Пращуры русичей Сергей Жоголь
        Первая книга из цикла романов о зарождении Руси.
        Среди просторов Балтии, на острове Руяне, когда-то стоял город-храм - Аркона. Лучшие воины Поморья стерегли этот храм, потому даже бесстрашные скандинавы-викинги, от одного имени которых содрогалась вся Европа, избегали стычек с витязями Арконы. Одни звали их ранами, другие - ругами, но нам эти воины стали известны под именем варяги «Русь».
        Пращуры русичей
        Сергей Жоголь
                
        .ru
        Введение
        Он проснулся внезапно, вскочил и застыл, затаив дыхание. Сердце бешено стучало, к горлу подкатил ком. Через маленькое окошко в стене под потолком в спальню проникал тусклый свет, звёзды и луна всё ещё слали на землю свои угасающие лучи. Князь опустился на край постели и потянул ворот рубахи. Дышать стало легче. Холодная влага, которую он стер с лица, намочила сухую ладонь и заставила поверить в то, что пригрезившееся, не что иное, как сон.
        «Сон! Да, да! Сон - видение, а я уж подумал… или она и впрямь была здесь, рядом со мной?» Князь стиснул ладонями голову и уставился в пустоту. Так он просидел до утра, пока петухи не начали голосить, и в спальню не проник первый солнечный луч. Скрипнула дверь, белобрысый служка просунул голову в щель и уставился на старика.
        - Пить, - вполголоса произнёс князь. - Воды принеси колодезной.
        Прислужник исчез, и, спустя некоторое время, вернулся с ковшом. Князь пил долго и жадно, паренёк глядел на хозяина с тревогой. Когда сосуд опустел, служка протянул руку, но старик, не выпуская ковша, подошёл к окну. Солнце на мгновение ослепило, князь прикрыл ладошкой глаза, зажмурился. Воспоминания лавиной обрушились на побелевшую от прожитых лет голову. «Годы бегут, и боги шлют мне новые испытания. Все эти сны, видения, может это и есть ответ?».
        Он - умелый воин из и знатного рода, пришёл сюда по приглашению старейшин и вождей. Он смог одолеть соперников и стал не просто главой союза племён, он принял титул князя, объединив окрестные земли и подчинив их жителей собственной воле. Он оборонял эти земли от варягов, которые приходили по морю, отражал набеги степняков, пресекал распри и усобицы. Он правил и вершил суд. Он имел многое, если не сказать - имел всё. Удача любила бесстрашного и мудрого князя, но всему приходит конец. Когда-то его дом был полон: четверо сыновей, три дочери - дети, которыми мог бы гордиться любой отец, составляли его наследие и радовали душу. Но время бежит, а милость богов уходит. Он потерял сыновей, а потом и дочери, одна за другой, покинули старика-отца, а он, по-прежнему, продолжал жить, стареть и править.
        Что может быть хуже, чем пережить собственных детей?
        Князь поднёс ковш к губам, но, поняв, что тот пуст, отшвырнул в сторону. Служка вздрогнул, втянул голову в плечи. Скрипнула дверь, князь повернулся. Молодой прислужник исчез, а на пороге стоял новый посетитель: седовласый старец пристально смотрел из-под пепельных бровей.
        - Богумил? - удивился князь, - ты?
        Тот, кого назвали Богумилом, огляделся. Несмотря на преклонный возраст, старый князь не утратил величия и стати: по-прежнему широк в плечах, в мышцах всё ещё просматривается былая мощь. Вошедший же, напротив, выглядел мелким и ничтожным рядом с великаном-князем. Но, от этого невзрачного и тщедушного с виду человечка исходила незримая сила.
        - Я слишком стар и, порой, сам не ведаю того, что творю, - старичок закашлялся. - Частенько ноги сами несут меня куда-то, и я иду, подчиняясь их воле.
        - Ты ведун и думаю, что ты оказался здесь не случайно. Ты-то и растолкуешь мне, что означал сегодняшний сон.
        - Значит, ты понял, - старичок хихикнул. - Ну, так слушай. Ты давно мучаешься оттого, что жизнь твоя потеряла интерес и смысл. Словно слепец, нащупывающий дорогу посохом, ты шагаешь и не можешь понять, что тебя ждёт, а впереди лишь пустота, но ты не привык проигрывать.
        Князь опешил, гость продолжал:
        - Время пришло, и сегодня ты должен прозреть. Окунись в прошлое, вспомни свой сон, и тогда ты сам найдёшь ответ на главный вопрос. Неужели ты забыл сказанные мной когда-то слова: «Наследие получишь от женщины своей», - маленький кудесник отступил, попятился и исчез за дверью.
        Князю стало не по себе. Воспоминания снова закружили бурным потоком.
        Много лет кануло с тех пор, как он расстался со своими дочерьми. Старшую и младшую он отдал замуж за славянских князей с юга. Те были алчны и ничтожны, не могли защитить свои земли и платили дань соседям-степнякам.
        - Эти слабы и покорны как овцы, - усмехнулся старый князь. - Нет, не здесь я отыщу наследника.
        Две дочери вышли замуж и не оставили достойного потомства, но, была ещё она - Умила, средняя дочь, та о которой он вспоминал чаще, чем о других.
        День прощания, тот самый, когда он видел Умилу последний раз, особенно запомнился князю. Он помнил, как она стояла, устремив взор в пустоту. В глазах девушки виднелись печаль и тоска. Умила покидала дом, друзей и подруг, что бы навсегда уехать в неведомую страну. Суровый воин в стальной рубахе-кольчуге, стоял и ждал с видом победителя. Именно тогда, видя в глазах дочери неизгладимую тоску, князь-отец засомневался:
        «А нужна ли такая жертва? - но он сразу отбросил сомнения. - Нет, выбор сделан, слово дано, а значит, Умила покинет этот дом, сегодня и сейчас».
        Корабль уплыл к берегам Балтии, и со временем князь почти перестал тосковать о дочери.
        Сегодня, спустя столько лет, именно её - Умилу видел князь в своём сне. Огромное древо простиралось от чрева дочери, и люди приходили вкусить его плодов.
        - Это не просто сон, - понял князь, на его лице появилась улыбка. - Да, да, это пророчество. От Умилы - средней дочери получу я наследников.
        Он вскочил на ноги и закричал. Перепуганный служка влетел в спальню.
        - Засылайте гонцов, зовите старейшин! Пусть идут на великий совет мужи от дерговичей и кривичей, веси и мерян[1 - Названия восточно-славянских и финно-угорских племён, составивших в последствии основное население Древней Руси.]. Пусть слушают мой наказ. Скоро явиться к нам новая жизнь. Проросло на свет древо, которое накормит и насытит люд человечий! - старец захохотал. - Спасибо богам за виденье, это они открыли мне глаза и дали ответ.
        Старик упал на колени. Он возносил руки к потолку, смеялся и плакал. Перепуганный служка взирал, то на обезумевшего князя, то, на оброненный им ковш.
        Книга первая
        Приёмыш
        ***
        Парус болтался, словно тряпка, то колыхался, то провисал, вселяя в плывущих невесёлые мысли. На море стоял штиль, и гребцы, изрядно притомившиеся, недобро поглядывали на прозрачное небо.
        - Хоть бы тучка какая выползла, - рыжебородый мужик потянулся, распрямил спину и вновь налёг на рукоять весла.
        Его сосед - молодой красномордый детина, глянул на опустевшие бочки и недовольно проворчал:
        - Вода вышла, два дня уж в брюхе урчит, ещё немного и совсем сил не останется.
        - И зачем Плоскиня велел парус поднять? Нет же ветра, - продолжил рыжебородый. Сидевшие рядом повернули головы и уставились на рослого мужика, стоявшего на корме. Кормчий - длинный как жердь, пристально разглядывал облака.
        - Раз велел, значит неспроста, - встрял в беседу третий гребец. - Плоскиня мореход бывалый, каждый год по здешним водам ходит. Вы бы трепались меньше, да дело своё делали.
        - А мы, что ж, не делаем!? Спины затекли, руки стёрты, - вспыхнул красномордый.
        Рыжий сосед ткнул здоровяка локтем, тот умолк. Из-под навеса, установленного перед вёсельными скамьями, выбрался молодой мужчина: лет тридцати, в расшитой шёлковой сорочке и мягких кожаных сапожках он заметно отличался от одетых в простые рубахи гребцов. Мужчина бегло глянул на притихших мореходов и поманил кормчего. Рослый Плоскиня протиснулся меж гребцами, раскланялся и принялся что-то объяснять богатому путешественнику. Мужчина в дорогой рубахе равнодушно поглядывал вверх. Над кораблём парили чайки, облака ползли медленно и вяло.
        - Ишь, как перед княжичем выслуживается, - зло буркнул красномордый.
        Его сосед не ответил и лишь сильней сжал губы. Остальные гребцы тоже молчали. Княжич махнул рукой, Плоскиня вернулся на корму, остальные путешественники продолжали с волнением пялиться на важного пассажира.
        Светло-голубые глаза, прямой нос, широковатые скулы, любой, не задумываясь, назвал бы его красавцем. Мощная грудь, играющие под рубахой бугорки мышц, наводили на мысль, что знатный вельможа, отнюдь, не хиляк и неженка. Глядя на узкие кисти княжича, приходило на ум, что они не приучены ни к корабельному веслу, ни к сохе. Эти руки - были руками воина, познавшего с ранних лет рукоять меча. Княжич, облокотившись на борт корабля, размышлял:
        «Старый князь лишился рассудка. Как можно вверять судьбу огромных земель во власть пришлых чужаков, - он нервно покусывал губу. - Вещие сны, видения, только эти скрипучие старцы-волхвы могли так растолковать сон старого глупца. Гостомысл уже не тот, кем был, а к власти нужно допускать тех, кто её достоин», - мужчина дёрнулся, прикрыв лицо рукой. Большая чайка, пронеслась мимо. Выругавшись, княжич откинул упавшую на лоб прядь и произнёс вслух:
        - Придёт время, и я им покажу, кто истинный наследник.
        Словно в подтверждение к сказанному, лёгкий бриз нарушил морское безветрие. Ветерок, слабый и робкий, наполнил повисшие паруса, и небольшое судёнышко резво помчалось по волнам подобно стреле.
        Глава первая.
        Проклятие Вышеславы
        1
        Его звали Лучезар. Своего настоящего отца он не знал, да и не хотел знать, потому, что считал себя сыном княжича. Названный отец Лучезара - старший сын и наследник князя Гостомысла прославился в боях с варягами, которые постоянно грабили земли словен[2 - Словене (ильменские славяне) - группа восточных славян, чьи земли являлись ядром Новгородской феодальной республики.], силу его меча познали и южане-кочевники. Богатые новгородские земли прямо таки манили воинственных соседей, которые жаждали отхватить жирный кусок от словенского пирога. Объединившись с кривичами и жившей на северо-востоке весью, словене образовали прочный союз племён, способный дать отпор как воинственным мореходам с варяжского моря, так и обложившим данью вятичей-южан степнякам. Выбор, как и Гостомысл, считался добрым воином и сыскал в народе славу удачливого полководца, но…
        Сам князь не особо жаловал разудалого первенца. Рослый и статный Выбор - русоволосый красавец, уж больно был охоч до веселий и пиров. Жена княжича Вышеслава - родовитая кривичанка не часто видела законного супруга подле себя. Выбор с дружками постоянно где-то пропадал, и дома появлялся лишь наездами. Доброжелатели доносили молодой княжне, что муж промышляет не одной лишь охотой да воинскими забавами. Мысли о деревенских девках, с которыми проводит время горе-супруг, не давали покоя. Но, несчастная терпела, до поры до времени.
        Знал о гульбе сына и князь. Но, поскольку эти забавы бывали недолговечными, и Выбор, каждый раз возвращался домой, Гостомысл подолгу не серчал, и проказы легко сходили гуляке с рук. Но однажды всё изменилось. Выбор пропадал целый месяц, и, вернувшись, предстал перед отцом, Гостомысл не узнал собственного сына. Княжич стоял хмурый и задумчивый, словно растерял всю свою беспечность и весёлый нрав. Молча выслушав упрёки отца, Выбор удалился. Гостомысл задумался. Он послал верных людишек, и те вскорости донесли: Выбор привёз с собой женщину - простолюдинку, поселил её в Новгороде, неподалёку от собственных хором.
        «Ну, что с ним поделать? Не может ни одну юбку пропустить» - решил князь, и снова не придал случившемуся значения.
        Но слухи разрастались:
        - Княжич-то молодой совсем стыд потерял. Целыми днями подле девки этой сидит, все прихоти её исполняет, словно она не баба простая, а княжна заморская, - судачили при дворе. - Про жену законную вовсе забыл. Сидит бедняжка одна-одинёшенька, горюшко мыкает, неровен час руки на себя наложит.
        Старый князь, слушая пересуды да кривотолки, продолжал молчать.
        «Ну, и что с того? - рассуждал Гостомысл. - Другие наскучили и эта надоест. Всё одно к жене вернётся».
        Но, очередная новость переполнила чашу отцовского терпения.
        Узнав, что новая зазноба сына не девка, а замужняя женщина, и что княжич выкрал её у законного мужа, да не одну, а с дитём, Гостомысл пришёл в ярость. Выбора призвали ко двору.
        - Ты что удумал? Зачем безродную в дом привёл, да ещё с выродком! - рявкнул князь на сына. - Чем чужих баб ублажать, лучше бы в жениной спальне чаще бывал. Пора законных детей заиметь, а не приблудных притаскивать. Гони полюбовницу прочь, не то наследства лишу!
        Выбор стоял, белее белого:
        - Прости, отец, да только сердцу не прикажешь. Люблю, а значит не отступлюсь!
        Князь не узнавал сына.
        - Гони, говорю полюбовницу, - князь топнул ногой. - Не будет в нашем роду приёмышей!
        - Не погоню! А мальчика я уже признал.
        - Что?! - Гостомысл аж позеленел. - Прочь! И пока дурь из тебя не выйдет, не возвращайся!
        Гостомысла поразила реакция сына. Молодой бунтарь, опустив голову, вышел, обронив через плечо:
        - Прощай. Чует сердце, не свидимся более…
        Последние слова, прозвучали как приговор. Ощущение, что произошло что-то страшное, захлестнуло разум разбушевавшегося князя.
        2
        Вышеслава упала на колени:
        - Прости ты его беспутного. Уж третий месяц пошёл. Упрям Выбор, своенравен, не вернётся ведь, пока не позовешь, уж я его знаю.
        Когда молодая женщина вошла в покои, Гостомысл сразу и не признал красавицу невестку: скромный наряд, волосы убраны под платок, синяки под глазами.
        - Уймись, дочка, нечего тут на коленях ползать, чай не холопка - княжна. Вставай, не позорься, - Гостомысл помог женщине подняться. - Муж твой набедокурил, за то и наказание. Побегает, помыкается да вернётся, тогда может и прощу.
        - Да какое там, вернётся? Аль не знаешь его. Чует сердце, не свидимся боле, - Вышеслава всхлипнула, утерев слезу. - Сама виновата, не смогла дитя ему родить. Уж я и к бабкам всяким ходила, к знахаркам да ворожеям, да всё без толку. Вот он и привадил приемыша этого. Велел бы ты сыскать их, да позвал добром.
        Гостомысл сдвинул брови:
        - Нет уж, когда одумается, да покается… А ты давай, себя не кори, на Выборе вина, кабы дома больше бывал, а не по пирушкам шастал, глядишь и послали бы вам деток боги.
        - Да помилуй, князь, муж-то мой, вон он какой. Девки на него так и зыркают, словно ухватить норовят. Где уж тут мужчине устоять? Самой мне от того нелегко, но смирилась я, пусть думаю тешится, лишь бы ко мне возвращался.
        - Как бы он там не тешился, а вот о потомстве сын княжий думать должен. Род наш древний, нам законные наследники нужны, а не приёмыши.
        - Вот и я о том, а нечистую кровь и пролить не грех.
        Князь в недоумении уставился на собеседницу. Та приблизилась и с заговорщическим видом прошептала:
        - Я ведь не зря к знахаркам ходила. Гаданья гаданиями, а бабки-ворожеи, они ведь, всякие бывают: на кого порчу навести, а кого и вовсе сгубить.
        Гостомыслу не понравилась улыбка невестки. Слёзы на лице женщины высохли, лицо исказила гримаса.
        - Уймись, княжна. Так ведь и беду накликать недолго.
        - Беду говоришь, и что с того? Раз уж муж мой мне не достанется, значит и другим его не видать, - Вышеслава глядела исподлобья. - Девка эта, судьбу мне сломала, а я что ж, простить должна? Разлучницу покарать, дело нужное, а что для женщины страшнее, чем смерть ребёнка?
        Гостомысл отшатнулся:
        - Остановись! Боги такого не прощают. Не дело это: младенцу погибели желать!
        Вышеслава потянула себя за ворот, материя треснула, висевшие на шее бусы порвались. Жемчуг покатился по полу, но женщина этого даже не заметила. Она сдёрнула платок, расцарапав при этом шею, длинные косы рассыпались по плечам. Гостомысл невольно попятился. Вышеслава, вытянув шею, прошипела:
        - Почему же только младенцу? Сам сказал: «не холопка я - княжна», а стало быть, и отомщу по княжьи, - женщина рассмеялась пискливым, отвратительным смехом. - Сходила я тут к одной кудеснице, ох и умелая ведьма. Для неё человека сгубить, что по воду сходить. Так вот, поколдовала она, да пообещала: «Коль не вернётся ко мне муж до весны, то умрёт дитя разлучницы. И сам ребёнок сгинет и весь род его вымрет, дочиста».
        Пожав плечами, Вышеслава покинула хоромы.
        - Вот баба глупая, аж пот прошиб, - Гостомысл поёжился. - Целому роду гибель предрекла. Ладно, чего это я? Месяц-другой пройдёт, и явится Выбор, не век же ему мыкаться.
        Князь решил, что постарается забыть о пророчестве обезумевшей невестки, но…
        3
        Выбор не появился ни через месяц, ни через два, ни через год. Чувство, что он больше никогда не увидит своего первенца, всё больше и больше одолевало князя. Гостомысл уж не раз посылал следопытов, но те возвращались ни с чем. Пропащую троицу разыскать не удалось. Откуда взялась женщина, так приворожившая молодого княжича, и кто настоящий отец её ребёнка никто не знал. Всё меньше оставалось следов, меньше надежды увидеть сына. Не посещала больше князя и обезумевшая Вышеслава. Донесли, что удалилась она в какую-то глухую деревушку к дальним родичам, там и осталась. Гостомысл по невестке особо не горевал, но вот её слова, что весь род разлучницы вымрет, часто вспоминались князем.
        Время шло, тучи сгущались. Первая беда пришла зимой. На воинских игрищах, в поединке получил серьёзную рану младший сын князя Словен. Один из наставников княжича - варяг из данов[3 - В романе словом варяги названы всё народы, жившие на берегах Балтийского (Варяжского) моря, как скандинавы (даны - датчане, нурманы - норвежцы, свеи - шведы), так и западнославянские народы.] по имени Лейв, не рассчитав удара. Словен схватился за бок, застонал.
        - Ребро сломано, не иначе! - выкрикнул кто-то из наблюдателей.
        Княжьи пестуны[4 - Пестун - воспитатель, учитель.] хотели прервать поединок, но гордый юноша не позволил остановить схватку. Вскоре он побледнел и потерял сознание. К вечеру княжич умер, не приходя в себя. Князь был чернее тучи. От неминуемой расправы Лейва спас жрец Богумил. Варяга выгнали из дружины, но сохранили жизнь. Бывший воин стал обычным прислужником, и с той поры старался не попадаться князю на глаза.
        Новая беда не заставила себя ждать. Засушливое лето, последовавший за этим неурожай, и резко пришедшая зима породили голод. Вожди мещерских племён повздорили меж собой. Пролилась кровь. Свара обернулась настоящей резнёй, и Гостомысл послал воеводу с дружиной навести порядок. Сам князь остался в Новгороде, не решившись оставить город. С севера приходили недобрые вести. Воинственные варяжские дружины, рыскали вдоль побережья, создавая постоянную угрозу.
        Заварушку в мещерских землях миром решить не вышло. В свару вмешалась жившая южнее мордва, пришлось замирять жёстко. Многих бунтарей посекли, но и княжье войско понесло потери. Воевода, посланный во главе войска, лично привёз на двор Гостомысла подводу с телами двух средних сыновей: Звенислава и Свтлана.
        Горе обуяло несчастного отца, он враз осунулся, постарел.
        «Если бы Выбор возглавил поход, - корил себя князь. - Он не дал бы братьям так нелепо погибнуть».
        Но вестей о старшем сыне так и не поступало.
        4
        - Проклятие наложено на тебя и весь твой род, - маленький жрец выглядел озабоченным. - Так боги сказали.
        - Недругов у меня много. Кто ж постарался?
        Князь сидел, свесив голову, вздыхал. Не велев накануне никого к себе пускать, Гостомысл призвал старца, зная, что тот готов пролить свет на мучившие князя вопросы. Богумил не спешил, точно чего-то опасался.
        - Не со стороны пришло проклятие. Из своих кто-то постарался, - обронил жрец.
        - Кто ж таков, скажи!
        - Того боги не открыли. Сам подумай, может догадки какие есть?
        Гостомысл лишь пожал плечами:
        - Что ещё сказали боги? Долго ли мне ещё править? Устал я, жрец. Скоро ли сына старшего увижу? - князь осёкся. - Единственного. Хочу власть ему передать, устал я.
        Гостомысл опустился на ложе. Богумил продолжил:
        - Говорю же, проклятие наложено, а стало быть, не быть Выбору князем.
        - Что!? - Гостомысл вскочил. - И это боги сказали?
        Богумил кивнул. По щеке князя скатилась слеза:
        - Вымирает мой род. Похоже, и мой час недалёк, - Гостомысл снова опустился на постель. - Долго ль осталось? Год-два?
        - Не спеши, князь. Не всё так плохо, - Богумил выдавил улыбку. - Твоё время не пришло. Жить долго будешь, долго править.
        Удивлённый князь подался вперёд:
        - Значит, детям своим княженье не передам, сам буду властвовать, а потом… Кто ж, место моё унаследует? Чей род править станет?
        Маленький жрец снова усмехнулся:
        - Говорю же, не всё так плохо. Всех сынов своих переживёшь, но власть твою примет человек, одной с тобой крови.
        - Кто ж такой? Скажи!
        - Вопрошал я богов, поведали они: «Наследие князь получит от женщины своей!».
        - Но, я стар и не могу иметь детей, - взмолился князь. - У женщин, что делили со мной ложе, чрево остаётся пустым!
        Маленький жрец снова улыбнулся:
        - Твои земли, князь, погрязли в усобицах. Вожди плёмён грызутся меж собой, и готовы за шкурку бобра пролить реки крови, и только ты можешь это пресечь. В тебе ещё есть силы, есть мощь. Ты должен править, до тех пор, пока на смену тебе не придёт тот - другой. Таков твой удел.
        - Но, кто же он? Кто мой наследник?
        Жрец развёл руками:
        - То мне не ведомо. Жди, князь и, боги пошлют знак. Ты должен лишь его распознать. Проклятие не вечно. Будь терпелив, и мечты исполнятся.
        5
        Вьюга не утихала всю ночь. Снег валил и валил, заметая дороги пушистым ковром. Даже сторожевые псы, нахальные и задиристые, не высовывали мокрых носов, спали в конурках, свернувшись клубочками. «Когда на улице такое, приятно ощущать тепло очага, слушать треск дровишек, вдыхать горьковатый аромат печного дыма, - рассуждал князь, ворочаясь в постели. - В такие ночи обычно хорошо спится».
        Но ему не спалось.
        Князь поднялся, подошёл к двери, прислушался. Из сеней раздавался заливистый храп прислуги.
        Вон как сопят. Когда на душе легко, и телу покой. Князь подошёл к окну, вгляделся в ночь. Спина побаливала, в висках стучало. Снег валил так, что на расстоянии десятка шагов не было видно ни зги. «К утру ворота заметёт, не отворишь». За окном промелькнула тень. Он разглядел два силуэта. Кому это дома не сидится? Старик разглядывал незваных гостей. Заблудились никак. А стража где?
        - Самошка! - князь окрикнул челядина. - А ну, подь, глянь. Кто в ворота ломится!
        Храп за дверью тут же прекратился. Самошка - грузный розовощёкий парень, накинув мохнатый треух, валенки и тулупчик, громко топая, поплёлся во двор. Через несколько минут он, трясущийся от холода, вбежал в сени:
        - Бродяжки какие то, к тебе пришли, мужик да малец. Гнать прикажешь? - заспанный прислужник стряхнул с одежды прилипший снег.
        - А чего хотят?
        - От сынка, говорят, твоего явились. Во брешут, дурни, - Самошка похлопал себя по лбу.
        - Что? - Гостомысл оживился. - А ну, тащи их сюда!
        Князь погрозил увальню кулаком. Самошка бросился выполнять приказ.
        6
        - Я ведь и знать не знал, что он княжич. Заявились ночью, да с детёнком малым. Переночевать мол. А мы то, что? Чай не нелюди, не на морозе ж их держать, - сухощавый чудин[5 - Чудь - собирательное название ряда финно-угорских племён.] комкал пальцами мохнатый треух.
        Князь смотрел на ночного гостя с волнением: неопределённого возраста, с куцей бородёнкой, на правой руке вместо двух пальцев - короткие культи. Гостомысл перевёл взгляд на второго: мальчик, лет пяти-шести даже не снял шапки.
        - На наше огнище[6 - Огнище (подсека) - вырубленное и расчищенное для пашни место посреди леса. Огнищанин - землевладелец, хозяин огнища.] редко кто наведывался, далеко оно от прочих поселений стояло.
        Чудин продолжил рассказ, поведав, как гости: Выбор и его женщина с малым сыном поселились в его доме.
        - А княжич то был, не дать не взять, работящий. Работы не чурался. Хоть на охоту, хоть в поле. Дров, бывало, наколет и воды принесёт. Ни в жизь бы не подумал, что из знати.
        Гостомысл слушал с волнением.
        - А вот женщина не такой оказалась, надменная была. Ни слова доброго от неё, ни помощи не дождёшься. Вот уж она-то точно, будто княжна… - говоривший осёкся - …была. Может статься оттого, что дитё носила. Через полгода пришла пора ей рожать, но - чудин шмыгнул носом - кровью изошла, прибрали бабу боги.
        - А ребёнок? - Гостомысл впервые перебил гостя.
        - Пожил малость, да тоже преставился, ох отец его и горевал.
        Гостомысл побелел, руки задрожали. Сразу вспомнились слова: «разлучница», «смерть ребёнка».
        - То, что горевал, понятно, но с ним самим-то, что стало?
        Голос князя дрожал. Вьюга за окном не утихала. Огонь в печи ослаб, и Самошка, видя, что хозяин весь затрясся, подкинул дров.
        - Схоронили мы женщину с младенчиком, а сын твой князь подле них остался. Больше года смурной ходил, всё молчал.
        - Что ж он домой то не шёл, упрямец! - князь хлопнул себя ладонью по колену.
        - Всё вот об этом пёкся, - чудин указал на мальчика. - А потом пожаловали к нам люди недобрые - тати[7 - Тати - разбойники.] лесные. Дом спалили, добро взяли, да всю семью мою порезали, - рассказчик сглотнул. - Жену да дочек обеих, брата жениного да трёх работников. И нам бы конец, да сын твой князь не прост оказался. Четверых злодеев топором порубил, остальные сбегли.
        - Ну а сам то что? Выжил?
        - Где там выжил? Стрела его достала, помер твой сын, прям на моих руках. Вот перед смертью только и открылся: «Сын я - говорит - княжий. Возьми мальчишку и сведи Новгород. Пусть отец обиду забудет, да о приёмыше моём позаботится».
        Гостомысл опустился на ложе. Слёзы текли по щекам старика, и он не пытался их скрыть:
        - Что же ты сынок домой не вернулся? Это я дурень старый во всём виноват, не остановил тебя тогда, не вернул.
        В висках стучало. Жуткая боль щемила грудь. Князь сделал глубокий вдох и посмотрел на мальчика. Тот стоял, шмыгал носом, но держался важно, с достоинством. Вода стекала с потрёпанного тулупчика на половые доски.
        «Вот оно откуда, проклятие. Навела беду ведьма Вышеслава. Сгинул ребёнок разлучницы. Сгинул да не тот. Выборов сын умер, и род его вымирает: мой род. Ушли все сыны да дочери, скоро и мой час придёт, а этот, вот он. Живёхонек», - Гостомысл зло посмотрел на стоящего посреди комнаты мальчика. Тот наконец-то снял шапку, и князь смог рассмотреть каждую чёрточку, каждый волосок: «Красив, статен, и придраться не к чему. Малость худощав, но это ничего, откормиться. Глаз не отводит, смел».
        Комок подкатил к горлу:
        - Пусть мальчик при дворе живёт, что б нужды никакой не знал, всё лучшее имел, - Гостомысл грозно глянул на прислугу. - Просьба моего сына должна быть выполнена.
        Выходя из комнаты, Гостомысл рассуждал: «Слишком много бед от него. Неужели он и будет приемником? Приёмыш? Да нет, Богумил сказал, что наследником станет человек одной со мной крови, а этот… Как бы хорош он не был, князем ему не стать».
        Маленький Лучезар, надув губы, смотрел на уходящего князя холодными глазами.
        7
        Пестуном к мальчишке приставили чудина Бела, того самого, который привёл Лучезара в княжеский дом. Выросший в лесах, Бел - умелый охотник, оказался способным наставником. Ловко распознавать следы, настигать любого зверя, выискивать целебные снадобья и травы, умел старый чудин. Несмотря на искалеченную руку (ещё в детстве, отморозил, когда с отцом на охоту ходил) Бел умел ловко метать стрелы, удерживая лук тремя пальцами. Белку с верхушек сосен тупой стрелой снимал. Но, юного Лучезара охота на мелкую дичь не особо прельщала. Он мечтал о воинских подвигах, любил слушать сказания и былины о богатырях и их славных подвигах. «Я княжий сын, а значит, обязан стать воином» - рассуждал маленький приёмыш. Особенно привлекли мальчика рассказы одного из прислужников князя - Лейва. Того самого, по чьей вине погиб младший сын Гостомысла - Словен.
        Бывший воин-варяг часто рассказывал истории о жестоких завоеваниях и походах отважных скандинавских мореходов, знал много сказаний и саг. Лейв рассказывал о морских схватках, кровавых поединках и богатой добыче, которую способен завоевать воин с помощью своего меча. По просьбе маленького княжича и с молчаливого согласия Гостомысла, Лейв начал обучать Лучезара умению владеть мечом. «Хитрым, отважным и беспощадным должен быть настоящий мужчина, стремящийся к власти и славе, а меня заставляют бегать по лесам, ползать на корячках, отыскивая следы, да гонять белок», - рассуждал Лучезар, когда его основной учитель снова вёл его в лес для очередного урока.
        Но всё же нашлось учение, к которому Лучезар проявил определённый интерес. Выросший в лесах Бел умел врачевать раны, готовил снадобья и яды.
        - Вот зелье, сваренное из рыбьего клея, белены и чёрных кореньев, - Бел показывал ученику особый отвар. - Если в него обмокнуть кончик стрелы и просушить, зверь которого ранит такая стрела, непременно умрёт.
        - А человек, тоже умрёт? - проявлял интерес приёмыш.
        - И человек умрёт, поэтому осторожней будь. Не поранься.
        Лучезар кивал, запоминал ученье, да расспрашивал:
        - А те яды, что в питье добавляют, умеешь делать?
        - Умею, но для чего они тебе?
        - Пригодятся, - мальчик дёргал наставника за рукав. - Научи! Интересно! Мало ли какого недруга придётся осилить.
        Простодушный чудин, не подозревая подвоха, не скрывал своих умений: «Пусть познаёт науку, кому я ещё уменье теперь своё передам. Померли все дочери, так пусть хоть этот…
        Потом они снова шли в лес, ставили силки, стреляли белок да куниц. Тут мальчик снова терял интерес, правда, тушки добытых зверей свежевал с охотой.
        Однажды Бел с воспитанником оказались на берегу реки. Они долго бродили по лесу и остановились отдохнуть. Подуставший мужчина задремал и, проснувшись, не обнаружил ученика. Чудин долго искал мальчика и нашёл его на берегу реки. Перед Лучезаром в судорогах билась подраненная чайка. Мальчик наступил птице на голову, несчастная тварь извивалась, дёргалась, пытаясь вырваться. Поначалу Бел не понял, что происходит, но потом… Лучезар присел, переломил жертве крыло. Кость хрустнула, птица громко закричала. Бел ужаснулся:
        - Что же ты творишь-то, негодник!
        Мужчина вырвал из рук маленького мучителя полумёртвую птицу.
        - Я хотел посмотреть, можно ли с неё снять кожу, как с белки, - Лучезар рассуждал как ни в чём ни бывало.
        - Белку мы убиваем, а эта ж живая. Больно ей.
        Мужчина смотрел строго, мальчик же выпятил губу и невинно пожал плечами. Поступок юного княжича заставил чудина призадуматься. Очередная выходка приёмыша усилила тревогу.
        Как-то раз, пытаясь избежать очередного похода в лес, Лучезар убежал, и Бел нашёл его сидящим на корточках под старой берёзой. Мальчик не видел учителя. Небольшим ножиком Лучезар сбривал шерсть с маленького щенка. Привязанное к дереву животное пищало и скулило. Пасть зверька была стянута тонкой бечёвкой. Страшная догадка поразила. Мальчишка, ради забавы, собирался выпотрошить несчастную собачонку. Бел схватил паренька за руку и вырвал нож.
        - Пусти! - закричал маленький мучитель. - Не смей меня трогать.
        Бел некогда не видел мальчика таким. Глаза его горели, на губах выступила пена.
        - Убирайся прочь! - продолжал орать Лучезар.
        Бел ударил ребёнка, тот упал.
        Лучезар поднялся не сразу. Он тут же умолк, нахмурился и вытер ладонью тонкую красную струйку, стекавшую из расквашенной губы. Он слизнул кровь, словно пробуя её на вкус и лишь после этого посмотрел на Бела:
        - Напрасно ты это сделал.
        Мужчине стало не по себе. Он разрезал верёвки, которыми был привязан щенок. Тот не двинулся с места и остался сидеть, поскуливая.
        - Что же ты творишь-то? Тварь ведь живая, а ты её потрошить собрался. Пошли отсюда.
        Щенок заскулил и лизнул стопу Бела. Мальчик встал и стряхнул с одежды налипшую пыль. Он сделал шаг, но, затем, резко подскочил к собачонке и со всей силы ударил щенка ногой. Зверёк с визгом отлетел в кусты. Бел только охнул, глядя, как Лучезар удирает в лес: «Не будет из парня проку. Надо князю рассказать, пусть знает». Лучезар вернулся к вечеру и, не сказав ни слова, завалился в постель. Гостомысл в тот день уехал по делам, и Белу пришлось отложить визит. Но, рассказать князю о поступке мальчика, старый чудин так и не успел.
        Гостомысл вернулся через неделю. Новость о том, что пестун приёмыша накануне помер, прислуга сообщила князю одной из первых. Отчего умер чудин, никто не знал, да никто этим особо и не интересовался. «Умер и всё, значит, время пришло», - рассудили люди. Лишь Лейв качал головой, видя довольное лицо Лучезара. Варяг знал, какие снадобья научил варить мальчика умерший наставник.
        Глава вторая. Заговор
        1
        Из-под днища раздался скрежет. Зацепив прибрежную гальку, ладья замедлила ход и остановилась.
        - Приплыли, - Плоскиня опёрся на борт, стянул шапку и уставился на стены. Город застыл, погружённый в туманную дымку.
        - Дрыхнут лежебоки. Так и неприятеля проглядеть недолго, - фыркнул кто-то.
        - Да, нет, не спят, - Плоскиня натянул шапку и ухватился за широкую доску. - А ну, пособи.
        Двое мореходов подскочили к кормчему и помогли спустить трап. Выгрузка началась. Лучезар спустился на берег одним из первых. Утренняя прохлада приятно будоражила тело, но усталость сказывалась, как бы он не хотел этого скрыть. Двое дюжих молодцов с копьями появились на пристани:
        - Чей корабль!?
        Плоскиня подошёл, принялся объяснять. Лучезар насупился: «Дурни. Княжью ладью не признали». Городские ратники, поняв ошибку, растерялись, закивали, косясь на княжича. Тот довольный ухмыльнулся и направился в сторону городских ворот. Стражники расступились.
        - А с товаром то, что!? - крикнул вдогон Плоскиня.
        - Сам что ли не знаешь? Без меня разгрузите, - обронил княжич, не оборачиваясь.
        Кормчий покачал головой, махнул рукой и направился к кораблю.
        - Княжича-то, может проводить надобно? - поинтересовался один из ратников.
        - Сам дойдёт, не маленький, - буркнул Плоскиня. Он уже взваливал на плечи здоровенный тюк. - Не любит он, чужих подле себя.
        Выгрузка продолжилась. Лучезар тем временем уже скрылся в тумане.
        Он шёл, осматривая крепость. Долгое плавание утомило, хотелось поскорей оказаться дома, смыть пот и морскую соль. Укрепления Окольного города со стороны Волхова, возвышались по обеим сторонам пристани: спереди высокие стены детинца, с башнями и бойницами, сзади ров с насыпью, вокруг стен десятки построек. Всё срублено ладно, на века. Недаром мореходы-северяне называют эти земли Гардарики - страной больших городов.
        «Там, куда я плавал, нет подобных городов и укреплений, - Лучезар усмехнулся. - Зато есть воины, способные брать такие стены штурмом». Теперь он знал о них не понаслышке. Побывав в холодных землях, населённых данами, Лучезар познал суровых варягов воочию. Тут же вспомнились рассказы и о других варягах. Тех, что живут на южных берегах Варяжского моря и говорят на одном наречии со словенами и кривичами. «Эти, я слышал, тоже строить мастера, да и воины, нечета тутошним, - княжич разглядел заспанную стражу, - Увальни, ленивые, хорошо хоть не спят».
        Лучезар подошёл к воротам. Его признали, ближний дружинник шагнул вперёд, поклонился, но княжич прошёл мимо.
        - Важный, - произнёс стражник вполголоса. - Сам приёмыш Гостомыслов, а ведёт себя точно император ромейский[8 - Ромеи - самоназвание жителей Византийской империи.].
        - Нам-то, что. Прошёл, и ладно. Нет человека, нет забот, - пожал плечами второй ратник, зевнул и уселся на приставленное к воротине поленце.
        Лучезар тем временем уже скрылся за домами.
        2
        Он велел истопить баню, мылся долго, растирая тело до красноты. Лёгкий смоляной аромат и печная гарь пощипывали горло. Выскочив из парной, он опрокинул на голову жбан холодной воды и уселся на перевёрнутую кадку. Пар разогрел мышцы, но, не расслабил тело. Он вытянул руку и просмотрел на неё. Пальцы слегка подрагивали. Лучезар усмехнулся: «Я проделал такой путь, а вернувшись, беспокоюсь из-за дурных новостей». Мужчина отхлебнул из ковша, который подал услужливый челядин и велел прислуге убраться. Он ждал Лейва.
        Старый варяг вошёл в предбанник и протянул полотенце:
        - Не могу к вашим баням привыкнуть: пар да копоть. Сидишь, словно рак в кипятке. Что за радость?
        - А ты не сиди, - обернув тело мохнатой тканью, княжич достал гребень и принялся расчёсывать волосы.
        «Мужик, а прихорашивается, точно девка», - зачерпнув в пригоршню воды, Лейв омыл лицо и добавил вслух:
        - Так я и не сижу, да только меня и тут в жар кидает. Пойду я, что ли? Вон дел-то сколько.
        Княжич стиснул зубы. Все, кто жил при его доме: прислуга и челядь, редко осмеливались перечить молодому хозяину. Лейв отличался от прочих. Наставник Лучезара, погубивший когда-то юного Словена, пользовался у приёмыша рядом привилегий. Бывший дружинник осунулся, постарел. Теперь он мало походил на того бывалого воина, который поучал когда-то сыновей Гостомысла. Поверх рубахи жилетка из овечьей шкуры, волосы стянуты ремешком, борода лопатой - пожилой варяг более походил на городского ремесленника: горшечника или скорняка.
        - Останься! - сухо произнёс Лучезар и указал Лейву на лавку у входа. - А, если жарко, дверь отвори.
        Варяг скинул накидку и уселся в углу.
        - Ну, говори. Что тут, да как? Не передумал князь насчёт варяжских княжичей?
        - Да, нет, не передумал. Ты бы к нему наведался. Дары преподнес, как полагается, а не нежился в банях.
        - Вот, ещё! - фыркнул Лучезар. - Подождёт.
        - Ну, как знаешь, - Лейв пожал плечами. - Плоскиня подводы с товаром во двор пригнал. Куда оружия-то столько? Или ты оружейную лавку открыть решил?
        - А, если и так, то что?
        - Ну-ну. А людишки эти, что в последнее время до тебя являлись: иноземцы? Кто такие? Ты их в лавку свою посадишь, торговать?
        Лучезар насупил брови:
        - Ты иноземцев тех разместил, как велено?
        - Да, разместил, разместил, - Лейв вздохнул. - Удумал ты что-то и не говоришь. Так?
        Лучезар усмехнулся:
        - Времена нынче неспокойные. Оружие да люди верные всегда пригодятся. Вот преставится старый князь, что тогда?
        Лейв нахмурился:
        - Верно я, значит, подумал, что решил ты, княжич, дружиной собственной обзавестись. Иноземной. А может оно и правильно, слышал я, что Вадим, в Новгород возвращается.
        - Вадим? - Лучезар сдвинул брови. - Дальний родич князя?
        - Он самый.
        Лучезар задумался. Через открытую дверь в баню проникал прохладный воздух, тело княжича покрылось мурашками. О Вадиме - воеводе болгарского царя, ходило множество слухов: знатного рода (родичи Вадима в своё время в этих землях княжили, ещё до того, как предок Гостомысла власть к рукам прибрал), умелый воин и вождь. «Многие на его сторону встанут, когда княжье место опустеет. Наверняка и дружина у Вадима немалая, - рассуждал Лучезар, покусывая ус. - А может, оно и к лучшему. Вот приплывут призванные Гостомыслом варяги… Чем больше народу на гору лезет, тем больше с неё и сваливается». Когда псы грызутся из-за куска мяса, разрывая друг другу глотки, волк выжидает.
        - Ну, что ж. Вадим, так Вадим. Мы подождём, - Лучезар улыбался.
        Лейв смотрел на воспитанника с недобрым предчувствием.
        3
        - Почему не пришёл вчера? - в голосе старика прозвучали стальные нотки. - Твой корабль…
        - Мне нездоровилось. Да и разве я мог предстать перед князем в драной одёже, покрытой коркой соли.
        Гостомысл сжал кулаки: мало кто решался перебить его на полуслове. Князь сидел в высоком кресле, и хмуро глядел на стоявшего напротив приёмыша. Одетый в дорогой кафтан и сафьяновые сапоги Лучезар раздражал старика одним своим видом. Старик не носил дорогих нарядов, он невольно опустил взгляд на свою простую рубаху: «Только глупцы судят о человеке по внешнему виду. Уважения можно добиться лишь славными делами, - рассуждал Гостомысл. - Дерзкий мальчишка совсем отбился от рук. Ну, да ладно. Кто широко шагает…». Князь поднялся, подошёл к окну и распахнул ставни. Свежий воздух наполнил грудь, сердце забилось ровней, гнев отступил. Лучезар глядел исподлобья, оценивая каждое движение собеседника.
        - Твои оправдания нелепы, - наконец произнёс старик. - Но, довольно. Расскажи, что ты узнал?
        Лучезар распрямился. Он кратко рассказал о трудностях пути и стал подробно описывать все торговые сделки. Чем дольше Гостомысл слушал приёмыша, тем он больше хмурился.
        - Моё плавание можно назвать удачным, - заявил княжич. - Хотя многие наши товары и упали в цене: за бочку мёда на датских рынках дают лишь горсть соли, франкские купцы вовсе перестали брать овчины и шкуры, а за хороший меч требуют, чуть ли не целый воз соболей.
        - Если оружие так дорого, значит, на западе война назревает? - встрепенулся князь.
        - В землях балтов спокойно. Князья прекратили усобицы, поэтому многие воины остались не у дел.
        Гостомысл принялся тереть висок. Ему уже доносили, что в Новгородские земли хлынули чужаки, которые не горят желанием сеять или пахать. Они нанимаются на службу, или просто сколачивают шайки и грабят на дорогах торговые караваны. «Надо бы послать ратников, прочесать леса и…», - голос приёмыша прервал размышления:
        - …сукно и шелка охотно меняют на меха, неплохо расходится воск, а за моржовые зубы, те, что возят повольники с севера, франкские торговцы готовы платить даже золотом.
        Князь снова уселся:
        - То, что ты умело ведёшь торговые дела, это, хорошо, но для меня важно знать, ждать ли нам очередного прихода варяжских кораблей.
        Лучезар вздрогнул и невольно отпрянул.
        - Северяне рвутся на запад, к франкам, - ответил он небрежно.
        Струйка пота стекла по виску. «Старик что-то заподозрил? Может кто-то донёс?». Лучезар исподлобья глядел на князя. Тот отрешённо рассматривал дымящую в лампадке лучину. Княжич облегчённо вздохнул, но следующая фраза заставила сердце приёмыша биться чаще.
        - Ты ничего не слышал о варяге по прозвищу Кривой Рог?
        Княжич застыл, по спине побежали мурашки. Лучезар сделал глубокий вздох, выдохнул. Ему ли не знать Ингельда Ольсена - датского ярла[9 - Ярл - племенной вождь у народов древней Скандинавии.] носящего это прозвище. Своенравный воитель не признал власть собственного короля, нашёл единомышленников, подчинил соседей и провозгласил себя конунгом. Зная, что без решительных действий власть ему не удержать, Ингельд решил предпринять поход на восток. И именно Лучезар обещал ему помощь в этом деле.
        «Кто же мог донести? - мысли путались. - Плоскиня? Кто-то из челяди? Нет. Он один ходил навстречу с Ольсеном». Гостомысл по прежнему смотрел на тухнущий огонёк. «Старик ничего не знает о договоре с конунгом». Лучезар потёр висок, сморщился и добавил небрежно:
        - Кривой Рог? Кто это? Какой-нибудь норманский ярл?
        Лучезар знал, что рискует. Он - один из немногих знал, что датский флот под командой конунга Ингельда уже вошёл в воды Ладоги и плывёт в сторону Новгорода.
        - Он дан. Недавно в городе поймали лазутчика, который задавал странные вопросы, - со стороны могло показаться, что князь разговаривает с самим собой. - Возможно, нам снова предстоит взяться за мечи.
        Лучезар вздохнул с облегчением: «Он ничего не знает».
        - Один лазутчик - это ещё не набег.
        - Согласен, но и расслабляться нельзя. Я стар, а чтобы защитить город, нужна сильная рука.
        Княжич встрепенулся:
        - Я бы мог взять оборону города на себя. Если ты отдашь мне дружину…
        - Тебе? - князь словно очнулся ото сна.
        Лучезар побледнел: «Он по-прежнему не видит во мне лишь приблудного мальчишку».
        - Выбор назвал меня сыном, я член твоего рода, и меня воспитали как воина. Я могу возглавить войско.
        - Замолчи! Знай своё место и не никогда, слышишь меня, никогда не заводи больше этот разговор! Чтобы прогнать варягов, нужен муж княжьего рода. Тот кого признает вече, поддержат вожди и дружина. Это тебе не крылья птицам ломать.
        Лучезар заскрежетал зубами:
        - Ты говоришь о Вадиме?
        - Вадим? Этот прислужник болгарского царя? - Гостомысл рассмеялся и хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. - Это место займёт человек, в жилах которого течёт моя кровь. Так решили боги. Уходи, мне нужно побыть одному.
        Лучезар до боли стиснул кулаки и вышел из комнаты.
        4
        Он влетел в ворота, едва не столкнувшись с замечтавшейся девкой-челядинкой, несущей вёдра с водой. Пышногрудая «красотка» - рябая служанка с пухлыми щеками и вздёрнутым носом, отскочила и, оступившись, шлёпнулась на землю. Коромысло отлетело, вёдра загремели, вода разлилась, образовав огромную лужу. Увидевшие это мальчишки, сидевшие на заборе, рассмеялись, но, княжичу было не до смеха:
        - Куда прёшь, дурёха?!
        Девка, которая хорошо знала нрав хозяина, ойкнула, вскочила и, на ходу отряхивая мокрую юбку, кланяясь, попятилась назад. Готовый снова заорать Лучезар, сдержался: «Потом решу, как её наказать». Челядинка исчезла за углом, рассерженный мужчина прикрикнул на мальчишек. Тех словно ветром сдуло. Княжич вошел в дом, Лейв встретил хозяина в сенях:
        - Вижу, твой визит не был удачным.
        Лучезар втянул ноздрями воздух, собираясь разразиться целым потоком ругательств, но, видя, что слуга прижал палец ко рту, стиснул зубы.
        - Тебя ожидают в гостиной, - громко произнёс варяг и указал большим пальцем за спину.
        - Кто ещё?
        - Посланник.
        Княжич скривился, прикусив губу: «Как же я мог забыть».
        - Иди к нему, я сейчас.
        Когда Лучезар вошёл, ожидавший - светловолосый мужчина с тонкими усами, поднялся и шагнул навстречу, но княжич прошёл мимо, швырнул на постель шапку и уселся на стоящий посреди комнаты стул. Лейв встал у княжича за спиной. Незнакомец отступил, его глаза забегали. Он смотрел то на хозяина комнаты, то на престарелого слугу, теребя пальцами свой потрёпанный кушак. «Он не похож на варяга, - Лучезар вспомнил головорезов Ингельда и улыбнулся. - А может оно и к лучшему». Он вспомнил слова князя о пойманном лазутчике. «Конунг больше не посылает своих, а этот… Нет, он не из местных».
        - Здравствуй, княжич, - незнакомец склонился в поклоне. - Наш общий друг шлёт тебе поклон.
        Лучезар небрежно кивнул: «Вот дурень, кем он себя возомнил? Важным лицом? Послом? Он из балтов. Может курш?».
        - Ты от конунга? Но, ты не похож на варяга.
        - Я мазур[10 - Балты - народы, населявшие в прошлом территории современных балтийских государств. Курши и мазуры - представители балтских народов.].
        «Ингельд стал осторожен в выборе шпионов. Правда, этот…, если его поймают…».
        Лучезар нахмурился:
        - Что велел передать конунг?
        - Он будет ждать тебя в условленном месте. Я покажу где это.
        - С тобой поедет он, - Лучезар указал на Лейва.
        - Но мне приказано привести тебя.
        Княжич хмыкнул, незнакомец продолжал нервно теребить пояс.
        - Ингельд допустил ошибку. Да, да. Можешь так ему и передать. Зачем он посылал в Новгород своих людей? Или конунг мне не доверяет? - Лучезар пожал плечами. - Люди Гостомысла поймали шпиона. Этот человек рассказал князю, кто его послал. Должно быть его пытали.
        Гость задрожал. Лучезар сдержал улыбку: «Он не воин: торгаш или ремесленник. Лучше бы Ингельд прислал кого-то из своих».
        - Если я покину город, Гостомысл может что-нибудь заподозрить. Моего слугу зовут Лейв, он дан. Он передаст карту, а в условленный час мы подадим сигнал. Я выполняю свои обещания.
        Посланник покрылся потом. Лучезар продолжил:
        - Не бойся, Ингельд примет мои условия.
        Балт облегчённо вздохнул. Немногие бы решились ослушаться Ингельда Кривого Рога. Лучезар усмехнулся, вспоминая последнюю беседу с конунгом. Мятежный ярл заплатил княжичу серебром и пообещал кое-что ещё. В случае победы и падения Новгорода, Лучезару было обещано место правителя, но можно ли верить варягу? «Этот гонец сделает своё дело. Конунг будет разочарован, но у нет выбора. Варяги нападут. Правда Ингельд, возможно, не захочет выполнить вторую часть обещания, но…, - княжич усмехнулся. - Я должен стать героем, а не предателем. Деньги конунга, а не его мечи дадут мне желанную власть».
        Видя, что хозяин закончил, Лейв подошёл к гостю, слегка подтолкнул его в спину, и они оба покинули замечтавшегося княжича.
        5
        Солнце опустилось, но отблески заката всё еще освещали горизонт. Город утопал в ночном полумраке, замирал. Деревья, росшие под окном, бросали тени. Ветер колыхал ветки, тени шевелились. Издалека слышались голоса запоздалых гуляк, собачий лай и другие звуки затихающего города. Лучезар глядел в открытое окно и нервно постукивал пальцами по наличнику, Лейв вошёл в комнату, неся в руке коптящий светильник
        - Я собирался послать за тобой, но ты явился сам, - Лучезар усмехнулся.
        - За столько лет я научился предугадывать твои желания.
        - Ещё скажи, что ты и мысли мои читаешь.
        - Если я и угадываю твои мысли, то никогда не решусь их озвучить.
        Глаза княжича сверкнули. Он подался вперёд, но тут же откинулся на спинку стула и рассмеялся:
        - Я рад, что ты это понимаешь.
        - Я уже долго живу на свете и знаю, что можно делать, а что нельзя.
        - Значит, ты боишься меня? - эти слова Лучезар произнёс сквозь зубы.
        Лейв вздохнул:
        - Я уже давно перестал бояться. Ты же знаешь обо мне всё. Знаешь и то, что я здесь чужак и кроме тебя у меня тут никого нет.
        - Но, и я тебе не родич.
        - Не родич. Ты и я, мы чужаки. Ты приёмыш, я пришлый воин, прогневивший князя. Нас не гонят, но если нас не станет, никто не станет горевать. Нам стоит держаться вместе.
        Лучезар задумался: «Да, мы чужие, только я могу стать своим, а он нет».
        - А если конунг мне не поверит?
        - Поверит, у него нет выбора.
        - Значит, вот что ты задумал.
        Лейв отвернулся и принялся теребить бороду.
        - Опять хочешь прочесть мои мысли, - Лучезар рассмеялся.
        - Не преувеличивай, княжич. Я всегда чувствую, когда ты что-то задумал, но читать мысли не умею.
        - Может, именно поэтому ты ещё жив.
        Смех оборвался, Лейв вздрогнул и, как-то жалостливо, посмотрел на хозяина. Лучезар понял, что перегнул палку:
        - Прости и забудь. Так вот, посланник отведёт тебя к Ингельду, а ты убедишь конунга, что мы, по-прежнему, на его стороне. Расскажи ему обо всём, о чём он спросит.
        - Но, конунг ждёт тебя.
        - Я не собираюсь плясать под чью-то дудку.
        - Конунг разгневается.
        - Пускай, ты передашь ему карты и назовёшь время, когда мы подадим сигнал. Ты сам варяг, ты знаешь их корабли, вот и расскажи, куда им лучше подойти.
        - Конунгу будет мало проку от моих советов. А ещё, я думаю, он не отпустит меня назад.
        - Боишься?
        - Только глупец лезет в логово зверя без опаски. Если бы ты раскрыл мне свои замыслы.
        - Ингельд обещал отдать Новгород мне. Естественно после того, как он будет разграблен. Но в мои планы не входит падение города.
        - Тогда для чего ты заключил этот союз. Ты так рискуешь и при этом не веришь в успех.
        - Ингельд понимает, что Новгород - крепкий орешек, поэтому и принял мою помощь.
        - Не понимаю.
        - Гостомысл скоро умрёт. Он болен и долго не протянет. Эта битва покажет, что от такого князя мало проку, а тот, кто спасёт город, завоюет почёт. Люди любят героев.
        - Ты призвал варягов, чтобы сыскать славу воина? Но ты же…, - Лейв осёкся. - Так значит эти люди…
        - …Балты. Все они воины и все готовы служить. Мне!
        - Но, почему?
        - Деньги! Ингельд заплатил за помощь и пообещал мне княженье, но я не верю ему, - Лучезар улыбался. - На деньги конунга я нанял дружину, которая решит исход битвы.
        - Ты взял у конунга деньги и собираешься украсть у него победу.
        - Скажи конунгу, что я буду ждать ответа, тогда он не станет тебя удерживать.
        Лейв понял, что визит окончен. Он подошёл к столу, поставил светильник и направился к выходу. Дурные предчувствия терзали старого варяга: «Княжич хитёр, и, возможно, у него всё получится. Но, что будет со мной? Когда даны поймут, что их предали…». Прошлое нахлынуло резко и отчётливо. Старый воин вспомнил слова, сказанные когда-то его бывшим хёвдингом[11 - Хёвдинг - командир отряда у викингов.]: «Если твой корабль дал течь, и идёт ко дну, не спеши умирать. Ведь можно перебить врагов и захватить их судно». Лейв тяжело вздохнул: «Может, пришло время уйти с тонущего корабля?» Закрывая за собой дверь, Лейв посмотрел на хозяина и встретил уверенный взгляд. «Вот уж кто и впрямь читает чужие мысли». Нет, он - Лейв не подведёт своего воспитанника, даже если тот посылает его на смерть. Злобный и хитрый мальчишка стал расчётливым и безжалостным мужчиной. Именно такие и добиваются всего, становятся победителями. К тому же, Лучезар был единственным, кого по-настоящему любил старый варяг.
        Но, вот отвечал ли приёмыш тем же?
        ***
        Сын небогатого бонда[12 - Бонд - земледелец у скандинавов.], Лейв вырос на берегу продуваемого морскими ветрами фиорда[13 - Фиорд - узкий, глубоко врезавшийся в сушу морской залив со скалистыми берегами.]. Единственный ребёнок в семье, он рано потерял близких. Отец и мать - бедные землевладельцы умерли от неизвестной болезни, которую принесли чужаки-паломниками приплывшие из какой-то далёкой страны. Та эпидемия унесла многих. Лейв тоже заразился, но сумел выжить. Клочок земли, полуразвалившийся домик, старая кляча и тощая свинья составили наследство шестнадцатилетнего подростка. Молодой бонд трудился не покладая рук. Урожая, который удавалось собрать, хватало. За пару лет Лейв отремонтировал дом, прикупил пару свиней и даже присмотрел себе невесту. Родичи девушки тоже умерли во время мора, но наследство не составило и того, что получил Лейв. Девушка жила одна и перебивалась с хлеба на воду. Сыграли свадьбу, пригласив лишь нескольких. Особым гостем стал Стейн Аудсен - богатый бонд, владевший несколькими земельными участками.
        Сигрид, так звали невесту, чувствовала себя счастливой, радовался и Лейв. Немного подпортили праздник колкие шутки богатого соседа, которые Стейн, изрядно поднабравшись, отпускал по поводу бедности жениха, при этом нахваливая красоту невесты. Сигрид смущалась, и, не досидев до конца, покинула гостей. Лейв тогда сумел сдержаться и подавил обиду. Через год Сигрид родила сына. Молодая пара чувствовала себя счастливой. Но это счастье оказалось не долгим. Всё началось с болезни ребёнка.
        Поначалу Лейв и Сигрид решили, что снова начался мор, но так как никто больше не заболел, немного успокоились. Малыш бился в лихорадке несколько дней, никакие отвары и снадобья не помогали. Приглашённый жрец, провёл обряд, напоил ребёнка своим, особым зельем и потребовал принести жертву Фриг[14 - Фриг - в германо-скандинавской мифологии богиня покровительница домашнего очага и деторождения.]. Лейв прирезал свинью, вторая ушла в качестве уплаты врачевателю. Оценило ли божество дар, или нет, но вскоре ребёнок действительно поправился. Радость омрачила смерть старой клячи, доставшейся Лейву от отца. Пока супруги сидели у ложа больного малыша, Лейв вовсе забросил заботу о хозяйстве. Умерло ли животное от этого? Скорее нет, просто пришло его время. Лейв давно это предвидел, потому и копил средства на новую лошадь. Но денег не хватало, а остаться без тягла накануне посевной… Если бы он не простился с обеими свиньями, можно было бы продать их. Лейв пошёл к Стейну Аудсену просить взаймы.
        - Почему я должен тебе помогать? - презрительно произнёс сосед, когда Лейв заявился в его дом. - Вон сколько таких как ты. Если каждому одалживать.
        - Я собираюсь купить лошадь, а когда соберу урожай, верну вдвое больше, - заверил Лейв.
        - А если твоё зерно побьёт град, или зима придёт раньше обычного?
        - Тогда я продам лошадь.
        - Ха! А если твоя новая лошадь тоже сдохнет?
        Лейв начинал терять терпение. Он уже пожалел, что явился к этому сквалыге. Стейн же продолжал ухмыляться:
        - Мне нужны женщины для работы в поле. Я недавно продал двух старых тир[15 - Тир - женщина-рабыня у скандинавов.], которые уже не могли работать в поле и еле волочили ноги. Надеюсь, твоя жена не ленива. Я хорошо плачу своим работникам.
        - Но, у нас маленький ребёнок.
        - Ну, как знаешь. Если твоя Сигрид пообещает отработать весь сезон на моих полях. Под это я мог бы ссудить тебе деньги.
        Лейв задумался. Если он не купит лошадь, то пропустит посевную. На следующий день Сигрид отправилась во владения Стейна Аудсена, а Лейв с ребёнком на руках собрался на торг, покупать лошадь.
        Он уже собирался выходить, когда услышал шум: незнакомые голоса, грохот и бряцание железа. Лейв, быстро, положил младенца, схватил топор и выскочил во двор. Двое незнакомцев открыли двери сарая и бесцеремонно вошли внутрь. Ещё четверо стояли поодаль и переговаривались. Увешанные оружием, с круглыми деревянными щитами, чужаки не оставили сомнений в том, каков род их занятий.
        Лейв застыл в недоумении. Один из четвёрки - рыжебородый крепыш с толстыми губами поманил Лейва рукой. Из сарая раздался визг. Лейв, позабыв обо всём, рванулся туда. Рыжебородый дал знак одному из своих людей. Моложавый викинг с длинными, заплетёнными в тугие косы, волосами, ловко подскочил к бедолаге и ударом щита повалил Лейва на землю. Рыжебородый подошёл к упавшему юноше, выпавший из его рук топор и присел.
        - Я ярл Орм Красный, сын Гуннара. Мы в походе, и я заявляю о своём праве страндхуга[16 - Страндхуг - неписаный закон, существовавший в землях Древней Скандинавии, согласно которому плывущие в поход ярлы могли приходить в поселения бондов и резать их скот для пропитания собственных воинов, не давая за это платы.].
        Лейву ещё не приходилось встречаться с викингами. Место, где он жил, располагалась вдалеке от морских путей, но, про этот закон он слышал.
        - Ты не должен сопротивляться. Таков закон, и воспользуюсь своим правом, - продолжил ярл.
        Лейв смотрел на непрошенного гостя с ненавистью. В этот момент двое забравшихся в сарай викингов вытащили во двор последнюю скотину Лейва и бросили к ногам своего вожака. Тощая свинья, со связанными ногами, дергалась в пыли и громко визжала. Из домика прозвучал детский плачь. Лейв дёрнулся, но рыжебородый быстрым движением извлёк меч и приставил к горлу молодого папаши. Лейв отшатнулся и прижался к земле.
        - Кто ещё в доме? - голос рыжебородого викинга звучал сухо и жёстко.
        - Там только мой сын.
        - А его мать?
        - Работает в поле у соседа.
        - А ты, что же, заделался нянькой?
        Стоявшие в стороне мужчины посмеивались, но Лейву было не до смеха.
        - Стейну Аудсену нужны лишь работницы-женщины, поэтому мне и приходится сидеть с мальчиком.
        Лейв решал не рассказывать о покупке лошади. Приготовленные для этого деньги лежали в доме на столе.
        - Мы не можем забрать его свинью.
        Лейв обернулся и посмотрел на говорившего. Один из воинов, посетивших сарай и притащивших свинью - пожилой лысый мужчина, пожал плечами.
        - Это ещё почему? - фыркнул ярл. - У нас мало времени, и я не собираюсь искать кого-то ещё.
        - Похоже, это единственная скотина, которая обитает на этой ферме.
        - Если не считать её хозяина, - вмешался в разговор молодой викинг, опрокинувший Лейва на землю.
        Его приятели захохотали, но рыжебородый даже не улыбнулся.
        - По закону, ярл Орм, мы можем забрать лишь одну из двух, - пояснил лысый.
        - Ты будешь учить меня законам, - огрызнулся рыжебородый. - Может там, за домом на лужке пасётся целое стадо?
        - Это и вправду единственная моя живность, - взмолился Лейв.
        - Тогда нам придётся навестить твоего соседа. Как говоришь, его зовут?
        - Стейн Аудсен, но у него хорошая охрана.
        Рыжебородый расхохотался.
        - Я же сказал, что у меня есть права, и никто не помешает мне ими воспользоваться, - рыжебородый подавил смех. - К тому же, не думаешь ли ты, что я привёл сюда всех своих воинов?
        Лейв не стал возражать. Мысль о том, что жадному Стейну придётся раскошелиться даже порадовала. Когда незваные гости покидали хозяйство бедняка, ярл напоследок заявил:
        - Как можно так жить? Ты мог бы давно поменять соху на топор и копьё. В прошлом походе я потерял двоих, а судну нужны гребцы. Ты, я вижу, парень не робкий, раз один кинулся на шестерых. Мы вытащили судно на берег, и оно стоит вон за той сопкой, - вожак викингов указал на отдалённый холм. - У нас течь, а на починку уйдёт не меньше недели.
        - А ты дашь мне плату вперёд? - выпалил Лейв.
        - Мои люди служат за долю в добыче, но для тебя я, может быть, сделаю исключение. Я не хочу, чтобы твои близкие померли, пока мы с тобой будем воевать.
        - Я подумаю.
        - Думай, а мы пойдём трясти твоих более жирных соседей.
        Викинги покинул двор Лейва, а вечером вернулась зарёванная Сигрид. Когда Лейв узнал, что богатый сосед рассчитывал получить с молодой женщины плату за одолженные деньги не только полевыми работами, Лейв рассвирепел. Он поклялся отомстить, но решил отложить это на потом. На следующий день он вернул соседу деньги и отправился разыскивать стоявший за сопкой корабль.
        Так Лейв стал викингом.
        Первый же поход с рыжебородым Ормом принёс целое состояние. Сначала они напали на финскую деревушку, взяли меха, оленьи шкуры и пленников. Потом рыжебородый прошёлся по побережью, желая пограбить другие поселения оленеводов. Но, предупреждённые сородичами финны, попрятались в лесах. Орму и его викингам пришлось плыть назад. На обратном пути им повезло, они встретили торговое судно. Победа далась нелегко. Новгородские купцы дорого продали собственные жизни. Рыжебородый потерял ещё троих, но победа того стоила. Может для прочих добыча казалась привычной, но бывшему бедняку, привыкшему выжимать последние соки из неплодородной земли, полученная доля показалась целым состоянием.
        Лейв обучался морскому делу, осваивал навыки владения оружием. В первом же бою он пролил человеческую кровь. Красный Орм не жалел о том, что взял молодого бонда в свою дружину.
        После стычки с новгородцами ярл Орм поплыл назад. Лейв покинул ярла, но пообещал по весне отправиться в очередной поход. Вместо оставленной семьи, он обнаружил пустые стены. Куда делись жена и ребёнок, Лейв так и не узнал. Подпоив одного из трелей[17 - Трель - раб.] Стейна Аудсена и разговорив его, молодой воин узнал, что после его отъезда сосед наведывался к Сигрид. После этого женщина и ребёнок исчезли.
        - Там было полно кровавых следов, - сообщил трель.
        Лейв отправился к Стейну за объяснениями, но тот лишь пожал плечами. А когда молодой викинг обвинил соседа в убийстве, тот рассвирепел и велел выставить непрошенного гостя. Лейв не знал где искать правды. Он выждал момент и напал на ненавистного соседа, когда тот ехал по дороге в сопровождении двух попутчиков. Но и здесь Лейву не повезло. Охрана Стейна - парочка верзил их бывших викингов, сумела доказать, что не зря ест свой хлеб. Лейву удалось ранить одного из противников, но сам обидчик не пострадал. Лейв получил ранение, и ему пришлось отступить.
        Нападение на знатного бонда поставило Лейва вне закона. Он долго прятался в лесах, потом шел берегом, плыл на лодке, пока не добрался до места зимовки ярла Орма. Тот укрыл беглеца, и с тех пор Лейв больше не покидал хирд[18 - Хирд - дружина.] своего вождя. Потом были новые походы, в ходе одного из них Лейв и угодил в плен к кривичам. В итоге он оказался сначала в дружине новгородского князя, а потом, в услужении его приёмыша, который и заменил Лейву пропавшего сына.
        Глава третья.
        Ученик кузнеца
        1
        На влажном мху, зелёном с бурыми крапинами, отпечатались ровные отметины. Твёрдое как камень копыто не могло не оставить следов на болотной тропе. След то прерывался, когда животные шли по воде, то появлялся вновь. Азарт, кипучий охотничий задор и какая-то дикая, первобытная злость манили Даньшу вперёд. Будь расстояние меж следами побольше, это означало бы, что могучий лось-великан мчится сквозь заросли и тут его не догнать. Но на этот раз, звери: лосиха с парочкой молоденьких телков, никуда не спешили. Они степенно шагали, обгрызали листву с пышных кустов, набивая желудки горько-сладкой зеленой массой. В отличие от животных, Даньша торопился. «Лишь бы не забрели в топи, там их не достать».
        Громкий хруст и шелест кустов заставили юношу затаиться: «Вот они - родимые». Вся троица показалась во всей красе. Лосиха, большая, слегка исхудавшая, щипала листочки, поглядывая по сторонам. Телята - первогодки грызли ветки, не тревожась ни о чём и создавая при этом много шума. Выбрав стрелу, юноша вскинул лук и натянул тетиву.
        Дыхание ровное, рука не дрожит, пальцы расслабляются…
        Даньша затаил дыхание, застыл и… Медленно опустил оружие. Один из лосят рванулся, но, тут же, поджав коленца, завалился на бок. В его боку торчала стрела. Чужая. Даньша порадовался, что не раскрыл себя. Он присел, пробежал на носочках пару шагов и прильнул к огромной коряге.
        Голоса послышались с трёх сторон. Лосиха рванула в кусты, но две стрелы впились одновременно в её шею и в бок. Из кустов выскочил человек и метнул копьё. Он метил под лопатку, и орудие убийства достигло цели. Лосиха билась в агонии. Другой человек появился, будто ниоткуда. Он подбежал к издыхающей самке и полоснул по горлу ножом. Оставшийся детёныш в это время скрылся в лесу.
        «Умелые охотники», - Даньша вытер пот и посмотрел на свою руку. Пальцы слегка дрожали. Третий незнакомец вышел на поляну. Он указал в сторону и что-то прокричал на непонятном языке, напоминавшем воронье карканье. Очевидно, он что-то говорил про убежавшего лосёнка. Другой, который прикончил самку, что-то ответил и махнул рукой. Все трое рассмеялись. Даньша не понял ни слова: «Северяне, не иначе». Он несколько раз был в большом городе, и ему приходилось встречать торговых гостей из-за Варяжского моря. Одни говорили на понятном, хоть и корявом языке, другие, такие как эти, общались именно так.
        Только сейчас юноша рассмотрел мужчин, так бесцеремонно прервавших его промысел. В этой глуши чужаки ощущали себя полными хозяевами, Даньшу удивило, что у двоих, несмотря на жару, на головах войлочные колпаки. Юноша затаил дыхание. Один из незнакомцев двинулся в его сторону. Нащупав рукоять спрятанного за голенищем ножа, Даньша приготовился к худшему, но чужак прошёл мимо. Он выбрал молодую берёзку и свалил её маленьким топориком, двое других уже свежевали туши.
        Осторожно, что бы ни наделать шуму, Даньша пополз назад. Он прижимался к земле, но и старался не терять чужаков из виду. Острая трава царапала руки, рубаха намокла, на щеке сидело несколько комаров. Ещё дюжина кровососов, пища и гудя, кружила над головой. Даньша прижал одно из насекомых ладошкой (хлопок бы его выдал). Красное пятнышко размазалось по щеке. Стук топора и говор незнакомцев по-прежнему доносились из-за кустов. «Когда закончат, я буду далеко. Потом поволокут добычу…». Удалившись на безопасное расстояние, Даньша поднялся и побежал со всех ног.
        2
        Он выбежал из леса и остановился перевести дух. Речушка, на берегу которой располагалось поселение, извиваясь змейкой, преграждала путь. Шаткий мосток, соединял кустистый берег с одной стороны и выходил к небольшому песчанику, на котором несколько женщин стирали бельё. Вдалеке виднелись знакомые постройки: избушки, с пожухлыми соломенными крышами и, словно съёжившиеся от времени сарайчики, окруженные покосившимся тыном. Жизнь в деревне шла своим чередом, не останавливаясь ни на мгновение. Поселковые жители были заняты, каждый своим делом, не ожидая, что очень скоро вся эта идиллия будет нарушена одним только словом - Варяги.
        Даньша, громко топая, пронёсся по мосту, перепугав полоскавших бельё баб. Несколько ребятишек, игравших поодаль в песке, услыхав недовольные крики возмущённых мамаш, поддержали их заливистым плачем. Но Даньша даже не посмотрел в их сторону. Он подскочил к воде, зачерпнул пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Бабы умолкли, две из них подошли и перегородили путь, поняв, что что-то стряслось.
        - Сдеслав где? К нему мне. Людей в лесу встретил, с оружием, - Даньша с трудом переводил дыхание.
        Тут уже подошли почти все, баб набралось не меньше десятка.
        - Что за люди? Чужие что ль? Может с города кто заявился? - судачили они наперебой.
        - Какое там с города. Не по-нашему лопочут и одёжа странная. Варяги это.
        Бабы ещё громче заголосили, а Даньша махнул рукой, собираясь уйти.
        - Да погоди, торопыга. Куда летишь-то? - окрикнула парня пышнотелая баба, с мальчонкой на руках, Даньша признал жену поселкового старосты. - Мужики-то, кто пашет, а кто на промысле. Акромя стариков в деревне нет никого. Сдеслав ещё поутру в поле ушёл, туда и беги. А вы чего галдите? - прикрикнула женщина на орущих баб. - Собирайте тряпьё, да по домам. Мужики вернутся, решат что делать. Может в леса придётся идти, прятаться, а может… Ой, не дай бог.
        Последних слов Даньша уже не услышал. Он мчался вдоль огородов, огибая деревеньку стороной.
        Обширные поля начинались сразу за крайними домами. Непаханые желтовато-зелёные участки чередовались с взрытой и потемневшей от вывернутого плугами чернозёма пашней. Сдеслава удалось отыскать не сразу. Народу на полях работало немало. Только в отличие от недавно переполошившихся баб, тут мало кто отрывался от дел, завидев бегущего по полю парня.
        Наконец Даньша увидал знакомую фигуру. Шагах в двухстах, русобородый мужик лет пятидесяти, налегая на плуг, гнал борозду прямо навстречу. Двое сыновей старосты бежали по обеим сторонам, придерживая коня за узду. Жеребец, молодой и горячий, то и дело вертел головой и фыркал. Даньша так выдохся, что уселся прямо на землю и стал ждать. Сдеслав, как только поравнялся с парнем, остановил коня.
        - Молодой ещё, первый раз под плугом идёт, - мужчина подошел к жеребцу, обтер его морду ладошкой и ласково похлопал по шее. - А ты чего тут расселся. Ишь, как запыхался. Случилось чего?
        Даньша встал и коротко поведал недобрые вести.
        - Сколько их, да где высадились, не знаешь…, - Сдеслав сделал паузу. - Ладно. Ты пока передохни чуток, да бери моего Стригунка. Он под седоком лучше, чем за плугом идёт. Справишься?
        Даньша хмыкнул:
        - Да уж, не вчера родился.
        - Ну да, Ну, да, - было видно, что староста озабочен. - Скачи в город, предупреди народ. Лучше до самого князя просись. Я б своих послал, да ведь мальцы ещё.
        Сдеслав глянул на сынов, те слушали беседу, раскрыв рты.
        - Что князю сказать то? - Даньша помог старосте снять хомут.
        Жеребец, почуяв незнакомого, раздул ноздри, захрапел. Даньша ухватился за узду и вскочил на коня, тот нервно забил копытом.
        - Ничего-ничего, попривыкнет, - Сдеслав снова похлопал Стригунка. - А у князя воинов проси, может, пришлет дружину. Эх, плохо не знаем сколько их.
        - А вы, что? - крикнул парень, разворачивая коня. - В леса или как?
        Но староста его уже не слушал.
        - Обегите всех, кто здесь, пусть в деревню идут, не задерживаются, - Сдеслав поучал сынов. - Соберём люд, а там разберёмся. Горе, оно ведь на вкус противно, его не в одиночку, а всем народом хлебать лучше, тогда каждому меньше достанется.
        Мальчишки побежали кликать мужиков трудившихся на полях.
        3
        Четверо конных выехали из леса.
        - Скачет кто-то, - светловолосый мужчина, пригнувшись к лошадиной шее, всматривался вдаль. - Прямо на нас. Что делать будем?
        Лейв, к которому были обращены эти слова, не ответил. Он привстал в стременах, приложил козырьком руку ко лбу. Всадник тем временем приближался.
        - Ну, что решил? Скоро он нас заметит. Пропустим, или, переймём? - продолжил светловолосый.
        Лет сорока, с перебитым носом, спутник Лейва нервно постукивал пальцами по рукоятке чекана[19 - Чекан - оружие ближнего боя, имевшее боевую часть в виде узкого топора, закреплённого проушиной на прямом топорище, а обух в виде молотка.].
        - Берём его, - наконец произнёс Лейв и слез с коня.
        Светловолосый с ухмылкой покачал головой и ловко соскочил на землю. Второй спутник пожилого варяга - молодой кучерявый парень с расплющенным носом и густыми бровями, тоже спешился. Он покусывал губу и похлопывал себя по ляжкам. Очевидно, азарт светловолосого передался и ему.
        - Притащите дерево, - Лейв указал на лежавшую поодаль поваленную берёзку. - Киньте на дорогу, чтобы не объехал. Как остановится, вяжем. Только не убивать. Посмотрим сперва кто такой.
        Спутники Лейва спрятали коней в кустах и побежали за деревцем.
        - Зачем он нам? - посланник конунга Ингельда, которого так запугал Лучезар, смотрел на Лейва с осуждением. - Пусть едет, у нас и без него есть дела.
        Он остался сидеть в седле и не двинулся с места.
        - Ты бы, не лез, человече, - выдавил Лейв. - О своих делах помни, а в наши, не лезь. Раз спешит, значит не прохлаждаться едет. Может гонец. Обожди в кусточках. От тебя-то, я вижу, проку не будет. Надей, справа зайдёшь!
        Последние слова были обращены к кучерявому. Парень кивнул и нырнул за корягу. По его повадкам было видно, что в таких засадах он не новичок. Светловолосый тем временем подыскал дубину, срубил с неё пару ненужных сучков и тоже спрятался в кустах.
