Толстый на кладбище дикарей Мария Евгеньевна Некрасова
        Ох, не рад летним каникулам Саня Уткин - путешествие в компании тети и младшей сестры выдержит не каждый! Но разве это повод отлынивать от расследования? Ведь гора, на склоне которой они разбили лагерь, неспроста пользуется у местных жителей дурной славой. Рискнувшие остановиться здесь туристы исчезают при загадочных обстоятельствах, а из-под земли по ночам доносятся странные голоса. В дурацкую страшилку про "Кладбище дикарей" Саня не верит. Вот и оказывается вместе с верным крысом по кличке Толстый где-то в глубине пещерного лабиринта, без фонарика и ориентиров, зато под боком у спрятавшихся преступников...
        Мария НЕКРАСОВА
        ТОЛСТЫЙ НА КЛАДБИЩЕ ДИКАРЕЙ
        Глава I
        Каникулы у черта на куличках
        «Только чокнутый самоубийца может поехать на летние каникулы с тетей Музой. Представьте: у самого синего (пардон, черного) моря, ни ванной, ни телека, ни холодильника; до ближайшего человеческого жилья сорок минут пешком или час на машине! А теперь уезжаем еще дальше, вообще к черту на кулички…» - Тонкий трясся на заднем сиденье тетиного «Жигуля», разглядывая одинаково сухие кустики бессмертника за окном. Иногда он якобы случайно пихал бедром Ленку. Обычно сестренка не терпела фамильярностей, но тут понимала: дорога горная, крымская, вся из глины и песка, дрянь в общем, а не дорога. Станешь возникать - братец отмажется только так. Иногда для порядка она тоже пихала Тонкого в бок, шипела: «Ну Сань!», - или нарочито ворчала:
        - Когда ж приедем-то?
        Тетя Муза сидела за рулем, место рядом с ней пустовало, толкать ей было некого, и поэтому она одна сохраняла оперскую невозмутимость.
        - Приедем, когда закупим продуктов и подыщем подходящее местечко, - отвечала она, не уточняя, когда именно это будет, может, через час, а может, к концу недели.
        Тетя - старший оперуполномоченный - это что-то. Лучше тигренка завести. По крайней мере, знаешь, чего от него ждать, да и в клетке запереть можно. Этим летом в Крыму тетя (не без помощи Тонкого, разумеется) разоблачила банду браконьеров. Местные власти были благодарны и ей, и Сашке, а вот бабульки из ближайшей деревни, куда Тонкий ходил за фруктами, стали обходить тетю десятой дорогой (мало ли что). И фруктов больше не продавали.
        Толстый, как всегда, сидел у Сашки на плече и щекотался усами. Он тоже внес немаленькую лепту в раскрытие дела браконьеров, но деревенские бабульки боялись его только за то, что он - крыса. Толстому норовили подкинуть крысиного яду, да еще подстрекали своих внуков устраивать по ночам крысиную охоту.
        Всю еду и пресную воду давно оприходовали наглые ежики. Они приходили в палатку по ночам и, нисколько не стесняясь спящих хозяев, поедали все, что находили съедобным. Остался только бензин.
        Тетя Муза лихо выкручивала руль по ухабистой горной дороге:
        - Закупимся в городе и поедем искать другое место, чтобы никаких старушек вокруг.
        Тонкий попытался представить себе такое место в Крыму: море, горы, поля… И ни души! Благодать! Если не считать, конечно, тети Музы. Собственно, Тонкий и уговорил тетю переехать подальше, потому что боялся за верного крыса. Он понимал, что тетя здесь ни при чем, но все равно злился.
        - Как без старушек-то? - ворчал он со своего заднего сиденья. - Что ли, как робинзоны будем жить натуральным хозяйством? Или каждый день в город мотаться два часа?
        - Нам через неделю уже в Москву, - отрубила тетя. - Закупим продуктов побольше - и все дела. А если не хватит - сходишь пешочком.
        Тонкий прикусил язык. Для тех, кто не знает тетю Музу: про пешую прогулку до города она не шутила.
        За окном пробегали чинары. Ленка злобно вертела в руках бесполезный плеер - батарейки давно сели, и чудо техники могло быть использовано только в качестве кирпича для их будущего робинзонского домика. Толстый уснул у Сашки на коленях.
        Деревня осталась далеко позади. Минутах в сорока, если ехать на машине со скоростью пешехода (ухабы ведь!) или в пятнадцати - если бежать впереди тетиного «жигуленка» на своих двоих.
        На дорогу выскочил деревенский пацанчик, лет девяти, в грязной майке и огромных потертых джинсах, явно одолженных у старшего брата. Он небрежно махнул рукой, голосуя, и кинулся под колеса.
        - Ч-черт, - шепотом ругнулась тетя, но проехать мимо не смогла. Пацанчик по-свойски распахнул дверцу, плюхнулся на переднее сиденье и базарным тоном потребовал:
        - Теть, до города подвези!
        От такой наглости тетя даже отпустила педаль тормоза, и машину стремительно рвануло вниз по дороге.
        - Какой тебе годик? - спросила она, снова притормаживая.
        Пацан шмыгнул носом, вытерся рукавом, и буркнул незнакомое слово:
        - Пжалста…
        - Один, без взрослых… - продолжала педагогические упражнения тетя Муза.
        - Меня отец за чаем послал, - быстро сказал пацан, в надежде, что это подействует.
        Тетя пожала плечами, за чаем так за чаем:
        - Только пересядь назад.
        Пацанчик оказался на редкость болтлив. За час дороги Толстый, Тонкий, Ленка и тетя узнали, что зовут его Федькой, что подсолнухи в этом году большие, что коза у них дура - дает нежирное молоко, и что он, Федька, болеет за «Спартак», хотя телека у них в доме нет.
        - К соседям смотреть бегаю, - пожаловался он, - а те вредные, ужас! Как зайду: «Феденька, здравствуй, садись, уже начинается!», как соберусь уходить: «Феденька, а ты в огороде не поможешь? Умаялись за день, поясницу так и ломит». Мне уж неудобно отказываться. - Он скорчил такую кислую мину, что стало ясно: ни один билет на футбол еще не обходился так дорого ни одному местному болельщику.
        - Эксплуатация детского труда, - механически отчеканила тетя Муза. - Дался тебе этот футбол?!
        Пацанчик всхлипнул что-то вроде: «Ну нравится», и сменил тему:
        - А вы тут отдыхаете? - Как будто и так неясно. Ему никто и не ответил, потому что вопрос был глупый. Тонкий решил поддержать пацана:
        - Ищем новое место.
        - Дикарями, что ли?
        - Угу, - жалобно поддакнула Ленка. - Она все еще дулась. - Тетя хочет, чтобы мы как робинзоны, подальше от человеческого жилья…
        - А хотите, я вам местечко классное покажу, - оживился Федька, - ни души!
        Тетя кивнула: «покажешь», а Ленке вообще ничего не сказала, вопрос о дикарском отдыхе они обсудили еще в Москве. Из длинного тетиного монолога племянники поняли только одно: опера не переспоришь.
        Машина свернула на асфальтовую городскую дорогу.
        - Тебе до рынка?
        - Ага, - буркнул пацан, вытирая нос рукавом (что за привычка такая!) - И если можно, обратно. - Быстро выпалил он. - Я ж обещал местечко показать!
        Тетя припарковалась у рынка.
        Пацанчик первый выскочил из машины:
        - Я вас отыщу! - И скрылся среди лотков.
        Что может быть интересного в походе на рынок? Кричащие торговки, давленые помидоры, тяжелые баулы… Когда вся навьюченная, будто мини-караван, команда собралась у тетиного «жигуленка», Федька уже ждал, вальяжно развалившись на раскаленном капоте. «Как ему спину-то не жжет», - успел подумать Тонкий, прежде чем тетя любезно распахнула багажник: сваливай, мол, Санечка, свои сумки! Тонкий свалил (стало легче), тетя тоже, и Ленка скромно швырнула легенький пакетик (боялась надорваться, бедняжка). И вся компания дружно погрузилась в машину.
        Тетя Муза с ходу взяла быка за рога:
        - Что за место-то, Федь? До деревни далеко?
        Федька опять вытер нос рукавом, громко шмыгнув при этом, и небрежно изрек:
        - Пешком - минут сорок. На машине - дольше. И дикарей вокруг - никого.
        - Там, что ли, завод по переработке ядерных отходов? - спросила циничная Ленка. Федька хохотнул:
        - Не, просто местность такая: горы, пещеры, камни, заброшенные поля, до деревни опять же далеко… Вот никто и не хочет там отдыхать. - Он засопел, явно силясь вспомнить незнакомое слово, и через пару секунд выдал:
        - Рельеф не тот.
        - А почему ты думаешь, что нам там будет удобно? - подозрительно спросила тетя Муза. Федька пожал плечами:
        - Сами хотели подальше.
        - Тогда почему сразу не в Турцию? - вмешалась Ленка.
        - Могу не показывать…
        - Нет уж, пожалуйста, покажи, - приказала тетя Муза. - А мы уж решим, подойдет оно нам или нет.
        На том и договорились. Городская асфальтовая дорога кончилась так же быстро, как и началась. Машину скоро затрясло по глиняным ухабам, по низеньким, но прочным кустикам бессмертника. Интересно, можно бессмертником проколоть шину? Хотелось подремать, но поди попробуй, когда едешь, будто в центрифуге. Толстому, впрочем, удалось - крысы хорошо переносят качку, Ленке спать не хотелось - она купила батарейки и врубила плеер на полную (тетя не держала магнитолы в своем «жигуленке»), Федьке надо было показывать дорогу, тете - вести машину. Один Тонкий сидел и мучался, силясь хоть немного вздремнуть. Он закрывал глаза, но на следующем же машинном подскоке они распахивались, будто незастегнутые крышки чемоданов. Взору представали чинары и поля. Тонкий злился, закрывал глаза, и все начиналось снова.
        Подскоке, приблизительно, на сто пятом он сдался и обреченно уставился в окно. Вид успел перемениться. Чинар прибавилось, прибавилось камней и ухабов на совсем уж раздолбанной дороге. Над машиной возвышалась гора, заваленная камнями, на ней - еще одна. Под машиной - еще гора, вернее еще развалины - куча валунов, нагроможденных друг на друга, коряво и ненадежно, как пирамидка, неумело собранная великанским ребенком. А под ней, уже совсем низко, плескалось море.
        - Ну вот, - сказал Федька таким хвастливым тоном, как будто по меньшей мере устроил их в пятизвездочный отель Венеции. - Ни души! Можете подыскать себе здесь прекрасное местечко.
        - Здесь?! - с ужасом взвизгнула Ленка. Ей вовсе не улыбалось остатки каникул скакать по валунам, как горной козе. Тетя Муза только бровью повела:
        - Неплохо. Спокойно, главное. А несколько метров ровной земли для палатки как-нибудь найдем.
        Тонкий только вздохнул. Если тетя сказала «Нормально», значит, нормально, спорить бес толку.
        - Только вот что. - Федька вытер нос рукавом, шумно хлюпнув. - Место потому и тихое, что секретное. Никому не говорите, что я вам его показал. Хорошо?
        - Секретное - это как? - поинтересовалась тетя. - Здесь находятся ракетные установки Украины? Или военное училище проводит маневры, а?
        - Не. - Зарделся Федька. - Мы с братом его сами нашли. Здесь рыбал-каа! - Он мечтательно закрыл глаза и развел руками, как будто показывая размер пойманной рыбы. - Вы уж, пожалуйста, никому. А то брат узнает и мне голову оторвет.
        - С братом разберемся, - пообещала Ленка.
        Тетя быстренько нашла куда припарковать «Жигуль» (на средней горе, где камней поменьше), вытряхнула все из багажника и велела ставить палатку. Тонкий понял: она собралась везти Федьку домой, значит, вся операция по установке палатки на камнях ляжет на него. Ленка с Толстым не в счет. Сестренка будет ныть, что она устала, что это эксплуатация детского труда, и все равно сделает все не так. А Толстый… Крысы, конечно, очень умные животные, но ставить палатки абсолютно не умеют. У каждого свои недостатки.
        Он сделал ручкой тете с Федькой (этот бесенок еще крикнул: «Я буду вас навещать!») и угрюмо уставился на гору тюков и камней. Толстый сидел на плече, не решаясь спуститься, а Ленка, даром что ныла больше всех, тут же помчалась обследовать территорию.
        Собственно, если приглядеться, камней на средней горе не так уж много. Ну раз валун, ну два, три, десять. Вон ровненькое место для парковки, с которого только что стартанула тетя, оно, пожалуй, подойдет и для палатки, а там… Гора ведь не крутая и ровная, гора - раздолбанная, как большая, старая лестница. Правда, ступеньки - в два человеческих роста каждая. И во-н там, ступени на третьей Тонкий увидел нечто, похожее на пещеру. Нет, маленькие пробоины (толщиной с Тонкого) тут были везде. Но там , кажется, была настоящая большая пещера, шириной с подъезд, глубиной… Не видно.
        Ленка испарилась. Бросать вещи и бежать, как маленькому, смотреть на пещеру было глупо. Толстый уже сполз с плеча и с интересом ковырялся в сумках, которые они привезли с рынка. Тонкий раскопал тюк с палаткой и, ворча, начал устанавливать:
        - Цени, крыс, на какие жертвы приходится идти ради твоей безопасности! - Но крыс не ценил. Найденная в одном из пакетов пачка печенюшек его интересовала больше палатки, и он целиком забрался в пакет, громко хрустя оттуда.
        - Предатель! - рыкнул Тонкий, вбивая колышек в сухую крымскую землю. Ленка спускалась к морю, поскальзываясь на больших камнях.
        Тонкий ставил палатку второй раз в жизни (первый был этим же летом, когда они только приехали на старое место у деревни). Упрямые колышки не хотели вбиваться, шесты вечно падали. Он весь вымотался, соорудив нечто, отдаленно напоминающее палатку. Кривая она какая-то вышла… Ничего, тетя приедет - поправит. Всыплет, конечно, по первое число, что до сих пор не научился таким элементарным вещам, но поправит. Он быстренько надул один матрас (тетя с Ленкой пускай сами свои надувают), вытащил Толстого из пакета, забрался в палатку и растянулся там на матрасе, пристроив на пузо верного крыса…
        Только прилег, называется! Снаружи послышался шум мотора. «Нет, не «жигуль», - определил на слух Тонкий, - мотоцикл? Как он здесь проехал-то?». Пришлось высунуться. У палатки действительно стоял мотоцикл. Даже два. Димон и Сергей - Сашкины знакомые байкеры из деревни каким-то чудом нашли его новое пристанище. Наверное, Федька сам и разболтал. А еще канючил: «Не говори-ите ни-ко-му!».
        - Привет! - Разулыбался Серый, слезая с мотоцикла. - Значит, ты здесь теперь?
        - Угу.
        - Ты че, с дуба рухнул?
        Тонкий, конечно, ожидал, что друзья-байкеры удивятся, узнав, что он променял такое удобное место у деревни на эти руины. Но не подозревал, что до такой степени. Он выбрался из палатки целиком, прижимая к себе верного крыса, встал на ноги и только тогда спросил:
        - А что такого? Жить и на камнях можно…
        - Он же не местный, - подсказал Димон. Серега понимающе кивнул:
        - Не в курсах, значит.
        - Насчет чего? - Не понял Тонкий. Когда тебя обвиняют в сдубарухнотости, а потом начинают обсуждать это между собой, согласитесь, стоит выяснить причину.
        Димон и Серега переглянулись, посмотрели на Тонкого, как на первоклашку, и хором выдали:
        - ЗДЕСЬ ЖЕ КЛАДБИЩЕ ДИКАРЕЙ!
        Заявление было сильное: одно слово «кладбище» чего стоит. То, что здесь нет крестов, ничего не значит. На братских могилах тоже не ставят крестов (по крайней мере, так в песне поется), однако могилы есть, и их много. И камней здесь полно, кто сказал, что это не могильные?.. Хотя все равно не верилось.
        Тонкий вытянул из палатки конец матраса, сел и потребовал разъяснений:
        - Чего это оно «кладбище»? - Про дикарей решил пока не спрашивать: он тоже дикарь, мало ли что!
        - А того! - Димон уселся напротив Тонкого прямо на земле, Серега - тоже. - Здесь, Санечка, люди пропадают. Дикари, ага. Вечером приедет семейка, палатку поставит, костерчик разведет, понаставит складных столиков - видно, в общем, что приехали надолго. А утром, самое большое, через день - ни людей, ни палатки.
        - Как?
        - А вот так. Сто раз уже так было. Куда отсюда люди пропадают, можно только гадать, но как они отсюда уезжают, никто не видит.
        Толстый у Сашки на коленях почесал ногой в затылке. Тонкий не разделял его недоумения:
        - Так нормально, Дим: здесь же место заброшенное. Никто и не видит, как люди уезжают. Странно, что приезжающих видят…
        - В том-то и прикол! - оборвал его Серега. - Это место отлично видно с деревенского пляжа. Ну и деревенский пляж отсюда - тоже. Вон, смотри! - Он показал куда-то на море. Внизу под горой пляж был пустынным, а чуть левее… Нет, сильно левее, нет, почти перпендикулярно лагерю, далеко-далеко был другой пляж. Тонкий разглядел фигурки людей-муравьев в разноцветных пятнах купальников и плавок.
        - Во! - Серега проследил за его взглядом. - И оттуда прекрасно видно: стоит здесь палатка или нет. Если она, конечно, яркого цвета. Так что, кто приехал, кто уехал, в деревне знают, будь спок!
        Тонкий только хмыкнул:
        - Может, людям просто здесь не нравится! Приезжают, как мы, отдохнуть от народа, местечко выбирают соответствующее, чтобы никого вокруг, а потом, к утру, что-то их…
        - Именно! - оборвал Димка. - Именно к утру! Гоминид приходит по ночам…
        - Кто?
        - Саблезубый гоминид.
        - Ты че, маленький?!
        Нет, поймите правильно: молодой, подающий надежды художник и детектив Александр Уткин тоже недавно получил паспорт. Вот буквально минувшей зимой ему как раз исполнилось четырнадцать. Но если человек на полном серьезе рассказывает про какого-то саблезубого гоминида, который приходит по ночам и хоронит дикарей в камнях, то ему, согласитесь, паспорт иметь еще рановато. Он на нем солдатиков нарисует зелеными фломастерами или того же гоминида саблезубого черным карандашом. И будет не документ, а черт-те что с детскими каракулями. Объясняй потом в милиции, что человек еще маленький, еще рисует каракули на документах, верит в Деда Мороза и саблезубых гоминидов…
        Димка не обиделся. Димка сказал:
        - Да. - И уточнил: - Да, я маленький, как и вся наша деревня. Большие те, кто приехал сюда отдыхать и не вернулся. Лежат их косточки, небось, где-нибудь в пещере, такие большие-пребольшие…
        - Покажешь? - ехидно спросил Тонкий.
        Димон молча развел руками: что, мол, с неверующего взять!
        - Жаль парня, - поддакнул Серега.
        Тонкий на такой дешевый развод покупаться не собирался:
        - Я пока еще не услышал ни одного убедительного аргумента. Если есть гоминид - покажите. Не его, а хоть косточки, которые он оставляет. А так…
        Димон только плечами пожал:
        - Никто не верит, а все пропадают.
        - Угу, - опять поддакнул Серега.
        Нет, господа, так беседы не ведутся! Тонкий уже начал сердиться: сидят тут, понимаешь, пугают, чем пугают - не говорят…
        - Что хоть за гоминид-то такой, откуда взялся, можете объяснить?
        Байкеры переглянулись, и Сашка понял: объяснят. И на том спасибо!
        - Есть такая легенда… - начал Димон.
        - Она же - байка, - подхватил Серега.
        - В этих пещерах, - Димон повел рукой, показывая окрестности, - живет саблезубый гоминид. Вроде снежного человека, только у нас тут снега мало бывает. И людей-то, вроде, не ест…
        - Слава богу!
        - Не перебивай. Но как все дикие животные, он территориален. Территорию свою пасет, охраняет от чужих. И если здесь поселишься - добра не жди.
        - Загрызет, - обнадежил Серега.
        - Или так выгонит, - успокоил Димон. - В любом случае, на этом месте вам не отдыхать, сто раз уж так было.
        Тонкий чертил камушком на земле, переваривая информацию. Снежный человек, значит, местного розлива. Территорию он, видите ли, охраняет…
        - Его кто-нибудь видел?
        - Я - нет.
        - И я нет. А бабульки наши только его и обсуждают, всякий раз, когда опять пропадет какой-нибудь дикарь. Каждая утверждает, что видела, только описывают его все по-разному…
        Тонкому стало жаль парней. Нет, правда: живут в деревне, телек и тот - не у всех есть. Скучно! Ленка, вон, через неделю взбесилась без компьютера, самой скоро гоминиды мерещиться начнут! А люди так живут всю жизнь, вот и развлекают себя, как могут. Хотя, с другой стороны, отсутствие телека - еще не повод пудрить мозги отдыхающим. Тонкий набрал воздуха и спросил:
        - И вы в это верите?!
        - Мы верим в то, что здесь пропадают люди, - оскорбился Димон. Видно было, что и в гоминида он верит, только признаться стесняется.
        - В это трудно не верить, когда видишь собственными глазами: вечером человек приехал, а утром его и след простыл, - уточнил Серега.
        - Так что, мы тебя предупредили, - подытожил Димон и кивнул Сереге на мотоциклы, поехали, мол, чего с ним разговаривать!
        Меньше всего Тонкому хотелось портить отношения с байкерами. Во-первых, он здесь больше никого не знает (несознательный Федька не в счет, с ним будет особый разговор), во-вторых, они как-никак предупредили его об опасности… «Нельзя быть свинтусом», - сказал себе Тонкий и попросил:
        - Подождите! - Байкеры синхронно замерли, задрав ноги над седлами мотоциклов. - Если я правда его встречу, что делать-то? Наверняка ведь есть какой-то способ борьбы, и все такое…
        - Пристрели, - посоветовал Димон. - Или убегай, если стрелять не из чего. Тварь дикая, с ней не договоришься. - Он оседлал мотоцикл, Серый тоже.
        - Бывай, художник! - крикнул Димон. - И поищи себе местечко побезопаснее!
        Глава II
        Гость
        Тонкий сидел и слушал рев уезжающего мотоцикла. Такие дела. А он-то надеялся отдохнуть хотя бы недельку без агрессивных животных, старушечьих странностей и прочих вещей, способных испортить жизнь. Для этого тетя Муза есть, Тонкому хватит. Кстати, где она ездит до сих пор?
        Чтобы отвезти пацана в деревню на закорках и с песнями - нужен час. Чтобы отвезти того же пацана в ту же деревню на машине без магнитолы - нужно полтора часа. Тетя легких путей не ищет, поэтому повезла Федьку на машине. Плюс - обратный путь… Ерунда, вернется. Тонкий не такой дурак, чтобы волноваться за старшего оперуполномоченного, но любопытно же, где она там застряла! И Ленки нет… И Толстого! Только что здесь был верный крыс, а теперь нету…
        Тонкий вскочил, отметил, что уже темнеет, и подумал, не пора ли паниковать? Только что ему рассказывали, что здесь пропадают люди, и вот, пожалуйста… Так, нет, спокойно! За опера мы не волнуемся, она даже в канаву не заедет без спецподготовки. Спецподготовка у нее есть на все случаи жизни. Верный крыс наверняка отправился исследовать окрестности и знакомиться с местными полевками. Ленка пошла купаться.
        Тонкий подошел к самому краю горы, чтобы разглядеть пляж внизу. Пляж было видно так себе: половину скрывали каменистые неровности и пышные кусты. На пляже (по крайней мере, обозримой его части) Ленки не наблюдалось. А темнело стремительно! Красное солнце опускалось и опускалось в воду, да еще облака закрывали свет. Разом, как по команде, застрекотали цикады. Громко так, жутко… Хотя, что это я? Начинающего оперативника Александра Уткина не напугаешь крымскими кузнечиками и гоминидами. Ленку, кстати, тоже: если столкнутся Ленка и гоминид, еще неизвестно, кто кого переорет.
        Тонкий нырнул в палатку, нашарил в рюкзаке фонарик и отправился вниз к пляжу, искать сестру. Тетя Муза вернется с минуты на минуту, а Ленки нет. Угадайте, кто за это получит, как старший и более ответственный?! Во-от. Так что, вперед, вперед на пляж, искать Ленку.
        Мелкие камушки весело скатывались из-под ног, комья сухой земли ссыпались и летели вниз, к морю. Тонкий от души понадеялся, что у подножия горы никто не стоит. Это, знаете ли, неприятно, получить в лоб несколько горстей камушков и сухой земли. Несколько раз он здорово споткнулся, чуть не улетел кубарем вниз, на голову тому чокнутому, который, как Тонкий надеялся, не стоит у подножия горы и не ловит макушкой камни. Сине-зеленое море внизу темнело и приближалось. Смотреть на него, а не под ноги, все равно, что смотреть в пропасть, над которой висишь. В смысле, голова закружится. Тонкий смотрел-смотрел, да и споткнулся опять, проехал на коленках метра полтора, но ничего, затормозил удачно, встал, пошел дальше. Кустики бессмертника царапали по разодранным коленкам, солнце садилось, земля осыпалась под ногами, в общем, жизнь продолжалась. А по морю шла лодка.
        Маленькая, несерьезная, если смотреть с горы, она тарахтела так, что в деревне, наверное, было слышно. Цикады почтительно замолчали, им слабо перекричать этот шум, Тонкий от неожиданности опять чуть не свалился, но и в этот раз ему повезло. Тарахтя и петляя, лодка причалила, Тонкий не увидел за чинарами, где. Спустился, наконец, и пошел себе по пляжу искать Ленку, не забывая, впрочем, оглядываться: где тот ночной лодочник, за каким кустом он причалил, куда направился? Любопытно же! Лодочник вышел из-за большого камня и, не замечая Тонкого, пошел по дорожке на гору. На их гору, на гору, где Тонкий с тетей и Ленкой разбили лагерь.
        Тонкий проследил за ним глазами: ну и что? Это же не значит, что лодочник направляется к ним в гости! Да мало ли, что может понадобиться человеку на горе ночью! Может, он спортсмен и в воду собрался прыгать! Тонкий оглядел гору, пляж у ее подножия и решил, что немного ошибся. Неизвестно, что там понадобилось ночному лодочнику на горе, но то, что в воду он прыгать не будет - это факт. Потому что не допрыгнет: шмякнется пузом на песок…
        Солнце уже село. Собственно, выбор у Тонкого не велик: или идти как маленькому, выслеживать ночного гостя, который, скорее всего, и не гость, а по своим делам пришел, или идти искать Ленку. Тонкий выбрал второе, о чем тут же пожалел.
        Если у человека нет сестры, его не возьмут в космонавты. Честно говоря, таких неженок и в армию забирать не следовало бы. Они не смогут метать учебные гранаты, потому что никогда не перекидывались с Ленкой книжками и ботинками. Они испугаются взрыва, потому что не слышали, как визжит Ленка (а кто слышал, того никаким взрывом не испугаешь). Они не смогут простоять на посту до утра, потому что Ленка никогда не приходила по ночам к ним в комнату, чтобы намазать их пастой. Команды «Вспышка слева», «Вспышка справа» - вообще для них китайская грамота, потому что Ленка никогда не набрасывалась на них из темноты с криком:
        - Гав!
        Тонкий привычно вздрогнул, привычно поймал Ленку за шиворот и привычно повторил сотый раз за год (а за всю жизнь - наверное, миллионный):
        - Если бы на моем месте была бабушка, она бы заработала инфаркт, и ты была бы виновата.
        Ленка весело закивала и привычно ответила на привычное замечание:
        - Вот поэтому я и пугаю тебя, а не бабушку, балда!
        Возразить было нечего. Зато было что поворчать:
        - Ты где ходишь? Ночь уже. Сейчас тетя вернется… Если еще не вернулась.
        - Не боись, брат, не вернулась, - успокоила Ленка. - Я здесь такое место нашла: наш лагерь оттуда как на ладони. Идем покажу… Хотя сейчас уже темно, не увидим, наверное… - спохватилась Ленка.
        Тонкий сразу понял, о чем она говорит: Димон с Серегой показывали ему с горы то место на пляже. Хотя сейчас, в темноте, на берегу он вряд ли его найдет. С горы-то одно дело…
        - Покажи на будущее, - попросил он, не уточняя, на какое такое будущее, потому что и сам толком не знал.
        - Идем! - Ленка схватила его за руку и потащила по песку куда-то в сторону.
        Море шумело близко, иногда цепляя волнами за ступни. Ветер тут же нападал на промокшие ноги - бр-р! Холодно, противно.
        - Тут далеко! - Ленка неслась вперед так, будто, по меньшей мере, собиралась показать инопланетянский корабль или, на крайняк, самого саблезубого гоминида. Песок прилипал к мокрым ногам, так что бежать приходилось с грузом. Но, к счастью, не так уж и далеко. Поворот, другой, волна под ноги, песок в сандалии, пара камушков, вылетевших из-под Ленкиных пяток, ударили по пальцам.
        - Пришли.
        Пришли-то пришли, а темно, ничего не видно. По крайней мере, здесь, на пляже. Тонкий не смог бы засветло повторить тот путь, который они проделали сейчас. Получается, зря теряли время?
        - Ой, Саня! - Ленка дернула Тонкого за рукав и уставилась на гору. - Саня, это же наш лагерь!
        Тонкий посмотрел, куда она показывала. На черной в ночи горе сиротливо мигала рыжая искорка костра. За костром торчал холмик палатки, их палатки, все правильно. А у костра сидела, сгорбившись, тень человечка-муравья. Тетя вернулась? Фигушки! «Жигуля»-то нету! Тонкий вглядывался в темноту, пока глаза не заслезились: нету «жигуля»! И сидит муравей не по-тетиному сгорбившись, оперуполномоченные так не сидят. Тем более, старшие. Он пнул Ленку в бок:
        - Что-нибудь понимаешь?
        - По шее получим, - беззаботно хмыкнула сестра. - Пошли скорее обратно.
        Ничего она не понимает! Тонкий бежал за сестрой по мокрому песку (в школу пойдем, на физ-ру ходить не буду) и соображал: сказать Ленке сейчас или пусть удивится, когда придем? А вдруг там и правда этот гоминид саблезубый костерчик жжет, хозяев поджидает, чтобы схавать? Глупости, конечно, но… Скорее, тот лодочник решил заглянуть на огонек. Интересно, что ему надо?
        Тонкий уже нагреб полные сандалии песку. Маленькая волна периодически накатывала и била по ногам. К мокрым ногам песок прилипал еще лучше. Не! Бежать, конечно, можно, но разговоры оставим на потом, а то выдохнешься раньше времени.
        У подножия горы они остановились передохнуть, но ненадолго: Тонкому не терпелось попасть в лагерь, выяснить, кто там пришел. Так что две минуты - и вперед, в гору, волоча за собой упирающуюся Ленку:
        - Я не отдохнула!..
        Тот, кто сидел у костра, действительно меньше всего походил на тетю Музу. На чудище-гоминида или снежного человека он тоже не тянул, и Тонкий немного успокоился. Он не видел лица лодочника, может быть, он, может, нет. Непредупрежденная Ленка сделала круглые глаза:
        - Саня, кто это? Здрасьте…
        - И вам здрасьте! - Незнакомец поднялся с бревнышка, на котором сидел (и когда притащить-то успел, у лагеря ничего подобного не валялось), и шагнул к ребятам.
        - Ваш лагерь?
        - Наш, - осторожно ответил Тонкий, лихорадочно соображая, чего ему все-таки надо. Может, это его частная земля? Ну кому, скажите, придет в голову покупать это : горы, бессмертник, сухая земля, даже картошку не посадишь. А что тогда?
        - Что же вы без присмотра палатку-то оставили? - Незнакомец продолжал расспросы. Тонкий пожал плечами:
        - Здесь же вроде нет никого, до деревни вон несколько километров…
        Незнакомец кивнул:
        - Одни?
        - С тетей.
        - Ну и хорошо. Я просто шел мимо, вижу: палатка бесхозная стоит. Вдруг, думаю, случилось что? Вот и решил дождаться хозяев. Не обижайтесь на меня, ладно?
        - За что? - хмыкнула Ленка, а Тонкий просто кивнул.
        - Ну до свидания. - Не ответил незнакомец и пошел себе с горы мимо Тонкого с Ленкой, натыкаясь в темноте на мелкие камушки.
        Тонкий первым делом плюхнулся на бревнышко у костра и разулся. Поцарапанные песком ступни саднило. Ленка так и стояла на дорожке:
        - Что это было, Пух?
        Тонкий хмыкнул, очищая ноги от песка:
        - Тебе же сказали: шел человек, увидел бесхозную палатку, испугался, не случилось ли чего, и решил дождаться хозяев.
        - Он что здесь участковый?
        - Не знаю.
        Интересная мысль, Тонкому она в голову не приходила. Бывают ли участковые в ненаселенных пунктах, горах, например? Если да, то кого они там охраняют? Если нет, то, получается, преступники могут приходить на этот участок и творить, что им вздумается. Глупости какие лезут в голову на ночь глядя!
        Больше всего Тонкому хотелось самому поверить в легенду незнакомца, но маленькая нестыковка…
        С моря послышался шум мотора: лодка. Шумная такая, тарахтящая лодка, на которой незнакомец приехал час назад. Приехал и сразу пошел в гору, к лагерю. Дождался ребят и уехал. Это называется: «Шел мимо»? Или может быть: «Человек приехал по своим делам»? Не похоже.
        По глазам ударил свет фар: тетя приехала! Вовремя Тонкий с Ленкой успели вернуться. Сашка мысленно поблагодарил незнакомца за разведенный костер, а то бы его самого сейчас заставили бегать, собирать ветки… Ура незнакомцу, кем бы он ни был: одно доброе дело сегодня сделано его руками. Сашке не надо разжигать костер самому.
        «Жигуль» попетлял в камнях, попятился, потарахтел и, наконец, нашел место для парковки. Тетя выскочила, бодро хлопнув дверью:
        - Уже костер развели? Молодцы! А я пока Федьку довезла, думала, убью либо его, либо машину. Дорога никуда не годится, а он еще под руку ноет: «Опаздываю, меня дома ждут»…
        Ленка прищурилась, делая вид, что разглядывает машину:
        - «Жигуль» цел. Жалко мальчика.
        - Да, - не моргнув, ответила тетя. - Он слишком много болтал. Доставай котелок, давайте ужинать.
        Обреченно вздохнув, Ленка полезла в палатку за котелком.
        Тонкий сидел, массируя пострадавшие ноги. Тетя это заметила. Лицо ее нехорошо вытянулось - значит, сейчас посыплются коварные вопросы. Положение надо было срочно спасать: быстренько придумать отмазку или отвлечь тетю каким-нибудь вопросом. Почему ноги в песке, когда тетя запрещает купаться ночью, Тонкий не смог придумать за секунду. Пришлось спасаться вопросом:
        - Скажи, что такое гоминид?
        Тетя бросила красноречивый взгляд на запесоченные ноги, типа: «Не думай, что отвлек» и ответила:
        - Вообще-то это ты. А почему спрашиваешь?
        - Я? - не понял Тонкий.
        - Я тоже, если тебе легче. А еще Ленка, ваши родители, петикантропы, австралопитеки и шимпанзе в зоопарке. Все человекообразные, понял?
        - А саблезубые бывают?
        Тетя издала короткий смешок:
        - Я знавала одного пять лет назад, пока его не сводили к ортодонту.
        Тонкий почти обиделся. Ну ходил он одно время с резиновой штукой на зубах, когда маме показалось, что они растут в разные стороны. Проехали же давно!
        - Я серьезно.
        - Если серьезно, то я не антрополог. Но могу тебе сказать, что если животное не хищное, то саблевидные зубы ему не нужны. Разве что оно захочет разгрызть целый арбуз.
        - А для обороны?
        - Может быть.
        Ленка притащила котелок, и они с тетей занялись ужином. На колени вспрыгнул Толстый: наконец-то нагулялся. В зубах он держал кожаный прямоугольник: бумажник или визитницу.
        Тетя с Ленкой самозабвенно сыпали крупу в котелок. Тонкий отвернулся и потихоньку отобрал у верного крыса добычу. Отобрал, открыл… Визитница с визитками, вторая по бесполезности находка Толстого. Бесполезнее была только чья-то сломанная вставная челюсть, осенью на даче. А тут визитница с двумя десятками визиток. Хозяина не найдешь, это уж точно: попробуй позвонить по любому из телефонов на любой из карточек, там тебе скажут, что не обязаны помнить всех, кому давали визитки. Себе находку тоже не оставишь: кому нужны телефоны незнакомых людей!
        - Дурак ты, Толстый! - Сашка сунул визитницу в карман. Скорее всего, ее обронил ночной гость, но где его теперь искать!
        Через плечо на колени шмякнулся складной нож и банка тушенки - следом.
        - Хватит отдыхать, давай открывай консервы.
        - Есть! - по-военному ответил Тонкий.
        Что поделаешь: некоторые несознательные гражданки без него даже ужин приготовить не могут. То есть, могут, конечно, но повоспитывать и показать власть всем хочется.
        Как ужинали, как укладывались спать под командованием тети Музы, можно рассказывать и рассказывать. Не потому что долго (у нее не закопаешься!), не потому что интересно (упал-отжался - что тут интересного?!), а потому что наболело. Конечно, четырнадцать лет знакомства со старшим оперуполномоченным даром не проходят, но здесь на отдыхе, когда запаковываешься в спальник, а тетя стоит с секундомером, чувствуешь: наболело.
