраивать пиры, обставляя их так, словно в его распоряжении все золото мира.
        Троянцы, привыкшие под влиянием своих соседей к пиву и медам, с удивлением пили вино, причем часто это приводило к дурным последствиям. Разбавленное вино, смешанное с медом, способно не только лишить человека возможности стоять на ногах, но и подвигнуть на весьма неблаговидные поступки. Довольно быстро выяснилось, что Парису очень нравится хвастать знакомством с богинями и своей красавицей женой. Будучи в очередной раз вызванной в мегарон, где муж рассказывал давно всем надоевшую историю о яблоке и обещанной любви красавицы, эта самая красавица вдруг заявила Климене:
        - Не пойду, надоел!
        Парис оказался в дурацком положении, он только что доказывал приятелям, коих немедленно набралось великое множество (желающих попировать за чужой счет во все века было достаточно), что Елена просто без ума от него и готова выполнить любую прихоть, а не то что желание, и вдруг эта якобы влюбленная жена послала его подальше! Друзья сразу сообразили, что дело пахнет скандалом и принялись убеждать глупого мужа, чтобы остыл:
        - Да ну ее! Мы вчера твою жену видели! Пусть спит, устала небось!
        - Брось, Парис, оставь бабу в покое.
        Тот заартачился:
        - Нет, я приведу! Пусть придет!
        Его продолжали убеждать и удерживать:
        - Оставь, пусть спит.
        - Красавицы все капризные, оставь!
        - Что мы, твою жену не видели?!
        - Они все одинаковые!
        У Париса даже дыхание перехватило:
        - Как это одинаковые?! Моя самая красивая! У нее знаете какая грудь?! По форме ее груди сделали чаши в храме Афродиты, вот какая грудь! Сейчас приведу, сами увидите!
        Елена уже собралась спать, она не намерена дожидаться, когда муж закончит возлияния со своими друзьями. И вдруг Парис появился собственной персоной в двери, ухватившись за косяк, чтобы не упасть, он объявил:
        - Пойдем!
        - Куда?
        - Я обещал доказать друзьям, что твоя грудь самая красивая! Покажешь!
        - Что?! Я должна показывать твоим друзьям-пропойцам свою грудь?! Пошел вон!
        Смутившись гнева супруги, Парис убрался восвояси, вернувшись к пирующим, он объявил:
        - Спит, не стал будить. Завтра покажет.
        Но сразу понял, что приятели все слышали, не столь уж велик дом Париса, крик из гинекея был слышен даже до мегарона. Друзьям с трудом удалось успокоить разбушевавшегося царевича.
        А Елена даже разрыдалась, понимая, что это не последнее требование мужа. Что делать? Жаловаться на него Приаму? Но она уже пыталась однажды сказать отцу, что сын ведет слишком разгульный образ жизни, ежедневные пирушки до добра не доведут. На что Приам усмехнулся:
        - Делай так, чтобы ему было интересней в спальне, тогда он не будет уходить к друзьям.
        Хотелось сказать, что Парис в спальню добирается уже после друзей.
        Подумав, Елена вдруг решила попросить помощи у… Гектора. Пусть брат хоть чуть повлияет на Париса или вообще заберет его с собой куда-нибудь хоть ненадолго…
        У Елены и без выходки Париса было от чего расстроиться. В этот день, приняв ванну, она, как обычно, стояла, позволяя теплому ветерку обсушить тело. И также привычно провела руками по груди, талии, бедрам… Что-то в ощущении не понравилось. Провела еще раз. Так и есть! Она слишком много ест пшеничного хлеба и много сидит у ткацкого станка, фигура начала оплывать! Грудь, конечно, крепкая и даже увеличилась, но вот талия заметно раздалась и бедра тоже. Так можно стать похожей на Эфру, у которой талии вообще нет! Этого еще не хватало, красота - главное, что у нее есть, терять стройную фигуру и красивое лицо смерти подобно!
        Елена решила прекратить просиживать целые дни у станка и добиться от Гекубы разрешения ходить на прогулки, если нужно, она даже готова закутаться в покрывало до самых глаз! Толстеть и оплывать никак нельзя. А еще обязательно нужно куда-то пристроить загулявшего мужа, чтоб не пытался показывать ее гостям, как диковинку.
        Но пока она пыталась придумать, как поговорить с Гектором, произошло то, что снова перевернуло ее жизнь…
        ПОПЫТКА ПРИМИРЕНИЯ
        Менелай окаменел, услышав известие… Конечно, он прекрасно понимал, что Елена не удержится и переспит с Парисом, возможно даже не единожды, но не сбежит же! И вернуться в Спарту быстро не получалось, не позволили ветра. Но как только ветер сменился, Менелай отправился не домой, а… в Трою! С ним был сын Тесея Акамант.
        Тяжелее всего ловить сочувствующие и насмешливые взгляды других. Сбежавшая жена… что может быть позорней?! Лучше бы родила от другого! Менелай просто не смог вернуться в Спарту, чтобы не видеть пустого дома, не слышать рассказов о побеге, не отвечать на вопросы сыновей и дочери, где мама… Все, что нужно, он уже знал - Парис увез не только Елену, но и сокровища самого царя!
        Спартанский царь стоял на палубе корабля мрачнее тучи. Попутный ветер хорошо наполнял парус, к тому же вовсю старались сочувствующие Менелаю гребцы, судно двигалось очень быстро.
        Вдруг на горизонте показался парус, который не оставлял сомнений - пираты! Хотя корсары еще не имели страшных черных полотнищ с черепами и костями, их можно узнать издали, только вот спастись мало кому удавалось. Менелай усмехнулся: мало ему грабежа Париса, и пираты тут как тут…
        Но царь Спарты ошибся, приблизившись, пиратский корабль не стал их атаковать, напротив, оттуда закричали:
        - Менелай, плывешь в Трою возвращать жену? Надери им задницу! А если не получится, обещай, что мы надерем!
        Вот теперь сомнений не оставалось - о его позоре знала уже вся Великая Зелень, слухи разносятся быстрее ветра, особенно если это такие слухи. Эллада готова поддержать его, только в чем? Менелай даже застонал от бессилия: за что же ты меня так, Елена?! Ведь имела все, что только хотела, - золото, украшения, свободу… Чего не хватало капризной царице? Неужели этот избалованный мальчишка оказался столь притягателен, чтобы бежать с ним?
        А ведь они похожи, Елена, которой все легко досталось с рождения - красота, богатство, слава, обожание окружающих, и Парис, который пусть с детства и был обижен, зато теперь наверстывал упущенное, совершенно не задумываясь, каково рядом с ним другим. Но почему Елена увлеклась красивой пустышкой так, что бросила даже свою дочь? Все же Менелай не думал о своей супруге слишком плохо, потому и оставил ее дома спокойно, ведь кроме него самого у Елены есть Гермиона, чем девочка виновата, что ее мать любвеобильна?
        Сердце Менелая сжалось, он понимал, что должен вернуть Елену обязательно, другого выхода у него просто нет, потому что позор матери падет на дочь. Гермиона росла очень хорошенькой, но сейчас Менелай этому вовсе не радовался, подозревая, что красивая дочь может повторить свою красивую мать не только внешне. Конечно, он ничего не мог сделать против могущественной Трои с одним своим кораблем, оставалось надеяться только на мудрость Приама.
        Простояв весь день на палубе под палящим солнцем, Менелай, как только пристали к берегу, чтобы переночевать, позвал к себе Акаманта:
        - Я не хочу сразу объявлять войну троянскому царевичу, возможно, сам Приам и не виноват в его дури и дури моей жены. Нельзя, чтобы за невоздержанность одних отвечали другие. К кому в Трое можно обратиться, чтобы не идти сразу к царю, ведь если я потребую обратно жену у Приама, то выбора не будет, и мы с тобой можем просто не вернуться домой в случае отказа.
        Акамант кивнул:
        - Там есть влиятельные и достойные люди. Мы можем сначала поговорить с ними, чтобы не вынуждать Приама убивать нас.
        Гектор смотрел на отца и в который раз удивлялся его стройности и крепости. Приаму много лет, Гектор не просто старший его сын, он старший только из детей Гекубы, а ведь перед этой царицей были две другие. Гекуба сумела устранить не одних цариц, но и их детей, Приам почему-то шел на поводу у Гекубы. Став взрослым, Гектор понял, что мать пользуется какими-то средствами, чтобы держать отца в подчинении. Гекубу побаивались все, ходили слухи, что она способна отправить к Аиду любого, но сам Гектор в это не верил.
        Пока царевич мог не бояться, он был любимым сыном Гекубы, а его супруга Андромаха - любимой ее невесткой. Андромаху выбрала сама царица и всячески подчеркивала, что это следующая царица Трои, потому что является женой наследника престола. Несколько сыновей Приама, рожденных наложницами (вообще же у Приама было полсотни детей), тоже были женаты, но они незаконные, они дети полурабынь, которых можно было не бояться. Законных давно не было в живых, Гекуба не оставила им ни единого шанса.
        Временами Гектор ломал голову над тем, почему ей сначала пришло в голову попытаться погубить Париса, а потом вдруг вознести его наверх. Сам он Парису из-за внезапно вспыхнувшей родительской любви вовсе не завидовал и тогда сказал правду - если бы понимал, что тот не погубит Трою, как все время твердит Кассандра, то уступил бы свое место. Вообще-то, уступать некому, следом за Парисом брат-близнец Кассандры Гелен, тот провидец, не желающий знать ничего, кроме своих выдумок. Гелен редко угадывает что-то, Гектор сомневался, что у него есть этот самый дар, но все верят, что есть. Это потому, что он пытается предсказывать только хорошее, если и не сбудется, то забудут, а удовольствие остается. К тому же его пророчества весьма расплывчаты, что-то вроде: если боги позволят, то урожай будет… Но это любой дурак может предречь!
        Следующий Деифоб, сильный, крупный, без особого ума в голове, рвущийся к власти и прекрасно знающий, что ее не получит. Он был больше всего расстроен появлением Париса, еще одного претендента перед ним! Но боится отца и мать.
        Антилох любитель выпить и погулять… Троил…
        Царь не дал додумать Гектору о братьях, его сообщение было весьма неожиданным:
        - В Илион прибыл муж Елены всего на двух кораблях и с малой охраной. Он остановился в доме Антенора и через старейшину требует выдать ему беглую жену и все похищенное. Глупец!
        - Почему глупец? - поморщился Гектор. - Ты собираешься его убить?
        - Нет. Но таким появлением он выставляет себя на посмешище. Даже Елена не стоит того, чтобы так унижаться.
        - Что изменилось бы, прибудь он с сотней кораблей и большим войском?
        - Мы бы их побили.
        - Может, именно этого Менелай и не хотел?
        - Конечно! - рассмеялся Приам. - Боится.
        - Или не хочет?
        - Ты настаиваешь? Знаешь, я спал с этой Еленой… Она, конечно, хороша, но не стоит того, чтобы ради нее воевать.
        - Не самая красивая? - насмешливо поинтересовался Гектор, подумав, что Приаму тоже пришлось принести жертвы, потому что едва ли мать не узнала о поступке отца и, конечно, потребовала своего. Гекуба всегда умела извлекать выгоду из интрижек Приама, даже когда сама уже стала стара и мало на что способна.
        - Нет, самая. Но ни одна женщина на свете, даже самая красивая не стоит унижения мужчины. Если это произойдет с тобой, хотя едва ли, у тебя совсем другая жена, лучше убей ее, чем унизься.
        - Хорошо, не будем говорить о нас с Андромахой. Что ты решил сделать?
        - С ним надо встретиться, только я не могу, пойдешь ты.
        - Я-то пойду, я спрашиваю о твоем решении, Приам.
        - А что решать?
        - Ты намерен вернуть Елену мужу?
        - Вернуть?! Где это видано, чтобы Приам возвращал что-то, доставшееся ему? Нет, ты должен посоветовать Менелаю так же тихо убраться, как прибыл, чтобы я мог его не заметить. У Антенора хватило ума не кричать о необычном госте, и никто не знает о его требованиях.
        - Боишься, что в Илионе народ потребует вернуть жену неверному мужу?
        - Не вздумай сказать кому-нибудь!
        Гектор вздохнул:
        - Я не вправе давать советы, отец, но скажу. Елену нужно вернуть и награбленное Парисом тоже. Если Менелай не кричит о своем появлении здесь, то не станет кричать и о возвращении Елены у себя дома.
        - Почему я должен делать это? - поморщился царь.
        - Менелай прибыл сюда сразу, как только узнал, чтобы добром забрать свою жену и то, что украл Парис. Он требует справедливо, если мы не вернем, то будет война.
        Разговор с Приамом получался тяжелым. Царь категорически не понимал старшего сына:
        - Чего ты боишься, нападения спартанского царя? Или этого микенца, что сверкал здесь глазами на твоей свадьбе? Они далеко, Гектор, и чтобы добраться сюда и угрожать по-настоящему, им нужны сотни кораблей, а такого нет ни у того, ни у другого. Я не боюсь мужа-неудачника!
        - Отец, а если они объединятся?
        - Ради чего, ради блудливой красотки?
        - Я много лет воюю, и не мне бояться войны. Я помню брата Менелая, Кассандра права, в его глазах была война, а Парис дал повод…
        Приам резко оборвал сына:
        - Кассандра!.. Я не боюсь ахейцев, даже всех вместе, но я не хочу убивать царя Спарты. Объясни ему, чтобы убрался восвояси поскорее.
        - Ты не отдашь Елену? А если так же станут поступать и другие женщины Илиона? Как я смогу повести мужчин в дальний поход, если они будут бояться, что жены сбегут?
        Приам задумался:
        - Ладно, поговори, посмотри, что это за спартанец… Может, обойдется…
        Гектор был рад, что отец задумался над положением, в которое своим дурным поступком поставил весь город Парис. Приам разумен, нужно еще только намекнуть Гекубе, что красотку стоит вернуть мужу, чтоб жила подальше от дворца Приама…
        Но сначала действительно стоило поговорить с обиженным супругом, все же не каждый способен вот так приехать за сбежавшей женой. Менелай либо очень разумен, либо самоуверенный дурак. Хотелось надеяться на первое.
        Небо над городом догорало зарей, колесница Гелиоса, уходя за горизонт, отбрасывала последние лучи на землю перед тем, как уступить место ночи. Первые крупные звезды уже загорались, словно торопя богиню зари. Эос и так обижалась на кратковременность своего пребывания в небе, а уж когда на нем ни облачка, вовсе становится скучно, даже поиграть не на чем.
        Спартанский царь вздохнул, казалось, даже заря в Трое другая. Здесь действительно почти все иначе, ветер, с какой бы стороны ни дул, напоен запахом моря, в Спарте такого нет. Царь стоял, глядя в стремительно темнеющее небо, и думал, что если Елену и награбленное не отдадут добром, то придется вспомнить, что он Артрид. Нет, конечно, с двумя кораблями и десятком воинов на каждом воевать Трою невозможно, но он вернется в Спарту и присоединится к Агамемнону, который явно готовит войну.
        К спартанскому царю подбежал мальчишка, присланный хозяином дома:
        - Тебя зовет Антенор. Пришел важный гость.
        Менелай поспешил в дом, кто этот важный гость? В мегароне его ждал высокий, стройный, молодой человек, на нем не было ни лат, ни поножей, ничего, в руках не было оружия, но с первого взгляда можно понять, что это не просто воин, а человек, проведший большую часть жизни в боях. Это закаленный воин. Чуть вьющиеся волосы, перехваченные на лбу кожаной полоской, спадали по краям мужественного лица почти до плеч, серые глаза, опушенные темными ресницами, смотрели внимательно и строго, форма губ выдавала одновременно силу и мягкость характера.
        - Менелай, это царевич Гектор.
        Менелай смотрел на Гектора и понимал, что меньше всего он хотел бы воевать против вот этого человека. Также думал и троянский царевич, глядя на спартанского царя. Почему богам было угодно столкнуть этих двоих?
        - Я пришел, чтобы поговорить с тобой.
        - Я рад тебе, Гектор. Но если ты будешь убеждать меня, чтобы я оставил свою беглую супругу твоему брату, потому что она любит Париса, то лишь зря потратишь время.
        Гектор усмехнулся:
        - Менелай, я видел радость в ее глазах, когда она услышала о твоем прибытии. Потом эта радость сменилась испугом, но она была. Твоя жена хотела бы вернуться домой, но боится.
        - Если у тебя будет возможность, передай, что я не зверь и не убью. Мало того, не стану вспоминать о побеге. Гектор, я не хочу войны. - Глаза спартанского царя открыто глянули в глаза троянского царевича.
        Тот ответил таким же прямым взглядом.
        - Я тоже, Менелай. Даже самая красивая женщина не стоит того, чтобы из-за нее гибли сотни других, менее красивых. Агамемнон искал повод, а мой брат и твоя жена этот повод дали…
        - Но ты понимаешь, что если Елену не вернут, то война будет?
        - Я сделаю все, что смогу. Ты знаешь, у меня есть сестра Кассандра, которая пророчествует. Она твердит, что Троя погибнет из-за Елены. Менелай, хочешь, я выкраду твою жену, чтобы этого не случилось?
        Тот помотал головой:
        - Нет. Троянцы должны вернуть не только Елену, но и все похищенное, без этого я не смогу вернуться в Элладу.
        Гектор сжал кулаки:
        - Парис глуп! Неужели ему мало было золота Илиона, чтобы позариться еще и на твое?!
        - А красивых женщин в Илионе мало?
        - Менелай, мы должны сделать все, чтобы не допустить этой войны. Ослабнет Илион, ослабнет Троада, но ослабнут и царства Эллады. Мы все можем стать добычей других. Троаду подчинят хетты, а Арголида станет подвластна Криту…
        - Гектор, ты единственный, с кем мне хотелось бы иметь дело в семействе Приама, единственный разумный. Постарайся убедить Приама, что Елену необходимо вернуть и все украденное тоже, чтобы я смог возвратиться в Спарту и открыто сказать об этом. Эти требования справедливы, если этого не будет сделано, я тоже приду под стены Трои со своими воинами. Пойми меня правильно, я не угрожаю, но по-другому поступить не смогу.
        - Ты прав, за глупость и блуд одних будут отвечать другие. Я постараюсь помочь нам всем… И думаю, мой отец столь же мудр и справедлив.
        - Гектор, я бы очень не хотел воевать против тебя, но я Артрид, и если останусь обесчещенным, то буду мстить вместе со своим братом и остальными ахейцами. Иногда требования чести сильнее доводов разума. Постарайся убедить своих родственников не превращать меня во врага…
        Гектор только кивнул.
        Кто бы мог подумать, что простой поход в дом свекра станет для Лаодики судьбоносным? Муж Лаодики Геликаон был сыном того самого старейшины Илиона Антенора, о пребывании в доме которого необычных гостей говорил отцу Гектор. Антенор решил действовать с разных сторон. Он договорился о встрече Менелая и Гектора, но вспомнил, что сноха Лаодика - единственная из женщин, кто хоть как-то разговаривает с Еленой во дворце, остальные шарахались, как от зачумленной. Может, Лаодике удалось бы убедить Елену тихо уехать вместе с мужем, чтобы не доводить до ссоры?
        Для этого Антенор попросил привести супругу к ним в дом. Вот там и увидели друг дружку Лаодика и Акамант! Ахеец смотрел и не мог поверить глазам: это была женщина, ради которой он готов и сам совершить глупость, за которую костерил Париса! Она тоже смотрела откровенным взглядом не в силах справиться с собой. Влюбленные не заметили внимания мужа, Геликаон грустно наблюдал за этим переглядом.
        Лаодика была словно во сне. Она обещала поговорить с Еленой, только не представляла, как будет это делать! Убеждать спартанскую царицу в обязательности возвращения к мужу, притом что самой больше всего на свете хочется сбежать с чужим мужчиной?! Сердце женщины готово разорваться, она едва сдерживала слезы и была словно в лихорадке. Геликаон делал вид, что ничего не замечает…
        Елена изумленно смотрела на дочь Приама, с той явно происходило что-то удивительное, глаза лихорадочно горели, дыхание сбилось…
        - Ты не влюбилась ли, Лаодика?
        Та лишь закрыла лицо руками.
        - А как же муж?
        - Геликаон… он очень хороший, добрый. Я его… люблю… по-своему. Нет! - вдруг замотала головой Лаодика. - Я лгу, я его не люблю! Просто верна, потому что жена, просто хорошо отношусь, потому что он муж. Что мне делать, Елена?! Я и хочу Акаманта, и боюсь этого желания больше, чем гнева мужа и всех остальных.
        - Чего ты больше боишься, быть осужденной окружающими или собственного сердца?
        - Себя самой… мне нельзя его видеть, я не справлюсь со своим сердцем.
        - А нужно ли? Знаешь, я ведь бросила вызов Афродите, кричала, что обойдусь без любви. - Елена развела руками, грустно усмехнувшись. - Теперь я никого не люблю и никто не любит меня.
        - Нет, тебя любит Парис, все вокруг.
        - Ты не хуже меня знаешь, что это не так. Парису я дорога как приз, им самим раздобытый, а остальные восхищаются красотой и осуждают.
        - А муж? Менелай прибыл, чтобы тебя вернуть.
        - Менелай мне никогда не простит этого побега, он предупреждал… Но что мы обо мне, давай лучше о тебе. Чем тебя привлек Акамант?
        - Он сказал, что я самая красивая, даже красивей… - Лаодика осеклась, но Елена все поняла и сама рассмеялась:
        - Чем я?
        - Он просто тебя не видел.
        - Видел, Лаодика, но ты для него красивее, потому что он влюблен.
        - Ты думаешь? - Глаза у девушки загорелись надеждой.
        - Конечно, я помогу тебе встретиться с ним, чтобы ты сама услышала слова любви…
        Эту фразу Елены услышал вошедший Парис. Лаодика ойкнула, с ужасом глядя на брата. Елена улыбнулась ей:
        - Не бойся Париса, он знает, что такое любовь.
        Глядя вслед убегающей сестре, Парис нахмурился:
        - Говорят, на нее так глазел этот ахеец Акамант!
        - Так же, как ты на меня в Спарте.
        - Вот этого я и боюсь.
        - Чего? Того, что Акамант сманит Лаодику, как ты меня?
        - Ты с ума сошла, помогать в таком деле Лаодике?! Своей судьбы мало? Хочешь, чтобы и Лаодика жила так же, не имея права вернуться домой и прямо смотреть людям в глаза? Ты хоть понимаешь, что это за поступок - бежать от мужа к любовнику? Как назовут такую женщину?
        Парис замер, наткнувшись на взгляд Елены.
        - Ты о ком сейчас, Парис? Обо мне?
        - Да нет, я так… Приам ни за что не простит дочь за такой поступок.
        - Почему? Он же простил меня.
        - Ну, ты это ты… А Лаодика дочь царя Трои Приама, и она должна быть честной!
        Елена замерла. Вот он все и сказал. Как бы ни восхищались ее красотой в Трое, как бы ни приветствовали, но осуждали. Для всех она прежде всего даже не красавица, а неверная жена, сбежавшая от мужа с любовником! Даже для самого Париса. Потому и хвалится перед приятелями. Мелькнула мысль, что Гектору никогда бы не пришло в голову хвалиться Андромахой.
        Но верная себе, Елена тут же эту мысль отбросила, чем тут хвалиться? Стройная, сильная, и все? Было бы чем, хвалился бы.
        Париса позвали, и он ушел, а мысли Елены все вертелись вокруг этого разговора. Ее осуждают… Как могут эти людишки осуждать ее, спартанскую царицу, самую красивую женщину?! Да не осуждают, а завидуют! Мужчины просто завидуют Парису, что она предпочла его, а женщины, понятно, самой Елене, у кого еще такие глаза, такая шея, такая грудь… и все остальное? И из зависти делают вид, что они лучше. Чем лучше-то? Как могут говорить о недостойности ее поведения те, кто сам такого не испытал?
        И вдруг Елене очень захотелось, чтобы и Лаодика тоже утонула в любовных объятиях, чтобы тоже бросила мужа и бежала с тем, от кого потеряла голову! Вот тогда ни один человек во дворце Приама не сможет кинуть в сторону самой Елены осуждающий взгляд. Лаодику считают образцом верности и чести, выше только недоступная Андромаха, но та такая строгая…
        Эфра, видно, догадалась о раздумьях Елены, тревожно пригляделась к своей несостоявшейся невестке:
        - Что ты задумала? Помочь бежать и Лаодике? Ты сделала глупость, за которую еще долго будешь расплачиваться, зачем толкать на такую же Лаодику?
        Елена вдруг упрямо тряхнула головой:
        - Я хочу, чтобы Лаодика ушла с любимым и была счастлива!
        - Ты думаешь, будет?
        - Будет! Не всем такое счастье, как мне. Хоть кто-то должен же быть счастливым.
        - Ценой чужого несчастья?
        - Пусть даже так!
        Эфра только покачала головой. Ничему Елену жизнь не научила, и научит ли?
        Но на мать Тесея Елена давно не обращала никакого внимания, что может посоветовать старуха, которая давно забыла, что такое вожделение? Климена с удовольствием выполнила поручение, и уже через день Акамант со всяческими предосторожностями был приведен в дом Париса и Елены. С такими же предосторожностями пришла и Лаодика.
        Теперь Елена знала одно: больше эта дочь Приама осуждать ее не посмеет, она сама таяла в объятиях другого.
        Но еще встреч не случилось, либо они были, но Елена об этом не узнала. Зато о разговоре попросил… Гектор! Елена, раньше желавшая встречи ради Париса, теперь нервничала, в Трое Менелай, Гектор с самого начала настаивал на возвращении Елены, неужели разговор пойдет именно об этом?
        - Елена, я хочу серьезно поговорить с тобой.
        - Ты снизошел до того, чтобы беседовать со шлюхой, Гектор?
        - Если надеешься, что я изменил свое мнение о тебе, то зря. Но сейчас во многом от тебя зависит спокойствие моего города, моей семьи, поэтому я готов даже преклонить перед тобой колени, если это поможет, конечно.
        Елена была потрясена, Гектор, который откровенно презирал и ненавидел ее, заговорил о мольбе?!
        - Колени преклонять ни к чему. Я прекрасно понимаю, о чем ты поведешь речь, Гектор. Хочешь, чтобы я вернулась к мужу? Я согласна.
        - Я встречался с Менелаем. Он обещал не только не наказывать тебя, но и не вспоминать о побеге.
        Лучше бы он этого не говорил, в Елене взыграла строптивая женщина, красавица презрительно дернула плечиком:
        - Обещал не наказывать! Да он должен быть счастлив, если я вообще пожелаю возвращаться!
        Гектор только покачал головой, только что перед ним стояла нормальная, разумная женщина, и в один миг она превратилась в надменную фурию, которую очень хотелось если не ударить, то оскорбить. И как Менелай может жить с такой?! Радоваться бы тому, что дурак Парис ее украл.
        Заметив изменившийся взгляд Гектора, Елена сникла.
        - Я готова вернуться, Гектор, и не боюсь получить то, что заслужила, но будет против Парис.
        Царевич с изумлением смотрел на нее.
        - Елена, в тебе словно две совершенно разные женщины. Иногда тебя хочется просто ударить.
        Та рассмеялась:
        - Ударь, это хоть будет откровенным проявлением чувств троянцев ко мне.
        Голубые глаза снова смотрели с откровенным вызовом, почти оскорбляя.
        - Дождешься! - сквозь зубы прошипел Гектор. - Не скрою, что желал бы скорейшего твоего возвращения в Спарту в любом качестве и не только из-за угрозы войны со стороны ахейцев. Ты подаешь дурной пример всем в Трое, и мужчинам, и женщинам.
        - Ну так убеди своего братца вернуть меня мужу.
        - Я никогда не спрашивал тебя, но теперь спрошу. Почему ты бежала с Парисом? Неужели он действительно красивее и лучше всех виденных тобой мужчин?
        Елена задумалась.
        - Это было словно наваждение. Как во сне, не видела никого, кроме Париса, не хотела никого и обо всех забыла, не только о муже, но и о дочери…
        Гектор фыркнул:
        - И от забывчивости прихватила из дворца все, что можно?
        Женщина поморщилась:
        - Я, конечно, люблю золото и украшения, но не до такой степени, ты зря упрекаешь. Это Парис с его людьми.
        - А ты, конечно, не хотела?
        - Можешь думать что хочешь, мне тогда побрякушки не были нужны.
        - Но они стали препоной сейчас! Может, Парис тебя и вернул бы, а вот золото из сундуков Менелая вернуть не согласен, к тому же многое уже потратил.
        - А… Менелай требует?
        - Он должен это сделать, иначе не будет смыто оскорбление. Парис должен еще и добавить свое за обиду.
        Елена вдруг вскинула глаза на Гектора:
        - Помоги мне встретиться с Менелаем. Он откажется от своих требований, заберет только меня. Я скажу мужу, где он может взять куда большие богатства, чем те, что украл Парис. Это секрет моего отца…
        - Я постараюсь. Рад убедиться, что ты все же разумная женщина.
        Елена усмехнулась:
        - Я впервые услышала от тебя добрые слова.
        - Заслужила. Я скажу отцу, что ты согласна? Они ждут твоего решения - Приам и Менелай.
        Елена кивнула, подумав, что Гектор ни слова не сказал о Парисе, словно тот и ни при чем.
        Елена спешила в мегарон по зову Приама. Она знала, что именно спросит царь и знала, что ответит. Приехал муж и требует обратно похищенную супругу. Елена уже ответила Гектору, что согласна вернуться, наверняка тот сообщил о согласии Менелаю. Конечно, будет против Парис, ведь возвращать придется не только красавицу жену, но и золото. Елена подозревала, что лишаться второго царевичу куда тяжелее, он уже много потратил, живя на широкую ногу. Теперь надеялся только на то, что его не дадут в обиду, а еще на несогласие самой Елены возвращаться, Парис не знал о ее разговоре с Гектором.
        Но самой Елене уже безразличны чувства недавно горячо любимого нового супруга, они уже надоели друг другу и теперь каждый день вместе, как наказание. Любовь, обещанная Афродитой, не стала для Париса счастьем, но отдавать Елену он все равно не готов.
