Республика девяти звёзд Василий Алексеевич Попов
        Повесть о приключениях школьников в пионерском лагере.
        Василий Алексеевич Попов
        Республика девяти звёзд
        
        Сыну моему — Алёшке, у которого всё впереди: и красный галстук, и походы, и романтика трудных дорог.
        1. Мушкетёры идут по следу
        Каждый год, когда пригреет солнце и в школах в последний раз прозвонит особенно бодрый и заливистый звонок, со всех концов страны устремляются к тёплому Чёрному морю весёлые поезда. Они в клочья рвут мглистые балтийские туманы, звонкими гудками пугают зверьё в сибирской тайге, развешивают ватные комочки пара на подмосковных берёзах.
        «От-ды-хать! От-ды-хать!» — добродушно вздыхают паровозы.
        «На-би-рай-ся сил. На-би-рай-ся сил!» — приветливо выстукивают колёса вагонов.
        В этих поездах едут счастливые люди. После целого года упорного труда — в шахтах, на заводах, в школьных классах они едут к самому тёплому морю, к самому щедрому солнцу, к самой богатой природе…
        Давайте заглянем в один из таких весёлых поездов, который мчится по цветущей кубанской земле солнечным июньским утром.
        Ещё очень рано. Красноватое, заспанное солнце лениво выбирается из-за горы. За окнами вагона мелькают деревья, такие зелёные, как будто их только что покрасили. Вот промелькнула маленькая серебристая речушка с берегами, поросшими высокой травой, коричневая корова, лениво пережёвывая жвачку, бездумно смотрит на мчащийся поезд. Рядом с коровой стоит смешная, взлохмаченная девчонка. Она улыбается и машет рукой, хотя в поезде ещё все спят и никто не видит её приветствия.
        В тамбуре одного из вагонов стоят мальчишки и заспанными глазами смотрят на зелёный мир, залитый оранжевым солнцем.
        В вагоне тихо, ритмично постукивают колёса, и слышится сонное дыхание ребят.
        На вагонных полках спят мальчишки и девчонки, белобрысые и черноволосые, высокие и низенькие, худые и толстые. Все они сейчас кажутся одинаковыми — спокойными, серьёзными и послушными.
        Это едет к Чёрному морю население пионерского лагеря «Спутник» — ребята из самых различных городов и посёлков, дети работников химических заводов и лабораторий.
        Тепловоз вдруг вскрикнул испуганным, хрипловатым голосом.
        - Ишь, не выспался, хрипит со сна! — рассмеялся курносый мальчишка в тамбуре.
        - Какая — сосна? Никакой сосны не вижу! — сострил его приятель, тоненький и хитроглазый.
        Поезд замедлил ход и остановился у небольшого кирпичного домика с надписью: «Разъезд Подгорный».
        - Выйдем? — предложил курносый.
        - Дверь-то заперта! — пробасил долговязый, рыжеволосый парнишка с круглыми румяными щеками, которые, казалось, вот-вот лопнут.
        - Ты, Портос, как всегда, не отличаешься сообразительностью! — рассмеялся хитроглазый.
        Рывком он раздвинул дверь, ведущую в следующий вагон.
        - Прошу, мушкетёры!
        Четверо мальчишек спрыгнули на пустынный перрон.
        - Не останемся? Мне бы не хотелось загорать в этом самом Подгорном, — опасливо проговорил плотный, скуластый парень.
        - Не трусь, Арамис, и смотри на светофор, — весело выкрикнул хитроглазый. — Ты же видишь, что он пока закрыт.
        - Не опасайтесь, хлопцы, ваш поезд раньше чем через пятнадцать минут не тронется, — сказал проходивший по перрону железнодорожник. — Встречный пропускаем.
        - Значит, полный порядок! — обрадовался курносый.
        Четверо приятелей вприпрыжку подбежали к дверям вокзала, но дорогу им преградила сердитая тётка в синем халате и с веником:
        - Куда?! Не видите — уборка!
        - Простите, мадмуазель!
        Тоненький парнишка церемонно отставил ногу, сорвал с себя клетчатую кепчонку и, нагнувшись, помахал ею у самой земли.
        - Артист! — рассмеялась тётка. — А ну, брысь отсюда! Не мешайте убирать!
        - Ещё минута — и доблестный д’Артаньян был бы сражён веником, — сказал курносый.
        - Мушкетёры! За мной! — скомандовал д’Артаньян. И, нахлобучив на затылок свою клетчатую кепку, насвистывая, направился к калитке с надписью «Выход».
        Конечно, четверо приятелей родились не на французской земле, а в небольшом приволжском городке, славящемся своими химическими заводами. И имена у них были самые обыкновенные, русские: курносого звали Славкой Ивановым, тоненького, в клетчатой кепке, — Андреем Зубовым, рыжеволосого здоровяка — Сергеем Быковым, а скуластого, медлительного весь шестой «г» называл девчачьим именем — Зина. В классном журнале он был записан как Зиновий Охлопков. Однако, прочитав книгу «Три мушкетёра» и высидев восемь сеансов кинокартины того же названия, друзья стали мушкетёрами — Атосом, д’Артаньяном, Портосом и Арамисом. Впрочем, всех четырёх роднила с настоящими мушкетёрами любовь к приключениям.
        Жажда приключений и сейчас тянула мушкетёров в самую гущу дремучих кустов сирени, растущей в привокзальном скверике. И даже осторожный Сергей, который до этого всё время косился на семафор, как только нырнул в кусты, сразу забыл обо всех опасениях.
        Мальчишки гуськом пробирались по узкому зелёному коридорчику, проложенному не то местными мальчишками, не то просто козами. Крупные капли росы скатывались с листьев и ледяными дробинками падали мушкетёрам на голые шеи. Но от этого зелёный коридор, проложенный в кустах, становился ещё привлекательнее.
        Впереди появилось залитое оранжевыми лучами утреннего солнца открытое пространство и большие, ярко-красные цветы. Шагавший первым Андрей-д’Артаньян хотел спросить, что это за цветы, как вдруг в солнечной тишине прозвучали злые, мрачные слова:
        - Нет, его всё-таки придётся убить! — проговорил чей-то бесстрастный, негромкий голос.
        - Ну, что ты, Виталий! — возразил другой голос, — Ведь это же прекрасный человек!
        - И всё же у меня нет другого выхода… Я его убью. Только я ещё не решил, как это сделать…
        Оттого, что эти страшные слова говорились без злобы, немного лениво и бесстрастно, они были особенно жестокими. Мушкетёры почувствовали, как ледяные мурашки пробежали по их спинам.
        Андрей оглянулся, и его друзья увидели сразу ставшее строгим побледневшее лицо д’Артаньяна.
        - Тс-с! — еле слышно проговорил Андрей, прикладывая к губам кончики пальцев. — Стоять всем на… месте… Я посмотрю, кто это…
        Осторожно раздвигая ветки, он начал пробираться вперёд.
        - Неужели нет иного выхода? — спросил второй голос, басистый и мягкий. — Ты пойми, жалко мне Стёпку. Уж очень он чистый, хороший человек!
        - Другого выхода нет! — по-прежнему бесстрастно сказал первый голос. — Стёпка слишком много знает. И если его не убить, весь замысел рухнет…
        Андрей-д’Артаньян осторожно приподнял ветку.
        Возле клумбы красных цветов на скамейке сидело двое — очень крупный, толстый и рыхлый человек в сером костюме, в яркой тюбетейке, с тяжёлой палкой в руках, и коротко остриженный, седой, мускулистый, в синем спортивном костюме. Возле скамейки стояло несколько чемоданов.
        - Ну, где же автобус? — спросил толстый.
        И Андрей сразу узнал его бесстрастный голос.
        Седой взглянул на часы:
        - Будет через десять минут.
        Андрей нырнул в кусты и ещё издали замахал рукой приятелям, давая знак двигаться назад.
        Мушкетёры сошлись на опушке сквера, возле железной решётки, отгораживающей перрон. Семафор всё еще был закрыт, и поезд зелёной гусеницей, казалось дремал у перрона.
        - Сколько их там? — спросил Зина-Арамис.
        - Двое… — Андрей решительно надвинул кепку на лоб. — Бандиты проклятые! Ну, что будем делать, мушкетёры?
        - Надо пойти и заявить! — подсказал Славка-Атос. — Тут должен быть милиционер.
        - Так он тебе и поверит! — усмехнулся Сергей-Портос. — Скажет; приснилось вам всё это, пацаны.
        - Решено, точка! — Андрей рубанул воздух ребром ладони. — Мы должны их выследить… Едем с ними — я и Атос. Скорее выкладывайте луидоры, у кого сколько есть!
        Славка вздохнул, с сожалением взглянул на дремлющий поезд, но, спорить не решился.
        Сергей-Портос достал из кармашка своей полосатой рубашки три рубля и двадцать копеек. У Славки-Атоса оказалось в наличии всего два рубля и какая-то мелочь.
        - Маловато! — вздохнул Андрей. — Ведь нам ещё предстоит добираться до лагеря… Кто его знает, куда нас завезёт этот самый автобус…
        - Может, занять у кого?
        Сергей окинул взглядом пустынный перрон. Железнодорожник в красной фуражке, затенив ладонью глаза от солнца, всматривался вдаль. Две девушки-проводницы разговаривали около поезда. Из одного окна выглядывал беловолосый заспанный мальчишка.
        - Вон наш парень! — указал на него Сергей. — Тоже в «Спутник» едет. Пошли, у него взаймы попросим.
        Мушкетёры мячиками перелетели через невысокую решётку и побежали к вагону.
        - Здорово, друг! — широко улыбаясь, окликнул мальчишку Андрей. — Ты ведь тоже в «Спутник» едешь?
        - Ну, в «Спутник»…
        - Как тебя зовут?
        - Ну, Алексей Комов… А что?
        - А меня — Андреем Зубовым… Слушай. У нас тут дело одно есть… — Я вот вместе со Славкой хочу на денёк к своей тётке смотаться, она здесь, рядом с Подгорным в деревне живёт. А денег маловато. Одолжи рубля три до лагеря.
        Алексей насмешливо прищурил серые глаза.
        - Может быть, тебе ещё ключи от сейфа одолжить? — спросил он.
        - Да отдадим ведь, чудак! Честное пионерское, отдадим!
        Алексей сплюнул на перрон.
        - Шагай, шагай! Тоже мне, нашёл дурака! Тётка у него в деревне! А ты знаешь, что здесь, на Кубани, и деревень-то нет…
        Андрей сжал кулаки и хотел обругать этого недоверчивого мальчишку. Но откуда-то издалека донёсся протяжный гудок тепловоза. И сейчас же, словно откликаясь, резко вскрикнул автобус за вокзалом.
        - Бежим, Атос! Автобус уйдёт! — проговорил Андрей.
        Алексей удивлённо таращил глаза на двух мальчишек, которых он не раз видел в соседнем вагоне. Сейчас они почему-то убегали от поезда и скрылись за красным зданием вокзала. А на первый путь с грохотом вкатился длинный поезд из серых вагонов-ледников.
        Алексей хотел спросить их товарищей, куда они удирали. Но в этот момент раздался тонкий прерывистый свисток кондуктора, коротко рыкнул тепловоз, и пассажирский поезд мягко тронулся с места. Кирпичный домик вокзала, вершины тополей — всё поплыло назад…
        2. Конец пути
        И снова деловито стучали колёса вагонов на стыках. И как в чудесной, цветной кинокартине, всё новые и новые кадры проносились перед окном вагона. Вот голубая лента речушки, вот зелёная гора, поросшая лесом, вот домики, весело сверкающие красноватыми отблесками окон.
        И вдруг по вагону разнёсся удивлённый крик:
        - Ой, ребята! Индюки! Смотрите. Целое стадо индюков!
        Кричал тощий синеглазый парнишка, свесившийся с верхней полки одного из купе.
        Вагон проснулся от этого крика.
        - Чего ты кричишь, Игорь? — очень спокойно спросил широкоплечий белокурый Альберт Мяги. — Зачем не даёшь людям спать!
        А смуглый крепыш Витька Олейников диким, восторженным голосом в тон Игорю завопил:
        - Ой, ребята! Осёл! Смотрите! Целый одиночный осёл!
        По вагону прокатился дружный хохот.
        - Зачем же так грубо, Олейников? — послышался мягкий, уверенный голос Лидии Павловны, воспитательницы. — Зачем ты обидел товарища?
        Лидия Павловна, седая, но крепкая и румяная женщина, вошла в третье купе и укоризненно покачала головой.
        Сидевший у окна Витька Олейников сделал невинное лицо.
        - Кого я обидел, Лидия Павловна? — неестественно удивлённым голосом спросил он. — Посмотрите в окно! Вон он, осёл, самый настоящий! Стоит и щиплет травку…
        - Правда — осёл! — восторженно закричала Верочка Сидоренко из четвёртого купе.
        Лидия Павловна бросила взгляд в окно. Вдалеке, у опушки леса пасся маленький коричневый ослик.
        - Я хорошо понимаю тебя, Олейников! — усмехнулась Лидия Павловна. — И ты меня понял. — Она деловито взглянула на часики. — Дежурные! Четвёртое купе! Готовить к раздаче завтрак! Всем вставать и умываться, через час мы будем в Пещерной…
        - Как? Уже Пещерная? Значит, мы уже приехали? А где же море? — закричали ребята.
        И сразу же началась беготня, суматоха, шум. В коридорчике около умывальных выстроились нетерпеливые очереди — одна девчачья, и другая мальчишечья.
        Зина Симакова, староста четвёртого купе, захлопотала около кипятильника. Один только Альберт Мяги — мускулистый, широкоплечий паренёк, неторопливо, методично складывал вещи в рюкзак.
        Смуглая, тоненькая Вера Сидоренко по обыкновению искала своё зеркальце и попискивала:
        - Девочки! Кто взял зеркало? Девочки!
        - Забудь ты хоть на минуту о своём зеркале, Верка! — строго прикрикнула на подругу Зина. — Режь хлеб, готовь колбасу! Не успеем накормить ребят…
        Пионервожатая Алла в коридоре прервала поединок мальчишек, хлеставших друг друга полотенцами.
        Потом Алла прошла по купе и проверила, как ребята убрали постели. Альберт Мяги завязывал рюкзак.
        - Ты уже умывался, Альберт?
        Альберт неторопливо ответил:
        - Нет! Я ещё не умывался.
        Русские слова он выговаривал очень старательно, выделяя каждую букву.
        - Так чего же ты ждёшь? Сейчас будет завтрак!
        - Я успею, Алла… Сейчас умываться немножко очередь… А скоро будет свободно.
        Глаза Альберта, серые, почти прозрачные, цвета балтийской волны, спокойно и невозмутимо смотрели с широкого, круглого лица. А руки, крепкие, сильные руки туго затягивали рюкзак.
        «Аккуратный, положительный парень!» — подумала Алла.
        Всех ребят она делила на три категории — положительные, неустойчивые и лоботрясы. Конечно, эти свои педагогические определения Алла никому не высказывала, но была уверена в их точности.
        А вообще восемнадцатилетняя Алла Зеленская быта убеждена, что она самая разнесчастная неудачница. Ещё совсем недавно, в десятом классе, когда все ребята писали сочинения на тему «Кем я хочу быть», Алла Зеленская определила:
        «Хочу быть космонавтом. Пусть двадцатым, пусть пятидесятым, но космонавтом. Хочу открывать новые звёздные миры, летать на далёкие, неизвестные планеты…
        И это была не минутная девчоночья блажь, а глубоко продуманное намерение. Ещё с восьмого класса Алка Зеленская готовилась к осуществлению своей мечты. Она до одурения учила физику и математику, которые совершенно необходимо знать космонавтам. И по этим предметам все три последних года у неё были только пятёрки. Она упорно занималась спортом и даже записалась в «секцию моржей». Поздней осенью, когда Волга покрывалась тонкой ледяной корочкой, Алка вместе с другими «моржами», стискивая цокающие зубы, самоотверженно плюхалась в отвратительно холодную тёмную воду…
        Здесь-то и поджидала её беда. Как-то она поспорила с девчонками-одноклассницами на коробку шоколада, что высидит в ледяной воде не минуту, а три. Все «моржи» уже вылезли из проруби и блаженствовали за горячим чаем в тёплой раздевалке, а она всё ещё плескалась в студёной воде. Потом появился разъярённый тренер и вытащил Алку из проруби.
        Шоколад она проиграла. И через день её отвезли в больницу с двусторонним воспалением лёгких. Два месяца она вылежала на больничной койке. От экзаменов её освободили по состоянию здоровья.
        А когда она, зелёная и худущая, явилась в приёмочную комиссию аэроклуба ДОСАФ, грубоватая врачиха прямо сказала ей:
        - О полётах, деточка, пока и не думайте. Вам необходимо южное солнце, свежий морской воздух, фрукты. Может быть, потом, когда окрепнете…
        Алка подала документы на геологический факультет — ведь геологи будут нужны в любой экспедиции на другие планеты.
        По тем предметам, которые казались Алке главными — по математике, физике, химии, — она получила на экзаменах высший балл. К экзамену по русскому языку и литературе Алла готовилась не особенно старательно. Грамматические правила она знала. По литературе — она думала, что тема будет или о Маяковском или о Горьком. И вдруг — «Мёртвые души» Гоголя! Алка понадеялась на память и уверенно принялась за работу. И спутала Коробочку с Плюшкиным…
        После этого Алка решила, что жизнь её не удалась. Чтобы не сидеть на шее у матери, она поступила работать на завод подошвенной резины.
        Мечтала о том, чтобы летать, чтобы закладывать шурфы в недра неведомых планет. А на деле приходилось семь часов в сутки совать в резательную машину тяжёлые чёрные резиновые полотнища…
        Она стала нервной и раздражительной. Придя с работы, целыми часами валялась с книгой на диване. Её не интересовали ни прогулки, ни кино, ни танцы. Ночами мучила бессонница и сухой кашель.
        Встревоженная мать не знала, что делать с дочкой. В конце концов она решила посоветоваться с учительницей географии Лидией Павловной, которая с пятого класса была у Алки классным руководителем.
        Однажды, когда Алка по обыкновению валялась с книгой на диване, дверь открылась и в комнату, сопровождаемая матерью, вошла Лидия Павловна. Алка неохотно поднялась с дивана и поздоровалась.
        Выцветшие, усталые глаза учительницы тепло смотрели на неё сквозь стёкла очков.
        - Валяешься? — спросила учительница.
        Алка вздохнула и уставилась в пол.
        - Значит, правильно с тобой поступила жизнь! — всё тем же суровым тоном проговорила Лидия Павловна.
        - Почему? — удивилась Алка.
        - Потому, что нет в тебе внутренней силы, душевной стойкости. Чуть случилось несчастье — так ты и лапки кверху, как слабенькая букашка… А космонавту необходима стойкость, воля, упорство и стремление к цели…
        Алка покраснела. Спорить тут было невозможно.
        - Что же мне делать, Лидия Павловна? — растерянно спросила она. — Как же мне… Это самое… Стремиться к цели?
        Лидия Павловна кивнула головой и улыбнулась.
        - Вот это другой разговор! Хочешь, я поговорю, чтобы тебя послали в пионерский лагерь «Спутник» пионервожатой? Когда-то ты была неплохой отрядной пионервожатой, я помню…
        - Вожатой?! — разочарованно и растерянно переспросила Алка.
        - Да, вожатой! Это, конечно, не космонавт. Но отсюда может быть дорога в космос. В лагере ты укрепишь здоровье, бросишь эту дурацкую хандру…
        Так Алка Зеленская попала отрядной вожатой в пионерский лагерь «Спутник», куда старшей воспитательницей была направлена Лидия Павловна…
        3. Вот так лагерь!
        Маленькое здание вокзала было построено из больших плит ноздреватого известняка, напоминающего бруски сыра. Перед вокзалом, в центре круглой площади, росли крупные розы — белые, кремовые, розовые, красные. Пахло розами, разогретым солнцем камнем, сухой землёй.
        - Ах, какая прелесть! Какие нежные тона! — запищала Вера Сидоренко, нагибаясь то к одной, то к другой розе.
        Витька Олейников сунул свой рюкзак в руки Алёшки Комова и плюхнулся на колени перед сизым, колючим кустиком, пробившимся сквозь асфальт возле вокзальной стены.
        - Ах, пре-элесть! — пропел он Веркиным тоном, как-то по-особенному выгибая руки. — Какие нежные тона! Какие колючие колючки!
        Захохотали мальчишки, фыркнули девчонки, смеялась пожилая уборщица, подметавшая асфальт.
        Вера Сидоренко закусила губу и дрожащим голосом крикнула:
        - И не умно, Олейников!
        Витька вскочил на ноги и, передёрнув плечами, ответил:
        - А я и не говорил, что ты поступаешь умно…
        Вера шагнула к нему и выкрикнула:
        - Ненавижу тебя!
        Витька задрал голову, притопнул ногой по асфальту и сделал вид, что хватается за шпагу.
        - Тогда — дуэль!
        Тёмные глаза Веры сверкнули слезами. И тогда в ссору вмешалась рассудительная Зина Симакова. Она загородила собой Веру и, глядя Витьке прямо в лицо, спокойно сказала:
        - Хватит!
        - Чего он цепляется? Что ему надо? — прерывистым шёпотом приговаривала Вера. Плечи её подрагивали.
        Зина серьёзно посмотрела на подругу.
        - А знаешь, это правда было смешно… когда ты нюхала розы… Какая-то была ты не такая… Как на сцене…
        Вера растерянно захлопала ресницами.
        Из-за угла вылетел голубой автобус. Он развернулся и, зашипев по-гусиному, затормозил возле ребят. За ним выехал ещё один, потом — третий.
        - Стройся! — весёлым голосом скомандовала вожатая Алла. — Быстрее!
        В открытых дверях первого автобуса протирала очки Лидия Павловна.
        - Старосты! — крикнула она. — Проверьте, все ли на месте? Не забыл ли кто-нибудь вещи в вагоне? Садитесь в автобусы, ребята! Не толкайтесь!
        Из вокзала выскочила отрядная вожатая Наташа. Тоненькая, перетянутая в талии, в жёлтом свитере, она походила на беспокойную пчелу.
        - Лидия Павловна! — кричала она. — Лидия Павловна! Пропали! Их нигде нет…
        - Кого? — удивилась Лидия Павловна.
        - Иванова и Зубова… Ещё в Крымске были… Я им сделала замечание, они слонялись по вагону. А сейчас их нигде нет…
        - Куда же они делись?! — Лидия Павловна строго блеснула очками.
        Алёшка Комов вспомнил двух мальчишек, удиравших за кирпичное здание вокзала.
        - Я знаю, Лидия Павловна…
        - Они отстали от поезда, Лидия Павловна! — перебил его кто-то.
        Алёшка обернулся и словно накололся на злой взгляд плечистого здоровяка, одного из тех мальчишек, которые клянчили у него деньги в Подгорном.
        - А ты откуда знаешь?
        Сотни глаз требовательно смотрели на плечистого. Тот шевельнул плечами, удобнее пристраивая два рюкзака, висевшие за спиной.
        - Видел! — хмуро ответил он. — Я проснулся, выглянул в окно, а они за поездом бегут… А поезд — тук-тук, тук-тук, — всё быстрее. Тогда Андрюшка махнул рукой и остановился…
        «Врёт! Всё врёт!» — подумал Алёшка.
        - Почему же ты сразу не сообщил об этом вожатой?
        - Я хотел… Но прилёг на минуточку и опять заснул…
        Лидия Павловна, ухватившись за стенку автобуса, осторожно опустила ногу на асфальт. Вожатая Наташа от нетерпения и беспокойства приплясывала, стоя на одном месте. Её кудрявая голова всё время то вскидывалась, то опускалась, и белые кудряшки взлетали вверх и снова опадали.
        - Что же делать, Лидия Павловна? — подрагивающим голоском спросила она.
        - Не суетитесь, Наташа! — тихо сказала Лидия Павловна. И повернулась к плечистому парнишке. — Нечего сказать, надёжный товарищ — проспал своих друзей, попавших в беду! Деньги-то у них есть?
        - Есть, Лидия Павловна.
        - Есть! — подтвердил длинный мальчишка, тоже нагруженный двумя рюкзаками.
        - Найдутся, не маленькие! — решила Лидия Павловна. — А сейчас на всякий случай заявим в милицию и позвоним на ту станцию, где они отстали…
        Решительной походкой она направилась к вокзалу. А за нею суетливой, жужжащей пчелой летела вожатая Наташа.
        Лёшка подошёл к плечистому и длинному.
        - Зачем наврал Лидии Павловне? — спросил он.
        - А тебе какое дело, жмот? Пошёл отсюда! — сквозь зубы процедил длинный. — Пожадничал, пожалел паршивую рублёвку.
        - Подожди, Портос! — недовольным тоном сказал длинному плечистый. И вкрадчиво пояснил Алёшке: — А почему ты решил, что я наврал?
        - Так я же видел, как они бежали… Только не к поезду, а от поезда…
        - Ну что ж, что видел… Видел и хорошо! Можно же парню навестить свою старую тётушку?
        Голос плечистого звучал насмешливо. Но Алёшка не нашёл, что сказать ему, и, пожав плечами, отошёл к своему отряду.
        - Ты о чём с ними шептался? — поинтересовался Витька Олейников.
        - Так, дело одно… Расскажу потом, — ответил Алёшка.
        Через несколько минут автобусы, мягко рокоча моторами, уже мчались по асфальтированной дороге.
        Улица, застроенная каменными двухэтажными домами, полого взбегала вверх. И на самом высоком месте, словно перегораживая дорогу, высился памятник: солдат с автоматом и матрос с гранатой в поднятой руке застыли в яростном напряжении боя. Автобус мчался прямо на памятник. И только в каком-нибудь десятке метров от него дорога круто сворачивала вправо и опускалась в долину.
        - Алла! Кому поставлен этот памятник? — спросил Алёшка Комов, не отрывая глаз от бронзовых бойцов.
        - Советским бойцам, — неуверенным голосом ответила Алла.
        - А кому именно?.. Кто здесь совершил подвиг?
        - Не знаю, ребята, — призналась Алла.
        - Какая же вы вожатая, если не знаете, — процедил Алёшка. — Вожатая должна всё знать…
        Алла обидчиво поджала губы и хотела отчитать как следует этого длинного, чуть сутулого мальчишку, который забыл, что разговаривает не с подружкой, а со взрослым человеком, с отрядной пионервожатой. Но, взглянув на сурово сдвинутые Алёшкины брови, окинув взглядом четыре десятка требовательных, внимательных глаз, сдержалась и откровенно пояснила:
        - Я ведь тоже никогда здесь раньше не была, ребята. Откуда же мне знать, чей это памятник? Давайте запомним его и потом выясним, кто были герои…
        Алёшка секунду подумал, затем кивнул головой и улыбнулся вожатой.
        «А ты молодец, Алка! — мысленно похвалила сама себя Алла. — Оказывается, у тебя имеются педагогические способности…»
        Автобусы бежали по извилистой горной дороге. С одной стороны её вздымалась неровная, щербатая скала, а с другой, за белыми каменными столбиками, синел крутой обрыв. Испуганно ахали на поворотах девочки.
        Дальше дорога спустилась к подножию хребта и прямой линией протянулась в неведомую голубую даль. С обеих сторон мелькали высокие тенистые деревья, сквозь которые на дорогу то и дело выскакивали шустрые солнечные зайчики. Если смотреть прямо вперёд, начинало казаться, что не машины мчатся по дороге, а серая лента дороги бежит под колёса автобусов.
        Алла закрыла глаза: так почему-то были лучше слышны ребячьи разговоры.
        - А вдруг мы задержим диверсанта? — фантазировал Алёшка. И, очевидно, заметив недоверчивые усмешки друзей, пояснил: — А что?! Очень может быть! Ведь здесь, по берегу моря, проходит граница… А за морем — чужая страна.
        - Ну, конечно! — раздался насмешливый голос Витьки. — Пограничники наши закроют глаза и пропустят шпиона. Идёт шпион по берегу. И вдруг видит — идёт к нему навстречу Алёшка Комов, идёт, задрав кверху свой курносый нос и напрягая могучие мускулы. Ну, диверсанта сразу же схватывает «медвежья болезнь», он падает на колени и протягивает могучему Алёшке Комову свои пистолеты и бомбы. «Алёша! Алёшенька! — молит диверсант. — Я специально переплыл через море, чтобы сдаться тебе, непобедимому богатырю!»
        Ребята захохотали. И Алла заметила, что вместе со всеми весело смеётся и Алёшка.
        Она тоже улыбнулась и повернула голову. Зина Симакова говорила подругам:
        - Поселимся мы все, девочки, в одной палатке. Вот, как ехали в купе, так и будем опять всё вместе. И на море будем ходить вместе…
        А впереди, увитые густым виноградом, уже вставали по бокам шоссе маленькие приветливые домики приморского курортного городка. Дальше появились дома побольше, двух этажные со стёклами магазинных витрин.
        - А где же море? — нетерпеливо выкрикнул Витька.
        И все ребята, не отрывая глаз, смотрели вперёд. Но впереди была только улица, окаймлённая деревьями и цветами.
        Автобусы свернули направо. И на этой боковой улице тоже стояли такие же беленькие и голубые домики, крытые этернитом и какой-то удивительной полукруглой черепицей. Улица упиралась в большую белую арку. А за аркой сияла и переливалась особенной, изменчивой синевой непонятная стена. Эта синева была такой живой, переливчатой, густой, что от неё трудно было отвести глаза.
        - Вот и море! — громко проговорил шофёр.
        - Где? Где? — закричали ребята.
        - Да впереди же… Вон оно синеет!
        - А почему оно такое… Как стена? — удивлённо спросила Вера Сидоренко.
        - Это оно таким кажется издали. Вот подъедем поближе и увидите, что ничем оно не похоже на стену…
        И правда, чем ближе подъезжала машина к белой арке, тем всё меньше походило море на синюю стену. Теперь уже было видно, что это не стена, а бесконечная, бескрайняя ярко-синяя водная гладь. И по этой синеве то и дело мелькали ещё более густые подвижные синие пятна. Словно незримый художник беспрерывно покрывал быстрыми мазками кисти влажное полотно.
        В автобусе стало тихо, так тихо, как будто в нём и не было четырёх десятков горластых и шумливых ребят. Эта живая шелковистая синева околдовала и мальчишек, и девчонок своей особенной, всё время меняющейся красотой…
        «Так вот оно, какое море!» — думала и Алла, жадно вглядываясь в морской простор.
        И вдруг ей стало очень хорошо, так хорошо и весело, как давно уже не было.
        - Запоём, ребята?! — предложила она. И первая запела:
        Раскинулась даль голубая.
        Не видно нигде берегов.
        - Мы с детства о море, о море мечтаем,
        - подхватили девчата.
        - О дальних огнях маяков,
        - запели и мальчишки.
        У белой арки автобусы свернули и покатили вдоль песчаного морского берега. Казалось, что здесь сливаются и никак не могут слиться два моря — желтовато-серое, песчаное, и синее, настоящее.
        По обеим сторонам дороги появились большие красивые дворцы весёлого розового и солнечного цвета.
        А ещё через минуту автобусы свернули в сторону и въехали в железные решётчатые ворота.
        Между домами зеленели молодые деревья и многоцветными коврами стлались цветники.
        Шелестя шинами по жёлтому песку, автобусы подкатили к небольшому голубому домику с гардинами на окнах.
        Лидия Павловна, подхватив потёртый портфельчик, первой вышла из автобуса и крикнула:
        - Алла! Построй ребят… Я сейчас…
        Она вошла в голубой домик.
        - Ребята, выгружайтесь! Приехали! — крикнула Алла, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Стройтесь…
        Из машин посыпались мальчишки и девчонки. Игорь со своим пухлым рюкзаком застрял в дверях. Он дёргался, как молодой жеребёнок на вожжах, и вопил:
        - Ребята! Да помогите же, ребята! Ребята!
        Алёшка поддал плечом в рюкзак, и Игорь вылетел из автобуса, чуть не сбив с ног высокую полную женщину, выбежавшую из домика.
        - Здравствуйте, дети! — весело выкрикнула женщина.
        Её синие глаза смотрели приветливо и напоминали по цвету море.
        Ребята ответили недружно.
        Женщина поморщилась и снова крикнула:
        - Так не пойдёт! А ну-ка, повторим! Здравствуйте, ребята!
        - Здрав-ствуй-те! — уже дружнее прокричали приехавшие, выстраиваясь в неровную линию.
        Склонив набок круглое румяное лицо, женщина несколько мгновений молча рассматривала приехавших. Потом она кивнула головой и проговорила:
        - Ну, вот! Теперь лучше! Давайте знакомиться. Я ваша старшая пионервожатая. Зовут меня Антонина Михайловна.
        Кто-то из мальчишек фыркнул. Ребята с насторожённым любопытством разглядывали своё новое начальство. Из-под белой панамки, ухарски сдвинутой на затылок, выбивались золотистые волосы. Синие глаза смотрели с бесхитростной приветливостью. Красный галстук был слишком коротким для полной шеи, и концы его торчали нелепыми куцыми хвостиками.
        И глядя на свою старшую вожатую, ребята испытывали странное, двойственное чувство: своей улыбкой, ясным блеском глаз она напоминала весёлую школьницу, но в то же время это был взрослый человек.
        - Добро пожаловать в пионерский лагерь «Спутник»! — выкрикнула старшая пионервожатая. — Начальник лагеря сейчас отсутствует и поручил мне встретить и разместить вас… Надеюсь, что мы с вами эти два месяца будем жить весело и дружно! Так ведь, ребята?
        - Та-ак! — нестройно пискнуло несколько девчонок.
        - Ну, вот и хорошо! — Антонина Михайловна повернулась к домику и позвала:
        - Пётр Сидорович! Зоя Борисовна!
        Из дверей появился немолодой человек в сером полувоенном костюме и брезентовых сапогах. Всё в этом человеке выглядело серым и скучным — и костюм, и лицо, и седеющие волосы. За ним шла высокая девушка в очках, в белом шуршащем халате.
        - Вот, ребята, наш лагерный врач, Зоя Борисовна, — представила девушку Антонина Михайловна. — А это — наш завхоз. Пётр Сидорович Находкин.
        - Извиняюсь, не завхоз, а заместитель начальника по хозяйственной части, — тягучим голосом проговорил серый человек. И, шагнув вперёд, заложил пальцы рук за широкий пояс. Итак, товарищи… — он кашлянул. — Молодые товарищи! Вы прибыли на территорию нашего пионерского лагеря «Спутник». Сейчас всех вас разведут по палатам. Там, в своих тумбочках, вы оставите личные вещи, а затем строем направитесь в санпропускник на обмывание. А оттуда, обратно, строем, двинем в пищеблок, где вас будет ожидать вкусный и питательный завтрак. Затем, обратно, сможете отдыхать до обеда. К ужину прибудет ещё партия ребят. А завтра ожидаются, обратно, остальные. Всего в нашем лагере будет восемьсот юных граждан Советской страны… Вопросы есть?
        Алёшка Комов поднял руку и спросил:
        - А где же палатки, в которых мы будем жить?
        - Какие палатки? — удивился завхоз.
        - Ну, обыкновенные… Какой же это лагерь без палаток?
        - Никаких палаток у нас нет… Какие же могут быть палатки в наше время! Для вас, обратно, настоящие дворцы построены, а ты про палатки толкуешь… Ещё вопросы имеются?
        - Обратно, имеются! — крикнул Витька Олейников.
        Завхоз сердито покосился на Витьку. Но скуластое лицо Витьки было таким наивно-добродушным, что брови завхоза снова разошлись и он сказал:
        - Ну, давай твой вопрос, парень.
        - А что мы ещё будем делать, кроме того, что завтракать, обедать и ужинать?
        - Ну, это не по моей части, — отмахнулся Пётр Сидорович. — Об этом вам доложит старшая пионервожатая…
        - План массовой работы у нас ещё только составляется, ребята! — заговорила Антонина Михайловна. — Но заранее скажу, что у нас в лагере будет много интересных мероприятий. Мы будем вслух читать самые хорошие книги. Будем устраивать массовые игры и танцы.
        - А в походы пойдём? — спросил Альберт Мяги.
        - В походы? — Антонина Михайловна немного подумала.
        - Ну, пойдём и в походы… Только места здесь песчаные, скучные. Из всех природных красот только одно море имеется. А море у нас рядом с лагерем…
        - Антонина Михайловна! — вдруг низким голосом заговорила девушка в халате. — Предупредите ребят, что самовольно выходить за территорию лагеря и, особенно, самовольно купаться, строго воспрещается…
        - Да, да! — закивала головой старшая пионервожатая. — Наш лагерь — это, можно сказать, как воинская часть. Никаких самовольных отлучек! А сейчас вас разведут по палатам…
        4. Посёлок «Маяк»
        Старенький автобус, кряхтя и поскрипывая, неторопливо тащился по ухабистой каменистой дороге. Эта дорога то зигзагом вилась по склону горы, то сползала в долину. Облако белой пыли, казалось, прицепилось к автобусу и никак не хотело отцепляться.
        А за окнами проплывали нескончаемые ровные рядки виноградников, огромные сады, в которых даже издали можно было разглядеть алые и жёлтые точки плодов, густо усыпавшие зелень деревьев.
        Андрей и Славка забились на заднее сиденье автобуса и при каждом толчке высоко подпрыгивали среди грохочущих чемоданов и каких-то ящиков.
        Толстяк и его седоволосый спутник, оказывается, ехали не одни. Ещё при посадке в автобус к ним присоединились очень полная, сильно накрашенная женщина с тёмными большими глазами и противная толстая девчонка, очень похожая на неё. Девчонку звали Венерой. Толстяк был её отцом, а накрашенная женщина — матерью — это ребята узнали из разговоров. Седоволосого девчонка звала дядей Федей.
        Женщина не выпускала из рук небольшую плетёную корзиночку с крышкой. Иногда крышка приподнималась, и из корзинки высовывалась маленькая головка злой курносой собачонки.
        Когда весёлый шофёр объявил посадку, девчонка ринулась вперёд, оттолкнула старушку с корзиной, больно ткнула Славку кулаком в бок и капризным голосом пробормотала что «дам» полагается пропускать вперёд. Она уселась на самое лучшее место — впереди, возле открытого окна и сразу же принялась жевать. Автобус шёл уже больше часа, а девчонка всё жевала — сначала пирожки, потом — печенье и, наконец, перешла на яблоки.
        - Ох, как жрать хочется! — проговорил Славка, глотая голодную слюну и бросая злые взгляды на жующую девчонку.
        - А думаешь, мне не хочется? — ответил Андрей. — Надо терпеть… Такова наша судьба…
        Они старались услышать, о чём разговаривали толстяк и его спутник. Но за грохотом чемоданов и скрипами автобуса ничего не было слышно. Дядя Федя снял свою спортивную куртку и оказался в рубашке с короткими рукавами. Мальчишки заметили, что его сильные загорелые руки были почти сплошь покрыты татуировкой. На правой руке его скалились какие-то синеватые рожи, на левой плыли рыбы с человеческими головами и были видны какие-то надписи.
        - Ишь, бандюга, как раскрашен! — прямо в ухо Славке проговорил Андрей. — Видать, не один год просидел в тюрьме…
        Автобус съехал в глубокую долинку, сплошь заросшую кустарником, высокой ядовито-зелёной крапивой и огромными лопухами. Здесь из-под жёлтой отвесной скалы выбивался прозрачный, сверкающий родничок. Он извивался среди мелких камней и убегал в заросли кустов.
        - Перекур! — объявил шофёр. — Желающие могут попить, вода здесь — лучше не бывает… Потом давайте уточнять взаимные расчёты.
        Шофёр сверкнул белыми зубами и вытащил откуда-то кондукторскую кожаную сумку.
        - До Марьяновки, — сказала старушка с кошёлкой, протягивая деньги.
        - Четыре до «Маяка», — проговорил дядя Федя.
        Остальные пассажиры взяли билеты до Марьяновки и какой-то Богатырки.
        Шофёр подошёл к Андрею и Славке. Он вопросительно посмотрел на них и тряхнул сумкой.
        - Сколько стоит… до этой… до Марьяновки? — спросил Андрей.
        - Полтинник с головы! — рассмеялся шофёр.
        Андрей отдал ему рубль и получил бумажную ленту билетов.
        - Всё! — Шофёр ещё раз тряхнул сумкой, она зазвенела медными и серебряными монетами. — Теперь можно перекурить…
        - Пойдём напьёмся! — предложил Славка. — Может, тогда не так есть будет хотеться…
        Они выпрыгнули из автобуса. Девчонка, скинув босоножки, болталась ногами в ручейке и, подставляя ладони под выбивающуюся из-под скалы струйку, плескала водой себе в лицо.
        - Дай-ка мы напьёмся! — сказал Андрей.
        - Подождёте!
        Девчонка продолжала плескаться водой.
        - Эх, дать бы тебе раза два по шее… чтоб не вредничала, — проворчал Славка.
        - А ну, попробуй! А ну, дай! — Девчонка замотала головой и рассмеялась. Сверкающие капельки воды полетели во все стороны. — А ну, дай!
        Славка насупился и сжал кулаки.
        - Не связывайся, — предупредил Андрей. — Помни, зачем мы едем… А ты! — Он повернулся к девчонке. — Кончай топтаться в ручье, как лошадь…
        - Мама! Мам! — закричала девчонка. — Они ругаются, мама…
        Собачонка залилась визгливым лаем.
        Толстая женщина, дремавшая у окна автобуса, сразу раскрыла глаза, и всё её тело затряслось, как студень.
        - Отстаньте от девочки, гадкие мальчишки! Сейчас же отойдите от неё! Виталий!
        Толстяк в тюбетейке стоял возле кустов вместе со своим приятелем и курил. Он повернул голову, и Андрей ощутил на себе его взгляд — весёлый и зоркий.
        - Венерка, не вредничай! — сказал он. — Уйди от воды!
        - Я ещё не напилась, папа! — капризно пропела она.
        - Пошла вон из воды! Простудишься!
        Девчонка, оттопырив толстые красные губы, неохотно отошла от родника.
        Славка припал к тоненькой струйке и почувствовал, как зубы заломило от холода.
        - Ну и водичка! — отдуваясь, проговорил он.
        - Поехали дальше! — объявил шофёр, влезая в автобус.
        И снова мимо окон замелькали ряды виноградников. Потом автобус выскочил на перевал и вдали засинело море просторное, яркое и, как казалось сверху, совершенно неподвижное. В одном месте в эту синеву врезался острый серый треугольник скалистого мыса. На обрыве, над морем виднелись белая башенка маяка и несколько маленьких домиков. Сверху и башенка, и домики, и деревья возле них казались крошечными, красивыми игрушками.
        - Вон и наш посёлок! — повернувшись к Венере, крикнул дядя Федя. — Через час дома будем….
        Андрей и Славка переглянулись.
        - Видишь, какое удобное местечко подобрали бандиты! — нагнувшись к Славке, проговорил Андрей. — Заманят, кого задумали, убьют и сбросят в море… И всё будет шито-крыто…
        - А может, они хотят маяк захватить? — загорячился Славка. — Очень даже может быть! Идёт ночью теплоход. А маяк не горит, потому что бандиты убили маячного сторожа. И теплоход налетает на камни…
        - Всё может быть! — согласился Андрей.
        - Это, видать, бандиты отпетые… Вон даже и эта самая девчонка — и та с самым бандитским характером…
        Автобус бежал вниз по пологим извивам выбитой в горе дороги, весело покрикивая на встречные телеги и велосипедистов.
        - Слезем на «Маяке», — сказал Андрей. — Какой нам смысл тащиться дальше?
        - Так ведь они нас заметят!
        - Надо сделать незаметно… Сойдём с автобуса и сразу где-нибудь спрячемся.
        Море приближалось с каждым поворотом дороги. Теперь уже было видно, что оно не гладкое, а его синяя поверхность испещрена белыми мазками.
        - Ой, как есть хочется! — пожаловался Славка. — А тут эта жаба всё время жуёт, словно нарочно дразнится.
        Он кивнул головой на Венеру, расправляющуюся с яблоками.
        - Терпи! Мушкетёры голодали по нескольку дней… А мы, как только доберёмся до какой-нибудь таверны, так и пообедаем.
        - И позавтракаем, и пообедаем сразу, — мрачно определил Славка.
        - Держись, Атос!
        - Держусь, д’Артаньян! — унылым голосом ответил Славка.
        Наконец автобус спустился с горы и покатил по узкой прибрежной дороге. Иногда эта дорога пролегала по самой кромке прибрежных скал, и в этих местах у мальчишек невольно захватывало дух — внизу, в глубине, бились о тёмные клыки скал белопенные волны.
        Потом машина остановилась около каменного навеса.
        - Слезай — приехали! — весело выкрикнул «дядя Федя».
        Он и толстяк взялись за чемоданы. Девчонка уронила яблоко и полезла за ним под кресло. Воспользовавшись этой суматохой мальчишки выскочили из автобуса, нырнули за каменный навес. Там начинался унылый кустарник с мелкими пыльными листьями и огромными острыми колючками. Не обращая внимания на эти колючки, друзья на четвереньках вползли под ветки кустарника и спрятались в самой чаще. Они слышали, как выгружали чемоданы, как Венерина мать пересчитывала вещи и искала какой-то мешочек. А потом выяснилось, что в этом мешочке были пирожки и яблоки и их за время пути съела Венера. Затем подъехал какой-то экипаж и кто-то басом кричал на лошадь:
        - Тпру-ру! Не балуй!
        Переговаривались люди, лаяла собачонка.
        Экипаж уехал. Автобус дал несколько протяжных гудков, и послышался всё удаляющийся рокот мотора. Стало совсем тихо, только в кустах, среди жёсткой выгоревшей травы, потрескивали кузнечики.
        Мальчишки вылезли из кустов и осторожно выглянули из-за стены каменного навеса. Вдали над пустынной дорогой поднималось облако пыли от автобуса. Маяк находился примерно в километре от них. К нему вела узкая дорога, извивающаяся между кустами.
        - Пошли? — спросил Славка.
        - Идём… Только осторожно…
        Мягкая желтоватая пыль устилала дорогу. От каждого шага она взлетала лёгкими пушистыми облачками. Придорожные кусты были сплошь припудрены этой пылью. Она скрипела на зубах, лезла в пересохшее горло…
        - Напиться бы сейчас той водички, из родника, — мечтательно проговорил Славка. И, сглотнув густую слюну, добавил: — Но сначала пообедать… Большой бы кусок мяса с картошкой… Или даже манную кашу, которую я дома никогда не ел…
        - Терпи, Атос! Помни о своём мушкетёрском плаще! — без особого воодушевления посоветовал Андрей.
        - Я бы все плащи сейчас променял на тарелку гречневой каши с маслом…
        Заросли кустарника кончились. Дальше шло голое поле, щетинящееся пересохшей стерней, а за ним начинался тенистый сад. Даже издалека были видны раскидистые старые деревья и высокая сочная трава.
        - Напрямик нельзя! — решил Андрей. — Подойдём вон с той стороны.
        Он ткнул пальцем туда, где колючие кусты вплотную подступали к окраине сада, и решительно полез в кусты.
        В зарослях было очень душно. Острые колючки цеплялись за одежду, царапали руки и ноги. Прошло не меньше часа, пока мальчишки добрались до сада.
        - Ух! — вздохнул Славка, падая на мягкую траву.
        С десяток минут ребята неподвижно лежали на спине, закрыв глаза и раскинув руки, вслушиваясь, как всё медленнее и тише ударяют маленькие молоточки, бьющиеся у них в висках.
        Потом Славка раскрыл глаза и повторил:
        - Ух!
        Но сейчас это «ух» выражало бурный восторг и изумление. Прямо над головой, среди листьев дерева желтели крупные яблоки.
        - Яблочки! — восхищённо воскликнул Славка.
        И вскочил на ноги, примеряясь, с какой стороны лучше взобраться на дерево.
        - Стой, Атос! — Андрей нахмурил брови и размазал по потному лицу раскисшую пыль. — На дерево лезть нельзя — ведь там нас сразу заметят туземцы.
        - А если есть хочется?
        - Скачала исследуем местность, а потом займёмся яблоками. Терпи!
        - Терпи, терпи! — сердитым голосом пробубнил Славка. — Будто ты другого слова не знаешь: всё время только «терпи»!
        Пригибаясь и насторожённо поглядывая по сторонам, мальчишки углубились в сад. Они перебегали от дерева к дереву, пока не добрались до высокого холмика, на вершине которого голубела маленькая деревянная беседка. В ней никого не было, и Андрей пополз вверх по крутому склону холма.
        Беседка оказалась отличным наблюдательным пунктом. Внизу, у подножия холма, прикрытый деревьями и окружённый кустами разноцветных цветущих роз, стоял хорошенький домик с открытой верандой, увитой виноградом. Окна домика были распахнуты, на веранде сидели люди, но разглядеть их мешали виноградные листья.
        Чуть подальше, возле сарая, стояла серая лошадь и, помахивая хвостом, похрустывала сеном.
        За сараем стоял другой домик — побольше. А ещё дальше, за бесплодным, рыжим пустырём, виднелась белая башенка маяка. Сейчас она не выглядела игрушечной. Это была высоченная, настоящая башня с толстыми каменными стенами и железным круговым балкончиком. И ещё оказалось, что маяк стоит не на кончике мыса, а на скалистом крошечном островке, отделённым от мыса довольно широким проливом. Через этот пролив был переброшен лёгкий ажурный железный мостик.
        - Ну, как тебе здесь нравится, Виталий? — донёсся с веранды уже знакомый гулкий голос «дяди Феди».
        - Условия уникальные! — ответил тусклый, хрипловатый голос толстяка. — Лучше условий не придумаешь. Как только отправим мою компанию в Солнечный, так сразу же возьмусь за дело…
        Андрей подтолкнул локтем Славку.
        - Всё ясно! — прошептал он. — Бандиты здесь свили своё гнездо! А «компания» — это, наверное, та толстуха и девчонка. Жирный боится, что женщины помешают ему в задуманном преступлении. — Он удовлетворённо вздохнул. — Теперь пойдём подкрепимся яблоками и можно будет двигать в лагерь.
        - А где он, этот лагерь? Хоть бы знать, в какой стороне.
        - Найдём! Здесь, конечно, любой знает дорогу в этот самый город Солнечный… Пошли!
        Из предосторожности мальчики решили рвать яблоки подальше от домов, на краю сада. Никем не замеченные, они добрались до огромной старой яблони, сплошь усыпанной румяными плодами. Влезть по корявому изогнутому стволу дерева сумел бы и младенец. Не прошло и минуты, как друзья, сидя на соседних ветках, уже жевали ароматные, кисло-сладковатые плоды.
        - Вот это да! — не переставая жевать, сказал Славка. — Никогда не думал, что яблоки такие вкусные.
        - Жуй потише! — посоветовал Андрей. — А то хрупаешь погромче той серой лошади… На веранде могут услыхать.
        Мальчишки приканчивали по второму яблоку и только-только входили во вкус, когда внизу раздался ехидный девчоночий голос:
        - Вы что здесь делаете? А ну слезайте с дерева!
        Под яблоней стояла Венера. Она уже переоделась в лёгкий цветастый сарафанчик, волосы её были мокрыми, а через плечо висело мохнатое полотенце.
        - Воришки! Жулики!
        - Пошла отсюда, лупоглазая! — зловещим шёпотом проговорил Андрей.
        - Вот нахалы! Воруют яблоки и ещё покрикивают.
        - А что яблоки — твои?
        - А твои?
        Славка запустил в девчонку яблоком и попал ей в плечо.
        Венера не заплакала, хотя ей, наверное, было очень больно. Круглое лицо её вдруг перекосилось и вытянулось от злости, и она заорала на весь сад:
        - Кар-раул! Сюда! Здесь жулики! Грабители!
        - Чего вопишь? А ну замолчи! — прикрикнул Андрей.
        - Здесь бандиты! Сюда! — не унималась девчонка.
        Между деревьями мелькнуло что-то полосатое, и к яблоне подбежал здоровенный мускулистый парень в трусах и выцветшей майке-тельняшке.
        - Кто кричит «полундра»? — глухим баском спросил он.
        - Дядя! У вас воры… Вон на яблоне сидят. Жулики! — припрыгивая от удовольствия, зачастила девчонка.
        - Воры?! — Тугие мускулы вздулись на плечах парня, под старой тельняшкой. Он нахмурился: — А ну, корсары, спускайся! Причаливай к земле!
        Славка ощутил в руках и ногах отвратительную дрожь. Ему уже представилось, что этот бандит в тельняшке, напоминающий пирата из книжки Стивенсона, выхватит огромный кривой нож и… Даже Андрей, бесстрашный Андрей-д’Артаньян, тоже заметно побледнел.
        - Ага! Попались! Жулики! Мошенники! — торжествовала девчонка.
        Андрей и Славка неуклюже соскочили с дерева и стояли перед парнем в тельняшке, опустив головы и глядя в землю.
        - Они с самого Подгорного высматривали наши чемоданы. А теперь сюда залезли, — тараторила девчонка. — Их в милицию надо отправить, пускай их посадят в тюрьму…
        Парень недружелюбно покосился на девчонку и сплюнул.
        - Знаешь что! — сказал он девчонке. — Шла бы ты своей дорогой! Тебя чай пить ждут. Я тут без тебя разберусь.
        Венера на минуту умолкла, растерянно глядя на парня чёрными круглыми глазами.
        - Ну и ладно! Я вот сейчас дяде Феде скажу!
        Она перекинула полотенце на другое плечо и зашагала в глубь сада.
        - Давай отчаливай! — пробасил вслед ей парень. Потом он повернул к пленникам нахмуренное, мрачноватое лицо. — Ну, что же с вами делать, зеленухи несчастные? По чужим садам лазают… А ещё, наверное, пионеры. Вы что, с сейнера?
        - Ага! С этого самого… С сейнера! — не понимая, о чём идёт разговор, подтвердил Андрей.
        - Ну, тогда берите курс к себе на сейнер.
        Парень железными пальцами ухватил мальчишек за плечи и потащил их куда-то к морю.
        - И чтоб я вас в саду больше не видел. Чтоб тени вашей больше в нашем саду не было!
        Парень тащил своих пленников к прибрежному откосу, и Славка даже сжался, представив себе, как летит он вниз на острые зубья скал. Но оказалось, что к откосу вниз сбегала пологая тропка. Внизу, под прикрытием островка, протянулся в мере деревянный причал, у которого стоял какой-то небольшой кораблик.
        - А ну, бегом, малявки несчастные! — рявкнул парень, подтолкнув мальчишек к тропке. И захохотал весёлым, добродушным, раскатистым смехом.
        Ребята сбежали на причал и с опаской посмотрели наверх. Парень в тельняшке стоял на откосе, хохотал и грозил им пудовым кулаком. Но красное от загара лицо его было весёлым и добродушным.
        С одной стороны причала стоял корабль, который парень назвал сейнером. С другой лениво плескалось, словно вздыхало, море, казавшееся сделанным из жидкого стекла.
        - Выкупаемся? — спросил Андрей, стягивая пропотевшую рубаху.
        - Поесть бы! — простонал Славка.
        - Таверна ещё закрыта…
        Андрей осторожно спустился к трубам, вбитым в дно моря. На этих трубах держался дощатый настил причала. Берег круто уходил под воду. Через три шага Андрей уже не нащупал дна и поплыл. В море плыть было гораздо легче, чем в реке — вода словно ласковыми, прохладными ладонями поддерживала тело. Рядом в воду плюхнулся Славка и засопел от удовольствия.
        Фыркая, то и дело окунаясь с головой в прохладную воду, мальчишки обогнули причал. Судно называлось «Дельфином».
        - Эх ты, смотри! — выдохнул Славка, и в его голосе послышалась явная зависть.
        На борту судна сидел типичный пират — худущий, дочерна просмолённый солнцем. Свесив за борт масластые худые ноги, «пират» деловито черпал какое-то варево из металлической миски, стоящей у него на коленях, и откусывал от увесистого ломтя белого хлеба.
        «Мушкетёры» сглотнули голодную слюну.
        Карие, немигающие глаза «пирата» устремились на плавающих мальчишек. Моряк расстегнул выгоревший синий китель с солнечными пуговицами и вдруг подмигнул мальчишкам:
        - Свежей ушицы хотите? — спросил он. — Голодные?
        - Не очень! — соврал Андрей.
        - Ладно, ладно! По глазам вижу, что брешете! — рассмеялся моряк. — Топайте сюда, не пожалеете.
        Второй раз приглашать мальчишек не потребовалось. Они наперегонки поплыли к берегу. И немного погодя запыхавшиеся, держа одежду в руках, уже стояли на палубе сейнера.
        - Ну и белые вы, словно никогда солнца не пробовали! — сказал моряк, оглядывая их с ног до головы. — Приезжие, что ли?
        - Приезжие, — ответил Андрей.
        - Так! — Моряк кивнул головой и крикнул: — Акимыч! Ну-ка давай сюда пару посудин своей щербы! Да хлеба побольше.
        Бородатый человек, похожий на добродушного Бармалея, принёс две миски ухи. Под мышкой у него были деревянные ложки и полбуханки хлеба.
        - Это чьи ж такие? — спросил он, ставя на чистую палубу миски.
        - Потом разберёмся! — отмахнулся «пират».
        - Кушайте, хлопцы.
        Уха была ароматная, пахнущая лавровым листом и красная от помидоров. Ребятам показалось, что никогда раньше они не ели ничего вкуснее. Моряки переглянулись и с усмешкой стали смотреть, как стремительно мелькают деревянные ложки. Потом «добрый Бармалей» уже без приказания принёс ребятам две миски гречневой каши — рассыпчатой, обильно политой маслом.
        - У-уф! — удовлетворённо выдохнул Славка, проглотив последнюю ложку каши. — Вот это — да!
        - Откуда бредёте, хлопцы? — спросил худощавый.
        - Из Марьяновки, — сразу же ответил Андрей.
        - А куда?
        - В Солнечный, в пионерский лагерь…
        - Попутчики, значит! — кивнул головой моряк. — Можем подвезти, чего вам пешком топать, ноги-то не казённые. А мы минут через десять, как только двигатель починят, отвалим в Солнечный. Вместе, значит?
        - Вместе! Конечно, вместе! — обрадованно, в один голос воскликнули «мушкетёры».
        Действительно, кто же откажется от морского путешествия на настоящем корабле, особенно, если у него такое таинственное наименование — «сейнер» и называется корабль «Дельфином».
        - Да у вас глаза слипаются, хлопчики! — засмеялся «Бармалей». — Тикайте в кубрик. Отдохните трошки.
        Осовелые, вялые «мушкетёры» охотно отправились в маленькую каютку и улеглись на верхние койки. Откуда-то доносились мерные удары по металлу. За бортом шептались волны.
        - Отдыхайте, — ласково сказал «Бармалей». — Как мотор наш затарахтит, так сами проснётесь, голосистый он у нас… А пока — спите!
        Он вышел, прикрыв за собою дверь.
        - Слушай! А может быть, «сейнер»… — спросил Славка.
        Но ему никто не ответил д’Артаньян уже сладко сопел носом. Через минуту к нему присоединился и Атос.
        Мальчишки не слыхали, как сейнер отвалил от причала и, рокоча моторами, вышел в море…
        5. Игорь на посту
        Пионервожатая Наташа, которую ещё в поезде за вкрадчивые манеры и тихий голосок ребята прозвали «тихоней», привела Игоря к деревянным воротам, выходящим к морю. Возле этих ворот стоял фанерный навес — «грибок».
        - Вот здесь будет твой пост, мальчик, — сказала пионервожатая.
        Боевое слово «пост» и сам «грибок» Игорю понравились. Они выглядели серьёзно, по-военному.
        - Есть, стать на пост! — лихо отрапортовал Игорь. — А что я должен делать?
        - Как, что делать?! — удивилась пионервожатая. — Странно! Ну, стоять и охранять лагерь. Никого не выпускать из лагеря. И не пускать сюда посторонних.
        - А если они попытаются войти?
        - Странно! — передёрнула плечами вожатая. — Не пускай! Ты же часовой!
        - У часовых бывает оружие…
        - Так тебе, может быть, пушку выдать? — затрясла кудряшками вожатая. — Какой-то ты бестолковый, мальчик…
        - Я не бестолковый, — вспыхнул Игорь. — Часовых всегда инструктируют, я читал. Им объясняют, зачем они стоят, что должны делать. А вы — только «стой» да «не пускай»? А вот захочет пройти большой, взрослый дядька. Что я должен делать?
        Наташе, как видно, крепко досталось за пропажу двух мальчишек из её вагона, и она злилась на весь мир.
        - Чего дядьке лезть в наш лагерь, что ему у нас делать? — раздражённо спросила она.
        - А если никто не полезет, так зачем пост?
        Вожатая передёрнула худенькими плечиками.
        - Странный ты, мальчик… Стоять здесь надо для порядка… Понял? Для порядка! Вот тебе красная повязка. Вот свисток. Если нужно будет — свистнешь, кто-нибудь придёт. А мне болтать с тобою некогда, я сегодня дежурная по лагерю…
        Она повернулась и торопливой походкой засеменила к голубому домику.
        Нет, эта вожатая совсем не нравилась Игорю — кудрявая, фасонистая зазнайка. Не то что Алла! Алла — простая, своя… С ней поговорить можно… А эта?
        Игорь надел на руку красную повязку с надписью «дежурный». Потом присел на низенькую скамеечку под «грибком».
        Море было совсем рядом, за десятиметровой песчаной полоской пляжа. Мелкие ленивые волны с лёгким шелестом набегали на песок и откатывались назад. И море выглядело безобидным, ласковым. Оно, казалось, смеялось блёстками волн. Вдалеке, у самого горизонта, шёл белый корабль.
        По обеим сторонам ворот тянулся забор. Он отделял пляж от лагерной территории. Здесь, на задворках, куда выходили задние стены санпропускника и гаража, не было ни цветников, ни клумб. Зато здесь густо росли низкорослые корявые деревья с серо-серебристой листвой.
        Игорь некоторое время разглядывал эти заросли, пустынный пляж, море. Потом ему стало скучно, и он начал мечтать.
        …Вот он, Игорь Валявский, — пограничник и стоит на посту с автоматом в руках… Или нет, лучше по-другому! В составе первой космической экспедиции Игорь Валявский вылетел на далёкую планету. Космонавты разбили лагерь на берегу неведомого моря. Кругом лагеря тянутся таинственные заросли неизвестных растений. В них то и дело раздаются странные звуки и мелькают непонятные зелёные огоньки. Ночной мрак окутывает планету. Но Игорь не боится. Сжимая в руках многозарядное атомное ружьё, он зорко всматривается в заросли…
        Игорь любил представлять себя сильным, мужественным, бесстрашным. А на самом деле ему ещё ни разу в жизни не довелось проявить силу и бесстрашие. От всех жизненных бед и испытаний его пока оберегали мягкие материнские руки. А единственное приключение, которое, он помнил, произошло с ним позапрошлым летом, когда они всей семьёй отдыхали в деревне. Как-то они с мамой гуляли по берегу тихой речки, и на них напал большой козёл с озорными жёлтыми глазами и седой бородой. Козёл вылетел из-за сарайчика и с разбегу поддал Игорю крутыми рогами пониже спины. Удар был таким сильным, что Игорь полетел в кусты. Впрочем, он сейчас же вскочил и стал искать палку или камень. Но тут козла атаковала мама и стала лупить его синим китайским зонтиком. Козёл отскакивал и снова прыгал вперёд. А мама кричала:
        - Игорёк, спасайся! Игорёк, беги!
        Потом зонтик сломался, и мама ухватила козла за рога и начала кричать «Помогите!». Из соседнего двора выбежал рослый загорелый парень, ухватил козла за рога и одним быстрым движением мускулистых рук отшвырнул буяна в сторону. Козёл заблеял и пустился наутёк.
        Дома мама вдруг зарыдала и стала требовать от отца, чтобы тот немедленно обратился в милицию.
        А отец молча разгуливал по веранде, курил и едва заметно усмехался.
        - Валечка, пойми же, что это просто смешно — подавать в милицию заявление на козла, — доказывал он. — Да ведь ничего страшного и не случилось. Ну, зонтик поломался… Да чёрт с ним, с этим зонтиком!
        - Как — не случилось? — закричала мама. — А то что козёл чуть-чуть не убил ребёнка — это тебе пустяки!
        - Да ведь жив и здоров наш ребёнок! — возражал папа.
        В этот вечер папа и мама поссорились. Папа говорил, что мама делает из Игорька «тепличную орхидею», а мама обвиняла папу в бессердечии.
        Папа Игоря работает главным инженером на большом заводе. А мама нигде не работает, хотя тоже закончила химико-технологический институт. Она целыми днями ходит за Игорем, и тот от души завидует товарищам, у которых работают и папа, и мама. Тех не заставляют барабанить на рояле бесконечные надоевшие гаммы. Те могут сколько угодно играть в футбол и даже одни ходят купаться на Волгу. А Игорь всё время чувствовал себя словно привязанным к маме, которая считает его почему-то и слабым и болезненным, и очень впечатлительным. С большим трудом папа вместе с Игорем добились, чтобы мама отпустила сына в этот пионерский лагерь…
        Как хотелось Игорю быть смелым, решительным, неустрашимым!
        Но он то и дело слышал мамины причитания:
        «Игорёк, хватит тебе играть в футбол, не перегружай сердце!»
        «Игорёк, не бегай по жаре!»
        «Игорёк, пора кушать!»
        «Игорёк, садись за рояль, ещё раз повтори упражнения».
        Мальчишки их двора прозвали его презрительно: «Мамин Игорёк!»
        И только оставаясь один на один с книгой в своей маленькой комнатке, Игорь воображал себя сильным и бесстрашным. Он был то Русланом, то Спартаком, то мужественным космонавтом, то суровым начальником пограничной заставы…
        …Взгляд Игоря скользнул по гладкому пляжу. Вдали, из-за песчаного вала, ограждающего маленькую речонку, впадавшую здесь в море, появилось три фигуры — две побольше и одна совсем маленькая…
        Игорь вскочил со скамеечки, нащупал в кармане свисток и взглянул в сторону лагеря. Возле ворот, в рыжей от солнца траве, он увидел палку, — наверное, обломок флагштока, круглый и довольно длинный. Схватив палку и держа её навесу возле ноги, как винтовку, Игорь принялся расхаживать вдоль ворот — четыре шага в одну сторону, четыре — обратно.
        Три чёрных пятна приближались, и теперь уже можно было рассмотреть, что это два смуглых, дочерна загорелых мальчишки в выгоревших трусах и маленькая коротконогая, забавная собачонка.
        Мальчишки бежали по воде, вздымая каскады брызг. А собачонка мчалась рядом, шарахаясь от набегающих волн и сердито лая на них. Впрочем, было видно, что лаяла она не всерьёз, а так, в шутку, ради удовольствия.
        Игорь с интересом наблюдал за мальчишками и собачонкой, но внешне выдерживал сурово-неприступный вид.
        Мальчишки остановились напротив ворот и с любопытством уставились на Игоря.
        - Ты чего там шагаешь, как гусак? — тоненьким голоском спросил тот, что был пониже.
        И тут Игорь понял, что перед ним не мальчишка, а девчонка — загорелый, с поцарапанными коленями и облупившимся носом сорванец. Он продолжал вышагивать, держа палку навесу.
        - Ты что, немой? — снова спросила девчонка. — Или так, чокнутый?
        - Я на посту… А часовым разговаривать не полагается, — солидно ответил Игорь.
        - Ишь ты! — не то с насмешкой, не то с восхищением проговорила девчонка.
        - Дрын у тебя зачем? — поинтересовался мальчишка.
        - Какой дрын? Что такое — дрын? — не понял Игорь.
        - Да он совсем дурной! — взвизгнула девчонка. — Он ничего не понимает!
        Маленькая собачонка, разглядывающая Игоря глазами-бусинками вдруг заворчала, насторожила уши и бросилась на него. Игорь взмахнул палкой. Собачонка увернулась, потом коричневым шариком подкатилась снова.
        - Не бей Тузика! — крикнула девчонка. — Не бей! А то мы тебя сейчас накормим кашей!
        - Попробуйте! — дрогнувшим голосом ответил Игорь, стараясь зацепить палкой вёрткую собачонку.
        Мальчишка с угрожающим видом шагнул вперёд. Девчонка отбежала в сторону, как видно, собираясь напасть сзади. Игорь свободной рукой выхватил из кармана свисток…
        Но тут зашевелились серебристые ветви кустарника и оттуда вылезли Алёшка и Витька.
        - Индейцы! Дикари! — восторженно взвизгнул Алёшка. — Нападение на наш передовой пост.
        - Держись, бледнолицый брат мой! — завопил Витька, бросаясь на помощь Игорю.
        Мальчишка и девчонка побежали дальше, поднимая фонтаны брызг. За ними с лаем мчалась коричневая собачонка.
        Игорь перестал махать палкой и вытер ладонью вспотевший лоб…
        6. Скучен день до вечера…
        Из столовой Алёшка и Витька вышли вместе.
        - Ишь, понастроили коробочек с финтифлюшками! — насмешливо проговорил Алёшка, кивнув головой в сторону красивого голубого, словно сплетённого из деревянных кружев, павильона столовой.
        - А кормят здесь ничего, подходяще! — благодушно протянул Витька. — Пирог с повидлом был что надо!
        - Не нравится мне здесь… — Удлинённое, худощавое лицо Алёшки выглядело угрюмым и злым. — Лагерь называется! Домики, цветочки… Дорожки песочком посыпаны… Не лагерь, а детский сад!
        - Ничего, Алёха, проживём!
        Витька подмигнул приятелю и засмеялся. При этом его тёмные глаза стали совсем узкими, как щёлочки, а всё скуластое смуглое лицо приобрело хитровато-лукавое выражение.
        - Со скуки здесь сдохнешь! — продолжал ворчать Алёшка.
        - Ерунда! Скукой только дураки мучаются. Мы здесь придумаем себе весёлую жизнь. Давай сейчас пойдём в разведку!
        - Давай! — согласился охотно Алёшка.
        Мимо мальчишек своей обычной, неторопливой и плавной походкой шла Зина Симакова.
        - Как живём, Зиночка-корзиночка? — окликнул её Витька и подставил «ножку».
        Но Зина ловко перепрыгнула и больно ткнула Витьку в живот маленьким кулаком.
        - Вот это — девчонка! Любому мальчишке не уступит! — сказал Алёшка.
        - Ну, девчонка как девчонка! — недовольно отозвался Витька. — А кулак у неё крепкий, чуть пирог из меня не выбила…
        - Девочка, иди сюда, — раздался чей-то строгий голос.
        Ребята обернулись. Возле угла столовой стояла Антонина Михайловна. Сейчас глаза её казались не голубыми, а серыми и строго смотрели из-под маленькой панамки.
        Зина подошла к старшей вожатой.
        - Как тебя зовут, девочка? — спросила Антонина Михайловна.
        - Зина Симакова, — ответила Зина.
        Антонина Михайловна покачала головой:
        - Разве подобает, Зина Симакова, девочке драться с мальчишками? Девочка должна быть образцом скромности и выдержанности… И ещё ты должна всегда помнить, что все мы — друзья, товарищи.
        Полная, широкоплечая Антонина Михайловна, как гора, возвышалась над Зиной.
        - За что ты ударила мальчика? За что ты ударила своего товарища?
        Зина молчала, невозмутимо разглядывая красное, потное лицо старшей вожатой.
        - А Зинка молодец! Не сплетница, как остальные девчонки, — подтолкнул товарища Алёшка.
        Витька молча кивнул головой.
        Антонина Михайловна всё тем же ровным голосом продолжала читать нотацию о том, что девочка должна быть образцом скромности, что вообще драться пионеру не полагается, что настоящий пионер — это верный друг и товарищ, а не драчун и забияка…
        - Выручим Зинку? — решил Витька.
        - А как? — спросил Алёшка.
        Витька усмехнулся и ответил:
        - Помнишь, как мы наших девчонок разыгрывали?
        Серые глаза Алёшки вспыхнули озорными огоньками.
        - Строевым? — прошептал он.
        - Точно! Раз, два, три! Пошли!
        Витька встал сзади долговязого Алёшки. Они разом шагнули с левой ноги, выпятили груди, задрали носы и дико вытаращили глаза.
        - Раз, два! Раз, два! — еле слышным шёпотом подавал команду Витька.
        Ребята шагали нелепым «гусиным» шагом, размахивая руками и не сгибая ног. За пять шагов до Антонины Михайловны Витька чуть слышно цыкнул, и оба марширующих сразу повернули к вожатой свои застывшие физиономии и чётко прошагали мимо неё.
        Антонина Михайловна замерла на полуслове, удивлённо раскрыла рот и округлила глаза.
        Зина Симакова прикусила губу, чтобы не засмеяться.
        - Ладно! Иди, Зина Симакова! — наконец пришла в себя Антонина Михайловна.
        Мальчишки уже подходили к спальному корпусу.
        - Мальчики! — крикнула им вслед Антонина Михайловна. — Вернитесь!
        По сигналу Витьки марширующие разом повернулись и тем же деревянным шагом пошли обратно.
        - Стойте! Как вас зовут?
        Витька лихо, как застоявшийся конь, притопнул ногой и гаркнул:
        - Пионер Виктор Олейников!
        - Пионер Алексей Комов! — так же топнув ногой, выкрикнул Алёшка.
        Оба застыли в нелепых, напряжённых позах, повернув к вожатой застывшие, окаменевшие лица с вытаращенными глазами. Десятки ребят, выбежавших из столовой, с любопытством наблюдали за неожиданным представлением.
        - Вы что это? — сдвинув белёсые бровки, растерянно спросила Антонина Михайловна.
        - Мы? — переспросил Витька. И лицо его приняло обычное, наивно-серьёзное выражение. — Мы — ничего.
        Плечи мальчишек опустились, напряжённые мышцы расслабились.
        - Мы репетируем. Антонина Михайловна, — невинно-почтительным тоном пояснил Алёшка.
        - Репетируете? — удивилась Антонина Михайловна. — Что репетируете?
        - Танец деревянных солдатиков… Хотим исполнить его на лагерном костре… Как, получается, Антонина Михайловна?
        Вожатая несколько мгновений всматривалась в наивно-простодушные мальчишечьи лица. Сдвинутые брови её разошлись. Она улыбнулась.
