Библиотека / История / Куликов Илья : " Дружина Окаянного Князя " - читать онлайн

Сохранить .
Дружина окаянного князя Илья Федорович Куликов
        Каждый найдёт, за что мстить брату. Окруженные лжецами, хитрецами и героями, сыновья князя Владимира Святого обильно польют родную землю кровью, дабы к власти пришел один князь. История назовет князя Святополка Окаянным, а его противника Ярослава - Мудрым. Но, как известно, историю пишут победители.
        За каждым из братьев стоят верные воины, элитные бойцы, которых сегодня назвали бы спецназом. Им неведом страх. Они воспитаны победами и не могут признать поражения. Им лучше умереть, чем склониться.
        Содержание
        Илья Куликов
        Дружина Окаянного князя
        Глава 1
        Боярин Елович и боярин Талец сидели в тени деревьев. На улице было жарко. Солнце парило, и казалось, что от него нигде не укрыться.
        Боярин Елович был далеко уже не молодым человеком. Он давно разменял седьмой десяток. Боярин Талец был на несколько лет младше Еловича. Оба боярина были с князем Владимиром уже много лет, и оба они в своё время приняли крещение: Елович с именем Николай, а Талец с именем Марк.
        Боярин Елович после того, как принял крещение, о старой вере и не вспоминал, как и большинство киевлян, хотя супруга Еловича, хоть крестилась, но старую веру не оставила. Впрочем, за годы, прошедшие с той поры, многое изменилось. У каждого из бояр появились внуки, которые уже не представляли другой веры, кроме Христовой, да и младшие из сыновей христианство считали единственно правильной верой.
        - Талец, - обратился Елович к своему собеседнику, - князю Владимиру очень плохо. Не думаю, что он долго протянет.
        Талец помолчал и, вытерев рукавом пот, который струился по лбу, произнёс:
        - А ведь князь-то ещё и не так уж стар. Шестой десяток идёт.
        - А ран он сколько получил? В разы больше, чем мы с тобой вместе взятые. Он всегда впереди своих людей шёл. А сколько несчастий на его долю выпало! Сколько он страдал! Нет, не будет он бороться за жизнь. Я с ним говорил утром, он всё по-прежнему зло на Ярослава держит, обвиняет его в том, что тот отказывается почитать отца.
        - Конечно, отказывается, - сказал Талец, - князь Владимир хочет посадить в Киеве после себя своего сына Бориса, а со старшими сыновьями он крепко поругался. Святополк у него в киевской темнице томится за попытку захватить власть, а теперь и Ярослав стал ему врагом. Князь хочет, чтобы Борис, когда из похода на печенегов вернётся, двинул дружину в Новгород и привёл Ярослава, брата своего, в цепях к отцу.
        - Сложно всё, - задумчиво произнёс Елович, - раньше, во времена наших дедов, всё было иначе. Теперь с новой верой как бы есть только одна жена, а что же теперь, дети от остальных жён как бы не совсем законные?
        - Это ещё хорошо, что гречанка Анна только дочь родила, а коли был бы сын, то получилось бы, что он законный наследник от жены, а все остальные ублюдки.
        - Не знаю, о каких ублюдках можно говорить, но князь Владимир с Рогнедой любили друг друга и были супругами. Свадьба только у них была другой. Не праздник, а скорее тризна. Гордая дочь Полоцка в своё время отказалась умыть ноги сыну рабыни, а когда тот женился на ней, то ведь была верной женой. Семь детей у них родилось. Рогнеда ведь, как Владимир на гречанке женился, всё же приняла Христову веру. Отказалась выйти замуж за любого из бояр и решила закончить жизнь в монастыре, сказав: «Была я княгиней, ей и останусь».
        - В общем, скажу я тебе следующее, боярин Елович, - неспешно проговорил Талец, - быть после смерти князя Владимира на Руси сильной сваре. Много крови прольётся, прежде чем всё станет на свои места.
        Оба боярина неторопливо встали и протянули руки к квасу, который им заботливо поднесла челядинка.
        - Скажи мне, Родимка, - обратился боярин Талец к девушке, - а князь там как себя чувствует, хорошо ли?
        - Да не сказала бы. Он ведь сейчас словно в забытьи. То с супругой своей разговаривает, то с сыном Вышеславом.
        Бояре замолкли, так как знали: грустная история была связана со старшим сыном князя Владимира. Вышеслав родился от Олавы, самой первой жены князя, которая быстро умерла. Князь Владимир всегда хотел передать ему свою власть, но не судьба. Вышеслав погиб пять лет назад, и пал он вовсе не от меча или хвори, а отправившись за невестой в Скандинавию, где Сигрид, к которой он сватался, сожгла его заживо в бане.
        После его смерти поговаривали о том, что князь Владимир двинет свои полки на варягов, но тут всё было не так-то просто. Дело было в том, что история была очень тёмная. Начинать из-за этого войну было бы неправильно. Талец вспомнил, как сам отговаривал князя от этого поступка. Баня могла загореться и без посторонней помощи. Впрочем, Сигрид навсегда получила славу, равную славе княгини Ольги.
        Родимка приветливо улыбнулась и покинула бояр, не желая мешать их разговорам.
        - Вот чего я у тебя спрошу, Талец, - сказал боярин Елович, - когда князь умрёт, что делать станем? Надо бы нам с тобой сообща это решить. Если мы поступим неверно, то может так получиться, что вся Русь зальётся кровью.
        - Елович, у кого дружина, тот и князь. Дружина у князя Бориса Владимировича Ростовского. Именно его и послал князь Владимир побить печенегов, и, судя по всему, именно ему и суждено стать Киевским князем. Ну а дальше, сам понимаешь, начнётся кровавая распря и будет идти она до той поры, пока все несогласные не умолкнут. Я сначала думал, что к власти придёт Ярослав. Он и по годам старше, и всё же в Новгороде сидит, но после того, как он перестал десятину церкви перечислять и положенные Киеву две тысячи гривен платить, то не думаю, что у него есть шансы. Хромой сынок Рогнеды, видимо, ничего не получит. Да и Новгород, думаю, не удержит.
        - А Святополк, сын двух отцов? Он сидит в заточении вместе со своей женой, которая, между прочим, дочь князя Болеслава Толстяка!
        - Я бы лучше называл его Храбрым, так как сей витязь хоть и прославился своим чревоугодием, но и доблесть на поле боя проявлял всегда. Князь Польши сможет повлиять. Владимиру, князю нашему, он был не соперник, но теперь едва ли он будет спокойно смотреть на то, как его доченьку в темнице держат за участие в заговоре против того, кого уже похоронили.
        В это время к боярам подошла всё та же челядинка, которая до этого приносила им квас. Она присматривала за князем, который то находился в беспамятстве, то сгорал от жара.
        - Князь вас зовёт!

* * *
        Бояре Талец и Елович вошли в терем, где умирал князь Владимир. Внутри находился епископ грек Анастас, духовник князя Владимира. Он неустанно шептал молитвы и словно не заметил вошедших бояр.
        Князь Владимир приподнялся, но с постели не встал. Даже сейчас было видно, что воля этого человека несгибаема.
        Талец вспомнил, как много лет назад князь Владимир прославился как один из самых яростных правителей-язычников, сильно опередив в этом своего отца князя Святослава Неистового, а потом резко повернулся к христианству.
        Каждый видел в этом шаге то, что хотел увидеть. Одни видели в его крещении и крещении всей страны желание взять в жены царевну Анну, сестру императоров византийских Василия и Константина, а другие - особую политическую выгоду, торговые договора и прочее.
        Сам Талец об этом не сильно задумывался. Он верил раньше в Перуна и славянских богов, а потом стал верить в Христа и меньше всего понимал, почему те, кто верит и принял крещение по греческому обряду, враги тем, кто принял крещение по римскому. Владимир крестил Русь, и теперь только, пожалуй, старики и чернь иногда задумываются о правильности выбора князя. Он стал стариком и поэтому задумался.
        Если бы не было принято крещение, то что бы сейчас было? Может быть, Владимир повторил бы судьбу своего отца Святослава, обрушившись на Византию и наконец сокрушив её.
        Князь Владимир долго молчал, а затем неспешно произнёс:
        - Чего, други, прощаетесь уже со мной? Как после меня, думаете, Русь кровью зальётся?
        - Княже, не ведаем мы, что будет дальше, - ответил за себя и за Еловича Талец, - коли чувствуешь слабость и знаешь, что жизнь твоя на исходе, то назови кто из сыновей сменит тебя.
        Владимир тяжело вздохнул и, помолчав, ответил:
        - А какое бы имя я не назвал, роли это не сыграет! Святополк, сын моего брата или мой сын, дитя страшного греха, заключён в темнице. По праву он должен стать моим преемником. Но разве он может занять это место? Я принимаю его как сына, но он решил отвернуться от моей веры в угоду своей супруге и её духовнику епископу Рейнберну и принять крещение по латинскому обряду. Мой друг, епископ Анастас, разоблачил его.
        Епископ Анастас ничего не сказал и никак не отреагировал на упоминание его имени, а всё так же бормотал молитвы.
        - Княже, так кого ты хочешь видеть своим преемником? Все христианские государи передают наследование старшему из своих сыновей. Коли Святополк не гож, то можно посчитать, что он сын твоего брата Ярополка и посему не должен тебе наследовать. Тогда князем Киевским станет Ярослав.
        - Други, я же сказал: какое бы имя я не назвал, это не убавит крови. Я хотел, чтобы мои дети, приняв христианскую веру, не пошли тем путём, что пошли мы с братьями. После смерти отца мы тут же стали врагами.
        - Так не бывает, князь, - сказал боярин Елович, - и ты не сможешь этому воспротивиться. В боях кто-то становится сильным, а кто-то умирает. Но если ты выберешь того, кто кажется тебе сильным и кому будет служить твоя дружина, то, может быть, мы избежим чрезмерного кровопролития.
        - Не избежим. Кого бы я не назначил своим преемником, эти слова не будут иметь значения после моей смерти. Слова мёртвых никогда ничего не значат. Но передайте моему преемнику, чтобы он крепко стоял в вере христианской и понимал, что если отойти от света, то попадёшь во тьму, тьму минувших веков, и в этой тьме ты пропадёшь.
        - Передадим, княже, - сказал Талец.
        Епископ Анастас встал со своего места и подошёл к князю Владимиру.
        - Бояре, - произнёс грек, - пора князю помолиться о своей душе, а вам покинуть его. Господь послал ему последние минуты жизни, чтобы покаяться и отойти на Суд Господень с чистой совестью.
        Бояре вышли из комнаты, где лежал умирающий князь. Лет тридцать назад такой смерти стыдились и считали достойной смерть в бою.
        - Елович, - сказал боярин Талец, - будет на Руси страшная война, вот увидишь, и чует моё сердце, прав князь - преемник, кого ты им не назови, не остановит её.
        - Князь тяжко болен, и разум его уже не тот, - ответил боярин Елович, - он послал во главе своей дружины Бориса, и нам надо считать именно это знаком его воли. Борис должен стать князем Киевским.
        - Почему ты так считаешь?
        - Потому что дружина уже сейчас рядом с ним. Вспомни, в своё время Владимир, несмотря на то что был самым младшим из братьев, добился Киевского стола. Младшие сыновья куда сильнее стремятся к власти, нежели старшие. Борис станет вторым Владимиром и самым достойным его преемником.
        В это время из терема вышел епископ Анастас и скорбным голосом провозгласил:
        - Закатилось Красное Солнышко, умер христианский князь Владимир Святославович!
        Грек отлично владел русским языком и за годы, прожитые на Руси, изжил даже акцент, но он всё равно оставался греком.
        Бояре Талец и Елович тут же переглянулись. Секунду назад они были как бы оба друзьями великого князя, а теперь, когда тот умер, каждый стал сам по себе и думать должен был прежде всего о своих интересах.
        - Талец, я поеду к Борису и сообщу ему о смерти отца. Он должен вместе с дружиной вернуться в Киев и сесть там князем, а ты вези-ка тело князя в столицу и готовь к погребению!
        - Нет уж, Елович, так дело не пойдёт. Давай лучше наоборот. Я сам сообщу Борису эту весть, а ты займись похоронами. Так будет правильней!
        Бояре вновь переглянулись. Каждый из них понимал, что весть о смерти князя Владимира очень важна, так как тот из сыновей, кто будет действовать решительнее, станет впоследствии не просто старшим, но и полноценным хозяином Руси. Тот, кто узнает первым о смерти отца, будет на шаг впереди других, а, значит, того, кто доставит эту весть, озолотят и возвысят.
        - Бояре, - сказал епископ Анастас, - поскольку я лицо духовное и мне в любом случае потребуется ехать в Киев, я так и сделаю, а вы отправитесь к князю Борису, сообщите ему о смерти отца и посоветуете ему как можно скорее вернуться с дружиной в столицу и сесть там править.
        - Добро! Пусть так и будет. Послушай, Анастас, - Талец не посчитал нужным обратиться к духовному лицу как полагается и назвал его просто по имени, - только ты вези князя тайком, а ещё лучше заверни-ка его в ковёр, чтобы кто случайно не пронюхал о том, что Владимир умер.
        - А где эта милая девушка, которая помогала князю при болезни, - спросил боярин Елович, - куда это она подевалась? Ведь она тоже знает о смерти князя, а до того, как князь Борис придёт сюда с дружиной, лучше, чтобы никто больше об этом не знал.
        Бояре и епископ осмотрели двор, но девушки не было. Конечно же, они понимали, что едва ли она побежит на всех переулках кричать о смерти князя, но и доверять ей полностью им не хотелось, особенно в таком деле.
        - Солнышко уходит за тучу, - задумчиво произнёс Елович.
        - Ты лучше бы не на солнце смотрел, а на то, куда эта девка подевалась и вообще откуда она взялась. Кто её родители и какого она роду-племени?
        - Да не знаю я! А самое главное, боярин, - сказал полушёпотом Елович, - не задавался ли ты вопросом, от чего у князя хворь приключилась и от чего он помер? Всё же он даже младше нас с тобой. Может быть, здесь чья-то рука?
        - Да ну брось ты, - отозвался боярин Талец. Было видно, что он уже не раз обдумывал эту мысль, но пока князь был жив, её нельзя было озвучивать.
        - Эта девка не могла бы его отравить, так как она и нужна была только для того, чтобы князю лекарства давать во время болезни. Мы и её-то еле нашли. Князь Владимир лишних людей здесь видеть не хотел и из челяди предпочитал видеть дев, а не мужей. Это его старый грешок.
        Все замолчали. Никто не хотел дальше об этом говорить. Все понимали, что князь Владимир не был старым человеком, но что самое удивительное, все ждали его смерти и теперь, когда он наконец умер, никто не удивился. Хуже было другое. Все знали, что после его смерти Русь изменится. Теперь время изменений настало.

* * *
        Невдалеке раздался женский крик, и все трое поспешили на него. Около терема рядом с конюшнями бояре и епископ увидели челядинку Родимку, прижимающую руки к животу.
        Боярин Талец тут же склонился над ней и, погладив по голове, убрал её руку от живота, из которого струилась кровь.
        - Она не жилец. Анастас, помолись о ней, если она, конечно, Христовой веры.
        Последнюю фразу боярин Талец сказал потому, что на груди у Родимки висели и языческие обереги, и крестик. Такое теперь можно было часто увидеть на Руси. Многие до конца не понимали и не разбирались во всех тонкостях веры и предпочитали верить и в Перуна, и в Христа.
        Епископ Анастас сорвал с шеи девушки языческие обереги и брезгливо отбросил их, а после погладил умирающую по голове.
        - Её убили потому, что она знает о том, что князь умер, - озвучил очевидное боярин Елович, - и сделали это либо для того, чтобы об этой новости никто не узнал, либо, напротив, пытались узнать, мёртв ли князь.
        - Какая теперь разница, - к удивлению всех, совершенно безразличным голосом произнёс Талец, - жалко, конечно, девку, но смерть князя всё равно долго не утаить. Надо нам с тобой, боярин, не лясы здесь точить, а ехать к князю Борису, и чем быстрей, тем лучше, а то как бы кто кому-нибудь из других сынов Владимира весть эту не принёс. В любом случае, счёт идёт на часы.
        - Может, постараемся словить душегуба? - спросил боярин Елович. - Дорога тут одна, и коли он в Киев направился, то по ней и поскакал. Там в другом тереме, в котором люди князя расположились, найдём охотников. Следы свежие, и поймать душегуба будет несложно.
        - И сорок воинов, что расположились в гостевом тереме, узнают о том, что князь Владимир умер. Одного поймаем, а остальных упустим.
        - Бояре, а кажется, я знаю, кто душегуб, - вмешался епископ Анастас. - Душегубом должен быть один из дружинников. Скорее всего, его подкупили люди Ярослава или Святополка, чтобы он выведал, когда князь умрёт. А от кого это узнать можно, как не от человека, который ухаживает за больным князем? Душегуб сейчас, скорее всего, вернулся в гостевой терем и ждёт темноты, чтобы спокойно улизнуть, и не страшится он никакой погони. Поймать его мы не сможем, но дело своё должны делать. Я повезу князя в Киев, а вы приведёте туда его преемника и княжескую дружину. Таким образом, мы, возможно, избежим кровопролития.
        Оба боярина криво усмехнулись.
        - Может быть, на какое-то время и избежим, если дружина поддержит преемника, но она может и сама себе князя выбрать.
        Любой князь всецело зависел именно от дружины. Нет, конечно, город, в котором он правил, тоже многое значил, но как раз чем лучше город, тем больше людей мог содержать князь и тем сильней он был. Города, конечно же, тоже могли собрать войско, но оно было куда хуже княжеской дружины. С другой стороны, чем лучше город, тем больше охотников обладать им. Впрочем, все понимали, что тот, кто получит дружину, сядет править в Киеве, а те, кто будет против, побегут в Скандинавию и постараются позвать на Русь варягов, чтобы эти отважные воины за награду посадили их на княжеские столы.
        Так было, когда умер Святослав, так будет и теперь, но это не означало, что жизнь закончилась. По-прежнему необходимо есть, пить, желательно вкусно, и хотелось быть уважаемым человеком. А значит, надо быть с тем, кто силён. В своё время и Елович, и Талец сделали правильный выбор, предпочитая быть с князем Владимиром, а не с его братом Ярополком, но тогда они были молоды и скитаться вместе с Владимиром по Скандинавии им было за радость. Теперь они обжились на Руси и покидать её не хотели. На Руси должен сесть тот князь, что сможет удержать её, и только это позволит им дожить свой век в достатке и передать детям вовсе не малые средства. Оба старых боярина это понимали и не собирались действовать вразрез со своими интересами.
        Для епископа Анастаса надо было сохранить дело князя Владимира - христианизацию страны, и уберечь её от возможного перехода в язычество, или, что ещё хуже, принятия христианства по западному образцу.
        Поэтому князь Святополк, сидящий в темнице в Киеве, другом ему быть не мог.
        Уже через несколько часов двое бояр и несколько десятков воинов спешно двигались к рати князя Бориса Ростовского, а епископ Анастас вместе с оставшимися воинами с наступлением сумерек, завернув князя Владимира в ковёр, отправился в Киев как ни в чём не бывало, словно он не вёз тело всеми любимого князя, а просто возвращался от него в столицу.
        Глава 2
        Князю Святополку было тридцать шесть лет. На Руси его считали сыном двух отцов. Это было вполне понятно, так как мать Святополка была супругой брата Владимира Ярополка, а после его смерти Владимир взял её себе в жены. Когда Святополк родился, то сразу поползли слухи, что он вовсе не сын князя Владимира, а сын князя Ярополка.
        Князь Владимир особого интереса к мальчику не проявлял, так как в то же время у него от другой его жены, куда более любимой, родился сын, которого нарекли Ярославом, и кроме того, были в те дни живы ещё два старших сына - Вышеслав и Изяслав. В тот момент многие говорили, что Святополк на самом деле сын Ярополка и что его мать, когда князь Владимир её взял, была в тяжести, но увидеть это было в то время было невозможно.
        Князь Владимир признал Святополка своим сыном, но особо в его воспитании участвовать не собирался. Всё стало меняться в последние годы. После смерти Изяслава и Вышеслава возник вопрос о старшинстве среди сыновей Владимира. По возрасту старшим сыном стал именно Святополк, который родился волей случая на несколько месяцев раньше сына Рогнеды и Владимира Ярослава. От отца князь Святополк получил в управление Туров и вскоре женился на дочери польского князя Болеслава Храброго.
        Отношения между князем Владимиром и Святополком стремительно ухудшались и из-за вопросов веры, и из-за вопросов наследования, так как князь Владимир хотел видеть наследником своего сына Бориса, которого любил больше других и которого любили киевляне, считая его полной копией отца.
        Князь Святополк ещё не знал о том, что его отец Владимир умер. Он находился в заключении вместе со своей женой, княгиней Владиславой Болеславовной.
        Владиславе было двадцать лет. Проводимые в подземелье дни очень плохо сказались на ней. Женщина лишилась ребёнка, которого они ждали, а её супруг бессильно сжимал кулаки.
        - Владя, - ласково проговорил князь Святополк, смотря на супругу, которая сидела в углу и прижимала руками колени к голове, - перестань изводить себя! У нас будут другие дети, а этого не воротишь.
        - Я ненавижу твоего отца! Я готова его убить!
        - Какого из? Владимира, который меня считает Ярополковым ублюдком, или Ярополка, который умер до моего рождения?
        - А кого ты считаешь своим отцом?
        - Да никого.
        Князь Святополк встал и подошёл к столу, на котором находился их скудный обед. Тюремщики не собирались его баловать, и он, посмотрев на кашу, которой даже пёс не всякий порадовался бы, со всей силой стукнул кулаком по столу.
        - Владя, встань и иди поешь! Мне тоже нелегко, но это не значит, что мы здесь сдохнем!
        - Мой духовник уже принял смерть. Епископ Рейнберн умер и теперь его молитвы на небе помогут нам умереть так же достойно!
        Святополк подошёл к супруге и обнял её. Владя прижалась к нему и спросила:
        - Скажи, а на улице сейчас, наверное, уже весна? Или, может, уже лето? А может, осень? Сколько мы тут сидим в заточении?
        - Можно радоваться, что мы хоть вместе, а не по отдельности. Не знаю, что сейчас на улице. Мне кажется, что уже весна подходит к концу и скоро наступит лето. А когда мы отсюда выберемся, то…
        - Мы никогда отсюда не выберемся, так как князь Владимир будет жить ещё лет двадцать! Ты сам себя послушай! Не утешай меня. Смотри - мы сидим в полутьме и только свет факела не даёт нам ослепнуть. Наш ребёнок умер, и мы обречены были похоронить его в углу места, где мы заточены. Мы и сами скоро умрём, и всё это из-за чего? Думаешь, из-за разницы в обрядах? Нет, это из-за того, что ты пытался отложиться от князя Владимира и уйти под руку моего отца. Ты хотел сделать это честно и приехал в Киев, а за честность был брошен в темницу. Где твоя дружина, Святополк? Где твои люди? Мы здесь и умрём. Сначала умру я, и ты похоронишь меня в углу, как нашего ребёнка, а потом умрёшь сам. На небе мы окажемся вместе.
        Княгиня резко подняла голову и всмотрелась в полутьму.
        - Тюремщики, заклинаю вас, лишите нас жизни, я не могу находиться здесь! Здесь, рядом с могилой моего ребёнка, я не могу!
        - Владя, ты должна поесть. Знаешь, мой брат Позвизд убедит отца простить меня и выпустить, вот увидишь. Просто не всё делается так быстро. Мы должны быть стойкими!
        Княгиня рассмеялась, и князь Святополк невольно подумал, что рассудок его супруги может утратиться. Дочка Болеслава Храброго за последние недели становилась всё более странной. Она часто рыдала, смеялась, пыталась наложить на себя руки, а потом часами сидела и смотрела в одну точку. Иногда пела.

* * *
        Звук шагов раздался по подземелью, в котором были заключены Святополк и Владислава.
        - Чего-то сегодня рано идёт, - произнёс князь Святополк, поглаживая супругу по голове. - Спросим у него, какая сегодня погода?
        - Даже не старайся, всё равно не ответит. Им нравится видеть наши страдания.
        Святополк задумался, а знает ли его отец Владимир, что здесь в заточении умер его внук? Может, эти нелюди и не сообщили ему о том, что Владислава разрешилась от бремени, и о том, что младенца похоронили прямо в темнице? Знает ли он об этом или нет?
        Кто-то новенький, подумал князь Святополк, увидев незнакомого ему человека с факелом в руках. Лица незнакомца он не видел, но за время, проведённое здесь, стал отличать людей по шагам и по силуэтам. За незнакомцем шли человек восемь, и на них были кольчуги, блистающие в свете факелов.
        Значит, всё-таки настали мои последние минуты, подумал князь и подошёл к княгине.
        - В ладя, всё, увидимся на небе.
        Владислава встала со своего места и рассмеялась, глядя в глаза Святополку.
        - А нет никакого неба! Нет! Тьма! Тьма здесь и тьма там - вот что нас ждёт!
        Незнакомец остановился возле их решётки и не спеша принялся отпирать замок.
        - Княже, - слегка склонив голову, проговорил неизвестный, - князь Владимир Святославович, твой отец, перед смертью простил тебя и велел освободить!
        Святополк замер. Вот так просто взять и оказаться на свободе. Просто выйти на свет! Словно заново родиться.
        - А какая на улице сейчас погода? - спросил князь Святополк.
        - Жара, не то что здесь. Здесь вы, смотрю, даже шубы не сняли, а там так жарко, что и в рубахе потеешь!
        Святополк закрыл глаза и несколько секунд простоял так. На улице жара! Значит, почти год прошёл. Тогда была осень, а теперь лето.
        Князь подошёл к Владиславе, но та отскочила от него в угол темницы.
        - Это всё ложь! Они врут! Нас не выпустят, а отведут и убьют. Убивайте здесь, мы все вместе будем лежать здесь в темноте!
        - Княгиня, пойдём! Даже если нам и судьба умереть, то давай хоть увидим свет!
        - Свет! Свет! Нет никакого света, только тьма. Святополк, Пётр, - княгиня назвала Святополка его крестильным именем и обняла, - они убьют тебя, а меня оставят ходить над твоим телом! Нет. Пусть делают своё злое дело здесь в темнице. Я хочу умереть первой!
        Незнакомец смотрел на это всё молча, а затем протянул князю меч.
        - Княже, возьми и опоясайся. Негоже тебе без меча на люди выходить.
        Святополк взял в руки меч. Нет, это не его меч, это меч князя Владимира, а до этого это был меч князя Ярополка. Сказывают, его когда-то держал в руках и его дед Святослав Неистовый. Что это может значить?
        - Послушай, князь, - небрежно проговорил незнакомец, - меня зовут Путша. Я начинаю подумывать, что я несколько ошибся. Я слышал, что здесь в заточении находится сын князя Ярополка, которому я служил много лет назад, но я вижу перед собой заросшего бородой и грязного человека, а с ним его обезумевшую жену. Может, ты не князь?
        Святополк ничего не ответил. Он подошёл к супруге и взял её за руку.
        - Пойдём примем свою судьбу, Владислава, какой бы она не была!
        Князь и княгиня неуверенно перешагнули через порог своей темницы.
        - Послушай, князь, - сказал Путша, - я сам когда-то много дней провёл в заточении и поэтому дам тебе совет. Сейчас, когда мы выйдем на улицу, глаза не открывайте, иначе ослепнете. Надень на глаза повязку, и только когда окажемся в помещении, снимешь её. И княгине скажи, чтобы сделала то же самое.
        Князь Святополк взял из рук Путши повязки и завязал глаза Владиславе, а после себе.
        - Иди аккуратно, там вон ступеньки.
        О том, что они вышли на улицу, Святополк понял по тому, как изменился воздух. Он никогда не был таким чистым и таким чудесным. Здесь и вправду было жарко, сильно жарко, не то, что в темнице, и слышались голоса. Голоса людей. Слегка приоткрыв глаза даже сквозь повязку, он ощутил жжение и тут же зажмурился. Нельзя открывать. Нельзя, иначе ослепнешь.

* * *
        Князь Святополк снял повязку и открыл глаза. Он находился в просторной комнате, а на него смотрел пожилой человек лет шестидесяти. Впрочем, даже в помещении свет был настолько ярким, что Святополк тут же прикрыл веки и некоторое время просидел с закрытыми глазами.
        - Глазки болят, княже? Так всегда, ничего, к вечеру уже привыкнешь! Чтобы нам обо всём поговорить, тебе зрение не нужно. Твой отец умер вчера, и, надо сказать, ничего он про то, чтобы тебя освободили, не говорил. Не знаю, помнил ли он вообще о тебе или нет.
        Святополк открыл глаза и на этот раз смог какое-то время смотреть на Путшу, который сидел напротив князя и потягивал квасок.
        - Зачем тогда меня освободили?
        - Знаешь, князь, теперь ведь всё иначе. Ты неглуп и должен понимать, что начинается настоящая борьба и ты в ней не последний человек. Сейчас ты сидишь в палатах князя Киевского. Если ты будешь достаточно дерзок, то останешься князем. Ты на полшага впереди своих братьев, так как никто больше не знает о том, что Владимир Святославович почил. Если ты будешь решительным, то сможешь стать настоящим правителем Руси.
        - Прольётся кровь!
        - Много крови, князь, но любое правление так начинается, и не важно, кто должен где править. Сильный князь - сильный народ.
        - Путша, а чего хочешь ты? Зачем ты пришёл мне на помощь? Я не верю, что это только потому, что раньше ты служил моему отцу Ярополку. Многие ему служили, и я сам даже не знаю, отец ли мне Ярополк. Чего ты хочешь?
        - Мести! Владимир занял Киев, крестил Русь, правил достойно, но не все стояли на его стороне. Были и те, кто называл его братоубийцей, были, и они держали в руках оружие. Ты был только зачат, а я уже знал, что ты появишься на свет, так как был рядом с твоим отцом в те дни. Он сообщил мне, что его супруга понесла. Потом Владимир победил. Он взял твою мать в жены, но она уже была беременна.
        - Ты хочешь мстить за моего отца? За веру отцов?
        - За свою семью. Мой брат был убит, мой отец был убит, многие были убиты. Перун в те дни превратился в страшного бога, которому приносили страшные жертвы - тех, кто служил раньше другому князю. Мой первенец был принесён в жертву. Я тогда был моложе и верил, что волхвам выбор богов сообщают сами боги, а потом я понял, что они его узнавали не от богов, а от людей княжеских. У меня нет детей, у меня нет жён, я стал христианином и смотрел, как князь, поставивший идола, которого кормили человеческой кровью, назвал его деревяшкой. Смотрел, как этого идола бросили в воду. Но никто больше не вернёт тех, кто был принесён ему в жертву! Никто. Я стал другим. Взял другое имя, крестился. Но я жажду мести.
        - И ты её получишь. Я тоже горю этим желанием. Мой сын похоронен в темнице, где я провёл целый год.
        - Докажи, что ты способен. Князь, завтра о том, что Владимир Святославович умер, будут знать на всех углах. Стань князем сегодня, или завтра им станет кто-то другой. Ярослав Новгородский, Борис Ростовский, или Святослав Древлянский! Я с сотней воинов князя Позвизда, твоего младшего брата, занял княжеские палаты. В Киеве сейчас нет дружины великого князя. Она с Борисом по повелению Владимира ушла в поход на печенегов, но завтра они повернутся и выбьют тебя, если ты не станешь действовать. Тебя не лишат жизни, а вернут в то же самое место, откуда я тебя привёл, чтобы ты там сошёл с ума или сдох от сырости!
        Князь Святополк встал и сделал несколько шагов. Всё было таким чудесным, таким светлым. Глаза потихоньку привыкали к свету. Князь Святополк понял, что хочет пить. Желание пить быстро стало сильным. Странно. Они с супругой по много дней часто пили всего по несколько глотков, так как тюремщики не всегда заботились о том, чтобы дать им напиться вволю.
        Князь Святополк решил не показывать своего желания. Сейчас надо быть сильным и я им стану, проговорил он сам себе.
        - Почему ты говоришь, что я знаю, а остальные братья не знают?
        - Потому что у меня был свой человек при князе Владимире, который и сообщил мне эту весть. Владимира Святославовича уже привезли в Киев, но пока никто не знает, где он. Его тело привёз епископ Анастас.
        - Анастас! Греческий чернец, подлейший из врагов!
        Это по его научению отец… Владимир бросил меня в подземелье!
        Путша улыбнулся, услышав, как запнулся Святополк, назвав Владимира своим отцом.
        - Нет, Анастас сейчас тебе не враг, и не советую его в них записывать. Владимир Святославович заточил тебя не потому, что ты хотел верить по христианскому, но латинскому обряду, а потому, что ты хотел отделиться от него. Твой двоюродный брат и его сын Ярослав сделал то же, но не стал приезжать в Киев. Он просто перестал платить положенные ему две тысячи гривен. Его дружина мало чем уступает киевской, и хоть Владимир и начал с ним войну, но едва ли смог бы его победить. Святополк, вокруг тебя враги, не наживай новых. Ты сын Ярополка и по древнему праву идёшь выше всех остальных детей Владимира. Но своё право надо отстоять кровью.
        - Я отстою.

* * *
        Святополк вместе с Путшей вошёл в комнату, где князя Владимира готовили к похоронам. Святополк ещё раз посмотрел в лицо умершего князя, которого считал отцом, хотя никогда не был им любим. Отец ли он мне, подумал князь Святополк. Он не спеша взял руку почившего князя и снял с неё большой перстень.
        Епископ Анастас молился рядом и словно не видел, что князь Святополк находится здесь же. Грек не пытался ни убежать от того, кого по его научению бросили в подземелье, ни заслужить его признательность.
        Святополк посмотрел на грека и представил, как неплохо смотрелся бы этот человек в петле на каком-нибудь дереве, но сдержал себя. Подними руку на епископа - и ты станешь врагом всем христианским государям, а сейчас он не в силах противостоять им.
        Святополк вышел из комнаты и направился на крыльцо. Возле княжеских палат было многолюдно. Свет заставил его немного зажмуриться, но он, постояв некоторое время в тени, дал глазам привыкнуть.
        - Киевляне! - закричал Путша. - Умер князь Владимир Святославович, но жив род великого Рюрика! Да будет нашим князем сын славного князя Ярополка, старшего брата Владимира. Князь Святополк, иди и правь нами!
        Люди, услышав голос Путши, посмотрели криво, а многие и вовсе с усмешкой. Святополк с крыльца наблюдал за ними. Выслушав Путшу, они продолжали безмолвствовать. Недоброе это молчание, подумал Святополк. Он медленно поднял руку, взял горсть серебряных монет, которые поднесли ему, и медленно поднял её над собой.
        - Это серебро мне оставил в наследство не то мой дядя, не то мой отец. Но я не желаю быть сребролюбивым государем и считаю, что богатства делают нас слабыми. Поэтому я решил раздать казну вам, мои соотечественники! Вам!
        Сказав это, Святополк не бросил серебро в толпу, а спустился к народу и подошёл к какому-то старику.
        - Ты видел моего деда Святослава Неистового?
        Дед покачал головой, смахнул скупую слезу и поклонился Святополку.
        - Я и сейчас его вижу - вот он передо мной. Настоящий сын Руси!
        - Возьми серебро, и ты возьми серебро, и ты возьми, - говорил Святополк, щедро раздавая богатства, - киевляне, пойдёмте к сокровищнице и я всё вам отдам! Берите, и не надо мне злата. Всё, что я добуду, всё будет вашим!
        Народ заволновался. Люди стали толкаться, пытаясь занять места как можно ближе к князю Святополку. Князь пошёл к сундукам, которые по его приказу вынесли на улицу. Здесь, в этих сундуках, хранились поистине несметные богатства. Их стяжали и Святослав, и Ярополк, и Владимир. Сундуки были полны золота и серебра.
        Святополк щедро принялся раздавать казну. Князь понимал, что если раздать её, то он может хоть на короткое время получить народную любовь и, что куда важнее, его недруги не смогут её отобрать. Пусть если его и свергнут и вернут обратно в подземелье, то хотя бы о нём сохранится добрая память.
        - Бери золото, бери серебро, кровью предков наших у ромеев отобранное, - говорил князь Святополк, и люди начинали плакать от умиления, получая из рук князя целое состояние. Князь давал специально помногу, чтобы богатства достались неравномерно. Когда кончился последний сундук, то он спокойно сказал:
        - Киевляне, кому не хватило золота, будьте со мной, возьмите мечи свои и служите мне! Всё, что я добуду, я раздам вам, так как золото, лежащее в сундуках, делает нас корыстными, а золото, которое мы тратим, делает нас отчаянными! Идите и служите мне!
        - Веди нас, князь! Веди на победы и на ворогов - тебе сердца наши принадлежат! Тебе наши жизни доверим! - кричали простые люди. Видя золотые монеты, которые им так и не удалось взять в руки, они уже не могли их забыть.
        - Ты настоящий внук Святослава! Ты хоть и не по крови, но по духу Владимир! Щедрый и удатый князь! Веди нас!
        Святополк опять поднялся на крыльцо. Теперь народ ликовал и радовался, видя его.
        - Святополк Щедрый! Князь, да славься ты навеки!
        Святополк вошёл внутрь и увидел свою супругу Владиславу. Подойдя к мужу, она поцеловала его. Князь Святополк увидел князя Позвизда и заключил его в объятия.
        - Позвизд, брат мой, я никогда не забуду твоей услуги. Быть тебе правителем моего удела, так как дела твои достойны.
        Позвизд обрадовался столь щедрому жесту, так как, являясь одним из младших сыновей Владимира, он не мог рассчитывать на какой-либо знатный удел. Мать князя была одной из тысячи наложниц князя Владимира, и Позвизд не имел особых прав на наследие своего отца, но поскольку этот витязь своими отчаянными и храбрыми делами смог собрать вокруг себя ратных людей, то стал князем.
        Есть дружина - есть князь. Эти кажущиеся устаревшими законы на самом деле были куда сильнее законов крови. Не у дел делал правителя князем, а люди, готовые умереть за него. Святополк понимал, что сейчас у него таких людей нет.
        Десять лет назад князь Позвизд и князь Святополк имели возможность подружиться. Тогда Святополк помог своему девятнадцатилетнему родичу снарядить его людей, и теперь Позвизд, сын князя Владимира от рабыни, стал одним из самых отчаянных витязей Руси, а за ним стояла пусть и немногочисленная, но бесстрашная дружина. Святополк понимал, что именно Позвизду он обязан своим освобождением.
        Князь Владимир признал своего сына от наложницы после того, как тот прославил своё имя, сражаясь по всему миру и стяжая славу, и даже передал ему несколько посёлков в Туровских землях. Когда Святополка бросили в темницу, то только Позвизд, единственный из сыновей князя, просил за брата, призывая простить его. Позвизд не мог поднять руки на отца, но смог подать руку брату, когда тот в ней нуждался.
        - Позвизд, пока ты со мной, - проговорил князь Святополк, - моё сердце спокойно!
        Глава 3
        На берегу реки Альта расположилась многочисленная киевская дружина. Воины князя Владимира, посланные вместе с его сыном князем Ростовским Борисом найти и разбить печенегов, совершивших дерзкий набег, нигде их найти не могли. Видимо, степняки, устрашившись киевского воинства, решили поскорее уйти в глубь степей.
        Князь Борис приказал воинству разбить лагерь, а сам бездействовал, выжидая, вернутся ли печенеги.
        Когда к лагерю приблизились несколько десятков всадников из тех что неразлучно следовали с князем Владимиром, Борис вышел их встречать.
        - Приветствую людей своего отца, - приветливо произнёс князь, отдавая дань уважения возрасту бояр, ближников своего отца. Эти люди, прошедшие весь путь его отца от самого Новгорода и далёкой Скандинавии до берегов Понтийского моря и Херсонеса, не могли не вызывать у него почтения.
        Талец и Елович неспешно слезли с коней и поклонились князю Борису. Князю было почти тридцать лет, и хоть бояре и хорошо его знали, а также знали, что его любит киевский люд, но сейчас они смотрели на него недоверчиво. Правильный ли они сделали выбор? Борис был, бесспорно, внешне очень похож на своего отца, но вдруг он сохранил его внутренние качества? Сможет ли он прийти к власти и побить своих братьев, оставаясь при этом послушным орудием в их руках?
        - Грустную весть принесли мы, княже, - печальным голосом проговорил боярин Талец, - умер славный родитель твой князь Владимир!
        Князь Борис опустил глаза, а после, недолго помолчав, повернулся и пошёл в шатёр, где горько заплакал. Для большинства людей князь Владимир был государем, человеком, принёсшим новую веру, а для Бориса он был любимым отцом. Борис был очень верующим человеком. Он тотчас склонился перед иконами, которые находились в его шатре, и стал молиться.
        Боярин Талец и Елович, находясь снаружи шатра под палящим солнцем, не знали, что им делать. Конечно, они понимали, что князь Борис достаточно мягкий человек. Если им удастся посадить его на княжение в Киеве, то вся власть окажется в их руках.
        - Пусть поплачет, - сказал боярин Елович, - оно так, может, и правильно: сын оплакивает любимого отца!
        - Не время сейчас слезам предаваться! Думаешь, в Киеве уже знают о том, что князь Владимир умер?
        - А даже если и знают, то что это сильно меняет? Сейчас в городе только князь Позвизд со своей дружиной, а в ней всего сотня витязей!
        - Зато каких! - воскликнул боярин Талец.
        - Да, воины у князя Позвизда отчаянные. И сам князь отчаянный. Если бы у него было то же властолюбие, что и у его отца, то быть бы ему князем Руси. За таким князем воины легко пойдут на любые свершения.
        - Но Позвизд не дерзнёт забрать Киев. Не того он поля ягодка. Князем Киевским станет Борис, хорошим князем, - после некоторого молчания боярин Талец добавил, - хорошим для нас князем!
        В это время князь Борис встал от икон и, прекратив молитву, задумался. Смерть его отца меняла многое и в первую очередь могла вызвать кровопролитие. Дружина сейчас находилась с ним, но вот насколько он мог на неё положиться и самое главное, что ему теперь делать? Двинуться на Киев и занять его силой? Начнётся внутриродовая война, которая зальёт всю Русь кровью. Нет, я не буду спешить, решил князь Борис, а лучше подожду до утра. Братья, понимая, что в моих руках сила, сами склонятся передо мной. Тогда я сяду в Киеве, не пролив и капли крови. Моё княжение будет временем мира и благоденствия. Я украшу страну церквями и продолжу дело отца. В самых отдалённых уголках Руси будут стоять церкви, и язычество, даже если оно где-то ещё сильно, уйдёт в темноту веков.
        Князь Борис вышел к боярам и дружине, которая собралась у его шатра. Все внимательно смотрели на него, ожидая, что он скажет.
        - Вернулись ли дозоры? - спросил князь Борис у одного из своих воевод.
        Воевода Ляшко был могучим воином и прославленным полководцем. Князь Владимир очень ценил его.
        - Княже, печенегов нет. Наши дозоры никого не нашли.
        - Позовите Георгия, моего друга, мне надо с ним посоветоваться.
        Воевода Ляшко и бояре посерели. Видимо, князь не совсем понимает, что сейчас надо действовать, а не предаваться унынию, подумал боярин Елович и решил сказать об этом Борису.
        - Княже, сейчас время очень дорого!
        - Подождём пока. Я хочу говорить с Георгием.
        - Княже, - сказал воевода Ляшко, - не по чину ты так приблизил к себе этого Георгия и гривну золотую на его шею одел! Он хоть и друг твой, но по летам молод, и не пристало его так выделять.
        Князь Борис посмотрел в глаза воеводе и с улыбкой, с той самой улыбкой, с которой всегда говорил князь Владимир, произнёс:
        - Ляшко, ты мой меч, а он мой друг. Тебе награды за ратные труды, а ему за дружеские советы положены.

* * *
        Князь Борис и его друг Георгий находились в шатре наедине. Ближник князя не спешил с советами.
        - Георгий, мой отец умер. Теперь я не знаю, что делать. Если я пойду на Киев и займу его, то должен буду с оружием в руках доказывать своё право на княжение. Но разве тогда смогу ли я быть тем правителем, который нежно возделывает государство своё, словно садовник сад? Смогу ли я там, где до сих пор растёт бурьян язычества, насадить веру Христову, если приду к власти с оружием в руках?
        Георгий, по племени грек и человек, весьма умудрённый книжными знаниями, был другом Бориса уже не первый год. Георгий был на несколько лет младше князя, но из-за того, что он брил бороду, все видели в нём отрока.
        - Князь, - рассудительно ответил Георгий, - если ты возьмёшь Киев и сможешь отстоять его с оружием б руках, а затем заставить своих братьев увидеть в тебе второго отца, то тогда ты сможешь начать дело всей своей жизни и мы вместе превратим наше государство в прекрасное и дивное место, которое станет Северной Империей, Третьей Римской!
        Борис покачал головой, давая понять, что его такой вариант не устраивает.
        - Если я начну своё правление с применения силы, то уже никогда не смогу остановиться.
        - Верна ли тебе, князь, дружина? Веришь ли ты им?
        - В большинстве своём дружина моего отца, как ты знаешь, Георгий, состоит из христиан. Конечно, есть там и немало варягов, которые придерживаются старой веры, но они верны мне. Меня отец поставил над ними!
        - А после того как твой отец умер, останутся ли они тебе верными?
        - Думаю, что да. Дружина - это меч, который висит у меня на поясе, - продолжал князь Борис, - так ли всегда необходимо его обнажать? Так ли это нужно сегодня? Георгий, я думаю, что если братья мои увидят, что у меня есть оружие, то, убоявшись, они не начнут войны!
        - Не начнут, если дружина останется с тобой, а чтобы остаться с дружиной, ты должен вернуться в Киев. Там сейчас Позвизд, он нам угрозы не представляет.
        В этот момент в шатёр вошёл воин, который, судя по походке, много времени провёл в седле. Поскольку воин вошёл без предупреждения, то вести, которые он принёс, явно были очень важными.
        - Князь, - произнёс воин, низко кланяясь Борису, - я скакал несколько часов без остановки и чуть не загнал коня. Меня прислала к тебе твоя сестра Пред слава, так как ты ей ближе всех других братьев и с тобой дружина её отца.
        - Говори!
        - Твой брат Святополк вышел из темницы с помощью твоего брата князя Позвизда и сел княжить в Киеве! Княжна Предслава передаёт тебе следующие слова: «Сей недостойный сын отца нашего, отвергнув кровь свою, назвал отцом своим дядю нашего Ярополка и, чтобы стяжать славу государя, любящего народ, раздал богатства предков наших черни, и те теперь склоняются пред ним».
        - Иди отдохни, воин, мне надо подумать.
        Когда ратник вышел, то князь Борис повернулся к Георгию.
        - Что мне делать, мой друг? Как поступить?
        - Князь, Святополк занял Киев, но с тобой дружина твоего отца. Иди и возьми город! Верни Святополка на то место, откуда его вывел Позвизд, а самого Позвизда отправь туда же. Пойми, Борис, Святополк отвернётся от истинного христианства и станет подчиняться латинскому папе, который сидит в Риме, - при этих словах на лице Георгия появилась гримаса ненависти, - за измену вере твой отец заточил его в подземелье. Борясь за спасение души Предславы, он отказал Болеславу, князю польскому, решив, что лучше пусть дочь навеки останется нетронутой, чем измажется в латинской желчи.
        - Предслава уже угасает - ей больше тридцати лет. Может быть, мой отец и видел сильную разницу в обрядах, я считаю, что вера в Христа выше некоторых споров. Я не пойду против Святополка, но он, устрашившись моего воинства, сам отдаст мне власть. Вот увидишь, Святополк уйдёт в свой Туров и отделится, став самовластным государем, или же пойдёт под руку своего тестя. Это его воля.
        Георгий грустно посмотрел на князя Бориса. Борис категорически отказывался пойти против брата, а значить это могло только одно. Киев он занять не сможет.

* * *
        Ближе к вечеру князь Борис вышел из шатра. Теперь вокруг него стояли воеводы, сотники и десятники. Все ожидали, что скажет князь. Стояли среди этих витязей и варяги, которые служили за золото. Весть о том, что Святополк захватил власть, уже пронеслась по лагерю. Люди негодовали, узнав, что сей князь раздал золото простым горожанам.
        - Князь, веди нас на Киев! - кричали воины, которые жаждали взять этот богатейший город на щит и отобрать богатства.
        Вперёд вышел боярин Елович. Дождавшись, когда голоса воинов смолкнут, он торжественно обратился к князю Борису:
        - Князь! С тобою дружина и воины отца твоего! Поди в Киев и будь Государем всей Руси!
        Воины поддержали боярина дружными криками, в которых слышалось желание битвы, предчувствие лёгкой победы и, главное, наживы. Дружины князей служили только князьям, а не городам. Им был безразличен простой народ, так как они понимали, что, быть может, завтра удача отвернётся от их предводителя и тогда они могут пойти к другому, который, быть может, поведёт их на тот город, где они раньше жили. Поэтому большинство дружинников старались не обзаводиться семьями.
        Борис стоял и смотрел на воинов своего отца. На их шеях блестели кресты, а в глазах читалась доблесть язычников. Они желали предать город своего покойного князя огню и вынести оттуда всё до последнего серебряного. Борис был против такого, так как Киев был им любим и киевляне любили его. Борис видел своё государство совсем иным. Таким, как рассказывал его друг Георгий, таким, каким была Византия. Воины должны служить своим городам, где живут их семьи, защищать церкви, в которых они молятся, а не искать золото в чужих землях. Золото само придёт, если начать торговать, начать возделывать землю и выращивать скот, если мужи не будут гибнуть в битвах в далёких странах, а заниматься мирными делами и ремёслами.
        - Воины, - громко сказал князь Борис, - могу ли я поднять руку на старшего брата? Он будет мне вторым отцом!
        После этих слов князя воцарилась тишина. Никто не произнёс ни слова. Борис повернулся и пошёл в свой шатёр. Георгий последовал за ним.
        Оказавшись в шатре, князь Борис посмотрел на Георгия, словно ожидая поддержки. Грек сел рядом с Борисом на походную постель.
        - Князь, воины в твоих словах услышали только слабость, но ангелы Господни услышали невиданную силу. Но что ты будешь делать, если дружина уйдёт от тебя?
        - Не уйдёт. На всех них надет крест, но сейчас дьявол застлал их разум и превратил их в диких зверей, которые только и мыслят, что о крови и о наживе. Я люблю Киев и не могу предать его огню. Этот город с любовью возвышал мой отец, а я должен его предать разграблению? Нет.
        В шатёр вошёл воевода Ляшко и, поклонившись князю Борису, сел рядом.
        - Князь, - проговорил воевода, - воины сейчас не совсем понимают твои слова. Пока что всё можно исправить. Выйди к ним и поведи их на Киев. Да, Киев будет разграблен и кто-то погибнет, но так было всегда. Умрут сотни людей, но на этом бойня закончится. Никто, кроме, пожалуй, Ярослава Хромого, не сможет тебе противостоять, и все склонятся перед тобой. С Ярославом ты сможешь договориться, если не хочешь войны. Пролей кровь сотен ради спасения тысяч.
        - Знаешь, Ляшко, - ответил князь Борис, - каждая капля крови на небе оплакивается. Знаешь, о чём больше всего переживал отец? О том, что убил своего брата Ярополка.
        - Святополк назвал себя сыном Ярополка, а не твоего отца. Он тебе не брат. Убей его и уничтожь змеёныша, которого не успел задавить твой отец. Недаром он его заточил в темнице.
        - Нет, - твёрдо сказал Борис, - если я начну проливать кровь, то уже не смогу остановиться, а я мыслю построить такое государство, где все будут жить в мире и спокойствии.
        Боевода Ляшко грустно улыбнулся.
        - Князь, думаю, такого государства в мире не существует. Прости, но если ты не изменишь своего решения, то ты обречён.