        Елена едва сдерживалась, чтобы не бежать, но шла очень быстрым шагом. И вдруг… Все важное в этой жизни происходит вдруг! Она остановилась так резко, что спешившая следом Климена даже налетела на хозяйку и испуганно замерла, ожидая резкого выговора или вообще пощечины. Но той было все равно.
        Нет, этого не могло быть! Не должно! Всегда было не так, все четыре раза, когда она вынашивала и рожала детей от Агамемнона и Менелая, она задолго до шевеления ребенка знала о беременности… Нет, нет… это ошибка, просто слишком быстро шла… съела что-то вчера… Но новый толчок внутри еще раз подтвердил, что жизнь зародилась и сдаваться не собирается! Вот почему увеличилась талия и начала оплывать фигура. Несколько мгновений Елена стояла, в ужасе прижимая руки к животу. Она беременна от Париса, в этом сомнений быть не может. Или… О, боги! Только не от Приама!
        Но сейчас об этом не думалось, от кого бы то ни было, это ребенок не Менелая, слишком давно Елена бежала из дома, чтобы носить его дитя. Она невольно опустилась на каменную скамью, из глаз хлынули слезы. Даже когда была беременна первой дочерью, не оказывалась в таком положении или была слишком юной, чтобы что-то понимать. Теперь этот ребенок просто отсекал всякую возможность вернуться домой… До его рождения еще много месяцев, столько ждать Менелай не сможет, а вернуться в Спарту с пузом или новорожденным не сможет она сама. Да и муж не каменный, разве он простит чужого ребенка в своем доме? Мало ему позора из-за побега?
        Климена испуганно присела перед хозяйкой:
        - Тебе плохо, госпожа?
        По лицу Елены катились крупные слезы, зародившаяся в ней жизнь навсегда отсекала ее от Спарты, лишала возможности вернуться домой.
        - Пойдем, - женщина поднялась, опираясь на руку сестры Пирифоя.
        Ей удалось взять себя в руки, и в сам мегарон Елена вошла уже почти спокойной. Чувствовалось, что до ее прихода спорили. Парис стоял возбужденный, готовый едва ли не кинуться с кулаками на Гектора.
        - А вот мы и спросим саму Елену, как она решит! - слова Гектора заставили всех повернуться к виновнице происходящего.
        На мгновение она замерла, и без слов было ясно, что Гектор схлестнулся с Парисом серьезно, он, видно, настаивал на возвращении беглой жены, Приам колебался, склоняясь к такому же решению, но были против Парис и почему-то Гекуба. Это ясно по тому, как стоял Парис, он словно подобрался ближе под крылышко матери. Мелькнула мысль: ей-то зачем, неужели так жалко Париса? Совсем недавно Елена сказала бы, что готова вернуться назад, чтобы не доставлять неприятностей столь многим. Но теперь…
        Она опустила голову, мысленно прося прощения у всех - у Менелая, Гектора, Акаманта, даже у Лаодики… потом подошла к Парису и встала рядом:
        - Я останусь с новым мужем.
        Гектор даже не смог ничего вымолвить в первый момент, зато Парис взвыл:
        - Я же говорил, я говорил!
        Старший брат помотал головой:
        - Еще и одна клепсидра не успела пролиться, как ты изменила решение, может, снова сменишь?
        На глазах Елены заблестели слезы:
        - Нет, не изменю. Я буду с Парисом.
        Удивленно смотрел и Приам, видно, знал о разговоре Гектора с Еленой и ее обещании вернуться. Но что мог поделать даже царь, если против него ополчилась собственная супруга? Гекуба взяла все в свои руки:
        - Елена останется в Илионе! А ахейцы пусть отправляются обратно ни с чем!
        Приам повернулся к жене:
        - Ты хоть понимаешь, что это война?
        - Ты боишься ахейцев?
        Неизвестно, чем закончился бы спор, но в мегарон почти вбежала Кассандра. Волосы девушки растрепались, голос почти срывался на крик:
        - Елена должна уехать! Если она останется, Троя погибнет! Она должна уехать!
        Гекуба поморщилась:
        - Если тебя слушать, то Троя должна погибать ежедневно, но она до сих пор стоит и еще тысячу лет стоять будет! Успокойся.
        Девушка оглянулась и вдруг опустилась на пол, в отчаянии шепча:
        - Вы мне не верите… ну почему вы мне не верите?! - Ее голос снова поднялся почти до крика.
        Гектор присел рядом, стал гладить волосы, успокаивая:
        - Успокойся, Кассандра, слышишь, успокойся.
        Брат помог сестре подняться с пола, прижал к себе:
        - Помнишь, я обещал тебе, что пока я жив, ничего страшного не случится?
        И она снова повторила то же самое:
        - Пока ты жив, Гектор…
        А он опять рассмеялся:
        - Я тебе уже говорил, что пока никому еще не удавалось убить меня.
        Шутка вышла мрачной, но она позволила брату увести сестру из мегарона. И все же он не удержался, чтобы проходя мимо, не бросить Елене:
        - Все же прельстилась обещаниями Париса?
        - Я беременна… - тихо ответила та.
        - А вчера ты этого не знала?
        - Даже сегодня не знала.
        - Лгунья!
        Вот и Гектор мне больше никогда не поверит… - Мысль была какой-то отстраненной. Зато ее ответ услышал Парис, возмутился:
        - Почему о своей беременности ты говоришь не мне, а моему брату?!
        - Я только что поняла…
        Парис взвыл на весь мегарон:
        - У Елены будет ребенок от меня! Как можно отправить этому варвару мою жену с моим ребенком?!
        Взгляд Гекубы был слишком внимательным, заметно, что она что-то прикидывала. В другое время Елена не преминула бы усмехнуться, но сейчас не до того. Отведя Кассандру, вернулся Гектор, оглядел всех невеселым взглядом и усмехнулся:
        - Ну, так что мне ответить Менелаю? Что похищенная Парисом Елена остается в Трое? А о ее беременности говорить или его это не касается? - Гектор насмешливо посмотрел на брата и добавил: - Или, может, касается?
        Тот возмутился:
        - Не может касаться!
        - Ты думаешь? Ты вообще уверен, что ребенок твой?
        Приам резко оборвал этот разговор:
        - Гектор, Елена остается в Трое и будет жить с Парисом. Ребенок не может быть от Менелая, слишком много прошло времени.
        Гектору очень хотелось спросить: не потому ли так сразу поменял свое решение Приам, совсем недавно, как и Елена, готовый согласиться на требование Менелая, что надеется, что дитя его? Но встретился взглядом с матерью и прикусил язык.
        Менелай почти недоуменно вскинул глаза на Гектора:
        - Гектор, это война. Ты понимаешь, что это война?
        - У тебя не хватит сил против Трои, Приам уверен, да и ты сам это понимаешь. Даже вместе с братом не хватит.
        - Я подниму всех ахейских царей.
        - Из-за женщины?
        - Из-за Елены. Ты забыл, что она самая красивая женщина.
        Гектор заметно поморщился, как бы говоря, что даже такая не стоит, чтобы за нее воевать.
        - К тому же почти все цари были ее женихами и давали клятву Зевсу, что будут блюсти мою честь и помогать мне.
        Он ждал, что Гектор усомнится в готовности действительно поддержать, но тот сказал совсем другое:
        - Менелай, твоя жена сама отказалась возвращаться… Она беременна от Париса.
        И тут он увидел Артрида, лицо Менелая стало каменным, а глаза почему-то светлыми:
        - Тогда я верну ее силой! Париса оскоплю у нее на виду и оставлю на съедение собакам, а их выродка разорву на части!
        И столько в этих словах было ненависти, что Гектор содрогнулся. Сам не раз убивавший и калечивший, знавший, что такое ненависть и желание разорвать на части, он испытал ужас от полыхнувшей от Менелая ненависти. Говорить больше не о чем. Впереди война, и она будет жестокой…
        Гектору хотелось удушить Елену своими руками, но он понимал, что теперь уже поздно, теперь Артриды будут мстить по-настоящему. Конечно, Гектор мог бы приказать схватить Менелая или потопить его корабли сразу после выхода в море, но он этого не сделал, Менелай имел право мстить за оскорбление, тем более сначала сделал попытку все решить по-хорошему, даже пошел на дополнительное унижение.
        Парис ожидал брата неподалеку от дома Антенора.
        - Ну что? Что он сказал?
        Старший брат поморщился:
        - Что тебя кастрирует, а ее вернет силой.
        Вспомнив рослую, сильную фигуру бывшего мужа Елены, Парис ощутил холодок на спине.
        - Ты сказал ему, что Елена сама не хочет, что она ждет ребенка?
        - Уйди…
        - Я люблю ее… - почти прошептал вслед уходившему брату Парис.
        Гектор обернулся, прошипел в лицо:
        - Ты бы, кроме любви еще и головой думал! Мало ли кого я люблю!
        - Елена, они уезжают!
        Женщина вскинула на подругу свои большущие глаза, глядевшие совершенно спокойно:
        - А ты?
        - Я? - растерялась Лаодика. - Я не знаю… а ты?
        - Ну, я, как видишь, остаюсь, иначе была бы на корабле Менелая. Ты-то почему остаешься, а не бежишь к своему Акаманту? Он звал тебя с собой?
        - Звал. Елена, - Лаодика вцепилась в ее руку, - давай сбежим вместе? Давай?
        На мгновение Елене очень захотелось так и сделать, накинуть на голову покрывало поплотнее и броситься вместе с юной подругой к пристани. Их действительно не остановили бы, едва ли кому-то пришло в голову, что это две беглянки. Даже глаза у женщины загорелись, но внутри настойчиво толкнулся ребенок, и она сникла.
        - Беги ты, я беременна…
        - Я… тоже, - прошептала Лаодика.
        - Что?!
        Та закивала головой:
        - Да.
        - Тем более беги!
        Лаодика стояла, широко раскрыв глаза и возбужденно дыша, казалось, еще мгновение, и она действительно побежит, но в эту минуту в комнату заглянула Климена:
        - Госпожа, господин Геликаон спрашивает свою жену.
        Лаодика сникла, потом растерянно улыбнулась и, накинув покрывало, поспешила к мужу.
        Елена вздохнула, вон еще одна птичка осталась в клетке. Почему женщины не могут жить с тем, с кем хотят?
        Она поспешила на большой утес, с которого хорошо видны корабли, уходящие в Эгейское море. Да, там высоко, но высота не пугала Елену, сердце неудержимо тянуло ее посмотреть вслед ахейским парусам.
        Забираться было тяжело, сказывались жара и ее состояние. Интересно, почему пока не знала, что беременна, ничего не чувствовала, а теперь постоянно ощущает внутри себя этот шевелящийся комочек? Он беспокойный, ни один ребенок так не брыкался и не крутился.
        Женщина стояла на вершине скалы, заслонив глаза от солнца рукой и вглядываясь в даль, где уходили за горизонт паруса спартанских кораблей. Это удалялся ее муж вместе с надеждой вернуться домой.
        Паруса уже почти скрылись, а Елена все смотрела и смотрела вслед. Нет, ее мысли уже были далеки от уплывшего Менелая, бессмысленно размышлять о том, чего больше не вернуть, надо думать о том, как быть дальше. Теперь домом Елены будет Троя, а семьей семья Приама, где ее терпеть не могут. И в этом облаке зависти, ненависти, презрения предстояло не только выжить, но и вырастить детей.
        А для этого надо занять главенствующее положение! Это в Спарте она была царицей и ее слово было главным, здесь она супруга всего лишь царевича, и не самого старшего, не наследника, почти никого… Пока ее положение отличается от других, таких же, только необычностью появления и красотой. Но с необычностью смирятся, а красоту показывать просто не дадут, это не Менелай, рядом с которым супруга всегда сидела на пирах, у Париса пируют такие приятели, что сама не захочешь, а к Приаму не подпустит Гекуба.
        Вот ее главная соперница! Гекуба не позволит новой невестке подняться вровень с собой! Почему она не настояла на возвращении Елены, даже, наоборот, поддержала Париса, который без мамочки не рискнул бы чего-то требовать? Зачем ей такая соперница? Или Гекуба не считает Елену соперницей? Как победить царицу? Вдруг Елена усмехнулась, снова тронув свой живот: вот кто поможет! Приам согласился оставить сноху только потому, что надеется, что это дитя его… Этим надо воспользоваться. Если понадобится, я всех детей буду рожать от тебя, Приам! Кулачки Елены сжались, глаза загорелись, она вскинула голову: это выход. Она станет царицей Трои, но не с помощью глупого красавца Париса, а с помощью Приама.
        От принятого решения стало спокойней, оно было не слишком приятным, но другого не дано.
        Вдруг Елена услышала какое-то движение сзади, страх мгновенно сковал все тело, на самой вершине едва хватит места одной, сбросить ее оттуда не составит никакого труда. Кто это?!
        Обернувшись, Елена увидела карабкающуюся Кассандру, и ей стало совсем плохо. Одного взгляда, брошенного вниз на камни, хватило, чтобы понять, как близка гибель. Мелькнула мысль: царица… Приам… вот она, смерть! И никто не сможет обвинить полоумную царевну, мол, была неосторожной…
        Но, похоже, и Кассандра не ожидала никого увидеть на самом верху. Она остановилась в недоумении:
        - Что ты здесь делаешь?
        - А ты?
        - Я всегда провожаю корабли.
        - И я тоже, - чуть усмехнулась Елена.
        Кассандра кинула взгляд на едва заметные на горизонте паруса спартанских кораблей, усмехнулась:
        - Твой муж уплыл… а что же ты не отправилась за ним?
        - Мой муж остался во дворце.
        - Надеешься стать царицей Трои? Гекуба не позволит…
        Она едва успела договорить, из-под ее ноги вдруг выскользнул камешек и… в следующее мгновение, заскользив на других, сорвалась и сама Кассандра! Елена не поняла, как успела ухватиться за тунику девушки, упав при этом на колени. Теперь она лежала на самом верху обрыва, а Кассандра висела у нее в руке, и ткань туники уже трещала, готовая порваться.
        - Схватись за руку обеими руками!
        - Отпусти меня, сама погибнешь, отпусти…
        - Держись за мою руку, я тебе сказала! - Елена буквально зарычала на девчонку. Та перепуганно вцепилась в запястье женщины. Осторожно подтягивая ее наверх, Елена молила только об одном, чтобы эта дуреха не отпустила руку в последний миг. А еще, чтобы не дернулась, потому что иначе вниз полетят обе.
        - Держись крепче, я тебя вытяну… Не дергайся, пока не почувствуешь под ногами хорошую опору, иначе полетим вместе. - Голос совершенно спокоен, словно и нет ужасающего положения.
        Глаза девчонки, сначала бывшие никакими от ужаса, приходили в нормальное состояние, в них появилась мысль. Она действительно осторожно нащупывала ногами опору на камнях. Минуты показались вечностью. Вытаскивать Кассандру пришлось осторожно, потому что места на вершине было очень мало и можно попросту самой оказаться в таком же положении, только по другую сторону.
        Когда наконец девушка смогла перевалить через край и улечься на скалу всем телом, Елена почувствовала, что еще нескольких мгновений она уже не выдержала бы. Они отползли от края прочь и долго сидели, все также бездумно глядя вдаль, не в силах ничего говорить.
        - Зачем ты меня вытащила?
        - Нужно было помочь упасть?
        - Ты могла погибнуть и сама…
        - А ты оставила бы меня в беде?
        Кассандра прошептала:
        - Не знаю… теперь нет.
        Хорошо хоть так, - мысленно усмехнулась Елена.
        - Пойдем, у меня есть заживляющие мази, меня Энона научила делать…
        Елена вспомнила, что Энона бывшая жена Париса, и снова усмехнулась. Их руки и ноги действительно были в ссадинах, кое-какие даже кровоточили.
        А внизу их уже ждали, Парис изумленно уставился на ободранную жену:
        - Что с тобой?!
        Кассандра только открыла рот, чтобы сказать, что Елена ее спасла, как та пожала плечами:
        - Неосторожно спускались. Покатились обе, теперь надо залечивать ссадины.
        Немного погодя, Кассандра тихо поинтересовалась:
        - Почему ты не сказала, что спасла меня?
        - Зачем? Мне не нужна слава спасительницы.
        - Мне не говорить?
        - Не стоит. И мази у меня тоже есть.
        Кассандра удивленно смотрела вслед красавице, странная все же эта Елена… И чего она нашла в этом самовлюбленном дураке Парисе? С Гектором можно было бы сбежать, а с этим?..
        ВПЕРЕДИ ВОЙНА
        Старый Нестор встретил Агамемнона достаточно приветливо, чтобы не обидеть, но не настолько, чтобы дать понять, что рад. Но царь Микен другого и не ждал, они никогда не были друзьями, а прибыл Агамемнон сугубо по делу, причем такому, о котором никому лучше не кричать. Видно, это понял и царь Пилоса, кивнул, чтобы гость садился на скамью, а потом - рабу, чтобы наполнил чаши:
        - Оставь кувшин, я потом налью сам. И проследи, чтобы нам не мешали.
        Раб молча удалился.
        Теперь Нестор обратился уже к гостю:
        - Я не приглашаю тебя в ванну и не зову к трапезе, это можно сделать после беседы. Ты, как я вижу, торопишься, а ко мне должны прийти гости, при которых ты едва ли станешь разговаривать открыто.
        - Ты все верно понял, Нестор, мне нужен разговор наедине, и я постараюсь уйти раньше, чем придут твои гости.
        - Возьми вино, в этом году был хороший урожай.
        Агамемнон едва отхлебнул и тут же поставил чашу на столик. Он был напряжен, даже на подушки не откинулся.
        - Ты знаешь об обиде, нанесенной троянцем моему брату. Ахейцы не должны стерпеть такого оскорбления.
        Нестор долго, очень долго смотрел в лицо Агамемнона, и тот глаз не отвел.
        - Хм… зачем ты хочешь идти на Приама? Ты не из тех, кто даже ради самой красивой груди в Элладе способен сделать хоть шаг, и я помню, что ты только что побывал в Трое. Что ты там увидел, Агамемнон?
        - Элладу… от восточного края Геллеспонта до Итаки.
        И снова был долгий взгляд глаза в глаза.
        - У нас больше нет Геракла, Агамемнон, а флот и армия Приама слишком сильны.
        - Для одного - да, но если все ахейцы…
        Нестор покачал головой:
        - Объединить всех ахейских царей ради чего-то… К тому же Приам может вернуть красотку мужу, тогда как? Мстить за прошлую обиду?
        - Не вернет. А почти все ахейские цари давали клятву Тиндарею защищать честь будущего мужа Елены.
        Нестора больше заинтересовала первая фраза:
        - Почему ты уверен, что не вернет?
        - Две причины. Во-первых, Менелай поспешил, он отправился к Приаму на одном корабле без помощи, во-вторых, Парис вместе с Еленой увез столько золота, что его-то возвращать совсем не захочется. Я знаком с этим раскрашенным фазаном, он будет противиться до последнего.
        - Хорошо, оставим повод. Скажи о причинах. Разве нельзя договориться с Приамом, чтобы наши корабли свободно ходили по Геллеспонту и дальше?
        - Он хитер, он очень хитер, если будут корабли, будет и все остальное. Но дело не в этом, мы хотим на Восток, Приам хочет на Запад. Вокруг него только союзники, хетты войну закончили хотя бы на несколько лет, теперь можно заняться и Элладой. Нестор, или мы сейчас сокрушим Трою, или она по одному уничтожит наши царства. Крит купит, остальных возьмет по одиночке.
        - Ты уверен, что Приам хочет этого?
        - Скажи, зачем Гектор все время воюет, при том что сама Троада войн не ведет? К чему миролюбивому царю, окруженному союзниками и родственниками, а у него вокруг сплошь зятья и отцы его снох, такая конница и такой флот? Ему никто не угрожает, но у Трои невиданно мощные стены, и у Троады множество кораблей. Воины Троады ежегодно воюют в составе чужих армий.
        - Ждет тебя, - пожал плечами Нестор.
        - Или сам готовится. Мы должны опередить, Нестор. Сейчас есть повод, возможность собрать всех царей, иначе они не соберутся, ты же знаешь.
        И снова молчал царь Пилоса, потягивая вино. Снова ждал Агамемнон, понимая, что торопить нельзя.
        - Почему ты пришел ко мне, я не самый сильный царь.
        - Но самый старший и самый опытный, тебя послушают. Я сначала должен оставаться в стороне.
        - Сначала? - усмехнулся Нестор.
        - Я готов вообще быть последним! - быстро поправил себя микенский царь, но Нестора уже не обманул. И все же тот вздохнул:
        - Ты прав. Если это так, то ты прав. Хорошо, если твой брат не привезет свою жену, я помогу ему собрать ахейских царей. Расскажи мне о Трое. Только не о ее красотах, а о правителях. Приам стар, кто следующий.
        - Вообще-то, он готовит Гектора. Отличный воин, умен, благороден, единственный, против кого мне вовсе не хотелось бы воевать, но…
        - Почему же ты боишься нападения?
        - Гектор долго править не будет, он слишком много воюет и слишком многим мешает. Если не погибнет в бою, то помогут погибнуть. Следующий Деифоб, вот ему и понадобятся ахейские царства, тому мало Троады и дружбы с соседями.
        - А этот… Парис?
        Агамемнон махнул рукой:
        - Разряженный красавчик! Пастух, вдруг ставший царевичем, но оставшийся пастушком.
        - Это не твоя работа, что он украл Елену?
        По тому, как Агамемнон хлопнул себя по коленке, стало ясно, что руку-то он приложил, но чем-то недоволен. Действительно, микенский царь рассказал о своей задумке с гибелью Париса и выманиванием флота Троады в воды Арголиды.
        Нестор только покачал головой:
        - Вот чувствовал я, что не зря ты вдруг на свадьбу в Трою отправился! Хорошо, я помогу.
        Агамемнон не стал дожидаться появления гостей в доме Нестора и уехал. Правда, заметивший его коня Аякс Большой озабоченно кивнул Аяксу Маленькому:
        - Что у Нестора делает микенский царь?
        Этот же вопрос он задал и Нестору. Тот изумленно приподнял брови:
        - Где микенский царь? Неужели в моих землях, а ко мне не заехал?! Сейчас отправлю слуг разузнать!
        Одиссей ни за что бы не поверил, а вот двух Аяксов удалось быстро отвлечь двумя красивыми наложницами, черноволосыми, черноглазыми, с такими тонкими талиями, что их можно обхватить пальцами… Волоокие красотки напрочь выветрили из голов немало выпивших приятелей воспоминания о микенском царе, нужен им Агамемнон, когда у Нестора отличное вино и красивые пленницы с пышной грудью и горячими телами? Гости задержались во дворце до следующего утра, а утром заплатили немало золота за умелых красавиц. Агамемнон был забыт.
        Менелай почти не задержался в Спарте. Только отдал распоряжения и поспешил в Микены.
        Агамемнон смотрел на брата, пытаясь понять, чего от него ждать.
        - Ты пойдешь со мной на Приама?
        - Я - да, но думаю, не только я. Поднимай остальных.
        - Думаешь, получится?
        - Нестор обещал помочь, иди сначала к нему, потом к остальным.
        Клитемнестра возмущенно фыркнула:
        - Из-за неверной жены бросаться на другой край моря? Мало она тебе здесь рогов наставляла?
        Агамемнон сверкнул глазами на супругу:
        - Тебя никто не спрашивал, иди к себе в гинекей!
        - Я царица, и в своем доме! И я бы никогда не сделала того, что сделала Елена!
        - Тебя бы никто и красть не стал!
        Ответом был взгляд, полный ненависти.
        - Менелай, она убьет меня, если будет такая возможность, - усмехнулся Агамемнон вслед супруге.
        Если б он только знал, как окажется прав!
        Такого количества кораблей Авлида не видела никогда! Сотни судов пытались найти себе местечко на берегу неспокойного пролива Эвбея. Вода в проливе вела себя странно, она текла то в одну, то в другую сторону.
        Ахейские цари собрались на общий совет. С помощью Нестора Менелаю удалось убедить выступить в поход против Трои всех царей, когда-то дававших клятву Тиндарею. Даже пытавшийся схитрить Одиссей прибыл. Пока не присоединился только царь Крита Идоменей, но Агамемнон надеялся, что верность клятве окажется сильнее желания получить дорогие подарки от Приама. Зато с ними был Ахилл, равного которому по силе невозможно найти. Конечно, он не Геракл, но тоже не мал…
        Ахилл первым и не выдержал, он просто не мог ждать неизвестно чего и увел свои корабли грабить побережье Малой Азии, решив, что хуже не будет. Вместе с Ахиллом отправились и некоторые другие. Агамемнон злился: если каждый будет делать все, что ему вздумается, то Приама не победить никогда!
        Особенно тошно стало, когда выяснилось, что Ахилл сходил вполне успешно: разорили больше десятка городов, еще несколько сровняли с землей, набрали много золота, ценностей и красивых рабынь. Агамемнон досадовал, укол Приаму по южным землям получился чувствительным, но самому микенскому царю очень не нравилось, что вместе с Мизией воины Ахилла разоряли и его наследственные земли. Дело в том, что дед Артридов Пелопс когда-то правил в Лидии, и Агамемнон считал эти земли своими.
        Посчитав такое нападение пощечиной самому себе, а втайне попросту завидуя удачливости и силе Ахилла, Агамемнон объявил, что уходит и вернулся в Арголиду. Между братьями произошла серьезная размолвка, Менелай, не забывший, что ему нужно смыть позор от похищения жены и разорения дворца, требовал отплытия к Трое, а брат из-за обиды на чужую удачливость ушел, уведя за собой немало других!
        И снова пришлось старому Нестору убеждать и убеждать царей. Агамемнон согласился вернуться при условии, что он возглавит поход, и все будут подчиняться его воле. Нестору удалось убедить остальных, что так лучше. Ахилл, уже награбивший немало, согласился, добытого надолго хватит, а к Трое можно сходить ради развлечения. Геракл когда-то взял Трою, Ахилл, конечно, не Геракл, но мускулами играл хорошо…
        Обещал прибыть даже критский царь Идоменей, дары Приама показались недостаточными, они не смогли перевесить напоминание о клятве, данной Зевсу еще во времена сватовства к Елене. К тому же Приам дружил с прежним царем Катреем, а с Идоменеем завести крепкую дружбу с многочисленными дарами не успел, его опередил Агамемнон.
        Агамемнон говорил на общем совете твердо, но об оскорблении Менелая напомнил лишь вскользь, как о поводе для войны.
        - Приам продолжил то, что раньше делали цари Трои, они закрыли для ахейцев воды Понта Эвксинского (Черного моря)! Кроме того, ни одно царство Малой Азии: ни Мизия, ни Лидия, ни Дардания, ни Ликия, ни Кария, никто по велению того же царя Троады не торгует с ахейскими землями. Мы вынуждены привозить золото, серебро, изумруды, сапфиры, рубины, топазы, все издалека, хотя это не так далеко от нас! От этого их цена возрастает во много раз. Либо приходится грабить торговые корабли, за что потом нас и ругают. Конечно, можно обойтись и без красивых безделушек, но вы видите, что происходит. Смазливый мальчишка, обещая горы этих камней, сманил первую красавицу наших земель! Мы должны не только отомстить за похищение Елены, не только помочь Менелаю во сто крат вернуть украденное, но и добыть себе возможность возить через Понт Эвксинский не одно олово или медь, но и все, что мы захотим!
        Для того чтобы наши купцы смогли возить золото, красивые камни, пшеницу и многое другое с того берега Понта Эвксинского, мы должны взять Трою! Это нелегко и можно сделать только объединившись! Разделяться и воевать врозь каждый, где захочет, нельзя так мы ничего не добьемся.
        Ахилл усмехнулся:
        - Но мы удачно сходили! Ты просто завидуешь, что не пошел с нами.
        Царь Микен взъярился:
        - Я не грабить собрался, а сокрушить Трою! Если ты уложишь половину своих людей или погубишь половину кораблей и многие вместе с тобой, то Трои нам не взять, а за грабеж Приам скоро ответит тем же.
        - Ты так зол на Приама из-за Елены? - пробурчал Ахилл.
        - Я не зол на Приама, я хочу разрушить Трою! Трою, которая запирает для ахейцев Геллеспонт, а Приам просто так ее не отдаст.
        Нестор усмехнулся:
        - В ваших глазах, цари, жажда драки, крови и золота. Может, и правда стоит попробовать крепость стен Трои?
        Он решил, что обсуждений достаточно, цари вполне возбуждены разумной речью Агамемнона, пора выбирать предводителя, пока тот не сцепился себе во вред с Ахиллом.
        Все обошлось без ссор, довольно дружно выбрали Агамемнона. В Авлиду снова стали стягиваться суда, люди приводили в порядок оружие, делали запасы в ожидании попутного ветра. А вот его как раз и не было…
        Неудивительно, ведь Плеяды не видны, и до тех пор, пока они снова не появятся, всех ждут безделье и ссоры из-за него…
        Воины дружно костерили ветры, а мудрый Нестор качал головой:
        - Не просите богов о ветрах, они могут услышать ваши просьбы…
        Когда в Трою пришло известие о разгроме многих городов Мизии и Ликии, Приам помрачнел. Конечно, силы, которые привел Ахилл, были не столь сильны, чтобы выступить против Трои, но правители соседних царств уже смотрели в сторону Приама с вопросом: будет ли он защищать в ответ за верность?
        Пришлось отправлять туда войска, правда, Гектор пока оставался в Трое.
        Но пришлось и Гектору со своей знаменитой конницей покинуть Трою и отправиться на помощь теперь уже во Фракию к молодому царю Ресу, там со стороны Фессалии невесть откуда напали враги. Гектор с Ресом отбили противника, защитив столицу Фракии. Все это не нравилось Гектору, Артриды явно объявили войну, только начали ее не под крепкими стенами Трои, а рядом у соседей Троады, причем сразу с разных сторон. Умный Гектор понимал, что войны сразу по всем направлениям не выдержит даже Троя, хотя ахейского войска не боялся. Удивительно, но многие купцы и лазутчики доносили, что Артридам удалось собрать всех ахейских царей под руку Агамемнона. Вот кого надо бояться, а не Менелая, готового решить все мирно!
        ВОЙНА ЖЕНЩИН
        Гекуба, встретив Елену во дворце, неожиданно позвала к себе.