        - Ничего! Получается неплохо! А музыка какая будет?
        - Вот музыку пока ещё не подобрали, Антонина Михайловна, — сокрушённо признался Витька. — Но мы подберём!
        - Ну ладно, продолжайте! Молодцы!
        Антонина Михайловна махнула рукой.
        - Пошли! Р-раз!
        Ребята, повернувшись «налево кругом», тем же «гусиным» шагом зашагали к спальному корпусу мимо хохочущих ребят.
        За углом их поджидала Зина.
        - Ой, ребята, да вы настоящие артисты! — воскликнула она. — Прямо Тарапунька и Штепсель! Неужели же вы будете танцевать?
        - Очень нужно! — сквозь зубы процедил Витька. — Это мы тебя выручали. А то, глядим, тётя Тонна тебя до обморока доведёт…
        - Как?! — удивилась Зина. — Тётя Тонна! — она всплеснула руками и захохотала. — Тётя Тонна! Вот здорово!
        - Пошли с нами, Зина! — предложил Алёшка.
        - Куда?
        - Разведаем всё кругом… Выкупаемся в море.
        - Нет, ребята, не могу! — Зина с сожалением покачала головой. — Мы, девочки, должны сейчас постели застилать…
        - Ну, как хочешь.
        - Ой, смотрите! Это ж эти самые… Пропавшие! — воскликнула Зина.
        Пионервожатая Наташа с самым грозным видом вела за руки Андрея и Славку. Остроносое, птичье лицо Наташи сейчас выглядело насупленным и строгим. Она крепко держала руки своих пленников и решительно вышагивала впереди них. Маленькая, сердитая, она напоминала безобидную птичку, которая вдруг решила притвориться ястребом. Андрей и Славка покорно шагали за вожатой.
        - А! Здорово! — крикнул им Алёша. — Как тётя?
        - Велела кланяться тебе, жила! — проворчал Андрей.
        - Вы не видели, где Антонина Михайловна? — спросила ребят Наташа, строго поджимая губы.
        - Сейчас пошла в столовую, — ответила Зина.
        Кивнув головой, вожатая снова потащила за собой свою покорную добычу.
        - Да, попадёт сегодня этим типчикам! — сочувственно проговорил Алёшка. — Тётя Тонна их сегодня часа полтора будет просвещать.
        - А про какую тётю ты у них спрашивал? — заинтересовалась Зина.
        - Так они же к тёте удирали… — Алёшка дёрнул Витьку за рубаху. — Пошли дальше.
        Мальчишки рысцой побежали к зданию санпропускника.
        Они быстро осмотрели всю территорию лагеря. Там не было ничего интересного — ровные аллейки, цветочные клумбы, тщательно утрамбованные спортивные площадки, выглаженная, залитая асфальтом «линейка» с высокой мачтой флагштока.
        Зато дальний угол двора, заросший густым кустарником, мальчишкам очень понравился. Здесь было много таинственных переходов, зелёных, тенистых пещер, полянок, поросших густой травой.
        Алёшка выглянул из кустов и вдруг крикнул:
        - Витька! Полундра! На нашего Игоря напали дикие индейцы и свирепый страшный пёс!
        И тогда оба приятеля с воинственным криком ринулись на помощь Игорю…
        7. На пляже
        Как только нападавшие были обращены в бегство, Игорь снова, вскинув голову и выпятив грудь, стал прохаживаться в воротах.
        - Ну, бледнолицый брат мой, скажи нам спасибо! — проговорил Алёшка. — Если бы мы не подоспели вовремя, эти свирепые воины наверняка бы скальпировали тебя.
        - А кровожадный зверь выгрыз бы твои внутренности! — зловещим голосом подхватил Витька.
        - Я бы им и без вас всыпал! — похвастался Игорь, расправляя повязку на рукаве.
        - Значит, дали мы с тобой, Алёшка, маху! — вздохнул Витька. — Напрасно мы спешили на помощь…
        - Больше не будем спешить — пошли дальше.
        Алёшка шагнул из ворот, но Игорь загородил ему дорогу.
        - Вы куда? С территории лагеря выходить не разрешается.
        - Кто это не разрешает выходить? — изумился Алёшка.
        - Антонина Михайловна.
        - Тётя Тонна? Это нас не касается. Мы же — иностранные дипломаты.
        Витька с независимым видом шагнул к Игорю. Но тот отскочил назад и выставил вперёд свою палку.
        - Нельзя!
        - Друг мой Алёша! — тихим голосом проговорил Витька, вскидывая брови, — скажи этому мумию, что делал Суворов, когда ему загораживали дорогу.
        - Суворов в этом случае бил морду! — внушительно пояснил Алёшка.
        - Ну, правильно! — Витька кивнул головой. — Слышишь ты, покорный слуга тёти Тонны: Суворов в этом случае бил морду! А так как я очень уважаю Суворова, то всегда стараюсь поступать так же… Ясно тебе?
        Игорь опустил палку. Взгляд его тревожно забегал по лицам товарищей. Эти лица — нахмуренное, недоброе Алёшки и невозмутимое, скучающее Витьки не обещали ничего хорошего.
        - Да что вы, ребята! — Игорь говорил робким голосом. — Меня бить нельзя.
        - Это почему? — удивился Алёшка. — Ты тоже дипломат? Полномочный посол?
        - Я — часовой… А часовой лицо неприкосновенное.
        - А вот я сейчас возьму и прикоснусь! — пригрозил Витька, сжимая кулаки.
        Игорь неверной рукой выхватил свой свисток.
        - Лучше не надо ребята… А то вот как свистну…
        - Ну, сначала ты свистнешь, а потом мы тебе свистнем, — улыбнулся Витька.
        - Один — справа, другой — слева! — подтвердил Алёшка.
        - Не надо! Но как же быть, ребята? Я не имею права… Я же — часовой… — залепетал Игорь.
        - Ладно! — миролюбивым топом сказал Витька. — Ты всё-таки парень свой… И я тебя научу, как поступить, чтобы не заработать синяков. — Он шагнул к Игорю, и тот испуганно попятился. — Да ты не бойся! — Витька указал рукой вправо, где далеко-далеко, у самого горизонта дымил беленький пароходик. — Видишь этот корабль?
        - Вижу.
        - Ну вот, наблюдай за ним минут пять. А нас ты просто не заметил. Ясно?
        - Ясно, — унылым голосом проговорил Игорь и уставился на далёкий дымок.
        Алёшка и Витька неторопливо прошагали за его спиной и зашлёпали босыми ногами по тёплой воде.
        - Выкупаемся? — предложил Алёшка.
        - Давай отойдём подальше… А то вдруг вылезет тётя Тонна. Тогда звону будет до самого вечера.
        Неторопливо ребята затрусили к песчаному валу, перерезающему пляж. За валом они перешли вброд тихую речушку с почти неподвижной водой. Дальше песчаный берег напоминал развороченный муравейник. Здесь были тысячи людей. Одни купались в прозрачной воде, которая вблизи выглядела не синей, а жёлтой, как стекло аптечных склянок. Другие просто лежали на солнце или играли в волейбол. Малыши строили из песка дворцы и крепости. Над берегом навис нестройный гул человеческих голосов, напоминающий гул огромного пчелиного улья.
        - Витька, посмотри! — Алёшка подтолкнул приятеля локтем и кивнул головой влево. — Смотри, какой лохматый дядька.
        Возле самого песчаного вала, широко раскинув руки, лежал могучий, удивительно волосатый человек. Ноги, перевитые тугими мышцами, мускулистые руки, грудь и плечи — всё было покрыто чёрными волосами. Лицо человека прикрывал большой белый платок с синей каёмкой. Волосы на голове тоже были густые, чёрные и, очевидно, очень жёсткие.
        - Вот это да! — проговорил Витька.
        Лицо его приняло то наивно-простодушное выражение, с которым он обычно творил свои шалости. Он подошёл поближе к лежащему и остановился в нескольких шагах.
        Волосатая рука стащила платок, и на Витьку глянули весёлые карие глаза. Молодое, горбоносое лицо человека было тёмно-коричневым от загара.
        - Дядя! — вкрадчиво сказал Витька. — Можно вас опросить?
        - Конечно! Спрашивай! — низким, гортанным голосом проговорил волосатый.
        - Дяденька! — Витька подмигнул Алёшке и сжался в тугой комок, готовясь пуститься наутёк. — Дядя, вы в зверинце обезьяной работаете?
        - Ну, и нахал ты, парень! — вмешался в разговор какой-то старик. — Чего цепляешься?
        Но волосатый человек не рассердился, а улыбнулся.
        - Нет, дорогой! — спокойно ответил он. — Я работаю дрессировщиком и сам обучаю таких вот бесхвостых обезьян, как ты…
        Люди, лежавшие вокруг, захохотали. Витька не растерялся. Он кивнул головой и поблагодарил:
        - Спасибо, дядя!
        - И тебе спасибо, мальчик, — так же весело ответил человек. — Я тебе от души желаю немного поумнеть. Это тебе просто необходимо!
        Человек снова набросил на лицо платок и широко раскинул руки.
        Витька с независимым видом, не обращая внимания на смех окружающих, пошёл дальше.
        - А дядька-то колючий, — тихо сказал приятелю Алёшка.
        Витька кивнул и засвистел песенку о верных друзьях, у которых одна радость и одна беда…
        На пляже лежали, ходили, разговаривали, смеялись самые различные люди — худые и толстые, весёлые и нахмуренные, которые будто отбывали здесь неприятную обязанность.
        К самой воде подкатил серый «Москвич». Из него выпрыгнула жирная собачонка с выпуклыми злыми глазами. Она нетерпеливо повизгивала и натягивала поводок. За нею из машины с трудом вылезла очень полная женщина с накрашенными губами.
        - Алёшка, посмотри! — громко проговорил Витька. — Собачка хозяйку гулять вывела…
        Женщина смерила Витьку пренебрежительным взглядом и сказала:
        - В милицию бы сдать тебя, нахала!
        Лицо Витьки сохраняло безмятежно-спокойное выражение.
        Собачонка тянула поводок, и женщина, смешно припрыгивая и пыхтя, бежала за нею.
        - Венера! Венерочка! — низким голосом закричала женщина. — Бери сумку! Иди за нами! Дэзику здесь не нравится…
        Из машины вылезла, девчонка в широкополой соломенной шляпе и странном купальном костюме — чёрном трико, чёрной же юбочке в складку. Костюм украшали крупные белые чайки. Девчонка казалась уменьшенной копией женщины — полнотелая круглолицая, с такими же тёмными глазами. Она подбоченилась и оглянулась по сторонам, нарочно так отставляя руку, чтобы были видны золотые часики-браслет.
        - Венерочка! Иди сюда! — уже издали крикнула женщина.
        - Да ну вас, мама! — капризно выкрикнула девчонка.
        - Вот это, Алёша, называется Венерой! — громким, наставническим тоном проговорил Витька, останавливаясь рядом с девчонкой.
        Алёша сделал удивлённый вид и спросил:
        - Это? А я думал, что это — мартышка.
        - Возможно, — согласился Витька. — Она и вправду кривляется, как мартышка. А мартышка может называться Венерой?
        - Как видишь, может.
        - Дураки набитые! — сквозь зубы процедила девчонка.
        Из машины отдуваясь вылез толстяк в спортивных синих брюках и голубой шёлковой тенниске. С другой стороны «Москвича» ловко выпрыгнул коротко остриженный седой человек.
        - Вовремя отступить — великое искусство! — проговорил Витька. — Пошли в море. Здесь превосходящие силы противника.
        Мальчишки побежали в воду и только шагах в двадцати от берега остановились и посмотрели назад. Толстяк и его спутник разминали папиросы и, улыбаясь, беседовали о чём-то.
        - Ложная тревога! — сказал Алёшка.
        Только в полсотне метров от берега прохладная вода дошла Витьке до груди, а Алёшке до пояса. Это было очень приятно — ощущать, как щекочущая влажная прохлада поднимается всё выше и освежает разгорячённое тело.
        Солнечные лучи пронизывали воду до самого песчаного дна. Серый песок там был не гладким, а словно гофрированным. Всё дно было исчерчено подковообразными выступами-наплывами, образующими повторяющийся зигзагообразный узор. В одной из выбоинок Алёшка разглядел серую палочку, расширяющуюся к одному концу. Он хотел достать эту палочку пальцами ног. Но палочка оказалась живой и стремительно метнулась в сторону.
        - Витька, рыба! — восторженно выкрикнул Алёшка.
        - Где?
        Витька шагнул и тоже заметил несколько быстрых маленьких рыбок, стрелой прорезавших воду и сразу исчезнувших.
        - Это бычки! — проговорил сзади чей-то тоненький голосок.
        В нескольких шагах от них стояла та самая загорелая, чёрная, как галчонок, девчонка, которая недавно участвовала в нападении на Игоря.
        - А! Туземное население! Привет от бесстрашных путешественников! — крикнул ей Алёшка.
        - Я не туземное население, я — Маринка! — представилась девчонка.
        Её спутник, худущий, провяленный на солнце мальчишка бродил по воде чуть в сторонке, держа в руке самодельное копьё-острогу. Собака лежала на берегу, положив круглую голову на вытянутые лапы, и умными глазами-бусинками следила за своими хозяевами.
        - Что это он делает? — спросил Витька, кивнув головой в сторону мальчишки.
        - Охотится, — пояснила Маринка. — Это мой брат, Колька. Он учится в седьмом классе… А я только в третьем…
        - На кого же он охотится? — заинтересовался Алёшка. — На бычков?
        - Нет, бычков так не поймаешь… Их надо на удочку ловить. А Колька морских котов бьёт, чтобы они ребят не калечили.
        - Что это за морские коты?
        - Это рыба такая… Круглая, как тарелка. А сзади — длинный тонкий хвостик. На этом хвосте у кота острая костяная пилка. Он ею может до кости ногу разрезать. Павлику соседскому… Ему ещё только восемь лет… Кот как резанёт ногу. Так Павлик до сих пор на перевязку ходит. И уколы ему делали. Целых шесть штук.
        Колька вдруг шагнул вперёд, взмахнул своим копьём и резко спустил его в воду. Когда он поднял копьё, на его конце трепыхалось что-то, большое и круглое.
        - Поймал! Поймал! — закричала Маринка и прыжками бросилась к брату. За ней, разбрызгивая воду, помчались Алёшка и Витька.
        Колька вытащил добычу на берег. На песке корчилось и вздрагивало странное создание, похожее на плоскую немного удлинённую лепёшку, серую сверху и белую снизу. На трепещущем хвосте подрагивал острый, зазубренный костяной отросток.
        - Вот этой колючкой он и бьёт? — спросил заинтересованный Витька.
        - Он не бьёт, а словно распиливает тело, — охотно пояснил Колька. — Самая вредная тварь. Лежит на песке серая, плоская сразу её не заметишь. А проплывёт рядом рыба, или пройдёт человек — она и полоснёт своей пилой…
        Ни Колька, ни Витька с Алёшкой не замечали, как шло время. Усевшись рядом на влажном песке так, что их босые ноги то и дело омывали волны, они беседовали, как старые добрые друзья. Оказалось, что Колька вырос здесь, в этом маленьком приморском городке, в семье рыбака, и поэтому, отлично знал всё, что происходило в морских глубинах. Он очень интересно рассказывал об огромных прозрачных медузах, передвигающихся, как настоящие реактивные корабли, выбрасывая сильную водяную струю. Он говорил о крабах, умеющих моментально закапываться в песок. С увлечением он описывал, как «клюёт» бычок и как надо ловить хитрую, проворную кефаль. О стычке возле ворот лагеря он даже и не вспомнил.
        - Нам, наверное, уже пора! — с сожалением проговорил Витька. — А то тётя Тонна шум поднимет.
        - Кто это — тётя Тонна? — спросил Колька.
        - Старшая вожатая! — Витька махнул рукой. — Такая нудная, что прямо ужас!
        - Бывают такие! — сочувственно подтвердил Колька. — Вот будь моя власть, я бы нудных ни за что не пускал в пионервожатые…
        - Николай, взял бы ты нас с собой на рыбалку! — несмело попросил Алёшка.
        - Ну что ж, ладно, — сразу согласился Колька. Только как вы выберетесь из своего лагеря? Вас же там на верёвочке держат…
        - Сорвёмся! — махнул рукой Витька.
        Колька немного подумал.
        - У вас когда завтрак? — спросил он.
        - В восемь часов.
        - Добро! После завтрака я буду ждать вас в лодке, возле вашего лагеря… Снасти тоже найдём!
        - В лодке? — удивился и обрадовался Алёшка. — А откуда ты достанешь лодку?
        - У нас своя… Звать её «Марина», как сестрёнку. Ходкая шлюпочка!
        - Вот здорово! Давай пять! — воскликнул Алёшка.
        Новые друзья звонко хлопнули ладонями.
        - Ты, Колька, на нас не обижайся за то, что мы там, возле ворот, на вас налетели, — немного смущённо попросил Витька. — Мы же не знали, что ты такой мировой парень!
        - А я и не обижаюсь, — улыбнулся Николай. — Вы же правильно налетели, за своего товарища встали… Это всё Маринка! Не девчонка, а чистый репей, к кому хочешь прицепится.
        - Не попадёт нам? — вздохнул Алёшка, когда друзья уже бежали к песчаному валу.
        - Ну, может быть, отругает тётя Тонна! — беззаботно проговорил Витька. — А ты — молчи да дыши, будет барыш…
        Как только ребята перешли вброд маленькую речку и обогнули песчаный вал, бежавший впереди Алёшка вдруг остановился и присвистнул:
        - Ну, всё, погорели!
        На пляже, около их лагеря, сейчас было полно ребят. Одни лежали на песке, другие купались. У самой воды, спиной к ним, высилась внушительная фигура тёти Тонны.
        - Спокойствие, Алёха! Главное — спокойствие! — проговорил Витька. — Делай, как я.
        И небрежной, валкой походочкой, заложив руки за спину, он зашагал к лежащим…
        8. Проштрафились
        Лежавшие на песке ребята, словно по команде, уставились на подходивших друзей. Тётя Тонна о чём-то разговаривала с врачом, и у Алёшки уже мелькнула мысль, что им удастся незаметно пристроиться к ребятам, и всё обойдётся. Но как раз в это мгновение Антонина Михайловна обернулась, и серые глаза её сразу стали грустными.
        - Та-ак! — протянула она и горестно вздохнула. — Где же это вы бродяжничали, пионеры Алексей Комов и Виктор Олейников?
        - Здесь, рядом, — сделав самое невинное лицо, ответил Витька. — Мы только посмотрели, зачем этот песок там насыпан…
        - Там, за этим валом, речка, Антонина Михайловна, — смотря в лицо вожатой ясным, прямодушным взглядом, сказал Алёшка. — Такая чистая-чистая речка… Она здесь в море впадает… Мы только на минуточку.
        - Они врут, Антонина Михайловна! — вдруг выкрикнул чей-то голос. — Они по пляжу шатались. И хулиганили там.
        В ряду лежащих Витька неожиданно увидел чёрный купальный костюм с чайками. Сейчас ехидная девчонка улыбалась, и чёрные глаза её горели от удовольствия.
        - На пляже? — переспросила Антонина Михайловна. — Кто их видел на пляже? Ты, Венера Светловидова?
        - Да, я, Антонина Михайловна! — Венера поднялась с песка и отряхнула свой купальник.
        - Что они там делали, Венера Светловидова?
        Венера покраснела и смущённо потупилась.
        - Что же ты молчишь, Венера Светловидова? — Тётя Тонна повысила голос. — Говори, что они там делали?
        - Они обзывались…
        - Как?
        - Они… сказали… что я… мартышка…
        Ребята захохотали. Алёшке показалось, что и в глазах Антонины Михайловны мелькнула и пропала смешинка.
        - Т-а-ак! — протянула она и покачала головой.
        - Вы понимаете, что самовольная отлучка из лагеря — это, можно сказать, преступление… — Тётя Тонна грустно вздохнула. Потом она сдвинула на затылок свою панамку и начала говорить. Голос её лился ровным, звенящим ручейком. Она не ругалась, не упрекала, но от её слов становилось очень скучно.
        Она говорила, что товарищи не могут доверять Алексею Комову и Виктору Олейникову, что вдруг это дело происходило бы не в пионерском лагере, а на пограничной заставе. Бойцам Алексею Комову и Виктору Олейникову нужно было идти на охрану границы, а они отправились гулять. И из-за этого через границу пробрались враги…
        Витька вздыхал, уставившись в песок. На его скуластеньком лице отражалась вежливая скука. А Алёшка удивлялся как это взрослый человек, старшая пионервожатая, может говорить такое? Да разве он ушёл бы гулять, если бы надо было охранять границу! Кто ж пойдёт гулять, если надо с оружием в руках беречь нашу страну от врагов!
        - Но это ещё не всё! — повысила голос Антонина Михайловна. — Алексей Комов и Виктор Олейников не только плохие товарищи, но и никуда не годные общественники! В то время, как они шатались по пляжу, в лагере происходили важнейшие события. Их товарищи выбирали советы отрядов и совет дружины. Виктор Олейников и Алексей Комов даже не знают, что председателем их шестого отряда избрана пионерка Зина Симакова, что председателем совета дружины выбрана Катя Лученко. Они ничего не знают и не хотят знать…
        Неизвестно, сколько бы ещё говорила тётя Тонна, но лагерный врач осторожно окликнул её.
        - Антонина Михайловна! Пора выводить ребят. Они купаются уже семь минут.
        Тётя Тонна с недовольным видом посмотрела на врача. Потом она вытащила откуда-то большой свисток и, раздувая щёки, засвистела.
        В море начались возня и крики. Кто-то кого-то тащил к берегу, кто-то сопротивлялся и протестовал:
        - Ну, ещё немного! Ну, ещё минуточку! Вода вед очень тёплая!
        - Довольно, ребята, довольно! — закричала с берега Зоя Борисовна, плотнее запахивая свой белый халат. — Хватит! Вылезайте! Сейчас будет купаться шестой отряд…
        Ребята неохотно вылезали из воды, такой чистой, такой освежающей в этот жаркий солнечный день. Зато мальчишки и девчонки из шестого отряда уже нетерпеливо прыгали по песку и горланили, ожидая, когда раздастся желанный свисток. Вожатая Алла с трудом удерживала мальчишек, лезущих в воду.
        - Внимание, дети! — закричала Антонина Михайловна, гулко хлопая ладошами. — Внимание! — На берегу стало немного тише. — Пионеры Виктор Олейников и Алексей Комов совершили сегодня дисциплинарный проступок. За это я их лишаю сейчас купания…
        Тётя Тонна поднесла свисток к губам. И ликующая ребячья лавина ринулась в прохладную воду.
        - Чёрт с ним, пускай лишает! — прошептал на ухо другу Алёшка. — Мы уже своё накупались… — Он с изумлением заметил, что лицо Витьки стало растерянным и бледным. Это было так необычно, что Алёшка воскликнул: — Что с тобой? Тебе плохо?
        - Ой, Алёшка! Смотри!
        Алёшка обернулся и попятился от изумления. Прямо на них, улыбаясь, шёл тот самый волосатый человек, которого они видели на пляже. Мокрое тело поблёскивало на солнце. На голове была красная шапочка пловца.
        Человек подошёл к Витьке и подмигнул.
        - Ну, друзья, — низким гортанным голосом, не выговаривая мягкого знака, заговорил он. — Вот и попали ко мне на дрессировку. Я буду у вас физкультурным руководителем…
        Витька стоял красный и вспотевший, уткнувшись взглядом в землю. Алёшка тоже чувствовал себя очень неважно. Но он заметил, что физрук не сердится.
        - Арташес Геворкович! — крикнула старшая пионервожатая. — Дети в море!
        - Иду, Антонина Михайловна!
        Физрук повернулся и побежал в воду, туда, где пионервожатые образовали живой заслон, за который ребятам выходить не разрешалось.
        - Он, видать, мировой дядька! — сказал Алёшка. — А ты его там разыгрывал…
        - Кто ж его знал! — буркнул Витька. — Но, чувствую я, даст нам теперь этот мировой дядька с трудным именем!
        Друзья неторопливо пошли вдоль шеренги лежавших на песке ребят.
        - А этой самой Венере я ещё покажу, где раки зимуют! — пригрозил Витька. — Навязался нам на голову этот древнегреческий миф со своей мамашей и шавкой!
        - Ой, ребята! — завопил какой-то любознательный малыш, бродивший по берегу. — Ребята! Посмотрите, какая рыба! Антонина Михайловна! Посмотрите!
        Сразу же возле находки началась свалка, и старшей вожатой с трудом удалось навести там порядок.
        - Спокойно, ребята! Не все сразу! — кричала она, отодвигая наиболее энергичных. — Все посмотрят! Все увидят рыбу! Это — камбала… Вы все, наверное, ели камбалу в томате? Камбала очень вкусная глубоководная рыба…
        Как всегда, Витька и Алёшка сумели пробиться вперёд. Алёшка из-за плеча какой-то рыженькой девочки взглянул на песок. Там лежал дохлый морской кот, точь-в-точь такой же, какого убил Колька. И такая же игла с зазубринками отходила от его противного крысиного хвоста.
        - Да это же не камбала, Антонина Михайловна! — крикнул Алёшка.
        - Как это — не камбала? — удивилась тётя Тонна. — А что же это? — И, словно читая лекцию, продолжала: — На свете водится только одна рыба, у которой оба глаза на верхней стороне плоского тела, и эта рыба — камбала…
        - Это же морской кот, Антонина Михайловна! — доказывал Алёшка. — Честное слово, морской кот!
        - Так ты что, Алексей Комов, ты, кажется, думаешь, что всё знаешь лучше меня? — иронически спросила Антонина Михайловна. — Может быть, по-твоему, на дне моря водятся не только коты, но и коровы? И лошади там тоже есть?
        Венера Светловидова захихикала.
        Алёшка растерянно огляделся по сторонам. Он был уверен в своей правоте, но не знал, как доказать это. Его всегда учили отстаивать то, в чём он твёрдо уверен. Но спорить со старшей пионервожатой ему казалось неудобным, хотя она и была неправа…
        - И всё равно это не камбала, а морской кот! — упрямо нагнув голову, настаивал Алёшка.
        - Да, ты прав, Алёша! — проговорил за его спиной твёрдый чуть хрипловатый голос. Алёшка обернулся. Возле него стояла Лидия Павловна, седенькая, спокойная, в круглых очках с металлической оправой. — Это действительно рыба из породы скатов, которую называют морским котом… Антонина Михайловна не обратила внимания на хвост, и поэтому приняла ската за камбалу. А у камбалы хвост, как у всякой обычной рыбы…
        Алёшка торжествующе взглянул на тётю Тонну. Лицо у старшей вожатой стало пунцовым, точно помидор. Она отвернулась и, пожав плечами, отошла в сторону.
        - Ну, а что ты ещё знаешь о скатах? — спросила Лидия Павловна.
        Повеселевший Алёшка стал рассказывать о том, как морской кот прячется на песчаном дне, сливаясь с ним своей серой окраской, и наносит удар острым зубчатым отростком.
        - Правильно! Молодец! — похвалила Лидия Павловна, окинув взглядом внимательные, напряжённые лица ребят, толпящихся вокруг. — А вообще, ребята, Антонина Михайловна вам подсказала — в море, кроме морских котов, водятся и морские собачки — забавные большеротые рыбёшки с большими спинными плавниками. Есть в море и морские коньки, очень похожие на тех, какими вы играете в шахматы… А крупных млекопитающих — дельфинов называют морскими коровами…
        9. Ночные приключения
        Этот вечер был каким-то тревожным. Кроваво-красное солнце поспешно нырнуло в тяжёлые тучи. Быстро стемнело. И тогда далеко-далеко за горами начали вспыхивать и гаснуть яркие сиреневые сполохи. Они мелькали почти непрерывно, перескакивая с одного кусочка неба на другой и чётко вырисовывая чёрную громаду горы с двумя вершинами, похожими на верблюжьи горбы.
        Стало очень тихо, словно все — и деревья, и травы, и крикливые воробьи, целый день суетившиеся на крыше столовой, вдруг чего-то испугались и затаились. В этой зловещей тишине недовольно, тяжело вздыхало море.
        В половине десятого всех ребят отправили спать. В десять часов дежурная по лагерю — вожатая Наташа обошла все палаты и там, где ребята не спали, устраивала «вздрючку». А спали только немногие. И в палатах то и дело раздавались приглушённые шорохи, шёпот, иногда сдавленный смех.
        В двадцатой палате, которая была просто комнатой с четырьмя кроватями, тумбочками и столиком, один только Альберт Мяги спокойно посапывал в своей постели.
        Витька и Алёшка, лёжа на животах, смотрели в окно, за которым мелькали далёкие зарницы, и шёпотом разговаривали о рыбной ловле. Игорь дулся на них, но судя по тому, как то и дело поскрипывала его кровать, он тоже не мог заснуть.
        - Полетела, наверное, наша рыбалка, — сказал Алёшка.
        - Почему? — спросил Витька.
        - Начнётся буря, так какая же будет рыбалка?
        - А откуда ты взял, что будет буря?
        - Вон какие молнии сверкают…
        - Так это где они сверкают? За горами, за тридевять земель…
        - И море шумит по-особенному… Наверное, будет шторм в десять баллов.
        - Подумаешь тоже! — Витька засмеялся. — Море шумит! Море всегда шумит. Оно и тётю Тонну не послушает…
        Ребята замолчали.
        - А спать-то совсем не хочется! — вздохнул Алёшка, подкладывая под локти подушку. — Слушай, у тебя бывала когда-нибудь бессонница?
        - Чего?
        - Бессонница!
        - Что я, псих какой-нибудь! Мне иногда просто не хочется спать и всё…
        В комнате снова стало тихо. Только Альберт посапывал в своей постели.
        - Вот даёт! — засмеялся Алёшка.
        - Прямо, как паровоз…
        Алёшка беспокойно завозился в кровати.
        - Витька! А что, если нам сходить сейчас посмотреть на море?
        - Чего на него смотреть? Всё равно темно, не видно…
        - Ну как не видно? Если большие волны, то сразу увидишь.
        Витька сел и по-турецки поджал под себя ноги.
        - А не погорим опять? — спросил он.
        - Мы осторожно… Вылезем через окно и по-пластунски в кусты. Там море совсем рядом.
        - Пошли! — Витька соскочил с кровати. — Только давай чучела в постелях сделаем…
        - Ребята! — не выдержал Игорь. — Возьмите меня с собой!
        - Пошли! — решил Алёшка, укладывая под простынёй скомканное одеяло. — Вот теперь кто ни посмотрит из дверей, обязательно решит: крепко спит парень.
        Он первым выпрыгнул из окна и, припав к тёплому, мягкому песку, огляделся по сторонам. Лагерь спал. У входных ворот и на центральной аллее тусклым жёлтым светом горели электрические фонари.
        Алёшка пополз вперёд вдоль стены спального корпуса. Сзади него послышалось два мягких удара, сначала один, а немного погодя — другой. Это выпрыгнули из окна Витька и Игорь.
        Они уже доползли до угла здания, когда чей-то голос сверху шёпотом окликнул их:
        - Ребята! Вы куда?
        Алёшка испуганно припал к земле. Потом поднял голову и взглянул вверх. Над ним из окна высовывалась голова Зины Симаковой.
        Если бы это был кто-нибудь другой из девчонок, Алёшка, наверное, огрызнулся бы и нагрубил. Но Зину он уважал за твёрдость характера, за крепость маленьких кулаков, с которыми он уже познакомился по дороге в лагерь. Зина была, пожалуй, понадёжнее и покрепче Игоря. Просто жалко было, что Зина Симакова не мальчишка, а девчонка!
        - Мы к морю, Зина, — тоже шёпотом ответил он. — Хотим посмотреть, какое оно ночью… — Он мгновение помолчал и вдруг предложил:
        - Пошли с нами!
        - Ей теперь нельзя, она в начальники вышла! — поддел Витька. — Председатель совета отряда! Первая помощница тёти Тонны!
        - Дурной ты, Витька, — спокойно ответила Зина. — Подождите меня. Я — сейчас!
        Ребята ждали Зину за углом спального корпуса. В темноте все уже знакомые предметы казались таинственными и необычными. Деревья и кусты выглядели какими-то притаившимися животными. Тёмное здание санпропускника вдруг превратилось в самую настоящую гору. Во всём лагере светилось только одно окно — в небольшом деревянном домике, где размещалась канцелярия и жили воспитатели.
        - Свет горит в комнате начальника лагеря, — негромко сказала Зина. — Его комната как раз рядом с той, где живёт наша Лидия Павловна и ещё другая воспитательница.
        - Ты уже видела нашего начальника? Какой он? — заинтересовался Игорь.
        - Нет, не видела. Он целый день был в городе.
        - Давайте, ребята, посмотрим, — предложил Витька.
        - Пошли! — подхватил Алёшка.
        Ребята перебежали в густую тень кустов и осторожно подобрались к светлому прямоугольнику открытого окна.
        - Нет, Лидия Павловна! — слышался за окном голос тёти Тонны. — Вы действовали неправильно. Сегодня на пляже вы подорвали мой авторитет. Это непедагогично!
        - Разве поддерживать ошибочные утверждения — педагогично? — своим глуховатым голосом спросила Лидия Павловна. — Нельзя давать ребятам неправильные сведения. Если вы чего-нибудь не знаете, то лучше прямо скажите: «Не знаю, но узнаю!» Вы сами подрываете свой авторитет, называя этого ската камбалой и стесняясь признаться в своей ошибке.
        - Я — старшая пионервожатая, а не какой-нибудь зоолог.
        - А пионервожатый, по моему убеждению, должен быть и зоологом, и географом, и инструктором туризма.
        - Может быть, вы и поваром меня заставите стать звенящим голосом сказала тётя Тонна.
        - Да, если хотите, то и поварами нам всем быть не вред но, — спокойно ответила Лидия Павловна. — И ещё я вам скажу, Антонина Михайловна, что напрасно вы нервничаете.
        - Спасибо за добрые пожелания, — всхлипнула тётя Тонна.
        - Э, друг мой, зачем же сырость разводить! — воскликнул незнакомый мужской голос, твёрдый и чуть насмешливый.
        - Спокойнее надо. А то в нашем деле слёз не хватит…
        Ребята, как по команде, приподнялись и с любопытством припали к щёлочке между занавеской и подоконником. Они увидели, что Лидия Павловна сидит на стуле против окна, чуть сутулясь, в немного усталой, спокойной позе. Тётя Тонна вытирает глаза панамкой. А на застланной коричневым одеялом кровати сидел очень полный, невысокий мужчина с круглым, как будто сонным лицом и совершенно лысой головой.
        - Так как же, Николай Серапионович, что же, мне быть равнодушной? — спросила тётя Тонна.
        - Равнодушной нам быть противопоказано, дорогая Антонина Михайловна! Но и истерик устраивать нельзя. Нервы у нас должны быть крепкие, выдержка отличная. Иначе нам не справиться со своим делом… Ясно?
        - Яс-но, — прошептала тётя Тонна.
        - Ну, а коли ясно, то давайте отправляться на покой, дорогие мои, — лениво-спокойно сказал Николай Серапионович.
        - И вы сегодня за день натолкались изрядно, да и мне досталось, пока я этот проклятый вопрос с водоснабжением утрясал…
        Он поднялся с кровати и шагнул к окну. Ребята торопливо юркнули в кусты. Створки окна захлопнулись, а немного погодя и окно комнаты начальника стало слепым и тёмным, как все другие окна, выходящие на эту сторону.
        - Вот так дядя Пуд! — вполголоса воскликнул Витька.
        - Какой ещё дядя Пуд? — не поняла Зина.
        - Да начальник лагеря.
        - А почему он дядя Пуд?
        - Разве ты не заметила? Он же очень похож на гирю-пудовичок, к которой приделали ножки… Внизу толстый такой, с закруглением. А повыше сходит на конус.
        - Тётя Тонна, дядя Пуд! — рассмеялась Зина. — Просто магазин какой-то получается.
        Где-то рядом, вдруг раздался дребезжащий, старческий тенорок:
        - Кто здесь?
        Ребята припали к кустам.
        Как раз в этот момент полыхнула особенно яркая зарница, и ребята совсем рядом увидели тёмный силуэт сторожа дяди Миши.
        Грохнул и раскатился ещё далёкий удар грома.
        - Ну и ночка! — сам себе оказал старичок-сторож. — Прямо сказать — бешеная ночь! Вон, видать, и ребятню всю в их палатах растревожило, чирикают, как птицы в клетках.
        Монотонное бормотание старенького сторожа всё удалялось и вскоре замолкло вдалеке.
        - Пошли! — коротко скомандовал Алёшка.
        И, пригибаясь, побежали вдоль кустов, ныряя в густую тень при каждой яркой вспышке молнии.
        У ворот, выходящих на пляж, никого не было, но они оказались запертыми на увесистый замок. Впрочем, перескочить через эти невысокие деревянные воротца было проще простого.
        Ребята с удивлением заметили, что пляж стал в несколько раз уже, чем был днём. Раньше тихие, шелестящие волны накатывались на песок шагах в пятнадцати от изгороди. Сейчас злые, кипящие, пенистые потоки подползали к самым воротам.
        И море стало совсем другим, не таким, каким было днём. Сейчас оно глухо, негодующе ревело. В густом мраке то и дело вскидывались и опадали белые стремительные гребни волн, светящиеся странными белёсыми отблесками. Словно тысячи незримых бойцов в белых шлемах атаковали берег. Всё море казалось населённым множеством таинственных живых существ, которые в полном мраке бежали к берегу и шептались между собой.
        А когда мелькала мгновенная голубоватая вспышка молнии, морская вода выглядела густой и тяжёлой, словно кипящий в котле асфальт.
        Не отрывая глаз от неустанного бега волн, оглушаемые неумолчным и грозным гулом моря, ослепляемые вспышками молний, ребята медленно шли по берегу. Им было и немного жутко, и хорошо, удивительно хорошо, как бывает, когда с большой высоты смотришь в манящую бездну.
        Так совсем незаметно они дошли до песчаного вала, ограждающего речушку.
        - Что это?! — вдруг вскрикнула Зина.
        Где-то очень далеко, наверное, шагах в трёхстах от берега, неспокойные морские волны вдруг прорезало яркое пятно света. И этот свет загорелся не на поверхности моря, а где-то в глубине — волны изнутри озарились голубовато-зелёным сиянием, более ярким в провалах между волнами и густо-изумрудным там, где вздымались громады волн.
        Светящееся пятно, приближающееся к берегу, горело, наверное, с минуту и потом погасло.
        - Подводная лодка! — прошептал Игорь, сжимая руку Алёшки.
        - Нет, подводная лодка так близко подойти к берегу не может! — сказал Витька. — Это что-то другое…
        Несколько минут ребята вглядывались в тёмное море, ожидая нового появления удивительного света.
        И свет загорелся снова — яркий, электрический свет. На этот раз он вспыхнул ближе, прямо против устья речушки, уже не в глубине, а над волнами.
        - Ложись! — скомандовал Алёшка, и ребята упали за складку песчаного вала.
        Луч света на какое-то мгновение выхватил из темноты волны, скользнул по ним, осветил устье речушки и сразу погас.
        - Подводный диверсант! — догадался Алёшка.
        - Его с подводной лодки высадили…
        - Ой, побежали скорее домой, в лагерь, ребята! — испуганно залепетал Игорь.
        Он попытался вскочить, но сильная рука Алёшки вдавила его в тёплый песок.
        - Лежи ты, трус! — голос Алёшки звучал по-взрослому строго и жёстко. — Мы, значит, убежим, а он высадится и, будет делать разные пакости — убивать, травить советских людей…
        - Так ведь у него, наверное, пистолет… Диверсанты всегда с пистолетами! — плачущим голосом запричитал Игорь.
        - Пусть у него хоть десять пистолетов, мы не можем, не имеем права уйти! — твёрдо проговорил Витька.
        И Зина с удивлением взглянула на него. Она уже привыкла, что обо всём этот Витька всегда говорил с насмешкой, что он на каждом шагу сыпал остротами и шутками. А сейчас его голос звучал твёрдо и мужественно.
        - Я думаю, что Зина может идти! — сказал Алёшка. — Она девчонка. А выслеживать диверсантов — это не девчачье дело…
        - Ещё чего скажешь! — возмутилась Зина. — Я остаюсь с вами!
        - Я… Я тоже остаюсь… И тоже буду делать, что и вы! — нетвёрдым голосом пообещал Игорь.
        - Ти-ше! — зашипел Алёшка.
        Блеснула уже близкая молния, и при её свете ребята увидели, что из волн поднялось лупоглазое, горбатое чудовище. Оно зашлёпало по воде и остановилось в каких-нибудь десяти шагах от ребят, у подножия песчаного вала.
        Алёшка быстрым движением легко перепрыгнул с внешней стороны вала на внутреннюю. Витька, Зина и Игорь последовали за ним. Ребята выставили головы и внимательно вглядывались в темноту, где еле заметно шевелилось тёмное пятно.
        Снова сверкнула молния. И за этот короткий миг ребята разглядели, что неизвестный водолаз уже сбросил шлем и баллоны, которые издали показались горбом. Перед ним лежал большой раскрытый чемодан, и водолаз вытаскивал из него какую-то одежду.
        Алёшка притянул друзей за плечи.
        - Кто-то приготовил диверсанту одежду, кто-то ждал его здесь! — зашептал он. — Значит, он пойдёт в город. Нам надо выследить, куда он пойдёт… Наверное, он пойдёт через мост в город. На мосту он проверит, не идёт ли кто-нибудь за ним. Значит, нам надо разделиться. Мы с Игорем провожаем его до моста. Ты, Виктор, вместе с Зиной беги вперёд и встречайте его у первых домов. Потом выслеживайте, куда он пойдёт… Мы следуем за вами…
        Опять блеснула молния, словно огненным бичом хлестнувшая небо. Теперь ребята увидели, что водолаз уже оделся в тёмный костюм и укладывает своё подводное снаряжение в чемодан.
        - Бегите! — скомандовал Алёшка, слегка подтолкнув Витьку.
        Тяжело и глухо грохнул и раскатился удар грома. Лёгкий холодный ветерок дохнул с гор.
        Игорь обернулся и уже не увидел ни Витьки, ни Зины. Они словно потонули в непроглядной темени, а шорох их быстрых шагов заглушил всё нарастающий шум моря.
        - Пошли! — шепнул прямо в ухо Игорю Алёшка.
        Они зашагали по внутреннему склону песчаного вала. Песок мягко оседал под их ногами и с шелестом стекал в тёмную воду реки. Когда взблёскивала молния, они видели тёмную фигуру, шагавшую к мосту по другую сторону вала.
        Игорь вдруг почувствовал, что ему совсем не страшно. Наоборот, он ощущал в себе небывалую силу.
        Игорь догнал Алёшку и, скользя ногами по осыпающемуся песку, горячо зашептал ему на ухо:
        - Давай выскочим и свяжем его… Я брошусь ему под ноги, а ты прыгай на плечи.
        - Не дури! Он, как котят, задушит нас или пристрелит, — ответил Алёшка.
        Впереди, на фоне тёмно-серых песчаных валов, смутно зачернелась поперечная черта моста.
        - Стоп! — приказал Алёшка. — Давай на ту сторону!
        Они перебрались на внешнюю сторону вала и залегли там, до боли в глазах вглядываясь в мост. При вспышке молнии они ещё раз увидели водолаза. С чемоданом в руках он стоял посредине моста и смотрел в сторону моря.
        Переждав минут пять, Алёшка и Игорь перешли тихую, неглубокую речушку и выбрались на дорогу. Она была пустынной. Оглядевшись по сторонам, ребята побежали по ней к спящему городку.
        Справа тянулись заросли кустарника, шумящие от крепнущего ветра. Слева началась белая каменная стена. Потом дорога круто свернула влево…
        И вдруг из кустов вынырнули две тёмные фигуры. Игорь почувствовал, что ноги у него сразу стали непослушными, как деревяшки.
        - Алёшка? — тихо проговорила одна из фигур.
        - Витька?! — узнал Алёшка. — Ну, что? Где он?
        - Он не проходил! — удивлённо сказал Витька.
        - Как не проходил?!
        - Мы не видели ни одной живой души! — подтвердила Зина.
        - Эх, упустили! Шляпы мы! Настоящие шляпы! — выругался Алёшка.
        - А может, в этой стене есть какая-нибудь калитка! — сказал Игорь.
        - Верно! А ты молодец, Игорь! — воскликнул Алёшка. — Пошли, осмотрим стеку!
        Возле стены росли колючки, больно царапающие босые ноги.
        Стена тянулась прямая, высокая, сложенная из больших кусков дикого камня и побелённая извёсткой.
        - Есть! — вдруг крикнул Алёшка.
        В этом месте в стене был узкий тёмный проход.
        - Может быть, он стоит там и ждёт! — опасливо пробормотал Игорь.
        Мгновение поколебавшись, Алёшка решил:
        - Вы оставайтесь здесь, а я пойду… Если услышите крик или шум, хватайте камни и бегите ко мне на помощь…
        Он шагнул в узкий, совершенно тёмный проход. С обеих сторон на расстоянии каких-нибудь двух метров друг от друга поднимались смутно сереющие каменные стены. Крепнущий ветер, врывающийся в эту каменную щель, хлестал сухим песком по стенам, и Алёшке, казалось, что впереди, в густом мраке, кто-то крадётся к нему навстречу и он слышит шорох его осторожных шагов.
        Алексею очень хотелось вернуться к друзьям. Но, стиснув зубы, он всё ускорял и ускорял свой шаг…
        И вдруг проход кончился. За ним шла неширокая улица, тускло освещённая уличными фонарями. Она была совершенно пустой. Только тёмные тени трепещущих на ветру деревьев метались по скупо освещённому плиточному тротуару…
        10. Другу поможет друг…
        Гроза была уже совсем рядом, когда ребята добрались до лагеря. Волны крупные, яростные, бросались на ограду и лизали её белыми языками. Ветер срывал с их вершины клочья холодной пены и швырял белые хлопья. Гнулись и шумели молодые деревья на лагерном дворе. То и дело небо перекрещивали зигзаги молний. И почти сейчас же грохотал гром.
        Держась около кустов, ребята перебежали от ворот к спальному корпусу.
        - Подсадить? — останавливаясь под Зининым окном, спросил Алёшка.
        - Ещё чего? — удивилась Зина. — Что я, безногая?
        Она ухватилась за подоконник, ловко подтянулась на руках и скрылась в окне.
        - Порядок! — Алёшка удовлетворённо кивнул головой.
        - Пошли!
        Мальчишки, не нагибаясь, подстёгиваемые бешеным ветром, добежали до своего окна.
        - За-пер-то! — удивлённо и растерянно проговорил Игорь.
        - И правда, заперто! — подтвердил Алёшка, безуспешно пытаясь открыть окно.
        - Опять погорели. Весёлый разговор! — присвистнул Витька. — А сейчас польёт, как из ведра…
        - Ничего! Пройдём через двери! — решил Алёшка. Все спят…
        Алёшка помчался к дому. Но прежде чем завернуть, он всё-таки выглянул из-за угла. И сейчас же отпрянул обратно. Витька с разгону ткнулся лицом в Алёшкину спину и сердито проворчал:
        - Ну, что ты тормозишь без заднего красного света. Что там?
        - Смотри!
        Витька выглянул из-за угла. Над входными дверями раскачивался электрический фонарь, и круг света скользил по веранде. Кто-то в серебристом прозрачном плаще возился у двери не то запирая, не то отпирая её.
        - Да это та кудрявенькая вожатая! — узнал Витька. — Тихоня! Что будем теперь делать, ребята? Утопать под ливнем или кланяться Тихоне?
        - Я же говорил, что не надо никуда было ходить! — испугался Игорь. — Я говорил.
        - Помолчи-ка ты, балда! — беззлобно сказал Алёшка. — Стоп! Я, кажется, придумал!
        Он помчался назад и осторожно, кончиками пальцев постучал в Зинино окно. Почти сейчас же окно распахнулось и показалось круглое лицо Зины. Из-за её плеча с любопытством выглядывала Верочка.
        - Что случилось? — спросила Зина.
        - Кто-то запер наше окно, — сердито сообщил Алёшка. — У двери сейчас дежурная вожатая…
        - А у нас ребёнок вот-вот заревёт! — подхватил Витька, подталкивая вперёд Игоря. — Мальчик! Не плачь, мальчик! Тётя Зина сейчас спасёт тебя от дождика…
        - Ага! Ага! Вот вы и попались! — затараторила Вера. — Всё равно попались! Если даже Зинка пустит вас, я всё расскажу.
        - Не болтай глупости, Верка! — спокойно сказала Зина. И обернулась к мальчишкам: — Ладно! Бегите к вашему окну, я вам сейчас открою…
        - Скажу! Скажу! — крутилась у окна и гримасничала Вера.
        - Тише, Верка! — попросил Алёшка. — У вас в комнате ещё кто-нибудь есть?
        - Ещё есть Венера…
        - Смотри, разбудишь её.
        - Ну да! Она дрыхнет как убитая…
        Первые капли дождя с шелестом упали на песок. Ослепительно сверкнула молния, и так грохнул гром, что Вера испуганно взвизгнула и захлопнула окно.
        - Бежим! — крикнул Витька.
        Окно их палаты уже было раскрыто, и Зина придерживала рвущиеся из рук створки.
        - Лезь! — скомандовал Алёшка, пропуская вперёд Игоря.
        Тот подпрыгнул и неуклюже, головой вперёд юркнул в комнату. За ним в окно вскочили Витька и Алёшка.
        - Слушай! — проговорил Витька.
        Откуда-то издалека приближался страшный, угрожающий гул, перекрывший и шум ветра, и рокот моря. Гул всё усиливался и нарастал.
        И вдруг потоки воды обрушились на лагерь.
        Алёшка рывком захлопнул окно. Но даже через помутневшее от дождя окно было страшно смотреть на то, что творилось за ним. Это был не просто дождь, а ливень, стремительный, грохочущий, шумливый. То и дело сверкали раскалённые добела, извивающиеся молнии. В их свете дождевые струи казались серебряными канатами, протянутыми от неба к земле.
        Трое мальчишек, прильнув к окну, любовались неистовством бури.
        - Каково сейчас морякам! — вздохнул Игорь. — Судно движется толчками, потому что винт то и дело выходит из воды и крутится вхолостую. По палубе, всё сметая на своём пути, носятся огромные волны. Судно скрипит, раскачивается, стонет под ударами шторма. А капитан в чёрном дождевике стоит рядом с рулевым и напряжённо всматривается вдаль — не мелькнёт ли где-нибудь огонь маяка. У рулевого штурвал вырывается из рук…
        - Здорово ты рассказываешь! — без обычной насмешливости сказал Витька. — Ты что, плавал на настоящем большом корабле?
        Игорь опустил голову.
        - Нет! — признался он. — Нигде я, Виктор, не плавал, кроме нашей ванны да закрытого бассейна в детской спортивной школе. Но мне очень, очень хочется плавать на настоящем корабле, встречать настоящие штормы, идти на свет настоящих маяков.
        И такая мальчишеская жажда подвигов, такое стремление к ним звучали в словах Игоря, которого все в школе считали хлюпиком и маменькиным сынком, что Витька, насмешливый и колючий Витька ответил:
        - А ты, брат, не вешай носа. Ты ещё своё поплаваешь! Вот вырастешь и пойдёшь в моряки! Кто тебе может помешать?
        За окном гудело, грохотало, слепило глаза почти непрерывным блеском молний.
        - Ну, а я о другом мечтал, — вдруг тихо, смущённо заговорил Витька. — Я, брат, хочу быть космонавтом, как Гагарин, как Николаев… Мне даже ночами снится, что я лечу куда-то в чёрную пропасть, а подо мной, как золотые фонарики, горят звёзды… И я верю, что стану космонавтом… Ведь стоит очень захотеть, так захотеть, чтобы любую трудность побеждать, чтобы ничто тебя удержать не могло — и будет по-твоему!
        Алёшка, молча смотревший в окно, вдруг обернулся, сел на кровать и воскликнул:
        - Он всё равно никуда от нас не уйдёт, ребята!
        - Кто? — не понял Игорь.
        - Ну, этот самый, человек-амфибия…
        - Надо утром будет сходить на пограничную заставу и всё рассказать! — посоветовал Игорь.
        - Нет! — Витька покачал головой. — Ни к чему это не приведёт. Посмотрят на нас пограничники и скажут: почудилось ребятам семеро в санках! Ведь никаких доказательств у нас нет!
        - Конечно, идти сейчас к пограничникам незачем, — поддержал Витьку Алёшка. — Я вам другое скажу — мы сами должны выследить диверсанта.
        Витька насмешливо усмехнулся.
        - Как его выследить? Ведь мы даже какой он из себя не разглядели… Не будешь ведь ходить по пляжу и спрашивать: дядя, вы не диверсант?
        - Подожди, Витька, не чуди! — сердито возразил Алексей. — Давай спорить, что мы выследим этого типа! Слушай! Зачем он забрал с собой своё водолазное обмундирование? Ведь это же доказательство против него, улика, как пишут в книгах!
        - А кто его знает, зачем ему это обмундирование!
        - А затем, что он скоро опять уйдёт в море. Наверное, его будет ждать подводная лодка.
        - Так что же, мы его каждую ночь должны караулить?
        - Нет! Одни мы, конечно, не справимся. Надо поднять весь наш отряд. Пусть каждую ночь двое дежурят там, где речка впадает в море. Ты понимаешь, почему он вылез именно там, а не в другом месте? Там глубже. Речка там пробивает в песке подводный канал на самую глубину…
        - Ну да! Как только мы расскажем обо всем отряду, так сразу эта самая Верочка или Венера-мартышка раззвонят на весь лагерь. И нам, конечно, запретят…
        - А мы скажем самым надельным… Тем, кому можно верить…
        Глухой грохот ливня затихал. Только море всё ещё сердито шумело.
        - Давайте спать! — предложил Витька.
        Ребята уже улеглись в постели, как в коридоре послышались шаги. Дверь растворилась, косая полоса света протянулась в комнату и осветила Витькину кровать.
        Витька закрыл глаза и стал сонно посапывать.
        - Ну, что вы наговорили, Наташа! — раздался голос отрядной вожатой Аллы. — Все мальчики преспокойно спят в постелях…
        Алла старалась говорить потише, но в её голосе звучало глубокое возмущение.
        - Как на месте?! — Тихоня, шурша своим серебристым плащиком, на цыпочках вошла в комнату. — Не может быть! Ведь окно я заперла, ключ от дверей был у меня…
        - Померещилось, видать, вам, что мальчиков нет на месте! — сердито сказала Алла.
        Чуть раздвинув веки, Витька наблюдал, как Тихоня наклонилась над кроватью Игоря, потом над затаившимся Алёшкой. Затем вожатая ощупала Алёшкины сандалии и перешла к Витькиной кровати. Витька плотно закрыл глаза. Совсем рядом он слышал шорох плаща Тихони, которая, наверное, ощупывала и его тапочки.
        Тогда Витька перевернулся на бок, сонно почмокал губами и невнятно, словно во сне, пробормотал:
        - Ду-ра! Ду-рё-ха!
        Крадущиеся шаги Тихони удалились к дверям.
        - Ничего не понимаю! — сказала она уже в коридоре. — Их не было в комнате! Не было, когда начинался дождь. Туалет тоже был пустым… И обувь у них сухая.
        - Нечего придираться к мальчишкам! — буркнула Алла.
        Свет померк, и Витька снова осторожно приоткрыл один глаз. В дверях вырисовывался крупный силуэт тёти Тонны.
        - С этим делом надо разобраться! — сказала старшая пионервожатая. — И мы разберёмся!
        Она закрыла дверь. В комнате стало темно…
        11. «Бодрое» настроение
        Рано утром звонко пропели горны. Отрядные вожатые и председатели советов отрядов забегали по палатам, торопя ребят выходить на линейку.
        Шестой отряд построился слева от мачты. Утро было таким ярким, солнечным, безоблачным, что ночная буря казалась просто невероятной. Над влажным песком курится еле заметный лёгкий парок.
        Антонина Михайловна, строгая и озабоченная, заложив руки за спину, прогуливалась вдоль линейки. Маленькая панамка была надвинута у неё на самый нос.
        Места первого и девятого отрядов до сих пор пустовали.
        А солнце припекало всё жарче. Воздух был густым и душным.
        - Долго ещё нас будут поджаривать на этой сковородке! — проворчал Алёшка.
        - Это надо спросить у тёти Тонны! — зевнув, ответил Витька, вытирая панамкой вспотевшее лицо.
        Наконец из-за столовой показался лениво плетущийся вслед за своей вожатой девятый отряд.
        - Выплывают расписные! — насмешливо проговорил Витька.
        Девятый отряд состоял из девочек-восьмиклассниц. В нём оказалось только трое мальчишек.
        - Чем вы занимались? Что, для вас отдельный горн давать?! — рассердилась тётя Тонна. — За опоздание я отправляю сегодня ваш отряд на кухню чистить картошку. — Старшая вожатая обернулась к шестому отряду. — Алла! Пошлите кого-нибудь в первый отряд. Пусть скажут, что если через три минуты ноль-ноль секунд отряд не будет на линейке, я вынуждена буду принять меры…
        - Игорь, сходи! — сказала Алла.
        Игорь рысцой затрусил к спальным корпусам. Тётя Тонна широкими шагами, словно часовой, меряла линейку.
        Солнце поднималось всё выше и припекало всё сильнее. В построившихся на линейке пионерских шеренгах постепенно смолкли все разговоры и споры. Ребята были как варёные.
        Наконец из-за угла столовой впритруску выбежал Игорь. За ним широко шагала разозлённая, надутая Тихоня и парами бежали мальчишки и девчонки младшего первого отряда.
        - Ну, что такое у вас случилось? — закричала тётя Тонна. — Сколько вас можно ждать?
        - Иванова и Белкина потеряли свои галстуки, — вожатая указала пальцем на двух заплаканных девчушек, уныло вышагивавших в самом конце колонны. — Всем отрядом искали… Еле-еле нашли галстуки у них же под матрацами.
        Первый отряд занял своё место на линейке.
        - Что?! — круглое, красное лицо тёти Тонны как-то сразу приняло выражение горестного изумления. — Вы слышали? Пионерки Иванова и Белкина потеряли свои галстуки! Это всё равно, как солдат в бою пошёл бы на врага без своей славной красноармейской формы. Мне стыдно за вас, пионерки Иванова и Белкина!
        Иванова и Белкина всхлипывали, вытирая ладошками мокрые носы.
        - Долго она ещё будет мучить этих девчонок? — прошептала Зина Симакова. — Они же изойдут слезами, растают, как Снегурочка…
        Витька кивнул головой и поднял руку.
        - Можно спросить, Антонина Михайловна? — громко выкрикнул он.
        Тётя Тонна остановилась на середине фразы.
        - Что? — удивилась она.
        Лицо Витьки выражало самую искреннюю наивную почтительность.
        - Можно задать вопрос, Антонина Михайловна?
        - Вопрос? — Тётя Тонна вздёрнула брови. — Ну, какой у тебя вопрос, задавай!
        - Что такое символ?
        - Символ? — тётя Тонна озабоченно нахмурила потный лоб. — Символ — это знак… Понятно?
        - Понятно! — кивнул головок Витька.
        Антонина Михайловна с озабоченным видом прошлась вдоль линейки и, наконец, заговорила о главном:
        - Ребята! Сегодня наш лагерь «Спутник» начинает жить весёлой, полнокровной жизнью. Начальник лагеря — он сегодня уехал в совхоз договариваться насчёт фруктов… Так вот, начальник лагеря поручил мне, как своему заместителю, поздравить вас с весёлым и увлекательным летним отдыхом. Конечно, некоторые из вас, наверное, думают, что лагерь наш находится в очень скучном месте. Действительно, кругом нас песок, виноградники, горы, маленький городок, в котором очень мало интересного. Но здесь, ребята, рядом с нами — самое синее в мире Чёрное море. А море — источник жизни и здоровья. Оно и в вас вольёт новые силы… Значит, главное для вас — это дышать морским воздухом, хорошо кушать и прибавлять в весе… У нас в лагере есть хорошие книги, интересные игры. Мы совершим экскурсию в краеведческий музей, будем ходить в кино…
        Ребята обливались потом, изнемогая от духоты, а тётя Тонна ещё долго и пространно расписывала прелести лагерной жизни. Но все эти прелести — конкурсы танцоров, соревнования волейбольных команд, матч на первенство лагеря по шахматам вовсе не казались ребятам такими радостными и привлекательными событиями. Всё это было знакомо, известно и не раз проводилось в тех школах, в которых учились ребята.
        - Куда мы пойдём в походы? — спросил Альберт Мяги.
        Тётя Тонна усмехнулась.
        - Вот тоже мне ещё Миклухо-Маклай, великий путешественник выискался! — сострила она.
        Но никто не засмеялся. А Альберт невозмутимо подтвердил:
        - О да! Я хочу быть путешественником… Пусть не великим, маленьким, совсем маленьким… Но путешественником…
        - Пойдём в поход, пойдём! — махнула рукой тётя Тонна.
        - Пойдём в горы, к речке Су… Только там ничего интересного, кроме крабов да леса, нет.
        От блеска солнца, от жары ребята постепенно погружались в какое-то безразличное оцепенение. И когда тётя Тонна объявляла о торжественной церемонии сдачи рапортов, когда под звуки горнов и ритмичный стук барабанов знаменосец и два его ассистента выносили красное знамя, ребята почти равнодушно следили за всем происходящим. Так же скучно прошла сдача рапортов. Распаренные председатели советов отрядов поочерёдно подходили к старшей вожатой, у которой даже белёсые пряди волос свисали унылыми сосульками. Ленивыми, усталыми голосами председатели советов отрядов докладывали, сколько у них пионеров, и заканчивали свой рапорт одной и той же фразой:
        - Настроение у ребят бодрое! К проведению лагерного дня готовы!
        И, наконец, торжественное стояние на солнцепёке закончилось. Антонина Михайловна объявила линейку закрытой и предложила вожатым вести ребят в столовую.
        - А купаться пойдём? — крикнул кто-то из девятого отряда.
        - Нет, купаться сегодня не будем! — ответила старшая вожатая.
        - Почему? Почему? — закричали ребята.
        - Сегодня шторм и купаться запрещено!
        В столовой было уютно и прохладно. Лёгкий морской ветерок насквозь продувал большое, открытое с трёх сторон помещение, увитое диким виноградом. Лёгкие столики были покрыты красивыми скатёрками, белыми и розовыми. На столах уже стояли тарелки с хлебом, бутылочки холодного кефира, стаканы. Как только первый отряд начал входить в столовую, дежурные стали разносить и расставлять по столам макароны с мясом и сырники со сметаной.
        - Жратва подходящая! — одобрил Витька, посмотрев на столики. — Займёмся чревоугодием!
        Но когда все уселись за столы, оказалось, что мало кому хотелось есть. Все с удовольствием выпили кефир из запотевших холодных бутылок. А макароны и сырники не лезли в горло. Ребята неохотно ковыряли вилками в тарелках.
        Кто-то запустил куском сырника в девчонок и угодил прямо в спину Вере Сидоренко. Вера взвизгнула.
        По лагерю в этот день дежурила Алла. Строгая, озабоченная, с красной повязкой на рукаве белой блузки, она подбежала к столикам шестого отряда.
        - Вера Сидоренко! — укоризненно проговорила она. — Как тебе не стыдно так верещать в столовой!
        - Ой, Алла! Здесь швыряются сырниками! — плачущим голосом пожаловалась Вера.
        - Кто?
        - Да разве я знаю!
        Алла несколько минут постояла около столика, строго поглядывая вокруг. Потом в другом конце столовой малыш из первого отряда грохнул на пол бутылку от кефира. И Алла помчалась туда.
        Сейчас же половина сырника шлёпнула Зину Симакову прямо в лоб.
        - Совсем не умно! — громко сказала Зина, стирая с лица сметану.
        Ещё один кусок сырника угодил в щёку Венере.
        - Алла! Здесь блинами кидаются! — на всю столовую завопила Венера.
        - Что за безобразие! — рассердилась Алла. — Кто это хулиганит?
        Она окинула взглядом столовую. И в этот момент кусочек блинчика пролетел около её лица.
        Витька заметил, что блинами бросается плотный, розовый и курносый мальчишка из седьмого отряда, — тот самый, который отстал от поезда. Сейчас он с невинным видом выгребал из тарелки сметану. За столиком сидело ещё трое — рыжеволосый здоровяк, тоненький мальчишка с хитрым лицом и кряжистый веснушчатый парень. Они хихикали над своими тарелками.
        Оглянувшись по сторонам, курносый насадил на вилку половину блина и собирался вновь использовать вилку как метательное оружие.
        Витька сделал свирепую физиономию и погрозил курносому кулаком. Тот показал Витьке язык, но благоразумно отложил вилку в сторону.
        Алла снова убежала. И тогда курносый опять взялся за вилку.
        - Слушайте, ребята! — сказал товарищам Витька. — Этих субчиков надо проучить.
        - О да! — кивнул головой Альберт, расправляясь с макаронами.
        Витька встал из-за стола и неторопливой походкой направился к соседнему столику.
        - Слушай ты, хрюшка! — с дружелюбной улыбкой сказал Витька. — Если ты не перестанешь кидаться блинами, я сделаю твой пятачок ещё курносее.
        - Это что ещё за жук на палочке? — удивился курносый. — Ребята, что с ним надо сделать?
        - На первый раз следует дать по шее, чтобы не лез не в своё дело, — посоветовал верзила.
        - А ведь я вас где-то видел, синьор! — с той же приветливой улыбкой повернулся к верзиле Витька. — А, вспомнил! Вы семафор со станции Пещерной! Нелепый такой, длинный, несуразный…
        - Вот дубина! — выругался верзила.
        - А! Так вы, синьор дубина?! Очень приятно! Не имел чести быть раньше с вами знакомым!
        Витька вежливо поклонился.
        - Слушай, Портос! — тихим, безразличным голосом заговорил парнишка с хитрой физиономией. — Такие оскорбления смываются только кровью! — Он обернулся к Витьке. — Слушай ты, грубиян! Мы, мушкетёры Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян, будем иметь честь набить после ужина вам морду… Вам и трём вашим приятелям.
        - А, так вы мушкетёры! — Витька фыркнул. — Значит, вы паршивые феодалы, прислужники короля! Очень приятно будет набить вам рожи… После ужина пойдём вместе.
        - Хорошо! Уж я тебе всыплю! — пообещал курносый.
        Витька кивнул головой и спокойно отошёл к своему столику.
        За столиком внимательно выслушали Витькино сообщение.
        - Дадим! — коротко бросил Алёшка.
        И от удовольствия потёр ладони одну о другую.
        Альберту было некогда — он доедал блинчики и потому только кивнул головой.
        Игорь промолчал. Но про себя со смущением и страхом подумал, что боится предстоящей драки.
        Дежурные уже разносили по столам стаканы с чаем и тарелки с розовой, словно лакированной, черешней.
        12. Поединок
        По всей столовой летали косточки от черешни. Алла и другие отрядные вожатые никак не могли прекратить перестрелку, в которой охотно приняли участие и девочки.
        - Встать! — вдруг загремела тётя Тонна.
        Ребята поднялись, с беспокойством ожидая ещё одну длинную нотацию. Но старшая вожатая вдруг улыбнулась и заговорила о другом.
        - Сейчас, кто хочет, может пойти в библиотеку или сыграть в шахматы, — объявила она. — Арташес Геворкович организует игру в волейбол. — Она сделала многозначительную паузу. — А кто захочет — тот пойдёт со мной. Мы будем играть в очень интересную игру, которая называется «Дорожный инспектор». Мы разделимся на посты и займём места вдоль дороги. Каждый пост будет записывать типы проходящих машин и их номера. А также постарается запомнить всех прохожих — как они выглядят, во что одеты…
        - А зачем это? — спросил кто-то из мальчишек.
        - Эта игра развивает наблюдательность и память! — туманно ответила тётя Тонна. — Выходите!
        Все участники предстоящего поединка вышли вместе. И со стороны можно было подумать, что это идут куда-нибудь — на волейбольную площадку или в читальню самые добрые друзья.
        - Куда идём, суслики? — спросил высокий.
        - Идите за нами! — коротко ответил Витька.
        - Слушай, Виктор! — как всегда немного растягивая слова, заговорил Альберт, наклоняясь к самому уху товарища. — Ты дай мне этого, длинного…
        - Портоса-Семафора?
        - О, я не знаю, как его зовут…
        - Бери, пожалуйста! — кивнул головой Витька. — Я займусь курносым — это ему обещано. Конопатого возьмёт Алёшка. А на твою долю, Игорь, приходится коротышка… — Витька, наверное, заметил растерянность Игоря и ободряюще посоветовал: — Ты только не бойся и разозлись как следует..
        - Постараюсь! — чуть слышно ответил Игорь.
        Витька привёл всю компанию на маленькую полянку в самой гуще кустов, около ограды.
        - Подходяще! — одобрил высокий. — Кого поколотить?
        - О, поколоти меня! — ответил Альберт, выставляя перед собой полусогнутые руки и слегка нагибаясь вперёд.
        Курносый неожиданно подпрыгнул и стукнул Витьку в подбородок.
        - Вот тебе за хрюшку! — выкрикнул он.
        - Внимание! Делаем свиную отбивную! — ответил Витька, осыпая противника целой серией ударов.
        Алёшка изогнулся и стукнул своего противника по скуле. Тот полетел в кусты.
        Игорь стоял, неловко размахивая руками, хотя маленький парнишка уже несколько раз зацепил его по лицу.
        - Рёвушка! — презрительно бросил маленький, заметив, что в светлых глазах Игоря накипали слёзы.
        И тогда Игорь взвизгнул, прыгнул вперёд, поднял своего противника и швырнул в кусты. Потом, не ожидая, когда тот поднимется, он навалился на него и принялся награждать увесистыми оплеухами.
        - Ну, ладно! Хватит! — заорал перепуганный «мушкетёр».
        Но Игорь продолжал колотить противника, пока Алёшка не оттащил его в сторону.
        - Хватит тебе, лежачего не бьют! — строго прикрикнул он на Игоря.
        Витька тоже быстро справился с курносым. После его удачного удара в подбородок тот брякнулся на песок и удивлённо проворчал:
        - Вот здоровенный чертила!
        Может быть, мальчишки и ещё продолжали бы драку, но всех их захватил бой самых серьёзных противников — долговязого и Альберта. Долговязый был почти на голову выше, да и руки у него оказались значительно длинней. Он, словно какая-то машина, колошматил Альберта. Но ни один удар не достигал цели. Альберт, обычно медлительный и неторопливый, словно преобразился. Он то ловко уклонялся от самых сильных ударов, то принимал их на ладони рук, и они теряли свою силу.
        - Э, дорогой, — спокойно цедил Альберт. — Кто же так боксирует? Так только ковры хозяйки выбивают…
        - Я вот тебе сейчас подвешу! — задыхаясь, ругался долговязый. — Я тебя сейчас разукрашу!
        - Зачем же ругаться? — Альберт, словно на пружинах, отпрыгивал в сторону и снова приближался к разъярённому противнику. Сам он пока не наносил ударов, а только парировал их. — Может, хватит?
        - Я тебя сейчас достану, — пыхтел долговязый.
        - Ну, как хочешь!
        Неуловимо быстрым движением левой руки он отбил удар противника. И в тот же момент правая его рука со страшной сплои ударила долговязого в подбородок.
        Словно налетев на стену, долговязый вдруг откинулся назад. У него подогнулись колени, и он рухнул на песок.
        - Здорово! Наповал! — восторженно выкрикнул курносый.
        Альберт медленно отвернулся от упавшего и принялся массировать свой кулак.
        Долговязый поднялся, сел и погладил подбородок.
        - Вот это да! — выдохнул он. — Как это ты делаешь?
        - Бокс! — коротко пояснил Альберт.
        - Слушай! Научи нас так драться! — попросил долговязый.
        - Можно… Давайте организуем кружок бокса…
        Ребята вышли из кустов.
        - Вы смотрите, какое сегодня море! — удивлённо воскликнул Алёшка.
        Да, сегодня море совсем не было похоже на вчерашнее. Исчезла его густая, тёплая синева. Сейчас оно было ядовито-зелёного цвета и словно кипело, как вода в кастрюльке. Мутно-зелёные волны то и дело сбоку набегали на пляж. Они выбрасывали на мокрый, потемневший песок какие-то доски, пучки морской травы, коряги.
        - Смотрите! Кто-то плавает! — закричал Игорь, указывая вдаль.
        Метрах в трёхстах от берега, то появляясь, то исчезая на волнах, виднелись два тёмных шарика. Мелькали руки пловцов, старающихся плыть к берегу. Но волны относили плавающих всё дальше.
        До берега вдруг донёсся жалобный, испуганный крик:
        - С-и-и-те!
        - Тонут! — взволновался Витька. — Кто-то из наших… Кажется, девчонки…
        Он решительно шагнул в набегающую на берег мутно-зелёную волну.
        - Стой! — закричал Алёшка. — Ты ведь плаваешь не особенно… Дай я!
        - Двоих-то ты не вытащишь!
        Витька зашёл уже по пояс. Огромная волнища поднялась перед ним, хлестнула его по лицу и покатилась назад, волоча его за собой.
        Алёшка бросился на помощь товарищу. За ним, прижав полусогнутые руки к бокам, спортивным шагом бежал Альберт.
        Витька с трудом вывернулся из зелёных лап волны и, отплёвываясь, пробормотал:
        - Вот стукнула…
        - Ты, Витька, иди немножко на берег! — крикнул Альберт. — Мы с Алёшкой вытащим этих глупиц…
        Витька с уважением взглянул на широкую спину Альберта и, обгоняя следующую волну, выскочил на берег…
        Алёшка головой вперёд прыгнул в волну и поплыл от берега. Чуть сзади него плыл Альберт. Берег удалялся от них так быстро, словно они мчались на моторной лодке.
        «Где они?» — подумал Алёшка об утопающих, ритмично взмахивая руками и стараясь дышать так, чтобы волна не захлестнула его.
        В клокочущем, как кипящий котёл, море он ощущал теперь две определённые силы: где-то в глубине стремительные массы воды неудержимо неслись к берегу, а на поверхности волны устремлялись от берега.