* * *
        В это время тишина в стане сменилась ропотом. Воины разошлись по своим кострам, но со всех концов слышались неодобрительные голоса. Бояре Талец и Елович стояли чуть в стороне от княжеского шатра. Старые ближники князя Владимира были разочарованы.
        - А знаешь, мы с тобой сейчас просчитались! Не с тем мы князем, боярин Елович, жизнь свою связали. Конечно же, Борисом нам управлять легче, но чую я, что надо нам поскорей к Святополку идти.
        - А что мы ему принесём в дар? С пустыми руками, что ли, прийти?
        Боярин Елович указал на воинов, которые роптали возле костров.
        - Вот их мы и приведём к князю Святополку. С ними нас любой князь примет!
        - Может, так даже лучше, боярин, - отозвался Талец, - сейчас медлить нельзя.
        Талец подошёл к костру, у которого собрались около тридцати воинов. Днём стояла жара, а вот ночью привыкшим к теплу людям было холодно.
        Воины расступились, давая боярам пройти к огню. Люди их хорошо знали. Ближники покойного князя были уважаемы в дружине.
        - Воины, - громко произнёс боярин Талец, - посмотрите на вон тот шатёр. Там в нём плачет сын князя Владимира. Я думаю, что его отец на небе плюёт на него, так как истинный его наследник, не дрогнув, пошёл бы в бой, но кажется мне, что князь Борис лишь внешне похож на него, а по духу не его сын. Истинный сын Владимира - князь Святополк! Он не жаден, он храбр, он силён. С таким князем мы быстро стяжаем славу. Может, он и называет себя сыном Ярополка, но я скажу вам точно только одно - он внук Святослава Неистового и рядом с ним мы вновь будем стоять под стенами Царьграда!
        Воинам понравилась речь боярина. Послушать ближника князя Владимира подходили всё новые и новые люди.
        Боярин Елович, понимая, что если и дальше молчать, то потом Талец скажет, что именно он привёл дружину в Киев, тоже обратился к дружинникам.
        - Борис слаб духом. Ему бы удалиться от мира в монастыре, а не править нами. Мы народ воинов и не хотим служить монаху. Святополк - вот истинный государь! Какая разница, по какому обряду молиться Богу? - продолжал Елович. - Хитрые греки обманули нашего князя Владимира и крестили его по своему обряду, боясь, что мы сокрушим их царство. Святополк сможет это сделать! Мы больше не будем связаны по рукам и ногам одной верой.
        - Ты, кажется, забыл, боярин, - перебил Еловича воевода Ляшко, который, услышав голоса и увидев, что воины собрались и слушают старых ближников Владимира, подошёл к ним, - что у князя Владимира не два сына. Почему ты хочешь вести людей в Киев служить Святополку, когда можно взять его на щит под рукой у Ярослава Хромого?
        На самом деле всё было достаточно просто. У бояр в Киеве были срублены терема и нажито немало богатств. Им было не с руки, чтобы город был разграблен кем бы то ни было. Пусть лучше огню будет предан весь мир, но Киев останется нетронутым.
        - А потому, что Ярослав Хромой жаден! Он даже отцу отказался платить - думаете, он вас уважит? Да как бы не так, - закричал Талец, - у него своя новгородская дружина, а у Святополка только вы. С ним мы всю Русь подчиним. Увидите, мы будем поить своих коней в Царстве Греческом. Ярослав же верит, что Христа можно почитать только как велят греки, и, значит, он не дерзнёт пойти на Царьград! Не дерзнёт!
        Князь Борис вышел из своего шатра и увидел, как по всему лагерю раздаются крики. Видимо, он переоценил верность людей своего отца. Рядом с ним находился Георгий, который тоже смотрел на всё это с испугом.
        - Князь, возьмём самых быстрых коней и покинем стан! Поскачем в Ростов, твой удел! Святополк, увидев твою покорность, не тронет тебя.
        - Нет. Воины кричат, но они все христиане и клялись в верности моему отцу, а отец передал их мне. Завтра все утихнут. Идём спать, Георгий. Завтра утром всё станет, как было прежде.
        Глава 4
        Во времён Рюрика князья жили не в самом Новгороде, а в Городище. Князь Ярослав Владимирович построил свой двор на Торговой стороне славного города. Ярославу было столько же лет, сколько и Святополку, то есть тридцать шесть. Когда он узнал, что его отец решил сделать своим наследником князя Бориса Ростовского, то вознегодовал и перестал платить положенный Новгороду урок в две тысячи гривен.
        По сути, это означало войну с отцом, но хромой князь не сильно этого боялся, так как пригласил в Новгород варягов, которые, безусловно, всегда были рады посражаться за золото и серебро.
        Четыре тысячи варягов, прибывших в Новгород, сильно меняли положение дел и делали силы Ярослава практически равными силам киевской дружины. Правда, другие сыновья Владимира могли поддержать отца и тогда чаша весов наклонилась бы в сторону Киева, но князь Ярослав надеялся как раз на обратное. Не он один был возмущён тем, что отец хочет передать после своей смерти власть Ростовскому князю Борису, отдав ему командование над дружиной.
        Князь Ярослав и ярл Кнуд, который привёл варягов, стояли на крыльце княжеских палат.
        - Хороша ты себе дворь возвёл, - сказал ярл Кнуд, - богаты живёшь, князь!
        Ярослав скрыл улыбку, слушая речь ярла. Впрочем, на душе у князя Ярослава было неспокойно, так как он как никто другой знал, что варяги люди хищные и если чего захотят забрать, то будут лить за это кровь.
        - Здесь нищетой тебе всё покажется, коли увидишь Киев, ярл. Многие годы две трети богатств Новгород отсылает в Киев - там богатство, а здесь остаток.
        Варяг ухмыльнулся. Он уже не первый раз приходил служить правителям, и все они говорили одно и то же: что сами они бедные, а вот их враги из золотых блюд едят и серебром стены своих дворцов украшают. Варяг прикинул, а сможет ли он со своими людьми занять Новгород. Кто знает, может, и сможет, но кровью умоется. Славяне - это тебе не франки или саксы, они за своё биться будут насмерть.
        - Княж, сколь многа воина у отец твой? - спросил ярл Кнуд. - Когды пойдём в бои, мой человикь не хочэт сыдет уберияв рука.
        Князь Ярослав понял речь варяга, но ему надоело слышать коверканные славянские слова, поэтому он заговорил на варяжском языке, чем сильно удивил ярла.
        - Если моего отца не поддержат другие мои братья, то силы наши равны. Но братья могут поддержать и меня. Мой отец хочет передать власть в обход старших сыновей своему любимому младшему сыну.
        Ярл кивнул, давая понять, что дальше ему неинтересно, а после подошёл к девушке, которая стояла рядом с теремом, поставив перед собой вёдра и коромысло, и, по всей видимости, отдыхала.
        Князь Ярослав недоумённо смотрел на ярла, когда тот со смехом быстрым движением схватил девушку за горло, а другой рукой сорвал с неё серебряное украшение.
        Девушка вскрикнула, а варяг, отпустив её горло, засмеялся. Ярослав сделал несколько шагов, но боль в ноге остановила его. Князь не мог быстро ходить из-за хромоты. В детстве он, желая быть не хуже старших братьев, украл отцовского коня и в тот же день обогнал всех, когда они катались.
        Каждый раз, когда Ярослав стискивал зубы от боли, он вспоминал этот день. Славный день, когда он был впереди всех своих старших братьев - Вышеслава и Изяслава. Святополка он старшим не считал. А после отцовский конь сбросил мальчика и тот сломал ногу. Волхвы говорили, что он умрёт, другие предлагали отсечь конечность, но один грек привязал к ней две палки и заделал всю ногу в глину.
        Нога никогда не стала такой, как прежде, но Ярослав мог ходить. Тот день был единственным днём, когда он обгонял на коне своих братьев. Больше такого дня не было, так как Ярослав теперь ездил лишь на спокойных кобылах. На других он усидеть не мог.
        - Красывая оберега, - проговорил ярл, и, смеясь, оттолкнул девушку.
        Люди, проходящие мимо, недобро посмотрели на ярла. Некоторые даже положили руки на рукояти кинжалов или проверили топоры, но варяг, не испугавшись их, скорчил рожу и продолжил смеяться.
        Тварь, животное, подумал Ярослав, глядя на Кнуда. Это просто животное, которому неведомы ни страх, ни совесть, но в его мече и мечах его соотечественников я сильно нуждаюсь. Варяг быстро вбежал по ступеням и встал рядом с князем Ярославом.
        - Зачем ты сорвал побрякушку с этой девушки? - спросил Ярослав у ярла на варяжском языке, чтобы никто не понял, о чём он говорит с ярлом.
        - Мне захотелось показать ей, что я силён. Девы любят силу. Силу любят все, - ответил ярл, поигрывая серебряным украшением. - Не бойся, князь, я не трону твою жену! Я не буду трогать жену того, кто не сможет за неё постоять.
        Князь Ярослав стиснул зубы. Животное смеётся над ним и над его хромотой. Нет, как боец я, конечно, тебе не соперник, подумал Ярослав. Хорошо, что варяг произнёс эти слова на своём языке, а то совсем стыдно было бы.

* * *
        Кнуд Эрикссон приплыл с варягами на службу к конунгу Ярсфельду, так варяги называли Ярослава, почти месяц назад всего с тремя кораблями. Варяги разместились возле своих кораблей и быстро заскучали. Новгородцы казались им такими дикими и такими глупыми, но тронуть их они вначале боялись, так как знали, что славяне в случае чего быстро возьмутся за оружие.
        По мере того как число варягов росло, так как всё новые и новые драконы приплывали к Новгороду, росла и храбрость варягов.
        На улице стояла жаркая погода. Вынужденные целыми днями бездельничать варяги стали искать себе забавы.
        - Ярл, - к Кнуду Эрикссону подошёл один из варягов, крепко держа за руку девушку, - ты здесь скучаешь. Посмотри, кого мы тебе привели. Потешь плоть.
        Кнуд с ухмылкой посмотрел на воина и на пытающуюся освободиться девушку, совсем юную.
        Кнуд подошёл к ней и, взяв своей могучей рукой её за подбородок, расхохотался, а затем резким движением развернул её спиной к себе. Варяги встретили такие действия своего ярла дружным радостным криком и смехом.
        Конечно же, воинам было безразлично, потешит ли плоть ярл или нет, но вот то, что он такой подарок принял, как бы означало, что можно и им повеселиться.
        - А я тоже хочу себе плоть потешить!
        Ярл Кнуд увидел, как группы по десять воинов стали уходить в город, и заулыбался. Может, и впрямь стоит вместо того чтобы идти в далёкий Киев, разграбить этот богатый город и стяжать себе отменную славу? Новгород - город богатый и большой, а правит им хромой князь. Интересно, а он сам в походы как ходит? Или дружину за него ведёт кто-то другой? Такие не должны править.
        Кнуд посмотрел на девушку, которую только что взял силой, и вновь расхохотался. На девушке был крестик, и теперь она прижимала его к губам и что-то бормотала.
        Ярл вырвал крестик у неё из рук, а после бросил его под ноги. Многие из варягов приняли крещение, но он оставался старой веры и ненавидел всех этих почитателей Распятого Бога.
        - Чего ты смотришь? Он не поможет тебе, потому что он и сам был распят! Он даже себе помочь не мог!
        Девушка не понимала его слова и поползла за крестом. Варяг, впрочем, говорил эти слова не для неё, а для своих соплеменников, которые помимо всех прочих оберегов надели и кресты. Были и те, кто не просто нацепил их, но и сорвал с себя обереги отцов.
        Девушка, взяв в руки крест, стала опять что-то бормотать, и это вывело ярла из себя.
        - Замолкни! Замолкни, он всё равно тебя не слышит! Замолкни! - прокричал ярл, нанося ей удары ногой по животу.
        Девушка прижала ноги к груди, но крест не выпустила. Это привело ярла в неописуемое бешенство, и он стал безостановочно наносить ей удары до тех пор, пока та не перестала двигаться, а после диким взглядом посмотрел на варягов, которые молча за ним наблюдали. Язычники пошли насиловать, а оставшиеся возле кораблей были, как правило, или христианами, или, во всяком случае, признавали Христа как одного из богов.
        - Чего вы уставились, - спросил ярл, плюнув на девушку, - где её Бог? Где он? Разве ударил он меня молнией? Вы все обманутые, так как нет никакого Христа!
        Ярл с трудом взял себя в руки. Тут ему стало несколько не по себе. Он не мог контролировать себя, когда впадал в бешенство, но когда этот приступ проходил, то ему становилось очень не по себе.
        Ну вот, ещё одна мученица! Эти христиане похоронят её с почётом и будут петь над ней, словно она валькирия. Как всё изменилось в мире!
        - Кнуд, - проговорил один из варягов, на котором помимо молота Тора висел ещё и крест, - богам нет нужды себя защищать. Мы, люди, должны это сделать. Когда христиане громят наши капища, они говорят так же, как и ты!
        - Замолкни, - грубо прервал его ярл, - ты, видимо, считаешь, что можно служить и богам наших отцов, и Христу? Боги наших отцов могут принять богов других народов, а Христос нет. Там, где появляются христиане, старые боги уходят.
        - Кнуд, ты сейчас убил просто девку. Она надела крест потому, что его надел её отец. Надень он молот Тора, и на ней были бы обереги наших богов.
        Кнуд осмотрел на воина. Он его не знал, и только собрав все остатки благоразумия, он не выхватил меч и не набросился на него. Христиане, они повсюду! Они везде, и теперь эта болезнь, разложив славян, разъедает и наш народ. Вернее, остатки тех, кто чтит старину. Нет, после того как конунг Олаф крестил весь народ, осталось совсем немного тех, кто чтит старых богов. Капища разрушаются, волхвы умерщвляются, так почему я должен молчать?

* * *
        Новгородцы собрались перед двором князя. Они шумно возмущались бесчинствами, которые стали творить варяги. Князь Ярослав к народу выходить не решался, так как понимал их праведный гнев, а сказать им ничего такого, что их успокоило бы, он не мог.
        Супруга князя Ярослава Анна и вместе с младенцем Рюриком, которого в крещении нарекли Ильёй, стояла рядом с мужем.
        - Ты не выйдешь к ним?
        - Нет, мне нечего им сказать, Анна. Я не могу отослать варягов, так как нуждаюсь в их мечах. Мой отец придёт сюда со своей дружиной, и тогда мы ещё не раз будем благодарить этих людей.
        - Твой отец князь Владимир, думаю, и сам захочет с тобой замириться, если ты согласишься.
        - А я не могу согласиться, так как это означает признать Бориса не просто старшим, но и более законным. Мой отец отослал от себя мою мать Рогнеду в Полоцк вместе с Изяславом, но если Изяслав поднимал на него руку, то я-то не поднимал. Я всегда его чтил и чтил своих старших братьев, но когда я стал старшим, то он отвернулся от меня. Он хочет видеть своим наследником Бориса. А что такого сделал Борис? Просто отец видит во мне калеку! Но я докажу ему и всем, что помимо силы всегда можно положиться и на ум.
        - А ты считаешь умным вот так вот стоять в стороне, когда твои подданные взывают к тебе?
        - Нужны законы. Нужны настоящие законы, которые будут одними по всей Руси, а без этих законов не будет правосудия. Что мне им сказать?
        В это время князь Ярослав увидел, что народ решил всё же прорваться к нему и его дружинникам не удержать их. Новгородцы смяли пытающихся не пустить их внутрь дружинников и вошли в палаты.
        Княгиня Анна с младенцем Рюриком вышла, понимая, что князю лучше говорить с разъярёнными новгородцами одному. Ярослав заставил себя встать на ноги и, несмотря на жуткую боль, пошёл навстречу ворвавшимся.
        - Что вам надо?
        - Княже! Бесчинства, творимые варягами, не знают меры! Они порочат замужних жён и забирают жизни! Призови их на суд и накажи!
        Князь Ярослав посмотрел на новгородца. Открытый и честный человек, подумал о нём Ярослав, только как ему объяснить, что без этих варягов ему не справиться?
        - А ты сам в чём варягов обвинить желаешь? Они воины, и если они и вздёрнули подол какой-нибудь жене, то пусть её муж с них и спросит.
        - Так ведь беззаконно это, и спрашивай не спрашивай, а чести это не вернёт и тем паче убиенных не поднимет из могилы. Я, князь, к тебе пришёл не потому, что тебя, калека, уважаю, а потому, что сам в стародавние времена с отцом твоим на Киев ходил и видел в тебе самого Владимира. Коли ты не можешь со своими псами совладать, то тьфу на тебя! Ты нам не князь!
        Сказав это, новгородец повернулся спиной к Ярославу и пошёл прочь. Выйдя на крыльцо, этот муж закричал:
        - Новгородцы! Братья! Князь Ярослав нам не защитник. Так сами защитим себя! Обнажим топоры и спросим с пришельцев цену, которую стоят наши жизни!
        Ярослав слышал эти слова и понимал, что остановить такую толпу невозможно. Несколько дружинников и воевода подошли к князю.
        - Собираемся и уходим в Ракому. Переждём бурю, - медленно произнёс князь Ярослав.
        - Княже, у нас сейчас под рукой почти две тысячи воинов. Если выступим, то либо новгородцев образумим, ибо варягов заставим уняться.
        - Нет! Мои люди из дружины мне ценнее и новгородцев, и варягов. Уходим в Ракому. Пусть сами разберутся!
        Ракома находилась недалеко от Новгорода. В этом селе князь Ярослав приказал возвести себе терем, чтобы там отдыхать от шумного торгового города.
        - Если новгородцы перебьют варягов, то мы вместо того чтобы использовать их в борьбе с твоим отцом, должны будем ждать удар и оттуда, - проговорил воевода, которого звали Будый.
        Ярослава и Будого связывала не просто дружба. Хвастливый воевода долгие годы был пестуном Ярослава, то есть воспитателем. Конечно, князь, когда вошёл в возраст, далеко не всегда слушался своего наставника, но, бесспорно, доверял ему. Княгиня Анна относилась к Будому иначе. Княгине он не нравился, и более того, ей казалось, что его похвальба неуместна и зачастую вредна.
        - Нет, Будый, - возразил Ярослав, - мы сейчас уйдём в Ракому и побережём жизни наших людей. Они нам ещё пригодятся. Варяги могут стать нам куда большими врагами, чем соотечественники.
        Спустя несколько часов князь вместе со своими людьми покинул город Рюрика.
        Князь Ярослав ехал на своей спокойной и старой кобыле вместе со своими людьми по городу. Тот превратился в поле битвы. Варяги пытались оказывать сопротивление, но не могли выстоять, так как многие находились во хмелю или же вовсе спали пьяными.
        Новгородцы безжалостно лишали их жизни, и князь Ярослав понимал, что теперь ему не с кем противостоять отцу. Жители Новгорода, видя князя, смеялись над ним. Ярослав знал, что выглядит он вовсе не как князь, а скорее как торгаш. Он уже привык, что когда он едет верхом, то все над ним потешаются, но ехать в телеге было бы ещё хуже.
        - Хромой князь! - крикнул один из новгородцев. - Ты позвал сюда собак заморских, а мы их повыведем. Ты не держи обидку на нас! Беги отсюда, мы тебя не тронем!
        Ярослав ничего не ответил, а лишь крепче стиснул зубы. Зря смеёшься, подумал Ярослав, глядя на новгородца. Я хромой, но не трусливый. Я не убегаю от вас, а сохраняю жизни преданных мне людей.
        - Ярослав, - обратился к князю воевода Будый, - может, всё-таки придём на помощь варягам? Их сейчас бьют сотнями! Мы будем бить новгородцев тысячами.
        - А те будут бить нас. Нет. Я отомщу за варягов, но по правде они заслужили смерти.
        Будый покачал головой, понимая, что, видимо, скоро самостоятельное княжение Ярослава закончится.
        - Князь, а ведь твой отец не простит тебя и бросит в подземелье, как твоего брата Святополка. Если мы не выстоим в борьбе с ним, то единственное, что нам остаётся - бежать прочь!
        - Верно, Будый, верно. Коли мы не выстоим, то лучше бежать, но коли мы потеряем дружину, то и бежать нам будет некуда. С оружием в руках мы найдём себе славу.
        Будый посмотрел на своего князя и подумал, что и с дружиной, и без неё ему славы не найти. Так уж получилось, что хромым воином не стать, а князь - это прежде всего воин. Только на Руси, может, у тебя и есть место, и то благодаря славным деяниям твоих предков.
        Глава 5
        Святополк и Владислава смотрели, как начинается дождь. Князь, приобняв супругу, с улыбкой смотрел, как первые капли дождя упали на сухую землю. Князь Святополк полюбил вот так стоять на крыльце и просто смотреть на город. За время, проведённое в темнице, он понял, что именно этого ему и не хватало.
        - Всё проходит! Вон смотри, и жара сменилась прохладой, и темница княжением.
        - Святополк, после того как ты раздал богатства своего отца киевлянам, нам не на что больше надеяться. Мы не можем позвать никого на помощь.
        - Если бы мы сохраняли эти богатства, то, не имея силы их защитить, должны были бы бежать с ними.
        - В Польше мой отец дал бы тебе войско. С ним ты занял бы своё родовое княжество и после, собрав войско, взял бы и Киев!
        - Может быть.
        В это время к князю и княгине подошёл воин и, поклонившись, замер, смотря на Святополка с нескрываемым страхом.
        - Говори!
        - Княже, Борис идёт к Киеву с дружиной твоего отца!
        Святополк кивнул, и воин тотчас оставил их с княгиней наедине.
        - Вот и всё, Владислава! Настало нам время прощаться! Я хочу умереть в бою, пусть даже у меня и нет шансов на победу.
        - Святополк, бежим к моему отцу, князю Болеславу, увидишь, он поможет мне и тебе!
        - Нет, В ладя. Смерть, видно, уже стучится, но я рад, что умру в поле, а не в темнице. Ты беги к своему отцу и после всегда молись за меня!
        - Коли ты будешь искать смерть в бою, то я буду её ждать здесь в палатах князя, так как негоже мне бежать.
        На крыльцо вышел епископ Анастас и, подойдя к князю и княгине, сказал:
        - Святополк, самое время тебе смириться и принять волю твоего отца. Борис должен стать князем, а ты должен просить у него Туров, которым ты и владел во времена своего отца. Может, Борис помилует тебя и простит похищение стола его отца.
        Святополк, прищурившись, посмотрел на епископа Анастаса и стиснул зубы. Хочет, чтобы я склонился перед Борисом, который младше меня и по роду, и по возрасту. Хитрый грек, предавший в прошлом своё отечество, неплохо прижился в новом, подумал Святополк. При любом князе он будет сыт и в достатке.
        - Нет! Коли он князь, то пусть пройдёт дорогой своего отца Владимира, а я дорогой своего отца Ярополка. Когда моё бездыханное тело упадёт, тогда пусть он заберёт меч своего отца из моих рук!
        Анастас, сделав скорбное лицо, поклонился князю, как бы выражая печаль по поводу возможной смерти одного из братьев.
        - Вы оба мне дороги и дороги христиане, которые отдадут жизни в этой битве! Святополк, беги, так как, желая противостоять воле князя Владимира, которого ты и отцом считать не желаешь, ты совершаешь грех!
        - Нет, Анастас, я не убегу. Пусть лучше я приму смерть.
        Сказав это, Святополк оставил грека на крыльце, а сам поспешно вошёл внутрь. На улице начинался сильный дождь, да настолько сильный, что даже в трёх метрах от себя было сложно понять, кто идёт.
        Внутри уже собрались ближники князя: Позвизд, Путша и несколько бояр. Все смотрели на Святополка, многие с плохо скрываемым страхом и лишь Позвизд и Путша с несгибаемой волей. Эти двое готовились к длительной борьбе.
        - Святополк, - начал князь Позвизд, - закроем ворота и сядем в осаду, а сами пошлём весть к другим князьям и к твоему тестю. Может быть, кто-то отзовётся и приведёт помощь. Многим не по душе, чтобы править сел младший брат вперёд старших.
        - Нет. Позвизд, хоть и правильно ты всё говоришь, но не сделаю я так. Я один, без вас, поеду к дружине и приму смерть. Сохраните свои жизни. Ты, Позвизд, самый лучший витязь в землях славян. Настанет день, и твоя звезда воссияет. Ты сделаешь то, что не совершил наш дед Святослав. Ты возьмёшь Царьград подобно Олегу и станешь князем князей!
        - Святополк, - сказал Путша, - давай запрёмся в Киеве и соберём горожан на вече. Они, помня твою щедрость, возьмут в руки оружие, и ты поведешь нас на смертный бой!
        - Нет, Путша, люди недолго помнят добро, так что я не буду созывать вече. Я умру с оружием в руках, и когда меня будут вспоминать потомки, то они не смогут сказать, что я был труслив!
        - Я пойду с тобой, князь! Ты не можешь меня не взять с собой. Коли я не смог отомстить, то хотя бы умру с честью!
        Святополк кивнул и подошёл к остальным. Князь медленно обвёл всех взглядом, а после рассмеялся.
        - Да не дрожите вы так! Как умру, так отречётесь от меня и скажете, что стояли рядом под принуждением и из страха.

* * *
        Дождь был недолгим, но очень сильным. Когда князь Святополк сел на своего коня и вместе с Путшей поехал к воротам, то он уже прекратился.
        В одном месте образовалась большая лужа, и князь остановился возле неё, давая коню напиться. То же самое сделал и Путша.
        - Страшно, княже?
        - Страшно, Путша. А ты зачем со мной поехал? Видишь, я не смогу помочь тебе отомстить.
        - Кто знает, княже. Ветер может всегда измениться. Может, мне тебя удастся отговорить. Жизнь - она ведь прекрасная штука, и она одна. Вот подумай, может, всё же сядем в осаду? В дружине в любом случае не все должны за Бориса стоять. Многие чтут старые обычаи, а согласно им «да не станет младший вперёд старшего и не возьмёт чашу брата своего, покуда тот из неё сам не напьётся». Может быть, посидим в осаде день-два? Со стен я поговорю с воинами Бориса. Глядишь, они на нашу сторону и встанут.
        - Нет, Путша, нет. Я свой выбор сделал и сегодня сложу голову. Не хочу дважды и трижды умирать.
        - Это точно, - сказал боярин Путша, когда его конь, напившись, поднял голову от лужи, - может, и вправду лучше умереть однажды.
        Князь и Путша ехали по киевским улицам, и каждый вспоминал, как здесь же почти тридцать лет назад людей вели креститься. Кто-то шёл сам, кого-то тащили родичи, а кто-то, взяв в руки оружие, готовился умереть в старой вере. Всякие случаи были. Святополк вспомнил, как он, тогда ещё совсем маленький, вместе с другими своими братьями тоже стоял у Днепра.
        Он вспомнил, как его мать радостно сорвала с него обереги и бросила их под ноги. В прошлом она была монахиней, но дед Святополка Святослав подарил её своему сыну Ярополку.
        Вспомнил Святополк и то, как опускали в воду совсем младенцев Бориса и Глеба. Одному было два года, а другому год. Оба они кричали. Позвизда он тогда не помнил и не знал о его существовании. У князя Владимира было множество наложниц, и многие из них рожали сыновей. Их крестили вместе с простым народом.
        В тот день рядом стоял Ярослав. Они были с ним одного возраста и частенько дрались. Это было ещё до того, как он сломал себе HOiy. Отчаянный парень этот Ярослав. Как бы я хотел, подумал Святополк, вот сейчас, когда жить осталось всего несколько минут, обнять его!
        Ярослав тоже бросил вызов князю Владимиру и перестал платить положенный ему урок. И сделал он это после того, как тот назначил своим наследником Бориса.
        Князь Святополк и Путша выехали за стены Киева и рысью поскакали навстречу дружине князя Бориса. Заметив воинов, они увидели, что те идут не таясь. Да и чего им таиться, когда их так много. С такой силой взять Киев труда не составит.
        - Ну всё, Путша, встретимся на том свете! А вот скажи, ты думаешь, есть ли христианский рай или всё же правы были наши деды, говоря, что человек после смерти попадает в Вальхаллу или в Вирий?
        - Не знаю, князь. Мне иногда кажется, что всё это выдумки. Если нет Вирия и Вальхаллы, то как может быть рай? Мои деды умирали, и получается, у них даже шанса не было попасть в этот самый рай? Князь, давай вернёмся в Киев! Жизнь - это единственный дар Бога или богов, и других даров не будет. После смерти только тьма!
        В это время навстречу князю Святополку и Путше поскакал отряд всадников.
        - Примерно сорок воинов, - предположил Путша, - ну что ж, князь, видимо, пора умирать!
        При этих словах Путша обнажил свой меч, а князь Святополк меч своих предков. Это будет единственный бой, в котором я буду его держать, подумал князь.
        - Воины, мы с дружиной князя Владимира идём служить князю Святополку. Вы, верно, его люди, но мы не желаем вам зла! - закричал один из воинов.
        Святополк и Путша переглянулись, не зная, стоит ли верить в такое счастье.
        - Ну, видимо, боги или Бог с тобой, князь Святополк. Дружина Владимира тебе служить идёт. Храбрость твоя возымела награду.
        Святополк неспешно поехал навстречу дружине. Когда он поравнялся с передовым отрядом, то услышал, как со всех сторон говорят:
        - Да это же Святослав воскрес! Он не ведает страха!
        Навстречу Святополку теперь поспешили бояре Елович и Талец, а с ними и воевода Ляшко.
        - Князь, - спешиваясь и опускаясь на колени, проговорил воевода Ляшко, - прими нас в свою дружину, так как хотим служить тебе верою и правдою, как служили князю Владимиру!
        Воины спешивались и, опускаясь на колени, клялись в верности князю Святополку.
        Святополк посмотрел на небо и невольно прошептал:
        - Есть на свете Господь. Ещё пять дней назад я не знал, увижу ли я когда белый свет.
        - Князь, - сказал боярин Елович, - мы после смерти князя Владимира поспешили к Борису, чтобы забрать войско князя Киевского и не дать ему обманом повести их супротив тебя. С Борисом осталась только его собственная ростовская дружина.

* * *
        Когда дружина подъехала к Киеву, навстречу им вышли епископ Анастас, бояре и множество киевлян. Позвизда среди них не было. Видимо, князь решил покинуть город, не желая служить Борису.
        Киевляне встречали дружину с серыми лицами. За эти несколько дней они прониклись любовью к щедрому князю. Хотя были и те, кто тут же стал обвинять его в мотовстве, которое, безусловно, ведёт к погибели.
        Впрочем, серые лица вскоре сменились ликованиями, когда киевляне увидели едущего во главе дружины князя Святополка.
        - Славься, удатый и щедрый князь! Славься! - кричали простые люди.
        - Сам Господь избрал тебя князем, - торжественно проговорил Анастас, смотря в глаза Святополку, - никто не мог и подумать о том, что ты станешь нашим правителем! Славься!
        Святополк уловил какие-то непонятные нотки в голосе Анастаса и других бояр, которые вслед за ним подходили и славили его имя.
        - А где мой брат Позвизд? - резко спросил князь Святополк у бояр.
        Бояре и епископ опустили глаза, и князь почувствовал, что что-то недоброе случилось в те несколько часов, что он покинул город.
        - Послушай, князь, плохо начинать своё правление с расправы над своими врагами и теми, кто, не ведая, что творит зло, желал тишины и спокойствия в христианских землях, - произнёс епископ Анастас.
        Святополк прищурился. Очень ему не понравились слова епископа, и главное, что никто так и не ответил на его вопрос. Святополк повторил его.
        - Где мой брат Позвизд?
        - Князь, - сказал Анастас, понимая, что придётся открыть всю правду. Он явно не ожидал увидеть во главе дружины Святополка.
        - После того как ты покинул город, Позвизда обуял нечистый дух, и он решил захватить власть, которая ему не положена. Он решил запереть ворота и бороться с оружием в руках, за что и был пронзён кинжалами.
        Люди его тоже были побиты. Князь, он не ведал, что творил, и погиб из-за своего властолюбия, - произнёс епископ Анастас.
        - Врёшь! Это вы его убили, желая преподнести его голову на блюде князю Борису! Это сделали вы! - повторил, срываясь на крик, князь Святополк, обводя взглядом бояр и епископа.
        - Стой, князь, - схватил Святополка за руку Путша, не давая ему обнажить меч, - убьёшь епископа - станешь врагом всем христианам. Позвизда не вернёшь, а тебе за него ещё мстить.
        - Мстить? Кому? - спросил князь Святополк. - Это они его убили. Убили, желая прославить своё имя в глазах Бориса. Виновен ли Борис в их злодействах? Воины, возьмите этих людей и бросьте в подземелье! Только Анастаса не троньте.
        Воины быстро стали спешиваться и скручивать бояр, но не все убийцы Позвизда собирались умирать в темнице. Один из бояр по имени Всебор обнажил свой меч и крикнул:
        - А что ты, Святополк, ублюдок без отца, чего ты стоишь за спинами своих людей? Иди и сразись со мной!
        - Как пожелаешь! Я не боюсь тебя, - крикнул князь Святополк, спрыгивая с коня и обнажая меч.
        - Стой, княже, - закричал Путша, но не успел остановить Святополка.
        С самого начала боя стало понятно, что Святополк, проведший много дней в заточении, сильно уступает своему сопернику. Всебор игрался с ним, а когда Святополк несколько подустал, то одним быстрым движением обезоружил князя и поднёс к его горлу клинок.
        - Удатый князь, говорите? - крикнул Всебор, красуясь перед киевлянами. Боярин понимал, что в любом случае его жизнь подошла к концу и ему всё равно умирать, но вот так красиво - об этом мечтают многие.
        - Носи этот шрам и вспоминай меня, - сказал Всебор, резко проведя по лицу Святополка клинком.
        Святополк упал на землю, но быстро поднялся на ноги и подобрал свой лежащий на земле меч. Киевляне молча смотрели на него. Молчала и дружина. Несколько минут назад перед ними был внук Святослава Неистового, способный повести их на Царьград. Но Святослав не мог бы позволить себя одолеть. Он предпочёл бы смерть поражению.
        Всебор посмотрел на Святополка с улыбкой.
        - Ну и что же ты сделаешь, князь? Бросишься на меня с оружием? Или прикажешь другим лишить меня жизни?
        Святополк сделал шаг навстречу боярину Всебору. Да, год в заточении не прошёл бесследно. Воинские навыки Святополка сильно пострадали. Всебор, по всей видимости, хоть и отважный воин, но далеко не самый лучший. Если бы он бился с ним до того, как был брошен в темницу, то с лёгкостью победил бы.
        - Святополк, - подойдя к князю, сказал Путша, - остановись. Тебе его не победить. Признай своё поражение и сохрани жизнь этому человеку. Сохрани лицо перед киевлянами.
        Анастас словно услышал слова Путши и торжественно произнёс:
        - Ты, Всебор, обагрил свои руки в крови сразу двух сынов племени Рюрика. Ты убил Позвизда, нанеся ему удар кинжала в спину, и ты рассёк лицо князю Святополку!
        - Убейте его! - крикнул Святополк, указывая на Всебора. - Убейте его! Я хочу его смерти!
        Святополк рукавом своей рубахи вытер лицо от крови и посмотрел на измазанную в крови одежду.
        - Позвизд, этот шрам я буду носить в память о тебе. Твой убийца и меня украсил.
        Несколько воинов быстро спешились и легко одолели Всебора. Боярина быстро лишили жизни, но никто не ликовал. Все молчали, словно сочувствуя воину, который победил в поединке, но был убит в неравном бою.
        - Ты не внук Святослава! Ты сын рабыни и тебе неведома честь! - послышался голос из толпы. Кто это крикнул, никто не узнал, но, судя по всему, именно этот голос и был голосом народа. Все считали так, и совсем недавно любимый князь стал презираемым.
        Путша подошёл к Святополку и похлопал его по плечу.
        - Ничего, княже, ты и не через такое проходил. Зря ты с ним на поединок пошёл, ведь после темницы совсем умение ратное исчезает. Потренируешься и станешь опять воином, тогда и бейся в поединках. Пошли скорее отсюда. Шрамы, они ведь нас жизни не лишают - это напоминание о наших ошибках.
        Глава 6
        Кягиня Владислава обрабатывала рассечённое лицо своего супруга и смотрела на него с нескрываемым ужасом. Князь сидел на скамье и постоянно морщился от боли, хоть его жена и старалась делать всё очень аккуратно.
        - Святополк, когда ты с верным Путшей уехал на смерть, то Всебор и епископ Анастас пришли ко мне и повели меня в темницу, сказав, что отныне моя жизнь будет в руках милостивого Бориса и что когда у него будет время, то он определит мою судьбу: отправить меня к отцу или же постричь в монахини.
        Святополк вновь поморщился от боли. Княгиня Владислава тут же перестала наносить мазь в этом месте.
        - Больно?
        - Ничего, переживу. Мажь, а не то, не дай Господь, гноиться начнёт.
        Княгиня продолжила мазать, аккуратно касаясь пусть и подсохшего, но сильного пореза, который заставлял Святополка морщиться от боли даже при небольшом движении мускулов лица.
        - Я не верила, что ты вернёшься, и хотела выпить яд, но епископ и боярин Всебор приказали оттащить меня в темницу. Знаешь, когда я вновь там оказалась, то мне показалось, что я оттуда не выходила и что на самом деле это был просто сон!
        - Это не сон, Владя! Дружина ушла от Бориса ко мне, но теперь всё может измениться. Я на виду у всех проиграл поединок этому Всебору. За время, которое я не брал в руки меч, мои мышцы ослабли и движения перестали быть лёгкими и непредсказуемыми. Всебор на это и рассчитывал. Я выронил из рук меч своих предков!
        - Святополк, это ещё не значит, что ты проиграл. Воины понимают, что если ты почти год находился в заточении, то понятное дело, что у тебя не было ни единого шанса на победу!
        Святополк грустно усмехнулся. Может быть, кто-то это и понимает, но едва ли примет во внимание. Он князь и не может быть слабым.
        - Я стану сильным! Я докажу им. Им просто не к кому будет уходить. Куда они от меня уйдут - к Борису? Я умерщвлю его!
        - Святополк, остановись. Борис твой брат, и он признал тебя своим повелителем.
        - Признал, говоришь? А ты обратно в темницу не хочешь? Никто никого не признавал. Он струсил, а теперь может взойти на стол Владимира, свергнув нас.
        - Борис не единственный сын твоего отца!
        - Тогда я разберусь со всеми! Всеми, кто станет у меня на пути. Тебя больше никто не посмеет бросить в темницу!
        - Послушай, Святополк, ты замыслил недоброе. Убийство братьев - этого не прощают нигде.
        - Я буду достойным преемником своего не то отца, не то дяди, беспутного Владимира, который умертвил своего брата. Что ж, может, он был и прав. Только убив своих братишек или заставив их склониться перед тобой, ты становишься поистине хозяином Руси!
        Святополк встал и прошёлся по комнате. Мазь несколько жгла лицо, и запах, который от неё шёл, был тошнотворным. Княгиня неожиданно вздрогнула.
        - Что с тобой? - спросил Святополк у жены.
        - А я представила, что сейчас проснусь и вновь окажусь в темнице. Что, если сейчас сон? Что, если ты всё же умер? Что, если мы так и заключены в темнице? Святополк, я боюсь проснуться!
        Святополк обнял Владиславу и погладил по голове, а сам при этом сжал кулак.
        - Я отомщу, - прошептал князь, а затем произнёс на ухо княгине, - нет, мы не спим! Или нам снится один и тот же сон. Мы живы, и лучше умереть, чем вернуться в это подземелье.
        Княгиня расплакалась, а Святополк стал её утешать, хотя во многом его мысли были далеко. Всебор служил Борису, и именно этот сын Владимира представлял для него наибольшую опасность. Именно с ним и предстоит ему бороться. Сейчас дружина может перейти от него к Борису, и тогда пощады ему ждать не придётся. Либо бороться, либо умереть. Есть, правда, ещё более страшное, чем смерть - медленная смерть в темнице!
        - Владя, мне надо идти, иначе бояре примут это за слабость. Мне надо многое сделать, чтобы мы больше никогда не оказались в подземелье.
        - Святополк, Богом тебя прошу, не поднимай руку на братьев. Давай лучше уедем, убежим из Руси к моему отцу, князю польскому. Ты сядешь править в Турове. Пусть Владимировичи грызутся за Киев. Святополк, меня бросает в дрожь от того, что здесь, всего в сотне шагов, находится то место, где мы провели целый год. Место, где свет исходит только от факелов, и место, где всегда холодно! Святополк!
        Святополк повернулся и пошёл к выходу. Нет, думал князь, я никуда отсюда не убегу. Киев теперь мой, и я буду им владеть. Никто меня отсюда не выгонит. Я заплачу любую цену за право здесь властвовать.

* * *
        Жара, которая стояла несколько недель, сменилась ненастьем. Дождь то начинался, то прекращался, и солнце так и не выходило из-за туч.
        Святополк в очередной раз вышел на крыльцо и посмотрел на город. Жалко, что самую прекрасную погоду я провёл в подземелье, хотя и в прохладе есть своё очарование. Так легко дышится.
        Князь Святополк не выдержал и рукой коснулся своего шрама. Это прикосновение тут же обернулось болью, но, видимо, мазь и впрямь помогала.
        Сделав несколько вдохов, Святополк вошёл внутрь, где уже стояли бояре и воеводы. Все внимательно смотрели на него.
        - Борис, сын князя Владимира, признал моё старшинство, и я хочу его наградить новыми землями, - проговорил князь Святополк, - ты, Ховруш, поедешь в стан моего брата и передашь ему мою волю.
        Ховруш поклонился князю Святополку и, выйдя вперёд, задал вопрос:
        - А коли князь Борис Владимирович спросит, какими землями ты его желаешь наделить, какой мне ответ дать?
        - Я этого ещё не решил и думаю. Пусть он пока со своей дружиной стоит на реке Альта и стережёт печенегов, которые по-прежнему угрожают нашему Отечеству.
        - Князь, - вмешался воевода Ляшко, - с Борисом стоит только дружина, которую он привёл с Ростова. Она немногочисленна, и в случае столкновения с печенегами она не выстоит.
        - Ховруш, передай также Борису, чтобы он в случае столкновения с печенегами отходил, не вступая в бой, - произнёс князь Святополк. - Ляшко, Елович, Путша и Талец, я сегодня же поеду в Вышегород, где разместилась моя младшая дружина. Хочу, чтобы вы ехали со мною.
        Воевода Ляшко поклонился князю. То же самое сделали и бояре Елович и Талец, лишь Путша долго испытывающе смотрел на Святополка.
        - Князь, - сказал Путша, - а стоит ли в ночь ехать в Вышегород? Разве не подождёт это до утра? Сейчас и погода ненастная!
        - Нет, Путша, - ответил Святополк, - такое не ждёт. Мы едем сегодня же. Если вечно всё переносить на завтра, то жизни на все дела не хватит!
        Бояре стали ухмыляться, услышав слова князя. Святополк и Путша смотрели друг другу в глаза. Путша понял, что Святополк неспроста решил уехать в Вышегород, но никак не мог понять, для чего. Только что, по мнению Путши, Святополк сделал наиглупейший поступок, решив увеличить удел Бориса. Этот Борис ведь представляет наибольшую опасность!
        Князь повернулся и вновь вышел на крыльцо, давая понять боярам, что всё уже сказал. Путша вышел вслед за ним. На улице начинался дождь, хотя вернее было бы сказать, что он и не прекращался.
        - Князь, чего это ты удумал ехать в Вышегород проверять младшую дружину?
        - Увидишь, Путша. Всё увидишь, - ответил ему Святополк, - не могу я сейчас тебе всего рассказать.
        - Если ты надумал бежать, то на дружину не надейся. Она бросит тебя, князь.
        - У меня этого и в мыслях не было. Видишь, Путша, как получилось - ты со мной на смерть поехал и благодаря этому жизнь свою сохранил. Коли остался бы в Киеве, то, может быть, тебя бы сейчас хоронили, как князя Позвизда.
        - Ты так и не был у его тела?
        - Нет, Путша, не был. Как только мне будет, что ему сказать, приду и скажу. Хотя сейчас, я думаю, ему мирское не важно. Он на небе и там с Богом говорит.
        Путша задумчиво покачал головой, а потом проговорил, словно размышляя вслух:
        - Может, ты и прав, Святополк, стоит уехать из Киева, а не то, не ровен час, и вправду кончишь жизнь как Позвизд. Киевские бояре тебе не верны. Они вообще сейчас никому не верны и лишь о своих интересах пекутся. Впрочем, это ведь нормально, люди должны о себе заботиться.
        - Поверь мне, Путша, я не боюсь смерти!
        - Я уж понял, - ответил Путша, - это я понял, когда с тобой из Киева выехал. Я ведь до последнего надеялся тебя отговорить и убедить закрыть ворота перед дружиной. А что Позвизд умер, так, может, это и хорошо. Знаешь, а ведь Владимир своё правление начал именно с того, что стал мстить за смерть брата. За смерть Олега Святославовича.
        Святополк ничего не ответил на слова Путши. Князь лишь смотрел, как хлещет дождь, и наслаждался, когда капли, гонимые ветром, попадали на его лицо. Человек, хоть раз по-настоящему испытавший жажду, не может не радоваться дождю и влаге. Святополк прошёл через такое. Жажда, тьма, голод и отчаяние.

* * *
        К Вышегороду, который находился всего в часе езды от Киева, Святополк и его люди прибыли насквозь промокшими. В Вышегороде, увидев, что приехал князь, тут же засуетились и стали готовить кушанья. Впрочем, Святополк и его ближники предпочитали еде тепло и подошли к очагу, который развели челядины.
        - Ну вот, - проговорил Ляшко, - и к чему было ехать сюда в ночь? Дружину младшую всё равно завтра смотреть будем. Только промокли.
        - Нет, не завтра, Ляшко, - медленно, отчётливо произнося каждое слово, проговорил Святополк, - сегодня вы, мои самые ближние бояре, докажете свою верность.
        Все посмотрели на Святополка, не понимая, что же удумал их князь. Чего он хочет?
        - Елович, Талец, вы служили князю Владимиру и, конечно же, хотели бы служить Киевскому князю, так как это дало бы вам возможность сохранить своё положение. Вы поехали сначала к Борису, чтобы поскорей склонить свои головы перед ним. Ты, воевода Ляшко, был воеводой у князя Владимира. Почему ты последовал в Киев и поклялся мне в верности?
        Бояре Елович и Талец стояли молча. Да и что им было отвечать, когда князь Святополк попал в самую точку? Елович задумался о том, кто же мог подсказать князю Святополку всё это. Или, может быть, сам осмыслил?
        - Я поехал в Киев, потому что вся дружина решила туда идти и присягнуть тебе. Князь Борис не хотел сам выступать против тебя, боясь замарать руки в твоей крови. Может, он надеялся на то, что тебя умертвят в Киеве его сторонники или ты дрогнешь и убежишь к своему тестю. Не ведаю. Но он не хотел идти и брать Киев силой.
        - Честно говоришь, воевода. Я люблю честность, - сказал князь Святослав, поднося руки к огню, - жарко? Огонь быстро согревает.
        Все стояли молча, понимая, что вот-вот князь скажет что-то действительно важное.
        - Путша, ты вместе с ними, - сказал князь, обведя взглядом Еловича, Тальца и Ляшко, - поедешь к Борису и привезёшь мне его тело. Я хочу, чтобы он умер.
        Путша кивнул и улыбнулся, а вот бояре Елович и Талец, поморщившись, даже несколько отошли от огня. Ляшко не дрогнул и после нескольких секунд тишины проговорил:
        - Кровопролитие и братоубийство стоит только начать и его уже нельзя будет остановить!
        - Не я его начал, - произнёс Святополк, - не я отнял жизнь у Позвизда!
        - Тот, кто отнял её, действовал по своему умыслу, - вмешался боярин Елович, - князь Борис здесь не при чём. Княже, пожалей своего брата, он тебя старшим признал!
        - Признал. Он признал, а его люди нанесли мне удар. Прости один удар, и тебе тут же нанесут ещё один. Око за око!
        - Княже, но разве в ответе князь за деяния своих людей? - спросил боярин Талец, который явно не хотел в этом участвовать.
        - Ну что ж, коли не хотите мне служить, то идите прочь. Путша и без вас всё сделает, - сказал Святополк, внимательно всматриваясь в лица бояр.
        - Нет уж, я тебе в верности клялся, - сказал боярин Елович, - просто я тебе совет давал, так сказать, по-отечески! Коли хочешь тело Бориса увидеть - увидишь. Сам ему своей рукой кровь пущу.
        От этих слов Путша и Ляшко чуть не рассмеялись, но Елович на них лишь злобно зыркнул, как бы говоря, мол, смотрите, со мной шутки плохи.
        - Выезжайте с малой дружиной, как только рассветёт. Борис не будет этого ждать, и вы сможете его умертвить. А узнав о том, что вы приближаетесь, он только подумает, что я послал ему на помощь своих воинов.
        - Хитро придумал, - произнёс Путша.
        - Ладно, князь, - сказал боярин Талец, - коли завтра в путь, то надо и поспать. Чего говорить - дорога дело такое.
        - Я тоже, пожалуй, пойду спать, - поддержал боярина Тальца Елович, - в наши годы дорога даётся с трудом. Было время, и мы скакали по лесам и полям, по три дня не спав, а теперь всё иначе.

* * *
        Уже почти светало, когда Елович подошёл и толкнул боярина Тальца, который вовсю храпел.
        - Ааа! - вскочил боярин Талец и тут же потянулся к своему мечу, но Елович остановил его.
        - Тише! Чего орёшь, пойдём на воздух поговорим.
        Талец спросонок повертел головой, но достаточно быстро пришёл в себя, поднялся с постели и быстро стал натягивать полусырые штаны, завистливо поглядывая на Еловича, который, по всей видимости, успел лучше обсохнуть у огня.
        Бояре вышли на улицу, где уже поднималось солнце. Его первые лучи развеивали мглу.
        - Думаешь, погодка будет сегодня жаркой? - спросил Елович.
        - Кто его знает. Может, и будет, если ветер туч не нагонит. Ты для чего меня разбудил-то? Чтобы рассвет встретить вместе? Я тебе не красна дева, чтобы лучиками восторгаться!
        - Послушай, Талец, князь Святополк нас на такое дело посылает - век потом ни мы, ни роды наши не отмоются.
        - А чего ты предлагаешь? Может, пойдём своей дорогой, а князь своей?
        - Да не про это я говорю, боярин. Мы с тобой много лет рука об руку идём, вот я и подумал, давай сообща сделаем.
        - Чего?
        - Ты, когда болото переходишь, палку берёшь?
        - Внуков своих учи и говори с ними, словно старец умудрённый, а мне давай прямо! - недовольно перебил Еловича Талец.
        - В общем, надо к Борису нам человека отправить, чтобы он узнал, что мы его умертвить идём. Пусть убежит. Видишь, как сейчас дела обстоят - князь Святополк пока не крепко в Киеве сидит. Может, князь Святослав Древлянский, сын Владимира и Малфриды, тоже власти захочет. А ну как Святополка сгонит? Мы должны чистыми остаться, а не в крови вымазаться.
        Талец почесал брюхо, злобно отметив, что солнышко, которое начинало греть, скрылось за тучу, а на него упала капля дождя.
        - А если гонец попадётся или предаст?
        - Ну так на человеколюбие всё свалим, а коли Борис всё же к власти придёт, так мы его спасителями будем. А за такое, сам понимаешь, полагается и наградить.
        - Верно! Только где нам человека такого найти?
        - Есть у меня один, именем Пётр. Грек, но в воинском искусстве сведущ, а посему и в дружине. Пошлём его к Борису, как отъедем от Киева. Он, может, и успеет вперёд. По дороге я с коня упаду, и мы на несколько часов остановку сделаем.
        - Ну у тебя и голова, - сказал Талец, - ты, видно, всю ночь не спал, такое выдумывал!
        В это время на крыльцо вышел Путша и, посмотрев на бояр, недоверчиво спросил:
        - Чего это вы встали так рано? Вчера кричали, что в ваши годы сон необходим!
        - Так не всегда он приходит, - отозвался боярин Елович, - мне человека убить предстоит и не в бою, а словно тать. Я, знаешь ли, к такому не очень привык!
        Путша ухмыльнулся. Бояре смотрели на него с плохо скрываемой брезгливостью.
        - А ты особо об этом не думай. Я вот, когда с тобой рядом стою, то не думаю, что самое твоё место вон там, - сказал Путша, указывая пальцем на землю, - тебе всё равно ни в Вальхаллу, ни в Вирий, ни в рай не попасть, так что одно душегубство мало что изменит!
        - Ты бы лучше не об этом толковал, - влез в разговор Талец, - в Вирий, в рай… Ты лучше бы подумал, что делать будем, коли ростовская дружина решит за князя Бориса насмерть стоять. Мы вот с Еловичем об этом только и толкуем. Думаешь, сможем разбить князя Бориса?
        Путша задумчиво посмотрел в небо, а потом ответил:
        - Да не будут они за него стоять. Не будут они служить ему.
        - Посмотрим, - проговорил боярин Талец, - а то вы тут вместо того чтобы о делах насущных думать и о том, как волю князя исполнить, свару решили затеять. Дело злое… Тьфу. Сделаем, что нам велено, и камень с плеч. Я так мыслю.
        - Правильно мыслишь, Талец, - ухмыльнулся Путша, - по тебе видно - ты своего не упустишь.
        Глава 7
        Дружина князя Ростовского Бориса, которая осталась стоять на реке Альта, начинала роптать. Солнечные дни сменились дождливой погодой, и повсюду появилась грязь. Лошади, вытоптавшие всё вокруг, теперь вязли в грязевой жиже, а почти все дружинники вынуждены были спать под открытым небом, так как шатров они не имели.
        В шатёр князя Бориса вошёл воевода его дружины Желан. Помимо князя, в шатре находился ещё и его друг Георгий.
        - Княже, люди недовольны, что мы здесь стоим. Место не очень хорошее. Из-за дождей пройти сложно стало. И люди, и кони - все в грязи. Надо возвращаться!
        Оставаться здесь и впрямь было больше нельзя, к тому же печенеги сейчас даже если и появились бы, то смогли бы с лёгкостью заняться грабежом. С одной ростовской дружиной князь Борис всё равно не смог бы им противостоять.
        - Желан, ты прав. Думаю, что выступим завтра поутру. Надо возвращаться в свой удел.
        Желан снял с головы меховую шапку, которая была насквозь промокшей, и отряхнул её. Несколько капель попало и на Георгия.
        - Чего морщишься? - спросил Желай у грека. - А там на улице и вовсе льёт как из ведра!
        Георгий не стал отвечать воеводе и начинать с ним ссору, зная, что Желан воин уже немолодой и имеет крутой нрав. Влёгкую может и силу применить.
        - Княже, - обратился Георгий к Борису, - на улице и впрямь ненастье. Чем быстрее мы вернёмся домой, тем лучше.
        В это время в лагере послышались крики и в шатёр вошёл один из воинов. Дружинник бросил взгляд на князя Бориса и Георгия, которые были в сухой одежде, затем поклонился князю и сказал:
        - Там в лагерь прибыл человек, посланный князем Святополком. Прикажете привести его?
        - Нет, Третьяк, - ответил князь Борис, который помнил каждого из своих воинов по имени, - я сам пойду к нему и поговорю с ним в присутствии всех воинов.
        Георгий поморщился, явно не желая никуда идти, но снова промолчал. Князь Борис накинул кожаный плащ и, надев меховую шапку, вышел из шатра.
        Сапоги князя тут же провалились в грязь. Боины сидели у костров, кто-то спал, накрывшись плащом, словно никакого дождя и не было. Шатров в лагере было мало. От костров шёл запах мясного бульона. Увидев князя, воины стали подниматься и стягиваться к нему.
        К князю Борису ехал на коне боярин Ховруш. Увидев, что князь идёт ему навстречу пешком, Ховруш спрыгнул с коня и, бросив поводья одному из воинов, пошёл к князю, проваливаясь в грязь.
        Приблизившись к Борису, Ховруш поклонился ему, а после, посмотрев по сторонам, громко заговорил:
        - Князь Святополк Киевский передаёт тебе, князь Борис, чтобы ты по-прежнему стоял здесь на Альте и поджидал печенегов. Он хочет также, чтобы ты знал, что в награду за службу увеличит твой удел.
        Князь Борис осмотрелся по сторонам и невольно поморщился.
        - Как мне оставаться здесь, коли ненастье гонит меня из поля? Мои люди стоят под дождём, и мы не готовились к такому походу. У нас нет необходимого.
        Воины князя Бориса поддержали своего князя недовольным гамом.
        - Да пусть киевляне сами стоят в поле! Здесь всё залито и одна грязь! - слышались голоса со всех сторон.
        Что ни говори, а Бориса его дружина любила именно за то, что князь всегда беспокоился о своих людях. То, что князь приблизил к себе грека Георгия, у многих вызывало неодобрение, но, в конце концов, здесь мог быть и какой-то скрытый от простых воинов смысл. Георгий был греком и весьма образованным.
        - Воины, - обратился князь Борис к своей дружине, - мой брат, князь Киевский, просит нас стоять здесь и оберегать Отечество от печенегов! Он обещает нам за службу награду. Прошу вас, стойте со мной. Если мы уйдём, то печенеги могут наброситься на наше Отечество и предать его разорению!
        Воины загалдели, выражая своё крайнее недовольство.
        - Княже, да мы здесь в грязи утонем! Княже, да и мало нас, с печенегами-то тягаться!
        Князь Борис дал воинам возможность покричать и излить все свои чувства.
        - Воины, поскольку погода сейчас ненастная и я видел, что люди спят на мокрой земле, укрывшись плащами, сердце моё наполнилось болью и негодованием. Как могу я сам находиться в тепле, когда мои люди спят на земле? Воины, пусть те, кто спит, ложатся в шатрах! Мы построим настоящий лагерь, чтобы в нём спокойно можно было находиться и в ненастье. Я сам буду заходить в шатёр лишь чтобы спать.
        Георгий недоумевающе посмотрел на князя. Греку было сложно понять такие поступки своего господина. Варвар, подумал Георгий, глядя на Бориса. Внук Святослава, того самого, что никогда не брал с собой в походы ни шатров, ни постели, а спал на сырой земле и на седле. Варвар. Обидно, что и мне, человеку разумному и грамотному, придётся разделять все эти неудобства.
        Воины несколько успокоились, понимая, что спорить с князем недозволительно. Раз уж надо стоять здесь лагерем всю осень, то, наверное, и впрямь лучше построить его, как и полагается, чем вот так испытывать постоянную нужду.