        Он ехал уже несколько часов. Стригунок, утомлённый ещё во время пахоты, покрылся соляной коркой, с губ текла пена. «Не загнать бы», - Даньша потянул поводья и пустил коня медленной рысью. Дорога пролегала через поросший разнотравьем луг, круто забирала вправо, исчезая за густыми кустами орешника. Даньша ещё раз потянул поводья, жеребец замедлил бег и, чуть было, не налетел на поваленный ствол. Появившийся откуда ни возьмись незнакомец, преградил дорогу и встал на пути, выставив перед собой копьё. Даньша резко дёрнул узду. Стригунок встал на дыбы, замахав в воздухе передними копытами. За спиной что-то треснуло. Всадник обернулся и в самый последний момент увернулся от дубины. Удар достался коню. Стригунок опустился на передние ноги, дёрнул крупом и попытался лягнуть нападавшего. Даньша подлетел и, чтобы не упасть, сам соскочил на землю. Первый из нападавших, пожилой мужчина, отбросил копьё, схватил коня за узду и повис всем телом, из кустов выскочил третий, размахивая кистенём. Даньша вытащил нож, собираясь дорого продать жизнь. Пока первый усмирял коня, двое других наступали с обеих сторон. Один
из них: кривоносый мужик лет сорока со светлыми с рыжиной волосами, подхватил дубину, которую накануне выронил, уворачиваясь от копыт Стригунка. Он сделал ложный замах, скакнул в сторону и без замаха ударил. Даньша еле успел отскочить, оказавшись в опасной близости от третьего. Тот уже взмахнул кистенём.
        - А ну стой, Надей! Погоди! - заорал пожилой незнакомец.
        Парень с кистенём отпрянул: кучерявый, мордастый, лишь года на два постарше Даньши.
        - Э-э-э! Голяш! И тебя касается! - закричал пожилой светловолосому, снова замахнувшемуся дубиной.
        - Чего ждать-то? - разбойник зло сплюнул, но оружие опустил.
        Только сейчас Даньша заметил четвёртого. Шагах в тридцати, из-за дерева с опаской выглядывал худой усатый мужик в кожаной куртке и высокой шапке. Даньша стоял на полусогнутых, выставив вперёд руку с ножом. Пожилой подошёл ближе, ведя Стригунка под уздцы:
        - Никуда он теперь не денется. Без коня далеко не убежит…
        Говоривший застыл на полуслове и в ужасе попятился.
        «Этого не может быть. Тот же нос, губы», - Лейв не верил своим глазам. - Нас к конунгу послал, а сам… Да нет. Как бы он успел?“. Оба подручных: Надей и Голяш (так звали светловолосого) были готовы ринуться в бой, но без разрешения Лейва не решались. „Глаза сверкают, руки дрожат, понятное дело, напуган. Нет, точно не он, да и выглядит моложе. Хотя лицо…». Молодой всадник, остановленный на дороге, как две капли воды, был похож на княжича Лучезара.
        ***
        В эту весну Даньша встретил семнадцатое лето. Крепкий и ловкий отроду, парень поднабрался сил с тех пор как умер отец, и мальчик поселился в доме его брата - кузнеца Валдая. С детских лет, приученный к труду, паренёк набирался опыта, да постигал всякую науку. Отца своего парень помнил хорошо. Молчалив и необщителен был Даньшин родитель. Пока два-три раза у него не спросишь, да не переспросишь, он слова не скажет. Хоть и угрюмый, да не сварливый. Видимо за то и прозвали его в народе Нелюдом. Подходило уж больно прозвище. Зато вот лицом и статью Нелюда природа не обошла. Многие девки да бабы на него заглядывались, да только впустую.
        - Холодный он, точно ледышка, - говорили. - Счастья подле него никому не будет.
        Холоден был Даньшин отец, да и помер от холода. Зимой за дровами в лес ушёл и не вернулся. Труп окоченелый в лесу нашли. А в чём причина, что домой не пришёл, так люди и не поняли.
        А вот о матери своей Даньша и вовсе ничего не знал.
        - Померла она, когда тебя рожала, - отвечал хмурый папаша, когда сынишка уж сильно его доставал. Вот и весь сказ.
        После отцовой смерти жизнь Даньшина как-то веселей потекла. У кузнеца двое сынов, да две девки, так что и Даньше место нашлось. Никого не потеснил. Сам Валдай, нечета брату, весёлый мужик, хоть и жёсткий. Приёмыша от детей родных не ничем отличал, ни лаской, ни тумаком отцовским. Словом, всё честь по чести. Рос парень, не зная ни забот, как и все росли. Вот только о своих родителях так ничего и не знал до нужного часу.
        Но всему своё время.
        Как-то раз, подслушал Даньша бабские пересуды. Мол, молчун-молчун, а Даньшина мать-то у Нелюда не первая жена была. Вторую-то он так, без любви в дом привёл, а вот та, первая… Даньша навострил уши. Обидно ему стало, что о матери его так говорят. Бабы продолжали заливаться соловьями. Не всё понял парень, понял лишь, что грустил отец по той первой жене, оттого и руки на себя наложил. А вот что с ней стало? Куда подевалась?
        И засела с тех пор в душе заноза. Долго он смурой ходил, всё из рук валилось, ни одно дело не спорилось. Кузнец по первой бранился, а потом понял, что не так, да и рассказал парню всю правду. Чай не маленький уже - двенадцать годков исполнилось.
        - Невеей её звали, полюбовницу бати твоего. Мы тогда с соседями враждовали, с куршами. Отец твой из похода её привёл, полонянкой. Красивая баба была, хоть и дикая. Посилились они вдвоём в маленьком домишке, на самом отшибе, да так и жили, держась особняком. Жили парою, пока не народился у них младенец.
        Даньша слушал дядьку с раскрытым ртом.
        Не любили Невею люди, чужая и есть чужая, да ещё с таким мужем, от которого и слова не вытянешь. Да и она сама никого не жаловала. На всех как на зверей смотрела. А как родила ребёнка, так она не только на соседей, но и на мужа озлобилась. Лишь мальчика своего любила, души в нём не чаяла, баловала как могла. На мужа кричит, всем попрекает, а тот, молчун он и есть молчун, ни слова в ответ, всё терпел.
        - Отец-то твой мне одному признался, что непростого роду та Невея была. Ну, я, да ладно. Тебе тоже скажу, - с важным видом сообщил Валдай. - Из племенной знати она, дочка княжья. Потому-то видно и не жилось ей средь люда простого. Ну, а потом пропала она, исчезла враз вместе с ребёнком. В ту пору в поселении дружинники новгородские останавливались. Может они Невею умыкнули, а может сама сбежала к куршам своим.
        На этом кузнец и закончил свой рассказ.
        - А про мать-то мою скажи. Она-то кто была? - дрожащим голоском пролепетал Даньша.
        - А что мать? Простая девка. Вон там дом их стоял, - кузнец указал на оголённый пустырь. - Сгорела их хата, вместе со всей семьёй. Мать твоя только и выжила. Нелюд её из пламени бездыханную вытащил, так она к нему и привязалась. Другой бы глядишь прогнал, а этот молчит и молчит. Потом забрюхатела она, а при родах померла. Вот вы вдвоём и остались. Отцу твоему до тебя дел-то мало было. Он всё по Невее пропавшей печалился, до тех пор пока в лесу не сгинул, тут-то мы тебя к себе и забрали.
        Такая вот история.
        4
        - Вы кто? - парень с испугом глядел на Лейва и его людей. - Дорогу дайте! Чего я вам сделал?
        «И голос не похож», - варяг и вздохнул с облегчением.
        Видя, что напавшие на него люди в раздумьях, Даньша дёрнулся к коню, но Лейв преградил дорогу:
        - Не спеши. Иль, горит?
        Голяш и Надей тут же шагнули вперёд, но Лейв глянул на них строго:
        - Расскажи, кто таков, да куда спешишь, может и отпустим.
        Даньша видя, что деваться некуда, опустил нож. Он тяжело дышал, руки тряслись:
        - Коня отдайте. Не мой он.
        - Украл?
        Даньша вспыхнул:
        - Да, ты, что? Старостин это жеребец, он сам мне его дал, чтобы я в город ехал, князя предупредить.
        - Предупредить, о чём?
        Даньша наморщил лоб: «Этот, старый - вылитый варяг, и говор у него странный. Да и помощники его… Рожи разбойничьи».
        - А вы сами-то кто?
        - Мы из княжьего услужения, - уверенно заявил Лейв.
        - Не похожи вы на дружинников.
        - А то, ты их видал, дружинников? - встрял в беседу Голяш.
        Даньша посмотрел на светловолосого презрительно:
        - Да уж, приходилось. Я и в городе не раз бывал, да и в деревню нашу они, бывало, наведывались. Княжья дружина в доспехе ездит, с мечами да копьями. Они дубьём не машут.
        Голяш отшвырнул палку, сжал кулаки и хотел наброситься, но Лейв дёрнул буяна за рукав:
        - Назад, говорю! Я здесь решаю!
        Даньша улыбнулся, но не отступил.
        - Я ты, малец, угомонись. Уж больно прыткий, - Лейв старался разрядить обстановку. - Я и не говорил, что мы из дружины, а служба, она всякая бывает.
        Даньша немного успокоился:
        - Ладно. Была, не была, расскажу, если коня вернёте. Староста меня послал князя предупредить, что у нас варяги высадились.
        Лейв вздрогнул и укоризненно посмотрел на ингельдова посланца. Тот к тому времени уже вышел из кустов и приблизился к остальным. «Не зря мы, значит, тут дубьём размахивали, - порадовался Лейв. - Эх, не повезло тебе, парень. Не могу я тебя отпустить».
        - Ну, что довольны? - Даньша расправил плечи. - Пока я тут с вами беседы веду, варяги, может уже, деревню нашу грабят.
        Видя, что ему больше никто не мешает, Даньша шагнул к своему коню. Лейв и Надей расступились, варяг подал знак. Кучерявый довольно оскалился и зашёл Даньше за спину, расправляя ремень кистеня.
        - Так где, ты сказал, они высадились? - бросил Лейв напоследок.
        - Кто? Варяги? Говорю же, в лесу их видал. Они ещё лосей побили. Охотились.
        Юноша ухватил Стригунка за узду и…
        Тяжёлое било обрушилось на затылок, и Даньша провалился в пустоту.
        5
        Лейв стоял посреди двора, и смотрел, то на остатки сгоревшего дома. Деревенька, которую недавно покинул Данша (а это была именно она), выглядела сейчас менее привлекательно. Многие строения дымили, кое-где были видны огоньки затухающего пламени. Всюду сновали воины. Одни стаскивали награбленное, другие сгоняли уцелевших жителей. То там, то тут из какого-нибудь амбара или сарая, доносились истошные женские крики. Насилие и смерть царили вокруг. Воины наслаждались вкусом победы. Рядом с Лейвом, на повалившемся заборе сидел худощавый мужчина в кольчуге и перебирал пальцами янтарные бусы. Неподалёку расположились двое здоровяков. Один сидел на поваленном столбе и точил топор, второй стоял, облокотившись на копьё. Они переговаривались и не выглядели воинственно. Хотя Лейв знал, что при первой опасности эта парочка готова ринуться в бой и защитить своего вожака. Вот только сам Ингельд и без того отнюдь не выглядел безобидным. Холодные как у рыбы глаза, выбритые виски, волосы, не стриженные годами, заплетены на затылке в тугую косу. Длинный меч в потёртых ножнах лежал на коленях предводителя данов,
словно простая палка. Поверх меча лежал туго свёрнутый кусок пергамента. Грудь сидевшего украшала бляха из белого золота с изображением турьего рога. Ингельд сын Оля, прозванный Кривым Рогом - самопровозглашённый правитель Фальстера[20 - Фальстер - остров на юго-востоке современной Дании.], мятежник, затеявший бунт против собственного правителя испытывал двойственные чувства.
        Он впервые пришёл сюда. Земли, которые он увидел, завораживали красотой и величием. Огромные поля, леса полные дичи, полноводные реки. Места, откуда он приплыл, так мало походили на эти. Он с удовольствием бы остался здесь навсегда, но его цель была другой. Он должен обосноваться здесь, переждать, чтобы обрести силу и вернуться. Там, у себя на родине он лишь мятежник, предавший своего правителя, здесь он должен стать желанным гостем, хотя бы на время. Для этого ему и нужен был Лучезар. Он захватит большой город Хольмгард[21 - Хольмгард - город на холмах (скандинавское название Новгорода).] и остановится в нём. На время. Он объявит жителям, что явился по призыву местного княжича, чтобы избавить город от старого князя-тирана. Он соберёт большое войско, построит новые корабли и вернётся домой, чтобы самому стать королём.
        - Твой хозяин должен был встретить меня сам, а не присылать слугу, - конунг говорил почти без акцента.
        - Хозяин решил не рисковать, в Новгороде не спокойно.
        - Мне плевать, спокойно там у вас, или нет! Я платил за помощь ярлу Лучезару. Ему, не тебе. Поэтому, я хочу иметь дело с ним. За деньги, которые он получил, мог бы приехать сам. Да и с какой стати я должен тебе верить?
        «Если бы ты знал, на что потрачены эти деньги, ты верил бы ещё меньше», - усмехнулся про себя Лейв, и добавил вслух:
        - Я принёс тебе карты, твои кормчие смогут по ним…
        Ингельд швырнул к ногам собеседника, лежащий на коленях свёрток:
        - Разве эти каракули стоят того, что я ему дал?!
        Лейв нагнулся и поднял упавшие карты:
        - Напрасно ты так. Без планов побережья твои корабли могут наскочить на отмель. Возле города много подводных камней, а на стенах стоят самострелы. Если твои корабли подойдут не с той стороны, жители города обрушат…
        - Замолчи! - Ингельд отвернулся.
        Он понимал, что слишком опрометчиво отвергать то, за что уже уплачено, и плату назад уже не взять. «Может этот Хольмгардский ярл Лучезар и вправду не смог приехать лично? Ну ладно, если он обманул, у меня есть способ его наказать. Главное взять город».
        - А ведь ты из наших, верно? - конунг сменил тему.
        - Ты слыхал о Роскилле[22 - Роскилле - фиорд, на севере острова Зеландия.]? Я родом оттуда. Моё имя Лейв, я рождён бондом, хотя мне и приходилось вертеть весло драккара[23 - Драккар - боевой корабль викингов.].
        - Ты был викингом, но променял меч и весло на славянскую похлёбку?
        - У меня не было выбора.
        - Выбор есть всегда. Если ты воин, бери меч и вставай в наши ряды.
        - Я служу княжичу Лучезару и я должен привезти ему твой ответ. Только тогда он сможет выполнить вторую часть своего обещания и дать тебе сигнал для начала битвы.
        - Довольно! - Ингельд поднялся. - Я не верю, что ты был викингом. Ты трус и прислужник труса. Ты позабыл про свой меч, а значит, тебе не видать Вальхаллы[24 - Вальхалла - «дворец павших», воинский рай викингов.], но ты сам выбрал этот путь. Твой ярл сидит в тепле и мечтает о власти, вместо того что бы завоевать её своим мечом. Когда город падёт, я подумаю, стоит помогать такому человеку. Ты свободен, но если твой хозяин сделает что-нибудь не так…
        - А мои люди? - Лейв оживился.
        - Пусть убираются. От них, я думаю, тоже не будет проку. Мне не нужны лишние рты.
        Конунг прошёл мимо, оба телохранителя поспешили за ним. Лейв с трудом верил в свою удачу.
        - Ах, да, - обронил конунг напоследок. - Этот пленник, которого ты притащил, пусть останется. Мне сейчас нужно много трелей.
        6
        Большая птица опустилась на примятую траву, сделала несколько прыжков и остановилась. Её круглые глаза блестели словно бусины. Лежавшее рядом тело оставалось неподвижным. Ворона выждала ещё немного, сделала ещё пару прыжков и, уже шагом, подошла к лежащему в грязи человеку. Даньша очнулся и пнул ногой наглую птицу. Та шарахнулась, разразившись хриплым карканьем, и улетела. Резь в затылке оказалась такой сильной, что Даньша застонал. Он снова попробовал шевельнуться, расправил плечи и приподнялся на локтях. Боль снова заявила о себе. Оглянувшись, юноша пришёл в ужас. Он лежал на куче соломы возле какого-то сарая, вокруг сновали незнакомые люди. Едкий запах дыма резал нос, заставлял глаза слезиться и вызывал тошноту. Даньша зажал нос рукой, и увидел, что пальцы перепачканы запёкшейся кровью. Судорога скрутила тело, его вырвало.
        - Очухался? - Надей склонился над пленником. - Может воды?
        Надей протянул флягу, Даньша отрицательно покачал головой.
        - Живучий попался, - фыркнул Голяш, развалившийся рядом, прямо на траве. - Я-то думал, что ты его того, насмерть зашиб.
        - Зря от питья-то отказался, - Надей приложился к фляге, вода потекла по его щекам, залилась за воротник. - Эти тебя поить не станут.
        Парень кивнул на бродящих повсюду воинов.
        - Вы ж, вроде, из наших, а варягам прислуживаете, - прохрипел Даньша, не узнав собственного голоса.
        - Не этим мы служим, а княжичу новгородскому, - беспечно заявил Надей.
        - Ты язык себе прикусить не пробовал? - зло прошипел Лейв. Он подошёл бесшумно, так, что все его заметили лишь в последний момент. - Треплешься как баба базарная, а думать башкой не хочешь.
        - А чего я такого сказал? - парень надул губы.
        - Ничего! Собирайся давай, в Новгород едем.
        - Это дело. Давно пора.
        Пока оба его помощника седлали коней, Лейв подошёл к Даньше и присел рядом.
        - Ну, что, оклемался? Не успел я давеча тебя расспросить. Сам-то, говоришь, из местных?
        Даньша отвернулся, набычился.
        - Ну, не хочешь говорить, не говори. Человека ты мне одного напомнил, вот я и хотел узнать…
        - И верно, на хозяина он похож. Ну, прям одно лицо, - встрял в беседу подошедший Радей. - Всё готово, можем ехать.
        Даньша всполошился:
        - Какого человека? Кто ваш хозяин?
        - Про родителей своих скажешь чего? - спросил Лейв.
        - Отец в лесу сгинул, когда я ещё малым был, а мать при родах померла.
        - А братья, сёстры есть?
        - Нет никого. Хотя, дядька говорил, была у отца другая жена. Вот от неё был ещё ребёнок. Только они пропали, ещё до того, как я народился. Вроде княжьи люди их умыкнули, а может она сама сбежала, отцова жена и ребёнка забрала.
        Все становилось на свои места. Последние сомнения отпали. «Значит братья по отцу они - единокровные[25 - Единокровные - дети от общего отца (единоутробные от матери).], - Лейв в раздумьях почесал бороду. - Эх, к хозяину бы его свезти. Не поверит ведь».
        - Этого-то как? С собой? - прервал размышления Голяш. Он уже сидел в седле.
        - Остаётся он. Так конунг велел.
        Старый варяг взобрался на лошадь, которую ему подвёл Надей, и они тронулись в сторону Новгорода. Даньша с тревогой глядел вслед удалявшейся троице.
        Глава четвёртая.
        Конунг и княжич
        1
        С вечера заметно потеплело, и отсутствие ветра подсказывало, что вскоре прибрежная полоса покроется густым туманом. Водная гладь, мягкая и прозрачная играла зеркальными бликами в лучах восходящего солнца. Огненный диск, словно продираясь сквозь толстую гущу набегавшего тумана, лениво появлялся из-за горизонта. Корабли шли медленно, с опущенными парусами. Мощная грудь драккара уверенно рассекала теплые воды реки. Гребцы плавно опускали весла и прислушивались к окружающим звукам.
        Ингельд стоял на носовой палубе. Сегодняшний день мог определить его дальнейшую судьбу. Пока остальные ярлы сражаются с вендами[26 - Венды - собирательное название всех славян, живших по соседству с германскими народами.], а король пытается объединить страну, он обретёт почву здесь у восточных славян. Если Хольмгард - сердце и торговый центр Гардарики, падет, подмять под себя остальные города словен и кривичей особого труда не составит. Но в одиночку этого не сделать. Вот почему ему нужен этот славянский княжич. Ну и что, что он приёмыш? Раз он признан своим отцом, да и самим князем, то он вполне сгодиться. Будь он чистых кровей, им труднее было бы управлять. «Я всё же посажу его на Хольмгардский престол, хоть он того и не стоит, - Ингельд подавил усмешку. - Он даже не высунул носа из своей конуры. Когда свора дерётся за кусок мяса, трусливый пёс сидит в стороне. Но, он с удовольствием сожрёт пищу, если её сунуть прямо в пасть».
        К конунгу, сквозь ряды гребцов прошёл одноглазый горбун. Эгиль - главный кормчий передового корабля опёрся на борт, перегнулся и негромко произнёс:
        - Ничего не видно, мы ползём как улитки.
        - А рисунки, которые прислал ярл Лучезар?
        - Что с них проку, когда ни одного ориентира нет? Я велел промерять глубину, чтобы «Горбатый Вепрь» (так назывался головной драккар флотилии) не налетел на мель.
        На самом носу корабля один из воинов то и дело тыкал длинным шестом в илистое дно. Гребцы опускали вёсла, придерживая ход судна. В кильватере Вепря, словно, крадучись, один за другим, двигались остальные корабли.
        - С берега должны подать сигнал, - Ингельд старался казаться спокойным. - Главное, чтобы нас не заметили раньше времени.
        За спиной что-то громыхнуло. Один из гребцов - светловолосый здоровяк, сидящий по левому борту, задел локтем шлем, тот упал и покатился по палубе.
        - И не услышали, - злобно продолжил Эгиль. - Забери тебя Ран[27 - Ран (миф.) - штормовое божество моря. Великанша Ран владела волшебной сетью, которую набрасывала на корабли и утаскивала их на дно.], Рунольв, ты хочешь, чтобы какой-нибудь местный рыбак раньше времени поднял тревогу?
        Провинившийся воин виновато пожал плечами. Он схватил упавший шлем, который ему бросил один из товарищей и засунул его под корабельную скамью.
        - Это всех касается, - злобно прорычал Эгиль. - Видите себя тихо как мыши, а глаза и уши держите открытыми.
        Хирдманы[28 - Хирдман - рядовой воин-дружинник у скандинавов.] хорошо знали сварливый характер главного кормчего. Они привыкли к его ворчанию и угрозам. Ведь тому, кто связал свою жизнь с морем, кто не понаслышке знает о бурях и штормах, очень важно то, кто стоит у руля. Эгиль не раз доказывал, что способен наравне бороться с любой стихией. Неказистый горбун, с ручищами, напоминавшими клешни огромного краба, мог часами стоять у руля и удерживать курс при любой погоде. Слово Эгиля считалось не менее значимым, чем приказ самого конунга.
        - Вижу! Вижу свет!
        Воин по имени Рунольв, тот, что уронил накануне шлем, первым заметил сигнальные огни.
        - Да вижу я. Если у меня один глаз, это не значит, что я ослеп на оба, - голос Эгиля заметно потеплел.
        В густом мареве тумана показались два расплывчатых пятна. Воины оживились. Эгиль облегчённо вздохнул:
        - Ну, что, мой ярл (Эгиль, забывшись, назвал Ингельда родовым титулом)? да прибудут с нами боги.
        - Я знал, что он не подведёт. Да, за такую плату…
        Ингельд недоговорил. С остальных кораблей уже подавали условные сигналы. Тишину нарушили громкие скрипы и лязг железа. Воины натягивали кольчуги, помогали друг другу застёгивать ремешки шлемов, словно заботливые мамаши, ухаживающие за малыми детьми. Десятки вёсел разом опустились в воду, которая буквально забурлила, вспенилась. Конунг на мгновение закрыл глаза и втянул ноздрями воздух. Он уже почувствовал аромат предстоящего боя. На мгновение все замерли. Каждый из воинов, рассматривая очертания береговой линии, вполглаза, поглядывал на своего вождя. Ингельд ощущал эти взгляды: «Как же я люблю этот миг, это затишье перед боем». Единственное, что нарушало тишину, это плескание воды, бьющейся о борта корабля.
        - Начинаем, - произнёс Ингельд чуть слышно, но, показалось, что его услышали все.
        Конунг посмотрел на небо. Над его головой кружили вороны.
        2
        Кукша стоял у бойницы, опершись на древко копья. Утренняя свежесть, пришедшая на смену теплой ночи, заставляла ёжиться и переминаться с ноги на ногу. Он смотрел на расстилавшуюся дымку, и вспоминал вчерашний день. День завтрашний сулил большие перемены. Сам Заброда - купец от пушного ряда[29 - Имеется в виду район города, где жили люди, занимавшиеся пушным делом.] согласился принять у себя молодого дружинника. Причиной предстоящего визита стала Забродина дочка Ружена - зеленоглазая пышногрудая девка с бойким нравом и острым языком.
        Поначалу на все попытки Кукши к ней подступиться, красотка отвечала отказом. При этом то и дело строила глазки, как будто завлекала, дразнила. Оно и ясно: купеческой дочке и самой приглянулся розовощекий соседский паренёк - сын горшечника Лепки. Но в их совместных беседах, Ружена только похохатывала и высмеивала парня по любому поводу:
        - Ай да ухажёр: портки в глине, от самого печной гарью несёт. Зачем мне такой воздыхатель?
        Кукша обижался, но терпел. Ружена не унималась пока парень и вовсе не озлобился.
        - Ну и ладно. Раз я тебе плох, другую сыщу. Что девок в городе мало? Батя мой, спроси любого, один из лучших мастеровых в городе. Я у него старший, а значит наследник, любая такому жениху рада будет.
        - Что с того, что отец твой лучший? Велика честь глину месить?
        - А где ж, по-твоему, эта честь?
        Ружена перестала хихикать:
        - Парень ты крепкий, шёл бы в ратники.
        Кукша продолжал делать вид, что дуется.
        - Вон дядька мой, Живан, он в сотню городскую в лаптях пришёл, а сейчас - сотник.
        Кукша задумался: «Эвон оно как, вон чего придумала».
        - Я ведь могу дядьке слово замолвить, - не унималась бойкая девица. - Мне он не откажет. Тогда бы я, глядишь, за тебя и пошла, да и батя мой…
        Раздумывал Кукша недолго. Он и сам, порой, с завистью поглядывал на городскую дружину. Всегда в дорогих одёжах, справные, ухоженные. Он сам, да и товарищи его не раз сторонились, уступая дорогу, городским ратникам. «А что? Коль шепнёт Ружена дядьке, глядишь, и выгорит. А горшки лепить, мне и самому надоело».
        С того дня, как состоялся этот разговор, прошло, почитай, с полгода. Сотник и вправду не смог отказать любимой племяннице, и вскоре сын горшечника вступил под его начало. И вот сегодня, стоя в карауле на башне, парню не терпелось поскорей сдать пост и отправиться к Ружениному родителю. «Теперь-то Заброда уж точно не откажет. Отдаст дочку, никуда не денется». Кукша с гордостью поправил пояс. Ещё накануне парень приготовил белую рубаху, сапоги и запасся подарками для будущей невесты. Но утро, почему-то, казалось нескончаемо долгим. Голова под войлочным подшлемьем, несмотря на прохладу, вспотела, Кукша снял шлем и утёр пот. С реки дул легкий ветерок. «Никак парус?». Сквозь туман показался нечёткий контур. «А вот и второй, третий. Купцы, от варягов плывут? Или повольники с Ладоги возвращаются?». Парень нацепил шлем и перебежал к другой бойнице. Вниз по Волхову двигалась вереница судов. «Резво плывут, и туман им нипочём, - Кукша высунулся из бойницы. - Да тут целый флот, а паруса-то, кажись, не наши. Не было бы худа». По телу пробежал холодок: «Тревогу бить? А вдруг свои, так ведь потом засмеют».
Корабли тем временем приближались. «Варяжьи это корабли. Вон на носах рожи звериные».
        С соседней башни послышались крики. Не один Кукша приметил незваных гостей. Переполошённые стражники засуетились, забегали, громкий звон нарушил утреннюю тишь. Когда городское било, запело свою тревожную песнь, несколько кораблей уже уткнулись в прибрежный ил. Первые воины спрыгнули на берег и побежали к городским воротам.
        3
        Весть о том, что варяжские корабли подошли к стенам, и противник сходу начал штурм, застала Гостомысла в постели. Нацепив одежды, князь велел подать коня.
        - Кольчугу-то надень, - фыркнул престарелый прислужник Багоня, недовольно поглядывая на князя. - А то и вовсе, сидел бы, там и без тебя, есть, кому мечом махать.
        Гостомысл принял доспех и ойкнул:
        - Да, неужто я в ней на коня влезу? Поднимаю-то с трудом.
        Гостомысл вернул кольчугу прислуге.
        - Так и я о том. Куда собрался? - Багоня замахал руками.
        - Князю с войском надо быть.
        - Побойся богов. Там воевода, сотники. Уж без тебя обойдутся, поверь.
        Отрок подвёл коня, Гостомысл ухватился за узду.
        - Ты, Багонька, не лезь. Сказал еду, значит, еду. А ну, пособи.
        Отрок помог князю взобраться в седло.
        - Ну, ты батюшка и неуёмный, - Багоня сменил гневный тон на плаксивый. - Ты хоть там поберегись, а то куда ж мы без тебя.
        - Лучше в бою сгинуть, чем в постели помирать.
        Гостомысл расправил плечи и пришпорил лошадь. Глядя вслед удалявшемуся всаднику, старый служка прослезился:
        - Да уж ты, не спеши, отец, помирать-то. Столько тобой сделано, для люда, для города. Пропадёшь зазря, а заменить-то некому?
        На улицах творилось такое, что Гостомысл пришёл в ужас. Люди метались, кричали, плакали навзрыд. Толпа преградила дорогу князю. Не признали. Кто-то бежал к стенам, кто-то прятался в домах, лаяли псы, ржали кони. Гостомысл схватился за голову: «Что творится? Где городская рать, где воевода?». Страх горожан передался и ему. «Вот оно. Я один повинен в том, что такое случилось. Не предвидел. Не доглядел». Князь рванул на груди рубаху, жадно глотая наполненный гарью воздух. На стене у главных ворот шёл бой. Гостомысл поспешил туда, но его остановили.
        - Поберёгся бы, князь! - выкрикнул, откуда ни возьмись, появившийся бородач в кольчуге. Гостомысл признал сотника Живана. Дядька Ружены, тот самый, что помог Кукше устроиться в городскую сотню, оборонял стену у главных ворот.
        - Савка, Лучок, а ну, сюда! - гаркнул сотник. - Прикрывать князя! Коль не сбережёте, головы сыму.
        Два воина устремились к князю, но тот миновав Живана уже поднялся на стену. Гостомысл оттолкнул одного из дружинников, не желая, что бы его как стерегли как младенца. В этот момент второй из подбежавших принял на щит стрелу, князь вздрогнул.
        - Не балуй, княже, успеешь ещё смерть принять.
        Седоусый Лучок, прикрыл князя всем телом. Очередная стрела, просвистев рядом, оцарапав щёку второму ратнику, которого Живан назвал Савкой.
        - Видал? - Лучок укоризненно посмотрел на князя.
        Савка - молодой парень только крякнул, вытирая кровь:
        - Во, пуляют, рыбьи дети, чуть глаза не лишился.
        Гостомыслу оставалось лишь подчиниться. Собственная беспомощность, ответственность за жизни этих людей заставили не помышлять о большем. «Они рискуют из-за меня, а я ничем не могу помочь».
        Марево над рекой рассеялось. Но на смену туману поднялась новая стена. Клубы дыма закрывали от взора большую часть суши, на которой развернулась бойня. Дома расположенные за стенами града, полыхали. Дым щипал ноздри, резал глаза, закрывая обзор. На одной из стен шёл бой. Нападавшие по лестницам забрались на башню и теперь дрались за захваченный кусок с неистовством зверя.
        - Если этих не сбросят, пропал город, - Лучок прикусил губу. - Лезут и лезут, как муравьи. Славные вои варяги, этого у них не отнять.
        - Мы тоже не из мякиша леплены, - усмехнулся Савка.
        В щите у парня торчали уже три стрелы. «Они ещё во что-то верят, значит нужно верить и мне?» - подумал князь.
        4
        Сказания о победах великого Гостомысла уже не передавались из уст в уста. Прошли годы, и теперь он никто. Где те воины, которые готовые дать отпор врагу, где герои, способные повести за собой? Где ушедшие без времени сыны: Выбор и Звенислав, Светлан и Словен? Где они, герои и удальцы? Их тела сгорели на погребальных кострах, а кто-то сгинул без погребения. Любой из них мог бы повести войска. Какие были княжичи? Какие герои? Но боги распорядились иначе.
        Тяжкий стон вырвался из уст князя, пришедший ему на смену вопль, напугал Лучка:
        - Что, княже? Зацепило? Как же я проглядел?
        Увидав, что князь не ранен, Лучок затряс головой.
        - Гляди, - Гостомысл преобразился. - Вон как врага бить надо.
        Савку и Лучок уставились туда, куда указал князь. На захваченном участке стены, произошла перемена. Варяги закрепившиеся в башне, были потеснены и теперь с трудом удерживали завоёванный участок. Высокий мужчина, облачённый в чешуйчатый доспех, разил недругов длинным мечом подобно былинному герою. Бармица[30 - Бармица - кольчужная сетка, надеваемая под шлем и защищавшая часть лица и шею воина.] и наносье шлема, закрывали лицо, но фигура показалась Гостомыслу знакомой.
        - Кто ж такой, не признаю?
        Савка и Лучёк пожали плечами.
        - А кто ж их теперь разберёт. Вон их сейчас сколько удальцов. Что ни купец, то ратник, да и дружина, почитай, у каждого своя, - пробормотал Лучок.
        - Не из наших, это точно, своего б я тут же признал, - уверенно заявил Савка.
        Тем временем в бой готовились вступить новые силы. Добрая сотня горожан взобралась на стену, где развернулась основная сеча. Кучка нападавших, прикрываясь щитами и ощетинившись и сражалась, четко и слаженно. Новгородцы ударили, и началась резня.
        - Что же он делает? Зачем мужиков вперёд пустил?
        Неизвестный воин отвёл своих и пропустил вперёд горожан. Толпа, воодушевлённая успехом, бросилась на захватчиков. Варягов секли топорами, кололи вилами, кое-кто использовал обычные косы. Многие из мужиков, увидав, что принадлежащие им постройки расположенные за городской стеной, преданы огню, осерчали. Захватчики выдержали первый удар. Плотно сомкнув щиты, они, развернувшись на две стороны, ловко оборонялись от неумелых противников. Варяги кололи, резали, секли, безжалостно и умело. Необученное новгородское воинство таяло на глазах.
        - Чего ж он ждёт то? Самое время ударить. Сколько народу гибнет!
        Гостомысл аж прослезился. Он оттолкнул Савку с его щитом и бросился к башне. Тут дорогу князю перекрыл Живан.
        - Где Гойслав? - рявкнул князь на сотника. - Я ему дружину доверил, а его нет нигде.
        - Так посекли воеводу. Сразу же, как только дружину к воротам вывел.
        - Как посекли, А кто же войском управляет?
        - Так никто, похоже, - сотник пожал плечами. - На каждом пятачке своя рать, а где рать, там и вожаки находятся. Кто пошустрей да побойчей, тот и главный.
        - У нас завсегда так. Как на игрищах, когда стенка на стенку. Толпа в кучу соберётся, кто посильней, тот и воевода, - встрял в разговор подоспевший Савка.
        - Дурак ты! - озлобился князь. - Где ты тут потеху увидал, тут не мордобой, сеча. Эх, губим народ по дури своей, да по неуменью.
        К тому времени добрая половина ополченцев уже полегла, но и даны потеряли многих. Прижатые к стене, они, рвались вперёд, чтобы те, кто стоял у них за спиной, смогли подняться на стену и вступить в бой.
        В этот момент, высокий воин уже перестроил своих и дал сигнал. Изрядно подуставшие варяги оказались не готовы, их строй рассыпался. Это и решило исход битвы.
        - Герой. Вот настоящий витязь, - восторженно произнёс Савка.
        - Герой! - Лучок сплюнул. - Сколько народу положил, чтобы своих сберечь. Сорвал победу, только мужиков тех, что пали, не вернуть уже. С полсотни полегло, а то и больше.
        Лучок уселся на лестничную ступень. Гостомысл посмотрел на пожилого воина, и чувство вины снова захватило его. Поддерживаемые остатками горожан, воины неизвестного «героя» сбросили со стены варягов, всех тех, кто остался в живых. Город был спасён.
        5
        Гостомысл взирал на недавнее поле битвы. Город отстояли, но какой ценой: сотни трупов, обгорелые остатки строений.
        - Победа, княже! - обрадованный Живан, так и светился. - Отошли варяги, сели на корабли и поминай, как звали.
        - Отошли-то, отошли, да вот не уйдут они просто так. Посылайте гонцов, пусть соседи воев шлют, ополчение скликают. Одной городской ратью нам варягов не прогнать.
        «Потерпев поражеине и не взяв города, они разобьются на небольшие отряды, будут грабить, и убивать. Возьмут добро, пленников, а что не смогут унести, сожгут. А я, что сделал я, никчёмный старик, что бы этого избежать, заперся за высокими стенами и отсиживаюсь, словно медведь в берлоге?». Отовсюду слышались причитания, крики и плачь. Гостомысл поёжился. Несмотря на присутствие сотника и приставленных им стражей, старый князь чувствовал себя одиноким. Люди, снующие вокруг, даже не замечали его, а если кто и признавал, то такие быстро отворачивались и уходили проч. Неподалеку собралась толпа. Помимо горожан, князь разглядел с дюжину крепких воев в кожаных доспехах.
        - Кто такие? - напрягся Лучок. - Не наши вои. Может, кто из купцов пришлых нанял. Только это не варяги.
        - Так это ж те, что на стене бились, а до того ворота городские отбили, - пояснил Савка. - Стража, можно сказать, корабли варяжские, прозевала, туман стоял, хоть глаз коли. Когда заприметили, варяги уж к берегу пристали, да к воротам. Стали петли рубить, таран притащили. Пока рать городская подоспела, считай уж, в город ворвались, ворота вон и сейчас перекошены.
        Парень с интересом рассматривал чужаков: длинноволосые, скуластые, все в высоких колпаках, с копьями и обтянутыми кожей щитами. Чужаки свысока поглядывали на окруживших их горожан, изредка, неохотно отвечали на вопросы.
        - Балты это. Наёмники. Не варяги конечно, но тоже вои неплохие, - Живан грозно глянул на разошедшегося Савку, тот умолк. - Когда Гойслав пал, это они к воротам подоспели. Крепко ударили. Кабы не они, не столи бы мы тут сейчас.
        - Они и со стены варягов скинули. Так?
        - Они, княже, - Живан вытянул шею и указал рукой. - А вон и их старшой.
        Гостомысл разглядел среди балтов высокого воина. Мужчина стоял к князю спиной и что-то говорил. Он снял шлем, но, Гостомысл по-прежнему не видел его лица.
        - Собрать бы этих, наёмных, да покликать наших. Тех, кто выжил, - снова встрял Савка. - Можно было бы за стены выйти, да настичь варягов, а то ведь точно пожгут всёю округу. Что думаешь, княже?
        Но, Гостомысл не расслышал слов молодого ратника. Высокий воин, отличившийся в недавней битве, наконец-то, повернулся, и Гостомысл не поверил собственным глазам.
        - Откуда у тебя дружина?
        - Всего лишь небольшой отряд, - Лучезар сдержал усмешку.
        - Не было ж, ранее. Когда успел?
        - Ты недавно заметил, что я хорошо веду торговые дела. Я получаю доход, а его нужно охранять.
        К месту, где стояли князь и его приёмыш, подходили люди. Всем хотелось посмотреть на своего спасителя. Те, кто недавно бился с захватчиками, и те, кто прятался в подвалах домов: бабы и мужики, старики и дети, поняв, что опасность миновала, наполняли на улицы. Возле Лучезара и его ратников уже собралась целая толпа.
        - Вот тебе и приёмыш, - шептались люди. - Видали как бился?
        На новоиспечённого героя толпа взирала с трепетом, а вот Гостомысл заметил несколько недобрых взглядов. Сегодня именно его многие винили в том, что город, чуть было, не оказался во власти неприятеля.
        - Сегодня был трудный день, - произнёс Лучезар, чтобы его услышали все. - Мне и моим людям нужен отдых. Дозволь нам уйти, князь.
        Мужчина низко поклонился, Гостомысл опешил. Приёмыш никогда не отличался благонравием и покорностью.
        - Почему ты ничего не сказал мне? - произнёс князь вполголоса. - Этот набег? Ты словно знал…
        Приёмыш не дал договорить. Его лицо переменилось: глаза сузились, рот искривила злая усмешка. Он прошипел:
        - А что бы это изменило? Ты всегда считал меня ничтожным приёмышем. Не желал признать, что я способен заменить тебе павших сыновей.
        Гостомысл отшатнулся. Ему стало не по себе.
        - Я доказал, что чего-то стою, а вот чего теперь стоишь ты, князь? Старый, беспомощный? Думаю, народ сам решит, кто способен им управлять, а кто нет.
        Молодой человек бросил на старика презрительный взгляд, повернулся, и сопровождаемый своими людьми направился восвояси. Многие из тех, кто стоял вокруг последовали за своими спасителями. Гостомысл тяжело вздохнул и побрел прочь: «Любовь народа переменчива. Когда-то эти люди приветствовали меня, а теперь никто из них даже не смотрит в мою сторону. Может, я и впрямь сделал ошибку? Может, приёмыш действительно достоин большего?».
        На телегу швырнули тело.
        - Погоди-ка, - Живан придержал за рукав плюгавого мужичка в драной рубахе. Оба: сотник и князь, принялись разглядывать очередной труп.
        - Этот, кажись мой. Свезите его на городище. По дружинникам отдельную тризну справим, за счёт городской казны, - Живан вопросительно поглядел на князя. Тот кивнул. Плюгавый и двое его помощников лишь пожали плечами. Гостомысл пригнулся:
        - Молодой совсем. Ни пожить, ни повоевать не успел.
        Князь закрыл ладонью опустёвшие глаза мертвеца. Кукша лежал с пробитой грудью, из которой торчал обломок стрелы. В этом бою он принял смерть одним из первых.
        6
        Лучезар метался по комнате:
        - Почему ты не сразу прикончил его!? А если он кому-нибудь расскажет?
        - О чём? - Лейв глядел на хозяина с укором.
        - Он видел вас. Он знает, что вы мои люди и что вы в сговоре с варяжским конунгом!
        - Но там были десятки пленников.
        - Те люди, не знают тебя, а этот… Ты сам сказал ему, кто ты и кто я.
        - Но, ведь этот мальчишка твой…
        - Замолчи!
        Голос Лучезара дрожал, на губах выступила пена. Лейву стало жутко.
        - Я сын княжича, а не какого-то деревенского заморыша, замёрзшего в лесу. Я верю в это, и в это же должны поверить все.
        Лейв не смел возразить. Он стоял в самом углу, в тени, поникший и усталый. Лучезар приблизился и, ухватив старого варяг за плечи, просипел:
        - Ты вернёшься и найдёшь этого парня.
        - Вернутся? Но, куда?
        - Туда, где ты его оставил.
        - В варяжский лагерь? К конунгу?
        Глаза Лейыва округлились. Но когда старик посмотрел в лицо собеседника, он ужаснулся.
        - Да, ты вернёшься, и прикончишь его.
        Лейва не поверил своим ушам. Проникнуть в лагерь врага, разыскать среди десятков пленников того юношу…
        - Я уже стар, - произнёс Лейв неуверенно. - Боюсь, это мне не под силу.
        - Пока Люди Ингельда грабят, они не станут особо охранять пленных. Ты сделал ошибку, тебе её и исправлять. Я должен знать, что этот человек мертв.
        Лейв склонил голову:
        - Раз ты велишь, я сделаю это.
        Голова кружилась, колени дрожали, на этот раз его точно посылали на смерть. «Он не остановиться, пока не добьётся своего, а скольких людей он при этом погубит, неважно». Робкий стук нарушил тишину.
        - Ну, кто ещё? - гневно крикнул Лучезар.
        Дверь приоткрылась, прислужник протиснулся в дверь. Он мял в руках шапку и несмело поглядывал на Лучезара и его слугу:
        - Город гудит. Вон, и колокола бьют вовсю.
        Издалека доносился глухой перезвон.
        - Чего там ещё? Ушли же варяги?
        Лейв распахнул ставни и выглянул в окно. По улице сновали люди.
        - Так не про варягов тот звон, - пояснил прислужник.
        Лейв и Лучезар уставились на вошедшего.
        - Новость дурная, княжич. Дед твой, да наш князь, Гостомысл помер. Говорят: «Лёг накануне в кровать, а поутру его уж холодного нашли».
        7
        К центральной площади стекались люди. Вече шумело.
        Те, кто вчера отчаянно бился с захватчиками и те, кто прятался в погребах и подвалах, сегодня собрались на общий совет. Каждый имел право голоса, каждый мог говорить. Среди общего, глухого гула, время от времени, слышались чьи-то отдельные крики и бесшабашный хохот. Бревенчатая постройка, возведённая посреди площади, служила помостом, на который то и дело взбирались говорившие. Лучезар стоял неподалёку, рядом стояли двое: Витт и Гинта - вожаки нанятых княжичем балтов, так умело сумевших отразить все натиски захватчиков. Остальные наёмники смешались с толпой, чтобы не выделяться. Но, они всё равно бросались в глаза, так как и одеждой и причёсками сильно отличались от бородатых и коренастых новгородцев. Неподалёку стояли и Голяш с Надеем. Вокруг них собралась куча разного люда: дворовая челядь, прислужники княжича и просто лихие соседские парни, которых помощники Лучезара сумели заманить на свою сторону. Княжий приёмыш не поскупился на подарки. Посулами и деньгами слуги Лучезара привлекли на свою сторону многих. Все эти люди, готовые поддержать своего выдвиженца, мало слушали тех, кто произносил
речи, они ёрзали, суетились, но княжич казался спокойным и безучастным. На помост поднялся кряжистый бородач в добротном кафтане. Толпа признала в нём боярина Желыбу. После смерти Гойслава именно он возглавил сильно поредевшую городскую дружину.
        - Ну, что, новгородцы. Довольно мы уже пошумели, - начал боярин. - Кто и насколько виноват, что варягов недоглядели, об том, пожалуй, даже правнуки наши судачить будут.
        В толпе засмеялись, новый воевода поднял руку:
        - А теперь пора решить главный вопрос: «Кому отныне городом править?». Умер князь и не оставил приемника.
        Тут толпа впервые пришла в движение: «Новгород издревле вечем силён! Не надобно нам князей! Вон врагов и без князя побили! - послышались голоса. - Гостомысл ваш в сторонке стоял, когда варягов били. Князя, да его дворню кормить надо, а у нас нынче всё добро пожгли, самим есть нечего». Желыба нахмурился, выждал, когда народ поутихнет и продолжил:
        - Вече для того, что бы законы принимать, да суд вершить. По всякому делу мелкому люд не соберёшь, для того и нужен единый правитель. А Гостомысла вините зря, в первых рядах он не стоял, но и за спинами чужими не прятался. А что сам мечом не махал, так ведь старик.
        Снова послышались гневные крики, но, на этот раз были и те, кто поддержал говорившего: «Верно, воевода говорит, нельзя без князя. Что хотел, боярин? Говори, не томи».
        Желыба прокашлялся:
        - По воле княжьей уплыли на запад послы. Будем ждать, когда приплывут внуки Гостомысловы…
        «Чего ждать!? Одних варягов прогнали, так теперь другим шею подставляем. Приходите, да режьте нас, точно скот», - послышалось из толпы.
        На нижние ступени помоста взбежал щуплый мужик:
        - Умилины дети, те кого Гостомысл призвал, они ж тоже варяжского роду. Глянь, боярин, деревни горят, причалы порушены, сколько люду сгинуло, а вы к варягам гонцов. Придут они, а ну как, тоже самое учинят?
        Воевода невольно отступил, потупился. Толпа продолжала реветь, но притихла, когда на помост взобрался старик Багоня:
        - Все вы меня знаете. Всю жизнь при князе покойном служил, а потому молчать не стану. С варягами ещё Буривой[31 - Буривой - легендарный князь словен, отец Гостомысла.] воевал, да только варяги они всякие бывают. Умилу, в своё время, за Годолюба замуж отдали. Он сам из бодричей[32 - Бодричи (ободриты, ререги) - средневековый союз западно-славянских племён.], а они роду славянского, на одном с нами языке говорят, одним с нами богам молятся.
        Пока Багоня говорил, щуплого мужика силой стащили с помоста. Багоня тем временем продолжил:
        - А для чего народу князь. Князь, он щит и меч, люду мирному защита. А, что мечи у варягов крепки, то все знают. Они и распри и усобицы прекратят, да врагов в наши земли не пустят. Они наследники умершего князя, других нет.
        - Как это нет? - на помост поднялся один из купцов. - Есть у нас княжич Лучезар. Он самим Гостомыслом признан, а стало быть, право на наследие имеет.
        Толпа снова ожила, то там, то здесь раздались гневные крики и ругань. До открытых стычек пока не дошло.
        - А что Лучезар воин, так то многие видели, - продолжил купец. - Когда варяги на приступ шли, кто тогда врата городские отбил? Кто врагов со стены сбросил? Лучезар с дружиной, верно говорю, Живан?
        Стоящий поодаль сотник опустил голову.
        - Зачем нам чужак!? Своего хотим! - что было сил, заорал Голяш.
        - Лучезара князем! - поддержал приятеля Надей.
        На мгновение толпа притихла и вспыхнула, словно сухой валежник.
        - Лучезара хотим, Лучезара князем! - орали люди.
        Но и противников у приёмыша нашлось предостаточно. Кто-то кого-то задел, кто-то пихнул, началась потасовка. Вся площадь пришла в движение. Балты-наёмники и прислуга Лучезара сплотились вокруг княжича. Их набралось с полсотни, но Лучезар выжидал. Живан, люди которого в этот день следили за порядком, ревел как медведь, стараясь утихомирить толпу. До камней и кольев ещё не дошло, но на лицах драчунов уже появилась первая кровь. Волнения нарастали. На окраине площади дрались уже не меньше сотни человек. Стражники Живана никак не могли унять разъярённое скопище.
        «Они признают и уважают лишь силу» - Лучезар обменялся взглядами с Виттом. Гинта тоже понял приказ. То, что его люди пришли на площадь с оружием, Лучезар знал. Он, наконец-то, решился, но в этот момент на площадь выехали всадники и со свистом и гиканьем врезались в толпу.
        Порой мгновения решают всё, и когда до победы остаётся лишь несколько взмахов меча, чья-то шальная стрела обрывает твою жизнь, а победа достаётся другому. Рассекая буянов грудью коней, хлеща особо ретивых плётками, новые участники сборища быстро укротили толпу. Буяны отхлынули и расступились, уступая дорогу внезапно налетевшим всадникам. Люди, не столько испугались, сколько были обескуражены столь внезапной атакой. «Кто такие? Откуда взялись?» - драчуны с интересом расспрашивали тех, кого, только что, трясли за грудки, и кому тыкали кулаками в рожу. Они вытирали окровавленные носы, вытягивая шеи. Предводитель прибывших, тем временем подъехал к центру. Он ловко соскочил с коня и взбежал на помост:
        - Здорово новгородцы! А у вас смотрю всё по-прежнему, морды бьют да юшку льют. Чего опять не поделили?
        Видя, что конники никого не прибили до смерти, а напротив, прекратили братоубийство, мужичьё поутихло. На лицах буянов появились ухмылки.
        - А ты сам-то, сокол, чьих будешь!? - крикнули из толпы. - Откуда такой герой выискался!?
        - Родом я из здешних мест, а вернулся издалека. Погулял по свету, да на родину потянуло.
        «Да это же Вадим - пронеслось по рядам - Гостомыслов родич. Видать надоело болгарам служить, вот и вернулся». Лучезар весь бледный смотрел на происходящее как сквозь пелену тумана. Момент был упущен, и заветная цель снова стала недосягаемой. Негромко, чтобы его больше никто не услышал, он шепнул Витту в самое ухо: «Уводи своих, сегодня ничего больше не случиться». Вожак наёмников кивнул, ни один мускул на его лице не дрогнул. Из толпы слышались крики и смех, многие обступили всадников, расспрашивали их, признав старых знакомых. Люди Лучезара поодиночке и группами покидали площадь, но никто не обращал на это особого внимания.
        - Ты, уж признайся, боярин, - Желыба смотрел на Вадима с укоризной. - Сам-то, небось, тоже на княжье место метишь?
        - Не за тем я вернулся, что бы воду мутить. Да и покинул я царство болгарское задолго до того, как умер ваш князь. Устал я воевать, по земле родной соскучился, по зиме нашей, по снегу.
        На молодого воина многие смотрели с восхищением.
        - Молодец боярин. Ну, чем не князь? - толпа снова разошлась. - Знаем мы род Вадимов. Предки его люди знатные, уважаемые. Люб нам такой князь!
        - Вадима князем! Вадима!
        Лучезар, который остался без свиты аж сплюнул: «Вот дурачьё непостоянное!». Всё могло начаться заново, но в этот момент на помост поднялся приземистый мужчина в зелёном кафтане. В годах, с огромным шрамом на щеке, новый оратор встал, широко расставив ноги, и ждал, когда народ поутихнет.
        - Елага. Елага это, воевода изборский.
        Народ с любопытством взирал на прибывшего, на подмогу новгородцам, боярина. Воевода огляделся, задержав взгляд на Лучезаре и Вадиме:
        - Всё галдите, да спорите, а варяги тем временем земли наши грабят. Новгород взять не сумели, а что для них деревни, да города малые. Эх, велика наша земля, а порядка в ней нет, - воевода говорил, щуря правый глаз, - нет единой власти, закона. Пока будем вот так судачить, да каждый раз порядки новые придумывать, враги от наших домов камня на камне не оставят. Повелел Гостомысл внуков своих разыскать, значит, так тому и быть. Люди для того дела уж назначены. А пока нет законных наследников, пусть выбранный посадник правит. Временный. Но, не из этих, - воевода указал на Лучезара и Вадима. - Они, небось, себя уж князьями видят. А сейчас войско надо поднимать, да по варяжьему следу идти, да так по ним вдарить, чтобы носа сюда более не совали.
        - Верно, кривич говорит, - согласился Желыба. - Того выбрать надо, кто место подержит до поры до времени, пока законные наследники не явятся. А через год, коль варягов приглашённых не дождёмся, вновь соберёмся, да потолкуем, как нам дальше жить.
        - А давай Елагу и выберем, - вмешался купец Заброда. - Он муж толковый, мудрый, к тому же воин отменный.
        Воевода неодобрительно покосился на говорившего, но купца поддержали. После непродолжительных споров под громкие крики посадником избрали кривича Елагу.
        ***
        Конунг Ингельд смотрел на небо, любуясь кружащими над головой птицами. Потревоженные людьми, лебеди парили, изредка издавая громкие звуки. «Лебедь не ворон, он не любит сражения и кровь. Может это знак, что пора уходить?». Вспомнился недавний штурм. Всё начиналось неплохо. Туман, утро, внезапный налёт, даже этот трусливый княжич не обманул и разжёг сигнальные огни. Войско подошло к городу незамеченным, но, потом всё пошло не так. При высадке, один из кормчих в тумане слишком поздно заметил подводный камень и его корабль врезался в соседа. Ингельд вспоминал тот скрежет и крики с дрожью. Двоих воинов зажало меж бортов, ещё несколько свалились в воду. Расплющенные тела, увидели многие. Те, кто оказался рядом, принялись вылавливать упавших, и время было потеряно.
        - Недобрый знак, - произнёс тогда ворчун Эгиль. - Первая кровь наша.
        - Оставьте их. К воротам! - Ингельд сам повёл войско на штурм.
        Заспанная стража уже захлопнула ворота, но мощный удар тарана не дал накинуть засовы. Ворота заклинило. Сквозь небольшую брешь несколько викингов ворвались внутрь. Они быстро расправились с охраной, но пока рубили петли, подошла новгородская дружина. Точнее те, кто успел. С этими пришлось повозиться, но в этот момент подоспели новые защитники. Те сражались ещё лучше и ворота были отбиты. Ингельду пришлось отвести людей. Захваченный участок стены тоже отстоять не удалось.
        Грабёж окрестный поселений не дал того, что мог дать Хольмгард, будь от захвачен, но малая добыча лучше никакой. Воины грузили кожи, зерно, меха. Теперь главное, убраться восвояси. Новгород уже собрал большие силы. К конунгу подошёл Эгиль:
        - Большое войско, идут сюда, можем не успеть.
        - Сколько кораблей загружено?
        - Восемь и четыре баржи, все доверху. На остальных почти закончили, люди спешат. Хуже всего с теми двумя, что столкнулись. В одном большая дыра.
        - Уж постарайтесь. Я не хочу терять хороший драккар.
        Эгиль кивнул.
        - Ах да, воины поймали лазутчика. Это тот самый прислужник хольмгардского княжича, его схватили, когда он пытался пробраться к пленникам.
        - Приведи его ко мне.
        Громкие крики помешали кормчему выполнить приказ. Вдалеке показалась облако пыли. Эгиль весь напрягся:
        - Новгородское войско. Что будем делать, уплываем, или примем бой?
        Словно охотничьи псы, принявшие боевую стойку, воины ждали решения. Конунг выжидал лишь мгновение. Он снова поднял глаза: «Лебеди - мирные птицы. Будем считать это знаком».
        - Бой ничего не даст. Ктому моменту, когда они поравняются с теми деревьями, корабли должны отойти.
        Крики хёвдингов заглушили прочие звуки. Врагов много, добыча велика. Наименее ценное бросали: обычная волчья тактика, перерезать всё стадо, а унести только то, что по силам. Вода возле кораблей пенилась. Эгиль занял своё место на корме. О Лейве, которого просил привести конунг, просто забыли.
        Когда новгородское войско подошло к опустевшему лагерю, варяги уже были далеко. У самого берега, где недавно стояли корабли, плавала лишь парочка лебедей.
        Глава пятая. В неволе
        ***
        Хлопья, лёгкие, словно пух, кружили в воздухе, гонимые ветром. Он дул с моря, которое раскинулось за каменистой грядой. Возвышенность тянулась извилистой лентой и заканчивалась высокими скалами, твёрдыми и острыми, словно наконечники копий. Утро выдалось пасмурным и немного мрачным, поэтому люди в домах, протопленных с вечера, не спешили выбраться из тёплых жилищ. Солнце почти не грело, потому что завеса падающего снега не пускала тепло, а ложилась холодным пластом на промёрзшую землю. Но, несмотря на холод и сырость, двое мужчин, занятых делом, не ощущали укусов морозного дня. Под звонкие удары, глухое шипение мехов и треск раскалённых углей, они неторопливо делали свою работу. Горн, закреплённый на возвышении, то и дело шипел, дыша огненным жаром, кузница работала постоянно, поэтому создаваемый ею шум давно стал обыденным и привычным.
        Бритоголовый кузнец, сложив руки на груди, наблюдал за работой ученика. Светлая по сути, но почерневшая от копоти, борода мужчины, заплетённая в тугую косу, свисала, исчезая за отворотом фартука. Ровные как стрелы брови выгнулись, губы сжались в узкую полоску. Мужчина был одет в почерневшие от сажи штаны и кожаный фартук, с плеч свисала мохнатая безрукавка из козьей шкуры. Его звали Сакс[33 - Саксы - северо-восточная группа древнегерманских племён, которые вместе с англами и ютами основали на острове Британия современный английский этнос.], как других звали Готами, Финнами или Славянами. Северяне не утруждали себя запоминанием сложно произносимых и непонятных имён своих рабов. Трель - всё равно, что вещь, лопата или котёл для варки еды, ему не обязательно иметь что-то своё, пусть даже это его собственное имя.
        - Держи пласт ровнее и не оттягивай руку при ударе, - бритоголовый мастер шагнул вперёд, но, тут же отступил, поняв, что ученик и сам в состоянии исправить ошибку. Даньша, не выпуская молота, вытер вспотевший лоб. Искры летели на земляной пол, шипели и гасли, превращаясь в тёмную хрустящую массу.
        - Лучше подмечай место для удара, ощути, где сталь мягкая, а где нет, да не забывай просить о милости Велунда[34 - Велунд - хромоногий бог-кузнец в германской мифологии.].
        «Молись своему хромоногому сам, - хмыкнул Даньша. - Наши боги не хуже кузнецам помогают». Не доверяя чужим богам, парень всё же понимал, что лучшего мастера-оружейника, чем этот германец, он раньше не встречал. Дядька Валдай научил племянника ковать подковы, косы, да топоры. Сакс же, помимо этого, мог изготовить настоящий меч, боевой шлем и, даже кольчугу. Таких умений от молодого деревенского кузнеца никто раньше не требовал.
        Ещё несколько часов подмастерье усердно трудился.
        - Готово, - радость переполняла Даньшу.
        Оба, мастер и ученик вышли на улицу, холодный воздух трепал влажные волосы и охлаждал распаренные тела. Сакс аккуратно взял изделие, оглядел с видом знатока и вернул обратно:
        - Отдохни, а затем приступим к закалке.
        Даньша, вертя в руках заготовку, сделал несколько шагов в сторону моря: «Когда-нибудь, я буду не только ковать мечи, но и научусь ими владеть. Я не собираюсь всю жизнь оставаться рабом».
        От воды веяло холодом.
        1
        Их сковали общей цепью, чтобы не нашлось таких, кто пожелал бы выпрыгнуть за борт и свести счёты с жизнью. Корабль, на котором плыл Даньша, помимо основной команды вместил ещё семнадцать невольников. Будущие трели, оборванные, изголодавшиеся, жались друг к дружке, тщетно пытаясь согреться.
        Рана на голове давала о себе знать, но тошнота и рвота прошли. Не зря говорят: «Время лечит». Правда тому были и другие причины. Предприимчивые хозяева, увидев, что непривычные к качке пленники страдают морской болезнью, просто-напросто их не кормили. Через несколько дней один из невольников умер, затем ещё двое. К тому времени остальные перестали страдать из-за качки, и викинги, скинув умерших за борт, впервые накормили выживших пленников какими-то помоями.
        - Мне совсем не нравятся эти тучи, - Эгиль заметно нервничал. - Будет шторм, и начнётся он раньше, чем мы доберёмся до суши.
        - Что мы можем сделать? - волнение горбуна передалось конунгу.
        - Возможно, придётся выкинуть часть добычи, драккары перегружены.
        - Это нужно сделать сейчас?
        - Я не знаю. Берег уже должен показаться, но если начнётся буря… В этих местах сплошные рифы.
        Первые раскаты грома заглушили последние слова кормчего. Они прозвучали почти одновременно со вспышками молний. Гребцы налегли на вёсла, и корабли устремились вперёд. Дождь обрушился резко, мощным потоком. На горизонте, наконец-то показалась земля.
        - Нас несёт на рифы, как я и говорил! - Эгиль управлял кораблём одной рукой, второй привязывал себя к рулевому веслу.
        Драккар бросало, точно скорлупку, но горбун, словно клещ, прилип к палубе и громко ругался. Ветер и грохот заглушали большую часть слов. Конунг тоже привязал себя к мачте, он не вмешивался в управление кораблём.
        - Нужно сбросить лишний груз! - послышалось с кормы.
        Корабль уткнулся носом в очередную волну, накренился, но удержался на плаву. Воины бросились выбрасывать тюки с добычей. Одна баржа едва не налетела на «Вепря», но Эгиль изо всех сил налёг на руль, и корабль ушёл от столкновения. Перегруженная баржа, накрытая следующей волной, ушла под воду, словно стальная наковальня. Ингельд размышлял, видя, как стихия губит остальные корабли: «Сначала мы потерпели поражение, а теперь вся взятая добыча опускается на дно. Это конец. Но, даже если мы выживем…».
        Вернуться в свои земли, оставленные и опустошённые. Что ждёт его там, без сильного войска, без добычи? Теперь он ниддинг - изгой. Может поклониться в ноги королю, которого он предал и тот пощадит? Вряд ли.
        Ингельд сквозь стену брызг разглядел Эгиля, тот передав руль помощнику, хватаясь за корабельные скамьи, пробирался на нос корабля. Горбун сделал очередной прыжок и остановился, неподалёку от конунга.
        - Я вперёд, с кормы ничего не видно, а сейчас нужно знать, что у нас под килем! - вечно недовольный кормчий, на этот раз улыбался.
        От этой улыбки Ингельду ещё больше стало не по себе:
        - Не понимаю!
        - Впереди бухта, нужно пробраться к ней и переждать бурю!
        Ингельд, не разделявший радости главного кормчего, пытался разглядеть бухту, о которой говорил горбун. В этот момент, идущий параллельно с «Вепрем» драккар, накрыло волной. Корабль покосился, и завалился на бок. Ингельд и Эгиль смотрели, как море забирает барахтающихся в волнах людей.
        Кормчий и конунг переглянулись.
        - Мне пора! - крикнул Эгиль и рванул вперёд.
        В этот момент сильный удар потряс судно. Ингельд видел, как одноглазый кормчий ударился о борт корабля. Мачта треснула и рухнула, едва не утащив за собой конунга. Палуба под ногами ходила, он едва успел ухватиться за канат. Новая вспышка ослепила вожака данов, раскат грома заложил уши.
        - Налегайте на вёсла, бездельники, если не хотите, что бы рыбы жрали ваши потроха! - послышался приглушённый крик.
        Эгиль, по-прежнему, руководил командой, Ингельд вздохнул с облегчением. В этот момент судно накренилось, и вода хлынула с правого борта.
        - У нас течь! - заорал кто-то.
        Ингельд бросился к месту, где образовалась пробоина. Несколько человек пытались заткнуть ее, чем придётся, кто-то вычерпывал воду. Люди боролись за свои жизни. «Если мы выживем, я пойду к королю. Меня он не пощадит, но моих людей не тронет» - вознося молитвы, конунг вместе со всеми вычерпывал воду. Корабль продолжал погружаться.
        Несколько крючьев упали на палубу. Они поползли к бортам, словно огромные крабы, верёвки, на которых они висели, натянулись и «Вепря» потащило в сторону.
        - Заберите меня в свои норы, чёрные дварфы[35 - Дварфы (миф.) - тёмные эльфы в скандинавской мифологии. Маленькие существа, живущие под землёй.]. Это ты, старый обжора, - откуда-то сбоку раздался хохот Эгиля.
        Оказавшийся рядом драккар, зацепив, «Вепря» абордажными крючьями и помог тонущему «собрату» удержаться на плаву. Кормчий «великодушного соседа» - Берси, не слыша слов одноглазого, что-то кричал своим гребцам, держась за рулевое весло. Воины с «Вепря» уже прыгали на палубу корабля-спасителя. Прикованные цепью пленники, молили о помощи, но их никто не слушал.
        Вскоре все викинги и сам конунг покинули борт тонущего корабля. Последним перебрался Эгиль.
        - Ты очень вовремя, толстяк, - горбун схватил Берси за затылок и притянул к себе. - Знал бы ты, как я рад тебя видеть.
        Берси, маленький крепыш с толстой шеей и торчащей во все стороны сосульками бородой ощерился:
        - Плыл мимо, смотрю…
        - Довольно, пора рубить канаты.
        Эгиль не успел договорить. Страшный удар потряс оба судна, многие попадали с ног. Корабль, принявший на борт людей конунга, буквально, развалился пополам, рифы на этом участке торчали повсюду.
        В считанные минуты пучина поглотила всех.
        Оставшиеся пять кораблей уцелевшие после шторма в течение трёх дней пережидали бурю. Даньша видел смерть конунга и его людей, видел, как шли ко дну и другие драккары флотилии. Корабль, на котором везли Даньшу, один из последних добрался до спасительной бухты.
        Когда буря утихла, Даньша приподнялся на локтях и вытянул шею. Он рассматривал уцелевшие суда и незнакомую землю. Каменистые берега, холодные, голые, поросшие редкими кустами и мхом, одновременно радовали и пугали. «Что теперь будет? Что меня ждёт?». Ещё один пленник, осматривая окрестности, мучился такими же вопросами. Но, помимо этого, в голове Лейва засела ещё одна мысль: «Как же мне до тебя добраться?». Пожилой пленник уже давно приметил вихрастую голову, торчащую над бортом соседнего корабля.
        2
        Когда ярл Скегги - владелец местечка под названием Бай Хвалер, крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, с круглым, как шар лицом и приплюснутым носом поклялся в верности Ингельду, его хирд насчитывал пятьдесят шесть викингов. Вернувшись из похода, Скегги лишился одного из двух своих драккаров и потерял две трети людей. Почти всё награбленное во время шторма выбросили за борт, а уцелевший драккар требовал ремонта. Словно раненный зверь, добравшийся до собственного логова, Скегги зализывал раны. Единственным приобретением ярла, после раздела добычи, стали двенадцать выживших пленников. Чтобы отремонтировать корабль, Скегги решил продать десятерых. Местные бонды, даже не слишком богатые, охотно покупали пленников-славян. В любом, даже маленьком хозяйстве, всегда не хватает рабочих рук. Оставшихся двоих Скегги решил использовать в китобойном промысле, но ярл кое-что не учёл.
        Вандис - его молодая жена заявила, что ей нужен трель для воспитания детей. Старый наставник-финн уже не справлялся с двумя подрастающими сыновьями Скегги, и Вандис потребовала ещё одного помощника. Как Скегги не старался отговорить супругу, жена настояла на своём. Скрепя сердце, Скегги согласился, уступив одного из оставшихся пленников. Этим пленником оказался Лейв.
        Как-то утром ярл решил прогуляться. Он встал рано и вышел во двор. Вечное брюзжание Вандис и крики детей в последнее время порядком утомляли мужчину. «До чего же женщины бывают глупы, - рассуждал Скегги, ёжась от холода. - Конец весны, начинается охота на китов, когда нужны каждые рабочие руки, а она думает об удобствах». Скегги сильно корил себя за неудачный поход, в в ходе которого потерял почти всё: «В последнее время я только и делаю, что подсчитываю убытки».
        Тихий голос прервал размышления мужчины:
        - Прости, господин, что отвлекаю, но я хотел просить отдать мне одного из пленников».
        Скегги обернулся и увидел Сакса-кузнеца.
        - Да вы, что тут, все сговорились!? Одной подавай нянек, другому…, - ярл замер на полуслове. - Постой, ты хочешь взять ученика?
        Перепачканный сажей Сакс нервно теребил заплетённую в косу бородку. Этот кузнец трудился на ярла уже семь лет, Скегги привёз его из Британи. Неказистый с виду трель оказался ценным приобретением. Он умел делать оружие, и, поэтому, занимал в хозяйстве ярла особое положение.
        - Этот юноша уже работал в кузнице, - Сакс коверкал слова. - Я говорил с ним и думаю, что смогу его обучить.
        Лицо Скегги расплылось в улыбке. Хороший мастеровой всегда полезнее обычного мяльщика кож. Если парень научится ковать наконечники копий и делать мечи, от него будет гораздо больше проку, Скегги почувствовал запах наживы. У народов, живущих войной, оружие всегда ценилось выше прочих товаров.
        - Забирай, но я хочу видеть результаты, - ярл ухватил Сакса за ворот рубахи и притянул к себе. - Если от него не будет проку…
        3
        Жизнь треля лёгкой не назовёшь. Правда, те, кто попадал в хозяйство к бондам-землепашцам, в основном, трудились на полях, пасли скот и ловили рыбу. Хозяева этих трелей сами гнули спины и для них купленные рабы становились чуть ли не полноправными членами семей, а вот пленники, которые попадали в рабство к богатым землевладельцам и знати…
        Свежевать туши убитых кашалотов, выделывать их кожу, стоя по колено в ледяной воде, собирать гагачий пух на покрытых помётом птичьих базарах, убирать нечистоты и останки рыбного промысла - работа не для каждого. Холод, сырость и вонь, не многие выдерживали такое. Так, что Даньше, получившему работу в кузнице, многие невольники могли лишь позавидовать. Мастера ценились высоко и имели ряд привилегий: хорошая еда, тёплая одежда, сносные условия проживания. Тот, кто приносит прибыль хозяину, требует затрат и тут Скегги не скупился. И хотя трудиться приходилось почти свободное время, мастеровым завидовали все, или почти все. Лейву ставшему нянькой двух сыновей хозяина, повезло не меньше. Хотя кто сказал, что воспитывать волчат, лёгкое дело?
        - Уффо! Фрото! Идите сюда.
        Два белобрысых мальчугана, такие же плосконосые и круглолицые, как и их папаша, подбежали к пожилому наставнику.
        - Мы будем сегодня играть в воинов, или поплывём за сокровищами?
        - Нет, я слишком устал и у меня болит спина, - мужчина ухватился за поясницу. - Но, если хотите, я расскажу вам историю о морском чудовище, которое похитило прекрасную деву, а отважный воин отправился на её поиски.
        - Да! Да! Хотим! Расскажи!
        От крика мальчишек у Лейва звенело в ушах. Глядя на детей он вспоминал свою молодость, вспоминал другого мальчика, которого он когда-то растил: «Где теперь Лучезар? Добился ли он своего?». Лейв не винил бывшего хозяина за то, что произошло, но не выполненный приказ тяготил старого воина.
        Вандис, видя привязанность сыновей к новому воспитателю, ликовала: «Скегги жадный и глупый. Этот трель - настоящий клад. Он так ловко обращается с детьми, знает столько игр и историй. Почему мужчины так упрямы?». Вспоминая, сколько усилий она потратила, чтобы уговорить мужа отдать ей этого пленника, Вандис качала головой. Если сам Скегги-ярл имел вид довольно таки непривлекательный, то Вандис даже самые лютые недруги называли красавицей. Лейв даже сравнивал её с мифической Гердой, принесшей себя в жертву[36 - Герда - красавица-великанша. Согласно приданиям согласившаяся стать женой влюблённого в неё бога плодородия Фрейера, лишь только после того, как посланец Фрейера - Скирнир посулил наложить на нее заклятие уродства и вечного изгнания. (миф.)]. Величавая и прекрасная, жена ярла наблюдала за играми сыновей и почти с нежностью взирала на их нового наставника: «Старого Финна, я прикажу прогнать. От него никакого толку, только брюзжит и ругается. Пусть муж забирает его, а Лейв (Вандис в отличие от принятых правил, называла воспитателя своих детей по имени) вполне справится и один». Предвкушая
гримасу, которая появиться на лице отставного слуги, Вандис расхохоталась. Новый раб продолжал резвиться с детьми.
        4
        Лейв действительно привязался к детям, но не забывал о данном ему поручении: «Человек, которого я должен убить, здесь, рядом». Когда он увидел Даньшу на палубе соседнего корабля, в бухте, после шторма, он испытал облегчение. Когда узнал, что и он сам, и его будущая жертва попали в услужение к одному и тому же хозяину, Лейв не поверил в свою удачу.
        Юноша работал на кузнице, а Лейв строил планы.
        Он больше не допустит ошибки, как тогда, в первый раз, когда он, пробравшись в лагерь конунга, позабыл об осторожности. Тогда люди Ингельда легко обнаружили Лейва и связали. Если бы конунг не погиб во время шторма вместе со своим горбуном-кормчим, кто знает, как бы поменялась судьба убийцы-неудачника. Сейчас он просто трель в доме местного ярла, и он выполнит поручение бывшего хозяина.
        Даже здесь в стране воинов, где полным полно копий, топоров и клинков, достать подходящий экземпляр оказалось не просто. Люди не разбрасывают то, от чего зависит их жизнь, на поиски оружия ушел целый месяц.
        - Пиво в твоём животе урчит, и от этого у тебя трясутся руки, Гунар, - сутулый мужчина с кривым носом и бледным лицом набивал живот мучной болтушкой. Он сидел, скрючившись над огромной миской, и запивал мутное варево медовухой. Ещё дюжина викингов Скегги хлебала пиво и поедала огромное количество снеди, наваленной на стол. Не поскупившись, Скегги устроил пирушку в честь завершения охоты на китов. Перед столом, покачиваясь стоял пузатый здоровяк и громко рыгал.
        - Как бы не тряслись мои руки, они никогда меня не подводили, - здоровяк, которого назвали Гунаром, подошёл к стене и сорвал, висевший на ней небольшой топорик. - И сейчас я вам это докажу.
        Мужчина занёс оружие над головой, пошатнулся и чуть не упал. Сидевшие за столом воины хохотали, подзадоривая пьяного толстяка. Вандис, сидевшая в самом углу, с неприязнью поглядывала на гуляк. Хозяин пирушки, тоже изрядно захмелевший, лишь глуповато улыбался.
        - Ставлю медвежью шкуру, против твоего пояса, что ты не сможешь попасть в этот столб, - продолжал умиляться кривоносый.
        - Мой пояс стоит дороже медвежьей шкуры, и ты это прекрасно знаешь, Атли. Я купил его у арабского купца в Хедебю[37 - Хедебю - торговый порт Дании в эпоху викингов.] и заплатил серебром.
        - Ха! Тебя обманули и всучили подделку. Твой пояс украшен обычными бляхами из меди, он ничего не стоит.
        - На, посмотри!
        Рассвирепевший Гунар рванул с себя пояс и швырнул в лицо обидчика. Атли, которому пряжкой рассекло бровь, вскочил, перевернув стул:
        - Я не посмотрю, что ты пьян, толстяк! Ты пожалеешь, что так поступил!
        В одно мгновение Скегги протрезвел и рявкнул так, что оба буяна притихли:
        - Я не хочу крови в моём доме и не позволю вам рвать друг другу глотки по пустякам. Если решил показать своё мастерство, Гунар, показывай, а ты, Атли оставь его в покое.
        Два грубияна, ещё какое-то время косились друг на друга, но вскоре присмирели. Гунар встал стойку, изловчился и, резким движением метнул топор в торчащий из земляного пола столб. Топор пролетел мимо цели и грохнулся о стену. Все захохотали. Недовольный Гунар, принялся оправдываться, но его не слушали. Несколько человек заняли место неудачника и тоже принялись метать топоры в цель. Вандис покинула место пиршества, а Лейв, который прислуживал хозяйке за столом, спрятался за дверью. Праздник длился ещё несколько часов, пока гуляки не попадали с ног. Под громкий храп и сопение Лейв выбрался из своего укрытия. «Где-то здесь, - старик ползал по полу, шаря в темноте руками. - Есть. Нашёл». Мужчина поднял с земли оброненный клинок. Когда Гунар сорвал с себя пояс, из его складок выпал нож. Захмелевший хозяин этого не заметил, зато заметил следящий за здоровяком Лейв.
        Старик выбрался на улицу и в свете луны осмотрел находку: клинок с листовидным лезвием, прямой гардой и чуть изогнутой рукоятью из ясеня. Лейв огляделся и поспешил в своё жилище. Он смазал лезвие китовым жиром, бережно завернул нож в тряпицу и спрятал под большим камнем. Он снова приготовился ждать.
        5
        - Ты не разочаровал меня, кузнец.
        Когда Сакс сообщил об успехах ученика, ярл лично явился в маленькую кузню. Он рассматривал новый меч, сияя от удовольствия, оружие сидело в руке как влитое, радовало глаз. Ярл взмахнул рукой, шагнул в сторону, рубанул наотмашь, а затем сделал резкий выпад, Сакс и Даньша невольно отпрянули. Скегги презрительно хмыкнул и вогнал меч в ножны, на его круглом лице красовалась улыбка:
        - А это что за завитушки? - ярл поднёс меч к лицу, прищурился. - Похоже на птицу.
        Скегги с интересом разглядывая рисунок.
        - Это орёл, клюющий мясо, - ответил Сакс.
        - Орёл? Раньше ты ничего подобного не делал.