        Глава III
        Одна подземная королева
        Тонкий лежал на своей половине палатки, огородившись кучей Ленкиных вещей, и думал, что ему еще повезло. Он здесь один, если не считать, конечно, Толстого, окопался за носками и купальниками. А по ту сторону купальниковой горы Ленка, под присмотром тети, будет притворяться спящей, пока на самом деле не уснет.
        Толстый дремал, стоя на голове. Крысы так сворачиваются клубком: стоя на задних ногах, опускают к ним голову. Тонкий лежал и думал о Ленке: жалко ее. Думал-думал, пока не додумался вытянуть из горы вещей чей-то длиннющий носок и глянуть в щелочку. Вот спальник защитного цвета ровно вздымается и опускается в темноте - это тетя. Спит. А розовый спальник рядом такой плоский-плоский, что на скейте кататься можно. Ленка, конечно, похудела за каникулы, но не до такой же степени!
        Это уже интересно! Тонкий не помнил, как уснул, зато хорошо помнил, как проснулся: от шороха в палатке! Проснулся, повертел головой, не увидел ничего подозрительного и стал дальше лежать, пытаться уснуть и думать о Ленке. Скорее всего, это она и выходила, разбудив Тонкого. Прошло с того момента немало: минут сорок. А Ленки все нет! Нет, господа, по ночным делам так долго не ходят, даже после тетимузиной стряпни. Интересно, куда это сестренку понесло среди ночи?
        Можно было бы, конечно, полежать и подумать над этим вопросом, но Тонкий предпочел действовать.
        Самое трудное было бесшумно расстегнуть «молнию» спальника, Тонкий с этим справился. Сгреб в охапку спящего крыса (вдруг понадобится помощь) и выбрался из палатки. Ночь. Звезды, цикады. Ленки в округе не наблюдается. Тонкий пожалел, что не захватил фонарик, но возвращаться, шарить в рюкзаке над ухом спящей тети Музы было чревато.
        Куда она могла пойти? Хороший вопрос для тех, кто не знает Ленку. Для тех, кто знает - тоже, потому что Ленка непредсказуема. Но для тех, у кого есть верный крыс «Где Ленка?» - это вообще не вопрос. Разбуженный Толстый висел у Сашки в ладони и недовольно перебирал лапами. Тонкий спустил его на землю и заговорщически прошептал: «Куси Ленку!».
        А что, а ничего! Если у тебя и сестра, и крыса, то пугать одну другой время от времени приходится. Так, для профилактики. К тому же здесь и сейчас задача не в том, чтобы Ленку укусить, а в том, чтобы найти. Толстый, когда найдет, сам забудет, зачем бежал, искал, торопился… Он все-таки крыса, а не терминатор.
        Крыса-а-не-терминатор сел на задние лапки, принюхался, смешно шевеля носом, развернулся и почесал в гору. Тонкий - за ним. Впервые в жизни он пожалел, что крысы не носят ошейников. Сашка на четвереньках карабкался в гору за крысом и не поспевал. Дорожка в гору, может, и была, но крыс ее проигнорировал: ему не нужны такие излишества. Тонкому же пришлось несладко. Бессмертник, когда Тонкий цеплялся за него руками, норовил уколоть или вырваться из земли, лишив Сашку опоры. Земля же, понятно, вырывалась из-под ног и скатывалась вниз тяжелыми комьями. А что не скатывалось, то сползало медленно вместе с Сашкой, отдаляя его от цели. А крыс бежал себе впереди, он маленький, легкий, и ноги у него четыре. Хорошо хоть ночи в Крыму не слишком темные: Тонкий отчетливо видел мелькающий впереди крысиный хвост.
        Толстый нырнул в какую-то щелку в горе и пропал. Ничего себе! Это он так Ленку ищет?! Сашка сел на землю (дали отдышаться - и то хорошо), отряхнул ладони от песка и позвал:
        - Толстый! Тебе Ленку искать велено, эй!
        И тут он услышал пение. Совсем рядом. То есть, буквально под землей, под самым Сашкиным мягким местом. Знакомый до боли голос блажил, как бригада пьяных грузчиков.
        Выйду ночью в поле с козлом
        В поле мы пойдем напроло-ом!
        Ай-люли, ай-люли!
        Полно ухо огур-цо-ов!
        Песня Тонкому сразу не понравилась (не говоря уже о месте, откуда она доносится). Когда Ленка в хорошем настроении, она поет нормальным человеческим голосом нормальную нечеловеческую попсу. Такое же спонтанное творчество бывает у тех, кто либо психует, либо боится. Сашка заглянул в щелочку, куда нырнул Толстый, но понятно, ничего не увидел.
        - Лен! Ты здесь?
        В поле никого не видать
        В поле ночью ся-адем…
        - Здесь. Сань, ты? Ты где?
        Ну и что прикажете отвечать на такой вопросец, заданный из-под земли?
        - Я-то наверху, ночью в поле, только холмистом и без козла. А вот ты где?
        - Здесь, - тупо ответила Ленка. - Ой, Сань, я тебя вижу! Ой, крыса!
        Тонкий облегченно вздохнул: верный крыс нашел Ленку и выполняет команду «Куси!» - карабкается по Ленке, как по дереву, цепляясь когтишками…
        - Это Толстый, не бойся. Он тебя нашел.
        - Теперь вижу, - каменным голосом ответила Ленка. - Ты вместо того, чтобы крысами травить, лучше бы вынул меня отсюда.
        Вот она благодарность! Ищешь ее ночами, а она «Вместо того, чтобы крысами травить…» Да не в этом дело, как ее вытаскивать прикажете? В щелочку, в которую заскочил Толстый?
        Только Сашка так подумал, как в эту щелочку на свет вылезла Ленкина фига и начала вертеться туда-сюда.
        - Теперь и я тебя вижу, - механически отметил Тонкий. - Больше ничего не пролезает?
        - Сейчас попробую! - Голос у Ленки был радостный. Еще бы: помощь пришла! Но вместо того, чтобы думать, как выйти, сестренка радостно валяла дурака. Фига убралась и на ее место вылезла другая фига - левая. Ну вот как этого человека из-под земли вытаскивать?!
        - Тебя зачем туда понесло-то?
        Фига вопросительно замерла и распалась. Рука сложилась в «уточку» и назидательно произнесла:
        - Вытащишь меня - скажууууу! А не вытащишь - будешь сидеть здесь один, как дурак, и умрешь от любопытства.
        Тонкий вздохнул. Вести с Ленкой переговоры - и так сомнительное удовольствие, а если она еще и забралась под землю «не-скажу-как-неизвестно-зачем», - вообще труба.
        - Посмотри вокруг: выхода не видно?
        Из-под земли послышался короткий смешок:
        - Я, Санечка, уже второй час тут кружу. Могу продолжить, если тебе хочется.
        Ничего себе!
        - У тебя там лабиринт, что ли?
        - Ага. - Беззаботно ответила Ленка. - Кружусь тут как Бекки Тетчер, а ты все спишь.
        - Как одна подземная королева.
        - Кто?
        - Про семь подземных королей читала?
        - Ну.
        - Ну должна ж быть хоть одна королева-то.
        Ленка притихла, но ненадолго. Потом решила:
        - Не. Лучше вынь меня отсюда. Темно, страшно. Телека нет.
        - Понял уже. - Оскорбился Тонкий. - От щели отойди.
        - Слава аллаху, моему братцу пришла в голову дельная мысль! - Голос из-под земли не отдалялся.
        - Отойди, мусульманка, блин!
        - Отхожу, отхожу. Отошла.
        Наконец-то! Тонкий сел на землю, ухватился за два куста бессмертника (колются!), прицелился на норку в горе и от души ударил по ней ногами. По земле пошла трещинка - уже хорошо. Тонкий поджал ноги и двинул еще раз…
        - Осторожно, ты! Крот-мутант, скрещенный с экскаватором!
        Судя по голосу и по длинному сложному слову «экскаватор», которое без запинки смогла выговорить Ленка, она получила на макушку солидный кусок сухой земли. Что ж, полезно иногда.
        - Говорил «отойди!»
        - Слушаю и повинуюсь.
        Норка в горе уже тянула на солидную нору, лисью, не меньше. Для верности Тонкий ударил еще разок по бортам, расширил лаз.
        - Годится! - Из норы тут же показалась жизнерадостная Ленкина физиономия, а за ней - и вся Ленка. Земли на макушку она получила - это факт, потому что даже в темноте было видно, что она вся ровного серого цвета.
        - Мой герой! - Грязная, ровно серая, Ленка выскочила из норы и полезла обниматься.
        - Отстань, ты грязная! - Это все, что Тонкий успел сказать, потому что в следующую секунду ребята кубарем полетели с горы. Толстый сидел у Ленки на голове с круглыми от ужаса глазами. Земля, бессмертник, мелкие камушки больно царапали голую спину. Тонкий пытался затормозить ногами и локтями. У него получилось, но не сразу.
        - Вот теперь и ты грязный! - с удовольствием отметила Ленка, вставая и отряхиваясь. Тонкий только вздохнул.
        - Ты расскажешь мне, наконец, чего тебя туда понесло?
        - Да! - Ленка подняла указательный палец, как будто вспомнила что-то важное. - Надул нас Федька.
        - В смысле?
        - В смысле, место-то небезлюдное. Есть тут люди, и много. Я слышала голоса.
        Тонкий отряхивался: надо же, какая трагедия, здесь, оказывается, есть люди! Федьку надо привлечь к ответственности за дачу ложных показаний.
        - Ну и что с того?.. Подожди, где ты их слышала, когда? Причем тут пещера?
        - Пошли купаться, - вдруг предложила Ленка. - Все равно без воды не отчистимся.
        Тонкий с ней согласился. По шее они так и так получат, если тетя проснется среди ночи и обнаружит, что племянников нет. Так пусть она лучше думает, что они сбежали купаться, а не бегали как дураки, под землей за какими-то голосами. Они нашли тропинку и стали потихоньку спускаться к пляжу.
        - Так где голоса-то, ты не сказала? Под землей, что ли?
        - Ага! - спокойно ответила Ленка. - Вышла я ночью на улицу, отошла за лагерь метров пятьдесят, сижу себе в кустах, никого не трогаю. И слышу, прямо подо мной, под землей кто-то кричит: «Петруха!»
        - Ничего себе!
        - Ага. А из соседних кустов выскакивает этот Петруха и бежит прямо к горе. Нырнул в нее и пропал.
        - Там пещера, что ли?
        - Прикинь! Я выждала пять минут, чтобы он меня не заметил - и в пещеру, интересно же!
        - И заблудилась, - закончил за нее Тонкий.
        Ленка печально закивала, потом заметила, что они, наконец, пришли, и побежала к морю.
        Волны ходили низкие, сестренка не раздумывая шагнула в воду, взвизгнула от холода, шагнула дальше и, наконец, плюхнулась в море целиком. Тонкий за ней.
        - Мне непонятно одно, - отфыркиваясь, продолжала Ленка. - Что эти люди делают ночью в пещере? Да еще в таком лабиринте, а, Сань? Клад, что ли, ищут?
        Хороший вопрос!
        - Думаешь, мне понятно? Какие клады? Если бы это были археологи и вели раскопки, нам бы не позволили разбить здесь лагерь, да и работали бы они днем… Непонятно.
        - И мне не понятно! - Ленка нырнула с головой, вынырнула, отфыркиваясь, подняла палец и, как Буратино, выдала: - Здесь какая-то страшная тайна!
        Как ребятам удалось, вернувшись в лагерь, потихоньку нашарить в палатке полотенце, вытереться, лечь спать, не разбудив тетю - для Тонкого так и осталось страшной тайной. Оперуполномоченные - народ бдительный, спят чутко, и ускользнуть ночью без их ведома, а потом вернуться - редкая удача. Впрочем, Тонкий радовался недолго - отключился, не успев застегнуть спальник.
        Глава IV
        Детский сад
        Сухие ветки, чинары на земле, конечно, колются, зато ты в тени, не на солнце. Если устроиться поудобнее, да умеючи вытянуть ноги, то и на колючках полежать можно. Ветки здесь растут низко-низко, в заросли чинар даже ползком не пробраться. Но если их выломать и постелить, получится маленькая палатка в тени сухих чинар с подстилкой из веток. И никакого тебе солнцепека.
        Петруха вытянулся, отломал шипастую веточку, нависшую над лицом, подсунул под голову свернутую майку. Только ноги оставались на солнце, ну и пускай. Ноги не голова, им солнечный удар не страшен, а ожоги деревенских не берут.
        Под локтем хрустнул панцирь виноградной улитки. Здесь в зарослях этих панцирей полно: улитки тоже не дуры, любят, где тенек. Петруха набрал горсть и прижал ко лбу - красота! Где-то здесь была бутылочка воды…
        Дотянувшись через ветки, Петруха достал пятилитровую баклажку, отвернул крышечку и с удовольствием глотнул. Потом еще глотнул. Потом вспомнил, что он все-таки не крыса и рявкнул:
        - Пацаны! Пить нате!
        Работа на поле разом прекратилась, по ногам затопталось пацанье:
        - Я первый!
        - Нет, я, ты недавно пришел!
        - А я ваще здесь с ночи!
        Пацаны рвали друг у друга бутылку, пили и сразу убегали назад в поле. Мелкие, что им сделается! Детский организм крепкий, может по пять часов на солнцепеке впахивать, а потом прийти домой и еще столько же гонять в футбол. А вот Петрухе здоровье надо поберечь, вон уже круги перед глазами. Семеныч-буржуй еще покрикивает: «Ты работаешь хуже всех, мне про тебя рассказали! Выгоню на будущий год, так и знай!»
        А что нам будущий год? На будущий год Петрухи уже здесь не будет, он в колледж поедет в Керчь. На первый год учебы он себе заработал, а там…
        Шеф, он ведь только сейчас такой смелый, пока Петруха в деревне живет! А как за ворота, так и кончено! Сразу забегает, засуетится: «Петенька, у меня здесь клиент, ты не поможешь?».
        Только фиг ему, шефу. Не такой Петруха дурак, свою шею под статью подставлять. Травки нарвать - одно, если тебе к тому же четырнадцати еще нет, а вот торговля-распространение - это уже серьезно. Из колледжа попрут. Отцу скажут.
        Отцу пришлось соврать, что Петруха работает в керченском шиномонтаже. А Федька-брат, дурак мелкий, нет бы что поинтереснее придумать, сбрехал отцу, что тоже в город ездит, только почту разносить. Так отец его теперь в ночь не отпускает! «Нечего, - говорит, - ночью в городе делать, ночью почта не работает!» Раньше-то Федька в любое время гулял, где хотел, не докладывая. А как работать начал, так уже и нельзя.
        Город. Город, город, там хорошо. Работы хватает без всякого шефа. Машины мыть всех берут или на заправку можно. Там толстомясые на «меринах», говорят, по десятке отстегивают только за то, чтобы ты вставил пистолет в бак. Лень им, видите ли, из машины выходить. А Петруха разве работы боится?! Он пока машина заправляется, может запросто колесо поменять! Нет, подольше, конечно… А все равно! Петруха и неполадку какую устранить может, батя его многому научил, а колледж еще добавит… Так через годик можно и в автосервис устроиться. Ну или хоть в шиномонтаж, они ж все рядом: где заправляют, там и чинят. Глядишь, и заметит Петруху мастер какой…
        - Петя, Петя! - Егорка соседский подскочил, приплясывает, за штаны держится. Оболтус, только сегодня его взяли. А пацанье и радо поиздеваться над молодым! Армия, блин, для школьников! А Петруха командир.
        - Петя, они говорят, на травку нельзя!
        - Тебе что чинар мало?
        - А там тоже травка!
        - Ну и фиг с ней. - Подмигнул Петруха. Надо ж приободрить пацана. Егорка соседский с бабкой живет. Один. Вдвоем, то есть: он и бабка. Его мать еще в коляске сюда привезла и в город укатила. Навещает, конечно. В запрошлом году приезжала, вся такая мелированная…
        Петруха плюнул и понял что зря: неблагодарное это дело плевать там, где лежишь. Пришлось выламывать веточки, отодвигаться, а тут еще Егор.
        - Ты это… Отойди от меня, слышишь!
        Егорка отошел, на сколько успел: на два шага, ну что ты будешь делать!
        Петруха чертыхнулся и выскочил из належенного местечка и тут же врезался в Аленку:
        - И мне подержи ширмочку, а?
        Что делать: взял куртку, развернул, чтобы Аленку закрыть, сам отвернулся.
        Ах сад мой, ах детский сад мой!
        Аленку шеф долго не хотел брать. «Девчонка, - говорит, - разболтает всем». Хорошо, что здесь ее братья второй год работают: и Толян и Колька, они и попросили за нее. А как иначе-то? Бабка их, дура старая, второй год на пенсии, а все туда же: печень свою не жалеет. Про родителей Петруха не спрашивал: всю жизнь в деревне живет, ни разу не видел, чтобы к Аленке с братьями кто-то приезжал. Хотя, говорят, есть где-то.
        Пацаны напились, бросили бутылку под ноги - и теперь гоняли в футбол. Мальки несознательные!
        - Траву не мять! - рявкнул Петруха.
        Санек пискнул:
        - Это все они! - За что получил от кого-то подзатыльник. Санек у нас особенный. У него отец шофер и мать парикмахерша, братьев-сестер - ноль. А Саньку, видите ли, компьютер охота. «Чтобы, - говорит, - самому заработать, а то неудобно мне клянчить у отца, я плохо себя вел». Вот так, значит.
        А кто-то получит сейчас… Петруха рявкнул:
        - Васек, завязывай драться!
        Васек - Петрухин братец, вот уже третий год. Его взяли из областного детдома. Мать тогда сказала: «Очень уж на меня похож». Правда похож. Сейчас Петруха это особенно замечал, а, может, просто скучал по матери. На Васька иногда было жутко смотреть: те же глаза, те же волосы… Только мелкое все, потому что сам он мелкий.
        Драться Васек не завязал. Петруха уже подумывал подойти, но быстро раздумал: Ванька ему сам такого отвесил! Правильно, не будет задираться!
        Ванька, вообще-то, добряк, но в обиду себя не даст. Из любой воды сухим выйдет и тебя вытащит. Семеныч на Ваньку молится, даром, что парню уже девятнадцать: «Ну и что, что переросток, посмотрел бы я на того, кто тебя тронет».
        Это правда. В драке Ваньке равных нет, он от любого удара увернется, и со спины кто подойдет - услышит. Особенно если кто не знакомый с Ванькой, так он во время драки еще и ругается! Сам дурак, это ж такой ориентир! Ван ему с ноги прямо в ругало! Наш человек. Петруха однажды с Ванькой в пещере заблудился. Фонарик разбил - и все, ни зги не видать, куда идти - не понятно. Так Ван его за минуту вывел, еще ворчал: «Тоже мне заблудились». Вану легко говорить, он в темноте ориентируется как бог. Он там живет.
        Петруха сложил куртку, крикнул убегающей Аленке: «Штаны подтяни!» и пошел выламывать себе новое место в тени. Сбегать, что ли, за пивком? У Петрухи в кармане на этот случай всегда есть записочка отца. Прошлогодняя еще, ну ведь даты там не проставлено. Только продавщица вякнет: «Какой тебе годик?» Петруха ей раз - под нос записочку. Толян иногда ее одалживает, говорит, что для бабки.
        Глава V
        Ловушка для пещерных жителей
        Проснулся Тонкий, как водится, от криков:
        - Елена! Подойди сюда! Ты выходила ночью?
        - Нет, - соврала Ленка.
        - А если подумать?
        - Нет!
        За что Тонкий уважал сестру, так это за умение настоять на своем. Только пока уважал, не заметил, как подошла его очередь получать на орехи.
        - Александр! Вставай, хватит притворяться.
        Сашка честно разлепил глаза и высунулся из палатки. Интересно, ему удалось проспать хотя бы час? Вернулись они с Ленкой не то чтобы поздно, а скорее рано. Тетя тоже рано встает, вот и считай…
        - Ты ночью выходил?
        - Нет, - отчеканил Тонкий.
        - А кто же выходил?
        - Никто.
        - А кто выходил и опрокинул канистру? Пятьдесят литров, племянники, тут ночью слон гулял! Елена в любом случае хороша - никогда не завинчивает крышку как следует. Ночью канистру кто-то задел, она и опрокинулась. Это вся наша пресная вода, племянники!
        - Мы не выходили! - честно соврала Ленка.
        Тетя оценивающе оглядела сперва Сашку, потом ее. …А у кого-то волосы мокрые! Не успели высохнуть после ночного купания! «Значит, мы и часа не проспали», - грустно подумал Тонкий.
        - Елена, а ты врешь.
        - Нет.
        - Нет? Значит, ты не врешь? - Тетя заложила руки за спину и принялась расхаживать мимо Ленки туда-сюда. - Ты не врешь, значит, врут твои волосы? Это они ночью оставили тебя и пошли купаться одни, по дороге опрокинув канистру. А ты спала, ни о чем не подозревая, лысая и невинная…
        - Не знаю, - сдержанно ответила Ленка.
        И тетя сдалась! Сдалась, не как опер, а как тетя, которую за две недели, наверное, уже достали эти двое недисциплинированных рядовых. Врут, ноют, в самоволку бегают, да еще и отпираются потом… А может быть, она сдалась из уважения к Ленкиному таланту отпираться несмотря ни на что.
        - Ладно, диверсанты, - вздохнула она. - Я поеду в деревню за пресной водой. А вам, чтобы жизнь медом не казалась, поручаю вычистить до блеска котелок. - Он пнула ногой походный котелок, почерневший от нагара давно и навсегда. - Считайте, что это наказание вам обоим. Я сегодня добрая.
        Взяла канистру и ушла к машине. Через минуту племянники увидели, как, тарахтя и стеная, удаляется по ухабам тетин «жигуль».
        Ребята дождались, пока скроется из виду поцарапанный багажник, одновременно вскочили и побежали к пещере.
        Не приснилось. Дыра в горе, заросшая бессмертником, кое-как замаскированная поваленной чинарой - вот она во всей красе. Тонкий затормозил на входе: было жутковато с разбегу нырять под землю.
        - Что там, очередь в туалет? - осведомилась Ленка, дергая его за рукав. Тонкий посторонился, пропуская ее. Впереди - тупик, справа - тупик, поворот налево. Тонкий нырнул в темноту, сделал несколько шагов и уперся носом в каменную стену.
        - Там внизу лаз, - сообщила Ленка. - Голову-то опусти! Я как туда нырнула, так и кружила несколько часов!
        - Не пугай, - Тонкий присел и действительно нащупал лаз. - Лучше нитку притащи, а то будем кружить уже вдвоем. И фонарик, Лен!
        - Слушаю и повинуюсь!
        Да, иногда и Сашкина сестра бывает нормальной. Вместо того, чтобы ворчать «Тебе надо, ты и иди», она шустро развернулась, сделала несколько шагов, подпрыгнула на месте, пулей подскочила к Тонкому, зажала ему рот, столкнула в лаз и нырнула следом. Стало темно и больно: Тонкий здорово царапнул спину о камни.
        - Шы што? - спросил он, как мог с зажатым ртом, глянул в окошечко лаза и вопрос отпал сам собой. Из стены напротив, прямо из самой стены выбегали двое, натянув майки на голову. Они притормозили у выхода, оглянулись: все в порядке, и выскочили вон из пещеры. Все произошло так быстро, что Тонкий еще с минуту стоял с зажатым ртом, уставясь на пустую, освещенную солнцем стену. Все, что он успел разглядеть, - это белые майки, натянутые на головы, и маленький рост пещерных жителей. Наконец, Тонкий тряхнул головой, освободился и вылез наружу. Ленка за ним. Оба тотчас подбежали к той стене - чисто! Ни щелочки, ни двери… А вот! В стене была маленькая ниша, Тонкий протиснулся, сделал шаг и сразу стало просторно. Впереди чернел коридор. Нет, без фонарика туда лучше не заходить.
        - Сань, ты где?
        Тонкий вытащил из ниши руку, нащупал Ленкину майку и втащил сестру к себе.
        - Вот они откуда вылезли! - сказала сама себе Ленка, а впереди тем временем появился свет.
        Сперва Тонкому показалось, что на них идет поезд: два луча шли рядом, как фары. Сперва он вытолкнул Ленку, потом выскочил сам, пихнул сестру в знакомый лаз, нырнул следом, а потом уже понял: какой там поезд: два фонарика. Через пару секунд из ниши в стене выскочили двое, натягивая майки на голову.
        - Они че, кругами ходят? - очнулась Ленка. - У них такая игра?
        Тонкий ответил, что голову пришло:
        - Да, на саблезубых гоминидов они не тянут.
        - На кого?
        Пришлось рассказать ей про саблезубого гоминида, про кладбище дикарей, про то, как байкеры уговаривали его поменять место…
        Ленка вообще-то не трусиха, поэтому она завизжала и выскочила из пещеры не раньше, чем Тонкий закончил рассказ.
        - Ты как хочешь, а я сюда больше ни ногой! - Схватила котелок и понеслась вниз, к морю.
        - Дура, это ж байка! - Тонкий летел за ней вниз по склону и думал, что если бы он сам покружил ночью в пещере часика полтора, то, наверное, тоже бурно среагировал бы на новость про гоминида. Она, небось, в этой пещере нафантазировала себе черт знает что, про чудищ и подземных королей. А тут - пожалуйста, старший и как будто нормальный брат заявляет ей: да, Лена, есть здесь одно чудище, но ты не бойся, это байка…
        У самого моря Тонкий все-таки догнал сестру.
        - Ну Лен, ты чего как маленькая?! Эти двое, согласись, на чудищ не тянут. Да и Петруха - имя человеческое.
        - У Фреди Крюгера тоже человеческое имя, - парировала Ленка. - Кроме шуток, Сань, полтергейст-то наблюдается.
        - Какой?
        - Ну… Канистра. Ее вечером закручивала тетя. И довольно плотно, скажу я тебе, закручивала. Я ночью хотела попить - крышку так и не отвинтила, понимаешь?
        Тонкий понял только то, канистру опрокинули специально. Петруха? Зачем это ему, он и лагеря, небось, не заметил, поглощенный своими ночными делами в пещере. Сама тетя? А что: понадобилось человеку уехать ненадолго, а куда и зачем, племянникам знать не обязательно. Она и устроила спектакль с канистрой, благо поспособствовали Ленкины мокрые волосы. Кто не знает оперов и тетю лично: у них это запросто. Мало ли, какую такую секретную операцию, о которой племянникам знать не положено, готовит тетя! А тут - железная отмазка: вы опрокинули канистру, я поехала за водой. А сама… Нет, не подходит. Какие такие секретные операции в чужом городе, в чужой стране? Нет, господа, это не тетин участок. Не будет она здесь на операции ездить и канистры воды в землю выливать. Значит, все-таки не тетя…
        - А те парни из пещеры - тоже полтергейст? - спросил Тонкий. - Петруха твой шел себе ночью, видит - канистра. Водички попил, а крышку не закрутил. Может, сам же и опрокинул.
        - Ага! - возмутилась Ленка. - Ты стал бы пить в темноте на ощупь неизвестно что? Вдруг там, например, бензин?.. Не, Сань, вряд ли…
        Тонкий не знал, что ответить. Ленка просто боялась - это и ежу понятно. Оклемается после ночи, сама поймет, что говорила глупости. А пока…
        - Давай, Лен, котелок чистить.
        Море плескало по ногам. Соленая вода, песок, если постараться, то к утру, можно и отчистить проклятый котелок. Ленка была настроена менее оптимистично. Пошаркав по котелку пучком водорослей, вывалянных в песке, она заявила, что хочет успеть в школу к первому сентября, поэтому начинать чистку котелка сейчас не имеет смысла.
        - В мае бы начали, тогда бы к школе управились. А сейчас бесполезняк, все равно не успеем.
        - Не успеем - получим по шее, - вернул ее на землю Тонкий.
        Ленка вздохнула и вновь вооружилась комком водорослей:
        - Вечно ты так!
        - Как?
        - Помечтать не даешь.
        Тонкий не понял, о чем она говорит. Если человек берется чистить котелок в августе и хочет успеть к первому сентября, то он реалист, какие уж тут мечты! А если управиться к первому сентября человек и не мечтает…
        - Ну чего стоишь, я одна работать должна?!
        …То мечтает этот человек о том, чтобы всю работу сделали за него. Тонкий нашел себе такой же пучок водорослей, вывалял в песке. Чистить вдвоем один маленький котелок было и впрямь неудобно.
        - Иди уже. Полчаса ты купаешься - я тру, полчаса - наоборот. Не отчистим, хоть накупаемся.
        Ленка, будто только этого и ждала, бросила водоросли и с разбегу плюхнулась в море. Волны были солидные, сестренку тут же накрыло с головой и утянуло от берега.
        Тонкий скреб. Ленка визжала, барахтаясь в волнах.
        Из головы не шли пещерные жители и канистра. Теперь Тонкий точно знал: в пещере кто-то есть, по крайней мере, ночью. Не зря же байкеры предупреждали… А может, это они и разыгрывают, а? Уж очень подозрительным был их визит: только Тонкий приехал, сразу они нарисовались. Откуда узнали? Почему спешили?
        Самое простое, что приходило в голову: байкеры банально решили разыграть Тонкого. Типа, раз ты такой крутой, начинающий оперативник, вот тебе и занятие: пойди туда, не знаю, куда, найди того, никто не видел, кого. А мы уж постараемся, поскачем ночью по пещере, поголосим, с канистры крышку открутим. Двое парней, которых Тонкий с Ленкой видели в пещере, только подтверждали его правоту. Если так, то установить их личности - дело плевое.
        Сколько времени они купались, сколько чистили этот котелок, никто не засекал, потому что тети Музы рядом не было. Когда из-под черного нагара появились, наконец, серебристые стенки котелка, Тонкий подумал, что первое сентября уже близко. Когда с серебристых стенок сошла последняя черная крошка, Ленке смертельно захотелось в школу. Уроки, учителя, она была готова на все, только бы не видеть больше этот песок, эти водоросли, этот котелок. И чтобы тетя забегала в гости раз в месяц на полчасика. Ленка победно подняла над головой котелок как кубок и крикнула:
        - Готово!
        - Чего кричишь? - Тонкий валялся рядом на песке, купаться ему давно надоело. - Готово, значит, готово. Тетя, небось, уже давно приехала, можно идти в лагерь получать втык.
        - За что, интересно? Мы все отчистили!
        - Тетя найдет, за что.
        Толстый сидел рядом на песке и пытался умыться. Он вылизывал передние лапы, ставил на песок и вылизывал задние. Пока передние стояли на песке, к ним прилипали песчинки, и все начиналось сначала…
        - Пойдем, Толстый, втык получать! - Сашка взял его на плечо и пошел в лагерь. Ленка - следом.
        - Как думаешь, который час?
        Тонкий пожал плечами:
        - Полдень точно есть, вон видишь, где солнце?
        - Вижу: на небе.
        Тонкий решил не спорить.
        Тети в лагере еще не было, хотя часы на Ленкином плеере показывали половину третьего.
        - Она что, в город за водой поехала? - удивилась Ленка. - Не могла в деревне колодец найти?
        - Не пори чушь. Скорее всего, она правда поехала по другим делам, а нам сказала, что за водой.
        - И какие, интересно, другие дела в чужой стране? - ехидно спросила Ленка.
        - Мало ли! Бывшие однокашники у нее тут есть, как я понял…
        Насчет однокашников была правда, и тетя этого не скрывала. Полмесяца назад она созванивалась с одним, когда Толстый и Тонкий напали на след банды браконьеров. Только тетя решила, что речь идет о наркотиках, и вытащила ни свет, ни заря однокашничка в поле с собакой-ищейкой. Надо ли говорить, что никаких наркотиков в фургоне с браконьерской рыбой собака не нашла? Тете, наверное, было неудобно. Вряд ли сейчас она решилась бросить племянников, чтобы вытащить однокашника на дружеские посиделки. Хотя… Надо же выяснить недоразумение!
        - Да, Лен, скорее всего, она не за водой поехала. Нам же лучше. Отдыхай, пока дают.
        И они стали отдыхать.
        Тонкому не терпелось разобраться с пещерными жителями. Если это байкеры, то вычислить их - один момент. Пусть еще попробуют посмеяться над начинающим оперативником Александром Уткиным! Есть один хороший способ установить личности пещерных жителей. Только при условии, что ты с этими личностями знаком. Не знакомых можно засечь разве что случайно, но пусть сначала выяснится, что это не байкеры.
        Тонкий покопался в своем рюкзаке, в тетимузином рюкзаке, там и там нашел, что искал. Еще и у Ленки попросил:
        - Зеленку дай, плиз.
        - Порезался? - участливо спросила Ленка.
        - Нет. Хочу показать тебе саблезубого гоминида во всей красе. Точнее, во всей зелени.
        - А если он рассердится? - тупо спросила Ленка.
        - Тоже обольет меня зеленкой. Не тормози, Лен. Скоро тетя приедет.
        Ленка еще поворчала на тему: «Придет серый гоминид и отхватит полбока», но за зеленкой пошла. Конечно, она догадалась, что затеял ее брат - нетрудно узнать человека за тринадцать лет знакомства. Покопалась в сумке, выдала Тонкому два пузырька, да еще и пожаловалась:
        - Маловато. Аптечка в машине вместе с машиной и уехала.
        Тонкий к тому времени уже закончил мастерить бумажную бомбочку. Нет, краски здесь не подойдут: акварель хорошо смывается, масло может запросто высохнуть, пока висит в бомбочке под потолком. А зеленка - вещь хорошая. С волос и кожи смоется не сразу, дня за три. За это время Тонкий успеет найти в деревне байкеров и хорошенько рассмотреть их зеленые физиономии. По шее, конечно, получить придется, но что поделаешь, начинающим оперативникам иногда приходится идти на жертвы.
        Тонкий развел зеленку водой, залил все в бомбочку. Бомбочка из плотной бумаги, сама не размокнет и не разорвется, пока не упадет. Укрепил ее на леске под потолком пещеры. Далее - несложная система блоков - выступов на стене и хвост лески - под ногами. Споткнешься о него - получишь на голову четыре пузырька зеленки. А Тонкий утром пойдет в деревню и посмотрит, кто здесь пещерный житель, а кто так в огороде копается.
        Ленка оценила конструкцию и, как всегда, испортила всю лафу:
        - Да, брат, если тете вздумается приспособить эту пещеру под ночной сортир - я тебе не завидую.
        Тетя, кстати, до сих пор не вернулась.
        Сидеть вдвоем и ждать тетю - занятие скучное, не то слово. Игральные карты, которые захватила с собой предусмотрительная Ленка, Толстый давно растащил-попрятал по всей палатке (крысы любят бумагу, особенно тузы), так что играть было невозможно. Слушать плеер вдвоем, сидя рядом, как два истукана, быстро надоело. Всякие города и шарады достали брата с сестрой так давно, что и вспоминать не хочется.
        Тонкий вытащил мольберт и, скрепя сердце, принялся рисовать сестру. В сто первый раз за последний год, в миллионный за всю жизнь. Сидеть смирно за все это время сестра так и не научилась, дома Тонкий предпочитал рисовать более спокойного дедушку. Здесь выбора не было, хорошо хоть Ленка в этот раз на фоне моря - уже разнообразие.
        - Хорошо придумал: стоишь себе, калякаешь, а я - сиди как памятник!
        - Сиди как памятник, а?!
        Сестра послушно замерла, но ненадолго:
        - А кому, Сань? - Когда она говорила, у нее шевелилось все лицо и хвост на макушке. Как можно работать с такой подвижной натурой?!
        - Себе! Нет, лучше не надо… дереву! Оно не шевелится. Или вороне с сыром на дереве - она молчит!
        - Тоска! - проныла Ленка, но замолчала.
        За спиной ее зеленел обрыв, а за обрывом - серая полоска моря. Чуть правее был виден маленький пятачок деревенского пляжа. На пляже сидел одинокий абориген, в очках, наверное: у его лица что-то поблескивало. Ага, и лицо у него инопланетянское с выдвигающимися глазами… Бинокль! Абориген пялился на Сашку в бинокль! Уже интересно…
        - Извини! - Тонкий бросил кисточку и нырнул в палатку: где-то здесь был тетимузин армейский… Ага! Тонкий взял тетин бинокль, но вылезать не спешил. Два придурка на берегу, рассматривающие друг друга в бинокль - кадр для комедии, увольте. Тонкий лег на живот лицом к выходу и осторожно высунул бинокль наружу. Ленка загородила весь обзор.
        - Лен, отойди!
        - А что?
        - Отойди!
        Отошла. В глаза бросилась застиранная штормовка (жарко ведь!), грязные руки и лицо, наполовину закрытое биноклем. Нет, не знакомый шпион. Да у Сашки здесь знакомых не так уж много. Может, он тоже ищет саблезубого гоминида?
        - Ты чего там делаешь, брат? - Ленка загородила ногами обзор и заглянула в палатку: - Чего шпионишь?
        - Ничего. - Тонкий торопливо отложил бинокль и вышел на свет. - Вон, на пляже видишь? Только не оборачивайся сразу.
        - Ленка осторожно покосилась назад и, понятно, ничего не увидела. Плюнула, развернулась всем корпусом…
        - О! Шпиён! Саня, давай ему рожи корчить?