        - Мужчины будут воевать. Не из-за тебя, не обольщайся! - Царица зло блеснула глазами. - Сядь и слушай! Сядь, я сказала, я не терплю, чтобы кто-то был выше меня! Мужчины могут быть глупыми, им часто сильные руки, ноги и еще кое-что заменяют ум, но женщина, тем более женщина у власти, глупой быть не может.
        Царица прищурила глаза, вглядываясь не то в даль залива, не то в собственное прошлое. Скорее, во второе.
        - Едва ли Приам был бы до сих пор царем, если бы я не вмешивалась. Он думает, что правит, но делает все, как я скажу. Среди моих дочерей нет достаточно умных, способных заменить меня. Креуса слишком любит золото и занята только собой, Лаодика простовата, а Кассандра… сама знаешь… Умна Андромаха, но она столь честна, что и говорить противно. Эта не сумеет не то что убить кого-то, но и солгать мужу ради дела. Мне нужна такая, как ты, - хитрая, способная лечь под кого угодно ради своей выгоды…
        Гекуба жестом остановила Елену:
        - Не отрицай, я знаю, что ты спала с Приамом. И будешь спать с любым другим. Я не осуждаю, женщина у власти не может быть овечкой, она должна быть волчицей. Ты такая. Но ты враг. С самого начала враг. Я помню твоего родственника, который прибыл на свадьбу Гектора. У него дурное имя Амамнон.
        - Агамемнон, - невольно поправила Елена.
        - Все равно! Я видела, как он присматривается к Трое, мои люди следили за ним день и ночь. И за всеми его людьми тоже. Твое появление здесь - его придумка, и я готова признать, что очень хитрая…
        - Агамемнон не знает, что я бежала с Парисом.
        - Ты лжешь, - махнула рукой Гекуба, - но мне безразлично. Он рассказывал и рассказывал глупцу Парису о твоей красоте и очень обрадовался, когда я сказала, что мальчику пора посмотреть мир, в том числе посетить и Микены со Спартой. Куда смотрел твой муж, когда ты сбежала?
        - Его не было дома. Менелай отправился на тризну по их дедушке Катрею.
        - А тебя оставил одну развлекать гостей?
        - Мы поссорились.
        - Твой муж больший глупец, чем я думала, когда он явился сюда. Пожалуй, это даже не хитрый ход его брата, а собственная глупость Менелая… Но это все равно.
        Тут Елена догадалась:
        - Это ты не позволила вернуть меня?!
        - Конечно. Парис сам не рискнул бы противостоять отцу.
        - Но почему, Гекуба?! Ведь если бы я вернулась, то войны можно было избежать.
        - Зачем? Агамемнон хотел войну, он ее получит! А Илион? Он ему не по зубам, у ахейцев нет Геракла, остальные слабы. Илион можно взять только хитростью, но не той, какая у твоего родственника, это женская хитрость.
        - Чего ты хочешь от меня? У меня нет связи с Агамемноном, чтобы сказать ему о тщетности попыток. Я по своей воле осталась в Трое…
        - Я хочу, чтобы ты поняла - все в Трое подчиняется моей власти, моей, а не Приама! И никогда, ты слышишь, никогда не пыталась со мной бороться.
        Елена едва сдержалась, чтобы не фыркнуть, мол, дай только время, старая ведьма! Но она лишь вздохнула:
        - У меня другие заботы, Гекуба, я жду ребенка…
        Елена заметила, что во дворце, где жили Гектор с Андромахой, поднялась суета. Понятно, жена наследника рожает. Как бы ни относилась Елена к Андромахе, она все же озаботилась, но сведения были неутешительными. Молодая женщина никак не могла разродиться. Шли час за часом, вокруг говорили, что она держится хорошо, почти не кричит, хотя очень мучается, в воздухе повисло напряжение.
        Утром к Елене примчалась Лаодика, глаза ее были испуганно округлены, губы тряслись. Елена даже подумала, что с Андромахой что-то случилось.
        - Елена, она никак не может разродиться, представляешь?! Уже принесли все положенные жертвы, даже много больше, чем обычно, все окурили благовониями, и ничего! Послали за колдуньей с Иды, говорят, ее знает жена Париса… ой, бывшая жена Париса Энона. Неужели все женщины так? Я боюсь…
        - Не все, ты прекрасно это знаешь, ведь столько раз рожали те, с кем ты знакома, и твои сестры тоже.
        - А ты? Как ты рожала?
        Елене очень хотелось сказать, что легко, но она решила не болтать лишнего, кто знает, как будет на этот раз? Только пожала плечами.
        - Ну и что, пришла эта колдунья?
        - Да, пришла, там сейчас! Пойдем, посмотрим?
        Вообще-то не стоило двум беременным женщинам ходить туда, где уже вторые сутки мучилась третья и куда даже позвали колдунью. Но любопытство взяло верх, они все же отправились.
        Не выдержав мучений, Андромаха уже кричала, видно, боль была слишком сильной. Елена увидела и колдунью, старая, но еще крепкая женщина со странным взглядом что-то настойчиво говорила жрецу, тот отрицательно качал головой. И вдруг она повернулась к подошедшим Елене и Лаодике:
        - Кто из вас может мне помочь?
        - В… в чем? - перепугалась Лаодика.
        - Мне нужна грешница, неверная жена.
        На мгновение установилось молчание, Лаодика в ужасе смотрела на колдунью. Выручила ее Елена, усмехнувшись:
        - Ну, уж хуже меня не найти!
        - Пойдем, - кивнула старуха и шагнула в комнату, где мучилась Андромаха. Почему-то Елена покорно отправилась за ней.
        - Пошли все прочь! - распорядилась колдунья многочисленным служанкам. - Только воду и простыни оставьте!
        Девушки и женщины подчинились с видимым удовольствием, смотреть на измученную Андромаху не было сил. Та лежала бледная, как сами простыни, с крупными каплями пота на лбу, широко раскрытыми мало что понимающими глазами и только тихо стонала, сил кричать у нее уже больше не осталось.
        - Сейчас или мы выдавим ее ребенка, или они умрут обе, - кивнула на роженицу старуха. - Постарайся, иначе нас с тобой обеих обвинят в ее смерти.
        - Да уж, - вздохнула Елена.
        - Тужься! - скомандовала Андромахе колдунья. - Собери все силы и тужься!
        Она сложила одну из простыней в полосу, приложила ее к верху живота роженицы и, подав концы вставшей у ее ног Елене, также резко скомандовала:
        - Как скажу, тяни! - И снова взялась за едва живую Андромаху: - Собери все силы, осталось чуть-чуть.
        - Не… могу… - прошептала та.
        Старуха дала ей глотнуть чего-то принесенного с собой в маленькой выдолбленной тыковке. По запаху Елена поняла, что это дурманящая настойка.
        Андромаха перестала стонать, видно, от напитка боль чуть стихла, но это спокойствие совсем не понравилось старухе:
        - Как бы не заснула.
        Она била женщину по щекам, требуя одного и того же: тужиться!
        Сколько прошло времени, Елена не могла бы сказать, но вот она почувствовала, что внутри у Андромахи что-то произошло, поняла это и старуха:
        - Тяни!
        Когда раздался первый крик крохотной девочки, с Елены тоже пот катил градом, а вся ее одежда была в крови. Перевязав пуповину и перерезав ее, они вдвоем обмыли ребенка и замотали в простыню.
        - А как Андромаха? - вдруг осознала Елена.
        - Спит, - махнула рукой старуха.
        Елена откинула со взмокшего лба волосы и поняла, что выпачкала в крови и лицо. Старуха рассмеялась:
        - Это хорошая кровь, не бойся. Сегодня ты спасла целых две жизни. Иди, вымойся.
        - Ты тоже приходи ко мне во дворец вымыться. Я жена Париса.
        - Я знаю, - усмехнулась колдунья. - Отдай им ребенка. Андромаха будет спать до завтра, пусть войдут служанки, я скажу, что надо сделать.
        Елена так и вышла из комнаты - вся в крови, растрепанная и со свертком на руках.
        В большой комнате ее ждали все - Гекуба, Приам, Лаодика, множество другого народа. Елена протянула сверток Приаму:
        - Это твоя внучка, царь.
        Тот поморщился:
        - Так мучиться и родить девчонку…
        - Ты не справедлив, - не удержалась Гекуба. - Девочка красива.
        Все бросились разглядывать девочку, а Лаодика пробралась к Елене:
        - Ты вся в крови!
        - Да, пойдем, мне нужно вымыться.
        Елену покоробило, что никто не поинтересовался, жива ли мать новорожденной. Даже Лаодика не сразу сообразила:
        - А Андромаха?
        - Спит.
        Дома она с удовольствием погрузилась в теплую воду, смывая чужую кровь со своей кожи. Скоро и ей рожать, как все пройдет? Всех детей Елена рожала легко и быстро, дохаживая до последних минут и быстро возвращаясь к привычной жизни.
        Она категорически отказалась рассказывать Лаодике, что было в той комнате, ни к чему пугать бедолагу, итак слишком боялась.
        - Лаодика, не все так мучаются. Кроме того, теперь ты знаешь, что мы с колдуньей можем спасти, если понадобится.
        Потом она долго лежала, уставившись в потолок и пытаясь разобраться в самой себе. Что-то неуловимо изменилось, и произошло это именно сегодня. Разве можно было заставить ее проделывать то, что делала недавно в комнате Андромахи? Чтобы она помогала повитухе?! Для этого есть множество служанок! Выпачкаться в чужой крови, не испугаться вида новорожденного ребенка… Раньше ее и вопли-то слушать нельзя было бы заставить.
        А еще удивляло отношение к Лаодике, словно та младшая сестра, хотелось бедолагу успокоить, пригреть, приласкать. Эти чувства были для Елены новыми и чем-то приятными. Оказывается, заботиться о ком-то и помогать не менее приятно, чем получать подарки! Она тихо рассмеялась.
        Старуха пришла ближе к вечеру. Она была чисто одета, но поглядывала также странно. Молча осмотрев Елену, колдунья объявила:
        - Ты родишь своего сына легко и быстро, как и предыдущих четверых детей!
        Почему-то Елена даже не ужаснулась словам о четверых, ведь никто не знал, сколько у нее детей. Зато поинтересовалась другим:
        - А почему тебе была нужна неверная жена?
        - А мне все равно, я просто хотела, чтобы ты помогла.
        Глаза колдуньи смотрели лукаво.
        Она не стала брать у Гекубы плату за помощь и подарки тоже, махнула рукой:
        - Девочка долго не проживет, ее нить мойры почти доплели… Но у жены Гектора еще будут дети, и сыновья тоже.
        Гекуба недовольно поморщилась:
        - И каждый раз вот так?
        - Нет, следующие легче, хотя выживут немногие.
        - А эта?
        - Я же сказала: ее нить мойры почти доплели.
        Девочка действительно умерла на следующий день. Сама Андромаха тоже не сразу встала с постели, она была слаба и сильно переживала. Гекуба злилась, женщина казалась такой крепкой, если каждый раз будет так тяжело рожать да еще и полуживых детей, то что за наследники будут у Гектора?
        Следующей предстояло рожать Елене. Почувствовав первые движения внутри, она поспешила удалить всех ненужных людей из дома, ничего, правда, не объясняя, и отправила Климену за старухой. Но когда та пришла, в руках у Эфры уже был тугой сверточек с малышом, а сама мать лежала вымытая, поджидая родственников.
        Колдунья осмотрела мальчика, кивнула:
        - Все в порядке. И с тобой тоже.
        Теперь Климена отправилась с сообщением, что Елена родила сына, к царю и царице.
        Гекуба уставилась на нее:
        - Как родила?!
        - Родила сына, здоровый, крепкий…
        Приам с Гекубой сорвались с места. Они спешили во дворец Париса и Елены со всех ног.
        В спальне действительно лежала их невестка, вполне здоровая, как всегда прекрасная, никакого горячечного пота на лице, никаких растрепанных волос… а рядом туго спеленатый ребенок.
        Приам удивился:
        - Как же ты так быстро и тихо?
        - Я же не Андромаха, - пожала плечами виновница торжества. - Выбери имя сыну, царь.
        Гекуба только зубами заскрипела, поданный Еленой сверток и произнесенные слова недвусмысленно говорили Приаму, чьим сыном считает женщина новорожденного. Теперь Приама ни за что не убедишь, что это не его ребенок! Гекуба знала, что не его, недаром столько времени поила мужа всякой дрянью, чтобы не плодил детей по всей Троаде, но как такое сказать ему самому?
        Рождение Еленой сына и ее уверенность в причастности к этому Приама поставили Гекубу в трудное положение. Признать, что мальчишка может быть сыном царя, значит, признать и особые привилегии Елены. А сказать правду, что у царя уже давно не может быть детей, значит, поставить под удар себя. Конечно, придется делать первое, это Гекуба понимала хорошо. Но понимания в отношение к невестке теплоты не добавляло. Елена приобрела защиту царя и ненависть царицы одновременно. Теперь оставалось понять, что окажется сильнее.
        Лаодика примчалась следующей, ее глаза горели восторгом:
        - Елена, ты!.. А как же… как Андромаха?
        - Что Андромаха? Я же тебе говорила, что не все женщины мучаются, есть такие, как я, - рожают легко и безболезненно.
        - Ну да? - усомнилась молодая женщина.
        - Ты, главное, верь, тогда все будет по-твоему.
        - Ой, какой хорошенький! Похож на маму! А еще на Приама!
        Елена рассмеялась, а Гекуба, не успевшая уйти, снова заскрипела зубами. Зато оживился сам Приам:
        - Правда, похож?
        - Конечно, смотри, как морщит носик, прямо, как ты, когда собираешься чихнуть!
        - Неудивительно, ведь он же внук Приама! - не удержалась Гекуба.
        Елена чувствовала себя вдвойне победительницей. И хорошо, что Париса нет в Трое, они с Гектором во Фракии.
        Пришла и вставшая для такого случая с постели Андромаха. Осторожно наклонилась поцеловать лежавшую Елену, прошептала бледными губами:
        - Поздравляю тебя и желаю малышу здоровья.
        Глаза ее были полны слез.
        - Мне сказали, что ты спасала меня с дочкой. Благодарю.
        - Я только помогала, Андромаха. А ты еще родишь, не плачь. Старуха сказала, что у тебя еще будут дети, и сыновья тоже. Иди и ложись, я понимаю, как тебе трудно стоять.
        У Андромахи снова дрогнули губы:
        - Ты совсем не такая, как я о тебе думала… Ты добрая и… красивая!
        Лаодика взвилась:
        - Я всегда говорила, что Елена добрая и хорошая! Только вы с Кассандрой и Гектором не верили!
        Кассандрой… - поморщилась Елена. Эта сестра Париса мешала ей даже больше правильной Андромахи. Кассандра была неподкупна, она не поддавалась ни на какие улыбки и приветливые слова, на все один ответ: ты принесешь Трое беду! Даже после случая на скале мало что изменилось. Но Елена решила в такой хороший день не думать о полоумной дочери Приама, пусть себе…
        Лаодика стала приходить все чаще, она сидела рядом с ткацким станком, за которым работала Елена, и вышивала. Ее большой живот был уже хорошо заметен. Геликаон радовался, по всем приметам должен родиться сын, а у женщины сердце обливалось кровью - она-то знала, чей это будет ребенок! И единственной, кто мог догадываться об этом, была Елена. Теперь их связывала тайна.
        Нет, Лаодика не боялась, что Елена выдаст, но казалось, что теперь они сестры и обойтись друг без дружки не могут. Гекуба посматривала на дочь как-то странно, иногда Лаодике начинало казаться, что мать догадывается, но царица молчала.
        К Лаодике Елена испытывала смешанное чувство, с одной стороны, та была единственной, кто принял саму Елену, но царевна была и живым укором. Женщине очень хотелось, чтобы Лаодика тоже сбежала, тогда вокруг перестали бы коситься на жену Париса, но этого не произошло, и теперь царевна получалась примером того, как, даже без памяти влюбившись, можно остаться с мужем. Только к чему? Разве лучше жена, которая родит от другого, разве она меньше достойна осуждения?
        Первое время Елене очень хотелось открыто объявить о проступке Лаодики, но что-то заставило женщину промолчать. Жалела глупышку? И да, и нет. Восхищалась? Только не это! Елена считала глупостью ее поступок. Злорадствовала? Но чему, ведь молодая женщина жила воспоминаниями об одной-единственной встрече, как о самом главном дне своей жизни, не жалея ни о том, что он был, ни о том, что не сделала решительный шаг.
        Однажды она тихо сказала Елене, поглаживая свой живот:
        - Зато у меня есть вечное напоминание об этой короткой и горячей любви. Я буду любить его еще больше, чем любила его отца.
        Та едва сдержалась, чтобы не спросить, мол, и также долго? Но вовремя прикусила язык. Еще один враг в Трое ей совершенно ни к чему. Да и Лаодика в отличие от многих других существо безвредное, так и льнет к плечу старшей подруги. Удивительно только, что Гекуба не возражает.
        Однажды она осторожно поинтересовалась:
        - А ты часто вспоминаешь прошлое?
        Елена покачала головой:
        - Тех, кто часто думает о прошлом, боги лишают будущего. Жить надо тем, что есть и что будет, к чему думать о том, что изменить уже нельзя?
        - А вот я вспоминаю, - вздохнула Лаодика…
        В тот день Лаодика принялась рассказывать, почему пролив назвали Геллеспонтом.
        - Когда-то у Афаманта и Нефелы были двое детей - Гелла, что значит Солнечный лучик, и Фрикс - Дождик. Но Нефела, ее имя означает Облако, умерла, и мачеха, так часто бывает, - Лаодика подняла глаза от работы, чтобы удостовериться, что Елена с этим утверждением согласна, та лишь кивнула, мол, часто, - детей невзлюбила и принялась придумывать, как их тоже сжить со света.
        Вспомнив сложные судьбы многочисленных отпрысков Приама, рожденных предыдущими женами, Елена подумала, задумывалась ли Лаодика, как относилась к старшим братьям и сестрам ее собственная мать? Гекуба и как мать-то не подарок, а уж мачеха… Наверное, легче быть даже ее невесткой, чем падчерицей.
        - А однажды вокруг была страшная засуха, и мачеха сказала, что нужно принести детей в жертву. Тогда пойдет дождь, ведь это их умершая мать Нефела не желает проливать дождь. Но мать спасла своих детей, она привела с собой золоторунного барашка. Барашек был очень хорошенький и сильный, дети вскочили на его спину, и барашек понес их прочь от злой мачехи. Но вот добежал он до моря и бросился в бурные воды. Брат крепко держался за витые рога барашка, а сестра уцепилась за одежду брата. Барашек уже переплыл Эгейское море, но вот тут около Троады поднялись высокие волны! Одна такая сильно плеснула на золотого барашка, Гелла испугалась и выпустила край одежды, за которую держалась. Она утонула и с тех пор пролив называют Геллеспонтом - Путем Геллы.
        Чуть помолчав, Лаодика горестно добавила:
        - А брат даже не почувствовал гибели сестры, барашек унес его в другое море, оно там дальше, с тех пор все и гонялись за золотым руном. А как ты думаешь, это злая мачеха Ино наслала такие волны?
        - Конечно, - кивнула Елена, подумав, что Лаодика совсем еще девочка, хотя уже больше года замужем. Нет, сама Елена в ее возрасте и даже много моложе не была такой глупенькой и наивной. Хорошо, что царевна не сбежала с Акамантом, она просто погибла бы от угрызений совести из-за того, что оставила в Трое мужа, поступила плохо, опозорив свою семью, опечалила мать и отца. Да и Акаманту тоже, что с ней делать, неясно, сын Тесея похож на отца, тоже не большой любитель сидеть дома, стал бы мотаться по свету, оставив юную супругу переживать свой поступок.
        В очередной раз Лаодика пришла столь поникшая и горестная, что на нее было больно смотреть.
        - Что случилось?!
        Елена поймала себя на том, что относится к Лаодике, как к младшей сестренке, пожалуй, к Клитемнестре столь привязана не была, наоборот, они с сестрой терпеть друг дружку не могли. Даже к Пенелопе, с которой дружила, не испытывала таких чувств, как к этой жене-девочке.
        - Геликаон… - Лаодика всхлипнула.
        - Что?! Догадался?!
        - Он знал… У Геликаона не может быть детей…
        Елена обомлела:
        - И что?!
        Сквозь рыдания молодой женщины с трудом удалось разобрать, что муж ничего не имеет против рождения ребенка от другого, и даже от Акаманта!
        - Так чего же ты ревешь?!
        - Мне… перед ним стыдно-о-о… я столько времени лгала, а он знал об этом…
        Немного успокоившись, Лаодика все же рассказала, что выяснение отношений получилось нечаянно, но Геликаон задал всего один вопрос: почему она не сбежала, как Елена, и хотела бы уйти, если бы отпустил сейчас?
        - Ты… ушла бы? - осторожно заглянула в лицо Лаодике Елена. Почему-то показалось, что от ее ответа многое зависит в жизни.
        - Нет, - помотала та головой.
        - Почему, потому что Геликаон знает правду?
        - Нет, просто я поняла, что люблю мужа… А Акамант был только… только короткой любовью.
        - Ты сказала об этом Геликаону?
        Лаодика закивала головой без слов.
        - Тогда почему ты сейчас плачешь, ведь все хорошо? Муж согласен признать ребенка своим, он любит тебя, а ты его. Или не согласен?!
        - Согласен. Он никому не скажет о своей беде и моем поступке.
        - Тогда все хорошо. Ты родишь крепкого сына, и вы будете счастливы.
        Лаодика родила сына, и Геликаон никому не сказал, чей это ребенок.
        СТРАШНАЯ ЖЕРТВА
        И снова берега Авлиды увидели множество кораблей, а горы и леса были взбудоражены множеством людей. Дожидаясь всех и поджидая попутный ветер, уже собравшиеся охотились. Одна из таких охот едва не стала катастрофой.
        Агамемнон был доволен, он подстрелил очень резвую козочку, которая скакала по скалам так, словно это сама Артемида. Никому не удалось попасть в нее стрелой, а вот у царя Микен получилось, причем с первой попытки. По лагерю разнесся громогласный хохот микенского царя:
        - Так не смогла бы и сама Артемида!
        Сильный порыв ветра едва не погасил пламя костра, на котором жарилась та самая козочка. Всем стало не по себе, разве можно хвастать перед богами?!
        - Чего вы испугались? Того, что я упомянул Артемиду? Богов бояться - в море не ходить!
        От хохота царя стало не по себе даже его брату Менелаю, а прорицатель Калхас лишь покачал головой:
        - Агамемнон, ты можешь вызвать гнев Артемиды, за который потом дорого заплатишь.
        - Не каркай, как старый ворон перед бурей!
        В ближайшие дни ничего страшного не случилось, хотя присматривались и приглядывались к любому знамению. Стан немного успокоился. Совсем скоро сменится ветер (вообще-то уже пора бы смениться), и можно отправляться к Трое.
        Но прошла неделя, а ветер, не ослабевая, дул в сторону берега и не позволял кораблям ахейцев не только выйти в море, но и вообще отойти от берега. Снова вспомнилась обида, нанесенная Агамемноном Артемиде, начали поговаривать, что это и есть ее наказание.
        Прорицатель Калхас сидел перед очагом мрачнее тучи, он едва повернул косматую голову в сторону братьев Артридов, пришедших за советом. Оба царя топтались у входа, не решаясь пройти без позволения хозяина пещеры. Тот недовольно кивнул:
        - Проходите. - И без вопросов начал говорить сам. - Я тебя предупреждал, Агамемнон, что ты заплатишь дорогую цену за свои обидные слова против Артемиды.
        - Ну, и чего хочет богиня? Я готов принести в жертву двух лучших коней из своей колесницы.
        Калхас поднялся, накинутая на плечи шкура повисла до самой земли, Менелай невольно подумал, что годы сильно согнули старика, раньше так не висела… Голос прорицателя был хриплым:
        - Ты должен принести в жертву дочь, царь!
        - Что?!
        Калхас развел руками:
        - Или возвращайся обратно. Ты сильно обидел богиню.
        - Царскую дочь в жертву из-за какой-то козы?!
        - Ты кого козой зовешь, Артемиду?
        - Да убил я на охоте козу!
        - Не из-за убитого животного обида богини, а из-за твоего бахвальства. Тебе выбирать, Агамемнон, только пока не будет принесена в жертву царская дочь, корабли в море не выйдут.
        У царя руки сжались в кулаки, а лицо побелело.
        - Думай, завтра скажешь…
        Потом братья долго сидели на берегу, глядя на волны, накатывающие на камни и отбегающие обратно. Ветер по-прежнему был сильным и по-прежнему дул с моря.
        - Боги не прощают насмешки над ними, - вздохнул Менелай. - Если ветер не сменится, нужно распорядиться, чтобы каждый уходил, как может.
        - А корабли куда?
        - Не знаю.
        - Это не просто задержка в пути, это крах всего, Менелай. Если мы не сможем в ближайшее время выйти в море, то не сможем никогда. Авлида не то место, чтобы большое количество судов могло бы простоять здесь до следующих Плеяд почти полгода. Ахейского флота просто не будет, понимаешь? Я собрал здесь всех и всех же погублю.
        Потрясенный Менелай помолчал, потом вздохнул:
        - Но ты же не можешь принести в жертву Ифигению?
        - Не могу, - почти застонал Агамемнон, - но… принесу!
        - Что?! Лучше пусть Елена остается в Трое!
        - Дело не в моей мечте завоевать Трою или твоей вернуть Елену, это погубит всю Ахейю, всю! Не подошли только критяне, они и останутся хозяйничать в Эгейском море, а ахейцам погибель.
        - Я объясню все ахейцам, они поймут.
        - Что поймут? Что из-за гнева Артемиды на Агамемнона они останутся без кораблей, которые собирали с такими усилиями? Если бы все ограничилось презрением к тебе или мне, я бы махнул на все рукой, но я не могу позволить погибнуть Ахейе. Идоменей только и ждет, чтобы захватить власть над Великой Зеленью. И Приам своего не упустит. Нет, если дело только в моей жертве, то я ее принесу. Ифигения с Клитемнестрой неподалеку в стане, что у большого источника, надо отправить к ней слугу с вызовом к нам. Я напишу письмо.
        - Тебе не простят этого не только жена и дочь… Да и как ты ей скажешь, мол, приезжай, я принесу тебя в жертву?
        Клитемнестра не могла поверить своим глазам: Агамемнон просил Ифигению срочно приехать в лагерь, чтобы отдать ее замуж Ахиллу! Конечно, Ахилл уже известный герой, награбил в прошлом году столько, что хватит на десять царств, но у него есть жена дома! К тому же, кто решает такие вопросы так срочно? Свадьба старшей дочери не столь спешное дело, здесь нельзя торопиться.
        Она обратила внимание, что Агамемнон звал только Ифигению, не упоминая ее саму. Конечно, с мужем отношения совершенно разладились, но не до такой же степени, чтобы отодвинуть ее в вопросе замужества дочери!
        Клитемнестра решила ехать спешно и не идти сразу к Агамемнону, а поставить шатер и посмотреть, что там творится. Им давно бы пора выйти в море. Но ходили слухи, что Агамемнон чем-то обидел Артемиду и та наслала встречный ветер с моря, не позволявший вывести корабли из бухты.
        Ахилл откровенно скучал, в прошлом году он успешно пограбил прибрежные города Мизии, больше десятка сровнял с землей, столько же обчистил, успел большую часть добычи продать на рынках и вернуться в Авлиду. Многие завидовали, многие жалели, что не отправились с ним, а послушавшись Агамемнона, отправились по домам, чтобы собраться снова. Ахилл не хотел признаваться, что не рвался домой из-за супруги, которую откровенно не мог терпеть. Даже присутствие там сына не могло повлиять на это его нежелание.
        Теперь вот собрались, и что? Агамемнон умудрился обидеть Артемиду, та наслала встречный ветер, большой флот вытащен на берег, люди маются от безделья и начинают ссориться. Неужели Агамемнон не понимает, что если у стольких здоровых мужиков есть оружие и нет дела, они обязательно найдут приключения на свои задницы! Хорошо, если эти приключения будут направлены против других, а если внутри собственного войска? Еще полмесяца, и начнутся драки. А ветер не меняется… Старый Калхас что-то сказал Артридам, только вот что? Никто не знал.
        Вдруг Ахилл заметил новый шатер, стоящий чуть в стороне. Ого, судя по расцветке и знакам, это шатер царицы Микен. Не успел он подумать, что могло привести Клитемнестру в это сборище грубых мужчин, где место только рабыням, но никак не царицам, как из шатра вышла сама Клитемнестра. Мало того, увидев Ахилла, она радостно заулыбалась и замахала ему рукой. Не слишком привыкший к выражению радости от цариц, парень смутился. Но Клитемнестра подошла ближе и, все так же улыбаясь, принялась говорить совершенно немыслимые вещи:
        - Я очень рада, Ахилл, что Агамемнон выбрал тебя в мужья нашей дочери. Ифигения будет тебе хорошей женой. Она красива и умна, имеет добрый нрав и умеет быть вер…ной…
        Лицо Ахилла столь заметно вытянулось, что последние слова Клитемнестра договаривала, уже растерянно замедляя речь. Стало ясно, что предполагаемый жених ни сном ни духом не подозревает о готовящейся свадьбе!
        - Ахилл, Агамемнон ничего тебе не говорил о своем намерении отдать за тебя Ифигению?!
        - Нет, - честно ответил мирмидонский царь.
        - Что же замыслил Агамемнон? - в ужасе прошептала Клитемнестра.
        - А где он сам? Мои воины уже готовы попросту отправиться по домам, надоело сидеть и ждать неизвестно чего!
        Услышав голоса, из шатра вышла Ифигения. Ахилл глянул на юную девушку и пожалел, что у него уже есть жена, а отец этой красавицы Агамемнон. А с другой стороны к шатру уже подходили Менелай, Калхас и сам царь Микен.
        - Зачем ты позвал Ифигению, обещав отдать ее Ахиллу?
        За Агамемнона ответил прорицатель:
        - Артемида потребовала принести в жертву дочь Агамемнона.
