Библиотека / Детская Литература / Письменная Лариса : " Клад Волчьего Колодца " - читать онлайн

Сохранить .

        Клад Волчьего колодца Лариса Михайловна Письменная
        Повесть о ребятах, раскрывших тайну Волчьего Колодца и задержавших вражеских шпионов.
        Лариса Михайловна Письменная
        Клад Волчьего колодца
        
        
        Лариса Михайловна Письменная родилась в 1914 году в украинском селе Чеповичи на Житомирщине.
        Первое стихотворение писательницы, только что окончившей финансовый техникум, было напечатано в харьковском журнале «Трактор». С этих пор и началось у Л. Письменной горячее увлечение литературой, не покидавшее ее и в годы учебы в Киевском лесном институте и после, когда писательница работала заведующей детским садом и сочиняла для своих маленьких питомцев сказки и рассказы.
        Вскоре, в киевских издательствах стали выходить книги Л. Письменной («Томка из Боготола», «Золотогривый», «Павлик-Равлик» и др.), завоевавшие любовь юного читателя.
        Глава первая. Томка из Боготола
        Совещание трех
        Из сарая доносились приглушенные ребячьи голоса. У дверей дремала стража — ленивая рыжая Найда и ее щенок, молодой и лукавый Вьюн. Собаки грелись на солнышке, изредка лязгали зубами, пугая назойливых мух. Однако Вьюну скоро надоело бездельничать — он потянулся, скребнул лапой дверь и залаял.
        Дверь слегка приоткрылась, показалось задорное курносое лицо. Окинув быстрым взглядом высокие штабеля смолистых сосновых бревен и подозрительно присмотревшись к буйной зелени орешника, подступающей от самого леса, мальчуган успокоительно сказал:
        - Никого нет. Обычная провокация Вьюна.
        Он хлопнул собаку ладонью по лбу и снова закрыл дверь. Вьюн радостно взвизгнул, подскочил на задних лапках и с силой ударил передними в дверь. Она распахнулась, и солнце веселым потоком залило прохладную полутьму сарая. На земле, склонив головы над бумагой, похожей на топографическую карту, лежали трое ребят.
        - Сперва пойдем через опытный участок. — Стриженный под машинку, крутолобый парнишка ткнул в карту красным концом двухцветного карандаша. — Идти нужно осторожно, чтоб не прицепился Генка Ветряк.
        - Генка тоже просится с нами, — нерешительно произнес щуплый мальчик с кроткими синими глазами. — Может, возьмем, Славка?
        - Мне что, — пожал плечами Славка. — Как скажет Сережа…
        - Ветряка?! — вскричал Сережа (это он выглядывал из сарая). — Ни за что на свете! Разве Генка может сохранить тайну? Ты, Костя, просто не разбираешься в людях! Вот, пусть хоть Славка скажет: есть у Генки сила воли?
        - Нет у Генки силы воли, — подумав, признал Славка. — Не возьмем Генку. — И, ткнув уже синим концом карандаша в карту, продолжал: — Через этот овражек, который за опытным участком, выйдем на дорогу и зайдем в населенный пункт Л.
        - Генка говорил, что в Лисичках в магазине есть батарейки к карманным фонарикам, — сказал Костя.
        - Генка? Гм… По непроверенным данным, в населенном пункте Л. есть батарейки. Зайти и проверить! Если Генка не соврал — купить. Дальше…
        - В Лисичках зайдем на почту и напишем домой письма, — перебил Сережа.
        - Зачем? — удивился Слава. — Мы завтра же и вернемся.
        - А если не вернемся? — сверкая черными, как смородина, глазами, возразил Сережа. — Мы ведь не знаем, что нас ожидает… Кроме того, все, когда отправляются в экспедицию, обязательно пишут письма.
        - Ладно, напишем письма. — Славка сделал на бумаге какой-то значок. — Напишем письма… а дальше куда — я не знаю…
        - Зато я знаю! Дальше так. — Сережа выхватил из Славкиных рук карандаш и провел длинную извилистую линию. — Видите? Это дорога к лесоразработкам, я ездил туда с отцом на машине. Можно, конечно, этой дорогой, но так неинтересно. Мы пойдем направо, старой вырубкой. — Сережа начертил кружочки и вокруг них что-то похожее на дорогу. — Тут есть тропинка, а дальше — без тропинки. Перейдем болотце… — Он подумал, послюнявил карандаш и нарисовал голубое расплывчатое пятно. — Дальше — бугор, тут — разбитый молнией дуб… просека, а там начинается третий квартал… А вот здесь, смотрите, — Сережа красным карандашом сделал крестик, — и будет Волчий Колодец.
        - Волчий Колодец! — мечтательно повторил Костя. — Генка говорил, будто он идет вглубь аж на полкилометра.
        - Не меньше километра! — авторитетно заявил Сережа. — Он идет аж в эти… в самые недра.
        - На километр нам не хватит веревок, — заметил практичный Слава.
        - Ну, может, и не на целый километр, но я знаю хорошо, что он идет в самые недра. А в недрах знаете что может быть?
        - Минералы? — зачарованно выдохнул Костя.
        - Ого, да еще какие! Я уверен, ребята, что мы найдем совсем новый, не ведомый людям, минерал. И тогда назовем его…
        - «Сергеином»! — прыснул Слава. — Скажем «гоп», когда перескочим! Подумаем лучше, что взять на дорогу. Записывай, Костя: веревок метров… ну, сколько достанем, — раз; карманный фонарик — два; продуктов…
        - А знаете, — взволнованно прошептал Костя, — может, в войну партизаны там что-нибудь прятали?
        - А что ты думаешь? — снова загорелся Сережа. — Наверное прятали!
        - Тогда колодец может быть заминирован, — пришел к выводу Слава.
        Возбужденные ребята с минуту молчали. Потом Сережа встрепенулся:
        - Ну, так что? Мы же не трусы какие-нибудь? Все исследователи должны рисковать своей жизнью. Или, может, вы испугались?
        «Испугались»! Какой же на свете мальчишка признается, что он испугался? И Славка, насупясь, сказал, что они с Костей трусами никогда не были и пускай Сергей ведет их к тому Волчьему Колодцу и на деле убедится, кто они такие.
        Приятели твердо договорились — завтра на рассвете отправиться в экспедицию к Волчьему Колодцу.
        - Пароль будет новый, — предупредил Сережа, — Стучать не надо, просто трижды кукарекнете.
        Телеграмма
        К вечеру у Сережи все было готово к походу. Он даже выпросил у матери рубль семьдесят копеек на батарейку.
        А вечером пришел с работы отец и еще с порога весело объявил:
        - Сибиряки наши едут! От Максима с дороги телеграмма. Мать, пеки пироги, а ты, Сергунок, готовься долгожданную подружку встречать!
        Мария Семеновна — Сережина мать — радостно забегала по комнате, а Сережа с недоумением взглянул на отца: какую это подружку, да еще долгожданную, ему придется встречать?
        - Вот чудачина! — рассмеялся отец. — Тамарочку, дочку моего фронтового побратима, Максима Максимовича из Боготола. Я ведь читал тебе недавно письмо от него: дядя Максим будет проезжать мимо нашей станции Зубры на курорт, в Крым, и по дороге заедет к нам, повидаться. Обещал и дочку свою привезти — погостить в нашем лесничестве. А через месяц, когда будет возвращаться домой, заберет ее. Ну, баламут, — отец весело взъерошил Сережин «ежик», — подружка-сибирячка завтра к тебе приедет! Что ты на это скажешь?
        - Завтра? — ошарашенно спросил Сережа. — Батя, давай лучше встретим ее послезавтра.
        - Как так — послезавтра? Дядя Максим телеграмму дал из Москвы — следовательно, завтра в шесть утра они будут в Зубрах. Лесничий разрешил взять машину, вот на рассвете и выедем за ними.
        Пока Сережа обдумывал свое затруднительное положение, отец достал из комода фотографии и стал их перебирать.
        - Эх, давненько, Максим, мы с тобой не видались!
        Сережа подошел к отцу и заглянул через плечо. Эту фронтовую, потертую фотокарточку он видел не раз и знал, что тот, высокий, на полголовы выше отца, усатый танкист и есть дядя Максим — сибиряк, лучший батин друг. Очень интересно увидеть его настоящего, живого. Только… лучше бы у дяди Максима был сын…
        - А вот она — глянь, вылитый Максим! — отец показал Сереже другую фотографию.
        На ней, уже в штатской одежде, тот самый огромный дядя Максим с русоволосой, полнолицей женщиной. А между ними — маленькая, худенькая, лупоглазая девчонка, лет трех.
        «Ничего себе подружка! — тоскливо подумал Сережа. — Придется теперь нянчиться с ней целый месяц. Пропала экспедиция к Волчьему Колодцу…»
        - Худышка какая, — жалостливо заметила Мария Семеновна, — одни глазенки светятся.
        - Она тут как раз после болезни. Помнишь, Максим писал, что Тамарочка тяжко хворала, еле выходили.
        - Как же она, бедняжка, такую дальнюю дорогу перенесет?
        - Так это ж когда было! Она давно выздоровела.
        - Не говори, — перебила мать. — Если бедное дитя так тяжело болело, снова сил набрать нелегко. Известно — Сибирь, морозы, там хоть кто занеможет. Нужно будет ее хорошенько у нас подправить. Побегу утречком на село, к Писаренкам, — меду достану. Ты, сынок, гляди развлекай девочку и, боже сохрани, не обижай ее!
        - Может, ей куклу купить? — чуть не плача, предложил Сережа. — Я же не знаю, чем ее развлекать…
        - Зачем куклу? — удивился отец. — Ей теперь уже двенадцать лет, как и тебе. Рукоделие ей нужно, вышивание-расшивание всякое, это девчоночье дело. Мать знает, сама такой была.
        - Конечно, конечно, ты уж не беспокойся. Найдем ей и вышивание и расшивание, присмотрю, как за родной. Пускай поживет с нами тихое дитя, может, и наш сорвиголова опомнится.
        - А откуда вы знаете, что она — тихое дитя? — буркнул Сережа.
        - А ты на карточку взгляни. Сразу видать — не твоего поля ягода! Пойду-ка достану новый коврик и постелю в маленькой комнатке, там ей будет уютно.
        Мать пошла в кладовку, но сразу же возвратилась.
        - За сундуком лежал, — удивленно сказала она, разглядывая холщовый, туго набитый мешок.
        Сережа бросился к нему, но мать его уже развязала.
        - Вот она где, моя веревка! — она вытащила из мешка смотанную клубком веревку. — Сегодня полдня искала, пришлось у соседей просить. Хлеб… сало… яблоки… Что это значит? — Мария Семеновна с подозрением взглянула на сына. — Не на целину ли снова собрался?
        - Нет, — понурился Сережа, — не на целину…
        - А куда хотел податься?
        Сережа молчал.
        - Ну, хватит, Мария, — вступился отец. — Никуда он не уйдет, не станет позорить нас перед дорогими гостями. Ложись спать, Сергей, да гляди, — уже строго добавил он, — как бы нам с тобой не поссориться!
        Встреча
        На рассвете Петр Трофимович, Сережин отец, вышел из дому, чтобы завести машину.
        - Ку-ка-ре-ку-у!.. — раздался вдруг под окном неожиданный петушиный дуэт.
        Петр Трофимович остановился, прислушиваясь к голосам.
        «Славка объездчика… второй, кажись, Костя — бухгалтерши нашей сынок… Ох уж эти мне мальчишки! Недаром Сережка мешок приготовил…»
        И, стараясь не рассмеяться, крикнул:
        - Мария, чего же ты кур по двору распустила? Гляди, лисица утащит!
        «Петухи», оборвав заливчатое пение, пустились наутек.
        Через час, подхватив в кабину Сережу, Петр Трофимович выехал на станцию.
        Подходил скорый «Москва — Симферополь».
        Отец, всегда такой спокойный и уравновешенный, по-видимому, очень волновался. Сереже также хотелось поскорее увидеть знаменитого дядю Максима. Настроение, правда, слегка портило воспоминание о Тамарочке…
        Петр Трофимович, нетерпеливо заглядывая в двери вагонов, побежал вдоль состава.
        - Петро, куда же ты мчишься?
        Отец на ходу обернулся и бросился обнимать усатого великана в сером, хорошо сшитом костюме.
        - Ого-го! — зычно кричал великан, потрясая, как былинку, кряжистого Петра Трофимовича. — Дай-ка я как следует рассмотрю тебя! Однако крепко разнесло тебя, танкист, на украинском сале!
        - Максим! — в восторге хлопал отец своего друга по могучей груди и плечам. — Ох, Максим, да ты, никак, снова подрос? И как тебя, такого верзилу, бедный комбайн выдерживает?
        Стараясь скрыть волнение, они громко хохотали, тормошили друг друга, забывая стереть со щек радостные слезы.
        Сережа растерянно озирался по сторонам, пытаясь угадать, где же она, эта Тамарочка? Не могла же быть тощей, засушенной Тамарочкой, как ее по фотографии представлял себе мальчик, вот эта краснощекая, рослая — повыше, пожалуй, Сережи — девочка с зелеными насмешливыми глазами!
        - Так вот он какого себе сына вырастил! — И в ту же минуту, очутившись в железных руках дяди Максима, Сережа взлетел на воздух. — Подходящий хлопец!
        Зеленоглазая девочка, столь непохожая на Тамарочку, все-таки оказалась Тамарочкой, так как Петр Трофимович крепко расцеловал ее и подвел к Сереже.
        - Ну, племя молодое, незнакомое, знакомьтесь!
        - А ведь она у меня украинский язык знает! — похвастался дядя Максим. — Скажу по секрету: с прошлого года специально для Сергея изучала.
        - Ничего не специально, — пренебрежительно вскинула голову Тамарочка. — Просто захотела и выучила. — И, отвернувшись к своему отцу, засмеялась: — А я-то думала — он во какой! — и показала рукой на добрых полметра выше своей головы.
        Сережа обиделся: подумаешь, он не «во какой»! Да она совсем еще не знает, что за бравый и ловкий он парень!
        Когда подошли к машине, Сережа небрежно взялся за борт и вмиг лихо взлетел в кузов.
        - Садись в кабину, — снисходительно кивнул он гостье. — Там тебе будет удобнее.
        Тамарочка не ответила и — ничуть не хуже Сережи — вскочила в кузов. За ними, побросав чемоданы, забрался туда и дядя Максим.
        - А ну-ка, друже, прокати нас с ветерком! — крикнул он Петру Трофимовичу и, став у кабины, крепко обхватил за плечи ребят.
        Недаром Сережин отец славится в Зубрах как хороший шофер. Петр Трофимович плавно тронул машину с места, и она стрелой понеслась по дороге к лесничеству.
        - Вот она, украинская земля! — взволнованно промолвил Максим Максимович, оглядываясь по сторонам. — Прошли мы по тебе с боями, и была ты тогда черная и опаленная…
        Сережа почувствовал, как дядя Максим крепче сжал ему плечо.
        А юная сибирячка молча, широко раскрытыми глазами смотрела на ярко-желтые поля расцветшего подсолнуха, сизо-зеленые баштаны, кудрявые рощицы и перелески, узорным ковром раскинувшиеся по обе стороны дороги.
        Нашла коса на камень
        Через день дядя Максим уехал в Крым, оставив дочку гостить у Сережиных родных на целый месяц.
        Нечего сказать, это было «тихое дитя»!..
        Во-первых, она сразу же заявила, что никакая она не Тамарочка, а просто Тома, или, еще лучше, Томка, как зовут ее все боготольские приятели; во-вторых, у себя, в Боготоле, она привыкла свободно ходить куда угодно; и, в-третьих, было бы очень приятно, если бы за ней следом не слонялся этот насупленный, как среда на пятницу, мальчишка.
        Нет, Сереже не надо было нянчиться с гостьей, наоборот — ему самому пришлось быть на страже своего мальчишеского достоинства, на которое поминутно посягала Томка.
        В первый же день после отъезда Максима Максимовича она с утра исчезла. Мария Семеновна всполошилась и стала упрекать сына — почему, мол, не сумел устеречь девочку? Да, как же, такую устережешь! Сережа ей толком сказал — подождать, пока он подготовит удочки, а тогда поведет ее на речку и покажет все рыбные места. А Томка присвистнула на собак и шмыгнула в лес. Как ни отзывал он собак, вернулась неохотно одна Найда, а Вьюн прикинулся глухим. А через несколько минут исчезла и Найда…
        Эта девчонка точно приворожила к себе всех животных. На что уж верным был кот Бурлак, и тот бесстыдно изменил, переселившись в Томкину комнату.
        Томка вернулась только к обеду — румяная, исцарапанная, с охапкой разных веток. Она заметила, что Зубровский лес совсем не похож на их тайгу, откуда такому мальчишке, как Сергейка, сроду не выбраться. А ветки она собрала для гербария, и пусть ей сейчас скажут, как они называются, потому что в тайге такие деревья не растут. Вслед за Томкой вернулись собаки и виновато прилегли у порога.
        После обеда Томка помогла Марии Семеновне вымыть посуду, прибрать в хате и снова куда-то пропала. И так почти каждый день. Как ни странно, но Мария Семеновна, мечтавшая о приезде тихой девочки, явно полюбила эту сорвиголову в юбке и охотно прощала ей все ее проделки. Отец же улыбался, лукаво поглядывая на Сережу, но ничего не говорил. Только однажды подтолкнул его локтем и тихонько шепнул:
        - А что, нашла коса на камень?
        Пожалуй, уж лучше бы Томка была тихоней. Пускай бы Сережа и понянчился с ней немного…
        С такими невеселыми мыслями и застали Сережу его друзья — Славка с Костей.
        - Ты что же это? — Славка вызывающе заложил руки в карманы. — Старых товарищей уже и знать не хочешь?
        Маленький Костя только вздохнул и укоризненно взглянул на Сережу синими глазами.
        Сережа тоже сунул было руки в карманы, но сразу же вынул их и с горечью произнес:
        - Эх, ребята, ничего вы не знаете…
        - У меня испортилось триста граммов колбасы, а у Кости два десятка вареников, — строго сказал Славка, — Сам говорил: «Если мы задумали стать исследователями, нас ничто не остановит!» И сам же, ради какой-то девчонки, сорвал экспедицию. Разве так поступают товарищи? Костя, скажи: товарищи так поступают?
        Костя смутился и не знал, что ответить.
        - Идем в штаб — поговорим! — Славка повернулся и зашагал к сараю.
        Сережа покорно последовал за ним.
        - Вы же понимаете, ребята, не могу я ее теперь бросить! Девочка из далекого края, тут ей все незнакомо, кругом — лес, — оправдывался Сережа. — Ведь дядя Максим оставил ее на мою ответственность.
        Не мог же Сережа признаться, что Томка чихать хотела на его ответственность.
        - Так давайте возьмем ее с собой, — сказал Костя.
        - Ну уж нет! — решительно возразил Славка. — Это тебе не какая-то прогулка, а экспедиция — может, даже с научной целью. Придется преодолевать всякие трудности, а она еще хныкать начнет.
        Сережа подумал, что Томка, чего доброго, скорее их заставит хныкать, чем захнычет сама, но вслух произнес:
        - Отложим экспедицию. Сейчас ничего не выйдет.
        - А у нас так говорят: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж!» — неожиданно послышался за спинами ребят задорный Томкин голос.
        Ничуть не смутившись, точно она уже давно знала всех троих, Томка подошла к ним и села, слегка потеснив Костю.
        - А про какую экспедицию вы говорите? — с любопытством спросила она.
        Ссора
        Нет, эта девчонка решительно отравляла Сереже жизнь! Не говоря уже об измене собак и кота Бурлака — что кот! — Томка с первой же встречи безраздельно завладела обоими его приятелями. Он еще мог понять простодушного, доверчивого Костю, но Славка!.. Как мог Славка, с его стальной волей, так безоговорочно поддаться Томке и сразу раскрыть ей все тщательно обдуманные планы экспедиции к Волчьему Колодцу? Экспедиция, мысль о которой ему, Сереже, первому пришла в голову! С какой стати?
        У Томки вмиг разгорелись глаза, и она решила, что к Волчьему Колодцу они пойдут обязательно. «Надо быть настоящими байбаками, чтобы не исследовать такое интересное место!» Одним словом, смаху принялась командовать, будто ее об этом просили.
        Сережа ходил мрачный и молчаливый, будто не замечая веселой кутерьмы, которую вечно подымала вокруг себя эта невозможная девчонка.
        В конце концов, что ему до этого? Но как было не возмущаться, когда друзья, прибегая к его дому, забывали о Сереже и в первую очередь интересовались, дома ли Томка.
        Накануне похода Вьюн занозил лапу, и Томка погнала Сережу в лисичанскую ветеринарную лечебницу за лекарством. Сережа хмуро поплелся, убеждая себя в том, что пошел только ради Вьюна: «Не может же собака остаться без лапы!» Когда Вьюн выздоровел, Томка торжественно объявила: назавтра всем быть готовыми к походу.
        И тут Сережка взбунтовался.
        Довольно! Пускай покоряются Томке эти безвольные чудаки — Славка с Костей, пускай предатели Найда с Вьюном шныряют за ней по пятам, пускай Бурлак не Сереже, а ей мурлычет на ночь свои кошачьи песни, пускай даже мать, не понимая Сережиной ревности, ухаживает за этой цацей, он никому не позволит помыкать собой. И никуда не пойдет. Он так и сказал: «Не пойду!»
        - Ну и не ходи, — равнодушно сказала Томка. — Напугал!
        - И не пойду!
        - Пожа-алуйста! Обойдемся и без тебя.
        - Вот и не обойдетесь: я один туда дорогу знаю! Без меня вам ни в жизнь не найти Волчий Колодец.
        - Ах, вот как? — вспыхнула Томка. — Тогда уж мы ни за что не пойдем с тобой. Сами отыщем дорогу!
        - Кто найдет? Может, ты?
        - Может, и я! А ты… ты… просто трус!
        Костя и Слава пытались прекратить ссору, но противники ощетинились и разбежались в разные стороны.
        В одиночку
        Теперь Сережа не разговаривал с Томкой. Вид у обоих независимый, при встречах они «не замечают» друг друга. Томка снова пустилась в свои лесные путешествия с собаками, а Сергей засел повторять английский язык: человек он деловой и глупостями заниматься ему недосуг.
        Огорченные Слава с Костей тоже притихли и всё больше отсиживались дома.
        Но уединенные Томкины экскурсии стали беспокоить Марию Семеновну. И однажды, когда девочка, захватив с собой бутылку воды и узелок с едой, проблуждала в лесу до позднего вечера, Мария Семеновна наконец рассердилась на свою любимицу и решительно запретила ей подобные прогулки. Собаки же, в знак немилости, были посажены на привязь.
        Хотя Сереже, понятно, совершенно безразлично было, что о нем думает Томка, но обида, как заноза, не давала покоя. Неужели Томка и в самом деле считает его трусом?
        Тогда он докажет этой зеленоглазой зазнайке, кто такой Сергей и на что он способен! Завтра же один-одинешенек пойдет к Волчьему Колодцу и или погибнет — а этом будет ее вина! — или покроет себя славой! Томка еще пожалеет, что так обращалась с ним, захочет помириться, но он будет горд и неумолим. Пусть знает!
        Было еще почти темно, когда Сережа, никем не замеченный, вышел из дома.
        Проходя мимо усадьбы Генкиного отца — лесника, он вспомнил о Генке и даже пожалел, что не позвал его с собой. Правда, у Генки нет силы воли и он не умеет хранить тайн, но Сереже было немного грустно, и он охотно поделился бы даже с Генкой частицей своей будущей славы. Но Генка еще сладко спал и не мог знать, что слава прошла мимо его окошка.
        «Населенный пункт Л.», как его солидно называл Славка, или просто село Лисички, куда ребята ходили в школу, Сережа прошел вместе со стадом: нужно сбить собак со следу, если Томке придет в голову шпионить за ним.