        Идея была не дурна (А че он пялится?!), но начинающий оперативник знал: «Заметил слежку - не подавай виду». Может парень просто любопытствует, а может…
        - Не надо, Лен. Мало ли что!
        - Мало ли что? - возмутилась Ленка. - Мне, может, неприятно, когда за мной подглядывают!
        - Мне тоже. Но если мы будем корчить рожи, мы его спугнем.
        - А ты хочешь установить его личность и привлечь к ответу по всей строгости закона? - Сестренка явно развеселилась (парень с биноклем - хоть какое-то развлечение!) и теперь валяла дурака.
        - Сядь и позируй! Я тебе буду говорить, что он делает. Сами будем за ним шпионить.
        - Слушаю и повинуюсь.
        Тонкий взял кисточку, но рисовать, понятно, уже не мог, все смотрел на парня. А парень смотрел на Тонкого. А может, и на Ленку или на палатку. Без бинокля-то не поймешь!
        - Ну и что он делает? - спросила Ленка, честно не меняя позы. Даже хвост на макушке не шевелился - может же, когда хочет.
        - Сидит и пялится. Коленку почесал.
        - И долго он так будет сидеть?
        - Ты меня спрашиваешь?
        Вопрос был, конечно, интересный: что парень может рассматривать так долго? Ну посидел, полюбопытствовал, дальше пошел, а тут… Лагерь отдыхающих дикарей - не вражеский тыл, чтобы танки в нем пересчитывать… Нет здесь танков. Вместо гранат - камни и Ленкины ботинки. Вместо служебных собак - Толстый. Дрянь, короче, вооружение. Мы мирные люди, а наш бронепоезд поехал в деревню за водой.
        - Отвернулся. Пошел дальше по пляжу… Все, из виду пропал. Ушел шпион, Ленка. Можешь расслабиться!
        Зря он это сказал! Разочарованная Ленка тут же перестала сидеть смирно: она вертелась, болтала, шевелила ушами, носом и хвостом на макушке. В общем, вела себя так, что сразу понятно: человек позирует изо всех сил. Тонкий подумал, что портрет заканчивать придется уже в сумерках.
        Глава VI
        Где же тетя?
        Сумерки накатили как-то быстро, и Сашка в очередной раз спохватился: где же тетя? Нет, поймите правильно: начинающий оперативник Александр Уткин, конечно, не такой дурак, чтобы переживать за старшего оперуполномоченного. Но если человек уезжает утром на пару часов, а уже вечер и человека все нет, о нем, согласитесь, стоит побеспокоиться. Ленка была того же мнения.
        - Сань, не желаешь пойти тетю поискать?
        Мысль, конечно, интересная, только:
        - Где?
        - Она сказала, что поехала в деревню…
        - А что может случиться с ней в деревне?
        Ленка пожала плечами:
        - Могла, например, по дороге заглохнуть…
        - А дорога одна! - согласился с ней Тонкий. - Только мы по ней пойдем, встретим заглохшую тетю и получим от нее втык.
        - За то, что пошли одни…
        - И оставили палатку.
        - Да черт с ней с палаткой, кому она здесь нужна?! К морю же ходили! И тетя знала, что чистить этот котелок мы пойдем к морю, тут без песка не справишься…
        - А втык получим все равно…
        - Значит, не пойдем?
        - Издеваешься?!
        Солнце садилось так быстро, будто специально поторапливало: «Хватит торчать в лагере! Может быть, с тетей что-то случилось! Вон как темно уже, а она, между прочим, с утра уезжала…»
        Сашка посадил на плечо Толстого (Ленка дойдет сама) и молча стал карабкаться на гору. На дорогу выйдем, а там решим - в деревню или сразу пешком до города, искать на дороге заглохший тетин «жигуль».
        - Погоди, фонарик захвачу! - Иногда и Ленке приходят в голову ценные мысли.
        Она быстро сбегала в палатку, вернулась, с удовольствием констатировала:
        - Влетит нам!
        Тонкий был с ней согласен. Ленка включила фонарик: тетин, дальнобойный, сразу осветила самую макушку горы.
        - Выключи, не стемнело же еще!
        Да, она опять валяла дурака.
        Тонкий угрюмо карабкался на гору. Муторно как-то лето кончается! Он, когда каникулы начались, разве об этом мечтал? У Сашки, если хотите знать, на каникулы были свои планы. Так, ничего наполеновского, но…
        1. Вдоволь нарисоваться пейзажей. Много-много, и чтобы из разных концов России и ближнего зарубежья. Ну хорошо, хотя бы не в своем районе Москвы, а то он уже весь прорисован вдоль и поперек.
        2. Насмотреться телека так, чтобы хватило на весь год (а то потом уроки, бабушка с домашними поручениями…Некогда, в общем, будет).
        3. Накупаться и назагораться (это, пожалуй, единственное, что уже выполнено, так что хватит на несколько лет вперед)
        4. Отдохнуть от Ленки. Вам смешно, а этот пункт включался в план летних каникул не первый год, и еще ни разу не был выполнен.
        Вот так. Хотел человек на каникулах отдохнуть, скромно, без притязаний. Мог бы на дачу съездить к дедушке Пете (Ленка бы не поехала с ним, не любит она дачу). Там пейзажи!.. Лафа. И баня есть, настоящая. Мог бы сгонять в тур хоть по Золотому кольцу или отправить туда одну Ленку, а сам - отдохнуть в городе…
        А что получил?! Горы, камни, бессмертник. Мыльный камень, после которого надо мыться с мылом; палатку, которую так и не научился ставить; котелок, который сегодня отдраили, а уже завтра он снова обретет свой нормальный закопченный цвет. Над костром же болтается, е-мое! Дикий, нелепый отдых в компании тети и пещерных жителей. Жалкое зрелище, отстойные каникулы. Бессмертник коленки царапает, тетю где-то носит.
        Байкеры с их саблезубым гоминидом правы, по крайней мере, в одном: люди-то здесь действительно пропадают! Вчера Ленка, сегодня - тетя.
        Гора кончилась, и ребята вышли на дорогу. Коленки по привычке подгибались - хотели карабкаться вверх, а не идти прямо. В подошвы впивались сотни невидимых иголочек, асфальтированная дорога после горы - это что-то. Цикады понемногу запевали: «Темнеет, темнеет, темнеет». И ни одной машины на сто метров вперед (дальше поворот, за ним не видно).
        Ленка чуть отстала и подвывала сзади:
        - Может, кто нас подвезет?
        - Угу. Как только появится машина, сразу голосуй. Все равно, в какую сторону, Земля круглая.
        - Издеваешься?!
        - Ничуть. Покажи хоть одну машину.
        Ленка картинно вздохнула. Толстый у Сашки на плече покачивался в такт хозяйским шагам. Тонкий шел и наслаждался тишиной. Если, конечно, это тишина: далеко внизу шумело море, а справа - поле, тоже шумело. На поле ничего не росло. В смысле, ничего съедобного, трава по пояс и выше - все. Зато шумит, погромче моря, потому что ближе. А совсем близко, за самой спиной, вот буквально над ухом - тоже звуки природы:
        - Сынки, бутылочки не выкидывайте!
        Тонкий сперва решил, что ему послышалось. Они идут втроем с Ленкой и Толстым. При всем желании их нельзя назвать: «Сынки!». На «Сынка» здесь тянет только Тонкий, Ленка, понятно, на «Дочку», а Толстый - на «Уй, нечисть!», «Мама!» или, на худой конец: «Уберите собаку!» (был такой случай). Это во-первых, а во-вторых, никаких «бутылочек» у ребят и в помине нет.
        Но голос за спиной был настойчив:
        - Сынки!
        Тонкий обернулся и никого не увидел. Точнее, увидел Ленку, которая напряженно выглядывала на дороге того же хозяина голоса.
        - Слышала?
        - Ага. Это в траве, Сань!
        И правда: голос доносился со стороны поля, и за высокой травой не было видно ни его обладателя, ни «сынков». Зато как слышно!..
        - Папаша, блин! - ответил молодой басок. - Нигде от вас не спрячешься!
        - Такая профессия! - самодовольно ответил местный бомж и, судя по бряканью, убрал в кошелку вожделенную «бутылочку».
        - Напугал, дед! Держи. - Третий голос принадлежал девчонке. Все-таки бомж оказался близорукий и вполне мог обозвать «Сынками» и Тонкого с Ленкой и Толстым.
        Совсем рядом забрякала стеклотара, и близорукий бомж выбрался из травы наперерез Тонкому. В авоське его брякали бутылки и полупустая банка баклажановой икры с торчащей ложкой. Выбрался, остановился, придирчиво оглядел компанию, должно быть, на предмет наличия бутылок, разочарованно вздохнул и выдал:
        - А вы что здесь так поздно делаете, молодые люди?
        Вопрос был не из тех, с каких начинается приятное знакомство. Да и что приятного в знакомстве с тем, кто, даже имея море под боком, не любит мыться. Впрочем, бомж на то и бомж, чтобы везде ходить, все знать…
        - Мы тетю ищем, - опередила Тонкого Ленка. - Поехала с утра в деревню, до сих пор нет. У нее «Жигули»…
        Бомж понимающе кивнул и назидательно поднял палец:
        - Тетя за рулем - это катастрофа!
        Если бы спросили Тонкого, он бы сказал, что тетя Муза - сама по себе катастрофа, а за рулем у нее хотя бы руки-ноги заняты. Но бомж не спрашивал, он уже был готов углубиться в свои бесценные воспоминания:
        - Вот в мое время тети…
        - Так! - оборвала Ленка. - Вы ее видели?
        - Обидеть художника может каждый, - пафосно заметил бомж. Не понятно к чему, это он? - Ты бы хоть послушала умного человека…
        «Который бутылки собирает», - хотел сказать Тонкий, но поиски тети были важнее:
        - Видели или нет?
        Бомж обиженно пожал плечами и махнул рукой куда-то вверх или вперед:
        - Там «жигуль» стоит с утра. Может, ее, откуда я знаю!
        Ленка бросила: «Спасибо» и потянула Тонкого вперед по дороге. Да он и не сопротивлялся. Если «Жигуль» стоит с утра, то, может, и правда, тетин. Поехала и заглохла. Обратно идти пешком с пятидесятилитровой канистрой воды старшему оперуполномоченному, может, и не слабо, просто не такая она дура. Она лучше наймет кого-нибудь из деревни машину починить или хоть воду дотащить. То и другое требует времени…
        Дорога убегала из-под кроссовок, трава шумела, пытаясь перешуметь море. Вот и поворот, вот и «жигуль». Тетин! Только тети внутри, понятно, нет. А снаружи ее непонятно, где искать. Тонкий затормозил, едва не врезавшись в Ленкину спину (Ленка добежала первой и стояла уже целую секунду, рассматривая пустую машину).
        - И? - Она посмотрела на Тонкого, как на гида, заведшего группу туристов в лабиринт или пустыню: «Вот мы и пришли, господа, сейчас будем выбираться, не знаю, как».
        - Что «и»? - передразнил Тонкий. - Машина здесь, значит, тетя рядом. В деревне, скорее всего.
        - Ага, молочка попить решила, пока мы ее ищем!
        Тонкий обозлился:
        - Она отправлялась в деревню за водой. И если до сих пор не подошла к машине, значит, там в деревне и тусуется. У тебя есть другие варианты?
        Ленка пожала плечами и молча кивнула куда-то на асфальт. Тонкий глянул: опа! Из-под машины торчала пара ног. Явно не тетиных: у тети нет таких огромных кирзовых сапог и штанов, настолько грязных, что это видно даже в темноте. Расслышав, наконец, голоса, ноги синхронно замерли, потом вопросительно поводили носами сапог и неоригинально поинтересовались:
        - Чего надо?
        Голос был точно не тетин. Тонкий подумал о деревенской преступности, а заодно о необязательности и грубости людей, носящих кирзовые сапоги. Потому что в такой ситуации вообще трудно думать о чем-то позитивном. Хотя… Он присел на корточки (лица подмашинного человека все равно не было видно) и серьезно спросил:
        - Хозяйка где?
        - Так в деревне! - Оскорбился правый сапог. - Тут работы, небось, до утра, что ж она всю ночь на травке сидеть будет?! Не-ет, брат, - включился левый сапог, назидательно кивая носом в сторону Ленки, - она сидит у меня дома и гоняет чаи с сыновьями. Можете посмотреть. - С сомнением добавил правый: - Мы в третьем доме живем.
        - Спасибо! - вскочила Ленка.
        - Да! - хором крикнули сапоги. - Петруху там старшего пните, чтобы шел мне помогать с фонариком. Не видно ж ни черта!
        Тонкий подумал, что это, вообще, странная идея: чинить машину прямо на дороге, вместо того, чтобы перегнать в теплый освещенный гараж. Но как только Ленка потянула его в деревню, через поле, по кочкам, глине и траве, ямам и ухабам, сообразил: на колесах тут, может, и проедешь, но сломанную машину толкать будешь до утра. Вот сапоги и решили сэкономить время - чинят прямо на дороге. Хотя, что мешает взять машину на буксир?..
        Пока Тонкий рассуждал, его два раза уронили в яму, раза четыре - в глину и разок обругали просто так, чтобы не отставал. В конце концов, ему это надоело, он вырвал руку и, проворчав «отпусти», сам пошел вперед. Но сестра и не думала идти следом (шуршания травы за спиной не было слышно).
        - Ну и куда тебя несет?
        Тонкий обернулся. Ленка стояла у него за спиной, с видом занудной училки, скрестив руки на груди.
        - Впереди никакой деревни нет, трава одна. Не видишь, что ли?
        Честно говоря, Тонкий не видел. Ни впереди, ни справа, ни слева. Не поймешь, вообще, где они, кругом одна высокая трава.
        - Хорошо, где, по-твоему, деревня есть?
        Ленка хмыкнула и беззаботно ответила:
        - Не знаю. По-моему, мы заблудились.
        Паниковать было рано. Зато самое время было покрутить пальцем у виска, отобрать у сестры фонарик и включить. Не дождетесь, чтобы начинающий оперативник Александр Уткин заблудился в траве! Вот сейчас…
        Луч фонаря бил далеко, Тонкий сразу увидел стену высокой травы впереди и деревенские домики чуть левее. Услышал:
        - Уй-е! - Близко, буквально над ухом. Чуть впереди что-то прошуршало в траве и стало тихо. Ленка захихикала:
        - Вспугнули кого-то…
        - Угу. Вон деревня, пошли, Сусанин. - Тонкий первый пошел в сторону домов, не выключая фонарика. Конечно, светить по кустам и траве - не самое благородное дело, но Тонкий боялся потерять из виду деревенские домики. А кого вспугнули, того вспугнули. В деревне дощатые сортиры есть.
        - Тс-с, - послышалось откуда-то из-под ног. Тонкий чуть на месте не подпрыгнул, но вовремя сообразил, что прячутся от него и Ленки. Прыгать от радости, наверное, не стоит, хотя и приятно, что от тебя прячутся. Любопытно - жуть, но, господа, будем выше этого. Мало ли, какие секретные дела могут быть у людей ночью в траве?! Ленка тронула его за рукав. Тонкий отмахнулся: «Идем». И гордо ступил в яму.
        То есть ступил-то он ступил, но не попал. По крайней мере, ногой. Яма из-под ног шустро ушла, ладони наткнулись на твердую землю, а нос - на каблук чьего-то сапога.
        Из травы выскочили три фигуры, одна большая и две поменьше, и ломанулись в разные стороны. Ленка взвизгнула, кажется, ее толкнули. Тонкий ойкнул: в спину его больно ужалил уголек брошенной сигареты: ну кто курит среди сухого бессмертника?!
        И сразу стало тихо. Болел разбитый нос, кажется, кровь пошла, Ленка молча возилась в траве, наверное, поднималась. Потом осторожно позвала:
        - Сань!
        - Тут я.
        - Что это было?
        - Я тебя хотел спросить. Мы кого-то вспугнули, не могу понять кого.
        - Парочку, - предположила Ленка.
        Тонкий только вздохнул:
        - Не видела, что ли?! Там трое!
        - А мне показалось - парочка.
        «Вот так, господа, и проходит опрос свидетелей, - думал Тонкий. - Одни видят парочку, другие троих мужчин, третьи - группу детского сада на выгуле. И ты думаешь, кому верить: свидетелям, своим глазам, своей интуиции или никому. Обычное дело».
        - Пойдем, Лен. - Вздохнул Тонкий, поднимаясь. - Мы уже никогда не узнаем, кто это, и что они здесь такого делали, что убегать пришлось. Наверняка можно сказать, что это была не группа детского сада. Дети окурками не кидаются.
        - Окурки разбрасывать нехорошо! - послышалось из травы. Тонкий вздрогнул и обернулся: рядом стоял тот же бомж, который недавно интересовался, что они здесь так поздно делают.
        - Я однажды бросил в неположенном месте. - Бомжик поднял папиросный окурок, затушил его носком сапога и бережно спрятал в карман. - В институте когда учился, зашел в туалет, покурить. Я не знал еще, что рядом с туалетом кафедра химии. И что они там в унитазы всякую гадость сливают. Первокурсник был. Не понимал, чего это во всех туалетах курить можно, а в этом - нельзя. Покурил - нормуль. Бросил окурочек в унитаз… Долго потом радовался, что стоял рядом с унитазом, а не сидел…
        - Рвануло? - осторожно спросил Тонкий.
        - Какой рвануло?! Такой вспышки с фонтаном и салютом я ни до, ни после не видал! Сортир потом ремонтировали. А ты говоришь: «окурок».
        Тонкий бросил что-то типа: «Примем к сведению» и потянул Ленку в деревню. Впрочем, успел расслышать:
        - Бывайте, молодежь!
        Глава VII
        Ван Ваныч - похититель теть
        Найти в темноте третий дом оказалось проще простого: цифры, нарисованные на заборах масляной краской, так и белели в темноте. К тому же, во всех окрестных домах люди давно легли спать, во дворе же третьего дома кипела работа. При свете фонаря над крыльцом мелкий пацан, лет, наверное, девяти бегал туда-сюда по двору, поднося небольшие полешки и оттаскивая наколотые дрова. Знакомая до боли женская фигура эти дрова рубила. Ленка как увидела, так и рванула туда:
        - Теть Муз, ты бы хоть позвонила!
        Тетя выпрямилась (с топором она выглядела очень солидно, Тонкий побоялся бы вот так запросто подбегать) и поинтересовалась:
        - А вы, девушка, мобильник-то зарядили? И если да, то где? Я тоже хочу.
        Ленка обескураженно заморгала:
        - Здесь можно… В доме наверняка есть розетка.
        - Да, но я не знала, что заглохну здесь, поэтому не захватила зарядное устройство. А у моря от электрических скатов телефон не заряжается, даже не проверяй.
        - Я и не думала…
        Тонкий, наконец, подошел, открыл калитку…
        - Федька, здорово!
        Федька (тот парень, кого надо благодарить за отдых на кладбище дикарей) подтаскивал тете дрова. Тонкому он только кивнул, типа, страшно занят.
        Обсуждать с тетей события минувшего дня не хотелось: и так все понятно. Поехала тетя за водой, да и заглохла. Позвонить неоткуда и некуда, идти пешком за племянниками вообще-то можно, но тетя почему-то не сочла нужным. Вот и осталась в деревне, пока машину не починят. Что тут объяснять? Тонкий только кивнул ей и кинулся помогать Федьке: собрал дровишки, раскиданные у тетиных ног в художественном беспорядке, и потащил в дом. Чуть приоткрыв дверь, он сразу получил ей по лбу, по коленкам и услышал: «ой!», «извините». Из дома в темноту прошмыгнул какой-то пацан. Не Федька - Федька в синей майке, этот - в белой. К тому же Федька вышел следом, открыл дверь нормально, подержал, пока Тонкий входил, и выкрикнул убегающему:
        - Тем, ты куда? Отец не разрешает гулять в это время!
        - Его нет! - пискнули из темноты.
        Федька солидно вздохнул:
        - Неслухи. Там положи, в кухне. - Он махнул рукой куда-то в сторону.
        Тонкий с дровами прошел, куда показали, вышел из сеней, очутился в коридоре… И опять получил по коленкам, на этот раз - трехколесным велосипедом.
        - Би! - требовательно пропищала велосипедистка. Тонкий решил, что лучше посторониться, девчонка на велике была совсем мелкая, лет четырех, может, поменьше. С такими связываться - себе дороже: задавят вместе с дровами.
        Под ноги подкатился мячик, Тонкий чуть не споткнулся, но вовремя заметил. Из комнаты выглянул пацан, лет семи, и попросил:
        - Дядь, подай мяч!
        Тонкий подал, а что делать?
        - Спасибо!
        - Куда дрова сложить можно? - спросил Сашка исчезающую за дверью спину.
        - Туда! - Из комнаты высунулась рука и показала дальше по коридору.
        Однако веселая у Федьки семейка! Тонкий от души посочувствовал парню. Тут с одной-то сестрой не знаешь, как ужиться, а у Федьки, похоже, целый детский сад.
        - Би! - Под коленки снова ударил велосипед. Во жизнь!
        Тонкий дошел до конца коридора, оказался на кухне и понял, что это еще не все. В смысле, не все Федькины братья и сестры. На кухне за маленьким квадратным столом сидели пятеро пацанов разного возраста и играли в «дурака». Самому младшему было лет семь. Он сидел на табуретке, подобрав под себя ноги, и ныл:
        - Петруха жульничает!
        Парень, лет шестнадцати (наверное, Петруха и есть), сидел с невинной улыбкой и разводил руками:
        - Докажи!
        По лицу его видно было: жульничает, и еще как, только семилетнему парню не по силам предъявить доказательства, и Петруха беззастенчиво этим пользуется.
        Остальные игроки с интересом наблюдали действо. Пацан рассеянно хватал карты на столе, разглядывал и клал назад. Его недоумевающая физиономия кривилась все сильнее с каждой картой и ясно было: сейчас разревется.
        - Тебе чего? - Петруха, наконец, заметил Тонкого. Остальные игроки заинтересованно подняли головы. Кроме младшего: этот еще пытался понять, как его надули.
        - Дрова куда кинуть? И это… Отец велел тебе подойти с фонариком.
        Петруха кивнул Тонкому под ноги. Сашка, наконец, разглядел, что стоит не просто у стены, а у печки, рядом с которой уже свалена небольшая стопка дров. Присел на корточки, положил дровишки. Петруха самодовольно скрестил руки на груди и разглядывал Тонкого сверху вниз. Наконец, неторопливо с расстановкой проговорил:
        - Велел - подойду…
        Как будто хотел сказать еще: «А тебя не спрошу», - но передумал. При этом он продолжал сидеть, скрестив руки на груди, и пялиться на Тонкого. Типа: «У тебя все?» или «Что еще за Кент к нам пожаловал?» - неприятно, в общем. И в карты этот Петруха жульничает… Нет, Тонкий и сам может пожухлить, если играет с Ленкой или бабушкой. Они тоже не вчера родились: замечают, заставляют переходить, а потом жульничают сами… Ленка еще любит щекотаться в качестве наказания. А Петруха жульничал подло, зная, что мелкий не сможет ни доказать, ни по шее…
        По шее, конечно, лучше всего. По шее таким и надо при первой же встрече без лишних слов. Но как-то неспортивно это, господа… На пробу Тонкий резко встал, задев головой маленький столик. Столик не упал, а всего-навсего накренился, но карты: и кон, и отбой дружно съехали на пол. Теперь Петруха не закончит свою нечестную партию. Как ему это понравится?
        - Ой, прости, нечаянно! - Тонкий сделал такие невинные глаза, какие Ленка делает, когда получает двойку. Петруху аж перекосило: с такой гримасой киношные люди бегут взрывать дома и в туалет. Но ничего, промолчал, видимо, решил, что несолидно это: лупить человека за опрокинутый стол. Младшие тут же бросились подбирать карты.
        - Ты откуда такой выискался? - Нашел Петруха нужные слова: вроде вопрос, как вопрос, а звучит обидно.
        Сказать бы сейчас: «Из Москвы», получить по морде, дать в глаз и гордо уйти со своей сатисфакцией. Но у тети еще машина недочинена. Жаль.
        - Мы тут отдыхаем. Тетя поехала за водой и заглохла, твой отец чинит на дороге.
        От так! Мы отдыхаем, а кто-то на нас работает, гы-гы.
        - Заглохла, говоришь… Ой!
        Толстый, до поры сидевший у Сашки за пазухой, почуял запах кухни и высунул морду на свет: здесь кормят? Петруха, не ожидавший от гостя сюрпризов, слегка растерялся. Хороший повод поиздеваться.
        - Это Толстый, он не кусается!
        - Я и не боюсь. - Смутился Петруха. Вроде, никто его в крысобоязни не обвинял, а все равно получилось неловко. Он даже резко переменил тему:
        - Отец, говоришь, звал с фонарем?
        - Угу.
        - А ты чего?
        - Тете помогу, дрова таскать.
        Петруха солидно кивнул: одни чинят машину, другие таскают дрова, все справедливо, все довольны. Он нашарил на полке фонарь и вышел первый. Тонкий - за ним.
        - Сколько у тебя братьев? - спросил он уже спокойно из чистого любопытства.
        - Тебе-то что? - буркнул идущий впереди Петруха, но тут же спохватился:
        - Восемь братьев и Ленка…
        - Бип!
        - Да, она. - Петруха потер коленку, в которую врезалась девчонка на велосипеде. - А у тебя?
        - А у меня только Ленка, но достает она покруче восьмерых братьев, - честно ответил Тонкий.
        Петруха вежливо хохотнул:
        - Моя - тоже! - Первый вышел на улицу и шмыгнул за калитку.
        Тетя рубила дрова, Ленка сидела на бревнышке и чертила палочкой по земле. Взмыленный Федька собрал солидную стопку наколотых дров и сейчас пытался поднять всю разом. Стопка разваливалась, Федька солидно по-взрослому чертыхался, но попыток не оставлял. Тонкий подошел помочь.
        - Весело тут у вас! - Он сгреб половину дров, предоставив Федьке вторую, и понес.
        - Ага! Обхохочешься! Что с машиной? - Похоже, парень обиделся.
        - Ты чего?
        - А ты чего?
        Разговор начал походить на перебранку в песочнице.
        - Извини, я сказал, что думал. Что с машиной - не знаю, я с тетей так и не поговорил, а Петруха с фонарем убежал быстро, мы тоже поболтать не успели.
        Тонкий шел по коридору, Федька сопел сзади.
        - Строгая она у тебя, - выдал он на середине коридора. - Вошла на кухню, ни «здрасьте», ни «до свиданья», сразу: «Я - дрова колоть. Федя, идем поможешь».
        Тонкий кивнул:
        - Да, это она может!
        - У нас была такая воспиталка, но она круче была. Разговаривала командами: «Ко мне!», «Сидеть!» Мы ее звали Полканом.
        Тонкому стало обидно:
        - Да нет, она вообще-то нормальная. Опер она, поэтому…
        Федька шмыгнул носом:
        - Знаю, профессиональная деформация.
        - Что?!
        «Вот так, - подумал Тонкий, - и подрастает смена. Детсадовские воспиталки разговаривают командами, а дети относятся с пониманием, потому что знают такие умные слова…»
        - Нам батя в газете прочитал.
        - А-а.
        - Долго плевался еще, говорил, что брехня. - Федька остановился посреди коридора, изображая отца, откашлялся и важно басом произнес:
        - Я хоть и завгар, но на детях не срываю. Даже не ругаюсь при них, тудыть-растудыть!
        Тонкий захихикал:
        - Завгар - это заведующий гаражом?
        - Ага!
        Они, наконец, добрались до кухни. Федькины братья оставили карты и организованно топили печь. Вчетвером это было не так уж просто: печь одна, пацанов четверо, у каждого по две руки, и всем хочется поучаствовать. Старший, лет восьми, кидал поленья в печку. Другой, чуть помоложе, шерудил внутри кочергой. Из печки время от времени вылетали ошметки золы, и тогда старший солидно ругался:
        - Осторожно ты, дом спалишь!
        Остальные подавали дрова. Тонкий с Федькой шмякнули полешки на пол. Старший парень посмотрел на Тонкого, потом на дрова и оценил:
        - Хорош!
        Федька кивнул:
        - Пойдем, Сань, тетю твою остановим. А то она как пришла, так и рубит, и рубит…
        Тонкий подумал, что за то время, пока тетя здесь, можно было срубить весь запас дров, каким бы он ни был, и половину избы.
        - Почти полсарая дров заготовила, - продолжал Федька, будто про себя, - и откуда у человека силы?
        - Она давно приехала? - поддержал разговор Тонкий, чтобы Федька не уходил в себя.
        - С утра. Как приехала, так и рубит, и рубит… - Федька медитативно бубнил себе под нос, открыл ногой дверь, вышел первым на крыльцо и встал на пороге. Тонкий в него чуть не врезался:
        - Ты чего, Федь?
        - А? - Парень подтер нос рукавом. - Хватит дров, говорю.
        Тонкий аккуратно обошел его (пускай медитирует на пороге, если нравится) и сам подошел остановить тетю:
        - Хватит дров! Пацаны сказали, ты с утра тут колешь!
        Тетя расколола еще полешко, аккуратно сложила его на землю, только потом воткнула топор в чурку. Ленка, сидевшая рядом на бревнышке, от души удивилась:
        - С утра?
        Тетя Муза только хмыкнула:
        - Это не работа, Елена, это активный отдых. Работа - когда головой и в обязательном порядке.
        - Дрова колоть? - тупо спросил очнувшийся Федька. Ленка хихикнула:
        - Ага! Головой и в обязательном порядке. Обязательно коли дрова головой. Это и есть настоящая работа!
        Федька вопросительно поднял голову, через секунду, поняв, наконец, что сморозил чушь, насупился и сел на крыльцо:
        - Сама ты головой.
        Он был совсем жалкий: мелкая фигурка на крыльце, освещенная фонарем. Тонкому показалось, что он сейчас разревется. Ленка, блин, тоже, нашла ровню, над кем потешаться! Но тетя Муза быстро восстановила порядок:
        - А что, Федя, у вас коровник тут есть? Его вычистить не надо ли? Елена давно мечтала…
        Ленка сделала такое лицо, что сразу стало ясно: и не мечтала она о таком счастье, даже в ночных кошмарах не видела!
        - Коза есть, - наивно ответил Федька. - Тоже грязная. Пойдем покажу!
        Он спрыгнул с крыльца, взял Ленку за руку (она даже не сопротивлялась) и повел в дальний угол огорода, к дощатой развалюхе, предположительно, сараю с козами.
        - М-да. - Тетя проводила их взглядом. - Цени, Санек. У тебя родители хоть и по командировкам вечно, а все-таки есть.
        Тонкий не понял, о чем это она, и с чего вдруг заговорила о родителях. На всякий случай уточнил:
        - У Федьки тоже есть.
        - Теперь-то конечно. Федька говорил - приехал сюда только прошлым летом.
        - Что значит «теперь»? Он детдомовский?
        Тетя кивнула:
        - Я так поняла, не он один. У Ван Ваныча своих меньше половины.
        - Ван Ваныча?
        - Завгара, который на дороге под машиной валяется с Петрухой на пару. Где у них умывальник здесь? - Тетя отряхнула ладони, глянула, что получилось (равномерно-серый цвет), оценила бесполезность своего занятия и стала оглядываться по сторонам, в поисках умывальника.
        - В доме я видел один.
        Тетя кивнула и пошла было в дом, но помыть руки ей не дали. За калиткой заплясал луч фонаря, доплясал до Тонкого с тетей и врезал от души по глазам. Убил бы за эту привычку! Тонкий прищурился и сквозь слезы разглядел фигуру за калиткой. Петруха, что ли? Он.
        - Сань! Теть Муз! Пойдемте машину толкать, отец сказал - в гараже дочинит!
        - Давно пора. - Тетя обреченно глянула на свои руки, распрощалась, наверное, с мыслью помыть их хотя бы до полуночи и кивнула Сашке: «Пошли».
        Глины было столько, что хватило бы на целую гончарную мастерскую. Причем, мастерскую можно было открывать прямо здесь: «жигуль» послужил бы помещением, каким-никаким, а колеса «Жигуля» можно было бы переделать под гончарные. Все равно здесь, на глине и ухабах, они ни на что больше не годятся! Тонкий убедился в этом, пока толкал машину по полю к дому. Тетя с Петрухой и Ван Ванычем, конечно, тоже помогали, но от этого было не легче. Особенно надрывался Петруха. Вроде толкал вместе со всеми, ни больше, ни меньше, но на лице его была такая гримаса, что Тонкого совесть замучила. Может, отпустить парня, сами справимся? А то вон как надрывается, жалко его!
        - Может, она заведется? - в сотый раз спросил Петруха, голосом раненой балерины.
        - Нет, - отрубил Ван Ваныч. - Иначе я бы вас не звал. Да ты чего разнюнился? У тебя дела, что ли?
        - Да так, ерунда…Дотолкаем и пойду.
        Хитрющий он, Петруха этот! «Дотолкаем и пойду», - сама добродетель, блин! А вот сейчас старший оперуполномоченный на это купится! Потому что Петруха ей не племянник, его сильно мучить нельзя!
        - Иди, Петь, мы справимся! - Купилась-таки тетя Муза. И Ван Ваныч ее поддержал:
        - Правда иди! Тут осталось-то!
        За усами травы Тонкий уже видел калитку. Все равно далеко. Все равно еще толкать полчаса, не меньше. Все равно все устали. А Петруха все равно крикнул: «Ну спасибо!», - и ушел. Убежал почти, быстро так. Ну и пожалуйста.
        Тонкий с удвоенной силой налег на машину (что-то стукнуло в багажнике) и услышал шум мотора. Не просто шум мотора, а рев мотоцикла! Мечтать, конечно, не вредно, что вот сейчас так примнется трава под могучим колесом мотоцикла, и знакомые байкеры, Серый и Димон, встанут перед Тонким как лист перед травой и предложат помощь…
        - Федька сказал, что вы здесь до утра будете, а сам куда-то побежал, - наябедничал Серый, потому что это был он. - Димон не смог подъехать, спит уже. Трос давайте.
        - Куда это он на ночь глядя? - буркнул Ван Ваныч.
        Тонкий ни сообразить ничего не успел, ни поздороваться, а тетя уже доставала из багажника трос.
        - Вы бы раньше сказали, - болтал Серый, прицепляясь. - Я хоть и далеко, мне долететь - десять минут. - Он глянул на Тонкого. - А ты хотел подальше от людей! Куда ж ты здесь от них денешься?
        Мотоцикл заревел, трос натянулся, тетя прыгнула в машину и лихо закрутила руль. Тонкий вместе с Ван Ванычем подталкивали сзади. Машина, привязанная к мотоциклу, убегала из-под рук, и Тонкий несколько раз чуть не бултыхнулся носом в грязь. Ван Ваныч как-то ухитрялся разгадывать намерения «жигуля» и ни разу при Сашке не споткнулся, даже равновесия не потерял. Он только кряхтел, глухо и с металлом, как будто сам он «жигуль» и это его тянут за трос по ухабам и глине.
        Тонкий прыгал рядом, как кузнечик, и все пытался сообразить, где он видел этого Ван Ваныча? Из головы не шел ночной гость, но нет, точно не он. Тот был молодой, без очков и этой толстой штормовки…Тонкий думал-думал, и додумался, наконец: штормовка! Наблюдатель на пляже был в штормовке, такой же, толстой не по-летнему, грязной… Но, вроде, не седой был… Так и Ван Ваныч не седой, в смысле, не очень, в глаза не бросается. Что же выходит: он следил за ними с пляжа? Зачем?
        «Жигуль» рванулся вперед с новой силой, Тонкий опять чуть не клюнул носом грязь. Ну и что. В конце концов, имеет право человек посмотреть в бинокль (даже если он Ван Ваныч). Никакого криминала в этом замечено не было, и вообще хватит подозревать случайных людей неизвестно в чем. Подумаешь, бинокль! Тонкий тоже в него смотрел.
        Через полчаса вся компания, грязная, но довольная, пила чай у Ван Ваныча. Кроме самого хозяина, который пошел чинить машину в теплый освещенный гараж. Тонкий, наконец, увидел всех Федькиных братьев одновременно (кроме самого Федьки и Петрухи) и сидел, забившись в угол, торопливо хлебая из чашки. Серый - рядом, похоже, ему было также комфортно.
        Семеро пацанов от пяти до девяти не могли пить чай тихо. Над столом летали вопли, типа: «Сам дурак!» и надкусанные баранки. Одна тетя Муза сохраняла невозмутимость, а Тонкий с Серым сидели, не зная, куда себя деть и когда это кончится. Сашка хотел выпустить на стол верного крыса, но передумал. Во-первых, это чревато еще большим шумом, во-вторых, Толстого-то за пазухой и нет! Нет на плече и на голове… Ушел шляться по дому?
        - Потерял что? - спросил участливый Серый.
        - Крыса. Не видел?
        Серый покачал головой:
        - Небось, под лавкой где-нибудь спрятался.
        Сашка кивнул: под лавкой - наверняка, под лавкой - скорее всего, это он понимает и разделяет.
        - Сашка дурак! - Чья-то надкусанная баранка плюхнулась Тонкому в чай, весело нырнула и всплыла. Это что у них, игра такая?
        - Чего сидишь? - Пнул его Серый. - Хватай и кидай назад, только крикни: «Сам дурак!»