        - Что?! - У Клитемнестры перехватило дыхание так, что она скорее прохрипела, чем спросила. Сама девушка тоже замерла, в ужасе раскрыв глаза. Ее принести в жертву?! И сделать это согласился отец?! Отец, который не мог налюбоваться своей дочерью-красавицей, который из любой поездки привозил ей столько красивых вещей, который постоянно твердил, что она будет самой красивой на земле…
        Первой опомнилась Клитемнестра. Она метнулась к Ахиллу:
        - Не допусти этого, заклинаю тебя!
        Клитемнестра обнимала колени Ахилла, обливая их слезами. Она не могла потерять дочь!
        Ахилл метнулся за своими доспехами, по пути крича, что не даст Агамемнону совершить такое! Агамемнон стоял белый, словно готовая к росписи стена, с трясущимися губами, не в силах вымолвить и слова. Но это был не конец.
        По стану мгновенно разнеслась новость о требовании богини, она подняла на ноги всех. Воины с оружием в руках бросились к шатру Агамемнона, где скрылись женщины и сам царь. Впереди бежал Одиссей. Если Агамемнон обидел Артемиду, то ему и приносить жертву. Иначе жертвами могут стать все остальные!
        Ахилл едва успел раньше остальных, он встал перед входом, заслонив собой шатер:
        - Я не впущу туда ни одного из вас! Чтобы взять Ифигению, вам придется сначала убить меня.
        Воины отступили, но выкрики не прекратились. Теперь кричали уже и мирмидоняне, они требовали от Ахилла отдать девчонку или распустить всех по домам!
        Клитемнестра с ужасом вслушивалась в шум за стенками шатра, все прекрасно понимали, что смять Ахилла и ворваться в шатер такой толпе ничего не стоит. И вдруг поднялась сидевшая на сундуке в углу Ифигения. Она остановилась перед отцом:
        - Если меня не принесут в жертву, то поход не состоится? И все остальные жертвы были напрасны?
        Агамемнон только кивнул, он попытался добавить, что вместе с Ахиллом не допустит, чтобы толпа ворвалась в шатер. В руках у отца тоже был меч. Рука Ифигении легла на его руку, девушка чуть улыбнулась:
        - Помнишь, ты рассказывал мне о Кассандре, девочке, которая готова была броситься со скалы, чтобы погубить тебя и сорвать поход на Трою? Я тоже готова погубить себя, чтобы он состоялся. Прощай, мама, ты была самой лучшей матерью в мире.
        Клитемнестра не удержавшись, крикнула:
        - Не-ет!
        Но дочь только отрицательно покачала головой, открывая занавес входа в шатер.
        Толпа, увидев юную прекрасную девушку, замерла. Ахилл попытался заслонить ее собой:
        - Не бойся, я не дам им тебя обидеть!
        - Не нужно, Ахилл. Я решила добровольно идти в жертву к алтарю. - Девушка вскинула голову, оглядев притихших воинов. - Пусть памятником мне будут развалины Трои. Поклянитесь, что вы не отступите, пока не возьмете этот город!
        Она обернулась к Калхасу:
        - Готовь все для жертвоприношения.
        - Готово, - едва вымолвил тот.
        Ифигения шла сквозь ряды вооруженных людей в полной тишине, глашатаю Тальфибию даже не пришлось призывать всех перестать галдеть. Агамемнон не смог смотреть на это, он упал на землю, закрыв голову своим плащом, а в шатре билась в истерике Клитемнестра:
        - Ненавижу! Ненавижу тебя! Убийца! Отправить на смерть собственную дочь!
        Также в полной тишине Калхас надел на голову девушки венок, вытащил из ножен жертвенный нож. Ахилл подал сосуд со священной водой и тихо прошептал девушке:
        - Я надеюсь, боги заберут тебя на Олимп.
        Та чуть улыбнулась дрожащими губами:
        - Пусть это будет не зря.
        - Клянусь.
        Калхас поднял жертвенный нож к небу:
        - О, Артемида, ты хотела этой жертвы, вот она! Пошли же ахейцам благополучное плавание к берегам Троады и победу над врагами! Мы приносим самую страшную жертву, которую ты потребовала!
        Ахилл заметил, как дрожит жертвенный нож в руке Калхаса, конечно, одно дело перерезать шею козочке или даже волу, и совсем другое красивой юной царской дочери. Он шепнул провидцу:
        - Не тяни, ей будет больнее! Резким движением, сразу и сильно!
        Видно, это понял и сам Калхас, он глубоко вздохнул и…
        Единый вопль вырвался из всех уст! И следом установилась немыслимая тишина, казалось, даже волны застыли, перестав рокотать, и ветер стих, не шелохнув листочка. Сколько длилась такая тишина, не понял никто, но ее разорвал рев тысяч голосов, потому что… вместо убитой Ифигении на жертвеннике билась в предсмертных судорогах лань!
        Калхас, едва не задохнувшись от произошедшего чуда, вскинул вверх руки с криком:
        - Артемида приняла нашу жертву! Радуйтесь, ахейцы!
        Вокруг орали, ликовали, обнимались тысячи воинов, гремя оружием, вскидывая его к небу в едином вопле восторга!
        Ахилл пробрался к лежащему на земле Агамемнону, содрал с его головы плащ, затормошил:
        - Агамемнон, Артемида приняла нашу жертву! Приняла!
        Царь поднял на него остановившиеся глаза, на его лице не было не только радости, но и вообще жизни. Только тут Ахилл сообразил, что тот не знает о замене! Он затеребил Агамемнона, пытаясь переорать немыслимый крик тысяч глоток прямо царю в ухо:
        - Артемида заменила Ифигению на жертвеннике ланью! Она забрала твою дочь к себе!
        - Как… как заменила?!
        - Так вот! В тот миг, когда Калхас уже занес нож, Ифигения вдруг превратилась в лань! Иди посмотри!
        Агамемнон поднялся, ошалело глядя на ликующую толпу, на жертвенник, на котором действительно лежала крупная лань, а потом ринулся в свой шатер. Понятно, надо же и Клитемнестре сказать о замене.
        Не удалось, той было все равно, она шипела, как змея, одно:
        - Ненавижу!
        Теперь оставалось ждать подтверждения, что Артемида больше не сердится. Богини дамы капризные, вдруг следом за дочерью ей потребуется еще кто-то? Но долго ждать не пришлось, от берега уже кричали, что ветер переменился!
        Казалось бы, теперь ахейцы должны уважать Агамемнона, пожертвовавшего ради общего дела самым дорогим - дочерью. Они только что, как дети, радовались этой жертве, умилялись тому, что Артемида, потрясенная благородным поступком Ифигении, забрала девушку к себе, не дав лишить ее жизни. Но люди странные создания, как только ветер сменился и корабли вышли в море, на Агамемнона стали поглядывать не просто косо, а очень косо. Что же это за человек, если он не пожалел собственной дочери ради завоевания какого-то города, пусть и очень богатого?!
        Для всех царь Микен стал олицетворением жадности и желания наживы.
        Сам царь Микен усмехнулся, кивая брату на недовольных мирмидонян:
        - Это еще одна жертва, которую я должен принести за Трою - всеобщая ненависть.
        Менелай хотел сказать, что его и без того не слишком любили, но промолчал. Агамемнон прав, нелюбовь быстро перерастала в тихую ненависть. Пока тихую, чем она прорвется со временем?
        Ветер надувал паруса, помогая ахейцам быстрее добраться до берегов Троады… Засидевшиеся и уставшие от безделья люди взялись за весла, хотя в этом не было необходимости. Снова зазвучали над волнами голоса: «Э-гей! Э-гей! Э-гей!», точно воины взывали к своему предку.
        ОСАДА…
        Шло время, у Елены было уже трое сыновей, но следующие точно от Париса, теперь она поневоле спала только с мужем. Приам улыбался, перед всеми признавал Елену красавицей, но большего внимания никак не оказывал, сколько она ни старалась.
        Однажды Гекуба жестоко посмеялась:
        - Пытаешься соблазнить царя? Глупая, он больше ни на кого не смотрит. Вернее, только смотрит, но не больше. А если от него не отстанешь ты, то тоже ни на кого смотреть не будешь и лицо твое станет безобразным…
        Елена остолбенела от яда в голосе свекрови, она уже знала, что Гекуба способна на все, если с успехом отправила к Аиду предыдущих жен Приама, то уж неугодную невестку не пожалеет тем более! Женщина растерянно смотрела вслед уходящей старухи, как вдруг почувствовала, что ее волос коснулась чья-то легкая рука. Вздрогнув, как от удара, Елена обернулась и увидела изумленные глаза Креусы:
        - Чего ты так испугалась? Я не Гекуба, и моему мужу ты не нужна… Ты правильно боишься Гекубу, правильно. Пойдем, постоим наверху, там дышится легче, сегодня что-то жарко.
        Свежего ветерка Елене действительно не хватало, угроза была нешуточной, а жизнь становилась невыносимой. Видно, Креуса понимала мучения женщины, она усмехнулась:
        - Твой главный враг в Трое - Гекуба, она не станет убивать тебя сразу, сначала превратит в уродину, дряхлую старуху с трясущимися руками, слюной изо рта и обвислыми щеками.
        Говоря это, Креуса протянула руку и слегка коснулась лица Елены, шеи, задержавшись на груди…
        - Но я знаю, каким ядом она пользуется, и знаю противоядие. Если ты будешь себя хорошо вести, я дам тебе противоядие…
        Взгляд, которым Креуса окинула Елену, не оставлял сомнений, какого рода интерес у старшей дочери Гекубы к женщине, он раздевал почище мужского. Елена знала, что Креуса предпочитает мужу молодых рабынь, но не становиться же самой любовницей этой царевны! Но царевна воспользуется своим знанием. Елену передернуло от ненависти к ней.
        Креуса хищно улыбнулась:
        - О, ты не представляешь, какое удовольствие ласкать женщину, которая тебя ненавидит! Тем более такую красивую… Посмотри, - она неожиданно указала на что-то в стороне моря, стоило Елене повернуться туда, как она почувствовала спиной прижавшееся тело Креусы, а ее губы зашептали в ухо: - Между ядом Гекубы и моими ласками ты всегда будешь выбирать меня. А твоя ненависть только придаст им дополнительное очарование. Мало того, я не буду тебя торопить, чем дольше ты будешь сопротивляться, тем слаще будут мои муки ожидания и твои ласки потом… Мм… я вижу твое восхитительное тело, уже чувствую, как мой язык лижет твою грудь, руки ласкают то, что пока доступно только мужчинам…
        Шепча все это, Креуса прижалась к Елене сзади всем телом, ее руки скользнули под тунику и действительно принялись ласкать бедра, живот… Спина ощущала упругую грудь, ноги - прикосновения ее ног… Креуса знала толк в ласках. Елена почувствовала, что ее заливает горячая волна. Неизвестно, чем бы все закончилось, скорее всего, она оказалась бы в объятиях царской дочери, но тут послышались шаги и голос Париса.
        Креуса оттолкнула от себя женщину и фыркнула:
        - Тартар бы побрал твоего дурного мужа! - И почти приказала: - Завтра, когда твоего дурака не будет, придешь ко мне. - И уже громче, потому что подошел Парис, добавила: - Я научу тебя варить напиток для утоления печали. Придешь?
        - Приду, - кивнула Елена.
        Глядя ей вслед, Парис поморщился:
        - Странная она. С Энеем не живет, всегда сама по себе, никто не знает, куда исчезает надолго…
        Елена пожала плечами:
        - Какая разница?
        Она снова чувствовала себя зависимой, и это была странная зависимость. Креуса сумела приласкать ее так же, как это делал когда-то Агамемнон. Ее прикосновения разбудили желание, Парис был удивлен страстью жены, но сам ответить должным образом не смог. Нет, у него все получилось, но муж попросту не умел так ласкать.
        Креуса действительно дала какое-то зелье, но Елена сомневалась, что там только противоядие, скорее всего, было подмешано и что-то возбуждающее и притягивающее саму Елену к царской дочери. Но это было лучше, чем даже ласки Париса, постепенно Елена даже привыкла. Креуса научила ее многому, в том числе варить кое-какое зелье, например, заставляющее забывать все неприятности.
        Парис видел эту связь, но ничего поделать не мог, обе женщины только смеялись над незадачливым мужем. Попытка пожаловаться на супругу Приаму, вызвала у того хохот:
        - Парис, ты предлагаешь мне держать ее за ноги, пока ты сам будешь стараться? С такой красоткой у молодого мужчины не может ничего не получаться, если только он мужчина, конечно…
        - У меня все получается! - взвился Парис. - Но она связалась с Креусой!
        - А чем Креуса хуже любой другой?
        Услышав этот разговор, нахмурилась Гекуба, но потом и она фыркнула:
        - Оставь ты жену в покое. Ее хватает на тебя? Вот и довольствуйся тем, что есть!
        Царица не стала говорить, что ее саму вполне устроила связь Елены с Креусой, потому что старшая дочь отвлекала красотку от мужчин. Но поразмыслив, Гекуба решила себя обезопасить. Креуса привязалась к Елене, а сама Елена все же держится за детей, и Гекуба вдруг приказала перевести мальчиков жить в свой дом.
        Елена примчалась к царице возмущенная:
        - Почему?!
        - Сыновьям вовсе ни к чему видеть, как мать обнимается с женщиной, или слышать, как ссорятся из-за такого поведения родители.
        Конечно, Елена не допускала такого, но ответить ей было нечем. Получалось, что Креуса за свои ласки отнимала у нее детей. Гекуба постарается вырастить сыновей такими, чтобы они ненавидели собственную мать!
        Неизвестно чем бы закончилось противостояние женщин, но скоро всех отвлекло нечто большее…
        В Трое происходило что-то странное, в воздухе словно разлилась тревога, и никто не мог понять почему. Ветер уже второй день дул с моря, принося влагу. Порывы ветра раскачивали стволы деревьев, хлопали незакрепленными кожами и тканями навесов, изредка швыряя горстями дождинок, но настоящий дождь так и не начался. Нигде не громыхало, не сверкало, почему же забеспокоились троянцы?
        Оказалось, не зря…
        На море появились паруса, но вполне привычная картина быстро стала угрожающей - количество парусов неумолимо росло! Это не были торговые корабли, к берегам Троады шел ахейский флот! Гектор не поверил своим ушам, услышав донесение. А где же троянский флот, что стоял за островом Тенедос, предотвращая именно такое нападение?! То, что ахейские корабли подходили к Геллеспонту, могло означать одно - троянского флота больше нет! Теперь надежда Трои только на ее стены и ее защитников.
        Менелай выполнил свою угрозу - к берегам Троады приплыли спартанцы и микенцы, итакийцы и локрийцы, абанты и афиняне, аргиване, критцы и многие, многие другие… В ушах Гектора снова прозвучали слова спартанского царя: «Это война, Гектор! Я Артрид и верну ее силой!»
        Но раздумывать некогда, Гектор скомандовал трубить общий сбор. В бронзовые цепи Великих ворот срочно впрягали волов, чтобы закрыть огромное сооружение. Великие ворота были настолько большими, что держаться на любых, даже самых мощных петлях не могли, а потому каждая их часть покоилась на огромном валуне, обмотанном бронзовыми цепями. Только три десятка волов могли сдвинуть эти валуны с места, чтобы огромные ворота закрылись. Сжечь их тоже невозможно, они обиты медью и скреплены бронзовыми гвоздями.
        Троянцы готовы встретить незваных гостей копьями и стрелами. Корабли еще не успели пристать, как Гектор крикнул:
        - Зачем вы здесь с оружием? Чего ты хочешь, Менелай?!
        - Тебе известно, я пришел за своей женой и украденным золотом!
        - Елена давно жена другого, тебе нечего делать в Трое!
        - Если мне нечего делать на этом клочке земли, значит, и Трое на нем не стоять!
        Первым пристал к берегу корабль Одиссея, но воины почему-то не спешили. Троянцы не могли понять, почему ахейцы не торопятся высаживаться. А тех удерживало предсказание, что тот, кто первым из них ступит на троянскую землю, погибнет. Ахейцы топтались, не решаясь прыгнуть на берег. Еще чуть, и удивленные троянцы опомнятся и начнут бить всех колеблющихся!
        Одиссей вдруг сделал неожиданный жест, он бросил под ноги свой щит и прыгнул на него. Увидев, что Одиссей уже прыгнул, и решив, что первый есть, за ним последовал юный фессалийский царь Протесилай, которому не терпелось вступить в бой. Но, конечно, он прыгнул прямо на землю, и тут же оказался пронзенным копьем Гектора! Пророчество сбылось.
        Теперь ахейцы прыгали без разбора, на берегу завязался бой, а корабли все прибывали и прибывали…
        Гектор быстро понял, что противника не сдержать, и дал команду отходить за городские стены. Впервые за много лет Троя видела, как ее защитники удирают, торопясь скрыться за воротами. Пока ахейцы их не очень преследовали.
        На виду у троянцев они спокойно и деловито вытащили свои корабли на берег и принялись устраиваться лагерем вдоль берега от гор Сигейона до гор Ройтейона, всем своим видом показывая, кто теперь здесь хозяин. Троя оказалась отрезана и с моря, и со стороны долины реки Скамандер, и от Дардан. Только с одной стороны, там, где стена вплотную примыкала к лесу, оставалась малая возможность хоть как-то проникнуть через ворота в город. Эти ворота троянцы стерегли особенно тщательно.
        Елена вместе со всеми поспешила на городскую стену. Гектор ругался, твердя, что никакие стены, даже выстроенные богами, не выдержат всех троянцев сразу, но его мало кто слушал. Горожане еще не прониклись ужасом войны и не научились подчиняться разумным требованиям. Война хоть и шла, пока была далекой и непонятной. Десяток погибших под стенами еще не впечатлил, а посмотреть на ахейцев было интересно.
        Красавицу, конечно, заметили, любопытство к ней было особенно сильным, ведь это за ней прибыли в такую даль столько вооруженных мужчин. Конечно, мнения разделились. Мужчины только облизывались, твердя, что за такую красоту не грех и повоевать, а вот женщины, как и следовало ожидать, пожимали плечами: и что мужики в ней находят? Ну, стройная, ну, шея красивая, ну, глаза… Даже принялись вспоминать: а вот у Таисы, да, помните, это та, которая умерла при родах, у нее глаза были тоже синие-синие… И у рабыни Гелена волосы тоже были светлые и длинные… А у Ланики грудь немногим хуже… И талии бывают такие же тонкие… и бедра такие же крепкие… и ноги у Андромахи не хуже, тоже длинные и стройные…
        Только вот оказывалось, что у остальных есть что-то одно, а у Елены вдруг все сразу!
        Сама красавица не обращала внимания на шепот за своей спиной, она уже привыкла, не мечут стрелы, и ладно. Елена стояла на стене, пытаясь разглядеть среди ахейцев знакомые силуэты. Неожиданно сзади раздался голос:
        - Кого ты видишь?
        Она вздрогнула, не ожидая встретить здесь Приама, но ответила:
        - Вот Агамемнон, он самый рослый. Вон Одиссей, рыжий крепкий. Вон большой Аякс Теламонид, а вот маленький. Это старый Нестор. Это… Менелай. А этого огромного не знаю…
        - Неудивительно, - откликнулся поднявшийся на стену Гектор, - это Ахилл, ты такого никогда не видела.
        - Ахилл успел стать таким огромным?!
        - Десятый год…
        Эта мысль, что она уже десятый год, как бежала из Спарты, не давала покоя Елене весь вечер. Она долго стояла у большого зеркала, вглядываясь в свое отражение и пытаясь понять, сильно ли изменилась. Если юный Ахилл стал таким могучим красавцем, то что же произошло с ней?! Но сколько ни смотрела, никаких признаков старости не увидела.
        И тут у нее похолодело внутри - а вдруг это из-за зелья Креусы?! И стоит только перестать его пить, как старость наступит мгновенно?! Но это значит, что она навсегда привязана к дочери Гекубы? Елену обуял ужас, даже руки и ноги задрожали, пришлось присесть, чтобы не упасть.
        Она забыла о высадившемся под стенами Трои войске, об угрозе городу и его жителям, сейчас думалось только о том, как осторожно разузнать у хитрой Креусы, действительно ли это действие зелья? Если та догадается, что Елена поняла, результат может быть страшным! Больше всего красавица боялась именно потери своей внешности, беззубой и беспомощной старости. Лучше смерть, чем безобразное и бессильное уродство. Оно будет тем более противно окружающим после стольких лет вызывающей красоты. Елена схватилась за сердце, нет, лучше зависимость от Креусы и ее жаркие ласки, чем потеря привлекательности!
        Удивительно, но Креуса ее страха не почувствовала. На вопрос, не ее ли зелье вызывает долгую красоту, отмахнулась:
        - Нет, оно от другого.
        Знать бы какой груз свалился с души у Елены! Теперь она снова была в себе уверена.
        День клонился к вечеру, Гелиос, блестя доспехами, стремительно гнал по небу своих коней к горизонту на западе, туда, откуда приплыли эти незваные гости. За ним накатывали сумерки. На земле между лагерем ахейцев и стенами Трои остались лежать не погребенными тела многих бойцов. И той, и другой стороне нужно было забрать погибших и предать погребальным кострам. Из ворот Трои выскользнул посол, ахейцы выслушали его со вниманием и согласились заключить перемирие на день, чтобы воздать честь погибшим.
        Первые погребальные костры загорелись в Трое и у ахейцев, первый плач раздался в стенах города. Впервые троянцы задумались, ведь раньше их родные погибали где-то там далеко, куда их уводил воевать Гектор, теперь же смерть была близко, и раны тоже, и кровь мужей лилась на виду у жен.
        Ахейцы обустраивались солидно, они даже окружили свой лагерь высоким валом и рвом, чтобы троянцы не смогли напасть на корабли. В разных концах лагеря встали шатры Ахилла и Аякса Теламонида, которые вызвались наблюдать, чтобы из города не смогли подойти незаметно. В центре расположился шатер Агамемнона, как главы войска.
        Конечно, ахейцам не удалось полностью окружить Трою, оставались еще ворота со стороны леса, через которые можно было доставлять продовольствие. Но и их перекрыть недолго. Пока ахейцы делать этого не стали, напротив, они снова отправили в Трою послов. На сей раз оскорбленного Менелая сопровождал Одиссей. И снова послов принимал Антенор.
        Перед тем как им отправиться в город, к Менелаю бочком подошел Акамант и тихо попросил:
        - Если сможешь, узнай, как там Лаодика?
        Тот покачал головой:
        - Едва ли получится.
        На сей раз встречаться тайно не пришлось, Приам, увидев действительно мощное войско у себя под стенами, поняв, что флота больше не существует, а конница заперта внутри городских стен, предпочел самому не решать вопросов войны и мира. Он созвал народное собрание.
        К Елене примчался Парис, губы его дрожали, а взгляд испуганно метался по сторонам.
        - Они сейчас снова потребуют тебя у меня! Откажись, скажи, как тогда, что ты хочешь остаться со мной.
        - Ты обо мне больше беспокоишься или о том, что потратил золото Менелая?
        - Как ты можешь, как можешь?! Неужели ты думаешь, муж простит тебя? Нет! Он убьет, понимаешь, убьет!
        Елена вдруг разозлилась:
        - Пусть! Но лучше умереть от руки мужа-героя, чем жить с таким слизняком, как ты! Прекрати метаться! Выдадут, значит, выдадут!
        - Нет, я тебя не отдам! Давай попросим Афродиту, она добрая, она поможет…
        - Тебе может быть, но не мне.
        Поняв, что уговорить жену не удастся, Парис метнулся к братьям. Гектор разговаривать не стал, но вот Антимах, не единожды пьянствовавший с Парисом и получавший от него подарки, за очередной дар согласился выступить против возвращения Елены и даже обещал подговорить еще нескольких друзей кричать погромче.
        Троянцы быстро собрались на площади перед царским дворцовым комплексом. На видном месте поставлен большой навес от солнца под шафрановым полотнищем, под ним два трона - для Приама и Гекубы, на высоком помосте достаточно места для большой семьи царя. Второй не менее высокий помост спешно сооружен для послов, их тоже должно быть хорошо видно и слышно всем. Послы у всех народов неприкосновенны, особенно если вспомнить, что те, от кого они пришли, стоят огромным лагерем за стенами Трои. Но не только поэтому внимательно смотрели троянцы на Менелая и Одиссея, они помнили, что именно жену вот этого гиганта украл Парис, что оскорбленный муж уже приезжал, пытаясь вернуть беглянку по-хорошему, что грозил вернуться с войском. Менелай имел право требовать жену и награбленное, он не сразу стал воевать, а теперь выполнил свое обещание, ахеец имел право на уважение. Он не то что Парис.
        Антенор пригласил Менелая и Одиссея на их места. Спартанский и итакский цари сидели в высоких креслах и рассматривали противоположный помост. На царском начала собираться его семья. Первыми пришли сыновья и зятья. Парис старался держаться незаметно, но его появление вызвало множество возгласов среди горожан. Раздавались крики, что проще двум мужьям сойтись в поединке и все решить. Парис покосился на сидевшего Менелая и совсем приуныл.
        Когда показались женщины царской семьи, Менелай напрягся, придет ли Елена? Можно было и не смотреть, ее появление толпа встретила шумом. Особенно напирали женщины, конечно, они не раз видели красавицу в городе, но все равно интересно посмотреть на ту, из-за которой столько мужчин приплыло издалека и готовы сражаться, проливая кровь и отдавая жизни! Охрана с трудом сдерживала напор любопытных.
        Возможно, и не сдержала бы, но тут вышел царь Приам со своей Гекубой. Народ сразу затих и встал смирно.
        А Менелай все смотрел на свою сбежавшую жену. Конечно, до их помоста далеко, но показалось, что она стала только красивее. Правда, держалась Елена чуть в стороне, вернее, от нее держались в стороне. Царь Спарты усмехнулся: боятся оказаться рядом с опальной женщиной?
        Долго размышлять не пришлось, Приам призвал к вниманию и предложил Менелаю сказать, зачем огромное войско на множестве кораблей прибыло к берегам Троады.
        Менелай встал, спокойно окинул взглядом притихшую толпу и так же спокойно рассказал, что ахейцы приплыли, чтобы помочь ему вернуть похищенную супругу Елену и многие сокровища. Елену похитил царевич Парис, когда гостил в Спарте. Требование законное, он, как оскорбленный муж, такое уже выдвигал, но ему отказали. Пришлось обращаться за помощью к ахейским царям, связанным клятвой о поддержке. Царь Спарты развел руками:
        - Вот мы и здесь. Верните мне похищенную жену и сокровища, и мы уйдем обратно, оставшись с троянцами друзьями.
        Толпа стояла молча, ведь Менелай говорил все правильно. Тут вперед вышел Одиссей. Речь лучшего рассказчика Эллады была столь же красочной, сколь у царя Спарты лаконичной. Троянцы попросту заслушались, пока царь Итаки живописал, как гостеприимно встретил Париса Менелай, как ему были рады в Спарте, как горевал спартанский царь, когда получил известие о гибели любимого дедушки, как в тоске и слезах отбыл на Крит участвовать в погребении, а в это время… Нет, конечно, сложно судить влюбленного молодого человека, к тому же проведшего трудное детство, невозможно осуждать и молодую женщину, оказавшуюся в объятиях этого красавца…
        Глядя на то, как толпа внимает Одиссею, Приам вдруг подумал, что предложи он сейчас обменять Елену на этого рыжего рассказчика, толпа попросту вынесла бы красавицу за ворота вместе со всеми сокровищами, не только награбленными Парисом, но и вообще содержащимися в царском дворце.
        А Одиссей продолжал: прошло время, не пора ли отдать Елену и награбленное? Ведь Менелай не требует ничего несправедливого, только свое! Одиссей утверждал, что даже сама Елена уже осознала ошибку и жалела об опрометчивом поступке.
        Хитрый царь повернулся к Елене словно с вопросом, все взоры обратились туда же. Елена почувствовала, что в нее впились сотни требовательных глаз, словно подталкивающих к согласию, и кивнула. Одиссей и толпа взвыли от восторга, а Креуса сзади отчетливо произнесла:
        - Дура!
        Одиссей напирал: к чему страдать народу Трои, к чему проливать кровь троянцам и ахейцам, не лучше ли вернуть похищенное и всем вместе отпраздновать примирение, чтобы потом еще часто встречаться, когда ахейские корабли будут проходить мимо по пути в Понт Эвксинский?
        На голову Приама словно вылили целый кувшин холодной воды. Попробуй теперь отказать ахейцам в их праве плавать по Геллеспонту, как пожелают!
        А народ внимал уже словам Антенора, который убеждал в том же: необходимо выполнить требования Менелая и вернуть похищенное. Похоже, толпа на площади была готова это сделать. Приам почувствовал себя загнанным в угол, ему ничего не останется, как подчиниться воле народа Трои. Если честно, то он был согласен выполнить требования Менелая и без этого давления и уже прикидывал, во что ему обойдется содержание этих вот гостей, вставших лагерем на берегу, ведь они не отправятся домой завтра, а будут гостить в Трое не одну неделю, а кормить и поить их придется за свой счет…
        Казалось, уже все решено, согласно кивал и Гектор, которому вовсе не хотелось воевать из-за Елены. Но вдруг возмутился Парис:
        - Я не собираюсь отдавать этому варвару женщину, которую мне пообещала богиня Афродита, я все делал по воле богини! Вы хотите выступить против воли богини Афродиты? Тогда в Трое не будет больше любви!
        Народ заколебался, упоминание об Афродите сделало свое дело. Приам глубоко вздохнул, этот дурак втянет-таки Трою в настоящую войну, Кассандра была права, когда говорила, что Парис погубит Трою.
        Вперед выскочил Антимах, стал кричать, что ахейцы только и знают расчеты, потому их не любят никакие боги!
        - Да, Артридов не любят никакие боги! Их предок был проклят и низвергнут в Тартар! Их самих нужно убить!
        Теперь вперед вышел уже Гектор:
        - Послы неприкосновенны и находятся под защитой Громовержца!
        Его поддержал сам царь. Толпа колебалась, упоминание предков Менелая сыграло злую шутку.