        На старой вырубке мальчика застало уже настоящее утро. Если бы Томка услышала такой разноголосый птичий гомон, то… то она, наверное, сказала бы, что в их тайге птицы щебечут еще громче.
        А все-таки жаль, что Томка не видит этих оранжевых с черными подвесочками сережек бересклета или длинноногого, смешного зайчонка, испуганно выскочившего из-за старого дубового пня.
        Сережа поймал изумрудную ящерицу, и она покорно лежала на его ладони — такая маленькая и притихшая, — поблескивая черными бисеринками глаз; сорвал огромный, усыпанный самоцветами росы, лесной колокольчик — целый колокол! — и заглянул в него. И сразу весь мир сделался прозрачно-синим. Нет, что там ни говори, Томке следовало бы повидать все это!
        Узенькая, едва заметная тропинка сделала два — три поворота и затерялась в густой траве. Куда же теперь? Ага, вон и болото.
        Они с отцом переходили его зимой. Тогда тут была застывшая плоская равнинка, лишь кое-где из-под снега упрямо пробивались пучки зеленой осоки и сухого бурьяна.
        Сережа осторожно шагнул в светлую, сочную траву. Высокие незабудки защекотали ему колени.
        А может, лучше обойти болото? Только обходить-то далеко… Э, ничего, он быстренько перескочит, тут не широко. Ну, смелее, напрямик к тому бугру!
        Перебросив на бугорок сумку с едой и веревками, мальчик напрягся и прыгнул. Не удержавшись на ногах, он бултыхнулся в воду, но сразу же выкарабкался на бугор.
        Теперь Сережа очутился как бы на острове: со всех сторон его окружала предательская болотная вода.
        Мальчик уже пожалел, что забрался в эту западню. Ну, да уж если забрался, не мешает немного отдохнуть и позавтракать. Сережа достал из сумки кусок пирога и с аппетитом съел его. В своем воображении он уже рассказывал друзьям, как с опасностью для жизни ползал по болотам, как добрался до неизвестного острова, заросшего незабудками, — он назовет его «Голубым», как… Ой, а это что?
        Над нежно-голубым ковром незабудок неожиданно появилась небольшая плоская головка. Мальчик сразу даже не понял, что это такое. Темная, блестящая, она какой-то миг была неподвижной. Потом, вкрадчиво покачиваясь, стала приближаться к Сереже.
        Гадюка!.. Сережа пронзительно взвизгнул, подхватил сумку и стремглав плюхнулся в воду. Цепляясь руками за острые, как бритва, стебли осоки и перепрыгивая с кочки на кочку, он быстро очутился на краю болота и что было мочи пустился бежать в лесную чащу.
        Остановился он около дуба, опаленного молнией, и тут только перевел дыхание.
        - Ффу! Ну ее, эту гадюку!..
        Отсюда уже тропинка прямая и лес чистый, веселый — будто звенит. Наконец Сережа вышел на большую поляну. Сбоку поляны чернел старый обвалившийся колодец.
        Вот и он.
        В Волчьем Колодце
        В давние времена, когда хозяином Зубровского леса еще был богатый пан помещик, произошло, рассказывают старые люди, событие, после которого стали называть эту черную, глубокую яму Волчьим Колодцем.
        Устроил как-то вельможный пан облаву на волков — той весной их появилось в лесу видимо-невидимо. Особенно донимал панские табуны старый седой волк, свирепый и хитрый.
        Вот расставили ловцов, выследили седого волка, и борзые погнали его прямо на засаду. А засада была на этой самой поляне, у колодца. Колодец-то лесник себе выкопал. Собирался и хатенку сложить, но после облавы не захотел.
        Выскочил волк на поляну, бросился на одного ловца и сбил его с ног — не успел тот и выстрелить. А пан рядом был… Не стал и пан стрелять: может, испугался. Больше того, рассказывают, пан недолюбливал парня за непокорность и острое слово и, может, нарочно отвел ружье. А седой волк оставил окровавленного ловца и молнией ринулся на пана. Вцепился волчище в панское горло, и покатились они между борзыми по траве…
        Сбежались охотники и увидели только, как свалились пан с волком в колодец и пошли камнем на дно…
        Кто его знает, так ли было или просто сказку рассказывают старые люди. Колодец тот давным-давно высох, а волков в Зубровском лесу теперь днем с огнем не сыскать.
        И все-таки жутковато стало Сереже. Что ни говори, а с товарищами оно веселее.
        Ну, да взялся за гуж, не говори, что не дюж! Одежда на нем, после неожиданного купания в болоте, уже просохла, времени терять нечего. Да и не боится он!
        Со старой осины, росшей на краю поляны, свисал толстый сук. Сережа без особого труда обломил его, привязал веревку и положил поперек ямы. Проверил фонарик — горит.
        Неужели он все-таки боится? Да нет, просто чуть сердце замирает. Жаль только, что никто не увидит, как он, одинокий, брошенный товарищами, гордо и бесстрашно спустится в Волчий Колодец. Ну, Томка, теперь ты узнаешь, кого назвала трусом!
        Сережа разулся, поплевал на руки и начал спускаться. Его охватили прохладные, влажные сумерки. Глубок, однако же, этот Волчий Колодец… Скоро и веревка кончится, а дна все нет… А что, если действительно глубина его на полкилометра, а то и на целый километр, как сочинили они с Генкой?!
        Веревка кончилась. Сережа беспомощно дрыгнул ногами и… коснулся дна. Облегченно вздохнув, он осторожно стал на ноги.
        Внизу было темно. Сверху синело отверстие, рассеченное кривой осиновой веткой. Сережа засветил фонарик и стал внимательно присматриваться к неровным влажным стенам Волчьего Колодца.
        Ему показалось, будто внизу, под ногами, что-то сверкнуло тусклым зеленоватым светом. Нет, это только почудилось… Зато вон, в темном углу, действительно сияет большая глыба чего-то необычайного, лучистого и, очевидно, неизвестного людям.
        Мальчик посветил фонариком и разочарованно отвернулся. Перед ним была просто гнилая деревянная колода…
        Ну ничего, клады не сразу даются в руки. Нужно внимательно обследовать все вокруг. Не может быть, чтобы Волчий Колодец не скрывал в себе какой-нибудь тайны.
        Тщательно светя фонариком, Сережа наткнулся на старую ржавую лопату с поломанным черенком. Может, это какая-то доисторическая лопата? Нет, кажется, самая обыкновенная, только очень ржавая.
        Какое-то странное углубление в стене. Что оно напоминает?.. Да это же стрела, самая настоящая стрела, нацарапанная чем-то острым! Кто ее нацарапал? Зачем?
        Ух!.. Сережа внезапно свалился в узкую яму в углу колодца.
        К счастью, яма была неглубокая, и, поднявшись на ноги, мальчик свободно достал руками ее край. Скверно лишь то, что, падая, он уронил фонарик, и тот куда-то отлетел и погас.
        Пытаясь вылезть, Сережа стал шарить в темноте руками. Вдруг его рука натолкнулась на какой-то продолговатый холодный предмет, лежавший на краю ямы. Предмет шевельнулся и чуть не упал Сереже на голову.
        «Мина!» — мелькнула страшная догадка, и мальчик, как ошпаренный, отдернул руку. У него странно ослабли колени, и он оторопело присел…
        Вот она какая, Томка!
        Если бы над головой не светлело пятно, Сережа был бы уверен, что наступила глухая ночь. Целую вечность, кажется, сидит он на дне своей неожиданной ловушки.
        «…Пошел один, без товарищей, некого даже и на помощь позвать. Так и погибнет тут ни за что ни про что, даже и не узнает никто, куда девался. Доказал свою храбрость, нечего сказать!»
        Едкие слезы отчаяния и досады жгут Сережины глаза. Чего бы он только сейчас ни дал, чтобы вновь очутиться там, наверху, где светит жаркое солнце, шелестят деревья… Вот дурень, дурень!..
        Дома мать уже беспокоится — куда запропал ее сорванец, а сорванец сидит, точно мышь в мышеловке, и не знает, как выбраться из беды.
        Ребята, должно быть, пришли к Томке, им и без Сережи хорошо, даже лучше — никто не сопит и не заводит споров… И Томке, наверное, совсем-совсем безразлично, что Сережка куда-то запропастился… Что ей!
        Как холодно… Да неужели вот так и придется сидеть до самой смерти?
        «Гав!.. Гав!.. Гав!.. Гав-гав!..» — И радостный визг.
        Сережа внезапно вздрогнул и насторожился.
        «Вьюн?!. Вьюн!»
        Какая-то тень закрыла светлое отверстие колодца.
        - Сергейка, ты здесь? Сергейка!
        Томка… Она нашла его!
        А Томка, потянув к себе пустую веревку, встревоженно закричала:
        - Серге-ейка, слышишь? Где ты?
        - Я ту-ут! — глухо донеслось снизу.
        - Вылезай сюда! — обрадовалась девочка. — Вылезай, а то Вьюн на твой мешок зарится.
        - Я не мо-о-гу… Я заминированный…
        - Заминированный? — ахнула Томка. — Откуда ты знаешь?
        - Надо мной ми-ина… Она вот-вот упадет…
        - Так чего же ты ждешь? Вылезай поскорей!
        - Тут темно… Я ее задену…
        - Тогда не шевелись! — испуганно прокричала Томка. — Я сейчас спущусь к тебе.
        - Не спускайся, лучше я один погибну, — обреченно простонал Сережа.
        Но Томка, как обычно, не послушалась и стала быстро спускаться по веревке вниз.
        - Там лежит мой фонарик, не наступи на него, — предупредил из ямы Сережа. — Да гляди не задень мину!
        - Я, кажется, на него уже наступила, — сказала Томка. — Так и есть! А почему он не горит?
        - Встряхни!
        Томка встряхнула фонарик, и в темноте вспыхнул яркий электрический луч. Осветив осыпанное землей, испуганное Сережино лицо, она стала водить фонариком по краям противной западни. Вот, должно быть, увидела мину, склонилась и… громко рассмеялась:
        - Прощайся, Сергейка, с жизнью! — и бросила Сереже обыкновенную пустую бутылку, — И как ты не догадался!
        - Как же, догадаешься в такой темноте, — пробормотал обескураженный Сережа. — Думаешь, ты бы догадалась?
        - Брось бутылку и давай руку — помогу тебе вылезть.
        - Ну да, «брось»! А может, это не простая бутылка? Надо ее разглядеть.
        - Самая обыкновенная. Брось, говорю тебе!
        Сережа сунул бутылку в карман и, оттолкнув Томкину руку, самостоятельно выбрался из ямы. Через несколько минут он с наслаждением вытянулся на траве против солнышка. Отогревшись, достал из кармана бутылку.
        Это была зеленая полулитровка из-под минеральной воды. В середине белела какая-то бумажка.
        - Томка! — радостно пораженный, вскрикнул Сережа. — Я же говорил, что это не простая бутылка: тут лежит записка!
        - Ты вечно что-нибудь выдумаешь, — засмеялась Томка и побежала за Вьюном на край поляны. — Взгляни лучше сюда — Вьюн твой обед прикончил!
        - Э, что там обед! — Сережа, волнуясь, вытряхнул из бутылки бумажку.
        Там было написано:
        Через десять дней я поеду домой и надолго попрощаюсь с вами, ласковое украинское солнышко, ветвистые дубы, звонкие пташки! И с вами, хорошие мои, Мария Семеновна, Петр Трофимович, Костя, Славка… Я вас никогда не забуду.
        И тебя не забуду, смешной, упрямый мальчишка — Сергейка-еж, хоть мы с тобой и поссорились…
        Ваша Томка из Боготола.
        Сережа растерянно замигал, тихонько свернул записку и спрятал в карман. Потом подошел к колодцу и бросил туда пустую бутылку.
        - Как ты полагаешь, нагорит нам дома за такую отлучку или нет? — лукаво, будто ничего не заметив, спросила Томка.
        - Ой-ой-ой! — спохватился Сережа. — Еще как нагорит!
        Он поспешно обулся, Томка смотала веревку, и, по-прежнему все еще избегая глядеть друг на друга, они побежали домой. Дорога была дальняя, есть хотелось ужасно (бездельник Вьюн выкрал из сумки и слопал весь обед). Сережа был крепко сконфужен, и все же, непонятно почему, ему было очень весело.
        - Не понимаю, как же ты нашла Волчий Колодец? — не вытерпел наконец Сережа.
        - У меня была ваша карта, — призналась Томка. — Я долго искала дорогу. Помнишь, однажды я пробыла в лесу целый день, на меня еще Мария Семеновна рассердилась… Вот тогда я и отыскала его. А сегодня утром заметила, что ты исчез, и догадалась, куда ты пошел. И хорошо, что догадалась, а то бы ты там и до сих пор сидел «заминированный».
        Сережа густо покраснел, искоса взглянул на Томку, и оба громко расхохотались.
        Ну и молодчина все-таки эта девчонка!..
        Воспоминания Петра Трофимовича
        Вечерний ветерок до предела напоен терпкими запахами леса. А лес, молчаливый и таинственный, мягко дышит, охватив сплошной мохнатой стеной небольшое Зубровское лесничество.
        Завтра утром Томка уезжает.
        А сейчас, непривычно тихая, сидит она рядом с ребятами на широком дубовом бревне и глаз не сводит с Петра Трофимовича. А он, а он, глядя в темную зубчатую стену леса, словно видя там что-то, одному ему понятное, рассказывает:
        - …Неравным и тяжелым был тот бой. Погиб командир танка — лейтенант Мухтаров, погиб радист, и тяжело был ранен в голову башенный стрелок — твой отец, Тамара. А танк наш горел…
        В напряженной тишине порывисто вздохнул Сережа.
        - Казалось, гибель была неизбежной… Тогда Максим заскрипел от боли и злости зубами и сказал мне: «Выбирайся, Петро, ползи, может, хоть ты останешься живым. А мне все равно не поможешь…» Не знаю… Возможно, и были такие подлецы, которые, спасая свою шкуру, бросали товарища на погибель. Наверное, были, ну, а я таких, по правде говоря, не видывал… Выволок я Максима из танка и до сих пор удивляюсь, как тогда не подстрелили нас фашисты. Взвалил его себе на спину и пополз. Не шуточное дело — тащить на себе такого богатыря! Упаду с ним в воронку от снаряда, отдохну немного и ползу дальше, к другой воронке. А тут новая беда — ранило меня… Пришел в себя — ночь. Стрельба куда-то в сторону отошла, а меня тащит на себе Максим.
        «Ты что, в своем уме? — браню его. — Оставь меня, ты же сам кровью истекаешь».
        «Молчи, — стонет он, — молчи, а то…» — и падает, обессиленный, в землю лицом.
        А дальше так пошло: Максим потеряет сознание — я его волоку, я упаду — Максим отлежится и меня тащит. Доползли, подобрали нас санитары. Вот так, ребятки, и спасла нас дружба наша!..
        В зеленых Томкиных глазах дрожит горячая слезинка. Сережа заглядывает девочке в лицо и тихонько сжимает ее поцарапанную, в сосновой смоле ладонь.
        «Я там видел стрелу!»
        Семафор открыт. На перроне возникает суетня. Мария Семеновна в последний раз пытается лучше закрыть плотно набитый Томкин чемодан — не зря она вчера целый день пекла-жарила, — а он никак не закрывается. Ребята с волнением обступают подругу, а Петр Трофимович проверяет, на месте ли Томкин билет. Поезд приближается.
        - Томка! — неожиданно хлопает себя по лбу Сережа. — Томка, а стрела?!
        - Какая стрела? — недоумевает девочка.
        - В Волчьем Колодце! Я же там видел нацарапанную на стене стрелу! И лопату…
        - Так почему же ты мне тогда ничего не сказал? — возмущается Томка.
        - Я как ухнул в эту проклятую яму, так обо всем позабыл! Да еще бутылка твоя…
        - Стрела и лопата в Волчьем Колодце? — переспрашивает Костя.
        - Значит, там что-то закопано, — убежденно говорит Славка.
        - Ой, ребята, как жаль, что я уезжаю! Но что же делать?
        - А мы туда спустимся, — успокаивают Томку друзья. — Завтра же пойдем!
        - Из колодца не вылезем, пока все не осмотрим! — бьет себя в грудь Сережа.
        Поезд останавливается. Из вагона выскакивает загорелый, как негр, дядя Максим. Все бросаются к нему.
        Поезд в Зубрах стоит всего три минуты. Не успели как следует поздороваться, спросить о здоровье, не успели как следует попрощаться, чуть не позабыли Томкин чемодан, как поезд тронулся с места, набирая скорость.
        Из раскрытого окна вагона высовывается Томкина рука с белым платочком, и едва слышно доносится ее голос:
        - Обязательно! Слышите? Обязательно разведайте тайну Волчьего Колодца!..
        - О-бя-за-тель-но!! — дружно кричат в ответ ребята и, очутившись в конце перрона, грустно смотрят вслед уходящему поезду.
        Неожиданность
        Ну, хватит ссор, проволочек, колебаний, из-за которых и так пропал целый месяц! Слово дано, и его нужно сдержать, не то совестно будет не то что людям, но и коту Бурлаку в глаза смотреть.
        Возвратившись со станции, Сережа, не говоря друзьям, помчался в Лисички, на почту. Он задумал купить конверт с маркой и немедленно, после окончательного и всестороннего обследования Волчьего Колодца с его таинственной стрелой, написать обо всем Томке в Боготол.
        На почте Сережа выбрал роскошный конверт с букетом ярких цветов (он должен напомнить Томке о цветах Зубровского леса), уплатил полтинник, сэкономленный в станционном буфете на лимонаде, и заторопился обратно. В дверях он неожиданно столкнулся со Славкой.
        - Вот ты где! — обрадовался тот. — А мы тебя искали.
        - Меня? — смутился Сережа, торопливо пряча руку с конвертом за спину. — А зачем я вам?
        - Мы решили купить конверт, — выглядывая из-за Славки, объяснил Костя. — Чтобы сразу написать Томке письмо, она ведь будет ждать. У нас не хватало гривенника, но потом мама дала мне рубль.
        - Спрячь свой рубль, — оправившись от смущения, ответил Сережа и победоносно помахал перед Костиным носом конвертом. — Все в порядке, конверт имеется!
        - Ты уже купил?
        Сережа снисходительно улыбнулся. Он ведь не привык долго раздумывать, как некоторые!
        Бодро вскинув на плечо лопату, уверенно шествует знакомой тропинкой Сережа. За ним пыхтит навьюченный увесистым мешком Славка и рассеянно натыкается на пеньки о чем-то размечтавшийся Костя. Утро пасмурное, пожалуй, быть дождю, но такая чепуха, как дождь, никого не тревожит. Всякому, взглянувшему на ребят, должно стать понятным: сегодня Волчий Колодец обязательно будет обнаружен!
        Дойдя до болотца, Сережа рассказал, как чуть-чуть не убил на острове «Голубом» гадюку, и повел товарищей в обход.
        На подходе к третьему кварталу Сережа вдруг остановился и стал прислушиваться. Ему показалось, что в безмятежный птичий щебет вплелись какие-то непонятные, чуждые лесному гомону звуки.
        - Что это? — насторожился и Славка. — По-моему, там фырчит автомашина…
        - Откуда ей там взяться? С просеки, наверное…
        - И я слышу, — подтвердил Костя. — Даже какие-то голоса…
        - Тоже скажешь — голоса! — сердито отмахнулся Сережа, но, вслушавшись, швырнул лопату и кинулся бегом к Волчьему Колодцу.
        Славка аккуратно прибрал под кусты лопату и свой мешок и вместе с Костей устремился за Сережей. Запыхавшись, друзья добежали до заветной поляны и, озадаченные, застыли на месте…
        Поляны больше не существовало. Вернее, она существовала, но это была уже не тихая лесная поляна, а самая настоящая строительная площадка. Бойко стучали топоры, взвизгивали пилы, громко перекликались рабочие… В углу поляны, на месте Волчьего Колодца, громоздились штабеля свежеобтесанных бревен…
        - Вот те на! — присвистнул Славка, с любопытством озираясь. — Что же это вздумали здесь, в лесу, строить?
        - Как — что? — весело откликнулся один из рабочих, разгружавших грузовик с кирпичом. — Пионерский лагерь! Ему тут самое подходящее место. На будущий год летом — милости просим, приезжайте отдыхать!
        Оглушенный Сережа молча повернулся и, понурив голову, побрел прочь. В кармане он нащупал злополучный конверт с живописным букетом. Мальчик грустно взглянул на него, вздохнул и спрятал поглубже в карман.
        Глава вторая. Пионерский лагерь
        Маринкина газета
        Пригородный, или, как его чаще называют, дачный, поезд, громко отстукивая колесами, деловито катил свои неказистые вагоны.
        В крайнем купе, облокотясь на угол, дремала молодая, разморенная от духоты женщина. Ее маленькая дочка развернула на столике маленькую газету и от скуки раскрашивала синим карандашом кудрявых пионеров, нарисованных на газетной странице. По другую сторону столика, напротив девочки, закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья мужчина средних лет, со смуглым приятным лицом и белой полоской шрама на подбородке. Должно быть, он не спал — его густые темные брови чуть вздрагивали, а уголки крепко сжатых губ слегка улыбались.
        На одной из остановок поезд так тряхнуло, что смуглый мужчина, тихо охнув, раскрыл глаза и смущенно потер рукой ушибленный затылок.
        Девочка, успевшая уже наделить всех газетных пионеров могучими синими усами, посмотрела на своего соседа и засмеялась. Мужчина в ответ тоже улыбнулся и заглянул в газету. Усатые пионеры, видимо, ему понравились, так как он заинтересованно хмыкнул и потянул газету к себе поближе.
        Польщенная вниманием к своему мастерству, девчушка решила добавить своим жертвам еще и бороды, но мужчина легонько отвел ее ручонку и принялся внимательна читать.
        - Слушай, детка, это твоя газета?
        - Моя, — важно кивнула она головой.
        - Вам, товарищ, верно, надо что-то завернуть? — спросила мать девочки; проснувшись от вагонной тряски, она прислушивалась к их разговору. — Так я вам новую газету дам, эта ведь вся измялась.
        - Благодарю, но меня интересует именно эта газета, собственно — эта статья. Понимаете, здесь описана очень увлекательная пионерская игра, а я как раз работаю в пионерлагере, и газета мне бы пригодилась.
        - Ну понятно, возьмите! Маринка, отдай дяде газету.
        Маринка капризно надула пухлые губки: «Вишь ты, какой хитрый дядя, смотрел-смотрел, да и выпросил»… Но она сразу успокоилась, так как «хитрый дядя» достал из желтого скрипучего портфеля новенькую тетрадь, карандаш, резинку и подал ей все это богатство.
        - Вот тут, Маринка, и рисуй себе что захочешь, а я возьму газету. Согласна?
        Еще бы не согласна! Маринке даже слегка жаль стало дядю, совершившего такой явно невыгодный для себя обмен.
        - Станция Зубры! — объявила проводница. — Граждане, кому на станцию Зубры?
        Маринкин сосед торопливо встал, свернул добытую газету, спрятал в портфель, попрощался и вышел из вагона.
        Пропажа
        Станция была маленькая и немноголюдная.
        Приезжий оглянулся во все стороны и подошел к дежурному по станции:
        - Добрый день! Тут не было завхоза из нашего лагеря?
        - A-а, Роман Петрович! Из Киева? Привет, привет, — вежливо поздоровался железнодорожник. — Как же, были тут ваши, груз для лагеря получали. Только с час назад уехали, вас сегодня не ждали.
        - Поспешили, — с легкой досадой произнес роман Петрович. — Пешком придется добираться.
        - А вы на шоссе выйдите, до Лисичек какая-нибудь машина, наверное, подвернется, — посоветовал дежурный. — А то напрямик, леском. Напрямик километров восемь, не больше, будет.