        Тонкий сперва так и сделал, а потом подумал: «Зачем?!» Понятно, что в каждой избушке свои погремушки, но Серый, во-первых, здесь не живет, во-вторых, малость вышел из того возраста, когда кричат «Сам дурак» и кидаются баранками. Может, это прикол такой, или примета? Тетя Муза ничего не сказала, только покосилась в Сашкину сторону. Тонкий подумал, что давненько не чувствовал себя так глупо.
        - Местная игра? - спросил он Серого, как мог равнодушно.
        - Угу. У кого баранка размокнет, тому за водой идти. А «Сам дурак» - это уже детские навороты.
        Тонкий нервно хихикнул и подумал, что кому-то здесь придется ночевать. Двенадцатый час уже, вряд ли Ван Ваныч захочет всю ночь возиться с машиной. Скорее всего, отложит до утра.
        Хлопнула дверь, в кухню ворвалась Ленка. Видок у нее был аховый: в волосах сено, в подвернутых штанинах и под ремнями босоножек - опилки, а на всем остальном - грязь.
        - Чего меня не позвали?! - с порога заныла она. Федькины братья синхронно притихли: такое зрелище они, наверное, видели только по соседскому телеку.
        - Садись. - Тетя Муза жестом фокусника достала из-под стола табуретку. - Чашки там. Извини, мы не знали, когда ты освободишься.
        Пацаны захихикали, а мелкая Ленка, Федькина сестра (Тонкий только что ее заметил) заржала в голос. Она маленькая, ей можно.
        - А че? - обиделась Ленка. Но чаю налила, села и тут же получила в чай полуразмокшую баранку: «Ленка дура!». Пока она возмущалась, баранка размокла окончательно и распалась на части. Кому-то сегодня везет!
        Глава VIII
        Луна
        Взошла такая луна, что будь бы Толстый собакой, он, наверное, выл бы и выл до утра. Хорошо быть крысою! Очень хорошо! Сидишь себе, семечки грызешь, и все на свете луны и солнца тебе по фигу.
        Семечки удались. В городе Толстый таких не пробовал. Жирные, продолговатые с тонкой шелухой - красота! Только пить хотелось от них, так, что хвост дергается! Толстый выбрался из мешка и повел носом. Из угла напротив тянуло сыростью. Подошел: так и есть, лужа на земле. Неаккуратные эти двуногие. Вот крыса около своего гнезда никогда не оставит лужу. Она же крыса, а не свинья. Он попил, умылся, набрал полный рот тех замечательных семечек… Вовремя.
        Толстого подхватили и понесли, в очередной раз, не говоря, куда.
        Запах был не хозяйский. Вообще незнакомый был запах: как будто сырую подушку вываляли в грязи, а потом как следует прогрели на открытом огне, вот какой это был запах. Да и сам двуногий какой-то мелкий, несерьезный. Передвигается бегом, а не шагом… Если бы Толстому пришла такая мысль, он мог бы поставить парню подножку, и тот бы упал. Как ногой в затылке почесать, упал бы, потому что мелкий и потому что бежит. Ночь уже, крысиное время. Людям спать пора, крысам бегать, а этот… Люди! Толстый висел у парня в руке, от нечего делать, перебирая лапами в воздухе. Потом его сунули за пазуху - стало спокойнее.
        Двуногий шел, подпрыгивая, долго шел. Толстый вынужден был цепляться коготками и ждать, когда это кончится. Шаг, шаг, еще шаг… Он замучился считать шаги.
        Нескоро, наверное, через час, двуногий подпрыгнул особенно сильно, и Толстого окатило водой. Вот так новости! Крысы не любят воду: Толстый чихал, отплевывался, вода была жутко вонючая и щипала нос и глаза. Толстый рванулся было прочь, чтобы найти местечко потише и там спокойно умыться. Но его перехватили и запихали поглубже за пазуху.
        Глава IX
        Ночной бомж
        Комната была вообще-то просторная, сама по себе. Только разложенные по всему полу матрасы и спальники стесняли этот простор. Так стесняли, что к своему спальному месту Сашка пробирался на цыпочках, чтобы случайно не наподдать пяткой в нос едва прилегшему… кому-нибудь. В дальнем углу у окна одиноко стояла кроватка младшей Ленки и кресло (ничье, просто кресло). Весь остальной пол занимали спальники и матрасы, в три шеренги, как на параде. Тонкому достался спальник почти у самой двери: лежишь и видишь в щелочку свет из коридора.
        - Почетное место! - констатировал Ван Ваныч. - Если начнется пожар или по нужде приспичит, ты сможешь выйти, никого не разбудив.
        Ленка с тетей Музой расположились далеко у окна, Тонкий даже не мог их углядеть в трех шеренгах Федькиных братьев. Федька, кстати, еще не пришел, его пустой спальник лежал рядом с Тонким. И Петруха… Ван Ваныч сказал, Петруха придет поздно. И Толстого нет. Сашка весь дом облазил: нет нигде. Неужели на улице потерялся? Верный крыс, конечно, умный, но в незнакомом месте потеряться может только так. Это мы уже проходили.
        Говорят, когда засыпаешь, душа отделяется от тела и уходит погулять в астрал (или где там у душ место тусовок)? Душа Тонкого сегодня растерялась: бродила будто из угла в угол, не зная, куда себя деть. Тонкий закрывал глаза, и ему казалось, что он дома в Москве или в палатке с тетей Музой и Ленкой или хоть на космическом корабле с инопланетянами… Но кто-то неосторожно шевелился или сопел в комнате, и глаза сразу открывались: здравствуй, реальность!
        Интересно, как чувствует себя местный домовой, если он вообще есть? Это ж никакого тебе покоя! Даже ночью не выйдешь погулять, а если выйдешь, то будешь все время прислушиваться и нервно вздрагивать от каждого подозрительного посапывания. Кто сопит? Он что проснуться надумал или так, сон тревожный приснился? А народу мно-ого, сопеть есть кому. В этом доме, наверное, никогда не бывает тихо. Нервная работа у местного домового, Тонкий от души посочувствовал ему. Даже если он не любит гулять по ночам, все равно. Возьмем, скажем, молочные зубы. В деревнях же любят кидать их за печку, говорить какие-то специальные слова, чтобы новый зуб вырос здоровым. А если зубов много? Если детей не двое, не трое, а десять? Домовой из этих зубов может выстроить себе отдельный домик, как из кирпичей. Или сразу собрать вставную челюсть - на будущее. Но таскать замучается!
        В ногах кто-то всхрапнул, смачно, по-взрослому, и Тонкий снова открыл глаза. Далеко впереди серебрилось окно, а за окном… Показалось?
        Тень вела себя нагло, так, что Тонкий сразу понял: не показалось ни разу, вот она, эта тень. Разгуливает, брякает бутылками, спотыкается и … - Тудыть-растудыть! - ругается еще!
        Бесцеремонная тень. Может, она здесь живет? Ван Ваныч говорил, что Петруха вернется поздно. Может, это он? Фигушки. Во-первых, Петрухин голос Тонкий с чужим уже не спутает. Во-вторых, у себя во дворе ни один уважающий себя парень шуметь не будет, зная, что в доме спит целая рота младших братьев под командованием сестры. Нет, это не Петруха. Или все-таки…
        Громыхнуло железное ведро, посыпались дрова.
        - Семеныч, тудыть-растудыть, детей разбудишь! - А вот это Петруха. Они там, что ли, вдвоем шумят?
        - Сам знаю. Тебя, сопляка, забыл спросить! Вали спать отсюда! - ответил невидимый Семеныч. Командует, значит… Только Петрухой так просто не покомандуешь:
        - Я сейчас отца позову! Скажу бомж какой-то во двор залез…
        - Да говори! - легко согласился Семеныч. - Я ему представлюсь…
        Петруха нехорошо замолчал. Наверное, на полминуты. Потом совсем нехорошо стал просить:
        - Ну Семеныч! Ну дети, блин, спят…
        - Не бои-ись! - самодовольно ответил этот шантажист. - Я тихонечко… - И грохнул по чему-то железному!
        Чем так ужасен Семеныч, что Петруха стесняется знакомства перед отцом, конечно, вопрос, но не это хотел выяснить Тонкий. Честно говоря, он хотел, чтобы перестали шуметь. Выскочил из спальника, мысленно поблагодарил Ван Ваныча за почетное место у двери… И был неделикатно пойман за трусы:
        - Ты куда, племянник?
        Вот за что Тонкий уважает свою тетю, так это за умение подкрадываться. Ценное умение, ей бы обучить племянника и жить спокойно, только вместо этого тетя Муза предпочитает подкрадываться сама. Тонкий подумал, что они уже достаточно нашумели, и не стал отвечать вслух. Покосился на окно: тетя опер, она поймет. Да и сама, небось, все слышала.
        Слышала. Кивнула, приложила палец к губам и первая выскользнула в коридор. Тонкий - за ней. В темном коридоре тетя смахивала на привидение в яблоках: белая ночная рубашка с нарисованными яблоками, загорелых рук - ног в темноте не видно.
        - Т-с-с… - Тетя приоткрыла дверь и выскользнула на крыльцо. Тонкий - за ней.
        Бомж! Тот самый, которого Тонкий с Ленкой повстречали сегодня в траве. Тот который «Сынки, бутылочки не выкидывайте». Бомж в штормовке и вязаной шапке сидел на бревнышке. За пазухой у него торчало несколько дровишек, наколотых тетей Музой. На пеньке перед ним стояла бутылка, пластиковый стаканчик и вскрытая банка баклажановой икры. Рядом - Петруха с самым разнесчастным видом. И как это понимать? Вот уж действительно, местный бомж зашел отдохнуть. Тонкий бы тоже стыдился перед домашними, если бы к нему среди ночи приперся такой гость.
        И зачем его сюда понесло?
        Тетя Муза, увидев такое дело, только крякнула. Подошла к бомжу и Петрухе:
        - Добрый вечер.
        - Ночь, скорее, - буркнул Петруха. Бомж вообще промолчал.
        - Ночь, - поддержала светскую беседу тетя Муза. - А вы что здесь так поздно делаете?
        - Тебе какое дело? - искренне удивился бомж. - Вали к своему Ванычу, не мешай.
        Зря он это сказал. Вот сейчас тетя ему покажет…
        К удивлению Тонкого, тетя не показала, а кротко спросила:
        - Он вам разрешил здесь распивать?
        - Разрешил-разрешил. - Бомж раздраженно закручивал крышку бутылки. - Иди.
        - Семеныч, потише, это наши гости, - попытался урезонить Петруха.
        Но тетя не сдавалась:
        - А если я у него спрошу?
        Бомж с бутылкой замер на секунду, видимо, такая простая мысль не приходила ему в голову, но сейчас возмутила до глубины души. Он вскочил, взмахнул бутылкой, так, что Петруха пригнулся, и рявкнул на всю деревню:
        - Да спрашивай, е-тить!
        - Тихо-тихо, Семеныч! - Петруха робко попытался поймать его за рукав, но не сумел. Семеныч разошелся.
        - Спрашивай, спрашивай, иди! Я с ним поговорю, не волнуйся! Совсем оборзел! Сынок ни хрена не делает, получает как все! Что я уже выпить не могу, как нормальный человек? Не могу? Отвечай?! - Он схватил тетю за плечо и начал трясти, как будто ожидал, что с ночнушки посыплются нарисованные яблоки на закуску. Тонкий как стоял, открыв рот, так и продолжал стоять, искренне недоумевая, почему тетя все это терпит. А тетя не только терпела, но еще и проявляла участие:
        - Успокойся ты! - Она осторожно взяла бомжа за руку и оторвала от ночнушки. - Кто тебя обидел?
        Семеныч вопросительно замер, видимо, не ожидая такой реакции, и глянул на тетю, как на говорящую, но очень назойливую муху:
        - Ты кто?
        - Я здесь в гостях, - уклончиво ответила тетя.
        Бомж понимающе кивнул:
        - Ваныч - мужик хороший. Два года как овдовел… Да ты садись, присаживайся!
        - Семеныч, успокойся… - Петруха предостерегающе потрогал Семеныча за рукав.
        - А че? - не понял Семеныч. - Посидим, поговорим…
        Тетя вывела руку за спину, вытянула палец, царапнула Тонкого по животу и показала на дверь. Типа: «Уходи в дом!» Обидно, конечно, но… Иногда тетю стоит послушаться.
        - Я-пойду-спать. - Скороговоркой проговорил Тонкий, но никто не обратил на него внимания. Развернулся и пошел к дому. Жаль, конечно, но…
        - Эй, вы чего тут делаете? - Тонкий невольно вздрогнул и обернулся. Из сарая вышел заспанный Ван Ваныч и решительно направился к компании:
        - Вы че, оборзели? Здесь дети спят!
        - Чего ты, Ваныч? Мы тихо сидим, разговариваем. - Попытался спасти положение Семеныч. Но Ван Ваныч был неумолим:
        - Вон отсюда, я сказал!
        Ворча, бомж собрали бутылку-банку-стаканчик и направился к калитке.
        - И чтоб больше я тебя здесь не видел! - Он подождал, пока бомж уйдет, и удалился обратно в сарай.
        - Странные у тебя знакомые. - Покачала головой тетя.
        - Да ну! - Петруха пробормотал что-то невнятное, сказал «Спокойной ночи» и пошел в дом.
        Фонарь на крыльце осветил белую Петрухину майку. Тонкому показалось, или на майке правда - пара маленьких зеленых крапинок? Неужели… Так, спокойно! Лицо у человека чистое, волосы тоже…
        Тонкий с тетей дождались, пока за ним закроется дверь.
        - Кто это был? - спросил Тонкий.
        Тетя пожала плечами:
        - Я видела и слышала столько же, сколько и ты.
        - А узнала больше… - Тонкий решил подлизаться, но ему не удалось.
        - Кыш спать! Много будешь знать, скоро состаришься!
        Ну и пожалуйста, ну и ладно! Вот в следующий раз - фиг она спровадит его в дом, когда будет допрашивать бомжа! Тонкий подумал, и сам не поверил в свое обещание. Конечно, спровадит, и еще как! Что он, маленький, не понимает?! Обидно-то было все равно, хоть и не маленький. Тетя явно заинтересовалась бомжом, хотела у него что-то узнать. Что именно - не говорит, и не скажет, на то она и опер. Тонкий оглядел ее ночную рубашку, белую в темноте, и босые ноги, которых в этой темноте почти не видно.
        - Ты похожа на привидение в яблоках.
        Тетя не обиделась:
        - А ты - на одиноко парящие в воздухе трусы. Я тебя победю. Яблоками закидаю, - непедагогично ответила она. - Пошли в дом. Надеюсь, мы не всех перебудили.
        Тонкий пошел вперед и занял свое почетное место у двери. Ему снились нахальные бомжи и зеленые крысы.
        Глава X
        Байкеры ни при чем
        К утру Тонкий уже пообвыкся, освоился в этом густонаселенном доме и даже научился узнавать хозяев в лицо, затылок, а хоть бы и пятку, мелькнувшую за углом. Он узнал, что Саньку пять лет, он любит «касеты и в воду пхыгать», Лехе, Теме и Сереге - по восемь, когда они не в школе и не в огороде, то сидят у печки играют в «дурака». Васек и Павлик в этом году пойдут в первый класс и по такому случаю уже осваивают под руководством Петрухи приемы рукопашного боя. В несознательном возрасте кто-то из них двоих ухитрился взорвать колхозный сортир, но кто конкретно и как, они до сих пор не признались. Ленка любит рвать цветочки в огороде соседей и дарить их тем же соседям.
        Тонкий чувствовал себя как новичок на второй день школьных занятий. Вчера еще было страшновато и в глазах рябило от такого количества незнакомых лиц. А сегодня уже нормально, почти ерунда. Знаешь, кого как звать, кого как ругать и чего от кого ждать - сразу легче. Конечно, не так, будто всю жизнь здесь учился, но все-таки.
        Верный крыс так и не нашелся. Сашка как встал, как убрал спальник, как помог убирать спальники младшим, как отстоял очередь к умывальнику и отчитал свою Ленку за то, что не принесла воды, так сразу-сразу побежал искать. Во все комнаты заглянул, под каждой лавкой провел рукой. Пару раз вроде слышал: скребется, звал-звал - не идет. Наверное, местная мышь скреблась, мало ли их в деревенском доме? На улице поискал, весь огород облазил - нет верного крыса. Тетя с Ленкой тоже участвовали в поисках, лазали, звали, подключили Федькиных братьев… Сам Федька еще до завтрака куда-то убежал, и Петруха - тоже. Тонкий их не видел с утра. Ван Ваныч с утра пропал в гараже: «За утро сделаю, не извольте беспокоится! Благо воскресенье, на работу мне не надо. Хотя там ребята помогли бы…»
        В общем, Толстого искали все, кто мог, только не нашел никто. Обескураженный Сашка плюхнулся под яблоню в тенек: «Ну где он может быть?! Вроде везде смотрел-искал… Эх!»
        - Да ладно тебе, Сань, первый раз, что ли? - Подошла Ленка и попыталась его утешить. Сама-то Толстого побаивается, знаем-знаем! Хотя, справедливости ради, допускать, чтобы брат расстраивался - не в ее интересах. Кто ж ее развлекать-то будет тогда, если брат рассядется здесь расстроенный, да так и будет тусоваться под деревом до конца каникул? Кто, скажите, будет топить ее в море, смеяться над ее прической и кулинарными способностями?!
        - Да, не в первый раз, - поддержал разговор Тонкий. Но ведь от этого не легче, правда? Мир непостоянен: раз найдется, два найдется, а на третий может и не найтись. Запросто. С кошками так бывает, и с собаками. Значит, и с крысой может случиться.
        - В гараже смотрели?
        - Угу. Там Ван Ваныч, тетя и добрая половина детей. Мышь не проскочит, не то, что крыса.
        - Ну Сань! - Ленке надоело, что Тонкий сидит как в воду опущенный. Помочь ему традиционным способом (найти крыса) у нее не получилось, она решила прибегнуть к нытью. - Сань, хватит кукситься! Смотри, какая погода!..
        М-да. Вот так вот живет человек, беды не зная, сестру достает, погодой наслаждается, мечтает стать художником… А потом раз - и теряет крыса. А крыс - штука такая, его нельзя терять. Без него и сестру не достанешь и погоду не оценишь, и вообще… Как Ленка не понимает?! Сама вон из-за всякой ерунды так орет, хоть вешайся. А Тонкому, получается, нельзя? Маленькая она еще, не врубается в некоторые вещи. Ну и что, что всего на год моложе, в их возрасте и год - солидная разница.
        Тонкий снисходительно посмотрел на сестру:
        - Вот представь, Лен. Живешь ты себе, живешь…
        - Ну живу.
        - Солнышку радуешься, двойки получаешь.
        - Ну?
        - Гну. А в один прекрасный день берешь и… Рвешь колготки! - Про колготки Тонкий рявкнул страшным голосом, чтобы до сестренки дошло.
        Ленка посмотрела на брата, как на психа:
        - Дурак!.. Зачем так уж себя накручивать?! Нервы побереги!
        М-да. Хотя кое в чем она права: нервы еще пригодятся. Надо оставить себе на жизнь с Ленкой и тетей Музой… А, чего говорить-то!
        Утро все тянулось и тянулось. Тонкий успел сбегать в гости к байкерам (оба чистые, никакой зеленки, даже в волосах), внимательно разглядеть вернувшегося Петруху (майку он поменял, не поймешь), наткнуться на Федьку с откровенно зелеными волосами и ничего ему не сказать. Что тут говорить? Тонкий прав был: разыгрывают его. Только байкеры сказали, а Федька воплотил, они в сговоре, непонятно, что ли?! Вчера вон, когда машину вытаскивали, кто позвал Димона? Федька. А после того, как этот гаденыш показал Тонкому с тетей и Ленкой кладбище дикарей, кто приехал травить байки про гоминида? Байкеры. Пацанам в деревне скучно, вот и развлекаются как могут. Все, господа, приехали. Дело саблезубого гоминида раскрыто без ищейки. Потому что ищейка пропала.
        Немного не вписывались в версию мелкие брызги на Петрухиной майке: что взрослому-то парню делать в пещере, зачем разыгрывать глупых приезжих? Хотя Ленка, когда бродила ночью под землей, четко слышала: «Петруха»! Значит, и он, взрослый парень, а все туда же. И уходят-приходят они с Федькой вместе… А может, у них там какая-то игра? А что? Какие-нибудь казаки-разбойники или поиски клада? Есть игры, в которые можно играть и в десять лет, и в шестнадцать. Особенно если в пещере… Интересно же! Попроситься, что ли, к ним? Тонкий уже дозрел выловить Федьку и устроить допрос с пристрастием, но опять не нашел. Ладно, потом.
        Он сидел, прислонившись спиной к стволу яблони. Ствол царапался и щекотался маленькими кусочками коры. Ветки нависали низко-низко, дразня жирными, но зелеными еще яблоками. Впрочем, некоторые уже потихоньку начали розоветь, еще пара дней…
        С ветки свесилась голова и уставилась на Тонкого:
        - Батя звал, сказал, машина готова!
        Тонкий посмотрел вверх: на яблоне, уцепившись ногами, как летучая мышь, висел Темыч. Висел, надо полагать, давно, потому что физиономия у него была красная, будто он только что вышел из бани.
        - Спасибо, - рассеяно буркнул Тонкий. - Извини, я тебя сразу не заметил.
        Темка довольно захихикал, подтянулся и сел на ветку верхом:
        - Никто сразу не замечает! А батя как пугается!
        Ленка нарисовалась неизвестно откуда и сразу начала торопить:
        - Пойдем!
        Пойдем так пойдем. Тонкий отряхнулся и побрел за ней в гараж.
        Починенная Ван Ванычем машина бежала резво, подпрыгивая на ухабах и похрустывая сухим бессмертником. Тонкий смотрел на прыгающий вид из окна и гадал, куда мог деться верный крыс и где его теперь искать. На то, что он отыщет лагерь по запаху и прибежит, можно не надеяться: лагерь далеко от деревни, да и Толстый все-таки крыса, а не собака. Лапки короткие, так запросто из деревни в лагерь не прибежать. Значит, в деревню придется вернуться и не раз. Походить по полю, по огороду, вокруг дома…
        Машина лихо съехала с горы и затормозила.
        - Высаживайтесь, племянники, приехали! - скомандовала тетя Муза. Она вышла первая, размахнулась, чтобы закрыть дверцу и так и осталась стоять, подавшись корпусом вперед, заведя руку за спину. Еще бы рот открыла для полноты картины.
        Глава XI
        Разгром
        Тонкий выбрался из машины: что случилось-то? Тетя стояла и смотрела прямо перед собой на лагерь. Тонкий тоже глянул… И тоже замер, так и стоял, пока Ленка не подтолкнула:
        - Дай выйти!
        «Нет, в принципе, ничего удивительного, - думал Тонкий, разглядывая то, что когда-то было их лагерем. - Люди, которые уезжают на сутки, оставляя палатку без присмотра, должны быть готовы к чему-то подобному. Ленка, во всяком случае, предполагала, а я не послушался. А даже, если бы послушался, то что бы мог сделать? Утащить палатку на себе, вместе с рюкзаками и котелком? Хотя все равно обидно». Мелькнула предательская мысль насчет Федьки и Петрухи, но господа зачем это им? Тонкий с тетей и Ленкой у них гостили, вроде не ссорились. Ван Ваныч машину чинил. Не, ерунда.
        Палатка на месте вообще-то была, но какая! Колышки выдернуты все, но это полбеды. Тент изрезан в лоскуты - зачем?! Шесты, если и есть, то где-то далеко, вне поля зрения. Спальники вытащены и тоже порезаны, та же участь постигла матрасы. Как будто здесь и впрямь побывал саблезубый гоминид и пожрал все своими саблевидными зубами. Хозяева остались целы, потому что их в палатке не оказалось. …И поверх этого вороха разноцветных лоскутков гордо валяется, сверкая боками, начищенный котелок. М-да.
        Тетя Муза, наконец, очнулась, захлопнула дверцу:
        - Я вижу, над котелком вы поработали хорошо. Молодцы.
        - С ума сошла! - Очнулась и непосредственная Ленка. - Нам тут все порезали, а ты…
        - Вижу, медмуазель, вижу. Так что вы предлагаете?
        Ленка замялась, но лишь на секунду:
        - А ты?
        Вопрос был хороший, тетя, кажется, сама была к нему не готова. Но лица не потеряла:
        - Давайте оценим потери, может, что-то нам еще пригодится. А потом я приглашу вас на экскурсию по достопримечательностям Керчи. Наверное. - Она повертела в руках незаряженный телефон.
        - Что?! Что?! - Тонкий спросил на секунду раньше. Нет, иногда он решительно не может понять тетю Музу. К ним тут саблезубый гоминид приходил, а ей - достопримечательности смотреть приспичило. Что за человек?!
        Но тетя сохраняла невозмутимость:
        - Ну без палатки мы обойдемся, в багажнике тент есть. Погода, вроде, не пасмурная - перекантуемся. А вот новый спальник кое-кому может и пригодиться. Или вы, юноша, предпочитаете спать на траве?
        Тонкий вздохнул и пошел копаться в лоскутках, надеясь найти хоть что-то, что можно починить. Потери оказались не столь велики, как ему сперва показалось: Ленкин спальник не тронули, только потоптали немножко, на тетином всего пара дыр - зашьет, на то она и опер. А вот Сашкин спальник - порезали буквально на ленточки. И матрасы погибли все… Зато из вещей и продуктов никто ничего не тронул: Тонкий специально перерыл рюкзаки и сумку с едой - все на месте!
        Тетя сидела на бревнышке с ниткой-иголкой и краем глаза наблюдала за Сашкиными раскопками. Лицо ее нехорошо вытягивалось, а иголка двигалась все резвее. Наконец она завязала узелок.
        - Шмотки целы, говоришь?
        - Угу, и продукты, - подтвердила Ленка, жуя сухарь. Тетя кивнула:
        - Собирайтесь на экскурсию. Сашке новый спальник нужен, пенку купим большую, одну на всех. Спальники и остатки палатки возьмем с собой. Чтобы ничего не осталось.
        Ленка удивленно перестала жевать:
        - А если наше место в это время займут?
        - Делай, что сказала! - Тетя скорчила такое лицо, с каким отчитывают пятилетних детей за разбитую чашку. Вроде и вина-то - смех, чего из-за чашки сердиться? Но оставлять дело безнаказанным непедагогично, поэтому надо обязательно сказать: «Нехорошо» и сделать строгое лицо. Вот такое же, как сейчас.
        Ленка, глупая, купилась: запорхала вокруг «жигуля», скидывая в багажник все, что попадется под руку. Тонкий, конечно, тоже помогал, но… Тетя что-то подозревает - это факт. Не будем скромничать, скорее всего, она подозревает то же, что и сам Тонкий. Кому-то очень нужно, чтобы они отсюда убрались. Ночью, пока их не было, приходили не воры и не обычные хулиганы. Те и другие распатронили бы и одежду, и сумку с продуктами. Ну, может, не взяли бы, но распатронили бы точно, на то они и хулиганы. А тут покоцана палатка и спальники. То, без чего немыслимо существование дикаря. За продуктами можно съездить в город сто первый раз за неделю, одежда? Да много ли ее надо летом в Крыму? То-то же. А вот без палатки и спальников дикарю не жизнь. Не будешь же спать на голой земле под открытым небом? Еще палатка подпорчена так подло: не просто порезали, а унесли шесты! Тонкий все облазил, нет их в лагере, нету. Какая палатка без шестов? Колышки можно и деревянные выстругать, а вот шесты… М-да. Значит, кому-то надо, чтобы они отсюда убрались. И тетя, скорее всего, хочет ненадолго убраться, чтобы посмотреть, кому. Они
ведь наверняка сюда придут. Если кого-то гонят с места, значит, это место нужно самим…
        Тонкий понял, при чем здесь экскурсия. Что бы сделал на месте тети Музы нормальный человек? Стенал бы полчаса, потом собрал бы остатки вещей и уехал с этих негостеприимных гор, из этой негостеприимной деревни, и этой негостеприимной страны. Ну, может, недалеко уехал бы, а поискал себе другое место. Но только не тетя Муза. Она теперь ни за какие коврижки не покинет это место. Палатку порезали? Не беда, есть тент. Спальники? Сейчас оценим потери, что не починим, то купим. А этот гоминид саблезубый, который палатки режет, пусть только попробует вернуться! Тетя ему задаст! Надо уезжать отсюда, а потом вернуться и посмотреть: кто такой приедет и займет их место? Почему другое ему не подходит? Если это место ему нужно, отчего сам не подошел, а резал палатку? Поэтому тетя и придумала экскурсию в Керчь.
        Предательская мысль о Федьке и Петрухе все-таки не шла из головы. Не желала уходить: сидела и гоняла чаи с наглым видом папиного начальника: «Знаю, что я вам надоел, знаю, что спать пора, только фиг вы меня прогоните!»
        На всякий случай, Тонкий сбегал проверить свою бомбочку: разорвалась, весь вход в пещеру заляпан зеленкой. Нет, дрянь, мысль. Вредная и глупая. Федька не стал бы показывать им это место только затем, чтобы потом напакостить. Вот разыграть - да. Но путем уничтожения палатки людей не разыгрывают, это и девятилетнему пацану понятно. Значит, Федька отдельно, вандалы отдельно. Тетя права: кому-то это место очень нужно.
        - Не копаемся, племянники! Музеи работают только до семи!
        Сама тетя стояла у багажника и перекладывала нормально то, что скинула кое-как Ленка. Порезанный в лоскуты спальник не хотел влезать в чехол. Тонкий мучался-мучался, потом ему надоело. Под суровым взглядом тети Музы он запихнул покоцанный спальник на заднее сиденье вместо накидки. А что? Оригинально!..
        - Ты еще топор под потолок подвесь, - хихикнула Ленка. - Для украшения. Или кость побольше найди в мусоре, чтобы всем было понятно: едут чокнутые неандертальцы, гаишникам не беспокоиться.
        - Сама ты… - вяло огрызнулся Тонкий, да так и не придумал, кто именно Ленка сама. Он швырнул в багажник пустой чехол и занял плацкарту на своем рваном спальнике. А что? Ничего, мягко. Только синтепон отовсюду вылезает, ну да мало ли, кто как украшает машину? У дедушки Пети вон в «копейке» на заднем сиденье вообще козлиная шкура. Пахнет она как целый живой козел, даже два. Только сам дедушка давно к этому привык и не замечает. А Тонкий с Ленкой молчат из вежливости. Молчат и стараются с дедушкой Петей никуда не ездить. … А тут тепло, мягко и никакого запаха!
        Хлопнули двери, Ленка плюхнулась рядом, тетя - за руль. Машину привычно затрясло по крымским ухабам. Тонкому, наверное, в сотый раз за последние дни, захотелось в школу. «Вот приду первого сентября, - думал он. - Тощий, загорелый и в синяках. На меня все будут смотреть и завидовать черной завистью. Потому что по такому человеку сразу видно: каникулы у него удались. Будут расспрашивать, где был, как отдохнул… А я не скажу. Пусть думают, что и правда - хорошо!»
        Ленка врубила плеер на полную громкость, и Тонкий от души пожелал, чтобы у нее поскорее сели батарейки. На улице хоть есть куда отойти от ее попсы, а здесь в машине - не спрячешься! За окном пробегала высокая трава. Сестренка смешно покачивала головой и отбивала такт ногами. Экскурсия, значит? По достопримечательностям Керчи. Интересно, кому понадобилось это место, вдали от человеческого жилья, моря и вообще с нехорошей репутацией? Скорее всего, саблезубый гоминид - розыгрыш Федьки и байкеров, но он почему-то не выходил у Сашки из головы. Не гоминид, конечно, спальники погрыз своими саблевидными зубами, но…
        А если такая легенда и правда существует? А что, может, не с потолка Федька этого гоминида взял? Может потому у места и дурная слава, что Тонкий с Ленкой и тетей не первые и не последние, кого хотят отсюда прогнать? Ну допустим, некто, неизвестно кто, под кодовой кличкой «Саблезубый гоминид», имеет на это место какие-то виды. Давно, не первый год. А тут периодически приезжают всякие, разбивают, понимаешь, палатки… Мешают! Гоминид дожидается, пока никого не будет в лагере, портит им палатки, спальники. Возмущенные дикари скоропостижно уезжают, бабульки в деревне ахают: «Опять люди пропали! Не иначе как дело зубов саблезубого гоминида!» Федька с Петрухой, циничные, как подростки, завывают в пещере по ночам, пугая байкой доверчивых дикарей… А гоминид облегченно вздыхает и лелеет мечту о том, как посеет на этой земле картошку или построит дом… Хотя нет. В этом случае он бы давно эту картошку посадил. У него была куча времени, много лет…
        Машину тряхнуло особенно сильно, Ленкин плеер взвыл особенно громко. Не выходит у нас версия с гоминидом. Что же получается тогда? Тогда получается, господа, что гоминид не просто имеет виды на эту землю, а уже что-то на ней творит. Или рядом с ней. Что-то незаконное. Что-то, что не терпит свидетелей, поэтому он так старательно их разгоняет, не показываясь, впрочем, лично. Чего ему показываться?! Зубы у него не саблевидные, и вообще он, скорее всего, самый обычный гоминид, как Тонкий с Ленкой. Может, прикус немного неровный… Зубы-то нормальные, а вот совесть нечиста. Поэтому и прячется сам и прогоняет отсюда свидетелей…
        Версия была твердая и уязвимая, как пирамида из консервных банок в универмаге. Потянешь за нижнюю баночку - и привет. Пирамида развалится, и кое-кто получит по лбу. Причем два раза: первый раз - падающими банками, второй - от сотрудника универмага. Ну вот с чего Тонкий все это взял?
        С того, что кто-то покоцал их палатку-раз. С того, что в день, когда тетя уехала и заглохла, кто-то наблюдал за ними в бинокль - два. С того, что как только они приехали, всего-то через пару часов к ним явился ночной гость с подозрительной легендой: «Шел мимо, увидел бесхозную палатку». Причем, остановил лодку и тут же пошел к лагерю. Вышел из лагеря и тут же пошел к лодке. Это называется «мимо»? Еще Тонкий вспомнил Ван Ваныча - видел он эту штормовку, похоже, что Ван Ваныч за ними и следил… А потом всю ночь чинил машину, принудив тетю с племянниками заночевать у него. Утром они вернулись - лагерь разгромлен…
        Так, спокойно, не будем все валить в одну кучу. Ван Ваныч отдельно, гоминид - отдельно. Нельзя подозревать человека в саблезубости из-за того, что у него, видите ли, штормовка знакомая. А Петруха с Федькой все-таки - его сыновья…
        Что мы имеем против гоминида? Только палатку, ночного гостя и парня с биноклем. Хотя связывать одно с другим и третьим - вообще верх легкомыслия. Может, они и ни при чем, а может, очень даже при чем. Пока неизвестно. Что мы имеем против Ван Ваныча? Штормовку парня с биноклем и ремонт машины накануне разгрома. При этом штормовка - более веский аргумент. Гоминид мог запросто подстеречь, когда в лагере никого не будет, - сговариваться с Ван Ванычем для этого совершенно не обязательно. Если люди отдыхают дикарями, они быстро привыкают, что вокруг - никого, можно оставлять без присмотра хоть алмазный фонд в коробочке и уходить купаться или куда там еще. Нет, Ван Ваныч здесь - фигура произвольная. А насчет штормовки Тонкий сомневался. Тот, кто подглядывал, был, кажется, моложе Ван Ваныча. А может, и нет… Непонятно, в общем.
        Тонкий зло покосился на Ленку: вот сидит, попрыгунья-стрекоза, плеер слушает! У человека тут гоминиды преступные шляются, и никаких версий, догадки одни. Крыс пропал…
        Впереди уже замелькали башенки городских домов. Одна радость: скоро приедем. Ленка нервно заерзала на драном спальнике, Тонкий ее понимал. После долгой дикарской жизни приятно увидеть настоящий город с людьми, машинами и домами. Вот только спальник купим…
        Тетя затормозила у магазинчика с дурацкой оранжевой палаткой на вывеске. Ясно, чем здесь торгуют, пошли уже! Ленка потянулась открыть дверь, но тетя ее одернула:
        - Оставайтесь в машине, я сама все куплю.
        - Как это? - невольно выкрикнул Тонкий. Ему не терпелось после тряски по глине и камням ступить на твердый асфальт. А тут: «оставайтесь в машине».
        - Вот именно потому, что ты задаешь этот вопрос, я делаю вывод: в магазине вам делать нечего. В твоем возрасте пора бы знать, как покупают спальники.
        Тонкий не видел себя в зеркале, но точно мог сказать: после этих слов у него натурально отвисла челюсть. Тетя не хочет брать их с собой в магазин, потому что они якобы несознательные и не знают, как покупать спальники? Она что, перегрелась?
        - Ты серьезно? - осторожно спросил Тонкий.
        - Что?
        - Ну, не возьмешь нас с собой…
        Тетя пожала плечами. Лицо у нее было растерянное: поняла, видно, что сморозила глупость.
        - Можете идти, никто вас к сиденью не привязывает…
        Нет, она точно не хочет брать их с собой. Почему?
        - Да нет, посидим, если хочешь.
        - Угу. Я быстро.
        Тетя Муза вышла, действительно быстро захлопнула дверь, щелкнула брелком сигнализации и скрылась в магазине.
        Тонкий пнул сестру в бок:
        - Ты что-нибудь понимаешь?
        - Ага, у тети солнечный удар. Или свидание.