        Одна из волн, незаметно подобравшаяся сзади, высоко подкинула Алёшку. И с пенистой вершины волны он увидел совсем близко, чуть правее от себя, тёмную голову и взметнувшуюся вверх руку. Он их видел только одно мгновение, только какую-то долю секунды, пока волна не швырнула его вниз. Но в этом чёрном комочке головы, захлёстываемой белой пеной, в отчаянном взмахе руки он почувствовал, что у человека, борющегося с морем, на исходе последние силы. И тогда Алёшка изо всей силы рванулся вправо.
        В пенистом водовороте вдруг вынырнул тёмный клок волос. Алёшка протянул руку и ухватил его.
        Сейчас же его швырнуло в сторону, закрутило, потянуло куда-то вглубь. Но Алёшка не выпустил из руки мокрого пучка волос и, с силой оттолкнувшись ногами, вынырнул на поверхность.
        Рядом он увидел перепуганное, посиневшее лицо Веры Сидоренко. Вера жадно широко открытым ртом глотнула воздух и вдруг вцепилась в Алёшкину руку, потянула его вглубь.
        Он с трудом вынырнул на поверхность и вырвался из этих цепких рук.
        - Не дури, Верка! — крикнул он. — Не цепляйся за меня… Потонем так… Пропадём!
        - Ой! Ой, мамочки! — простонала Вера и вцепилась в Алёшкино плечо.
        И тогда Алёшка вспомнил, как когда-то на Волге учил его матрос-спасатель, дюжий седой моряк:
        «Ты притопи утопающего! А когда он чуток обмякнет — тогда волоки его к берегу!»
        Там, на Волге, мальчишки смеялись над этим поучением бывалого моряка. Но теперь Алёшка понял, что только так удастся спастись самому и выручить Верку.
        Набрав побольше воздуха, Алёшка нырнул в глубину. И сразу же ощутил, как потянуло его к берегу. Руки Веры, мёртвой хваткой цеплявшиеся за его плечо, вдруг дрогнули и ослабли.
        Алёшка снова вынырнул на поверхность, жадно глотнул воздух и на какое-то мгновение заметил впереди себя крепкое плечо и большелобый профиль Альберта Мяги. За ним волочилось что-то чёрное. Но тут от берега накатилась новая волна и Алёшка, всё так же держа за волосы Верку, опять нырнул под эту волну.
        Он не знал, сколько времени находился в воде, сколько раз нырял под волны и на мгновение выплывал на поверхность, чтобы глотнуть воздуха и увидеть такое синее и милое небо. Ему казалось, что уже несколько часов он безостановочно погружается в зелёную бездну и выскакивает из неё. С каждым разом всё труднее было подниматься на поверхность и тянуть за собой неподвижное тело Веры.
        И вдруг из волны метнулось что-то красное. Жёсткая рука задела его плечо. И Верка сразу почему-то стала невесомой. Потом рядом Алёшка увидел напряжённое и улыбающееся лицо инструктора физкультуры и его неизменную красную шапочку пловца.
        - Давай её мне, герой! — крикнул Арташес Геворкович. — Сам доберёшься до берега?
        - До-бе-русь! — с трудом ответил Алёшка.
        И еле-еле разжал пальцы, намертво стиснувшие волосы Веры.
        Теперь, когда обе руки были свободными, плыть стало совсем легко. Алёшка поджидал встречную волну, нырял под неё и выскакивал на поверхность. Потом протянутые руки его упёрлись в песок.
        «Берег!» — облегчённо подумал он.
        И встал на ноги. Как это было приятно — чувствовать под ногами твёрдую опору.
        Встречная волна сбила Алёшку с ног и попыталась вновь утянуть от берега. Но его подхватили чьи-то крепкие дружеские руки.
        Алёшка вскочил и сразу увидел рядом с собой долговязого верзилу и тётю Тонну в мокрой юбке и блузке. Они держали его под руки.
        - Да что вы! Я — сам! — сказал Алёшка.
        И побежал к берегу через уже не страшные маленькие волны, зло шипящие на него.
        Взглянув на берег, он увидел, что там столпился весь лагерь. У самой воды с какой-то длинной палкой бегал завхоз Пётр Сидорович. Врачиха в белом халате нетерпеливо подпрыгивала у самой воды, не замечая, что волны захлёстывают и её туфельки на острых каблучках-шпильках, и полы халата. А кругом них толпились ребята, взволнованные и встревоженные.
        Алёшка устало опустился на песок. И сейчас же к нему подбежала врачиха, торопливо расстёгивая санитарную сумку.
        - Что с тобой? Тебе плохо?
        - Нет! — Алёшка покачал головой. — Просто я очень устал…
        Ребята зашумели, заговорили и придвинулись поближе к воде, толкаясь и споря. Алёшка посмотрел на море.
        Арташес Геворкович выходил из воды. Он нёс на руках неподвижную Веру. Глаза её были закрыты, голова бессильно свисала вниз, смуглое лицо приняло землистый оттенок.
        Тётя Тонна бежала от берега навстречу Альберту и Алле, несущим ещё кого-то. Волна ударила тётю Тонну, и она упала в воду. Потом поднялась и подхватила на руки неподвижное тело в чёрном купальнике с белыми чайками…
        13. Как «снимают стружку»
        После завтрака в пионерском лагере «Спутник» было удивительно тихо. Пустовали волейбольная и футбольная площадки. Никто не бегал по аллейкам, не спорил и не толкал девчонок. Ребята — и мальчики, и девочки группами чинно прогуливались по дорожкам, норовя обязательно пройти мимо домика, где размещался медпункт и изолятор. По лагерю ходили самые различные слухи. Хотя все знали, что и Вера Сидоренко и Венера Светловидова пришли в себя, а некоторые даже видели, как им в изолятор несли обед, говорили, что у девочек не то паралич, не то скарлатина. А другие утверждали, что обе девочки чувствуют себя хорошо и сейчас сама тётя Тонна в изоляторе «снимает с них стружку» за самовольное купание…
        Сторонники второй версии одержали решительную победу потому, что двери медпункта распахнулись и показалась тётя Тонна, мрачная, как осенняя ночь. Опустив голову, заложив руки за спину, она широкой походкой пошла к домику канцелярии лагеря. Потом она остановилась, подозвала девчушку из первого отряда и громко сказала ей:
        - Сбегай в шестой отряд, найди Зину Симакову и скажи ей, чтобы она сейчас же пришла ко мне вот с этими ребятами…
        Старшая вожатая сунула в руки девчушке список и вошла в домик, захлопнув за собой дверь.
        Девчушка помчалась во второй спальный корпус. Зина Симакова сидела за столом и что-то писала. Она удивлённо взглянула на посланницу, а потом посмотрела в список.
        «Виктор Олейников. Алексей Комов. Игорь Валявский», — прочитала она.
        Найти мальчишек сразу не удалось. Только минут через сорок Зина постучала в дверь комнаты, на которой было написано: «Старшая пионервожатая».
        За дверью монотонно, как работающий мотор, гудел голос Антонины Михайловны.
        Зина хотела постучать ещё раз, но Витька удержал её:
        - Подожди, Зина! Интересно, кого она там пилит…
        Он припал ухом к двери. Впрочем, и без этого в коридорчике можно было разобрать всё, что говорилось в комнате.
        - Нет, вы скажите, Алла, почему это так получается? — гудела тётя Тонна. — Группа, понимаете, не один, а целая группа пионеров из вашего отряда удирает ночью из лагеря.
        - Погорели! — прошептал Витька.
        - Тише! — отмахнулась от него Зина, заинтересованная разговором.
        - Это нарушение дисциплины опять групповое. И снова его совершили пионеры вашего отряда, — продолжала тётя Тонна. — За два дня два серьёзных нарушения лагерной дисциплины! И оба совершены вашим шестым отрядом. Вы скажете, что это случайность?
        - Нет, это не случайность! — напряжённым, звенящим голосом перебила Алла.
        - Что?! — удивилась тётя Тонна. — Да, это не случайность! Это результат плохой воспитательной работы в отряде.
        - Не в отряде, а во всём лагере! — запальчиво выкрикнула Алла. — Нельзя линейки затягивать на целые часы! Нельзя мучить ребят бесконечными проповедями! Нельзя вместо настоящего, живого дела заставлять их заниматься нелепым подсчётом машин и пешеходов на дороге.
        - Ах, вот как! — тихо выговорила тётя Тонна. — Почему же все другие отряды лагерный распорядок вполне устраивает, а шестой отряд, видите ли, какой-то особенный! Не отряд особенный, а его вожатая воображает себя какой-то особенной.
        - Глупости!
        - Подождите, товарищи! — гортанным, низким голосом заговорил Арташес Геворкович. — Так нельзя! Горячность ни к чему хорошему не приведёт. Вы, Антонина Михайловна, утверждаете, что шестой отряд — это сплошь хулиганы. Но ведь именно из шестого отряда мальчики самоотверженно бросились на спасение утопающих. Не правы и вы, Алла. Вы критикуете лагерный распорядок — и не предлагаете ничего нового. Вы говорите, что в лагере скучно… А что вы можете предложить, чтобы изгнать эту скуку?
        - Ей и её шестому отряду скучно! — снова заговорила тётя Тонна. — Она, наверное, ждёт, что я или начальник лагеря будем выступать с балетными номерами перед её шестым отрядом. Работать надо, Алла, работать. А не разводить самокритику.
        - Правильно, Антонина Михайловна, надо работать! — выкрикнула Алла. — Работать! А не произносить речи о работе!
        - Хорошо, Алла, — вдруг согласилась тётя Тонна. — Давайте поговорим о главной цели, которая стоит перед нашим лагерем. Эта главная цель — хороший отдых и укрепление здоровья ребят… Хоть с этим-то вы согласны?
        - Кто ж будет возражать против давно известных истин!
        - Да ведь вы же и возражаете! Да, да, вы! Не удивляйтесь! Что значит хороший отдых? Это — регулярное, отличное питание, свежий воздух, физкультура, крепкий сон. Это — жизнь по строгому распорядку. А если нас с вами будут заставлять каждый день ходить часами по солнцепёку, переутомляться, плохо питаться, да ещё ночами, вместо нормального сна, мы будем слоняться в поисках приключений — отдохнём мы как следует?
        - Это зависит от многого…
        - Нет, отвечайте: отдохнём или не отдохнём?
        - Я, например, предпочитала бы отдых в походах по солнцепёку, каждый день видеть бы и узнавать что-то новое, интересное, — горячо заговорила Алла. — Я ведь не ослабевшая и не больная, чтобы вести растительный образ жизни — спать, есть и дышать. Это же очень скучно — только спать, есть и дышать!
        - Я вижу, что мы с вами не договоримся, — подвела итог спору тётя Тонна. И заговорила о другом: — Ну, где же ваши молодцы. Сколько их ещё можно ждать?
        - Я сейчас их позову, Антонина Михайловна, — отозвалась Алла.
        Зина снова, уже громче, постучала в дверь.
        - Да! Войдите! — крикнула тётя Тонна.
        Зина толкнула дверь.
        В углу небольшой квадратной комнаты стоял однотумбовый письменный стол. Тётя Тонна монументом возвышалась над ним. Она сидела, упёршись руками в этот стол, чуть нагнувшись вперёд. Напротив стола, у стены, стояла кровать-раскладушка, на которой сидела Тихоня и смотрела на старшую вожатую преданно и покорно. Алла — тоненькая, напряжённая, как туго натянутая струна, пристроилась на другой кровати, стоявшей около двери. Арташес Геворкович стоял у окна, как всегда, чуточку насмешливый.
        - А-а! Явились наконец! — очень грустно заговорила тётя Тонна. — Ну, мне интересно, что вы сами думаете о своём поступке?
        Зина стояла молча, потупив голову и поглядывая исподлобья на тётю Тонну. Игорь, ссутулившись и густо покраснев, неловко топтался у самых дверей. Алёшка и Витька переглянулись. И когда Витька повернулся к столу, лицо его сразу приняло наивное, безмятежное выражение. Он шмыгнул носом и зачастил:
        - Конечно, Антонина Михайловна! Мы понимаем, Антонина Михайловна! С одной стороны, конечно, так сказать, мы не должны были этого делать… Но, с другой стороны, я этого и не делал, я только стоял на берегу. А, с третьей стороны, что было делать Алёшке, если он видел, что гибнут люди?
        Алёшка заметил, как чуть заметно усмехнулся Арташес Геворкович и даже, как будто, подмигнул ему. Тётя Тонна недоумевающе пожала плечами и удивлённо округлила свои бесцветные глаза.
        - Ничего не понимаю! — проговорила она. — С одной стороны, с другой стороны, с третьей стороны! И потом, как это так — ты этого не делал?
        - Честное пионерское, Антонина Михайловна, ни я, ни Игорь Валявский не плавали! — Витька даже приложил руку к тому месту, где полагается быть сердцу. — Это Алёшка и Альберт поплыли. Как только увидели, что девчонки тонут, так сразу, не раздумывая, прыгнули в воду и поплыли. А Игорь в лагерь побежал, к Арташесу Геворковичу…
        - Погоди, погоди! — нахмурилась тётя Тонна. — С одной стороны, с другой стороны. Я не о том тебя спрашиваю…
        - А о чём же?
        Карие глаза Витьки с простодушным удивлением уставились на тётю Тонну. Арташес Геворкович уже откровенно посмеивался. Тихоня сжала губы в кружочек и укоризненно покачивала кудрявой головой.
        - Ты расскажи нам, как ночью после отбоя вы втроём удрали из палаты и шатались, неизвестно где?
        - А-а! — словно только что вспомнив об этом, закивал головой Витька. — Это было, Антонина Михайловна. Нам не спалось, и мы все трое смотрели в окно на сверкание молний. И вдруг услыхали тихий плач.
        - Плач? — удивилась тётя Тонна. — Чей плач?
        - Не знаем! — огорчённо вздохнул Витька. — Но мы ясно услыхали, что кто-то не то плачет, не то мяукает в кустах. Мы тогда подумали, что это кто-то из первого отряда заблудился в кустах и испугался грозы. И мы решили найти эту бедную заблудившуюся крошку… Мы выпрыгнули в окно и стали обыскивать кусты.
        - Ну, и нашли вы эту самую крошку? — насмешливо спросила тётя Тонна.
        - Конечно, нашли!
        - Как? — страшно удивилась тётя Тонна. — И куда вы её отвели?
        - Это была не крошка, а кошка… Серенькая такая, маленькая… Мы её взяли на руки и хотели вернуться в палату. Но наше окно кто-то запер изнутри. А кошка испугалась грома, чуть не выцарапала Игорю глаза… — Витька повернулся к удивлённо хлопавшему глазами Игорю. — Игорь! Покажи старшей вожатой, где тебя царапнула кошка.
        - Так! Интересная сказка! — усмехнулась тётя Тонна. — А теперь скажи, кто вам отпёр окно?
        - Не помню, — жалобно проговорил Витька.
        - Как это не помнишь?
        - Я очень испугался удара грома… И не помню.
        - Ну, а, может, другие это помнят? — спросила старшая вожатая.
        Игорь раскрыл рот, но Алёшка так взглянул на него, что тот закашлялся и снова потупил взгляд.
        - Окно мальчикам открыла я, — глядя на тётю Тонну, сказала Зина.
        - Так! — Тётя Тонна кивнула головой. — Похвально, Симакова, что ты не врёшь, как некоторые… — Она бросила строгий взгляд на Витьку. — Но объясни мне, Симакова, как и почему ты узнала, что мальчики на улице, а окно у них закрыто?
        - Я выглянула в окно и увидела их.
        Тётя Тонна наморщила лоб.
        - Это верно только наполовину, Симакова. Ты открыла окно, когда кто-то из мальчиков постучал в него. А не считаешь ли ты, Симакова, что председателю совета отряда не подобает прикрывать нарушителей дисциплины!.. Если они действительно искали крошку, которая вдруг обернулась кошкой, то почему бы им не войти через дверь?
        - Дверь была заперта, Антонина Михайловна, — сказал Алёшка.
        - Как это — заперта? Кто её запер?
        - Я, — проговорила Наташа-Тихоня. — Голос её звучал виновато и жалобно. — Я заперла дверь… и побежала за вами.
        Тётя Тонна нахмурила лоб, изумлённо пожала плечами и сказала:
        - Новое дело! Зачем же тебе потребовалось запирать дверь, Наташа?
        - Ну, я хотела доказать… Поймать их, так сказать, с поличным.
        - Это просто подлость! — высоким подрагивающим голосом выкрикнула Алла.
        - Я бы попросила…
        Наташа энергично затрясла кудряшками.
        - Хватит! — резко, отрывисто сказала тётя Тонна. И, повернувшись к ребятам, закончила: — Делаю вам последнее предупреждение! Идите. А ты, Симакова, через час, перед ужином, собери отряд. Я считаю, что тебе нельзя быть председателем отряда. Ясно?
        - Ясно, Антонина Михайловна.
        Зина вскинула голову и вышла из комнаты. За ней шли мальчишки.
        - А ты не психуй, Зина, — грубовато-сочувственно проговорил Алёшка, когда ребята спустились с крылечка.
        - А я и не психую.
        Не оборачиваясь, Зина прикрыла лицо ладонями и побежала к спальному корпусу.
        - Что это с ней? — недоумевающе спросил Алёшка.
        - Женские нервы, — с серьёзным видом пояснил Игорь. — У женщин это бывает.
        - Смотрите! Алла! — подтолкнул Игорь друзей.
        Из домика быстрой походкой, закусив нижнюю губу, вышла раскрасневшаяся, злая Алла.
        - Алла! Мы всё понимаем, Алла! — заикаясь заговорил Игорь. — И мы все хотим сказать вам…
        - Ах, ничего не надо говорить! — вдруг выкрикнула Алла. — И ничегошеньки вы не понимаете! Ничегошеньки!
        И из её глаз брызнули слёзы. Она сердито отёрла глаза ладонью и быстрой походкой, чуть сутулясь, пошла по дорожке.
        Игорь повернулся к товарищам и недоумевающе пожал плечами.
        - Женские нервы! Ничего не поделаешь! — невесело пошутил Витька. — Попало ей, наверное, из-за нас.
        И вздохнул.
        - Знаете что, ребята, — Алёшка задумчиво почесал затылок. — По-моему, нам сейчас, как говорил Витька тёте Тонне, надо сделать, с одной стороны, с другой, с третьей и с четвёртой стороны. С одной стороны, поговорить со всеми ребятами из нашего шестого отряда, чтобы все голосовали за Зинку. А кто захочет голосовать против — тому пообещать полную порцию банок. — Алёшка загнул один палец на левой руке. — С другой стороны, надо сейчас же поговорить с Лидией Павловной — пусть она заступится за нашу Аллу! Лидия Павловна всё поймёт, она такая… — Алёшка загнул второй палец. — С третьей стороны, надо будет дать как следует Верке — это она наябедничала тёте Тонне, кроме неё, некому! — Ещё один палец присоединился к загнутым. — Ну, а в-четвёртых… С четвёртой стороны, нужно проучить эту тётю Тонну и её Тихоню. Чтобы не очень-то они… Ну, это дело сделаем потом! Прежде всего, пошли искать Лидию Павловну.
        14. Горести и радости Аллы Зеленской
        Закусив губы, чтобы не разреветься, отрядная вожатая Алла быстрым шагом прошла по коридору в свою крошечную комнатку. Но как только захлопнулась дверь, Алла плюхнулась на кровать и заревела, уткнувшись носом в подушку. Она прекрасно понимала и чувствовала, что проливать слёзы из-за стычки со старшей пионервожатой нелепо и глупо. Но сдержаться не могла.
        «Идол деревянный, бесчувственный! — мысленно ругала она Антонину Михайловну. — Ничего, ничегошеньки не хочет она видеть и понимать, кроме своих планов. Ей бы только живой вес ребятам нагонять, деревяшка бессердечная».
        Аллу особенно обидело, что Антонина Михайловна, со своей сладенькой покровительственной улыбочкой, сказала ей:
        «Вы ещё совсем зелёная пионервожатая, Аллочка, и многого не понимаете. Вы ведёте дело к тому, что скоро ваши безобразники сядут вам на голову. Я этого не могу допустить. И я предупреждаю вас, что если вы не измените своего отношения к работе, я буду вынуждена ставить вопрос о вас перед начальником лагеря»…
        И сказано это было при этой ехиде — Наташке, которая вроде как улыбается, а глаза светятся коварством, как у злой кошки.
        «Ну и пусть! Ну и пусть эта самая Антонина Михайловна ставит свой вопрос перед начальником лагеря! — всхлипывая, шептала Алла. — Пусть! И пусть выгоняют как не справляющуюся со своими обязанностями!»
        Она ничуточки не пожалеет. Она уедет к себе домой и скова будет вталкивать резиновые полотнища в резательную машину. Это проще и спокойнее. И ничуть об этом лагере она жалеть не будет!
        И тут Алла почувствовала, что если это действительно случится, она будет очень, очень жалеть.
        Алла сразу перестала плакать, села на кровати и удивлённо передёрнула плечами.
        Как же это получается? Ещё недавно она была уверена, что жизнь её не удалась, что с тех пор, как стало ясно, что никогда ей, подобно легендарной «Чайке», не летать в космосе, в жизни не оставалось ничего интересного. Она всё делала как-то механически — ходила на работу, разговаривала, ела. Так же без особого желания она вместе с Лидией Павловной села в поезд, в вагон, переполненный крикливыми, непоседливыми мальчишками и девчонками. И свои обязанности она выполняла так же, как на заводе, — добросовестно, чтобы не подвести Лидию Павловну, но без особенной заинтересованности. Да что интересного могло быть в том, чтобы разнимать мальчишек, то и дело затевающих шутливые потасовки, петь с девчонками песни или играть в домино и шашки.
        И вот сейчас Алла поняла, что та работа, которую она вначале делала неохотно, стала теперь для неё любимой.
        Почему это случилось?
        Алла задумалась. Может быть, всё дело в этом ярком, буйном летнем солнце и таком удивительном, переменчивом море? Пожалуй, нет. Если бы даже этот неприятный разговор с Антониной Михайловной состоялся бы не здесь, а где-нибудь в родном городе, то и тогда бы он причинил ей такую же боль.
        Значит, дело здесь в самой работе, в удивительной профессии пионервожатой, которая каждый день, каждый час приносит сотни неожиданностей, десятки радостей и огорчении.
        Алла рассмеялась, весело и добродушно рассмеялась над Антониной Михайловной, которая не понимает, что ребячьи желания, мысли, порывы, шалости не скуёшь никакими планами мероприятий. Попробуй узнать, что завтра учудит такой фантазёр, как Алёшка Комов? Или предусмотри, из-за чего поссорятся опять Вера Сидоренко и Венера Светловидова? Или отгадай, почему вчера мальчишки и девчонки чуть ли не дрались из-за места на одной из волейбольных площадок, а сегодня Арташес Геворкович никак не сколотит даже двух команд?
        «Да, в этой работе неожиданностей, пожалуй, не меньше, чем в космосе! — решила Алла. — И стать хорошим педагогом, таким, как Лидия Павловна, которая к любому сердцу подберёт ключик, — это не легче, чем вести космический корабль!»
        От этого вывода Алле стало совсем весело. И она решила, что никуда, ни за что не уйдёт из лагеря! И не станет уступать в том, что считает неправильным. Она будет бороться и доказывать свою правоту. Ведь ребята ей верят, уважают её. Не случайно Игорь Валявский недавно подошёл и с таким беспокойством сказал: «Алла, мы всё понимаем!»
        Потом Алла подумала, что насчёт кошки-крошки мальчишки, конечно, врали. Ясно, что они не за кошкой бегали ночью по территории лагеря. А может быть, они ходили куда-нибудь подальше?
        - Это надо выяснить! — решила Алла.
        И хотела выйти в коридор, позвать Игоря, Алёшку и Витьку. Но вспомнила о своих заплаканных глазах и поспешно отодвинула занавеску и высунулась в окно, подставляя лицо морскому ветерку.
        Она не слышала, как сзади неё открылась дверь, и обернулась только на звуки чьих-то медленных тяжёлых шагов.
        На неё внимательно, испытующе смотрела Лидия Павловна. Круглые очки её холодно и строго поблёскивали, но глаза смотрели мягко.
        - Можно, я присяду, девочка? — спросила Лидия Павловна. — Устала я сегодня.
        - Конечно, садитесь! На кровать садитесь, Лидия Павловна, — засуетилась Алла.
        Старая учительница присела на край кровати и опять внимательно посмотрела на Аллу.
        - Ну, рассказывай, девочка, что у тебя произошло с Антониной Михайловной? — негромко спросила она.
        - А вы, Лидия Павловна, откуда знаете? — удивилась Алла.
        - О том, что у тебя неприятность, не трудно догадаться, взглянув на твои глаза. А о твоей стычке с Антониной Михайловной мне сообщили твои верные защитники.
        - Какие защитники, Лидия Павловна?
        Учительница улыбнулась мягкой, сдержанной улыбкой.
        - Как — какие? Прибежали ко мне мальчишки из твоего отряда — Алексей, Игорь, Виктор… Принялись расхваливать свою отрядную вожатую и просили защитить её от злой Антонины Михайловны. Виктор Олейников принялся что-то молоть о каком-то «сабантуе», который они устроят этой тёте Тонне. — Лидия Павловна улыбнулась. — Какой это замечательный народ — мальчишки! Искренний, отзывчивый.
        - Да. Они были там. Они присутствовали, когда я поругалась с Антониной Михайловной, — сбивчиво, взволнованно заговорила Алла. — И ещё… Ещё я, как дура, слезу при них пустила, когда выбежала от Антонины Михайловны… Не сдержалась.
        - А надо ли было сдерживаться? — тихо спросила Лидия Павловна. — Ребята — самые чуткие, самые сердечные люди. Они всегда поймут искреннее человеческое чувство. И незачем перед ними строить из себя статую командора.
        Лидия Павловна взяла руку Аллы, усадила девушку рядом с собой и обняла за плечи.
        - Я рада, Алла, что ты опять нашла самое себя. Меня пугало твоё равнодушие к жизни. А сейчас я вижу, что работа тебе по душе, ты горишь ею.
        - Почему вы так думаете, Лидия Павловна?
        - Да потому, что равнодушного человека ребята никогда не поймут и не полюбят.
        - Это верно! Очень верно! — воскликнула Алла. — Работа мне очень нравится, я это поняла. И ребята у меня очень хорошие.
        - Ну, ты не впадай в неуёмный восторг, девочка, — предупредила Лидия Павловна. — Это прекрасно, что ты добилась любви ребят. Но этого мало, моя дорогая! Любовь сама по себе слепа. Ребятам нужна умная, требовательная любовь старшего друга-воспитателя. И ты должна стать для них таким другом — уважаемым, авторитетным, которому они верят и который верит им. Ты меня понимаешь?
        - Ой, как понимаю, Лидия Павловна!
        Алка по-девчоночьи ткнулась раскрасневшимся лицом в плечо учительницы.
        - Ну и хорошо, если понимаешь. Строгость в нашем деле нужна так же, как любовь! Постарайся выяснить причину ночных прогулок твоих мальчишек. И, пожалуй, предупреди их, чтобы не было никаких «сабантуев».
        Лидия Павловна поднялась, ласково провела ладонью по Алкиным волосам и вышла из комнаты.
        Алла выглянула в коридор, увидела Веру Сидоренко и подозвала её.
        - Вера, сбегай, позови ко мне Алёшку Комова и Витю Олейникова.
        - Сейчас, Алла.
        Вера помчалась к дверям. Алёшка и Витька о чём-то шептались, сидя на траве под деревом.
        - Витька! Алёшка! — ещё издали закричала Вера. — Идите скорее! Вас Алла зовёт. Сейчас же велела прийти.
        Мальчики переглянулись и поднялись с травы.
        - Что там случилось? — небрежным тоном спросил Алёшка.
        - Не знаю.
        Витька оглянулся по сторонам и крепко сжал Верину шею.
        - Слушай ты, коза! — угрожающим тоном заговорил он. — Сегодня тётя Тонна будет толкать одно мероприятие. Она хочет спихнуть Зинку с председателей совета отряда. Так вот, если ты бережёшь своё здоровье, то будешь голосовать за Зинку и больше ни за кого! Ясно?
        - Ты что, психический? — пискнула Верка, ловко вывернувшись из Витькиной руки.
        - Вот тогда увидишь, психический я или нет.
        - Честное слово, ненормальный! — передёрнула плечиками Вера. — Разве ж я буду голосовать против самой лучшей подружки?
        - Ну, то-то!
        - У тебя явное отсутствие всякого присутствия, — фыркнула Вера и на всякий случай юркнула в кусты.
        - Вот и говори с девчонками! — глубокомысленно заявил Витька, покачав головой.
        - А чего? — спросил Алёшка. И сам ответил: — Она правильно сказала — разве ж я буду голосовать против самой лучшей подружки! А ты про здоровье начал ей болтать.
        Когда они уже входили в корпус, Алёшка спросил:
        - Зачем это мы Алле потребовались?
        - Не знаю, — пожал плечами Витька. — Может быть, хочет тебя назначить начальником лагеря, а меня — вместо тёти Тонны.
        Друзья вошли в комнатку и удивлённо переглянулись. Алла, их отрядная вожатая Алла, показалась им какой-то новой — она словно сразу стала старше, красивее, строже.
        - Садитесь! — Алла указала мальчикам на кровать, застланную серым одеялом, потому что, кроме кровати, тумбочки и табуретки, в крошечной комнатке ничего бы не уместилось.
        Мальчики уселись рядом на краешек кровати и выжидательно, удивлённо поглядывали на вожатую.
        - Я хочу поговорить с вами, ребята, — звонким голосом заговорила Алла. — Только давайте сразу же договоримся — разговор у нас дружеский, говорить будем правду и никуда дальше этой комнаты разговор не идёт… Так?
        Витька посмотрел на Алёшку. Тот сначала пожал плечами. Потом подумал и кивнул головой.
        - Идёт! — сказал Витька.
        - Так вот, ребята, я хочу знать правду — куда вы ходили ночью? — спросила Алла. — Той вашей болтовне о бедном сиротке-котёночке я не верю.
        Алёшка незаметно подтолкнул локтём Витьку, плотно сжал губы и стал смотреть на пол. Можно было подумать, что он увидел на полу что-то необычное и интересное. Витькино лицо сразу приняло наивное выражение.
        - Ну вот! — сказала Алла. — А договаривались говорить только правду.
        Мальчишки молчали, уставившись глазами в пол.
        - Вы должны понять, ребята, что я спрашиваю вас не из пустого любопытства, — опять заговорила Алла. — Я — ваша вожатая, я отвечаю за вас. И потом… Потом я думала, что мы — друзья. А значит, скрывать нам нечего.
        Витька вдруг шумно вздохнул и проговорил:
        - Ты не сердись, Алла, но пока мы ничего сказать тебе не можем.
        - Но даём честное слово, что ничего плохого мы не делаем. Тебе за нас краснеть не придётся! — выкрикнул Алёшка, смело глядя в лицо вожатой.
        Алла подумала и кивнула головой:
        - Ладно, ребята! Я вам верю, — сказала она. — Верю!
        Мальчишки уже выбежали из комнаты, когда Алла вспомнила о предупреждении Лидии Павловны насчёт какого-то «сабантуя».
        «Да ничего они не сделают! — решила она. — Так просто погрозили для красного словца по мальчишеской привычке».
        И Алла стала думать о том, как бы не допустить расправы над Зиной Симаковой, которую она считала самым серьёзным человеком в своём отряде.
        15. Выборы
        Шестой отряд собрался в беседке-павильоне, — голубом, нарядном, увитом диким виноградом. Места за круглым столом заняли натянуто улыбающаяся тётя Тонна, вертлявая Наташа-Тихоня, как всегда спокойная Лидия Павловна и мрачная, всё время покусывающая губы Алла. Пионеры тесно, как говорят, «впритирочку», уселись на узенькой скамье, тянущейся вдоль ажурных стен беседки. А те, кому не хватило места, расположились прямо на полу.
        Тётя Тонна встала, сокрушённым взглядом окинула ребят и вздохнула.
        - Мы собрали вас, ребята, чтобы поговорить о делах вашего отряда. — Старшая вожатая сделала многозначительную паузу и продолжала: — Неважные это дела, прямо нужно сказать — очень неважные! У вас то и дело наблюдаются нарушения дисциплины. Группа ваших товарищей-пионеров ночью, когда всем положено спать, удрала из своей комнаты и отправилась на какую-то прогулку. Сегодня две ваших пионерки, как вы знаете, самовольно пошли купаться и чуть не утонули. Да и вообще, нет в вашем шестом отряде должной сплочённости. Вот мы сегодня играли в очень интересную игру «Дорожный инспектор». Из вашего отряда никто не захотел играть в эту игру. Все предпочитали слоняться по лагерю и ничего не делать… — Тётя Тонна снова помолчала, недовольно поглядывая на слушающих её ребят. — Мне очень неприятно говорить об этом. Я бы хотела, чтобы ваш летний отдых был безоблачным и лучезарным. Но мы должны учиться развивать критику и самокритику, изживать недостатки. Я считаю, что неорганизованность и недисциплинированность вызваны тем, что ваш председатель отряда Зина Симакова не оправдала оказанное ей доверие. Она не только
не предотвращала нарушения лагерной дисциплины, но и сама участвовала в них…
        Ребята, как по команде, посмотрели на Зину. Симакова сидела, опустив голову, и лицо её — широкое, румяное, выражало полнейшее безразличие и лёгкую скуку. Только пальцы, быстрые маленькие пальцы, беспокойно перебирали и комкали кончики пионерского галстука.
        - Как выяснилось, Симакова сама открывала окно нарушителям дисциплины, потворствовала им, — продолжала тётя Тонна. — Поэтому мы сейчас проведём перевыборы председателя совета отряда. Избрать нужно будет самого лучшего, самого надёжного вашего товарища… Какие будут предложения?
        - Может быть, Зина Симакова объяснит нам своё поведение? — сказала Лидия Павловна. — Пусть скажет, почему она открыла окно мальчикам?
        - Верно! Пусть скажет Симакова! Пусть объяснит! — подхватили ребята.
        - Ну, встань, Зина Симакова! — Антонина Михайловна бросила на Зину приветливый взгляд. — Встань, расскажи своим товарищам, как ты расцениваешь свой поступок? Если человек признаёт свои ошибки, раскаивается в них, то, значит, он их больше не повторит.
        Зина медленно поднялась с места. Несколько мгновений она по-прежнему не отрывала взгляда от пола. Затем, решительно вскинув голову, она окинула взглядом внимательные лица ребят и тихим, но твёрдым голосом проговорила:
        - А я… не считаю свой поступок… ошибкой… и… не раскаиваюсь в нём…
        Сдержанный гул прокатился по павильону. Так перед бурей насторожённо шумят молодые деревца.
        - Не считаешь?! — удивилась Антонина Михайловна. — Как же это прикажешь понимать? Ну, объясни!
        - Я объясню, — кивнула головой Зина. Теперь её широкое лицо выглядело совсем спокойным, даже гордым. — Я скажу! По-моему, мы, пионеры, все друзья, товарищи. Мы должны помогать друг другу.
        - Это правильно, Симакова, — перебила тётя Тонна. — Но помогать и поддерживать друг друга мы должны в добрых, хороших делах, а не в безобразиях.
        - Да, это так, Антонина Михайловна! — согласилась Зина. — Но, по-моему, совсем не по-товарищески и не по-пионерски запирать окна и двери, а затем любоваться, как твои друзья мокнут под грозовым дождём. Если бы я не помогла товарищам укрыться от дождя, я бы совершила подлость.
        Вожатая Наташа вдруг заёрзала на скамейке и покраснела.
        - Так, ты хочешь сказать, Симакова, что я совершила подлость? — визгливым голосом спросила она.
        - Это ты сама решай, Наташа, — пожала плечами Зина.
        - Безобразие! — взвизгнула Тихоня. — Ты забываешь, с кем говоришь! Ты…
        Тётя Тонна строго посмотрела в её сторону, и Наташа сразу умолкла.
        - Хорошо, твои доводы нам понятны, Зина Симакова, — сказала Антонина Михайловна. — Но почему потом, утром, ты никому не сообщила о нарушителях дисциплины? Почему ты не поставила о них вопрос на совете отряда?
        Зина вскинула голову.
        - А потому, что я сама…
        - Довольно, Антонина Михайловна! — крикнул Алёшка.
        - Хватит! Всё ясно! Давайте приступать к выборам! — подхватил Витька.
        Тётя Тонна улыбнулась шумливым мальчишкам.
        - Ну что ж, воля коллектива — закон! Садись, Симакова. Кого ты предлагаешь избрать председателем совета отряда, Виктор Олейников? Вноси предложение.
        Виктор неторопливо поднялся с пола и спокойно проговорил:
        - Я предлагаю избрать председателем совета нашего шестого отряда, как уже сказала Антонина Михайловна, самую лучшую, самую надёжную нашу пионерку — Зину Симакову.
        - Кого?! — переспросила тётя Тонна, и её лицо на какое-то мгновение стало очень растерянным.
        - Зину Симакову! — уже громче повторил Витька.
        - Да ты что? Издеваешься над нами, Олейников? — сердито загудела тётя Тонна. — Мы переизбираем Зину Симакову, потому что она не справилась с делом. И опять избираем ту же Зину Симакову…
        - Антонина Михайловна! — звонко выкрикнул Витька. Ведь вы сами сказали, что воля коллектива — закон.
        - Нет! То есть — да! — смутилась тётя Тонна. — Конечно, вы вправе выбирать, кого захотите. Но я только хотела напомнить, что считаю Зину Симакову неудачной кандидатурой.
        - А мы считаем её удачной кандидатурой, — с безмятежно-наивным выражением лица возразил Витька.
        - Ну, хорошо! — Антонина Михайловна поморщилась. Значит, поступила кандидатура Зины Симаковой. Учтём. Ещё какие будут предложения?
        Ребята молчали.
        - Ну, смелее, смелее! — подбадривала тётя Тонна.
        В беседке было так тихо, что отчётливо стали слышны крики ребят на волейбольной площадке и звонкие удары по мячу.
        - Так кого ещё внесём в список для голосования? — Тётя Тонна минуту подождала, но никто не хотел брать слово. — Тогда и у меня будет предложение. Я предлагаю избрать председателем совета отряда пионерку Венеру Светловидову.
        Шестой отряд недовольно зашумел. Потом Альберт Мяги решительно поднял руку.
        - Та-ак! — Тётя Тонна улыбнулась ему. — Слово для предложения имеет наш герой, пионер Альберт Мяги. Кого ты предлагаешь избрать, Альберт Мяги?
        Альберт неторопливо поднялся со скамейки.
        - Я предлагаю не избирать Венеру Светловидову, — медленно проговорил он. — Она есть первый нарушитель дисциплины.
        - Правильно! Верно! Долой Венеру! — заорали мальчишки.
        - Ти-ше! — крикнула тётя Тонна и с размаху гулко шлёпнула ладонью по столу. — Тише! Ну, действительно, Венера Светловидова нарушила дисциплину. Но ведь и Зина Симакова тоже нарушила дисциплину. Так в чём же между ними разница?
        - Я скажу, в чём разница, — поднял руку Игорь Валявский.
        - Ну скажи, — ласково проговорила тётя Тонна.
        - Разница между Зиной Симаковой и Венерой Светловидовой в том, что Зина — настоящий товарищ, и её все уважают. А Венера — наоборот. От неё одна вредность. Вот в чём разница.
        Ребята снова одобрительно зашумели. Антонина Михайловна подняла руку.
        - Тогда я предлагаю избрать председателем совета отряда нашего героя Альберта Мяги, — сказала она.
        - Не-ет! Я не есть подходящий кандидатура, — возразил Альберт, энергично мотая головой. — Я думаю, Зина Симакова — очень подходящий кандидатура.
        Антонина Михайловна хотела что-то возразить, но неподвижно сидевшая Лидия Павловна качнула головой, и её очки недобро блеснули на тётю Тонну.
        - В общем, голосование покажет, — закашлявшись, проговорила старшая вожатая. — Значит, у нас две кандидатуры… Может быть, будут ещё?
        - Та-ак! — Тётя Тонна посмотрела на Аллу. — А какое мнение у вожатой шестого отряда? Как она относится к моему предложению?
        Алла поднялась с места, тоненькая, прямая, напряжённая. Чуть повернув голову к старшей вожатой, она проговорила:
        - Я поддерживаю кандидатуру Зины Симаковой. Она — хороший, верный товарищ, её любят и уважают в отряде.
        Алла села на своё место. А ребята вдруг захлопали в ладоши. Лидия Павловна, улыбаясь, смотрела на шестой отряд. Маленькая Тихоня, поджав губы, качала головой.
        Когда аплодисменты смолкли, тётя Тонна пожала плечами.
        - Антонина Михайловна, надо приступать к голосованию, — неожиданно резко сказала Лидия Павловна. — Иначе мы опоздаем на ужин. Итак, поступило два предложения…
        - Да, поступило две кандидатуры, — безразличным голосом повторила тётя Тонна. — Голосуем! Кто за то, чтобы ваш шестой отряд возглавил Альберт Мяги?
        Тётя Тонна высоко вздёрнула правую руку. И сейчас же подняла руку Тихоня. Больше никто не голосовал.
        - Кто за Симакову Зину? — спросила старшая вожатая.
        И, взглянув на лес поднятых ребячьих рук, кивнула головой:
        - Большинство! — Она улыбнулась Зине. — Поздравляю тебя, Симакова! Ты пользуешься большим доверием и авторитетом у товарищей. Береги это доверие! Сбор считаю закрытым!
        16. Ночные шорохи
        Как обычно, после ужина тётя Тонна в сопровождении неизменной своей спутницы — отрядной вожатой Наташи обходила территорию лагеря. В этом, пожалуй, не было ни необходимости, ни смысла. Но ей нравилось чувствовать себя руководителем этого большого и сложного коллектива. Нравилось видеть, как расшалившиеся мальчишки и девчонки из младших отрядов замирали и становились серьёзными под её строгим взглядом. Нравилось заходить на кухню и беседовать с поваром о качестве обеда и ужина, о меню на следующий день. Нравилось останавливать ребят и делать им замечания насчёт сбившихся на сторону галстуков. Или вдруг покровительственно шутить с ними.
        - Нет, Наташа, ты всё же что-то недорабатываешь, — строго поглядывая по сторонам, сказала Антонина Михайловна своей спутнице. — Ты посмотри на эту хитрюгу Аллу. Подумай, почему за ней ребята хвостиком бегают, а тебя недолюбливают? Ведь вы с нею работаете с одним контингентом, с шестиклассниками.
        - Да, Тоня, вы отчасти правы! — скромно опуская синие глаза, согласилась Тихоня. — Но только отчасти! Алку любят за то, что она прощает все безобразия. А меня недолюбливают как раз за строгость.
        - За строгость? — переспросила старшая вожатая и покосилась на семенящую рядом маленькую, кудрявую девушку.
        - Да, за строгость! — уверенно подтвердила Наташа. — Ведь и вас, Тоня, тоже в лагере не любят. И тоже за то, что вы не прощаете нарушений дисциплины, за строгость. А эта самая Алка распустила свой отряд.
        - Может быть, ты и права, — проговорила Антонина Михайловна, с интересом наблюдая за мальчишками, игравшими в какую-то странную игру.
        Пятеро мальчишек из шестого отряда хлопали по кустам сирени свёрнутыми в трубочку газетами.
        - Шестнадцать! — громко проговорил Альберт Мяги, поднимая что-то с земли. — У меня уже шестнадцать!
        Алёшка Комов хлопнул газетной трубочкой по кусту и крикнул:
        - А у меня уже восемнадцать! — Он ударил по сирени ещё раз. — Двадцать!
        - У меня только тринадцать! — недовольно проговорил Игорь Валявский, разглядывая большой тёмно-зелёный куст.
        Витька Олейников два раза подряд стукнул газетой по кусту, приговаривая:
        - Тридцать пять! Тридцать шесть!
        - Что они делают? — спросила старшая вожатая.
        Тихоня пожала плечами.
        - Не знаю! Может быть, оббивают листья?
        - Не похоже. — Антонина Михайловна несколько минут с любопытством наблюдала за мальчишками. Потом крикнула: — Олейников! Иди сюда!
        Витька послушно подбежал к старшей вожатой. И она снова поразилась наивно-простодушному выражению его скуластого лица и карих глаз.
        «Это — или дурак, или большой хитрец», — подумала тётя Тонна.
        - Во что это вы играете, Олейников? — спросила она.
        - В очень интересную игру, Антонина Михайловна, — охотно ответил Витька. — Называется она «Дорожный патруль». Развивает наблюдательность и ловкость.
        - В чём же заключается эта игра?
        - А мы, Антонина Михайловна, бьём мух, — смотря прямо в лицо старшей вожатой ясными карими глазами, пояснил Витька. — Кто больше набьёт — тот победит… Очень интересная и полезная игра…
        Лицо тёти Тонны налилось кровью, а светлые глаза стали ледяными.
        - Можно идти, Антонина Михайловна? — спросил Витька.
        Несколько мгновений тётя Тонна всматривалась в его глаза. И ей не то показалось, не то это было в самом деле — в глубине этих глаз тлели насмешливые огоньки.
        - Иди! — отрывисто проговорила тётя Тонна.
        И, круто повернувшись, широким шагом направилась к лагерной канцелярии. Наташа-Тихоня с трудом поспевала за нею. А сзади неслись торжествующие мальчишеские крики: «Двадцать восемь!». «Тридцать девять!»
        Как только тётя Тонна и Тихоня вошли в домик, мальчишки сразу же бросили свою игру.
        - Ну, как? Дошло до неё? — спросил у Витьки Алёшка.
        - Дошло! Сразу стала красной, как помидор! — усмехнулся Витька.
        Алёшка кивнул головой.
        - Ладно! Начало, вроде, удалось…
        - Пойдёмте посмотрим на море! — предложил Альберт.
        - Пошли!
        Мальчишки медленно зашагали по главной аллее к воротам, ведущим на пляж.
        - Вот скучища смертная! — вздохнул Алёшка.
        - Да! Жизнь у нас невесёлая, — согласился Игорь.
        Море успокаивалось. Посветлевшие зелёные волны уже не яростно, а лениво накатывались на пляж. К горизонту мёдленно опускалось кроваво-красное солнце. Оно почему-то сейчас казалось не круглым, а удлинённым, как яйцо. Морской ветерок нёс прохладную свежесть и очень знакомый влажный запах.
        - Чем это пахнет? — спросил Алёшка.
        - Морем пахнет! — ответил Альберт..
        - Знаю, что морем! — Алёшка с жадностью вдыхал морскую свежесть. — Ребята, вы чуете, какой-то особенный аромат?
        - Да это же огурцы! Море пахнет огурцами! — закричал Игорь.
        И все сразу же поняли — да, морской ветерок отдавал особенным, огуречным ароматом. Так пахнут свежие, только что порезанные огурцы.
        Солнце быстро погружалось в морские глубины. Красная мерцающая дорожка протянулась от горизонта к берегу. А по сторонам её, куда не доставали солнечные блики, море выглядело тёмным и густым, как смола.
        - Хорошо-то как, ребята! — тихо сказал Игорь. И с еле ощутимой грустью спросил: — Почему это так, ребята, бывает: и хорошо, и плохо сразу?
        - Мудришь ты что-то — и хорошо тебе, и плохо, — проворчал Витька. — Чем же тебе плохо?
        - Целый день плохо — жарко, скучно, — объяснил Игорь, — Жаришься в лагере, как рыба на сковородке, ходишь из стороны в сторону, не знаешь, куда приткнуться. Я даже думал сегодня: зачем я, дурак, сюда поехал? А вот посмотрел сейчас на море — и сразу широко, хорошо стало!
        - Ты правильно говоришь, Игорь! Я тебя понимаю! Море — это очень хорошо! — кивнул головой Альберт.
        - И хорошо, и плохо! — повторил Алёшка и засмеялся. — Я тоже думал об этом. По-моему, это хорошо, когда хорошо и плохо! Тогда человек начинает действовать, бороться за то, чтобы было совсем хорошо. А действовать и бороться — это самая главная радость в жизни. Я где-то читал, что кто-то из самых великих людей, Карл Маркс, кажется, написал, что счастье его — в борьбе. Это он здорово написал! Вот ведь бывает иногда так скучно смотреть ни на что не хочется. А потом появляется трудное дело и сразу веселее становится…
        Ребята молча слушали Алёшку задумчиво наблюдая, как погружается в море овальное, словно приплюснутое солнце.
        - А я вот хочу спросить, зачем для нас делают и хорошо, и плохо? — медленно, мягко выговаривая слова, сказал Альберт Мяги. — Почему взрослые люди много работали, много старались, строили эти большие дома, сажали эти цветы, посыпали песком эти дорожки, когда для всех нас было бы лучше, было бы совсем хорошо приехать на голый берег, поставить простые палатки, варить обед в котле над простым костром… Пускай даже на обед у нас не было бы мороженого, а к чаю нам давали бы не вкусные вафли, а простой чёрный хлеб. Всё это было бы больше хорошо, чем сейчас. Я хочу жить в палатке, а не в палате — мне это больше нравится… — Альберт посмотрел на молчаливо слушающих его друзей. Может, я неправильно говорю?
        Витька хлопнул Альберта по плечу и горячо воскликнул:
        - Нет, правильно, Альберт! Всё правильно! Я тоже хочу жить в палатке, а не в палатах! В палатах пусть живут больные и слабые! А вот почему для нас строят палаты — я и сам не знаю…
        - А потому, что их строят взрослые, — усмехнулся Игорь. — Для них лучше жить в палатах и кушать на столиках, покрытых белыми скатертями. Почему-то теперь среди взрослых мало Миклухо-Маклаев, готовых жить так, как живут дикари…
        - Ну, это ты зря! — закипятился Алёшка. — Среди взрослых, если ты хочешь знать, тоже много настоящих, весёлых людей. У нас во дворе есть такой дядя Сема. Он уже совсем седой, прямо белый, а с нами в футбол играет, на рыбалку ходит… Ну, конечно, бывают и такие, как тётя Тонна. У них вместо сердца — ходики тикают — тик туда, тик обратно… И никогда не заспешат, никогда не отстанут!
        Последний кусочек солнечного диска нырнул в море, и волны сразу потемнели и отяжелели. Над лагерем разнёсся сигнал горна.
        - Пора спать! — хмуро, неохотно проговорил Альберт. Пошли, ребята!
        Они медленно поплелись к своему корпусу. В лагере — в спальнях, в столовой, по аллеям — вспыхнули яркие электрические лампочки.
        - Так ты всё же думаешь, что Верка на нас насплетничала? — спросил Витька.
        - Больше некому, — пожал плечами Алёшка.
        - Ну да! Ведь когда мы Зине стучали. Верка тоже высунула свой нос в окно! — подтвердил Игорь.
        - Вот в том-то и дело! — Витька покачал головой. — Это же дурой надо быть, чтобы показаться нам, а потом сплетничать! А Верка — нюня, конечно, размазня… Но она не дура! И Зина ручается, что Верка не донесёт. А Зина, я вам скажу, она в этих делах разбирается…
        Из-за кустов быстрой, пружинистой походкой вышел Арташес Геворкович. Белая майка туго обтягивала его мускулистую грудь, подчёркивала тёмный загар. На руке физрука алела повязка дежурного.
        - Спать, орлы, спать! — весело крикнул он.
        - Идём, Арташес Геворкович! Уже идём! — ответил ему мальчишки.
        - Мировой мужик! Простецкий! — проговорил ему вслед Витька.
        - Он же обезьяной работает! — засмеялся Алёшка.
        - Ну, знаешь… Мало ли что бывает! Ошибся я, значит! — возразил Витька.
        А Арташес Геворкович ещё долго ходил по территории лагеря. Он обошёл спальные корпуса, утихомирил неугомонных мальчишек, вздумавших играть в чехарду в коридоре. Потом разогнал стайку девчонок, собравшихся в одной из палат, чтобы поболтать в темноте и обменяться своими немудрёными секретами. Затем физрук поговорил со старичком сторожем, ночами охранявшим территорию лагеря. Он видел, как погасли последние огни на кухне и в прачечной. Сонная тишина и мрак окутывали лагерь, когда он вернулся в канцелярию, где был телефон и стояла кровать-раскладушка для дежурного.
        Долгое время вся лагерная территория была пустынной. Только в тёмных уголках перемигивались своими голубоватыми огоньками светлячки да ярко горели лампы наружного освещения.
        Потом вдоль стены спального корпуса прокралось несколько бесшумных теней. Это отправились на добровольное дежурство к устью речки трое мальчишек.
        Рассказ Витьки о неизвестном водолазе вызвал в шестом отряде всеобщий восторг. Не только мальчишки, но и девчонки хотели выслеживать его.
        Тени промелькнули и скрылись — бесшумные мальчишеские фигуры, которые, если потребуется, умеют незаметно проникать куда угодно.
        Над лагерем тихо проплыла, часто трепеща крыльями, тёмная тень какой-то ночной птицы. Дядя Миша, шаркая по песку старыми тапочками, прошёл из одного конца лагеря в другой и скрылся за столовой. Во всём лагере ещё светилось одно окно — окно канцелярии. Арташес Геворкович, лёжа на узкой раскладушке, с увлечением дочитывал очередную книжку «Мира приключений» и в этот час мысленно был с героями фантастической повести на далёкой чудесной планете. Он как раз встретился с удивительным, огромным и косматым зверем, когда с другой стороны домика, около стены, зашевелились какие-то тени. Они застыли у раскрытого окна комнаты завхоза Петра Сидоровича Находкина. Из этого окна неслись странные звуки — сначала слышалось приглушённое грозное рычание, а потом свист, словно кто-то выпускал воздух из туго надутой футбольной камеры. Эти звуки всё время чередовались — снова рычал зверь и опять свистела футбольная камера.
        Тени бесшумно приподнялись — одна большая, другая поменьше и заглянули в окно. Потом они снова припали к земле. Послышался еле внятный смешок и восхищённый шёпот:
        - Вот даёт!
        Немного погодя эти тени появились у окна комнаты, где жила старшая пионервожатая Антонина Михайловна и отрядная вожатая Наташа. Бесшумно раздвинулась белая занавеска.
        Большая и маленькая фигуры слились в одну длинную. Затем под окном осталась только тень побольше.
        А через минуту из окна стали появляться какие-то предметы: чёрный комок, похожий на большой футбольный мяч, один и другой ящики. Тень побольше осторожно брала их и опускала на землю. Затем снова раздвинулась занавеска и маленькая фигура вылетела из окна. Скрипнул песок, и снова стало тихо…
        Минут через десять Арташесу Геворковичу показалось, что под окном канцелярии зашуршали чьи-то быстрые шаги.
        Он прислушался и сунул книгу под раскладушку. Потом вскочил, подбежал к окну и выглянул наружу.
        Темнота сгустилась и стала совсем непроглядной, как это всегда бывает перед рассветом. Равномерно, то громче, то тише цокотали кузнечики. Чуть слышно вздыхало море…
        Физрук присел на раскладушку. Но смутное беспокойство не оставляло его. И он, надев тапочки, в одних трусах вышел наружу. Лагерь спал. Даже электрические фонари, казалось, светились тускло и утомлённо. На востоке, за горами, небо уже чуть-чуть светлело.
        Арташес Геворкович обошёл домик вокруг. Нигде никого не было. Он насторожился, услышав странные звуки, доносящиеся из комнаты Петра Сидоровича. Но потом усмехнулся и вошёл в дом.
        Через минуту погасло и окно канцелярии, единственное, в котором в эту ночь долго горел свет…
        17. Умная Найда
        Утром аккуратно в положенное время в лагере запели звонкие горны. Из спальных корпусов хлынул поток позолоченных южным солнцем ребячьих тел. Как всегда, отрядные вожатые поднимали с уютных постелей любителей поспать.
        Только в седьмом отряде вожатой Наташи почему-то не оказалось на месте. Ребят там поднимал и посылал на утреннюю зарядку председатель совета отряда Андрюшка Лучников. Довольно долго ему пришлось повозиться с двенадцатой палатой, где мальчишки никак не хотели вставать, мычали и совали головы под подушки. Но находчивый Андрей сбегал за водой и с завидной справедливостью разделил содержимое большой кружки на четыре равные части. Струйки холодной воды сразу подняли сонь с постелей. И хотя Андрей выслушал в свой адрес четыре весьма нелестных эпитета — он не обиделся: мало ли что вырвется у человека, когда его сонного поливают холодной водой!
        Зарядка проводилась у самого моря, на пляже, заботливо выглаженном волнами. Под команды Арташеса Геворковича ребята делали упражнения, и им казалось, что древнее ласковое, тихое море улыбается им сверкающими морщинками волн.
        После окончания зарядки, когда первый, второй и третий отряды с радостным и буйным гоготанием помчались в море, Андрей серьёзно встревожился. Отрядной вожатой всё ещё не было, а без неё отряд могли не допустить к купанию — ведь по приказу Антонины Михайловны все отрядные вожатые пересчитывали ребят, когда они лезли в воду и когда вылезали на берег.
        Андрей помчался в лагерь. Ещё в маленьком коридорчике голубого домика Андрей услыхал сердитый голос Антонины Михайловны и тонкий — отрядной вожатой Наташи.
        Он постучал в дверь с надписью «Старшая пионервожатая». За дверью стало тихо. Затем сердитый голос Антонины Михайловны спросил:
        - Кто?
        Андрей открыл дверь.
        - Ай! — завопила Наташа.
        - Нельзя! — вскрикнула с кровати Антонина Михайловна, торопливо натягивая на себя простыню.
        Андрей поспешно захлопнул дверь.
        - Андрюша! — послышался из комнаты жалобный голосок Наташи. — Беги, скорее, Андрюша, и позови кого-нибудь.
        - Кого позвать? — сквозь дверь спросил Андрей.
        - Ну, Лидию Павловну! Или доктора, Зою Борисовну! Быстро!
        Андрей стрелой вылетел из голубого домика. А через пять минут уже весь пляж знал, что Антонина Михайловна и Наташа сильно заболели. Алла пошла купаться и свой шестой и Наташин седьмой отряды, а Лидия Павловна и Зоя Борисовна побежали в лагерь.
        Ребята надеялись, что Арташес Геворкович в это утро разрешит им подольше поплескаться в чистой, хрустальной воде, сверкающей на солнце, как серебро. Но физрук был неумолим, хотя рядом с ним не было ни грозной Антонины Михайловны, ни скучной врачихи с её унылыми очками.
        - Выходить! — скомандовал физрук. — Не забывайте, что нас время рассчитано по минутам! Через четверть часа начинается утренняя линейка!
        Через пятнадцать минут, когда ребята уже выстроились строгой буквой «П» по кромке площадки, возле лагерного флагштока, из голубого домика торопливой походкой вышла Лидия Павловна. Множество глаз, внимательных и любопытных, устремились на неё. Но её усталое лицо, пересечённое лучиками морщинок, было, как всегда, спокойным.
        - Алла! — негромко сказала она. — Проводите линейку, Алла! Антонина Михайловна сегодня не сможет присутствовать на линейке.
        - Что с нею, Лидия Павловна? — встревоженно спросила Алла.
        - Ничего, девочка! — очень тихо сказала Лидии Павловна. — Ничего особенного! Проводи линейку!
        Алла вышла вперёд.
        - Смирно! К сдаче рапортов приготовиться!
        Линейка в этот день прошла очень быстро, потому что никто не произносил длинных нравоучений.
        После линейки, когда ребята уже сидели в столовой, там появилась отрядная вожатая Наташа, почему-то одетая в белый, докторский халат. И среди ребят раскатился шепоток, что кто-то ночью утащил всю одежду и чемоданы Наташи и Антонины Михайловны. От стола к столу передавался слух, что и Тихоня, и тётя Тонна остались только в одних трусиках. И ещё говорили, что для них во всём лагере не смогли подобрать никакой одежды.
        Ребята пили чай, когда возле голубого домика канцелярии лагеря затормозила крытая машина и из-под брезентового тента вылез сначала завхоз Пётр Сидорович, затем бравый, подтянутый лейтенант милиции. А за ним выпрыгнула собака — огромный, похожий на волка, свирепый виду пёс с торчащими ушами.
        Конечно, чай был забыт, вкусные сладкие коржики остались на столах, а ребята устремились к выходу.
        - Стойте! Всем сидеть на местах! — звонко крикнула Алла.
        - Спокойно, орлы! Больше спокойствия! — уговаривал Арташес Геворкович, встав у выхода.
        С большим трудом ребят удалось усадить на места. Завхоз пошептался с милиционером. Потом они вместе с собакой поднялись в столовую.
        - Ребята! — негромко сказал милиционер. — Сегодня ночью в вашем лагере была совершена кража. Были украдены вещи ваших вожатых…
        - Два чемодана и, обратно, носильная одежда! — перебил лейтенанта Пётр Сидорович.
        - Не мешайте, батя! — попросил милиционер.
        - Всех, кто что-нибудь знает по этому делу, прошу сообщить мне…
        Пока лейтенант милиции говорил о том, что долг всех советских людей содействовать раскрытию преступлений и рассказывал о том, что его собака Найда уже поймала более десяти преступников, Витька взял коржик, обмакнул его в сметане и подошёл к собаке.
        Собака сморщила нос и заворчала на него.
        - На, Найда, возьми! — тихо сказал Витька.
        Найда перестала ворчать, облизнулась. И отвернулась от соблазнительного лакомства.
        Милиционер, оказывается, всё видел, хотя как будто смотрел в другую сторону. Кончив говорить с ребятами, он повернулся к собаке и тихо сказал:
        - Можно, Найда! Возьми!
        Тогда Найда вильнула хвостом и осторожно, деликатно взяла из рук Витьки коржик. Сразу же больше десятка коржиков замелькали перед носом Найды.
        - Нельзя, Найда! — строго сказал милиционер.
        И велел ребятам отойти от собаки.
        - Я попрошу вас, ребята, не мешать нам с Найдой работать! — сказал лейтенант милиции.
        - А смотреть нам можно? — спросил Альберт.
        - Смотреть — смотрите, но держите дистанцию не менее сорока шагов! — Лейтенант обернулся к Петру Сидоровичу. — Ну, батя, ведите к месту происшествия!
        Пётр Сидорович затрусил к голубому домику. Лейтенант милиции с собакой на поводке шёл за ним.
        А на расстоянии сорока шагов лавиной катилась толпа.
        Милиционер вошёл в домик. Витька, Алёшка и ещё несколько смелых мальчишек резонно решили, что поскольку милиционер их не видит, можно пробраться к кустам, росшим в каких-нибудь пяти шагах от домика. Оттуда того, что творилось в комнате тёти Тонны, не было видно. Но слышно было всё очень хорошо.
        Собака в комнате сразу стала чихать, а милиционер поздоровался и спросил:
        - Чем это у вас так благоухает?
        - Ночной фиалкой! — мрачно прогудела тётя Тонна. — На окне стоял флакон духов «Ночная фиалка», а воры опрокинули его…
        - Задохнуться можно от вашей ночной фиалки! — рассердился милиционер. — Клопомор какой-то, а не фиалка… Тут не только собака нюх потеряет, а и любой человек ошалеет…
        Минут пять в комнате говорили так тихо, что ничего разобрать было невозможно. Потом милиционер, внимательно осмотрев подоконник, скомандовал:
        - Найда, ищи!
        Найда перемахнула через подоконник, мягко всеми четырьмя лапами упала на песок, обнюхала стену под окном… И вдруг снова зачихала.
        - Ничего себе фиалочка! — проворчал лейтенант милиции тоже выпрыгивая из окна. — Хуже нашатырного спирта!
        Собака наконец отдышалась. То и дело брезгливо вскидывая нос, она пошла вдоль стены. Потом остановилась у другого открытого окна, обнюхала стену, залаяла. И одним мягким прыжком впрыгнула в комнату. Оттуда донёсся её басистый лай.
        - Кто тут живёт? — строго спросил милиционер, останавливаясь у окна.
        - Ну, я живу! Моя комната! — ответил Пётр Сидорович.
        - Странно! — пожал плечами лейтенант. — Странно, батя, получается!
        - Так что же это, обратно, выходит, сынок? — Его скучное лицо сразу стало сердитым. — Выходит, твой кабыздох меня, твоего родного батьку, в воровстве обличает!
        - Найда, батя, не кабыздох, а квалифицированная служебно-розыскная собака, — строго сказал милиционер. — Придётся осмотреть вашу комнату!
        - Эх ты, собачий сын! — разъярился Пётр Сидорович. — Родному отцу, обратно, не верит, а псу верит…
        Лейтенант милиции положил руки на подоконник и легко подтянулся вверх, затем сел на подоконник, перекинул ноги в комнату и исчез.
        Через минуту он снова появился в окне. В руках у него был какой-то разноцветный узел. Глаза у лейтенанта почему-то стали весёлыми и насмешливыми.
        - Это что же, батя, такое? — Лейтенант взмахнул чем-то пёстрым, и все увидели цветастое платье вожатой Наташи. Затем милиционер жестом фокусника развернул и показал широкую юбку Антонины Михайловны. — Принимайте, батя!
        Милиционер швырнул прямо в руки Петра Сидоровича комок одёжды. Затем поставил на подоконник два чемодана — чёрный и коричневый.
        - Нашли! Нашли! — закричали ребята.
        - Да что же это? Да как это? — растерянно приговаривал Пётр Сидорович, точно вратарь, прижимая к животу круглый, как футбольный мяч, комок одежды.
        Улыбающийся милиционер вышел из домика. Рядом с ним, прижимаясь к его ноге и высунув розовый язык, шла Найда. Её умная морда выглядела очень довольной и весёлой.
        - Итак, считаем инцидент исчерпанным! — громко проговорил лейтенант.
        - Нет, товарищ лейтенант! — закричала из своего окна Антонина Михайловна. Она появилась в окне, закутанная, как привидение, в белую простыню. — Нет! Я требую, чтобы провели следствие и нашли преступников!
        - Не вижу состава преступления, гражданочка! — так же весело ответил лейтенант.
        - Как?! — возмутилась Антонина Михайловна. — А кража?
        - Кражи не было, гражданочка! Была только самая обыкновенная шкода. Вы, видать, насолили как следует кому-то, вот вам и устроили, так сказать, бенефис… Подозревать вашего завхоза, старого красного партизана. Кстати, он мой родной отец. Подозревать его я не вижу никаких оснований. Если вы считаете мои действия неправильными — можете жаловаться! Будьте здоровы! — Лейтенант щёлкнул каблуками начищенных до зеркального блеска сапог, чётким движением поднёс сдвинутые пальцы к козырьку фуражки и скомандовал: — Найда, пошли!
        18. Дружеский договор
        Бум!
        Кожаный мяч, наполненный песком, отлетает от кулака. Но верёвка привязывает его к верхней перекладине футбольных ворот. И мяч стремительно летит обратно. Вот тут-то надо умудриться снова попасть в него кулаком, затянутым в боксёрскую перчатку. И не только попасть, но и угодить в самую середину. Иначе мяч завертится и съездит тебя по лицу.
        Пятеро мальчишек в боксёрских перчатках, под наблюдением Альберта Мяги усиленно молотят кулаками тяжёлые мячи. Их бронзовые загорелые плечи кажутся смазанными маслом от обильного пота.
        Чуть в сторонке, на мягком песке, Арташес Геворкович обучает мальчишек приёмам «самбо».
        В кружок бокса и «самбо» записалось два десятка ребят из старших отрядов. Все они думали, что, надев кожаные перчатки, они сразу же станут боксёрами и станут изумлять друзей своими боевыми успехами. А оказалось, что им предстоят долгие тренировки, удары по мячу, прыганье через верёвочку, бег, прыжки. И только тогда, когда они прейдут все эти премудрости, их начнут обучать приёмам бокса.
        И многие, по предложению Арташеса Геворковича, переключились на изучение «самбо» — красивого и сложного искусства, которое обеспечивает победу даже над вооружённым противником. Только самые упорные поклонники бокса старательно дубасили мячи с песком.
        Окончившие тренировку отдыхали в тени кустов, ревниво следя за успехами занимающихся.
        Бум! Бум! — глухо гудели мячи.
        - Давай сейчас поговорим с «мушкетёрами», — предложил Витька Алёшке. — Они, видать, ребята надёжные. А одному нашему отряду трудновато будет караулить этого самого водолаза.
        Алёшка кивнул головой и пододвинулся поближе к «мушкетёрам». Те дружно зубоскалили над неудачником, которому тяжёлый мяч угодил по физиономии.
        - Нок-аут! Раунд закончился в пользу мяча! — орал Сергей Быков.
        - Есть один серьёзный разговор, ребята, — заговорил Алёшка. — Только уговор — никому о нём ни слова.
        Конечно, после этого предупреждения «мушкетёры» сразу забыли о боксёрах и поближе подсели к Алёшке. Тот на всякий случай спросил:
        - Значит, договорились? Полная тайна?
        - Слово мушкетёров! — подтвердил Сергей.
        Алёшка рассказал им о таинственном водолазе и ночных дежурствах.
        - Согласны вы тоже нести ночной дозор? — спросил Алёшка.
        - Когда же мушкетёры отказывались от такого приключения?! — горячо откликнулся Андрей-д’Артаньян. — Значит, ты думаешь, что он опять пойдёт в море?
        - Обязательно! Иначе зачем бы ему водолазный костюм брать.
        - Готовы сегодня встать на пост! — сообщил курносый Славка.
        - Сегодня пойдут наши. А вот завтра я вас отведу в засаду.
        - Есть! Договорились!
        Андрей переглянулся с приятелями.
        - Ну, что ж! — Он кивнул головой. — Доверие за доверие. У нас тоже есть тайна, не хуже вашей.
        - Вы думаете, что мы по-правдешнему, как какие-то дураки отстали от поезда? — зачастил Славка. — Или, думаете, на самом деле к какой-то тётке ездили?
        - Нет, не думаем! — рассмеялся Витька. — Уж очень нескладно вы врали!
        - Почему — нескладно?! — обиделся Андрей. — Очень даже складно. Сама Антонина Михайловна поверила! Но дело не в этом! Мы выследили целую банду. Они убить кого-то собираются.
        Захлёбываясь от возбуждения, перебивая друг друга, мушкетёры рассказывали о своих дорожных приключениях.
        - Здорово! — проговорил Алёшка. — Но что же тут мы можем сделать! Чёрт его знает, когда бандиты решат делать своё чёрное дело?
        - А мы будем знать! — торжествующе заявил Андрей. — У нас точный прибор имеется, вроде барометра…
        - Какой ещё прибор? — не поверил Витька.
        - А такой! Венера, такая пучеглазая девчонка, ну, которая в вашем отряде, — вот наш прибор.
        - Ничего не понимаю! — воскликнул Алёшка. — При чём здесь пучеглазая Венера?
        - А при том, что главный бандит, тот самый, что сказал «я его убью» — папаша этой самой Венеры.
        - Что?! Как?! — разом воскликнул Алёшка и Витька. Чепуха! Не может быть! Её отец книжки пишет, он писатель!
        - Ну да, писатель! — рассмеялся Андрей. — Бандит он! Самый настоящий бандит! Разве писатель будет убивать какого-то Стёпку?
        - Да, может, ты что-нибудь недослышал?
        - Так ведь не я один, все слышали, как он сказал — его все-таки придётся убить. Бандюга он, а не писатель. И подручный у него всамделишний бандит, весь картинками расписан.
        - Да-а! — с сомнением протянул Витька. — А как же вы узнаете, когда они затеют это самое убийство?
        - Очень просто! После убийства что бандиты делают?
        - Что делают? Смываются, чтобы их не поймали.
        - Точно! Значит, этот главный, жирный бандит не смоется, не предупредив свою любимую дочку, Венеру эту самую. Если мы узнаем, когда он предупредит Венеру, то значит будем знать и то, удалось ли им уже заманить к себе этого самого Стёпку.
        - А может, они сначала убьют, а потом предупредят? — сказал Витька.
        - Нет, не может! — ответил Андрей. — Конечно, они заранее предупредят Венеру, чтобы она была готова к отъезду.
        - А вдруг они убьют этого Стёпку, закопают его или бросят в море, а потом уже начнут смываться.
        - Так не бывает! Не может быть! — Андрей затряс головой. — Убийца всегда бежит от места убийства. Его мучат угрызения совести. Так во всех книгах написано.
        - Убедил! — признался Витька. — Всё правильно! Так ведь?
        - Вроде так! — подтвердил Алёшка.
        - Надо только разнюхать, когда Венеру надумают забрать из лагеря? — сказал Славка.
        - Это-то проще простого! Это дело мы поручим Зине Симаковой: она дружит с Веркой Сидоренко. А Верка и эта самая Венера — закадычные подружки, они всё время ходят в обнимочку и шепчутся. И, конечно, друг другу выбалтывают всё — так у девчонок заведено, — сказал Алёшка.
        - Вот как только нам из лагеря тогда выбраться? Это дело тяжёлое будет, — заговорил Славка. — Ведь это не на час, не на два убегать, а самое малое — на целый день.
        - Ну, это, пожалуй, можно устроить! — Алёшка погладил лоб. — Надо сделать вот как. Все мы получаем письма. Мы берём их в канцелярии. Так вот, надо сделать так, чтобы одно письмо обязательно было всегда в запасе.
        - Как это — в запасе? — не понял Зина-Зиновей.
        - Сегодня тебе пришло письмо, но ты его не забираешь, пока письмо не придёт кому-нибудь из нас. А потом следующий ждёт другого письма. Понятно?
        - Понятно-то понятно! — Зина-Зиновей растерянно усмехнулся. — Но зачем это дежурное письмо?
        - Э, друг, думать нужно, думать! — Алёшка снисходительно постукал Зину-Зиновея по лбу. — Как только поступает сигнал о Венере, тот, кому следует, бежит за запасным письмом. Мы открываем его, а в конверт вкладываем другое. Старенькая бабушка или больная тётя, которая живёт где-то рядом с Солнечным.
        - В Марьяновке! — воскликнул Андрей. Это рядом с маяком!
        - Ну, в Марьяновке! — согласился Алёшка.
        - Так вот, эта тётя просит приехать племянника с друзьями и помочь ей выкопать картошку.
        - А картошка здесь растёт? — в сомнении спросил Сергей.
        - Наверное, растёт, если нам её подают в столовой.
