Библиотека / Детская Литература / Озорнина Алла : " Золото Серебряной Горы " - читать онлайн

Сохранить .

        Золото Серебряной горы Алла Георгиевна Озорнина
        Московский школьник Петр Бумажкин впервые поехал в гости к своему родственнику в Забайкалье. Нежданно-негаданно Петька попадает в совершенно фантастическую историю с привидениями, исчезновениями людей и прочими пугающими вещами.
        Современные люди не верят в привидения. Рассказы о леденящих душу завываниях и странных фигурах в белом, проходящих сквозь стены, вызывают улыбку. Школьник Пётр Бумажкин, приехавший из Москвы в горняцкий посёлок на Урале, тоже отличался здравомыслием. Но лишь до тех пор, пока не узнал легенду о привидениях, охраняющих золото Серебряной горы, и не услышал однажды ночью нечеловеческие вопли и звон кандалов…
        Но фантастические истории бывают только в книжках, а в жизни за любыми нереальными событиями стоят совершенно реальные люди со своими тайными целями.
        Алла Георгиевна Озорнина
        Золото Серебряной горы
        
        
        Пролог
        Петька чуть ли не наизусть помнил все письма, приходившие из далекого Забайкалья. После каждой весточки оттуда он доставал карту России и мысленно ставил точку у самой ее границы с Китаем. Именно там, по его предположению, и располагался удивительный горняцкий поселок под названием Благодатный! На карте обозначен он не был. Петька считал это величайшей несправедливостью. Ведь судя по письмам дяди Миши, родного дяди отца, поселку этому не было в мире равных. Впрочем, тетрадные листки, вложенные в конверт и исписанные аккуратным мелким почерком, вряд ли можно было назвать письмами. Это были скорее всего оды тому месту, в котором дядя Миша прожил почти пятьдесят лет.
        «Вот смотрю я на мир через экран телевизора, — писал он, — и ужасаюсь тому, что происходит в стране. Предприятия стоят, люди не знают, чем им заняться, преступность растет. То ли дело у нас в Благодатном, на этом островке российского благополучия! Рудники, старый и новый, работают в три смены, зарплату горняки получают исправно. По поселку можно ходить хоть ночью, никто тебя и пальцем не тронет. Вон в газетах пишут, что те, у которых есть деньги, так и норовят убежать за границу. Там, мол, хорошо живется. Ни фига подобного! Тут недавно один знакомый из районного центра съездил в Америку в составе какой-то там делегации, так до сих пор плюется. Как, говорит, у них там все убого, примитивно. И освещение, говорит, на наших улицах куда ярче, чем в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе.
        Да, Константин, между прочим, я же тут ботанический сад развел. Самый настоящий. Не веришь? А приезжай, посмотришь. Возьми на недельку командировку, и — вперед! Представляешь, вечная мерзлота и — круглый год — цветы! Правда, пока еще только гладиолусы да георгины, но скоро собираюсь развести и розы.
        А если уж быть до конца откровенным, то, Константин, твоя журналистская хватка здесь ох как пригодилась бы!»
        Или вот еще письмо:
        «Эй вы, москвичи! Видели ли вы наши забайкальские красоты? Представляете ли наши восходы и закаты? Еще не пробило и шести, а небо за Лысой сопкой уже начинает светлеть. Из темного, почти черного, оно превращается в бирюзово-зеленое, потом розоватое. Сопка в этот момент похожа на огромную голову сказочного великана. Потом из-за ее макушки появляется ярко-красный диск солнца. В этот момент мне особенно остро жаль вас, несчастных отпрысков цивилизации: что вы можете видеть из окон своих многоэтажных каменных мешков? Какие светлые мысли могут возникнуть в головах вдали от природы? К тому же, вдумайтесь только, жизнь ваша отстает от нашей на целых шесть часов! Мы уже встречаем новый день, а вы еще только провожаете старый».
        Часть I. «Фортуна»
        Глава 1. Мечты сбываются
        Петька один из первых плюхнулся в кресло самолета, откинулся на его спинку и облегченно вздохнул. Свершилось! Даже не верится, что буквально через несколько минут он отправится в далекое Забайкалье. Впрочем, если вдуматься, то как раз в этом ничего удивительного не было. Просто Петька еще раз убедился в том, что рано или поздно все мечты сбываются. А потому во внутреннем кармане его куртки лежал свернутый вдвое листок бумаги, на котором были записаны два новых заветных желания: посетить шахту и стать участником какой-нибудь загадочной, таинственной и непонятной истории. И главное, такой же психологически напряженной, как в произведениях Агаты Кристи.
        Говоря по правде, еще совсем недавно Петька не любил детективов. Только забавы ради почитывал иногда детские из серии «Черный котенок» и «Твой детектив». Взрослые же детективы казались ему либо примитивными, либо с таким закрученным сюжетом, что напоминали большую головоломку. И вот однажды в гостях у Поповых, где Петька был вместе с родителями, ему на глаза попалась книга этой английской писательницы. От нечего делать он пробежал одну, другую, третью страницы, да так и не заметил, как прочитал половину произведения. С тех пор, днем и ночью, он только и мечтал, чтобы и с ним произошло нечто такое, что случалось с героями книг Агаты Кристи. Но где? В школе и дома это было просто невозможно. А вот путешествие за шесть тысяч километров определенно давало такой шанс. Петька вспомнил, что слышал где-то о том, что мысль материальна и что мечты рано или поздно сбываются. А чтобы это было наверняка, перед самым отъездом в аэропорт, Петька вырвал из тетради листок бумаги и написал:
        «Хочу:
        1. Стать участником жуткой, загадочной и, главное, психологически напряженной истории, как в книгах Агаты Кристи».
        Потом подумал и добавил:
        «2. Походить по руднику. Посмотреть, что там и как».
        Петька сложил листок вдвое и положил во внутренний карман пиджака. Поближе к сердцу. Совсем недавно из какого-то журнала он узнал, что такие нехитрые действия, как перенос своих желаний на бумагу, как бы гарантируют то, что рано или поздно они сбудутся. А в самый последний момент Петька бросил на дно сумки еще и книгу рассказов и повестей английской писательницы. Он верил, что книга еще больше притянет к его судьбе то, о чем он мечтал.
        Надо сказать, интересы Петьки были обширны и разнообразны. Английский язык, психология, журналистика — вот далеко не полный перечень его увлечений. И везде-то он был первым, и везде-то он успевал. А все благодаря чему? Как полагал Петька, благодаря, его замечательной, удивительной и прекрасной во всех отношениях фамилии. Он был убежден, что вовсе не имя, как утверждали некоторые, а именно фамилия играет решающую роль. А потому с усмешкой и даже несколько свысока смотрел в магазинах на блестящие обложки книг, в которых якобы раскрывались тайны имени. Вот чудаки люди Татьяны, Анны, Александры — сколько же их на белом свете с одинаковым сочетанием букв и звуков. И что же, всем предопределен одинаковый жизненный путь?
        Мало того, Петька считал, что фамилия накладывает неизгладимый отпечаток и на характер человека. Ну вот, например, он никогда не женился бы на девушке по фамилии Тряпкина. Или Мочалкина. Потому что какими бы замечательными качествами она не обладала, Петьке было совершенно ясно, что понять симфоническую музыку ей не под силу, так же как не под силу отличить картины Айвазовского от картин других художников, изображающих море. И даже если когда-нибудь эта юная особа возьмет прекрасную Петькину фамилию, уже ничего не изменится. Ее собственная пустит к тому времени в душе избранницы такие глубокие корни, что не хватит и ста лет, чтобы их выкорчевать.
        Да, Петьке все-таки страшно повезло, что не был он ни Ивановым, ни Петровым, ни Мухиным и не Перепелкиным, а уж тем более, ни Корякиным или Кукишкиным. Он был — Бумажкиным! И хотя он толком не мог объяснить, чем же хороша его собственная фамилия, но всем нутром чувствовал, что это именно то, что ему нужно. И конечно, решающую роль в этом играл суффикс «жк». Ведь не будь его, был бы Петька Бумагиным — серым, безликим и приземленным. А тут — Бумажкин — серьезный, основательный и в то же время воздушный; переменчивый и быстрый.
        Был, правда, и у Петькиной фамилии один небольшой изъян. Новые учителя поначалу называли его не Бумажкиным, а Букашкиным. Но и это Петька в конечном итоге превратил в положительный факт. «Хорошо, что хоть Какашкиным не называют», — каждый раз в таких случаях думал он и снова радовался жизни.
        В общем, с фамилией Петьке повезло, а вот со внешностью… Толстые губы, нос и щеки в бурых конопатинах, торчащие в разные стороны непокорные волосы апельсинового цвета, да еще и очки на переносице — таким был ученик девятого «Д» класса восемьсот тридцать второй московской школы. Но и это можно было пережить, поди не девчонка, но вот рост, рост был главной причиной Петькиных переживаний. В свои четырнадцать лет он едва смахивал на десятилетнего. И даже во время регистрации на посадку в самолет служащая аэропорта несколько раз пристально посмотрела на лицо Бумажкина, сверяя его с фотографией на паспорте. На самом ли деле это он собственной персоной, а не младший брат владельца этого документа. И если бы не вмешательство родителей, то не известно, находился бы сейчас Петька в авиалайнере или нет.
        К счастью, теперь все аэродромовские перепетии были уже позади и голова Бумажкина, словно на шарнире, вращалась в разные стороны. Он был приятно возбужден и пытался охватить взглядом все: и здание аэропорта, и толпящихся у трапа пассажиров, и тех, кто уже вошел в салон. Вот появилась дамочка в норковой шубке, со вздернутым носиком и ярко накрашенными губами. «Фифа», — назвал ее про себя Петька. Вот тощий, словно засушенная селедка, военнослужащий. Шинель болталась на нем как на вешалке. Вот толстая бабка с огромными узлами в руках…
        Вдруг Петька вспомнил о журнале «Просторы», который лежал у него в сумке. Нагнувшись, он извлек его оттуда и уставился на блестящую обложку. С глянцевой поверхности приветливо улыбались сытые лица московских финансистов, напоминающие главных персонажей мультфильма «Три поросенка». Бумажкин перелистал несколько страниц. Все же, как ни говори, журнал, главным редактором которого был его отец, или как называл Петька, папик, заслуживает самых высоких похвал… Тогда тем более понятно, почему папин в нем разочаровался. Ведь это же потрясающее издание! Чего стоит, к примеру, статья об уроках астрономии учащихся одной из московских школ в обсерватории. Или зарисовка Попова-старшего о звездах поп-музыки.
        «Жизнь порой преподносит сюрпризы и, — пронеслось в голове у Бумажкина, — и некоторые из них буквально сваливаются на нас, хм… — он почесал затылок, — неизвестно откуда. Во! Неизвестно откуда. Точно! А что, очень даже неплохо звучит. Надо бы записать, пока не выветрилось».
        Петька быстро сунул журнал обратно, а вместо него достал блокнот, в который по совету отца решил заносить все свои мысли, какими бы примитивными они не казались. По собственному, весьма небольшому опыту, он знал: при работе над материалом пригодится все.
        Самолет между тем продолжал заполняться людьми. В какой-то момент у Бумажкина появилась уверенность в том, что пройдет совсем немного времени и он сам, и кто-то из этих пассажиров окажутся втянутыми в стремительный водоворот каких-то событий. Только вот каких? И — кто? Не этот ли молодой человек с абсолютно неприметной внешностью? Из него, кстати, мог бы получиться отличный террорист: затеряться такому в толпе, не в пример Петьке, дважды два. Был ли он, не был, никто и не заметит. Разве что синяя куртка-аляска останется в памяти.
        Но тут внимание Бумажкина невольно переметнулось на другой объект.
        В самом начале салона, словно антенки, замаячили торчащие на чьей-то шляпке три зеленых страусиных пера. Саму обладательницу столь экзотического украшения зимнего головного убора пока не было видно: ее закрывали идущие впереди пассажиры. Но Петькино воображение уже нарисовало таинственную незнакомку: хрупкую тоненькую, с огромными голубыми глазами и аккуратным маленьким носиком.
        Вдруг Бумажкину вспомнилось:
        И каждый вечер, в час назначенный,
        (Иль это только снится мне?)
        Девичий стан, шелками схваченный,
        В туманном движется окне.
        И медленно, пройдя меж пьяными,
        Всегда без спутников, одна,
        Дыша духами и туманами,
        Она садится у окна.
        И веют древними поверьями
        Ее упругие шелка,
        И шляпа с траурными перьями,
        И в кольцах узкая рука.
        Бумажкин вдруг ощутил терпкий запах духов. Он разволновался и затаил дыхание. Вот, вот сейчас она приблизится, еще немного и…
        «Ну елки-палки!» — теперь уже разочарованно воскликнул про себя Петька. Таинственной незнакомкой оказалась солидная серьезная дама гренадерского телосложения, с длинным носом и с бородавкой на подбородке. Она явно обожала зеленый цвет: на ней абсолютно все, даже шарфик, перчатки и сумочка, было с зеленоватым оттенком. «Ну прямо лягушка какая-то, — подумал Бумажкин, — или нет. Для лягушки она слишком уж великовата. Скорее на крокодилицу смахивает».
        - Здесь свободно? — послышался совсем рядом густой приятный баритон.
        Петька, не успевший еще отойти от постигшего его разочарования, в досаде кивнул и мельком взглянул на попутчика. Напоминал тот лихого гусара — пышные черные усы, веселый взгляд и явная печать интеллекта на лице. Бумажкин решил, что это, наверное, специалист по компьютерам. Но не успел он разобраться, почему он сделал именно такой вывод, как в салоне появился еще один человек.
        Ух ты! Петька даже приподнялся с места. Вот это типаж! Разухабистый верзила, весом этак килограммов сто сорок, одетый в черную мохнатую шубу, был похож на огромного гималайского медведя. Он быстро, словно из пулемета, стрельнул глазами по каждому из сидящих и, зацепив взглядом Петькиного соседа, издал короткий и энергичный звук «Ха», и исчез в хвостовой части самолета.
        Теперь проход был пуст. Бумажкин выглянул в иллюминатор. Трап, по которому еще несколько минут назад поднимались последние пассажиры, отъезжал в сторону. Петька невольно подумал о том, что если его предчувствия, а стало быть и желания, оправдаются и кое-кто из них попадет вместе с ним в какую-то невероятную историю, то все это будет точно как по Агате Кристи. Ведь именно в ее произведениях в одном и том же месте оказывались, на первый взгляд, абсолютно чужие люди, а потом… Взревели турбины. «Сейчас взлетим!» — догадался Бумажкин, и его охватило радостное волнение. Сердце затрепетало. Но, взглянув на сидящих рядом, он почувствовал себя неловко. Похоже, только он испытывал сейчас телячий восторг. Тощий офицер с важным видом просматривал газету. Фифа в норковой шубке обмахивалась веером, хотя и так было довольно прохладно. Крокодилица, сидящая за Петькиным соседом, прикрыла глаза и, казалось, пребывала в сладостной дреме.
        - Уважаемые дамы и господа! — послышался из динамика приветливый голос бортпроводника. — Экипаж авиакомпании «Фортуна» приветствует вас на борту самолета ТУ-154, выполняющего рейс Москва — Омск — Чита. Послушайте, пожалуйста, информацию о полете. Через три часа пятнадцать минут авиалайнер совершит посадку в аэропорту города Омск.
        Бумажкин сиял, как начищенный самовар. Он понимал, что выглядит дураком рядом с серьезными и солидными людьми, и все же не мог скрыть лучезарной улыбки. И чтобы хоть как-то выплеснуть переполнявшую его радость, схватил блокнот и размашисто, на всю страницу, написал:
        «МОСКВА. 20 НОЯБРЯ. 15 ч. 15 мин. ВЗЛЕТАЕМ! УР-Р-РА!!!»
        Глава 2. Кризис среднего возраста
        Спустя двадцать минут любимая и такая знакомая Москва была уже далеко позади. А еще через какое-то время самолет разрезал плотный слой облаков и Петька зажмурился от яркого солнечного света. «Прощайте, родители, — торжественно подумал он. — Прощай, Лилька Самохвалова, так ни разу и не взглянувшая в мою сторону. Прощай, Попов-младший, толстый и мерзкий». — Бумажкин заерзал на сиденье.
        «Я, конечно, тоже не красавец, но Попов-то, Попов… И как только красавица Самохвалова могла положить на него глаз? Ох и мерзкая же он рожа! Впрочем, чего же тут удивляться! Какая еще может быть внешность у человека с такой фамилией. Да внешность-то ладно, вот что за ней!»
        При воспоминании о сопернике у Петьки неприятно засосало под ложечкой. «Ну ничего, — успокоил он сам себя, — кто знает, может когда-нибудь Лилька прозреет и разберется кто есть кто».
        На душе у Бумажкина опять стало легко и радостно.
        Невольно вспомнилось начало этой истории — минувший понедельник. Разве мог он тогда предполагать, что пройдет всего несколько дней, и он будет мчаться на авиалайнере через всю Россию…
        Итак, с чего же все началось? Был обычный осенний вечер. На улице было слякотно и промозгло, а в Петькиной комнате — тепло и уютно. За окном пылали разноцветные вывески магазинов. Петька, положив на письменный стол, на американский манер, ноги, готовился к зачету по геометрии. «В прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов», — прикрыв глаза, бубнил он.
        Родичи, как всегда после ужина, обсуждали на кухне прошедший день, строили планы на будущий. Вдруг привычное спокойствие мирной беседы разорвал возмущенный голос главы семейства:
        - Елки-палки, Попов! И это — в самый последний момент!
        Бумажкин вздрогнул и оторвался от учебника. А ну-ка, что же там натворил этот Попов? Понятно, что речь скорее всего шла о Попове-старшем, но ведь, как известно, яблоко от яблони…
        - Да что случилось-то? — чуть слышно донеся мамин голос.
        - Помнишь его слова о том, что «Просторы» — дело его жизни? Помнишь?
        - Ну…
        - Я тоже помню! А вот он, видите ли, не помнит!
        - И что?
        - «Что-что»! Взял и слинял в газету! И даже заранее не предупредил!
        - Вот гад, а! — невольно воскликнул Петька. — Видать, все они Поповы такие. Редиски! — Он снова прикрыл глаза. — Квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника, — повторил он, прислушиваясь к разговору на кухне. Его одолевало желание узнать, что же в этой истории вывело из себя всегда такого невозмутимого и уравновешенного папика? Попов ушел из журнала — ну и что? Скорее всего, сейчас откроются еще какие-то подробности из жизни этой семейки. Как назло, мама, видимо, чтобы Петька не отвлекался и спокойно готовился к зачету, закрыла на кухню дверь. Теперь, чтобы расслышать каждое слово, ему приходилось сильно напрягать слух. Петька не выдержал, вскочил со стула, быстро пересек комнату и вышел в коридор.
        - Не понимаю, что тут такого, — услышал он голос матери. — Подумаешь, Попов ушел! Найдешь себе другого заместителя. Посмотри, сколько молодых, перспективных журналистов работу ищут. Что он, пуп Земли, что ли, твой Попов?
        - Да никакой он не пуп! — сердито отозвался отец. — Я бы, может, и сам радовался его уходу, если бы не одно обстоятельство.
        «О, это уже интересно», — пронеслось в голове у Бумажкина. Он замер.
        - Какое же? — спросила мать.
        - Понимаешь, командировка срывается! — взбудораженно вскричал отец семейства.
        - Чья?
        - «Чья-чья», моя, елки ты палки!
        - Твоя-я?.. — изумлению мамы не было предела.
        Так же, впрочем, как и Петькиному. Ведь промотавшись половину своей жизни по командировкам, отец в последние годы вообще никуда не выезжал. А причиной тому было его «любимое детище», журнал «Просторы», главным редактором которого он стал пять лет тому назад. И вдруг ни с того ни с сего — какая-то командировка.
        Петька на цыпочках приблизился к кухне.
        - И куда же ты собрался? — спросила мама.
        - Куда-куда, в Забайкалье!
        От неожиданности Петька чуть было не налетел на дверной косяк ванной комнаты. «Во папик дает, а! Сидел-сидел безвылазно в Москве, даже к маминой сестре, тете Рае, в Монино перестал ездить. Некогда, мол. А ведь туда всего сорок минут на электричке добираться. И вдруг — на тебе, собрался лететь в Забайкалье. Ничего себе, хорошенькая новость!»
        - Ты?! — видимо, не веря своим ушам, переспросила мама.
        - Я… — было слышно, как отец зашагал на кухне.
        - О господи… — Хотя родители говорили теперь очень громко, а Петька стоял чуть ли не вплотную к кухонной двери, он все-таки затаил дыхание, чтобы не пропустить чего-нибудь важного.
        - Ты понимаешь, — уже тише и спокойнее продолжал папик, — я будто жил с завязанными глазами. И вдруг прозрел.
        - И что же ты увидел? — насторожилась мама.
        - Мне стало жутко и стыдно, — будто не расслышав вопроса, делился своими впечатлениями прозревший отец. Причем таким замогильным голосом, что Петьке стало не по себе. Он понял, что сейчас узнает какую-то страшную тайну, и на всякий случай оперся плечом о стену.
        - Мне стало жутко от всего, — так, словно каждое слово давалось с огромным трудом, произнес глава семейства. Петька перестал дышать: неужели он, кроме всего прочего, замешан еще и в криминальной истории?
        - От своего журнала, например.
        Петька облегченно вздохнул.
        - А что с ним? — тоже облегченно вздохнув, поинтересовалась мама. Должно быть, и ее посетила какая-то нехорошая догадка, и теперь она радовалась, что речь шла всего-навсего о «Просторах».
        - Да елки ты палки, ничего ты не понимаешь! — опять зашумел отец. — Ну сама подумай, о чем мы пишем? О московских банкирах, об элитных школах, о звездах поп-музыки… Тьфу!
        «Да что же все-таки произошло? — недоумевал Бумажкин-младший, стоя за дверью. Ведь еще вчера папик был в восторге от своего детища».
        - И потом посмотри, — после небольшой паузы продолжил отец, — мне, черт побери, скоро сорок пять. Моему дяде, которого я ни разу не видел, через месяц стукнет семьдесят. Ты считаешь нормальным, что племянник — журналист, так ни разу в жизни не встретился со своим родственником? Да я просто обязан туда съездить и написать о дяде большой хороший материал. К примеру, о его ботаническом саде.
        - Подожди, Костя, но ведь ты же — главный редактор, — осторожно возразила мама, — у тебя совсем другие обязанности…
        - Я прежде всего — журналист! — перебил ее отец. Он опять начал заводиться. — Я должен ездить по стране, встречаться с людьми. Словом, Лида, я начинаю новую жизнь. И, перво-наперво, нужно съездить к дяде Мише. А тут Попов, едри его за ногу, с увольнением! Не могу же я оставить журнал и без редактора, и без заместителя! Сама-то подумай!
        Теперь уже и Петька не на шутку разволновался и зашагал по коридору. Но причиной его волнения был отнюдь не Попов-старший. В его голове вдруг возник дерзкий план. «А ведь у меня, кажется, появилась возможность воплотить свою мечту в жизнь, — судорожно думал он, — и глупо было бы не попытаться это сделать».
        Петька слышал, как мама опять облегченно вздохнула и почти радостно произнесла:
        - Ну, слава Богу! Я-то перепугалась, что случилось что-то страшное, а это всего лишь кризис среднего возраста! Успокойся, Костя, это скоро пройдет. И этот порыв, вырваться куда-то из дома, тоже.
        - Да какой кризис! — снова вскричал отец и распахнул дверь. — Петр?
        Петька отпрянул в сторону и налетел на дверной косяк ванной комнаты.
        - Петя? — прошептала мама. — Ты… ты подслушивал?..
        Глава 3. Ура! Победа за нами!
        Петька ничего не ответил матери. Он подскочил к отцу и, глядя прямо в глаза, спросил:
        - А что, если я, папа?
        - Что — ты? — не понял отец.
        - Ну, съезжу к дяде Мише.
        - Петя, ты подслушивал! — продолжала ужасаться мама. — Как ты мог, Петя, как ты мог?
        - Да я…
        - А что, это — мысль, — оживился папик и радостно хлопнул Петьку по плечу. — Понимаешь, мне главное — успеть сделать материал к юбилею дяди Миши. Сфотографируешь ботанический сад, разузнаешь все, что надо… А я тем временем утрясу все дела и начну ездить сам. Здорово вообще-то ты придумал!
        - Только через мой труп! — вмешалась мама и встала между мужем и сыном. — Не пущу!
        - Когда у тебя каникулы? — спросил отец.
        - Со следующего понедельника, — ответил Петька, выглядывая из-за плеча матери.
        - А в субботу вы учитесь?
        - Нет.
        - Прекрасно! Хотя погоди. А почему у сына Попова каникул нет?
        - Папа, ну сколько тебе можно объяснять? Мы-то учимся по модульной системе, а он…
        - Ах да, я и забыл! — хлопнул себя по лбу папик. — У вас же разные школы! Ну и хорошо, что по модульной, а то не видать бы тебе своей поездки как своих ушей, — и безо всякого перехода, вглядываясь в даль, продолжал: — Помню, помню Забайкалье. Я ведь там служил. Прекрасный, суровый край, сдержанный немногословный народ. Надежный. Впрочем, сам убедишься. Значит, ты полетишь…
        - Никаких полетов! — теперь уже обхватив Петьку руками, словно трехгодовалого ребенка, воскликнула мама. — Костя, ну сам подумай, Пете только-только исполнилось четырнадцать!
        - Но не четыре же года! — громко возразил отец семейства, пытаясь отодвинуть спутницу жизни от сына. Но это оказалось не так-то просто. — Человек уже паспорт получил, а ты все его за младенца считаешь!
        - С ума сойти! — будто не слыша разумных доводов, простонала мама, прижав к себе Петьку еще сильнее. — Отправить ребенка в такую даль…
        - Ну, мама, я уже взрослый! — возмутился Петька, пытаясь освободиться от материнских рук.
        - Да разве ж это даль? — взревел отец. — Всего каких-нибудь шесть тысяч километров! В наше-то время это сущие пустяки! Ну давай прикинем. Посадим в самолет, через какие-нибудь шесть, ну с пересадкой в Омске — восемь часов его уже встретит дядя Миша. Еще час-полтора лету на местном самолете — и все!
        Мама молчала, подавленная такими неопровержимыми доводами.
        - Словом, так, — продолжал папик. — Завтра я беру билет до Читы и даю телеграмму дяде Мише. Поедешь в качестве внештатного корреспондента.
        Но тут в голове у мамы, видимо, созрел еще один контраргумент.
        - А ты подумал о том, как Петя и дядя Миша узнают друг друга в аэропорту? — спросила она. — Ведь они же никогда не виделись!
        Папик посмотрел на маму долгим укоризненным взглядом. Поистине его терпению не было предела!
        - У каждого из них есть фотографии, Лида.
        - Боже! Опознавать друг друга по фотографиям, как преступников!
        - О, женщины! — Отец вознес руки к потолку. — Как же вы, елки-палки, любите все драматизировать! Как в каждом событии умеете отыскать источник трагедии! — воскликнул он. Потом добавил, уже серьезно: — Послушай, Лида, а ты не думаешь о том, что эта поездка станет для Петра решающей? Может, он наконец-то определится в жизни. Неужели ты хочешь, чтобы он до сорока лет искал себя, как Попов-старший: тот и бывший врач, и бывший учитель, и журналистки в конце концов никто…
        Вот уж что правда, то правда. В смысле Петькиной перспективы в жизни. В третьей четверти нужно будет определиться, в каком именно лицейском классе он будет учиться: техническом, медицинском или гуманитарном, а он еще не в зуб ногой. И журналистом хочет быть, и врачом, и психологом, и переводчиком.
        Мама молчала. Судя по всему, она явно не желала, чтобы их сын повторил судьбу Попова-старшего. Петька понял, что верх взяла здравая мысль и закричал: «Ура!» При этом он так махнул рукой, что стоящая на столе чашка взлетела в воздух и оказалась на полу.
        Но все это уже в прошлом. Теперь же Бумажкин находился на высоте десять тысяч метров над уровнем моря, пялился в иллюминатор и был как никогда счастлив. Под убаюкивающий шум турбин он вздремнул. Снился ему утопающий в зелени «островок российского благополучия». Чистые прямые улицы, вдоль которых протянулись крепкие добротные дома горняков. А вот и сами горняки, довольные и упитанные, чем-то похожие на московских финансистов, возвращаются со смены домой.
        - Уважаемые пассажиры, — донеслось до Петьки сквозь дрему, — через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту города…
        «Неужели так быстро пролетело три часа?» — удивился про себя Петька.
        - Нижний Новгород…
        Глава 4. Неувязка
        Петька открыл глаза и подумал, что все это — продолжение сна. Но судя по реакции окружающих понял, что это вовсе не сон.
        - Черт побери, какой еще Новгород?
        - С ума спятили, что ли?
        - Да ну, товарищи, это просто оговорка…
        - Прям, оговорка…
        - Уважаемые дамы и господа! — опять послышалось из динамика. — Наш самолет идет на снижение и через несколько минут совершит посадку в городе Нижний Новгород…
        - Ничего ни понимаю, при чем здесь Нижний Новгород? — своеобразный бас прозвучал как раз за спиной у Петькиного соседа. И принадлежал он, как и предполагал Петька, Крокодилице в зеленом.
        - Может Омск по каким-то причинам не принимает? — обернувшись, произнес сосед Бумажкина.
        - Ах и вы здесь Сергей… Теперь все понятно. Там где вы появляетесь, всегда происходит что-нибудь из ряда вон выходящее, — пошутила Крокодилица.
        - А вот как раз наоборот! Сначала происходит, а потом уже я появляюсь.
        «Да где же он работает? — недоумевал Бумажкин. — В МЧС, что ли?»
        Их разговор заглушили возмущенные голоса других пассажиров.
        - Это что-то невероятное… Ведь Нижний — совсем в другой стороне!
        - Так может, Омск не пускает…
        - Прям…
        - Да кто его знает…
        Под эту многоголосицу авиалайнер коснулся земли и, замедляя скорость, помчался по взлетной полосе.
        - Уважаемые пассажиры, — снова послышалось из динамика, — наш самолет произвел посадку в аэропорту города Нижний Новгород. Температура воздуха — минус пять градусов. В багажном отделении вы сможете получить свои вещи.
        - Вот ни фига себе! — на середину салона выскочил Гималайский Медведь. — Это че это, а? Это нас выкидывают, что ли?
        Народ взволнованно зашумел.
        И Петька заволновался, только радостно и совсем по другой причине. Он вспомнил о своих желаниях, написанных на тетрадном листе, о книге Агаты Кристи, лежащей на дне сумки. Он представил, как старушка подмигнула ему со своей фотографии и чуть заметно улыбнулась. Мол, ты правильно сделал, дружок, что взял меня с собой в путешествие. Уж теперь-то я обязательно позабочусь, чтобы ты стал участником какой-нибудь захватывающей истории. Впрочем, ты уже стал им. «Неужели мои мечты начинают сбываться, — взбудораженно думал Петька, — да как скоро!»
        Привстав, Бумажкин жадно наблюдал за реакцией окружающих. Вдруг на мгновение наступило затишье: в дверях появился бортпроводник. Он опасливо взглянул на стоящего посередине Медведя и замахал руками, будто пытался отогнать назойливых мух.
        - Тише, тише, товарищи! Успокойтесь! Дело в том, что в самолете обнаружились небольшие неполадки.
        - С двигателем? — вскочив, уточнил тощий офицер.
        Петька успел заметить короткое замешательство на лице бортпроводника, но тот тут же взял себя в руки и сказал:
        - Похоже.
        Гималайский Медведь опустился на одно из свободных мест.
        - Боже! — сидящая рядом с военнослужащим Фифа закатила глаза. — Неисправный двигатель… Мы могли погибнуть!
        Военнослужащий повернулся к ней: Но мы живы! Все обошлось!
        - А теперь, дамы и господа, попрошу вас освободить машину, — продолжал бортпроводник. — Багаж и информацию о продолжении рейса вы получите в здании аэропорта.
        - Это как это — в здании аэропорта? — снова поднялся Гималайский Медведь. Бортпроводник посмотрел с еще большей опаской на эту мохнатую гору и сделал шаг назад.
        - Я… Я ничего не знаю, — пробормотал он, — это приказ руководства…
        - Какого руководства?
        - Авиакомпании «Фортуна»…
        - Привести представителя компании!
        - Сейчас! — с готовностью, будто старшему по званию, ответил бортпроводник, и исчез за дверью.
        Гималайский Медведь снова опустился на свободное место.
        Минут семь спустя в салоне появился бледный худосочный молодой человек. Он произвел на Петьку довольно странное впечатление и напоминал насмерть перепуганного мышонка. Его маленькая рука сжимала мобильный телефон.
        - Господа! — начал он тонким писклявым голосом. — То есть, дамы и господа! С самолетом произошли неполадки. Прошу вас покинуть авиалайнер и перейти в здание аэропорта…
        - А вот интересно, — поднимаясь с места, загудел Медведь, — что дальше-то будет? Ну выйдем мы, ну и что?
        - Авиакомпания обо всем позаботилась, — с опаской взирая на него, ответил представитель. — Буквально через сорок минут рейс продолжится на резервном самолете. Он уже готов к вылету.
        - Ох, не верю я что-то! — засомневался Гималайский Медведь.
        - Пойдемте, товарищи! — воскликнул кто-то из пассажиров и начал пробираться к выходу.
        - Постойте! — закричал Медведь. — Ведь нас же всех дурят! Послушайте меня! Никакого самолета и в помине нет! Я вам точно говорю! Куда же вы?
        Но многие, взяв ручную кладь, уже двигались вдоль салона. Немного подумав, поднялся и Петька.
        В здании нижегородского аэропорта было пусто. После многолюдного, шумного Шереметьева это воспринималось несколько странно. Шествующие медленно приближались к стеклянному окошку кассы, за которым, словно нарисованная, сидела розовощекая женщина. Появление такого количества пассажиров не вызвало на ее лице ни малейшего удивления.
        - Простите, — обратился к ней представитель авиакомпании, — мне сказали, что нужно перерегистрировать билеты на резервный самолет.
        - Что это еще за резервный самолет? — удивилась кассирша.
        - Ну мне сказали, что он уже готов к вылету, — голос у представителя чуть заметно дрожал. — Нижний Новгород — Чита.
        - Что? — круглая, будто выведенная циркулем, физиономия кассирши превратилась в эллипс. — Первый раз слышу!
        - Но мне только что по телефону сказали! — с отчаянием воскликнул представитель. — Вы только взгляните, сколько людей? Куда их теперь?
        - А это уж ваше дело! Кто распоряжался, тот пусть и устраивает! — ответила кассирша и, достав зеркальце, начала поправлять кудряшки на голове.
        Толпа, стоящая до этой самой минуты безмолвно и терпеливо ожидающая решения своей участи, взорвалась.
        - Да что ж енто такое? — пытаясь протиснуться вперед, закричала бабка с узлами.
        - Не Аэрофлот, а кочерга с крыльями!
        - Ну и где наш резервный самолет? — послышался рев и будто из-под земли появился Гималайский Медведь. Огромными ручищами он расталкивал толпу и направлялся к трепещущему представителю. Теперь гнев пассажиров перекинулся на него.
        - И правда, это он ведь наобещал!
        - Знали бы — не выходили бы из самолета!
        - Не послушались умного человека!
        Как назло, именно в этот момент Петька почувствовал, что его мочевой пузырь, который давно уже просил о помощи, теперь отчаянно подает сигналы. С сожалением покидая место у кассы, он бросился на поиски заведения с большой буквы «М».
        Глава 5. Подслушанный разговор
        Мурлыча под нос популярную мелодию, Бумажкин взялся за шпингалет, чтобы выйти из кабинки. Теперь можно возвращаться к месту боевых действий. Интересно, как далеко зашли разборки с представителем авиакомпании? Петьке было немного жаль его. Но что это? Шпингалет не двигался ни в одну, ни в другую сторону.
        Петька невольно засмеялся. Вот влип так влип! Это ж надо застрять в туалете из-за какой-то маленькой железячки!
        Бумажкин представил себя со стороны — щуплую мальчишескую фигурку, колдующую над шпингалетом, и засмеялся еще громче. Однако спустя десять минут он был серьезно озабочен, а через двадцать — не на шутку взволнован. Все было без изменений.
        Прошло еще десять минут. Петька по-прежнему находился в кабинке туалета аэропорта Нижний Новгород и по-прежнему пытался сдвинуть злополучный шпингалет.
        Бумажкин опустился на край унитаза и задумался. Думы его были тяжелыми, словно стопудовые гири. Что делать? Ведь если даже кто-то и зайдет в соседнюю кабинку, чем он сможет Петьке помочь? Разве что позвать кого-нибудь из работников аэропорта, чтобы те выломали дверь. Петька представил толпу, только что стоявшую у кассы и теперь переметнувшуюся сюда, и его прошиб холодный пот. Нет, только не это. Но спустя еще какое-то время он готов был и через это пройти, лишь бы выбраться из осточертевшего места.
        Как ни странно, в заведении с большой буквой «М» так никто и появлялся. Хотя с тех пор, как Петька попал в западню, прошло больше получаса. Петька всерьез забеспокоился. Ведь не может же быть так, чтобы ни у одного из пассажиров (пусть даже половина из них — женщины), не возникло за это время элементарной физиологической потребности. Не признак ли это того, что пока он тут сидит, самолет благополучно вылетел к месту своего назначения? Ну, это уж слишком! А может… Может в этом аэропорту два мужских туалета и Петька по незнанию забежал в недействующий, в то время, как все остальные посещают второй, действующий? В таком случае не исключено, что он проторчит здесь несколько суток… Нет, нужно что-то делать. Предположим, громко и долго кричать, может кто-то услышит. Петька уже набрал в легкие побольше воздуха, но вспомнил, что перед помещением, в котором расположены кабинки, находится еще одно с умывальниками и зеркалом. Стало быть, сколько ни кричи — бесполезно. Ничего себе, хорошенькое приключение.
        Бумажкин в отчаянии обхватил голову руками. Что все-таки делать, что предпринять?
        Вдруг хлопнула входная дверь. Петька вскочил. Вот оно, освобождение! Быстрые, торопливые шаги приближались к Бумажкину. Совсем рядом послышался голос, показавшийся ему очень знакомым:
        - Ну наконец-то! Еле добежал!
        Петька с трудом подавил желание немедленно обнаружить себя: в такой щекотливый момент сообщать что-нибудь из-за перегородки, казалось ему крайне не этичным.
        - Эй! — громко сказал голос. Петька открыл рот, чтобы все-таки поведать о своей беде, но сосед по кабинке продолжал: — А ты что, Федор, совсем, что ли, не хочешь? Лови момент, ведь неизвестно, когда полетим. Через час или через два…
        Стало ясно, кто находится в двух шагах от него: бортпроводник. Да еще не один, а с каким-то Федором.
        Поневоле вспомнилось короткое замешательство стюарда, когда еще там, в самолете, кто-то высказал предположение о неисправности двигателя. Нет, пожалуй, стоит повременить и не давать пока о себе знать. Возможно, из разговора удастся выяснить истинную причину посадки авиалайнера именно здесь, в Нижнем Новгороде.
        - И все-таки, Федор, как ни суди, а мне этих олухов жалко, — снова послышалось из-за перегородки.
        - Каких олухов? — наконец-то отозвался невидимый Федор. Голос у него оказался неприятный, прокуренный с хрипотцой.
        - Ну, пассажиров.
        Петька замер. Стало быть, его решение затаиться было верным.
        - С чего это вдруг? — спросил Федор.
        - Ну как они теперь доберутся до места назначения?
        Петька понял, что сейчас он узнает что-то важное. Пожалуй, будет неплохо, если он запишет этот разговор на диктофон. Потом это пригодится.
        Бумажкин начал осторожно расстегивать сумку. Но не успел бегунок молнии осилить и десяти сантиметров, как остановился и не двигался ни в одну, ни в другую сторону. Заело!
        - Кстати, Федор, что я хочу сказать. Не вышли бы эти придурки из салона, никто бы их выпроводить не смог. У меня такое было. Когда я в авиакомпании «Пассаж» работал. А тут еще и мужика подставили.
        - Господи, ты скоро? Какого еще мужика?
        - Ну, представителя. Того и глядишь, его толпа растерзает.
        - Ну и кретин же ты, — заскрипел Федор, — точно кретин. На фига тебе чужие проблемы на себя навешивать! Ты лучше думай о том, что уже через несколько часов по Ираку бродить будем…
        Бегунок по-прежнему не сдвигался с места. Петька в отчаянье сжал губы. Какой разговор проходит мимо!
        - Бродить, бродить, — пробурчал бортпроводник.
        - Ладно, ты, давай там скорее шевели мозгами. — В голосе Федора теперь уже слышалось раздражение. — И это… Не вздумай такие глупости еще кому-нибудь ляпнуть. Хорошо, если просто лишишься работы. Был тут у нас придурок наподобие тебя…
        - И что? — испуганно спросил проводник.
        - Ничего. Успел вовремя смотаться, а то неизвестно чем бы все закончилось.
        При этих словах Петька решил оставить замок сумки в покое и не связываться с диктофоном. А Федор продолжал:
        - Генеральный-то наш, Сыроедов, мужик больно серьезный, и жалостливых, наподобие тебя, терпеть не может. Ну, ты скоро там?
        - Все, бегу!
        Было слышно, как Петькин сосед по кабинке пересекает помещение. Еще немного, и эти двое совсем уйдут. Бумажкин не знал, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, он опять неизвестно на какое время останется один, но с другой — будет наконец-то в полнейшей безопасности. Бортпроводник-то — мужик нормальный, но вот от Федора всего что угодно ожидать можно. Это точно.
        - Стой! — вдруг резко произнес хриплый голос. — Вот мы с тобой здесь болтаем, а ты уверен, никого больше не было?
        - Так все кабинки-то закрыты… — растерянно пробормотал его собеседник.
        - Вот то-то и оно! Иди-ка, проверь на всякий случай. Вдруг кто заблудился. Так это самое… Надо помочь выйти…
        У Петьки перехватило дыхание. Весь он покрылся холодным липким потом. Опять послышались быстрые шаги и звук открываемых кабинок. Петька находился в последней. Наконец, дошла очередь и до нее. Бортпроводник изо всех сил дернул за ручку двери.
        - Эй, есть тут кто? — громко спросил он.
        Петька замер.
        - Нашел кого-нибудь? — донеслось из умывальной. — Я сейчас!
        - Да нет, — испуганно пробормотал тот, от кого всецело сейчас зависела Петькина судьба. — Здесь только веники да швабры. Да ведра.
        - Тогда давай скорей. Некогда.
        Хлопнула дверь. Стало тихо. Петька вытер со лба пот, с трудом избавился от противной дрожи во всем теле, поднялся, машинально отодвинул рычажок шпингалета и вышел из кабинки. Только тут до него дошло, что то, над чем он бился больше часа, вдруг произошло безо всяких усилий, как бы само собой, в одно мгновение. «Что за чертовщина?» — подумал Петька и несколько раз передвинул туда-сюда уже до боли знакомую железяку. Без проблем! Ну просто мистика какая-то! Даже не верилось, что столько времени он не мог сдвинуть ее и на миллиметр.
        Так ничего и не поняв, Петька вышел в умывальную, помыл руки, сполоснул лицо и поднял голову. Из зеркала на него смотрел худой невысокий пацан в очках. Петька вздохнул. Как ни говори, он явно проигрывал по сравнению с толстым, упитанным, со щеками, как спелые помидоры, Поповым. К тому же тот за последние полгода еще так вымахал, что стал чуть ли не на голову выше Бумажкина, хотя всегда отставал от него на полсантиметра.
        Петька еще раз взглянул на свое отражение, показал ему язык и выскочил в зал.
        Глава 6. Знакомство с коллегой
        Петька выскочил в зал с твердым намерением сообщить обо всем, что только что узнал, всем пассажирам. Он был уверен, что возле билетной кассы по-прежнему толпятся пострадавшие от произвола авиакомпании «Фортуна», а перед ними продолжает свои разборки Гималайский Медведь. И тогда он, Петька, протиснется вперед. Встанет рядом с Медведем и расскажет все, что с ним было в туалете. И про шпингалет, и про бортпроводника, и про невидимого Федора, и про услышанный разговор. Но, оказавшись в зале, Бумажкин на какое-то время застыл с раскрытым ртом. Зал аэропорта был пуст.
        Петька протер очки и надел снова. Да, ему не мерещилось: зал на самом деле был пуст. Только за стеклом по-прежнему розовело круглое лицо кассирши, а чуть поодаль стояли Крокодилица и представитель авиакомпании, который с сосредоточенным видом нажимал указательным пальцем на кнопки мобильного телефона.
        «Да куда же все могли деться? — с недоумением думал Петька. — А может… Может их похитили инопланетяне? Да ну, чушь какая-то… Но что теперь делать? Подойти к Крокодилице с представителем? Как-то неудобно. Да и поверят ли?»
        Все же Бумажкин сделал несколько шагов по направлению к ним и остановился. Вот если бы такое случилось в каком-нибудь детективе Агаты Кристи. В его воображении вновь появилось, теперь уже лукавое лицо старушки-писательницы: она улыбалась с обложки книги и игриво грозила пальчиком… Так вот, если бы такое случилось в одном из ее произведений, то все можно было бы разложить по полочкам. С кем-то из пассажиров (по чьей-то злой воле, конечно), произошел бы несчастный случай, кто-то попал бы под машину… Словом, в итоге в живых осталось бы всего несколько человек, и среди них тот, кто совершил все эти злодеяния. Интересно, кто же? А тот, кого меньше всего можно было бы в этом подозревать, крокодилица, например. Или неприметный на первый взгляд пассажир в куртке-аляске. Ну, о котором Петька еще подумал, что из него вышел бы неплохой террорист.
        Услужливое воображение тут же нарисовало, что в ответ на Петькино сообщение все моментально пришло в движение: срочно созвана пресс-конференция, территорию аэропорта оцепляет милиция, преступников арестовывают, а пассажиров, пострадавших от произвола работников авиакомпании, немедленно отправляют специальным рейсом в Читу. Он понимал, конечно, что такое бывает только в книгах да кинофильмах, и все же, все же и все же так хотелось, чтобы его слово отозвалось именно таким образом.
        И тут Петька увидел соседа по полету. Тот быстрыми шагами пересекал зал. Недолго думая, Бумажкин устремился ему навстречу, но немного не рассчитал скорость и траекторию движения и они едва не столкнулись лбами.
        - Ой, извините, — отскочил в сторону Петька.
        - Ничего страшного, — успокоил его сосед. — Для всех нас посадка в Нижнем Новгороде — стресс.
        Петька хотел сразу же рассказать, что с ним было, но не знал, как начать и спросил:
        - А остальные где?
        - На втором этаже. В зале ожидания. Только что объявили, что в лучшем случае самолет полетит в Читу в четверг…
        - Как — в четверг?! — с недоумением, и в то же время с отчаяньем воскликнул Петька. Он уже забыл о том, что еще минуту назад он горел желанием сообщить кому-нибудь из взрослых о подслушанном разговоре. Услышанная им информация тут же перенесла в его голове события десятиминутной давности на задний план. Как — в четверг? Ведь в четверг он уже должен возвращаться обратно! Вот ничего себе, хорошенькое дельце все каникулы просидеть в этом дурацком аэропорту!
        - Слушай, — просто, будто к ровеснику, обратился к Петьке собеседник и положил руку ему на плечо, — пошли, перекусим, а? После всей этой нервотрепки жутко есть хочется. Да, кстати, пришло время познакомиться. Смирнов. Сергей.
        Петька чуть заметно поморщился. Такой представительный человек, и такая слишком уж незамысловатая фамилия.
        - А я — Бумажкин. Петр.
        Как ни странно, теперь уже Петька совсем не горел желанием как можно скорее рассказать о подслушанном им разговоре. Придет время, и расскажет. Да и ситуация со шпингалетом не казалась ему мистически-необъяснимой. Просто в какой-то момент железяку заклинило, вот и все. В жизни, наверное, и не такое бывает.