* * *
        Князь Борис и боярин Ховруш отошли от остальных. У князя было много вопросов к посланнику Святополка. Дождь не стихал и по-прежнему лил, лишь усилившись.
        - Скажи мне, боярин, - спросил князь Борис у Ховруша, - а что в Киеве случилось? Расскажи мне, я ведь с момента смерти отца ни о чём не знаю.
        - Князь, - ответил Ховруш, - тело князя Владимира, отца твоего и всей Руси, упокоили, как и полагается в новой вере. Положили его в Десятинной церкви рядом с княгиней и царицей Анной. Над его телом молился епископ Анастас и с ним множество священников.
        Князь Борис выслушал боярина молча, задумчиво смотря на то, как невдалеке воин, видимо, зачерпнувший сапогом из лужи, снял его и выливал из него мутную воду.
        Воина звали Мирополк. Он был человеком отважным, христианство принимать отказался и по-прежнему верил в старых славянских богов. В ростовских землях язычников было множество, и дружина князя Бориса, набранная большей частью из ростовчан, была языческой. Правда, некоторые его воины, желая угодить своему князю, одели кресты, но обереги снимать не хотели.
        Ховруш тоже посмотрел на воина, который уже засовывал HOiy в мокрый сапог, и продолжил:
        - Не знаю, князь, надолго ли Святополк в Киеве задержится. Киевский люд его полюбил за щедрость да разлюбил за неудачу.
        - Что произошло? - спросил князь Борис.
        Ховруш не хотел рассказывать о смерти князя Позвизда, поэтому, опустив эту часть рассказа, он поведал князю Борису о поединке Святополка и Всебора.
        Князь Борис слушал молча и не перебивая. Напрасно Ховруш пытался угадать, как воспринимает Борис полученные сведения. Лицо князя было словно сделано из дерева, и понять о чём он мыслит было невозможно.
        - Ещё, князь, скажу следующее: ты бы поостерегся за свою жизнь.
        Борис внимательно посмотрел на Ховруша. Много не договаривает посланник князя Святополка, решил князь Борис. Но хоть и не договаривает, но, видимо, всё же сам он на моей стороне.
        - Чего мне остерегаться?
        - Да это… ты бы, князь, поразмыслил сам: брат твой Святополк понимает, что именно тебя видел князь Владимир наследником и ты всегда для него угроза. Ты для всех своих братьев угроза.
        - Ну, Господь милует и перестану быть угрозой. Я кровопролития на Руси не желаю.
        В это время к князю Борису и Ховрушу подошёл Георгий. Ховруш неодобрительно посмотрел на золотую гривну, которая висела на шее у грека. Судя по его виду, Георгий получил столь высокую награду явно не за заслуги в бою.
        - Князь, - обратился к Борису Георгий, уставившись на Ховруша, - мне кажется безрассудным пожелание твоего брата остаться тебе здесь на Альте. Наша дружина не сможет противостоять печенегам. Выходит, это пустое.
        Борис вопросительно посмотрел на Ховруша, давая понять, что тоже хочет получить ответ на этот вопрос.
        - Княже, - замялся Ховруш, - я ведь тебе ничего такого особого и не скажу. Когда воевода Ляшко задал такой же вопрос князю Святополку, то тот сказал, чтобы в случае нападения ты боя не искал, а отошёл и ждал помощи.
        Ну что ж, подумал князь Борис, конечно, тревожно от всего этого и понять всё сложно, но что же теперь делать? Не бежать же в Ростов. Я Святополку зла не сделал и он мне не враг, твёрдо решил про себя Борис. Власти его я оспаривать не стал, и гнева его мне страшиться нечего. Другие братья могут мне и завидовать начать, особенно после того, как Святополк решил одарить меня и увеличить мой родовой удел. Но как раз навредить мне они скорее смогут, коли я буду в своём уделе, нежели подле Киева.
        - Езжай, Ховруш, обратно к моему брату и передай ему, что я сильно обрадован его ко мне отношением и он может быть спокоен. Моя дружина встанет здесь лагерем и будет стоять до тех пор, пока угроза набега печенегов не минует. Он мне как отец, и я ему служить буду, как служил своему родителю.
        Боярин Ховруш поклонился и пошёл прочь от Бориса. Вот настоящий князь Руси, подумал боярин. Верный выбор сделал покойный князь Владимир, да судьба по-другому распорядилась.
        Князь Святополк Ховрушу не был люб, так как, когда князь раздавал богатства простому народу, боярин не получил ничего, а ведь планировал озолотиться. Ховруш в освобождении Святополка из темницы участия не принимал, но и не препятствовал, а вот награды так и не дождался.

* * *
        На следующий день, уже ближе к вечеру, в лагерь на полном скаку примчался воин. Князь Борис вышел к нему вместе с Георгием. Воин спрыгнул с коня и, поклонившись, замер.
        Странные эти греки, подумал князь Борис, отметив, что прибывший всадник родом из солнечной Византии. Они настолько почтительные, что готовы в поклоне так стоять часами. Георгий до сих пор от этого отучиться никак не может, хотя уже давно уехал из Византии, пожив и в Венгрии, и на Руси.
        - Говори, - не выдержал князь Борис, - перестань ты стоять, скорчившись в поклоне! Я службу от людей ценю, а не их умение шею выгинать!
        - Княже, мне наедине тебе весть передать приказано, - проговорил посланник, выпрямляясь.
        - Как тебя звать-то?
        - Пётр.
        - У меня секретов от моих людей нет, - произнёс князь Борис с улыбкой.
        Пётр осмотрелся и поморщился, но, увидев рядом с князем Георгия, заговорил на греческом.
        - Соотечественник, передай своему господину, что меня послали его сторонники и друзья, чтобы предупредить об опасности. Пусть выслушает меня наедине, или будет поздно.
        Георгий изменился в лице и, подойдя к князю, стал ему что-то шептать на ухо.
        - А, ну если дело касается моей сестры Предславы, - сказал Борис, - то верно будет и впрямь говорить наедине. Пойдём.
        Пётр и князь Борис отошли недалеко от всех, и тогда грек заговорил уже на славянском языке.
        - Княже, твой брат Святополк послал к тебе убийц вместе с младшей дружиной и желает забрать твою жизнь. Я опередил их всего на три часа. Коли хочешь сохранить свою жизнь, то бери самых верных из своих людей, садитесь на самых быстрых коней и ищите спасения. Передают тебе весть эту боярин Елович и боярин Талец. Коли спасёшься, то, может статься, как-нибудь сочтёмся. Надеюсь, что ты и меня, своего скромного слугу Петра, не забудешь и, когда настанет время, отблагодаришь.
        Князь Борис посмотрел на грека и усмехнулся. Нет, я не трус и не убегу прочь. Пусть даже не пытается меня в таком убедить. Коли князь Святополк всё же решился поднять на меня руку, то едва ли быстрые кони спасут. Побежав, я на всю Русь прославлю себя как труса и признаю, что сделал что-то недоброе.
        - Нет, я не побегу.
        Сказав это, князь Борис, не желая даже слушать доводов Петра, пошёл в свой шатёр, где спали его воины.
        Князь Борис встал на колени перед образом Богоматери и стал молиться. Некоторые из воинов, увидев, что князь молится, встали и покинули шатёр.
        Георгий вошёл и встал на колени рядом с ним.
        - Княже, надо бежать! Сохрани свою жизнь!
        Князь Борис невольно задумался, откуда Георгий прознал об опасности. Видимо, приехавший воин не пожелал хранить тайну, поняв, что он отказывается трусливо бежать. Он не ответил Георгию, а стал петь псалмы.
        - Князь, тогда давай примем бой. Пусть наше воинство и не такое отменное, как дружина, пусть и младшая, Киевского князя, но мы готовы сложить головы за тебя. Князь!
        Князь Борис молился искренне, надеясь этим заслужить себе место рядом с Царём Небесным. Князь понимал, что если сейчас пуститься в бегство, то он, может, и сохранит свою жизнь, но навсегда прославится как негодяй, который вредил своему брату. Я не сделал ничего плохого Святополку, и мне нет причины его бояться. Я ни в чём не виновен.
        Может, если бы князь Борис и знал о том, что в Киеве был убит князь Позвизд, его брат, который помог Святополку выйти на свободу, и что пал он от рук человека, говорившего, что действует в интересах Бориса, то поостерёгся бы.
        - Княже, ещё есть время! Может быть, всё же спасём свои жизни? - не унимался Георгий.
        В этот момент в шатёр вошёл воевода Желан. Он увидел своего князя на коленях и молящегося.
        - Князь, к лагерю приближается отряд, по числу превосходящий нас. Я приказал всем приготовиться к бою.
        Борис прервал свою молитву и, встав, подошёл и обнял Желана.
        - Это лишнее, мой друг. Я не хочу, чтобы лилась кровь на Руси. Прикажи моим людям опустить оружие, и пусть никто не заходит сюда, пока я буду молиться. Об этом я тебя попрошу.
        Желан долго смотрел в глаза князю Борису, а затем медленно произнёс:
        - Князь, хоть у приближающихся есть некоторый перевес, но мы можем оказать достойное сопротивление.
        - Нет, Желан. Я хочу лишь помолиться, и пусть сейчас все покинут мой шатёр, кроме Георгия.
        Желан кивнул. Люди, находившиеся в шатре, стали подниматься и выходить на улицу, оставив князя Бориса и Георгия наедине.
        Глава 8
        Путша ехал впереди младшей дружины рядом с воеводой Ляшко и сотником Дюжим. Ближник князя Святополка был несколько раздосадован случившейся задержкой. Кобыла боярина Еловича встала на дыбы, и старик свалился с неё. Пришлось сделать остановку почти на четыре часа, прежде чем продолжили путь.
        Впрочем, Путшу беспокоило не только это, но и то, что куда-то девался один из воинов по имени Пётр. Конечно, могло так статься, что Пётр, сам по рождению грек, каким-либо путём сумел отстать, но верилось в это с трудом.
        - Скажи мне, Дюжий, - спросил Ляшко, - а этот Пётр был достойным воином?
        - Достойным, - отозвался Дюжий, - хоть и грек. Пётр владеет мечом не хуже любого из моих воинов, а может, даже и лучше. Ему всякие премудрости разные известны.
        Ляшко кивнул головой, явно что-то решив.
        - Ладно, Дюжий. А Пётр этот точно выезжал с нами? Или, может быть, в Вышегороде у какой-нибудь любы своей остался?
        - Да этот Пётр от жён как от огня бегает. Не могло такого быть. С нами он выезжал и был здоров и весел.
        - Ладно, Дюжий, понял я. Коли Пётр нагонит, ты мне дай знать, - сказал Ляшко, а после того, как Дюжий несколько отстал от них, обратился к Путше, - ну и чего думаешь?
        - А чего тут думать, сбежал Пётр, когда этот старый хрыч, Елович, с коня слетел. Только вот откуда он мог про порученное нам узнать? Ведь сам знаешь о чём только мы вчетвером ведаем.
        Ляшко, выслушав Путшу, как бы невзначай указал на бояр Еловича и Тальца, которые ехали чуть позади них.
        - Думаешь, они? - спросил Путша у Ляшко.
        - Кто его знает, - отозвался воевода, - но посуди сам. Странно получается. Боярин Елович, конечно, уже в годах, но чтобы с конём не совладал - я в это с трудом верю. Да и к тому же под ним кобылка.
        - Значит, весть к князю Борису послали, - задумчиво произнёс Путша, - а если весть послали, то, значит, ждать нас там будут с оружием в руках.
        - У князя Бориса людей столько же, сколько и у нас. Большая часть из них язычники, но воины отменные. Если будет бой, то жаркий.
        - Значит, будем биться, - пожимая плечами, проговорил Путша, - а чего с этими делать?
        Воевода Ляшко усмехнулся и пустил коня чуть быстрее.
        - Да ничего ты с ними не сделаешь, - сказал воевода Путше, когда тот его догнал, - твои слова против их слов, вот и всё. Даже если они и в чём-то виновны, то мы этого не докажем.
        - Надо бы этого Петра споймать и допросить с калёным железом. Может, тогда он нам и поведает о том, куда это он отлучался и по чьему повелению, - проговорил с досадой Путша.
        В это же время боярин Елович и Талец, которые ехали чуть поодаль, также косились на воеводу Ляшко и на Путшу.
        - Смотри, Елович, подведёт нас твой человек, - вполголоса говорил Талец, - Ляшко сразу об его отсутствии узнал. Вон, смотри, сотника позвал к себе. Едут рядом и о чём-то общаются. Чует моё сердце, что надо нам самим ноги уносить!
        - Да перестань ты так трястись! Ну, девался куда-то ратник - кто его знает куда. Может, срамным делом занимается или во хмелю где уснул. Пусть гадают.
        Талец сокрушённо покачал головой и почесал бороду. Боярин изо всех сил напряг слух, но расслышать, о чём говорили Путша с Ляшко, так и не смог.
        - Слушай, Елович, а если Петра возьмут, то тогда нам с тобой головы не сносить!
        - Да что ты всё пристал! Коли возьмут, скажем, что он человек ратный, а посему к воеводе ближе. Пусть с него и спрашивают.
        Талец и Елович проехали некоторое время молча. Дожди подмыли дорогу, и кони часто поскальзывались.
        - Вот что, Талец, тебе скажу, так, чтобы разумел. Коли на меня подумают, ты и не вздумай в стороне стоять. Говори, что со здоровьем у меня не всё ладно и я тебе постоянно об этом твержу. Мол, скоро и на коня залезть не смогу и всё такое. Смотри, коли меня к ответу призовут, я тебя покрывать не стану.
        - А я, боярин, от тебя такого не ожидал! Ты меня без кинжала прям под самое сердце ранил!
        - Ничего, от таких ран никто ещё концы не отдал. Смотри, Талец. Коли меня наши с тобой делишки на дно болота утянут, я тебя жалеть не стану. Ты мне, как говорится, человек чужой!

* * *
        Когда младшая дружина подъехала к стану князя Бориса, Путша увидел, что ростовчане построились для боя.
        - Ну вот, упредил-таки этот грек Бориса. Быть жаркой сече! - сказал воевода Ляшко, поднимая вверх руку и давая воинам знак, чтобы тоже выстраивались для боя.
        - Ляшко, а ворогов-то немало. Даже больше, чем я думал. Да и вооружены неплохо!
        - Борис в любимчиках у своего отца ходил, вот поэтому и люди его одеты прекрасно, и оружие у них достойное, но всё же у нас лучше и броня, и кони. Подожди ты сразу о битве говорить. Может, и без боя всё решится. Не думаю, что ростовчанам умереть не терпится.
        - А чего, думаешь, они к бою приготовились?
        - Думаю, потому, что о нас от дозоров своих узнали. Вот и построились, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Твои добрые намерения им, я думаю, неизвестны!
        - Будем на это надеяться. Хотя если этот Пётр и впрямь сбёг к ним, то, думаю, они уже обо всём знают.
        Ляшко пустил коня вперёд и поскакал к ростовчанам. Из ростовской рати к нему навстречу выехал Желан. Ляшко и Желан прекрасно знали друг друга.
        - Желан, смотрю, твои люди с оружием в руках нас встречают!
        - Да нет, Ляшко, по-моему, ты пришёл к нам не с самыми добрыми намерениями, раз приказал своим воинам построиться для битвы.
        - Я приехал выполнить волю князя Святополка, - сказал Ляшко.
        - А я волю князя Бориса исполняю, - проговорил Желан, а затем, повернувшись к ростовчанам, сделал знак, и те стали опускать оружие и разворачивать коней.
        Ляшко посмотрел в глаза Желану и понял, что тот понимает последствия своего указания. Видно было, что Желан еле сдерживает себя.
        - Князь Борис приказал, чтобы его, пока он молится, никто не тревожил. Коли попытаетесь пройти к нему силой, быть сече. Как он помолится, то идите и делайте, чего вам приказано.
        Ляшко повернул коня и поскакал к своим воинам, которые тоже стали опускать оружие и убирать обнажённые мечи в ножны.
        Бояре Елович и Талец переглянулись, и на лице Еловича появилась улыбка.
        - Видимо, князь Борис ушёл, поэтому боя и не будет. Увидишь, что теперь он побежит к своему братцу в Муром и постарается договориться с Ярославом Новгородским и Святославом Древлянским. В общем, мы в его убийстве руки не испачкали, а коли он победит, то ещё и на пользу себе всё повернём.
        Талец, несколько обидевшийся на Еловича после того, как тот грозился его в случае чего с собой на дно болота утянуть, тоже расплылся в улыбке.
        - А ты, Елович, настоящий хитрый змей! На тебя не то, что наступить, даже посмотреть боязно!
        - А ты, Талец, и не смотри! Я тебе не красна девица, - гордясь самим собой, произнёс Елович.
        Впрочем, их разговор был прерван окриком Путши.
        - Бояре, а ну-ка подъезжайте поближе. Нечего там в хвосте плестись. Не бойтесь, мы не на бой едем.
        - А мы боя и не боимся, - прокричал ему Талец, - ты, Путша, не смотри, что я стар. Меч ещё пока меня опоясывает вовсе не для того, чтобы было на что опереться.
        Было видно, что в лагере велась работа. Люди строили себе укрытия, засыпали и закидывали лужи, делая возможным здесь ходить и в дождливую погоду.
        Возле княжеского шатра стояли несколько десятков воинов с обнажёнными мечами, и сердце Тальца ушло в пятки. Всё же придётся испачкать руки в крови, но что ещё страшнее, их умысел будет раскрыт.
        Елович тоже несколько поёжился, словно от ветра. Видимо, князь Борис не покинул лагерь. Что ж, ничего страшного. Каждому своё, а мне теперь свою шкуру спасать надобно.
        Елович посмотрел по сторонам, но вскоре выдохнул. Не может быть Пётр настолько глупым, чтобы не унести ноги. Что ж, теперь мне этот человек незнаком и я даже не помню, как он выглядит, решил Елович. Пусть теперь идёт своей дорогой, а коли так глуп, что пожелает с меня чего-то спросить, так, как говорится, сам мне в руки и угодит. Обезглавлю его, и, как говорится, концы в воду. Щукам на корм.
        От таких мыслей на лице Еловича вновь появилась улыбка.
        - Ты чего лыбишься? - злобно спросил Талец.
        - Да представил, как тебе голову отсекут, если ты ныть не перестанешь. Ты, когда князя Бориса лишать жизни будем, руки в крови получше испачкай, а не то подумают ещё, что мы с тобой в сторонке стоим. Видимо, князь Святополк - истинный правитель Киева. Ему и будем служить.

* * *
        Желан вошёл в шатёр, где молился князь Борис. Рядом с князем стоял Георгий.
        - Послушай, князь, твои убийцы стоят прямо за шатром. Говорю тебе, они пришли за твоей жизнью. Давай сейчас примем бой!
        - Нет, Желан. Теперь уже поздно, да и не хотел я никогда такого. Мне хотелось, чтобы Русь стала такой же, как Византия, а не дикой, языческой!
        - Княже, так сделай Русь такой!
        - Нет, Желан, дай мне ещё время помолиться. А после того как я лягу и приготовлюсь к смерти, пусть приходят и лишают меня жизни.
        Желан подошёл к князю Борису и обнял его.
        - Ну, тогда прощай, княже. Когда окажешься на небе, то помолись за меня там своему греческому богу. Я, сам знаешь, в вере не сильно крепок. Не знаю, но коли предки наши были правы, то за свой живот надо лить кровь и платить за смерть смертью.
        Князь Борис вновь опустился на колени и стал молиться. Князь пел псалмы, а Георгий вторил ему. Желан, слыша эти песнопения, невольно был зачарован. Красиво поют - душа прямо рвётся.
        Князь Борис стал молиться за Святополка и просить у Господа, чтобы тот простил его. Желан знал, что христиане должны прощать даже тех, кто их убьёт. Он этого не понимал и считал это лицемерием. Как можно желать добра своему убийце? Неужели Борис и впрямь хочет, чтобы Господь не покарал Святополка и простил ему все злодейства?
        Борис хороший князь. Он прославил бы своё имя, если бы не был настолько религиозным. Слишком много он думает о Боге, размышлял Желан. Князь должен о власти думать, оставив веру волхвам или священникам.
        Князь Борис лёг на постель, и тогда Желан вышел из шатра.
        Воины князя Бориса стояли с обнажёнными мечами, а за ними стояли люди Киевского князя во главе с Ляшко и Путшей. Стояли там и Елович с Тальцом.
        - Воины, - медленно, словно не желая говорить этого, молвил Желан, - князь Борис позволил им войти. Пустим гостей.
        Большинство воинов тут же ушли, и лишь несколько человек не сдвинулись с места.
        Воевода Ляшко, глянув на них, понял, что они очень молоды. Никому из них не было и тридцати годов. У многих и борода-то расти ещё не начала в полную силу.
        - Уйдите с дороги! - крикнул Ляшко. - Я не хочу вашей смерти!
        - Они христиане, - грустно сказал Желан, - и не уйдут с твоей дороги.
        - Дело ваше, - бросил Ляшко и, обнажив меч, зашагал вперёд.
        Бой был очень коротким. Киевские дружинники умертвили христианских воинов князя Бориса, а после в шатёр вошли Ляшко и Путша.
        - А где Елович и Талец? - спросил Ляшко у Путши, не обращая внимания на князя.
        В шатёр вошёл Елович, а с ним и Талец. Оба боярина вошли с копьями, которые были уже обагрены кровью.
        Елович, не секунды ни раздумывая, пошёл к князю Борису, но на его пути оказался Георгий.
        - Остановись! Тебя проклянут за это злодеяние!
        - А тебе за какие такие заслуги золотую гривну одели на шею? - огрызнулся боярин Елович. - Уйди с дороги, словоблуд, или я убью тебя.
        - Для меня счастье прикрыть своим телом князя, - ответил Георгий, хотя в глазах у него читался страх.
        Талец пронзил Георгия копьём, и тот повалился прямо на князя Бориса. Тотчас же Путша и Ляшко пронзили мечами Бориса, а Талец тоже стал протыкать копьём грека, стараясь не наносить ударов по князю.
        После того как Георгий перестал стонать, Путша взял его за волосы и сбросил с Бориса.
        - Надо бы завернуть князя в ковёр и отвезти в Киев.
        Ляшко склонился над греком и взял в руки золотую гривну.
        - А знаешь, Путша, мой отец был одним из лучших ратников. Ему серебряную гривну надел на шею ещё сам Святослав Неистовый. Гривну, надетую князем, нельзя снимать с воина, но я не хочу оставлять её на этом…
        - Так как ты снимешь её? Гривну нельзя снимать.
        Ляшко достал кинжал и начал отрезать голову Георгию, бережно отодвинув золотую гривну.
        - Мой отец даже после битвы под Адрианополем не был награждён золотой гривной, а этому греку князь одел её не за воинские заслуги. Думаю, что все только возрадуются, если я её с него сниму. Дай-ка, Елович, мне свой топорик, перешибу шейный позвонок. Ломать не хочу, и так весь в крови испачкался.
        Ляшко взял топорик и перерубил шею, а после бережно вытер его об одежду Георгия и лишь после этого вернул Еловичу. Затем он взял голову за волосы, и золотая гривна упала в лужу крови.
        - Вот так бывает, если не на той шее гривна висит, - проговорил Ляшко, а после брезгливо отшвырнул голову и с благоговением поднял из крови награду, которой одаривали князья только самых верных и самых отважных ратников, спасших им жизнь в бою.
        Елович и Талец молча смотрели на Ляшко. Каждый думал о своём, и всем было безразлично, что и с кого снимает Ляшко. На постели лежал Борис, сын князя Владимира. Его кровь теперь на их руках.
        - Дело сделано, - сказал Путша и вышел из шатра.
        Глава 9
        Путша, Ляшко, Елович и Талец вместе с младшей дружиной выехали из лагеря на Альте. Большинство ростовчан после убийства князя Бориса последовали с ними, надеясь, что князь Святополк примет их в свою дружину.
        - Послушай, - проговорил Ляшко, - князь Борис жив. Может, добьём его?
        - Нет, - отозвался Путша, - пусть страдает. С такими ранами долго не проживёшь. Не хватало нам ещё с его телом возиться или смрад от него ощущать!
        - Да сколько ты до Киева ехать-то собрался? Не засмердит. Не по-христиански так как-то. Он ведь страдает.
        Елович и Талец, ехавшие рядом, переглянулись.
        - Жестокие дни наступили, - печально проговорил боярин Талец.
        - А ты, видимо, хотел, чтобы всё как прежде было? - злобно спросил Елович. - Мы сделали свой выбор и уже не в первый раз. Каждый раз всё одно и то же. Приходит новый князь, и начинается кровопролитие.
        Воевода Ляшко придержал коня и поравнялся с боярами. Елович недобро посмотрел на Ляшко, но говорить ничего не стал.
        - Ты, боярин, гляжу, жизнью недоволен?
        - А ты, воевода, сильно рад тому, что умертвил князя Бориса?
        - Я не рад, но так нам было сказано. Но смотри, боярин. Всё исправить можно! Вон, своим телом возьми да закрой князя Бориса. Он ведь пока жив!
        - Так зачем мы везём его в Киев? Почему бы нам сразу его не умертвить?
        - Дорога дальняя, может заблагоухать! Успеем, умертвим. С такими ранами он всё равно не жилец. Князь Святополк увидит тело брата и успокоится - не будет потом никаких толков.
        Елович ухмыльнулся, смотря на воеводу. Всё-таки воевода Ляшко не совсем понимает, что они сейчас сделали. Мало всё-таки он по земле ходит. Мало. Лет через пятнадцать разберётся, как со мной в годах сравняется, подумал боярин Елович. Теперь им ведь во всём мире места не найдётся. Всё-таки не хорошее это дело, человека убить и не в бою, а вот так, словно скот.
        - Послушай, - медленно проговорил боярин Елович, - что-то мне нездоровится, сам понимаешь - годы мои немалые, да ещё и с коня тут слетел.
        - Да уж, боярин, - с усмешкой проговорил Ляшко, - тебе бы уже на покой уйти, а ты всё о мирском думаешь. Может быть, в старину и правильно поступали, когда вот таких, как ты, старцев в лес свозили на корм зверью.
        Ляшко ни Еловича, ни Тальца на дух не переносил. Хитрые эти старики и опасные. Своего не упустят, а коли чего твоё приглядят, то пока не заполучат, не остановятся.
        Впрочем, Елович и впрямь выглядел как-то не очень. Старик ехал, пошатываясь в седле, и казалось, вот-вот опять с него свалится. Ляшко подскакал к Путше, который ехал впереди.
        - Путша, послушай, там боярину Еловичу что-то нездоровится.
        - Ну, коли на тот свет боярин собрался, то я ему в этом могу только одну услугу оказать, - с ухмылкой ответил Путша. - В его возрасте уже давно пора бы сидеть у окна да поджидать, когда она придёт! Это я про навий и про смерть.
        Между тем Елович чувствовал себя всё хуже и уже под вечер вновь свалился с коня. Все остановились, и Путша, спешившись, подошёл к лежащему в грязи старику.
        - Что, Елович, всё - пришло время?
        Елович поднялся на ноги и прокашлялся, а затем с трудом забрался на коня, которого подвёл к нему молодой дружинник. К великому для всех удивлению, боярин перекрестился и продолжил путь.
        - Чего это твой друг о Боге вспомнил? - спросил Ляшко у боярина Тальца.
        - Да когда время подходит, все о Боге вспоминают, - ответил Талец.
        Что-то здесь не так, подумал боярин. Конечно, Елович уже в годах, но ещё вчера был он здрав и даже с коня слетел так, что со стороны никто и вообразить не смог бы, что это не по-настоящему, а специально. Что же могло такого приключиться с боярином? Может, яд? Нет, не мог это быть яд. Но не Божья же это кара! Нет, не Божья. Талец осмотрелся по сторонам, затем перекрестился, да так, чтобы все видели, а лишь после этого засунул руку за пазуху и нащупал там свой амулет.
        Долгие годы Талец не знал, выбросить ли этот амулет, подаренный ему много лет назад отцом, или же всё-таки сохранить. Не раз Талец, сидя у огня, намеревался бросить его в пламя, как вещь языческую, но именно с этим амулетом и были связаны те хорошие воспоминания о давно ушедших днях, которые он бережно хранил в себе.
        Нащупав амулет, Талец почувствовал себя как бы в безопасности. Нет, не может это быть кара Божья! Бог и боги судят после смерти, а не на земле. Врут священники, говоря, что и в этом мире можно быть наказанным Богом. Кто не без греха?
        Впрочем, проверив амулет, Талец вынул руку из-за пазухи.
        - Чего Елович, получше себя чувствуешь?
        - Да как сказать, боярин. Может быть, пора мне уже и впрямь садиться у печи да кости старые греть. Всё, моё время к концу подходит.
        - Слушай, Елович, я тут вот о чём подумал, - вкрадчиво начал волнующую его тему боярин Талец, - а не может это быть кара Божья, ну, я про твою болезнь? Ведь мы всё же невинного человека жизни лишили! А он перед этим Господу молился.
        - Так он в молитвах просил, чтобы Господь нас простил!
        - Он просил Бога Святополка простить, а не нас.
        - Не о том ты думаешь, Талец! Годы - вот причина. Будь я лет на пять помладше, всё было бы иначе.
        - Послушай, Елович, может, мы тайком пойдём всё же попросим у князя Бориса прощения? Ну, так, чтобы никто не увидел? Мы его отцу служили, может, простит.
        Елович злобно сплюнул и поудобнее уселся в седле.
        - Мы его упредили о надвигающейся смерти. Это его выбор. И вообще, Талец, мне уже полегчало. Коли хочешь, сам иди и проси прощения, только я вот в это всё с трудом верю. То есть сначала мы его своими руками терзаем, копьями пробиваем, а потом идём просим прощения и как бы всё в порядке? Нет, Талец, это уж надо было раньше обо всём думать.

* * *
        Князь Святополк понимал, что приказав убить князя Бориса, он пошёл не только путём князя Владимира, но и путём своего отца или дяди князя Ярополка. Два пути и два разных конца. Если не хочешь совершить ошибки, которые совершил до тебя князь Ярополк, нельзя ни на секунду останавливаться.
        Брат князя Бориса Глеб, когда узнает о том, что умер его брат, воспылает праведным гневом и, скорее всего, начнёт мстить и постарается стать как бы последователем князя Владимира. Нет, я этого не допущу. Я на шаг впереди вас, братья, и я этот шаг использую.
        Князь Святополк приказал позвать к себе боярина Горясерда. Горясерд был не очень старым человеком, ему едва перевалило за сорок лет.
        - Горясерд, - сказал князь Святополк, приобнимая боярина, - я знаю, что ты имеешь недюжий ум, и хочу спросить тебя, готов ли ты послужить мне?
        - Готов, княже, - тут же отозвался Горясерд, который до этого особым почётом не пользовался, так как был христианином, но обряд крещения принял не по греческому обычаю, а по латинскому.
        - Знаешь, Горясерд, - продолжил князь Святополк, - мне нужен человек, который не просто словами и поклонами будет мне служить, а делами истинными. Я ещё раз тебя спрашиваю - готов ли ты мне служить?
        Горясерд на этот раз не спешил с ответом, понимая, что князь Святополк позвал его вовсе не для того, чтобы послать проверить недоимки с землепашцев, а для особого дела.
        - Княже, коли на службу зовёшь, то хоть скажи, в чём она заключаться будет. Ведь легко сказать, да, как говорится, нелегко сделать.
        - Горясерд, мне нужен человек, на которого я смогу положиться и который сделает всё с умом. Мне нужен тот, который умеет лгать, умеет лгать так, что с первого взгляда и не поймёшь.
        Горясерд скривился, так как, разумеется, считал себя человеком достойным.
        - Послушай, боярин, я вижу, что ты недоволен сделанным тебе предложением, и я рад этому. Рад потому, что большинство людей считает тебя полуверком, неправильно крещённым, но никто не считает тебя подлым. Готов ли ты продать свою совесть и честь за цену, которую я назову? Не спеши с ответом.
        Горясерду стало не по себе от такого предложения, но он понимал, что сейчас такой момент, которого, может быть, больше никогда в жизни не произойдёт. Он может стать ближником Киевского князя! Конечно же, Горясерд в средствах не нуждался, так как ещё его отец нажил немалое состояние в походах с Владимиром, а до этого и со Святославом, но вот после того, как вся Русь приняла крещение по греческому обряду, он оказался не у дел. На княжеские пиры Горясерда и его братьев не звали, правда, и ущемлять особо не ущемляли.
        - А что за цена? - наконец спросил Горясерд.
        - За службу я тебя посадником в Ростов отправлю. Будешь там от моего имени править и крестить там язычников по тому обряду, по которому разумеешь. Не вижу особой разницы, и если быть искренним, то и вовсе считаю, что это дьявол смущает умы человеческие.
        Горясерд аж рот открыл от изумления, но после грустно улыбнулся. Ростов - удел князя Бориса, как Святополк его может там посадить править?
        - Так ведь там Борис родителем твоим посажен на княжение.
        - Борис уже в другом мире. Он, я думаю, уже с родителем своим ведёт беседы, - сказал Святополк, а затем продолжил, - ты поедешь в Муром к князю Глебу и скажешь, что тебя послал князь Владимир. Скажешь, что он при смерти и хочет его видеть, а в доказательство передашь Глебу вот это кольцо.
        Святополк передал Горясерду кольцо князя Владимира. Это кольцо было знакомо всем, так как именно его надела на палец князя христианская царевна Анна, когда становилась супругой князя Киевского.
        Горясерд молчал, но внутри у него всё содрогнулось. Уж не убийство ли брата замыслил Святополк? Нет, я на такое не пойду, решил Горясерд, и хотел уже вернуть кольцо, но тут представил, что будет дальше. Он слишком многое узнал, и теперь у него есть выбор - либо служить Святополку, либо принять смерть.
        Умирать совсем не входило в планы Горясерда, и поэтому он лишь кивнул головой.
        - Смотри, Горясерд, в случае, если ты измену задумаешь, весь род твой ответ даст. Все, от мала до велика.
        Горясерд поклонился князю Святополку и затем медленно проговорил:
        - Знаешь, князь, я надеюсь, что мой род будет под твоей охраной, а не в заложниках. Я сделал свой выбор и готов передать лживые слова твоему брату.
        - Это ещё не всё, Горясерд. Ты проследуешь вместе с князем Глебом в Киев и, когда будете подъезжать, пошлёшь весточку, чтобы нам встречу князю Глебу устроить. Понял?
        Горясерд кивнул, хотя ему было не по душе такое злодейство. Ну и жестокую же службу от него попросил князь Святополк! Жестокую, но разве это может идти в сравнение с тем, что он за неё получит? Посадник - это почти князь!
        Нет, ничего нового в мире с принятием христианства не произошло. Как было раньше, что брат борется с братом, так оно и осталось, а коли наступит мир и любовь между братьями, то распадётся Отечество на мелкие уделы.
        Господь сам выберет сильнейшего, решил Горясерд, и коли есть его воля, то не получится привести князя Глеба в ловушку. Святополк поступает так, как поступил Владимир, а до него Ярополк.
        Князь Святополк после того как Горясерд вышел из его покоев, повалился на постель. Кто я? Мучились ли князь Владимир и князь Ярополк, когда умерщвляли своих братьев? Почему меня трясёт и мне страшно?
        Мысли Святополка, впрочем, вскоре потекли совсем в другом направлении. Чем задавать себе вопрос, правильно ли он поступает, лучше рассуждать здраво. Глеб начнёт мстить за смерть брата, и его в этом начинании поддержит князь Ярослав Хромой, желая добыть себе Киев. Нет ничего лучше, чем объявить себя мстителем за смерть брата. Именно так поступил в своё время князь Владимир. Ничего. Вы все умрёте, подумал Святополк, крепко сжав кулаки. Либо вы - либо я. В результате на Руси останется только один правитель - самый достойный, самый сильный. И им стану я. Моя рука не дрогнет!
        В покои князя Святополка вошла княгиня Владислава. Увидев супруга, лежащего на постели, она вскрикнула.
        - Успокойся, родная, - проговорил Святополк, вставая на ноги, - я просто прилёг на пару минут.
        - Господи! Святополк, я так испугалась, что с тобой что-то случилось. Давай оставим Киев и уедем отсюда в Туров! Давай ты будешь править оттуда! Святополк, понимаешь, чтобы быть правителем Киева, тебе придётся убить своих братьев. Я не хочу, чтобы ты стал таким. Судьба была достаточно жестокой с нами, и сердца наши озлобились. Давай не будем бороться за власть!
        - Нет! - закричал Святополк, - нет! Я не оставлю Киев и я убью любого, кто станет на моём пути! Борис уже мёртв, жалкий пёс, лижущий ноги своему родителю и готовый на всё, лишь бы заполучить власть!
        - Что ты наделал! Что ты сделал! Святополк, ты погубил свою душу ради власти! Зачем, давай, пока не поздно, покинем этот страшный город!
        - Нет, Владислава, я не погубил свою душу. Её у меня уже давно вырвали. Не я первый пустил кровь, и теперь её уже не остановить. Я убью и Бориса и его единоутробного брата Глеба.
        - Что Глеб-то тебе сделал?
        - Он брат Бориса и будет мне мстить. А помощь ему в этом окажут все мои братики, так что его участь - отправиться вслед за своим братом и отцом.
        - Ты убьёшь всех братьев, чтобы удержать Русь?
        - А разве не это же сделал Владимир? Пойми, Владя, иного пути нет. Мы с тобой либо окончим свою жизнь в темнице, либо умрём, либо станем истинными правителями Руси!
        - Я не хочу править, Святополк. Не хочу, чтобы правил ты. Давай убежим к моему отцу!
        - И что будет там? То же самое. Везде идёт борьба за власть. Не хочешь в ней участвовать - иди в монастырь.
        - Ты изменился, Святополк. Позволь мне обработать твой шрам. Он ещё болит.
        - Он нет. Шрам, уже давно нанесённый моей душе, болит, но к этой боли можно только привыкнуть.

* * *
        Княгиня Владислава рыдала. Киев, чужой и жестокий, полностью изменил её супруга. Святополк решил загубить свою душу, лишь бы сохранить власть. Он не хочет покинуть город, оставив его на растерзание сынам Владимира, и уйти вместе с Туровом под власть её отца. Он хочет бороться, и, что куда хуже, он уже умертвил одного из своих братьев. За такое нет прощения ни на небе, ни на земле.
        В покои княгини вошла женщина лет тридцати и, подойдя к ней, села рядом.
        Владислава хорошо её знала и особо не доверяла ей. Уже не молодая дочь князя Владимира Предслава жила в тереме с несколькими другими своими сёстрами и в княжеских палатах появлялась редко.
        - Послушай, - начала утешать княгиню Предслава, - не плачь! Вижу, тебе совсем не люб наш город, но я понимаю тебя. Отец мой, покойный князь Владимир, был человеком горячим и бросил вас со Святополком в темницу, но ведь это время прошло! Видимо, такова была воля Бога и благодаря именно этому ты стала княгиней. Смотри, мне вот уже тридцать один год, а я даже и не была никогда любима. Утри свои слёзы, сестричка!
        Княгиня Владислава улыбнулась княжне Предславе, и та её обняла, словно мать.
        - Ну, вот и умничка. Не позволяй себе плакать - это негоже. На всё воля Господа! Ты ещё совсем молода, и сколько тебе ещё в жизни увидеть предстоит! То ли дело мне. Я вот, видимо, только в монастырь и пойду.
        - Святополк, понимаешь, Предслава, он словно ненавидит всех своих братьев. Он хочет их всех убить. Он сказал, что убил Бориса, сказал, что убьёт Глеба и всех других своих братьев!
        - Это сгоряча, Владиславушка, сгоряча.
        - Дай Господь!
        - Послушай, Владиславушка, я ведь пришла просить тебя, чтобы ты уговорила своего супруга, князя Святополка, отпустить меня в монастырь. Видимо, такая уж у меня судьба!
        - Послушай, Предслава, ведь мой отец хочет взять тебя в жёны! Может, это и несколько не по-христиански, но ведь в случае чего епископ может позволить такой брак. Я поговорю со Святополком - ты найдёшь своё счастье!
        - Отец мой Владимир был против такого брака, так как это значило бы, что я приму крещение по латинскому обряду.
        - А что в этом плохого? Я вот и по греческому обряду крещена, и по латинскому, а Бог - он ведь один. Просто одни епископы платят десятину папе, а другие патриарху. Одни в Константинополь, а другие в Рим. Я не буду просить у мужа, чтобы он позволил тебе принять подстриг, я попрошу его, чтобы он позволил тебе выйти замуж.
        - Спаси тебя, Господь, сестрёнка, - сказала Предслава.
        Княгиня Владислава и княжна Предслава проболтали несколько часов. Княгиня делилась с Предславой тем, как она боится, что Святополк превратится в лютого зверя. Княжна Предслава успокаивала свою названную сестрицу.
        Вернувшись к себе в терем, княжна тут же позвала к себе верного человека по имени Зозуля.
        Этот человек был страшным лентяем, но княжне служил верой и правдой. Много лет назад он был влюблён в молодую и прекрасную княжну, но не имел права и мечтать о ней. Зозуля между тем всё же решил попытать счастья и признался в любви княжне, и та, к его великому удивлению, не отвергла его и не приказала выпороть, а поцеловала. С тех пор она редко одаривала его своим вниманием, но поручала ему самые деликатные вопросы и никогда не скупилась, одаривая его за службу.
        - Княжна, - проговорил Зозуля, - пожирая глазами Предславу, - как давно мы не виделись!
        - Да, Зозуля, - ответила Предслава, - мне опять нужна твоя помощь. Верен ли ты мне по-прежнему?
        - Верен, княжна. Верен, как и в день, когда увидел тебя.
        - Ты поедешь в Новгород. Скачи не жалея коней и передай моему брату Ярославу, что умер наш с ним родитель князь Владимир и пришёл на его место лютый волк, который уже принялся терзать наше стадо. Убит им наш брат Борис, и кровь его взывает к отмщению. Святополк готовит убийство князя Глеба и после него всех других своих братьев. Мерзкая змеюка латинянка скоро веру, которую принял наш отец князь Владимир, на свою грязь латинскую сменит. Пусть опасается за жизнь свою! Спеши, Зозуля, так как и моя жизнь в опасности! Спеши, мой славный витязь.
        - Княжна, Ярослав узнает эту весть!
        Когда Зозуля вышел, Предслава улыбнулась. Ничего, Киев будет моим. Не зря я так долго за него борюсь. Я стану второй Ольгой, и при мне он будет другим. Мои братья перебьют друг друга, и я сяду в городе своего отца. Если потребуется, я в бане сожгу их всех, как славная Ольга сожгла древлян. Прабабка могла править и я смогу!
        Князь Владимир предвидел властолюбие своей дочери и опасался, что если та станет княгиней польской, то непременно начнёт бороться за Киев, поэтому всячески старался держать её под присмотром и как можно ближе к себе.
        Глава 10
        Трапеза совсем не радовала князя Ярослава Владимировича. Покинув Новгород, он расположился в селе Ракома, которое находилось на берегу озера Ильмень. Будучи хромым, князь Ярослав предпочитал рыбную ловлю охоте, но сейчас ему было вовсе не до веселья.
        Он надеялся с этими варягами противостоять отцу, а теперь он остался с одной только дружиной, которая сильно уступала киевской. Хуже было другое - новгородцы не спешили идти к нему склонив голову и звать обратно к себе править. Видимо, жители города Рюрика посматривали в другую сторону. Не любо им было с самого начала воевать против Владимира, а теперь и вовсе это желание пропало.
        Князь безо всякого аппетита принялся есть рыбу, которая стояла на столе.
        - Ярослав, - спросила княгиня Анна, супруга Ярослава, - вернёмся ли мы в Новгород?
        Хороший вопрос, подумал князь Ярослав. Вернёмся ли мы в Новгород? Я бы лучше задал его по-другому - куда мы пойдём, если не вернёмся в Новгород? Находиться в Ракоме вместе с дружиной он долго не мог. Воины любят серебро и любят тех князей, у которых оно есть. Конечно, казна Ярослава не была пустой и он мог платить из неё своим людям, но без пополнений она скоро оскудеет.
        - Анна, я ещё не решил, - ответил Ярослав.
        Сидящие за столом ближники князя покривились. Воевода Будый, пестун Ярослава, улыбнулся и, взяв со стола яблочко, разом откусил большую часть, а после, продолжая жевать, сказал со знанием дела:
        - А чего ты, князь, приуныл? Новгородцев проучить надобно! Не будешь же ты так по городам скитаться. Дружина не любит тех, от кого удача отворачивается.
        Ярослав скептически посмотрел на Будого. Сказать-то куда проще, чем сделать! Как ему проучить новгородцев, когда те, взяв в руки оружие, уже умертвили варягов? Если пролить и их кровь, то тогда ему ни на Руси, ни в Скандинавии места не будет.
        - Чего предложишь, Будый? - спросил Ярослав.
        - А чего тут хитрить, - жуя яблоко, сказал воевода, - за кровь платят кровью. Бсё можно обернуть себе на пользу.
        - Это каким же образом? - поинтересовалась княгиня Анна.
        - Новгородцев взять в руки оружие подбивали бояре, люди именитые и лишь свой интерес блюдущие. Они здесь уже много веков заправляют. Ещё со времён Рюрика они себя особенными мнят, а при твоём деде и вовсе угрожать вздумали. Беем известно, как пришли они к князю Святославу перед тем, как он войско на Царьград повёл, и сказали, чтобы он дал им князя или они сами выберут. Тогда-то Святослав им твоего отца в князья и поставил. Впрочем, недолго Владимир тут просидел.
        - Будый, я хорошо знаю историю своего рода! Ты лучше скажи, что советуешь сейчас-то делать? - спросил князь Ярослав.
        - А чего - поеду я в Новгород и там обращусь к именитым людям Новгорода ласково, словно спасибо им говорю. Буду звать их к тебе, княже, в Ракому. Они все придут сюда. Увидишь, ещё и передерутся за право предстать пред твоими очами. А здесь ты им крылышки-то и подрежешь!
        При этих словах воевода Будый стукнул ребром ладони по столу, как бы показывая, что с ними надо сделать.
        - Да после этого весь Новгород поднимется!
        - Не поднимется, коли ты с дружиной въедешь. Люди силу уважают, а любви их ты всё равно не дождёшься. Да и недолговечное это чувство - любовь.
        - А ты вообще в Бога-то веруешь? - холодно спросила княгиня Анна у воеводы. - Или по старинке на капище ходишь? Ты что такое моему мужу советуешь! За это же он в аду сгорит!
        Будый пристально посмотрел на княгиню и затем проговорил:
        - А после таких дел надобно и покаяться. А вообще без грехов жить никто не может. Даже святые грешили, а мы - люди, властью облечённые. За нас чернецы молиться должны. Коли новгородцев не унять, то они и впрямь себе князя выберут или призовут его из-за моря. Как только что-то неладное начинает происходить, так они сразу вспоминают, что их деды варягов позвали. А варяги сейчас веры латинской, а как говорят священники - латиняне хуже язычников. Вот придёт латинский князь, так весь Новгород уйдёт от нашей веры.
        Произнеся это, Будый помахал рукой, изображая, что крестится. Креститься воевода так и не научился, хотя, впрочем, не сильно этого и хотел. Помимо креста на его шее висели и амулеты, и воронья лапка. Что самое интересное, так это то, что Будый считал себя истинным христианином, а когда указывали на амулеты, то он отвечал, что и в христианстве почитание предков разрешено. Он, мол, носит всё это вовсе не для того, чтобы древних богов славить, а чтобы род свой помнить. Поэтому же у него было и четыре жены. Выбрать из них одну он отказывался наотрез, говоря, что его покойный брат поручил ему заботу о них, и теперь сказать им, что они его полюбовницы, будет неправильно. Вот дети пусть верят по-новому, по-гречески, а я уж буду по-старому - по-славянски, всегда говорил Будый.
        Князь Ярослав был человеком религиозным и, услышав, что Будый заговорил о вере, тут же заинтересовался. Воевода это заметил и сразу решил развить успех.
        - Ты не жалей этих бояр - новые появятся. Как говорится, такое поле лесом не зарастёт. Ты князь и тебе о вере думать надо!
        При этих словах Будый указал на небо, придавая себе благочестивый вид.
        - Ярослав, не слушай ты его, - воскликнула княгиня, - он ведь тебе грех предлагает!
        - Этот грех, быть может, веру нашу сохранит, княгиня, - с видом праведника проговорил Будый, - я вот знаешь сколько человек убил, когда те креститься идти отказывались? Мы с Добрыней Никитичем, родичем супруга твоего, людей пинками и копьями к реке подталкивали. Младенцев в воду бросали, а за ними их матери прыгали. Ты думаешь, как крещение проходило? Это в Киеве все креститься шли за князем, так как большинство уже веровали в Христа, а у нас здесь в Новгороде все иначе было. Сильно по-другому. Если бы не я, то, быть может, Новгород и остался бы языческим. Я своими руками идола Перуна топором рубил.
        Князь Ярослав улыбнулся. Он не раз слышал эту историю о том, как Будый срубил идола и как упал он в реку Волхов и поплыл, а за ним в реку бросились десятки людей. По берегам тогда Добрыня Никитич воинов поставил, и грек-священник провёл обряд крещения. Лишь после этого людям, уже христианам, позволено было выйти из воды. Идол плыл так до тех пор, пока не застрял, перегородив реку. Он до сих пор лежит там. Сначала его обходили, потом плевали на него, а теперь вот прикинули, что раз люди с обеих сторон часто туда ходят, то, может быть, и стоит там мост навести. Об этом ещё со времён Вышеслава, старшего сына Владимира, который здесь сидел на княжении, поговаривать начали.
        - Да, да, княгиня, это всё я сделал. Мне порубить головы боярам - дело пустяковое.
        На самом деле Будый хоть и впрямь присутствовал во время крещения Новгорода, но было ему тогда всего двадцать два года. А валить идола ему доверил Добрыня потому, что если бы ударила молния, которой Перун мог бы защитить своё тело на земле, то поразила бы молодого и неумелого ратника. Да и все более взрослые мужи - ни варяги, ни славяне, наносить удары по идолу отказывались.
        - Вот что, Будый, ты поедешь в Новгород. Сделаем, как ты и посоветовал. Пусть их кровь сохранит веру! - сказал Ярослав.
        - Их кровь всегда будет на твоих руках! - возразила княгиня.
        - А что ты скажешь варягам, когда те мстить за своих родичей придут? - спросил у княгини Будый. - Чего ты им скажешь? Скажешь, что их всех перебили, а мы в сторонке стояли?
        - Скажу, что они вели себя непотребно и за сие были наказаны. Сам Господь возмутил умы новгородцев!
        - Ага! А знаешь, что за такое мстят? А когда мстят, то о вере не думают, - сказал Будый, - юна ты ещё, княгиня, прости меня уж за слова честные, юна!
        Ярослав встал из-за стола и, хромая, покинул трапезную. За ним последовала княгиня, оставив Будого, чей аппетит ничего испортить не могло, набивать свой живот.
        Остальные ближники князя ушли почти сразу, а Будый как ни в чём не бывало стал кушать рыбку, выплёвывая кости в разные стороны.

* * *
        Новгородцы сходились на вече медленно и неохотно. Их созывал княжеский ближник и воевода Будый, которого они все знали как человека, склонного к похвальбе и бахвальству. Впрочем, сейчас он был как бы голосом князя.
        Новгородцы понимали, что если сейчас и впрямь позвать какого-нибудь князя из-за моря, то быть кровопролитию. Потомки Рюрика не оставят этого без внимания. Князь Владимир точно приведёт сюда свою рать, и сыновья его придут. Тогда пощады ждать не придётся, а защиты искать будет не у кого.
        - Новгородцы, - закричал Будый что было мочи, - князь Ярослав приказал вам кланяться и говорить спасибо, что вы город от варягов освободили! Этого он вам никогда не забудет.
        Люди, услышав такие слова, стали переглядываться и шептаться. Они ожидали, что ближник князя станет угрожать, а он с другого конца начал.
        - А чего же тогда князь на нашу защиту не вышел? - крикнул кто-то из толпы.
        Будый умел говорить с новгородцами. Он тут же безошибочно определил того, кто говорил, и, ткнув в его сторону пальцем, крикнул:
        - Чего стесняешься? Иди-ка сюда, а то из толпы всяк горазд выкрикивать. Иди, иди, не бойся ты, я тебя не съем!
        Все стали глядеть на невысокого, не толстого, но достаточно крепкого человека, который, поклонившись всем, стал залезать на помост, с которого говорил Будый.
        - Вот так-то лучше, - проговорил Будый, - стой и слушай!
        Новгородец натужно улыбнулся и стал смотреть по сторонам. Будый специально его подозвал, понимая, что этот человек едва ли станет говорить на людях так же хорошо.
        - Князь Ярослав сейчас в Ракоме, рыбу ловит, а вас, достойные жители Новгорода, наградить желает! Ну разумеется, тех, кто во главе стоял.
        - А чего сам в Новгород не вернулся? - спросил стоящий рядом новгородец, который решил, чтобы не выглядеть совсем глупо, хоть что-то сказать.
        Будый покровительственно посмотрел на него, не спеша поправил тому шапку и, взяв за плечи, выпрямил спину.
        - Не сутулься, ты перед народом говоришь! - сказал Будый. - Ну, вот теперь вопрошай, как полагается, неспешно и громко, чтобы все слышали, а не себе под нос.
        - Да я это… В общем, ничего.
        Будый рассмеялся, и его смех подхватили в толпе. Воевода умел так смеяться, что даже если было невесело, хотелось улыбнуться. Новгородец понял, что воевода его высмеял, совсем ссутулился и стал слезать с помоста.
        - А чего поднимался-то, коли говорить не желал? - крикнул кто-то из толпы.
        - Новгородцы, надо нам к князю людей отправить, да не таких, как вот этот, что только из толпы кричать и умеет, а тех, кто не уронит своего достоинства, - проговорил один боярин, поднимаясь на помост.
        Люди загалдели, увидев боярина.
        - Давай говори! Слово!
        - Новгородцы, я вот чего думаю. Надобно нам и впрямь к Ярославу Владимировичу идти, а не задавать глупые вопросы - почему сам не приехал и прочее. Действовали мы по своему усмотрению, вот поэтому и не приехал, но в душе он нам благодарен, вот и своего ближника послал, чтобы это сказать. Верно, Будый?
        - Верно говоришь, боярин, - произнёс Будый.
        - Мы варягов прогнали за бесчинства, и правда была за нами. Мы ходили тогда к князю, но он на них управу найти не мог.
        Это ты не в ту сторону стал говорить, подумал Будый и тут же перебил боярина, не давая тому в своих размышлениях ещё больше поссорить Ярослава и новгородцев.
        - Конечно, а знаете, почему? Да потому, что варягов вы сами и побили - значит, оружие их у вас! Разве не есть это главная награда? Разве драконы их теперь не смогут товары возить и разве это не радует торговых людей? А коли князь побил бы их, то всё его было бы. Князь наш щедр и ничего не жалеет ради народа! Так-то!
        Будый попал в самую точку. Все нажились, прибрав и оружие варягов, и корабли. Люди стали кричать всё более радостно, и толпа всё увеличивалась. Теперь уже охотников пойти к Ярославу стало хоть отбавляй.
        - Да не по чину тебе, Путята Куксович, с ублюдками твоими к самому князю идти! Ты ведь и меч даже не обнажал, когда варягов били, а награду хочешь получить, - кричал один из бояр, - ладно ещё сам бы, а то ведь и сынов своих примазать хочешь!
        - А ты, Жирята, куда лезешь! Подумаешь, с мечом бегал! Ты ведь Новгород опозоришь, только браниться и можешь! Не с князем тебе надо разговаривать, а с холопами!
        - У, и как же это так, я сам своими руками шестерых варягов на куски порубил, а мне награда не полагается?
        - Ври больше, ты и одного-то свалить не мог!
        Новгородские бояре ругались жарко, вспоминая все ссоры, а Будый, полный достоинства, стоял сверху и смотрел на них. Когда споры стали совсем жаркими и начали перерастать в драку, он, махнув рукой, заговорил.
        - А, да чего тут ругаться, новгородцы. Все, кто рода достойного, пусть идут к Ярославу. Нечего нам ругаться - одни варягов били, а другие жито их скупали у победителей. Всем вам князь обязан. Он не говорил, скольких к нему привести, так что чем больше, тем лучше!
        - Правильно! Так! Мы и без варягов Киеву кланяться не будем! - слышались крики из толпы.
        Простые люди, которые не были боярами, покидали вече, так как для них больше ничего интересного не было и в качестве награды они теперь ожидали только то, что, вернувшись, князь Ярослав накроет для них столы.
        На площади остались только именитые и родовитые бояре, один достойнее другого. Именно они всем в Новгороде и заправляли. Все они вели свои роды от самого Гостомысла и очень гордились своим положением, считая, что именно их предки и построили этот Новый Город.
        - Ну, коли так, - сказал один из бояр, - то и нам надо к князю не с пустыми руками идти!
        - Верно! Скажем ему, что десятая часть добычи его, как и положено, - закричал другой боярин.
        - Не по чину ты первым высказываешься, Жирята, - укоризненно проговорил боярин Путята Куксович, - дал бы сначала сказать тем, кто более старинного рода, а потом лез бы. Предлагаю десятую часть князю отдать, как то и положено.