        - Это всё благодаря ему, - кузнец указал на Даньшу. - До того как попасть сюда… - Сакс осёкся - …раньше я делал гравировку сам, но сейчас не могу. Мои глаза видят хуже, а он, когда я объяснил что нужно делать, сумел.
        Ярл перевёл взгляд на молодого треля. «Этот мальчишка - самое ценное из всего, что мне удалось привести из этой злосчастной страны, гравировка значительно повысит цену оружия». Сакс искренне радовался за ученика, но Даньше было не по себе. Он стоял, опустив голову, не зная радоваться ему, или нет. Столько времени и сил ушло на ковку, не меньше было потрачено на то, чтобы сделать рисунок, и сейчас, понимая, что он никогда больше не увидит свой первый меч, Даньша от досады покусывал губы.
        - Ты молодец, - обычное пренебрежение исчезло из взгляда хозяина. - Я награжу тебя. Эй,… - Скегги окрикнул стоящего во дворе прислужника. - В жилище этих трелей много дыр и щелей, подай сюда мою куртку.
        Сопровождавший Скегги мужчина протиснулся в дверь. Перед тем как войти в кузнецу, ярл отдал слуге верхнюю одежду.
        - На, держи, - хозяин протянул парню куртку из козьего меха. - Не хватало ещё, чтобы такой ценный трель заболел.
        - Благодари, - Сакс подтолкнул Даньшу вперёд. - Он ещё плохо понимает язык.
        Юноша принял дар и глуповато улыбнулся. Сакс потянул парня на себя.
        - Ну, так учи его быстрее, теперь у него будет много дел.
        - Хорошо, господин. Он очень способный, скоро он сможет понимать всё, что ты говоришь.
        - Главное, чтобы он мог работать.
        Когда Скегги выходил из кузницы, недобрый взгляд Даньши и его стиснутые зубы говорили о том, что молодой трель не так уж и плохо понимает язык своих господ.
        6
        Со временем дела пошли в гору. Удачная экспедиция к Северному морю, закончившаяся охотой на кашалотов принесла Скегги прибыль. Ярл доставил большую партию кож и китового жира в Хедебью, где продал с немалой выгодой. Тут же он продал несколько мечей, изготовленных Саксом-кузнецом и его новым подмастерьем. Благодаря красивой гравировке, оружие шло по двойной цене, Скегги ликовал.
        Пополнив поредевший хирд десятком воинов, которых удалось завербовать в Хедебью, Скегги отправился в очередной поход. Не рискнув связываться с лютичами и поморянами[38 - Лютичи и поморяне - названия западно-славянских племён населявших побережье Балтийского моря.], Скегги обогнув их земли, разграбил несколько прусских деревень. Потеряв в боях двух воинов, Скегги взял неплохую добычу: сотни куньих и бобровых шкурок, зерно и две дюжины невольников заполнили палубу драккара. Правда по дороге домой, Скегги едва не столкнулся с двумя нурманскими судами, но сумел избежать встречи, вовремя укрывшись в одной из бухт. Не возвращаясь домой, Скегги снова наведался в Хедебью и сбыл весь товар по приемлемым ценам. На полученные деньги, ярл Бай Хвалера собирался построить новый корабль и, чтобы Вандис не выкинула очередную глупость, Скегги решил задобрить жену. Дорогое ожерелье и пара браслетов, были куплены в подарок. Не забыл Скегги и о детях. Две маленькие лошадки, которых он купил у восточных купцов, едва сумели уместиться на палубе драккара. Вандис приняла дары с обычной невозмутимостью, хотя Скегги всё
же заметил радостный блеск в глазах жены. Что же касается Уффо и Фрото, то, увидев маленьких коней, те визжали от радости. С того дня, едва ли не каждый день, мальчики под присмотром Лейва выезжали на конные прогулки. Не любившая лошадей Вандис, поначалу волновалась, но, потом, доверилась новому трелю и отпускала с ним сыновей без сопровождения.
        - Фрр! Иди сюда, - Лейв ухватил лошадку за узду, животное дёрнулось, скосило глаза. - Не бойся, это не больно.
        Лейв накинул узду на сук и зашёл сбоку, другая лошадь внимательно наблюдала за действиями человека. Уффо и Фрото играли поодаль. Лейв нервничал: «Если кто-нибудь за мной наблюдает, мне сложно будет объяснить, что я делаю». Он огляделся.
        Побережье, покрытое редколесьем, простиралось до самой воды. Снег лежал повсюду ровным пластом, и лишь ровная вереница следов с той стороны, откуда они явились, извилистой дорожкой разрезала белую гладь. Пожилой наставник распахнул куртку и достал из-за пазухи свой недавно обретённый «трофей». Развернув тряпицу, которой был обёрнут нож, Лейв снова огляделся. Сыновья Скегги убежали далеко и кувыркались в снегу, словно маленькие медвежата. Лейв присел, и, ухватив лошадку за голень, потянул. Когда копыто оторвалось от земли, мужчина всадил нож под подкову и с силой рванул на себя. Животное дёрнулось, жалобно заржало. Оторванная подкова упала в снег, Лейв поднял её, зашвырнул подальше и огляделся. Уффо и Фрото продолжали барахтаться в снегу.
        «Теперь главное убедить Вандис отправить к кузнецам именно меня, - Лейв посмотрел на своё единственное оружие. - Лучше бы это был топор или обломок копья. Но ничего, сгодиться и это». Он снова обернул нож тряпкой и убрал за пазуху. Теперь-то уж он доберётся до злосчастного мальчишки.
        7
        «Его здесь только не хватало, принесла нелёгкая. Стоит ему появиться, жди беды». Когда Лейв зашёл в кузнецу и попросил Сакса-кузнеца перековать хозяйскую лошадь, Даньша почувствовал, как у него затряслись колени. За всё время, пока Даньша был невольником Скегги, он лишь пару раз видел своего старого знакомого. Поначалу он думал, что Лейв давно служит ярлу, но потом, поняв, что этот человек тоже раб и попал сюда недавно, Даньша сильно удивился. Он расспросил своего учителя, но тот тоже ничего не знал.
        Сейчас, отойдя в сторону, молодой кузнец внимательно слушал, о чём наставник беседует с незваным гостем.
        - Хозяйка велела перековать лошадь сегодня, - Лейв нервничал.
        - Но у меня нет таких подков. Эти лошади такие крохотные.
        - Это особые лошади. Если к утру…
        Не рискнувший спорить со слугой Вандис, Сакс окликнул Даньшу, юноша подошёл. Заметив, что прибывший даже не смотрит в его сторону, молодой кузнец почувствовал, что ещё сильнее ощущает волнение и страх: «Кто он, это человек? Он точно преследует меня».
        - Тебе придётся выковать новую подкову. Нужно сделать это быстро.
        - Хорошо, - Даньша впервые встретился глазами со своим врагом.
        «Мальчишка почуял неладное, - Лейв ощутил холодные капли, текущие по спине. - Их двое, оба крепкие». Мужчина посмотрел на бугристые мышцы на руках бритоголового и перевёл взгляд на Даньшу. Парень также не уступал Лейву в росте. «Чего это я? Они лишь жалкие трели, - Лейв попытался подавить волнение. - Придётся убить обоих». Даньша склонился над корзиной, ища нужную заготовку. Лейв вытащил нож: «Пора».
        - Берегись! - Даньша, который лишь делал вид, что не смотрит на Лейва, ткнул Сакса плечом.
        Бритоголовый отлетел в сторону, опрокинув корзину с инструментом. Запнувшись о лежащий под ногами хлам, Лейв чуть не упал на мешки с углём. Он выронил нож, но сразу же схватил его, зарычав от злости. Горсть золы, которую Сакс швырнул Лейву в глаза, на мгновение ослепила. Мужчина снова зарычал, утёрся рукавом, сплюнул и шагнул наугад. Сквозь пелену, окутавшую взор, он разглядел Даньшу, тот выбрался из-за кучи угля. Сакс встал на пути Лейва. Мужчина прыгнул, сделал ложное движение, и, когда противник, поддавшись на уловку, дёрнулся, полоснул ножом. Рубаха кузнеца покраснела от крови, Сакс упал. Лейв пнул бритоголового по лицу и двинулся вперёд. «Добью потом - мысли путались, дышать становилось тяжелее. - Годы своё берут». В этот момент Лейв снова увидел Даньшу, тот стоял, прикрываясь тяжёлыми кузнечными щипцами.
        Скрипнула дверь, Лейв не поверил своим глазам. Один из людей Скегги, стоял на пороге кузницы.
        - А ну, стой! - вошедший, косматый здоровяк, заревел как бык. - Брось нож, трель, а то проткну как свинью.
        Недолго думая, вошедший вытащил меч. Увидев перед собой бывалого воина, Лейв почувствовал отчаяние. Его грудь ходила ходуном, сердце неистово стучало. Стиснув зубы, Лейв решил сделать последнюю попытку и бросился к перепуганному Даньше. Вступив в лужу крови, которая растеклась возле лежавшего неподвижно Сакса, Лейв снова едва не упал. Он пошатнулся, ухватившись за горячий бок кузнечной печи, жуткая боль пронзила руку. Лейв снова рванулся вперёд, вырвал из рук Даньши щипцы и…
        Сильный удар поверг нападавшего на колени, вошедший воин обрушил своё оружие на затылок Лейва. Понимая, что ярлу может не понравиться, если кто-то убьёт его треля, здоровяк бил плоской стороной меча, Лейв завалился на почерневший от копоти пол.
        - Хозяин даёт вам слишком много воли, - воин подошёл к Саксу-кузнецу и потыкал его ногой. - Живой?
        Лежавший застонал, Даньша бросился к наставнику и зажал его рану руками.
        - Лучше перевязать, а этого - воин указал на Лейва - свяжи.
        Косматый ударил несостоявшегося убийцу ногой и вышел на улицу.
        8
        Дубовые колодки не доставляли таких страданий, какие доставляли холод и ветер. Прочнее любых оков тело сжал холод. Лейв стоял на коленях посреди небольшой площадки, расположенной посреди двора. Шея и руки примёрзли к затвердевшему дереву, разодранная на груди рубаха и штаны прилипли к телу и совсем не грели. Сначала он пытался шевелиться, напрягал мышцы, чтобы разогнать застывающую кровь, но с каждой минутой силы оставляли его.
        Когда Скегги узнал о том, что престарелый трель тяжело ранил Сакса-кузнеца, он пришёл в бешенство. Только заступничество Вандис спасло Лейва от неминуемой смерти. Женщина закатила настоящую истерику, узнав, что муж собирается лишить её слугу жизни. Скегги воздержался от скорой расправы, но совсем избежать наказания Лейву всё же не удалось.
        Свет луны переливался в водовороте снежинок, поднятых порывами ветра. Голова повисла, глаза смыкались сами по себе. Снежинки падали на голову, застревали в волосах, таяли, стекая по бороде на грудь. Тёмное пятно замаячило вдали. Оно двигалось, росло, увеличиваясь в размерах. «Не думал, что у смерти человеческий лик, - Лейв усмехнулся. - Это ты, старуха Хель[39 - Хель - хозяйка царства мёртвых. (миф.)] пришла забрать меня в своё царство?».
        Фигура остановилось, вытянула руки, Лейв зажмурил глаза. «Сейчас её пальцы сомкнутся на моём горле, и она потащит, потащит меня вниз…». В нос ударил приятный запах, в носу защекотало, на губах выступила слюна. Незнакомец прижал к губам Лейва чашу, и тот ощутил приятное тепло. Лейв сделал глоток, затем ещё… Похлёбка текла по бороде. Еда - мясное варево оказалось чуть тёплой и имела кисловатый привкус, но Лей ел жадно, позабыв обо всём. Незнакомец, которого пленник принял за злую колдунью, откинул капюшон, и вместо пустых глазниц, гнилых зубов и почерневшей кожи (именно такой представлял Лейв царицу загробного мира), Лейв увидел встревоженное лицо Даньши.
        Он шагал, высоко поднимая колени, стараясь попадать в собственные следы. Дорожку, по которой он пришёл, уже изрядно замело. Даньша ёжился, скрестив руки на груди, зубы его стучали. Тёплую куртку, которую Скегги подарил ему накануне, он оставил закованному в колодки Лейву, хоть и понимал, что это может его выдать. Почему он сделал это? Зачем помешал умереть врагу?
        Накануне он долго ворочался, стараясь уснуть, но сон не приходил. Кто же он такой, этот старик, так стремительно вошедший в его жизнь. Из-за этого человека он, Даньша стал рабом, из-за него едва не погиб? Даньша понимал, что должен ненавидеть старого варяга, но… На соседнем лежаке мирно посапывал Сакс. Кузнец потерял много крови, но сейчас, так сказал приглашённый Скегги целитель, его жизни ничего не угрожает.
        Даньша поднялся, вылил в глиняную плошку остатки трапезы, которой накануне потчевал раненного наставника, накинул подаренную ярлом куртку и вышел во двор. Холод безжалостно жалил, но Даньша и не думал возвращаться. Он быстро разыскал замерзавшего Лейва и накормил. Очень долго пришлось растирать застывшее тело старика, наконец, пленник окончательно пришёл в себя.
        Даньша не задавал вопросов, Лейв всё рассказал сам: о княжиче Выборе, о проклятье Вышеславы и о жестоком приговоре единокровного брата. Подобная правда привлекала и пугала одновременно. Внезапно обретя брата, молодой кузнец приобрел и смертельного врага.
        Он провёл с Лейвом больше часа и теперь возвращался в свой убогий домик. Дорога вела вдоль берега, и юноша вышел к морю. Снег перестал падать, горизонт очистился, волны набегали на берег, пенились, разбиваясь о прибрежные камни. Молодой трель стоял на возвышенности и смотрел вдаль.
        ***
        Когда снежная гладь сливается с пеной облаков, а разница между землёй и небом становится незаметной, то кажется, что весь мир так же един и полон. Как кубок наполненный до краёв, человеческая душа переполняется волнением, радостной истомой, и хочется кричать, петь и веселиться. Ты забываешь о трудностях, заботах и тревогах и погружаешься в общую картину, которая чиста и прекрасна. И не важно, человек ты или зверь, хозяин или раб, ты забываешь о тревогах и чувствуешь, что скоро всё переменится к лучшему. Юноша зажмурился, на мгновение затаил дыхание и открыл глаза. Белая точка показалась на горизонте. Она приближалась, и Даньша различил очертания корабля.
        Книга вторая
        По следу ветра
        Глава первая.
        Послы новгородские
        1
        Пожелтелые листья кружили в струях тёплого ветра и падали на пропитанную росою землю. Лес шелестел, издавая причудливые звуки. Деревья отбрасывали длинные тени на стоявший у берега корабль, неподалёку от которого путники расположились на постой. «Поздно листья опадать стали, жди морозов», - грузный мужчина средних лет сидел на замшелом пне возле затухающего костра и ворошил прутиком остывающую золу. Время от времени он тёр рукавом глаза и небрежно отмахивался от комаров. Мелкие кровососы зудели, но напуганные едким дымом не решались подлететь ближе. Протяжные звуки разрезали баюкающую тишину: журавлиное курлыканье раздалось над лесом. Мужчина вытянул шею.
        - Низко летят перелётные, зима не за горами. Успеем дело до холодов справить, нет ли?
        - А чего ж не успеть-то? Мужики говорили, что до Велиграда этого не больше двух дней плыть.
        Светловолосый паренёк лицом и фигурой сильно смахивал на взрослого спутника.
        - Какие ещё мужики?
        - Кудя с Пырей.
        - Много он понимает, Пыря твой, да и не в том дело. До столицы доберёмся, а что потом? Чует сердце, нет там наших княжичей.
        Паренёк пожал плечами и потянулся за котелком:
        - Похлебал бы ушицы, бать, уж сутки ничего не ешь, - от варева поднимался пар. - С дичиной да кореньями, точь-в-точь как любишь. Твой костёр, вон уж потух, а мужики ещё варят.
        Мужчина словно не расслышал слов сына.
        - Коль нет в Велиграде Умилиных сынов, дальше поплывём, если зима не помешает.
        Озар, так нарекли его при рождении, хотя многие знали гостомыслова посланника под другим именем. Дядька Гончак, это прозвище прилипло к умелому охотнику, когда будучи ещё совсем юным, он сыскал славу непревзойдённого следопыта. Уходя на промысел, даже в самый неудачный сезон, Гончак всегда возвращался с добычей. Многие из бывалых нахваливали способного парня, но были и такие кто просто завидовал, даже обвинял в сговоре с лесными духами. Вобщем разное бывало, но, Гончак считался лучшим, и тому были причины. Шли годы, слава лучшего следопыта обрастала новыми и новыми легендами. Сам Озар часто посмеивался, когда его в колдовстве обвиняли, просили секрет открыть, как он в непогоду (хоть в дождь, хоть в мороз), любой след разыскать может, и не просто след разыскать, но и самого зверя настичь и взять. «Мой секрет - говорил Гончак - в терпении да упорстве». Только мало кто верил, думали, что не договаривает. Правда, нашёлся один, который поверил. Князь Гостомысл призвал бывалого охотника к себе, Озар явился.
        - Слава о тебе ходит, - заявил князь. - И слава разная.
        - Не всему верь, князь, что говорят.
        - А я и не верю. Ты зверьё всякое ищешь и нет тебе равных.
        - Говорят, - Гончак смутился.
        - И нет на то у тебя никакого секрета.
        - Нет секрета, князь, не обессудь.
        - А, ежели понадобится, человека сможешь сыскать?
        Гончак нахмурился.
        - Было время, сын у меня пропал, - Гостомысл вздохнул полной грудью. - Выбор, может, слыхал?
        Гончак кивнул. Кто в Новгороде не слышал печальную историю княжьего рода.
        - Знал бы я тогда о твоих умениях, раньше бы к тебе обратился, - продолжил Гостомысл.
        - Так я ж тогда молодым был.
        - Ну да, но сейчас, - князь вскинул голову. - У самого-то, дети есть?
        - Сын у меня, Смагой зовут.
        - Ну, тогда слушай меня Гончак-следопыт. Сына своего я не сыскал, оттого беды большой хлебнул, теперь же, надо мне внуков найти. Ты для этого дела, думаю, лучше всех сгодишься.
        Озар нахмурился:
        - Так, я же по зверью, да дичи разной…
        - Твой секрет в терпении. Так ты людям говорил? - Гостомысл глядел на следопыта искоса.
        - Так, но…
        - А если так, то дам я тебе людей, садись в лодку да плыви. Много лет назад отдал я дочь за князя бодричей Годлюба. Нужно мне, чтобы ты детей их нашёл, хочу им княжение своё передать. Так что запасайся терпением, бери след, да не упускай. Наёдёшь внуков, награжу, и тебя, и сына твоего.
        Так простой охотник Озар возглавил княжье посольство.
        Взял Гончак в далёкую страну, лежавшую на берегах холодного Варяжского моря, сына своего - Смагу. «Княжью награду надо заслужить, - решил следопыт. - Пусть парень расстарается, заодно и опыта наберётся».
        - Есть-то, будешь?
        Гончак встрепенулся, Смага снова протянул отцу котелок с ухой.
        - Потом. Только не выливай, на ладью снеси, плыть пора.
        Шагах в ста от места, где шла беседа, на берегу реки возле ладьи с опущенным парусом суетились несколько мужчин. Увидав, что Гончак поднялся, путешественники поспешно взошли на корабль. Смага со своим котелком забрался на ладью последним.
        2
        Много лет назад даны разрушили столицу бодричей Велиград. Они казнили его правителя, большую часть жителей уничтожили, многих пленили, но город отстроили вновь. Именно сюда, к князю вновь отстроенного города, направились новгородские послы.
        Мстивой, высокий мужчина, с морщинистым лицом смотрел на прибывших с интересом:
        - Когда конунг Годфрид расправился с Годлюбом, Умилу с обоими сыновьями так и не нашли. Даны искали их повсюду.
        - Не могли же они бесследно исчезнуть. Любое существо оставляет следы.
        - Их прятали жрецы Арконы, а появились они спустя шестнадцать лет.
        - Арконы?
        - О Руяне ходит много легенд, и многое из того, что говорят - правда. Аркона не просто главный город острова Руяна, это город-храм. Все мужчины там либо жрецы, либо воины. Хотя какие они воины. Разбойники, такие же, как нурманы и свеи, зимуют на островах, а летом совершают набеги на соседей. Варягов с Руяна называют русами.
        - И на них нет никакой управы.
        - Варяги-Русь лучшие воины Поморья, но их сила не только в мечах и копьях. Русы отдают часть добычи храму, и жрецы покровительствуют им. Боги Арконы священны, поэтому никто не решается вторгнуться с войском в главную святыню Балтии.
        - Так ты сказал, что Умила появилась спустя шестнадцать лет?
        - Не Умила, а её сыновья. Старший Рюрик заключил союз с нурманским ярлом Харальдом и прибыл ко двору короля Людовика[40 - Людовик Благочестивый - король франков из династии Каролингов.] в сопровождении варяжской дружины. Он заявил, что его род должен править этими землями.
        - Ты имеешь ввиду…
        - Род Годолюба потерял право на престол. Теперь этот трон мой, - Мстивой сжал кулаки. - Многое поменялось. Мы больше не вассалы короля франков.
        - Что ответил Людовик? - перебил Гончак.
        - Король не признал притязаний Рюрика и его братьев. Зачем ему какой-то беглый разбойник? Да, если бы и признал…
        - Братьев? Ты сказал братьев?
        - Когда Умила покинула Велиград, она ждала ребёнка. Третий сын Годолюба родился на Руяне. Король отверг просьбу Рюрика, но обещал поддержку в войне с данами.
        Гончак склонил голову, задумался. Так он просидел довольно долго, князь, не выдержав, сорвался:
        - Много воды утекло с той поры. Теперь мы в союзе с данами воюем против франков, но, Рюрик по-прежнему ненавидит данов: мстит за смерть отца. Если найдёшь его и уговоришь принять предложение вашего князя, я буду тебе обязан! Эти варяги не дают покоя никому. Они грабят данов, но посматривают и в нашу сторону. Всем станет лучше, если они покинут эти земли.
        - И где же мне искать этих варягов Русь? - поинтересовался Гончак.
        Князь подавил улыбку:
        - Ты сказал, что любое существо оставляет следы, но это не так. Искать варяга в море, всё равно, что преследовать ветер. Сегодня их корабли здесь, а завтра…
        Гончак поднялся. Его спутники тоже вскочили с мест.
        - Спасибо тебе, князь, я узнал, что хотел, а теперь нам пора.
        - Дождись зимы, новгородец, и плыви на Руян, Умилины дети вернуться туда с первыми снегами.
        - Нет смысла терять время. Ты сказал, что искать варяга в море всё равно, что преследовать ветер, - Гончак усмехнулся, пригладив бороду. - Значит, чтобы найти внуков Гостомысла, мы поплывём по следу ветра.
        3
        Стрелы посыпались, когда большая часть команды высадилась на берег. Один человек упал, но большинство успело залечь, высокие кусты мешали нападавшим целиться. Люди Гончака отступили к кораблю, сжались в кучу, многие успели прикрыться щитами. Гончак оглядел своих, лица испуганные, руки дрожат. Но вооружились все, кто лук схватил, кто топор, копья да мечи не у многих. «Не воины: купцы да рыбаки, морскому делу обученные. Устоим ли?». Среди прочих выделялись Кудя да Пыря. Эти из княжьей дружины, правда оба молодые, будет ли от них прок? Гончак искал глазами Смагу.
        - Берегись, сзади плывут! - послышалось за спинами. Оглянувшись, старый охотник увидел две длинные лодки, отрезавшие путь к отступлению.
        Прощаясь, Мстивой предупредил новгородцев, что земли, через которые им предстоит плыть населены лютичами.
        - Давно с ними враждуем, лучше им не попадаться.
        - А нам-то с ними чего делить? - заявил Гончак.
        - Ну, смотри сам, посол. Лютичи, что волки, если голодны, никакой дичью не побрезгуют.
        Гончак приказал без надобности не высаживаться, а тут решил рискнуть и на тебе. Словно следом шли.
        Осыпавшие новгородцев стрелами высыпали из кустов, ими руководил высокий воин в длинной кольчуге. Он размахивал мечом, на ходу отдавая приказы. Около дюжины нападавших окружили стоявшую возле берега ладью полукольцом и издали осыпали новгородцев стрелами.
        - Беда, дядька, - к Гончаку подбежал Пыря, губастый верзила с квадратным лицом. Он сжимал в руке щит, по которому нервно постукивал древком копья. - Лютичи это, не устоять нам, похоже окончилось наше плавание.
        - Мало их, может отойдут?
        - Когда лодки подплывут, разом ударят. С теми, что в лодках их больше чем нас, не уёдут, это точно.
        - А ну, прикрой-ка.
        Гончак, наконец-то, разглядел стоявшего неподалёку Смагу. Сын укрылся небольшим щитом и искоса поглядывал на отца. «Молодец, за другими не прячется. Эх, была, не была». Гончак достал стрелу и вскинул лук. Пыря закрыл старого охотника щитом.
        Не только различать следы и загонять зверя умел бывалый зверолов. Взять влёт утку или тетёрку, снять с самой большой сосны рыжую белку, не повредив при этом шкурки, умел дядька Гончак. Он достал из колчана целый пучок.
        - Может не стоит? - промямлил обеспокоенный Пыря.
        - Они уже пролили кровь, - Гончак указал на лежавшего поодаль мертвеца. - Теперь наш черёд.
        Не зря его считали отличным стрелком. Три стрелы, одна за другой, сорвались с тетивы. Вожак нападавших, уклонившись от первой, взял на щит вторую стрелу, но не успел увернуться от третьей. Мужчина осел, крик ликования вырвался из уст новгородцев. Нападавшие на мгновение остановились и замерли. Но раненный поднялся, крикнул что-то, и лютичи бросились вперёд. Воины, плывшие на лодках, уже приблизились к кораблю. Битва началась.
        Гончак отбивался тяжелым топором. Пыря тоже не ударил в грязь лицом, проткнув первого нападавшего копьём, он ловко увернулся от второго и сумел при этом ранить третьего, тут удача изменила молодому дружиннику. Главарь нападавших, полностью оклемавшись от ранения, прорвался сквозь ряды и ударил молодого дружинника копьём. Упав на песок с пробитой грудью, Пыря умер мгновенно. Тяжело дыша, Гончак краем глаза выискивал в своих рядах Смагу, но парень точно испарился. Лютичи прижали высадившихся на берег к ладье, но не могли захватить само судно. Обороной ладьи руководил второй гостомыслов дружинник Кудя. Он ловко орудовал секирой, сбивая в воду одного нападавшего за другим. Конопатый усач громко кричал, но в общем шуме, Гончак не мог разобрать слов.
        Протяжный гул прилетел издалека.
        - Чего это?
        Живой. Гончак заметил, появившегося, откуда ни возьмись, Смагу. Словно камень упал с души. Бровь рассечена, шапка съехала, в глазах блеск, бывалый охотник испытал гордость. Тем временем из-за излучины показалась большая ладья с белым парусом.
        - Труба это, - пояснил Гончак.
        Нападавшие на мгновение замерли, попятились.
        - Отступают, - обрадовался Смага.
        Лютичи отходили к лесу.
        - Чего делать-то будем? И с этими сразимся? - парень указал на большой корабль.
        - Погодим малость, может, не тронут.
        Когда большая ладья поравнялась с кораблём новгородцев, лютичи исчезли в лесу, оставив на берегу обе лодки.
        4
        Несколько воинов, прыгнули на корабль, как только оба судна поравнялись. Все в коротких кольчугах, с мечами и маленькими топориками. Людей Гончака окружили.
        - Сдаёмся мы!
        Гончак и первым бросил топор.
        Покидавших оружие новгородцев согнали в кучу. Широкоплечий воин, прогуливался вдоль берега, кольчуга, облегавшая его грудь, шуршала и переливалась, словно рыбья чешуя, на груди висела бляха с рисунком. Гончак пригляделся: птица, сокол, иль коршун. Голова воина, была гладко выбрита, и лишь черный чуб гордо развивался на ветру. В усах проглядывалась серовато-синяя проседь.
        - Лютует волчье племя, - вожак незнакомцев подошёл к лежащему на песке телу, перевернул ногой. На груди мертвеца красовалась, наколотая синим, волчья голова[41 - Второе название лютичей - вильцы, то есть волки, соответственно волк был и их тотемом.].
        - Этих связать!
        Десяток воинов подскочили к перепуганным новгородцам и принялись крутить им руки. Тех, кто попробовал сопротивляться, быстро успокоили тычками да затрещинами.
        - Ну, говори? - подойдя к Гончаку, рявкнул седоусый.
        - Мы послы земель новгородских, плывём по поручению князя нашего, а эти, - Гончак указал на мёртвеца, - на нас первые напали. Благодарность прими, воин, за спасение…
        Бритоголовый захохотал, не дав договорить.
        - А с чего ты взял, что у нас вам лучше будет, чем у лютичей? Отвезу вас на торг, продам вместе с одёжей да потрохами! Всё что в походе взято, то добыча.
        - Прав ты, воин. Понимаю, - выдохнул Гончак. - За тобой нынче сила, а значит, и волю твою принять нам придётся, только… Позволь хотя бы узнать. Кто нас пленил?
        Губы бритоголового воина дёрнулись, в глазах сверкнул хитрый огонёк.
        - Вижу, чужие вы тут, - Усач расправил плечи, подбоченился и ткнул пальцем в корабль. - Гляди чужестранец, видишь лик божий?
        Гончак уставился на белое полотнище, служившее так вовремя нагрянувшему кораблю, парусом. Вышитый на белом золотыми нитями лик красовался на ветру: четырёхглавое существо с человечьими чертами, грозно глядело из-под приопущенных бровей. Гончак оглянулся на своих, разглядел взволнованное лицо Смаги и повернулся к седоусому незнакомцу.
        - Божий? - переспросил новгородский посланец.
        Седоусый хмыкнул.
        - Узрел, чужак. Так запомни Святовита лик. По нему нас и отличают. Видал, как эти - мужчина кивнул в сторону сбежавших лютичей - драпали, точно зайцы, хоть и волками себя кличут.
        Стоявшие за спиной седоусого воины довольно ухмылялись.
        - Мы витязи арконские, - продолжил седоусый. - Всяк, кто по Варяжскому морю ходит, бога нашего или чтит, или признаёт, а значит остерегается и дань нам платить. Мы тут хозяева!
        - Русы, говоришь? - Гончак принялся тереть бороду.
        Седоусый нахмурился. Стоящие поблизости воины невольно напряглись. Гончак огляделся. Суровые мужские лица, все бритые, с хохлами.
        - Так не до вас ли мы плывём?
        Брови вожака руссов поползли вверх. Гончак продолжил:
        - Мстивой, князь бодричей, сказывал, что ходят в водах здешних вои-варяги бесстрашные: русами их кличут. Нет, тех воинов, храбрей и умелей. Поклоняются они богу четырёхглавому. И есть среди них три брата, одного с нашим князем роду-семени: княжны Умилы сыны.
        Седоусый ещё больше насупился. Подался вперёд, руку на меч наложил, да тут же опомнился.
        - Зачем тебе дети Умилины? Правду говори, не хитри. Шкуру свою, купчина, спасти надеешься. Зря! Не с теми ты шутки такие шутить вздумал, мы…
        Но Гончак не испугался, повернулся к своим, подмигнул Смаге и улыбнулся в усы.
        - Похоже нашли мы тех, кого искали. Бьём тебе поклон воин-рус. От земли новгородской, да от князя нашего Гостомысла везем мы тем варягам просьбу-подношение. Князь наш стар да немощен, все сыны его да дочери умерли, так и повелел он призвать внуков своих на княженье в наши земли. Скажи же имя своё.
        Седоусый ещё больше напрягся, прикусил губу.
        - Где это видано что бы княженье да задаром? Власть, что мяса кусок. Брось его, тут же да зверьё сбежится. Хочешь сказать, что ты нам княженье на блюдечке принесёшь?
        - Так-то оно так, да только такой кусок всегда самому сильному достаётся. Вот и ищем мы князя такого, который от земель наших прочее зверьё отогнать смог, - Гончак осёкся. - Постой! Не понял я? Кому вам-то? Неужто ты сам и есть…
        Седоусый расправил плечи, бросил взгляд на своих.
        - Развяжите-ка их. Коль не врёт новгородец…
        Гончак не дал договорить.
        - Знать сумел я отыскать следы ветра. Как зовут-то тебя? Говори, воин, не томи!
        - Зовут меня Сивар Синеус. Сын я князя Годлюба велиградского, данами убиенного, и матери моей Умилы, воин в воевода брата моего старшего - Рюрика Ютландского.
        Гончак опустился на колени и прикрыл ладонями лицо. Сивар и несколько русов шагнули было к новгородцу, но остановились, замерли. Тело гостомыслова посланца судорожно дёрнулось. Смага, оттолкнул плечом коренастого руса и бросился к отцу. Несколько воинов рванулись было наперерез, но Сивар Синеус одним лишь взглядом остановил своих людей. Те тутже замерли и отступили.
        Смага тем временем уже плюхнулся на колени и обхватил отца руками.
        - Ты чего, батя?
        - Вот оно, сын, как бывает. Вот он секрет следопыта-охотника. Идешь, бывало, по следу. Идёшь, идёшь, а впереди лишь бурелом и чаща непроглядная. Но ведёт тебя что-то. Не знаю, что: может вера, может дурь. Но лишь тот достигает цели, кто упрям и твёрд. Выполнили мы княжью волю. Нашли.
        - Да, полно, отец. Перестань! Ты молодец. Ты сумел. Кто ещё из охотников по следу ветра шёл и дошёл до конца? Уймись. Хорошо же всё.
        Смага гладил отца по спине, что-то шептал ему на ухо, время от времени вытирая рукавом лицо. Не только новгородцы-пленники, но и русы Сивара Синеуса отвели глаза, чтобы не видеть слёз бывалого следопыта и его сына.
        5
        Пламя дышло мягким жаром, блики костра заставляли людей клевать носами, убаюкивали. Кто-то подбросил веток в костёр, и он полыхнул ярче. Силуэты кораблей, стоящих невдалеке стали хорошо различимы. Поблизости вспыхнуло ещё несколько огней, и через какое-то время весь берег наполнился нежнейшим ароматом жареного мяса и печёной рыбы. Сивар сидел возле костра одних штанах и мягких кожаных сапогах стянутых по бокам прочной шнуровкой. Сивар и снял с себя кольчугу и рубаху, но не расстался с тем самым медальоном, который висел у него на груди.
        - Дядька Синеус, а что у тебя за бляха? - задал вопрос сидящий поблизости Смага. - Не пойму что на ней, похоже птица летящая.
        Несмотря на изрытое шрамами тело, мощную грудь и покрытые буграми мышц руки, вожак руссов больше не казался парню таким страшным.
        - Сокол балабан - герб рода нашего, такой и братья мои носят.
        Сивар бережно прикоснулся к своему украшению, в свете огня бляха ещё больше засверкала.
        - Может, расскажешь про род свой, да про братьев, больно уж люблю слушать рассказы о витязях.
        Сивар задумался, и устремил взор в пустоту. Смага и ещё несколько новгородцев сидящих у костра придвинулись ближе, в предвкушении интересной истории, но Сивар не спешил. Отхватив ножом от дымящейся на углях туши огромный кусок, рус вонзил в него крепкие зубы. Он долго жевал горячее жаркое, заставляя будущих слушателей ерзать от нетерпения. Наконец, утерев ладонью усы, и хлебнув из фляги родниковой воды, широкоплечий варяг начал рассказ. Гончак, видя, что любопытство Смаги не в тягость знатному воину, не стал останавливать сына, а напротив, устроившись поудобнее, сам приготовился послушать историю. Кое-кто из русов так же проявил интерес, ожидая, что же поведает седоусый варяг.
        - Наш отец Годлав был князем Руяна, но жил в Велиграде, так как на священном острове всем заправляют жрецы.
        Сивар снова сделал несколько больших глотков из лежащей поблизости фляги.
        - Годлав имел сильную дружину, около трёхсот воинов, и больше половины из них были русы. Говорить о том, что это были лучшие бойцы, это всё равно, что говорить о том, что утро приходит на смену ночи. Лучшие мечи, лучшее оружие, лучшие корабли на всём побережье Балтии и Скандинавии имели те воины варяги. Но по приказу короля франков, в то время союзника, большая часть воинов нашего отца отправились в поход, усмирять воинственных саксов. Саксы и присоединившиеся к ним лютичи бились отчаянно, не жалея ни себя ни своих врагов.
        - Это те самые, что давеча напали на нас, что с волчьими головами? - не удержавшись, вставил словечко Смага.
        - Ну не те самые, конечно, а их сородичи, ведь то, о чем я рассказываю, произошло много лет тому назад.
        Произнеся эти слова, Синеус взял несколько веток и бросил в костёр. Все, кто сидел вокруг рассказчика, так заслушались его речей, что не заметили, что пламя уже начало угасать.
        - В это самое время, когда лучшие воины бодричей и русов сражались с саксами и лютичами, Готфрид напал на Велиград. Наш отец пал в бою, но перед смертью сумел позаботится о жене и детях. Дочь вашего князя и моя мать была настоящей красавицей. Да и к нам, своим детям Годлав испытывал настоящие отцовские чувства, несмотря на то, что князя считали суровым и жестоким. Двоих лучших дружинников приставил Годлав к матери и к нам её сыновьям. Рюрику тогда было около четырёх, мне чуть больше года, а Трувор ещё и не родился.
        - А как же ты всё это помнишь, если был таким маленьким? - вновь встрял в рассказ неугомонный сын Гончака.
        Все дружно рассмеялись, улыбнулся и сам рассказчик.
        - Да нет, конечно же, не помню, и рассказываю всё это вам со слов других людей. Но вот мой брат Рюрик, не забыл ничего. Он хорошо запомнил тот день, когда даны начали штурм Велиграда. Он помнит отца, хотя и был ещё мальцом. Но, об этом позже, а пока, воины Годлава вывели нас с матерью через потайной лаз из города. Потом нас везли на какой-то повозке, потом на лодке, на корабле так мы и оказались на Руяне. Это красивый и поистине удивительный остров, там отстроены огромные храмы, там возвышается и памятник самому Святовиту. Наконец мы добрались до Арконы. Жрецы приняли нас, и заботились о нас, так, как могли. Мы получали всё самое лучшее: пищу, одежду, обучение. Но самое ценное, и самое главное, что мы приобрели на священном острове, это умение сражаться. Ни для кого не секрет, что именно на Руяне, среди варягов-русов живут лучшие воины и мореходы. Родив Трувора, нашего младшего брата мать прожила всего пару лет. Хоть она была и из княжьего рода, она не получила настоящей тризны, и была погребена без должных почестей.
        Сивар вдруг умолк, и несколько мгновений сидел неподвижно. Очевидно, воспоминания растревожили и его душу.
        - Даже такому бывалому вояке, не просто рассказывать о смерти матери, - подумал Гончак, и ткнул прутиком в остывающие угли костра.
        - Когда Рюрику исполнилось восемнадцать, мы отправились в земли бодричей, но никто там не признал наших прав на княжество, - продолжил свой рассказ Синеус. - Прошли годы, сменились князья и вожди, и мы остались не у дел. Рюрик отправил нас на Руян, собирать дружину, а сам отправился к франкам, но помощи от них так и не дождался, их королю было не до нас. Тогда Рюрик вернулся на Руян, где мы уже ждали его с тремя десятками отчаянных воинов, готовых на всё. Тогда мы совершили свой первый набег. Как я уже говорил, наш старший брат помнил всё, поэтому мы первым делом, конечно же, напали на торговое датское судно. Богатая добыча вдохновила нас, потом было второе, судно, третье, наша дружина разрослась до нескольких сотен. Мы начали грабить побережье, мстя за гибель отца, и для того, что бы взять добычу. Потом мы двинулись на запад, и в союзе с нурманскими и свейскими викингами разрушили несколько европейских городов.
        Сивар снова умолк, он долго рассматривал звёзды. Окружавшую тишину не посмел нарушить никто, даже неугомонный Смага на этот раз молчал и думал о своём.
        - Мы отвоевали у данов клочок земли в Ютландии[42 - Ютландия - полуостров разделяющий Северное и Балтийское моря.] и построили там укрепления. Завтра все мы отправимся именно туда. Пусть Рюрик решит, принимать нам предложение ваше, или нет.
        Этими словами Сивар закончил свой рассказ. До утра оставалось всего несколько часов.
        6
        Боги, их воля или просто везение, что же сделало так, что простая случайность помогла Гончаку встретить тех, кого он так долго искал. Пожалуй - нет. Только упорство, умение идти к цели, к тому заветному, о котором мечтаешь, которого ждёшь. Но в тот момент старый охотник ещё не знал, сколько ещё испытаний ему придётся ему пережить. Земли в Ютландии, которые внуки Гостомысла отвоевали у датчан, словно дышали войной. Опасность, которая подстерегала здесь человека на каждом шагу, таилась за каждым камнем, кустиком или деревом. Укрепления, которые Рюрик и братья построили на этой земле, люди, которые их охраняли, были готовы в любую минуту ощетиниться, сжаться в кулак и принять бой.
        Они готовятся к войне и живут войной, рассуждал Гончак, глядя в глаза защитникам небольшой крепости, наспех возведённой русами на захваченных землях. В самом центре городка возвышался огромный дом, срубленный из толстых осиновых брёвен. У входа стояла парочка крепких усатых воинов вооружённых длинными копьями и щитами. Увидев Гончака и его людей, охранники напряглись, но, заметив, что незнакомцев сопровождает Сивар, оба копьеносца расступились, закивали княжичу.
        - Ну, здравствуй, братец, давненько не виделись, - пробасил, появившийся на пороге жилища рус. - Проходи в дом, потрапездничай. Эй, Ружица, - обращаясь к девке-челядьнице, которая выскочила из дома вслед за хозяином, второпях поправляя растрёпанные волосы. - Сообрази на стол, по-скорому. Брат из похода вернулся, да с гостями.
        Княжичи обнялись, проследовали в дом. Гончак и четверо его людей зашли следом. Сидя за столом, хозяева и гости набивали животы. Расторопные слуги подносили блюда с едой, разливали напитки.
        - Ты, смотрю, всё с бабами тешишься.
        Синеус с улыбкой поглядывал на суетившуюся вокруг стола девку, ту самую, которую младший брат при встрече назвал Ружицей.
        - А чего в этом плохого?
        Молодой рус попытался схватить красивую прислужницу, но вёрткая девка, взвизгнула, и, отмахнувшись, выскочила из комнаты.
        - У нас сейчас самое время для любовных утех, - увидав недоумение налице брата, Трувор рассмеялся. - Так ты ещё не знаешь? Братец-то наш старший, женихи записался, знатную невесту сосватал, дочь нурманского конунга.
        - Рюрик не в Ютландии? - вмешался Гончак.
        - Гостит у будущего тестя.
        - А как же даны? - поинтересовался Синеус.
        - Не волнуйся. Ты же его знаешь, - отхлебнув из кубка, произнёс Трувор. - Думаю, он там не загоститься. Думаю, скоро мы увидим его, да не только с молодой женой. Сотня нурманских воинов конунга Рауда - станет приданым невесты.
        - Будем ждать, надеюсь, успеет.
        Гончак встал, вслед за ним поднялись новгородцы.
        - Благодарю, княжичи, за приём, - произнёс Гончак. - Но, пора нам. Так как дело наше не ждёт.
        - Ты чего, посол, покинуть нас решил? - с удивлением произнёс старший из братьев.
        - Поплывём Рюрика искать. Нет у нас времени его тут дожидаться.
        - А не боишься в северных водах голову потерять?
        - Чему бывать, того не миновать. Нельзя нам на месте сидеть. Нет у нас времени, - сказал Гончак, поклонился и покинул гостеприимных русов.
        Глава вторая. Свадьба
        1
        Крики и смех раздавались отовсюду, заглушая хвалебные речи и здравицы, которые пирующие произносили, прославляя хозяина, его непобедимый хирд и славных асов-богов. Нередко пирующие произносили хвалебные речи в адрес невесты, а так же её сурового жениха, с мрачным видом восседавшего за главным столом. Трели-прислужники едва-едва успевали подносить гостям подносы с жареным и варёным мясом, разливать в кубки медовуху и пенящийся, манящий своим крепким ароматом густой зеленоватый эль. Поджарые псы, нашедшие себе приют под столами, набивали животы объедками, которые гости щедро сваливали прямо под ноги. Хмурый жених и совсем юная рыжеволосая дева почти не прикасались к пище.
        Рюрик, сын Годлава, сорокалетний мужчина с широкими скулами и глубоко посаженными глазами, как и все знатные русы, брил голову, оставляя единственную прядь на темени. Неизменные варяжские усы, свисавшие до самой груди, так же украшали суровое лицо. На шее Рюрик носил бляху с изображением сокола, свой родовой знак. Хмурый варяг думал о чём-то о своём, не принимая участия в общем веселье. Сидящая рядом с Рюриком девушка не походила на счастливую невесту, а больше напоминала скорбящую деву. В течение всего пиршества, она ни разу не взглянула в сторону жениха, а лишь сидела за столом, опустив глаза в пол, изредка отпивая из серебряного кубка красное терпкое вино, то и дело морщась при этом.
        В самом дальнем конце мрачного и задымленного помещения, в котором проходил свадебный пир, сидел хозяин дома и всех окрестных земель Рауд Сигурдсон. Старый нурман, смотрел на происходящее вокруг утомленным взором, изредка отвечая на шутливые выкрики многочисленных гуляк. Вермландскому конунгу было далеко за пятьдесят, и ни время, не тот образ жизни, который вел этот грозный воин и пират, не пощадили ни его наружности, ни его души. Тяжёлое бремя, лежавшее на плечах мужчины, не давало ему покоя. Несмотря на многочисленные шутки и сопровождавший их громкий хохот, раздававшийся вокруг, старый Рауд почти не улыбался. Он раз за разом прокручивал в голове недавно состоявшийся разговор.
        - Время, отведённое тебе, подходит к концу, и ты должен помнить об этом, - эти слова, слетевшие несколько дней назад с уст Сванхильды, уродливой престарелой колдуньи, не давали покоя хозяину дома. - Болезнь твоя, уже живет внутри твоего тела. Она, словно гигантский червяк, пожирает тебя изнутри и этого уже нельзя изменить.
        - Я воин, а поэтому должен умереть в бою, иначе мне не видать Вальхаллы, - ответил конунг.
        - Тогда тебе нужно спешить, причем сильно спешить. Старуха Хель может забрать в любой момент, и тогда тебе не пировать с героями Вальхаллы.
        - Но я не планировал, ни походов, ни завоеваний. Ни я, ни дружина не готовы к походу. К тому же эта свадьба… - в голосе старого конунга звучало отчаяние. - Я устал от войн и набегов.
        - А тебе и не нужно затевать новой воины. За тебя это сделают другие, или ты забыл за кого отдаёшь дочь? - ответила старуха. - Этот рус Рюрик не простой славянский князёк, сидящий в каком-нибудь маленьком городке, попивающий меды и эль, да набивающий брюхо кабаньим мясом. Рюрик воин, которого боятся многие. Он завоевал славу в походах, у него крепкий хирд и его ждёт великое будущее.
        - Но я думал, что теперь, он успокоиться и осядет, или ты знаешь что-то, чего не знаю я?
        - Я гадала на рунах, и мне открылось будущее, - произнесла Сванхильда на этот раз вполне серьёзно. - Скоро начнётся новая война, битвы с морями крови, сражения, рождающие героев и желанная Вальхалла.
        Сейчас, сидя на свадебном пиру, вермландский конунг вспомнал каждоё слово, произнесённое Сванхильдой.
        - О чем же говорила старуха, говоря о новом походе? Вчера Рюрик просил воинов для защиты Ютландских земель. Речи о каком-то походе не было. Может, Рюрик что-то скрывает?
        Старый викинг, и посмотрел в глаза новоиспечённого зятя.
        2
        Огромное ложе, укрытое шкурой медвежьей шкурой занимало едва ли не всю комнату, в которой при тусклом свете ночника, друг напротив друга стояли двое. Над крохотным фитилём, едва-едва торчащим из медной чаши, наполненной горючей смесью, состоящей из воска и китового жира, играл яркий огонёк, наполнявший помещение своим тусклым светом. Помимо огромной кровати, единственной мебелью в комнате был небольшой стол, покрытый грубой серенькой скатертью. На столе стояло два пустых кубка и огромный ковш с вином. За стенкой время от времени раздавались чьи-то голоса. Неугомонные гуляки продолжали свою весёлую попойку, несмотря на то, что супруги - виновники торжества, уже удалились в свои покои.
        Рюрик, одетый в белоснежную рубаху с расшитым воротом, стоял напротив молодой жены, глядел на хрупкое тело, чего-то ждал. Постояв так немного, он подошёл к столу, налил себе полный кубок терпкого, чуть кисловатого вина и выпил его одним глотком. За стенкой, с улицы снова раздались чьи-то крики и ругань. Судя по звукам, доносившимся снаружи во дворе дома, где супруги собиралась провести свою первую ночь, назревала нешуточная потасовка. Залаяла собака. Но, ни крепкая брань, ни собачий лай, казалось, не волновали хмурого славянского княжича, как не волновали и чувства стоящей перед ним девушки.
        Ефанда до свадьбы видела жениха лишь однажды, когда он приехал к её отцу для того, что бы просить её руки. Тогда он показался ей настоящим стариком, хотя сейчас вблизи девушка не смогла не оценить его величавую стать и своеобразную мужскую красоту. Рюрик снял рубаху, и взору девушки открылось мускулистое тело. Два огромных шрама на груди, побелевшие от времени, тут же бросились в глаза. Красноватый рубец на плече, появившийся, по-видимому, недавно.
        - След от удара топором, - пояснил Рюрик, видя, что молодая жена рассматривает свежую рану. - Если бы тот, кто это сделал, взял чуть левее, наверное, я бы лишился руки. - Рюрик усмехнулся.
        Это были первые слова, которые он произнёс за весь вечер. Снова залаяла собака. Крики и ругань за стеной сменились громким хохотом. Грубоватая скандинавская речь перемешалась с более мягким славянским говором. По-Видимо драчуны во дворе сумели договориться и закончить дело миром.
        - Мне не интересны твои раны, ярл Рюрик, как не интересен и ты сам, - Ефанда гневно сверкннула глазами. - Ты взял меня в жёны только для того, что бы заручиться поддержкой отца, тебе нужна не я, а его викинги. Не смей прикасаться ко мне.
        Услышав эти слова, Рюрик только усмехнулся. Он поднёс руку к груди и с силой сжал висевший на груди медальон, жилка на виске бешено пульсировала.
        - Я плохо помню своего отца. Мне исполнилось четыре года, когда датский конунг повесил его на осине, словно никчёмного пса. Он был героем, но он пал, - голос Рюрика звучал приглушённо, словно доносился откуда-то из глубины. - Но я очень хорошо помню мать, её тоже отдали замуж против воли.
        Рюрик снова наполнил кубок и выпил ещё вина. На этот раз, он пил медленно, наслаждаясь вкусом напитка. Ефанда при этом не проронила ни слова.
        - Может, ты выпьешь со мной?
        Мужчина указал рукой на второй бокал, но молодая жена отрицательно покачала головой. Она по-прежнему стояла, прижавшись спиной к стене.
        - Такова участь знатных дев.
        - Я не покорюсь! - Ефанда топнула ногой. - Можешь делать со мной что хочешь, я ненавижу тебя, и ты не сможешь этого изменить.
        - Мать любила отца, - Рюрик, не обращал внимания на гневные крики супруги. - Не знаю, когда к ней пришла эта любовь. Может после моего рождения, а может и раньше, но когда она рассказывала мне о нём, из её глазах всегда текли слёзы.
        Рюрик сделал ещё один глоток. За вечер он выпил уже достаточно, но, несмотря на это, голос его был ровен и твёрд.
        - Человек, как дерево должен стремиться к солнцу и свету, тянуться ввысь и расти. Человек должен беречь свои корни, иначе они засохнут, а вслед за этим умрёт и само дерево.
        Eфанда напряжённо слушала, едва понимая смысл сказанного.
        - Наши корни - это наши предки, наш род. Мы должны помнить о них и не забывать кто мы. Мы - я и ты, потомки вождей, князей и конунгов, не забывай об этом. В нас течёт благородная кровь, и мы должны её беречь. Но мы, так же, как и древа должны давать плоды, думать о будущем, о своих потомках, - голос мужчины стал ещё твёрже. - С тех пор, как я потерял отца, а затем и мать я думал только о двух вещах, о мести и о том, как вернуть себе былую славу. Я потомок князей, я должен править и повелевать, как должны будут править, и повелевать мои дети.
        Рюрик сделал шаг вперёд и схватил жену за руку. Девушка попыталась вырваться, но ей этого не удалось, тогда она сильно ударила мужа по щеке свободной рукой. Голова мужчины при этом даже не дёрнулась.
        - Ты права, женщина, права, но не совсем. Мне нужны воины твоего отца, но мне нужны и наследники, потомки княжьего рода. Они и станут теми плодами от мощного дерева с прочными корнями.
        Рюрик повалил жену на ложе, стиснув руками слабое тело. Девушка сопротивлялась, но почему-то не решалась закричать. Впервые, мужчина овладел ей, слабый стон вырвался из уст молодой женщины, и резкая боль внизу живота заставила её вскрикнуть. Словно испугавшись собственного голоса, Ефанда зажала рот рукой. Губы почувствовали солоноватый привкус крови. Когда Рюрик повалил её на кровать, она впилась когтями в плечо мужа и теперь несколько алых капель упали на её губы. Мужчина не обратил внимания на царапину, он продолжал своё дело. Воин и завоеватель брал то, что принадлежало ему по праву, так он поступал всегда и во всём.
        Ефанда не спала всю ночь. Её муж, её первый мужчина, овладев её телом, уснул сном младенца, и его ровное дыхание всю ночь заставляла молодую женщину вспоминать о том, что случилось накануне. Ночник давно угас, и только тусклый лунный свет, проникая через маленькое окошко, позволял различать то, что твориться вокруг. Спящим, Рюрик не казался таким грозным и страшным, когда он выдыхал, его длинные усы забавно дрожали и на этот раз, женщина прикрыла рот, чтобы не рассмеяться. Ефанда прикоснулась рукой к шраму на груди.
        - Хорошо, что удар не пришёлся левее, - вспомнив слова мужа, подумала женщина, проведя ладонью по тёплой руке воина. - Пусть у него будет две руки, что бы он смог защищать меня и моих детей. Он прав, мы не должны забывать о том, кто мы и зачем рождены.
        Первый солнечный свет проник сквозь оконце и заставил Ефанду зажмуриться. Эта ночь для неё стала началом её новой жизни.
        3
        Смеркалось, порывы ветра слегка покачивали стоящие у причала корабли. Небольшая рыбацкая лодка подплыла к берегу. Она причалила невдалеке от мирно стоящей флотилии и уткнулась днищем в прибрежные камни. Двое мужчин, отбросив в сторону вёсла, принялись выгружать на берег привезённый богатый улов.
        - Много нынче рыбы. Целые косяки в сети плывут. Сердце радуется, - одобрительно покачивая головой, произнёс старший из приплывших, темноволосый худосочный мужичонка с карими чуть раскосыми глазками.
        - Тебе то, что с той рыбы? Ты её ловишь, а достаётся она хозяевам, - зло произнёс второй рыбак, сплюнув в сторону. - А нам с этой рыбой ещё возиться, потрошить да солить, до полуночи, похоже, провозимся.
        - Всё равно хорошо, когда улов добрый. Много рыбы, много пищи. Много пищи людишки сыты и сильны. Когда мало рыбы, люди голодают, много помирает за зиму, плохо.
        - А по мне так хоть бы все тут перемёрли, не жалко, лучше уж сдохнуть, чем так жить и рыбу эту жрать, - и говоривший, с остервенением швырнул на берег большую рыбью тушу.
        Судя по говору в нём можно было признать германца - франка или сакса, тогда как его товарищ, бесспорно, был уроженцем Биармии. Оба мужчины - рабы нурманского конунга, привязали лодку. Закончив разгрузку рыбы, трели тут же принялись перекладывать её в припрятанную в кустах тачку, которую перед этим вытащил из кустов добродушный биарм.
        - Да, не повезло нам. Проплавали мы по морю с этой рыбой, а тут на земле целое пиршество прошло. Конунг наш дочь замуж выдавал, за славянского вождя, вон его корабли стоят, - указывая на две большие ладьи, стоящи отдельно от других судов, произнёс биарм. - Много еды, все трели досыта наелись, много мяса, хлеба.
        - Да уж. Объедки с хозяйского стола, то, что после собак осталось, - недовольно проворчал второй рыбак. - Хотя уж лучше объедки, чем рыба эта. У меня от неё скоро зубы выпадать начнут.
        - Зачем так говоришь. Хорошая рыба, жирная, - не обращая внимания на ворчанье своего спутника, продолжал первый трель. - Я слышал на днях, как один из воинов нашего хозяина говорил, что скоро предстоит большой поход. Как только свадьбу сыграют, наш хозяин вместе со всеми своими викингами да вместе с этими русами поплывут воевать. Опять много людей побьют, плохо.
        - Тебе то, что. Побьют людей, пленников привезут новых. Больше у хозяина рабов, больше рук, а значит нам работы меньше, радоваться надо. Эх, было время, я сам рабов имел, а теперь вот, тут с тобой в рыбьей требухе копаюсь, провонял насквозь.
        - Рабов иметь плохо. Не должен один человек другого рабом брать, должен сам всё делать, и рыбу ловить и зверя бить.
        Услышав эти слова, второй трель, с лёгкой долей презрения взглянул на своего собеседника.
        - Никак идёт кто-то.
        Биарм напрягся, в кустах раздался шорох, чья-то тень мелькнула в листве и скрылась.
        - Никак кто-то к старой колдунье наведаться решил. Тут только одна дорожка. Она прямо к дому старухи и ведёт, - с волнением в голосе произнёс первый трель. - Страшная она, злая.
        - Обычная старуха, ходит тут с клюшкой, да костьми гремит.
        - Ну не скажи, не скажи. Средь моего народа много колдунов, есть добрые, есть злые. Эта злая, взгляд уж у неё не простой, посмотрит, словно огнём обожжёт, лучше ей не попадаться.
        После этих слов оба рыбака закончили погрузку и покатили тяжёлую тачку в сторону поселения, позабыв о существе, которое двигалась к жилищу Сванхильды.
        4
        Домик стоял на самом краю поселения и дорожка, ведущая к нему оказалась всего лишь трудно различимой, поросшей бурьяном тропкой. Всё вокруг было ветхим и затхлым: сам домишко, прилепленный рядышком сарай, покосившейся забор и какая то непонятная фигура, вырезанная из дерева и украшенная коровьим черепом пожелтевшим от времени и дождей. Женщина остановилась, перевела дыхание и стиснула зубы. Голова кружилась, резкий запах ударил в нос, её тошнило. Порывистый ветер сорвал с головы капюшон и растрепал волосы.
        - Проклятая старуха, сама как смерть и жилище выбрала под стать, - произнесла Ефанда вполголоса, - к такому дому и подходить страшно.
        - Проходи, не бойся, я не кусаюсь.
        Голос прозвучал за спиной, Ефанда вскрикнула, прижала руки к груди и обернулась.
        Сванхильда, непонятно как, оказавшаяся за спиной, омерзительно хихикнула и, указав рукой в сторону дома, произнесла:
        - Проходи, сказано же, не кусаюсь.
        То, что молодая женщина увидела внутри жилища, оказалось таким же гадким и неприятным: полки с горшочками и чашками, наполненными пахучими порошками и мазями, высохшие пучки листьев, ветки растений, покрытые копотью котлы и жаровни, всё это воняло и вызывало отвращение. Всюду на стенах висели кости птиц и каких-то мелких животных. Засохшая на них не то краска, не то кровь, заставила молодую женщину в очередной раз вздрогнуть.
        - Моё жилище не часто посещают гости, особенно, такие как ты, - проверещала старуха. - Хотя недавно тут побывал гость, важный и знатный.
        - Ты имеешь в виду отца? - выпалила Ефанда. - Что ты наговорила ему? После этого разговора он словно сошёл с ума.
        Старуха ответила не сразу. Она не спеша прошла вглубь своей неприглядной коморки, резко повела носом, прокашлялась и неспешно опустилась на деревянную колоду, выполнявшую роль табурета.
        - Ты посчитала отца безумцем, потому, что он хочет поддержать твоего мужа, в его войне? - наконец-то ответила Сванхильда.
        - Рюрика удовлетворило бы и то, что бы отец просто дал ему часть хирда, ну скажем сотню воинов. Но теперь он сам рвётся в бой?
        - Для чего мужчины сражаются? - мечтательно произнесла старуха, и тут же сама ответила на вопрос. - Из-за богатства, власти и славы. Конунг Рауд не верит в мои гадания, а зря, но он верит в мою мудрость. Твоему отцу суждено умереть, ему осталось недолго, месяц, может быть два.
        - Ты хочешь сказать, он болен?
        Ефанда поменялась в лице, старуха кивнула.
        - Мне не нужно раскидывать руны, что бы увидеть то, что очевидно. Например, то что ты носишь в себе дитя, - Сванхильда усмехнулась, увидев изумление на лице гостьи. - Да, да, я вижу, я чувствую это, ты носишь под сердцем сына этого славянского ярла.
        - Значит мой отец, собирается в поход, что бы найти смерть? Это многое объясняет.
        Ефанда размышляла.
        - Ты сказала, что отец не верит в гаданья, - наконец произнесла дочь конунга. - А, ты можешь открыть мне судьбу будущего ребёнка?
        - Сына, будущего сына, - уточнила старуха.
        - Пусть сына. Ну, так что?
        - Сейчас трудные времена. Ты не боишься, что правда может оказаться ужасной?
        В очаге тлели покрытые белым налётом, прогоревшие угольки, комнату наполнял едкий запах дыма. Старуха достала мешочек с фигурками и принялась за дело.
        5
        - Ну, же, посмотри сама, всё просто, вот же он, камень, указывающий на младенца в твоём чреве.
        - Я вижу лишь костяшку, с нацарапанной на ней стрелой, - нервно выкрикнула Ефанда, сжав тонкие губы.
        - Да нет же, стрела - это первая руна, она означает прошлое, а я говорю про вторую. Руна «Уруз» - сочетание женского и мужского начал, именно она символизирует того, кто поселился в твоём теле. Это твой будущий сын.
        Воздух почти не проникал в жилище колдуньи, и Ефанде вдруг захотелось поскорее убраться из этого, пронизанного, гарью и сыростью дома. Но очередная фраза старухи, заставила женщину остаться.
        - Следующий камень - «стихия». Твой ребёнок и весь его род подвергнутся опасности, его жизнь будет полна опасности. Не думай, что если ты дочь конунга, то ты можешь не опасаться за будущее своего ребёнка, я же говорила, сейчас тяжёлые времена.
        - Прекрати меня пугать, отвечай как есть, - Ефанда топнула ногой. - Что будет потом, что нужно делать, что бы этого не случилось.
        Старуха ухмыльнулась, но при этом было видно, что она сама верит в сказанное.
        - Дорога, долгий путь.
        - Ну, а, что ещё, как спастись от стихии?
        - Ну, вот же, видишь рисунок? - гадалка ткнула худым пальцем в очередную кость. - Вот она, похожая на молнию руна защиты, твоему сыну, будет нужен покровитель, защитник. Он должен оберегать ребёнка, пока твой муж будет завоёвывать новые земли.
        - Защитник? - на лице Ефанды застыло недоуменье. - Разве не мой муж станет оберегать собственного сына?
        - Нет, нет, - старуха улыбнулась, - твой муж завоеватель, а твоему ребёнку нужен кто-то ещё, пусть это будет твой родич, близкий по крови человек - воин, именно он обеспечит будущее младенца.
        - Родич? - Ефанда задумалась. - Хорошо, я запомню твои слова. Что дальше?
        - Шестая руна «Феу» - обладание, она предвестник воплощения мечты. Но она легла неровно.
        - Что это значит?
        - «Феу» - достижение целей, победа и власть. Это лучшее о чём можно мечтать. Но если руна перевёрнута, она предвещает беду.
        Ефанда вскочила.
        - Не смей пророчить беды моему сыну, он должен править, Рюрик завоюет новые земли, и наши потомки будут конунгами! Прощай старуха, я ухожу.
        Ефанда накинула капюшён и выскочила из жилища гадалки.
        - Постой! Я же ещё не рассказала о твоей судьбе!
        Но молодая женщина уже не услышала этих слов. Она спешила, мечтала, грезила, позабыв о болезни отца, об опасностях, которые ждали её мужа. Она лелеяла мысли о том, что её сын, его потомки, будут великими правителями новых земель. Ефанда уже скрылась из виду, даже не закрыв за собой дверь, а Сванхильда продолжала перетряхивать в берестяном стаканчике костяшки с рунами. Наконец-то она замерла, и бросила гадальные камни. Шесть маленьких засаленных костяшек упали на грязный пол.
        - Может оно и к лучшему, что ты не дослушала пророчество. Твои потомки действительно станут конунгами, но ты этого не увидишь. Старая Хель, уже идёт за тобой, ты никогда не испытаешь бремени власти и умрёшь, оставив тяготы другим.
        Ветер качал распахнутую дверь, угли в очаге потухли, а старая женщина всё смотрела на упавшие перед ней потемневшие руны.
        6
        Последние сомнения уносились прочь.
        - Витослав прав, этот человек добьётся многого. Он не просто отчаянно храбр, в нем есть сила и разум, злоба и милосердие, он не упустит своего, когда придёт время. Сванхильда тоже не ошиблась, этот рус не даст мне сгнить в холодных фьордах, с ним можно обрести бессмертие и вознестись в Вальхаллу.
        Конунг усмехнулся, недавно, он хотел жить, властвовать и обретать богатство, а сейчас, его планы переменились. Смерть, вот чего жаждал воинственный викинг, смерть от меча, в бою, что бы обрести покой, приумножить славу и вознестись в Вальхаллу.
        - Завтра флот выйдет в море, последние приготовления окончены, - произнёс Рюрик, прервав рассуждения нурманского конунга. - Ты ещё не раздумал плыть с нами? Поход будет не лёгким.
        Рауд усмехнулся. Нет, он не передумает, ведь это плавание всё, что осталось ему.
        - Я знаю, почему ты плывёшь со мной, знаю про твою болезнь, - произнёс рус. - Твоё решение достойно настоящего мужчины.
        Рауд опустил голову, лицо старика осунулось, он побледнел. Страшная болезнь каждое мгновение выкачивала из него жизненные силы.
        - У меня осталось мало времени, мы должны спешить, и я хотел поговорить с тобой о дочери.
        Рюрик оживился.
        - Ты осуждаешь меня за то, что я не беру молодую жену в Ютландию?
        - Нет, нет, ты прав, не стоит подвергать её опасности, здесь ей будет лучше.
        - Ну да, как только мы победим, я отправлю за ней людей.
        - Да, но я не об этом. Ты же знаешь, что мать Ефанды была русинкой, с Рёгена? На вашем острове у неё есть родичи.
        - Втослав брат твоей погибшей жены, я не понимаю, к чему ты клонишь.
        - Сванхильда предрекла мою смерть и посоветовала мне плыть с тобой. Но она гадала и дочери, на будущего ребёнка. Я никогда особо не верил в гадания, но к старости, мы становимся немного суеверны.
        Рюрик стоял, ожидая продолжения. Старый викинг подошёл к зятю и положилруку ему на плечо.
        - Старая колдунья предрекла, что родич моей дочери должен стать защитником ребёнка, Ефанда верит в это, и я не хочу её разочаровывать. У меня не никого, кроме дочери, значит нужно найти такого человека среди родичей Ефанды по линии матери.
        - Ты считаешь, что моего заступничества мало?
        - Нет, нет, но дочь верит в пророчество, и я прошу тебя уважать её чувства. Сделай это, выполни просьбу идущего на смерть.
        - Хорошо, я найду пестуна своему сыну, такой человек есть.
        7
        Ветер дул в сторону моря, трепал волосы и одежды людей, покачивая стоящие у берега корабли, срывал листья с кустарников и деревьев. Волны набегали на берег, одна за другой, и разбивались о чёрные, покрытие слизью камни. Люди суетились, спешили куда-то, словно опасаясь, что очередной порыв ветра умчит корабли в море, и им придётся остаться на берегу. Крики и смех мужчин повсюду чередовались с плачем и стонами женщин. Те, кто провожали сынов и мужей, зачастую не радовались а рыдали. Закончились последние приготовления.
        Рюрик стоял на берегу возле большого грузового кнорра[43 - Кнорр - кроме драккаров, мореходы Скандинавии и Северной Европы применяли грузовые суда-кнорры. Это было вызвано необходимостью перевозки большого количества снаряжения и лошадей.], и наблюдал за погрузкой. Этому кораблю предстояло перевезти на своём борту пару десятков лошадей, необходимых для похода. Ефанда не вышла проводить мужа и отца.
        - Мне не нужно, что бы мои люди смотрели на то, как ты будешь прощаться с отцом, - заявил вождь руссов молодой жене. - Рауд уходит в свой последний поход, и ты больше не увидишь его никогда, - последнее слово Рюрик произнёс особенно жёстко. - Так, что если ты не уверена в том, что сможешь сдержать слёзы, оставайся в доме.
        Молодая женщина, покорно опустила голову.
        - Как скажешь, муж мой. Надеюсь, тебя нам ещё доведётся увидеть, - произнеся эти слова Ефанда, невольно прикоснулась к животу рукой, словно желая потрогать живущего там младенца.
        - Я не собираюсь погибать раньше срока, - Рюрик усмехнулся, - ведь я ещё не завоевал княжество для моего сына.
        Сейчас Рюрик вспомнил этот разговор. Погрузка тем временем закончилась, и вождь руссов поднялся на корабль. Ветер свистел в ушах, Рюрик вдохнул полной грудью морского холодного воздуха. Каждый раз, отправляясь в поход, прославленный воин испытывал чувство радости и боевого азарта. Что же там впереди, на пути к победам и славе?
        Русы - дружина Рюрика и варяги-нурманы Рауда, все сейчас смотрели только на него, ожидая его приказа. В глазах у них было то же нетерпение, тот же азарт. Вот наконец-то, Рюрик, обернулся по сторонам, поправил неизменную бляху с соколом на груди, и махнул рукой со словами.
        - Хвала богам, вперёд!
        Десятки глоток подхватили этот крик, русы воспевали Перуна и Святовита, нурманы Вотана и Тора. Ударили о воду вёсла, захлопали и надулись, словно пузыри, прочные квадратные паруса, флот отошёл от берега.
        Два человека, притаившись в кустах, с интересом наблюдали эту сцену.
        - Ну, вот и всё, уплыли нелюди варяги, - пробормотал темноволосый трель-биарм, - теперь если и вернутся, то не все, многие головы сложат, а народа побьют, так и того больше.
        Приятель темноволосого рыбака, оторвав взор от уплывающей флотилии, посмотрел на своего соседа с пренебрежением.
        - Они себе путь такой выбрали, не нелюди они - воины. Много я бы дал сейчас, что бы сидеть на одном из этих кораблей и вертеть веслом.
        Первый трель только покачал головой.
        - Что за радость, людей резать? В чём тут почёт? Человек трудом своим жить должен, а не грабежом и разбоем.
        Но сосед биарма не унимался.
        - Трудом, трудом, - скривив лицо, передразнил собеседника германец. - Вот и трудись себе, ловя эту вонючую рыбу, а для кого-то и война труд. Кто-то рождён для битвы и славы, а кому-то суждено коротать свою жизнь среди помоев и рыбьих кишок. Ладно, уплыли они, пора и нам в море.
        Два человека, два представителя различных миров, не по воле своей угодившие в рабство, спихнув на воду свою узенькую лодчонку, взялись за вёсла. А ветер всё шумел и шумел, унося вдаль корабли Рюрика и его неустрашимой дружины.
        Глава третья. На Руяне
        1
        Острые как стрелы лучики солнца, прорезали, бескрайнюю гладь облаков, и падали на переливающуюся всеми цветами радуги землю. Морские волны, бирюзовые, с зелеными переливами, увенчанные белоснежными пенками-верхушками, накатывали на берег снова и снова. От отблесков солнца земля казалась желтоватой, местами рыжей и даже проскальзывающая кое-где, зелень листвы, которую проказница осень ещё не успела перекрасить в яркие осенние тона, не могла бороться с полубагряными цветами угасающего лета.
        Рюрик сидел на камне у самого берега. Когда-то, ещё мальчишкой он любил прибегать именно на это место и, оставшись совсем один, предаваться собственным мечтаниям и думам. Но сейчас, спустя столько лет, детские мечты ушли. Тяготы и заботы, пришедшие им на смену, сжимали сердце, дурманили голову, не давая ни отдыха, ни покоя. Белокрылые чайки всё кружили и кружили в вышине, пронзительно покрикивали, переворачивались в воздухе, не давая забыться. Весть о том, что завоёванные земли в Ютландии захвачены врагом, докатилась до него уже на половине пути. В одной из бухт, где решил остановиться вождь русов, вместе со своим флотом, он повстречал рыбацкий кнорр. Рыбаки-мореходы поведали страшную весть. Большое войско лютичей, вторглось с суши в завоёванные Рюриком и его братьями земли. В то время как давние враги русов, подошли по суше, датский флот напал с моря. По словам рыбаков, Синеус и Трувор, не стали принимать бой, а, бросив постройки и всё нажитое добро, бежали морем в сторону Руяна. Рюрик не осуждал братьев.
        - Пожертвовать частью, что бы спасти всё, это правильно, так и должны поступать вожди, Синеус, отдав такой приказ, спас дружину и корабли. Если бы я подошёл чуть раньше. Но, что говорить о том, чего уже не будет, нужно смотреть в будущее и верить в себя. Сейчас корабли Рюрика стояли в бухте вблизи Арконы, воины, оказавшиеся не у дел, ждали решения своего вождя.
        - Лютичи не достанут нас здесь. Они чтят местные святыни, да и даны не решатся напасть на остров. Здесь мы в безопасности, по крайней мере, пока. Стены Арконы надёжно защищены, да и культ Арконских богов силён и датские конунги вынуждены с этим считаться, что бы ни потерять расположение своих союзников из числа славян.
        Шорох за спиной заставил мужчину вздрогнуть, треснула ветка, конунг русов обернулся. В подошедшем Рюрик узнал Сивара, тот подошёл неспешно, он знал, что в такие минуты старшего брата лучше не тревожить, но на этот раз причина для разговора была, и дело не терпело отлагательств.
        - Празднества закончены[44 - Ежегодно в сентябре, после сбора урожая, в храмах Арконы проходили массовые празднества, с принесением жертв Святовиту и другим божествам. Празднества сопровождались массовыми гаданьями и обильными пирами.], и народ в основном разъехался, хотя многие только подъезжают, - заговорил Синеус.
        - А, что Витослав?
        - Первый жрец[45 - Первый жрец - главный жрец Святовита. Только он мог входить во внутреннее святилище, он же проводил все прочие ритуалы и обряды.] закончил обряды и дал помощникам послабление, мне удалось перекинуться с Витославом парой слов.
        - Так он встретится с нами?
        - Я договорился о встрече, но нужно спешить. Вскоре первый жрец снова призовёт помощников, и тогда мы потеряем месяц а то и больше.
        - Идём! - Рюрик резво вскочил. - Кстати, что на этот раз предсказал белый конь?[46 - При Арконском храме роль оракула выполнял конь белой масти. Конь участвовал в гаданиях, и именно он предсказывал победоносным или нет, будет военный поход. Жрец вел коня через скрещенные копья, если животное ступало через черту правой ногой, считалось, что воина будет удачной.]
        Лицо Синеуса расплылось в улыбке.
        - Все три раза конь ступил через черту правой ногой, это сулит удачу и победу.
        - Те, кто полагается лишь на гадания, глупцы!
        2
        Огромные многоярусные постройки возвышались над головами так, что казалось, вот-вот закроют собою солнце. Бревенчатые стены были гладко оструганы, и местами выкрашены в яркие цвета. Дома горожан из числа знати, с горницами да теремами, обнесённые высокими заборами, не говоря уж о постройках бедноты, казались небольшими по сравнению с высокими и просторными хоромами, в которых проживали представители высшего, наиболее почитаемого на острове сословия - сословия жрецов. Эти строения с башенками по бокам, крыши которых украшали фигурки коней, лебедей и прочих зверушек да птиц, состояли из четырёх, а то, и пяти ярусов. Посреди главной площади, на самом высоком месте, огороженный высоким забором, располагался храм Святовита - главная Арконская святыня. Каждое из брёвен забора, представляло собой не просто воткнутую в землю дубовую сваю, нет, верхушки брёвен украшали лица витязей, вырезанных умельцами-мастерами, причём ни один из резных великанов не был похож на другого.
        В ворота, распахнутые настежь, устремились толпы. Люди спешили отдать почести своим деревянным кумирам, задобрить их суровый и непримиримый нрав, узнать свою судьбу, или просто выполнить привычный обряд, знакомый и привычный каждому жителю Балтии на протяжении столетий.
        - И ты говоришь, что большая часть разъехалась, - усмехнувшись, Рюрик взглянул на брата. - Что же тут творилось неделей раньше?
        - Ой, ли, будто сам не помнишь, что бывает в самый разгар гаданий. Или позабыл, как мальцом сюда бегал, вопрошал о будущих победах? Да! Спешат людишки на Святовита поглазеть[47 - В Арконском храме находился идол Святовита, многократно превышающий размерами человеческий рост. У божества было четыре головы, смотрящие во все четыре стороны, в руках были рог для вина и лук, поблизости располагались уздечка и седло. На поясе висел огромный меч с серебряной отделкой.].
        - Ничего не изменилось.
        Они ехали верхом, на гривастых лошадках втроём. Трувор, чуть отстав от братьев, не вмешивался в беседу старших, он то и дело ёрзал в седле, кривился и пыхтел, было видно, что ездить верхом он не любил.
        - Для варяга ладейная скамья привычней, чем седло и эта гривастая скотина, - размышлял молодой рус.
        Лошадь, словно читая мысли всадника, трясла головой, фыркала и нервно махала хвостом. Видимо и ей не по душе был неумелый наездник. Тем временем, из-за высоких ворот раздались громкие звуки, рожки и волынки, свистульки да дудки, гусли, ложки, да бубны-бубенцы, целый оркестр музыкантов и певцов распевал весёлые песни:
        «Средь бурного моря, на склоне крутом,
        На острове славном Руяне
        Стоит, возвышается сказочный дом
        В который приходят славяне.
        И тот город-храм, все язычники чтут,
        Он страж на защите закона,
        Дороги в Ирей[48 - Ирей - в славянской мифологии древнее название рая и райского мирового древа, у вершины которого обитали птицы и души умерших.]открывает нам тут
        Град стольный Поморья - «Аркона».
        И в центре столицы красив и могуч,
        Увенчанный доброю славой,
        Как яркого солнца ласкающий луч
        Стоит дивный бог многоглавый.
        И пращуров наших седые отцы
        Веками спешили к святыне.
        И к идолам снова приходят жрецы,
        К богам, что стоят на вершине.
        Есть триста бойцов там, из лучших семей,
        Могучие Балтии дети[49 - При Арконском храме находилась постоянная дружина в 300 витязей на белых боевых конях, она участвовала походах, изымая в пользу храма треть добычи.],
        Прекраснее витязей тех и смелей,
        Не знают на всём белом свете.