        - Понятно! Понятно! — Андрей в возбуждении вскочил на ноги и ещё раз крикнул: — Понятно! Потом огляделся по сторонам и уже шёпотом закончил: — Только пусть дежурные письма будут мои и Славкины. Антонина Михайловна уже знает, что у кого-то из нас здесь имеется тётя.
        19. Засада
        Витьке снилось, что отец его, как раньше, когда Витька был совсем маленьким, смеётся и тормошит его, приговаривая:
        - Да проснись же, Витька! Просыпайся!
        Последние четыре года в семье Олейниковых было неладно. Отец Виктора раньше работал шофёром у начальника строительного треста. Витька помнил его весёлым, краснощёким, всегда улыбающимся доброй широкой улыбкой. Потом произошло несчастье. В воскресный день отец повёз начальника и его друзей в лес на пикник. Там подвыпившая компания уговорила шофёра выпить два стакана коньяку. А на обратном пути в город Витькин отец сбил двух велосипедистов, и один из них умер. Разобравшись с делом, суд наказал шофёра тремя годами тюремного заключения. В доме сразу стало мрачно и скудно. Мать Виктора работала аппаратчицей на химическом заводе. Она была хорошей работницей, получала неплохую зарплату, но ей приходилось кормить и одевать ещё троих — Витьку и его младших сестрёнок-близнецов Сашку и Машку.
        Днём мать была спокойной, сдержанной, немного молчаливой. Но ночью Витька не раз слышал, как она задыхалась в плаче, прикрывая рот подушкой.
        Совсем недавно из заключения вернулся отец — помрачневший и неулыбчивый. Он вошёл в дверь, отбросил рюкзак, сгрёб обеими руками Сашку, Машку и Витьку, прижал их к себе, припал к ним горячим лицом. Ребятам было неудобно. Какая-то пуговица впилась Витьке в щёку. Но он молчал, ощущая, как в горле ворочается душный комок и чувствуя, что на щёку ему падают горячие капли.
        Теперь Витькин отец работал вместе с матерью на химическом комбинате мотористом. Он хорошо зарабатывал, быстро завоевал уважение товарищей. Но оставался он замкнутым, мрачноватым и всё время словно прислушивался к чему-то.
        Как-то поздним вечером Витька случайно услыхал отрывок разговора.
        - Ты пойми, Клаша! — говорил отец матери. — Моё наказание труднее, чем те три года, что мне дал суд. Я сам всё время казнюсь, всё время перед глазами эта девчушка-велосипедистка в красной курточке…
        И вот сейчас Витьке снилось, что отец, как раньше, весёлый и смешливый будит его:
        - Витька! Проснись, Витька!
        - Я сейчас, папа, сейчас!
        Витька открыл глаза и увидел, что он не дома на диване, а в лагере, в своей палате. Сквозь окно в комнату падает дымный, неясный свет луны. И тормошит его не отец, а Альберт Мяги. Игорь Валявский молча стоит за спиной Альберта.
        - Что случилось? Почему вы не пошли на пост? — спросил Витька.
        В эту ночь была очередь Альберта и Игоря идти стеречь таинственного водолаза.
        - Мы попали в засаду, Витька! — растягивая слова, как о чём-то обычном, проговорил Альберт.
        - В засаду?! Диверсанты? Много их?
        Витька рывком вскочил с кровати.
        - Не диверсанты, а тётя Тонна, Тихоня, Арташес Геворкович, дядя Миша со своим ружьём… В общем, целая дивизия…
        - Где же они вас поймали?
        - Не поймали, а подстерегли! Понимаешь — под-сте-рег-ли! — подчеркнул Игорь. — Они заранее ждали нас. Они знали, куда мы пойдём, и ждали прямо на нашей дороге…
        «Нашей дорогой» и «Партизанской тропой» ребята звали тропинку, пропитанную в гуще серебристых кустов лоха. Тропинка упиралась в решётку. Но один из вертикальных прутьев решётки, если его толкнуть, внизу двигался в сторону. И тогда через узкое отверстие можно было незаметно вылезти на пляж.
        - Только к лазу дошли — вдруг прямо на нас тётя Тонна, как танк, вываливается, продолжал свой рассказ Игорь.
        - А с другой стороны — Тихоня. А сзади — кусты тоже затрещали… Там Арташес и дед Миша караулили… В общем, никуда не уйдёшь! Тётя Тонна тихо так, вроде ласково спрашивает: «Куда вы направились, молодые люди?» Альберт отвечает: «Выкупаться хотели, Антонина Михайловна. Жарко очень!» «Та-ак! — ехидным голосом сказала тётя Тонна. — Это, значит, вы каждую ночь купаться ходите! Марш на место! Завтра с вами поговорю, как следует!» Ну, мы и пошли обратно. Арташес нас до самого корпуса проводил…
        - Знаешь, Витька! — заговорил Альберт. — Я думаю — в нашем отряде есть один предатель. Это — или Верка, или Венера… Думаю, скорее Венера…
        - Они же не знают, что мы каждую ночь пост выставляем…
        - Они знают!
        Витька словно от удара, дёрнулся и вскочил с кровати. Альберт невозмутимо стаскивал с себя майку.
        - Да не тяни ты! — с досадой выкрикнул Витька.
        - Не кричи, пожалуйста! — попросил Альберт. — Я думаю, ты можешь разбудить ребят…
        Алёшка действительно поднял голову с подушки. Альберт аккуратно сложил свою майку так, чтобы проходили две продольные складки. Затем осторожно положил майку на тумбочку.
        - Вчера, когда мы на кухне чистили картошку, Галя Зозуля сказала мне, что она проговорилась Вере и этой самой Венере. Вчера — проговорилась, сегодня нас поймали…
        - Пошли! — коротко бросил Алёшка, соскакивая с кровати.
        - Куда пошли? — удивился Альберт.
        - Пойдём и устроим допрос этим самым Верам-Венерам! Не признаются — пару раз по шеям подвесим…
        - Нет, я девчонок не бью, — покачал Альберт. — И тебе не позволю бить девчонок.
        - Не позволишь?
        Алёшка сжал кулаки и, нагнув голову, шагнул к Альберту. Тот равнодушно зевнул.
        - И драться с тобой, Алёшка, я не буду… — Он помолчал. — Не буду, во-первых, потому, что ты мой друг… А, во-вторых, потому, что ты после сна немного дурней.
        Алёшкины кулаки разжались.
        - Верно, Альберт! — вздохнул он. — Я вправду немного дурной!
        - Не немного, а как следует дурной! — сказал Витька. — Да тронь ты сейчас девчонку, она такой визг поднимет, что весь лагерь взбаламутится. И вообще эта глупость с допросом только спросонку может в голову прийти. Ты что? Не знаешь наших девчонок? Да они из упрямства ничего не скажут, если ты их ударишь! И потом — правду говорит Альберт — бить девчонок так, ни с того, ни с сего, — это просто подлость…
        - Как — ни с того, ни с сего?! — опять вспыхнул Алёшка. — Да ведь одна из них наверняка предательница! А знаешь, что с предателями делают…
        - Знаю, знаю! — махнул рукой Витька. — Но ведь предательница-то одна. А ты собираешься лупить двоих. Значит, одна из них ни в чём не виновата?
        - Да, задачка! Как на экзамене! — вздохнул Алёшка.
        Игорь шевельнулся на своей койке.
        - Ребята, я кажется, придумал, как узнать, кто нас выдал! — сказал он.
        - Ну, давай, говори! — недоверчиво предложил Витька.
        Он просто не верил, что фантазёр и выдумщик Игорь может придумать что-нибудь путное.
        - Давайте сделаем, как партизаны когда-то делали… Я в книге одной прочитал… Идите сюда!
        20. Прогулка
        На утренней линейке шестой отряд ожидал, что тётя Тонна разразится длинной проповедью насчёт ночного происшествия. Но старшая вожатая ничего не сказала об этом. Только, когда Зина Симакова отдала ей рапорт, тётя Тонна прищурила один глаз и сказала:
        - Так, значит в отряде ничего не случилось и все к проведению дня готовы? Ну, ладно!
        В конце линейки тётя Тонна, как обычно, произнесла очередную пространную речь. На этот раз она говорила о том, как хорошо в их лагере «Спутник» и каким увлекательным будет их отдых в дальнейшем.
        - Наш лагерь должен стать самым лучшим на всём Черноморском побережье, — с воодушевлением доказывала старшая вожатая. — Для нас построили отличные уютные корпуса, клуб, пищеблок, санпропускник. В других лагерях ребята живут по десять и даже двенадцать человек в одной комнате или ютятся в тесных палатках. А вы живёте в уютных палатах, рассчитанных всего на четыре человека каждая…
        Становилось всё жарче. Накаляющийся песок дышал сухим зноем. Красный флаг на мачте застыл бесформенным алым комочком. Ребята сонно смотрели на разрумянившуюся тётю Тонну.
        - По калорийности питание в нашем лагере приближается к санаторному. Вы обязаны полностью использовать все положительные факторы — море, свежий воздух, хорошее питание для укрепления своего здоровья! Помните, что в здоровом теле — всегда здоровый дух!
        Затем Антонина Михайловна сообщила, что после завтрака первый, второй, третий и четвёртый отряды отправятся на морскую прогулку, а пятый, шестой, седьмой и восьмой — пойдут осматривать город. Девятый остаётся дежурным по лагерю.
        - Ур-ра! — нестройно закричали сразу повеселевшие ребята.
        И тётя Тонна одобрительно кивнула головой и велела вести ребят на завтрак.
        После завтрака тётя Тонна подала команду:
        - Стройся!
        Эта команда была выполнена с удивительной чёткостью. Ребята помчались к своим вожатым, и через несколько минут отряды уже стояли строгими прямоугольниками.
        Антонина Михайловна одобрительно улыбнулась.
        - Шагом… марш! — скомандовала она.
        И сейчас же запели звонкие гоны. А когда они замолкали, раздавалась чёткая дробь барабанов.
        Антонина Михайловна повела ребят не по скучной, пыльной дороге, а через пляж.
        Это было очень приятно — идти под звенящее пение горнов и дробь барабанов, идти и чувствовать, что все присутствующие на пляже — и большие, и маленькие смотрят на твой отряд, на тебя! А у самых ног набегали на берег и отпрыгивали маленькие волны, такие чистые и прозрачные, что сквозь них можно рассмотреть любую ракушку, каждую самую крошечную песчинку.
        «Дружно шагайте, дружно шагайте!» — пели горны.
        «Только не зевайте, только не зевайте!» — рассыпали дробь барабаны.
        Возле серого «Москвича» сидела женщина, похожая на тигрицу. Её грузное тело обтягивал купальный костюм оранжевыми и чёрными поперечными полосками. На руках у женщины сидела противная жирная собачонка и смотрела на ребят.
        - Узнаёшь? — спросил Виктора Алёшка, кивая головой на женщину.
        - А! Да ведь это Венерина мама! — узнал Витька. — И с нею её шавка. — Витька обернулся назад и капризным голосом крикнул: — Венерочка! Тебя твоя сестричка зовёт!
        - Какая сестричка? — удивилась Светловидова.
        - Не знаю. Наверное, младшая. Но похожа на тебя, как две капли воды. Вон она, около машины, на руках у твоей мамочки.
        - Хулиган! — разозлилась Венера.
        Женщина под грибком повернула голову, сняла овальные чёрные очки и приторным голосом крикнула:
        - Венерочка! Детка!
        Дружный хохот заглушил барабанную дробь.
        Шавка залилась визгливым лаем и задёргалась в руках женщины.
        Венера выбежала из строя и, раскинув руки, побежала к женщине. Они обнялись и расцеловались. Шавка добросовестно лизала носы и Венеры, и её матери.
        - Тёплые семейные объятия! — сострил Витька.
        Ребята снова захохотали.
        Женщина, обнимая Венеру за плечи, тащила её к голове колонны, где вышагивала тётя Тонна.
        - Антонина Михайловна! Дорогая! — томным голосом приговаривала она. — Как ведёт себя моя Венерочка?
        Тётя Тонна поморщилась и остановила колонну. Горны и барабаны смолкли.
        - Всё в порядке, товарищ Светловидова, — сказала тётя Тонна. — У меня никаких жалоб на Венеру нет. Хорошая девочка.
        - Но она очень нервная, впечатлительная. Она нуждается в индивидуальном подходе.
        Венерина мама погладила дочку по голове. Шавка несколько минут разглядывала тётю Тонну, а затем вдруг залаяла на неё.
        - Дэзик, уймись! Он не переносит шума.
        Тётя Тонна с трудом сдерживала себя.
        А Светловидова-старшая подробно рассказывала, что и когда нужно делать, чтобы уберечь нервы её Венерочки:
        - Утром натощак необходимо выпивать сырое яйцо… Это тонизирует нервную систему…
        - Простите! — вмешался в разговор Арташес Геворкович. — До купания или после купания?
        - Что — до купания? — не поняла Светловидова.
        - Яйцо следует пить до купания или после купания? — Носатое, бронзовое лицо физрука сияло самой приветливой улыбкой. — И как его пить — большими глотками или маленькими…
        - Лучше до купания, маленькими, плавными глотками…
        - Простите, это страшно интересно! Если вы разрешите, мы как-нибудь пригласим вас к себе в лагерь и попросим рассказать всё это нашему врачу, она отвечает за здоровье ребят. А сейчас, простите, мы просто боимся перепутать ваши ценные советы. — Арташес Геворкович поклонился и скомандовал: — Шагом марш!
        Снова запели горны. Залилась неистовым лаем перепуганная шавка. Пионерские шеренги двинулись дальше. А Венера и её мама ещё долго, до тех пор, пока не прошёл последний ряд, говорили о чём-то, манерно откидывая головы и улыбаясь.
        Ребята прошли через приморский сквер и поднялись по каменной лестнице на набережную. Отсюда был виден порт со стоящими у пристани судами и голубая морская даль, словно прозрачной кисеёй затянутая лёгкой дымкой. Боковая улочка вывела к старым каменным воротам. Эти ворота представляли собой целый тоннель, стены которого и свод были сложены из огромных тяжёлых глыб жёлтого известняка.
        Возле ворот стояли две древние чугунные пушки.
        Посыпались вопросы:
        - Что это за пушки, Антонина Михайловна? А зачем такие толстые стенки у этих ворот? Здесь была крепость? Чья крепость?
        - Надо быть наблюдательными, ребята! — назидательно проговорила тётя Тонна. — Посмотрите, чьи это пушки? Видите русские буквы? Значит, и пушки русские! А вон на воротах надпись: «Русские ворота». Значит, и крепость здесь была русская!
        Тётя Тонна показала на зелёную деревянную будку.
        - А вот там, ребята, продаётся мороженое! Здесь очень вкусное мороженое! Кто хочет, может купить…
        Конечно, большинство сейчас же бросилось за мороженым. Но нашлись и такие, которые продолжали забрасывать Антонину Михайловну вопросами:
        - А кто её разрушил, Антонина Михайловна?
        - Когда построена эта крепость?
        - А пушки эти тогда, когда была крепость, тоже стояли на этом месте?
        Тётя Тонна пожала плечами.
        - Мне сейчас очень некогда, ребята. Вот Алла! Спрашивайте у неё, она всё объяснит… Алла! — крикнула она. — Идите сюда.
        И, избавившись от нескончаемых вопросов, тётя Тонна также направилась к зелёной будке, в которой продавали мороженое.
        Алла на все вопросы ответила коротко:
        - Я, ребята, так же, как и вы, никогда раньше здесь не была… Ответить на ваши вопросы сейчас не могу. Но обещаю вам, что всё узнаю и отвечу на эти вопросы послезавтра… Договорились?
        - Договорились! — не совсем охотно ответил длинный парнишка из седьмого отряда.
        Конечно, всем хотелось, чтобы на все вопросы им ответили сейчас же.
        - Ребята! — закричала тётя Тонна, стоя около зелёной будки. — Объявляется привал! Можно погулять по скверу! Он очень красивый… Но слушайте сигнал горна. По этому сигналу все должны собраться здесь, у ворот…
        Алёшка подтолкнул Витьку:
        - Давай действовать?
        - Давай! — кивнул головой Витька.
        Они пошли по аллее, которая огибала открытую площадку со скамейками. На всех скамейках сидели девочки и дружно вылизывали мороженое из вафельных стаканчиков.
        Мальчики окинули взглядами скамейки и десятки лиц, румяных и смуглых, черноглазых и светлоглазых, с косичками и без косичек.
        - Здесь нет! — сказал Витька. — Пошли дальше!
        Аллея круто сворачивала вправо. Алёшка выглянул из-за куста и сразу же отскочил назад.
        - Здесь! — прошептал он.
        На скамеечке под большим вязом с двумя девчонками из седьмого отряда сидела Вера Сидоренко. Девочки тоже ели мороженое и от удовольствия болтали ногами. Они так увлеклись этим приятным делом, что даже разговаривать им было некогда.
        - Пошли!
        Витька полез в кусты. Затрещали ветки, зашелестела листва. Девочки на скамейке насторожились.
        - Витька! Витька, где ты? — вполголоса окликнул друга Алёшка.
        - Здесь! — отозвался Витька. — Ну, как? Достал?
        - Достал! От противотанковой… Заложим и бахнем…
        - Где будем взрывать? Когда?
        - Сразу после обеда… В кустах, за столовой!
        - А столовую не разнесёт?
        - От запала не разнесёт… Но грохнет здорово!
        Ребята ушли дальше, в самую гущу кустов.
        - А она насторожилась, когда мы заговорили, — прошептал Алёшка. — Даже мороженое есть перестала…
        - У них у всех глаза заблестели, точно их маслом намазали, — ответил Витька. — Пошли, купим мороженого! Жара такая, что во рту всё пересохло.
        А в это же самое время Игорь и Альберт разыскивали Венеру Светловидову. Нашли её быстро. Венера торчала у ларька с сувенирами и любовалась каменными пальмами и стеклянным морем, выкрашенным в голубой цвет.
        Мальчишки забрались в кусты сбоку аллейки, ведущей от ларька к воротам. Ждать пришлось долго. Нетерпеливый Игорь уже начал беспокоиться, не пошла ли Венера другой дорогой. Но вот захрустел песок под чьими-то шагами, и послышалось мурлыканье. Венера тонким голоском напевала песню про синьориту, очаровавшую трёх кабальеро.
        - Ты думаешь, он взорвётся? — громко спросил Альберт.
        Пение оборвалось. И песок уже не хрустел, а шелестел чуть слышным шорохом.
        Игорь вытащил карандаш и, нагнув голову, принялся разглядывать его.
        - Можешь не сомневаться! Так дёрнет, что яма в метр глубиной получится… Это же от противотанковой.
        - Где мы взрывать будем?
        - За углом бани, в кустах. Сразу после тихого часа. Тогда там никого не будет.
        - Хорошо! Так и сделаем, Игорь.
        Мальчишки ещё с минуту посидели, нагнув головы над карандашом. А когда они вылезли из кустов, в аллее никого не было.
        - Что-то мне не хочется любоваться, как девчонки объедаются мороженым! — проговорил Альберт. — Давай ещё немного гулять!
        Они пошли по аллее, потом свернули в другую. Сквер планировал, наверное, очень умный и опытный садовод, потому что аллеи так хитро изгибались и переплетались между собой, что только по голубым пятнам моря, просвечивающим иногда в густой зелени, можно было определить, где находятся старые ворота.
        Неожиданно аллейка, по которой шли мальчики, вывела на круглую лужайку, обсаженную кустами сирени. Посреди лужайки высился строгий памятник из кроваво-красного отполированного камня. Памятник имел форму пирамиды с усечённым верхом. Вершину его венчала большая бронзовая звезда, отливающая на солнце тусклым золотом. На двух сторонах пирамиды были надписи. С одной стороны крупными золотыми буквами было написано: «Вечная слава героям, павшим в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами!» А с другой стороны — был список из девятнадцати фамилий. Ребята прочли их.
        - Смотри! — Игорь сжал руку товарища. — Все герои перечислены с инициалами — П. Н. Кружко, Л. К. Соколов, В. Л. Находкина. И вдруг — Петя Лебедев! Петя Лебедев! Это, наверное, был ещё не взрослый партизан. Даже не комсомолец… Он, наверное, был пионером!
        - Да! — коротко ответил Альберт.
        Мальчики долго смотрели на молчаливый, строгий памятник. У его подножия лежал букет цветов. Вокруг чуть слышно перешёптывались тёмно-зелёной листвой кусты сирени. На этой лужайке, казалось, навсегда, навечно нависла особая тишина, суровая и торжественная…
        - Вот бы узнать, кто это такой — Петя Лебедев? — приглушённым голосом сказал Игорь. — Надо спросить у Антонины Михайловны.
        - Она ответит — это был герой! И пошлёт тебя кушать мороженое! — без улыбки ответил Альберт. — У неё холодное сердце…
        - Ну, тогда у Аллы… Или у Лидии Павловны…
        - Они тоже, наверное, не знают. Они же только вместе с нами приехали сюда…
        Где-то в стороне, за кустами сирени, за путаницей аллей и аллеек, запел горн.
        Друзья побежали.
        Со всех сторон сквера на зов горна сбегались ребята.
        Витька и Алёшка услыхали горн возле летнего театра, где они разглядывали фотографии из нового кинофильма.
        - Бежим скорее! — сказал Витька. — Потому — чует моё сердце, что тётя Тонна давно на нас зубы точит!
        Они побежали по петляющим аллеям, мимо деревянного здания летнего ресторанчика, мимо карусели, на которой катались счастливые, улыбающиеся малыши.
        - Алёшка! Витька! — вдруг окликнул их чей-то тонкий голосок.
        Возле тележки с газированной водой стояла чёрная, как галчонок, девочка и поила из стакана розовой жидкостью такого же чёрного малыша.
        - Маринка! — узнал Витька. — Здравствуй, Маринка!
        Ребята остановились около тележки.
        - А где Николай? — опросил Алёшка.
        - Рыбачит! — солидным тоном ответила Маринка. И прикрикнула на малыша: — Да пей ты скорее, горе ты моё!
        - Скажи, пусть он приходит на пляж… Ну, туда, где речка впадает в море… — сказал Витька.
        - А когда?
        - Завтра… Часов в семь вечера…
        - Не! Завтра он не может. Завтра он с маманькой виноград будет опрыскивать. Папанька-то в море… Разве в воскресенье…
        - Ну ладно, в воскресенье! — Алёшка кивнул головой. — И ты приходи! А сейчас нам надо бежать… Слышишь сигнал.
        Маринка кивнула головой.
        Когда Алёшка и Витька подбежали к воротам, отряды уже выстроились и длинной змейкой растянулись по улице.
        - Та-ак! — недобрым голосом протянула тётя Тонна. Опоздали! И, конечно, опять Комов и Олейников!
        - Извините, Антонина Михайловна! — Витька застыл в стойке «смирно» и вскинул на старшую вожатую простодушно-невинные глаза. — Задержались! У нас вышел серьёзный спор с туземным населением.
        - Какой ещё спор? — нахмурилась тётя Тонна.
        - Мы спорили: есть ли жизнь на других планетах.
        - Ладно, ладно, болтуны! Становитесь в строй! — прогудела тётя Тонна.
        Возвращались в лагерь другой дорогой, через центр города. Улица была застроена рядами новых трёхэтажных домов. Но по соседству с этими нарядными зданиями стояли маленькие домики, крытые полукруглой черепицей и увитые виноградом.
        - Улица Владимирова, — вслух прочитала Зина Симакова. — Антонина Михайловна! А кто такой Владимиров?
        - Владимиров?
        - Да! Его именем эта улица названа! — закричали ребята.
        - Не помню! — отмахнулась тётя Тонна. И закричала: — Восьмой отряд! Шире шаг! Не растягиваться!
        21. Всё ясно!
        Этот день в пионерском лагере «Спутник», как и все другие дни, казался интересным, наполненным кипучей работой, а на самом деле был скучным и томительным. Правда, утром происходило купание — десять минут блаженства в свежей, бодрящей воде. Но затем началась «линейка», которая затянулась на целый час из-за опоздания двух отрядов и поучений тёти Тонны. После завтрака пошли всевозможные мероприятия, проводимые по плану. Первый отряд мастерил гирлянды из флажков. Эти гирлянды предназначались для украшения столовой, хотя и без них там было красиво. Ребята второго отряда, вставши в круг, бросали мяч, и тот, в кого попадали, должен спеть, сплясать или прочитать стихотворение. Третий и четвёртый отряды, у которых по плану тёти Тонны в эти часы полагалась громкая читка, слушали рассказ Лидии Павловны об Африке. Пионеры пятого отряда числились дежурными по лагерю — то есть после завтрака с неприкаянным видом, с красными повязками слонялись по лагерю и наблюдали, как садовник поливает клумбы, сторож дед Миша чинит деревянные ворота, а плотник красит лодки, привезённые начальником лагеря. Шестой и седьмой
отряды соревновались по волейболу и шахматам. Восьмой отряд в клубе под руководством самой тёти Тонны разучивал какой-то танец, который он покажет на предстоящем костре. Из клуба через открытые окна и щели доносились окрики тёти Тонны, ритмичные хлопки в ладоши и гулкий топот, словно там был не клуб, а конюшня. Девятый отряд отправился в город на утренний сеанс в кино.
        Все как будто бы были заняты, все, как выражалась тётя Тонна, «при деле». И почти всем, кроме, пожалуй, шахматистов, волейболистов и ребят, слушающих рассказ Лидии Павловны, было скучно.
        А за красивой металлической решёткой лагеря жил, сверкал на солнце, смеялся, звенел песнями, работал удивительный, манящий мир. Каждое утро по пляжу толпой проходили босые, дочерна загорелые весёлые девушки с тяпками. Куда они идут? Местные ребята целыми днями бродили у берега по тёплой воде и вдруг сбегались в кучку, разглядывали что-то, поднимали крик. Что они поймали? Белый пароходик с чётким названием «Дельфин» уходил в море и к вечеру опять становился на якорь неподалёку от причала. Куда он ходит, зачем? По шоссе мимо лагеря промчалось две машины с солдатами, на головах которых были широкополые шляпы-панамы, а на плечах гимнастёрок зеленели погоны. Куда поехали пограничники?
        Для некоторых ребят из лагеря «Спутник» интересное началось после обеда, в те сорок пять минут, которые отделяли обед от «тихого часа».
        Из спального корпуса с самым таинственным, заговорщическим видом выскочил Витька Олейников и Алексей Комов. У Витьки под мышкой был какой-то прямоугольный предмет, заботливо обёрнутый газетой. Перешёптываясь и оглядываясь по сторонам, мальчишки обогнули здание столовой, пробежали мимо кухни и длинного штабеля наколотых дров. Ещё раз оглянувшись по сторонам, они нырнули в чащу кустов серебристого лоха.
        Там, в тени широких ветвей лоха, протянувшихся над самой землёй, было очень жарко. Ребятам показалось, что они попали к раскалённую печь.
        - Давай! — звенящим шёпотом скомандовал Алёшка.
        Кусты сирени, росшей у самой ограды, шевельнулись.
        Алёшка заметил это и чуть заметным кивком указал Витьке на сиреневые заросли. Тот ответно подмигнул приятелю и сказал:
        - Копай яму!
        Алёшка разгрёб ладонями горячий песок, а Витька осторожно опустил в песчаную ложбинку завёрнутый в газету предмет. Потом ребята покосились на сирень. Кусты были неподвижными.
        - Отходи! — вполголоса скомандовал Витька. — Сейчас бабахнет!
        Мальчишки отбежали к кустам сирени и распластались на земле. Из кустов никто не вышел, хотя там послышался шорох.
        - Э! — с какой-то отчаянной лихостью выкрикнул Алёшка.
        И, вскочив на ноги, бросился в заросли сирени.
        В кустах, любопытные и напуганные, сидели три девчонки.
        - Вы что здесь делаете? — рявкнул на них Алёшка.
        - Не взорвалась? — дрожащим голосом спросила Вера Сидоренко, глядя на Алёшку большими горячими глазами.
        - Да, не взорвалась! — разочарованно буркнул Алёшка.
        - Чего вы сюда припёрлись! — напустился на девочек Витька. — Вот оторвало бы вам носы взрывом, тогда бы знали…
        - Вам же не оторвало! — засмеялась Вера. — Тоже мне, подрывники!
        - Идите спать, — сердито посоветовал Алёшка. — Тихий час уже начинается. Вот попадётесь тёте Тонне — она вам даст…
        - Вы-то не боитесь…
        - Мы — другое дело! — сказал Витька, вытаскивая из ямки завёрнутый в газету предмет. — Мы — привычные! Пошли, Алёшка.
        Уже не таясь, мальчишки помчались к спальному корпусу…
        В палате Игорь и Альберт приподнялись в кроватях и разом выкрикнули:
        - Ну как?
        - Ну что?
        - Ничего! Только девчонки за нами из кустов подглядывали, — ответил Витька, небрежно бросая свёрток на тумбочку.
        - Верка?
        - Ну да, Верка… И ещё две — из седьмого отряда…
        - Я же говорил, что Вера не предатель, — сказал Альберт. — У неё глаза такие… Очень хорошие глаза. Чёрные, как ночь, а сияют, как солнце…
        - Влюбился? — усмехнулся Витька.
        - Знаешь что? — Альберт спокойно посмотрел на Витьку серыми твёрдыми глазами. И повернулся лицом к стене.
        За дверью в коридоре послышались осторожные, крадущиеся шаги.
        - Тихоня! — прошептал Витька. — Спим!
        Когда отрядная вожатая Наташа открыла дверь в комнату, там царила сонная тишина.
        После «тихого часа» полагалось тридцать минут «разминки», а потом купание. Как только пропел горн, из душных палат стали вылетать ребята. И сонный лагерь сразу ожил, наполнился шумом голосов, криками, мельканием загорелых ребячьих тел.
        Игорь и Альберт первыми выбежали из спального корпуса. В правой руке Альберт нёс всё тот же завёрнутый в газету прямоугольный предмет, в котором что-то постукивало.
        Санпропускник, который ребята называли более простым и понятным словом «баня», находился в дальнем углу лагерной территории. Возле него на верёвках сушились простыни и наволочки, которые на ярком солнечном свете были такими белыми, что при взгляде на них приходилось щурить глаза. А за жёлтым каменным домом до самой ограды тянулись серые песчаные холмы и кусты неприхотливого лоха, изогнутые и прижатые к земле злыми зимними ветрами и бурным морем.
        Ребята всмотрелись в эти заросли, но никого не увидели.
        - Опять осечка! — прошептал Игорь.
        - Подожди! — тоже еле слышным шёпотом ответил Альберт. — Идём!
        Они вползли под большую, корявую и искорёженную ветку, покрытую мелкими серебристыми листочками и маленькими серо-зелёными ягодами.
        - Здесь! — сказал Игорь.
        - Ладно!
        Альберт положил свёрток на песок.
        И вдруг совсем рядом треснула ветка, зашелестел песок и словно из-под земли появились тётя Тонна и Арташес Геворкович.
        - Что вы здесь делаете? — спросила тётя Тонна мрачным голосом.
        Физрук тоже строго и сердито смотрел на мальчишек.
        - Ничего! — ответил Альберт.
        И протянул руку к свёртку.
        - Не трогать! — пронзительно крикнула Антонина Михайловна.
        - А почему? — удивился Игорь.
        Арташес Геворкович очень осторожно поднял свёрток с земли и сдёрнул с него газету. В руках у него оказался деревянный ящичек с белыми и коричневыми клетками.
        - Шахматы?! — растерянно воскликнула тётя Тонна.
        - Нет, шашки! — спокойно поправил её Альберт.
        Физрук осторожно открыл ящичек. В нём были самые обычные шашки — белые и красные пластмассовые кругляшки…
        - Ф-фу! — облегчённо выдохнула тётя Тонна.
        И, сдёрнув с головы свою белую панамку, вытерла ею вспотевшее лицо.
        - Чего вы сюда забежали с шашками?
        - А что? Разве нельзя? Мы всегда здесь с Альбертом играем, — объяснил Игорь. — Здесь, возле моря, и прохладнее, и никто не мешает…
        Тётя Тонна бросила на мальчиков сердитый взгляд и, заложив за спину руки, широкой походкой зашагала к спальному корпусу.
        - Эх вы, артисты! — не то насмешливо, не то сердито проговорил Арташес Геворкович.
        И, положив ящик с шашками на песок, пошёл за тётей Тонной.
        - Теперь всё ясно? — спросил Игорь, закрывая ящичек с шашками.
        - Конечно, ясно! — ответил Альберт. — Это — она! Она — предатель!
        22. Это — не товарищ!
        Через каждые три-четыре дня Венеру Светловидову навещали её мама и Дэзик. Обычно они являлись после «тихого часа». Кто-нибудь из вожатых вызывал Венеру, и она бежала к главному входу в лагерь, где возле ворот, под старыми акациями стояли две голубые ажурные беседки, прозванные ребятами «скворешниками».
        Венерина мама каждый раз приносила большую сумку, на которой было изображено неправдоподобно синее море и пальмы, похожие на пучки перьев.
        Венера и её мама садились рядом на узенькой и низкой скамейке, очень похожие друг на друга — толстые, круглолицые и темноглазые. Рядом с ними усаживался Дэзик, чем-то тоже походивший на своих хозяек. Эти свидания обычно продолжались не менее часа. И всё это время мама и дочка безостановочно жевали какие-нибудь фрукты или сладости. Если к беседке случайно приближался кто-нибудь из ребят, Дэзик поднимал неистовый визгливый лай, издали напоминавший клёкот индюка.
        На следующий день дед Миша, ругаясь, выгребал из беседки кучи абрикосовых или вишнёвых косточек и груды многоцветных конфетных обёрток.
        В этот раз мама угощала дочку конфетами из большой красной коробки.
        Именно это время шестой отряд избрал для своего внеочередного и секретного сбора. Собрались в беседке, неподалёку от столовой. Алла в этот день отпросилась у Антонины Михайловны в город, и всё благоприятствовало соблюдению тайны. На всякий случай на четырёх углах беседки были выставлены специальные дозорные.
        - Ребята! — заговорил Витька. — Все вы знаете, что мы решили выследить диверсанта-водолаза. Знаете вы также, что это важное дело сорвалось. Наш патруль задержала тётя Тонна, и ещё неизвестно, что она сделает с Игорем и Альбертом… Так вот — мы выяснили, что в наших рядах есть предатель.
        Ребята возбуждённо зашумели.
        - Нас выдала Венера Светловидова… Она и теперь продолжает доносить тёте Тонне обо всём, что происходит в отряде…
        В это время один из дозорных подал сигнал тревоги. Ребята посмотрели в его сторону и увидели приближающуюся тётю Тонну.
        Зина Симакова схватила раскрытую книжку и стала читать вслух «Королевство кривых зеркал» — Она прочла полторы страницы о том, как девочка Оля и её двойник Яло встретились с Анидаг и попали в её дворец.
        Тётя Тонна стояла у входа в беседку и слушала. Наконец, она покивала головой и зашагала к спортивной площадке.
        Зина отложила книжку.
        - А как это ты узнал, что Венера наушничает? — спросила Вера.
        - Это установлено точно! — своим спокойным, уверенным голосом сказал Альберт.
        - Нам надо решить, как наказать предательницу! — сурово сдвинув брови, проговорил Алёшка.
        - Дать ей как следует… Накрыть ночью одеялом и отлупить! Нет, облить спящую холодной водой! — посыпались предложения мальчишек.
        - Бить не надо! Она — девочка! — сказал Альберт. — Надо придумать что-нибудь другое….
        Наступило сосредоточенное молчание…
        - Выгнать её из нашего отряда! — предложил Игорь.
        - Это, конечно, было бы лучше всего! — согласился Витька. — Но как это сделать? Пойти и сказать тёте Тонне — не хотим, мол, быть в одном отряде со Светловидовой? Так тётя Тонна нас и послушает!
        - Вы знаете что, ребята! — заговорила Зина Симакова. — Надо сделать так, чтобы Светловидова почувствовала, что мы не считаем её своим товарищем…
        - Ну, что же! Пойди и скажи ей — гусь свинье не товарищ! — сострил Витька. — Плевать ей на товарищество! Это всё равно, что её Дэзику стихи читать…
        - Мы ей, конечно, ничего говорить не будем. — Зина с задумчивым видом пригладила волосы. — Мы просто не станем с нею разговаривать. Будем делать так, вроде её вообще нет рядом с нами, вроде это не она, а пустое место. Она говорит, а мы не отвечаем.
        - А, что, это здорово придумано! — сразу же согласился Алёшка, — это толково! Но только, если решим — не разговаривать, так чтобы никто с ней не говорил…
        - Кто же захочет говорить с таким человеком! — брезгливо передёрнув плечиками, сказала Вера.
        - Тревога! — свистящим шёпотом снова предупредил дозорный. — Тётя Тонна… А с ней дядя Пуд!
        Дядя Пуд — тучный, с круглым сонным лицом, в мешковатом парусиновом костюме, опустив голову, шагал рядом с тётей Тонной. Старшая вожатая что-то рассказывала ему, размахивая руками. А тот молча слушал, сосредоточенно глядя под ноги.
        Зина снова начала читать книгу. Ребята делали вид, что с удовольствием слушают её, но исподтишка бросали любопытные взгляды на начальника лагеря. Он и тётя Тонна остановились у входа в беседку и некоторое время молча слушали чтение.
        Дочитав до конца главы, Зина захлопнула книжку и сказала:
        - На сегодня всё! Скоро купаться…
        - Ну, здравствуйте, ребята! — басом поздоровался начальник лагеря.
        - Здрав-ствуй-те! — хором ответил шестой отряд, с интересом наблюдая за начальством.
        Начальник лагеря прошёл к столу, стоящему посредине веранды, и окинул ребят приветливым, зорким взглядом. Глаза у него были совсем не сонные — весёлые, чуть насмешливые глаза.
        - Как живём, ребята? Как отдыхаем? — негромко спросил он.
        - Хо-ро-шо! — ответил ребячий хор.
        - Только скучно очень, — вдруг проговорил Витька Олейников.
        Начальник, чуть прищурившись, посмотрел на него.
        - Ну, конечно! Тебе почему-то всегда скучно, Олейников, — сокрушённо проговорила тётя Тонна. — Не любишь ты дисциплины. А без дисциплины не может быть настоящего человека.
        - А меня вот всё же интересует, почему ему скучно? — сказал начальник и ободряюще улыбнулся Витьке. — Скучно, говоришь? А что, по-твоему, надо сделать, чтобы не было скучно?
        - В походы ходить — это раз! — Витька загнул один палец. — В настоящие походы… С ночёвками… Чтоб самим обед себе на костре готовить. — Начальник кивнул головой. — Потом изучать, что есть интересного вокруг, в городе этом… Это два! Ну, ещё надо рыболовный кружок организовать, на рыбалку в море ездить…
        - Пограничников пригласить. Пусть они расскажут, как ловят диверсантов, — подсказал Алёшка.
        - А ещё бы очень интересно узнать, как выращивают виноград! — предложила Зина. — В наших местах виноград не растёт…
        - Ну что ж! — сказал начальник лагеря. — Предложения все очень хорошие! Подумаем над ними! Уверен, что вместе с вами сумеем одолеть эту самую скуку! Навалимся на неё дружно — и одолеем! — Начальник снова окинул взглядом уже улыбающиеся лица ребят. — А пока давайте договоримся вот о чём. Председатель вашего совета отряда пусть соберёт все предложения. Так, Антонина Михайловна?
        - Но у нас уже есть план всей массовой и воспитательной работы, Николай Серапионович… — возразила тётя Тонна.
        - Это хорошо, что план! — Николай Серапионович кивнул головой. — Вот мы возьмём этот план, дополним его, обсудим с ребятами — и станет наш план ещё лучше! — Начальник лагеря взглянул на часы. — Пошли, Антонина Михайловна! Пусть ребята готовятся к купанию и ужину!
        Он повернулся и вышел из беседки. За ним широко шагала надутая тётя Тонна.
        - А он, видать, мировой дядька, наш начальник! — воскликнул Алёшка.
        - Поживём — посмотрим! — осторожно выразил своё мнение Витька.
        В беседку влетела Венера.
        - Ну что вы тут без меня делали? — спросила у Зины Симаковой Венера.
        Зина отвернулась, словно не замечая Светловидову, и сказала:
        - Ну, пошли, ребята! Скоро построение…
        Она прошла мимо Венеры. Та, нахмурившись, поглядела ей вслед. Потом закинула голову и захохотала. Мальчишки и девчонки, переговариваясь между собой, выходили из беседки. Если им на дороге попадалась Светловидова — её обходили, словно это была скамья или какой-нибудь столбик.
        Венера сунула руку в карман своего широкого шёлкового халатика и вытащила оттуда две конфеты «Мишка на севере».
        - На, Верочка, угощайся! — Она протянула конфеты Вере. — Мне их мама целую коробку привезла.
        Как будто не слыша, Вера обошла Светловидову и побежала вслед за ребятами.
        Венера осталась одна. Где-то в стороне, за столовой, слышались весёлые голоса и смех ребят.
        Круглое лицо Венеры сначала стало растерянным. Потом её губы задрожали и на глазах выступили слёзы.
        Размахнувшись, она со злостью швырнула конфеты в кусты…
        23. В гостях
        - Пошли?
        Витька окинул друзей взглядом.
        - Пошли! — кивнул головой Алёшка.
        - А может, всё-таки лучше спроситься у тёти Тонны, — несмело сказала Зина.
        - Так разве она разрешит! Это ж только ещё хуже будет, — решил Витька. — Так, если даже и узнают, то получится: самовольно ушли из лагеря… Ну, узнают, где мы были, и порядок. А если нам не разрешат, но мы всё-таки пойдём… Здесь двойной спрос будет…
        - Знаете, ребята! Я лучше не пойду! — Зина посмотрела на мальчишек каким-то виноватым взглядом. Мне лучше не ходить…
        - Трусишь?
        Витька презрительно сплюнул.
        - Она правильно делает, — вступился за Зину Альберт. — Ты, Витька, умный, умный, а дурной — Зине нельзя нарушать дисциплину. Она в начальниках ходит…
        - Ну, ладно! Оставайся, должностное лицо!
        Витька махнул рукой и нырнул в заросли лоха. За ним исчезли в серебристых кустах и его товарищи.
        - Не забывайте, ребята, — к девяти часам вам надо быть на месте! — сказала Зина. — На ужин опоздаете — сразу заметят.
        Зина посмотрела, как шевельнулись ветки возле изгороди, и вздохнула. Ей тоже очень хотелось познакомиться с местными ребятами, которые, как рассказывали Витька и Алёшка, так много интересного знали о море. Но ведь она председатель совета отряда.
        «Правильно ли я сделала, что не удержала мальчиков от этой самовольной отлучки из лагеря?» — подумала Зина.
        И тут её мысли стали словно раздваиваться. Конечно, она понимала, что это неправильно, что она обязана была отговорить ребят от этого похода или убедить их пойти отпроситься у тёти Тонны. Но ведь тётя Тонна, конечно, не разрешила бы эту отлучку. Тут Витька прав. А в конце концов, что плохого в том, что Витька и Алёшка подружились с местными ребятами? Это же хорошо!
        Запутавшись в этих противоречиях, Зина Симакова опять вздохнула и медленной, невесёлой походкой пошла от кустов к волейбольной площадке.
        А Витька и Алёшка в это время уже встретились Коль кои и Маринкой, радостно пожимали им руки.
        - Это тебе, Маринка! Тебе и Вике! — Алёшка сунул в руки девочки бумажный свёрток, в котором были лимонные вафли, полученные мальчиками в полдник.
        - Спасибо! — улыбнулась Маринка. — Это же мои любимые!
        На какое-то мгновение из-под облика поцарапанного, загорелого сорванца появилась вежливая, застенчивая девчонка. Впрочем, это скромное создание сразу же исчезло. Чёрные глаза Маринки снова загорелись весёлым лукавством. Она увидела Игоря!
        - А! — воскликнула она. — Здорово, бесстрашный часовой! Где твой дрынок?
        - Здравствуй! — пробурчал Игорь. — Где твоя пустолайка?
        Маринка сердито засопела. Но тут Витька вспомнил, что не представил своих друзей.
        - Коля! Марина! — закричал он. — Это свои, хорошие ребята, Альберт и Игорь. Знакомьтесь!
        Ребята обменялись рукопожатиями.
        - Ну, как? Рыбачишь? — спросил Алёша.
        - Каждый день! — кивнул головой Колька. — Прошлый раз, когда договаривались, рыбачить нельзя было, штормило очень. А теперь погода подходящая… Давайте сплаваем как-нибудь. Ставрида сейчас так клюёт, что только подсекай…
        - На удочку?
        - На самодур…
        - Что такое — самодур? — заинтересовался Альберт. — Очень смешное название!
        - Самодур — это снасть такая… Бывает — на десять крючков, бывает — на двадцать… — Колька подумал и вдруг предложил; — А знаете что? Пойдёмте к нам! Я вам самодуры покажу…
        - И цаплю! — добавила Маринка.
        - Какую цаплю? Настоящую? — заинтересовался Игорь.
        Коля кивнул головой.
        - Самую настоящую! Батька на охоту ходил к лиману и подбил там эту самую цаплю. Принёс её домой. Маринка к ней полезла: «Ой, птичка! Ой, бедная!» А цапля как долбанёт её клювом. Чуть глаз не выбила…
        - Вот она, отметина!
        Маринка с гордостью показала чуть заметный светлый шрамик около брови.
        - Она у вас что, на привязи? А чем вы её кормите? А она не пытается улетать? — сыпал вопросами Игорь.
        - Я же говорю, пошли к нам! — снова предложил Колька. — И цаплю покажу, и самодур… Мы тут близенько живём…
        - Пошли! — сразу же согласился Алёшка.
        По дороге Маринка рассказывала о своей цапле. Цаплю звали Носатка. Она свободно разгуливала по двору, по винограднику, по хате, а улететь не могла, потому что у неё ещё не совсем зажило раненое крыло. Ест цапля и мясо, и хлеб, и рыбу. Но особенно любит лягушек.
        Коля и Марина привели ребят к беленькому нарядному домику, крытому черепицей. Возле домика росли высокие абрикосы и вишни, густо усыпанные плодами. В маленькой круглой беседке, увитой виноградом, сидел худущий, жилистый, коричневый, точно индеец, человек. Человек читал газету. В куче песка возилась маленькая Вика. В глубине двора, под лёгким навесом стояла белая газовая плита. Возле неё хлопотала черноволосая женщина.
        - Заходите! — пригласил Колька, открывая зелёную решётчатую калитку.
        Ребята несмело вошли во двор. И сейчас же откуда-то из-за домика с лаем выкатилась лохматая собачонка, та самая, которая была с Маринкой и Колькой на пляже. Игорь попятился к калитке. Но собачонка, оказывается, вовсе не собиралась нападать, она шумно приветствовала своих хозяев.
        Человек в беседке опустил газету. Острыми тёмными глазами он окинул ребят, и Алёшке показалось, что человек смотрит недружелюбно и сердито.
        - Это, батя, ребята из пионерского лагеря! — представил своих друзей Колька. — Они хотят цаплю и самодур посмотреть.
        - Добре! — кивнул головой Колькин отец. — Здоровы, хлопцы! Вовремя подоспели — мать наша как раз барабулю дожаривает. Маринка! Слазай на деревья, добудь гостям абрикосов и вишен…
        Он снова поднёс к глазам газету.
        Из каменного сарайчика важно вышла большая цапля, сё рая, с чёрными боками. Она шла точно балерина, как-то особенно выгибая длинные ноги и гордо задрав длинноносую голову.
        - Носатка, Носатка! — позвала её Маринка.
        Цапля неторопливо подошла к девочке, сунула длинный клюв в пакет с вафлями и недовольно отвернулась.
        - А погладить её можно? — спросил Игорь.
        - Нет! — покачала головой Маринка. — Она не любит, когда её трогают. Она только маме даётся в руки. Мама ей крыло лечит… Она это понимает.
        - Разве птица может понимать! Игорь засмеялся. — У неё только инстинкт и рефлексы…
        - Сам ты инстинкт! — обиделась Маринка. — А Носатка очень умная. Умнее некоторых зазнаек!
        - Маринка, не задирайся! — прикрикнул на дочь отец. — А ты, хлопец, запомни, что я тебе скажу: добро всякий, всякое живое существо понимает. Если ты к этому существу — с добром и терпением, оно тебя любить будет… Я, конечно, не знаю, разум тут или инстинкт, но то, что добро всякий ценит, — это я твёрдо знаю…
        Из каменной пристроечки выглянул Коля.
        - Ребята! — крикнул он. — Шагайте сюда, в мой кубрик!
        Гости вошли в низкую, прохладную комнатку. Вначале, после яркого солнечного дня, они разглядели только небольшое круглое окошко, сквозь которое падал сноп солнечных лучей. Окно было особенным — посредине оно поворачивалось на вертикальной оси и оказывалось открытым.
        Потом, когда глаза свыклись с неярким светом, оказалось, что вокруг множество интересных предметов. Сбоку, у стены, был устроен самый настоящий верстак, на котором лежали куски дерева, какая-то спутанная проволока, различные инструменты. А прямо, против двери, стоял самодельный столик. И на этом столике на специальной подставке был укреплён кораблик. Он был небольшим, всего длиною в полметра, но совсем как настоящий. Даже палуба была сделана из отдельных, хорошо пригнанных друг к другу дощечек. На кораблике была надстройка с узкой трубой, мачты и даже якорь, сделанный из медной проволоки. Окрашен кораблик был в серый цвет с широкой красной полосой на борту. А на борту была выведена чёткая надпись: «Дельфин».
        - Да это же тот самый «Дельфин», который каждое утро уходит в море, а потом возвращается к пристани! — узнал Алёшка.
        - Правильно! — усмехнулся Коля. — Это папин СЧС…
        - СЧС? — не понял Игорь.
        - Да! СЧС — это средний черноморский сейнер. Тип рыболовного судна, — пояснил Колька. — А наш батя на «Дельфине» капитан-бригадир…
        - Как это — капитан-бригадир? — спросил Алёшка. — Ну, капитан — это человек, который кораблём управляет. А почему он ещё и бригадир?
        - Потому, что мой батя не только управляет сейнером, но и руководит ловом рыбы, — с гордостью ответил Колька. — Он даёт команду, когда какой невод опускать, когда трусить сети… В прошлом году батя водил «Дельфина» к берегам Африки, там они сардины ловили. В штормягу попали — и сами выплыли, и полный трюм рыбы вывезли.
        Комнатка была битком набита удивительно интересными предметами. На стене висел барометр — анероид, предсказывающий погоду. В ящике хранился настоящий морской компас — синеватая стрелка, плавающая в какой-то жидкости. Потом Колька вытащил крупную розовую раковину и спросил:
        - Хотите послушать шум далёких океанов?
        - Как это шум океанов? — недоверчиво переспросил Витька. — Что это — рация, что ли?
        Но удивительная раковина, если поднести её к уху, действительно шумела глухо и таинственно, словно повторяя шум далёких тёплых волн.
        Затем Колька показал, как надо пользоваться самодуром. На обоих концах крепкой капроновой лески было закреплено по десятку крючков, замаскированных яркими разноцветными пёрышками. Надо было с лодки забросить эту снасть, и тогда рыба начинала клевать на яркие пёрышки, принимая их за насекомых…
        - Мальчики! — крикнула в дверь Колина мама. — Идите за стол! Барабуля готова!
        - Спасибо! Мы недавно только полдничали! — вежливо поблагодарил Игорь.
        - Спасибо скажете после, когда встанете из-за стола… Кто ж от жареной барабули отказывается? Это же самая вкусная рыба. Садитесь, коль не хотите хозяйку обидеть.
        Под абрикосом возле забора был вкопан стол, застланный скатертью. На нём лежали вилки и крупно нарезанный чёрный хлеб.
        Колькина мать поставила на деревянную дощечку, положенную посредине стола, шипящую сковороду. На ней в кипящем масле золотились маленькие рыбки и поджаренная, хрустящая картошка.
        Ребята с некоторым недоверием подцепили вилками по одной рыбёшке. Но она оказалась невиданно нежной и вкусной. Вскоре все гости позабыли, что совсем недавно был сытный полдник.
        Когда сковорода опустела, на столе появилась объемистая миска с тёмными переспелыми вишнями и крупными абрикосами.
        - Ешьте, ешьте, хлопчики! — улыбаясь, угощала Колькина мама. Она была смуглая, яркоглазая, приветливая. — Ешьте на здоровье!
        Потом Колькин отец закурил трубку, а Маринка убрала со стола.
        - Ну, хлопчики! — заговорил капитан-бригадир. — Как живёте вы в своём лагере? В походы ходите?
        - Ходили только в город, — ответил Игорь.
        - Вожатая наша говорит, что здесь ничего интересного нет и ходить некуда! — хитро усмехнувшись, сказал Витька.
        - Как это — ничего интересного? — нахмурился Колькин отец. — Это только для сушёной воблы в жизни уже нет ничего интересного! Да ведь наш город, если хотите знать, такую историю имеет, что учёные каждый год раскопки делать к нам приезжают. Больше тысячи лет нашему городу.
        - Больше тысячи?! — недоверчиво переспросил Витька.
        - Да! Тысяча да ещё с гаком! — кивнул головой капитан. — Я, конечно, не историк и всего не знаю… А люди какие в нашем городе живут! Замечательные люди!
        - Ну, уже завёлся наш батька! — рассмеялась мать Николая.
        Капитан-бригадир сердито пыхнул трубкой.
        - А что! Не терплю я, когда плохое говорят о моём родном городе! Только самая паршивая птица гадит в своё гнездо!
        - А правда, что вы в Африку плавали? — с любопытством спросил Игорь.
        - Был и в Африке, довелось!
        - Дядя! — робким голосом проговорил Витька. — А вы не сможете прийти к нам в лагерь и рассказать ребятам обо всём…
        - О чём это обо всём? — не понял капитан-бригадир.
        - Ну, о том, как рыбу ловите… И как в Африку плавали…
        - Не умею я рассказы рассказывать! — Капитан-бригадир выдохнул клуб дыма. — Но к вам приду, коли пригласите! Расскажу вам о нашем нелёгком, но завидном рыбачьем труде!
        Мать Коли вышла из дома и сказала:
        - Хлопчики! Вы, конечно, не будьте на меня в обиде, не подумайте, что гоню я вас… Но до которого часа вас из лагеря вашего отпустили? Время-то уже половина десятого! Не попадёт вам?
        - Как половина десятого?! Уже половина десятого! — встревожились мальчишки.
        - Точно! — подтвердил капитан-бригадир, взглянув на свои часы. — Солнышко уже на воду село…
        - Бежим скорее! — вскочил из-за стола Игорь.
        - Да! Нам пора… Спасибо вам за всё! — поднимаясь со скамьи, проговорил Алёшка.
        - Спасибо! — подхватили ребята.
        - Не за что! Заходите ещё, хлопцы! — приветливо сказал Афанасий Макарович.
        - Проводить? — спросил Колька.
        - Не надо! Мы мигом добежим! — отмахнулся Витька.
        Ребята выбежали на улицу. Зелёная калиточка захлопнулась за ними…
        24. Таинственная находка
        Небо пламенело багровым закатом. Солнце уже скрылось за тучами, окутывающими горизонт, но море было залито зловещими кровавыми отсветами. Пляж опустел. Только немногие любители вечерних купаний возились в воде. С моря тянул пока ещё слабый, но упругий ветер, вздымавший песчаные волны. Валы песка, с вкрадчивым шелестом, медленно переползали от моря в глубь пляжа…
        Ребята бежали гуськом. Вдруг Альберт Мяги перешёл с бега на свой обычный неторопливый шаг.
        - Ты чего? — спросил Витька, ткнувшись в широкую спину Альберта. — Устал?
        - Нет! — Альберт покачал головой. — Но зачем бежать? Мы уже опоздали. Сейчас будет отбой. Я думаю: лучше прийти после отбоя…
        - Почему? — недоумевающе спросил Игорь.
        - Придём сейчас — нас будут ругать при всех ребятах. Это очень нехорошо, когда ругают при всех! Придём после отбоя — нас будут ругать одних…
        - А голова у тебя кумекает, Альберт! — невесело усмехнулся Витька. — Шарики работают. — Он насупился. — Да! Опять мы погорели! Ох, чует моё сердце — даст нам сегодня жару тётя Тонна.
        - Да, полетят с нас стружечки! — поддержал Витьку Алёшка.
        Песчинки звенели всё сильнее начинали, словно иголочками, колоть босые ноги.
        - Будет шторм! — решил Альберт. — Когда на закате небе красное — всегда бывает ветер…
        Издалека, от лагеря, донёсся протяжный звук горна.
        - Ну, теперь всё! — унылым голосом сказал Игорь.
        - Мальчик-с-пальчик испугался! — захохотал Витька. — Мальчик-с-пальчик представляет, как людоед-тётя Тонна точит на кухне ножи и кровожадно усмехается…
        Ребята перешли вброд речушку и поднялись на песчаный вал. Здесь, вверху, ветер был особенно сильным.
        - Как бы это незаметно прошмыгнуть в палату! — мечтательно проговорил Алёшка.
        Витька ухмыльнулся.
        - А дальше?
        - Дальше? Завтра бы сказали, что у нас разболелись головы и мы не пошли на ужин…
        - Так бы тебе и поверили!
        - О! Что это такое?! — удивлённо воскликнул Альберт.
        - Где?
        - Вон!
        Альберт протянул руку и указал на какой-то чёрный предмет высовывающийся из-под осыпавшегося песка.
        Ребята сбежали вниз, к подножию вала. Из песка торчал чёрный угол небольшого ящика или сундучка.
        - Стоп, ребята! — скомандовал Алёшка.
        И осторожно обеими руками принялся откапывать ящик.
        Из-под песка показалась защёлка, запирающая ящик, затем на полукруглой крышке стала видна полустёртая надпись и металлическая ручка. Некоторые буквы надписи можно было разглядеть, другие стёрлись. Ребята увидели латинскую букву «Р», похожую на перевёрнутое в другую сторону русское «Я» и букву «И» — длинную палочку с точкой.
        - Довольно! Дальше не копай! — жёстким голосом сказал Витька. — Лучше даже опять забросать всё песком…
        - Как? Разве мы не посмотрим, что там, в этом сундучке? — удивился Игорь.
        - Нет! Не посмотрим! — строго сказал Витька. — Нельзя смотреть! Может быть, стоит только открыть этот ящик — и бахнет взрыв… Ясно, что ящик не наш, не русский.
        - Что же мы будем делать? — спросил Альберт, глядя, как Алёшка забрасывает ящик песком.
        - А может, в ящике не мина, а оружие? Может, там пистолеты… Или тайная рация… — начал фантазировать Игорь.
        - Ясно! Ящик закопан тем самым подводным диверсантом, которого мы караулим, — сказал Алёшка, внимательно оглядываясь по сторонам. — Пошли отсюда!
        Ребята перебрались на внутреннюю сторону вала, где уже сгущались сизые сумерки.
        - Может быть, в этом ящике рация, а может, и оружие, — продолжал Алёша. — Но мы ящик открывать не имеем права. Если диверсант закопал ящик, то он за ним придёт. И придёт, наверное, этой ночью…
        - Что, он позвонил тебе по телефону о том, что придёт — иронически спросил Витька.
        - Не остри — затупишься! — спокойно ответил Алёшка. — Надо просто понимать, что скорее всего диверсант явится к морю бурной, штормовой ночью. А сегодня как раз будет такая ночь — вон, взгляните на море…
        В просвете между песчаными валами было видно море — недоброе, тёмное, вскипающее белыми пенистыми барашками.
        - А может, это ещё немецкие фашисты закопали в песке ящик! — сказал Альберт.
        - Нет, не может этого быть! — ответил Алёшка. — Помните, дед Миша рассказывал, что раньше речка текла по другому руслу, новое русло ей прорыли только несколько лет назад. Значит, и эти валы появились недавно.
        - Мы здесь парламент устраиваем, а он, возможно, бродит уже где-нибудь рядом, — сказал Игорь.
        И ребята невольно с опаской огляделись по сторонам. Ветер всё крепчал. Море ревело. Стало почти совсем темно.
        - Надо пойти в лагерь и обо всём рассказать тёте Тонне, — предложил Игорь. — Она пошлёт кого-нибудь в милицию или к пограничникам…
        - Ну да! Мы уйдём и будем часа два убеждать нашу тётю Тонну, что говорим правду, а не выдумываем. Потом тётя Тонна пошлёт кого-нибудь — например, деда Мишу — в милицию. Пока он дошкандыбает, пройдёт ещё два часа. А диверсант в это время откопает свой ящик и будь здоров, — загорячился Алёшка. — Нет! Принимаем такое решение! Витька бежит в город, находит пограничников и всё рассказывает им. А мы остаёмся здесь в засаде… И, если он явится, мы должны захватить его…
        - Как мы его захватим? — Игорь вздохнул. — У него, наверное, пистолет…
        - Ты правильно решил, Алёшка! — сказал Альберт. — Я остаюсь с тобой! И мы захватим этого водолаза, пусть он будет даже с двумя пистолетами… Мы должны его захватить… Иначе мы не будем советскими, не будем пионерами. А Игорь, если очень боится, то пусть бежит в лагерь… Спеши, Витька! Мы его не упустим!
        Витька молча кивнул головой и зашлёпал через речушку.
        Перебравшись через другой вал, он помчался по пустынному тёмному пляжу туда, где раскачивались на ветру яркие пятна первых городских фонарей.
        «Как же мне найти пограничников? — думал Витька. — Спрошу у кого-нибудь…»
        Улица была пустынна, только шелестел ветер да метались по плитчатым тротуарам жёлтые пятна света от фонарей. Витькины шаги в этой пустоте казались особенно шумными. Его провожал лай встревоженных собак. Но окна маленьких домиков уже были закрыты, а дворы пустынны. Наверное, люди, предчувствуя шторм, поспешили укрыться под крышу.
        «Надо было сразу бежать к Кольке и Маринке! — вдруг подумал Витька. — Они, конечно, знают, где найти пограничников! Да и отец у них — капитан… Он сразу бы помог!»
        Но возвращаться уже было поздно.
        Впереди Витька увидел ярко освещённое крыльцо магазина, на котором, привалившись к стене, сидел сторож в брезентовом плаще с поднятым капюшоном и ружьём в руках.
        - Дяденька! — ещё издали закричал Витька. Дяденька!
        - Не дяденька, а тётенька, — поправил его женский голос. — Чего ты бегаешь, как оглашённый? Спать пора! Скоро ливень будет!
        - Тётенька! Где здесь пограничная застава?
        Тёмные внимательные глаза блеснули на Витьку из-под капюшона.
        - А зачем тебе застава, хлопец?
        - Надо! Очень надо! А сказать не могу — военная тайна!
        - Свернёшь за угол налево… Второй дом от угла — пограничная комендатура, — пояснила женщина.
        - Спасибо! — уже на бегу крикнул Витька.
        Второй дом от угла был длинным, одноэтажным, с окнами, затянутыми решётками, похожими на паутину. Витька рванул дверь, вскочил внутрь и ткнулся головой в грудь маленького пограничника.
        - Стой! Куда ты, бешеный? — крикнул пограничник, хватая Витьку цепкой рукой за шиворот.
        - Мне нужен командир! Самый главный ваш командир…
        - А зачем тебе командир?
        На шум в вестибюль вышел молодой худощавый, подтянутый дежурный лейтенант с красной повязкой на рукаве.
        - В чём дело? — строгим голосом спросил он. — Откуда мальчик?
        - Командира требует он, товарищ лейтенант.
        - Пропустите! — Витька почувствовал, что цепкая рука часового отпустила его воротник. — Иди сюда!
        Вслед за дежурным, Витька вошёл в маленькую комнатку. В ней стояли стол, шкаф, узкая койка и какой-то аппарат со множеством чёрных кнопочек и ручек. На аппарате в металлических рожках лежала телефонная трубка.
        - Садись! — по-прежнему строго сказал лейтенант. — Что случилось?
        Ещё задыхаясь от бега, Витька рассказал лейтенанту о таинственном водолазе и о сегодняшней находке в песке.
        - Слушай, парень! — лейтенант опустил взгляд. — А вам это всё не почудилось? Ящик, говоришь? Какого размера этот ящик?
        - Мы весь его не откапывали. Но по высоте он вот такой! — Витька поднял над столом ладонь сантиметров на сорок. — А крышка полукруглая… И на ней буквы не русские…
        Лейтенант кивнул головой, поднёс к уху телефонную трубку и щёлкнул одним из чёрных рычажков. На аппарате загорелся красный глазок.
        - Быстро машину с двумя бойцами к подъезду! — скомандовал лейтенант. И щёлкнул другим рычажком. — Старшина? Быстро в дежурку! Я еду на происшествие!
        Лейтенант встал, снял со стены брезентовый плащ и надел его. В комнату вбежал усатый, уже немолодой старшина.
        - Пошли, парень!
        Крепкая рука лейтенанта дружески легла на Витькины плечи.
        У подъезда уже стоял «газик» с брезентовым тентом.
        - Лезь внутрь, — сказал лейтенант, сдвигая переднее сиденье.
        Внутри сидело двое пограничников с винтовками.
        - Так ящик, говоришь, вы нашли около устья речки? — спросил лейтенант, усаживаясь рядом с шофёром.
        - Да! Он в валу там закопан…
        - Борисов! Едем по нижней дороге. Останавливаетесь у кустов, там, где дорога сворачивает к мосту… Дальше мы идём пешком. Вы ждёте нас…
        - Есть!
        Загудел мотор, машина дёрнулась и помчалась вперёд…
        А в это же время на пустынном тёмном пляже трое мальчишек с тревогой смотрели по сторонам. Свистел ветер, клубились чёрные тучи, сквозь которые иногда на какое-то мгновение проглядывала Луна. Море шумело грозно и мрачно. А совсем недалеко яркими звёздами светились огоньки лагеря «Спутник» и многих других пионерских лагерей, растянувшихся по песчаному берегу. Сейчас они казались особенно тёплыми и манящими.
        Игорь лежал рядом с Альбертом и тревожно вглядывался в темноту.
        «Все ребята спят сейчас в уютных палатах, и ничто им не грозит, никакая опасность их не подстерегает!», — думал Игорь.
        Он понимал, что никто задерживать его не станет, что он может сейчас подняться, пройти какие-нибудь пятьсот шагов и оказаться в лагере. Но была какая-то непонятная сила, которая удерживала струсившего Игоря здесь, на вершине песчаного вала, среди свистящего ветра и темноты.
        Конечно, он боялся потерять уважение своих друзей — Алёшки, Витьки, Альберта. Но, пожалуй, не это было главным. Просто сейчас, в ветреном мраке, он вдруг почувствовал то, что, наверное, чувствовали ребята-пионеры, ходившие в разведку в фашистские тылы, перерезавшие вражеские телефонные линии, считавшие фашистские танки и орудия. Он ощутил свою ответственность перед страной, перед народом за то, что он носил красный галстук. Ему часто говорили, что красный галстук это частичка родного красного знамени. Но сейчас эти слова перестали быть для Игоря только словами. Сейчас он был готов на всё, чтобы не унизить, не уронить честь этого галстука, этого знамени…
        Сзади донёсся еле слышный шипящий свист, от которого сердце Игоря словно сжалось в комок. Это подавал тревожный сигнал Алёшка, дежуривший по другую сторону речушки. Слышно было, как посыпался в воду песок под его торопливыми шагами, как чуть слышно захлюпала вода…
        Алёшка торопливо взобрался на вал и прошептал:
        - Кажется, идёт… Идёт по самой кромке берега… Наверное, хочет, чтобы волна смыла следы. Значит, делаем так: он подходит к ящику, наклоняется. Тогда ты, Игорь, сзади подкатываешься ему под ноги. Мы с Альбертом прыгаем ему на плечи. Будет сопротивляться — бьём по голове этими палками… — Алёшка показал на два увесистых коротких кола, подобранных заранее на пляже. — Всё ясно?
        - Да! — тихо прошептал Игорь.
        - Ясно! — необычным, глухим голосом ответил Альберт.
        - Иди, Игорь!
        Игорь вздохнул. Ему очень не хотелось уходить от товарищей. Но он преодолел робость и скатился с песчаного вала в неглубокую выемку. Отсюда было удобнее прыгать под ноги диверсанту.
        Алёшка лежал на вершине вала, ждал неизвестного и думал. Он думал — что бы с ним ни случилось, он поступит так, как учил его отец. А отец Алёшки, бывший фронтовик-разведчик, ныне токарь, бригадир бригады коммунистического труда, с тех пор, как помнит Алёшка себя, учил, что самое плохое с человеком случается тогда, когда он начинает думать только о себе. Как-то отец неделю не разговаривал с Алёшкой, когда тот побоялся заступиться за одноклассницу, которую побили мальчишки-семиклассники. В другой раз, когда Алёшку попросила поднести ей авоську с картофелем соседка, вредная, ворчливая старуха, и из-за этого Алёшка опоздал на контрольную работу, отец не только не ругал его, а даже с довольной улыбкой сказал:
        «А из тебя, сынок, кажется, будет толк!»
        В свободное время отец часто рассказывал сыну фронтовые эпизоды. И всё это были рассказы о смелых, красивых людях, которые, когда этого требовала Родина, шли на подвиг и даже на смерть.
        А как гордился Алёшка, когда в местной газете был напечатан очерк о фронтовом подвиге его отца, о том, как разведчик Комов, вернувшись с трудной и тяжёлой операции, доложил командиру о результатах, а затем, не отдыхая, только сменив диск на автомате, снова пополз во вражеский тыл, чтобы вынести оттуда раненого товарища.
        «Я, папа, всё сделаю, как нужно!» — взволнованно думал Алёшка.
        В самом устье речушки показалась тёмная фигура, отчётливо видная на фоне белых гребней волн. Как и в первый раз, фигура показалась горбатой от груза, закреплённого на спине.
        «Он! Сейчас свернёт!» — с тревожным трепетом подумал Алёшка.
        И почувствовал, как Альберт в волнении сдавил его руку.
        Неизвестный перешёл речку и остановился. Затем вдруг зашагал дальше, и ветер донёс до ребят пьяный голос, напевавший песню:
        - Сер-рд-це!
        Т-тебе не х-хочется покоя!
        На несколько секунд из туч вынырнула Луна, и ребята разглядели, что по пляжу, забросив за спину сапоги, шагает какой-то дядька с кошёлкой.
        - Не он? — прошептал Альберт, разжимая судорожно сжавшиеся пальцы.
        - Не он! — подтвердил Алёшка. — По местам!
        На вал влез запыхавшийся Игорь. Он сел на вершине и вдруг рассмеялся.
        - Тиш-ше! — предупредил товарищей Алёшка.
        Сейчас стало слышно, что кто-то идёт по реке от моста. Отчётливо доносились всё приближающиеся всплески воды и шорох песка. Они выделялись в монотонном шуме бурного моря.
        - Ребята? Где вы? — раздался приглушённый голос Витьки.
        - Здесь! — негромко ответил Алёшка.
        Тёмная фигура Витьки вдруг показалась на гребне песчаного вала.
        - Не приходил?
        - Нет.
        К ребятам подошли трое пограничников — двое с винтовками и один с пистолетом, чернеющим у пояса.
        - Ну, как, следопыты? Ящик на месте?
        - На месте, товарищ командир, — радостно доложил Алёшка.
        - А ну, где он? Показывайте?
        Алёшка раскопал песок и нащупал угол ящика.
        - Хватит! — тихо сказал офицер.
        Накрывшись с головой плащом, он ощупал ящик. На мгновение маленький лучик света от карманного фонарика стрелкой выбился из-под плаща. И сейчас же погас.
        - Действительно, тут дело сложное! — проговорил офицер, отбрасывая плащ. — Ну, спасибо вам, следопыты! Можете идти в свой лагерь! Вы ведь из «Спутника»?
        - Да, из «Спутника»! — подтвердил Алёшка, — Но мы ни куда не хотим уходить. Мы хотим помогать вам…
        - Всё, что нужно, вы уже сделали, ребята! А теперь — спать! — строго сказал офицер.
        И в эту минуту один из пограничников торопливо сполз с вала и доложил:
        - Товарищ лейтенант! Идёт кто-то от моста по реке.
        - Ложись! — подал команду лейтенант. И предупредил ребят:
        - Мы сами займёмся этим типом…
        Неизвестный шёл не таясь, громко хлюпая ногами по воде.
        «Может, опять не водолаз?» — подумал Алёшка, осторожно выглядывая из-за песчаного гребня.
        Совсем близко, внизу, в мутном свете луны, мелькнула горбатая фигура и блеснули круглые стёкла водолазной маски, висящей у пояса. Лица неизвестного Алёшка не успел разглядеть, потому что сильная рука одного из пограничников стащила его с гребня вала.
        Судя по звукам, неизвестный уже подошёл к тому месту, где был закопан в песке ящик. Но ребята не могли его видеть за изгибом песчаного вала.
        - Стоять смирно! Поднять руки! — выкрикнул лейтенант.
        Два тёмных силуэта пограничников возникли на гребне вала.
        И вдруг раздался очень спокойный, насмешливый голос:
        - Кажется, лейтенант Астахов?
        Вспыхнул электрический фонарик. И ребята, которых никакие силы не могли уже удержать под прикрытием вала, наконец разглядели водолаза. Это был сухой, совершенно седой, невысокий старик, напоминающий цепкое, искарёженное ветрами, но ещё крепкое деревцо лоха. У старика был высокий лоб, острый подбородок, и всё лицо выглядело очень умным и насмешливым.
        - Извините, товарищ капитан первого ранга! — смущённо проговорил лейтенант.
        - А чего — «извините»! Правильно действовали, по-пограничному! — Старик весело кивнул головой. — Ящичек мой обнаружили?
        - Ящичек, товарищ капитан первого ранга!
        - Я так и думал… Сундучок и вправду подозрительный — с немецкой надписью. Трофейный сундучок, фашистский ещё. Я его под свои черепушки предназначил… Кто нашёл сундучок?
        - Да вот, ребята, пионеры… Идите сюда, ребята! — позвал лейтенант. — Обнаружили, оставили здесь засаду и послали гонца к нам в комендатуру…
        Лейтенант перевёл яркий луч фонарика на ребят. И Алёшка, и Игорь, и Альберт, и даже не слишком застенчивый Витька стояли, опустив головы и виновато уставившись в землю.
