Доктор-мумия Мария Евгеньевна Некрасова
        Жуткая сказка на ночь
        Думаешь, больной зуб - худшее, что может с тобой случиться? Поверь, стоматолог в белом халате и жужжащая бормашина - это еще цветочки! Как тебе саркофаг вместо зубоврачебного кресла? А санитары-призраки и методы лечения, устаревшие еще в начале нашей эры? Леха, не раздумывая, сбежал бы из жуткой клиники, если бы доктор… не запер его в палате, из которой так просто не выбраться!
        Мария Некрасова
        Доктор-мумия
        Прежде чем ты это прочтешь, замечу: я вовсе не против зубных врачей. Кто еще так внимательно смотрит в рот и понимает всю белиберду, которую ты пытаешься сказать?
        Глава I
        Уж послали так послали!
        Если тебя кто-то куда-то послал и не назвал точного адреса, его самого послать надо. И адреса не сказать, пускай ищет. Если, конечно, этот кто-то тебе не сестра и у нее не кризис тинейджерского возраста. Сестре лучше сообщать точный адрес, а то взбесится. Вцепится акриловыми ногтями в твой воротник, оттянет так, что ткань затрещит, тряхнет бигудями и заорет:
        - Леха, куда ты меня послал?!
        - В баню! Я из-за тебя три часа по улицам бродил, а там между прочим не лето.
        - Намекаешь, что у меня плохой дезодорант?
        Чокнутая! При чем здесь ее дезодорант? Хотя дезодорант у нее, и правда, отстой. Но я понимаю, у человека переходный возраст, то-се, сестрица душится всем, что горит, и лупит все, что шевелится, потому что ей энергию девать некуда. Совсем некуда! Танюхе в ноздри можно лампочку включать, как в розетку, и - гадом буду! - загорится лампочка. Только хрен Танюха позволит такое с собой проделать, она ведь бешеная. Одним словом, переходный возраст, господа. Но я-то при чем?
        - Дезодорант неважный, - отвечаю, - запах, как у бабушки в коровнике. Но я имел в виду, что, если куда-то посылаешь человека, надо сказать адрес, а не объяснять, как первобытная: «На камнях под пальмами».
        - Пошел ты сам… в лес, без бумажки! - Танюха уже занесла руку, чтобы дать мне затрещину, но меня спас звонок в дверь.
        - Егорку привели! Бегу! - подпрыгнула сестра и убежала открывать.
        Егорка - это наш сосед, к которому Танюха испытывает непонятную мне симпатию. Его родители постоянно куда-то уходят «ненадолго», и тогда моя сестра с готовностью скрашивает Егоркино одиночество. Чем они там занимаются, я не знаю, но еще пару месяцев назад полуторагодовалый Егорка не умел говорить, а сейчас не умеет молчать. Еще бедолага недавно заболел свинкой, но винить в этом Танюху точно нельзя: она и я давно ею переболели, так что чисты перед следствием.
        Щелкнул дверной замок, и сразу стало шумно:
        - Таня, вед! Я чера мал папин утер, и он ше не оказывает мутики! А ты што езно делала? (Перевожу: Таня, привет! Я вчера сломал папин компьютер, и он больше не показывает мультики. А ты что полезного сделала?)
        Танюха от души хлопнула дверью в коридор, наверное, стеснялась при мне рассказывать, что она сделала полезного. Спасибо, хоть за шиворот снова не схватила.
        Я оттянул пальцем порванный воротник. Мать вернется с работы - убьет, лучше зашить сразу. Что за день!
        Нет, начался день вообще-то терпимо. Даже хорошо. Да чего там, замечательно начался день: у меня заболел зуб. Сильно, пол-лица раздуло. С таким зубом не то что в школу (ха-ха, пусть без меня пишут контрольную!), а в булочную к соседнему подъезду не спустишься. Так что пришлось Танюхе самой бежать за утренним хлебом.
        Но она отомстила. Позвонила днем и говорит: «Я записала тебя к врачу! На сегодня, к четырем. В клинику, что на Камнях под пальмами. Фамилия доктора Дупло. Не опаздывай!»
        И я поперся, как дурак, на Камни, под пальмы к доктору Дупло.
        «Камни» - это такой квартал в нашем районе. Там раньше была булыжная мостовая, потому и «Камни». Конечно, булыжные мостовые раньше много где были, но наши Камни особенные. На них колбасились лучшие люди старой Москвы. Говорят, их так укачивало, что даже тошнило. В общем, Камни называются «Камни» - и точка. А что «под пальмами», так это вот откуда: один чокнутый меценат устроил зимний сад на крыше дома - застеклил все и понасажал пальм. Так что «на Камнях под пальмами» - адрес, в общем-то, конкретный: и улица есть, и дом. Только подъездов там двадцать пять! Пока все обойдешь…
        Я обходил. В первом подъезде на корточках сидел бомж со спущенными штанами и явно не ждал меня к четырем. Во втором ко мне вышел бухгалтер, совсем без штанов, потому что был женщиной и носил юбку. То, что она - бухгалтер, я прочел на бейджике. Заодно узнал, что попал в фирму ООО «ККК», а не в какую не клинику доктора Дупло, что нечего отвлекать людей от дела, и вообще шел бы я искать своего доктора куда подальше. И я пошел дальше. В третьем подъезде оказался магазин стройматериалов. Дорогу в клинику мне там не показали, но предложили перфоратор для обороны. В четвертом жили мерзкие хоббитсы. По крайней мере, так было написано на стене, а по квартирам я звонить не стал, я доверчивый. Наконец в пятом мне точно сказали, куда идти. Я их самих послал. Туда же.
        Нет, клинику я все-таки нашел. Потом, когда уже сбился со счета, в какой именно подъезд заглянул. Я ввалился туда, как на праздник: шапка набекрень, глаза в кучку, навязшая на языке незатейливая песенка: «Не подскажете, где клиника доктора Дупло?» И тут мне навстречу два мордоворота с сообщением:
        - Здесь!
        Лучше бы молчали. Мордовороты были в синих халатах - значит, хирурги. Нет, рвать зуб я не дам, пусть уж лучше болит.
        - Я, - говорю, - на четыре часа записан. Но рвать не позволю.
        - Совсем или без анестезии? - уточнил один.
        - Совсем.
        - Тогда пошли.
        Они пошли впереди меня по коридору, закрывая собой весь проход. Девушка на «ресепшн» пожелала мне хорошего дня, уточнила, иду ли я на прием к четырем или так, на огонек заглянул. Я сказал, что именно иду и именно к четырем.
        Нет бы мне тогда развернуться и убежать туда, куда раньше послали! Ну поболел бы зуб еще пару месяцев, ну отпал бы сам, вместе с куском головы, подумаешь! Через дырку можно было бы исподтишка показывать всем язык и свистеть, наверное, было бы удобно…
        - Сюда! - Один из хирургов распахнул дверь кабинета и втолкнул меня внутрь.
        - Здравствуйте, молодой человек! - услышал я.
        Все, поздно думать о возвышенном. Здравствуй, зеленая мумия! И где таких берут? Доктор Дупло выглядел, как огурчик. Как маринованный огурчик, который вытащили из банки и посушили в микроволновке несколько дней подряд, а потом еще хорошенько поваляли по полу, чтобы покрылся тонким слоем пыли. Честно, я едва не вскрикнул, увидев его. И ЭТИМИ руками он полезет мне в рот?!
        - Не бойся доктора, доктор тебе поможет. - Дупло фамильярно перешел на «ты», а следом даже на «мы»: - На что жалуемся?
        «На сестру, - чуть не ляпнул я, - потому что она разыскала мне самого старого и самого мерзкого доктора в Москве». Удержался и ответил вполне цивилизованно:
        - Зуб болит.
        - Ясненько, - противно хихикнул хозяин кабинета. - Чего ж ему не болеть-то, когда червяков полон рот!
        Я хотел возмутиться, мол, каких еще червяков, и не смог. Потому что ясно почувствовал: во рту, как раз на стороне больного зуба, ШЕВЕЛИТСЯ!
        Глава II
        Кто заводится во рту?
        - Не бойся! - по-своему истолковал мой ошалевший взгляд доктор. - Если кто-то из нас и кусается, то это не я. Мне маска мешает. А у тебя пальцы прямо во рту - кусай, что осталось! - Он пошевелил пальцами на руке, их и впрямь было только три. Как же он работать-то будет?!
        - Это же больно!
        - Я в счет включаю.
        А червяки во рту шевелились…
        - Плюй! - Доктор требовательно подставил руку с тремя пальцами. - Выплевывай, пока размножаться не начали!
        Я подумал, что в клиниках вообще-то принято подставлять пациенту под рот лоток, кювету или хоть тазик. Если каждый начнет плевать доктору на ладонь - негигиенично получится. Кстати, меня еще не посадили в кресло. И червяки… Откуда во рту червяки?! Но раз доктор просит, ладно. Я от души плюнул. Раз, другой… На трех докторовых пальцах повисла добрая ложка червяков, длинных, черных, с розовыми брюшками и оранжевыми усиками. Извиваясь и попискивая, они комками падали ему под ноги, а доктор их давил!
        - Плюй! Еще! - требовал он.
        Я добросовестно плевал. Черви во рту щекотались, норовили заползти в глотку, а главное - их не убывало!
        - Плюй!
        Я уже не попадал в подставленную ладонь. Плевал, куда ни попадя, черви лапшой висли на докторовом халате, на брюках, на дужке очков… Черви царапались усиками, цеплялись за губу, повисали мерзкой бородкой…
        - Хватит! Кончились все!
        Я хотел возразить - полный рот еще, но почувствовал: да - кончились. Вот так, доктор сказал: «Все», значит - все.
        - Полегчало?
        - Угу, - кивнул я. Зуб и правда перестал болеть.
        - А теперь ложись, выжжем остатки. - Доктор кивнул себе под ноги. На линолеуме, в кроваво - черной каше еще кривлялись недодавленные червяки.
        - Ложись, ложись. Я коврик постелю.
        Только сейчас я заметил, что в кабинете нет кресла. И письменного стола. Зато есть стеклянный шкафчик с лекарствами, табуретка и… саркофаг. Настоящий саркофаг! Как у фараонов, я видел такой в музее. Он стоял себе в углу - старый, облупленный, непритязательный, как сервант. И мне стало по-настоящему страшно. Не зря, ох, не зря я обозвал про себя доктора «мумией». Но разве такое возможно? В центре города, средь бела дня! Приходите, дети, в клинику доктора-мумии! Он вас вылечит, забинтует и упакует в саркофаг на веки вечные!
        А еще в кабинете не было ассистентки.
        - Сбежали все, - понял меня доктор. - Молодежь! Неохота им нормально работать. Им надо, чтобы перчатки, стерилизаторы и кресло с педальной бормашиной… Щепку поджечь им не комильфо! Собачья моча им, видите ли, воняет - лидокаин подавай!
        - Что такое лидокаин?
        - Анестезия. Шприцем вколол, и все, пациент у тебя деревянный. Работаешь и не видишь, правильно или нет, больно ему или нет…
        - Должно быть больно?
        - Конечно! Иначе как я узнаю, что делаю?! Убил я червяков или нет? А им все равно, лишь бы пациент на ухо не орал. Они, видите ли, шума не выносят… Попса!
        - А собачья моча для чего?
        - Чтоб ты в обморок не упал. Чтобы был в сознании, со мной, и все чувствовал… Ну ладно, давай выжжем остаточки, а то заново размножатся. - Он достал из кармана щепку, поджег ее и скомандовал: - Открывай рот пошире, а то язык задену!
        Я уже понял, что попал. Только не совсем понял, куда. Да это и неважно было, одно желание осталось - развернуться и бежать. А дома дать Танюхе по шее и записаться к нормальному врачу. С попсовой бормашиной и деревенящим лидокаином. И обязательно в резиновых перчатках и с целыми пальцами! От вида рук доктора меня тошнило. Я развернулся, вскочил на ноги, рванул и… влетел носом в твердокаменный живот хирурга.
        - Ку-уда?
        Опаньки. Приплыли. Синий халат хирурга действительно пах чем-то соленым. Морем. Ага, море слез и кровищи, лишь бы не было попсы… И бурлило у хирурга в животе так же, как на море.
        А еще в попсовых клиниках иногда слушают пожелания пациента. Вот такие, какое из меня вылетело:
        - Я не хочу, чтобы мне выжигали червей деревянной щепкой!
        - А кто тебя спрашивает? Ты хоть школу закончил, чтобы спорить с потомственным доктором. - В животе хирурга булькнуло особо зловеще. Кажется, в море начинался шторм. - Вот и молчи. Не цените вы, молодежь, ни опыта, ни образования. Я вот в Америке учился, в университете «PERDU». И носил майку с его названием. Мне есть чем гордиться. А когда приехал в этой майке в Москву… - Хирург расстроенно махнул рукой, мол, что тут скажешь, оторвал меня от своего бурлящего живота, посадил на ковер: - Давай, не тушуйся. От этого умирают только девчонки и слабаки.