        Сашка подумал, что второе ближе к истине: наверняка тетя успела договориться о встрече с каким-нибудь местным коллегой, и, возможно, это связано с утренним погромом. Хотя станет ли беспокоить опер опера из-за таких мелочей? А срывать на детях солнечный удар опер станет?
        Тетя действительно вышла быстро, со свертком под мышкой, и рыбкой нырнула в телефонную будку у магазина. Вот оно что! Звонок, который Тонкому с Ленкой подслушивать не полагалось!
        Тонкий и не подслушивал, он просто смотрел. Как тетя набирает номер, как ждет ответа… Мало интересного, но надо же чем-то себя занять!
        Говорила тетя долго, оживленно, смеялась, гримасничала, и вообще вела себя как дурочка, а не как опер. Хотя, наверное, все такие, когда говорят по телефону не с начальством, а с хорошими знакомыми. Вон Ленка, когда болтает, это же натуральное «Маски-шоу!» Она гримасничает, показывает язык, декламирует стихи, поет песенки. А если без звука смотреть - вообще обхохочешься. Себя Тонкий в такие моменты в зеркале не видел, а зря. Или наоборот хорошо? Тонкий предпочел бы считать себя серьезным человеком, а не клоуном…
        Тетя повесила, наконец, трубку и пошла к машине. В руке она держала чехол со спальником, а под мышкой - огромный белый рулон, метра полтора длиной, ага - пенка! Пискнула сигнализация, тетя открыла дверь:
        - Вылезайте, племянники! Поможете пенку привязать.
        Тонкий подтолкнул Ленку в бок: чего расселась тут, движение задерживает! И выскочил вслед за ней на твердый асфальт - кайф!
        - Давай, что там привязывать?
        Тетя кинула в него ремень. В полминуты Тонкий прикрутил пенку к верхнему багажнику, проверил: хорошо. Тетя рассеянно наблюдала:
        - Сейчас прицепим и поедем в гости… Что, все уже?
        Она проверила ремень и осталась довольна:
        - Прыгайте обратно, тут недалеко.
        Вот это называется прогулка с тетей! Только, понимаешь, вылез из душной машины, как тебя тут же загоняют обратно!
        - Ты же говорила - на экскурсию поедем? - завредничал Тонкий.
        - Туда и едем. Только экскурсию должен кто-то провести. Ты можешь?
        Тонкий покачал головой, Ленка, на всякий случай, тоже.
        - И я не могу, я здесь была последний раз триста лет назад, когда Украина еще не была заграницей. Я даже не помню, где тут парк или кино! Вот и позвонила местному знакомому. Заедем за ним и пойдем гулять, он нам все покажет.
        Тонкий подумал, что не ошибся насчет встречи с местным коллегой. Только ничего в этой встрече секретного нет, раз тетя берет с собой его и Ленку. Да и кто сказал, что этот местный - тоже опер? Мало ли какие у тети знакомые?
        Машина ровно шла по широкой городской дороге без ухабов и бессмертника, и это было здорово. Еще бы Толстый нашелся… Тонкий приказал себе не думать о грустном, но как можно не думать о верном крысе, если тот пропал? Он и не грустный, а очень даже веселый, его верный крыс! Пропал только. Надо сходить в деревню, поискать.
        Тетя свернула во двор и затормозила:
        - Вот парадный подъезд, прошу, господа! Вылезайте, а я припаркуюсь.
        Тонкий с Ленкой не заставили себя ждать: выскочили зайцами. Надо же: действительно подъезд, лавочка, бабульки, обсуждают что-то своем на украинском языке. Дети на площадке бесятся, собаки лают, все, как принято во дворах, ничего особенного. А все равно радостно! Тонкий потянулся и вздохнул: город!
        Ленка стояла рядом и меланхолично чистила ногти. Кажется, она была солидарна с братом:
        - Хочу в школу.
        - Скоро пойдешь, а пока добро пожаловать в гости к Ивану. - Вернула на землю неожиданно появившаяся тетя Муза.
        - К Ивану?
        - Можно без отчества, тем более, что я его никогда не знала. Захочет - сам вам скажет, но вряд ли. Это мой старый приятель, он здесь живет, - добавила она, видимо, для тех, кто в танке. Ленка даже оскорбилась:
        - Поняли уже.
        - Ну поняли и прекрасно! - Она распахнула дверь подъезда. - Велкам.
        Тонкий с Ленкой прошагали за ней по лестнице на пятый этаж. После гор-то? Легко! Тетя нажала на звонок:
        - Не робейте, племянники, делайте умные лица.
        Ленка захихикала. Она всегда хихикает, когда ее просят сделать умное лицо, так уж она устроена, эта Ленка.
        Щелкнул замок, на пороге показался мужчина в джинсах и майке. На майке была нарисована стрелка вверх и надпись «Лицо года». Если бы Тонкого спросили, он бы сказал, что люди, которые сидели в тот день в жюри, сошли с ума. Ну те, которые эти лица года выбирают. Нет, без обид, господа, Тонкий тоже не Аполлон, но для этого лица носить майки с такими надписями просто кощунство. Или черный юмор, кому что. Лицо было жуткое: красно-коричневое от загара, оно было покрыто белой сеточкой мелких шрамов. Как будто человек специально загорал, натянув на лицо рыболовную сеть. А вы говорите: «Лицо года»… Зато улыбался, как Доктор Ливси из мультика:
        - Приветик! Меня зовут Иван. Если кто не в курсе. - Он посторонился, пропуская гостей. - Знакомь с племянниками, Муза. Они сами стесняются.
        - И ничего не стесняемся, - буркнула Ленка, стоя на лестнице, решившись переступить порог. - Елена. Можно Ленка. - Она произнесла это с таким видом, как будто говорила: «Бонд. Джеймс Бонд».
        Доктор Ливси разулыбался еще больше, пожал ей руку и наклонился к Тонкому.
        - Саня. Можно Тонкий. Можно Санек, - поспешил представиться Тонкий. А почему он покраснел, сам не понял.
        - Не обращай внимания, Вань, - вмешалась тетя. Они у меня дикарями отдыхали, давно живых людей не видели.
        - А вчера? - возмутилась Ленка.
        Доктор Ливси захохотал так, что Тонкий всерьез испугался за стекла в подъезде.
        - Может быть, вы все-таки пройдете? - Он посторонился еще, пропуская в глубь квартиры тетю Музу и Ленку. - Это Чапа, он не кусается.
        Тонкий сперва вошел, а потом увидел оскаленную морду Чапы, который не кусается. Маленький заросший спаниель отнесся к Сашке негостеприимно. Рыкнул, встал на задние лапы. Передние положил на Тонкого и начал скрести лапой по карману, джинсов, не переставая рычать. Тонкий рассеянно ляпнул:
        - Привет. - Больше ни на что изобретательности не хватило. А Доктор Ливси переменился в лице. Гримаса у него была такая, будто он застукал Тонкого за чем-то очень и очень нехорошим, только стесняется сказать это вслух. Тетя Муза ему все-таки друг…
        Друг - тетя Муза тоже смотрела на племянника подозрительно. Наконец, отмерла, сказала:
        - Елена, пройди в комнату. - И, не дожидаясь, пока Ленка уйдет, потребовала:
        - Покажи-ка, что там у тебя?
        Тонкому самому стало любопытно, что такого нашел Чапа в его кармане. Джинсы узкие, пихать туда печенье или еще что съедобное - себе дороже. Сядешь так и будет у тебя не печенье, а полный карман крошек. Значит, несъедобное… но что еще могло заинтересовать собаку?
        Тонкий сунул руку в карман и вытащил визитницу. Ту, что обронил ночной гость, самую бесполезную находку верного крыса. Тетя тут же отобрала и открыла:
        - Та-ак…
        А Чапа заливался! Чапа лаял, как будто увидел тысячу кошек, и прыгал вокруг тети с визитницей. А тетя невозмутимо в этой визитнице копалась. Достала пачку визиток, кинула на тумбочку в прихожей. Достала кусок бумажки, сложенный конвертиком. Чапина душа этого не вынесла. Истерически гавкнув, он прихватил тетю за пальцы, держащие бумажку.
        - Сидеть! - приказал Доктор Ливси, и собака села, как ни в чем не бывало. А тетя бумажку развернула и едва не высыпав на пол какой-то зеленый порошок, похожий на приправу. Марихуана!
        Вот что хранил в этой визитнице ночной гость!
        Глава XII
        Что-то новенькое
        Доктор Ливси закашлялся:
        - Это точно его?
        Тонкий покачал головой.
        - Разберемся, - сказала тетя. - Пошли на кухню.
        Тонкого усадили на высокий табурет, налили чаю. Значит, верят. Уже хорошо, а то Сашка на полном серьезе испугался, что придется оправдываться и перед тетей и перед Доктором. Тетя, между тем, села напротив, отдала бумажку Ивану, чтобы не нервировать собаку, и потребовала объяснений:
        - Знаю, что не твое. Подозреваю, что ты вообще не в курсе, что такое зеленое носил с собой все эти дни. Скажи только, где нашел?
        И Тонкий рассказал. Про ночного гостя, про Толстого, как он нашел визитницу, да и рассказывать-то было недолго! Он-то думал, бесполезная находка, ну и сунул в карман в надежде, что раз ночной гость имеет обыкновение ходить мимо их лагеря, может быть, вернется за своей пропажей. Внутрь заглядывал, да, как же. Нашел кучу визиток и положил обратно, кому они нужны! Наркоту вообще не заметил: она так завернута, будто просто клочок бумажки.
        Тетя слушала и мрачнела.
        - Значит, в руках это держало как минимум три человека. Зови Ленку, Вань, давай чай пить.
        Доктор Ливси кивнул и пошел звать Ленку. Тетя сунула визитницу в карман:
        - Забудь, Сань. Если все-таки увидишь этого ночного гостя - покажешь. А так - забудь.
        Тонкий кивнул: все понял, не маленький. Даже если тете очень захочется посадить ночного гостя за щепотку марихуаны, она не сможет этого сделать. Визитница побывала уже у троих человек. Ночной гость скажет: «Подкинули», - и никто ничего не докажет. Правда, он может иметь отношение к делу саблезубого гоминида… В таком случае, его стоит представить тете, если он, дурак такой, покажется на глаза.
        Вошел Доктор Ливси, ведя перед собой надутую Ленку. Дуться Ленка любит и всегда подходит к делу творчески. Просто «губки бантиком» - это ерунда для чайников. А вот когда у человека надуты даже уши, сразу видно всю силу его обиды.
        - Улетишь! - среагировал Тонкий.
        - Сам такой! - Ленка сделала неуловимое движение носом, отчего нос тоже надулся. - Что за секреты от мирных граждан?!
        Тетя вздохнула, Тонкий подумал, еще чуть-чуть, и у нее тоже надуются уши.
        - Увы, Елена, в этот раз никаких секретов. Ничего интересного.
        Ленка подозрительно оглядела ее кислое лицо, разочарованную мину Тонкого, вечно улыбающегося Доктора Ливси и милостиво согласилась:
        - Ладно, верю.
        - Ну спасибо! - Доктор Ливси хохотнул и выдал Ленке чашку, исходящую паром.
        Чашка была большая, держать ее требовалось обеими руками. А говорить, не размахивая руками, Ленка не умела. Тонкому дали такую же чашку, и он замолчал просто так, за компанию.
        - Ну и что же твои племянники хотят увидеть в Керчи? - сменил тему Доктор Ливси. - Мелек-Чесменский Курган, Митридат, Пантикапей?
        - Что покажешь, - хмыкнула тетя Муза. - По-моему, им все равно, лишь бы не сидеть целыми днями в палатке. От этого галлюцинации начинаются.
        Тонкий покраснел. Знал, что про саблезубого гоминида тете рассказывать не стоит. И не рассказал бы, если бы Чапа визитницу не нашел. А так… Она сказала: «Рассказывай», - значит, надо было рассказывать все, ничего не упуская. Кто его знает, какую-такую деталь опер сочтет важной? Пришлось и про гоминида…
        Доктор Ливси понимающе кивнул:
        - Тогда начнем с кинотеатра. Закончим - местами боевой славы!
        Произнесено это было так, будто Доктор Ливси хочет показать им места боевой славы не героев войны, а своей собственной. Ну и ладно.
        Потрескавшаяся эмаль на чашке сложилась в дурацкий рисунок: бегемот, поедающий арбузы с дерева. Тонкий сидел и разглядывал трещинки: вот круглое бегемотье тело, глаз, вот арбуз, а вот веточки дерева идут сеткой трещин… А о чем еще думать, скажите, пожалуйста? Ночной гость курит марихуану. Курит, для продажи взял бы порцию побольше и не хранил бы в визитнице. Хотя… Не-а! Не прав начинающий оперативник Александр Уткин! Ни разу не прав: именно так продавцы и делают. Носят с собой по чуть-чуть, столько, сколько приготовились продать сегодня… Да, но в визитнице было совсем уж мало. Тонкий видел по телеку: марихуану продают спичечными коробками, а никак не понюшками, которые в сложенной бумажке поместятся. Значит - курит сам. Это может значить, что он имеет отношение к торговле, а может не значить ничего. Вот так! Даже косвенная улика, найденная с позором и собакой (ох уж этот Чапа!), может оказаться вовсе не косвенной уликой, а вообще ничем. Обидно - не то слово: расследование по делу гоминида по-прежнему не продвинулось ни на шаг. Или продвинулось, но чтобы это узнать, нужно сделать еще несколько
шагов. И главное непонятно: куда шагать? Обойти с визитницей всю деревню и спрашивать: «Не ваша ли?» Может, кто-то из пацанов и соврет: «Моя», чтобы получить бесполезную игрушку, а так… Что-то не видел Тонкий визитниц у деревенских дедулек. Скорее всего, ночной гость из города.
        Установить слежку за всеми, кто носит старые штормовки, включая Ван Ваныча? Честно говоря, Тонкий никого кроме Ван Ваныча и бомжа в штормовке не видел, так что, может быть, в этом и есть резон… Еще давно пора обсудить с тетей события минувших дней, только она ведь на смех поднимет Тонкого. Один гоминид чего ему стоил…
        - Ты что-то, Саня, погрустнел, чай не пьешь? - Доктор Ливси хлопнул Сашку по спине, тот даже вздрогнул от неожиданности. Доктор истолковал это по-своему:
        - Ты не волнуйся, я в хороших людях разбираюсь больше, чем в хорошем вине. Потому что вина не пью.
        «А хороших людей переловил столько, что хватило бы работников для целой винной плантации», - закончил про себя Тонкий. Злился он на Доктора Ливси. Вроде, и сам не виноват, и Доктор ни в чем не обвиняет, а все равно паршиво.
        - Я… Задумался просто! - Тонкий залпом допил остывший уже чай. - А в кино - это вы здорово придумали. Сто лет телека не видел! - Он так честно посмотрел на Доктора Ливси, что сам бы на его месте не усомнился: «Врет! Не хочет он ни в кино, ни в кафе, ни в парк отдыха по местам боевой славы. Хочет сидеть, как дурак, и дуться над чашкой холодного чая, потому что такова жизнь».
        - Ну если задумался, тогда пошли, - нелогично ответил Доктор Ливси. Ленка и тетя уже стояли на пороге кухни - все ждали Тонкого. Чапа меланхолично растянулся в углу. На Сашку даже внимания не обратил, когда тот вставал, убирал чашку, перешагивал через него к дверям. Его Чапино дело - наркоту найти. Дальше - пускай двуногие сами разбираются.
        Идти с Ленкой в кино - все равно что с козлом за капустой. Найти-то найдет, будь спок, выберет самый лучший кочан. Только сам же и слопает, не оставив тебе и жеваной кочерыжки. Ленка выбрала классный фильм, нужно отдать ей должное. Но только на этом вся польза от Ленки закончилась, начался один вред. Может быть, кому-то в зале и удалось спокойно посмотреть кино, только это был точно не Тонкий. Когда твоя соседка взвизгивает на каждой кровавой сцене, это еще можно стерпеть. Когда она громко комментирует все происходящее на экране и в зале - это уже требует большей выдержки, у Тонкого такой нет. Не говоря уже о том, что слышны комментарии не тебе одному.
        Тетя Муза - предательница. Шикнула на Ленку каких-то десять раз. Еще раза три сказала: «Сейчас пойдем домой» - и все. На этом воспитательные меры закончились. Ленке это как слону дробина. Причем слон еще и выпендривался:
        - Куда домой? В Москву? Пешком?
        В общем, просмотр фильма провалился, к концу сеанса Тонкий уже мечтал пойти пешком в Москву или, на крайняк, отправить туда Ленку.
        Потом были места боевой славы. Тонкий не ошибся: боевая слава принадлежала Доктору Ливси. Он повел тетю Музу с племянниками в парк, где они с Чапой однажды гуляли-гуляли, да и нашли килограмм наркоты в какой-то палатке со сникерсами. Парк был вообще-то ничего, только кое-кто не хотел пускать племянников одних на «Американские горки». Тонкий сразу сказал: «не очень-то и хотелось» - тошнотики наскучили ему еще в прошлом году. Они тогда с Ленкой гуляли в московском парке аттракционов, где проходил конкурс на самую страшную гримасу. Ленка, с ее умением корчить рожи, тогда легко завоевала первое место. Призом оказалась целая лента билетов на любые аттракционы. Угадайте, где остались эти билеты, и кто пришел домой с зелеными лицами? Самое интересное, что катались-то они вдвоем, а наскучили тошнотики только Тонкому.
        Ленка ныла, как первоклассница. Ленка визжала, как бензопила, и толкала убедительные речи «о пользе американских горок», как будто она баллотируется в президенты парка, и это часть ее предвыборной кампании. Тонкий с Доктором Ливси проигнорировали, а тетя Муза повелась, за что была наказана.
        Как опер, она не привыкла уступать «Сказала одна не пойдешь, значит, одна не пойдешь!». Но как тетя, замученная нытьем, она согласилась прокатиться с Ленкой, за что и поплатилась.
        Первый полет прошел нормально: «Американские горки» визжали, Ленка солировала, Тонкий с Доктором Ливси сидели рядом на лавочке и пили газировку. Второй полет был ненормален уже тем, что случился (Ленка клятвенно пообещала: «Только один круг»), а в остальном все также: горки визжали, Ленка солировала, Тонкий с Доктором Ливси пили газировку. На третьем круге Тонкий понял, что из парка они поедут домой и только домой, и злорадно пошел покупать новую порцию газировки.
        На четвертом - Доктору Ливси стало уже неудобно молчать, и он начал задавать актуальные вопросы: «Как вам отдыхается?», «Как сложились отношения с местными жителями?», «Как вел себя тот, кто потерял визитницу?»
        Пить газировку и молчать было ужасно скучно. Тонкий, сам от себя не ожидая, разболтал Доктору Ливси все и даже много больше. Про Федьку, Петруху, пещерных жителей, про то, что Толстый пропал, а тетя с Ленкой говорят: «Ерунда, найдется».
        Дальше Тонкий кругов уже не считал. Была охота считать, сколько раз уйдет в пятки чужое сердце, сколько раз придется Ленке и согорочникам подавлять рвотный спазм. Ему было, чем заняться, было, о чем поболтать, и было, с кем. Как всякий идеальный собеседник, Доктор Ливси больше молчал, иногда для порядка вставляя: «Надо же!» и «Что же было дальше?» Под конец Тонкий совсем разошелся и вывалил на ни в чем не повинного Доктора легенду про саблезубого гоминида. Вместе посмеялись.
        В бутылке оставалось на донышке. Тонкий допил залпом, и тут же лязгнула цепочка на входе в аттракцион, знакомый голос завозмущался:
        - Чтобы я еще раз, с тобой!
        - Ну теть, ну весело ж было!
        - Я не люблю, когда бывает весело десять раз подряд. От этого тупеют.
        Тонкий хихикнул: хорошо быть опером, на любой вопрос у тебя есть ответ. Тете неудобно признаться, что у нее кружится голова и скачут перед глазами зеленые чертики. Но это не значит, что она будет молчать. Она найдется, она скажет: «не люблю, когда весело десять раз подряд» и скажет так убедительно, что ты поверишь. И ни за что не подумаешь, что у человека просто кружится голова и скачут перед глазами зеленые чертики.
        - Как покатались? - вежливо спросил Доктор Ливси. И Тонкий понял, что не ошибся:
        - Домой! Немедленно домой! Эта особа сведет меня с ума и передачи в больницу носить не будет.
        - Почему не буду-то? - оскорбилась Ленка.
        - Потому что тогда ты сведешь меня с ума. Еще раз.
        Тонкий подумал, что если они за тринадцать лет знакомства остались в здравом уме и твердой памяти, то, может, и не стоит так бояться? Ну подумаешь, принесет Ленка тете пару передач в психиатрическую больницу, может, еще ничего ей, тете, и не сделается?
        - Домой, так домой! - радостно отозвался Доктор Ливси. - Меня закинете?
        - Нет, оставим здесь, - парировала тетя. - Купим тебе месячный абонемент на американские горки.
        - Мне-то за что?
        - Для профилактики.
        Взрослые смеялись, а Тонкий решительно не мог их понять. О том, что у оперов чувство юмора не такое, как у людей, он, конечно, знал. Но он также знал, что это чувство просыпается редко и какие-то там американские горочки этому не способствуют. Что на тетю нашло? Наверное, правда голова кружится.
        Ленка брела позади всех, виноватая, как сто китайцев. Заметив, что брат на нее смотрит, скорчила независимую гримасу:
        - Я что, я ничего. Она сама говорила: «Одна не поедешь». После каждого круга, ага.
        Глава XIII
        Если ты крыса
        Если ты крыса, то самое трудное для тебя - жить среди людей. Они думают, что предел твоих мечтаний - сидеть у них за пазухой или в кармане, задыхаться и трястись в такт чужим шагам. Еще они тискают тебя и хватают поперек живота, так что ребра трещат. Им не нравится твой голый хвост, хотя сами они лысые почти целиком. Им вообще много чего не нравится. Честно говоря, они оборзели.
        Толстый сидел за пазухой у незнакомого двуногого и думал, когда это все кончится. Битый час двуногий делал зарядку: наклон-подъем, наклон-подъем… Не, ну это твое дело, но крысу-то отпусти! Толстый шкрябнул когтями воротник рубашки, пытаясь выбраться. И в очередной раз получил по носу. Ну как с этим человеком договориться?!
        Солнце жарило так, что выть хотелось. Толстый по-собачьи высунул язык, но это не спасало. Снаружи пахло ветерком и теми прекрасными зелеными семечками с тонкой кожурой, которые Толстый недавно открыл. А наружу не пускали. Да еще и пели похабную песенку из какого-то фильма:
        Вот несу в кармане крысу я
        Вот нашел ее в лесу.
        Она сдохла, она лысая,
        Вот домой ее несу.
        И ты должен все это терпеть оттого, что ты, видите ли, крыса!
        Глава XIV
        День
        Бывают дни, которые как мимо пролетают: минуту назад было утро, и вот снова пора ложиться спать. Выходные, например. С пятницы продумываешь, строишь наполеоновские планы: «Встану, порисую, приберусь в комнате (а то бабушка за неделю замучила: «Когда?», «Доколе?»). Потом выгуляюсь в парк, давно там не был, а на ночь помочу монстров: дед притащил на днях клеевую стрелялку»… И вот встаешь утром, приступаешь к первому пункту плана, достаешь этюдник, краски… Через час пол завален испорченными черновиками, на столе сохнет пара удачных работ и… (здесь должна быть барабанная дробь). Заходит бабушка. Окидывает критическим взглядом преподавателя неубранную комнату, где к недельному бардаку добавился толстый слой испорченной бумаги по всему полу, да пара пятнышек краски на полу. Тряпки, которыми кисточки вытирают - тоже валяются. Сам Тонкий, весь перемазанный, стоит посреди великолепия, говорит: «Смотри!» Бабушка смотрит и качает головой: «Что за человек! Просила в комнате прибраться, так он еще больше намусорил!» А в ответ на твое робкое: «Я сейчас…» кивает на часы и припечатывает: «Что ты сейчас? Спать
давно пора!» А ты смотришь на часы и не понимаешь: это что, уже одиннадцать вечера, а не утра? Только безапелляционная темнота за окном не оставляет сомнений: «да, кто-то прорисовал весь день, вот он и пролетел как один час».
        Бывают такие дни. Хорошие дни, ничего не скажешь. А бывают такие дни, что скорее бы кончились.
        Тонкий привычно трясся на заднем сиденье и угрюмо ковырял торчащую из спальника вату. Доктора Ливси уже забросили домой, да и сами скоро приедем. А время еще детское.
        Вопроса «Что делать остаток дня?» у Тонкого, правда, не возникало. Известно что: топать в деревню к Ван Ванычу, искать там верного крыса. Можно Ленку снарядить с собой: две головы хорошо, а четыре руки и четыре ноги - еще лучше. Ну и что, что деревня большая. Ну и что, что от деревни до лагеря пара километров. Вообще, все на свете «ну и что?», когда пропал верный крыс. Чинары царапали по окнам машины. Тонкий подпрыгивал на кочках и ужасно хотел, чтобы этот день поскорее прошел.
        В конце концов, по сравнению с иголкой в стоге сена, верный крыс имеет массу преимуществ. Во-первых, он крупнее, во-вторых, не колется. Еще откликается на зов и может прибежать сам, если, конечно, не заблудился. В общем, шансы есть.
        «Жигуль» въехал на знакомую площадку, какую-то пустынную без палатки. Одно костровище с парой бревен рядом напоминало: «Люди здесь были». Нет, не так: «Здесь были люди». А что? Некоторые пишут «Здесь был Вася», но зачем нам эта конкретика. «Люди» и все. Для кладбища дикарей, владений саблезубого гоминида, слова «люди» вполне достаточно.
        Тетя хлопнула дверцей, как уши прищемила. Тонкий выскочил и хлопнул сильнее. Последней из машины вышла Ленка и уж расстаралась так, что эхо ей ответило смачным хлопком. Тетя задумчиво обошла костровище, глянула на кусты, на примятую палаткой траву и выдала непонятное для Ленки:
        - Рано приехали.
        Тонкий оглядел лагерь: трава, бессмертник, бессмертник, трава. Как его разберешь: рано они или нет, были здесь люди или нет? Даже грязи нету, чтобы отпечатались следы неизвестных гостей.
        - Считаешь рано? - поддержал разговор Тонкий.
        - Не считаю, а знаю, - отрубила тетя. - Едем купаться.
        Чего Тонкому сейчас хотелось меньше всего, так это плескаться в море.
        - Можно я пойду к Ван Ванычу?
        - Это еще зачем?
        - Толстого поищу. Он там потерялся, в доме.
        - Его искал весь дом и не нашел, - вспомнила тетя.
        - Да, но…
        - Иди-иди. Только внимательнее.
        Тонкий сперва не совсем ее понял, а потом подумал и решил, что внимательность вообще штука полезная. Особенно, если твой лагерь - владения саблезубого гоминида, а ты сам потерял верного крыса, и вот ищешь теперь.
        - Конечно, тетя, я буду внимателен. Внимательность - мое второе имя…
        - Ни фига, она женского рода, - включилась Ленка, - твое второе имя: «Ахтунг»!
        Тонкий потянулся дать ей подзатыльник, но Ленка ловко нырнула в машину:
        - Поехали купаться, теть!
        Ну и пожалуйста! Хотел Тонкий взять ее с собой, но раз она так… Он повернулся и пошел, точнее полез в гору, цепляясь ногами за колючие кустики бессмертника.
        Шел и смотрел под ноги, будто и впрямь ищет иголку. Крыс маленький и серый, если под ногами шмыгнет, можешь сразу не разглядеть или перепутаешь с местной полевкой. Толстый, конечно, не такой дурак, чтобы шмыгнуть под ногами: «Привет, пока». Он, пожалуй, сразу полезет на плечо, больно цепляясь коготками за голую ногу, как за ствол. Тонкий все бы простил. И шел, глядя под ноги. Ничего интересного не попадалось. Бессмертник, бессмертник, жирные кузнечики, окурок папиросы, сапог лежащего в траве бомжа… Тонкий даже не споткнулся, а бомж, который секунду назад лежал, закрыв глаза, и загорал, не снимая штормовки, сел, захохотал, повернул к Тонкому распростертые объятия:
        - Старый знакомый! Здравствуй, здравствуй! Где тетя? Она по-прежнему, за рулем? Или с рулем? Или без сруля? - Он хохотал, как безумный. - Ты извинись за меня, ночью неудобно получилось. Я разнервничался.
        Тонкий машинально отметил, что ничего, похожего на бутылку, в радиусе двух метров не валяется. Ну правильно, это же бомж, разве он бросит на землю такую ценность? Хихикнул про себя: весной по телеку показывали одного парня, который построил в деревне дом из пустых бутылок, скрепив их строительным раствором. Вышло здорово: тепло, красиво! Сашкин дедушка, который тоже смотрел эту передачу, кинул тогда светлую мысль: «Прикинь, Санек, этот парень теперь классовый враг бомжей! Они, небось, ходят мимо и ворчат: «Буржуи! Из пустых бутылок дома строят!». Тонкий тогда не оценил юмора, зато теперь, когда вот он сидит, живой бомж… Веселый-то веселый, а бутылку спрятать успел, не забывает специальности.
        - Тетя за рулем, спасибо. Мне нужно идти. - И пошел себе. Поле было большое, и Тонкий долго слышал за спиной раскатистый хохот бомжа:
        - И-д-ти! Ле-т-и! Лети, пчела по сенокосу, гы-гы-гы!
        Точно псих. Что за деревня! Люди верят в саблезубых гоминидов, в траве валяются безумные бомжи!.. А потом крысы пропадают. И ты ходишь, как дурак, среди всего этого великолепия и думаешь: когда ж это кончится! Ужасно хотелось домой, только в полном составе, с Толстым. Тетю тоже придется взять с собой: надо же кому-то вести машину! Ленка… Ленка - особа вредная, но явно не до такой степени, чтобы бросать ее здесь. Толстый вообще лучше всех, только он пропал.
        Высокая трава примялась под ногой: вот и деревня. Собаки лают, коровы мычат, Петруха лежит себе под алычой ковыряет в носу травинкой:
        - Привет, Санек! Тебе чего?
        Вопросик был, конечно, аховый, но Тонкий решил, что для Петрухи «Тебе чего» в сочетании с «привет» - даже вежливо.
        - Толстый не нашелся. Вы не видели?
        Петруха фыркнул с видом: «вот еще, крыс искать»:
        - Не видал, но у братьев спроси. Вообще, походи по дому, по участку. Он же маленький, может, где и заныкался. Отец!
        На зов вышел Ван Ваныч. Вид у него был «бабушка пришла из кухни»: цветастый женский халат, в руках - половник, для довершения картины не хватало только бигуди.
        - Все валяешься? - набросился он на Петруху, но, увидев Тонкого, решил отложить воспитательный процесс:
        - Привет, Сань. Что, опять?
        Тонкий на секунду затупил, но потом сообразил: «опять» - это он про машину.
        - Не, отлично все, спасибо. Я все крыса ищу. Он потерялся, когда мы у вас ночевали.
        - Значит, бегает где-то, - кивнул Ван Ваныч, - поищи в доме на участке. Ребят организуй, вместе-то быстрее.
        Тонкий сказал: «спасибо», - и прошел в дом.
        Шеренги обуви в коридоре, пыльное зеркало, мелькнувший за поворотом трехколесный велосипед, Тонкий будто и не уходил. Скрипнула дверь, Федька вышел из комнаты:
        - Привет, Сань.
        Тонкий ответить не успел, как многоголосое эхо в глубине коридора повторило:
        - Привет, Сань.
        - Привет, Сань.
        - Привет, Сань.
        Как будто попал в какой-то фантастический фильм, где полным-полно клонов. Тонкий даже не сразу сообразил, что это Федькины братья здороваются, пробегая по своим делам. Только Федька стоял рядом и никуда не бежал.
        - Случилось что?
        Тонкий в десятый раз за последние пять минут сообщил, что ищет верного крыса.
        - Так и не нашелся? - расстроился Федька. - Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Он сложил руки рупором и крикнул:
        - Народ! Наших бью… Тфу ты! Извини, зарапортовался. Народ, дело есть!
        Из комнат, с кухни начал подтягиваться народ. Федькины братья и сестра, даром, что мелкая, зато на велосипеде.
        - Что?
        - Что опять?
        - Крыса пропала. - Федька трусливо глянул на Тонкого, как будто стеснялся говорить при нем. - В доме или в саду. Сделайте доброе дело, а?
        Федькина сестра тут же развернулась и порулила по дому, командуя сама себе:
        - Поисковые работы начинаются, лево руля!..
        Остальные стояли столбами, непонимающе глядя на Тонкого. Федька заметно нервничал:
        - Ну ищите же, чего вы?
        - Мы? - спросил Темыч. - Мы ничего. Мы найдем. - Он развернулся и пошел в комнаты. Остальные молча разбрелись, кто куда.
        - Ты извини. - Пожал плечами Федька. - Леха сегодня болеет, отец на хозяйстве, все кувырком. Мы найдем, правда…
        Тонкий стоял и не врубался, к чему это он, про отца. Выпроваживает, что ли?
        - Правда найдем. - Федька потихоньку начал теснить Тонкого к двери - намек был ясен. Что ж, если его не хотят видеть… У всех есть свои причины не принимать гостей, и у многобратного Федьки, наверное, тоже хватает. Крыса жалко…
        - Пока.
        - А я тебе сразу-сразу принесу, - крикнул Федька уже в спину Тонкому. - Я же знаю, где вы живете!
        Тихо скрипнула калитка: вот так теряют друзей. То есть крыс, но все равно жалко. Может, в огороде поискать? Не, не поймут. Если он почему-то здесь лишний, то лишний не только в доме, но и на всей прилегающей территории. Тонкий побрел по полю в сторону лагеря. Спешить было некуда: тетя с Ленкой наверняка еще купаются. Если тетя сказала «Рано приехали», значит, будет Ленку в море отмачивать, пока наступит «не рано». Знает Тонкий эти прикольчики. Он шел и смотрел под ноги, поэтому не сразу заметил Петруху. Честно говоря, Тонкий и не увидел бы его, если бы тот не подал голос:
        - Ну чего звал? Я все помню, не маленький.
        Тонкий поднял голову. Впереди, в двадцати шагах от него, стоял Петруха. И оправдывался перед кем-то… Кем-то низкорослым… Хотя не обязательно, трава высокая, Тонкий двухметрового Петруху видит, вот Петруха Тонкого, кажется, нет… Точно нет: Петруха повертел головой, но Сашку так и не заметил.
        - Между прочим, эти уже вернулись… - ворчал Петруха.
        - Сам знаю, - ответил Невидимый. Голос был знакомый. Очень знакомый… Бомж? Семеныч? - По кустам иди. Бегом!
        Сам Семеныч вскочил (точно он!), пнул Петруху, смачно так пнул, судя по звуку.
        - Иди, ленивая тварь!
        - Зря ты это сделал, Семеныч, - беззлобно ответил Петруха и пошел.
        Тонкий постоял, но потом решил, что можно уже идти, не заметят. И пошел следом. То, что в лагерь соваться рано, - факт. Тетя сама не сунется и Ленку не пустит. Скорее всего, сидит она на пляже с биноклем - и ждет: где-то наш саблезубый гоминид, когда явится? Так что в лагерь лучше не соваться. Гораздо полезнее будет проследить за Петрухой и Семенычем. Тонкому не давал покоя разговор про «эти уже вернулись» и «Работать пора». Почему, интересно, Петруха боится его и тетю? Если знает, кто тетя такая, значит, точно совесть не чиста. Если нет… Ну не пиво же пить они идут «на работу» и обязательно к лагерю?! Не пиво. Не пиво. Тонкий вспомнил порцию марихуаны в визитнице, окурки у ног бомжа, самого бомжа, слишком веселого для этой жизни. Неужели… Нет, ерунда. Если человек носит трусы, это еще не значит, что он работает на трусошвейной фабрике. Хотя, конечно, знает, где трусы купить, и, может быть, даже знаком с продавцом лично… Не с производителем, так с продавцом - точно знаком. В случае с наркотиками продавца вполне достаточно. И для того, чтобы людей сторониться, и вообще. Может, сейчас эти двое
возьмут по коробку в секретном месте около лагеря и пойдут в деревню, где их ждут покупатели. А может, и в город… Нет, не получается. Тонкий с Ленкой и тетей живут на этом месте не первый день, и если саблезубый гоминид торгует наркотиками, то чего ему стоило просто изменить место «пряток», не связываясь с незнакомыми отдыхающими, не навлекая подозрений… Значит, либо Тонкий ошибся, либо место изменить невозможно. Вагоны они там, что ли, разгружают?! Чушь. Опять чушь. Толстого нет, дело саблезубого гоминида не продвинулось ни на шаг, Петруха идет к Тонкому в гости, боясь столкнуться с хозяевами…
        А еще Сашка вспомнил разгромленную палатку и порезанные спальники. Вспомнил и в сотый раз задал себе тупейший вопрос: а не замешан ли в этом Петруха? В сотый раз ответил: скорее всего, нет. А если да? Кому-то племянники с тетей точно мешают, находясь на этом месте - факт. Кто-то попытался таким образом от них избавиться - факт. Петруха с этим кем-то связан. Вообще-то чушь, но учитывая то, что сейчас он направляется к лагерю «работать», и хозяева ему мешают (он сам сказал). Не так уж безобидны Петрухины розыгрыши. Может, он правда связан с саблезубым гоминидом? Резал он там спальники, не резал - неважно.