        Буфет, как и зал ожидания, находился на втором этаже. Смирнов выбрал столик возле самых перил. Отсюда хорошо было видно все, что творилось внизу (а пока, впрочем, там ничего не творилось), а из огромного окна прекрасно просматривался аэродром. На взлетной полосе одиноко и неподвижно, словно затонувший корабль, стоял самолет авиакомпании «Фортуна». Но это только на первый взгляд так казалось. Присмотревшись, Петька понял, что самолет не так уж одинок: возле него, словно муравьи, суетились какие-то люди.
        - Садись, — сказал Смирнов. — Пиво будешь?
        - He-а. Колу, если можно.
        - Можно. А беляши?
        - Угу.
        Сергей поставил на столик бутылки с пивом, колой, тарелку с беляшами. Тут только Петька почувствовал, как проголодался. Теперь услышанное в туалете и вовсе отошло чуть ли не на последний план.
        Петька за обе щеки уплетал беляши, запивал холодной колой, и ему казалось, что никогда в жизни не едал он подобной вкуснятины.
        Смирнов не спеша попивал «Балтику» и расспрашивал Петьку о том, где он живет, кто у него родители и как они могли отпустить его одного в столь далекое путешествие. Узнав, что отец у Петьки журналист, и не только журналист, но и главный редактор журнала «Просторы», а сам Петька едет выполнять ответственное задание, Сергей только хмыкнул. Но Петька почувствовал, что с этой минуты они стали как бы на равных и что теперь он может позволить себе задавать такие вопросы, которые, пожалуй, не осмелился бы задать просто попутчику.
        - Да, а эта в зеленом, кто? — поинтересовался Бумажкин, почему-то ни с того, ни с сего вспомнив Крокодилицу.
        - В каком — зеленом? — не понял Смирнов.
        - Ну, женщина, большая такая, во всем зеленом. Еще с перьями на шляпе.
        - Ну да…
        - Вот не заметил… Ну ладно, в зеленом так в зеленом… Это — председатель комитета экономики администрации Читинской области, Светлана Ивановна Причуда.
        - Прозвище такое? — уточнил Петька. Вдруг вспомнились вафли и торт под названием «Причуда».
        - Нет, фамилия.
        Наконец, наевшись беляшей и откинувшись на спинку стула, Петька решил, что вот сейчас, пожалуй, самое время поведать Смирнову о том, что же с ним произошло. За соседним столиком послышалась какая-то возня и звук отодвигаемого стула… Бумажкин со Смирновым разом повернули головы: это, держа в руках три бутылки пива, шумно усаживался Гималайский Медведь.
        Петька начал рассказ. Когда он дошел до услышанного им разговора неизвестного ему Федора и бортпроводника, Сергей помрачнел. Когда же заговорил об Ираке, темные глаза Смирнова стали совсем черными.
        - Значит, опять Ирак! — воскликнул он.
        - Ирак…
        - И опять «Фортуна»!
        - «Фортуна»?..
        - Вот сволочи, а! — Смирнов быстро взглянул на Бумажкина. — Ах да, ты же ничего не знаешь, — произнес он и начал свой рассказ. Петька весь обратился в слух. И конечно же не заметил, что не только он.
        Глава 7. Чудной Мужик
        - Дело в том, что я представляю информационную программу Читинского телевидения «За Байкалом», — начал Смирнов.
        Услышав это, Петька чуть было не подскочил на стуле от радости: он давно мечтал познакомиться с тележурналистом. И причиной тому был папик: он считал, что для того чтобы работать на телевидении, нужно обладать особыми качествами. Ну, например, быстро находить общий язык с разными людьми, уметь логически выстраивать материал и, главное, оперативно его обрабатывать. Особенно это касалось журналистов-информационников.
        Теперь Петьке стало понятно, почему Смирнов, узнав о том, что отец у него — журналист, а сам Петька едет выполнять задание редакции, стал относиться к нему, несмотря на разницу в возрасте, с такой доверительной теплотой. Ведь они оказались коллегами.
        - Честно скажу, — продолжал Сергей, — не знаю даже, кем бы я был, если бы не Говорухины.
        - Говорухины? Кто это?
        - Журналисты. Ведущие «Криминальной хроники». Их не только в городе, но и во всей области знают. Профессионалы высочайшего класса. Ничего не боятся. И пацан у них такой же. Кажется, как и ты, в девятом учится. Совсем недавно Говорухины делали материал о гуманитарной помощи. Пришла из Японии в Читу и исчезла. Так вот, оказалось, что в этом была замешана целая группировка. А главной в ней была женщина. Классная руководительница их сына. Дети ей кличку «Заноза» дали, терпеть ее не могли, и, как оказалось, не зря.
        - Как же так может быть? Учительница — и главарь банды. Разве такое возможно? — удивился Петька, вспомнив своих учителей. Никого из них он не мог бы представить на месте этой Занозы.
        - Дело в том, что потом выяснилось, что и диплом у нее купленный, и что она вообще никакого отношения к школе не имеет. В той истории все было: и угрозы по телефону, и похищение ребенка. Детектив, да и только! В конце концов пацан Говорухиных каким-то образом оказался возле студии, чтобы предупредить мать об опасности, и угодил под пулю.
        «Угодил под пулю». Вот это да! Как бы и Петьке хотелось с риском для жизни спасти кого-нибудь из своих близких!
        - И что теперь?
        - Говорят, в больнице лежит. Слава Богу, все обошлось. Так вот я к чему это? Да к тому, как порой истинные профессионалы могут повлиять на выбор жизненного пути. Я ведь пришел на практику с тайной мыслью бросить учебу. Как-то так получилось, что разочаровался в журналистике. А как с Говорухиными познакомился, как посмотрел, как они работают, так все эти глупые мысли моментально вылетели. Закончил университет с красным дипломом, работать на студии предложили. Вот как бывает! Но это так, предисловие. Теперь, как говорится, о сути дела.
        Чуть больше месяца назад меня отправили в авиакомпанию «Фортуна», чтобы сделать репортаж о намечающейся акции протеста ее работников. А точнее, профсоюз компании решил провести собрание, на котором должны были быть выдвинуты требования ее руководству. Дело в том, что там уже несколько месяцев не платили заработную плату.
        - Да что вы! — изумился Петька. — Разве такое может быть?
        Он, конечно, не раз из средств массовой информации слышал о том, что в регионах страны рабочие предприятий время от времени то бастуют, то голодуют, и все это было связано с несвоевременной выплатой зарплаты, но, признаться, никогда это не принимал всерьез. В Москве такого не было, а Сибирь, Урал, Дальний Восток, Приморье казались ему такими же недосягаемыми, как, скажем, Греция, Египет или Саудовская Аравия.
        - Да ты что, с луны свалился, что ли! — в свою очередь изумился Сергей. — Ах да, я и забыл, что ты же — москвич. Ну так слушай. Приехали мы со съемочной группой в «Фортуну», сняли все, что нужно: собрание рабочих, здание аэропорта, взлетную полосу и обратно собрались ехать. То есть водитель и оператор уже в машине сидят, а я чуть-чуть задержался, кое-что нужно было у генерального директора компании, Сыроедова, и у его зама узнать. Времени — в обрез, такие материалы в тот же день выдаются… Ну так вот: сделал я все дела и к машине бегу…
        По интонации, с которой была произнесена последняя фраза, Петька понял, что сейчас услышит что-то важное и, поправил очки. У него была характерная особенность: он чем лучше видел, тем лучше слышал.
        - Подбегаю я к нашему уазику, а рядом с ним какой-то мужик стоит, с ноги на ногу переминается. Я взглянул на него мельком и отметил про себя, что лицо у него больно чудное: красное, в оспинах, нос как рубильник. Я уже в машину собирался запрыгнуть… Не ту-то было! Чудной Мужик, как я его про себя окрестил, встал прямо передо мной, взбудораженный весь, и говорит скороговоркой:
        …Товарищ журналист, в нашей компании такое происходит! Этот генеральный Ирак… Словом, мне нужно срочно вам что-то рассказать…
        Мне пришла в голову мысль, что скорее всего здесь репортажем для программы «За Байкалом» не ограничишься. Наклевывается нечто такое, за что впору приниматься Говорухиным… Впрочем, почему именно им, а сам я что, не способен, что ли? Неплохо было бы попробовать свои силы и в этом жанре. А то, что наклевывается, это точно… Да и сам генеральный директор произвел на меня очень странное впечатление. Какой-то он скользкий, что ли. В этот момент Чудной Мужик приблизился ко мне и зашептал:
        - Я тут техником работаю, и вот сегодня днем… — Вдруг он отпрянул в сторону и, глядя куда-то поверх меня, громко и бодро добавил: — Ладно, Серега! Страшно рад, что тебя встретил! А с капустой я завсегда тебя выручу, какой разговор! Хоть двести килограммов отвалю! Позвони мне только сегодня вечером!
        И, быстро сунув мне в руку какую-то, свернутую в трубочку бумажку, со скоростью пули рванул к зданию аэропорта. А я, повернувшись, чтобы сесть наконец-то в машину, вдруг нос к носу столкнулся с самим Сыроедовым.
        - Знакомый? — как бы между прочим, поинтересовался он.
        - Н-да, — почему-то ляпнул я. И добавил совсем уж несуразное: — Служили вместе.
        В глазах у Сыроедова мелькнула какая-то непонятная мне искорка и тут же погасла.
        - А-а-а… — протянул он, — ну тогда все понятно. — И безо всякого перехода добавил: — Когда материал в эфир-то выйдет?
        - Сегодня в семь вечера, — ответил я, садясь в машину.
        - Счастливого пути! — пожелал мне Сыроедов, и снова в его глазах мелькнула непонятная и, прямо скажем, какая-то не очень приятная искорка. Но что она обозначала?
        Уазик тронулся и, мы поехали. Я откинулся на спинку сиденья и попытался разобраться и в себе, и в том, что только что произошло. В душе была какая-то тревога, ощущение, что этот, казалось бы, незначительный инцидент будет иметь серьезные последствия. И для меня, и еще в большей степени, для Чудного Мужика. Но почему?
        Я отмотал ленту памяти назад и попытался вспомнить все с самого начала. Постепенно до меня стало кое-что доходить. Ну, например, почему Чудной Мужик вместо того, чтобы сообщить о том, что же ему стало известно, вдруг заговорил о какой-то капусте. Скорее всего, именно в этот момент, он увидел приближающегося к нам Сыроедова. И поскольку в его сумбурной речи прозвучало слово «генеральный», то, стало быть, информация касалась именно его. Та-ак… Идем дальше. Случайно ли руководитель компании вдруг собственной персоной оказался рядом с нашей машиной? Вряд ли. Вполне вероятно, что он даже наблюдал за своим подчиненным. Зачем? А затем, чтобы тот ничего не успел рассказать представителю средств массовой информации. То есть мне.
        Опять вспомнилась странная искорка, мелькнувшая в глазах у Сыроедова, когда я ляпнул ему об армии. Ну о том, что мы с Чудным Мужиком служили вместе. Что же его насторожило? И тут я хлопнул себя по лбу. Ах я балда! Ведь даже невооруженным глазом видно, что Чудной Мужик старше меня, по крайней мере, лет на пятнадцать. И стало быть, уж что-что, а мы никак не могли служить вместе. Генеральный поймал меня на вранье, а значит, понял, что вовсе не распрекрасная капуста была предметом нашего разговора…
        - Постойте, — перебил Смирнова Петька, — я сейчас вдруг вспомнил, что говорил о Сыроедове Федор.
        - Ну-ну…
        - Он сказал, что тот церемониться не будет… И какого-то мужика чуть было не отправил на тот свет…
        Смирнов постучал костяшками пальцев по столу.
        - Я, кстати, об этом и сам догадывался. А вскоре появилась возможность утвердиться в своем мнении.
        Мурашки пробежали по спине Петьки. Он представил, что было бы, если б Федор и бортпроводник обнаружили его в кабинке туалета.
        - К сожалению, с работы мне не удалось позвонить Чудному Мужику, — продолжал Смирнов. — Я был занят подготовкой репортажа о делах в авиакомпании «Фортуна». Да, признаться, и не стремился к этому: я был уверен, что со студии не стоит вести подобные разговоры. Когда же я собрался это сделать дома, то выяснилось, что свернутой в трубочку бумажки с номером телефона, которую мне сунул Чудной Мужик, у меня нет…
        - Как это — нет? — удивился Петька.
        - А так и нет. Вероятно, выронил в машине. Это в лучшем случае. Что делать? На утро встал пораньше, побежал на студию, а уазика того нет. Уехал в срочную командировку на два дня.
        - Так вы бы взяли, да и смотались в аэропорт… Чудного Мужика бы нашили. Или, по крайней мере, узнали бы номер его телефона…
        Смирнов вздохнул.
        - Пытался. Да то одно, то другое. При нашей сумасшедшей работе зачастую и минуты свободной не выкроишь. Словом, дождался я, пока машина из командировки вернулась, и давай эту бумажку искать. Думал, уже не найду. Однако повезло. Нашел. Как выяснилось, она просто-напросто закатилась под сиденье. В тот же вечер я позвонил Чудному Мужику.
        - И что? Что он вам рассказал? — в нетерпении спросил Петька.
        - Так в том-то и дело, что ничего. Его к этому времени уже не было…
        - Что, умер? — перепугался Бумажкин.
        - К счастью, нет. Как я полагаю, его похитили.
        В этот момент с соседнего столика что-то упало. Бумажкин и Смирнов разом повернули головы. Гималайский Медведь неуклюже поднимал с пола пустую бутылку из-под пива.
        - Похитили? — Удивился Бумажкин. — Но, в гаком случае, вам-то откуда это известно?
        - Мне рассказала его жена. А дело было так. После нашего с ним разговора он весь вечер просидел дома, ждал моего звонка…
        - Простите… А жене было хоть что-нибудь известно?
        - К великому сожалению, нет. Единственное, что он сказал жене, так это то, что на работе у него очень большие неприятности. Весь вечер он ждал моего звонка, а примерно в двенадцать часов ночи пошел выносить мусор. То, что произошло дальше, наверняка было бы покрыто мраком тайны, если бы не сосед, который в то время выгуливал своего спаниеля и все видел… Тем более что как раз в этот вечер шел снег, что у нас в Забайкалье бывает нечасто…
        - Да вы что? — удивился Петька, вспомнив снежные московские зимы.
        - К сожалению, у нас так… Если раза три за всю зиму выпадет снег, так это уже хорошо. Так вот. В этот вечер это как раз и произошло. А потому сосед Чудного Мужика увидел больше, чем увидел бы в любой другой вечер.
        - И что же он увидел?
        - Стоящий неподалеку от их подъезда серебристый микроавтобус. Ведь он выгуливал свою собачку по нескольку раз в день и конечно же знал все марки автомобилей, которые останавливались возле их дома. Сосед подошел к микроавтобусу, и из окна тут же высунулся мордастый парень и предложил ему сгинуть с глаз, чтобы не было неприятностей. Не успел сосед Чудного Мужика отойти со своей собачкой подальше, как появился Чудной Мужик. Он благополучно вынес мусор и уже возвращался обратно, как вдруг откуда-то выскочила кошка, и спаниель помчался за ней. Внимание соседа переключилось на животных. Он слышал, как Чудного Мужика окликнули из автобуса, причем по имени-отчеству, и удивился этому про себя. Насколько ему было известно, у Чудного Мужика не было прежде таких знакомых. В этот самый момент он взглянул на микроавтобус. Тот уже благополучно выезжал со двора, увозя с собой и Чудного Мужика…
        - И что, даже номера не запомнил?
        - Все произошло так быстро и неожиданно, что ему даже в голову это не пришло. Не каждый же день, в самом деле, на наших глазах, неизвестно куда, увозят людей… Причем на большой скорости.
        - Да… — переваривая услышанную информацию, произнес Петька. — И вы считаете, что это как-то связано с «Фортуной»?
        - Однозначно.
        - А почему?
        - Слушай дальше.
        Петька опять поправил очки, уставился на Смирнова и весь обратился в слух. И не заметил, что не он один…
        Глава 8. Столетник
        - Буквально на следующий день, — продолжал Смирнов, — вызывает меня к себе председатель телерадиокомпании и говорит: «Слушай, Сергей. Тебе страшно повезло. Наша компания отправляет тебя на учебу в Москву. Побываешь на центральных студиях страны, встретишься с корифеями». В другое время я бы, конечно, был на седьмом небе от счастья. Теперь же кое-что заставило меня крепко задуматься. К тому же я чувствовал большую вину перед Чудным Мужиком и дал себе слово во что бы то ни стало его отыскать.
        - Каким образом?
        - Да при помощи тех же Говорухиных. Они уже пообещали меня познакомить с начальником центрального отдела милиции Капустиным. Именно благодаря ему тогда удалось выйти на бандитов, которые похитили гуманитарную помощь. Понятно, что милиция и безо всяких Говорухиных неплохо знает свое дело, но когда оно под особым контролем начальника.
        - И все же, наверное, сразу согласились поехать в Москву, — предположил Петька.
        - Я задумался. Мое замешательство вызвал еще один момент. Дело в том, что в последний десять лет на учебу вообще никого не посылали: у компании не было денег. А тут вдруг посылают, и именно меня. Хотя, по-хорошему-то, при других обстоятельствах наверняка отправили бы в Москву какого-нибудь другого журналиста.
        - И все-таки вы согласились!
        - А у меня не было выбора. Председатель сказал, что это не просьба, а приказ. Из этого я сделал вывод, что кому-то в Чите очень хочется от меня освободиться хотя бы на время.
        - А вы спросили у председателя, кому именно?
        - Конечно. Он весьма обтекаемо ответил, что есть, мол, в нашем городе организации, которые заботятся о профессиональном росте журналистов государственной телерадиокомпании…
        - «Фортуна»!
        - Естественно. Я спросил, когда же мне ехать. Оказалось, что буквально в тот же день, причем уже через три часа. И билет уже заказан. И машина выделена для того, чтобы я мог спокойно приехать домой, собраться и успеть в аэропорт. В общем, как говорится, все тридцать три удовольствия.
        Ну и вот. Еду я на машине домой, и вдруг в дороге провокационная мысль: «А не заехать ли мне сейчас к Чудному Мужику? Вдруг хоть что-нибудь, да стало о нем известно?»
        Останавливаю машину. Поднимаюсь на третий этаж, звоню в дверь — никого. Оно и понятно, разгар трудового дня и жена Мужика наверняка на работе. Я уже начал спускаться по лестнице, как вдруг из квартиры напротив донесся какой-то шум… Выходит, соседи дома. Так может им хоть что-то известно?
        Вернулся обратно, нажал на кнопку звонка. И что же? Открывается дверь, и передо мной возникает старушка. Нос горбинкой, глаза навыкате, из подбородка три темные волосины торчат. Маленькая такая, худенькая, ну прямо настоящий божий одуванчик. Впрочем, я тут же понял, что никакой это не одуванчик, а хрупкий на вид, но достаточно крепкий цветок-столетник. В руке у Столетника дымилась папироса.
        - Проходите, — говорит Столетник, выпуская прямо на меня клубы дыма.
        Я сделал шаг вперед и оказался в узкой тесной прихожей. Взгляд невольно наткнулся на две пары ботинок, стоящих прямо у входа: одни крошечные, размера, наверное, тридцать третьего, другие огромные, ровно в два раза больше первых. Наверняка размера сорок шестого, не меньше.
        - Что-то вы не спрашиваете, кто там? — удивился я. — В наше время это опасно.
        - А чего бояться-то? — грубым прокуренным голосом отвечает Столетник. — Тащить у меня нечего, а если что — я всегда смогу постоять за себя. Я и тебя защитить смогу, товарищ журналист.
        - Так вы знаете, кто я?
        - Так я телевизор-то, поди, смотрю! И всю вашу братию знаю. Я вообще, надо сказать, все знаю. К примеру, зачем ты сюда пожаловал.
        - Ну и зачем?
        - Соседи напротив тебя интересуют.
        «Ну, — думаю, — это не удивительно. Небось слышала, а может, через глазок видела, как я у их дверей стоял».
        - Да что ж мы здесь стоим? — всплеснула руками Столетник, — в комнату, в комнату проходи.
        - Да вообще-то мне некогда…
        - Проходи, говорю! — прикрикнула бабулька и подтолкнула меня к распахнутой двери. — Садись! Ты вон смотри, какой дылда вымахал, легко, думаешь, мне с тобой беседы вести? Шея, того глядишь, и сломается, пока я на тебя снизу вверх смотреть буду…
        Доводы по поводу шеи были довольно убедительны, и я прошел в крохотную комнатенку и опустился на старый шаткий стул. Мне казалось, что я попал в сороковые — пятидесятые годы. По крайней мере, в фильмах об этом времени была точно такая же обстановка: громоздкий комод со множеством выдвигающихся ящичков, этажерка и большой круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. На стене висели пожелтевшие от времени фотографии военных лет, на одной из которых легко и радостно улыбалась белокурая девушка в солдатской шинели и пилотке. Я отметил между ней и стоящей передо мной Столетником едва уловимое сходство. Но спросить, не она ли это на снимке, не успел: моя собеседница меня опередила.
        - Виктор до сих пор не нашелся, а жена его, слава те, Господи, в порядке.
        Я понял, что речь шла о Чудном Мужике (до сих пор ведь я не знал его имени), и спросил:
        - А, вообще, что с ним? Где он?
        Столетник вздохнула:
        - Кто бы знал!
        Вздохнул и я и сказал, поднимаясь со стула:
        - Ну ладно, мне пора. И на том спасибо.
        - Эх, молодо-зелено! — воскликнула Столетник. — До чего же вы все молодые торопливые! Да впопыхах-то разве дела делаются? Ведь так-то можно и мимо станции своего назначения пролететь!
        Я уставился на нее. Она была чуть ли не на полторы головы ниже меня и взгляд мой уткнулся в жиденькие и абсолютно белые волосенки. Уж не себя ли она считает станцией моего назначения?
        - А то! — подняв голову и задорно взглянув на меня снизу вверх, сказала Столетник. — В этом деле я как раз твоя станция и есть!
        Глава 9. Арабские вязи
        Опешив, я опять опустился на стул и взглянул на часы. Несколько минут в моем распоряжении еще было. Столетник вздохнула, еще раз глубоко затянулась папиросой и продолжала:
        - Я смотрю, все Шерлоками Холмсами себя считают. Все кому не лень. Думают, что все так просто. Вот и Витька, видать, куда-то полез. А на фиг ему это нужно? Я вот из-за него, дурака, уже которую ночь не сплю.
        - Вам что-то стало известно? — осторожно спросил я.
        - Да, кое-что. Вот, например, говорят, что Витьку серебристый микроавтобус увез, а я ведь где-то видела, автобус-то этот, а где, вспомнить не могу. Ведь помню же то, что сорок, пятьдесят лет тому назад было, а вот что два-три дня назад произошло, порой и не соображу. Ну это ничего, я вот сейчас лекарства для памяти попью, и дай Бог, все восстановится. Мне это, товарищ журналист, ой как надо! — Столетник понизила голос и приблизилась ко мне, — я ведь тоже начала, как бы это выразиться, проводить некоторые разведовательные операции.
        - Вы?! — с неподдельным изумлением воскликнул я.
        - Ну а кто же? Зря, что ли, я во время войны разведчицей была? Через самую Курскую дугу прошла. Ой, да вам, молодым, разве ж это интересно?
        Я испугался, что Столетник сейчас ударится в воспоминания, и на сей раз, уже демонстративно, посмотрел на часы. Оно, конечно, интересно поговорить с бывшей разведчицей о военных годах, но время-то, время!
        - Да успокойся ты! — прикрикнула на меня Столетник. — Ни о какой войне я сейчас рассказывать не буду. Чай, не день Победы сегодня. А самолет твой все равно на полтора часа задержится. Так что сиди и не дергайся. Да и вообще ты еще не раз прибегать ко мне будешь, помяни мое слово! А как найду человека, который арабские вязи распутывает…
        Это еще о чем? Какие арабские вязи? Не заговаривается ли Столетник? А может… Может в этом подъезде все немного не в себе? И Чудной Мужик, и его жена, и эта вот престарелая дамочка. Может, и не было ни серебристого автобуса, ни похищения…
        - Было! — твердо сказала старушка. — Все было. И автобус. И похищение. И нечего на меня пучиться. Все это, как говорится, имело место быть. Как и то, что я в авиакомпании «Фортуна» далеко не последний человек…
        За время этой ее отповеди мне показалось, что мозги мои переместились налево, потом — направо, потом — опять налево. Да что она, мои мысли читает, что ли? Но, услышав последнюю фразу, я чуть было совсем не свалился со стула.
        - Вы? В авиакомпании «Фортуна»?
        - А что, не похоже?
        - Да нет, почему же, — промямлил я. — А кем вы там… хм… работаете?
        И опять в голове промелькнула провокационная мысль: а не зря ли я трачу сейчас драгоценное время?
        - Нет, не зря, — как бы между прочим ответила Столетник и с гордостью добавила, — я там, можно сказать, почти генеральша. Все швабры, веники, тряпки — все в моем подчинении. Ну а теперь слушай внимательно. — Она прикрыла дверь, ведущую в коридор, и вполголоса продолжала: — Как-то, буквально на днях, убираю я кабинет Сыроедова, генерального директора нашего. Его, между прочим, только мне убирать и доверяют. Вдруг смотрю, — на столе листок бумаги лежит. Ну лежит себе и лежит, я бы и внимания на него не обратила. Если б не одно обстоятельство. Дело в том, что текст на этом листке был написан… арабскими буквами. Впрочем, это не так уж и странно. Ведь с этого года самолеты нашей компании заключили контракт с иракской. А удивило меня то, что, судя по всему, Сыроедов неплохо знает арабский язык. И кто бы мог подумать? Нет, мужик он в общем-то неглупый, но чтобы владел каким-то языком… Хотя откуда мне знать, что вообще может наш директор, подумала я, я ведь в его друзьях не числюсь… Я опять подошла к столу и взглянула на лежащую передо мной бумагу. И тут одно обстоятельство показалось мне немного
подозрительным. Недолго думая, я замкнула дверь и — к напарнице, она рядом с аэропортом живет. «Дай, — говорю, внуков фотоаппарат, через десять минут верну». Ну я быстренько этот документик-то и щелкнула. До сих пор не понимаю, что же все-таки заставило меня это сделать. Наверное, это инту… Ну еще у женщин хорошо развито.
        - Интуиция, — подсказал я.
        - Вот-вот, интуиция! Хотя это уже потом я про эту интуицию-то вспомнила. А в тот вечер все никак не могла понять, зачем вообще мне нужно было фотографировать эту бумагу. Ну лежала она на столе у генерального, так и лежала бы. Мало ли каких документов на его столе не бывает. Вдруг, перед самым сном, вспомнилось, что говорят в последнее время о Сыроедове наши… Ну служащие компании… Мужик то он в общем-то неплохой, голова у него работает, добрый… Но ведь, судя по разговорам, теперь-то к нему не подойти. Взвинченный стал, нервный, чуть что, на крик переходит. Я еще подумала, может в семье у него нелады? А буквально на следующий день украли Витьку. И, как ты говоришь, он тоже об Ираке обмолвился… Выходит, ему тоже что-то стало известно, и, стало быть, не зря я все-таки за фотоаппаратом-то бегала.
        - Так что же вас все-таки заинтересовало в той бумаге? — нетерпеливо спросил я.
        Столетник подошла к комоду, потянула за ручку тяжелого дубового ящика, вынула шкатулку, извлекла из нее какой-то листок и протянула его мне.
        - И что же вы там увидели? — спросил Петька.
        - А то и увидел, о чем говорила Столетник: арабские буквы. А в самом конце стояли цифры: 25.11. Они были подчеркнуты красным фломастером, а рядом торчали три огромных восклицательных знака. «Ага, — подумал я, — а не связана ли эта дата (если, конечно, таким образом обозначалась именно дата) с отправлением меня в Москву? На учебу!» Ведь то, что о повышении моей квалификации позаботилась именно «Фортуна», ясно как день. Да и председатель нашей компании этого не скрывал. И занятия у меня должны были закончиться не когда-нибудь, а как раз двадцать пятого ноября. И если все это так, как я понял, тогда становится ясно, почему нужно было избавиться от меня именно до двадцать пятого. Скорее всего, как раз в этот день должно произойти что-то такое, после чего хоть трава не расти…
        - И конечно же все это связано с Чудным Мужиком, — подхватил Петька. — Ведь Сыроедов наверняка решил, что он вам что-то успел рассказать…
        - Да, без него тут определенно не обошлось! — продолжал Смирнов. — Ведь не зря же он выскочил из своего кабинета и прибежал к нашей машине. Я почти уверен, что это он позаботился о моей учебе. Спасибо, кстати, ему за это. Ведь зачастую, чтобы избавиться от человека, его отправляют в другое место и навсегда. А вот куда, интересно, отправили Чудного Мужика?
        - Подождите, — перебил его Петька, — сегодня-то только двадцатое ноября. Вы что, уже отучились?
        - Отучился, — вздохнул Смирнов. — Хотя кто бы знал, как мне это далось. Но мне крайне нужно было прилететь в Читу как можно раньше. А самолеты туда летают всего раз в неделю… И очень обидно будет, если мы и в самом деле застрянем здесь до четверга. Ведь четверг — как раз двадцать пятое…
        - А если поездом?
        - Да я уже прикинул. То же самое. Ну просто как назло! О, смотри, — показывая в сторону окна, воскликнул Смирнов, — на улице-то совсем темно, хоть глаз выколи! А вот и наш «неисправный» самолет взлетает, видишь?
        Петька кивнул.
        - В Ирак полетел, — уточнил журналист. — Ладно, как говорится, сколько ниточке не виться, все равно конец будет. Пошли-ка лучше узнаем, что там Причуде с представителем удалось выяснить. Они же все пытались дозвониться до Читы: ведь там головное предприятие «Фортуны».
        Петька со Смирновым вышли из-за стола и начали спускаться в зал. Через минуту опустел и соседний столик…
        Глава 10. Все нормально!
        Причуда с представителем, как и сорок минут назад, стояли у кассы. Только представитель уже не тыкал пальцами кнопки телефона, а не отрываясь смотрел на трубку, будто оттуда вот-вот должен был раздастся звонок. От Крокодилицы, впрочем, теперь у Петьки даже язык бы не повернулся так ее назвать, по-прежнему исходил терпкий запах духов.
        - Ну как дела, Светлана Ивановна? — спросил Смирнов. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Кстати, знакомьтесь. Мой коллега, корреспондент журнала «Просторы». Летит на задание.
        - Что-то уж больно юн, — отозвалась Причуда, и, глядя на журналиста, добавила: — Вы знаете, Сергей, я возмущена до глубины души. Ведь наш, так сказать, неисправный самолет только что вылетел в неизвестном направлении?
        - Конечно, — ответил Смирнов. — А вы знали об этом? — спросил он у представителя компании.
        - Даже и не подозревал…
        - Бедного мальчика просто подставили! Пассажиры готовы были его растерзать, вы ведь видели…
        - Как же все это получилось?
        - Позвонили домой и сказали, так, мол, и так, летит самолетов воздухе произошли неполадки, надо срочно всех пассажиров пересадить на запасной. А человеку, представьте себе, было совсем не до каких-то там самолетов: жену только что увезли в роддом…
        - Откуда позвонили-то? — спросил Смирнов.
        - Из Читы, — теперь уже вступил в разговор сам представитель. Он уже не казался Петьке таким маленьким и беззащитным, как прежде. — Там же все руководство авиакомпании. Мне бы и в голову не пришло, что все это — туфта, ведь распоряжался сам заместитель генерального директора…
        - Сыроедова, — уточнила Причуда.
        Смирнов понимающе кивнул. Невольно кивнул и Петька.
        - Ой, подождите, — в руке представителя «Фортуны» застрекотал телефон. — Алло, алло, слушаю! — Счастливая улыбка озарила лицо молодого человека. — Понял! Понял! Хорошо! Сделаем! Уф! — Он отключил телефон и вытер пот со лба.
        - Ну что, что? — затормошила его Причуда.
        - Звонили из Читы. Сказали, что двух пассажиров, которым срочно нужно улететь, отправить утренними рейсами. Двести пятидесятым и триста восемнадцатым. По одному месту на рейс…
        - А остальные?
        - А остальные завтра в течение дня улетят на специальном самолете. Компания возьмет его в аренду. Сейчас ведутся переговоры…
        - Конечно, не хочется торчать здесь еще сутки, но по крайней мере это уже определенность, — сказала Причуда.
        - Если бы не вы, каждому пассажиру пришлось бы решать проблему с выездом отсюда в одиночку, — вздохнул представитель.
        - Да, мне пришлось вмешаться, — сказала Светлана Ивановна. — Мы вышли на самого Сыроедова и я от имени областной администрации кое-что объяснила. Вот они и зашевелились. Но неприятности «Фортуне» тем не менее обеспечены… Да, кстати, а ночевать где все будут?
        - Тьфу ты, чуть не забыл! — воскликнул представитель. — Ночевать все будут в гостинице. Сейчас объявлю информацию по громкоговорителю.
        - Подождите, — перебила его Причуда. — Это от вас не уйдет. Звоните-ка в роддом, может уже…
        - Ах да, я сейчас! — молодой человек быстро набрал номер, назвал фамилию. — Уф! — еще шире, чем прежде, разулыбался он, услыхав ответ на том конце провода. И опять вытер пот со лба.
        - Ну что, что? — вцепилась в него Причуда.
        - Девочка…
        - Прекрасно! — она схватила маленькую ручку представителя и изо всех сил сжала ее своими большими руками. — Поздравляю!
        - Поздравляю! — сказал Смирнов.
        - Теперь всех устраиваю в гостиницу и… — радостно произнес молодой человек, — и…
        - Знаешь что, друг, — обратился к Петьке Смирнов, — пошли-ка оформим тебе билет на первый утренний рейс… А потом ты в гостиницу отдыхать, а я смотаюсь к приятелю. В университете учились вместе.
        - Но я хотел бы полететь со всеми… — разочарованно протянул Петька.
        - Не стоит. Тебе же в Благодатный. Дорога дальняя. Неизвестно, сколько мы здесь проторчим. А ты уже к вечеру в Чите будешь.
        Петька быстро оформил билет на утренний рейс и подошел к Смирнову.
        - Да, если вдруг тебя никто не встретит, — напутствовал тот, — садись на автобус и с аэропорта сразу на вокзал. Около одиннадцати вечера отходит поезд на Приаргунск. Город у нас такой есть, районный центр. Там пересядешь на автобус и уже у пассажиров спросишь, где выйти и как дойти до Благодатного. Я просто не знаю, туда только на машине ездил.
        Признаться, Петька эту инструкцию слушал вполуха. Зачем ему такие подробности, когда его все равно будет встречать дядя Миша? Пусть у него голова и болит, как добираться.
        И тут Бумажкин вспомнил слова отца о том, что от Читы до Благодатного два часа лету на местном самолете.
        - Что ты! — услышав это, рассмеялся Смирнов. — Когда это было-то? Лет десять, наверное, назад!
        «Вот ни фига себе! — подумал Петька. — Еще и на поезде целую ночь пилить. А, ладно. Может это и к лучшему. По крайней мере, будет прекрасная возможность обо всем поговорить с дядей Мишей и даже записать его на магнитофон. Может, он что-нибудь интересненькое расскажет».
        - Ну, бывай! — Смирнов протянул Петьке руку и крепко пожал ее. — Земля круглая, может, еще и встретимся.
        Он пересек зал и исчез за массивной дверью. Петька почувствовал себя неприкаянным и одиноким. Вот всегда так, не успеешь познакомиться с приличным человеком, уже и расставаться пора.
        - Пассажиров, следующих рейсом Москва — Омск — Чита, просят срочно подойти к справочному бюро для получения информации о дальнейшем полете, — донеслось из динамика.
        Бумажкин посмотрел в сторону справочного бюро. У находящейся рядом с ним билетной кассы по-прежнему стояли Причуда и представитель авиакомпании «Фортуна». Петька понял: сейчас всех поведут в гостиницу устраиваться на ночлег. И тут же боковым зрением увидел, как на улицу, чуть ли не следом за Смирновым, пулей вылетел Гималайский Медведь. «Интересно, куда это он торопится? — пронеслось в голове у Бумажкина. — Уж не следит ли этот тип за журналистом? И в буфете сидел за соседним столиком… А как он зыркнул глазами, когда ввалился в самолет! — И тут вдруг до него дошло, — ведь он же проверял, есть среди пассажиров Смирнов или нет… Но зачем ему это нужно? Нет, все это определенно не из простого любопытства».
        Острая тревога за коллегу пронзила Петьку. Он метнулся к двери и выбежал из здания. Примыкающая к нему площадь была пуста. Из ресторана «Белые крылья», который находился метрах в пятнадцати, чуть слышно доносилась веселая музыка.
        - Сергей! — громко крикнул в темноту Петька, — Смирнов!
        Никого.
        Петька завернул за угол, тоже никого. Интересно, куда же мог деться Смирнов?
        - Эй, пацан, — послышалось сзади, — тебя уже потеряли. — Петька обернулся. Перед ним стоял тощий военнослужащий. — Пошли в зал. Там списки для гостиницы составляют.
        Вздохнув, Бумажкин поплелся за ним.
        … Минут сорок спустя Петька уже крепко спал на жесткой гостиничной койке. Под подушкой у него лежали паспорт и авиабилет. Самолет должен был вылететь в десять часов утра.
        Проснувшись, Петька вспомнил весь вчерашний день и еще раз, теперь уже четко, осознал, что его мечта попасть в какую-нибудь загадочную историю начинает сбываться. Только вот, радует ли это его? О такой ли истории он мечтал? И тут же поймал себя на том, что он ведь и не знал толком, чего хотел…
        Бумажкину стало не по себе. Собственно, еще ничего особенного и не произошло, за исключением случая со зловредным шпингалетом, но он почему-то чувствовал, что самые серьезные испытания еще впереди. Что же делать? Не уничтожить ли, пока не поздно, бумажку, лежащую во внутреннем кармане пиджака? Не вытащить ли из сумки книжку Агаты Кристи, не оставить ли здесь?
        И вдруг он понял, что все это УЖЕ бесполезно. Мина замедленного действия, заложенная им в своих мыслях еще в Москве, уже начала действовать…
        Глава 11. В Чите
        За полчаса до посадки самолета в Чите, Петька извлек из кармана фотографию дяди Миши и, не отрываясь, всматривался в ставшее уже родным, лицо. С блестящей поверхности, на фоне крепкой коренастой сосны, улыбаясь, смотрел такой же крепкий коренастый мужчина. Петьке представлялся он сильным, надежным и шумным.
        И вот наконец Чита! Столица солнечного Забайкалья. Город давней Петькиной мечты. На память ему пришли известные каждому школьнику, строки:
        Во глубине сибирских руд,
        Храните гордое терпенье,
        Не пропадет ваш скорбный труд,
        И дум высокое стремленье…
        Радовалось Петькино сердце, пело и готово было вырваться из груди от счастья. Еще бы! Ведь дальше подмосковных станций: Монино, где жила его тетя, да Перловской, где Бумажкины снимали дачу, он еще не был.
        Петька вспомнил реакцию сверстников на то, что он едет на каникулы не на известные многим Канары или Багамы, а в дикий, суровый край. Вот уж повеселились некоторые! Особенно Самохвалова, которая полагала, что по улицам областного центра толпами ходят медведи, а люди там не умеют ни читать, ни писать. А чуть ли не в самый последний момент позвонил Попов-младший. Он только что узнал о Петькином «безумном» решении и ехидным голосом пожелал мягкой посадки и хорошего отдыха. «Ах ты, поповская морда! — подумал тогда Бумажкин. — Да ты еще локти от зависти кусать будешь, когда я вернусь обратно и расскажу, как было здорово!»
        Целых три ночи перед отъездом в Читу Петька не спал, все представлял встречу с родственником. (Кроме всего прочего Бумажкина волновал вопрос, как к нему обращаться: дед, Михаил Дмитриевич или как-то еще. Посовещавшись, с родителями, он решил, не мудрствуя лукаво, называть его, как это делал в своих письмах отец, дядей Мишей.) Вот он, Петька, спускается по трапу самолета, а вокруг, как рассказывал папик, сопки, а солнце светит так, что аж глазам больно! Вот через летное поле бежит крепкий высокий мужчина. Кто это? Ну конечно же дядя Миша! Не выдержал ожидания за воротами, преодолел все препоны и рванул!
        Увы, увы, увы! Самолет прилетел не ярким днем, а в глубокие сумерки. Никто не бежал к Петьке через летное поле, и ждал ли кто его среди встречающих, почему-то теперь Петька сильно сомневался. Мало того, как только он ступил на трап, то тут же понял: с этой минуты у него появилась одна очень серьезная проблема: одежда. Минус двадцать пять градусов — это не минус два, как было в Москве перед отлетом. И вовсе не зря, оказывается, настаивал отец, чтобы Петька потеплее оделся. Куда там! Легкая куртка на синтепоне, вязаная шапочка да кроссовки, правда, зимние, — вот что было на Бумажкине-младшем.
        Аэродром показался Петьке мрачным и черным. Только кое-где, светлыми пятнами, выделялись небольшие островки снега.
        Вместе с остальными пассажирами Петька вышел к зданию аэропорта и вглядывался, вглядывался в лица встречающих. Даже фотографию на всякий случай достал. Безуспешно! Не было здесь человека, даже отдаленно похожего на дядю Мишу.
        Бумажкину стало не по себе. Почему дядя Миша его не встретил? Поневоле вспомнились и другие неприятности, сопровождающие чуть ли не с самого начала путешествия. К примеру, случай со шпингалетом. А подслушанный разговор? Ему, Петьке, можно сказать повезло, что бортпроводник с Федором не обнаружили его в кабинке. А дерни тогда бортпроводник дверь посильнее, еще неизвестно, чем бы все это закончилось. И вот теперь здесь, в незнакомом городе, он один-одинешенек. И если с ним что-нибудь случится, родители могут никогда не узнать, что именно… Бедная мама! Разве она перенесет такую потерю? А папик?
        То ли от усталости, то ли от нервного перенапряжения, все происходящее воспринималось сейчас Бумажкиным, как цепь кошмарных закономерностей. Что-то последует дальше?
        Нет, наверное, все-таки необходимо избавиться от проклятой бумажки с написанными на ней желаниями. (Посмотреть, что представляет собой рудник, это еще куда ни шло, но быть участником какой-нибудь загадочной истории, да к тому же еще прихологически напряженной, ну уж это нет, увольте! Ему достаточно случая со шпингалетом.) Неплохо бы заодно освободиться и от злополучной книжки с произведениями Агаты Кристи. Кстати, все это нужно было сделать еще там, в Нижнем Новгороде. Но и сейчас, наверное, еще не поздно. По крайней мере, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
        Петька остановился, расстегнул куртку и сунул руку в карман. Он был пуст. Точнее, там преспокойненько лежали паспорт и кошелек, но бумажки не было. Вероятно, он выронил ее, когда при посадке в самолет, доставал билет. Ну и ладно, нет значит нет. Остается только достать из сумки книжку и положить куда-нибудь… Петька огляделся. Ну вот, под дерево, что ли. Но и здесь не получилось: молнию, которую он вроде бы отремонтировал в гостиничном номере, опять заело. Причем на том же самом месте, где и в предыдущий раз.
        Между тем сумерки сгущались. Площадь, примыкающая к зданию аэропорта, казалась Бумажкину чуть ли не фрагментом фильма ужасов: зловещей и темной. На ее довольно обширном пространстве горел один-единственный фонарь. Даже окраина Москвы освещается куда лучше.
        Очень быстро площадь опустела. Многие пассажиры, прибывшие вместе с Петькой, покинули ее вместе со встретившими их на личном транспорте. С оставшейся небольшой группкой людей Петька устремился к стоявшему неподалеку рейсовому автобусу, который, как он услышал, «идет в город».
        Глава 12. Серебристый автобус. Столетник
        Настроение у Бумажкина упало, а вместе с тем, как ни странно, заметно потяжелела и дорожная сумка. В Москве она казалась неправдоподобно легкой, теперь же появилось ощущение, будто ее кто-то доверху набил булыжниками. К тому же чуть ли не у самой автобусной остановки у нее, как назло, оторвалась ручка и Петька был вынужден остановиться, чтобы ухватить ее поудобнее. В этот самый момент, совсем рядом, послышался скрежет тормозов, а вслед за этим — лихой трехэтажный мат. Петька не сразу сообразил, что слова эти относятся к нему. Он поднял голову. Справа от него стоял серебристый микроавтобус, которого минуту назад здесь не было и в помине. Из открытой дверцы, прямо над Петькой, словно большая луна, повисла упитанная физиономия с крошечными заплывшими глазками. Заметив Петькино замешательство, физиономия завопила еще громче:
        - Не видишь, что ли, спрашиваю! Совсем спятил? Еще немного, и размазал бы тебя, сопляка, по асфальту! Тебе-то что, а мне потом отвечай! Придурок!
        Петька отпрянул в сторону. Как ни странно, но взгляд его успел зацепить номер серебристого красавца: три шестерки.
        «Ну и номерок! Дьявольский, — подумал Петька. — И водила, судя по всему, из той же породы. Что ж, можно сказать, первое знакомство с представителями земли забайкальской, людьми неразговорчивыми, но добрыми, как говорил папик, состоялось».
        Невольно вспомнился рассказ Смирнова о Чудном Мужике, которого увез автобус такого же, как и этот, цвета. Кто увез, куда увез — стало ли хоть кому-нибудь об этом известно? А ведь опять совпадение, странное, непонятное и, кажется, зловещее. Один только номер чего стоит! Но размышлять было некогда: Петька с трудом втискивался со своей поклажей в рейсовый автобус. Ну вот, наконец-то! Бумажкин удобно устроился рядом с сохшейся, крепкой старушкой, которая, не отрываясь, смотрела в темное, покрытое инеем, окно.
        Автобус взвизгнул, запыхтел и тронулся с места. Петька тоже уставился в окно, но ничего, кроме своего отражения, не увидел.
        - Как для чего? Электричество экономят. А ты, вообще, откуда приехал, мальчик?
        - Из Москвы…
        - А, ну тогда все понятно…
        - Постойте, — Петька двинулся следом за женщиной. — И давно у вас так экономят?
        - Да пожалуй, лет десять будет…
        Чувство острого, непривычного одиночества снова пронзило Петьку. Он вдруг страшно соскучился и по родителям, и по одноклассникам и даже по старшему и младшему Поповым. Ему еще больше захотелось вернуться в такую снежную, такую освещенную Москву. Походить по ее улицам, постоять на Красной площади… Увы, от нее отделяло Петьку шесть тысяч километров. С ума сойти! Вздохнув, он поплелся к кассе покупать билет до Приаргунска. Хорошо еще, что Смирнов рассказал, как добираться до Благодатного, если дядька не встретит.
        До отхода поезда оставалось больше трех часов. Бумажкин через силу перекусил в буфете, не от того, что был голоден, а от того, что так было нужно, чтобы скоротать время, и совершенно не почувствовал вкуса съеденного. Бумажкин устроился в зале ожидания и первым делом решил освободиться от ненужной и, вероятно, опасной вещи: книги. Не тут-то было! Минут пятнадцать он безуспешно пытался справиться с замком дорожной сумки, а когда эта проблема была, наконец, решена, Бумажкин почувствовал резкий запах ацетона. Откуда он мог появиться, этот запах? Он сунул руку в сумку, пошарился в ней. Та-ак… Вот, кажется, и то, что нужно. Но в чем дело, почему не вынимается? Странно… Судя по всему, книга произведений Агаты Кристи и не собиралась покидать полюбившееся ей место. Вздохнув, Петька начал вытаскивать свои вещи и складывать на соседнее сиденье. Белье. Тапочки. Полотенце. Туалетные принадлежности. Журнал «Просторы». Книга… Что такое? Она по-прежнему не двигалась с места. Между тем от запаха ацетона у Петьки уже началось легкое головокружение…
        Бумажкин сунул голову в сумку. Ну конечно! «Агата Кристи» намертво прилипла к ее дну. Петька вспомнил, что там лежал тюбик клея «Момент», который он все собирался вытащить перед отлетом, да, видимо, забегался и забыл. В воздухе клей, вероятно, вылился и намертво соединил дно сумки с произведениями английской писательницы.
        «Ну уж нет, — подумал Петька, — я так этого не оставлю! Я все равно освобожусь от тебя, гадкое издание, чего бы мне это не стоило!»