        Никто не заметил, как третий из сыновей Приама Гелен переводит взгляд с одного брата на другого. Сначала он долго смотрел на Елену, потом на Гектора, на Париса, потом снова на Елену, словно что-то прикидывая…
        Одиссей уже встал, чтобы снова обратиться к троянцам, но тут Гелен вышел вперед. Толпа притихла, прорицателя Гелена знали хорошо, он старался не говорить страшного, как его сестра Кассандра, больше обещал хорошее, потому даже если не сбывалось, ему прощали. Сын Приама воздел руки к небу, словно призывая богов в свидетели. Хотя так поступали всегда, у Гелена это выглядело особенно впечатляюще, он не хуже Одиссея умел приковывать внимание толпы.
        - Жители Илиона, чего вы боитесь? Этих ахейцев, вставших под вашими стенами? Они бессильны, стены не возьмут и уберутся отсюда сами. Боги на вашей стороне, стены Трои построены Посейдоном и Аполлоном, неужели вы думаете, что они позволят разрушить то, что построили? - Гелен повернулся к ахейцам: - Лучше бы вам убраться восвояси и больше не нападать на Трою!
        Теперь народ взвыл в поддержку прорицателя. Менелай спокойно поднялся и развел руками:
        - Вы сами выбрали свою судьбу. Троя будет разрушена.
        Охране с трудом удалось сдержать напор горожан, но их ярость не испугала Менелая, он спокойно смотрел, как кричали троянцы, с сожалением пожал плечами и так же спокойно направился к воротам. Именно его невозмутимость чуть охладила самые горячие головы, а еще вставший на его защиту Гектор. Воины Гектора окружили ахейских царей, не позволяя никому дотронуться до них, и проводили к воротам.
        Когда до ворот оставалось уже совсем немного, Менелай вспомнил о просьбе Акаманта. Антенор в ответ чуть улыбнулся:
        - Скажи Акаманту, что Лаодика родила ему прекрасного сына. - Видя замешательство Менелая, он наклонился к самому уху царя и добавил: - У моего сына детей быть не может. Но я признал мальчика своим внуком, а Геликаон сыном.
        Эту их коротенькую беседу заметили горожане, что дало возможность позже обвинить Антенора в предательстве.
        Обменялись несколькими словами и Менелай с Гектором:
        - Нам так и не удалось не допустить этой войны…
        - Надеюсь, не придется биться друг против друга.
        - Вы не возьмете Трою.
        - Поживем, увидим…
        Началась осада. Вернее, это не была осада, но из города выходить никто не рисковал, ведь ахейцы, не имея возможности штурмовать крепкие стены Трои, принялись грабить округу. Троянцы быстро почувствовали, что они окружены. Больше не поступали на рынок товары, не привозили свежие продукты, ничего не покупали приезжие купцы. С утра многие матери принимались ломать голову, чем накормить своих детей.
        Пока запасов хватало, кроме того, кое-что подвозили через лес, но цены на еду взлетели донельзя, а работы у большинства троянцев не стало, ведь упал спрос на красивые ткани, золотые побрякушки, на все украшения и даже развлечения… Большинство троянцев постаралось ограничиться самым необходимым, даже если у них была возможность купить себе что-то подороже. Считалось неприличным праздновать, когда у соседей горе.
        Приам стал подумывать, что если осада продлится долго (а ахейцы слишком основательно обустраивали свои лагеря, чтобы уйти завтра), то придется открывать закрома дворца, чтобы накормить людей и не вызвать среди них недовольства. И хотя троянцы сами решили не отдавать Елену, спросят они все равно с Приама.
        Первые недели казалось, что осада - это просто большая неприятность, но таяли запасы в домах, зато росло число покалеченных в небольших пока стычках, и народ становился все более злым.
        На Олимпе очередной пир, боги посмеивались, пересказывая друг дружке произошедшее с их помощью на земле, хвастались принесенными дарами. Гефест косился на всю эту компанию, размышляя, к чему им дары. Ничто из человеческого богам не нужно, они не пьют вина (едва не спившийся с Тесеем и Пирифоем Аид не в счет), не едят мяса, в избытке приносимого к алтарям людьми, не берут завядших цветов… К чему тогда все подношения? Только из тщеславия: вон мне сколько принесли, больше чем тебе!
        И без хвастовства понятно, что больше подношений всегда будет у тех, от кого ежеминутно зависит жизнь каждого на земле. Гефест вздохнул, если бы большое число жертв делало богов и богинь добрее или терпимее… У Афродиты множество храмов и алтарей по всей Элладе, Троаде, Мизии, Лидии, Ликии, Дардании… да где угодно. Но это не мешает ей постоянно быть чем-то недовольной. Как и остальным.
        Вдруг боги вздрогнули от голоса Зевса:
        - А как там наша Троя?!
        - Вспомнил, - поморщилась Афродита. - Осаждают!
        - И как?
        - Что «как», Зевс? Вот к чему было гнать тысячи ахейцев к Трое из-за какой-то бабы?!
        Громовержец расхохотался во весь голос:
        - Не ты ли назвала эту какую-то красивейшей и обещала ее любовь Парису за яблочко. Афродита, это самое дорогое яблоко, которое видела земля! Ну и что теперь будет?
        - Это тебе решать. Скажешь, чтобы помирились - помирим.
        - Вот еще, «помирились»! - возмутилась Гера. - На земле не протолкнуться, мойрам хоть по десять рук каждой делай, чтобы успевали нити жизни плести, надо что-то решать. Пусть бьются!
        - Может, пусть лучше не рожают по столько? Не то возмутится Аид, у него тоже, небось, царство переполнено.
        Зевс в ответ на возражения богов поскреб затылок, крякнул:
        - Надо признать, что те, кого уже нарожали, получились не слишком удачными. Может, этих, - он сделал вполне понятный знак, - истребить, а новые получше будут?
        - С чего? - удивился Гефест. - Рожать-то их будут те, что есть сейчас.
        - Слушай, я давно тебе хочу предложить вот что, - оживился Зевс. - Какое-то у них на земле все непрочное… Эта бронза, она же только блестит, а разваливается с первого удара. Может, им чего покрепче дать?
        - Зевс, дать железо, чтобы они легче убивали друг дружку? Скольких можно убить бронзовым мечом? А скольких стальным? Предлагаешь научить делать стальные наконечники? Да еще так, чтобы стрелы сами летали или вообще умели гоняться за жертвой?
        К Гефесту бросился Арес:
        - А ты можешь?!
        Гефест скрутил богу войны здоровенный кукиш:
        - Вот тебе! Тебе дай, так люди из войн вылезать не будут.
        - Они и так не вылезают.
        - Не, не, не! - замотал головой Зевс. - Ты не прав. Зная, что у врага есть стальные мечи и такие стрелы, что могут погибнуть, люди будут осторожней.
        - А сейчас они этого не знают?! Или погибнуть не могут? Когда это опасения погибнуть кого-то останавливали? Тесей с Пирифоем к Аиду полезли!
        - Хватит уже о Тесее с Пирифоем. Что с Троей делать будем? Если уж привели к ее стенам ахейцев, то надо как-то решать.
        - А что тут решать? - пожала плечами Афродита. - Посидят да уйдут.
        - Ну да! Собрать столько войска, чтобы не было битвы?! - это уже Арес.
        - Но только справедливой.
        - У тебя, Афина, любая битва, за которую я, несправедливая.
        Зевс зевнул:
        - Ахейцы уже столько лет округу Трои разоряют, пора их и правда столкнуть с троянцами.
        - И я говорю, что пора. Ахейцев пора побить!
        - Поби-ить? А вот это видела?! - Теперь кукиш был скручен Афиной для Артемиды, ратовавшей за поражение ахейцев.
        - А кому помогать, потомкам Тантала, что ли?
        От упоминания Тантала у большинства богов испортилось настроение, помогать хоть кому-то, с ним связанному, не хотелось. Забыт был даже невинно пострадавший от папаши Пелопс.
        - Но там, - Афина ткнула пальцем вниз в лагерь ахейцев, - там Одиссей! И еще много кого из тех, кто вам приносит жертвы ежедневно! И Ахилл тоже!
        Боги задумались, действительно заварили кашу…
        Зевс махнул рукой:
        - Пусть уж хоть раз столкнутся, что ли, там посмотрим.
        Гера указала вниз как бы между прочим:
        - Там Агамемнон принес тебе в жертву большущего быка…
        Зевс только поморщился, ему больше нравились троянцы.
        Боги принялись выглядывать внизу своих любимчиков, прикидывая, как им помочь. Над ними раздался голос Громовержца:
        - Пока не вмешиваться!
        Боги с недоумением обернулись к Зевсу:
        - Почему-у?..
        - Потом. Пусть пока сами повоюют.
        - Вот вечно ты так. Раздразнишь - и в кусты, - фыркнула Артемида.
        - Какие кусты?!
        - Ну, в облака.
        Услышав про Зевса и кусты, прислушалась Гера, чтобы отвлечь супругу от ненужных расспросов, тем паче что только этой ночью он действительно в очередной раз побывал в кустах с очередной красоткой, Громовержец поинтересовался у Артемиды:
        - А чего это ты вдруг взялась помогать Агамемнону, ведь ты его терпеть не можешь?
        - Из-за Ифигении.
        - Где девчонка?
        - В Тавриде у меня жрицей.
        - На мать похожа?
        - Да, красавицей будет.
        - Зевс? - приподняла бровь ревнивая Гера. - Кем это ты интересуешься?
        - Артемида спасла от гибели дочь Елены, надо же проявить заботу о внучке.
        - Вот именно, внучке, Зевс! Она твоя внучка и не смей летать в Тавриду глазеть на Ифигению. А тебе, если поможешь, - Гера выразительно посмотрела на Артемиду, - я косы повырываю!
        - Лучше мужу своему бороду рви! - огрызнулась богиня. - Зевс ей рога наставляет, а я виновата!
        С БОЖЕСТВЕННОЙ ПОМОЩЬЮ
        Несмотря на запрет, Афродита все же вмешалась, не смогла оставить без помощи своего любимца Париса.
        В полдень лучи Гелиоса жгли так отчаянно, что вся живность на равнине Скамандера торопилась попрятаться до вечера. Притихла природа, но не люди.
        Ахейцы решили, что пора вызывать троянцев на решительный бой, надоело сидеть под стенами и переругиваться издалека, тем более почти ничего не слышно, только с обеих сторон видны неприличные жесты.
        В самой Трое шло собрание, снова кричали, кто как мог, одни требовали все отдать, другие твердили, что теперь ахейцы уже не уйдут… Вдруг со стены сообщили, что к стенам приближается ахейское войско!
        Вот теперь троянцы оценили пришедшую к их городу силу, от топота ног дрожала земля, из-за множества воинов не видно было долины Скамандера. Впереди на колесницах ехали цари, самая роскошная и большая колесница, конечно, у Агамемнона, он главный.
        Гектор поспешил вывести свое войско навстречу.
        Со стен в ужасе смотрели жители города. Троянцы рвались вперед с криками, а ахейцы двигались молча и от этого еще более страшно. Вот два войска встали друг перед другом на расстоянии немного большем полета стрелы…
        Парис для храбрости хлебнул бодрящего напитка, и теперь ему было хорошо и почти все равно, он чувствовал себя равным леопарду, чья шкура висела через плечо, и мог убить, кажется, любого. Жаль, Геракла среди ахейцев не было, несдобровать бы герою!
        К брату недоверчиво пригляделся Гектор:
        - Ты что, выпил?
        - Я?! Нет, я и без напитка не из трусливых!
        Гектор покачал головой: не наделал бы, глупец, беды… Хотя, что он может добавить к тому, что уже сделал?
        Когда войска встали друг против друга, Париса вдруг понесло, растолкав стоявших впереди, он решительно вырвался вперед, потрясая двумя копьями:
        - Эй вы, дети паршивой ахейской собаки! Кто сразится со мной?!
        Менелай усмехнулся: на ловца и зверь бежит… Он легко спрыгнул с колесницы и тоже вышел вперед. Его доспехи сверкали на солнце, рослая фигура, уверенные движения… Против леопарда вышел лев. Менелай был рад прихлопнуть своего обидчика в первом же бою и нисколько не сомневался в собственной победе.
        Увидев Менелая, Парис едва смог проглотить комок в горле, весь бодрящий напиток мгновенно выветрился, умирать от рук этого гиганта он не собирался… Миг, и Парис уже затерялся среди троянцев, к полному изумлению Гектора. Тот бросился к брату:
        - Ты что?! Сам вызвался биться и сбежал?! Это Менелай, ты должен с ним сразиться! Или ты хочешь, чтобы тебя забросали камнями сами троянцы?!
        Парис пытался усмехнуться, но это никак не получалось, лицо от страха просто перекосило. Все же ему удалось выдавить из себя:
        - Я… я буду биться, только надо организованно, а не так вот… - он делал какие-то пассы рукой, пытаясь объяснить, что это не по-геройски.
        Гектор внимательно посмотрел на брата:
        - Если боишься, лучше скажи сразу, выйду я.
        Немного пришедший в себя Парис, тем более за спинами троянцев Менелай вовсе не казался таким страшным, вскинул голову:
        - Сказал же: сражусь!
        Гектор вздохнул и направился в середину строя троянцев, поднимая руки в знак внимания. Менелай, да и все ахейцы, так и не поняв, что означала выходка Париса, пока стояли, не решаясь просто напасть.
        Гектор вышел вперед, Агамемнон сделал знак, чтобы в него не вздумали стрелять.
        - Парис предлагает решить спор поединком, но желает прежде договор.
        Менелай поднял руки и тоже вышел вперед:
        - Давно пора прекратить нам кровавую распрю. Мы сразимся с Парисом, и пусть судьба решит, кому из нас жить, а кому погибнуть. Но мы не верим троянцам, способным на ложь. Пусть сам Приам принесет клятву пред богами, что бой будет честным и что после него будет заключен мир!
        Агамемнон заскрежетал зубами: ну что за дурак?! Какой мир?!
        Гектор согласился и один из воинов тут же отправился за Приамом.
        К Елене примчалась Лаодика:
        - Там… там…
        - Что?!
        - Там собираются биться все сразу! И Гектор там, и Парис, и все ахейцы!
        Елена поспешила на стену. Ей вслед просто сворачивали шеи, шла женщина, из-за которой тысячи мужчин сейчас примутся кромсать тела друг друга мечами, польется кровь, раздадутся вопли боли и смерти… Елена услышала, как сидевшие старцы говорили ей вслед, что красота этой женщины достойна битвы мужчин, но все же лучше бы возвратить ее ахейцам, чтобы гибель не грозила троянцам.
        Приам, увидев невестку, подозвал ее к себе и показал вниз, где как раз Менелай шел навстречу Парису:
        - Смотри, два твоих мужа сейчас будут биться за тебя.
        Дальше произошло что-то непонятное, Парис вдруг исчез среди стоявших троянцев, так и не дождавшись приближения Менелая, а вперед вышел Гектор и стал что-то кричать противникам. Те, видно, согласились.
        Почти сразу к Приаму примчался гонец с сообщением о предстоящем поединке и условиях ахейцев. Царь кивнул:
        - Менелай, как всегда, разумен. Я дам такую клятву.
        Елена пожала плечами: Парис действительно дурак, если надеется победить Менелая, тот во много раз сильнее и куда лучше владеет оружием! Но если глуп Парис, то почему согласен Приам? В сердце заползло подозрение, что здесь не все честно, за время жизни в Трое она так привыкла к самым разным обманам, что и теперь подозревала таковой. Но что могла поделать Елена? Только наблюдать за происходящим.
        Были принесены жертвы богам, оговорены условия поединка, даны клятвы соблюдать договор. Приам предпочел удалиться, он не мог смотреть на битву своего сына с Менелаем. Никто не возражал. На прощание Приам тихонько спросил Гектора:
        - Ты уверен, что он выдержит?
        Тот лишь пожал плечами, Гектор слышал, как Парис умолял Афродиту о помощи, может, и правда окажет таковую? Приам со вздохом удалился. Сам Гектор подошел к брату:
        - Парис, если ты хочешь, вместо тебя могу выйти я, Менелай согласится. Ты не обязан делать это…
        Парис надменно вскинул голову:
        - Афродита обещала мне помощь, а она свои обещания держит!
        Брат только вздохнул:
        - Лучше бы надеялся на свои силы…
        Гектор и Одиссей разметили место поединка, бросили жребий, кому первым бросать копье. Выпало Парису. Тот едва не взвыл, это означало, что Афродита действительно помогает! Теперь красавчик уже ничего не боялся. Видно, его надежды понял и Менелай, он поднял голову к небу, усмехнулся:
        - Зевс, неужели ты допустишь, чтобы поединок был бесчестным? Где твоя справедливость?
        Громовержец что-то проворчал в ответ. Для себя Менелай решил, что если уж погибнет, то и Париса убьет тоже, чего бы это ни стоило! Он не сделал Афродите ничего плохого, за что ему мстит богиня?
        Наконец все было готово. И снова, увидев против себя рослого Менелая, Парис почувствовал, как подрагивают колени, и вдруг услышал за плечом тихий, нежный голосок:
        - Не робей, я с тобой…
        Изо всех сил размахнувшись, Парис бросил копье. Раздался дружный вопль с обеих сторон. Копье попало в медь, окантовывающую щит Менелая, наконечник согнулся, но щит не пробил. Теперь пришла очередь бросать спартанскому царю. Менелай вскинул копье с криком, что мстит, чтобы впредь никто не посмел платить злом за гостеприимство! Копье пробило не только щит Париса, но и его доспехи, слегка поранив. Ему удалось отпрянуть чуть в сторону, потому рана получилась просто царапиной.
        Менелай схватился за меч, намереваясь попросту рассечь ненавистного троянца пополам, но щит Париса оказался крепче его щита, разлетелся меч. Парису бы вытащить свой, но он чего-то ждал, а тем временем Менелай схватил противника за шлем и, опрокинув наземь, попросту потащил в сторону ахейцев, чтобы там воспользоваться чьим-нибудь оружием. Те орали во все горло:
        - Так его, Менелай! Оскопи этого красавца, как ты обещал!
        Ремешок шлема сдавил горло Париса так, что тот начал задыхаться.
        - Афродита, где же ты?!
        Взвыли и троянцы, видеть не просто поверженного наземь, но еще и безвольно волочащегося Париса было несмываемым позором всем воинам Приама. Париса хотелось прибить своими руками.
        В этот миг лопнул ремешок у шлема, и Парис выскользнул из него, вскочив на ноги. Менелай изумленно оглянулся. Увидев, что противник снова на ногах, хотя и без шлема, судорожно пытается вытащить из ножен свой меч, он размахнулся копьем. С обеих сторон ахнули. Теперь гибель троянского царевича была неизбежна! Но…
        Вмиг Парис скрылся в темном, почти черном облаке, а когда оно рассеялось, никого на его месте не оказалось. Всем стало ясно, что Афродита перенесла своего любимца подальше от копья Менелая. Несколько мгновений Менелай стоял, не в силах поверить в то, что произошло, потом бросился вдоль войска троянцев с криком:
        - Где?! Где?!
        Он рисковал получить удар мечом или стрелой от любого из противников, но те пока не шевелились. Позор сковал их руки и ноги, заставил опустить головы.
        Перед ахейцами выехал Агамемнон, он вскинул голову в сторону стены:
        - Приам! Приам, ты видел победу Менелая над Парисом! Пусть возвратит теперь Елену и все награбленное и уплатит дань! Битва окончена!
        Но не успел он договорить, как пропела стрела и Менелай, вскрикнув, упал! Пущенная рукой лучшего троянского стрелка Пандара, она убила бы спартанского царя, не успей тот уклониться. Удар пришелся в двойные доспехи, но рана все равно мигом залила кровью все.
        Агамемнон, увидев коварство троянцев, зарычал, как раненый зверь, ахейцы щитами прикрыли Менелая, к которому уже бежал врач Махаон. Троянцы, воспользовавшись замешательством, бросились вперед на ахейцев. Агамемнон поспешил к своим войскам, теперь его голос и вовсе был похож на звериный рык:
        - Эти шакалы только на предательство и способны! Нельзя простить их коварство и нарушение клятвы! Троя должны быть разрушена!
        Троянцы бежали с криками, а ахейцы снова молча, но так, что у защитников Трои дрогнуло внутри. Нарушения клятвы и неправедного ранения своего предводителя ахейцы простить не могли…
        В небесах сразу несколько богов и богинь, только что подбадривающих готовившихся к битве противников, взмолились:
        - Зевс! Ну почему Афродите можно, а остальным нет?!
        Тот махнул рукой:
        - Делайте, что хотите!
        Битва перед стенами Трои продолжилась уже с помощью богов и с их участием.
        Но Елена всего этого не видела. К ней снова подошла Лаодика:
        - Елена. Тебя Парис зовет…
        - Кто?!
        - Парис, - зашептала женщина, - он у вас дома.
        - Как он там оказался?!
        - Афродита помогла, - развела руками Лаодика.
        - Афродита?!
        Люди оборачивались вслед Елене, но совсем не так, как всего два часа назад. На нее указывали пальцами:
        - Вон жена труса! Смотрите, идет супруга трусливого Париса!
        Елена сжимала кулаки, зло шепча на бегу:
        - Сейчас я ей покажу, как позорить всех!
        Парис действительно был дома, он лежал, постанывая, а вокруг суетилось несколько рабынь, отирая кровь с царапины, нанесенной копьем Менелая.
        - Почему ты здесь?!
        Волосы Елены от спешки растрепались, голубые глаза из-за гнева стали темно-синими, губы дрожали, ноздри точеного носика раздувались.
        - Меня Афродита перенесла, - развел руками Парис, мол, не мог же я противиться воле богини.
        - Как ты ей послушен во всем, что касается предательств! Афродита! Афродита, где ты?! - Елена зарычала чуть тише Менелая перед схваткой. Парис смотрел на супругу с ужасом и восхищением. Почему-то такую Елену он хотел еще сильнее, чем ласковую и покорную. Женщина была неимоверно хороша в своем гневе.
        Богиня возникла над приподнявшимся на локте Парисом:
        - Ты недовольна, что я спасла твоего мужа?
        - Спасла?! Теперь все будут показывать на него пальцем и учить детей, что это идет самый большой трус и предатель! И ты требуешь, чтобы я любила это ничтожество?!
        Лучше бы она этого не говорила, потому что смутившаяся было Афродита, тут же воспрянула:
        - Конечно, посмотри, как он хорош… как он ослаб в бою… как жаждет твоего внимания… жаждет тебя…
        Возмущенная Елена не сразу сообразила, откуда грозит опасность, а потому не успела увернуться от стрелы вожделения, пущенной Эротом. Мгновение она стояла, словно наткнувшись на какую-то преграду. Афродита толкнула Париса:
        - Пользуйся, дурак! Быстрей!
        Парис действительно вскочил и бросился к Елене. Но та не собиралась так просто сдаваться:
        - Нет! Только не он! Нет! Я не хочу!
        Сопротивление жены разожгло Париса даже сильнее ее красоты, он овладел женщиной, почти ломая ее, и это понравилось!
        Из-за двери за всей вакханалией наблюдала Креуса, она давно поняла, что Елена с Парисом не по своей воле, а теперь увидела, в чем дело, воочию. Женщина усмехнулась:
        - Понятно…
        И исчезла, как всегда, незаметно.
        Сама Афродита, убедившись, что все по ее воле, поспешила обратно на поле боя, где вовсю разворачивалась драка не только между людьми, но и богами. Получив разрешение вмешиваться, боги не ограничились советами воюющим, но и принялись биться между собой!
        Сначала после ранения Менелая троянцы, испытав мощный натиск разозленных ахейцев, стали отступать к стенам своего города. Гектор озирался, пытаясь понять, как можно поднять дух своих воинов, чтобы хоть жизни отдали подороже. Ахейцы не просто сильны, они еще и разозлились, правда, за дело, но что это теперь меняло? И вдруг он сообразил, что не видит среди ахейцев Ахилла!
        Ахилл действительно в предыдущий день поссорился с Агамемноном из-за двух жриц, взятых им при очередной вылазке, и потому остался в шатре, с болью вслушиваясь в шум битвы.
        Но его отсутствие на руку троянцам, осознав, что самого сильного воина нет, Гектор стал кричать об этом своим, призывая не бояться.
        К этому времени вмешались и боги. Битва приняла совершенно невообразимый ход. Поскольку боги были невидимы, никто не мог быть уверен, что брошенное копье попадет именно туда, куда намечено, а не будет по пути отклонено какой-нибудь Артемидой или Афиной, остановлено Аресом или вообще развернуто вспять Афродитой…
        Людей спасло только то, что постепенно боги принялись биться меж собой. Арес схватил чье-то копье и швырнул его в Афину. Та возмутилась:
        - А?! Ты в меня?!
        Вмиг была забыта вся дружба. Афина успела защититься эгидой и, подхватив с земли камень побольше, с силой запустила его в своего недавнего приятеля, сбив того с ног.
        - Ага! - заорала богиня, уперев руки в бока, и тут же едва не пострадала от пришедшей на помощь Афродиты. - Ты-то куда лезешь, красотка?!
        Где изнеженной Афродите тягаться с сильной Афиной, богиня любви отлетела в сторону, как щенок от ноги хозяина, держась за ушибленную грудь. Из ее прекрасных глаз брызнули слезы.
        - Зевс, защити!
        Громовержец пожалел дочь и прислал за ней колесницу, Афина вслед грозила кулаком:
        - Я тебя и там достану!
        - Зевс, она мне грозит!
        - А зачем ты лезешь во взрослую драку? Я же вон не вмешиваюсь. Посиди рядышком, посмотри лучше, чтоб не получать синяков…
        А на земле Арес встал за спиной Гектора и принялся направлять его удары и отклонять все, что летело в него самого. Диомед с изумлением увидел, как сначала само по себе пролетело тяжелое копье, потом камень, понял, что это невидимые боги тоже бьются. А уж когда Гектор стал просто недоступен для других, возмутился:
        - Так нечестно, помогать только одним!
        За его спиной тут же возникла Афина:
        - Повоюем?
        Она сделала для Диомеда богов видимыми и тот ужаснулся: в драке участвовали Гера и Артемида, Посейдон и Аполлон, хромой Гефест, то и дело подбрасывающий ахейцам новые копья взамен сломанных, и даже едва успевавший уворачиваться от стрел с помощью своих крылатых сандалий Гермес!
        Арес, отводя от Гектора копье Диомеда, пущенное с помощью Афины, был ранен им сам и поспешил на Олимп, залечивать рану. Гектор понял, что рукой Диомеда управляет богиня войны и без Ареса троянцы потерпят поражение.
        Но Гелиос уже почти прогнал свою колесницу по небу, намереваясь уйти на покой до следующего утра, снова наступало время прекрасной Эос… Войскам пришлось отойти, чтобы на следующий день начать все сначала.
        На долину Скамандера и окружающие горы легли синеватые тени, на узкую галечную полосу шурша и чуть пенясь накатывали волны прибоя. В небе одна за другой загорались звезды, они отражались в воде и казалось, что неба со звездами два - одно вверху над головой, а второе протягивалось от берега вдаль до самого горизонта, хотя его не было видно. И такая стояла вокруг тишина, что людям было как-то даже совестно ее нарушать… Они молча собирали погибших, сносили их для погребальных костров, потом собирались вместе, чтобы вспомнить и назвать, кто же погиб…
        Когда в ночи взметнулись искры этих костров, каждый смотрел и думал, что завтра, возможно, и его душа вот также отлетит вверх в черное небо. Но не было ни страха, ни робости. Ахейцы твердо знали, что они должны жестоко отомстить теперь уже не только за обиду, нанесенную когда-то давно Парисом Менелаю, но и за сегодняшнюю, за нарушение клятвы, за погибших друзей, за свои и чужие раны…
        А троянцы понимали, что после сегодняшней битвы пощады уже не будет, и их слабость будет означать гибель всей Трои, смерть мужчин и плен женщин. И не было смысла кого-то винить в произошедшем, теперь были виноваты и правы все, а потому после рассвета битва продолжится. Надолго ли? Пока не погибнут все с одной стороны, это будет означать победу другой. Какой? Неизвестно, даже если по одну сторону троянских стен останется хоть один воин, он и будет победителем.
        Зевс оглядел обитателей Олимпа, усмехаясь. Боги, решив лично ввязаться в драку на земле, немало пострадали. У кого-то перевязана рука, у кого-то нога, кто-то держался за голову. Афродита все стонала, картинно прикладывая руку к прекрасной груди и ежеминутно интересуясь у кого-нибудь:
        - Синяк будет?
        Конечно, при этом предлагалось со вниманием осмотреть грудь и, конечно, вопросы задавались богам-мужчинам. Афина хмыкнула и, подойдя к пострадавшей от ее же руки подруге, деловито потребовала:
        - Давай, посмотрю.
        Не успела богиня любви отказаться, как Афина во всеуслышание заявила:
        - Синяка не будет, если не станешь показывать всем подряд!
        Афродита обиженно отвернулась, мало того что сильно ударила, так еще и насмехается!
        Зевс поднял руку, призывая к вниманию. Все затихли. Как-то рассудит их сегодняшнюю междоусобицу Громовержец?
        - Завтра чтобы не смели вмешиваться в людские дела!
        - Всем нельзя или некоторым можно? - Афина покосилась на Афродиту.
        - Всем!
        - А тебе? - теперь уже интересовалась Гера, потому что знала, что муж желает победы троянцам, в то время как она сама ахейцам.
        - И мне, - буркнул Громовержец, мысленно кляня «этих хитрых баб».
        В своем шатре маялся Ахилл, впервые он не мог сидеть у костра, где шли разговоры о тяжелом бое, в котором получили раны и гибли его друзья, а он участия не принимал! Но и нарушить собственную клятву Ахилл тоже не мог. Как же он сейчас корил себя за неумное, резкое слово! Но оно вырвалось и обратно не вернешь.
        Стоила ли того Брисеида? Ахилл честно отвечал себе, что как бы он ни любил эту рабыню, клясться, что, пока Агамемнон не попросит прощения, не вступать в бой, он не имел права! И как теперь быть, тоже не знал. Микенский царь не менее упорный, он скорее погибнет в бою сам, чем станет просить у Ахилла прощения, да и за что? Если вдуматься, то Агамемнона обидели не меньше, чем самого Ахилла.