        - Что ж, можно и напрямик, дорога известная.
        Мимо них ленивой походкой прошаркал долговязый гражданин с невыразительным плоским лицом. Он искоса внимательно осмотрел Романа Петровича.
        На шоссе попутная машина не попалась, и Роман Петрович свернул в лес. В конце концов, и жалеть не о чем — по дороге вон какая пылища!
        Зато с каким наслаждением он вдохнул ароматную прохладу леса! Разве не чудесно после вагонной духоты пройтись по узкой извилистой тропинке между буйным сплетением бересклета, крушины, орешника?.. Сорвать с дуплистой кислицы маленькое, пронзительно-кислое яблочко, полюбоваться на разбрызганные в траве кружочки сыроежек — красные, желтые, зеленовато-голубые…
        В лесу, наедине с тишиной, исчезает усталость, забывается ранняя седина на висках, а воздух — целебный, как сказочная живая вода, — по-юношески горячит кровь.
        - Эй, держись! — Роман Петрович с размаху перескочил через широкий ров. — Есть еще порох в пороховницах, — удовлетворенно признал он и оглянулся назад: ему показалось, что за деревьями мелькнула чья-то фигура.
        Роман Петрович сконфуженно присмирел. Не хватает еще, чтоб его заметил кто-либо из лагеря. Вот удивился бы, глядя на своего начальника, который в ребячьем азарте прыгает через рвы и выкрикивает всякую всячину… Эх, Роман, Роман, пора бы помнить, что твои пионерские годы давно миновали!..
        Он ускорил шаг. Как там, в лагере? Не случилось ли чего? За три дня, проведенные в командировке, начальник Зубровского пионерского лагеря успел соскучиться по беспокойным его обитателям. Скорее бы к ним!
        Впереди серым клубком прокатился еж. Неплохой подарок юннатам! Положив на траву портфель, Роман Петрович снял шапку и погнался за ежом. Шутишь, дружище, не убежишь! Слишком лапы у тебя кривые и короткие.
        Еж свернулся, фыркнул и, подскочив, кольнул вздыбленной спинкой ладонь своего преследователя.
        - Ах ты, ежище! — Роман Петрович, смеясь, закатил его в шляпу и возвратился за портфелем.
        Что за диво? Где же портфель? Может, он его в другое место положил? Да нет же, вот и трава примята… Какая чепуха, куда он мог исчезнуть? Взять же его тут некому!
        В зарослях затрещало — кто-то быстро удалялся.
        - Стой! — крикнул Роман Петрович и бросился вдогонку.
        Но настигнуть вора не удалось: лес!
        Какой нелепый случай! Что в портфеле было?.. Книжки, кое-какие квитанции, блокнот, полотенце, мыло. Ага, еще Маринкина газета! Документы и деньги здесь, во внутреннем кармане пиджака. Собственно, ничего особенно ценного, просто жалко самого портфеля и обидно за свою неосмотрительность. Но кто бы мог подумать!
        С досады Роман Петрович выбросил в траву ежа, нахлобучил на голову шляпу и выбрался на дорогу.
        Ну, что с воза упало, то пропало… Уж лучше никому и не признаваться в этой неприятности — неудобно…
        Но вот и лагерь!
        Вторая неприятность
        Среди густой зелени блеснула свежей голубой краской высокая входная арка. Из-за решетчатой ограды приветливо заулыбались широкими окнами новенькие одноэтажные домики Зубровского пионерского лагеря.
        Роман Петрович остановился, его внимание привлек фанерный щит, прикрепленный над аркой. На белом фоне ярко алели большие буквы:
        ЛВАРД
        - ЛВАРД? — заинтересовался Роман Петрович. — Это еще что за новость такая? Ага, вот и объяснение.
        Рядом, на толстом кленовом стволе, висел плакат:
        Вы хотите знать, что такое ЛВАРД? Охотно объясним: ЛВАРД — это Лагерь веселых, активных, работящих и дружных.
        Запомните: мы принимаем в лагерь
        !!!ТОЛЬКО ТАКИХ!!!
        Роман Петрович засмеялся. Молодцы! Попробуй после этого быть другим!
        - Роман Петрович приехал!.. Роман Петрович, здравствуйте! — зашумели радостные голоса.
        Окруженный голоногой, вихрастой ватагой, Роман Петрович окончательно забыл о своей неприятности и повеселел.
        - Ну здорово, веселые, активные!
        - работящие и дружные! — хором дополнили те.
        - А это мы еще увидим. Что скажете хорошего?
        Работящие и дружные в ответ повели своего начальника показывать оконченную без него спортплощадку — красу и гордость юных лагерных мастеров.
        - Ого, да у вас тут настоящий спортивный городок! — восхитился Роман Петрович, по-хозяйски придирчиво осматривая оборудование площадки. — И впрямь — работящие!
        Работящие с гордостью показали свежие мозоли на руках.
        Потом начальника лагеря перехватил суетливый и всегда чем-то озабоченный завхоз.
        - Роман Петрович, на чем же вы приехали? — жалобно заговорил он, сдвигая вместе смешные рыжеватые кустики бровей. — Почему телеграммку не ударили? Мы бы вас на станции подождали.
        - Пустяки, я и пешком неплохо прошелся, — несколько криво усмехнулся Роман Петрович, здороваясь с завхозом. — Что у вас тут новенького, Аникей Степаныч?
        - Да все по-старому. Вот разве — мягкий инвентарь сегодня со станции привез. Может, посмотрите?
        Роман Петрович направился с завхозом на склад, заглянул на кухню, зашел в канцелярию и снова с головой окунулся в свою хлопотливую повседневную работу.
        Вечером к нему неожиданно прибежал ночной сторож пионерлагеря, старенький Карп Данилович.
        - Ой, товарищ начальник, несчастье у меня дома стряслось — пожар!
        - Пожар? Что же сгорело?
        - Хатенка моя обгорела… барахлишко, правда, все спасли. Вот какая беда!
        - Действительно, беда. Как же это случилось, Карп Данилыч?
        - А кто же его знает? Спал я после дежурства, а старуха в Кленовое, в аптеку, поплелась. Верно, соседские ребятишки баловались с огнем, ну и полыхнуло…
        - А может, печка топилась?
        - Да нет, печка холодная была. И, обратно же, поджечь никто не мог, врагов на селе у меня нет… Ребята, не иначе. Спасибо, хоть сам-то не сгорел — соседи сонного из хаты вытащили.
        - Что ж делать будете, Карп Данилыч?
        - Отстраивать надобно. Председатель колхоза обещает помочь. Вот пришел просить вас отпустить меня на время.
        - Гм… что ж, придется, видно, на этот сезон подыскивать другого сторожа. Вы зайдите ко мне завтра с утра, потолкуем с Аникеем Степановичем: кое в чем и мы вам поможем.
        - Спасибо, Роман Петрович. А пока кого найдете, наш ездовой Семен согласен посторожить, я с ним уже говорил.
        Старик ушел.
        Вторая неприятность в один день! Попробуй-ка теперь, накануне уборки хлебов, подыскать нового сторожа…
        Отряд старших и их вожатый
        Хорошо, ребята, нам в краю родном,
        Весь простор широкий — наш родимый дом!
        Летняя, зеленая, счастливая пора,
        Дальние дорожки, привалы у костра!
          Ты гори, костер!
          Полыхай, костер!
        Далеко-далеко наша песенка слышна.
          А кругом поля,
          А кругом луга,
        А кругом любимая, родная сторона!
        Вьются над костром багряные искры, кружатся и уносятся вместе с песней вверх…
        Вожатый Виктор, студент второго курса педагогического института (собственно, тут, в лагере, он уже не Виктор, а Виктор Михайлович), двадцатилетний юноша со скуластым, простодушным, по-девичьи розовым лицом и такими мечтательными глазами, что их ему никогда не удается сделать строгими, загляделся на огонь. Сбор провели, любимые песни спеты, пора гасить костер, а жаль: уж очень хорош!
        Вожатый с усилием отрывает от огня глаза и оглядывает тесный круг озаренных пламенем лиц. Вот член совета дружины, хозяйственная и распорядительная семиклассница Оля Барабаш, подперла русую, украшенную чебрецом головку и слушает, что ей нашептывает на ушко кудрявая, быстроглазая Иринка. С Олей просто и легко работать, а вот Иринка — та много забот причиняет своими затеями и капризами. Любит Иринка пошуметь, покомандовать, а всего больше любит похвастать своим богатейшим лагерным опытом: она, видите ли, в прошлом году ездила в Артек и теперь всякий разговор начинает словами: «А у нас в Артеке…»
        Рядом с Иринкой зажмурился от огня горнист Гриць Колосок — ласковый, веселый мальчуган, общий любимец лагеря. Плечом на него навалился веснушчатый, как воробьиное яичко, Геннадий, по кличке Генка Ветряк. Этот всегда кричит, бренчит, за все хватается, и почти ничего до конца не доводит.
        Смеется-заливается румяная толстушка Таня Фомина — любительница хорошо поесть. Подружки, желая скорее узнать, что ее так рассмешило, дергают Таню за рукав, от чего она еще сильнее хохочет.
        А вот, чуть подальше, обхватив колени загорелыми руками, о чем-то задумался Сережа Дьяченко — ярый фантазер и сорвиголова. С этим, вероятно, еще придется хлебнуть горя!.. Сергей неохотно подчиняется размеренному режиму лагеря, терпеть не может никаких организованных мероприятий и вообще, кажется, смотрит на свое пребывание тут, как на какую-то наскучившую обязанность.
        Рядом с Сережей прилегли его верные дружки: рассудительный, несколько неуклюжий на вид Слава и худенький, застенчивый Костя. И потому, что запевалой этой неразлучной тройки является горячий и порывистый Сережа, душа вожатого не знает покоя: трудно предугадать, на какую выходку может подбить Сережа своих друзей.
        Вот, хитро поглядывая на Геннадия, уже что-то, видно, придумывает занозистый редактор лагерной газеты «Воинственный еж» рыженький шустрый Степа Волошин. Это смышленый парнишка, и «ЛВАРД» — его затея. Действительно, «веселые, активные, работящие и дружные» — как это чудесно! Но какие же они, эти «лвардовцы», разные и как нелегко подобрать ключик к каждому из них…
        Виктор Михайлович невольно вздыхает, встряхивает головой и решительно подымается.
        Пора на вечернюю линейку.
        Тайна неразлучной тройки
        Каждый, кто отдыхал в пионерском лагере, знает, что такое «свободное время». Его предоставляют трижды в день: полчаса после завтрака, час перед обедом и час перед ужином, всего два с половиной часа. Золотое время, но его слишком мало даже для такого энергичного человека, как Сергей.
        Прошла полная неделя, как он, Славка и Костя живут в пионерлагере, и приходится, глядя правде в глаза, признать: намерение, ради которого они очутились в лагере, потерпело крах. Нет, нет, в эти короткие «свободные часы» нечего и думать о том, чтобы незаметно спуститься в Волчий Колодец, хоть он теперь и совсем рядышком. А в другое время… когда? В семь утра Гриць Колосок сигналит в горн побудку, и все как ошпаренные вскакивают с коек, мчатся на зарядку, ужасно много едят (Славка явно начал толстеть). После обеда целых два часа (сказать только!) вынуждены спать. Кроме того, придумали всякие там беседы, экскурсии, кружки… Не жизнь, а сущая организованная мука: человек не может свободно, как того пожелает душа, распоряжаться собой. Эх, если бы не Волчий Колодец и не слово, данное Томке в прошлом году, Сережа, чего доброго, не вытерпел бы и дал стрекача домой.
        А ведь никто, кроме них, в лагере не подозревает, что в отдаленном уголке, за высоким дровяным сараем существует забитый досками старый, высохший колодец, овеянный легендой и самыми пылкими домыслами четырех мечтателей, — такой близкий и такой недосягаемый!
        Надо было немедленно обсудить затруднительное положение, в котором они очутились.
        Возвращаясь с речки после купания — и это купание, под надзором медсестры и вожатого! — Сережа тайком дернул Костю, подмигнул Славе, и приятели незаметно отстали.
        - Я спрашиваю вас, хлопцы, что будем делать? Или, может, вы отказались уже от нашего плана, позабыли данное Томке слово и вообще решили спрятаться в кусты?
        Оказалось, что Слава с Костей не имеют такой привычки — отказываться от своих планов и слов и, тем более, прятаться в кусты, но каким образом теперь проникнуть в Волчий Колодец, они не могут сообразить.
        - Самое лучшее — попросить разрешения у Виктора Михайловича, — малодушно предложил Костя.
        - Попросить разрешения? — возмутился Сережа. — Тогда весь отряд захочет спуститься в колодец — и пропала наша тайна и наше открытие. Нет, мы сами должны это сделать! Слушайте лучше, что я придумал: мы спустимся туда ночью.
        - Ночью?
        - Только ночью! Днем нас обязательно заметят, да и режим — дышать не дают. Ну, согласны?
        - Согласны, — поразмыслив, кивнул головой Слава. — Когда пойдем?
        - Я смотрел по календарю: через неделю будет полнолуние. К тому времени подготовим…
        - Тише, — шепнул Костя, дергая Сережу за рукав. — Сюда кто-то идет.
        Новый сторож
        Из-за деревьев вышел высокий сутулый старик с косматой, по самые глаза, бородой. Из-под старого, примятого картуза выбивалась взлохмаченная копна черных волос, — по-видимому, этот дед не признавал парикмахерских. Заметив ребят, он остановился, тяжело перевел дыхание и вытер рукавом вспотевший лоб.
        - Здравствуйте, голубки! Гуляете?
        - Здравствуйте… гуляем…
        Дед снял с плеч мешок, покряхтел, разгибая спину и опустился на траву, в холодок.
        - Ох, умаялся! Отдохну малость. Ноги никудышные — не слушаются, не то что у вас, прыгунков.
        Старик был хоть и диковат на вид, но оказался приветливым и разговорчивым и сразу же понравился мальчикам. Они тоже присели рядом с ним в холодке.
        - Куда, дедушка, направляетесь? — поинтересовался Сережа.
        - В Лисички иду, голубки, в село Лисички. Знаете такое?
        - В Лисички? Так вы же, дедушка, сбились с дороги! Лисички в другую сторону.
        - Может, и сбился, впервые в этих краях… Вот вы мне и покажете дорогу.
        - А вы зачем в Лисички идете? — спросил Слава.
        - Посоветовали мне туда податься: в больнице, будто, сторож требуется.
        - Сторож? Так нам же в пионерлагере сторож нужен!
        - В лагере, говорите? В пионерском? Гм… в больницу оно бы лучше. Пойду сперва в Лисички.
        - Ну к чему вам, дедушка, те Лисички? — принялись уговаривать старика ребята. — В лагере вам будет во сто раз лучше!
        Дед заколебался.
        - А кто у вас там за старшего? С кем говорить?
        - Начальником у нас Роман Петрович Мороз, наш учитель географии из лисичанской школы. Мировой дядя! Мы вас, дедушка, сейчас проводим к нему. Как попросим, так, увидите, сразу и примет!
        - Ну, к начальнику так к начальнику, — согласился старик. — Ведите!
        Приятели торжественно повели деда в лагерь.
        У входной арки, под грибком, их встретил дежурный, Генка Ветряк. Он ужасно заважничал, изобразил на своем лице неприступность.
        - Вы где это были? Почему не возвратились вместе с другими?
        - А ты не очень-то кричи! — осадил его сразу Сережа. — Не видишь разве, что мы к Роману Петровичу нового сторожа ведем? Ну-ка, пропусти!
        Генка осекся и пропустил всех четверых на территорию лагеря.
        - Роман Петрович, — разыскав начальника лагеря, закричал Сережа, — нашли!
        - Подходящего, бородища — во! — добавил Слава. — И работать соглашается.
        - Вон он, на лавочке сидит, — показал в окно Костя.
        - Кого это вы там нашли? — удивился Роман Петрович.
        - Сторожа! — отрапортовала тройка. — Ночного сто-ро-жа!
        - Ночного сторожа? Интересно! Ну-ка, давайте его сюда!
        Внимательно просмотрев все документы старика, Роман Петрович остался доволен: документы исправны, характеристика с предыдущего места работы хорошая, и начальник без лишней волокиты принял Захара Ивановича Кругляка на должность ночного сторожа пионерского лагеря.
        У нас будет карнавал!
        О карнавале, конечно, прежде всех узнала Иринка и мигом растрезвонила по всему лагерю.
        Карнавал! Летний пионерский карнавал, со сказочными костюмами, заманчивыми призами, веселой выдумкой! Да это же непочатый край увлекательной работы для лагерных художников, рукодельниц, поэтов, электриков, танцоров, певцов!..
        Лагерь зашевелился, как потревоженный муравейник. На завхоза, Аникея Степановича, как на бедного Макара, со всех сторон посыпались шишки: одному до зарезу нужна марля, другому — картон, третьему — бумага и мука для папье-маше…
        Больше всех надоедала Иринка. Будь ее воля, она пустила бы на ветер все имущество лагеря. Спорить с ней было напрасно. На все доводы Иринка невозмутимо отвечала: «У нас, в Артеке, завхоз никогда не дрожал над каждым куском марли»…
        Бедняга Аникей Степанович даже похудел и начал бегать рысью, спасаясь от своих преследователей.
        Идея карнавала пришлась по душе и неразлучной тройке, особенно Сереже. Что там ни говори, а карнавал — это здорово! Ради него можно временно примириться и с ненавистным режимом.
        Сперва Слава предложил сделать костюмы Лебедя, Рака и Щуки по известной басне Крылова. Сережа нехотя согласился, однако при условии, что он будет Лебедем. Слава заявил, что, в таком случае, хочет быть Щукой, но смирный Костя жалобно вздохнул:
        - А может, придумаем что-нибудь другое?
        - Конечно, придумаем что-нибудь получше, — поддержал его Сережа. — Какие-нибудь героические.
        - Как на картине у трех русских богатырей, — подсказал Костя.
        - У богатырей? Костенька, ты же гений! Ну конечно, сделаем костюмы трех богатырей. Я буду Ильей Муромцем… или нет, Муромцем лучше быть Славке, он самый толстый, а я буду Добрыней Никитичем. Ты, Костя…
        - Алешей Поповичем? — расцвел Костя. — О, это совершенно другое дело — красавец богатырь на золотистом коне, а не какой-то несчастный рак, который должен все время пятиться назад.
        К ним подбежала Иринка. Озабоченно встряхнув кудряшками, она спросила:
        - Включаетесь в карнавал?
        - Включаемся, — солидно ответил Слава. — А ты как думала?
        - Может, вам помочь придумать костюмы? У нас, в Артеке…
        - Придумаем сами, — отмахнулся Сережа. — Не хуже, чем в Артеке.
        Не успела отбежать Иринка, как пристал Генка Ветряк.
        - Ой, ребята, а что я придумал! Эх, и костюмчик будет! — шептал он, соблазнительно заглядывая в глаза. — Никому не расскажу, только вам. Я вам про свой, а вы мне про ваши. Идет?
        Нет, в таких условиях о секретной работе над костюмами не могло быть и речи. Нужно где-то отыскать укромный уголок. Но где?
        А что если, попроситься в сторожку к деду Захару? Он, наверное, впустит, ведь это они, а не кто другой, устроили его на работу в лагерь!
        - Шагом марш к деду Захару! — скомандовал Сережа.
        Сторож берется помогать
        Дед Захар сидел на пороге своей сторожки. Он приветливо поднялся навстречу гостям:
        - Заходите, голубки, заходите!
        С первого же дня своего пребывания в лагере Захар Иванович успел заслужить всеобщее уважение. Это он посоветовал завхозу отпустить бездельника-плотника, который, мол, больше отлеживался в холодке за дровяным сараем, чем работал, и взялся все, что нужно, доделывать сам. А поскольку лагерь был новый, то и работы хватало. Дед Захар оборудовал на кухне удобные полки для посуды, сделал покрышку для бочки с водой, помог достроить душевую. Неразлучная тройка с полным основанием гордилась своей «находкой».
        Узнав, в чем дело, дед Захар не только согласился пустить ребят к себе мастерить карнавальные костюмы, но даже обещал помочь.
        Славка раздобыл в пионерской комнате журнал с цветной репродукцией картины Васнецова «Богатыри», Дед Захар рассмотрел ее и скептически крякнул:
        - А коней где вы возьмете?
        Друзья озадаченно переглянулись. Действительно, об этом они не подумали. Ведь пешие богатыри сразу утратят все свое величие! Не выезжать же им верхом на палочках?
        - Подождите, я мигом! — сообразил что-то Сережа и выскочил из сторожки.
        Через несколько минут он вернулся, весело размахивая книжкой:
        - Виктор Михайлович дал. Смотрите, как мы сделаем коней!
        В книжке был нарисован «всадник»: мальчик преспокойно стоит на собственных ногах, а к его поясу прикреплен каркас «коня», покрытого до земли попоной. Из-под камзола, вдоль попоны, свисают пустые сапоги «всадника». Вот и все.
        - Ну? — торжествуя, спросил Сережа. — Поняли?
        - Хитро придумано! — покрутил лохматой головой дед Захар. — Та-а-к… На каркасы для коней нужна толстая проволока… попробуем достать у Аникея Степаныча. Гривы, хвосты и бороды — из пакли. Эту чешую и тарелки…
        - То — кольчуги и щиты!
        - Все равно… Гм… известно, мороки до черта.
        - Зато костюмы какие! — увлеченно воскликнул Сережа. — Ручаюсь — лучших ни у кого не будет!
        - Ну что ж, попробуем. Только вот вам мое условие: без меня в сторожку не бегать и ничего тут не ворошить. Однако боюсь — не укрыться вам со своим секретом: не ровен час, заглянет кто сюда и все увидит.
        - Да мы, дедусь, никого и близко к вашей сторожке не подпустим, — заверили друзья и, довольные, помчались атаковать Аникея Степановича.
        Славка хозяйничает
        Ребята с азартом принялись мастерить карнавальные костюмы. Сережа во всеуслышание заявил, что они «в лепешку расшибутся, но ошарашат весь лагерь».
        Возни с костюмами хватало, кроме того, в эти горячие дни Славу избрали старостой кружка юннатов, и работы привалило по самое горло.
        Новый староста прежде всего аккуратно осмотрел отгороженный крашеной фанерой уголок веранды, задумчиво постоял у двух стеклянных банок с пучеглазыми лягушатами, потрогал пальцем сонную ящерицу в коробке и решительно направился к вожатому.
        - Виктор Михайлович, нужно немедленно пойти в лес!
        - Но ты же сам вчера ворчал, что лес тебе и так хорошо знаком, и требовал идти на речку, — заметил вожатый. — Вот мы завтра и собираемся на рыбалку.
        - Нет, — упрямо мотнул головой Славка, — на речку потом, завтра нужно в лес. Вот пойдемте, я вам что-то покажу.
        Славка привел Виктора Михайловича на веранду за загородку.
        - Разве это живой уголок? — презрительно сказал он. — Лягушки и те от скуки посинели. Завтра в лесу нам нужно поймать белку, зайца, ежа, лисичку… ну и еще что-нибудь такое…
        - Волка, например, — рассмеялся вожатый, откровенно любуясь Славкиной хозяйской хваткой.
        - Волков в нашем лесу нет, — с сожалением ответил Славка. — А лисы есть. Так пойдем завтра, Виктор Михайлович?
        - Пойдем! Это ты дело придумал. Действительно, пора оборудовать живой уголок.
        До самого вечера кружок юннатов, под неуклонным натиском старосты, изготовлял клетки, сачки, папки для сбора растений. Славка делом подтвердил, что не напрасно ему оказали высокое доверие, избрав старостой.
        Однодневный поход в лес за экспонатами для живого уголка назначили на утро следующего дня.
        Следы в овражке
        До чего же хорошо кругом!