        Вот утешил так утешил. Я дернулся раз, другой, получил горящей щепкой в язык… и решил, что терпеть можно. Потом сбегу, когда мумия будет безоружной. Без щепки в смысле. Просто сидел и старался думать о чем-нибудь приятном. Как я вернусь домой и оттаскаю Танюху за бигуди, даром что девчонка. Как она будет мерзко визжать и царапаться акриловыми ногтями. Ногти будут цепляться за мои пуговицы, отклеиваться и слетать в разные стороны: «тынц!» - об стенку, «тынц!» - в дверцу шкафа, «тынц-тынц!» - два ногтя подряд в Танюхин суп и в чашку. Потом Танюха вырвется (обязательно, я ее знаю!), оставив у меня в руках пару бигудей, которые я с особым цинизмом затолкаю ей в уши, когда снова поймаю. И будет у меня Танюха - инопланетянка, мерзко выкрикивающая свое инопланетянское приветствие: «Уй, бона, блшин, ешлсшт!»
        - Спа-акойна! - подбодрил доктор-мумия. - Немного осталось…
        Думать о приятном я уже не мог. Доктор тыкал мне в рот своей щепкой, щепка шипела, дымила, разрывала рот, грозя пройти насквозь и выйти через ухо, чтоб я сам был, как инопланетянин. Несчастный, измученный инопланетянин, на вечной диете. Я ж теперь не то что есть, я выжженный зуб языком потрогать побоюсь - больно же!.. Вкусно пахло шашлычком. Голову как будто просверлили, и, когда врач убирал руку, чтобы еще раз поджечь щепку, во рту приятно гулял сквозняк. По вискам ударило, капнуло со лба на нос. Послышалось:
        - Сознание теряет…
        В нос шибанул запах мочи. Собачьей, значит, ага. Чтобы я не потерял сознание. Стало легче. Перед глазами уже не плавали круги, перед глазами были доктор да его саркофаг на заднем плане. Страшный и загадочный. Муляж, скорее всего. Наверное, доктор просто коллекционирует всякую древность, но саркофаг дома не поместился, вот он и притащил его на работу. А что до его собственного вида… Мало ли на свете сухеньких стариков? Всех бояться - из дома не выходить. Лечит он, конечно, оригинально, но, как ни крути, зуб уже не болит, мне легче…
        - Ну вот, а ты боялся! Федор, отведи его в хоспис, вечером повторим.
        - ШТО?!
        Глава III
        Самый опытный врач
        Вот уж новость так новость! Мало того, что мне обожгли весь рот, так еще и не собираются выпускать отсюда!
        - А ты как думал? - подмигнул доктор. - Червяки - зараза страшная, их выжигать надо дня три, не меньше.
        Три дня? Подряд? Я подумал, что еще одно такое выжигание, и зубы мне можно будет не чистить никогда. И ботинки. И уши. И почтовый ящик.
        - Так что три дня ты проведешь здесь, под наблюдением, - добил меня Дупло.
        Я подумал, что на свете, наверное, много хороших врачей, которые пользуются нормальной анестезией, моют руки с пятью пальцами, а зажигалкой не пользуются вообще, потому что не курят, а готовить им некогда… Подумал и сказал:
        - Можно я к вам сестру приведу? У нее пломба выпала.
        - Хоть бабушку, - милостиво согласилась мумия с персональным саркофагом. - Только сначала тебя долечим.
        Ого, как мне повезло! Но ничего: поднялся с ковра (перед глазами заскакали предательские зеленые точки) и побрел по коридору вслед за хирургом в хоспис чокнутого доктора. Коридор был узкий и длинный. Развернуться и убежать не давал второй хирург, который материализовался неизвестно откуда и теперь конвоировал меня сзади. А почему они вообще со мной так возятся? Помогать доктору, подержать-проводить пациента - это работа ассистента, на крайний случай санитара. А хирургам своей работы хватает. Или, как говорил доктор-мумия, «сбежали все», поэтому оставшиеся хирурги работают на две ставки? Интересно… Я так и спросил:
        - Почему вы со мной возитесь? Вам своей работы мало?
        - Надо, парень, - ответил хирург, идущий впереди. - В тебя может вселиться бес или зуб все - таки придется удалить, и тогда не обойтись без хирурга. А сам Дупло хирургией не занимается, он же Клятву Гиппократа давал.
        - А вы?
        - А мы нет. Должен же кто-то заниматься хирургией. Это сейчас дают Клятву Ельцина, которая разрешает буквально все, а тем, кто давал Клятву Гиппократа, хирургией заниматься нельзя. И вообще много чего нельзя.
        Я, кажется, начал понимать. Когда он жил-то, Гиппократ этот? У меня по истории трояк, но что-то подсказывает мне, что давно. Очень давно, когда щепкой выжигали червей изо рта и давали собачью мочу вместо нашатыря. Вспомнил «цветущий внешний вид» доктора и отмахнулся от нелепой мысли. Вспомнил серую пористую кожу, налепленную на костлявое лицо, как высохшая масляная краска на холст, и опять отмахнулся. Вспомнил три пальца, больше смахивающие на старые куриные кости в мусорном ведре, и спросил:
        - Сколько ж ему лет?
        - Не знаю, - беззаботно ответил хирург. - По крайней мере, он старше тебя. И меня. И стоматологического кресла.
        Я не знал, когда было изобретено стоматологическое кресло, но догадывался, что о-очень давно. Мумия. Натуральная мумия, с персональным саркофагом и частной клиникой, этот доктор Дупло. Куда смотрит Минздрав! Но на всякий случай я возразил:
        - Столько не живут.
        - А он живет. Ему надо, понимаешь?
        Я, признаться, не понимал:
        - Всем надо.
        - Не-а, тут другое. Он же врач, каждый день к нему приходят пациенты, которым нужна помощь. Он не вправе им отказывать. Да и не мог бы, даже если бы захотел. Всех лечит, куда деваться. Может, ему и хочется на покой, но некогда.
        - Это я понял. Только не понял, почему тогда другие врачи смертны.
        - Потому что они другие.
        - Он - мумия?
        - Во всяком случае, он не умирал. А саркофаг у него в кабинете стоит так, для солидности. Он только псевдоним посовременнее взял - Дупло, а сам живет, можно сказать, как на много веков раньше. Червей выжигает там… Ну, ты заметил.
        Я заметил и рассеянно посмотрел на хирурга. Выглядел он вполне умным, то есть слюни не пускал, не мычал, песен не пел. И на мумию не тянул: дядька как дядька. И второй - тоже… Почему же они работают на Дупло? Почему не разнесут эту древнюю клинику, не заколотят владельца в саркофаге?
        Но я постеснялся задать свои вопросы вслух. В конце концов меня лечит бессмертная мумия, ну что тут такого? Мне уже стало легче, несмотря на устаревшие методы, и жизни моей ничто не угрожает. Мне даже самому интересно, что будет дальше.
        Дальше была палата, и хирург распахнул передо мной дверь.
        Мама! Нет, палата сама по себе была ничего: шторки на окнах, покрывала на койках - все как положено. Но мои будущие сокамерники… То есть сопалатники… Одного тошнило в углу. Червями, черными с оранжевым брюшком, вроде тех, которыми я только что плевался в доктора. Тошнило смачно и давно: перед парнем стояло деревянное корыто, как на картинке в «Сказке о рыбаке и рыбке». Так вот, корыто было наполнено до краев, черви свисали лапшой, падали, расползались. А парня все тошнило.
        Другой мой сокамерник-сопалатник сидел на кровати и сосредоточенно отрывал себе голову. Обхватил ступнями уши - акробат, блин! - руками вцепился в волосы на макушке и, кряхтя и постанывая, отрывал. Получалось у него неважно, голова прочно сидела на месте, и даже на коже не было ни царапины. Иногда парень опускал руки, чтобы передохнуть, и ругался: «Надо ж было так присобачить! Этот бы суперклей да в мирных целях!»
        Третьего будущего соседа я поначалу принял за пятерых: он вихрем носился по палате, иногда забегая на стены, и вопил: «К оружию! К оружию!»
        - Знакомься, парень, твоя койка у окна. - Хирург хлопнул меня по спине и быстренько ретировался.
        А другой ушел еще раньше - не стал ждать, пока я налюбуюсь видом своей тюрьмы. В двери щелкнул ключ. Заперли, хирурги позорные!
        Я стал пробираться к месту у окна, на всякий случай обронив: «Привет!» Но все были заняты собой, никто мне не ответил. Парень над корытом слегка моргнул. Типа: «Извини, ни ответить, ни кивнуть не имею физической возможности». Черви лезли под ноги, я их давил. Додавил до своей койки, сел, отодвинул штору, глянул в окно…
        За окном жрали ребенка.
        Глава IV
        Шашлык на природе
        Парню было лет семь, а его жрали. Жрал какой-то бесформенный кусок сырого мяса, рыхлый, кроваво-коричневый, противный на вид. Я невольно зажмурился. Потом сказал себе, что трус не видит рассвета, потому что трясется под кроватью, прячась от темноты, и посмотрел еще раз. У мяса угадывались две лапы с большими когтями и зубы. Автономно, без пасти. Этими зубами оно жрало ребенка.
        - Блин! - крикнул я, хотя очень хотелось выкрикнуть что покрепче.
        Я саданул ногами в стекло - подумаешь, всего-то второй этаж! - и солдатиком прыгнул во двор.
        В ступни впились миллионы мелких иголочек, как бывает, когда спрыгиваешь на ноги с большой высоты, в нос ударил запах крови. Кто был на рынке в мясном ряду, тот меня поймет. Только здесь мяса было раз в десять больше. Здоровый такой кусман, две школы накормить можно, причем вместе с семьями. Только он был с зубами и когтями и сам жрал парня.
        Сто раз видел, как в кино пацаны моего возраста дерутся с драконами и прочими телепузиками, в десять раз больше их самих. И все равно не знал, за что хвататься, с какой стороны подойти. Ребенок ревел. Руки-ноги-голова - все было на месте, но тут и там поблескивали жуткие надкусы, как на недоеденном помидоре. Парнишка даже не отмахивался и не пытался бежать. Ревел тихо, подавляя всхлипы, только раз в две секунды повторял: «Я больше не буду». А я стоял, как дурак, и не знал, чем ему помочь.
        Мясо воняло. Во дворе стояла тишина и помойка. Помойка воняла меньше, к ней, по крайней мере, можно было подойти. Я подошел и заглянул внутрь ящика в надежде найти что-нибудь, что бы сошло за оружие: доску, старый карниз… Вот, ножка стула подойдет! Отломал ножку и пошел в атаку на мясо. Разбежался и ткнул в бок, в другой, в третий, врезал ножкой сверху, там, где должна была быть голова, снизу, саданул по зубам… Ничего существенного не произошло. Мясо даже не прекратило жрать, как будто меня вообще рядом не было. «Я больше не буду», - выдал опять ребенок, сел и уткнулся носом в колени. Кажется, он уже смирился с происходящим. Блин, это же сюр какой-то, чтобы мясо жрало человека, а не наоборот! Я в который раз пожалел, что со мной нет Танюхи. Она время от времени затевает «кухонный креатифф», сокращенно «Ка-ка». (Я, кстати, очень люблю эти дни, потому что мама, попробовав Танюхину стряпню, ведет нас ужинать в пиццерию.) Вот пришла бы она сюда да приготовила мегаотбивную - все бы простил!
        Тренькнула пружина подъездной двери, во двор вышли хирурги с сигаретами. Я рванул к ним:
        - Эй, смотрите, что у вас тут творится средь бела дня!
        Хирурги синхронно обернулись. Тот, у кого урчало в животе, меланхолично прикурил, а второй сказал:
        - Ну Дупло же предупреждал Саню, что, если он дальше будет отлынивать от лечения, болезнь его сожрет.
        - Вот и жрет, - добавил тот, у кого урчало в животе, и затянулся.
        Болезнь? Жрет? Доктор сказал? Что-то много болтает этот доктор, и все какие-то глупости. Все бы ничего, но его глупости почему-то имеют свойство сбываться… Доктор сказал: «Черви» и посыпались изо рта черви. Сказал «Болезнь сожрет» - вот, пожалуйста, Саню жрали.
        Я шагнул к хирургам и попросил:
        - Огоньку не найдется?
        - Мал еще курить, - справедливости ради заметил тот, у кого урчало в животе, но зажигалку мне протянул, умница.
        Я ее схватил и рванул к помойке. Сейчас мы разведем костерчик и сделаем мегакотлетину…
        В помойном контейнере нашлось достаточно бумаги, деревяшек и ветоши. Пятнадцать минут мороки, двадцать кругов по двору от сердитого хирурга: «Че творишь, хулиган, только пожара нам не хватало!» - и жаровня готова. Хирурги нейтрализовались самостоятельно - убежали за огнетушителем, так что мне надо было спешить, пока они не вернулись. Я секунду полюбовался на пламя в помойном контейнере и позвал:
        - Саня, беги сюда!