        - Ну, чего носы повесили? — спросил капитан первого ранга. — Правильно действовали, по всем требованиям тактики! Ну, а если бы я пришёл сюда раньше пограничников? Что бы вы делали?
        - Задержали бы! — твёрдо проговорил Алёшка.
        - А я бы вам, скажем, не подчинился!
        - Тогда мы бы вас немножко палкой по голове ударяли бы, — сказал Альберт Мяги.
        Наверное, от смущения он стал говорить неправильно и с трудом выговаривал русские слова.
        - Ох-ха-ха! — расхохотался капитан первого ранга. — Значит, немножко палкой по голове ударяли бы! Ну, молодцы! Решительные хлопцы! Лейтенант! Надо в лагере перед строем объявить им благодарность за бдительность… Однако наше интересное свидание несколько затянулось, а меня ожидает старик Нептун…
        Капитан уселся на песок, вытащил из-за пояса ласты и стал надевать их.
        - Скажите, а зачем вы оставили здесь ящик? — несмело спросил Игорь.
        - Отвечу! — охотно отозвался капитан первого ранга. Я сейчас, друг мой, в отставке, на пенсии. И чтобы не заплесневеть раньше времени, занимаюсь водолазным спортом. А вон там, в районе скал Высокого берега, на дне моря попадаются очень интересные находки — греческие амфоры, турецкое оружие, различные мелкие предметы. Город наш, ребята, очень старый, ему одна тысяча двести лет. Все эти древние находки представляют огромный археологический интерес. И вот я ныряю за ними. А нырять лучше всего, когда море неспокойно, тогда волны песчаные заносы разбивают… Найда что-нибудь, выйду на берег, положу в ящик — и опять в воду… Да вы приходите ко мне как-нибудь — я вам много интересного и покажу, и расскажу. Запомните адрес — Донская улица, дом номер сто восемьдесят. А зовут меня Фёдор Фёдорович Гуров…
        Капитан первого ранга встал и зашлёпал ластами по песку. Через несколько минут яркий луч его фонаря мелькнул по гребням волн и погас.
        - Геройский мужик! — с гордостью и уважением сказал лейтенант. — Он первым со своими торпедными катерами ворвался в здешнюю бухту, высадил десант и освободил город от фашистов… — Лейтенант поднёс к глазам часы и посмотрел на них. А теперь пора по домам…
        - Вы извините нас, товарищ лейтенант, что так получилось, — виноватым голосом заговорил Алёшка. — Мы ведь не знали…
        - Какие могут быть извинения! — перебил его лейтенант. — Всё правильно! Молодцы! На границе лучше десять раз ложную тревогу подать, чем один раз настоящего врага упустить. — Лейтенант поднёс к фуражке сдвинутые пальцы. — Здравия желаю, следопыты! Пошли.
        Ещё несколько минут были видны чёрные удаляющиеся силуэты пограничников. Потом они потонули в темноте.
        - Ну, пошли и мы! — сказал Алёшка. И вздохнул: — Ну и даст нам жару тётя Тонна!
        25. Тётя Тонна сердится
        Ребята медленно, молча брели к лагерю. Спешить было некуда — впереди не предвиделось ничего хорошего!
        Вдруг где-то совсем рядом захрустел песок и из темноты неожиданно вынырнули Зина и Алла.
        - Вот они, Алла! Живые и здоровые! — радостно закричала Зина.
        Алла обхватила руками шеи идущих впереди Алёшки и Витьки, на какое-то мгновение притянула мальчишек к себе и сейчас же оттолкнула.
        - Где же это вы шатались, дураки вы паршивые! — воскликнула она, и в её радостном голосе слышались слёзы. — Да ведь вас же везде ищут, Николай Серапионович в город поехал… Что вы со мною делаете!
        Если бы кто-нибудь, когда-нибудь в школе или в пионерском отряде осмелился выругать Алёшку, Витьку, Альберта или Игоря паршивыми дураками, они, конечно, страшно бы обиделись. А вот Алла ругала их, И мальчишки смущённо молчали. И не обиделись они не потому, что чувствовали себя виноватыми. Нет! Даже чувство вины не смирило бы их. Но мальчишек взволновала та искренняя радость, с которой вожатая обняла их, то горячее, сердечное чувство, которое они слышали в её голосе.
        - Так получилось, Алла, — смущённо буркнул Витька. — Но, честное слово, мы не сделали ничего плохого.
        - Я верю вам, ребята! — просто сказала Алла.
        У ворот, выходящих на пляж, рядом с маленьким дедом Мишей, как каменный монумент, возвышалась тётя Тонна.
        - Явились наконец! — подбоченясь, мрачным голосом проговорила она. — Ну, идёмте, поговорим. А вы, Алла, позвоните в милицию, пусть скажут Николаю Серапионовичу, что бесценная пропажа нашлась…
        Тётя Тонна насмешливо подчеркнула слова «бесценная пропажа».
        За весь путь от пляжа до голубенького домика канцелярии лагеря тётя Тонна не вымолвила ни слова, но по сердитому пыхтению её можно было представить, как она разозлена. Мальчишки молча шли за старшей вожатой. А сзади них, со своим старым ружьишком за плечами, неизвестно с какой целью шаркал ногами дед Миша.
        В коридорчике процессию встретила Тихоня. Она поджала тонкие губы и затрясла соломенными кудряшками.
        Тётя Тонна включила свет в комнате и многозначительно протянула:
        - Та-ак! — Она с размаху плюхнулась на заскрипевший стул и обеими руками облокотилась на стол.
        Дед Миша и Тихоня застыли у дверей.
        - Вы понимаете, кто вы такие? — заговорила тётя Тонна. — Вы дез-ор-га-низа-торы всей нашей лагерной жизни! Вы мешаете наладить в лагере надлежащую дисциплину!
        В комнату своей неторопливой, мерной походкой вошла Лидия Павловна и села на кровать Тихони.
        - Это вы всё мутите воду, Алексей Комов и Виктор Олейников! Это вы разлагаете лагерь своей недисциплинированностью. От вас уже заразились Игорь Валявский и Альберт Мяги, они тоже уже ни во что не ставят лагерную дисциплину. Вы, и только вы травите эту бедную девочку, вашу же подругу Венеру Светловидову. Она прибежала ко мне в слезах и сказала, что из-за вас с нею никто не разговаривает… Но довольно, хватит! Тётя Тонна решительно сдвинула брови. — Больше вам не удастся нарушать лагерную дисциплину!
        Холодным взглядом она обшарила лица провинившихся.
        - Ну, а теперь расскажите нам, где это вы мотались до полуночи?
        Мальчишки возвращались в лагерь, ощущая свою вину. Да, они были виноваты, хотя и ничего плохого не сделали, хотя только пытались помочь пограничникам.
        Но оттого, что на них сразу же начали кричать, что даже не попытались выяснить, где они были и что делали, что им начали угрожать, чувство вины уступило озлоблению.
        - Так мы слушаем вас, Комов и Олейников! — повторила Антонина Михайловна.
        Витькина физиономия приняла то безмятежно-наивное, слегка глуповатое выражение, с которым он всегда отпускал свои остроты. Алёшка заметил это и подумал, что разыгрывать тётю Тонну сейчас будет неправильно — ведь и она тоже по-своему волновалась, и переживала за них. Да и к чему её злить? Она по существу права — они действительно нарушили лагерную дисциплину.
        Алексей решительно шагнул вперёд и открытым прямым взглядом посмотрел в глаза старшей вожатой.
        - Я всё расскажу, Антонина Михайловна! — сказал он.
        - Ну, давай, давай! Послушаем!
        - Мы понимаем, что нарушили лагерную дисциплину, — Алёшка опустил голову. Мы должны были спросить разрешения и тогда пойти.
        - Куда же вы всё-таки ходили? Какие у вас появились частные дела? — перебила его тётя Тонна.
        - Мы познакомились со здешними ребятами, и они пригласили нас к себе… Их папа капитан-бригадир…
        - Кто? — насмешливо переспросила тётя Тонна.
        - Капитан-бригадир! — повторил Алёшка.
        - А-а! — Тётя Тонна иронически кивнула головой. — Хорошо ещё, что папа не капитан-бомбардир или ещё кто-нибудь! И вы, значит, у этого самого мифического капитана просидели до полуночи?
        - Этот капитан — не мифический! — сдерживая себя, ровным голосом возразил Алёшка. — Он — настоящий капитан-бригадир. Он даже в Африку плавал…
        - А на Луне он не бывал? — усмехнулась тётя Тонна.
        - Нет, на Луне он не бывал… Но почему вы не верите мне, Антонина Михайловна? Я говорю правду, говорю всё так, как было.
        - А потому что твой рассказ напоминает мне барона Мюнхгаузена, — махнула рукой тётя Тонна.
        - Мы ушли от наших знакомых в половине десятого. И когда шли через пляж, нашли закопанный в песок сундук с нерусскими буквами.
        - Понятно! А в сундуке было золото и бриллианты! — махнула рукой тётя Тонна. — Довольно, Комов! Ты уже насочинял столько, что и барон Мюнхгаузен за тобой не угонится.
        Алёшка обиженно умолк. Он стоял перед столом — большой, длиннорукий, и его лицо выражало самую горькую обиду и разочарование.
        - Антонина Михайловна! — вкрадчиво-почтительно заговорил Витька. — Вы правы, Антонина Михайловна. Алёшка Комов вам рассказывал сказки.
        - Что ты плетёшь? — рассердился Алёшка.
        - Помолчи, Комов! — прикрикнула тётя Тонна, не уловившая в голосе Витьки насмешливо-патетических ноток. — Ну, говори, Олейников.
        - Да, я скажу. Я всё скажу, Антонина Михайловна! — Тёмные глаза Витьки с наивным простодушием смотрели на тётю Тонну. — Мы действительно не были ни у капитана-бригадира, ни у капитана-бомбардира… Мы летали!
        - Летали?! — удивилась тётя Тонна. — На чём летали?
        - На космическом корабле. Как только мы вышли из лагеря, сразу же увидели на пляже неизвестный космический корабль. Оттуда на песок спустилось двенадцать марсиан и с поклоном пригласили нас.
        - Хватит! — грохнула ладонью о стол тётя Тонна. — Да ты что? Ещё издеваться собираешься?
        - Нет! Что вы? — почтительно проговорил Витька. — Что вы, Антонина Михайловна! Но ведь вы не верили, когда Алексей рассказывал вам самую чистую правду. Вот я и подумал, может быть, если я что-нибудь выдумаю, вы мне поверите.
        - Я вижу, что с вами нельзя говорить по-человечески, — сказала тётя Тонна. — Вы не понимаете таких слов, как пионерская совесть, как честь коллектива, честь лагеря.
        - Антонина Михайловна! Уже второй час. Давайте отложим разбор дела до завтра, — сказал Николай Серапионович. Никто из ребят не заметил, когда он приехал и сколько времени уже стоял в дверях. — Идите спать… — он усмехнулся и закончил: — Марсиане!
        Когда ребята вылетели из комнаты и бежали к спальному корпусу, Игорь сказал:
        - Ну, даст нам завтра дядя Пуд!
        - Ничего не даст. Глаза у него были совсем не злые. Они даже вроде смеялись, — заспорил Витька.
        - Не особенно смеялись, — возразил Альберт. Лицо его было очень строгое. Конечно, нам завтра попадёт.
        - И правильно попадёт, — вздохнул Алексей. — Нарушили мы дисциплину? Нарушили! Значит, должно попасть! Тут тётя Тонна права!
        А когда мальчишки уже улеглись в свои постели, которые в эту ночь показались им особенно удобными и уютными, в маленькой комнатке старшей пионервожатой ещё долго продолжался разговор.
        - Фу, переволновался я из-за этих басмачей, — проговорил Николай Серапионович. Усталой походкой он прошёл к столу, стоявшему у окна, и сел на него. — Ну и разбойники!
        - Завтра их придётся исключить из лагеря, Николай Серапионович! — категорическим тоном предложила Антонина Михайловна. — Терпеть больше нельзя! Они весь лагерь разлагают! Самые отпетые хулиганы!
        - Они не хулиганы, Антонина Михайловна! — возразила Алла, стоявшая в дверях. — Они — самые обыкновенные мальчишки, которые со скуки начинают фантазировать…
        - От их фантазий весь лагерь плачет! Сегодня ко мне приходила мать Венеры Светловидовой. Девочку до ужасного состояния довели. Никто во всём шестом отряде не разговаривает с Венерой.
        - А за что? — спросила Лидия Павловна.
        - За то, что она сообщила мне о тех же Валявском и Мяги… Они собирались взрывать какую-то мину…
        - Мину?! — удивился Николай Серапионович. — Какую мину?
        - Мины никакой не было… Просто они из озорства разыгрывали бедную Венеру…
        - Они разыгрывали не Венеру, а вас, Антонина Михайловна, — тихим голосом заговорила Лидия Павловна. — Мальчишки каким-то образом пронюхали, что Венера наушничает вам… Ведь, сознайтесь, эта самая страдающая Венера сообщила вам не только о предполагаемом взрыве несуществующей мины?
        - Ну да! — Тётя Тонна кивнула головой. — Что ж тут плохого? Венера мне сказала и о ночных отлучках этой же тёплой компании.
        - Вот это-то и плохо! — Лидия Павловна вздохнула. — Мы с вами, Антонина Михайловна, воспитываем новых людей, людей коммунистического будущего. Это будут чистые, прекрасные, благородные люди. А вы поощряете такое мерзкое явление, как наушничество, доносы на товарищей. И, знаете, я, как это ни странно, может быть, я понимаю и одобряю ту брезгливость, с которой шестой отряд вытолкнул эту самую Венеру из своей среды. Этот факт свидетельствует как раз о том, что ребята правильно расценивают всю подлость, низость слежки за товарищами и доносов.
        - Инте-ре-сно! — сквозь зубы протянула тётя Тонна.
        - И ещё я хочу вам сказать, Антонина Михайловна, что и сегодня в разговоре с мальчишками вы вели себя неправильно, — продолжала Лидия Павловна, словно не замечая насмешливой улыбки старшей вожатой. — Почему вы сразу же показали, что не верите рассказу ребят, почему сразу оскорбили их своим недоверием?
        - Да просто потому, что они врали мне в глаза! — Тётя Тонна пожала плечами. — Капитан-бригадир, ящик, найденный в песке, — всё это такое же враньё, как и марсианский межпланетный корабль. Эти мальчишки просто издевались.
        - А я им верю! — Тихо сказала Лидия Павловна. — Понимаете — верю! Когда Комов рассказывал об этом капитане-бригадире, о таинственном ящике — он не врал.
        Тётя Тонна упрямо тряхнула головой.
        - Ну, пускай даже будет так! Но эти самовольные отлучки, эти систематические нарушения дисциплины всё это мешает нормальной работе лагеря, разлагает детский коллектив. Таких, которые только портят других, надо немедленно убирать из детского коллектива! Дурную траву из поля вон!
        Николай Серапионович, который, казалось безмятежно дремал, опустив голову на грудь, вдруг выпрямился и окинул всех, кто был в комнате, зорким, весёлым взглядом.
        - Эх, как вы решительны! — сказал он тёте Тонне и усмехнулся. — Так сразу и из поля вон! В работе с детьми не всегда правилен этакий агрономический подход. Это в агрономии легко определить: пшеница растёт — береги, осот — вырывай. А в нашей педагогической работе, Тонечка, частенько бывает так, что те, кого мы считаем осотом, становятся настоящими людьми, а некоторые паиньки в людишек превращаются со временем. Ну, а конкретно по данному случаю сделаем так… Пусть Алла как следует, по душам поговорит со своими басмачами, расспросит их об этом капитане-бригадире, о таинственном сундуке с нерусскими буквами. Коли всё это в основе своей правда… — Начальник лагеря устало прищурил глаза. — Я говорю — в основе, потому что мальчишеская фантазия в отдельных мелочах и деталях может кое-что приукрасить… Так вот — если всё рассказанное в основе правда — тогда с мальчишек один спрос. Если же они всё наврали… — Николай Серапионович вздохнул. — Тогда, конечно, нужно будет принимать самые строгие меры.
        26. Всегда готовы!
        Целый день четверо друзей слонялись, как неприкаянные. Они чувствовали себя так, словно над ними нависла какая-то тяжесть, которая вот-вот оборвётся и раздавит их. Зина Симакова ещё утром, сразу после зарядки, сказала им, что тётя Тонна накануне угрожала выгнать всех отлучившихся из лагеря, да ещё написать родителям и в школу. Впрочем, и без этого предупреждения мальчишкам было не по себе — ведь хотя они и спорили, но в душе каждый сознавал, что Алёшка говорит правильно, и они серьёзно провинились.
        - Не могут нас исключить, не имеют права! — доказывал Игорь. — Ведь сам лейтенант пограничников товарищ Астахов сказал, что мы — молодцы и действовали как надо! Если тётя Тонна станет нас выгонять — я сразу к лейтенанту Астахову, пусть он подтвердит, что мы диверсанта ловили…
        - Ну, конечно, — медленно и веско сказал Альберт. — И ещё лейтенант Астахов тебе повестку выдаст, что ты был мобилизован на охрану границы. Ведь выгоняют нас не за то, что мы диверсанта ловили, а за нарушение дисциплины, за самовольный уход из лагеря.
        - Ну, и чёрт с ним, пускай выгоняют! — петушился Витька. — И в нашем городе можно отлично отдохнуть река есть, лес неподалёку…
        Но глаза Витьки, невесёлые и растерянные, выдавали его, говорили, что и он — неустрашимый насмешник Витька — тоже побаивается исключения.
        Утром после «линейки» Алла собрала весь отряд и строгим голосом предложила проштрафившимся рассказать подробно, где они были и что делали накануне.
        - Наш отряд — это одна семья! — сказала Алла. — И все мы должны знать обо всех ваших поступках…
        Рассказывать, конечно, взялся Игорь, потому что он умел говорить так, словно читал вслух увлекательную книжку.
        Он подробно описал всё, что произошло с ними накануне, и только в двух местах чуть-чуть сгустил краски. По его рассказу выходило, что он бросился под ноги неизвестному водолазу и что лейтенант Астахов «чуть-чуть не выстрелил из пистолета». И в том, и в другом месте рассказа Алёшка Комов внёс нужные поправки:
        - Не загибай, Игорь! Ты ни на кого не бросался!
        - И тут ты загнул! Лейтенант Астахов даже не вытаскивал свой пистолет…
        После окончания рассказа весь отряд закричал:
        - Не надо их исключать, Алла! Они же молодцы! Они всё как надо делали!
        Но Алла вздохнула, покачала головой и послала ребят на волейбольную площадку к Арташесу Геворковичу. А сама куда-то ушла из лагеря.
        Каждый из провинившихся думал, что Алла отправилась к лейтенанту Астахову и старается защитить их от тёти Тонны… Весь отряд явно сочувствовал четырём друзьям.
        Так обстояли дела в этот день, когда провинившиеся, сумрачные и молчаливые, слонялись из одного уголка лагеря в другой.
        Альберт даже отказался от участия в тренировке лагерной футбольной команды, сославшись на то, что у него болит нога.
        Друзья пытались играть в домино, но эта любимая игра почему-то сегодня казалась нудной. Игорь начал читать вслух очень интересную книгу про шпионов и отбросил её, потому что все думали не о приключениях героев, а о том, куда ушла Алла и станет она их защищать или нет. Потом мальчишки уселись в читальне и принялись лениво, нехотя перелистывать подшивки разных газет, лежавшие на столе.
        Вдруг Витька прежним своим весёлым и звонким голосом позвал:
        - Ребята! Идите скорее сюда!
        - Ну, что ты там разыскал? — мрачно спросил Алёшка. — Марсианский космический корабль?
        - Смотрите!
        Витька ткнул пальцем в газетную страницу.
        Больше половины этой страницы занимала статья «Рейс к берегам Африки». А вверху сбоку была фотография рыбацкого сейнера. На причале, возле сейнера, стояла группа улыбающихся людей. Посредине, сдвинув фуражку на затылок, весело усмехался Колькин отец.
        - Капитан-бригадир Афанасий Тягнирядно! — вслух прочитал Витька. — Это же то, что нам надо! Пусть теперь тётя Тонна скажет, что капитанов-бригадиров не бывает!
        Игорь покосился на дремавшую за своим столиком старушку-библиотекаря и подмигнул Виктору:
        - Выдернем эту газетку! И отнесём дяде Пуду! Пусть сам убедится…
        - Не надо! — возразил Алёшка, — Ну, в чём ты убедишь дядю Пуда? В том, что Колькин отец плавал в Африку? А какое отношение к проступку Игоря Валявского имеет это плавание? Если нам опять будет бубнить тётя Тонна, что капитанов-бригадиров не бывает — тогда, конечно, покажем ей газету… А сейчас не надо!
        Обедали друзья нехотя, кое-как. Во время «тихого часа» они покорно лежали в кроватях и думали свои думы.
        Алёшка представил себе, как явится он с вещами домой, как придёт туда письмо тёти Тонны… Мама, конечно, заплачет. А отец вздохнёт, опустит седеющую голову и скажет:
        «Не по той ты дорожке идёшь, сынок! Не туда завернул! Стыдно мне за тебя!»
        Витька тоже думал о возвращении домой, о том, как будет ругать его мама, какие горькие и гневные слова скажет ему отец.
        «Домой не поеду! Ни за что не поеду! — думал Витька. — Лучше попрошусь к Колькиному отцу на сейнер… Пускай возьмёт меня к себе юнгой!»
        И сейчас же у него мелькнула мысль о том, что теперь юнги идут на корабль после того, как окончат особую школу.
        Игорь Валявский лежал, закрыв глаза, и словно наяву видел свою комнату с книжными полками. И ему стало очень грустно потому, что в этой комнатке он только мечтал о кипучей и яркой жизни. А здесь, в тихом приморском городке, эта жизнь, не книжная, а настоящая, оказалась совсем рядом. Альберт Мяги представил себе, как придётся ему в школе на сборе дружины объяснять, за что его выгнали из лагеря. На всю школу была всего одна путёвка в этот лагерь, на берег тёплого южного моря. И все ребята немного завидовали ему, потому что он увидит и это море, и далёкие южные края…
        Он беспокойно заворочался в постели и вздохнул.
        После «тихого часа» был полдник и купание. В этот день море нежилось под щедрым, горячим солнцем. Оно было ленивым, тёплым, сонным.
        Ребята горланили, смеялись, вздымали брызги, похожие на взлетающие кверху кусочки разноцветного, сверкающего стекла. Море мягкой, прохладной рукой гладило разгорячённые ребячьи тела, и это было удивительно приятно.
        Но и купание не поправило настроения четырёх друзей. К тому же по пляжу прогуливалась тётя Тонна.
        А перед ужином вдруг неожиданно запел горн. И все девять отрядов были выстроены на внеочередную «линейку».
        Игорь, Алёшка, Витька и Альберт тоже встали на свои места в общий строй. Они старались показать, что им ничто не страшно, что эта внеочередная линейка их совсем не касается. Витька пытался усмехнуться своей дерзкой улыбочкой. Но эта улыбка получилась бледной и жалкой.
        Зина Симакова подошла к Витьке и очень тихо сказала:
        - Не вешай носа! Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это флаг корабля!
        И Витька, задиристый Витька, почему-то не нашёл ответа на эту дружескую шутку.
        - Смир-рно! — подала команду тётя Тонна.
        Громко и торжественно запели горны. Из маленького домика вынесли лагерное красное знамя. Его тяжёлые бархатные складки расправлял морской ветерок.
        - Смотри! — удивлённо выкрикнул Игорь, забывая, что он стоит в строю.
        За знаменосцем и его двумя ассистентами, рядом с начальником лагеря Николаем Серапионовичем шёл лейтенант Астахов в полной форме пограничника, в сверкающих на солнце погонах, с орденом боевого Красного Знамени на груди.
        Алое знамя проплыло вдоль строя девяти отрядов и тихо зашелестело в самом центре площадки. Горны смолкли.
        - Ребята! — заговорил Николай Серапионович. — Наша сегодняшняя внеочередная «линейка» созвана по просьбе пограничников. — Начальник лагеря окинул взглядом два ряда внимательных лиц и подал команду: — Пионеры Алексей Комов, Виктор Олейников, Альберт Мяги, Игорь Валявский — ко мне!
        Радостные, ошарашенные неожиданностью, четверо друзей вышли из строя.
        - Стройся в затылок! — негромко сказал Витька.
        Четверо мальчишек, стараясь держать равнение, но всё время почему-то сбиваясь с ноги, вышли на середину площадки и стали в один ряд лицом к знамени. Лейтенант Астахов окинул весёлым ободряющим взглядом их растерянные лица.
        - Товарищи пионеры! — заговорил он. — Вчера ночью, возвращаясь из города, ваши четыре товарища Виктор Олейников, Алексей Комов, Игорь Валявский и Альберт Мяги обнаружили закопанный в песке подозрительный ящик. Один из пионеров отправился к нам на погранзаставу, а трое остались стеречь этот ящик, проявив при этом высокую бдительность и мужество. Сейчас установлено, что этот ящик принадлежит местному краеведу-археологу. Но ведь ваши товарищи, обнаружившие ящик, не могли этого знать. Как настоящие советские патриоты, они не побоялись остаться возле находки и были готовы вступить в борьбу с предполагаемым нарушителем границы. — Лейтенант сделал небольшую паузу и повысил голос. — Командование пограничной заставы поручило мне за бдительность, находчивость и мужество, проявленные при охране государственной границы СССР, пионерам Алексею Комову, Виктору Олейникову, Альберту Мяги и Игорю Валявскому объявить благодарность перед развёрнутым пионерским знаменем. Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!
        - Всегда готовы! — дружно ответили сотни голосов.
        И особенно гордо, чётко, уверенно прозвучали четыре голоса — голоса четырёх мальчишек, счастливых и взволнованных, стоящих перед пионерским знаменем, играющим на солнце переливами красного бархата…
        27. Неожиданная неприятность
        Во время ужина в столовой раздался громкий голос Арташеса Геворковича:
        - Олейников, Комов, Валявский, Мяги! Сейчас же после ужина зайдите к начальнику лагеря. Понятно?
        - Понятно! — за всех ответил Витька.
        - Чего это он опять? — спросил Игорь.
        - Посмотрим — увидим! — пожал плечами Алёшка.
        Какие удивительные перемены могут произойти в жизни человека всего за несколько часов! Совсем недавно, во время «тихого часа» четверо мальчишек, лёжа о постелях, томились в предчувствии неприятностей. И когда они, опустив головы, слонялись по лагерю, их провожали сочувственные взгляды сердобольных девчонок. И встретившаяся им возле читальни Венера насмешливо ухмыльнулась и вызывающе покачала головой. И не радовали тогда четырёх друзей ни яркое солнце, ни высокое синее небо, ни шорох ласковых волн на пляже.
        А теперь, когда они, гордо поглядывая по сторонам, шагали в столовую на ужин, всё стало совсем другим. Дерзкие и горластые мальчишки из первого отряда почтительно взирали на них и уступали дорогу. И солнце, и море, и небо, и цветы в лагерных цветниках — всё вдруг стало ярче, лучше, красивее. И если бы теперь им встретилась вреднюка — Венерка, то она, наверное, схватила бы пару подзатыльников…
        - Может быть, фотографировать нас будут, — неторопливо прихлёбывая чай, высказал предположение Игорь. — А то видели возле канцелярии сделана Доска Почёта лагеря? Очень красивая доска! Но пока она совершенно пустая.
        - Ну конечно! — засмеялся Витька. — На этой самой доске только и не хватает твоей физии! Твой вздёрнутый нос сразу украсит лагерную Доску Почёта!
        - Я думаю, Игорь, что тебя будут мерить, — сказал Альберт.
        - Зачем?
        - Будут заказывать мраморный памятник. Игорь Валявский бросается под ноги диверсанту!
        Альберт говорил с самым серьёзным видом. И оттого, что он сказал не «памятник», а «памъятник», это слово показалось Игорю особенно обидным.
        - Сам ты дурацкий памъятник! — вспылил он.
        - Спокойно, парни! — предупредил Алёшка. — Не будем ссориться! Помните, на нас смотрит если не весь мир, то по крайней мере — вся столовая!
        Ребята украдкой оглянулись по сторонам. Действительно, на них были устремлены десятки любопытных взглядов.
        Алёшка подумал, что, может быть, Зина Симакова что-нибудь знает о причинах вызова и надо спросить её. Но потом решил, что сейчас подходить к её столу просто неудобно.
        - Ну, пошли, что ли? — спросил он, поднимаясь со своего места.
        - Пошли! — кивнул головой Витька.
        Небрежной походкой они прошагали к выходу из столовой — четыре известных, выдающихся человека, по серьёзному делу вызванных начальством. Последним, напрягая мускулы и стараясь придать себе спортивную выправку, шёл Игорь Валявский.
        Алёшка подошёл к двери с надписью «Начальник лагеря и костяшками пальцев постучал в косяк.
        - Войдите! — пророкотал из-за двери хриплый басок Николая Серапионовича.
        Ребята вошли в комнату. За столом, рассматривая какую-то бумагу, сидели Николай Серапионович, тётя Тонна и Лидия Павловна. Алла стояла около стула начальника, нагнувшись над столом.
        - Явились по вашему вызову! — по-военному отрапортовал Алёшка.
        - Ну и ладно, если явились! — ответил начальник лагеря.
        И он, и старшая вожатая, и Лидия Павловна, и даже Алла смотрели на вошедших внимательно и строго, так строго, что мальчишки ощутили смутное беспокойство.
        - Пионеры Алексей Комов, Виктор Олейников, Альберт Мяги и Игорь Валявский, — нахмурившись проговорил Николай Серапионович. — За неоднократное нарушение лагерной дисциплины, за самовольные отлучки из лагеря я объявляю всем вам по строгому выговору. Об этом взыскании будет объявлено на сборе вашего отряда… Ясно?
        - Как же это?! Почему так? — растерянно забормотал Игорь.
        - Тебе не понятно, Валявский? — спросил начальник лагеря. — Или, может быть, ты не убегал из лагеря?
        - Нет! То есть, да! — Синие глаза Игоря стали обиженными и удивлёнными. — Но ведь мы…
        - Что вы? — Николай Серапионович нахмурился. — Каждый человеческий поступок оценивается так, как он того достоин. Не понятно?
        - Всё понятно, Николай Серапионович! — твёрдо сказал Алёшка. — Всё понятно… И… Правильно… Разрешите идти?
        - Идите!
        Как-то сразу присмиревшие, мальчишки исчезли из комнаты.
        - Ничего они не поняли! — проговорила тётя Тонна. — Решат теперь — обидели, мол, нас, героев! И ещё больше художничать начнут. Нет! Если вы хотите сохранить в лагере настоящую дисциплину, Николай Серапионович, этого самого Олейникова и его дружка Комова из лагеря надо убрать!
        - Неверно, Антонина Михайловна, ой, как неверно! — горячо выкрикнула Алла. — Комов, Олейников, Валявский, Симакова — это самые боевые, самые инициативные ребята шестого отряда. Они, если хотите знать, как дрожжи в тесте…
        - Ну, что же, прочитайте нам хоть тысячу лекций по хлебопекарной педагогике — дело не изменится! И эти самые олейниковы, комовы как были недисциплинированными разгильдяями, так ими и останутся, — сердито загудела тётя Тонна.
        - Знаете, самое интересное — это то, что обе вы по-своему правы! — задумчиво заговорила Лидия Павловна. — Права Алла, когда она считает Олейникова и Комова заводилами всяких дел в отряде. Правы и вы, Антонина Михайловна, когда ожидаете ещё каких-то, как вы выражаетесь, художеств от этих мальчишек…
        - Наконец-то и вы поняли это! — Тётя Тонна удовлетворённо кивнула головой.
        - Я давно это поняла, ещё лет тридцать тому назад, когда только стала учительницей, — улыбнулась Лидия Павловна. — Всё дело в условиях, которые мы создадим для ребят.
        - А что, у нас плохие условия? — удивилась тётя Тонна.
        - Да! С точки зрения ребят у нас условия плохие! — Лидия Павловна решительно кивнула головой: — У нас скучно, очень скучно! И, если мы будем и впредь придерживаться нашего тоскливого «плана мероприятий», — Комов, Олейников и другие юные романтики будут продолжать портить нам нервы и совершать ещё какие-нибудь трюки. Сумеем мы удовлетворить их жадную, ненасытную тягу к романтике, к поискам, к приключениям — они станут нашими первыми помощниками и опорой…
        - Знаете что? — вспыхнула тётя Тонна. — Это я уже не первый раз слышу: плохой план, мало увлекательного! Если хотите знать, по таким же планам десятки пионерских лагерей работают! И там тоже такие же прогулки, массовые игры, громкие читки… А что, скажите мне, что вы предлагаете конкретно?
        - Вот это-то я и хотела сказать, — спокойно улыбаясь, сказала Лидия Павловна.
        Николай Серапионович заинтересованно обернулся к ней.
        - Давайте, товарищи, произведём такой опыт, — продолжала Лидия Павловна. — Мы с Аллой составим для шестого отряда свой, особенный план работы. И пусть этот отряд начнёт работать по этому плану…
        - Что ж это за удивительный план будет? — тётя Тонна усмехнулась.
        - Удивительного в этом плане не будет! В нём будут походы, ночёвки у костра, встречи с интересными людьми, поиски интересных фактов…
        Тётя Тонна насмешливо тряхнула своими соломенными волосами.
        - В первом же походе ваши Комов и Олейников залезут в чужой сад или ещё что-нибудь натворят подобное. Или кто-нибудь свалится с горы, сломает ногу или руку. А отвечать будет вожатая…
        - Я думаю, что ничего этого не случится! — возразила Лидия Павловна. — Как, Алла? Возьмёте вы на себя ответственность за это дело?
        - Не советую, по-дружески — не советую! — покачала головой старшая вожатая.
        Карие глаза Аллы вдруг стали взволнованными, чуть испуганными. Она сдвинула бровки и решительно тряхнула головой.
        - Беру ответственность! — твёрдо проговорила она.
        - Ну, правильно! — задорным, молодым голосом воскликнул Николай Серапионович. — Очень правильно!
        28. Ночной сбор
        Сквозь сон Алёшка чувствовал, что его тормошат и тянут за чуб. Но проснуться он никак не мог, а только, не открывая глаз, бормотал и натягивал на голову простыню. Вдруг что-то холодное, влажное упало ему на грудь и скользнуло вниз по боку.
        Алёшка открыл глаза. Прямо над собой он увидел наклонённую кружку. Кружку держала чья-то рука. Ещё затуманенный взгляд Алёшки скользнул по этой руке. Возле кровати стояла Зина Симакова.
        - Ты что, чокнутая? — сердито и жалобно спросил Алёшка. — Вот так председатель совета отряда, который сам водой обливает!
        - А что же делать? — спросила Зина. — Что делать, если вы все дрыхните, как убитые! Альберт меня ногой лягнул, Витька мычит, как телёнок, Игорь чепуху какую-то мелет… Вставай скорее! Тревога!
        - Какая может быть тревога?
        - Самая обыкновенная! Приказано всех поднять. Через десять минут всем собраться у санпропускника, в кустах. Пароль — красный галстук… Отзыв — пионер! Буди ребят! Я побежала дальше…
        Сонливость сразу исчезла. Да и какой мальчишка будет спать, когда ему скажут такие манящие слова, как «тревога», «пароль», «отзыв»!
        Зинино задание Алёшка выполнил буквально за пару минут. Витьке он на мгновение зажал ладошкой рот и нос. А когда тот проснулся, выкрикнул ему в ухо всё то же волшебное слово:
        - Тревога!
        - А?! Что?! — сразу вскочил Витька.
        Вдвоём они устроили подъём Игорю, несколько раз подцепив его пальцами под девятое ребро и тоже сказав то же чудесное слово.
        Дольше всех пришлось повозиться с Альбертом, который ни на какие слова не реагировал, а щекотки не боялся. Его пришлось стащить с кровати и хорошенько встряхнуть.
        Когда мальчишки выбрались из спального корпуса, впереди них в кустах уже мелькали быстрые, бесшумные течи.
        Ярко светила луна, и в её серебристом сиянии желтоватый свет электрических лампочек казался лишним и неприятным. Чуть слышно вздыхало море. Пахло привядшей травой, цветами, морской свежестью. И эта луна, поблёскивающий песок, чёрные тени кустов, бодрящие запахи ночи — всё было таким прекрасным, что мальчишки на мгновение застыли в сладком оцепенении.
        - Пошли! — очнулся Алёшка, стряхивая это колдовское влияние южной летней ночи.
        Чем ближе подходили мальчишки к тёмному зданию санпропускника, тем больше неясных шорохов раздавалось вокруг них.
        - Пароль! — таинственным шёпотом вздохнул куст.
        - Красный галстук! — зачем-то оглянувшись по сторонам, ответил Алёшка.
        - Пионер! Идите прямо, к ограде…
        Витька, конечно, не удержался от обследования говорящего куста. И к своему удивлению обнаружил за кустом Веру Сидоренко и толстуху Машу Зотову.
        - А! Так вот кто занимается разбоем на старой Муромской дороге! — вполголоса воскликнул Витька.
        - Проходи, а то заработаешь! — предупредила Маша. Мы часовые!
        И Витька, задира и насмешник Витька, сейчас покорно подчинился Маше Зотовой, потому что, если начать спор или затеять потасовку, то сразу бы исчезла обстановка тайны, которая звала вперёд, в гущу зарослей серебристого лоха, листья которого при свете луны выглядели отлитыми из металла.
        На полянке, прямо на песке, перечёркнутом тёмными тенями, решётчатой изгороди, группами сидели мальчишки и девчонки из шестого отряда. Вожатая Алла устроилась на каменном фундаменте изгороди. Ребята переговаривались между собой. Но все говорили только шёпотом. То и дело шуршали кусты и на полянку пробирались ещё мальчишки и девчонки.
        Наконец Зина Симакова вполголоса сказала:
        - Алла, все пришли… Все, кроме Светловидовой.
        - А Светловидова где?
        - Спит. Мы не стали будить её…
        - Значит, у нас не все…
        - А Светловидову мы не можем считать своей! — возразила Зина. — Пусть она лучше уходит в седьмой отряд… Верно, ребята?
        - Правильно! Не нужны нам такие! Подлипала эта Венерка! — зашумели ребята…
        - Ну, об этом мы ещё поговорим, — сказала Алла. — А сейчас начинай, Зина!
        Зина неторопливо вышла в центр полянки.
        - Ребята! Чрезвычайный сбор шестого отряда объявляю открытым. Сегодня нам надо поговорить о том, как будет наш отряд работать в дальнейшем. Многие наши ребята жалуются, что в лагере скучно и мало интересного. Я тоже скажу — мало у нас интересных и увлекательных дел. Здесь мы делаем тоже, что делали в школе. Ни походов, ни каких-нибудь исследований нет. Только и хорошего, что рядом — море… Вот и решили мы — так дальше жить нельзя…
        - Кто это — мы? — спросил Витька.
        - Ну, Алла, Лидия Павловна…
        - Мы это давно решили, — проворчал Игорь. — А нам за это решение — выговорешник…
        - Подумать! Они решили! — Зина всплеснула руками. — Они решили!! Вы-то решили только за себя, потому и выговорешник получили. Ах мы думаем обо всех, обо всём отряде…
        - Давай, давай, Зина, говори! — вмешался в спор Алёшка. — Ах ты, Игорь, помолчи немного…
        - Прежде всего мы решили пойти в поход в долину Сарынсу. Послезавтра утром тронемся в путь. Затем наш отряд должен будет собрать материал о герое Владимирове, именем которого названа улица города.
        - И про партизан надо всё разузнать, — снова заговорил Алёшка. — Про тех, кто в парке похоронен… Все партизаны там с именем и отчеством, а один — просто Петя Лебедев. Почему — просто Петя? Может быть, он был, как и мы, пионером?
        - Про море нужно узнать… Какие рыбы в нём живут, почему оно то синее, то зелёное, то совсем чёрное бывает — подсказал Витька.
        - Вот бы ещё на виноградниках побывать, — предложила Вера. — Это, наверное, очень интересно — узнать, как растёт виноград.
        Предложений было много, очень много. Кто-то из мальчишек увлечённо доказывал, что совершенно необходимо организовать команду водолазов и начать розыски сокровищ с потонувших кораблей. А потом за эти сокровища построить теплоход «Пионер» и на нём объехать всё Чёрное море и даже, может быть, побывать в Африке. Витька Олейников немедленно предложил взять в прачечной прохудившиеся выварки, сделать из них космический корабль и отправить на нём фантазёров на луну, потому что она отлита из чистого золота и оттуда драгоценности достать легче, чем с затонувших кораблей, которые придётся долго искать…
        - Ну, чего зубоскалить? — рассердился один из «водолазов». — Болтает такое — луна из золота…
        - Точно, из золота! Это же доказано! Стыдно этого не знать! — с самым серьёзным видом подтвердил Витька.
        - Кем это доказано?
        - Великим астрономом Виктором Тимофеевичем Олейниковым, — важно сообщил Витька. — А кто сомневается — может сам посмотреть. Вон она — луна!
        И все ребята, как по команде, посмотрели на луну. Она действительно казалась отлитой из золота — большая, сверкающая, жёлтая с красноватым отливом.
        - Уважаемые коллеги! — Витька встал и принял самую величественную позу — задрал нос к небу, откинул голову и одну руку засунул под майку. — Прошу вас внимательно посмотреть на планету Луна. Вы сразу обнаружите характерный золотистый тон. К тому же, о том, что луна из чистого золота, пишет в своём сочинении знаменитый учёный лунатик Каабардым Дуламба. Сомневающиеся могут лично ознакомиться с его замечательным научным трудом в библиотеке!
        Ребята дружно хохотали, слушая эту лекцию.
        - Ну, хватит тебе, Каабардым Дуламба! — сквозь смех проговорила Алла. — Давайте заканчивать… Поздно уже, пора спать! Какие ещё есть предложения?
        Альберт Мяги поднял руку.
        - Алла, я хотел спросить… Вот мы идём в эту самую долину Сарынсу. А зачем мы туда идём?
        - То есть, как это зачем? — растерялась Алла. — Это же очень интересно! Поход, ночёвка у костра…
        - Да, это есть очень интересно — кивнул головой Альберт.
        - Так чего же ты бузишь? — крикнул кто-то из ребят.
        - Я — не бузишь! — Альберт спокойно окинул взглядом ребят. — Я хочу говорить, что просто идти в поход — это интересно. Но ещё интереснее идти в поход и что-то искать, что-то узнавать. Ну, например, узнавать, почему долина называется Сарынсу? Что это значит? И ещё узнавать всё, что там есть интересного. Узнавать и записывать в наш дневник…
        - Верно! — крикнул Алёшка. — Надо так — чтобы исследовать.
        - Я думаю, нам нужно делать, как в книге «Дерсу Узала», — продолжал Альберт. — Это очень хорошая книга знаменитого путешественника Арсеньева. Он, когда шёл в незнакомые края, то всегда приглашал проводника — туземца. И другие путешественники так делали… И нам тоже нужен свой проводник, Дерсу Узала…
        - А где же его взять, Альберт? — Витька усмехнулся и почесал затылок. — Разве тебя перерядить в Дерсу?
        - Ты не смейся, Витька! — спокойно продолжал Альберт. — Никого переряжать не надо. Просто нам нужно позвать с собой в поход Николая и Маринку. Они — местные, они — туземцы. Они всё знают…
        - Верно! Молодец Альберт! — восторженно завопил Алёшка.
        - А кто это такие — Николай и Маринка? — пропищала Вера Сидоренко.
        - Это мировые ребята! Наши знакомые… Их папа капитан-бригадир, он «Дельфином» командует. А Николай и Маринка все кругом знают, они здешние…
        - А что? Это будет неплохо! Давайте возьмём с собой в поход Колю и Маринку! — согласилась Алла. — Значит, послезавтра отправляемся в поход!
        - Ур-ра! — закричали ребята, совсем позабыв про то, что сбор у них тайный и секретный.
        Возле прачечной затрещали кусты. И ребята сразу же умолкли. Качнулись ветки лоха. На полянку вышел сторож дед Миша — маленький, высохший, с торчащим клинышком бородки. В руках он держал своё старое ружьё.
        - Это что за Лига Наций? — сердитым голосом заговорил он. — Это кто же вам разрешил по ночам из палат удирать и на весь берег горланить? Что вам, дня мало?
        - Не сердитесь, дедушка! — заговорила Алла. — Мы сейчас пойдём спать…
        - А, и вожатая здесь? — удивился дед Миша. — Ну, если начальство при месте — тогда все в порядке… — Дед приставил ружьё к ноге, с шумом втянул в себя свежий воздух и улыбнулся.
        - Ночка-то и вправду лучше не бывает! Колдовская ночка! Вон смотрите море-то наше великое как под луной нежится… Так и греет свои бока под лунным светом…
        Ребята посмотрели сквозь решётчатую ограду, где совсем близко чуть слышно, словно во сне, вздыхало море, необъятное, живое, сверкающее лунной чешуёй. Оно действительно казалось каким-то огромным спящим добрым чудовищем, сладко потягивающимся под лунным светом.
        29. В поход, в поход!
        Весь лагерь провожал в путь шестой отряд. Ребята с завистью смотрели на походные, туго увязанные рюкзаки, на четыре зелёных тюка палаток, на белые полиэтиленовые фляги, висевшие через плечо у каждого из путешественников. Только Венера Светловидова делала вид, что ей наплевать на поход. Накануне Антонина Михайловна перевела её в седьмой отряд. И сейчас она сидела в обнимку с двумя девчонками из этого отряда на скамеечке и усиленно угощала своих новых подружек шоколадными конфетами.
        Арташес Геворкович в последний раз проверил обувь и снаряжение ребят.
        - Стройся! — скомандовала Алла.
        И отряд за какую-нибудь минуту выстроился в строгую колонну, по три человека в ряд. Впереди всех встали Зина Симакова и Николай Тягнирядно. За ними Алла и Арташес Геворкович.
        - Шагом… Марш! — подала команду Алла.
        Звонко запели горны, грянули барабаны. И колонна путешественников двинулась к воротам. Позади всех шагала врач — Зоя Борисовна с санитарной сумкой через плечо.
        Через город отряд шёл под песню, чётко отбивая шаг.
        Хорошо шагать с друзьями
        Утром в солнечный простор…
        Ведь открыты перед нами
        Ширь полей и дали гор,
        - звонко запевала Зина Симакова.
        Мы — туристы.
        Весёлый народ,
        Мы шагаем
        Вперёд и вперёд,
        - подхватывали ребята.
        За отрядом мчались городские мальчишки. Прохожие останавливались на тротуарах и улыбались ребятам. А они шли и шли вперёд упругим, уверенным шагом бывалых, неутомимых путешественников.
        Но через час, когда отряд вышел за город и зашагал по извилистой горной дороге, он потерял свой молодецкий облик.
        У Игоря Валявского ботинок почему-то стал отчаянно натирать пятку. Странное дело — в этих ботинках Игорь играл в футбол, бегал по лагерю и ничего. А тут с каждым шагом идти становилось всё труднее.
        Вера Сидоренко почувствовала, что её рюкзак становится всё тяжелее, и его лямки впиваются в плечи. И солнце начитает печь так, как никогда раньше не пекло.
        Отряд далеко растянулся по дороге. Впереди шагали самые крепкие, те, кто умел держаться как надо. А сзади плелись те, кто не мог одолеть усталость. Эти поминутно прикладывались к своим фляжкам. И чем больше они пили тем сильнее их мучила жажда.
        Дорога круто поднималась вверх. Старые дубы шелестели густой листвой по обеим сторонам узкой каменистой дороги. Они словно манили путешественников отдохнуть в прохладной тени. Но отдыхать было нельзя — далеко впереди двигались белые панамки Аллы и Зины Симаковой, широкополая соломенная шляпа проводника Николая и иссиня-чёрная шевелюра Арташеса Геворковича.
        «Вот пройду ещё десять шагов и упаду… Больше десяти шагов мне не пройти», — думал Игорь, ощущая, как часто-часто стучит сердце в груди и едкие струйки пота щекочут шею.
        Но, прихрамывая и задыхаясь, он отсчитывал всё новые и новые десятки шагов.
        Вера Сидоренко шла точно в тумане. Рюкзак тянул её назад, качал из стороны в сторону, но она упрямо сопротивляясь ему.
        Ведь никому не хотелось показать, что он слабее товарища — никто и ни за что не хотел сдаться и отступить.
        И вдруг Вера Сидоренко почувствовала, что её мешок стал совсем невесомым, и лямки больше не режут плечи. Она удивлённо взглянула назад. Альберт Мяги сильной рукой подхватил её рюкзак.
        - Давай, Вера, я повесу, — сказал он. Сказал он это так, точно в чём-то извинялся перед Верой. — Скоро будет отдых, привал… Давай твой мешок.
        - Не надо. Я сама, — прошептала Вера.
        Но Альберт уже вскинул её рюкзак поверх своего.
        - Тебе плохо? — спросил он, встревоженно всматриваясь в лицо Веры, которое из смуглого стало землистым.
        - Нет, мне хорошо, Альберт. Очень хорошо, — чуть слышно проговорила Вера.
        И действительно, она почувствовала, что это очень хорошо, когда рядом верный друг, готовый разделить тяжесть пути и прийти на помощь.
        - Ты чего шкандыбаешь, Игорь? — с дружеской насмешкой спросил Алёшка.
        - Ногу натёр, понимаешь, — с трудом улыбаясь запёкшимися губами, пояснил Игорь.
        - Сейчас привал будет. Давай твой рюкзак.
        - Нет, не надо. Я сам донесу.
        Игорь твёрдо решил, чего бы это ему ни стоило, не отставать от товарищей.
        За поворотом дороги, под старым дубом, выбиваясь из каменистой земли, журчал маленький родничок. Вокруг него, сбросив с натруженных плеч рюкзаки, скинув шляпы и платочки, уже блаженствовали в прохладной тени ребята.
        - Приближается обоз, — сострил кто-то, когда к роднику подошли отставшие.
        - Сам на подъёме пыхтел, как паровоз, а сейчас посмеивается над другими, — осадила насмешника Зина Симакова.
        - Только ишак смеётся над товарищем! — сердито сверкнув чёрными глазами, проговорил Арташес Геворкович. — На Кавказе есть такая сказка… Один ишак, когда шёл без груза, то кричал и хвастал больше всех. А когда его нагрузили — сразу же свалился с тропинки в речку… — Физрук подошёл к Игорю. — А ну, садись, друг! Показывай, что у тебя с ногами? Зоя Борисовна! Идите сюда!
        - Сейчас! — простонала Зоя Борисовна.
        Она сидела, опершись спиной о ствол дерева и никак не могла отдышаться.
        Арташес Геворкович осмотрел ногу Игоря и огорчённо покачал головой.
        - Ай, яй! Почему не проверил, как надет носок? Маленькая складочка в пути даёт большую потёртость! Зина! Давай сюда вазелин, воду и бинт…
        Он посмотрел, как Зина Симакова и Алла перевязывают ногу Игорю и сказал:
        - А вообще все вы — молодцы, ребята! Я очень доволен вами. Ведь это не лёгкое дело — без привычки прошагать десять километров по горной дороге! Быть вам всем хорошими туристами-краеведами!
        - Далеко ещё до этой самой Сарынсу? — спросил Витька.
        - Да вот проводник говорит, что прошли ровно половину пути… — Чёрные глаза Арташеса Геворковича быстрым взглядом окинули ребят. — Для начала двенадцать километров горной дороги — добрая доза! Сейчас сделаем так: остановим машину, погрузим в неё палатки, мешки с продуктами, кастрюли… Вместе с этим имуществом отправим вперёд людей, которые к нашему приходу приготовят обед и разобьют палатки. Старшим группы назначаю нашего доктора Зою Борисовну!
        Затем Арташес Геворкович назвал имена восьми ребят, и в том числе Игоря Валявского и Веры Сидоренко.
        - Я пойду со всеми, Арташес Геворкович! — пытался протестовать Игорь.
        - Разговорчики! — нахмурившись, прикрикнул физрук. — В походе каждый будет делать то, что скажу я, начальник туристского отряда! Высадитесь из машины там, где укажет проводник! Условия для лагеря — вода, тень деревьев, топливо…
        Возле родничка затормозила грузовая машина. Из её кабины высунулась чубатая голова лагерного шофёра Мити.
        - Карета подана, путешественники! — крикнул он.
        30. Костёр в лесу
        Казалось, что крупные древние звёзды с любопытством заглядывают сквозь ветви деревьев на маленькую лесную полянку. В этот вечер полянка выглядела не так, как всегда. Под деревьями стояли четыре палатки, а между ними пылал весёлый костёр и красноватые огненные блики играли на тёмной бегучей воде горной речки Сарынсу.
        Сидя вокруг костра, ребята пили чай из алюминиевых кружек. Чай попахивал дымком и к нему не выдавали ни белых сладких булочек, ни рассыпчатого печенья. Дежурная Вера Сидоренко наливала его большим черпаком из кастрюли, в которой в обед готовили суп с мясными консервами. Кто хотел, брал к чаю с разостланного на траве брезента куски простого серого хлеба, намазанного яблочным повидлом. Случалось, что прямо в кружку попадал рыжий комар — один из целой стаи летучих разбойников, атаковавших лагерь вечером. Комара вытаскивали пальцем и преспокойно продолжали прихлёбывать горячий чай. И этот чай, и хлеб, и повидло были удивительно вкусными. И костёр, брызжущий искорками и струйками дыма, тоже был не простым, а волшебным. Стоило вглядеться в быстрые, танцующие язычки пламени — и обязательно увидишь что-нибудь интересное. То по золотистому полю проносился стремительный всадник на рыжем коне. То среди огненных волн мчался быстрый катер. То вдруг мелькала и исчезала какая-то смеющаяся рожа. Да, обычный лагерный костёр обладает чудесной, волшебной способностью показывать всё, что пожелаешь!
        - Значит, так, ребята! — громко объявила озабоченная Зина Симакова. — Первым по лагерю дежурит Альберт Мяги. В двенадцать часов его меняет Виктор Олейников. В два принимает дежурство Игорь Валявский. С двух до четырёх нас охраняет Алексей Комов, а с четырёх до шести — я…
        - Давайте кино рассказывать! — предложил кто-то из девчонок.
        - Давайте, давайте! — подхватили другие.
        - Тише вы, сороки! — вполголоса сказал Витька. — Слушайте! Мне кажется, что наше командование принимает важное решение…
        Из-за палаток до ребят донёсся раздражённый голос Зои Борисовны:
        - Я не могу разрешить этого ночлега! — громко доказывала она. — Вы что, хотите ребят уложить спать на сырых ветках, в холодных палатках?
        - Да ведь сейчас не зима и даже не осень, а жаркое лето, — возражала Алла. — И мы не в сибирской тайге, а на Черноморском побережье…
        - Всё равно! — ещё повысила голос Зоя Борисовна. — Я отвечаю за здоровье ребят и не могу разрешить… Здесь комары. А вдруг среди них малярийные, анофелесы!
        - Хорошо! — заговорил Арташес Геворкович. — А что вы предлагаете?
        - Я предлагаю ночевать в здании лесного кордона! Там дощатые нары и будет тепло…
        - А ваши анофелесы туда не залетят? — сердито поинтересовался физрук. От злости он начал говорить с сильным гортанным акцентом. — Вы вывесьте бумажку — анофелесам влёт воспрещён. И они вас послушают?
        - Глупые шутки! — взорвалась Зоя Борисовна.
        - Давайте говорить тише и спокойнее! — предложила Алла. — Незачем делать ребят участниками нашего спора…
        Голоса перешли в шёпот.
        - Ну вот! — мрачным тоном произнёс Витька. — Теперь наша докторша загонит нас в душный и вонючий кордон!
        - А мы не пойдём! — возразил Алёшка. — Зачем мы тогда тащили палатки, если ночевать в помещении? И чего она против наших палаток?
        - Чего, чего? Поломала в походе свои каблуки-шпилечки, ноги натёрла… Вот и стало ей казаться, что самые обыкновенные лесные комары злее свирепых тигров, — пояснил Витька.
        Из-за палаток, прихрамывая, выскочила разозлённая Зоя Борисовна. За нею шли нахмуренный Арташес Геворкович и встрёпанная, раскрасневшаяся Алла.
        - Дети! — громко заговорила Зоя Борисовна. — Здесь, на берегу реки, сыро и много комаров…
        - Анофелесов! — подсказал Витька.
        - Да, анофелесов! — сверкнула в его сторону очками Зоя Борисовна. — Поэтому будем ночевать на старом кордоне…
        - Не будем! Не пойдём! Мы хотим спать в палатках! — заорали мальчишки и девчонки.
        - Тише! Ти-ше, ребята! — Арташес Геворкович поднял руку. — Давайте сделаем так, кто хочет — будет ночевать здесь, в палатках, а кто захочет — пойдёт с Зоей Борисовной на кордон.
        - Правильно! Даёшь палатки! — снова закричали ребята.
        Алла усмехнулась, бросив быстрый взгляд на Зою Борисовну.
        - Кто идёт со мною на кордон? — поджимая губы, спросила Зоя Борисовна. — Там вы будете в безопасности и от простуды и от малярии…
        Вера Сидоренко встала и взглянула на ребят испуганными глазами.
        - Можно, ребята, мне пойти с Зоей Борисовной? — несмело спросила она. — Я… Я очень боюсь малярии…
        - Ну, и катись, анофелеос несчастный! — гаркнул Витька.
        - Олейников, утихомирься! — прикрикнула Алла. — Конечно, Верочка, если хочешь, то иди с доктором…
        - Я провожу вас! — вызвался Арташес Геворкович. — И дам вам свой аккумуляторный фонарик, чтобы не было страшно ночевать одним на кордоне…
        - Страшно?! Хм! — сердито фыркнула Зоя Борисовна. Её очки сверкнули огнём на ребят. — Это вам должно быть страшно! Пошли, Верочка!
        Она выхватила из рук Арташеса Геворковича фонарик и зашагала по тропинке, ведущей от реки к беленькой хатке заброшенного кордона, стоящей за кустами на холме.
        - Пора спать, ребята! — скомандовал физрук. — Крайние палатки занимают мальчики, средние — девочки. Дежурный! Получай оружие!
        Альберт Мяги взял воздушное ружьё, заряженное пулькой-кисточкой и уселся на пенёк около костра.
        Мальчишки и девчонки разошлись по палаткам. Некоторое время слышались приглушённые смешки и невнятный шёпот. Потом в мальчишеской палатке кто-то диким голосом замяукал:
        - Мя-у! Мя-у!
        - Прекратить безобразие! Спать! — крикнул из другой палатки Арташес Геворкович.
        И над полянкой разлилась тишина. Альберт слышал только тонкий звон комаров, напоминающий звук чуть тронутой струны, да равномерное журчание реки.
        Немного погодя Альберт почувствовал, что его глаза чешутся, словно в них насыпали песок. И тогда он встал, взял ружьё под мышку и стал гулять возле палаток. Сон прошёл.
        Он подошёл к затухающему костру и взглянул на маленькие часики, которые вручила ему Алла. Через полчаса нужно было будить Витьку.
        Альберт подумал, как это всё-таки здорово, что именно ему дали путёвку в пионерский лагерь «Спутник»! Будет о чем рассказать друзьям, когда он вернётся в маленький эстонский городок!
        Где-то в глубине леса зашелестели кусты и сверкнул яркий огонь.
        Альберт насторожился.
        Кто-то шёл по тропинке к лагерю.
        - Стой! Кто идёт! — громко выкрикнул Альберт, поднимая ружьё.
        - Свои, Альберт! — откликнулся дрожащий, испуганный голосок Веры Сидоренко.
        Из мальчишеской палатки выскочил Арташес Геворкович.
        - Кто там? — выкрикнул он, протирая заспанные глаза.
        В палатках зашевелились ребята.
        К затухающему костру вышли Вера Сидоренко и Зоя Борисовна. В руках у Веры были скомканные одеяла и фонарик, Зоя Борисовна тащила расстёгнутую сумку с красным крестом и пальто.
        - Что случилось? — спросил Арташес Геворкович.
        - Ой, крысы… Там полно крыс! — передёрнув плечами, плачущим голосом пояснила Вера. — Они как начали скакать по нарам… Мы поскорее вскочили и бежать… Мы думали, они сожрут нас.
        - Так! — Арташес Геворкович кивнул головой. Всё ясно! Идите спать в палатку!
        - А! Анофелесы прилетели! — проворчал Витька, вылезая из своей палатки. Иди спать, Альберт. Отдавай часы и ружьё!
        Через несколько минут на полянке снова стало тихо. Волчьими глазами сквозь пелену пепла горели затухающие угли костра. Журчала и звенела своими волнами неутомимая река…
        Виктор неторопливо прогуливался около палаток. Эта лунная тихая ночь была такой удивительной, что даже насмешливый Витька Олейников вдруг начал фантазировать.
        Ему вдруг представилось, что вокруг него вовсе не леса и горы родной и милой старой планеты Земли. Нет! Это таинственные, нехоженые дебри какой-то другой далёкой планеты. Космический корабль бесстрашных путешественников землян недавно совершил посадку в этой долине, поросшей гигантскими невиданными лесами. Среди причудливых деревьев и кустов бродят огромные клыкастые чудовища. Зубастые птеродактили свистят крыльями в воздухе…
        Это было так чудесно и увлекательно — фантазировать и мечтать, что Витька чуть было не прозевал конец своего дежурства.
        В два часа он разбудил Игоря и передал ему ружьё и часы.
        - Принимай вахту! — сказал Витька. — Сдаю тебе четыре палатки и двенадцать головешек в костре. Если прилетят птеродактили — поцелуй их за меня в хвостики.
        - Какие птеродактили? — удивился ещё не совсем проснувшийся Игорь.
        Но Витька ничего не ответил и молча юркнул в палатку.
        Игорь осмотрелся по сторонам. Луна скрылась за горами, и темнота стала совсем непроглядной. Она клубилась, бесшумно стлалась по земле, подкрадывалась сзади и, казалось, вот-вот схватит холодными, мягкими лапами.
        От страха или спросонок Игорь ощутил неприятный озноб и зябко повёл плечами. Не выпуская из рук ружья, он нащупал кучу сухого хвороста, заготовленного ребятами с вечера, и раздул костёр. Сразу стало и теплее, и не так одиноко. Тьма отступила, спряталась за деревьями и кустами.
        Около костра Игорь просидел больше часа. Всё вокруг было тихо и спокойно.
        И вдруг совсем близко в кустах громко, протяжно заплакал ребёнок. Игорь вскочил с земли. Ружьё запрыгало у него в руках. Плач смолк. Но почти сейчас же из тех же кустов донёсся протяжный вой.
        - Не дрейфь, часовой! — проговорил сзади весёлый, уверенный мальчишеский голос. — Это же шакалы.
        - Шакалы? — переспросил Игорь и обернулся.
        У входа в палатку, позёвывая и почёсываясь, стоял Колька Тягнирядно.
        - Ну да, шакалы! Рыжие такие паршивые звери, шкодливые и трусы.
        - Знаю, читал. — Игорь рассмеялся нервным, сдавленным смехом. — Но никогда я, понимаешь, не думал, что они могут так выть. Ну, как ребята плачут.
        - Это они могут. Такие концерты закатывают, что артисты им позавидуют. Посматривай только, чтобы из палаток они чего-нибудь не утянули. Это же — первейшие ворюги.
        - А что же они могут утянуть? — недоверчивым тоном спросил Игорь.
        - Ну, ботинки чьи-нибудь или еду. Они такие, что ничем не брезгуют.
        - Есть, караулить ботинки и еду! — лихо выкрикнул Игорь.
        - Тише ты, шалапутный! — засмеялся Николай. — Ребят разбудишь.
        Он скрылся в палатке.
        Игорь взял ружьё под мышку, точь-в-точь так, как держал винтовку пограничник в какой-то кинокартине.
        Неторопливой походкой часовой принялся расхаживать между палатками. И чувствовал он себя бесстрашным, сильным и непобедимым…
        31. Ссора
        Солнце неторопливо спускалось к горам, косматым от лесов. Дали затягивались синеватой вечерней дымкой. Но вода в реке почему-то с каждой минутой становилась прозрачнее. Сквозь её живую желтоватую толщу можно было рассмотреть огромные каменные плиты, устилавшие дно. Иногда в воде мелькали быстрые темноватые тени. И тогда у всех мальчишек, сидевших с удочками, вытягивались шеи и замирали сердца.
        Клёв был неплохой. Но ловилась главным образом мелюзга — усачики, длиною в ладонь и краснопёрые разбойннки-окунишки, которые с такой жадностью хватали червяка и топили поплавки, что рыбакам мерещились гигантские рыбы. А когда они подсекали удочку, на крючке трепетала рыбёшка, которой не насытился бы даже котёнок.
        Но ведь и окуньки — это рыба! И у кого не замрёт сердце, когда его поплавок вдруг запрыгает, дёрнется в сторону и уйдёт в глубину!
        Иногда рыболовы перебрасывались отрывистыми фразами. Разговор, конечно, шёл о походе.
        - Этот поход — самое лучшее, что только было в лагере, — категорическим тоном заявил Витька. — Я вот такой, что все бы каникулы путешествовал. Взял бы рюкзак, удочки, добрался до самых диких краёв и шёл бы, шёл.
        - Ну, если без цели бродить — это тоже неинтересно, возразил Алёшка. Надо, чтобы цель у похода была.
        - Цель, цель! — передразнил Витька. — Ну, какая у нас сегодня цель! Рыбу поудить! Что тут ещё интересного?
        - Ну, интересного здесь много! — вмешался в разговор Николай. — На самом берегу, там, где речка в море впадает, есть место одно, Старые Могилки называется. Очень любопытное место.
        У Витьки сорвался с крючка крупный окунишка и гулко шлёпнулся в воду. И от этого настроение у Витьки сразу испортилось.
        - Что ж там интересного в этих Старых Могилках? — недовольным голосом проворчал он.
        - А ты в музей наш сходи, посмотри! — посоветовал Николай. — Учёные здесь раскопки делали и много чего нашли. И посуду разную, и монеты.
        - Очень интересно в старом барахле копаться! — Витька сплюнул в реку. — А ещё что интересного?
        - Ещё интересное услышишь вечером. Ваш физрук говорил, что дедушка Биштов приедет. А он ведь так рассказывает, что слушаешь не наслушаешься.
        Витька сердито дёрнул удочку. Червяка на крючке не было.
        - А вы знаете, что я придумал, ребята? — заговорил Алёшка.
        - Что?
        - Вот здорово было бы, если бы мы установили в лагере свою власть.
        - Как это — свою власть? — не понял Альберт.
        - А так! Чтобы лагерем управлял верховный лагерный совет, а не тётя Тонна. И чтобы министры у нас были — свои, из ребят. Ну там — министр пионерского здоровья и питания! Министр путешествий и мореплаваний… Министр охраны порядка. И своя милиция…
        - Это было бы очень интересно, Алёшка! — согласился Альберт. И покачал головой. — Но этого никто не разрешит. Ведь тогда из лагеря надо прогонять всех взрослых.
        - Нет, не надо! — возразил Алёшка. — Взрослые пусть будут. Дядя Пуд станет верховным советником при совете лагеря. Арташес Геворкович — советником министра пионерского здоровья. А наша Алла — советник совета отряда…
        - Ребята! Смотрите! — закричал Игорь.
        Рыболовы обернулись. Удилище в руках Николая выгнулось дугой, капроновая леска дёргалась из стороны в сторону, вычерчивая на поверхности реки ломаные линии.
        - Вот это рыбина! — воскликнул Альберт.
        - Подсекай, Колька, подсекай! — в азарте выкрикнул Алёшка. — Уйдёт ведь!
        - Подсекать сразу нельзя, леска оборвётся! — ответил Коля, то опуская, то вновь натягивая леску. — Её выводить надо, чтобы силы потеряла…
        Постепенно перехватывая удилище, он подтягивал рыбу к отмели. Остальные рыбаки забыли про свои снасти и толпились за его спиной.
        Николай подхватил леску, и на отмели, раскидывая брызги заметалась большая сверкающая рыбина. Ошалев от воздуха, она вдруг сама выпрыгнула из воды и грузно шлёпнулась на песок.
        - Держи! Уйдёт! — закричал Альберт Мяги.
        И спрыгнув с откоса на песок, огрел рыбу какой-то палкой.
        - Ничего шаранчик! Килограмма на четыре потянет! — солидным тоном проговорил Николай, освобождая крючок, глубоко захваченный рыбой.
        - Как ты назвал эту рыбу? — спросил Витька. — Шарабан?
        - Шаран… Это по-нашему, по-кубански. А по книгам она называется сазаном. Её на червяка не поймаешь… Не любит шаран червей.
        - На что же ты её поймал?
        - А вот!
        Николай ткнул пальцем под куст, где в жестяной коробочке лежали разваренные зёрна кукурузы.
        Какими жалкими показались ребятам их окунишки и усачики по сравнению с громадиной — сазаном! Стоит ли удивляться тому, что через несколько минут на все крючки были насажены кукурузные зёрна, взятые у Николая, и рыбаки оказались охваченными мечтой о больших золотистых сазанах.
        Немного погодя Николай выловил ещё одну рыбину, чуть поменьше первой. Но у других мальчишек поплавки ни разу не дрогнули.
        - Вы, хлопцы, напрасно открыто на бережку сидите. Ховайтесь за кусты! Шаран — рыба хитрая, она ни за что не клюнет, если видит рыбака. Ховайтесь! — посоветовал Николай. — И разговоры бросьте! Чтоб совсем тихо было!
        Через десять минут Алёшка Комов с восторженный воплем вытянул двухкилограммового сазанчика, похожего на золочёное веретено. Эта удача ещё более разожгла рыбацкий азарт.
        Но затем клёв сразу прекратился. Даже шустрые окуньки ушли куда-то и перестали клевать на червя.
        В это время из лагеря донёсся певучий сигнал горна.
        - Сматывайте удочки, ребята! — скомандовал Алёшка. — На ужин пора… А там костёр начнётся, дед к нам приедет…
        - Да, кончай, хлопцы, — поддержал Алёшку Николай. — Всё равно клёва, видать, не будет. Должно, крупная щука распугала всю рыбу!
        Ребята быстро собрали снасти. Только Витька Олейников по-прежнему сидел под ореховым кустом, хмуро глядя на свой неподвижный поплавок.
        - Ты почему не идёшь, Виктор? — спросил его Алёшка.
        - Идите! Я не пойду! — сердито ответил Витька.
        - Чудик, без ужина останешься!
        - Ничего, проживу и без ужина… А отсюда всё равно не уйду, пока не выловлю хоть одного сазанчика!
        - А сбор?
        - Нужен мне этот сбор! Очень интересно какого-то старого мухомора слушать…
        Серые глаза Алёшки стали колючими.
        - Слушай, Виктор! — тихим, сдавленным голосом проговорил он. — Я тебе по-дружески скажу — не будь дураком!
        - Без тебя знаю, как мне быть…
        - Это очень плохо, Виктор, когда, не зная человека, ни за что оскорбляют его! — вмешался в разговор Альберт.
        - Что-то не помню, когда я тебя оскорбил…
        - Не меня! Ты ведь не знаешь человека, который приедет к нам на сбор? Может, это очень почтенный, очень заслуженный человек. А ты его старым мухомором назвал…
        - Ах, извиняюсь! — Витька искривил рот. — Ну, пусть ваш столетний дед будет не просто мухомором, а заслуженным старым мухомором… Так лучше?
        - Сам ты настоящая поганка, если так о людях отзываешься! — вспылил Алёшка.
        - Ладно, топай отсюда! — сквозь зубы процедил Витька. — Министр очень странных дел…
        - Пошли, Альберт!
        Алёшка круто повернулся, вскинул на плечо удочку и зашагал по тропинке. Альберт Мяги вздохнул, сердито посмотрел на Витьку и пошёл за ним.
        Витька Олейников остался один.
        Он долго сидел, не шевелясь, уставясь взглядом на неподвижный поплавок.
        На небе догорали алые отблески заката. Дальние горы уже потонули в сиреневой дымке. Все вокруг одевалось в серые, пепельные тона. Темнела свежая зелень деревьев. Весёлая, сверкающая река стала тёмной, как мазут. Даже воздух, казалось, наливался пепельной серостью.
        Витька вдруг почувствовал, что ему стало безразличным, поймает он сазана или нет. Ещё недавно всё радовало его, а сейчас и в сердце словно сгущались вечерние сумерки. Неохотно, медленно Витька намотал на гибкое ореховое удилище леску и закрепил крючок.
        «Эх, Алёшка, Алёшка! — подумал он. — Неужели так и кончилась наша дружба?»
        Он нарочно старался снова разозлиться на Алёшку, напоминал сам себе, что тот назвал его поганкой. Но злости не было. Он постарался вспомнить, как произошла ссора.
        Алёшка сказал, что он, Витька, не зная человека, оскорбляет его. Но ведь Алёшка сказал правду, сейчас сам Витька понял это. Тогда там, на пляже, он обидел Арташеса Геворковича, назвал его обезьяной. А ведь Арташес Геворкович — замечательный человек, и сейчас бы Витька, не задумываясь, набил бы физиономию тому, кто назвал бы физрука обезьяной… И старика, конечно, он обозвал мухомором зря. И Алёшку обидел тоже напрасно… Конечно, лучше всего было бы сейчас пойти к Алёшке, тряхнуть его за плечи и прямо, откровенно сказать: «Прости меня, друг! Я был неправ!»
        Но почему это всегда так трудно признавать свои собственные ошибки и хочется убедиться в том, что виноват кто-то другой?
        Витька вздохнул и поплёлся к лагерю…
        32. Взгляд в прошлое
        Косматые ночные тени выползали из леса на полянку, когда возле лагеря загрохотали колёса. И сейчас же горнист подал сигнал сбора. Ребята быстро построились в чёткую шеренгу. Из леса рысцой выбежали кони, запряжённые в линейку. Приехавших встретил пионерский строй.