        Под деревьями густыми светлый дом,
        И дорожка золотая,
        Ярким солнцем залитая,
        По которой мы идем,
                                                мы идем,
                                                мы идем…
        До чего же хорошо кругом!
        Крылатая походная песенка, бодрый шаг крепких, загорелых ног, вкусная, слегка пропахшая дымком каша на привале — что еще может быть чудеснее?
        Но вся эта поэзия похода мало устраивала практичного Славку. Осмотрев на дневном привале добычу, он недовольно фыркнул. Одни бабочки и жуки! Ни зайца, ни лисицы и близко не видели, лишь раз, будто в насмешку, зацокала над головой белка, да и та, мелькнув огненным хвостом, исчезла в верхушках деревьев.
        Роптал и Генка, которого на время похода назначили санитаром. Как же, тащил-тащил свою аптечку и — на тебе! — ни одного пациента. Он назойливо осматривал каждого, нашел несколько незначительных царапин и с наслаждением смазал их йодом, но настоящей работы для санитара так и не нашлось.
        После обеда Славка повел Сережу с Костей в один укромный овражек, где была, как он уверял, вполне надежная лисья нора.
        - Лисица, она знаете какая? Она — как собака, ее приручить можно! У моего бати, когда он работал объездчиком в Макаровском лесничестве, жила домашняя лисичка. Так, представьте себе, она даже лаяла! — хвастал Славка.
        - А у нас домашний ежик жил, — припомнил Костя. — Мышей по ночам ловил…
        - Еж — чепуха! — перебил Сережа. — Вон у нашей директорши лесхоза дикая коза живет. Директоршин Женька уверяет, будто и молоко дает, как домашняя.
        Ребята спустились в длинную, поросшую боярышником низинку. Славка быстро отыскал лисью нору.
        - Старая нора, — заметил Сережа. — Лисица ее бросила.
        - Не люблю, когда болтают без толку! — возмутился Славка. — Мне сам дядя Тимоша говорил, что тут целая лисья семья живет, а дядя Тимоша уж знает!
        - Жила бы семья — были бы следы, — не унимался Сережа.
        - И, наверное, есть, нужно только лучше присмотреться!
        Охотники заползали вокруг норы.
        - Ребята, я нашел какие-то следы! — позвал из-за кустов Костя.
        - Верно, следы, — согласился Сережа. — Только это не лисьи… Видите, какие большие? На медвежьи больше похожи…
        - Откуда тут медведю взяться? Из зоопарка сбежал, что ли?
        - А думаете, не бывает? Вы только смотрите — по размеру как раз медвежья лапа! Тьфу! Тут каблук виден… Какой-то дядька ходил.
        Славка с Костей от смеха покатились на траву. Ну и Сережка, нашел в Зубровском лесу медведя с каблуками!
        Они выбрались из овражка, и тут наконец им повезло: прямо на них из кустов выкатил маленький ушастый зайчонок.
        Ребята застыли на месте. Малыш тоже оцепенел от ужаса.
        P-раз!.. Все трое выбросили вперед руки и упали на землю. Зайчишка, словно пружинка, подпрыгнул вверх, но было поздно: Костя успел схватить его за заднюю лапку.
        Ну, теперь хоть не совестно в отряд вернуться! Да и пора уже — Гриць Колосок трубит сбор.
        …Когда все стихло, на дне овражка зашевелились колючие кусты боярышника и из них выползли две согнутые фигуры.
        Постояв прислушиваясь некоторое время, они осторожно выбрались наверх и молча разошлись в разные стороны.
        Томка напоминает о себе
        Кроме зайчонка, главного вчерашнего трофея, в живом уголке теперь поселились длиннющий шипучий уж, престарелый еж мрачного характера и маленький головастый кукушонок. Этот крикливый уродец не давал никому покоя, непрерывно требуя пищи. А ящериц наловили такое множество, что Славка не придумает, куда их девать. Да еще, как на грех, малыши с самого утра ловят новых и тащат в живой уголок. Чтобы не обижать «мелюзгу», Славка принимает их, но слезно просит больше не ловить. Десятка три этих юрких созданьиц он велел Генке выпустить в лес.
        Генка, не без основания решив, что ящерицы и собственным ходом доберутся до леса, выпустил их у спальни девочек, а сам побежал поглядеть, что это за человек разговаривает с Романом Петровичем у входной арки.
        Оказалось, что приехал из лесничества Сережин отец — Петр Трофимович. Генка обрадовался, так как Петр Трофимович привез ему из дому посылку. Он попросил сбегать за своим сыном. Генку дважды не пришлось просить, и вскоре Сережа, а за ним и Костя со Славкой прибежали к арке.
        Петр Трофимович одним махом обнял всех троих.
        - Ну, баламуты, как делишки? Не скучаете?
        - Теперь времени нет, — озабоченно ответил Сережа и передал отцу длинный список. — Вот это все нам нужно привезти из дому.
        - Три цветные скатерти, три пары сапог, три пары рукавиц, охапку пакли… — с недоумением прочел Петр Трофимович. — К зиме, что ли, готовитесь?
        - Не к зиме, а к карнавалу.
        - Что ж, если вся эта дребедень поместится в мою полуторатонку, подброшу. А теперь, герои, держите!
        Петр Трофимович подал ребятам свертки с чистыми трусиками и майками и отдельно — письмо от Томки.
        Приятели проводили его к машине, потом нырнули в тень у ограды, и Сережа принялся громко читать:
        Здравствуйте, друзья!!! Привет вам из далекой Сибири!
        Сережа, Слава и Костя широко улыбнулись.
        У нас большая радость: завтра едут в Москву, на Сельскохозяйственную выставку, знатные люди района. От нашей МТС посылают моего отца, и он обещает взять с собой и меня. Представляете!
        Ну, а из Москвы я уж и к вам, хоть на пару дней, приеду, будьте в этом уверены!
        Осмотрели ли вы наконец Волчий Колодец или, может, снова сплоховали? Если сплоховали, не огорчайтесь, я приеду, и тогда уж Волчий Колодец не останется необследованным.
        Передайте от меня горячий привет Марии Семеновне и Петру Трофимовичу, а также всем жителям вашего лесничества.
        Как поживают Найда, Вьюн и кот Бурлак?
        До скорого-скорого свидания!
        Ваша подруга Томка.
        - Дождались? — с отчаянием произнес Сережа. — Она же теперь засмеет нас!
        - Засмеет, — понуро согласился Славка. — Разве не за что?
        Костя виновато вздохнул:
        - Позор, что и говорить…
        - Вот что, хлопцы, — решительно стукнул себя кулаком по колену Сережа. — Нечего ждать полнолуния, светло и теперь. Спустимся в Волчий Колодец этой же ночью.
        Генку одолевает любопытство
        Если бы костюмы трех богатырей ребята мастерили не столь засекреченно, Генку Ветряка меньше бы терзало любопытство. Ну, пусть бы он хоть краешком глаза взглянул, что они там такое придумали! Так ведь этот вреднющий Сережка никого и на пушечный выстрел не подпускает к сторожке! Генка ходил за Сережей по пятам, просил, заискивал, шел на явное унижение, но тот был неумолим.
        А сегодня, перед ужином, Генке, кажется, повезло: он заметил, что Костя один, без товарищей, бродит вокруг сарая, пугливо озираясь по сторонам. Генка сразу смекнул, что это неспроста: Костя определенно что-то ищет, и, если ему в этом помочь, в дальнейшем оно может пригодиться…
        Генка ринулся к сараю и пошел в атаку.
        - Хороший ты хлопец, Костя, — заявил он, любовно обнимая Костю за плечи. — Вот хоть верь, хоть не верь, а для меня ты самый лучший хлопец во всем лагере. Не знаю только, за что ты на меня дуешься?
        - Я дуюсь? — изумился Костя. — Ну что ты, Генка, я нисколько не дуюсь, даже наоборот…
        Костя не лгал — он вообще не способен был злиться.
        - Ну, если не злишься, это хорошо. Ты, Костя, запомни, что Генка тебе друг. Понятно?
        - Понятно, — застенчиво улыбнулся Костя.
        - А может, не веришь? Так я тебе сейчас докажу. Говори — чего тебе нужно? Ну, знаешь, может, там чего для твоего костюма, ты не стесняйся. Я вмиг достану!
        Костя нерешительно взглянул на Генку.
        - Нам… мне, то есть, нужны лопата, веревка и клещи…
        - Лопата? — разинул рот Генка, недоумевая, зачем мог понадобиться Косте такой далекий от изготовления карнавальных костюмов инвентарь.
        - Ну да… На время, завтра утром я бы тебе возвратил.
        - А зачем тебе?
        - Да так… нужно… Но если ты не можешь достать…
        - Ну ладно, — кивнул головой Генка. («Не все ли равно, зачем эти вещи Косте? Главное — помочь ему, а уж тогда и Костя, наверное, поможет прорваться к заветной сторожке!») — Видишь у изгороди большой куст черемухи? После ужина приходи к нему.
        - Ты достанешь? — обрадовался Костя.
        - Спрашиваешь! Сказано — приходи.
        За ужином Сережа тихонько спросил приятелей, что они успели раздобыть для ночного спуска в Волчий Колодец. Сам же он, вплоть до ужина, был занят починкой электрического фонарика.
        Славка, который действовал в районе кухни, виновато почесал затылок: он очень усердно рыскал вокруг кухарки, Олены Дмитриевны, но ничего не вышло — пришлось уйти с пустыми руками. Зато Костя чувствовал себя именинником и радостно доложил, что после ужина Генка достанет ему все, что требуется.
        - Почему Генка? — вспылил Сережа. — Неужели ты ему рассказал?
        - Ничего я не рассказал, — обиделся Костя. — Генка сам обещал помочь.
        - Эх, проканителился я с этим фонариком, а то не пришлось бы связываться с Ветряком, — пробурчал Сережа. — Ну да ладно, пусть достает…
        После ужина Костя засел в ожидании под черемуховым кустом. Ждать пришлось довольно долго, и Костя, решив, что Генка его надул, хотел уже уйти. Но тут наконец приполз Генка с большим мотком веревки на шее.
        - Фу… Чуть было не попался!.. Держи веревку, сейчас принесу лопату и клещи.
        Он исчез и через минуту приволок лопату и вытащил из-за пазухи большие клещи.
        - Вот, возьми, да гляди не растеряй! Я ведь, рискуя собственной головой, их стащил. Завтра, пока не хватились, нужно положить обратно.
        - Не бойся, завтра я тебе все отдам, — успокоил его Костя. — Вот уж спасибо! Я тебе за это тоже чем-нибудь помогу.
        - Ла-адно, о чем толковать, — снисходительно сказал Генка. — После сочтемся.
        Переполох
        «Спать, спать, по па-лат-кам!.. Спать, спать, по па-лат-кам!..» — плывет над лагерем певучий призыв.
        Отбой.
        Пионеры расходятся по своим спальням. Над лагерем медленно раскрывает мягкие крылья короткая летняя ночь.
        Сережа лежит с раскрытыми глазами и, чтобы невзначай не уснуть, пощипывает себя за руку. Славка тоже не спит и ворочается с боку на бок. Но Костя уже подозрительно посвистывает носом.
        Таинственно, как заговорщик, перешептывается ветер с темными ветвями деревьев. Из леса доносится резкий крик ночной птицы… И чего она кричит так противно?
        Наконец в окне, затянутом от комаров сеткой, появляется ярко-желтый, слегка ущербленный диск луны. Сережа осторожно приподымается с койки. Пора!..
        И вдруг ночную тишину раздирает нестерпимый, пронзительный вопль. Сережу прошибает холодный пот. Теперь к первому воплю присоединяется визг многих перепуганных голосов.
        Разбуженные криком и ничего не понимающие, ребята срываются со своих коек и все выбегают из спальни. Навстречу уже бегут встревоженные работники лагеря. Все бросаются к спальне девочек, откуда доносятся крики.
        Из спальни выходит старшая пионервожатая, Вера Ивановна.
        - Ящерица, — сердито объясняет она, тщетно стараясь застегнуть надетое наизнанку платье. — К Тане Фоминой в постель забралась ящерица, Таня спросонья завизжала и напугала остальных девочек.
        Следом за Верой Ивановной, как привидение, вышла Оля Барабаш, укутанная в простыню и выбросила еще двух ящериц.
        - Кажется, все. И откуда они поналезли?
        Услышав это, Генка трусливо взглянул на Славку и предусмотрительно юркнул в спальню.
        - Вера Ивановна, тщательно осмотрите с девочками всю спальню. Остальные немедленно расходитесь спать! — приказал Роман Петрович.
        - Генка, — возвратившись в спальню, зловеще прошипел Славка, — признавайся, куда ты выпустил ящериц?
        Но Генка уже спал удивительно крепко, даже прихрапывал.
        - Ох, узнаешь у меня завтра! — пообещал Славка, ложась на свою койку.
        В ответ Генка захрапел еще сильнее.
        Когда крепкий сон снова овладел всем лагерем, Сережа, Славка и Костя тайком выбрались из спальни.
        Глава третья. По следам врага
        «Там кто-то есть!..»
        Бесшумными тенями проскользнули друзья в угол двора, где в течение целого года их ждал неразгаданный и молчаливый Волчий Колодец.
        Костя нащупал под оградой переданные Генкой клещи, веревку и лопату и отдал Сереже.
        - Постойте тут, — прошептал Сережа. — Костя, не сопи же так громко! Прислушивайтесь, чтобы никто не подошел, а я пока попробую оторвать доску. Я проверял днем — там одна совсем слабо держится.
        Мальчик пролез за дровяной сарай. Хотя в небе ярко светила луна, за сараем был полумрак.
        Он уверенно нащупал дощатый настил над колодцем и взялся за клещи: вторую с края, самую широкую, доску нужно оторвать… Но что же это?
        Доска была уже оторвана и отброшена в сторону. Странно, кто бы это мог сделать? Сережа засветил фонариком, и рука его от неожиданности дрогнула: к соседней доске была привязана и спущена вниз толстая веревка.
        Мальчик прислушался. Полная тишина. Тогда он взялся за веревку и потянул к себе. Внезапно кто-то с силой рванул веревку вниз.
        Сережа стремглав кинулся прочь.
        - Бегите! — бросил он на ходу.
        Все трое, как подхваченные вихрем листья, вмиг очутились в противоположном конце двора.
        - Ребята, в Волчьем Колодце кто-то сидит! — отдышавшись, сообщил Сережа.
        - Не врешь? — недоверчиво спросил Славка.
        - Да где — врешь! Доска оторвана, и веревка спущена в колодец. Я только взялся за нее, а снизу ка-ак дернет! Там кто-то есть! Но кто? Зачем?
        - Может, Роман Петрович приказал рабочим очистить колодец? — предположил Костя.
        - Ночью? Нет, ребята, как хотите, а тут что-то неспроста. Нужно узнать, в чем дело. Идем снова туда!
        - Вон дед Захар ходит, давайте его позовем, — предложил Славка. — У него и берданка есть.
        Ребята бросились к сторожу.
        - Дедусь Захар, а дедусь Захар, идемте с нами — нужно вора поймать!
        - Какого вора? — всполошился дед Захар и устремился к кладовой.
        - Да нет, не туда, — перехватил старика Сережа. — В Волчьем Колодце кто-то сидит.
        - В каком таком — Волчьем Колодце? — не мог понять сторож. — О чем вы болтаете?
        - Ну, идемте же скорее с нами! — горячился Сережа, притопывая на месте от нетерпения. — Это вон в том углу, за дровяным сараем, есть такой забитый колодец…
        - За дровяным сараем? А зачем вы, голубки, ночью за сараями шатаетесь? Кто вам позволил?
        - Ой, ну никто не позволил, пускай нас за это накажут, но сейчас нельзя терять ни минуты! Костя, беги скорее к Роману Петровичу, разбуди его.
        - Погоди! — схватил Костю за плечо сторож. — Мало начальнику днем с вами хлопот, вы еще ночью станете его тревожить? Я сам посмотрю, что там такое, вот только берданку заряжу. Ну и беда с таким народом!..
        Но доска на Волчьем Колодце преспокойно лежала на своем месте, веревка куда-то исчезла, и вообще не было никаких признаков того, что туда кто-то спускался.
        - Ну, где же он, ваш вор? — рассердился дед Захар. — Померещилось спросонья черт знает что, и морочите мне голову! Убирайтесь немедленно спать, а то уж, если я разбужу Романа Петровича, вам не поздоровится!
        Тут старик наткнулся на брошенные Сережей клещи.
        - А это что такое?
        - Это… это наши клещи, — робко ответил Костя.
        - Как — ваши? Откуда они у вас? Эге, да вот еще веревка с лопатой валяются… Вижу — воры тут и вправду побывали! Ну-ка, признавайтесь, откуда стащили?
        Ребята молчали. Дед Захар наклонился, сунул в карман клещи и подобрал веревку с лопатой.
        - А знаете ли вы, голубки, что бывает за воровство казенного имущества? Ведь за это в два счета из лагеря выставят, да еще родителям какой позор! Ну, что же с вами делать? А? Эх вы, сорванцы! Разве уж, по старой дружбе, выручить вас, дураков? Ладно уж, — старик добродушно махнул рукой, — приму грех на себя, скажу завхозу, будто для работы брал… Только знайте: еще разок увижу вас здесь — все как есть расскажу!
        Вконец ошарашенные ребята возвратились в спальню и тихонько улеглись на койки. Но никто из них до утра так и не уснул…
        Синие усы
        Роман Петрович подымался вместе с солнцем. В половине шестого утра, чисто выбритый, с мокрой головой, бодрый и свежий, он выходит из своей комнатки и отправляется в обход по лагерю.
        В эту пору лес особенно остро пахнет травой и грибами, а солнечные пятна на влажной листве трепещут, как невиданные золотые мотыльки.
        У кухни, в чистом, белом халате, яростно точит о камень длинный разбойничий нож кухарка — дородная Олена Дмитриевна, а дед Захар усердно рубит дрова. Вот выскочил на крыльцо, без рубашки, с полотенцем через загорелое плечо, вожатый Виктор и мчится на речку купаться.
        Ездовой Семен запрягает у конюшни Гнедого — отяжелевшего старого коня, а завхоз Аникей Степанович, озабоченно вздыхая, пересчитывает на телеге кучу пустых мешков. Не досчитав до конца, сбивается, сплевывает и начинает сначала.
        Душистый табак еще не свернул своих белых звездочек, а уже ослепительными красками заиграли полосы сочных портулаков над чисто подметенными дорожками: дед Захар, аккуратный старик, еще с вечера всюду подметет!
        Роман Петрович выходит на линейку. Огненным маком пылает пятиконечная звезда на верхушке высокой мачты. Через час на линейку ровным прямоугольником выстроятся «веселые и дружные», красной молнией взлетит по мачте вверх пионерский флаг и полыхнет, заструится в прозрачной лазури.
        Ого, редколлегия успела уже вывесить в витрине свежий номер «Воинственного ежа». Ну-ну, кого там въедливый Степа Волошин поддел на колючку?
        Роман Петрович с любопытством разглядывает газету. Вот толстый и приземистый, как бочка, Славка старательно загоняет в клетку испуганную Альфу — рыжую собачонку завхоза. Под карикатурой подпись: «Назначаю тебя в живой уголок на должность той лисицы, которую я не поймал!» Ниже — замазанный черной тушью квадрат. В верхнем уголке квадрата, едва освещенные коптилкой, две растерянные мальчишечьи рожицы над разобранным киноаппаратом. Подпись: «Докрутились», и пояснение: «Это наши киномеханики — Володя Столяр и Петя Сыч — проводят очередной киносеанс». А вон еще рисунок: неумолимая Оля Барабаш отнимает у пристыженных малышей голову подсолнуха и строго поучает: «Только несознательные грызут семечки; все сознательные употребляют одно подсолнечное масло!»
        Ну, этим попадись только на зубок!
        Посмеиваясь, Роман Петрович отходит от витрины и направляется в глубь территории. На одной из боковых дорожек валяется окурок. Начальник лагеря носком ботинка сбивает его прочь, но вдруг удивленно наклоняется. Его глаза, зоркие глаза бывшего летчика, замечают в окурке нечто достойное внимания.
        Он быстро подымает недокуренную самокрутку, развертывает ее и высыпает на землю остаток махорки. Теперь на смятом, обгорелом клочке газетной бумаги отчетливо можно разглядеть голову веселого мальчишки со смешными синими усами.
        Нет никакого сомнения — клочок для самокрутки вырван из той самой газеты, которую он достал в поезде. Она лежала в украденном портфеле… Неужели вор находится здесь, в лагере?!.
        - Роман Петрович! — весело кричит вожатый Виктор. — Какая жалость, что вы не пошли со мной купаться. На речке — красота!
        Лицо вожатого сияет широчайшей улыбкой, но, заметив хмурый вид своего начальника, он невольно смущается.
        - Что это вы так разглядываете, Роман Петрович?
        - Да так, мелочь одну… — Роман Петрович быстро прячет клочок газеты в карман. Внешне он уже вполне спокоен, лишь густые брови его слегка насуплены.
        Словно ничего не случилось, начальник продолжает обход лагеря.
        Смятение
        Гриць Колосок, розовый после сна, как это погожее летнее утро, вздымает к солнцу звонкий горн:
        «Вста-вай!.. Вста-вай!.. Вста-вай-те на за-ряд-ку!..»
        Около умывальников быстро вырастает шумливая очередь. Все вспоминают ночное происшествие с ящерицами и хохочут. Громче всех хохочет круглолицая толстушка Таня — виновница ночного переполоха.
        Геннадий ищет Костю. Вот он где, Костя, — стоит в сторонке с Сережей и Славкой и о чем-то перешептывается. Генка издали, красноречиво жестикулируя, изображает руками клещи: пора, мол, возвратить взятое. Но Костя, словно не замечая его, смущенно отводит глаза. Подойти поближе Генка не решается: он крепко запомнил Славкину угрозу и предпочитает не попадаться ему на глаза.
        - Вон пошел Роман Петрович. Давайте догоним его и обо всем расскажем, — шепотом уговаривал Сережу Костя.
        - Правда, Сережка, лучше рассказать, — поддерживает его Славка. — Влетит, конечно, за ночную вылазку, но что поделаешь…
        - А про казенное имущество вы забыли? «Где, — спросит Роман Петрович, — взяли?» Конечно, Генка, возможно, и ветряк, но парень постарался, оказал нам услугу, а мы теперь что же, выдавать его станем? По-товарищески это будет?
        Славка с Костей опускают головы.
        - А мы скажем, что сами стащили, — вздыхая, решает Костя.
        - А где? Где? Ведь ты, Костя, даже не знаешь, откуда Генка все это стащил. Теперь дед Захар обещал все уладить, а если дело дойдет до Романа Петровича, так он тоже молчать не станет: зачем ему перед начальником брать вину на себя? Тогда уж, хочешь не хочешь, а про Генку придется сказать… И потом — что, если Роман Петрович нам вообще не поверит? Скажет — померещилось. А чем мы докажем? Чем? Ведь доска оказалась на месте… Вон и дед Захар, на что уж доверчивый и добрый, и тот не поверил, даже рассердился. И выйдет, что мы не только нарушители дисциплины и предатели, но еще и лгуны. Станем посмешищем для всего лагеря!
        Славка с Костей уныло умолкают. Стать посмешищем для всего лагеря — это уж слишком! Может, и действительно лучше промолчать?
        - За дровяным сараем было темно… Может, и верно тебе только показалось? — нерешительно спрашивает Славка.
        - Вот видишь, даже ты сомневаешься, а хочешь еще, чтобы Роман Петрович поверил!
        - Да я не сомневаюсь… Только, как-то чудно оно получается…
        - Знаете что? Давайте подождем Томку, — убедительно шепчет Костя. — Тогда все вместе и придумаем, что делать.