        Честно говоря, я думал, его придется тащить, уж очень безынициативным мне показался этот Саня. Его жрут, а он… Но ничего: встал, пошел, потом побежал, хоть и прихрамывая, к ящику, не забывая, впрочем, хныкать. Болезнь поползла за ним. Передвигалась она, как улитка, оставляя ровный глянцевый сопливо-кровяной след.
        Дальше моего участия не требовалось. Саня быстро просек, что к чему, и начал нарезать круги вокруг помойки, справедливо полагая, что болезнь не может передвигаться так быстро и рано или поздно ей захочется перелезть через мусорный бак, чтобы добраться до жертвы. Интересно, она умная? В смысле, долго придется Сане бегать?
        Долго не пришлось. Уже на втором круге болезнь зацепилась зубами за борта помойки и полезла прямо в жаровню, чтобы добраться до Сани, остановившегося по другую сторону бачка. Раздалось шипение, затем Санин визг (ну, прямо девчонка какая-то!). Мясо из кроваво-коричневого превратилось в коричневато-серое, взвыло для порядка, почернело и затихло. Спалило котлетину. Прибежали хирурги с огнетушителями и окончательно испортили блюдо.
        Глава V
        Ушастый хирург
        - Как ты мог?! - отчитывал меня Дупло. - Вот так стараешься, ночей не спишь, творишь, исцеляешь… Все им, все для них! А потом приходит самовлюбленный младенец и рушит все труды ученого мужа. - Он заглянул в бесстыжие мои глаза. - Разве это правильно? Разве справедливо, тебя спрашиваю! Какое неуважение, какое презрение к старшим! В мое время тебя бы сбросили со скалы!
        - Как в Спарте?
        - Какая Спарта? Тебе до Спарты, как до небес! Ты даже не можешь вынести обычного выжигания червей, чтобы не заголосить!
        Увы, что правда, то правда, было дело. Я уже приготовился покраснеть, как вспомнил о причине докторова гнева:
        - Я всего лишь хотел, чтобы болезнь не сожрала Сашку, раз вы с хирургами это проигнорировали. Что, не так?
        - Не так! - Доктор-мумия воздел руки к пыльному потолочному светильнику, полному дохлых насекомых. - Она его не сожрала! - произнес он трагичным голосом и терпеливо уставился на меня типа: «Теперь-то ты понял, обалдуй?!»
        Но я не понял юмора.
        - Ну и хорошо.
        - Хорошо?! - взревел Дупло. - Что ж тут хорошего? Лечение безнадежно больных - это против решения богов… А он теперь перестанет слушать мои диагнозы. Он вообще перестанет меня слушать! Ты этого добивался? Кто здесь врач, ты или я?
        - Вы.
        - Да? И как же я заставлю мальчишку меня слушаться, раз мой диагноз, по его мнению, фуфло? Болезнь-то его не сожрала! Я сказал: «Сожрет», а она не сожрала, значит, теперь он не будет мне доверять. Из-за тебя.
        Ничего себе заявочки!
        - Если бы сожрала, ему было бы уже все равно, справедлив ваш диагноз или нет, стоит вам верить или нет…
        - Молчать! Мал еще старших учить! - гаркнул Дупло.
        Затем он повернулся к одному из хирургов и важно произнес:
        - Геннадий, мне нужно прервать реабсорбцию.
        Геннадий (тот, у кого урчало в животе) солидно кивнул и прошествовал вслед за Дупло по коридору в туалет. Интересно, что они собрались там делать вдвоем? Может, санузел того, сломался, а сантехник сбежал, потому что хочет пользоваться попсовым тросом, а не выгребной лопатой? Вот и приходится докторам все самим…
        Пока я раздумывал, из туалета донесся не многозначительный, а совершенно обычный шум спускаемой воды, и Дупло в сопровождении Геннадия вышел, гордо подтягивая штаны.
        - И не надо на меня так смотреть! - строго сказала мне эта мумия в халате. - Не умею я пользоваться вашей попсовой сантехникой. И не желаю учиться из принципа! Вот в мое время… - И док пустился в длинное повествование о благородстве и экологичности древнегреческих туалетов.
        Меня пробрало на «ха-ха». Мегаврач, кудесник - фокусник, может натравить на тебя гигантский кусок мяса, извлечь из твоего рта тонну червей, которых там отродясь не было, а вот воду в туалете спустить ему слабо. Не желает, видите ли, док учиться этой попсовой операции. Из принципа.
        Я старательно подавлял смех, Дупло распространялся о древнегреческих выгребных ямах. Было бы еще веселее, если бы я не знал: каждое его слово может стать материальным. Сказал мумия: «червяки», и полезли червяки… А сейчас говорит о сортирах, но они что-то не материализуются. Похоже, сбываются только его диагнозы. Хотя «болезнь тебя сожрет» - это не диагноз, а так, прогноз, причем художественно приукрашенный… Хорошо бы проверить.
        Я спросил:
        - Какая ночью будет погода?
        - Конфетный дождь, - рассердился Дупло. - Ты слушаешь или нет?!
        Вообще-то нет, я его, конечно, не слушал, и мне странно было, что он в этом сомневается.
        - Так вот, если всмотреться в выгребную яму, перед тобой откроется вся суть мироздания. Вся его глубина, и темнота, и блеск, и философская наполненность…
        Насчет философской наполненности - это он, пожалуй, загнул. То, чем наполнена выгребная яма, на философию, может, и тянет (у нас в школе в этом полугодии философия была - такая муть, я вам скажу!), но с большим трудом. Скажем так: я бы скорее согласился глубоко изучать философию, чем выгребную яму.
        - А ваш этот… - доктор Дупло сделал напряженную паузу, - ву-ни-таз… это что такое? Одна белая пустота - с ума сойти можно! Пустота мысли, пустота сущности, попсовая чистота, нелепая в этом сложном мире. Зачем? К чему? Кому это надо?!
        Странные вопросы. Я бы ему объяснил, для чего на свете существует унитаз, так ведь и сам, небось, знает.
        Я снова попробовал перевести разговор:
        - Я сегодня подвернул ногу…
        - Врешь! Так вот, глубина выгребной ямы…
        - Какие оценки я получу в этом полугодии?
        - Двойки, если не будешь меня слушать!
        А это он сам врет. Полугодие уже заканчивается, и у меня в дневнике всего-то пара трояков, а двойками не пахнет.
        - Почему небо голубое?
        - Так угодно Зевсу.
        - Почему Геннадий почесал ухо?
        - Потому что он осел!
        Геннадий странно икнул, обиженно посмотрел на доктора и зло - на меня и принялся чесать ухо с вдвое большим усердием. Это как раз понятно, потому что ухо само по себе стало вдвое больше… втрое… вчетверо… Оно посерело, покрылось мелкими серебристыми волосками и снаружи, и внутри. Промеж ушей выросла смешная седая челка «ежиком».
        - Ик-а… - выдал Геннадий, опустился на четвереньки перед доктором, повернулся ко мне, цокая копытцами, и улыбнулся во все ослиные резцы. Последним вырос хвост - одним решительным вылетом, с треском проделав солидную дырищу в штанах. Геннадий удивленно повернулся посмотреть, что же это такое было, и запутался в брюках. У осла ноги все-таки покороче, чем у людей, и хирург быстренько наступил на собственные штанины, не удержался и сел на хвост, как собака.
        - Ик-а! - зло скрипнул он, уставившись на меня.
        М-да… Кто же знал, что докторовы глупости сбываются так избирательно? Закономерности я, кстати, не понял, надо будет посмотреть ночью: пойдет конфетный дождь или как?
        - Ну и что ты наделал! - напал на меня доктор-мумия. - Кто теперь будет мне помогать? Федор один не справится. - Он кивнул на второго хирурга, который осторожно жался к двери.
        - Ик-а! - произнес Геннадий и попытался встать.
        - Я знаю, что ты меня не бросишь, - умилился доктор, - но с копытами много не наоперируешь.
        - Ик-а! - возразил осел.
        - Хорошо-хорошо. Держите этого, пора снова червей выжигать.
        - Мне нужно позвонить домой, - спохватился я, - сказать, что меня оставили в больнице.
        - Не нужно, - возразил Дупло, доставая щепку. - Все мои пациенты уходят здоровыми в тот же день, что и пришли.
        - Но я…
        - И ты будешь дома в тот же день, что и ушел к врачу. Независимо от того, сколько ты здесь проведешь. Держите его, ребята!
        Осел Геннадий, путаясь в штанах, подскочил, обхватил меня ногами-руками с копытами за плечи и повис. Тяжелый, скотина! Федор держал меня за руки.
        - Не бойся, - подмигнул доктор-мумия, - второй раз уже не больно. - Он поджег щепку. - А дома ты будешь вовремя.
        М-да… Значит, «в тот же день, что и ушел к врачу, независимо от того, сколько ты здесь проведешь»? Забавные игры со временем здесь творятся! Интересно, а давно ли здесь мои сопалатники?
        Глава VI
        Сколько можно лежать в больнице?
        Соврал мумия: выжженная пасть болела, как будто я поужинал муравьями. Я сидел на кровати и смотрел в окно. Во дворе никого не жрали, что радовало. Конфетного дождя тоже не наблюдалось. Значит, это предсказание доктора сбываться не хочет. Непонятно. Может, сбывается только плохое? Или только то, что связано с конкретными живыми людьми, а не с явлениями природы, школой…
        - Задерни штору, Леха! Фонарь в глаза! - Серый, мой сопалатник, которого рвало червями, болезненно поморщился и укрылся с головой.
        Задернул, уже задернул. Если будет конфетный дождь, я и так услышу, по шелесту фантиков. Пускай поспит парень, вымотался, небось.
        Я уже успел со всеми познакомиться в палате: Серый здесь самый адекватный, потому что лежит недолго, всего неделю. Он пришел с флюсом, и ему, как мне, выжигали червей. А потом Серега имел неосторожность травануться больничной кашей, и доктор-мумия поставил новый диагноз: «Черви попали в желудок». Теперь Серега плюется червями и надеется на лучшее. Кирюха, который отрывал себе голову, зашел сюда всего-то подправить отколовшуюся пломбу и остался на три месяца, потому что доктор сказал, что дурная голова его погубит. Вану повезло меньше всех: ему надо было удалить зуб, и Дупло, в своих лучших традициях, работал без анестезии. Конечно, Ван вел себя неидеально, и док решил, что в него вселился бес. Беса периодически изгоняют, но он упорно возвращается обратно, потому что операция по изгнанию тоже болезненная, и Ван не упускает случая побрыкаться и покусаться.
        Все это мне рассказал Серый, пока Федор с Геннадием ловили Вана, чтобы уложить спать. Сами Кирюха с Ваном, по Серегиным словам, уже давно ни с кем не разговаривают. Истории их болезней он узнал от Федора. Да, еще Серега поведал мне тайну саркофага в кабинете мумии. Оказывается, кое-кому не дают покоя лавры Диогена, и доктор каждое утро перед обходом запирается в саркофаг, как в бочку, чтобы поработать над каким-то научным трудом.
        Пялиться на задернутую занавеску было совсем неинтересно. Посмотрел на спящих сопалатников - тоже неутешительное зрелище. Спать не хотелось, хотелось конфетного дождя и домой. Особенно домой - там плюшки есть, так что бог с ним, с дождем. Почему он не идет, а в моих соседей вселяются бес и черви, я, кажется, догадался. Соседи - люди, более того, они - пациенты, а Геннадий - его, мумии, помощник. Поэтому на них на всех и распространяется материализация докторовых глупостей. Конечно, если бы у него была власть над чем-то или кем-то, кроме ближнего своего, Дупло бы мир перевернул: уничтожил все стоматологические кресла и унитазы. От этого открытия мне, конечно, стало легче: надо спасать не мир, а всего-то себя, сопалатников, Геннадия и тех потенциальных пациентов, которым может взбрести в голову однажды заглянуть в эту клинику.
        - Кто не спит? - раздался в темноте голос.
        Вспомнишь Дупло, вот и оно, здрасьте. На пороге стоял док, собственной персоной. Ему-то чего не спится?
        - Я выписал Сашу, - сказал мумия. - Он выздоровел и больше не слушается меня.
        - Вам что важнее, чтобы выздоровел или чтобы слушался?
        - Не передергивай. Я знаю, что на тебя напала хандра.
        - Откуда?
        - Оттуда. Я тут кто, по-твоему, врач или цирюльник? Я знаю все, что у тебя болит, не болит и собирается заболеть. Ты лишь нацелился уколоть палец, а мне уже больно за тебя. Ты еще разбегаешься, чтобы треснуться лбом об стену, а моя голова уже трещит. Неужели ты после этого сомневаешься в справедливости моих диагнозов?
        Сомневаюсь, и еще как! Если бы он, как мы, страдал червями во рту, это было бы видно.
        - Я каждый день выжигаю, для профилактики, - понял мои сомнения доктор. - И бесов изгоняю по утрам, и еще много чего… А ты не ценишь, мальчишка!
        Не ценю, что правда, то правда. Потому что червяков во рту не бывает, они появляются только по волшебному велению доктора. Но говорить об этом вслух - смерти подобно. Скажет еще, что в меня вселился бес…
        - Поэтому слушай меня, и выздоровеешь, - резюмировал доктор. - У тебя хандра, тебе надо выпить отвар. Пойдем, Геннадий тебе приготовит.