        С линейки сошло двое — широкоплечий, уже немолодой человек в парусиновом костюме и белобородый по-юношески стройный старик. Старик был одет в полувоенный костюм из зеленоватой материи. Длинную рубашку с высоким наглухо застёгнутым воротом туго стягивал тонкий ремённый поясок с серебряными украшениями-подвесками. На левой стороне груди приехавшего пламенел орден боевого Красного Знамени. Но особенно поразило ребят лицо старика — желтоватое, словно восковое, с маленькой седой бородкой клинышком и огромными карими глазами, внимательными и зоркими. Из-под золотистой барашковой шапки-кубанки выбивались пряди серебряных волос.
        Человек в парусиновом костюме остановил коней на краю полянки и стал привязывать их к низкорослому, согнутому ветрами клёну. А старик лёгким и быстрым движением соскочил с линейки. Каждое движение его было быстрым и молодым, он держался по-спортивному прямо, и никто не поверил бы, что ему много лет.
        - Здравствуйте, внуки мои! — глуховатым, слегка подрагивающим голосом проговорил старик.
        - Здравствуйте! — громко ответил пионерский строй.
        - Давайте сядем возле огня и поговорим! — предложил старик.
        Человек в парусиновом костюме положил около костра свёрнутый в несколько раз коврик, которым была покрыта линейка. Старик плавным движением сел на этот коврик, скрестив ноги.
        - Пионерка, Зина Симакова! Зажечь костёр! — подала команду Алла.
        Зина стала чиркать спичками. Но они почему-то у неё никак не зажигались. И когда спичка, наконец, разгорелась, она сунула маленький огонёк в груду сухих листьев, где он сейчас же погас.
        - Спокойней, девочка! — ласково проговорил старик. — Он взял из груды хвороста несколько тонких прутиков. — Зажигай!
        Повеселевшая Зина зажгла спичку и поднесла огонёк к прутикам. И по ним сразу побежали яркие язычки.
        - На этот факел! — старик протянул Зине пылающие прутики. — Теперь костёр разгорелся сразу…
        И через несколько секунд над грудой хвороста заплясали огненные языки. Сноп золотых искорок с шорохом устремился к темнеющему небу.
        Ребята уселись вокруг костра. Вера Сидоренко повесила над огнём большой закопчённый походный чайник.
        - Пионеры! — баском заговорил человек в парусиновом костюме. — Я председатель здешнего сельского совета. Сегодня ваши товарищи попросили меня найти человека, который бы мог рассказать вам об истории наших мест. И вот я привёз к вам в гости самого старого и уважаемого человека нашего посёлка дедушку Дауда Биштова. Сто два года уже живёт на свете дедушка Дауд и хорошо знает историю наших мест. Сейчас мы попросим рассказать вам о прошлом…
        Ребята захлопали в ладоши, не отрывая глаз от величавого и ласкового старческого лица, по которому скользили золотистые блики пламени.
        - Иван Андреевич сказал вам правду, внуки мои, — негромким, слегка гортанным голосом заговорил дедушка Дауд, задумчиво глядя в огонь костра. — Я — самый старый человек этих мест. И, можно сказать, я — самый старый, полувысохший корень древнего племени натухаев, живших когда-то на этой земле. О горе и бедах моего родного народа я расскажу вам сейчас, внуки мои…
        Старик вздохнул и окинул внимательным взглядом сосредоточенные ребячьи лица.
        - Я не стану рассказывать вам о далёком прошлом этой благословенной земли — пусть вам об этом расскажут учёные люди, по крошкам собирающие прошлое. Я только скажу, что наша земля, богатая водой, плодородная, залитая солнцем, никогда не пустовала. Наверное, ещё тысячи лет назад здесь, как говорят учёные, жили смелые мореплаватели. Потом здесь были города и селения древнего Боспорского царства. Но народы сменяли народы. И много-много лет назад здесь поселились мои предки натухаи — сильное, трудолюбивое, отважное племя адыгейского народа. Здесь натухаи посадили сады и виноградники. Здесь, в зелёных ласковых долинах, паслись их стада, пели их женщины и смеялись дети.
        Спокойно и счастливо жили натухаевцы до тех пор, пока на их земли не пришли хищные и хитрые турки-османы. Нет, пришельцы вначале не угрожали оружием, потому что натухаи были многочисленным и сильным племенем. Сладко улыбаясь, турецкие посланцы твердили натухаевским князьям, что их главные враги соседи — шапсуги. А шапсугам говорили, что их неприятели — натухаи. И так турки натравливали одно племя на другое. И натухаи, и шапсуги растрачивали свои силы и проливали свою кровь в жестоких схватках.
        А потом, когда натухаи ослабели, турки сказали князьям, что защитят их и послали своих воинов на натухаевские земли. И вскоре получилось так, что хозяином на этой земле стал турецкий паша. Натухаевские князья превратились в его лизоблюдов и помогали ему грабить наш народ. И яркий, радостный день стал для натухаев темнее зловещей осенней ночи…
        Старый Дауд рассказывал о том, как грабили турки селения натухаев, как хватали натухаевских девушек и юношей, грузили их на корабли и отправляли в рабство.
        Ребята слушали старика и вглядывались в огонь. А если пристально вглядеться в причудливую пляску огненных языков, то можно увидеть скачущих всадников в высоких чалмах, со сверкающими кривыми саблями в руках. Потом вдруг мелькали искажённые горем и ужасом лица пленников. И над ними вздымались и падали жёсткие бичи! И турецкие корабли распускали пламенеющие паруса, увозя в неволю детей натухаев…
        - Но пришло время, когда туркам стало очень плохо. Турецкий султан начал войну с русскими. И сюда, на берег Чёрного моря, явились непобедимые русские полки. Турки вынуждены были покинуть эти края. — Старый Дауд вздохнул. — И тогда наступила самая страшная пора. Собака султан приказал своим аскерам отдать русским только обугленную мёртвую землю. Турецкие янычары начали сгонять всех натухаев в крепость Анапу, а селения, сады, усыпанные плодами, поля зрелой кукурузы и проса — всё предавали огню. Тем, кто не хотел покидать землю своих отцов, турки рубили головы. Стон и плач нависли над несчастной землёй натухаев… Анапа в ту пору утопала в зелёных садах, обильно орошаемых водой из колодцев. Турки заставили натухаев забивать колодцы тюками овечьей шерсти, а сверху засыпать камнями. Овечья шерсть, разбухая в воде, плотно закрывала русла подземных рек, и те меняли свой путь. Потом насильники погнали натухаев в трюмы своих кораблей. Они так забивали пленниками свои корабли, что люди в трюмах могли только стоять, тесно прижавшись друг к другу. И если человек умирал, он не падал, потому что некуда было
упасть…
        Старик окинул взглядом лица ребят, по которым скользили отблески костра.
        - Немногие из натухаев сумели уйти от турецкого плена или кривого ножа — ятагана. Среди этих немногих были и мой дед и отец. В маленьком селении Псе, которое турки звали Сарынсу, холодная вода, джигиты отказались подчиниться янычарам и уйти с родной земли. Они вступили в бой с турками и перебили их кинжалами. Но турецкий паша чуть не задохнулся от ярости, услыхав о гибели аскеров. Он двинул сюда своих конников. И плохо пришлось бы смельчакам-натухаям, если бы русские солдаты вошли в селение позже турок. Но они, пройдя через леса и горы, успели вовремя и отбили атаку турецких разбойников. Вот так, внуки мои, в этой маленькой горной долинке уцелело несколько натухаев — всё, что осталось от сильного, большого народа…
        Старик склонил голову и словно уснул, прикрыв веками глаза. И ребята сидели, не шелохнувшись.
        Они смотрели на костёр. И снова в переплетающихся, беспокойных язычках пламени они видели то, о чём рассказывал старый Дауд. Они видели мчавшихся коней турецких аскеров и их злые суровые лица. А навстречу туркам бежали усталые, потные русские солдаты. Искры, взлетевшие над костром, казались ребятам вспышками выстрелов…
        Дауд вскинул голову, и его зоркие глаза опять окинули взглядом внимательные лица ребят.
        - Вот это всё, внуки мои, что сохранила моя старая память из рассказов дедов и отцов наших, — сказал старик. — Если я говорил непонятно — спрашивайте!
        - Дедушка! — подняла руку Зина Симакова. — Я хочу спросить вас, дедушка…
        - Спрашивай, внучка!
        - Мы просим рассказать, за что вы награждены орденом боевого Красного Знамени, — попросила Зина.
        Дауд нагнул голову.
        - О, это старое дело! — тихо проговорил он. — Едва ли оно будет вам интересно…
        - Расскажите! Расскажите, дедушка! — закричали ребята.
        - Это случилось, когда на нашей земле только-только установилась Советская власть, — тихо заговорил старик. — Как-то мой старый друг и я пошли в лес охотиться на кабанов. Раненый кабан, За которым мы гнались, вывел нас в глухое ущелье, на берег моря. Там мы заночевали. А утром к этому месту подошли корабли и на берег стали высаживаться белые солдаты. Мы вступили с ними в бой. А потом подошли красноармейцы и отбили врага…
        - Ну, дедушка Биштов! — забасил Иван Андреевич. — Этак, по-твоему, выходит, что орден вам дали даром!
        - Мы не сделали ничего особенного, — ответил старик. — Мы только встали на защиту счастья наших детей. Это сделал бы любой джигит, у которого в жилах течёт горячая кровь, а не болотная вода…
        - Нет, дедушка Дауд! Мне всё-таки придётся дополнить ваш рассказ! — возразил председатель сельсовета. — Вы говорили так, словно подносили нам цветок, ощипав с него лепестки. А на деле, ребята, было вот как. Заночевали два охотника среди скал на морском берегу. Наступил рассвет. И тут увидели они, что неподалёку от берега остановилось несколько кораблей, спустили лодки и стали грузить в эти лодки солдат с погонами на плечах. Наша Красная Армия в ту пору не носила погоны, они были только у врагов народа, у белых… И тогда охотники решили задержать врага, хотя лодок было более тридцати и в каждой из них сидело по два десятка солдат. Охотник Дауд Биштов выбрал местечко на вершине скалы, там, где кончалась узкая, извилистая тропка, поднимающаяся с морского берега. Потом охотник проверил свою винтовку, пересчитал патроны и стал ждать. А друга своего он послал к нам в селение, где в ту пору был штаб красного пехотного полка. — Иван Андреевич откашлялся и заговорил громче. — Вот и получилось так, ребята, — лежит на вершине скалы всего один охотник со старой винтовкой-трёхлинейкой. А против него —
шесть сотен белых солдат и офицеров, более десяти пулемётов и даже шесть орудий английского военного корабля, охранявшего пароходы белогвардейцев… Но охотник не испугался. Он был бесстрашен и хорошо знал родные горы. Как только первая лодка причалила к берегу, он выстрелил и сбил офицера… Офицеров легко было узнать по золотым погонам. Потом так же метко он свалил ещё двух офицеров в следующих лодках. И тогда — и винтовки, и пулемёты открыли огонь по смельчаку. Враги не видели охотника. Они осыпали свинцовым дождём вершины скал, дубы, горные расщелины. А охотник в ответ посылал меткие, безошибочные пули. Так и получалось — выскочат солдаты на берег, а командира у них уже нет. Ну, а белым солдатам, понятно, не охота лезть под пули неизвестного стрелка. Вот они залягут за скалы и начинают пулять вверх. Но потом заговорили английские орудия. Снаряды дробили скалы, сотни каменных осколков разлетались вокруг в клубах красноватого, вонючего дыма. Но охотник не отступал, хотя один осколок ранил его в голову, а другой — в плечо. Так и держался Дауд Биштов один против шести сотен врагов, против пулемётов и
пушек белогвардейцев. Держался почти шесть часов, пока подоспели красноармейские части и сбили врага в море… За этот подвиг Советское правительство и наградило Дауда Биштова орденом боевого Красного Знамени. А народ в нашем селении и сейчас поёт замечательную песню о герое — Дауде…
        Ребята восторженно смотрели на маленького, сухонького старичка в поношенном солдатском обмундировании.
        «Где же этот дурень Витька! — подумал Алёшка, оглядываясь по сторонам. — Теперь бы он, упрямец, понял, что стыдно такого героя называть старым мухомором!»
        Но Витьки нигде не было видно. Правда, Алёшке показалось, что на какое-то мгновение, когда пламя костра вспыхнуло особенно ярко, в далёком углу полянки, около крайней палатки, он разглядел крепкую фигуру и крутой лоб Витьки. Но, может быть, это ему только показалось…
        А Зинка Симакова уже записывала в клеёнчатую тетрадь песню об охотнике Дауде, которую прочитал председатель совета.
        Верка Сидоренко угощала гостей удивительно вкусной ухой, пахнущей луком и горьковатым дымком костра.
        И большой закопчённый чайник уже запевал свою песенку над костром.
        И вокруг в темноте были прекрасные, древние горы, которые дышали смолистой свежестью лесов и ущелий. И золотистые искры уносились от костра в тёмное небо. И неумолчно шумела Сарынсу — Холодная река.
        33. Старая монета
        Над лесом, над шумливой рекой, над тихим морем разгоралось весёлое и солнечное утро. А на сердце у Витьки Олейникова было серо и пасмурно.
        В это утро Витька, неугомонный выдумщик и остряк Витька, вдруг почувствовал себя лишним. Все ребята, кроме, конечно, Алёшки, по-прежнему разговаривали с ним, отвечали на его вопросы. Но Витьке почему-то казалось, что делают они это нехотя, только соблюдая вежливость.
        «Это всё Алёшка! — решил Виктор. — Это он подговорил всех против меня».
        И он ещё больше злился на своего недавнего друга.
        А на самом деле Алёшка никого не подговаривал. Просто все узнали о вчерашней ссоре и о том, что Витька назвал дедушку Биштова «старым мухомором». И все в отряде считали, что Витька не прав.
        Конечно, если бы сам Витька прямо и откровенно признал свою неправоту, никто бы его не осуждал. Но он держался так, точно его самого обидели.
        Девчонки сразу же после завтрака побежали собирать орехи. Мальчишки отправились рыбачить.
        А Витька, высокомерно задрав курносый нос, заложив руки за спину, один, медленными шагами направился по тропинке, ведущей неизвестно куда. Он шёл молчаливый и скучный, сердито поджав губы.
        - Внимание, девочки! Евгений Онегин шагает! — выкрикнула из-за куста Верка Сидоренко и захохотала.
        Витька хотел обозвать её дурёхой. Но потом только вздохнул и пошёл дальше.
        А тропинка, извиваясь между кустами орешника, огибая старые, кряжистые дубы, поднималась все выше в гору.
        Теперь Витька злился не только на Алёшку и товарищей, но и на самого себя.
        «И чего только я психую? — упрекал он себя. — Ну, не нравлюсь я им — ну и пусть! Вернёмся в лагерь, попрошусь, чтобы перевели меня в седьмой отряд — и всё будет в порядке. Эти самые мушкетёры — ребята что надо! Не хуже наших!»
        Но как только он представил себе, что перейдёт в другую комнату, что рядом не будет фантазёра Игоря, неторопливого Альберта и… длинного, костлявого Алёшки — ему стало ещё скучнее.
        «Ну и пускай! Привыкну — и там будет хорошо!» — успокаивал он себя.
        Но почему-то эти убеждения не действовали.
        Кусты кончились, и тропинка вывела Витьку на унылый, обдуваемый ветром пустырь, поросший низкой щетинистой травой.
        Витька сделал ещё несколько шагов и замер. Берег почти отвесно обрывался к морю. Далеко внизу шипели и пенились волны. Они рождались где-то среди тихой, безмятежной голубизны лёгкими, чуть заметными морщинками. Потом, приближаясь к береговой крутизне, волны становились всё выше, всё грознее и яростнее. С глухим шумом они били в берег.
        А чуть правее, где в море впадала речка Сарынсу, волн совсем не было. Там море улыбалось мелкими, серебристыми бликами.
        Витька подошёл к самому обрыву, туда, где над пустотой свесилось какое-то искорёженное ветрами дерево. Часть берега под ним уже обрушилась, и корни, похожие на дерущихся, сплетённых между собой змей, висели в воздухе. Но другие корни глубоко и цепко держались за спёкшуюся глинистую землю, уходили в её глубину и питали дерево. Оно до сих пор зеленело листвой и, как видно, умирать не собиралось. Корни дерева не давали обрушиваться берегу, а берег держал и кормил дерево.
        Витька уселся рядом с деревом, спустив ноги в канаву, которую, очевидно, пробили весенние воды, и стал смотреть на волны.
        Они поднимались одна за другой, как цепи бойцов, идущих в атаку. Почему-то одни волны были ниже и слабее, другие вздымались выше и особенно яростно штурмовали берега.
        «Это, наверное, девятые валы», — подумал Витька, вспомнив, что в какой-то книге он вычитал, что девятые валы — самые сильные.
        Но самыми грозными оказались вовсе не девятые валы. Выше других вздымалась то восьмая, то одиннадцатая волна.
        «Надо позвать ребят. Пусть тоже посмотрят на атаки моря», — подумал Витька.
        И вспомнил, что поссорился с друзьями. И сразу ему опять стало невесело.
        Он отвернулся от моря и уставился себе под ноги, на рыжевато-красную глину. Взгляд его бесцельно скользил по большим и маленьким комочкам, по белым камням и каким-то тёмным веточкам. Вдруг на глаза ему попалась серая округлая пластинка с чуть заметными буковками.
        «Что это такое?» — подумал Витька, подбирая пластинку.
        Она лежала на его ладони — тоненькая, сизая металлическая пластинка, на которой можно было рассмотреть буквы «моз» и чуть пониже «мн». На другой стороне угадывались очертания какого-то большеглазого лица и что-то вроде меча или креста.
        «Да ведь это же монета! — догадался Витька. — И наверное, очень старая!»
        Он потёр находку о трусы, но монета оставалась такой же тусклой и невзрачной.
        Запрятав её в карман, Витька стал ворошить ссохшиеся комья глины. Но больше в канавке ничего не было.
        Держась за дерево, Витька добрался до самого обрыва. И тут ему снова повезло. Между камнями он заметил глиняный комок необычной формы. Он напоминал лошадь, такую, какую лепят из пластилина ребятишки в детском саду: толстоногую, несуразную, но всё же похожую на живую.
        Витька подхватил комочек. Земля под ним дрогнула. Уцепившись за узловатые корни дерева, он отпрыгнул назад и оглянулся. Большой кусок берега рухнул вниз, но шум его падения заглушил повторяющийся гул волн. Теперь земля, переплетённая корнями дерева, мысом выдавалась вперёд, нависая над пустотой.
        Отбежав от обрыва, Витька уселся в тени, под кустом, и принялся протирать статуэтку полой рубашки. Сухая глина осыпалась, и фигурка засверкала неяркой желтизной.
        Да, это был конь, маленький, размером со спичечный коробок, толстоногий и неуклюжий. Но в то же время в этой фигуре ощущалось застывшее стремительное движение. Оно чувствовалось во вскинутой голове животного, грубоватой, с чуть намеченной гривой и щёлками глаз, в том, как конь припал на задние ноги, словно сопротивляясь невидимой узде, тянущей его вперёд.
        Витька достал из кармана монету и положил её на ладонь, рядом со статуэткой. Несколько минут он любовался своими находками.
        «Вот! — с каким-то злым торжеством подумал он. — Они орешки собирают да рыбку ловят, а я древности нашёл. Может быть, я целое открытие этим медным коняшкой и монеткой сделал».
        Но он ощутил, что радость его какая-то блёклая, тусклая. Конечно, всё было бы совсем другим, если бы рядом шумели друзья, если бы Алёшка издавал свои восторженные вопли и хлопал его по плечу, если бы Игорь изумлённо смотрел на находку, а Альберт задумчиво и неторопливо качал бы своей белобрысой головой.
        «Почему они все за Алёшку?» — подумал Витька.
        И кто-то незримый словно подсказал ему:
        «Потому что Алёшка прав, а ты не прав».
        Сердито шмыгнув носом, Витька завернул свои находки в платок, сунул свёрток в карман и медленно побрёл обратно, к лагерю.
        34. «Полный вперёд!»
        Тётя Тонна, нахмурив брови, широким, порывистым шагом, прохаживалась вдоль пляжа. Она то и дело, защищая ладошкой глаза от солнца, вглядывалась в сверкающую даль бухты. Ребята из седьмого и восьмого отрядов скучали возле лодок.
        - Адмирал тётя Тонна нервничает, — шепнул друзьям курносый Славка Иванов. — Моряки не выполнили её указаний.
        Славка удобно лежал на корме лодки, положив щёку на локоть, и блаженствовал.
        - Тут любой занервничает, — недовольным баском отозвался Сергей Быков. — Собрались ехать, а тут — ни тпру, ни ну.
        - Спокойней, Портос. Ты же можешь похудеть от психического расстройства, — заботливо предупредил Славка.
        - Собирались, собирались, а катера всё нет, — оттопырив губы, проворчала Зина. — Шестой отряд сейчас по лесам и горам бродит, а у нас всё дело срывается.
        - По лесам, по горам ходит шуба да кафтан, — смешливо пропел Славка.
        Лодка качнулась, под её килем заскрипел песок. Это Серёжка Быков уселся на борт.
        - А знаете, ребята, этот шлюпочный поход тётя Тонна нарочно придумала, чтобы нам шестой отряд позавидовал, — проговорил он.
        - Не трепись, Портос, — отозвался Андрей Зубов.
        Он лежал поперёк лодки на скамье, прикрыв лицо своей неизменной клетчатой кепчонкой.
        - Да, шестому сейчас хорошо! — Андрей вздохнул. — Они по неведомым странам бродят. И рыбу ловят… И костры жгут.
        - Начальство топает. Дядя Пуд, — предупредил Славка.
        - Ну и что? Дядя Пуд — это ещё не катер, — откликнулся Сергей.
        - Ну, что у вас, Антонина Михайловна? — ещё издали, от калитки, спросил начальник лагеря.
        - Просто безобразие, Николай Серапионович, — загудела тётя Тонна. — Договорились на девять часов, денежки заплатили. — Она бросила взгляд на часы. — Сейчас уже девять сорок, а катера всё нет. Наташа никак в порт дозвониться не может.
        Андрей сел, сдвинул кепочку на затылок и издали крикнул:
        - Антонина Михайловна!
        Тётя Тонна из-под ладони смотрела на далёкую пристань, которая, казалось, подрагивала в знойном мареве.
        Андрей подошёл поближе.
        - Антонина Михайловна!
        - Ну что ты хочешь? — Тётя Тонна обернулась к нему. — Надо же! Такое мероприятие срывается.
        - Давайте, Антонина Михайловна, мы пока так поплывём, без катера. На вёслах. А катер потом нас догонит и возьмёт на буксир.
        - Ну зачем это? — Тётя Тонна пожала плечами. — Это же очень тяжело — грести вёслами.
        - Нет, Антонина Михайловна! Ничуть не тяжело! Это очень интересно! — закричали мальчишки и девчонки.
        Антонина Михайловна покачала головой. Но в разговор вмешался начальник лагеря.
        - А что же! Я считаю, что предложение это стоящее, — проговорил он. — Так и сделаем: кто хочет — отплывает сейчас на вёслах. Остальные будут ждать катера.
        - Урра! — закричали ребята.
        - Пожалуй, и я с вами сплаваю, — сказал дядя Пуд. — Правда, я — довольно увесистый груз для шлюпки. Но ведь вы — ребята здоровые, выгребете.
        На берегу началась суматоха — мальчишки тащили вёсла и сталкивали лодки с берега. Девчонки бросились отнимать вёсла и громогласно клялись, что они — великолепные, бывалые гребцы.
        Наконец шлюпки отчалили.
        - Полный вперёд! — скомандовал, налегая на весло. Серёжка-Портос.
        - Стоп! Подожди! — неожиданно скомандовал Андрей и толкнул весло от себя.
        Лодка, точно волчок крутнулась на месте.
        - Ты что, д’Артаньян? Ошалел? — разозлился Портос.
        Андрей наклонился и прошептал ему на ухо:
        - Не видишь?
        Он мотнул головой в сторону берега, откуда отплывающим лодкам махали панамками и платками.
        - Ну, и что? — не понял Серёжка.
        - А то, что Венерка осталась на берегу. — Андрей нагнулся к маленькому Зине, уцепившемуся за весло. — Дуй на берег и ни на шаг не отходи от этой самой Венеры. Головой за неё отвечаешь. Понял?
        - А что же мне делать, если за ней приедут?
        - Следить. Ясно?
        - Ясно! — мрачным голосом ответил Зина.
        И, привстав, бухнулся вниз головой в море.
        - Ай, бешеный! — закричали девчонки, в которых угодили брызги.
        - Что там такое? — спросил Николай Серапионович.
        Он приподнялся, но лодка угрожающе качнулась. Дядя Пуд снова сел на корму.
        - Подавай ему весло! — скомандовал он. — Вытаскивай.
        - Ему ничего не надо подавать, Николай Серапионович! — рассмеялся Андрей.
        - Он же лучше рыбы плавает, — подхватил Сергей, налегая на весло.
        Зина, широко загребая руками, плыл к берегу. А лодка быстро пошла к выходу из бухты.
        - Что с ним случилось? — спросил Николай Серапионович, всё ещё глядя на быстро двигающуюся к берегу голову Зины.
        - Фотоаппарат он забыл, Николай Серапионович, — соврал Андрей. — Он нас на катере догонит.
        Сзади быстро приближалась лодка с тётей Тонной. Она сама сидела на первой скамье и широко загребала вёслами. На второй скамье, по двое на каждом весле, гребли девочки, взвизгивая от удовольствия.
        - Пол-лундра! — диким голосом заорал Сергей-Портос. — Сзади за кормой пиратское судно! Самый полный вперёд! Не жалеть топлива!
        Мальчишки налегли на вёсла, и их лодка рванулась вперёд. Девочки стали отставать, и их обогнала третья шлюпка, в которой гребли рослые мальчишки из старшего, восьмого отряда.
        Это было замечательно — нестись по голубому, солнечному простору бухты. Прибрежные здания медленно уплывали назад и влево. Иногда с чьего-нибудь весла в лодку срывались весёлые, прохладные брызги.
        У входного буя лодки догнал белый прогулочный теплоходик, с палубы которого махали руками ребята, оставшиеся на берегу.
        Теплоход взял шлюпки на буксир и, поднимая пенистую волну, ходко пошёл вдоль берега.
        - Всё в порядке! — пробасил Сергей-Портос, указывая Андрею на корму теплоходика.
        Там, рядом с Венерой Светловидовой стоял улыбающийся Зиновей-Зинка и махал лодкам рукой.
        Через час теплоходик остановился у низенького дощатого причала. За ним раскинулись бескрайние россыпи горячего, чистого песка. Дальше, за песчаной полосой пляжа, в зелени деревьев белели домики какого-то посёлка.
        Когда все сошли на берег, тётя Тонна захлопала в ладоши и, когда наступила тишина, объявила:
        - Ребята! Порядок у нас такой: сейчас раздеваемся и немного отдыхаем. Затем — купание. Но никому не заплывать дальше дежурных из восьмого отряда. Купаемся пятнадцать минут.
        - Ну, сегодня можно будет и подольше покупаться, — вдруг сказал Николай Серапионович. — Вода — как парное молоко. Он усмехнулся и подмигнул ребятам. — И доктора нашего Зои Борисовны сегодня с нами нет. А часы у меня. — Он похлопал ладонью по большим часам, прикрывавшим его запястье. — Старые у меня часы, часто останавливаются. — Он поднял руку, чтобы умерить бурю восторгов, и строгим голосом закончил: — Только предупреждаю: кто заплывёт за дежурных — тот больше купаться не будет.
        Лёжа на песке и глядя на купающихся ребят, Николай Серапионович сказал тёте Тонне:
        - Какое это чудо — южное море! Сколько радости, сил, бодрости дарит оно людям!
        Тётя Тонна вздохнула, помолчала и потом ответила:
        - Да, море прекрасно. Только не напрасно ли мы, Николай Серапионович, нарушаем сегодня режим купания?
        - Нет, не напрасно, Антонина Михайловна, — серьёзно ответил начальник лагеря. — Не напрасно, потому что это нарушение оправдано — ребята уже акклиматизировались, и купание ничего, кроме пользы, не принесёт. Ну, а режим ради режима — это просто глупость.
        Николай Серапионович несколько минут наблюдал за хмурым, неподвижным лицом тёти Тонны.
        - Поймите, Тонечка, — снова заговорил он. — Порядок в жизни необходим. Но, если вся жизнь будет идти по строгому расписанию, если всё в ней будет расписано по секундам, — то ведь тошнить начнёт от такого порядка. Я, например, за разумный порядок. Но и за то, чтобы были в нашей жизни и неожиданности: борьба, преодоление трудностей, искания. Вот я, дорогая моя, не согласен с вашим планом проведения праздника моря.
        - Почему? — нахмурилась тётя Тонна.
        - А потому, что не нашёл я в нём ничего нового. Всё то же, что и в прошлом году было. Ну, вылезет из моря чудище с мочальной бородой, которое мы представим ребятам как сказочного Нептуна. Ну, попляшут русалочки и золотые рыбки, прочтут нам наши девчонки и мальчишки стихи о море. Ведь всё это уже было, было десятки раз! А ребята ждут и ищут нового.
        - Я не знаю, — пожала плечами тётя Тонна. — Во всех лагерях праздник Нептуна так проводится.
        - Вот это-то и плохо, что во всех! — Николай Серапионович положил свою руку на широкое запястье Антонины Михайловны. — И знаете что? Я поручил всем пионервожатым представить нам свои планы проведения праздника моря. А мы с вами отберём лучший.
        Начальник лагеря ещё раз взглянул на недовольное лицо тёти Тонны.
        - А теперь пошли купаться, Тонечка. Море — оно такое: всё плохое настроение разом смывает.
        И через несколько минут возле причала он уже ловил с мальчишками краба. И кричал азартным, весёлым голосом:
        - Гони его к берегу! А главное, в песок не давай закапываться!
        Антонина Михайловна смотрела на весёлую возню около причала и с возмущением думала:
        «Он уже пожилой, а характером, как мальчишка».
        И вдруг старшая вожатая ощутила что-то вроде зависти к этому полному, немолодому человеку, который так весело и беззаботно смеётся с ребятами в тёплой прозрачной воде.
        35. Маринка выполняет задание
        Венера Светловидова охраняла ворота на пляж. С важным видом она разгуливала возле железной решётки, то и дело поправляя красную нарукавную повязку.
        Откуда-то из дебрей серебристого лоха вынырнуло трое девчонок из самого младшего, первого отряда. Они замерли в нескольких шагах почтительно взирая на дежурную.
        - Почему твоя кофточка насквозь просвечивает? — спросила круглолицая девчушка с красным, шелушащимся носиком-пуговицей.
        - Она нейлоновая, — с самодовольной усмешкой пояснила Венера.
        - Ну что! Я же говорила, что кофточка нейлоновая! — торжествующе воскликнула курносенькая девчушка.
        - Не кофточка, а блузка, — поправила Венера. — Мне её папа из-за границы привёз. Такой ни у кого в лагере нет.
        - Ни у кого? Только у тебя?
        - Да. Только у меня. Она очень дорогая.
        - Так ты, значит, буржуйка?
        Венера удивлённо взглянула на курносенькую и поджала губы.
        - Почему это я — буржуйка?
        - Потому что только буржуйки носят самые дорогие вещи, которых у других нет.
        - Ты просто глупышка, — разозлилась Венера. — Болтает сама не знает что. И вообще, чего вы сюда пришли? Катитесь отсюда, мелкота!
        - Ну, ну! Ты не очень-то задирайся!
        Курносенькая решительно насупила белёсые, выгоревшие бровки.
        - Сказано — брысь! — крикнула Венера. И подбоченившись, шагнула к девчонкам.
        Те испуганно, словно мышата, юркнули в кусты.
        - Буржуйка! Иксплотаторша! — задорно пискнула курносенькая из кустов.
        - Эх ты, иксплотаторша! — передразнила Венера. Научись говорить правильно, а потом уж дразнись.
        Она отошла к воротам и присела на кирпичный фундамент ограды. Настроение сразу испортилось.
        Уже не впервые Венера Светловидова сталкивалась с непонятным: ей хотелось вызвать у ребят зависть, а они завидовать не хотели и только смеялись над ней.
        Это Венере казалось очень странным, просто непонятным.
        Светловидова вздохнула и рассеянно взглянула на пляж. От песчаного вала, ограждающего устье речушки, к лагерю шла какая-то девочка.
        Венера вскочила, торопливо поправила красную повязку и встала в воротах.
        Девочка была совсем маленькой и очень тощей, одни кости да кожа. Тоненькая, дочерна загорелая, в вылинявших серых шароварчиках и выгоревшей кофте с короткими рукавчиками, она походила на мальчишку. И лицо у неё было совсем как у мальчишки — тёмное, худощавое, с дерзкими карими глазами.
        Девочка свернула к самым воротам, ведущим в лагерь.
        - Куда? Сюда нельзя! — крикнула Венера.
        Она не раз видела эту дерзкую, насмешливую «туземку» на пляже.
        - Девчонка, мне надо повидать ваших пионеров — Игоря, или Алёшу, или Витьку Олейникова. Позови их, пожалуйста! — вежливо попросила девочка.
        - Хм! — фыркнула Венера. Её чёрные большие глаза сверкнули недобрыми огоньками. — Во-первых, я — не девочка, а дежурная! Видишь повязку? — Венера показала на красную ленточку, завязанную на её руке. — А во-вторых, я вовсе не собираюсь выполнять просьбы всяких бродяжек.
        - Это кто — бродяжка?! — Девчонка вытянула вперёд голову, и большой рот её сжался в узкую щёлку. — Это я — бродяжка?!
        - Ну, проваливай, проваливай!
        Венера небрежно оттолкнула девочку от ворот.
        - Убери клешни, фуфыря! — совсем по-мальчишески выкрикнула девчонка. — А то как подвешу разок!
        - Ух ты какая! — расхохоталась Венера.
        Девочка была чуть ли не вдвое ниже её. Венера ни капельки не боялась её. И, ткнув ладонью в плечо, прикрикнула:
        - Ну, иди отсюда!
        Девочка покачнулась, и карие глаза её стали похожими на горячие угольки.
        А в следующее мгновение что-то с силой дёрнуло Венеру за обе ноги, и она шлёпнулась спиной на песок, больно стукнувшись затылком. Возле носа её промелькнули тонкие загорелые ноги.
        - Стой! Куда ты! Стой, тебе говорят!
        Венера вскочила с песка. Но дерзкая девчонка уже неслась по аллейке к спальным корпусам, и её острые локти мелькали, как поршни паровоза.
        - Стой! — закричала Венера, бросаясь за девчонкой. — Держи её!
        Возле кустов слонялись ребята. Три девчонки из восьмого отряда сидели с книжками в тени тополей. Но никто не пытался задержать бегущую.
        Возле столовой девочка нырнула вбок, в кусты.
        Рассерженная Венера с разбегу проскочила дальше. И сейчас же тоже свернула в кусты.
        За зелёной изгородью из кустов сирени она увидела дерзкую девчонку. Ещё задыхаясь от бега, сверкая белоснежными зубами, она что-то рассказывала Игорю Валявскому и Витьке Олейникову.
        - Явление второе, — проговорил Витька. — Планета Венера, сорвавшаяся со своей орбиты!
        - Я тебе сейчас всыплю! — в ярости закричала Венера, бросаясь к девчонке.
        Игорь Валявский шагнул ей навстречу и схватил за руки.
        - Матч бокса отменяется из-за разности весовых категорий, — сказал он.
        - Она психобольничная? — весёлым голоском прочирикала девчонка из-за спины Игоря.
        - Нет, Маринка! На неё только временами находит, — с усмешкой пояснил Витька.
        - На тебя самого находит! — взвизгнула Венера.
        Игорь с трудом удерживал её за руки. Она вырывалась круглое лицо её налилось кровью.
        - Синьорита планета Венера, — самым вежливым голосом заговорил Витька. — Я имею честь предупредить вас, что, если вы не успокоитесь, то на вашей поверхности и в нейлоново-капроновом покрове произойдут неприятные… я бы даже сказал, ужасные изменения! Отпусти её, Игорь… Ожидается космическая катастрофа.
        Игорь разжал руки. Венера, злая, встрёпанная, сжав кулаки, шагнула к Витьке. Тот со скучающим, безмятежным видом насвистывал:
        - Капитан, капитан улыбнитесь…
        - Ну, хорошо, — выдохнула Венера. — Ладно, хулиганы! Я сейчас иду к дежурному по лагерю. Вас всех, всех надо отправить в милицию.
        - Фу, как это нелепо! — Витька сморщился, словно от зубной боли. — Бывшая богиня Венера вдруг топает в милицию.
        Светловидова скрылась за углом столовой. И тогда Игорь спросил хохочущую Маринку:
        - Что же всё-таки произошло, Маринка? Зачем мы тебе потребовались?
        - Колька меня послал до вас, — пояснила девочка. — Ему самому некогда, он наш виноград опрыскивает. А мне велел найти вас и сказать, что за горсоветом, на пустыре, как и в прошлом году, ямы роют.
        - Ямы?! Какие ямы? — удивился Витька.
        - Ну, эти самые… Научные ямы.
        - Ничего не понимаю! — пожал плечами Игорь. — Какие научные ямы?
        - До вас доходит, как до телеграфного столба песня! — рассердилась Маринка. — Я же вам русским языком поясняю: приехали учёные, раскапывают старинный город… И уже говорят, нашли какие-то крынки. И ножи, и фигурки. А их сделали еще древние люди две тысячи лет назад. Вот Колька и говорит — иди расскажи об этом. Может быть, они туда экскурсию сделают…
        - Ну, вот теперь всё понятно. Маринка! Спасибо! Большое спасибо тебе! — поблагодарил Витька.
        - А что?! Это же здорово, пойти посмотреть, как раскапывают старинный город! — обрадовался Игорь. — Надо сейчас же сказать нашей Алле.
        - Да! Это как раз то, что мне надо! — сказал Витька, всё ещё не решивший, как поступить со своими находками.
        Кусты раздвинулись, и перед ребятами оказался Арташес Геворкович в сопровождении торжествующей Венеры Светловидовой. Дремучие брови физрука были строго нахмурены.
        - Вот она, Арташес Геворкович, — слезливым голосом зачастила Венера. — Это она меня с ног сбила… Меня, дежурную! А Олейников и Валявский за неё заступаются.
        - Эта?! — Брови Арташеса Геворковича удивлённо взметнулись. — Вот эта самая девчоночка тебя сбила с ног?
        - Ну да! Я ей говорю: «нельзя», а она как дёрнет меня за ноги! А я как свалюсь на песок. Даже в глазах потемнело.
        - Зачем же ты врёшь? Пионерка, а врёшь! — Маринка покачала головой. — Это же стыдно — врать и наговаривать.
        - Значит, ты её не сбивала с ног? И в глазах у неё не темнело? — весело спросил Арташес Геворкович.
        - Ну, с ног я её, конечно, сбила, — призналась Маринка. — И о песок она шлёпнулась затылком, это верно. Только как было дело? Я подхожу к ней — тихо, мирно. И вежливо прошу: «Девочка, позови Алёшу или Игоря». А она бросилась на меня, как дикая кошка, и стукнула в плечо. А мне обязательно надо поручение выполнить… Ну, и тогда…
        Маринка замолчала, надулась и уставилась в землю.
        - И тогда ты тихо, мирно и вежливо сбила её с ног! — Арташес Геворкович рассмеялся. — Вот видишь, Венера, что значит отсутствие спортивной закалки. Девочка-то, наверное, вдвое легче тебя и слабее, а легко с тобой управилась.
        - Она же не имела права, Арташес Геворкович.
        - А ты имела право бить её в плечо? Кто тебе давал такое право? — строго спросил физрук. Затем он посмотрел на Маринку. — Что же это за срочное поручение у тебя было? От кого?
        - От брата… От Кольки…
        Маринка всё ниже опускала голову.
        - От какого Кольки?
        - Это же, Арташес Геворкович, сестрёнка нашего проводника, — подсказал Игорь. — Помните, на Сарынсу с нами ходил? Он сообщил, что учёные приехали, древний город раскапывают… И даже посуду какую-то уже нашли…
        - А! Это интересно! Очень интересно! — Арташес Геворкович взглянул на Венеру и покачал головой. — А ты не хотела вызвать ребят! Да ещё драку затеяла…
        Круглое лицо Светловидовой стало пунцовым. Но чёрные глаза по-прежнему были злыми и колючими. Она обиженно поджала губы.
        - Ну, вот! Я же теперь и виновата!
        - Конечно, и ты виновата! — сухо проговорил Арташес Геворкович. — И очень плохо, что ты не умеешь признавать собственных ошибок! Трудно, очень трудно бывает в жизни такому человеку, который всегда считает одного себя правым!
        36. Голос далёких времён
        Шестой отряд собирался на экскурсию. Подтянутые, аккуратно одетые мальчишки и девчонки строились около выхода на пляж, и Зина Симакова в последний раз проверяла — всё ли в порядке.
        - Кто тебе рубашку гладил? — недовольно спросила она Игоря Валявского.
        - Я сам!
        - Оно и видно! — Зина покачала головой. — Так поёрзал, поёрзал утюгом — и думает, что выгладил. Вернёмся, зайдёшь ко мне. Покажу, как надо гладить.
        - Хорошо, Зинуха, — покорно согласился Игорь.
        Быть может, в другое время он стал бы спорить против этого девчачьего диктата. Даже Зине Симаковой не полагаюсь унижать мальчишескую гордость. Но сейчас такой спор мог окончиться тем, что Зина оставила бы его в лагере. А этого Игорь не хотел и боялся.
        - Вера! Опять у тебя галстук, словно корова жевала! — возмутилась Зина.
        - Я же к сбору готовилась, репетировала, — пояснила Вера Сидоренко.
        - Это что же, ты каждому встречному станешь объяснять, что тебе некогда было сегодня погладить галстук? — не повышая голоса, спокойно спросила Зина. — Ты же весь наш отряд опозоришь! Беги в корпус, возьми мой галстук. Тот шёлковый. Он на верхней полке в тумбочке лежит.
        Вера помчалась к спальному корпусу.
        - Давайте, ребята, как решили, так своё решение выполнять будем на все сто! — громко сказала Зина. — Ведь что мы постановили? Растяп и нерях в походы не брать. А сегодня опять у многих грязные рубашки. И шапочки надеты кое-как. — У нескольких мальчишек она поправила синие шапочки-«испанки» с чёткой белой надписью: «П/л «Спутник». — Значит, не обижайтесь, если кое-кто к следующему походу допущен не будет.
        - Это, конечно, правильно, Зина, — заговорил Алёшка Комов, — только уж больно быстро здесь рубашки пачкаются. В прачечной уже ругаются.
        - А язык у тебя, Алексей, имеется? Сказал бы мне. Что нам, девчонкам, трудно рубашку выстирать?
        Зина продолжала обход под почтительными взглядами мальчишек и девчонок, толпящихся вокруг шестого отряда.
        - Это куда же вы сегодня топаете? — с откровенной завистью спросил у Альберта долговязый Серёжка-Портос. — Опять в поход?
        - Нет. Сегодня мы идём в город. Там учёные делают раскопки.
        - Раскопки? — не понял долговязый.
        - Ну да! Всякие древности ищут.
        - И нашли?
        - Да. Говорят, уже нашли.
        - И золото, наверное?
        - Не знаю… Может быть, и золото.
        Альберт осмотрелся по сторонам и тихо спросил:
        - Ну, а у вас как? Смотрите?
        - Во все глаза. Вчера на лодках ездили, так д’Артаньян заставил Зинку-Арамиса прямо в воду прыгнуть.
        - Это же зачем — в воду?
        - Венера на берегу осталась. Так вот, чтобы не упустить.
        Альберт внимательно взглянул на длинного Портоса и опросил:
        - А может, почудилось вам всё это?
        - Что — почудилось?
        - Да вот… насчёт этого… убийства.
        - Да что ты!! — загорячился Сергей. — Это же точно! А что так долго ничего нет, так это же ничего не значит. Готовятся, наверное, бандюги.
        Запыхавшаяся Вера Сидоренко заняла своё место в строю.
        - Шагом марш! — подала команду Алла.
        И отряд под завистливыми взглядами оставшихся в лагере, зашагал по тёмному, влажному песку пляжа.
        - Это что за базар? — загремел от прачечной голос тёти Тонны. — Чего вы здесь столпились? В отрядах проводятся разные мероприятия, а они глазеют на шестой отряд.
        Тётя Тонна приближалась к ребятам с самым строгим видом.
        - Антонина Михайловна! — крикнул Портос. — А когда мы, седьмой отряд, в поход пойдём?
        Старшая вожатая недовольно покосилась на него:
        - Вот вы какие ненасытные! А кто по морю катался?
        - Так то по морю!
        - А мы в поход хотим…
        - И чтобы у костра ночевать.
        - Пойдёте, пойдёте! На следующей неделе, после костра. Но не думайте, что это уж такое удовольствие идти по жаре и глотать пыль… Всем разойтись по отрядам! Все по местам!
        А шестой отряд уже шагал по городской улице, залитой ярким солнечным светом. И прохожие с удовольствием и уважением смотрели на ряды ребячьих лиц, на синие шапочки-«испанки», на крепкие, загорелые ноги ребят.
        Витька Олейников шёл рядом с Верой Сидоренко, скучный и насупленный. Напрасно Вера заговаривала с ним — он отвечал сердито и невпопад.
        Витька всё ещё злился на друзей, которые явно считали его виноватым и не понимали, почему он не хочет мириться. Ведь это же очень трудно, признавать себя виноватым!
        «Ну, ничего! Что вы скажете, когда я покажу учёным свои находки? Может быть, их отправят в самый главный музей!» — успокаивал себя Витька.
        И всё время ощупывал в кармане свёрток со своими находками.
        Обширный, поросший бурьяном пустырь за зданием новой гостиницы был перерезан рыжими канавами свежих раскопов. Участники экспедиции, дочерна просмолённые солнцем парни и девушки — студенты столичного университета, сосредоточенно копались в земле.
        Из небольшой палатки, разбитой под старой шелковицей, вышла уже немолодая, худощавая женщина в очках. Она взглянула на часы и улыбнулась:
        - Ну, молодцы! Явились точно в назначенное время… А точность — это вежливость королей, как говорится. — Зоркие внимательные глаза, женщины ласково смотрели на ребят. — Здравствуйте! Я — начальник экспедиции Ольга Фёдоровна!
        - Здравствуй-те! — дружно ответили ребята.
        - Я думаю, что мы сейчас сделаем так… Прежде всего, вы сядете вон там, в тени под шелковицей. А я вам расскажу о наших раскопках, — предложила Ольга Фёдоровна. — Садитесь, ребята, кто где стоит! У нас по-походному! Клава! Дайте мне, пожалуйста, наши экспонаты!
        Маленькая кругленькая девушка вынесла из палатки какие-то бумажные свитки и деревянный ящик. Она недовольным взглядом окинула ребят и снова скрылась в палатке.
        Ольга Фёдоровна лукаво подмигнула ребятам.
        - Наша Клава очень строгая и считает, что я не должна тратить время на разговоры с вами. Но я так не считаю… — Лицо Ольги Фёдоровны стало серьёзным и задумчивым. — Места, где мы сейчас с вами находимся, ребята, были заселены ещё в древнейшие времена. Но сейчас мы обнаружили здесь остатки города, процветавшего тут приблизительно две тысячи лет назад, во время древнего Боспорского царства…
        Ольга Фёдоровна говорила тихо и неторопливо. Но так получалось, что её рассказ словно перенёс ребят в прошлое, в таинственный, древний город Горгиппию.
        Этот город стоял на высоком морском берегу и был окружён толстой стеной из желтоватого камня-известняка. Из этого же камня были построены дома в городе — и просторные, высокие дворцы местных богатеев и знати, и скромные домики ремесленников и виноградарей.
        Жёлтыми каменными плитами были вымощены городские улицы, облицованы ступени, ведущие в порт, где приставали корабли, гружённые различными товарами. Город вёл торговлю далёкими странами — с Грецией, Италией и даже Египтом.
        - Мы ведём раскопки древнего города уже несколько лет, — сообщила Ольга Фёдоровна. — Очень плодотворным для нас является этот год. — Она раскрыла ящик. — Мы нашли много греческих сосудов-амфор. А вот это — светильник, привезённый сюда из Египта. Как видите, он представляет собой кораблик, в который наливалось масло и помещался фитиль.
        Начальник экспедиции передала ребятам маленькую, но очень тяжёлую лодочку жёлтого цвета. Это было удивительно и странно — держать в руках предмет, изготовленный два тысячелетия назад! По обеим сторонам лодочки были вычеканены изображения худощавых людей в набедренных повязках, с длинными носами и косым разрезом глаз.
        - А вот ещё одна, более ценная находка.
        Ольга Фёдоровна передала ребятам черепок из тёмной обожжённой глины. Этот черепок, очевидно, был частью большой вазы. Умелая рука неизвестного древнего мастера изобразила на его поверхности бородатого человека в остроконечном колпаке, державшего за узду вздыбившегося могучего коня с развевающейся гривой. Чуть в стороне стоял другой человек — белолицый, с прямым носом, образующим одну линию со лбом. Весь рисунок был покрыт каким-то прозрачным лаком, сверкающим и гладким. В тех местах, где рисунка не было, черепок отливал густой глянцевой чернотой.
        - Как же это так, Ольга Фёдоровна? — удивился Игорь. — Там такая красивая лодочка, а вы говорите ценности не имеет. А простой черепок имеет ценность?
        - Да, ты прав, мальчик. — Ольга Фёдоровна кивнула головой. — Что такое этот светильник? Только кусок металла. Но никакой исторической ценности он не представляет, потому что подобные светильники десятками находили и в египетских пирамидах, и в других древних погребениях. А вот то, что ты называешь глиняным черепком — это действительно ценность. Во-первых, это — свидетельство высокого мастерства местных горгиппийских ремесленников. Во-вторых, рисунок воспроизводит перед нами живую сцену из жизни древнего города — один из представителей местных кочевых племён — зих или меот — привёл на продажу коня. А житель города, очевидно грек, покупает этого коня. Ну и, в-третьих, очень интересно было бы раскрыть секрет изготовления удивительно прочного лака, которым была покрыта поверхность вазы. Ведь этот черепок около двух тысяч лет пролежал в земле. И всё же лак, как видите, предохранил рисунок от порчи и сохранил свой блеск и прозрачность, — Ольга Фёдоровна достала из ящика ещё маленькую глиняную статуэтку. — Вот ещё любопытный образец мастерства горгиппийских ремесленников. Эта терракотовая фигурка
удивительно пропорциональна и пластична.
        Она передала статуэтку Зине Симаковой. Это была обожжённая, но ещё не покрытая лаком фигурка кудрявого, крутолобого мальчугана. Он сидел на земле, скрестив ноги и опершись подбородком на руку, лицо его было грустным и задумчивым. Казалось, этот глиняный мальчик, чьё изображение дошло из глубин веков до наших дней, напрасно старается поведать ребятам скрытую заветную тайну.
        - Вот здорово! — восхищённо воскликнул Алёшка Комов. — Так и кажется, что этот пацан вот-вот заговорит.
        «Вот посмотрим, что вы сейчас скажете!» — подумал Витька Олейников, вытаскивая из кармана свой свёрток.
        - Ольга Фёдоровна! — громко сказал он. — Вот посмотрите-ка, что я нашёл! Это тоже, наверное, самые древние древности!
        С нарочито безразличным видом он развернул платок и вместе с находками положил его на ящик, И с удовольствием заметил, как качнулись к ящику заинтересованные ребята. Верка Сидоренко даже выкрикнула:
        - Ой, мамочки!
        Ольга Фёдоровна неторопливо взяла фигурку коня, мельком оглядела её и небрежно положила на ящик. Зато монета сразу же заинтересовала её. Сначала она разглядывала её, близко поднеся к очкам. Потом откуда-то, ребята даже не заметили откуда, она достала маленькую складную лупу. Несколько раз она переворачивала монетку, явно любуясь ею.
        - Где ты нашёл это, мальчик? — наконец спросила Ольга Фёдоровна.
        - На откосе, возле речки Сарынсу… Мы туда в поход ходили.
        Витька с гордостью посмотрел на товарищей.
        - Так где же там лежала эта монетка? — допытывалась Ольга Фёдоровна.
        Витька с удивлением взглянул на неё. Ему казалось, что главное — это сама монета. А зачем его спрашивали, где она лежала, Витька не понимал.
        - Там откос есть над морем. А над ним дерево свесилось. Так вот, возле этого дерева — промоина. В ней и монетка, и эта медная лошадка была.
        - Лошадка не медная, а золотая, — равнодушным тоном поправила Ольга Фёдоровна. — Но она ценности не имеет. А вот монета…
        В толпе ребят пробежал шепоток.
        - Простите, Ольга Фёдоровна, — вмешалась в разговор Зина. — Непонятно как-то: золото цены не имеет, а маленькая монетка — это ценность.
        - Да, девочка, ты права, — подтвердила Ольга Фёдоровна, всё ещё разглядывая монетку. — Эта самая лошадка — довольно примитивная статуэтка, их сотнями отливали ремесленники Горгиппии. А вот монета — это действительно редкость. Она выпущена примерно в 1078 году Тмутараканским князем Олегом. Было в древности в районе теперешней Тамани русское княжество Тмутараканское… и вдруг монета этого княжества оказывается здесь, на берегу речки.
        - То место Старыми Могилками называется, — перебил Ольгу Фёдоровну Витька. — Нам об этом дедушка Биштов рассказывал.
        Он выкрикнул это и поспешно бросил взгляд на Алёшку — не заметил ли тот, что он проговорился о своём присутствии на беседе у костра. Но Алёшка даже не посмотрел на него, увлечённый разговором с Ольгой Фёдоровной.
        - Старые Могилки? — переспросила Ольга Фёдоровна. — Это интересно! Мы обязательно побываем там. Вообще, ребята, я хочу предупредить: если обнаружите что-нибудь интересное — не трогайте, зовите специалистов-археологов. Важна не только какая-нибудь древность, но и то, как она лежит, что находится с нею рядом. Конечно, сейчас ваш товарищ поступил правильно, подобрав эти вещи — первым же дождём их смыло бы в море.
        - Ольга Фёдоровна, а чем же интересна эта монетка? — спросил Алёшка.
        - Русская монетка оказалась рядом с золотой горгиппийской статуэткой на месте древнего поселения. О чём это говорит?
        - О торговле. О том, что русские торговали жителями этого поселения! — закричал Игорь.
        - Верно!
        Ольга Фёдоровна бережно завернула монетку в бумажку.
        - Находки твои мы занесём в коллекцию нашей экспедиции, — сказала она Витьке. — Ты не возражаешь?
        - Конечно, нет! Берите, — ответил он.
        Ольга Фёдоровна заботливо уложила монетку и золотого коня в ящик. Потом она развернула скрученный трубочкой бумажный лист и подняла его.
        - Ну, а теперь поговорим о наших раскопках. Вы видите план вскрытой нами за несколько лет части древнего города. Вот здесь находился дом какого-то знатного горожанина, окружённый садом. — Ольга Фёдоровна указала в правый верхний угол плана. — А сейчас мы раскапываем улицу, когда-то заселённую мастерами-литейщиками, ювелирами, гончарами.
        Сквозь толпу ребят протиснулась черноволосая девушка в спортивных шароварах и голубой майке.
        - Ольга Фёдоровна! — взволнованно заговорила она. — Идёмте скорее, Ольга Фёдоровна! Кажется, мы нашли что-то очень интересное…
        - Что именно, Соня?
        - Какую-то статую… Идёмте!
        Ольга Фёдоровна вскочила.
        - Идёмте, ребята! — уже на ходу пригласила она. — Идёмте посмотрим…
        По узкой, наклонной траншее мальчишки и девчонки спустились в раскоп. Их ноги ступали по звонким, стёршимся каменным плитам, настланным людьми двадцать веков назад. По обеим сторонам высились остатки стен строений, сложенных из этого же желтоватого, пористого камня.
        В самом конце раскопа, у отвесного обрыва, из которого выступали серые камни или черепки, толпились участники экспедиции.
        - Разрешите! Пропустите! — отрывисто проговорила Ольга Фёдоровна.
        Ей уступили дорогу. Быстрым шагом она прошла к обрыву и легко вскочила на ящик. Несколько мгновений она всматривалась в выступавшие из слежавшейся серой земли белёсые бугорки. Затем, не глядя, протянула назад руку и коротко, внезапно охрипшим голосом, сказала:
        - Жёсткую кисть…
        Кто-то сунул ей в руку обычную кисточку, какой работают художники.
        Тонкая, но крепкая рука археолога начала быстро, но осторожно махая кистью, выметать из обрыва крошечные кусочки земли. И перед удивлёнными ребятами стало всё яснее вырисовываться лицо человека, вырезанное из мягкого камня. Это лицо было широким, чуть скуластым, с немного курносым носом и большим, твёрдым ртом. Над выпуклым лбом поднимался остроконечный колпак с отворотами. Щёки и подбородок были покрыты окладистой бородкой, вырезанной так тонко, что можно было разобрать даже отдельные волоски.
        - Мягкую кисть, — проговорила Ольга Фёдоровна.
        Теперь кисточка сметала остатки пыли и земли, залёгшие в мелких углублениях и порах камня. И с каждым взмахом руки археолога лицо статуи словно оживало. Это было сильное и властное, чуть лукавое и смелое лицо неизвестного древнего воина или властителя. Плавный размах бровей придавал каменному лицу выражение уверенности и покоя. Но тонкая поперечная чёрточка над переносицей говорила о тайных заботах и тревогах. Глаза были чуть сужены в лукавом и коварном прищуре. Рот улыбался, но в его опущенных уголках ощущалась властность и беспощадность.
        - Сильное лицо! — проговорил кто-то из археологов.
        - А главное — это не грек, не эллин, — уверенно заявил юноша в больших очках. — Это какой-то местный военачальник или наместник. Нос картошкой, борода, головной убор, весь склад лица не имеют ничего общего с обликом греческих вельмож.
        Ольга Фёдоровна уже очищала шею и грудь статуи. Неверные взмахи кисти говорили о том, что она устала.
        - Разрешите я сменю вас, — предложил юноша в очках.
        - Да, пожалуйста, Боря… — Ольга Фёдоровна слезла с ящика и передала юноше кисточки. — Только осторожнее! Как можно осторожнее.
        Устало улыбаясь, она поправила очки. И, очевидно, только теперь вспомнила о ребятах.
        - Вы ещё здесь? — удивилась она. — Простите меня, ребята, но нашу беседу пока придётся прервать. Как видно, нам сегодня удалось сделать важное открытие.
        - Кто это? Чья это статуя, Ольга Фёдоровна? Она давно лежит в земле? — стали сыпать вопросами ребята.
        Археолог протёрла очки.
        - Я пока ничего не могу сказать вам, ребята. Ясно только одно: эта статуя — произведение талантливого горгиппийского скульптора. И изображает она не греческого вельможу, а какого-то местного жителя… Давайте встретимся с вами немного позже, ребята. А сейчас, простите меня. До свиданья!
        Ольга Фёдоровна схватила кисточку и принялась очищать от земли статую.
        По звонкой каменной мостовой ребята направились к выходу из раскопа.
        - Как это интересно! — почему-то сдерживая голос, шёпотом проговорила Зина Симакова. — Наверное, нет интереснее специальности, чем археолог.
        37. Хорошо, когда рядом друзья!
        Витька Олейников стоял возле решётки, ограждающей территорию лагеря, и смотрел на море.
        Ведь на море можно смотреть сотни раз и каждый раз находить что-то новое. Оно может смеяться и хмуриться, быть ласковым и грозным, задумчивым и буйно весёлым. Вот лежит оно безмятежно спокойное, улыбающееся всеми лучиками волн-морщинок. И вдруг набежит на солнце лёгкое облачко. И сразу кажется, что море задумалось или вспомнило что-то тяжёлое и неприятное.
        А сколько интересного и увлекательного может подметить человеческий глаз на море! То проплывёт белоснежный красавец лайнер. То пробежит, деловито дыша мотором, трудолюбивый работяга-сейнер. То из-за мыса выползет какое-то неуклюжее длиннохоботное чудовище, подойдёт к пристани и начнёт с лязгом вытаскивать со дна моря огромные ковши песка и гальки.
        В последнее время Витька Олейников особенно полюбил уходить к морю, потому что на сердце у него было тоскливо и нехорошо. Среди ребят он выглядел прежним насмешливым и колючим Витькой Олейниковым — отчаянным, зубастым парнем, с которым старалась не связываться даже въедливая тётя Тонна. Но под этой обычной внешностью скрывалось беспокойство и растерянность. Витька боролся с самим собой. Совесть мучила его, убеждала помириться с Алёшкой Комовым, доказывала, что не прав-то сам он, Витька Олейников. Но мальчишеский гонор заставлял его задирать нос и не откликаться на попытки Алёшки примириться с ним. Этот проклятый гонор поссорил его и с Альбертом Мяги и с Игорем Валявским. Альберт и Игорь несколько раз пытались помирить бывших друзей, но Витька отвергал все эти попытки. И тогда Игорь и Альберт открыто стали показывать, что тоже обижены на Витьку. Они спорили, играли, читали, фантазировали вместе с Алёшкой. А с Витькой разговаривали спокойно и холодно, как с человеком, которого только что увидели в первый раз. Правда, они не раз приглашали Витьку сыграть с ними в волейбол или сходить на рыбалку. Но
каждый раз словно подчёркивали, что идут с Алёшкой Комовым. И Витька отказывался.
        Сейчас Витька следил из-за решётки за манёврами двух парусных лодок и думал о самом себе и об Алёшке. Лодки, как это ни странно, ходко шли под парусами одна навстречу другой, хотя как будто бы парусники могли идти только туда, куда дует ветер.
        «Чёрт меня дёрнул тогда выругать дедушку Биштова! — думал Витька. — Ведь, правда, он оказался мировым дедом. А из-за этого дурацкого слова «мухомор» всё и пошло».
        Витька стал искать доказательства, что неправ не он, а Алёшка. Но этих доказательств почему-то он найти не мог. И, наверное, поэтому настроение у него портилось всё больше.
        - Сижу за решёткой,
        В темнице сырой.
        Вскормленный на воле
        Орёл молодой…
        - насмешливо пропел за его спиной задорный голос.
        - Здорово, орлёночек!
        Витька сердито покосился на незаметно подобравшуюся Веру Сидоренко.
        - Что-то ты осмелела не в меру. — Витька прищурил глаза и насупил брови. — Беги лучше!
        - Фу! — Верочка передёрнула плечами. — Меня за тобой послала Зина Симакова. Приказано немедленно явиться на совет отряда.
        - Что там ещё случилось? — удивился Витька.
        - Придёшь — узнаешь. Но иди сейчас же, тебя ждут.
        Вера повернулась и побежала к спальным корпусам — веселая, задорная, что-то напевающая от избытка хорошего настроения.
        - Стрекоза бесхвостая, — процедил ей вслед Витька.
        И неторопливо зашагал по песчаной тропинке.
        В крайней палате, где жила вожатая Алла, уже собрался весь совет отряда. Ребята облепили аккуратно заправленную кровать, тесно сдвинутые табуретки. Они сидели даже на полу около двери. Лёгкий ветерок шевелил шторку на окне.
        - Звали? — от порога спросил Витька.
        И вдруг заметил Игоря и Альберта. Они сидели на кровати и как-то странно смотрели на него.
        - Да, звали, — Зина Симакова кивнула головой. — Садись, Олейников.
        Она кивнула на стоящую у стенки незанятую табуретку.
        «Что случилось?» — обеспокоенно раздумывал Виктор, стараясь припомнить за собой какую-нибудь новую шкоду.
        Большие карие глаза Аллы тревожно и строго смотрели на него.
        - Мы хотим поручить тебе важное и ответственное, Виктор, — заговорила вожатая.
        - Какое? — насторожённо спросил Виктор.
        Ему казалось, что здесь его ждала неизвестная.
        - Очень серьёзное, Олейников, — подхватила Зина. — Николай Серапионович поручил нам подготовить сбор дружины, посвящённый местным героям, совершившим подвиги о время Великой Отечественной войны. Надо установить, кто такой Владимиров, именем которого названа одна из центральных улиц города. И ещё надо узнать, кто такой Петя Лебедев, похороненный в братской могиле в центре сквера.
        - Хорошо бы найти очевидцев их подвигов. И чтобы они выступили на нашем сборе с рассказами о героях, — подсказала пионервожатая. — И фотографии героев надо бы разыскать. Ну и, конечно, внести свои предложения по порядку проведения сбора.
        - Да, работёнки здесь хватит, — солидным тоном проговорил Витька. Он решил, что в помощь ему совет отряда назначит Альберта и Игоря, ведь недаром же их тоже вызвали сюда. — Одному никак не управиться.
        Алла и Зина переглянулись.
        - Правильно! Одному такое дело не поднять. — Алла кивнула головой. — Совет отряда решил создать инициативную группу юных следопытов по подготовке этого сбора. Тебя мы хотим назначить председателем этой группы. И в помощь дадим Альберта Мяги и Игоря Валявского.
        - Хорошо! — согласился Витька.
        - А твой заместитель уже действует, — сказала Зина. — Сегодня он пошёл к бывшей партизанской разведчице. Адрес её нам дали в местном музее. Надо думать, что она хорошо знает и Петю Лебедева и Владимирова.
        - Конечно, — согласился Витька. — А кто пошёл к разведчице?
        - Алексей Комов, — ответила Алла.
        Небольшие, яркие глаза смотрели прямо и требовательно. Витька растерялся, не зная, как ему поступить.
        С одной стороны, он ощутил радость от того, что таким образом глушилась нелепая ссора, и он опять будет вместе с Алёшкой. Но вместе с тем в нём поднималось злое, нехорошее упрямство — ведь Алёшка, конечно, не станет извиняться перед ним. Ну и получится, что во всём виноват был он, Виктор Олейников. А, впрочем, ведь он и действительно виноват перед Алёшкой, перед ребятами. Но признаться в этом? Нет! Ни за что!
        - С Алёшкой Комовым я не согласен, — упрямо уставившись в пол, проворчал Витька.
        - Почему?
        Голос Аллы прозвучал неожиданно строго и жёстко.
        - Мы поссорились с ним.
        - А кто виноват в этой ссоре?
        Витька молчал, всё так же по-бычьи нагнув голову.
        - Ты, Витька, есть глупый-глупый! — заговорил Альберт. — Совсем глупый! Как пень! Ты сам обидел Алёшку и ещё сам же дуешься, как крыса на крупу.
        - Разве плохо нам всем было, когда мы дружили? — тихо спросил Витьку Игорь. — Нет, ты не отмалчивайся. Ты скажи — плохо? Всем было хорошо! И наша палата была самая весёлая, самая дружная. А ты, только ты поломал нашу дружбу.
        - Что же ты молчишь, Виктор? — спросила Алла. — Неужели ты думаешь, что все ошибаются и только ты один прав? Это только трусы, самые последние трусы боятся признать, когда они не правы. Неужели ты и есть такой?
        Витька вздохнул. И вдруг, словно сбрасывая с себя тяжёлый груз, облегчённо повёл плечами и вскинул голову.
        - Конечно, вы говорили правду, ребята! — заговорил он. — И ты, Альберт, и Игорь, и Алла. Я действительно вёл себя, как самый последний дурак. Но больше этого не будет! Я согласен работать с Алёшкой Комовым… Но… — Витька на мгновение замолк и снова вздохнул. — А прежде я извинюсь перед ним. При всех пойду — и извинюсь.
        - Да этого не надо вовсе, Витька, чудила! — неожиданно прозвучал голос Алёшки Комова.
        Виктор обернулся. Алёшка — загорелый, худущий, улыбающийся, старый друг, голубоглазый мечтатель Алёшка стоял в дверях. Алексей шагнул вперёд и радостно сжал руку Виктора:
        - Считай, что ссоры никакой не было!
        - Как хорошо! Как здорово! — крикнула от дверей неизвестно откуда взявшаяся Вера Сидоренко.
        И все, и даже Алла, захлопали в ладоши и заулыбались друзьям.
        Потом Зина Симакова снова приняла деловой вид и спросила Алексея:
        - Ну как? Был у разведчицы?
        - Был. Но не застал её дома. После обеда снова схожу к нему.
        - Вместе сходим, — предложил Виктор.
        38. Любовь Ивановна и Любаша
        Как и раньше, до этой дурацкой ссоры, они вместе шагали по залитой солнцем улице. Вначале и Витька и особенно Алёшка ощущали некоторое смущение и скованность в разговоре, боясь чем-нибудь обидеть друга. Но Витька открыто взглянул на друга и заговорил:
        - А я всё-таки скажу тебе, Алёшка, что был страшным дураком. Знал, что не прав, а признаться в этом боялся, фасон держал… Так ты уж прости меня, друг!
        - Да брось ты, Витька! Считай, что ссоры не было! Мы оба о ней забыли! — воскликнул Алёшка, обнимая плечи друга.
        Засмотревшись друг на друга, приятели чуть не налетели на здоровенного дядьку, который по-рачьи пятился назад и крутил перед носом крошечный фотоаппаратик.
        - Да вы что, ослепли? — разозлился дядька, налетая на Алёшку. — Чуть с ног не сбили!
        Витька раскланялся и шаркнул ногой, точь-в-точь, как делали великосветские герои какого-то иностранного кинофильма.
        - Мы приносим вам наши глубочайшие извинения, сэр! — проникновенным голосом проговорил он и прижал ладонь к груди. — Но мы почтительно просим учесть два обстоятельства… А! При столкновении пострадали бы мы, как несчастные кролики, осмелившиеся броситься на мощный танк. Б! Если танк даёт задний ход, он обязан зажигать световые сигналы. У вас их не было.
        - Вот ещё дипломат сопливый! — захохотал дядька. — Ты случайно не послом в Японии работаешь, оголец?
        - Нет! Я — министр иностранных дел великой империи Монако! — многозначительным тоном важно сообщил Витька.
        Витька снова раскланялся по всем правилам великосветского этикета и пошёл дальше.
        Друзья долго смеялись, вспоминая красное, изумлённое лицо огромного дядьки и то, как он крутил головой и шлёпал губами…
        Алёшка привёл Витьку к маленькому белому домику, увитому виноградом.
        - Здесь! — сказал он.
        И постучал в калитку.
        Из домика вышла полная, рослая женщина. У неё были седые волосы, румяные щёки и совсем молодые чёрные глаза, такие чёрные, что пятно зрачка сливалось с окраской глаз.
        - Чего вам, хлопчики? — приветливо спросила женщина.
        - Нам нужна Любовь Ивановна Светлая! — сказал Алёшка.
        - Ну, это я! — немного удивлённо ответила женщина.
        - Можно с вами поговорить?
        - А почему же нельзя! Это только недобрые люди боятся разговора! Заходите в хату!
        В маленькой комнатке всё так блестело, что мальчишки замерли на пороге, опасаясь нарушить эту ослепительную чистоту. Сверкали недавно выбеленные голубоватые стены, сверкал пол, поблёскивали оконные стёкла. Стол был накрыт белоснежной накрахмаленной скатертью, ломкими складками спадающей к полу.
        - Заходите, хлопчики! Присаживайтесь! — пригласила хозяйка. — Я сейчас вернусь…
        Мягкими, бесшумными шагами она вышла из комнаты.
        Ребята огляделись. Прямо над столом, в простенке между окнами, висела большая застеклённая рама. А в ней очень тесно, вплотную одна к другой были расположены потемневшие фотографии. Они были разного размера и качества. Со многих фото смотрели военные — дюжие хлопцы с автоматами наготове. Девчата в военной форме и кокетливо сдвинутых беретах. В самом центре рамы находился портрет немолодого подполковника — крутолобого, с седеющими висками и плотно сжатыми губами сильного, мужественного рта. Даже с этой не особенно хорошей фотографии глаза подполковника смотрели как-то очень строго и прямо, словно заглядывая в самую душу…
        Вернулась хозяйка. Она несла вазу, полную золотистого, спелого винограда.
        - Виноград?! — удивился Витька. — Да разве виноград уже поспел?
        - У нас поспел! — гордо ответила хозяйка. — Кушайте, пожалуйста!
        - Да что вы! Зачем? — смутился Алёшка.
        - Кушайте, кушайте! Гость в дом — счастье в нём!
        Прозрачный, словно янтарный виноград отдавал мёдом и солнцем. Хозяйка с улыбкой посматривала, с каким аппетитом лакомятся ребята.
        Алёшка сознавал, что надо приступать к делу, что хозяйка ждёт. Но виноград был таким вкусным, что он несколько раз откладывал начало разговора. И каждый раз про себя решал: «Вот съем ещё десяток ягодок и тогда начну!»
        Наконец от винограда остались только тщательно ощипанные веточки.
        - Любовь Ивановна, — заговорил Алёшка. — Нам сказали, что в годы войны вы были партизанской разведчицей.
        - Нет, это немного не так! — покачала головой Любовь Ивановна. — Я была радисткой. И по просьбе партизан наша воинская часть послала меня в партизанский отряд для связи… Но зачем вам это, ребята?
        Алёшка и Витька, перебивая друг друга, начали рассказывать о том, как их отряд решил организовать сбор дружины, посвящённый местным героям Отечественной войны и что им поручено подготовить этот сбор…
        - В этом деле я, пожалуй, сумею вам помочь! — сказала Любовь Ивановна.
        Она поднялась со стула, бережно сняла со стены рамку с фотографиями и заботливо вытерла фартуком пыль со стекла. Потом Любовь Ивановна вздохнула, и чёрные глаза её погрустнели.
        - Вот один из героев, о котором должны всё время помнить в нашем городе! — сказала она.
        - Кто это? — спросил Витька, вглядываясь в решительное лицо подполковника.
        - Командир нашей части, подполковник Владимиров, — тихо ответила женщина.
        - Владимиров?! — воскликнул Алёшка. — Это его именем названа улица?
        - Да, его! Именем Героя Советского Союза подполковника Владимирова.
        - Где он сейчас, вы не знаете? — поинтересовался Алёшка.