* * *
        Бояре важно въезжали в Ракому. Их встретили княжеские дружинники и поехали рядом. Двадцать три именитых боярина ехали к князю вместе со своими сыновьями, то есть всего человек семьдесят. Ехали неспешно и блюдя свою честь. Несмотря на то что сквозь тучи пробивались лучики солнца, ехали одетыми в меха, чтобы было видно, что они люди небедные.
        Когда бояре подъехали к княжескому терему, то им навстречу вышел Будый. Княжеский воевода сразу после вече вернулся в Ракому к князю, а вот бояре приехали лишь на следующий день.
        - Именитые люди Новгорода, - провозгласил он, - сложите-ка оружие. Такова воля князя.
        Бояре тут же переглянулись и все как один отрицательно стали качать головами.
        - Оружие не сдадим. Мы не просить князя приехали, а по зову его!
        - Да кто же на пиры и в храм Божий с оружием-то ходит? - удивлённо спросил Будый. - В храм - грех, а на пиру во хмелю можно ненароком такого натворить!
        - Верно князь говорит, - крикнул Жирята, снимая с себя пояс с мечом, - негоже нам с оружием к князю идти, тем паче что сначала в церковь пойдём. Что же мы, язычники?
        Бояре закряхтели, один за другим снимая с себя мечи. Назвать себя язычником никто не хотел, хотя почти каждый из них в новой вере был не крепок.
        - Да чего вы так за своё оружие трепещете, - смеясь, проговорил Будый, который и сам был безоружным, - что, боитесь, что украдут?
        - Да как-то без меча чувствую себя раздетым. Раньше, когда пировали, то мечи перед входом оставляли, а теперь перед въездом в терем.
        - Всё тебе только жрать, а как же молиться?
        - А, ну тогда да. Оружие в храме ни к чему, - неуверенно отозвался один из бояр.
        - Вы, бояре, как хотите, а я свой меч не сниму. Я веду свой род от самого Гостомысла и разоружаться не буду. Негоже мне. Коли в храм с оружием не пустят, так я не пойду!
        - Да как хочешь, - сказал Будый невозмутимым голосом и расхохотался.
        Все бояре уставились на воеводу и вскоре один за другим стали поддерживать его смех.
        - Ты, это, боярин, с сынами своими будешь покой наш защищать. Пока мы мёд хмельной пить станем, - хватаясь от смеха за живот, проговорил Будый, - ну ты и впрямь роду древнего - служилого. Без службы тебе не прожить.
        Пристыженный боярин тоже снял меч, и после все вошли во двор.
        На княжеском дворе прямо перед теремом стояли столы, но они были пусты. Никто из бояр этому не удивился, так как все понимали, что пищу могли принести и чуть позже, тем более что сначала, видимо, необходимо всем сходить в храм. Когда последний из бояр зашёл во двор, ворота закрылись и из терема вышли несколько десятков дружинников, а на крыльце показался князь Ярослав.
        - Княже, - закричал боярин Путята Куксович, - мы рады, что ты на нас обиду не держишь! Мы тоже не сердимся на тебя. Ты нам как отец, и с тобой мы супротив любого ворога встанем. Киеву платить не будем, и коли такова твоя воля, то с оружием в руках станем за тебя.
        - Убейте их, - бросил Ярослав. Медленно, превозмогая боль, он подошёл к перилам и опёрся на них.
        Выражения лиц бояр изменились, когда они увидели, что люди Ярослава обнажают мечи и двигаются на них.
        - Княже, так мы ведь к тебе с добром! Княже!
        Воины с обнажёнными мечами двинулись на бояр, которые стали жаться друг к дружке.
        - Где Будый, тварь мерзкая, где он? - закричал один из бояр, осматриваясь по сторонам, но княжеского ближника среди них уже не было.
        - Новгородцы, прорываемся! - закричал тот самый боярин, что не хотел расставаться с мечом. - Отберём оружие у дружинников. Пусть хоть один принесёт в Новгород весть о том, что Ярослав - змей и враг.
        Новгородцы бросились на дружинников. Они стали переворачивать столы, пытаясь заиметь хоть какое-то оружие, ломали их, но все попытки были тщетными. Один за другим они умирали под ударами дружинников, а князь Ярослав, стоя на крыльце и опираясь на перила, внимательно глядел на бойню.
        - Будь ты проклят, Хромец!
        - Тебе нет места ни в Вирии, ни в раю!
        - Мерзкий выродок варяжской шлюхи Рогнеды!
        Ярослав смотрел на всё это молча, а когда весь его двор покрылся телами, то крикнул воинам:
        - Коня! Возвращаемся в Новгород!
        Даже дружинники были поражены. Многие не хотели выполнять такое указание князя, но ослушаться они не могли. За несколько минут здесь, в Ракоме, были перебиты и остались лежать почти все самые родовитые жители Новгорода, потомки древних родов и родоначальники самых сильных семей.
        - Княже, а что сделать с телами? Как их похоронить-то? - спросил один из воинов.
        - Пусть их предадут земле. Они кровью искупили своё предательство, - тихо проговорил Ярослав, при помощи одного из воинов забираясь на свою кобылу.
        Глава 11
        Новгородцы молча смотрели на въезжающего в город князя Ярослава и его дружину. Многие жители не понимали, где же бояре, которые отправились в Ракому, но были и те, кто уже прознал о том, что именитых людей Новгорода предали смерти.
        - А чего тут удивляться, - проговорил один из новгородцев, - хромой князь не жалеет никого. Это он за варягов месть им удумал!
        - Где люди, которых мы к тебе послали, князь? - услышал Ярослав крик из толпы. - Где они?
        Ярослав посмотрел на людей, многие из которых даже шапки не сняли в знак уважения, и понял, что новгородцы теперь ему этого не простят.
        - Будый, - сказал князь Ярослав, - как бы народ оружие в руки не взял бы да не обратился бы с гневом на нас самих!
        - Княже, - ответил Будый, - надо нам посаднику больше власти дать, чтобы к нему народ и обращался, дабы впредь не мы должны были произвол творить и карать людей за их ослушание, а он.
        Ярослав криво усмехнулся, понимая, что произвол будет твориться. Надо написать законы, мелькнуло в мыслях у князя. Законы такие, чтобы не было произвола и чтобы каждый знал, что делать и что за это ему последует.
        - Так ведь как я ему власть свою отдам, коли сам княжу?
        - А это будет хитрость такая. Он будет как бы ещё одним правителем, только ему будет вся погань, а нам лишь почёт. Пойми, княже, Новгород - город особый. Здесь тебе не как в Киеве или Ростове.
        Князь Ярослав закрыл глаза и вспомнил то время, когда он княжил в Ростове. Ему там нравилось править, и он там был всем люб. Помнил Ярослав, как заложил город, который жители после назвали в его честь. Тогда ему казалось, что никогда не будет у него другого удела, и он старался возделывать тот, который дал ему отец. В те дни был жив князь Вышеслав Владимирович, его старший брат. Он тогда в Новгороде правил. После смерти Вышеслава пять лет назад Ярослав по воле отца отправился править в Новгород, который был куда более богатым уделом, передав свой удел Борису. Князю Ярославу казалось, что, оставляя Ростов, он оставляет там и частичку своей души.
        - Будый, а кого думаешь посадником избрать-то? Боярина какого-нибудь, который не пришёл в Ракому?
        - Знаешь, Ярослав, есть у меня на примете один человек. Он и рода знатного, и в расправе над варягами не участвовал.
        - И кто же это?
        - Коснятин Добрынич, сын дяди твоего отца. Живёт он в Новгороде своим двором, дружбы с местными боярами не водит, но и не враждует. Конечно, бояре не могут простить ему обид на его отца Добрыню, который крестил их, но и предъявить такому человеку никто ничего не может.
        Князь Ярослав задумался, смотря на недоброжелательные лица новгородцев и слыша проклятия в свой адрес.
        Въехав на свой двор, князь тут же приказал дружине приготовиться в случае чего дать отпор новгородцам. Ухо князя Ярослава отчётливо услышало звон колокола. Видимо, жители собирались на вече, чтобы изгнать его.
        Отдохнуть с дороги и подкрепиться по возвращении домой князь Ярослав не мог. Звон колокола заставлял его сжимать кулаки.
        - Чего думаешь, Будый, польётся сегодня кровь?
        - Кровь? Думаю, что нет. Коли вече собрала чернь, то едва ли они опасны. Чернь без бояр мы легко уймём.
        Ярослав встал и, превозмогая боль в ноге, вышел вместе со своим ближником на крыльцо.
        - А чего ты, когда мы ехали, про моего родича Коснятина Добрынича говорил? Думаешь, если я его посадником посажу, то это что-то изменит?
        - Изменит. Народ будет к нему со своими жалобами ходить, а ты станешь сам по себе. Увидишь, бед меньше будет. Сейчас в Новгороде нет ни бояр, ни именитых людей, которые вступили бы с тобой в борьбу. Коснятин будет тебе верен и потому, что в родстве с тобой, и потому, что только на тебя опереться поначалу и сможет.
        - Ладно, Будый, пусть, как всё утихнет, Коснятин придёт. Мне с ним с глазу на глаз поговорить надобно. Послушай, Будый, я тут вот о чём подумал - надо бы все законы и обычаи, которые есть в земле Новгородской, записать, да отныне по ним и жить.
        - Это невозможно, княже, - с улыбкой ответил Будый, - ты ещё слишком молод, чтобы тратить на это время. Вот состаришься, тогда и призовёшь к себе всяких старцев, чтобы узнать у них, какие где обычаи, но только дело это бесполезное. Вот, например, есть один обычай: в случае, если человек лишил жизни другого человека, то весь род должен мстить за него. Но есть и другой, новый, христианский - прощать. Как тут быть? Каждый сам решать должен. Да и с воровством то же самое. Можно выпороть, а можно и убить. Где как. У каждого рода и у каждого селения свои законы, от предков идущие.
        - Послушай, я тебе хочу показать то, что я сочинил, когда мы в Ракоме находились. Посмотри и скажи, что ты думаешь.
        Князь Ярослав достал несколько грамот, написанных на бересте, и стал читать. Будый посмотрел на него с почти нескрываемым презрением. В наше время таким только волхвы занимались, а потом священники, а не князья. Князьям о другом думать надобно.
        - Кто убьёт человека, тому родственники мстят за смерть смертью, а когда нет мстителей, то убийца платит в казну: за голову боярина или тиуна - восемьдесят гривен, а за купца или мечника - сорок, а за убиение жены их половину, так как она служить князю и городу не может, за тиуна сельского или человека, ремеслом владеющего, двенадцать гривен. А за холопа пять гривен.
        Выслушав князя, Будый расхохотался.
        - Ну ты и написал! Ты уж прости меня, может, я старый и уже ничего не понимаю. Ну и как ты хочешь, чтобы во всех твоих землях этот закон был, когда у каждого свой? Ну а если мстить некому, то кому тогда нужен этот человек? Никудышный он, раз нет у него ни роду, ни племени!
        - Мне нужен!
        - Значит, ты мстить будешь? Глупость какая-то. Всем не отомстишь.
        - За варягов отомстил! А впредь, чтобы не лишать жизни людей, буду брать с них плату.
        Будый перестал смеяться и с жалостью посмотрел на Ярослава, который облокотился о перила, так как не мог долго стоять. А ведь может и впрямь его калеченый воспитанник найти себе дело не может, вот и стал грамоту учить, а теперь хочет, словно старец, законы писать, как людям жить. Ему бы в битвах сейчас рубиться, а он глупости выдумывает.
        - Пойми, Ярослав, - убедительным голосом сказал Будый, - люди, они ведь такие - им законы предков дороже новых. Оставь ты этот свой замысел. Не нужны на Руси никакие законы. У каждого своя правда. Вот ты мне сказал свою правду о том, что намерен виру за убитых сам собирать, и мне смешно стало. Скажешь кому-нибудь ещё, тебя все на смех поднимут. Князь Олег написал в своё время некоторые законы, но то совсем иное. Он ведь был князем-волхвом и узнал их от мудрейших мужей того времени. Он понимал, что законы могут быть у каждого свои. А ты хочешь сделать закон, который сам измыслил, а ведь тебе ещё и сорока годов нет. Думал бы лучше, как с отцом воевать. А коли не хочешь биться, то склони голову!
        - Ну уж нет! Лучше умереть, чем признать Бориса и Глеба старшими. Сыновья Рогнеды вперёд сыновей болгарыни идут!
        Звон колокола стих. Видимо, людей собралось достаточно. Сейчас, наверное, новгородцы думают, как изгнать его, и уже достают свои топоры. Да, видно, прав Будый - не писать мне своей Правды, подумал Ярослав. Буйные новгородцы перебьют сейчас мою дружину, а после придёт отец и вовсе меня бросит в подземелье к Святополку, а затем отдаст Новгород своему любимцу Борису, а его единоутробного братца Глеба посадит в Ростове.

* * *
        Зозуля въехал в Новгород под звон колокола. Прислужник княжны Предславы сразу смекнул, что в городе творится что-то неладное. Проезжая на своём коне, который изрядно измотался за неблизкий путь, он разглядывал город Рюрика.
        Богато живут, отметил про себя Зозуля. Терема резные. Обратил внимание путник и на тринадцатиглавый деревянный храм. Красивый, подумал Зозуля и, сняв шапку, перекрестился.
        Киевлянин, подъехав к палатам Ярослава, увидел, что там стоят воины с обнажёнными мечами и как-то недобро на него смотрят. Зозуля спрыгнул с коня и подошёл к одному из них.
        - Добрый человек, а скажи мне, могу ли я видеть князя Ярослава? Я приехал из самого Киева.
        Воин посмотрел на Зозулю и на его коня, явно прикидывая, не врёт ли этот человек.
        - Князь велел никого к нему в палаты не пускать, так что жди следующего дня. Быть может, туча мимо пройдёт.
        Зозуля быстро смекнул, что под словом туча новгородский воин имел в виду вовсе не затянувшие всё небо облака, сквозь которые лишь изредка пробивалось солнышко, а народ, который с криками приближался ко двору князя. Зозуля увидел, что у многих в руках факелы и топоры.
        - Убийца! Душегуб! Лучших людей свёл в могилу! Отомстим за братьев! - услышал Зозуля крики людей. Они приближались.
        - Послушай, воин, у меня и впрямь очень важные новости, которые много что могут изменить. Позволь мне предстать перед князем!
        Воин вместо ответа направил клинок на Зозулю. Тут же возле него появилось ещё несколько воинов.
        - Эй, братцы! - закричал кто-то из толпы. - Вы зачем оружие против нас обнажаете? Мы ведь не супротив вас идём, а против князя, который и человеком-то именуется в память о родителе его и деде!
        - Пошли прочь! - раздался громкий голос. - Воины, стена щитов!
        Дружинники сомкнули щиты и сделали несколько шагов навстречу толпе. За первым рядом дружинников тут же появились второй и третий, а из близлежащей улицы стали выезжать конники.
        - Да что же вы, за душегуба стоять, что ли, будете? Братцы, уж не на нас ли вы оружие своё подымете? Братцы!
        Некоторые из дружинников заколебались, так как были родом из Новгорода, но большинство воинов были здесь абсолютно чужими и служили за золото. Многие вообще были по крови варягами, нашедшими себе место возле князя Ярослава, которого именовали конунгом Ярсфельдом.
        - Шаг!
        Дружинники, ударив мечами о щиты, сделали шаг на толпу.
        - Братцы! Айда напролом! Убьём мерзкого душегуба! Он нам не князь, а ворог, раз супротив нас оружие поднял и видных мужей наших поколол, словно баранов. Пусть нами князь Владимир правит, а не отродье его хромое!
        Однако кроме слов новгородцы ничего дурного не делали, понимая, что вступить в бой с дружиной подобно смерти. Дружинники быстро почувствовали эту неуверенность и стали наступать, заставляя толпу пятиться. Зозуля пятился вместе со всеми, держа на поводу своего коня, который послушно отходил со своим хозяином. Конь почти не реагировал на шум, грохот и крики, так как был приучен к этому. Благородное животное учили не бояться в битвах.
        Зозуля, понимая, что дело вот-вот станет кровавым, что было сил закричал:
        - Умер князь Владимир! Князь Владимир умер! Я из Киева! Князь умер.
        Его крик тут же подхватил народ и стал повторять. Эта новость так сильно потрясла новгородцев, что все остановились.
        - Горе! Горе! Закатилось солнце!
        - Умер князь! Умер князь Красное Солнышко!
        Зозуля не ожидал такого результата. Люди опускали оружие, а дружинники, разомкнув стену щитов, убирали оружие в ножны. Да как это получается, недоумевал киевлянин, они ведь ещё секунду назад готовились перебить друг друга да и с покойным князем Владимиром воевать хотели, а теперь плачут о нём? Странные эти новгородцы, не такие, как мы, киевляне. Мы так не плакали о князе Владимире, а они плачут!
        Впрочем, предаваться размышлениям Зозуле было некогда, и он, вскарабкавшись на коня, направился прямо к дружинникам.
        - Я из Киева! Я из Киева!
        - Спрыгивай с коня и отдавай оружие, - проговорил один из дружинников.
        Зозуля снял пояс, на котором висел меч, и с лёгким поклоном передал его дружиннику.
        - Береги его. Меня им сам князь Владимир опоясал.
        Это было истиной правдой, так как и впрямь много лет назад князь Владимир опоясал этим мечом отрока Зозулю. Правда, потом он прогнал его из своей дружины, когда узнал, что пылкий юноша положил глаз на его дочь Предславу.

* * *
        Князь Ярослав одевал кольчугу. Конечно, как воин он немногого стоил, но броня могла сохранить ему жизнь. Ярослав понимал, что если новгородцы всё же решатся пойти на штурм его двора, то крови прольётся множество.
        - Будый, - обратился князь к своему воеводе, - думаешь, новгородцы дерзнут? Ты же говорил, что нет.
        - А даже если и дерзнут! Я, князь, их своими руками рубить буду! Вольность их надо отучать! Отучать!
        - Зря мы это свершили в Ракоме, ох зря, Будый! Нет нам ни прощения, ни оправдания!
        - Да не о том ты говоришь, княже. Правильно мы всё сделали. Давно пора было прекращать их вольности. Всё, эти времена ушли. Теперь князья уже не служить городам будут, как твой предок Рюрик, а повелевать ими. Просто они и нормальных князей-то не зрели. Владимир, отец твой, в Киеве княжил, Святослав тоже, да и Игорь с Олегом. Бывало, на некоторое время останавливались здесь по юности - вот новгородцы и не почуяли, что время сменилось. Отныне князь - повелитель!
        Ярослав смотрел на Будого, и уверенность этого хвастливого человека постепенно передавалась ему.
        - Ну, дай Господь, чтобы ты прав был. Дай Господь!
        - В Ростове к князю как относятся? Не как в Новгороде.
        - Это точно, - подтвердил Ярослав, - в Новгороде я первый князь, что живу в самом городе. Все остальные жили рядом с городом, в Городище. Даже Вышеслав. А после меня Новгород станет как Киев. Вот встречусь с отцом и скажу ему, пусть, мол, он правит в Киеве и отдаёт его, кому желает, а я заберу себе Новгород и сделаю его истинной столицей Руси. Только вот как усидеть тут?
        В это время крики усилились. Ярослав, опоясавшись мечом, вышел на крыльцо. Дружинники, теснившие толпу, замерли и, сломав строй, опустили оружие.
        Измена, мелькнуло в голове у князя, и он схватился за перила. Измена. Дружина, видно, на сторону народа переходит. Прав был Будый, когда не хотел новгородцев набирать к себе. Прав. Теперь вот не на кого и опереться.
        - Владимир умер! Князь мёртв! Закатилось Красное Солнышко!
        Князь Ярослав не сразу понял, что значат эти слова. Вернее, он понимал их смысл, но не знал, плакать ему или радоваться. Умер человек, который был его отцом. Умер тот, против кого он хотел стойко защищать свой удел, и тот, кто предпочёл ему другого своего сына.
        К князю подвели человека, который, судя по всему, был киевлянином. В Новгороде так не одевались, да и вели себя несколько иначе. Киевлянин поклонился князю и сказал:
        - Княже, могу я с тобой с глазу на глаз переговорить? Меня прислала к тебе твоя сестра Предслава.
        Ярослав, посмотрев по сторонам, медленно зашёл внутрь. Князь специально старался ходить всегда очень медленно, пытаясь скрыть свою хромоту. А ещё потому, что каждый шаг отдавался болью.
        Уйдя с глаз народа и дружины, князь тут же повалился на скамью.
        - Говори.
        - Княже, прислала меня княгиня Предслава, чтобы предупредить тебя. Брат твой, мерзкий Святополк, похитил власть в Киеве после смерти отца твоего, выйдя из темницы, куда его бросил Владимир Красное Солнышко.
        Ярослав невольно дотронулся рукой до больной ноги и стал её массировать. В том, что Святополка освободили из темницы сразу после смерти отца, ничего особенного не было. Не было странным и то, что он сел княжить в столице, так как по праву она была его. Ярослава куда больше интересовал вопрос, как к этому отнёсся князь Борис Ростовский. Имея у себя под рукой дружину отца, он запросто мог бы выкинуть братика из Киева.
        - Кто освободил князя Святополка? - после некоторого молчания спросил Ярослав.
        - Князь Позвизд.
        Князь Позвизд, подумал Ярослав, отчаянный воин и предан Святополку. Хотя, вернее будет сказать, что Святополк - это единственный его шанс занять своё место среди прочих князей. Пусть и удатый, сын наложницы должен сильно постараться, чтобы добиться своего.
        - Чего ещё велела передать сестра? - спросил князь Ярослав, пытаясь понять, в чём же интерес Предславы.
        Ярослав и Предслава выросли вместе и были почти ровесниками. Он, как никто другой, знал, что главной мечтой Предславы было стать второй Ольгой. Ради этого она была готова на многое. Он не осуждал её, но знал, что его любимая сестрица спит и видит себя княгиней Руси или хотя бы Киева.
        - Она хочет, чтобы ты знал, что Святополк умертвил вашего брата Бориса и помышляет умертвить Глеба и всех остальных. Она говорит, что он ни перед чем не остановится в своём властолюбии. Позвизд тоже погиб, и сдаётся мне, что и его прикончил окаянный твой брат Святополк.
        Последнее киевлянин проговорил просто так, чтобы послание звучало более внушительно.
        Ярослав обеими руками схватился за голову. Что же делать? Коли и вправду Святополк решил стать единовластным правителем Руси, то и ему не будет места.
        Надо срочно послать посланников к Глебу Муромскому и предупредить об опасности. Если собрать силы всех князей и выступить против Святополка, то, быть может, удастся его одолеть или хотя бы заключить с ним союз. Если позвать Святослава Древлянского, Станислава Смоленского, Мстислава Тмутараканьского, Глеба Муромского и Судислава Псковского, то перевес будет на моей стороне, подумал Ярослав. Только вот как мне собрать войско, коли с новгородцами я в такой ссоре? Одной дружины недостаточно.
        - Как твоё имя, воин? - спросил Ярослав.
        - Зозуля.
        - Послушай, Зозуля, мне нужна твоя помощь. Послужив мне, ты сослужишь службу и моей сестре.
        - Я рад служить тебе, князь. Но я ещё не все тебе передал, что наказала мне твоя сестра. Она передаёт тебе, что мерзкая жена Святополка, окаянного убийцы братьев, полька и дочь князя Болеслава удумала веру родителя твоего Владимира на латинскую веру сменить или, по крайней мере, дать ей разъесть умы христиан!
        Ярослав стиснул зубы. Он был истинно верующим человеком и, несмотря на боль в ноге, честно отстаивал всё богослужение и даже слышать не хотел о том, что можно сменить веру на латинскую. В этом он превзошёл даже своего родителя, так как считал латинян хуже язычников, именуя их предателями Христовыми.
        - Не бывать этому. Не будет папа властвовать надо мной или славянами. Не бывать этому, - твёрдо проговорил Ярослав.

* * *
        Новгородцы, поначалу опешившие, вновь начали выкрикивать различные оскорбления.
        - Ярослав, хромой пёс, не достойный памяти своего отца, пусть идёт прочь! Ради его отца терпели, а теперь пусть уходит! Найдём себе князя!
        - Братцы! Да чего же вы стоите, пойдём выгоним Ярослава из его норы! Коли сам не уйдёт, так давайте огоньком его побалуем!
        Несколько факелов полетели в сторону дружинников и в сторону Ярославова двора, но, к счастью, от них пожар начаться не мог. Воины тут же сомкнули свои ряды, но услышали властный окрик.
        - Опустите щиты! Разойдись!
        Воины опустили щиты и расступились, давая пройти князю Ярославу, который очень медленно вышел к народу.
        Князь закрыл глаза и, раскинув руки, поднял голову к небу. Он простоял так несколько секунд. В этот момент любой из новгородцев мог убить его, но никто не дерзнул. То ли люди боялись расправы, то ли никто не посмел поднять руку на сына Владимира Красное Солнышко.
        - Новгородцы, - произнёс князь Ярослав, - друзья! Мой отец скончался, и теперь князь Святополк, овладев Киевом, хочет убить моих братьев. Вчера, безрассудный, я умертвил слуг своих, теперь хотел бы купить их всем золотом мира!
        Новгородцы молча слушали Ярослава. Воцарилась такая тишина, что речь князя могли слышать даже те, кто не видел его.
        Когда Ярослав говорил о том, что купил бы жизни погибших новгородцев всем золотом мира, то его голос надтреснул и князь смахнул слёзы.
        - Новгородцы! Братья! Коли вы хотите, чтобы я ушёл, то, боясь навредить вам, я с дружиной удалюсь. Вы сами выберете того, кому будете служить. Хватит крови! Хватит. Вижу я, как братья мои убиты Святополком. Киевлянин сказал мне, что Святополк, став зверем лютым, убил и наследника отца моего Бориса, князя Ростовского, и теперь, упиваясь и купаясь в крови, жаждет лить новую. Не хочу я видеть, как город предков моих, город, который построил князь Рюрик, будет склонён и будет платить дань в Киев. Ведаете - я, когда супротив отца выступил, то лишь о благе Новгорода думал! О его величии. Но теперь вы вправе выбрать свой путь.
        - Государь! Ты убил наших собственных братьев, но мы готовы с тобой идти на твоих врагов! - раздался голос из толпы.
        - Князь, веди нас на Святополка! Ты князь и сын Владимира, а он братоубийца! Ты станешь новым государем Руси. Куда ты пойдёшь, туда и мы, а за убиенных с тебя Господь спросит.
        Ярослав сжал зубы, чтобы не закричать от боли, так как долго стоять неподвижно он не мог. Надо было на что-нибудь опереться, но разве мог он, князь, который должен вести своих людей на битву, опираться на палку, словно огнищанин, словно именитый гражданин? Нет. В храме Ярослав стоял, опираясь на посох, но здесь, опоясанный мечом, он страшился того, что люди увидят в нем калеку.
        - Новгородцы, отныне я служу вам, а вы мне, и не будет между нами споров. Чтобы не было смуты, я решил даровать посаднику половину своей власти. Посадником я назначу одного из вас. Будет отныне он решать все дела хозяйственные, а я возьму на себя дела ратные. А судить мы с ним будем вместе. Поскольку каждый из вас потомок Гостомысла, каждый из вас род свой от него ведёт, то отныне каждый из вас, став боярином, сможет быть поставлен посадником.
        Толпа радостно закричала. Среди народа почти не было никого из именитых семей, так как большинство бояр пали в Ракоме, и когда Ярослав назвал их всех потомками Гостомысла, то он как бы сравнял их с теми, кто называл себя истинными новгородцами.
        - Любо! - слышалось со всех сторон.
        Воевода Будый стоял чуть в стороне и смотрел на Ярослава. Люди и дружинники не знали, никто не знал, что князь вот-вот упадёт. Будый знал, что Ярослав изо всех сил сдерживает себя, чтобы не закричать.
        - Коли всё обговорили, новгородцы, то тогда расходитесь по домам и точите топоры и мечи. Разбивайтесь по сотням и по улицам. Старосты, пошлите гонцов в пригороды, чтобы и там люди ополчались. Вся земля Новгородская пойдёт на Киев, чтобы низвергнуть лиходея окаянного. Едва мы соберём все силы, так единым воинством пойдём на юг и докажем свою свободу и свою славу.
        Ярослав повернулся и медленно направился за спины дружинников, которые, убрав мечи в ножны, пошли вслед за князем.
        Едва Ярослав зашёл в палаты, как тут же повалился на землю и закричал от боли. Сросшаяся неправильно нога причиняла такие страдания, что иногда хотелось отдать Богу душу. Ярослав знал, что теперь она будет болеть несколько дней. Сильно болеть. Князю казалось, что место, где нога была сломана, расходится, и она сейчас опять сломается.
        К князю тут же подбежал Будый и помог ему сесть на скамью.
        - Терпи, Ярослав, терпи. Ты ведь и впрямь богатырь. Не каждому такую боль суждено переносить и даже лицом не дрогнуть. Терпи.
        Ярослав сжал зубы. Конечно же, князь мог выпить отвар, который снял бы боль, но он знал, что это обманчивое блаженство. После этого отвара мысли притупляются и нет ни малейшего желания ничем заниматься. Князь пил его в зрелом возрасте всего дважды и оба раза, когда ломал свою больную ногу. Первый раз после того, как его конь встал на дыбы и он с ним не совладал, а второй раз, когда пытался научиться хоть как-то владеть оружием. Ярослав тогда упал, и его больная нога вновь была сломана.
        Один волхв по имени Загреба советовал ему отрезать ногу, говоря, что иногда так бывает, что коли приносить жертвы Перуну, то нога может вырасти заново. На это уходит лет по двенадцать. Нога растёт потихоньку. Волхв клялся, что отрезал одному воину руку и через двенадцать лет у того выросла новая, правда, чуть более худая, чем была прежде. Он был очень убедителен, и Ярослав чуть было ему не поверил. Загреба приводил в пример зубы и говорил, что боги так сделали человека, чтобы у него было всё запасное, кроме головы.
        Будый, узнав, что волхв уже собрался отрезать изувеченную HOiy Ярослава, отговорил своего воспитанника, предложив сделать это через год.
        - Давай отрежем Загребе кисть. Коли за год она у него отрастёт, то тогда и пусть режет ногу, - проговорил Будый, внимательно вглядываясь в побледневшего волхва.
        Проверить, врал ли Загреба, оказалось невозможным, так как тот испустил дух через две недели от того, что его рука загноилась.
        Глава 12
        Коснятин Добрынич подскакал ко двору Ярослава и спрыгнул с коня. Сын прославленного богатыря и родич князя не был сильно удивлён, когда князь Ярослав прислал к нему своего человека, чтобы позвать его к себе пображничать.
        Коснятин в дела новгородские не лез и жил своим умом. После того как князь Ярослав ухал в Ракому, бояре Новгорода первым делом пришли к нему и хотели наречь его князем Новгородским, но Коснятин Добрынич отказал им.
        - Я не князь и рода я не княжеского. Отец мой богатырь, а тётка, мать князя Владимира, простой ключницей была. Не течёт во мне кровь князей.
        На самом деле Коснятин долго обдумывал и знал, что новгородцы придут к нему звать на княжение. Не лежала у Коснятина душа к правлению. Он не хотел потратить жизнь на государственные дела, предпочитая более мирские радости, да и было понятно, что не усидеть ему в Новгороде. Новгородцы люди непростые - сегодня князем нарекут, а завтра в угоду Ярославу обезглавят.
        Коснятин увидел стоящего на крыльце князя Ярослава, который держался за перила, стараясь не опираться на больную ногу.
        Коснятин снял шапку и поклонился князю.
        - Дядя, ты ведь по крови мне дядя, - сказал князь Ярослав, - иди, я обниму тебя.
        Коснятин был немногим старше Ярослава. От отца он получил помимо богатства ещё и поистине богатырское тело, но, в отличие от своего родителя, Коснятин не горел желанием участвовать в государевых или ратных делах.
        Князь Ярослав и Коснятин заключили друг друга в объятия. Ярослав почувствовал, как хрустнули его кости в медвежьих руках новгородца.
        Родичи зашли внутрь, где уже был накрыт большой стол. За ним никого не было. Коснятин беспокойно стал водить головой в разные стороны. Никак, Ярослав и меня сгубить решил. Вдруг он не ведает, что я отказался быть князем, хоть и просили?
        - Княже, - сказал Коснятин, - не губи меня. Я не хотел доли твоей, и когда пришли ко мне бояре звать на княжение, то я лишь ворота перед ними закрыл.
        - Садись, дядя, вон мёд хмельной пей, вон мясо ешь. Можешь рыбу.
        Коснятин быстро сел на скамью и, взяв со стола ломоть хлеба, преломил его, обмакнул в соль и стал жевать. Конечно, старые обычаи, ещё языческие, для христиан мало что значат, но всё же кто дерзнёт убить в своём доме человека, хлеб преломившего? Ярослав, увидев такую поспешность, улыбнулся. Видимо, родич и впрямь боится его. Ну что ж, быть может, так оно и лучше.
        Ярослав отрезал себе ножом кусок мяса и стал есть.
        - Ну чего, Коснятин, как ты живёшь? Как дети? У сестры был?
        Коснятин ещё раз осмотрелся и постарался успокоиться. Не по себе как-то, подумал он. Вот так вот с князем вдвоём трапезничать. Нет никого. Что бы это значить могло? Верно, решил всё же сгубить меня. Сейчас вот поговорит, накормит, а после заколоть прикажет.
        - Растут, княже. Сестра на сносях.
        - А помнишь, как я с тобой рыбу ловил? Не здесь, а ещё в Киеве? Помнишь.
        - Помню, князь. Тогда мы совсем детьми были.
        Ярослав рассмеялся и посмотрел на Коснятина, который кроме хлеба ничего себе не положил.
        - Кушанья невкусно приготовили? Чего не ешь-то?
        Коснятин послушно отрезал себе кусок мяса и принялся его жевать.
        - Ммм, - пытаясь изобразить восхищение, промычал Коснятин, - вкусно!
        - По мне, жестковато, - сказал князь Ярослав, - зато с кровью.
        - Да- да, приготовлено вкусно, но жестковато, - поддакнул Коснятин, - а, княже, могу я узнать, отчего мы трапезничаем в одиночестве?
        - Так я же всех бунтарей поколоть в Ракоме велел. Вот только ты да Будый и остались. Пригласить некого.
        Коснятин чуть не поперхнулся, услышав такие слова. А ведь и впрямь, подумал он, Ярослав всех бояр поколол и побил. Некого позвать. Может, какие худородные и остались, а именитые все погибли.
        - Медку испей, Коснятин, - сказал князь Ярослав, делая глоток из своего кубка.
        Коснятин послушно налил себе кубок мёду и тут же осушил его.
        Ярослав рассмеялся и, сделав ещё глоток, хлопнул в ладоши. Коснятин вздрогнул. Всё, пришёл мой смертный час. Ну, хоть жизнь свою отдам в бою, подумал сын богатыря Добрыни и, резко вскочив, положил руку на меч.
        Ярослав, не двинувшись с места, неспешно потягивал медок. В трапезную вошёл челядин и, поклонившись князю Ярославу, поставил на стол кувшин.
        - Коснятин, тебя что, пчела ужалила? - спросил князь Ярослав с улыбкой.
        Коснятин возблагодарил Господа, что не обнажил меч, и сел на место.
        - Да это, княже, что-то почудилось мне, что… - Коснятин не знал, что соврать, и посему замялся.
        - Ну, раз почудилось, ты перекрестись. Морок спадёт. Вот что, Коснятин Добрынин, роду ты достойного и нужен мне. Будешь моим посадником в Новгороде, как твой отец Добрыня был посадником при моём отце.
        - А ты, князь, где будешь княжить? - подозрительно спросил Коснятин. - В Киеве?
        - Нет, Коснятин. Я буду княжить, а ты будешь посадником сидеть. Мне дела ратные, а тебе дела торговые и мирские.
        Коснятин недоумённо почесал затылок и вопросительно посмотрел на князя.
        - Как это? И князь, и посадник?
        - Я от рода Рюрика, а ты от народа новгородского. Будем вместе править, чтобы отныне не было беззакония. Ты будешь сдерживать простой люд, именитых людей и бояр, а я дружину и ратников, чтобы не допустить беззакония и кровопролития. Ты будешь служить городу, а я буду служить Отечеству.
        Коснятин задрожал. Всё понятно. Испытывает меня князь. Проверяет на властолюбие. Сейчас соглашусь, он усмехнётся и скажет - убейте Иуду Искариотского, так христиане зовут предателей, подумал Коснятин.
        - Благодарствую, княже, но не нужна мне и толика власти. Я хочу всей жизнью своей тебе служить. Мне делить с тобой власть не по чину. Я человек роду мелкого.
        - То есть моя бабка, княгиня Малуша, мелкого рода? - спросил князь Ярослав, наливая себе в кубок вина. - Вино будешь, родич?
        Так не была никогда Малуша княгиней, тётка всю жизнь у княгини Ольги на побегушках была, подумал Коснятин, а после её князь Святослав взял да полюбил. Та от любви этой и родила Владимира, но княгиней никогда не была. Умерла раньше.
        - Так, это… Я же не от Малуши - я от Добрыни, её брата, - промямлил Коснятин, - Малуша княгиня.
        - А Добрыня Никитич не брат ей разве?
        - Брат, - подтвердил Коснятин.
        - Ну так что, боярин, будешь посадником и будешь делить со мной бремя власти?
        Точно по-любому извести хочет, чудовище, подумал Коснятин. Откажу - казнит. Соглашусь - казнит. Точно в нём кровь злодея.
        - Ты князь, ты и решай, - сказал Коснятин.
        - Вино попробуй, родич, из земель франков. Попробуй.
        Коснятин налил себе кубок и тут же осушил.
        - Его пьют не так, - усмехнулся князь Ярослав, - а небольшими глотками, пытаясь вкус почувствовать. Я с рыбкой страх как люблю, но сказано - не упийся вином, ибо в нём блуд.
        Коснятин поставил кубок и подумал: будто я сам не знаю, как пьют вино. Только вот когда ты в берлоге медведя, так как-то нет никакого желания пить его маленькими глотками.
        - Будешь, Коснятин, посадником, и будешь отныне на вече к народу ходить и слушать их волю. Будешь налог собирать и дела городские вести. Поделишь город на сотни, чтобы в случае чего собрать рать. Отныне тебе почёт будет от всех и, главное, в твоих руках будет казна города.
        Коснятин прям осел на своей скамье. Всё. Жизнь закончилась. Поиграла кошка с мышкой - теперь голову с плеч снесёт. Говорила мне супруга моя - беги, Коснятин, беги! Быть может, придёт Святополк-освободитель, тогда воротишься. Не послушал. Поленился. Думал, отсижусь. Не отсиделся.
        - Не казни меня, княже. Хочешь, я с Руси уеду и никогда ты меня не увидишь? Пощади меня и деток моих!
        Ярослав встал и подошёл к сыну Добрыни Никитича. Боль в ноге заставила князя скривиться.
        - Коснятин, ты единственный из новгородцев верен мне. Коли и ты уйдёшь с Руси, то и мне, стало быть, надо уходить. Дай я обниму тебя! Только не сломай мне хребет, родич.
        Ярослав обнял Коснятина, а после сел с ним рядом. Хорошо я с Будым придумал, потрапезничать с тобой в одиночестве. Не думал, что такие вот, как ты, богатыри передо мной трепетать будут. Теперь, в случае чего, будет мне кого перед народом покарать.
        - Пойдём к епископу Иоакиму Корсунянину и там в храме Божьем ты поклянёшься служить городу Рюрика, Коснятин.
        Коснятин всё никак не мог поверить, что Ярослав говорит с ним всерьёз. Ну не может этот человек, который приказал умертвить все боярские роды, просто так взять и отдать часть своей власти. Не может!

* * *
        Новгородцы собирались в сотни, а из пригородов приходили всё новые и новые отряды воинов, которые размещались рядом с городом. Многотысячное воинство было весьма накладно содержать, но закрома Новгорода были полны и поэтому пока недостатка в пище не было.
        Князь Ярослав вместе с посадником Коснятином и воеводой Будым ехал на своей смирной кобылке мимо пришедших к нему людей.
        - Да, князь, - проговорил Будый, - с такими молодцами мы много навоюем. Эй, добрый молодец, подойди-ка сюда и покажи мне своё оружие!
        Одетый в шкуры парень, сидящий у костра, поднялся со своего места и быстро подошёл к Будому. Воевода спрыгнул с коня.
        - Вот, - сказал парень, протягивая Будому свой топор.
        Будый с усмешкой взял его в руки и поиграл им.
        - Таким топором лес валить неплохо, - сказал воевода.
        - Не-а, - ответил парень обиженно, - кто же таким топором лес валить станет? Этим топориком надо уже готовые бревна подлаживать!
        - Сам ты кто? - спросил воевода.
        - Плотник.
        - Иди, плотник, и поищи себе топор потяжелее. Мы там не бревна ладить идём, а киевлян рубить.
        Будый влез на коня и, дождавшись, когда парень вернётся к костру, обратился к Ярославу:
        - Княже, вот такие у нас ратники - кто плотник, кто лесоруб. Есть ещё охотники. Воинов нет. Без варягов всю нашу рать киевляне сметут, глазом моргнуть не успеешь. С такими вот ребятками пойти бы да город срубить, а не на войну.
        - Это все кто есть, - сказал князь Ярослав, - умелые да доблестные к нам не пойдут. Если что, числом возьмём. Уже сейчас собралось почти двадцать тысяч, а что будет, когда с дальних концов подойдут отряды?
        Будый неуверенно покосился на один из костров, мимо которых они проезжали. Там сидели несколько человек и пели старую песню. Теперь такие песни редко можно было услышать. Пелось в ней о богах, ныне считаемых деревяшками.
        - Варягов надо звать! Без них от нашей рати толку нет.
        - Княже, - робко заговорил посадник Коснятин, - а что, если не ты позовёшь варягов, а я? Я ведь посадник Новгорода. Мог бы я позвать варягов?
        - А что, князь, пусть пошлёт к ним гонцов. Может, и отзовутся. А в случае чего с него и спросим, и пусть платит им за службу из казны города.
        - Так пуста казна, - сказал посадник Коснятин.
        - А ты как хотел, - ухмыльнулся Будый, - было бы в ней чего, разве тебе бы её отдали? Думаешь, мы с князем умом не наделены, не знаем, куда серебро деть? Поэтому это уж твоя забота, как её наполнить.
        - Кормить-то как это воинство? Коли к весне не воротимся с победой или поражением, то оно настоящим бичом для округи станет, - сказал князь Ярослав.
        - Вот поэтому надо их поскорей с земель новгородских уводить. Под Киевом встанем и будем кормиться за счёт местных землепашцев.
        Ярослав, осмотрев ещё раз войско, отрицательно покачал головой.
        - Такую рать землепашцы не прокормят. Люди от голода начнут в зверей превращаться и из повиновения выйдут, особенно если узнают, что мы с дружиной нужды не испытываем.
        - Тогда пусть помрут в бою с пользой, - отрезал Будый, - как говорится, кто же их считает, этих зверей. Новгородцев, тех, что в самом городе живут, среди них едва ли пятая часть, а остальных и вовсе жалеть нечего.
        - Нам Киев занять нужно, а после уж пусть по домам расходятся. Ладно, воевода, поехали трапезничать. Коснятин, ты это - посмотри, чтобы воины еду получили и чтобы ночевали у костров. И ещё смотри, чтобы они тут на дрова всё не пожгли.

* * *
        Прошла неделя. В окрестностях Новгорода собрались сорок тысяч воинов, которые жаждали идти в поход с князем Ярославом. Многие из них понятия не имели, ради чего им предстоит лить кровь, но жажда разграбить Киев добавляла удали этим людям. Ярослав с грустью понимал, что эти одетые в шкуры жители лесов не смогут противостоять могучей киевской рати. В городе не хватило даже щитов на всех, что уж говорить об остальном. Вооружённые лишь удалью новгородцы были только числом велики, а серьёзной угрозы Киеву представлять не могли.
        Одно радовало князя Ярослава. Сын Добрыни Никитича смог договориться с варягами, и тысяча воинов во главе конунгом Эймундом Рингссоном приплыла в Новгород. Впрочем, Ярослав понимал, что Коснятин крыльями не обладал, и, скорее, заслуга посадника была в том, что он смог договориться с конунгом Эймундом, приплывшим на Русь, чтобы отомстить и, скорее всего, занять Новгород.
        Ярослав решил не пускать варягов в город и поэтому сам отправился на встречу с варяжским конунгом, а не стал приглашать его к себе. Подъехав к лагерю, в котором расположились варяги, князь Ярослав и его ближники остановились и стали ждать, когда доблестный варяжский конунг сам выйдет к ним.
        Конунг Эймунд Рингссон вышел навстречу князю вместе с несколькими своими ближниками.
        - Приветствую тебя, конунг Ярсфельд, - проговорил варяг, - я пришёл служить не тебе.
        - Верно. Ты, варяг, пришёл мстить, - влез Будый, - но увидев, что все мы ополчились, не дерзнул. Ну да ладно. Мы зла не помним.
        - Я заключил договор с Новгородом и с его посадником, - сказал конунг, - не думал, что в Новгороде есть князь.
        - Эймунд, верно ли я слышал от торговцев, что твой побратим, конунг Олаф, сел править в Норвегии? - спросил князь Ярослав. - И верно ли, что он уже прогнал твоего отца и твоего старшего брата Хрёрика, лишив его возможности видеть? Тогда понятно, почему ты не хочешь вернуться в Норвегию. Оставайся на Руси и служи Новгороду, которым правлю я. Тебе не удастся стать здесь правителем.
        - А кто будет платить мне и моим людям? Я приплыл сюда не ради того, чтобы лить попусту кровь, а ради того, чтобы озолотить себя и своих людей.
        - Киев - город богатый, Эймунд.
        Варяг понимал, что вернуться на родину он едва ли сможет, а захватить Новгород, как он хотел вначале, ему просто не удастся. Новгородское воинство слишком велико. Впрочем, повести своих людей вместе с Ярославом в Киев он считал не таким уж глупым поступком. Киев богат, и ежели удастся предать его огню, то добычи хватит на всех. Правда, не нравился ему этот конунг Ярсфельд, так как прошлых своих союзников, тоже варягов, прибывших к нему на службу, он позволил перебить. Но то была история очень тёмная, и он ещё не знал, как к ней относиться. Мстить не получится, так, быть может, возрадоваться?
        - Я пойду с тобой, конунг Ярсфельд, и буду лить кровь за золото.
        Ярослав повернул коня и поехал обратно в город. Без варягов пешая рать будет нести огромные потери. Воины они отменные, но полагаться на них нельзя. От Ярослава не утаилось, что конунг Эймунд с презрением смотрел на него и что тот знает о хромоте князя.
        Могучий воин не может уважать того, кого, по его мнению, Господь наказал, но он заблуждается. Господь дал мне свой путь, и я им пройду.
        - Будый, - спросил князь Ярослав у своего ближника, - думаешь, мы сможем управлять варягами?
        - Пока нас в сорок раз больше, они будут служить нам, как псы, княже, но коли удача в битве отвернётся, могут и б спину ударить. Надо чтобы они были впереди, а наши люди сзади.
        - Так варяги тоже не глупые - будут против. Скажут, что надо, как и положено, бросать жребий.
        - А что тут думать, - вмешался посадник Коснятин, который пока не совсем понимал, для чего он нужен, и сыпал советами направо и налево, - пусть уйдут, а мы их корабли на дно пустим, коли биться не захотят. Это город их нанял и тебе передал, княже.
        - А у тебя голова работает, Коснятин.
        Глава 13
        Торчин занимался готовкой пищи для князя Муромского Глеба. Приготовление еды было призванием Торчина. Он любил это занятие. Кушанья, которые он готовил, все нахваливали. Но Торчин не хотел посвятить всю жизнь исключительно готовке пищи, хотя ему и было это в радость.
        В свои двадцать два года Торчин больше всего мечтал о славе воина. Но о том, чтобы его взяли в дружину, он и помыслить не мог. Он не был свободным. К великому для Торчина несчастью, он родился в бедной семье. В один из голодных годов его родители продали его. Нет, он по-прежнему каждый день видел и родителей, и братьев с сёстрами, но должен был работать на боярина, который дал за него родичам серебра.
        Бежали годы. Семья Торчина так и не выплатила за него деньги. Теперь он, будучи закупом, послушно гнул спину сначала на боярина, а после на князя Глеба, которому боярин его уступил как лучшего повара.
        Князь Глеб, его хозяин, сильно ценил Торчина как повара, и когда общался, никогда не говорил с ним как с закупом. Но лишённый права выбора Торчин сильно тяготился своим положением.
        В очередной раз готовя суп для князя, Торчин глядел на амулеты, которые висели у него на груди. В Муроме почти все были язычниками, а христиан было мало. Большинство из них прибыли в город вместе с князем.
        - Перун! Почему ты послал мне такую судьбу? Может, если я решусь на побег, то найду свою настоящую жизнь? Я стану отважным воителем и смогу найти своё место в Вирии!
        - Просишь деревяшку о том, чтобы она послала тебе новую жизнь и помогла с побегом? - неожиданно услышал Торчин.
        Он быстро повернулся и увидел перед собой одетого в чёрную одежду христианского волхва. Эти люди появились здесь вместе с князем и теперь ходят и убеждают простых людей отказаться от веры их отцов и поверить в Христа.
        - Не бойся, я не выдам твоих планов, юноша, - проговорил христианский волхв, садясь рядом с ним, - это неправильно, когда один человек владеет другим и заставляет его трудиться на себя. Все мы перед Богом братья и сёстры.
        Торчин взял деревянную ложку, зачерпнул суп и попробовал его.
        Наваристый, подумал парень. Такого тарелку съешь и насытишься. Но конечно, надо туда ещё трав подсыпать для аромата.
        - Волхв, князь Глеб владеет мной, так как родители мои, испытывая крайнюю нужду, отдали меня, обменяли на серебро, чтобы хоть как-то выжить. В далёкие времена, говорил мне раньше отец, ещё когда правили не князья, а вожди, всё было иначе. Люди гордились своей свободой, и лишь взяв человека в плен, делали рабом.
        Монах покивал головой, а после достал крест и показал его Торчину.
        - Знаешь, кто это?
        - Иисус Христос, - ответил Торчин, - князь иудеев, я слушал уже историю о том, что его казнили, а перед этим его друг продал его. Интересная история, но я многого не понимаю.
        - Это понятно, что не понимаешь, так как он в первую очередь был не князем иудеев, а сыном Бога!
        Торчин не хотел слушать этого занудного чернеца, который, видимо, сейчас начнёт ему рассказывать о том, что надо поверить по-новому. Всё это он уже слышал не раз.
        - Волхв, хочешь супец попробовать?
        - Нет, сынок, - отозвался монах, - мясо мне есть не полагается.
        Торчин покачал головой, смотря на волхва христиан, и неожиданно спросил:
        - А может один христианин владеть другим христианином?
        Монах задумался, а после ответил весьма туманно, так, чтобы смысл был несколько скрыт от Торчина.
        - Понимаешь, сын мой, все мы принадлежим только Господу нашему. Только он владеет нами. Жизнь мирская - лишь мгновение перед жизнью грядущей. Праведники получат всё, а грешники претерпят мучения.
        Торчин хорошо запомнил слова монаха, но истолковал их не совсем верно. Суп был готов. После того как Торчин добавил туда трав, вокруг всё заблагоухало.
        - Вкусно пахнет? Эти травы делают любую еду прекрасной, - сказал Торчин волхву. Тот, поднявшись со своего места, пошёл в только ему ведомом направлении.