        И я поплелся с ним.
        Док не прогадал: лучшее средство от хандры - смотреть, как готовит осел. Геннадию было неудобно держать поварешку копытами, он обмотал ее хвостом и стал помешивать воздух у котла, потому что стоял, повернувшись к нему попой, и не видел, что делает.
        - Мимо, Геннадий, - скорректировал действия помощника Дупло.
        Осел и сам сообразил, что мимо, но разглядеть, где находится котел, по-прежнему не мог: стоило ему повернуться, как хвост и поварешка тоже поворачивались - в сторону от котла. Провальсировав пару раз по лаборатории, осел сообразил: расставил передние ноги пошире, просунул между ними голову и из-под брюха наблюдал, что там делает его хвост с поварешкой.
        Меня посадили на банкетку, сказали: «Не мешай», - и я добросовестно не мешал.
        Потом Геннадию понадобились какие-то порошки из больших банок. Взять ложку зубами он то ли не догадался, то ли не захотел, черпал из банок ушами. А что, большие, удобные! Травку для отвара он чуть не сжевал, но вовремя спохватился, что это не ему. Кому - я старался не думать. Не очень-то приятно пить отвар, который осел мешал хвостом.
        - Вот и готово, - обрадовался доктор-мумия. Зачерпнул поварешкой и протянул мне: - Пей.
        Я зажмурился. По крайней мере дохлых тараканов здесь нет - Геннадий готовил при мне, я бы увидел. Отхлебнул: непонятно что и немножко мяты. Сносно. Сразу захотелось петь, плясать и лечить зубы.
        - Вот и славно, - подмигнул Дупло. - Пойдем еще раз червячков выжжем!
        А конфетный дождь так и не начался.
        Глава VII
        Утро в хосписе
        - Всех предать огню и мечу! - радостно крикнул Ван и принялся ритмично стучать «уткой» об пол: - К оружию! Власть советам! Зарплату шахтерам! Абырвалг!
        Кажется, пора вставать.
        - Иду-иду, не ори! - раздалось от двери.
        Вошел Федор с утренней кашей и первому дал тарелку Вану, чтобы он заткнулся. Вторую поставил на тумбочку рядом с Кирюхиной кроватью. Хотел предложить Сереге, но, получив на ботинок порцию червяков, плюнул и оставил тарелку на подносе. Мне тоже поставил на тумбочку и скомандовал:
        - Подъем!
        Я отпихнул ногами одеяло и уставился перед собой.
        Ван сидел на полу. В одной руке он держал тарелку, в другой «утку» и рассеянно заглядывал то в одну, то в другую. Наверное, ему было непонятно: стучал вроде уткой, а кашу почему-то дали в тарелке… Подтверждая мою догадку, он поставил «утку» на пол и нацелился было переложить туда кашу, за что получил подзатыльник от Федора:
        - Я те похулиганю!
        - Сам дурак! - обиделся Ван. - Инквизитор обугленный! - всхлипнул и принялся за еду.
        У меня во рту все еще болело, поэтому кашу я проигнорировал. И Серый с Кирюхой тоже - у них были свои причины.
        Кирюха изобрел новый способ отрывания головы: разогнул железные прутья на спинке кровати, засунул туда многострадальный свой череп, согнул обратно и стал пятиться, отрывать голову, зажатую прутьями. Ничего у него не получалось: Кирюха пятился, а койка ехала за ним.
        - Дай помогу, братан! - Ван радостно плюхнулся на Кирюхину койку, прихватив с собой тапочки и «утку» для весу. Кирюха попятился, Ван в койке поехал, как Емеля на печи: - Эх, тачанка-ростовчанка…
        Где только песен таких наслушался?
        Безрадостное вообще-то было зрелище. Один Серега нормальный. Если, конечно, можно назвать нормальным человека, который с самого утра сидит на полу, плюется червяками и между делом пытается мило беседовать:
        - По-моему, группа «Белки» - это (буэ-э!) то, что осталось от «Сатисфакции» после того, как они (буэээ!) распались. Взяли пару новых музыкантов - и готова группа. Больно рожи у них (буээ!) знакомые. Тебе не кажется?
        Я кивнул: рожи у них действительно «буэ!»
        - И отец говорит, что, когда он сам был (буэ!) в моем возрасте, он видел эти рожи (буэ!) по телику. Прикинь, сколько им лет?!
        Я рассеянно прикинул: да, большие девочки. Но на Серегу разозлился. Как он может тут сидеть и спокойно плеваться червями, когда рядом Кирюха с Ваном в невменяемом состоянии, и не первый месяц уже? Да и сам он рискует остаться здесь надолго. И я. И еще десятки и сотни неосторожных пациентов, которых черт занесет в клинику доктора Дупло. Странно, что нас здесь всего четверо. Хотя я видел только одну палату…
        - Буээ!
        Ну, достал меня Серега! Неужели ему самому не хочется положить этому конец?
        - Ты понял, почему сбываются все его дурацкие диагнозы? - перевел я разговор.
        - Буэ!
        - Знаю, что понял. Тебе не приходило в голову с этим бороться? Скажем, надеть на него скафандр, чтобы он не чувствовал нашей боли и вообще был не в курсе, что происходит вокруг? Не станет чувствовать нашей боли, не будут сбываться его диагнозы…
        - Буэ!
        - Ну да, скафандра нам не достать, я утрирую. Так, для примера. Но можно использовать гидрокостюм, лидокаин, алкоголь в конце концов…
        - С ума сошел, Леха? - Серого даже перестало рвать. - Если он на трезвую голову такую чепуху молотит, что ж будет, когда выпьет? И я вообще сомневаюсь, что они тут держат спирт. У них собачьей мочи в избытке. Видал, сколько собак по двору бегает?!
        - Большую чепуху трудно придумать. А спиртное притупляет чувства, делает речь заторможенной, движения становятся неуверенными… - Я уже цитировал наизусть учебник по ОБЖ (или, может, по биологии, не помню), лишь бы Серега согласился хоть что-то предпринять, а не сидел сложа ручки в своем уголке.
        - А если не мудрить, а просто поместить его в воду… - подхватил Серега. - Там невесомость все-таки…
        Сказано —сделано. Мы синхронно подорвались вон из палаты - на поиски то ли воды, то ли спиртного, то ли новых идей. Распахнули дверь… И перед нами возникла ошалевшая морда Геннадия.
        Осел предстал на пороге во всей своей красе: медицинская шапочка, растянутая длинными ушами, маска, едва прикрывающая огромные ноздри, бахилы на копытах и коробка с лекарствами на спине. Похоже, Дупло держит хирургов за провизоров, санитаров и медсестер в одном флаконе. Геннадий явно собирался раздать нам лекарства, только еще не придумал, как. Стащить зубами коробку со спины ему мешала маска. Снять копытом маску мешали бахилы. Хвост осла был упакован в резиновую перчатку, поэтому тоже имел ограниченные возможности. Геннадий так и стоял в дверях. А Кирюха продолжал возить по палате койку с распевающим Ваном. Возил, пятясь, потому что его голова была зажата прутьями. Мы-то с Серегой успели отскочить, а вот Геннадий, пока путался в своих перчатках-бахилах, получил Кирюхиной пятой точкой в нос.
        - И-а! - завопил он, встал свечкой, развернулся и дал было стрекача, но Кирюха все продолжал пятиться: ему по фигу, что там у него на дороге, лишь бы голова оторвалась. Пятясь, он наступил ослу на бахилу, как на шнурок. Геннадий споткнулся, сделал стойку на передних ногах. Могучий зад Кирюхи толкнул осла в живот, Геннадий сделал кувырок и растянулся на полу. Тут подошла Кирюхина очередь спотыкаться. И он споткнулся о лежащего осла, упал ему на спину, потянув за собой койку с Ваном. Ван шмякнулся на Кирюху сверху, койка сказала «дзынь!» и встала на две ножки, оставив спинку с прутьями на Кирюхиной шее, хомутом. На дне кучи-малы жалобно икал Геннадий. Да, трудно быть ослом.
        Мы с Серегой кинулись всех поднимать.
        - Ты что-то, Кирюх, совсем ни фига не видишь, - ворчал Серый, поднимая валяющихся и расставляя их на ноги. Вану он сказал: «Заткнись», а Геннадию досталось только «буэ!». Оказавшись на четырех ногах, осел по-собачьи отряхнулся, аккуратно развесив Серегиных червей по стенам и спинкам кроватей, и принялся за раздачу лекарств. Бахилы, маска и даже перчатка с хвоста слетели, а шапочка на ушах не мешала. Осел зубами подобрал с пола коробку с лекарствами, зубами же открыл, хвостом раскидал пузырьки по тумбочкам и гордо удалился.
        Пора.
        Глава VIII
        Диогеновы лавры
        Серега классно придумал: чем носиться по хоспису в поисках спирта (который к тому же тут вряд ли есть), пихать несчастного доктора в воду или одевать в скафандр (которого точно нет), мы просто запечатаем его в саркофаге, как джинна в бутылке, и утащим куда подальше. Оставалась ерунда: найти гипс, цемент, глину, одним словом, что-нибудь, чем реально можно загерметизировать саркофаг. В стоматологии (даже в той, где до сих пор лечат выжиганием червей!) этого добра должно хватать. Только где оно?
        Серега борзо тащил меня куда-то по коридору.
        - Быстро, а то не успеем. Обход через час.
        Ладно, он здесь давно, ему виднее. Я на цыпочках летел за ним. Коридор как коридор - длинный и скучный. Дверь, дверь, дверь… И все без номеров. Как Серега их различает?
        - Сюда! - Он на бегу развернул меня носом к одной из дверей и толкнул.
        Мы влетели в большую светлую комнату, заставленную бочками, ванночками, захламленную крючками и щепками. В ванночках кисла какая-то дрянь, подозрительно похожая на цемент.
        - Оно! - шепнул Серега. - Напихай в карманы побольше и пойдем.
        Я подумал, что длительное пребывание в клинике доктора-мумии сказывается на умственных способностях независимо от диагноза. Ну зачем тащить в карманах, когда тут полно всяких склянок и коробочек? Я заглянул под стол и вытащил пустую трехлитровую банку с несодранной этикеткой «Огурец маринованный „Дедушкин“ и начал перекладывать дрянь туда. Серега посмотрел, крякнул, нашарил под тем же столом другую банку („Помидор зеленый „Бабушкин“, - гласила этикетка на ней, если кому интересно) и одним движением зачерпнул полбанки. Глянул на мою, сказал: «Хватит, пошли“ - и подтолкнул меня к выходу. Если обход через час, то и впрямь стоит поторопиться: Дупло ведь не будет вылезать из саркофага за две секунды до обхода. Покидание саркофага - дело медитативное, неспешное. Надо же отбросить все мысли о возвышенном, вернуться на грешную землю, настроиться на обход… Не удивлюсь, если мумия уже начал потихоньку вылезать.
        Мы неслись по коридору с банками наперевес. Серегу по-прежнему рвало червями. Я бежал за ним и то и дело поскальзывался на черненьких склизких тельцах. Ничего, еще полчаса - и все пройдет.
        Мы успели: док еще находился в своем саркофаге. Изнутри слышалось методичное поскрипывание пера: работает наш доктор-мумия, старается для науки. А тут мы приперлись: варвары с цементом или что оно там, у нас в банках, такое…
        Серега приложил палец к губам и прокрался в угол кабинета к саркофагу. В четыре руки мы быстренько зацементировали его - успел бы раствор подсохнуть! Жаль, гвоздями нельзя - нашумим. Кажется, Серега подумал о том же самом. Он пробрался к стеклянному шкафчику с лекарствами, вытащил какой-то зелено-коричневый порошок и протянул мне:
        - Подсыпь.
        Я методично принялся засыпать слой раствора в надежде, что это поможет ему затвердеть быстрее. Скрип пера в саркофаге оборвался, послышалась возня. Черт, мы же старались работать тихо! Ох, засек нас доктор-мумия… Я высыпал остатки порошка и на цыпочках отошел. Надо сматываться! Крышку саркофага толкнули изнутри, сильнее, еще… Хлоп! Крышка слетела на пол, и на свет показался доктор.
        - Буэ! - выдал Серега наше присутствие.
        Убегать было поздно.
        - Только не нужно лгать, что ваши помыслы были чисты! - вопил доктор, указывая на перемазанный саркофаг и на Серегиных червей. Да уж, чистоты никакой.
        - Я знаю, что вы замыслили! Как просто: подловить человека, когда он творит и беззащитен пред грешным миром, и запечатать в саркофаге… Как вы могли?
        Да в том-то и беда, что не смогли. Никак. Я старался молчать, чтобы не злить нашего врага. Мало ли какую гадость ляпнет разозленный Дупло, а я не хочу стать ослом, как Геннадий. Серега грустно плевался червями.