        - Знаю! — тихо ответила женщина. — Он пал при освобождении города от фашистов и похоронен на здешнем кладбище… Седьмая могила в третьем ряду от моря… — Лицо женщины стало печальным. — Это было в феврале 1943 года. Партизаны узнали, что фашисты готовят взрывы крупных зданий в городе и собираются расстрелять население. Я сообщила об этом в свою часть. В ту же ночь наши бойцы во главе с подполковником Владимировым на быстроходных катерах ворвались в порт, занятый врагом, обстреляли причалы пушечным и пулемётным огнём и высадили десант. Наши автоматчики стали быстро продвигаться к центру города. Подполковник Владимиров шёл в первых рядах атакующих. И вот возле школы на углу улицы, теперь носящей его имя, при свете пожара он заметил маленькую девочку. Девочка лежала на мостовой и кричала: «Спасите! Спасите!». А звери-гестаповцы, засевшие в школе, стреляли в неё трассирующими пулями, но никак не могли попасть. — Любовь Ивановна зябко передёрнула плечами. — Это очень страшно, ребята, когда в тебя стреляют трассирующими пулями! Ведь оно видно, как около тебя сплетаются яркие световые линии —
красные, зелёные, белые. И ты знаешь, что каждая линия, если она угодит в тебя — это смерть… И тогда подполковник Владимиров поднялся, швырнул в гестаповцев две гранаты, перебежал мостовую и телом своим прикрыл девчурку. — Любовь Ивановна помолчала и закончила тихим безжизненным голосом: — Девчурку он спас, а сам погиб… Три трассирующих пули угодили в подполковника. Одна попала в сердце…
        - Любовь Ивановна, — тихо проговорил Витька. — Расскажите об этом на сборе дружины!
        - Вообще рассказчик из меня неважный! Но о таком человеке, как наш командир, я должна рассказывать! Должна, чтобы все вы, ребятишки, знали тех, кто за вас, за ваше счастье ни крови, ни жизни не жалел…
        Любовь Ивановна несколько минут задумчиво рассматривала фотографии.
        - А вот это я!
        Она указала на небольшой портрет черноглазого, тонколицего сержанта в шинели, в ушанке и с автоматом в руках.
        - Теперь-то я не похожа… Растолстела, состарилась, инеем голову посеребрило…
        - А это — тоже вы, Любовь Ивановна? — Алёшка указал на соседнюю фотографию.
        На этом снимке Любовь Ивановна была в тёмном платье с беленьким воротником. Она улыбалась, и большие глаза её сияли с худощавого, тонкого лица. Грудь украшали орден Ленина и Золотая Звезда.
        - Нет, ребята! Это — вторая Любовь Светлая… Дочка моя. Люба… Она — звеньевая в здешнем виноградарском совхозе. Два года назад её за успехи в виноградарстве наградили Золотой Звёздочкой Героя Социалистического Труда и орденом Ленина… А тот виноград, который вы кушали, моя Любочка вывела. Сорт — Жемчуг Советский.
        Любовь Ивановна осторожно повесила раму с фотографиями в простенок.
        - На сбор к вам я приду! — снова повторила она. — А фотокарточку, хоть убейте, дать не могу! Ведь это всё, что осталось у меня от любимого командира… Если б вы только знали, какой это человек был!
        Виктор и Алексей переглянулись — пора было уходить.
        - Спасибо вам, Любовь Ивановна!
        Алёшка встал со стула.
        - А ты не спеши, хлопчик! Может, я вам ещё кое в чём пригожусь! — с неожиданным лукавством проговорила Любовь Ивановна. — Ведь вы хотите узнать, кто такой был Петя Лебедев?
        - Да! Вы знаете? — разом выкрикнули мальчишки.
        - Знаю! Вернее, слышала. Сама-то я видела Петю всего пару раз. Щуплый такой, бледный парнишка. Не старше вас, должно быть, был… Ну, да я вам адресок один дам. Этот человек при фашистах в городе оставался и вроде, сапожную мастерскую держал. А на самом деле через него вся связь шла — от подполья к партизанам. Геройской жизни человек. Находкин его фамилия. Живёт он на Виноградной, в доме номер шестнадцать… Он Петю Лебедева знал очень хорошо…
        - Спасибо, Любовь Ивановна! — поблагодарил Алёшка.
        - Пойдёте к нему вечерком, потому что Находкин где-то работает. Может, покажется он вам сначала скучным человеком. Но вы не верьте этому. Вы только вспомните: город под фашистами, по улицам топают полицаи, зондеркомандовцы, гестаповцы в чёрных мундирах. Ну, и всякая иная пакость. Чуть кто не так посмотрит — в гестапо, не так скажет — на виселицу. Вот в эту пору в самом центре города, в фанерной будочке, на глазах у врагов, сидит коммунист-подпольщик. Сидит, на гестаповцев поглядывает, полицаям подковки к сапогам прибивает. Незаметный такой, скучный человек. А к нему все линии борьбы с врагом сходятся. По его сигналам баржи с бензином в порту в воздух взлетают, наши самолёты тайные фашистские аэродромы бомбят, партизаны налёты совершают. А он сидит у всех на глазах и гвоздики в подмётку вколачивает. И полицаям улыбается. И перед гестаповцами замызганную кепчонку снимает. А сердце его ненависть палит, такая ненависть к врагу, что зубами рвать всех этих лиходеев хочется. А в бой вступать ему нельзя, не полагается. Ему партией положено сидеть в будочке, подмётки фашистским солдатам да офицерам
подколачивать, гестаповцам улыбаться. И всё время, каждую минуту над собой гибель чуять… Вот он какой, этот скучный человек…
        Во дворе хлопнула калитка. Чьи-то быстрые, сильные ноги протопали по веранде. И низкий, звучный девичий голос крикнул:
        - Мама! Вы дома?
        - Дома, дома, Любаша! Разжигай печурку, доставай борщ из погреба. Я — сейчас! Гости у нас!
        - Гости?
        Скрипнула дверь. В комнату вбежала рослая, черноглазая красавица. Она была ещё красивее, чем на фотографии. Большие, тёмные глаза отливали золотистым светом. Чёрная коса обвивала голову. Девушка улыбнулась. На её румяных щеках вдруг появились маленькие ямочки-треугольнички.
        - Здравствуйте, ребята! — приветливо поздоровалась она. — Вы бы, мама, угостили гостей нашим скороспелым…
        - Уже угощала, Любаша…
        - Любовь… Любовь… Не знаю, как вас по отчеству, — смущённо заговорил Витька.
        - Что?! — Девушка расхохоталась. — Так ты меня по отчеству величать собираешься? Не надо! Просто — Люба…
        - Люба! — Виктор встал. — У нас… У нашего пионерского лагеря «Спутник»… Вернее, у нашего шестого отряда… Есть к вам большая просьба.
        - Ну, давай, какая просьба?
        Глаза девушки смеялись. Она быстро и ловко сновала по комнате, то поправляя занавеску, то снимая пожелтевший листок с цветка, стоявшего на окне в большой глиняной банке.
        - Мы все очень хотим узнать, как выращивают виноград. Ведь у нас виноград не растёт. Нельзя ли нашему отряда прийти в ваш сад…
        - На виноградник, — поправила Люба. — Почему нельзя? Можно! Конечно, лучше к нам приходить этак в конце августа, когда виноград поспеет. Тогда у нас бывает, чем привечать гостей. Но и сейчас мы гостям рады. Приходите, посмотрите, как мы работаем. А поможете нам — так из гостей хозяевами станете.
        - Да мы же ничего делать не умеем, — проговорил Алёшка.
        - Была бы охота да умелые руки. А что делать — я укажу… — Лицо девушки стало озабоченным. — После недавних дождей на виноградниках работы не переделаешь. Опрыскиваем мы свой участок, чтобы мильдью не появилась. Опрыскивать сейчас приходится вручную, лоза уже высокая, пышная, Машины не пройдут. А тут и сорняки в междурядьях лезут. Вот вы бы и помогли нам полоть сорняки и рыхлить землю вокруг лоз. Работа эта не хитрая…
        - Да мы с удовольствием! — воскликнул Алёшка. — Ребята давно уже хотят узнать про виноград…
        - Что же это ты, Любаша? Помощников себе подыскиваешь? — пошутила Любовь Ивановна. — На свои силы, значит, не надеетесь?
        - Почему — помощников? Мы на взаимовыгодных условиях. Я виноградники ребятам покажу, расскажу им обо всём. И даже корзиночку спелого винограда с опытного участка нарежу для дегустации…
        - Не надо! Мы же не ради винограда! — возразил Алёшка.
        - Я знаю, что не ради винограда. — Люба снова засмеялась. — А виноград всё же не помешает! Ты как думаешь? — обратилась она к Витьке. — Не помешает?
        - Думаю, что не помешает! — рассмеялся и Витька. — Особенно такой, каким ваша мама нас угощала…
        - Ну, вот и договорились! Я постараюсь для вас у дирекции рейс автобуса выхлопотать. Только вы скажите, когда поедете?
        - Сегодня же выясним! — пообещал Алёшка. — А вечером и скажем.
        - Правильно! — одобрила Любовь Ивановна. — Пойдёте на Виноградную к Находкину и к нам забежите!
        - А сейчас пообедаем вместе! — предложила Люба. И нарочито огорчённо вздохнула. — Вот только вина для дорогих гостей не приготовили! Дом-то у нас — женский, вина для себя не держим. Ну, ничего, обойдёмся виноградным соком…
        - Спасибо! — поблагодарил Витька. — Но нам нужно в лагерь.
        - На полдник обязательно нужно быть! — поддержал товарища Алёшка. — Иначе нам старшая вожатая такой концерт устроит, что не обрадуешься…
        - Ну, если надо — то надо! — согласилась Любовь Ивановна, — Тогда не задерживаем. Но вечером, значит, мы вас будем ждать.
        Попрощавшись с хозяйками, ребята вышли из беленького домика. И сразу же окунулись в густой, томительный послеобеденный зной. Оживлённые улицы городка опустели. Даже самые ярые поклонники неистового южного солнца в эти послеобеденные часы предпочитали отсиживаться в тени.
        - Ну и печёт! — проворчал Алёшка. — Сразу точно в печку влетели!
        - А мы жаловаться не имеем права! — засмеялся Витька. — Сами сюда приехали, на солнечный юг, в эту самую печку.
        - Тогда давай выкупаемся, когда пойдём через пляж…
        - Принято единогласно! — Витька поднял руку. И, помолчав, сказал: — А ведь нам с тобой сегодня здорово повезло, Алёшка…
        - В чём?
        - А в том, что мы нашли Любовь Ивановну и Любашу! Это же те самые люди, которых мы искали! Сборы выйдут, что надо!
        39. Старый партизан
        Перед вечером Алёшка и Витька снова забежали к Любови Ивановне и Любаше. Они сообщили, что через неделю их отряд будет готов отправиться на виноградник. А Любаша сказала, что к семи часам утра пришлёт совхозный автобус к лагерю. Потом Любовь Ивановна угостила ребят виноградным соком собственного изготовления и поставила перед ними целый таз золотых абрикосов с пушистыми алыми щёчками. Из-за этих абрикосов приятели вышли на улицу, когда солнце уже нырнуло в облака, затянувшие морской горизонт. Облака запылали тревожным красным светом. И всё — белые стены домов, серая гладь тротуаров, стёкла в оконных рамах и даже зелёные, глянцевые листочки деревьев — засверкало огненными красноватыми бликами. Казалось, что море охвачено пламенем и отблески этого пожара делают город необычным и зловещим.
        Алёшка вдруг остановился на углу улицы, и худощавое лицо его стало грустным. Он вздохнул.
        - Ты что? — удивился Витька.
        Алёшка вздрогнул, точно разбуженный от сна.
        Наверное, таким кроваво-огненным был город, когда его отбивали от фашистов наши десантники! Только сейчас красные отблески — неподвижные, застывшие. А тогда они корчились, метались… И их хлестали строчки трассирующих пуль. И маленькая девочка кричала на мостовой, а подполковник Владимиров бежал к ней под пулями. И где-то в своей фанерной будке сидел подпольщик Находкин… Сидел и неторопливо ждал, когда ему не надо будет улыбаться врагам! Или он думал о том, удастся ли ему дожить до освобождения, не выследили ли его фашистские ищейки… Это, наверное, очень страшно — сидеть и ждать, целыми днями, неделями, месяцами ждать, не выследили ли тебя? Вслушиваться — не идут ли за тобой фашисты из гестапо?
        - Да, это страшно! Это не всякий вынесет, — согласился Витька. — Уже поздно! Пошли скорее!
        На Виноградную они вышли, когда вечерний пожар затухал и пепельные тени домов и деревьев протянулись через всю улицу.
        Уличка была тихая, поросшая порыжевшим от солнца бурьяном. По обеим сторонам стояли маленькие домики, утопающие в зелени садочков, увитые виноградом.
        Дом номер шестнадцать был четвёртым от угла. За штакетной загородкой разгуливал здоровенный мужчина в спортивных шароварах и майке. На руках у него сидела толстенькая девчонка лет четырёх и звонко хохотала.
        Алёшка постучал в калитку. Мужчина обернулся. И Алёшке показалось, что он уже где-то видел это красивое, загорелое и чернобровое лицо.
        - Да! — проговорил мужчина.
        - Нам нужен товарищ Находкин…
        - Ну, я — Находкин…
        - Не тот! — прошептал Витька. — Этот слишком молодой!
        У мужчины, очевидно, был отличный слух, потому что он кивнул головой и сказал:
        - А! Вы, наверное, к бате! Батя! — крикнул он. — К вам пришли!
        Откуда-то из-за дома вышел человек в сером брезентовом комбинезоне, испещрённом зелёными пятнами. За спиной у человека был ранцевый опрыскиватель. Лицо человека разглядеть было трудно, так как на него падала тень от шляпы.
        - Ну что там у вас, обратно, произошло? — удивительно знакомым голосом проговорил человек.
        И снял старую шляпу.
        - Пётр Сидорович?! Товарищ завхоз?! — удивились ребята.
        - Ясно я! А кто же ещё может быть? — проворчал Находкин. — Так что случилось?
        - Ничего не случилось… Мы ищем товарища Находкина!
        Алёшка ошалелым взглядом смотрел на старика.
        - Ну, а я кто? Я и есть, обратно, Пётр Сидорович Находкин! — Завхоз, покряхтывая снял с себя ранец. — Да вы что? Ошалели, ребята! Не понимаете. Я — Находкин, я!
        - Тот самый, что при фашистах был подпольщиком? — вмешался в разговор Витька.
        - Ну, тот самый!
        - Не может быть! Это вы были вроде как сапожником? А на самом деле были партизанским связным?
        - Ну, я!
        Ребята переглянулись и снова недоверчиво уставились на Находкина. Этот скучноватый человек, хлопочущий по лагерному хозяйству и скрипучим голосом отчитывающий ребят за сломанную скамейку или выбитое стекло, по их мнению, не походил на отважного героя!
        - Как представитель советской милиции могу подтвердить — тот самый Находкин, который при немцах был партизанским связным! — вмешался в разговор молодой мужчина. — Так что можете не сомневаться! Здесь дело верное!
        И тут мальчишки узнали в этом человеке того самого милиционера, который вместе с Найдой приезжал в лагерь.
        - Да что вам всё-таки надо от меня? — с лёгким раздражением в голосе проговорил Пётр Сидорович. — Никак не пойму — зачем я вам потребовался?!
        - Вы знали Петю Лебедева? — спросил Алёшка.
        - Петю Лебедева? — переспросил Пётр Сидорович глухим голосом. — Как же мне было не знать лучшего связного, Петю Лебедева?
        - Расскажите нам о нём! — попросил Витька. — Нам очень нужно! Мы собираем материал для сбора…
        Пётр Сидорович стоял неподвижно, точно не слыша Витькиных слов. Потом он вздохнул и кивнул головой.
        - Ну что же! Расскажу! Пошли в хату!
        Он провёл ребят в маленькую комнатку-боковушку. Она обставлена очень просто — узкая железная кровать, застланная серым одеялом, три стула, небольшой столик. Но одну стену комнаты занимали самодельные стеллажи, заставленные книгами. Строгие ряды книг громоздились до самого потолка.
        - Садитесь, ребята! — пригласил Пётр Сидорович, подставляя стулья.
        Сам он уселся на кровать и долго раскуривал старую, вы щерблённую, обгоревшую трубку.
        - Не привык я, обратно, речи держать! — наконец заговорил Пётр Сидорович. — Оратор и меня плохой. Но как могу — расскажу. — Он затянулся трубкой и выдохнул в потолок облачко дыма. — Когда фашисты стали подступать к нашим гестам, вызвали меня в райком партии и предложили остаться в городе и быть вроде как подпольной почтой, для связи, значит… Предложили эти мне вовсе не потому, что я какой-нибудь геройской жизни человек! Нет. До этого я тридцать лет в порту кладовщиком отработал… Но из себя я человек неприметный, обыкновенный, неброский. Сегодня взглянут на меня, а завтра — забудут… А такие вот неприметные люди и нужны для работы в подполье. Ну, когда пришли фашисты, сбил я себе фанерную будку и начал сапожничать. Будто только о том и думал, чтобы подмётки какому-нибудь фашисту подколотить или сапоги немецкому офицеру наваксить. А на деле ко мне в будку-то из порта паренёк забежит — скажет, что баржи со снарядами пришли. То из партизанского отряда связной заглянет, сообщение оставит. То из самой немецкой комендатуры дивчина-переводчица заскочит — об интересных новостях расскажет. Ну, а я все
эти сведения, обратно, передавал куда следует. Я передам, а глядишь, ночью наши самолёты разбомбили баржи! Или партизаны фашистский обоз разгромят — тот самый обоз, о котором переводчица мне сообщила…
        Из плавней, из партизанского отряда чаще всего ко мне заглядывал худенький такой хлопчик… Был он не старше вас… Звали его Петей Лебедевым… Оденется он в драные штанишки и старенькую рубашонку, закинет за спину торбу и идёт… Посмотреть со стороны, — побирается, хлебца просит. Много таких ребят-горемык при фашистах по дорогам скиталось… Много раз он благополучно добирался до меня и уходил обратно к партизанам. Но за месяц примерно до освобождения города случилась беда. Побывал у меня Петя, заходил вроде свои старенькие чоботки починить. Поговорили мы обо всём, напоил я его морковным чайком, накормил чем пришлось. Взял он у меня крохотную бумажку — на ней новые огневые точки врага, построенные в порту, были обозначены. И ушёл… А ушёл-то, оказывается, не в плавни, а в наш городской подпольный центр, туда тоже у него поручение было. — Пётр Сидорович глубоко затянулся из трубки и закашлялся. Кашлял он долго и натужно. А потом ребята заметили, что то ли от кашля, то ли от воспоминаний на его глаза навернулись слёзы. — Там его и взяли гестаповцы, взяли вместе со всеми… А через три дня повесили всех в
городском сквере. Ночью ребята из порта часового сняли и всех повешенных похоронили в заброшенном блиндаже… Потом уже, когда наши вернулись, всех героев погибших перенесли в сквер и похоронили в братской могиле. И памятник поставили, чтоб, значит, была этим людям вечная память…
        Находкин засвистел трубкой. И ребята вдруг разглядели, что его выцветшие серые глаза совсем не скучные. Они были очень живыми, зоркими «умными, эти маленькие глаза, прячущиеся под прищуренными веками.
        - А вы? — спросил Алёшка.
        - А что — я? — удивился старик. — Я сидел, как прежде, и молоточком, обратно, постукивал. Подпольного центра не стало, но врагу этого показывать невозможно было. Так я от себя давал задания. И листовки мы, как прежде, выпускали, и фашистов били… Мельницу, что муку для врагов молола, на воздух пустили… Может, и неверно что делал, а делал…
        - Да как же это так?! — взволнованно заговорил Витька. — Вам же надо было уходить, сейчас же уходить, как только подпольщиков арестовали…
        - Уходить я не мог… Не имел права. Я вроде как солдат на посту. Как же я мог уйти?
        - Да ведь и вас гестаповцы арестовать могли! А вдруг кто-нибудь из подпольщиков не выдержал и рассказал бы им про вас!
        - Никто не рассказал! — Старик строго сдвинул брови. — Не могли рассказать. Не такие это люди были… Никто и словечка фашистам на радость не сказал…
        - Да это же герои! Настоящие герои! — выкрикнул Алёшка.
        - Конечно — герои! — Пётр Сидорович снова набил свою старенькую трубку. — Наше правительство всех их удостоило высокой награды. Все они посмертно были награждены орденами Ленина…
        - А вы? — спросил Алёшка.
        - Я?! — старик опустил глаза. — Ну, и меня не обошли. Мне орден боевого Красного Знамени вручили… А что я? Что я перед ними, перед погибшими? Так, старый ворон по сравнению с орлами… Сидел и гвоздики в подошву тюкал…
        - Да нет! Нет! — принялись возражать ребята. — Вы же герой, Пётр Сидорович! Вы тоже — настоящий герой! Мы очень просим вас рассказать обо всём этом…
        - Рассказчик я неважнецкий, — вздохнул Находкин. — Но о своих погибших товарищах расскажу. И о Пете Лебедеве — ясной душе, всё расскажу, как сумею.
        И мальчишки подумали, что Пётр Сидорович, не сговариваясь с Любовью Ивановной, повторил её слова…
        40. Разговор по душам
        Вечером после отбоя в палатах шестого отряда ещё долго не спали. Сначала Алёшка и Витька решили рассказать о своих открытиях только Зине Симаковой, Альберту Мяги и Игорю Валявскому. Но как-то так получилось, что в маленькой комнатке столпился весь отряд. Ребята, подобрав под себя ноги, сидели на полу, вплотную друг к другу разместились на кроватях. А те, кому всё же не хватило места, толпились около двери и всё время просили говорить громче.
        Никто не вымолвил ни словечка, не кашлянул, когда Алёшка рассказывал о Любови Ивановне, о подполковнике Владимирове и маленькой девочке, которую он спас. Потом Витька рассказал о партизанском разведчике — Пете Лебедеве и Петре Сидоровиче Находкине.
        - Как?! Наш завхоз? Тот самый, что всё время говорит «обратно» — он герой?! — закричали ребята.
        - Да! — твёрдо ответил Алёшка. — Он и был отважным подпольщиком. И орден за это имеет…
        Многие мальчишки опустили глаза и почувствовали себя неловко, потому что не раз поддразнивали завхоза. Он казался им просто скучным, скрипучим стариком. А он — герой!
        - И ещё я вот что скажу, — медленно заговорил со своей кровати Альберт Мяги. — Кто теперь станет дразнить нашего Петра Сидоровича — то пусть не обижается!
        - Ребята! Слушайте, ребята! — вдруг воскликнул Игорь. — Знаете, что я придумал? Давайте назовём наш пионерский отряд именем Пети Лебедева! Пусть так и будет — шестой отряд имени героя-партизана Пети Лебедева!
        - Правильно! Верно! — зашумели ребята, совсем позабыв о том, что уже ночь и следует говорить потише.
        - А ещё надо сделать так, чтобы навсегда шестой отряд носил имя Пети Лебедева, — предложила Вера Сидоренко. — Надо на особом щите написать историю его подвига. И портрет нарисовать. Большой, красивый портрет. И чтобы всё это было здесь, в нашем корпусе. Чтобы ребята приезжали и узнавали, что они — в отряде партизанского героя-разведчика…
        - А что! Верка здорово придумала! — решил Алёшка. — Надо так и сделать. Только, может быть, не щит, а книгу какую-нибудь изготовить… И чтобы она из года в год, от одних ребят другим передавалась. А в ней золотыми буквами о Пете Лебедеве написать!
        - Где ж эту книгу хранить? — покачал головой Витька. — Зимой-то здесь никого нет, кроме сторожа дяди Миши. Ветер свистит, холодюга!
        - Надо эту книгу сделать и передать в центральный комитет профсоюза химиков, — предложила Зина Симакова. Пусть там она хранится. И каждый год пусть её вручают пионерам шестого отряда. Торжественно вручают… Как знамя!
        - Хорошо придумала! Верно! Так и сделаем! — снова зашумели ребята. — И в «Пионерскую правду» об этом написать надо!
        - Но это ещё не всё, ребята! — снова заговорила Зина Симакова. — Назвать отряд именем Пети Лебедева — легко. Труднее оправдать это имя. Ведь нельзя же допустить, чтобы на лагерной линейке ругали отряд имени героя-партизана Пети Лебедева! Если уж назовём свой отряд этим именем — значит, оправдывать его нужно…
        - Да и вообще мы, ребята, многое ещё делаем не так, как надо, — горячо, встревоженно заговорил Игорь Валявский. — Кто мы есть такие? Так, иждивенцы! Тунеядцы мы, можно сказать! Вся страна, весь народ на нас работает. Школы нам строят, пионерские лагеря, книги выпускают, целую армию учителей для нас держат… Всё лучшее нам отдаёт страна. А мы? Мы только берём…
        - Ну, это ты загибаешь, Игорь! — уверенно сказал Алёшка. — Тунеядцы, иждивенцы! Мы, если хочешь знать, пока только будущее. Так мой отец говорит. И я так понимаю — не будет среди нас бездельников и слюнтяев! Вырастут из нас инженеры, врачи, космонавты… Вырастут такие люди, как дедушка Дауд, как подполковник Владимиров…
        - Ой, как здорово! — восторженно воскликнула Вера Сидоренко.
        - На словах, конечно, получается здорово! — возразил Игорь, — Так вот и вырастут новые Гагарины и Терешковы! А я вот думаю — все могли бы стать такими, как Петя Лебедев? Чтобы если доведётся попасть в руки врагам, то всё вынести, а не сдаться. Ведь Петя Лебедев — не сдался, он победил фашистов. Они били его, мучили, потом повесили. И он умер. И всё-таки — он победил, а фашисты были побеждены. Ведь фашисты в этом самом гестапо, наверное, ему и сладкую жизнь, и всякие радости предлагали, лишь бы он рассказал им о подпольщиках. Их было много — здоровых, сильных, взрослых мужчин. А он против них — один… Один мальчишка. А он не сдался им, он победил их…
        - Конечно, победил! — согласился Витька. — Это же всякий дурак понимает, какой этот Петя Лебедев был человек…
        - Подожди, Виктор! — перебил друга Игорь. — Я не о том! Я вот думаю сейчас — а все ли из нас смогли бы, если будет нужно, стать такими, как Петя Лебедев?
        - Все! — решительно выкрикнул Алёшка. — Все! — повторил он.
        - И Венера Светловидова? — насмешливо спросил Игорь. Ему никто не ответил, и в комнатке на мгновение нависла тяжёлая тишина. — Ну, что ж вы молчите? И Венера? Та самая Венера, которая даже сейчас доносит на товарищей…
        - Ты путаешь, Игорь! — задумчиво сказала Зина. — По-моему, ты что-то путаешь… Даже Венера Светловидова, по-моему, не пошла бы доносить на товарищей врагам. Она рассказала обо всём тёте Тонне. Но ведь тётя Тонна — это не гестапо…
        - Всё равно! — крикнул Игорь. — Это всё равно, кому доносить! Доносчик — всегда подлец. Он сегодня донесёт тёте Тонне, а завтра предаст товарища врагу…
        - В трёх соснах плутаешь, Игорь! — уверенно проговорил Алёшка. — По-твоему получается так — если раз человек сделал неверный поступок, то, значит, и всю жизнь станет ошибаться!
        - Ты не прав, Игорь! — прозвучал в темноте голос вожатой Аллы.
        И все ребята растерянно вздрогнули. Увлечённые спором, они как-то забыли о том, что уже ночь, что им давно пора уже быть в постелях.
        - Ты думаешь, что Петя Лебедев до войны, до того, как он стал партизанским связным, был каким-то особенным, образцово-показательным мальчиком? Я уверена, что он был таким, как все, таким, как вы! Так же играл в футбол, так же шалил… Даже, может быть, случалось, что бил стёкла и грубил учителям…
        - А как же он вырос таким героем? — спросила Вера Сидоренко.
        - Как вырос? — переспросила Алла. — Его таким сделала наша советская жизнь… Наша жизнь учит людей быть честными, красивыми и больше себя любить своих товарищей, свою Родину, свой народ. Поэтому наш народ непобедим! А те, кто с детства учится любить только самого себя — тот и вырастет бездушным эгоистом… — Алла помолчала и тем же ровным, спокойным голосом сказала: — А теперь пора спать, ребята! Уже очень поздно!
        41. Кефаль в сетях
        Это походило на самую увлекательную сказку. По тихому утреннему морю, отливающему то голубизной, то зеленью, весело бежало белое пузатое судно, которое, оказывается, носит таинственное и манящее название «фелюга». На буксире у неё рядком шли две большие лодки, до краёв загруженные ребятами шестого отряда. Кроме них, на кормах лодок рядом с сетями сидели настоящие бывалые рыбаки — краснолицые, обветренные, грубоватые.
        На крыше белой каютки фелюги, возле капитана-бригадира Афанасия Тягнирядно, стояли Витька, Алёшка и Николай. И свежий морской ветерок ударял им в лицо. От него на губах оставался влажный, солоноватый привкус. И отсветы ранней летней зари розоватыми полотнищами стлались по морю.
        Это получилось совсем неожиданно. И поэтому было особенно приятно. Вечером в лагерь прибежал запыхавшийся Колька Тягнирядно и сообщил, что сейнер «Дельфин» будет два дня ремонтировать двигатели, а значит, его капитан может выполнить обещание, данное Алёшке и Витьке. Он обещал показать ребятам, как ловят рыбу.
        - Только батя сказал, что лучше будет, если не только вы, а и весь ваш отряд пойдёт на лов! — предложил Колька, и его чёрные глаза с любопытством уставились на друзей.
        - Конечно, лучше! — горячо откликнулся Витька.
        - Это же просто замечательно! — подхватил Алёшка. И заорал: — Алла, ребята! Срочное сообщение — завтра идём на лов рыбы!
        Колька одобрительно кивнул головой и засмеялся.
        И вот теперь, этим ранним утром, когда все обитатели лагеря «Спутник» ещё досматривают утренние сны, ребята шестого отряда, как настоящие рыбаки, вышли на лов.
        Мотофелюга, постукивая мотором, тащила лодки вдоль берета просторной бухты. Городок ещё спал. Пляж был пустынным и молчаливым.
        Капитан-бригадир стоял, широко расставив ноги, и немигающими глазами смотрел вперёд.
        - Батя! Рыба! — выдохнул Николай, указывая пальцем на странное сиреневое пятно в голубом зеркале бухты. Над этим пятном суетились и горланили чайки.
        Капитан-бригадир недовольно покосился на сына.
        - Какая? — отрывисто спросил он.
        - Ну, хамса…
        - То-то, что хамса, сынок! Хамса нам сейчас ни к чему… Пусть кормится, жиреет к осени…
        Он равнодушно отвернулся от горланящих чаек и снова стал глядеть вперёд.
        Вдруг ребята заметили, как насторожился капитан-бригадир, как раздулись ноздри его длинного, горбатого носа.
        - Давай мористее! — негромко скомандовал он. — Жми на полный!
        «Фелюга» метнулась в сторону от берега. Мотор её застучал чаще, и белые буруны, отходящие от носа судна, стали выше.
        Но ребята напрасно всматривались в пустынное море — оно казалось им таким же, как и несколько минут назад.
        - Вон! Стая чуларки! — азартно прошептал Колька, указывая на чуть заметное пятно ряби.
        Когда фелюга оказалась между стаей и выходом из бухты, капитан-бригадир выкрикнул:
        - Осипыч, давай! Митька! Жми к берегу!
        По этому сигналу одна из лодок отцепилась от фелюги и, сбрасывая в воду невод, пошла к берегу. Другая всё ещё тянулась за фелюгой, но и с её кормы с тихим плеском стала падать сеть…
        - Скорее! Уйдёт! — забеспокоился Колька и запрыгал по крыше.
        - Не суетись! — сказал ему капитан-бригадир. — Море суеты не любит!
        На первой лодке и рыбаки, и ребята гребли изо всех сил.
        - Т-а-ак! Нажимай, малявки! Резвей! — весело покрикивал с кормы старый рыбак, успевающий одновременно сбрасывать в воду невод.
        - Вторая — давай! — подал команду Колькин отец.
        Вторая лодка отцепилась от фелюги и устремилась к берегу. А сама фелюга вильнула от мели в сторону и замерла с выключенным мотором.
        Теперь две лодки быстро шли к берегу, а за ними полукругом тянулась сеть, нижнюю часть которой грузила утопили на дно, а верхнюю придерживали белые пористые поплавки, похожие на большие кирпичики мыла.
        - Пошли, ребята — скомандовал капитан-бригадир.
        Очень ловким и быстрым движением он выскользнул из сапог, сбросил брюки и в одних трусах спрыгнул в море. В этом месте вода была ему по грудь.
        - Пошли! Пошли! — в восторге заорал Алёшка и тоже бухнулся в холодную, пузырчатую воду.
        На мгновение у него перехватило дыхание. Но это сейчас же прошло. И он прыжками стал продвигаться к мели вслед за капитаном-бригадиром.
        Коле и Витьке пришлось немного проплыть, прежде чем они достали ногами до дна.
        - Давай! Давай быстрее на берег! — торопил капитан-бригадир, хватаясь за канат, на который была надета сеть. — Тяните, ребята, помогайте!
        Трое друзей тоже налегли на канат, приближая невод к берегу. Оглядываясь назад, они видели, что ребята из обеих лодок вместе с рыбаками тоже взялись за канаты.
        Оба крыла невода медленно приближались к берегу. Ребята тянули канат изо всех сил. Чистюли-девчонки, позабыв о своих наглаженных юбочках и кофточках, тоже перебирали руками канат, пачкаясь в зелени водорослей.
        Пространство, отгороженное неводом, закипало то в одном, то в другом месте. Сотни стремительных, сильных и крупных рыб метались от одного края сети к другому. Они походили на маленькие торпеды, прорезающие воду.
        Вдруг что-то сверкающее метнулось из воды, перепрыгнуло кромку невода и больно шлёпнуло Игоря Валявского по щеке.
        - Ой! — испугался Игорь, выпуская из рук канат.
        - Ничего, хлопец! Держись! — крикнул старый рыбак. И захохотал: — Это тебя наша черноморская чуларка окрестила в рыбачью веру! Поднимай крылья!
        Ребята растерянно переглянулись, не понимая, о каких крыльях говорит рыбак. Только Альберт Мяги бросился с берега в воду, повозился около невода и поднял над его краем второй ярус, окрашенный в яркий пурпурный цвет.
        - Поднимай крылья! — подхватила Зина Симакова, бросаясь на помощь Альберту.
        И тут ребята почувствовали, что невод тянуть стало легче. Он шёл словно сам собой. И, оглянувшись, они увидели, что за канат уцепился чуть ли не весь их лагерь… Покряхтывая, тянул его долговязый Портос, Венера Светловидова забралась в воду в своих модельных туфельках-босоножках. Малыши из первого отряда отталкивали друг друга, стараясь уцепиться за канат.
        - Ну, ребята! Ну, дайте мне! Ну, хоть одним пальчиком взяться! — умоляла пыхтящих мальчишек маленькая синеглазая девчонка.
        Оказалось, что невод был заброшен как раз против пляжа лагеря «Спутник», в то время, когда начиналась утренняя зарядка.
        Вместе с ребятами тянула невод тётя Тонна, и то же выражение охотничьего азарта было написано на её круглом лице. Уцепившись за край невода, повизгивала от восторга пионервожатая Тихоня.
        - Легче! Легче, друзья! — улыбаясь, предупреждал капитан-бригадир. — Этак вы мне и невод порвёте, и рыбу упустите! Плавней тяните, медленнее!
        Наконец в воде остался только объёмистый кошелёк и небольшой кусочек невода. В них мерцали и метались живые серебряные веретёнца.
        - Назад, назад, ребята! — закричал капитан-бригадир на наиболее ярых рыболовов, готовых броситься в самый кошелёк невода. — Там ведь не только чуларка может быть, а и морские коты, и драконы! Да и на триглу не больно приятно напороться! Отойдите маленько!
        Обычно с буйным населением лагеря «Спутник» справиться бывало нелегко. Но этого незнакомого худущего человека ребята послушались сразу. Они отхлынули от невода на несколько шагов и стояли, приплясывая от азарта и нетерпения.
        С фелюги рыбаки принесли большие круглые корзины и сетчатые черпаки, похожие на огромные дуршлаги, через которые хозяйки протирают помидоры. Старый Осипович стал деловито черпать из воды трепещущую крупную рыбу и наполнять ею корзины, которые подносили рыбаки. Иногда рыбаки нагибались над корзинами, вытаскивали из них маленьких рыбёшек и бросали их в море.
        - Зачем они рыбу выбрасывают, дядя Афанасий? — заинтересовался Игорь.
        - А затем, что это ещё не рыба, а рыбёшка! — весело пояснил капитан-бригадир. — Вот когда эта рыбёшка вырастет и станет рыбой — тогда мы её — в корзину!
        Из черпака выпрыгнула и забилась на песке удивительная рыба, напоминающая сказочную жар-птицу. По бокам буровато-красного, словно бронзового тела трепетали чёрные с синей каёмкой крылья-плавники. А хвост и спинной плавник были ярко-красного цвета.
        - Что это? Вот так рыба! — закричали ребята.
        - Это, хлопчики, тригла… По нашему, по-рыбацки, — морской петух! — пояснил капитан-бригадир. — Море наше почудеснее любого зверинца, каких только редкостей в нём не бывает…
        - А это какая рыба? — спросил Андрей.
        - Чуларка! — важно ответил Игорь Валявский.
        - Сам ты чуларка! — захохотал Славка. — Кефаль это! Самая обыкновенная кефаль!
        - Зря споришь, парень! — сказал капитан-бригадир. — Оба вы правы. Кефаль-то бывает двух видов. Крупную кефаль — побольше пятидесяти сантиметров — зовут лобаном. А вот такую, помельче — чуларкой!
        Невод опустел. Капитан-бригадир про себя пересчитал корзины:
        - Восемнадцать! — вслух проговорил он. — Неплохо на этот раз!
        - А мне ведь говорил, что кефаль ночью на рогожку ловят! — оказал Зина-Зиновей.
        - Хо-хо! На рогожку! — расхохотался Игорь. — Может, ещё на авоську? Опустил сумку-авоську в море — и вытаскивай кефаль.
        - Ну, теперь ты, Игорь, напрасно зубоскалишь, — усмехнулся капитан-бригадир. — Правду сказал дед! Ночью кефаль ловят на рогожку…
        - Как? Что это за рогожки? — закричали заинтересованные ребята.
        - Вот как! Ночью расстилаем мы по воде тростниковые маты на поплавках. Кефаль плывёт-плывёт и как доходит до тени, которую отбрасывает полоса матов, — так пытается перепрыгнуть эту тень. Прыгает и падает прямо на маты… Вот и вся хитрость. — Капитан-бригадир крикнул товарищам: — Забирайте, браты, невод. А вы, — он обернулся к мокрым, вымазанным в зелени водорослей ребятам из шестого отряда, — берите свою долю улова. Девять корзин, на выбор…
        - Удобно ли это? — спросил начальник лагеря.
        - А чего же тут неудобного? — пожал плечами капитан-бригадир. — Работали ребята? Работали! По-настоящему, по-рыбацки! Значит, пусть получают за свой труд! С правлением артели вопрос мною согласован!
        Он подхватил тяжёлую корзину, легко взметнул её на плечо и пошёл к лодке, разбрызгивая воду.
        - Дядя! — закричали ребята из седьмого отряда. — Дядя! А нас на рыбалку возьмёте?
        Капитан-бригадир передал корзину с рыбой на лодку.
        - Будет время — и с вами на лов сходим!
        - Ур-ра!
        Когда девять корзин были погружены в лодки, капитан-бригадир улыбнулся и помахал рукой.
        42. Сигнал тревоги
        В этот день с утра в лагере ничто не ладилось. Все томились от какой-то особенной, мучительной духоты. Команды шестого и восьмого отрядов начали волейбольные соревнования и бросили, потому что из-за жары лучшие игроки «мазали» самые лёгкие мячи. В столовой все сидели вялые, распаренные и никому не хотелось браться за ложку.
        И небо почему-то с утра было не синим, как обычно, а тускло-голубым, точно старая застиранная тряпка. Даже море — и то, казалось, оцепенело от жгучего солнца и уже не имело силы чистить пляж мягкими щётками волн. Оно еле-еле шевелилось и вдали, у горизонта, наливалось какой-то странной зловещей чернотой.
        В тихий час в палатках почти никто не спал из-за жары. За окнами неподвижно, точно нарисованные, стояли, опустив листья, молодые деревца. И занавески совсем не шевелились, будто они были сделаны не из лёгкой материи, а из тяжёлого железа.
        - Фу, ещё немного и я запекусь в собственном соку, как салака, — прогудел Альберт, переворачивая влажную и горячую подушку.
        - Да. Никогда ещё такой жарищи не было. Как в печке, — согласился Алёшка.
        - Дядя Миша говорит, что штормяга будет, — сообщил Игорь.
        - Какой там штормяга! — Витька ожесточённо тёр шею полотенцем. — Даже лёгкого ветерка нет.
        Занавеска на окне вдруг шевельнулась, и в комнату просунулось взволнованное, потное, остроносое лицо Андрея Зубова.
        - Тревога, друзья, тревога! Аврал! — хриплым шёпотом бросил он. И возбуждённо надвинул свою клетчатую кепчонку на самый нос.
        - Что такое? В чём дело? Что случилось?
        Четверо обитателей комнаты моментально очутились у окна.
        - Венеру забрали!
        - Кто?
        - Мать приехала на такси. Грустная такая, даже губы не накрашены. И прямо к тёте Тонне протопала. Потом Венера собрала свои вещи, села в машину с матерью и укатила.
        - Её никто не спросил, почему она уезжает досрочно? — насупив брови, отрывисто оказал Алёшка.
        - Девчонки спрашивали. Она сказала, что завтра уедет в Москву.
        - Всё ясно! — выкрикнул Витька. — Преступление совершится сегодня. А завтра вся банда смотается. Надо действовать по плану!
        - Славка уже действует. Взял письмо и пошёл к тёте Тонне.
        - Свистать всех наверх! — выкрикнул Алёшка. — Форма одежды парадная.
        Он принялся застёгивать свои видавшие виды, стоптанные сандалии.
        - А если тётя Тонна не пустит нас? — спросил Альберт.
        - Как это — не пустит, если письмо? — загорячился Витька. — Какое она имеет право!
        - Вот так — возьмёт и не пустит.
        Ребята переглянулись.
        - Тогда надо бежать, — решил Витька. — Ведь вы понимаете — от нас зависит человеческая жизнь. Пошли скорее, послушаем, что поёт Славке тётя Тонна.
        - Пошли! — подхватил Алёшка.
        - Если бегать, тогда обязательно из лагеря выгонят, — вздохнул Альберт.
        - А что делать? — Витька скрестил руки на груди. — Тут такое дело, что медлить нельзя! Пошли!
        - Как мы там назвали эту самую Славкину тётю? — вдруг спросил Игорь.
        Мальчишки удивлённо уставились на него. Андрей озабоченно нахмурил лоб:
        - Вот чёрт! Надо было записать. Кажется, Ефросиния Кирилловна.
        - И живёт она в селении Марьяновка, в двадцати километрах от Солнечного. Так?
        - Ну так! А что ты надумал? — спросил Сергей.
        Игорь хитро ухмыльнулся и подмигнул товарищам:
        - Так. Есть один проект. Вы идите к тёте Тонне. Я немного задержусь.
        - Да говори ты, чертила, что придумал? Ну?! — рассердился Витька.
        - Пока не скажу. Идите.
        - Не скажешь?!
        В голосе Витьки зазвучали грозные нотки.
        - Не скажу!
        - Подожди, Витька! — Альберт Мяги схватил Витьку за сжатую в кулак руку. — Так нельзя! Игорь — умный парень, мы ему верим. Он сделает так, как надо. Чего ты на него наскакиваешь, как петух?
        Над лагерем разнёсся сигнал «подъёма». В коридоре за дверью послышался топот босых ног, голоса.
        - Ладно! Пошли! — кивнул головой Игорь.
        Славка, Андрей и Зина-Зиновей ждали друзей возле столовой. У них был угрюмый вид.
        - Не пустила? — издали спросил Витька.
        - Велела прийти после полдника, — сказал Славка и вздохнул. — Тоже мне, придумали тётке такое имечко, что я чуть было не забыл его. А наша тётя Тонна сами знаете, какая въедливая.
        - Ну, а всё-таки, пустит она или нет? — допытывался Витька.
        - Откуда я знаю? Что я тебе — тётя Тонна? — проворчал Славка.
        Есть никому не хотелось. Но Алёшка сказал:
        - Надо подзаправиться. Кто его знает, когда ещё есть придётся.
        И все через силу принялись за гречневую кашу и чай.
        Игорь куда-то сбежал и пришёл позже.
        - Ну, как получилось у тебя, Игорь? — спросил Алёшка.
        Игорь с таинственным видом пожал плечами.
        После полдника мальчишки всей оравой ввалились к тёте Тонне в канцелярию лагеря.
        - Да ты что?! — Тётя Тонна сердито и удивлённо взглянула на Славку. — Ты, как видно, весь лагерь хочешь вести к своей тётушке!
        - Нет, Антонина Михайловна, — медовым голоском пропел Славка. — Только самых лучших моих друзей… Тётя… — Он запнулся. — Тётя Фрося будет очень рада. А сад у неё — знаете какой! И виноградник есть…
        Тётя Тонна, нахмурившись, перечитывала письмо, написанное под диктовку мальчишек, Зиной Симаковой. Потом она долго разглядывала штемпели на конверте. Оторвавшись от конверта, тётя Тонна потёрла лоб и внимательно посмотрела на стоящих перед нею мальчишек.
        - Прямо не знаю, что мне с вами делать! — наконец заговорила она. — Вся эта история с тётушкой кажется мне… — Она покрутила головой и не закончила фразы. — Прямо не знаю… А Николая Серапионовича в горком вызвали.
        - Так ведь ждёт же нас тётя Фрося, Антонина Михайловна, — плачущим голосом заговорил Славка. — Беспокоится старушка, надеется. Тут автобусом всего ничего — один час и там…
        Тётя Тонна вздохнула и покачала головой.
        - Нет, без Николая Серапионовича… — начала она.
        И тут зазвонил телефон.
        - Пионерский лагерь «Спутник»! — крикнула в трубку тётя Тонна. — Я — старшая пионервожатая… Что? Говорите громче! — Сердитое выражение её лица смягчилось на глазах. — Здравствуйте, Ефросиния Кирилловна! Да, да! Знаю! Вот он, ваш Слава, здесь, со своими друзьями. — Тётя Тонна долго слушала и всё время кивала головой.
        Мальчишки бросали друг на друга изумлённые взгляды. Только Игорь Валявский стоял, опустив глаза, и еле заметно улыбался.
        - Хорошо, Ефросиния Кирилловна! — наконец снова заговорила тётя Тонна. — Если вы просите, я отпущу его к вам. И товарищей отпущу… Когда они вернутся в лагерь? Значит, завтра вечерним автобусом? Отличено! Всего хорошего, Ефросиния Кирилловна!
        Тётя Тонна положила трубку и улыбнулась.
        - Ну что ж, Слава! Оказывается, твоя тётушка действительно ждёт вас всех. Можете ехать. Когда идёт автобус на эту самую Марьевку?
        - Марьяновку, — поправил Игорь. — Мы уже узнали: автобус отходит в пять часов. А в шесть, ещё засветло, мы будем на месте.
        - Хорошо! — Тётя Тонна снова нахмурилась. — Только завтра к вечерней линейке всем быть в лагере.
        Сбивчиво поблагодарив тётю Тонну, ребята гурьбой выскочили из домика.
        - Как же это так? — воскликнул Славка. — Выходит, и вправду есть у меня тётушка с таким трудным именем! Ничего не понимаю.
        - Выходит есть, — с ошалелым видом подтвердил Сергей.
        И замотал головой.
        Игорь улыбался с таким счастливым видом, точно исполнилось его самое большое желание.
        - Игорь, это ты устроил! — догадался Алёшка. — Как это ты сделал?
        - Ну я! — Игорь скромно опустил взгляд. — Это же очень просто! Две копейки, половинка спички и одна девчонка. И Славкина тётушка на месте.
        - Как? Объясни! Да говори же ты, хитрюга! — дружно заорали мальчишки.
        - Просто-напросто я дал Зине Симаковой две копейки и уговорил её позвонить в лагерь с пляжа, из телефона-автомата, — пояснил Игорь. — А чтобы голос у неё старым стал, шепелявил, я сказал, чтобы она взяла в рот половинку спички.
        - Качать его! — закричал длинный Серёжка-Портос.
        - Некогда! Подождите! — Игорь отскочил к кустам. — Мы же опоздаем на автобус.
        - Да, надо собираться, — поддержал Игоря Алёшка. — Через десять минут всем быть у ворот лагеря.
        43. «Слезай — приехали!»
        Поскрипывая и чихая мотором, старенький автобус мчался по городским улицам. Несмотря на открытые с двух сторон окна, пассажиры задыхались.
        Мальчишки устроились на задних сиденьях и с любопытством смотрели в окна. Мелькали домики городских окраин, пыльные, истомлённые зноем, широколистые катальпы. Потом автобус, надсадно гудя мотором, стал взбираться в гору. Далеко внизу показалось море — недоброе, иссиня-чёрное, испещрённое злыми белыми чёрточками пенистых волн.
        - Смотрите! — крикнул Андрей, указывая назад.
        У самого горизонта, над морем поднималась тяжёлая тёмная туча.
        - Вот так дядя Миша! — проговорил Алёшка. — Лучше любого барометра предсказал шторм.
        Народу в автобусе было мало. Двое дюжих, краснолицых дядек, сидя на передних местах, ожесточённо спорили о том, какой сорт винограда лучше. Пожилая женщина с мешком, покачиваясь, дремала у бокового окна. Очень серьёзная девушка, в очках и соломенной шляпе, не отрывала глаз от раскрытой книги. Автобус, как козёл, прыгал по избитой дороге. И девушку, и её книгу бросало из стороны в сторону. Едва ли в таком положении можно было читать. Но девушка, то и дело поправляя соскакивающие очки, упорно водила глазами по строчкам и переворачивала страницы.
        За городом дорога серой пыльной лентой извивалась между низкорослым лесом и виноградником, то взбегая на гору, то спускаясь вниз.
        - Что же мы станем делать, когда приедем? — спросил Альберт.
        - Ну, прежде всего проберёмся к маяку, посмотрим, что там происходит, — ответил Андрей. — Если эти бандиты нападут на кого-нибудь, задержим их.
        - Как ты их задержишь? У них, наверное, оружие. Такие типы всегда имеют оружие, — сказал Алёшка.
        - Ну, если вы боитесь бандитов, то незачем было вам ехать с нами, — рыжий Серёжка Быков высокомерно задрал голову. — Мы, мушкетёры, никого не боялись и не боимся! Верно, д’Артаньян?
        - У тебя, Сергей, как и у настоящего Портоса, голова не больно варит, — вмешался в разговор Витька. — Не боимся, не страшимся! — передразнил он. — Нужно понимать, что идём мы на серьёзное дело. Это тебе не в мушкетёров играть. Надо подумать, как поступать.
        - Ничего мы сейчас не надумаем, потому что не знаем, как там будет, — заговорил Алёшка. — Конечно, Витька прав — дело здесь серьёзное. Надо будет всё разведать хорошенько. А потом, если надо, позовём людей на помощь.
        - Кого ты там позовёшь? — Славка вздохнул. — Там же маяк — и ничего больше.
        - А на маяке-то люди есть?
        - Может, там одни бандиты?
        - Ерунда! Не может быть, чтобы все были бандитами. Ну, может, один или два. А на маяке, конечно, люди что надо! — Алёшка для убедительности мотнул задранным вверх большим пальцем. — Кто на маяке работает? Моряки! А моряки шпану всякую не любят.
        Сильный порыв ветра вдруг рванул на окнах автобуса занавески. Это был прохладный влажный ветер.
        Ребята взглянули назад. Тёмная низкая туча почти догнала автобус. Впереди дорога, сбегающая вниз, виноградники — были залиты неистовым солнцем. А сзади, совсем близко, даль уже была затянута белёсой мутью. Тёмная ночь гналась за автобусом, быстро поднимаясь по дороге, гася яркую зелень виноградников.
        - Закрывай окна, хлопцы! Сейчас польёт! — крикнул краснолицый дядька, борясь с рвущейся из его рук занавеской.
        Его товарищ, женщина, девушка в очках, мальчики — все бросились закрывать окна.
        Сквозь шум мотора и скрип кузова автобуса пробился грозный, все нарастающий гул. За окном вздрогнули и закачались ветки деревьев. Крупные дождевые капли взметнули на дороге фонтанчики пыли.
        И шумный грозовой ливень обрушился на автобус, на сразу почерневшую дорогу, на пригнувшиеся к земле трепещущие деревья.
        Это был сплошной поток шумящей воды. Серая завеса ливня кипела и билась под ветром вокруг автобуса, скрывая повороты дороги и ближайшие деревья. Шофёр включил фары. Но их свет расплывался и тонул в струях дождя, рождая множество разноцветных радужных отблесков.
        То и дело сверкали сиреневые молнии, на какое-то мгновение превращавшие дождевые струи в серебряную пряжу, протянутую от неба до земли. Грохот грома тонул в грозном гуле ливня.
        Автобус медленно, словно ощупью пробирался по размокшей дороге, разрывая серую дождевую ткань.
        - Боже ж мои! Да шо ж це робится! Светопреставление! — испуганно проговорила женщина.
        - Вот здорово! — восторженно выкрикнул Витька.
        Мальчишки жадно любовались сиреневыми вспышками молний, живыми и стремительными дождевыми струями, рыжими пенистыми потоками, бегущими по дороге.
        Ещё с полчаса автобус, раскачиваясь и скользя, медленно полз по дорожной грязи. Потом на одном из поворотов задняя часть машины вдруг скользнула вправо, тревожно взвыл мотор. И наклонившийся автобус оказался в глубоком придорожном кювете.
        - Слезай — приехали! — невесело пошутил один из дядек. — Что делать будем, водитель?
        Шофёр повернул к пассажирам расстроенное сердитое лицо:
        - А что тут поделаешь? Будем ждать да загорать.
        - Чего ждать, милый? — дрожащим голосом проговорила женщина.
        - Пока дождь кончится. Тогда, может быть, как-нибудь вытащим машину. А сейчас и думать об этом нечего. Закуривай, ребята!
        Шофёр подсел к мужчинам, и по автобусу разнёсся острый запах табачного дыма.
        А за окнами всё ещё бушевал дождь. Ветер усиливался, и его порывы в какие-то бесформенные клубки сплетали дождевые нити.
        - Сколько там накачало? — опросил шофёр.
        Девушка в очках взглянула на часики:
        - Половина восьмого.
        - Вот не повезло! — Шофёр махнул рукой и досадливо цокнул языком. — До маяка какая-нибудь пара километров осталась. А дальше дорога песчаная, там в любую погоду проедешь. Два километра не дотянули!
        Алёшка хмуро взглянул за окно.
        - Нам, ребята, больше ждать нельзя, — решительно проговорил он. — Скоро темнеть начнёт. Надо идти.
        - Под дождём? — удивлённо и жалобно спросил Сергей-Портос.
        - Мушкетёры-то никого не боятся! — Витька насмешливо подмигнул Сергею.
        - Так это ж не люди. Это ж ливень, — растерянно залепетал Сергей.
        - Надо идти, — согласился Андрей. — Мало ли что там может случиться! Тут всего два километра. Дойдём! Разувайся, ребята.
        - Куда вы, дурные?! — изумилась тётка, когда мальчишки столпились у двери. — Там ведь не погода, а прямое светопреставление!
        - Ничего, тётя! Мы — привычные, — ответил Витька.
        И, открыв дверь, выпрыгнул из автобуса.
        У него перехватило дыхание. Ветер был тугим, упругим, и Витька подумал, что ещё немного и он от этого ветра раздуется и лопнет, как резиновый шарик. Рубашка и штаны сразу стали мокрыми и прилипли к телу.
        Рядом плюхнулась в грязь длинная фигура Серёжки Быкова. Он поскользнулся, уцепился за Витьку, и оба мальчишки повалились в наполненный водой кювет.
        Выбравшись оттуда, Витька подметил, что если нагнуть голову, то можно свободно дышать, хотя ветер больно хлещет в лицо водяными струями.
        Алёшка, стоя перед автобусом, махнул рукой, раскрыл рот и закашлялся.
        Наверное, он хотел крикнуть «пошли», но до ребят в паузе между двумя порывами бури донеслось что-то вроде «по-ли» Алёшка ещё раз махнул рукой, выплюнул воду и зашагал по дороге.
        Через несколько минут Игорь оглянулся. Но автобуса уже не было видно.
        44. Страшная ночь
        До посёлка мальчишки добрались уже в сумерках. Ливень прекратился, но сыпал мелкий, противный дождь, да всё ещё бушевал порывистый ветер. Глухо и тяжело били волны в обрывистый берег.
        В саду было совсем темно. Ни одного огонька не видно и в домах. Только маяк через ровные промежутки времени бросал в темноту сада скользящий, ослепительный луч. Но когда этот луч уходил в морскую даль, темнота становилась ещё гуще и непроницаемей.
        Андрей и Славка хорошо запомнили дорожку в саду и уверенно вели ребят в темноте. Только иногда, когда с какой-нибудь яблони, точно ядро, падало тяжёлое яблоко, мальчишки вздрагивали.
        Обогнув холмик, ребята вышли к домику с верандой. Как раз в этот момент голубоватый луч маяка скользнул по саду, на мгновение осветил большое окно, выхватил к темноты соседний домик и ушёл в море.
        Окна домика выглядели мрачными.
        - Не нравится мне это, — прошептал, обратился к товарищам Андрюшка. — Темно и пусто.
        - Ч-что б-будем д-делать? — лязгая зубами не то от холода, не то от страха, спросил Славка.
        - Раз пришли, то будем доводить дело до конца, — сказал Алёшка. Голос его звучал чуть-чуть глуше обычного. — Четверо постучат в дом, а остальные пусть спрячутся в кустах. Если мы закричим, подадим знак тревоги — то те, кто в кустах, сейчас же бегут искать людей. Не вымер же посёлок.
        Алёшка помолчал и, упрямо нагнув голову, шагнул на ступеньки веранды.
        - Кто со мною? — спросил он.
        Он смотрел сверху на сбившихся в кучку ребят и ждал.
        - Ну, я! — проговорил Витька. И встал рядом с ним. — Как говорится, назвался груздем…
        Альберт Мяги не сказал ничего. Он просто молча встал рядом с Алёшкой и сжал его плечо.
        - И я! — вдруг не сказал, а выдохнул Андрей-д’Артаньян.
        - И я… Я тоже… Могу пойти, — неуверенно проговорил Игорь Валявский, топчась на месте.
        - Нет, Игорь! Ты останешься с ребятами в засаде, — сказал Алёшка. И Игорь облегчённо вздохнул. — Ну, по местам!
        Четверо мальчишек исчезли в кустах.
        Алёшка поднялся на веранду и подошёл к дверям.
        - А что мы скажем, если нам откроют? — спросил Андрей.
        - Ну, вот ещё! Скажем, что заблудились… что автобус зашёл в кювет, — зачастил Виктор.
        И испуганно смолк. Из домика донёсся тоскливый, жалобный вой. Не то плач. Этот звук слышался очень недолго, но в нём звучала такая тоска, что у мальчишек сжались сердца.
        - Что это? — очень тихо спросил Андрей.
        - Не знаю, — ответил Алексей.
        И громко, решительно постучал в застеклённую дверь.
        Из глубины домика донёсся радостный, всё приближающийся собачий лай. Собачонка запрыгала окно закрытой двери и начала взвизгивать от радости.
        Алёшка потянул дверь, и она открылась. Тёмный визжащий комочек метнулся с пола, мягко ударил Алёшку в грудь, упал. И принялся лизать босые Алёшкины ноги.
        - Ну что ты, пёсик! Что с тобой? — спросил Алёшка, нагибаясь к собачонке.
        Луч маяка через окно осветил прихожую, три открытые двери и собачонку, ползающую по полу.
        - Да ведь это же Дэзик! — узнал Витька. — Тот самый Венеркин Дэзик… С чего это он стал таким ласковым?!
        - Здесь случилось что-то нехорошее, — приглушённым голосом проговорил Алёшка. — Почему дом брошен незапертым? Где хозяева? Это всё надо установить.
        Ребята замерли, насторожённо вглядываясь в темноту. Они помнили, что в прихожую выходили три двери, и теперь ожидали следующего поворота маяка, когда хоть на минуту станет светло.
        - Как только луч опять дойдёт до нас, ты, Витька, осматриваешь правую комнату, Альберт — левую, Андрей — прихожую, а я иду прямо, — сказал Алёшка.
        И только он кончил говорить, как откуда-то донёсся еле слышный хлюпающий звук. Ребята почувствовали, как неприятный холодок страха, словно ледяным пёрышком, тронул их спины. Звук смолк. На мгновение стало тихо. Потом снова что-то забулькало.
        Дэзик с жалобным воем помчался прямо, в глубь дома.
        - Что это? — еле слышано прошептал Андрей, прижимаясь к Витьке плечом.
        - Сейчас узнаем, сказал Алёшка.
        И, вытянув вперёд руки, осторожно, ощупью, двинулся вперёд. За ним, также ощупывая пол босыми ногами, шли остальные мальчишки.
        Рука Алёшки натолкнулась на полураскрытую дверь. Он сделал ещё шаг и ощутил под ногами мягкую теплоту ковра.
        В комнате теперь слышалось еле ощутимое прерывистое шипение, словно кто-то открывал и закрывал краник газовой печки. Сильно пахло каким-то лекарством.
        Алёшка сделал ещё один осторожный шаг, и вдруг нога его опустилась на что-то упругое.
        В то же мгновение луч маяка скользнул в окно и осветил комнату — стол, пишущую машинку, диван… И лежащую под ногой Алёшки большую человеческую фигуру. Человек лежал на спине, раскинув руки и откинув голову. Мальчишек особенно поразило его лицо — тёмное, с широко раскрытым ртом и плотно сжатыми веками глаз.
        Луч маяка скользнул по этому жуткому мёртвому лицу, перескочил на кресло и исчез. В комнате сразу стало темно, ещё темнее, чем было раньше.
        Мальчишки не стали ждать следующего поворота маяка. Они вышмыгнули из дома и остановились, ощутив под ногами холодную, влажную землю.
        - Он убит? Да? — хрипло выкрикнул Андрей.
        - Не знаю… убит или ранен, — ответил Алёшка, стараясь унять противную дрожь, бьющую всё его тело.
        - Что там? Что?
        Из кустов выскочили сидевшие в засаде.
        - Человек лежит… кажется, мёртвый… чёрный-чёрный. Наверное, негр, — пояснил Витька.
        Алёшка наконец справился с волнением и заговорил короткими, отрывистыми фразами, словно подавая команды:
        - Надо действовать. Мы с Альбертом остаёмся здесь, следим за домом. Виктор, Игорь, Андрей и Славка бегут на маяк. Остальные — в соседний дом. Будите, поднимайте на ноги всех, кого найдёте, всех зовите сюда. Быстро!
        Мальчишки безропотно послушались и сейчас же исчезли в темноте.
        - Откуда взялся этот негр? — тихо спросил Альберт.
        Алёшка пожал плечами.
        - Идём в кусты, — сказал он. — Будем следить.
        А Игорь, Андрей, Витька и Славка бежали по тропке туда, где медленно поворачивалась верхушка башни маяка. И, наверное, никогда ещё луч света не казался им таким прекрасным и манящим, как этот голубоватый конус, скользящий по морским волнам и по берегу.
        - Маяк на островке! — вслух припоминал Андрей. — Туда с берега переброшен железный мостик.
        Гулко и яростно било в берег разбушевавшееся море. Сноп света снова скользнул по берегу, но теперь он прошёл над головами бегущих мальчишек.
        Маяк был уже совсем близко. Светящиеся гребни волн с рёвом ударяли в подножие башни, смутно белеющей в темноте.
        - Мостик здесь! — выкрикнул Славка.
        И вдруг остановился так неожиданно, что остальные чуть не налетели на него.
        Мостика не было. Между башней маяка и берегом метались вспененные злые волны, отсвечивающие зловещим фосфорическим светом.
        Несколько минут мальчишки вглядывались в темноту. И когда широкий световой луч снова плавно заскользил над их головами, они разглядели в пенящейся воде остатки мостика — железные перила и балки.
        - Мост снесло! — крикнул Андрей. — Что теперь делать?
        Мальчишки топтались на скале, обдаваемые холодными, солёными брызгами. Громада скалы то и дело вздрагивала под уларами волн.
        - Надо бежать к дороге, — решил Витька. — Если не встретим машину, то побежим в эту самую Марьяновку.
        Яркий свет вспыхнул в нескольких шагах от них и заставил их зажмуриться.
        - Кто такие? Что здесь делаете? — спросил строгий голос.
        Витьке Олейникову этот голос показался знакомым.
        Фонарь потух. Немного погодя, когда глаза привыкли к темноте, мальчишки увидели три человеческие фигуры в широких платах с капюшонами.
        - Кто такие? — снова повторил голос.
        - Товарищ лейтенант?! Товарищ Астахов?! — радостно выкрикнул Витька.
        - А! Старые знакомые! — Голос теперь звучал мягко, чуть насмешливо. Как вы здесь оказались?
        - Скорее пойдёмте, товарищ лейтенант! В домике убитый негр. Там совершено преступление! — задыхаясь, закричал Витька.
        - Что за чушь? — удивился лейтенант. — Ну пойдём. Показывай своего негра. Королев, останетесь здесь. Наблюдайте за морем. Посигнальте ещё на маяк, может, заметят, Званцев, за мной! Ведите, ребята!
        Мальчишки побежали назад, по той же размокшей тропинке, извивающейся между деревьями сада. И как приятно было им слышать позади себя уверенные, тяжёлые шаги пограничников.
        - Нашли кого-нибудь? — окликнул из темноты голос длинного Серёжки Быкова. — В домах никого нет.
        - Нашли, нашли! — радостно ответил Витька.
        - Да вас тут целая экспедиция! — удивился лейтенант. — Ну, показывайте, где вы негра разыскали?
        Он включил свой яркий фонарь.
        - Идёмте!
        Алёшка уверенно открыл дверь домика. Освещая себе путь фонариком, лейтенант уверенно топал сапогами. А за ними в домик вошли остальные.
        - Здесь! — сказал Алёшка, останавливаясь возле внутренней двери.
        По передней метался и радостно повизгивал Дэзик.
        Мальчишки столпились в дверях.
        Лейтенант осветил фонариком лежавшего. Потом присел около него и взял за руку, нащупывая пульс.
        На ковре лежал грузный человек в золотистой пижаме. Лицо его казалось синим от прилива крови. Поэтому при скользящем неверном свете маяка оно показалось ребятам тёмным, как у негра.
        Лейтенант припал ухом к груди лежащего.
        - Тяжёлый сердечный приступ, — сказал он, поднимаясь. — Нужен врач и поскорее. Званцев! Оставьте свой фонарь и быстро к машине. На третьей скорости в Марьяновку за врачом. Фонарь передайте ребятам.
        Пограничник торопливо выбежал из дома.
        Лейтенант Астахов окинул взглядом усталых и грязных ребят.
        - Да и вам, я вижу, сегодня досталось. Такого шторма лет двадцать в наших краях не бывало. Сейчас сделаем так: возле веранды есть бочка с дождевой водой. Мочите полотенце и прикладывайте больному на грудь.
        В комнату, грохоча сапогами и скрежеща намокшим плащом, вбежал пограничник.
        - Товарищ лейтенант, в море судно появилось. Ракеты пускает.
        - Иду! — Лейтенант зоркими карими глазами взглянул на переглянувшихся Алёшку и Витьку. — И вы пойдёте со мною… Для связи.
        - Есть, товарищ лейтенант! — лихо прищёлкнул босыми пятками Алёшка.
        45. Помощь прибыла
        Море по-прежнему неукротимо и методично таранило берег могучими ударами волн. Но ветер уже улёгся, и на небе появились звёзды. Стало прохладно. Мокрая одежда неприятно холодила тело, и мальчишек сразу бросило в дрожь.
        Лейтенант Астахов на ходу скинул плащ-накидку и бросил его Алёшке.
        - Закутайтесь. Вам одного на двоих пока хватит.
        «Всё замечает!» — подумал Алёшка.
        Далеко в море то вздымались вверх, то тонули огоньки неизвестного судна. От маяка в тёмное небо взлетели три красные ракеты. Немного погодя в море отрывисто замигал яркий, белый огонёк.
        - Читай, что там пишут? — сказал лейтенант Астахов пограничнику.
        А огонёк мигал то короткими, то длинными вспышками.
        - Радио… ваше… принял, — вслух расшифровывал сигналы пограничник. — Имею на борту врача. Попытаюсь высадить его у причала… капитан «Дельфина» Тягнирядно…
        - Афанасий Макарович! — воскликнул Витька.
        - Пиши! — приказал пограничнику лейтенант Астахов.
        Солдат высвободил из-под плаща чёрный ящичек фонаря.
        - Я — лейтенант Астахов. Сообщите, что случилось на маяке? — медленно диктовал лейтенант. — Врач срочно нужён, на берегу тяжелобольной.
        Снова замигали огненные вспышки на «Дельфине».
        - Начальник маяка ранен в голову, — вслух читал пограничник. — По радиовызову вышел в море с врачом. Антенну сорвало штормом. Примите шлюпку на причале, — установите переправу на маяк.
        - Добро! Пошли на причал! — Лейтенант Астахов строго посмотрел на ребят. — Вам приказываю оставаться здесь! И так вы суётесь куда надо и куда не надо…
        Хотя причал был защищён островком, на котором стоял маяк, пенистые волны то и дело захлёстывали дощатый настил. В ярком свете фонаря эти волны казались каким-то гривастыми бешеными зверями.
        Держась за перила из натянутого троса, лейтенант Астахов осторожно пробирался к концу причала. Волны то и дело захлёстывали его, но он упорно шёл вперёд.
        - Вот это да! — выкрикнул мальчишеский голос. Ребята обернулись. «Мушкетёры» в полным составе стояли возле них, вглядываясь в бушующее море.
        - Что ж вы больного бросили? — опросил Алёшка.
        - Не бросили! С ним Игорь остался. Он замёрз и не захотел идти на берег, — ответил Андрей. И закричал: — Смотрите! Лодка плывёт!
        Это походило на чудо. Среди волн, точно лёгкая пробка, прыгала маленькая лодочка. Она то скрывалась за волнами, то взлетала на их гребни, но упорно приближалась к причалу.
        - Разобьёт же её, разобьёт! Э-эх! — простонал Славка.
        Лодку швырнуло к причалу. Но в последний момент она ловко скользнула вдоль него. Тёмная человеческая фигура прыгнула на причал и уцепилась за лейтенанта Астахова. А лодка уже отошла от причала и исчезла в темноте.
        - Здорово! — завопил Андрей.
        - Других таких не найдёшь! — подхватил Зина-Зиновей.
        - А мушкетёры? — усмехнувшись, спросил Витька.
        - Эти, пожалуй, не хуже мушкетёров! — убеждённо пробасил длинный Серёжка.
        - Да, это тебе не шпагой друг друга тыкать, огласился Славка.
        Фонарь внизу погас. Минуту спустя мимо мальчишек торопливо прошагали два человека: высокий — лейтенант Астахов и низенький, толстенький — приезжий доктор. Пограничник направился к маяку.
        Войдя в комнату, доктор ловко выскочил из больших сапог, скинул резиновый костюм и широкополую шляпу. Золе толстые длинные волосы рассыпались по его плечам.
        - Смотри! Да ведь это девушка! — прошептал Виктор.
        Действительно, доктор оказался маленькой, хрупкой женщиной, одетой в спортивный костюм. Но командовать эта маленькая женщина умела не хуже лейтенанта Астахова.
        Она осмотрела больного, послала Игоря греть воду, строго приказала Витьке открыть все окна, велела лейтенанту Астахову идти отжимать намокший костюм.
        Отдавая эти распоряжения, доктор ловко и быстро сделала больному укол и, направив на него свет фонаря, стала наблюдать.
        Постепенно лицо больного розовело. Он начал глубоко и ровно дышать.
        Возле дома загудел и смолк автомобильный мотор. В комнату влетела всхлипывающая мокрая женщина. За ней бежала Венера и седой худощавый старичок с чемоданчиком.
        - Виташа! Вита! — простонала женщина, бросаясь к лежащему.
        - Его нельзя беспокоить, — строго остановила её тоненькая женщина-врач. — Вы кто?
        - Я… Я его жена.
        - Как же вы могли бросить больного одного? — резко спросил лейтенант Астахов. — Если бы не эти ребята, дело могло бы кончиться плохо.
        Женщина рухнула в кресло и, всхлипывая, пояснила:
        - Когда ему стало плохо, мы с дочкой решили бежать в Марьяновку за доктором. Никого больше в посёлке не оказалось. Женщины ушли на огород. А мужчины… мужчины работали на маяке. Пройти туда, на маяк, было невозможно, море снесло мостик. Мы побежали в Марьяновку… ливень и ветер сбивали нас с ног…
        Женщина разрыдалась.
        - Ну, мама! Мамочка! — заговорила Венера, ласкаясь к ней.
        - Я, товарищ лейтенант, подобрал женщину и девочку возле самой Марьяновки, — доложил шофёр-пограничник. — Они совсем обессилели. Потом мы заехали за товарищем доктором, захватили его.
        - И, как видно, совершенно напрасно, — сердитым тенорком проговорил старичок с чемоданом. — Мне здесь делать нечего, мой коллега сделала всё, что необходимо. Прошу отвезти меня обратно в Марьяновку, там тоже могут быть заболевшие.
        - Сейчас мы вас отправим, доктор, — сказал лейтенант Астахов. И, взглянув на мальчишек, поклёвывающих носами, попросил женщину: — А этих ребят прошу устроить переночевать. Они совсем замаялись.
        - Конечно, конечно! — засуетилась женщина. Мы так вам благодарны. Венерочка, отведи мальчиков в комнату дяди Феди. Откуда вы только взялись, такие хорошие?
        - Это — наши, мама! Из нашего лагеря! — с гордостью сказала Венера. — Пошли, ребята!
        Устраиваясь спать на мягком, пушистом ковре, Витька спросил Андрея:
        - Ну, где же убийца, Андрейка? Куда он девался?