        Сереже сейчас не до самолюбия: действительно, хорошо бы посоветоваться с решительной, предприимчивой подругой. А она вот-вот приедет.
        - Славка, — закричал с веранды дежурный по живому уголку. — Можно кукушонка вчерашними макаронами кормить?
        - Погоди, я сейчас приду!.. — откликнулся Славка. — Значит, условились: будем ждать Томку?
        Сережа мрачно промолчал, и, не дождавшись ответа, Славка побежал на веранду, где нетерпеливо разевал клюв голодный кукушонок.
        Дед Захар выручает ребят
        Роман Петрович задумчиво шагал из угла в угол.
        В дверь постучали.
        - Войдите!
        В комнату вошел грустный, с перевязанной щекой завхоз.
        - Что это с вами, Аникей Степаныч?
        - Зуб окаянный замучил, — пожаловался тот. — Ходил только что в медпункт, там Галина Григорьевна уже щипцы кипятит — рвать собирается.
        - Страшно?
        - Страшно… — содрогнулся завхоз. — Будто смертушка моя приходит. Ну, авось жив останусь! Вот, Роман Петрович, подпишите эти документы.
        Роман Петрович подписал бумаги и пожелал Аникею Степановичу поскорее избавиться от ненавистного зуба.
        - Да, чуть не забыл, — обернулся уже с порога завхоз. — Не спал я этой ночью, и послышалось мне, уже перед рассветом, что ваши воспитанники по лагерю бродили.
        - Кто именно? — насторожился Роман Петрович.
        - Кто именно, не разобрал: в голове шмели жужжали от боли. Спросите лучше сторожа, мне и его голос послышался.
        - Проверю. Спасибо, что сказали.
        Немного погодя Роман Петрович вызвал сторожа.
        Дед Захар учтиво поздоровался, старательно пригладил на голове черную, без проседи, копну волос и деликатно присел на краешек стула. Свой картуз он осторожно положил на край стола.
        - Звали, товарищ начальник?
        - Звал, Захар Иванович, Что у вас за шум был сегодня на рассвете?
        - Когда? Так это же девчата ящериц испугались.
        - Да нет, после того. Говорят, какие-то ребята по лагерю слонялись. Безобразие!
        - Ребята? Что-то не припомню… A-а, выходили, правда, из спальни двое или трое — живот заболел, за ужином перестарались, — рассмеялся сторож. — Ну, посудачили со мной минутку и назад воротились. А так — не беспокойтесь, все было благополучно, можете на меня положиться.
        - Ну что ж, тем лучше! Я не задерживаю вас больше, Захар Иванович.
        Дед Захар встал и потянулся рукой за картузом.
        - Какой странный у вас шрам на руке, — заметил Роман Петрович, присматриваясь к большой, поросшей рыжими волосками руке старика. — Точно подковка… Отчего он?
        - Где? А, этот… да уж не упомню, откуда он взялся, — сторож быстро опустил руку с картузом вниз. — Мало ли шрамов за жизнь наживешь? Так я пойду, товарищ начальник.
        Роман Петрович вынул из кармана портсигар, достал папироску и закурил.
        - Прошу, Захар Иванович! Или вы махорочку предпочитаете?
        - Да как сказать, — замялся сторож. — Решил бросить курить, товарищ начальник, и не соблазняйте лучше… — Чтобы не поддаться соблазну, дед Захар даже отступил к двери. — Ну, я пошел. А на моем дежурстве все было спокойно, не сомневайтесь.
        Роман Петрович некоторое время неподвижно сидел за столом, устремив взгляд на дверь, которую тщательно прикрыл за собой сторож.
        - Странно… очень странно… — взволнованно пробормотал он и вдруг решительно поднялся и быстро вышел из кабинета.
        - Запрягай, Семен! — приказал он ездовому. — Сейчас в район поедем.
        Товарищ Орлов интересуется костюмами
        Сережа пригорюнившись сидел на лавочке. На коленях у него лежала раскрытая книжка, но ему не читалось.
        На веранде, за перегородкой, Славка усердно песочил кого-то за лень и небрежность.
        - Ну разве это свежая трава? Кого ты обманываешь? Какой заяц станет есть такую траву? А где гусеницы для кукушонка? Где гусеницы, я спрашиваю? Ты ведь дежурный по живому уголку и должен знать свои обязанности!
        Хорошо Славке: он увлекся своей работой в живом уголке и больше ничто его не тревожит. А вот Сережу неотступно преследует воспоминание о ночном происшествии у Волчьего Колодца. За эти два дня он даже осунулся, и встревоженный Виктор Михайлович заставил мальчика пойти в медпункт и измерить температуру.
        На лавочку, рядом с Сережей, опустился товарищ Орлов, гость Романа Петровича, который вчера приехал в лагерь. Этот невысокий, крепкий человек лет сорока, с моложавым, подвижным лицом и быстрым взглядом чуть лукавых карих глаз, был очень компанейским дядей. Он быстро перезнакомился со всеми взрослыми обитателями пионерлагеря, а с пионерами легко и просто подружился. Потому Сережа и не удивился, когда товарищ Орлов дружески хлопнул его по плечу и спросил:
        - О чем закручинился, добрый молодец?
        - Так, — безучастно ответил Сережа. — Не весело…
        - Не весело? Вот те на! Чтобы такой боевой парень да грустил?
        Сережа сковырнул с лавочки янтарную слезинку смолы и промолчал.
        - Не знаю, не знаю, — продолжал товарищ Орлов. — Это уж мне, старому воробью, простительно и поскрипеть малость, да и то, как попал в ваше лесное царство, всю усталость как рукой сняло! Кстати, я слышал — вы к карнавалу готовитесь?
        - Ага, к карнавалу, — вяло кивнул Сережа. Он даже к карнавалу утратил интерес.
        - Так это же чудесно! Эх, был бы я твоим ровесником, смастерил бы себе такой костюм, что все вокруг от зависти закачались!
        - Ну, я думаю, и так закачаются, — оживился наконец Сережа.
        - Понимаю! — хитро подмигнул Сереже собеседник. — Какой же костюм ты себе придумал?
        - Это пока секрет.
        - О, что касается секретов, то на меня смело можешь положиться — я умею хранить чужие секреты. А любопытно было бы взглянуть: ведь я вечером уеду отсюда, и на карнавале мне не удастся побывать.
        - Видите, — заколебался Сережа, — я бы вам охотно показал, но это не только моя тайна. Вот погодите минуточку…
        Он побежал на веранду и привел Славку с Костей. Ребята согласились показать товарищу Орлову костюмы, но при условии: никому не проговориться. Товарищ Орлов твердо пообещал хранить строжайшую тайну, и неразлучная тройка, с надлежащей осторожностью, проводила его в сторожку к деду Захару.
        В сторожке
        Дед Захар встретил гостей, как всегда, приветливо.
        - Не гневайтесь, Захар Иванович, мы на минуточку, — извинился товарищ Орлов. — Вот они только покажут мне свои костюмы.
        Костюмы трех богатырей были почти готовы. Петр Трофимович выполнил обещание и своевременно прислал все нужные вещи. Не хватало лишь одной пары сапог для Кости. Правда, Костина мама передала ему валенки с калошами, но Алеше Поповичу в знойный летний день они явно были ни к чему.
        Пока мальчики разбирали костюмы, словоохотливый товарищ Орлов подсел на топчан к хозяину и завел с ним беседу.
        - Не заболели, часом, Захар Иванович? — сочувственно спросил он, ласково оглядывая старика. — Вид у вас словно невеселый. Вон и рука завязана… Порезали или как?
        - Рубил дрова — поленом стукнуло, — нехотя ответил сторож.
        - Ой-ой, да еще правую руку! И такой тряпкой перевязали… Может, вам чистый бинт дать?
        - Царапина, заживет и так.
        Тем временем ребята облачились в свои рыцарские доспехи и взнуздали «коней».
        - Потрясающее зрелище! — воскликнул товарищ Орлов. В полном восторге он обошел вокруг них и восхищенно коснулся широкой бороды-лопаты Ильи Муромца. — Молодчаги!
        - Это нам дед Захар помог, — скромно признались ребята.
        - Я уже вижу, что ваш дед Захар мастер на все руки. Клянусь Соловьем Разбойником — успех будет неслыханный!
        - Ну, гости дорогие, вам всю ноченьку спать, а мне сторожить, — напомнил дед Захар. — Надобно перед дежурством выспаться.
        - А и верно, ребятки, пора дать человеку отдохнуть, — спохватился товарищ Орлов. — До свидания, Захар Иванович, прошу извинить за беспокойство.
        Сережа получает задание
        Когда Сережа вышел из сторожки, его окликнула старшая пионервожатая Вера Ивановна.
        - Тебя разыскивал Виктор Михайлович, — сказала она. — Пойди к нему, он в пионерской комнате.
        - Сережа, кажется, ты местный, так сказать — коренной житель? — спросил вожатый, когда Сережа прибежал к нему.
        - Ага, — с гордостью кивнул головой Сережа. — Я всю жизнь прожил в Зубровском лесничестве, даже родился тут.
        - Прекрасно! — Виктор Михайлович развернул на столе карту Кленовского района. — Гляди сюда: этот кружочек — совхоз «Новый быт». К нему будет километров с двадцать пять…
        - Так это ж по шоссе, — заметил Сережа, — а напрямик и двадцати не наберется.
        - Верно! На будущей неделе у нас намечен двухдневный поход в этот совхоз. Нужно уточнить: где удобнее пройти — тут ли, над речкой… — Виктор Михайлович провел тупым концом карандаша вдоль синей волнистой линии, — или, может, через этот овражек?
        - Через овражек ближе.
        - Зато дорога значительно хуже. Это расстояние, от нашего лагеря до Яблоневского тракта, и нужно разведать. Ты сумеешь сделать хотя бы приблизительно съемку маршрута?
        - Сумею! Сейчас идти?
        Виктор Михайлович взглянул на часы:
        - До обеда осталось около двух часов. Тут будет километра три… Успеешь?
        - Сто раз успею!
        - Нужно взять с собой еще одного товарища, который тоже хорошо знает Зубровский лес.
        - Я могу взять даже двух! Они такие же, как и я, коренные жители.
        - Достаточно одного. Возьмешь Геннадия.
        - Генку? — разочарованно протянул Сережа. — А я хотел…
        - Возьмешь Гену, — спокойно, но настойчиво повторил вожатый, — ведь он тоже коренной житель и хорошо знает лес. Вот тебе бумага, карандаш, компас и… — Минуту поколебавшись, Виктор Михайлович снял с руки часы. — Бери и часы, отметишь время перехода. Понял задание?
        - Понял, Виктор Михайлович! — браво вытянулся Сережа и приложился рукой к несуществующему козырьку своей тюбетейки.
        - Ну, так двигайте и не опаздывайте к обеду!
        Встреча в лесу
        Генка Ветряк сразу же начал клянчить компас:
        - Ну дай, Сережка! Что тебе, жаль? Эге, жаль? У тебя же еще и часы есть!
        - Отвяжись. Ответственность за разведку лежит на мне, потому компас должен быть у меня, — неумолимо отвечал Сережа. — И вообще, Генка, если я уж взял тебя с собой, так не морочь мне голову!
        - Ага, не морочь… А когда нужно было для твоего дружка Кости достать лопату…
        - Ладно, — перебил его Сережа, протягивая компас, — возьми, но смотри — головой отвечаешь!
        После этого Генка начал спотыкаться на каждом шагу, так как не сводил с компаса глаз, точно сроду его не видел.
        Пройдя с полкилометра, Сережа сообразил, что на Яблоневский тракт можно выйти еще и третьей дорогой — у разбитого молнией дуба, и что этот путь будет, пожалуй, кратчайшим. Он вырвал из тетради лист бумаги, перерезал пополам карандаш и, отдав это Генке, велел ему идти по направлению к дубу.
        - Никуда не отклоняйся, выходи прямо на Яблоневский тракт. Если придешь раньше меня, сядь и не сходи с места, отсчитывай минуты. Понял задание?
        - А как же я минуты буду отсчитывать? Часы же у тебя, а не у меня.
        - Как? Да очень просто: сосчитал до шестидесяти — и уже минута! Еще раз сосчитал — вторая! Что же тут непонятного? И запомни: не выполнишь задания — навеки Ветряком останешься!
        Генка ударил себя в грудь кулаком и пообещал не подкачать.
        Они разошлись.
        Сережа подходил уже к овражку (это был тот самый овражек, куда четыре дня назад Славка водил показывать лисью нору), как неожиданно в густых зарослях натолкнулся на незнакомого долговязого человека, с плоским лицом и белесыми, как мочалка, волосами.
        Незнакомец стоял неподвижно, заложив руки в карманы светлого, довольно истрепанного макинтоша, и равнодушно посматривал поверх Сережиной головы.
        Мальчик молча обошел его, а отойдя — оглянулся. Долговязый исподлобья следил за ним недоброжелательным, угрюмым взглядом.
        Сережа насторожился. Интересно, кто же это такой и что ему тут нужно? Нигде раньше — ни в Зубровском лесничестве, ни в Лисичках, ни в лагере — он не встречал этого неприятного человека. А ведь всех здешних он знает!
        Оглянулся еще: незнакомец стоял по-прежнему неподвижно, будто ожидая Сережиного ухода.
        Если бы Сережа был сейчас свободен, он незаметно вернулся бы и проследил, что тот делает в лесу. Но ничего не поделаешь — задание есть задание!
        Однако мысль о долговязом настолько беспокоила Сережу, что он остановился. Неужели Виктор Михайлович не поймет и не простит задержки? Маршрут он успеет снять и после обеда, а сейчас просто нет мочи оставлять позади себя, в своем лесу, человека с таким недобрым, тяжелым взглядом.
        Не выдержав, мальчик, прячась за кусты, украдкой вернулся назад.
        Неизвестный все еще стоял на том же месте, по-видимому к чему-то прислушиваясь. Затем медленно двинулся в направлении овражка. Сережа стал осторожно пробираться за ним.
        Воровато озираясь, долговязый остановился над овражком и тихо свистнул. В ответ снизу донесся такой же тихий, короткий свист. Долговязый снова оглянулся и начал спускаться в овражек.
        Значит, не напрасно Сережа отставил свою разведку и последовал за этим типом! Теперь уже ни в коем случае нельзя уходить отсюда, не узнав, с кем и для чего встречается в Зубровском лесу этот долговязый.
        И Сережа ящерицей скользнул по поросшему склону вниз. Ни единый сучок не треснул, ни одна веточка не шевельнулась.
        Важное открытие
        - …пришлось решиться, — услышал Сережа чей-то приглушенный, удивительно знакомый голос. — До ночи ждать было опасно.
        - Ну? — хрипло выдохнул второй. — Нашли?
        - Нашел. Вот они, эти бумаги инженера Коваля.
        - Ага!.. Давайте сюда!
        - Не торопись и не рви из рук, — огрызнулся первый голос. — Бумаги будут у меня.
        - По какому праву?
        - По такому! Вишь ты, подай ему бумаги, а тогда — ищи ветра в поле. Нет дураков! Бумаги останутся у меня, так будет надежней. Все равно, теперь до конца будем вместе. Туда я больше не вернусь.
        - Хорошо, пускай пока будут у вас, — сердито проворчал второй. — А что там такое вышло? Снова эти чертенята?
        - Нет, на этот раз хуже: начальник что-то заподозрил и, мне кажется, за мной следят. Я сумел незаметно для них выбраться из помещения и немедля спустился в Волчий Колодец.
        При этих словах Сережино сердце так громко заколотилось, что он схватился за него рукой.
        - Днем?! Вы с ума сошли! Да как же вы смели так рисковать?
        - А что было делать? Меня могли каждую минуту арестовать, и тогда вообще все бы пропало. Наше счастье, что за эти дни мы успели разобрать в колодце завал и я быстро смог откопать этот пакет.
        - Никто не заметил, как вы выходили из лагеря?
        - Никто, я ведь через изгородь. Я даже успел сделать еще одно хорошее дельце: договорился с шофером. Сегодня, в четыре часа, к условленному месту подъедет машина и подбросит нас до Белогорья. Все-таки лучше, чем топать пешком, а садиться на поезд в Зубрах теперь, когда меня, наверное, опознали, опасно.
        - Что за машина?
        - Грузовик, «ЗИС-150».
        - Номер?
        - ЩБ 16 -24.
        - Не подведет? Где нашли?
        - Случайно, на шоссе. Возит из лесхоза в Белогорье бочки.
        - С чем бочки?
        - Пустые, тара. Парень на вид надежный. Пообещал ему хороший калым.
        - Гм… рискованно, конечно… Ну, да посмотрим на месте. Сколько до Белогорья?
        - Километров двести пятьдесят будет.
        - Тогда нечего терять время, надо отсюда поскорее убираться. Машину подождем на месте.
        Кусты затрещали… Сережа затаил дыхание. Близко-близко от него прошли двое, и мальчик чуть не вскрикнул от неожиданности: вслед за долговязым, ссутулившись, шел сторож пионерлагеря дед Захар.
        Вот тебе и дед Захар! Кто же он такой на самом деле?
        Однако раздумывать было некогда. Как быть? Побежать назад в лагерь и известить Романа Петровича? Они успеют скрыться, вишь, уже и машину заказали… Нет, теперь придется самому следить за ними до тех пор, пока это будет необходимо.
        И Сережа уже без всякого колебания пошел за преступниками. А в том, что они преступники, мальчик больше не сомневался.
        Глава четвертая. Томка приехала
        Беспокойная пассажирка
        - Через сорок минут станция Зубры! — радостно сообщил проводник, убирая из купе Томкину постель.
        Радость его была вполне понятна: наконец-то он избавится от этой невозможной пассажирки! На свою голову пообещал он ее отцу, при отправке поезда из Москвы, доставить девочку в целости и сохранности до станции Зубры и с рук на руки передать гражданину, который назовет себя Петром Трофимовичем Дьяченко.
        Конечно, если бы седоусый, всеми уважаемый проводник знал, что за золото эта зеленоглазая, вертлявая девчонка, он ни за какие блага не согласился бы опекать ее. Где это видано, чтобы такому солидному человеку приходилось чуть ли не на каждой остановке выскакивать из поезда и, бегая по станции, словно мальчишка, загонять Томку в вагон.
        - И чего вы беспокоитесь? — удивлялась Томка. — Ну зачем я стану отставать от поезда? Ведь мне самой нужно быть как можно скорее в Зубрах! Что? Остановки короткие? Эка беда, я и на ходу вскочить могу!
        У проводника даже в глазах посветлело, когда поезд стал подходить к долгожданным Зубрам.
        Вывернувшись из-за спины проводника, Томка, конечно, еще на ходу выскочила из вагона, бросилась по перрону и с радостным криком повисла на шее человека в синем шоферском комбинезоне.
        Проводник вынес из купе чемодан девочки и подошел к ним:
        - Простите, гражданин, вы кто же будете?
        - Дьяченко, — прохрипел тот, задыхаясь в Томкиных объятиях.
        - Петр Трофимович? Очень рад! Позвольте передать вам эту пассажирочку с ее чемоданом.
        Проводник еще раз искренне, от души, повторил: «Очень рад», и побежал догонять свой вагон.
        Желая доставить сыну и его друзьям приятную неожиданность, Петр Трофимович сам встретил Томку и привез ее домой, в лесничество. Там гостью нетерпеливо поджидала Мария Семеновна. Томка хотела немедленно отправиться в лагерь на свидание с ребятами, но заботливая хозяйка заставила девочку как следует подкрепиться с дороги и прилечь отдохнуть.
        Зато, проснувшись, Томка не согласилась терять ни одной минуты. Напрасно Мария Семеновна уговаривала подождать, пока возвратится из рейса Петр Трофимович и машиной отвезет ее в самый лагерь. Томка заявила, что дорога до Волчьего Колодца ей хорошо знакома: ведь прошлым летом она дважды была там, а если теперь там построили лагерь, то нужно быть совсем бестолковой, чтобы заблудиться. Далеко? Так это ж тьфу, а не расстояние! Вот у них в тайге…
        Кликнув с собой Сережиного любимца Вьюна, Томка с радостным волнением отправилась в путь.
        По дороге в лагерь
        Здравствуй, лес! Полюбившийся, тихий украинский лес, в котором не встретишь даже волка!
        - Как здоровье, дедусь? — хлопает Томка рукой по корявому стволу старого дуба. — Поклон тебе от сибирского кедра!
        Девочка, смеясь, набрасывает на гибкую ветку молоденькой яблоньки венок из ромашек:
        - Как же ты выросла, подружка!
        Украшенная венком, яблонька приветливо кивает в ответ веселой сибирячке: «Не сглазить бы, выросла и ты, сестренка!»
        Теперь совсем-совсем уже скоро она встретится со своими зубровскими приятелями! Вот интересно было бы незаметно подойти: «Добрый день! Чем занимаетесь?» — словно не год тому назад, а только вчера они виделись в последний раз. Костя, наверное, от неожиданности застесняется, захлопает синими глазами и покраснеет. Славка улыбнется во все свое широкое, как румяный блин, лицо, а Сергейка, как обычно, замашет руками, закричит, расхвастается…
        «Расскажите-ка мне…» — начнет Томка… или нет, сперва она сама расскажет им о Москве, о выставке, выложит множество новостей, накопившихся за год…
        Так, мечтая о встрече, любуясь лесом, играя с Вьюном, Томка незаметно прошла большую часть пути. На Яблоневском тракте она обратила внимание на парнишку лет двенадцати, одиноко сидящего у обочины. Вьюн, виляя хвостом, подбежал к мальчику, и тогда Томка узнала Генку из лесничества.
        - Здорово, Генка! — обрадовалась она.
        Генка в ответ мотнул головой, но ничего не сказал, только черкнул палочкой по земле. Томка подошла поближе и удивленно остановилась: земля вокруг Генки была исчерчена этими непонятными знаками, а сам он с каким-то телячьим выражением смотрел куда-то вдаль и медленно шевелил губами. На Генкиной груди болтался компас.
        - Что ты тут делаешь?
        - Семь… восемь… девять… — равномерно шептал Генка. — Десять… одиннадцать…
        - Ничего не понимаю! — Томка нетерпеливо потормошила его за плечо. — Объясни, что ты шепчешь?
        Генка мотнул головой и продолжал считать дальше.
        «С ума спятил, что ли? — растерялась Томка. — Надо его отвести в лагерь, там разберутся».
        Она решительно дернула его за руку:
        - Вставай, пойдешь со мной!
        - Не сбивай! — в отчаянии заорал Генка, вырвал руку и начертил на земле еще одну палочку.
        Томка с досадой пожала плечами и отошла. Не нести же его, в самом деле, на руках! Она снова углубилась в лес.
        Вьюн навострил уши и сердито заворчал. В стороне от Томки быстро прошли двое: высокий, сухой, как вобла, мужчина и с ним хмурый лохматый старик. Девочка с трудом удержала собаку за ошейник. Но Вьюн нервничал все сильнее и, уже радостно повизгивая, повел Томку в самую чащу. И тут она внезапно столкнулась лицом к лицу с Сережей.
        - Сергейка!
        Но Сережа сделал страшные глаза, бесцеремонно зажал ей рот рукой и зашипел:
        - Ч-ш-ш-ш!..
        Не обращая внимания на Томкино возмущение столь необычной встречей, он схватил ее за руку и уволок за собой.
        - Потом я тебе все расскажу, — шепнул он. — А сейчас пойдем за теми двумя, что прошли впереди. Ты их видела? Только тише, как можно тише! Придержи Вьюна, чтобы не лаял.
        Вьюн несет записку
        - Вот здесь придется подождать, — показал сторож на мостик через узенькую пересохшую речушку. — Шофер обещал сюда подъехать.
        Долговязый огляделся и с одобрением хмыкнул. Действительно, место оказалось очень удобное: с одной стороны к шоссе сплошной стеной подступал лес; с другой, открытой стороны, издали виден был всякий, кто приближался сюда.