        Тех воинов дланью и волей богов,
        Застывшая древность седая,
        Сжимает за горло коварных врагов
        В сражениях их побеждая.
        Так помните русы, на веки веков,
        Пока вы на свете живёте,
        О граде Арконе - столице богов,
        Языческой веры оплоте».
        3
        При рождении он имел другое имя и звался Перемыслом. Сын Арконского жреца, как и многие русы, он мечтал о том, что бы стать воином. Вступив отроком[50 - Отрок - член младшей дружины князя.] в княжью дружину, Перемысл постигал воинскую науку с жадностью изголодавшегося зверя, и со временем стал одним из лучших воинов Годлава. Годлав, в отличие от своего старшего брата Дражко, предводителя объединённого союза бодричей, не имел реальной власти и лишь назывался князем. На Руяне всем заправляли жрецы. Они вершили суд, собирали подати, организовывали торжества и тризны, в их руках находились и все несметные сокровища Арконы. Но, не имея княжеской власти, Годлав имел дружину, лучшую в Балтии. Большая часть этого войска в свободное от походов время располагалась в Велиграде, тут же проживала и его семья. Когда Годлав отправил большую часть своих людей на войну, он сам остался в Велиграде с небольшим отрядом руссов в их числе оказался и молодой Перемысл. Любимец князя, один из его лучших бойцов был недоволен тем, что не принял участия в походе на саксов. Он не скрывал своего возмущения и частенько
говаривал товарищам по оружию:
        - Слава и добыча, достанутся другим, а мы будем отсиживатся за высокими стенами. Князь прилип к жене и детям, так можно и вовсе навык потерять.
        Но когда к стенам Велиграда подошло войско Готфрида, Перемысл понял свою ошибку. Услышав весть о неприятеле, молодой воин одним из первых оказался на городской стене. Он надолго запомнил тот день, как запомнили его и все жители Велиграда.
        Перемысл смотрел на деревья, растущие у подножья горы. Ветер качал заросшие поредевшей зеленью кроны, отчего лес приходил в движение и оживал. Но не один ветер волновал лес, и делал его похожим на гигантский муравейник. Тысячи людей, громыхая доспехами и бряцая оружием, двигались в сторону рва с водой окружавшего укрепления неровным кольцом. Свинцовые тучи уже заволокли небо, и первые капли дождя упали на землю, отчего меловые скалы плотной стеной прилегавшие к городу вмиг стали серыми и невзрачными. Защитники крепости ёжились от холода и дождя. Среди них были не только воины, но и простые горожане, грязные и измождённые, с суровыми полными злобы лицами, по которым стекали тонкие струйки воды. Люди ждали, и готовились к самому худшему. В ноздри ударил резкий запах гари. Под возведёнными наспех навесами вспыхнули костры, где в огромных котлах нагревали смолу, что бы лить её на головы атакующих. Звук шагов заставил оглянуться. Мимо проковылял молодой ратник, несущий в руках целую охапку стрел и коротких копий. Когда он исчез за стенами соседней башни, Перемысл опустил ладонь на рукоять меча. На
мгновение ему вдруг показалось, что наступила тишина, словно всё вдруг замерло и остановилось. Воин поразился этому, закрыл глаза, что бы отвлечься, но в следующую секунду громкий гул прорвал пелену безмолвия. Бой барабанов и звуки боевых труб раздались со стороны леса. Под это ужасное, устрашающее пение, плотные ряды неприятеля качнулись, оживились, и двинулись к стенам крепости. Неся на плечах штурмовые лестницы, прикрываясь щитами, враги приближались к городу.
        - Ну, наконец-то, теперь согреемся, а то как-то холодновато стало, - с усмешкой пробасил стоящий поблизости воин.
        Перемысл поглядел на соседа. Тот переминался с ноги на ногу, подёргивал плечами и, выставив вперёд нижнюю челюсть, продолжал что-то бормотать. Дружинник тихо нашёптывал, и поэтому трудно было понять, говорит ли он сам с собой, молится или напевает. Намокшие усы бывалого рубаки мышиными хвостиками свисали ниже подбородка, защитная пластина, опускавшаяся со шлема к переносице, напоминала орлиный клюв, и придавала воину вид хищной птицы. Но больше всего Перемысла поразили глаза. Окружённые морщинами, сверкающие точно угли костра, они не выражали ни капли страха.
        - Многие сегодня умрут, - грустно усмехнулся Славомир. - Возможно, и для меня этот день станет последним.
        Бой барабанов и гул раздавались всё ближе и ближе. Полетели первые стрелы, и Перемыслу показалось, что он начинает различать лица атакующих. Воины Годфрида карабкались в гору, скользили по размытой дождём насыпи, падали, вставали, и снова шли вперёд. Их много, они так же умелы и отважны, но в них не было той решимости, той ярости и фанатичной всепоглощающей злости, какую Славомир наблюдал у своих сородичей.
        - Тебе пора, витязь, тебя зовёт Годлав.
        Облачённый в длинные белые одежды старик стоял за спиной.
        - Ты уверен, что он призвал именно меня?
        Перемысл испытал чувство досады.
        - Он назвал тебя, и лучше бы ты поспешил, князь не привык ждать.
        Старец, промокший до нитки, стоял, вытянувшись точно столб.
        - А ведь он тоже приготовился к смерти, как приготовились к ней все кто стоял сегодня на этих стенах. Они умрут, умрут сегодня, а я, что будет со мной? Что же уготовил мне Годлав?
        Он покорно склонил голову и, подхватив копьё, прокричал:
        - Иди, я следую за тобой!
        Годлав приказал Перемыслу охранять княжескую семью, а сам отправился к воинам.
        4
        Знал ли Годлав о нападении данов или просто предчувствовал, неизвестно, но то, что он остался в городе, подарило жителям Велиграда несколько лишних дней. Князь руководил обороной и сражался в первых рядах, Перемысл же, вместе с молодым русом по имени Ярек, охранял княгиню и княжичей. Нелегко было отсиживаться в хоромах. Перемысл слышал, как шло сражение, видел, как погибали защитники города, но ничем не мог им помочь. Только взгляд княгини, не позволял воину выразить свой гнев вслух.
        - Не грусти, витязь, то, что ты с нами, не умолит твоей славы.
        - Там гибнут мои сородичи, а я здесь, на стенах каждый воин на счету.
        Умила усмехнулась, но как-то по-доброму, без укора.
        - Не спеши, твоё сражение ещё впереди.
        Сначала молодой рус не понял смысла сказанных слов, и только когда во двор внесли раненного Годлава, Перемысл осознал, какую роль уготовил ему и Яреку руянский князь.
        - Подойдите, вы, оба, - хрипло произнёс истекающий кровью Годлав, обратившись к обоим стражам. - Вот и пришло ваше время доказать свою верность.
        Кровь капала на песок, из раны в боку, но князь, словно не замечал этого. Два его лучших воина стояли рядом, ожидая приказа. Умила с детьми стояли поодаль, сдерживая нетерпение.
        - Городу не устоять, люди Готфриа не пощадят никого. Вы лучшие и поэтому я вручаю в ваши руки свою семью. Вы выведете мою жену и детей из города через потайной ход. Княгиня покажет вам путь.
        Годлав прижимал ладонью окровавленный бок, под пальцами скрежетали рассечённые звенья кольчуги. Умила рванулась вперёд, но грозный взгляд мужа, заставил женщину застыть на месте.
        - Отвези их в Аркону, Перемысл, пусть твой отец укроет их. Ты сделаешь это для своего князя, воин?
        - Да, мой князь, если будет нужно, мы отдадим свои жизни.
        - А теперь, я должен проститься с семьёй.
        Перемысл и Ярек отошли. Умила припала к ногам мужа, и Годлав сказал Рюрику лишь несколько слов.
        Им нужно было спешить.
        5
        Мрачные стены подземелья источали смрадный запах, с потолка капало, пол под ногами представлял собой вязкую гадкую жижу. Первым шёл Ярек, за ним следовала Умила с Сиваром на руках. Перемысл, поначалу, хотел нести малыша сам, но тот устроил страшный рёв, и воин отдал его матери, мальчик сразу умолк.
        - Кто его знает, как тут расходится звук, - рассуждал молодой рус, - может прямо над нашими головами враги. Вдруг услышат.
        Маленький Рюрик шёл сам, плетясь за матерью и придерживая её за платье, Перемысл замыкал шествие. Где-то вдалеке раздавались неведомые, странные звуки, вокруг что-то шуршало и булькало, свет факела, который нес Ярек мерцал и подрагивал. Один раз женщина поскользнулась, и, что бы ни упасть, ухватилась за стену рукой. Раздался писк. Маленькая тень мелькнула в воздухе, и что-то упало Умиле под ноги.
        Крыса.
        Чтобы сдержать крик, молодая женщина поднесла руку ко рту и стиснула её зубами. Крик женщины так и не прозвучал, не нарушил тишины подземелья. Молодая княгиня отшатнулась в сторону, капля крови стекала по её руке, оставив пятно на рубахе. Перемысл понял, сдерживая крик, женщина прокусила руку. Тем временем крыса, огромная и толстая, плюхнувшись в жидкую грязь, и рванулась в сторону идущего за матерью мальчика. В мгновение серовато-рыжая шерсть животного склеилась в гадкие сосульки, отчего маленький хищник стал ещё безобразнее.
        Рюрик не закричал. Он лишь сделал шаг в сторону, задержал дыхание и с силой, без замаха, ударил ногой копошащуюся в жиже тварь. Только сейчас Перемысл увидел в руке маленького княжича, тонкий чуть искривлённый клинок. Крыса пискнула и исчезла в темноте. Рюрик поднял глаза и вопросительно посмотрел сначала на мать, а затем на Перемысла, дыхание мальчика было учащённым.
        - Молодёц, - только и смог сказать воин.
        - Можно? - мальчик протянул руку и коснулся пальцев молодого дружинника.
        Поначалу тот не понял, но потом догадался, сын Годлава просил у мужчины разрешения взять его за руку.
        - А ведь ему страшно, очень страшно, но он смущен и не хочет этого показать. Именно из таких, как он, получаются настоящие воины и вожди.
        Рус сжал холодную ладошку паренька, дыхание мальчика стало ровнее. Поняв, что всё хорошо женщина облегчённо вздохнула. Но, очевидно встреча с крысой не прошла для женщины бесследно, спазм скрутил её тело, Умила вздрогнула и снова опёрлась рукой о сырую стену подземелья. Её вырвало. Подоспевший Ярек успел подхватить едва не упавшего в грязь Сивара. Перемысл приблизился к жене князя, немного выждал и после этого и протянул ей флягу с водой. Женщина кивнула в знак благодарности. Живительная влага облегчила её страдания, и после этого путники продолжили свой путь. Они вышли из подземелья через заросший кустами лаз у самой реки, найти припрятанную в зарослях лодку не составило большого труда. Где-то далеко за спиной раздавались звуки битвы.
        Клубы дыма кружили над городом, Велиград доживал свой последний день.
        6
        Выбравшись из-под земли, несчастные путники вздохнули с облегчением. Но жизнь готовила им новые и новые испытания.
        Годлав давно готовился к тому, что бы в случае нападения, приготовить путь для отступления членам своей семьи. Сам он не покинул город и дружину, но для жены и детей продумал путь к спасению.
        Несколько дней они плыли по реке, стараясь не попадаться никому на глаза, боясь быть узнанными и замеченными. Отряды Готфрида могли быть где угодно. Наконец они выбрались к морю, но здесь их ждало разочарование.
        Небольшая рыбацкая деревушка, оказавшаяся на пути, была сожжена дотла.
        - Тут обитали вагры[51 - Вагры - западнославянское племя, жившее на полуострове Вагрия, входившее в племенной союз бодричей. Возможно, именно от названия этого племени и произошло слово «варяги» (прим. автора).], поэтому люди Готфрида их и не пощадили, - произнёс Ярек, разглядывая сожжённые хижины и мертвые тела людей.
        - Эти люди должны были доставить нас на Руян, в случае беды. У них была большая лодка с парусом и на ней…
        - Нет больше лодки.
        Перемысл не дал Умиле договорить, указав рукой в сторону.
        Остатки обгорелого судёнышка валялись у самого моря.
        - Тогда я не знаю, что делать дальше.
        - Годлав поручил нам заботиться о тебе и сыновьях, мы что-нибудь придумаем, - ответил княгине Перемысл. - Накорми детей, и постарайтесь найти какое-нибудь укрытие.
        Молодой рус, оставил своих спутников на попечение Ярека, а сам отправился на поиски. Через четыре дня к месту, где когда-то располагалась сожжённая деревня вагров, подошёл небольшой рыбацкий кнорр. Пройдя немалый путь, молодой рус разыскал таки ещё одно поселение и договорился о доставке путников на Руян за плату.
        - Но они хижане[52 - Хижане - одно из четырёх племён, входящих в союз лютичей. Название происходит от слова «хыжь» - рыбацкая хижина.], - глядя на рабаков, вполголоса произнесла княгиня. - Ты уверен, что они помогут, ведь они в союзе с данами.
        - Я не уверен ни в чём кроме одного, если мы в ближайшее время не уберёмся, угодим в руки хирдманов Готфрида!
        Перемысл произнёс это слишком резко и тут же пожалел об этом. Услыхав грубую речь, Умила опустила глаза, и отвернулась. Дети бегали по песку, смеялись, не думая об опасности.
        - Они доставят нас на остров. Другого выхода нет.
        Молодой рус ответил более мягко, но Умила в ответ только кивнула и пошла собирать детей в дорогу. Этот разговор почему-то расстроил Перемысла, он смутился, поняв, что невольно причинил боль этой хрупкой, но удивительно сильной женщине. Вскоре они отплыли от берега, море было спокойным, и слегка покачивая судёнышко, оно несло путников к их заветной цели. Казалось, ничто не предвещало беды, но то, что случилось ночью, изменило всё.
        Умила, Ярек и дети крепко спали, укачиваемые мерными накатами волн, Перемысл сидел и охранял их сон. Он думал об этой женщине, и не мог понять своих чувств. Молодая и красивая, даже сейчас, когда в чреве её рос младенец, Умила поражала своей красотой. Раньше Перемысл мало думал о женщинах. Он, стал мужчиной в тринадцать, но до сих пор женщины были для него просто чем-то второстепенным, незначимым и обыденным. Но сейчас, когда он столько дней провёл вместе с женой своего павшего в бою князя, он почувствовал что-то новое и необычное.
        Молодой воин начал кивать головой, веки его опустились, но движение за спиной заставило встрепенуться. Когда прочная рыбацкая сеть упала на него, воин вскочил, попытавшись сорвать её с себя и одновременно выхватить меч.
        Сильный удар по голове, заставил Перемысла провалиться в небытие.
        7
        Он открыл глаза с трудом, и осмотрелся. Луна освещала море, отражаясь в его зеркальной глади. В горле першило, сильно хотелось пить. Сколько времени он был без сознания, Перемысл не знал, судя по расположению звёзд, судно возвращалось назад. Молодой рус хотел встать, но крепкие путы, стягивающие руки и ноги, не позволяли этого сделать. Предприняв очередную попытку, Перемысл перевернулся, ему удалось сесть, прислонившись спиной к борту. Только сейчас он увидел, Умилу и детей. Они сидели неподалёку, прижавшись друг к другу, и опасливо озирались. Увидев, что молодой воин очнулся, Умила кивнула, Рюрик хотел подойти, дёрнулся, но мать, схватив мальчика за руку, велела ему оставаться на месте. Младший княжич спал, словно все невзгоды были ему нипочём. Ярека нигде не было, и лишь слабо различимое темное пятно, засохшей крови на палубе, говорило о том, что второй дружинник Годлава скорее всего мёртв. Связавшие Перемысла рыбаки спали, только один из них, стоял у руля и направлял судно. Очевидно, хижане решили не довольствоваться несколькими монетами, той скудной платой, которую Умила предложила им за
доставку путников на остров. Женщина с двумя детьми, одетая в бедные одежды, которую охраняют два воина с мечами и в кольчугах, могла оказаться ценным грузом. По-видимому, рыбаки решили выдать пленников данам и получить за это большую награду.
        К утру похолодало, ветер усилился. Небольшое судёнышко подскакивало на волнах, то подскакивая, то резко падая вниз. Несмотря на сильную качку, утомлённый рус начал засыпать, но лёгкий шорох отогнал сон, мужчина насторожился.
        - Неужели и здесь крысы?
        В лунном свете, Перемысл увидел, как что-то движется его сторону.
        - Рюрик?
        В ночном посетителе пленник признал юного княжича. Мальчик полз по палубе на четвереньках, стараясь не производить шума и не привлекать внимание человека, управлявшего судном.
        - Сможешь развязать? - указав на путы, прошептал воин.
        Рюрик улыбнулся, улыбка показалась бы поистине детской, если бы не холодные как сталь глаза мальчишки. Только сейчас Перемысл различил в руках Рюрика нож, тот самый, при помощи которого княжич собирался обороняться от крыс в подземелье. Рюрик возился долго, клинок не слушался в детских руках, утренняя прохлада и сырость мешала, мальчик дрожал, его зубы стучали. Наконец-то почувствовав руки свободными, Перемысл выхватил нож из рук мальчишки, и принялся резать верёвки на ногах. Затёкшие пальцы поначалу слушались плохо, но вскоре, стало легче.
        - Ярек? - прошептал мужчина, указав на бурое пятно на палубе.
        - Копьём спящего, потом за борт.
        Перемысл стиснул зубы, силы постепенно возвращались к нему.
        - Их пятеро, который у руля, старик. Твой меч там, - мальчик указал рукой в сторону рулевого, - Он тяжёлый, поэтому я принёс топор, он там, в сетях.
        Перемысл посмотрел на рыбацкие снасти, сваленные возле мачты. Сквозь лунный свет он различил рукоять небольшого топорика. Молодой княжич не переставал его удивлять.
        - Очередь за мной.
        Сначала он двигался бесшумно, стараясь не привлекать внимания рулевого, а затем, оттолкнувшись ногами от палубы, сделал прыжок. Топор, принесённый Рюриком, оказался в руке Перемысла. Рулевой вскрикнул, на мгновение отпустив своё весло.
        Двоих хижан Перемысл прикончил в считанные мгновения, но двое других проснулись и схватились за оружие. Пусть это были простые рыбаки, но в землях Балтии каждый мужчина немножечко воин. Увидев перед собой двух противников, направивших на него копья, Перемысл на мгновение замер, оценивая обстановку. Третий рыбак, заметался, он понимал, что должен помочь своим, но боялся выпустить руль. Корабль качнуло, Перемысл, спружинив ногами, подался в сторону, словно потерял равновесие. Один из хижан, рванулся вперёд, под углом, пытаясь достать руса копьём. Тем самым он лишил своего сородича возможности атаковать. Перемысл, воспользовавшись тем, что противник попался на его уловку, уклонился от копья, схватил валявшееся поблизости пустое ведро, и ударил им первого рыбака по рукам, одновременно рубанув его топором. Лезвие рассекло ключицу и застряло в груди, человек умер мгновенно. Прикончить следующего, было лишь делом времени. Покончив с очередным противником, Перемысл вытер капли пота, стекавшие со лба. Он неспешно прошёл на корму и разыскал свой меч, который беспечные рыбаки оставили лежать, среди общего
хлама. Он вынул оружие из ножен, перебросил его из одной руки в другую, сделал несколько взмахов. В это время пятый рыбак, так и не выпустил из рук рулевое весло.
        - Если убьёшь, не сможешь управлять судном, ты ранен.
        Только сейчас молодой рус заметил, что его одежда в крови. Один из нападавших прорвал кожу копьём.
        - Поворачивай, если доставишь нас в Аркону, сохранишь, и жизнь, и свою посудину.
        Перемысл обернулся, Умила смотрела на своего спасителя, взгляд Рюрик был суров.
        - Нет. Он не мальчик. Он воин и будущий вождь, - усмехнулся про себя Перемысл. - Я много бы дал, что бы иметь такого сына.
        Судёнышко в это время неторопливо меняло направление, ветер подул, и понёс кораблик в сторону Арконы.
        8
        Пусть на Арконе власть князя была формальной, но это не значит, что для самих жрецов князь был никем. Павший в бою Годлав, снискал среди соплеменников славу и почёт, и поэтому жрецы Арконы не бросили его жену и детей. Прибыв на остров-храм, Умила и оба её сына получили пищу и кров. Через полгода молодая вдова родила мальчика. Малыш Трувор родился крепким и сильным, как и оба его старших брата, но счастье матери оказалось недолгим. Толи тоска по павшему мужу и последствия поспешного бегства, которое для молодой женщины стало трудным испытанием, толи суровый климат острова, а может и всё это вместе подорвали здоровье вдовой княгини, Умила умерла, оставив детей на попечение жрецов.
        Но помимо жрецов оставался человек, которому судьба молодых осиротевших княжичей так же была не безразлична. Помня принесённую клятву, Перемысл заменил подрастающим детям отца, именно он обучал их, заботился и берёг. Те несколько недель бегства, когда молодой дружинник выводил из осажденного города Умилу и её сыновей, запомнились Перемыслу и не давали покоя.
        Позже Перемысл - единственный сын одного из старших храмовых жрецов, по повелению отца взял себе в дом жену, которая родила ему мальчика и девочку. Перемысл растил собственных детей, но не забывал и о трёх братьях княжичах. Не забывал он и об умершей княгине, к которой он впервые испытал чувства, большие, чем чувство долга или уважения. Его несбыточная выдуманная любовь долгие годы не давала ему покоя и теребила душу. Несмотря на ратное умение Перемысл решил оставить своё воинское прошлое и остался при храме.
        Годы шли, дети подрастали. Больше всех восхищал Перемысла Рюрик, ум, хитрость, жёсткость все эти качества говорили, что мальчик вырастет не просто воином, он достигнет гораздо большего. Выдав дочь замуж за нурманского ярла и отправив сына в дружину к одному из Руянских бояр, Перемысл принял окончательное решение.
        - Я достаточно служил людям, пора послужить богам.
        Он и посвятил себя служению Святовиту, приняв имя Витослав[53 - Большинство божеств у славян Балтии звались именами с окончанием «вит»: Святовит, Перувит, Яровит. «Вити» - божий свет, весь обитаемый мир. Витослав - любящий божественный свет (прим. автора).].
        И сейчас, именно к нему, к Витославу, достигшему спустя столько лет высокого положения и ставшего главным помощником Первого жреца Арконы, так спешили Рюрик, Трувор и Синеус.
        Глава четвёртая. Варяжский союз
        1
        Он сидел подобно изваянию на отполированном до блеска, вместительном кресле, выточенном из твёрдого морёного дуба. Шёлковые одежды, белые как снег спадали до самого пола, прикрывая ладони и стопы старика. Седовласый жрец, сыскавший когда-то славу одного из лучших витязей князя Годлава, задумчивый и хмурый, взирал на вошедших братьев подслеповатыми глазами, щурясь от яркого света, проникавшего в комнату сквозь растворённое окно.
        - Он постарел, осунулся, - подумал Рюрик. - Общаясь с идолами, они почему-то все, со временем, превращаются в такие же безжизненные и безликие статуи.
        Лицо старца, исхудавшее и покрытое глубокими морщинами, носило холодную маску усталости и забвенья, белые, под стать рубахе пряди волос, спадали до самых плеч. Вопреки обычаю знатных руссов жрецы не брили голов и носили бороды, Витослав не был тому исключением. Жрец поднялся со своего места и двинулся навстречу гостям. Несмотря на внешнюю дряхлость и немощь, старик двигался легко и быстро.
        - А он не утратил былой ловкости и прыти, - подумал Рюрик.
        Жрец обнял братьев, по очереди, всех троих, объятия служителя богов напоминали медвежью хватку, и Рюрик сделал вывод, что не ошибся в предположениях.
        - Я рад видеть вас, всех троих, и я слышал о потере ваших завоеваний.
        Сивар вышел вперёд и рассказал о поссольстве Гостомысла. Старец выслушал всю историю, не перебивая.
        - Что же вы хотите от меня? Это большая удача, особенно теперь, когда вам нечего терять.
        - Но ведь мы хотели вернуть наши земли, - огрызнулся Рюрик зло. - Мы посвятили этому жизнь, к таму же наша месть за отца…
        - Месть и жадность никогда не приносили счастья и достатка. Вы потеряли завоёванное, и это ваш шанс. Живя здесь, вы будете обречены на вечную борьбу, и вы либо погибните, либо будете сражаться всю свою жизнь. Руяне почитают жрецов больше чем князей, - Витослав усмехнулся. - А уж тем более князей без княжества. Если на востоке, есть люди, готовые вас поддержать и посчитать ваши притязания законными, вы можете победить. Гадания были благими, конь Святовита предсказал удачу, но спешите, а то её перехватят другие. Зачем стучаться в запертые ворота, если рядом есть маленькая дверь, которая открыта, к тому же, жизнь на Руяне угасает.
        При этих словах братья оживились.
        - Что ты имеешь ввиду? - спросил Трувор. - Эту землю охраняют лучшие воины, всё золото Балтии, стекается в Аркону? Здесь все наши святыни!
        Витослав усмехнулся, он подошёл к окну и подозвал братьев к себе.
        - Ты прав, наши боги могучи а воины сильны, наши амбары полны, стада огромны, сундуки с золотом и драгоценными камнями хранятся в наших тайниках и подземельях. Но именно богатство и вызывает жадность врагов, сила и слава вызывают зависть. Из любой комнаты храма видны лики нашего бога, - старик указал рукой на огромную статую, возвышавшуюся в центре святилища, - с какой бы стороны мы не стояли. Но за пределами Руяна Святовита нет. Новый бог появился на западе, ему же молятся и на юге, и только на востоке наши боги всё ещё в почёте. Вы, наверное, слышали о Христе?
        Трувор и Сивар-Синеус ухмыльнулись, пожали плечами. Рюрик нахмурился. Он был при дворе короля франков и знал о могуществе нового бога.
        - Вскоре славяне перестанут бояться мести Арконских богов, и тогда Руяну не устоять. Семь поколений родится и умрёт, земли погрязнут в крови, святыни падут, храмы рухнут и воспылают идолы, созданные из древа. На земли опустится мрак.
        - Неужели новый бог силнее? Это сказало гаданье, или… - вставил Трувор и осёкся. Рюрик грозно посмотрел на младшего брата.
        - Для того, что бы это узнать, гадания не нужны. Самые сильные боги те, чьи лики несут крепкие рати. Датский конунг Кривой Рог ходил походом в земли Гардарики и погиб, большая часть его воинов не вернулась. Там на востоке тоже живут сильные люди, способные поднять оружие за своих богов, стать вождём и князем этих людей будет почётно. Я слышал, их князь умер. Если вы поспешите…
        - Их князь умер, - на этот раз сам Рюрик перебил старца, - а его послы исчезли. Некому подтвердить наше право на власть.
        - Люди, которых ты ищешь на острове. Аскальд захватил корабль, новгородцы, которых встретил Синеус, его пленники.
        Когда братья покидали Витослава, Рюрик задержался…
        2
        Когда они остались одни, старик предложил Рюрику стул.
        - У тебя есть секреты от братьев?
        - Есть вещи, о которых лучше говорить наедине.
        - Я часто вспоминаю, как ты помог мне тогда на корабле, я сейчас восхищаюсь тобой.
        - Может, я и отличаюсь от других, но сегодня не тот день, что бы говорить об этом, я потерял всё.
        - Ты сохранил дружину, с тобой нурманы Рауда.
        Рюрик грусно улыбался. На его лице появились усталость и тревога, он не показывал слабости при братьях, но сейчас, сидя перед стариком, он позволил себе расслабиться. Они всегда были близки, ну а сейчас, когда Рюрик женился на Ефанде, связь между мужчинами стала ещё сильней.
        - Аскальд силён и хитёр, ты должен встретится с ним. Сам.
        - Я отправлю Синеуса, готовить корабли, Трувор будет искать новых воинов, даже с нурманами Рауда, у меня слишком мало людей, - Рюрик вздохнул. - Кривой Рог ходил в Гардарики с большим войском.
        - Ты, не должен полагаться лишь на силу… Найди тех кто тебя призвал, они станут союзниками в твоей борьбе. Заставь себя полюбить, узнай кто друзья, а кто враги и действуй. Уничтожь врагов, одари друзей, заставь их поверить в то, что твои деяния им во благо.
        Рюрик усмехнулся, он вспомнил как молодой дружинник Перемысл, рвался в бой во время штурма Велиграда.
        Теперь это совсем другой человек, умный, расчётливый. Велислав прервал рассуждения собеседника.
        - Но ведь ты остался не за этим. Это ты мог спросить при братьях.
        - Ты ни разу не спросил о внучке. У Ефанды будет ребёнок, говорят мальчик.
        - Почему вы решили, что сын?
        - Колдунья, гадала на рунах.
        - Не слишком я верю тем, кто полагается на чужих богов, - старик встрепенулся.
        - Но в этих богов, и эти гадания верит твоя внучка, а она наполовину нурманка.
        - Я знаю.
        - Старуха сказала кое-что ещё, - прервал старика Рюрик. - Я не могу взять в поход жену, поэтому я и прошу тебя о помощи. Руны сказали, что только родич, человек одной с ней крови, должен оберегать моего наследника и его род.
        - А отец, чем плох старый конунг?
        - Рауд не вернётся из этого похода. Он болен, и… ищет сметри.
        - Вальхалла, - старик рассмеялся. - Ты говоришь, что моя внучка верит в гаданья. Почему ты не хочешь поручить это кому-то из братьев?
        - А что если кто-то из них сам захочет править после меня? Колдунья сказала, что этот человек должен быть родичем Ефанды, а не моим.
        Старец хитро улыбнулся.
        - Мой сын?
        Рюрик кивнул, и добавил:
        - Я не видел Олега много лет? Он сможет?
        - Его обучали воины-жрецы, говорят, он видит будущее.
        - Вещий защитник, что может быть лучше? Выполни мою просьбу, пусть твой сын плывёт к нурманам. Когда я завоюю новые земли, я призову его к себе. У меня должны быть наследники, тогда я смогу основать династию.
        - Мы русы, пращуры русичей, и мы позаботимся о потомках, и их слава не умолкает в века.
        3
        Многие из тех, кто общался с Аскальдом впервые, старались говорить вполголоса, невольно приглушая собственную речь. Здоровяк-рус не просто внушал опаску окружающим, для большинства обычных людей он казался огромным и страшным. Он водил дружбу с нурманами, именно они и прозвали его певцом богов[54 - Аскальд («Ас», «Скальд») - скальд асов.], за громкий и сильный голос. Чуть выше среднего роста, плечи, не меньше чем в полтора аршина[55 - Аршин - мера длины равная 72 сантиметрам.], мощная грудь, всё говорило о недюжинной силе и отменном здоровье одного из самых известных предводителей вольных варяжских дружин острова Руян. Но более всего поражало лицо, квадратная челюсть, изрытая оспинами, толстые губы, прикрытые густыми пепельными усами, плоский кривой нос и, конечно же, глаза. Узкие, словно щёлки, жёсткие и хитрые, они, казалось, могли пронзить собеседника насквозь.
        Когда Рюрик вошёл в дом, где великан-рус пировал со своими воинами, то увидел хозяина сидящего за столом, в распахнутой настежь рубахе, распаренного от хмельной браги и еды. На шее у здоровяка висела толстая золотая цепь, в левом ухе висела серьга, размером чуть ли не с конскую подкову, украшенная двумя белыми жемчужинами. Оставленный клок волос был едва заметен на выбритой наголо круглой голове.
        За столом, помимо Аскальда, сидело ещё с десяток воинов, которые не менее охотно набивали собственные животы, что-то громко кричали, перебивая друг друга, то и дело посмеивались, опрокидывая один кубок за другим. Увидев вошедшего, Аскальд, пригнулся, оправил усы и издал глухой, гортанный звук, напоминающий рычание зверя. Сидевшие за столом тут же умолкли, их главарь повёл бровью, прищурился, губы его расплылись в довольной, хищной ухмылке, он много слышал о Рюрике, но сегодня увидел его впервые.
        - Здрав будь, гость желанный, присаживайся, потрапезничай с нами, не откажись, - хозяин указал рукой на край стола, куда юркий худощавый мужичонка-прислужник тут же притащил стул. - Гляньте, други, то Рюрик Ютландский, славный наш сородич и смелый воин.
        - Что же он за сородич, ежели Ютландский? Даны нам не родичи, - сидевший по левую руку от Аскальда мордастый детина вытер рукавом перепачканные жиром усы.
        - Прозвали его так, потому что земли датские повоевал, град на них поставил, - произнёс жилистый светловолосый вояка, сидевший справа.
        Этого Рюрику встречать приходилось. По всей Балтии ходили легенды о Дире, правой руке Аскальда, одном из лучших кормчих всего пиратского Поморья.
        - Верно Дир говорит, только слышал я, что гость наш земли те назад данам отдал? Те, что В Ютландии.
        Аскальд откровенно ухмылялся. Рюрик неторопливо опустился на предложенный стул. Услыхав слова своего вожака, Дир удивлённо поднял брови, покачал головой, но ничего не сказал. Остальные воины, сидевшие за столом, с интересом поглядывали на вновь вошедшего гостя.
        - Прав ты. Нет у меня боле тех земель, повоевали их даны.
        Сидевшие за столом, притихли, некоторые перешёптывались вполголоса, большинество же с интересом наблюдало. Рюрик сидел спокойно, и ждал удобного случая, что бы продолжить разговор.
        - Что же ты не ешь, не пьёшь, доблестный Рюрик, иль брезгуешь? - оскалился Аскальд, его глаза сверкали словно угольки. - Выпей мёда, откушай хлебов, да говори с чем пришёл.
        Рюрик поднялся, оглядел присутствующих и произнёс здравицу за хозяина, за дружину его и осушил кубок.
        - Слышал я, что воины твои корабль на копьё взяли, на том корабле люди были, так вот готов я за них откуп дать.
        Слова Рюрика, казалось, вызвали недоумение Аскальда.
        - Мои люди, много кого в море потрепали, ты о ком?
        Сказать ему, или не стоит, а то мало ли как себя поведёт? Впрочем, лучше не играть с таким, а то чего доброго врага наживёшь, решил Рюрик, и громко добавил:
        - Люди те, из земель новгородских, послы от родича моего, пришли на воеводство меня звать.
        - Так на воеводство, иль на княжение? - глазки Аскальда сощурились.
        «Знает, - усмехнулся Рюрик про себя. - Хорошо, что сразу хитрить не стал».
        - Может и на княженье, Сивар с новгородцами говорил, сам я их не видывал. Вот потому и хочу попытать их, что к чему. За пленников уплачу, говори цену.
        Казалось, слова Рюрика заставили здоровяка задуматься, он с минуту молчал.
        - Не буду я с тебя плату брать, - наконец пробасил Аскальд. - Отдам так, даром, но за то, об услуге попрошу. Дружине моей дело нужно стоящее, не такое, что б простой караван купеческий повоевать, а настоящее. Ежели соберёшься Гардарики, да на княжение сесть порешишь, я с тобой пойду, под начало твоё встану. - Аскальд оскалился в звериной улыбке. - Ну, что возьмёш меня воеводой?
        Все замерли от удивления. Видано ли, сам Аскальд, под чьё-то начало добровольно идёт. Рюрик поднялся с места, оглядел застывшую братию, безразлично и спокойно.
        - Ну, что же, быть посему. Собирай людей воевода. Неделя на сборы, и в путь.
        4
        Стихия бушевала долгие десять дней, никто бы не решился выйти в море в такую погоду. Наконец буря утихла и, вместо дождя и ветра выпал снег, сырой и липкий, ранняя зима могла нарушить планы завоевателей. У самого моря, разбив лагерь, могучая варяжская дружина, ожидала, чем же закончится совет воевод и вождей. В бухте, неподалёку, сквозь завесу мокрого снега, виднелись очертания стоящих вдоль берега кораблей. Триста семьдесят шесть воинов составили войско братьев руссов, Рюрика, Трувора и Синеуса. Подобным числом, воины варяги нередко брали на копьё крупные укреплённые города, захватывали острова и земли, наводили страх и ужас на все окрестные страны современной Европы.
        Помимо нурманов Рауда и руссов из дружин Рюрика и Аскальда, услышав призыв братьев, к искателям удачи примкнули и представителя прочих варяжских народов. Вооружённые до зубов, косматые и огромные свеи[56 - Свеями в романе названы предки шведов, которые в описываемый период практически составляли единый народ с нурманами - норвежцами (прим. автора).], в большинстве совеем не понимавшие славянскую речь, держались поближе к своим сородичам и соседям нурманам. Молчаливые балты, с копьями и луками, а так же висящими у пояса небольшими лёгкими топориками на длинных рукоятях, и вовсе держались особняком. Эти бойцы практически не имели щитов и были облачены в кожаные доспехи. По их повадкам, по лицам, спокойным и жёстким, было видно, что это не простые охотники или рыбаки. В отличие от своих соседей скандинавов и руссов, привычных сражаться в открытом поле или на борту корабля, эти воины более пригодные для сражений в чаще леса, слыли отличными разведчиками и следопытами. Несмотря на общую непохожесть, вся эта разномастная и многоязычная орава, в нужный момент превращалась в мощный, единый кулак,
способный разить слаженно, жёстко и чётко. Они привыкли общаться между собой на языке, представлявшем смесь славянских, германо-скандинавских, балтских и финских слов. Понимая друг друга с трудом в обычной жизни, они легко объяснялись меж собой в бою. Эти люди, избравшие своим родом деятельности войну, не знали других занятий, и поэтому, умели бесстрашно сражаться и были готовы умирать.
        Восемь человек расположились неподалёку от основной массы на берегу, и сидели кружком, прямо на камнях, прикрытых толстыми стегаными ковриками: семеро варяжских вожаков и посол от новгородских земель Озар-Гончак. Новгородец, за время своего странствия изменился. Он похудел, осунулся, и сейчас, когда казалось, что цель его путешествия практически достигнута, Гончак испытывал некоторую расслабленность, и умиротворённость. Он нашёл внуков Гостомысла, и они согласились принять предложение своего великого деда. Однако почему-то, на душе у верного слуги покойного князя временами было не спокойно.
        Когда, покинув гостеприимных братьев Синеуса и Трувора, корабль новгородцев направился на север, в земли нурманов, долгий поход прервался, едва успев начаться. Встреча в море с кораблями Аскальда, могла оказаться для новгородских послов последней в их жизни, но, уже однажды встретившись с руссами, Гончак решил не оказывать сопротивления. Это спасло жизнь, как самому посланнику, так и его людям. Однако, при этом, люди Гончака на время лишились свободы. Более месяца они сидели в цепях, носимые волнами Балтийского моря, потом, прибыв на Руян, новгородские послы ещё две недели ожидали своей участи, в преддверии того, что бы навечно стать рабами. Счастливое избавление руками тех, кого послы Гостомысла так долго искали, сняло тяжёлый груз, с несчастных скитальцев. Но, несмотря на счастливое избавление из плена, сейчас, сидя в окружении этих просолённых волнами, суровых воинов севера, Гончака одолели сомнения.
        - Искали надёжного защитника для земель наших, а эти больше на захватчиков смахивают, - поглядывая на алчные лица варягов, думал новгородец. - Их править зовут, а они как кого пограбить мыслят. Ох, не принесли бы бед такие правители.
        Особенное беспокойство у Гончака вызывал Аскальд. Сам Рюрик и оба его брата, в сравнении с этим великаном, казались теперь не таким уж и страшными.
        - Эх, уж кончали бы пересуды свои поскорей, да в путь, коли, как они говорят, помер Гостомысл, не началось бы в Новгородчине войн да усобиц. Ведомо ли земля без правителя, это что тело без головы. Вон и погода устоялась, зима близится.
        Но вожди варяжских дружин не умолкали, и вели напряжённый спор.
        5
        - Куда нам спешить, обещанное взять успеем, никуда оно не денется, - распинался Аскальд. - А пока и тут есть чем поживиться.
        При этих словах Гончак, стиснул кулаки так, что побелели пальцы. Лицо Рюрика не выражало эмоций, Рауд казался безучастным, остальные участники совета слушали с интересом.
        - После неудачного похода конунга Ингельда в Гардарики, во фристландских землях почти не осталось воинов. С таким войском, можно всё побережье пройти. В запасах фристландских ярлов много золота, да и в закромах бондов есть чем поживиться.
        Слова Аскальда о богатствах у многих вызвали интерес. Особенно горели глаза у Альва, молодого свейского ярла, который примкнул к войску Рюрика со всем своим немногочисленным хирдом. Сидящий рядом с Трувором, красавец-викинг часто кивал при каждом слове Аскальда, то и дело, поправляя пятернёй свои длинные светлые кудри.
        - Верно воевода говорит, почему не потрепать данов? - встрял в разговор, нетерпеливый Трувор. - Решайся брат, вон какая сила в твоих руках.
        Ни один мускул не дрогнул на лице Рюрика. Синеус же покачал головой, подумав про себя: «Не дело молодым в разговор встревать, пока старшие ещё не все высказались».
        - Возьмём у данов богатства, можно будет ещё воинов нанять у балтов да финнов, а там не только Хольмгард возьмём, на юге у греков, в Царьграде[57 - Царьград - Константинополь, столица Византийской империи.] богатства несметные. Ромейские кесари[58 - Ромеи (римляне) - самоназвание византийцев, кесарь от Цезарь, - император.], по словам купцов, с ззолота едят, на золоте сидят.
        До сих пор не проронивший ни слова Дир сказал своё слово.
        После этих слов, многие оживились. Гончак открыто негодовал, Альв и Трувор согласно кивали, Синеус хмурился. Только суровый Рауд был невозмутим. Старый нурман жаждал лишь одного, поскореё вступить в бой, а с кем воевать и за что, ему было всё равно. Рюрик, по-прежнему, поглядывал на окружающих, он пока ещё не сказал своего слова.
        - Не затем в Новгород плывём, что бы мошну набить. Нам земли для жизни предлагают, что бы править в них, да оборонять. Если сядем там, то сядем надолго, - вдруг заявил Синеус. - Тебе решать, брат, не так просто будет данов побить, кто двумя руками за чужое добро хватается, может своё не удержать.
        - Ты, тут про чью мошну сказ ведёшь? - прорычал Аскальд. - Я ведь не о себе, я о дружине думаю. Варяг без добычи, сидеть не должен, воинам за службу и риск плата достойная нужна, иначе разбегутся.
        Видя, что обстановка накалилась, Рюрик поднялся, все тут же умолкли, уставившись на своего предводителя.
        - Не затем мы тут собрались, что бы глотки рвать, да споры вести. Синеус прав, не за наживой плывём, а земли новые под свою руку брать. Но и Аскальд прав, негоже воинов в бедности держать. Выступаем завтра, данов поприжмём, да не всех, приморские земли на копьё возьмём, запас пополним, и в море. Быстрый налёт, лёгкая добыча, и в путь. А кому решение моё не любо, пусть остаётся, есть ещё время, держать не стану.
        Все одобрительно загудели, лишь здоровяк воевода, зло стиснул зубы, но спорить не посмел.
        Войско готовилось к выступлению.
        Глава пятая. Набег
        1
        Первый корабль, уткнулся днищем в песчаное дно и, заскрежетав по камням, чуть ли не на полкорпуса выскочил на берег. По скинутому с борта деревянному трапу воины, в тяжёлых доспехах сбегали на берег один за другим. Никто не желал провалиться в воду, и намочить одежды. Два других судна выполнили тот же самый маневр. За несколько минут, немногим менее двух сотен воинов оказались на берегу. Они бросились вперёд и побежали змейкой по глубокому снегу. Приблизившись к поселению, нападавшие разбились на небольшие группы, по десять - пятнадцать человек и ударияли разом.
        К тому моменту, когда нападавшие напали на Вегард Фиорд, воины Скегги ярла, прикрывшись щитами, вышли навстречу противнику. Как оказалось, не один лишь Даньша заметил корабли чужаков. Сигнальные огни вспыхнули, звуки труб разбудили спящих и воины-даны успели приготовиться к обороне. Битва началась.
        Владения ярла Скегги не являлись крепостью, в полном смысле этого слова, но, тем не менее, внутри поселения, располагался небольшой участок, обнесённый насыпью прилегающей к плотной стене из врытых в землю кольев. Именно сюда и отступили защитники Вегард Фиорда во главе с ярлом. Повсюду свистели стрелы, летели дротики, камни. Укрывшись за стенами укрепления, защитники пытались оборонятся, но силы были неравны. На каждого викинга Скегги, приходилось не менее пятерых нападавших.
        Укрывшись за огромным камнем, Даньша наблюдал за сражением. Сердце молодого кузнеца, учащенно билось. Он не знал, кто эти люди, которые напали на владения хозяина. Часть нападавших, мало чем отличалась от воинов Скегги, именно они и высадились с драккара, с огромной драконьей головой на украшавшей нос корабля. Другие воины, которые приплыли на двух больших кораблях-ладьях, отличались формой щитов, шлемов, и выглядели как-то иначе, они кричали, переговариваясь друг с другом, и Даньша понимал их речь. Он в первый раз видел варягов русов.
        - Похоже, сегодняшний день изменит всё, - подумал юноша, высунувшись из-за камня, - кто же это, говорят по-нашему, а брони у них, не хуже датских. Да и сражаются не хуже прочих варягов.
        Чужаками руководил здоровенный воин, в длинной кольчуге, усиленной прямоугольными пластинами из тонкой стали. На голове у него сидел стальной шишак, размером чуть ли не с ведро, кольчужная сетка - бармица спадала на широченные плечи, воин бился без. Он размахивал огромным мечом, который держал в правой руке, в левой здоровяк держал огромных размеров топор, которым он разрубил надвое уже парочку воинов датского ярла, оказавшихся на его пути. Нападавшие сомкнули кольцо, окружив воинов Скегги так, что тем некуда было отступать, ловушка захлопнулась и победа чужаков, оставалась лишь вопросом времени.
        Что бы лучше рассмотреть, что же будет дальше, Даньша выбрался из-за камня и пополз по снегу на животе. Временами он поднимался на четвереньки, а то и перебегал от одного куста к другому, используя их в качестве укрытий.
        - Вроде прекратили биться, чего ждут то? - подумал юноша. - Переговариваются.
        Огромный чужак что-то кричал, указывая на Скегги своим мечом. Ярл то же, что-то говорил, но слов Даньша разобрать не смог. Наконец, Скегги вышел за стены укрепления один, в то время как нападавшие отступили. Предводитель чужаков, в огромном шлеме тоже отошёл назад и на его месте оказался совсем другой воин.
        - Поединщик.
        Тем временем Скегги ярл и неизвестный воин, стали двигаться по кругу, прикрываясь щитами.
        Поединок начался.
        2
        Высадкой на побережье Вегард Фиорда руководил Аскальд. Вместе и Диром на двух кораблях, они первыми начали штурм датского поселения. С дружиной руссов, в этой битве приняли участие нурманы Рауда. Рюрик с братьями и свеи Альва в это же самое время, громили поселения соседских бондов.
        Когда кучка воинов-данов, спряталась за стенами нехитрого укрепления, Аскальд остановил атаку. Он уже потерял в бою несколько людей и решил сделать передышку. Защитники фиорда были обречены, и Аскальд решил вызвать датского ярла на поединок.
        - Давай решим это меж собой, - выкрикнул здоровяк рус своему врагу, - зачем попросту губить воинов.
        Предводитель руссов не сомневался в собственных силах, он решил в очередной раз доказать кто есть кто. Многие считали воеводу героем и признавали только его. Скегги, видя огромный рост руса, и его недюжинную силу, поначалу засомневался. Но, когда здоровяк, пообещал сохранить жизни всем, выжившим данам, если Скегги выйдет на бой, решился на схватку.
        - Для чего тебе это? - с недовольством произнёс Дир, обращаясь к воеводе. - Ты вроде бы уже вырос из того возраста, когда похваляются силой. Ты вождь, а не простой рубака, а если тебя ранят?
        Аскальд зло посмотрел на своего соратника и друга, мало кто другой решился бы оспаривать решения могучего руса, но Диру это сходило с рук.
        - Сейчас, когда этот Рюрик командует нами, нужно при любой возможности доказывать воинам кто есть кто, дружина любит героев. Когда придёт время, будет проще сместить этого выскочку, вместе с братьями.
        Аскальд говорил вполголоса, так, что бы его слышал лишь Дир. В этом момент к руссам подошёл Рауд.
        - Я я прирежу этого ярла.
        Оба руса посмотрели на нурмана, тот казался спокойным.
        - Я собирался сразиться сам, но вы тут, похоже, все сговорились? Что же если тебе так этого хочется, нурман, давай. Я не знаю, что тобой движет, но имей ввиду, мне нужна победа, - проворчал здоровяк.
        - Староват ты для схватки? - Дир скривил рот. - Думается, тебе и в поход идти не стоило, сидел бы дома.
        Рауд промолчал, глаза его горели.
        - Уверен, что победишь? Датчанин моложе и он не какой-нибудь жирный бонд-земледелец, - Аскальд сомневается.
        - Я справлюсь.
        - Будь, по-твоему.
        Аскальд снял шлем и уступил место старому конунгу.
        3
        Они стояли друг напротив друга, оценивали. Скегги сын Хокона датский ярл и Рауд Сигурдсон - нурман, получивший когда-то звание конунга за то, что смог организовать огромный скандинаво-руский флот, целую армию, и провести завоевательную акцию в Нанте и Севильи[59 - Названия городов располагавшихся в описываемое время на территории современной Франции и Испании, подвергшихся в первой половине IX века нашествию нурманнов.]. Скегги, долго смотрел на противника, оценивая силу и опыт. Рауд же напротив, был задумчив, отрешён и беспечен.
        - Нужно лишь сразиться, сразиться и умереть, тогда всё встанет на свои места, заветная цель уже рядом, такая близкая и желанная.
        - Ваш предводитель или трус, или дурак, он сам вызвал меня на поединок, а потом исчез, - хрипло прорычал Скегги, прервав мысли нурмана, - или он думает, что здесь живут неумелые землепашцы и поэтому выставил на бой старика.
        - Тот, о ком ты говоришь, мне не указ, я сам вышел, что бы сразиться. Мой нынешний вождь, тот, кому суждено стереть с лица земли твои владения ещё только плывёт сюда, а человек, которого ты принял за нашего главаря всего лишь хевдинг в войске Рюрика. - Рауд усмехнулся, достал меч. - Наш предводитель Рюрик Ютландский, он конунг, как и человек, с которым тебе придётся сразиться.
        Скегги опешил.
        - Я Рауд Сигурдсон, конунг нурманский, и если ты победишь и выживешь, тебе будет, чем похваляться.
        - Ну что ж, конунгов мне ещё убивать не приходилось.
        Скегги сделал быстрый выпад, рубанув сверху мечом. Бросок был так стремителен и силён, что большинство зрителей ахнули. Рауд же, слегка присел и уклонился. Клинок скользнул, уйдя вверх, срезав при этом несколько медных клёпок со щита нурмана.
        - Старик не так уж и плох, быстр как змея, не уверен, что этот дан получит лёгкую победу.
        Дир ткнул Аскальда локтем, воевода лишь пожал плечами.
        - Чем бы ни закончился бой, я буду в выигрыше.
        Воины с обеих сторон кричали, подбадривая бойцов. Притаившийся в укрытии Даньша, наблюдал за происходящим, разинув рот. Тем временем участники поединка кружили, пытаясь пробить брешь в обороне противника. Дан двигался быстро, энергично, то и дело, наступал, Рауд же напротив, был скуп на движения, почти не атаковал, а лишь защищался.
        - Силы бережёт, - наконец-то проворчал Аскальд.
        Дир усмехнулся, хотя воевода и старался казаться безучастным, но все видели, что и он увлечён схваткой. Вдруг Рауд, нанёс свой первый удар. Уклонившись от просвистевшего над головой меча, старый нурман ударил сверху, по дуге, вложив в удар всю силу.
        - Вот это да! - выкрикнул восхищённый Дир.
        Тяжёлый щит Скегги треснул и развалился пополам, но ярл успел отскочить. Воин-дан, швырнул на землю остатки щита. Рауд не продолжил атаку.
        - Он совсем выдохся, эх, сейчас бы самое время напасть, - произнёс слегка разочарованный Аскальд. - Смотри, он тоже бросает щит, таская его, старику не угнаться за данном.
        Теперь оба поединщика снова оказались в равных условиях, но все видели, что старый нурман совсем выбился из сил.
        - Ну, теперь он умрёт, - разочарованно произнёс Дир.
        Скегги рубанул сверху, Рауд не двинулся с места. Меч Скегги рассёк кольчугу, впился в тело, разрубив ключицу и несколько рёбер старого конунга. Над местом схватки повисла гробовая тишина. Рауд отшатнулся, сделал несколько шагов назад, но остался на ногах, его противник оскалился.
        - Всё, скоро я поднимусь к вам, боги, - старик поднял глаза к небу, над местом поединка кружили чайки.
        Скегги решил добить поверженного врага. Сделаав шаг, он почувствовал боль. Посмотрел вниз и увидел под ногами лужу, пятно разрасталось. Он понял всё. Старый конунг пренебрёг защитой, но принимая удар на себя, успел полоснуть противника мечом. Рауд бил наотмашь, изнутри, его оружие, рассекло стальные кольца кольчуги, разрубив паховую артерию. Скегги снова посмотрел на врага, тот продолжал стоять, истекая кровью. Датский ярл усмехнулся.
        - Ты искал смерти, но хотел убить, - произнёс Скегги и шагнул.
        Кровь хлынула, ярл рухнул, только после этого старик-конунг осел. Громкие крики раздались с обеих сторон, одни кричали радостно, в голосах других слышалось отчаяние.
        4
        Погода переменилась. Был ли это очередной каприз природы, а может быть, боги посылали знак, предостерегали от чего-то, никто этого не знал. Резко потеплело, снег начал таять и, когда вместо белых хлопьев на землю упали капли дождя. Дождь лил и лил всю ночь, а потом ещё один день, снег сошел, растаял как будто его и небывало. Вместо белого пушистого ковра земля почернела и превратилась в серую, прилипчивую грязь, которую, то там, то здесь покрывали глубокие бесформенные лужи.
        Добычу, взятую в поселениях бондов, которые Рюрик с братьями и свеями Альва взял без особого труда, нельзя было назвать богатой, но это было что-то, хотя бы по сравнению с тем, что досталось Аскальду. Аскальд напал на земли датского ярла, в надежде, что в закромах бывалого викинга окажется добыча, достойная пролитой за неё крови. Но богатства ярла Скегги, убитого в поединке стариком Раудом, были очень скудны. Битва за Вегард Фиорд стоила воеводе Аскальду семерых воинов, и ещё дюжину раненых, среди которых оказался и сам старик Рауд. Смертельно раненый конунг лежал сейчас в домике на широком столе, прикрытый волчьими шкурами, доживая свои последние дни.
        - Старик добился, чего хотел, это неплохо, - рассуждал Рюрик о собственном тесте. - Викинг должен умереть от меча, что бы попасть в Вальхаллу, красивый обычай, но так ли это на самом деле?
        Сам Рюрик не потерял в битве ни одного воина, правда, с десяток были ранены, но в основном эти ранения являлись царапинами, все, кроме одного. За свою победу над несколькими датскими бондами Рюрик так же заплатил достойную цену. На корабле, который стоял сейчас в бухте Вегард Фиорда, лежал смертельно раненный Озар-Гончак, человек, ради которого Рюрик смирился с присутствием в своей дружине своенравного Аскальда доставлявшего на данный момент братьям руссам немало проблем.
        Всё случилось так, как бывает тогда, когда битва уже выиграна, и воины теряют бдительность, упоённые сладким вкусом победы. Русы умели подкрадываться, нападать внезапно, так, что эти земледельцы, датские бонды, даже не успевали продрать своих заспанных глаз. Рюрик лютовал, он знал, что, то что он делает сейчас, было местью за своих родителей, жизни которых отнял ни кто иной, как датский конунг Готфрид. Рюрик мстил, упиваясь этой местью в последний раз. Он знал, что вскоре он покинет эти земли и ему не придётся держать ответ за сделанное.
        Стрела прилетела, казалось бы ниоткуда. Какой-то мнимый герой, укрывшийся в загаженном свиньями хлеву, сумел сделать то, чего не смогли лучшие воины данов. Русы праздновали победу, когда, шальной стрелок, сумел спустить тетиву. Рюрик, воин, конунг, будущий князь новгородских земель, не заметил опасности, не заметили её и его люди - русы, лучшие воины Руяна и всего Балтийского Поморья. Этот день, мог стать для великого воина последним, если бы не один человек. Гончак нашёл его, нашёл будущего князя своих земель, которого великий правитель ильменских земель Гостомысл пророчил на княженье. Как же мог Гончак, не уберечь того, кого так долго искал. Новгородец следопыт, отличный стрелок и лучший охотник всего Приильменья успел закрыть собой будущего князя.
        Сейчас Озар лежал на палубе корабля, обломок стрелы всё ещё торчал в его груди. Гончак дышал, но дни его были на исходе.
        - Снесите его на берег, - наконец-то крикнул Рюрик своим воинам. - В домах, по крайней мере, сухо и тепло, а то эта слякоть, просто не даёт покоя.
        Несколько дружинников бросились исполнять поручение.
        5
        Посреди поселения захваченного руссами, стояла разноликая толпа. Многие были ранены и истекали кровью. Воины захватившие Вегард Фиорд, пополняли количество невольников, то и дело, приводя новых пленных. Несчастные и измученные люди стояли в грязи, мокрые и понурые, опустив головы в землю, изредка переговариваясь. Многие были в одних рубахах, поэтому стучали зубами от холода, жались друг к другу, что бы согреться. Среди женщин и детей, составлявших большую часть пленённых, Даньша узнал жену убитого ярла - Вандис. Женщина стояла, гордо поглядывая на захватчиков, и прижимала к себе обоих сыновей. Сегодня бывшие хозяева и их трели-рабы стояли рядом, плечом к плечу, новые повелители уровняли всех. Даньша пытался рассмотреть, нет ли среди несчастных Сакса-кузнеца, но ему этого не удалось. Очевидно, германец нашёл свою смерть от руки одного из нападавших.
        После того, как Даньша стал невольным свидетелем схватки за Вегард Фиорд и наблюдал за поединком Скегги и Рауда, ему недолго довелось наслаждаться свободой. По всем окрестностям словно хищные звери рыскали русы, отлавливая беглецов. Молодой трель попал таки, в конце концов, на глаза захватчикам и снова угодил в неволю.
        Парочка дружинников пригнали несколько новых пленников, но Даньша не успел их разглядеть, так как его внимание привлекли четверо человек, несущих на носилках раненного.
        - Видать важный кто-то, - пробормотал стоящий рядом с парнем худощавый мужик, в котором молодой кузнец признал одного из бывших трелей Скегги. - Вон как бережно несут, точно уронить бояться.
        Четверо носильщиков шли медленно, скользя по мокрому от талой воды льду, изо всех сил пытаясь удержать равновесие. Вдруг кто-то окрикнул процессию, и носилки остановились.
        К раненному подошли двое, молодой русоволосый витязь, в меховой шапке и кольчуге и широкоплечий суровый рус лет сорока с огромной бляхой на груди. Мужчина не одел ни шапки, ни шлема, и поэтому его чёрный чуб гордо развивался на ветру. Воин что-то негромко сказал носильщикам и те поспешали опустить раненного на землю. Судя по тому, как носильщики исполняли его приказы, этот человек и являлся главным вождём всех захватчиков.
        Даньша не расслышал слов широкоплечего, но зато смог разглядеть лицо человека лежавшего на носилках. Судя по одёжде и длинной бороде, раненый был не из руссов. Грузный и плосколицый, он более походил на матёрого новгородского купчину, нежели на одного из поджарых воинов варягов. Даньша вытянул шею, прислушался к разговору, но ветер доносил до юноши лишь обрывки слов.
        - Кто же это такой? - снова пробурчал худощавый трель, в самое ухо Даньше, - И не нурман вроде, да и не рус, а чести, точно конунгу.
        Даньша уже начал было терять к происходящему интерес, но вдруг знакомый до боли голос заставил парня напрячься.
        - Озар! Гончак! Посмотри сюда! - крикнул кто-то из толпы, - Это я, узнаёшь?
        Раненый приподнял голову. Он смотрел на пленных помутнённым взором, оба руса тоже оглянулись. Раненый прищурил глаза и протянул руку в направлении кричавшего, приподнялся, и, упал, потеряв сознание.
        Только сейчас Даньша разглядел в кучке пленников, прибывших последними, того, кто назвал раненного по имени.
        - Надо же, выжил, - усмехнулся молодой кузнец.
        На Даньшу из толпы так же, не скрывая своего удивления, смотрел его старый знакомый Лейв.
        6
        В тесной, плохо протопленной комнатке, на высоких кроватях, укрытые толстыми покрывалами из шкур лежали двое. Два человека, два представителя разных народов, различные по своему положению и роду занятий. Но сейчас их объединяло одно, каждый из них доживал свои последние часы на этой земле.
        Меч Скегги нанёс Рауду смертельную рану, но дыхание старого викинга всё ещё было слышно, он постанывал и хрипел. Сосед нурмана Гончак, также дышал с трудом. Обломок стрелы, по прежнему торчал в его груди. Опытные воины, принесшие новгородца в дом, понимая, что тот больше не жилец, решили не извлекать древка, что бы не дать истечь кровью. Так они пытались продлить умирающему жизнь.
        Нарушив общую тишину дверь домика со скрипом отворилась, и в комнату вошли Рюрик и оба его брата. Трувор и Синеус задержались на пороге, пропуская старшего вперёд. Вождь руссов неспешно подошёл к нурману. Рауд, услышав присутствие людей открыл глаза, лицо его искривила слабая улыбка.
        - Я нашёл таки то, что искал, - губы умирающего подрагивали. - Смерть от меча, вот о чём должен мечтать настоящий викинг, не важно конунг он или обычный хирдман.
        Рюрик кивнул в ответ.
        - Ты наскоящий конунг, мой сын будет гордиться своим дедом.
        - Да, я буду пировать за столами Вальхаллы и смотреть сверху как мои потомки будут править завоёванными тобой землями. Я не ошибся в выборе мужа для дочери.
        Довольный конунг вздохнул с облегчением, но, вдруг, словно вспомнив что-то, добавил. - Ведь я не ошибся, верно? - в голосе Рауда послышалась тревога.
        - Если ты имеешь ввиду моё обещание, то я о нём не забыл. Наш общий родич, сын Витослава, уже плывёт к твоему фиорду. Олег станет для моего сына и твоего внука достойным защитником и учителем. Он позаботится о ребёнке, пока я буду добывать своё княжество. Я не забываю своих обещаний.
        - Хорошо, это очень хорошо, я всегда верил в тебя, - старик, по-видимому, успокоился. - Ах да, тот человек, который разыскивал тебя всё это время, - Рауд указал на соседнее ложе, - Иди к нему, он что-то хотел сказать. Мне тяжело говорить, я должен подготовиться к дороге.
        - Тебя похоронят по вашим обычаям, как настоящего конунга, я обещаю.
        Блаженная улыбка появилась на лице старого нурмана, он закрыл глаза, Рюрик тем временем приблизился к Гончаку. Увидев, что новгородец пришёл в сознание предводитель руссов произнёс.
        - Ты хотел меня видеть, ильменский посол, я пришёл.
        Гончак приподнялся на локтях, огляделся, было видно, что каждое движение приносит ему муки.
        - Ты не забыл обо мне, - умирающий втянул воздух, его голос дрожал. - Каждый во что-то верит, вот он, например, - Гончак кивнул на раненного нурмана, - хочет пировать с богами и жить войной, у меня нет таких целей. Я не знаю, что обрету после смерти, но я знаю, что хочу оставить после себя. Я всю свою жизнь служил своему князю, я служу ему и теперь, когда он ушёл от нас. Гостомысл завещал власть тебе, князь Рюрик, да, да, я не оговорился, теперь ты мой князь, и нужно, что бы в это поверили все. Не грабь мой народ, не терзай, будь ему защитой и опорой. Моя мечта, что бы мой сын, видя то, как жил его отец, и, видя как он умирает, захотел бы прожить свою жизнь так же славно, как прожил её я. Я рад, что нашёл тебя, я рад, что ты станешь князем моих земель, хотя мне не нравятся некоторые из твоих сородичей, они дают тебе дурные советы, не слушай их.
        При этих словах Рюрик стиснул зубы, он понимал о ком идёт речь.
        - Мы не должны были нападать на эти земли, я чувствовал это и вот результат, я умираю, не успев довести дело до конца. Я долго тебя искал, но я не смогу представить новгородскому вечу. Пусть это сделают другие. Помнишь пленника, который назвал моё имя, когда меня несли с корабля?
        Рюрик кивнул.
        - Этот человек был пестуном при Лучезаре, приемном внуке Гостомысла. Я вспомнил его. Он может тебе пригодиться на новых землях. Освободи этого пленника, пусть он сведёт тебя с приёмышем умершего князя. Я уже не смогу сделать этого сам.
        - А так и сделаю. Скажи, я могу сделать что-нибудь для тебя.
        - Позаботься о моём сыне, и он станет тебе верным слугой.
        - Я возьму его в дружину, мне нужны люди, подобные тебе.
        - Сделай его настоящим мужчиной, мой князь, сделай.
        Гончак поднялся на локти, хотя было видно, что это далось ему нелегко, он захрипел, схватился рукой за грудь, струйка крови стекала по его губам, очевидно, долгая речь не пошла ему на пользу, он дёрнулся, и испустил дух.
        - Тебя похоронят с почестями, ты этого достоин, - сквозь зубы процедил Рюрик. - Найдите человека, о котором он говорил, немедленно.
        Когда Трувор и Синеус вышли из комнаты, Рюрик обернулся. Лежащий на соседнем ложе Рауд также не подавал признаков жизни.
        - Они ушли одновременно, два человека, два героя, получив от жизни то, о чём мечтали, - усмехнулся будущий князь и направился к выходу.
        7
        Корабль стоял на вбитых в грунт деревянных сваях, посреди небольшого углубления у самого берега. Киль судна был врыт в землю, а каменная насыпь с обеих сторон держала корпус парусника, словно огромные монолитные тиски. Создавалось впечатление, что корабль плывет по суше так, как он когда-то бороздил просторы бескрайних северных морей. Не обычная рыбацкая лодка, не тяжелый торговый кнорр, а настоящий боевой драккар, длинный и узкий, с драконьей мордой, украшающей нос судна, с прокопчёнными низкими бортами, почерневшими от въевшейся в них смолы.
        Толпа становилась всё больше и больше. Многочисленные трели-рабы подтаскивали к кораблю вязанки дров и тюки с соломой промасленной жирным, пахучим составом. Даньша стоял среди воинов, рядом с Лейвом, искоса поглядывая на снующих вокруг варягов.
        - Удивительная штука судьба, - рассуждал бывший трель. - Два дня назад, Лейв, закованный в колодки, готовился встретить смерть, а сегодня вот он, стоит среди победителей, как ни в чём, ни бывало, одет в добротные одежды, и опоясан мечом.
        Тот раненый, которого Даньша принял за заезжего купчину в самом деле оказался новгородцем, посланцем князя Гостомысла, и именно по его просьбе Лейв из разряда пленников, перекочевал в свободные люди, и стал чуть ли не советником при вожаке руссов. Но и сам Лейв, поступил благородно. Ведь именно благодаря его просьбе Даньшу освободили из плена.
        Парень переминался с ноги на ногу, и кутался в свой тулуп, сырость и холод вызывали озноб. Снег и дождь падали на непокрытую голову Даньши, и он то и дело стирал с лица холодную влагу. Вдруг все, словно по волшебству замерли, и мощный рёв труб, раскатившийся многоголосым эхом по всей округе, возвестил о начале ритуала. От резкого звука Даньша напрягся, скривил лицо, борясь с сильным желанием заткнуть уши. Гусли, дудки и бубны, различные трещотки, вторили гласу труб, создавая невыносимый шум.
        - Несут, несут, - послышалось со всех сторон. Толпа зашевелилась, отпрянула, пропуская вперёд кортеж с телом покойника.
        - Кто ж он такой то? - дёрнув того за рукав, прокричал в ухо Лейву Даньша. - Что для него такие торжества затеяли.
        - Конунг это нурманский, самый большой князь по-нашему, - не поворачивая головы, пробормотал Лейв, - родич он вождю варяжскому.
        Новые завывания труб, помешали продолжить фразу. Даньша вытянул шею изо всех сил и увидел, как воины на специальных носилках внесли мертвеца на корабль по приставленному к борту трапу. Тело покойного конунга поместили на корме, под углом, словно бы давая ему возможность смотреть вперёд. Вслед за первой группой носильщиков появились новые. Семерых павших в бою варягов и посола новгородца, благодаря которому Даньша с Лейвом обрели свободу, провожали воины в их последний путь.
        Новых покойников положили в ноги к павшему конунгу. Трубы умолкли, на мгновение воцарилась гробовая тишина. Из толпы воинов вышел старец в длинном одеянии. Он отличался от остальных варягов, как лицом, так и одеждой.
        - Жрец это, - пробормотал кто-то из стоящих за спиной, Даньша поёжился.
        Старец, в длинном одеянии из шкур, с посохом, украшенным побрякушками из черепков и перьев, затянул длинную речь, из которой Даньша ни понял ни слова, грубый голос старца напоминал карканье ворона. Знавший древнегерманский Лейв понимал всё, но Даньша не стал требовать разъяснений, ведь всё и так было ясно без слов, говоривший воспевал подвиги героев, провожая их в далёкий загробный мир. Несколько участников погребения внесли на борт оружие и утварь, горшки с зерном, и готовые хлеба, какие-то драгоценности, бочонки с медами и брагой, одним словом всё, что должно было послужить умершим в их дальней дороге в загробные миры.
        Жрецу принесли жертвенных животных, собаку и петуха, подвели молодого и статного жеребца. В считанные мгновения жертвенный нож жреца сделал своё дело. Когда с невинными тварями было покончено, двое бывалых рубак из числа нурманов огромными топорами изрубили туши животных на куски и бросили их на палубу драккара. Всё это происходило под всё те же звуки труб и заунывные песни плакальщиц из числа пленниц, пригнанных варягами к месту погребения.
        Кто-то промелькнул пред глазами и на мгновение Даньша потерял пленниц из виду. От кучки женщин отделилась укутанная в плащ фигура.
        - Кто это? - прошептал Даньша в самое ухо Лейву, не удержавшись.
        - Это новая служанка конунга, она будет сопровождать его по дороге в Вальхаллу.
        - С ней поступят так же, как и с животными?
        - Её удушат, - равнодушно заявил кто-то из стоящих поблизости.
        - Говорят ваш конунг пообещал её детям жизнь и свободу, если она добровольно взойдёт на жертвенный огонь, - почёсывая бороду прорычал здоровенный нурман, обращаясь к говорившему. - Я слышал, эта тир[60 - Тир - женщина-рабыня.] очень хороша, так, что нашему старику-конунгу можно сказать повезло, - и здоровяк рассмеялся собственной шутке.
        В этот момент женщина откинула капюшон и подошла к жрецу. Она стояла с гордо поднятой головой и смотрела на собравшуюся толпу надменным, твердым взглядом. Даньша от удивления охнул.
        - Да ведь это же… - оглушительный рёв помешал парню договорить.
        В несчастной Даньша узнал бывшую хозяйку, жену погибшего ярла - Вандис.
        Под звуки труб, сопровождаемая жрецом, новоиспечённая тир, взошла на палубу, корабля.
        - Вот такая штука судьба, вчера жена воина, сегодня лишь несчастная жертва для жадных до крови варяжских богов, - заявил с сожалением Лейв, поглядывая на бывшую хозяйку, а ведь ей я тоже обязан жизнью.
        Даньша лишь опустил голову. Бывший датский викинг, повторил его недавние мысли. Вот и он, Даньша, недавний трель, потом пленник, а сегодня уже снова свободный человек. Юноша провёл рукой по горлу, тугой ошейник больше не сжимал ему шею.
        Погребальный огонь разгорался медленно, разнося густые клубы дыма. Несмотря на обилие сухих дров и горючего жира, с неба падала влага и мешала пламени разгореться, но всё же, спустя некоторое время, красные языки охватили корабль и всё, что было на нём, Даньшу обдало жаром.
        - Что же случится завтра, как снова судьба пошутит над нами?
        Пламя поднялось до небес, прислуга готовила столы для предстоящей стравы[61 - Страва - поминальный пир.]. Воины русы, воины нурманы и новгородский посол Гончак сегодня покидали этот мир, следуя каждый в свой загробный мир, тот в который он верил при жизни. Кто-то из певцов затянул протяжную песню:
        Кукушка, ты вещая птаха богов,
        Скажи, где меня похоронят,
        Засыплют землёй, иль над жаром костров,
        Мой прах злые ветры разгонят.
        Ирей и Вальхалла, желанный удел
        К которому, я устремляюсь.
        И сколько б ни жил я, и песен ни пел,
        Я вновь пред богами склоняюсь.
        Курганная насыпь, божественный холм,
        И тризны блаженные плясы,
        Ладья, покачнулась, от трепета волн,
        Проснулись могучие «асы[62 - Асы - верховные божества в германо-скандинавской мифологии.]».
        Фрейер или Один, Перун и Велес[63 - Перун - слыл богом воинов, Велес - помимо всего считался богом плодородия у славян. Соответственно Один и Фрейер выполняли те же функции у скандинавов.],
        Варяжские главные боги,
        В Вальхаллу, и в Ирея девственный лес,
        Откроют героям дороги.
        Вот пламя упало, на трепетный шёлк,
        Покрывший броню боевую,
        Костёр закусил его, будто бы волк,
        Распробовал плоть неживую.
        Огонь пожирает телеса его,
        Дымы вознеслись над волнами,
        Мгновенье, и, более нет ничего,
        Лишь память о нём будет с нами.
        Хороним героев, хороним вождя,
        Дружина их в путь провожает,
        Упали на уголья капли дождя,
        Бессмертье героев встречает.
        Книга третья
        Русь идёт
        Глава первая. Чужаки
        1
        Впервые, за последние месяцы, ему удалось оторваться от дел и выехать за город. О том, что бы навестить семью, оставленную в Изборске, он теперь только мечтал. Бывший воевода и представить себе не мог, что, став новгородским посадником, наживёт кучу болезней, станет нервным и раздражительным. Будучи воеводой Изборска, Елага занимался содержанием и обеспечением местной дружины, безопасностью городка, и прилегающих к нему земель. Став посадником Новгородским, он столкнулся с множеством прочих проблем и забот, которые, как выяснилось, оказались для него непосильной ношей. С утра до ночи приходилось выслушивать вечно ворчливых и всем недовольных горожан. То мужики из за клочка земли полаются, где чей надел, да кто им по праву владеть должен, то купцы местные с гостями заморскими в цене на товар не сойдутся. Так не говорят, а всё орут, того и гляди, как бы за ножи да топоры не схватились. Любит люд новгородский погалдеть да поспорить, а дай мужикам волю, так они и силушку в ход пустить готовы. Ни один вопрос, ни один суд без посадника не обходится, а коль уж судить да рядить, так по справедливости
надобно, а не как придётся. А как по справедливости, так ведь всем и не угодишь. Те, кого обделил, глядишь, и обиду затаить могут, потом ходят злобу в сердце носят. А Елага, хоть и воин от роду, суров да беспощаден в боях, а в жизни то совсем не таков. Большое сердце у нового посадника, большое и доброе. Трудно ему, когда люди про него злое наговаривают, от того и хмурый он вечно, не по нему такая жизнь.
        Пока у кривичей воеводствовал, так там ведь всё иначе было, по-другому.
        Где враг, где свои, особо думать не надобно. Дружине спуску не давай, что бы не ленились, а уж врагу и подавно. Врагов бил воевода, не щадя. Не щадил при том, ни дружину ни себя самого, а в городе что? Тут свои, как их унять? По мирному ведь надобно, тут силу не применишь. За этот неполный год, пока он в Новгороде посадником сидел, Елага истощал, осунулся, постарел и лицом и душой. Голова, напрочь, облысела, да и в бороде волоса русого не сыщешь, одна седина. Зачастую друзья да знакомцы прежние уж и не признавали сразу, в старике этом некогда грозного и могучего воина славянских земель.
        А тут недавно ещё напасть приключилась. Двое племенных вождей из ильменских словен меж собой повздорили. Не то из-за того что кто-то девку из дома без согласия родичей умыкнул, не то какая другая причина была, времени на разборы у Елаги не было. Началось как всегда с мордобоя, а закончилось тем, что прибили двух мужиков до смерти, и тут пошло, взялись мужики за топоры. Кровь пролилась, сцепились не на шутку, могло всё большой бедой обернуться. Хуже нет когда род на род идёт, да к тому же вожаки ещё и всех соседей к своей разборке привлечь норовят.
        Пока Елага воев скликал, что бы смуту унять, так те деревеньки боярин Вадим замирил. Хотя что говорить, не замирил, а силой унял да успокоил. У Вадима Храброго дружина своя, да такая, что покрепче городской будет, в боях проверена. Налетели на смутьянов, плетьми да конями толпу разогнали, точно баранов. Такой жути на мужиков нагнали, что те про пересуды и думать забыли. Вроде бы хорошо всё, да только у Ерги мысли закрались. Вадим ведь не только бунтарей унял, а ещё и плату с них взял, за беспорядки учинённые. Взял не только с ильменцев, но ещё и с соседей их, эстов, их тех, что собирались бунтарей поддержать. А добро, что воины его взяли не в казну городскую, а себе прибрал. Мол, дружина то моя, так и прибыль мне, войску на прокорм. Вроде бы правильно то, да только не совсем. Подати со своих брать, то княжья забота, а коли нет князя, тогда что? Елага было попытался с боярина Вадима к ответу призвать, но тот в ответ лишь посмеялся.
        - Пусть подать с виновных брать и княжья забота, да только и ты, посадник, не князь. Потому уймись, и не пытайся ухватить то, что самому не поднять, - ответил воевода, и денег в казну не дал.
        А разве с Вадимом теперь поспоришь? Дружина у него побольше городской, конная рать - степняки да болгары. А казна пуста, нечем ратникам платить, вот половина то из них по своим домам да огородам и разбежалась. Разве, что с Вадимом этим Лучезар потягаться сможет. У княжича приёмного тоже дружина своя, пусть не такая как у Вадима, но тоже с полсотни наберётся, в основном балты да эсты. Одним словом запутался посадник совсем, не выдержал, и, не долго думая, оставив вместо себя одного из приказчиков, сел на коня и собрался за город отдохнуть от суеты и забот.
        - Не долго уж осталось, по уговору скоро срок мой исходит, - радовался Елага. - Соберём вече, и тогда пусть уж мужи сами решают, кого новым посадником ставить. А коль хотят, пусть князя выберут, хоть Вадима, хоть Лучезара, а с меня хватит, уморила меня эта служба. Отдохну недельку, а там и до назначенного срока недолго останется.
        Елага, в сопровождении двух городских ратников, верхом на каурой лошадке ехал по весеннему лугу. Первые побеги пробивались сквозь плотный слежавшийся грунт, с которого только-только сошли зимние снега.
        - Вот она травинка, тонкая такая, слабая с виду, а сквозь толщу земную всегда лазейку найдёт, просочиться, расправиться и станет крепнуть и стремиться к солнцу, - радовался посадник первым зелёным листочкам. - Уж и думать перестал, не вспомнить уже, когда в последний раз за плугом ходил, а ведь было время, эх, … Как сброшу с себя хомут этот, отойду от дел, так, пожалуй, заживу спокойно.