        Тонкий крался за Петрухой, чуть приотстав, когда пересекали дорогу, чтобы не светиться на открытом месте. За дорогой такой высокой травы не было. Тонкий нырнул за куст и стал смотреть - догнать он всегда успеет. Низкая трава ничего не скрывала. Тонкий видел макушку Петрухи и джинсы Семеныча, который шел впереди, видел лагерь, костровище, и ни тети, ни машины. Должно быть, так и тусуются на пляже втроем: и тетя, и Ленка, и машина.
        Петруха и Семеныч спускались с горы. Они осмелели, увидев, что в лагере никого нет, хотя Тонкий видел: Петруха малость удивлен. Еще бы: только что обитатель лагеря Тонкий заходил в гости, а тут раз - нету никого. Хотя, может, он решил, что Сашка с Ленкой и тетей прониклись порванными спальниками и подыскали себе другое место. А на Петруху не подумали, вот как хорошо!
        Они спустились, но не к самому лагерю. Свернули чуть выше по горе, сделали пару шагов и пропали.
        Тонкий тормозил, наверное, полминуты. Потом вскочил и побежал за ними, и только на ходу вспомнил: пещера! Пещерные жители, которые заманили ночью Ленку под землю, Петруха, Федька, значит, и бомж - тоже! Значит, не просто пацаны его разыгрывали!
        Они явно скрываются: ходят то ночью, то сейчас, когда в лагере никого нет… А если бы были? Петруха с Семенычем не иначе пробирались бы по кустам. Кстати, отличная мысль! Тонкий шмыгнул за куст, потому что услышал шелест травы сзади. Вовремя. По горе, в полуметре от Тонкого спустился Федька и еще два пацана и девчонка. Федьку Тонкий узнал, а остальные были незнакомые: не Федькины братья, и уж точно не сестра. Они все шмыгнули в пещеру. Та-ак!
        Тонкий оглянулся: никого и побежал из кустов к пещере. У самого входа он для верности выждал минут пять, чтобы не уткнуться пещерным жителям в спины. Мало ли, что они там делают, если скрываются! Вряд ли они будут рады Тонкому. Кто-то обещал крыса поискать, а сам… Обидно стало, жуть. Не за себя, не за Толстого, а вообще. Поэтому Федька так настойчиво и выпроваживал Сашку из дома. Хотя нет, это глупости. Сказал бы «Ищи, а я пойду по делам», - ни у кого бы не возникло вопросов. Наверное, дом и правда был на ушах по случаю болезни Федькиного брата. Но разве Тонкий не помог бы? Странно все. Он оглянулся: никого, в первый раз пожалел, что не захватил фонарик, и нырнул в темноту.
        «Ничего похожего на то, что в книжке про Тома Сойера. Ничего. Ни сырости, ни сталактитов, ничего вообще». - Тонкий нырнул в расщелину и шел по ровной сухой земле, и вокруг была такая же сухая земля: потолки, стены, все земляное. Шел на ощупь и не мог ошибиться. В некоторых местах рука натыкалась на что-то живое и склизкое: мокрицы или дождевые черви. Дождевой червь просто так не вылезет, его откопать нужно. Значит ли это, что пещеру вырыли специально? Вряд ли. Байкеры говорят, что легенде про саблезубого гоминида уже не один год. Дождевой червь, которого откопали и который за несколько лет не удосужился уйти под землю? Что-то не верится. Значит, мокрицы. Или, еще может быть, что пещеру время от времени кто-то реставрирует. Выкапывает новые ходы. Заравнивает потолок… Тонкий ударился лбом о выступ на потолке и решил однозначно: мокрицы.
        Потолок, между тем, опускался. Тонкий шел уже согнувшись, как старик, но все равно царапал спиной проклятый потолок. И время остановилось. Спроси сейчас Тонкого, хоть под пыткой или так: сколько времени он здесь находится? Полминуты или полчаса? Один ответ: «Не знаю». Тонкий решил считать про себя, чтобы знать хоть примерно, сколько времени прошло. Он начал понимать Ленку, которая пела всякую ерунду, оказавшись здесь. Честно говоря, у него было такое же настроение. В смысле, тоже хотелось орать и громко петь в этом огромном земляном ящике. Голос, пусть и свой собственный, уже не так страшно. Глядишь, найдется еще какая-нибудь Ленка, потерявшаяся здесь год назад, и подпоет. Вдвоем веселее…Но Тонкий боялся себя выдать, поэтому не пел, а только считал про себя.
        А потолок становился все ниже. Когда очередной выступ больно ударил по согнутой спине, Тонкий вздохнул, сказал себе: «Мы легких путей не ищем», встал на четвереньки и пополз.
        Комочки сухой земли впились и в ладони, и в колени, и почему-то в лоб. Через два шага стало ясно: человек здесь уже не пролезет. Нормальный человек бы сразу понял: дальше хода нет, кто-то пропустил развилку и пошел не туда. А Тонкий вспомнил, как много детей среди пещерных жителей, и подумал, что это неспроста. «Они же маленькие, везде пролезут. И сюда, наверняка, тоже»… Последняя мысль была особенно нелепой, потому что как раз на ней Тонкий вполз в тупик. «Вполз», вообще-то сильно сказано. В сузившийся коридор прекрасно пролезла голова и уперлась носом в тупик. А плечи и руки оставались в более широкой части.
        Кто застревал головой в решетке перил, тот ни фига не поймет Тонкого. Нет и нет. Одно дело - перила: впереди простор, позади простор, вокруг люди, как завопишь - сразу выскочат, разогнут перилины и завяжут узлом, лишь бы ты заткнулся. А здесь, извините, пещера. Кричать, конечно, можно, да только кто услышит? То есть нет: если услышат, то кто? Пещерные жители. И объясняй им потом, чего тебя сюда понесло. А впереди земля, не задохнуться бы. И позади - земля. Моряки бы Тонкого тоже не поняли - это они приходят в восторг, когда видят землю. А вот кроты и дождевые черви приняли бы за своего. Тонкий им посочувствовал: всю жизнь вот так, мордой в земле. Жуть.
        Жуть-то жуть, а надо выбираться. Тонкий поковырял пальцами землю за ухом. Твердая, ногтями не выкопаться. Но этим нас не удивишь: замахнулся вслепую и - раз кулаком себе по уху. Зато от стенки отвалился солидный пласт земли, и Тонкий освободился… И засыпал плечи. Да чего там: потревоженная земля сыпалась и сыпалась: на спину, на плечи, на голову… Со скоростью поезда Тонкий дал задний ход. Полз, полз, наблюдая, как осыпается потревоженная земля. А потом оглянулся и увидел, что уже давно ползет там, где можно спокойно идти. Где-то впереди глухо шмякнулся последний комок земли. Выбрался и ладно. Бедные кроты и дождевые черви!
        Тонкий выпрямился и огляделся: где-то здесь должна быть развилка. Огляделся - стены, впереди тупик. Надо еще вернуться.
        Больше всего Тонкий боялся выйти навстречу запоздалым пещерным жителям. Идут они себе идут, ни о чем не подозревая, а тут раз - Тонкий из-за угла! Да еще сам испугается, небось, вскрикнет от неожиданности…Вот ор-то будет стоять, пещера обвалится! О гоминиде Тонкий старался не думать. Это там, на свету думаешь «ерунда, выдумка!», а в темной пещере могут показаться и гоминиды саблезубые, и кроты-мутанты, вооруженные отбойными молотками для стен, а землю копающие исключительно откусанными ушами неосторожных подростков, которые забрели в их владения. А что, очень удобно… Один такой крот, кстати, промелькнул у ноги, больно царапнув своими иголками.
        А развилка все не показывалась. Счастье еще, что коридор был достаточно широкий, не нужно было становиться на четвереньки. Тонкий шел, ощупывая стены руками, чтобы не пропустить эту проклятую развилку. За спиной крался саблезубый гоминид, ловко маскируясь под стену, когда Тонкий оборачивался. Шел и шептал: «Кто нарушил мой покой?!». Ужасно хотелось ответить что-то вроде «Я твой спальник не резал, так что кто чей покой нарушил - это вопрос», - но Тонкий боялся выдать себя пещерным жителям, поэтому шел молча. Молча крался, развел руки в стороны и ощупывал боковые стены. Молча споткнулся о корень и молча шмякнулся на колени.
        В ногу молча впилась какая-то острая штука, по ощущениям - отбойный молоток крота-мутанта, а по правде… Какая к черту, правда, больно же, больно, блин! Было темно, а Сашка чувствовал, как хлещет по ноге теплая кровь, а саблезубый гоминид уже вгрызается в коленку своими саблевидными зубами. «Сволочь, ты же не тигр! Ты гоминид, ты должен жить на дереве и жрать фрукты!» - ругался Тонкий, катаясь по полу с разбитой коленкой в объятиях. «Сам на дереве живи, - парировал гоминид, - а то кто-то других поучает, а сам под землей шляется, а вчера тушенку лопал». Возразить было нечего и некогда, потому что впереди раздались шаги.
        Топот был, как будто сороканожка бежит: человека три, не меньше. Скорее всего, тоже дети, взрослые так не носятся. И все же, встречаться с ними в планы Тонкого не входило. А топот приближался. А Тонкий в коридоре, где ни туда, ни сюда. Да и бежать с разбитой коленкой, в которую вцепился гоминид и кроты с отбойным молотком, согласитесь, затруднительно. Тонкий поднялся кое-как на одной ноге и вжался в стену. Темно, может, и не заметят. А если заметят, то что? Сашка машинально ощупывал стену за спиной: вверх-вниз, вправо, вправо…Рука провалилась в пустоту. Вместо шершавой стены оказалась дыра, на ощупь - достаточная, чтобы пролезть и переждать. Прыгая на одной ноге, Тонкий нырнул в коридор… И тут же получил подзатыльник.
        - Где ты ходишь? Все уже давно здесь! - Голос был знакомый-знакомый, а лица, да чего там, и силуэта, Тонкий не видел. Отвечать? Выдать голосом и себя?
        - Где ходишь, тебя спрашиваю?
        - Ногу подвернул… - Тонкий цедил сквозь зубы, так не разберешь, кто с тобой говорит: Александр Уткин, учительница музыки или крот-мутант.
        - Ногу… Маленький, что ли?
        Тонкий опустил голову, как нашкодивший первоклашка, хотя знал - зря старается. Этому командиру со знакомым голосом ни черта не видно.
        А сороканожка, между тем, уже подошла и встала как вкопанная. Тонкий слышал ее дыхание.
        - Идем работать! - Командир потянул Тонкого за руку. Сашка ступил, и тотчас в больную коленку вцепился саблезубый гоминид.
        - Не могу! Говорю ж, ногу подвернул!
        Сороканожка осмелела. Пользуясь тем, что командир занят воспитанием раненого, она потихоньку, по одному решила проскользнуть мимо. Но разве мимо такого командира проскользнешь:
        - Стой, кто это?
        - Мы…
        - Почему опаздываем…
        И началось все как с Тонким. Командир отчитывал, сороканожка оправдывалась. По-хорошему, вырваться бы сейчас и бежать (этот даже руку отпустил), но с гоминидом на ноге далеко не убежишь. Тонкий осторожно по стеночке стал красться прочь. Задел плечом одного сороканожинка, ничего не заложил, занят перебранкой с главным. Задел другого - тоже нормально. Вот уже и свобода, только прокрасться пять шагов, и в жисть тебя не найдут. Вот с Тонким-то все понятно: не взял фонарика, потому что не хотел светиться. А эти отчего не включают свет? Случайных людей здесь, кажется, не бывает, если этот командир ловит в темном коридоре абы кого и гонит на работу…
        - Ладно, бегом! - Послышалось за спиной. - И чтобы в последний раз!
        Сороканожка утопала, и вспыхнул свет. Ну вот, только Тонкий подумал про фонарики, как они тут же и материализовались. Может, про пистолет подумать, а? Нет, про мотоцикл, сейчас, когда коленка разбита, он бы пригодился. Сел бы да уехал себе…
        Луч ударил по глазам, Тонкий чуть не потерял равновесие: стоял, держась за стенку, но автоматически отдернул руку, чтобы прикрыть глаза. Отдернул и чуть не свалился.
        Луч был длинный, уходящий далеко-далеко в темноту. Ровный такой, беспощадный в своей прямоте, ничего не скроешь, все ему видать, этому лучу. Даже вздрагивает ровно, весь, без колебаний. И говорит так, будто сейчас порвет:
        - Саня, ты?
        - Угу. Толстого ищу, и вот на пещеру наткнулся, дай, думаю, посмотрю, крысы любят норки. А что тут у вас, а?
        Врать так врать, красиво, убедительно и максимально близко к правде. Толстый пропал? Пропал. Сашка его ищет? Ищет…
        - Играем мы тут. - Нашелся голос. - Мы бы тебя взяли, но у тебя нога.
        - Угу. - Тонкий заметил, что луч на месте не стоит, а укорачивается, укорачивается. Тот, кто держит фонарик, явно идет к нему. Петруха! Конечно, как Тонкий сразу не узнал! «Знакомый голос», «Знакомый голос»…Вот тебе и знакомый. Ох невзлюбил его Тонкий! Сам не понял, почему…
        Петруха подошел, опустил фонарик, так, чтобы свет падал под ноги. Лицо у него было жуткое, при таком свете: Петрухе еще бы платок побольше, и будет натуральная старуха со свечой из «пиковой дамы».
        Старуха осветила Сашкину ногу и подытожила:
        - М-да, серьезно. Где это ты так?
        - Где-то здесь, - неуверенно пробурчал Тонкий. - Столько коридоров, совсем заблудился.
        Да-да, пусть старуха думает, что Тонкий-лох вышел крыску искать и заблудился, пусть думает, что он ни о чем не подозревает…
        - М-да, - повторила старуха, - ты извини, мне некогда, - Петруха тараторил скороговоркой, сразу понятно, врет. - Пойдем, я тебе покажу, как выйти…
        Очень хотелось завопить: «Я сам!», - но Тонкий сразу выдал бы себя. Идти с Петрухой не очень-то хотелось, но выбора не было. Ладно, как Петруха выведет, так Тонкий и войдет обратно. Даже лучше: хоть коленку обработает.
        - Пошли.
        Тонкий повис у Петрухи на плечах и попрыгал за ним на одной ноге. Первый поворот проскочили хорошо. На втором Тонкий начал кое-что подозревать. На третьем подозрения усилились. Гоминид с кротами мутантами кровожадно подглядывали из щелей. На четвертом повороте произошло то, чего Тонкий боялся. Петруха посветил фонариком впереди себя, сказал:
        - Во-он туда иди, там выход. А мне пора. - И унесся прежде, чем Тонкий успел ответить.
        Так он и знал! Приплыли. Чего хорошего ждать от Петрухи? Гоминид с кротами вылезли на волю и нарезали круги у ног Сашки.
        Нет, для приличия Тонкий, конечно, доскакал на одной ноге, куда показывали. Там оказался тупик - стоило ли сомневаться. Петруха негуманно и бесчеловечно его кинул. То, что он скотина - доказано, это и раньше было заметно. А еще доказано то, что пещерным жителям явно есть что скрывать. И Петруха играет не последнюю роль в их пещерном быту.
        Тонкий осторожно по стеночке опустился на землю, чтобы отдышаться. Ничего, дорогу он запомнил, или думает, что запомнил, но не будем о грустном. Сейчас выждем полчасика и пойдем, откуда пришли. Тонкий найдет пещерных жителей и выведет на чистую воду. Только передохнет.
        Гоминид трусливо подглядывал из-за камня. Вот и хорошо, пусть там сидит. А то ишь!.. Что именно «Ишь», Тонкий придумать не успел: пришли кроты со своими молотками и вцепились в коленку с новой силой. Сломал или нет? Какая разница! Надо выбираться отсюда. Ну и что, что мало времени прошло: пока Сашка на одной ноге допрыгает, Петруха на своих двоих успеет совершить кругосветное путешествие. Будет рассказывать друзьям про крокодилов, львов и Миссисипи, про белых медведей. Будет врать, как видел снежного человека… А Тонкий еще будет скакать по пещере на одной ноге как дурак. Значит, надо идти. А то сидя с этими кротами и гоминидом, с ума сойти можно.
        Тонкий вцепился пальцами в крошащуюся земляную стену, подтянулся, встал… Так. Без паники! От того места, где он стоял, вело аж три коридора в разные стороны. Пришел он, кажется, оттуда… Нет, оттуда… черт, было бы посветлее, хоть бы собственные следы увидел, а так… Тонкий приказал себе не паниковать, цыкнул на гоминида и поскакал наугад.
        Первые пять минут ему казалось, что дорогу он выбрал правильно: руки узнавали на ощупь знакомые стены. Следующие пять минут он сомневался: вроде слишком долго идем, с Петрухой было меньше. Может, дорога все-таки не та? Еще, наверное, час, Тонкий паниковал: «не та дорога!», - но шел, куда шел, не меняя направления. А потом под руку попался знакомый коридорчик в стене, и сразу стало легко и весело.
        Гоминид сидел на потолке и оскорбленно прял ушами. Еще бы, он не ожидал такого облома. Вот она, жертва: подбитая уже, заведенная в самый дальний угол, она по определению должна была заблудиться и сдаться на милость хозяина пещеры…
        - Фиг тебе гоминид! - сказал Тонкий вслух и пошел дальше по коридорчику.
        Ну и что, что узкий, Тонкий все равно Тонкий, да и бредет по стеночке, иначе не может. Главное, не пропустить в стене какой-нибудь поворот, не заблудиться снова. Один чуть было не пропустил: если бы не отпустил стенку, да не свалился прямо спиной в коридор - мог бы заблудиться снова. А так - свернул и сразу получил в физиономию удар свежего ветра. Выход?
        Света в конце коридора не было. То есть был, но… Тонкий тупил несколько секунд, прежде чем понял: на улице стемнело, пока он бродил по пещере. Поэтому и свет такой скудный - ночь на дворе. Так, а где пещерные жители? Тонкий так и не нашел их гнездо. Кружил-кружил, чтобы найти выход? Другой на его месте был бы рад, но у нас же тут не аттракцион «лабиринт», а слежка за гоминидом…
        Первым порывом было развернуться и пойти другой дорогой. Но забытые было кроты так вцепились в больную коленку, что Тонкий не выдержал. Хватит, господа. Наигрались. Завтра Тонкий придет сюда с тетей и ниткой, чтобы не заблудиться. У него есть смягчающие обстоятельства - ножка болит. Детский сад, блин! Тонкий сполз по стене и сел на землю. Ужасно хотелось реветь: прошлялся тут дотемна, а вместо того, чтобы накрыть шайку пещерных жителей, нашел выход. И продолжать поиски никаких сил нету. Слабак! Гоминид на потолке покрутил пальцем у виска и смотался в глубь пещеры.
        - Предатель, - сказал ему Тонкий. - Много ты понимаешь! Тебе бы так!
        Встал и пошел к выходу. «Ну и что, что трус, ну и что, что червяк, зато живой!» - вспомнилась фраза из анекдота, но веселья это не прибавило.
        Цикады орали, перекрикивая море. То есть, нет, моря было не слышно! И не видно тетиного «жигуля». Неужели тетя с Ленкой решили перебраться на другое место, не дожидаясь Тонкого? Бред, господа, так не бывает. И костровища нет, и бревен…
        Далеко впереди полукругом стояли чинары. А близко впереди шумело поле. Трава шевелилась на ветру, тут и там стояли одинаковые серые валуны.
        Незнакомое место, точно. И как прикажете выбираться?
        Самое противное в этом поле было то, что не было земляных стен, на которые так удобно опираться, когда скачешь на одной ноге. Забавно получается: что же Тонкому теперь по открытому месту и не ходить? «Нельзя ходить - так поползем», - решил Тонкий и ничтоже сумняшеся плюхнулся на пузо.
        Ползком было не в пример легче и быстрее. Сашка дополз до стены чинар, получил колючку в ладонь и убедился: чинар не стена, а крепость. Здесь только фасад, а глубже - целый лес чинар обступил полукругом несчастное поле. Что же получается: кроме как через пещеру отсюда не выйти?
        Тонкий не пожалел времени, обполз поле по периметру. Не все, конечно, а сколько не поленился. Везде лес, везде колючки. В чащу лучше не соваться. Во забрел-то, а? От расстройства он чуть не влетел головой в один из валунов, вовремя выставил вперед ладонь и… Валун упал на бок, будто подушка.
        Тонкий пощупал внимательнее: да он подушка и есть! Точнее - мешок. Обычный мешок из обычной мешковины. Значит, место все-таки обитаемо? Может, здесь место ночевки пещерных жителей? Тогда где сами жители? Тонкий на всякий случай оглянулся: нет, никого, разве что все лежат на поле пластом в специальных маскировочных костюмах. И отдыхают. Интересные дела.
        Гоминид выставил из пещеры любопытную морду и сверкал глазами.
        - Копаться в чужих вещах, конечно, нехорошо, - сказал ему Тонкий. - Но если бы все оперативники рассуждали так, фиг бы в истории криминалистики было хоть одно раскрытое дело…
        Гоминид спрятался в пещере, на всякий случай еще раз покрутив пальцем у виска.
        Мешок был завязан не туго, Тонкий быстро справился, запустил руку… Трава, господа. Трава. Листики, шишечки… Он даже вытряхнул мешок, надеясь, что под травой уж наверняка найдется что-то интересное: личные вещи, оружие-наркотики… Наркотики!
        Гоминид валялся у входа в пещеру и откровенно ржал. Ржал, катался по земле и тыкал пальцем в Тонкого с криками:
        - Лох! Несколько дней рядом жил, мешок в руках держишь, и ничего не понял!
        Тонкий смотрел-смотрел на это безобразие, теребил-теребил в руках листики… А знакомая у листиков форма. Ленка себе купила как-то украшение, сделанное в виде такого листика. Так бабушка ей устроила допрос на три часа: «Ты знаешь, что это такое? Ты что, наркоманка?». Трава это, господа. Трава, марихуана. Целое поле вон кустиков, похожих на клены. Кустики плотно окружены целым лесом чинар так, что выйти сюда можно только через пещеру. Только пещерные жители могут сюда выйти, ага. Их, жителей, довольно много, потому что одному такое поле не собрать. Они, в основном, дети, но об этом мы еще поговорим с предприимчивым садовником. А вот начинающий оперативник Александр Уткин - лох. Мог бы и раньше догадаться.
        Гоминид у входа в пещеру покатывался от хохота и держался за живот. Одно непонятно: куда пещерные жители подевались-то? Тонкий видел, как они заходят сюда, но не видел, как выходят обратно…
        Он дополз до ближайшей чинары и, ругаясь и царапая руки, отломал себе отличную палку. Оперся, вскочил (кроты-мутанты с визгом разлетелись в стороны, гремя отбойными молотками) и рванул в пещеру. Все просто, господа. Если пещерные жители не ночуют под открытым небом и не выходили из пещеры, значит-либо есть еще один выход (что маловероятно, иначе бы Тонкий с Ленкой и тетей не мешали жителям работать) либо ночуют они в пещере. Нет, не страшно. Уже набоялся, хватит, боялка кончилась. Жители обязательно выдадут себя светом фонаря, возней. Там человек пять детей, они не могут ночевать тихо. Если, конечно, не спят, а носятся колбасой, как все порядочные дети перед сном.
        Гоминид почтительно отступил в сторону, пропуская Тонкого. Кроты давно испарились. Только один маленький наглый крот подскочил сзади, вцепился коготками в голую ногу и цап-цап-цап, - залез по ней как по дереву. Вскарабкался на плечо и стал щекотаться усами.
        - Отвали! - Не понял Тонкий. А потом повернулся и…
        - Толстый! Ты где пропадал?! - Верный крыс, конечно, это был верный крыс! Еще не хватало, чтобы воображаемые кроты-мутанты материализовывались и залезали на плечо.
        Толстый сидел на плече хозяина и, понятно, не отвечал. Только усами шевелил и тыкал носом в ухо. Это значило: «Я рад тебя видеть, начинающий оперативник Александр Уткин, хоть ты и лох. Я тебе и визитницу с травой, а ты…»
        Тонкий вспомнил про визитницу и подумал, что этого человека он не видал среди пещерных жителей. Может быть, он и правда не имеет к ним отношения, так покупатель, любитель зеленой травки, а может быть, он и есть хозяин предприятия. Он же сам не будет собирать, он вообще светиться не будет. Заглянет на огонек тем, кто разбил лагерь прямо на входе его плантации, попросит окрестную шпану за сотню рублей устроить в лагере раскардаж - и все.
        Гадать можно было сколько угодно, дело не в этом. Дело в том, что, как только Тонкий на блюдечке преподнесет тете Музе этих пещерных жителей, она запросто скажет: «Жители хорошо, но ты сам понимаешь, что нужно найти хозяина. Если мы сейчас накроем банду детей, мы запросто его спугнем». Не запросто, а так и будет…
        Палка от чинары хорошо втыкалась в сухую землю. Тонкий брел, прихрамывая, ощупывая стены и прислушиваясь: где-то здесь должна быть ночлежка пещерных жителей. Гоминид смешно крался рядом на цыпочках, как верная собака. Тонкий сказал ему: «Не подлизывайся!» - и услышал шорох.
        Шуршали где-то впереди оберточной бумагой или пакетом. Тонкий сделал пару шагов и услышал над ухом:
        - Сыру хочешь?
        Верный крыс на плече занервничал, услышав знакомое слово и запах, но удержался, не спрыгнул, только встревоженно поводил носом туда-сюда.
        - Давай.
        - Кто болтает? Быстро спать!
        Зашуршала бумажка и стало тихо. Тонкий нащупал в стене поворот и осторожно заглянул.
        Света не было. Только маленький уголек чьей-то сигареты выдавал: есть здесь люди, не волнуйся. Вот они, твои пещерные жители, никуда не делись. Что дальше?
        Гоминид у ног прижал уши и зарычал. Тонкий остановился в растерянности: а правда, дальше-то что? Если он выскочит сейчас и начнет травить народ гоминидом, все разбегутся, а кто останется - упечет Тонкого в психушку и будет прав. Гоминид на гоминида - это, конечно, не брат на брата, но тоже не дело. Значит, что?
        Гоминид вертелся у ног, ожидая сигнала к нападению. Тонкий приложил палец к губам: заткнись, мол, и гоминид от обиды вцепился зубами в ногу. Нога! Коленка засаднила с новой силой, а в голову пришла здравая мысль: мы узнали все, что хотели, пора подключать силовые структуры.
        Двигаясь на ощупь по стеночке, стараясь не стучать палкой, Тонкий пошел к выходу. В лагерь, к тетке, на воздух!
        Глава XV
        Город
        Костровище чернело на серебристой в темноте траве, а «жигуля» не было. Тента, кстати, не было тоже, и вообще никакого намека на живых людей. Только костровище - и все. Неужели тетя с Ленкой до сих пор на пляже?
        Тонкий подошел к обрыву, глянул…Нет, видно: ночь звездная, песочек на пляже светлый, крупных камней, за которые можно спрятаться, мало… Никого. Тетя, конечно, опер, и прятаться, конечно, умеет, но… Что но, какие но? Бежать на пляж разыскивать ее хотелось меньше всего. Сидит где-нибудь в засаде, попробуй найди. А может, Ван Ваныча решила навестить, она ж не знает, что его дети замешаны в деле гоминида! Или знает?.. А через несколько часов наступит утро, пещерные жители соберут урожай и потихоньку выйдут и, может быть, уже не вернутся в этом сезоне… Петруха видел Тонкого в пещере, наверняка испугался. Не говоря уже о том, что хозяина он предупредит при первой же встрече… М-да. Впрочем, есть одна мысль…
        Камни летели из-под ног, море шумело, палка мешала, но не выбрасывать же! Был момент, когда Тонкий плюнул и решил съехать с горы на пятой точке, но, порвав джинсы и поцарапав больную ногу, отказался от этой затеи. Когда гора, наконец, кончилась, Тонкий решил, что все, дальше он уже не пойдет. Пошел, куда он денется! Тетю с Ленкой надо искать, а то совсем не годится шляться ночью одному.
        Море лупило по ногам, соль щипала ссадины, в общем, жизнь была бы кончена, если бы Тонкий не заметил на деревенском пляже одинокую фигуру. Ну и что, что одна, ну и что, что без машины. Машину тетя могла оставить у Ван Ваныча и Ленку там же.
        Забыв про больную ногу, Тонкий рванул туда, где фигура. Фигура дернулась, в руке ее что-то блеснуло, потом рука резво залезла за пазуху и выбралась наружу с полупустой бутылкой в руках. Что это? Бомж сперва постеснялся своей привычки квасить на природе, а потом передумал? Нет, блестело в руке нечто большего размера. Черное, широкое с блестящим дном…
        - Старый знакомый! - Семеныч распахнул объятия, как будто только Тонкого и ждал. - Пить будешь? Шучу. Опять тетю ищешь?
        - Дядю, - огрызнулся Тонкий. Обидно было до чертиков, ведь он действительно искал тетю. А нашел бомжа. Феерическое разочарование, господа. Не каждому дано так обломаться.
        - Дядю - это хорошо, - решил Семеныч. - Дядя - наше все. Знаешь стихи про дядю Степу?
        Если бы бомж начал декламировать, Тонкий его бы убил, не посмотрел бы, что книжка детская. Но бомж принялся рассказывать историю из своей юности, это еще можно было вытерпеть.
        - Один мой знакомый, тоже высокого роста, однажды ехал куда-то на загородном автобусе. Стоит на остановке, автобуса ждет. А остановка не крытая, а просто железная палка с табличкой на подставке стоит. А на остановке очередь! Он в самом переди стоит, ага. И вот, значит, подходит автобус и парня толпа несет к автобусу. А на пути эта палка с табличкой. Парень за нее удержаться хочет, а она легкая. Его толпой прямо на палку наталкивает, он ее схватил, а отпустить не может… В общем в автобус он въехал на этой остановке верхом, как буденновец.
        - И что? - спросил Тонкий.
        - И ехал так. В автобусе давка, лишнего движения не сделаешь. А с такой-то железной палкой между ног…
        - А дядя Степа при чем?
        - Говорю ж, он высокий был, понимаешь, нет?
        - Нет, - ответил Тонкий. - Мне пора.
        - Привет дяде!
        Через каких-то полчаса Тонкий поднялся на гору, сел над обрывом, верный крыс тут же сполз по плечу ему на колени.
        - Никому мы не нужны, Толстый. И гоминид никому не нужен (гоминид обиженно глядел из пещеры, но близко не подходил). Где, спрашивается, тетю искать? Уйдут ведь! И Доктор Ливси подумает, что не было никаких пещерных жителей, что визитница моя…
        А вот это была отличная мысль! Собачка-то у Доктора Ливси, прямо скажем, необычная, да и сам Доктор - тетин коллега, чего не скрывает. Но только тетя неизвестно где, а Доктор Ливси, скорее всего дома, в каких-нибудь не знаю скольких километрах отсюда…
        Тонкий вскочил, забыв о больной ноге (впрочем, тут же вспомнил и оперся на палку), и пошел карабкаться в гору. Нет, можно, конечно, и попутку ловить, но что-то подсказывает ему, что в радиусе двух километров есть только два человека, готовые прямо сейчас отвезти Тонкого и Толстого к Доктору Ливси. До деревни-то как-нибудь доковыляем, а там - сели на мотоцикл и поехали!
        В гору идти было проще, чем по ровной земле. Встал на четыре точки - и вперед. Ну и что, что руки грязные, это несерьезно, господа, думать о грязных руках, когда тут такое дело! Бессмертник царапался, комочки земли впивались в ладони - все шло как надо, и это не могло не радовать. Отдельно радовал Толстый, который сидел на плече и щекотался усами. Тонкий погладил его грязной рукой: «Я тоже скучал по тебе, верный крыс!»
        В том, что Димка спит, можно было не сомневаться - время позднее. Однако бывают на свете психи, которые готовы в два часа ночи вскочить и отвезти мало знакомого чувака за три девять земель. Иногда такие попадаются среди байкеров, если им как следует объяснить, зачем это нужно. Тонкий шел и репетировал, что он скажет Димке, но всякий раз выходила ерунда: «Я напал на след саблезубого гоминида» - детский сад; «Я почти накрыл преступную группировку» - получится, что хвастаешься…Так ничего и не придумав, Тонкий подошел к Димкиному дому и постучал в окно.
        Ответили не сразу. Сперва выругались (Тонкий постучал еще), потом спросили: «Че надо?» (Тонкий постучал еще), потом сказали: «Войдите». Тонкий обошел дом, потянул на себя дверь (кто их здесь запирает?) и вошел прямехонько в комнату Димки.
        - Выручай. Надо в город съездить, - начал он с порога, рассудив, что если уж разбудил человека, то не надо мучить его длинными предисловиями. Лучше сразу вывалить на бедную сонную голову все, что хочешь сказать. Пусть человек сразу готовится вскакивать и ехать или послать и спать дальше.
        Сонный Димка сел на кровати:
        - Кому?
        - Мне. - Тонкий подошел ближе, чтобы его было видно в темноте.
        - А, художник! - узнал Димон, - что стряслось?
        - Это связано с гоминидом…
        - Да ну? Рассказывай!.. - Димка устроился на кровати поудобнее, пригладил рукой взъерошенные волосы. В темноте Тонкий плохо видел его лицо, но отчего-то знал: сон с парня как рукой сняло. А вот стоит ли рассказывать…
        - Вообще-то это тайна следствия, - нашелся Тонкий.
        - А-а… - разочарованно протянул Димон. На его сонной опять физиономии так и написалось: «Ну и зафигом я его повезу, если ничего не узнаю?»
        - Но если в двух словах, - нашелся Тонкий, - то гоминид - не фантастическое существо, а самый обычный бандюг. Гоминиды - это ведь кто? Высшие приматы, люди и предки людей. Мы с тобой - тоже гоминиды.
        - Правда? - недоверчиво спросил Димка.
        - Мне тетя сказала.
        Димка кивнул и стал нашаривать на стуле брюки. Тетя Муза для него авторитет, оперативник и все такое. Димка еще помнил, как три недели назад с его помощью Тонкий и тетя раскрыли банду браконьера. Только если Тонкий все равно - ровесник-оболтус, то взрослая оперша - это уже серьезно. Авторитет, как ни крути.
        - Ты это… У гаража подожди, я сейчас! - И Тонкий вышел ждать у гаража.
        Ждать пришлось недолго, Димон выскочил через пару минут, отпер гараж, вывел мотик:
        - Только от дома отойдем в поводу, а то мать проснется!
        - Угу.
        Хромая, каждый по-своему (Димон с мотоциклом, Тонкий - с палкой) они вышли за калитку. Димон, кстати, палку оценил: посмотрел с уважением и не стал задавать лишних вопросов. Они прошли добрую половину поля, и, наконец, Димон оседлал мотоцикл, сказал Сашке:
        - Пристраивайся!
        Тонкий тут же вскочил в седло у Димки за спиной. Небольшая заминка возникла с палкой: куда бы ее пристроить, чтобы не мешала движению?
        - Поперек, - ответил на незаданный вопрос Димон, - она не длинная, ни за что не зацепимся. Да и машин ночью мало.
        Сказано - сделано. Тонкий положил палку на сиденье впереди себя. И вцепился в ручку. Едем!
        Мотоцикл взревел, брызнула фонтаном земля из-под колес.
        Ветер весело лупил по лицу. Толстый сидел у Сашки на плече, больно вцепившись коготками и подставлял ветру морду. Каждая кочка отзывалась в разбитой коленке, но это же ерунда, правда? Вот сейчас приедем к Доктору Ливси… Он, конечно, человек веселый, но решительно не поймет, когда к нему среди ночи вопрутся двое на мотоцикле. Поэтому мотоцикл придется оставить во дворе и переться с больной ногой по лестнице на последний этаж. К двоим без мотоцикла Доктор Ливси отнесется более терпимо, но объяснений все-таки потребует: чего пришли, почему не спите? Кто ходит в гости по ночам? Тогда Тонкий выложит ему все про пещерных жителей. На тетю тоже пожалуется: где ее носит, как она могла засесть в засаду, забыв племянника? Пусть Доктор берет своего Чапу и едет с ними разбираться. Это же его город, его страна, его работа.
        Дорога и впрямь была пустая-пустая, как будто асфальт уже положили, а машины еще не изобрели, только готовятся, рисуют чертежи, лепят модельки один к двадцати четырем. Только поливалки изобрели, ага. Тонкий расслабился было: вот нет машин, как хорошо, и тут из-за угла: «У-у-у».
        - Держись! - крикнул Димон, хотя надо было не держаться, а открывать зонтик. А Тонкий держался, как дурак, вот и промок.
        - Откуда они берутся?! - ворчал Димка, но чтобы тебя услышали на мотоцикле, нужно кричать, поэтому ворчания у него не получилось, а получился настоящий крик души. Душа была мокрая, и с ее волос капало Тонкому на рубашку.
        А вообще-то, город будто вымер. Тонкий долго гадал, что такого непривычного: ну город, ну ночной, а потом сообразил - тишина. Тишина и темнота, вот что. В Москве, если ночь, так уж ночь! Фонари горят, окошки домов светятся, вывески всякие. Народ гуляет, опять же, машины, в отдельных районах - даже слишком много. А здесь - настоящий ночной город. Тишина и темнота. Тонкий старательно вертел головой, но так и не нашел ни одного светящегося окошка. Ну, может, плохо смотрел.
        Мотоцикл свернул во двор и затормозил: приехали.