        - Чего ты все плюешься-то? - завопил на него доктор-мумия. - Ты уже давно поправился, здоровый бугай! - Он посмотрел на меня. - И ты - тоже! Вон отсюда! Ваши благородные предки вам этого не простят!
        Серегу прекратило тошнить, и он, не веря своему счастью, рванул прочь из кабинета. Я за ним. Вон отсюда! Домой! К Танюхе! К школе! Ура!
        - Надеюсь, вам у нас понравилось, - съехидничала девушка на «ресепшн», когда мы пробегали мимо. - Хорошего дня!
        Мы выскочили на улицу и ломанули прочь. Впереди Серега, я за ним. Бегом, потому что мумия мог накидать в спину еще тонну проклятий. Оно нам надо? И так еле вырвались на свободу. В ушах еще звенел скрипучий голос мумии: «Ваши благородные предки вам этого не простят!»
        Пробежав пару дворов, Серега замедлил шаг и плюхнулся на лавочку на подвернувшейся детской площадке отдышаться. Я рядом.
        - Веришь? - спросил я.
        Серега помотал головой.
        - И я не верю, - кивнул я. Помолчал и добавил: - А Вана с Кирюхой надо оттуда вытащить. Да и Геннадия жалко.
        - Его-то за что? - фыркнул Серега, - Его там насильно никто не держал, если б захотел, давно бы сменил работодателя. Осел - он и есть осел. - Серый наконец отдышался, сплюнул - обычно, слюной! - и выдал: - Что-нибудь придумаем. «Аську» мою запиши…
        - Не на чем.
        - Блин! И мне.
        И тут наш суперконструктивный диалог прервали. Я с самого начала не поверил, что кошмар так быстро кончится, и был прав.
        Потому что по двору, по самой детской площадке, сшибая качели и турники, скрипя костями и воняя тухлятиной, так что в глазах щипало, на нас надвигалась целая армия оживших скелетов. Штук двести их было, наверное.
        Глава IX
        Чаепитие со скелетами
        Кто сказал, что скелеты белые? Сюда мне этого лоха, я его с девушкой познакомлю. Вон с той, желтовато-серой, кокетливо натягивающей на голые коленные суставы коричневую с бахромой ветошь - то, что когда-то было юбкой.
        Средь бела дня… скелеты… блин! Я смотрел на воняющую армию, пока не затошнило. И тут только до меня дошло: Дупло напоследок пообещал, что наши благородные предки нас с Серегой не простят. Вот и пожалуйста.
        - Леш… - Серый отвесил в изумлении челюсть и толкнул меня в бок, - эт-то что?
        - Это, друг Серега, наши благородные предки. Поцелуй бабушку - и бежим.
        И мы побежали. Нет, мы рванули, как ошпаренные, не очень-то понимая, куда, зачем и что теперь будет. Как спастись от армии неадекватных родственников - вопрос вечный, и я, честно говоря, не помню, чтобы кто-то находил на него ответ. Задача усложнялась еще тем, что родственники: а) нас не простят; б) давно умерли.
        Их и на чай для переговоров за круглым столом не позовешь. Мать с ума сойдет от такой компании.
        Серега бежал впереди меня и не занимался философскими вопросами. Он подскочил к подъезду, набрал код на домофоне, пропихнул меня вперед, просунулся в щель сам и захлопнул дверь. Пускай теперь скелеты код подбирают.
        - Поднимешься ко мне? - светским тоном спросил он, как будто у меня был выбор.
        - Нет, блин, домой пойду. Меня бабуля с дедулей ждут у подъезда, волнуются. Вон как похудели и побледнели все!
        - Тогда пошли.
        А у него ключи-то есть? В хосписе все находились, кто в чем пришел в клинику: Дупло не утруждал себя предупреждениями о возможной госпитализации. Серый, оправдывая мои опасения, схватился за карман:
        - Черт, ключи… А нет, смотри-ка, тут они. Странно, вроде выкладывал, в тумбочке лежали…
        Он отпер дверь, и мы ввалились в прихожую.
        - Заходи, будь как дома, но не забывай, что домой идти все равно придется. - Он кивнул куда-то вниз. - Скелеты от подъезда надо все-таки отогнать. Только вот как? Давай думать.
        Серега скинул ботинки и прошлепал в носках к окну. Я за ним. Скелеты тусовались у подъезда, распугивая прохожих и воняя так, что ароматец затягивало в Серегину форточку на третьем этаже. М-да, теплая компания.
        - Слышь, Серега, они нам как-никак родственники… Может, с ними договориться?
        - Ага! Слышал же, что сказал доктор: «Предки не простят вас»…
        - Мало ли, что доктор сказал! У тебя альбом со старыми фотками есть? Тащи сюда.
        - Будешь лица по черепу восстанавливать?
        - Тащи, говорю!
        И он притащил. Потому что выбора не было.
        Восстанавливать лица по черепу не пришлось, все куда проще. Серега - высокий парень, значит, его скелеты должны быть крупнее моих. Ну, хотя бы некоторые. Мужчин от женщин в нашей «свите» можно отличить по остаткам одежды, а кое у кого в руках имелись почти не истлевшие трости, зонтики, скелеты собачек, что тоже являлось опознавательными знаками.
        - Ты в своем уме? - Серега покрутил пальцем у виска, когда я ему это объяснил, но альбом открыл и принялся сосредоточенно сверять фотки своих благородных предков с видом из окна.
        Скелеты мирно переругивались друг с другом, время от времени постукивая ногами в дверь подъезда. Железная дверь громыхала, еще больше раззадоривая «гостей». Особенно старалась одна скелетесса в драной широкополой шляпе. Растолкав костями соседей, она подскочила к двери и принялась колотить в нее ногой в остатках туфли:
        - Выходи, бандит! На горох поставлю!
        - Что вы, Софья Алексеевна, - к ней подскочил другой скелет, голый, но жутко вежливый, - на горох нынче никто не ставит. Розги-с - вот прогрессивный метод! - Изящным движением он отломал веточку и галантно протянул худосочной Софье Алексеевне, за что схлопотал от нее по зубам:
        - Будете еще учить меня, плебей!
        - Всегда рад-с! - Скелет поклонился и отвалил в сторону.
        Тонкокостная Софья Алексеевна принялась колотить в дверь с новой силой, дирижируя себе веточкой:
        - Открывай, гадкий мальчишка!
        Гадкий мальчишка Серый уже нашел в альбоме скелетессину фотку и теперь удивленно разглядывал:
        - Это моя прапрабабушка Софья. А мать говорит - она добрая была.
        - Полежишь сто лет в земле, еще не так разозлишься. - подбодрил я. - Червяки, плебеи… Попробуй с ней поговорить, если была добрая, то, может, еще не все потеряно.
        Серый затравленно покосился на меня и как рявкнет в окно:
        - Бабушка Софья! Ты не сердись, это не я твою вазочку разбил, это мы с Мурзиком вместе! Он не хотел чистить зубы и убегал, а я его ловил! И мы разбили твою вазочку, вот…
        Больше всего мне хотелось дать Сереге по шее: что он городит, при чем тут вазочка? Но скелетесса, на удивление, согласилась поддержать вазочный разговор:
        - С Мурзиком? Мальчишка! Ты хоть знаешь, что это была за вазочка?
        Серега виновато потупился.
        - Эту вазочку подарил мне твой прапрадед, когда мы с ним первый раз пошли… - Скелетесса на секунду задумалась. - А куда, кстати, мы пошли?
        Серега осторожно прыснул в кулак, и я тоже. Ну, не помнит бабушка Софья, куда они там с дедушкой пошли, простим старушке склероз за ее почтенный возраст. Но все равно смешно.
        - Не важно, куда мы пошли, - сдалась бабушка Софья, - все равно эта ваза - семейная реликвия, которая напоминает твоей прапрабабке о тех светлых днях, когда…
        - Что? - хором спросили мы с Серегой.
        - Неважно! - рявкнула скелетесса. - Все равно эта вещь не имеет цены!
        - А вот имеет, - возразил скелет, тот самый, который подавал Софье розгу. - За две копейки соседский пацан вашему супругу-с ее продал. У бабки стащил и продал. Ему на пряники не хватало-с.
        - Пшел прочь! - Бабушка Софья замахнулась на скелета его же розгой и продолжила воспитывать Серегу: - Ты должен был уважать ее как память о своих благородных предках, какой бы скромный вид она ни имела!
        - Весьма скромный-с, - поддакнул скелет (ох, сейчас он нарвется!). - Сосед-то у вашего мужа гончар был: горшки-черепеньки, копейка за фунт. А бабушка от безделья с кругом баловалась: хотела собачку вылепить, а получилась вазочка-с. Какие собачки-с на гончарном-то кругу? Они и забросили работу-с. А ихний внук стащил, раскрасил да вашему мужу за две копейки продал-с.
        - Степан! - рассвирепела скелетесса. - Немедленно замолчи!
        Степан немедленно замолчал, зато заговорил другой скелет, в остатках цилиндра и с тросточкой:
        - Охота вам, Софья Алексеевна, из-за чепухи браниться! Вот то, что Сергей не желает овладевать кистью художника, как его благородный прадед, - скелет самодовольно погладил себя по черепу, - действительно не делает ему чести. - Затем он развернулся в сторону окна и крикнул пафосно: - Не прощу!
        Серега с несчастным видом поскреб в затылке.
        - Ну не умею я кисточку в руках держать, - истерически бормотал он то ли себе самому, то ли мне, - и вообще не прет меня с красками возиться!
        - Алеша! - окликнула меня скелетесса с остатками книги в руках. - Ты, между прочим, тоже проигнорировал Дар Поэта, переданный тебе твоей прабабкой. Помнишь, как ты в детском садике на утреннике удачно срифмовал «папу» с «попой»? Помнишь, как ты поразил этим всех воспитателей?
        Я помнил. Я отлично помнил свое первое и последнее в жизни стихотворение. Был утренник, посвященный 23 февраля, и нам было велено придумать для пап и дедушек поздравительные стихи. Я и придумал:
        Сочиню стихи я папе
        И схожу ему за пивом,
        Чтоб он был всегда красивым
        И не бил меня по попе.
        Воспитатели действительно были поражены, а попа сильно пострадала. Только прабабушка Надя, которая тогда еще была с нами, сказала, что у меня талант, что настоящие поэты всегда подвергались гонениям и ссылкам, так что я должен готовиться и крепиться и ни в коем случае не бросать писать стихи. Я ревел, потирая нашлепанное место, и думал: «Ну его на фиг, такой талант!»
        - Знай же, - выкрикивала под окном прабабушка Надя, - это в тебе от меня, и с твоей стороны непростительно зарывать в землю такой талант!
        Да, она здорово изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, глупо отрицать это. В жизни она была красивой, насколько может быть красивой прабабушка, и всегда мне все позволяла. Однажды я тоже разбил что-то там ее любимое. Я сам уже не помню, что, потому что бабушка даже не ругалась. Она сказала: «К счастью», и вопрос был исчерпан.
        Я отвернулся от окна:
        - Серый, у тебя чашек много?
        - В смысле?
        - В смысле зови всех сюда. Родственники все-таки, договоримся, не загрызут.
        Серый сказал: «Ты че, опух?!» Потом буркнул: «Ставь чайник», - и самоотверженно пошел вниз приглашать на чаепитие армию скелетов.
        Как Серега их звал, а они не хотели идти, стесняясь своих костюмов, не предназначенных для похода в гости, как они все-таки пришли и пили чай, проливая сквозь ребра, чуть не затопив соседей, как пошел брат на брата, дед на прадеда, выясняя, на кого из них я больше похож, - это все касается только меня, Сереги и родственников, так что пропустим. Главное - они нас простили. Только я не понял, за что. Всяко не за доктора Дупло, о нем и не упоминалось. Простили, попрощались и разошлись по своим могилам, обещав зайти еще.
        Домой я отправился глубокой ночью… а пришел в пять часов вечера, причем не сегодняшних, а вчерашних. Как уходил, так и пришел. Веселый денек, ничего не скажешь!
        В шесть вернулась Танюха, ну а дальше вы знаете. Я хотел рассказать ей, как «весело» мне было в клинике доктора-мумии, как Саню чуть не сожрал кусок мяса и как Геннадий стал ослом по моей вине… А получилось: «Иди в баню и в следующий раз называй точный адрес, когда посылаешь меня куда-то». Она оторвала мне воротник и послала в лес без бумажки. Опять адреса не назвала! Хотя при чем тут адрес?
        Глава X
        Охота на сестру
        Я зашивал воротник и думал, как жить дальше. В клинике остались Кирюха, Ван и Геннадий, которого тоже было жалко, хоть он и хирург.
        Я не заметил, как пришла мать. А когда она пришла, то первым делом стукнулась в мою комнату:
        - Леша, возьми письмо.
        Мама кинула на стол конверт и ушла. И кто, интересно, пишет мне письма в столь поздний час? Из белого новенького конверта выпал желтый заюзанный пергамент, и мне сразу сделалось нехорошо. Развернул, а в нем значилось:
        «Соблаговолите прислать мне свою сестру согласно договоренности. Завтра в 10.00 я жду ее на прием.