        Со злости он попытался оторвать хотя бы обложку, хотя бы страницу. Бумажкин пыхтел, но боролся. Он то и дело совал голову в сумку, чтобы разглядеть, продвигаются ли дела. Но нет, не продвигались.
        «Ну я тебе, — бормотал Петька, — я тебе покажу!»
        Вдруг кто-то тронул его за плечо.
        Бумажкин поднял голову. Перед ним стояли сотрудники милиции — один постарше, другой помладше, а чуть поодаль — пассажиры, ожидающие, как и он, Петька, своего поезда. Все с недоумением, неприкрытым любопытством и даже с каким-то страхом взирали на Бумажкина, его сумку и лежащие на соседнем сиденье, кучу вещей.
        - Пройдемте, молодой человек, — обратился к Петьке милиционер помоложе.
        - Куда? — не понял Петька.
        - В отделение.
        - Но зачем?
        - Там разберемся. Поживее, пожалуйста.
        Час от часу не легче! Не найдя в глазах любопытствующих ни капли жалости, Петька сунул вещи в сумку, вздохнул и поплелся за сотрудниками милиции.
        С большим трудом удалось Бумажкину убедить стражей порядка в том, что он никакой не токсикоман и что в сумку полез вовсе не для того, чтобы получить кайф от запаха ацетона, а чтобы отлепить от ее дна эту злополучную книжку Агаты Кристи. И все же не будь у него при себе удостоверения внештатного корреспондента журнала «Просторы» и фамилии отца, напечатанной на обратной стороне обложки, напротив слов «главный редактор», вряд ли Петька успел бы к поезду.
        - Ладно, — сказал милиционер постарше, когда объявили о посадке на поезд, — беги. Да чтобы больше у тебя ничего к ничему не прилипало.
        Петька схватил сумку и что было сил помчался к вагону. Как ни странно, она уже не казалась такой невообразимо тяжелой, как в аэропорту.
        Петька сел в купе, отдышался и теперь уже испытал неведомое прежде блаженство. «Все в порядке, — подумал он с радостью и удовлетворением, похожими на те, которые возникают после успешной сдачи экзаменов. — Еще один этап моего путешествия к «островку российского благополучия» завершен». И тут почувствовал, что у него некстати начинает потихоньку поднывать зуб.
        Часть II. Старый рудник
        Глава 1. Попутчики
        Поезд тронулся. За окном замелькали редкие огни, потом исчезли.
        - Постель будете брать? — спросила заглянувшая в купе, краснощекая проводница.
        - Буду.
        Проводница протянула Бумажкину постельное белье, сдала сдачи и пошла дальше.
        Подождав немного, не подселят ли к нему кого-нибудь из пассажиров, и, убедившись, что этого не произойдет, Петька закрыл купе на замок и поставил сумку на середину полки. Он так и не мог смириться с необходимостью до конца путешествия терпеть надоевшую ему попутчицу. «Пусть по листочку, пусть медленно, но я от тебя избавлюсь!» — приговаривал он, глядя на обложку с красочной надписью «Агата Кристи». Бесполезно! И на этот раз победу одержала Петькина соперница, превратившаяся вместе с сумкой в единый конгломерат.
        Бумажкин почувствовал, что в душе его появляется тихая ненависть к этой книге. Он понял, что от нее можно ждать всяких гадостей, которые могут произойти в самый неподходящий момент.
        Несмотря на то что было уже довольно поздно, пассажиры, судя по всему, и не собирались укладываться. Они бродили по вагону, громко спорили, шутили, смеялись. Петька, последние силы которого ушли на борьбу с книгой, тоже решил выйти в коридор.
        Возле окна стояли молодые женщины. Петька не прислушивался к их разговору, но до его слуха долетали обрывки фраз.
        - Дурой была, что раньше этого не сделала… — сетовала одна из них.
        - А ведь сколько я тебе об этом говорила! — поддержала вторая.
        - Это верно… Действительно, иметь мужа — это здорово! Главное, что всегда есть на ком сорвать свою злость…
        «И, правда, дура, — подумал Петька, — что одна, что вторая», — и отошел к другому окну.
        В вагоне между тем становилось все тише. Разговоры смолкали, народ укладывался спать. Ушли и две дуры. Проводница переключила яркий свет на тусклый, ночной.
        Бумажкин тоже собрался идти спать, как вдруг хлопнула дверь, ведущая в тамбур, и в конце коридора появилось двое мужчин. Впрочем, к ним больше подошло бы другое слово — мужики. Один из них был низкоросл, коренаст, с приплюснутым носом и узкими маленькими глазками. Другой — высоченный, худой, с носом, как у Буратино и выпученными глазами. Но Петьку поразила не столько их внешность, сколько одежда. Он подумал, что в таком наряде его родители даже на даче, в Перловской, постеснялись бы появиться, не то, что разгуливать по вагону. Но, судя по всему, у этих двоих просто не было костюмов на выход, как, наверное, и вообще мало-мальски приличной одежды. На обоих висели старые, вытянувшиеся, неопределенного цвета свитера, а широченные брюки были заправлены в длинные, до колен, сапоги, нижняя часть которых была сделана из кожи, а верхняя — из овчины. Такой необычной обуви Петька еще не встречал, и понятия не имел, как называется. Одним словом, эти двое явно не были представителями гнилой интеллигенции, как выразился бы папик и к которой относились Бумажкины и их окружение.
        Дойдя до соседнего с Петькой окна, коренастый остановился.
        - Постоим немного, — обратился он к своему длинноносому спутнику, — весь день продрых и теперь ни в одном глазу.
        - Это ты можешь, дрыхнуть-то, — отозвался длинноносый. — Помнишь, на уроке географии еще Нина Петровна… — не договорив, он вдруг схватился за живот и расхохотался, — ой, не могу, Генк, ой не могу! Ты храпел, а все подумали… ха-ха-ха!
        - Ну че ржешь-то? — обиженно произнес коренастый, — с каждым может такое быть… Вот если я сейчас начну про тебя вспоминать…
        - А помнишь, помнишь, как ты тогда на географии храпел. Все еще подумали, что ты опять… ха-ха-ха! А ты — х-р-р, х-р-рр…
        Бумажкин понял, что после долгой разлуки встретились одноклассники, и уставился в темное окно. Как-то его одноклассники там поживают? Как госпожа Самохвалова? Наверное, опять пошла на дискотеку с этим толстяком Поповым?
        - Ну так че у тебя с кругосветкой-то? — успокоившись, спросил длинноносый.
        - Дык че? Все нормально! Осталось только деньги найти…
        - А много надо?
        - Дык Васька посчитал, где-то около девяносто трех тыщ…
        - Девяносто трех тыщ! — ужаснулся длинноносый.
        - Долларов, — уточнил коренастый.
        - Это где ж столько денег-то взять?
        - Дык че, искать нужно… А остальное все готово. Лошади уже стоят…
        Петька, которого до этого момента разговор бывших одноклассников не очень-то интересовал, поправил очки и уставился на странных приятелей. Особенно на коренастого. Ведь тот вовсе не производил впечатления заядлого путешественника, а уж тем более — человека, которому найти девяносто три тысячи долларов — раз плюнуть.
        - Счастливый! — восторженно глядя на собеседника, произнес длинноносый.
        - Да уж, — так, словно речь шла о каком-то пустяке, ответил коренастый. — Плохо только, что и Манька со мной собралась. Не пущу, говорит, одного. Как ты, говорит, по Парижам один ходить будешь? Еще уведет кто…
        - Ясно дело, — отозвался собеседник, — ты — мужик видный! В Париже, говорят, баб — пруд пруди, а тут Манька рядом болтаться будет…
        Петька снова поправил очки и придвинулся чуть поближе. Не заметили бы, что он прислушивается к их разговору. Но бывшие одноклассники были настолько увлечены своей беседой, что не обращали ни малейшего внимания на рыжего веснушчатого мальчишку, который стоял в двух шагах от них. Между тем, Петька чувствовал, что там, где речь идет о путешествии, они отнюдь не прикалываются, а разговаривают совершенно серьезно.
        - Из Америки-то давно? — спросил длинноносый.
        - Неделю назад, как уехал…
        Длинноносый вздохнул:
        - Счастливый… А я вот пять лет, как там не был…
        Петька в недоумении протер очки. Еще один путешественник…
        - Ну и че, как там народ-то поживает?
        - Да как пять лет тому назад жил, так и сейчас живет… — ответил, судя по всему, только что вернувшийся из Штатов, коренастый. — Энтим летом, правда, событие произошло огромадное…
        Петька еще на полшага придвинулся к одноклассникам. Никакой реакции! Странные какие-то люди. Другие бы взрослые давно бы погнали его отсюда, а эти — хоть бы что!
        - Че такое? — спросил длинноносый.
        - Старый-то рудник помнишь?
        - Ну…
        - Так вот. Кто-то слух пустил, что на отвалах золотишко есть…
        - Странно… Там же серебро добывали…
        - Вот то-то и оно! И тут вдруг о золоте заговорили…
        - С чего это вдруг?
        - А вот с того… Кто-то сказал, будто Епачинцев…
        - Погоди, кто такой — Епачинцев?
        - Тьфу ты, дурья башка! Ну горный инженер, который еще в семнадцатом году прошлого века исчез…
        - А, так бы сразу и сказал. А то скачешь со столетия на столетие… Попробуй угнаться… Ну и что твой Епачинцев?
        - Ну вот, взял и сбил меня с мысли… Все, вспомнил. Так вот, кто-то сказал, будто Епачинцев в свое время проговорился, что в том руднике золото есть… А тут вдруг возле отвала кто-то грузовик увидел, и в тот грузовик базальт кидали… Ну, куски пустой породы. Вот и решили, что там, стало быть, золото. Че там началось, не передать! Все с раннего утра, с тележками, с колясками — к старой шахте, тащат базальт к себе домой, дворы им завалили… Ужас!
        - И ты, конечно, в первых рядах…
        - Я? Ты че, опупел? Я ж к кругосветке готовлюсь! Тут уж либо путешествовать, либо золото искать…
        - Вот дурак! Нашел бы, того глядишь, на девяносто три тыщи долларов и сдал бы его…
        - Прям, мне же силы беречь нужно, — обиделся коренастый и отвернулся к окну.
        Минуты две друзья молчали.
        - Ну ладно тебе, — не выдержал длинноносый. — Че дальше-то было? Нашел кто золото, нет ли?
        - Да, кстати, Ваську Петрова помнишь? Ну боров такой здоровенный, еще в Индонезии живет?
        - Ну…
        - Так вот он три тыщи выиграл. В «Русское лото».
        - И че?
        - «Че-че», пропил. За два дня.
        - А-а-а… — понимающе протянул длинноносый.
        Снова возникла пауза. Бумажкин опять протер стекла очков и придвинулся еще на полшага. Теперь он вообще уже ничего не понимал. Америка, Индонезия, в которой почему-то живет Васька Петров и играет в «Русское лото», какой-то старый рудник… Тогда этот коренастый откуда?
        - Ну так че, золото-то нашел кто, нет ли? — опять прервал молчание длинноносый.
        - А кто его знает? — вздохнул коренастый. — Вскорости после ентого ведьмак объявился…
        - Ведьмак? Кто это?
        - Че, не знаешь, что такое ведьмак, что ли? Мозги, что ли, заклинило? Ведьма, только мужского полу — вот тебе и ведьмак…
        - А-а-а-а… И че?
        - Ой, Мишк, че потом началось, ты даже не представлять! — Коренастый понизил голос и продолжал почти шепотом. Петька придвинулся еще на полшага и теперь стоял почти совсем рядом с собеседниками. — Страсти, Мишк, начались, самые натуральные! Ведьмак-то ентот выпустил на свободу души замученных стражников!
        Петька затаил дыхание и забыл про очки. Он весь обратился в слух.
        - Каких стражников-то?
        - Ну помнишь, их еще в семнадцатом году, как енто… Почти сразу после буржуазной революции уголовники замучили… Еще к крепежным стойкам приковали…
        Петька решил, что то ли у него, то и у одноклассников ум за разум зашел. Какая буржуазная революция была в Индонезии в семнадцатом году?
        - Ну, говорила что-то историчка… Так ведь с тех пор больше восьмидесяти лет прошло…
        - А ведьмаку какая разница: восемьдесят лет, тыща ли лет прошла. Он свое дело знает…
        - И че теперь?
        - Теперича че творится, это же ужас! Поначалу-то эти души только возле рудника шастали, костры жгли, а теперь-то совсем обнаглели! По дороге носятся, на прохожих нападают. Как стемнеет, хоть вообще из дому не выходи. Вон, намедни, мальчонка один по дороге, что мимо леса шел, так его чуть ли не до смерти эти стражники-то задушили. Еле потом откачали. Надо же, че творится, а? Расскажи мне об этом кто другой, не поверил бы… Так этот самый ведьмак-то, откуда он взялся-то?
        - Дык кто его знает… Говорят, это новый начальник рудника…
        - Надо же, — покачал головой длинноносый, — начальник — и вдруг ведьмак. Он хоть какой с виду-то?
        - Дык какой? Обныкновенный… Мужик да и мужик. На морду-то так себе…
        Длинноносый широко зевнул.
        - Ладно, Генк, пошли спать. Хоть бы подремать немного, и то ладно. Ехать-то осталось всего четыре часа. — Тут его взгляд упал на Петьку, который, потеряв всякую бдительность, разинув рот, стоял между собеседниками. — Да, все хочу спросить, это кто, твой племянник, че ли?
        - Да какой племянник? Первый раз вижу… Я вообще думал, что он с тобой. Все хотел узнать, кто он тебе, сын ли, че ли…
        Петька тем временем юркнул к себе в купе, выключил свет и с головой забрался под одеяло…
        Глава 2. Встреча в Приаргунске
        В вагоне было жарко. Бумажкин спал в одних трусах, откинув в сторону одеяло. Он чмокал губами и блаженно улыбался. Снилась ему жаркая Индонезия, солнце палило нещадно, он сидел под раскидистой пальмой и уплетал изо всех сил бананы. Один, другой, третий… Вот уже возле его ног выросла целая гора банановой кожуры, а он все ел, ел… Пока не проснулся.
        Петька не сразу понял, где находится. Тук-тук, стучали колеса. За окном было еще темно. Часы показывали двадцать минут девятого. Вставать не хотелось. Петька с наслаждением еще раз пережил необычный сон и принялся вспоминать вчерашний день. Он казался длинным, как целый месяц. И событий в нем было столько, что тоже на месяц бы хватило.
        «Да, кстати, как там Смирнов?» — подумалось вдруг Бумажкину. Волнение, пережитое по поводу того, что вслед за журналистом вышел и Гималайский Медведь, теперь вызывало смех. Ерунда какая-то! Мало ли кто за кем вышел! Это же совершенно не значит, что обязательно с плохими намерениями.
        Потом мысли Бумажкина перекинулись на вчерашний вечер. А точнее, на услышанный им разговор бывших одноклассников. Петька попытался еще раз, теперь уже на свежую голову, разобраться, о чем же все-таки шла речь, да так и не смог. Кругосветное путешествие, Америка, Индонезия, золото, серебро, старый рудник, души замученных стражников, да и еще и директор — ведьмак, тут, как говорится, без бутылки не разберешься.
        Махнув на все это рукой, Бумажкин попытался прикинуть, сколько же времени он находится в пути. По подсчетам отца, дорога в одну сторону должна была, самое большее, занять двенадцать часов. Прошло уже сорок восемь. А ведь еще неизвестно, сколько времени тащиться до Благодатного на автобусе.
        Петька и не заметил, как стало совсем светло. Он встал, умылся, налил кипяток из титана, растворил в нем кофе, намазал маслом булочку, отодвинул занавеску, да так и прилип к окну. Перед ним раскинулись бескрайние белые степи, обрамляемые у самого горизонта грядой темных сопок. Неправдоподобно синим было небо, а яркое забайкальское солнце так щедро расплескивало в разные стороны лучи, что оно казалось летним: жгучим и испепеляющим. После обычной осенней и зимней московской непогоды это воспринималось как чудо. И трудно было поверить, что на улице пои этом трещат морозы, да какие!
        В глубине души появилось неведомое прежде чувство гордости за свою страну. «Это ведь не какая-нибудь Франция или Германия, которые можно пересечь на машине за несколько часов, — думал Петька, — это — Россия! Едешь, едешь, а все конца и края не видно».
        Из всех тем, предлагаемых на конкурсах «Золотое перо», самой трудной для Петьки всегда была «За что я люблю свою родину». Он никогда и не брался-то за нее. «Ну вот за что можно любить свою родину? — размышлял в таких случаях Петька. — Просто так не ответишь. Это все равно, что сказать, за что я люблю своих родителей. Да потому что они — родители, и все».
        Он и сейчас не смог бы ответить на этот вопрос. Но вдруг понял, что заставляло молодых парней, чуть постарше, чем он, Петька, жертвовать во время Великой Отечественной войны своей жизнью во имя Отчизны. Впрочем, почему же только во время Отечественной? Разве мало сейчас горячих точек?
        …Приаргунск встретил прибывших не только крепким морозом, но и жгучим, пронизывающим ветром. Петька с завистью смотрел на выходящих из поезда. Все они были одеты не в пример ему: в шубы и дубленки, теплые сапоги и валенки, меховые шапки. Петькину легкую курточку и тонкую вязаную шапчонку продувало насквозь. Не успел он добежать до автобусной остановки, чтобы узнать, когда отходит нужный ему автобус, как уже до костей продрог. «Ох, и дурак же я, — уже в который раз подумал он, — не послушался папика, теперь неизвестно чем все это закончится. Еще не хватало заболеть и попасть в районную больницу». Ко всему прочему, у него опять начал свербить зуб.
        Бумажкин со всех ног бросился к зданию вокзала: хоть там отогреться, что ли! Но его ожидало жестокое разочарование: вокзал не отапливался. И температура воздуха там была не намного выше, чем на улице. Разве что ветра не было.
        А между тем до отхода рейсового автобуса оставалось почти полтора часа. «Если еще и там не топят, — подумал Бумажкин, — то пока я доберусь до дяди Миши, совсем превращусь в ледышку». В этот момент его охватила жгучая, как порыв приаргунского ветра, обида на родственника. Ну почему, почему он не встретил Петьку? Вот тебе и благородная забайкальская натура, как любил повторять папик.
        Бумажкин оглядел зал и увидел возле окна огромную батарею. Чуть ли не бегом он устремился к ней в надежде, что хоть там теплится жизнь. Бесполезно! Батарея была холоднющая, как впрочем, и все в этом зале.
        Чья-то рука дернула Петьку за рукав. Он обернулся.
        - Ну точно! С Московского рейса, с приаргунскоого поезда! — обрадовался стоящий перед ним мужчина. — Я давно за тобой наблюдаю, все думаю, ты — не ты. А потом решил, что если даже и не ты, все равно подойду. Видно же, как человек мучается.
        Что же касается Петьки, то он без труда узнал, кто перед ним. Лицо его, правда, было неприметным, невыразительным, но куртка-то, куртка-аляска синего цвета! Именно по ней, по Петькиному предположению, и запомнился этот человек, если бы был террористом и пытался бы скрыться в толпе. Петька тот час же вспомнил все эти свои глупые мысли и ему стало неловко. И даже больше. Стыдно стало.
        А между тем предполагаемый террорист уже увлекал Петьку к ближайшей скамейке, а достигнув ее, быстро скинул с себя аляску и протянул ее Бумажкину:
        - Надевай быстро. А свою мне давай.
        Петька так промерз, что предложение это не вызвало у него ни малейшего сопротивления.
        - Так… — попутчик взглянул на Петькины ноги, обутые в кроссовки. — Н-да… — Размер-то какой носишь?
        - Сорок первый.
        - Идет.
        Он опустился на сиденье, и не успел Петька ничего сообразить, уже снимал с себя теплые меховые ботинки.
        - Ну что стоишь, меняйся, меняйся! С непривычки-то можно и воспаление легких подхватить. Небось москвич?
        - Угу… — ответил Бумажкин, с удовольствием натягивая ботинок. Ноги от холода онемели и стали будто чужими, но в теплой обуви пальцы тот час же закололи сотни невидных иголок. Хорошо!
        - Куда едешь-то? — спросил Петькин спасатель, когда тот немного пришел в себя и уже явно начал отогреваться.
        - В Благодатный.
        - О! И я туда же! Я-то там живу, а тебя какая нелегкая понесла? Да еще посредине учебного года? Да еще в такую холодрыгу?
        Петька вкратце рассказал об отце, о дяде Мише, опустив тот момент, что была дана телеграмма, а его не встретили. Как-то неловко было представлять своего, правда, еще незнакомого родственника, перед посторонним в невыгодном свете.
        - Михаила Дмитриевича я хорошо знаю, — сказал Петькин попутчик. — И правильно сделали, что решили о нем написать. О таких людях побольше нужно рассказывать. Он мне здорово помог, когда я сюда приехал.
        - Так вы не местный?
        - О, я ведь тоже москвич. А вот закончил педуниверситет и решил вдруг изменить свою жизнь. Выбрал на карте самую крайнюю точку страны, списался с директором школы и поехал.
        Петька во все глаза смотрел на своего спасителя. Это ж надо, добровольно поменять Москву, столицу, на какую-то дыру! Пусть даже там распрекрасно и освещение поярче, чем в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но все равно ведь не Москва, а какой-то там Благодатный.
        - Вот, преподаю химию, историю, увлекся. Да, а зовут меня Геннадий Борисович…
        - А фамилия? — спросил Петька, поскольку придавал этому огромное значение.
        - А фамилия моя Ильин. Геннадий Борисович Ильин.
        «Ильин. А что, неплохо, — подумал Петька, — хотя у такого человека, как он, она должна быть более звучной».
        Чем больше общался Бумажкин с новым знакомым, тем больше удивлялся тому, что поначалу он показался ему безликим и незапоминающимся. Запоминающийся, еще какой запоминающийся! Серые лукавые глаза, ямочка на подбородке, на кого же из артистов или популярных телеведущих он так похож?
        - В этом году меня отправили на конкурс «Учитель года», — продолжал Геннадий Борисович.
        - И что?
        - Первое место, — скромно и как-то уж слишком буднично сказал Ильин.
        - Как? Выходит, вы — самый лучший учитель в стране?
        - Ну да, — ответил Геннадий Борисович так, будто речь шла о выигрыше в домино или лото. — Правда, только этого года.
        - Елки-палки! — воскликнул Петька и хотел добавить о своих, пусть шутливых, но подозрениях, но не стал и невольно покраснел.
        - Да, а что-нибудь об истории этих мест ты знаешь? — сменил тему учитель.
        Петька покачал головой. Ведь из-за желания везде успеть он так и не смог выкроить времени, чтобы найти и прочитать раздел о Забайкалье хотя бы в Большой энциклопедии.
        - О, это интереснейшие места! — воскликнул Геннадий Борисович и начал так увлеченно рассказывать, что Петька на время забыл о ноющем зубе.
        Глава 3. Прошлое и настоящее этих мест
        Как понял Петька со слов Геннадия Борисовича, в XVII веке в этих местах были обнаружены небывалые запасы серебряных руд. И это решало для России многие проблемы. Ведь прежде ей приходилось приобретать драгоценный металл в обмен на пушнину из-за границы, и это было не очень-то выгодно. Теперь появилось свое серебро. Правда, добыча и выплавка его были очень трудоемкими, и местные жители отказывались этим заниматься. Тогда сюда стали отправлять арестантов. Даже некоторые декабристы отбывали здесь свой срок. Так Забайкалье превратилось в главную каторгу страны.
        Петька слушал, слушал и вдруг в середине этой мини-лекции вспомнил про одну вещь. Ведь он же опять про диктофон забыл! Сейчас бы записать все, о чем говорит Геннадий Борисович, так нет же, похоже, поезд ушел.
        Вдруг Бумажкину захотелось тоже чем-нибудь поразить своего попутчика. Пусть тот — лучший учитель страны и хорошо знает историю этих мест, но он-то, Петька, тоже не лыком шит! Почему бы ему не показать «любимое детище» отца, журнал «Просторы», который он сейчас представляет.
        - Ну, отогрелся немного? — неожиданно, безо всякого перехода, обратился Ильин.
        Петька кивнул и начал расстегивать сумку.
        - Это хорошо, — продолжал учитель. — А то ведь дорога дальняя. В автобусе, правда, тепло, но потом-то нам еще восемнадцать километров шагать…
        Петька отдернул руку от молнии.
        - Восемнадцать? — вскричал он.
        - Ну да…
        Бумажкин ошарашенно уставился на попутчика. В Москве-то ему не очень часто приходилось добираться куда-либо на своих двоих. Общественного транспорта там ого-го сколько! И метро, и автобусы, и троллейбусы, и трамваи, и маршрутные такси… И конечно же он даже представить не мог, как это возможно пешком одолеть такое расстояние.
        - А автобус разве не заезжает в Благодатный? — спросил Петька в надежде, что Ильин сейчас рассмеется и скажет, что это шутка.
        - Нет, конечно.
        - А дядя, кажется, писал, что ходит… — разочарованно протянул Бумажкин.
        - Так когда это было! Говорят, лет десять назад! Маршрут даже был «Райцентр-Благодатный». По три рейса в день делал. Теперь-то уж никто и не вспоминает об этом.
        Лет десять назад! Петька ошарашенно уставился на Геннадия Борисовича. Оказывается, он совершенно не знал не только того, что происходило в стране в прошлом и позапрошлом веках, но и в последние годы… Лет десять назад… Да, он слышал о каких-то трудных перестроечных временах начала девяностых годов, которые коснулись и Москвы, но теперь-то там все хорошо: и фонари горят, и автобусы ходят, и самолеты летают…
        - Понимаешь, — видя недоумение Петьки, решил пояснить учитель, — рудник почти не работает, те, кому было куда уехать, уехали. Те же, кто остался, вот уже несколько лет живут без денег, на собственном хозяйстве…
        И опять не все понял Петька. Во-первых, как можно жить без денег, пусть даже на собственном хозяйстве, и, во-вторых, почему учитель говорит так, будто рудник в Благодатном один? Дядя-то ведь писал о двух. Поэтому он спросил:
        - А вы какой рудник имеете в виду? Старый, или новый?
        - Конечно, новый. Старый-то сразу же после революции закрыли.
        Ну уж тут сам черт не разберет! Один пишет, что рудники, старый и новый, работают, да, вот буквально месяц назад письмо пришло; другой утверждает, что один из них закрыт. Выходит, кто-то из этих взрослых… лжет? Но почему?
        Петька опять потянул за бегунок молнии, но теперь уже в противоположную сторону. Доставать журнал расхотелось. Мало того, за какое-то мгновенье с ним что-то такое произошло, что ему стало стыдно этого журнала. Какие же это «Просторы», когда там ни слова о жизни в российской глубинке? Когда там все о столичной элите да об олигархах. Народ-то, как выясняется, живет совсем по-другому. Бумажкин об этом даже и не подозревал. Знал ли об этом отец? Тоже маловероятно. Хотя, наверное, догадывался, если уж снова стал одержим дальними командировками по стране.
        - Ну вот и автобус подошел, — сказал в этот момент Геннадий Борисович. — Побежали!
        Петька поднял сумку и устремился вслед за учителем.
        Глава 4. История старого рудника. Души замученных стражников
        В автобусе Петьку сморило. Он откинулся назад и крепко заснул. Когда Геннадий Борисович затряс его за плечо, Петька подумал, что прошло не больше десяти минут. Однако уже вечерело.
        Автобус притормозил на широкой проселочной дороге. Справа от нее был лес, слева — степь, опоясанная, как и при подъезде к Приаргунску, бесконечной грядой сопок.
        На улице было тихо и морозно.
        - Тепло, — констатировал Геннадий Борисович. — Не больше минус двадцати пяти будет. Это хорошо. Утром-то, наверное, все тридцать пять. Ну, вперед.
        С этими словами Ильин вошел в лес и исчез за деревьями.
        - Так вот же дорога, — удивился Петька, — или что, она ведет не туда?
        - Туда, — послышался голос невидимого учителя, — только сейчас там ходить не стоит. Уже темно.
        Невольно вспомнился разговор двух странных одноклассников. В нем тоже шла речь о дороге, по которой не следует ходить в темное время суток. Бумажкину стало не по себе.
        - Ну, где же ты? — донеслось из-за деревьев. — Время-то позднее!
        Петька продолжал стоять, так и не осмеливаясь пойти следом. Воздух был серовато-синим, а небо — еще почти светлым. Но сосны отбрасывали такие длинные и густые тени, что внизу было гораздо темнее, чем у верхушек деревьев. Вокруг было спокойно и тихо. Но эти тишина и спокойствие казались Бумажкину обманчивыми, как это бывает перед грозой.
        Набрав побольше воздуха, Петька побежал за учителем по узкой тропинке. Услыхав шаги, тот остановился, чтобы дождаться Петьку.
        - Считай, мы почти дома, — бодро произнес Геннадий Борисович. — Сейчас только через лес пройти — и все в порядке.
        Однако сказал он это так громко и так чересчур уж уверенно, что Петька понял: он и сам чего-то боится. А держится так только для того, чтобы Бумажкин не заметил, что ему тоже страшно.
        - Все, пошли! — Ильин опять устремился вперед.
        - Так что же все-таки происходит в этих местах? — с трудом приноровившись к шагу Геннадия Борисовича, спросил Петька.
        - Даже не знаю, как тебе это объяснить. В последнее время в поселке, говорят, ведьмак появился, — учитель перешел почти на шепот, — и по вечерам на той дороге, про которую ты спрашивал, творятся странные дела. Очень странные…
        - И вы в это верите? — изумился Петька, который теперь, оказавшись в этом, чужом, темном, незнакомом лесу, за шесть тысяч километров от дома, и сам готов был поверить во что угодно. Но то — он, мальчишка, а то — совершенно взрослый человек, представитель образования, который, по мнению Бумажкина, должен был быть выше каких-либо слухов.
        Геннадий Борисович будто прочитал его мысли:
        - Знаешь, а я ведь до сегодняшнего дня не верил во все это… А тут вдруг — не по себе стало.
        То, о чем рассказал Ильин, странным образом совпадало с историей, услышанной Петькой в поезде. Только там речь шла то ли об Индонезии, то ли об Америке… Но если сейчас учитель начнет рассказывать про души загубленных стражников, то не останется никаких сомнений в том, что речь идет об одном и том же. Только опять же при чем здесь Индонезия и Америка?
        Учитель остановился и вытянул руку вперед:
        - Во-он там, за деревьями, находится сопка. Ее прозвали Серебряной горой.
        - Какое красивое название!
        - Да. В ней когда-то был рудник. Именно там и добывали с семнадцатого века серебро. Об этом я тебе уже рассказывал. Да, кстати, а когда произошла в нашей стране буржуазная революция? — вдруг безо всякого перехода спросил Ильин.
        - В феврале тысяча девятьсот семнадцатого года, — не очень уверенно ответил Петька.
        - Молодец, многие твои сверстники даже этого не знают. Так вот, после этой самой революции некто Керенский, тебе, конечно, известно, кто это такой…
        Петька испугался, что его опять что-нибудь спросят, и на сей раз он не сможет сказать ничего вразумительного: он вдруг почувствовал себя на уроке, к которому не очень хорошо подготовился. Но Геннадий Борисович продолжал свой рассказ, и Петька облегченно вздохнул: пронесло!
        - Так вот, Керенский издал указ об освобождении политических каторжников, которые работали на руднике вместе с уголовниками. А на уголовников этот указ не распространялся. Вскоре после того как политических каторжников выпустили, уголовников, а их было всего-то около двадцати человек…
        - А политических? — спросил Петька.
        - Тех свыше двухсот… Ну слушай дальше. После того как политических выпустили, рудник собрались закрывать, он, говорят, был уже выработан, а уголовников перевести работать на другой. Их охраняло пятеро стражников. Отработав последнюю смену, уголовники неожиданно напали на стражников, заставили снять с них кандалы…
        - И что же?
        - Потом их избили, надели на них свои кандалы и приковали к крепежным стойкам штольни…
        - А что такое штольня?
        - Штольня это… Ну как бы тебе объяснить… Нет, пожалуй стоит начать с того, что же такое рудник. Рудник — это система подземных сооружений для добывания полезных ископаемых. Это, так сказать, научное определение. А если по-простому, то представь себе сопку, из которой добывается руда с такими ископаемыми. Внутри она наполовину полая. Если ты войдешь в нее, то попадешь в широкий, длинный, каменный коридор. Это и есть штольня. А для того чтобы порода не обваливалась, ее укрепляют деревянными крепежными стойками, расположенными вертикально… Эх, если бы все это можно было изобразить на бумаге, ты бы сразу все понял…
        - Да мне и так все понятно, — сказал Петька, быстро нарисовавший в своем воображении внутреннее устройство рудника.
        - Вот к таким стойкам и приковали стражников, а вход в рудник взорвали. И стражников, и уголовников хватились не сразу. На новом руднике, где они должны были работать со следующего дня, предположили, что те решили повременить с переездом. На старом были уверены, что они уже уехали. Когда же все выяснилось, из пятерых стражников в живых остался только один… Вот, говорят, теперь души четырех замученных и жгут костры на той сопке, да по дороге бродят… — Петька чувствовал, как с каждым словом в него все больше проникает страх. — Но это еще не все, — продолжал Геннадий Борисович. — Как потом выяснилось, в тот же день исчез еще один человек: горный инженер Епачинцев.
        «Епачинцев», — Петька уже где-то слышал эту фамилию… Ну, конечно, ее не раз произносили в поезде странные пассажиры, с которыми он ехал.
        - Старики говорили, что тот как-то спьяну проболтался о том, что в рудной породе, кроме серебра, может быть и золото… Но насколько это правда, никто не знает…
        - Так что же все-таки стало с этим Епачинцевым? — спросил Петька, стараясь не подавать вида, что ему давно уже не по себе.
        - А кто его знает… Многое говорят, но ничего не известно, — уклончиво ответил Ильин. И продолжал: — Да, в этой истории есть еще один очень странный момент. Дело в том, что буквально на другой день после того, как вход в шахту разобрали, а тела стражников вытащили, вход вновь оказался взорванным… Пошел слух, что это сделали погибшие стражники…
        Глава 5. Души стражников рядом
        Если бы Петька услышал этот рассказ средь бела дня, да еще в своей московской квартире, да еще если б на кухне при этом разговаривали родители, он, наверное, лопнул бы от смеха. Но здесь ему было определенно страшно. А после стольких непонятных событий, которые с самого начала буквально преследовали его, втройне.
        - Мы тут коснулись темы золота, — после некоторой паузы продолжал учитель, — так вот хочу сказать, что появление где-либо этого драгоценного металла, как правило, всегда для кого-то заканчивается трагедией. В начале прошлого века километрах в десяти от Серебряной горы находился золотой прииск. Так вот каждый день, перевалив через Лысую сопку, слышал о такой?..
        - Угу, — промычал Петька.
        - Перевалив через сопку, приходили из Китая хунхузы. Они меняли спирт на золотой песок. Понятно, что многие из них не добирались до дома: на обратном пути их зачастую грабили и убивали разбойники… Ну а теперь, как говорится, вернемся к нашим баранам, — спустя какое-то время, продолжил Геннадий Борисович. — После Октябрьской революции по другую сторону от Благодатного начал разрабатываться новый рудник. Там же построили и новое рудоуправление…
        Рассказ о новом руднике и рудоуправлении Петька слушал вполуха: он чувствовал, что неимоверно устал. Сколько же они одолели километров? Пять? Восемь? Десять?
        - Передохнем немного, — замедляя шаг, предложил Геннадий Борисович. — Идти-то еще прилично!
        Прилично! От одного этого слова у Петьки заметно упало и так не очень-то хорошее настроение.
        В лесу стало совсем темно. Только от белого снега, тонким слоем покрывающего землю, исходило матовое сияние.
        Петька поднял голову. Высоко вверх, чуть ли не в бесконечность, возносились темные верхушки деревьев. А еще выше, в бескрайнем небе, зажигались звезды. Много звезд. Петька прищурился и ему почудилось, будто одна из них весело подмигнула ему с невообразимой высоты. Мол, держись, Петька, все будет нормально! Даже несмотря на то, что в твоей сумке лежит, прилипшая к ее дну, книга Агаты Кристи!
        - Ну а дальше что было? — немного успокоившись, спросил Петька, когда они снова двинулись в путь.
        - Первое время после революции ходили слухи о том, что возле старого рудника стали появляться души замученных стражников. По ночам они жгли костры на Серебряной горе, гремели кандалами и издавали леденящие души звуки. Каждому, кто слышал их, становилось не по себе. Некоторые от страха падали в обморок… У одного, как это теперь говорится, поехала крыша… Ну а потом все успокоилось, забылось, сам рудник, как памятник, стали показывать приезжим… И вот этим летом, сразу же после назначения нового начальника рудника, стали повторяться прежние странные вещи… С наступлением темноты опять появляются души стражников. Только на сей раз радиус их действия стал значительно шире…
        Учитель понизил голос, и Бумажкину стало совсем не по себе. Он замедлил шаг, и в этот момент ему показалось, будто мимо пронеслись какие-то бесплотные тени. Он отдавал отчет, что скорее всего это уже буйство его фантазии, и все же, все же… «Скорей бы уж до дяди Миши дойти, что ли», — подумал Петька, ощущая в горле противный комок. Он поднял голову, но звездочки, которая так приветливо подмигивала ему, не нашел.
        - Мало того, — уже каким-то совсем замогильным голосом продолжал Геннадий Борисович, — на этот раз души стражников стали вести себя совсем агрессивно. Совсем недавно на одного паренька напали…
        В этот момент внимание Бумажкина переключилось на странные звуки, доносящиеся со стороны дороги. Звяк-звяк… Звяк-звяк… А может это опять только чудилось? Как бы то ни было, ноги у Петьки стали совсем ватными, он покрылся холодным потом и боялся дышать. Казалось, что все, что их окружает, теперь приобрело тайный, зловещий смысл. Небо стало почти черным и в него буквально вонзались острые ветки сосен. То там, то сям возникал какой-то непонятный треск, будто вокруг шныряли невидимые злобные существа.
        Геннадий Борисович между тем ускорил шаг, и расстояние между ним и Бумажкиным быстро увеличивалось. «Почему он так быстро идет? Почему не дожидается меня?» — пронеслось в голове у Петьки. В один из моментов у него вдруг возникло нелепое подозрение: а не случайно ли учитель так себя ведет? Не хочет ли он оставить Петьку одного на растерзание душам замученных стражников? Но зачем ему это нужно?
        Вдруг со стороны дороги раздался громкий протяжный крик, напоминающий крик раненого животного. Петька остановился. Крик повторился, на этот раз громче и продолжительнее. Не помня себя, Бумажкин бросил в снег сумку, метнулся к Геннадию Борисовичу и вцепился в рукав его куртки. Тот стоял неподвижно, как изваяние.
        - Выходит, — прошептал он, — все это на самом деле правда… Т-с-с… Слышишь?
        Душераздирающий крик прекратился. Но теперь уже совсем рядом кто-то громко ударял друг о друга металлическими предметами, и стоны, стоны…
        - Кандалы, — одними губами произнес он. — И стоны…
        От страха Петька даже кивнуть не мог.
        - По дороге идут… — продолжал учитель. — Хорошо, что мы через лес пошли…
        Постепенно все стихло и в лесу вновь воцарилась тишина. Но путники не торопились идти дальше. Какое-то время они продолжали стоять, тесно прижавшись друг к другу. Петька вспомнил о своих мимолетных подозрениях, касающихся Геннадия Борисовича, и ему стало стыдно.
        - И все же, нужно идти дальше, — сказал учитель.
        Бумажкин подошел к сумке, брошенной в снег, но поднять ее так и не смог. Во всем теле чувствовалась небывалая слабость.
        Геннадий Борисович молча взял Петькину ношу и медленно побрел дальше.
        Глава 6. Благодатный на горизонте
        Минут десять шли молча.
        Тишину нарушил Ильин.
        - Ладно, слушай дальше, — сказал он. — Поспеваешь за мной?
        - Поспеваю, — отозвался Петька, на всякий случай, приготовившись слушать очередную порцию кошмаров. Теперь он понял: рассказы-ужастики и книжки из серий «Страшилки» или «Мурашки по коже», не стоящие никакого внимания, мелочи. К тому же выдуманные писателями. Но когда в нескольких шагах от тебя гремят кандалами призраки и издают душераздирающие вопли…
        - Так вот, — продолжал Геннадий Борисович. — Примерно месяц тому назад, а может, чуть раньше, два наших горных инженера, Георгий и Григорий, решили сходить к Серебряной горе, чтобы развеять вздорные, как им казалось, слухи. Пошли они днем, и с концом.
        - Как — с концом?
        - Ну больше с тех пор их никто не видел.
        - А их искали? — спросил Петька, к этому времени почти полностью переключившийся на новый рассказ учителя.
        - Разумеется.
        «Ну и делишки творятся в этих местах, — подумал Бумажкин. — Вот тебе и «островок российского благополучия». Да до такого, пожалуй, сама бы Агата Кристи не додумалась».
        Воспоминание о книге, прилипшей ко дну сумки, вызвало у Петьки приступ тревоги. «А может это она притягивает в мою жизнь такие кошмары? — пронеслось в голове. — Впрочем, вряд ли. Все это началось еще до моего появления здесь. Хотя, конечно, неплохо бы на время расстаться с этой сумкой. По крайней мере, не таскать ее за собой, как это приходится делать вот уже третьи сутки».
        Размышления Петьки прервали слова Геннадия Борисовича.
        - Это еще не все. То, что ты сейчас узнаешь, имеет некоторое отношение к тебе.
        «Ну, этого еще не хватало!» — подумал Петька.
        - Дело в том, что вместе с Георгием и Григорием должен был пойти и твой родственник, Михаил Дмитриевич. Мало того, именно он и подговорил их пойти на старый рудник и проверить, что же все-таки там творится.
        - И почему же он не пошел? — спросил Петька, чувствуя, что хотя и не знаком с дядей Мишей, все же ему не очень-то приятно было бы узнать о нем что-либо не очень хорошее.
        - В самый последний момент его разбил радикулит.
        «Да что же это за человек такой? — недоумевал про себя Бумажкин. — Пишет одно, а на деле совершенно другое. Рудник, мол, развивается, работает, да даже не один, а два, живем, как при коммунизме, зарплату платят исправно, преступности никакой. А на деле — люди уже несколько лет денег не видят, один рудник почти не работает, в другом — души замученных стражников беснуются. Горные инженеры, что восемьдесят лет назад, что сейчас, куда-то исчезают. И обо всем этом — ни слова. Скорей бы увидеть этого родственничка, что ли. Впрочем, не удивлюсь, если и фотография, которую он прислал, не его, а какого-нибудь соседа. Да и про ботанический сад, наверное, напридумывал. Итак ясно, что фигня все это!»
        Теперь вокруг было тихо, спокойно, и Петька постепенно пришел в себя. Лес остался позади, и перед путниками раскинулась белая бескрайняя равнина.
        - Ну вот, почти пришли, — облегченно вздохнул Геннадий Борисович. — Благодатный на горизонте. Сейчас только через поле перейдем.
        - Где Благодатный, где? — спросил Петька и напряженно всмотрелся в даль. Он, конечно, не ожидал увидеть праздничную иллюминацию поселка, о которой так красочно писал дядя Миша, но по крайней мере должны же быть хотя бы единичные огоньки…
        - Да вон, вон! — с воодушевлением воскликнул учитель и показал рукой совсем в другую сторону. — Хоть бы сегодня электричество не отключили, что ли, — уже без особого энтузиазма добавил он, — а то в последние два года в основном только при свечах и живем.
        «Отпад!» — подумал Петька и изо всех сил напряг зрение. Наконец, с большим трудом он рассмотрел вдалеке большое темное пятно.
        - Там?
        - Ну конечно! — радостно закивал Геннадий Борисович. — А вот еще вглядись, видишь самое темное место? Это Америка. То, что посветлее — Индонезия. И совсем светлое — Индия.
        Ничего такого не увидел Петька в темнеющем вдалеке пятне, но снова вспомнил услышанный в поезде разговор, и ему многое стало ясно.
        - Это что, у вас районы так называются? — все же решил уточнить Бумажкин.
        - Не официально, конечно. Просто жители поселка, не знаю почему, их так окрестили. Возможно, сказалась подспудная тяга к путешествиям, к знакомству с новыми странами.
        Геннадий Борисович с нескрываемой гордостью, не отрываясь, смотрел на раскинувшийся вдали Благодатный.
        «А что, дядя Миша прав, — подумал Петька, — по освещенности с этим поселком действительно ни один город в мире не сравнится. В том числе Нью-Йорк и Лос-Анджелес».
        Глава 7. Дядя Миша
        Буквально пятнадцать минут спустя путники уже бодро шагали по поселку Благодатный. Петька ощутил, что у него появилось второе дыхание и от усталости не осталось и следа.
        На улице не горел ни один фонарь. И если бы не огромный месяц над головой, то, пожалуй, и в двух метрах ничего не было видно. Сквозь неплотно закрытые ставни просачивался желтоватый свет.
        - Ну вот и пришли, — сказал Геннадий Борисович, останавливаясь у одной из калиток. Залаяла собака. — Сабля, свои! — прикрикнул учитель и изо всех сил закричал: — Дмитрич, а Дмитрич, открывайте! Я вам радость привез. — Скрипнула дверь. Из темного проема послышался бодрый, почти молодой голос:
        - Геннадий Борисыч?
        - Да, я!
        - Прибыл?
        - Ну да!
        Над крыльцом зажглась тусклая лампочка, и Петька увидел, как с него стремительно сбегает высокий сухощавый мужчина в полушубке.
        - Сабля, свои! — гаркнул он на не перестающую лаять собаку, выскочил на улицу и сгреб учителя в охапку. — Ну, какое место занял? — секунду спустя, отойдя в сторону, спросил он.
        - Первое, Дмитрич, первое!
        - Ну вот, а я что говорил! А ты ведь не верил!
        Дядя Миша, словно ребенок, бегал вокруг Ильина, радовался, заглядывал ему в глаза, махал руками. Петька, незамеченный родственником, и, видимо, забытый лучшим учителем страны, сиротливо жался к забору. Ему было обидно и одиноко. И зачем только перся в такую даль?
        - Я так и знал, Борисыч, что так будет! — продолжал восклицать дядя Миша. — Да что же мы на улице-то стоим, пошли чаевать!
        - Какое чаевать, у меня уроки с утра, — ответил учитель. («Да что же он на самом деле обо мне забыл, что ли?» — с досадой подумал Петька). — Да и пришел-то я вовсе не для того, чтобы похвастаться первым местом. Я вам, Дмитрия, родственника привез.
        - Какого еще родственника? — насторожился дядя Миша. — Никаких родственников у меня здесь нет!
        - Нет, вы ошибаетесь, — сказал Ильин, в недоумении оглядываясь по сторонам. — Петя, где ты?
        Петька отошел от забора и приблизился к дядьке.
        - Постой, постой, — сказал тот, склонившись над Петькой, который оказался ему как раз по грудь, — а ну-ка… Петька, что ли? Бумажкин?
        Петька даже глазом моргнуть не успел, как родственник, словно малого ребенка, поднял его вверх и, запрокинув голову, вглядывался в его лицо. Петьку уже лет десять так никто не держал, ему стало неловко и он задрыгал ногами. «Видел бы кто из одноклассников, — пронеслось в голове, — засмеяли бы».
        - Ну точно как на фотографии! — воскликнул дядя Миша. — Один в один!
        Бумажкин про себя то же самое отметил: дядя Миша как две капли воды был похож на присланные им снимки. Стало быть, свои фотографии отсылал, не соседа.
        - На отца похож, — заключил дядька, опуская Бумажкина на землю. — Только вот росточком-то больно мал. Не в нашу ты, Бумажкиных, породу, не в нашу. — И безо всякого перехода спросил: — А где же твой чемодан?
        Петька молчал. Ему казалось, что с тех пор, как дядя Миша признал в нем родственника, он, Петька, попал в бурлящий поток, в котором потерял всякую способность соображать. Геннадий Борисович молча протянул Петькину сумку. Дядя Миша легко, словно пустую авоську, закинул ее за спину и пошел к дому, увлекая за собой Бумажкина.