        Они залегли в зарослях, над самой дорогой. Сережа с Томкой и Вьюном тоже замаскировались в сторонке, за кустами. И только тогда мальчик радостно улыбнулся и крепко пожал Томкину руку.
        - Томка, так ты приехала?
        - Нет, я у себя в Боготоле, — все еще сердито фыркнула Томка. — И снится мне, что все мальчишки из Зубровского лесничества сошли с ума. Один сидит на Яблоневском тракте, как пень, и бубнит какие-то цифры…
        - Генка!.. — схватился за голову Сережа. — Ой-ой-ой!..
        - Второй заставляет меня ползти через весь лес за какими-то людьми… Я себе все коленки поободрала!
        - Так ты же, Томка, ничего не знаешь! Они — эти вот, что там засели, — выкрали из нашего Волчьего Колодца бумаги…
        - Бумаги? Из Волчьего Колодца? Какие?
        - Я пока не знаю точно какие, но какие-то очень важные. Тот кудлатый старик — это сторож из нашего лагеря…
        Сережа наскоро рассказал подруге о событиях последних дней.
        - Их надо задержать и узнать, кто они такие! — всполошилась девочка. — Беги скорее в лагерь или в лесничество, а я их одна покараулю.
        Сережа нерешительно посмотрел на часы:
        - А что, если не успею? Бежать далеко, а через полтора часа за ними придет машина, и тогда они удерут. Ты же одна их не задержишь.
        - Но ведь нужно немедленно сообщить! Мне, что ли, сбегать? Погоди, Сергейка, а не может ли Вьюн отнести записку в лесничество?
        - Вьюн? Вот это идея! Томка, я всегда знал, что ты хоть и девчонка, но молодчина. Вьюн будет нашим связным.
        Сережа достал из кармана карандаш и тетрадь, вырвал страничку и, подумав, написал:
        Над дорогой, около Заячьего брода (там, где мостик), укрылись подозрительные люди. Один из них — наш дед Захар из лагеря, другой — какой-то неизвестный. Они выкрали из Волчьего Колодца важные бумаги. В четыре… — тут Сережа зачеркнул слово «четыре» и написал — в шестнадцать ноль-ноль за ними должна приехать машина — «ЗИС-150», номер ЩБ 16 -24. Этот грузовик возит из лесхоза бочкотару в Белогорье. Нужно немедленно задержать!
        Сергей Дьяченко. Тамара Седых.
        26 июля, 14 часов 22 минуты.
        Примечание: Волчий Колодец — в углу лагерной территории, за дровяным сараем. А бумаги, как проговорился сторож, инженера Коваля.
        - Толково написал! — похвалила Томка и, завязав записку в уголок своего носового платочка, прикрепила к собачьему ошейнику.
        Сережа с силой толкнул Вьюна вперед:
        - Домой! Ну! Домой, Вьюнок!
        И умный пес пустился бежать, только папоротник за ним зашумел.
        В лагере тревога
        Виктор Михайлович уже стал беспокоиться: сигнал на обед, а Сергея и Гены все еще нет.
        После обеда вожатый собрался было сам на розыски своих неудачливых разведчиков, как тут вернулся мрачный, расстроенный Геннадий.
        - Почему ты опоздал? Где Сережа?
        - Откуда я знаю? Он пошел через овраг, а меня послал другой дорогой. Говорит: «Сиди и отсчитывай минуты, пока я не приду», «Отсчитывай»! Хорошо ему, у него ваши часы, а я чуть ли не два часа палочки на земле чертил… Сам, должно быть, давно пообедал, а я голодный… Он всегда смеется надо мной… «Ветряк», говорит… Сам он ветряк!
        - Но Сергей еще не вернулся! Куда он мог деваться?
        - Откуда я знаю. Может, он в сторожке у деда Захара засел.
        - Ну ладно, иди обедать.
        Виктору Михайловичу стало не по себе: неужели Сережа способен так скверно подшутить над товарищем, а заодно и над своим вожатым? Правда, он не хотел брать с собой Генку, но все же не верится… А может, и в самом деле забрался в сторожку к деду Захару? Увлекся возней со своим костюмом и обо всем позабыл? Мальчишка ведь!
        Виктор Михайлович торопливо направился к сторожке. Вблизи нее, под тенистым кленом, на скамейке читал газету товарищ Орлов.
        Виктор Михайлович вбежал на крылечко и дернул за дверную скобку. Дверь оказалась запертой изнутри. Он постучал, прислушался и постучал сильнее. Никто не отозвался. Пожалуй, Сережа действительно здесь: старик давно бы открыл. Вожатый энергично забарабанил кулаком в дверь.
        - Эй, кто там есть? Откройте!
        - Так и дверь недолго вышибить! — засмеялся, подходя к вожатому, товарищ Орлов. — Крепко, однако, спит ваш старикан — мертвого легче разбудить.
        - Да нет, это, верно, парнишка один наш, Сережа, засел в сторожке: все секретничает, к карнавалу готовится.
        - Сережа давно ушел и больше не приходил. Там один Захар Иванович отдыхает.
        Товарищ Орлов подошел к окошку и заглянул в него:
        - Вот, полюбуйтесь, укрылся с головой и спит.
        - Ну пусть спит, не будем беспокоить. А я надеялся, что Сережа у него.
        Товарищ Орлов, прильнув лицом к мутному стеклу окошка, напряженно к чему-то присматривался. Внезапно он сильно, рывком, нажал на оконную раму. Звякнуло стекло, рама подалась, и товарищ Орлов, к величайшему изумлению вожатого, с ловкостью акробата проскочил внутрь сторожки.
        Виктор Михайлович побежал к распахнутому окну и ахнул: товарищ Орлов стоял перед дедовой кроватью с одеялом в руках, а на кровати лежала… большая охапка разного тряпья.
        Вожатый, по примеру товарища Орлова, быстро проник в сторожку.
        - Что же это? — с недоумением спросил он.
        Не отвечая, товарищ Орлов отшвырнул одеяло в сторону и стал внимательно осматривать помещение.
        В сторожке было только одно окно. Каким же образом мог уйти старик? Он приподнял половицу над небольшим погребком, в котором прежний сторож лагеря, Карп Данилович, хранил картофель, и выразительно свистнул. Виктор Михайлович тоже заглянул в подполье и под самым фундаментом увидел большое светлое пятно.
        - Дыра?
        - Вот именно! — С трудом сдерживая бешенство, товарищ Орлов пробормотал по своему адресу несколько крепких и весьма нелестных слов. — Кстати, почему вы разыскиваете Сережу?
        - Потому, что он исчез.
        - Исчез?
        По лагерю зазвучал сигнал тревоги. Через несколько минут вся пионерская дружина выстроилась на линейку.
        - Ребята! — Голос Романа Петровича был сдержанно-спокойным, но по тому, как мелко дергалась его щека, было понятно, что он очень встревожен. — Исчез один из наших пионеров — Сережа Дьяченко. Отряд старших немедленно приступит к розыску. Приказываю: соблюдать строжайшую дисциплину и безоговорочно слушаться Виктора Михайловича. Необходимо внимательно осмотреть участок леса вокруг лагеря, особенно овраг, через который пошел Сережа. И не теряйте ни минуты!
        К Роману Петровичу быстрыми шагами подошел товарищ Орлов.
        - Ваш телефон испорчен. Видимо, поврежден провод, — вполголоса сказал он. — Досадно, что лагерь не имеет автомашины… Дайте мне поскорее лошадь.
        Отряд вышел на поиски
        - Сережа-а-а!..
        «…А-а-а!..»
        - Ау-у-у!..
        «…У-у-у!..»
        Перекатывается по лесу эхо и, ослабев, замирает.
        - Конечно, это ты виноват, — придирается к Геннадию Иринка. — Зачем ты бросил его одного в лесу? А еще товарищ, называется!
        Бедный Генка беспомощно шевелит губами, мигает белесыми ресницами и с горечью сопит. Разве этой Иринке что-нибудь докажешь? Встревоженный Костя молча вопросительно поглядывает на всех большими испуганными глазами и ни на шаг не отходит от Славки. А помрачневший Славка сосредоточенно и деловито обшаривает каждый куст.
        - С этого места, — остановившись, показывает Генка, — он меня послал сюдой, а сам пошел тудой…
        - «Сюдой-тудой»! — передразнивает Иринка. — Говорить толком не умеет! У нас в Артеке…
        - Оставь, Иринка! Ну чего ты пристала к нему? — сдерживает цокотуху вожатый. — Геннадий дело говорит: от этого места нам нужно разделиться и идти двумя путями — ведь Сережа может возвращаться и той и другой дорогой.
        Виктор Михайлович разбил отряд на две группы — «девчоночью» и «мальчишечью», как определил Степа Волошин. Группу девочек вожатый повел сам в направлении разбитого молнией дуба, группу же мальчиков возглавил Славка, как самый авторитетный и знающий лес парень. Их путь лежал через овражек.
        Ребята тщательно присматривались к малейшим следам — примятой траве, сломанным веточкам, но мало ли в летнее время таких следов в Зубровском лесу? Догадаешься разве, кому они принадлежат?
        - Серге-е-ей! Ау-у-у!..
        «…У-у-у!..»
        - Сережка! Отзовись!..
        «…И-и-и-сь!..»
        - Гляньте-ка! — испуганно попятился назад «киномеханик» Петя Сыч. — Кажется, на нас бежит волк…
        По вырубке, прижав острые уши, к ребятам большими скачками несся во весь опор лохматый серый зверь.
        - Вьюн! — узнав собаку, закричал Славка. — Да это же Сережкин Вьюн! Он на наши голоса прибежал.
        Вьюн с размаху ударил передними лапами Славку в грудь, лизнул горячим языком Генку в губы и усердно завилял хвостом перед Костей.
        - Вьюн, Вьюнок, откуда ты, милый?
        Пес восторженно вертелся среди ребят и выразительно заглядывал им в руки. Степа Волошин первым заметил голубой Томкин платочек, привязанный к собачьему ошейнику.
        Через минуту Степа Волошин бежал в лагерь. В его руке была крепко зажата Серёжина записка.
        Славкина группа торопливо устремилась к Заячьему броду. На этот раз впереди шествовал Генка, так как он один точно знал, где находится это место.
        Вьюн, словно желая убедиться, что от него больше ничего не требуется, некоторое время кружил по лесу, принюхиваясь к заячьим следам и облаивая ежей, а затем решительно направился обратно, к своему молодому хозяину.
        Роман Петрович сам спускается в Волчий Колодец
        Задыхаясь от стремительного бега, примчался Степа Волошин в лагерь и отдал Сережину записку Роману Петровичу.
        В канцелярии весело покрикивал в телефонную трубку незнакомый паренек бравого вида.
        - Готово? — нетерпеливо спросил у него Роман Петрович, прочтя записку.
        - Все в порядке, товарищ начальник, связь восстановлена! — бойко отрапортовал тот и, весело насвистывая, удалился.
        Роман Петрович схватил телефонную трубку:
        - Алло! Алло! Кленовое? Дайте 0-10! 0-10? Говорит Мороз… От Сергея есть записка… Только что… Да, да, сейчас прочту.
        Роман Петрович громко и внятно прочел в трубку записку.
        - Что? Нет, нет, не ошибаюсь, тут так и написано — «бумаги инженера Коваля», Волчий Колодец? Признаться, впервые слышу, но за сараем действительно есть какой-то колодец, забитый досками… Понятно… Сейчас же спущусь туда лично… Да… Но меня тревожит положение Сережи… Как бы чего не случилось! Ведь через сорок пять минут за этими негодяями приедет машина… Вполне успеете?
        Роман Петрович положил трубку и, обернувшись, обратился к Степе Волошину, неподвижно замершему у двери:
        - Вот что, дорогой, найди-ка мне быстренько Аникея Степаныча!
        Гордый своей миссией, Степа помчался за завхозом. Мысленно он уже видел специальный выпуск лагерной газеты и свою потрясающую статью в ней под громким заголовком — «Тайна Волчьего Колодца»…
        Ездовой Семен, при помощи Аникея Степановича, отбил и отбросил в сторону все тяжелые дубовые доски, закрывавшие доступ в колодец.
        Весть о том, что сейчас начальник лагеря будет спускаться в какую-то таинственную яму, вмиг облетела лагерь, и к дровяному сараю сошлись почти все его обитатели. Особенно волновались малыши, что, однако, не помешало Вере Ивановне увести их от сарая на спортплощадку. Из ребят, разрешили остаться только Степе Волошину, учитывая его несомненные заслуги.
        …И вот, ловко перебирая веревку руками, Роман Петрович поднялся из колодца на поверхность. Его окружили взволнованные сотрудники:
        - Ну? Там что-нибудь есть?
        - Было. В разрытой яме остался кусок просмоленного брезента, и на дне колодца валялось это…
        Роман Петрович показал затоптанные тяжелым сапогом, пожелтевшие от времени и сырости два листка бумаги, исписанные мелким, неровным почерком.
        - Похоже — какое-то письмо… только без начала.
        Роман Петрович пробежал глазами первые строки и, уже не в силах оторваться, стал вполголоса читать.
        Отрывок из письма
        «…но в последнее время я перестал доверять лаборанту Крону. Слишком назойливым стало его внимание ко мне и моему изобретению. Наши прежние дружеские отношения и откровенные беседы начали меня тяготить: пожалуй, я был излишне доверчив…
        Непростительной ошибкой стало наше опоздание с эвакуацией лаборатории — ее необходимо было вывезти с первыми эшелонами эвакуируемого завода. Но так хотелось выиграть хоть день-другой для окончательной проверки последних расчетов! Правда, наш образец оказался вполне удачным, но при массовом производстве УПК могли возникнуть осложнения в последней, самой главной, стадии технологического процесса. А эвакуация лаборатории оттянула бы эти испытания на два — три месяца…
        Накануне эвакуации жестокий приступ застарелой болезни свалил меня с ног, приковал к постели. И вот — налет фашистских стервятников, прямое попадание тяжелой фугасной бомбы… Когда я приплелся на завод, то увидел на месте нашей лаборатории бесформенную груду развалин.
        Погиб мой верный помощник, прекрасный человек — инженер Пахомов, погибла талантливый химик — Валентина Петровна Гурченко, погиб Дубяго… — мои помощники мои товарищи… Каким-то чудом уцелел только Крон.
        В тот страшный момент я даже забыл, что погибло и мое изобретение — смысл всей моей жизни, плод творческих усилий. Крон проявил ко мне самое горячее сочувствие, уговаривал немедленно ехать домой и ложиться в постель. Но я не мог, не мог… Наверное, я мешал всем — на меня всё покрикивали какие-то люди с лопатами и носилками… Я послушно отходил в сторону и тут же возвращался, снова мешая всем. Повторяю, потрясенный гибелью товарищей, я в то время не думал об УПК, вспомнил о ней лишь тогда, когда из-под развалин извлекли сейф. Он оказался невредимым.
        Это было неожиданным счастьем — ведь в сейфе хранился тот самый портфель со всеми расчетами.
        Помню, как меня поразили в ту минуту глаза лаборанта Крона, их торжествующее, хищное — именно хищное! — выражение. И тогда мои смутные подозрения превратились в уверенность: Крон — враг.
        Очевидно, мне следовало сразу же заявить об этом, но ведь у меня не было ни малейших доказательств! И все же я это чувствовал, я не мог ошибиться!
        Пишу бессвязно, пойти теряя сознание, на каком-то корявом пне, в лесу. Поэтому буду краток.
        В день катастрофы мы узнали, что взорван мост через реку и эвакуация по железной дороге уже невозможна. Крон не отходил от меня ни на шаг. К вечеру наш город был захвачен танковым десантом противника. С невероятными ухищрениями мне удалось, захватив портфель с расчетами, скрыться.
        Уже четвертый день я пробиваюсь на Восток. Приступы проклятой болезни совершенно измучили меня. Боюсь не за свою жизнь, а за судьбу УПК, которой — я в этом твердо уверен — суждено намного приблизить эру полного изобилия для моего народа.
        Но меня могут схватить, и тогда документы попадут в руки врага. Нет, только не это! Свое детище я отдам лишь своей Родине!
        Во избежание риска я решил спрятать пакет с документами в этом глухом и безопасном месте. Если не удастся перейти линию фронта, то, во всяком случае, у меня хватит еще сил найти здесь, в тылу у врага, верного человека и сообщить ему, где спрятаны бумаги.
        М. Д. Коваль
        18 августа 1941 года.
        P. S. Портфель я беру с собой. В нем…»
        На этом обрывалось письмо инженера Коваля.
        Глава пятая. Портфель инженера Коваля
        Раненый летчик
        Оставим теперь на некоторое время наших друзей — Сережу с Томкой — наблюдать за притаившимися подозрительными людьми; обе группы отряда — разыскивать в лесу Сережу; Романа Петровича — срочно везти найденное в Волчьем Колодце письмо в Кленовое человеку, отвечавшему по телефону 0-10, и оглянемся назад, к весне 1943 года.
        …Над Лисичками загорелся подбитый советский самолет и, охваченный пламенем, упал за селом, в Зубровском лесу. Через два дня хозяйка крайней от леса хаты, старушка Пелагея Демьяновна Ткаченко, нашла под своим навесом обессилевшего человека, в обгоревшем комбинезоне. Это был летчик с подбитого самолета, Роман Мороз.
        Ему повезло: немцы в Лисичках бывали только изредка, побаиваясь слишком близкого соседства с лесом. Пелагея Демьяновна жила в хате одна. Она забрала к себе молодого летчика и стала его выхаживать. Ни одна живая душа в селе не знала, что в чулане у старухи кто-то скрывается.
        Она была ему как мать. Матерью и звал ее Роман, так как своих родных не помнил: с малых лет остался сиротой и вырос в детском доме. Старушка искренне, как сына, полюбила спокойного, терпеливого юношу. Роман быстро выздоравливал.
        Но однажды Пелагея Демьяновна пришла из села весьма озабоченная.
        - Чего-то наш рыжий полицай Головня у двора рыщет… Не пронюхал ли чего? Не приведи, господи, попасть в лапы этому фашистскому псу!
        - Пора мне, мать, к своим пробираться, — встревожился Роман. — Выведите меня ночью в лес, я и пойду себе. Раны мои почти зажили.
        - Правда твоя, сынок, пора. Только лучше вот как сделаем: завтра на рассвете пойду я одна в лес, будто за хворостом. Кто меня, старую, заподозрит? Я, как знать, может, добрых людей разыщу…
        - Партизан? — обрадовался Роман. — Вы проведали что-нибудь о партизанах?
        - Кое-что проведала, кое о чем догадалась… Поищу!
        На рассвете старушка заперла Романа в хате и поковыляла в лес. Целый день с нетерпением он ждал ее возвращения. А вечером услышал осторожное звяканье дверного замка.
        Кто-то вошел в сени, порывисто открыл дверь чулана, и… перед Романом предстал высокий, краснорожий человек с круглой рыжей, как зрелая тыква, головой.
        Летчик схватился за оружие. «Гость» отшатнулся в сторону, и Роман бросился к раскрытой двери. На крыльце его сбили с ног два дюжих полицейских, обезоружили и связали.
        - Не ждал? — злорадно хихикнул краснорожий. — От Головни, голубок, никуда не спрячешься!
        Роман молча, опустив голову, шел между полицейскими. Он понял, что погиб, и единственное, что мог теперь сделать, это достойно встретить смерть.
        А потом — ночь, страшная, как бред сумасшедшего. Этой ночью Роман осиротел вторично: на его глазах озверевший Головня до смерти забил Пелагею Демьяновну.
        - Кто ты такой? — люто рычал полицейский, тыча дулом револьвера в окровавленное лицо пленного. — Говори, кто ты такой?
        Связанный и избитый Роман, стиснув зубы, с ненавистью смотрел на большую, бугристую, поросшую ярко-рыжими волосками руку — эту руку он запомнил навсегда — и молчал.
        - Врешь, у меня заговоришь! — Головня гадко выругался и ударил кулачищем Романа в подбородок.
        Кровь хлынула из разбитого рта летчика. Обезумев от ярости, Роман рванулся вперед и впился зубами в проклятую рыжую руку…
        Оглушительный удар по голове сбил его с ног. Больше он ничего не помнил.
        Утром пришло освобождение: спасительной бурей налетели на село партизаны. Не напрасно погибла Пелагея Демьяновна, названая мать Романа…
        Двух полицейских народные мстители вздернули на осине. Головня в суматохе успел скрыться. Люди полагали, что ненавистного фашистского прихвостня все же настигла партизанская пуля: «Собаке — собачья смерть!»
        Но Головня не погиб…
        Крысы бегут с разбитого корабля
        Война застала Головню в Зубрах на скромной должности путевого обходчика. Но как изменился этот, казалось бы, тихий и незаметный человек, когда страшная, кровавая волна фашистской оккупации захлестнула Украину! Головня, недолго раздумывая, пошел на службу к оккупантам и стал полицейским в селе Лисички.
        Фашистам пришелся по вкусу этот льстивый и ловкий наймит: желая выслужиться перед хозяевами, новоиспеченный полицай усердно взялся вылавливать и пытать советских патриотов. О, он полностью отвел свою черную душу! Он припомнил советским людям и наказание, которое понес за совершённые преступления, и долгие годы ненавистной для него работы в качестве простого рабочего, когда за угодливой улыбкой пришлось прятать острый оскал своих волчьих зубов…
        Много честных людей сложило голову от его разбойничьих рук. И среди них — один…
        В первые дни оккупации в лапы полицейскому попал пожилой, седоволосый человек, с бледным, худощавым лицом и задумчивым, но твердым взглядом. Задержанный не отрицал своего намерения перейти линию фронта, так как он, мол, рядовой служащий, человек тихий, глубоко гражданский и стремится пробраться подальше от войны и опасностей.
        У него отобрали документы на имя инженера Коваля и желтый кожаный, совершенно пустой портфель. К этому можно добавить разве то, что инженер Коваль был человек болезненный и не выдержал допроса, учиненного ему не в меру ретивым полицейским.
        Это ничуть не тревожило Головню: велика беда, одним покойником стало больше! Предусмотрительно скрыв от своих хозяев арест и «внезапную» смерть инженера Коваля, он уничтожил его документы, а портфель оставил у себя — вещь новая, пригодится.
        Со временем он совсем позабыл об этом случае — не до таких «мелочей» было. Для дерзкого и хитрого негодяя не оставалось уже никаких сомнений, что пиратский корабль захватчиков, разбитый и потрепанный, позорно идет ко дну. Итак, игра проиграна, пришло время спасать собственную шкуру от неминуемой расплаты.
        И вот тогда-то, во время партизанского налета, Головня исчез.
        Человек из темноты
        Прошло немало лет.
        На Захара Ивановича Кругляка, сторожа одного из приволжских совхозов, не приходилось жаловаться: с людьми обходителен и работник старательный. Поэтому директор совхоза не очень охотно отпустил Кругляка, когда тот неожиданно подал заявление об увольнении с работы.
        Причиной такого поступка оказался долговязый человек, с невыразительным, как стертая монета, лицом, который так внезапно вынырнул из темноты однажды весенней ночью.
        Как привидение, возник он перед сторожем и насмешливо поздоровался:
        - Как поживаете, пан Головня?
        От неожиданности сторож пошатнулся и привалился спиной к воротам.
        - Давайте отойдем подальше, — властно приказал неизвестный. — Тут нас могут заметить.
        - Чего вам нужно? — со страхом спросил сторож, невольно подчиняясь и следуя за долговязым.
        - Сейчас узнаете, пан Головня… то есть, простите, товарищ Кругляк. Нужно отдать вам справедливость, ловко сумели замаскироваться, насилу напали на ваш след!
        - Чего вам нужно? — дрожа от злости, повторил Головня. — И кто вы такой?
        - Кто я такой — это вас совершенно не касается, А вот что мне нужно, скажу. Мне нужен портфель инженера Коваля.