        Елага подъехал к раскинувшимся средь поля постройкам. Его это земля, с давних пор ещё выкупил, так просто для души, а нынче вот и сгодилась.
        - Отойду от дел, сюда жить приеду. Семью привезу, найму работников, поле засею, и заживу, - размечтавшись, Елага въехал во двор. - А пока хоть высплюсь вдоволь.
        Но отдохнуть посаднику, было не суждено. В доме его уже ждали.
        2
        В прихожей на лавке сидели двое, крепкий старик и худощавый парень с растрёпанной шевелюрой. Оба гостя, завидев хозяина, вскочили с мест, склонились.
        - Здрав будь, посадник, прости, что без приглашения.
        «Говор варяжский, чужой. Где-то я его видел. Вот где?» - прикинул Елага, глядя на старшего. Позади Елаги, переминаясь с ноги на ногу, стояла челядь. Елага сел, жестом отпустил прислугу, а двум вооружённым воям кивком велел остаться, мало ли чего… Елага вздохнул, нет отбоя от ходоков. Ну, ладно, послушаем, чего эти припёрлись, буркнул:
        - Ну, коль пришли, выкладывайте.
        - Знаешь ли, посадник, что варяги с кораблями на Ладоге встали? Большим числом пришли, по воде. Не даны, нет. А из Балтийских руссов варяги. Про Рюрика Ютландского слыхал ли, нет? Мы его послы, - заявил старший без предисловий.
        Елага дёрнулся, точно ежа проглотил. Стража по бокам попятилась.
        - Чего говоришь? Корабли варяжские на Ладоге стоят, что за напасть?
        - Не пугайся воевода, то не набег, - поспешил успокоить посадника пришлый старик. - Варяги эти, те самые, кого Гостомысл призвал. С миром пришли. По-праву. Три родных брата те, внуки Гостомысловы. Рюрик их старшой, ждёт теперь послов новгородских.
        Елага чувствовал, как по спине, точно ледяные салазки, скользят, бегут мурашки, холодок. Варяги, большой флот… От одних недавно избавились, а тут эти. Да, конечно, этих сам Гостомысл позвал, но мало ли…
        - Ну, коль с миром варяги это хорошо. Только всё это ещё обмозговать надобно, обсудить. Вече созвать, да людей достойных отрядить. А вы посланцы обождите пока, люди мои вас на постой определят, а как ответ готов будет, так я вам его и сообщу.
        - Хорошо, только не тянул бы ты с ответом. Конунг Рюрик долго ждать не станет. Он сюда по праву законному пришёл, а встречать его никто не торопиться, обидется может. Крепко.
        Вот он, Лейв указал на Смагу, сын Озара Гончака, они тех варягов и нашли. Парень кивнул.
        Елага ещё более струхнул.
        - Ну, коли так, прямо сейчас в Новгород отправлюсь, - Елага поднялся. - А что горожанам то сказать, кто вести радостные нам привёз? Не припомню я, что бы ты имя своё назвал, посланник.
        - Зовусь я Лейвом, при дворе Гостомысла когда-то состоял, потом у Лучезара, приёмыша его. Теперь при Рюрике, ему служу.
        Елага насупился. Не больно-то доверял посадник приёмышу. А где ель, там и шишки. Что хозяин, что слуга - одна напасть.
        3
        Светильник сильно коптил, и пламя, возвышавшееся над тоненьким фитилём, постоянно подрагивало от порывов ветра проникающего в комнату через открытое окно. Мужчина развалился на ложе, наслаждался вечерней прохладой. Гул за окном утих, крики смолкли, и ночь, укутала засыпающий город мягкой пеленой.
        Скрип ворот и собачий лай заставили насторожиться. Сквозь растворённые ставни слышались голоса, кто-то громко бранился, и это вызывало у Лучезара раздражение. Он резко поднялся, затворил окно и плюхнулся на кровать. Весть о прибытии русов не давала покоя.
        - Только этот княжий пёс, Гончак, сумел разыскать их, избороздив все воды Балтии, - ворчал он про себя, скрежеща зубами. - Почему у меня нет таких слуг, самоотверженных и преданных, готовых даже жертвовать собой? Все, кто рядом со мной, готовы прислуживать лишь из страха, или за плату.
        С того дня, как Вече избрало Елагу посадником, молодой княжич не находил себе места. Поначалу он негодовал, срывая гнев на прислуге, затем выдумывал разные способы, что бы что-то изменить, но всё было тщетно. Тогда он решил затаиться и ждать своего часа. Лучезар успешно вёл торговлю и благодаря прибылям сумел пополнить дружину, обзавестись верными людьми среди горожан. Теперь он знал всё, точнее очень многое. Поняв, что Елага оказался никудышным правителем, так как постоянно шёл на поводу у новгородских бояр да богатых купцов, Лучезар поначалу возрадовался. Он лелеял надёжду, что новгородский люд вспомнит героического княжича, спасшего город от захватчиков варягов, и изберёт себе более достойного правителя. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Смуты и раздоры не прекращались, бояре богатели, народ подвергался гонениям, ремесленники теряли прибыль, земледельцы оставались с пустыми карманами, сбывая зерно за бесценок. Самому Лучезару конечно было грех жаловаться на отсутствие богатств, дела шли в гору, но заветная цель о княжеской власти по-прежнему оставалась недосягаемой. Во многом виновником
этого Лучезар считал Вадима.
        Бывший воевода болгарского царя, тоже имел своё маленькое войско. Он сумел организовать несколько удачных походов к враждебно настроенным соседям, взять там добычу, и после этого устроил несколько бурных праздников с гуляньями и застольем. На пир приглашались все желающие и любившие повеселиться за чужой счёт новгородские мужики, не упустили своего шанса. Вадима любили за щедрость, за весёлый нрав и многие видели именно в нём своего нового князя и заступника. Лучезар решил пойти тем же путём, но его экспедиция оказалась неудачной. Он напал на эстов, но вместо того, что бы вернуться победителем, получил жёсткий отпор, да такой, что пришлось уносить ноги. К тому же новгородское вече, осудило действия неуёмного княжича, и что бы примириться с соседями повелело ему выплатить пострадавшим большой откуп. Лучезар в результате этого остался почти без средств. Так, что на момент прихода русов, честолюбивый приёмыш остался почти без средств, и находился на грани отчаяния.
        Снова послышались голоса, на этот раз из коридора. Лицо Лучезара исказила недовольная гримаса, он снова поднялся, и направился к двери. Но тут кто-то постучал, и дверь со скрипом отворилась.
        - Гость к тебе, княжич, - послышался голос, - Прости, что тревожим, но этого человека ты, пожалуй, захочешь принять.
        4
        Лейв долго стоял в темном коридоре, и поэтому поначалу сощурился от яркого света. Хозяин встречал гостя, лёжа на широкой постели, на его лице застыла надменная ухмылка.
        «Он почти не изменился, чего, пожалуй, нельзя сказать обо мне», - глядя на бывшего хозяина, подумал Лейв, вспоминая о годе, проведённом в рабстве. Лучезар поднялся, ухмылка не покидала его лица.
        - Не чаял тебя снова увидеть, но раз ты пришёл сам… - брови Лучезара сдвинулись, рот превратился в тонкую полоску. - Значит…
        - Тот, о котором идёт речьмёртв!
        На лице Лучезара тут же появилась уже довольная улыбка.
        Даньшу Лейв определил в свиту к Трувору, младшему из братьев, и наказал не появляться в Новгороде. Рюрик же отослал Трувора в земли кривичей, и вероятность того, что Лучезар и Даньша встретятся, становилась ничтожной. К тому же молодой княжич, никогда не видел своего единокровного брата. Лейв поклялся, что в благодарность за спасение собственной жизни, сделает всё, что бы молодой кузнец остался жив.
        - Значит, ты вернулся и готов служить, - не то, спрашивая, не то утверждая, произнёс Лучезар. - Надеюсь, я по-прежнему могу на тебя положиться?
        - Увы, хозяин, теперь я не располагаю своей свободой, - Лейв пожал плечами. - Я почти год провёл в рабстве, и служу тому, кто вернул мне свободу.
        - И кто же, он, позволь узнать? - Щека Лучезара подрагивала.
        - Конунг руссов Рюрик, тот, кому покойный князь решил передать власть.
        Лучезар переменился в лице.
        - Ты служишь тому, кто посягает на моё законное место?
        Лицо княжича побелело, нерв на лице задёргался ещё быстрей, пальцы сжались в кулаки. Лейв почувствовал, что холодный озноб пробежал по спине, ему стало не по себе. Как же так, он, бывший викинг, побывавший в десятке битв, человек, не боявшийся в одиночку пробраться в лагерь врага, он именно сейчас стоял и испытывал страх.
        Смех Лучезара прервал размышления Лейва. Лицо княжича переменилось, он отступил назад, поправил пятернёй волосы и рассмеялся, счастливым и беззаботным смехом. Лейв, на мгновение растерялся. Он не знал, что и думать, чувство тревоги всё равно не покидало его, наконец, Лучезар заговорил:
        - А ведь это даже хорошо. Сейчас я снова далёк от своей цели как и раньше, и быть может твои русы помогут мне это изменить.
        Лейв застыл в недоумении, смысл слов собеседника ни как не доходил до него.
        - Ты поможешь мне войти в доверие к твоему новому князю, а он поможет мне ослабить положение моего главного врага. Когда твой Рюрик станет мне доверять, я уже сам решу, кто умрёт первым, внуки Гостомысла, или этот Вадим.
        5
        «Ничего не изменилось. Та же толпа, те же люди, готовые в любую минуту, переменить мнение, забыть, что отстаивали накануне. Может и вправду эти русы, сумеют дело поправить? - подумал посадник с грустью. - Что богатеи новгородские на этот раз порешат, ведь за год многое поменялось, народец нищает, а у верхушки городской карманы только больше топорщатся, захотят ли эти толстосумы над собой князя иметь, да и ещё такого, перед которым ответ держать придётся». Толпа гудела ровным, привычным гулом, Елага поднялся на помост и огляделся. Представители разных концов города держались вместе, составляя своего рода группы: там бояре со слугами и свитой, там купцы, там ремесленники. Для каждого сословия своё особое место. От Людина конца в основном мужи знатные стоят, бояре да купцы, что гостями в страны дальние плавают товары возят. Таким всегда лучшие места, ведь именно они все вопросы решают, а не голытьба да беднота, у этих сила лишь в количестве. Несмотря на то, что народу множество, у кого деньги и богатства, у того и сила, у кого сила, у того и власть. У каждого боярина своя челядь, а то и дружина
малая, для охраны, вот потому-то за ними и сила. От Плотницкого конца да от Словенского в основном ремесленники, плотники, столяры, кузнецы да ткачи, а ещё торговцы мелкие. Эти если и чего добиться решат, то лишь числом, да единством взять смогут. Только где ж он единство то? Как начнёт беднота судить да рядить, так сразу и перегрызутся все. В такие моменты каждый лишь о своей шкуре думает, своя рубаха ближе, от того и решают в основном всё первые люди города: купцы что побогаче, да знать.
        Эх, времени мало, не успел Елага с боярами по одному побеседовать, поглядеть, кто как настроен, кто завету Гостомысла покойного верен, а для кого главное свою мошну набить.
        - Вон Желыба - боярин, воевода рати городской, только что от той рати нынче осталось, не на что ратников содержать, вот и смурой воевода, весь насупился. С Желыбой Живан - сотник, поддержит ли он, аль нет, не угадаешь? Он и год назад, никак определиться не мог, а что уж сейчас скажет. Жаль прислужник Гостомыслов Багоня помер по зиме, сейчас его красноречие не помешало бы, а то вон их сколько собралось, Заброда купец, что Лучезару-приёмышу власть отдать предлагал. Да вот, что-то самого Лучезара не видно, неужто людишки его такой случай упустили, что бы смуту на вечевой площади учинить, странно всё это. - Елага тяжело вздохнул, вытирая вспотевший лоб рукавом. - И обсуждать ничего ещё не начали, а уж тяжко стало, неспокойно.
        Посреди площади на пригорке стоял Вадим со своими людьми и поглядывал вокруг, изображая беспечность.
        - Вот уж кто сегодня в почёте, да славой обласкан, многие его в князья пророчат, а ему хоть бы что, будто бы и не рвётся княжье место занять. Куда же Лучезар подевался, ох неспроста он пропал, неспроста?
        Отогнав дурные предчувствия, Елага поднял руку, требуя тишины, пора было начинать. Народ долго не умолкал, ропот продолжался, но, наконец-то вече утихло, и посадник заговорил.
        - Года не прошло, как вами выбран я посадником новгородским. Правил я, как мог, не знаю, хорошо ли, плохо ли, но вот время моё подошло к концу. Те, кому власть моя отойти должна прибыли и требуют того, что им обещано.
        Толпа зашевелилась. Многие ещё не понимали, о чём пойдёт речь.
        - Говори, посадник, не темни, кто прибыл, да откуда? - крикнул кто-то из толпы, - Не поймем мы, к чему клонишь. Кому варягам, что ли, обещанным, так где ж они?
        Люди всё больше и больше роптали, ожидая новостей. А известно всякому, не все новости добрыми бывают. От того и волнуется люд.
        - Верно, прибыли те варяги от Руси, на кораблях да с войском, большим. На Ладоге стоят, ждут решения нашего! - прокричал Елага, стараясь перекричать толпу.
        Весть о том, что войско варяжское неподалёку от Новгорода встало, вовсе вызвало переполох. Народ зашумел, разбушевался не на шутку, даже беспечный поначалу Вадим Храбрый весь напрягся, начал со своими людишками о чём-то переговариваться. Наконец на помост вышел Лейв в сопровождении Смаги, они прибыли в город вместе с людьми посадника и сопровождали его на вече. Увидев, что на помост взобрались новые лица, люди немного угомонились, все стало интересно, кто такие, почему решили слово своё сказать.
        - Да это ж Лейв, княжича Лучезара ближний служка. Что-то давненько его не было видно, а тут на тебе, объявился, - раздались крики. - А где сам-то княжич, чего на площадь не пришёл, аль испугался клго?
        Лейв огляделся, толпа не утихала.
        - Приветствую тебя град великий и вас всех мужи новгородские, от себя и от вождей и предводителей моих! - голос варяга был громок и твёрд.
        - А где ж предводитель то твой, Лучезар-приёмыш, что не видно то его, побоялся, что ли, что за дела его недавние отвеет держать придётся, - вновь прокричал кто-то из толпы, намекая, на недавний поход молодого княжича к эстам.
        - Поглядите-ка, кого прислал, прислужника-варяга, а сам сбёг, испугался.
        С разных мест раздались смешки и хохот, Лейв прервал свою речь. Перекричать людей было непросто.
        - Да полно вам, давай послушаем, что скажет, - вдруг выкрикнул воевода Вадим, он поглядывал с лёгкой ухмылкой на слугу своего главного соперника.
        Народ, услыхав призыв своего любимца, тут же поутих, Лейв сразу же заговорил.
        - Я сегодня слово скажу не только от Лучезара но и от князя моего Рюрика.
        Толпа напряглась, все замерли точно по волшебству.
        - Я год без малого в плену у данов был, а из плена того меня князь Рюрик вызволил. То, что он по праву законному на земли наши пришёл, вот он, - Лейв указал рукой на стоящего поблизости Смагу, - подтвердить может. Его вместе с отцом его что Гончаком звался покойный Гостомысл к Руси посылал. Так вот, пришли те варяги и ждут, когда вы мужи новгородские послов к ним отрядите и роту верности им принесёте.
        - А коль не принесём, то, что тогда? - выкрикнул кто-то из людей купца Заброды.
        - Не принесёте, стало быть, так наряд на преемственность власти нарушите. По закону Рюрик с братьями в наши земли пришёл, да по призыву, а русы вои знатные, будите бузить да упрямиться, глядишь и силу свою покажут.
        Лейв взглянул на стоящего поблизости Вадима, лицо молодого воеводы потемнело.
        - Пока вы тут галдите да спорите, дружины Рюрика и братьев его к кривичам да к веси направились! - громко крикнул Елага. - Сивара Синеуса весь Белоозерская своим князем признала, а кривичи Изборские его брата младшего Трувора теперь князем величает. Ваш же князь Рюрик, на Ладоге себе заставу срубил, послов от вас дожидается. Пока вы тут рядите да судачите, князь уже границы наши северные укрепляет.
        Толпа роптала, но вслух никто возражать не посмел, Лейв переглянулся с Елагой, на лице посадника промелькнула лёгкая усмешка. Мало кому всерьёз хотелось оспаривать власть у пришлых варягов. Понимали новгородцы, что и мечи варяжские крепки, да и правда на их стороне.
        - А хозяин мой старый, Лучезар, тоже Рюрикову власть признал, - добавил Лейв напоследок. - С людьми своими к нему направился, что бы первым князя нашего поприветствовать.
        Люди, по-прежнему перешёптывались, осмысливая услышанное. Лишь воевода Вадим, что-то буркнул сквозь зубы, и отправился восвояси. Все его люди вслед за ним так же покинули площадь.
        Глава вторая.
        Новая власть
        1
        Топоры стучали от восхода до заката, и, казалось, этот стук не прерывался ни на мгновение. Работы шли полным ходом и это движение, эта жизнь, внезапно возникшая посреди замерших от времени лесных просторов, возведённых временем и проникнутых мрачным безмолвием, заставляли сердца трепетать, и наслаждаться прелестью чего-то нового, чистого, светлого. Чуть больше месяца прошло с тех пор, как варяжские корабли встали у берегов Ладоги. Осмотревшись, оценив красоту и пригодность здешних земель, Рюрик с братьями решил для начала остановиться именно здесь. Чуть больше месяца прошло, и… подобно осеннему грибу, обильно поливаемому дождём, маленькое поселение росло, и ширилось на глазах.
        Рюрик поднялся на пригорок и огляделся.
        - Быстро строимся, это хорошо. Лес тут добрый, природа, да и люди работать умеют, коль по-доброму с ними, иль с умом. Ну а кто не пожелает по-хорошему, того можно и укоротить. Главное знать, кто тут тебе друг, а кто враг. Эх, жаль, что Гончак не дожил, многому бы у него поучиться стоило, как с людьми тутошними ладить, ну да чего уж там.
        С того дня, как корабли руссов бросили якоря у берегов Ладоги, многое изменилось. Перепуганные местные жители, увидав грозных варягов, поначалу, попрятались в лесах, и долго не показывались на глаза. Но со временем русы сумели растолковать местным вождям, что они пришли не для грабежа, а по воле Новгородского князя. Помня советы Витослава, Рюрик не спешил в Новгород, но отправил верные ему дружины в близлежащие земли. Объявив своих братьев князьями, Сивара на Белоозере в землях веси, а Трувора в Изборске, сам Рюрик остался на Ладоге, где строил для себя небольшое, но хорошо укреплённое городище. Он ждал, ждал, когда новгородцы сами явятся к нему и призовут на княженье. Но послы почему-то не торопились. Но Рюрик и сам не спешил.
        - Не стоит вслепую соваться в медвежью нору. Лучше поначалу оглядеться, да выманить хищника, а уж потом завладеть и шкурой зверя, и его берлогой, - рассуждал мудрый рус, обходя свои новые владения.
        За спиной хрустнула ветка, Рюрик обернулся. В подошедшем предводитель варягов узнал Лучезара. Три дня назад, приёмыш покойного Гостомысла заявился в варяжский лагерь вместе со своими людьми. Он первым принёс новому князю роту на верность, и попросил дозволения вступить в варяжскую дружину вместе со своими ратниками.
        - Ну, как тут откажешь. Да и кому помешают почти полсотни неплохо обученных воев, - рассудил Рюрик, да порадовался пополнению дружины. - Кто ж знает, как оно обернётся, теперь каждый меч, каждое копьё на вес золота?
        Большую часть своей дружины Рюрик отправил с братьями к кривичам и веси. По слухам, те приняли новых властителей с радостью. Шутка ли, теперь грозные русы станут оберегать их земли от воинственных соседей балтов. Потому как плату на прокорм дружинникам братья варяги установили малую, так что все местные племена в накладе не остались. Но Новгородцы, по-прежнему, послов не присылали.
        Лучезар приблизился к князю, и с почтением склонил голову.
        - Ну, что, воевода, - обратился Рюрик к своему новому воеводе. - Не шлют твои новгородцы послов, не хотят моих прав признать?
        Лучезар хмыкнул, и отвёл взгляд, пожимая плечами,
        - Не так всё просто, княже, как Гостомысла не стало, купцы да бояре распоясались, им власть княжья не надобна. Не бедствуют, сами все дела решают, при посаднике им самое то, некому укоротить. Да и многие в Новгороде лишь Вадима Храброго князем видеть желают. Так что есть там у тебя там недруги, не сомневайся.
        - Так что ж, по-твоему, зря я Аскальда не слушаю. Нужно самому на Новгород идти, да силой град брать?
        - Да нет, зачем же, силой. Да и не взять тебе сейчас Новгорода, коль жители тебе противится возжелают. Дружина твоя по частям разбита, кто у веси, кто у кривичей, подождать ещё надобно, и там уж видно будет. Прослышат новгородцы про твою силу, меж собой рядиться станут, глядишь, и сами от Вадима избавятся.
        - А ты сам то, что ж ко мне подался? Ты ведь то же из знати, говорят, когда князь ваш помер, твоё имя тоже на площади кричали?
        Казалось вопрос князя не вызвал у Лучезара никаких эмоций.
        - Я в доме княжьем вырос, Гостомысл меня в род свой принял, так что обязан я ему, а потому заветы его мне близки, - просто ответил воевода. - Повелел князь умерший вам власть отдать, значит так тому и быть.
        Громкие крики, прервали беседу, из леса выехал всадник. Подъехав ближе, он соскочил с коня, бросив поводья, сделал несколько шагов в сторону Рюрика. Это был босой юноша - чудин, в одной рубахе и портах.
        - Беда, великий князь, - выкрикнул он, склоняя голову.
        - Что такое, - брови Рюрика сдвинулись, - послы из Новгорода, с вестями дурными?
        - Да нет, что ты, княже, какие послы, - парень замахал руками. - На поселения напали, людей бьют. Ладья приплыла большая с мордой страшной на носу, на ней воев уйма, выручай князь, на тебя вся надежда.
        - Кто ж такие? - удивился Рюрик, - Даны небось лютуют, аль свеи, больше некому. Ну, что воевода Лучезар, готовь людей, поплывём на выручку. Вели корабль снаряжать, посмотрим, кто там на земли мои новые позарился.
        Рюрик быстро направился в сторону строящегося поселения, Лучезар и светловолосый гонец последовали за ним.
        А топоры всё стучали и стучали, словно и не случилось никакой беды.
        2
        Весла гудели, пели, хлопали о воду, отталкивались, прогибались и скрипели, они гнали ладью, и несли её вперёд и вперёд. Пот выступал на лицах гребцов, но слабый, похожий на дыхание ребёнка ветерок, мгновенно высушивал солоноватую влагу. Над головами гребцов парили чайки, изредка покрикивали, проносясь над водой. Лучезар оперся на борт корабля, воды Ладоги, чуть подёрнутые рябью волн, разбуженных веслами, сохраняли свою застывшую невозмутимость. Судно летело стрелой, варяги спешили, торопились, мчались, но к чему? Что ждало их впереди? Опасность, неизвестность, битва, сражение, смерть? Кому суждено вернуться живым, а кто сложит голову в этом бою, этого не знал никто. Но могучие русы просто гребли, напрягая сильные мышцы рук, спины и плечи, напрягая свою волю и свой неугасимый дух. Косяки рыб пролетали стайками. В чистой водной глади они были так же прекрасны, как те чайки, которые кружили в вышине. Лучезару стало не по себе. Слушая шутки и смех варяжских воинов, он думал о предстоящей схватке с неведомым врагом, и чувствовал, как мурашки бегут по его спине. Среди этих русов, беспечных и порой даже
простоватых в обычной жизни, Лучезар чувствовал себя неуверенно. Он понимал, что когда дело дойдёт до драки эти вояки, кажущиеся зачастую грубыми и недалёкими превратятся в матерую породистую свору злобных неистовых псов способных прогрызть зубами не только мягкую и теплую плоть, но если понадобится, то и холодную стальную броню.
        - Ну, что, далеко ещё? - сухо рявкнул Дир, обращаясь к парню-чудину, который принёс накануне дурную весть. - Сам-то хоть знаешь, куда ведёшь?
        - Знаю, знаю, скоро уже, вон за теми деревьями заливчик есть, вот там и деревня наша, - парень ответил робко, вполголоса, опасаясь, что страшный рус снова начнёт ругаться.
        В отличии от озлобленного Дира, которого князь взял сегодня кормчим, Рюрик воплощал саму невозмутимость. Он стоял на палубе и всматривался вдаль, то и дело втягивая ноздрями воздух, казалось, что грозный предводитель варягов пытается учуять запах врага.
        - Нет, этот на пса не похож. Волчара, злобный и хладнокровный, - подумал Лучезар, разглядывая князя. - Что у него на уме, не знает никто. Оставил Аскальда в городище, а его верного кормчего Дира прихватил с собой, зачем? Не делаю ли я ошибку?
        - Вон там, вот она ладья варяжская, - закричал молодой посланец. - А то деревенька наша, ой ли, совсем погорела.
        Взору плывущих на корабле воинов предстал покачивающийся у самого берега драккар с опущенным парусом и драконьей головой на носу судна.
        - Ну, что пора показать, кто мы и зачем сюда пришли, - произнёс вполголоса Рюрик, надевая на голову шлем.
        Гребцы ещё сильнее налегли на вёсла.
        3
        Большой чёрный драккар, длинный и узкий с высокоподнятым носом и кормой, один из тех, что бороздили северные моря под знаменем ворона[64 - Знамя ворона - треугольный флаг, с изображением черного ворона, олицетворяющего птицу смерти. Такой флаг поднимали викинги, совершая свои опустошительные набеги, и наводя тем самым ужас на врагов.], и наводили ужас на многие народы, мирно покачивался у самого берега. Похоже, команда покинула судно, и в данный момент занималась грабежом близлежащих земель.
        - Свеи, - проворчал, сквозь зубы Дир, резко поворачивая рулевой весло. - Что будем делать князь? Куда править?
        - Плывём к кораблю, на нем не больше нескольких человек, возьмём их быстро.
        - На корабле то понятно, что мало, а вот на берегу, - озабоченно покачав головой произнёс Дир. - Такие драконы[65 - В переводе с древнескандинавского «драккар» - буквально, дракон-корабль.], всяко не меньше чем полсотни викингов обычно везут, сдюжим ли, когда сбегутся?
        - Корабль их возьмём, а там щитами встанем. Небось, не впервой, постараемся их порознь побить, видишь грабёж у них пошёл, по берегу разбежались.
        Рюрик спокойный и невозмутимый озирался по сторонам, русы налегли на вёсла, и ладья помчалась по воде, точно по льду. Лучезар, которого слегка потряхивало от возбуждения, косился на предводителя русов. На ладье с Рюриком в поход отправились ровно тридцать шесть человек, включая самого князя, Лучезара и троих его людей. Завязать бой с грозными свеями при такой расстановке сил было очень рискованно, Лучезар хорошо помнил, как страшны в бою настоящие викинги. Но Рюрик по прежнему казался невозмутимым. Их заметили, громкие крики раздались со свейского корабля, затрубил рог. Оставшиеся на драккаре воины, передавали своим сигнал тревоги. Оба судна поравнялись, верёвки с крюками полетели с ладьи и вскоре, оба корабля буквально приклеились друг к другу. Мгновение и первые русы прыгнули на палубу свейского корабля. Звуки тревоги умолкли, очевидно, владелец сигнального рога, сменил его на меч или копьё, что бы подороже продать собственную жизнь.
        Лучезар тоже прыгнул. Приземлившись на палубу драккара, он поскользнулся, ударившись ногой о скамью. С трудом удержав равновесие, воевода всё же остался на ногах. Шлем съехал, резкая боль в колене, показалась невыносимой. На передней палубе, небольшая кучка свеев, прикрывшись щитами, яростно отбивалась от наседавших руссов. Лучезар рванулся вперёд, но тут, перед ним появился огромный воин со здоровенной секирой в руках. Воевода, поначалу опешил, но когда враг обрушил на него своё оружие, успел-таки прикрыться щитом. Удар исполина, прошёлся вскользь, отколов краёшек щита, секира впилась в вёсельную скамью. Здоровяк с силой рванул свой топор. Воспользовавшись этим, Лучезар успел прыгнуть вперёд и рубанул наотмашь мечом. Но великан увернулся и ударил сверху. На этот раз щит разлетелся вдребезги, Лучезар не устоял. Он упал на спину, боль в ноге, словно острым ножом, резанула по телу, на мгновение княжич зажмурился.
        - Ну, вот и всё! Какая глупая смерть.
        Когда Лучезар открыл глаза, ему впопыхах пришлось уклониться от падающего прямо на него тела. Тут же рядом, грохнулась тяжелая секира, и недавний противник упал замертво. Только сейчас Лучезар увидел стальное жало, торчащее из груди викинга. Стоящий рядом Дир, вырвал из тела мёртвого свея своё копье, и искоса посмотрел на спасённого новгородца. Усмешка на лице кормчего, говорила об ощущаемом им превосходстве.
        - Вставай, воевода, всё только начинается. Вон их сколько слетелось, скоро ударят.
        Лучезар осмотрелся, последних свеев, оставшихся на драккаре уже перебили, и основная битва шла на берегу. Услышав призыв своих соплеменников, с десяток хирдманов выскочили из леса и столкнулись лицом к лицу с руссами. Завязался бой. Русы напали стремительно, в надежде перебить противника, пока к нему на помощь не подошли основные силы врага. Теперь звуки рога доносились уже из-за леса. Свеи, заметив угрозу, по всей видимости, стягивали все силы в одно место, что бы нанести решительный удар. Очевидно увидев боевую ладью руссов, они поняли, с каким врагом им пришлось столкнуться.
        Лучезар поднялся и, отбросив в сторону обломки щита, прихрамывая побежал к тому месту, где шёл основной бой. Впереди, с десятком руссов, сражавшихся до этого на корабле, мчался Дир. Казалось, что сидевшая на нём кольчуга, и остроконечный шлем вовсе не связывают его движений. Свеи медленно отступали к лесу, оттуда к ним уже спешила подмога. Русы во главе с Диром ударили во фланг свейским хирдманам, отрезав им отступление. Удар был так стремителен, что даже бывалые викинги дрогнули. В этот самый момент из толпы свеев выскочил воин. В одной руке он держал длинный меч, другой сжимал узкий топор. Громко крича, свей как бешеный размахивал своим оружием, и без всякого страха бросался на врагов. Один из руссов, стоящих поблизости вынужден был отскочить, меч викинга рассёк ему бедро. Второй дружинник, упал под ноги гиганту, получив удар по шлему. Только помощь соплеменников, которые, потеснив могучего свея, прикрыли раненного щитами, спасла русу жизнь. А огромный хирдман, тем временема с грозным рёвом метался из стороны в сторону, нанося удары направо и налево.
        - Берсерк[66 - Берсерк - оборотень-медведь, особая каста скандинавских воинов, которые перед боем, выпивали специальный отвар из трав и грибов, входя при этом в боевой транс. Считалось, что таких оборотней нельзя убить обычным оружием.], - злобно рявкнул Дир, на этот раз улыбки на его лице не было. - Вон аж пена изо рта, если не прикончим, до того как остальные ввяжутся, худо будет.
        Лучезар обернулся, слевой стороны со стороны сгоревшей деревеньки двигались основные силы врага. Свеи не спешили, звуки трубы, далеко посылали сигнал, и казалось, что с каждым его рёвом свеев становится всё больше. Воины врага собирались в единый кулак, и Лучезару стало не по себе.
        Тем временем берсерк всё кружил по поляне, увидев, что враги не решаются к нему подойти, здоровяк выпрямился, громко крикнул что-то, на своём языке и разразился оглушительным хохотом. Лучезар не понял этих слов, но по тону и презрительному смеху было ясно, берсерк осмеивает своих врагов, считая их трусами. В этот миг плотная стена щитов раздвинулась, и вперёд вышел новый боец. Увидев противника, который значительно уступал ему ростом, свей снова что-то крикнул, и бросился вперёд. Меч и топор хирдмана, обрушились на храбреца, ударив с двух направлений почти одновременно. Уклонившись от летящего сверху топора, и отклонив направленный ему в грудь меч, воин-рус, метнулся вперёд. Он сблизился с хирдманом и ударил в живот. Узкий клинок, прорвав звенья кольчуги, вошёл в человеческую плоть, по самую рукоять, берсерк осел. Рус отступил, медленно вынул меч из тела врага и снова ударил. Сила и мощь, неимоверная быстрота, с которой витязь нанёс удар, заставила Лучезара задержать дыхание, голова викинга слетела с плеч, и покатилась по земле. Вопль ликования раздался со стороны руссов. Только сейчас Лучезар
узнал в воине, сразившем страшного свея самого Рюрика.
        4
        Семь мёртвых тел накрытых шкурами, лежали отдельно прочих трупов, мертвых врагов русы просто свалили в кучу.
        - Пусть их эти хоронят, - повелел князь, поглядывая на явившихся недавно послов от местного племени.
        Они заявились лишь на следующий день после битвы у озера. Вожди от здешних чудинов, закутанные в шкуры и со странными шапками на головах. Светловолосые и белоглазые, представители местной знати принесли освободителям дары, которые Рюрик с благосклонностью принял. Правда кроме шкур и мехов, подаренных благодарными подданными прочая рухлядь принесённая местными, навряд ли имела ценность, то ли дело, груз, взятый с захваченного корабля. Много оружия, доспехи, и, конечно же, сам драккар, всё это было добычей, мимо которой проходить не стоило. Но больше всего Рюрика волновала не сама добыча, а добытая в бою слава. Весть о том, что дружинники нового князя малым числом посекли с полсотни грозных скандинавов, спасли от плена и смерти кучу местных людишек, конечно же, разнесётся по всей округе. Теперь Рюрик не просто князь, он заступник и спаситель, не давший в обиду своих подданных.
        Среди павших в бою руссов лежал и один из людей Лучезара. Голяш, старый слуга бывшего княжича пал в битве со свеями. Копьё пробило ему грудь, и воин он умер мгновенно. Лучезар в задумчивости присел на корточки возле тела своего павшего слуги, нет, он не особо тосковал о павшем, его больше волновали успехи Рюрика. После того как предводитель руссов отсёк голову оборотню - берсерку, русы быстро расправились с остальными свеями. Те оказались обезглавлены, потому, что тот самый здоровяк, с которым Лучезар столкнулся на корабле, оказался их ярлом. Без предводителя, захватчики быстро сдались. Несколько человек, увидев, что битва проиграна, побросали оружие и сдались на милость победителя, некоторые просто разбежались и укрылись в лесах. Теперь они проблема для местных жителей. Ни Рюрик ни его русы не станут ловить беглецов. Сдавшихся в плен свеев милостивый князь просто-напросто принял в свою дружину, чем, похоже, вызвал немалое недовольство местных князьков, ну и пусть дуются. Не они победители, не им решать. Рюрик князь, а удел этих повиноваться.
        Одним из тех, кто остался недовольным деяниями руссов, был и ещё один человек. В отличие от местных вождей и князьков, которых огорчило лишь то, что по их землям скитается с полдюжины недобитых свеев, и тем, что часть убийц попала в дружину князя, Лучезара огорчила сама победа Рюрика.
        - Да, теперь слава его побежит впереди его корабля, - размышлял княжий воевода. - Этот, если понадобится, раздавит Вадима Храброго как букашку. Да он не такой как все. Аскальд тоже великий воин, но он рвется в Новгород, жаждет добычи, а Рюрик не такой. Ему нужна власть, а не одни лишь богатства, он терпелив и расчётлив. Новый князь всюду ищет союзников, укрепляет войско, выявляет скрытых врагов.
        От подобных мыслей Лучезара аж передёрнуло.
        - Если Рюрика поддержит новгородское вече, то избавится от него, будет ох как непросто. А ведь многие новгородцы оценят и его происхождение, и его силу. Лучше начать с князя, а о Вадиме позаботимся потом.
        Лучезар загадочно улыбнулся самому себе, он принял решение.
        5
        Послы из Новгорода прибыли через неделю после победы над свеями. Уже по дороге к Ладоге, весть о том, что новоявленный князь одержал славную победу, достигла их ушей. Как и предполагал Лучезар, вести о подвигах Рюрика разносились со скоростью ветра. Посольство возглавил сам посадник Елага, с ним прибыли ещё четверо знатных бояр да купцов из числа золотых поясов, да почти с полсотни челяди и охраны. Рюрик принимал послов в просторных хоромах, отстроенных накануне. От стен ещё попахивало смолой и сырым мхом, которым строители конопатили стены.
        Рюрик в короткой кольчуге без шлема, восседал посреди огромной залы в высоком резном кресле. На плечи князя было накинуто алое крозно из дорогой арабской парчи, неизменная бляха с соколом, как всегда красовалась на его груди. Даже для искушённых Новгородских мужей, Рюрик олицетворял собой облик могучего и грозного воина. Лучезар стоял в толпе дружинников, за спиной князя радом с наиболее влиятельными его воеводами.
        - Великий град Новгород приветствует тебя, великий воин рус, тебя и дружину твою. Слыхали мы, о подвигах твоих прежних, слыхали, что и тут ты уж отличиться сумел, когда свеев на чудских землях побил, - начал свою реч Елага.
        Он стоял впереди всего посольства, остальные четверо расположились за его спиной. Они стояли молча, опасливо озираясь. Видимо окружавшая их разношёрстная публика, всеем своим видом, внушала им страх. Посланцы переглядывались друг с другом, опасаясь проронить хоть слово. Рюрик же напротив не показывал свих эмоций. Он небрежно покручивал в руке, украшенную драгоценными каменьями булаву, и казалось думал о чём-то о своём.
        - Что-то долго вы решали да рядились, что ж сразу не явились. Коль позвали, так уж принимайте, не зря же я из такой дали приплыл, иль у вас сомнения какие появились?
        Стоящий за Елагой худосочный посол, с длинной куцей бородёнкой, что-то проворчал выражая недовольство. Лучезар признал в нём Кудеяра, одного из новгородских купцов, снаряжавших целые караваны в южные земли.
        - Да нет, какие сомнения, мы заветы правителей наших помним, коли завещал тебе власть Гостомысл, стало быть так и будет. А что не скоро пришли, так ведь до тебя путь не близкий, пока туда сюда вести дойдут, пока людишки соберутся, пока порешат.
        - Да уж, решаете вы все скоро, да споро. Пока вы там у себя решали, я уж тут ворогов ваших к ответу призвал, - говоря это, Рюрик усмехнулся, однако голос его был жёстким и твёрдым.
        - Да уж, такие порядки у нас, от них и страдаем, - тяжко вздохнул Елага.
        - Да чего ж ты говоришь то, чем порядки наши плохи, доселе покуда, всех ворогов сами прогоняли, - вдруг вставил слово вечно недовольный Кудеяр. - Город наш издавна вечем силён, волей народной. Ты нам князь скажи, какую долю платить тебе, за то, что границы наши стеречь станешь.
        Рюрик нахмурился, но сдержал свой гнев.
        - Что-то не о том ты молвишь, купец, - в голосе Рюрика слышалась сталь, - Я на земли эти править пришёл, по велению правителей ваших, и решению народному. Я вам не наемник, что бы за плату служить, да границы ваши стеречь. Я княжить буду, войском править, да суд чинить, по справедливости да по чести. А плату я потом решу, какую платить станете. Когда на верность мне присягнёте.
        Кудеяр отступил назад, брови его нахмурились, но возразить он не посмел. Зато стоящий рядом с Елагой третий посол, с толстым брюхом и лоснящимся лицом, поспешил успокоить разгневанного воителя.
        - Полно тебе, князь не серчай, мы же всё понимаем, и для того и пришли сюда, что бы роту тебе на верность принести, верно я говорю, други? - и говоривший оглядел остальных послов.
        - Кто таков? - шепнул Рюрик стоящему поблизости Лучезару.
        - А этот, - Лучезар презрительно скривился. - Сулиславом кличут, трусоват, но хитёр. Богатств у него не меряно, с самим Царьградом торговлю ведёт, даже к хазарам корабли отправляет. Не последний в городе человек.
        - Ну а этот, что молчит всё время да трясётся, это кто? - Рюрик кивнул в сторону четвёртого посланника, который всё время прятался за спиной Елаги.
        - Этот Балой зовётся, тоже купчина, но поплоше, в смысле прибыли да товаров у него поменьше чем у остальных. От того видать и хоронится.
        - Ну и послов мне город выделил, скряги да трусы, с кем дела решать?
        Послы тем временем о чём-то посовещались, и Елага собрался выступить с очередной речью, но Рюрик его перебил.
        - Довольно на сегодня, я тут вас ждал долго, так теперь ваше время меня подождать, отправляйтесь, отдыхайте с дороги, а об остальном позже поговорим, когда велю.
        Все с удивлением уставились на князя. Послы и вовсе пришли в недоумение, даже Аскальд не выдержал.
        - Так когда же мы на Новгород то пойдём, пора бы?
        Рюрик гневно сверкнул глазами.
        - Я, кажется, для всех это сказал, визит окончен, накормить послов, напоить, пусть отдохнут с дороги, а когда мне на княжение войти, да присягу от них принять, то я сам решу.
        Аскальд замолчал, он уже понял, что с Рюриком шутить не стоит. Послы отступили к выходу.
        - Вот это князь, такой то вам торгашам да менялам и нужен, - выйдя на улицу пробасил Елага. Он снял с головы шапку и вытер ладонью вспотевшую лысину. - Да, грядут перемены. Пришли на земли новые люди, кажется, само время выбрало именно их.
        Бывший изборский воевода произнося эти слава, улыбнулся, впервые за последний год он дышал так легко и свободно.
        6
        Главный вопрос, который задавали себе все, почему Рюрик не спешил, почему не позволил новгородцам признать его князем, разрешился через три дня, когда по Ладоге, к отстроенному Рюриком городку подошёл корабль. Знакомый всем парус с изображением многоликого Святовита, пристал к отстроенной деревянной пристани рано утром. Сперва переполошившиеся жители поселения, по первой забили тревогу, но, увидев знакомый большинству знак на парусе, успокоились.
        - Ладья, ладья с Руяна пришла, - радостно перекрикивались воины.
        Кто ж такие, гадал Лучезар. Он вместе со всеми спешил на пристань. Витаут и Гинта сопровождали своего воеводу. Может Рюрик кого на помощь призвал, что бы Новгород силой взять? Так теперь оно вроде и не надобно. Скоро от руссов этих и вовсе проходу не станет.
        Сам Рюрик вышел встречать прибывших. Над головой князя сияло солнце, взгляд его как будто потеплел, на лице сияла беззаботная улыбка. Многие видели князя таким впервые. Когда с корабля сбросили деревянный трап, на берег с него сошли двое: совсем ещё юный безусый витязь с младенцем на руках и богато одетая женщина.
        - Ну, это точно не подмога, - решил Лучезар.
        - Олег это, родич князя нашего, сын жреца Витослава, а женщина Ефанда Нурманская, жена Рюрика, - произнёс один из стоящих поблизости русов.
        Когда Рюрик приблизился, молодой витязь, отступил в сторону и передал младенца матери. Ефанда шагнула в сторону мужа и протянула ему свёрток.
        - Вот оно, дитя твоё, прими князь, Игоря, сына своего и наследника.
        Рюрик взял на руки ребёнка. Громкие крики раздались со всех сторон. Дружина приветствовала молодого княжича.
        - Так вот почему он не спешил, - Лучезар от досады прикусил губу. - Он хотел роту не только для себя, но и для всего рода своего. Теперь он станет князем всех этих земель, а этот желторотый юнец станет его наследником. Он заранее всё продумал.
        Лучезар огляделся вокруг, народ вокруг ликовал и веселился, и лишь новгородские послы, стояли поодаль насупившись. Они тоже всё поняли. К вечеру подошли к городищу ещё две рати. Из Изборска два десятка варягов Трувора и почти полсотни дружинников с Белоозера. Увидав такую силу послы приуныли. Один лишь Елага улыбался, теребя седую бороду. Вот так князь, всё продумал, всё просчитал. Такой никому спуску не даст, будет теперь и у нас закон да порядок. В этот же день новгородские послы поклялись Рюрику в верности, и признали его своим князем, а маленького Игоря, наследным княжичем, и одним из первых с этим событием князя поздравил Лучезар.
        7
        Русы собирались в поход. Городок, который который русы срубили за несколько месяцев, выполнил свою первоочередную задачу. Это была лишь ступенька, теперь русы устремились выше.
        Войско готовилось к походу на Новгород. Варяги: русы, нурманы и свеи, Лучезар со своими балтами, весь и кривичи, поддержавшие новых князей. Войско Рюрика росло. Но и это было не главное. Новгородские послы, явившиеся навстречу, признали его власть и признали его право наследия. Назад пути не было. Русы грузили добро на корабли, готовясь к походу. Большое войско, его прокормить только, уже задачка не из лёгких. Но этому варягу всё по плечу, с окрестных деревень гонят скот, везут зерно, везут прочий провиант. Русы не просто умелые воины, они и сети поставят, улов добудут, ватагою в лес пойдут, добудут зверя да птицу. Идут дела полным ходом, жизнь на месте не стоит. За руссами местные тянутся, особенно молодёжь. Учат новичков делу ратному, как копьё да щит держать, да мечом врага рубить, что бы было, кому земли эти от врагов беречь. Рюрик оставлял в отстроенном городке небольшой гарнизон. Поставил над ним воеводой молодого Альва. Пусть рубежи стерегут, врага в глубь страны не пускают. Остальные воеводы в путь дальний собираются, нелегка будет эта дорога, много ещё впереди испытаний. Но не всем был по
сердцу эта новь. Лучезар смотрел на сборы, и на сердце у него лежал камень. Думал он поначалу, что ненадолго варяги пришли. Пограбят, повоюют, да уберутся восвояси, как раньше было, ан нет. Не те это варяги, нечета всем прочим.
        - Думал руками руссв от Вадима Храброго избавиться, а теперь пойди, придумай, как их самих извести, - рассуждал Лучезар. - Теперь вон не только Рюрик, князь, теперь жена его, княжна, сын маленький, да ещё этот родич - Олег, молодой он да ранний. Глазами так зыркает, будто сыч. Не говоря уж о братьях Синеусе да Труворе.
        Люди Лучезара, уже собрались, ждали лишь приказа. Выделил им место князь на корабле, у свеев захваченном, том, что в чудских землях полегли. Лучезар теперь у князя в почёте. Шутка ли, он первый князя признал, в верности ему поклялся. Теперь вот советчиком при нём. Это и хорошо, Лучезар усмехнулся.
        - Если нельзя врага на поводке удержать, нужно так сделать, что бы твой кинжал к самому горлу его был приставлен, что бы в любой момент можно было удар нанести. В чём сила Рюрика, помимо силы да мудрости собственной? - рассуждал княжий воевода. - Теперь сила его в родичах, на которых он опирается. А ведь признав сына наследником, он братьев то своих права на престол Новгородский лишил, это то и важно. Хорошо им в Изборске, да на Белоозере, но только кому эта глушь надобна. Сила то вся, да богатства в Новгороде, там и пути судоходные к грекам, да в Хазарию, а ведь там теперь Рюрик, да сын его Игорь закрепились. Довольны ли братья долей своей, старшим братом им отведённой? Ежели нет, хорошо, а ежели довольны, то нужно, что бы Рюрик в этом засомневался. Новый князь честолюбив и подозрителен, нужно на этом и сыграть. Сила его в родичах, так и надо силу эту против князя направить, или князя против силы этой.
        Лучезар в первый раз за всё последнее время улыбнулся.
        - Вот он шанс, и, похоже, шанс единственный! Ничто ещё не потеряно!
        Лучезар отдал приказ своим людям грузиться на корабль. Каждый из тех, кто проходил мимо видел на лице Гостомыслова приёмыша довольную улыбку, но никто не догадывался, чем она вызвана.
        Один лишь Лейв, проходя мимо, всё понял. Уж он-то знал, не может Лучезар улыбаться просто так. Видно придумал очередную пакость. Стало быть, жди беды, думал Лейв, но молчал. Подготовка к походу продолжалась.
        Глава третья.
        Трувор и Вадим
        1
        Солнце неистово припекало, и поэтому бока коня покрылись белой солоноватой коркой. Полуденная жара донимала так, что виски сжимало, будто бы в тисках, полчища насекомых, слепней, оводов и прочих мерзких созданий, утомляли своим монотонным жужжанием. Эти вечно голодные твари вились вокруг человека и животного, то и дело садились на них, стараясь как можно скорее вонзить в их тела свои острые хоботки. Мерин неистово тряс головой, бил хвостом, пытаясь отогнать от себя назойливых кровососов. Даньша ухватил ремень, расстегнул пряжку и потянул седло на себя, конь дёрнулся, захрапел. Парень бросил седло на траву, от толстого потника чуть ли не валил пар, кровососы ещё больше загудели. Привязав коня, и зачерпнув ковшом из стоящего на бортике колодца ведра, Даньша плеснул водой себе в лицо, остатки вылил на голову.
        - Что, тоже хочется? - усмехнулся парень, заметив грустный взгляд распаренного Орлика. - Ну, уж извини, братец, тебе малость погодить придётся, сперва остынь. - Сказав это, Даньша зачерпнул ещё один ковш, и сделал несколько глотков. Орлик потянулся губами к ведру, и тут же получил по морде. - Сказано же тебе, обожди! - прикрикнул человек, мерин отвернулся.
        Что-то скрипнуло, Даньша поднял глаза, сквозь внезапно отворившийся лаз в заборе, он увидел симпатичную мордашку.
        - Леська.
        Девчушка опасливо огляделась, поправила ручонкой упавший на глаза клок волос, и убедившись, что из чужих во дворе нет, поманила парня рукой. Глазёнки девушки светились, от их озорного блеска у Даньшы по спине побежали мурашки.
        - Ох, добрая девка, шустрая, весёлая, не чета прочим, - подумал юноша, сравнивая Леську с другими дворовыми девками, жившими при дворе Изборского князя. Остальные отроки и дружинники Трувора любили грудастых, да пышных, а вот Даньше почему-то эта приглянулась. - Ну, сиротка, ну худощавая, зато добрая и не корыстная, все другие девки у воинов за ласки свои гостинца да подарочки выманивают, ноют, да губки дуют по любому поводу, а Леська не такая.
        Вот уж сквозь щель пролезла, стоит не подходит, на носу мелкие веснушки, не много самую малость, растрёпана слегка, на лбу царапина, босая, не девка а сорванец, только глаза не мальчишьи, синие, чистые как небо, взор не оторвать.
        - Чего коника то лупцуешь? Ему тоже жарко, а ты его по губам, - произнесла девушка, поглядывая на Даньшу из-под длинных ресниц. - Сам вон хлебаешь водицу, а ему не даёшь.
        - Нельзя ему пока, - напустив на себя важный вид, произнёс Даньша. - Обмою бока малость, потом напою, да и вода согреться должна, она же колодезная, чистый лёд.
        Произнеся эти слова, Даньша распрямился, и уткнул руки в боки, случайно задев при этом стоящее на колодце ведро, то с грохотом опрокинулось, издав настоящий грохот. Даньша опешил, Орлик дернулся и тихонечко заржал, Леська прыснула со смеху, схватившись рукой за забор. Даньша поначалу насупился, а потом рассмеялся вслед за девушкой.
        С Леськой они познакомились уж полгода назад, почти сразу как Труворова дружина в Изборске осела. Даньша теперь не трель, и не ученик кузнеца, он отрок княжий. Отрок конечно не гридь, но тоже член младшей дружины. Пусть многие обязанности у отроков такие же, как и у прислуги, но всё же будущие гридни к оружию допущены, учатся делу ратному, в перерывах меж прочими работами. А дел-то завсегда хватает, где за столом, где в походе князю прислуживают, на охоте да на ладье, коней опять же выхаживают, зачастую пол дня мечом да копьем машут юные вои, стрелы пускают, да учатся строем врагов рубить, щит к щиту, плечо к плечу. После таких учений синяки да ссадины неделями не сходят, а меж тем от прочих работ парней никто не освобождает. Зачастую в гриднице княжьей жизнь потяжелее, чем та, которой Даньша жил у Скегги ярла в трелях, но парень не жалуется, тут и труд во благо, и учение на пользу, а главное нет ошейника рабского, а свобода, она не просто слово такое. Свобода это то, что душу окрыляет, особенно для того, кто ужасы неволи постиг. Свобода для таких, как Даньша, меда слаще, золотой казны дороже.
Дружинников никто не неволит, не хочешь князю служить, уходи, никто не держит, вот только почему-то никто уходить не торопится, потому что попасть сюда не так просто. В дружине лучшие воины, и живут они своим могучим братством на благо князя и товарищества дружинного.
        - Ну что, придёшь сегодня? - наконец-то прекратив смеяться, прошептала Леська, потупив взор. Теперь она поглядывала на парня с нежностью и лёгкой долей восхищения, а ведь минуту назад насмехалась вроде бы. - Приходи, я ждать буду.
        - Эх, а ещё столько дел сегодня: коня помыть да вычистить, кормов задать, да потом ещё в конюшнях прибрать. Это при том ещё, если воеводы новых дел не поручат, а завтра с утра побудка ранняя, да учёба. С прошлого занятия вон все бёдра синие, губа посечена, да руки дрожат. А ежели с Леськой опять на сеновале всю ночь промилуются, то он завтра носом клевать начнёт, за прочими отроками поспевать не сможет.
        - Может отказать девке, никуда ведь она не денется?
        Леська стоит, ждёт, не торопит с ответом, неужто понимает как ему тяжко? Эх, была не была, дело то ведь молодое, уж как-нибудь.
        - Ну, жди, приду после вечерней зорьки, - Даньша протянул руки, облапил Леську, и неумело ткнулся ей в губы, чуть поросшим мягкой щетиной ртом.
        Девушка отпрянула, вырвалась, утёрла лицо рукавом. Оба рассмеялись, весело так, задорно и чисто.
        - Ну, беги что ли, а то ведь некогда мне, вечером свидимся, - вполголоса прошептал Даньша.
        Леська часто закивала, наскоро чмокнула парня в щёку, и исчезла за забором. Даньша ещё некоторое время смотрел ей вслед. Боль от укуса заставила тело сжаться. Огромный слепень, воспользовавшись тем, что юноша погрузившись в свои сладкие мысли и какое то время не чувствовал боли, преспокойно сосал кровь из руки. Прихлопнув ладонью злобного кровососа, Даньша направился к лежащему возле колодца пустому ведру, солнце по-прежнему неистово палило.
        2
        В отличие от буйных и своенравных новгородцев жители Изборска приняли нового князя с радостью. Провозгласив Рюрика законным наследником Гостомысла, а себя его ставленником, Трувар стал князем кривичей с их всеобщего одобрения. Но было ли то вызвано природным дружелюбием и покладистостью славян-кривичей? Пожалуй, нет. Ведь жившая по соседству с Изборскими землями чудь, хоть и не отличалась излишней агрессивностью, но зачастую при возникновении даже малых конфликтов крепко держалась за своё добро и за свои обычаи. Чего уж и говорить о южных соседях латгалах[67 - Латгалы - балтское племя, населявшее восток современной Латвии.]. Пусть они и не были так искусны в воинском деле, как их сородичи курши, которым то и дело приходилось отражать набеги свирепых датских викингов, но при всём при этом, эти лесные язычники, умели при необходимости пролить вражескую кровь. Ведь и к латгалам изредка наведывались жадные до крови скандинавские пираты, оттого и могли эти своенравные лесовики постоять за себя и за свои земли.
        Именно эти соседи и беспокоили Изборских кривичей больше всего. Прознав про сию проблему, Трувор, недолго думая, снарядил в балтские земли экспедицию. Не военную, нет. Нагрузив несколько судов всяким добром и товаром, он самолично под охраной сотни до зубов вооружённых русов спустился по Великой реке[68 - Великая - река, протекающая по территории современной Псковской области, впадающая в Чудско-Псковское озеро.] в земли своих южных соседей. Поначалу перепуганные латгалы попрятались, завидев грозную варяжскую дружину, но, убедившись, что северяне приехали торговать и навезли много нужного товара, успокоились. Успокоились да не все.
        Когда изборских «купцов» посетили представители племенной знати, Трувор устроил для тех развесёлый пир с состязаниями. Молодой князь кривичей вел себя на земле соседей словно хозяин. Вожди латгалов, поглядывая на варяжских витязей, только хмурились да чесали бороды.
        - Шутка ли когда у тебя вдруг появились такие соседи, - рассуждали старейшины и вожди. - С такими, лучше дружбу водить, чем ссорится. Попробуй таким возрази.
        А Трувар и его русы не унимались, напировались, натешились, да ещё в конце похода устроили на землях соседей охоту, затравив псами и подняв на копья парочку сохатых да двухгодовалого мишку, против которого Трувор вышел, в одиночку с одним мечом, и завалил грозного лесного хозяина одним ударом.
        Проводив «желанных гостей», воинственные балты тут же напрочь позабыли про свою воинственность. Зато для жителей Изборска началась с тех пор новая жизнь. Трувор и его «купцы» товару навезли по малой цене взятому. Ведь русы на весь свой товар и на товар соседей сами цену устанавливали, а балты только соглашались, да сдавали свой товар задарма, не решаясь спорить.
        Прознав про нового князя, да про то, как брат его старший на севере свеев побил, жившая севернее чудская знать заявилась, с дарами.
        - Прими, дескать, великий витязь подарочки, да дружбу нашу, - заявили вожди да старейшины. - Мы тебе не враги, так что ты в земли наши не ходи, останемся добрыми соседями.
        Одним словом просто откупились.
        После этого Трувор устроил целое пиршество для жителей своей столицы, пляски да песни не умолкали почитай целую неделю, народ веселился, пил, ел досыта и допьяна.
        - С народа дань берёт не большую, не злобствует, брату своему старшему в Новгород отсылает часть, но малую, - говаривали жители Изборска. - Добрый у нас князь, добрый и справедливый.
        А потом из Новгорода послы пришли, Рюриковы приказчики. Узнав об успехах молодого князя, они от Трувора долю большую затребовали, но тот отказал.
        - Довольствуйтесь тем, что даю, - самодовольно заявил молодой князь. - Долю от похода да даров чудинских я вам отдал, а свой народ как липку обдирать я, не намерен.
        Услыхав эти слова, приказчики озлобились, грозились Рюрику нажаловаться, но молодой князь, был неумолим. Уехали послы недовольные, зато кривичи, про то прознав, так вовсе своим князем возгордились, песни да сказы уж о нём слагать начали.
        Ничто вроде бы не предвещало беды.
        3
        Солнышко показалось из-за облачка и вновь спряталось, и хотя жара немного спала, ни ветра, ни дождя так и не было. Мужики, покачивая головами, что-то талдычили, то про засушливое лето, то про неурожай, говорили, что от засухи хлеба на корню могут посохнуть, а значит и зима будет голодной. Слушая вполуха разговоры двух челядников, которые разгружали с въехавшей на княжий двор телеги мешки с припасами, Даньша, сидел на дубовой колоде, в теньке, опершись на тяжёлый щит, время от времени тёр распухшие глаза. Но не яркий свет был причиной этого недуга, глаза щурились, а веки опускались сами собой, Даньша сладко зевнул, и зажмурился. Перед ним снова предстало лежавшее на сене обнажённое стройное тело с маленькими бугорками грудей, тонкой талией и длинными стройными ногами.
        - Ах, Леська, Леська, знал ведь, что всю ночь не уснём, а ведь пошёл, не удержался. Теперь вот караул нести, а глаза то сами слипаются. Если бы на заре хоть немного поспал, всё сейчас легче бы было.
        Сегодня Даньша стоял в карауле и нес свою ратную службу, охраняя княжеские хоромы. Он сидел, держа в руке щит и закинув за спину ножны, в которых хранился настоящий боевой меч. Теперь он отрок княжий, не простой деревенщина, а воин. Но от этих мыслей «бдительному стражу» легче не становилось. Сон морил и морил, унося парня в мир покоя и грёз.
        - Вои! Вои скачут, конные, чужие! - во двор вбежал пацанёнок из детских, и подбежал к Даньше, то и дело, тыча рукой в сторону южных городских ворот.
        Часовой вскочил, перекинул меч на живот, что бы удобнее было выхватывать.
        - Что за вои, сколько? Напали, или что? - сон у Даньши начисто улетучился.
        - Да нет, не напали, к городу подъехали, у ворот встали, - поспешно стал разъяснять мальчишка. - Стража, что ворота стережёт, их в город не пустила, перед ними так врата и захлопнула. Их там десятка три, все на лошадях, оружные, говорят к князю нашему им надобно! Я их своими глазами видал!
        Малец тараторил без остановки, не успевая перевести дух.
        - Так, а ну постой, раз видал, пойдём к князю, сам ему всё и расскажешь, - Даньша повернулся к крыльцу и подтолкнул парня рукой. Тот было дёрнулся вперёд, но тут же замер как вкопанный.
        В дверном проеме в одной рубахе, безпоясый стоял сам князь града Изборска. Трувор мирно потягивался, распрямив свои могучие плечи. Он стоял, как будто безучастный, глядя куда-то в даль.
        - Мой князь, дозволь… - Даньша умолк на полуслове, не договорив.
        Трувор небрежно махнул рукой, заставив отрока умолкнуть.
        - А ну, малой, слетай за водицей, - обратившись к мальчишке, произнёс Трувор, указав рукой в сторону колодца.
        Мальчуган сорвался, притащил ведро, черпал из него воду ковшом и поливал на руки князю. Умывшись, князь отправил мальчика за рушником, вытерся.
        - Ну, а теперь докладай, что за невидаль такая у наших ворот стоит, пужаться мне её, аль нет?
        Круглое веснущатое лицо сморщилось, глазки стали похожи на маленькие щёлки.
        - Да я же говорю, княже, вои прискакали, не наши, тебя видеть желают.
        - Ну, а коли желают, так что ж их держат тогда? Милости просим, а ну дуй к воротам, вели пустить.
        Мальчик умчался. Трувор подошёл к застывшему Даньше, прошептал:
        - А ты, отрок, рот не разявь, вели одёжку нести, кольчугу, да корзно моё, словом всё как положено. Да гридь покличь, а то мало ли…
        4
        - Опять князь гуляет, - произнёс приземистый мужик, поглядывая в сторону княжьих построек, откуда доносились крики и смех. - Так недолго и все богатства промотать.
        - Да ладно тебе ворчать, Зазуля, - ощерился в улыбке молодой щербатый парень, вытирая рукавом губы, - Князь наш, воин славный, что прокутит да прогуляет, всё тут же восполнит. Сходит опять к балтам, или к чудинам, али ещё к кому, и снова с богатством возвернётся.
        В ответ на это, тот, кого назвали Зазулей, укоризненно покачал головой, и, махнув рукой, отправился восвояси, гуляния тем временем не утихали.
        Пир, который младший из Годлавовых сынов устроил в честь своего гостя и вновь назначенного воеводы Вадима Храброго, а это именно он со своей дружиной в тридцать сабель, явился накануне к Трувору, и попросил разрешения вступить в его дружинное братство, превзошёл все ожидания гостя. Столы поставили во дворе перед гридницей, пригласили множество гостей. Вся дружина и знатные мужи стольного города западных кривичей Изборска были приглашены на это веселье.
        Оба, хозяин и гость были примерно одного возраста, оба крепкие и статные точно былинные витязи из сказок. Трувор восседал за широким столом, который аж прогибался от лакомств и медов, разнообразной снеди лежащей на нём, новгородский боярин сидел по правую руку от князя.
        - Вот такая жизнь по мне, воля, веселье, да походы, не могу я долго на месте сидеть. Мне бы в поле чистое, конь, сабля да ветер, - произнёс Вадим, потягивая крепкое ароматное пиво из турьего рога. - А в Новгороде, что сидишь на заду, не развернуться, не потешиться.
        Сидевший рядом Трувор, усмехнулся, покручивая длинный ус. Было видно, что слова гостя ему по душе.
        - Да уж и не говори воевода, приказчики новгородские совсем стыд потеряли, до нитки готовы обобрать, - Трувор негодуя, сжал кулаки. - Любят на дармовщинку поживиться. Да только не вынув меча, добычи не взять. Гнать я их велел, пусть брат мой довольствуется тем, что я сам ему даю.
        Распаренная и взъерошенная девка-прислужница, прошмыгнув меж столами, поставила перед князем и его гостем огромный поднос с тушёной медвежатиной. От блюда валил густой пар, неповторимый аромат разваренной дичины, сдобренной пахучими кореньями, словно тараном ударил в ноздри.
        - Так вот, и я говорю, братец то твой - Рюрик конечно герой, свеев на Ладоге побил, да только скуп без меры, - продолжал свою речь гость, с аппетитом поглядывая на блюдо с мясом. - Такую победу одержал, а гуляний не устроил, тризну по павшим справил скромно, без размаха. А в Новгород заявился, так тоже в городище своём засел, никому лика не кажет, только подати с купцов да бояр дерёт, почём без меры. На вече не многословен, ой не князь, а, так, ни то ни сё, а, ну да ладно, давай ещё по кубку испьём под дичину.
        Расторопный отрок, тут же подскочил к гостю и наполнил его кубок до краёв, Вадим одобрительно кивнул и поднялся.
        - За тебя я выпить хочу, князь града Изборска и земель кривичских. За то, что ты своим умом живёшь, и ни кто тебе не указ.
        Услышав эти слова, варяги Трувора загалдели, кубки звенели, воины шумно поддержали здравицу. Лишь воины самого Вадима, вели себя скромно и сдержанно, пили мало, больше отмалчивались. Зато варяжская Русь гуляла, гуляла на славу. Когда шум чуть поутих, Вадим, продолжил свою речь, одновременно успевая лакомиться медвежатиной.
        - Я ведь почему из Новгорода ушёл, я ведь человек разумный, и тоже сам себе голова. Не стал я сразу брату твоему присягать, подождать решил, так он мне своих дружинников прислал, надавить на меня, стало быть решил, что бы силком заставить служить ему. А я так не привык, я себе вождей сам выбираю, вот и ушёл к тебе. Ты, князь Трувор, мне люб, потому тебе и желаю служить. Так что не обессудь, вот он я. Да ещё, не с пустыми руками я, не побрезгуй князь, прими от меня дары скромные.
        Вадим махнул рукой и несколько человек из его дружины, сорвались с мест, и вскоре появились на пиру с обещанными подарками. Серебряный кубок, с золотой оторочкой, украшенный драгоценными камнями определённо вызвал у Трувора интерес, но больше его конечно же привлекла кривая болгарская сабля, в нарядных ножнах, обтянутых юфтью, отделанных золотом. Клинок сверкал на солнце, и этот блеск заставлял глаза Трувора так же сиять.
        - Откуда ж красота такая? - молодой князь, и не пытался скрыть своего восторга. - Неужели это новгородская работа.
        - Не смеши меня, княже, - усмехнувшись, высокомерно промолвил Вадим. - Новгородскими мечами только лес валить, а тут работа восточных мастеров. Болгарские клинки хороши да красивы, а вот чаша ромейская. В Болгарии, да в Византии настоящие богатства, да в странах Халифата. Аскальд, боярин Рюрика давно уже князя в Царьградские земли зовёт, там-то уж есть чем поживиться, а брат твой только чудинов, весь, да словен Ильменских данью обкладывает, крохи собирает, а за богатствами настоящими плыть побаивается.
        Трувор переменился в лице.
        - Не забывайся, воевода, помни, о ком говоришь, - шипящим голосом произнёс Трувор. - Брата моего вся Балтия знает, его короли франкские побаиваются, не говоря уж о данах, которых он бил столько лет. Рюрик трусом никогда не был, да и сейчас им не стал.
        - Да, да, конечно, я просто сказал, не подумав, - Вадим понял, что перегнул палку. - Кто же сомневается, что брат твой храбрец. Ах да, вот ещё, самый главный подарок тебе князь, такому подарку сам Император ромейский порадовался бы.
        Вадим снова поднялся и крикнул своим людям.
        - А ну, приведите Буланого.
        5
        Даньша стоял у крыльца гридницы[69 - Гридница - большое помещение для рядовых дружинников (гридей) в княжеском дворце. Использовалось также для праздничных пиров.], поглядывая на веселье. Отроков за столы не сажали, но и в отличие от челяди, и не заставляли прислуживать пирующим. Зато любое другое поручение, исполнение воли, или прихоти князя, должно было исполниться ими сиюминутно: окунуть в бочку с водой перепившего дебошира, навешать тумаков нерасторопной прислуге, или любая другая блажь, которая придёт на ум, предводителю дружинного братства.
        Когда в ворота княжьего двора ввели статного жеребца, Даньша даже разинул рот от восхищения. Чернявый конюх из Вадимовой прислуги, крепко сжимая поводья, буквально повисал на них, когда конь начинал мотать головой и биться. Длинноногий двухгодовалый красавец, желтовато-рудой масти с чёрными, как вороново крыло гривой и хвостом, ни секунды не стоял на месте. Он то и дело рвал копытами землю, яростно вытягивал губы, храпел, глядя на пирующих взволнованными но в тоже время полными ярости глазами.
        - Эва как уши навострил, - любуясь на буйного красавца, пробасил один из изборских бояр, сидящий неподалёку от князя. - На такого сходу и не взлезешь, вон ножищи какие, длинные, точно оглобли.
        - Да уж, точно, у нас такие коники не водятся, - вторил сосед говорившего, стирая ладонью пивную пену с косматой бородищи.
        - Восточных кровей лошадка, видывал я таких, - встрял в разговор седоусый дружинник из русов, - в Хедебью, на рынках, арабы их возят, точь в точь, такие же рослые да длинноногие. Большую плату за них просят, а что с них толку то, грудь широка, а ноги тонкие, много ль такая коняга груза свезёт.
        - Такой конь, не телегу с дровами, а всадника носить должен, - с лёгкой долей презрения, произнёс Вадим, уязвлённый речами седоусого руса. - Такой жеребец по степи, как ветер летит, косулю да зайца догоняет, и в бою и на охоте нет ему цены.
        Русы приумолкли, не желая больше спорить с гостем. К тому же хулить подарок, что князю предназначен не лучшая тема для беседы. Сам же Трувор в ходе этого разговора сидел, нахмурившись, и не проронил ни слова. Все знали, не любит молодой Трувор лошадей, а вот гостю новгородскому, это похоже невдомёк. Вадим тоже какое-то время молчал, но потом, все же снова обратился к Трувору.
        - А, что, князь, не желаешь такого скакуна опробовать, двухлеток он, необъезжен ещё? Стоит только седло накинуть, да по полю промчаться, потом про ноги свои забудешь, конь, степь да ветер, да сила богатырская.
        - Мы варяги, волю да ветер лишь в море чуем, когда мачты скрипят, да паруса хлопают. Эй, Даньша, а ну, поди сюда! - обращаясь к стоящему на дальнем конце двора парню, крикнул молодой князь. - Ты у нас, по коням мастак, погляди жеребчика, вправду ли так уж хорош, как его воевода Вадим нахваливает.
        Услыхав своё имя, Даньша рванул с места и предстал перед князем, он всегда любил лошадей, ещё с тех самых пор, когда работал подмастерьем у Валдая кузнеца, в своём родном поселении, сожжённом данами.
        - Прости, княже, не понял я, что ты велел, - глуповато улыбаясь, произнёс парень. - Мне что же, можно коника этого объездить?
        - Ну не бражку же тебе с ним пить, - задорно произнёс Трувор. - Покажи гостю, чего стоишь, сможешь коника укоротить, награжу, не обижу.
        - Не сомневайся, князь, не подведу, - парень стремглав бросился на конюшню за седлом.
        Вадим же, поняв замысел Трувора, насупился.
        - Как же так, такого коня, да холопу доверять? Он под князем ходить должен, аль под боярином.
        Трувор снова сдвинул брови.
        - Что же ты, воевода, снова меня сердить удумал? То ты брата моего, Рюрика в трусости обвинил, то отроков моих к холопам причисляешь, не будь ты гостем моим, рассорились бы мы с тобой. Ты конечно обычаев наших не знаешь, потому и прощаю тебя, покуда. Но впредь знай, дружина варяжская, это братство воинское, и князь здесь первый среди равных. Каждый из детских, аль из отроков, то будущий гридь, а то и боярин, на кого же князю в битве полагаться, ежели он витязей своих к челяди приравнивать станет.
        Вадим прикусил губу, а ведь князь молодой с гонором, с виду весельчак, палец в рот не клади. Трувор тем временем продолжил.
        - Ты теперь воевода, дружины моей, стало быть, один из нас, так, что ты либо обычаи наши усваивай, да на ус мотай, либо… - князь не договорил, потому, что во двор снова вбежал Даньша, и накинул на Буланого седло. Конь заржал, чуть не взвился на дыбы, но опытный конюх Вадима, потянул поводья, и поджав ноги, повис на узде, не давая коню воли.
        - Справишься ли? Коник биш бойкий, ага? - чернявый конюх Вадима из болгар, коверкал славянскую речь, и с опаской поглядывал на расхрабрившегося отрока. - Тут тебе не щи ложкой хлебать, тут уменье нужно, конь не корова, его не за вымя дергать, его чуять надыть.
        - Ты ремень держи, да не балагурь под руку. Раз князь сказал коня укротить, значит укротим, - Даньша принялся гладить Буланого по шее, нашёптывая ему на ухо ласковые слова. - Ой, ты, братко, сердитый какой, не злобься, милай, не буянь, то ведь князюшка повелел, а княжья воля - закон.
        Конь замер, навострил уши, словно говор Даньши и впрямь был ему понятен.
        - Не отпускай возжину то, а я как-нибудь управлюсь.
        Болгарин только фыркнул, но ремень натянул, Даньша тем временем, мягко скользнул по конской бочине, и влетел в седло. Буланый дёрнулся, зашрапел, и, осознав, что сладкоголосый чужак посягнул на его свободу, резко просел на всех четырёх ногах. Конюх отскочил, натянул ремень, пытаясь удержать жеребца. Конь ударил о землю передними ногами, вытянул шею, и тут же взбрыкнул крупом. Даньша повис на гриве и, сжав коленями конские бока, чуть не вылетел из седла. Буланый снова просел и взлетел ввысь так, что все четыре его ноги оторвались от земли. Даньша держался в седле словно влитой. Но в этот момент, Буланый рванулся в сторону, завалился на бок, и резко переменив направление, снова взбрыкнул задом, пригнув голову. Даньша, упершись в загривок, ловко соскочил на землю. Уклонившись от мощных копыт, которыми жеребец попытался достать назойливого всадника, отрок отпрянул в сторону.
        - Ой, молодца, - выкрикнул конюх Вадима, натягивая ремень. - Дальше сам, али помочь? А мне говорили что вы русы не наездники, а ты ловок.
        Даньша усмехнулся, ему было лестно, что его назвали русом, и поэтому он не стал поправлять прислужника Вадима. Теперь то он уж точно не отступит.
        - Крепче держи, - крикнул Даньша, и снова оказался в седле.
        Буланый снова завалился на бок, рванулся в сторону и помчался вперёд, несколько гридней выскочили из-за столов и повисли на ремне, который не выпускал из рук конюх, один бы он не справился. Дружинники не бросили своего, и людская мощь победила. Буланый кружил по двору, Даньша вцепился в коня точно клещ. Через несколько минут всё было кончено. Буланый встал, встал как вкопанный, под одобрительные крики и посвист варяжско-кривичской братии.
        Распаренный, утомленный, но гордый, Даньша приблизился к Трувору.
        - Ну, что воевода, как тебе мои отроки, не станешь их теперь с холопами равнять, - Трувор смеялся, смеялся от души, довольный и счастливый.
        - Да, князь, не зря вас русов даже северяне побаиваются, - произнес Вадим, с интересом поглядывая на Даньшу.
        - Почему ж только русов, парень то этот из местных, но только ты прав, тот, кто в дружине моей, тот рус и есть. Все мы теперь один народ, одна семья, одно братство. А тебе, - Трувор подошёл к Даньше, сжал ручищами его плечи, - Тебе, парень, отныне в отроках ходить нечего. А ну, гридь, - обратился князь к воинству, - Принимай нового ротника. Отныне не отрок ты, а гридь княжий, эй дружина, подымай кубки за славного героя.
        Крики, посвист, бряцанье железа, слилось в единый, однообразный гул, дружина ликовала. Каждая победа, каждый успех одного, то победа и успех - общие.
        - Славься, воинство княжье, славься Русь. Нет нигде силушки, что с тобой сравниться.
        Даньша сиял от восторга. Трувор обнял нового дружинника и расцеловал.
        6
        Из зарослей послышался шорох, в кустах что-то хрустнуло, Даньша вздрогнул и вытянул шею, тростник качнулся, и кто-то большой и тяжёлый грузно плюхнулся в воду. Молодой гридь опустил ладонь на рукоять меча. Второй рукой парень держал под уздцы невозмутимого Орлика. Конь стоял на месте, изредка помахивая хвостом.
        - Не свинки это, бобр, а может выдра, - прошептал Кудря, сутулый худосочный мужичонка из кривичей с коротко стриженой кучерявой бородкой. - Спугнули мы её, вот и уплыла.
        Даньша несколько расслабился, но руку с меча не убрал.
        - А стадо, оно тоже тут побывало, весь тростник в плавнях помят, орех водяной они искали, то для кабанов первое лакомство, вон как всю тину перемутили.
        Даньша, ведя коня в поводу, приблизился к следопыту, и уставился на отпечатанные на илистой почве следы.
        - Это свинья прошла, да не одна с выводком, потому как след ровный, неглубокий, - продолжал рассуждать Кудря, тыкая пальцем в наполненные мутной водой вмятины, Даньша с улыбкой подумал, что для бывалого охотника кривич слишком болтлив. - А это годовик, потому как сам след небольшой, но боковины крупные.
        Пройдя вперёд ещё шагов сто по подсохшей пойме, охотники увидели взрыхлённый участок земли. Буро-чёрная рыхлая земля вперемешку с травяным дёрном и пахучим навозом, над которым кружили целые полчища маленьких мошек, не вызывали сомнений в том, что кабаны ночевали именно здесь.
        - Лёжка у них тут была, чуть ли не с полдесятины земли пропахали, точно плугом прошлись, большое стадо, голов двадцать, двадцать пять.
        Позади раздался топот, Даньша обернулся. Трувор с Вадимом, и с ними ещё десяток всадников подъехали, не спеша, к передовым охотникам, и остановились.
        С того дня, как Даньша удостоился чести надеть пояс гридня, Трувор, который до этого прямо таки недолюбливал лошадей, вдруг резко переменил своё мнение. Буланый красавец-араб, укрощённый Даньшей, стал настоящим любимцем молодого князя. Только теперь Трувора обучали езде уже умелые болгарские вояки, из числа людей воеводы Вадима. Князь порой проводил в седле целые сутки. Сегодня поутру, подстрекаемый неугомонным новгородским воеводой, Трувор с парой десятков своих дружинников впервые вышел на конную кабанью охоту.
        - Я вижу, не зря поутрянке глазища продирали, - с задором пробасил довольный князь, поглядывая на взрытую стадом землю. - Ну, что где зверушки то, а то мясца парного отведать не терпится.
        - Ушли они отсель, - произнёс Кудря.