* * *
        Был уже вечер. Торчин, стоя под дождём, с грустью смотрел на девку, которая ему уже очень давно приглянулась. Она несла вёдра с водой. А что поделаешь - дождь не дождь, а коли вода нужна, то понесёшь. Вот если бы я был свободным, грустно думал Торчин, то подошёл бы сейчас к ней и помог бы донести вёдра. Я бы подбоченился и, положив руку на… Торчин на секунду замялся. На меч? Нет, меч - оружие воинов, которые с детства только и тренируются. Их сам князь опоясывает мечами. Но, быть может, хотя бы на топор или кинжал. Я сказал бы ей, что звать меня Торчин и не надо меня благодарить за помощь. Мне это ничего не стоило.
        Девка остановилась и поставила вёдра на землю, чтобы перевести дух. Видимо, на дальний колодец ходила, подумал Торчин. Когда идут дожди, то в ближнем колодце вода какая-то мутная, что и пить нельзя.
        Девка посмотрела на Торчина и слегка поклонилась ему. Это она улыбку мне подарила, подумал парень и, закусив губу, ответил ей на поклон поклоном.
        - Чего, в ближнем колодце водичка мутная?
        - Ага, вообще серая, словно из лужи. Ох, и далеко до нового колодца ходить!
        - А я вообще за водой хожу на родник. Князь вон говорит, что живую воду любит.
        - Ну, на то он и князь!
        Тут на крыльцо вышел Выдр, могучий муж, который приглядывал за челядью и за закупами. Выдр был строгим и, в отличие от князя, никакого уважения к Торчину проявлять не хотел.
        - Чего стоишь, бездельник? А ты, девка, что на него смотришь? Он закуп. Торчин, а ну-ка иди внутрь! Раз руки свободные, то очаг пойди подбрось.
        Торчин злобно посмотрел на Выдра и представил, как было бы здорово схватить вон тот топор, что вонзён в колоду, и раскроить этому негодяю голову.
        - Чего скалишься? - со смехом спросил Выдр. - Иди, пёс, выполняй, что велел, а не то я тебя быстро обуздаю. Не смотри на таких, девка. Видишь, он даже кинжалом не опоясан. Это не человек, а дерьмо. Тьфу.
        Торчин готов был убить Выдра, но понимал, что это только со стороны тот кажется таким беззащитным. Стоит ему поднять оружие, как тотчас этот Выдр обнажит меч и поднимет шум. Сбегутся воины, и его ждёт медленная и лютая смерть.
        Торчин поклонился Выдру и, слыша, как тот продолжает потешаться над ним, пошёл внутрь, проклиная и самого себя, и Выдра, и своего батюшку.
        Подбрасывая поленья в очаг, Торчин задумался о том, как было бы хорошо, будь он всё же свободным. Он взял бы себе эту девушку в жены. Да, да, думал Торчин, вот так пришёл бы к её отцу, поклонился бы и сказал, он, мол, хочет сочетаться с ней браком и привести её к себе в дом. Будет она женой ему приводимою, а он за неё даст приданого. Вот придёт эта красавица к нему, а дом его будет никак не хуже отцовского, и подивится: а откуда у тебя богатство такое?
        Торчин хотел и дальше размышлять об этом, но вынужден был прерваться, так как вошёл князь.
        Торчин поклонился ему, а князь, приветливо улыбнувшись, проговорил:
        - Ну ты и накормил меня с ближниками! Ну, Торчин, ну ты и молодец! Тебе Господь просто дар послал.
        - Ну, это… Ну, я… - замялся Торчин, - в общем, дело в травах!
        - А это значения не имеет, Торчин. Вот спасибо тебе. Одно жалко, что веришь ты неправильно. Отец мой, князь Владимир, крестит людей, не разбирая, желают они этого или нет. Я не хочу так. Я хочу, чтобы люди сами принимали Христа по своей воле.
        Торчин молчал, так как не знал, что ему ответить. Вот было бы здорово, если бы князь взял да и подарил ему свободу. Просто свободу, а всё остальное он и сам стяжал бы.
        - А ты принять веру Христову не желаешь? - спросил князь. - Я был бы всей душой рад тому, если бы ты, мой друг, был со мной одной веры.
        Князь назвал меня другом! Князь назвал меня другом, ещё раз про себя проговорил Торчин. Разве может быть друг закупом? Да и монах, этот христианский волхв, говорил, что человек может принадлежать лишь Богу и праведники получат всё. Получат свободу.
        - Княже, а меня можно крестить? Я ведь закуп.
        - Конечно, можно, Торчин. Конечно. Душа твоя свободна и после крещения станет чистой. Все грехи тебе простятся.
        - А грехи родителей?
        - И родителей. Понимаешь, Торчин, ты будешь как бы заново рождённым.
        Получается, если я одену на себя крест, то как бы стану свободным. Если я заново буду рождён, то, верно, свободным человеком, подумал Торчин. Князь Глеб подарит мне свободу, и я смогу пойти туда, куда пожелаю! Или ещё лучше, я останусь у него, и он подарит мне, своему единоверцу, серебро, и, быть может, даже боярством одарит. Я буду опоясан мечом, и люди, увидев меня, будут склонять головы и говорить, что это Торчин, который заслужил свою свободу у князя, теперь его ближник и друг. Ведь именно так назвал меня князь. Своим другом.
        - Княже, я хочу креститься!
        - Брат мой, брат мой во Христе, - сказал князь Глеб, подходя и обнимая Торчина, - я несказанно рад, что ты примешь веру Христову. Тебя нарекут новым именем, и ты начнёшь новую жизнь.

* * *
        Торчин был крещён. Сидя на крыльце, парень думал, как ему быть дальше. Теперь он больше не закуп, а полностью свободный. Он христианин и названый брат князя.
        Выдр вышел на крыльцо и, увидев Торчина, который, поднявшись на ноги, слегка наклонил голову, расхохотался.
        - Ты чего это, совсем обнаглел, скотина? Посмотри, солнце высоко в небе, а ты сидишь без дела. А ну иди займись чем-нибудь. Чего, скот, думаешь, снял обереги и всё - жизнь поменялась?
        - Выдр, - вежливо ответил Торчин, - теперь я свободный человек и сам решаю, что мне делать. Меня князь братом своим назвал!
        - Братом? - рассмеялся Выдр. - Братом? Ты чего, безродный скот, хочешь сказать, что твою матку сам князь Владимир облагодетельствовал? Ты, сын помойной кошки, хочешь сказать, что ты брат князя? Или, быть может, твой батька на княгиню…
        Выдр не договорил и со всей силы наотмашь ударил Торчина, да так, что тот слетел с крыльца. Торчин быстро встал на ноги и, поглядев по сторонам, взял в руки камень.
        - Брось камень, щенок! Брось его! Чего, ты и впрямь думаешь, собака безродная, что ты теперь свободен? Ты закуп, и пока не вернёшь мне цену, которую за тебя уплатили, даже не думай зубы скалить. Тебя мне князь пожаловал ещё два месяца назад, а себе думает греческих поваров сыскать. Ты рядом с ним, пока они не приедут. А мне на веру твою всё равно. Я старого верования придерживаюсь. Так что брось камень, псина, или я тебе руку отрублю!
        Торчин разжал ладонь, и камень упал на землю. Как так может быть? Князь меня пожаловал Выдру? Как так может быть?
        - Я забуду о твоей выходке, пёс, только потому, что мне тоже любы кушанья, которые ты готовишь. Хочешь свободы - плати серебром. А братом ты князю являешься только в храме христианском. Там вы все равны, а здесь ты закуп и будешь на меня работать. Работать, или я лишу тебя жизни.
        Торчин стиснул зубы. Он назвал меня братом и сказал, что после крещения начинается новая жизнь! Лжец! Жизнь новая начинается только с обретением свободы.
        - Торчин, твоя новая вера говорит, что если тебя ударили по одной щеке, то тотчас подставляй вторую. Так что я с тобой, предатель, веду себя так, как ты этого заслуживаешь. Беги, предатель!
        Мир стал чёрным для Торчина. Он вошёл в княжеские палаты и отправился на кухню. По дороге ему встретился монах, который тут же приветливо поспешил ему навстречу.
        Ещё один обманщик, подумал Торчин, сейчас будет говорить свои лживые слова о том, что всё хорошо. Торчин опустил глаза и, сделав вид, что очень спешит, почти бегом направился к себе, отвесив монаху небольшой поклон. Придя на кухню, он тотчас раскрыл ставни и увидел, как девушка, так приглянувшаяся ему, стоит возле крыльца и обнимает сына Выдра, славного дружинника.
        - Нет! За что мне эта жизнь, когда я хочу совсем иного? Я не хочу жить! Мне проще наложить на себя руки.
        Торчин взял в руки мясницкий нож и тут неожиданно представил, как вонзает его в князя Глеба. Нет, я не покончу с собой, я отомщу. Рано или поздно я отомщу. Я убью тебя, а после сбегу или умру. Торчин ещё раз выглянул в окно, и его сердце сжалось. Сын Выдра и эта девушка, имени которой он так и не посмел узнать, целовались. Она так жарко его целовала, а Торчин, словно заворожённый, смотрел на это. Конечно, он дружинник, и его батюшка вон в ближниках у князя, а мой, тьфу… Для чего я появился на свет? Для чего не подох от голода или болезни?!
        Глава 14
        Дождь целый день хлестал уставшего всадника. Боярин Горясерд с несколькими людьми подъезжал к Мурому. Люди, закутавшись в плащи, с надеждой смотрели на этот небольшой посёлок, огороженный деревянной стеной. На ней стояло несколько воинов, которые, видимо, проклиная погоду, совсем не смотрели по сторонам, а пытались хоть как-то укрыться от дождя.
        - Дымок чувствуешь? - спросил Горясерд у одного из своих спутников.
        - Чувствую, боярин. Хорошо сейчас возле очага сидеть да похлёбывать супец.
        - Ишь чего захотел - сидеть у очага и похлёбывать супец, - усмехнулся Горясерд. - Для этого надо быть или князем, или калекой.
        - Это точно, - отозвался спутник Горясерда.
        Всадники подъехали к Мурому. В последний момент стоящие в дозоре люди их заметили и стали закрывать ворота. Впрочем, если бы у Горясерда и его спутников были дурные намерения, то он бы с лёгкостью сумел проникнуть в город.
        - Кто такие? Назовитесь! - послышался голос со стен.
        Горясерд приметил, что люди на стенах взяли в руки луки и их число увеличилось. Боярин усмехнулся, глядя на воинов. Коли была бы нужда, я бы этот город с сотней людей на щит взял, подумал Горясерд, но понимая, что проспавшие их дружинники сейчас хотят проявить рвение, ответил как ни в чём не бывало:
        - Моё имя Горясерд, а это мои спутники: Левша, Дружина, Заглоба…
        - Можешь всех не перечислять, мне ваши имена ничего не говорят. Зачем пожаловали?
        Горясерд поднял взгляд вверх и прокашлялся, посылая проклятия непогоде.
        - Мы из самого Киева к князю Глебу Владимировичу от князя Святополка!
        Люди на стенах переглянулись, а после тот, кто вёл беседу, произнёс:
        - Ты прикажи своим людям отъехать шагов на триста. Я сейчас отворю ворота, и ты один проедешь.
        - Да что вы творите-то?! Посмотри, что на улице творится - ненастье и дождь льёт, а ты нас и внутрь пустить не хочешь! Коли мы с дурными намерениями приехали бы, то ворвались бы пока вы там от дождя хоронились.
        На стенах вновь стали шептаться и, по всей видимости, даже спорить. Люди, приехавшие с Горясердом, с надеждою смотрели вверх. Наконец оттуда послышался голос:
        - Хорошо, мы проявим к твоим людям христианское милосердие, но вы должны будете сложить оружие. Только ты сможешь оставить себе меч.
        Горясерд кивнул, и один из его людей, спрыгнув с коня, стал ходить и собирать оружие у воинов. После он подошёл к приотворившимся воротам, и вышедший оттуда человек забрал мечи, топоры и палицы, завёрнутые в плащ.
        Горясерд смотрел на эти меры предосторожности с улыбкой, но ничего не говорил. Слишком сильно ему хотелось побыстрей попасть под крышу и отогреться у очага. Конечно, было бы неплохо сменить одежду и попарить кости в бане, но едва ли это возможно. К тому же со времён Ольги гостей в бани не приглашали, а те и не просились.
        Муром. Проезжая по землям княжества Глеба, Горясерд видел, что повсюду стоят идолы, а вот христиан немного. Только в городе была церковь, да и ту построили недавно.
        Людей Горясерда завели в небольшую постройку, где те с превеликой радостью стали греть руки у очага, а находящийся в постройке не то закуп, не то холоп подбросил в очаг поленьев, и тот запылал с новой силой.
        Горясерд невольно позавидовал своим людям. Его провели к терему, в котором, по всей видимости, и жил князь Глеб. Терем не крепко большой, отметил про себя Горясерд. В Киеве у боярина зачастую хоромы больше, чем здесь у князя. Дикие земли.
        Боярина ввели внутрь и сразу повели к князю. Глеб молился, стоя перед иконами.
        - Сейчас князь окончит молитву и тогда поговорит с тобой.
        - Князь, отец твой Владимир при смерти, - не слушая своего провожатого, произнёс Горясерд.
        Глеб тут же прекратил молиться и поднялся с колен.
        - Мой отец болен? Что с ним?
        - Меня прислал князь Святополк, чтобы я звал тебя в Киев. Князь Владимир хочет видеть тебя. Мы скакали безостановочно, чтобы принести тебе эту весть, - сказал Горясерд, протягивая Глебу кольцо.
        Князь взял в руки колечко. Это вещь его отца. Он не мог её не знать. Отец дорожил этим кольцом. Значит, посланник говорит истинную правду.
        - Чем заболел мой родитель? - спросил Глеб у Горясерда.
        - Не ведаю. Никто не ведает.
        У Горясерда аж от сердца отлегло, когда он понял, что успел прискакать в Муром раньше, чем сюда дошли вести о смерти князя Владимира. Теперь надо поторапливаться, а иначе, не ровен час, узнает князь Глеб о том, что Владимир уже почил, и не поедет в Киев.
        - Одно скажу, княже, - на всякий случай проговорил Горясерд, - счёт идёт на часы. Коли хочешь увидеть своего отца живым, то выезжать надо как можно скорее.
        - Торчин, - обратился Глеб к человеку, который привёл Горясерда, - пусть два десятка витязей из моей дружины седлают коней. Ты тоже едешь со мной, так как кто как не ты умеет готовить так вкусно и быстро. Мы выезжаем сегодня же.
        Торчин кивнул, поклонился князю и вышел из покоев.
        - Если мой отец при смерти, то значит, надо спешить. Кто знает, сколько ещё часов проживёт мой родитель, а мне ехать до Киева неблизко.
        Горясерд не знал, радоваться ли такой поспешности Глеба или нет. Ему предстоял нелёгкий путь до Киева.
        Князь словно угадал мысли Горясерда.
        - Ты замёрз? Иди к очагу и погрейся. Через два часа мы выезжаем.
        - Благодарствую, княже, - отозвался Горясерд, тут же направившись к очагу.
        - Принесите ему медку горячего, - распорядился Глеб, - пусть согреется!

* * *
        Дождь совсем размыл дороги, и проще ехать было по траве, которая хоть и оставалась до времени зелёной, но никто уже не обманывался - лето ушло и осень вошла в свои права. Глеб с малочисленным отрядом двигался быстро, делая остановки лишь для еды и для кратковременного сна.
        Ехать в Киев прямой дорогой через брыньские леса в такое время года было бы безумием, да и вообще любой путь по землям вятичей небезопасен. Там либо блудить будешь до весны, либо сгинешь. Всё в лесах да в чащобах. Поэтому решили ехать пусть и более дальней, но куда более быстрой дорогой через Смоленск.
        Куда он так спешит, злобно подумал Горясерд. Не хватало ещё расшибиться и шею себе сломать. Но с другой стороны, понятно - хочет хорошим сынком перед батюшкой быть. Наверное, Ростов желает получить, но нет, не знаешь ты, князёк, что он мне обещан. Вот я, как приеду в Ростов посадником, так тотчас отправлю посланника в Рим и буду просить себе не просто священников, а попрошу епископа, а потом… Горясерд испуганно огляделся, словно боясь, что его мысли может кто-то подслушать. А потом этот епископ объявит меня не просто посадником, а князем.
        - Княже, лошади уморились! Надо бы остановиться!
        - Некогда! Давай ещё немного проедем, а после пересядем на заводных коней и продолжим путь. Я хочу к Смоленску сегодня приехать.
        Смоленск - земля князя Станислава Владимировича. Интересно, а к нему Святополк послал кого или Станислав и понятия не имеет о смерти отца? Хуже, если не только имеет, но и Глебу скажет. Что ни говори, а людей у князя куда больше, чем у него. Коли случится сеча, быть ему побитым.
        Правда, всегда можно сказать, что он выехал, пока ещё князь Владимир был жив. Сразу ведь Глеб и не разберётся, а лишать жизни посланника - страшное бесчестие.
        В этот момент Горясерд увидел, как князь, несясь во весь опор на уже уставшем коне, направил его прямо посередь лужи, совсем не разбирая дороги. Уставшее животное, разбрызгивая в разные стороны воду и грязь, даже не сбавило ходу, но когда уже почти выбралось из лужи, поскользнулось и упало.
        Все тотчас стали останавливать коней, а споткнувшийся конь Глеба сразу поднялся на ноги. К счастью, князь не зацепился ногой в стремени. Глеб встал, стиснув зубы, чтобы не закричать.
        - Княже, как ты? Ногу не поломал?
        - Господь милостив! Нога цела, только ударился больно.
        - Ты в седле ехать сможешь? - спросил Торчин. - Тут до Смоленска недалеко. Лучше не гневить судьбу, а от Смоленска отправиться по реке.
        Князь Глеб с досадой посмотрел на своего коня, который, тяжело дыша, стоял рядом. Теперь несколько недель ногу в стремя не поставишь. Только если ехать шагом, и то больно. Но всё же лучше, чем идти. Ехать в телеге Глебу и в голову не пришло. Князья так не ездят.
        - Верно говоришь, Торчин, надо нам в Смоленск. Если Станислав ещё там, а не в Киеве, то вместе с ним продолжу путь, а коли нет, то, как говорится, придётся договариваться. Мне ладья нужна.
        - Послушай, княже, - проговорил Горясерд, - чего мы будем в Смоленск заезжать-то? Ты со своими людьми езжай, а я поспешу в Киев. Скажу, что ты уже в дороге.
        - Ты и прям в службе рьяный, боярин, - сказал князь Глеб, - мало таких людей. На вот, возьми от меня в благодарность за службу это колечко. Носи его с честью - за рьяность тебе его жалую. Ты привёз мне колечко моего отца, а я тебе в ответ вот это дарю.
        Горясерд с поклоном взял небольшое серебряное колечко и надел его себе на мизинец.
        - Благодарствую, княже. Рьяно служить - это мой долг.
        Горясерд поблагодарил всех святых и Господа, едва отъехал от князя. Смоленск куда ближе к Киеву, и князь Станислав, скорее всего, уже знает о смерти отца. Надо как можно скорее подать весточку в Киев, что князь Глеб в Смоленске, а самому поджидать князя Глеба где-нибудь на полпути. Святополк обещал послать к нему крупный отряд, чтобы умертвить. Теперь было неясно другое - удастся ли Станиславу убедить князя Глеба не ехать в Киев. Эх, знать бы, о чём ведает Станислав Владимирович, а о чём не ведает.
        - Послушай, Дружина, я вот тебя вперёд пошлю, а сам на полдороге остановлюсь. Скачи в Киев и сообщи, что я буду поджидать князя Глеба в двух днях пути от Вышгорода.

* * *
        В Смоленске князя Глеба никто не ждал. Князь Станислав Владимирович Смоленский был сыном князя Владимира и Адельи. Как и большинство сыновей князя Владимира, он не сильно любил своих единокровных братьев, так как и единоутробных хватало.
        Князь Станислав имел двух единоутробных братьев - князя Мстислава Тмутараканьского и Судислава Псковского, с которыми, впрочем, он успел поругаться так же, как и с родителем своим Владимиром. Князь Станислав вообще был человеком склочным и любящим поспорить. Спорил он и из-за веры, не зная, какой отдать предпочтение. С одной стороны, ему хотелось чтить веру предков, с другой стороны, была ему люба и греческая вера, которую он мало отличал от латинской.
        За день до того как к Смоленску приехал князь Глеб, который неизвестно откуда здесь взялся, к Станиславу прибыл Зозуля, посланник от его другого единокровного брата Ярослава Новгородского.
        Князь Станислав неохотно встретился с ним перед тем, как отправиться на охоту.
        - Князь, меня к тебе прислал брат твой князь Ярослав, а до этого я приехал к нему от княжны Предславы, твоей сестры.
        - Единокровной сестры, - уточнил Станислав, - и чего же хотят мои единокровные родичи?
        Зозуля решил не томить и не испытывать терпение князи Станислава и рассказал ему всё, что знал.
        - Ярослав ничего хитрее придумать не мог? Он что и впрямь думает, что я поверю в такой бред? Даже если бы Святополк и занял Киев, то князь Борис его выгнал бы оттуда через несколько дней, а коли Борис смирился, то зачем тогда Святополку его убивать? И тем более я никак не могу понять, зачем ему было убивать князя Позвизда. Этот выскочка не представлял для него никакой угрозы. Говори мне как на духу, зачем тебя прислал Ярославка?
        Яду мне подсыпать или соглядатайствовать? Или, может, он думает, что я, словно несмышлёный отрок, поскачу в Киев, а он в это время захватит мой удел?
        Зозуля стоял молча, а князь Станислав только начинал расходиться.
        - Ну и хитёр братик! Но меня голыми руками не возьмёшь!
        - Княже, - вмешался уже седой боярин, стоящий рядом с Станиславом. Он приходился ему каким-то родичем по матери, но каким точно, даже сам он сказать не смог бы, а большинство других бояр и вовсе считали его проходимцем. - Ярослав хочет обвести тебя, словно щенка неразумного. Хочет, чтобы ты выступил с ратью на Киевского князя, отца твоего, и тем самым нанёс бы ему обиду.
        - В самую точку! Ну чего скажешь, а, глазастик?
        Зозуля закусил губу и решил молчать. Если человек не желает поверить, то он и не поверит.
        - Княже, - продолжил седой боярин, - коли даже сядет в Киеве Святополк, то разве не в своём он праве? Даже если он убил князя Бориса и его приспешника князя Позвизда, то разве не в своём праве он был? Он защищал своё право на власть, так как он старший и по закону это всё его.
        - Верно. Ну чего молчишь, словно воды в рот набрал? Говори. Оправдывайся! - сказал князь Станислав, поднося к губам кубок с хмельным мёдом.
        Станислав мёд хмельной сильно любил и хоть и редко позволял себе упиваться им до беспамятства, но пил его каждодневно, считая лекарственным зельем.
        - А чего мне говорить - я всё сказал. Святополк хочет стать единовластным правителем Руси и свести в могилу всех своих родичей.
        Станислав сделал большой глоток и после, рассмеявшись, махнул рукой.
        - Дайте этому дураку переночевать и отдохнуть с дороги, а после проводите его. Пусть куда хочет, туда и едет.
        Князь Станислав был сильно удивлён, когда на следующий день ему сообщили, что к Смоленску подъехал князь Глеб и просит разрешения войти. Князь сам выехал навстречу брату, приказав Зозуле, который ещё не успел покинуть город, ехать с ним.
        Братья встретились возле самых стен. Глеб не был сильно удивлён тому, что князь Станислав не спешит заключить его в объятия. Зная склочный характер брата, князь Глеб хотел лишь получить от него на время ладью и поскорей продолжить путь. Было бы весьма неплохо, подумал князь Глеб, если бы Станислав поехал бы вместе с ним к отцу.
        - Брат! Ко мне прискакал гонец от нашего от…
        - Единокровный брат, - перебил Станислав Глеба, - братьев у меня и без тебя хватает, делиться есть с кем. Чего тебе надобно? Я ведаю, что отец наш помер, но не могу сказать, что скорблю. Вон, этот человек мне уже всё рассказал, - произнёс князь Станислав, показывая на Зозулю.
        - Если наш отец умер, то мне надо ехать к его телу. Дай мне ладью! Когда я ехал, то упал с коня и повредил ногу, а теперь еле сижу в седле.
        Станислав с улыбкой посмотрел на князя Глеба. Думает небось, как бы чего ещё к своему уделу оторвать. Дружина ведь у его единоутробного брата Бориса, а тот, видно, и сядет в Киеве. Вон, его уже о болезни, видимо, осведомили, не то что меня. Не любы мы с братьями отцу, подумал Станислав, эти вон дети болгарыни любы.
        - Князь, Богом прошу тебя, не езжай в Киев, - неожиданно произнёс Зозуля, - Предслава послала меня к Ярославу предупредить, что Святополк, словно лютый зверь, умертвил князя Бориса и теперь умертвит и тебя, и всех других своих братьев. Ярослав же послал меня нести весть по всем другим князьям.
        Сердце Глеба слово сжали в тисках. Не может такого быть, чтобы умер и мой отец, князь Владимир, и любимый брат, князь Борис! Но если слова эти правдивы, то разве стоит бежать? Куда я убегу - в свой удел? Киевской дружине взять Муром труда не составит. Даже если и впрямь Святополк совершил все эти беззакония и пролил кровь брата, то едва ли я спасусь в Муроме, а бежать с Руси в чужие страны и кончить жизнь бродягой я не желаю.
        - Князь Станислав, продай мне ладью! Я всё равно продолжу свой путь. Жив мой отец или уже умер, я всё равно хочу приехать в Киев.
        - Хорошо, - кивнул Станислав, - коли есть, чем заплатить, ладью я тебе дам, но в город тебя не пущу. Мне ваши дела безразличны, и путаться в них я не намерен.
        - Княже, - не останавливался Зозуля, - езжай к Ярославу. Если ты со своей дружиной и другие князья со своими выйдете против Святополка, окаянного братоубийцы, то одержите над ним победу!
        - Ага, - с ухмылкой произнёс Станислав, - Ярославу супротив отца не с кем идти. Ну не смог Смоленского князя подбить, так хоть Муромского подобью. Думай, Глеб. Ярослав сам по себе быть хочет. Мне тут ваши свары ни к чему. Торговле только вред. Жив небось наш батюшка, только страшится, что Ярослав призвал варягов и в Киев идти хочет, вот и выдумал про болезнь, чтобы вы к нему все съехались и тем самым показали, что вы все с ним. Ха! Мне всё это ни к чему. Я что положено в Киев отсылаю, но в сварах я не участник.
        - Благодарю тебя, брат, что согласился продать мне ладью. Я заплачу тебе за неё серебром, как и уговорились.
        - Единокровный брат, - поправил Станислав Глеба, - коли цена устроит, то забирай её.
        - В цене, думаю, сойдёмся, - ответил Глеб, ещё точно не зная, правильно ли он поступает.

* * *
        Холодный ветер пронизывал до костей и Горясерда, и нескольких его спутников. Святополк прислал к нему четыре сотни воинов, которые схоронились в близлежащем леске, а сам Горясерд с тремя воинами вглядывался вдаль, надеясь всё-таки увидеть там ладью. Впрочем, он особо в это не верил, так как полагал, что князь Глеб, побывав в Смоленске, едва ли продолжит путь к Киеву.
        - Горясерд, - обратился к боярину один из его спутников, - смотри, вон вдали никак ладья!
        - И точно! Значит, плывёт наш князь! А ну-ка беги к воинам и скажи им, чтобы сготовились.
        Горясерд понимал, что ему необходимо, чтобы князь Глеб вышел на берег, и уже удумал хитрость. Ладья медленно стала приближаться. Горясерд что было мочи закричал, размахивая при этом руками:
        - Князь Глеб! Княже! Причаливай к берегу!
        На ладье, видимо, увидели Горясерда, и ладья стала причаливать к берегу. Воины стали прыгать на берег.
        - Княже, остановись! Остановись, - проговорил Горясерд, - я здесь тебя уже второй день поджидаю.
        Дальше плыть нельзя. Реку лихие люди перекрыли. Грабят все корабли, что идут к Киеву. Дальше только посуху.
        Князь Глеб недоверчиво поглядел на боярина. Может, и заблуждается. В конце концов, даже если лихие люди и перекрыли реку, то он ведь не какой-нибудь купец. Он князь, и с ним несколько десятков воинов. Хватит, чтобы не только отпор дать, но и ворогов побить.
        - Едва ли мне стоит их бояться!
        - Стоит, княже. Эта весть из Киева пришла. Уже послал князь Святополк дружину, чтобы разбить их. Он сейчас в Киеве всем управляет.
        - А отец мой жив?
        - Жив, княже, жив.
        В голове у Глеба мелькнула мысль, что, может, и вправду этот Горясерд вовсе не с добрыми намерениями к нему в Муром прибыл.
        - Воины, поднимаемся на берег и сделаем остановку на полдня. Разбивайте шатры, даст Господь, князь Святополк прогонит лиходеев.
        Люди князя, выйдя на берег, стали разбивать шатры князю и себе. Глеб, глядя на то как мелкий дождик стал играть с рекой, грустно задумался. Может, и впрямь наступает последний для него денёк. Нога по-прежнему болела, но теперь его мысли были совсем о другом. Рано или поздно их отец умрёт, если уже не умер, и тогда наступит совершенно иная жизнь. Видимо, вся Русь запылает. До сегодняшнего дня он никогда об этом не думал. После недолгих размышлений князь Глеб вошёл в разбитый шатёр и лёг на постель. Что ж, сделаю остановку на полдня. В конце концов, и впрямь в Киев лучше приехать не в дорожной грязи, а как полагается князю.
        Нелегко было Глебу. Не давали покоя мысли и о том, что на самом деле умер его родитель князь Владимир и мёртв его брат князь Борис, и что, быть может, и его время подходит. Князь Глеб поднялся с постели и стал было молиться, но услышал шум.
        Князь вышел из шатра и увидел, что вокруг него неизвестные люди, а его дружинники достают мечи.
        Глеб тотчас обнажил свой клинок и обратился к ворогам.
        - Кто вы такие? Почему хотите битвы с нами?
        - Муромцы, - услышал Глеб голос Горясерда, - бросайте оружие. Вы знаете, что вы нам не чета. Мы - лучшие воины киевской дружины, и мы вам не враги. Мы враги только лишь князю Глебу.
        Муромцы несколько оробели. Врагов было в несколько раз больше, да и по вооружению они были явно не просто лиходеи. Несколько дружинников бросили оружие, а остальные опустили мечи.
        - Коли не прольёте нашей крови, то вернётесь по домам, - продолжил Горясерд, видя, что муромцы намерений умереть в безнадёжной схватке не проявляют.
        Князь Глеб понял, что боя не будет, и, вонзив свой меч в землю, пошёл в шатёр, где опустился на колени и стал молиться.
        Горясерд вошёл вслед за ним, увидел молящегося князя и негромко проговорил:
        - Княже, после молитвы тебя лишат жизни. Понимаю, что это не так-то легко, но всё же не затягивай. Я не хочу убивать человека, который молится перед смертью.
        Сказав это, Горясерд вышел из шатра. Тут к нему подошёл Торчин, тот закуп, кто готовил еду.
        - Боярин, - кланяясь, проговорил Торчин, - убить безоружного - дело, не красящее воина.
        Горясерд недобро посмотрел на муромца. Можно подумать, я рад такой доле, подумал киевлянин.
        - Чего ты хочешь? Такова воля князя Святополка!
        - Но зачем же вам, славные воины, её исполнять? Я хочу тоже проявить свою любовь к новому государю князю Святополку. Позволь мне лишить его жизни, и пусть все об этом знают.
        Горясерд посмотрел на Торчина и ухмыльнулся.
        - Хочешь ручки в крови испачкать, чтобы озолотиться?
        - Хочу, боярин! Мне ведь страх как хочется сослужить службу князю Святополку и тебе. Не могу я в закупах ходить!
        - И вот так возьмёшь и убьёшь своего государя?
        - Без всякой жалости. Я это чувство вообще потерял.
        - А веры ты какой?
        Торчин замялся, но увидев на шее у него крест, Горясерд понял, что тот христианин.
        - Коли можешь убить государя - убей. Князь Святополк в долгу перед тобой не останется.
        Торчин тотчас вошёл в шатёр с кинжалом. Горясерд скривился и невольно подумал, что он хоть и подлый человек, но у него есть благие цели, а у этого Торчина нет ни целей, ни намерений - он просто гнилой.
        - Торчин, - сказал Глеб, - пора прощаться. Знаю, что меня сейчас умертвят, и поэтому я хочу, чтобы ты после моей смерти был свободным человеком.
        Усмехнувшись, закуп подошёл к князю, и тот увидел кинжал.
        - Я уже купил себе свободу, князь. Раньше надо было думать.
        Торчин быстрым ударом вонзил в князя Глеба кинжал, и тот повалился на землю. Муромец неспешно вынул кинжал и, облизнув лезвие, усмехнулся.
        - Всё, княже, теперь, как говорится, тебе на суд Божий. Помнишь, когда я крестился? Я ведь думал, ты мне свободу подаришь. Знаешь, как только я вернусь к себе на родину, я сорву этот оберег, который надел на меня христианский священник, и буду топтать его каждый день.
        - Безуме… ц… - прохрипел Глеб в тщетной попытке подняться на ноги.
        Торчин вышел из шатра и, поклонившись Горясерду, сказал:
        - Всё, изошёл кровью. Ещё какое-то время подёргается, а после точно дух испустит!
        - Тащи его сюда, - проговорил Горясерд, - вон, между двух колод его положите. Мне удостовериться надо, что он и вправду мёртв.
        Торчин вновь поклонился Горясерду и вернулся в шатёр, где ещё дёргалось в конвульсиях тело Глеба. Князь плевался кровью и хрипел.
        Торчин секунду постоял над его телом, а затем схватил за ноги и поволок из шатра.
        - Так он ведь ещё живой!
        - Да сейчас подохнет, - как ни в чём не бывало ответил Торчин, - человек - это ведь тот же зверь. Коли в сердце кинжал попал, то умрёт! Но чтобы вам не переживать, можно голову ему отрезать!
        - Нет, добей его.
        Торчин достал кинжал и медленно вонзил его в князя. Тот вскрикнул, а после испустил дух.
        Глава 15
        Князь Святополк подошёл к гробнице Позвизда и склонился над ней. С ним в храме был и его верный друг Путша, который только чудом не погиб в тот день. Путша выбрал тогда смерть и тем самым сохранил жизнь.
        - Брат, - обратился князь Святополк к своему покойному родичу, - Борис погиб, и ты отомщён. Он мёртв, но вижу я, что месть меня не насытит. Как мне сейчас тебя не хватает! Я ношу на своём лице шрам, и этот шрам мне всегда напоминает о тебе.
        Князь Святополк некоторое время постоял возле гробницы князя Позвизда и после вышел из храма.
        - Осень, Путша, - сказал князь Святополк, - осень пришла!
        - Да, погодка ненастная, - отозвался Путша, - послушай, князь, тут вести пришли, что князь Святослав Древлянский оставил свой удел и вместе с дружиной двинулся на юг.
        - Древлянская дружина нам опасности не представляет.
        Путша пожал плечами и, остановившись, глубоко вздохнул.
        - Твой отец князь Ярополк так же думал о князе Владимире, когда тот в Скандинавию сбежал. Святослав спешит в Венгрию, и оставил он свой удел по одной из двух причин - или испугался, или возжелал большего. В одном случае венгры, к коим он и направляется, используют его, чтобы согнать тебя, а в другом он использует венгров.
        - Думаешь, договориться с ним не получится?
        - Кто знает? - ответил Путша. - Только мне кажется, что нет. Коли он испугался, то, не задумываясь, ударит по тебе из страха, а коли власти возжелал, то будет биться с тобой за Киев.
        - Я выйду с дружиной и прегражу ему путь. Пусть, коли намерения его чисты, воротится в Искоростень, удел, который ему назначил князь Владимир. Я его оттуда не сгоню!
        Хоть князь Святополк никогда и не питал к князю Владимиру сыновьих чувств, но до сих пор не мог привыкнуть называть его просто по имени. Вот и сейчас ему хотелось назвать князя Владимира отцом.
        - Думаешь, он остановится? - спросил Путша. - Он лишь приготовится к битве, и будет только больше потерь. Спрячем часть воинов в засаде, а коли он не повернёт, то ударим со всех сторон и побьём его. Не будем зря людей терять.
        - Верно, - сказал князь Святополк, - так у него будет шанс сберечь свою жизнь. А чтобы доказать свою верность, он должен будет оставить мне в заложники своих старших сыновей.
        Путша кивнул, давая понять Святополку, что согласен с ним.
        - Коли намерения его чистые, то его дети будут в безопасности, а коли решит искать себе помощников для удовлетворения своего властолюбия, то сыны ответят за отца.
        Святополк и Путша вскочили на коней и поехали к княжеским палатам. Киевляне кланялись князю и его ближнику. Тут откуда-то из закоулка послышался крик:
        - Братоубийца окаянный!
        - Кто ты? - громко крикнул князь Святополк. - Выйди и скажи мне это в глаза!
        - Да это ты кому, княже? - недоумённо спросил Путша у Святополка.
        Святополк осмотрелся и увидел, как люди почтительно снимают перед ним шапки и кланяются.
        - Путша, ты разве не слышал, как кто-то меня назвал братоубийцей окаянным?
        - Нет, князь, не слышал. Может, почудилось? Да и что в этом такого? Все князья братоубийцы. Вон, твой отец убил Олега, Владимир - Ярополка. Пусть говорят, тебя их слова ранить не должны. Пустые они, княже.
        Святополк пустил коня быстрее, и они вместе с Путшей рысью поскакали к палатам.
        Неужели мне почудилось? Я слишком много об этом думаю, размышлял князь Святополк, вот мне и кажется, что со всех сторон меня только и хотят назвать братоубийцей. Прав Путша. Все князья - братоубийцы, и все братоубийцы - мстители. Ярополк, мой отец или дядя, мстил за сына своего ближника, Владимир мстил за брата Олега. Вся власть построена на крови. Князю Святополку удалось себя успокоить.
        Спешившись, князь и Путша поднялись по ступеням на крыльцо. Прежде чем войти внутрь, князь Святополк остановился и посмотрел с крыльца на Киев. С той поры как он освободился из темницы, это место было для него каким-то волшебным. Здесь началось его княжение, и здесь он стал другим человеком.
        - Путша, а помнишь, когда ты меня освободил, я раздал киевлянам золото?
        - Да, помню, князь. Я тогда, грешным делом, усомнился б твоём рассудке, а оказывается, ты был прав. Злато стяжать можно, а вот славу - нет. Ты удатый князь, таких князей любят. Оставайся всё таким же решительным и станешь единовластным правителем Руси.
        - А помнишь, как мы с тобой вместе поехали навстречу дружине? Тогда ведь казалось, что мы на смерть едем.
        Путша усмехнулся. Было видно, что ему тоже приятно вспоминать об этом. Лихо они тогда ехали на смерть. Как все были удивлены, когда увидели их вернувшимися во главе рати!
        - Помню, княже. Вот что я ещё думаю. Анастас, он ведь как бы неприкосновенный. Но может, стоит нам послать человека в Царьград с дарами и там просить, чтобы патриарх, как его там зовут точно не ведаю, прислал к нам нового епископа, а Анастаса пусть отзовёт к себе?
        - Хитро. Мне тоже этот грек не по душе, а тронуть его нельзя. Сан его защищает лучше всякой брони.
        Святополк и Путша рассмеялись, а после оба сели на лавки за столом.
        - Так значит, устроим засаду Святославу? - спросил Путша. - Сам людей поведёшь?
        - Сам. Князь должен быть впереди своих воинов.

* * *
        Князь Святополк вместе с дружиной покинули Киев. Прощаться с княгиней князь Святополк не стал, решив, что Владислава очень нелегко перенесёт такое известие. У князя тоже было муторно на душе, так как он понимал, что ему предстоит скрестить мечи с очередным из своих братьев и забрать его жизнь. Святополк не верил б то, что князь Святослав Древлянский повернёт назад и согласится отдать ему своих старших сыновей в заложники.
        Много лет назад, ещё до того как князь Владимир Святославович заключил его в подземелье, и ещё даже до того как он женился на дочери польского князя, Святополк был на крестинах одного из сыновей князя Святослава. Господь послал тому семь сыновей и ни одной дочери. Тогда, на крестинах, князь Святополк сказал своему брату, что искренне рад его браку, благословлённому Богом.
        Что же тогда ответил Святослав? Князь Святополк не помнил этого, так как в тот день много было выпито хмельного мёду и сказано красивых слов. Как так могло получиться, что теперь все друг другу враги? Почему Святослав бежит в Венгрию или куда ещё? Чего он хочет? Власти? Или он испуган?
        - Княже, - прервал мысли Святополка воевода Ляшко, - я тут потолковал с Путшей… Коли мы воинство в засаде поставим, то можем спровоцировать князя Святослава. Увидев, что нас мало, он решится всё же прорваться силой, а коли он увидит нашу рать, то убоится и вернётся в свой удел.
        Святополк несколько минут ничего не отвечал и просто ехал рядом с воеводой, размышляя над его словами. Убоится и вернётся в свой удел, повторил про себя князь. Вернётся, чтобы, как только представится случай, ударить по мне! Ну уж нет. Пусть или просто вернётся, или примет смерть.
        - Нет, Ляшко, пусть коли решит прорываться, найдёт свою смерть!
        Ляшко кивнул, а после вновь обратился к князю Святополку.
        - Княже, вместе со Святославом едут его дети и княгиня. Что прикажешь с ними делать, если случится битва?
        - Предайте их смерти, - ответил князь Святополк, - но надеюсь, Господь не допустит кровопролития.
        - Я совсем иначе мыслю, - возразил воевода, - кровопролитие теперь нескоро остановится.
        - Тогда пусть мы будем победителями. Княгиню тоже убейте, так как иначе может так статься, что она носит во чреве мстителя.
        Ляшко скривился, понимая, что князь Святополк явно не хочет совершать ошибку князя Владимира, когда тот оставил в живых жену Ярополка.
        Святополк рукой дотронулся до своего шрама и невольно вспомнил боярина Всебора, который украсил его им. Нет, шрам не напоминает мне о князе Позвизде, подумал Святополк, он напоминает мне о том, что если хоть на секунду проявишь благородство, то этим воспользуются. Я в тот день вышел на бой, зная, что обречён, и этим тут же воспользовался враг, желая высмеять меня перед киевлянами. Я не допущу подобного. Один за другим все князья склонятся передо мной, или их ждёт судьба Бориса и Глеба.
        - Князь, - обратился к Святополку Путша, который ехал рядом, - ты с княгиней прощаться не стал? Осуждает тебя она за братоубийство?
        - Осуждает.
        - Твоя мать тоже осуждала твоего отца за убийство князя Олега. Быть может, если бы не она, твой родитель был бы более решительным, и тогда князь Владимир не смог бы сбежать в Скандинавию, чтобы привести оттуда варягов. Смотри, Святополк, не повтори ошибки своего отца.
        Святополк закусил губу. У меня нет отца, подумал Святополк. Ни Владимир, ни Ярополк мне отцами не являются. Одного я не знал, а другой не знал меня. У меня свой путь, и так уж получилось, что братьев у меня с избытком.
        - Поэтому я и не стал с ней прощаться. Быть может, когда-нибудь она поймёт меня, когда кровопролитие завершится и я стану полновластным правителем Руси.
        - Боюсь, что кровопролитие никогда не завершится, - сказал Путша, - когда ты победишь врагов ближних, то станешь опасным для врагов дальних. Сейчас для своего тестя князя Болеслава или для короля венгров Иштфана ты всего лишь один из многочисленных отпрысков Владимира, но когда ты станешь единовластным государем Руси, то увидишь - они станут твоими врагами. Настанет день, когда, возможно, тебе предстоит убить не только своих братьев, которые тебе и братьями-то лишь по названию являются, но и братьев или, быть может, даже отца своей жены. Смотри, чтобы она тогда не остановила тебя. Они убьют тебя без колебаний.
        - Не остановит, и я тоже не буду колебаться.
        Боярин Талец и Путша разделяли вместе с князем Святополком скудную трапезу. Князя еда мало привлекала, все его мысли были о предстоящей встрече с братом.
        - Коли я подниму руку, то трубите в рог и пусть дружина сметёт Святославовых воинов. Ну а коли нет, то тогда уведём людей через три дня, - сказал князь Святополк, без аппетита засовывая в рот кусочек жаренной на углях утки, которую подбили вчера.
        Князь немного пожевал мясо, а после отметил:
        - А неплохо приготовлена! Тот, кто её готовил, явно знает своё дело.
        - Торчин её приготовил, - нехотя ответил Путша, - он раньше поваром у князя Глеба был.
        Князь Святослав прищурился, пытаясь вспомнить, кто же такой этот Торчин.
        - Он своего государя прирезал, во всяком случае, так Горясерд сказал, - произнёс боярин Талец, - но стряпня у него и впрямь чудесная, а всё потому, что он туда травы разные кладёт для аромата.
        - И ещё потому, что он, как и наши предки, считает, что чревоугодие - это не порок, а достоинство. Угождать своему пузу не зазорно. Во всяком случае, храбрости это не убавляет. В старину все чревоугодием занимались. Это теперь - то нельзя, тогда нельзя, а раньше всё было можно.
        Князь Святополк негромко хлопнул ладонью по столу и указал своим ближникам, которым, видимо, хотелось поговорить о том, что в стародавние времена всё было и лучше, и правильней, на стоящие на столе фигуры.
        - Наши силы в четыре раза превышают силы князя Святослава, но на виду стоит всего лишь пятая часть. Коли начнётся бой, то тогда конники, что спрятались за холмами, первым делом обрушатся на правое крыло сил Святослава, а отряд, что схоронился в леске, погонит его людей к реке. Кто знает, что это за река?
        - Она зовётся Стрый, - сказал воевода Ляшко.
        - Вот там и перебьём всех его людей, - закончил князь Святополк.
        - А что, если князь Святослав, - спросил боярин Талец, - вместо того чтобы выйти супротив нас, постарается нас в ночи обойти и побыстрей прорваться в Венгрию?
        - Не сумеет, - с улыбкой произнёс воевода Ляшко. - Я такое место занял, что ему нас не обойти. Только если он бросит свою дружину и сам, один или с несколькими ближниками, постарается пробраться, то у него есть шансы. И то только если на наши разъезды не попадётся. Но без дружины он и не князь.
        Путша и Талец согласно кивнули, а после Талец как бы сам себе под нос проворчал:
        - И чего ему в Искоростени не сиделось? Власти взалкал, вот и жаждет иноплеменников привести.
        - Верно, - подтвердил Путша, - или власти хочет, или страх его подгоняет, чтобы он свой удел оставил.
        В шатёр вошёл молодой ратник, один из тех, кто раньше служил князю Борису, и, поклонившись князю, встал.
        - Чего молчишь? - спросил воевода Ляшко. - Ты здесь не у князя Бориса на службе. Говори сходу, чего надобно и для чего пожаловал. Мы греческие раскланивания не очень ценим.
        - Князь Борис тоже не любил, - сказал воин, - я прибыл из дозора. Видел дозорных князя Святослава. Они сказали, что Святослав движется прямо на нас, так как иной дороги нет, и что князь Святослав хочет с тобой свидеться.
        - Ну чего, княже, - сказал Путша, - будем ждать твоего родича. Дай Господь ему благоразумия!
        - Это точно, - отозвался боярин Талец, которому явно не хотелось участвовать в этом бою, - может, всё миром кончится.

* * *
        Холодный ветер пронизывал насквозь сидящего на коне князя Святополка. Рядом с ним был только Путша, а всего в ста метрах стояла выстроившаяся для боя дружина. Как и было условлено, большая часть сил Святополка укрылась и на виду было не очень много воинов.
        Князь Святослав Древлянский выехал вперёд с двумя юношами, которые, видимо, были его старшими сыновьями, тоже оставив за спиной свою рать.
        - Князь Святополк, почему ты преградил мне путь? Чего ради нам с тобой биться? Дай мне проехать!
        - Князь, - ответил князь Святополк, - я удивлён тому, что ты, оставив удел, вверенный тебе моим дядей князем Владимиром, хочешь искать себе счастье на чужбине.
        - То моя воля!
        - Ты был в подчинении у князя Владимира, правителя Киева, так теперь подчинись мне, так как я теперь князь Киевский!
        Святополк отметил, что его племянники неплохо держатся в сёдлах. Старшие сыновья князя Святослава Владимировича уже зрелые мужи. Наверное, уже лет по пятнадцать. В таком возрасте хочется скрестить поскорее с кем-нибудь свои мечи.
        - Ты мне не отец и, как я слышу, даже братом не являешься. Ты забыл своего отца и отрёкся от него. Ты называешь своим родителем не того, кто тебя сделал князем, а того, кого ты даже не видел!
        - Не в этом суть, Святослав! Суть в том, что я теперь князь Киевский и ты либо служишь мне, либо умираешь!
        - Святополк, я не желаю битвы, но коли ты не дашь мне дороги, то я проложу её мечами своих воинов.
        - Хочешь оставить Русь? Оставляй. Но тогда не возвращайся. А чтобы тебе не пришло на ум вернуться с ворогами или бежать в другую сторону и там искать себе союзников, я хочу, чтобы твои сыновья, уже зрелые мужи, жили подле меня в Киеве, как мои собственные сыны. Ты можешь проехать, но они останутся со мной.
        - Святополк, у тебя нет такой большой силы, чтобы требовать от меня подобного. Коли не пропустишь меня по доброй воле, то мы испытаем судьбу в бою.
        - Святослав, ты говоришь гордо, но подумай - готов ли ты схоронить здесь своих детей? В бою удача непредсказуема. Коли ты не согласен решить дело миром, то вся земля будет покрыта телами.
        Князь Святополк понял, что, скорей всего, договориться не удастся. Конечно, если бы Святослав знал, что со Святополком вся киевская дружина, то он был бы куда более осторожным. Святослав Древлянский, верно, считает, что киевские дружинники, служившие их отцу (князь Святополк поправил себя в уме - не отцу, а князю Владимиру), разбрелись в поисках лучшей доли.
        - Так ты дашь мне пройти, князь Святополк, или желаешь испытать ратную удачу?
        - Я сказал, как я дам тебе пройти. Пусть твои сыновья остаются со мной, а сам можешь езжать, но помни - обратно не возвращайся!
        Князь Святослав Древлянский и двое его сыновей повернули коней и поскакали к своему войску.
        - Вот видишь, княже, - произнёс Путша, - не быть мирному дню сегодня.
        - Прольётся кровь. Видел, как мои племянники неплохо в сёдлах держатся?
        - Помни, Святополк, коли ты слаб - этим воспользуются, - сказал Путша, - месть даёт право на любые злодеяния и оправдывает всё, даже предательство. Не имей тех, кто жаждет тебе отомстить.
        Князь Святополк повернул коня и поскакал к своим ратникам. Что ж, сегодня будет жаркая битва. Я не хотел кровопролития, но быть князем - значит лить кровь. Такова моя судьба.
        Глава 16
        Обе рати пришли в движение. Древляне явно готовились прорубить себе дорогу в Венгрию своими клинками и поэтому тут же пошли в атаку. Князь Святослав Древлянский, видимо, и вправду не мог себе даже представить, что рать киевлян на самом деле во много раз превосходит его.
        Стоило древлянам сшибиться с киевлянами, как тотчас раздался звук рога. Князь Святополк, не принявший участие в первом ударе, спокойно смотрел, как из леса и из-за холмов в крылья древлянского войска несутся конники.
        - Княже, - проговорил стоящий рядом боярин Талец, - сейчас древляне будут сметены!
        Святополк криво поглядел на боярина, который явно хотел таким образом похвалить его воинский талант.
        - Может, и будут, - произнёс Святополк, надевая шлем, - пора и мне показаться среди своих воинов, чтобы никто потом не смог сказать, что я в задах отсиживался. Тебя, боярин, с собой не зову, понимаю, что ты уже немолод.
        Талец, кряхтя, тоже стал надевать шелом.
        - Княже, как говорится, коли на роду написано пасть в битве, то всё равно падёшь, а коли уснуть и не проснуться, то все равно уснёшь. В молодости я как раз мечтал вот так, когда уже поседею, пасть в бою. Горько мне лишь от одного - бьюсь я не с ворогом, а с соплеменниками.
        Святополк посмотрел на другое крыло и был поражён. От древлянского войска отделился небольшой отряд витязей. Они отважно сшиблись с превосходящими в несколько десятков раз их врагами и не давали тем обрушиться на основные силы древлянской дружины, которые приняли удар с другой стороны и начали пятиться.
        - Лихие, видно, те богатыри, что остановили наш удар! - сказал Талец. - Я помню лишь нескольких воинов, которые могли так биться. Все они были славными богатырями.
        - За мной! - крикнул князь Святополк небольшому отряду, что стоял рядом с ним, и помчался в то место, где несколько десятков древлян сдерживали сотни лучших в мире воинов.
        Жеребец, на котором сидел князь Святополк, понёсся стремительно, быстро обогнав всех воинов, последовавших за ним. Приближаясь к врагам, князь Святополк ощутил какое-то странное чувство. Оно было сродни и страху, и бесконечной отваге. Казалось, сердце сейчас уйдёт в пятки, чтобы потом, выпрыгнув оттуда, разорваться на куски.
        Конь Святополка резко рванул в сторону, чуть не сбросив с себя своего хозяина, но таким образом сумев спасти ему жизнь. Всего в одной ладони от князя просвистело древко копья.
        Святополк в это мгновение даже представил, что оно нашло цель, он уже слетел со своего боевого друга и покатился под копыта коням и что его кости дробятся под ударами копыт, но уже через секунду пришёл в себя. Не отдавая себе отчёта, князь поднял своего коня на дыбы и, обнажив меч, громко закричал:
        - Воины, не убоитесь ворога! Мы - наследники славы воинов Руси!
        Святополк не знал, слышит ли его кто, так как крики, конское ржание и звон мечей слились в один гул.
        Древлянские всадники не собирались отступать под натиском киевлян и то разъезжались, то вновь собирались в отряд, заставляя киевскую рать повернуть назад и вновь и вновь безуспешно пытаться смести их.
        - Княже, - закричал, стараясь быть услышанным, боярин Талец, - нам противостоит воевода Радмил! Я хорошо его знаю! После смерти князя Владимира он покинул Киев и, видимо, нашёл себе место у Святослава! Радмил - один из лучших витязей на Руси. Его люди, быть может, только воинам Позвизда уступали. Он в своё время с сотней воинов противостоял семи сотням врагов и простоял так почти целый день. Надо отводить всадников!
        - Нет! Радмил, ты не устоишь! - закричал князь Святополк и пустил коня на одного из своих противников.
        Меч князя отпружинил от меча врага. Князь заглянул в ему глаза и понял, что он не раз видел этот взгляд. Он вспомнил, как много лет назад, будучи ещё совсем юношей, он часами тренировался с мечом в руках. Его отец или, быть может, всё-таки дядя редко приходил смотреть на него, но однажды он пришёл вместе с юношей, почти его ровесником.
        - Святополк, - сказал князь Владимир, - это Боривой. Смерь свои силы с ним.
        Святополк хорошо помнил тот день, так как тогда этот юноша одолел его. Князь Владимир тогда рассмеялся и ушёл. Боривой, видимо, был одним из сотен сыновей князя Владимира, рождённых от наложниц. Лишённый отцовской любви, он, как и многие другие сыновья князя Владимира, такие как Позвизд, надеялся в будущем проложить свой путь мечом. Тогда Святополк не понимал, чем он отличается от других сыновей. После, когда он стал князем, а Боривой простым витязем, он понял. Судьба не была столь милостива с Боривоем, и тот не стал таким, как Позвизд. Не стал он и князем, а так и остался сыном наложницы.
        В тот день они несколько раз мерялись силами, а после несколько недель безостановочно бились друг с другом. Затем они смешали свою кровь, став побратимами.
        - Боривой! Боривой! - закричал князь Святополк, поворачивая коня.
        Его противник, видимо, услышал его и тоже повернул коня. Братья ехали навстречу друг другу шагом. Никто не пытался сразить их, так как и киевляне, и древляне, и все воины на Руси чтили обычай. Побратимы спрыгнули с коней. Оба сняли шлемы.
        - Приветствую тебя, князь Святополк!
        - Я тоже тебя приветствую, Боривой! - закричал Святополк в ответ, и оба почти бегом поспешили друг другу навстречу и обнялись. Это было всё, что они могли сделать. Древний обычай запрещал им просить друг друга о чём-либо. Обнимаясь, они как бы прощались, так как было понятно, что один из них должен сегодня умереть.
        - Не в этом бою хотел я с тобой встретиться, - тихо произнёс Святополк.
        - Не в этом, но боги безрассудны, - так же тихо ответил Боривой.
        - Ты так и не уверовал в Христа? - спросил Святополк.
        - Нет. Я остался верен вере предков и не ношу креста. Когда будешь хоронить моё тело, то предай меня огню.
        Святополк кивнул и, выпустив Боривоя из объятьев, поспешил к своему коню, который и не думал куда-либо убегать. Животное годами учили вот так просто стоять и щипать травку, пока пусть даже в самой жаркой битве хозяин решит спешиться.
        Святополк запрыгнул на жеребца и увидел, что Боривой тоже сел на своего. Почему? Почему судьба столкнула его в бою с этим человеком, который в своё время вместе с ним часами оттачивал воинское умение?
        - Отходим! - закричал Святополк. - Отходим!
        Киевские дружинники вместе с ним повернули коней и поскакали прочь, так и не обрушившись на дружину древлян.
        - Князь, - прокричал боярин Талец, - негоже, коли с побратимом увиделся, от боя бежать!
        - Негоже людей класть без толку, - ответил князь Святополк.