        - Ну спасибо, Борисыч, вот это радость, так радость! И кто бы мог предположить? Я вот все думал: чего это мне последние три ночи степной орел снится? А это, оказывается, ко мне московский орел летел! Сабля, да свои же!
        Они уже были у крыльца, когда Петька вспомнил, что на нем же чужие вещи.
        - Геннадий Борисович! — теперь уже он закричал. — А ботинки, а куртка! Когда мне их вернуть?
        - Встретимся завтра! — послышалось из-за калитки.
        Петька хотел спросить, где и во сколько, но в это время дядя Миша открыл перед ним дверь и втолкнул его в темноту. Петька с разбегу налетел на какую-то бочку.
        - Тьфу ты, забыл предупредить, тут же капуста квашенная, мы-то привычные, обходим…
        «Кто это — мы?» — подумал было Петька, но в это время распахнулась вторая дверь и он оказался в большой просторной, чисто побеленной кухне. У окна стояли давка и стол, у стены громоздился большой неуклюжий стол.
        - Раздевайся, Петьк, чувствуй себя как дома!
        Бумажкин снял с себя куртку, шапку и, нагнувшись, начал развязывать шнурки на ботинках. И тут дядя Миша огорошил его словами:
        - То, что ты приехал, Петьк, это хорошо. Это очень даже здорово. Но вот почему же ты телеграмму не дал? Я бы тебя в самой Чите встретил!
        Глава 8. Как в дореволюционной России
        - Как — не дал? — опешил Петька. — Папа же во вторник специально на телеграф ходил.
        - А сегодня что? Понедельник? Странно… По крайней мере, — дядька начал загибать пальцы, — так, среда — раз, четверг — два, пятница — три… Ну по крайней мере к субботе-то телеграмма должна была дойти. Не письмо же!
        «Это что ж за телеграмма, которая идет пять дней? — удивился про себя Бумажкин. — А письмо тогда — сколько?»
        - Дядя Миша, но почему до вас так долго телеграммы идут? — спросил он, снимая ботинок. — Мы с папой считали, что уж к среде-то, самое позднее, вы должны были ее получить.
        - Конечно, — согласился дядя Миша. — К среде бы и пришла, если б мы в райцентре жили. Так ведь от нас-то до туда двадцать три километра!
        Тут Петька совсем растерялся. Ведь для телеграммы и двадцать три километра, и двести тридцать — не расстояние.
        - Ах, да ты же ничего не знаешь! Дело в том, что почты-то у нас нет. Ее два года, как закрыли, — пояснил дядя Миша. — И всю корреспонденцию привозит муж нашей начальницы, Борька.
        - У него что, свой транспорт? — поинтересовался Петька, принимаясь за второй шнурок.
        - Какой там! Транспорта-то у нас ни у кого нету. Лыжи у него — транспорт. А летом пешком бегает. Что ему, молодой еще. И шестидесяти нет.
        - Как — пешком? — изумился Петька, вспомнив, с каким трудом далась ему дорога через лес. — В такую даль?
        - Да какая ж это даль? — засмеялся дядя Миша. — Я ж говорю, двадцать три километра всего. Пробежаться туда и обратно одно удовольствие. У нас тут есть деревни и за сорок, и за пятьдесят километров. И ничего себе, ходят. А что делать? Прижмет, так и побежишь…
        «Ни фига себе, — подумал Петька, — третье тысячелетие на дворе, люди скоро другие планеты будут осваивать, клонирование изобрели, а тут — пешком из деревни в деревню ходят. Ну прямо как в дореволюционной России».
        - А с Борькой я разберусь, — продолжал дядя Миша, — опять, поди, напился, вот и не сбегал в райцентр. Ну ладно, проходи, чай варить будем.
        - А с чем вы его варите? — спросил Петька, усаживаясь на табурет.
        - Как — с чем? — удивился дядька. — С водой… А в Москве с чем варят?
        - У нас не варят, а кипятят…
        Родственники недоуменно посмотрели друг на друга и замолчали.
        - Да, дядя Миша, а где у вас тут санузел, — прервал паузу Петька, — руки помыть… С дороги ведь.
        - Для рук вон, рукомойник в углу, видишь, а остальное, то бишь, нужник, в другом месте. Пойдем покажу.
        Дядька подошел к двери. Поднялся и Петька.
        - Э-э, нет, туда одеваться надо.
        - На улице, что ли?
        - Ну конечно. А где ж ему еще-то быть? Тут у всех нужники на улице, — ответил дядя Миша и так взглянул на Петьку, что тот понял: все его вопросы кажутся дядьке, мягко выражаясь, странными.
        И все-таки он не удержался и еще спросил:
        - Так вы что, его отапливаете?
        На этот раз дядя Миша секунды три, не мигая, изучал Петькино лицо, словно пытаясь сообразить, о чем речь, потом почесал затылок и ответил:
        - А че его отапливать-то? Там и так тепло… — И опять недоуменно покосился на Петьку.
        В свою очередь тот бросил на дядьку непонимающий взгляд и начал натягивать ботинок.
        - Постой, постой, — остановил его дядя Миша. — Здесь экипировка будет другая. А то хозяйство свое отморозишь. Эх, знал бы, что ты нарисуешься, у соседей бы чего-нибудь попросил. Ну ладно, подожди, я сейчас…
        Он исчез в сенях и минут через пять вернулся, держа в руках какую-то одежду и серые валенки.
        - Вот, смотри, — он вывалил все это кучей прямо перед Петькой. — Еле дотащил. Все топорщится… А вещички-то у меня, оказывается, ничего. — Дядька поднял с пола старую кроличью шапку и водрузил ее Петьке на голову. Шапка оказалась большой и упала Бумажкину на глаза. — Ничего. Лучше большая вещь, чем маленькая. Постой-постой, сколько ж этой шапке лет… Мне отец ее то ли в сороковом году, то ли в пятидесятом подарил… Ладно, теперь вот это примерь. — Дядя Миша протянул Петьке старую телогрейку. Тот невольно поморщился. — Надевай, надевай, нечего нос воротить…
        Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Вздохнув, Бумажкин сунул руку в рукав. Потом — вторую. Телогрейка на Петьке по длине вполне могла сойти за пальто: как раз до колен.
        - Ну вот, — удовлетворенно произнес дядька, — в самый раз. Будто на тебя сшита. Теперь вот это давай. — Он поднял с пола валенок и протянул его Петьке. — Босиком же ходить не будешь. Ну, быстрей!
        Петька нехотя сунул ногу в огромный серый валенок. Непривычно как-то. Неловко. И верхний край в подколенную ямку уперся.
        - Ничего, привыкнешь, — успокоил его дядя Миша. — Ты пальцами-то пошевели. Не жмут? Это сорок шестой размер. А ты какой носишь?
        - Сорок первый.
        - То-то я смотрю, ботинки почти игрушечные. Тогда постой немного, я сейчас…
        Он прошел на кухню, выдвинул из шкафа нижний ящик и извлек оттуда две длинные серые тряпки.
        - Вот, — протянул дядя Миша Петьке, — держи!
        - Что это? — недоуменно спросил Петька, не в силах понять, что же это и для чего предназначено.
        - А, дай сюда, — дядька в досаде выхватил их у Петьки, — вы, столичные, видать, ничего не знаете. Это же — портянки!
        - Портянки? — переспросил Бумажкин, силясь вспомнить, что же обозначает это слово. Кажется, он встречал его где-то, в какой-то книге, но о чем в ней шла речь?
        Дядя Миша быстро нагнулся, держа в руке портянку.
        - Давай сюда ногу!
        Ничего не понимая, Петька поднял правую ногу. Дядя Миша принялся быстро наматывать на нее серую тряпицу. Теперь Бумажкин вспомнил! Совсем недавно в какой-то книжке о войне проскальзывало это слово. Портянки были одним из необходимых атрибутов солдатского обмундирования.
        - Толкай ногу в валенок! — скомандовал дядька. — Как теперь? Не слетит?
        - Да вроде нет…
        - Вторую ногу давай! О, хорошо!
        Дядька отошел в сторону и посмотрел на Петьку.
        - Что тут скажешь? Красавец, да и только!
        Он исчез в комнате и включил там свет.
        - Иди-ка сюда! Сейчас убедишься! Иди, иди, не бойся, не натопчешь!
        Петька с трудом, словно на ходулях, доковылял до комнаты, несколько раз чуть не свалившись на пол, и встал рядом с дядей Мишей. Тот повернул его к зеркалу:
        - Вон, посмотри, какой ты красавец!
        Петька взглянул на себя и остолбенел. Перед ним стоял то ли бомж, то ли зэк.
        «Мама бы точно в обморок упала», — подумал Бумажкин.
        - Красавец! — еще раз, с чувством, повторил дядька. — Куда до тебя нашим-то! Ты теперь, можно сказать, деревенскее всех деревенских!
        Дядя Миша весь светился радостью от того, что так удачно сумел подобрать Петьке одежду. Петьку же его новый имидж просто подавлял. Но попасть под власть переживаний он не успел: от дяди Миши поступила новая команда:
        - Ну а теперь в нужник! Быстро! А то обмочишься!
        Они вышли в кухню, дядька открыл дверь в сени:
        - Не налети, тут кадушка, помнишь? Во-от… Все нормально. — Он щелкнул выключателем, над крыльцом. Опять залаяла собака.
        - Да, нужно тебя с Саблей познакомить. Она у нас собака серьезная, помесь овчарки с кем-то там… Чужих не любит, пока ей не представишь. Как-то раз к нам Венька Вострецов забежал, я его не представил, так, большой палец отняла. Да ты иди, иди, не бойся!
        Дядя Миша уже стоял возле псины и ждал, пока приблизится Петька. Бумажкин с опаской подошел к собаке.
        - Сабля, это Петр. Сын моего племянника Константина. Ну, помнишь, я тебе как-то о нем рассказывал? — Сабля, будто поняв, о чем речь, завиляла хвостом. — Да не бойся ты, — это он уже Петьке, — погладь собаку-то! Поди, живое существо!
        Петька несколько раз провел рукой по спине Сабли. Та еще сильнее замахала хвостом.
        - Ну вот, — удовлетворенно сказал дядя Миша. — Теперь вы почти родственники, и тебя она никогда не тронет. А теперь пойдем в этот…
        - Санузел, — подсказал Петька.
        Он подвел его к какой-то калитке, открыл ее и, показывая рукой вправо, произнес:
        - Вот, через этот огород перебежишь, там строение такое будет… Увидишь. Вот это самый узел и есть. Да, света там нет. Так что будь осторожен. Не провались.
        Петька невольно остановился:
        - А куда я могу провалиться?
        - Ну это… Дырка там посередине, в темноте можно не увидеть. Ну, словом, разберешься. Беги!
        Легко сказать — беги. В своих ужасных валенках Петька еле доковылял до так называемого нужника, который внешне напоминал конуру Сабли, только сильно вытянутую вверх.
        «И как тут люди живут? — недоумевал Бумажкин, возвращаясь обратно. — Ведь так действительно все свое хозяйство отморозить можно».
        Он вспомнил дачу в Перловке. Там тоже деревянный дом, но все что нужно, находилось внутри. «Это как же так, совсем себя люди не берегут. Разве можно так издеваться над собой. Такой мороз, а этот, как его, нужник на улице. Да еще и не отапливается!»
        Глава 9. Даша
        - Входи в избу, я сейчас, — сказал дядя Миша Петьке, как только тот появился во дворе. Бумажкину показалось, он несколько взволнован, а точнее — встревожен, но спрашивать ничего не стал. А дядя Миша подошел к калитке, ведущей на улицу, постоял немного, всматриваясь в темноту, и, чуть слышно вздохнув, повернулся к крыльцу.
        - Ладно, пошли, чаевать будем, — и вдруг охнув, схватился за поясницу. — Ну вот опять она, окаянная, покою мне не дает. Прострел за прострелом. — Скрючившись, он еле доковылял до дома.
        Спустя несколько минут Петька, скинувший с себя валенки, телогрейку и шапку и помывший под рукомойником руки, опять сидел за столом.
        - Ну вот и чай сварился, — сказал дядя Миша, одной рукой держась за спину, другой — поднимая с печи чайник. Он налил в две огромные кружки кипяток, заварку, сел напротив Петьки и спросил:
        - Ты, Петьк, как чай-то пьешь: с молоком, маслом или сахаром?
        Этот вопрос опять застал Петьку врасплох.
        - Ну как… — растерялся он, — чай — с сахаром, а бутерброд — с маслом. Ну иногда с колбасой…
        - Да нет, я не про бутерброд, я про чай спрашиваю. Масло-то в чай кладешь, нет?
        - А зачем?
        - Значит, не кладешь, — сделал вывод дядя Миша. — Я ж не знаю, как москвичи-то чай пьют, вот и спрашиваю. Вот буряты, например, на чабанских стоянках, чай пьют с маслом и молоком. И даже иногда сало туда добавляют, и соль сыпят.
        - Так ведь я ж не бурят, — обиделся Петька.
        - Понятное дело, что не бурят. Но кто ж вас знает, как там в Москве-то? Не предложишь чего-нибудь, глядишь, тебе не понравится. Вон, ко мне буряты как-то приехали. Осерчали за то, что я им масла для чая не дал. Ладно, пей, не бери в голову. В бане-то деревенской мылся, нет?
        Петька покачал головой. Он в городской-то бане никогда не был.
        - Ну тогда тебе сам Бог велел! Сейчас вот пойду, баньку затоплю, веник запарю, и — вперед! — сказал дядя Миша, но даже не сдвинулся с места. Петька прекрасно чувствовал, что он чем-то озабочен!
        На улице хлопнула калитка, но Сабля не залаяла.
        - Но вот наконец-то и Даша пришла, — облегченно вздохнул дядя Миша и широко и радостно улыбнулся.
        «Да что ж это за Даша такая? — недоумевал Петька. — Ведь он же писал, что один живет!»
        В этот момент дверь распахнулась и на пороге появилась высокая красивая девочка. Даже очень красивая. В сто, нет, даже тысячу раз красивее Самохваловой.
        Судя по всему, Даша была Петькиной ровесницей. На ней был надет коротенький тулупчик, валенки и меховая шапка. Увидев Петьку, она растерянно поздоровалась. Петька привстал и плюхнулся на табурет. Вот кому моделью-то быть!
        Даша между тем не спеша раздевалась.
        - Что-то очень уж ты задержалась, — сказал дядя Миша, укоризненно глядя на нее.
        - Да я же говорила, дядя Миш, что подготовка к конкурсу «А ну-ка, девочки!» началась. Вот мы и репетировали.
        Даша прошла на середину кухни.
        - Попить бы чего.
        Она налила из чайника воды в чашку и, подув, сделала несколько глотков, украдкой поглядывая на Петьку.
        - А у нас радость, Даш, — как показалось Петьке, несколько смущенно, объявил дядя Миша. — Гость приехал. Из самой Москвы.
        - Из Москвы! — воскликнула Даша так, будто речь шла о человеке, прибывшим из Австралии или Новой Зеландии. — Вот это да!
        Несмотря на смущение Бумажкин вскочил и протянул Даше руку:
        - Петр…
        - Даша, — ответила она, глядя на Петьку сверху вниз. Петька торопливо опустился на табурет. То, что он успел заметить за несколько секунд, повергло его в самый настоящий шок. Даша-то, Даша оказалась выше его на целую голову! И угораздило же его уродиться таким коротышкой!
        - Помнишь, я рассказывал тебе, что в Москве живет мой племянник, Константин, — теперь уже с гордостью продолжал дядя Миша. — Так вот, это его сын. Приехал к нам в гости. («Похоже, он и Даше, и Сабле говорит одно и то же», — подумал Петька). Ну ладно, Даша, ты тут гостя развлекай, пельмени вари, а я пойду баньку затоплю.
        И в этот самый момент, словно раскаленные клещи впились Петьке в верхнюю челюсть. Он схватился за щеку.
        - Что случилось? — встревожился дядя Миша.
        - Зуб… — простонал Петька, — зуб…
        Глава 10. Досадная неожиданность
        Хоть и недолго пришлось мерзнуть Петьке в читинском аэропорту да на вокзале в Приаргунске, но все это дало о себе знать. Зуб, который до этого момента лишь время от времени поднывал, теперь заявил о себе в полную силу.
        Даша и дядя Миша растерянно переглянулись. Да что они, не знают, что делать в таких случаях, что ли?!
        - Мне бы к стоматологу… — промычал Петька.
        Дядя Миша беспомощно развел руками:
        - Так нет его в Благодатном.
        - А где есть?
        - В райцентре, — вздохнул дядя Миша.
        - Да и то только с утра, — тоже вздохнула Даша.
        - Двадцать три километра, конечно, не расстояние, — продолжал дядя Миша, — но вот когда зуб-то болит… Но ведь даже не это главное. Главное, к стоматологу не сразу попадешь. Даже если придешь с утра и будешь первым.
        Петька молча уставился на родственника.
        - Система такая, Петьк, — пояснил он. — Чтобы попасть к стоматологу, нужно все обследования у терапевта пройти, флюорографию сделать, и если у тебя не обнаружат туберкулез, вот тогда и к стоматологу талончик дадут.
        - А если обнаружат?
        - Да ты что, Петька, неграмотный, что ли? Тогда — прямым ходом в Читу, в тубдиспансер. Там заодно и зуб подремонтируют. Чтоб человек-то не мучился. Ну что, легче стало?
        Петька кивнул. Пытаясь понять весь этот механизм, он на время забыл о зубе. И тут же боль напомнила о себе с новой силой.
        - М-м-м… — замычал он, — таблетку хоть какую-то дайте, что ли… Анальгин, например…
        - Так за ним тоже в райцентр бежать нужно! А аптека все равно там закрыта!
        Петька метнулся к сумке. Он вспомнил, что мама хотела дать ему с собой лекарства, а он всячески сопротивлялся. Балбес! Но кто же знал, что все так по-дурацки повернется! А может, мама, все-таки положила несколько упаковок? Увы, чуда не произошло.
        Отбрасывая в досаде сумку в сторону, Бумажкин ненароком заметил, что девочка и дядя Миша, словно глухонемые, подают друг другу какие-то знаки. Вероятно, Даша в чем-то пыталась убедить дядю Мишу, и тот крутил у виска указательным пальцем и показывал на Петьку. Девочка, судя по всему, не отступала.
        Наконец ей удалось сломить сопротивление дядьки и тот коротко сказал, обращаясь к Бумажкину:
        - Одевайся.
        Петька ни о чем не стал спрашивать, молча надел валенки, телогрейку, нахлобучил шапку и вслед за Дашей вышел на улицу.
        Глава 11. Баба Груня
        Даша шла очень быстро, и Петька в своих огромных валенках еле поспевал за ней. Время от времени девочка оглядывалась и спрашивала:
        - Болит?
        - Угу…
        - Потерпи немного. Скоро уже.
        И, видимо, чтобы хоть как-то отвлечь Петьку от боли, начала рассказывать:
        - К бабе Груне идем. А она живет в Индонезии, то, как бы выразиться… Словом, жители поселка районы так называют. Мы вот с дядей живем в Америке, а баба Груня — в Индонезии. Смешно, правда?
        Говоря по правде, не очень. Но Петька промолчал. И не только от того, что старался лишний раз не открывать рот, а чтобы ненароком не обидеть девочку. Да и о народных названиях районов Благодатного он слышал уже третий раз.
        Петьке показалось, что они очень долго шли, прежде чем остановились возле скособоченной, наполовину вросшей в землю, избушки. Даша постучала в окно.
        - Открыто! — донесся старческий голос.
        - Пошли! — шепнула девочка и дернула за ручку двери.
        Миновав маленькие темные сени, они оказались в помещении, которое, видимо, было и комнатой и кухней одновременно. За столом, скрючившись, сидела маленькая усохшая бабка и размачивала в чае сухарь. У стены стоял небольшой старинный сундук, напротив — возвышалась русская печь.
        - Добрый вечер, — обратился к бабке Даша.
        - Здравствуйте, — с трудом разомкнул рот Петька.
        - Баба Груня, — продолжала Даша, — помочь надо. Человек зубом мучается.
        - Вижу, — не глядя на Петьку, отозвалась та и вынув из стакана сухарь, поднесла ко рту. В последний момент половина сухаря оторвалась и упала обратно в стакан.
        - Садись, голубь ясный, — прошамкала бабка.
        Петька обвел взглядом помещение и опустился на сундук. Больше прикорнуть было некуда. Даша продолжала стоять у дверей.
        - Смотрю не нашенский паренек-то, — уткнувшись взглядом в стакан, произнесла бабка. — Откель будет-то?
        - Из Москвы, баба Грунь, — отозвалась Даша. — Он сам-то сказать не может. Зуб у него болит.
        - Конечно, болит, — согласилась баба Груня, безуспешно пытаясь извлечь из стакана крючковатым пальцем сухарь.
        «Скорей бы она с этим сухарем закончила, что ли», — с досадой подумал Петька, держась рукой за щеку.
        Наконец бабка положила в беззубый рот тюрю, запила чаем и, отодвигая стакан в сторону, прошамкала:
        - Ладно, потом допью. У меня еще где-то кусочек сахара есть. А то че парнишка мучается?
        Она вышла из-за стола и, скрючившись, направилась к Петьке. Тот приготовился подробно рассказывать, где, как и когда начал болеть зуб, как это делал на приеме у врача, но баба Груня внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и пошла в другую сторону.
        - Ну где же она? — недоумевала бабка. — Запамятовала, ей-богу! Ведь намедни же ей рожу Петровне выводила!
        Баба Груня зашла за печку.
        - Вот она, родимая, — донеслось оттуда, — я ж сама ее сушиться положила! Ну все! Теперь, голубь ясный, считай, что зубной боли у тебя будто и не бывало!
        Бабка вынырнула из-за печки, держа в руках красную тряпицу отнюдь не первой свежести. О, каким замечательным, каким желанным представился в этот момент Петьке кабинет стоматолога! С какой радостью погрузился бы он сейчас в зубоврачебное кресло! С каким наслаждением слушал бы он звяканье медицинских инструментов, от которых прежде он, дурак, готов был бежать куда глаза глядят.
        Бабка между тем остановилась перед Петькой и внимательно посмотрела на его щеку. Потом развернула тряпицу, склонилась над ней, что-то прошептала и, смачно плюнув на ее середину, быстро приложила к Петькиной щеке. Он невольно дернулся, почувствовав на себе влажное бабкино лекарство.
        - Сидеть, голубь! — строго приказала она. — А то не поможет!
        Петька замер, смирившись со своей участью. Правда, подумал о том, как бы не подцепить какой-нибудь заразы, но сдернуть со щеки тряпицу не решился.
        Да, интересная все-таки штука жизнь! Ну разве мог он, Бумажкин, еще неделю назад предполагать, что у него вдруг разболится зуб и лечить его будут не где-нибудь, а на самом краю России. Да еще таким средневековым способом!
        - Полегчало? — спросила бабка.
        Петька осторожно, чтобы не уронить тряпку, покачал головой.
        - Болит?
        - Угу…
        - Ничего, пройдет. Можно идти.
        - Баба Груня, я вам завтра меду принесу, ладно? — сказала Даша. — Сейчас просто некогда было.
        - Да ничего мне не надо, — отозвалась баба Груня, — принесешь — хорошо, не принесешь — тоже хорошо.
        Она склонилась над Петькой, и в этот момент он увидел, что из-за воротника старенькой кофточки блеснул неимоверной красоты медальон… Ерунда какая-то, наверное, померещилось. Петька зажмурился, а когда открыл глаза, баба Груня стояла уже во весь рост и, обращаясь к Даше, говорила.
        - Идите, голубцы, идите, поздно уже…
        - Так болит же, — промычал Бумажкин.
        - Это — до поры, — баба Груня ласково погладила Петьку по голове, — как только в свою калитку зайдешь, боль словно рукой снимет… — Вдруг она задержала на Петьке взгляд, потом внимательно всмотрелась в его лицо, потом устремила взгляд куда-то вдаль и всплеснула руками: — Батюшки мои, что делается-то! А ну погодь!
        - Что такое, баба Груня? — забеспокоилась Даша.
        Та горестно покачала головой.
        - Ой, видятся мне вещи страшные. Скоро случатся. Завтра или послезавтра… Зуб-то, оказывается, ерунда, по сравнению с тем, что ждет этого голубца!
        - Да что такое? — с нескрываемой тревогой спросила Даша.
        - Ни за что не ходи на Серебряную гору! — глядя Петьке прямо в глаза приказала баба Груня. — Понял?
        Петька машинально кивнул. Он почти не вслушивался в то, о чем шел сейчас разговор.
        - Ну мы пошли, — сказала Даша.
        - Идите, голубцы, идите!
        - Ну как? — спросила девочка, когда они вышли на улицу. Петька только рукой махнул. Сил говорить не осталось. Зуб разболелся в сто раз сильнее, чем прежде.
        Весь обратный путь Бумажкин шел в каком-то полуобморочном состоянии. И вдруг, в одно мгновенье, боль исчезла, и Петька увидел совсем рядом крыльцо, приветливо распахнутую дверь, из которой в нетерпении выглядывал дядя Миша.
        - Ну как? — с беспокойством спросил он.
        - Нормально! — ответила Даша.
        - Ну вот я же говорил!
        Петька поднял голову и увидел, что на небе звезд больше, чем песчинок на дне реки, а прямо над домом, словно спелый банан, висел огромный растущий месяц! Потом обернулся и обомлел. В полутора шагах от него находилась калитка.
        Глава 12. В бане
        Как, оказывается, иногда полезно пострадать, чтобы потом во всей сладости ощущать вкус жизни! Так и с Петькой: стоило ему пройти через зубную боль, чтобы понять, до чего же хорошо все вокруг!
        - Угомонился зуб-то? — спросил дядя Миша.
        - Угомонился.
        - Ну слава богу! А то я извелся тут совсем. Смотрю, как ты мучаешься, а ни чем помочь не могу.
        - Так почему вы сразу-то о бабе Груне не сказали? — удивился Петька. — Вот бы и помогли.
        - Так стыдно, Петька, стыдно, — немного помолчав, ответил дядя Миша. — Стоматолога в поселке, и того нет. А ведь был когда-то! Вот я и надеялся, что успокоится твой зуб-то сам по себе, и ни к какой бабе Груне вести не придется. Он вон что, не успокоился. Ну ладно, слава богу, все обошлось. В бане-то не передумал мыться?
        - Что вы!
        - Ну тогда пошли. Покажу тебе, где баня, да небольшой инструктаж проведу. Ты бельишко-то свое возьми и — вперед.
        Баня оказалась, как и нужник, в огороде, только в другой стороне.
        - Значит, техника безопасности такова, — начал дядя Миша, когда они подошли к двери. — Главное, Петька, это чтобы ты с непривычки не ошпарился, да баки с холодной и горячей водой не перепутал. И когда на полок забираться будешь…
        - Куда-куда? — не понял Петька.
        - На полок! Ну лавка такая в бане… А ты что подумал?
        - А… А мне показалось, на потолок.
        - Ладно, слушай дальше. Как будешь на него взбираться, смотри, чтобы не поскользнуться. А то свалишься на пол, того и глядишь, бок зашибешь. И с печью осторожнее. Ногой не задень. Она сейчас так раскалилась, что кожа враз припечатается. Был в нашем поселке такой случай…
        Слыша все это, Петька всерьез забеспокоился. Тем более что в последнее время дурацких ситуаций в его жизни более, чем достаточно. Одно посещение туалета в Нижнем Новгороде чего стоило.
        - Да, когда веником хлестаться будешь, — продолжал дядя Миша, — не переусердствуй. Чуть голова закружится — сразу дверь открывай, а то и вообще выскакивай на улицу. Не бойся, никто тебя не увидит. А то с непривычки можно и в обморок шмякнуться. Ну а теперь приятных тебе процедур.
        Дядя Миша распахнул дверь, и оттуда повалили клубы белого, похожего на вату пара.
        - Ну, бывай!
        Дядя Миша направился к дому, не пройдя и трех метров, вернулся и продолжил инструктаж:
        - Да, забыл сказать, — он открыл дверь в баню. — Вот это, Петьк, предбанник называется. Ну, стало быть, перед баней, понял?
        - Понял.
        - Во-от. А за той дверью главная баня и есть. Ну где будешь мыться. Вот сюда, Петьк, положишь одежду, потом — в ту дверь зайдешь. Как там действовать, ты уже знаешь. Ну, бывай…
        Присев на лавку, Петька начал стягивать с себя валенки. В этот момент послышался стук в окно и донесся знакомый голос:
        - Эй, погоди. Еще одно! Ты, Петьк, смотри не угори там. В нашем поселке, правда, такого еще не было, но кто знает, как у вас, москвичей, организьм устроен?
        Бумажкин разделся, сложил в кучку одежду и еще раз освежил в памяти рекомендации дяди Миши. «Значит, так. Не перепутать баки с горячей и холодной водой, не ошпариться, не свалиться с лавки, не припечататься ногой к печке, не угореть и не потерять сознание. Кажется, все». И он отворил дверь в парную.
        Чего только не вытворял Петька в следующие тридцать минут, начисто забыв о всяческих инструкциях! Он плескал воду на раскаленные камни, безжалостно хлестал себя березовым веником, потом заваливался на полок и пытался сквозь пар разглядеть растопыренные пальцы рук. Потом выскакивал на мороз и смотрел, как уже от его разгоряченного тела во все стороны идут белые облака, вновь забегал в баню, и опять плескал воду на камни. Раз пять за все это время в окошко стучал дядя Миша и с улицы доносился его встревоженный голос:
        - Петьк, а, Петьк! Ты там живой?
        - Живой… — отвечал Петька с каждым разом все тише и слабее.
        - Ты вот что, друг, — приказал дядя Миша, когда Петькин голос стал напоминать шуршанье осенней листвы, — вылезай-ка оттуда. С непривычки коньки откинишь, что я с тобой делать буду?
        Тут только Петька вспомнил, что неплохо бы и помыться с дороги. Но сил на это уже не осталось. Он провел мочалкой по животу, по голени правой ноги, ополоснулся и начал натягивать на распаренное тело трусы. Потом накинул на себя большое махровое полотенце, приготовленное дядей Мишей и, прихватив пакет с одеждой, качаясь, вышел на улицу. А навстречу ему уже бежал беспокойный дядя Миша.
        - Чуяло мое сердце, что один не дойдешь, — сказал он и, легко подняв Петьку на руки, словно тот был пяти килограммов весу, понес в избу.
        Глава 13. «Просторы»
        Лежа на широкой кровати и вдыхая запах пельменей, Петька блаженствовал. В голове, как ни странно, не было даже мало-мальски приличной мыслишки. Ни одной! Такого с Петькой еще не бывало. Обычно в его черепной коробке постоянно крутилась всякая всячина. Иногда медленно, словно улитки, но чаще бурлила, будто кипящая вода в котелке. Теперь голова была пуста, как холодильник после ухода незваных гостей.
        Петька лежал, и ему казалось, что дома сквозь потолок ему видится усыпанное звездами небо и спелый месяц-банан, которого в самую пору съесть. Через неплотно закрытую дверь просачивалась тонкая полоска света.
        В комнате царил полумрак, а из кухни, наполненной всевозможными запахами, доносились приглушенные голоса Даши и дяди Миши. Они говорили тихо, вполголоса, стараясь не мешать Петьке отдыхать. Петька, вопреки своей давней привычке в любой ситуации ловить информацию, даже не прислушивался, о чем они говорят. Ему было хорошо и спокойно.
        Вот дверь открылась, и в желтом проеме появилась темная фигура дяди Миши.
        - Ну что, Петьк, очухался, нет ли?
        - Да вроде очухался, дядя Миша.
        - К столу-то подойти сможешь?
        - Куда ж я денусь? Конечно, смогу!
        - Ну тогда подползай. А то у нас с Дарьей животы к спинам поприлипали.
        Петька вышел на кухню и оторопел. Чего только не было на столе: и маринованные огурчики, и соленые грузди, и деревенский творог со сметаной. А посреди всего этого великолепия дымилось огромное блюдо с пельменями. Рядом возвышалась бутылка водки.
        - Хряпнешь? — спросил дядя Миша, показывая на нее взглядом.
        - Нет, — ответил Петька. Он, кроме шампанского, пока еще ничего из спиртного не пил.
        - Я тоже не пью, — сказал дядя Миша, — но ради такого случая. Одно слово — гость в доме! Гость — он из любого места — гость. Что из Москвы, что из чабанской стоянки. Ну, бывай!
        Он быстро опрокинул в себя стопочку, закусил соленым огурцом. Когда все наелись, как говорится, от пуза и Даша налила чай, дядя Миша вдруг стал очень серьезным:
        - Ну а теперь, мой друг, поведай-ка нам о том, каким ветром тебя сюда принесло? Ведь не просто же в гости ты тащился в такую даль!
        Петька в двух словах рассказал о журнале «Просторы», но об истинной цели визита решил пока умолчать. Ему не захотелось говорить о ботаническом саде и тем самым ставить дядю Мишу в неловкое положение. Понятно же, что никакого сада здесь нет и быть не может! При таком-то морозе разве может хоть что-нибудь вырасти? Пусть даже в теплице. Да и потом, куда денешь страсть дяди Миши приукрашивать все в своих письмах? Петька только сообщил, что прилетел вместо отца, который якобы заболел в самый последний момент, чтобы собрать для журнала кое-какой материал.
        - Ну наконец-то и о глубинке вспомнили! — воскликнул дядя Миша. — А то я пишу, пишу Константину: приезжай сюда, посмотришь, как мы здесь, а в ответ на это — молчанье. Оно и понятно, вас, москвичей, куда только не зовут и везде вы желанные гости. А потом Константин же теперь большой человек стал. Главный редактор!
        Петька попытался незаметно перевести разговор на другие рельсы, чтобы не пришлось показывать журнал, но не тут-то было! Дядя Миша сказал:
        - Слышь, Петьк! Журнальчик-то небось у тебя с собой! Давай-ка его сюды. Хоть краем глаза взглянуть. А то все в письмах «любимое детище, любимое детище»! Вот и посмотрим, что это за детище!
        Петька полез в сумку и прикинулся, что усиленно ищет «Просторы». Он уже хотел сделать расстроенное лицо и сказать, что забыл, как дядя Миша, заглядывающий через его плечо, закричал:
        - Да вот же он! На самом дне! Ну вот же, вот, я даже вижу, как морды толстые с обложки блестят! Давай, давай сюда, журнальчик-то!
        Петька нехотя вытащил «детище» и протянул его дяде Мише. Тот повертел журнал в руках.
        - А что, красиво, ярко! Я таких сроду не видывал. Бумага хорошая. Хм… Ну-ка, хоть че там пишут-то? Та-а-к… «Московские школьники занимаются в обсерватории…» Хм… Звезды, стало быть, изучают. Хорошо. А это? Че тут написано, не разберу… А-а-а… Элитная поликлиника… А это что за морды-то на обложке? А, вот они. Московские финансисты, стало быть. Ну, тогда понятно, почему они такие толстые. Жрут, поди, день и ночь. Икру на масло намазывают. Денег-то много. Та-ак… «Состоятельны ли вы?» Тесты… Ну это ко мне и безо всяких тестов не относится. Подожди, так это все, что ли? А кажется, что толстый. — Дядя Миша растерянно повертел журнал в руках. — И в самом деле толстый… А читать-то нечего. Где здесь просторыто? Я-то думал, что это для людей журнал, а это…
        - Дайте мне, дядя Миша, — Даша протянула руку к журналу, — пожалуйста!
        Дядя Миша протянул ей «Просторы». Петька весь напрягся. Ему не хотелось, чтобы Даша его смотрела. Он боялся, что после этого он безнадежно упадет в ее глазах.
        Чем дольше Даша листала журнал, тем больше хмурилась. Хмурился и Петька. «Вот бестолочь! — костерил он себя. — Надо было этот дурацкий журнал на вокзале оставить, в Чите или Приаргунске, и дело с концом». Но в следующий момент он сердился уже не на себя, а на папика. Ведь в конце концов он главный редактор. И стоило ему полжизни мотаться по командировкам, чтобы потом выпускать такого урода.
        - Петька, я что-то не понимаю, — сказала Даша, возвращая ему «Просторы». — Тут сверху, смотри, написано: «Журнал о российском благополучии».
        - Так вот благополучие тут и показано, — пытаясь хоть таким образом оправдаться в ее глазах, и глазах дяди Миши, ответил Петька.
        - Словом, фигня все это, — резюмировал дядя Миша, — Россия так не живет. Москва — может быть. Но чтобы все…
        Петька молчал. Все блаженство, которое он испытал, парясь в бане, валяясь на кровати и уплетая пельмени, исчезло. Он чувствовал себя учеником, с позором провалившим экзамен.
        - Да не переживай ты! — успокоил его дядя Миша. — Ты, что ли, эту галиматью выпускаешь? Не ты! Вот и живи спокойно! О, времечко-то — одиннадцать уже. Теленовости пора смотреть.
        Дядя Миша подошел к телевизору, щелкнул выключателем, и на экране появилась заставка: «Время».
        Глава 14. Разговор по душам
        Признаться, Петька не очень-то любил смотреть телевизор. А если и смотрел, то, как и отец, преимущественно московский канал. В столице, как правило, дела обстояли неплохо, и Петьке, как, наверное, и многим другим москвичам, даже в голову не приходило, что есть места, где люди живут не просто хуже, а в сто раз хуже. И вот теперь из общероссийской информационной программы он, чуть ли не впервые, узнал, что на Сахалине отсутствует электричество, Владивосток замерзает, а учителя Кемеровской области объявили забастовку.
        - Вот так же и у нас, — вздохнув, произнес дядя и выключил телевизор. — Все разваливается… — Он остановился, поймав недоуменный взгляд Петьки. — Знаю, знаю, что ты хочешь сказать… Для чего же, в таком случае, старый хрыч писал всякую ерунду? Что, мол, все работают. Получают зарплату, что освещение, как в Лос-Анджелесе, даже лучше, но ведь лет десять назад так и было! И стыдно за нас, и обидно… И чего бы я нюни в письмах распускал? Пусть, думаю, хоть в них все хорошо будет. А потом, Петьк, я еще одну вещь преследовал. Ты, наверное, заметил, что в последнее время я только и писал: «Приезжай, Константин, посмотришь, как у нас». Надеялся, что приедет. Потому что, если честно, Петьк, у нас тут в последнее время такое творится!..
        - А что творится-то? — с нетерпением спросил Петька. Ему вспомнилась дорога через лес, странные, непонятные звуки. Геннадий Борисович, правда, подробно разъяснил, что к чему, но хотелось послушать по этому поводу версию дяди Миши. Может, ему еще что-то известно?
        - Ты куда, Даш?
        Тут только Петька заметил, что Даша в тулупчике и валенках стоит у дверей.
        - К Вальке сбегаю. Предупрежу, что в школу не приду. Гость же у нас.
        - Ладно, только быстро. Ночь на дворе.
        Хлопнула дверь.
        - Даша-то кем вам приходится? — наконец-то задал Петька вопрос, который давно уже вертелся у него на языке.
        - Друзья у меня были, — вздохнул дядя Миша, — прошлой весной утонули в полынье. Вот я и взял Дашу к себе. Она мне теперь как родная. Ну ладно, я тебе еще кое-что расскажу, пока она ходит. При ней бы не стал: зачем пугать ребенка?
        При этих словах Петька, несмотря на то что, как оказалось, был ее ровесником, а ростом — на голову ниже, сразу же почувствовал себя взрослым и значительным. И как бы сами по себе расправились плечи, выдвинулась вперед грудь.
        Он не спеша снял очки, протер их носовым платком, надвинул на переносицу. Разговор, вероятно, предстоял серьезный, а потому надо хорошо подготовиться, чтобы ни слова не упустить.
        Дядя Миша громко откашлялся и начал:
        - Речь пойдет о новом начальнике рудника, Саянском хм… Понимаешь, мне, как человеку с атеистическим воспитанием, даже неловко говорить-то на эту тему…
        - Ничего, ничего, говорите! — откинувшись на спинку стула, великодушно позволил Бумажкин.
        - Так вот, — дядя Миша перешел почти на шепот, — в народе-то говорят, будто он с нечистой силой связан…
        Петька кивком головы подбодрил дядю Мишу:
        - Ну и дальше…
        - Его даже ведьмаком прозвали!
        Дядя Миша вдруг замолчал и уставился на Петьку. Тот пока тоже хранил молчание. Хотя в сообщении дядьки для Бумажкина не было ничего нового, сказано оно было таким тоном, что у того даже мурашки по спине побежали. Причем добрые, приятные мурашки, которые появляются не от страха, а от предвкушения чего то такого, щекочущего нервы, но абсолютно неопасного для жизни. Как это бывает, когда смотришь по видику фильм ужасов. Петька улыбнулся, вспомнив, как они с Геннадием Борисовичем шли через лес. Да, одно дело слышать о проделках нечистой силы в темном, зловещем лесу, другое — в теплом уютном доме, в котором горит электрическая лампочка да потрескивают дрова в печке…
        - Я вот все хотел спросить, — продолжал дядя Миша, — вы с Геннадием Борисовичем как до поселка добирались: через лес или же по дороге?
        - Через лес.
        - Ну и как?
        Бумажкин подробно рассказал обо всем, с чем им пришлось столкнуться, и поймал себя на том, что все это кажется теперь, по крайней мере, забавным.
        - Вот и ты о том же. А люди-то еще похлеще истории рассказывают… Вот, с парнишкой одним не так давно история произошла, — и он повторил то, о чем Петька уже знал из разговора с Геннадием Борисовичем.
        - А хоть кто-нибудь занимался расследованием всего этого? — с видом журналиста-профессионала спросил Петька.
        - Конечно! И милиция была, и засады всякие делали… Геннадий Борисович такую деятельность развел, весь поселок на ноги поставил…
        - И что?
        - А ничего. Как милиция выйдет в наряд, так тебе ни огней на сопке, ни криков жутких, ни звона кандалов… Будто чувствуют, что за ними следят…
        - Странно, — сказал Петька. — Только я вот одного не пойму: а при чем тут Саянский?
        Дядя Миша задумался. Почесал за ухом:
        - Так ведь он же — ведьмак…
        Петька понял: утверждение «Саянский — ведьмак» для жителей поселка уже аксиома. Ему же хотелось докопаться до сути.
        - И все-таки — почему? — глядя на дядьку в упор, громко и требовательно спросил он.
        - Ну как — почему… Ведь с его появления здесь все и началось…
        - Хм… — произнес Бумажкин и тоже почесал за ухом. — Логики-то, дядя Миша, нет.
        - Как это — нет? — возмутился тот. — Ты, Петьк, мозгами-то пошевели! Не было Саянского — не было и кошмаров! Появился Саянский — появились кошмары. Чего тут сомневаться-то?
        - И все-таки, дядя Миша, как говорится в латинской пословице: после этого не значит, что вследствие этого.
        - Ну я твоих пословиц не знаю, — несколько сбитый с толку, пробормотал дядька, — тем более, латинских. После этого, не после этого. Сам-то подумай, Петьк, если это не Саянского рук дело, то чьих же тогда?
        Петька пожал плечами. Ему-то откуда знать? Может и правда все это проделки начальника шахты. Хотя, говоря по правде, верится с трудом.
        - И все-таки ты не прав, Петьк, — не унимался дядя Миша. — Ведь весь же поселок говорит, что Саянский — ведьмак. А ведь сам же знаешь, зря говорить не будут — уже без прежней убежденности добавил он.
        Бумажкин только вздохнул в ответ. Кто знает, не ходи он в последние годы в тренинговую группу по психологии, где, кроме всего прочего, учили прислушиваться к внутреннему голосу и отстаивать собственное мнение, может точно так же, как дядька, поддавался бы мнению толпы.
        - В общем, тут без бутылки не разберешься, — подвел итог дядя Миша. — Вот я и писал Константину, приезжай, мол, племянник…
        - Так почему же вы все как есть-то не писали? — удивился Петька. — Может как раз тогда бы папа и приехал. Так сказать, журналистское расследование проводить. А то «у нас все хорошо», а освещение лучше, чем в Лос-Анджелесе, — не удержался Петька, чтоб не съехидничать.
        - Так говорил же, почему так писал, — оправдывался дядька. — Все думал, чем лучше напишу, тем быстрее приедет. А может, думаю, все это просто явления, как это анор…
        - Аномальные, — подсказал Бумажкин.
        - Да, аномальные. Сейчас же много всякого аномального на свете. Вот, думаю, приедет Костя, посмотрит, что у нас тут творится, да и профессора какого-нибудь подошлет. У вас же, в Москве, их пруд пруди. А у Константина, поди, связей немерено. Все-таки, как ни говори, главный редактор журнала. Да и у тебя, поди, коль ты его сын…
        Бумажкин почувствовал, что попал в тупик. С одной стороны, он и понятия не имел, как на это ответить, с другой — не хотел развенчивать миф о связях с лучшими умами столицы. Он морщил лоб, многозначительно барабанил пальцами по столу и молчал.
        Глава 15. Предположения
        - Да, Петьк, это же еще не все! — воскликнул дядя Миша. Петька удивленно посмотрел на него. Сколько уже сказано и, оказывается, не все! В то же время он обрадовался тому, что тема разговора сменилась как бы сама собой, без его участия.
        - Понимашь, Петьк, сколько уже ночей не сплю, — продолжал дядя Миша, — совестью маюсь…
        - Да что такое?
        - «Что, что»? На моей совести, Петьк, целых две загубленных жизни.
        Бумажкин понял, что сейчас, скорее всего, речь пойдет об исчезнувших горных инженерах — Георгии и Григории. Ну которые под влиянием дяди Миши согласились обследовать Серебряную гору, а он вдруг заболел. Так оно и вышло.
        - Вот с тех пор, — закончил дядя Миша, — я, Петьк, и поверил в нечистую силу. Как это так, на глазах, можно сказать, у всего поселка к шахте направились, в разгар белого дня, и как в воду канули. Тут, правда, еще и погода подвела. Снег выпал. Он идет-то у нас два-три раза в году, и вот в этот день-то как раз и выпал. Поле, что перед сопкой, было белехонькое, когда искать-то начали, ни одного следа не было. Вот тогда, Петька, я и решил: коли это нечистая сила, надо как-то встретиться с ней, в глаза посмотреть, взять за грудки, да потрясти как следует. Где, мол, нечисть, мои товарищи, и долго ли ты будешь над всеми нами издеваться? И давно бы уже сходил, да одно останавливает: случись что со мной, а Даша как?
        Бумажкин вдруг вспомнил историю о Чудном Мужике. Тот ведь тоже неведомо где. Но про того-то по крайней мере хоть что-то известно. Ну, например, что его серебристый автобус увез. Хотя понятно, от этого не становится легче. Но вот, куда исчезли Георгий и Григорий, тайна за семью печатями. Вслед за этим почему-то вспомнился еще один потерявшийся в этих местах: горный инженер.
        - Что-то не везет вам с горными инженерами, — сказал Петька, — ведь и почти сто лет тому назад произошла подобная история…
        - Это ты о чем? — не понял дядя Миша. — Ах, ты об Епачинцевом. Да, тут еще одна загадка, которую вот уже много лет никто разгадать не может. К сожалению, об этом горном инженере вообще мало что знают. Известно лишь то, что инженером он был от бога. Старики говорят, что перед своим исчезновением он спьяну кому-то проговорился, будто в том руднике есть даже золото. Но ни в своих отчетах, ни в докладах об этом не писал… Вполне возможно, что он отмечал это на карте и делился своими открытиями с дневником. И может быть, как раз они-то и пролили бы свет на истинное положение дел на руднике. Только вот после его исчезновения исчезли и дневник, и карта. Он хранил их у себя дома, но там их не нашли…
        - А рудник-то почему все-таки закрыли? Геннадий Борисович говорит, что его просто выработали и искать там было уже нечего.
        - Это одна из версий. Вполне возможно, что так оно и было. А может, и нет. Сейчас точно никто не скажет. Времени-то сколько с тех пор прошло! Почти целый век!
        Дядя Миша застыл в одной позе. Видно было, что в его голове происходит очень напряженная работа.
        - Послушай, Петьк! — воскликнул он наконец. — А что, если мы с тобой дальше пойдем? Предположим, что кто-то все-таки нашел и карту, и дневник… Причем, Петьк, совсем недавно… Может такое быть?