        Андрей растерянно пояснил:
        - Это же тот самый, который больной. Это он говорил — его придётся убить… А кого — не знаю.
        - Я понял это. Но не похож этот больной толстяк на бандита.
        - Но он же говорил, что придётся убить.
        - В этом деле нам ещё придётся разобраться! — решил Алёшка.
        46. Солнечным утром
        Наступило утро, такое прохладное, чистое, солнечное, что трудно даже было поверить в возможность ливней и штормов. Ребята встали очень рано и собирались потихоньку уйти из посёлка. Но сделать это не удалось. В домике появилась его хозяйка, жена начальника маяка, хлопотливая и ласковая тётя Паша. Она немедленно завладела перепачканными в грязи рубашками и галстуками, выстирала их и повесила сушить.
        Поэтому и случилось, что часов в десять утра ребята в вычищенной и отглаженной одежде сидели вместе со всеми за большим столом на веранде и пили душистое молоко с хлебом и маслом. И рядом с ними, за тем же столом завтракали Венера со своей мамой, молоденькая женщина-врач, лейтенант Астахов и начальник маяка дядя Федя — загорелый, мускулистый моряк, расписанный различными татуировками и надписями. Даже больной Венерин отец тоже выбрался на веранду — бледный и вялый, он лежал на кушетке, но глаза у него были удивительно зоркими и внимательными.
        Дядя Федя, несмотря на то, что голову его венчала целая марлевая чалма, всё время шутил и рассказывал смешные истории.
        Он так рассказал о том, как накануне вечером упал в море вместе с обрушившимся маячным мостиком, что этот трагический случай сразу стал весёлым и забавным.
        - Мне твой бандит дядя Федя очень нравится, прошептал Витька на ухо Андрею. — Мировой мужик!
        Андрей с мрачным видом пожал плечами.
        И тогда заговорил отец Венеры.
        - А ведь двух из вас я уже знаю, мои юные друзья, сказал он слабым, хриплым голосом. — Я всё вспоминал, где я вас видел? И вспомнил — вы ехали с нами автобусом. Верно?
        - Ну, верно, — неохотно согласился Андрей.
        - И снова вы здесь. Что же это вас всё тянет из пионерского лагеря в эти края?
        - Да, так… Дело тут одно, — сбивчиво объяснил Славка. — Тётя здесь у меня в Марьяновке… эта самая… Как её? — Славка жалобно посмотрел на друзей. — Ну, Серафима Кирилловна. Скучает по мне старушка.
        - Серафима Кирилловна?! — переспросил дядя Федя. — Вроде нет такой в Марьяновке. Я там, почитай, не то что человека — кота каждого знаю.
        Лицо Славки стало красным, как его пионерский галстук.
        - Нет у Славки здесь никакой тёти. И дело здесь в одном разговоре, который случайно услыхал Андрей Зубов. Там, на станции, когда вы ехали сюда, — заговорил Алёшка.
        - Не смей! — выкрикнул Андрюшка.
        - Нет! Сейчас молчать не следует. Надо говорить прямо, — твёрдо сказал Алёшка. — Ожидая автобуса, вы, дядя Федя, и Венерин папа сидели в скверике около вокзала. И у вас там вышел один странный разговор. Вы там говорили о каком-то убийстве.
        - Об убийстве?! Мы?! — Круглое, отёкшее лицо отца Венеры стало удивлённым. — О каком убийстве? Что за ерунда!
        - Вы сказали: «Его придётся убить», — тихим голосом твёрдо заявил Андрей. — А он вот, дядя Федя, просил не убивать.
        - Мы — замышляли убийство?! — Глаза лежащего стали круглыми. — Мы с Фёдором? Да ты что, мальчик?
        - Был такой разговор, был, Виталий! — весело выкрикнул дядя Федя. — Припомни.
        И вдруг больной задёргался, запыхтел в каких-то странных судорогах. Лицо так покраснело, что тоненькая врачиха бросилась к нему и принялась щупать пульс. А дядя Федя захохотал так громко и оглушительно, что на столе задребезжала посуда.
        - Он, чертята! Ой, Шерлоки Холмсы! — сквозь смех выкрикивал дядя Федя. Вот уморили!
        - Ну хватит вам грохотать! Хватит! — крикнула тётя Паша. — Вы лучше расскажите, кого это порешить задумали?
        Больной наконец насмеялся, вытер глаза платком и сказал врачихе:
        - Спасибо, доктор! Не беспокойтесь, от смеха ещё никто не умирал. — Он окинул взглядом насторожённые лица ребят и продолжал: — Ну что ж! Придётся каяться в покушении на убийство. Кстати, и представитель соответствующих органов здесь имеется. — Лицо его стало серьёзным, только где-то в глубине глаз таился смех. — Дело в том, ребята, что я — писатель, пишу книги. А Фёдор, дядя Федя, — мой лучший, ещё фронтовой друг. Перед поездкой сюда я послал ему начало моей рукописи. Я сейчас пишу повесть о наших разведчиках, действовавших в фашистском тылу. Вот об одном из героев этой повести мы и поспорили в привокзальном скверике: я по сюжетным соображениям обрёк его на гибель. А Фёдору он очень понравился.
        - Так это, значит, не взаправду? — растерянно спросил Андрей.
        - Значит, не взаправду! — весело ответил писатель. — Думал я здесь закончить свою книгу, но одолела меня грудная жаба, придётся уезжать.
        - Это же просто безобразие! — рассердилась Венерина мать и сердито замотала головой. — Таких людей… Таких людей, героев Отечественной войны подозревать в преступлении…
        - Подожди, не шуми! — ласково-грубовато прикрикнул на жену писатель. — На нас-то ведь не написано, какие мы люди. То есть, на Фёдоре слишком много надписей, чтобы принимать его за хорошего человека.
        - Есть такой грех! — кивнул головой дядя Федя, наливая себе молоко. — Молодой был, дурной. Считал, что это особенный морской шик — ходить в татуировках. Двухмесячную зарплату отдал одному хлюсту в Одессе за то, чтобы он изуродовал меня.
        - Мы очень перед вами извиняемся, дядя, — сказал Андрей больному. — Кто бы мог подумать…
        - Нет! Не надо извиняться! — снова рассмеялся писатель. — Вы ведь дали мне отличный сюжет для детективной повести! Спасибо вам!
        - Ну, пора вам на автобус, ребята! — сказа лейтенант Астахов. — Вы, доктор, тоже автобусом едете?
        - Да! Спасибо за завтрак, — Женщина-врач встала и подошла к больному. — А вам, я думаю, уезжать сейчас не стоит. Этот приступ — результат резкой перемены атмосферного давления. Я вам выпишу хорошее лекарство — и то не повторится.
        Распрощавшись с хозяевами, ребята вместе с доктором и лейтенантом Астаховым пошли к автобусной остановке. Гостеприимная тётя Паша вручила им целую авоську крупных, душистых яблок «на дорогу».
        - Хорошие вы хлопцы, — задумчиво проговорил лейтенант Астахов, шагая с ребятами по саду. — Но солдаты из вас выйдут никудышные. У меня бы вы всё время ходили в штрафниках.
        - Это почему же, товарищ лейтенант? — обиделся Витька. — Что вам, рожи наши не нравятся?
        - Нет! Рожи у вас замечательные — весёлые, смелые, задорные. — Лейтенант обнял за плечи Алёшку и Витьку. — Дисциплина ваша мне не нравится, ребята. Плохая вас дисциплина — всё время вы порядок в лагере нарушаете.
        - Так ведь скучно у нас там очень, — пожаловался Игорь. — Такая скучища, что волком взвоешь.
        - Скучища?! — изумился лейтенант. — Так кто же в этом виноват? Кто же вам весёлую жизнь должен устраивать, если вы сами не создаёте её? Нет, друзья, тут вы не правы! Надо дружно, организованно со скукой бороться, а не бегать от неё.
        Они вышли на дорогу в том месте, где стоял нелепый каменный навесик для пассажиров. Промытая дождём дорога слепила глаза своей известковой белизной, а в кюветах ещё дымилась под солнцем рыжая вода.
        К навесу, поскрипывая, приближался уже знакомый старенький автобус.
        Лейтенант Астахов поднял руку.
        Когда деревья сада и белая башенка маяка поплыли назад, длинный Серёжка Быков проговорил:
        - Всё как в «Трёх мушкетёрах»! Мушкетёры и их друзья — англичане возвращаются домой.
        Славка задумчиво почесал нос.
        - Знаешь что. Серёжка, — сказал он. — Мушкетёры — это, конечно, хорошо! Но чем хуже пограничники?
        - А доктор! — подхватил Зина-Зиновей. — А доктор? Сама — маленькая, как девчонка… И вдруг в самую бурю прыгает с лодки на причал, чтобы спасти человека…
        - Да! Сколько вокруг нас смелых, хороших людей, — проговорил Игорь.
        Автобус, по-старчески поскрипывая, трудолюбиво наматывал на колёса километр за километром. И белая башня маяка уже казалась нарядной, маленькой игрушкой, прилепленной к голубому зеркалу моря.
        47. Как растёт виноград
        Как обычно, ровно в семь часов утра над лагерем «Спутник» раздались звуки горна. Из спальных корпусов живыми, проворными ручейками хлынули ребята. Утро было свежим и голубым. Сияющее море встречало ребят приветливыми блёстками лёгкой зыби.
        - Ребята! Смотрите! Шестой отряд! — удивлённо закричал Андрейка — председатель совета седьмого отряда.
        И тогда все, от суетливых малышей из первого отряда до солидных семиклассников, обратили внимание на то, что возле входных ворот строился шестой отряд. И Зина Симакова выпроваживала из столовой задержавшихся девчонок. Те торопливо бежали по ступенькам, на ходу дожёвывая хлеб с маслом.
        - Опять шестой отряд в поход идёт! — обиженно крикнул долговязый парнишка. — А нам снова одни мероприятия! Скука зелёная!
        Напрасно заливался горн, призывая ребят на пляж, на утреннюю зарядку. Весь лагерь столпился около ворот и с явной завистью глядел на своих товарищей из шестого отряда, деловито поправляющих рюкзаки и походную обувь.
        - Куда вы сегодня, ребята? — спросил кто-то.
        - В совхоз. Будем работать на виноградниках.
        Толпа ребят зашумела:
        - Почему всё шестой отряд, да шестой?
        - Когда мы куда-нибудь пойдём?
        - Хватит нас держать взаперти!
        Антонина Михайловна, красная, разозлённая, налетела на Аллу.
        - Ваш отряд дезорганизует весь лагерь! — сердито бубнила она. — Чего вы стоите? Идите, если решили идти!
        - Мы ждём автобус, Антонина Михайловна, — спокойно пояснила Алла.
        - Ждать можно и в другом месте, за воротами, — не унималась тётя Тонна. — Мало того, что живут какими-то самостийниками, так они ещё и общий план срывают!
        Как раз в это время у входа в лагерь зашипел тормозами нарядный, бело-зелёный автобус. И ребята из шестого отряда побежали садиться в него.
        - Антонина Михайловна! Можно нам перейти в шестой отряд? — атаковали старшую вожатую мальчишки из седьмого отряда.
        Тётя Тонна нахлобучила свою маленькую панамку плот неё на лоб.
        - Только дезертиры не дорожат честью своего отряда и стремятся перейти в другой!
        - Ну, а если мы согласны даже стать дезертирами? — дерзко спросил Серёжка. — Тогда можно будет перейти?
        - Нечего скакать из отряда в отряд! — отрезала Антонина Михайловна. И закричала: — Немедленно — всем на зарядку! Вожатые! Председатели советов! Ведите свои отряды!
        А бело-зелёный автобус мчался по залитой солнцем дороге. Она была вымощена светло-жёлтым известняком и, казалось, сама тоже струила свет. Вскоре и море, и разноцветные дома и домики пионерских лагерей скрылись за застывшими волнами холмов. Потом дорога желтоватой лентой протянулась по горному склону, тому самому, который ребята не раз видели из лагеря. Оттуда он казался расчерченным тёмно-зелёными полосками и был полосатым, точно матрас. Сейчас эти таинственные полоски можно было рассмотреть вблизи. От дороги тянулись вдаль ровные, словно прочерченные по линеечке, ряды виноградных лоз. Каждый ряд начинался крепким бетонным столбиком, глубоко вкопанным в землю. От него шла толстая проволока, натянутая к другому, столбу на высоте больше метра. А на этой проволоке каким-то чудом висели сочные, широколистые лозы.
        - Сколько здесь винограда! — удивлённо воскликнул Альберт Мяги. — Везде виноград и виноград! Интересно, сколько его в этом совхозе?
        - Без малого тысяча гектаров! — не оборачиваясь, ответил шофёр.
        И лихо крутанул баранку руля. Автобус, словно испуганный зверь, бросился влево и помчался по другой, более узкой дороге. А через несколько минут он остановился возле маленького деревянного вагончика на колёсах. И здесь вокруг были только ряды виноградных лоз, ещё более рослых и крупнолистых, чем раньше. Неподалёку от вагончика высились большие деревянные чаны, установленные на помосте. И этот помост, и чаны, и виноградные лозы, и даже вагончик — всё было заляпано ядовито-зелёной краской.
        Шофёр резко нажал кнопку на руле, и автобус взвыл громким, неприятным голосом.
        Из-за кустов винограда выбежала какая-то фигура, напоминающая космонавта из фантастического фильма. Человек был одет в наглухо застёгнутый комбинезон, густо покрытый зеленоватыми пятнами и подтёками. Голову его прикрывала низко надвинутая на лицо зеленоватая чалма. За спиной у человека висел на ремнях большой баллон ранцевого опрыскивателя.
        Человек лёгким, гибким, привычным движением поставил опрыскиватель на землю и побежал к автобусу. Из-под платка, издали похожего на зелёную чалму, на ребят глянули большие чёрные глаза, весёлые и приветливые.
        - Приехали?! Ну, добро пожаловать в нашу страну Виноградию! — крикнул звонкий девичий голос.
        - Люба! Любаша! — разом воскликнули Витька и Алёшка.
        Они так стремительно, разом выпрыгнули из автобуса, что чуть не застряли в дверях.
        - Выходите, ребята! — предложила Люба. И представилась. — Я — звеньевая виноградарского звена Люба Светлая…
        - Герой Социалистического Труда, — дополнил Витька.
        Люба недовольно покосилась на него. Потом она сорвала с головы платок, и её тёмные волнистые кудри волнами рас сыпались вокруг весёлого загорелого лица. Молодой шофёр автобуса пялил глаза на девушку, высунувшись из раскрытого окна.
        - Ну, езжай, Митро! — вскинул чёрные брови, попросила его девушка. — Ты опоздаешь, а мне попадёт! Езжай! Обратно ждём тебя в половине второго!
        - Есть, Любаша! — покорно ответил шофёр, скрываясь в окне.
        Автобус зафыркал, загудел и рванулся вперёд.
        Люба проводила его взглядом и обернулась к ребятам.
        - А мы, я думаю, проведём день так! Прежде всего я расскажу вам, как трудятся виноградари и покажу наши виноградники. Потом сделаем небольшой, но приятный перерыв-Люба лукаво подмигнула ребятам. — А затем, кто хочет, поработает, поможет нам немного…
        - Все будут работать! — тихим, но твёрдым голосом сказала Зина Симакова. — Мы же не интуристы, а пионеры.
        - Ну, тем лучше! — усмехнулась Люба. Потом, слегка прищурив глаза, посмотрела вдаль и широким взмахом руки окинула бескрайний разлив виноградников. — Взгляните на эти горные склоны! — увлечённо заговорила девушка. — Какие они кудрявые, зелёные, радостные! А всего десяток лёг назад, когда я была школьницей вроде вас, эти горы были лысыми, рыжими, выжженными солнцем. Мы тогда ходили сюда ловить черепах. Только полынок, овсюг да колючки росли «а этой каменистой земле. Пробовали здесь местами сеять пшеницу, но она выгорала. Хотели посадить сады, да земля оказалась пополам со щебнем, ни одно дерево не принималось. И тогда подумали в совхозе о винограде. Виноград не случайно — называют «солнечной ягодой» — чем больше солнца, тем слаще он становится! Сушь ему тоже не страшна — глубокие, цепкие корни уходят в самые недра земли и берут оттуда влагу. И почва здешняя — каменистая, неласковая для других растений — самая подходящая для винограда. И сейчас эти горы дают людям богатые урожаи самой вкусной и сахаристой «солнечной ягоды».
        Откуда-то из глубины виноградника донеслась пески. Эта песня была плавная и широкая, и слов ребята не разобрали, потому что девушки пели старую украинскую песню о казаке, ушедшем на войну, и девушке, ожидающей его. Эта песня словно сливалась с солнечным простором и бескрайним разливом виноградников, которые, казалось, тоже слушают эту песню, слушают и задумчиво покачивают зелёными чубами кустов…
        - Ну, пойдёмте, ребята, я покажу вам наш участок, сказала Люба.
        Она вошла в узкий зелёный коридорчик, стенами которого являлись ровные, рослые кусты винограда, а крышей — небо, высокое и удивительно синее. Из-под крупных листьев, напоминающих ладони с растопыренными пальцами, выглядывали большие грозди ягод. Некоторые из них уже начинали светиться желтоватым янтарным светом.
        - Наше звено возделывает главным образом виноград шасла и рислинг. Но есть у нас ещё и опытный участок, с которым я вас познакомлю попозже… — Лицо у Любы снова стало лукавым. — Вы сами, ребята, видите, что урожай у нас в этом году будет неплохой. Мы надеемся собрать не меньше 120 центнеров «солнечной ягоды» с каждого гектара…
        Звеньевая посмотрела на ребят и заметила, что эта цифра не произвела на них особенного впечатления.
        - А 120 центнеров — это 12 тысяч килограммов медового винограда…
        - Двенадцать тысяч?! Вот это да! — заговорили ребята. — Это урожай!
        - Красота! — наклонившись к Альберту, вполголоса проговорил Игорь. — Посадил этот самый виноград, привязал его к проволоке — рви потом сотни килограммов ягоды… Только успевай отвозить.
        Но Люба, оказывается, услыхала то, что говорил Игорь.
        - Ты напрасно думаешь, — засмеялась она, — что виноград растёт сам собой. «Солнечная ягода» требует больших трудов и тщательного ухода. Чтобы получить хороший урожай, нам приходится работать с весны и до поздней осени. Мы обрезаем лишние побеги, даём лозам удобрения, рыхлим междурядья, опрыскиваем виноград различными химикатами. Вот и сейчас наши девушки обрабатывают лозу раствором медного купороса. Сверху виноградники три дня назад были опылены с вертолёта. Ну, а снизу, для надёжности, мы решили опрыскать вручную…
        - А зачем? — спросил Альберт.
        - После дождей виноград часто поражается мильдью…
        - Чем? — не понял Альберт.
        - Мильдью! — повторила Люба. — По-русски это грибковое заболевание называется ложная мучнистая роса. На заболевших лозах листья вдруг покрываются жёлтыми маслянистыми пятнами, а снизу появляется белый налёт, похожий на плесень. Если не опрыскать вовремя такую лозу, то все листья и соцветия сморщатся и опадут…
        - И часто приходится вам опрыскивать виноград? — спросила Зина.
        - Какой год выдастся. Чем больше дождей, тем чаще надо производить обработку. В этом году мы уже в пятый раз обрабатываем свой участок… — Люба отыскала взглядом Игоря и сказала: — Вот, как видишь, работы у нас немало, и ты напрасно думаешь, что мы даром хлеб едим…
        Слушая Любу, ребята вместе с нею дошли до узкой дороги, за которой тоже тянулся виноградник.
        Здесь со всех сторон доносилось шипение и фырканье опрыскивателей. Иногда между кустами мелькали фигуры работающих девушек, тоже очень похожих не то на космонавтов, не то на пришельцев с каких-то других планет. В комбинезонах, с плотно закутанными головами и лицами, на которых виднелись только большие стёкла очков, девушки ловко и быстро орудовали тонкими гибкими шлангами, из концов которых вырывались зеленоватые зыбкие конусы раствора медного купороса.
        - Что нам делать? — спросила Зина.
        Люба подвела ребят к обочине дороги, на которой лежала груда тяпок с узкими и тонкими лезвиями.
        - После недавних дождей земля на виноградниках сильно уплотнилась. — Она показала туда, где из присохшей, седоватой почвы выбивались изогнутые, похожие на коричневых удавов, виноградные лозы. — И сорняки опять появились. А их не должно быть. Ну, междурядья мы прокультивировали машинами. А вот между кустами, как видите, и корка сохранилась, и сорняки встречаются. Правда, наши инженеры уже создали культиваторы с обтекающей фрезой…
        - Как это — с обтекающей фрезой? — заинтересовался Витька.
        - А это такой стержень, похожий на протянутую руку. На конце его горизонтальное колесо с мягкой резиновой шинкой. А внизу, под колесом, крутятся круглые зубчатые фрезы. Машина-культиватор движется между рядками виноградника. Стержни, как паучьи лапки, протягиваются между лоз. Фрезы крутятся, рыхлят землю и подрезают сорняки. А как только шинка упирается в лозу, колесо словно обегает ствол лозы. Ну и фрезы рыхлят землю возле куста, не задевая самого растения.
        - Вот здорово придумано! — воскликнул Алёшка.
        - Придумано хорошо! — согласилась Люба. — Да мало у нас еще этих замечательных приспособлении. Вот и приходится нам пока между кустами землю рыхлить вручную. Вот так!
        Люба схватила тяпку и, чуть нагнувшись, четырьмя плавными, лёгкими взмахами взрыхлила почву вокруг одной лозы. Ещё четыре взмаха — и мягкая, влажная, пышная почва появилась возле следующего куста винограда. Движения звеньевой были так быстры, легки и красивы, что, казалось, повторить их очень нетрудно и просто.
        - Вот берите тяпки и рыхлите! — сказала Люба. — Только осторожно, чтобы не повредить лозу! Не торопитесь!
        Со смехом и шутками ребята расхватали тяпки. Каждому Люба показала один рядок виноградных лоз.
        - Поехали! — задорно крикнула Вера Сидоренко. Её тёмные глаза смеялись. — Вызываю всех на соревнование!
        - Заяц Хваста на арене! — захохотал Игорь Валявский. — Да ты на десятом кусте скиснешь!
        - Посмотрим!
        Люба Светлая с улыбкой смотрела на работающих ребят. Потом взяла одну из оставшихся тяпок и принялась рыхлить землю в последнем рядке.
        Сначала всем ребятам работа казалась весёлой игрой. Помахивать тяпкой было совсем не трудно. Но немного погодя лёгкая тяпка вдруг стала тяжелеть. С каждым взмахом к ней словно подвешивали все новые и новые гири. Липкий пот начал застилать глаза, и все время приходилось отирать его.
        Игорь Валявский почувствовал, что больше работать он не в состоянии. Облегчённо распрямив спину, он огляделся вокруг. Далеко впереди, уже около конца рядка, легко махала тяпкой Люба Светлая. Чуть сзади неё, но впереди всех ребят, иногда мелькала чья-то жёлтая шёлковая майка. Но такая майка была только у Веры Сидоренко!
        Игорь присел на корточки, пытаясь разглядеть, кто это работает так быстро.
        - Ну как, Игорь, — красота? — крикнула Зина Симакова. Раскрасневшаяся, потная, она сидела на земле, используя свою соломенную шляпку вместо веера. — Только ягоды собирай?
        - Да! — смущённо проговорил Игорь.
        - Ты чего там разглядываешь? — спросил Альберт, старательно, неторопливо продолжая работу.
        - Он кустики до конца своего рядка, как и я, пересчитывает, — отозвался Витька. — Ой, много их ещё, Игорь! Очень много!
        Игорь снова взялся за тяпку…
        Когда он наконец закончил свой рядок, уже, наверное, больше половины ребят валялись на траве, отдыхая от работы.
        - А, Игорь закончил лёгкую работу! Ну, много ягод собрал? Что легче — в нашей столовой ложкой махать или здесь — тяпкой? — разразились ребята градом шуток.
        Но Игорь так устал, что ему не хотелось ни отшучиваться, ни злиться. Он просто тоже свалился на подсушенную солнцем терпко пахнущую траву и закрыл глаза. Солнце приятно пекло лицо. В глазах переливались красноватые отблески. Где-то совсем близко, рядом, попробовал стрекотать кузнечик… Усталые мускулы охватывало чувство сладкого покоя.
        Немного отдохнув, Игорь приподнялся, сел и оглянулся по сторонам. Весь шестой отряд отдыхал, растянувшись вдоль дороги.
        - Ну что ж, ребята! — поднялась Зина. — Начнём по второму рядку?
        - Начнём! — согласился Альберт.
        - Давай ещё отдохнём, Зинок! Ну, хотя бы ещё десяток минут! — попросил Игорь.
        Всем сильно хотелось пить. Но рюкзаки остались около вагончика. А идти туда было лень.
        - Пошли, пошли! — напомнил Альберт. — А то Люба скажет, что мы — отряд лодырей…
        - А где же она? — спросила Зина. — И Верки нашей не видно!
        - Они сразу же взялись за второй рядок! — сообщил Альберт. — Верка, знаете, как работает? Как обтекаемая фреза! За нею не угонишься!
        Покряхтывая, ребята снова взялись за тяпки. Второй рядок каждый из них пропалывал медленнее, то и дело останавливаясь на отдых. Но и теперь, закончив свою работу, все обессиленно валились на траву.
        - Ой! — жалобным голосом простонал Витька. — Зина! Скажи, на мне воду не возили? Может быть, меня загипнотизировали и в телегу вместо лошади запрягали?
        - Да, рядки-то, оказывается, длинные! — вздохнул Алёшка.
        Чуть в стороне из виноградника вышла Люба Светлая и облегчённо распрямила спину.
        - А вы молодцы, ребята! — похвалила она. — По два рядка пройти без привычки — не лёгкое дело! Ну, а Веру вашу я хоть сейчас взяла бы в своё звено. Она от меня не отстала, уже четвёртый рядок заканчивает…
        На дорогу выскочила Вера Сидоренко. Она отбросила тяпку и вытерла полой своей жёлтой майки вспотевшее бронзовое лицо.
        - Ничего не понимаю! — удивился Алёшка. — В поход шли — Вера еле плелась, а здесь всех обогнала!
        - Где ты так полоть научилась, Вера? — спросила Зина Симакова.
        Вера вскинула голову и засмеялась.
        - Да ведь мой папа, как его дразнит мама, — дачник-неудачник! У нас за городом дача, садик и клубника. Ох, и вредная это ягода, эта самая клубника! Вот она-то меня и научила работать тяпкой…
        Из-за виноградника донёсся ритмичный звон. Кто-то равномерно ударял в осколок рельса или железку.
        - Пошли обедать, ребята! — пригласила Люба. — Это сигнал! Обед нам привезли!
        - Мы не будем… У нас свой сухой паёк! — пытались отказаться ребята.
        - Ну нет! — повысила голос Люба. — Здесь я хозяйка! И если вы не хотите меня обидеть, — берите тяпки — и за мной!
        Возле маленького вагончика уже смеялись и шутили весёлые девушки из Любиного звена. Сбросив неуклюжие комбинезоны и платки, они перестали походить на космонавтов и превратились в самых обыкновенных, дочерна загорелых, смешливых девчат. Стоя возле деревянной бочки, они смывали с себя пятна медного купороса.
        - А, Любаша, с пополнением! — закричали они. — Ну-ка, берите, ребята, ложки, показывайте, как умеете работать!
        - Умывайтесь! — предложила Люба.
        Как это приятно — после работы вымыть разгорячённое лицо и усталые руки прохладной, свежей водой! А потом усесться в тени на травку и получить полную миску наваристого, жирного, красного от помидоров борща и большой кусок хлеба! Кажется, ничего вкуснее не может быть этого борща и хлеба!
        После обеда Люба повела ребят на опытный участок. Здесь рос виноград другого сорта. Очень крупные, чуть удлинённые, золотистые ягоды его кое-где казались припудренными беловато-жемчужной пыльцой.
        - Вот он, наш новый сорт! — с гордостью сказала Люба. — Мы хотим назвать его Жемчуг Советский…
        Еле заметный ветерок чуть-чуть шевелил крупные листья. Под яркими лучами солнца виноградные гроздья переливались, словно отлитые из жёлтого стекла.
        - А как вы получили этот сорт? — спросил Алёшка.
        - Ну, это даже рассказывать долго! — ответила Люба, — Мы уже почти четыре года работаем над новым сортом. В общем, есть такой венгерский сорт винограда Жемчуг Саба. Созревает он значительно раньше других сортов. Мы скрестили этот виноград с некоторыми нашими сортами. И получили вот этого красавца… Конечно, не сразу получили. Было у нас много неудач, много трудностей…
        Издали донёсся резкий гудок автобуса.
        - Ну, пора, ребята! — взглянув на часики, сказала звеньевая. — Большое вам спасибо за помощь!
        Когда ребята уже сели в автобус, девушки втащили туда три корзины винограда.
        - Жемчуг Советский! — крикнул Алёшка, взглянув на удлинённые золотистые ягоды.
        - Да, Жемчуг Советский! — кивнула головой Люба Светлая. — Это вам за вашу работу дирекция совхоза в премию посылает. Попробуйте наш новый сорт, стоит ли его называть Жемчугом Советским… До свидания, ребята!
        Автобус помчался по узкой дороге между виноградниками.
        - Надо устроить сбор дружины и пригласить на него все звено Любы Светлой! — предложила Зина Симакова. — Пусть девушки расскажут о своей работе, о том, как выводили новый сорт…
        - Этот сорт прежде всего надо попробовать, — предложил Игорь. И облизнулся, поглядев на золотистые грозди. — Тогда и решим — стоит ли приглашать…
        - Нет! — возразил Алёшка. — Я предлагаю, ребята, передать этот виноград в столовую. Пусть хоть по маленькой грозди, но всем, всему лагерю будет! И пусть объявят — вас угощает виноградом шестой отряд! Чтобы все знали, весь лагерь!
        - Правильно! Всех угостить! Пусть знают наш шестой! — закричали ребята.
        Автобус выскочил на шоссе и понёсся вниз. А далеко впереди нежной живой синевой переливалось море…
        48. Происшествие
        А в пионерском лагере «Спутник» в это время разыгрывались бурные события. Незадолго до обеда в комнату начальника лагеря влетела тётя Тонна. Её маленькая панамка сбилась на самый затылок, круглое лицо стало кумачовым, а бесцветно-серые глаза сверкали ледяным полярным светом.
        - Вот! Доэкспериментировались! — выдохнула тётя Тонна, швыряя на стол перед Николаем Серапионовичем свёрнутый в трубку плакат. — До подпольщины дошли!
        - Что?! — удивился начальник лагеря.
        - А вы разверните и посмотрите! Полюбуйтесь!
        Она грузно села на заскрипевший стул и принялась вытирать вспотевшее лицо панамкой.
        Николай Серапионович развернул плакат и удивлённо разглядывал неправдоподобно-красные языки пламени, прилепленные к краю стола, кукольную круглоглазую ребячью физиономию и крупные буквы: «Берегите спички от детей!»
        - Ничего не понимаю! — Начальник лагеря передёрнул покатыми плечами, — Зачем вы притащили мне это произведение пожарно-прикладного искусства?
        Антонина Михайловна пожала плечами.
        - А вы на обороте посмотрите, Николай Серапионович! — посоветовала она.
        Начальник лагеря перевернул плакат и присвистнул.
        На обратной стороне красовалась целая карикатурная композиция, раскрашенная цветными карандашами. В самом центре бумажного листа были изображены весы и виде долговязой, остроносой женщины. Растопыренные согнутые руки выполняли роль коромысла и чашечек, конец острого носа стрелкой опирался на огромный рот, возле которого выписаны цифры. Лицо женщины-весов имело самое сухое и беспощадное выражение и кого-то сразу напомнило Николаю Серапионовичу. На двух ладонях-чашках стояли огромные гири — одна похожая на грушу, увенчанную дужкой-лицом. Вокруг этого лица торчали жёлтые соломки волос, прикрытые сверху маленькой панамкой. На гире стояла жирная надпись: «Тонна». Другая гиря, совершенно круглая, с круглой же дужкой-головой, увенчанной тюбетейкой. В самом широком месте гири написано: «Пуд». Под обеими чашечками корчились полураздавленные жалкие фигурки с красными галстуками.
        Оплывшее, усталое лицо Николая Серапионовича вдруг оживилось и повеселело. С явным удовольствием он прочитал текст, выписанный крупными печатными буквами:
        Врач свирепый тётя Злоя
        Бережёт ребят от зноя,
        От воды, от ветерка…
        С ней не отдых, а тоска…
        Тётя Тонна, дядя Пуд
        Отдыхать нам не дают.
        За решётку засадили
        И походов нас лишили,
        Зачитали, запилили…
        Погибаем от объятий
        Скучных мы мероприятий.
        Жить ребята все хотят,
        Как живёт шестой отряд!
        - Да это же просто здорово! — Николай Серапионович восторженно пристукнул ладонью по рисунку. — Ну и ребятки! Это же и остро, и просто талантливо! Не подозревал я, что в нашем лагере имеются такие артисты!
        - Хм! — недовольно фыркнула тётя Тонна. И ткнула пальцем в круглую гирьку. — А кто это такой — дядя Пуд, вы понимаете, Николай Серапионович?
        Начальник лагеря захохотал так шумно и весело, что затряслось его тучное тело и слёзы выступили на глазах.
        - Ну конечно же, понимаю! — насмеявшись, ответил он. — И тётю Злою, узнал… — Он прищурился. — Ну, и тётю Тонну с её маленькой шапочкой-нашлёпкой я тоже узнал…
        Антонина Михайловна поджала губы.
        - Что же будем делать, Николай Серапионович?
        Лицо начальника лагеря стало серьёзным.
        - Цэ дило треба разжуваты! — ответил он и задумчиво забарабанил пальцами по столу. — Очевидно, надо сделать вот что! — Он ещё мгновение подумал. — Надо собрать весь педагогический состав лагеря… Пригласить наших ребят — активистов. И вместе с ними обсудить, как мы станем жить дальше… — Тётя Тонна снова начала краснеть и хмурить брови. Но Николай Серапионович не замечал этого. Он смотрел на карикатуру. — Опыт шестого отряда, по — моему, оказался очень удачным. Молодец, Алла! Но, к сожалению, мы не учли своевременно опыт этого отряда, не перестроили в соответствии с ним работу лагеря… Ну, и теперь сами ребята напомнили нам об этом…
        Старшая вожатая возмущённо передёрнула плечами.
        - Я вас не понимаю, Николай Серапионович! По-вашему выходит, что нам следует чуть ли не благодарить авторов этой мазни! — Она брезгливо ткнула пальцем в карикатуру. — Это же… Это же чёрт знает что! Это же, можно сказать, чрезвычайное происшествие! По нему следует принимать совершенно другие, срочные меры!
        - Какие же? — с интересом спросил Николай Серапионович.
        - Ну, в первую очередь следует установить авторов этой подпольщины!
        - А вы, Антонина Михайловна, слыхали когда-нибудь о принципе критики и самокритики? — тихо спросил Николай Серапионович.
        - При чём здесь критика и самокритика?! — возмутилась тётя Тонна. — Ещё не хватало, чтобы мальчишки и девчонки стали нас критиковать! Мне думается, что мы, педагоги, должны быть защищены от подобной критики!
        - Лучшая защита от ребячьей критики — это хорошая работа, отсутствие поводов для такой критики. Ну, а поскольку поводы имеются… — Николай Серапионович слегка повысил голос: — тогда мы должны показывать пример, образец правильного отношения к критике. И ни в коем случае мы не можем зажимать эту критику, поступать по принципу городового…
        - Это что же за принцип?
        - «Держать и не пущать!» Нельзя, Антонина Михайловна, воспитывать наших ребят по принципу держать и не пущать!».
        - Ну, Николай Серапионович, так мы можем совсем распустить ребят! Это же каждый станет делать, что захочет…
        - Нет, не станет, Антонина Михайловна! — Начальник лагеря строго взглянул на старшую вожатую, и лицо его словно окаменело. — Детский коллектив у нас в основе своей крепок и здоров. Помогите ребятам найти интересное занятие, дайте им увлекательное дело…
        - Я это уже слыхала, Николай Серапионович! — загудела тётя Тонна. — Уже надоели, приелись эти разговоры — «интересное дело», «увлекательное занятие». Скажите — чтение хорошей книги — это не увлекательное занятие? А викторины, игры на свежем воздухе — всё то, что имеется в нашем плане — это не интересные дела?
        Николай Серапионович вздохнул.
        - Я уже говорил вам, Антонина Михайловна, и не раз говорил — нельзя ребят мерить по своей взрослой мерке. Для нас с вами — каждый день сидеть с книгой на берегу моря — это наслаждение, отдых. А для ребят это становится повинностью. Наши ребята не хотят жить только чужой жизнью — жизнью героев книги, жизнью экскурсантов, для которых весь маршрут разработан до последнего камешка и минуты. Они хотят сами, понимаете, — сами искать, открывать, творить, познавать…
        Лицо Антонины Михайловны выражало только вежливую скуку.
        - Сейчас, Антонина Михайловна, вы пойдёте и повесите это творение туда, откуда вы его сорвали!
        Он бережно скатал плакат рисунком внутрь и протянул его тёте Тонне. Та вскочила и отшатнулась от стола, словно ей подавали не лист бумаги, а шипящую змею.
        - Повесить?! Этот самый пасквиль?! Да что вы, Николай Серапионович!
        - Да, повесить туда, где она висела! Мягкий голос начальника лагеря приобрёл властность и силу. — Это не пасквиль и не фальшивка… Это, если хотите проявление детской самодеятельности…
        - Я не могу с вами согласиться…
        - А придётся! Да поймите, упрямая вы голова, чему вы учите ребят! Вы же учите их отмахиваться от критики! Если вам можно сдирать сатирический листок, то почему же этого нельзя делать каким-нибудь Коле или Оле, о плохом поведении которых напишет стенная газета!
        Антонина Михайловна схватила свёрнутый плакат.
        - Хорошо! Хорошо, Николай Серапионович! — захлёбываясь словами, заговорила она. — Я, конечно, повешу! Я повешу! Но я должна вам заявить… что я больше не могу быть вашей пионервожатой…
        - Я очень рад, что вы сами это поняли, Тонечка! — преете сказал Николай Серапионович. — Я тоже считаю, что эта работа вам не подходит! Вы вслушайтесь в само слово: во-жа-та-я! Это — не надзиратель! Не учитель! Не администратор! Это — старший друг ребят, человек, который ведёт их, которому они открывают свои души, свои сомнения… Вот, что такое вожатая! Не всякий сможет выполнять эту работу. Тут нужна огромная чуткость и доброта и главное, молодость, даже, я сказал бы детство души и сердца… Да! У вожатого должны быть детские душа и сердце, а разум и знания взрослого человека…
        - Ну, я ещё не собираюсь впадать в детство! — обозлилась Антонина Михайловна. — И я вам прямо заявляю, Николай Серапионович, что не согласна с вашими установочками! Не согласна! И буду жаловаться!
        Большая, грузная, вскинув голову, она прошествовала по комнате и сердито грохнула дверью.
        Николай Серапионович огорчённо покачал головой.
        49. Что справедливо и что нет
        Совещание актива пионерского лагеря Николай Серапионович назначил на пять часов вечера, и к удивлению многих, в открытом павильоне читальни. И в это же время на спортплощадке должен был состояться футбольный матч команд «Непобедимые» и «Красный луч».
        На часах ещё было без четверти пять, а весь актив уже нетерпеливо ёрзал на низеньких скамеечках и табуретках, расставленных вокруг столов. Затем начали подходить вожатые и воспитатели. А без пяти пять по читальне, словно порыв ветерка, прокатился шёпот:
        - Идут! Идут!
        Начальник лагеря подошёл к крайнему столику, за которым обычно сидела библиотекарь, и улыбнулся.
        - Сегодня мы собрались здесь, чтобы обсудить план дальнейшей работы лагеря и одновременно поговорить о той карикатуре, которую вывесили наши неизвестные художники… Но, начнём с карикатуры… Как вы считаете — справедлива она или нет?
        - Конечно, нет! — сорвалась с места Наташа-Тихоня и яростно затрясла своими кудряшками. — Это просто хулиганство… За такое оскорбление личности начальника лагеря и старшей пионервожатой следует строго наказывать…
        Лицо Николая Серапионовича передёрнулось, словно попробовал что-то очень кислое.
        - Оскорбить своих руководителей, которые всё время, повседневно заботятся о тебе, — это просто подлость!
        Откинув кудряшки с раскрасневшегося лица, Наташа села.
        - А ещё какие есть мнения? — по-прежнему спокойным тоном спросил Николай Серапионович.
        Стало очень тихо. Ребята смотрели в пол.
        - Ну?! Так справедлива карикатура или нет? — повторил свой вопрос начальник лагеря.
        Алёшка Комов исподлобья окинул взглядом нахмуренные лица товарищей и, покраснев, выкрикнул:
        - Да! Справедлива!
        - Справедлива! — поддержал друга Витька Олейников.
        Тётя Тонна бросила на мальчишек ледяной взгляд, а Николай Серапионович улыбнулся и кивнул головой.
        - Справедлива, да не совсем! — крикнула Зина Симакова.
        - А ну, Симакова! В чём же справедлива и в чём несправедлива карикатура? — заинтересованно спросил Николай Серапионович.
        Зина встала, развела руками, и широкое лицо её стало растерянным.
        - Ну… Я так считаю… Мне кажется…
        - Смелее, смелее, девочка! — подбодрил её начальник лагеря.
        - Ну, я думаю, что про скуку в лагере, про всякие там скучные мероприятия — это правда, это справедливо. Ну, про то, что… — Зина запнулась. — Что отдыхать не дают. И про доктора нашего… Это напрасно написано…
        - Правильно! Верно!
        Вокруг читальни загремели аплодисменты. Активисты оглянулись и увидели, что всё население лагеря столпилось около открытого павильона. Юркие малыши из первого отряда выглядывали, просунув головы сквозь лёгкую деревянную, решётчатую ограду. За ними стеной стояли ребята и других отрядов, у входа толпились обе футбольные команды — одна в белых майках, другая — в красных. Среди футболистов красной бронзой отливало загорелое лицо Арташеса Геворковича. Даже работники кухни с интересом высовывали свои белые колпаки из-за спин ребят.
        Антонина Михайловна нахмурила брови и хотела что-то сказать, но Николай Серапионович опередил её:
        - Вот, говорят, что у нас проводятся только скучные мероприятия! — воскликнул он и весело рассмеялся. — А сегодня на наше мероприятие даже незваные пришли… — Он заметил, что кое-кто из ребят попятился. — Ладно, ладно! Оставайтесь! У нас секретов нет! Только не мешайте! — Зоркими, весёлыми глазами он посмотрел на активистов. — Я во многом согласен с Зиной Симаковой. Доктору нашему, конечно, попало в карикатуре ни за что, ни про что! Она только выполняла свой долг, поступала так, как требует медицина. Ну, а нам с Антониной Михайловной… — Начальник лагеря на секунду замолчал и посмотрел на внимательные, насторожённые лица ребят. — Нам, я считаю, попало совершенно правильно! Мы, действительно, всё ещё не учли многие пожелания ребят. Критику в свой адрес мы принимаем. И недостатки постараемся устранить!
        Насторожённые лица ребят словно отмякли и потеплели.
        - Ребята! — выкрикнул Витька Олейников. — Ура, ребята, нашему Николаю Серапионовичу и Антонине Михайловне!
        Ребята захлопали в ладоши, заорали «ура!». Начальник лагеря с трудом унял их.
        - Тише! Тише! — Он поднял руку. — Давайте продолжать! — И когда шум смолк, он спросил: — Мне хотелось бы знать неизвестных нам авторов карикатуры. Кто её рисовал, кто писал стихи?
        Снова наступила насторожённая тишина.
        - Ребята! — нахмурившись заговорил Николай Серапионович. — Вы знаете, что когда-то, ещё при царизме, отважные революционеры с риском для жизни выпускали подпольные революционные газеты и листовки. Это было доблестью, потому что царские власти и жандармы боялись народа, старались скрывать от него правду. Доблестно действовали и герои-подпольщики, которые в чёрные дни фашистской оккупации в тылу врага, рискуя жизнью, распространяли листовки, рассказывающие правду о победах советских войск. Но сейчас в нашей свободной стране, где народ хозяин своей судьбы, сейчас скрывать своё авторство, бояться прямо высказать своё мнение — это трусость. А я уверен, что среди пионеров нет и не может быть трусов. Поэтому я прямо спрашиваю: кто авторы этой карикатуры? Кто рисовал её и писал стихи?
        Ребята молча переглядывались.
        И вдруг среди тишины стукнула отодвигаемая табуретка поднялся Андрюшка Зубов. Он шмыгнул юсом и проговорил:
        - Я писал стихи к карикатуре.
        Сквозь толпу протиснулся долговязый Сергей Быков. Он сдёрнул с рыжей головы шапочку-«испанку».
        - Я рисовал карикатуру, — сказал он, становясь рядом с Андреем.
        - Мы это сделали, Николай Серапионович, повторил Андрей.
        Николай Серапионович удовлетворённо кивнул головой. Потом он протянул руку, взял со стола злополучную карикатуру и развернул её.
        - Ну, чтобы закончить с этим делом, я хочу ещё высказать вам, товарищи авторы, пару замечаний… — Он взглянул на карикатуру. — По-моему, в построении, в композиции этого рисунка вы допустили один просчёт. Кто у вас здесь, так сказать, главный виновник, основной объект критики? Получается, что наш доктор, Зоя Борисовна, её вы изобразили в виде весов… А мы с Антониной Михайловной — только гирьки. Но разве это правильно, разве Зоя Борисовна решает — идти в поход или нет?
        - Вы решаете, Николай Серапионович! — уже смелее заговорил Серёжка. — Но для весов вы просто не подходите… Понимаете…
        Он замялся.
        - Да, для весов я не подхожу! — расхохотался начальник лагеря. — Фигура не та! Но карикатура, друзья мои, — дело тонкое. Вы не учли этого и понапрасну обидели нашего доктора…
        - Мы извиняемся перед Зоей Борисовной! — мрачным голосом проговорил Андрей.
        - Вот это другое дело… Но, кстати, и в стихах твоих, Андрей, тоже очень много пересола! Ну, ладно. Теперь второе замечание. Не стоило бы вам выступать в роли анонимщиков. Выпустили бы свою карикатуру — и смело, открыто повесили бы её. Это было бы честно, по-пионерски! — Николай Серапионович свернул карикатуру. — Садитесь! Теперь перейдём к утверждению плана работы лагеря на август… Антонина Михайловна, пожалуйста!
        - Завтра у нас общелагерный праздник и костёр в честь повелителя морских просторов Нептуна, — мрачным голосом, не отрывая глаз от бумаги, проговорила тётя Тонна. — Готовит шестой отряд… Послезавтра седьмой и восьмой отряды отправляются в двухдневные походы, а девятый отряд идёт в совхоз помогать виноградарям… Шестой отряд дежурит по лагерю. Пятый и четвёртый отправляются на раскопки древнего города. Первый, второй и третий совершают путешествие на катерах к мысу Балюку…
        - Минуточку, Антонина Михайловна! — вмешался начальник лагеря. — Давайте высказывать свои замечания по каждому дню… Есть замечания?
        - Есть! — звонко выкрикнул Алёшка Комов.
        - Ну, говори!
        - Мы тут говорили с ребятами… Алёшка замялся. — В общем, мы хотим, чтобы у нас была своя республика…
        Тётя Тонна округлила глаза и раскрыла рот.
        - Что?! — удивлённо воскликнул Николай Серапионович.
        - Николай Серапионович! Пусть у нас будет своя, пионерская республика, — горячо заговорил Алёшка.
        - Республика девяти звёзд! — подсказал Витька Олейников.
        - Почему девяти звёзд? — спросила Лидия Павловна.
        - Так ведь отрядов-то у нас девять…
        - Вот ерунда! — фыркнула пионервожатая Наташа.
        - Подождите! — сердито сказал ей Николай Серапионович. — Продолжай, Алёша!
        - Чтобы избрать Верховный Совет пионерской республики.
        - Так он у нас есть — совет нашего лагеря, — подсказала Алла.
        - Совет есть… Но он же ничего не решает! — крикнул Игорь Валявский. — Так, сидят только и головами мотают, когда Антонина Михайловна им что-нибудь говорит.
        - Мы хотим, чтобы мы сами решали важные вопросы… Как жить, что делать, куда ходить! — солидно пояснил Альберт Мяги.
        - Понятно! — Николай Серапионович заинтересованно кивнул головой. — Так! Ну, рассказывай, Алёша, дальше!
        - И пусть у нас будут министерства, как в настоящей республике… — Алёша заглянул в мятый листок бумаги. — Министерство пионерского здоровья и питания, министерство путешествий и открытий, министерство пионерского порядка, министерство полезных работ, министерство спорта…
        - Министерство культурного отдыха, — с улыбкой подсказала Лидия Павловна.
        - Правильно! — обрадовался Алёшка. — А мы про него совсем забыли! И чтобы мы были настоящими хозяевами в своей республике. Чтобы взрослые только помогали нам, учили нас… Ну, как советники были при наших министерствах.
        Алёшка умолк и выжидательно смотрел на Николая Серапионовича. Он опасался, что тот вдруг рассмеётся и назовёт всё это дело ерундой, как это сделала уже вожатая Наташа. Но начальник лагеря не смеялся.
        - Це дило треба разжуваты! — наконец проговорил начальник лагеря. — Подумаем! Вместе подумаем и решим. Алексей Комов! А пока продолжайте, Антонина Михайловна!
        50. Праздник моря
        Раскалённое солнце медленно, устало опускалось в морскую гладь. Наступал тот час, когда все — и природа, и люди сбрасывают с себя оцепенение летнего зноя. В эту пору сильнее и терпче пахнут привядшие травы и осоловелые от послеобеденного сна курортники бредут по улицам к пляжу.
        В пионерском лагере «Спутник» запели горны. Потом торжественно грянули трубы духового оркестра. И пионерские отряды чётким строем один за другим стали выходить на пляж, туда, где высилась пирамида из старых досок, дров и стружек. Они выстраивались вдоль берега — впереди маленькие ребята, за ними — старшие.
        А над тихим морем уже неслись странные, заунывные звуки. К берегу приближался удивительный, невиданный корабль. С бортов его свисали гирлянды морских водорослей. Вздёрнутый высокий нос представлял собой голову гигантского морского конька. Шестеро полуголых чудовищ с зелёными бородами и круглыми рыбьими глазами ритмично работали вёслами. Лучи заходящего солнца играли на их серебряных шлемах. Ещё два таких же чудища безостановочно трубили в трубы. А в центре судна, опершись на трезубец, подбоченясь и откинув назад голову, увенчанную золотой короной, стоял лупоглазый, зеленобородый морской царь Нептун.
        Судно медленно, величаво проплыло вдоль пляжа, вызывая бешеный восторг ребятишек, и ткнулось носом в песок возле пионерского лагеря «Спутник». Трубы взревели так, что заглушили восторженные ребячьи крики.
        И вдруг строгий строй пионерских отрядов нарушился. Малыши перемешались со старшими, и все вместе лавиной хлынули к удивительному кораблю.
        А с него, опираясь на голые плечи гребцов, важной походкой сходил Нептун. Впереди него шагали трубачи, оглушая неистовым рёвом своих труб. Сзади шли другие пучеглазые, зеленобородые чудовища, вооружённые копьями, несущие зелёный, увитый водорослями трон своего повелителя. Шествие завершали длиннокосые русалки в голубых одеяниях, покачивающимися раздвоенными рыбьими хвостами.
        Какой-то отчаянный октябрёнок из первого отряда попытался дёрнуть русалку за хвост, но его перехватил мускулистый морской воин в серебряном шлеме.
        Октябрёнок взвизгнул и спрятался за чьей-то спиной.
        Шествие двигалось, с трудом пробиваясь через ребячью толпу. Наконец опомнились и приступили к своим обязанностям ребята с голубыми повязками, на которых были написаны три буквы — ОПП — «Охрана Пионерского Порядка». Взявшись за руки, они оберегали морского повелители и его свиту от слишком назойливого любопытства. Но то и цело кто-нибудь проникал за это оцепление и дёргал за мочальную бороду или стукал кулаком в фанерные щиты зелёнобородых воинов.
        Венера Светловидова почему-то заинтересовалась персоной морского повелителя. Ловко пронырнув под руками оцепления, она вцепилась в бороду Нептуна. Борода съехала набок.
        - Пусти! — глухо проговорил Нептун голосом Алёшки Комова.
        Один из трубачей сунул свой инструмент под ухо Венеры и дунул с таким ожесточением, что труба взвыла, словно разозлённый слон.
        - Ой, оглушил! — взвизгнула Венера и ухватилась за трубу.
        Но уже подоспели ребята с голубыми повязками и оттеснили Венеру.
        Трубач дёрнул Нептуна за зелёную мантию.
        - Алёшка, — проговорил трубач голосом Витьки Олейникова, — у тебя борода набок съехала… Вроде из самого уха растёт… Или поправь, пусть Нептун будет вообще бритым…
        - Эта Венерка чуть совсем мне бороду не оторвала! — пожаловался владыка морских пучин.
        Придерживая перекосившуюся бороду, он уселся на свой трон. Вокруг него в порядке выстроилась вся его свита.
        Приняв величественную позу, Нептун заговорил:
        - Я — повелитель морей-океанов,
        Нептун могучий и грозный —
        Прибыл к вам, в сухопутные страны,
        В солнечный мир подзвёздный…
        Далее Нептун рассказал ребятам о своём чудесном подводном царстве, о перламутровых дворцах и жемчужных запах. Алёшка неплохо заучил длинное стихотворение, но ему приходилось всё время волноваться, чтобы не свалилась его мочальная борода, которая почему-то неуклонно сползала на ухо. Наверное, из-за этого Нептун в конце своей речи запутался и вместо «падите ниц лицом» пробормотал «падите лиц ницом». Впрочем, никто, кроме старушки-библиотекарши — автора «речи Нептуна», этих ошибок не заметил.
        Но вот Нептун сообщил, что в наше время появились новые «повелители морей и океанов», которым он вынужден уступить свою власть. Эти повелители — водолазы, моряки и рыбаки, проникающие в тайны морей и берущие с них дань в пользу советских людей.
        - Вот они, приближаются мастера мореходные,
        В битвах с бурями не жалеющие сил —
        Рыбаки бесстрашные и герои подводные…
        Им я власть над морями теперь уступаю! —
        торжественно выкрикнул Нептун и, подхватив падающую бороду, указал рукой в сторону моря. И сейчас же его трубачи снова затрубили в свои оглушительные трубы.
        По красному от заходящего солнца простору бухты стремительно и легко мчалась чёрная шлюпка. Три пары весел, казалось, не гребли, а только чуть-чуть касались воды. В десятке метров от берега вёсла поднялись вертикально вверх и застыли. А шлюпка с разгона скользнула наискось вдоль пляжа и с лёгким шелестом выскочила носом на песок. Из неё выпрыгнули рыбаки с сейнера «Дельфин» — загорелые, крепкие, обветренные. Все они были в высоких рыбацких сапогах и широкополых шляпах-«зюйдвестках». Но в эти сапоги были заправлены чёрные морские брюки-клёш, а синие, тщательно отутюженные кители поблёскивали золотом орденов и медалей.
        - Здравствуйте, ребята! — выкрикнул моряк, грудь которого украшали Золотая Звезда Героя Социалистического Труда, орден Ленина и орден Трудового Красного Знамени.
        - Здравствуйте! Здравствуйте! — нестройным хором закричали ребята.
        К гостям протиснулись девочки из шестого отряда с большими букетами ярких цветов.
        - Наш дорогой гость. Герой Социалистического Труда капитан-бригадир Афанасий Макарович Тягнирядно, — звонко, торжественно заговорила Зина Симакова. — Все ребята рады приветствовать вас на нашем праздничном костре!
        Девочки подбежали к рыбакам и вручили им букеты.
        - Опять этот шестой отряд… Всюду шестой да шестой, — с завистью проговорила Венера.
        - Просим вас пройти на места для гостей, — пригласила рыбаков Зина Симакова, указывая на скамьи, поставленные неподалёку от деревянной пирамидки будущего костра.
        - Спасибо, ребята, за привет, за ласку! — звучным голосом поблагодарил капитан-бригадир. — Но у нас ещё не все в сборе. Сейчас, хлопчики и девчатки, к вам из моря выйдет человек, с котором песни надо петь. Во время войны его торпедные катера отважно сражались с чёрным ворогом и потопили десятки вражеских кораблей. Под огнём вражеских пушек они ворвались в эту бухту, высадили на берег десант морской пехоты и освободили наш город от фашистов. Встретим же как положено Героя Советского Союза капитана первого ранга Фёдора Фёдоровича Гурова.
        Капитан-бригадир махнул рукой и повернулся лицом к морю. Кто-то из рыбаков поднял металлическую трубку, дёрнул за шнурок и ослепительная, зелёная ракета с шипением взвилась в алое закатное небо. Описав крутую дугу, она стала падать в пустынное море, зелёными отблесками играя на красной глади волн.
        И вдруг ребята ахнули дружно и удивлённо. Почти в том месте, где упала в воду ракета, море заволновалось. Из-под соды вынырнул чёрный круглый предмет. Блеснули кровавыми огоньками рыбьи глаза водолазной маски…
        - Ихтиандр! Водолаз! — закричали ребята.
        Проплыв с десяток метров, водолаз встал на дно и пошёл к берегу. Красные блики играли на его шлеме-маске, на горбе дыхательного ранца, на тёмном глухом комбинезоне. Ещё несколько шагов — и водолаз зашлёпал ластами по песку. Потом он сбросил маску. И ребята увидели его худощавое, скуластое лицо, седой ёжик коротких волос и весёлые, смеющиеся глаза.
        - Здравствуйте! — негромко сказал водолаз.
        Шесть рыбаков застыли в строгом строю. Капитан-бригадир шагнул вперёд, вскинул ладонь к зюйдвестке и чётко проговорил:
        - Здравия желаем, товарищ Герой Советского Союза капитан первого ранга!
        И тут оркестр с запозданием грянул туш. И все, кто только был на пляже пионерского лагеря «Спутник», громко закричали «ура» и что было силы захлопали в ладоши. И девочки из шестого отряда стали совать в руки водолаза сразу несколько букетов.
        Капитан первого ранга, как видно, был смущён этой горячей встречей. Неловко прижимая к мокрому комбинезону цветы, он шагнул вперёд. Потом поднял вверх руку с водолазным шлемом и заговорил. Сразу стало тихо.
        - Благодарю вас, ребята, за эту встречу! — сказал он. Голос у Героя Советского Союза был негромкий, певучий. — Разрешите теперь на несколько минут покинуть вас — мне нужно переодеться… А пока предоставим слово моим друзьям — отважным черноморским рыбакам!
        Взяв у одного из рыбаков маленький чемоданчик, капитан первого ранга и Арташес Геворкович направились к лагерю. А вслед снова гремели аплодисменты и раздавались крики «ура».
        Через толпу ребят Алла с трудом протиснулась к трону Нептуна, вокруг которого орала «ура» и аплодировала моряку вся зелёнобородая свита морского повелителя.
        - Нептун! Подавай сигнал! Пора зажигать костёр! — ещё издали закричала Алла.
        Она выглянула из-за плеча высокого копьеносца. И вдруг обнаружила, что трон Нептуна пуст.
        - Где он? Где Комов? — удивилась Алла. Но её никто не слышал. Морские чудовища ожесточённо хлопали в ладоши. Алла дёрнула за щит одного зелёнобородого: — Слушай, Альберт! Где Алексей?
        - А?! — переспросил зелёнобородый. И тоже огорошенно уставился на пустой трон, — Он здесь был… Сейчас здесь был…
        - У него борода оторвалась, Алла! — голосом Игоря Валявского пояснил другой «морской воин». — Ему оторвала Венерка бороду… Он сейчас придёт!
        Алла на мгновение растерялась. Но сейчас же скомандовала:
        - Виктор! Серёжа! Трубите! Сигнал!
        Отчаянно взвыли трубы. И все ребята сразу обернулись и посмотрели туда, где толпились слуги морского повелителя. В сгущающихся сиреневых сумерках они выглядели неясными, косматыми чудищами.
        - Внимание! — закричала Алла, когда трубы смолкли. — Внимание! Всем отрядам занять свои места! Сейчас зажжётся костёр!
        Несколько минут на пляже царила суета и сутолока. Только сейчас ребята вспомнили о том, что у них есть свои, строго определённые места. Наконец, когда отряды построились там, где следует, Алла подала команду:
        - Лучшее звено первого отряда! Зажечь костёр!
        Несколько маленьких фигурок засуетились возле пяти углов пирамиды. Там вспыхнули робкие голубоватые огоньки. Они разгорелись, заскользили по брёвнам и обрезкам досок к центру пирамиды, соединились и рванулись к небу яркими, багряными языками.
        Антонина Михайловна вышла в широкий круг, который образовали ребята вокруг костра, предложила им садиться и обратилась к капитану-бригадиру:
        - Дорогой Афанасий Макарович! Наши ребята очень просят вас рассказать о труде рыбаков, о том, как вы плавали к берегам далёкой Африки.
        Капитан-бригадир шагнул вперёд. Огненные блики запрыгали по его худощавому, загорелому лицу, и оно то освещалось, то становилось тёмным, как старая бронза.
        - Хлопчики и девчатки мои! — очень просто и задушевно начал он. — Я — старый рыбак. И отец мой, и дед рыбалили на нашем Чёрном море. И в те давние времена труд рыбаков считался самым проклятым трудом. «Кто в море не бывал — тот и лиха не видал», говорил народ. Дед мой — его, как и меня, Афанасием звали — ушёл как-то на парусном дубке в море сети ставить — и не вернулся. Налетел мартовский штормяга — и не увидели на земле больше ни дубка, ни деда, ни его пятнадцати товарищей… С четырнадцати лет пошёл в море и мой отец Макар Тягнирядно. В двадцать втором году и он не вернулся с промысла. Только нашли рыбаки и принесли нам с матерью обломок доски с надписью «Красный рыбак», так звали парусную фелюгу, на которой ходил в море мой батька… Было мне в ту пору всего три годочка… — Капитан-бригадир шевельнул плечами, словно сбрасывая с них груз тяжёлых воспоминаний. — Другим стал рыбачий труд в наше советское время. Сейчас мы плаваем не на дощатых, ветхих парусниках, а на могучих красавцах — сейнерах. Таким судам, как наши, не страшны ни штормы, ни туманы. На каждом сейнере имеются и радиостанции, и
радиолокаторы, которые видят сквозь любой туман. И берём мы сейчас уловы, о которых и мечтать не могли наши отцы и деды. Не только в нашем Чёрном море рыбу ловим, но и ходим на промысел в Атлантический океан, далёким африканским берегам…
        Капитан-бригадир говорил о душных тропических ночах, когда море светится таинственным, мерцающим светом и летучие рыбы шлёпаются на палубу, пугая вахтенных, о приветливых и трудолюбивых чернокожих людях, у которых гостили советские рыбаки в круглых бамбуковых хижинах…
        Нет, костёр обладает волшебным свойством оживлять любой рассказ. Ребята смотрели в огонь и видели широкие просторы океана, причудливые пальмы, улыбки чёрных рыбаков. Они видели, как из сетей текли в трюмы серебряные потоки сардин…
        И когда капитан-бригадир закончил свой рассказ, ребята вздохнули, словно просыпаясь от чудесного сна.
        - Вот здорово, правда? — прошептал рядом с Витькой Олейниковым знакомый голос.
        Витька обернулся. Алёшка Комов уже сбросил и мантию и бороду, и корону морского повелителя. Он стоял возле трона Нептуна» в обычной рубашке с красным галстуком и трусах.
        - Э! Ты что же это удрал, повелитель морей и океанов? — сердито спросил Витька.
        - Так ведь борода совсем отвалилась… Венерка как дёрнула, так верёвочку и оборвала. А какой же Нептун без бороды?
        - Ну, ладно! Дураков нету! — Витька засунул свою трубу под «трон», с отвращением сорвал зелёную мочальную юроду. — Всю шею растёрла… Как это только старики настоящую бороду день и ночь таскают!
        - Попросим теперь выступить нашего дорогого гостя — Героя Советского Союза капитана первого ранга Фёдора Фёдоровича Гурова! — предложила Антонина Михайловна.
        Под грохот аплодисментов к костру вышел стройный, улыбающийся моряк в полной парадной форме. Отблески огня играли на золотом шитьё мундира, на погонах и кортике…
        - Расскажите, как десант высаживали! Как фашистские корабли топили! — закричали мальчишки.
        Улыбка померкла на лице моряка.
        - Нет, ребята! — сказал он. — Мне не хочется говорить о войне… Война — это страшное, кровавое несчастье… И я от души желаю вам, чтобы никогда в своей жизни вам не пришлось ни ходить в атаки, ни топить корабли… Давайте я вам лучше расскажу о нашем Чёрном море и его заповедных тайнах…
        - Давайте! Рассказывайте! — подхватили ребята.
        Капитан первого ранга повернулся к морю и несколько секунд молча смотрел в затянутую синими сумерками морскую даль. Взгляды ребят тоже устремились к морю. В последних отблесках угасающего дня оно казалось густым и маслянистым. На берег лениво, слоено нехотя, набегали мелкие волны и с лёгким шелестом откатывались назад. Море выглядело пустынным и сонным.
        - Вот смотрим мы на море, — глуховатым голосом заговорил Фёдор Фёдорович, — и кажется нам, что оно — пустое и мёртвое. А на самом деле в его таинственных глубинах кипит напряжённая и деятельная жизнь. В нашем Чёрном море живёт 180 видов рыб, более 250 видов различных водорослей. Кто хоть раз спустится в глубины моря, тот никогда не забудет сказочных подводных красот. На земле мы привыкли, что луга и сады бывают зелёного цвета и только осенью поражают нас яркостью багряных и жёлтых красок. А подводные луга и сады — самых различных цветов. Здесь растут и розовые водоросли — кораллина, и бурые — цизостера, похожая на взлохмаченные бороды каких-то сказочных гномов, и ярко-зелёная водоросль — зостера, и тёмно-красный морской виноград. Многоцветными густыми зарослями покрывают они дно моря. И в этих зарослях, в зеленоватой, голубой, синей воде мелькают быстрые и ловкие тела рыб. А ночью в морских глубинах то и дело мерцают слабые зеленоватые, жёлтые, синие, белые огоньки…
        Уже давно спустилась ночь и загорелись звёзды, а разговор костра всё продолжался. Капитан Гуров рассказывал ребятам о забавных морских коньках, глаза которых могут поворачиваться каждый сам по себе и смотреть в разные стороны, о медузах-корнеротах, передвигающихся с помощью своеобразных водяных реактивных двигателей, о моллюсках-рапанах, «переселившихся» в Чёрное море из Тихого океана. Рапаны совершили это далёкое путешествие, прицепившись к днищам кораблей.
        Ребята забыли о времени. Вокруг капитана первого ранга толпились и шустрые малыши из первого отряда, и степенные восьмиклассники. Заинтересованные рассказом, к костру пробрались зелёные «русалочки» и чёрные «морские коньки», которым до начала художественной части надлежало держаться в тени.
        Старшая пионервожатая Антонина Михайловна застыла, опершись на ограду лагеря. И лицо тёти Тонны утратило обычное недовольное выражение — оно тоже было напряжённым и внимательным.
        Кто-то осторожно сжал руку Антонины Михайловны чуть повыше локтя. Она недовольно нахмурила брови и обернулась. Рядом с нею стоял Николай Серапионович.
        - Ну как? — тихо спросил он. — По-моему, очень интересно!
        - Да, интересно! — согласилась старшая вожатая.
        - Молодец Алла!
        На мгновение лицо Антонины Михайловны стало недовольным. Но она тряхнула головой, словно отгоняя нехорошие мысли, и решительно проговорила:
        - Да, молодец! И весь шестой отряд здорово поработал… Сбор очень интересный.
        51. Республика девяти звёзд
        Над морем, над землёй всё ярче разгоралось летнее утро. Из-за сиреневых гор поднималось большое красное солнце. Его первые лучи запрыгали по морской зыби, ослепительными искорками сверкнули в каплях росы.
        Ребята из пионерского лагеря «Спутник» заканчивали утреннее купание. На несколько десятков метров от берега море кипело и пенилось от стремительных ребячьих тел.
        На берегу, возле ворот лагеря, маленький беловолосым горнист поднёс к губам горн и подал протяжный сигнал сбора. Ребята медленно, нехотя выходили из воды.
        Но вдруг в лагере грянул духовой оркестр пели трубы мотив старой пионерской песни, которую когда-то распевали у своих костров отцы и матери нынешних пионеров:
        Взвейтесь кострами,
        Синие ночи,
        Мы — пионеры.
        Дети рабочих!
        Близится эра
        Светлых годов.
        - Быстрее! Стройся! Сейчас будет чрезвычайный бор! На чрезвычайный сбор!
        Кто же из ребят останется спокойным, услышав слова «чрезвычайный сбор»? Отряды построились за какую-нибудь пару минут и ручейками хлынули к воротам. Первым к воротам поспел третий отряд. Но сбоку в его ряды вклинились мальчишки и девчонки из седьмого отряда.
        - Куда лезете? Чего толкаетесь? — закричали третьеклассники. — Слоны-слонищи!
        Один за другим отряды занимали свои места на площадке у высокого, десятиметрового флагштока. Возле него, впереди оркестра, стояло несколько мальчиков и девочек. Тут же, позади оркестра, застыла в стойке «смирно» шеренга ребят с синими повязками на рукавах и красными матерчатыми звёздами на пилотках.
        - Что это такое — ОПП? — шёпотом спросил юркий третьеклассник, прочитав надпись на синих повязках.
        - Охрана пионерского порядка, — пояснил другой парнишка. — Теперь, брат, не побалуешь!
        Оркестр смолк. И тогда вперёд вышел Алёшка Комов высокий, тонкошеий, чуть сутулящийся.
        - Ребята! — заговорил он неверным от волнения, но звонким голосом. — Мы все не раз говорили о том, что нам в лагере скучно и не интересно… Никто из нас не хочет быть просто курортником, который только кушает да греет живот на солнышке. Мы все хотим ходить в походы, хотим изучать прошлое этих мест, хотим встречаться с интересными людьми, хотим работать вместе с рыбаками и теми, кто выращивает виноград. Мы — не больные и не инвалиды. Мы — сильные и здоровые! И мы хотим всё видеть, всё знать, всё уметь! — Мы должны всё знать и всё уметь, потому что, может быть, и мы, как Гагарин и Комаров, полетим к далёким звёздам! Или, как капитан-бригадир Тягнирядно, станем ловить рыбу, как Любаша Светлая, выращивать виноград, как капитан первого ранга Фёдор Фёдорович Гуров, изучать тайны морей….
        Алёшка вскинул голову, и его сияющий взгляд пробежал по рядам сосредоточенных ребячьих лиц. Множество глаз выражали радость, восторг, одобрение!
        - Ребята! — ещё повысил голос Алёшка. — С сегодняшнего дня наша Пионерская республика начинает жить по новым законам. Главные наши законы будут: всё знать и всё уметь, долой лентяев, хлюпиков и белоручек! В нашей республике организовано семь министерств. Это — министерство пионерского здоровья и питания, министерство пионерского порядка, министерство путешествий и открытий, министерство полезных работ, министерство спорта, министерство культурного отдыха, министерство техника. Это — чтобы каждый имел дело по душе. Любишь спорт — записывайся у себя в отряде в спортивное звено. Хочешь путешествовать — проси, чтобы записали в звено путешественников… Задумаешь модели разные строить пишись в техническое звено…
        - А если и модели строить, и на винограднике работать хочется? — спросила девочка из пятого отряда.
        - Мы решили так — в походы и на работу должны ходить все отряды…
        - Верно! Правильно! — закричали ребята.
        - И спортом все будут заниматься… А звенья — это отдельно, это самое любимое дело. — Алёшка покосился на Николая Серапионовича. — Это сейчас мы будем помогать работать в совхозе. А в будущем году надо сделать так, чтобы в каждом лагере и свой сад, и виноградник были…
        - И кролики! — крикнул маленький, кругленький парнишка с облупившимся от солнца вздёрнутым носом.
        - И трактор! — подхватил кто-то из седьмого отряда.
        - А ведь ребята интересное и нужное дело предлагают! — негромко сказала Николаю Серапионовичу Лидия Павловна. — Это было бы и полезно, и увлекательно…
        Начальник лагеря кивнул головой.
        - Министром охраны пионерского порядка мы предлагаем назначить Витьку… То есть, Виктора Олейникова! — продолжал Алёшка. — Министром полезных работ — Зину Симакову, министром путешествий — Игоря Валявского, министрам спорта — Альберта Мяги…
        - Почему это все из шестого отряда? Разве в других отрядах нет хороших ребят? — опросила Венера Светловидова.
        - Есть, конечно, хорошие ребята и в других отрядах! — спокойно ответил Алёшка. — Мы и их назначили. Вот министром техники предлагается Андрей… Ну, а почему из шестого отряда больше? Да потому, что наш отряд первым начал в походы ходить, на виноградниках работать… В общем, первым по-новому жить стал…
        - Верно! Знаем и Мяги, и Олейникова! Даёшь наших пионерских министров! — снова закричали сотни ребячьих ртов.
        Выборы руководства новой пионерской республики прошли быстро и дружно. А когда с этим делом было покончено, Алексей Комов громко подал команду:
        - Внимание! Смир-рно! К подъёму флага и вымпела чашей Пионерской республики приготовиться!
        И шеренги замерли в торжественном молчании. Взметнулись вверх в салюте руки вожатых, председателей советов отрядов, новых министров Пионерской республики.
        По тонкому шнуру вверх, к вершине мачты, побежали два алых комочка. Вот они дрогнули на ветру, развернулись и затрепетали на солнце.
        Сверху развевался алый флаг родной страны Советов. А пониже его языком пламени алел большой шёлковый вымпел. На нём по красному полю поперёк шла волнистая голубая полоска, на которой сверкало девять золотых звёзд.
        Громко и величаво полилась над лагерем, над морем, чад голубым солнечным простором гордая мелодия Гимна Советского Союза…