Честное слово Алексей Иванович Пантелеев
        Пантелеев Алексей Иванович (Пантелеев Л)
        Честное слово
        Алексей Иванович Пантелеев
        (Л.Пантелеев)
        Честное слово
        Мне очень жаль, что я не могу вам сказать, как зовут этого маленького человека, и где он живет, и кто его папа и мама. В потемках я даже не успел как следует разглядеть его лицо. Я только помню, что нос у него был в веснушках и что штанишки у него были коротенькие и держались не на ремешке, а на таких лямочках, которые перекидываются через плечи и застегиваются где-то на животе.
        Как-то летом я зашел в садик, - я не знаю, как он называется, на Васильевском острове, около белой церкви. Была у меня с собой интересная книга, я засиделся, зачитался и не заметил, как наступил вечер.
        Когда в глазах у меня зарябило и читать стало совсем трудно, я за хлопнул книгу, поднялся и пошел к выходу.
        Сад уже опустел, на улицах мелькали огоньки, и где-то за деревьями звенел колокольчик сторожа.
        Я боялся, что сад закроется, и шел очень быстро. Вдруг я остановился. Мне послышалось, что где-то в стороне, за кустами, кто-то плачет.
        Я свернул на боковую дорожку - там белел в темноте небольшой каменный домик, какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А около ее стены стоял маленький мальчик лет семи или восьми и, опустив голову, громко и безутешно плакал.
        Я подошел и окликнул его:
        - Эй, что с тобой, мальчик?
        Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голому, посмотрел на меня и сказал:
        - Ничего.
        - Как это ничего? Тебя кто обидел?
        - Никто.
        - Так чего ж ты плачешь?
        Ему еще трудно было говорить, он еще не проглотил всех слез, еще всхлипывал, икал, шмыгал носом.
        - Давай пошли, - сказал я ему. - Смотри, уже поздно, уже сад закрывается.
        И я хотел взять мальчика за руку. Но мальчик поспешно отдернул руку и сказал:
        - Не могу.
        - Что не можешь?
        - Идти не могу.
        - Как? Почему? Что с тобой?
        - Ничего, - сказал мальчик.
        - Ты что - нездоров?
        - Нет, - сказал он, - здоров.
        - Так почему ж ты идти не можешь?
        - Я - часовой, - сказал он.
        - Как часовой? Какой часовой?
        - Ну, что вы - не понимаете? Мы играем.
        - Да с кем же ты играешь?
        Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:
        - Не знаю.
        Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик все-таки болен и что у него голова не в порядке.
        - Послушай, - сказал я ему. - Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь - с кем?
        - Да, - сказал мальчик. - Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: "Хочешь играть в войну?" Я говорю: "Хочу". Стали играть, мне говорят: "Ты сержант". Один большой мальчик... он маршал был... он привел меня сюда и говорит: "Тут у нас пороховой склад - в этой будке. А ты будешь часовой... Стой здесь, пока я тебя не сменю". Я говорю: "Хорошо". А он говорит: "Дай честное слово, что не уйдешь".
        - Ну?
        - Ну, я и сказал: "Честное слово - не уйду".
        - Ну и что?
        - Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.
        - Так, - улыбнулся я. - А давно они тебя сюда поставили?
        - Еще светло было.
        - Так где же они?
        Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал:
        - Я думаю, - они ушли.
        - Как ушли?
        - Забыли.
        - Так чего ж ты тогда стоишь?
        - Я честное слово сказал...
        Я уже хотел засмеяться, но потом спохватился и подумал, что смешного тут ничего нет и что мальчик совершенно прав. Если дал честное слово, так надо стоять, что бы ни случилось - хоть лопни. А игра это или не игра - все равно.
        - Вот так история получилась! - сказал я ему. - Что же ты будешь делать?
        - Не знаю, - сказал мальчик и опять заплакал.
        Мне очень хотелось ему как-нибудь помочь. Но что я мог сделать? Идти искать этих глупых мальчишек, которые поставили его на караул взяли с него честное слово, а сами убежали домой? Да где ж их сейчас найдешь, этих мальчишек?..
        Они уже небось поужинали и спать легли, и десятые сны видят.
        А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось...
        - Ты, наверно, есть хочешь? - спросил я у него.
        - Да, - сказал он, - хочу.
        - Ну, вот что, - сказал я, подумав. - Ты беги домой, поужинай, а я пока за тебя постою тут.
        - Да, - сказал мальчик. - А это можно разве?
        - Почему же нельзя?
        - Вы же не военный.
        Я почесал затылок и сказал:
        - Правильно. Ничего не выйдет. Я даже не могу тебя снять с караула. Это может сделать только военный, только начальник...
        И тут мне вдруг в голову пришла счастливая мысль. Я подумал, что если освободить мальчика от честного слова, снять его с караула может только военный, так в чем же дело? Надо, значит, идти искать военного.
        Я ничего не сказал мальчику, только сказал: "Подожди минутку", - а сам, не теряя времени, побежал к выходу...
        Ворота еще не были закрыты, еще сторож ходил где-то в самых дальних уголках сада и дозванивал там в свой колокольчик.
        Я стал у ворот и долго поджидал, не пройдет ли мимо какой-нибудь лейтенант или хотя бы рядовой красноармеец. Но, как назло, ни один военный не показывался на улице. Вот было мелькнули на другой стороне улицы какие-то черные шинели, я обрадовался, подумал, что это военные моряки, перебежал улицу и увидел, что это не моряки, а мальчишки-ремесленники. Прошел высокий железнодорожник в очень красивой шинели с зелеными нашивками. Но и железнодорожник с его замечательной шинелью мне тоже был в эту минуту ни к чему.