        - Ну в принципе наверное, может, — согласился Петька, даже не представляя, как и где можно найти документы, исчезнувшие сто лет назад.
        - Хм… — дядя Миша опять почесал за ухом. — А теперь, Петьк, представь, что у тебя вдруг появилась карта, на которой отмечено, в каком месте рудника находится золотишко… Хотя, Петьк, честное слово, не понимаю, в каком виде, разве что самородок какой, и то вряд ли… А если бы он был, то тот же Епачинцев вполне мог его извлечь и присвоить себе. Ладно, опять же предположим, что он и в самом деле обнаружил вдруг самородок и по какой-то причине не смог его извлечь. Почему-то у него это не получилось. Или в тот момент он просто не захотел этим заниматься. Мало ли почему. Люди были поблизости. Инструментов не было. Опять же, предположим, что отложил он это дело на другой момент, а в дневнике или на карте отметил, где именно находится самородок. Так, на всякий случай. И вдруг кто-то, уже в наше время, причем совершенно недавно, нашел либо дневник, либо карту. А может, то и другое вместе. А вот теперь, Петьк, давай-ка поиграем. Если б это нашел ты, что бы ты сделал?
        - Ну, наверное, обратился бы куда-нибудь. В министерство горнорудной промышленности, например… Или в какую-нибудь организацию по этим делам. Пусть ищут…
        - Ты, конечно, молодец, Петьк, мыслишь как честный порядочный человек. Ну а если по-другому… Предположим, ты решил завладеть этим золотом сам. Отыскать и сдать его государству. Теперь это разрешено.
        - Ну тогда бы, наверное, проник бы во внутрь рудника, и за дело…
        - А если бы кто-то увидел и захотел бы, что бы ты с ним поделился. А это значит, что получил бы ты намного меньше. А если бы таких желающих оказалось бы не один, а десятки людей…
        - Так откуда бы они взялись?
        - Ах да, я ж тебе об этом еще не рассказывал. Ведь этим летом на отвалах старого рудника было целое паломничество. Кто-то пустил слух, что в базальте есть золото…
        Петька опять вспомнил разговор странных пассажиров в поезде. Коренастый и об этом рассказывал длинноносому.
        - А на самом деле?
        - Вряд ли. Но довольно много породы все-таки растащили по дворам. И вот, Петьк, представь. У тебя в руках карта, ты имеешь возможность найти золотой самородок, а в это время прямо у рудника, на отвалах, чуть ли не день и ночь суетится народ. Что же ты будешь делать?
        - Может попросить народ разойтись?
        - Да кто же тебя послушает?
        - Ну тогда надо придумать что-то такое, чтобы люди сами перестали там появляться…
        - Что, что?
        - Ну, например, придумать что-нибудь страшное…
        - Вот, Петьк, вот и я о том же! — Дядя Миша вдруг вскочил и зашагал по кухне, точь-в-точь, как папик. — И придумал это не кто иной, как Саянский!
        - Но почему именно он?
        - Потому что, Петьк, говорят, что он на этот самый рудник чуть ли не каждый день мотается. Другие боятся туда даже близко подходить, а он мотается. Причем один, без шофера… Что он там делает?
        - Как — что? С душами замученных стражников общается, — пошутил Петька.
        - Общается не общается, не знаю, но то, что Саянский здесь главный, это точно! И вот теперь, Петьк, я понял, что надо делать…
        - И что?
        - Нужно срочно смотаться на рудник и посмотреть, что же там все-таки творится. Если вход в него разобран, то, возможно, наши предположения верны… И, Петьк, тогда уже ясно, где искать Георгия и Григория.
        - На руднике?
        - Ну конечно! Ведь не исключено, что Саянскому нужны рабочие руки… Тьфу ты, Петьк, ведь опять закавыка… И даже две.
        - Какие?
        - Так ведь по карте-то золото не найти? А души стражников колобродят там с конца августа. Это — первая. А вторая… Вторая, что самородок достать из породы — пара пустяков. Для этого ни особых приспособлений, ни помощников не нужно. Ничего не понимаю…
        - Да, дядя Миша, а отвалы, как вы говорите, с отработанной рудой как выглядят?
        - Ах я дурак! — схватился за голову дядька. — Я тут перед тобой распинаюсь, а ты же ведь даже элементарного не знаешь! И, правда, откуда ж тебе это знать? — Он взял со шкафа карандаш, ученическую тетрадь и вывел на ней дугообразную линию. — Это — Серебряная гора. Внутри она, наполовину полая. — Он нарисовал рядом с первой вторую дугу, пониже и поменьше. — Вот это, Петьк, отвал и есть. Это — еще один. — Он нарисовал еще одну дугу. — Это и есть отвалы с пустой породой. Базальтом. В ней нет серебра. И уж тем более сомневаюсь, что там есть золото. Это тебе ответ на вопрос, на самом ли деле там есть золото. Вряд ли. А вот если, Петьк, мы очутимся внутри Серебряной горы, увидим вот это. — Он провел под первой дугой две параллельные линии. — Длинный каменный тоннель. Он называется штольня. А внизу скорее всего бросится в глаза вот что. — Он провел еще две параллельные линии.
        - Что это?
        - Рельсы.
        - А они-то зачем?
        - Так породу-то чем вывозили? Вагонеткой. Давай ее вот сюда поставим… Вот здесь, — дядя Миша нарисовал внутри тоннеля вертикальные линии, — деревянные стойки. Из бревен. Потолок тоже может быть выложен бревнами.
        - А зачем?
        - А чтобы порода не обваливалась. Но это еще не все. Вот смотри, Петьк, от этого широкого тоннеля в разные стороны отходит множество узких коридоров. Они называются квершлагами. Квершлаг. Ударение на первом слоге. Повтори.
        - Квершлаг, — повторил Петька.
        - Ну вот и молодец. Кстати, Петьк, в некоторых квершлагах, где достаточно твердая порода, деревянные стойки могут отсутствовать. И каждый квершлаг, Петьк, заканчивается забоем. Ну то есть тупиком.
        - А квершлаги могут соединяться между собой? — спросил Петька.
        - В принципе нет. Но, наверное, в старых рудниках это возможно. В случае, если между двумя соседними квершлагами обвалилась порода и тогда они соединятся между собой. Но это, Петьк, опять же только мое предположение. — И он соединил изображенные на схеме два узких коридора одной линией. — Повторяю Петьк, это только теоретически. На деле же. На деле, нужно просто сходить туда и посмотреть…
        - А мне можно с вами? — спросил Петька.
        - Ой, не знаю, не знаю…
        - Все-таки вдвоем-то не одному. Два мужика все-таки…
        На улице хлопнула калитка.
        - Т-с-с… — приставил палец к губам дядя Миша. — Даше обо всем этом ни слова.
        Петька понимающе кивнул.
        - А вот и я, — появляясь в дверях, сказала Даша. — Все нормально?
        Две пары глаз, одни — молодые, яркие зеленые, другие — тусклые и серые заговорчески уставились друг на друга.
        Вдруг Бумажкин почувствовал, что неимоверно хочет спать.
        - О, да ты я, смотрю, засыпаешь. Пойдем-ка, друг.
        Петька поплелся за дядей Мишей, плюхнулся в кровать и тут же заснул. Вдруг из темноты донесся чей-то знакомый голос:
        - Держи его, держи, а то убежит!
        Потом за Петькой кто-то долго гнался по узким пустым лабиринтам какой-то шахты, потом вдруг на него обрушилась сверху земля, много земли, и тот же голос сказал:
        - Ну и славненько. Хорошо, что успели. А то бы он нам всю малину испортил…
        Петьке бы закричать, позвать на помощь, а сил нет, землей грудь сдавило, дышать трудно…
        Очнулся Петька в поту весь, в кромешной тьме, где он — никак понять не может. С одной стороны — посапывание слышится, с другой — похрапывание. Тут только он вспомнил, что находится на самом краю России, в поселке Благодатный. Успокоился и опять заснул. На этот раз Бумажкин спал до самого утра, глубоко, без сновидений.
        Глава 16. Лучики со всей страны
        Проснулся Петька от невообразимо приятного запаха жарившихся пирожков. Было слышно, как Даша хлопочет у печки. «Это что же, она ночью тесто замесила, — удивился Петька, — в то время, как я уже спал?» Он попытался представить за этим занятием Лильку Самохвалову и не смог. Она виделась ему либо танцующей на дискотеке в неимоверно стильном и дорогом прикиде, либо почему-то стоящей у школьного окна. Нижняя губа ее была недовольно оттопырена, а ноздри возмущенно вздымались. Самохвалова казалась ему теперь не просто некрасивой, а неприятно некрасивой.
        По диким степям Забайкалья,
        Где золото роют в горах,
        Бродяга, судьбу проклиная,
        Тащился с сумой на плечах… —
        чуть слышно пела Даша, и Петька был поражен красотой ее голоса и чистотой исполнения. Он бы наслаждался ее пением дольше, но тут неумолимо дали о себе знать выпитые накануне шесть стаканов чая. Бумажкин стрелой вылетел из кровати, быстро оделся, молча кивнул Даше в знак приветствия, сунул в валенки голые ноги и выскочил во двор. На улице светало. На небе отчетливо виднелась темная голова сказочного великана-исполина, Лысой сопки, о которой писал дядя Миша: «…У нас уже начинается новый день, а у вас еще не закончился старый». Петька взглянул на часы. Там, в Москве, была еще глубокая ночь, а он, Петька, здесь уже на ногах.
        Сделав все свои неотложные дела и возвращаясь обратно, Бумажкин вдруг увидел то, чего вчера не сумел различить в темноте: небольшую пристройку к дому. И буквально остолбенел от неожиданности. Из трубы поднимался вверх веселыми белыми барашками дымок, а в самой пристройке, казалось, созданной из одних стекол, вовсю пылало летнее разноцветье. Петька глазам своим не поверил: не мерещится ли, и подошел поближе. Нет, не мерещится. Стоит дядя Миша, а вокруг него — желтые, красные, синие, оранжевые гладиолусы и георгины!
        Петька метнулся в дом, схватил фотоаппарат и снимал, снимал всю эту красотищу и снаружи, и внутри, и с дядей Мишей, и без… Он уже видел в своем воображении обложку журнала, на которой изображено все тепличное великолепие, а сверху крупными буквами написано: «Просторы».
        Потом, уплетая горячие пирожки, Петька слушал рассказ дяди Миши.
        - Ты вот все спрашиваешь, почему в свое время я не уехал из поселка? Ну, во-первых, на пенсию не очень-то и разбежишься, а во-вторых, куда же я, Петьк, от своих лучиков денусь?
        - Каких это лучиков? — не понял Петька.
        - Ну, лучиков со всей России. Мне же семена отовсюду шлют. Столько друзей через них приобрел. Вот я своих питомцев лучиками и зову…
        - А откуда цветоводы России о вас знают?
        - Так это же, Петьк, проще пареной репы! Пошел на пенсию, буренку продал, подписался на журнал «Среди цветов», построил теплицу и начал письма писать цветоводам-любителям. Вот так, Петьк, знакомства и завязались. И главное-то, Петьк, я ведь опять себя нужным человеком почувствовал. У кого какой праздник в поселке, сразу ко мне. Срежь, говорят, Дмитрии, несколько цветочков.
        - И вы что, просто так срезаете?
        - Ну не продавать же их, Петька. Да и денег у людей нет.
        - Так ведь и вам все это не даром досталось, — недоумевал Петька, — вы вон целой коровы лишились. Денег нет… Так это уже их проблемы!
        - Вот, вот это то вредное, чего я не могу терпеть в наше время! — Дядя Миша выскочил из-за стола и зашагал по кухне. Похоже, он как и папик, всегда, когда нервничает, носится по дому, как угорелый. — Ты, Петьк, головой-то подумай, елки ты палки! Что это вообще такое: это твои проблемы, вот и решай их сам. Да на Руси, Петьк, испокон веков все вместе проблемы решали! И здесь, в Благодатном, до сих пор решаем. Вот ты за столом сидел, видел, сколько еды у нас? И буженинка тебе, и сметанка деревенская, и творог… Откуда думаешь? Да те же люди принесли, когда узнали, что гость к нам приехал.
        Выплеснув все это, дядя Миша немного успокоился и уселся за стол.
        - И потом, Петьк, через все это я такой счастливый человек! И лучики со всей страны меня греют… И Даша у меня есть, и вы, родственники…
        - Да какие мы родственники, — смутился Петька, испытывая неловкость за отца, который за всю свою жизнь так и не смог, а точнее, не захотел вырваться к своему дядьке.
        - Да какая разница! — воскликнул дядя Миша. — Главное-то, мы все равно связаны друг с другом незримыми нитями. Кто это чувствует, Петьк, тот и счастливый человек. К сожалению, мне это только в конце жизни открылось. А Даше уже сейчас. Потому-то песня ей и дается.
        «Информация к размышлению, — подумал Петька. — Выходит, что для того чтобы быть счастливым, достаточно иметь какую-то непонятную связь с людьми. А как же тогда жизненная цель, о которой твердят на уроках, а финансовая независимость?»
        Потом разговор перекинулся на Геннадия Борисовича как на человека, который тоже не имеет недостатка в связующих с людьми нитях, и Петька вспомнил, что нужно срочно поменяться одеждой.
        - Сейчас в тюрьму сходим и вы поменяетесь, — сказала Даша.
        - Он что, в тюрьме сидит? — удивился и в то же время испугался Петька.
        - Нет, просто школа в здании бывшей каторжной тюрьмы находится. Там до революции каторжники жили.
        «Надо обязательно взять с собой фотоаппарат, — подумал Петька. — И этот материал пригодится. Школа — в каторжной тюрьме. Это же надо, а?»
        Даша пошла одеваться, а Петька потихоньку спросил у дяди:
        - Может, после обеда на шахту сходим?
        - Ты иди, Петьк, а я тут покумекаю, как лучше сделать.
        Петька нехотя напялил на себя шапку, телогрейку, валенки и, взяв в руки большую хозяйственную сумку, в которую дядя Миша сложил вещи учителя, громко вздохнул. Ну точно, то ли как малолетний преступник, то ли как бомж. Дядя Миша восхищенно посмотрел на него и, положив руку на плечо, воскликнул:
        - Хорош, орел! — И, воспользовавшись тем, что Даша уже вышла за дверь, тихо шепнул: — Ладно, Петьк, вернетесь, так уж и быть, сходим с тобой на рудник. Хоть издали поглядим: разобран в шахту вход, нет ли. Идет?
        Глава 17. Знакомство с поселком
        Фотоаппарат Петька забыл. Причем по самой дурацкой причине: в нем вдруг остро проявился комплекс неполноценности и никакие психологические тренинги не помогали смириться с тем, что Даша на целую голову выше его. Да тут еще эти дурацкие валенки! Кроссовки-то наверняка прибавили бы полтора-два сантиметра, а так он самый настоящий коротышка.
        Даша уже ждала его на улице.
        - Во-он, Лысая сопка, видишь? — начала она обзор достопримечательностей поселка, едва Бумажкин закрыл за собой калитку. — Сразу за ней начинается Китай. До революции через нее туда русские за товарами ходили. А оттуда к нам — хунхузы, чтобы обменять спирт на золотой песок. В десяти километрах отсюда золотой прииск был… Ну что, пошли! Да, сейчас мы идем по Америке, — продолжала Даша, даже не подозревая о Петькиных страданиях.
        На улицах Америки было пусто. Только что-то жуя и лениво обмахиваясь хвостами, ходили коровы. Петька впервые видел их «живьем», и пока те были далеко, воспринял довольно спокойно. Но когда они с Дашей чуть ли не вплотную подошли к пестрой буренке, которую девочка назвала Манькой, да еще и ласково потрепала по шее, Бумажкину стало не по себе. И хотя он изо всех сил разулыбался, будто и сам вырос среди этих животных и прекрасно знал, что никакой опасности эти «глыбы» не представляют, все же далось это с большим трудом. И даже когда они отошли на приличное расстояние, не мог освободиться от ощущения, что какая-нибудь из них либо ударит сзади копытом, либо подцепит рогами.
        - А вот уже началась Индонезия, — пояснила Даша.
        Признаться, из-за коров, этих священных в Индии животных, Петька почти не разглядел одноэтажную деревянную Америку. Зато здесь ему представилась такая возможность, и Петька не переставал удивляться убогости жилищ горняков. Почти все они напоминали скособоченную, завалившуюся на бок, избушку бабы Груни. («У нас, в Перловке, даже сараи приличнее выглядят», — невольно подумал Бумажкин.)
        Со дворов, мимо которых они шли, доносились самые разнообразные звуки: повизгивание свиней, лай собак, квохтанье кур, плач детей и голоса их родителей, воспитывающих своих чад отнюдь не при помощи нормативной лексики. Словом, чувствовалось, что не смотря ни на какие невзгоды, жизнь в поселке продолжается.
        Петька время от времени поглядывал на Дашу сбоку и снизу и все не мог налюбоваться ею! Бывают же все-таки такие красавицы! Брови вразлет, глаза голубые, ресницы длиннющие, из под вязанной шапочки проглядывает прядь черных волос. Ну просто модель, да и только! Да если б Даша по Москве просто прошлась, ее тотчас же в модельное агентство пригласили! Какая, интересно, у нее фамилия? То что не Иванова и не Петрова, это и так ясно. Фамилия у Даши должна быть очень звучной и необычной.
        - Послушай, Даш, а какая у тебя фамилия? — спросил Петька.
        - Попова, — ответила Даша.
        - Что-о-о? — оторопел Бумажкин и даже остановился от изумления. Нет, ему определенно послышалось. — Повтори, пожалуйста, еще раз, — попросил он.
        - Попова, — уже громче произнесла Даша.
        Петька уставился на девочку.
        - Да нет, это же неправильно, — пробормотал он.
        - Что — неправильно?
        - Ну то, что ты Попова. Ты с такой фамилией знаешь, какой должна быть?
        - Ну какой?
        - Знаешь, здоровой такой. Толстой. Лицо должно быть большое, красное. Что еще. Ты сама должна быть неловкой, неповоротливой. А по характеру. Как бы это сказать. Туповатой — раз. Противной — два. Склочницей — три. Вредной — четыре…
        Петька продолжал путь, искоса поглядывая на Дашу и недоумевая от того, что его такая ладная, такая точная и основательная теория о зависимости внешнего вида и характера человека от фамилии, вдруг дала сбой. Да какой! Прошло еще какое-то время, прежде чем Петька окончательно пришел в себя и смог в полной мере воспринимать все, что его окружало.
        - Слышь, Даш, а что это за камни в некоторых дворах лежат? — спросил Петька. — Да как их много!
        - Так это ж базальт. Пустая каменная порода. С рудника все понатаскали. Кто-то сказал, что там золото есть. Да что-то никто за этим золотом не приезжает.
        - А-а-а… — протянул Петька, вспомнив, что историю с базальтом тоже уже не раз слышал. — Да, Даш, а чего это ваши, деревенские, дома в порядок не приведут? — спросил он. — Починили бы крыши, заборы, все веселей бы было.
        - А на что? — удивилась Даша. — На это ведь деньги нужны.
        - Ну так ставень-то прибить можно, — не переставал изумляться Петька, — вон, смотри, ставень повис рядом с окном!
        В этот момент из избы с повисшим ставнем почти вывалился мужик в телогрейке и, покачиваясь на крыльце, заплетающимся голосом крикнул:
        - Даш, а Даш, дед-то дома?
        Как ни странно, Петьке мужик показался знакомым. Где-то он его уже видел. Коренастый, маленький, с приплюснутым носом. А, вспомнил! В поезде! Он рассказывал своему однокласснику о кругосветном путешествии. Как же его одноклассник-то называл? Кажется, Генкой. Точно. Только обращался он к нему не Генка, а Генк…
        - Дома, дядя Ген, — ответила Даша.
        - А, ну тогда ладно. А, Даш, еще! Говорят, к вам родственник из Москвы приехал?
        - Да, дядя Ген, приехал!
        - Ну и где он сейчас?
        Петька почувствовал, что девочка собирается сказать, что здесь он, рядом, и дернул ее за рукав. Молчи, мол. Судя по всему, коренастый, то ли с перепою, то ли по причине плохого зрения, то ли от того, что Бумажкин на самом деле был «деревенскее всех деревенских», не признал в нем приезжего.
        - Дома, отсыпается.
        - А-а-а… — он громко вздохнул, — счастливые. Родственников в Москве имеют. Ты вот что, Даш, ты бы у него про одну вещь спросила, а?
        - Какую, дядя Ген?
        - Может он мне хоть сто тыщ долларов займет, на кругосветку, а? Или подарит. Они ж, москвичи, говорят, богатые, для них это копейки!
        - Ладно, дядя Ген, спрошу. Мы пошли, до свиданья!
        - Так он что, правда, что ли, в кругосветное путешествие собрался? — спросил Петька, едва они отошли чуть подальше.
        - Ну да. Лет пять уже. Все готово. И сбруи, и лошади. Денег только нет. Как-то ему всем поселком собрали рублей двести, он узнал, что этого мало, и все пропил…
        Так, за разговорами, ребята не спеша миновали Индонезию и опять завернули за угол.
        - Вот здесь начинается Индокитай, — пояснила Даша.
        Мамочки мои! Петька на мгновение даже дар речи потерял. Прямо перед ним раскинулась площадь, посреди которой стоял вождь Великой Октябрьской революции с отбитой правой рукой, а по обеим сторонам от него возвышался целый квартал полуразрушенных кирпичных зданий.
        - Что это? — от изумления почти шепотом, спросил Бумажкин.
        - Это, как ты понимаешь, площадь Ленина, — спокойно, видимо еще и не к тому привыкшая, пояснила Даша. — Вот, справа, здание с колоннами — бывший дворец культуры, чуть подальше — библиотека, еще дальше — ресторан и комбинат бытового обслуживания. Тоже, конечно, бывшие.
        - Так почему в таком виде-то? — пытался разобраться в ситуации Петька.
        - Раньше все это шахте принадлежало. Но теперь у нее нет возможности содержать все это, вот и передали местной администрации.
        - А администрация — что?
        - Так у нее, говорят, тоже нет денег…
        - Так кто все это разбирает-то?
        - Наши и разбирают…
        Так не сумев понять психологию местных жителей, Петька подошел ко дворцу культуры. Выгоревший транспарант, по-видимому, установленный еще в незапамятные времена, гласил, что «коммунизм — это молодость мира и его возводить молодым». Бумажкин заглянул в зияющий оконный проем. Прямо перед ним, во всю стену, возвышались выложенные из мозаики атланты, которые на вытянутых руках держали потолки. Петька вздохнул и двинулся дальше. В конце улицы замаячила группа парней.
        - Послушай, Даша, а чем тут молодежь занимается? — спросил Бумажкин, вспомнив о том, что родители уже сейчас терроризируют его разговорами о будущей профессии. Он твердо уяснил, что для того чтобы прочно стоять на ногах и более-менее осмысленно прожить жизнь, нужно как можно раньше определиться в выборе профессии, чтобы с первого захода поступить в вуз.
        - А, ничем.
        - Как это — ничем?
        - А так — ничем. Почти все после окончания школы дома сидят.
        - А дальше учиться?
        - А где? Это надо в областной центр ехать. Или, по крайней мере, районный. А на что? Нет, ты не подумай, — спохватилась девочка, — человека три-то учатся, а остальные…
        - Так, может, они работают?
        - Да где тут у нас работать-то? Видишь же, все позакрывалось!
        Петька поставил себя на место любого из заканчивающих здесь школу, и ему стало не по себе. Даже жутко стало. Жить без определенной цели, без какой-то путеводной звезды, да разве ж это жизнь! Он-то, правда, еще тоже не определился со своим будущим, но ему, по крайней мере, есть из чего выбирать…
        Бумажкин почему-то невольно отметил, насколько уныл пейзаж, который их окружает. Серые пыльные тротуары (снега и здесь почти не было), разрушенные здания. А если учесть, что нет здесь ни предприятий, ни культурных центров, то в конце концов вообще свихнуться можно, это уж точно! Как вон тот коренастый путешественник.
        - У нас даже поговорка в последнее время появилась, — продолжала Даша: — «Кто в Благодатном живет, тот в Благодатном и помрет».
        Петька остановился. Все в нем вдруг запротестовало против такого существования.
        - Да ты что, Даша? — спросил он, глядя ей прямо в глаза. — Разве так можно?
        - Как?
        - Ну так! Смириться со своей участью и ничего не пытаться изменить? Да вы что, коровы безмозглые, что ли, которым все равно как жить?
        - Так а что делать-то? — как-то беспомощно произнесла Даша. — Ну, предположим, я хочу уехать отсюда, певицей стать, но что от этого меняется?
        Петька растерялся. И правда, чего это он? Ему действительно легко говорить со стороны, а будь он на месте Даши или парней, которые только что мелькнули вдалеке, что бы он делал? «Ну я прямо, как Онегин бедную девчонку прорабатываю, — подумал он. — Сам-то я чем лучше? Вон, мечтал в какую-нибудь историю попасть, даже на листке желание написал, книгу Агаты Кристи на дно сумки положил, и что же? Листок, к счастью, потерялся, а от книги не знаю, как избавиться. Неизвестно, что еще меня ждет впереди…»
        - Ты знаешь, Петь, — прервала возникшую паузу Даша, — я тут у дяди Миши небольшую книжечку стихов нашла. Без обложки. Даже не знаю, кто автор. Но такие стихи!
        - Что за стихи? — спросил Петька, обрадовавшись тому, что тема разговора сменилась как бы сама по себе и Даша не заметила его замешательства.
        - Ну вот, например, слушай! — Девочка остановилась, устремила взгляд куда-то вдаль и начала:
        По вечерам, над ресторанами,
        Горячий воздух дик и глух,
        И правит окриками пьяными
        Весенний и тлетворный дух…
        - Так это же Блок! — воскликнул Петька. — А стихотворение называется «Незнакомка». Дальше помнишь? Давай вместе!
        И каждый вечер, в час назначенный,
        (уже в два голоса продолжали они,)
        (Иль это только снится мне?),
        Девичий стан, шелками схваченный,
        В туманном движется окне…
        - Петь, а расскажи мне о Москве, — попросила Даша, когда они закончили читать стихотворение. — Какая она? Какие там люди? Метро какое? Я ж, наверное, никогда там не буду… Никогда, никогда…
        - Будешь, Даша, обязательно будешь! — убежденно произнес Петька. — Нужно только очень этого захотеть! А Москва… Она такая…
        И его словно прорвало. Он рассказывал об истории Москвы, о Кремле, о Красной площади, об академиях, институтах, университетах, вокзалах, площадях и подземных переходах… Никогда и нигде не говорил Петька с таких воодушевлением, сбивчиво, перескакивая с одного на другое, но Даша все понимала, кивала головой и восклицала: «Ух ты, как здорово, вот это да!» И глаза ее блестели так, будто они сейчас вместе с Петькой путешествовали по Белокаменной. Вдруг ее взгляд погас и она очень тихо произнесла:
        - Ну вот мы и пришли…
        И Петька будто проснулся. И от неожиданности вздрогнул.
        Глава 18. Школа
        И было от чего. Совсем рядом возвышалось серое двухэтажное здание, на которое, казалось, даже само название «бывшая каторжная тюрьма» наложило неизгладимый отпечаток. После, пусть воображаемого, но путешествия по Москве очутиться в двух метрах от этого каменного монстра было не очень-то приятно.
        Вдруг Бумажкин увидел, что неподалеку, возле торца школы, царит относительное оживление: то и дело появляются какие-то люди, причем далеко не ученического возраста.
        - А там что? — спросил Петька.
        - Теперь магазин. А раньше — библиотека была.
        - А библиотека теперь где?
        - А библиотека в школе. В бывшем туалете.
        - А туалет теперь где?
        - На улице построили.
        - Нормально, — резюмировал Бумажкин. — Как говорится, все лучшее — детям, — с иронией добавил он.
        Ребята поднялись на высокое крыльцо, Даша открыла дверь, и Петька ощутил застоявшийся запах то ли плесени, то ли сырости. Чувствовалось, что это здание никогда не проветривалось.
        Перед Петькой растянулся узкий и длинный полутемный коридор с высоченными потолками. Прозвенел звонок и множество дверей, расположенных по обе его стороны, распахнулись, и оттуда, со знакомым Бумажкину диким шумом и ревом вывалила детвора. Петька успел заметить, что одеты ребятишки не в пример московским школьникам. Судя по всему, никто здесь не гнался за модой: чувствовалось, что то, что было на многих — с чужого плеча, старших братьев или сестер, ношеное-переношеное. Почти все дети бежали в одну сторону, скорее всего, к раздевалке, а Петька с Дашей шли им наперерез. Наконец толпа схлынула и коридор опустел.
        - А вон и Геннадий Борисович, — сказала Даша.
        Учитель стоял чуть поодаль в окружении девочек-старшеклассниц. Бумажкин заметил, что каждая из них старается хоть чем-нибудь, хоть краешком платья прикоснуться к своему кумиру.
        - Девчонки по нему с ума сходят, — пояснила Даша, — он ведь у нас человек холостой, интересный.
        Сам же «холостой и интересный» буквально светился от счастья. Чувствовалось, что вся это ребячья толкотня доставляет ему неописуемое наслаждение.
        «Точно, и он со многими невидимыми нитями связан», — подумал Петька, вспомнив разговор с дядей Мишей, и вздохнул. У него-то самого, как он понял, дела со связью «при помощи нитей» обстояли неважно. Он даже с родителями не мог эту связь установить и почти не вспоминал о них. А если и вспоминал, то в основном папика, и то только когда речь заходила о «Просторах».
        В этот момент Геннадий Борисович увидел приближающихся Петьку и Дашу, приветливо разулыбался им и сказал девчушкам:
        - Ну все, мои дорогие, закончим на этом. Кто не понял, завтра ко мне подойдите. Договорились?
        Те нехотя отошли в сторону, а учитель открыл дверь, на которой было написано: «Кабинет химии», и жестом пригласил Петьку и Дашу войти. Они очутились в длинной темной комнате с узким зарешеченным окном.
        - А решетки-то зачем? — спросил Петька. — Сейчас же здесь не тюрьма.
        - А кто его знает. Начальство, наверное, боится, что реактивы украдут. Здесь вообще-то все тащат…
        Стол, протянувшийся вдоль всего кабинета, действительно был уставлен всевозможными колбами, мензурками и пробирками.
        - Вот это — мое царство, — не без гордости произнес лучший учитель страны. — Мрачновато, правда, но ничего. Летом отремонтирую, побелю, и все будет, как говорится, о’кей!
        Петька подошел к окну. Отсюда хорошо было видно недостроенное здание из силикатного кирпича.
        - Это — новая школа, — в ответ на вопросительный взгляд Бумажкина пояснил Ильин. — Ее два года назад начали строить, а потом прекратили. Говорят, деньги на реконструкцию действующей шахты пустили.
        - А там что? — спросил Петька, показывая на узкую дверь, расположенную как раз напротив стола с реактивами.
        - Кладовка, — сказал Геннадий Борисович, украдкой посмотрев на часы. Петька понял, что он куда-то торопится. — Там хранится методическая литература, всякие мелочи… Да, и еще умывальник стоит…
        - Вот ваши вещи, — произнес Бумажкин, извлекая из сумки куртку, шапку и ботинки учителя.
        - А вот твои, — ответил тот, протягивая, в свою очередь, большой полиэтиленовый пакет.
        - Мы, пожалуй, пойдем, — улыбнулся Петька.
        - Успехов тебе. Когда уезжаешь-то?
        - Послезавтра.
        - Счастливого пути! — Геннадий Борисович протянул Бумажкину руку. Тот с чувством ответил на крепкое рукопожатие.
        «Ну вот опять, не успел познакомиться с хорошим человеком, как уже и расставаться пора», — с горечью подумал Петька, выходя из кабинета химии вслед за Дашей.
        Глава 19. Оборотень
        «Не долго ли мы ходим? — думал Петька, возвращаясь обратно. — Дядя Миша-то, наверное, уже заждался. Нам же еще на рудник смотаться надо. А идти-то туда прилично…»
        - Что-то ты замолчал, — сказала Даша.
        - Да так, — неопределенно ответил Петька. Он не хотел ей говорить об их с дядей Мишей планах. Еще напросится. А ее с собой брать определенно не стоит. Опасно. Она все-таки девочка. Да и вообще, он же обещал дядьке, что ни за что не проболтается об их вчерашнем разговоре.
        - От впечатлений о школе не можешь отойти?
        - Да, место не из приятных, — вздохнул Бумажкин. — И как вы там только учитесь? Кстати, я где-то читал, что часто события прошлых лет, которые произошли в каком-то здании, потом очень долго отражаются на тех, кто там будет находиться. Хотя с тех пор может пройти десятки и даже сотни лет… — сказал Петька и рассмеялся. Ведь он начал свою речь только для того, чтобы не выдать истинную причину своих раздумий и уж никак не предполагал, что это выльется в такую тираду.
        - А почему?
        - Дело в том, что стены впитывают информацию. И если, предположим…
        - Ой, стой! — вдруг перебила его Даша и замедлила шаг. — Я же хотела показать тебе одну местную достопримечательность.
        - Какую?
        - Во-он, видишь дом скособоченный и забор в огород упал?
        - Ну…
        - А теперь дальше смотри. За ним домишко стоит, аккуратный такой.
        - Ну…
        - А рядом — дом за зеленым забором.
        - Ну и что?
        - Так вот, это нашего Саянского дом. Нового начальника рудника. — Даша понизила голос: — В поселке говорят, что он — самый настоящий ведьмак. Из-за него, говорят, по вечерам на дороге, ведущей из райцентра в Благодатный, такое происходит… Да, кстати, вы-то с Геннадием Борисовичем как дошли?
        - Нормально, — ответил Петька, с трудом поборов искушение рассказать, как это было на самом деле. Но он дал дяде Мише слово ничего об этом не говорить и не мог его не сдержать.
        - Странно, — чувствовалось, что эти слова разочаровали Дашу. — Наверное, вам просто повезло. Да, Петь, у меня к тебе одна просьба. Пожалуйста, не говори на эту тему с дядей Мишей…
        - Почему?
        - Да понимаешь, месяц назад его товарищи возле старой шахты потерялись. И дядя Миша очень переживает из-за этого. У него даже несколько раз сердечные приступы были. Поэтому я стараюсь вообще о Саянском ему не напоминать. Ведь дядя Миша уверен, что без его помощи это не обошлось.
        - Ладно, — ответил Петька и перевел взгляд на дом местного ведьмака. — Между прочим, ваш директор очень даже скромно живет. По крайней мере, на первый взгляд… У нас в Перловке новые русские такие особняки отгрохали! И руководители всякие тоже. А тут… Все-таки, как ни говори, не последний человек в поселке… — Петька вдруг замолчал и не отрываясь смотрел туда, где располагался дом Саянского. — Послушай, Даш, а кто это?
        - Где?
        - Ну вон, мужик идет… Здоровый такой. Даже не идет, а крадется…
        - Даже не знаю… У нас таких нет.
        - А вот я, кажется, знаю… Нет, не может быть… — Петька снял очки, протер их, на сей раз не для того, чтобы лучше слышать, а для того, чтобы лучше видеть, и снова уставился вдаль. Огромный человек в черной мохнатой шубе, озираясь, шел вдоль забора, примыкающего к дому директора шахты. Сомнений не оставалось: это был… Гималайский Медведь. Интересно, что он здесь делает?
        - И правда, странный мужик, — сказала Даша. — И идет как-то странно… Даже не идет, а крадется…
        - Здравствуй, Даш, — послышался сзади женский голос, — говорят, к вам гость из Москвы приехал?
        Петька невольно обернулся и оторопел. Совсем недавно в одной из книг Паустовского он прочитал о том, как тот встретился со своим двойником. У них даже родинки были на одном месте. То же самое произошло сейчас и с Бумажкиным. Только перед ним стоял не двойник, а, что еще интереснее, двойница! Точно такого же роста, с пухлыми губами, бурыми веснушками на лице и апельсиновыми волосами. Из-за толстых стекол очков весело и пытливо смотрели зеленые глаза. Мало того, и одета она была, как и Петька, в кроличью шапку, серые валенки и телогрейку. Увидев себя как бы со стороны, Бумажкин расстроился: оказалось, что выглядит он в сто раз хуже, чем предполагал.
        Двойнице было лет тридцать пять. Через ее плечи было перекинуто коромысло, на котором болтались пустые ведра. «Вот еще и ведра пустые! — с досадой подумал Петька. — Целых два. Совсем уж плохая примета!»
        - Да, тетя Маша, — ответила Даша, — приехал.
        - Ну и где он сейчас? — быстро и требовательно спросила тетя Маша, не обращая ни малейшего внимания на Петьку. — Поди, отсыпается?
        - Что вы, тетя Маш! — воскликнула Даша. — Вот он! Рядом стоит.
        - Этот? — тетя Маша недоверчиво посмотрела на Дашу, потом обошла вокруг Бумажкина и всплеснула руками: — Я-то думала, москвичи какие-то особенные, а они, смотри-ка, ничем от нашенских не отличаются! Ты смотри-ка, деревня и деревня!
        «Ну спасибо вам, дядя Миша, — подумал Петька. — Позаботился на славу, чтобы я был деревенскее всех деревенских…»
        - Ну ладно, я пошла, — сказала тетя Маша. — Дел по горло. Дяде Мише привет.
        - Передам, — пообещала Даша.
        Петька повернулся в сторону дома Саянского, чтобы еще раз убедиться в том, что он не ошибся и что это на самом деле Гималайский Медведь. Однако там никого уже не было.
        - Странно, — сказала Даша. — Ведь сам Саянский куда-то уехал. Я его служебный «уазик» видела, еще когда в школу шли. Значит, зайти к нему тот мужик просто не мог. В таком случае, куда же он мог деться? Ты посмотри-ка, улица пуста, до соседних домов идти прилично, а разговаривали с тетей Машей мы… Как ты думаешь, сколько?
        - Минуты две, не больше. А может, и меньше.
        - А может… Может, это оборотень? — предположила Даша. — Ведьмак и оборотень, посмотри, какая хорошая парочка…
        - Ладно, пошли, — сказал Петька, вспомнив, что им же с дядей Мишей идти на шахту. — Дел еще невпроворот…
        Глава 20. Встреча с коллегой
        - Посмотри-ка, Петь, — сказала Даша, едва они завернули за угол, — возле нашей калитки какая-то машина стоит. Странно… И смотри-ка, сбоку что-то написано…
        Петькин взгляд тоже был прикован к желтому «уазику». Что же там написано? Для аббревиатуры, типа ЛДПР, которые весьма часто встречаются в Москве, явно длинновато.
        - Те-ле-ви-де-ни-е! Телевидение! — в голос прочитали ребята.
        - Интересно, что здесь делает телевидение? — удивилась Даша.
        - Пошли скорей! — сказал Петька и чуть ли не бегом устремился к дому. И хотя он понимал, что вряд ли встретит Смирнова, ноги сами несли его вперед. Еще несколько шагов, — и он уже видит каких-то людей, сидящих в кабине «уазика», а настороженный слух уже улавливает доносящийся со двора голос дяди Миши. А вот и второй голос… Неужели послышалось?
        Петька рывком открыл калитку и обомлел. Перед ним стоял… Смирнов! Собственной персоной! Мельком взглянув на Бумажкина тот как ни в чем ни бывало снова повернулся к дяде Мише и продолжал что-то обсуждать. Очень обидно стало Петьке. В Нижнем Новгороде он с Петькой небось были как родственники, а тут… Делает вид, что не знает…
        - Познакомьтесь, — сказал дядя Миша. — Это — тележурналист Сергей Смирнов, а это — моя дочь Даша и племянник — Петр Бумажкин. Из Москвы, кстати…
        - Петька! — воскликнул Смирнов и, поддавшись вперед, протянул Бумажкину руку. — Ну надо же, встретились! Ну кто же мог подумать! А впрочем, чего же тут удивляться. Земля-то круглая… Ну и обмундировали тебя, и не узнать.
        - Я ж говорю, — вмешался дядя Миша, — он теперь у нас деревенскее всех деревенских…
        - Постой-ка, — Смирнов обошел вокруг Петьки. — А это не ты разве сейчас с коромыслом по улице шел? Мы проезжали мимо.
        - Да нет же!
        - Надо же, какое сходство…
        - Это — женщина, — пояснила Даша. — Тетя Маша.
        - Оно и правда! — воскликнул дядя Миша, пристально вглядевшись в Петькино лицо. — Я все думаю, на кого же он своей физиономией походит? А оказывается, на Марью! Сотворит же природа!
        Смирнов от души расхохотался.
        - Ой, не могу, ребята! Ха-ха-ха! Дело в том, что я эту вашу тетю Машу за Петьку принял и предложил подвезти! Еще Петром назвал! Она на меня посмотрела, как на умалишенного… А я еще думаю, что это с Петей такое случилось, что своих не признает! Зато Петьку сейчас за эту вашу тетю Машу принял! Ой, умора! — Потом, немного успокоившись, взглянул на часы: — Ладно ребята, некогда. Ну что, едем, Михаил Дмитриевич?
        - Едем! Петра возьмем?
        - Естественно!
        - Поедешь, Петьк, на старый рудник?
        - Конечно!
        - Вот видишь, Петьк, как говорится, на ловца и зверь бежит. Я тут с самого утра голову ломал, как бы нам поскорее туда добраться, а тут вон — карета целая подъехала!
        Петька был вне себя от счастья. Вот это здорово! Нет, все-таки стоило ему перестать таскать за собой эту сумку с прилипшей к ее дну книгой, как судьба тотчас же повернулась к нему лицом.
        - И я с вами! — послышался голос Даши.
        - Нет, Даша, ты останешься дома, — тоном не допускающим возражений сказал дядя Миша.
        - Тогда пусть и Петя останется, — настаивала Даша.
        - Ты что, с ума сошла, что ли! — закричал Петька. — Да, может, я только для того сюда и приехал, чтобы по руднику походить!
        - Да по руднику ты все равно не походишь, — вмешался дядя Миша. — Это однозначно.
        Он заговорчески подмигнул Петьке.
        Нет, что ни говори, а дядька у Петьки все-таки — человек. Свой в доску. Другой бы на его месте начал бы пальцы гнуть — мол, мы одни с корреспондентом съездим, тебе, мол, нечего там делать, опасно. Ну как обычно взрослые поступают: сначала подговорят ребенка на что-то, а потом вдруг раз — и передумают!
        - Отойдем на минутку, — потянула Бумажкина за рукав Даша.
        Петька сделал шаг в сторону.
        - Разве ты не помнишь, о чем предупреждала тебя баба Груша?
        - А о чем она предупреждала? — вытаращил глаза Петька. — Чтоб я тряпку, что ли, красную, с лица не убирал?
        - Ну при чем тут тряпка красная? Разве не помнишь? Она сказала, ни под каким предлогом не ходить на Серебряную гору! А ведь там как раз и расположен старый рудник!
        Петька что-то подобное очень смутно помнил, ведь челюсть тогда буквально разрывало от зубной боли.
        - А… это… Тьфу ты, какие глупости.
        И действительно, все сказанное бабой Груней казалось Петьке ерундой, даже не стоящей обсуждения.
        - Да нет, не глупости, Петь, — голубые глаза Даши стали темными и глубокими, — не глупости. То, что говорит баба Груня, — все сбывается.
        - Ну что, молодежь, долго еще любезничать будете? — подал голос дядя Миша. — Ты, Петька, едешь или шуры-муры разводить будешь?
        - Еду, конечно…
        - Ну, тогда — вперед!
        - Дядя Миша! — воскликнула Даша, но Петька так посмотрел на нее, что она не осмелилась продолжать дальше.
        - К половине третьего, Даша, мы приедем, — сказал дядя Миша. — Нужно, чтобы к этому времени пельмени уже дымились на столе. Поняла?
        Петька запрыгнул в «уазик», выглянул в окно. Девочка, не отрываясь, смотрела на него тревожным взглядом. «О, женщины!..» — только и успел подумать Петька.
        Глава 21. Серебряная гора
        Машина рванула с места и помчалась по поселку. Теперь Петька сумел рассмотреть незнакомцев, а точнее — их головы, поскольку те находились в кабине, а Бумажкин, дядя Миша и Смирнов — в салоне. Одна голова была длинная и неподвижная и принадлежала водителю, другая — круглая и вертящаяся. Но вот «уазик» выехал из Благодатного и Петька перестал разглядывать головы сидевших впереди. Он вспомнил, как еще только вчера они с Геннадием Борисовичем из последних сил пересекали это самое поле, по которому сейчас мчались. А вот и дорога, по которой жители поселка предпочитают не ходить в темное время суток… Слева — лес, справа — белоснежная равнина, окаймленная вдалеке грядой сопок. И одна из них — Серебряная гора. Петька понял, что в его путешествии начинается новый, головокружительный этап. Уж теперь-то ему наверняка будет чем доводить этого несносного толстяка Попова.
        Вдруг вспомнилась Даша, ее тревожный взгляд. Петьке стало не по себе. Девочка волнуется, а он так грубо с ней обошелся. Нужно будет обязательно извиниться. Ни с того ни с сего в памяти выплыло лицо Самохваловой — узкие злые глазки, тонкие губы. И что только он в ней нашел? Вот уж верно, что все познается в сравнении.
        Погруженный в свои мысли, Петька и не слышал, о чем шептались дядя Миша и Смирнов. Лишь однажды его слух уловил слова Сергея:
        - Бывшая разведчица… Так вот она рассказывала, что если во время выполнения задания кто-нибудь из разведчиков попадал в руки фашистов, то обязательно старался на том месте хоть что-нибудь оставить. Листок бумаги… Огрызок карандаша… Какой-нибудь амулет… Да мало ли. Конечно, это не всегда находили. Но если находили, то уже точно знали, что именно здесь их товарища подкараулил неприятель…
        Петька понял, что об этом поведала Смирнову Столетник, но в целом и этот обрывок разговора прошел как бы мимо его сознания. И лишь когда послышался громкий голос дяди Миши, Петька встрепенулся и вернулся к реальной действительности.
        - А теперь — направо! Во-он к той сопке! Ее еще называют здесь Серебряной горой. Вот так… Теперь поверните головы — видите, разрушенное здание? Это — бывшее рудоуправление. Там, говорят…
        - Туда? — грубо перебил дядю Мишу водитель. Его голос и манера разговаривать явно не нравились Петьке.
        - Ну да. Дальше, дальше… А теперь — стоп.
        Машина остановилась. Петька вместе со всеми спрыгнул на землю. Дядя Миша молча уставился на груду камней, наваленных рядом с сопкой.
        - Вот это и есть вход в рудник, — сказал он, обращаясь больше к Петьке, чем к Смирнову. Бумажкин понял: предположения, выдвинутые дядей Мишей во время их вчерашнего, если можно так выразиться, совещания, не подтвердились. И стало быть, теперь придется искать новую версию исчезновения Георгия и Григория. А также того, кем же на самом деле является Саянский?
        - А вот это, как я полагаю, как раз та отработанная порода, в которой не так давно было обнаружено золото… — сказал Смирнов, показывая на возвышающиеся тут же отвалы.
        - Насчет золота пока еще ничего не известно. По крайней мере базальт, унесенный жителями, так и лежит во дворах…
        - Ладно, Вадим, сними пока отвалы и сопку, а синхрон чуть погодя запишем, — попросил журналист. Петька понял, что Вадим — это довольно упитанный улыбающийся оператор, круглую голову которого он имел честь рассмотреть, сидя в машине.
        Петьку, как это часто с ним бывало, буквально распирало от нескольких желаний сразу. Ему хотелось и посмотреть, как снимает Вадим, и послушать, как будут разговаривать Смирнов и дядя Миша, и походить по Серебряной горе, и узнать, что же обозначает слово «синхрон». Он отошел в сторону и какое-то время наблюдал, как Вадим носится с камерой и снимает все, что сказал ему журналист.
        - Все, пишем синхрон! — распорядился Смирнов. Он взял микрофон и подошел к дяде Мише. Тот приосанился, лицо его сделалось торжественным и серьезным.
        - Итак, два слова, пожалуйста, об истории этого рудника.