        Разорив округу, Ахилл привел в числе прочих в лагерь двух красоток - Хрисеиду и Брисеиду. Первая досталась Агамемнону, а вторая самому Ахиллу. Никто не спорил, но Хрисеида оказалась дочерью жреца Аполлона и тот пожаловался богу с просьбой наслать на ахейцев какую-нибудь гадость. Аполлон просьбе внял, и уже через день ахейцы мучились от заразы, разившей в лагере одного воина за другим. Не помогли и принесенные жертвы, бог оказался обидчивым. Пришлось возвращать Хрисеиду.
        Агамемнон в запале обвинил Ахилла в том, что тот нарочно привел к нему именно эту пленницу, и потребовал взамен отдать Брисеиду. Спора не понимал никто, не столь уж хороши обе девушки, чтоб из-за них ссориться так рьяно, заменить некем, что ли? Но оба царя уперлись, словно два барана лбами, ни влево, ни вправо! Ахилл Брисеиду отдал, но поклялся, пока Агамемнон не попросит прощения, в бой не вступать, пусть бы ахейцев и разбили совсем!
        В другое время Агамемнону своеволия с наложницей не простили, но тут многие встали на сторону микенского царя, отказываться биться рядом с товарищами по оружию в обиде за девку? Чем же Ахилл лучше того же Париса? Даже близкий друг Патрокл выговаривал, Ахилл разозлился и чуть не прибил друга. Теперь обиделся даже Патрокл.
        Было от чего тосковать мирмидонскому царю…
        На следующее утро Андромаха вдруг решила проводить своего супруга не просто из дома, а до самых Скрейских ворот. Она так рыдала и уговаривала хоть в этот день не ходить, что на сердце у Гектора стало совсем мрачно, словно не к добру эти женские слезы. Если выживу, больше не позволю меня провожать! - решил он. Мало того, она еще и маленького сынишку Астианакса с собой взяла, но стоило отцу наклониться к малышу, чтобы поцеловать, как тот вдруг заревел во все горло, испугавшись большого гребня на шлеме отца. Пришлось снять шлем и снова протянуть руки к малышу. Теперь Астианакс пошел к отцу спокойно. Андромаха невольно рассмеялась, на душе стало легче.
        Тот день не стал для Гектора последним, хотя он сражался против Аякса Теламонида. Поединок не успели закончить до вечера, и оба благодарили богиню зари за ее появление.
        События неслись, все ускоряясь. Если совсем недавно троянцы только разглядывали лагерь ахейцев, дразня их со стен, то теперь воины все чаще выходили в поле против противника и бились от зари до зари… Узнав, что Ахилл в ссоре с Агамемноном и биться не выходит, Гектор торопил троянцев:
        - Пока бессмертный Ахилл не с ними, нужно успеть разбить ахейцев или хотя бы уничтожить как можно больше самых сильных бойцов. Если Ахилл передумает, то нам снова придется запереться в стенах и выглядывать оттуда, как неоперившимся птенцам из гнезда!
        В Трое эти слова передавали друг дружке даже малые дети. На Гектора надеялись даже больше, чем на помощь богов. Потому и смотрели со стен, не ранен ли царевич, не убит ли?
        Война, и правда, неслась, как воз под гору, все ускоряясь и громыхая на каждом камешке, попавшем под колеса. Едва успевали вспоминать убитых с обеих сторон.
        Воодушевленные отсутствием Ахилла и поддержкой Зевса, который принялся откровенно вмешиваться в ход боев, троянцы решили не просто биться под своими стенами, а напасть на лагерь ахейцев! Это удалось и там, у кораблей ахейцев, Гектор все же увидел человека в доспехах Ахилла. Увидел не он один, троянцы поспешили обратно к своим стенам, даже не поняв, что в этих доспехах не сам Ахилл, а его друг Патрокл. Это он, не выдержав, воспользовался доспехами друга и бросился в бой против троянцев.
        Гектор рискнул сразиться с Патроклом, но едва ли победил бы, не приди вовремя помощь от бога Аполлона. Тот попросту сорвал с Патрокла чужие шлем и доспехи, оставив против троянцев незащищенным. Гектору ничего не оставалось, как пронзить ахейца копьем. Падая, тот предрек Гектору смерть от руки Ахилла.
        Но сначала ахейцам пришлось побороться за тело самого Патрокла и валявшиеся доспехи Ахилла. Увидев гибель героя, первым подскочил Менелай. Именно его, защищавшего убитого уже Патрокла, как свою собственную жизнь, увидел Парис и показал поднявшейся на стену Елене:
        - Смотри, ходит, точно лев над своей добычей.
        Елена так сверкнула глазами на мужа, что тот поперхнулся собственными словами.
        - Почему ты не там? Снова богиня не разрешает?
        Вслед уходившей Елене донеслось от слышавших эту перепалку:
        - Правильно, Елена!
        Но желания воевать с мечом или копьем в руках у Париса не прибавилось, он предпочитал стрелять из лука издали, так безопаснее.
        Ахейцы смогли отбить тело Патрокла, но доспехами Ахилла завладел Гектор. Когда он принялся примерять их уже дома, Андромаха вдруг залилась слезами:
        - Не стоит надевать чужие доспехи, Гектор!
        Сверху на это безобразие смотрел, скрипя зубами, Гефест.
        - Зевс, разве можно вот так воевать?! Аполлон поступает не просто нечестно, но и предательски.
        - Кого это я предал? Я помог своим.
        - Тогда и я помогу! А эти доспехи только погубят Гектора!
        Афродита, прекрасно знавшая, что муж слов на ветер не бросает, бросилась следом:
        - Гефест, куда ты собрался? Пойдем лучше домой.
        Тот поморщился:
        - Уйди, женщина! Занимайся своим никчемным Парисом, кроме как делать гадости героям, вы с Аполлоном ни на что не способны.
        На следующий день Ахилл получил от Гефеста новые доспехи, а Агамемнон, переступив через свою гордость, пришел просить у него прощения.
        Гелиос, впрягая застоявшихся за ночь коней в свою золотую колесницу, морщился:
        - Ну хоть вниз не смотри! Убивают и убивают друг друга! Из-за чего?
        Если честно, то обе стороны даже забыли, что воюют из-за Елены, теперь набралось много других поводов - все мстили за всех! Такого не придумать даже богине раздора Эринии. Арес ходил, потирая руки, он очень любил кровавую, жестокую бойню, какой и стала война между ахейцами и троянцами.
        С утра все началось снова, но теперь в бой уже вступил и Ахилл, ведь Агамемнон в который раз смог поставить общее выше собственного и попросил прощения у героя. Зевс махнул рукой, разрешая богам вмешиваться в ход битвы, все равно они не утерпели бы. И началась вакханалия! Такого бессмысленного разгула всеобщего уничтожения никогда не видела не только троянская земля, но и самые опытные воины, прошедшие многие битвы.
        Самым страшным результатом для троянцев была гибель от руки Ахилла Гектора! Как ни исхитрялся Аполлон, как ни пакостил герою, Ахилл был неуязвим, он горел страстью отомстить за гибель друга и сделал это.
        Гектор не просто погиб, Ахилл не позволил троянцам забрать тело героя, чтобы он был погребен по всем правилам. Он привязал Гектора за ноги и долго таскал на виду у всего города, разъезжая на колеснице.
        А потом Приам ночью сам ходил в шатер к Ахиллу умолять его, чтоб позволил похоронить сына с почестями, как героя, а не скормить бродячим псам. Слезы старого царя тронули Ахилла, и он отдал не только тело Гектора, но и тела других погибших, в том числе амазонок, пришедших на помощь троянцам и тоже сложивших головы в битве.
        Никто из ахейцев не укорил Ахилла, понимая, что тот прав.
        В Трое наступил траур. Елена смотрела на вмиг поседевшего и постаревшего Приама, на едва двигавшуюся Гекубу и понимала, что они потеряли самое дорогое, что было, - надежду. Не они одни, Гектор словно был надеждой всей Трои, его оплакивали в каждой семье, в каждом доме. Даже Парис, и тот прослезился, хотя Елена заметила, как он хохорится перед зеркалом, ведь теперь Парис стал старшим царевичем и наследником престола!
        И снова под стенами Трои шли бои, снова гибли воины, пахло гарью погребальных костров, рыдали женщины и дети…
        Но после гибели Гектора все как-то померкло, он словно держал оборону Трои, был ее остовом, ее краеугольным камнем.
        Парис не слишком спешил покинуть спасительные стены, он натренировал руку и успешно стрелял со стены по всем приближавшимся, это было куда безопаснее поединков с Менелаем или кем-то другим. С еще большим удовольствием он вообще не брал бы в руки оружия, даже в надежде на помощь Афродиты, тем более богине было явно не до своего любимца, она страдала. Удар Афины в грудь оказался столь чувствительным, что нежная богиня не на шутку разболелась. Ее проведать пришла виновница страданий, протянув чашу с нектаром, Афина попросила:
        - Не сердись. Просто это не твое дело - воевать, ты уж занимайся лучше любовью.
        - Как там на земле? - слабым голосом поинтересовалась страдалица. - Как Парис?
        - А что ему сделается, твоему любимчику, если он и носа за стены Трои не кажет?!
        Афродита только вздохнула, ей действительно было не до Париса, пусть уж пока посидит дома…
        Елена заметила, что за ней следит какой-то молодой человек. Женщина ускорила шаг, но парень не отставал, она почти побежала, человек отстал только у самых ворот дворца. После гибели Гектора в Трое творилось что-то невообразимое, не было никакого порядка, никто ни за кем не следил, Приам сидел в своих покоях, не желая никого видеть, Гекуба тоже заперлась… Все, кто мог держать в руках оружие, выходили биться с ахейцами, возвращались израненными или вообще не возвращались. Никто никого не охранял, стража вся по ту сторону стен, либо уже полегла на полях сражений. Антенор пытался держать порядок в городе, но это не касалось дворца. Скоро во дворец можно будет входить каждому, да и сейчас можно…
        Елене стало страшно за себя и за детей. Нужно немедленно забрать мальчиков из дома Гекубы и… а что «и» она не представляла.
        Но сделать Елена ничего не успела. С Парисом после того позорного дня она предпочитала вообще не разговаривать, тот воспринял это как наличие любовника и стал совершенно невыносим. Царевич теперь был наследником, он старший из оставшихся в живых сыновей Приама, и только недавно пережитый позор не позволял ему чувствовать себя главным в городе. Зато он изводил жену придирками и требованиями относиться к нему подобающе.
        - Как к кому? К трусу, который удрал, вместо того чтобы драться?
        - Я не удрал, а был перенесен Афродитой!
        - Но ты не вернулся тотчас обратно, а предпочел наброситься на меня!
        - Как ты смеешь так говорить со своим мужем?! У тебя есть другой?! О… я знаю, меня всегда предупреждали, что женщина, изменившая один раз, будет изменять всегда!
        - Зачем же ты привез меня сюда?
        Парис взвивался:
        - Хочешь убежать к своему Менелаю?! Не получится! Я убью и его, и тебя!
        Однажды Елене надоели эти угрозы, и она устало попросила:
        - Убей. Убей, если нет другого способа отвязаться от тебя.
        - Отвязаться?! Ты хочешь от меня отвязаться?! У тебя точно кто-то есть, я выслежу и убью этого твоего любовника!
        - Да нет у меня никого, я же беременна!
        Вечером Елена вдруг услышала шум в мегароне, чьи-то тихие шаги и бросилась туда. Перед ней стоял красивый молодой человек, чем-то неуловимо знакомый. Нахмурив лоб, Елена пыталась вспомнить, где могла видеть эти черты лица. А юноша беззастенчиво разглядывал ее саму.
        - Так вот ты какая…
        - Какая? - Елена постаралась, чтобы в голосе не прозвучал страх.
        - Красивая…
        - Ну это всем известно. А ты кто?
        - Я?
        Он словно и собирался отвечать, а переспросил невольно…
        - Верно мать говорила, что Афродита обещала отцу любовь самой красивой женщины.
        До Елены начало медленно доходить.
        - Ты кто?! Зачем ты сюда пришел? Ты… ты сын Париса?!
        Тот вздохнул и чуть улыбнулся:
        - Да, я Кориф, его сын.
        - За… зачем ты здесь? Отца нет!
        - Мне не нужен отец, что с него взять? Я пришел к женщине, сделавшей несчастной мою мать, оставившей меня сиротой.
        Ну вот и все! Охраны нет, даже если кто-то и услышит зов, то прибежать уже не успеют, парню достаточно протянуть руку, чтобы вонзить нож ей в сердце! Мелькнула мысль, что это даже лучше, все равно когда-то погибать, какая разница - от меча Менелая или от клинка этого мальчика? А он молод, совсем молод, не старше ее собственных сыновей, оставшихся там, в Спарте… Рука невольно потянулась пригладить взъерошенные волосы, провести по щеке. Конечно, это сын Париса и именно таким был в юности его отец! Та же ямочка на подбородке, тот же разлет бровей…
        И вдруг в ее глазах метнулся ужас, а рот раскрылся, чтобы закричать - за спиной Корифа стоял сам Парис, причем с занесенным мечом в руке! Она не успела даже вскрикнуть, а мальчик повернуться, это в бою Парис был медлителен и пуглив, когда ему самому не угрожали, он мог быть решителен, Кориф упал, сраженный отцовским мечом, не успев даже понять, что происходит.
        Елена опустилась перед упавшим мальчиком на колени, подняла его голову. В глазах Корифа медленно гасла жизнь, но он все же успел прошептать:
        - Ты самая красива…
        - Ты принимаешь любовников даже в мегароне?!
        Женщина подняла глаза на мужа, и было в них что-то такое, что он отшатнулся.
        - Это твой сын Кориф…
        Что было потом, она даже не помнила, кажется, бросилась прочь, кажется, прибежала к Креусе… Она больше не могла видеть Париса, человека, сломавшего всю ее жизнь, опозорившего своей трусостью, а теперь из глупой ревности убившего собственного сына…
        Но возвращаться домой пришлось. Парис валялся пьяным, тело Корифа уже унесли на сожжение. Всем было все равно… Царевич из ревности убил собственного сына, но город видел столько смертей, что еще одной не заметил.
        На следующий день появилась Креуса и предложила:
        - Нужно уходить отсюда и как можно скорее.
        - Куда?
        - Пойдешь со мной? Я выведу. Есть спрятанное золото.
        Елена неожиданно для Креусы возразила:
        - Только я без детей не пойду!
        - Каких детей?!
        - Своих детей, Креуса, у меня трое сыновей в доме у Гекубы. К тому же я снова беременна и осталось не так долго…
        - Зачем тебе они?
        - Они мои дети!
        - Хорошо, приходи ночью к восточному выходу из дворца, только постарайся, чтобы твой придурок тебя саму не убил или не запер.
        Вечером Парис снова валялся пьяным, и Елена с Клименой выскользнули почти незамеченными. Только старая Эфра грустно посмотрела им вслед, но что она могла? Попросить взять с собой? Кому нужна старуха? Рассказать Парису, что жена удирает? Но тогда он убьет и Елену тоже.
        Было душно, и Елена чувствовала себя не слишком хорошо, все же сказывалось перенесенное за последние годы и дни.
        Креуса, увидев, что подруга едва держится на ногах, поторопила:
        - Ты что-то плохо выглядишь, впервые такое вижу. Пойдем быстрее, чем раньше выберемся, тем лучше.
        - Где мальчики? Я без них не пойду!
        - Ох, уж эти беременные! Это последняя твоя беременность, больше я тебе рожать не позволю. Уродовать на такое время такое тело! И вообще, дети - обуза, к чему тебе они? - Недовольно поморщившись, Креуса распорядилась: - Идите, я вас догоню. В храме Афродиты за ее большим щитом тайный ход, ждите там. В сам ход без меня не суйтесь, там охрана, убьют.
        - Нет, я подожду тебя здесь.
        - Елена, к чему тебе эти щенки?! Пусть их растит Гекуба или вон папаша Парис.
        - Я без детей никуда не пойду! Если ахейцы возьмут Трою, то мальчиков убьют!
        Креуса хотела сказать, что нарожает новых, но вспомнила собственную угрозу такого больше не позволять и вздохнула:
        - Хорошо, ждите.
        Троя спала, где-то пела свою песню цикада, чуть шелестел листьями деревьев легкий ветерок… Время тянулось немыслимо медленно. Елена пыталась себе представить, что делает Креуса. От храма до дворца не так далеко, шума не слышно, значит, удалось пробраться незамеченной, но почему ее до сих пор нет?
        Большая желтая луна медленно скатывалась за верх Скрейской башни. Елена уже готова была бежать во дворец сама, когда появилась Креуса:
        - Не удалось. Их так хорошо охраняют… Ты не проболталась случайно?
        - Ты что?!
        - Елена, пойдем без них, а?
        - Нет, - замотала головой женщина, - без детей не пойду!
        - Вот заладила: не пойду, не пойду! Хорошо, уходим завтра. Я постараюсь заранее привести их туда в это же время. Только не обмани!
        Весь следующий день Елена была не в себе, отговорилась дурным предчувствием из-за беременности. Оно действительно было дурным, сердце чувствовало, что произойдет что-то страшное.
        Днем женщина, несмотря на жару, даже поднималась на стену, чтобы посмотреть, что происходит в лагере ахейцев. Но там было спокойно. Ближе к вечеру Креуса прислала свою служанку сказать, что все подготовила.
        Почему-то Елена не сомневалась, что их схватят либо здесь в Трое, либо там за пределами стен. Но ей хотелось только попытаться вывести детей, а там будь что будет. Она пробиралась по ночным улицам, закутавшись в плащ, с одним желанием - в любом случае уговорить Креусу спасти мальчиков, даже если придется рисковать своей жизнью.
        Ворота храма были чуть приоткрыты, их явно ждали. Проскользнув внутрь, Елена закрутила головой, ожидая увидеть детей, но пока никого не было. И вдруг… шум заставил ее выскочить из ворот на улицу. Неужели ахейцы решили ночью попробовать разрушить стены Трои?! Но грохот шел не от стен, а от царского дворца. Сердце сжалось донельзя, перед глазами замелькали какие-то мушки, хотя было довольно темно. Елена рванулась ко дворцу, забыв обо всем, о своей беременности, о том, что должна бежать с Креусой, о том, что лицо следует закрыть покрывалом… Сердце говорило, что что-то с детьми!
        Она оказалась перед внутренними покоями Гекубы едва ли не раньше всех. Там бегали рабы с факелами, кричали люди, отовсюду раздавались вопли боли и ужаса.
        - Что?! - Губы помертвели.
        Ее кто-то подхватил, кажется, Деифоб, но было все равно. Чей-то голос произнес:
        - Обвалилась крыша… Мальчики погибли…
        - Нет… Нет! Не-ет! Не-е-ет!!!
        Немыслимая боль опоясала низ живота, рванулась во все стороны. Охнув, Елена присела. Мушки перед глазами превратились в единое целое, и наступила темнота, прорезаемая той самой страшной болью…
        Сквозь эту темноту и пелену время от времени пробивались какие-то звуки, но они были вязкими, словно вокруг вода. Потом боль стала совсем невыносимой, кажется, Елена закричала… Одновременно с ее криком раздался и детский, а потом все провалилось окончательно…
        Очнулась она не скоро. Вокруг было темно и тихо. Попытавшись открыть глаза, Елена поняла, что для начала не осилит даже этого. Но темнота стала уже не такой плотной и звуки выплыли, стали отчетливыми. Елена прислушалась, пытаясь понять, где находится и что происходит вокруг.
        - Только не вздумай сказать ей про девчонку, не то все начнется сначала…
        Кажется, это голос Креусы. О какой девчонке она говорит? От попыток открыть глаза и прислушаться в голове снова загудело, и Елена провалилась в темноту.
        В следующий раз она очнулась уже окончательно. Рядом сидела Эфра, смачивая ее губы и лоб влагой.
        - Очнулась? - обрадовалась старая служанка.
        Елена тронула свой живот, его не было.
        - Родила? Кого?
        - Девочку.
        - Где она? Жива?
        По тому, как быстро отвела глаза Эфра, Елена поняла, что не все так просто.
        - Что? Где? Ну говори же!
        - Живая она, только слабенькая, рано еще…
        - Где?
        - У Креусы, она выхаживает.
        Елена помолчала, потом распорядилась:
        - Пусть принесет, сейчас же!
        Креуса пришла сама, изобразила радость оттого, что Елена пришла в себя, посочувствовала из-за гибели сыновей… Елена смотрела на царскую дочь и нутром чувствовала, что та лжет. Еще не знала, в чем именно, но знала, что лжет.
        - Где девочка?
        - Она умерла.
        - Когда?
        - Сегодня утром. Она была слишком маленькая и слабенькая, рано родилась.
        - Зачем ты прячешь от меня дочь, с ней что-то не так?
        - Я? - изобразила удивление Креуса.
        - Я не верю тебе.
        - Зря. - Глаза Креусы не обещали ничего хорошего, и Елена поняла, что если хочет жить, то больше не станет ничего выговаривать царской дочери.
        Она устало прикрыла глаза. Креуса едва заметно усмехнулась:
        - Так-то лучше, дорогая. Я хочу тебе только счастья.
        Губы Елены против ее воли беззвучно шепнули:
        - Я тебя ненавижу…
        Та наклонилась:
        - Вот за это люблю еще больше. Выздоровеешь, я тебе покажу, как велика моя любовь…
        Теперь угроза была уже нешуточной безо всякой надежды выпутаться… Кому она могла рассказать, Парису? Лаодике? Будет презирать, да и что толку? Гекубе? Приаму? Елена почувствовала себя по-настоящему загнанной в угол.
        Парис в одночасье стал героем! Ему удалось метко выпущенной отравленной стрелой убить самого сильного из ахейцев, почти бессмертного Ахилла, угодив тому именно в пятку! Когда-то мать Ахилла Фетида, пытаясь сделать его бессмертным, держала мальчика именно за пятку, потому та и осталась уязвимой. Смерть Ахилла подкосила ахейцев не меньше, чем троянцев гибель Гектора.
        Обеим сторонам война стала казаться бессмысленным убийством, но остановиться они уже не могли. Приам отдал за тело Гектора большую часть казны, сама Троя давно не получала былых доходов и сама была на грани разорения, конечно, с ней оставалось еще очень много золота, но не было никакой гарантии, что его удастся взять. С другой стороны, у троянцев не было никакой надежды, что ахейцы скоро уйдут, а в городе уже откровенно не хватало ни еды, ни даже воды. Потеряв героя, ахейцы на время притихли, но никуда не ушли. Они не могли взять стены города, но основательно перекрыли все пути подвоза к нему продовольствия.
        Но Парису было не до того, он поглядывал на всех свысока, как истинный герой, даже не замечая, что на него самого косятся недовольно даже после убийства Ахилла. Все слишком хорошо помнили, что он был виной всех нынешних бед.
        Может, потому и не слишком жалели, когда и до Париса долетела со стороны ахейцев отравленная стрела? По тому, как быстро вспухла рана и стала почти черной, поняли, что жить Парису уже недолго. Спасти его могла бы бывшая жена нимфа Энона, знавшая много лекарственных средств и противоядий.
        И тогда Геликаон с отрядом троянцев сумел пройти к лесам на Иде и пронести туда раненого Париса. Это было сродни подвигу, но ахейцы даже не слишком обратили внимание, они тоже потеряли боевой запал и теперь бились вполсилы и охраняли подходы к городу тоже плохо.
        Нимфа старалась не думать о том, что творится в Трое. Она ненавидела этот город и все, что с ним связано. Энона уже который день оплакивала своего убитого Парисом сына. Ее отец речной бог Ксанф пытался, как мог, развеселить дочь, но как можно развеселить мать, у которой погиб ее единственный любимый сын, да еще и будучи убитым собственным отцом!
        И вот к этой несчастной Эноне притащили умирающего Париса с просьбой о помощи.
        Женщина даже не сразу поняла, о чем ее просят. Парис смертельно ранен? Так и должно быть! Кто-то отомстил убийце за его сына.
        Губы Париса дрожали:
        - Только ты можешь меня спасти…
        - Нет! Уйди! Тебя ждет смерть, медленная, мучительная… Нет!!! - Энона упала на колени, сжав голову руками, зарыдала, забилась в слезах.
        Геликаон покачал головой:
        - Ты спасала любого… Я никогда не видел, чтобы ты отказала в помощи, Энона. Неужели ты не можешь простить Париса или хотя бы на минуту забыть о его поступке? Неужели обида за столь давнюю измену до сих пор так горяча?
        У женщины вдруг высохли слезы, она подняла голову, глядя на Геликаона широко раскрытыми, полными ужаса глазами:
        - Забыть? Ты просишь забыть?! Что, Геликаон? Если бы он просто бросил меня даже с сыном ради другой… привез сюда ее всем на потеху и мучения… если бы обидел только меня…
        Геликаон хотел сказать, что троянцы не любят Париса, однако смерти ему не желают, но не успел. Энона горько усмехнулась, ее глаза горели странным огнем, и было непонятно, чего в этом пламени больше - ненависти или все же горькой муки любви.
        - Но его любовница, распутная женщина, которую он притащил из-за моря, соблазнила нашего сына! И он убил сына! Уби-и-ил, - стонала она, раскачиваясь из стороны в сторону, - убил нашего сына ради продажной женщины!
        - Что?! - обомлел Геликаон. А Парис силился приподняться с земли, протягивая руку к Эноне:
        - Я… не знал, что это он…
        Энона встала в полный рост, нависла над лежащим Парисом и сидевшим Геликаоном:
        - А если бы это был не Кориф, а чей-то другой сын?! Из-за женщины, готовой лечь в постель с любым, кто позовет, ты можешь убить человека?! Ты недостоин жить сам! И не из-за предательства, а из-за готовности приносить в жертву распутнице сыновей Трои!
        Парис застонал, откинувшись на спину. Но стон был явно не из-за телесных мучений, а из-за понимания содеянного. Его вернули в Трою умирать.
        Энона смотрела вслед троянцам сухими страшными глазами. В них не было слез, слезы превратились в кровь, по капле вытекающей из страдающего сердца. Она раскачивалась из стороны в сторону, обхватив голову руками.
        Я не могу! Ну почему же я не могу?! Почему любовь никак не остынет в моей груди?! Столько лет прошло, но под седым пеплом все тлеют горячие угольки… Афродита, почему любовь бывает проклятием?!
        Энона поняла, что не сможет оставить погибать без помощи предавшего ее и сына Париса. Она метнулась в город. Теперь было все равно, с кем останется Парис, кого он будет любить. Энона не простила только убийство сына, остальное покрылось горячим пеплом.
        Парис едва дышал, он попытался улыбнуться:
        - Ты все же пришла…
        - Молчи, не трать силы, они тебе нужны, чтобы выжить.
        - Не… стоит… я знаю, что… умру… знаю… Посиди рядом…
        Каждое слово давалось с большим трудом, но ему так хотелось попросить прощения у обиженной Эноны!
        - Прости… меня…
        Лоб Париса был в испарине, волосы слиплись, дыхание частое и хриплое.
        Елена смотрела на ту, которую Парис бросил ради нее, и понимала, что женщина по-настоящему любит бывшего мужа до сих пор, даже после страшной трагедии с сыном любит… Она пыталась найти и в себе хоть искру того пламени, что заставило бежать из Спарты в Трою, искала и не находила. Если искра и была, то ведь искры долго не живут, либо разгораются в пламя, либо гаснут, оставив всего воспоминание…
        Действительно, оказалось поздно, хотя если бы Энона и принялась лечить Париса сразу, едва ли что вышло. Отравленные стрелы оставляют мало надежд на жизнь.
        Парис умирал долго и мучительно. Он не искал взглядом ту, из-за которой погибал, которая стала поводом для стольких бед, гаснущим взором Парис смотрел на свою первую и настоящую любовь, не страсть, подаренную Афродитой, а любовь - Энону. А та, не отрываясь, смотрела в глаза умирающему мужу. По ее щекам текли слезы, но Энона не замечала, она даже не видела нынешнего Париса, перед взором несчастной женщины вставал тот, что впервые обнял ее на берегу реки, а возмущенный отец с силой плеснул на них волной. Тогда они бросились на колени перед богом реки, и он смилостивился, но обещал, что если только Парис причинит боль его дочери!..
        Причинил, и речной бог ничего не сделал предателю, дочь упросила…
        А теперь этот обидчик умирал, и Энона готова отдать свою жизнь взамен его, она даже просила об этом, но боги не приняли такую жертву, каждому свое время. Парису пора уходить в царство Аида. Там он расскажет Корифу, что любовь к Елене никому не принесла счастья, и попробует вымолить прощение у сына.
        Взор Париса затуманился и дыхание прекратилось. Самый красивый сын Приама окончил свой жизненный путь…
        Энона поняла, что дольше оставаться во дворце не может, она встала и, не глядя ни на кого, вышла прочь. Елена дернулась следом, сама не зная зачем и что скажет. Ее остановила рука верной Эфры:
        - Не трогай ее. Это ее муж умер, а не твой. Твой под стенами Трои…
        Гекуба словно окаменела, в глазах ни слезинки, взгляд остановился. Молчал и Приам. Погибли Троил, Гектор, теперь Парис… Гибель ждет многих и многих троянцев. Зачем? Почему?
        Факельщики поднесли огонь к сложенным дровам костра. Они хорошо знали свое дело, пламя вспыхнуло сразу со многих сторон. И вот уже дым вознесся вверх, огонь почти коснулся тела Париса, еще немного, и оно начнет гореть, тогда вместе с дымом вверх унесется и душа Париса. Как бы он ни прожил жизнь, и что бы ни заслужил, только богам решать, что с ним будет дальше…
        И вдруг!.. Раздался женский визг, это, не выдержав увиденного, страшно закричала Лаодика. Было от чего. К помосту с костром метнулась Энона и, оттолкнув воина ограждения, бросилась в пламя! Ее тело мгновенно превратилось в факел, загоревшись вместе с телом Париса.
        Все произошло настолько быстро, что никто не успел помешать нимфе. Многим показалось, что из пламени вверх вылетели два голубка - белый и серый. А может, это была просто игра света, ведь когда горит большой погребальный костер и так ярко светит солнце, то многое может почудиться…
        Геликаон прижимал к себе рыдающую Лаодику, гладя и уговаривая успокоиться. Елена изо всех сил сжала руку своей Эфры.
        Даже брошенная, преданная Парисом Энона, мать убитого им сына, не смогла жить без любимого, предпочла царство мертвых, но вместе с ним.