* * *
        Отъехав от древлян, Святополк остановил своего коня. Его люди, увидев, что князь остановился, стали стягиваться к нему. Древляне понимали, что киевские дружинники лишь отхлынули, и готовились вновь сдержать их удар.
        Святополк выехал вперёд обратился к своим людям.
        - Воины! Нам преграждает дорогу воевода Радмил, но я знаю, как мы пробьёмся сквозь них. Нет, мы не будем вновь нестись на них, так как волей случая наши кони не могут разогнаться и сбавляют шаг. Мы обойдём Радмила и ударим в спину, пока ты, боярин Талец, сдержишь врагов.
        Талец закусил губу, но ничего говорить не стал. Князь Святополк его на смерть отправляет. Но лучше уж умереть в бою, нежели от старости, как боярин Елович. Пусть лучше смерть придёт в сече, а не от того, что уже ложку ко рту поднести не сможешь.
        - Князь, Радмил - мой побратим, - крикнул боярин Талец, - я рад, что перед смертью обниму его. Когда мы окажемся с ним в Вирии, то весело выпьем за победу!
        Святополк скривился, услышав про Вирий. Боярин Талец вроде как христианин, но, видимо, перед смертью всё же вера отцов ему ближе.
        Талец хлопнул коня и поскакал вперёд. Сейчас, когда повсюду лилась кровь, ему почему-то было очень весело. Наверное, спокойная жизнь, полная коварства, всё же не была ему так мила, как жизнь отчаянного витязя. Пусть боярин и состарился, но в душе он остался всё тем же воином, который опоясан мечом и обвешан оберегами. Таким он был рядом с Владимиром, таким он был в самые славные минуты своей жизни и таким он хотел умереть.
        Святополк повёл половину воинов в обход, стараясь зайти в тыл основному войску древлян, которое захлёбывалось кровью, но не сдавалось, устилая всё поле боя телами.
        Святополк почему-то позавидовал в этот момент боярину Тальцу. Почему? Князь не мог сам себе ответить на этот вопрос. Наверное, потому, что сам не был таким. Как бы мне хотелось не лить кровь людей брата, а повести могучее славянское воинство, словно мой дед, на далёкий Царьград и напомнить всему миру о могучих русах, подумал князь Святополк.
        Древляне, видимо, понимали, что обречены, но оружие складывать отказывались, пытаясь из последних сил оказывать сопротивление. Святополк посмотрел на гору, на которой находился шатёр, и невольно задумался. В этом шатре сейчас, наверное, младшие сыновья Святослава Древлянского и его супруга, княгиня Праскевия. Могу ли я предать их смерти? Нет. Они не виновны, подумал князь Святополк, но тут же услышал другой свой голос, говорящий ему, что коли он не хочет, чтобы погибли сотни, то эти дети должны пасть.
        Люди князя Святополка ударили в тыл обескровленному древлянскому воинству. Древляне не могли уже оказать достойного сопротивления князю Святополку и десятками падали под ударами его витязей.
        Была одержана победа. Немногие из тех, кто ещё оборонялся, теперь, собрав все силы в кулак, пытались прорваться. К князю Святополку подскакал воевода Ляшко, который вместе с Путшей стоял в центре. Ляшко был весь измазан в крови, и конь под воеводой был не его, а чужой.
        - Княже, там две сотни древлян пытаются уйти. Догнать их?
        - Нет, пусть уходят, - ответил Святополк.
        Следом за Ляшко к князю подъехал Путша.
        - Славная победа, князь!
        Все трое посмотрели на шатёр, который находился на горе. Путша вопросительно посмотрел на князя Святополка. Святополк отвёл взгляд и некоторое время молча смотрел на десятки тел, лежащие на земле. Негромкое карканье ворон, созывающих своих собратьев на пир, напомнило князю, что только твёрдость поможет избежать подобных братоубийственных сеч. Святослав мог остановить кровопролитие.
        - Князь, - проговорил Путша, - прикажи мне всё сделать.
        - Нет, - ответил Святополк, - я сам поеду наверх. Я должен это видеть.
        К князю подъехал Талец. Старый ближник князя Владимира вновь выжил. Не то воинское умение, отточенное в несчётном числе битв и схваток в молодости, сохранило жизнь старому боярину, не то воля Всевышнего.
        Талец посмотрел на шатёр и прищурился. Видимо, сейчас здесь решают судьбу внуков князя Владимира. Как давно это было, похожее тогда было ощущение.
        - Святополк, послушай, - сказал боярин Талец, - я был рядом с твоим от… с князем Владимиром, когда он так же стоял перед покоями твоей матери. Князь Владимир пощадил тебя, и ты стал настоящим его наследником. Боги, или Бог тогда сохранил тебе жизнь. Оставь их. Пусть живут!
        Святополк указал на устланное телами поле.
        - Талец, ты вон матерям и жёнам этих павших воинов скажи, что князь Владимир был прав. Не будь меня, быть может, правил бы сейчас князь Борис!
        Талец поморщился, про себя подумав, что воину и вовсе негоже иметь жены, а если уж она и есть, то не стоит ей забывать, что он сам выбрал свой путь. Сеять пшеницу тоже дело достойное, но вот куда более хлопотное, нежели бражничать в палатах князя на пирах. А коли не ты бы сейчас правил, победив князя Бориса, то тогда князь Ярослав сидел бы в Киеве или, быть может, князь Святослав Древлянский. Кровь полилась бы в любом случае. Но участвовать в убийстве детей боярин Талец не хотел.

* * *
        Святополк с несколькими десятками людей пешком поднимался на холм, где стоял шатёр. Холодный ветер растрепал его волосы. Когда князь Святополк поправлял их, то невольно коснулся рукой шрама.
        - Позвизд, я тебя помню, - прошептал князь Святополк себе под нос, хотя на самом деле перед глазами у него стоял боярин Всебор. Почему он тогда не лишил меня жизни? Ведь ему это ничего не стоило и терять ему было нечего?
        Святополк не раз задавал себе этот вопрос и не мог найти на него ответ.
        - Остановись, Святополк! Стой! - услышал князь женский голос.
        Князь Святополк остановился и поглядел на женщину, которая обратилась к нему. Княгиня Праскевия, преградив ему дорогу, смотрела на него глазами, полными отчаяния. В её взгляде он видел скорбь, и лишь маленький лучик надежды заставлял княгиню сохранять самообладание.
        - Святополк! Бой окончен. Мой супруг разбит, но я верю, что Господь сохранил его и моих старших сыновей. Святополк, прошу тебя в память о том, что в тебе течёт та же кровь, что и в моих сынах и в моем супруге, сохрани нам жизнь.
        Святополк ничего не ответил, лишь опустил глаза и сделал знак своим людям. Они стали обнажать мечи.
        - Святополк! Остановись! Вспомни, мы все один род! Пролита кровь воинов и мечи обагрены ей! За тех, кто пал в бою, никто не спрашивает, но пощади тех, кто ещё мал!
        - Праскевия, - отозвался Святополк, - я не властен так поступить. До того как пролилась кровь, твой супруг ещё мог сохранить ваши жизни и мир, но теперь, когда все холмы устланы телами, когда десятки воинов простились с жизнью, коли я пощажу вас, это будет лицемерием. Тогда они отдали свои животы просто так!
        Воля оставила княгиню Праскевию, и та повалилась на пол и разразилась рыданиями.
        - Делайте своё дело, - проговорил князь Святополк. Его люди, которые сначала замерли, надеясь, что им не придётся совершать это бесчестное деяние, двинулись вперёд.
        Княгиня вскочила на ноги и набросилась на одного из ратников, но тот, удержал её, схватив за руки. Он был рад удерживать княгиню. Рад тому, что его меч не лишит жизни ребёнка.
        Святополк стоял и смотрел, как его люди пошли к шатру. Про себя он несколько раз крикнул, чтобы они остановились, а после стал твердить сам себе, что он не человек, а порождение глубин ада. Первый детский крик заставил его вздрогнуть. За первым последовал второй. Святополк стоял молча и крепко сжимал кулаки.
        Из шатра выбежал мальчишка лет семи и побежал к Святополку. Когда Святополк увидел этого мальчика, его затрясло.
        - Матушка! Дядя! - закричал ребёнок.
        Княгиня вырвалась из рук воина, схватила сына на руки и бросилась с ним бежать.
        Воин, выбежавший вслед за ребёнком, посмотрел на князя и бросил меч на землю.
        - Я не могу. Я не душегуб, а воин.
        Сказав это, воин медленно пошёл прочь, так и оставив дорогой меч валяться на земле.
        Святополк не выдержал и отвернулся. Закрыв глаза, он сел на корточки.
        - Умертвите её! - прошептал князь.
        Предсмертный крик заставил всех содрогнуться. Из шатра вышли воины. Святополк не хотел открывать глаза, не желая видеть мечи, обагрённые кровью его племянников.
        - Княже, княгиня с ребёнком бросилась с холма вниз. Там крутой склон, верно, жизни лишилась. Не знаю, зачем она это сделала!
        - Я не убийца, а так нужно, я не убийца, а так нужно, - твердил князь Святополк.
        - Княже, княгиня разбилась насмерть, а ребёнок покалечился, но живой. Может, пощадишь его? Он даже сидеть не сможет, если даже выживет, - сказал один из воинов.
        - Нет, пусть умрёт. Так будет лучше, - сказал князь Святополк, поднимаясь на ноги и открывая глаза, - пусть лучше умрёт сейчас, чем, мучаясь всю жизнь, жаждет мести. Такова воля…
        Святополк не договорил, так как не дерзнул, а, повернувшись, зашагал прочь с холма.

* * *
        Князь Святополк шёл по полю, устланному трупами. Его люди тоже ходили и искали раненых. Бой закончился, и теперь стоны изувеченных и израненных людей были слышны по всей округе. Раненые отгоняли стаи ворон, которые принялись пировать, выклёвывая глаза их товарищей. Те же, кого судьба уберегла, теперь сносили тела мёртвых, намереваясь предать их огню.
        - Князь, - услышал Святополк голос одного из ратников, - здесь лежит твой брат Святослав! Что с ним прикажешь делать?
        Святополк подошёл к телу князя Святослава Древлянского. Красивая смерть, подумал князь, смотря на человека, которого в прошлом считал своим братом. А сейчас считаю ли я его братом, задумался князь Святополк. Брат ли он мне?
        Князь Святослав принял смерть в бою и, судя по ранам, доблестно. Весь обагрённый кровью и даже испустивший дух, он сохранил какое-то достоинство на лице.
        - Святослав, - проговорил князь Святополк, склоняясь над его телом, - вот видишь, как Господь нас рассудил. Ты лежишь здесь, обагрённый собственной кровью, а я стою над тобой. Ты сейчас вместе со своими детьми и супругой, наверное, шлёшь мне проклятия? Я рад. Когда мы всё же встретимся на небе, прежде чем попасть в ад, я хотел бы тебя обнять и сказать тебе, что я всем сердцем желал, чтобы ты вернулся в свой удел. Святослав, пойми, я не мог поступить иначе. Я правитель Руси и не могу позволить иноземцам растерзать её. Ты хотел привести на Русь ворогов, чтобы занять Киев? Если бы я сейчас лежал на этом поле, а ты бы стоял надо мной, что ты говорил бы? Ты бы, наверное, говорил, что отомстил за братьев Бориса и Глеба.
        - Князь, - перебил Святополка Путша, - Святослав на небе, в аду или ещё где. Он тебя не слышит. Встань. Ты победитель, не плачь над своим врагом. Это делает победу ненужной и оскорбляет павших за тебя воинов.
        Святополк поднялся на ноги и посмотрел на Путшу, но словно не увидел его и не своим голосом произнёс:
        - Похороните князя Святослава, его сыновей и его воинов как полагается. Пусть над его могилой насыплют курган и пусть он спит там. Он принял смерть, которую может желать любой сын и потомок славного Рюрика и Святослава Неистового.
        Князь Святополк шёл по полю и искал тело Боривоя. Быть может, его побратим всё же смог спасти свою жизнь и уйти вместе с остатками людей князя Святослава, но Святополк верил в это с трудом.
        - Княже, - проговорил боярин Талец, - ты ищешь своего побратима?
        - Да. Ты знаешь, где он пал?
        Талец закусил ус, а после, прокашлявшись, произнёс, словно не желая говорить этого:
        - Я забрал его жизнь, но князь, за павших в бою не мстят.
        - Как он умер?
        - От удара копьём в спину, забрав перед этим две жизни, - ответил боярин Талец.
        Святополк кивнул, а после пошёл за Тальцом, который, запрыгнув на коня, поскакал туда, где Святополк во время битвы обнимал своего побратима.
        - Вот здесь, - сказал боярин, - вот здесь моё копьё пронзило его. Он упал и прополз немного.
        Святополк, спустившись с коня, подошёл к лежащему на земле витязю, уткнувшемуся лицом в землю. В теле витязя торчало сломанное копьё, насквозь пробившее его. Боярин Талец спешиваться не стал.
        - Князь, тебе нельзя его видеть. Таков обычай, и ты его знаешь. Коли вы в бою обнялись, то уже простились. После нельзя его видеть и разговаривать с ним, если он пал.
        Святополк кивнул и запрыгнул на коня.
        - Похороните этого сына князя Владимира так, как он того заслуживает.
        - Князь! Воротились воины Святослава, те, что покинули битву. Они склонили свои стяги.
        Святополк пустил коня галопом и вскорости оказался рядом со своими людьми, стоящими напротив дружинников князя Святослава, которые опустили свой стяг.
        - Князь Святополк, - заговорил спешившийся воин, которого поддерживали двое товарищей, - я воевода Радмил и я опускаю свой стяг. Я опускаю свой меч.
        - Радмил, - сказал князь Святополк, - мне довелось противостоять тебе. Хотел бы я иметь у себя такого витязя, такого воеводу!
        Радмил усмехнулся и отпустил руку от живота. Чёрная кровь тут же обагрила пробитый доспех.
        - Я иду к предкам. Встречу там вашего отца Владимира, расскажу, какую славную вы там на земле пирушку воронам закатили, - сквозь зубы произнёс Радмил.
        - Он мне не отец!
        - Не отец? А я смотрю на тебя и чувствую, что стою рядом с ним. Ты самый настоящий его сын. Отчаянный, доблестный и…
        - Договаривай, Радмил! Договаривай.
        - И… - Радмил рассмеялся и, закашлявшись, еле устоял на ногах, - и жестокий. Ты его сын, а не сын Ярополка. Не тешь…
        Воевода вновь закашлялся и повалился на землю. Даже пытающиеся ему помочь воины не смогли удержать его на ногах.
        - Иди и встреться с моим отцом, Радмил, и скажи ему, что я учился у него. Скажи это обоим моим отцам.
        Радмил рассмеялся и закрыл глаза.
        - Скажу.
        - Воины, древляне, - обратился князь Святополк к людям Святослава Древлянского, - служите мне, как служили ему.
        - Прости, князь, но мы поклялись не служить тебе и клятву сдержим. Мы сложили оружие и хотим похоронить воинов, наших братьев и другов, павших в бою.
        Святополк кивнул.
        - Вы в своём праве.
        Глава 17
        Князь Святополк вместе с дружиной въезжал в Киев. Простой народ встречал победителя, а не убийцу родичей. Каждый киевлянин, хоть немного понимающий в государственных делах, осознавал, что если бы Святослав Древлянский смог достигнуть Венгрии, то вся Русь обагрилась бы кровью. Многие государи теперь были бы рады поднять свои мечи на Русь и предать её разорению.
        Князь Святополк неспешно ехал на коне, а следом за ним по двое по городу ехали отважные витязи, многие из которых были ранены и всю обратную дорогу провели в телегах, но теперь сели в сёдла.
        - Славься, князь Святополк, отчаянный победитель и хранитель Отечества! - раздался крик из толпы.
        - Слава победителю и удатому князю!
        Впрочем, киевляне не так сильно ликовали, как желал того князь Святополк. То ли ненастная погода гнала их поскорее по домам, то ли они вовсе не желали ему победы и предпочли бы видеть на его месте ныне покойного князя Святослава Древлянского.
        Встречать князя Святополка вышла его супруга вместе с Предславой. Женщины подружились, что не могло не вызвать опасений у князя. Он хорошо понимал, что Предслава сама спит и видит себя княгиней Киевской, представляя себя второй Ольгой и говоря, что она вылитая прабабка. Епископ Анастас стоял чуть поодаль, так что было сложно понять, рад ли он возвращению князя или только вынужден прийти сюда.
        Боярин Елович, блюдя своё достоинство, стоял в первых рядах сразу за княгиней Владиславой и княжной Предславой. Елович хоть и по-прежнему чувствовал себя не очень хорошо, но приветствовать князя пришёл.
        - Вернулся, отец наш родной, - нарочно громко проговорил боярин Елович, так, чтобы князь Святополк точно его расслышал, - вернулся, сокол наш!
        - Верно, Елович, с победой вернулся. Побиты древляне, как и должно, - так же громко ответил Талец, - вот помрёшь ты - дети твои будут говорить, мол, батюшка наш самого Святополка приветствовал.
        - По стопам отца идёт! Главное, чтобы ошибки те же не совершил. Отец его, князь Ярополк, тоже прежде всего древлян подчинил, - произнёс Елович.
        Неожиданно княгиня Владислава резко повернулась к нему и, глядя прямо в глаза Еловичу, сказала:
        - Что вы, змеи бессовестные, слова красивые говорите? Супруг мой душу свою погубил, убив своего брата! Может, Господь заберёт тебя и ввергнет в ад!
        - Потерявший душу за близких своих сохранит её, - степенно проговорил стоящий в стороне епископ Анастас.
        Княгиня пошла навстречу князю, который, увидев её, спрыгнул с коня.
        - Ты убил Святослава? Ты убил его детей? - спросила княгиня Владислава.
        Князь Святополк посмотрел на супругу с непониманием. Княгиня хочет вести подобный разговор при всем честном народе? Ну уж нет.
        - Не бойся, Владиславушка, венгры больше нам не угрожают.
        - Ты их убил! Господи, прости тебя - ты не ведаешь, что творишь!
        Князь Святополк повернулся к киевлянам и громким голосом обратился к ним.
        - Киевляне! Скажите, прав ли я, что не дал князю Древлянскому, своему даннику, бросившему Отечество, бежать в страну угров и ополчать их на меня? Прав ли я, что разбил его?
        - Прав! - закричали киевляне, но не очень-то дружно. В голосах их слышалось сомнение.
        - Так отпразднуем победу! Я взял в бою казну князя Древлянского и, как положено, разделил её с дружиной, а свою долю я отдаю вам! Возрадуйтесь!
        Вот теперь народ возликовал. Крики стали оглушать, а когда князь стал раздавать золото и серебро, то люди стали словно сходить с ума.
        - Святополк Щедрый! Славный и удатый!
        - Княже, - обратился к Святополку епископ Анастас, - согласно обычаям, ты должен передать и Церкви часть богатств.
        Святополк двумя руками взял из сундука серебро и золото и отдал их Анастасу.
        - Я от Бога ничего не утаиваю.
        После того как князь Святополк раздал казну Древлянского князя киевлянам, он пошёл в свои палаты.
        - Князь, - проговорила княгиня Владислава, когда они с супругом уединились, - ты раздал богатство киевлянам, надеясь купить их дружбу, пожертвовал Церкви, но разве сможешь ты этим купить спасение своей души? Господь вывел нас из темницы, чтобы мы, осознав всё, ценили каждый день и прославляли его имя, а ты весь в крови. Милый мой Святополк - душа твоя станет достоянием сатаны.
        Святополк резко бросил княгиню на постель и лёг вместе с ней.
        - Нет, княгиня, Господь вывел нас из темницы, чтобы мы больше никогда туда не попали. Мы забрали власть и стали сильными, и за это надо платить. Платят за такое кровью.
        Князь Святополк очень соскучился по супруге и стал её целовать. Владислава не сопротивлялась, но продолжала твердить:
        - Святополк, Святополк, не будет нам с тобой оправдания. Ты в крови, и я с тобой рядом. Кровь родичей твоих обагрила наши руки! Обагрила наши руки…
        - Я готов искупаться в их крови, лишь бы больше никогда не быть в их власти, милая Владя. Всех…Всех…

* * *
        Возвращение князя в Киев обставили как славную победу. Вечером в княжеских палатах был пир. Столы просто ломились от яств. Этот пир так напоминал те пиры, что каждую неделю закатывал князь Владимир, что кто-то даже обмолвился, что Святополк - истинный сын Владимира, но быстро осёкся.
        Князь, бояре и лучшие воины пировали в палатах, дружина во дворе. А простому люду были накрыты столы прямо по центру улиц. Даже противный дождик не мог помешать празднику.
        Князь Святополк сидел рядом с княгиней и смотрел, как бояре набивают животы и вливают в себя мёд. Что ж, мёд вам быстро языки-то поразвяжет, думал князь Святополк, стараясь сам не упиться.
        - Княже, - поднимаясь со своего места, проговорил один из опытных воинов, имени которого Святополк не запомнил, но лицо узнал, так как в битве этот богатырь не раз был рядом с ним, - а давай на Византию в поход пойдём! А? Ну вот так вот возьмём, как в старину, и выступим. Возьмём множество золота и ты возьмёшь, да и это… щит прибьёшь на ворота Царьграда, ну это… Как князь Олег… Отомстим печенегам за деда твоего Святослава Неистового.
        Дурак ты, подумал князь Святополк, глядя на этого воина. Думаешь, что мои предки вот как по простой прихоти в походы шли. Да как бы не так. Чтобы поход удатым был, надо всё до последней мелочи обдумать. И к тому же у них не было столько врагов.
        - Я буду думать, друг, - ответил князь Святополк и тут услышал, как на другом конце стола ругаются два боярина.
        - А чего ты жрёшь? Я вот человек честный и говорю всё как есть. Это он так совесть свою искупает. Он ведь братьев убил! Бориса и Святослава!
        - И правильно сделал! Я бы тоже их того… Знаешь - а иначе как?
        - Дурак ты, Залюб, хоть и усы уже седые! Святополк - окаянный убийца и душегуб.
        Князь Святополк встал и поднял кубок. Все замолкли.
        - За славу Святослава! За победы Олега!
        Все тут же повставали и стали осушать свои кубки, а один из бояр прокричал:
        - А ещё за Святополка Славного! За князя!
        Все вновь наполнили кубки и выпили. После этого князь покинул бояр и отправился к дружине.
        Дружинники пировали ещё менее чинно, чем бояре. Хмельной мёд лился рекой. Увидев князя, все повскакивали.
        - За князя! За победителя! Наследник Святослава Неистового! Веди нас, удатый князь! Тебе жизни свои вверяем.
        Князю Святополку так сразу захотелось сесть с ними за стол и весело бражничать, что он, не думая, как в древности, сел среди простых воинов и наполнил кубок.
        - Скажи мне, князь, - обратился к нему один из дружинников, - а мы в Новгород воевать пойдём? Я вот так думаю, что если ты решил всех своих братиков того… - воин провёл рукой по шее, - ну как его сказать правильно… порешить удумал, то ведь надо с новгородского начинать. У него самая большая дружина. Вот это будет славная победа!
        - Как тебя звать, воин? - спросил князь Святополк.
        - Первак я. Ну так чего, князь, пойдём новгородцев грабить? Там ведь добыча знаешь какая большая? Бывал я в Новгороде ещё в детстве. Оттуда отец мой. Город там очень богатый.
        Святополк сидел среди простых воинов, и они все наперебой говорили ему о том, куда можно пойти и где можно разжиться златом. Эти простые люди вовсе не были глупыми. Просто они не видели смысла говорить двояко, зная, что с них спрос маленький. Святополк закрыл глаза и представил себе сотни тел, лежащих на земле, и каркающих воронов. Да, пир для них только начинается. Даже простые воины понимают, что ему придётся скрестить мечи с Ярославом, правителем, почти равным ему по силе.
        Надо печенегов звать, подумал Святополк. Без них супротив Ярослава можно и не сдюжить. Звать печенегов на помощь, вести этих иноплеменников на Русь, а не мстить им за деда.

* * *
        На следующее утро князь Святополк чувствовал себя не очень хорошо, но он знал, что это необходимая расплата за вчерашнее веселье. С трудом открыв глаза, князь увидел перед собой Путшу, который, по всей видимости, уже давно тут сидел.
        - Уже день? - спросил князь Святополк у своего ближника, который был обласкан им и возведён в сан боярина.
        - Скоро вечер. Княже, у меня есть сведения, что князь Ярослав Владимирович слаб как никогда. Он призывал к себе на службу варягов, но не смог с ними совладать и те стали вести себя непотребно. В общем, новгородцы их перебили. Тогда Ярослав зазвал именитых бояр к себе в Ракому и там приказал перебить. Сейчас самый лучший момент подчинить себе древнюю столицу твоего рода. Ярослав слаб и может опираться только на свою дружину, а ты ещё и на киевский люд.
        Святополк потёр руками виски. Ох, не самый лучший момент для разговора, но что поделаешь. Жажда душила князя. Больше всего на свете он сейчас мечтал о кружке холодного квасу, но, несмотря на это, можно сказать, заветное желание, князь задал совсем не этот вопрос своему ближнику.
        - Послушай, а кто тебе сведения эти сообщил?
        - Княжна Предслава. Вернее, в тереме у княжон я завёл своего человека, и он мне обо всём рассказывает. Она ему крепко доверяет, а он любит её. Вот я ему и обещал, что коли он будет служить тебе, князь, то ты позволишь их брак. Сам понимаешь, на Предславу мало кто позарится - чай не девка уже.
        Святополк улыбнулся. Да уж, подумал князь, по годам уж точно не девка. Другие в таком возрасте уже по семь детей имеют. А теперь эта змеюка, мужем зрелым не обласканная, а нашедшая себе пса какого-то, возле его супруги трётся, всё вынюхивая и выведывая. Хорош всё-таки Путша! И среди её дружков своего человека заимел. Наверное, это будет самой большой потехой, подумал князь Святополк, когда в день, когда наконец я уберу свой меч в ножны, я женю свою не то сестрицу, не то родственницу на простолюдине, который к тому же на неё мне доносил. Вот будет потеха!
        Князь Святополк встал на ноги и заставил себя не шататься, хотя это было непросто.
        - Подай мне, пожалуйста, меч, - проговорил Святополк.
        - Тяжко?
        - Тяжко, боярин!
        - Да не зови ты меня боярином. Путшей зови, - проговорил ближник князя, подавая ему меч, - на, опоясайся.
        Святополк и Путша отправились в трапезную. Челядь с пониманием смотрела на князя и старалась особо не мешать ему, так как прекрасно понимала, что человеку в таком состоянии легко не угодить, а это может дорого стоить.
        - Послушай, Путша, - проговорил князь Святополк, опустошив кружку квасу, - вот что я думаю. Может, нам с Ярославом Новгородским лучше замириться?
        - Да не, - ответил Путша, засовывая себе в рот яйцо, - либо ты его, либ…
        Путша неожиданно плюнул яйцо и сунул себе два пальца в рот, а после захрипел и, явно задыхаясь, схватился рукой за стол.
        - Путша, что с тобой? - спросил Святополк, подбежав к своему ближнику. Тот безумно водил глазами. - Я…Я…
        - На помощь! На помощь, - закричал Святополк, тряся Путшу за плечи, - ну чего ты, Путша, ну чего ты! Только не умирай, нам ещё столько совершить надо!
        В трапезную вбежали несколько челядинов. Они с ужасом смотрели на эту картину.
        - Кто был здесь? Кто готовил еду? - закричал на них князь Святополк.
        - Княже, да вся дружина, бояре, впрочем, не перечесть. Вчера же пировали. Многие и сейчас здесь. А еду готовили сразу много людей, для пира мы ведь позвали и с улицы помощников!
        - Яд! Яд - оружие слабых, - проговорил Святополк, поднимаясь на ноги, - кто мог отравить пищу? И видимо, она предназначалась вовсе не Путше, а мне.
        - Яйцо? Да как его отравить-то можно?
        - Видимо, сумели!

* * *
        Первая снежинка упала на руку княжне Предславе.
        - Зозуля, скоро вот так пойдут метели и покроют весь Киев белым покрывалом. Ты любишь зиму?
        - Нет, княжна, по мне так лето лучше. Пусть даже осень. В этот год что-то старуха-зима рано пожаловала.
        - Вчера попировал у князя Святополка?
        - Да, княжна, и сделал всё, как ты велела.
        - Молодец. Представляю, как Путша припёрся с самого утреца к князю, небось сидел и сгорал от нетерпения, чтобы всё Святополку побыстрей поведать. И о Ярославе, и о том, что у него, проныры проклятого, и в моём тереме нашёлся соглядатай. Чего тебе этот гад за службу обещал? Золото?
        - Нет, княжна, - ответил Зозуля, - тебя он мне обещал.
        Предслава рассмеялась и взяла своего воздыхателя за руку.
        - А представляешь, когда я сяду править в Киеве, какую мы свадьбу сыграем? Все обзавидуются!
        Зозуля ничего не ответил, лишь выставил ладонь, на которую тоже упала снежинка.
        - Тебе грустно? Представь, как всё будет белым-бело всего через несколько недель, ну, может, через месяц! Река замёрзнет, и можно будет тайком сходить покататься по льду. Я эту забаву страх как люблю с самого детства!
        - Да нет, княжна, просто сейчас только первый снег. Он быстро растает, даже землю не покроет.
        Княжна Предслава посмотрела на Зозулю с нежной улыбкой, хотя на самом деле думала совсем иное. Ну ты и остолоп! Если бы в мире женщины были равны мужчинам, то такие вот как ты век сидели бы бобылями. Впрочем, тебе, Зозуля, и так вечно одному свой век коротать, лишь в своих грешных помыслах лобызая меня или кого ты там потом себе удумаешь, когда я править Русью стану. Только стенать можешь! Коли был бы богатырём, давно взял бы меня силой, а не кланялся бы. Ну что из тебя за князь получится? Как стану княгиней, тебя, соплежуй, близко к палатам не подпущу.
        - Предслава, позволь мне поцеловать тебе хоть ручку. Я, едва закрою глаза, вижу перед собой тебя.
        - Нет, Зозуля. За службу платят не поцелуями, а золотом. Вот, возьми. Здесь достаточно.
        Зозуля неуверенно взял небольшой мешочек с серебром. Стоит сказать, в средствах он нуждался, так как давно не получал от своей возлюбленной подачек.
        Зозуля быстро взял мешочек и засунул его себе за пазуху.
        Мерзкий ты человечишка, подумала Предслава, даря Зозуле многообещающую улыбку, только моей милостью и живёшь. Но без тебя я по рукам и ногам связана. Видимо, ты для того и родился, чтобы меня княгиней сделать. Для этого, видно, ты по земле и ходишь!
        - Княжна! Чем мне заслужить право поцеловать тебя?
        Давно овладел бы уже, злобно подумала Предслава. Было время, когда я только этого и ждала, но нет, тебе только языком молоть!
        - Зозуля, мой милый друг, - начала свою привычную речь Предслава, - я бы с радостью отдала всё богатство, что меня окружает, в обмен на жизнь простой женщины, и тогда я бы сразу сочеталась с тобой браком. Не томи меня и не играй со мной, ибо знаешь, что греховные мысли обуревают меня так же, как и тебя. Знаешь, сколько часов мне теперь придётся молиться, чтобы отогнать их? Милый мой друг, настанет день, когда я стану княгиней, и тогда, увидишь, мы с тобой будем вместе!
        - Предславушка, милая моя Предславушка, я всей своей жизни не пожалею ради часа такого времени! Что нам надо сделать, чтобы ты села на стол князя Киевского подобно Ольге?
        - Иди, Зозуля, мне пора идти к княгине Владиславе. Иди и жди. Я пошлю за тобой.
        - Я всегда рядом, княжна! Всегда!
        - Ты вот здесь, - сказала Предслава, показывая рукой на сердце, - здесь и всегда.
        Зозуля смотрел вслед княжне и невольно представлял себя настоящим князем, окружённым боярами, за большим столом, на котором лежат целиком зажаренные туши зверей. Он пирует после очередной победы над врагами, и его уже сравнивают даже не с Владимиром, а с самим Святославом Неистовым, ставя вперёд его. Эх, хорошие мечты, но путь до них неблизкий, подумал Зозуля.

* * *
        Княжна Предслава с княгиней Владиславой, отстояв всё вечернее богослужение, решили вместе разделить трапезу. Святополк покинул Киев и уехал в Вышгород, куда привезли тело князя Глеба, чтобы похоронить рядом с Борисом.
        - Предславушка, в какое мы жуткое время живём! Сегодня кто-то пытался отравить моего супруга, но отравил его ближника Путшу! Отравили яйцо, которое тот ел. Предславушка, как жить дальше? Святополк настолько мерзок стал людям своими злодеяниями, что они его желают умертвить. Я так за него боюсь!
        Предслава отодвинула от себя тарелку. Новость её не сильно поразила. Кто же стал бы травить Путшу? Молодец, Зозуля, всё сделал правильно. Видимо, и все впрямь считают, что яд предназначался для Святополка. Пусть тот зрит в этом руку кого-либо из своих братьев. Святополк должен был сделать за неё всю грязную работу, расчищая ей дорогу, а она собиралась, подобно княгине Ольге, объявить себя мстительницей.
        - Да не бойся ты, Предславушка, - сказала Владя, увидев, что княжна отодвинула от себя кушанье, - еду теперь перед тем как подать нам на трапезу, пробуют.
        Тьфу, как в Византии. Мы помимо их веры переняли и их коварство.
        Предслава без всякого аппетита принялась за пищу, слушая, как полоумная, по её мнению, княгиня несёт всякую чушь, совсем не желая рассказать о том, кого подозревают в смерти Путши.
        - Господь милостив. Быть может, ближник твоего супруга, съев ядовитое яйцо, предназначенное твоему супругу, тем самым себе на небе мученический венец заслужит.
        - Предславушка, ты словно ребёнок, хоть и старше меня. Путша этот был ужасным человеком! Я ни капельки о нём не жалею. Он освободил нас со Святополком из темницы, освободил наши тела, но погубил душу моего супруга. Каждый день я часами молюсь о его душе!
        - А кто отравить-то мог яйцо, да и как?
        - Как теперь проведаешь? Много тогда людей было в палатах. Не любо мне, что мой супруг братоубийства отмечает как победы. Святослав с детьми ни в чём не виновен был. Он хотел уйти в Венгрию и там жить вдали от борьбы за власть.
        Предслава налила себе стакан прокисшего молока и сделала небольшой глоток.
        - Да не бойся ты так, Предславушка, кто нас-то с тобой травить будет? Да к тому же я говорю - пробуют наше кушанье. Слушай, я тебя, верно, сильно испугала, что ты и есть-то не хочешь. Предславушка, а я послала к своему родителю и передала ему, чтобы он, переговорив с епископами, вновь к тебе сватался. Я уговорю Святополка, чтобы он города червенские, князем Владимиром у моего рода отнятые, дал моему отцу за тебя в приданое. Так что скоро станешь королевной. Мой отец всегда мечтал их себе вернуть.
        Предслава закусила губу. Конечно, стать женой князя Болеслава Храброго было бы почётно. Будь она лет на десять младше, ликовала бы.
        Князь Болеслав в молодости прославил своё имя храбрыми деяниями, а вот теперь, состарившись, растолстел, да так, что, сказывали, даже на коня залезть не мог сам и что только самые могучие жеребцы могли удержать этого толстяка. Сказать Владе, что её отец безобразно толстый, Предслава не могла, и всё, что ей оставалось, так это поблагодарить свою родственницу.
        - Ну вот, надеюсь, всё успокоится на Руси и будет свадьба. А ещё я, если честно, очень хочу своих родичей увидеть, - проговорила княгиня Владислава, - ты, Предслава, и представить не можешь, насколько у нас там лучше и погода, и природа. У нас и зимы мягче, и лето теплее. Наш край самый лучший! Тебе там очень понравится.
        Я зиму люблю, про себя подумала Предслава. Жирный же ты кусок Руси, змеюка, отцу своему передать хочешь. Города червенские отец мой с боем занял, а ты их хочешь в качестве приданого за меня отдать. Всё просто у тебя получается, взяла да и передала то, за что мой отец кровью платил.
        - Я думаю, мне понравится там.
        - Чего ты запечалилась, Предславушка? Родину покидать не хочешь? Ну что поделаешь, мы для этого рождены были. Я ведь тоже не хотела сюда ехать. Русь всегда мне казалась какой-то суровой и злобной. Честно говоря, я до сих пор здесь себя чужой чувствую.
        Ты и есть чужая, змеюка латинская, подумала Предслава, грустно улыбаясь княжне.
        - Всё равно боязно, Владя, а вдруг твой отец посмотрит на меня и скажет, что я уже старушка?
        - Отец? Да ни в жизни! Он человек хоть и странноватый, и сложно понять, язычник он в душе или христианин, но очень добрый и честный. Он к тебе ещё давно сватался, так как его прошлая жена опостылела ему. Моя мачеха - недостойная тварь, которую Господь создал, чтобы она была змеёй, а она тело человека урвала.
        Как тебя, что ли, вновь мелькнула мысль у Предславы, которая, сделав грустное лицо, изображала, что затаив дыхание пытается узнать как бы невзначай про своего жениха.
        - Самым главным пороком батюшки является его неумеренное обжорство. Он, бывает, встаёт поесть и среди ночи, и поутру. В этом, конечно, меры он не знает, но зато он самый славный витязь. Он и на медведя ходил сам с одной рогатиной, и в бою прославился. Сам римский император Оттон много лет назад надел корону на моего отца, назвав его королём.
        Предслава склонила голову и закрыла лицо руками.
        - Господи, но ведь я совсем уже не молода!
        Владя тут же подошла к княжне и обняла её, нашёптывая на ухо, что Предслава очень красивая и глядя на неё, и представить нельзя, сколько ей лет.
        Предслава между тем изо всех сил пыталась прикинуть, что ей лучше - уехать женой к князю Болеславу или всё же стать второй Ольгой и под самый конец умертвить Святополка, объявив себя славной мстительницей, как прабабка.
        Глава 18
        Терем у боярина Еловича был просторным, а внутри убранство было не хуже, чем в княжеских палатах. Ближник князя Владимира, а теперь ещё и князя Святополка, был ничем не обижен и жил в достатке. Множество челяди трудилось на боярина, обеспечивая ему достойную жизнь. Правда, годы совсем не щадили его и не давали возможности пользоваться всеми благами.
        Боярин Елович с грустью посмотрел на то, как приглашённый на трапезу человек по имени Ульян поедает предложенные яства.
        - Вкусно? - спросил боярин Елович.
        - Весьма, боярин, - ответил Ульян, прекрасно понимая, что Елович себе такого позволить не может, так как здоровье у боярина сильно пошатнулось, - так говори, зачем позвал меня?
        - Ну как не позвать? Ты кушай, кушай, вон медку хлебни. О делах после поговорим! - ласково и по-отечески проговорил боярин Елович.
        Спустя некоторое время Елович испытывающе посмотрел на Ульяна и затем медленно достал небольшой мешочек с серебром. Глаза у гостя хищно загорелись. Когда Елович бросил ему мешочек, тот на лету поймал его.
        - Благодарствую, боярин.
        - За службу платить надо, Ульян. Ты кушай, кушай!
        - Я всегда готов служить вам и никаким злодейством ради наполнения своей мошны не побрезгую, - со смехом проговорил Ульян, засовывая себе в рот жирный кусок мяса.
        - Всё для блага государства, - безразлично проговорил боярин Елович, - мне вот за боярином Тальцом присматривать надобно! Нужен мне человек возле него, чтобы меня обо всём оповещал.
        - Это будет стоить дороже, боярин, - произнёс Ульян.
        Елович злобно посмотрел на него. Совсем обнаглел этот проходимец! Стыд потерял. Теперь ещё и повышения платы требует.
        - Знаю. Только вот смотри, мне нужны явные доказательства того, что Талец ближника князя Путшу отравил.
        Ульян кивнул и после хотел было уже подняться, раскланяться и покинуть терем боярина, но Елович резко взял его за руку и удержал на месте. Их разделял стол, но видно было, что гость испугался.
        - А ты, Ульян, смотри, не забывай, кому служишь. Не забывай. Я ведь за каждым здесь присматриваю и на каждого управу найду. Ясно тебе, бродяга? Смотри, не думай, что ты в безопасности. Пока я скажу, что ты в безопасности - можешь за жизнь свою не переживать, но вот коли ты провинишься передо мной, то всё, можешь сам себе глотку перерезать. Иди!
        Ульян встал, поклонился боярину и вышел, а Елович отодвинул от себя тарелку, с которой так ничего не съел.
        Эх, если бы и вправду он был тем, кто на всех управу найти может. Конечно, за себя постоять Елович был в силе и обидеть его дураков в Киеве не было, но чувствовал боярин, что хватка его слабеет. Ещё недолго, и вовсе станут к нему относиться как к старцу. Елович понимал, что Талец только и ждёт, когда он глаза закроет. Много лет они были с ним вместе. Теперь-то он понимал, что надо было задавить этого змеёныша, пока он был ещё маленьким. Пожалел. В молодости обед, бывало, с ним делил, а теперь приходится видеть, как этот негодяй нашёптывает князю Святополку, что он, Елович, уже старик и что поручить ему уже ничего нельзя. А что хуже, так это то, что можно и не благодарить и не одаривать своего верного человека. Путша вон и вовсе князю говорил, что он, Елович, заодно с Борисом.
        Боярин поднялся и хлопнул в ладоши. В трапезную вошла челядинка и принялась убирать со стола, а Елович стал молиться. Конечно же, если бы никто его не видел, он и не подумал бы перекреститься, но сейчас нараспев читал молитву.
        Закончив, Елович посмотрел на челядинку, которая протирала стол.
        - Тебя как звать?
        - Анастасия.
        - А по-человечески, ну, в смысле, по-нашему.
        - А родители мне дали одно имя. Славянского не дали. Братья мои по два имени имеют, а я вот только одно.
        - А крестили тебя когда?
        Девушка пожала плечами, словно не понимая вопроса, а после ответила:
        - Ну, наверное, через несколько недель после того, как я родилась.
        Во как, качая головой, подумал Елович. Дожил до того времени, когда вокруг меня живут люди, которые уже родились в вере Христовой. Она небось ни одного оберега в жизни не носила и идола не видела. Даже имя у неё только одно - христианское.
        - А вот когда мы крестились, то тогда ещё никто и подумать не мог, что доживём до того дня, когда уже будут взрослыми те, кто ещё не родился. Но видишь - Вера Христова воссияла.
        Анастасия улыбнулась, поклонилась боярину и, закончив свою работу, покинула трапезую.

* * *
        Боярин Елович после вышел во двор и плюнул на промёрзшую землю. Всё. Лето и даже осень кончились, наступает зима. Вот так, может, и осталось мне, размышлял Елович, недель сто жить, ну, может, двести, а из них половина - холод, вьюги, дожди. Хоть в Тмутаракань перебирайся к князю Мстиславу.
        Елович вышел со двора и пошёл по улицам Киева к терему Тальца. Люди, видя боярина и ближника князя, кланялись ему. Он, проходя мимо храма, снял шапку и перекрестился. Пусть все видят, какой я набожный, подумал Елович. Тут он услышал откуда-то из подворотни крик:
        - Убийца! Убийца князя! Чтоб ты сдох!
        Елович закрутил головой, грозно осматриваясь. Кто посмел его, боярина, убийцей назвать? Вот времена! Ну и испортят же всякие пакостники настроение. Сам Елович о том, что он убил князя Бориса, ни разу не вспомнил, и когда ему сейчас об этом напомнили, то это вызвало у него только досаду.
        Никудышным был бы князем этот Борне, подумал Елович, продолжая свой путь. Князь должен жаждать власти, а не ждать, когда она к нему словно спелое яблоко упадёт.
        Подойдя к терему боярина Тальца, Елович со злобой подумал, что отстроился этот никудышный по сути человечек не хуже, чем он. А что самое подлое, так крышу в тереме справил специально повыше, чем у него, и крыльцо явно сделал чуть больше. А всё потому, что делает не своим умом, а сначала посмотрит, что Елович построит, а после делает чуть-чуть побольше. И вправду, хоть в лесу терем строй от таких вот.
        Челядь и домашние знали боярина Еловича в лицо, так как в доме у боярина Тальца он появлялся частенько. Когда он вошёл внутрь, то все стали кланяться и спрашивать о его здоровьице, словно ему уже сто лет.
        - Да ничего, слава Богу, - отбивался Елович от вопросов дочек и внучек боярина Тальца, - а батюшка ваш где?
        - Изволит в палатах княжеских быть, - сказала дочка Тальца по имени Ирина, - но скоро уже воротиться должен.
        - Ирин, а скажи, у тебя два имени?
        - Да, но Малушей меня никто не зовёт. Я бы и не отозвалась.
        - Во как! А ведь я тебе крёстный отец, так?
        - Да, боярин.
        Елович покачал головой. Как время быстро летит. Вроде ещё недавно они с Тальцом имя подбирали для его дочки. Негодяй специально, чтобы князю Владимиру приятно было, дочку как его мать назвал. Опять же не своим умом додумался, а вызнал, как я назвал дочку, также и он. Это за ним всегда такое водилось.
        Елович неспешно снял меховую шапку, положил её на стол и тут почувствовал, что что-то у него в левой стороне защемило. Ничего, подумал Елович, а как ты хотел? Пешком по эдакой мерзкой погоде идти, да тут ещё этот сумасшедший привязался: «Убийца князя!» И ведь нет в нём ничуточки храбрости. Крикнул из подворотни и тикать. А в глаза бы только и лился бы в разных славословиях.
        Елович услышал голоса и понял, что, видимо, боярин Талец воротился домой. Талец вошёл бодрым шагом, которому тотчас позавидовал Елович. Увидев старого знакомого, он тотчас снял шапку и, ткнув её в руки челядину, с распростёртыми объятиями пошёл навстречу.
        - Дорогой друг! Как я рад, что ты всё-таки пришёл ко мне. Оттрапезничаем? Как ты? Как здоровьице?
        Елович встал на ноги со скамьи и тоже пошёл навстречу Тальцу.
        - Послушай, Талец, не до этого мне сейчас. Разговор у меня к тебе, да такой, что и откладывать негоже. Пойдём-ка уединимся.
        Талец сразу понял, что раз боярин Елович сам к нему пожаловал, то, видимо, тому и впрямь есть что сказать.
        - Ну пойдём, боярин, уединимся. Никого к нам не пускать, а коли кто спрашивать меня будет, то скажите, что я занят. И это… баню мне истопите.
        Бояре Елович и Талец уединились в небольшой комнатке, где кроме стола и двух скамей ничего и не было.
        - Ну, Елович, говори, что случилось. Давненько ты в палатах княжеских не бываешь. Здоровье не позволяет? - злорадно спросил Талец.
        - Да нет. Вот пока ты ходишь там и нос кверху задираешь, я тут делами неотложными занимаюсь.
        Талец снисходительно посмотрел на Еловича. Ну да, ну да. Тешь своё самолюбие, старая развалина. Вот скоро снесём тебя на кладбище - будет тебе расплата за все твои делишки. Всё!
        - Ну что же стряслось?
        - А шепнул мне тут один человечек, мол, тебя… - боярин Елович осмотрелся, как бы прикидывая, может ли кто их подслушать, хотя прекрасно знал, что никто не может, - …тебя умертвить удумали.
        - Кто?
        Боярин Елович отрицательно покачал головой и сделал вид, что прикидывает, кто бы это мог бы быть.
        - Может, кто из детей Владимира? Или, может, кого ущемил корысти ради? В общем, знаю я, что даже уже нашли душегуба.
        - Откуда? Знаешь откуда?
        - Поживёшь с моё - и не такое знать будешь. Я ведь всё под контролем держу, Талец, всё. Без моего дозволения пока что ничего не происходит. Я тебя предупредил - ты теперь будь внимательным. Подстрой ловушку для своего убийцы и споймай его.
        - Ну спасибо тебе, Елович. Я всегда знал, что ты человек достойный, а теперь вижу, ты мне и впрямь друг. Только на один вопрос ты мне ответь пожалуйста. А не ты ли этот человек-то? А то ведь знаешь, как бывает в Византии, например. Человек сам убийцу наймёт, а после бежит и рассказывает об этом.
        - Гнилой ты человек, боярин Талец, - с обидой проговорил боярин Елович, - ну как вот после таких слов тебе помогать-то можно, а? Да я вот в другой раз про такое узнаю, так и слова тебе не скажу. Понял?
        - Да ладно, полно тебе обижаться-то. Ну я просто, как говорится, для потехи такое сказал. Спаси Господь тебя, боярин. Буду должен.
        Елович вздохнул тяжело и махнул рукой.
        - Коли я бы за всё такое долги взыскивал, то точно бы в золотом тереме жил.
        - Да у тебя и так терем второй по размеру и по убранству, - с достоинством проговорил боярин Талец, давая понять боярину Еловичу, что первый по размеру - его, - проходил я мимо него и дивился. А что ты там пристраиваешь к нему? Курятник?
        Ну вот, змей глазастый, злобно подумал Елович, уже углядел. Ходит и только везде глазами водит. Курятник! Это я там хочу павлинов завести с Византии, чтобы как у императора у меня было. Теперь хоть ломать приказывай. Углядел. Значит, будет такой же строить и не чтобы скромненько, а чуть больше забабахает, лишь бы досадить мне. Подлец. Я ему вот жизнь спасаю, а он!
        - Да, да. Чтобы яйца не носить издалека да чтобы петух по утрам будил, а то ведь всё просыпаем, - скромно сказал Елович.
        - А… - с недоверием протянул Талец, - а чего тогда резной курятник строишь? Для чего?
        - Да чтобы челядь без дела не сидела. Зима впереди длинная - пусть занимаются.
        - По мне, так пусть лучше лес валят, а не стругают, - произнёс Талец, - ну, да у тебя своя голова на плечах. Сейчас вот говоришь - курятник строю, а потом возьмёшь и жар-птицу какую-нибудь привезёшь. Так ведь?
        - Да на кой бес она мне, твоя жар-птица, - сердито проворчал Елович.
        - А я вот так подумал - буду, наверное, тоже себе у дома строить курятник и тоже резной, но только вот поселю в нем не куриц, а павлинов, ну, как в Византии. Что думаешь? Будут у меня у первого в Киеве павлины!
        - Ты бы не в игрушки игрался, уже борода седая, а о безопасности своей подумал, - строго проговорил Елович, - ладно, пора мне, а то я тут что-то засиделся.