        Дядя Миша откашлялся и начал:
        - История этого рудника… Кстати, название его Благодатный… хм… значит, так… Его история началась с конца восемнадцатого века… Хм… именно тогда здесь была обнаружена руда с большим содержанием серебра с примесью золота. Из него еще, как известно, был отлит кораблик на адмиралтейском шпиле в Петербурге…
        Петька посмотрел на сопку, внутри которой находился рудник, потом — на отвалы с отработанной рудой. Даже несмотря на то что базальт этим летом увозили отсюда не только тележками, но и грузовиками, они были довольно внушительных размеров, высотой не меньше деревенского дома. Потом его взгляд задержался на заваленном булыжниками входе в рудник. Судя по всему никто этот вход со времен революции так и не разбирал, и, стало быть, вопрос, для чего же, в таком случае, сюда время от времени приезжает Саянский, так и оставался открытым. А может, и стоит поверить людским слухам и согласиться с тем, что он — ведьмак?
        За этими размышлениями Петька и не заметил, как отошел на приличное расстояние от того места, где находилась съемочная группа и интервьюируемый дядя Миша. Серебряная гора, к величайшему разочарованию Бумажкина, несмотря на свое завораживающее название, значительно отличалась от возвышающихся рядом сопок. И, к тому же, не в ее пользу. На ней, в отличие от других, не росли деревья и даже снег не лежал. Вся она была покрыта прошлогодней травой бурого цвета.
        Внезапно склон Серебряной горы начал резко подниматься вверх. Идти стало труднее. Но что это? Петька остановился. У него появилось чувство, будто сопка, на которой он стоял, живая! В том смысле, что где-то глубоко внизу, в самой ее сердцевине, ходят, разговаривают, что-то делают люди. Бумажкин и сам не мог бы объяснить, каким образом он это чувствует, но в его жизни уже были ситуации, когда на него внезапно находило какое-то озарение, после которого он был твердо уверен, с чем имеет дело и что последует дальше. Петька решил еще немного постоять на этом месте, чтобы до конца разобраться в своих ощущениях, но снизу донесся громкий требовательный голос.
        - Петьк, а Петьк! — кричал дядя Миша. — Ты куды забрался-то? А ну быстро вниз, ехать надо!
        «Ах да, время обеда, — вспомнил Бумажкин. — Ну вот сейчас я их огорошу… — И тут же одернул сам себя. — А, впрочем, чем огорошивать-то? Тем, что мне показалось, будто внутри Серебряной горы кто-то ходит? Но взрослые не очень-то верят таким вещам. Им факты подавай. Что же теперь делать? Наверное, надо один на один поговорить с Сергеем, может, поймет. Кстати, интересно, для чего он здесь появился? Ведь в разговоре с Крокодилицей он сказал, что появляется там, где что-то происходит. Выходит, и это его появление не случайно?»
        Скорее бы вечер! Вот уж тогда-то Петька засыпет его вопросами. И как они добрались до Читы, и встречался ли. Смирнов со Столетником — все, все он узнает…
        Глава 22. Конфликт
        Еще подходя к машине, Петька услышал возбужденные голоса и понял, что творческая атмосфера превратилась в конфликтную ситуацию. Расстановка сил была такова. С одной стороны, стояли Смирнов и дядя Миша, с другой — тощий как жердь водитель по имени Николай, а между ними, но чуть поодаль — оператор Вадим. Петька сразу вычислил, что инициатором конфликта был водитель, и не ошибся. Его лицо то ли от злости, то ли от мороза было покрыто багровыми пятнами, а в маленьких глазках мелькали недобрые огоньки.
        - В конце концов — я старший группы, — произнес Смирнов, спокойно глядя на взбудораженного собеседника. — И ответственность за все несу я.
        - Да понимаешь ты или нет, что завтра с утра у меня новая командировка! — прервал его водитель. — Сейчас бы мы уже к Чите подъезжали, а мы до сих пор тут торчим! Чего мы здесь торчим, можешь объяснить? Еще и выговор за то, что изменили маршрут, получим!
        - Не изменили, а удлинили, — поправил его журналист. — А, точнее, заехали на обратном пути еще в одно место. Чтобы сделать очень важный материал. — Николай засопел. — Но если ты очень устал…
        - Да при чем тут это! Я ж говорю, мне всю ночь машину вести!
        - Тогда тебе тем более нужно отдохнуть, — как ни в чем не бывало продолжал Сергей. — Поэтому вы сейчас едете к Михаилу Дмитричу, обедаете, Вадим снимает теплицы (сделаем небольшой сюжетик), и — обратно… А мы с Дмитричем будем идти навстречу…
        «То есть как это, идти навстречу? — не врубился Петька. — Они что, без меня решили что-то обследовать?» От обиды у него запершило в горле.
        - Вы нас забираете, — продолжал Смирнов, — а возле трассы мы расстаемся. Поскольку у тебя, Николай, времени в обрез, Михаил Дмитрия пойдет дальше пешком, если он не возражает, конечно, а мы прямым ходом — в Читу.
        Тут Петька совсем запутался. Этих взрослых иногда фиг поймешь!
        - Так а ты-то че, без обеда останешься? — уже довольно миролюбиво спросил водитель.
        - Так мне же не привыкать!
        Оператор, с лица которого всю дорогу не сходила улыбка, теперь стал серьезным и озабоченным.
        - Я — категорически против, — сказал он. — Обойтись без обеда, — еще полбеды. Но вот остаться здесь вдвоем, в месте, вокруг которого ходят нехорошие слухи… Сам же Михаил Дмитриевич сейчас рассказывал…
        - А вот я… — попытался вклиниться Петька и сообщить о своих ощущениях, — я сейчас…
        Дядя Миша бросил в его сторону гневный взгляд. Мол, что ты себе позволяешь?
        - Все мы находимся здесь, — сказал Смирнов, — и, согласитесь, никто ничего подозрительного не заметил…
        - Да успокойтесь вы ради бога! — поддержал его дядя Миша. — Вы только посмотрите: снег-то нетронутый! Это значит, что с октября здесь не ступала нога человека! А вы чего-то боитесь!
        - Все, по машинам! — скомандовал Смирнов.
        - Я остаюсь с вами! — заявил Петька.
        - Ну ты че, пацан, едешь, нет ли? — закричал из машины долговязый шофер.
        - А ну-ка без разговоров! — Дядя Миша приподнял Бумажкина, бесцеремонно втолкнул его салон «уазика» и захлопнул дверцу.
        Петька хотел выскочить, но машина моментально набрала скорость. Внутри у него все заклокотало от негодования. «Отвязаться хотят? — думал он. — Не выйдет! Еще нарочно после обеда приеду! А уж по дороге домой я этому дяде Мише все припомню. И освещение как в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе, и то, что в Благодатном преступности никакой…»
        - Вечно с этим Смирновым проблемы, — донеслось из кабины. — Откажусь от командировок с ним… Я, кстати, как чувствовал, и от этой отказывался, тем более что завтра с утра опять… — И безо всякого перехода добавил: — Смотри-ка, Вадь, небо затягивается, похоже, снег будет… А я-то думал, с чего это суставы ломит?
        Петька взглянул на небо. Оно напоминало московское в зимнее время года: бескрайняя голубизна была задернута серой пленкой. Даже непривычно как-то для Забайкалья, в котором, как он уже убедился, всегда светит солнце.
        Миновав рудоуправление, машина свернула на трассу. На фоне бурой сопки как-то беспомощно темнели две маленькие фигурки. Внезапно Петька почувствовал острый приступ тревоги. Ему казалось, что с ними должно случиться что-то очень плохое.
        - Остановитесь! — закричал он. — Мне нужно выйти! Я пойду пешком, слышите?
        Водитель повернул свою длинную голову:
        - Эй, рыжий! Заткнись, а?
        - Остановитесь! — не унимался Петька.
        Долговязый врубил на всю громкость магнитофон и продолжал крутить баранку автомобиля…
        Глава 23. Исчезновение
        Даша, судя по всему, уже высматривала их из окна кухни. Мелькнула голубая шторка — и девочка появилась на крыльце.
        - Милости просим, — сказала она, — все уже давно готово. А где же дядя Миша и журналист?
        - Работают. Мы их чуть позднее заберем, — ответил Вадим, спрыгивая из машины вместе с камерой в руках. — Вот, дали задание снять теплицу. Где она?
        - Пойдемте покажу, — сказала девочка. — Сабля, свои! Идите, не бойтесь!
        От Петьки не укрылся мимолетный взгляд, который она бросила в его сторону: все ли в порядке?
        Оператор вышел в огород, собака полезла в конуру. В этот самый момент калитка открылась, и во дворе появился долговязый. Сабля опять выползла из конуры, но лаять не стала, а, глядя на него, грозно зарычала. Петька понял, что это не совсем обычное для нее поведение и что для водителя наступает ответственный и опасный момент. То же самое поняла и Даша.
        - Сабля, на место! — громко крикнула она.
        Но на сей раз приказ хозяйки не подействовал.
        На лице у Николая появилось жалкое подобие улыбки. Он явно боялся. Сделав несколько шагов к крыльцу, он вдруг остановился и, вытянув губы, произнес:
        - У-тю-тю-тю-тю-тю…
        Вероятно, таким образом он хотел расположить к себе собаку. Но тут произошло неожиданное: Сабля в два прыжка оказалась рядом с ним и вцепилась зубами в руку.
        - А-а-а-а! — завопил долговязый.
        - Держитесь! — крикнула Даша и бросилась на помощь. Тот уже успел отскочить в сторону. — Отдай! Отдай, говорю, варежку!
        Долговязый тем временем стоял на крыльце и рассматривал травмированную руку. Петька заметил на его большом пальце чуть заметную розоватую ссадину.
        - У-у-у, собака! — злобно пробурчал водитель. — Так, глядишь, без руки бы остался!
        Даша протянула ему рукавицу.
        - Болит?
        Долговязый сморщился, как от неимоверной боли.
        - А вы побледнели. Пойдемте, я зеленкой обработаю.
        - Это все Смирнов, — сердито пробурчал тот. — Не он бы — уже бы к Чите подъезжали.
        Обед прошел в тягостном молчанье. Один долговязый во все щеки уплетал пельмени и требовал добавки. Пока Даша наполняла в очередной раз тарелку, он впивался взглядом в травмированный палец и сокрушенно качал головой.
        Между тем тревога ни на минуту не покидала Петьку. Он то и дело поглядывал на часы. Наконец настало время отправляться за дядей Мишей и Смирновым. Водитель встал из-за стола, потянулся и сказал:
        - У-у-у! Хорошо-то как! Поспать бы теперь чуток!
        Петька воспринял это как неудачную шутку, а Даша, не имеющая понятия о произошедшем конфликте, предложила:
        - В комнате кровать. Можете прилечь.
        - И то правда, — обрадовался Николай, — надо отдохнуть. Тем более что впереди у меня бессонная ночь. И не одна.
        К долговязому подлетел Вадим:
        - Ты что, с ума, что ли, сошел? Нас же ждут!
        - Да отцепись ты! Этот Смирнов что хочет, то и воротит! А я что, хуже? К тому же у меня — производственная травма. Не заезжали бы в этот чертов поселок — все было бы нормально.
        Петька видел, что терпение оператора на пределе и испугался, как бы спор не закончился мордобитием.
        - Мужчины, успокойтесь! — вмешалась Даша, и, обращаясь к Николаю, добавила. — Через десять минут я вас разбужу. Договорились?
        - Попробуй только не встать! — пригрозил Вадим.
        Спустя пятнадцать минут оператор, водитель и Петька уже сидели в машине, а с неба падали крупные белые хлопья.
        - Еще и снег пошел, едри ему голову! — донеслось из кабины. — Тащиться еле-еле придется! Эй, вы! Вы там по сторонам-то смотрите, мне бы дорогу не потерять!
        - Да что, ее перенесли, что ли, пока ты дрыхнул! — сердито отозвался Вадим.
        «Уазик» миновал поселок, поле и, свернув в сторону, начал медленно пробираться к Серебряной горе.
        - Вот-вот должны наши появиться. Странно, их нет. Может, мы просто не видим, снег-то какой! Эй, Николай, посигналь-ка там! Никого!
        - На фиг им было вообще здесь оставаться! — донеслось из кабины.
        «И правда, для чего они остались? — недоумевал Петька. — Поговорить? Так это можно было сделать и дома. Проникнуть в рудник? Так вход в него все равно завален… Вдвоем тем более быстро, его не разобрать. Странно все это. Да, а вот интересно, почему Смирнов приехал именно к дяде Мише? И были ли они знакомы раньше?»
        Петька поймал себя на том, что вопросов к Смирнову, и теперь уже и к дяде Мише, становится все больше, и ни на один из них нет ответа.
        Часа два телевизионный «уазик», прорываясь сквозь белую пелену, кружил возле Серебряной горы. Время от времени из него появлялись Петька и Вадим и громко звали исчезнувших. Бесполезно. Только тихо и неторопливо падал снег.
        - В такую-то погоду на диване дрыхнуть, а не по степи мотаться, — бурчал Николай, — хороший хозяин и собаку в такую метель не выгонит…
        Между тем начинало темнеть.
        - Может, еще раз по дороге проехать? — предложил оператор. — До поворота и обратно.
        Но и это не дало никаких результатов.
        - Теперь уже окончательно ясно, что с ними что-то случилось, — тихо произнес Вадим. — Но что? Заблудились? Но и блудить-то здесь негде…
        Петька ощутил в груди большой тяжелый комок. Он считал себя отчасти виноватым в том, что произошло. «Надо было все-таки выскочить из машины, — не переставал он ругать себя все это время, — ведь чувствовал же, что будет что-то плохое. Между прочим, я веду себя неправильно, — спустя несколько минут, одернул себя Бумажкин. — Я злюсь на этого ненормального водителя и нервничаю из-за тех двоих… А как нас учили вести себя в таких случаях? Успокоиться и прислушаться к своему внутреннему голосу. А для этого нужно…»
        - Все, отвожу пацана домой и прямым ходом в Читу, — заявил Николай, заворачивая на основную трассу.
        И в этот момент Петьке вдруг вспомнился разговор, обрывок которого он слышал еще утром, по дороге к Серебряной горе, и в суть которого даже не пытался вникнуть. Теперь же слова журналиста о том, что разведчики, попавшие в критическую ситуацию, так или иначе давали знать о себе своим товарищам, высветились в Петькином сознании отчетливо и ясно. Так может и Смирнов последовал их примеру?
        - Нужно ехать обратно! — боясь упустить и эту возможность, закричал Петька. — Туда, где мы были!
        - Ты, щенок! Что ты мелешь? — не сбавляя скорости, прервал его Николай. — Мы и так там почти два часа потеряли…
        - Но мы должны, должны туда съездить! Мне кажется…
        - Ну, ну, — подбодрил оператор Петьку.
        - Мне кажется, кажется, что… — Петька не мог подобрать слов, потому что не знал, как сформулировать то, что ему вдруг стало понятным.
        - Ладно, едем! — распорядился оператор. — Поворачивай, Николай, назад.
        Высказав Петьке с Вадимом все то, что он о них думает, долговязый все-таки развернул машину.
        - Ну?.. — грозно прикрикнул он на Бумажкина, когда «уазик» остановился и Петька с Вадимом вышли.
        - Может, здесь? — сказал Петька, наклонившись и всматриваясь в снежный покров.
        - Да что ты там ищешь-то? — нетерпеливо спросил Николай.
        - Не знаю… Честное слово, не знаю, — ответил Петька и отошел на шаг в сторону.
        - Какие-то все ненормальные, честное слово! — воскликнул водитель.
        «Журналист с дядей Мишей потерялись часа три назад, — размышлял Бумажкин, — и понятно, что, если Смирнов что-то и оставил после себя, так это покрылось приличным слоем снега». Он пошарил рукой в снегу. Ничего. Отошел чуть подальше. Тоже ничего. В другую сторону. Опять ничего.
        - Да мы уедем отсюда когда-нибудь или нет? — рассердился наблюдавший за Петькиными действиями Николай.
        - Сейчас, сейчас, — ответил Петька, уже не надеясь ни на что хорошее. — Вот здесь посмотрю и… — он уже хотел подняться и идти к машине, но в самый последний момент его рука нащупала что-то твердое и плоское. Сердце в груди йокнуло. — Нашел! — закричал он.
        К нему подлетел Вадим:
        - Что, что нашел-то?
        - Вот, — сказал Бумажкин, протягивая ему маленькую записную книжку.
        - Любопытно… Ну-ка, сядем в машину, посмотрим… Хотя даже если там что-то и написано, по почерку Сергея все равно ни черта не разберешь. Так, включаем свет… — Он открыл первую страницу. — О, это уже любопытно. Смирнов Сергей… «За Байкалом». Домашний и служебный адреса и телефоны… Ты посмотри, Петь, каким бисерным почерком все это выведено. Нет, это не Сережка писал, это, пардонте-с, какая-то дама…
        «Дама не дама, — размышлял Петька, — сейчас разницы нет. Главное, что теперь абсолютно ясно, что дядя Миша и журналист не заблудились. Нет. Их просто взяли в плен. Так же, как когда-то брали в плен русских разведчиков немцы…»
        - Ну, вы скоро там? — закричал из кабины долговязый.
        - Минуточку терпения.
        - Может, внутри как-то информация? — предположил Петька.
        - Полистаем… — Вадим быстро просмотрел страницы. — Как ни странно, ничего…
        - Можно я? Действительно…
        - Все, едем! — опять закричал долговязый. — Вас тут не переждешь!
        Петька суну блокнот в карман.
        - Послушай, а ты не знаешь, где в Благодатном отделение милиции? — спросил Вадим.
        - В Благодатном нет отделения милиции, — ответил Петька. — Хотя раньше — было. А теперь все в районном центре.
        - Понял, Николай! Едем в райцентр, в милицию.
        Тот, по своему обыкновению, начал возмущаться, спорить, но ни Петька, ни оператор уже не обращали на него ни малейшего внимания. Мало того, Петька почувствовал, как непонятное безразличие вдруг охватило его…
        Глава 24. В милиции
        Минут через двадцать уазик остановился возле деревянного здания — районного отдела милиции. Петька, Николай и Вадим прошли в дежурную часть.
        - Здравствуйте! — сказал оператор молоденькому милиционеру. — Вадим Васюков, телеоператор информационной программы «За Байкалом». Областное телевидение.
        Не успел он договорить последние слова, как представитель правоохранительных органов, воспринявший появление очередных посетителей довольно прохладно, вскочил и, отдавая честь, громко отрапортовал:
        - Дежурный районного отдела милиции, младший лейтенант, Ираклий Суботин… С одной «Б».
        - Что — с одной «Б»? — не понял Васюков.
        - Ну фамилия моя. С одной «Б». Вот в слове «суббота», сколько «Б»?
        - Две… — растерянно произнес Вадим.
        - Вот! А в моей фамилии — одна «Б», понимаете?
        - Ладно, ближе к телу, — вмешал долговязый. — Две «Б», одна «Б», да хоть ни одной! Тут время идет, домой уже ехать пора, а вы о каких-то глупостях болтаете!
        Что же касается Петьки, то если бы он не был так расстроен, он наверняка бы посочувствовал Суботину. Понятно, что для него это целая трагедия. Такая красивая, такая звучная фамилия без какой-то одной буквы «Б», превращается неизвестно во что! Но ведь главное-то, из-за этого и вся жизнь может под откос пойти!
        Вадим поведал Ираклию, что же всех их сюда привело.
        - К сожалению, и я вам ничем помочь не смогу, — вздохнул Ираклий. — Рабочий день закончен, сотрудники уже разошлись по домам. Вот если бы чуть пораньше…
        - А начальник? — нервно спросил долговязый. — Начальник-то где?
        - В Читу уехал. На совещание. По эффективной борьбе с преступлениями. Кстати, в этом отношении наш район по итогам соревнования вышел на второе место. С начала.
        - Надо же, — задумчиво произнес Вадим. — Сколько раз мне приходилось снимать сюжеты о доблестной милиции. И всегда складывалось впечатление, что стоит только кому-то обратиться за помощью, как все тотчас же приводится в действие…
        - Что вы! — воскликнул Ираклий. — Это же только в фильмах да передачах такое! — Но тут же спохватившись, что ляпнул лишнего, добавил: — Хотя у нас тоже бывает. Быстрое реагирование. Если, к примеру, начальник на месте. Машина исправна… Бензин есть…
        - Но сейчас-то что делать? — перебил Васюков. — Люди-то исчезли!
        - Да не волнуйтесь вы! — успокоил дежурный. — В жизни всякое бывает! Особенно с мужчинами. Мы первые сутки после их исчезновения никаких мер-то не принимаем… Мало ли что, может, к какой дамочке зашел. Так что вы поезжайте спокойно в Благодатный, может они уже там…
        Эти слова, произнесенные довольно бодрым и уверенным голосом, вселили в Бумажкина робкую надежду.
        - И все-таки, что делать, если их нет? — поинтересовался оператор.
        - Ну уж я-то туда-сюда по десять раз ездить не буду! — вмешался долговязый. — Что я вам, мальчик, что ли?
        - Да успокойтесь вы! — сказал Суботин с одной «Б». — Этого совершенно не потребуется. Вам достаточно позвонить из поселка, и мы примем меры. К этому времени уже и начальник вернется. Придумаем, как вам помочь. Если, конечно, бензин есть.
        Последнюю фразу он проговорил тихо и после небольшой паузы. Похоже, на нее никто, кроме Петьки, не обратил внимания.
        - Да как же «успокойтесь»! — вернулся к предыдущей теме Васюков. — Ведь потерялись же месяц назад два горных инженера. На том же самом месте…
        - Э, это еще как сказать, потерялись, — ответил Ираклий. — Лично моя точка зрения такова: они решили свернуть в тайгу и их просто-напросто загрыз медведь… А следов никаких, потому что в тот день валил снег… Ну прямо, как сегодня…
        Он произнес все это с таким видом, как будто бы быть загрызенным медведем гораздо приятнее, чем быть похищенным бандитами или убитым во время разбойного нападения.
        - И все-таки, — не согласился Вадим, — в таком случае точно бы нашли их тела…
        - Ближе, ближе к нашему телу, — опять раздраженно перебил долговязый. — Откуда мы можем позвонить? Говорите конкретно!
        - Так только от Саянского, — ответил дежурный. — Больше не от кого… И то, если, конечно, телефон работает.
        Обратно ехали молча. Вадим то и дело курил. Петька, глядя на белеющую впереди дорогу, думал о том, что его желание стать участником какой-нибудь истории продолжает сбываться самым непостижимым образом. В глубине души он давно уже дал этому желанию отбой, а оно все сбывается и сбывается… И даже то, что он на время освободился от сумки с прилипшей ко дну дурацкой книгой, ничего, как оказалось, не меняет… Незнакомая обстановка… Незнакомые люди… Загадочное исчезновение двоих — дяди Миши и Сергея… А за месяц до этого — еще двоих, Георгия и Григория. А за сто лет до этого — одного, Епачинцева. И все на том же самом месте… Напряженная психологическая атмосфера… С ума можно сойти! Ну точно, как по Агате Кристи! Такое впечатление, что старушке неймется и что она в самом деле поднялась со дна сумки и теперь правит бал не в далекой промозглой Англии, а в солнечном Забайкалье. На самом краю России, в поселке Благодатном…
        Поражало Петьку и еще одно обстоятельство. Все эти исчезновения (за исключением того, которое произошло почти сто лет назад), происходили именно в тот день, когда шел снег. Хотя, как он понял, в Забайкалье это довольно редкое явление. И все же Чудного Мужика серебристый автобус увез именно в такой день. Георгий и Григорий исчезли как раз во время снегопада. То же самое произошло и с дядей Мишей, и журналистом Смирновым. Нет, тут определенно голову сломать можно!
        Потом Бумажкин еще раз попытался восстановить весь калейдоскоп событий, начиная с момента вылета из Москвы в Читу. Итак, посадка в Нижнем Новгороде. Ситуация в туалете. Знакомство со Смирновым. Его рассказ о Чудном Мужике и Столетнике. Встреча с этим Столетником уже в столице Забайкалья, а за несколько минут до этого — столкновение с серебристым дьяволом — микроавтобусом. Потом — знакомство с учителем, дорога через лес, сопровождаемая жуткими звуками, кошмарные истории, рассказанные Геннадием Борисовичем и дядей Мишей о душах загубленных стражников, внезапно появившийся в Благодатном Гималайский Медведь и будто сквозь землю провалившийся возле дома местного ведьмака Саянского… Только от всего этого с ума можно сойти. А тут еще вдобавок — исчезновение дяди Миши и Сергея… Говорят, случайностей не бывает. Вполне вероятно, что каждое из этих событий — звено какой-то одной цепи. Но что же это за цепь, объединяющая совершенно разные, разбросанные по времени и пространству ситуации?
        Все, что происходило, казалось Петьке нагромождением каких-то нелепых и необъяснимых эпизодов, ни один из которых просто не может быть связанным с другими…
        Глава 25. У ведьмака
        Увидев возле калитки одинокую тоненькую фигурку Даши, которую высветил свет от фар «уазика», Петька понял: исчезнувшие дядя Миша и Смирнов до сих пор не объявились. Так оно и оказалось.
        Оператор вздохнул:
        - Что же, придется ехать к этому, как его…
        - Саянскому, — подсказал Петька.
        - Во, Саянскому. Или как его величают в народе, ведьмаку. — Вадим засмеялся. — Ох и горазд же наш народ на всякие выдумки и фантазии.
        При слове «ведьмак» Петьке представился небритый тощий мужик, сидящий в комнате возле большого чана с кровью и вызывающий из небытия души погибших стражников.
        Даша села в машину и «уазик» тронулся с места.
        - А может все-таки он нормальный человек? — послышался в темноте голос Даши.
        - Ага, разевай варежку шире, — донеслось из кабины, — где ж это видано, чтобы и начальник, и человек нормальный в одном лице.
        - Для тебя, Николай, вообще не существует нормальных людей, — вклинился в разговор оператор.
        - Та-ак… Теперь направо, — подсказала Даша. — Чуть помедленнее, пожалуйста. Вот, сейчас… Ну вот и приехали.
        Все вышли из машины. Во дворе залаяла собака.
        - И тут псина! — пробурчал долговязый.
        - Собаки — наши четвероногие друзья, — отозвался Вадим.
        Заскрипел снег: по ту сторону калитки кто-то быстро приближался мелкими семенящими шажками. Петька попытался представить внешность Саянского, и не мог. Ведь если отталкиваться от фамилии, то он, по мнению Бумажкина, должен был быть высоким, упитанным, мужчиной с хорошо развитым чувством собственного достоинства, интеллигентными манерами и глубоким приятным басом. Но существовала еще одна информация: ведьмак. А если так, то внешне он должен выглядеть совершенно по-другому: маленьким, тощим, с тремя волосинками на голове и суетливыми движениями. Впрочем, судя по походке, Саянский скорей всего принадлежал ко второй категории.
        Петька подумал, что, если бы еще три дня тому назад ему сказали о том, что на белом свете действительно есть нечистая сила и что есть места, где по ночам не просто бродят, но и нападают на прохожих души замученных стражников, а в самом поселке Благодатный живет ведьмак, который, скорее всего, руководит действиями этого, если можно так выразиться, потустороннего коллектива, он бы, Бумажкин, хохотал бы неделю. Но теперь он готов был поверить во все что угодно, в том числе и в существование ведьм, ведьмаков и всевозможных призраков.
        - Кто там? — донеслось из-за калитки. Мужчина, задавший этот вопрос, имел голос тихий и невыразительный.
        - Нам бы Саянского, — сказал оператор.
        - Срочно! — нетерпеливо закричал долговязый.
        - Зачем?
        - Открывай, мужик, скорее, а то плохо будет! — неистовствовал водитель.
        - Мы с областного телевидения, — подал голос Васюков. — Информационная программа «За Байкалом».
        - Никакого телевидения у нас нет, — отозвался голос.
        - Ну вы хоть на минутку калитку приоткройте, — попросил Вадим. — А то ведь так разговаривать просто невозможно!
        На мгновение по ту сторону калитки воцарилось молчание.
        - Ладно, — сказал наконец голос. — Сейчас только собаку привяжу. Она очень злая. И не любит сердитых. Витязь, пошли! Пошли, тебе говорят!
        Судя по недовольному рычанью Витязя и по покрикиваниям хозяина, сделать это было не так-то просто. Наконец калитка приоткрылась и Петька увидел низенького, с него ростом, мужчину, одетого, как и он, в валенки, телогрейку и кроличью шапку. Вероятно, в такой униформе ходило все взрослое население Благодатного.
        - Нам бы Саянского, — повторил Васюков.
        - Ну я Саянский, — тихо, но раздраженно ответил мужчина. — Что вам от меня нужно?
        «Точно ведьмак, — подумал Петька. — И вид у него ведьмаковский. И злится на нас так, будто его только что от чана с кровью оторвали. Да, но почему же тогда он — Саянский?» В Петькиной голове не укладывался факт, что человек с такой превосходной фамилией, который по всем показателям должен был быть на две головы выше ее настоящего обладателя, — ведьмак. Такого, по его мнению, просто не могло быть. Почему-то Петькина система характеристики людей по их фамилии уже в который раз давала сбой. Да какой!
        - Позвонить срочно надо! — закричал долговязый.
        - Телефон не работает, — ответил ведьмак и начал поспешно закрывать калитку.
        - Не, постой! — взревел водитель и потянул калитку в другую сторону. — Как это — не работает? А если проверить?
        - Понимаете, наши люди исчезли, — более миролюбиво, чем долговязый, сказал оператор. — Возле старого рудника. Ну, у Серебряной горы… Ушли и не вернулись…
        - Так заявите в милицию…
        - Да заявили уже! — теперь уже и в голосе Васюкова начали появляться нетерпеливые нотки. — Заявляли, понимаете? А там сказали — поезжайте обратно, может, те уже нашлись. А если нет — срочно звоните от Саянского.
        - Телефон не работает, — повторил Саянский и вновь попытался закрыть калитку.
        - Нет, просто так ты от нас не отвертишься! — заревел водитель. — А ну показывай, где у тебя телефон?
        Однако Саянский вовсе не торопился пускать в дом непрошеных гостей. «Почему же он тянет резину? — размышлял Петька. — Может, потому что не успел свои ведьмаковские причиндалы спрятать?»
        Долговязый между тем оттолкнул, ведьмака в сторону и вбежал во двор. Тот растерялся.
        - Ну чего уставился-то! — заорал водитель. — А ну веди к телефону!
        - Хорошо, — согласился Саянский, вероятно, поняв, что сопротивляться бесполезно. — Только как бы вам потом не пожалеть о своем поведении…
        - Это тебя не касается! Веди!
        Саянский поднялся на высокое крыльцо, открыл дверь и сказал:
        - Проходите… А я — сейчас…
        Первым вошел Вадим, за ним — долговязый, а потом уже Петька и Даша. Как ни странно, сам хозяин остался на улице.
        - А сам-то че! — крикнул Николай.
        - Сейчас собаку во двор выпущу и вернусь! — донеслось со двора.
        Все переглянулись. «Отрезает пути к отступление», — понял Петька.
        Обстановка у Саянского, по крайней мере, на кухне, в которой сейчас толпились четыре человека, была более чем скромная. И никаких колдовских приспособлений Петька, как ни озирался, не заметил. И чана с кровью тоже не было. И тут Бумажкина осенила догадка. Ах, он балда! Кто же чан с кровью на кухне держит? Если даже он и есть в этом доме, то наверняка в каком-нибудь дальнем углу… А ну-ка…
        - Что-то мне здесь не очень нравится, — тихо произнес Васюков.
        - Мне тоже, — прошептал водитель.
        Даша схватила Петьку за руку. Он молча пожал ее и, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, сделал несколько шагов к двери, ведущей в комнату. На это потребовалось, наверное, несколько секунд, но за это время в его голове родилась еще одна догадка. А вдруг именно здесь, где-то рядом, томятся похищенные дядя Миша и Смирнов? Сидят где-нибудь в холодном подполье, связанные по рукам и ногам, во рту — кляп… Не эта ли причина того, что Саянский впустил их сюда так неохотно? И кто знает, может и всем им уготовлена такая же участь. Не зря же он пошел отвязывать собаку…
        Петьке осталось только заглянуть в комнату, как сзади послышался голос ведьмака:
        - Это еще что такое? Что тебе там нужно?
        Петька отпрянул в сторону.
        - Телефон нам нужен, — нашелся водитель.
        - Да вот же он, — Саянский показал на стоящий на подоконнике телефонный аппарат допотопного производства. Такой Петька видел впервые. — Я думал, что вы уже убедились, что связи нет.
        - Почему же нет? — удивился Васюков, тут же приставивший к уху телефонную трубку. — Как раз — есть.
        - Как это — есть? — почти натурально удивился Саянский. — А ну-ка… — Он тоже приставил трубку к уху. — Странно…
        Теперь Петька имел возможность рассмотреть его при свете электрической лампочки. Судя по внешности вылитый… Нет, даже не ведьмак. Леший! Маленький, невзрачный, с морщинистым лицом, выцветшими глазами, несколькими волосинками на голове и суетливыми движениями.
        - Ладно, давайте сюда, — сказал Вадим. — Звонить надо. — И тут же спохватился: — Тьфу ты! Номер-то мы не спросили! Как в районную милицию позвонить?
        Саянский наморщил лоб.
        - Кажется, три, три… Нет. Не помню…
        - Так вспоминай! — рявкнул долговязый.
        - Где-то написано… Сейчас посмотрю. — Саянский скрылся в комнате. — Три-двадцать четыре, — появившись через секунду, произнес он.
        Вадим приложил трубку к уху, потом убрал, внимательно посмотрел на нее, подул и снова приложил.
        - Номер-то набирай! — сердито приказал Николай.
        - Уже не работает, — ответил Васюков, внимательно глядя на Саянского.
        - Как — не работает? — опять, почти натурально, удивился он.
        Водитель подскочил к Саянскому и схватил его за грудки:
        - Да долго ты над нами еще издеваться будешь или нет, ведьмак несчастный!
        - Вы за это еще ответите! — пытаясь освободиться от цепких рук, промычал хозяин.
        От Петькиного внимания не укрылось, что он еще что-то, чуть заметно, шепнул и в следующее мгновение все погрузилось в кромешную тьму. Теперь окончательно стало ясно: они действительно попали в логово ведьмака. Еще немного, и этот представитель нечистой силы расправится с ними самым немыслимым образом.
        Бумажкин вдруг вспомнил крадующуюся вдоль забора знакомую фигуру. «Оборотень», определила тогда Даша. Не исключено, что свет был отключен как раз для него… Возможно, это был знак…
        И точно! Во дворе залаяла собака. И тут же замолчала. «Точно, оборотень появился, — подумал Петька. — Чужого же она не пустит…» Он нащупал в темноте Дашину руку и крепко сжал ее. Если погибнуть, то вместе…
        Глава 26. Еще одна встреча
        Следующие мгновения принесли так много неожиданного, что Петька не сразу разобрался, что к чему. Сначала он вдруг явственно ощутил знакомый терпкий запах духов… У кого, у кого были такие? Неважно. Главное, что запах этот ассоциировался с надежностью и безопасностью. В душе появились уже почти забытые чувства покоя и благополучия. Странно… В такой-то момент! А из глубины комнаты тем временем медленно двигалось желтое пламя. Это со свечкой в руке приближался Саянский.
        - Кто там еще? — тревожно спросил он.
        - Леня, что происходит? — услышал Петька и ушам своим не поверил. Но в следующий момент он готов был от души расхохотаться. Ну точно, как по Агате Кристи! Похоже, еще немного, и чуть ли не все пассажиры рейса Москва — Омск — Чита соберутся здесь. В Благодатном. В доме у ведьмака. Потом возникло вполне понятное недоумение: откуда, откуда все-таки появилась Крокодилица, да еще у Саянского, которого она почему-то называет Леней?
        - Ну что молчишь, Лень? А телевизионный «уазик» почему у ворот? Случилось что-нибудь?
        Как ни странно, но Петьке показалось, что лицо Саянского в эту минуту разгладилось и стало удивительно красивым. С чего бы это? А может, это пылающее пламя создало такую иллюзию?
        - Света, — взволнованно, но как-то приятно, по-домашнему взволнованно произнес Саянский. — Ты-то как здесь оказалась?
        - Ой, да обычное явление. В командировку в райцентр приехала. Все в гостинице остановились, а я решила к тебе. Ведь мы уже лет сто не виделись, правда?
        Слыша такой обыкновенный, такой будничный разговор, уже не только Петька, но и все остальные расслабились, зашевелились. А то ведь и впрямь стояли как в игре «замри-отомри».
        - А это кто? — Причуда всмотрелась в лицо оператора. — Вадим? Что-то хотите снимать на ночь глядя?
        - Да у нас ЧП, Светлана Ивановна! — немного придя в себя, сообщил тот.
        - Что за ЧП?
        - Смирнов исчез!
        - Это уже что-то новенькое. То он все кого-то догоняет, а теперь ищут его. Так что же все-таки случилось?
        - В двух словах… — начал оператор и зажмурился от внезапно вспыхнувшей лампочки. И все зажмурились.
        - Электричество, как всегда, отключили, — пояснил Саянский. — Знаешь же нашу беду. Дня не проходит, что бы…
        - Знаю, — отозвалась Причуда.
        Петька не спускал с нее глаз. То же зеленое пальто, та же смешная шляпка с торчащими вверх зеленоватыми перьями. Но как радостно было видеть ее, даже несмотря на этот нелепый головной убор!
        - Все понятно, — подвела итог Причуда, когда Васюков закончил свой рассказ. — Да, с бензином сейчас напряженка… И если в милиции его нет, то можно было бы воспользоваться моей машиной. Но, как назло, я ее отпустила. У шофера в соседней деревне родственники. Что же делать? Может вам, Вадим, поехать в Читу?
        - Я никуда не поеду! — категорически ответил Васюков. — Пока хоть что-нибудь не будет известно…
        - Ну тогда я один поеду! — вклинился долговязый. — Надоело уже! Завтра с утра новая командировка, а я, как дурак, здесь торчу!
        - Подождите, товарищи, не ссорьтесь! — вмешалась Причуда. — Этим вы ничего не добьетесь. Мне кажется, вам следует отправляться домой. Без вас решат все вопросы.
        Теперь уже завредничал оператор.
        - Не поеду, — твердил он, — не поеду, пока не найдем Смирнова!
        - Но ведь если съемочная группа не вернется в срок, ее руководителя будут ждать большие неприятности… — сказала Причуда. — А тут, пусть без него, но прибудете на место вовремя…
        - Да его и так ждет выговор на студии, — со злорадной усмешкой произнес водитель. — Самовольно изменить маршрут командировки… Это — что-то!
        - Так может, пока стоит его как-то прикрыть? Ну, например, сказать начальству, что Смирнов, ну, предположим, отравился, и его положили в больницу на день-два… Что, мол, завтра-послезавтра он приедет… А вот за это я ручаюсь. Вадим, ты меня знаешь…
        - Короче, ясно, — подвел итог долговязый, — одним словом, поскользнулся, упал, очнулся, гипс… Ну едешь ты или нет?
        - Смирнов — на вашей совести, Светлана Ивановна, — отозвался Васюков и вышел вслед за водителем.
        - Ну а вы как здесь очутились? — спросила у Петьки Причуда, едва закрылась дверь за представителями телевидения.
        Бумажкин коротко рассказал, что произошло, краем глаза наблюдая за Саянским. Тот ловил каждое его слово.
        Причуда задумалась. На лбу обозначились две поперечные морщины.
        - Ты знаешь, Лень, я, наверное, переночую с детьми. Петей и Дашей. Надеюсь, ты не обидишься? Не нужно их сейчас одних оставлять.
        - Нет, нет, я не против, — торопливо ответил Саянский. Петька заметил, что на его губах появилась легкая улыбка и тут же исчезла. Понятно, не хочет показывать вида, что ему только это и надо.
        «Ну еще бы ты был против, ведьмак несчастный! — подумал Петька. — Ведь любой посторонний человек тебе явно будет мешать. Интересно, что ты задумал? И куда спрятал дядю Мишу и Смирнова?»
        В том, что это похищение было организовано Саянским, Петька почти не сомневался.
        Глава 27. Неожиданное открытие
        Даша, Петька и Причуда вышли на улицу. Минут пять шли молча. Потом Бумажкин спросил:
        - Светлана Ивановна, а кем вам приходится Саянский?
        - Леонид Семенович — мой двоюродный брат. Детство провели вместе, юность…
        «Бедная женщина! — слушая все это, думал Петька. — Ведь она, наверное, даже не подозревает, что вытворяет ее родственничек. Что он, как все считают, ведьмак. Да даже если предположить, что не ведьмак, то все равно, таких дел здесь понатворил: рудник развалил, его работников — разорил… Да что там говорить, даже деньги, которые на строительство школы выделили, себе прикарманил. Уж кто-кто, а Геннадий Борисович зря говорить не будет!»
        - Он — человек редкой, исключительной порядочности, — продолжала Причуда. — Вот и этот рудник взвалил на себя только для того, чтобы вытащить его из ямы. Уж как мы все его отговаривали! Бесполезно! Да ладно, если б еще молодой, энергичный был, а то ведь уже за пятьдесят…
        Петька не смог удержаться от тяжелого вздоха. Теперь ему вдвойне, а то и втройне стало жаль Светлану Ивановну. Конечно, все родственники, в том числе и она, отговаривали Саянского от чистого сердца, но он-то взвалил на себя это бремя отнюдь не из благих намерений. Петька был в этом почти уверен.
        После ужина Бумажкин по просьбе Светланы Ивановны уже в который раз рассказывал о том, что же все-таки произошло у Серебряной горы. А точнее, как же так получилось, что дядя Миша и Смирнов остались одни в этом опасном месте. Вдруг из комнаты послышались приглушенные всхлипывания. Увлеченные беседой, Петька с Причудой даже не заметили, как Даша вышла. Бумажкин приблизился к двери и, глядя в темное пространство, сказал:
        - Даш, ну перестань. Все будет хорошо, вот увидишь, — но почувствовал, что голосу не хватает уверенности, и замолчал.
        - Сейчас я сама с ней поговорю, — произнесла Причуда и проскользнула в комнату. И тотчас же оттуда донесся ее голос: — Ну все, Даша, успокоились. Пойдем покажу, куда тарелки составлять. Все будет хорошо, вот увидишь.
        Петька взглянул на часы. Со временем происходило что-то непонятное. Шел всего-навсего десятый час ночи. «Интересно, что ответили нашим в милиции? В том, что они туда заезжали, сомнений нет. Вадим не позволил бы проехать мимо. Но вот как с бензином? Начались ли уже какие-то работы? Самое противное, что обо всем я узнаю только утром… И то, в лучшем случае…»
        Бумажкин подошел к книгам, лежащим на шкафу аккуратной стопкой. Перелистал одну, другую, третью… Даже при всей любви к художественной литературе, он не смог бы сейчас читать. Он опять вспомнил о прилипшей ко дну сумки книге Агаты Кристи. На память пришли дурацкие триллеры, в которых ужасы подстерегали героев на протяжении всего фильма. Не подобное ли сейчас происходит и с ним?
        Петька прошел в комнату (Даша к этому времени уже успокоилась, и теперь они с Причудой вытирали посуду), достал сумку, сунул туда руку… Журнал… Диктофон… Туалетные принадлежности… Книги не было!
        Холодный мистический ужас сковал Петьку. Немного придя в себя, он начал вытаскивать все вещи, как уже не раз было во время этого путешествия, и складывать их на кровать. Тьфу ты, вот же она, лежит на дне, как миленькая, намертво сросшаяся с сумкой.
        Убирая вещи обратно, Бумажкин машинально взял в руки свой блокнот, открыл и перелистал несколько страниц. Они были пусты, и только на первой было написано его же рукой: «Жизнь порой преподносит сюрпризы…». «Господи, какая ерунда! — подумал Петька. А это? «20 НОЯБРЯ. 15 ч. 15 мин. ВЗЛЕТАЕМ. УР-РА-РА!!!»
        Бумажкин отложил блокнот в сторону. Ему казалось, что все это было очень давно. Лет двадцать тому назад. А сам он, по сравнению с тем восторженным мальчишкой, которым был тогда, стал дряхлым, уставшим стариком. И тут он вспомнил, что в телогрейке лежит записная книжка Смирнова. И хотя он прекрасно знал, что, кроме паспортных данных, там нет ни одной записи, все же решил еще раз взглянуть на нее. А вдруг они что-то не сумели разглядеть? Да и в конце концов, должен же он как-то убить время!
        Пролистав записную книжку журналиста, Петька в очередной раз испытал разочарование. Там, в машине, они с Вадимом не нашли никаких записей не из-за отсутствия нормально света, а потому, что их и в самом деле не было. И в то же время Петька вдруг очень засомневался, что в нее занесены лишь паспортные данные. Мало вероятно, что книжка случайно выпала из кармана журналиста. Скорее всего, он ее выбросил умышленно или просто решил от нее освободиться. И в том, и в другом случае для этого должна быть веская причина. А причина могла быть только в том, что там написано.
        Петька еще раз, уже не просто пролистал, а просмотрел все страницы, попробовал их на ощупь. Ему показалось, что последний лист записной книжки немного толще плотнее, чем все остальные. Точно! В самом ее конце два листа были очень аккуратно склеены. Петька попробовал их разъединить, но без вспомогательного инструмента это сделать не удавалось. Взяв у Даши ножницы, он осторожно разрезал склеенные листы. Оттуда выпала тонюсенькая и малюсенькая бумажка. Подняв бумажку с пола, Петька впился в нее глазами. Ему пришлось порядком напрячь зрение, чтобы разобрать отксерокопированный, многократно уменьшенный текст.
        «Дорогой Сергей!
        Плохие новости: ваши самолеты крайне ненадежны. Иракская компания недовольна, настаивает на расторжении контракта. С трудом удалось уговорить продлить его до конца ноября. Последний рейс назначен на 25.11!!! этого года. Почему так медленно продвигаются дела у брата? Ведь, насколько мне известно, в благодатном месте работы совсем немного. Пусть поторопится. Если не удастся все вывезти последним рейсом, нашим планам не суждено будет осуществиться. Постараюсь на днях позвонить по телефону.
        Любящий вас
        Ибрагим».
        Внизу было подписано:
        «Перевел 21.11. С. Павлов»
        Петька понял: перед ним была ксерокопия документа, который сфотографировала Столетник! Та-ак… Что же было 21 ноября… Бумажкин подскочил на стуле: да ведь именно в тот день он ехал на автобусе с читинского аэропорта на вокзал! И рядом с ним сидела Столетник. Теперь уже в этом Петька ни капельки не сомневался! Мало того, теперь он знал, куда она направлялась. На встречу с С. Павловым!
        Петька еще раз перечитал текст. Итак, последний рейс на Ирак 25.11. Если, конечно, эти цифры обозначали число. По логике, именно так оно и есть. Сегодня уже двадцать третье. Стало быть, брат неизвестного Сергея (интересно, кто же это все-таки такой?) должен завтра закончить какие-то работы, чтобы успеть что-то переправить в Читу. А там на самолет — и в Ирак.
        Невольно вспомнился Нижний Новгород. Подслушанный разговор в туалете. Тот самолет тоже отправлялся в Ирак. Неужели то, что происходило там каким-то непостижимым образом, связано с событиями здесь, в Благодатном? Да, а ведь неизвестный Петьке Ибрагим упоминает в своем письме какое-то благодатное место. Благодатное место и Благодатный… Интересно, это одно и то же место, или нет?
        Петька не заметил, как повернул бумажку другой стороной. И от неожиданности уже не чуть было не подпрыгнул на стуле, а едва не свалился с него. Перед ним была схема, а почерк, которым были указаны обозначения, совпадал с тем, которым были написаны паспортные данные в записной книжке! Мелкие, аккуратно выведенные буквы… Нет, так определенно не пишет молодой энергичный мужчина, тем более, журналист, у которого каждая секунда на счету… Вероятно, Вадим был прав, когда сказал, что это писала какая-то дама. Скорее всего, это почерк Столетника…
        На схеме было изображено следующее. Посредине крупными буквами (насколько позволял, конечно, формат листка), написано: «Ирак», под ним — «Ибрагим», и все это обведено кружком красного цвета. От кружка вправо и вниз шла стрелка к другому, зеленому, кружку, внутри которого было обозначено: «Начальник рудника, Саянский (ведьмак)» и чуть заметный вопросительный знак. От него шла стрелка к синему кружку, находящемуся справа от основного, красного, а над ней висел жирный вопросительный знак. В свою очередь правый, синий кружок, был при помощи опять же стрелки, соединен с красным, основным.