        Я уже хотел несолоно хлебавши возвращаться в сад, как вдруг увидел - за углом, на трамвайной остановке - защитную командирскую фуражку с синим кавалерийским околышем. Кажется, еще никогда в жизни я так не радовался, как обрадовался в эту минуту. Сломя голову я побежал к остановке. И вдруг, не успел добежать, вижу - к остановке подходит трамвай, и командир, молодой кавалерийский майор, вместе с остальной публикой собирается протискиваться в вагон.
        Запыхавшись, я подбежал к нему, схватил за руку и закричал:
        - Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор!
        Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал:
        - В чем дело?
        - Видите ли, в чем дело, - сказал я. - Тут, в саду, около каменной будки, на часах стоит мальчик... Он не может уйти, он дал честное слово... Он очень маленький... Он плачет...
        Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом. Наверное, он тоже подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке.
        - При чем же тут я? - сказал он.
        Трамвай его ушел, и он смотрел на меня очень сердито.
        Но когда я немножко подробнее объяснил ему, в чем дело, он не стал раздумывать, а сразу сказал:
        - Идемте, идемте. Конечно. Что же вы мне сразу не сказали?
        Когда мы подошли к саду, сторож как раз вешал на воротах замок. Я попросил его несколько минут подождать, сказал, что в саду у меня остался мальчик, и мы с майором побежали в глубину сада.
        В темноте мы с трудом отыскали белый домик. Мальчик стоял на том же месте, где я его оставил, и опять - но на этот раз очень тихо - плакал. Я окликнул его. Он обрадовался, даже вскрикнул от радости, а я сказал:
        - Ну, вот, я привел начальника.
        Увидев командира, мальчик как-то весь выпрямился, вытянулся и стал на несколько сантиметров выше.
        - Товарищ караульный, - сказал командир. - Какое вы носите звание?
        - Я - сержант, - сказал мальчик.
        - Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост.
        Мальчик помолчал, посопел носом и сказал:
        - А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звездочек...
        - Я - майор, - сказал командир.
        И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал:
        - Есть, товарищ майор. Приказано оставить пост.
        И сказал это он так звонко и так ловко, что мы оба не выдержали и расхохотались.
        И мальчик тоже весело и с облегчением засмеялся.
        Не успели мы втроем выйти из сада, как за нами хлопнули ворота и сторож несколько раз повернул в скважине ключ.
        Майор протянул мальчику руку.
        - Молодец, товарищ сержант, - сказал он. - Из тебя выйдет настоящий воин. До свидания.
        Мальчик что-то пробормотал и сказал: "До свиданья".
        А майор отдал нам обоим честь и, увидев, что опять подходит его трамвай, побежал к остановке.
        Я тоже попрощался с мальчиком и пожал ему руку.
        - Может быть, тебя проводить? - спросил я у него.
        - Нет, я близко живу. Я не боюсь, - сказал мальчик.
        Я посмотрел на его маленький веснушчатый нос и подумал, что ему, действительно, нечего бояться. Мальчик, у которого такая сильная воля и такое крепкое слово, не испугается темноты, не испугается хулиганов, не испугается и более страшных вещей.
        А когда он вырастет... Еще не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек.
        Я подумал так, и мне стало очень приятно, что я познакомился с этим мальчиком.
        И я еще раз крепко и с удовольствием пожал ему руку.
        1941
        ПРИМЕЧАНИЯ
        РАССКАЗЫ О ДЕТЯХ
        Эти рассказы давно уже стали классикой, на них воспиталось не одно поколение читателей. Они издавались в сериях "Библиотека пионера", "Золотая библиотека", в сборниках, представляющих советскую детскую литературу за рубежом. Дети, их судьбы, характеры всегда волновали писателя. В каждом из ребят, независимо от возраста, Л.Пантелеев видит личность, с уважением и пониманием относится к трудностям, с которыми они сталкиваются на нелегком пути взросления. Какими же представляет своих героев Л.Пантелеев? Он считает, что самые лучшие человеческие качества - честность, храбрость, достоинство - проявляются не только в исключительных обстоятельствах, но и в самой обычной, будничной обстановке. Вот почему написанный в мирные дни рассказ "Честное слово" о верности маленького мальчика данному слову так актуально прозвучал в первые дни войны. Его не только опубликовали, но и читали по радио.
        Осень и зиму 1941-1942 годов Л.Пантелеев провел в осажденном Ленинграде. Наряду со взрослыми судьбу блокадного города разделяли дети. Вместе с ребятами писатель дежурил на крыше, тушил зажигалки, дети окружали его и на Каменном острове в больнице, куда его привезли в состоянии крайнего истощения. "Присутствие детей, - пишет Л.Пантелеев, - подчеркивало великий человеческий смысл нашей борьбы". О мужестве ленинградских детей в дни войны и блокады написано большинство рассказов этого раздела.
        ЧЕСТНОЕ СЛОВО
        В начале 1941 года редколлегия журнала "Костер" обратилась к нескольким писателям с просьбой: ответить детям на важные этические вопросы, связанные с представлениями о долге, чести и тому подобном. Журнал успел поместить ответы двух писателей: в № 4 были напечатаны три небольшие новеллы М.Зощенко под названием: "Разве это неудобно?", а в № 6, вышедшем в самые первые дни войны, был опубликован рассказ Л.Пантелеева "Честное слово". В том же месяце он был перепечатан в московском "Бюллетене Детгиза". В 1943 году рассказ "Честное слово" был напечатан в сборнике того же названия, вышедшем в московском Детгизе.
        По рассказу "Честное слово" был снят фильм под тем же названием (Мосфильм, 1957 год).
        Г.Антонова, Е.Путилова