        Доктор Дупло ».
        Я не сразу понял, что значит «согласно договоренности», но ключевые слова «прислать сестру» и подпись четко дали понять: сегодня ночью я не буду резаться в стрелялку, как все нормальные люди, а буду спать. Чтобы завтра, в воскресенье, встать пораньше и пасти Танюху, как бы не смоталась кое-куда к десяти утра. Дупло - он такой: доктор сказал, доктор сделал. Ежели ему приспичит полечить Танюху, он ее и не спросит. Предупредить ее, что ли? Сестра у меня, конечно, психованная, но не дура. В смысле к доктору-мумии, который щепкой выжигает изо рта червей, просто так не пойдет. Послать меня или кого-нибудь из насоливших подружек - это запросто. А сама - ни-ни, не такая она идиотка.
        Я снял рубашку, чтобы сестра не могла оттаскать меня за воротник, взял толстую книжку (для обороны) и письмо (для наглядности) и собрался уже идти… Но поскользнулся… на горстке черных червей.
        Вот так, у себя в комнате. В кармане, что ли, принес? Червей было немного, но они были длинные и мерзко кривлялись на полу, навевая светлые воспоминания о времени, проведенном в клинике доктора-мумии. Червей я раздавил, собрал в кулек - выкину по дороге. Со стороны окна послышался стук. Эй, кто там? Мы на тринадцатом этаже! Глянул - никого. Темнота и одинокое светящееся окно в доме напротив. В окне возник силуэт, подозрительно знакомый, и помахал мне. Я автоматом поднял руку, чтобы помахать в ответ, и отшатнулся от окна: из дома напротив мне махал доктор Дупло, собственной персоной. Он что, живет там? Осторожно, стараясь не показываться ему на глаза, я выглянул еще раз. Доктор стоял у окна и смотрел на меня.
        - Завтра к десяти утра, согласно договоренности, - прошептал он откуда-то из-под стола. Я упал на четвереньки и заглянул под стол - чисто! Послышалось? Ладно, надо предупредить Танюху. Собрался уходить, толкнул дверь… И получил дверью по лбу! Странно, она у меня наружу открывается…
        - Бум! - еще разок, чтобы не оставалось сомнений, двинула меня по лбу дверь. Сама.
        Из-под стола послышался ехидный голос мумии:
        - Соблаговолите прислать мне свою сестру, согласно договоренности. Не обманывать! Не опаздывать!
        Я разозлился:
        - Щас, все брошу и приведу!
        Сперва я получил по башке книгой, а потом увидел: со стен начали падать полки, картинки, сетка с футбольным мячом… Короче, все, что висело на стенах, полетело прямо в меня.
        - Мама! - возопил я и плюхнулся на пол, закрыв руками голову. На одной из полок у меня стоит тяжелый бюст Шумахера. Не хотелось бы получить им по башке…
        - Не обманывать! Не опаздывать! - шептал невидимый Дупло.
        А я валялся, как дурак, на полу и не знал, что делать. Впрочем, содержимое полок быстро кончилось. Я вскочил на ноги и рванул прочь, в келью ведьмы. В смысле в Танькину комнату. Там наверняка гораздо спокойнее.
        - Спишь? - спросил я, просунув голову в щелку.
        - Уже нет, - бодренько ответила Танюха и потянулась за тапочком.
        Я понял, что разговор будет долгий. От летящего тапочка я увернулся, шмыгнул в комнату и уселся на кровать, прямо Таньке на ноги, чтобы не вскочила.
        - Дело есть, Тань.
        - Уголовное?
        - Нет, но…
        - Сейчас будет уголовное, но ты его не увидишь, потому что будешь жертвой. Слезь с моих ног!
        Я вежливо вскочил. Ссориться с моей сестрой можно вечно, но за этим интересным занятием я, пожалуй, забуду, зачем пришел.
        - Эта клиника доктора Дупло… Где ты взяла ее телефон?
        - В газете, мой первобытный брат. Это такая бумажка, из которой дедушка крутит самокрутку, потому что ему жалко денег на хорошую папиросную бумагу. Так вот, ее еще читать можно.
        - С ума сойти!
        Не знаю, какова эффективность прочей рекламы в печатных СМИ, но догадываюсь, что пациентов у мумии достаточно. Тираж газеты - несколько тысяч экземпляров, значит, она попадет в руки нескольким тысячам людей. А зубы-то у многих болят… Не все, конечно, читают рекламу, но…
        - Прикинь, да? - резвилась Танюха. - Вот такая многофункциональная волшебная бумажка. А еще в нее селедку заворачивают…
        - Да погоди ты стебаться! Этот Дупло ненормальный…
        - Неужели он смог вылечить тебе зуб?!
        - Иди на фиг! Послушай…
        И я вывалил ей все, что произошло со мной за эти два дня. Танюха сперва перебивала, чтобы постебаться, потом слушала молча, потом перебивала, чтобы переспросить. Когда я закончил, она выдала:
        - Нет, брат, так врать ты не умеешь. У тебя фантазии не хватило бы все это придумать. Значит, не врешь. Только я не поняла: от меня-то что требуется?
        - Спрятаться, - ответил я.
        И тут зазвонил телефон.
        - В два часа ночи могут звонить только твои подружки, - проворчал я, беря трубку. Вежливый женский голос попросил Татьяну Ивановну. - Точно, тебя…
        Танюха взяла трубку. Я сидел рядом и отлично слышал, что говорит ей этот вежливый женский голос:
        - Татьяна Ивановна, я звоню напомнить, что вы записаны к доктору Дупло на завтра, на десять часов утра. Спокойной ночи.
        И телефон отключился.
        Да, ночь будет спокойной.
        Глава XI
        Хирург
        Я вернулся к себе и плюхнулся на кровать. Танюха поняла меня правильно. Танюха умная, завтра никуда не пойдет, будет сидеть себе дома и смотреть телик. А Кирюха с Ваном будут лежать себе в хосписе мумии еще много месяцев, а то и лет и выйдут оттуда, только когда доктору захочется. А чокнутая мумия будет лечить (читай - калечить) живых людей, заставляя их плеваться червями и бегать по стенкам. Нехорошо получается. Завтра позвоню Сереге, вместе мы что-нибудь придумаем.
        Но позвонили мне. У нас три параллельных телефона (по одному аппарату в каждой комнате). Мы с матерью уже смирились и после одиннадцати вечера трубку не берем: знаем, что звонят Танюхе, поэтому только сильнее натягиваем подушку на уши. Что я и сделал. Звонки оборвались - Танюха в своей комнате взяла трубку. И рявкнула на всю квартиру:
        - Леш, тебя!
        Я-то кому нужен в такое время? Дотянулся до телефона, и вдруг прозвучало:
        - Доброй ночи, молодой человек.
        Голос был до боли знакомый, и раздавался он не из трубки, а из другого конца комнаты. Я обернулся и невольно ойкнул.
        Потому что на подоконнике… в лунном свете, как в сиянии нимба… снаружи, хоть мы живем на тринадцатом этаже… сидел хирург Федор.
        Я все еще держал трубку и слышал звук, как на стерео.
        - Значит, вы решили обмануть доктора, - назидательно начал хирург.
        Я кивнул - глупо оспаривать свои благородные намерения.
        Хирург перекинул ногу через подоконник и - прямо сквозь стекло! - спрыгнул ко мне в комнату. Так он призрак!
        - А ты думал, у доктора-долгожителя помощники смертные? - спокойно поинтересовался в ответ на мои мысли ночной гость.
        Честно говоря, я думал - да. Выглядели Геннадий и Федор посвежее своего начальника, по ночам не завывали, заклинания не вопили… А то, что они работают на психованную мумию, - так это с кем не бывает? У матери, вон, работодатель - толстый, лысый и все время ковыряет в носу. Это же не значит, что она - такая же. Вовсе нет! Но с хирургами я явно ошибся.
        - Вы призраки, да?
        - Да. Мы были его учениками. Ему тяжело было на земле без нас, вот и вызвал. Не заговаривай мне зубы! - Хирург подошел ко мне вплотную и навис над кроватью: - Ты хочешь обмануть почтенного доктора!
        Мне стало неуютно:
        - Он хочет утащить в хоспис мою сестру, чтобы выжигать ей щепкой червей!
        - Значит, так надо. - Хирург навис надо мной еще ниже. - И ты не будешь ему мешать! - В руке его блеснул скальпель. Совсем не древнегреческий, и не древнеримский, и не египетский, и не раннехристианский… Вполне себе современный острый скальпель. - Ты не будешь ему мешать! - повторил хирург и вплотную придвинул ко мне лицо.
        Только сейчас на меня пахнуло холодом. Я подумал, что надо бы вскочить с криком: «Мама!» Но ведь мать спит в соседней комнате - чего доброго, и правда прибежит. Тогда придется и ее отбивать у чокнутого доктора. А пока ему нужна только Танюха, которая, между прочим, дрыхнет, пока я тут с призраком болтаю. Я так и крикнул:
        - Танюха! - и ощутил на горле холодный острый скальпель.
        - Ш-ш! - Хирург дохнул на меня таким холодом, что аж зазнобило. - Завтра ты приведешь, как миленький, свою сестру. Доктора Дупло еще никто не обманывал. А иначе…
        - Кому тут сказочку почитать?! - перебил его звонкий голос.
        В комнату ворвалась моя сестра во всем великолепии: бигуди, короткая ночнушка, лицо вымазано чем-то зеленым - «для красоты». Я думал, хирург испугается, как в комедиях, а он только хмыкнул:
        - Девушка, вас ждут завтра к доктору. Вы в курсе?
        Танюха вскрикнула, схватила со стула мои штаны - прикрыть голые ноги и учебник - дать хирургу по башке, чтобы не подглядывал.
        - Вы что тут делаете в три часа ночи? Вы вообще кто?
        «Шмяк!» - Книжка пролетела сквозь голову доктора и шлепнулась на пол. И тут до моей сестрицы дошло:
        - Леха, он привидение!
        Она принялась метать в хирурга все, что попадалось под руку: ручки, книги, тапочки… Обалдевший Федор так и сидел, держа у моего горла скальпель. А я лежал и молился, чтобы у него не дрогнула рука: перережет горло - и прости-прощай.
        - Леха, сделай что-нибудь!
        Хорошая мысль. Только со скальпелем у горла много не сделаешь. Я лихорадочно вспоминал, как борются с привидениями. В голову ничего не лезло, кроме чеснока и серебряных пуль, но это средства от вампиров, я точно помню.
        - Леха!
        Я наконец сообразил, что, пока хирург обалдело наблюдает за действиями Танюхи, можно осторожно увернуться от его руки со скальпелем и вскочить с кровати. Р-раз! Федор опомнился, но поздно: ткнул скальпелем в подушку, устроив маленький салют из перьев. Незадача его разозлила:
        - Как ты смеешь, мальчишка?
        Как будто это я в него скальпелем тыкал! Хирург вскочил и бросился на меня.
        - Леха, держись! - подзадорила меня Танюха.
        Сестрица подставила ему ножку, но Федор прошел, не заметив ее. Я вспрыгнул на стол - он за мной, размахивая скальпелем и дыша холодом. Танюха визжала и кидалась книжками, но все они летели сквозь хирурга в меня. Федор был совсем рядом. Он замахнулся, блеснул в лунном свете скальпель. Я перемахнул на подоконник, слабо соображая, что сам отрезал себе пути к отступлению. За спиной - закрытое окно тринадцатого этажа.
        - Мальчишка! - Хирург бросился на меня, я отшатнулся…
        - Ну и где он? - опомнилась первой Танюха.
        Я стоял, вжавшись в окно спиной, и не сразу понял, о чем она. Меня тут убивают, а она потеряла кого-то… А, Федора! Потому что Федора с нами уже не было. Только что был - и вдруг его нет.
        - В окно вылетел, - догадался я. - Призрак, что с него возьмешь… Сквозь стекло вошел, сквозь стекло вышел.
        - А-а…
        - Что за ночные скачки, дети мои?
        Это уже в комнату вошла мать. Сейчас мы получим.
        Глава XII
        Госпитализация
        Я проснулся и обнаружил, что лежу поперек дивана, в ногах у Танюхи. Сестра не пожелала после всего случившегося уходить к себе, вот и оккупировала мое место. Матери мы сказали вчера, что смотрели громко фильм, и она, не заметив спросонья, что компьютер выключен, раздала нам по подзатыльнику и спокойно ушла спать. Хорошо - одной проблемой меньше.
        Я глянул на будильник: десять утра. В клинике доктора Дупло нас уже хватились. Интересно, этот призрак Федор вопрется к нам средь бела дня или дождется ночи?
        Я пнул Танюху в бок:
        - Вставай! Готовься держать оборону, а я Сереге позвоню.
        - Зачем?
        - Полторы головы - хорошо, а две с половиной - лучше.
        Я специально так сказал, чтобы она посчитала головы, разозлилась и проснулась. Но сеструха была готова ко всему.
        - Не скромничай, - заявила она, встала и пошла умываться.