        Какое-то время Бумажкин молча смотрел на эту схему. Он не столько понимал, сколько чувствовал: разрозненные звенья каких-то непонятных и, казалось бы, не имеющих абсолютно никакого отношения друг к другу событий начинают собираться в единую цепь. Петька уже и сам мог бы ответить на некоторые вопросы, которые так волновали его. Ну, к примеру, встречался ли Смирнов со Столетником? Да, встречался. Она-то и дала ему эту книжку, чтобы, в случае чего, он мог хоть таким образом передать информацию. Теперь, возможно, появился ответ еще на один вопрос. Для чего журналист приехал в Благодатный? Скорее всего, чтобы отыскать Чудного Мужика. Ведь если Благодатный как-то связан с интересами авиакомпании «Фортуна», то не исключено, что серебристый микроавтобус привез Чудного Мужика именно сюда. И, видимо, Смирнов хотел сделать сенсационный материал для телевидения. Ведь не зря же он во всем берет пример со своих коллег Говорухиных.
        Но тут Петька почувствовал, что попал в тупик. Если авиакомпания и связана каким-то образом с этим поселком, то это отнюдь не значит, что обязательно со старым рудником. Ведь, в конце концов, есть и относительно новый, действующий, рудник, есть и Лысая сопка, через которую ходили хунхузы, там тоже могут проводиться какие-то работы. Ведь здесь, как и в любом другом месте, есть много такого, чего он, Петька, не знает. И что он вцепился именно в рудник? Не потому ли, что, стоя на Серебряной горе, он что-то почувствовал? Но ведь он мог и ошибиться. Вон как лопается по швам его блестящая теория относительно фамилий. Даша, такая красивая, умная и… и… вообще необыкновенная девчонка, вдруг оказалась Поповой! С ума сойти можно! Так же и с рудником. К тому же, как он сам убедился, вход-то в него завален…
        Да, а как же тогда души замученных стражников? Выходит, они существуют на самом деле?
        Размышления Бумажкина вдруг переметнулись на Саянского. В том, что он причастен к похищению дяди Миши и журналиста, теперь вообще не оставалось сомнений. И даже бывшая разведчица, судя по всему, считает, что именно он — главный злодей во всей этой истории. Значит, есть основания так считать. Ведь ей-то наверняка куда больше известно, чем ему, Петьке. Теперь понятно, почему начальник рудника так нервничал, когда у его ворот появилась целая делегация. А уж когда дело дошло до телефона… Ясно и то, что он отнюдь не для того ходил в комнату, чтобы узнать, как позвонить в милицию. Ему нужно было выдернуть проводок, чтобы не было связи. Саянский пытался протянуть время. Остался всего один день. А когда все будет сделано и то, что нужно, вывезено в Ирак, вот тогда, возможно, он и сам сообщит в милицию. Ну о том, что позавчера, когда шел снег, двое человек исчезли…
        Ну а все-таки, где же могут сейчас находиться дядя Миша и журналист? Тьфу ты, опять нестыковка! Он, Петька, пришел к выводу, что не исключено, что старый рудник здесь ни при чем. Но ведь исчезли-то они рядом с ним. Да, и еще вопрос: для чего Саянский мотается туда чуть ли не каждый день, в том время, как вход в него завален?..
        Петька вспомнил о том, что весь поселок считает Саянского ведьмаком, и, несмотря на то что сейчас ему было явно не до веселья, невольно улыбнулся. Как же, оказывается, легко всему Благодатному заморочить мозги! Да что там говорить, ведь был момент, да не один, когда и он в это поверил! Зря, что ли, он чан с кровью в доме Саянского высматривал!
        Да, размышлять, конечно, можно бесконечно, но делать-то что? Рассказать все Даше с Причудой? Отпадает. Причуда не поверит, а Даша расплачется. А ведь только что успокоилась. Нет уж, не нужно лишний раз расстраивать девчонку. Да и в конце концов он-то мужик или нет? Ведь может же он сам принять какое-то решение, не привлекая к этому представительниц прекрасной половины человечества? Надо подумать…
        А может… Может, выбежать на улицу, поднять народ и пойти разбираться с Саянским? Смешно. Скажут, сумасшедший из Москвы приехал… Пойти в милицию? Но пока он до нее доберется, пешком-то… Тем более, ночью. К тому же Вадим уже точно всех на ноги поднял… Почему же тогда не едут, не спрашивают его, очевидца? Скорее всего, нет бензина… В таком случае, от того, что Петька одолеет двадцать с лишнем километров, ничего не изменится.
        Петька взглянул на Светлану Ивановну. Пригнувшись к столу, она что-то тихо шептала Даше. Прядь ее темных волос, схваченных на затылке китайской заколкой, струилась по белой шее. Петьке до ужаса стало жаль эту женщину. Святая простота! Как же она верит в порядочность и непогрешимость своего братца! Какой жестокий удар ее ждет, когда она узнает, кто он на самом деле…
        И все же, как быть ему, Петьке? Как ни пытался, он так и не мог найти выхода. Старушка Агата Кристи направляла события совсем не в то русло, в которое бы хотелось…
        Глава 28. Преследование
        «Интересно, а где сейчас Саянский? — подумал Петька. И тут же хлопнул себя по лбу, да так, что даже Даша обернулась и удивленно посмотрела на него. — Ох и балбес же я! Сижу здесь, размышляю, можно сказать, нюни распускаю, вместо того, чтобы делом заниматься. Действовать, действовать надо!»
        Он вскочил со стула, подбежал к двери и начал судорожно толкать в валенки ноги.
        - Что случилось? — спросила Причуда.
        - Живот… — застонал Петька, схватил телогрейку, шапку и пулей выскочил во двор.
        Отдышался, пересек его и вышел за калитку. Весь Благодатный: дома, деревья, дорога — был покрыт свежим, только что выпавшим снегом. Петька поднял голову. Какая же необыкновенная красотища! Как и вчера, словно спелый банан, висел над головой желтый месяц, но сегодня темный купол неба казался выше, а звезды — еще ярче. Будто выпавший снег сделал светлее и чище не только поселок, но и весь небосвод.
        Было тихо и спокойно. И так хорошо, что даже крепкий забайкальский мороз, похоже, ослабил свою хватку.
        Стараясь держаться поближе к заборам, Петька двинулся к дому Саянского. Но не успел он одолеть и десяти метров, как в одном из дворов залаяла собака, потом — в другом, третьем, четвертом… И вот уже почти все собачье население Благодатного было поднято на ноги. Как будто именно так оно выражало протест против того, что кто-то осмелился нарушить этот необыкновенный покой.
        Миновав последний перед домом Саянского поворот, Бумажкин замедлил шаг. Ага, вот и его «особняк» как на ладони. Странно, в окнах горит свет, ставни открыты. Может, он так торопился куда-то, что забыл их закрыть? И даже выключить свет? А может, все это сделано специально, чтобы создать для кого-то иллюзию присутствия?
        Петьке осталось одолеть несколько метров, как в одном из дворов собаки разошлись не на шутку. На крыльце появился мужчина.
        - Кто там? — крикнул он в темноту.
        Собаки не умолкали. Услышав быстрые шаги, Петька торопливо нырнул в полуразрушенное деревянное здание. И тут же мимо него, вдоль улицы туда и обратно, промчался грузный мужчина. Бумажкин заметил торчащий вверх ствол ружья. Хлопнула калитка. Приумолкли собаки.
        Понадобилось несколько минут, прежде чем Петька пришел в себя. Он представил, чем могло все закончиться, не попадись на его пути этого убежища.
        Дом ведьмака оказался как раз напротив. Бумажкину хорошо было видно, как в желтом прямоугольнике окна, словно бабочка у костра, мечется силуэт Саянского. «Чего это он так нервничает? — удивился Петька. — Может, ждет кого-то?»
        Вдруг Саянский исчез, а минуту спустя послышался звук открывающейся двери. Он появился на крыльце, спустился во двор и вышел на улицу. Петька собрался последовать за ним, как вдруг из двора Саянского вынырнула еще одна фигура и, озираясь, двинулась вслед за директором. Теперь юный сыщик был и вовсе ошарашен: это был некто иной, как… Гималайский Медведь! — «Выходит, они никакие и не сообщники? — недоумевал Петька. — В таком случае, он-то — кто? Телохранитель? Вряд ли… Похоже, что он даже не хочет, чтобы Саянский знал о его существовании. Иначе, зачем бы ему так красться? А может… Может, конкурент?»
        Дождавшись, пока Медведь отойдет на приличное расстояние, Бумажкин выскользнул из укрытия и тоже пошел следом. С каждым метром сомнений по поводу маршрута оставалось все меньше: Саянский, а стало быть, и Гималайский Медведь с Петькой, двигались к Серебряной горе. Выходит, все-таки именно там ведутся какие-то работы, о которых упоминал Ибрагим.
        Поселок закончился. Выбрав местечко потемнее, Петька присел возле одного из заборов, чтобы переждать, пока Саянский и Гималайский Медведь пересекут поле. Только сейчас он почувствовал, что пальцы его ног окоченели, а пятки, кажется, натерты до крови. Странно почему? А, все понятно! Ведь он же впопыхах забыл намотать портянки, и валенки оказались надеты на тонюсенькие носочки, чуть ли не на голые ноги.
        Но вот наконец настала пора идти через поле. Ступив на белую заснеженную равнину, Петька почувствовал себя одиноким и беззащитным. Ведь одно дело пробираться по поселку и в глубине души лелеять надежду на то, что если что-то случится, то на крик кто-нибудь из деревенских да выскочит, и другое — знать, что ты останешься один на один с настигшей бедой.
        Буквально переламывая себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не повернуть обратно и не побежать к дому дяди Миши, стиснув зубы, шел Петька вперед. А чтобы не было так страшно, напевал про себя песню, которая именно сейчас, много лет спустя, вдруг всплыла из недр памяти. Ее часто исполняла мама перед тем, как уложить его спать, когда он был совсем маленьким. Петька помнил только один куплет, и то не полностью, но, как ни странно, и он придавал силы:
        Орленок, Орленок, взлети выше солнца…
        Наконец поле кончилось. Теперь Петька шагал по широкой проселочной дороге, с одной стороны от которой была степь, а с другой — лес, по которому еще вчера он шел с Геннадием Борисовичем.
        Стараясь не упускать из вида Гималайского Медведя и в то же время не приближаться слишком близко, Петька преодолевал метр за метром. Кругом было тихо. На сопке не пылало никаких костров, о которых так красочно рассказывали и Ильин, и дядя Миша, и Даша. Петька вспомнил слова дяди Миши о том, что как только милиция устанавливала наблюдение за Серебряной горой, души стражников, будто их кто-то извещал об этом, тот час же прекращали появляться на дороге, а на сопке не пылали костры. Не было их и сейчас. Почему? Может от того, что на поиски дяди Миши и Смирнова уже выехал Суботин с одной «Б» вместе со своими сослуживцами?
        Так Петька добрался до поворота. Впереди опять было поле, но на сей раз Петька почти спокойно пересекал его. Вдруг, неподалеку, он увидел полуразрушенное, темнеющее на белом снегу, здание рудоуправления. Ему показалось, что это — зловещий каменный монстр, из недр которого вот-вот начнут появляться души замученных стражников. Ему опять стало страшно. Стараясь не смотреть в сторону рудоуправления, Петька шел вперед. Вдруг он запнулся о какой-то бугор, упал и подвернул ногу. Острая боль пронзила сустав. Бумажкин с трудом поднялся и понял, что идти он пока не может. Между тем было хорошо видно, что две темные маленькие фигурки с каждой минутой все ближе подходят к руднику. А если сейчас Саянский обернется и увидит его?
        И тут Петьку озарила еще одна догадка. Все-таки, наверное, предположение о том, что Гималайский Медведь — телохранитель Саянского, верное. И если они вместе обнаружат его… Нет, нужно срочно скрыться с их глаз, пока не поздно. И сделать это можно только в одном месте: в полуразрушенном здании рудоуправления.
        Несколько секунд Петька взвешивал, что лучше: погибнуть от рук Саянского и Медведя или же быть задушенным одной из потусторонних сил. Первое — реально, а второе… Второе может быть просто плодом его воображения. Скорее всего так оно и есть.
        Вздохнув, Петька сделал несколько шагов в сторону и оказался у входа в рудоуправление. Вот он вошел вовнутрь, остановился. Прислушался. Тихо. Огляделся. Ага, вон — оконный проем. Нужно преодолеть буквально несколько метров, и тогда он сможет поймать сразу двух зайцев: почувствовать себя в безопасности (а он почему-то был уверен, что там самое безопасное место) и спокойненько наблюдать за Саянским и Медведем. Ну, вперед! Та-ак… Еще чуть-чуть… Тьфу ты, нога! Наверное все-таки прилично растянул сустав…
        Внезапно Бумажкин опять обо что-то запнулся и свалился на кучу камней, кирпичей и какого-то тряпья. Рука ощутила что-то твердое, округлой формы. «Череп!» — догадался Петька и, забыв о боли в суставе, метнулся к оконному проему и буквально свалился на подоконник.
        Отдышавшись, Петька поднял голову и увидел, как к Саянскому приближается Гималайский Медведь. Вот они о чем-то беседуют, вот, кажется, подходят к заваленному входу…
        В этот самый момент внутри здания раздался странный звук. Будто кто-то еще, как и Петька, споткнулся о камень и упал. Потом послышались тяжелые шаги… Кто это? Озверевшая душа замученного стражника пришла свести с Петькой свои счеты?
        Мгновение — и чья-то рука легла на плечо Бумажкина. Петька дернулся и почувствовал, как с переносицы на пол падают очки…
        Глава 29. Прозрение
        Бумажкин оцепенел. Вот сейчас чьи-то холодные пальцы мертвой хваткой вопьются в его шею и тогда… И надо бы попытаться вырваться, выбежать из этого здания с призраками, но страх опять сковал его тело. Петька нашарил на полу очки, приоткрыл один глаз… нет, не может быть, второй… Причуда?!
        - Вы… — ничего не понимая, прошептал он.
        - Пошли, — чуть слышно проговорила она. — Пошли скорей, утро вечера мудренее.
        - Подождите, — оттолкнул ее Петька и, нацепив на переносицу очки, уставился в оконный проем.
        - Пошли, — повторила Причуда и опять потянула его за рукав. Петька оттолкнул ее и, вытянув вперед правую руку и мыча, словно глухонемой, тыкал пальцем в ту сторону, где только что маячили силуэты Саянского и Гималайского Медведя. Но там никого уже не было.
        Она крепко взяла Петьку за локоть и повлекла за собой.
        Мгновение, и будто яркая вспышка пронзила сознание Петьки. Ясно. Ах он дурак, глупый болван и вообще кусок дерева! И как он раньше не догадался? Теперь все произошедшие события воспринимались им совсем под другим углом зрения. Ему стал понятен и внезапный приезд Причуды в Благодатный, и ее появление здесь, в старом заброшенном здании. Причуда и Саянский не просто родственники. (Да и родственники ли? Предположим, что да.) Они — сообщники. И это тоже ясно как божий день. Как белый снег, лежащий вокруг. Конечно, сообщники! Иначе откуда же ей было знать, что Петька пошел именно сюда? Ведь когда он крался вслед за Саянским, когда высматривал его там, в поселке, за ним никто не шел. Не следил. Он может за это поручиться, потому что только и делал, что оглядывался. Значит, ей было заранее известно, куда и зачем пошел ее братец. А-а-а… Петьку озарила еще одна догадка. Она, Причуда, шла вовсе не за Петькой. Она шла за Саянским. А скорее всего, вообще сама по себе. Проверить, как там, на шахте, идут дела. И вот — неувязка. Впереди оказался Петька.
        У него вновь прорезался голос. Он вырвал из цепких пальцев Причуды свой локоть и закричал:
        - Да отцепитесь вы от меня!
        Причуда не рассердилась, нет. Она только мягко спросила:
        - Что с тобой, Петя? Тебя не узнать.
        Ну артисты! Вот артисты так артисты! Что она, что ее братец. Тот тоже весь вечер целый спектакль с телефоном разыгрывал. То не работает, то работает, то снова не работает. А сам, скорее всего, забежал в комнату и выдернул проводок, чтоб связь оборвалась!
        - Не прикасайтесь ко мне! — продолжал кричать Петька. — Не подходите!
        Кто бы знал, как он в эту минуту ненавидел Причуду! Как ему хотелось вырвать все перья, торчащие из ее шляпки!
        Многое, многое Петьке стало теперь абсолютно ясным. Взять, к примеру, ситуацию, когда она телевизионщиков в Читу уговорила уехать. Да еще подсказала придумать историю с отравлением Смирнова. «Скажите, мол, что поел некачественную пищу и теперь лежит в районной больнице». Разве ж не понятно, для чего это сделано? Да чтобы все спохватились, что его нет, и начали поиски, когда уже будет поздно! А он-то, дурак, всему верил!
        Они миновали лес и теперь пересекали поле. «Что же делать? — продолжал размышлять Петька. — Рассказать Даше? Нет, исключено. Незачем ее в это дело вовлекать. Убежать ночью из Благодатного? Но тогда Саянский с сестрицей сделают так, чтобы об исчезновении дяди Миши и не узнали как можно дольше. А там их вообще вряд ли найдут… Да и Причуда не даст Петьке смыться. А если это и получится, то Даша останется совсем одна… Нет уж, лучше прикинуться ничего не понимающим олухом. А там видно будет, что делать».
        Петька едва дотащился до дома дяди Миши. Ноги буквально заплетались от усталости. Еще бы, путь был пройден немалый! Для него, москвича, привыкшему к услугам общественного транспорта, вообще невообразимый. Как он мог его вообще одолеть? Да еще в этих огромных валенках, которые точно натерли пятки до крови.
        Даша уже спала. Петька разделся, плюхнулся в кровать и, погружаясь в сон опять, как в первую ночь, вдруг услышал из темноты чей-то знакомый голос:
        - Держи, держи его, а то убежит!
        И опять кто-то долго гнался за Петькой по узким пустым лабиринтам, пока откуда-то на него не обрушилась земля, много земли, и опять тот же голос произнес:
        - Ну вот и славненько, хорошо, что успели. А то бы он нам всю малину испортил!
        Проснулся Петька от шуршанья газет. Часы показывали без двадцати минут десять. На кухне сидела Причуда и просматривала газеты, судя по пожелтевшим страницам давным-давно устаревшие.
        - Ну как спалось? — как ни в чем не бывало спросила она.
        - Нормально, — ответил Петька с таким видом, будто ничего не произошло. А что ему еще оставалось делать, находясь в логове врага? Все же после короткой паузы он спросил просто так, ибо ответ был заранее известен:
        - Телефон заработал?
        - К сожалению, нет.
        - И милиция не появлялась?
        Причуда отрицательно покачала головой.
        Во дворе залаяла Сабля. Послышался голос Даши:
        - Сабля, свои! Конечно, проходите!
        Петька втайне позавидовал девочке. Ведь она была убеждена, что рядом с ней находятся только друзья. Люди, которые искренне хотят, чтобы дядя Миша и Смирнов нашлись. О, счастливое неведение! Петька незаметно вздохнул. Каково же ей будет, когда откроется истина!
        Дверь распахнулась, и на пороге появился Саянский. Лицо его было уставшим и бледным. И похож он теперь был не на лешего, а на зайца, за которым всю ночь гнались волки. Молча кивнув Бумажкину, он обратился к сестре:
        - Новости есть?
        Та молча покачала головой.
        - Что ж, будем ждать, — отозвалась Причуда.
        «Интересно, чего же? — подумал Петька. — И потом, почему до сих пор не появилась милиция? — И снова очередная догадка пронзила его. — Да милиция-то скорее всего была. Только вот эти двое напели, что все хорошо. Конечно, была! Ведь Суботин с одной «Б» не мог обмануть, он мог обмануться! Так же и все остальные. Приехали, а им говорят: «Отбой, ребята. У нас все нормально, все на месте…» — «А где же они?» — спрашивают милиционеры. «Да прилегли отдохнуть. Попросили не тревожить». — «A-а, ну тогда мы поехали…» — «Езжайте, езжайте… Если что-то случится, мы сообщим…»
        И тут Петьке пришла в голову ну просто сногсшибательная идея! «А я вот сейчас пойду пешком в милицию, и все расскажу. Все, как есть! И про то, что вчера ночью творилось, и про то, как Саянский проводок откуда-то выдернул, чтобы телефонная связь оборвалась!»
        Он метнулся к двери, схватил портянку и начал наматывать ее на ногу.
        - Вот послушай, Лень, что пишут, — сказала Причуда. — Оказывается, в таких случаях…
        «Болтайте, болтайте, сообщнички, — мстительно подумал Петька. — Что же вы думаете, что если я здесь один, без друзей, без родственников, то я вообще ничего не могу сделать? — Он вдруг застыл с поднятой ногой. — То есть как это — один? Но ведь есть же здесь человек… Ну как же я мог забыть-то об этом? Вот уж балбесина!»
        Петька открыл дверь. Последние слова, которые он слышал, произнес Саянский:
        - Я уверен, что мы успеем. Тем более что уже все известно…
        «Мне — тоже», — подумал Петька и выскочил на улицу.
        Глава 30. Помощь
        Петька будто ошпаренный несся по улице Благодатного. Хоть бы тот человек был на месте. Он знал, он чувствовал, что если это так, то все проблемы будут решены. И почему же он раньше не догадался?
        Бумажкин миновал Америку, Индонезию, ступил на Индокитай. Хоть бы он был на месте… А впрочем, чего он, Петька, так нервничает, где же ему еще быть?
        Слава богу, немного осталось. Вот уже и серое каменное здание виднеется: сначала крыша, потом второй этаж и, наконец, вот оно, все как на ладони. А вот и узкое полуразрушенное крыльцо. Петька в мгновение ока взлетел на него, вбежал вовнутрь и помчался по знакомому уже длинному коридору. Ну вот и нужный кабинет. «Кабинет химии». Петька рванул за ручку двери. Безрезультатно. Он оказался закрытым.
        Отчаяние охватило Петьку. Он отошел к высоченному окну и почувствовал себя самым настоящим пленником. Пленником обстоятельств, которые давили, зажимали его со всех сторон, как тиски, и он не представлял даже, как же от них освободиться. Завтра, уже завтра он должен лететь в Москву, домой, но вот улетит ли? Отпустят ли его из Благодатного родственнички — Саянский и Причуда — ой, вряд ли. Как вряд ли и то, что оставят в живых. Зачем им лишний свидетель? Небось уже разработали план несчастного случая, который должен будет произойти с ним, Петькой. Но даже если его все же и оставят в живых, он же не может оставить Дашу? Она здесь совсем одна…
        Нет, нет, он не мог отсюда уехать. Но что же делать, ведь послезавтра в аэропорту его будет встречать папик. Петька представил события, которые последуют вслед за этим, и совсем расстроился.
        Дома начнется паника. Отец срочно купит билет на самолет и помчится сюда. А здесь ему скажут в худшем случае: «Ваш сын исчез. А что тут особенного? В Благодатном все исчезают. В семнадцатом году двадцатого столетия, например, исчез горный инженер, несколько месяцев назад — еще два горных инженера, неделю назад — еще один, бывший, и журналист, и вот, ваш сын…» В лучшем же…
        Но до лучшего случая Петька не дошел. Ему стало так жаль себя, что невольно навернулись слезы. Погиб человек. Погиб, не дожив и до пятнадцати лет.
        - Что с тобой? — услышал Бумажкин совсем рядом такой знакомый голос.
        Он смахнул слезу и увидел перед собой того, кого так сильно ждал: Геннадия Борисовича.
        - Я думал, что вас нет в школе.
        - Да куда ж я денусь? — засмеялся Ильин. — У меня же уроки. Вот, прибежал за реактивами. — Он внимательно всмотрелся в Петькино лицо. — Почему у тебя такой вид? Что-нибудь случилось?
        «Случилось, еще как — случилось!» — готов был закричать Петька, но только утвердительно кивнул и еле сдержался, чтобы не разреветься.
        - Ты… А вот что, пойдем-ка ко мне в кабинет, — предложил Геннадий Борисович, открывая дверь. — Проходи, располагайся.
        Впервые за эти длиннющие сутки Петька мог, не таясь, рассказать обо всем, что произошло. Рассказать и встретить и понимание, и сочувствие, и, возможно, помощь. И это каким-то странным образом повлияло на него. По его щекам опять покатились слезы.
        Петька плюхнулся на первый попавшийся стул, сжал правую руку в кулак и ударил ей по коленке. Ему было противно, что он ведет себя, как девчонка, и никак не может с собой справиться.
        - Ну-ну, — успокаивал его учитель, — в жизни всякое бывает, я слушаю…
        Наконец, правда, с трудом он начал свое повествование.
        Геннадий Борисович качал головой и временами не мог скрыть своего изумления.
        - Ну надо же, что творится! Подумать только! И это средь белого дня!
        Вдруг Петька понял, на кого был похож учитель: на Владимира Познера, известного телеведущего. Такая же, как у него, улыбка, такие же добрые глаза… И как только ему могло прийти в голову нелепое сравнение Геннадия Борисовича с террористом!
        Потом, когда Петька замолчал, учитель произнес:
        - Ну что? Думать надо, что предпринять. Ты же знаешь, что безвыходных ситуаций не бывает.
        Конечно же Петька знал это, как и то, что не бывает случайностей, и что желания, если очень-очень захотеть, рано или поздно сбываются. Теперь ему стало смешно и неловко оттого, что еще несколько минут назад он самым натуральным образом разнюнился.
        - Ну, успокоился?
        Бумажкин кивнул.
        Учитель улыбнулся и подошел к окну, из которого была видна недостроенная школа.
        - Не хочется говорить о ком-то плохо, — начал он, — но, признаться, Саянский всегда внушал мне какое-то недоверие. Взять хотя бы вот этот, говоря на языке строителей, недостроенный объект. Куда пошли деньги? Школу не достроили, но ведь и реконструкции шахты, о которой кричали на всех углах, не проводилось… Ничего не понимаю.
        Воспоминания о Саянском и его сестрице вызвали у Петьки легкую дрожь. Заметив это, Геннадий Борисович исчез за дверью, ведущей в кладовку, и спустя несколько минут вернулся со стаканом воды.
        - Выпей. Успокоишься.
        Петька поднес жидкость к губам.
        - Как-то странно пахнет…
        - Там капли. Успокаивающие. Должен же ты хоть немного прийти в себя. Иначе ведь долго не протянешь. Ну, лучше?
        Петька кивнул. Приятное тепло растекалась по всему телу.
        - Ну вот и чудненько, — продолжал учитель. — Итак, давай подумаем, что же нам теперь делать? Без милиции тут, конечно, не обойтись. Скорее всего, ты прав: она, наверное, уже приезжала к Саянскому, но тот сказал, что все нормально, и… Нет, об этом, безусловно, нужно сообщить. И как можно скорее… Но вот вопрос: как туда добраться?
        - А у местных ни у кого нет хотя бы мотоцикла? — спросил Петька, к которому вновь вернулась способность соображать.
        - Что ты! Транспорта в поселке вообще ни у кого нет. А если и стоит у кого старенький «Запорожец», так нет горючего…
        - Так может я все-таки пешком?
        - Ну, это совсем крайний случай. Очень уж далеко добираться. Пока придешь, уже и темно. Да к тому же, если в милиции нет бензина, твое появление ничего не изменит. Тут надо какой-то другой выход искать. Постой, постой… — Геннадий Борисович приложил руку к виску. — Какое сегодня число?
        - Двадцать четвертое.
        - Идея! — учитель щелкнул пальцами. — И как это я раньше не догадался? Пошли скорей!
        Он бросился к дверям, схватил на ходу куртку и помчался по коридору. Петька едва поспевал за ним.
        - Только бы они не уехали! — воскликнул Геннадий Борисович, выскакивая на крыльцо. — Слава Богу, здесь! Стойте, стойте! — Теперь он уже мчался вслед за серебристым микроавтобусом, который уже отъезжал от школы. Петька глазам своим не поверил: его номер состоял из трех шестерок… Между тем учитель уже о чем-то договаривался с водителем. Тот, судя по реакции, не соглашался, Геннадий Борисович уговаривал, убеждал, махал руками и, наконец, сделал Петьке знак, чтобы он подошел.
        - Это наши коммерсанты, — пояснил он, когда Бумажкин встал рядом с ним, — привозят продукты раз в месяц. Им, как выяснилось, не очень-то по пути, у них другой маршрут, но они согласны подбросить тебя до райцентра. Дело-то серьезное… И бензином, если нужно, с милицией поделятся. Садись.
        В этот момент темное стекло опустилось и из окна высунулась уже знакомая Петьке мордатая физиономия. «Будка», — окрестил про себя Петька водителя.
        - Ну ты че, парень, в натуре, едешь ли, нет ли? Тут без твоей милиции дел хватает!
        - Понимаете, он… — вступился было за Петьку учитель, но Будка быстро оборвал и его.
        - А ты бы дядя молчал бы в тряпочку, а? Скажи спасибо, что согласился крюк сделать…
        Петька растерялся. Множество мыслей пронеслось у него в голове. Он вспомнил рассказ Смирнова о том, что Чудного Мужика увез именно серебристый микроавтобус, вспомнил отнюдь не приятную встречу с Будкой у здания читинского аэропорта… В то же время он понимал, что в области, наверное, не один серебристый микроавтобус и что на них могут работать вполне нормальные люди. А то что Будка грубоват малость, так, наверное, свой неизгладимый отпечаток накладывает работа.
        - Ну че, созрел, нет ли? — опять закричал Будка. — Не едешь — тогда я рванул!
        Петька взглянул на Геннадия Борисовича.
        - Больше возможности не будет, — развел тот руками.
        Вздохнув, Петька открыл дверцу и сел рядом с Будкой. Машина тронулась и помчалась с неимоверной скоростью. Петька взглянул на спидометр. Он показывал сто сорок километров в час. Бумажкин не любил слишком быстрой езды, но даже несмотря на это, Петька сейчас был бы счастлив от того, что едет спасать близких ему людей. Был бы, если бы ехал в другом автомобиле. И не прими он за полчаса до этого успокоительных капель, сейчас бы уже извелся от того, что мчится в серебристом микроавтобусе.
        Молчание нарушил Будка.
        - Слушай, а че это мне твоя морда знакома, а?
        Как ни странно, но это «приветливое» обращение немного успокоило Петьку. Оно как бы давало гарантию, что все будет хорошо.
        - Да мы встречались, — сказал Бумажкин.
        - Что-то не припомню.
        - В аэропорту, — пояснил Петька. — В воскресенье вечером.
        - Погоди! — на лице у Будки появилось некое подобие улыбки. — А, вспомнил! Ты еще под колеса полез!
        - Да не лез я, — начал оправдываться Петька. — Просто у сумки ручка оторвалась…
        - А, бывает, — согласился собеседник, — вот у меня, например, тоже… Поехал я как-то к другу на дачу…
        «И чего это я так испугался? — подумал Петька, отмечая про себя, с каким трудом возникают в голове мысли. — Вроде нормальный мужик. И поговорить можно…»
        - А здесь-то че случилось? — видимо, в продолжение своего рассказа спросил Будка. Петька очнулся от секундного оцепенения. — Говорят, опять кого-то похитили?
        - Да что-то вроде этого…
        - Козлы, а! И что им неймется? Устройся ты на работу, живи по-человечьи и все будет о’кей… Так нет же, в криминал лезут!
        Между тем автобус уже выехал за пределы поселка и теперь мчался по трассе, проходящей через поле. Вот уже с одной стороны начался лес, вот показалось старое шахтоуправление.
        - Пешком-то до райцентра, поди, часа три переться, — произнес Будка, — а мы за каких-нибудь двадцать минут доедем. Вот что значит транспорт!
        Петька совсем расслабился, успокоился и даже чуть-чуть вздремнул. И все же когда автобус начал приближаться к повороту на старую шахту, невольно напрягся. Не заговаривает ли ему водила зубы, не свернем ли к сопке? Но нет, автобус промчался, даже не замедляя скорости.
        Теперь Петька совсем успокоился. Он просто думал. Лениво и неохотно. «Вот сидят в доме у дяди Миши преступнички, — думал он, — братец с сестрицей и думают, что теперь-то уж точно никто в милицию не сообщит. А вот — фиг вам! Еще немного — и поплатитесь вы за все свои делишки!» Бумажкин и не заметил, как эти мысли незаметно растворились и в его голове ничего не осталось. Приятная дрема охватила его…
        Глава 31. В ловушке
        Вдруг автобус резко свернул с дороги и помчался через степь. К сопкам. Бумажкин вздрогнул, проснулся, к нему опять вернулась способность соображать.
        - Эй, остановитесь! — закричал он. — Мне не туда, мне в милицию надо! Куда ты меня везешь? А-а-а-а!!!
        - Слышь, Пинцет, — не оборачиваясь, произнес Будка, — заткни-ка рот этому ненормальному.
        «Что еще за Пинцет? — удивился Петька. — Мы же вдвоем ехали!» Но до конца удивиться он не успел: сильный удар по голове чем-то тяжелым на какое-то время отключил сознание.
        Когда Бумажкин пришел в себя, автомобиль уже стоял на месте, а откуда-то сверху, будто волнами, наплывал голос Будки:
        - Вот и славненько… Хорошо, что мы успели. А то бы он нам всю малину испортил.
        Петька понял, чей голос слышал он во сне целых две ночи. Это же Будки, Будки голос! Но вспомнил Бумажкин и еще об одном: о предупреждении бабы Груни. Похоже, и оно начинает сбываться.
        Петька открыл глаза. Рядом с машиной били копытами две лошади: рыжая и черная. На черной сидел бородатый всадник. На седле второй лежали какие-то мешки.
        - Очухался? — спросил Будка.
        Петька хотел сказать все, что он о нем думает, но не смог. Губы оказались затянуты плотной лентой скотча.
        - Вот то-то же, — злорадно засмеялся бандит, — мыслишки-то все, если они есть, конечно, в твоей башке, придется оставить при себе. А теперь давай, выкатывайся отсюда. А ты, Федотыч, — обратился он к дядьке, — пока седло-то для этого поганца освободи. С тобой поедет.
        - Со мной? Че я с ним делать буду?
        - Цыц! Кому сказано?
        Петька вылез из машины и окинул взглядом местность. Позади раскинулась степь, впереди — бесконечные гряды сопок. Картина потрясающая, конечно, для кисти художника, но, когда у тебя заклеен рот, от удара кружится голова, да еще неизвестно, что ждет впереди…
        Будка подтолкнул Петьку к черной гривастой красавице. Бумажкин и этих животных впервые видел так близко.
        - Поди сам-то не залезет, — сказал бородатый. — Мал еще. Подсадить надо. А то целый час корячиться будет.
        - Мал, да удал, — пробурчал Будка. — Чуть было всю малину нам не испортил. А ну залазь, московская морда! — Он приподнял Петьку над землей, и тот понял, что нужно ноги сунуть в стремена. — Ну все, Федотыч, мы рванули, некогда. И вы там поторопитесь. Полдня осталось. Башкой-то думайте!
        Микроавтобус взвизгнул и сорвался с места.
        - Но! — крикнул Федотыч. — Пшли!
        Его лошадь тронулась и пошла вперед. Следом двинулась Петькина. Земля внизу заколыхалась. Петька вцепился руками в гриву и всем телом прижался к животному.
        - Но! — закричал Федотыч. — Чего жмуришься? А на животину чего разлегся? Это что тебе, кровать, что ли, двуспальная! А ну сядь нормально и разуй глаза! Разуй глаза, тебе говорят, и сядь нормально!
        Петька с трудом выпрямился и приоткрыл один глаз. Земля продолжала колыхаться в такт шагов лошади. Ему вдруг сделалось дурно, к горлу подступила тошнота. «А вдруг меня сейчас начнет рвать, а рот заклеен, — перепугался он. — Ведь я ж тогда захлебнусь».
        Перед взором Бумажкина одна за другой менялись панорамы, достойные кисти художника. Вместе с бородатым Федотычем они то поднимались на самую вершину сопки, и тогда хорошо было видно уходящие вдаль бесконечные хребты других сопок, то спускались вниз и брели по длинным и темным распадкам. А однажды им на пути встретился горячий источник: из-под земли, задорным фонтанчиком, бил небольшой ключ и вытекающая вода собиралась в небольшое незамерзающее озерцо.
        Но ничего этого не видел Петька. Он сидел бледный, напряженный и боялся двух вещей: как бы его не вырвало и как бы он не свалился с лошади. Иногда он ловил на себе быстрый, недобрый взгляд Федотыча, который тут же отводил глаза. Губы Федотыча были плотно сжаты, у скул непрерывно и нервно двигались желваки.
        Наконец они остановились возле сопки, во внутрь которой вело темное зияющее отверстие. Петька подумал, что это, вероятно, новый вход в старую шахту. Значит, все-таки оказалось возможным его сделать!
        Федотыч соскочил с лошади и громко крикнул:
        - Пиночет, а Пиночет! Ты че, оглох, что ли, едри тебя!
        Из отверстия, сгибаясь в три погибели, появился длинный сутулый парень. Лицо его напоминало злобную мордочку крысенка. Из-под узкого лба настороженно и неприветливо смотрели маленькие серые глазки.
        - Ну что, нашли? — нетерпеливо спросил Федотыч.
        - Прям, нашли. Быстро хочешь.
        - А карта для чего?
        - А в ней фиг разберешься. Подсунули фуфло какое-то…
        - Как это — фуфло? Там все отмечено и написано.
        - Написано! Какие-то сажени, локти. Черт разберет…
        - Ну а старик на что? Он то, поди, соображает.
        - Старик, по-моему, туфту гонит…
        - Ничего, вдвоем-то мы его быстро научим работать. Да, сколько времени-то осталось? — Федотыч начал загибать пальцы. — Так, значит, в этих сутках… Да еще ночь… Утро… Целых девятнадцать часов… Так что все еще успеем. Сейчас лошадей разгружу, отведу, и к вам… Ох завтра и жрачка будет!
        - А это че за пацан? — спросил Пиночет, показывая взглядом на Петьку.
        - Тьфу ты, я ж совсем забыл о нем, — ответил Федотыч. — А ну, слезай! — это он уже Петьке. — И снова Пиночету: — Глобус подбросил.
        Петька тем временем вытащил ноги из стремян и уже сползал на землю.
        - И че с ним делать? — поинтересовался Пиночет.
        - А хрен его знает! Толкни куда-нибудь, пусть сидит!
        - Так может, сразу кокнуть?
        - Да ладно тебе, охота пачкаться?
        Петька стоял ни живой ни мертвый. Кокнуть! Ничего себе, хорошенькое дельце!
        Он даже очки снял, чтоб этих ужасов не слышать, куда там, уши, словно локаторы, ловили каждое слово!
        - А ну, пшли! — прикрикнул Пиночет и толкнул Петьку вперед.
        - Мальчонка-то, ты смотри, размечтался, — вдруг с неожиданной теплотой в голосе произнес Федотыч. — Ты, Пиночет, рот-то ему разлепи, слышишь?
        - Обойдется! Итак времени в обрез.
        У самого входа в сопку Пиночет схватил Бумажкина за шкирку и толкнул его в зияющее отверстие.
        - В общем, ждите, я скоро! — послышался сзади голос Федотыча.
        Ход в сопку оказался узким и таким низким, что даже Петьке приходилось наклоняться в три погибели. Что уж там говорить о Пиночете!
        Бандит включил фонарь, и светлый луч высветил неровную поверхность стен с торчащими то здесь, то там, острыми краями породы. Бумажкину показалось, что шли они очень долго, пока не очутились в широком тоннеле. Справа и слева чуть заметно виднелись деревянные стойки, упирающиеся в свод, под ногами Петька различил ржавые рельсы, а вдалеке — вагонетку. Все было точно так, как еще вчера на листе бумаги изобразил рудник внутри дядя Миша.
        - Навязали на мою голову! — не успокаивался Пиночет. — Кабаны несчастные! И куда бы тебя… А, придумал! — он неожиданно и резко толкнул Петьку в ответвляющийся от основного тоннеля узкий коридор. «Квершлаг!» — понял Бумажкин и вскоре почувствовал еще один толчок. Теперь он оказался в своеобразной каменной нише. — Сидеть здесь! — приказал Пиночет, а сам отошел на несколько шагов в сторону. — Ну где же она… Где-то же здесь была… А, вот она!
        Бандит притащил откуда-то огромную доску, которая полностью закрыла вход в нишу. Но он не уходил, продолжал еще что-то искать в узком коридорчике. Вдруг Петька услышал бесконечный поток матерной брани, среди которой только несколько слов относились к нормативной лексике. «Черт! Они же там одни!» И в следующий момент в каменную каморку перестал проникать даже слабый, в виде тонкой трепещущей полоски, свет от фонаря. Стало совсем темно. И тихо. Так тихо, что даже жутко… Тихо и темно…
        Глава 32. Каменная западня
        «Ну вот, — вяло подумал Петька. — Все, что я хотел испытать в поездке, исполнилось. Я прошелся по руднику, причем не какому-нибудь, а дореволюционному… А уж о первом желании, попасть в какую-нибудь историю, и говорить нечего. Исполнилось сверх всякой меры… И если об этом узнает Попов… — Он поймал себя на том, что даже здесь, в своеобразном плену, с весьма туманным будущим и отнюдь не в комфортных условиях, уже по привычке, вспоминает соперника. И невесело улыбнулся: — А что Попов? Попов ходит по Москве. Перезванивается с Лилькой Самохваловой, и чувствует себя превосходно. И вряд ли захотел бы оказаться на моем месте…»
        Он поднес руку ко рту и наткнулся на гладкую поверхность скотча. «Надо же, — удивился Петька, — совсем о нем забыл. Вот уж точно, человек ко всему привыкает…» Бумажкин попытался оторвать липкую ленту, но это было не так-то просто: казалось, вместе с ней отрывается еще и кожа лица. Наконец экзекуция была закончена, и Петька прислонился к холодной неровной поверхности.
        «Как-то странно я спокоен, — как бы со стороны анализируя свое состояние, размышлял он. — По идее я должен сходить с ума от страха и отчаяния, паниковать от безысходности, а мне хоть бы что… Блаженное тепло растекается по всему телу. Вот только бы побольше воздуха…» Петька и не заметил, как провалился в какое-то странное забытье. Он увидел свою московскую квартиру, родителей, которые собираются ехать в аэропорт, встречать его, Петьку… «И… не встретят», — добавил он про себя. Вдруг в голове, совершенно неожиданно, сверкнула мысль: «А ведь Пиночет-то, кажется, доску-то снаружи ничем не припер… По крайней мере, пока Петька бы в бодрствующем состоянии, не припирал. Но приходил ли тогда, когда он дремал? Кто знает… Неплохо бы и проверить…»
        Бумажкин нехотя, с трудом, открыл глаза. Так не хотелось отрываться от сладостной дремы. Похоже, голова начала понемногу работать, соображать, но тело по-прежнему оставалось чужим и неповоротливым. Никогда раньше Петька не испытывал такого состояния. Что произошло?
        С трудом заставив себя встать, Бумажкин нащупал в темноте доску, уперся в нее плечом и толкнул. Как ни странно, ему не пришлось даже прилагать никаких особых усилий.
        Очутившись в каменном коридоре, Петька задумался: куда идти? К главному тоннелю? Но там он может встретиться с бандитами. В противоположную сторону? Но тогда он упрется в тупик. Нет, определенно нужно идти к центральной части шахты, там будет видно, что делать. Если б еще знать, где она находится.
        Петька решил действовать наугад, а дальше — исходя из ситуации.
        Придерживаясь руками каменной стены, Бумажкин пошел вперед. Вскоре он добрался до поворота и нащупал угол и деревянные стойки. Значит, курс был взят правильно и теперь он находился в широком тоннеле — штольне. Продолжая держаться, теперь уже за стойки, он пробирался дальше. Из находящегося, видимо неподалеку, квершлага послышались голоса. Петька остановился. Кажется, это спорили Пиночет, Федотыч и дядя Миша! Точно, дядя Миша! Все так же медленно пробираясь, Петька достиг входа в квершлаг. Теперь не нужно было напрягать слух, чтобы понять, о чем они говорят.
        - Да ту только посмотри, что тут написано! — кричал дядя Миша. — «3 кв»… Третий квершлаг значит. Вот как раз здесь мы и есть…
        - Не три, а один… Стало быть, первый… — перебил его Пиночет.
        - Да какой же первый-то? Внимательнее смотри! Ну хошь, в первый пойдем. Но ведь там-то у тебя уже ребятки были… Вон, Гошка и Гришка головой кивают…
        - Ну и где же сундук? — это уже Федотыч.
        - А хрен его знает? Искать нужно! Вон, у Сереги, кажется, что-то… Что там, Сергей?
        - Камень какой-то странный, — донесся голос Смирнова.
        - Вот видите…
        - Ой, сдается мне ты, мужик, лапшу на уши вешаешь…
        - Ты шибко-то, мужик, не фантазируй, — вмешался Пиночет, — а то как бы головенки бы не лишиться…
        «Интересно, что за сундук они ищут?» — подумал Петька и пошел дальше. Как ни странно, теперь он даже не размышлял о том, правильно ли он идет. Казалось, будто какая-то неведомая, высшая сила, влечет его туда, куда надо. О таких необычных состояниях, помогающих людям в минуту опасности выбрать единственно правильный выход, Петька не раз слышал и читал, но относился к этому довольно скептически. И вот теперь сам испытывал нечто подобное. Он шел вперед и делал то, что подсказывал внутренний голос.
        Внезапно что-то заставило его остановиться. Бумажкин обернулся. Из темноты вынырнул луч света и быстро приближался к нему. Вот уже до него доносились обрывки фраз уже знакомых голосов Пиночета и Федотыча.
        - Фигня все это…
        - Да дед врет, в натуре…
        - Сами найдем…
        Бумажкин прибавил шагу, хотя в темноте это сделать было совсем не просто. Тем не менее голоса становились все громче, а, стало быть, бандиты — все ближе.
        - Да точно туфту гонит! Может, с ним уже сейчас разобраться?
        - Ладно, не торопись, успеется. Вдруг он правду говорит… А мы все-таки подстрахуемся. Пусть они там ковыряют, а мы в другом месте…
        В этот момент справа от себя Петька ощутил пустое пространство, вход в очередной квершлаг. И завернул туда в надежде, что бандиты пойдут дальше. Но он ошибся. Вскоре их речь стала слышна и здесь. И если бы они направили луч света вдоль коридора, то в поле их зрения определенно попал бы и Бумажкин. Однако этого не произошло. В самом начале квершлага Федотыч и Пиночет остановились.
        - Вот здесь… А ну-ка, пошевели этот камень. Чуешь?
        - Точно! Сейчас мы его…
        - Слышь, Пиночет, я сейчас вот о чем подумал. Если это точно то место… Кажись, вытаскивается… Ага, вот так. Я думаю, Глобуса надо кинуть…
        - А что, это мысль!
        - Ты смотри, как он пальцы гнет? Будто и не сидели вместе. Вот скажи, Пиночет, кто в камере был главным?
        - Ну конечно, ты!
        - То-то же… А этот теперь, как только машина появилась, и гнет пальцы, и гнет. О, вытаскивается… Сейчас, фонарем посвечу, ну…
        - Пусто!
        - Как это пусто? А че ж он тогда шевелился…
        - Слышь, там еще один такой камень был, в самом конце… Может, он?
        - В каком конце?
        - Ну этого, как его… Кварш… Кварш… Кваршлага!
        Петька почувствовал, что уперся в тупик. Вероятно, в тот самый конец «кваршлага», о котором шла речь. Бумажкин понял, что еще немного, и бандиты его обнаружат. Сколько — немного: минута, две, три? Все внутри Петьки восстало против этого. Бумажкин решил ощупать возникшую перед ним стену. Ее поверхность оказалась вовсе не такой, как в других местах. Те были относительно ровные. Эта же напоминала кучу сваленных друг на друга каменных глыб. «А может, здесь произошло то, о чем говорил дядя Миша? — предположил Петька. — Часть породы обвалилась и перегородила квершлаг. Или… Или соединила этот с соседним».