* * *
        Прошла почти неделя после того, как боярин Елович посетил своего старого дружка. Боярин Талец после встречи с Еловичем сильно изменился, потерял сон и всюду видел вокруг себя опасность. Особенно страшился боярин яда, прикинув, что ежели уж его и решат извести каким путём, то, скорее всего, прибегнут к яду. Впрочем, на всякий случай боярин Талец нанял себе двух охранников, которые отныне всегда следовали за ним.
        Первого, сына одного из погибших товарищей, он взял себе по старой дружбе, а второго - некоего ростовчанина Ульяна.
        Ульян крепко понравился боярину и тем, что на язык остёр, и тем, что исполнить любую волю за радость считал.
        - Вот, Ульян, это ведь не просто так жизнь нас тобой столкнула, - говорил боярин Талец, - сейчас время такое, что вот так вот потрапезничать сядешь - и всё, как говорится, конец. Вот боярина Путшу яйцом отравили! Ума не приложу, как.
        Ульян, насупившись, подал боярину шубу. Тот неспешно стал её надевать.
        - Да! Времена пошли! Как яйцо-то отравить можно, ведь оно же в скорлупе! Скорлупу очищают. Как сумели!
        Это, верно, византийцы или ещё кто. Может, Анастас. Он мог! Я вот что, Ульян, думаю - епископ этот не Богу, а злату служит. Видно, перешёл ему боярин Путша дорогу. Хотя какой он боярин. Тьфу. Чернь.
        Ульян покивал головой, соглашаясь с боярином Тальцом.
        - Идём, Ульян, мне сейчас к князю надобно. Ты со мной рядышком не иди.
        - Знаю, боярин, идти поодаль, словно я не с тобой иду, а по своим делам, но зрить в оба, и коли какую опасность увижу, то громко выругаться, да так, чтобы ты, боярин, услыхал и изготовился. Негодяя ловить будем! Только вот о чём я подумал, боярин. Коли душегуб яд пользует, то едва ли он к мечу прикоснётся. Надо бы нам как бы для себя яд купить возжелать и с тем, кто его продавать будет, поговорить как полагается. Глядишь, и вызнаем, кто тебя извести думает, а ты мне, как и обещал, награду дашь.
        - Голова! Ты прям в корень зришь. Вот что я тебе, Ульян, скажу. Как душегуба споймаю - тебя у себя удерживать буду. Служи мне. Я у князя правая рука и считай, что ближний боярин. Будешь подле меня - в золоте купаться станешь. Ладно, пойдём к князю.
        - Боярин, а я, пока ты будешь в палатах князя, к Назару-иудею мигом слетаю, а то ведь помнишь, тогда шубу твою отнёс, чтобы он её подправил? Как бы бес хитрый её не зачинил, а то ведь не узнаем.
        - Слетай, голубчик, слетай. Вот действительно - ты мне прям как сын. Сыны мои, бестолочи, только мечом махать хотят, - с гордостью проговорил боярин Талец, - все в дружине. А вот так до седых усов дожил и опереться не на кого. Тебя мне Господь послал, не иначе.
        Когда боярин Талец благополучно прибыл в княжеские палаты, то Ульян со всех ног поспешил к Еловичу, который уже ждал его в своём тереме.
        Елович неодобрительно посмотрел на своего подручного.
        - Ты это, мне больше скарб Тальца не носи. Сам вон по ночам, хочешь, по утрам бегай его чинить носи. Мне таким заниматься не с руки.
        - Так по ночам и по утрам, в общем, всё время я подле боярина Тальца. Крепко ты его, боярин, напугал.
        - Страх никому ещё не повредил, - деловито произнёс боярин Елович, - чего нового узнал? Вот шуба Тальца. Снёс мой челядин её к иудею.
        - А карман потайной сделал?
        - Сделал, вон возле полы, - отозвался боярин Елович, бросая шубу Ульяну.
        Тот не спешил ничего говорить, выжидающе смотря на боярина. Елович, ругаясь сквозь зубы, достал мешочек и протянул его Ульяну, который, заглянув внутрь, нахмурился.
        - Маловато.
        - А что тебе без толку серебро давать. Говори, коли что есть, а то вон и Талец тебе платит, и я. Ты, чай, не бедствуешь.
        - Талец мне за службу платит, - обиженно сказал Ульян, - ну да ладно, жадность - не мой порок. В общем, боярин Талец считает, что Путшу епископ Анастас отравил, прости меня Господи за слова эти.
        Сказав это, Ульян набожно перекрестился, а Елович посмотрел на него с нескрываемым презрением и ухмылкой.
        - Такие сведения я сидя на скамье надумать мог. Чего по делу сказать можешь?
        Ульян тоже скривился, поняв, что старый ближник князя Владимира за всякие бредни платить не станет.
        - В общем, я не нашёл никакой причастности боярина к убийству Путши. Не он это сделал. Не он.
        Ухмылка с лица Еловича не исчезла, а напротив, превратилась в гримасу.
        - Но я вот что измыслил, боярин. Талец тёмные дела вёл. Коли я лжесвидетельствовать на него буду, то едва ли это мне во грех будет. В случае чего я могу при всех поклясться, будто бы он мне похвалялся, что убил боярина, изведя его отравой.
        Елович отрицательно покачал головой.
        - Будь твой отец роду славного, быть может, твоё слово хоть чего-то стоило, а так скажет боярин, что ты лжец, и отсекут тебе буйну голову. Я встревать не стану. Мне это не с руки.
        Ульян понял, что у него осталось последнее средство и последний секрет.
        - А коли у боярина Тальца яд найдут, то будет ли это доказательством?
        - Продолжай.
        - В общем, я тут надоумил боярина Тальца, мол, чтобы выведать, кто его погубить хочет, надобно к человеку, что ядом торгует, сходить да допросить его как следует. В общем, сгубим мы этого негодяя-отравителя, а со стороны всё это будет выглядеть, словно боярин специально это умыслил. Чтобы следы своего злодейства скрыть. Кроме того, я ещё и яду боярину подброшу. Мол, взял, чтобы и дальше отравлятильствовать!
        - Что-что делать?
        - Ну, это, людей травить. Я просто по-книжному сказал.
        - Ты смотри, когда тебе вопросы задавать станут, по-книжному не заговори, а то точно жизни лишат. Завтра чтобы всё обстряпал, понял?
        Когда Ульян покинул боярина Еловича, тот довольно прокряхтел. Ну вот, есть с чем и к князю пойти. Как-никак, я ему, считай что, убийцу его друга на чистую воду вывел. А кроме меня и Тальца рядом с князем остался только воевода Ляшко, но этот тупица мне не проблема, подумал Елович, садясь на скамейку и вытирая пот с головы.
        - Во года! - проворчал старик. - То в жар, то в холод бросает. То в холод, то в жар. Тьфу.
        Глава 19
        Снег медленно покрывал улицы Киева. Это был уже не тот снег, что тут же тает. Этот покроет весь город и на долгое время погрузит всё живое в сон. Князь Святополк стоял на крыльце своих палат и смотрел, как киевский люд не спеша занимается своими обычными делами. Ни снег, ни дождь, ни жара не могли заставить людей бросить их каждодневные занятия. Князь Святополк, быть может, и полдня вот так вот стоял бы и смотрел на людей, но, к его великому сожалению, дела государства не позволяли ему праздно проводить так много времени и потакать своим желаниям.
        После того как князь Святополк освободился из темницы, он как можно больше времени старался проводить на улице. Особенно ему нравилось стоять на этом крыльце. Проходящие мимо киевляне снимали шапки, кланялись ему и приветливо кричали:
        - Здрав будь, княже, и сохрани Господь тебя и род твой.
        Наследник! Сын, который сможет стать его верной опорой. Это сильно заботило Святополка, так как наследника он не имел.
        Тревожные вести, дошедшие до князя, сильно портили ему настроение. Постояв на крыльце минут десять, князь Святополк напоследок глубоко вдохнул холодный и свежий воздух и зашёл в свои палаты, где уже ждали его воевода Ляшко и другие ратные люди.
        - Княже, - обратился воевода к Святополку, - если сведения, которые до нас дошли, точны, то дела наши не так хороши, как того хотелось бы. Князь Ярослав собрал почти сорок тысяч ратников, пригласил варягов, которые рады услужить ему в столь мерзком деле, и движется к Киеву. Ярослав объявил себя мстителем за братьев, которые были убиты, и, пользуясь этим предлогом, хочет занять Киев, а тебя лишить жизни. Думаю, другие братья в ваш спор вмешиваться не станут. Судислав спит и видит себя Новгородским князем. Поэтому, если ты одержишь верх, думаю, что он ударит в спину Ярославу и займёт Новгород. Мстислав с дружиной служит грекам, а Станислав слишком глуп, чтобы помочь тебе или пойти вместе с Ярославом.
        Святополк испытывающе посмотрел в глаза воеводе Ляшко, а затем обвёл взглядом всех остальных.
        - Ляшко, сколько сейчас у нас под рукой воинов? Скольких мы можем выставить?
        Воевода сразу не высказал свои мысли по этому поводу, а несколько минут размышлял. Сложный вопрос задал ему князь, так как на него так просто и не ответишь. Полагаться можно было только на дружину, но вот если раздать оружие киевлянам и селянам, то численно рать Святополка значительно увеличивалась. Ярослав повёл землепашцев и горожан на бой, но стоит ли делать то же самое Святополку? В отличие от дружинников, селяне зачастую плохо обучены и почти не умеют биться в строю. Только большим числом и большой кровью они могут даровать победу.
        - Если собрать людей со всех окрестных земель, то почти тридцать тысяч. Но не забывай, княже, это не дружина, в которой один воин стоит десятка.
        Святополк усмехнулся. Да, даже если у Ярослава рать и больше его, но дружина больше у него. Киевские дружинники служили ещё князю Владимиру и у каждого за плечами не одно и не два сражения. Воины в дружине годами оттачивают своё умение. К тому же если позвать печенегов, непревзойдённых всадников, то численный перевес окажется на его стороне.
        - Ляшко, срочно пошли верного и умелого человека к печенегам и зови их в Киев. Обещай достойную долю в воинской добыче и плату за каждый день службы.
        Тут со своего места поднялся боярин Талец и, поклонившись князю, а затем всем воеводам, неспешно начал свою речь.
        - Князь, обычно для государей основной проблемой является не собрать рать. Раздать оружие черни легко - куда сложнее прокормить столь огромное воинство. Если наша рать закроет путь Ярославу на какой-нибудь из переправ и вынудит его принять бой, то потери среди новгородцев будут намного превосходить наши.
        - А зачем ему переправляться? Он встанет станом и будет стоять и ждать, - сказал воевода Ляшко.
        - Вот об этом я и толкую. Нет нужды собирать столь большее воинство. Пусть лучше киевская рать и будет меньше числом, но лучше снабжена. Увидите - в новгородском стане будут драться за каждую кость, в то время как у нас будут лишь пировать.
        Святополк улыбнулся, подошёл к боярину Тальцу и обнял его.
        - Ты, Талец, не зря моим отцом ценим был. Твой ум и впрямь остёр.
        - Но печенегов лучше всё равно позвать, князь, - сказал воевода Ляшко, - они умелые воины. Если всё же Ярослав дерзнёт переправиться, то их сабли и луки будут нам хорошей помощью.
        - Киевские земли плодородны, и люд у нас небедный. Прокормим и свою рать, и печенежскую, - проговорил боярин Талец, - лучше пусть землепашцы мирно трудятся, чем бьются. А вот среди людей Ярослава быстро поднимется ропот, и у него останется выбор: или атаковать нас, несмотря на то что это ему будет смерти подобно, или вернуться в Новгород, где всё его войско и поразбежится.
        Святополк понимал, что можно было бы выйти в чистое поле и там померяться силами с Ярославом. Скорее всего, победа будет на его стороне, но предложение Тальца его сильно заинтересовало, так как терять людей попусту князю, конечно же, не хотелось.
        - Сделаем, как предлагает боярин Талец, - сказал князь Святополк, - пусть многочисленность новгородцев и погубит их.

* * *
        В покоях княгини Владиславы было душно. После недавних событий княгиня стала всего бояться и нашла успокоение в молитвах. Князь Святополк, зайдя в покои супруги, не удивился, обнаружив свою жену на коленях и шепчущую молитвы. Он долго ждал и справлялся у челяди, закончила ли его супруга молитву, но те отвечали, что княгиня всё так же стоит перед иконами. Терпение князя Святополка лопнуло, и он решил прервать её.
        - Владя, - обратился к супруге князь, - так получается, что нам с тобой предстоит расстаться. Я поведу рать против Ярослава. Настало время нам проститься.
        - Святополк, ты ведёшь рать против Ярослава?
        - Доля князя - защищать свои владения, а я князь, и посему это мой долг.
        Княгиня встала с колен и повернулась к супругу. Святополк увидел слёзы у неё на глазах.
        - Почему ты плачешь, свет мой? - спросил князь.
        - Святополк, почему ты не хочешь послушать меня и уйти от всех этих жестокостей? Разве не видишь ты, что всё происходит не так, как должно? Коли мы, освободившись, сразу же уехали бы к моему отцу, то нам не пришлось бы жить в вечном страхе, в вечной борьбе! Борьба эта стоит людям жизней!
        Святополк сел на постель княгини и, взяв её за руку, притянул к себе. Владислава села рядом.
        - Послушай, Владя, мира и спокойствия нет нигде. Может, только на небе! Твой отец, конечно же, с радостью принял бы нас с тобой вместе с Туровским княжеством и с червенскими городами в придачу. Но только сразу же тебе скажу - это не означало бы вечное спокойствие. Рано или поздно Болеслав умрёт, и кровь польётся и в тех краях. Так устроен мир! Князья убивают друг друга, борясь за власть. Так было всегда и будет впредь. Нас с самого детства учили: либо мы князья, либо нас убьют. Ты ищешь утешение в Боге? Я не буду тебя судить. Возможно, ты права. Для души проще быть холопом или закупом, челядью, простым воином или боярином, чем князем. Ты обвиняешь меня в убийстве братьев?
        Княгиня Владислава прижалась к князю, и они просидели так молча несколько минут. Они прощались. Слова тут были не нужны, так как ими мало что можно было выразить.
        - Послушай, Святополк, - наконец произнесла княгиня Владислава. Она говорила отрешённо, словно находилась далеко отсюда, - ты сейчас говорил о том, что наша доля, доля князей, доля правителей Руси и доля правителей других земель - защищать свои уделы. Но разве не получается так, что люди, простые люди больше всего страдают от того, что мы стремимся усилиться, желая получше защитить и самих себя, и свои уделы? Мы ведём войны между собой. Может, коли нас - князей, правителей, королей, не стало бы, то наступили бы золотые дни? О таких днях поют скальды, гусляры, о таких днях складывают былины! Мы виной всему. Из-за нас, из-за неизмеримого властолюбия наших предков эти времена закончились.
        - Закончились. Так или иначе, но мы не живём в те дни. В наши дни властолюбивый князь дарует народу спокойствие, - возразил князь Святополк, - что ж, княгиня, настало время мне уходить.
        - Князь, - твёрдым голосом сказала княгиня Владислава, - я хочу ехать вместе с тобой и войском!
        Святополк усмехнулся, но когда понял, что княгиня говорит всерьёз, произнёс:
        - Нет, княгиня, так не получится. Я еду надолго. Мы встанем на какой-нибудь реке и будем стоять там друг против друга. Представь, что будет, если каждый витязь и каждый воин возьмёт с собой свою супругу! Нет, для воинов я такой же воин. На поле битвы каждый может найти свой конец. И я, и любой из них. Как говорил мой дед, князя не должны узнать вороги, потому что он ничем не должен отличаться от простого воина. Только своим умением и тем, что его всегда можно будет увидеть в самых жарких местах битвы! Весной, я надеюсь, мы с тобой встретимся, и я очень хочу, чтобы мы с тобой озаботились появлением на свет наследника. Быть может, именно он продолжит славный род князя Рюрика!
        - Я не хочу расставаться с тобой, тем более так надолго, - сказала Владислава, - Святополк, кто знает, что уготовано нам Богом? А вдруг мы расстанемся и никогда уже не увидимся? Кто знает, сколько нам отмерено времени? Князь, возьми меня с собой!
        Святополк понимал, что он, конечно же, может взять княгиню с собой, но он не желал этого, так как очень боялся, что жуткие картины войны повлияют на рассудок его супруги.
        За последнее время, особенно после произошедших недавно событий, княгиня Владислава стала меняться. Казалось, внутри она умирает. Это тревожило князя. Княгиня по много часов стала молиться, стоя на коленях перед иконами. В этом не было бы ничего плохого, если бы Святополк не знал, что его супруга почти ничего не ест и не пьёт, изводя свою плоть постом.
        - Владя, не стоит тебе изводить себя молитвами, - так и не ответив княгине на её просьбу, заговорил князь, - за нас молятся все чернецы Киева, и мы можем жить вполне спокойно, не уделяя этому так много времени. Господь слышит молитвы о нас.
        - Святополк, ты так и не сказал, позволишь ли ты мне ехать с тобой? Понимаешь, наше нахождение на Земле - это краткий момент перед жизнью вечной. Давай проводить его вместе!
        - Нет, княгиня. Я не хочу, чтобы ты видела то, что происходит на поле боя. Не хочу и не позволю! Давай прощаться.
        Княгиня прижалась к князю и сказала ещё более твёрдым голосом:
        - Я всё равно поеду вместе с тобой!
        - Нет, нет, ты останешься в Киеве, - ответил князь Святополк, поглаживая княгиню по голове, - кто-то же должен приглядывать за нашей столицей. Я знаю, что пока ты здесь, мне в спину никто не ударит. В этом можешь положиться на бояр Тальца и Еловича. Так что, княгиня, теперь ты почти полновластная правительница Киева, как Ольга.
        - Ольга была жестоким человеком.
        - Не жестоким, - возразил князь Святополк, - а, скорее, строгим. Она отомстила за своего супруга, моего прадеда князя Игоря. Но не забывай, именно она первая на Руси приняла веру Христову и именно при ней зависимые от полян племена стали обираться определённой мерой, а не как было раньше. При ней повсюду появились погосты, где собиралась дань, и отныне дань эта зависела не от того, насколько богат тот или иной правитель, а от того, сколько он условился платить.
        Святополк жарко расцеловал княгиню, а после отстранил её от себя почти силой.
        - Не оставляй меня! Не оставляй!
        - Прощай, княгинюшка, до встречи, и знай, сердце моё с тобой! - сказал князь Святополк на прощание и покинул покои супруги.

* * *
        Когда князь Святополк вышел из покоев княгини, он увидел перед собой боярина Еловича, который стоял без головного убора и тяжело дышал.
        - Княже, позволь наедине слово тебе молвить, прежде чем ты рать в поход поведёшь.
        Святополк с досадой посмотрел на Еловича. Стар боярин и, верно, с пустым пришёл.
        - Нет времени у меня, боярин, с тобой толковать. Вот приду из похода, тогда и поговорим, - сказал князь Святополк, не собираясь и вовсе никогда уединяться с ближником князя Владимира.
        - Так не о себе я ратую, княже. Я речь свою о Путше поведу, княже, - засуетился боярин Елович, набожно перекрестившись, - царствие ему небесное.
        Святополк скривился. Ну коли уж разговор о его ближнике боярине Путше, то можно с ним и переговорить.
        - Пойдём, Елович, только давай быстро. Рассказывай, что знаешь!
        Эй, как заговорил, ухмыльнулся про себя боярин Елович. Вон как спешишь - а я сейчас тебе вот так возьми и всё скажи. Не так быстро, князь. Сначала дай соблюсти приличия. В мои годы без них никак.
        - Узнал я, кто погубил боярина Путшу, узнал. Он ведь, Путша, не чужой мне человек был. Я его сына крестил, а он моего. Так-то, князь. Ох, и горе-то! Ох, и слезы лью я о нём!
        Боярин Елович намеренно сказал, что крестил сына у Путши, понимая, что князь не может не знать, что у Путши не было крещёных сыновей.
        - Так-то, княже. Узнал, а как узнал, то и места себе не нахожу. Как я только просмотрел этого змея! Может, и впрямь мне только и осталось, что возле терема сидеть да травинку жевать беззубым ртом.
        Святополку уже начинало надоедать такое поведение боярина Еловича, и он стал подозревать, что по правде не ведает боярин на самом деле ничего.
        - Говори, кто виновен в смерти моего ближника, коли знаешь. А коли лишь стенать и плакать можешь, то, верно, ты и прав, что самое твоё место - возле крыльца сидеть да травинку жевать. Быть может, до весны дотянешь, так хотя бы зелёную пожуёшь.
        - Так от того и плачу я, княже, что не углядел. А ведь мог, если бы годы мои были поменьше. Ведь волк, он всегда в овечьей шкуре прячется. Я всё по лесу шастал и там волков искал, а он среди овец схоронился, - говорил боярин Елович, словно волхв, - среди овец сидел и оттуда удар свой нанёс!
        - Кто?
        - Талец, боярин Таец из зависти сгубил боярина Путшу, отравив его яйцо!
        - Как узнал? Или сам пустое из зависти говоришь?
        - Так ведь, чтобы службу государю, тебе, княже, сослужить, я приставил к Тальцу своего человека, именем Ульян. Не думал я тогда, что убийца он, а приставил, чтобы тот выведал, что за курятник боярин там строит и что за птицу разводить собирается, что даже ни у князя, и у меня нет. Не серчай, княже, но когда ты старик, то единственное твоё развлечение - чтобы хоть дом у тебя не хуже, чем у других, был. Я ведь тоже курятник к дому велел прист…
        - Дальше, - перебил боярина князь Святополк, - это не так важно! Дальше давай.
        - Так вот, сказал мой человек, Ульяном его звать, что боярин Талец к травнику ходит. Я сначала подумал, что, быть может, хворает, а он мне говорит, что отраву, мол, приобрёл, а самого травника смерти лютой предал и сказал, что только смерть навсегда рот ему закроет.
        - И это он вот так при твоём человеке говорил?
        - Нет, мой человек подсматривал. Только вот не Путшу, оказывается, хотел сморить Талец, а супругу твою, милую Владиславушку, - говоря это, Елович выдавил из себя несколько слез, - храни её Господь, княгиню-матушку, и дай Господь вам деток малых. Для неё яйца были потравлены - не для Путши и не для тебя. Для неё, голубушки!
        Святополк сжал кулаки, а Елович продолжил, словно песнопевец, расписывать достоинства княгини.
        - А яд где Талец хоронит, твой человек ведает?
        - Ни на секунду с ним не расстаётся. В шубе у него кармашек потайной. Там он яд и держит! Туда спрятал его. От одной капли человек насмерть.
        - Ну смотри, боярин, коли нет там такого кармашка, в шубе у Тальца, и коли ты на него напраслину вознёс, то точно больше в палатах своих видеть тебя не желаю.
        Елович потрепал себе бороду, а после проговорил старческим голосом:
        - Да разве так оговаривают, княже? Мне служить тебе не так долго осталось. Быть может, уже завтра глаза мои закроются. Что я на небе твоим предкам отвечу? Скажу, что знал и не сказал? Я страха не ведаю! Скажешь мне не приходить, но всё равно, коли буду знать, что мои слова спасут жизнь княгине Владиславе, то не посмотрю на свои годы - с мечом в руке прорвусь к тебе и всё поведаю. Решать тебе.
        Говоря это, Елович ещё раз прослезился и даже сам на секунду поверил в свои слова.

* * *
        Талец надевал кольчугу и смотрел, как Ульян точильным камнем подправляет его меч. Умел парень, ох умел, подумал Талец. Сыновья уже, чай, в княжеских палатах, но ему надо своё достоинство блюсти. Не молод он уже, чтобы в первых рядах к князю бежать. Не первый это его поход и, даст Господь, не последний.
        - Этот меч, - сказал боярин Талец, - я купил в стародавние времена в землях данов. Я тогда с князем Владимиром там скрывался. Тогда за мечи платили серебром столько, сколько он весил. Так-то. С тех пор я его не менял ни разу и ни разу он меня не подвёл. Ни сломался, ни из руки не вылетел. Вот и сейчас он словно только что выкован. Хорошо оружие раньше делали! И стоило оно немало. Это сегодня у каждого на поясе меч висит, а тогда иначе всё было.
        Талец взял из рук Ульяна меч, который тот вложил в ножны, и опоясался.
        - Не, Ульян, давай мне не эту шубу. Эта шуба однажды порвалась, так теперь всегда рваться будет. Давай неси другую.
        - Ба… - проговорил Ульян, быстро соображая, как же ему всё-таки убедить боярина одеть именно эту шубу, - а та, что не из медведя, совсем не подойдёт. Я ведь её, глупая голова, и не подправил. Ой, прости меня, боярин, вчера хмельного мёду выпил и не проверил.
        - Ну да и ладно. Что я тебе, девка, чтобы рядиться. Поеду в той, что есть. Вот раньше, помню, и вовсе без шубы ездил. Так прямо, в одном плаще! И не помёрз, Ульян. А что не отнёс её подладить - не кори себя. Я тебя для своей безопасности брал на службу, а ты мне правой рукой стал.
        Талец надел шубу, напялил меховую шапку и не спеша вышел из терема. Все домашние вышли провожать боярина, но поскольку прощались уже за сегодня только раз десять, то все молчали. Боярин влез на своего жеребца и помахал всем рукой, а после шагом направился к княжеским палатам. Следом за ним на добротном коньке ехал Ульян вместе со вторым охранником, который кроме как коней седлать, ничем не занимался.
        Боярин Талец ехал неспешно, а киевский люд, видя его, раскланивался. Снег, выпавший совсем недавно, растаял, и теперь весь город был в лужах, которые кое-где помёрзли.
        Навстречу боярину Тальцу скакал сам князь Святополк с несколькими десятками воинов.
        Боярин остановил своего коня и снял с головы шапку.
        - Взять его! Снимайте с него шубу!
        Конь Тальца попятился, и неповоротливый со стороны боярин в мгновение ока обнажил меч.
        - Вы что, демоны! Чего удумали, а ну разойдись! В чём вина моя, княже?
        - Коли хочешь жить, боярин - снимай шубу, - сказал князь Святополк, - снимай!
        Талец скорчил лицо и, спрыгнув с коня, убрал меч в ножны, а затем сбросил с себя шубу.
        - Вот моя шуба, князь, вот. Тёплая, не замёрзнешь.
        - Тот, кто зовётся Ульяном, - произнёс князь Святополк, - выйди и покажи мне потайной карман, где боярин яд носит.
        Талец недоуменно посмотрел на Ульяна, а затем на князя Святополка. Ульян, спрыгнув, поднял шубу и быстро показал потайной карман.
        - Что скажешь, боярин? - спросил у Тальца князь Святополк.
        - Вон, у Ульяна спроси. Я про этот карман только сейчас узнал, княже, - отозвался боярин Талец, - сам не пойму, откуда он взялся. Словно пришил кто-то!
        - А ты замучил травника? Тебя видели.
        - Так ведь жизнь свою спасал. Кто ж знал, что он духом слаб. Я ему один глаз выдавил, чтобы он, страшась ослепнуть, правду говорил, а он только подначивать меня стал. Мол, не знаю, кто тебя потравить хочет, боярин. Да визжал только.
        - То есть ты его умертвил!
        - Чтобы выведать, кто на жизнь мою посягнул!
        - А яд пришили к твоей шубе?
        - Верно, княже!
        - Вяжите его! Прав Елович - он и Путшу отравил, и княгиню умертвить собирался. Всё ради своего властолюбия и корысти.
        - Ах, старый лис! Провёл-таки! Княже, да не виновен я ни в чём. Всё это дело рук Еловича. Он всегда нечестен был! Я, княже, тебе предан!
        - Ты, Талец, будешь лишён всего, что имеешь, и дети твои будут лишены. Только в память о твоих заслугах сохраню им жизнь. А тебе придётся испить тот яд, что ты в шубе для моих ближних готовил.
        Талец плюнул на землю и крикнул.
        - А что, княже, коли подыхать, то разве есть разница, как? Вот когда там, - боярин Талец указал на землю, - встретимся, то я тебе глотку перегрызу. Давай свой яд - испью то, что нашли у меня. Ты мне его в мёд прикажи вылить - хоть умру со вкусом мёда на губах!
        - Так пей! Коли там не яд, то я прощения у тебя просить буду.
        Талец взял флакончик, повертел его и посмотрел на свет.
        - Первый раз его вижу. Ну, как говорится, пью за твоё здравие, княже, - сказал боярин Талец и разом выпил весь флакон, а после поморщился.
        - Горько, запить бы медком.
        Святополк внимательно смотрел на боярина, а тот, улыбнувшись, стал надевать свою шубу, но вдруг схватился руками за живот, повалился в лужу и стал кашлять.
        - А… Ел… - попытался что-то сказать боярин Талец. Святополк смотрел, как в предсмертных судорогах бьётся его ближник.
        - Всё, пора ехать в поход, - сказал князь, - прав Елович - старый конь, как говорится, в бою не подведёт, хоть и быстро не поскачет. Споймал всё же убивца Путши. И впрямь волк в овечьей шкуре. Только не в овечьей, а в медвежьей.
        Глава 20
        Многочисленное новгородское воинство расположилось лагерем невдалеке от Любеча. Ярослав вместе с воеводами находился в своём шатре.
        - Ночи холодные, а скоро и снег устелет всю землю, - задумчиво сказал князь.
        - Холод ещё и реку скуёт, вот увидишь. Перейдём по ней как посуху, - ответил воевода Будый.
        Ярослав задумчиво посмотрел на воевод, которые даже не сняли с голов меховые шапки.
        - Много людей заболело? - спросил князь.
        Будый и остальные находившиеся в шатре военачальники, включая посадника Новгородского Коснятина, стали отводить глаза.
        Ответ князь Ярослав знал и сам. Каждый день всё больше и больше людей начинали хворать. Основной проблемой был холод. Люди замерзали у костров и голодали, так как провизию на такое воинство доставлять было очень сложно.
        На другой стороне Днепра встало киевское воинство, которое было куда более малочисленным.
        - Если переправиться сегодня, - спросил князь Ярослав у воевод, - то сможем ли мы ударить неожиданно для киевлян?
        Воевода Будый отрицательно покачал головой.
        - Они только этого и ждут, княже, чтобы, когда мы решим переправиться, запрудить Днепр нашими телами. Мы будем терять за одного киевлянина по сотне новгородцев.
        - Конунг, - проговорил Эймунд, предводитель варягов, - если я дерзну переправиться на другой берег чуть выше по течению и зайду киевлянам в крыло, то у тебя тоже будет возможность ударить.
        - Не получится, Эймунд, - возразил Будый, - киевляне следят за рекой. Разъезды их повсюду. Есть хуже новости: к Святополку идёт пять тысяч печенегов. По всей видимости, он нанял их для борьбы с тобой. Когда печенеги присоединятся к его воинству, то силы киевлян смогут не только обороняться, но и, переправившись на нашу сторону, начать тревожить наше воинство.
        Князь Ярослав встал со своего места и медленно, глотая боль, заковылял к выходу из шатра. За ним последовали все остальные. На улице князь вдохнул полной грудью холодный воздух.
        - Днём то дождь, то дождь со снегом, ночью мороз, - проговорил князь, - а люди спят на земле. Шатров у нас почти нет, лишь у дружины.
        - Холод сделает их отчаянней, - себе под нос пробурчал Будый, - в бою согреются, как только искупаются. Здесь, как говорится, сказать нечего. Боги, в смысле Бог, природе говорит, какой быть погоде. Люди тут не в силах что-то изменить.
        - Если мы не перейдём реку, то люди начнут разбегаться. Уже есть те, кто домой собрался? - спросил князь Ярослав.
        - Есть, - неохотно отозвался воевода Медведко, муж ещё не старый, почти ровесник Ярослава. Судя по всему, когда его нарекли этим именем, то уже тогда он был богатырём недюжей силы.
        - Много?
        - Пока нет. Но вот что я, князь, у такого вот человека нашёл. Он ведь сбежать решил, а перед этим по карманам у товарищей прошёлся, во всяком случае, так говорил. Вот, смотри.
        Медведко протянул Ярославу серебряную монету. Тот, взяв её, повертел в руках, а затем вернул воеводе. За воровство надо виру собирать или, быть может, даже руку рубить.
        Будый отвернулся. Он с ужасом представил, что его бывший воспитанник сейчас снова начнёт свою песню о том, что надобно законы по всей Руси ввести, и окончательно опозорит его. Не княжеское это дело о законах речь вести. Со стыда сдохнешь с таким вот воспитанником.
        - Надо наказывать воров. Наказывать, не разбирая, какого они рода. Всякий должен иметь право убить ночного татя на воровстве, но коли уж продержали до утра, то надо судить его, ибо убиение связанного тоже есть преступление, - гневно проговорил князь Ярослав.
        - Так это-то понятно, князь. Мы его убили, правда, на рассвете. Словно нутром почуял я, что тебе не понравится, если его днём убивать будут. Так сказать, ночью брал - ночью и пал. Я о другом. Серебряник этот очень похож на монету твоего отца Владимира, только вот смотри, не такая она, - сказал Медведко, - узор на ней иной.
        Ярослав взял из рук Медведко серебряник и вновь поднёс его к глазам, при этом не выдержав и опершись рукой на стоящего рядом Будого.
        - Это не узор, Медведко. Это надпись. Написано, что это Петрос и это его серебро. Петрос - христианское имя Святополка. Он стал свою монету чеканить. Видимо, монет отца у него нет, а платить ему надо.
        - Ну-ка, ну-ка, дай сюда монету, - сказал Будый, беря из рук Ярослава серебряник, - так получается, что Свято-полк кому-то из наших людей серебром платит? Так! А тот, кто её украл, эту монету, ну, в общем, этот трус сможет сказать, у кого он её добыл?
        Медведко от души рассмеялся, качая головой - мол, оттуда ещё никто не возвращался.
        - Умертвил я его на рассвете, я же сказал.
        - А ты, Медведко, и впрямь умом не блещешь. Верно монахи говорят, сила - уму могила. Плоть свою постом смиряй, обжора! Это же надо - умертвил человека, что нам мог бы соглядатая выдать. Это и впрямь надо быть ослом или мулом, чтобы такое совершить! - стал ругаться Будый. - А может, ты и впрямь медведко? Ты из какой берлоги вылез?
        - Будый! - остановил разгорающуюся ссору князь Ярослав, увидев, как сжимает кулаки воевода Медведко, который не был столь остёр на язык. - Не о том думать надо. Святополк всё о нас знает и платит за это серебром. Серебром, которое совсем недавно отчеканил, и это он делает от того, что, расточив богатства моего родителя и деда, по правде является бедняком.
        - А как же он печенегов нанял? Те за дружбу служить не станут, - сказал посадник Коснятин Добрынин, - сдаётся мне, что это всё не просто так. Чтобы чеканить монету, у него серебро должно быть! Не обеднел князь Киевский, просто хочет, чтобы отныне все видели, что он полновластный государь и даже монета у него своя есть.
        - Княже, - задумчиво проговорил Будый, - а может, и нам на ту сторону человека послать? Пусть тоже поглядит, как там Святополк расположился.
        - Отправь, воевода. Давно надо было так сделать. Давно.
        Трое воинов вели человека, который сопротивлялся и изо всех сил пытался высвободиться.
        - Пустите, злыдни! - закричал человек, сделав очередную попытку сбежать.
        - А ну рот закрой, будет время - накричишься.
        Воины остановились возле шатра воеводы. Тот, кто был несколько поменьше остальных, отвесив пленнику сильный удар по животу, вошёл внутрь.
        - Воевода, - поклонившись, произнёс воин, - спой-мали ворога. С той стороны переплыл и пытался следить за нами.
        Воевода Ляшко, сидевший на своей постели и жующий копчёное мясо, встал и, неспешно взяв меч, опоясался. Скучно было в лагере. Князь Ярослав переправляться не хотел, и поэтому боя ждать не приходилось. Киевляне ели от пуза, попивали медок и праздно шатались по лагерю. Заставить воинов что-либо делать было сложно, так как не было никакой ни в чём необходимости.
        Ляшко уже не раз говорил князю Святополку, что надо перестать слать из Киева припасов и других необходимых вещей с избытком, так как такое довольствие делает воинов ленивыми, но князь наотрез отказался послушать воеводу.
        Ляшко вышел на улицу и невольно поёжился. Холодно по утрам, и вон вчера выпавший снежок так и лежит. Со дня на день река замёрзнет. Вот тогда быть битве. Уж поскорей бы, а то ведь вскоре в лагере воины и бражничать начнут.
        - Где споймали ворога? - спросил воевода Ляшко, внимательно рассматривая пленника.
        Одет словно киевлянин, но сразу видно - новгородец, и при этом не с самого города, а откуда-то из глухого леса. Вон, рубаху наизнанку одел. Для чего он здесь? Неужели на том берегу не могли никого нормального найти? Такого, что и не поймёшь сразу, откуда, и такого, что рубаху правильно оденет.
        - Реку переплывал в нескольких часах ходу отсюда. Сначала думали побить, а после решили привести к тебе, воевода.
        - Правильно, хлопцы. Чего, плавать не холодно? - с дружелюбной улыбкой спросил пленника Ляшко. - Да отпустите вы его. Он ведь соглядатайствовать пришёл - ну пусть соглядатайствует. Не убежит.
        Воины отпустили новгородца, который не понял, почему так решил воевода. Он ожидал лютой смерти или уж, на крайний случай, приготовился к пыткам, а воевода приказал его отпустить.
        - Так водичка холодная-то? А то я тоже вот сижу, думаю, может, лето вспомнить да окунуться?
        - Холодная, - ответил новгородец, - очень холодная, аж обжигает!
        Ляшко рассмеялся.
        - Так холодно, что аж горячо. Это точно. Ну чего там на том берегу? Когда биться будут? Да ладно, не отвечай - знаю, что ты не ведаешь. Зачем ты здесь?
        Новгородец стал переступать с ноги на ногу. У него явно была заготовлена речь, но она не подходила для такого вот момента. Такие слова, что он должен был сказать, говорят, когда тебя жгут железом и калечат, а не когда над тобой подсмеиваются.
        Точно, подумал воевода Ляшко. Этот послан для отвода глаз, а настоящий соглядатай в это же время должен в стан проникнуть. Там, на той стороне, не знают, что ли, что не только Добрыня тогда, много лет назад, эту хитрость удумал? Послать одного человека, чтобы его поймали, а в это же время послать второго. Много лет назад это было. Тогда в Киеве ещё Ярополк сидел.
        - Убейте его, - лениво бросил Ляшко, возвращаясь в шатёр.
        - Я буду говорить, - завопил новгородец, - всё скажу!
        Ляшко повернулся к новгородцу и рассмеялся, смотря ему прямо в лицо. На него смотрел человек, ещё несколько мгновений назад полный решимости. Отвага, блиставшая в глазах новгородца, куда-то подевалась, но вот вместо ужаса или страха она сменилась покорностью. Такого посылать на такое дело нельзя, подумал Ляшко. Видно, что он совсем не хитрый.
        - Подождите, - сказал Ляшко своим воинам, - успеете его обезглавить. Ну чего ты можешь сказать, новгородец? Я ведь знаю, что ты сейчас будешь говорить, что тебя послали выведать, когда лучше напасть на нас, и что, мол, ты должен подать знак в условленное время, и тогда на той стороне пойдут в атаку. Так?
        Новгородец стал переступать с ноги на ногу и Ляшко понял, что угадал.
        - А ещё тебе сказали нам это передать не сразу, а после того как мы тебя пытать начнём. Так? А говорил тебе это часом не боярин Коснятин Добрынин? По глазам вижу, что он. Так вот, мы эту хитрость с его отцом Добрыней Никитичем удумали, когда он ещё сиську сосал. Нечего тебе мне сказать, воин. Жаль мне таких, как ты. В бою от тебя пользы больше было бы.
        Ляшко хотел вернуться в шатёр, но почему-то промедлил. Уж больно честное лицо было у новгородца и слишком явно хотели, чтобы его он поймал. Жаль воина. Умер без пользы.
        - Послушай, а ты мне скажи, ведаешь ли ты, кто второй соглядатай? Отвечай, коли жизнь дорога.
        - Не ведаю, - ответил новгородец. Ляшко улыбнулся.
        - Врёшь. Я таких, как ты, словно орехи щёлкаю. Врёшь. Говори мне, кто второй соглядатай, и тогда сохранишь жизнь. Знаешь, а ведь всё равно Ярослав вынужден будет переправляться, и тогда, пусть даже река и будет покрыта льдом, сотни, нет, тысячи твоих соотечественников найдут смерть. Скажи, и потом ты порадуешься, что выбрал эту сторону.
        - Нет! - твёрдо сказал новгородец. - Лучше смерть, чем позор.
        Ляшко подошёл к воину и потрепал его по волосам. Новгородец попятился и отмахнулся от Ляшко, заставив того ещё больше рассмеяться.
        - Любы вы мне, новгородцы. Ваши хитрости - словно следы конские в глубоком снегу. Захочешь не заметить, заметишь. Вот смотри - тебя послали на смерть и там, на том берегу, даже не подумали, что я, разгадав их замысел, убью тебя без пользы. Тебе сказали, верно, что, приняв смерть, ты заслужишь себе вечную жизнь? Они тебя обманули. Ты для них просто язычник из глухого леса, который верит в сказки. Конечно, быть может, план был бы и хорош, если бы я о нём не знал. Мы устраиваем засаду на переправляющихся новгородцев. Там начинаем бой, а в это время второй соглядатай подаёт сигнал, основные силы новгородцев переправляются в другом месте и одерживается славная победа. Тысячи гусляров воспоют твой славный подвиг, и ты сравняешься с такими новгородцами, как Гостомысл или Вадим.
        Мужик смотрел на Ляшко с видом, полным достоинства, и со стороны могло показаться, что у того всё получилось. Ляшко снова рассмеялся.
        - Если бы даже такое и случилось, то песню спели бы не о тебе, воин, а о хромом твоём князе и о его великом уме.
        Знаешь, мой отец всю жизнь был рядом с князем Святославом Неистовым, ходил с ним в походы. И знаешь, чем всё кончилось? Сам князь надел на него серебряную гривну. А вот совсем недавно я отрезал голову человеку, которому князь надел золотую гривну, и знаешь за что? За то, что тот был ему люб. Любы были его слова! Понимаешь?
        Новгородец сжал кулаки и потряс лохматой головой. Ляшко понял, что тот изо всех сил пытался скрыть дрожь, но, видно, тело его не выдержало. Холодный ветер обдувал воина, и его зубы застучали.
        - Я, яя, йя не от стррррраахха, - сказал новгородец, пытаясь унять дрожь.
        - Я знаю. Знаю, - сказал воевода Ляшко и ударил себя кулаком по ноге, - знаю. Не тому ты князю служишь. Не тому. Идём внутрь, согреешься.
        Новгородец стал боязливо озираться и не спешил идти за воеводой.
        В голове Ляшко мелькнула мысль, что можно подыграть Ярославу и сделать вид, что всё же он проглотил наживку. Воевода ещё раз указал новгородцу на шатёр, и тот поплёлся внутрь.
        - Да просто что это за князь, что привёл такое многочисленное воинство, не озаботившись даже, чем станет его кормить его, - вслух размышлял воевода Ляшко, протягивая новгородцу кожаную флягу, - пей, там мёд. Согреешься!
        Новгородец боязливо протянул руки к фляге, а взяв, жадно присосался и тут же опустошил её.
        - Добрый мёд! А ещё есть?
        - А тебе палец в рот не клади - разом всю руку оттяпаешь, - смеясь, проговорил воевода, - ещё тебе мёду дать. Стыда у тебя нет!
        - Добрый мёд, согревает, - оправдался новгородец.
        - Как звать-то тебя?
        - Буй!
        - Буй? Ну чего, Буй, подумай. Тебя предали. Скажи мне, как изловить второго соглядатая. Пойми, Буй, твои соотечественники люди хорошие, честные, отважные, и мне жаль, что многие из них найдут здесь свой конец. Жаль, что вы там недоедаете и спите на земле, в то время как ваш хромой князь, убив перед этим лучших из ваших людей, спит в шатре. У нас здесь каждый воин в тепле и сыт, потому что Святополк любит своих воинов. Скажи мне, кто истинный князь?
        - Святополк, но у нас Ярослав, - твёрдо сказал новгородец, - ему жизни наши принадлежат. Мы клялись!
        Ляшко сел на свою постель и закрыл глаза. Ну и подослали они новгородца. Точно он сын деревяшки и мать его берёзка.
        - Сослужи службу не себе, Буй, а всему Новгороду. Скажи мне, где второй соглядатай, и я смогу спасти тысячи жизней твоих соотечественников. Холод и голод погонит их домой, и Ярослав потеряет своё воинство. Буй, я киевлянин и не хочу, чтобы и в нашем городе правил такой человек. Ты человек прямой, так и говори прямо.
        - Нет, то есть я не знаю, верней… не, это не по-воински. Я воин!
        У, плотник-лесовик, про себя заревел Ляшко, дружески хлопая Буя по плечу. Какой из тебя воин - только разве что и впрямь посылать тебя на смерть, как говорится, много не потеряешь. Таких, как ты, хорошо оставлять ворота удерживать, пока коня седлаешь, чтобы сбежать. Вернёшься через год, а ты всё там же!
        - Ну тогда помрёт Русь. Повсюду злодей править будет или умоемся мы в крови!
        - А давай я тебе загадку загадаю? - вдруг сказал новгородец.
        Ляшко стиснул зубы, но после хлопнул рукой по коленке.
        - А давай! Загадывай!
        - На втором глазастике будет и крест, и оберег.
        Ляшко рассмеялся, понимая, что среди его рати таких будет половина. Так соглядатая не вызнаешь.
        - А ты ещё мне подскажи.
        Новгородец покрутил головой, а после его озарило.
        - А ещё у него рыжая борода!
        - И роста он среднего?
        - Ага, - радостно сказал новгородец, - угадал, кто?
        - Нет!
        - Ну, тогда последняя подсказка - он поплывёт там же, где и я, когда стемнеет!
        - Вот это подсказка! Молодец. Думаешь! Никто не будет ждать соглядатая там, верно. Ты себя в предательстве не вини, Буй, - ласково сказал Ляшко, - я ведь и так это знал, просто тебя проверял.
        На самом деле Ляшко, конечно, догадывался, что если Коснятин Добрынин убедил Ярослава заслать лазутчика, как в своё время сделал его отец Добрыня, то, скорее всего, и хитрость менять не стал. Много лет назад именно так поступил Добрыня. И тут Ляшко расхохотался, да так, что новгородец аж нахмурился.
        - Да я не над тобой, Буй, смеюсь, а над собой. Я вот всё гадаю, почему же они такую хитрость измыслили, и тут меня осенило - да они ведь, когда мы это придумывали, ещё сосунками были, а после об этом и не говорили. Только Добрыня, видно, сынку о ней рассказывал. Не знали они, что я её помню. Вот дураки! Ой, и впрямь потеха!
        В шатре у князя Ярослава было прохладно, но всё же лучше, чем под открытым небом. Снег покрывал лагеря и тут же превращался в грязь под ногами у воинов, жавшихся к кострам.
        Коснятин Добрынин хлебал суп и смотрел на воеводу Будого и князя Ярослава, которые уже закончили трапезу и просто сидели и ждали, когда же доедят остальные. Медведко, доев суп, принялся облизывать тарелку, жадно ловя последние капли.
        - Вкусно, но очень мало! - сказал Будый. - А скоро и вовсе жрать нечего будет. Где там припасы?
        - Да как ты их сюда доставишь, - отозвался князь Ярослав, - только посуху. Через Смоленск не получится - братик мой Станислав не пустит. Чего думаете, Буй сможет сделать порученное?
        - Навряд ли, - сказал Будый, - думаю, Ляшко сразу его обезглавит. Не будет он с ним лясы точить.
        - Отчего же, - возразил посадник Коснятин Добрынин, - Ляшко подумает, что мы к нему второго соглядатая в тот же день послали, и тогда постарается выявить его. Буй - хитрейший мужик, торговый! Лицо у него, словно у ребёнка. В жизни не подумаешь, что он лжец, каких поискать. Вот три года назад я купил у него меру ткани. И ведь смотрел он на меня такими же честными глазами и продавал гнильё. Говорил и клялся, а после поминай как звали.
        Ярослав усмехнулся и надел на голову шапку, так как даже в шатре было холодно.
        - Пойдём к костру погреемся, - сказал князь, выходя из шатра на улицу. Воеводы последовали за ним и подошли к костру, у которого несколько дружинников также заканчивали трапезу.
        - Княже, - обратился к Ярославу один из них, - больно скудно кормят нас! Суп - совсем вода.
        - Ты чего ропщешь! - осадил его Будый. - Пост, нехристь, а тебе подавай похлёбку, чтобы брюхо набить!
        - Так варяги вон едят втрое лучше нас!
        - Так варяги нехристи или верят как, тьфу, - плюнул Будый, - скоро уже поститься прекратим и будем жрать, пока пупы не развяжутся.
        Ярослав задумался, а чем питаются простые воины, если даже дружинники жалуются, что еда скудная. Видимо, там и вовсе едят суп, на хвойных ветках сваренный.
        К княжескому шатру подскакал воин, и Ярослав увидел, как на коня посмотрели его дружинники. Сразу понятно, что дай им волю - тотчас коней бить бы начали.
        - Княже, условный знак на той стороне подали.
        Будый радостно хлопнул Ярослава по плечу, да так, что хромой князь еле устоял на ноге.
        - Удалось! Провёл Буй Ляшко! Вот ведь человек - кого хочешь вокруг пальца обведёт - хоть иудея, хоть франка, что ему Ляшко-остолоп. Сейчас небось думает, что мы считаем, что наш второй соглядатай достиг берега. Вот молодец!
        Ярослав перекрестился.
        - Помянем погибшего раба Божьего Микулу, христианского воина, принявшего смерть ради хитрости.
        - На том свете ему, может, даже лучше будет, - безразлично ответил Будый, - провели ворога! Ай да Буй! Молодец!
        Князь Ярослав влез на подведённого ему коня. Воины его дружины знали, что князю тяжело подолгу стоять, и всегда подводили к нему коня или выносили скамью. Ближники Ярослава тоже попрыгали на коней и медленно поехали, осматривая лагерь.
        - А жрать когда будем? - первое что услышал князь, проезжая мимо простых воинов. - Мы что здесь, на голодную смерть обречены? Варяги жрут лучше нас - они наёмники, а мы на своей земле!
        - На своей земле, - проворчал князь Ярослав, - земля твоя та, куда тело положат, а это земля Святополкова. Нам её ещё захватить предстоит.
        Нет, конечно, несмотря на многочисленность, его рати не разбить Святополковой, подумал князь Ярослав.
        От соседнего костра послышался кашель. Князь остановился. Возле костра на земле, застеленной еловыми ветками, лежал человек и прижимал ноги к животу. Несчастный захлёбывался кашлем, а сидящий невдалеке от него другой воин даже не встал на ноги, когда увидел князя.
        - Не жильцы, - бросил Будый, - перемёрзли. Теперь дух их лаем собачьим выходит вместе с кровью. В старину так говорили! Здоровье слабое.
        - А многие уже умерли? - спросил Ярослав, продолжая ехать мимо костров, возле которых находились его люди.
        - Да не много, но есть. Поутру двое подохли, но это не сильная потеря. Без них особо ничего не изменится. Тут два десятка воинов просто решили вот так взять и домой уйти.
        Ярослав усмехнулся и покачал головой. Взять и домой уйти просто так! Но что ни говори, а если ничего не предпринять, то вскоре вокруг него будет не могучее воинство, а сброд, голодный и больной.
        - Когда еда и одеяла прибудут?
        - Господь его знает, княже. На всех всё равно не хватит, а то, что было в закромах, уже отдали. Еда вся дружине и варягам идёт - они в бою один к двадцати в сравнении с этим сбродом стоить будут. Им всё и достаётся.
        - А почему не охотятся или не ловят рыбу?
        Тут Будый не выдержал и рассмеялся.
        - Княже, так ведь всю дичь мы на несколько дней пути распугали! Представь - город целый появился. Зверьё всё попряталось! Всё! А рыбу ловят, да только не хватает её. Может, тысяч десять отправим в бой? Они помрут - остальных кормить легче будет?
        Князь Ярослав стиснул зубы. Верно, Будый издевается, раз такое предлагает, но по сути он прав. Что же делать?
        - Князь! - услышал он голос от одного из костров. - Мы тут с голоду пухнем, а ты на коне ездишь! Знаешь, что таким вот конём две сотни накормить можно? Есть охота!
        - Вот что я думаю, - проговорил Медведко, - надо нам домой ворочаться. Не навоюем мы ничего. Весной надо в поход идти!
        - Нет! - твёрдо сказал князь Ярослав. - Увидишь, мы прославим своё имя. Прежде чем устлать реку своими телами, когда она застынет, мы должны хорошо подготовиться. Будый, прикажи плоты и лодки изготавливать!
        - Так река скоро замёрзнет, князь!
        - Откуда ты знаешь? Люди тоже не знают, но могут подумать, что раз лодки и плоты готовим, то, верно, скоро в бой пойдём. Либо сегодня, либо завтра. Потом, если что, на дрова пустим. В труде мысли дурные лезть в голову меньше будут.

* * *
        Буй лежал на земле, устланной звериной шкурой, и притворялся, что спит. Новгородец понимал, что теперь ему надо сделать необыкновенный поступок. Ему надо бежать из лагеря киевлян.
        Буй встал и изобразил, что проснулся по нужде. У костра, который освещал его постель, стояли два воина, которые, увидев, что Буй встал, насторожились. Но новгородец, сделав всего шаг в сторону, решил облегчиться. Воины тотчас потеряли к нему интерес. А после того как он, кряхтя, опять повалился на землю и стал пытаться завернутся в шкуру, и вовсе стали говорить о своём.
        Полежав так несколько минут, Буй опять встал и подошёл к костру. Воины, увидев новгородца, замолчали и посторонились, давая тому подойти к огню.
        - Ууу, холодно, - сказал Буй, протягивая руки к огню, - а если бы одёжу не сменил, то, верно, и вовсе концы бы отдал. Вода - словно в ней лёд. Ууу, как вспомню.
        Один из воинов рассмеялся и сел на корточки.
        - Зато чистый. От меня вон навозом воняет.
        - Так не надо было спать валиться там, где конь…
        - А ты иди искупнись, вон как новгородец, - проговорил другой киевлянин, - вонь мигом исчезнет.
        - Ну уж нет, я подожду возвращения домой. Лучше вонять, чем дрожать.
        К костру подошли ещё несколько человек, тоже, видимо, проснувшиеся от холода. В шатрах было, конечно, лучше, чем под открытым небом, но поутру даже лужи замерзали. Один из киевлян стал подбрасывать поленья в костёр.
        - А куда новгородец делся, - спросил один из воинов, - только что здесь сидел?
        - Да, верно, спать пошёл или за дровами. Да не убежит такой. Я его вижу насквозь. Такой не убежит. В двух соснах заблудится.
        Буй между тем уже подошёл к коням, которые ходили спутанными по полю. Охраняющие их воины сидели у костра и когда услышали переполох, даже не подумали поднимать тревогу, посчитав, что, верно, это дикий зверь.
        - Стадо большое - волки не страшны. Сиди и грейся, скоро уже рассветёт. А коли отобьют от стада животину, то нам её всё одно к жизни не вернуть.
        Завладев конём, Буй спешил в Киев, как ему и было указано. Буй понимал, что погоню за ним не пустят, да и воевода Ляшко, узнав о его побеге, едва ли будет поднимать переполох, подумав, что новгородец решил сбежать, так как не в силах сносить бесчестие. Пусть так и думает - оно, может, и к лучшему. К тому же Ляшко искренне считает, что ему удалось обхитрить Ярослава и второй, основной соглядатай пойман и убит.
        Буй в Киеве до этого бывал несколько раз и прекрасно знал, куда ему надо скакать. Дорогу до терема, в котором жили княжны, дочери князя Владимира, Буй знал хорошо. Он вообще неплохо знал Киев. Если бы Ляшко не хотел бы всей душой увидеть в нём чистосердечного и простого новгородского лесного плотника, то, может, вспомнил бы, как однажды покупал у Буя пояс. Правда, узнать в Буе купца и человека торгового было почти невозможно. Тогда Буй был причёсан, прилично одет и уж точно не надевал рубаху наизнанку.
        Скакать на коне без седла было не так-то просто, и Буй понимал, что быстро натрёт себе зад, но дело того стоило. В случае успеха предприятия князь Ярослав обещал ему сделать его боярином и пожаловать землю. Буй именно ради этого и поплёлся в поход с хромым князем. Случай представился, и Буй, человек отчаянный и рискованный, не хотел его упускать.
        Глава 21
        Ялович проснулся рано и, выйдя во двор, направился смотреть на свой курятник, который был уже закончен. Всё же хорошо, когда всякие выскочки и слабоумные завистники не пытаются во всём подражать тебе, подумал старик. Вот скоро приобрету дивных птиц, будут они у меня жить. Нет, зимой, конечно, их из загона выпускать не следует. У нас здесь не Византия, помёрзнут да сдохнут. Но ничего - зато летом будут у меня самые диковинные птицы. Не сможет Талец, гори его гнусная душонка в аду и не увидь он никогда ни Вальхаллы, ни Вирия, ни рая даже издали, испортить и отравить столь чудесные моменты его жизни, приобретя себе тоже павлинов.
        Боярин прошёлся вокруг курятника и неспешно опустился на лавку, стоящую во дворе. Холодно и темно. Сейчас не лето, когда по утрам самое прекрасное время. А увижу ли я когда-нибудь ещё лето, задумался Елович. Неблагодарность князя Святополка злила старика. Я ему жизнь спас, ну или, во всяком случае, он так думать должен, а он ни в поход меня не взял, ни достойного места не назначил. Так внук Святослава Неистового и сын двух отцов, с усмешкой подумал Елович, платит за верную службу. А чего он от него мог ещё ждать - старость Святополк не уважает.
        Елович поднялся с лавки, так как сидеть на ней было холодно, и прошёлся по своему двору. Ну что же, Свято-полк, быть может, ещё пожалеет, что меня, умудрённого и верного, не отметил. Боярин вошёл в дом, где было тепло и уютно, но не успел он снять шубу, как услышал, что возле его терема остановился конь.
        Кого принесло в такую рань, подумал Елович и опять вышел на улицу. С крыльца его терема было хорошо видно, как возле забора остановился всадник и, спрыгнув с коня, подошёл к воротам и дёрнул их.
        Сейчас - взял и открыл, злобно подумал Елович. Что я тебе, голь какая, что у меня всегда ворота распахнуты. Я ближник князя Владимира, благодаря мне Святополк сейчас княжит. Грозный лай разлился по всему двору, а Елович рассмеялся.
        Огромный дворовый пёс стал облаивать непрошеного гостя, который, поняв, что ворота закрыты, недолго думая решил перемахнуть через забор. Чего он здесь забыл такой настойчивый, подумал Елович и подозвал пса к себе.
        Незнакомец, перепрыгнув через забор, тотчас обнажил меч, видимо, собираясь прибить пса. Тать, подумал Елович. В мой терем тать уже не боится заходить - во дожил.
        Боярин стал вынимать меч. Хорошая будет смерть, подумал Елович. Родные найдут меня здесь во дворе с мечом в руках и скажут - жил с честью и перед смертью боги послали ему бой, ну, то есть, Господь.
        Елович обрушил могучий удар на незнакомца. Тот легко от него отпрыгнул, а верный пёс с лаем бросился на чужака и вцепился клыками в ногу. Вот так-то годы сказываются, подумал Елович. Раньше от моего удара никто ещё не отпрыгивал, тем более если он нанесён неожиданно. Но ничего - может, я одолею ворога!
        - Стой! Я не тать - я друг. Меня к тебе княжна Предслава прислала.
        Незнакомец отвесил пинка псу. Тот отскочил и, рыча, приготовился к новому нападению.
        - Друг, говоришь? Друзья через забор не лазают. - Голос незнакомца показался Еловичу знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто же это.
        Боярин вновь обрушил могучий удар и, запыхавшись, уже вновь поднял меч на отпрыгнувшего врага, но тот ловким ударом обезоружил старика. Меч Еловича упал на землю, но старый воин не растерялся и тотчас обнажил кинжал.
        - Елович, поговорить надо.
        Сказав это, незнакомец бросил свой клинок на землю и вновь пнул пса.
        - Злодей, место! - крикнул Елович, но пёс, не собираясь его слушаться, продолжал бросаться на чужака, который отвешивал ему пинки.
        - Гляжу, ты совсем состарился, боярин, раз уже даже пёс тебя не слушается, - сказал незнакомец, - а ну пшол, а то порешу!
        На лай собаки во двор выбежали несколько челядинов и теперь, стоя на крыльце полураздетые, они не знали, что им делать.
        - Что повылупились, пташки ранние, - заорал на них Елович, - почему псина на моих гостей бросается? А ну-ка привяжите его. У, бесы ленивые - уже петухи пропели, а вы всё почиваете, жиры, как свиньи, отращиваете. Уберите пса!
        Челядины бросились ловить собаку, а один из них подбежал к валяющемуся мечу и, подняв, протянул его боярину.
        Елович посмотрел по сторонам и побагровел.
        - Почему мой меч посреди двора валяется, чушка? Да я тебя за такое день пороть буду! Чёрт ленивый!
        Незнакомец поднял свой клинок и, убирая его в ножны, еле сдержал улыбку. Челядин так и не понял или хотя бы сделал вид, что не понял, почему меч боярина Еловича валяется посреди двора.
        - Пойдём внутрь, - сказал Елович гостю, - поговорим.
        Елович и незнакомец вошли в терем боярина. Тот сразу повёл его в какую-то комнатушку, где и скамья-то была одна.
        Елович сел на скамью, оставляя незваного гостя стоять.
        - Ну и что тебе надобно?
        Незнакомец осмотрелся, а затем снял шапку и поклонился боярину. Елович узнал в нём Зозулю. Этот парень долго волочился за княжной Предславой и уважения у ближника князя Владимира не вызывал.
        - Зозуля? И чего тебе понадобилось - чай, терем перепутал? Так княжна здесь не живёт. Я на ней не женился и сын мой не женился, всё как-то не срослось. Ты, пёс блудливый, зачем пожаловал?
        Зозуля молча проглотил обиду и, вновь поклонившись Еловичу, заговорил.
        - Княжна Предслава тебе кланяться велела и сказала, что ей грустно, что такой достойный муж, как ты, не по заслугам Святополком оценён.
        - Князем Святополком, Зозуля. Или, быть может, ты уже с ним в родстве? Ты смотри, а то, может, мне тебе шкуру снять стоит за блуд с княжной? А меня жалеть не надо. Себя пожалейте - у меня в твои годы уже гривна серебряная на шее висела да трое детей было.
        - Боярин, княжна с тобой встретиться сама не может, вот меня и послала. Но вижу я, что стар ты совсем стал.
        - Ну, ну! Говори, зачем в терем мой залез, а после проваливай!
        - Разговор хотел с тобой вести, да ты же только оскорблять и потешаться можешь.
        Елович рассмеялся и, почесав бороду, сел поудобнее.
        - Ну прости, что обидел, я же не знал, что у тебя девичье сердце и тебя словом можно до слёз довести. Я человек старый. В наше время муж обижался на другого, когда тот его ворога побивал на поле боя и его славу тем самым воровал.