        Я набрал Серегин телефон и поведал бывшему сопалатнику все, что случилось с нами за минувшие вечер и ночь. Серега долго сопел и чесал в затылке так, что мне было слышно, потом выдал:
        - Я сейчас к вам приду.
        Отлично. Втроем нам будет проще держать оборону. Хорошо, что мать еще с утра уехала в гости и вернуться обещала не скоро.
        Только я положил трубку, как телефон зазвонил. Вежливый женский голос (да-да, тот же, что и вчера) спросил Татьяну Ивановну. Татьяна Ивановна уже вылезла из ванной и с готовностью вырвала у меня трубку.
        - Я девушка приличная, у маньяков не лечусь! - рявкнула она, поняв, кто звонит.
        Ну зачем она так сказала?!
        Я и шикнуть на нее не успел, как на комнату рухнула темнота. Буквально рухнула, вот так: «Бум!» - и железные ставни, неизвестно откуда взявшиеся, опустились на окна и, кажется, на дверь. «Дзынь-дзынь!» - полопались лампочки. Я даже Танюху видеть перестал, хотя стоял в шаге от нее. Здравствуй, доктор —новый год. Что ты еще придумал?
        - Не хочешь лечиться? - послышался скрипучий голос мумии.
        В углу комнаты вспыхнули прожектора, как на сцене. Они освещали докторов саркофаг. Эй, что он здесь-то делает?! В качестве музыкального сопровождения где-то на улице, за железными ставнями, завыла собака. Шоу началось.
        Со скрипом и грохотом отпала крышка саркофага, и оттуда… Нет, не доктор Дупло вылез, а показалась прямо настоящая мумия - в бинтах, желтоватая, сушеная. Встала в рост и заявила:
        - Здравствуйте, детишки!
        Дед Мороз, блин…
        - Кто тут не желает лечиться? - продолжала вещать мумия. - Лечиться надо, иначе спасу не будет от червей во рту!
        Только это было произнесено, как Танюха рядом со мной вздрогнула и начала издавать до боли знакомые звуки:
        - Тьфу! Гадость, блин! Что ж такое?
        - Черви могут вырасти преогромные и сожрать вас целиком! - не унимался доктор. А я почувствовал, как земля уходит из-под моих ног, и сразу понял: это на полу вырастают до гигантских размеров черви, выплюнутые Танюхой.
        - Может наступить паралич… - издевался Дупло.
        И я услышал грохот: сестренка рухнула на пол в объятия гигантских червей.
        - Не хотите лечиться? - с легкой угрозой спросила мумия.
        Танюха упрямо пискнула:
        - Нет!
        А я ничего не сказал, я был занят - лупил червя стулом по башке. Червь уже вымахал с хорошую анаконду, но, поскольку нужна ему была Танюха, а не я, позволял мне лупить себя стулом, вязать узлом и всячески отвлекать от сестры. Где, спрашивается, ходит Серега?!
        Червь был здоровый и сильный, но я уже почти завалил его. И тут услышал сдавленный голос Танюхи:
        - Леха! Он кусается с другого конца!
        Все труды насмарку. А мумия, подлец, стоял себе в углу и хохотал:
        - Я предупреждал вас!
        - Уйди, старик, без тебя тошно! - завопил я.
        Но старик не думал уходить. Неуважительное обращение пришлось ему не по душе, и я уже пожалел, что так сказал.
        Потому что из стен, с потолка, из-под паркета, раскидывая половицы, полезли скелеты. Я думал, что после встречи с благородными предками меня уже ничем не удивишь, но все-таки удивился: эти были какие-то ненастоящие: маленькие, в половину человеческого роста, светились в темноте ярко-красным, как лазерные указки, как лучи прицела. Они набросились на Танюху, и я услышал шипение, как будто чайник выкипает.
        - Леха, убери их, они жгутся! - заорала Танюха.
        А, так это горячие загробные парни! Я рванул в ванную, набрал в таз воды, прибежал, выплеснул… Послышались шипение и вой - самый наглый скелет, сидевший у Танюхи на коленке, потемнел и рассыпался. Получилось! Однако я совсем забыл про червя - этот времени зря не терял и под шумок кусал Танюху за руки. Час от часу не легче! Я сорвал с кровати плед и поймал в него скелета. Он визжал, отбрыкивался и все норовил обжечь меня раскаленно-угольными своими руками. С этим скелетом, как с мечом-кладенцом, я набросился на червя. Удар! Еще! Тварь зашипела, скукожилась и уже через минуту валялась под ногами безжизненным шлангом. Есть! А теперь зальем остальных горячих скелетов… Я рванул в ванную за очередной порцией воды и услышал, как в двери предательски скребется ключ. Мать! Как не вовремя-то, а…
        Но самое противное, что мумия тоже ее услышал.
        - Это кто ж к нам пришел?! - воскликнул он на радостях и даже выскочил в прихожую. Так и предстал перед матерью во всей своей красе: улыбка, бинты, вонища…
        Мать, надо отдать ей должное, не растерялась:
        - Это я хотела спросить, кто к нам пришел! Что за маскарад в непраздничные дни? А умываться ты умеешь, мальчик?
        - За мальчика, конечно, спасибо… - смутился доктор, но тут же пришел в себя: - Да в вас, кажется, бес вселился! Нельзя так гостей встречать. Придется госпитализировать… - И он схватил маму, как куклу, под мышку, а затем рванул вниз по лестнице.
        А я как стоял, так и остался стоять. Как дурак, с тазом, посреди коридора. За ним! Я выплеснул воду в сторону моей комнаты уже для порядка: краем глаза заметил, как очнувшаяся от паралича Танюха расфутболивает остывших скелетов. Видимо, Дупло так воодушевился приходом матери, что забыл и про мою сестру, и про свою армию.
        - Бежим, он маму уносит! - позвал я Танюху.
        - А то я не видела!
        И мы побежали пешком по лестнице, забыв вызвать лифт. Сначала мы еще слышали топот Дупло и мамины вопли: «Мальчик, имей совесть! То, что ты ходишь в „качалку“, не дает тебе права использовать в качестве снарядов живых людей!» А потом хлопнула дверь подъезда. Мы вылетели на улицу только минуты через три - все-таки с тринадцатого этажа долго спускаться, особенно пешком, если кое-кто в суматохе тормозит и не вызывает лифт.
        Я выскочил первым, глянул туда-сюда - доктора и след простыл. Впрочем, я и так знал, где его искать.
        Во дворе на лавочке понуро сидел Серега.
        - Дупло меня не пустил, - виновато сказал он. - Ноги как к земле приросли.
        - Он в хоспис побежал, да? - набросилась на него Танюха. - Чего ж ты за ним не погнался, видел же, что он нашу мать уносит!
        Серега ошарашенно помотал головой:
        - Не видел. Вообще никто из вашего подъезда не выходил, пока я тут сижу. И не входил никто. Только сейчас вы выскочили, как сумасшедшие. Он вашу мать унес, да?
        - Да! Балда! Странно, что ты не видел… Бежим в хоспис!
        И мы побежали. То, что мы занимаемся ерундой, я понял еще на полдороге. Дупло так просто, подобру-поздорову, никого не отпустит из своего хосписа. А если и удастся мать вызволить - себе дороже будет. Док сказал: «Бес вселился», значит, он точно уже вселился. Бедная мама, небось, сейчас бегает по стенкам на пару с Ваном. И будет бегать, пока Дупло не скажет: «Выздоровела». Те же мысли, похоже, одолевали Серого с Танюхой. Тем не менее в клинику мы влетели на хорошей скорости, едва не снеся стойку «ресепшн».
        - Добрый день, - приветливо встретила нас девушка на «ресепшн», вежливая, как автоответчик. - Пришли навестить маму? Второй этаж, первая дверь налево. Надеюсь, ей у нас нравится.
        Мы поплелись на второй этаж искать первую дверь налево. Я уже знал, что увижу, и Серый с Танюхой, кажется, тоже. С мальчишками в палату маму, понятно, не положили, она сидела одна, как перст, и очень обрадовалась нашему появлению:
        - Пришли, шалопаи? Ну-ка быстро руки мыть! И ноги! И шкаф! И полы! И уши! И уши соседа! И уши шкафа!..
        Выглядела она не лучшим образом: прическа, которая еще полчаса назад была нормальной, превратилась в нечто почище «я упала с самосвала». Под глазами появились синяки и взгляд… Это не моя мать, это бес! Маленький, злобный. Сейчас ка-ак схватит! Мать действительно схватила меня и, зажав голову под мышкой, принялась от души шлепать.
        - Опять с немытым шкафом пришел? Я тебя научу родину любить!
        Силища шлепков тоже, кстати, была не женская. Еще парочка - и я вряд ли когда-нибудь смогу бегать. Я вывернулся и подло убежал. Серый с Танюхой - за мной.
        Глава XIII
        Что делать?
        Мы сидели на лавочке во дворе хосписа. Танюха всхлипывала, Серый угрюмо чесал в затылке. Я поерзал-поерзал и встал. Не могу сидеть, больно. Пускай смеются, если захочется. Но им, кажется, не хотелось. Первым очнулся Серый.
        - Родственники, хорош нюни распускать! - ткнул он Танюху локтем. - Что делать будем?
        Танюха всхлипнула особенно смачно и пожала плечами.
        Что делать? Хороший вопрос. Мы пытались скрыться от мумии, пытались скрыть, что мы чувствуем, чтобы он не поставил очередной дурацкий диагноз, который к тому же сбывается. Мы отказывались от визитов к врачу, мы пытались замуровать его в саркофаге…
        А если наплевать на диагнозы и не скрывать от дока ничего? Он ведь чувствует то же, что и мы. Как он тогда говорил? «Ты только разбежался, чтобы потом лбом о стенку стукнуться, а мне уже больно». Только он старенький, и много ему не надо. Что я переживу, того не переживет он.
        Я поделился своей мыслью с народом. Серый сказал:
        - Камикадзе!
        Танюха:
        - Чем же ты заболеешь? Холерой? Чумой? А сам как будешь лечиться?
        Я сказал:
        - Сейчас много чего лечат, не то что в древности.
        Серый оживился:
        - Например?
        - Ну-у… Говорят, раньше и от гриппа умирали…
        - А он там был, грипп твой, в Древней-то Греции? - с сомнением спросила Танюха.
        - Ну почему обязательно в Греции? Дупло ведь и в Египте был, он жил в римскую эпоху, и в раннехристианскую, и в позднехристианскую…
        - Это как?
        - Неважно. Короче: я приношу ОРЗ, Серега - грипп, ты - свинку.
        - С ума сошел? - Танюха покрутила пальцем у моего виска. - Свинкой я болела!
        - Вот и я про то. Тебе часто подкидывают посидеть соседского Егорку, а у него свинка. Возьмешь на ручки и принесешь - тебе ничего не будет.
        - Кто ж мне его «навынос» даст?
        - Я верю в тебя, сестра!
        Танюха удовлетворенно кивнула. Нет, иногда с ней все-таки можно ладить.
        - Тогда я пошел в поликлинику, за гриппом, - встал со скамейки Серый. - Потусуюсь пару часиков в очереди - может, подхвачу. Ты, - он кивнул на меня, - иди мороженое лопать под ледяным душем. Танюха пусть выяснит, какие там планы у Егоркиных родителей, и напросится с ним посидеть. Созвонимся.
        И мы разошлись за спасительными болячками.
        Лопать мороженое под ледяным душем вообще-то здорово, если бы… если бы не ледяной душ. Под ним не то что есть, а вздохнуть боязно, это я понял, стоя под струями, на первой же минуте. На второй сообразил, что так истязать себя не обязательно. Можно все делать не сразу, а по порядку: налопаться мороженого, потом принять ледяной душ, а затем постоять голышом на балконе, для надежности.
        Я выбрался из ванной на кухню, стуча зубами, впихнул в себя полкило пломбира (вторую половину оставил Танюхе, чтобы жизнь медом не казалась, пусть поймет, каково мне было, помучается!) и пошел снова в душ. На свете полно сумасшедших, которые для здоровья обливаются ледяной водой каждый день. Я быстро понял, что сам никогда не буду таким. Мне здоровья не хватит на такой здоровый образ жизни, тут и мечтать нечего. Из ванной я вышел, как мамин автомобиль: синий, железно-холодный и дребезжащий. Теперь на балкон!
        Живем мы вообще-то высоко: на тринадцатом этаже, снизу меня не видно. Но все-таки на балкон голышом выбегать не следовало. Об этом мне поведала бабулька, живущая этажом выше. Она, видите ли, вышла на балкон полить цветочки, а тут я стою, порчу ей всю эстетику внешнего мира. А нечего было ей перегибаться через перила и пялиться! Поливала бы свои цветочки, и эстетика была бы цела. Я ей об этом и сказал. И тут же пожалел, потому что меня (видимо, сослепу) приняли за цветочек и немедленно полили. Какой-то густой коричневой дрянью, для своих цветов бабулька явно не жалела удобрений. Пришлось мыться опять.