        - Ну это точно тот кваршлаг! — послышался голос Федотыча. — Он же первый?
        - Ну, кажись, первый…
        - Ну вот сейчас посмотрим, врет дед или нет… Чует мое сердце, что где-то здесь…
        Петька понял, что времени на раздумье нет. Соединяется этот коридор с соседним, не соединяется, сейчас это неважно. Важно как можно скорее узнать, есть ли вверху, под сводом, хотя бы маленькой промежуток, в котором можно было бы на время спрятаться. Он нащупал один выступ, другой, третий и, приподнявшись на них, словно по лестнице, поднял вверх руку. Есть! Еще мгновение, и Петька уже втискивался в узкое пространство, в котором расположиться можно было только плашмя. Бумажкин пошарил рукой перед собой. Кажется, есть возможность даже немного проползти вперед. Не успел он это сделать, как слабый луч от фонаря чуть заметно осветил место, в котором он находился. На мгновение стало видно, что узкий проход, по которому он пробирался, устремляется дальше, в глубину.
        - Вот здесь, вот, — голос Федотыча слышался теперь снизу. — Вот этот камень, видишь, еле держится…
        - Ниче там нет!
        - Ну, не болтай… И точно нет… Тьфу! Эх, Пиночет, и дернуло же тебя с этим Глобусом связаться! Только время потеряли! Мы бы уже столько квартир ограбили, жили бы припеваючи…
        - Ага, я связался! А кто первый в Ирак захотел поехать? Я, что ли…
        - Ну, было дело, — согласился Федотыч… — Слышь, Пиночет, а может под потолком, а? Вон там, какая-то дырка виднеется…
        - Да я уже туда поднимаюсь, не видишь, что ли? — Послышался звук обваливающихся камней. — Тьфу ты, чуть сам не убился. А ну-ка, подстрахуй-ка меня!
        В следующее мгновение Петьке показалось, что стало совсем светло.
        - Ни фига себе! — Пиночет присвистнул от изумления.
        - Что, что, ящик? — обрадовался Федотыч.
        - Да какой ящик? Ноги!
        - А ну-ка, я подымусь… Точно — ноги! Валенки…
        - Неужели сбежал?
        - Кто сбежал?
        - Ну пацан. Я его закрыл, а сам к этим пошел, ну а потом ты приперся… Я и забыл…
        - Ну и фиг с ним! Все равно задохнется, — сказал Федотыч. — Пойдем-ка, лучше деда все-таки потрясем. Мне кажется, он что-то знает, а не говорит…
        Стало опять темно. Голоса стихли. Поразмыслив, Петька решил, что пока не стоит выползать обратно. По крайней мере это успеется. Лучше посмотреть, что там впереди.
        Буквально через несколько метров Бумажкин почувствовал, что ему не хватает воздуха. Вскоре в ушах появился звон, голова раскалывалась. Он попытался ползти обратно, но это оказалось не так-то просто. Тогда он решил пробираться вперед до конца. Будь что будет. Он двигался машинально, на автопилоте, потом будто провалился куда-то и вспомнил маму, папика и почему-то Дашу.
        Глава 33. Надежда
        И все же из последних сил, уже не помня себя, Петька продолжал двигаться вперед. В какой-то момент он почувствовал, что дышится легче, а звон в голове уже не такой назойливый, как прежде. Он замер и какое-то время, словно рыба на берегу, ловил ртом воздух. Потом пополз дальше. Вскоре он обнаружил, что поверхность, по которой он полз, обрывается. Что там, внизу? Продолжение квершлага или же трехметровый обрыв? Может быть, двинуться обратно? Нет, это исключено. Не хочется опять встречаться с бандитами, да и вряд ли он еще раз одолеет то место, в котором нечем дышать.
        К счастью, поверхность, идущая вниз, была довольно пологой, и Петьке не составило никакого труда сползти по ней и встать наконец во весь рост. Он оказался в узком темном коридоре, каком-то квершлаге, вдоль которого и пошел дальше. Что его ожидало впереди? Кто бы знал!
        Вдруг Бумажкину показалось, что выступающий камень, который он случайно задел правой рукой, как будто бы чуть-чуть сдвинулся в сторону. Он остановился… Попробовать пошевелить? А вдруг повезет! Ведь что-то же так упорно ищут бандиты по ту сторону завала? А кто знает, может быть это как раз находится в той стороне, где Петька? Кажется, Федотыч вел речь о каком-то ящике… Что это за ящик?
        Через минуту Бумажкин уже просовывал руку в образовавшееся пространство в стене. Что это? Гладкое, кругловатое, кажется, железное… Никак не похоже на ящик. На самом верху… На самом верху этого гладкого и круглого что-то длинное… А это? Замок… «Саквояж!» — догадался Петька и чуть не запрыгал от радости. Он попытался извлечь находку, но для этого нужно было вынуть еще несколько камней. В конце концов он решил пока с этим не связываться: неизвестно, сколько еще придется плутать по шахте. Пусть уж этим занимаются взрослые, когда все закончится. А в том, что все закончится благополучно, теперь Петька ни капельки не сомневался.
        Теперь последние признаки вялости и апатии покинули Петьку. Все его тело наполнилось бодростью, а душа — радостью. Хотя, если поразмыслить, вполне вероятно, что он находится в самом конце квершлага и еще немного — наткнется на настоящий тупик. И что тогда? И все же осознание того, что он не струсил, не разревелся, не поддался панике, а шел и полз вперед и, вдобавок еще обнаружил то, чего не удалось найти бандитам, придавало Бумажкину сил и уверенности, что он все преодолеет. Он чувствовал себя выше жизненных обстоятельств.
        Оставив в покое саквояж, Петька продвигался дальше. Еще один поворот, и он застыл на месте. Нет, не только от того, что опять ощутил под руками деревянную стойку, а стало быть, снова вышел к штольне. Больше поразило другое. Бумажкин не двигаясь смотрел в одну точку. Может, ему просто мерещится? Он закрыл глаза и открыл их снова. Протер очки, надел… Все так же! Прямо на него, через какое-то крошечное отверстие смотрела… звездочка! Не та ли самая, которая сопровождала Петьку, когда он шел с Геннадием Борисовичем через темный незнакомый лес?
        Впрочем, та или нет, уже было не важно. Главное, как он понял, он оказался у основного входа в шахту… У того самого, возле которого еще вчера велись телевизионные съемки и между долговязым и Смирновым произошел конфликт…
        Глава 34. Помощь близка!
        Не помня себя от радости, Бумажкин метнулся туда, куда заглядывала его небесная знакомая и наткнулся на каменные глыбы, которые загораживали вход в шахту. Но это не вызвало у него приступа отчаяния: он чувствовал себя большим, могучим и сильным. Но очень скоро опьянение удачей прошло и Петька понял, что по существу, он оказался точно в таком же заточении, из которого только что выбрался. Разве что бандитов поблизости не было.
        Между тем чувствовалось, что на улице заметно похолодало. Похолодало и в шахте. Чтобы окончательно не замерзнуть, Петька решил по мере возможности заняться физической зарядкой. Наклон туловища вправо, влево, вперед, прыжки… Вправо, влево, вперед, прыжки. Он так интенсивно двигался, что даже устал. Решив передохнуть, Петька подошел к завалу и, отыскав еще одно крошечное отверстие, прильнул к нему, в надежде отыскать знакомую звездочку. Вдруг он увидел странное зрелище: далеко, по дороге, идущей вдоль леса, со стороны райцентра, при ближнем свете фар, медленно двигалась колонна машин. Глухая тоска охватила Бумажкина: сейчас проедут мимо и все… И никто не узнает, что и Смирнов с дядей Мишей, и он, Петька, совсем рядом… Оно и понятно: Причуда с Саянским наверняка сообщили в милицию, что тревога была ложная и что искать никого не надо.
        Вдруг машины свернули в сторону и теперь направлялись прямо к шахте. Ближе… Ближе… Ближе… Вот они остановились совсем рядом, буквально в нескольких шагах от Петьки, и он услышал знакомый голос:
        - Я уверена, что они здесь. К тому же женская интуиция не обманывает.
        Нет, это не показалось, это правда! Это был Причуды, Причуды голос! И Петька закричал что есть силы:
        - Я здесь, здесь!
        Глава 35. Опять у дяди Миши
        - Послушайте, — сказала Причуда. — Ведь это, кажется, Петя. Слышите?
        - Да я это, я! — в нетерпении закричал Бумажкин. — И дядя Миша с журналистом тут же! Только с другой стороны! Осторожнее, там бандиты!
        - Понятно, — еще одна фигура приблизилась к завалу. — Здесь работают Суботин и… Остальным приступить к операции «Серебряная гора». Слушать мою команду…
        - Я тоже помогу! — из-за машины вынырнуло нечто огромное. Гималайский Медведь! — Давайте, ребята, начнем… Нет, не получается. Ну хоть лом бы какой, что ли…
        - Вот инструмент! — Услышал Петька еще один знакомый голос и опять не поверил ушам. Саянский!
        Бумажкин подумал, что он сходит с ума. Все, что ни на есть, злодеи: Причуда, Саянский, Гималайский Медведь (его ведь он тоже поначалу подозревал в чем-то не очень хорошем), теперь пытаются освободиться его, Петьку. В таком случае, кто же все-таки настоящий злодей? Будка? То есть Глобус… Но ведь он наверняка действует по чьей-то указке…
        Не найдя ответа ни на один из этих вопросов, Петька решил не мучиться и не думать об этом. Тем более что теперь, уже в самом ближайшем будущем, все равно все выяснится.
        Как ни странно, Бумажкин почувствовал, что теперь уже основательно замерз. То ли оттого, что рядом были люди и помощь близка, то ли на улице еще больше похолодало, у него окончательно окоченели руки, ноги, лицо и даже туловище. Но ему пришлось еще порядком помучиться прежде, чем вход в шахту, пусть не полностью, но был разобран. Петька тут же попал в объятия Причуды, а еще через какое-то время Гималайский Медведь извлек из тайника саквояж.
        - Тяжеленькая штучка, — сказал он, неся Петькину находку к служебной «Волге» Причуды.
        - Интересно, чье же это? — спросила Светлана Ивановна.
        - Думаю, об этом мы скоро узнаем, — успокоил ее Саянский.
        Спустя несколько минут, Бумажкин уже мчался вместе с Причудой в поселок Благодатный. Сидящий впереди шофер что-то напевал. Петьке вдруг вспомнился серебристый микроавтобус. Там тоже было тепло, мягко, уютно… Острая обида вдруг подступила к горлу. Петька шмыгнул носом раз, другой, третий и наконец громко всхлипнул. Причуда прижала его к себе и молча погладила по голове. И тут Бумажкина снова прорвало: соленые струи потекли по его щекам. Он плакал сегодня уже второй раз, от всей души, навзрыд… Но теперь это были не слезы отчаяния, а слезы облегчения.
        Потом была встреча с Дашей, крепкий горячий чай с молоком, блаженное тепло, свет. Петька подумал о том, что только пройдя через какое-то испытание, критическую ситуацию, начинаешь ценить такие маленькие повседневные радости, как возможность общаться с близкими тебе людьми, греться у печки, и в конце концов скинуть с себя телогрейку, валенки и вытянуть ноги…
        Но на душе, конечно, было не совсем спокойно. То и дело свербила мысль: как там Смирнов, дядя Миша, Саянский и все остальные. Все те, кто имеет непосредственное отношение к операции «Серебряная гора».
        В глубине Дашиных глаз тоже таилась тревога. Тревожилась и Светлана Ивановна. Вдруг она воскликнула:
        - Да что же мы сидим-то?! А саквояж?
        Тут же водитель принес из машины находку, после нескольких неудачных попыток все же справился с заржавевшим замком и открыл саквояж. Все ахнули. Половину его занимали всевозможные золотые украшения, некоторые даже с бриллиантами, в другой половине лежал черный мешочек. В нем оказался золотой песок.
        За воротами послышался шум приближающихся автомобилей. Причуда, Даша, Петька и шофер выскочили на улицу. На двух «уазиках» прибыли дядя Миша, Смирнов, Гималайский Медведь, Чудной Мужик и Саянский. Гималайский Медведь почему-то показался Петьке чуть ли не на десять лет младше того, каким он был в самолете. И более скромным, и не таким разухабистым. Начальник районного отдела милиции вместе с другими участниками операции отправились в райцентр.
        Все с трудом уместились за небольшим кухонным столом. Между стульями даже пришлось положить доску, чтобы всем хватило места. И когда все окончательно пришли в себя, наелись пельменей и напились горячего чаю, начались разговоры по душам. Петька только успевал открывать рот от изумления, потому что о каждом из сидящих он столько узнал…
        Глава 36. Действующие лица этой истории
        Интересно, с кого бы из действующих лиц этой истории начал бы свой рассказ Петька? Скорее всего, с Чудного Мужика.
        Итак, жил да был Чудной Мужик. Работал он техником в аэропорту, проверял прилетающие в Читу и улетающие из Читы самолеты, имел в центре города квартиру, жену и был своей жизнью вполне доволен. Но… до поры до времени. До того самого момента, когда в один прекрасный день читинский аэропорт из подразделения Аэрофлота не превратился в авиакомпанию «Фортуна». С тех пор ее служащие стали жить все хуже и хуже, в то время как начальство, судя по дорогим иномаркам, все лучше и лучше.
        С лета этого года часть самолетов была отдана в аренду какой-то Иракской компании. При этом было обещано, что это поможет очень быстро исправить финансовое положение и закрыть долги по зарплате. Однако этого не случилось. Тогда профсоюз «Фортуны» решил отстоять права рабочих и организовать акцию протеста. Она должна была проходить в форме собрания с приглашением представителей средств массовой информации.
        За день до этого у Чудного Мужика сильно заболела жена, и ей срочно понадобились лекарства. Но купить их было не на что. Тогда Чудной Мужик решился на отчаянный шаг: написал заявление на имя генерального директора компании Сыроедова с просьбой выделить ему небольшую сумму. Хотя бы в счет будущей зарплаты. Написал и прямиком к нему. А секретарша и говорит:
        - Все документы Сыроедов подписывает только через меня. Сейчас он занят. Оставьте бумагу, потом заберете.
        Но Чудной Мужик решил никуда не уходить. Подождать здесь, в приемной. Мало ли что, секретарша больно уж молода, еще забудет.
        Стоит Чудной Мужик, ждет, пока Сыроедов освободится. Минуту, другую, третью. Наконец не выдержал и говорит:
        - Так может вы все-таки зайдете?
        - Я ж говорю, что он занят. У него сейчас заместитель. Я не могу…
        В этот самый момент из соседнего кабинета раздался стук. Секретарша взглянула на часы.
        - Тьфу ты, бухгалтерия зовет чай пить. Что же делать-то?
        Стук повторился. Секретарша растерянно посмотрела на Чудного Мужика.
        - Мы всегда в это время чай пьем, — как бы оправдываясь, пояснила она.
        - Так вы идите, — сказал Чудной Мужик. — А если что, я вас позову…
        - Правда? — обрадовалась секретарша.
        - Ну конечно!
        - Так меня даже и звать не нужно. Нужно просто сделать вот что, — она три раза стукнула кулачком по стене. — И я прибегу.
        Не успела девушка уйти, как дверь кабинета генерального директора распахнулась и оттуда, весь красный, как из парной, выскочил его заместитель.
        - Генеральный не в духе, — бросил он Чудному Мужику и выбежал в коридор.
        Чудной Мужик подошел к стене, чтобы, как и договорились, три раза постучать в нее, но в последний момент передумал. «Если президент не в духе, — размышлял он, — то, возможно, он не подпишет мою бумагу. Ей, секретарше. А мне-то, может, и подпишет. Все-таки мужик мужика-то всегда поймет».
        Он приоткрыл дверь и чуть было не ударился лбом о вторую. «Ах вот почему оттуда не доносилось ни звука!» — понял Чудной Мужик. В этот момент в кабинете у директора раздался телефонный звонок. Чудной Мужик хотел отойти в сторону, но услышал, что генеральный разговаривает на каком-то чужом языке. На каком? Английском? Немецком? Явно нет… Чудной Мужик невольно приоткрыл вторую дверь. Теперь он не только слышал голос, но и видел часть огромного полированного стола и самого Сыроедова. Тот сидел на вертящемся кресле спиной ко входу и теперь уже что-то кричал в трубку. Он явно нервничал. И, как подтверждение тому, все чаще слышались русские слова.
        Чудной Мужик еще больше приоткрыл дверь. Теперь апартаменты руководителя компании предстали перед ним во всем своем великолепии: шикарная мебель, необыкновенной красоты ковер, люстра… «А еще говорят, денег нет», — подумал Чудной Мужик, и в этот самый момент беседа по телефону достигла, по-видимому, своего апогея, и Сыроедов закричал:
        - Нет, ты подожди! Мы как с тобой договаривались? До конца года! И к этому времени уже точно все будет найдено и вывезено… Но ведь еще только начало октября! Оказалось, не так-то просто. Все равно что иголку в стоге сена найти… Ну и что, что карта. Нет, это из твоего Ирака так видится… Подожди, Ибрагим, не горячись! Ну какие штрафные санкции? Ну на худой конец что-нибудь придумаем. С тем же самолетом. Нет, это не телефонный разговор. В письме, да, в письме напишу. Да, да, в накладе не останешься! И я — тоже!
        Забыв обо всем, Чудной Мужик стоял в проеме двери и не сводил глаз с генерального директора, пытаясь сообразить, о чем же шла речь. Вдруг Сыроедов резко повернулся на своем кресле, увидел Чудного Мужика и оторопел… Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Чудной Мужик повернулся и выбежал из кабинета.
        На профсоюзном собрании он забился на самый последний ряд и сидел, боясь шелохнуться. Зато мысли его метались, будто в огне. «Интересно, успел Сыроедов сообразить, что это именно я, или же нет? Если нет, то все в порядке, надо только язык держать за зубами. А если да… — В этот момент в зал вошли телеоператор и осветитель. Теперь мысли Чудного Мужика немного изменили свое направление. — Хорошо бы, если б приехали Говорухины. Им только заикнись. Они бы точно раскрутили, что же такое творится с нашими самолетами в Ираке. Да это же такая сенсация! И для меня это оптимальный вариант. Тогда я и в безопасности, и вроде как гражданскую смелость проявил. И по телевидению обо мне скажут, и, глядишь, в газете напишут… Прославлюсь! — В дверях появился Смирнов. — Этот, что ли? — разочарованно подумал Чудной Мужик. — Какой-то больно уж молодой. Поговорить с ним, или нет?»
        В конце концов, Чудной Мужик пришел к выводу, что поговорить все-таки стоит и конечно же в таком месте, где никто не увидит. Но, как назло, сразу же после собрания журналист пошел в кабинет к генеральному директору, и Чудному Мужику ничего не оставалось делать, как поджидать его возле телевизионного «уазика». Он решил в двух словах заинтересовать его ситуацией, дать номер телефона и уже потом договориться о встрече. Но даже в двух словах рассказать ничего не успел: Сыроедов, видимо, почувствовав что-то неладное (а может, и наблюдал из окна), тоже подошел к машине.
        Остаток трудового дня (а оставалось всего-то минут сорок), Чудной Мужик провел в страшном напряжении. Он боялся, как бы чего не вышло, и старался быть у всех на виду. Домой добирался с опаской, прежде чем войти в подъезд дождался, пока подойдет кто-нибудь из соседей. Повсюду ему чудилась засада и злоумышленники. От телефонных звонков он тоже вздрагивал: а вдруг на том конце провода скажут, чтобы он выходил на улицу, на разборки. Но все это были подруги жены, а звонка от журналиста он так и не дождался.
        Шло время, все было спокойно, за окном падал снег, и Чудному Мужику очень захотелось прогуляться по улице. Ну хотя бы вынести мусор. Он выглянул в окно. Во дворе ничего подозрительного не было. Под окнами стоял какой-то микроавтобус, а чуть поодаль гулял сосед с собакой. И это было как бы гарантией того, что ничего не случится. Ну а если что-то и произойдет, то ведь сосед не останется в стороне, а тут же вызовет милицию. Недолго думая, Чудной Мужик взял в руки ведро и вышел из квартиры…
        Узнал Петька и о Гималайском Медведе. Медведь был не кем иным, как внуком Столетника! И именно его огромные ботинки и вызвали удивление у Смирнова, когда он пришел домой к бывшей разведчице.
        Звали Медведя Виталием, не так давно он отслужил в армии, а демобилизовавшись, решил стать частным детективом. Как ни уговаривала его бабушка поступить в обычную школу милиции и стать каким-нибудь оперуполномоченным, внук стоял на своем. И в то время, когда Смирнову еще только предложили поехать в Москву, Виталий уже вовсю познавал в столице премудрости выбранной им профессии на курсах частных детективов. После встречи со Смирновым Столетник тут же написала письмо своему внуку с просьбой установить наблюдение за журналистом, чтобы уберечь его от неприятных неожиданностей. Виталий добросовестно выполнял бабушкину просьбу и очень гордился тем, что делал все так незаметно, что журналист даже не подозревал, что за ним наблюдают. А вот на самолет он чуть было не опоздал. Очень уж ему хотелось, хотя бы на время, изменить свой имидж и сыграть роль этакого разухабистого верзилы. А в последний момент, кроме всего прочего, еще и стать лет на десять старше, чем был на самом деле. Все это отняло больше времени, чем он предполагал. В результате Виталий заскочил в самолет перед самым его отлетом и первым делом
обвел салон глазами, тут ли его подопечный? Как раз этот-то взгляд и насторожил Петьку.
        Признаться, новоиспеченный детектив вовсе не собирался раскрываться перед Смирновым до приезда в Читу. Но услышанный им в буфете Нижнего Новгорода разговор вызвал такой острый интерес и к истории с Чудным Мужиком, и к самому Смирнову, что он едва дождался, когда тот наконец-то останется один. Это произошло как раз в тот момент, когда журналист попрощался со своим юным коллегой и направился к троллейбусной остановке. Всю ночь Смирнов и новоявленный детектив просидели в ресторане «Белые крылья» и стали друзьями.
        В Читу они прилетели в пять часов утра. Но несмотря на столь раннее время тотчас же помчались к Столетнику. Им не терпелось узнать, что же ей стало известно за время их отсутствия о судьбе Чудного Мужика.
        Нужно сказать, что пока молодые люди учились, бывшая разведчица времени зря не теряла. Получив наконец-то перевод письма, написанного на арабском языке, она тут же предположила, что речь, скорее всего, идет о поселке Благодатный, и постаралась собрать о нем всю информацию. Буквально через день она уже была информирована и о положении дел на старой и новой шахтах, и о ведьмаке Саянском, и о взбеленившихся душах замученных стражников, и о серебристом микроавтобусе, принадлежащем «Фортуне» и раз в неделю мотающемся в Благодатный. Она тут же смекнула, что никаких загубленных душ нет и в помине, а просто кому-то очень нужно, чтобы возле Серебряной горы не шастал народ. Вывод, к которому пришла Столетник, и был изображен на схеме, вложенной между листами записной книжки. Ее старая разведчица подарила Смирнову «на всякий случай».
        Посовещавшись, все трое пришли к выводу, что нужно немедленно ехать в Благодатный: время не ждет. Но что сказать Смирнову на работе? И тут судьба, похоже, пошла журналисту навстречу. Не успел он появиться в студии, как главный редактор отправил его на двухдневное совещание глав муниципальных образований (а проще, глав районных администраций) в один из районов области.
        На сей раз Смирнов, вопреки жизненным установкам, решил схитрить и, собрав материал за один день, махнул в Благодатный. Ни оператора, ни водителя в свои планы он посвящать не стал. Его же замысел был таков: если на старом руднике он действительно обнаружит что-то подозрительное, то тотчас же отправляет водителя и оператора с кассетой в Читу. Говорухины, которые были с самого начала в курсе всех дел, должны были выдать материал Смирнова в эфир и позаботиться о том, чтобы районному отделу милиции была оказана необходимая помощь. Ведь с управлением внутренних дел области журналистскую чету давно уже связывали прочные деловые отношения.
        В общем, все было продумано Смирновым от и до (недаром же он учился у Говорухиных) и он тронулся в путь.
        В телевизионном «уазике» кроме журналиста, оператора и водителя во время этой поездки находился еще один человек — частный детектив. Он должен был установить наблюдение за начальником рудника. Ведь именно Саянский, по данным Столетника, и был главным злодеем в этой истории. Виталию удалось без труда усмирить злую собаку и спрятаться в сарае. Он видел, как к Саянскому пришли оператор, водитель и Петька с Дашей, как примчалась на машине Причуда. Все это время он был уверен, что еще немного, и удастся узнать всю подноготную директора. Возле старой шахты Виталий понял, что Саянский растерялся, не знает, что делать, и подошел к нему сзади. Директор насмерть перепугался. Потом завязался разговор… Обратно шли вместе и вместе ломали головы над тем, что делать дальше.
        Потом Петька узнал о том, что произошло со Смирновым и дядей Мишей. Едва познакомившись, они тот час же почувствовали друг в друге родственные души. Смирнов рассказал об исчезновении Чудного Мужика и о том, что ему было известно от Столетника. И пока оператор с водителем ждали их в машине, а Даша с Петькой возвращались из школы, журналист и Бумажкин-старший разрабатывали план дальнейших действий. В конечном итоге, он оказался таким: под видом телевизионных съемок подъехать к старой шахте, и если вход в нее действительно разобран, тотчас же ехать в райцентр и сообщить об этом Говорухиным. По телефону. Потом, как и было задумано, Смирнов должен был отправить водителя и оператора в Читу, а сам остаться здесь до победного конца. То есть до освобождения Чудного Мужика. Но во время съемок ситуация изменилась: вход оказался завален. Тогда Смирнов и дядя Миша решили отпустить группу обедать, чтобы самим тем временем обследовать сопку: нет ли с обратной стороны нового входа. Все испортил водитель. Его вопли стали слышны бандитам, которые в это самое время находились на улице. Они тотчас же установили
наблюдение, и как только машина скрылась из виду, а журналист и дядя Миша поднялись на вершину, бандиты взяли их в плен. Там они встретились с Георгием, Григорием и Чудным Мужиком.
        Как выяснилось, все эти пропавшие без вести больше месяца день и ночь пытались расширить вентиляционный штрек, который находился с обратной стороны сопки, чтобы проникнуть в рудник. Для чего они это делали, им не говорили. Кое-что известно стало позже, когда они достигли главного штрека и их обязали найти по старой, пожелтевшей от времени карте, какой-то саквояж. Георгий и Григорий, которые родились и выросли в Благодатном, сразу же смекнули, что она принадлежала исчезнувшему почти сто лет назад горному инженеру Епачинцеву. Конечно, если бы дело касалось их интересов, они разобрались бы в том, что там было нарисовано, написано и отмечено. Но стараться ради бандитов… Как раз в это самое время недра рудника пополнились новыми пленниками: дядей Мишей и Смирновым. Дядя Миша тотчас же разобрался со всеми обозначениями и организовал поиски совсем в другом месте.
        Теперь, что касается Саянского. Минувшим летом он приехал в Благодатный для того, чтобы «поставить» действующий рудник на ноги. За его плечами был уже опыт работы с пришедшими в упадок предприятиями. Все удалось бы и на этот раз, и очень быстро, если бы о нем не начали распускаться совершенно нелепые слухи. Узнав о своей связи с нечистой силой, Саянский от души расхохотался, но вскоре понял, что это отнюдь не смешно. Некоторые любопытные селяне стали даже дежурить возле его дома, чтобы проследить, чем занят ведьмак в свободное от работы время, другие же и вовсе пытались проникнуть в дом, ознакомиться с бытом ведьмака. Начались сложности и на предприятии: рабочие смотрели на него косо, не желали выполнять его указания.
        Волновала Саянского и ситуация на Серебряной горе. Что за «ожившие» вдруг души замученных стражников? Кому все это на руку? Несколько раз он обращался в милицию, организовывались засады, наблюдения, все было без толку. Тогда-то он решил сам два-три раза в неделю наведываться на этот странный участок. А поскольку шофер служебной машины категорически отказался его туда возить, то во всех этих случаях Саянскому приходилось самому крутить баранку.
        Теперь Петьке стало понятно, почему начальник рудника с таким недоверием встретил появление возле его ворот съемочной группы. Только с приездом его сестры, Причуды, он понял, что все, о чем говорилось, правда. После того как все ушли, он долго не мог найти себе места и, в конце концов, решил, несмотря на поздний час, не откладывая, сбегать на старую шахту. А вдруг хоть что-то да удастся узнать?
        Все это было очень интересно, но, как назло, Петька почувствовал, что у него слипаются глаза. Заметив это, дядя Миша сказал:
        - Ложись-ка спать, Петьк, вставать завтра рано, дорога дальняя…
        - Я хочу узнать, кто же во всей этой истории главный, — сказал Бумажкин.
        - Дык кто главный-то? Ясно дело. Ибрагим да президент «Фортуны».
        - А здесь-то, в Благодатном, кто?
        - А вот об этом, Петьк, судя по всему, никто пока не знает. Никто!
        Уже подходя к кровати, Бумажкин вспомнил: ах он, балбес, опять диктофон забыл достать. За сегодняшний вечер так много интересного можно было записать! Но его голова уже касалась подушки, и он погружался в глубокий, крепкий сон. На сей раз никто не гнался за ним, не засыпал землей, не говорил, что он всю малину испортил…
        Глава 37. Встреча с Говорухиными
        За каких-нибудь шесть часов «Волга» Причуды домчала Бумажкина, Смирнова, Чудного Мужика, ну и конечно же саму Светлану Ивановну до Читы. Гималайский Медведь, то есть Виталий, остался в Благодатном на пару дней, чтобы получше разобраться, что же там все-таки произошло.
        Всю дорогу Смирнов говорил о своей работе, о том, что материала набралось на целую передачу и что без советов Говорухиных ему, пожалуй, не обойтись. Петька, не отрываясь, смотрел в окно и не переставал удивляться красоте и величию забайкальских просторов. Это действительно были просторы, которые просились на обложку журнала с таким же названием. А когда машина оказывалась на вершине какой-нибудь сопки, Бумажкину казалось, что все они парят в бескрайнем небе. Тогда он просил шофера остановиться, выходил и щелкал фотоаппаратом. Не забыл Петька на сей раз достать диктофон. Но, как оказалось, все самое интересное было уже сказано раньше.
        Петька был счастлив и спокоен, как никогда. Его не волновало даже то, что в багажнике машины лежит сумка с прилипшей к ее дну книгой Агаты Кристи. Он знал, что это отнюдь не мина замедленного действия, как полагал еще вчера. Правда, Бумажкин так и не смог объяснить ее странного и даже зловещего влияния на ход событий в его жизни. А, впрочем, может все-таки это было просто стечение обстоятельств, а сама Агата Кристи здесь ни при чем? Для Петьки это было уже не так важно. Главное, что все страшное было позади. В этом он был абсолютно уверен.
        Самолет из Читы вылетал в шесть вечера.
        - Успеем на студию заглянуть, — сказал Смирнов, когда Чудного Мужика в целости и сохранности высадили у его дома. — Вы не против, Светлана Ивановна?
        - Разумеется, нет.
        - Тогда вперед! К студии!
        У проходной Бумажкин увидел солидного мужчину и очень красивую женщину. Они о чем-то спорили. Бумажкин невольно залюбовался этой парой.
        - Говорухины! — воскликнул Сергей и, выскочив из машины, подбежал к ним.
        Минут семь все трое о чем-то разговаривали, правда в основном Смирнов, который при этом бурно жестикулировал. Потом жестом пригласил Причуду и Петьку присоединиться к ним.
        - Вот это и есть наш герой, — с гордостью произнес Сергей, когда Петька вышел из машины и встал рядом.
        - Да, вел он себя действительно по-геройски, — поддержала Причуда. — Другой бы раскис, разнюнился, растерялся, а этот… Ну а про рудник я уж и не говорю.
        Говорухин внимательно посмотрел на Петьку. Взгляд его был острым и пронзительным.
        - В каком классе учишься? — спросил он.
        - В девятом.
        - Жаль, что сегодня уезжаешь. Так хотелось тебя с нашим сыном познакомить.
        - Тем более что его уже выписали из больницы, — добавила его жена. И тоже посмотрела на Петьку. Ну уж у нее-то глазища! Петька таких сроду не видел! Они напоминали две огромные синие виноградины, внутри которых, казалось, сияли крошечные лампочки.
        - Но ведь ты же приедешь еще в Читу? — спросил Говорухин.
        - Приеду! — твердо ответил Петька.
        - Вот у нас и остановишься.
        - А я хотел к себе пригласить, — разочарованно протянул Смирнов.
        - Да что вы спорите, — вмешалась Причуда. — Петя остановится у меня. Это уже определено. Тем более что в отличие от вас живу я одна, места у меня много…
        - Ладно, ребята, разберемся, — засмеялся Говорухин, — а сейчас нам некогда. Съемки. Капустин уже ждет.
        - Что снимаете-то? — спросил Смирнов.
        - Наркомафию будут брать. Чуть ли не двадцать человек.
        Они легко запрыгнули в выехавший из ворот телевизионный «уазик», улыбаясь, махнули Петьке рукой, и в этот момент… В этот момент Петька понял, кем же он все-таки хочет быть. Ни врачом. Ни психологом. Ни переводчиком. Он хочет быть… тележурналистом! Таким же, как Смирнов и Говорухины.
        Сергей взглянул на часы.
        - Ну что, минут пятнадцать у меня еще есть. Показаться начальству, что ли?
        - А почему бы и нет? — поддержала его Причуда.
        - Хочешь пройтись по студии? — спросил он Петьку, с нетерпением ожидающего этого вопроса.
        Петька кивнул и пошел к проходной вместе со Смирновым…
        Эпилог
        Примерно месяца через три после того, как Петька вернулся в Москву, пришло письмо от дяди Миши. В присущей ему патетической манере он сообщал последние новости. Оказалось, что живет он теперь один: Дашу забрала к себе Причуда. Дело в том, что на областном конкурсе вокалистов «Юные дарования» Даша заняла первое место. Кроме того, строгое и взыскательное жюри пришло к общему мнению: девочке нужно развивать свой талант. А для этого необходимо получить музыкальное образование. И желательно в областном центре. Вот тогда-то Светлана Ивановна, у которой никогда не было своей семьи, и предложила Даше перебраться к ней. Мало того, не исключено, что ближайшим летом Причуда и Даша приедут в Москву. Девочку уже готовят для участия в следующем, уже всероссийском конкурсе юных вокалистов.
        Потом дядя Миша подробно рассказал о передаче Смирнова, которая прошла недавно по областному телевидению и вызвала у зрителей небывалый интерес. Молодой журналист поработал над ней основательно, изучил множество материалов, в том числе и архивных. Оттуда он и узнал, что в тысяча восемьсот девяностом году, в семье московского обывателя Епачинцева, родился мальчик. Назвали его Василием. А спустя двадцать лет в их семье опять появилось пополнение, на сей раз девочка Юлия. Василий к этому времени уже получил специальность горных дел мастера и был направлен на рудник Благодатный. Там он зарекомендовал себя как чрезвычайно ответственный и перспективный горный инженер. Не раз приглашали его работать на другие предприятия, поближе к центру России, но он каждый раз отказывался, вызывая тем самым недоумения и коллег, и односельчан. А причина была проста: местная красавица Люба, в которую Василий был безответно влюблен. Но молодой инженер со свойственным ему упорством добился своего и на предложение выйти за него замуж Люба ответила согласием. Летом тысяча девятьсот семнадцатого года они должны были
обвенчаться и уехать из Благодатного. О планах влюбленных не знала даже мать девушки: Люба боялась спугнуть свое счастье.
        События, происходившие в стране в неспокойном семнадцатом году двадцатого столетия, внесли свои коррективы в судьбы многих людей. В том числе и горного инженера.
        Вскоре после Февральской революции вышел указ правительства об освобождении политических каторжников. Многие из них обрели тогда долгожданную свободу, в том числе и те, кто отбывал свой срок на рудниках Сибири и Забайкалья. Рудник Благодатный почти опустел: из двухсот работающих осталось меньше двадцати. Это были уголовники, на которых амнистия не распространялась. По мнению некоторых специалистов, рудник был почти выработан (хотя не все были согласны с этим), и теперь решался вопрос о переводе уголовников на другой объект. Разбойники, бандиты и насильники, срок каторжных работ у которых еще оставался приличным, решили взбунтоваться. Бунт был назначен на последний день пребывания их на этом руднике.
        Закончив смену, несколько человек напали на стражников. Те, не ожидавшие ничего подобного, растерялись. Буквально через несколько минут они и были прикованы к крепежным стойкам, а вход в шахту взорван.
        Точно такая же участь была уготовлена и Епачинцеву. Но в самый последний момент один из бунтовщиков предложил взять горного инженера с собой в качестве сопровождающего. Ведь никто из них не знал, каким образом попасть в Китай, в котором они предполагали скрыться и уйти от возмездия. Кроме того, прежде, чем перевалить через Лысую сопку, они решили запастись провизией: ограбить один-два магазина. Дорогу туда тоже должен был показать Епачинцев.
        Глубокой ночью пьяные уголовники, вооруженные самодельными ножами и отобранными у стражников наганами, навьюченные мешками с бутылками водки и продуктами, поднимались на вершину сопки. Здесь они собирались заночевать, чтобы с раннего утра продолжить свой путь. Еще издали они увидели костер и сидящих вокруг него пятерых человек. Как впоследствии выяснилось, это оказались отнюдь не мирные граждане, а разбойники, грабившие купцов на дорогах да хунхузов в лесах. Накаченным горячительными напитками бунтовщикам хотелось общаться. Слово за слово, и между ними и сидящими у костра вспыхнул конфликт, который тут же перешел в кровавую разборку. Епачинцев, о существовании которого в суматохе все забыли, помчался куда глаза глядят. Бежал он всю ночь, а утром обнаружил, что заблудился.
        Ближе к полудню он вышел на поляну и увидел стоящую посреди нее лошадь. К ее седлу были привязаны сума и саквояж. С трудом оседлав животное, горный инженер продолжал путь. На одном из привалов он решил посмотреть, что же он возит с собой. Оказалось, что в суме находятся продукты питания, а в саквояже — драгоценности и золотой песок.
        Целую неделю плутал Епачинцев по лесу, пока наконец не вышел к руднику. Он был пуст. Опустело и рудоуправление. Вход в рудник был разобран, очевидно, стражников уже освободили. Тут-то и появилась у горного инженера мысль спрятать саквояж в одном из квершлагов, а вход в шахту взорвать еще раз. Все равно работы здесь завершены. Придет время, и он достанет принадлежащие ему драгоценности. Он взял из саквояжа несколько украшений, сделал все, как решил, и, под покровом ночи направился к Любе.
        Увидев его, девушка чуть не упала в обморок. Оказалось, что Епачинцева повсюду ищут: ходят слухи, будто он был заодно с бунтовщиками. Стражников освободили только на пятый день. Из пяти только один остался в живых.
        Посовещавшись с Любой, Епачинцев решил на какое-то время уйти в Китай. Ведь рано или поздно все равно выяснится, что он ни в чем не виноват, тогда он безбоязненно вернется обратно, заберет свой саквояж, и они уедут в Москву. К его родителям. Разлука казалась недолгой. Подарив любимой золотую цепочку с золотым кулоном необыкновенной красоты, горный инженер ушел в ночь…
        Но встретиться Епачинцеву и Любе так и пришлось. Вскоре грянула Октябрьская революция и он понял, что дорога на родину для него закрыта. По крайней мере, пока. Спустя год он перебрался в Австралию, а оттуда, спустя еще несколько лет, в Ирак. Там он наконец-то обзавелся семьей и вскоре у него появился сын Ибрагим. А о том, что в далеком Забайкалье уже подрастает дочь Груня, Епачинцев даже не подозревал…
        «Выходит, необыкновенной красоты медальон, который я видел на бабе Груне, вовсе мне не померещился, — понял Петька. — Вероятно, ей он достался по наследству. А я тогда, из-за своего дурацкого зуба, был убежден, что это просто плод больного воображения».
        У сестры горного инженера, Юлии, судьба сложилась более благополучно. Всю свою жизнь она провела в Москве. Дважды была замужем и от каждого брака имела по сыну, которые носили разные фамилии. Один из них, Сыроедов, стал впоследствии президентом авиакомпании «Фортуна», а другой… О другом дядя Миша почему-то пока не писал ни слова, вызывая тем самым у Петьки и его родителей полное недоумение.
        - Забыл, что ли? — разочарованно произнес папик.
        - Ладно, читай дальше, — нетерпеливо сказал Петька.
        Далее сообщалось, что ни Ибрагим, ни его братья даже не подозревали о существовании друг друга. До того самого времени, пока сын горного инженера не решил навести порядок в архивах отца. Там-то он и обнаружил его карту и дневник. Чуть ли не год ушел у Ибрагима на то, чтобы через всевозможные организации отыскать в России родственников, списаться с ними и пригласить в гости. Пока шло оформление документов, его братья времени зря не теряли: день и ночь учили арабский язык. В свою очередь, Ибрагим тоже пытался, по мере возможности, познакомиться с русским языком.
        И вот наконец встреча состоялась. Братья пришли в восторг друг от друга. С каждым днем они все больше сближались и находили все больше общих интересов. Как-то вечером, у камина, Ибрагим решил рассказать российским родственникам о своем отце, показать дневник и карту, которые тот заполнял, работая на руднике. Тут-то и пришла кому-то из российских братьев мысль добыть эти драгоценности, переправить в Ирак (на родине с этим делом они решили не связываться) и в ближайшем будущем перебраться жить к двоюродному брату. Тем более что у младшего, за время пребывания здесь, появилась невеста. Стали разрабатывать план действий. Оказалось, что все вполне осуществимо. Нужно только наладить связи с таможней, а для этого необходимо, чтобы их самолеты время от времени перелетали через границу. Таким образом, было решено часть наших машин отдать в аренду одной из иракских авиакомпаний. Эта часть плана представлялась самой сложной. А вторая — совсем пустяковым делом. Для осуществления ее нужно было всего-навсего приехать в Благодатный, разобрать вход в рудник, отыскать при помощи карты место, где спрятан саквояж и
все!
        На деле же все вышло наоборот. Договор с иракской компанией был заключен довольно быстро и без особых сложностей (правда, потом из-за плохого состояния самолетов его пришлось раньше времени расторгнуть), а вот с рудником… Несколько раз братья инкогнито приезжали в Благодатный и уезжали обратно. Ведь возле Серебряной горы было самое настоящее паломничество: день и ночь здесь суетились люди, грузили кто на что глыбы базальта и увозили или уносили в поселок. Потом возвращались обратно. Ведь накануне прошел слух, что в отработанной породе обнаружено золото. А причиной этого слуха было то, что к Серебряной горе действительно несколько раз приезжал грузовик и кто-то видел, что увозят оттуда базальт. Все это было серьезным препятствием для проникновения внутрь старого рудника.
        Но братья отнюдь не собирались сдаваться. Тщательно изучив карту рудника, взятую у Ибрагима, они поняли, что туда есть доступ и с обратной стороны Серебряной горы. А именно, через вентиляционное отверстие. Однако это оказалось не так-то просто. Ведь его нужно было не только найти, но и расширить так, чтобы взрослый человек мог добраться до штольни. На это, по приблизительным подсчетам, должно было уйти от нескольких недель до нескольких месяцев. А стало быть, кто-то из братьев должен был на время поселиться в Благодатном. Было решено, что это сделает младший. А чтобы у жителей поселка в отношении его не возникало никаких подозрений, ему пришлось срочно устроиться на работу. Благо, что это удалось. Но, по большому счету, все это не решало проблемы. Ведь Сыроедов жил в Чите, а его ближайший родственник, хоть и находился здесь, но целыми днями был занят, да и к тому же, можно сказать, у всего поселка на виду. Теперь не вызывало сомнений, что для осуществления второй части плана нужно привлекать людей со стороны. Прежде всего братья решили обратиться к шоферу микроавтобуса, принадлежащему авиакомпании
«Фортуна», Глобусу. Потомственный авантюрист, он всегда видел сотни нестандартных выходов из любой ситуации. В этой же он предложил прежде всего отвадить от рудника охотников за базальтом. Несмотря на то что работы должны были вестись с другой стороны Серебряной горы, все же не нужно, чтобы поблизости были люди. Мало того, Глобус, активный участник художественной самодеятельности в местах не столь отдаленных, проявил не меньшую активность и здесь. И результат не замедлил сказаться. Достаточно было несколько раз разжечь костры на сопке, пройтись вдоль дороги, стуча железяками и издавая нечеловеческие звуки, и вдобавок распустить слухи о душах замученных стражников, как желающих сходить к руднику заметно убавилось. А тут как раз и Саянский приехал. Было на кого все свалить.
        Для черновой работы Глобус пригласил своих бывших сокамерников: Пиночета и Федотыча. Но вскоре стало ясно, что нужны еще помощники. Сыроедов предложил использовать для этой цели Чудного Мужика. Чтобы тот никому не проболтался об услышанном разговоре. (Назойливого журналиста Смирнова он решил до окончания работ тоже подальше отправить. На учебу в Москву.) Потом появились Георгий и Григорий. Обследуя местность, они вышли к обратной стороне сопки и тут же попали в руки Пиночета и Федотыча. То же самое произошло и с дядей Мишей и Смирновым, когда те, после отъезда машины, тоже решили посмотреть, что же происходит по ту сторону Серебряной горы.
        Что же касается нахождения золота в базальте, то, как выяснилось, драгоценного металла там просто не было. И летний ажиотаж вокруг старой шахты у жителей Благодатного, по словам дяди Миши, теперь у всех вызывает смех. Дело в том, что эта отработанная порода понадобилась для открывшегося в соседнем районе завода по изготовлению минеральной ваты для труб теплотрассы. И совсем недавно тот же грузовик наконец-то появился в поселке, чтобы собрать у его жителей эту породу. Каждый получил за летние старания по пятьдесят копеек за килограмм.
        В самом конце письма дядя Миша наконец-то сообщил, кто же был младшим братом Сыроедова. Им оказался Геннадий Борисович Ильин. Тут только стало понятно Петьке, что в так называемую кладовку, сообщающуюся с кабинетом химии, учитель выходил вовсе не для того, чтобы принести попить. Он выходил, чтобы договориться с Глобусом, как разыграть спектакль с микроавтобусом, который якобы должен был увезти Петьку в районное отделение милиции. И капли успокоительные накапал не столько для того, чтобы Петька пришел в себя, а для того, чтобы усыпить его бдительность.
        Узнав об этом, Петька очень расстроился. Для него эта новость оказалась самым настоящим ударом.
        - Неприятно, конечно, — сказал папик, почувствовав душевный настрой сына, — но в жизни, Петр, всякое бывает. Не расстраивайся, а лучше посмотри, как будет выглядеть следующий номер.
        Он достал макет журнала, и Петька увидел на фоне пронзительно синего неба гряду заснеженных сопок, которые он сфотографировал, возвращаясь в Читу. Внизу крупными буквами было написано: «Просторы».
        - Надеюсь, тут не только о московских финансистах и звездах поп-музыки? — спросил Петька.
        - Что ты, Петр, — ответил папик. — Россия — огромная страна. И хочется рассказать о ней как можно больше. Кстати, ты знаешь, что я на следующей неделе лечу на Сахалин?
        - Слышал, — ответил Петька, страшно сожалея о том, что из-за учебы в школе не сможет составить ему компанию. И чтобы поскорее прийти в себя от всех обрушившихся на него новостей, взял у отца письмо дяди Миши и сам пробежался глазами по первому попавшемуся отрывку.
        «Вот смотрю я на мир через экран телевизора, — писал дядя Миша, — и мне до глубины души жаль тех, кто живет в больших городах. И особенно — москвичей. Ну что они могут видеть из своих многоэтажных каменных мешков? Но главное-то ваша, московская, жизнь отстает от нашей на целых шесть часов! Правда, с освещением у нас по-прежнему слабовато, не то что в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе… Но ведь, Петьк, это же сущая ерунда! Придет время, и все образуется. А вообще, Петьк, я пришел к выводу, что хоть где можно жить и быть счастливым. При одном единственном условии: если ты с людьми незримыми нитями связан… Ведь правда, Петьк?»
        Петька подумал-подумал и пришел к выводу, что дядя Миша, пожалуй, прав.


 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к