        - Мне с тобой подняться? - по-светски осведомился Димон. Тонкий решил, что лучше не надо. Доктор Ливси и так удивится, увидев на пороге едва знакомого пацана. Так пусть уж лучше он увидит на пороге его одного, чем двоих. Тем более, что с Димкой он, вроде, не знаком… Не вроде, а точно! И вообще: сейчас Тонкий все расскажет Доктору, и если тот решит, что нужно немедленно ехать во владения гоминида, то на мотоцикл он не сядет, возьмет машину. Получается, Димка отвез - и до свидания? Неудобняк… Хотя, с другой стороны, оперативное мероприятие - это вам не шоу с бабочками. Это серьезное дело, оно не терпит посторонних. А с третьей стороны, Димон не посторонний, Димон его - Тонкого в город отвез, вскочил, между прочим, ночью и повез…
        - Пошли, - наконец решил Тонкий, - только я еще не знаю: может, мне придется здесь заночевать, может, сразу поедем обратно. Если обратно, то на машине.
        - В обоих случаях я буду уже не нужен, - без обиняков рассудил Димон.
        - Ну…
        - Да ладно, чего ты?! Я что маленький, что ли?! Не понимаю, что ты здесь по делу, а не на чай. Я лучше поеду, а то мать хватится.
        Тонкий подумал, что, когда поедем домой, неплохо бы взять у Димона адресок, давненько он не писал бумажных писем. Серьезно, такими друзьями не разбрасываются. Тонкий хотел вывалить на голову байкера благодарственную тираду, но подумал и сказал:
        - Спасибо. - Потянул ручку двери и услышал прощальный рев мотоцикла.
        Как он взлетел на этаж, как долго и остервенело жал на звонок, как рассуждал о чутком сне оперативников и богатырском сне бревен, как вышла сонная соседка и сказала: «Вали отсюда, бандит, днем покою нету», как Тонкий с этой соседкой объяснялся, пытаясь донести до нее, что ему очень нужно видеть этого человека здесь и сейчас, а та грозилась вызвать милицию…
        Как вышел другой сосед и сказал, что Иван домой еще не приходил, а раз так, то и нечего трезвонить. Как Тонкий спускался по ступенькам под ругань этих двоих и думал, что дом не дом, а подъезд он точно перебудил. Как открыл дверь и убедился, что Димон давно уже уехал (сам же слышал, как он уезжал), - это все очень грустно и на много страниц, не буду об этом писать. Ограничусь тем, что Тонкий сел на лавочку у подъезда и, наверное, в сотый раз за последние сутки, подумал, что он дурак. Нет, ну это и дети знают: если тебя везут в гости без приглашения в три часа ночи, когда ни метро, ни автобусов, ни попуток, надо хотя бы сказать водителю, чтобы подождал. Может же человека дома не оказаться, он же тебя не ждет?! Работа у Доктора Ливси интересная, иной раз сам не знаешь, во сколько будешь ужинать, во сколько - спать, а во сколько - дома. Может, Доктор Ливси сейчас в засаде, поужинал и спит? А Тонкий как дурак, приперся в гости и сидит тут на лавочке, рассуждает о работе.
        Толстый съехал по майке на колени и тыкался носом в ладонь: «не расстраивайся», типа.
        - А чего «не расстраивайся», если у тебя хозяин дурак? - спросил его Тонкий.
        - Еще какой дурак, - поддержал его саблезубый гоминид. Он бежал за мотоциклом на своих двоих и только сейчас подоспел. Язык на бок, всклокоченный весь, взмыленный, а все туда же:
        - Дурак! В милицию бежать надо, а он на лавочке нюни распустил!
        И то правда. Тонкий сунул верного крыса за пазуху, взял свою палку и поковылял в ночь. Честно говоря, если бы не разбитая коленка, это была бы не самая длинная и противная ночь в его жизни. А так… Что ж, придется потерпеть. Знать бы еще, где эта милиция. Тонкий вышел на освещенную улицу и побрел себе вдоль дороги. Мысли бродили в голове самые мрачные: «Не найду отделение, хоть до лагеря добреду, вдоль дороги-то», «А может, оно не на виду, а вовсе даже во дворе»; «Каникулы проходят, а кто-то еще не познакомился с местной шпаной. Коленка разбита - не убежишь, идешь один, по закону подлости - очень подходящий случай».
        Но случай представился другой. Более подходящий, но не менее паршивый. Когда Тонкий в сотый раз прикинул, как он будет отбрехиваться, если его окликнет голос за спиной и попросит закурить, этот голос за спиной и раздался.
        - Молодой человек… - Голос был мужской, если пацан, то лет восемнадцать, не меньше. Хотя скорее, там весь двадцатник идет. Пытаться бежать или пытаться решить вопрос словами? Вообще, оборачиваться или…
        - Документики предъявите!
        А, ну это куда ни шло. Тут уже можно и обернуться и даже сделать пару шагов навстречу ночному патрулю. «Документиков», понятно, с собой нет, но кто-то здесь только что искал отделение милиции. Тонкий заковылял навстречу патрульному и затараторил:
        - Вас-то мне и надо. Понимаете, я ищу отделение милиции…
        - Я тебе покажу, - любезно согласился патрульный. - Документики.
        - Мы с тетей и сестрой отдыхаем у моря…
        - Рад за вас, - терпеливо ответил милиционер. - Документики.
        - И около нашего лагеря…
        - Документы! - рявкнул патрульный, и Тонкий понял, что разговаривать бесполезно.
        - Нету. Я с утра, когда одевался, не рассчитывал, что окажусь ночью в городе один.
        - А на что ж ты рассчитывал? - Милиционер вопросительно поднял бровь. Лет ему и впрямь было не больше двадцати. - Ты сам откуда?
        - Из Москвы, - буркнул Тонкий, чувствуя, что разговор уходит не в ту сторону. Патрульный радостно улыбнулся, как будто Тонкий сообщил ему, что за углом счастье раздают и милиционерам положено сверхнормы.
        - Врешь! - торжествующе выдал он. - Все москвичи носят с собой паспорт.
        Мелькнула отличная мысль: Тонкому всего четырнадцать и выглядит он не старше. Сказать ему: «Нет у меня еще паспорта, но московское ОВД работает над этим, делает». Но Тонкий отказался. Нет, ему бы наверняка поверили и отпустили с миром, но ему-то надо не с миром, а в отделение. А там не дураки, могут и проверить…
        - Говорю же, не собирался ночью в город, - отбрехивался Тонкий. - Так вышло.
        Патрульный вздохнул, типа: «Ну что с тобой делать» и выдал:
        - Тогда пошли.
        Что ж, тоже вариант. Пока идем, можно в сотый раз попытаться объяснить:
        - Я к вам и шел. Мне нужно в отделение к дежурному, потому что у нас в лагере…
        - Меня не волнует, что у вас в лагере! - рявкнул патрульный. - К дежурному ты сейчас попадешь, не волнуйся. Много вас таких!
        Больше Тонкий не пытался с ним заговорить. Если этот патрульный каждый день ловит много таких, как Тонкий: москвичей, молодых художников, начинающих оперативников, то рассказывать ему действительно ничего не стоит. Больно много врет этот патрульный и неизвестно, во что превратится дело саблезубого гоминида в его изложении. Может, он расскажет дежурному: «Парень поймал пятикантропа» или «парень выращивает наркотики дома в горшках». Ну его, правда.
        Правда его, ну. Благо отделение милиции оказалось недалеко. Через каких-то пять минут Тонкий уже карабкался на три несчастные ступеньки (спасибо, хоть патрульный не поторапливал), а еще через полминуты оказался в этом самом отделении. Коридор, кафель, краска, все как положено. Маленькое зарешеченное окошечко дежурного прямо у входа. За решеткой немедленно материализовался любопытный глаз и спросил:
        - Ты кого это привел Иванов? Двоечника?
        - Без документов, - буркнул патрульный. - Несет какую-то чушь и рвется к тебе. Клеем, небось, надышался.
        Такого поворота событий Тонкий не ожидал. Вот так вот рвешься-рвешься в милицию, хочешь им поле наркоты преподнести на блюдечке…
        - А крыса тоже надышалась? - развеселился глаз.
        - Какая кры… - Тут патрульный разглядел Тонкого при свете и увидел, какая такая «кры». Увиденная Кры произвела на него неизгладимое впечатление. Должно быть, Толстому это польстило. Последний раз он производил такой фурор в женской раздевалке, когда убежал у Тонкого на физ-ре. Нет, патрульный не завизжал. Он просто отшатнулся от Тонкого и замер с открытым ртом, не в силах произнести второй слог. Усиливая эффект, Толстый зевнул во все резцы, чтобы мало не показалось.
        - Так чего, Иванов? - захихикал глаз. - Дышала крыса или нет? В зрачки ей, в зрачки посмотри!
        Иванов смотрел, не отрываясь, с такой гримасой, будто Толстый не здесь у Сашки на плече, а уже у него, Иванова, в ботинках. Сидит там, кусается, щекоча усами…
        Щелкнула задвижка, сбоку от окна открылась дверь. Тонкий ее только что заметил: покрашена под цвет стены. Из-за двери показался глаз, затем лицо, а потом и весь дежурный. Веселый и толстый, он жевал бутерброд. Вышел и поманил Тонкого пальцем:
        - Иди сюда, парень. Где так залетел-то? - Он кивнул на разбитую ногу.
        Тонкий пожал плечами:
        - Долгая история. Я хотел вам кое-что рассказать.
        - Давай, - радостно кивнул дежурный с набитым ртом. - Зайди, расскажи. - Он кивнул на свою узенькую каморку, где и одному-то, наверное, тесно: стол, стул, стул - и все. Места для прохода не оставалось. Но Тонкий решил, что отказываться грех и смело шагнул внутрь. Вредный Иванов встал в дверях. Что ж, Тонкому не впервой говорить о делах под бдительным посторонним оком. Он утеснился на стуле, пристроил палку между колен и рассказал, зачем пришел. В этот раз он не боялся ничего упустить, потому что вместо догадок у него был один железный факт: за городом есть поле марихуаны, которую собирают дети. Много детей и собирают организованно, видно, что не для мамы. Собственно, с этого Тонкий и начал, а дальше его уже не слушали.
        Дежурный достал из стола коробочку из-под печенья: «Йод и бинт, обработайся в коридоре на банкетке», - и принялся кому-то названивать. Тонкий послушно вышел в коридор, нашел банкетку, сел, как дурак, с коробочкой, даже успел достать йод…
        И так с пузырьком в руках, вперед поджатыми ногами выехал из отделения. Кто-то, не успел разглядеть, кто, схватил его под мышки и выволок на улицу:
        - Садись вперед, дорогу покажешь.
        Иванов открыл дверь, Тонкого внесли и посадили на переднее сиденье. Сам благодетель обошел машину и сел сзади.
        - Куда? - кротко спросил шофер. У него был такой вид, будто он живет в этой машине: небритый, лохматый, шлепанцы на ногах.
        Тонкий сказал, куда и машина стартанула. А Сашка подумал, как он ошибался, думая, что ночью Керчь - тихий город. Пока все спокойно, оно, может, и так, но здесь и сейчас этот одинокий «жигуль» производил столько шума, что хватило бы на весь город. Он ревел, он шумел, он визжал и пел магнитолой. Тонкому даже уши заложило, а Толстый и вовсе перебрался хозяину за пазуху.
        - А ты как их нашел, парень? - спросили сзади. Тонкий обернулся. Милиционер, который затащил Сашку в машину, такой же взъерошенный, как шофер, только еще царапина на щеке. Бурная жизнь у них, должно быть.
        - Мы отдыхаем рядом.
        - Рядом?
        - Ага. Там пещера, и через нее-то и можно подойти к полю, в обход - никак, заросли чинар. А через пещеру можно. Она неприметная такая, дыра в горе, заросшая бессмертником. Мы сами заметили не сразу… - Тонкий бормотал этот неудобопонятный бред, а милиционер слушал и важно кивал, как будто все понимает. Нет, правда: Тонкому расскажи, что вход на поле через пещеру, он либо не поймет, либо поймет превратно и скажет: «Иди отдохни». А этот ничего, слушает…
        - И много народу?
        - Я видел шестерых, нет, семерых… - мерзкий червячок ущипнул за язык: Федьку жалко! Он нормальный парень, хоть и наркоту собирает… Не виноват, что брат у него такой…
        - Так пять или семь? - уточнил милиционер.
        - Пять детей, двое взрослых. Один - так себе взрослый, лет семнадцать.
        Милиционер хохотнул:
        - А второй?
        - Бомж, - коротко ответил Тонкий. Червячок не унимался. Червячок забрался под ложечку и шевелился там, выкапывая ходы. Жалко Федьку. Он, конечно, маленький, ничего ему не будет. Но Петрухе-то будет?! А Федьке без старшего брата каково? У них на всю ораву старших только Петруха и отец… А милиционер не унимался:
        - Ты их знаешь?
        - Угу. Не всех: одного из детей и этого… семнадцатилетнего…Еще бомжа немного…
        А червячок точил. Червячок извивался и корчился, вычавкивая: «Пре-да-тель, пре-да-тель»… Паршиво стало, хоть вой. А милиционер спрашивал, и отвечать было надо.
        Глава XVI
        Облава на гоминида
        Крыши домов уже розовели, уличные собаки просыпались и выходили на промысел, просыпались птички на деревьях, пьяные на лавочках. Просыпались дворники и, громко шурша метлами, разгоняли всех. Постепенно дворников становилось все меньше, а птичек и собак - все больше. Потом и их не стало, потому что дворы и лавочки постепенно сменились высокой травой, в которой никого не видно.
        Тонкий клевал носом на переднем сиденье (а Толстый давно спал у него за пазухой. «Тетя Муза, наверное, меня разыскивает. Найдет - убьет», - меланхолично думал Тонкий, но даже эта яркая мысль не помогала проснуться. Деревня уже мелькала за окном. Тонкий увидел поле, крыши домов и бомжа в траве, трудолюбиво собирающего пустые бутылки. Откуда их столько в одном несчастном поле? Что ли это здесь популярное место отдыха? Бред: у деревенских жителей есть дома, дворы и лавочки, у некоторых и беседки, и летние кухни - все комфортнее, чем отдыхать на сырой земле в высокой траве…
        Бомж тоже увидел Тонкого в машине, помахал и разулыбался, как голливудская звезда. Хитрый, не стал ночевать в пещере. Фиг теперь Тонкий докажет, что этот небритый с голливудской улыбкой имеет отношение к пещерным жителям. Нет, улыбка правда была классная: никаких гнилых пеньков, скучающих по зубной щетке, как у всех порядочных бомжей, ровные зубы, все целые, особенно белые на фоне неумытого лица…
        Что за ерунда лезет в невыспавшуюся голову?!
        - Деревня, - заговорил молчавший до поры шофер. - Показывай, парень, куда дальше.
        Тонкий подпрыгнул на месте и стал тыкать пальцем в окно:
        - Вообще-то в-он туда, там спуск с горы. Только осторожнее, тетя там все время застревает. А потом по кустам, по кустам, спуститься метров сто…
        Шофер бессовестно чертыхнулся, сбросил газ и начал аккуратно съезжать, куда просили. Под колесами привычно захрустел бессмертник, вот сейчас спустимся…
        И собьем злую тетю Музу, стоящую на спуске, руки в боки.
        - Твою мать! - не выдержал шофер. - Ты ненормальная!..
        - Это моя тетя, - поспешно вставил Тонкий. - Старший оперуполномоченный из Москвы. Она сердится, потому что не может меня найти со вчерашнего вечера.
        - Чего так? - подал голос милиционер с заднего сиденья.
        Тонкий опустил голову и сказал правду:
        - Разминулись.
        Тетя уже распахнула дверь с Сашкиной стороны и без предисловий выдала:
        - Старший оперуполномоченный Муза Уткина. Где вы нашли мое сокровище? - Она кивнула почему-то не на Тонкого, а под переднее колесо машины. Тонкий глянул: под колесом раздавленная банка баклажановой икры. Неизвестно, как она сюда попала, но вид теперь имела самый отвратительный. Во всяком случае, на сокровище явно не тянула.
        - Само пришло, - автоматически ответил милиционер.
        А шофер проследил за тетиным взглядом и неоригинально заметил:
        - Ну елки зеленые! Вылезайте, товарищ майор, приехали!
        Милиционер удивленно вскинул брови (банку-то не видно) с его заднего сиденья, но вышел, с тетей поздоровался и сразу взял быка за рога:
        - Ваш сын сказал, что видел поле марихуаны.
        - А мне не сказал, - обиделась тетя Муза. - Пришлось самой до всего доходить.
        Майор смущенно глянул на Тонкого. А Тонкий что, Тонкий ничего:
        - Потому что я тебя потерял! Вы где были?!
        - Отставить! - по-военному заявил майор. - Идем покажешь!
        - Пусть лучше машину вытаскивать помогает, - вмешалась тетя. - У меня здесь ищейка с проводником, идемте. - Она порылась в карманах и протянула шоферу ключи:
        - Вон «жигуль» стоит, возьмите. Запаска, домкрат в багажнике, если что. Ребята вам помогут. Елена!
        Из-за бессмертника выбралась заспанная Ленка:
        - Ну ты, брат, даешь, мы с ног сбились…
        - Потом, - оборвала тетя. - У тебя хватит ума включить заднюю передачу?
        Тонкий оскорбился. Нет, не так: Тонкий оскорбился до глубины души и еще немного глубже. Он принес на блюдечке это поле, а теперь ему говорят: «Поможешь вытащить машину». Да еще спрашивают, хватит ли ума заднюю передачу включить? Кто-то забыл, как его неразумный племянник две недели назад гонял по городу на фургоне за преступником. Конечно, сам вел, о чем речь.
        - Включу, не волнуйтесь, - проворчал Тонкий. - Идите уже.
        Майор сочувственно глянул на Тонкого:
        - Спасибо, парень. Не маленький уже, должен понимать. - Развернулся и ушел. Тетя с ним. Чужой, а понимает, что «спасибо» сказать надо. Не то, что некоторые.
        Шофер уже убежал заводить тетин «жигуль». Ленка стояла у машины молча, должно быть, еще была под впечатлением от команды: «отставить!». Тонкий сел на траву рядом с машиной. Он чувствовал себя опустошенным. Скакал по пещере на одной ноге, ползал по полю на пузе, летел на мотоцикле, пререкался с патрульным - и все для того, чтобы услышать: «У тебя хватит ума включить заднюю передачу?». Мда…
        - Ну ты даешь, брат! Мы его ищем, а он за милицией в город бегает! Тетя Муза Ивана с Чапой вызвала, что творится-то, Сань!
        - Она не для меня, - буркнул Тонкий.
        - Знаю, - жизнерадостно ответила сестра. - Но все равно прикольно. Ты где пропадал-то? В пещере, да? С неандертальцами?
        - С пещерными жителями.
        - И что? Они преступники? Тетя Муза не скажет, ты ее знаешь… - Ленка умоляюще уставилась на Тонкого. А Тонкий что, Тонкий ничего. Глупо что-то скрывать от того, с кем сидишь на траве, чужой на этом празднике жизни. Да и милицейскую машину в карман не спрячешь, вся деревня уже, небось, видела. А кто не видел - бомжик разболтает, будь спок!
        - Они дети, Лен, - ответил Тонкий. - Прикинь?
        Но Ленка юмора не поняла:
        - А милиция зачем?
        - Марихуану собирают.
        - В пещере?
        - Угу. Пещера - дорога на поле.
        - А… - Ленка так и замерла с открытым ртом, осмысливая услышанное. Потом выдала сверхценную мысль:
        - Они же не сами, небось, а для кого-то…
        - Ясное дело. Только про него-то я и не знаю. Есть одна мысль…
        - Какая?
        - Не скажу! - обозлился Тонкий. - У меня еще нет доказательств, ничего нет, одни догадки. Скажу тебе, а он окажется ни при чем…
        - И что? Я ж не милиция…
        Тут она была права. И Тонкий выдал:
        - Петруха.
        - Федькин брат? - изумилась Ленка, он же… - Она подумала и решила:
        - А что? Он противный.
        - Да ну тебя! - Тонкий злился, как черт, понятно, что не на Ленку, но, поскольку рядом никого больше не было, выслушивать приходилось ей. - Если у тебя критерий «виновен не виновен» обусловлен противностью, то самое разумное привлечь нашу математичку. Обвинить ее во всем.
        - Сам ты математичка, - обиделась Ленка. - И сам противный. Икру со штанов сотри, а то шофер подумает, что ты испугался его экстремального вождения.
        - И ничего не экстремального! - Подъехал тетин «жигуль», и шофер выскочил, хлопнув дверцей. - Я аккуратно езжу, подтверди, пацан.
        Тонкий закивал, между делом разглядывая свои штаны. Нет, он вообще любитель пачкать брюки самым неподходящим сырьем. Однажды белое вино (которое на самом деле не белое, а желтое) вылил на белые штаны, теперь вот икра кабачковая… Шофер перехватил его взгляд и оценил:
        - Повезло. Садись за руль, - он кивнул на милицейскую машину. - Как бибикну, включай заднюю передачу. Да в зеркало поглядывай, второй запаски нет.
        Тонкий кивнул и полез за руль. Счастье еще, что шофер не унизил его лекцией на тему «Дети за рулем - угроза обществу». Хотя какое там «за рулем»?! Сиди и не мешай, пока шофер на тетином «жигуле» вытаскивает машину на ровную поверхность, чтобы поменять колесо. Здесь на горе - не очень-то поменяешь.
        Он влез на водительское сиденье (Ленка пристроилась рядом). Водитель бибикнул - и понеслась. Сцепление, реверс, газ, газ, «Не газуй, что ты делаешь!» Не газ, сидим, не мешаем. А тетя, похоже, в пещере уже побывала. Не исключено, что даже сегодня ночью. Во-первых, где-то она пропадала ночью, а во-вторых, Тонкий ведь ей не успел ничего сказать. Может, конечно, сама догадалась, но как? Тетя, хоть и опер, но знала столько же, сколько и Тонкий. Поле марихуаны в пещере просто так на ум не придет. Наверняка тетя вспомнила про гоминида, про пещерных жителей, ночного гостя, да и полюбопытствовала, что такое там в пещере… И нашла.
        Машина плавно ехала вверх, причем задом наперед. Ощущение было забавное, наверное, что-то похожее испытывал Буратино, когда его подвешивали за ноги. На одной из кочек машина чуть не закопалась и около минуты не двигалась никуда.
        - Висим как буратины вверх ногами, - прочла мысли Ленка. Любит он это дело: хлебом не корми, дай мысли брата почитать. Даже в самых невинных случаях, как сейчас, это злит, господа. Это ужасно злит!
        - Лен, о чем я сейчас думаю? - спросил Тонкий, выкручивая руль.
        Ленка глянула на него, почесала репу, настраивая телепатические волны, и ответила:
        - Сам дурак!
        А он что, он ничего! Пусть Ленка не выпендривается!
        Трос опять натянулся, и машина медленно-ровно въехала на вершину горы.
        - Ручник! - рявкнул шофер, и Тонкий послушно поставил на ручник. Шофер тут же подбежал, распахнул дверцу, сказал:
        - Вылезай, дальше я сам.
        И Тонкий опять остался ни при делах. Сел на траву рядом с Ленкой и тупо смотрел, как другие работают. Шофер менял колесо, Ленка ковыряла в носу, Толстый небрезгливо слизывал икру с Сашкиных штанов, и только сам Сашка сидел и ничего не делал. Еще тетин «жигуль» остался ни при делах. Никому не нужный, он раскорячился поперек дороги, и фары у него были самые разнесчастные.
        - А мы че, мы в разбойников играли! - басил знакомый до боли голос. С таким не в разбойников играть, а мешки ворочать, причем обязательно с динамитом или ворованные, а то образ будет не завершенный.
        - Ну правда! - вторил голос помоложе. Тоже знакомый.
        Тонкий нарочно уставился на шофера. Шофер уже поменял колесо, отогнал тетин «Жигуль» на обочину и теперь заводил милицейский. «Предатель!» - червячок вернулся на свое место под ложечку и начал жрать с новым аппетитом. Ну да, там, на склоне оперативники вывели из пещеры Петруху, Федьку и еще ребят, человека три-четыре. Они и их родители будут рады узнать, кому обязаны своим утренним счастьем.
        - Отойдите, ребят! Я спускаюсь! - крикнул шофер. Тонкий с Ленкой отошли, машина резво рванула вниз.
        - Там моя «Део» в кустах, на двух отвезем! - Еще один знакомый голос, на этот раз - Доктор Ливси. А Тонкий-то мчался к нему среди ночи! Интересно, он еще вечером приехал или тетя вызвала его ночью, и Доктор просто разминулся с Тонким? Какая разница?!
        Милицейский «жигуль» скрылся под горой. Ничего, через минуту покажется, уже полный, до отказа набитый пещерными жителями. Интересно: их повезут по домам, чтобы допросить при родителях с полной порцией унижения, или сразу в отделение? Наблюдать то и другое хотелось меньше всего. Тонкий отвернулся от склона и выдал:
        - Пойдем, Лен, купаться.
        Но сестра ночью по пещерам не скакала, малолеток не закладывала, совесть ее была чиста, как ее помыслы и слова:
        - Ты че, опух?! Сейчас их увезут, тетя вернется и первым делом начнет нас искать.
        - Зачем?
        - То есть?
        - Да я вчера весь вечер вас искал…
        - Не выдумывай, брат, ты еще за ночные прогулки не получил «благодарность». Тетю дождемся, схлопочем и пойдем, куда хочешь. Все будет хорошо.
        Тонкий хмыкнул:
        - Схлопочем? Тебе-то за что?
        - За компанию. Отойдем лучше.
        Они отошли и вовремя. В гору поднимался кортеж, возглавляемый милицейским «жигулем». Тонкий не ошибся, «жигуль» действительно был набит детьми. Тонкий увидел Федьку и двух пацанят его возраста. За «жигулем» ехал Доктор Ливси с собакой на своей машине. Он вез Петруху и еще одного пацана. Тонкий машинально отметил, что кого-то не хватает на этом празднике жизни. Только никак не мог взять в толк: кого?
        Кортеж выехал на дорогу и поехал себе. Тонкий смотрел им вслед, пока машины не стали точками, а тетя Муза не положила руку ему на плечо:
        - Ну и чем вы объясните свое безобразное поведение, молодой человек?
        - Это, по-твоему, безобразное? - огрызнулся Тонкий. - Я полночи на одной ноге скакал.
        - Ценю, - ответила тетя. - А зачем?
        - Чтобы поймать этих наркосборщиков.
        - Поймал?
        - Угу.
        - Тогда давай сюда свою коленку.
        Тетя порылась в багажнике, нашла аптечку, кивнула Тонкому на траву, садись, типа. Тонкий сел, послушно вытянув ногу. Коленка была зеленовато-синей с прочернью, и немного охровых пятен для антуража. Красота, только болит, зараза. Тетя осторожно ощупала ногу и выдала:
        - А ты знаешь, что у тебя перелом?
        - Нет, - обозлился Тонкий. - А ты?
        - Я тоже не знаю, - невозмутимо ответила тетя. - Но подозреваю, что это так. И кому-то надо в больницу.
        Тонкий расстроился. Нет, правда. Как начинающий оперативник он понимал, что нельзя, нельзя сейчас оставлять пещеру гоминида без присмотра. Милиционер с ним приехал только один, он и увез всех, кого нашел. Но самого-то главного не поймали! Кто владелец поля? На кого работали дети?! Может быть, что это Петруха, но… поле, господа, большое. Засеять его может кто попало, а вот заставить кучу детей работать на себя и никому не говорить может, извините, не каждый. Петруха, конечно, противный, но организовать такую плантацию ему наверняка слабо. Не говоря уже о том, что ночной гость нимало не похож на Петруху. Да и где это видано, чтобы хозяин сам собирал урожай на своем поле, подставлял себя под статью. Он лучше детей подставит: они маленькие, их не посадят. Нельзя сейчас оставлять пещеру без присмотра, нельзя. Может быть, через час сюда явится ни о чем не подозревающий хозяин - а нет никого! Всех повязали. Глянет на такое дело - и только его и видели. И никогда его никто не найдет, потому что: как? Надо ждать. Устроить засаду и ждать. А тут, пожалуйте в больницу - ерунда какая-то! Тонкий спросил без
обиняков:
        - А хозяин? - Тетя поймет, тетя умная.
        И умная тетя поняла:
        - Без тебя разберутся. Мне, если хочешь знать, велено собирать монатки и уезжать вон, не отсвечивать тут. Так что уедем в любом случае.
        Тонкий не поверил своим ушам:
        - Как уезжать? Ты же им помогала, и вообще…
        Тетя вздохнула:
        - А я-то думала, ты все понимаешь. Давай, поднимайся, ковыляй к машине. Без разговоров!
        Тонкий поднялся и поковылял к машине. Нет, не обиделся на этот раз. А чего обижаться, тетя права. Если мы не хотим спугнуть хозяина плантации, то мы должны смотаться отсюда подальше, независимо от того, кто там помог следствию. Все правильно, господа, все так. Тетя права. А Тонкий просто обиделся, вот и не подумал сразу.
        Он привычно плюхнулся на заднее сиденье и зарылся в покоцанный спальник. В больницу так в больницу, если все равно уходить надо. Да и нога болит. Машина ровно шла по асфальту, Тонкий тут же задремал. Имеет право, после бессонной ночи. Ленка врубила плеер на полную катушку, но такая ерунда не могла помешать здоровому сну.
        Здоровому сну смог помешать рывок, визг тормозов и тетин вопль:
        - Куда тебя несет, камикадзе!
        - Прошу прощения, - ответил покладистый мужской голос. - Но мне очень нужно в город, а здесь и так ни одной машины, да еще не останавливается никто.
        - Конечно, раз нет ни одной машины, - оскорбилась тетя.
        - Вы меня не так поняли… - голос замялся. - Я хотел сказать: машин мало и ни одна не остановится, чтобы подвезти такого, как я. Но мне очень нужно, правда. - Голос помолчал и добавил:
        - Я не пьян.
        Тонкому стало любопытно: кто такой просится в машину, кидаясь под колеса и ссылаясь на то, что его-бедолагу никто не хочет подвозить. Он открыл глаза и увидел своего старого знакомого.
        Глава XVII
        Старый знакомый
        Кротко опустив глаза, позвякивая бутылками в авоське, у машины стоял Семеныч. Бомж Полевой. Тот самый, который «Бутылочки не выкидывайте» и «Тетя за рулем - катастрофа». И тот, что у моря, и тот, что поторапливал Петруху на плантацию, а с утра уже махал ручкой Тонкому, проезжающему на милицейской машине… Тонкий хмыкнул про себя: припомнить ему, что ли, насчет тети? Чтобы дядю ловил? Потом подумал, не, тетя Муза сама разберется, кого в машину сажать, а кто пешком прогуляется. А его дело тонкое - спать, пытаясь абстрагироваться от всего происходящего. В больнице не дадут: рентген, перевязки, все дела - фиг поспишь. Будешь сидеть и орать, как в больнице и положено.
        - У меня здесь вообще-то, дети. - Смутилась тетя. Слышно было, что ей неудобно отказывать бомжу, которому очень надо, только из-за того, что он бомж. Но, блин, сам-то большой мальчик, должен понимать: грязь, инфекция, все дела, а в машине дети.
        - Я на переднее сиденье сяду. - Нашелся наглый бомж. - Рядом с вами, можно?
        Тонкому очень захотелось встать и настучать ему по кумполу. У людей серьезные дела: они только что накрыли банду третьеклассников и теперь едут в больницу, ножку бинтовать, а он тут со своим «очень надо»… Конечно, Тонкий сдержался, понадеявшись на то, что опер сама с ним разберется. И тетя разобралась:
        - Садитесь. Только до города.
        - Конечно, мне дальше и не надо! Я дальше и сам! - Он плюхнулся рядом с тетей, звучно хлопнув дверью, и повернулся к Тонкому:
        - Чего не здороваешься? Стесняешься? Ты это зря, брат. Затруднение в общении это плохо! - Семеныч назидательно поднял палец. - Вот был у меня в юности приятель, который ужасно стеснялся обращаться к продавцам. Пунктик у него такой был. И он придумал себе дежурную фразу: «Слышь, тетка, покурить надо» - так он просил сигарет. «Слышь, тетка, закусывать надо» - так он просил сушеного кальмара. «Слышь, тетка, поесть надо» - так он просил хлеб и яйца. Продавщица в магазине его знала и понимала, что значит «покурить», что «закусить», что «поесть»… И вот однажды подходит ко мне этот парень, говорит: «Купи мне туалетной бумаги, а?»
        Ленка захихикала, тетя нервно покосилась на бомжа, но промолчала. Тонкий зарылся носом в футболку, предчувствуя взрывную волну бомжачьего запаха. Ленка даже до этого не додумалась: сидела хихикала, с вытаращенными глазами, переводя взгляд с бомжа на тетю и обратно. Сидела вот так и пялилась. А нос не зажимала. Тонкий знал сестру, если что-то не так, она не будет парится о деликатности. Если рядом кто-то безобразно поет, сестренка сперва зажмет уши, а уж потом подумает, вежливо ли это. Если ей под носом воняют бомжатиной, Ленка, понятно, сперва зажмет нос, а уж потом подумает, не обидится ли его величество бомж. Тонкий осторожно стянул футболку с носа, так из чистого любопытства. Бомж не вонял, правда. Чудненько! Наверное, тетя его потому и взяла в машину…
        Тонкий снова закрыл глаза, но они тут же открылись обратно: «Проснись, Саня, не время спать! Проснись и смотри, смотри!» Куда смотреть и что там видеть, глаза не сказали. Они просто открылись и заставили Тонкого пялиться прямо перед собой, на дорогу, тетю, бомжа… Что-то было не так. Что-то было необычного в этой композиции. Нет, понятно, что бомж, но, но…
        Вот именно, бомж! Кто сидел в траве на одном и том же месте все эти дни? Кто выкидывал окурки от беломора, пахнущие явно не табаком? Кто поторапливал Петруху «на работу»? У кого не по-бомжачьему белые зубы, кто не пахнет? А у кого такая знакомая штормовка? Кто находит бутылки в траве, где их отродясь не бывает? Кто махал ручкой в четыре утра, когда все порядочные люди спят и только милиция едет на задержание? Кто попросился сейчас в машину «до города», когда жил здесь все это время спокойно, а теперь свалить приспичило? Как раз, когда мы ждем хозяина плантации. И наконец, кто несколько дней назад еще без этой жуткой щетины (щетины, а не бороды!) в приличной одежде приходил ночью в лагерь, чтобы сказать: «Увидел палатку, а хозяев нет?» Тонкий узнал его. Раньше не приглядывался, не было охоты. Зато теперь, когда бомж сидел почти рядом…
        Нестыковочка только одна: наглый бомж попросился не к кому-нибудь, а к старшему оперуполномоченному. Но тоже имеет объяснение: тетя ночного гостя не видела, поэтому подозрений у нее не возникнет. А Тонкого Семеныч не воспринимает всерьез, вот это зря! Сам же видел его на милицейском «жигуле»… Только не понял, что его-Семеныча Тонкий тоже вычислил. Тонкий сам это понял только что. А так, хорошо придумал Семеныч: в такой компании никто его не задержит по дороге. Хотя куда он собрался сматываться в таком виде?.. С другой стороны, кто будет подозревать бомжа в выращивании марихуаны? Дельце-то прибыльное, бомжу не по чину.
        Тонкий напустил на себя сонный вид и попросил:
        - Может, бутылочки ваши в багажник положим? Брякают, а я ночь не спал… - И уставился в зеркало над передними сиденьями на лицо бомжа. Ох какое это было лицо!
        Нет, Семеныч держался стойко, но коротенький испуг все-таки мелькнул.
        - Можно, - коротко ответил бомж.
        Тетя затормозила, а Тонкий быстро и неделикатно проговорил:
        - Я на-заднем-сиденье-мне-ближе. - Одной рукой взял у тети ключи, другой цапнул авоську не успевшего опомниться бомжа.
        Выскочил из машины на одной ноге, отпер багажник, открыл, и только тогда, заслонившись дверью багажника от тех, кто в машине, заглянул в сумку.
        Бутылки, бритвенный станок, чистая майка и брюки, а в брюках…
        - Ты чего копаешься, парень? - Занервничал бомж и открыл дверь. Тонкий схватил книжечку в кожаном переплете (первое, что нащупал), быстро сунул в штаны (на майке-то карманов нет!) и отпустил авоську. Потратил не больше секунды, к моменту, когда бомж его увидел, Тонкий уже закрывал багажник:
        - Забыл, что коленка разбита, - извиняющимся тоном проговорил он. - Уж очень спать хочется, устал, как собака. - И захлопнул багажник.
        Бомж удовлетворенно крякнул, но все-таки спросил:
        - Что ж ты делал-то до утра?
        И что отвечать прикажете? Кое-кто видел, как Тонкий в шесть утра возвращается в лагерь с милицией. Хотя и не признается, что это его волнует, но…
        - По городу гулял, с друзьями, - ответил Тонкий. - Они мне Керчь показывали.
        - А тетя искала тебя с милицией?
        - Точно!
        Тонкий плюхнулся на свое заднее сиденье, старательно закрыл глаза и начал соображать, что делать дальше. Если книжечка, которая у Тонкого в штанах, - паспорт, то из города бомж не уедет. Если бумажник, то затруднения, конечно, возникнут, но… У людей кредитные карточки есть и друзья-знакомые, не пропадет. Смотается, только ручкой помашет, и привет! Лучше бы паспорт. Интересно, как на ощупь определить, что такое у тебя в штанах, паспорт или бумажник? Бумажник, обычно толще, хотя необязательно. У некоторых в бумажниках одни кредитки, а некоторые в паспорте носят кредитные карты, страховой полис и бог знает что еще.