        - Как ушли? Куда?
        Князь сдвинул брови.
        - Да тут они, рядышком, - заметив недовольство Трувора, поспешно поправился следопыт-кривич. - Вон видишь, кусточки, думаю там они, большое стадо.
        - А где же загонщики наши, что-то их не слыхать, в лесу заплутали, или речку перейти побоялись?
        - Да, что ты, что ты, они же ещё засветло отправились, просто им круг больший обогнуть пришлось, что бы до брода дойти, да переправиться. Погоди малость, скоро появятся.
        Словно в подтверждение слов худощавого Кудри, откуда-то издалека раздались гулкие звуки. Кто-то из загонщиков подул в турий рог. Свист, бряцанье, и грохот трещоток, а так же заливистый собачий лай стали различимы чуть позже.
        Охота начиналась.
        7
        Первыми из кустов выскочили две крупные матки. Ветер дул в сторону зверей, и кабаны не сразу учуяли людей. Всадники, разбившись в цепь, помчались навстречу стаду. Вскоре в стороне показалось ещё несколько самок уже с выводками и парочка молодых кабанчиков. Увидев людей, животные свернули в сторону, и оказалось посреди голого поля. Они были обречены, охотники били из луков, посылая одну стрелу за другой. Первыми пали несколько молодых поросят. Одна из маток, увидав, что её детёныш упал сражённый стрелой, встала как вкопанная, развернулась, собираясь бросится на ненавистных людей, но воевода Вадим, на полном скаку, вогнал копьё ей пол лопатку, кабаниха умерла мгновенно. С лаем из кустов выскочили собаки. Даньша пустил на ходу стрелу, и та впилась вбок небольшому кабанчику, но тот не остановился, а лишь слегка замедлил свой бег. Молодая лохматая лайка, подлетела к подранку, и, ударив плечом, сбила поросенка с ног. Клацнули клыки, и огромная псина, вцепившись в пятак, прижала кабанчика к земле. Несчастный визжал, пытаясь вырваться, но собака крепко держала добычу.
        - Может добить, что б ему бедняге не мучатся? - обращаясь к оказавшемуся поблизости Вадиму, выкрикнул Даньша и соскочил с коня.
        - Кому придёт в голову жалеть маленького поросёнка в мире, где людей режут чаще, чем свиней, - с ухмылкой ответил воевода и умчался вдаль, в погоне за очередным зверем.
        Тем временем лайка, придушив жертву, поднялась и довольно завиляла хвостом. Видя, что с кабанчиком покончено, Даньша вскочил в седло, и погнал Орлика в поля, где металось перепуганное стадо.
        В паре сотен шагов, Даньша увидел как четверо псов, окружив крупного молодого самца, держат его, не давая уйти. Юноша поспешил к собакам, но увидел князя.
        - Все назад, этот мой!
        Трувор хлестанул коня, и Буланый помчался вперёд. Кто-то свистнул, отзывая собак.
        - Здоровенный, пудов десять будет, а то и по более, - пробормотал Кудря, приблизившись к, остановившему своего коня, Даньше.
        Тем временем князь выехал вперёд, осадив коня перед могучим вепрем. Трувор сжимал в руке рогатину, которую кто-то из отроков весьма вовремя вложил князю в руку. Пот стекал по лбу, пощипывая глаза. Могучий рус, был похож на былинного героя из сказки вышедшего на поединок с чудовищем.
        - Мальчишество это, кто же к секачу спереди подходит? В лоб его не прошибёшь, там кость, что твоя броня, - Кудря укоризненно покачал головой.
        Вепрь, тем временем, повернул голову, только сейчас он увидел очередного врага. Буланый навострил уши, и замер. Псы нехотя отбежали в сторону, но не покинули места битвы. Следующие несколько мгновений решали всё. Кабан глядел то на князя, то на коня, словно оценивая их силу. Зверь фыркнул, продувая ноздри, и бросился вперёд. Казалось, ни что не остановит эту, летящую словно таран, гору щетинистой и косматой плоти. Буланый, подался в сторону, кабан увидев это, чуть сменил направление, но жеребец, по молчаливой указке всадника, в последнее мгновение скакнул совсем в другую сторону.
        - Ай да князь, а ведь недавно еле в седле держался! - восхищённо выкрикнул Даньша поражённый изяществом жеребца и сноровкой всадника.
        - Правит то ловко, да только рогатину в плечо вогнал, а надо было под ухо бить, иль под лопатку, - снова заворчал Кудря, поглаживая по гриве свою пегую лошадку. - Вишь, треснуло древко то, теперь уйдёт.
        Словно услыхав слова разговорчивого кривича, и поняв, что перед ним больше никого нет, раненый секач бросился в кусты. Обломок копья так и остался торчать в боку.
        - Ну, что я говорил, теперь лови его по кустам, - продолжал бубнить Кудря.
        Трувор отшвырнул в сторону обломок древка.
        - Копьё мне! - голос молодого князя напоминал медвежий рык.
        Один из дружинников тут же возник рядом, и протянул Трувору своё копьё. Князь пришпорил Буланого, и исчез в кустах, остальные последовали за ним.
        Но, несмотря на свою прозорливость и опыт, матёрый Кудря ошибся. Не пробежав и сотни шагов, окровавленный секач запутался в валежнике. Повизгивая и хрипя, он ждал своей участи. Обрадованный Трувор, подъехав, соскочил с коня, отшвырнул копье, и прикончил подранка мечом. Не поднимая брошенного копья, князь вскочил на Буланого, жеребец при этом тихонечко заржал. Казалось, что дело сделано, но это было ещё не всё.
        В тот момент, когда довольный собой Трувор натянул поводья, из-за торчащей из земли коряги, на поляну выскочил покрытый ссохшимися комьями грязи старый вепрь-одинец[70 - Одинец - в данном случае секач, который отбивается от стада и живёт один, именно такие кабаны считаются самыми злыми и опасными.].
        8
        Страшен не тот, кто огромен и силён, не тот ужасен, кто рычит и издаёт громкие звуки, бояться нужно того, кто непредсказуем, отважен, смел и готов на всё: разить, убивать, пожирать. Особь, живое существо, человек или зверь, которому нечего терять, вот тот, кто по-настоящему опасен. Старый секач отжил свой век, он жил, сражался и побеждал, он познал жизнь, он видел смерть, и теперь уже не боялся её. Исхудалый, полинявший от времени и битв одиночка, был почти в полтора раза меньше того кабана, который лежал сейчас у копыт Буланого. Сегодня старик-одинец всего лишь случайно оказался в кольце, которым люди и их верные псы обложили его беспечных сородичей.
        Озлобленный вепрь рванул так, что дёрн из-под его копыт, вылетел, словно потоки брызг. Буланый замер, втянув ноздрями воздух, Трувор озирался, ища глазами оброненное копьё. Князь, не утративший сноровки и храбрости, крепко сжал рукой удила, конь качнулся вправо, собираясь проделать тот же трюк, что и накануне, но, толи противник был слишком быстр, толи, всадник, сидящий в седле, не успел расслабить удила, Буланый опоздал, он не успел уйти с линии атаки. Острые, пожелтевшие от времени и битв клыки зверя перебили голень жеребца словно топор щепку. Буланый заржал, жалобно и громко. Падение, новый удар, хруст, стон, и на поляне вновь, всего лишь на мгновение воцарилась зловещая тишина. Трувор рванулся изо всех сил, пытаясь высвободится из под навалившегося на его ногу коня, сильная боль, словно лезвием, ударила в мозг. Падая, красавец-араб навалился на острый сук, пропоров себе брюхо. Торчащий поблизости из-под земли пень, на который навалился несчастный князь, раздробил всаднику голень.
        В такие минуты, когда боль буквально скручивает виски, и переносит тебя из настоящего мира, в мир потусторонний, только по настоящему сильные и храбрые существа продолжают бороться за жизнь, не думая о переломанных костях и текущей из ран крови. Трувор потянулся за мечом, но оружие так, же было зажато между землёй и телом умирающего коня. Князь взглянул на врага. Одинец, на мгновение потерявший из вида свои жертвы и не подумал отступать, он потянул носом воздух, развернулся и приготовился к новой атаке. В этот момент парочка псов выскочили из кустов и бросилась на секача. Резвая молодая лайка, упоённая предстоящим успехом первой настоящей охоты, вырвалась вперёд и вцепилась клыками в мокрый от пота и крови пятак вепря. Такой хват позволял удержать, а то и придушить маленького кабанчика и даже годовика, но на этот раз, зверь не остановился. Секач дёрнул головой, подкинув собаку вверх, и пропорол клыками её живот. Лайка, поджав хвост, уползла в кусты, её вывалившиеся наружу кишки оставили на траве длинный, ужасный след.
        В тот самый момент, когда умирающая псина покинула место боя, в игру вступил новый герой. Старый, лохматый гончак, морда и тонкие ноги которого говорили о примеси волчьей крови, прыгнул на кабана, вцепившись ему в ухо. Секач снова мотнул головой, но гончак не отпускал врага. На мгновение одинец потерял из виду поле боя, но тут же пришёл в себя, и, проигнорировав висящую на нём собаку, снова устремился к лежащему на земле князю.
        Трувор к тому моменту уже как-то выдернул из ножен меч и выставил руку вперёд. Но в бой снова вступил новый участник, который и решил всё. Первым из подоспевших людей оказался воевода Вадим, на ходу, не останавливаясь, он перекинул ногу через шею коня, плавно выскользнул из седла, и, не останавливая движения, побежал вперёд. Хотя нет, пожалуй, он не бежал, он быстро шёл, делая длинные шаги, его грудь вздымалась и опускалась, он знал, что не имеет права на ошибку. Да цели оставалось не более десяти шагов. Вадим вскинул сулицу[71 - Сулица - короткое метательное копьё.], задержал дыхание и сделал бросок.
        Короткое копьё впилось секачу в бок, точно под лопатку. Бывалые охотники знают, что именно это место наиболее уязвимо у клыкастого зверя. Вепрь рванулся, издал громкий визг, захрипел, и, сделав несколько шагов, упал, в сажени от лежавшего князя. Трувор уловил носом, зловонное дыхание зверя, Вадим не остановился, даже смертельно раненный кабан опасен, приближаться к нему стоит очень осторожно. Не останавливаясь, Вадим приблизился к зверю, извлёк меч, перевернул его лезвием вниз и обеими руками, вогнал клинок в позвоночник зверя.
        - Понимаю, почему тебя прозвали Храбрым, - хриплым голосом произнёс Трувор.
        Он лежал на земле весь бледный, и холодные капли пота, стекали с его бритого лба прямо на усы. Он понимал, что лишь чудом избежал смерти.
        - Да и тебя князь, трусом не назовёшь, - ответил Вадим, и, склонив голову, побрёл куда-то в сторону. Отойдя шагов на десять, он опёрся на молодую берёзку, вытер пот со лба, сделал глубокий вдох, и улыбнулся, руки его всё ещё дрожали.
        Подоспевшие отроки помогли князю вылезти из-под навалившегося на него коня.
        - Коняга не жилец, прикончить бы его, вон как мучается, - со вздохом произнёс подошедший к Буланому Кудря. - А лайка отмучилась, недолго страдала.
        - Коня добейте, сам не смогу, - превозмогая боль, произнёс Трувор. - Ты, воевода, мне сегодня жизнь спас, награждать тебя не стану, награда тебе за подвиг моя любовь и почтение. Ты мне теперь как брат, захочешь, кровью те узы скрепим.
        - Благодарю, княже, такая честь, мне по сердцу, - Вадим припал на колено и склонил голову.
        - Но не сейчас, воевода, не сейчас. Дурно мне что-то, поспешим в город, приберите тут.
        Дружинники поспешно собрали носилки и бережно понесли раненного князя. Старый гончак, ворчал, продолжая лежать возле туши мертвого секача. Об этом лохматом герое, все почему-то забыли.
        9
        - Эй, Тишка, а ну сбегай, узнай, не освободился ли князь, а то уж совсем мочи нет, - обращаясь к своему помощнику, прошипел сквозь зубы посол, вытирая рукавом распаренное лицо.
        - Так ведь только что бегал, - жалобно простонал тот, кого назвали Тишкой, глядя на хозяина слезливыми глазками. - На меня и так уж вся местная дворня косо смотрит, говорят, надоел я им.
        - Беги, говорю, лодырь, не то бока намну, - погрозив кулаком, зарычал посол. - Совсем страх потеряли. Да распустил князь Рюрик подданных, настоящий хозяин всех в узде держать должен, в том числе и братьев. - Тем временем Тишка робко потрусил в сторону крыльца.
        Посла звали Страба, варяг из бодричей, при конунге Рюрике Страба был простым дружинником. При Рюрике-князе, благодаря своей хитрости, сметке и острому уму он занял пост приказчика. Круглолицый, грузный, он то и дело кривил рот, надменно поглядывая по сторонам. Он прибыл в Изборск поутру, и с самого утра он дожидался приёма во дворе княжьего дома. Вокруг шла обычная жизнь, челядь бегала туда-сюда, по разным делам и поручениям, конюхи чистили и охаживали лошадей, в котлах варилась какая-то снедь, но вся эта суета уже изрядно утомила чванливого новгородского гостя.
        За этот год он уже дважды побывал при дворе Изборского князя, и не первый, не второй визиты не пришлись ему по душе. Если объезжая прочие города, перед посланцем великого Новгородского князя Рюрика местные старались угождать и заискивали, то Трувор с его кривичами, был вовсе не таким. В первый раз, когда Страба заявился во владения Изборских кривичей, Трувор отказал ему в дополнительной плате, намекнув, что новгородский гость, похоже, желает прибрать часть добра в собственный карман. Трувор тогда заявил, что не желает драть с подданных три шкуры, чем немало огорчил жадного и завистливого Страбу. Тогда Страба предал слова Изборского князя Рюрику, но тот ничего не предпринял. Сегодня же у приказчика была другая задача. Он привёз приглашение местному князю на пир, который Рюрик собирался устроить в Новгороде, в честь очередной годовщины своего сына Игоря.
        - Зовут, зовут, готовы принять! - кричал обрадованный Тишка, надеясь задобрить хозяина, но Страба, лишь что-то недовольно пробурчал, и быстрым шагом направился в княжьи хоромы.
        В княжьей горнице было прохладно и свежо, и вошедший внутрь Страба тут же испытал облегчение: «Не могли сразу в дом позвать, сколь на жаре париться пришлось. Ну да ладно, припомню я вам».
        Трувор, сидевший посреди комнаты, равнодушно посмотрел на гостя. Князь был одет в простую белую рубаху без пояса, домотканые штаны и один сапог. Правая нога, была туго стянута тканью, стягивающей две щепы, которыми была зафиксирована кость. То, что Трувор накануне поломал ногу на кабаньей охоте, Страба уже знал со слов княжьей прислуги.
        - Где-то я видел эту ряху, знаком уж больно, - вполголоса произнёс князь, обращаясь к стоящему поблизости Вадиму. Но тот лишь пожал плечами.
        - Так он уж был у нас, давеча, - шепнул на ухо Трувору один из гридней, что стояли рядом, - Добро для Новгорода собирал, в пользу брата твоего старшего.
        - А, вспомнил я этого жадюгу, как же, как же, - Трувор рассмеялся, он ещё помнится такую рожу скривил, когда я намекнул, всё ли добро он собирается до Рюрика свезти, аль половину себе хочет оставить.
        Увидав, что князь потешается, Страба конечно же принял этот смех на свой счёт, и ещё больше озлобился, но всё же сдержал себя, и поспешно поведал о причине своего визита ненавистному насмешнику.
        - Надо же, братец мой решил пир устроить, - Трувор повеселел ещё больше, окружавшая его свита так же заулыбалась. - А ведь слыхивал я, что Рюрик меня всё время бранит, за то, что я гульбы часто устраиваю, а тут вдруг сам пир затеял. Странно, странно.
        Страба старался запомнить каждое сказанное Трувором слово.
        - Как же ты князь поедешь то к брату, вон нога у тебя не срослась ещё, а дорога то неблизкая? - произнёс воевода Вадим. - Подлечиться бы тебе.
        - Да уж точно, какой уж теперь из меня гуляка, - прекратив смеяться, произнёс Трувор. - Не смогу я нынче приехать, так Рюрику и передай. Болен, мол, князь Изборский, и потому не сможет он годовщину княжича Игоря. Неохота мне по жаре такой в телеге трястись, да вот с эдаким довеском, - князь указал на сломанную ногу. - А что бы ни обидеть брата, отправлю-ка я, ему в подарок, десяток бочек вин да медов хмельных, пусть погуляет вволю, да обиды не держит.
        Страба выслушав ответ Трувора, поклонившись, вышел, на лице его играла хитрая улыбка.
        Глава четвёртая.
        «Предательство братьев»
        1
        - Значит, так и сказал: «неохота по жаре в телеге трястись», сначала вроде бы согласился, а потом Вадим его и отговорил, - на лице Лучезара появилось подобие улыбки. - А ещё говорил, что Рюрик редко народу празднества устраивает, стало быть, скуповат?
        - Что скуповат, не говорил, а про празднества всё верно, - Страба, поглядывал на Лучезара, пытаясь понять какую игру тот затеял.
        - Говорил, не говорил, но смысл то в словах Трувора был таков, что, скуп князь Рюрик, потому и не любит его народ. Так? Сам то Трувор у изборцев в почёте, вот младший то и возгордился.
        - Ну, вроде бы так.
        Они сидели вдвоём, в Страбином доме и обсуждали предстоящий визит приказчика к Рюрику. В комнате кптил светильник, посылавший на стены серые блики. Одинокий мотылёк, подлетел к огню, но, не рассчитав расстояния, опалил крылья и упал на пол, прямо к ногам Страбы. Он бил крыльями, трепетал, но оба участник беседы не обращали на него внимания.
        - А раз так, то ты это князю и скажи, что ругал его младший брат, не захотел сына его Игоря почтить, и тому воевода Вадим способствовал. Ведь поначалу готов был ехать Трувор, а Вадим де, его отговорил. Ты, это скажешь, а я уж добавлю, кто такой Вадим Храбрый, да про цели его коварные.
        За дверью что-то громыхнуло, Страба на цыпочках подошёл к двери, приоткрыл её, и выглянул в образовавшуюся щель.
        - Челядь. Уронили что-то, дурачьё безрукое.
        - А подарок, бочки те, ещё в пути, говоришь? - проигнорировав заявление хозяина, произнёс Лучазар. - Когда их доставить должны?
        - Думаю, через пару дней тут будут.
        - Тут это где?
        - Ну, как где, к Рюрику во двор и свезут.
        Гость не спеша, поднялся, сделал несколько шагов в сторону двери, прислушался, теперь, именно он опасался быть услышанным.
        - А ты не спеши, приказчик, не торопись. Пусть груз этот пока на твоём дворе постоит, да и сам к князю не спеши.
        - Как же так, Рюрик ведь за это по головке не погладит, если опосля такого будет по чему гладить, а то ведь… - Страба провёл большим пальцем по горлу.
        - Не бойсь, ничего тебе Рюрик не сделает. Ты же сам говорил, что Трувор тебя долго на жаре держал, сразу не принял, потому то и вернулся ты поздно. Так ты об этом в первую очередь и поведай, мол, нет у Изборского князя почтения к посланцам от брата старшего, возомнил он о себе неведомо что.
        Страба наморщил лоб. Изборский князь конечно же его жутко обидел, но идти на такой риск, что бы отомстить, надобно ли?
        - Голова то на плечах одна, а коли, её не станет, так ведь новая не вырастет, - ему стало боязно.
        Страба взглянул на собеседника, на красивом лице гостя не было ни капли страха. Было видно, что он уверен в себе, и в том, что делает.
        - А вино то пока у себя во дворе подержи. Я людей пришлю, они за тем подарком то и присмотрят, - спокойно, но твёрдо продолжил Лучезар.
        - Но, как же, ведь…
        - Делай, как я говорю, - в глазах гостя сверкнул огонь, Страба вздрогнул. - Не смей планов моих рушить, делай, и всё. Тогда и Трувору отомстишь за то, что он тебя в воровстве заподозрил, и почтения должного не выказал, а если всё по-моему станется, то глядишь, в большие люди выйдешь.
        Страба лишь прикусил губу. Страх и жадность боролись в нём.
        - Будь что будет, Рюрик конечно может голову снять, но и этот, если его не послушать, тоже не пощадит. А если повезёт, то и в самом деле…
        Скрипнула дверь, Страба открыл глаза, в комнате уже никого не было. Гость исчез. Страба подошёл к светильнику. На полу лежал мёртвый мотылёк, ставший единственным свидетелем тайной беседы.
        2
        Все чего-то хотят, о чем-то мечтают, одним хочется любви, другим богатств, третьим славы. Но далеко не все, во имя своих целей, готовы идти на жертвы, подвиги или предательство. Но те, кто жаждет власти, люди особенные. Если любовью и богатством или даже славой можно поделиться без особого ущерба для себя, то власть, это то, что не стоит отдавать никому. Те, кто жаждет власти, подозрительны и злобны, они всюду видят заговоры, видят, завистников которые жаждут эту власть отнять, и забрать себе. Рюрик за эти годы сильно изменился. Из крепкого полного сил воина и вождя он превратился в усохшего старца. Нет, он не сильно поменялся внешне, разве что немного добавилось седины, он не утратил силы, и по-прежнему был способен держать в руках меч, и разить им даже самых злобных и грозных врагов. Он состарился где-то внутри, глубоко, глубоко, и поэтому морщины, которые появились на его лице, были ничтожны по сравнению с теми морщинами, которыми покрылось его сердце. Став князем, Рюрик стал другим, и это заметили многие.
        Лучезар поднялся по скрипучим ступеням и постучал в дверь. Ответом ему была тишина. Он постучал ещё, и, наконец, услышал негромкий голос. Лучезар не распознал слов, но понял, что его приглашают войти, и тут же переступил через порог. Князь сидел на низком табурете посреди комнаты. Одетый в простую домотканую рубаху и порты, он казался задумчивым и отрешённым. В таком виде, Рюрик никак не походил на грозного и великого правителя, и лишь неизменная бляха с соколом, подчёркивала его неизменное величие.
        - А он и вправду здорово изменился, неужели власть так сильно старит людей? - подумал Лучезар, и почему-то вспомнил Гостомысла.
        Сегодняшний Рюрик всё больше и больше напоминал умершего князя. Лучезар закашлялся, стараясь привлечь к себе внимание. Рюрик вздрогнул, словно его оторвали ото сна.
        - А, это ты, воевода, - князь поднялся. - Проходи, я ждал тебя.
        - Я здесь, как ты велел.
        В последнее время Лучезар стал одним из первых княжьих мужей при Рюрике. Оба брата княжили, каждый в своих землях. Аскальда Рюрик назначил посадником в городок под Названием Старая Руса[72 - Старая Руса - древнее название города в Новгородской области, с XVI века - Старая Русса.], и только Лучезар, да родич Ефанды молодой воевода Олег считались первыми приближёнными лицами.
        - Мои люди доносят мне, что при дворе моего брата появился какой-то Вадим которого ещё называют Храбрым, - произнёс Рюрик.
        Лучезар насторожился: «Что это? Может князь испытать решил, проверить на верность да искренность, или наконец-то цель достигнута. Вот она минута, когда нужно стравить ненавистных братьев-варягов. Всего-то несколько верных фраз, и червь сомнения поселиться в воспалённом мозгу Рюрика».
        Лучезар посмотрел князю в глаза. Холодные как всегда, они не выражали хитрости, и азарта, в них была лишь какая-то обречённость, возможно даже страх. Лучезар понял, что его час пришёл, сейчас или никогда, нужно начать, а остальное сделают другие.
        - Вадим Храбрый, славный воин, умелый воевода, к тому же он знатного рода, - произнёс Лучезар, изображая наивность. - Предки его в своё время этими землями правили, ещё задолго до Гостомысла.
        Рюрик молчал, но опаска, которую Лучезар заметил ещё в начале разговора, не покидала лица князя.
        - Новгородцы любят Вадима, многие его даже на княженье пророчили, когда он из Болгарских земель вернулся, - продолжил Лучезар беспечно. - Он ведь помнится, когда ты только в Новгород пришёл, пропал. Так, стало быть, к кривичам он подался, ну то и не удивительно. Не смог он смириться, что княжье место не ему досталось.
        - На княженье говоришь метил, - брови князя сдвинулись, на лбу князя появились две глубокие складки. - И сторонники у него в городе имеются.
        - Да говаривал народец, что Вадим достоин наследия княжьего, да только то до твоего прихода было, а теперь то куда уж ему, - Лучезар как мог, изображал беспечность.
        - Значит он теперь с братом моим, Трувором дружбу завел, - Рюрик, в отличие от собеседника, казался озабоченным.
        - Да он молод, да и брат твой не стар, вот и сошлись, да только… - Лучезар осёкся - ой, а ты что же это, князь, аль измену какую заподозрил. Постой, постой, уж не думаешь ли, что Вадим брата твоего дело недоброе подстрекает? Что бы супротив тебя? Да ладно, не бывать тому, хотя?.. - Хитрый воевода, внимательно посмотрел на князя.
        - Да, потерял я с братьями любовь да дружбу. C тех самых пор как сына привёз, обособились они. Поняли, что первенец мой княжью власть унаследует, да все богатства земель здешних, вот и озлобились.
        - Рыбка заглотнула наживку, даже приманивать не пришлось, теперь очередь за Страбой, - подумал Лучезар, он ликовал, но старался скрыть эмоции как мог.
        - О разговоре этом никому, слышишь. А не то… Сам то ведь тоже, на княжье место заглядывался, было дело?
        - Да что ты, зачем оно мне? - Лучезар попытался изобразить обиженную невинность, но капли пота, покрывшие его лоб, говорили о другом. - Ты же знаешь, верен я тебе, первым тебя поддержал, когда ты ещё на Ладоге стоял, а стало быть…
        - Ладно, ладно, поглядим, - прервав собеседника, проворчал Рюрик. - Верность свою не словами да клятвами, а делами доказывать надобно.
        - Так я же, хоть сейчас.
        Скрипнула дверь, оба мужчины непроизвольно вздрогнули и повернули головы. Кто ж это осмелился в покои княжьи без стука ввалиться? На пороге, гневно сверкая глазами, стояла Ефанда.
        - Ступай, воевода, после беседу продолжим, - произнёс Рюрик, поморщившись.
        Было видно, что беседа с женой не входила в его планы, Лучезар, поклонившись, попятился к двери. Он обошёл Ефанду, которая даже не удостоила его взглядом, и исчез за дверью. Но уходить он и не собирался. Лучезар долго стоял у дверей, прислушиваясь к тому, что происходило в княжьей светлице.
        3
        Она тоже сильно переменилась, хотя по-прежнему оставалась стройной, статной, и отличалась какой-то своей очаровательно дерзкой, особенной красотой. Не взглянув на выскочившего из комнаты Лучезара, Ефанда подошла к мужу и встала перед ним, глаза княгини гневно сверкали.
        Рюрик почему-то вспомнил Рауда. Старый нурман, отдавший жизнь в бою, встал перед ним, точно живой.
        - А ведь дочь, мало чем отличалась от своего упрямца отца, - Рюрик усмехнулся собственной мысли, но Ефанде, похоже, было не до смеха.
        - Почему ты пренебрегаешь пророчеством, - голос жены заставил Рюрика вздрогнуть, - Ты собираешься отослать Олега, хотя он должен всё время находиться при нашем сыне.
        - Мне нужен верный человек в Старой Русе. Я не доверяю Аскальду и собираюсь призвать его к себе, - князь старался говорить спокойно, но в его голосе чувствовалось раздражение. - Твой родич, один из немногих, кому я доверяю. Аскальд смотрит в сторону Царьграда, он своенравен и может наделать бед.
        - Мне всё равно, что может задумать этот необузданный боярин, мне важна судьба нашего сына. Олег должен всё время быть при нём, так предсказали магические руны. Ты не отошлёшь его.
        - Я сделаю то, что решил, и твои суеверия не станут тому помехой! - выкрикнул Рюрик, но тут же убавил тон. - Игорю ничто не угрожает, он под моей защитой, и под защитой моей дружины.
        - Как ты не понимаешь, твои варяги не способны защитить наследника от яда или удара кинжалом. Игорь единственный твой наследник, и многие желают его смерти, чтобы прибрать к своим рукам власть.
        - Может мне отозвать Сивара, что бы он был с нашим сыном?
        - Да ты сума сошёл! - выкрикнула разгневанная княжна. - Твои братья первые кто может представлять для Игоря угрозу. Если тебя и нашего сына не станет, они получат всё.
        - Опомнись, женщина, это мои братья, они не посмеют поднять руку на нашего сына.
        В ответ на эти слова, Ефанда громко рассмеялась.
        - Ты совсем растерял разум. Когда речь идёт о богатстве и власти, кровные узы, не в счёт. Посмотри вокруг. Трувор завёл дружбу с этим Вадимом, тем самым, который не захотел тебе служить. Синеус, сидит на своих болотах и не показывает носа. Вот увидишь, это плохо кончится.
        - Я решил устроить пир, и оба моих брата приглашены. Вот увидишь, они прибудут, и окажут моему сыну и нам с тобой должные почести. А Олега я всё равно отправлю на юг.
        Ефанда стиснула кулачки и топнула ногой.
        - Я не верю ни тебе, ни твоим братьям. Мне нужно, что бы Олег оберегал моего сына. Он ведун, и только он может остановить руку тайного убийцы, если кто-то задумает погубить Игоря.
        Притаившийся Лучезар едва успел отскочить, и спрятался за углом, когда разгневанная княгиня выбегала из комнаты. Рюрик молча смотрел ей вслед, он не хотел уступать, но волнение за жизнь семьи всё больше и больше охватывало его.
        4
        По ночам Лейв почти не спал, а если сон всё же окутывал его сладким дурманом, ему снились кошмары, и он просыпался в холодном поту. Он оказался перед выбором. Верность старому хозяину, привычка исполнять любое его повеление, боролись с муками совести. Он уже нарушил однажды волю Лучезара, оставив в живых этого славянского мальчишку-кузнеца, и с тех пор опасался того, что правда когда-нибудь всплывёт. Он снова состоял в свите Лучезара, который был достаточно умён, что бы встать на сторону того за кем сила. Теперь Лучезар воевода великого Рюрика, он один из самых влиятельных его мужей, его доверенное лицо.
        Лейв в очередной раз прикоснулся к снадобью, и, словно обжёгшись, отдёрнул руку.
        - Сколько ж народу погибнет, - подумал Лейв, глядя на свёрток.
        После того, как Лучезар получил чин воеводы при дворе Рюрика, Лейв снова поступил в услужение к бывшему хозяину. Старый дан не тяготился этим, и был тому даже рад. Всё бы было хорошо, но в тот день, когда вновь назначенный воевода, призвал его к себе для выполнения особого поручения, Лейв тут же почувствовал неладное.
        - Ты должен для меня кое-что сделать, - произнёс тогда Лучезар приглушённым голосом, и протянул свёрток. - Ты пойдёшь к приказчику Страбе, который недавно вернулся из Изборска, и тайно, так, что бы никто не узнал, подсыплешь это зелье в каждую из присланных Трувором бочек стоящих во дворе.
        Лейв вздрогнул.
        - Это яд?
        - Не важно, что это, ты просто сделаешь это, и не будешь задавать лишних вопросов, - голос Лучезара был твёрд, глаза его блестели тем холодным, неистовым блеском, от которого становилось не по себе.
        - Пол дружины ведь потравим, коль я это сделаю, их то за что?
        - Я же сказал тебе, что бы та не задавал лишних вопросов, - прошипел Лучезар сквозь зубы. - Ну, отравятся парочка другая воинов, что с того, зато остальные быстро протрезвеют. - Лучезар ухмыльнулся.
        - А скоро яд действовать начнёт?
        - Скоро, не скоро, то не важно, смотря сколько насыпать, - в голосе воеводы слышалось раздражение, вопросы слуги его раздражали. - Мне неважно кто умрёт и когда, главное, что бы подозрения пали на кого нужно. Коль посчитает князь Трувора отравителем, значит дело сделано.
        - Ах, вон оно что.
        - Ты не горюй уж больно, что тебе те варяги Рюриковы, тати да воры, давно ль ты с ними сдружиться успел. Нечего их жалеть, чем меньше воинов у Рюрика, тем он слабее. Пойдёшь к приказчику на двор, а когда все уснут, сыпанёш по щепотке в каждую бочку.
        - А дворовые приказчика что же.
        - То не твоя забота, а Страбина. Он на нашей стороне, и обо всём и позаботится, - Лучезар расплылся в улыбке. - Для прислуги своё зелье приготовлено, сонное. Так что никто тебя не увидит, ты главное своё дело сделай.
        Лейв гадал, как быть.
        - Я воин, а не убийца.
        5
        Ночь выдалась звёздная. Полная луна нависла над крышами домов, и посылаемый ей на землю свет рождал мрачные, загадочные тени. Лейв приблизился к воротам приказчикова двора, прислушался и постучал, ответом ему была тишина.
        - Что же он, вместе со своей прислугой уснул, ждать ведь должен, по уговору-то.
        Лейв и постучал чуть сильнее. На этот раз за забором раздался шорох, послышались шаги, кто-то отодвинул засов, ворота скрипнули и отворились, и Лейв увидел круглое лицо Страбы.
        - Чего возишься, ждёшь, пока кто-нибудь на стук сбежится, - недовольно проворчал гость.
        Даже при свете луны было видно, что всегда красноватое лицо приказчика на этот раз было бледным как мел. Где-то рядом завыла собака, Страба ещё больше затрясся.
        - А что видел тебя кто, аль нет? - озираясь по сторонам, прошептал хозяин.
        - Да не видел, не трясись, - жалкий вид Страбы вызывал у Лейва отвращение. - Что люди твои, уснули?
        - Уснули, уснули, доброе зелье хозяин твой прислал, храпят, аж стены трясутся.
        - Ты бы, это, болтал поменьше, а то мало ли, вдруг услышит кто.
        Снова в соседнем дворе завыла собака, протяжно и жалобно, раздались недовольные голоса, ругань.
        - Ух, развылась, псина, точно смерть накличет, - произнёс Страба.
        - Да уж. Ну показывай, где тут твои бочки, а то мало ли чего напутаю.
        Они прошли во двор, где вдоль стены невысокого, но прочно срубленного дома, стояло несколько гружённых подвод. Страба сорвал с телег холстины, прикрывавшие груз, и отошёл. Лейв нащупал рукой и достал из сумки тот самый мешочек. За воротами послышались звуки ударов, псина перестала выть и заскулила. Очевидно недовольный таким поведением животного хозяин, просто-напросто, отходил несчастную собаку палкой.
        - Ну, я в дом пойду, присмотрю за челядью, - робко произнёс Страба, пожимая плечами.
        - Так ты же сказал, спят все как убитые, что не хочешь рук марать? - в голосе Лейва звучали язвительные нотки.
        - Ну спят, аль нет, всё равно лучше присмотреть, а то мало ли. Да и к тому же, я и так больше всех рискую. На кого Рюрик в первую очередь подумает, когда гридь его потравим, вспомнит, кто обоз вёз. Ой, зря я на это дело согласился. А ну как воевода Лучезар слово своё не сдержит.
        - Сказано же тебе, не болтать, не надо имён называть ничьих, - огрызнулся Лейв. - Ладно уж, иди в дом, да держи ухо востро. Всё равно, я вижу, толку от тебя тут не будет. Вон ручищи то трясутся, всё снадобье мимо просыпешь.
        Довольный таким исходом хозяин вразвалочку побежал к дому, и вскоре исчез за дверью, и Лейв остался во дворе один. Он ещё раз огляделся, и развязал мешок. На вид, яд походил на обычный порошок, или какую-то труху, не вызывая никаких опасений. Но уж кто, кто, а Лейв то знал, каким премудростям обучил в своё время Лучезара, чудин Бел. Недаром что сам от того и пострадал. Лейв протянул руку к ближайшей бочке, с трудом вытащил пробку, и замер. Снова завыла собака.
        - Ой, недоброе дело делаю, - тяжело вздохнув, прошептал старый вояка. - Не простят такого боги.
        Лейв протянул руку к бочонку, и зацепился рукавом, за торчащий из телеги гвоздь. Мешок упал, и добрая половина снадобья оказалась на земле. - Ой, неловок я сегодня. А может сказать хозяину, что всё зелье рассыпал? Пусть, озлобится, ну ведь не убьёт же, - и недолго думая Лейв, вытряхнул порошок в траву.
        Словно камень свалился с души, старый воин улыбнулся самому себе.
        - Как же я сразу до этого не додумался? Один раз я уже обманул его, а где один там и два.
        Дверь распахнулась, и Лейв увидел спешащего к нему Страбу. Толстый приказчик ковылял, переваливаясь с ноги на ногу, и Лейву почему-то стало смешно.
        - Ну, что закончил? Мне показалось, что в доме не спит кто-то, вот я и пришёл сказать тебе, что б поторапливался, нам ведь лишние видаки[73 - В данном случае очевидцы - свидетели.] ни к чему.
        Лейв молчал, теребя пальцами опустевший мешочек. Его мысли находились где-то далеко, ведь он в очередной раз поступил правильно. Казалось, что он не слышит того, что шепчет ему приказчик.
        - Говорю же, проснулся кто-то, заканчивать пора, - Страба выхватил у Лейва опустевшую тряпицу и принялся трясти ей над отверстием откупоренной бочки.
        - Да тут почти не осталось, быстро же ты управился.
        Лейв, не успевший этому помешать, с ужасом наблюдал как остатки зелья, попали в сосуд. Он сверкнул глазами, и, стиснув зубы, зло уставился на Страбу.
        - Значит кто-то, всё же умрёт, - произнёс он вполголоса и поспешно направился к воротам. - Не зря собака выла.
        Оставшийся во дворе Страба, с непониманием смотрел вслед уходящему гостю.
        - Конечно умрёт, а для чего ж мы всё это затеяли, - пожав плечами, произнёс злодей, и, вставив пробку в отверстие, направился к дому.
        6
        Одетый в расшитую расписными узорами белую сорочку, малыш сидел на руках у матери, и озирался по сторонам, забавно хмуря брови. В отличие от большинства детей его возраста он не имел пухлых и румяных щёк. Личико мальчика отличалось небывалой худобой и бледностью, но, несмотря на это маленький Игорь был крепким и крупным. Крики и шум, которые раздавались со всех сторон, казалось, вовсе не беспокоили княжича. Словно игнорируя устроенное в его честь празднество, наследник Рюрика время от времени стучал ладошками по крышке стола, и то и дело ронял на пол небольшую серебряную ложку, которую ему то и дело совали в ручку две дородные няньки-прислужницы. Порой малыш зевал, и потирал ручонками глаза. Несмотря на предложения нянек, взять на руки мальчика, Ефанда не выпускала сына из рук. В отличие от беспечно настроенного ребёнка, мать казалась обеспокоенной и недовольной. Пир устроенный Рюриком в честь годовщины со дня рождения наследника, вовсе не радовал молодую княгиню.
        Сидевший во главе стола Рюрик восседал во главе стола. Он то и дело улыбался, и одобрительно кивал, когда кто-нибудь из гостей произносил тост за князя, княгиню, и в особенности за главного виновника торжества. Но все кто знал Рюрика особенно хорошо, подмечали, что на душе у князя тоже не всё спокойно. Сидящий по правую руку от князя Сивар Синеус - князь Белоозера, почти не притрагивался к еде, и лишь время от времени отпивал из большого кубка красное вино, то и дело вытирая ладонью свои длинные пышные усы. Место по левую руку от Рюрика пустовало.
        Слуги то и дело подносили вина и еду, скоморохи и песенники распевали песни и частушки, но, несмотря на это, общее настроение на празднике было напряжённым. Все знали, что новгородский князь не любил пиров и веселий. Кто-то объяснял это общей нелюдимостью Рюрика, кто-то упрекал его в скупости, но лишь немногие знали о том, что в последнее время новгородский правитель стал очень подозрительным. Так долго боровшийся за власть воин и полководец, наконец-то получив её, больше всего боялся её потерять. После того, как кто-то из знатных гостей произнёс очередной тост за Рюрика и его дружину, слово предоставили Белоозёрскому князю, Синеус нехотя поднялся.
        - Много славы у брата моего Рюрика, силён он и могуч, вся Балтия его знает, боится и чтит, - начал свою речь могучий рус. - Теперь же и в этих землях, где мы новую родину себе нашли, познали люди силу нашего меча. Много хвалебных слов мы ноне услыхали, про князя, про княгиню и про Игоря-княжича, все те слова чистая правда. Теперь же я хочу выпить за брата нашего младшего, я которым мы вместе славу себе добывали, за Трувора. Вижу место возле тебя Рюрик свободно, видно скоро братец наш прибыть должен, не зря же ты для него стул подле себя приберёг, так давайте же, други,…
        - Ошибаешься, князь Белоозёрский, не для Трувора место это, - оборвав речь брата, возразил Рюрик. - Не пожелал наш брат младший сына моего почтить, да и видно ко мне уважение всё потерял, как посажен был на княженье в Изборск-град.
        - Как так? Не понимаю тебя, - в голосе Синеуса прозвучало искреннее удивление.
        - А так, не чтит он боле не меня ни звание моё, дружбу с врагами моими завёл, с теми, кто на место моё издавна мелит.
        - Да ты что такое говоришь, князь, с какими такими врагами?
        - Слыхал ли про Вадима-воеводу? Тот Вадим, ещё до приезда нашего на вече новгородском постоянно воду мутил, всё жаждал место княжье занять, а как меня Новгород признал, так и скрылся. К Трувору в дружину подался, теперь они чуть ли не побратимы с братом нашим. Трувор его слушает, а он - Вадим этот дурное про меня сказывает.
        Сивар нахмурился, - Не верю я этому, наговор это.
        - Да какой уж там наговор, - при этих словах Рюрик огляделся. А, ну, где тот приказчик, что давеча из земель изборских вернулся?
        Перед самым столом, где сидел Рюрик, откуда ни возьмись, появился Страба. Его и без того красное лицо, ещё больше покраснело, по лицу тёк пот.
        - А, поведай-ка нам, приказчик, что тебе Трувор сказал при последней встрече, и верно ли то, что он мне и граду Новгороду дани положенной дать не пожелал?
        - Всё так и есть, как ты сказал, не захотел он с тобой великий князь богатствами делиться, хотя торговлю он с соседями ой как успешно ведёт, большие барыши получает, и все себе, да себе, - Страба говорил торопливо, то и дело часто кивая. - Богатства свои не бережёт, пиры почитай каждую неделю устраивает, что бы дружина его любила, а для Новгорода почти ничего не даёт.
        - Ну? А что ещё ты от брата моего слышал? - Рюрик скривив рот, перевёл взор на Синеуса.
        - Да уж и не хочу я и говорить то тех слов вовсе, - просипел Страба, потупив глаза. - Зачем же такое повторять лишний то раз?
        - Говори, раз уж начал, у меня от дружины тайн нет, пускай все слушают.
        - Говорил мол Труврр, что он и есть князь, настоящий да мудрый. Народ его любит, за щедрость и широкую душу, а ты мол князь-Рюрик скуповат, пиры для воинов устраиваешь редко, да дружине лишь малую долю даёшь, насмехался, - Страба исподлобья посмотрел на сидящего неподалёку от Рюрика Лучезара, словно ожидая его поддержки, но тот выглядел безучастным.
        Зато подпившая гридь Рюрика загудела, раздались крики и ругань, кто-то грохнул кулаком по столу. Суетившаяся вокруг столов прислуга не на шутку переполошилась.
        - Да неужто ты этому брехуну веришь брат, - гаркнул Синеус, пытаясь перекричать шум. - Ты только глянь на него, врёт он всё, мы с Трувором росли вместе, в боях да сражениях плечом к плечу стояли.
        - Так то так, да только поменялось нынче многое, - Рюрик говорил сквозь зубы, но каждое его слово было хорошо слышно. - Власть да богатства, меняют людей. Зависть да злобу чёрную в их сердцах поселяют. Посмотри, где сегодня наш брат младший, почему не с нами? Ага, не знаешь, так может ты нам на этот вопрос ответишь, приказчик?
        - Так отговорил его Вадим этот, про которого ты давеча сказывал, вот и не поехал князь Трувор на пир твой, - промямлил Страба под ещё большее возмущение участников пира.
        - К ответу призвать князя Изборского, а Вадима его воеводу казнить, - орали разбушевавшиеся дружинники Рюрика. - Наш князь выше всех сидит, суди их Рюрик судом своим.
        Послышался грохот, кто-то схватился за мечи, один стол был перевёрнут. Кто-то видимо вступился за Вадима Храброго, но его тут же утихомирили. Послышался женский визг. Взволнованная княгиня, наспех подхватив младенца, вскочила, а поспешно покинула место праздника, унося на руках разревевшегося княжича.
        - Ну, что брат скажешь? - Рюрик даже не потрудился унять общий гнев. - Загордился братец наш, может маловато ему изборских земель стало. С тех пор как я сына привёз и наследником его сделал своим, пошла меж нами размолвка. А на место подле себя, я другого посажу, того, кто верой и правдой служит, кто первым мне роту принёс. А ну, воевода Лучезар, садись ближе, теперь это место твоё по праву.
        Лучезар, изобразив удивление поднялся, лёгкая усмешка показалась на его лице, но тут же исчезла.
        - Спасибо тебе, великий князь, - хитрец поклонился Рюрику. - Принимаю я милость твою, с радостью великой.
        - То, что ты людей своих жалуешь, в том дурного не вижу, - произнёс Синеус. Он стоял насупленный, плотно сжав кулаки. - Но, то, что от тех, кто с тобой одной кровью связан, унижаешь да позволяешь их оговаривать, то глупо.
        - А ты бы князь Синеус глупым то князя нашего не называл, - обращаясь к говорившему, произнёс Лучезар. - Вспомни где находишься, тут дом Рюрика, он здесь хозяин, а мы дружина его верная, и князя своего оскорблять не дадим.
        - Да ты кто такой, что б мне указывать? - Синеус дёрнулся, в сторону Лучезара, но остановился. - Я брат князю твоему, а ты лишь слуга его, или ты тоже почет себе нажил, бреша как и этот, - Сивар указал на трясущегося от страха Страбу.
        Лучезар побледнел, губы его сжались в тонкую полоску, глаза сверкнули. Лишь едва заметная холодная улыбка, появившаяся на его лице, выдавала его гнев.
        - А ты людей моих верных не лай, братец, - наконец встрял в разговор Рюрик. - Мне они служат, мне их и судить. А то, что в глупости меня упрекнул, так то воевода мой верно подметил, забываться ты стал Сивар. Вспомни, это я тебя над весью князем поставил, я могу тебя того княжества и лишить. А то, может ты и сам на моё место позарился, да с Трувором и Вадимом заговор против меня замыслил?
        Синеус, весь затрясся от гнева. Вокруг воцарилась тишина. Даже самые ярые смутьяны, приутихли.
        - Ну, раз такой приём ты приготовил мне брат, да людей подле себя теперь сажаешь, которые мне обиду и оскорбление чинят, то значит не место мне здесь, - отшвырнув ногой табурет на котором сидел, Сивар вышел из-за стола. - Прощай, князь новгородский, да попомни, не пришлось бы пожалеть о содеянном.
        - А ну, стой, вернись! Вернись, кому говорю? А не то воинам велю тебя силой удержать! - Рюрик кричал, и в его голосе слышались истерические нотки. - Если уйдёшь сейчас, то назад тебе дороги не будет, не прощу!
        Десяток гридней вскочили на ноги, и глядели на Рюрика, ожидая приказа. Князь медлил, Синеус и несколько его людей тем временем уже покидали место празднества.
        - Ну и убирайся, скатертью дорога, - зло прошипел Рюрик, и, уже обращаясь к прочим, прокричал. - А ну, чего вскочили? Наполняйте кубки, пейте за сына моего Игоря, настоящего наследника княжьего.
        Гости помаленьку утихли, и через минуту, снова повыскакивала прислуга, раздался смех, и веселье продолжилось. Пирующие шумели, пели песни, смеялись, и лишь один из гостей, сидел на этом празднике молча. Старый Лейв, устроившийся в самом конце стола, потягивая хмельную брагу, пристально поглядывал на сидевшего по левую руку от Рюрика Лучезара.
        Уж кто-кто, а он то знал, чем может означать коварная улыбка Лучезара.
        7
        - Ну, что убедился, что братья твои стоят, - княгиня своим видом напоминала разъярённую кошку. - Один с врагами твоими дружбу водит, на сына нашего даже взглянуть не приехал, второй супротив тебя при всех голос поднял. В глупости тебя упрекнул. А ты помниться давеча, хотел сына нашего под его опёку отдать.
        Рюрик стиснув зубы, но помалкивал.
        - Отвернулись от тебя братья твои, зависть их гложет. Не смей Олега отсылать, помни о пророчестве.
        - Уймись, женщина, твои истерики нам не помогут. Я князь, и мне решать, что делать, - огрызнулся Рюрик, это были его первые слова с самого начала разговора. - Если Аскальд свою дружину супротив меня поднимет, да братья мои с Вадимом против меня сговорятся, тогда не удержать нам княжества нашего. Говорю же тебе, Олегу лишь я доверяю. Только он сможет наши южные земли оборонить, в Новгороде неспокойно. Бояре да купцы местные властью моей не довольны, кругом смутьяны. А тут ещё с братьями такой разлад пошёл. Не удержимся, не жить не нам, ни сыну нашему.
        - Зачем ты тогда нас из земель отца моего призвал, коль власть удержать не можешь? Там то мы в безопасности были, и Олег опять же при Игоре находился.
        - Да как ты не поймёшь, пока сила за мной была, новгородцы и мне и сыну нашему присягу принесли, а стало быть, наследником его признали. Так что прими волю мою, и не стой против меня.
        Ефанда опустила голову. Она молча подошла к окну, поглядела куда-то вдаль. Из груди её вырвался тяжкий стон.
        - Не смогу видно убедить я тебя, совсем ты не хочешь слушать, - она повернулась к муж. - Не спокойно на сердце у меня. Беду чую, словно тени какие-то в небе летают, зовут меня туда, на небо. Отца давеча во сне видала, в Вальхалле он, пирует, верил он в богов, а я вот гаданью рунному верю.
        Княгиня приблизилась к Рюрику, не отводя от него глаз, на ресницах у неё блестели слёзы.
        - Коль случиться, что со мной, пообещай, что всё сделаешь для сына нашего.
        - Да, что ты такое говоришь то? - князь рванулся было к жене, но Ефанда отстранилась.
        - Погоди, не перебивай, пообещай, и мне легче станет.
        Рюрик замер на месте.
        - Ты же знаешь, что я всё сделаю для того, чтобы и сын наш, и потомки его правили этими землями. Коль ты хочешь этого, тогда, клянусь тебе богами, прахом пращуров наших, оружием своим, всем чем пожелаешь клянусь.
        - Довольно, так тому и быть, а теперь позволь мне уйти, - и, поклонившись, княгиня вышла из комнаты, Рюрик не стал её останавливать.
        В коридорах к Ефанде подбежали две девки прислужницы.
        - Всё ли хорошо с княжичем? - промолвила Ефанда тихо.
        - Всё хорошо, матушка княгиня, и отроки княжьи его стерегут, и няньки при нём, - протараторила одна из девок. - Не изволь беспокоиться.
        Княгиня подошла к своим покоям и остановилась в дверях.
        - Одна хочу побыть, не тревожьте меня сегодня.
        - Не нужно ли чего тебе княгинюшка? - спросила вторая прислужница.
        - Вина велите принести, да побольше.
        Оде служки переглянулись, на их лицах читалась растерянность.
        - Ой, прости княгиня, - тихо проговорила первая служанка. - После пира княжьего, в хоромах ни капли хмельного не осталось, всё повыпили вои-дружиннички. Велишь, мы до рынка кого пошлём по скорому.
        - Так я в окно, только что целую телегу видала, бочки на ней, уж точно то брага аль вино заморское, - произнесла Ефанда, строго посмотрев на служанок.
        - Так то бочки с винами да медами, что братец твоего мужа, князь Изборский прислал, - вновь скороговоркой произнесла вторая девка. - Князь то наш их трогать не велел, сказал мол, назад, Трувору отошлите. Не хочу я его подарков.
        Ефанда рассмеялась, обе служанки замерли, разинув рты.
        - Ну, муженёк, нашёл, чем брата своего удивить. Ничего, откроете бочку одну, да вина мне принесёте. Не хочу я ждать, исполняйте немедленно! - последние слова княгиня произнесла, суровым тоном.
        Обе девки не посмев возразить, помчались выполнять поручение. Княгиня вошла в комнату, сняла с обеих рук дорогие браслеты, расстегнула висевшее на шее ожерелье из жемчуга. Бросив драгоценности на кровать, женщина подошла к стоявшему в комнате столу и опустилась на табурет.
        - Когда не радуют наряды и украшения, можно поискать утешения в вине, - и улыбнулась, сама не поняв почему.
        В эту самую минуту, во дворе, тощенький мужик-служка, в потрёпанной домотканой рубахе, откупоривал только что снятую с воза бочку с вином.
        8
        Дурную весть сообщили князю под вечер. В покои, где Рюрик придавался невесёлым думам вошёл седовласый сотник Бора - предводитель охраны и сообщил, что княгиня лежит в своёй спальне бездыханная. В первую минуту князь опешил, но через мгновение вскочил на ноги и бросился к …, нет не к Ефанде, первым делом Рюрик проведал маленького княжича. Убедившись, что ребёнок находится под неусыпной охраной двух дюжих гридней вооружённых до зубов и под неустанным наблюдением молодой няньки-кормилицы, князь направился в комнату жены.
        Ефанда бледная лежала в постели в окружении причитающей прислуги, кожа её была белее мела, однако щеки покрывал неестественный алый румянец. Рюрик застыл возле кровати, на которой лежало тело, прикоснуться к умершей княгине он не решился.
        - Яд? - промолвил князь, обращаясь неизвестно к кому.
        На столе в центре спальни стоял кувшин с вином, оброненный кубок валялся на полу в луже огненно красной растёкшейся жидкости. Ефанда лежала с закрытыми глазами, на лице у неё застыла какая-то умиротворённость, гнев волнение и все прочие чувства покинули её. Рюрик посмотрел сначала на бокал, потом на жену, застыл на мгновение и, … отвернулся.
        - Вина она приказала принести, и велела не тревожить, - дрожащим голосом пролепетала одна из служанок, которые давеча сопровождали княгиню. - Я ей говорила, что ты, князь не разрешил тех бочек трогать, а она ни в какую.
        - Что ты лепечешь, дура, каких бочек я трогать не велел? - огрызнулся Рюрик не поворачивая головы.
        - Так тех самых, что в подарок братец твой прислал.
        - Все вы у меня ответите, за то, что княгиню не сберегли. Железом пытать велю, всё расскажите. Постой, постой, так ты хочешь сказать, что жена моя тем самым вином отравилась, что Трувор прислал?
        Обе бабы зарыдали навзрыд, и, упав на колени, часто-часто закивали.
        - Где остальное то вино?
        - Во дворе стоит, я уж к обозу двух отроков оружных приставил, что бы приглядели, - пробасил Бора.
        - А Сивар где, послали за ним? - Рюрик задавал вопросы резким голосом, то и дело бросая на окружающих жесткие взгляды.
        - Так Синеус убыл, аккурат сразу, после того как пир покинул, теперь уж далеко. Что погоню за ним снарядить велишь? - встрепенулся сотник, положив руку на рукоять меча.
        - С ума сошёл, дурень, какая погоня? Если вина на нём, никуда он не денется. Этих в поруб и под замок, - князь ткнул пальцем в ревущих баб. - Да и всех тех кто при том был, и так или иначе причастен. Лучезара ко мне немедля, охрану княжича удвоить, что бы ни одна мышь не проскочила, Олегу при Игоре быть неотлучно, а княгиню к погребению готовьте, отмучилась. Как сердцем чувствовала, что беда будет, эх, да чего уж там.
        Сказав это Рюрик опустив голову, и вышел из комнаты. Бора тем временем отдавал приказы подоспевшим гридням, которые враз похватали баб прислужниц, да ещё нескольких человек из челяди. Несчастные орали, моля о помощи, но расторопные вояки, не щепетильничали, и волоком потащили всех в подвал, где располагалась княжья темница.
        Рюрик спешил, шагая по коридорам твёрдым широким шагом, и все попадавшиеся ему навстречу буквально вжимались в стены, топот ног дружинников приглушали крики, и бабий рёв которые раздавались с разных концов княжьих хором. Князь снова вошёл в комнату Игоря, все кто был в небольшой спаленке повскакивали с мест и отпрянули от небольшой кроватки. Князь бережно приподнял лёгкое покрывальце, мальчик спал, мирно посапывая.
        - Вот и остался ты без мамки, - в голосе мужчины была слышна дрожь, он повернулся и посмотрел прямо в глаза красивому молодому воину, который стоял рядом, сжимая рукой рукоять меча. - Не стоит тебе в Старую Руссу ехать, по крайней мере, сейчас. Княгиня усопшая не велела мне тебя туда пускать, хотела, что б ты всегда при княжиче был, ну да ты и сам знаешь. Береги наследника, Олег, теперь у меня лишь на тебя надежда.
        - Не терзай себя, мой князь, глаз не сомкну, будет мальчонка жить, я то знаю, - от этих слов, сказанных молодым русом стало как-то спокойнее, Рюрик улыбнулся.
        Дверь в спальню открылась, на пороге показался Лучезар. На его бледном лице не было видно никаких эмоций.
        - А, это ты, - улыбка князя исчезла, - ну что же, теперь твой черёд воевода показать свое уменье, найди мне убийцу, или открой хотя бы имя его.
        - Найдём князь, найдём и покараем, - невозмутимый до сей поры Лучезар, произнес эти слова, пожалуй, чересчур резко.
        От громких слов воеводы маленький княжич проснулся и его крик заставил всех кто находился в комнате вздрогнуть.
        9
        - Ну, гляди у меня, приказчик, коли соврёшь, не предо мной тебе стоять, а с теми быть, кто в подполе завывает, - сквозь зубы процедил Рюрик.
        Через окошко, сквозь распахнутые ставни раздавались громкие вопли. Звуки доносились из подвала, где под присмотром Боры, велся допрос челяди. При каждом крике, Страба вздрагивал и с мольбой в глазах поглядывал на стоящего подле Рюрика Лучезара, словно моля его о помощи.
        - Говорю же я, вино на телегах везли, никого к нему не подпускали, а брат твой, когда подарок этот передать велел, насмехался, - толстяк говорил эти слова, заикаясь, при этом нижняя губа у него постоянно тряслась.
        Они находились в комнате втроём, так как Рюрик не желал, что бы кто-то пусть даже из своих услыхал этот разговор, Лучезар был тому исключением. К тому моменту как князь призвал к себе Страбу, ему уже донесли, что во всех присланных Трувором бочках вино не было отравленным, и лишь в одной, той самой, которую накануне открыли для княгини был яд. Люди князя макали в вино хлеб и давали на пробу дворовым собакам. Одна из лохматых псин, которая жадно схватила влажную краюху и в тот же миг проглотила её, взвизгнула, скорчилась и упала на песок. Через несколько минут зверюга издохла. Остальные псы, попробовав пропитанный вином хлеб, бегали как ни в чём ни бывало.
        - На что же они рассчитывали, отравители то, - промолвил князь, задумчиво поглядывая на Лучезара, тот лишь пожал плечами.
        Ему так же не понятно было, почему отрава была лишь в одной бочке, но на то были совсем другие причины.
        - Значит сообщник у них был, тот, кто тут вино подать собирался. Получается, что отравитель либо челядник, тот что бочку откупорил, либо бабы прислужницы, которые княгине вино подносили.
        - Коль так, скоро нам это известно станет, варяги твои умеют из людей правду выбивать, - спокойно произнёс Лучезар.
        Он казался невозмутимым, но сейчас, впервые за последнее время его одолевал страх. Умерла княгиня, случайная жертва, а значит его планы дали трещину, и нужно было срочно исправлять ошибки. Если этот трус Страба проболтается, Рюрик не пощадит, поэтому нужно помочь приказчику, а уж потом разобраться с тем, почему яд попал не во все бочки. Дверь отворилась и на пороге появился распаренный Бора, руки у него были в крови, он сам принял участие в пытках.
        - Не сказал ничего челядник, хлипкий оказался, не выдержал, помер, - произнёс здоровяк, вытирая пот со лба. - Еще немного бы и точно б разговорили, а тут уж, извини князь, порадовать нечем.
        - Ну а бабы что, неужто молчат, - произнёс Рюрик, скорчив гримасу.
        - Молчат бабы, видно нечего им сказать, может хватит с них, похоже, челядник отравителем был.
        - Может и он, а может и нет.
        Страба был бледен как мел.
        - Я что думаю князь, раз приказчик под подозрением, надо испытать его, - наконец вступил в разговор Лучезар.
        Страба и Рюрик посмотрели на говорившего один с удивлением, другой в ужасе.
        - Как же его испытаем-то? - в голосе князя слышалось недоумение.
        - Бора, а ну выйдь ка, да и ты приказчик за дверями обожди обратился Лучезар и десятнику и Страбе.
        - То, что яд от брата твоего, и от его приспешника Вадима прислан, то нам известно, а вот кто им при нашем дворе служит, того мы пока не ведаем, - проговорил Лучезар, когда они с князем остались наедине. - Да и так ли нам теперь это надобно. Все, кого варяги твои в поруб свели, уж и не жильцы вовсе. Тот, кто виновен был, того кара уж настигла, а прочие пострадали за то, что не углядели. А вот брату твоему мы той же монетой отплатить должны, пусть их яд к ним же и вернётся.
        - Не пойму к чему клонишь, воевода. Яснее говори.
        - Приказчик этот, пусть к Трувору возвращается, вино это отвезти назад кто-то ж должен, так?
        - Ну так, и что с того?
        - А пусть бочки вернёт, да осмотрится, что к чему. Скажет Трувору, мол, не принял Рюрик даров, назад прислал. А я, кроме того, ему ещё поручение дам, пусть он брату твоему его же монетой заплатит.
        - Ты думаешь под силу ему, брата моего сгубить? Этому зайцу трусливому?
        - Жить захочет справиться, посулим ему богатства и положение при дворе твоём в случае успеха, а коль не справиться скажем, что казнить велишь. Только никого в дело это не посвящай, а я, если что, пособлю приказчику, где советом, а где делами. Есть у меня при дворе у Трувора люди свои.
        - Ну, ты воевода поступай, как знаешь, тебе я повелел прознать кто княжну отравил, да с убийцами поквитаться. Так и разговаривай с этим Страбой сам, - князь тяжело вздохнул. - Пойду я отдохну, а то нездоровится мне, а ты уж тут реши сам, что и как. А то не с руки мне как-то самому на братьев руку поднимать.
        - Всё сам сделаю, так, что ты не пожалеешь, - ухмыльнувшись, промолвил Лучезар.
        Рюрик действительно выглядел неважно. Смерть жены, опасения за сына и тяжкий груз подозрений, доконали его совсем. Он не хотел лично отдавать приказ избавиться от тех, кто когда-то был для него дороже всего. Но Лучезару этого было и не нужно, он и так уже добился того, чего хотел.
        Князь вышел из комнаты, и увидел стоящего у дверей Страбу.
        - Не верю я, что этот с Трувором сладит. Он же одного вида моего боится, нет, не посмеет такой поднять руку ни на меня, ни на мой род, - промелькнуло у Рюрика в голове. - Если только он боится кого-то ещё больше.
        Когда некоторое время спустя, Страба предстал перед Лучезаром один на один, ужас от сделанного ему предложения ещё больше опутал его мозг. Но Рюрик был прав, человек, который стоял перед Страбой сейчас страшил приказчика больше чем сам князь.
        Глава пятая.
        Бегство Вадима
        1
        Лучик солнца проник сквозь тонкую щель в крыше сарая, упал на лицо, словно погладив нос и щёки. Даньша приоткрыл глаза, тут же зажмурился, и снова, закрывшись ладонью, нехотя приподнял веки. Пыль пощипывала нос, сладковато-горький запах подсохшего сена щекотал ноздри, острые твёрдые травинки кололи вспотевшую шею, а солнечный луч всё дразнил и дразнил своими яркими, меткими укусами. Даньша сделал вдох и чихнул. Негромкое хихиканье вырвало парня из сладкого мира грёз.
        - Леська - подумал юноша, глядя через плечо - проснулась бестия.
        Девушка, прикрывая ротик рукой, сжав губы, сдерживала смех. Свет не попадал на притаившуюся в соломе девчушку, и поэтому Даньша видел лишь её очертания.
        - Хорошо то как, никуда не надобно спешить, ни в караул, ни в услужение.
        Сегодня у Даньши нет забот при княжьем дворе. День обещал быть долгим и прекрасным, да и сама жизнь, когда ты молод, когда полон сил, руки твои не сковывают кандалы, а шею не стягивает рабский ошейник. Даньша вспомнил свою жизнь в датском поселении, и мурашки пробежали по его спине.
        - Довольно мрачных мыслей, - подумал молодой дружинник.
        Он спрыгнул с сеновала, стряхнул налипшее на одежду сено, и пошёл к дому. Пригнувшись Даньша вошёл в сени, и увидел стоящую на полке крынку с молоком.
        - Тёплое оно, от утренней дойки, - приметив парня, произнесла хозяйка, худощавая женщина средних лет. - Коль хочешь холодненького, то давай в погреб спущусь.
        - Не нужно, и это сгодиться, - улыбаясь, произнёс молодой гридь.
        Он бережно взял кувшин, и осушил его полностью. Утерев губы ладонью, Даньша вышел на крыльцо.
        - Ну и добре, сынок, - женщина с нежностью посмотрела на парня, и отвернулась.
        Даньша знал, что сын единственный хозяйки, два года назад погиб при зимней охоте, и был он примерно того же возраста, что и Даньша. Возможно поэтому, молодой воин и нашёл здесь добрый приём. Даньша частенько ночевал в сарае у гостеприимной женщины, в те дни, когда был свободен от дел связанных со службой у князя, ведь именно это место они с Леськой облюбовали для любовных утех. Тощая рыжая кошка грациозно вплыла из-под лавки и принялась тереться о ногу парня. Даньша потрепал ласкучую зверушку, поблагодарил хозяйку и вышел во двор. Леська стояла у двери сарая и расчёсывала волосы большим деревянным гребнем.
        Красный солнечный диск выплывал из-за горизонта, лёгкие перистые облака плыли по небу гонимые ветерком. Ласточки и стрижи носились в небе, точно маленькие, серые стрелы.
        - Может в лес сходим, прогуляемся, погода смотри какая, да и жары пока нет, - произнесла девушка глядела на парня с надеждой. - Поучишь меня стрелы пускать, уж больно оно мне по душе.
        - Можно и в лес, давай только сначала…
        Громкий крик за воротами оборвал незавершённую фразу.
        - Даньша, ты там, отзовись? - над плетнём появилась вихрастая голова, обладатель которой так и зыркал по сторонам, очевидно разыскивая молодого дружинника.
        - Сбышко, чего тебе, - признав в мальце одного из княжих отроков, отозвался Даньша. - Чего народ пугаешь, аль случилось чего.
        - Ой, случилось, случилось, воевода Вадим дружину скликать велел, кого на постое нет, - паренёк говорил взахлёб, проглатывая часть слов. - Беда у нас большая, поспешай Даньша, князь наш Трувор давеча помер, говорят отравлен.
        Грудь сжало, будто всё внутри превратилось в камень, Даньша с трудом перевёл дух. Леська ойкнула, но тут же прикрыла рот рукой. Из сеней вышла худощавая хозяйка, она слышала последнюю фразу паренька, и поэтому лицо у неё тоже было испуганным. Даньша забежал в сарай, поспешно отыскал валявшуюся на сене рубаху, схватил и выбежал во двор.
        - Чего ж теперь будет то? - только и успела крикнуть Леька вслед убегавшему Даньше.
        Сбышко исчез за забором так же быстро, как и появился.
        Только рыжая кошка потягивалась возле крыльца, мурлыкала и урчала как ни в чём, ни бывало.
        2
        Весть о том, что Трувор - князь Изборский отравлен, мигом облетела весь город. В течение недели, она обошла все окрестные земли. Народ судачил разное, говаривали, что в смерти князя повинны соседи балты-латгалы, которым молодой князь поприжал хвост, другие подозревали северную чудь, про которую ходило много разных толков.
        - Чудины эти народ особый, у них каждый второй колдун али шаман, им-то как раз человека отравить, что «до ветру» сходить, - судачили болтливые бабы на рынках города Изборска. - Они в лесах живут, в звериных шкурах ходют, зелья да отраву разную из трав варят да из лягушек.
        Кто-то из жителей города высказывал предположение, что к смерти молодого Трувора причастны варяги даны, которых они с братьями в своё время побили великое множество, Новгородского же князя в отравлении брата никто обвинить не посмел. Через месяц город облетела ещё одна страшная весть. Оказывается примерно в то же время, когда умер Трувор, на Белоозере при похожих обстоятельствах умер средний брат варяг Сивар Синеус. Поползли новые слухи, новые сплетни, народ уж начинал думать о божьей каре, дескать прогневали русы богов жертв дескать им не приносили, ни Роду, ни Велесу, вот на них боги и осерчали.
        В отсутствие Трувора ив Изборске общим решением городского веча управлять землями был поставлен воевода Вадим. Все ждали, решения новгородского князя, когда тот изволит прислать к кривичам нового князя, или посадника. Вадим подрядил людей, на поиски убийц князя, но его труды не увенчались успехом. Преемник Трувора, прекратил пиры, правда тризну по усопшему князю, справили честь по чести, с принесением жертв, праздниками, игрищами и стравой.
        Даньша, в последнее время, особо сблизился с Вадимом, воевода-посадник, приблизил к себе молодого гридня, которого запомнил с того дня, когда Даньша так ловко и умело смог укоротить подаренного князю Буланого. Теперь на Леську у Даньше почти не было времени. Вадим держал Дружину в строгости, в постоянных тренировках и не позволял расслабиться. В такое неспокойное время, можно было ждать беды откуда угодно.
        Время шло, а послы из Новгорода так и не появлялись.
        3
        Конец лета больше напоминал середину осени, на Перунов День[74 - Перунов День - 2 августа.] полили дожди, и не переставали целую неделю. Дороги размыло, и кони вязли там, где лишь несколько дней назад была твёрдая, прибитая тропа. Небо укутали тяжёлые серые тучи, и даже сильный ветер не мог их разогнать. Он дул, пронизывая до самых костей, воины ёжились, кутаясь в толстые плащи, но и они были не в силах уберечь людей от холода и потоков дождя. Первыми, на забрызганных грязью лошадях, двигались два десятка всадников, замыкал шествие пеший отряд из личной дружины воеводы, вся эта хоть и немногочисленная, но всё же до зубов вооружённая рать на данный момент представляла собой довольно жалкое и неприглядное зрелище.
        - Нужно бы остановиться, и сделать привал, - подумал Лучезар, оглядываясь на своих людей, которые растянулись по дороге чуть ли не на полверсты.
        Лучезар следовал во главе колонны, укутанный в толстый непромокаемый плащ с надвинутым на голову капюшоном, он выслал вперёд дозорных, и, ожидая их возвращения, то и дело всматривался вдаль. Позади что-то хлопнуло, раздалось конское ржание, кто-то из дружинников громко выругался. Воевода обернулся, одна из лошадей, поскользнувшись, упала на бок, и сидевший на ней всадник плюхнулся в грязную жижу, колонна встала.
        - Да, не застряли мы тут, вдвое больше времени дорога займёт, чем предполагалось. Не прознали бы в Изборске о том, зачем едем, - воевода недовольно покачал головой, глядя на то, как упавший дружинник взбирается на свою перепачканную лошадку.
        Не только мысли о долгожданном отдыхе крутились в голове утомлённого от долгого пути воеводы. Теперь, когда Рюрика потерял жену, лишился обоих братьев, Лучезар ещё больше приблизился к князю. После самого Рюрика он теперь, пожалуй, стал самым влиятельным человеком в Новгороде. Игорь мал, Олег молод, правда, в последнее время, значительное влияние приобрел бывший приказчик Страба. Этот трусливый толстяк, удивил и порадовал Лучезара.
        Поначалу, когда Рюрик приказал вернуть Трувору присланное вино, план Лучезара отравить нескольких дружинников Рюрика, а если повезёт и его самого, оказался под угрозой. Но когда жертвой хитрых козней Лучезара пала княгиня, всё вновь встало на свои места. Осерчавший Рюрик принял решение избавиться от младшего брата. Лучезар же при этом, поручая убийство Страбе, исказил приказание Рюрика.
        - Когда ты помог мне отравить вино, присланное Изборским князем, ты отрезал для себя все пути назад. Я спас тебя от гнева и подозрений князя, а теперь ты должен сделать ещё одно дело, - пристально глядя в глаза приказчику, произнёс в тот день Лучезар. - Ты уничтожишь обоих братьев, и если сможешь это сделать, то получишь такое, о чём не смел и мечтать.
        - Но ведь это почти невыполнимо, - удивлённо ответил приказчик, но на этот раз, Лучезар не увидел в его глазах, того панического страха, который исходил от Страбы накануне. Теперь в них был лишь алчный блеск, и это позволило Лучезару поверить в задуманное.
        - Тебя знают при дворе Трувора, а у меня есть свои люди среди прислуги Синеуса, я дам тебе зелье, и скажу, что делать. Помни, пока ты выполняешь мои указы, тебе ничего не грозит, зато получить ты сможешь многое.
        Страба действительно постарался на славу. Он нашёл нужных людей, подкупом и угрозами заставил их привести в исполнение коварный план воеводы Лучезара. Теперь оба брата мертвы, Страба получил деньги и был пожалован боярским званием, а Лучезар уже собирался приступить к следующему этапу своей затеи. Но если Страба получил то, о чём до того не смел и мечтать, Лучезару награда Рюрика по сердцу не пришлась. Рюрик в знак благодарности назначил Лучезара посадником в Изборск, и сейчас вместе со своей личной дружиной он ехал в земли кривичей, где должен был служить на благо князю. Откуда ж Рюрику было знать, что Лучезару не был нужен Изборск. Он не желал быть посадником у кривичей, он жаждал власти над всеми землями Новгорода, и всеми силами добивался этого.
        После того, как свалившийся наземь всадник снова оказался в седле, колонна продолжила путь, Лучезар также пришпорил жеребца. Очередной порыв ветра вновь ударил в лицо, воевода прикрыл лицо ладонью.
        - Где же дозорные, сколько их ждать, - с недовольством произнёс он и снова мысли бурным потоком захлестнули его.
        - Рюрик остался почти один, он слаб и немощен, подозрения, так долго терзавшие князя, отняли у него последние силы. Сейчас бы самое время избавиться от никчёмного князя, а тут на тебе, он отослал меня со двора, - Лучезар со злобой сплюнул попавшую в рот воду. Помимо того, что князь пожаловал Лучезара чином посадника, Рюрик наказал ему изловить и отправить в Новгород Вадима Храброго, которого считал сообщником умершего Трувора.
        - Как же поступить? - сомнения терзали Лучезара. - Конечно, неплохо было бы избавиться от злосчастного Вадима, но тогда сам Рюрик стал бы для него недоступным. Сидя в Изборске от князя не избавишься. Яд уже не поможет, Рюрик стал подозрителен и велел пробовать всю принесённую ему пищу. Только Вадим, оставшись на свободе, сможет одолеть ослабленного новгородского князя. Даже если убрать Рюрика чужими руками, то сидя в этой глуши, мне князем не стать.
        Где-то впереди, скрываемые толщей падающей с неба воды показались несколько силуэтов.
        - Ну, наконец-то.
        - Есть деревня, боярин-воевода, - радостно заявил старший дозорный, пухлощёкий синеглазый отрок.
        - Веди же, а то вымокли все, - одобрительно произнёс Лучезар, и колонна ускорила шаг.
        Мысли неистовым потоком кружились в голове, сменяя одна другую.
        - Мне нужен повод, что бы вернуться в Новгород, и вернуться достойно.
        Наконец-то он придумал, как ему этого добиться.
        4
        Новость о том, что из Новгорода прибыл новый посадник с личной дружиной, порадовала Вадима Храброго, но радость эта оказалась недолгой. Когда несколько дружинников Лучезара, обезоружив охрану, ворвались в его дом и, не церемонясь, скрутили верёвками руки самому Вадиму, тот понял, что жизнь его висит на волоске.
        - Ты поедешь в Новгород в колодках, на княжий суд, и вряд ли тебя пощадят, - ухмыльнувшись в усы, произнёс старший из нападавших.
        Услыхав, что его обвиняют в погибели Трувора и захвате власти в Изборске, Вадим и вовсе приуныл. Люди Лучезара заняли княжью гридницу, и новый посадник потребовал от всех дружинников Трувора принести роту на верность ему, как княжьему посаднику. Большая часть дружины приняла нового предводителя и лишь немногие ответили отказом, да и они постарались тут же покинуть Изборск, опасаясь, что их отказ позволит новому правителю города обвинить их в измене, заковать в колодки и отправить в Новгород вместе с Вадимом.
        Воины Лучезара, озлобленные долгим переходом, несмотря на усталость вызванную долгой дорогой проявляли рвение, выполняя приказы нового посадника. Загудело городское било, людишек созвали на сход, объявив о том, что в городе новый хозяин. Горожанам было наказано выплатить всё, что город по словам нового посадника задолжал Новгородскому князю. Угрожая расправой и строгим судом, Лучезар показал всем, что он настоящий хозяин. Опасаясь княжьего суда, и копий да мечей дружинников нового посадника, людишки потащили накопленное добро на княжий двор, те же, кто не пожелал этого сделать, тут же пострадали. Несколько дворов в которых жили жители, не пожелавшие уплатить долги, были просто напросто разграблены суровыми варягами и наёмниками балтами, которые составляли личную дружину Лучезара. К счастью никто не погиб при этом, хотя наиболее ретивые дружинники кое кому их бунтарей как следует намяли бока. Многие возмущались, но во всеуслышание высказываться никто не посмел. Многие же из местных бояр да купцов, напротив, стараясь задобрить очередного правителя, спешили угодить да умаслить новых хозяев, вымаливая
для себя положение при новом посаднике. Но основная масса всё же роптала.
        - Крут посадник то, ох крут, - перешёптывались мужики, в подворотнях. - Старого то посадника в поруб посадили, да ещё кое-кого из воев егоных. Город то уж обобрали, теперь собираются по деревням да поселениям окрестным пройтись, теперь всех обберут, как бы кровушка не полилась, ежели огнищане местные заартачатся.
        - Вадима воеводу жаль, говорят на казнь повезут, - охали сердобольные бабы. - Молодой ведь ещё, неужто и вправду он княжича сгубил.
        Вадим же тем временем ждал своей участи сидя связанный в сыром холодном сарае, и ему казалось, что уж на этот раз боги и вовсе отвернулись от него.
        5
        Ночь опустилась над городом, серые тучи заволокли небо и лишь слабый свет луны, с трудом пробиваясь сквозь эту мрачную стену, слабо освещал землю. Печной дым поднимался над домами, и чёрная копоть от труб столбом поднималась ввысь. Звуки затихли, и лишь цоканье копыт изредка нарушало тишину ночи, это Лучезар дал приказ дружинниками совершать объезд городских улиц в ночное время.