        Чей-то злой голос негромко произнес:
        - Этой красотке бы туда броситься!
        Ему тут же возразил голос Кассандры:
        - Она нас всех переживет.
        Эфра не выдержала:
        - Тьфу на вас! Ишь разболтались!
        - Чем тебе не нравится мое пророчество, старая фурия? - усмехнулась Кассандра. - Я же сказала, что твоя хозяйка проживет долго. Правда, смерть ее будет ужасной.
        Эфра потянула Елену подальше от дочери Приама:
        - Не слушай ее! Она не в себе.
        - Почему же? Она сказала, что я еще долго буду жить, - невесело усмехнулась женщина.
        - Про смерть не слушай.
        - Я не бессмертна, Эфра, потому обязательно отправлюсь в царство Аида. Как и ты. И все они, - Елена почти презрительно обвела взглядом толпу, с жадностью взирающую на пылающий костер.
        Кассандра оказалась права, Елена прожила долго, смерть настигла ее неожиданно и действительно оказалась страшной - красавице не простили гибели своих мужей женщины Эллады. Через много лет Елену повесили… вдовы погибших у стен Трои ахейцев. Боги Олимпа рассудили по-своему, спасать красотку не стали, а на Олимпе отдали ее в жены Ахиллу, убитому, как вы помните, Парисом. Кто знает, что это - награда или наказание?
        Париса похоронили следом за Гектором, но жизнь на этом не закончилась. Она может продолжаться без любого из смертных…
        Приам рассудил, что Елена после погибшего мужа Париса должна достаться не следующему, Гелену, а Деифобу, как более сильному. Многие согласились бы, к чему прорицателю Гелену такая женщина, а Деифоб силен, как бык, и пока не женат, у него только наложницы, ну и проститутки Трои тоже. Деифоб известный бабник. Но никто не только не возразил, никто даже не обратил на такое решение внимания, всем было безразлично. Никто, кроме троих - весьма довольного Деифоба, Гелена и самой Елены. Ей совсем не хотелось становиться женой этого громилы с жадным взглядом, но что она могла поделать?
        Гелен промолчал, но неожиданно подошел к Елене, словно утешая в потере супруга.
        - Хочешь сбежать из Трои?
        - Куда?
        - Я помогу тебе выйти за стену.
        - А там куда?
        - Я отправлюсь к ахейскому предводителю Агамемнону, можешь со мной.
        При имени Агамемнона у Елены что-то дрогнуло внутри.
        - Ну, пойдешь сегодня ночью?
        - Да.
        Погода им помогала, совсем недавно ясное и чистое небо было затянуто сплошными облаками, луна не пробивалась вниз ни единым лучиком, кроме того, она была столь тоненькой, что и без туч не смогла бы осветить ничего. Но Гелен уверенно вел свою спутницу к дальнему углу стены… У Елены мелькнула мысль, что, может, вовсе и не ради побега, но она усмехнулась: какая теперь разница!
        Они осторожно поднялись на стену, там было не так высоко, как перед Скрейскими воротами, страж тихонько приветствовал их, показал длинную веревку с большими узлами, цепляясь за которую можно спуститься или взобраться, и также жестами объяснил, что не может долго стоять. Гелен кивнул и показал Елене, что полезет первым.
        - Только ты сразу за мной, чтобы не заметили, что по стене кто-то ходит.
        Веревка была достаточно длинной, почти до земли, спускаться, в общем-то, легко, добрались быстро. Гелен чуть подергал веревку, то ли подавая знак, то ли пытаясь ее оторвать. Не удалось, он махнул рукой и показал Елене, чтобы двигалась следом.
        Прошли не очень много, когда их окликнули откуда-то из кустов, пришлось нырнуть в заросли, и почти сразу Елена очутилась на небольшой полянке перед входом в какую-то пещеру. Призвав на помощь все свое мужество, она шагнула внутрь и тут же замерла, потому что внутри действительно стоял Агамемнон!
        Царь Микен тоже замер, не отрывая глаз от возникшего перед ним явления.
        Она не только не постарела за эти десять лет, напротив, бывшая жена Менелая стала еще краше! Ее не взяли годы, в совершенных формах не появилось ни малейшего изъяна, на лице ни морщинки… Грудь все также по-девичьи высока и округла, талия тонка, а бедра широки, стройные ноги, немыслимой красоты руки, лебединая шея и небесной синевы глаза, увидев которые однажды, забыть невозможно…
        Елена подошла к микенскому царю легкой походкой, глянула в лицо. И Агамемнон увидел, что это все та же девочка, которая бесстыдно отдавалась ему в зарослях позади дворца в Спарте, умоляя жениться на ней, а не на сестре. И сейчас готова также отдаться, стонать от прикосновения его губ к груди, закусывать свои губы, чтобы не закричать от восторга…
        Агамемнон забыл обо всем, о множестве воинов, сидевших на берегу, о брате и бывших женихах Елены, прибывших, чтобы отнять ее у троянцев, забыл Париса, с которым бежала изменница, прошедшие годы… Он сорвал с нее одежду, а Елена не сопротивлялась. Она подчинялась ему с тем же восторгом, с каким делала это втайне сначала от отца Тиндарея, потом от мужа Менелая и своей сестры Клитемнестры. И снова у нее были искусаны губы и поставлены синяки на красивой груди…
        Но они не могли себе позволить наслаждаться близостью до утра, обоих могли хватиться. Вдруг Агамемнон вспомнил, что, по законам Трои, после погибшего мужа Елену должен взять старший из его братьев. Получалось, Деифоб. Внутри шевельнулась ревность, усмехнулся:
        - Тебя уже взял Деифоб? Как он тебе понравился?
        Оборачиваясь тонкой тканью покрывала (Агамемнон удивился: надо же, приучилась не ходить полуголой!), Елена тихо проговорила:
        - Ты хорошо знаешь, что я всю жизнь хотела только тебя. Каждый твой приезд в наш дом был для меня радостью! Твои объятия самыми желанными!
        - И сбежала с Парисом!
        Елена вскинула голову, ее глаза были полны слез:
        - Я не могла больше жить той жизнью! Надоело жить во лжи!
        Агамемнон чуть недоверчиво усмехнулся. Елена вцепилась в его руку:
        - Давай уедем отсюда вдвоем?! Только ты и я! Сбежим на дальний остров, и я буду любить тебя до самой смерти, только тебя! Ты же хотел этого, помнишь, ты предлагал мне бежать, когда гостил у нас, а Менелая не было? Бежим, Агамемнон!
        Предводитель эллинов посмотрел на любовницу долгим взглядом и вдруг покачал головой.
        Елена растерялась:
        - Ты… ты больше не хочешь меня?!
        - Хочу, как прежде, даже еще сильнее, потому что ты с годами не стареешь, становишься лишь чувственней и желанней, но посмотри, - он вытащил красавицу за руку наружу и показал на многочисленные костры на берегу, - эти люди приплыли сюда за тобой. Тобой, понимаешь? Чтобы вернуть тебя мужу - Менелаю. Там отвергнутые тобой женихи, множество воинов, которые уже десять лет не знают ничего, кроме войны. И они не допустят, чтобы ты досталась кому-то другому!
        - Мне наплевать на них всех! Я не хочу войны! Уедем?
        - Не хочешь войны? Ты говорила, что была вынуждена бежать по воле Афродиты, которая обещала тебя Парису?
        - Да, - не понимая, к чему он клонит, прошептала Елена. Она уже осознала, что никуда Агамемнон с ней не сбежит.
        - Парис убит, что держит тебя теперь? Иди прямо отсюда в лагерь к своему законному мужу, расскажи ему историю с Афродитой, Менелай тебя любит и простит. Мало того, будет очень рад и отпразднует твое возвращение со своими друзьями, - Агамемнон насмешливо показал на костры внизу. - И на радостях прикажет переспать со всеми ними по очереди!
        - Нет!
        - А как же? - навис над Еленой царь Микен. - Там их осталось десять, как раз по числу прожитых в Трое лет. Не так уж много, согласись.
        - Ты не любишь меня, - горестно прошептала женщина.
        - Не люблю, но хочу, всегда хотел. Эрот перепутал стрелы, попав в меня стрелой вожделения, а не прекрасной любви. Другая досталась твоей сестре.
        - Ты ненавидишь меня…
        - И ненавижу! Ненавижу за свою беспомощность, за то, что не могу забыть твое тело, за то, что желаю его и не могу обладать все время.
        - Так обладай! - метнулась к нему Елена. - Я же прошу уйти со мной! Я буду тебе верной женой, Агамемнон!
        - Нет, - помотал он головой.
        Елена вдруг протянула ему меч:
        - Тогда убей меня! Я устала принадлежать другим, устала быть самой желанной, устала быть предметом раздора и вожделения!
        - Нет!
        Она горько усмехнулась:
        - Ну, схвати меня за волосы и утащи к своему брату. Он будет тебе благодарен. И не только он.
        И этого не мог Агамемнон. Он не могут убить столь желанную женщину, не мог отдать ее своими руками другому.
        - Не можешь… ничего не можешь… Прощай.
        - Куда ты?
        - Обратно в Трою к Деифобу, мой новый супруг ждет меня! По крайней мере, он не будет отталкивать меня! А если и Деифоб погибнет, то у Приама много сыновей…
        Она ждала, что остановит, пусть грубо, силой, пусть даже потащит в лагерь к ахейцам и отдаст Менелаю… Все равно потом они встретятся, и Агамемнон снова будет столь же страстен, как был только что!
        Но он не остановил. И Елене пришло в голову, что Эрот все же выпустил свинцовую стрелу. Что ж, теперь ей нечего терять… и нечем дорожить…
        Уже ныряя в заросли, она невесело усмехнулась:
        - Ифигению я родила от тебя, а не от Тесея.
        - Что?! - рванулся за ней Агамемнон. - Ты лжешь!
        - Зачем? - спокойно пожала плечами Елена и отправилась к стене, где все еще болталась веревка с узлами, по которой так удобно было спускаться.
        Совершенно оглушенный услышанным, он не сделал ни единого движения, чтобы ее остановить.
        Когда она уже взобралась на верх стены, послышался крик:
        - Елена!!!
        Поздно, - усмехнулась женщина. В этот момент ее схватили мужские руки, охрана заметила Елену, но решила, что она только пытается бежать. Вяло шевельнулась мысль: «Хоть бы убили, что ли…»
        Не убили, привели к Деифобу. Тот, узнав, в чем дело, принял все на свой счет.
        - Оставьте нас.
        Немного походил по комнате, остановился перед безразлично сидевшей Еленой, вдруг взял ее за локти и поднял на ноги.
        - Я знаю, ты хотела сбежать, потому что боишься меня. Ты любила Париса (о, боги, какой дурак!) и теперь не хотела бы разочаровываться… Я не разочарую тебя. Брат был мальчишкой, мало что умевшим. Я взрослый мужчина, сегодня ты познаешь мою силу и поймешь, насколько я лучше… М-м-м… как ты хороша нагая!..
        За время этой речи руки Деифоба уверенно освобождали ее от одежды.
        «Он действительно опытен», - подумала Елена.
        Немного погодя:
        - И силен.
        - И умел.
        - И вообще, он даже лучше Париса.
        - И даже… Агамемнона!
        - Я помогу тебе забыть всех твоих мужчин! - шептал Деифоб на ухо, и она поверила… Хотелось спросить: где же ты был столько лет?
        Утром Деифоб посоветовал утомленной ночными ласками Елене:
        - Не выходи из комнаты. Все, что тебе нужно, принесут сюда.
        - Боишься, что сбегу? - усмехнулась женщина.
        Он наклонился над ложем, провел рукой по бедру:
        - Не хочу, чтобы тебя видели другие мужчины. Ты будешь моей, и только моей. Бесконечно.
        Он набрасывался на нее так, словно ждал встречи десять лет, даже Агамемнон не бывал столь ненасытен. Ночью она усмехнулась про эти десять лет, Деифоб согласился:
        - Так и есть! Я жажду тебя все эти годы, неужели не замечала? И теперь спешу наверстать упущенное…
        - Ты хоть любишь меня?
        - Люблю? - удивился новый муж. - Спрашивать такие глупости могут только женщины. Вам не дано понять, каково это: желать обладать столько лет и наконец получить такую возможность! При чем здесь любовь?
        Вот и все. Он был просто одним из мужчин, страстно желавших обладать ее телом и получившим наконец такую возможность. Да, он превзошел всех прежних пылом и умением (Елена вспомнила, как Гектор однажды ругался, что Деифоб переспал со всеми проститутками Трои!), даже Агамемнона, все же был моложе царя Микен и сильнее, но в его душе не было любви…
        Почувствовав, что что-то не так, Деифоб усмехнулся:
        - Вы, женщины, глупы. Вам дана такая власть над мужчинами, что и подумать страшно. Вот ты можешь делать со мной все, что захочешь, пока я не взял тебя на ложе. Пока я хочу тебя, я в твоей власти…
        Елена вспомнила старуху, говорившую ей то же самое еще в юности.
        - Но когда я взял, ты уже в моей! Так что подчиняйся, милая, повернись-ка вот так! И выгнись, выгнись…
        Деифоб уже спал, а она размышляла. А есть вообще любовь?
        В городе каждый день погребальные костры, смерть, кровь, слезы… После гибели Гектора, а потом Ахилла словно что-то разладилось в войне с обеих сторон, раньше проходили больше поединки, на которые собирались смотреть с двух сторон, а теперь это были кровавые бойни, противники не желали не только уступать друг другу, они не позволяли раненым спасаться среди своих и не давали забирать убитых. Если был убит троянец, то он оставался валяться на горе родственникам до самой ночи, чтобы к утру от тела не осталось и костей. Если погибал ахейский воин, то его норовили спешно изуродовать до неузнаваемости или вообще захватить с собой, чтобы ночью выбросить со стены тем же падальщикам.
        Страшно, люди по обе стороны стены озлоблены, они уже не желали ничего, кроме крови, гибели противников и жестоких убийств. Троянцы прекрасно понимали, что пощады, если город падет, никому не будет, а потому защищались с особым упорством и ожесточением.
        Елена вместе с другими женщинами ежедневно ходила к воротам, но уже не на стены смотреть на поединки, а помогать раненым. Забыв обо всем, перевязывала, смывала кровь и пот, подставляла плечо, чтобы помочь дойти до дома или, если дома не было, хотя бы туда, где раненых пытались лечить. Она растирала травы, заваривала, процеживала, поила, кормила… Варила непентис - напиток, утоляющий печали, с грустью замечая, что трав для него остается все меньше. Иногда забывала, что весь день не ела сама, только облизывала пересохшие губы и снова возилась с ранеными.
        Хуже всего, что на нее с каждым днем все больше косились, а узнавая, вообще не позволяли себе помогать. Так вчера израненный пожилой воин оттолкнул ее руку, не желая, чтобы она перевязала страшную рану. Воин умер, пока до него добралась Лаодика. Елена стояла и плакала горькими слезами, еще немного, и ее начнут проклинать… А может, уже и проклинали, ведь кричала же вслед женщина:
        - Вот кто виноват в том, что наши мужья гибнут! Ей было плохо с одним своим мужем, а мы теперь должны отдавать на смерть многих!
        Лаодика постаралась увести Елену подальше от этих криков. Эта сестра Париса, пожалуй, единственная, кто относился теперь к красавице по-человечески, остальные норовили отойти подальше. Забыли, что сами же решили не возвращать ее Менелаю, хотя она уже была согласна. В ответ на такое возмущение Лаодика чуть смутилась:
        - Но ведь сначала ты бежала с Парисом…
        Это была горькая правда.
        Но Елена упрямо ходила к стене помогать хотя бы тем, кто не имел сил оттолкнуть ее руку.
        Елена теперь редко спала по ночам, даже если Деифоб храпел рядом, она подолгу лежала с открытыми глазами, глядя в потолок и пытаясь вспомнить ту прежнюю, счастливую жизнь. Она старательно гнала от себя мысли о Спарте, потому что вспоминать Гермиону было слишком тяжело, но и прежние годы в Трое казались тоже золотыми. Пока был жив Гектор у всех была надежда, после его гибели все рухнуло. Но это неправильно, что же, один человек держал весь город?
        Елена отправилась к Приаму просить, чтобы ее и награбленное Парисом хотя бы сейчас выдали ахейцам. Но царь не захотел с ней разговаривать.
        - Почему, Гекуба?!
        - Раньше нужно было думать, теперь нам всем один путь - в царство Аида или в рабство.
        - Но мы можем спасти жизни тех, кто еще не погиб!
        И снова увидела ту Гекубу, что когда-то давала ей отповедь:
        - Я не стану объяснять тебе, кто виновен во всем происходящем, незачем зря сотрясать воздух словами. Но если ты думаешь, что твои ахейцы, получив тебя со всем золотом Илиона в придачу, оставят жизнь его защитникам, то сильно ошибаешься! Даже если мы откроем ворота и положим перед ними все, что имеем, ахейцы убьют всех наших мужчин, понимаешь, всех! А женщин уведут в рабство! Я не знаю, этого ли ты хотела, но добилась этого.
        - Я виновата в том, что бежала с твоим сыном, но я давно готова вернуться, тогда и осады не было бы. Но меня не отпустили! К чему отдавать меня в жены Деифобу?! Я сегодня же выйду к ахейцам, и пусть Менелай убьет меня, зато у него не будет повода осаждать Трою!
        Гекуба схватила ее за руку, несмотря на возраст и болезни у старой царицы были очень цепкие пальцы, Елена почувствовала, что Гекуба скорее сломает руку, чем выпустит запястье.
        - Ты не столь глупа, чтобы не понимать, что твоему спартанскому мужу и его брату нужна вовсе не ты сама! Им нужна Троя, казна Трои! И они глупцы, если думают, что ее получат. Казны Приама давно нет.
        - Приам отдал ее за тело Гектора?
        - Это была десятая часть… Остальное давно увезено и спрятано на острове Фарос!
        - Фарос? Это же где-то далеко в море?
        - Далеко! - с удовольствием рассмеялась Гекуба. - Тебе туда не добраться! Золото заберет Креуса и наймет огромное войско, чтобы оно стерло с лица земли всех ахейцев, понимаешь, всех!
        Снова Креуса, снова эта страшная женщина.
        Теперь Елена ходила по Трое, уже не обращая внимания ни на какие запреты Гекубы, пусть делает и говорит все, что угодно. Царица не стала приставлять к ней охрану, но Елена и без этого знала, что следит Климена. Пусть следит, теперь все равно. Ее не интересовала спрятанная казна Трои, не заботила ненависть Гекубы, теперь единственной заботой было выжить. Хотя иногда наплывали размышления: а зачем? Чтобы убил Менелай?
        Но человек так устроен, тем более такой, как Елена, у которого сильна тяга к жизни, что пока есть хоть какая-то зацепка, он будет карабкаться. Надежда умирает последней, даже когда надеяться уже не на что.
        Она даже не заметила, что Креуса просто исчезла, хотя такое бывало и раньше, женщина уходила и появлялась снова. Но на сей раз шли день за днем, а ее мучительницы не было.
        Нищий, весь израненный и согнутый, едва держался на ногах. В его дрожащую руку троянцы вкладывали кто хлеб, кто монетку… Нет, он не просил, просто когда все так плохо, люди становятся много чувствительнее к чужой беде и боли.
        Сначала Елена скользнула по нищему взглядом, не задерживаясь, но тут же присмотрелась внимательнее. Что-то показалось в его фигуре знакомым… А еще голос… Он ничего не говорил, только покряхтывал… кряхтел… Одиссей! Ну, конечно, это он!
        Елене показалось, что стук ее сердца слышит вся улица, несмотря на шум и крики горожан. С опаской огляделась, нет, никто не обращал внимания. Она шагнула к нищему, вытаскивая монетку, вложила в его пальцы и тихо предложила:
        - Пойдем, я накормлю тебя и велю обмыть твои уставшие ноги.
        Одиссей заметно вздрогнул, отрицательно замотал головой, все так же кряхтя.
        - Не бойся, я не выдам тебя. Пойдем, пойдем…
        Но повела его не в дом Деифоба, а в тот, где они жили с Парисом. Там все еще находилась старая Эфра. Глядя в покрытое свежими шрамами лицо рыжего приятеля, Елена ужаснулась:
        - Кто это тебя так?!
        - Сам.
        - Зачем?!
        - Зато никто не узнает, только вот ты.
        - Я по голосу узнала.
        - Я же ничего не говорил.
        - Ты кряхтел, - тихо рассмеялась Елена. - Одиссей, долго еще?
        Он внимательно посмотрел на женщину и даже покачал головой: ну ничего ее не берет! Все такая же красивая!
        - Елена, где-то есть тайный ход из Трои за пределы стен. Если бы нам удалось пройти обратным путем и открыть ворота…
        - Я знаю, где он, но это территория храма, там стража и с оружием не пройдешь. И ворота просто так не откроешь, в них по тридцать волов впрягают.
        - Что за храм?
        - Афины Воительницы. Илионцы очень ценят лошадей, потому и храм богатый. Кроме того, нужно сделать вид, что войско отошло, иначе стража у ворот будет внимательна. И в храм попасть хитростью…
        - Это там стоит Палладий - изображение богини?
        - Кажется.
        - Покажи мне этот храм. Точно там есть тайный ход?
        Пока Одиссей мыл ноги, вытирал, она о чем-то размышляла. Потом вдруг тряхнула головой:
        - Послушай меня. Для Илиона все, что связано с конем, - свято. Вы можете сделать большого коня, такого большого, чтобы спрятаться внутри? Оставьте его перед стенами, чтобы затащили внутрь, а сами отойдите, пусть решат, что вы уплыли. Коня обязательно притащат во двор храма. Ночью сможете выбраться и найти вход в тоннель. Я знаю, что он закрыт большим щитом Афины.
        - Ты хитрая женщина, я подумаю над твоими словами. - И вдруг Одиссей тихонько поинтересовался: - Елена, а почему ты раньше не помогла?
        - У меня были три сына, которых воспитывали в доме у Гекубы. Они погибли, когда рухнула крыша. А недавно умерла маленькая дочь… Мне больше не за кого бояться в Трое.
        Она впервые за много лет назвала город тем именем, каким его звали ахейцы. Одиссей сжал ее запястье:
        - Прости.
        - Тебе пора идти, не то Гекуба заподозрит что-нибудь. Она очень хитрая…
        Уже уходя, Одиссей вдруг обернулся:
        - Менелай обещал тебя убить…
        - Я знаю.
        - Беги с Деифобом.
        Елена только молча покачала головой.
        Через день по городу разнеслось: похищено изображение богини Афины - Палладий! Был перерыт весь город, но ничего не нашли. Это добавило страха в души троянцев. Получалось, что Палладий исчез так же, как попал в город, - он был спущен с неба, туда и забран. Значит, боги отвернулись от Трои?!
        Елена поняла, что Одиссей нашел подземный ход из Трои. Но ей уже было все равно, билась одна мысль: скорей бы уж. Так же думали многие, все настолько устали, что готовы сами открыть ворота, только чтоб больше не было крови и ран, страха и боли. Хотя все эти люди прекрасно понимали, что их ждет, если ахейцы возьмут город.
        Вместе с гибелью Гектора троянцев словно покинули силы и мужество.
        ГИБЕЛЬ ТРОИ
        Прошло несколько дней…
        - Ахейцы! Ахейцы!
        Елена метнулась на улицу, увидела, как люди бегут к лестницам, ведущим на стены. Это могло означать только две вещи: либо ахейцы бросились на решительный приступ, либо они уходят.
        Елена бежала вместе со всеми, карабкалась, спотыкаясь и обдирая коленки, ей, как и остальным, было наплевать, что из-под приподнятой ради удобства юбки видны не только лодыжки, но временами и колени. Быстрее!
        А со стен уже несся восторженный вопль успевших добраться первыми:
        - Ахейцы уходят!
        - Ахейцы уходят от Илиона!
        Люди кричали еще что-то, обнимались, скакали, как дети… Столько дней осады, и враги не выдержали! Значит, боги на стороне Илиона.
        Елена тоже остановилась наверху, наблюдая, как ахейские корабли один за другим, отталкиваясь, отходят и разворачиваются по ветру. Кораблей много, потому часть уже скрылась за мысом, а другая еще только-только сползала с прибрежной гальки в воду. Сердце сжала тоска, уходила ее собственная жизнь. Теперь ей навсегда оставаться в спальне у ненавистного Деифоба, выполнять все его капризы и прихоти…
        Полыхало заграждение, прежде постоянно подновляемое ахейцами. Теперь незачем защищать корабли… Догорали шатры, брошенные на берегу.
        И вдруг… когда пламя спало, на месте, где стояли спартанские шатры, Елена увидела огромную фигуру коня! Заметила не она одна, многие изумленно замерли. Женщина сообразила мгновенно, вскинув руку в ту сторону, она закричала:
        - Смотрите, кого испугались ахейцы - Афину Воительницу! Они боятся, что наша богиня не позволит им вернуться домой и соорудили вон какую жертву!
        В первое мгновение на стене было тихо, потом все в один голос заорали, что конь действительно жертва Афине от испугавшихся ахейцев!
        Через некоторое время весь город был в этом уверен. Но что дальше? Деифоб приказал ворот не открывать и ничего не предпринимать. На скалу, откуда когда-то смотрела вслед Агамемнону Кассандра, а потом и сама Елена вслед Менелаю, отправлены разведчики. Вернувшись, они сказали, что ахейский флот медленно разворачивается, но пока остается за островом, не выходя в открытое море.
        Теперь выйти на берег можно безопасно, что троянцы и сделали. Интересно посмотреть на дар Афине.
        Елена не смогла перебороть себя и никуда не пошла, она очень боялась, что невольно выдаст хитрость. Потянулись томительные часы.
        К Елене прибежала Лаодика, она была возбуждена сверх меры. Схватив женщину за руку, царевна стала рассказывать почему-то шепотом:
        - Елена, ахейцам было пророчество, что они должны принести коня в жертву Афине, но если только конь попадет в храм Афины Троянской, то Троя будет стоять вечно. И они вместо живого коня соорудили деревянного, такого огромного, чтобы он даже не прошел в ворота Трои!
        Снаружи доносились глухие удары, словно что-то рушилось.
        - Что это?!
        Молодая женщина с удовольствием расхохоталась:
        - Это делают пролом в стене, чтобы втащить коня через него! Ахейцы думали, что мы пожалеем для своей спасительницы стену города! Или не догадаемся, как втащить этот дар. Пойдем, посмотрим!
        Они поднялись на стену дворца. Действительно, в стене со стороны бывшей стоянки ахейцев быстро рос пролом. Хотелось закричать: глупцы, какие же вы глупцы! Елене понадобилась вся ее выдержка, чтобы не выдать истинные чувства. А Лаодика продолжала рассказывать, как сначала троянцы заподозрили неладное, тем более Лаокоон кричал, что это хитрость ахейцев! Потом нашли единственного оставшегося ахейца, которого те предназначили в жертву, но ему удалось сбежать. Этот Синон и рассказал о даре Афине в виде коня. Тогда Лаокоон бросил в коня копье, там что-то сильно звякнуло.
        - А что могло звякнуть, если конь деревянный?!
        Но тут поднялась волна, и на берег выползли огромные змеи, которые, к ужасу троянцев, задушили Лаокоона и его сыновей! Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что это Афина покарала того, кто поднял руку на дар ей, и троянцы бросились делать пролом, чтобы коня можно было втащить в город еще до заката!
        - Ты вся дрожишь! Не бойся, ахейцы уплыли, а конь вон он, уже почти в городе.
        Действительно, ломать не строить, троянцы быстро снесли часть стены, когда-то возведенной Посейдоном и Аполлоном, и теперь расчищали проход, чтобы камни не мешали движению огромной деревянной статуи. Конь словно нарочно стоял на катках.
        Жрица храма Афины недоверчиво смотрела на огромного коня, втащенного в город. Это чудовище намеревались поставить во дворе храма! Что-то не нравилось жрице, от странной фигуры исходила опасность. Если уж хотели, то нужно было принести его в жертву прямо сейчас, а не ждать до завтра. К тому же от чудовища противно воняло, запах не перебивало даже большое количество вылитого на него масла и благовоний. До завтрашнего дня пропахнет все вокруг… Мелькнула мысль, неужели так вонючи и сами ахейцы?
        У коня выставили охрану, которая должна была не спускать с него глаз всю ночь.
        К Деифобу пришла Кассандра, она понимала, что от Приама уже ничего не зависит, после гибели Гектора и унижения перед Ахиллом царь Трои, оставшийся без своей казны, не считал себя вправе распоряжаться ничем. Он согласился на то, что Елена достанется не Гелену, а Деифобу, потому что тот сильней.
        - Деифоб, этот конь опасен, он принесет гибель Трое. Я просила не втаскивать его в город, а сжечь прямо там на берегу, но меня не послушали.
        - Сказано, что если мы сумеем втащить это чудовище в город, то Троя будет стоять тысячу лет.
        - Кто это сказал, ахеец? Я боюсь.
        В воздухе действительно было разлито беспокойство, слишком странным выглядел отход ахейцев, никто не ожидал, что они вот запросто оставят свои надежды взять Трою. Деифоб поднялся:
        - Пойдем-ка, посмотрим на этого коня поближе.
        Дар, оставленный ахейцами, действительно был необычен и огромен. У Деифоба мелькнула мысль: а что если там внутри кто-то есть? Видно, эта же мысль пришла в голову и Кассандре. Она вдруг сделала знак брату, чтобы молчал, и принялась говорить… голосами других женщин. Первым зазвучал голос Елены, если бы Деифоб не видел, что говорит не его жена, а его сестра, ни за что бы не поверил, что это не Елена рассказывает Менелаю, как ждала его, как надеялась, что он придет выручать… потом одна за другой окликали своих мужей и другие ахейские жены. Деифоб внимательно прислушивался, но изнутри не доносилось ни звука. Потом он снова и снова стучал по деревянному брюху, пытаясь понять, что внутри, ведь звякало же что-то, когда в коня метнул копьем Лаокоон?
        - Все равно, его нельзя было втаскивать в город.
        - Сделанного не воротишь, - вздохнул Деифоб. - Но сегодня люди пусть отдохнут. А завтра я прикажу утащить это чудовище и сжечь.
        - Сожги сегодня! - схватила брата за руку Кассандра. - Сожги!