        - Портфель инженера Коваля? — в недоумении выпучил глаза Головня. — Какой еще портфель?
        - Блестящий, желтый, скрипучий портфель, — напомнил ночной гость, — а в нем пакет с бумагами. Самого владельца портфеля, инженера Коваля, вы, если не ошибаюсь, собственноручно отправили на тот свет. Не ошибаюсь? А портфель присвоили. Опять-таки не ошибаюсь? Как видите, информация вполне солидная. Известно также и то, что бумаги, находящиеся в портфеле, вы никому не передавали. Следовательно, вы должны знать, где они.
        Головня заметно вздрогнул, но ничего не ответил.
        - От вас требуется только возможное: покойника, конечно, не воскресить, да и едва ли это было бы полезно для нас, а портфель с бумагами вы должны отдать или, по крайней мере, указать, куда вы его дели.
        - Этого портфеля у меня давным-давно нет, — после долгого молчания ответил Головня. — Его, кажется, захватили партизаны во время налета на Лисички.
        - А бумаги?
        - Никаких бумаг там не было. Портфель достался мне пустым.
        - Пустым?
        - Совершенно пустым. Я даже удивился, почему, тот чудак так цепко за него держался, словно за большую ценность.
        - Ну, в этом ничего удивительного нет, ведь тот портфель… гм… да… Однако куда же исчезли бумаги?
        - Не знаю. Наверное, ваш Коваль их уничтожил.
        - Уничтожил? Для Коваля это было равносильно самоубийству. Нет, уничтожить он их не мог, следовательно — спрятал. Но куда?
        - А кто знает? Мы его захватили в лесу, неподалеку от Лисичек.
        Долговязый некоторое время молчал, видимо что-то обдумывая.
        - Что же, придется довольствоваться пока одним портфелем, а там посмотрим. Итак, вам нужно будет разыскать этот портфель.
        - Где? Каким образом? От него, должно быть, давно и следов не осталось!
        - Тем хуже для вас. Но у меня есть все основания полагать, что портфель цел. Найдете его, и вам дадут покой, более того — щедрую награду. Не найдете — не взыщите: придется сообщить куда следует ваше настоящее имя и, так сказать, «профессию». Как видите, вам выгоднее поехать в Лисички, найти кого-нибудь из бывших партизан и узнать о судьбе портфеля. Вам это нетрудно сделать, ведь людей и местность вы хорошо знаете.
        Бывшего полицая охватил животный страх. Он стер рукавом со лба холодный пот:
        - Я не могу вернуться туда! Меня живьем съедят, если опознают.
        - Зря паникуете, столько лет прошло… Кроме того, ваша завидная шевелюра и борода делают вас совершенно неузнаваемым: вы же тогда коротко стригли волосы и брили лицо. Вот только цвет… уж больно предательская у вас масть… А впрочем, это даже к лучшему: если превратить вас в брюнета, тогда уж и родная мать не узнает.
        - А если все-таки узнают?
        - Отказавшись, вы рискуете значительно большим. Неужели не понятно? Ну, хватит попусту болтать. Завтра вы подаете заявление об уходе с работы. Документы, характеристику и все такое прочее оформляйте как следует, пригодится. И запомните крепко: от меня вы никуда не скроетесь, лучше и не пытайтесь. Думаю, вопрос ясен?
        И ночной гость исчез во тьме.
        Подарок
        После окончания войны знакомый нам летчик Роман Петрович Мороз демобилизовался и поступил в университет. Незаметно пролетело еще пять лет — и университет окончен. Молодой учитель с женой и маленькой дочуркой приехал работать в Кленовский район. В районном отделе народного образования он сам попросил направить его в окруженное лесом село Лисички, столь памятное ему со времен войны.
        С глубоким волнением поклонился Роман Петрович скромной могиле Пелагеи Демьяновны Ткаченко, своей второй матери. И с той поры его дочка никогда не забывала приносить свежие цветы на могилу бабушки Демьяновны, которая ценой лютой смерти своей спасла жизнь ее отцу.
        Шли годы, заживали глубокие раны, нанесенные Родине войной. В селе Лисички на месте прежней, разрушенной семилетки выстроили большую двухэтажную среднюю школу, заново отстроилось сожженное фашистами село. В Зубровском лесу открылся пионерский лагерь, так неожиданно нарушивший планы мальчишек из лесничества…
        Роман Петрович полюбил свою работу и поэтому охотно принял приглашение — приехать на лето поработать в лагере.
        Накануне отъезда в лагерь он зашел попрощаться к директору школы, Семену Тарасовичу, добродушному, живому старику.
        - Ну что ж, ни пуха ни пера, как говорится, — пожелал ему Семен Тарасович. — Завидую, право, завидую! Люблю пионерию, чудесный это народ. Эх, скинуть бы мне десяток-другой годков, сам бы с радостью взялся… Только нет, укатали Сивку крутые горки… Но, товарищ начальник, я вижу непорядок: а где же ваш портфель?
        - Сроду не носил, — сконфуженно признался Роман Петрович. — Не привык. Вот с этой верной подружкой и обойдусь, — он показал полевую достаточно уже потрепанную сумку. — Видали мы с нею виды!
        - Э, нет, так не годится! — шутливо возмутился Семен Тарасович. — Какой же вы начальник без портфеля? Несолидно, уважение не то. Вот погодите, ради такого случая я вам свой одолжу.
        Он вышел в соседнюю комнату и вскоре принес оттуда желтый кожаный портфель.
        - Куда мне такую роскошь? — испугался Роман Петрович. — Вы бы мне старенький одолжили. А этот, новый, еще исцарапаю…
        - Какой он новый? Просто такой выносливый, сносу нет. Достался он мне давно, еще в войну, когда в партизанском отряде был. Мы его взяли в хате у одного местного полицая — Головни.
        - Головни?!
        - Эге, да я и забыл, что вы «крестник» этого иуды! В таком случае знаете что? Забирайте его совсем, он ваш по праву. Берите, берите, не отказывайтесь! Пусть он будет вам на память о том, как наш отряд когда-то освободил вас. У меня ведь еще и другой, именной, есть.
        Роман Петрович поблагодарил и принял неожиданный подарок. Холодная, тугая кожа портфеля как-то тревожно скрипнула в его руках, навеяла грусть…
        Кто был его хозяин? Где он? Остался ли в живых, побывав в когтях ненавистного выродка?
        Так начальник Зубровского пионерского лагеря нежданно-негаданно оказался владельцем портфеля инженера Коваля.
        Но, как мы уже знаем, ненадолго: его украли в лесу, когда Роман Петрович возвращался в лагерь из командировки…
        Маневры
        - Этот? — в голосе Головни прозвучало сомнение.
        - Он самый, старый знакомый! — весело хлопнул липкой ладонью по желтой скрипучей коже портфеля долговязый. — А что, разве не похож?
        - Да как сказать… Уж слишком похож, — сколько лет прошло, а он все такой же новенький. Застежки вот только поистерлись.
        - Новенький? Именно это меня и убеждает, что портфель тот самый. Ведь он же — нестареющий!
        - То есть как же это?
        Долговязый не ответил и, нетерпеливо вытряхнув содержимое портфеля на траву, вывернул его наизнанку и стал внимательно осматривать.
        - Кажется, что-то есть, — промычал он, заметив подпоротую с угла подкладку.
        Долговязый быстро подпорол ее дальше острием ножа. Головня вытянул шею и заглянул из-за плеча. На открывшейся внутренней стороне плотной кожи портфеля он увидел полустертую надпись:
        «Кленовский р-н, III квартал Зубровского леса, Волчий Колодец.
        Копать на расстоянии 60 см от острия стрелы».
        - Вот теперь все понятно! — осклабился долговязый.
        - Что все это значит? — недоумевая, спросил Головня.
        - Это? О, это значит богатство, миллионы! Следует только спуститься в этот симпатичный колодец и добыть кое-что, спрятанное там.
        - Золото?! — Задрожавшими от жадности руками Головня вытащил из кармана кисет с махоркой и подобрал валявшуюся на траве газету.
        - Ха, что золото? Дороже золота! Те самые бумаги, которые прежде находились в портфеле, — расчеты одного крупного изобретения.
        - Какого изобретения?
        - Ну, это я вам объяснять не обязан. Впрочем, могу кое-что сказать. Сколько, по-вашему, может стоить этот портфель?
        Головня деловито ощупал и помял в пальцах скрипучую кожу портфеля.
        - А что же, материал первый сорт, ничего не скажешь! В коже я толк знаю. Цена ему не меньше, чем добрым хромовым сапогам.
        - А если я вам скажу, что стоит он ровно столько, сколько эта никчемная газетенка, из которой вы намерены свернуть свою самокрутку?
        - Шутите?!
        - Нисколько не шучу. К тому же этим портфелем можно пользоваться всю жизнь, состариться, умереть, а он останется все таким же новым.
        - Так из чего же он сделан?
        - Из УПК. За этим изобретением еще до войны охотился один крупный иностранный концерн… Вот какая птица побывала в ваших руках, незадачливый полицай, а вам и невдомек! Ну уж теперь, — долговязый хищно ощерил редкие зубы, — теперь хватит с меня мотаться у них на побегушках! Теперь я сам стану диктовать свои условия!
        - А я? — закипая злостью, прошипел Головня. — А обо мне ты, кажется, забываешь?
        Долговязый опомнился.
        - Почему же, заплатят и вам. Так где же он, этот Волчий Колодец?
        - Не помню… — Головня небрежно стал свертывать самокрутку. — Не было здесь такого…
        - Советую припомнить! Курить после будете.
        Головня сжался под пристальным, удавьим взглядом долговязого, злобно сунул в кисет смятую газету и поднялся:
        - Идем!
        - О, это совсем другой разговор! Минуточку, нужно уничтожить следы.
        Долговязый быстро собрал разбросанные по траве бумаги и вещи, вытряхнутые из портфеля, и сжег их.
        Можно себе представить, что почувствовали негодяи, увидев на месте Волчьего Колодца пионерский лагерь! Сразу рухнули все их надежды.
        А впрочем, может, и не все? Ведь Волчий Колодец, хоть и очутился за оградой, все же существовал. Нужно было только найти доступ к нему.
        - Вы устроитесь в лагерь ночным сторожем, — приказал долговязый.
        - Но там, вероятно, есть сторож! — возразил Головня.
        - Устраним.
        И в тот же день «неожиданно» запылала в селе Яблоневке хата старенького Карпа Даниловича, сторожа пионерлагеря, и для «деда Захара» открылась возможность устроиться на его место.
        Разумеется, в этом был немалый риск, но не отступать же перед опасностью такому прожженному преступнику, особенно когда за каждым его шагом неотступно и угрожающе следил настойчивый напарник! К тому же долговязый был прав: косматая бородища и копна взлохмаченных волос на голове, искусно окрашенные в черный цвет, сделали Головню совершенно неузнаваемым.
        Сначала все шло как по маслу: ночами «дед Захар» сторожил, а долговязый усиленно вытаскивал на поверхность и выносил в лес разный мусор, которым завалили колодец строители. Работа приближалась уже к концу, когда Сережа с товарищами едва не испортили все дело.
        Дальше Головня почувствовал, что его, по-видимому, в чем-то заподозрил начальник лагеря. Если бы он знал, что этот приезжий учитель из лисичанской школы есть тот самый летчик, которого он, Головня, бил когда-то смертным боем, — никакие силы на свете не заставили бы его очутиться в лагере.
        Но ведь всех не узнаешь. Разве мало таких прошло через окровавленные руки бандита, через те самые руки, которые не удалось замаскировать и которые его выдали?..
        Почуяв опасность, Головня поспешил поскорее завершить дело и бежать.
        Глава шестая. Круг замкнулся
        Еще одно преступление
        - Неужели Вьюн потерял записку? — нервничал Сережа, поглядывая ежеминутно на часы. — Через двадцать минут за ними придет машина, и тогда…
        - Машина!.. — ахнула Томка, хватая Сережу за руку. — Ты видишь, сюда идет машина!
        - Полуторка, — определил мальчик, присматриваясь к быстро приближающемуся грузовику, — а они ждут «ЗИС-150», так то четырех- или пятитонка. Я эти марки здорово знаю!
        - Сергей, я сейчас ее остановлю! Гляди, сколько людей в ее кузове, они нам помогут их задержать. — И Томка пулей вылетела на шоссе.
        Сережа, вытянув шею, напряженно следил за ней из своего укрытия. Девочка побежала навстречу машине и замахала руками. Но — какое разочарование! — грузовик даже не замедлил хода и пронесся мимо Томки. Вот тебе и остановила! Эх, напрасно только выскочила на дорогу, теперь уже и назад возвратиться нельзя — сразу выдаст их засаду…
        Томка растерянно постояла посреди дороги, затем повернулась и медленно пошла вдоль обочины. Куда же она? Вот остановилась, будто к чему-то прислушиваясь, и свернула направо в лес. Ага, верно, решила сделать круг и снова вернуться сюда, соображал Сережа. Только бы не заметили те, в кустах. Хорошо хоть «дед Захар» ее не знает…
        Но что же Вьюн? В чьи руки попала записка? А может быть, сюда уже спешит милиция? Только бы успела!
        Стрелки часов движутся с невероятной скоростью. Четыре часа! А грузовика нет… Запаздывает? Или, может, вовсе не придет?
        Пять минут пятого… десять… пятнадцать… Сердце Сережи замерло: вдали показалась грузовая машина.
        Какая же? Из милиции или та? Пожалуй, та — очень большая, вон и бочки в кузове можно разглядеть… Что же теперь делать?
        Задержать! Выйти сейчас к ним и помешать, не дать возможности уехать! Объяснить все водителю!
        Страшно? Испугался? Хвастунишка и трус! Ну, смелее!
        Задыхаясь от волнения, Сережа выполз из своей засады, решительно выпрямился и, посвистывая, небрежной походкой направился прямо в заросли у дороги.
        - Дед Захар! — прикидываясь удивленным, воскликнул мальчик, разводя зеленый свод над черной лохматой головой сторожа. — Отдыхаете здесь, дедушка Захар?
        Сережа сделал вид, что не заметил, как ужом прошмыгнул в глубь кустов долговязый.
        - А я Вьюна ищу… Собаку свою, Вьюна… Вы не видели ее?
        - Не видел, — мрачно буркнул сторож. — А почему ты, парень, так далеко от лагеря забрел?
        - Так я уже не в лагере! Я домой ушел… Надоел мне этот лагерь как горькая редька, — придумал первое, что пришло в голову, Сережа, со страхом поглядывая на дорогу.
        Грузовик подошел к мостику и остановился. На зеленом борту ясно забелел номер: ЩБ 16 -24.
        - Может, пойдем назад вместе? Идем, дедушка Захар, вместе будет веселее. — Сережа улыбался бледными губами, безнадежно пытаясь заступить дорогу к машине.
        - Ты ведь оставил лагерь, зачем же тебе туда возвращаться? — насмешливо спросил сторож и, глядя куда-то мимо Сережи, странно мигнул глазами.
        - Да я… за вещами… Мне только вещи забрать.
        - Ну разве что за вещами! — старик взмахнул рукой.
        Сережа быстро оглянулся и на один миг близко-близко над собой увидел плоское лицо долговязого. Он не успел даже вскрикнуть и ничком повалился на землю.
        «Будем действовать сами!»
        Генка на этот раз превзошел самого себя: ни разу не сбившись с дороги, он напрямик привел ребят к пересохшей речушке, или «в район Заячьего брода», как уточнил деловитый Славка.
        - Теперь не перешептывайтесь, не кашляйте и, если можете, не очень дышите, — приказал Славка. — Если мы спугнем преступников — испортим все дело.
        Он заставил ребят залечь, а сам осторожно подполз к шоссе и выглянул. У самой обочины медленно шагала какая-то девочка. Она показалась Славке знакомой. Желая привлечь ее внимание, мальчик громко по-птичьему чирикнул. Девочка рассеянно оглянулась, и Славка, к своей великой радости, узнал большеглазую скуластую подругу-сибирячку.
        Томка также узнала товарища и молча торопливо свернула с шоссе к нему в заросли.
        - Ты в курсе событий? — вместо приветствия взволнованно прошептала она.
        - В курсе. Мы перехватили Вьюна с вашей запиской. Записку один наш хлопец понес в лагерь, а мы, — Славка кивнул на залегших в высоком папоротнике ребят, — к вам на подмогу.
        - Вот это по-моему! — обрадовалась Томка. — Здравствуй, Костенька! A-а, и ты, Геннадий, уже здесь? Здорово, ребята! Пошли быстрехонько за мной, в обход, подползем незаметно к Сергейке!
        Как обычно, Томка принялась командовать, и мальчишки — знакомые и незнакомые — безропотно ей подчинились.
        Боясь привлечь внимание преступников, Томка повела ребят в самую чащу, и, только сделав большой крюк, они стали подползать к Сережиной засаде. В это время от шоссе отчетливо донесся гул мотора.
        Томка выглянула и побледнела:
        - Грузовик, тот самый, с бочками! Быстрее, ребята!
        Грузовик остановился, шофер засигналил.
        Сережи на месте не оказалось. Томка в отчаянии оглянулась, не зная, на что решиться. Ах, Сережка, Сережка, и куда тебя унесло в такой момент!.. Ребята вопросительно смотрели на девочку…
        - Ладно, — махнула рукой Томка. — Время уходит, будем действовать сами! Слушайте, что я придумала: нам нужно быстро подобраться к машине… вон той ложбинкой, видите? Можно совсем незаметно. Затем…
        Черные, русые, белобрысые мальчишечьи головы плотно окружили Томкины задорно торчащие косички.
        - Согласны? Трусов среди вас нет?
        - А чего ты так глядишь, чего глядишь на меня? — возмутился Генка. — «Трусов, трусов»! Не понимаю, к чему болтать лишнее?..
        …Шофер, здоровенный детина, с сердитым лицом, нетерпеливо сигналил.
        Увидев вышедшего на шоссе Головню, он успокоился:
        - Садитесь, чего машину задерживаете?
        В это время к машине подошел долговязый.
        - Куда направляетесь? — равнодушно спросил он.
        - В Белогорье. А вам, гражданин, зачем?
        - Да и мне в ту сторону. Возьмешь?
        - А чего же не взять, были бы деньги, — ухмыльнулся шофер.
        - Получишь! — Долговязый взобрался в кузов и быстро осмотрел бочки.
        - Пустые?
        - Как видите. А вы что, на бочке желаете ехать?
        Долговязый молча спрыгнул с кузова и полез в кабину. Забрался туда и Головня.
        - Только денежки наперед, — предупредил шофер.
        - Это еще к чему?
        - А уж так, иначе не повезу.
        - Заплатим в Белогорье.
        - А кто вас знает, заплатите или нет. Гоните по сотне, на меньшее не согласен.
        - Калымщик, — успокоительно шепнул долговязый Головне. — Это хорошо, можно без опаски ехать.
        Поторговавшись для виду, пассажиры заплатили шоферу требуемую сумму, и грузовик покатил в направлении Белогорья.
        Авария
        Уф-ф, наконец!.. Теперь уже самое тяжелое осталось позади. Ну и окаянный мальчишка, снова едва не помешал!
        К утру они будут в Белогорье, а там пересядут на другую машину, и тогда — ищи-свищи! Долговязый уверяет, что за бумаги инженера Коваля их щедро вознаградят и помогут перейти границу. Только бы поскорее! А там — они богачи! О, Головня еще поживет на белом свете, еще покажет себя! Выбраться бы поскорее из этого ненавистного ему края, где за каждым деревом, за каждым поворотом дороги поджидает опасность и возмездие.
        Машина, подскакивая на ухабах, быстро шла вперед. Настроение у бывшего полицая с каждым километром улучшалось. Вот грузовик накренился и круто свернул с шоссе в лес.
        - Стой! Куда заворачиваешь? — встрепенулся долговязый.
        - Объедем лучше лесом, — пояснил шофер. — Лесом, правда, дорога похуже, зато спокойнее. На шоссе, знаете, всякое случается, можно и на автоинспектора налететь либо еще на кого…
        Шофер, конечно, прав — лучше держаться подальше от людных дорог. Ну, а если в его поведении что-нибудь покажется подозрительным, долго ли «успокоить»?!
        Лесные дороги тем хороши, что летом на них ни пыли, ни зноя. Головня совсем повеселел, успокоился и долговязый, даже мрачный шофер просветлел. Проехав километров десять, шофер начал с беспокойством прислушиваться к странному металлическому звуку, появившемуся в гуле мотора.
        - Что там еще такое? — недовольно спросил долговязый.
        Машину все сильнее сотрясала какая-то болезненная дрожь, словно человека начинающийся приступ лихорадки. Еще два — три судорожных рывка, и грузовик беспомощно остановился.
        Шофер выскочил из кабины и, чертыхаясь, полез под машину. Над ним неотступной тенью навис долговязый.
        - Что случилось с твоей шарманкой?
        Шофер молча ковырялся под машиной. Потом выбрался и безнадежно махнул рукой.
        - Сели! Полетел задний мост.
        - Следите, — шепнул долговязый Головне. — Проверю сам, может, какая ловушка.
        Он залег под машиной. Выбравшись, отвел Головню в сторону:
        - Парень не врет, действительно серьезная поломка. Сели прочно. Досада, придется дальше идти пешком. Вы тут местность знаете?
        - Как свои пять пальцев, — успокоил его Головня. — Мы сейчас стороной обойдем Кленовое, выйдем на проселок и подцепим какую-нибудь попутную машину.
        - Ну, парень, подвел ты нас, — подошел долговязый к шоферу. — Деньги содрал только зря. Придется теперь по твоей милости пешком идти.
        - Погодите, — заступил дорогу шофер. — Чего же вы меня одного в беде бросаете? Побудьте у машины, а я за помощью сбегаю.
        - Ну, нет, загорать у твоей машины нам не расчет, — грубо оборвал его Головня. — Ты лучше деньги верни.
        - Если я деньги взял, я и довезу, — заупрямился шофер. — Говорю вам — погодите малость, за помощью сбегаю. Ведь из-за вас я с шоссейки в лес свернул!
        Долговязый красноречиво сунул правую руку в карман:
        - Ну-ка, парень, сойди с дороги, не то…
        Шофер метнулся к кабине и протянул руку к сигналу.
        - Ты что делаешь? — схватил его за руку долговязый. — Зачем хотел сигналить?
        - А что же мне осталось делать? Может, хоть какая машина на помощь подойдет. Да ты не дергай, не дергай!.. Эх, была не была…
        Шофер неожиданно развернулся и тяжелым кулаком сшиб долговязого с ног.
        - Ах ты… убью!.. — Головня в бешенстве навалился сверху на шофера.
        Глухой вскрик, хрипение… Завязалась ожесточенная борьба.
        Несмотря на богатырское сложение, шоферу не под силу было совладать с двумя, к тому же вооруженными противниками. Еще мгновение, и все было бы кончено. И вдруг…
        И вдруг…
        Откуда-то, словно с неба, на голову долговязому свалилась цепкая белобрысая девчонка. За нею на ошалевших бандитов с пронзительным визгом посыпались ребята. Не дав опомниться, они мигом облепили долговязого с Головней, прижали их к земле, сковали движения. Заглушая шум борьбы, из кабины понеслись отрывистые тревожные сигналы.
        Позднее, захлебываясь от восторга, Геннадий рассказывал всем о потрясающей битве, разыгравшейся между отрядом вооруженных до зубов преступников и группой ребят из лагеря, которыми командовали он с Томкой. По словам Генки, эта битва тянулась не менее двух часов, и, когда на место происшествия приехали милиционеры, им осталось только ахнуть от изумления.