        Даньша, то и дело оглядываясь по сторонам, прокрался к воротам, и, ловко перескочив через них, оказался во дворе. Огромная лохматая псина, звякнув толстой цепью, выскочила из конуры, рванулась было в сторону нежданного посетителя, но тут же признав своего, вместо того чтобы залаять, приветливо завиляла хвостом.
        - Тихо Мохнач, тихо, вижу, признал, - прошептал на ухо псу Даньша, засовывая сухарь в его слюнявую пасть, собака проглотила подачку, ткнулась мокрым носом в руку, вымаливая ещё, - Всё, всё, в следующий раз, а теперь посиди тихо, - и парень пополз вперёд к стоявшему поблизости сараю.
        Звук шагов заставил молодого воина остановиться и замереть. Выглянув из-за угла, Даньша заметил крепкого вида вояку, прогуливающегося по двору со скучающим видом. Бдительный страж был вооружён коротким копьём, в левой руке у него был небольшой круглый щит, на поясе висел короткий меч.
        - Не из наших, пришлый, да и по всей видимости не новичок, такого так сразу не возьмёшь, - подумал Даньша, прикусив губу от досады. - Коли сразу не осилю, так ведь шум поднимет, тогда всё, не выгорит дельце то.
        Лёгкий скрип за спиной, заставил парня вздрогнуть, выхватив из-за голенища нож, Даньша приготовился к самому худшему. Доска в заборе отодвинулась в сторону, и кто-то прошмыгнул во двор. Бродящий в другом конце двора охранник, похоже, ничего не услышал. Незваный посетитель пригнувшись двинулся в сторону притаившегося парня. Мохнач и на этот раз не залаял.
        - Леська, - хлопнув себя ладонью по лбу, прошипел Даньша, - Как же я не догадался, что она за мной увяжется.
        Девушка тем временем приблизилась к парню, и, шмыгнув носом, вцепилась Даньше в рукав.
        - Головой тронулась, зачем ты здесь, я что по твоему сам не управлюсь, - прошипел парень грозно, но по голосу было слышно, что гнев его напускной.
        Леська виновато улыбнулась, - Я же помочь тебе пришла, может на что и сгожусь, а то вон там громила какой топает, где тебе с ним одному управиться.
        - Да уж, а ты-то его наверно ладошкой прихлопнешь, как комара, как же я не подумал, - язвительно прошипел Даньша.
        - Может, я отвлеку его как, а ты сзади набросишься, да по голове шарахнешь, а? - с серьёзным видом пролепетала девушка.
        Предложение вызвало на губах парня усмешку.
        - Чем же я его шарахну?
        - Так вон дубья то вокруг сколько, - Леська указала на сложенные в поленнице дрова.
        - Тут не дровина, а добрый кистень нужен, он же в шеломе. Похоже резать его надобно, другого выхода нет.
        Лёгкий шорох на другом конце двора, заставил обоих заговорщиков замолчать, из за гридницы вышел человек. Часовой насторожился, и окрикнул неизвестного, тот тут же ответил, и бдительный страж тут же отступил. Слабый свет луны не позволил разглядеть нового посетителя, тем более, что тот был в длинном плаще с накинутым на голову капюшоном.
        - Чего делать то теперь? - пролепетала Леська, дёргая Даньшу за рукав, тот в ответ лишь цыкнул.
        Тем временем человек в плаще приблизился к охраннику и начал что-то говорить.
        - Глянь, глянь, он ему дверь отворить велел, - снова засуетилась Леська. - Кто же это такой то, раз этот здоровяк так его повеления выполняет.
        От того, что произошло потом, девчушка чуть не вскрикнула, но вовремя зажала свой рот маленькой ладошкой. Когда страж повернулся к неизвестному спиной, тот схватил его сзади за голову, оттянул на себя и полоснул по горлу ножом. Несчастный захрипел, опустился на землю, и, сделав несколько судорожных движений, затих.
        Леска вцепилась в руку Даньши так, что от её ногтей на коже выступила кровь.
        - Ой, он же зарезал его, точно кабанчика заколол, - голос девушки дрожал.
        - Говорил же, не место тебе тут.
        Незнакомец тем временем скрылся в сарае, где по предположению Даньши находился воевода Вадим.
        6
        Одним убитым больше, одним меньше, если идёшь к цели, все средства оправданы, охранника пришлось убить, ведь лишний свидетель это лишняя угроза, Рюрик не должен узнать кто помог бежать его злейшему врагу. Пригнувшись, он вошёл в строение, и огляделся, пахло гнилой соломой, с что-то зашуршало в углу. Тощая серая крыса сидела на полу, увидев человека она не испугалась, а, напротив, с любопытством вытянула вверх острую мерзкую морду, словно желая получше рассмотреть незнакомца. Лучезар скривил рот, поморщился и пнул крысу сапогом. Та взвизгнула и юркнула в щель, которая зияла в трухлявом деревянном полу.
        Пленник лежал на соломе в самом углу и внимательно глядел на посетителя, Лучезар приподнял капюшон, но при этом он старался, что бы Вадим всё же не увидел его лица.
        - Не делаю ли я ошибку, - эта мысль заставила Лучезара замереть. - Может теперь он уже не тот лихой рубака, которого я знал когда-то. Если дать ему свободу, выполнит ли он то, что нужно мне.
        Вадим смотрел на вошедшего прямым взглядом, в его глазах не было страха, он встал на ноги, и сделал шаг вперёд.
        - Кто ты? - произнёс Вадим тихим голосом.
        - Я друг, и я пришёл что бы помочь, остальное не важно.
        - Твой голос кажется мне знакомым, мы раньше встречались? - Вадим сделал ещё один шаг вперёд, его собеседник отшатнулся.
        - Я пришёл, что бы подарить тебе свободу, - стараясь изменить голос, произнёс Лучезар. - Но я должен знать, как ты собираешься поступить, если окажешься на воле?
        Вадим усмехнулся.
        - На воле я первым делом поеду туда, где смогу набить живот, да туда где топят хорошую баню, а то я весь чешусь и пахну как боров.
        - Я говорю с тобой о другом, собираешься ли ты поквитаться с теми, кто упрятал тебя сюда.
        - Упрятал? - голос Вадима вдруг стал жёстким, - да ты прав, незнакомец, не знаю твоего имени. Я поквитаюсь с теми, по чьей вине я оказался здесь, но сначала я найду того, кто отнял жизнь у моего побратима!
        - Кто твой побратим?
        - Убиенный князь Трувор, мы поклялись с ним в вечной дружбе, и я собираюсь мстить.
        Капюшон скрывал лицо, и поэтому собеседник не видел улыбки появившейся на лице Лучезара.
        - Я не ошибся, этот простак, сумеет как следует насолить Рюрику, и поспособствует моей цели, - подумал он, и добавил вслух. - Тебе не стоит никого искать, в смерти Трувора повинен его старший брат. Конечно не он лично подсыпал яд в бокал, но убийство было совершено по его приказу.
        Вадим стиснул зубы, видимое спокойствие давалось ему с трудом.
        - Там за забором в ста шагах от сюда тебя ждёт конь, оружие и провизия на несколько дней. В Новгороде у тебя много сторонников, многие недовольны правлением нынешнего князя, если ты поступишь правильно, то сможешь отомстить за побратима и наши земли избавятся от этого душегуба.
        Вадим расправил плечи и гордо поднял голову.
        - Я благодарен тебе за помощь. Если всё, о чем ты сказал правда, я сделаю всё, что бы избавить наши земли от ненавистных русов. И ервым делом поквитаюсь с самим Рюриком.
        Что-то шлёпнулось со стены, за дверью послышался тоненький визг.
        - Кто здесь? - произнёс Вадим, Лучезар же сделал шаг назад.
        Оба мужчины повернули головы, в дверях стояли Даньша с Леськой. Молодые люди уже давно пробрались к сараю и слышали весь разговор. Та самая наглая крыса, которую прогнал Лучезар снова выбралась из норы, и напугала девушку, та закричала и выдала себя.
        - Это я, воевода, Даньша, освободить тебя из полона хотел, а он меня опередил, - указав на Лучезара, пробормотал парень виновато. - А это Леська, её мыш напугал.
        - Ну, надо же, сколко под замком сидел, а тут сразу аж три спасителя явились, - Вадим улыбнулся и подмигнул девчушке. - Ну, теперь уж точно всех врагов одолеем.
        Леска покраснела и потупила взор, Даньша был серьёзен, Вадим же шагнув мимо человека в плаще произнёс напоследок.: «Ну, прощай неведомый друг, не поминай лихом, коль что не так. А вы, - продолжил он, обращаясь к Даньше и его спутнице, - давайте за мной, да по-скорому».
        Вся троица вскоре исчезла в ночи, оставив Лучезара одного. Тот озираясь вышел во двор и откинул капюшон.
        - Значит Лейв обманул меня, - подумал мужчина.
        Он тяжело дышал, так как гнев мощным потоком захлестнул его, руки дрожали.
        - Значит, он не убил мальчишку, а они вместе вернулись из датских земель. Это он, тот, кого Лейв посчитал моим братом, я в этом уверен.
        Лучезар негодуя, топнул ногой. Он стоял ещё долго, не в силах придти в себя.
        Только что он встретился лицом к лицу с человеком, как две капли воды похожего на него самого.
        Книга четвёртая
        Два пути
        Глава первая. Ирга
        1
        Жилистый и плотный мужик с пепельного цвета бородой глядел на дружинников злыми глазами, хмурился, но молчал, Руки его были стянуты крепкими пеньковыми верёвками, рубаха на груди разорвана, звали мужика Ирга.
        Пятнадцать лет прошло с того самого дня, когда, ещё будучи лихим молодцем, умыкнул он из соседней деревни полюбившуюся девку. Умыкнул без согласия родителей оттого и покинул сразу же родительский дом. Вслед за тем Ирга со своей любушкой на пару направился в огромные леса приильменья на поиски новой жизни. Облюбовав на берегу небольшой речки участок, молодая пара тут и осела. Поначалу жили в шалаше, промышляли охотой, удили рыбу, тем и питались, позже Ирга вырубил участок леса, подпалил и очистил подсеку под пашню, срубил домишко, да обзавёлся тремя мальцами да дочкой. Так и жило семейство огнищанина Ирги, кормилось от пашни, да от леса, пока не посетили Иргу дружинники боярина Аскальда - княжьего посадника в городке Старая Руса. Нагрянули внезапно, как снег на голову, откуда про дальнее огнище прознали - неведомо. Повелели люди аскальдовы с той поры плату в город свозить зерном да мехами, на нужды княжьей дружины, а за это обещали охрану от татей да прочих лихих людей. Ирга поначалу набычился, но, подумав, согласие своё дал.
        - Все платят, знать и мне придётся, - решил он, почесав бороду. - А от людей лихих и вправду одному не уберечься.
        Поначалу Ирга только радовался, в окрестностях люди шальные перевелись, порядку стало больше, но потом снова дружинники понаехали да плату удвоить приказали.
        - Боярин Аскальд дружину свою, что город да земли эти стережёт пополнить повелел, стало быть плату с тебя зерном теперь большую возьмём, - пробасил вожак прибывших, средних лет варяг с узким скуластым лицом. Он сидел на лохматом приземистом жеребце и любопытным взглядом осматривал хозяйство Ирги.
        - Так как же так? Я же давеча пять пудов ячменя, да пуд пшеницы в город свёз, шкуру лосиную да белок пяток, - простодушно заявил удивленный таким поворотом событий огнищанин.
        - Я же тебе дурню толкую, Аскальд в дружину свою новых отроков призвал, так на прокорм тех отроков и поборы умножил. Ты ж не хочешь, чтоб тебя да вон бабу твою - гонец указал рукой на жену Ирги, которая робко выглядывала из-за дверей покосившегося домика огнищанина - люди недобрые побили ненароком.
        - Так коли, я весь запас свой отдам, что толку недобрым людям, про коих ты сказываешь нас бить, мы и так с голоду помрём. Зверь то нынче весь отсюда ушёл, да и рыба уж не ловиться так, как раньше бывало. А у меня помимо жёнки четверо малых, чем я их кормить то стану?
        Варяг, не глядя на Иргу продолжал внимательно осматривать дом. Четверо его помощников привязав невдалеке коней, о чём-то живо болтали в сторонке.
        - Чего говоришь, то? - варяг посмотрел на стоявшего перед ним огнищанина. - Стало быть не хочешь добром, а ну Осляба - обращаясь к одному из своих людей, прикрикнул скуластый вожак - пошукай ка тут малость, может брешет хозяин, прибедняется.
        Двое из четырёх дружинников, тут же поспешно направились к амбару, третий недолго думая вразвалку потопал к дому, четвёртый остался возле лошадей. Ирга опешил, видно он вовсе не ждал такого поворота событий.
        - Погоди, куда? - крикнул он, и преградил путь тому, который намеревался войти в дом.
        Дружинник, молодой вихрастый парень с изъеденным оспинами лицом, оттолкнул хозяина, и подошёл к дверям. В тот самый момент, когда дружинник уже ухватился было за ручку двери, Ирга подоспел к нему сзади и с силой рванул за плёчо.
        - Куда прёшь? Назад - пробасил возмущённый хозяин.
        Вихрастый обернулся, и ударил, ударил резко, без замаха. Ирга рухнул на землю с разбитым носом. Жена огнищанина, бледная худая баба, с туго заплетенными волосами, прикрытыми стареньким потрёпанным платком, истошно завизжала. Оба дружинника, которые уже собирались наведаться в амбар, увидев потасовку, поспешно бросились к упавшему на землю хозяину и мигом скрутили ему верёвками руки.
        Сейчас Ирга глядел на непрошенных гостей, которые бесцеремонно шарили по его скудным владениям. Жена и дети, прижавшись друг к другу, сидели возле стоявшей посреди двора телеги. Злоба наполняла сердце, кровь стекала по бороде, и её солоноватый привкус пощипывал язык.
        - Ну, что, мужик, считай, что легко отделался, в следующий раз не глупи, а не то, не кулака, а меча отведаешь, - заявил скуластый вожак воинов, когда его люди погрузили на телегу мешки с зерном, составлявшим почти весь запас огнищанина. - В следующий раз не противься.
        Когда люди Аскальда покинули дом Ирги, и жена разрезала связывающие его руки путы, огнищанин поднялся и пошёл в хлев седлать стоявшую там старенькую лошадку.
        - Куда собрался то? - робко глядя на мужа, произнесла хозяйка.
        - В поселение пойду, к старейшинам. Поведаю, что аскальдовы вои творят, попрошу помощи. Доколь терпеть то, просить стану, чтоб послов в Новгород снаряжали, да у веча новгородского управы на грабителей требовали, не нужны нам такие защитники, что свой же народ готовы по миру пустить.
        Оседлав конягу, огнищанин покинул своё хозяйство и скрылся в лесу, он тогда ещё не знал, что не один он собирался искать управу на суровых варягов боярина Аскальда.
        2
        За три года правления Рюрик не только укрепил границы северных земель населённых словенами, кривичами и весью, но и взял под свою руку мерян и мурому. Он отвоевал часть земель у чуди, посадил в городах своих посадников, установил плату в княжью казну, усилил дружину, установил пошлины от торговли, пополнил казну. Пришедшие на смену умершим братьям посадники, правили жесткой рукой в своих землях, и, опасаясь княжьего гнева, не решались не доносить в новгородскую казну положенной платы. Рюрик не баловал новгородцев пирами и весельями и не позволял этого прочим своим людям правившим окрестными землями. И хоть для многих такие порядки оказались не по сердцу, но, тем не менее, богатства князя росли, дружина крепла на зависть воинственным соседям. Но не всё гладко было, не везде было спокойно, и больше всего тревожила князя Старая Руса, городок в Южном Приильменье, где правил посадник-воевода - варяг Аскальд.
        - Совсем воевода совесть потерял, подати с людишек дерёт немереные, - доносил в очередной раз князю дворский Драга[75 - Дворский - управляющий княжьим хозяйством, ведал сбором налогов, надзирающий за исполнением судебных приговоров.], сутулый старикашка с плешивой головой - Купцы по Ловати к полочанам[76 - Полочане - часть кривичей, заселявших территорию современной Беларуси.] ходили по торговым делам, так как возвращались, Аскальд с них за проезд такую плату затребовал, что пришлось половину всего товара отдать. А ведь Новгороду то от тех товаров ничего не поступило, уж почитай год, от Старой Русы прихода в казну нет.
        Рюрик вышел на веранду и осмотрелся. Из княжьих хором, стоявших на холме был виде почти весь город. Мысли Рюрика унеслись куда-то далеко, за эти труднопроходимые леса, за широкие реки, за море. Он вспомнил свою старую жизнь, полную опасностей, сражений, ту жизнь, где он могучий варяжский конунг воевал за добычу, за клочок земли, к которому можно было бы привести боевую ладью, что бы набрать пресной воды и раздобыть провизии для себя и для своих воинов. А что же сегодня, сейчас, что для него сегодняшняя жизнь. Он, наконец то, нашёл то, что искал, власть, богатство, славу для себя и своих потомков. Нужно всего лишь уберечь это, но что же труднее завладеть властью, или удержать её.
        - Так вот я и сказываю, княже, акромя Олега некого в Русу поставить, - бормотание Драги наконец-то оторвали князя от его дум, он словно очнулся и прислушался к словам дворского. - Хотя и он, кто? Мальчишка ещё, куда ему против Аскальда? Тот возьмёт да не пожелает власть над городом по добру отдать.
        - А ведь и то правда, не отдаст Аскальд города по-доброму, - подумал князь, прикусив ус. - Олег конечно, вояка хваткий, да и умён не по годам, но Аскальд, это Аскальд. Его даже датские ярлы побаивались, а уж тем-то палец в рот не клади, волчары, да и дружина у него немалая, варяжская, русы да нурманы.
        - Поговаривают что Аскальд из местных целый гарнизон в Старой Русе собрал, - продолжал речь Драга, но князь поднял руку, призывая дворского замолчать.
        - Прав ты, неспроста Аскальд богатства копит. Да силы сбирает, - произнёс князь. - За одну монету можно варяга нанять, а за мешок золота целую рать на ровном месте выставить. Не отдаст власть воевода Староруский. Да и как Олега отошлёшь, ещё Ефанда умершая тому всеми силами противилась.
        Глухой протяжный гул прервал беседу, громкие крики слышались отовсюду. И князь, и его верный слуга, посмотрели вдаль, по улицам города, к центральной площади валили целые толпы.
        - Случилось ли чего, - приставив ладонь к уху, произнёс Драга, который на старости лет был слегка глуховат. - Шум ли какой, не пойму я что-то.
        - Знать случилось, раз люд на площадь городскую валит. А ну, старый, кликай гридней, раз народ туда спешит, знать и нам туда дорога, - расправив могучие плечи, произнёс князь. - Глянем, кто же это без моего повеления решил вече скликать.
        Гул доносился всё чётче и чётче, и князь, и купец и боярин, и даже самый ничтожный городской подмастерье знали, что звон вечевого колокола, это немаловажное событие.
        3
        Толстый словно бочка боярин в расшитом парчовом кафтане протопал мимо, пыхтя и покрякивая. Окружавшая его свита следовала гуськом, расталкивая всех, кто мог оказаться на пути этого дородного увальня. Следом небольшой кучкой проследовали пятеро мастеровых в простых рубахах и портах, в лаптях обутых поверх потемневших от копоти онучей.
        - Видать кузнецы, - подумал Ирга, обратив внимание на подпаленные волосы мужиков и парней. Он с грустью посмотрел на свои ноги, - Знал бы, что так далеко меня занесёт, ещё бы две пары прихватил.
        Лапти, в которых он ушёл из дома, превратились в растрепанное бесформенное лыко, а почерневшие от грязи портянки, были ещё чернее потемневших от копоти онучей мастеровых. За кузнецами шли другие новгородцы: прошёл купчина с ватажкой, эти не как тот новгородский боярин, все рослые, жилистые, оружья при них нет, но по повадке видно, этим к мечу да к секире не привыкать, бывалые вояки. А вот и они - русы, бритые на голо, лишь чубы на голове да усищи до самой груди - с ними ни купцы не стража новгородская не сравниться, эти войной живут, а смертью дышат, таких лучше стороной обходить.
        Ирга скинул с плеч походную котомку, расправил спину. Мышцы почувствовали приятную истому. Сколько уж он в пути, не день не два, а уж почитай вторая неделя к концу подходит. Покинув своё огнище, направился Ирга в ближнее поселение, то самое, откуда сам был родом. Направился прямиком к поселковому старосте, рассказал там про свою беду. А уж там таких как он, не один и не двое побывали, многим слуги Аскальдовы горе принесли. Да только чем мог староста помочь, его самого приказчики посадника до липки обобрали. Вот и наказал староста Ирге, ступай на север вдоль речки Полисти, в том месте, где она с Ловатью сливается ладья купеческая у берега стоит. С теми купцами в Новгород плыви. Купцы те, что на ладье, уж больно на Аскальда злы, говорили, по прибытии в город, станут всех своих приятелей да знакомцев скликать, грозились вече созвать, да на посадника пожаловаться, за то, что он у них добрую половину товара в счёт платы за проезд взял. Если уж князь не рассудит их, так уж люд то новгородский за всех за нас точно вступиться.
        - Как позвали варягов, так и погоним. А о семье не тревожся, присмотрим мы за ними, - пообещал староста, - Что б не обидел кто ненароком, да припасами пособим, на первое время хватит.
        Ирга подумал, подумал: «А была, не была, всё одно делать нечего, коли найдём управу на посадника, может и вернём добро своё, а то как зиму зимовать без хлебушка то». Оставил он в поселении лошадку, да отправился на встречу с новгородскими купцами.
        А купцы те и вправду, прознав про беду Ирги, на корабль его приняли, в пути не обижали, хлеб, соль с ним делили, как со своим. Пусть огнищанин и не одного с ними сословия, а всё же человек, родную речь разумеющий, да богов славянских почитающий. Один из купцов, глядя на драную одёжу Ирги, даже сжалился, да кафтан со своего плеча подарил.
        - Носи, друже, а то мало ли, настанут холода, так и окоченеешь в своей одёже то, - с улыбкой проговорил сердобольный новгородец, похлопав Иргу по спине. - Ты теперь с нами на палубе одной, стало быть ты нам друг-товарищ, а товарищам помогать надобно.
        Сейчас стоя на площади, в центре большого города, Ирга скинув купеческий подарок с плеч, да запихал его в котомку.
        - Нет холодов, так побережём кафтанчик покудова, - прошептал огнищанин себе под нос, и снова взглянул на свои потрёпанные лапти. - Можа и их скинуть, да босиком? Нет, пожалуй, уж коль сами развалятся, тогда да, а покамест и так потопаем.
        Тем временем огромные толпы всё стекались и стекались на городскую площадь.
        4
        - Нет, ты уж князь, послушай людей, послушай до конца, не одних нас твой посадник прибыли лишил! - с пеной у рта распинался рослый купец, тот самый, что принял у себя на корабле Иргу. - Да пусть народ новгородский тоже послушает.
        Толпа притихла, но эта тишина больше напоминала затишье перед бурей.
        - Мы все подати с полной руки платим, и тебе и дружине твоей, и в казну, на дороги да на постройки, на ремонт стен городских, но те подати долю составляют, а не половину всего, что мы нажили.
        Ропот пробежал по купеческим рядам, видно было, что многие недовольны высокими поборами. Княжьи дружинники, заметив народное волнение, насторожились, сдвинулись в кружок, поближе к князю. Купец тем временем пригласил на помост, на который выходили все, кто держал речь, тщедушного мужичка, в потрёпанной беличьей шапке. Тот робко поднялся на деревянный настил, по совету кого-то из стоящих поблизости людей, резко стянул с головы забавный треух и начал что-то бормотать тихим жалобным голоском.
        - Громче говори, а то не слыхать ничего, - проревел предводитель княжьей стражи Бора. - Не можешь сказывать внятно, так слазь с помоста, нечего у князя время отнимать.
        - Слыхали, люди добрые! - заорал купец, что держал речь перед этим. - Не слышит, князь глас от люда простого.
        Толпа возмущённо зашумела. Народ колыхнулся к помосту, дружинники снова приготовились к худшему, но сам Рюрик призвал их к спокойствию, и строго поглядел на Бору.
        Видя, что князь не гневается на него, а напротив, даже приструнил своего человека, накричавшего на него, мужичёк осмелел. Он продолжил свою речь громким гнусавым голоском, который сам по себе вызвал у многих присутствующих улыбки.
        - Не возьму в толк, толи мужик гуторит, толи баба, - выкрикнул из толпы какой-то весельчак. - У моей мамани козёл был, так он так же блеял.
        Шутка молодца вызвала у многих смех, но говоривший с помоста мужик не придал этому значения, по-видимому, над его голосом насмехались уж не впервой, и он к этому привык. Он продолжил речь, и смех прекратился. Люди слушали и роптали, но казалось, что больше всех хмурился при том сам Рюрик.
        Оказалось, когда у этого мужика люди Аскальда не нашли никакого добра, то что бы хоть как то отблагодарить себя за усилия, они снасильничали его жену, да увезли с собой двух дочек да племянницу. Где они теперь, неизвестно, след их пропал, а с Аскальда за то уж не спросишь.
        - Вот так оно бывает, - промелькнуло в голове у Ирги. - Пришла беда к тебе, и думаешь, что хуже уж некуда, ан нет. Бывают беды и пострашнее, запасов отнятых, покудова жив сам, да близкие твои не померли, стало быть, и жизнь на том не кончена.
        Тут знакомый голос вывел его из задумчивости. Купец, тот самый, что подарил огнищанину свой кафтан, тянул его за рукав, на помост.
        - Ну, ты что же, рот то раззявил, - вполголоса произнёс новый знакомец. - Поведай люду, чем тебя посадник Аскальд обидел, зря что ли в такую даль приперся.
        Растерявшийся Ирга, оказавшись впервые перед глазами целой толпы, поначалу замешкался, но потом, осмелел и рассказал всю правду, о том, как его семью обобрали Аскальдовы люди. Он слез с настила, и его новый приятель, одобрительно похлопал Иргу по плечу.
        - Молодчина, не зря я тебе кафтан то подарил, сразу понял я, что ты мужик стоящий, постой тут покамест, не уходи, - и купец, повернувшись, растворился в толпе.
        Потом выступали ещё люди, недовольные порядками, которые Рюриков воевода установил в Старой Руссе. Наконец на помост вышел сам князь, и взял слово. Толпа тут же притихла.
        - Не затем пришёл я сюда, люд новгородский, что бы грабить, да баб насиловать. Пришёл я по приглашению деда нашего князя, что бы земли эти оберегать да ширить. Что бы быть вам защитой как от ворогов наших, так и от тех, кто моим именем безобразия чинит, - люди слушали князя, затаив дыхание. - Посему слушайте же слово моё, два дня дружине на сборы даю, на третий на корабли сесть, да в Старую Русу плыть. Сотника Бору, в городе оставлю за порядком следить, а сам с дружиной к Аскальду пойду. За грехи его, в цепи закую, да в Новгород свезу на ваш суд, а пока…
        Крики радости заглушили последние слова, народ одобрил решение своего правителя и уверовал в его обещания восстановить справедливость. Кто-то толкнул Иргу в плечо, так, что, тот чуть было не выронил свою котомку. Людской поток поволок опешившего огнищанина вперёд, но вдруг, чья то рука, схватила его за шиворот, и выволокла на открытое место. Ирга увидел перед собой своего приятеля, не так давно растворившегося в толпе.
        - Ну, что, не зря стало быть ты в такую даль приехал, - радостно прокричал в самое ухо Ирге его улыбающийся купец. - На вот, возьми подарочек от меня, ещё один, а то до дома не дойдёшь, думаю в самый раз будут, - и что-то сунув в руки огнищанину, снова исчез.
        Ирга ещё долго выбирался из плотной людской массы, и оказавшись один на одной из улиц города, смог наконец то развернуть свёрток. Слегка поношенные, но прочные сапоги из козлиной кожи, изготовленные кем-то из новгородских мастеров-сапожников, позволили Ирге почувствовать себя, пожалуй, самым счастливым человеком на свете. Он поспешно скинул драные лапти, и примерил обновку, сапоги пришлись как раз впору.
        Пора было собираться домой.
        5
        Ирге снова повезло. Когда княжья дружина грузилась на корабли, он подошёл к одному из варягов, руководивших погрузкой, плотному остроносому руссу с густыми торчащими во все стороны бровями и предложил помощь, в обмен на то, что бы его доставили в Старую Русу.
        - Вообще то лишнего места у меня на ладье нет, - поначалу заявил остроносый - да и на вёсла тебя не посадишь. Ладно уж, коль согласен на любую работу, то возьму, будешь воду вычёрпывать, а пока хватай мешки с провизией да тащи на корму, или тебе такая работа не по душе?
        Варяг посмотрел на новую обувку Ирги, видимо подумав, коль не лапотник, так и грязной работы чураться станет. Но Ирге было не до выбора, стянув с ног сапоги, что бы не смущать своего нового благодетеля, да и для того что бы не трепать попусту подарок щедрого купца, огнищанин бережно убрал их в торбу, взвалил на плечи тяжёлый мешок, и потащил его на корабль.
        Добрались быстро, без особых трудностей. В поход на Старую Русу Рюрик пошёл на двух боевых кораблях, на которых передвигалось не меньше сотни дружинников. Все крепкие, суровые, с добротным оружием, многие в броне. Правда в плавании доспех не нужен, поэтому княжьи гридни, сидя на вёслах, облачались в простые рубахи, а были и такие, кто и вовсе оголялся по пояс несмотря на позднюю осень. Особенно много таких было среди нурманов, эти северяне, казалось были привычны к любому холоду. Они гребли так яростно, что казалось, что кровь в их жилах вот-вот забурлит. Ирга без дела не сидел. Помимо того, что он черпал воду огромным специальным ковшом, и выливал её за борт, ему приходилось то и дело подвязывать паруса, крепить какие то канаты, предназначения которых он сам толком не понимал. Но кормчий, тот самый варяг с густыми бровями, который взял Иргу на корабль, терпеливо рассказывал, да объяснял случайному попутчику, какая снасть для чего служит. Попервой показавшийся хмурым и нелюдимым, этот рус на деле был славным малым, как и большинство его соратников.
        Преодолев Ильмень-озеро шли вдоль берега, и Иргу поражало умение руссов выбирать курс и находить нужные заливы и бухты для стоянки. Потом плыли по реке, и, наконец-то, стоя у борта корабля, Ирга вдруг увидел невысокие бревенчатые стены Старой Русы. Дружинники князя тут же преобразились, все как один. Из весёлых, порой даже болтливых балагуров и весельчаков, они превратились в тех, кем и были на самом деле - бесстрашных и жестоких рубак, готовых в любой момент встретиться с опасностью, что ждёт их впереди, никто не знал. Примет ли Аскальд решение Рюрика, подчиниться ли княжьей воле, или попробует оказать сопротивление, и отстоять своё.
        Когда присали к берегу, воины высадились, не проявляя особых признаков агрессии, но и готовые в любую минуту вступить в схватку. Но город не подавал признаков жизни.
        - Они что же там, повымерли все? - проворчал один из оказавшихся поблизости русов, обращаясь не то к Ирге, не то к самому себе. - Ни дозорных на вышках ни охраны в воротах не видать, да и тишина какая то подозрительная.
        - Кабы с ходу ворваться, малой кровью бы обошлись, раз гард вовсе не стерегут, - рассуждал ещё один княжий дружинник, судя по рыжей бороде и длинным волосам, заплетенным в тугие косы, нурман.
        - Обожди, мечом помахать завсегда успеем, - продолжил беседу рус - тут не чужая земля, да и за стенами свои ведь, может и без драки обойдётся.
        В ответ на эти слова нурман лишь ухмыльнулся. Для него видно было, что свои, что чужие, не особая разница, а думал он лишь о себе самом, да о своей шкуре. Когда некоторое время спустя дружина Рюрика вошла в город, всё наконец то прояснилось.
        Аскальд, посадив своё войско на корабли, покинул город.
        6
        - Вниз по реке они ушли, на трёх судах огромных, - поведал один из старожилов города, седобородый старец с морщинистым лицом. Он стоял перед князем в компании ещё десятка жителей Старой Русы, опираясь на сучковатую палку, выполнявшую роль посоха.
        - А перед тем, город ограбили, взяли самое ценное, да уплыли. Многих из тех, кто противится им решил, побили, кого до крови, а кого и вовсе к нави[77 - В данном случае в потусторонний мир.] отправили.
        Старик поднёс руку к лицу, на котором красовался здоровенный рубец, видать и самому рассказчику изрядно перепало от покинувших город варягов. Жители города, окружавшие рассказчика, так же представляли собой жалкое зрелище, в особенности на фоне разодетого в дорогую броню Рюрика и его грозной свиты.
        - Давно ль ушли то? - князь глядел на рассказчика, прикусив губу.
        - Да уж с неделю аль поболе.
        - Да, не догнать, - Рюрик с досадой покачал головой. - Да и надо ли, добро вернуть неплохо бы, но коль вдогон пойдём, то сколь народу положим, с Аскальдом ведь рать немалая ушла, а у нас не больше двух сотен.
        - Как повелишь, князь, скажешь, догоним, а нет, так нет, - ответил молодой Олег, поигрывая бляхой висящей на груди, теперь, помимо самого князя, лишь он да княжич Игорь носили эмблему с соколом - знак Рюрикова дома. - Аскальда, да людей его, конечно, покарать бы надо за ослушание, но уж больно Новгород оставлять боязно, неспокойно в граде, как бы ни вышло чего, покудова мы за беглецами гоняться станем.
        Рюрик одобрительно кивнул: «Ой, добро мыслит родич мой, хоть и молод, а голова работает исправно, другим в его возрасте только мечом махать, а этот другой. Ой, не зря ли его от Игоря то удаляю, при нём княжич как за каменной стеной был, а тут?».
        Рюрик встряхнул головой, словно стараясь отогнать дурные мысли. Нет, всё верно он решил, тут на южных рубежах сильная рука нужна, да голова светлая, после того, что Аскальд тут учинил, не поднялись бы народы против власти княжьей. Лишь такой как Олег, сможет народ успокоить, да расположение доброе вернуть. Земли то по соседству все под хузарами, да кроме того, голядь[78 - Голядь - балтоязычное племя, обитавшее между землями вятичей и кривичей.] да мордва - отнюдь не мирные соседи. А за Игорем пока Страба присмотрит, когда из Новгорода уходили, именно ему, вручил Рюрик охрану собственного сына. Однако хоть и рассчитывал князь на то, что Страба верен ему, так как многим обязан Рюрику, как человеку, возвысившему его от обычного приказчика до княжьего мужа-боярина, но на душе всё таки было тревожно.
        Небо потихоньку покрывалось тучами, и вскоре хлынул проливной дождь. Ветер дул, несильными, но резкими порывами, проникая под одежду, заставляя ёжиться, и стискивать зубы. Но не ветер и не дождь заставляли по-настоящему ёжиться и дрожать. Женский плачь, крики детей, и, конечно же, взгляды, взгляды тех, кому он обещал защиту, кого поклялся оберегать, но не сдержал своего обещания. Его собственные люди, которых он послал оберегать этот город, напали вероломно и лишили жителей того, что они нажили за свою жизнь, а кого-то лишили и самой жизни.
        - Зло глядят, по волчьи, - произнёс Олег, прерывая мысли озабоченного случившимся Рюрика. - Понятное дело, мы ведь для них, такие же варяги, как и те, что добро их отняли.
        Рюрик промолчал, не найдя, что ответить, ему было горько. Мимо пробежала бродячая свора, и князю показалось, что даже псы, смотрят на него искоса, не лают, как обычно, заливисто и звонко, а сжав зубы, рычат, требуя справедливости. Олег стоял хмурый, губы его сжались в одну тонкую полоску, брови сошлись к переносице, он испытывал те же чувства, что и князь.
        - Да нелёгкую я задал ему задачку, - подумал Рюрик. - Озабочен, но глаз не опускает, настоящий правитель, мудр, отважен, красив, настоящий князь.
        Рюрик вздрогнул, поражённый собственной мыслю.
        7
        Корабли отошли от берега, и нагнанные ими волны дружно и напористо ударили о прибрежные камни. Рюрик покидал Старую Русу, оставляя Олегу город, его озлобленных горожан, их лютую злобу и жгучую обиду на пришлых чужаков варягов. Олег в окружении двух десятков гридней, смотрел вслед уходящей новгородской дружине, и взор его был спокоен и твёрд. Молодой рус снял с себя шлем, пригладил светлый чуб, и в очередной раз притронулся к висящей на груди бляхе с соколом. Дождь кончился, и небо над головой, на этот раз было поразительно чистым. Оно - голубое, голубое, отражалось в таких же голубых и чистых глазах нового посадника Старой Русы. Олег взмахнул рукой, и худощавый отрок подвёл ему коня. Витязь погладил вороного красавца, положил руку на холку и, легко и непринуждённо вскочил в седло. Дёрнув за узду, сжав конские бока коленями он, казалось собрался уехать, но, вдруг, попридержал коня. Олег направил жеребца в их сторону горожан.
        - Эй, человече, не ты ли на новгородской площади, плакался, что люди Аскальдовы тебя дочиста обобрали? - обратился Олег к стоящему в задних рядах Ирге.
        Мужик оробел, глянул по сторонам, и, смекнув, что обращаются именно к нему, часто, часто закивал.
        - А ну, подойди, а то, что же я кричу, точно мы с тобой на разных берегах реки стоим.
        Людишки расступились, Ирга приблизился к Олегу, тот смотрел на мужика сверху вниз, но не грозно, по-доброму.
        - Ты, помнится, говаривал, что варяги Аскальдовы у тебя почитай весь урожай отняли? Так?
        - Отняли, посадник, семью без запаса оставили, да ещё в морду дали, - жалобно произнёс Ирга, да так, что его слова вызвали улыбки у окружающих.
        - Ну, что по харе схлопотал, того уж не поправить, само заживёт, а с запасом я тебе пособлю, - произнёс Олег и, обращаясь к одному из своих людей, повелел. - А ну, Сбыслав, отмерь этому страдальцу, из моих запасов, зерном, аль каким другим товаром столь, насколько его прежний посадник обобрал, и уже обращаясь к самому огнищанину, добавил. - Даю не насовсем, год пройдёт, на ноги встанешь, вернёшь. Прибыли с тебя требовать не стану, возвернёшь столько же сколько возьмёшь. Так, что бы и на семена, и на прокорм хватило.
        - Ой, благодарствуй, посадник, боги тебя за то не забудут, спасибо тебе, за сердце доброе, - начал лепетать Ирга, прижимая к груди собственную шапку.
        - И всем говорю, кого прежний посадник обидел, особенно тем, кого он близких лишил, помощь от меня будет! - выкрикнул Олег громко, что бы все, кто стоял на берегу, его услышали. - А уж Аскальду грабителю, мы воздадим по справедливости, достанет времени, помяните слово моё[79 - Покинув Новгородские земли, Аскальд и Дир остановились в городе Киеве и стали его князьями, но в 882 году, уже будучи князем, Олег убьёт Аскальда и Дира, и сделает Киев столицей своего княжества.].
        Молодой посадник пришпорил коня и поехал сквозь толпу, которая тут же расступилась. Словно вздох облегчения пронесся над людской массой, жители города одобрительно кивали, на лицах появились улыбки.
        - Вот такой хозяин нам люб, о народе заботится, и об общем деле печётся, - говорили мужики, поглядывая на удаляющихся русов.
        Дружинники Олега последовали за своим вождём.
        - Коль всё своё добро мужикам раздадим, много ль самим-то останется? - произнёс Сбыслав, кряжистый варяг, с чёрными как вороново крыло усами.
        - Сегодня главное добро наше, это благодарность людская. Коль полюбят наст, да за своих сочтут, почувствуют, что не враги мы, не грабители, а защитники добрые, то тогда мы и своё вернём, да ещё и прибыток поимеем. А не полюбят, так тогда мы всю жизнь свою будем ждать, покуда нам вилами в бок не ткнут, или кистенём по шапке не огреют. Зерно мужику надобно, что бы озимые засеять успеть, что бы взошли они до снегов, да по весне вызрели, тогда и мужики и мы, все с хлебушком будем.
        Сбыслав задумался, потёр бритый подбородок мозолистой ручищей и промолвил с ухмылкой.
        - Ты, Олег хоть и варяг, да роду знатного, а про дела мужицкие поболе иного пахаря знаешь.
        - Что бы народом править, что гриднем княжьим, что купцом, что землепашцем, надобно суть народную понимать, кого и что заботит, печалит, отчего горюшко людское, отчего счастие.
        - Откуда ж ты про всё это знаешь, коли сам не пахал не сеял, да к торговому делу не приставлен, иль и вправду говорят, что ты ведун?
        - Чтобы про всё, о чём ты говорил знать, самому пахать да торговать не надобно, да и ведовства тут никакого не требуется. Слушать людей надобно, глядеть в оба, да запоминать, что услышал, а про то, что услышал думать крепко, да зрить наперёд.
        - Да, всё так вроде бы как ты говоришь, - задумчиво произнёс Сбыслав. - Но коль мужикам то хлеб весь раздадим, чем дружину кормит станем?
        Олег усмехнулся, глянул на верного гридня и сказал задорно.
        - Мужика землица да соха кормит, а воина отвага и меч, да рука верная. Неужто один только Аскальд нашим мужикам жизнь портил? Есть, небось по соседству, вороги, кого потрясти стоит, глянем, прикинем, да пощупаем у кого какая шкура, толстая иль нет. Пусть соседи наши нас боятся, а наши мужики почитают, тогда все и сыты и довольны останутся. Каждому зверю носить собственную шкуру.
        8
        Когда Олег и его свита покинули берег, и въехали в город, озабоченные горожане поначалу перешёптывались, а потом уж и завели жаркий спор, перекрикивая друг друга. Всем хотелось обсудить последние новости.
        - Да неужто и вправду он всё пограбленное возвернёт, - охая, промолвила плотная рябая баба в сером засаленном платке.
        - Всё да не всё, сказал же всем по справедливости воздаст, более всех тем, у кого родовичей сгубили, - важно заявил плешивый мужик в драных портах.
        - А кто ж он такой то, этот новый посадник? С виду то малец ещё, - встрял в разговор хлипкий мужичёк лет сорока.
        - Я слыхал, что не просто посадник это. Олегом его кличут, он роду княжьего, почитай самого Рюрика родич, точнее жены его умершей. Видал на груди у него кругляк с соколом, такой все родичи Рюрика носили, - продолжил разговор плешивый. - Так что он почитай не посадник настоящий княжич, так то.
        - А собой то уж как хорош, и статью и лицом, - высказалась молодая румяная деваха, и тут же испуганно прикрыла ладонью рот.
        Плешивый взглянул на девку сурово и цыкнул: «В домах шаром покати, скоро зубы на полку положим, а у ней всё одно на уме».
        Девка, которая оказалась его дочкой, обиженно надула губы и отвернулась. Тут встряли в разговор ещё несколько человек и затараторили наперебой.
        Ирга стоял и слушал эти пересуды не в силах поверить в собственное счастье. Если русы ссудят ему зерна, то надо доставить его до дома, да успеть засеять поле озимыми, лучше рожью да ячменём. Коль зима снежная выдастся, да не слишком морозная, можно с тех хлебов добрый урожай собрать, да на следующий год с посадником рассчитаться.
        - Ой, а лошадку то свою я же в поселении у родичей оставил. Надобно за ней сбегать, по скорому, да телегу попросить, глядишь не откажут, - только сейчас опомнился довольный Ирга, в голове у огнищанина всё кружилось от навалившихся забот. - А всё-таки не зря я в такую даль хаживал, теперь всё наладиться.
        Довольный случившимся Ирга, поспешил в город.
        Глава вторая.
        Новгородский бунт
        1
        Темнота наступала, наступала медленно, словно крадучись и хотя солнце скрылось за горизонтом, луна уже освещала верхушки домов и построек. Звёзды на небе, словно зёрнышки проса, рассыпанные по тёмной холстине, изо всех сил помогали луне в её борьбе с ночным полумраком, Лейв выглянул в окошко, прислушался, и не спеша, побрёл к выходу.
        - А на улице пожалуй, посветлей будет, чем в логове моём, - усмехнувшись подумал старый варяг, и оступился, чуть было не упав. - Ух, зверюга напугала то как.
        Он подхватил на руки тощую чёрную кошку, которая, выскочив из-за печи, решила потереться о ноги хозяина.
        - Совсем про тебя позабыл.
        Лейв вышел в сени, отыскал там крынку, и наполнил стоящую на полу глиняную миску. Кошка заурчала, и стала жадно лакать молоко, а Лейв, позаботившись таким образом о своей единственной домашней живности, вышел во двор.
        Звёзд стало ещё больше, старик поёжился, и, прихватив лежащую на лавке колотушку, да сунув за пояс небольшую дубинку, окованную на конце медными полосками, поковылял по дорожке в обход большого хозяйского дома.
        - Когда-то меч да кольчугу нашивал, а нынче вот палку да трещотку, - ночной страж, усмехнувшись, покачал головой.
        Маленькая лачуга, в которой жил бывший датский викинг, стояла у ворот, и являлась пожалуй самой жалкой постройкой, из всех строений расположенных во дворе купца Ходоты, выйдя на середину двора, Лейв посмотрел вверх.
        Огромные трёхъярусные хоромы с горницей и теремом бросали на ночного сторожа мрачные тени. Голоса утихли, все ставни были затворены, и лишь из одного окна, сквозь узкую щель проникала узкая полоска света.
        - Не спит хозяин, видать барыши подсчитывает.
        Лейв уже полгода как состоял на службе Ходоты. Богатый купчина - владелец нескольких кораблей, и ряда торговых домов не только в Новгороде, но и в других городах Приильменья взял к себе Лейва лишь потому, что тот до этого состоял в услужении у самого Лучезара. Бывший хозяин выгнал верного слугу и бывшего учителя, и поэтому, несчастный старик, не имея другого выбора, был рад и тому, что предложил ему «щедрый» Ходота.
        - Крыша над головой есть, лавка, печь, да харчи, да ещё кошка драная в придачу, хватит мне на старости пожить.
        Лейв вспомнил расставание с Лучезаром. Он не выполнил повеление, и от того пострадал. Но старый варяг не жалел о содеянном, по крайней мере он кого то спас своим поступком. По началу Лейв всерьёз опасался за свою жизнь, зная нрав Лучезара, он опасался, что тот может захотеть избавится от свидетеля, но со временем успокоился.
        - Знать не совсем я для него чужой, знает, что не выдам его ни Рюрику, ни другому кому, - рассуждал про себя старик, превратившийся из бывалого воина в обычного ночного стража.
        Лейв сделал круг по двору, оглядел строения, нависавшая тишина успокаивала и он повернул в сторону своего маленького домишки. Что-то мелькнуло в траве, Лейв насторожился.
        - Ты видимо стращать меня собралась всю ночь оставшуюся, - шикнул ночной сторож на свою любимицу, важно шагавшую ему навстречу. Кошка, единственное живое существо, которое всё это время скрашивала его одиночество, напившись молока, вылезла через лаз в двери и прогуливалась перед домиком то ли ожидая хозяина, то ли просто потому, что ей так хотелось.
        - Что нынче снова гулять хочешь? Так не весна вроде, - обращаясь к своей питомице, словно к человеческому существу, произнёс Лейв. - Пойдём домой, нагулялись мы сегодня, пора и в тепло.
        Шуршание за забором заставило Лейва вздрогнуть.
        - Чего это пугливый я стал, от шороха каждого шарахаюсь.
        Из-за забора вновь послышались какие то звуки, старик прислушался, и совершенно четко разобрал человеческие голоса.
        - Может просто, кто за воротами проходил, да остановился, постоят да уберутся? Ужель кто решился к самому Ходоте во двор залезть? Странно всё как-то.
        Понимая, что пока не выяснит, кто же там притаился возле хозяйского дома, спокойно пойти спать он не может, Лев, стараясь не шуметь, приблизился к забору. Теперь он совершенно отчетливо расслышал голоса, сердце старика забилось, и, что бы не выдать себя, он старался даже дышать как можно тише.
        - Помощь позвать ли, а коль не грабители они, так свои ж засмеют.
        Лейв нашёл в заборе щель и сквозь неё смог увидеть очертания незваных гостей. Их было трое, двое мужчин, высокие и крепкие и один поменьше, по-видимому подросток. Он слышал, что воры часто используют мальчиков или юношей для своих чёрных дел, запуская их первыми в чужие дома и дворы. Ведь именно маленькие и юркие мальцы, способны пролезть в узкий лаз, и отворить всем остальным грабителям двери изнутри. Лейв уж совсем было решился поднять тревогу, и позвать дворовую прислугу на помощь как один их незнакомцев повернулся, и лунный свет осветил его лицо.
        - Даньша, - с удивлением выкрикнул старый варяг, и ночные гости поняли, что обнаружены.
        - Ну, наконец-то, а то я уж и не знал, как тебя покликать, - с улыбкой произнёс тот, кого Лейв принял за грабителя. - Я признал твой голос, варяг, тебя то мы и ищем.
        Через некоторое время Лейв приоткрыл воротину, и вся троица оказалась во дворе. Лишь только старик завёл Даньшу, и двух его спутников в свою сторожку, окошко, в котором Лейв видел свет накануне, приоткрылось.
        Но ни кто из людей спешащих укрыться в домике этого не заметил.
        2
        Глядя на Даньшу, старик едва сдерживал волнение, он ещё больше окреп, возмужал.
        - Как же он с братом то своим схож, точь-в-точь одно лицо, одна стать, - размышлял хозяин каморки. - Кто знавал Лучезара ране, тот бы тут же признал, что в родстве они состоят, одна в них кровушка течёт.
        Лейв затворил ставни, и зажёг лучину, слабый огонёк наполнил крохотную комнатку и старик смог рассмотреть спутников своего давнего приятеля. Второй мужчина рослый и статный был бледен как мел, но и его лицо то же казалось знакомым.
        - Аль не узнал ты Вадима Храброго? - усмехнулся бывший кузнец. - Помощь нам твоя надобна, ранен воевода.
        Лейва точно озарило: «Как же он не узнал столь прославленного воина?». Поняв, почему всегда крепкий и пышущий здоровьем Вадим, так бледен, Лейв закивал.
        Пока он кипятил воду, и готовил повязку для знатного гостя, Даньша и его юный спутник уложили Вадима на топчан, так как он совсем выбился из сил. Пока все трое промывали уже начинавшую воспаляться рану, накладывали на неё повязку, раненый не издал ни звука. Старый хозяин, при этом, искоса поглядывал на всех троих. Лишь спустя некоторое время он понял, что тот, кого он поначалу принял за мальчишку, вовсе и не парень, в облачённая в мужскую одёжу девка, это вызвало на лице старика улыбку.
        - Мы из самого Изборска идём, долго уж по разным тропам скитаемся, - отогревшись в теплом помещении, рассказывал Даньша старому знакомцу, с которым он прибывал когда то в рабстве в поселении датского ярла. - Ты уж не взыщи, но мы ведь от воев князя вашего, Рюрика, да его варягов хоронимся. Вот его, - указав на раненого воеводу, сообщил Даньша - Князь в измене объявил, да в гибели брата своего Трувора. А ты то сам, сейчас с кем, на чьей стороне будешь, за Рюрика, аль нет?
        Вопрос молодого гостя удивил Лейва.
        - Да ни на чьей я, Лучезар то в другой град съехал, а меня прогнал, - грустно сообщил старик, пожимая плечами. - Вот хоромы теперь купеческие сторожу, хозяин мой Ходота, может слыхали?
        - Глянь как Рюрик с людьми своими обходится, ни во что их не ставит, - запальчиво выкрикнул Даньша, обращаясь к обоим спутникам.
        - А купец то твой, он, что ж, Рюрику что ли прислужник, - наконец то вступил в общий разговор раненый воевода.
        - Коль так, то нам остерегаться его надобно. Люди князя нас изловить хотят, то они воеводу поранили, - перебив говорившего выпалил Даньша, и с гордостью добавил, - Правда Вадим аж двоих порубил, да и я одного сразил, а то дружинники были княжьи - варяги.
        - Да не варяги то были, а так ротники городские, - вставил слово раненый.
        Девушка тем временем молчала, робко поглядывала на мужчин. Когда Вадима уложили и перевязали раны, она, приткнулась в уголке, и Лейв заметил, как девушка начала клевать носом.
        - Притомилась бедолага, сколько ж они бредут то так? - подумал Лейв.
        Черная кошка, тем временем осмелев, стала ластится к девчушке, та взяла её на руки и стала почёсывать за ушами, раздалось довольное мурлыканье. Вскоре усталость сморила юную беглянку и та заснула, не выпуская кошки из рук.
        - Хозяин то мой, он сам по себе. Богат, торговлю обширную ведёт да только в Новгороде то теперь все под Рюриком, князь он и есть князь, - Лейв поднялся и бережно укутал спящую своим зимним тулупчиком. - А ко мне то вас как занесло, не пойму я что-то, да и в город почто пришли, коль от людей княжьих хоронитесь?
        - Так я ж кроме тебя в городе не знаю никого, вот тебя и отыскал, - сообщил Даньша, - Да и воевода вот не знает, не ведает, которым из знакомцев своих он теперь довериться может. Все кто верен был, те в своё время к Трувору подались, а теперь,…
        - Так вы что, смуту что ль какую учинить вздумали? Так напрасно то, Рюрик силён, ему и град и воинство и народ подвластны, - перебил Лейв.
        - Слыхал я, что не всем новгородцам варяги по сердцу. Средь купцов да прочих богатеев, многих князь обидел, богатства, что они раньше имели, себе прибрал. Без слова его, ничто теперь не деется, вот и затаили мужи новгородские злобу тайную, прав я, аль нет? - Вадим говорил вполголоса и тяжело дышал. - Трувор побратимом моим был, я поквитаться за него пришёл, вот потому я здесь. Ты варяг, при Лучезаре раньше служил, а посему, много чего знать должен. Хозяин то твой и при Гостомысле, и при Рюрике в чести оставался, помню, его самого одно время, даже в князья сватали. Расскажи, кто пособить нам может. Союзники мне нужны, что бы с Рюриком поквитаться?
        - Да что же я теперь могу, - в голосе Лейва послышалась тревога. - Лучезар теперь в Изборске, да и Рюрик в Старую Руссу уплыл Аскальда с Диром усмирять, а подобраться к нему теперь не так уж и просто. Как жену схоронил, осторожен стал, охрана у него нынче большая, да и я уж стар, не по мне игры эти.
        - Значит нет князя в городе, то плохо, но коль с другой стороны посмотреть, время у нас есть, - Вадим после этих слов это, откинулся на ложе, было видно, что он совсем выбился из сил.
        Вдруг за дверью послышался какой то шорох, что-то грохнуло, очевидно тот, кто оказался за дверями задел какое-то пустое ведро. Вадим встрепенулся, Даньша вскочил на ноги и выхватил из ножен меч.
        - Ждёшь ли кого - произнёс он с тревогой в голосе - кто быть там может?
        Девчушка от шума проснулась, и, увидев тревогу на лицах спутников, ещё больше забилась в угол. Дверь в каморку тем временем отворилась, и на пороге появился никто иной, как сам Ходота.
        - Убрали бы вы сабельки-то, пока не пострадал кто, - произнёс купец спокойным голосом. - Не бойсь, не враг я вам, и не за вашими жизнями пришёл, а коль сговоримся, так глядишь, и приятелями станем.
        Хитро подмигнув беглецам и Лейву, купец осторожно прикрыл за собой дверь.
        3
        Теперь они сидели не в тесной и тёмной лачуге, а в освещённой десятком восковых свечей просторной горнице, протопленной и просторной. Помимо Вадима и Даньши, которому, как сподвижнику изборского воеводы позволили присутствовать на тайном сходе, в комнате находились ещё пятеро. Гости Ходоты сидели за столом, но ни еды ни напитков хозяин подавать не велел. Не для пира и гулянья собрались, потому, как разговор предстоял тайный и требующий трезвой головы. Даньша в отличие от сидевших за столом гостей, стоял в дверях и с волнением поглядывал на заговорщиков. Вадим хоть и окрепший после ранения выглядел бледным и измотанным, он первое время помалкивал, и не вступал в общий разговор. Вёл беседу сам Ходота, плотный крепыш лет пятидесяти.
        - Беседа наша тайная, потому, чужих мы в неё не посвящаем, надеюсь всем то ведомо? - купец покосился на Даньшу, и продолжил. - Давно мы собирались от захватчиков варягов избавиться, думаю время настало.
        - Мы про то знаем, и языки за зубами держать умеем, а вот гости твои, Ходота, верные ли люди? Не придут ли к нам домой после этой беседы гридни князя Рюрика за нашими головушками? - со злорадством процедил Рубец, угрюмый седоволосый старикашка с проплешинами.
        Этот сварливый и грубый купчина, не зря считался одним из самых знатных городских богатеев. Каждый год он ходил торговым гостем в земли Царьграда, вёл дела с арабами и иудейскими торгошами из Хазарского Каганата, возил на юг мёд, воск да меха.
        - Знаем мы Вадима, верный он человек, верный да надёжный, так что негоже его пустыми подозрениями обижать, - прервав речь Рубца, встрял в разговор здоровяк Гостята, он сидел рядом со своим младшим братом Бавой, как таким же полноватым и краснолицым детиной с обвислым животом и конопатым носом. - Коль прибыл он сюда с варягами поквитаться, так значит так оно и есть.
        - Ну и что, что знаем, да только многие из тех, кого мы и раньше знавали, к Рюрику нынче переметнулись, верой и правдой ему нынче служат, князю на радость, а нам на беду, - не унимался Рубец, бросая недобрые взгляды то на изборского гостя, то на его спутника Даньшу.
        Вадим при этих словах стал покрываться румянцем. Кровь прихлынула к щекам, было видно, что мышцы его напряглись.
        - Довольно, тебе Рубец, коль всех будем подозревать, да винить в бедах наших, тем мы делу общему не поможем, не для того собрались. Теперь, когда Вадим Храбрый, славный воин и воевода на нашей стороне, глядишь и удастся нам скинуть ненавистного варяга и род его, - произнёс Ходота, заметив, что его знатный гость сейчас придёт в ярость.
        Ещё один участник беседы - сухощавый смуглолицый бородач по имени Сумник, согласно закивал. Все остальные его поддержали, Рубец, недовольно буркнув, отвернулся, но возражать более не стал.
        - Так вот, что я хочу сказать вам, други мои, - продолжил речь Ходота, глядя прямо в лицо Вадиму. - До того как варяги на землю нашу пришли, мы с вами торговлю вели, так, как нам удобно и выгодно, сами в городскую казну сколько надо средств давали, Гостомысл, старый князь, тому помехой не был. Новгород, издавна вечем управлялся. А что такое вече, не мужичьё горластое, а мы, лучшие люди града, за нами и монета звонкая, и богатства, а стало быть и сила да власть. А теперь, что? - говоривший обвёл всех взглядом. - Теперь князь все вопросы решает, сколько платы в казну нести, сам суд судит, а нас ни о чём и не спрашивает, где такое видано, что бы знать да купечество, своего слова не имели. Убытки несём, да разорение, и слово своё поперёк княжьего сказать не смеем. Так вот и говорю я, пришло время пресечь такую несправедливость, и тебе, воевода, в деле этом роль немалую отвести желаем.
        Лицо Вадима по-прежнему оставалось напряжённым.
        - Ты воин умелый, у тебя сноровка и опыт, а у нас денежки да люди верные есть, - продолжил Ходота, пряча довольную ухмылку, почуяв, что собеседник проявляет интерес. - Время сейчас как раз самое, что ни на есть подходящее. Рюрик дружину из города увёл, а покуда он в Старой Руссе Аскальда усмиряет, нам по силам в городе власть взять.
        Ходота говорил вполголоса, все участники заговора, пригнувшись, внимательно слушали.
        - Сколько людей князя в Новгороде? - наконец произнёс Вадим.
        - Да гриди лишь десятка три, четыре, да городской стражи с полсотни. Но те не русы, так вои обычные из местных. На Аскальда то князь, не просто так пошёл, у того силы немалые, коль сеча меж ними выйдет, неизвестно, кого нам ждать, глядишь, и сам Аскальда пожалует.
        - Не осилить Аскальду Рюрика, - вступился в разговор Рубец, больно силён князь.
        - А вы, сколько людей собрать хотите, пусть мало Рюрик оставил, но у вас ведь мужики одни?
        - Почему ж мужики, мы гостями в страны разные хаживаем, у нас свои вои, опытные, средь них и балты, и даже варяги есть, все кто золото любит, к нам идут. У каждого из сидящих пред тобой, по полсотни наберётся, а коль постараемся, так и мужиков да ремесленников подымем, так глядишь сотни три, на нашу сторону встанет, - вступил в разговор, до сих пор молчавший Сумник.
        - Да, с такой силой, если с умом, то можно город взять. Да вот побьём мы людей княжьих, а потом то что? - с сомнением заявил Вадим. - Придёт Рюрик с Русью своей и порежет всех как ягнят.
        Все сидевшие за столом оживились ещё больше, взгляды присутствующих обратились к Ходоте, они то знали, что главное хитрый купец приберёг напоследок.
        - Верно мыслишь, воевода, рад я, что ты в омут с головой не бросаешься, умён, храбр, но осторожен. Думаю не зря мы на тебе свой выбор остановили, верно, я говорю? - все гости сидевшие за столом закивали, даже, скептически настроенный Рубец, одобрительно хмыкнул. - Город для нас захватить лишь половина дела. В хоромах княжьих Рюрик наследника - Игоря оставил, вот он то наша вторая цель. Коль сумеем Игоря взять, то и князь строптивость свою растратит, не станет он сыном рисковать.
        - Не нравится мне это, не привык я с детишками сражаться, а что коли Рюрик заартачиться, резать княжича станем? - нахмурившись, заявил Вадим. - Не гоже это, не по мне.
        - Гоже не гоже, а другого пути нет! - Лицо Ходоты стало жёстким. - Захватим княжича, пригрозим Рюрику, да велим ему убраться из земель наших. Не станет князь сына под нож пускать, - выкрикнул купец, и более мягким голосом, продолжил. - Ты, воевода, не спеши с ответом то. А подумай, покумекай, роду ты знатного, не станет Рюрика, не станет потомков его, кого вече в князья выберет. До прихода варягов многие тебя в правители новгородские пророчили. Коль сумеешь город взять, да княжича в полон захватить, так мы глядишь, Рюрика тобой и заменим, кого надо подговорим, кому надо приплатим.
        Вадим замер, бледность на его лице снова сменилась румянцем. Такое предложение пришлось ему по сердцу. Он оглядел присутствующих, те ожидали ответа.
        - Ну, коль так, согласен я, - заявил Вадим. - Собирайте людей, вооружайте, мне с неделю надобно, что бы от ран оправиться, да обдумать, как стражу городскую побить.
        Улыбка озарила квадратное лицо Ходоты, вздох облегчения вырвался из груди остальных заговорщиков, расходились гости по одному, и каждый при этом думал и грезил о своём.
        4
        Туман тянулся с реки, укрывая от взоров смутные очертания кораблей, стоящих на пристани. Десятки лодочек, стругов, и прочих торговых судов да судёнышек стояли у берега, мирно покачиваясь. С высокой городской стены, они были почти не видны, в отличие от высоких боевых ладей, составлявших княжий флот, точнее ту его часть, которую Рюрик не пожелал брать в поход на Старую Руссу. Ладьи Рюрика стояли отдельно от прочих кораблей и корабликов, красивые и величавые.
        - Зябко то, как под утро, - кутаясь в плащи, жаловались стоящие на вышках городские стражи, ёжась от холода и сырости.
        Под утро, веки опускаются сами, сон морит, и бдительность ослабевает с каждым мгновением, поэтому никто не увидел ничего подозрительного, когда смутные тени, показались на берегу и двинулись в сторону княжьего флота. Никто их стражей не побеспокоился, когда раздались непонятные звуки, которые лёгкиё ветерок отнёс куда-то в сторону. И лишь, когда красное пятно, появилось на фоне военных судов, словно стальным клинком, прорезав густые пласты тумана, когда над палубами взвились чёрные клубы дыма, стража опомнилась и забила тревогу.
        Надо бы отдать им должное, шум подняли тут же, и через несколько минут, гулкие звуки колокола, стоящего на главной площади, возвестили о пожаре. Корабли руссов вспыхнули, вспыхнули разом, и вместе с вестью о пожаре, слухи о поджоге стали разлетаться со скоростью ветра. Народ валил на пристань, с вёдрами и баграми, все спешили к месту пожара, но первыми на берегу оказалась оставленная в городе княжья гридь. В одних рубахах, многие босые и безоружные, они примчались на пристань, стремясь спасти боевых товарищей, долгие годы носивших их по бурным водам холодных морей.
        Ладья для руса, и дом и кров. Поэтому не только страх перед княжьим гневом гнал варягов на пристань, нет. Видя как погибают в пламени их морские кони, русы бросались в самое пекло, борясь с огнём, и готовы были рыдать от отчаяния, когда стали понимать, что корабли уже не спасти. Но самое страшное было ещё впереди. Из-за непроглядной стены дыма и тумана, буквально со всех сторон полетели стрелы, прибрежный песок и воды реки окрасились алой кровью тех, кто мгновение назад боролся с огнём. Грозные и бесстрашные русы, от одного имени которых трепетали целые народы, вдруг оказались беспомощны, перед неведомым врагом. Стрелки высыпали с трёх сторон, и били точно, и часто, расстреливая безоружных и беззащитных гридней князя почти в упор. В этот самый момент со стороны города тоже раздались крики и ругань, мятежники возглавляемые Вадимом и его сподвижниками обрушились на стражу, охранявшую городские ворота. Сотни вооруженных людей, из личных ватажек и дружин купцов-заговорщиков беспощадно били всех, кто имел при себе оружие, и был верен, покинувшему город князю.
        Вадим, прикрываясь щитом, во главе нескольких десятков воев рубил тех, кто ещё оказывал сопротивление, некоторые люди Рюрика поняв, что обречены, побросали оружие, понадеявшись на милость победителей. Но те в пылу боя, порубили и их. Вся пристань была усеяна телами, и, осмотревшись, лишь только сейчас Вадим заметил, что не одни лишь гридни Рюрика лежат на берегу, истекая кровью. Простые новгородцы, бросившиеся тушить пожар, истыканные стрелами, и пробитые копьями и рогатинами, лежали вперемешку с дружинниками князя.
        - Сколько ж мы своих то побили, не варяги то, наши, - подойдя к Вадиму, вымолвил Даньша, тяжело дыша. - Правое ли дело делаем, воевода? Что то не по себе как то, то же не русы, то мужичьё из местных.
        - Лес рубят, щепу не жалеют, - зло огрызнулся Вадим, глядя на то, как у его ног, истекает кровью молодой светловолосый парень. - Мы Рюрика покарать пришли, стало быть и людей его жалеть нечего, ну а этим, считай не повезло.
        Вадим со злобой сплюнул. Ему похоже так же было не по себе от содеянного. Управляемое им воинство, оказалось не только не обученным, но и почти не управляемым. Бывший воевода болгарского царя, не привык к таким ратникам.
        Тем временем, возглавляемые мятежниками-купцами, воины громили дома княжьих приказчиков, верных ему бояр, которые со своими дружинами, пошли усмирять Старую Руссу. Запыхавшийся от длительного бега гонец, примчался на берег и кликал воеводу Вадима, не замечая, что тот, кого он ищет, стоит прямо у него за спиной.
        - Ну, чего, дурень, разорался, тут я, - окликнул парня Вадим, снимая с головы шлем.
        - Так велено звать тебя, воевода. Сам Ходота велел тебе в город идти.
        - Ишь ты, посмотри какой прыткий, «велено», - зло усмехнулся Вадим. - Не слишком ли купец твой много загребает, не указ он мне покамест.
        Парень в ответ на это пожал плечами, и, выпятив вперёд нижнюю губу, пробормотал.
        - А чё, я такого сказал то? Не пойму я. То же Ходота.
        - Ладно, не когда мне тебе сейчас растолковывать. - Вадим натянул на голову шлем, и, обращаясь к Даньше, крикнул. - Пойдём ка поглядим, что прочие вояки за дел наворотили! Эй, ты, а ну, показывай, куда там меня звали.
        Парень, поняв, что последние слова относятся именно к нему, потрусил в сторону городских ворот. За ним двинулись Вадим с Даньшей и с полсотни их людей.
        Шум внутри города по-прежнему не прекращался.
        5
        Вадим и Даньша застали Ходоту возле княжьего двора, купец орал на всех, включая Баву и Гостяту, которые виновато переминались с ноги на ногу. Неподалёку прикрывшись шитом, стоял Рубец, с перевязанной грязной холстиной головой. Из-под повязки сочилась кровь, но старый ворчун не обращал на неё внимания, а лишь пристально разглядывал княжьи хоромы, в которых укрылась последняя горстка сторонников Рюрика.
        - Ну, чего у вас?
        Вадим подошёл к Ходоте.
        - Чего, чего, аль сам не видишь, заперлись они, из окон стрелы мечут, да так ловко, что уж троих ранили.
        - Кто они то? Говорил бы ты толком, русы что ли, сколько их осталось? - Вадим тоже уставился на последний оплот княжьих союзников, прикидывая что к чему.
        Ворота во двор были вынесены толстенным бревном, которое осаждающие бросили тут же неподалёку. Но сам дом был заперт, а сквозь приоткрытые ставни, из окон, время от времени летели стрелы. Несмотря на лёгкую победу на пристани, княжий дом сходу взять не удалось.
        - Русы там, гридь Рюрикова, да видать не из простых, на охрану сына уж князь поставил так поставил. Не вои, звери, - нервно выкрикнул Ходота. Только сунулись мы, ворота вышибли, да попытались в дом ворваться, они как высыпали, щит к щиту встали, копьями ощетинились, и давай бить. Многих вон посекли, вон Сумнику стальной наконечник горло пробил, тут же преставился.
        Вадим увидел тело одного из недавних сообщников среди прочих мертвецов, сваленных в общую кучу.
        - Что же их как дрова то покидали? - вставил слово Даньша. - Прибрать бы их не мешало.
        - Потом приберём, не до того сейчас, - вставил слово подошедший Рубец. - Что делать то будем, может и вправду дом поджечь, а то они нам пол рати положат.
        В этот момент, вылетевшая из теремного окошка стрела, просвистела едва ли не возле уха Ходоты.
        - Кого поджечь то, - отшатнувшись, рявкнул купец. - А коль княжич в дыму сгинет, чем тогда Рюрика стращать станем?
        - Я сюда а за побратима отомстить пришёл, - сказал Вадим. - Я бы поджёг, и весь тут сказ.
        - Он бы поджёг, - с ехидством вставил слово Ходота. - Ты уж реши для себя, воевода, что тебе надобно боле, за побратима отомстить, иль за стол княжий сесть? Была у нас задумка, так давай её и исполним, а не то ни города ни голов не сбережём. Думай, Вадим-воевода, как нам княжича из дому вытащить, да руссов, что его стерегут побить, на то мы тебя и звали.
        Вадим недовольно покосился на купца, но возражать не стал.
        - Орудие бы какое, стенобитное, как у ромеев, только где ж его взять то? - промолвил Вадим. - Щиты надо бы сколотить, да на колёса поставить, а там за ними укроемся от стрел, да как двери вышибем, в дом ворвёмся. Лучших воинов собрать надобно, да в брони надеть, теперь то её много, на убитых руссах, немало кольчуг добрых.
        На взятие княжьего дворца потратили остаток дня. Вадим и Даньша, а так же самые лучшие воины бунтовщиков, штурмом взяли хоромы, но прикончив последних защитников, укрывшихся в доме, атакующие испытали горькое разочарование. Несмотря на огромные потери, главной своей цели они не добились.
        Княжич Игорь исчез.
        6
        На вечевой площади было неспокойно. Вадим в окружении охраны, озирался по сторонам, ловил на себе недобрые взгляды. Его союзники, Ходота, Рубец и братья Бава с Гостятой, так же стояли, озираясь на толпу. Новгородцы, средь которых многие потеряли близких в сече на берегу, глядели на бунтовщиков недобрыми глазами, хмурились, но молчали. Наконец Ходота вышел на помост и заговорил.
        - Други мои, жители Великого града Новгорода, сегодня избавили мы вас от захватчиков руссов, теперь город наш, так давайте же решим, как быть нам далее!
        - Чего ты нас то спрашиваешь как нам жить, коли ты за нас уж порешил всё, за нас, да за родичей наших, что в утренней битвы головы сложили, - выкрикнул кто-то из толпы.
        Ходота проигнорировал эти слова, и продолжил речь.
        - Все мы, испокон веку жили умом своим, вечевым правлением, так и сегодня не варягам нами править.
        - Те варяги, по призыву к нам пришли, по велению князя нашего Гостомысла, - снова послышался тот же самый голос, - Теперь князя ждать остаётся, придёт Рюрик, вам смутьянам головы порубит, да и нам под это дело достанется.
        На этот раз Ходота не решился игнорировать сказанное.
        - Гостомысл стар уж был, вот разум его и помутился. На что нам пришлые князья, когда у нас своих вдоволь, вот гляньте, - купец легохонько подтолкнул вперёд Вадима, который стоял всё время от него по правую руку. - Вот Вадим Храбрый, наш союзник, победитель русов. Он ли не из рода древнего и знатного, не ему ли мы песни и сказания посвящали, ну чем он нам не князь.
        Ропот прошёлся по рядам новгородцев, Ходота, незаметно подал сигнал своим людям, и они плотнее сомкнули ряды вокруг заговорщиков.
        - Вадим воин конечно знатный, но коль он Гостомыслов наказ нарушил, то недостоин он князем быть, - раздался голос с другого конца площади.
        Только сейчас все смогли разглядеть говорившего. Стоящая толпа подняв на руки новоявленного оратора, одобрительно зашумела.
        - Богумил это, жрец! - пролетело над площадью.
        - Гостомысл нашим князем по праву был, он по воле божьей и преемников себе назначил - внуков своих, сынов Умилиных. Такова была воля его. Мы новгородцы, потому Рюрику роту на верность и принесли, что он, а никто другой, Гостомыслом назван был, - голос жреца был тонок и слаб, но его слова разносились вокруг, словно старик не говорил, а кричал. - А эти, - Богумил ткнул пальцем в Вадима и его окружение. - Завет князя умершего нарушили, так пусть же покарают их боги, скоро, скоро придёт расплата.
        Ходота со злостью махнул рукой, и его люди, расталкивая толпу, бросились в сторону, откуда вещал жрец.
        Но толпа сомкнула ряды, и пока воины Ходоты, протиснулись к тому месту, откуда говорил Богумил, того там уже не было. Толпа продолжала роптать, и опасаясь народной расправы, Вадим, Ходота, и их приспешники покинули вечевую площадь.
        Оставалось лишь ждать, когда придёт Рюрик.
        - Велю по всем дорогам и тропам людям своим пройтись, коль не найдём княжича беглого, не сносить нам голов, - обращаясь к Вадиму, прошептал на ходу Ходота. - А ты воевода, думай, как град от русов оборонять станем.
        В ответ на это Вадим лишь молча кивнул, он понял, что сделал неверный выбор, и решил готовился к худшему.
        Глава третья. Похищение
        1
        Рюрик часто вспоминал отца. Пусть эти воспоминания были смутными и расплывчатыми, но образ, который врезался в память маленькому княжичу, дополненный рассказами матери казался светлым и прекрасным. Каждое слово, сказанное Умилой о павшем муже, казалось было наполнено каким-то глубоким чувством уважения, восхищения и гордости. Была ли это любовь, в то время Рюрик этого не знал, но сейчас, когда он вырос, познал горечь расставаний и потерь он знал, знал твёрдо - Умила любила, любила мужа той чистой и преданной любовью, которой может любить женщина-мать, родившая троих детей.
        В юном возрасте люди влюбляются и страдают от пылких чувств, которые в большинстве своём основаны на привязанности и страсти, рассуждал Рюрик, настоящая же любовь, это самоотверженность, основанная на благодарности. Если любишь, то сделаешь всё для того, что бы предмет твоей любви обрёл истинное счастье. Именно поэтому он - старший сын погибшего руянского князя должен был позаботится о том, кто после смерти любимой жены остался единственным, по настоящему дорогим, ему человеком. Игорь, его сын, его наследник, первый рюрикович должен в будущем занять его место, что бы род сокола правил, правил долгие века. И именно отец Рюрика подсказал князю, как нужно позаботится о сыне. Так же как Годлав позаботился о жене и трёх своих сыновьях, Рюрик позаботился о безопасности Игоря.
        Хоромы, в которых содержался юный княжич, были построены неподалёку от городской стены, поэтому тайный ход, который вырыли под землёй, был не таким уж и длинным. Лаз не был заметен глазу и был тщательно укрыт даже от случайного людского любопытства. Рюрик позаботился о том, что бы пленники-рабы, рывшие подкоп, выходящий за пределы городских стен, не смогли о нём никому рассказать. Для того, что бы править, порой нужно быть жестоким. Люди Лучезара, которому в своё время князь поручил сделать тайный лаз, убили рабов-землекопов и ночью тайно, утопили их тела в глубоких водах Ильмень-озера. Те самые наёмники из балтов - Витаут и Гинта, лишь они знали о тайне новгородского князя помимо Лучезара и самого Рюрика. Уезжая в Старую Русу, о проходе было сообщено ещё и Страбе, новоиспечённому боярину князя, которому было поручено обеспечивать заботу о юном княжиче.
        Тогда, уезжая с войском в Старую Русу, Рюрик ещё и не знал, что именно благодаря своей предусмотрительности и идее, которую он перенял от отца, он спасёт сына, да и, пожалуй, самого себя от страшных бед и несчастий.
        Не сделай он этого, всё ведь могло обернуться по-другому.
        2
        Они вышли на поляну, поросшую прибитой дождями пожухлой травой. Темные, желтовато-бурые листья падали с деревьев, и точно маленькие кораблики плыли, уносимые водами небольшого лесного ручейка, разделявшего поляну надвое. Страба присел на старую корягу, торчащую из воды, что бы перевести дух. Ноги его гудели, было видно, что грузный боярин вовсе не привык к подобным переходам. Отряхнув с ладоней мягкий сырой мох, он вытер вспотевший лоб и огляделся, лесная глушь казалась бесконечной.
        - Долго ещё нам так плутать? - проворчал недовольный Страба. - Трое суток уж по лесам блудим, не пойму, почему нельзя в деревеньку какую зайти, купить лошадей, да по дороге ехать.
        Вышедший на поляну Гинта опустил на землю Игоря, и с пренебрежением посмотрел на ворчливого попутчика. Несмотря на то, что последние несколько часов они с Витаутом поочерёдно несли молодого княжича на руках, ни тот, ни другой, не проявляли признаков усталости.
        - Лучезар велел по лесу идти, чтобы себя не выдать, - произнёс Витаут равнодушно. - Он предупредил нас, что если в городе начнётся смута, мы должны бежать, лесами, так как за нами, возможно, будет погоня.
        - И идти мы должны именно в этом направлении, и не удаляться слишком далеко от дороги, - продолжил пояснение второй воин-балт.
        Страба в ответ только хмыкнул, эта неразлучная парочка уже порядком стала его раздражать.
        - Тупоголовые служаки, Лучезар сказал, Лучезар велел, точно псы цепные, кого хозяин велит облаять - облают, а кому велит лизать руки, станут лизать, - подумал боярин.