        - Уже поздно, - вздохнул тот, - ночь, завтра сожжем.
        - А где Елена?
        - Она понесла стражам на стенах бодрящий напиток, чтобы не заснули среди ночи. Опасно, ведь мы сделали такой огромный проем…
        Кассандра просто испугалась:
        - Пойдем проверим! Вдруг она напоила охрану сонным зельем?!
        - Зачем ей это? Ты забыла, что Елену ее бывший супруг обещал убить, если сможет взять Трою.
        Но и здесь ничего страшного не обнаружилось, стража действительно была бодра донельзя, даже чересчур. Воины с таким вожделением оглядывали Кассандру, что брат поторопился увести ее подальше от возбужденных стражей. Небось перепили больше, чем нужно! Он не подозревал, что это только начало, немного погодя напиток действительно заставит троянцев отправиться искать приключения, заметно оголив стены города. Но возбуждение накатывало постепенно, и пока все было в порядке.
        Троя успокаивалась, возбужденные люди укладывались спать, впервые за долгое время спокойно. Не был спокоен Деифоб, чем больше он думал над странным даром ахейцев, тем меньше конь ему нравился. Он отправился посмотреть, не спит ли стража, поставленная возле самого коня, как услышал грохот.
        Стража действительно не спускала глаз со странного дара ахейцев. И все-таки проглядела, откуда именно прилетела горящая стрела, попавшая прямо в растрепанную конскую гриву. Пакля гривы занялась мгновенно, но испугаться охрана не успела, потому что следом изнутри коня начало рваться пламя, а потом и вовсе раздался сильный взрыв, раскидавший горящие обломки во все стороны! Среди разлетевшегося были горшки, наполненные черной горючей жидкостью и серой, пропитанные ими же тряпки, деревянные обломки, разная горючая дрянь…
        Одиссей похлопал друга по плечу:
        - Твоя стрела была пущена точно, Менелай! Лучше эту игрушку не смог бы поджечь и сам Прометей!
        Отбросив щит Афины, из тайного хода на улицы горящего города выскакивали один за другим ахейцы, бросаясь к воротам и пролому. Охрана полегла, тоже не успев понять, что происходит и откуда внутри города вдруг взялось столько ахейцев. Позже они скажут, что люди появились из чрева огромного коня.
        Большинство воинов на стене и возле пролома отлучились на минутку, не в силах терпеть вдруг возникшее возбуждение. Но кого бояться, если берег пуст? Если и появится на берегу какой шакал, то ничего страшного, а ахейцы уплыли… Можно сбегать к милой на полчасика, уж очень тянуло. А можно и не к милой. Женщины так соскучились, что пустит любая, у которой погиб муж, таких полно на каждом шагу, всем жаждущим стражам хватило сочувствующих женских тел. Сначала договорились бегать по очереди, но возбуждение было столь сильным, что вернуться не смог никто. Елена знала, что и как варить, чуть больше одной травы, и человек будет спать, чуть больше другой - и его не остановить в вожделении.
        Страж наверху стены повернулся в сторону залива и даже икнул с перепугу, потому что на водной глади снова появились ахейские суда! Одно за другим они приставали к берегу, и воины с них в полном молчании устремлялись под стены города. Страж повернулся к своим товарищам, чтобы крикнуть об опасности, и даже крикнул, но его голос потонул в грохоте. И непонятно, где было страшнее - снаружи от рвущихся в город ахейцев или внутри стен от горящего города. А в следующий миг страж упал, пронзенный стрелой, так и не успев узнать, что же произошло.
        Троя заполыхала в одну минуту, люди погибали, не проснувшись.
        По горящему городу заметались тени, разя и разя клинками, через пролом поспешно лезли те, кто совсем недавно был на своих судах, делая вид, что уплывают.
        Троянцы поплатились за свою беспечность сполна!
        Менелай и Одиссей бросились в царский дворец.
        - Где она может быть?!
        Но во дворце у Париса, где Елена обмывала ноги Одиссею, никого не было, там метались от страха только слуги. Тут царь Итаки сообразил:
        - Она же у Деифоба!
        - Это где?!
        Ну откуда же мог знать Одиссей, где теперь живет сын Приама? Менелай схватил какую-то рабыню, та заверещала, как поросенок, над которым занесли нож.
        - Да не ори ты, дура! Где дворец Деифоба?!
        - Т-там…
        Метнулись в указанном направлении, и по тому, какое встретили сопротивление от охраны, поняли, что не ошиблись. Теперь Приама так не стерегли. Сквозь множество охранников пришлось просто пробиваться, оставляя за собой обезглавленные, безрукие, вспоротые трупы с вывалившимися кишками и потоками крови. Менелай был страшен, Одиссей подумал, что Елене не спастись от гнева мужа и даже попытался урезонить друга:
        - Менелай, я думаю, Деифоб уже увез ее куда-нибудь. Здесь много тайных ходов, мы зря ищем…
        Но сказанное не только не успокоило, а придало новые силы спартанскому царю:
        - Увез?! Убью!
        Рычание Менелая даже перекрыло рев пламени от горящего города.
        К спартанскому царю присоединились еще несколько ахейцев, и сражение в коридорах дворца Деифоба разгорелось не на шутку.
        Услышав грохот, Елена подскочила. Конечно, она не спала, ожидая ночного штурма города, но старательно делала вид, что видит сны. Деифоба не было, он обходил посты, чем-то очень обеспокоенный. Вообще троянцы были возбуждены и сильно устали одновременно.
        Выглянув в окно, Елена обомлела - часть города в районе храма, где оставили коня, горела. Сразу мелькнула страшная мысль: неужели сгорели и те, кто внутри?!
        По шуму, доносившемуся с улиц Трои, было ясно, что ахейцы ворвались в город. Елена с ужасом смотрела на горящий город. Она металась по комнате, не зная как поступить. Хотелось одновременно бежать или залезть под ложе и укрыться с головой, чтобы ничего не видеть. А еще лучше умереть вот прямо сейчас, потому что все равно убьет Менелай! Стало страшно и за царскую семью. Где Лаодика? Кассандра, Андромаха, Гекуба, наконец?
        С трудом взяв себя в руки, Елена открыла один из сундуков и достала со дна большой нож. Она знала одно - живой никому не дастся! Прошло ее время, слишком многое пришлось пережить и натворить…
        Услышав быстрые шаги, она поспешно спрятала нож в складки одежды.
        В комнату вбежал Деифоб:
        - В город прорвались ахейцы! Я подготовил побег к царю хеттов в Хатуссу, словно чувствовал. У дальних ворот наготове стоят кони. Бежим!
        - Деифоб, здесь в Трое твои сестры, мать, отец. Неужели ты сможешь всех бросить, спасая собственную жизнь?!
        - Перестань болтать, - Деифоб торопливо привязывал толстую веревку, чтобы спустить ее из окна, - время уходит, немного погодя будет поздно. Бежим!
        - Беги один, я лучше погибну вместе со всеми.
        - Нет уж, дорогая, ты не погибнешь! Ты станешь чьей-нибудь добычей, и тебя снова потащат в постель! Я не собираюсь отдавать тебя кому бы то ни было!
        - Если я и пойду куда-нибудь, то только к Лаодике или Кассандре!
        - Нет, ты пойдешь со мной!
        Деифоб схватил ее за руку, потащил к окну.
        - Я никуда с тобой не пойду!
        Но могла ли даже сильная женщина справиться с огромным мужчиной? Деифоб не собирался дольше пререкаться с женой, он обхватил ее за талию и попросту понес к окну под мышкой.
        В этот момент дверь в комнату отлетела от удара, и на пороге появился Менелай, окровавленный вид его был страшен. Деифоб толкнул Елену себе за спину, скомандовав:
        - Спускайся по веревке, я его задержу! И пробирайся к дальним воротам.
        Деифоб по-звериному оскалился, словно подманивая Менелая к себе. Троянец славился своей мощью и пока не устал и не был ранен, в то время как у ахейца кровоточили уже несколько ран, одна из которых на руке - сказались встречи с охраной Деифоба.
        Менелай бросился на царевича с главной мыслью - не дать уйти Елене! Первая его атака была отбита, а вторая просто не понадобилась. К изумлению нападавшего, Деифоб вдруг стал падать к его ногам, а изо рта троянца потекла струйка крови. Позади стояла белая, как мел, Елена, растопырив пальцы, в которых, видно, только что был нож. Рукоять этого ножа торчала из спины Деифоба.
        В следующее мгновение, словно очнувшись, женщина метнулась в сторону от убитого, а Менелай за ней, но оказавшись совсем рядом, замер. Это была все та же Елена, годы ничуть не изменили ее, только синие, как весеннее небо, глаза стали от страха совсем огромными. Но этот страх не касался Менелая, это он тоже хорошо видел. Елена убила человека, своего очередного мужа. Закаленные в боях воины легко лишают жизни людей, но даже им приходится туго в первом бою.
        Елена все еще с ужасом смотрела на свои растопыренные пальцы, словно их не удавалось вернуть в нормальное положение, руки были в крови.
        Менелай шагнул ближе, чтобы прижать это испуганное существо к своей груди, погладить волосы, успокаивая. И только тут она, кажется, поняла, что перед ней муж, а в его руках окровавленный меч. Еще мгновение Елена смотрела уже на Менелая, а потом вдруг медленно опустилась перед ним на колени:
        - Ты обещал спасти меня от меня самой. Убей…
        Менелай рухнул на колени рядом с ней:
        - К-как… убить?.. Я люблю тебя!
        У Елены началась истерика, она вскочила, мотая головой и отталкивая его руки:
        - Нет! Нет! Я не должна жить! Я всем приношу одни несчастья!
        - Неправда! Мне ты принесла счастье! И еще принесешь, слышишь!
        Крик привел ее в чувство, глаза Елены остановились на лице Менелая. В его глазах действительно была… любовь.
        - Я люблю тебя, - он мягко провел по ее щеке тыльной стороной ладони. - Пора домой…
        - Как дети? - прошептала Елена.
        - Дети выросли без тебя, дорогая, если хочешь воспитывать, придется рожать новых, - рассмеялся тихим, счастливым смехом Менелай.
        Елена смотрела, возбужденно дыша, и вдруг… набросилась на него с кулаками:
        - Где же ты был столько лет?! Где тебя носило?!
        Рыдания сотрясали женщину, Менелай растерянно гладил ее по светлым волосам:
        - Я?.. Прости…
        В двери появился Одиссей, увидев обнимающуюся пару, он хмыкнул и бросился дальше, убивать троянцев.
        На берегу галдело, кричало, гоготало, делило добычу войско ахейцев.
        …Вдруг Елена увидела, что Агамемнон держит конец веревки, которой связана Кассандра! На мгновение замерев, она шепотом поинтересовалась:
        - Кассандра досталась Агамемнону?
        Менелай внимательно посмотрел на жену:
        - Тебя ее судьба интересует или его?
        - Она пророчица…
        - Я знаю.
        - Откуда ты все знаешь про Трою?
        - От Гелена. Ты забыла, что сын Приама не вернулся вместе с тобой в Трою. А почему ты вернулась?
        Елена посмотрела в глаза Менелаю и впервые подумала, что единственный человек, которому она может сказать правду, - собственный муж, от которого она сбежала! Кивнув в сторону Агамемнона, женщина тихо попросила:
        - Спаси меня от него…
        - Наконец-то! Наконец я услышал то, чего так долго ждал! Если ты действительно этого хочешь, то спасу.
        И снова она выдержала его прямой взгляд, не отрывая глаз, ответила:
        - Хочу. Помоги мне.
        Он только коротко кивнул.
        - Но только одного я тебе не прощу, дорогая. Если ты еще хоть шаг сделаешь в его сторону…
        - Но он… последует за нами в Спарту…
        В шепоте Елены прозвучал ужас.
        Менелай поднял ее лицо за подбородок, внимательно вгляделся:
        - Скажи честно, ты его боишься или себя?
        - Сейчас его. И немножко себя. Помоги мне.
        - Елена, еще одного предательства я не прощу.
        - Нет! - Она спрятала лицо на груди у мужа.
        Менелай осыпал ее лицо поцелуями, и Елена больше не говорила, что от него пахнет потом и кровью, потому что это был запах бившегося за нее мужчины. Но на всякий случай поинтересовалась:
        - Я должна переспать с твоими друзьями?
        - Зачем?! Ты этого хочешь?!
        Менелай ужаснулся, неужели все начинается сначала? А Елена прикусила язык, едва не сказав, что так обещал Агамемнон.
        - Нет, наоборот, боюсь.
        Муж шумно выдохнул:
        - Ты когда-нибудь сведешь меня с ума. Больше никаких любовников и вообще никаких мужчин. Кроме меня, конечно.
        - Согласна…
        Их заметили.
        - Эй, Менелай, ты никак нашел жену?
        - И простил ее?!
        - Ты даже не тащишь за волосы?
        Эти крики раздавались со всех сторон. Конечно, интересно посмотреть, как будет наказывать свою беглую супругу Менелай. Но крикунов оборвал не он, а… Одиссей:
        - Заткните рты, придурки! Если бы не Елена, сидеть вам под стенами Трои еще десять лет!
        - Ну да? - усомнились в один голос сразу несколько человек.
        - Вот вам и ну да! Идея с конем не моя, а ее!
        Менелай заглянул в лицо Елене:
        - Это… правда?
        Та кивнула.
        - Ты!.. - возглас Менелая был обращен к Одиссею. Тот отмахнулся:
        - А чего ты ждал, чтоб я всем раструбил, что Елена помогает нам в Трое?!
        Это были жестокие времена, никто не осуждал женщину, помогавшую одним мужчинам обманом ворваться в город и перебить других мужчин и детей, а женщин увести в качестве добычи. Наоборот, все восхищались ее выдумкой.
        Подошел и Агамемнон, Елену покоробило от его улыбки.
        - Ба, Елена! А ты не изменилась!
        - Неужели я могла так измениться за две недели, Агамемнон?
        - Какие две недели? - сделал круглые глаза царь Микен.
        - С той ночи, как мы с тобой встречались.
        Она решила больше не лгать мужу никогда. Агамемнон что-то пробормотал про глупых баб, глядя вслед уходившим к стоянке спартанских кораблей Менелаю и Елене.
        Суда Спарты были вытянуты на берег в бухте Геракла у самого мыса. Не слишком удобное место, но так почему-то пожелал сам Менелай. Царь Спарты отвел возвращенную беглянку в свою палатку, посмеявшись, мол, там, конечно, нет золота троянских дворцов, но сама виновата…
        - Менелай, где-то в городе осталась моя Эфра.
        - Ты хочешь взять ее с собой?
        - Нет, пусть сама решит, куда ей лучше.
        - Ей лучше домой в Афинду.
        Елена покраснела:
        - Ты и про Афинду знаешь…
        - Я про тебя знаю все, дорогая. Всегда знал про все твои глупости.
        - Откуда? - И вдруг осеклась. - От… Эфры?!
        Глаза Менелая смеялись.
        - Почему же не помешал?
        - Разве можно мешать такой женщине, как ты, совершать глупости? Во-первых, ты их все равно совершишь. Во-вторых, пока не поймешь сама, тебя не переубедить.
        Елена потерянно молчала. Она сознавала степень своей вины перед человеком, которого мучила столько лет и теперь не представляла, как все исправить или искупить. Менелай рассмеялся, прижимая к себе жену:
        - Все уже исправлено, а вот искупать тебе придется очень долго…
        Недвусмысленные движения его рук не оставляли сомнений, какого рода повинность предстоит Елене. Та с восторгом прижалась к мужу.
        Кассандра в своих пророчествах, как всегда, оказалась права. Елену ждала спокойная жизнь, но страшная смерть - через много лет ее задушили вдовы погибших под стенами Трои ахейцев. По ту сторону Стикса первую красавицу Земли отдали в жены Ахиллу, но к этому времени она уже научилась ладить с мужем, а потому попала вместе с героем Троянской войны на Олимп.
        Необычно сложились судьбы остальных женщин Трои и дочери самой Елены. Кассандра, доставшаяся Агамемнону, стала его наложницей и вместе с царем Микен погибла от руки Клитемнестры и ее любовника Эгисфа. Андромаха стала добычей сына Ахилла Неоптолема (Пирра), родила от него еще детей. Но Андромаху полюбил сын Агамемнона и Клитемнестры Орест, в которого, в свою очередь, страстно влюбилась дочь Елены и Менелая Гермиона.
        Вот такие любовные виражи…
        Но об этом в следующий раз. Женщины Трои и их судьбы достойны отдельной книги.
        На горе Ид, глядя вслед уплывавшим от троянских берегов ахейским кораблям, сидела Афродита. Глаза прекрасной богини были полны слез. Сзади неслышно подошел и присел рядом Гефест, обнял жену за плечи:
        - О чем ты плачешь, Афродита?
        - Спаси меня от самой себя, Гефест.
        Тот, чуть улыбнувшись, прижал ее к себе и, целуя в висок, прошептал:
        - Парис справедливо вручил тебе яблоко, ты самая Прекрасная.
        - Не утеша-а-ай… - окончательно разревелась богиня.
        - Ты действительно самая Прекрасная и любимая для меня.
        - Правда? - звучно шмыгнула носом Афродита.
        - Конечно, стал бы я иначе терпеть тебя целую вечность.
        Они немного посидели молча и безо всяких страстных объятий. Афродита вдруг поняла, что вожделение совсем необязательно, чтобы понять, что тебя любят.
        - А что мне с людьми делать?
        - Не мешай.
        - Но как же они любить друг дружку будут?
        - Если они уже полюбили, не мешай, не распоряжайся чужими жизнями, чужой любовью.
        - А ты меня любишь?
        - Люблю. И безо всяких твоих Эротов.
        НЕСТЫКОВОЧКА ВЫШЛА…
        Нестыковок и в бессмертных «Илиаде», и «Одиссее», и во множестве им предшествующих и их продолжающих творениях бесчисленное множество (здесь не идет речь о голливудских шедеврах, часто вообще не считающихся ни с какими историческими фактами), если все перечислять, понадобится еще один том или диссертация. Упомяну только две.
        Гомеровская «Илиада» начинается на десятом году Троянской войны. А что было до того? Вообще, почему началась сама война? Не принимать же всерьез, что каждый второй ахейский мужчина (пятая часть всех ахейцев вообще), забыв о своей собственной семье, жене, детях, доме, взял в руки оружие и отправился возвращать домой беглую супругу спартанского царя Менелая? Причем угробил на это дело десять лет жизни, время, за которое дома подросли дети, его собственные или рожденные оставшейся дома женой от других, хозяйство развалилось или, наоборот, окрепло, супруга разлюбила или осталась верна, как Пенелопа, да и вообще, много что произошло. Десять лет не десять дней.
        Такая мотивация позволительна гениальному поэту Гомеру. Историки называют другую - разграбление Трои. Но…
        Опять-таки десять лет! Стоила ли того Троя и как можно осаждать город целых десять лет? За это время вытащенные на берег корабли могли запросто пустить корни и превратиться в рощу! Между прочим, осада не была блокадой, осажденные троянцы ходили по своим делам даже на гору Ид, расположенную в дне пути! И ахейцы в Трою тоже как к себе домой, вспомните Одиссея, когда тот крал Палладий. Скорее, ахейцы перекрыли доступ кораблям и просто стояли лагерем, угрожая троянцам. Чем все закончилось, вы уже знаете.
        Предлагаю чуть внимательнее посмотреть на карту и почитать Гомера и древнегреческие мифы.
        Начнем с главных участников этой истории. Вспомните, с чего загорелся весь сыр-бор. На свадьбе родителей Ахилла Фетиды и Пелея богиня раздора подбросила на стол яблоко с надписью «Прекраснейшей», и три богини - Гера, Афина и Афродита - принялись выяснять, кому же оно предназначено. Зевс не рискнул вмешиваться в спор трех дам божественного статуса и делегировал право выбора простому пастушку Парису (интересно, почему?), который, правда, оказался брошенным в лесу сыном троянского царя Приама.
        Божественные дамы обещали Парису каждая свое. Гера - власть, Афина - победу в любом бою, а Афродита, не будь дурой, - любовь самой красивой женщины Елены.
        Отметим эти два факта: свадьбу родителей Ахилла и то, что Елена уже числилась в самых красивых женщинах Эллады!
        При этом Парис тоже вовсе не был наивным юным пастушком, у него уже имелась супруга - нимфа Энона и даже сын Кориф.
        Сколько прошло лет, неизвестно, но на Троянскую войну Ахилла, родившегося в результате той самой скандальной свадьбы, сманивали не дитем в пеленках, а вполне взрослым мужиком, а позже в сражении участвовал и даже стал героем войны его сын Неоптолем (Пирр). То ли у героев и их окружения дети рождались сразу взрослыми с мечами и щитами, то ли временные рамки сдвигались по желанию, но, по самым скромным подсчетам, после дележа яблочка должно бы пройти лет тридцать (до начала войны - двадцать). Сколько же лет на момент спора богинь было Парису и сколько, когда сманивал из дома Елену? Для юноши робкого со взором горящим как-то староват. А Елене?
        Конечно, Трою никто десять лет не осаждал, за такое время в ней все осажденные вымерли бы просто от скуки. И Агамемнон не такой дурак, чтобы морить голодом жителей города, потому как отощавших даже на невольничьих рынках не продашь, а откармливать дома дорого, Троя в копеечку влетит. И свои собственные войска взбунтовались бы.
        Где же были столько лет? Отправили первое требование: «Верните бабу!», получили кукиш в ответ и… что, десять лет грозили кулаками со своих кораблей, прежде чем вытащить их на берег?
        Стоит вспомнить исключительное расположение города - он словно запирал Дарданеллы, ни один корабль мимо не проплывал. Но это не все. Троада была богата полезными ископаемыми, на горе Ид добывали золото и серебро, медь, свинец и олово. А еще был прекрасный сосновый лес. Это богатство. Но Троя имела в союзниках Фракию, расположенную на другом берегу Геллеспонта (Дарданелл). Напасть на Трою, не отрезав от нее фракийцев, значило почти наверняка получить удар в спину. Если высадиться с другой стороны от города в долине Скамандера, можно было оказаться атакованными с юга и востока с территории Мизии и Лидии. И ахейские войска несколько лет сначала нейтрализовали именно соседей Трои! Вот где был Агамемнон со своим войском столько времени, а не сидел под Троей!
        Сейчас с этим согласны уже почти все исследователи. Остается еще одно «но».
        Место общей «стрелки» ахейцев Авлида находилось в узеньком Эвбейском проливе между островом Эвбея и материковой Грецией. Он примечателен тем, что течение в этом проливе меняет направление с регулярностью развода почетного караула перед Букингемским дворцом. И речь сейчас не о том, что в крохотной бухточке с маятниковым течением тысяче кораблей не только не развернуться, но даже на полках в три яруса не встать. Куда отправились дальше-то?
        От Авлиды на Трою отплывали дважды. Первый раз поход почему-то оказался неудачным. Объяснили просто - без определенных героев вроде Ахилла ну никак! Ничьи другие копья стены Трои не пробивали, врагов не разили, и вообще ветер не туда дул. Правда, и с Ахиллом стены не взяли, только хитрость помогла. Неудивительно, эти стены на субботнике строили два бога - Посейдон и Аполлон. За что боги получили наряды вне очереди, неизвестно, но отработали их на совесть (Посейдон камни укладывал, а Аполлон на лире бренчал, чтобы скучно не было) - разрушить Трою смогло только землетрясение и… Шлиман. Да-да, не удивляйтесь, упорный Шлиман в археологическом запале «проскочил» гомеровскую Трою и докопался до той, что стояла на этом месте примерно на тысячу лет раньше. Ну а копали основательно, то, что не разрушило землетрясение, снесли лопаты рабочих Шлимана, обидно, что даже не зарисовали. Конечно, если оставить богов в покое, то вполне можно предположить, что возводить стены помогали пленные умельцы-египтяне, которым после пирамид такие сооружения поставить - раз плюнуть.
        Первый раз вместо Трои воины Агамемнона успели повоевать и сами не зная какие земли. Куда-то приплыли, спутав пляжик с троянским, высадили десант, знатно пограбили окрестности, потом разглядели, что ошибочка вышла, и отправились восвояси, награбленное, правда, не вернув. Что за земли, что за десант? У Гомера вскользь, у остальных тоже, кто твердит, что Мизия, кто - Лидия. Объяснения невразумительные, мол, мерзавцы лоцманы по пьянке не туда зарулили, вот и побили вместо Трои непонятно кого, вроде Телефа, который как бы свой (сам грек, но женат на дочери троянского царя). Только вот в Авлиду вернулись точно, как по навигатору. Интересная ситуация - туда плыли не туда, а обратно - туда. Даже если лоцманы протрезвели, то могли хотя бы объяснить, куда по ошибке зарулили-то?
        Но в армаде Агамемнона были корабли Крита, а критяне береговую линию Эгейского моря знали лучше изгибов фигур своих жен, и в Трою ходили не раз, как собственно и сами ахейцы. Так что с пьяными лоцманами неувязочка… А разгадка, похоже, есть.
        Вспомним генеалогическое древо Агамемнона и Менелая. Оно имеется, благо в их предках числились весьма колоритные личности, по сравнению с которыми братья Артриды просто мелкая шпана. Самый страшный - прадедушка Тантал (это тот самый, чьи муки стали нарицательными). Чем уж так приглянулся богам этот правитель земель на месте нынешней западной Турции, неизвестно, только обитатели Олимпа во главе с Зевсом его любили. Простили даже то, что украл амброзию (которая оказалась простой пшенной кашей с большим количеством меда и изюма) и накормил ею отпрысков. Он еще много чего украл. Но когда этот псих убил собственного сына Пелопса и в виде жаркого подал богам, божественное терпение лопнуло. Сына восстановили (правда, пришлось ему сделать новое левое плечо, потому как первоначальное пострадало, с тех пор все потомки бедолаги Пелопса имеют отметину на левом плече, у вас нет? у меня есть), а морального урода папашу низвергли в Тартар.
        Пелопс стал править в отцовских землях, в Танталиде, в частности в городе Сипиле. Местечко богатое, Тантал, между прочим, был самым богатым из тогдашних царей. Дело в том, что неподалеку от Сипила имелись рудники электрума - природного сплава золота с серебром. Но если есть богатство, то есть и желающие поживиться. Таковой нашелся в… Трое! Это был царь-основатель Трои Ил (Трою вообще-то называли Илионом). Ил победил Пелопса, прогнал его, и пришлось бедолаге отправляться на полуостров, названный позже его именем - Пелопоннес. Там он обманом победил местного царя Энея (подговорил возничего вытащить чеку у колеса, чтобы царская колесница развалилась на полном скаку) и женился на его дочери.
        Так в Микенах появилась новая династия - Пелопиды. Но возничий, которому Пелопс не заплатил за подлость, а напротив, погубил, успел проклясть род обманщика, и с тех пор мужчины этого рода убивали друг дружку без меры (словно до этого нет). Сыновья Пелопса перессорились за власть, один у другого крали детей и по примеру дедушки Тантала подавали их отцам на десерт. В конце концов, в живых остался только Атрей и сбежавший до времени Эгисф (это он позже сказал свое слово в судьбе Агамемнона).
        Может, поэтому младший из сыновей Атрея Менелай старался не возражать старшему Агамемнону, предпочитая оставаться живым и не давиться, пережевывая за ужином собственных родственников?
        Итак, Агамемнон - внук изгнанного из Сипила Пелопса. А изгнал его дед троянского царя Приама Ил. Агамемнон мог не видеть Сипил, но отцовские и дедовские предания о рудниках, конечно, знал. А вот знать, что землетрясение разделило гору пополам, разрушив город и образовав озеро, мог едва ли. Не Сипил ли искал в первое плавание Агамемнон, ведь это его наследственные владения?
        Известно, что Агамемнон после первой попытки вернулся очень расстроенным и даже ушел в свои Микены. Но потом решил предпринять вторую попытку и теперь по морям не блуждал и в пляжах не путался (нашел непьющих лоцманов или просто знал, куда плыл?).
        Где находился этот Сипил? Где-то в районе нынешнего турецкого Измира. Таким образом, Агамемнон невольно сначала отсек от Трои ее южных и юго-восточных соседей, и только потом принялся за фракийцев. Возвращаться на дедовский трон оказалось некуда, пришлось захватывать Трою…
        А Елена… она скорее была для Агамемнона и Менелая поводом, пусть и красивым, да и для Гомера тоже. Только для царей - поводом для войны, а для слепого поэта - для создания гениального произведения на все времена.
        Что до нестыковок… да господь с ними!
        Не хотите ли попробовать кикеон или вина с водой и медом, как у ахейцев?
        Вариантов было немало, но парочку могу предложить.
        У ахейцев не зря существовали сосуды для смешивания вина с водой. Это не разбавленная бодяга, которой торгуют на разлив. Хорошее сухое вино нужно смешать с хорошей водой в соотношении 1:1. Вкус вина становится более приятным. Но если на стакан уже разведенного напитка добавить чайную ложку жидкого меда и хорошенько размешать, то эффект от пития будет иной. В голове светло, настроение - во! Замечательное средство для веселой компании, которой необязательно расходиться по домам после вечеринки, потому как подниматься на ноги и тем более ими шевелить организм уже после первой порции категорически отказывается! Не потому ли греки постепенно стали лежать за трапезой, а не сидеть, как остальные люди? Если вам не нужно в метро или даже просто в соседний подъезд, разводите и радуйтесь жизни!
        А вот кикеон подойдет не каждому. Также смешать сухое вино пополам с водой, влить жидкий мед, хорошо растворить. Добавить тертый сыр (лучше козий или адыгейский, но можно любой) и подсушенную на сухой сковородке ячменную муку. Пропорции произвольные, но можно такие: 500:500:200:50:100, быстро перемешать и, пока не осел, разливать по чашам. Ахейцы еще добавляли отвар тимьяна, но это уже дурман, рисковать не стоит.
        Один совет: первый раз разводите все в половинном объеме и в гордом одиночестве, потому что мука и сыр, размешанные в вине, не делают его прозрачней и приятней на вид. Вкус на любителя, мы все же не ахейцы…
        Кстати, ахейцы и вообще греки пили эти напитки после трапезы и никаким огурчиком не закусывали ни после первой, ни после третьей чаши.