        В действительности же борьба продолжалась не более пяти минут. Но, когда из леса появились люди из Комитета госбезопасности, им и вправду пришлось ахнуть: поперек дороги, неподвижно вытянувшись, лежали оба пассажира грузовика. Их руки, ноги и головы, точно муравьи, облепили ребятишки. Из кабины грузовика отчаянно сигналил миловидный румяный мальчишка с большой шишкой на лбу: горнист Гридь Колосок и тут не подвел — вовремя засигналил тревогу.
        Через несколько минут долговязый и Головня были обезоружены, крепко связаны и обысканы.
        Оглушенный шофер с трудом поднялся на ноги. Пошатываясь, он подошел к невысокому плотному человеку, который бережно прятал в планшет пакет с документами, отобранный у Головни.
        - Что же ты, друг? — с упреком спросил тот. — Как же это получилось?
        - Авария, товарищ майор. Полкилометра только не дотянул до вашей засады…
        - А ребятишек откуда набрал?
        Шофер с недоумением развел руками:
        - Ума не приложу, откуда они повыскакивали! И главное — в самую что ни на есть нужную минуту! Без них и мне бы каюк, и коршуны улетели бы… Вот еще примите, товарищ майор…
        Шофер подал майору две сотенные.
        - По вашему совету выторговал, в доверие, так сказать, входил…
        «Сережка, Сережка, горячая голова!..»
        Ничего не подозревая о бурных событиях, разразившихся в это время в Зубровском лесу, Виктор Михайлович со своей «девчоночьей командой» дошел до Яблоневского тракта. Не обнаружив там ничего, кроме Генкиных черточек на земле, вожатый повел группу дальше.
        - Наверное, он давным-давно в лагере, — начала капризничать Иринка, которой надоело бродить по лесу и аукать. — Был бы он где-то здесь, уж давно бы откликнулся. Виктор Михайлович, давайте возвращаться.
        Оля Барабаш укоризненно взглянула на подругу:
        - Ну как тебе, Иринка, не совестно? Вот дойдем до Кленовского шоссе, тогда и возвратимся. Сама ведь говоришь: «У нас, в Артеке, всё до конца доводят!»
        Иринка прикусила язычок, но через некоторое время остановилась и жалобно сказала:
        - Я боюсь идти дальше… Там кто-то воет…
        - Правда, воет, — подтвердили и остальные девочки. — Виктор Михайлович, вот послушайте.
        Вожатый прислушался: откуда-то издалека донесся протяжный, тоскливый собачий вой.
        …Вьюн выл жалобно, сидя над неподвижным, лежащим ничком в траве Сережей. Бедный пес никак не мог понять, что же случилось с его хозяином, почему он не шевелится, не отвечает на ласки, не замечает своего любимца? Это было так необычно, так страшно, что Вьюн даже не обратил внимания на незнакомого ему человека, который быстро вышел к нему из-за кустов.
        - Эй, девочки! Ко мне, сюда!.. — закричал Виктор Михайлович, бросаясь к Сереже. — Сережа, дружище, что с тобой?
        Виктор Михайлович приподнял Сережу. Мальчик тихо застонал и бессильно склонился на грудь к вожатому.
        - Живой!
        Потрясенные девочки в немом молчании едва поспевали за своим вожатым. Только Иринка громко всхлипывала, утирая обильные слезы.
        Виктор Михайлович бежал, не чувствуя, как онемели от тяжести его руки, как хлестали лицо колючие ветки.
        - Эх, Сережка, Сережка, горячая голова!..
        Следователь вызывает свидетелей
        Томка сидит на передке брички, рядом с ездовым Семеном, и, радостно сияя зелеными глазами, все время оборачивается назад.
        - А их главный начальник развел руками и спрашивает: «Да откуда вы, ребята, тут появились?» Я и отвечаю: «Из бочек». Он еще больше удивился: «Из каких бочек?» — «А из тех, пустых, которые в кузове!» — «А в бочки как попали?» — «Залезли, — говорю. — Пока они в кабине с шофером торговались, мы потихоньку и забрались. А кто не успел, тот на ходу… Долго, что ли?»
        Сережа, еще бледный, но радостно оживленный, сидит рядом с Романом Петровичем и, хотя знает уже все подробности знаменитого сражения, с интересом слушает.
        - «Ну, — говорит, — герои! И как же вы не побоялись?» Тут Генка наперед выскочил, грудь колесом и на цыпочки привстал, чтобы казаться выше. «А чего нам, — говорит, — бояться? Мы не из трусливого десятка! Нам хоть бы что! Мы и почище можем!» А сам, когда выскочил из бочки да вцепился со Славкой в ногу вашему сторожу, так глаза зажмурил и громче всех верещал от страха. Чуть сигналов не заглушил!
        Изобразив «храброго» Геннадия, Томка откинулась назад и заразительно расхохоталась.
        - А после, когда тех, связанных, увезли, за нами тоже пришла машина, и всех нас отправили в лагерь. Едем, а у меня, поверишь, Сергейка, вот тут, где сердце, так и бушует, так и бушует! На месте спокойно усидеть не могу!
        - Тамара, а ты когда-нибудь умела сидеть спокойно? — добродушно посмеивается Роман Петрович.
        - И ведь не зря, — пропустив мимо ушей замечание, продолжает Томка. — Оказалось, тебя нашли в лесу убитым!
        Она всплеснула руками и, если бы Семен вовремя не подхватил ее, наверное, слетела бы с брички.
        - Он меня кулачищем по голове стукнул, — мрачнеет Сережа. — Долговязый тот…
        - Ну, была бы я там, не очень стукнул бы! — снова поворачивается к товарищу девочка. — А все же, какая жалость, что не нами найдены в Волчьем Колодце бумаги инженера Коваля! Правда?
        - Ничего, — подавляя вздох, мужественно говорит Сережа. — Зато теперь поймали преступников.
        Томка задела его больное место. Побывать в колодце, видеть сломанную лопату, видеть стрелу — и вот… эх!..
        Некоторое время едут молча. Сережа нерешительно поглядывает на Романа Петровича — видно, хочет его о чем-то спросить, но не решается.
        - Роман Петрович, — наконец не выдерживает он, — вы не знаете, он очень придирчивый, этот следователь?
        Роман Петрович улыбнулся и обнял мальчика за плечи.
        - А ты как думал? Он человек грозный, хочешь не хочешь, а придется выкладывать все грехи и секреты.
        - Ох, и рассердится он за то, что мы сами привели этого старикана в лагерь, а потом еще скрыли ночной случай у Волчьего Колодца! Да разве ж мы знали? А теперь вот приходится в Комитет государственной безопасности ехать…
        В Комитете госбезопасности их вежливо встретил молодой черноусый лейтенант.
        - Свидетели по делу Головни и Крона? Очень приятно! Вы — Мороз Роман Петрович? Присядьте, пожалуйста, сюда. Дьяченко Сергей Петрович? Прошу тут сесть…
        - Тамара Максимовна Седых, — рекомендуется Томка. — Мне тоже сесть?
        - Прошу! Минуточку подождите, сейчас вас вызовут.
        - Не волнуйся, Сергейка, — шепчет товарищу Томка. — Хочешь, зайдем к следователю вместе? Коли нужно будет, я за тебя постою.
        Но вызывали их поодиночке.
        Подлинное лицо «деда Захара»
        Сережа нерешительно переступил порог просторного кабинета.
        - Здорово, следопыт! — приветствовал его следователь.
        - Товарищ Орлов!.. Это вы?
        - Как видишь. Садись поближе, поговорим. Как твое здоровье?
        - Хорошо. Я уже совсем поправился.
        Сережа тихонько присел на стул, с почтением поглядывая на серебряные, с блестящими звездочками, погоны майора. Подумать только, этот следователь — тот самый веселый, разговорчивый дядя, который так живо интересовался их карнавальными костюмами! Хотя теперь понятно, что не костюмы нужны были товарищу Орлову в сторожке…
        В это время в кабинет вошел еще один посетитель — инспектор школ Кленовского района Бойко. Поздоровавшись, он молча уселся в сторонке.
        - Теперь, Сережа, расскажи все, что знаешь о вашем бывшем стороже. Только не торопись и не слишком размахивай руками — я буду записывать.
        - Итак, ты утверждаешь, что сторож и неизвестный тебе гражданин высокого роста не случайно встретились у машины? — спросил следователь, когда Сережа окончил свой рассказ.
        - Да где там случайно! Мы же следили за ними сколько! Вот хоть у Томки спросите.
        Товарищ Орлов вызвал черноусого лейтенанта и что-то тихо приказал ему.
        Конвоир ввел в кабинет группу людей. Все были, как на подбор, высокого роста.
        - С кем именно из этих граждан встретился в лесу сторож?
        Если бы Сереже пришлось прожить на свете еще сто лет, он и тогда не смог бы забыть этого ненавистного, плоского лица, этих длинных костлявых рук.
        - С ним! — не колеблясь, указал мальчик на долговязого. — Он меня и по голове ударил.
        Долговязый пренебрежительно пожал плечами:
        - Мальчишка врет. Старика я никогда прежде не видел, случайный попутчик.
        - Уведите, — приказал следователь.
        Сережа отвернулся к окну. Сквозь раскрытое окно он увидел, как под стражей провели какого-то незнакомого человека, с круглой, рыжей, коротко остриженной головой и такой же рыжей короткой щетиной на обрюзгших щеках. Арестованный оглянулся, и на миг их взгляды встретились. Мальчик вздрогнул — с такой лютой ненавистью смотрели на него мутные глаза.
        - Кто это? — с невольным страхом спросил Сережа.
        - Не узнал? Это же ваш сторож, которого ты сам привел в лагерь!
        - Ой, что вы, товарищ Орлов! — взмахнул руками Сережа. — Тут какая-то ошибка: наш сторож черный как цыган, а этот вовсе рыжий! Я сроду не видел этого человека!
        - Видел, Сережа, очень часто видел, но под маской. А сейчас увидел его настоящее лицо. Кстати, из рыжего брюнетом очень нехитро сделаться! — Следователь достал из папки фотокарточку. — Вот взгляни сюда: это бывший полицай Головня. На кого он похож?
        - На него, — кивнул головой Сережа на окно. — Только на фотографии он гораздо моложе.
        - Естественно, ведь прошло много лет. Вашему «деду Захару» пришлось встретиться с парикмахером, чтобы рассеять последние сомнения в его личности. Вот, браток, какой бывает маскарад в жизни, почище вашего карнавала. А сейчас прочти и подпиши этот протокол… Вас, товарищ Бойко, — обратился следователь к инспектору, — также попрошу подписать и высказать свои соображения насчет правдивости показаний нашего малолетнего свидетеля.
        - Показания вполне логичны и правдивы! — заметил инспектор, подписывая протокол допроса свидетеля.
        - Вы мне не верили? — вспыхнул Сережа.
        - Верил, Сережа, верил, это простая формальность, так требует закон. Ты смелый и хороший хлопец и многим помог нам.
        - Э, да что я… — вздохнул Сережа. — Ничего не сумел. Вот Томка с ребятами — это да!
        - Ну вот и все, ты свободен. А теперь признавайся: что ты все вертишься и поглядываешь на мои часы?
        - У нас же сегодня карнавал! Вот я и думаю: опоздаю или нет?
        - Так чего же ты, чудачина, молчал? Опаздывать, конечно, нельзя. Должен же ты наконец продемонстрировать свой замечательный костюм!
        - Да нет — вот честное пионерское! — я не потому. Я ведь с того дня, когда ушел в разведку, еще и ребят не видел. Галина Григорьевна — она знаете какая? — положила меня в изолятор и никого, кроме родных, не допускала. Даже Славку с Костей прогнала, когда они через окошко хотели забраться…
        - Соскучился, говоришь?
        Сережа смущенно улыбнулся и кивнул головой.
        - Ну, не беспокойся, успеем, мы поедем на нашей машине.
        - И вы тоже? На карнавал?
        - А почему бы и нет? Заодно поговорю на месте еще кое с кем, не могу же я вызвать к себе весь ваш лагерь!
        - Тогда, товарищ Орлов, нам нужно ехать немедленно, не то опоздаем.
        - Между прочим, должен тебе сказать, что моя фамилия не Орлов.
        - А как же вас на самом деле звать, товарищ… майор?
        - Зови меня, друже, Степаном Андреевичем. Это уж мое настоящее имя.
        - А… тот шофер грузовика с номером ЩБ 16 -24 — он тоже не настоящий?
        - Почему? Это настоящий шофер. Благодаря твоей записке мы успели найти его и предупредить. Он должен был доставить преступников прямо нам в руки, но случилась непредвиденная авария… Да, нужно отдать справедливость, твоя подружка Тамара — чудо-девчонка, да и все остальные ребята — молодцы! Конечно, рано или поздно преступников все равно бы задержали, но они могли передать бумаги инженера Коваля в чужие руки или просто их уничтожить. Ну, а теперь выйди в ту комнату и подожди, я быстро освобожусь.
        УПК
        - Ну и шпарит! — восхищенно шепнула Томка, глядя на сидящего за рулем «Победы» Степана Андреевича. — Классный водитель!
        - Тамара, может, ты бы покультурнее выражалась?
        - Ой, простите, Роман Петрович, я хотела сказать — жмет… то есть — мчится… Летим, словно на крыльях!
        - Степан Андреевич, мы, конечно, понимаем, может, это государственная тайна… Но если бы вы нам хоть самую малость рассказали о тех бумагах из Волчьего Колодца, — несмело попросил Сережа.
        - Вы только намекните, а мы уж и сами поймем, — поддержала приятеля Томка.
        Степан Андреевич, успевший снять с себя строгую форму майора КГБ и снова преобразившийся в простого и веселого собеседника, покосился на ребят и лукаво подмигнул.
        - Намекнуть? Ну что ж, можно и намекнуть. Речь идет об УПК, понятно?
        Сережа с Томкой смущенно переглянулись.
        - Н-не совсем, — признался Сережа. — А что такое УПК?
        - Вишь ты, какие хитрые, — засмеялся Степан Андреевич. — Сперва только намекни, а затем и расскажи.
        - Ну, если это государственная тайна.
        - Государственную тайну я вам, конечно, не открою, но про УПК так и быть немного расскажу.
        Степан Андреевич повел машину тише.
        - УПК, ребятки, это универсальная пластмасса Коваля, чудесная, поистине сказочная штука! Нет, пожалуй, в мире таких вещей, которых нельзя было бы изготовить из УПК. Вот возьми, к примеру, самую простую вещь, ну, хотя бы…
        - Ботинки, — предложил Сережа.
        - Так вот, ботинки из УПК — красивые, гигиеничные, легкие как перышко и неизносимые. Ты можешь их спокойно положить в огонь — они не сгорят, оставить на долгие годы в воде — они не сгниют. Если ты из них вырастешь — они перейдут к твоему младшему братишке, да и он, наверное, не одолеет их.
        - А платье? — заинтересовалась Томка, — Я могу сшить себе платье из УПК?
        - О, конечно! Любое! Тебе какое желательно — летнее или зимнее?
        - И то и другое, — не растерялась девочка.
        - Сошьешь сначала летнее. Оно будет тонкое, прозрачное, как паутинка, нежно-розового цвета…
        - Я больше люблю голубое!
        - Пусть будет голубое, — согласился Степан Андреевич. — Вот точно как небо. Это тебя устраивает?
        - Еще бы!
        - И крепкое, как… Сережины ботинки. Ты просто не в состоянии будешь его порвать. А зимнее сделаем поплотнее — такое мягкое, пушистое и очень теплое.
        - А какого оно будет цвета?
        - Какого сама захочешь. Я бы тебе посоветовал выбрать золотистое, светящееся в темноте. Хорошо?
        - Очень! — мечтательно прищурилась Томка.
        - А может, вам захочется купить в подарок родным хрустальную посуду? Знаете, такую сверкающую, словно радуга… Как вы на это смотрите?
        - Она слишком хрупкая, — возразил Сережа. — Лучше что-нибудь попрочнее.
        - Хрупкая? — переспросил его Степан Андреевич. — Не забывай, что этот хрусталь тоже УПК! Ты можешь грохать по нему молотком, если тебе это понравится, но не разобьешь даже самого тонкого стакана. Да что там посуда! Вы представляете, какие дворцы мы станем строить из УПК?!
        - Как в сказке? — сверкая глазами, подсказала Томка.
        - Что — сказка? Куда годятся все сказки в мире по сравнению с тем, что мы создадим из УПК! Повторяю, нет вещей, которые нельзя было бы изготовить из этого волшебного материала, но вещи эти будут в тысячу раз лучше, прочнее, красивее, чем все то, что окружает нас сегодня. Кроме того, я еще не сказал вам самого главного: все созданное из УПК будет стоить баснословно дешево. Гроши! А вы знаете, что это значит? Полнейшее и прочное благосостояние народа. Изобилие, богатство, вот что!
        - Да из чего же она, эта самая УПК? — воскликнул Сережа. — Как ее делают?
        - Вот в этом-то и заключается изобретение инженера Коваля. В состав УПК входят самые дешевые и распространенные на земном шаре вещества. Весь секрет заключен в производстве: достаточно определенным образом изменить процесс производства УПК, и вот вместо тончайшей материи для Тамариного платья мы будем иметь несокрушимый строительный материал, или прочную пластическую нестареющую резину, или материал для искусственного человеческого сердца, или необычайной силы взрывчатку… Последнее, кажется, и явилось самой сильной приманкой для…
        - Крона и Головни?
        - Ну, эти двое — сравнительно мелкая сошка. Хозяева их покрупнее и… подальше отсюда.
        - Кто же? — в один голос спросили Сережа с Томкой.
        - А вот здесь, дорогие, и начинается та самая государственная тайна, которую я вам не открою. Скажу одно — враги. Это понятно?
        - Понятно!
        - Степан Андреевич, — отозвался молчавший до сих пор Роман Петрович. — Я и не знал, что у вас такая богатая фантазия.
        - Фантазия? — усмехнулся Степан Андреевич, — А вот поживем и увидим, фантазия ли это!
        Он взглянул на часы.
        - Эге, да мы, кажется, опаздываем на карнавал! Ну-ка, не отвлекайте больше своего водителя!
        Карнавал
        Иринка совершенно сбилась с ног: новостей — полон рот, хлопот с карнавалом — не оберешься, а тут еще и Сережка запаздывает. С ума можно сойти!
        - Ну, чего вы носы повесили? — тормошит она Славку и Костю. — Пора одеваться, карнавал вот-вот начнется!
        - Без Сережи не будем, — упрямо крутит головой Славка. — Мы должны быть вместе.
        - А если он не приедет?
        Славка уныло пожимает плечами.
        - Ну и народ!.. — ужасается Иринка и вдруг, оглянувшись по сторонам, таинственно шепчет: — А вы знаете, что товарищ Орлов — не товарищ Орлов, а совсем наоборот: майор из милиции?
        - Не из милиции, а из Комитета госбезопасности, — авторитетно поправляет Славка. — Знаем! Узнали еще вчера, когда сражались с преступниками.
        Иринка обиженно поджимает губы. Разве она виновата, что ей не пришлось сражаться? Она хочет уйти, но тут вспоминает еще одну новость.
        - А знаете, дед Захар раньше был в Лисичках полицаем Головней!
        - И об этом знаем.
        - Они хотели украсть важные бумаги, и, если бы не наш Сережка…
        - Иринка, куда же ты убежала? — кричит Оля Барабаш. — Начинаем!
        Иринка испуганно ойкает и мчится прочь.
        - Внимание! Внимание! Внимание! Начинаем наш летний, веселый, пионерский кар-на-вал!!!
        К голубым глазам «средневекового глашатая», Гриця Колоска, очень идут длинные льняные кудри и пышный наряд: Танина соломенная шляпка, украшенная пучком петушиных перьев, синяя шелковая жакетка и длинные капроновые чулки Веры Ивановны, позолоченный меч на боку.
        - Дорогие наши гости! — Глашатай галантно раскланивается и делает нечто вроде реверанса. — Сейчас перед вами пройдет карнавальное шествие веселых, активных, работящих и дружных! С острова… кхм… с острова…
        - Со сказочного острова Буяна, — громко шепчет из фанерной избушки на курьих ножках суфлер Степа Волошин. — Слышишь, со сказочного…
        - …со сказочного острова Буяна, — не теряясь, подхватывает глашатай, — к нам прибыла Царевна Лебедь вместе со своим князем Гвидоном. Поприветствуйте их!
        Лагерный оркестр гремит бравурный марш. Едва касаясь травы и скромно опустив глаза, проплывает по поляне белоснежная Царевна Лебедь — Иринка. Из-за молодецких, черных как смоль усов князя Гвидона невозможно узнать беленькую Олю Барабаш.
        - Из страны лилипутов приехал к нам на карнавал знаменитый путешественник Гулливер! Обратите внимание — он захватил с собой целую группу лилипутов.
        Гости хлопают в ладоши и весело хохочут: высоченный Гулливер с веснушчатым носом Генки Ветряка, оседлавшего плечи Виктора Михайловича, ведет за собой с десяток малышей. Лилипуты озираются по сторонам и радостно повизгивают.
        - Предупреждаю: нервных просят удалиться! Сейчас выступит квартет. Он исполнит свой главный музыкальный номер — «Берегите свои уши»!
        - Не приехал Сергей, — тоскливо вздыхает в кустах Славка. — Сколько времени возились с этими противными костюмами, и все напрасно…
        - Ничего, Слава, — утешает друга опечаленный Костя. — Зато теперь наш Сережа — герой! Иринка уверяет, что его даже наградить могут, так как он — пострадавший. А что костюмы пропали…
        В это мгновение на них вихрем налетает Томка. Она тащит за руку запыхавшегося Сережу.
        - Готовы? Позор! Подумать только, они даже не одеты! Одевайтесь быстрее, сейчас я вам помогу.
        - Это же не моя борода, — отчаянно барахтается в цепких Томкиных руках Костя. — Это Ильи Муромца…
        - Неважно! Сергейка, рукавицы забыл… Ой, Славка, у тебя шлем сидит задом наперед… Да живее поворачивайтесь, вот беда с вами!
        А на поляне кружатся яркие живые цветы — маки, колокольчики, ромашки… Четверка серых гусей несет на крыльях Ивасика-Телесика, а за ними, на метле, гонится ведьма, свирепо лязгая железными зубами.
        - Внимание, внимание! — звучно трубит красавец глашатай. — Сейчас мы…
        И вдруг он, встрепенувшись, подбрасывает вверх шляпу вместе с париком:
        - Уррра! Сережка приехал!
        Из-за деревьев появляются три богатыря. Посредине степенно выступает плотный, круглолицый Илья Муромец. Как и положено богатырю, он преисполнен чувства собственного достоинства. Маленький Алеша Попович вызывает у зрителей восхищение: из-под цветастой попоны коня резво семенят Костины желтые тапочки, а по бокам, почти касаясь земли, болтаются огромные охотничьи сапоги Романа Петровича.
        По правую руку Ильи Муромца, безуспешно пытаясь придать своему лицу грозное и неприступное выражение, сияет счастливой улыбкой Добрыня Никитич.
        Раздаются бурные аплодисменты. Хлопают все: Гулливер со своей группой лилипутов, Царевна Лебедь, Ивасик-Телесик, свирепая ведьма, цветы, гости… Но, кажется, активнее всех бушует Степан Андреевич — «бывший товарищ Орлов»…
        Это был настоящий триумф! Богатыри трижды торжественно проехали перед зрителями. Проехали бы, пожалуй, и в четвертый раз, но Роман Петрович незаметно кивнул: «Хватит, пора и честь знать!»
        - Открываем карнавальный чемпионат! — объявляет Гриць. — Музыка, туш!
        Не разобравшись, оркестр лихо грянул гопак, и глашатай, махнув рукой на свое средневековое происхождение, пустился вприсядку с Томкой, наспех замаскировавшейся шоферскими очками.
        Все сильнее разгорается веселье. Музыка, песни, звонкие взрывы смеха громким эхом катятся по родному лесу, в котором недавно выловили последнего волка.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к