        Сам-то Страба не таков, эти за свою службу лишь плату да пропитание имеют, а он из дружинников в приказчики, из приказчиков в бояре, так то. Став княжьим мужем Страба свои хоромы заимел, прислугу завёл, наложниц, теперь он богат, да важен.
        - Ой, ли - богат?
        Горькие воспоминания, пришедшие на ум, вырвали его из мира грёз. Бунт то в Новгороде всё сгубил, где теперь его дом, где богатства и челядь. Он ведь княжий слуга, а кто Рюриком обласкан, тот для новых хозяев города - враг.
        - Разграбили поди, воры эти, всё добро моё, к чему теперь вернусь, да и придётся ль вернуться?
        Признаться у Страба были мысли, сдать Игоря бунтовщикам, но страх не столько перед Рюриком, сколько перед Лучезаром, не позволил ему сделать этого. Да и его верные псы, всё равно, не позволили бы ослушаться хозяина.
        - Думаю, тут ночевать будем, тут вроде безопасно, да и дорога рядом, - заговорил Гинта, Витаут согласно кивнул.
        - Опять на лапнике спать, все бока уж от этого затеки, скоро синью покроются, - пробурчал боярин, в этот момент взгляд его упал на сидящего поодаль мальчика.
        За всё это время молодой княжич не проронил ни слова.
        - Он точно немой, не стонет, не жалуется, три дня уж топаем, а он ни слова не сказал.
        Игорь бледный, измождённый долгой дорогой не хныкал, не закатывал истерик и даже не просил есть.
        - У, зверёныш, - пришло Страбе на ум. - Что ж тебя ждёт? Теперь, когда ты попадёшь в руки Лучезара, твой отец вряд ли останется таким грозным и непобедимым, думаю, что я сделал правильный выбор. Рюрик ичезнет, растворится, так же, как и появился, а я буду в почёте у его приемника.
        От этих мыслей стало как-то легче. Страба даже улыбнулся. Игорь всё это время смотрел на Страбу немигающим взглядом, и боярину вдруг показалось, что мальчишка читает его мысли.
        - Глупость всё это, ничего он не понимает, - стараясь отогнать нахлынувший страх, пробурчал Страба.
        Он поднялся на ноги, и отправился ломать еловые ветки, чтобы соорудить себе место для сна. Солнце тем временем исчезло за верхушками деревьев, и ночь опустилась на затихающий осенний лес.
        3
        - Вставай, боярин, - голос Гинты, заставил Страбу вздрогнуть. - Вои по дороге идут, много.
        Увидев, что тот, кто трясёт его за рукав вовсе не враг, Страба, поначалу, успокоился, но, поняв смысл сказанного, ещё больше струхнул. Мелькнул силуэт и на поляну из кустов вышел Витаут, опытный воин появился так неожиданно, что в очередной раз вусмерть перепугал боярина.
        - Что за вои, чьи, может из Новгорода, погоня? - стуча зубами, прошептал бывший приказчик.
        - Нет, эти не за нами, за нами дюжину могли послать, ну две, а тут целая рать шагает, - сообщил Витаут. - Да и не из города они, наоборот, в Новгород движутся, сотен пять, не меньше.
        - Что за напасть то на наши головы? Глядишь, не заметят, - вполголоса произнёс Страба, словно опасаясь быть услышанным.
        - Может и не заметят, но когда такая рать идёт, то обычно дозоры вокруг высылают, вот они то для нас и опасны.
        - Так что же делать?
        - Останемся, и затаимся, костра мы не жгли, глядишь не заметят, - Витаут, как всегда, был сдержан и невозмутим.
        - А мальчик? - вступил в разговор Гинта.
        - Пусть спит.
        Страба посмотрел на лежащего на еловых ветках княжича, и увидел что-то странное. Поначалу боярин не понял, но потом сообразил, ребёнок, укутанный толстым грубым плащом, улыбался во сне.
        - Первый раз вижу его улыбку, - именно эта мысль промелькнула у Страбы в голове. - Он, похож на ребенка, лишь когда спит, все другое время он точно старик[80 - Будущий Князь Игорь ещё в молодости носил прозвище «Старый».], хмур да упрям.
        Мальчик же, словно в ответ на мысли боярина, улыбнулся ещё шире.
        - Точно издевается, ну ничего, скоро тебе станет не до смеха.
        Шепот Гинты прервал рассуждения Страбы: «Подходят, прячьтесь».
        Сквозь густые кусты, отделявшие беглецов от широкого тракта по которому двигалось войско Страба разглядел первые ряды воинов. Вооружённая тяжелыми деревянными щитами и копьями шла пехота. Большинство было без доспехов, с топорами да окованными железом дубинками.
        - Судя по рожам их бородатым - кривичи, - подумал Страба, что было сил вытягивая шею. - Глянь, а эти, похоже, сородичи ваши, - уже вслух добавил боярин, обращаясь к спутникам, когда первых воинов сменили худощавые и рослые вои в доспехах из толстой бычьей кожи.
        - То латгалы, а мы курши, - поправил говорившего Гинта.
        - А по мне всё одно, все вы балты на одно лицо, и говор у вас невнятный.
        Гинта скривил лицо, но отвечать не пожелал. Замыкали шествие воины-варяги, огромные свеи и нурманы, а так же усатые русы.
        - Всех мастей понемногу, кто ж такие? На Новгород ведь идут, толи к Вадиму помощь, то ли к Рюрику, - решил принять участие в обсуждении невозмутимый Витаут.
        В этот момент на глаза беглецам попались несколько всадников, которые двигались почти в самом конце таинственной рати. Один из них, в красном плаще и собольей шапке, показался Страбе знакомым.
        - Ну всё, хорош прятаться, свои это! - радостно выкрикнул боярин, поднимаясь на ноги. - Ну же, вставайте, пусть я по лесам бродить и не приучен, зато зрение у меня точно у охотника на белок, своего от чужого отличить сумею.
        Теперь, после этих слов, и оба воина-балта признали во всаднике давнего хозяина, нынешнего посадника города Изборска - Лучезара.
        4
        Предоставив Вадиму свободу и обвинив Рюрика в смерти Трувора, Лучезар не сидел сложа руки.
        - Если я не ошибся в нем, он поднимет новгородцев, Не всех, нет, но завистников у Рюрика хватает, - рассуждал посадник.
        Ещё тогда когда новгородским князем стал Гостомысл, многие приняли его неохотно. Поначалу, когда Гостомысл прогнал варягов, народ признал его князем и выполнял его приказы охотно. Но со временем, любой предводитель делает ошибки, а людская любовь непостоянна. Не все пожелали вносить плату в казну, никому не хотелось кормить лишние рты, ведь в мирное время сильное войско не требуется. Большая часть дружины была распущена, а Гостомысл погружённый в свои семейные дела, размяк и пошёл на уступки толпы. Рюрик не таков, он сразу стал править жёсткой рукой, его дружина сильна и в мире и в войне. Он мечом объединил народы вокруг Новгорода, требовал исправно платить подати, для чего варяжская дружина постоянно хаживала за полюдьем.
        Люди глупы и жадны, им жалко своих богатств, они не понимают, что тот, кто не желает кормить свою дружину, будет кормить вражескую. Только этот простак Вадим, да его отравленный побратим могли думать, что веселья и пиры для мужиков сделают их всеобщими любимцами. Если одной рукой ты даёшь, а другой забираешь, ты не станешь любимцем, потому как добро помниться недолго, а зло не забывается никогда.
        Вадим и Рюрик: любимец толпы, и князь правящий жёсткой рукой. У каждого из них найдутся и недруги и поклонники. Но сегодня и те и другие послужат именно ему - Лучезару, пусть оба моих врага сцепятся меж собой, а я приду и убью победителя. Сейчас когда Рюрик потерял братьев и жену, он ослаблен, самое время проверить крепки ли у сокола когти.
        - Если новгородцы взбунтуются, и Страба выполнит, то, что я ему велел, то мои мечты станут явью, - рассуждал Лучезар. - Для этого то, мне и нужна сильная дружина.
        Лучезар не устраивал пиров, не жил в шикарных хоромах, а всё, что имел, потратил на воинов. Он распродал имущество, которое осталось у него в Новгороде, исправно взимал с кривичей дань, отправлял её Рюрику, дабы не вызвать подозрений, но часть всё же утаивал. На все эти богатства он нанимал воинов. Прознав, что вожди живущих по соседству балтов-латгалов затаили на Трувора обиду, Лучезар завёл с ними дружбу. Лестью и подкупом добился того, что те согласились поддержать его в его войне. Время шло, дружина Лучезара крепла, оставалось лишь ждать новостей из Новгорода.
        Лишь одно тяготила посадника, мешало ему спать по ночам, не давая покоя: «Этот слабак и трус Лейв, почему он не убил этого мальчишку? Он ведь обманул меня дважды, первый раз, когда не сумел отравить всё присланное Трувором вино, а второй раз, когда сказал, что мой брат мёртв. Когда я уничтожу Рюрика и Вадима, не останется никого, кто посмеет мне помешать стать князем. Даже если новгородское вече опять не признает мои права, я смогу править именем маленького Игоря. А что бы вече меня признало, я должен для всех быть сыном княжича Выбора, и мне не нужны родичи-простолюдины».
        Когда тревожные вести о восстании донеслись до Изборска, Лучезар за день поднял своё войско и повел его на Новгород, большая часть ратников даже не знали, на чьей стороне им придётся воевать, не знал этого пока и их предводитель, усмехаясь про себя: «Кто одолеет, с тем и сразимся!».
        5
        - Вот он, каков стал, Рюрикович, - пристально разглядывая мальчика холодными глазами, произнёс Лучезар.
        Стиснув губы и сжав кулачки, мальчик стоял, нахмурившись, и зло поглядывал то на посадника, то на стоящего за его спиной Страбу. Ему не слишком то нравилось то, что он привлекает к себе столь пристальное внимание.
        - Он понимает, что произошло, почему он здесь? - не глядя на боярина, произнёс Лучезар.
        - Не знаю, в Новгороде он больше общался с кормилицами, но меня он признаёт, хотя почти никогда со мной не говорит, - пожимая плечами, пробурчал Страба.
        - Он пошёл с вами по доброй воле?
        - Да, когда люди Вадима пытались ворваться в наш дом, он последовал за нами без лишних споров, и молчал почти всю дорогу.
        - Настоящий сын своего отца, тому, ведь тоже в своё время досталось. Эй, - крикнул посадник одному из стоящих у дверей воинов, - Уведите мальчишку.
        Переносной шатёр, который был установлен специально для него, служил Лучезару местом, где он принял, утомлённого долгими скитаниями Страбу. Мальчика увели, и боярин и посадник остались в шатре одни. Страба ждал, ему не терпелось поскорее уйти, и не усталость, не стёртые от долгого пути ноги были тому причиной. Он понимал, что по-прежнему испытывает чувство страха, находясь возле этого человека.
        Изборский посадник,, понимая чувства собеседника, похоже, наслаждался его страхом. Если бы все были такими, как этот, я бы уже давно правил этой землёй. Страх делает людей слабыми и податливыми, но если одних напугать просто, то другие могут оказаться более отважными. Но думаю теперь у меня есть то, что заставит и князя Рюрика устрашиться. Лучезар подошёл к боярину.
        - Ты хорошо справился с моим поручением и в этот раз, - посадник сделал паузу. - Поэтому ты достоин награды.
        - Я рад, что мы на одной стороне.
        - Ещё бы, благодаря мне ты теперь боярин, знатный человек.
        - Да, но, всё моё добро теперь в руках бунтовщиков, и от моей знатности мне пока мало проку, - Страба посмотрел на свои стоптанные сапоги и изодранную одёжу. - Я голоден и почти не спал, так что,…
        - Прекрати ныть! - выкрикнул Лучезар, резко преобразившись. Улыбка исчезла с его лица, и вспышка гнева заставила Страбу вздрогнуть. - Ты, что, не рад, что стоишь сейчас предо мной, а не побираешься по деревням, собирая подати для князя?
        - Нет, нет, я доволен, и благодарен тебе за всё.
        - Смотри же, - чуть спокойнее продолжил посадник. - Я иду к своей цели много лет, прилагаю уйму сил, что бы получить то, чего, я достоин. Пришло моё время.
        - Так ты поддержишь Рюрика?
        - Нет, я не стану поддерживать никого. Пусть псы перегрызут друг другу глотки, и тога приду я. У меня есть войско, есть план. Если победит Вадим, во что я, в общем то, не верю, я объявлю его мятежником, и уничтожу.
        - Ну, а если князь, одолеет восставших?
        - Ну а на этот случай у меня теперь есть молодой княжич. Рюрик дорожит сыном, я велю ему отказаться от княжества и займу его место. В крайнем случае, стану править от имени его сына, а Рюрик пусть убирается за море. А пройдёт время, может что и изменится, - Лучезар заговорщически подмигнул. - Дети ведь часто болеют, а совсем слабые и помереть могут.
        Страба отшатнулся.
        - Но ты не бойся, если поможешь мне, я тебя не забуду. Первым тебя советником сделаю, а может, и город какой отряжу.
        - Но, я уже сделал всё что нужно: Трувор и Синеус мертвы, жена князя тоже, и молодой княжич в твоих руках.
        - Ну да, ну да, но когда Рюрик победит Вадима, кого мне к нему послать, как не тебя?
        Страба даже раскрыл рот от удивления, такого поворота событий он не ожидал.
        В этот момент в шатёр зашёл воин и сообщил, что корабли Рюрика два дня назад, подошли к Новгороду.
        - Не отворили горожане ворот князю, - поведал гонец.
        Лучезар усмехнулся: «Началось!».
        Глава четвёртая.
        Единение с Перуном
        1
        Ходота и купцы-мятежники, несмотря на то, что план их не удался, и княжич Игорь исчез, не собирались отступать, да и отступать то поздновато было. Теперь то уж Рюрик никому спуску не даст. Шутка ли, новгородцы клятву приступили, и на сына его единственного собирались руку поднять. Да, впрочем, и без того, не тот князь Рюрик что бы свое да без боя уступить. Страх заставлял поспешать, торопиться, город готовился к приходу истинного князя.
        - Глянь, глянь, дурачья то сколь, куда ж они идут то? - пролепетала тощая бабка, своей товарке. - Идут к татям этим, что варягов то княжьих побили, хотят в войско к Вадиму этому вступить.
        - Так то не столь дурь, сколько жадность людская, - отвечала ей соседка, пожилая женщина, в цветастом платке, и расшитом сарафане.
        - А, что так, почему жадность то?
        - Так Вадим этот, дружки его, такую плату посулили тем кто Новгород оборонять станет, что этим лоботрясам и во сне не привидится.
        Молодые парни, да, и зрелые мужики поспешали на Ходотин двор, где сам купец принимал в новую дружину всех добровольцев. Отбирали всех желающих, тех кто с бронёй своей приходил, да с оружием, приветствовали, тех же, кто гол, оружием снабжали. Благо в закромах купеческих добра того немало припасено было. Дивились мужики: «Да тут, пожалуй, железа на целую армию будет. Вот так гости торговые, а добра накопили, на семь жизней хватит».
        Ходота лично беседовал с каждым новым воем, выдавал ему плату, да вручал кому секиру, кому копьё, а кому и меч. На мечи не все зарились, ведь мужикам топор да рогатина - оно привычней. Стоящий поодаль Вадим, глядел на всё это равнодушно. Он знал, что на дворах у Рубца, Бавы да Гостяты происходит нечто подобное. Купцы не скупились, плату давали достойную, деньгами, оружием да прочим товаром. Да и к чему скупиться, возьмёт город Рюрик, не богатств им тогда не иметь, ни голов не сносить. Да и погромив княжьих сторонников, бунтовщики взяли добра немало, теперь тем добром и расплачивались. Бава с Гостятой, предложили по соседним поселениям клич кинуть, позвать мужиков тамошних. Идею поддержали, но народу не много пришло. В основном тати да изгои, одним словом разбойнички, кто на плату позарился от безысходности. Мужики же, что на земле своей сидели, лишь у виска крутили.
        - Мы у князя города не крали, не с руки нам вашу кашу расхлёбывать, - говаривали они по простецки. - Это вам теперь за свою шкуру трястись, а мы уж поглядим. Лучше без монеты звонкой, чем с монетой, да без головы.
        Но народу, тем не менее, набралось немало.
        - Глянь ка, глянь, воевода, сколь силушки то собрали, - обращаясь к Вадиму, радовался Ходота. - Да неужто мы с такой ратью города не удержим. Даже даны стен града нашего взять не сумели, а теперь когда у Рюрика сил то с шиш, а у нас, войско несметное, ну точно побьём русов.
        - В отаре овечьей тоже сотни баранов, а пара, тройка волков, в момент её разгонит, да сколь надобно вырежет, - буркнул Вадим, и ушёл в дом.
        Вадим видел, что дело, которое они затеяли засасывала его в ещё большую пучину.
        - Люду сгубили множество, а сколь ещё погубим. Я ведь по началу лишь с князем самим поквитаться желал, а тут…
        Крики и смех, доносившиеся со двора, раздражали воеводу всё больше и больше. Вадим сел на лавку, достал из ножен старую саблю, погладил клинок рукой. В помещении, при тусклом свете, всегда блестевшая сталь, словно бы потускнела.
        - Ну, коль уж сделанного не воротишь, надо хотя бы честь соблюсти. Пусть приходит князь с Русью своей, а мы уж с тобой его встретим, - и, произнеся это вслух, он резко вогнал клинок в ножны.
        - Вжжжиг! - лязгнула сабля, словно подтверждая слова хозяина.
        2
        Когда флот Рюрика пересёк озеро Ильмень, и корабли шли вдоль побережья, навстречу стали попадаться рыбацкие лодки. Первые же встречные донесли князю худую весть. Узнав о том, что Новгород, его вотчина в руках мятежников, и все его люди перебиты, а дома и усадьбы разграблены, Рюрик пришёл в ярость. Но больше всего его, конечно же, беспокоила судьба сына. Никто из видаков да прочих вестников, не знал ничего о несчастном Игоре. Но при этом, никто и не мог сказать, что юный княжич погиб. Рюрик винил себя, что пренебрёг пророчеством старой нурманки, и отослал Олега. Поэтому на этот раз, он решил просить совета не у людей, а у самих богов.
        - Раз пророчество сбывается, значит, только боги смогут дать мне ответ, жив ли мой сын, - решил князь, и повелел причалить к берегу.
        Флот пристал к берегу, и уже к вечеру князю сообщили, что капище найдено, а верховный жрец его, служитель Перуна - Ярогост, готов встретиться с князем. Взяв лишь двух гридней для охраны, Рюрик направился в дубовую рощу для встречи с волхвом. Приближающаяся ночь, не смогла остановить встревоженного не на шутку князя. Уговорами взять большую охрану, Рюрик так же не внял.
        Они какое то время шли по широкой тропе через лес, пробираясь сквозь туманную дымку через которую с трудом пробивался тусклый свет заходящего солнца. Тропа то вела прямо, то, извивалась вёрткою змейкой, исчезала и появлялась вновь. По обеим сторонам, словно воткнутые в землю копья возвышались могучие деревья.
        - Корабельные, - промолвил один из стражей, глядя на высокие ели поросшие мхом. - Целый флот отстроить можно.
        Второй гридь, видя, что от слов князь весь напрягся, только грозно цыкнул на своего, более молодого спутника. Дальше вся троица шла молча.
        Капище представляло собой поляну, окружённую неглубоким, в пол аршина глубиной рвом. Идол стоял в самом центре круга, сам жрец ожидавший гостей, расположился совсем рядом со своим деревянным кумиром. Человек и его святыня слились в единое целое, и поначалу Рюрик даже не понял, в ком из них течёт живая кровь, а кто сделан из дерева.
        - Так это ты и есть тот великий воин, призванный возродить наши земли? - Рюрик даже не понял, насмехается над ним жрец или говорит серьёзно.
        Князь сделал несколько шагов вперёд, его спутники застыли у самого края поляны. Неопределённого возраста старец, которому могло быть и пятьдесят и все сто, с мохнатыми бровями и крючковатым носом, был укутан в накидку их шерсти, которая позволяла видеть лишь его лицо. В тусклом свете зарева, Рюрик не смог рассмотреть его глаз, но как будто ощутил на себе их силу.
        - Ты призван править, но зло окружает тебя, поэтому ты совершаешь ошибки, которые могут погубить и тебя, и весь твой род. Что ты хотел спросить у моего бога? Даже до меня долетели вести, что ты едва не потерял своё княжество.
        - Своё княжество я верну, чего бы это мне не стоило, я пришёл не за тем, - на удивление самого Рюрика его голос был твёрд и силён. - Меня волнует, жив ли мой сын, мой наследник.
        - О, я вижу сильного человека, сильного и твёрдого как сталь его меча, но в его сердце помимо того живёт ещё и любовь, - жрец усмехнулся. - Я понимаю тебя, и поэтому я тебе отвечу, твой сын жив, я вижу, как от тела Перуна исходит его тепло. Я сам попрошу богов, что бы ты вернул себе наследника. Твой сын пройдёт долгий путь, и, так же как и ты станет великим правителем, но ты должен за это кое-что пообещать.
        - Если твои молитвы помогут вернуть Игоря, я готов на всё.
        - Хорошо. Тогда слушай и запоминай. Когда ты вернёшь своё княжество, ты принесёшь моему богу кровавые жертвы, Перун любит кровь, особенно людскую. Срази врагов своих, и наполни губы идола их пролитой кровью.
        - Я сделаю это. Что ещё?
        - Воздав требы моему богу, ты получишь сына, и наградишь человека, который приведёт его к тебе.
        - Хорошо, что ещё?
        - Когда ты вернёшь себе наследника, ты сделаешь Перуна главным божеством всех воинов своего рода и дружины. Тогда мой бог будет беречь не только тебя и твой род, но и созданную тобой державу.
        - Мы русы почитаем главным богом Святовита, и для нас нет бога выше.
        - Пусть Святовита почитают в Балтии, а Перун станет богом всего княжьего дома здесь. Если ты сделаешь это, всё будет так, как я сказал.
        Рюрик склонил голову, задумался. Над капищем слышались крики ночных сов, ветер качал деревья, и их могучие стволы, сухо потрескивали. Князь размышлял.
        Своё царство он завоевал при помощи меча, он опирался на дружину, и именно она стала основой его восхождения к власти. Перун - громовержец, бог воинов, поэтому слова жреца имели смысл.
        - Ты умеешь убеждать колдун, - Рюрик усмехнулся.
        - Для того я и живу. А теперь ступай, помни о пророчествах и не опасайся, Святовиту милы Перуновы жертвы.
        Когда князь и сопровождавшие его люди вернулись в лагерь, Рюрик вышел к водам озера, и вдохнул свежий холодный воздух, перемешанный с дымом разведённых костров. Он понимал, чувствовал, что сейчас что-то произошло, он, словно стал другим, он поверил, и эта вера грела его.
        - Нужно во что-то верить, в Перуна, в Святовита, или в рунные знаки, ведь только вера даёт надежду, надежда уверенность, уверенность победу. Кровь врагов будет течь по усам Перуна, и мои потомки будут помнить об этом, - князь произнёс клятву, и ветер понёс её по водной глади озера.
        Утром русы сели на корабли, и отправились за очередной победой.
        3
        Город спал погружённый в тревожные сны, но многим не спалось. Жители со дня на день ожидали прихода русов. Не спала бдительная стража, не спали собаки, по всей видимости, ощущавшие тревогу хозяев. Дозорные на вышках жгли костры, и при помощи факелов освещали местность.
        - А вдруг сегодня нагрянут, больно уж ночь темна, - рассуждали самые робкие.
        - Да не сунуться они ночью, они ж не кошки, что бы в потёмках видеть, - отвечали те, кто был посмелей.
        А может быть и они, всего лишь, просто-напросто старались успокоить самих себя.
        И снова наступала тишина. Пока какой-нибудь наиболее взволнованный страж, увидев движущиеся тени, не поднимал суматоху. Но, ни охрана, ни собаки не углядели, как две тени метнули в кустах, упали в траву, и точно змеи поползли в сторону города. Путь, по которому они двигались, не просматривался со стены, поэтому стража могла их обнаружить лишь случайно. Парочка приблизилась к небольшому поросшему мхом бугорку и затаилась. Оба ночных гостя были одеты в лёгкие кафтаны и облегающие войлочные шапки, которые воины варяги частенько одевают под шлем, и хотя одеждой они не отличались, то лицами вовсе не походили друг на друга. Первый, безусловно был рус, так как носил длинные усы и чуб, второй, что помладше, был конопат и белобрыс, а стало быть мог оказаться либо словеном, либо кривичем.
        - Ну что, тут вроде? Кажись ничего не перепутали, - прошептал белобрысый озираясь. - Ну да, точно, вот про этот холмик князь сказывал.
        - Вижу я, не балагурь, а то накликаешь кого, - прошипел сквозь зубы рус, и вытянул шею, пытаясь разглядеть топчущихся на вышках стражей.
        - Да не видят нас раззявы эти, точно не видят.
        - Эх, зелень, молодой ты ещё, бестолковый, - укоризненно покачав головой, заявил старший. - Тебя дело послали сделать, а ту удалью бахвалишься. Удаль в сече нужна, а в дозоре скрытность. Закрывай рот, да ищи лаз, а то окоченеем на земле лежать.
        - Не закоченеем, привычные мы, - с улыбкой заявил белобрысый, и принялся разгребать руками землю.
        Они долго возились, переминая руками дёрн, пока младший дозорный вдруг не наткнулся на то, что искал.
        - Нашёл, нашёл, есть проход, вот он, под кустами.
        Второй дозорный тут же подполз к приятелю, и принялся осматривать всё вокруг. Они спустились в лаз, закрыли крышкой вход в тайный туннель, и развели огонь. При помощи нескольких свечей они осмотрели всё вокруг, прошли часть пути, и остановились.
        - Ну всё, пол дела сделали, возвращаемся, - заявил рус.
        - А, может, до конца дойдем, интересно же, куда ведёт.
        - Без тебя другие дойдут, сказал же князь осмотреть лаз изнутри, да лишь часть пути пройти. Ну, осмотрели мы, прошел тут кто-то недавно, но не много, человека два, три не больше, Рюрику это и надо было знать. А теперь пойдём, пора нам.
        Обратный путь так же не вызвал особых хлопот, и когда оба дозорных возвратились в лагерь руссов, и сообщили новости князю, тот лишь улыбнулся.
        - Удача с нами, похоже, убёг княжич из города, по тайному проходу. А эти дурни, ни о чём не догадались, иначе или проход бы засыпали, или засаду выставили. Не врал жрец, жив Игорь, я это чувствую.
        Окружавшие князя бояре и воеводы не понимали его слов, и лишь переглядывались.
        - Ну, да ладно, хорош брови хмурить, - произнёс Рюрик. - Готовьте дружину, завтра идём город брать.
        4
        - Ну, что я говорил, сколько уж времени прошло, не появляется князь, может испугался? - продолжал рассуждать Ходота, но нервный смешок, тем не менее, выдавал его волнение.
        - Ну, да, испугается он. Кого, наших с тобой вояк, которые только то и могут, что это на рыночной площади тузить друг друга толпе на потеху? - Вадим был озлоблен, но сдержан, его так же волновало, что враг до сих пор не появился.
        - Ты бы, воевода, поменьше наших воев хаял, а то не видать нам победы. Мы силу немалую собрали, лучшее оружие дали, верится мне, что не войдут русы в город.
        - Воину не броню да копьё, а уменье давать надобно. Надень на порося кольчугу да шлем, он от того витязем не станет.
        - Тьфу ты, заладил своё, мочи нет.
        В это время с городской стены послышались крики, кричали одновременно с двух башенок, но ветер относил звуки, Ходота с Вадимом поспешили к главным воротам.
        Утро выдалось недобрым, ветер свистел в ушах, гнал плывущие по небу грозовые тучи, где-то вдали, протяжно загрохотало.
        - Сейчас ливанёт, а уж чернь какая набежала, аж жутко, - поспешая вслед за воеводой, рассуждал Ходота.
        - Не грозы нам бояться надо, а мечей варяжских.
        - Ну, не скажи, мечи мечами, а когда гроза да молнии, меня всегда страх пробирает.
        Когда оба предводителя новгородского мятежа поднялись на городскую стену, первые капли дождя уже упали на землю. Только сейчас Вадим понял, почему кричали дозорные, по реке в направлении к городу двигались корабли. Шедший впереди корабль с устрашающим ликом многоголового божества, изображённым на парусе, не позволял усомнится в том, что русы наконец-то явились.
        - Ну вот и дождались, - ровным голосом заявил Вадим, словно успокоившийся от того, что враг себя обнаружил. - Велите в колокол бить, войско на стены кликать.
        Он словно преобразился, на какое-то время ощутив в себе силы, и снова стал тем, каким его знали многие, отважным и бесстрашным вождём. Ходота, ругаясь и истерично крича, умчался, на ходу раздавая приказы. Колокол зазвонил тревожным звоном, и, вновь набранное воинство мятежников поспешило к городским стенам. Назначенные сотники и десятники пытались как-то руководить ополченцами, те тащили котлы и бочонки со смолой, а так же заранее приготовленные дрова. Вадим прогуливался вдоль бойниц, указывая то одному, то другому бойцу, наилучшую позицию. Дождь тем временем лил, лил не переставая, отчего корабли русов, скрываемые от глаз защитников города, сливались с бурлящей поверхностью Волхова, и походили на дрейфующие сугробы.
        - Заливает дождь костры, не получится кипящий вар сделать, - заявил Вадиму, появившийся откуда ни возьмись Ходота.
        - Пусть дрова шкурами бычьими накроют, что бы ни мокли, а костры под навесами жгут. - Остальные где?
        - Рубец у северных ворот, Бава с Гостятой у южных, всё как ты наказывал, - протараторил купец, вытирая рукавом влагу с бородатого лица.
        Он то и дело поправлял съезжающий на нос шишак, и нервно озирался. Дождь лил сильней и сильней, и, не смотря на все усилия, костры, которые защитники города пытались разжечь, что бы приготовить кипящий вар, лишь вяло дымили, и не давали настоящего огня.
        - Бросай костры, все на стены. Готовьте стрелы и камни, - крикнул Вадим, и уже тихо добавил. - Может просто разведают и отойдут, не сунутся в такую погоду.
        - Вот и я о том, кто же в такую грязь на штурм пойдёт, жижа да грязь под ногами, шагу не ступить?
        Рядом сверкнуло, и спустя мгновение сильный грохот раздался со всех сторон, Ходота аж присел.
        - О, как боги гневаются, чем же обернётся всё?
        Вадим посмотрел на помощника, того трясло.
        Тем временем русы начали высадку. Они не спешили, спускались с кораблей медленно, точно ни гроза, ни переполошившиеся защитники города были им не страшны. Сняв с ладей заранее приготовленные деревянные щиты, предназначенные для защиты от стрел, воины Рюрика ставили их на колёса.
        - Неужели напрямую идти собираются? - Вадим опешил. - Тут же все подходы простреливаются, или думают у нас стрел мало, иль на щиты свои понадеялись?
        - Я же говорил, не такие уж они и грозные, а Рюрик, так и просто дурак, что в такую погоду атаку затеял. Да и войска то у них, поменьше нашего раза в два, щиты эти в грязи увязнут, да и сами ратники попадают.
        - Эти не попадают, они на качающейся палубе сражаться обучены, как на твёрдой земле. Нет, не так тут что-то, да и лестниц у них нет.
        Тем временем дружинники Рюрика трижды протрубив в рог, развернулись в длинную цепь, и, прикрываясь щитами, двинулись в сторону городских стен.
        - Ну, сейчас мы им покажем, - Ходота засуетился, и рявкнул, что есть мочи. - Гаси костры, лучникам приготовиться!
        Вадим поглядел на купца с недоумением, дивясь, его непонятно откуда взявшейся прыти.
        - Может, остальных сюда созвать, тут, похоже, основная буча назревает? - глядя на Вадима, спросил Ходота.
        - Нет, повременим, пока сами управимся.
        Русы приблизились и остановились как раз на таком расстоянии, где стрелы ещё не смогли бы их достать.
        - Чего жду то? - фыркнул мордатый парень, стоящий рядом с Вадимом. - Ждут, пока дождь кончится, или стрел наших испугались.
        Молодой вояка сжимал в руках лук с видом бывалого стрелка, переминаясь с ноги на ногу.
        В этот самый момент за спинами защитников затрубил рог. Его протяжный гул, заглушил раскаты грома, и заставил защитников вздрогнуть. Точно по команде, нападавшие, побросав свои деревянные сооружения на колёсах, разом повернулись, и стремительно побежали в сторону Загородского конца - нижней части города, где находились южные ворота.
        Лязг стали, грохот и предсмертные вопли раненых не позволяли усомниться в том, что в самом городе, возле южных ворот уже идёт настоящий бой.
        5
        Те полсотни русов, которую князь отобрал для проникновения в город через тайный лаз, Рюрик отобрал лично. Настоящие морские волки, не раз проверенные в боях собираясь на бой, не брали ни щитов, ни тяжёлых копий. У каждого в арсенале был меч и булава, некоторые заменили булаву на маленький топорик либо на чекан, кое-кто взял по два меча. Обоерукие бойцы, способные рубиться обеими руками одновременно, особо ценились среди варяжской братии. Несколько гридней прихватили луки и небольшой запас стрел. Этот штурмовой отряд, которому предстояло решить исход битвы, князь решил возглавить сам, ведь только он знал, куда выходит тайный туннель, и как от него пробраться к южным воротам.
        Они миновали подземелье, попали в подвалы двора, где раньше содержали маленького княжича, и вырезали всех, кто попался под руку.
        - Живых не оставлять, ни в доме, ни во дворе, - приказал Рюрик накануне. - Не хватало ещё, что бы кто-нибудь поднял крик, да и те, кто посмел занять княжьи хоромы, не заслуживают пощады.
        Под покровом ночи люди Рюрика проникли в город.
        Когда приплывшие на кораблях русы трижды протрубили в рог, и двинулись к городским стенам, люди князя, стремительно побежали в сторону южных ворот. Стража, и часть защитников стены, где располагался второй проход в город, отвлечённые прибывшим на кораблях войском, раскатами грома, и проливным дождём, заметили врага лишь тогда, когда им в спины полетели стрелы.
        - Перун помогает нам! - радостно крикнул князь, предвкушая сладостный вкус боя. - Посланные с небес стрелы поразят тех, кто нарушает данную клятву.
        Люди князя посекли защитников ворот в считанные минуты, и когда основная часть войска приблизилась к Загородскому концу, ворота распахнулись, и варяжские дружины ворвались в город. Задумка Рюрика удалась.
        Вадим видя, как войско князя огибает крепостную стену, понял всё. Он посмотрел на суетящегося рядом Ходоту, тот, спускаясь по сходням со стен, поскользнулся, и шлёпнулся в грязь. Теперь, грязный и мокрый, он больше походил на ощипанную курицу, чем на предводителя восставших. Купец ругался, на чем стоит свет, подгонял людей, отдавая какие-то сумбурные приказания.
        - Все ко мне, перестроиться в ряды. Те, кто со щитами вперёд! - крикнул Вадим, не обращая внимания на бранящегося купчину. - Лучники назад, рассеяться, сражаться до конца, помните, коль побьют нас, пощады не дождёмся, вперёд.
        Когда воины Вадима подошли к южным воротам, их встретила плотная стена из красных щитов. Русов было меньше в несколько раз, но, несмотря на это, они атаковали первыми. Увидев, что врагов совсем мало, защитники города несколько осмелели, и бросились в бой, но тут-же почувствовали собственную беспомощность. Грозный варяжский строй бил сильнее тарана. Дружинники князя сшиблись с войском мятежников, больше напоминавшим плохо организованную кучу, и, прикрываясь щитами, теснили врага. Передние ряды били мечами снизу, подсекали ноги врагов, а задние разили тяжёлыми длинными копьями, орудуя двумя руками. Войско восставших таяло, точно весенний снег. Дождь продолжал лить не переставая, и несмотря на то, что улицы города в том месте где шёл бой, были вымощены камнем, многие поскальзывались и падали. Молния сверкнула, и ударила в крышу расположенного по соседству домины, отчего та вспыхнула ярким огнём.
        Огонь раздуваемый ветром охватывал здание с неистовой силой. Крики людей, которые не принимали участия в битве, а прятались в загоревшемся строении, заглушили звон ратного железа. Люди выбегали на улицу, прикрываясь руками от огня, и разящей стали. Женщины и дети кричали от ужаса, падали, но две бьющиеся рати не обращали на них никакого внимания.
        - Если огонь перекинется, могут другие дома заняться, - подумал Вадим. - Хотя дождь, пожалуй, не даст, а впрочем, какая теперь разница.
        Сражавшийся в первых рядах, в это мгновение он увидел красный плащ Рюрика. Князь, когда его воины объединились в единую рать, теперь уже командовал всем своим войском.
        - Это мой шанс, я должен его убить сейчас, или никогда, - в голове Вадима мелькнула отчаянная мысль, и он крикнул во весь голос. - Рюрик, я воевода Вадим, сразись со мной, если не трус!
        Ветер отнёс слова в сторону, и князь их не услышал. Тогда Вадим, сквозь гущу боя, позабыв обо всём, ринулся в сторону своего врага, продолжая выкрикивать его имя. Когда он, растолкав нескольких городских воев, и зарубив кого-то из русов, вырвался из общей свалки, Рюрик услышал брошенный вызов. Глаза противников встретились.
        - Теперь, он мой, - подумал Вадим
        Князь бросился навстречу.
        Несколько гридней, услыхав крики Вадима, бросились наперерез, но Рюрик зло прикрикнул, и они отступили. Князь принимал вызов.
        Но не так просто было прорваться сквозь плотный сражающийся строй. Толпа откинула Вадима в сторону и он, оказался прямо возле горящего здания. Пыхнуло жаром, воевода отшатнулся, какой-то воин, с рассечённой головой рухнул прямо под ноги, предводитель восстания поскользнулся на липкой крови и упал. Жуткая боль пронзила колено, но Вадим вскочил, оглянулся по сторонам, в поисках врага, которого он упустил из виду. В этот момент раздался хруст и грохот, крыша горящего здания рухнула и одна из опорных балок, отлетев, на большое расстояние, ударила Вадима по голове, и он рухнул, потеряв сознание прямо к ногам, только что подоспевшего князя.
        6
        Вадим стоял на коленях на сырой вымощенной камнями площади, и озирался по сторонам. Намокшие от дождя колодки, стягивающие запястья и шею давили на плечи, причиняя жуткую боль. Часть его тела была обожжена, и поэтому деревянные оковы, давящие на опалённую плоть, резали тело, словно раскалённое железо. Когда, в момент битвы, горящая кровля обрушилась на него, он не только потерял сознание. Он упал на горящие балки, и лежал так, пока кто-то не вытащил его из огня. Если бы Вадиму сказали, что это сделал сам князь, рискнув при этом собственной жизнью, он бы, пожалуй, не поверил. Стальной шлем спас его от удара, и он не погиб на месте. Судьба подарила ему ещё пару дней, и Вадим был этому рад. Среди таких же как и он, закованных в деревянные кандалы пленников, он увидел Рубца. Приметив, что старик вертит головой и то и дело шевелит губами, Вадим решил: «Старый пень даже тут не изменил самому себе, и продолжает ворчать». Эта мысль, даже вызвала у воеводы улыбку. Неподалёку от Рубца он заметил Гостяту, тот был угрюм и молчалив. Вадим уже знал, что гостятин брат Бава погиб, когда воины князя штурмовали
южные ворота. Знал Вадим и то, что Ходота, покинул место боя, и спрятался где-то в городе, и теперь в поисках его, воины Рюрика, раскали по всему городу. Ливень давно закончился, и теперь дождь лишь моросил, и это приносило некоторое облегчение обожжённому телу. Вадим сглотнул, облизал намокшие губы, что бы хоть как-то унять жар.
        - Я не успел поквитаться за Трувора, не смог стать князем, но, по крайней мере, я успел перед смертью сделать хоть одно доброе дело. Этот дружинник Трувора - Даньша, хотя бы он останется жив.
        В этот момент какой-то шум прервал его мысли, толпа расступилась, и израненный воевода увидел, как два дюжих гридня приблизились к кучке пленных и бросили на землю связанное по рукам и ногам тело.
        - И этот не ушёл, - подумал Вадим, признав в новом пленнике Ходоту.
        В этот момент появился Рюрик. Вадим не сразу узнал князя. Точнее он узнал, но поразился тому, как отличался этот важный и гордый муж, кого он увидел сейчас, от матёрого вояки, с которым он желал сразиться в бою.
        До этого, Вадим видел Рюрика дважды. Первый раз, когда новый правитель прибыл в Новгород, и горожане принесшие ему роту на верность, славили нового князя. Тогда он показался Вадиму обычным головорезом-варягом, которые долгие годы тиранили его землю, его народ, будь то нурманы, даны или русы. Именно поэтому Вадим не пожелал служить новому правителю, и покинул город. Вторая встреча произошла на днях, когда поединка с князем удалось избежать, лишь благодаря пожару. Тот Рюрик был отважен и смел, и сражался как истинный герой. Вадим желал его смерти, но в тот самый миг, когда огненная стихия чуть было не лишила его жизни, он восхищался своим врагом, как восхищался им и сейчас.
        Одетый в дорогую броню, в красном плаще Рюрик был подобен какому-то мифическому герою. Рюрик приблизился.
        - Мне жаль, что вместо того, чтобы убить тебя тогда, я был вынужден вытаскивать тебя из огня, - произнёс князь, обращаясь к пленённому воеводе. - Этот сброд, который корчится в страхе за твоей спиной, ничтожен, но ты, ты кажешься мне другим.
        Вадим оглянулся, Ходота и другие предводители бунта тряслись от холода, ожидая своей участи. Теперь, когда они снова оказались один на один, Вадим вдруг почувствовал, что уже не испытывает такой злобы и ненависти к пленившему его человеку.
        7
        - В своей жизни, я много убивал, я убиваю и теперь, но убивать можно по-разному. Кого-то нужно вешать, кого-то топить в море, а кто-то достоин и лучшей участи. - Рюрик соял перед вожаком восставших, и рассуждал, решая его судьбу. - Те, кто принёс мне клятву, а потом нарушил её, умрут в муках, но ты сразу не пожелал мне служить. Ты достойный противник, к тому же я видел как ты сражался. Таких как ты, хочется убивать мечом, а не душить как слепых щенков или топить как кошек. Скажи мне, зачем ты обманул моего брата, и он, послушав твой змеиный язык, решился поднять руку на самое дорогое, что есть у меня, мой род.
        Слова Рюрика, словно удар плети, заставили Вадима вздрогнуть. Он позабыл про боль, котрую причиняли ему стягивающие тело оковы.
        - Твой брат и чтил тебя, и никогда бы не стал причинять тебе зла, - голос Вадима был твёрд.
        Князь нахмурился, казалось, слова пленника удивили его. Где-то за спиной, послышались громкие стоны. Не все пленники стойко переносили мучения.
        - Я спас твоему брату жизнь, и мы стали побратимами, именно поэтому я и собирался тебя убить, ведь это ты погубил Трувора.
        - Перестань! Если я сказал, что уважаю тебя, как достойного врага, это не значит, что я намерен терпеть твою ложь, - князь, сжал кулаки. - Ты не пожелал мне служить, ты подговорил моего брата отступиться от меня, и в результате погибла моя жена.
        Глаза Вадима округлились от удивления.
        - Постой, постой, ты думаешь, что твою жену погубил твой младший брат?
        - А кто же ещё. Ведь это он прислал мне отравленное вино. Если бы я принял этот дар, кто знает, сколько бы народу могла умереть.
        На этот раз удивление испытал Вадим.
        - Князь, я клянусь тебе, Трувор никогда бы не сделал такого, он любил тебя, восхищался тобой, даже я, наслушавшись его рассказов, начал жалеть, что отказался тебе служить.
        - Но ведь это ты отговорил брата явиться в мой дом, и выказать почтение и покорность моему сыну, как моему наследнику?
        - Я лишь посоветовал Трувору не ездить, пока не срастётся сломанная кость.
        - Кость? - князь отшатнулся.
        - Твой брат был ранен на охоте, он упал с коня и сломал ногу, он бы не смог приехать на твой пир.
        Рюрик стиснул зубы, было видно, что его одолевают сомнения.
        - Хорошо, но ведь это он прислал мне вино от которого погибла Ефанда?
        - Трувор послал тебе дар, но я уверен в том, что в бочках не было яда.
        На площади царила тишина. Князь долго думал, его терзали сомнения, и это было написано на его лице.
        - А почему ты решил, воевода, что именно я повелел убить своих братьев?
        - Человек в плаще, именно он и обвинил тебя в смерти собственных братьев. Он помог мне бежать, когда твои люди схватили меня.
        Вадим поведал собеседнику историю своего спасения, поведал и о том, как незнакомец, спасший его, надоумил поднять в городе бунт.
        Рюрик испустил тяжёлый вздох и спросил: «Скажи мне, кто он, кто этот человек, о котором ты говоришь?».
        - Высокий мужчина, он убил стражника, и подарил мне свободу. Его голос казался мне знакомым, но я не видел его лица.
        Князь отвернулся. На площади собралось множество народу, люди ждали княжьего суда. Но разговора двух людей: князя, и предводителя бунтовщиков не слышал никто.
        - Неужели это всё сделал он? Но ведь он первым принял меня как князя, я возвысил его и возвеличил, а он … Да, как же я был глуп, ему нужна была власть, он жаждал получить всё, ведь новгородцы когда-то и его пророчили в князья. Я доверился ему, а он погубил мою жену, братьев, и…
        Холодный пот выступил на лице Рюрика, он побледнел.
        - Игорь, ведь, скорее всего, мой сын сейчас находится в его руках, - прошептал князь. - Как же я был слеп?
        - О ком ты? - хриплым голосом произнёс Вадим.
        - Не важно, я натворил много бед, и теперь должен их исправить. У того, кто правит всегда множество врагов. Всегда найдутся завистники и предатели, готовые на подлость и обман. - Рюрик горько усмехнулся. - Я должен исправить свои ошибки. Те, кто за твоей спиной, умрут в муках, их родичи прольют кровь на жертвенных кострах, но ты был побратимом моего брата, ты был обманут, так же как и я.
        - Ты хочешь пощадить меня?
        - Нет! - князь снова стал суров и неумолим. - Ты покушался не только на мою власть, но и на моего сына, поэтому ты умрёшь, но ты можешь умереть достойно, в отличие от этих. - Рюрик указал на бывших соратников пленённого воеводы.
        - Казни меня, князь, за глупость и жадность мою, и помни твой брат Трувор восхищался тобой, а теперь, тобой восхищаюсь и я.
        - Вожди мятежников умрут под пытками, но ты, ты умрёшь как воин. Ты хочешь этого?
        - Да, мой князь!
        Рюрик достал меч, и разрезал путы, стягивающие руки пленника.
        - Отец моей жены, сам искал смерти, он нашёл её в бою, и умер как герой. Ты побратим Трувора, и ты открыл мне глаза, разоблачив настоящего изменника, - князь сделал шаг вперёд. - Ты умрёшь, не познав мук, и ещё, я клянусь, что сделаю всё для того, что бы человек, погубивший мою жену и моих братьев, нашёл свою смерть.
        - Я благодарен тебе за это, князь Рюрик, - хриплым голосом произнёс Вадим свои последние слова. - Я буду молить богов, что бы ты и твои потомки правили многие века.
        Меч князя взлетел, и голова мятежного воеводы, под шум толпы, скатилась на землю!
        8
        Обмануть врага, одолеть его хитростью, это слава, это мудрость, это почёт. Обмануть друга, сородича и побратима, позор и бесчестье. Те, кто принёс роту князю и нарушил её, должны быть наказаны.
        Приговор Рюрика был суров!
        Участь Вадима Храброго, поначалу показалась ужасной, но это был всего лишь акт милосердия, потому как все кто поднял меч на своего князя, и был захвачен на поле боя, были казнены. Их имущество изымали, в пользу казны, а родичей навеки изгоняли из города. Вожаков восстания, Ходоту, Рубца и Гостяту, а так же ещё нескольких знатных мужей, пытали железом, им отрезали лживые языки, которыми они когда-то принесли ложную клятву. Их родичей, так же изгнали, и отняли всё их добро. Но и это было ещё не всё.
        Те, кто покусились на сына Рюрика, пострадали не только сами, от каждого их рода, отбирали людей, кто должен был быть принесён в жертву Перуну. Великий бог воитель, ждал своей жертвы, жертвы кровавой. Перун, ниспославший свои молнии, что бы даровать победу русам, Перун, покаравший бунтовщика Вадима Храброго, Перун который обещал вернуть Рюрику сына, Перун, ставший отныне богом княжьего дома и всей Руси, должен был получить свою кровь!
        Над капищем дымили костры, плакальщицы пели, трубили рога, звенели гусли, люд стоял и смотрел, на волхва, который вознеся руки к небу, молил грозного идола, закопченного густыми дымами, ниспослать победы и долгую славу, лилась кровь, лились и песни. Голос певца, был протяжен и печален:
        «Витающей дымкою взор затуманен.
        Стоит на поляне старик.
        Пред ним, возвышается в смрадном дурмане
        Могучего демона лик.
        Рукой человека и высшею волей,
        Из дерева выточен он,
        Готовый прервать вашу грешную долю,
        Взамен подарить вечный сон.
        Старик ухмыльнётся и тощей рукою
        Из сумки достанет свой нож,
        Он избран богами, отмечен судьбою,
        В обитель священную вхож.
        До края наполнят огромную чашу,
        Жестокие руки жреца,
        И вырвут из сердца они душу вашу
        Наследие предка-отца.
        Она вознесётся, несома дымами,
        Навстречу седым небесам.
        Кровавая чаша прижмётся краями
        К божественным твёрдым устам.
        И древние саги восславят героев
        Что жизни решили отдать.
        А мёртвые мощи несчастных изгоев
        Останутся чахнуть и ждать.
        Прекрасные девы коснуться рукою
        Их ран, и омоют слезой.
        Затем окропят их водой ключевою,
        А тело омоет росой».
        - Наконец-то глаза мои раскрылись, - рассуждал князь, глядя, как губы идола окрашивались человеческой кровью. Перун, мой бог, шлёт мне победы и удачу, он помог мне одолеть мятежников, он раскрыл мне глаза, и показал, кто мой истинный враг. Слабый и мягкий не способен править народами, но глупый не способен править даже стадом овец. Теперь я знаю, что мне делать, и я верну себе сына. Костры дымили, чадя густым и едким смрадом, удушливая гарь щипала глаза и ноздри, люди верили, в то, что боги принимают их жертву.
        Глава пятая. Выбор Лейва
        1
        Они ехали по старой изборской дороге, особо не прячась и не скрывая себя. Даньша решил направиться в сторону Изборска, и остановиться именно там. Он сидел на молодом жеребце, плохо выезженным, но в целом смирном и покладистом. За ним следовал Лейв на старенькой смирной кобылке, снова, облачённая в мужское платье Леська на низкорослом мерине, замыкала шествие. Все трое покинули Новгород три дня назад, как раз накануне того, как Рюрик со своим войском подошёл к стенам города.
        - Ты не должен оставаться со мной, это не твоя месть, - сказал Вадим Даньше, когда они прощались. - Ты и так много сделал для меня, пришла пора подумать о себе. Ты рос кузнецом, может пришло время вспомнить былые навыки?
        - Трувор был и моим князем, он многое сделал для меня, и я тоже готов отомстить его убийце, - ответил молодой гридь, но в его голосе не слышалось былого ахарта.
        - Довольно, я управлюсь сам, а ты должен теперь думать о ней, и о том, кто появиться у вас в скором будущем.
        Леська, а именно про неё сказал Вадим, смущённо потупила взор. Накануне бабка повитуха поведала юной красавице, что у неё скоро будет дитя. Если бы не эта новость, Даньша, пожалуй, ни за что бы не покинул своего нового воеводу, и оставался бы с ним до конца.
        Даньша покидал город без особой жалости, кровь, сражения, всё это уже порядком утомило его, а ему хотелось просто жить. Жить, растить детей, трудиться и любить. В последнее время его жизнь напоминала безудержный круговорот. Плен, рабство, служба при дворе Трувора, смерть князя, участие в мятеже. Но теперь жизнь молодого воина обрела новый смысл.
        - Мне вовсе не хочется, что бы мой ребёнок рос без отца, - рассуждал Даньша. - Пусть одни люди гонятся за славой и властью, а мне просто хочется быть свободным.
        Даньша предложил Лейву поехать с ними, старый дан, не долго думая, согласился. Жизнь в одиночестве утомила его, да и что могло ждать его в Новгороде? Собрав нехитрые пожитки, запасшись пропитанием на долгий путь, вся троица покинула Новгород, не дожидаясь возвращения княжьего войска.
        Они миновали засеянное озимыми поле, поднялись на пригорок и увидели небольшую деревеньку, расположенную между посадками и лесом.
        - Может в деревне и заночуем, запасы пополним? - спросил Лейв, поравнявшись с Даньшей.
        - Так ведь полдень лишь миновал, чего время то терять? До вечера сколько ещё проехать успеем, - молодой воин, произнося это, вопросительно глянув на Леську.
        - Поедем, поедем, - согласно закивала девушка.
        Вся троица снова продолжила путь. Они миновали лесок, и, обогнув росшие в лощине кусты, снова выехали на ровную дорогу. Прибитая возами и телегами широкая тропа уходила в гору. Даньша пришпорил коня и вмиг оказался на вершине холма, через несколько мгновений с ним поравнялся Лейв. Едва заметное движение вдалеке заставило обоих мужчин застыть на месте.
        - Сдай-ка назад, укройся! - быстро крикнул Леське Даньша, и тут же осадила коня.
        - Никак всадники, с дюжину, - произнёс Лейв, проверяя висящий на поясе топор.
        - Не просто всадники - вои, заметили нас, сюда скачут.
        - Что делать будем, бежать, аль останемся? - в голосе старого дана слышалось волнение.
        - Побежим, настигнут, кони устали, - процедил сквозь зубы Даньша. - Скачи к лесу, тебя они пока не видели, там укроешься. Если всё добром обернётся, мы тебя покличем, а не так не высовывайся, - уже обращаясь к Леське, которую пока ещё не попалась на глаза преследователям.
        - А вы как же? - жалобно проговорила молодая женщина, разворачивая коня.
        - Скачи, говорю, там видно будет.
        Леська, не привыкшая долго спорить, устремилась к зарослям.
        - Прыткая деваха, и не скажешь, что брюхатая, - усмехнулся Лейв.
        - Пусть пока скачет, целей будет.
        Когда девушка исчезла, неизвестные воины приблизились к двум оставшимся на дороге путникам, и окружили их плотным кольцом.
        2
        Лучезар остановил войско в деревеньке, в трёх днях пути от Новгорода, и разослав дозорных принялся ждать известий.
        - Пусть враги сражаются, чем труднее им придётся, тем легче будет мне, - рассуждал Лучезар, коротая дни в просторном деревенском доме, принадлежавшем местному старосте.
        Он не особо церемонился с деревенскими жителями, и просто напросто занял приглянувшийся ему дом. Прислуга, охрана и десяток собственных дружинников, постоянно находилась при нём. Тут же расположились и Страба с княжичем Игорем. Лучезар велел беглому боярину не сводить с маленького Рюриковича глаз. Тут же находились Гинта и Витау, которые присматривали как за княжичем, так и за самим Страбой.
        - Я всё продумал, всё предусмотрел, - довольно усмехался посадник Изборска, ожидая скорых новостей
        Новости не заставили себя долго ждать.
        Он вышел во двор, как раз в тот самый момент, когда всадник - русоволосый парень стриженный «под горшок», въехал во двор, соскочил с коня и направился к крыльцу.
        - Весть я привёз, воевода, - озорно улыбаясь, промолвил гонец.
        Лучезар огляделся. День выдался ясным. Дожди донимавшие всех столько времени наконец-то кончились, и на небе снова засияло солнце. Облака на небе плыли, лёгкие и воздушные, двигались как-то нехотя, и степенно.
        - Как долго я шёл к своей цели, сколько всего перенёс, - подумал посадник, вдыхая полной грудью. - Если бы Гостомысл не был так глуп, всего этого можно было бы избежать, а теперь,…
        - Новости, говорю, из Новгорода, - повторил молодой гонец, увидев, что воевода думает о чём-то, о своём.
        Лучезар вздрогнул, нахмурился.
        - Говори! - буркнул он недовольно, отчего улыбка тут же слетела, с лица паренька.
        - Рюрик город взял. Всех купцов, да Вадима храброго казнили, не щадят никого. Многие в бега подались, а кого-то из города так погнали.
        - Так быстро, что же они там так мало продержались. Что ж мятежники то, без боя сдались? Почему так скоро победил князь, много ль у него войска осталось.
        Паренёк скорчил рожу, глуповато оскалился.
        - Так откуда ж мне то знать? Я ж их не считал.
        Лучезар ещё больше озлобился.
        - Я вас для чего посылал? - Лучезар стиснул зубы в гневе.
        - Да я ж не знаю. Ах да, вспомнил, - парень виновато улыбнулся. - Слыхал я, что покудова мятежники на стенах стояли, русы те, посреди города появились, побили охрану у ворот. Ну, да, стало быть, недолго битва шла, русы быстро всех побили.
        - Плохо это, ой плохо. Раз Рюрик легко город взял, значит и с мои воинством в два счета разберётся. Вся надежда на то, что не захочет Рюрик жизнью сына рискнуть.
        Лучезар окликнул прислугу, отрок, сидящий на завалинке, подскочил как ужаленный и предстал пред хозяином.
        - Разыщи боярина Страбу, пусть в дорогу собирается, пора ему снова пред князем предстать, - Лучезар усмехнулся, и уже, обращаясь к продолжавшему стоять у крыльца дозорному, добавил. - Ну, а ты, что встал как вкопанный? Убирайся.
        - Так я, это, старшой то наш - десятник, ещё сказать тебе велел. Поймали мы тут двоих, от города они шли.
        - Ну, поймали, что с того? Сам говоришь, бежит люд из Новгорода.
        - Так странные они какие то, один старик, он то вроде бы обычный, а вот второй, что помоложе, будто родич твой, лицом на тебя так похож, что поначалу мы его за тебя приняли.
        Лучезара словно окатили ледяной водой.
        - Как же я мог забыть? Лейв, и этот парень, которого он считает моим братом, - кровь отхлынула от лица, - И это сейчас, когда моя цель так рядом. Как же всё не ко времени? Избавлюсь от этих, а потом придёт черёд и самого князя!
        Лучезар велел подать коня.
        Он решил избавиться от пленников лично.
        3
        - Ты служил мне с тех самых пор, когда я ещё мальчишкой рос при дворе Гостомысла. Я считал, что могу доверять тебе, - голос Лучезара был сух и твёрд. - Ты заменил мне погибшего отца.
        Лучезар велел привязать пленников в лесу к толстому дубу, и отослал своих людей. Он решил устроить суд и сам привести приговор в исполнение. Его тайна, о которой знал лишь Лейв, и этот мальчишка должна умереть вместе с ними, умереть навсегда.
        - Я тоже считал тебя сыном, - вставил Лейв. - Хотя мы все знаем, что твоим настоящим отцом был…
        - Нет! Замолчи глупец! - Лучезар схватил бывшего слугу за горло. - Моим отцом был княжич Выбор, он погиб защищая меня, и он завещал своему отцу заботится обо мне.
        - Но, тем не менее, это не так, и мы оба это знаем, - прохрипел Лейв, так как пальцы Лучезара мешали ему говорить.
        - Я же сказал тебе, замолчи, ты жалкий изменник, ты предал меня, ты солгал мне. Я так долго шёл к своей цели. Я привёл на эти земли варягов Ингельда, но я не позволил им захватить Новгорода, потому что хотел, что бы мой народ избрал меня князем, но тут появился этот Вадим. Я заставил Рюрика довериться мне, и этот хвалёный мудрец, был так глуп, что сам повелел избавиться от собственных братьев, и это развязало мне руки. Это я погубил жену Рюрика, прикончил его братьев, и поднял новгородцев на бунт, освободив Вадима из плена.
        Даньша, услышав эти слова, дёрнулся вперёд, смысл сказанного доходил до него постепенно. Руки его были связаны так, что кровь в них не поступала. Пальцы уже начинали терять чувствительность, но Даньша не обращал внимания на жуткую боль. Он стоял и слушал.
        - Ты болен, твой мозг воспалён, и твоя жестокость, погубила стольких невинных людей, но когда-то она погубит и тебя самого, - произнёс Лейв спокойным и ровным голосом.
        - Прекрати, глупый старик! - на губах Лучезара выступила пена. - Я всё рассчитал, теперь у меня в руках сын Рюрика, и никто уже не помешает мне занять моё законное место. Но ты, ты мог бы быть рядом со мной в час моей славы, но ты выбрал иной путь, и поэтому ты умрёшь.
        - Я не жалею о том, что сделал. - Лейв грустно посмотрел на Даньшу, который был не на шутку взволнован. - Да, я собирался убить его, но не смог, и потом, когда он спас мою жизнь, я радовался этому. Я привязался к нему, так как он был похож на тебя, и хотел бы служить ему, а не тебе. Я рад, что не смог отравить вино, и этим спас много жизней, и теперь готов умереть. Но, я молю тебя, сохрани жизнь брату. Он уходит из Новгорода, он будет жить далеко, и никто не заподозрит, что вас с ним что-то объединяет.
        - Да? Но ты забыл, что каждый, кто в очередной раз увидит его лицо, может подумать то же, что подумал ты, когда увидел его в первый раз. Ты вбил это в свою старую безмозглую голову ещё тогда, и тем самым обрёк этого мальчишку на смерть. Он умрёт, сейчас, вместе с тобой.
        Лучезар вынул меч и приблизился к младшему пленнику. Они смотрели в глаза друг другу, и хотя это было всего лишь мгновение, у каждого из них перед глазами пронеслась его собственная жизнь. На миг Даньше показалось, что меж ними пробежал какой-то огонёк, и сейчас, вот-вот, рука злодея опустится, и он передумает. Но этого не случилось. В глазах убийцы не было теплоты, в них была лишь ненависть, и безумное торжество. Меч поднялся над головой, и, … Опускаясь на колени, Лучезар выронил оружие, он продолжал улыбаться, и даже в предсмертной агонии, казался одновременно красивым и ужасным.
        Окровавленный наконечник стрелы, змеиным жалом торчал из шеи безумца.
        4
        Когда Даньша учил её стрелять, она испытывала поистине детский восторг. Просила даже научить мечом биться, но для слабых девичьих рук оружие оказалось слишком тяжёлым. То ли дело лук и стрелы. Даньша по началу бурчал, но потом, когда девчушка стала попадать в лоскут кожи, подвешенный на берёзе, парень сам увлёкся. Если бы он тогда знал, что эти невинные игры, а именно так он и воспринимал Леськино увлечение, когда-то спасут ему жизнь.
        Леська, оставив спутников скрылась в лесу, и видела, как неизвестный ратники увели их с собой. Так как Даньша не позвал её, девушка не стала выдавать себя, и осталась в лесу. Она поначалу жутко испугалась, нет не за себя, шуструю девчонку не пугали, ни лесная чаща, на холодные осенние ночи. Она испугалась за Даньшу, и за того, кто с недавнего времени жил в ней самой. Девушка пощупала пальцами свой живот и не понятно чему улыбнулась. Холодные руки, почувствовали тепло, и Леське показалось, что под ними что-то шевелится.
        - Ой, что это я? - одёрнула он саму себя. - Поглядеть бы надобно, куда любого моего повели.
        Девушка отвязала от седла мешок с провизией, отобрала самое необходимое, взяла в руки лук и стрелы. Она не знала, что делать с конём, поэтому просто стреножила его, и оставила пастись.
        - Получиться, вернусь за тобой, нет, так деревня рядом, кто-нибудь найдёт тебя, - потрепав мерина по холке, виновато произнесла Леська. - Надеюсь, волков тут нет.
        После этого, прихватив свою поклажу, девушка отправилась в ту сторону, куда ускакали всадники.
        Деревенька, где Лучезар остановил свою рать, была небольшой, но всё равно проследить, куда поведут пленников, когда а ней остановилось целое войско, было не легко. Возможно Леске просто повезло, но ей то самой показалось, что это сердце подсказало ей, где спрятаться. Она видела, как пленников повели в лес, как воины после этого ушли, и на поляне появился человек. Она почему-то сразу узнала его, может быть по походке, может по движениям, а может потому, что он снова был в плаще, с накинутым на голову капюшоном.
        - Это же он, тот самый, что тогда выпустил изборского воеводу, и убил стражника, - тут же мелькнула догадка, и Леська чувствовала, что не ошиблась.
        Она долго пробиралась по кустам, стараясь себя не выдать. Она бросила мешок с продуктами, который мешал ползти, но лук и стрелы остались при ней. Земля была холодной и сырой. Осенний лес не казался уютным и тёплым, и девушка опасалась за жившее в ней дитя.
        - Только бы не застудить тебя, моя кровинушка, - нашёптывала Леська, то и дело поглаживая живот.
        Ей казалось, что так она сможет согреть будущего ребёнка.
        Леська не слышала разговора, но, когда незнакомец схватил за горло старика Лейва, молодая женщина, поняла, что скоро может случиться непоправимое. А когда человек в плаще откинул капюшон, Леська застыла от изумления. Она тут же позабыла про сырость и холод, и глядела на незнакомца во все глаза.
        - Кто же он такой, почему они так похожи, - на миг ей показалось, что раз человек в плаще так схож с её Даньшей, всё будет хорошо.
        Но, когда незнакомей достал меч, и приблизился к молодому пленнику, Леська не сомневалась ни секунды. Она вскочила на ноги, и, выйдя из кустов, вскинула лук.
        Даньша изготовил это оружие специально для неё, не сам, а заказал лучшим мастерам, которых не трудно было отыскать среди изборских кривичей. Лук отличался от тех, что использовали русы. Он был не таким тугим, и вполне годился для слабых женских рук. Стрела, пущенная из него, не смогла бы пробить кольчугу, поэтому Леська целилась выше. Был ли под плащом доспех, девушка не знала, и поэтому стреляла в голову.
        Задержав дыхание, как учили, Леска спустила тетиву.
        5
        Даньша стоял возле тела брата, не в силах понять охватившие его чувства. Перед ним сейчас лежал человек, единственный из оставшихся на этой земле, в ком текла его родная кровь. Лучезар лежал с открытыми глазами, и глазницы его были обращены в пустоту. Леска, взглянув на убитого, отшатнулась и спряталась за Даньшиной спиной.
        - И вовсе он не похож на тебя, страшный он, - произнесла молодая женщина, теребя рукав своего спутника.
        Лучезар был холодно красив, но эта красота пугала.
        - Значит, это мой брат повинен в стольких смертях. Ради его прихоти погиб Трувор, и многие другие. Это он погубил Вадима Храброго и отравил жену князя.
        - Он был воплощением зла, зависти и жестокости. Он начинал жизнь, ломая крылья птицам, а кончил, пытаясь убить собственного брата, - произнёс Лейв и уселся прямо на землю у ног своего старого хозяина. - А ведь я всё равно любил его, любил по-своему, и мне будет его недоставать.
        Даньша присел рядом, он смотрел то на тело брата, то на сидящего рядом с тем старика. Бывший викинг, словно преобразился. Его былое величие и внутренняя сила, не так давно покинувшие его, словно бы снова вернулись в его одряхлевшее тело.
        - А ты не думаешь, что зло, которое он воплощал, есть и во мне? - наконец, решившись, Даньша задал мучавший его вопрос.
        Лейв поднял глаза, усмехнулся, и промолвил, назидательно и строго, словно поучал неразумное дитя:
        - Человек сам выбирает, по какому пути ему следовать, и если особо не задумываться, то всё становится простым, и не требует долгих рассуждений. Есть два пути, путь зла, и путь добра. Кому-то это покажется примитивным и даже глупым, но, … Посмотрите вокруг, весь мир делится на людей, которые творят добро, и людей, которые ради своих целей готовы на предательства, убийства и подлость. Злые всегда живут дольше, едят слаще, и у них чаще получается то, что не выходит у тех кто бескорыстен и добр. Твой брат действительно стал воплощением зла, но ты, ты другой. Я понял это тогда, в датских землях, когда, поначалу, принял тебя за старуху Хель. Я думал, что ты заберёшь меня в ужасный мир, из которого нет обратного пути. Но вместо этого, ты дал мне тепло и еду, ты не дал мне умереть, и более того, ты вернул мне надёжду. Во мне тогда что-то изменилось, я стал лучше, и с тех пор, я старался идти не за ним, - Лейв указал на тело. - Я старался идти по твоему пути.
        Старик медленно встал, и накрыл мертвеца собственным плащом.
        - Уходите, ваш путь - путь добра. Вам дано жить, любить и рожать детей, а я остаюсь.
        Молодые люди переглянулись.
        - Ты пойдёшь с нами, и вместе с нами будешь жить, и воспитывать нашего ребёнка! - в запале выкрикнул Даньша. - Ты нужен нам.
        - Когда воины Лучезара найдут тело, они не должны начать поиски его убийц. Я не хочу, что бы вас схватили. Уходите, оставаясь здесь, я помогу и вам, и ему, а может быть и самому себе. Я сотворил много плохого, так пусть же мои последние шаги будут сделаны по правильному пути.
        Когда молодая пара покинула поляну, и отправилась на поиски новой жизни, старик всё ещё сидел на влажной траве, и из глаз его лились счастливые слёзы.
        Эпилог
        Войско Лучезара подошло к Новгороду, и привёл его именно Страба. Он же и торжественно вернул юного княжича отцу, за что был обласкан милостью и деньгами.
        - Нурманская колдунья предсказала моей жене, что моего сына должен оберегать её родич, Перунов жрец повелел мне наградить того, кто вернёт мне сына, - заявил Рюрик Страбе. - Поэтому теперь вы оба, ты и Олег, будете пестовать юного княжича. Я не уберёг жену, потерял братьев, чуть не лишился наследника. Игорю не нужна моя опека, поэтому я отправлю тебя в Старую Руссу, и там, вы вместе с Олегом будете заботится о моём наследнике. Я больше не пренебрегаю пророчествами.
        Страба и Игорь на следующий день уплыли в Старую Руссу, где находились всё время вплоть до самой смерти князя, который и на смертном одре не позабыл своих обещаний. Рюрик велел Олегу княжить, именем своего малолетнего сына, а Страбу так и оставил пестуном при мальчике. Рюрик не особо печалился о погибшем Лучезаре и так никогда и не узнал наверняка, был ли тот причастен к гибели Ефанды и обоих братьев. По его ли наущению новгородец Вадим Храбрый организовал в городе бунт против своего князя. Единственный человек, кто мог бы пролить свет на случившееся и рассказать о деяниях бывшего посадника города Изборска, - Лейв, не смог добраться до Новгорода. Страба был хорошим учеником Лучезара, он тоже умел готовить яды, убивающие мгновенно.
        notes
        Примечания
        1
        Названия восточно-славянских и финно-угорских племён, составивших в последствии основное население Древней Руси.
        2
        Словене (ильменские славяне) - группа восточных славян, чьи земли являлись ядром Новгородской феодальной республики.
        3
        В романе словом варяги названы всё народы, жившие на берегах Балтийского (Варяжского) моря, как скандинавы (даны - датчане, нурманы - норвежцы, свеи - шведы), так и западнославянские народы.
        4
        Пестун - воспитатель, учитель.
        5
        Чудь - собирательное название ряда финно-угорских племён.
        6
        Огнище (подсека) - вырубленное и расчищенное для пашни место посреди леса. Огнищанин - землевладелец, хозяин огнища.
        7
        Тати - разбойники.
        8
        Ромеи - самоназвание жителей Византийской империи.
        9
        Ярл - племенной вождь у народов древней Скандинавии.
        10
        Балты - народы, населявшие в прошлом территории современных балтийских государств. Курши и мазуры - представители балтских народов.
        11
        Хёвдинг - командир отряда у викингов.
        12
        Бонд - земледелец у скандинавов.
        13
        Фиорд - узкий, глубоко врезавшийся в сушу морской залив со скалистыми берегами.
        14
        Фриг - в германо-скандинавской мифологии богиня покровительница домашнего очага и деторождения.
        15
        Тир - женщина-рабыня у скандинавов.
        16
        Страндхуг - неписаный закон, существовавший в землях Древней Скандинавии, согласно которому плывущие в поход ярлы могли приходить в поселения бондов и резать их скот для пропитания собственных воинов, не давая за это платы.
        17
        Трель - раб.
        18
        Хирд - дружина.
        19
        Чекан - оружие ближнего боя, имевшее боевую часть в виде узкого топора, закреплённого проушиной на прямом топорище, а обух в виде молотка.
        20
        Фальстер - остров на юго-востоке современной Дании.
        21
        Хольмгард - город на холмах (скандинавское название Новгорода).
        22
        Роскилле - фиорд, на севере острова Зеландия.
        23
        Драккар - боевой корабль викингов.
        24
        Вальхалла - «дворец павших», воинский рай викингов.
        25
        Единокровные - дети от общего отца (единоутробные от матери).
        26
        Венды - собирательное название всех славян, живших по соседству с германскими народами.
        27
        Ран (миф.) - штормовое божество моря. Великанша Ран владела волшебной сетью, которую набрасывала на корабли и утаскивала их на дно.
        28
        Хирдман - рядовой воин-дружинник у скандинавов.
        29
        Имеется в виду район города, где жили люди, занимавшиеся пушным делом.
        30
        Бармица - кольчужная сетка, надеваемая под шлем и защищавшая часть лица и шею воина.
        31
        Буривой - легендарный князь словен, отец Гостомысла.
        32
        Бодричи (ободриты, ререги) - средневековый союз западно-славянских племён.
        33
        Саксы - северо-восточная группа древнегерманских племён, которые вместе с англами и ютами основали на острове Британия современный английский этнос.
        34
        Велунд - хромоногий бог-кузнец в германской мифологии.
        35
        Дварфы (миф.) - тёмные эльфы в скандинавской мифологии. Маленькие существа, живущие под землёй.
        36
        Герда - красавица-великанша. Согласно приданиям согласившаяся стать женой влюблённого в неё бога плодородия Фрейера, лишь только после того, как посланец Фрейера - Скирнир посулил наложить на нее заклятие уродства и вечного изгнания. (миф.)
        37
        Хедебю - торговый порт Дании в эпоху викингов.
        38
        Лютичи и поморяне - названия западно-славянских племён населявших побережье Балтийского моря.
        39
        Хель - хозяйка царства мёртвых. (миф.)
        40
        Людовик Благочестивый - король франков из династии Каролингов.
        41
        Второе название лютичей - вильцы, то есть волки, соответственно волк был и их тотемом.
        42
        Ютландия - полуостров разделяющий Северное и Балтийское моря.
        43
        Кнорр - кроме драккаров, мореходы Скандинавии и Северной Европы применяли грузовые суда-кнорры. Это было вызвано необходимостью перевозки большого количества снаряжения и лошадей.
        44
        Ежегодно в сентябре, после сбора урожая, в храмах Арконы проходили массовые празднества, с принесением жертв Святовиту и другим божествам. Празднества сопровождались массовыми гаданьями и обильными пирами.
        45
        Первый жрец - главный жрец Святовита. Только он мог входить во внутреннее святилище, он же проводил все прочие ритуалы и обряды.
        46
        При Арконском храме роль оракула выполнял конь белой масти. Конь участвовал в гаданиях, и именно он предсказывал победоносным или нет, будет военный поход. Жрец вел коня через скрещенные копья, если животное ступало через черту правой ногой, считалось, что воина будет удачной.
        47
        В Арконском храме находился идол Святовита, многократно превышающий размерами человеческий рост. У божества было четыре головы, смотрящие во все четыре стороны, в руках были рог для вина и лук, поблизости располагались уздечка и седло. На поясе висел огромный меч с серебряной отделкой.
        48
        Ирей - в славянской мифологии древнее название рая и райского мирового древа, у вершины которого обитали птицы и души умерших.
        49
        При Арконском храме находилась постоянная дружина в 300 витязей на белых боевых конях, она участвовала походах, изымая в пользу храма треть добычи.
        50
        Отрок - член младшей дружины князя.
        51
        Вагры - западнославянское племя, жившее на полуострове Вагрия, входившее в племенной союз бодричей. Возможно, именно от названия этого племени и произошло слово «варяги» (прим. автора).
        52
        Хижане - одно из четырёх племён, входящих в союз лютичей. Название происходит от слова «хыжь» - рыбацкая хижина.
        53
        Большинство божеств у славян Балтии звались именами с окончанием «вит»: Святовит, Перувит, Яровит. «Вити» - божий свет, весь обитаемый мир. Витослав - любящий божественный свет (прим. автора).
        54
        Аскальд («Ас», «Скальд») - скальд асов.
        55
        Аршин - мера длины равная 72 сантиметрам.
        56
        Свеями в романе названы предки шведов, которые в описываемый период практически составляли единый народ с нурманами - норвежцами (прим. автора).
        57
        Царьград - Константинополь, столица Византийской империи.
        58
        Ромеи (римляне) - самоназвание византийцев, кесарь от Цезарь, - император.
        59
        Названия городов располагавшихся в описываемое время на территории современной Франции и Испании, подвергшихся в первой половине IX века нашествию нурманнов.
        60
        Тир - женщина-рабыня.
        61
        Страва - поминальный пир.
        62
        Асы - верховные божества в германо-скандинавской мифологии.
        63
        Перун - слыл богом воинов, Велес - помимо всего считался богом плодородия у славян. Соответственно Один и Фрейер выполняли те же функции у скандинавов.
        64
        Знамя ворона - треугольный флаг, с изображением черного ворона, олицетворяющего птицу смерти. Такой флаг поднимали викинги, совершая свои опустошительные набеги, и наводя тем самым ужас на врагов.
        65
        В переводе с древнескандинавского «драккар» - буквально, дракон-корабль.
        66
        Берсерк - оборотень-медведь, особая каста скандинавских воинов, которые перед боем, выпивали специальный отвар из трав и грибов, входя при этом в боевой транс. Считалось, что таких оборотней нельзя убить обычным оружием.
        67
        Латгалы - балтское племя, населявшее восток современной Латвии.
        68
        Великая - река, протекающая по территории современной Псковской области, впадающая в Чудско-Псковское озеро.
        69
        Гридница - большое помещение для рядовых дружинников (гридей) в княжеском дворце. Использовалось также для праздничных пиров.
        70
        Одинец - в данном случае секач, который отбивается от стада и живёт один, именно такие кабаны считаются самыми злыми и опасными.
        71
        Сулица - короткое метательное копьё.
        72
        Старая Руса - древнее название города в Новгородской области, с XVI века - Старая Русса.
        73
        В данном случае очевидцы - свидетели.
        74
        Перунов День - 2 августа.
        75
        Дворский - управляющий княжьим хозяйством, ведал сбором налогов, надзирающий за исполнением судебных приговоров.
        76
        Полочане - часть кривичей, заселявших территорию современной Беларуси.
        77
        В данном случае в потусторонний мир.
        78
        Голядь - балтоязычное племя, обитавшее между землями вятичей и кривичей.
        79
        Покинув Новгородские земли, Аскальд и Дир остановились в городе Киеве и стали его князьями, но в 882 году, уже будучи князем, Олег убьёт Аскальда и Дира, и сделает Киев столицей своего княжества.
        80
        Будущий Князь Игорь ещё в молодости носил прозвище «Старый».