* * *
        Елович и Зозуля несколько часов разговаривали наедине. Все домашние, весьма обеспокоенные утренними событиями, теперь с нетерпением ждали, когда боярин наконец освободится.
        Когда Елович и Зозуля вышли, то возле комнаты уже собрались все домочадцы боярина и выжидающе смотрели на главу дома.
        - Ну вот видишь, Зозуля, - пожаловался боярин Елович, - совсем от них спасения нет. То собак привязать не удосужатся, то ворота запрут на три замка. Меч, оружие моё, и то посреди двора валяется. Даже поговорить не дадут. Чего собрались? Заняться нечем?
        Домочадцы тотчас стали расходиться в разные стороны, а Елович, по-отечески приобняв Зозулю, проговорил:
        - Может, отобедаем, сынок?
        - Не, боярин, благодарствую. Мне спешить надобно. Рад, что ты понял всё правильно!
        - Да как не понять. Ты ведь знай, я для государства на всё готов. Ну пойдём, провожу тебя.
        Когда боярин и Зозуля вышли на крыльцо, то Елович сокрушённо сказал:
        - Ну вот, видишь, какая у меня челядь - все как один лодыри и воры. Вон, где ты своего коня привязал, там он и стоит. Могли бы завести, сена ему дать, овса! Нет. Не скажешь, так и будут смотреть. Вот так вот мне на старости лет за всем следить надобно. А про уговор наш можешь и не беспокоиться, Зозуля, и так и передай княжне - пусть даже не думает, всё сделаю, как договорились. Ступай, сынок, и береги себя!
        Когда Зозуля запрыгнул на коня и поскакал прочь от терема боярина, то с лица Еловича мгновенно слетела его глуповатая улыбочка. Он вошёл в дом и направился в трапезную. Есть Елович стал один, так как трапезничая в кругу семьи подумать не получилось бы.
        - Эй, Настёна, - крикнул Елович челядинке, которая принесла ему суп, - ты скажи там, чтобы Ульяна сыскали и ко мне позвали. И скажи, чтобы побыстрей.
        Ульян в поход с князем Святополком не пошёл и после того как боярин Талец закончил свою жизнь, слонялся по городу, пропивая и проматывая немалые средства, полученные от Еловича.
        Боярин безо всякого аппетита выпил суп, съел кашу, а после сидел и ждал, когда к нему приведут или, быть может, принесут его подручного. О том, что Ульян разбазаривает полученные за злодейство богатства самым непотребным образом, Елович уже наслушался. Грешным делом старый боярин уже подумывал навсегда закрыть рот этому человеку, но вот теперь в нём опять появилась нужда.
        Ульяна привели лишь под вечер. Он был во хмелю. Увидев Еловича, он снял шапку и поклонился ему.
        - О! Елович, отец мой родный! Опять я потребовался? Я всегда рад. Я, как говорится, услужить всегда готов. Там, оговорить кого или продать! В общем, обращайся!
        - Сядь, пьяный скот. Вон, рассолу выпей. Разговор у меня к тебе!
        Ульян сел на скамью и, уткнувшись носом в локоть, зарыдал.
        - Я же не такой! Я вот, Елович, на самом деле человек с кристальной душой. Я ведь места себе найти не могу.
        В трапезную вошла челядинка Настасья с ведром воды. Елович кивнул, и девушка вылила всё ведро на Ульяна, который от такого вскочил на ноги. Секунду назад ему хотелось плясать, смеяться, бахвалиться и в тот же момент рыдать и раскрывать свою душу всем встречным, но после того как его окатили холодной водой, то всё как рукой сняло.
        - Садись и слушай меня! - сказал Елович. - Ты поедешь на войну!
        - Не, боярин, меня там и убить могут, а ты ведь знаешь - я жить хочу.
        Елович неспешно достал мешочек с серебром и вывалил содержимое на стол.
        - Ну, коли ты больше за серебро не работаешь, то проваливай отсюда. Иди и пьянствуй, пока я тебе башку не смахнул за твой пьяный и длинный язык.
        Ульян с жадностью посмотрел на высыпанное перед ним на столе серебро.
        - А знаешь, боярин, раз надо на войну, то пойду и на войну. Как говорится, двум смертям не бывать, а без денег и помянуть будет нечем!
        - Во. Это ты правильно мыслишь, Ульян! Серебро нужно, чтобы его тратить, а ты, как я посмотрю, тратить его охоч. Хочешь много тратить - много добывать нужно. На это вот серебро можно терем справить! Думаю, ты ему найдёшь применение.
        - Так что сделать-то надо?
        - Проберёшься в стан к князю Ярославу и передашь ему, чтобы он знал, что в Киеве его ждут, и что когда перед его воинством выедет боярин Елович и будет дразниться, то пусть смело идёт в бой!
        - Так, значит, теперь князем Киевским Ярослав станет?
        Елович покачал головой, а после, почесав брюхо, злобно огрызнулся.
        - А это уже не твоё, как говорится, собачье дело. Тебе надо весточку передать да вот этот пояс. Смотри не потеряй, он княжне Предславе принадлежит. А если не сможешь, то тогда можешь не ворочаться. Тебя за кражу всё равно лютой смерти предадут. С тобой к Ярославу ещё один парень поедет, Буем зовут. Ты его слушай, но и свою голову имей. Он хитрый, этот Буй, кого угодно провести сможет.
        - Сделаю, боярин.
        - Так вот, видишь, на столе рассыпано одиннадцать, двенадцать… четырнадцать серебряников. Всё я пересчитал и убрал. Знай, твоя награда никуда не пропадёт, будет ждать тебя!

* * *
        На следующее утро боярин Елович неожиданно для всех своих домашних приказал принести ему кольчугу и прочую воинскую справу и с помощью челядина по имени Исаак стал облачаться в доспехи.
        - Исаак, а славянское имя твоё какое?
        - Миронег, боярин!
        - Так и зовись Миронегом, а то меня аж передёргивает, когда слышу в своём доме эти чужие имена!
        - Так ведь нам запрещали друг друга славянскими именами звать!
        - Кто запрещал?
        - Ты, боярин!
        Елович нахмурился и вспомнил, что и вправду лет десять назад запретил всем славянскими именами друг друга именовать, но то было очень давно. Ему тогда хотелось, чтобы князь Владимир видел, какой он набожный человек.
        - Вот что я тебе скажу. То было дело прошлое, теперь уже всё иначе. Передай, что теперь все пусть друг друга зовут, как их родичи нарекли, а не… в общем, понял?
        - А как быть с тем, у кого нет славянских имён?
        - Так дайте! Это же язык сломаешь - Анастасия, Исаак, Авраамий!
        Когда кольчуга привычно легла на тело хозяина, то он нежно погладил её, словно та живая.
        - Вот, моя матушка, схорони меня, - сказал боярин, а после опоясался мечом и взял в руки шелом.
        - Боярин, - спросил Миронег, - а никак ты на войну собрался? А почему никто из домашних не знает?
        Елович ничего не ответил челядину. Он вышел на улицу, набросив себе на плечи шубу.
        - Коня! - крикнул боярин Елович и, когда вывели его жеребца, подошёл к нему.
        Животное не узнало хозяина и захрипело. Редко я на своего боевого коня залезаю, подумал Елович. Раньше, ещё лет пять назад, когда я этого конька приобретал, то он за мной, словно собака, бегал. Видно, и впрямь жизнь к концу подходит.
        Животное стало крутиться, и Елович понял, что не усидит на своём боевом друге. Ему теперь только на смирных кобылах ездить.
        - Ты кого привёл, осёл, - злобно крикнул Елович на челядина, - забыл - я же Вихря своему сыну подарил. Веди Тихоню!
        Во двор вышла супруга боярина Еловича и подошла к нему.
        - Ты куда собрался, батюшка? Постыдился бы людей - в седле ехать он решил! А ну запрягайте сани - в санях поедешь.
        Елович боязливо закутался в шубу и даже постарался спрятать шелом за спину.
        - А зачем ты шлем взял?
        - Так это, взял - значит, надобно. Всё, иди. Мне по делам государственным ехать надо!
        - Нет уж! Ни по каким делам ты не поедешь. Помнишь, как в прошлый раз ты с коня свалился? Все только об этом и говорили. Всё, закончились для тебя дела государственные. Иди домой быстро!
        Елович выпрямился, и из-под распахнутой шубы блеснула кольчуга и рукоять меча.
        - Я воин и моё место возле князя! И не важно, в милости я у него или нет! Я воин!
        Супруга Еловича прослезилась. Именно за такого отважного и храброго воина она выходила замуж много лет назад. Только тогда на нём блестел не крест, а языческие обереги, и волосы его были черными, а не седыми.
        - Елович! - прошептала старуха. - Годы тебя не изменили, но не твоё теперь там место. Всё! Другие теперь пусть бьются. Идём домой.
        - Нет! Коня! Всё, голубушка, еду биться. Пусть даже я найду там свой конец, то хоть умру со славой!
        - Ну тогда вернись со славой, вернись с победой!
        Елович обнял супругу и стал влезать на Тихоню, смирную кобылку. Плетясь на ней, Елович невольно подумал, что было бы здорово быть тем самым человеком, которым увидела его супруга. Если бы он и впрямь ехал сейчас в поход на смерть! Да, с годами ко всему начинаешь относиться по-иному.
        Вместе с Еловичем с его двора выехали четверо челядинов, все вооружённые топорами и в кольчугах. Елович ехал по Киеву и думал о том, что, может, и впрямь стоило ехать на санях. Люди смотрели бы и думали, что это он от важности, а то ведь тащится на старой кобылке. Стыд-то какой.
        Глава 22
        Святополк поднялся с земли и быстро встал в боевую стойку. Двое противников опять обрушили на него десятки ударов, но в этот раз князь не просто сумел выстоять, но и сам стал наносить ответные удары.
        - Хватит, Святополк. Ты делаешь всё те же ошибки, - сказал воевода Ляшко, - ты пытаешься биться сразу с двумя врагами. Выбирай одного. Смотри. Давайте нападайте.
        Двое молодцев обрушились на воеводу, который, быстро сделав несколько шагов в сторону, стремительно оказался сбоку от одного из них и плашмя ударил того по спине.
        - Первый сражён, а со вторым я уж после разберусь.
        Святополк отдышался, а после убрал свой клинок в ножны.
        - Ляшко, пойдём в шатёр.
        Ляшко сделал знак воинам, и те, тоже убрав мечи и быстро поклонившись князю и воеводе, удалились.
        - Печенеги стали лагерем чуть поодаль от нас, за озером, - сказал воевода Ляшко, - мне это место не нравится. В случае, если новгородцы начнут переправу и бой, то мы не сможем прийти друг другу на помощь.
        Мой человек в стане новгородцев метнул стрелу в указанном месте. Они готовятся к бою.
        - Да знаю я об этом, - недовольно проговорил князь Святополк, - видел я, как они строят лодки и плоты. Хорошие лодки, сразу видно, что плотников среди них много. Куда больше, чем воинов.
        - Княже, - обратился к Святополку воевода, - меня всё беспокоит тот новгородец, ну, которого мы словили и который ночью несколько недель назад ушёл. Как бы так не получилось, что провели меня.
        Святополк усмехнулся и, войдя в шатёр, сел на свою постель.
        - Да выброси ты его из головы, Ляшко. В стае новгородцев болезни и голод. Хоть боярин Талец и был подлым человеком, но голова у него работала хорошо. К весне у Ярослава не останется воинов, а мы даже мечи не обагрим кровью.
        - Будет битва, княже, будет. Новгородцы - воины отчаянные, и у них численное преимущество. Я бы ещё не забывал о варягах!
        - Ну, о них-то я всегда помнить буду. Тут вот боярин Елович приехал. Как простой воин. Говорит, раз он стар и не может воеводой мне служить, то жизнь свою как воин за меня отдаст.
        Ляшко скривился. Чего это старый лис пришёл сюда? Для чего? Конечно, прогнать его он не мог, но с осторожностью относился к боярину.
        - Елович своего не упустит. Раз приехал сюда, то не просто так.
        Святополк взял флягу с мёдом и налил два кубка.
        - Бери, Ляшко, бери! Я сегодня хочу пировать со своей дружиной!
        - Негоже, княже. Вороги могут узнать и напасть. Они уже и плоты, и лодки изготовили. Холод сковал озеро, но Днепр по-прежнему не замёрз.
        - Пустое это, - отмахнулся князь Святополк, - к тому же нам печенеги подошли на помощь. Не дерзнут новгородцы.
        - А повод какой? Чему радоваться будем?
        Святополк осушил кубок, а после хлопнул Ляшко по плечу.
        - Княгиня ждёт ребёнка!
        Ляшко с улыбкой выпил свой кубок.
        - Ну, княже, пошли Господь тебе наследника! А вообще-то, коли быть правдивым, то я, конечно, не сильно опасаюсь новгородцев. А весть эту кто принёс?
        - Елович! Он же с Киева приехал. Сегодня сколотят столы и всё уставят мёдом. Все запасы мёда пусть выставят. Я хочу праздновать!
        Ляшко сел рядом со Святополком. Как-то мне не по себе, подумал воевода. Негоже это - прямо перед носом ворогов пиры закатывать. Князь Владимир всегда говорил, что безрассудство - главная погибель. Святослав Неистовый именно из-за безрассудства своего погиб. Но что тут скажешь - коли княгиня и впрямь в тяжести, как тут не возрадоваться! Даже Владимир Святославович поднёс бы каждому воину по чарке, а у него детей вон сколько было. Что уж говорить про Святополка.
        Новгородцы многочисленны, но в их стане воинов мало. Только дружина и варяги представляют опасность, всё остальное войско в лаптях. Сапог, и то на всех нет. Лапотное войско - не чета киевской рати, где самый последний воин в шатре спит и мечом опоясан.

* * *
        Вечерело. Солнце скрылось, но свет от костров хорошо освещал пирующих. Князь Святополк сидел за столом в окружении воевод и простых ратников. Со всех сторон только и слышались радостные крики.
        - Слава князю Святополку! Да пошлёт ему Господь наследника!
        Князь встал и поднял свой кубок, который был до краёв наполнен хмельным мёдом.
        - Воины, делить с вами радость для меня честь! Елович, встань со своего места. Что-то ты далеко от меня сидишь! Садись-ка рядышком. Ты мне радостную весть принёс из Киева.
        Боярин Елович подошёл к князю, и все, расступившись, освободили ему место. Что говорить, но ближника князя Владимира уважали.
        - А я вот, князь, - сказал боярин Елович, - одного хочу - жизнь за тебя отдать. Я, может сейчас кто скажет, и стар, и, может, полжизни в язычестве провёл, но, видимо, такой я. Хочу, как и предки мои, найти смерть в бою!
        - Не язычество это, - сказал Святополк, - доблесть это, и за это я тебя люблю. Ты истинный воин!
        Ляшко отодвинул от себя кубок. Всё, хватит, подумал воевода. Я и так выпил сегодня вдоволь. Нельзя вот так беспечно пировать прямо перед ворогами.
        - А чего ты, воевода, не пьёшь? - спросил у Ляшко один из воинов, годами ещё не зрелый и, видимо, лишь родом своим прославленный. - Чего твой кубок пуст? Может, мёд кончился?
        - А ты, я так посмотрю, храбрый и удалой? Только на пиру чарку опустошаешь или в битве тоже? Как тебя звать-то?
        - Алексеем.
        В это время боярин Елович вылез из-за стола и вместе с группой пьяных воинов отправился к реке.
        - Вот что, Лёшка, - сказал воевода Ляшко, - ты уж прости, что я к тебе по-славянски, ты ступай-ка за боярином Еловичем и посмотри, куда и для чего он пошёл. Понял?
        Алексей послушно встал из-за стола и пошёл за боярином, который вместе с воинами шагал к реке.
        - Зачем вы пришли сюда со своим хромым князем? - громким голосом закричал боярин Елович. - Чего вам здесь надобно? Могли бы не ходить так далеко. Мы сами к вам весной пришли бы! Ваше дело плотничать, а не сражаться!
        Воины, пришедшие рядом с Еловичем, который еле стоял на ногах, тоже стали выкрикивать в сторону новгородцев разные обидные слова.
        - Плотники и древопоклонники! Тьфу!
        - Завтра мы будем на вашей стороне! - послышался крик со стороны новгородцев. - Мы будем пировать на ваших костях!
        - Как бы не так, - крикнул в ответ боярин Елович, - вам ещё надо мост навести, чтобы нам весной проще было к вам идти. Вы плотники умелые - от вас не убудет.
        Алексей, с улыбкой послушав, как боярин Елович и пьяные воины перекрикиваются с новгородцами, вернулся к Ляшко.
        - Воевода, Елович там с новгородцами лается.
        Ляшко невольно скривился. Что-то, видно, рассудок у Еловича совсем иссох от старости. Вроде уже старец, а словно юнец пошёл кривляться. Видно, и впрямь старик хочет смерть в бою найти, да только не сюда он приехал.
        Не будет боя. Будем ждать, когда Ярослав уберётся со своими людьми.
        Ляшко наполнил свой кубок мёдом и, поднявшись, громко сказал:
        - Княже, пью свой кубок за тебя и за твоих предков. Пусть слава их будет тобой преувеличена!
        - Да! Да! Пусть будет преувеличена! Пусть по всему миру вспомнят о нас! Пусть щит князя русов будет прибит на вратах Царьграда! - поддержали его воины, опустошая свои кубки.

* * *
        В шатре у князя Ярослава собрались его ближники, Буй, Зозуля и Ульян. Князь внимательно посмотрел на киевлян и новгородца и улыбнулся. Ну и собралась у меня в шатре компания. Все словно змеи, один другого ядовитей.
        - Так значит, условный знак - если боярин Елович начнёт похваляться с того берега и подзадоривать нас? - спросил князь Ярослав.
        - Верно, - ответил Ульян, - так и уговорились с ним.
        Ярослав встал со скамьи, на которой сидел, и вышел из шатра. Несмотря на то что было уже темно, со всех сторон только и слышались крики. Раззадоренные новгородцы, дружинники и варяги жаждали сражения.
        - Они над нами уже во хмелю потешаются, - услышал князь Ярослав голос одного из воинов, - у них к нам нет ни страха, ни уважения! Братцы, да чего мы медлим - нас в четыре раза больше!
        - Кто с нами на тот берег не пойдёт, того смерти предадим, - кричал другой дружинник, - чего мы тут сидим? Чего ждём? Уже готовы плоты и лодки, осталось лишь отвагу проявить.
        Ярослав понимал, что даже если он обратится сейчас к своим людям, то едва ли те его послушают.
        - Что думаешь, Будый? - спросил князь у своего пестуна.
        - А чего думать-то? Мы не этого разве ждали? Судя по всему, можно сейчас нападать, раз уж киевляне во хмелю к нам браниться ходят.
        - А не этого ли от нас и ждут на том берегу? Не хитро ли это расставленные сети? - спросил князь Ярослав.
        - А даже коли так, то всё равно мы войско в повиновении не удержим. Люди голодные, злые, больные и помышляют лишь о том, как бы поскорей всё это закончилось.
        В это время к князю Ярославу и его ближникам сквозь толпу воинов прорвался конунг Эймунд.
        - Конунг Ярсфельд, настало время проявить отвагу! Дай команду к бою.
        - Нет, - сказал Ярослав, - сначала пусть каждый повяжет на голову тряпку.
        Будый и конунг Эймунд переглянулись, а стоящий рядом воевода Медведко рассмеялся.
        - Это для чего же?
        - Чтобы в жаре битвы своих же не порубить, - ответил князь Ярослав, - пусть каждый воин оденет на голову тряпку, и тогда начнём сражение! Завтра я буду на другой стороне Днепра, а кто останется на этой, того убьём как изменника!
        Услышав слова князя, воины закричали.
        - Завтра будем пировать на той стороне Днепра! С нами правда! Мы за доброе дело в бой идём! С нами правда!
        Ярослав направился к лодкам, но Будый крепко взял его за руку.
        - Остынь, княже. Бой - это не твоё место. Что поделаешь, но ты там лишь вредить будешь. Стой здесь, а биться мы будем.
        Ярослав вскинул голову и рукой убрал прядь волос, упавших ему на лицо.
        - Я князь, и моё место рядом с моими людьми, - сказал князь.
        - Вот и не заставляй их отдавать за тебя жизни попусту, - ответил ему Будый, - мы будем биться, а ты стой здесь.
        Ярослав увидел, как мимо его воинов проходил конунг Эймунд, в котором ему на зависть сочетались и красота, и дикая сила. Эймунд, проходя, бил себя в грудь обеими руками, и видящие его новгородцы так же кричали. Битва ещё не началась, а весь лагерь уже ревел. Люди, обнажив мечи, словно забыли о том, что ещё несколько часов назад давились кашлем и готовы были перерезать друг другу глотки за кусок рыбы.
        - Ярослав! Новгород! - слышались воинские кличи.
        - С такой ратью нападение не будет неожиданным, - сказал князь Ярослав, - может, стоит отложить?
        - Нет, - хором ответили князю Будый и Медведко.
        - Людей уже не удержать. Варяги уже в лодки и на плоты забираются! Быть сегодня битве, - продолжил Будый, а Медведко направился к своим воинам.
        Князь Ярослав вскарабкался на коня и посмотрел вдаль. Словно лес горит - так много факелов. На той стороне, видно, тоже готовились к бою, так как вдоль берега проезжали всадники, которых можно было различить по огням.
        - Днепр телами запрудим, - прошептал Ярослав, а затем громко прокричал, - Будый, начнём битву!

* * *
        Киевляне вставали из-за столов, поспешно облачались в кольчуги и седлали коней. Князь Святополк подошёл к воеводе Ляшко. Во всём лагере киевлян только он один, пожалуй, был взволнован.
        - Друг, - сказал князь Святополк, - сегодня мы запрудим Днепр телами врагов. Мы так долго ждали этого боя. Победа и возвращение будут лучшим подарком княгине.
        - Князь, - отозвался воевода, - половина людей хмельные. Плохое это время для боя.
        Воевода схватил за руку пробегающего киевлянина.
        - Ты почему, выродок, шелом не одел? Где твой щит!
        Киевлянин улыбнулся воеводе и со смехом ответил:
        - Мы идём биться не с воинами, а с плотниками, на ногах у которых лапти.
        Ляшко наотмашь ударил киевлянина, и тот повалился на землю.
        - Ты что несёшь, воин! В скольких ты битвах побывал? Сколько врагов пало от твоего меча? Они плотники, а кто ты? Меч и сапоги ещё не делают тебя бойцом.
        Святополк запрыгнул на своего коня и поскакал к воинам. Воевода Ляшко догнал его и на скаку закричал:
        - Князь, командуем отход. Надо соединиться с печенежскими всадниками. Нас намного меньше, чем новгородцев, и наша рать не готова к бою.
        - Воины, - обнажая свой меч, обратился князь Святополк к киевлянам и дружине, - сделайте мне подарок - одолейте наших врагов в битве! Помните, каждый из вас стоит десятка новгородцев, а значит, у нас численное преимущество. Вон там лагерь печенегов. Пусть всадники степи увидят нашу доблесть, пусть вернутся в степь и расскажут, что киевляне без них побили новгородцев.
        Киевляне радостно закричали, и лишь воевода Ляшко сжал зубы и закрыл глаза. Почти половина воинов не имели щитов, а шлемы и вовсе редко мелькали в свете факелов.
        Ляшко взглянул на другую сторону Днепра, где словно занялся пожар. Многотысячная новгородская рать ревела, и крики «Ярослав!» и «Новгород!» были слышны повсюду. Ляшко понимал, что, конечно, новгородцы потеряют много воинов, но понимал он и то, что у киевлян почти нет шансов. Без печенегов их ждёт поражение.
        - Святополк, пока не поздно, надо послать к печенегам. Пусть они встанут у нас в крыле. Их конница сейчас нам очень нужна.
        Святополк посмотрел на лагерь печенегов, который находился на другой стороне озера, что возле реки.
        - Ляшко, не успеем послать за помощью. Теперь пусть доблесть станет нашим крылом.
        Ляшко обнажил меч и повернул коня к воинам.
        - Дружина! Хромой князь идёт на наш берег! Встретим его стеной, которую ему не проломить! Воины, помните, доблесть - не значит безумие. Сражайтесь отчаянно, но берегите свои жизни!
        По рёву киевлян Ляшко понял, что едва ли его кто-то услышал. Хмель горячил сердца и лучших в мире воинов, и простых людей. Хмель и презрение к новгородцам, у которых и кольчуг-то не было, настолько придали киевской рати уверенности, что многие уже поздравляли друг друга с победой.
        - Княже, - сказал воевода Ляшко, - коли хочешь победить в войне, я останусь с тысячей воинов, а ты отходи. Отомстишь за нас!
        - Нет! - ответил Святополк. - Эта победа навеки прославит меня, и после этой битвы уже никто не дерзнёт меня ослушаться. Я стану князем Руси!
        - Это поражение, - повторил Ляшко, - посмотри на воинов! Шлемы, которые они не надели, сохранили бы жизни каждому пятому, а щиты - каждому второму. Сегодня они все полягут на берегах Днепра!
        - Нет! На берегах Днепра утонет новгородская лапотная рать. Больше никогда Новгородский князь не сядет в Киеве. Ляшко, начинаем битву!
        Святополк прекрасно видел с коня, как десятки огней приблизились к берегу и как поплыли по реке.
        Князь вдохнул полной грудью ледяной воздух и засмеялся. Хмель заставлял его веселиться и жаждать боя, но в то же время почему-то Святополку вспомнился один случай из далёкого прошлого. Он, будучи ребёнком, дрался на деревянных мечах против Изяслава, сына Рогнеды, а Ярослав тогда сидел на скамье. Нога Ярослава была сильно повреждена, и Святополк и все остальные думали, что тот помрёт.
        Изяслав тогда одолевал Святополка, и когда, наконец, Святополк упал на землю, не в силах противиться старшему единокровному брату, Ярослав со всей силы бросил в них камень. Он попал в Изяслава, и тот, отбросив меч, повернулся к Ярославу и спросил у него:
        - Брат, зачем ты бросил в меня камень?
        - Потому что настоящий князь побеждает, - ответил Ярослав, а Святополк, воспользовавшись моментом, вывернулся и со всей силы обрушил удар деревянного меча по Изяславу, да так, что тот упал.
        - Спасибо, Ярослав! Если ты выживешь, ты станешь, верно, волхвом. Быть может, не раз тебе ещё нас мирить придётся, но битвы между нами всё равно не избежать!
        - Я всё равно тебя одолею. Нога не главное. Мне так мать говорит. А ты умрёшь, потому что быстро веришь в свою победу.
        Где сейчас хромой сын Рогнеды? Плывёт на лодке или стоит на берегу и взирает на своё воинство? Если так случится, что я всё же встречусь с ним в бою, то как мне с ним биться?
        Глава 23
        Варяги быстро запрыгивали в лодки и на плоты и, отталкиваясь от берега, плыли на другую сторону. Новгородцы поступали так же, но не могли похвастаться успехом, так как несколько плотов перевернулось.
        Конунг Эймунд стоял на одном из плотов и смотрел на приближающийся берег. Киевляне пока ещё не обрушили на них град стрел, но варяг понимал, что надеяться лишь на то, что все дружинники князя Святополка сейчас во хмелю, глупо.
        - Щиты! - закричал конунг, когда услышал свист и хлопанье тетив.
        Град стрел, пущенных в ночи наугад, словно опустился на воинов, заставив их кричать от боли. Повсюду послышались брызги от падающих в реку людей.
        Эймунд, прикрывшись щитом, почувствовал, как в него ударило несколько стрел. До берега было уже недалеко, но казалось, что его плот никогда не доплывёт до него. В лодках людям было укрыться куда проще, но он конунг и его воины должны видеть, что он презирает смерть.
        Князь Ярослав видел, сидя на коне, как его люди десятками падают в воду. Казалось, что до противоположного берега не доплывёт никто. Варяги плыли в кромешной тьме и поэтому несли меньше потерь, а вот новгородцы факелы не тушили, поэтому киевляне сыпали стрелами именно по ним. Жестока цена обмана, подумал князь Ярослав, видя, как один за другим тухнут факелы на плотах и лодках с новгородцами. Своими жизнями они покупают жизни варягов, которые уже почти достигли берега.
        О начале битвы князь Ярослав узнал по неистовому рёву.
        Варяги лезли на берег и отважно бросались на киевлян. Эймунд был поражён, когда увидел, что его противники даже не имеют щитов. Варяги быстро оттеснили киевлян от берега, давая новгородцам всем взобраться на берег.
        Будый боязливо залез в лодку. Вместе с ним туда забралось несколько дружинников и ополченцев. Он плыл не в первую очередь, а во вторую, понимая, что те, кто плывёт первым, обречены.
        - Боярин, - обратился один из ополченцев к воеводе, - а ты хоть когда-нибудь плавал?
        - Плавал, - огрызнулся Будый, - даже тонул! Ты факел потуши, а не то именно по ним нас определяют стрелки с того берега!
        Новгородец боязливо сунул факел в воду, а лодка, качаясь, отчалила от берега.
        Все поняли, что воевода очень боится. Будый намертво вцепился в край лодки. Ближник князя Ярослава невольно подумал, что, может, всё-таки стоит научиться плавать, и даже, пытаясь быть храбрым, помыслил опустить руку в воду, но тут же одёрнул себя от этой мысли. Перегруженная лодка качалась, и ему было очень боязно, что она и вовсе перевернётся.
        - А ну сидите спокойно, а то утопнем! - заорал Будый.
        - А как грести-то?
        - Гребите, но нечего попусту головами ворочать. Приплывём - навертитесь. Лодку ещё перевернёте, как вон те, - сказал Будый, кивком указывая на перевёрнутую лодку, которая качалась на волнах.
        В воду упало несколько стрел, но такого града, как обрушившийся на первых плывущих, уже не было. Варяги теснили киевлян, и теперь те не могли больше осыпать новгородцев стрелами.
        - Куда полез? - крикнул Будый на одного из дружинников, который подобно варягам собирался прыгнуть в воду и поскорей добраться до берега. - Лодку перевернёшь. Сиди! Как нос в берег упрётся, так и пойдём. Что ты, словно у тебя заноза сам знаешь где!
        Будый увидел, как с соседних плотов и лодок люди прыгают в воду и кто по пояс, а кто и по колено в воде спешат к берегу. Воевода собрал все свои силы и хотел было уже подняться, но его сердце сразу ушло в пятки. Это вот тем остолопам повезло. Прыгнули в воду и по колено, а я прыгну и с головкой. Слышал я, что река коварная - бывает везде по колено, а тут раз - и по пояс. Да и к чему сапоги мочить, холод вон какой.
        Эймунд и его люди, построившись, медленно двинулись к лагерю киевлян. За варягами вставали новгородцы, но странное чувство беспокойства терзало конунга. Если сейчас на них обрушатся печенеги, то быть беде. Лихие всадники быстро заставят их отступить к реке. Один удар печенегов - и Днепр будет запружен телами.
        Несколько стрел вонзилось в щиты его воинов. Конунг изо всех сил пытался вглядеться во мрак. Печенеги, где же они? Нельзя о них забывать ни на секунду, думал варяг.
        - За Русь! За Новгород! - закричал одетый в шкуру бородатый воин, вооружённый не то дубиной, не то булавой, и, растолкав варягов, побежал вперёд, ревя, словно медведь.
        За ним побежали стоящие сзади другие новгородцы. Ну вот и всё, подумал конунг. Из-за этих безумцев мы потерпим величайшее поражение. Сейчас из тьмы выскочат печенеги, и как эти ребята браво побежали вперёд, так же браво будут бежать назад.
        Будый, вступив на берег, выдохнул и расхохотался, пытаясь таким образом всех заставить забыть о его страхе.
        - А я даже ножки не намочил! Давай на другой берег плыви за новыми и смотри лодку не загуби. Ну, ребята, пойдём на пир!
        Новгородцы и дружинники обнажили мечи и последовали за Будым, который, почувствовав под ногами твёрдую почву, пустился бегом.
        - За Русь! За Ярослава! - закричал воевода, увлекая за собой всё больше и больше новгородцев.
        Будый видел варягов, которые, выстроившись в цепочку, не спешили поддерживать новгородцев.
        - Чего встали, за мной! - заревел воевода, но варяги не тронулись с места.
        Новгородцы и киевляне вмиг перемешались, и теперь в кромешной мгле только нелепые повязки на головах, которые приказал надеть князь Ярослав, давали хоть какую-то возможность отличить своих от чужих.

* * *
        Святополк рубился в первом ряду. Новгородцы накатывали волнами и, устилая своими телами мёрзлую землю, заставляли его воинов пятиться. Святополк в очередной раз пожалел, что у большинства его людей нет даже щитов. Новгородцы, словно разъярённые медведи, бросались на его людей и, не жалея своих жизней, несли смерть.
        - Князь, - закричал воевода Ляшко, - надо отходить, пока ещё есть хоть какой-то шанс. Уводи людей, я задержу их!
        - Нет! Мёртвые сраму не имут. Киевляне, друга! За славу отцов наших и во имя грядущих побед столкнём новгородцев обратно в реку!
        С этими криками Святополк, отбросив щит, взял меч в две руки и бросился вперёд. Его клинок, со свистом разрубив шкуру, погрузился в плоть новгородца. Тот заревел, но не упал на землю, а обеими руками схватил Святополка за шею и стал по-медвежьи пытаться завалить под себя, при этом сжимая его шею и лишая возможности дышать.
        Святополк, не решаясь выпустить из рук меч своих предков, одной рукой попробовал освободиться, но вскорости понял, что это невозможно. Новгородец повалил его на землю. Казалось, мир словно потемнел. Святополк из последних сил стал лупить по новгородцу мечом, но так как размахнуться или умело резануть он не мог, то его противник едва ли чувствовал удары.
        Святополк выпустил меч из рук, обнажил кинжал и вонзил его в новгородца. Не прекращая реветь, тот свалился с князя. Святополк поднялся на колени и быстро поднял лежащий на земле меч.
        - Отходим, - закричал Ляшко, - княже, отходим!
        Князь встал на нога и увидел, что на них бегут всё новые и новые одетые в шкуры воины.
        - Ляшко, строим воинов для обороны. Ощетинимся копьями! Сроду киевская рать не бежала!
        - Даже Святослав отступал! Святополк, коли не уйдём, то все здесь ляжем.
        - Тогда нам надо соединиться с печенегами, - сквозь зубы проговорил Святополк.
        - Лёд на озере слишком тонкий, он не выдержит!
        Ощетинившись копьями и выставив вперёд тех, у кого были щиты, киевляне стали пятиться под могучими ударами новгородцев и варягов, которые, когда поняли, что печенеги не придут на помощь киевской рати, стали биться с отвагой, достойной древних саг.
        Ляшко протрубил в рог.
        - Княже, сейчас ударят несколько сотен воинов, что всё же успели сесть на коней. Они заставят новгородцев немного похлопотать. Беги!
        - Нет! Киевляне, в бой! - закричал Святополк.
        Князь почувствовал, что в этот момент его душа наполнилась яростью. Вместо того чтобы стоять за стеной щитов и выдерживать натиск, он повёл своих людей в безумную атаку.
        Ляшко видел, как один за другим вокруг него падают воины. Многих он знал лично или знал их родителей. Удар конницы не смог уже сдержать новгородцев, и те десять-пятнадцать минут, которые можно было бы использовать, чтобы отвести хоть часть людей, были потеряны.
        Пыл киевлян угас быстро, и они вновь начали пятиться.
        - Стоим! - заревел Ляшко. - Стоим! Дальше лёд!
        Его уже никто не слушал, и воины стали вступать на тонкий лёд озера. Сначала один, потом второй, а после целыми десятками. Всего несколько сотен метров отделяло их от стана печенегов, где, по всей видимости, так и не поняли, что происходит.
        Святополк посмотрел на окружающих его людей. Он понял, что это конец. Конец не только битвы, но и его правления. Сзади слышался треск льда, крики. Люди погружались в ледяную воду, тонули, звали на помощь.
        Спереди ревели новгородцы. Эти одетые в шкуры и лапти плотники сейчас разбили лучших в мире воинов. Киевскую дружину страшился сам император Византии, что там говорить о других государях. На промёрзшей земле сейчас лежали те, кто когда-то заставлял трепетать своих врагов.
        - Нет! - заревел Святополк. - Нет! Как это возможно?
        - Князь, - сказал воевода Ляшко, прижимая одну руку к животу и сплёвывая кровью, - битва проиграна, спасайся!
        - Ляшко, давай вместе покинем бой! Соединим остатки сил с печенегами и обрушимся на Ярослава!
        - Нет, князь, я нашёл ту смерть, которую искал. Моё место здесь. Я как воевода хочу лечь там, где мои друга.
        Ляшко усмехнулся и вновь сплюнул кровью.
        - Скоро рассветает! Это последняя моя ночь и последняя ночь дружины Владимира. Там у берега озера стоит бочка с рыбой. Рыба помёрзла - схоронись в ней и выживи. Пусть наши смерти хоть чего-то стоят и пусть победа над нами не будет полной. Это всё, что я могу сделать.
        Ляшко выпрямился и, превозмогая боль, двинулся вперёд, в бой, где ещё несколько десятков дружинников принимали смерть, не желая сложить оружие.

* * *
        Лодка покачивалась. Князь Ярослав смотрел на то, как начинающийся день изменил поле боя. Всю ночь здесь пылала жесточайшая битва, а теперь всё стихло и лишь карканье ворон, дерущихся за свою добычу, напоминало о том, что недавно здесь полегли десятки людей.
        Хромой князь сошёл с лодки на берег и сделал несколько шагов. Больная нога сразу же стала ломить. Река быстро отнесла тела вниз по течению, а на берегу новгородцы и киевляне лежали вперемешку. Ярослав опустился над одним из воинов.
        - Княже, победа одержана, - обратился к нему воин, который подвёл коня, - мерзкие киевляне пошли ко дну или были посечены. Печенеги оставили свой лагерь и, думаю, сейчас бегут прочь.
        - Для тебя, воин, они киевляне, а для меня - дружина моего отца. Многих я знал лично, - сказал князь Ярослав, взбираясь на подведённую лошадь.
        Кобылка, которую подвели к Ярославу, сразу поняла, что её всадник не может с ней совладать, и стала беспокоиться. Ярослав улыбнулся. Животные всегда понимают и чувствуют, когда человек не может с ними справиться.
        Князь увидел, что весь берег покрыт телами. Сотни и сотни воинов отдали этой ночью здесь свои жизни. Кобыла под Ярославом шла медленно, выбирая, куда наступить. Вороны взлетали, когда к ним приближались люди, но не спешили улетать, ожидая, когда они пройдут, оставив им тела на растерзание.
        - Славься, Ярослав! - услышал князь голос нескольких воинов.
        Как удивительно, подумал князь. Сейчас среди десятков тел, среди стонов раненых и умирающих слышны крики людей, которые славят его имя. Люди ликуют и радуются победе.
        К князю подбежал воин и, быстро поклонившись, произнёс:
        - Княже, воевода хочет проститься.
        При этих словах сердце у Ярослава сжалось. Не может такого быть. Не может Будый сейчас умереть.
        - Где он?
        - У льда, княже!
        Ярослав шагом направил коня к озеру. Если бы можно было сейчас понестись галопом, как много лет назад! Но эта радость была не для него.
        Подъехав к озеру, он увидел Будого, который сидел на земле и прижимал руку к животу. Воевода был весь покрыт кровью.
        Ярослав спрыгнул с коня и подошёл к нему.
        - Сядь, Ярослав, - сказал Будый, стискивая зубы, чтобы не заорать от боли, - вот и настало нам время прощаться. Славный был бой! Я рад, что погиб именно сейчас.
        - Ты жив, Будый, и я как князь запрещаю тебе умирать. Слышишь? Ты мне ещё нужен!
        Будый страдальчески закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Всё, мелькнуло в голове у Будого, вот сейчас выпущу воздух и умру. Так всегда это происходит. Будый улыбнулся и выдохнул, но вместе с этим выдохом жизнь почему-то не покинула его и уже через несколько мгновений он опять заглотнул воздуха.
        - Чего стоите? Видите, воевода ранен, - закричал Ярослав, - давайте его быстро в шатёр! От раны, дай Господь, он не умрёт, если она не загноится, не хватало ещё, чтобы замёрз.
        Ярослав в этот момент словно забыл о своей боли. Нет, Будый не умрёт, твердил себе князь, когда увидел, как несколько воинов ведут к нему старика, одетого в шубу.
        - Приветствую тебя, Ярослав, - степенно сказал старик, - вот смотрю на тебя и вижу перед собой Владимира, хотя нет, ты больше на Рогнеду похож. Помню я, как мёд пил, когда твой отец взял её в жены. Помню. Хорошее было время! Твоя победа - моя победа. Я всегда рад тебе служить. Едва узнав, что ты нуждаешься в помощи, я поспешил сюда.
        Ярослав внимательно посмотрел на старика. Боярина Еловича он знал. Знал и помнил, что этот человек, пожалуй, самый коварный из киевлян.
        - А до этого ты поспешил к Святополку, так ведь?
        - Служить князьям - жить в спешке и опасности, - невозмутимо ответил Елович. - Я слышал, что ты воздаёшь людям по заслугам, и решил служить тебе. С победой тебя, Ярослав Владимирович!
        - Свяжите его, - бросил князь Ярослав.
        - Да что же ты! - закричал Елович. - Я ещё твоему отцу служил, я тебе победу подарил! Я ждал тебя!
        - Это моя победа, старик, - ответил Ярослав, - и делить её с тобой я не собираюсь.
        Елович постарался обнажить меч, но не смог, так как его тут же скрутили. Что же это такое, подумал старик. Неужто его провели! Как такое может быть? Не дерзнёт хромой князёк на него руку поднять.
        - Я твоему отцу имя твоё посоветовал! Ярослав! - закричал Елович. - Ты не посмеешь! Да за мной весь Киев! Я…
        Елович закашлялся и повалился на землю, задыхаясь. Что же это такое - его, ближника князя Владимира, скрутили, словно татя. Позор! Эх, жаль, руки уже не те! Не могу раскидать ворогов и принять смерть, как мне и положено.
        - Уведите его, - сказал Ярослав, а после прошептал, - яд у змеи с каждым укусом всё быстрее накапливается. Некоторым змеям надо выбить зубы, а некоторым отсечь голову.
        - Верно, княже, - услышал Ярослав голос Ульяна.
        - Ты, - указал Ярослав на него рукой, - ты ведь служил Еловичу.
        - Нет! Я служил своим порокам, и всё серебро, что получал, сразу спускал. Княже, я змея, у которой яда много, но он для тебя не опасен.
        Ярослав скривился в улыбке.
        - Чего ты хочешь за службу?
        - Чего хотят все - серебра.
        - Хорошо. Тебя, кажется, Ульяном зовут. Раз такой змей, как Елович, пользовался твоими умениями, то и я смогу. У меня есть сестра, и я очень хотел бы, чтобы ты доставил ей весточку о том, что её полюбовник, верней, нет, воздыхатель нашёл свой конец в этом бою. Покажи мне свои умения. Или я всё же решу выбить тебе зубы, чтобы ты ненароком не ужалил.
        Эпилог
        Кашель душил Святополка. Сидя у костра, он поднёс руки к огню, чтобы хоть как-то согреться. Как такое могло произойти? Ещё недавно он был князем и вокруг него стояли лучшие воины мира, а теперь он сидит в лесу и то только благодаря тому, что спас свою жизнь, просидев несколько дней в бочке с рыбой.
        Все погибли, все, подумал князь Святополк, очередной раз сотрясаясь от кашля. Все погибли, а он жив. Успею ли я в Киев до того, как туда въедет его хромой братик? Может, он согласится довольствоваться лишь столицей, оставив ему Туров?
        Нет. Так на Руси не поступают. Победитель получит всё. Вступивший в борьбу склонится, падёт, умрёт. Так было с начала веков и так будет впредь. Ярослав, скорее всего, не тронет остальных братьев, если те склонятся перед ним, но никогда не простит его.
        Святополк вгрызся в полусырую рыбину, которую захватил из бочки. Князя тошнило от этого запаха. Раньше рыба не была его любимым блюдом, но никогда ему не было так противно даже при одном её виде.
        Князь Святополк с грустью вспомнил об оружии, которое он бросил в воду. Нет, не будет князь Ярослав владеть этим мечом, оружием предков. Этот меч рассекал хазарских богатырей, отражал удары варягов, лил кровь на своей земле. Теперь пусть покоится на дне озера рядом с оружием других воинов.
        Святополк выбросил в огонь рыбью кость и, прокашлявшись, приблизился к огню. Глаза его слипались. Он изо всех сил пытался не заснуть. Не спать, не спать, только и твердил князь.
        - Святополк, почему ты проиграл? - спросил неизвестно откуда взявшийся тут ныне покойный боярин Талец. - Ты лил кровь, ты душегубствовал и вот ты сдыхаешь в лесу! Святополк, ты просто слаб и не сможешь владеть Русью. Твой отец, покойный князь Владимир, всегда видел в тебе это и поэтому не хотел, чтобы ты правил. Лучше бы ты сдох в темнице.
        Святополк с трудом открыл глаза, и Талец исчез. Я засыпаю, а значит, умираю, подумал князь. Стоило ли ради этого спасать свою жизнь? Быть может, и вправду лучше было бы умереть на поле битвы? Зачем я пытаюсь сохранить свой живот?
        Святополк закрыл глаза, чтобы всего секунду подремать. Холодный лес, покрытый недавно выпавшим снегом, растворился, и он оказался в темнице рядом с Владиславой.
        - Мы никогда отсюда не выйдем, понимаешь, Святополк? - прошептала княгиня.
        - А может, нам и не стоит никуда уходить? Может, нам просто надо умереть?
        - Нет! Нет! У нас будет ребёнок! У нас будет сын!
        Святополк открыл глаза и встал на ноги. Костер догорал, а значит, он проспал не меньше часа. Нельзя спать - надо выжить. Надо выжить! Святополк поднялся на ноги и побрёл по лесу. Надо пройти всего час, может, два, а дальше будет посёлок. Ярослав и его люди ушли, должны были уйти, а значит, он сможет найти там укрытие. Серебро открывает любые двери и закрывает самые болтливые рты.

* * *
        Князь Ярослав стоял у гробницы своего родителя в Десятинной церкви и, сжав зубы, сдерживал крик. Нога ныла, и он знал, что это пройдёт, только если лечь или сесть, но негоже ему, сыну, сидеть или лежать в присутствии тела отца. Негоже ему, князю, опуститься на колени.
        Вот в этой гробнице лежит князь Владимир, его отец, оставивший после себя великую страну, в которой почти треть населения христиане и не собираются признавать других богов. Но что ещё он после себя оставил?
        Епископ Анастас читал молитву, а бояре и воеводы крестились и некоторые пытались повторять греческие слова, которыми слуга Бога возносил молитвы.
        Ярослав из последних сил пытался понять, о чём же молит епископ, но мысли его уносились далеко за пределы Дома Господня.
        Что делать с Владиславой, женой Святополка? Мёртв ли Святополк? Ведь тело его так и не нашли. И последняя мысль - как быть с печенегами? Пять тысяч всадников сейчас свободно разъезжают по киевской земле, неся разорение. Близится зима, и им необходим корм коням и себе.
        Ярослав перекрестился и невольно задумался об отце. Что было бы, если бы он не умер? Что было бы, если не Святополк, а Борис пришёл бы к власти после отца? Была бы война, и кровь лилась бы потоками. Иногда мы не в силах противостоять тому или иному событию, подумал Ярослав, но всё происходит так, как велит Господь.
        Если бы отец не умер, то, быть может, не Святополк, а я сейчас лежал бы в каком-нибудь овраге и издыхал, покрытый ранами.
        В церковь вошёл воин. Поклонившись, он направился к Ярославу и прошептал ему на ухо:
        - Каган печенегов прислал своего человека и хочет переговорить.
        Ярослав был очень рад, что может наконец-таки покинуть храм и тело своего родителя. Князь сделал знак, и внимательный Анастас быстро закончил молитву, сократив её.
        Ярослав повернулся и вышел из храма. Когда он оказался в седле, то сразу позволил своей больной ноге отдохнуть. Проезжая по Киеву, он видел, как ему кланяются жители. Киев - красивый город, но всё же мне он не люб, подумал князь. Этот город неискренний. Много ещё князей погибнут за право обладать им.
        Ярослав, однако, отправился прежде всего не на встречу с посланником печенегов, а к своему пестуну Будому.
        Воевода лежал в постели. Рана была тяжёлой, но жизни она не угрожала. Над Будым склонился монах, но едва увидев хромающего князя, он отошёл.
        Ярослав сел на постель.
        - Киев наш, Будый!
        - Это хорошо, - отозвался воевода, - а тело Святополка нашли?
        Князь Ярослав отрицательно покачал головой.
        - Он умер. Верно, лежит в каком-нибудь овраге сейчас, заметённый снегом.
        - Э, нет, - возразил Будый, - пока ты не увидел его тело, даже так и не думай. Он жив и сейчас бежит к отцу своей жёнушки, которому только дай волю - мигом на Русь поспешит, города червенские, твоим отцом захваченные, отбивать.
        - Не о Святополке сейчас думать надо, а о других князьях. Станислав, Мстислав, Судислав и племянник мой Брячислав - они сейчас куда опаснее Святополка. Даже если он жив, но у него нет воинства - он мне не опасен.
        Будый засмеялся, а после, закрыв глаза, с видом умудрённого старца на смертном ложе проговорил:
        - Только кинув землю в могилу, можно сказать, что тот или иной враг тебе не страшен. Раньше для пущей надёжности сжигали…
        - Ладно, Будый, спи. Вскоре твои советы мне ещё пригодятся. Спи!
        Ярослав встал и скривился от боли. Монах поддержал его за руку.
        - Княже, твоя нога срослась неправильно, поэтому тебе так больно ходить.
        Ярослав кивнул и, заставив себя улыбнуться, ответил монаху:
        - Наверно, боль послана мне Господом как испытание.
        - Княже, я не смогу тебя вылечить, но я могу облегчить твои страдания.
        - Нет уж, я хочу иметь свежую голову и трезвый разум, монах. Оставь целебные напитки умирающим. Им уже ни о чём думать не надо. А я князь.
        ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
        Село Лески
        Брянская область
        Июнь-июль 2017 г.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к