        Второй раз на балкон я вышел, уже завернувшись в полотенце, не потому что бабульки испугался, а потому что замерз. Мокрых волос на ветру вполне хватит, чтобы простудиться. Бабулька все еще тусовалась на балконе, и мое полотенце ей тоже не понравилось. Ну и что, что на нем нарисованы буржуйские покемоны? Полотенце с покемонами подарила мне мама пять лет назад. Я с тех пор, конечно, малость подрос, но продолжаю им пользоваться. И вообще - кого штормит чужое море? Какое бабульке дело в конце концов! Впрочем, когда она снова взяла в руки лейку, я поспешил смотаться: лезть под душ в третий раз было выше моих сил. Я стоял в комнате у раскрытого балкона (сюда не достанет бабулькина лейка) и надеялся, что у меня все получится.
        В прихожей зашебаршились - пришла Танюха. И сразу стала делиться своими новостями.
        - Я договорилась с соседями, что с Егоркой посижу завтра. Только у нас дома, потому что у меня здесь компьютер с рефератами. А на городской телефон нам звонить не надо - его отключили за неуплату. Так что - завтра в клинику. Слышишь? Завтра чтоб ОРЗ у тебя было! И Сереге передай, он тоже при гриппе обязан быть.
        - Угу. - Откровенно говоря, я уже сейчас стоял на ватных ногах и не сомневался, что завтра ОРЗ будет со мной как штык. Сереге вечером позвоню, хотя думаю, что и у него все будет в порядке: наша поликлиника гриппами богата, не подцепит только привитый.
        Серега скоро позвонил сам и спросил, какой у гриппа инкубационный период.
        - От нескольких часов до полутора суток, - отчеканила Танюха, когда я передал ей Серегин вопрос.
        Интересно, откуда она знает? Неужели сама специально ходила в поликлинику «за гриппом», чтобы контрольную не писать? То-то моя сестрица имеет способность так удачно заболевать к концу полугодия, когда контрольные почти каждый день!
        - Значит, еще можно подождать. Я просто ни в одном глазу, - поделился Серега.
        - А я простуду точно подцепил! Не боись, что-нибудь его да свалит!
        Спать я лег раньше обычного - мерзкая болячка ОРЗ. И провалился в сон, едва успев прилечь.
        А утром едва разлепил глаза: что, надо вставать? Надо идти сражаться с мумией? Пусть лучше этот доктор-мумия напишет мне справку об освобождении от уроков…
        В комнату ворвалась Танюха.
        - Как ты? - Она потрогала мне лоб. - Вижу, что постарался. Слушай, поторапливайся. Имей совесть, мама там совсем одна! Ну, еще эти твои сопалатники…
        Это да. Но легко сказать: «Вставай!» Я, как мог, по частям собрал себя с кровати и даже влез в джинсы. Можно я еще полежу, а? В комнату опять ввалилась Танюха и кинула в меня рубашкой:
        - Одевайся, сейчас Серый придет. Егоркины родители уходят через полчаса. Я наврала им, что у меня первые две «физ-ры», от которых я освобождена. Они обещали вернуться так, чтобы отпустить меня к третьему уроку. Нам нужно успеть.
        - Угу.
        Пуговиц на рубашке было до безобразия много. Они выскальзывали из пальцев, не хотели попадать в петлю, а то норовили застегнуться неправильно…
        - Резвее, копуша! - поторапливала Танюха. - Прикажешь тебя одеть, как десять лет назад?
        - Иди ты…
        В дверь позвонили: Серый. Я не стал выходить: Танюха сама откроет. Серега ввалился в мою комнату на полусогнутых, и я понял: грипп он таки добыл.
        - Как ты?
        Серега оценивающе глянул на меня и ответил:
        - Ну, примерно так же, как и ты. Только заразный.
        В дверь позвонили опять, на этот раз Егоркины родители принесли Танюхе свое свинозное сокровище, уверяя:
        - Мы скоро вернемся!
        Нет уж, вы, пожалуй, не торопитесь…
        Еще минут пятнадцать мы пялились в окно: как они выходят из подъезда, садятся в подъезжающую маршрутку, уезжают по своим делам…
        - Пора! - подорвалась Танюха, схватила Егора в охапку и махнула нам: - Бежим!
        Мы действительно побежали, потому что времени было в обрез. Егорка болтался у Танюхи на руках и комментировал:
        - А мама нен шает мне егать! (Перевожу: А мама мне не разрешает бегать).
        Танюха быстро его успокоила:
        - Парень, бегу я. А ты - у меня на руках, значит, все в порядке.
        - Адно (Ладно), - согласился Егорка.
        Глава XIV
        Ответный визит
        Дверь нам открыл Федор:
        - Вы? Что-то разболелись!
        - У нас был школьный чемпионат по боксу, - нашлась Танюха, - вот и пришлось оставить там пару зубов.
        В доказательство она открыла рот Егорке.
        - Да! - радостно подтвердил парень. У него, полуторагодовалого, зубов было и впрямь немного.
        - Молодежь… - засмеялся Федор. - Проходите!
        Мы прошли. Стукнулись в кабинет доктора Дупло, и он пригласил, как ни в чем не бывало:
        - Здравствуйте!
        Но тут же неловко попятился и плюхнулся на стул. Сразу видно было: поплохело старику.
        - Вижу-вижу. У ребенка свинка. Так это теперь называется?
        - Винка, - радостно подхватил Егорка. - А у ас рой, а? (Свинка. А у вас геморрой, да?)
        Я догадывался, где парень нахватался таких слов, и наступил Танюхе на ногу. Если ей что-то не по душе, она вечно кривится и кричит: «Вот геморрой!» Наверное, такое же выражение лица было сейчас у доктора, вот Егорка и растолковал его, как смог.
        Мумия подозрительно глянул на парня и крепче схватился за стул:
        - А вы двое подхватили какую-то чуму заморскую. Беда мне с вами!
        И тут меня подкосило. Я мазнул рукой, пытаясь удержаться за стенку или за Танюху, что ближе окажется, но это только усложнило траекторию полета. Крутанувшись в воздухе, я шмякнулся на пол, зацепив головой стул. То же самое почти одновременно со мной проделал Серега.
        - Вы али? (Вы устали?) - поинтересовался Егорка и тоже, кажется, лег на пол. Я точно не разглядел - в глазах заметно темнело.
        Дышать-то дышалось, но с трудом. На коже сами собой стали появляться гноящиеся красно-коричневые язвы, саднящие, как будто в один квадратный миллиметр кожи меня куснула целая орава комаров. Ребра сдавило. В глазах потемнело окончательно, и по темному фону поплыли разноцветные пятна. Далеко и глухо, как через подушку, я слышал Танюхин визг:
        - Парни, вы что? Ну-ка встали быстро! Подъем, парни!
        - Не шай, ни али (Не мешай, они устали), - комментировал Егорка.
        Иногда сестра лупила меня по щекам, я слышал ее удары, как удары гонга: тяжелые, низкие. Шевельнуться было не то что больно, а нельзя: я не чувствовал даже собственного лица, по которому лупила Танюха, а про руки-ноги вообще забыл. Боль от язв уже прошла, я не чувствовал даже пола спиной, лежал как будто в воздухе. И видел темноту с пятнами. И слышал, как совсем рядом глухо-глухо вздыхает наш доктор-мумия:
        - Уже и ослы мерещатся… Плохо мне, Федор, совсем плохо. Я отправляюсь на остров Бартоломея!
        - Что вы, доктор! Вы уверены?
        - Да, пора. Кто лечит безнадежно больных, тот идет против богов. А я сам безнадежно болен.
        - Как скажете, - вздохнул хирург.
        - Клинику закрой, саркофаг оставь себе. Живи честно, зубы зря не рви, пригодятся.
        - Я с вами!
        - Нельзя. Ты же давно умер.
        - Хорошо.
        - Прощай!
        И я снова увидел кабинет. Саркофаг, шкаф, Танюха, Егорка, Серега, Геннадий смущенно топчется в дверях… Конечно, смущенно - он же голый! И он - человек!
        Я вскочил на ноги, опрокинув стул и Серегу. Что, все? Получилось?
        Серый лениво пнул меня в ответ и встал, отряхиваясь:
        - Радуйтесь, семейка придурков. Кажись, справились.
        - Кто здесь? - В кабинет ворвалась мать, за ней ввалились Ван и Кирюха.
        - Мама! - Танюха повисла у нее на шее.
        - Ой, простите, Геннадий Львович, мы не знали, что вы переодеваетесь! - выдал Ван и потянул Кирюху обратно.
        Но я его перехватил:
        - Как ты?
        - Нормально. А мы разве знакомы?
        Я отпустил его и махнул рукой: парень и правда в норме, бес из него ушел вместе с доктором. И Кирюха вот уже две минуты таращится на нас и не пытается оторвать свою голову. И мать удивляется:
        - В чем дело, Татьяна? Я всего лишь ходила лечить зубы. С чего такой бурный восторг?
        - Просто мы соскучились, - нашлась Танюха.
        - А уроки сделали?
        Геннадий наконец-то сообразил сдернуть с вешалки запасной халат доктора Дупло и одеться. Сойдет. В конце концов, здесь все свои. Серый энергично отряхивался так, что вся пыль летела на меня. Танюха, услышав об уроках, поспешила замять разговор и подошла ко мне:
        - Как ты?
        - Нормально. А где Дупло? Он что-то говорил насчет острова Бартоломея…
        - Угу, - подтвердила Танюха. - На этот остров во времена Римской империи отправляли умирать безнадежно больных рабов. Твой Дупло зря кичился: не благородных он кровей, а раб презренный.
        - Почему он сразу «мой»?
        Суперконструктивный диалог прервал Федор. Он стоял в дверях и сердито звенел ключами:
        - Клиника закрывается. Попрошу вас…
        - Идем-идем!
        Я подхватил под руку мать, Танюха - на руки Егорку. Серый, Кирюха и Ван подхватились сами. Федор и Геннадий отконвоировали нас до середины коридора, затем, убедившись, что идем мы правильно, к выходу, куда-то ретировались.
        Егорка у сестры на руках пытался завязать знакомство с вновь прибывшими в нашу компанию Кирюхой и Ваном:
        - Ы здесь вете, да? (Вы здесь живете, да?)
        А я шел и думал. Радоваться надо бы, но что-то не радовалось мне совсем. Наверное, не лучшее это место на свете - тот остров Бартоломея, куда так спешно ушел доктор-мумия. Во времена Римской империи туда отправляли умирать безнадежно больных рабов…
        Я представил, как на искрящемся песке под жгучим солнцем лежат сотни и сотни тел. Одни уже давно не стонут, и некому их похоронить. У их живых пока соседей слезятся глаза от удушающего смрада. Море так близко, но попить из него нельзя: вода соленая. Да и не сможешь, потому что уже нет сил, чтобы тебе добраться до воды. И тебе хочется не домой, дом остался далеко, в прежней жизни. Тебе хочется отсюда . Но отсюда только одна дорога: туда, где твои товарищи, которые уже никогда не прогонят приставучих мух. Им хорошо: они всего этого не видят…
        Справился, Алексей Иванович, да? Справился со стариком, который вообще-то пытался тебя лечить… Уж как мог, так и лечил. Дрянь победа! Да, я сам хотел отправить на покой давно уставшего доктора и спасти всех, кого он по невежеству своему мог долечить до беды. Но я не хотел, чтобы так…
        В коридоре Танюха хлопнула меня по плечу:
        - Чего задумался, Леш?
        Голос у нее был такой радостно-беспечный, что я обозлился:
        - Сама-то что думаешь? Неужели тебе его не жалко?
        - Дупло? С чего бы?
        Я рассказал ей, с чего. И про соленую воду, и про мух. Танюха выслушала и выдала:
        - Дурак ты, брат. Так было много веков назад. А теперь на этом острове - один из самых крутых курортов. Спорим, твой Дупло сейчас под пальмой балдеет и потягивает коктейль через трубочку?
        - А болезни?
        - Какие болезни, когда мы здесь, а он - там? Он теперь, небось, с одними солнечными ожогами мается.
        А ведь она права… Ну и хорошо! Ну и замечательно! Пусть живет бессмертный доктор Дупло на древнейшем острове Бартоломея. Пусть потягивает коктейль через трубочку и врачует солнечные ожоги рыбьей мочой. Пусть! Лишь бы сюда не вернулся: здесь у него поликлиника, здесь к нему обращаются с болячками посерьезнее ожогов. Здесь он может натворить дел…
        Девушка на «ресепшн» улыбалась нам, как ни в чем не бывало:
        - Всего доброго! Ждем вас через полгода на бесплатную консультацию.
        Опаньки! Либо она робот, либо дура, либо Дупло вернется к нам через полгода. Первые два пункта предпочтительнее.
        Вы думаете - это все? Я вздрогнул, и Серега тоже. Танюха с матерью вообще завизжали - еще бы, они это увидели в первый раз. В вестибюле чинно расселись наши благородные предки. Серегина прапрабабушка Софья одернула остатки юбки и подошла к нам:
        - Сергей, по-моему, вам пора нанести ответный визит. Нельзя забывать приличия! Сегодня мы ждем тебя с друзьями на обед. Не опаздывать!