        Тонкий сунул руку в карман и осторожно ощупывал добычу. Нет, книжечка тоненькая, скорее паспорт. Хотя, с тем же успехом…
        - Брат, тебе что, выйти надо? - заметила Ленка. А в ушах у нее был плеер, и говорила она громко, думая, что все вокруг тоже с плеерами в ушах, поэтому плохо слышат. Предательница!
        Бомж мгновенно поднял глаза к зеркалу заднего вида. Дескать, кому это тут выйти надо, без меня?! Но Тонкий быстро нашелся:
        - На себя посмотри! На юге которую неделю, а сама бледная, как простыня! Я ночь не спал, вот и укачало!
        - Укачало? - озабоченно спросила тетя.
        - Не, уже нормально все.
        Ленка пожала плечами и опять уставилась в никуда, слушая свой плеер. Тонкий на всякий случай вынул руку из кармана и подумал, что бомжа отпускать нельзя. Надо тете сказать, кого она везет. Если, конечно, она сама не в курсе.
        Тонкий исподтишка разглядывал тетино лицо в зеркало заднего вида. Черт ее знает, этого опера, в курсе она или нет… Ночного гостя не видела, кто хозяин визитницы - не знает, к тому времени, как детей брали, бомж уже валялся в траве. Скорее нет, чем да. И сейчас она своими руками (и ногами) отвезет его на вокзал… Положение надо было срочно исправлять. А то еще пара километров и…
        Тонкий завел больную ногу подальше за тетино сиденье и втихаря осторожненько, чтобы бомж не видел, от души врезал себе прямо по ссадине. Из глаз брызнули слезы, из ссадины - кровь, все как положено.
        - Теть! - Тонкий хныкнул так, что самому себя жалко стало. - Останови, вон деревенская аптека. Пли-из!
        Тетя, не привыкшая к нытью Тонкого, даже не сразу поняла юмор:
        - И что? Что мы там забыли?
        - Обезболивающие, блин! - Тонкий старательно рыдал и корчился, изображая адские муки. - Я до больницы не доживу. Тормози!
        Тетя Муза пожала плечами, но ничего, затормозила:
        - Где там твоя аптека?
        - Вон, вон, проехали-и-и! - Тонкий не боялся переиграть: даже если тетя Муза поймет, что племянник валяет дурака, то догадается, что у него есть на то причины. И сейчас, вместо того чтобы рявкнуть: «Не кривляйся!», она покладисто дала задний ход:
        - Показывай.
        - Вот там, там, ага…
        Машина встала аккурат у самой аптеки. Тетя вытащила ключи:
        - Посидите, я быстро!
        - Нет! - Тонкий уже перешел на истерику. - Ты не знаешь, какой, ты здоровая, как бык, в лекарствах ни черта не разбираешься!
        Тонкий подумал: хорошо, что бомж с ними. Без посторонних глаз тетя бы просто убила Сашку за такие фривольные высказывания. А тут ничего, только плечами пожала:
        - Ты, что ли, больной?
        - Я с бабушкой и дедом живу, о болезнях и лекарствах знаю все и немного больше! - припечатал Тонкий.
        Это была правда, поэтому тетя удивилась не сильно:
        - Пошли, специалист. Извините нас! - Бросила она бомжу и хлопнула дверцей.
        Тонкий вылетел за ней, забыв о больной ноге. Разговаривать здесь между аптекой и машиной - так себе идея, пришлось и правда затащить тетю в аптеку. Тонкий взлетел по трем ступенькам так, что даже сам понял: нет там никакого перелома, ушибся сильно, вот и все. Тетя вошла за ним. Брякнул дверной колокольчик.
        Аптекарши даже головы не повернули в сторону вошедших: была небольшая очередь, они ею и занимались, не обращая внимания, кто там еще пришел. Тетя отвела его к неработающей кассе, подальше от окна и потребовала:
        - Выкладывай, племянник.
        Старушка в очереди с любопытством покосилась в их сторону. Понятно, люди новые, ей любопытно. К тому же один из них сейчас что-то выложит…
        Тонкий оттянул пояс брюк и, на глазах изумленной публики, выложил паспорт. Бабулька хихикнула. Тетя изумленно вскинула брови, но паспорт взяла, открыла. С фотографии на Тонкого смотрел ночной гость, он же Семеныч, только на десять лет моложе. Без щетины на подбородке и вообще посвежее. Тетя даже не поняла сначала:
        - Ковалев Роман Петрович. И зачем ты у него паспорт стырил?
        - Он тебе никого не напоминает? - вкрадчиво спросил Тонкий. - И переплет паспорта, кстати, тоже.
        Тетя сунула руку в карман и достала визитницу ночного гостя. Да, Тонкий не ошибся: она была такая же, как переплет паспорта. Та же кожа, тот же цвет. А тетя изучала фотографию:
        - Бомж, вижу. Это все?
        Нет, конечно. Тонкий выложил ей про все свои встречи с этим бомжом, особенно напирая на две последние. Тетя слушала, брови ее ползли все выше. Бабулька в очереди тоже слушала. Потом наслушалась, подошла, тронула тетю за плечо:
        - Вы не переживайте, у них у всех игры теперь такие.
        Тетя рассеянно кивнула, типа, да, такие, достала кошелек и протянула Тонкому десятку:
        - Купи себе гематогену. Я сейчас. - И нырнула за прилавок.
        Сонная продавщица пискнула: «Что?», но через секунду уже провожала тетю в подсобку. Тонкий понял: она попросила позвонить. Ну и хорошо, ну и ладно, гематогенину он и впрямь заслужил. Хотя кое-кто и от обезболивающего действительно не отказался.
        Тонкий пристроился в хвост коротенькой очереди. Бабулька стояла перед ним. Увидев, кто пришел, она расплылась в улыбке, как будто только Тонкого и ждала. Ее круглое с веснушками лицо напоминало настоящий блин. Блин показал в улыбке единственный зуб и выдал:
        - Ну и чего ты озоруешь?
        - Я? - удивился Тонкий.
        - Ну не я же, - поучительно ответил блин. - Мать довел, смотри до чего, валерьянку пить пошла…
        - Да все они такие теперь, - поддержала ее другая бабулька. - Бесполезно разговаривать, себе дороже.
        Тонкий стоял и не знал, что ответить. У него был богатый опыт общения с бабульками, и он отлично знал главное правило: «Все, что вы скажете, будет использовано против вас». Поэтому лучше просто молчать. Это, конечно, невежливо, но…
        - Ну чего, язык проглотил? - наседал блин. - Тебя взрослые люди русским языком спрашивают: зачем мать довел?
        Тонкий хотел спросить, как и до чего, но вовремя передумал. Принял классическую стойку: ноги на ширине плеч, глаза в пол, нижняя губа оттопырена на полтора сантиметра и выдал:
        - Я больше не буду.
        - Ну здрассьти! - разочаровался Блин. - Что ты как маленький: «больше не буду»… Говори нормально, у кого паспорт спер? И зачем?
        Ах вот оно что! Вездесущие бабульки услышали обрывок разговора! Причем такого, который посторонним слышать вообще не следует, но это уж как получилось! В конце концов все поправимо:
        - У отца, - не задумываясь ответил Тонкий. - Нам пиво не продавали без паспорта.
        - Правильно сделали. - Открыла Америку, Блин. - Они и не должны продавать пиво несовершеннолетним…
        - Да разве сейчас кто-то делает, что должен?! - поддержала разговор другая бабулька. - Вот в наше время…
        - В ваше время мальчики носили вам портфели, и рюмки вина хватало вам на двоих! - не выдержал Тонкий.
        Блин переменилась в лице. Точнее, в блине. Блин сморщился в пережженный оладушек и стал брызгаться масляной слюной:
        - Да ты!.. Да как ты вообще смеешь рассуждать, тебя ж тогда на свете не было! Откуда ты знаешь, сопляк?!
        - Дедушка рассказывал, - невозмутимо парировал Тонкий, и это была правда. Дедушка не отличается демократичностью, просто он поэт. А поэтов хлебом не корми, дай только порассуждать о временах, людях и характерах.
        - Да много он понимает, твой дедушка! - продолжала Блин. - Тоже, небось, сопляк, вчера родился!
        Аптекарша захихикала, и Тонкий тоже. Больше никто юмора не понял, потому что все остальные уже ушли. Очередь бабулька-оладушка подошла минуту назад, а она и не заметила.
        - Бабушка, что будете брать? - Вернула аптекарша Блин на землю.
        Та засуетилась, доставая из ридикюля рецепт. Из подсобки показалась тетя Муза:
        - Не дождался еще? Некогда, идем!
        Тонкий с удовольствием вышел вслед за тетей и от души хлопнул дверью, чтобы посильнее брякнул колокольчик. А сама душа ушла в пятки и громко завопила оттуда: «МАШИНЫ НЕТ!»
        Выглянул на дорогу - поздно. Может быть, вон та белая точка и есть тетин «жигуль», а может, уже и не она. Доприрекался с бабульками начинающий оперативник Александр Уткин: машина с Ленкой и бомжом скрылась в неизвестном направлении. А Тонкий-то вообразил, что бомжик не принял его всерьез и хотел спокойно уехать, с пафосом, взяв в шоферы старшего оперуполномоченного… Принял-принял. Небось, сразу же и газанул, как только Тонкий с тетей вышли.
        Тетя Муза, конечно, тоже хороша, долго копалась, но она хоть по делу звонила. Тетя, кстати, увидев такое дело, не стала тратить время на раздумья и самобичевания, а тут же понеслась назад в аптеку, бросив Сашке:
        - Беги к своим байкерам, пускай заводят мотоциклы. Ферштейн?
        Дверь за ней хлопнула так, что если кто-то чего-то раньше недопонял, то от удара все встало на свои места. Тонкий развернулся (легко сказать «Беги!») и на четвертой скорости похромал к байкерам.
        Хромать было не то чтобы далеко, но тетя за это время успела бы обзвонить пару керченских отделений милиции и одну московскую подругу, поболтав с ней полчасика. Тонкий не сомневался, что тетя его скоро догонит не на этом повороте, так у того дома. Он скакал, опираясь на палку, и проклинал про себя бомжей, пещеры и всех на свете гоминидов. Особенно его сердил один несовершеннолетний гоминид, который любит ломать ноги по пещерам и пререкаться с бабульками в аптеке, забывая поглядывать в окно.
        Деревня уже давно проснулась. Шустрые бабульки таскали огромные ведра и тяжеленные на вид тачки. Из-за калиток выходили на улицу козы и, недобро поглядывая на Тонкого, щипали травку, ими же затоптанную. Дети гоняли кур, петухи - детей, все жили своей жизнью, и никому не было дела до Ленки. Как она там, в одной машине с бомжом? Сестренка, вообще-то, просто так себя в обиду не даст. Что-что, а выскочить на первом же светофоре у нее ума хватит. Но что-то подсказывало Тонкому, что бомж-то наверняка тоже не промах. Девочек, которые любят выпрыгивать из машины на светофоре, можно привязать, оглушить, усыпить… В конце концов, Тонкий видел только содержимое бомжачьей авоськи, а карманов-то не обыскал… Да, да, я именно к тому: после всего увиденного, услышанного, понятого Тонкий практически не сомневался: бомж вооружен. Хотел с пафосом подъехать к вокзалу на машине старшего оперуполномоченного, а может, и взять в заложники и ее, и Тонкого с Ленкой. Но вышло немного не по плану, что ж поделать! Хватит в заложниках и одной Ленки, бомж переживет. А Ленку жалко.
        Наконец показался знакомый забор с двумя щербинами, за ним живет Димон. Тонкий вошел и привычно постучал в окно. Он чувствовал себя занудным продавцом миксеров и чудо мазей от рака: впирается к человеку домой по нескольку раз в день, отдохнуть не дает…
        В окне показалась жизнерадостная физиономия Димона, и Тонкому сразу стало легче. Физиономия сделала жест ладонью типа «подожди, я сейчас» и через минуту материализовалась рядом:
        - Что художник, опять в город надо?
        Нет, нужно обязательно взять адрес у этого парня, не забыть бы.
        - Хуже, - честно ответил Тонкий. - Надо догнать одного подонка. Надеюсь, он еще не доехал до города. И Серегу возьмем, я с тетей.
        Димон с уважением глянул на Тонкого и пошел за мотоциклом.
        Через секунду они уже неслись к дому Сереги.
        - Что-то серьезное? - крикнул Димон, как будто спрашивал о болезни.
        На этот раз Тонкий ответил всю правду:
        - Он угнал тетин «жигуль» и Ленку в заложники взял.
        - Ого!
        Сержа тоже не пришлось долго уговаривать. Едва увидев Димона с Тонким, подъезжающих на мотоцикле и вопящих:
        - Заводи драндулет, кровь из носа! - Он рыбкой выскочил в окно и через секунду мотоциклы уже мчались рядом.
        Напрасно Серегина бабушка высовывалась до половины из окна и вопила:
        - Хоть пирожка с собой возьми, оглашенный! - Ребята были уже далеко.
        Тетя ждала их у аптеки. Тонкий понял, наконец, почему она не пошла за ним, как освободилась: деревня хоть и не большая, а разминуться двум людям с разной скоростью передвижения недолго. Они бы сейчас вместо того, чтобы гнаться за бомжом, катались-бродили-хромали бы по деревне в поисках друг друга.
        Серж (который вообще был не в курсе, зачем позвали, но отлично знал, что «Кровь из носа» - это аргумент, галантно затормозил рядом с тетей и протянул ей шлем:
        - Пристегните ремни, не курите, взлетаем!
        Тетя выкинула сигарету, сказала «Привет» и прыгнула Сержу за спину. Что она там ему говорила, Димон с Тонким из-за моторов не слышали, но Серж рванул так, что Сашка не усомнился: главную мысль она передала без проблем.
        Не желая отставать, Димон тоже рванулся вперед, мотоциклы помчались рядом. От летящей в лицо пыли приходилось жмуриться и отплевываться. Толстый висел у Сашки на груди, как кулон, вцепившись в майку всеми четырьмя лапами, как будто схватил Сашку за грудки. А Тонкий ехал, плевался и прикидывал: сколько времени прошло с того момента, как уехал бомж? До города дорога одна, никуда он не денется, а вот в городе…Понятно, что тетя Муза бегала в аптеку не за валидолом, понятно, что все кому надо предупреждены, и даже если байкеры не успеют нагнать его до города, бомж спокойно без погони сможет доехать лишь до первого поста ГАИ. Понятно, а все равно страшно. У него Ленка, и он может быть вооружен.
        Тонкий смотрел на дорогу во все прищуренные глаза: пусто. Ровная серая полоска, ни точечки впереди, ни облачка выхлопа, ни намека на «жигуль».
        - Поднажать можешь? - без надежды спросил он у Димона. И услышал в ответ то, что ожидал:
        - Выжимаю все, что могу. - Потом подумал и добавил:
        - Я думал ты в городе остался…
        Тонкий решил не расстраивать парня рассказами о своих ночных похождениях и ограничился простым:
        - Оперативная необходимость!
        Димон солидно кивнул, типа «Понимаю», а на горизонте показалась белая точка.
        Байкеры и тетя заметили ее одновременно, и тут произошла странная вещь: мотоциклы, из которых Серега и Димон выжимали все, что могли, рванули вперед с новой силой, да так, что Тонкий едва не кувырнулся назад. Тетя же, которая тоже торопила погоню, рявкнула:
        - Близко не подъезжать! Я скажу, когда хватит!
        Тонкий понял: она тоже уверена, что бомж вооружен. А она тут без оружия в компании несовершеннолетних катается на мотоциклах.
        Белая точка приближалась стремительно. Тетя, сидя на байке у Сержа за спиной, выполнила акробатический трюк третьей степени: одной рукой она держалась за седло, другой расстегнула пуговицы на широком пиджаке и достала бинокль. Настраивать его одной рукой и одновременно смотреть не было никакой возможности, поэтому тетя чередовала: глянула - не видно, опустила, подкрутила… Они уже были достаточно близко, и тетя крикнула:
        - Хватит! - А сама все настраивала бинокль. Печально будет, если выяснится, что они ехали не за той машиной, старательно соблюдая дистанцию, а нарко-садовод, между тем, преспокойно уехал на свой вокзал.
        Наконец, бинокль тетя настроила, глянула, кивнула сама себе и завопила:
        - Тормози!
        Тонкий чуть не перелетел через голову Димона - затормозили, ага. Судя по тетиному воплю, теперь точно известно, что бомж вооружен и Ленка все еще в машине.
        - Близко не подъезжай, держи дистанцию! - вопила тетя, поглядывая в свой бинокль:
        - Тормози!
        На этот раз ученый Димон затормозил тише. А Тонкий подумал, что ничего страшного, что у них такая дурацкая погоня: с соблюдением дистанции и разглядыванием преступника в армейский бинокль. Скоро подъедем к городу, там уже ждет перехват. Может быть, даже бомж побоится открывать стрельбу в людном месте… Если и палить, то сейчас и здесь, где нет свидетелей и помех на пути к мишени…
        А вот этого думать не следовало. Бомж явно прочел Сашкины мысли. Тонкий даже не сразу понял, что за ерунда, как будто на стройке уронили огромный железный лист…
        - Тормози!
        Вот теперь все понятно: бомж открыл стрельбу. За железным листом упал другой, третий… А бомжик-то дурак! Мало того что стреляет с огромного расстояния, так еще и патронов не жалеет… Тонкий насчитал четыре выстрела. Хотя, может, у него там склад…
        Тетя Муза, похоже, забыла все слова, кроме одного:
        - Тормози!
        Байкеры ехали хорошо: на солидном расстоянии, но не упуская «жигуль» из виду. А впереди показался город.
        Глава XVIII
        Толстый - спаситель сестер
        «Жигуль» выехал на фон коробочек-домов и сразу затерялся в потоке таких же белых точек. «Приехали», - подумал Тонкий, но тетя сохраняла невозмутимость, и это радовало.
        - Не торопитесь, ребят, - сказала она почти спокойно. - В городе он сбавит скорость.
        Байкеры и не думали торопиться. Звуки падающих железных листов они уже слышали, выводы сделали, юмор поняли и теперь тихонько подкрадывались к городу, без лишних рывков. Через пару минут рядом оказалась первая машина, вторая, третья, и вот уже мотоциклы едут в общем потоке. Тетя снова вооружилась биноклем. Тонкий вообще потерял «жигуль» из виду и поглядывал на нее с надеждой. А тетя смотрела и, похоже, видела то, что было надо.
        - Прибавьте, а то потеряем. Еще… В городе он не станет открывать стрельбу. Надеюсь. - Она опустила бинокль и несколько секунд медитативно смотрела прямо перед собой. После шоссе городская скорость казалась смешной, не то что медитировать, спать можно. А тетя смотрела-смотрела, да и выдала:
        - Серж, доверишь мне свой мотоцикл?
        Байкеры припарковались без разговоров. Бинокль тетя Муза отдала Тонкому:
        - Близко не подъезжать. Рулить на безопасном расстоянии. Если что будет не так, ты знаешь, что делать. Спасибо, Серж.
        Серж сразу нырнул в сквер у дороги и плюхнулся на лавочку. Тетя оседлала мотоцикл и запетляла вперед, объезжая поток машин. Тонкий уставился в бинокль.
        А что можно увидеть в городе? Правильно, машины, много. Большие и одинаковые как лошади в табуне, пока близко не подойдешь, не заметишь разницы. И черт его разберет, где тетин «жигуль», где дядин, где принцессы египетской. Хорошо хоть номера есть…
        Тонкий цеплялся взглядом за все белые «Жигули». Нет, нет, нет, ага! Над водительским сиденьем торчал затылок бомжа, над пассажирским впереди - Ленкин. Конечно, он велел ей пересесть, не такой он дурак. Сзади очень удобно бить по башке того, кто взял тебя в заложники. Правее, чуть поодаль в потоке держалась тетя. Неизвестно, видел ее бомж или нет, но оружия не доставал, стрельбы не открывал и вообще вел себя спокойно. Тонкий опустил бинокль и только сейчас заметил, что мотоцикл стоит. На обочине в сквере лениво развалился Серж. Он уже успел сбегать за газировкой и спокойно попивал из горлышка, наблюдая движение машин. Димон стоял на месте, преданно уставившись на Тонкого. А кто-то тормоз, не будем говорить кто, хотя это ни разу не Димон. Здесь город, а не шоссе. Можно ехать под носом у бомжа, и он тебя все равно не увидит. Укрылся за большой машиной - и порядок! Опасно? Да. Но, во-первых, не так уж опасно, город все-таки, а во-вторых, раз мы такие умные, то Димона подставлять мы не будем. Тонкий зажмурился и, чувствуя себя предателем, выдал:
        - Димон, а ты не доверишь ли мне свой байк?
        Димон, видимо, этого ждал. Он молча слез, молча снял с шеи Тонкого бинокль (имеет право человек видеть погоню, раз к участию не допущен) и пошел в скверик составить компанию Сержу.
        Тонкий быстро перелез на его место и поехал, объезжая машины, к «жигулю». Догонять пришлось, а как же: он потерял почти минуту, пока стоял у сквера и рассматривал в бинокль машинки. Газ, скорость, газ, и вот уже впереди маячит знакомый номер тетиного «жигуля». Самой тети рядом не наблюдалось. «Прячься, дурак!» - крикнул Тонкий себе (а кто еще услышит-то?) и нырнул за высокий «Фольксваген».
        Машины ехали тесно и медленно. Так тесно и медленно, что у Тонкого появилась возможность подумать. Ну не так чтобы, но мысль кое-какая возникла. Емкая такая, но простая и лаконичная мысль: «Дальше что?».
        И сразу увидел, что дальше. «Жигуль» не по правилам обогнала несерьезная красная «копейка» и, нагло подрезав «Фольксваген», заняла левую полосу. Почти такая же «копейка» обогнала «жигуль» справа и встала прямо перед ним. Бомжик гуднул, выругался, но тут подъехали к светофору, и все встали, как миленькие… Кроме «жигуля»! Сбавив было скорость, он рванул с места, проскочив перед носом машин, выезжающих наперерез. Одна «копейка» газанула было за ним, но не успела.
        Машины ехали. Светофор горел. Тонкий подумал, что это на «Жигулях» правила нарушать тяжело, а он маленький и верткий, на мотоцикле-то. Он выехал на тротуар и по травке, под вопли окрестных старушек обошел впередиидущие машины и выскочил на перпендикулярную дорогу.
        Наперерез ему мчался огромный джип. Рассуждать было некогда: вперед или назад, встанешь - задавят. Тонкий газанул, обозвал себя дураком и камикадзе, газанул еще и чуть не влетел в багажник тетиному «жигулю».
        Лицо бомжа удивленно вытянулось в зеркале заднего вида, а Тонкий уже ничего не соображал. После гонок на выживание с джипами становишься таким отчаянным придурком, что сам себе удивляешься. Он объехал «жигуль» справа и заглянул: как там Ленка? Ленка сидела на пассажирском сиденье, неоригинально примотанная скотчем. От скотча было неудобно и жарко, Ленка корчила рожи в открытое окно и ругалась:
        - Ну где ты катаешься, брат, мне тут эпиляцию делают!
        Бомж выругался еще хуже и газанул вперед. Тонкий только заметил, будто с майки его что-то упало. Серенькое такое, пушистое. А бомжик дурак, окна надо закрывать. А Толстого на дороге нет, значит, он у сестры в машине. И еще: бомж правда боится открывать стрельбу в городе…
        «Жигуль» взвизгнул тормозами и свернул во дворы. Тонкий - за ним. Узкий керченский дворик с бабульками, детьми и собаками, если бы он знал, зачем эти два придурка играют здесь в догонялки! А бомжик, похоже, ориентировался в этих местах хорошо. На полном ходу он проскочил дворик, выехал в другой, третий… Тонкий периодически оборачивался: сзади не наблюдалось ни одной машины. Неужели погоня их потеряла, и они остались один на один?
        Из водительского окошка «жигуля» высунулась рука. С пистолетом. А что: дворик тихий, здесь вообще никого, даже собачников. Только дикие яблони за низеньким заборчиком. Тонкий вывернул руль и влетел передним колесом прямо в этот заборчик. Сам перелетел через руль и упал на землю. Рядом шмякнулся кто-то еще: Ленка!
        «Жигуль» тормозил, обниматься и радоваться было некогда. Тонкий, ничтоже сумняшеся, пополз на карачках, утягивая Ленку в кусты. Только кусты-то жиденькие, это вам не лес, а всего лишь маленький садик перед жилым домом. Зато в доме есть чудное подвальное окошко.
        - Давай сюда! - Ленка послушно нырнула в подвал, а Тонкий обернулся: бомжик заводил «жигуль»!
        Ну уж нет!
        Сидя в кустах и отсчитывая секунды, Тонкий дождался, пока Семеныч выедет со двора, оседлал мотоцикл и рванул за ним. Если погоня отстала, погоней будет Тонкий. Ничего, Сашка проводит его до первого поста ГАИ.
        Он догнал «жигуль» за минуту, и они выскочили на проезжую часть. Параллельная улица… Ничего, погоня догадается, не маленькие. А пока проводим, спрячемся вот за тем «Фольксвагеном»… да, «Фольцваген» был знакомый. Номеров Сашка не запомнил, а вот царапина на борту - это да. Водитель знакомого «Фольцвагена» делал Тонкому отчаянные знаки. Весьма отчаянные. Если бы Тонкий был в школе на втором этаже, где классы задиристых первоклашек, он бы точно сказал, что эти знаки обозначают. Но здесь на дороге от взрослого водителя… На всякий случай, Тонкий вильнул в сторону.
        Вовремя. «Фольцваген» взвизгнул и вырулил «жигулю» наперерез. С другой стороны путь ему перекрыла оранжевая «копейка», сзади - другая. Далеко справа Тонкий увидел подъезжающую тетю Музу на мотоцикле.
        Сзади бибикнули, и Тонкий съехал на тротуар, чтобы не мешать движению машин. Остальное он наблюдал, уже сидя на травке рядом с мотоциклом.
        Семеныч уже стоял, положив руки на капот, когда под гудки и ругательства подрулила тетя Муза:
        - Где Ленка?!
        - Сбежала твоя ненормальная! - огрызался бомж. - Крысой скотч перегрызла и сбежала. Крыса в машине, - на всякий случай добавил он.
        Тетя кивнула, невозмутимо открыла дверцу, достала Толстого и посадила на плечо.
        Двое в штатском обыскивали Семеныча. Еще двое стояли, наблюдая действо, еще один записывал. Тетя достала из кармана паспорт бомжика и визитницу, протянула тому, кто наблюдал, и долго что-то говорила. Ясное дело, вещи из рук не задержанного, а постороннего, фигня, а не улика. Впрочем, судя по найденному у бомжа пистолету, спичечному коробку с травой (во дурак!) и наручникам, которые на него надели, улик хватало и так. Потом из «Фольксвагена» вышел еще один в штатском и с лабрадором. Лабрадор быстро нашел авоську бомжа в багажнике (нет ничего, просто пахала дымом), долго обнюхивал «жигуль», чихал, морщился, но в конце концов проводник решил, что наркотиков в машине нет. «Жигуль» тетя отогнала к обочине, бомжа погрузили и увезли, как будто ничего и не было. Тете сказали: «Мы вас вызовем», не утруждаясь объяснениями, как это будет. Они же здесь дикарями: ни адреса, ни телефона, мобильник - и тот не заряжен.
        - Заряжен мобильник, не волнуйся. - Тетя подошла к Тонкому и сразу ответила на незаданный вопрос. - Мне Иван вчера зарядил. И Елене. И тебе. Пока ты ночью по городу шлялся, он нам телефоны привез. Держи.
        Тонкий хотел сказать, что у него нет мобильника, но, увидев эту серебристую коробочку с надписью, прикусил язык. На коробочке было выгравировано: Сыщику Александру Уткину от Доктора Ливси.
        Тонкий покраснел:
        - Спасибо. Только я вслух его так не называл…
        - Это тебе кажется. Его многие так называют, причем сами не замечают этого. Думаешь, ты первый?
        Тонкому почему-то стало стыдно. Но приятно, что ни говори: не каждый день получаешь такие подарки от таких людей.
        На той стороне дороги стояла Ленка. Она махала рукой, облепленной огрызками скотча, визжала и прыгала. Тетя погрозила ей пальцем, и Ленка, как воспитанная, сперва дождалась зеленого, потом осторожно перешла дорогу и прыгнула тете на шею!
        - Ну я и перепугалась же, блин! - Тонкий ждал душещипательного рассказа о нелегком существовании заложника в бандитской машине, а услышал ерунду:
        - Сидишь, никого не трогаешь, а на тебя прыгает крыса! Умереть же недолго с перепугу! Теть Муз, давайте уже Сашку в больницу отвезем, а то болезнь на голову перекинется.
        Тонкий потрогал больную коленку. Кто здесь ненормальный, конечно, вопрос, но с больницей идея хорошая. Да и поспать неплохо бы.
        Глава XIX
        Где пропадал Толстый
        Перелома врач не нашел, а вот вывих вправил, чем вызвал у Тонкого бурю отрицательных эмоций. Давно так больно не было, правда. К тому же велел лежать и не носиться на мотоциклах, ну кто это вытерпит?!
        Тонкий валялся на пляже и чертил прутиком. Федька скакал вокруг и делился впечатлениями от допроса:
        - Прикинь, он спросил меня, сколько народу работало на Семеныча за все время?! Я, что ли, секу? Я сколько у меня братьев не всегда помню, а он «Сколько народу», - обхохочешься, Сань! - Федька упал на спину и картинно покатился от хохота. - А тебя как допрашивали?
        Тонкий честно признался, что спрашивали его только фамилия-имя-датарождения-где-живешь, а все остальное время он просто сидел и рассказывал историю про саблезубого гоминида. А потом рассказывала Ленка. А тетя рассказывала уже раза три, и сегодня опять поехала…
        - Повезло. - Оценил Федька. - А наших всех замучили вопросами: «Где живешь», «Как живешь», «Зачем живешь»…
        Тонкому до сих пор было не по себе. Федька маленький, его отпустили, как отпустили всех его «товарищей по цеху». Даже Петруху. Этот балбес-переросток на поверку оказался младше Тонкого. Все равно паршиво. Устроил несовершеннолетним недобровольную экскурсию в отделение милиции. Несовершеннолетний знает, кому обязан этим счастьем, а все равно скачет и смеется вместе с экскурсоводом, как будто ничего не было. Нет, вроде Тонкий все правильно сделал. Когда дети работают на плантации с марихуаной - это что-то из ряда вон.
        - Ты хоть мне объясни, зачем тебе это было надо? - спросил он, чтобы почувствовать: правда на его стороне.
        Федька снисходительно хмыкнул:
        - Скажи, вот ты бы взял меня на работу?
        - Конечно, нет: ты маленький.
        - Но я могу копать картошку, рвать яблоки, носить воду, - Федька загибал пальцы. - Ухаживать за скотиной, щепок наколоть для печки могу. - Загнул последний палец и показал Тонкому получившийся кулак. - Так как?
        - Ты еще сестру свою предложи в садовники, - развеселился Тонкий. - Она тоже цветочки собирать может. Да и польет…
        - Вот! - вздохнул Федька. - А Семеныч взял и меня, и десяток таких, как я. И не за конфетку или просмотр футбола, как соседи. Понимаешь? - помолчал и добавил непонятно для Тонкого:
        - Хорошо хоть Вана с нами не было.
        Тонкий чертил прутиком на песке и жалел Федьку. Что тут непонятного-то? Бомж-Семеныч хоть и дурак, да не такой. Он брал на свою плантацию самых выгодных работников. Они не уйдут на другую работу, потому что ее нет. Они не пойдут жаловаться, потому что им не поверят. Даже если их поймают, им ничего не будет. Они согласны на самую маленькую зарплату (Федька сказал, сколько им платил Семеныч. Тонкий не поверил и переназвал цифру тете. Тетя долго ругалась). Они не будут бастовать. Их никто не переманит. Они будут очень стараться, потому что цены человеческому труду еще не знают, зато знают цену своему: конфетка или просмотр футбола. Семеныч, предлагавший живые деньги, тут явно выигрывал.
        - Слушай, - спросил Тонкий, - но ведь ты сам показал нам это место. Когда мы только приехали, помнишь? Ты же знал, что сюда нельзя пускать отдыхающих…
        - Ничего бы он вам не сделал! - огрызнулся Федька. - Мы обычно палатку кромсали и все - на следующий день никого нет!
        Тонкий примолк, переваривая: «Мы обычно палатки кромсали». Переварил и спросил:
        - И все-таки, зачем? Насолить хотел? Знал, что тетя - опер?
        Федька прыснул:
        - Это вся деревня знала, балда! Кроме Семеныча, он не местный.
        Вот и приплыли. А Тонкий воображал, что раскрыл дело саблезубого гоминида, развенчал местную легенду… А жителям просто надоел наркоторговец Семеныч.
        Кстати, его настоящее имя Ковалев Роман Петрович. Жил себе в городе, но когда сезон, приезжал в деревню за урожаем. Он изображал бомжа, ночевал либо в чьем-нибудь сарае или под открытым небом, смотря какая погода. Работников набирал себе из местной ребятни. Расчет был прост: большинство детей сами не знали, что такое собирают. А когда узнавали, кому они скажут, кто им поверит? И главное, кто поверит, что хозяин плантации - бомж?
        Тетя говорит, что это прокатывало первые три года. Но - деревня есть деревня. Все знали, что есть такой Семеныч, что у него такая плантация, все надеялись, что уж их-то дети на ней не работают. Там и надо было человек десять, в деревне детей гораздо больше.
        Почему никто не пошел в милицию - тоже понятно. Пока суд да дело, следствие идет, работа стоит, Семенычу станет известно и кто его заложил, и что с ним теперь будет. В лучшем случае он просто успеет сбежать, Семеныч этот.
        А так: приехала оперша из Москвы, пусть сама поживет рядом, понаблюдает, раскроет дело. Вот, значит, какие хитрые деревенские жители! Хотя, может быть, Федька показал тете лагерь спонтанно, сам, не посоветовавшись с ними…
        - Как же ты теперь?
        Федька пожал плечами:
        - В городе работу найду. Димон туда сейчас каждый вечер ездит в компьютерный клуб. Сяду на хвост - и поехали… Придумаю что-нибудь.
        Тонкий согласился: город большой, может, и правда найдется для Федьки какая работа. На нормального человека, а не гоминида саблезубого…
        - Пожди, а гоминид как же?
        Федька сделал страшные глаза и приложил палец к губам:
        - Т-с-с! Услышит! Ты его и так дразнил столько дней! И милиция…
        Тонкий глянул вверх: с пляжа до пещеры километр идти и почти столько же лететь. Федька не похож на труса. Стало быть, гоминид отдельно, бомж отдельно?
        А Федька, манипулятор мелкий, увидел, как Тонкий нехорошо задумался и вовремя подлез:
        - Подари мне крыса, пожалуйста! Ему было у меня хорошо…
        Да, если кто не понял, все эти дни, пока Тонкий искал верного крыса, тот спокойненько жил у Федьки. Федька не хотел его отдавать, потому что сам привязался к Толстому.
        - Не могу, - ответил Тонкий. - Я тебе другого подарю.
        - Правда?
        - Конечно.
        - А когда?
        - Тетя в городе, сейчас позвоню и попрошу ее купить.
        Не теряя времени, Тонкий достал из пакета свой новенький телефон и набрал тетин номер.
        - Слушаю!
        - Занята?
        - Нет пока, что ты хотел?
        - Крысу для Федьки. Как Толстый. В подарок.
        Кто думает, что тетя начала расспрашивать, зачем да как, да почему или ругаться «Некогда мне по зоомагазинам бегать», тот не знает оперов и тетю Музу в частности. Справедливая, но скупая на слова, она сказала:
        - Есть! - И отключилась.
        Федька смотрел на Тонкого во все глаза: он же слышал только Сашкину половину разговора. Долго смотрел, пока наконец не решился спросить:
        - Купит?
        - Обязательно.
        Федька крикнул: «Ура», швырнул в Тонкого горсть песка. Тонкий закашлял, заплевался, но Федьке показалось мало. Достав из Сашкиного пакета сухие плавки, он напялил их на голову Тонкому и выдал:
        - Благодарю тебя, обалдуй в панамке!
        Эпилог
        Тетя приехала поздно вечером, усталая и голодная. Окинув взглядом племянников и Федьку, она неспортивно заявила:
        - Задолбал этот отдых, собирайтесь домой. Сашка, с тобой я никуда больше не поеду: хотела отдохнуть, а приехала в командировку. Федька, загляни на заднее сиденье. - Выпалив это все, она пошла скатывать спальники и запихивать их в багажник.
        - Ты закончила дела в городе? - осторожно спросил Тонкий.
        - Нет! - рявкнула тетя. - Я уезжаю так, бросив все. Не говори глупостей, конечно, закончила. Дальше обойдутся без меня.
        Федька, не теряя времени, распахнул заднюю дверцу машины, сунулся и выскочил с радостным визгом и крысиной клеткой. Тонкий даже не сразу разглядел в опилках крошечного серого крысенка. Зато Федька разглядел. Скакал вокруг тети, скандируя большое человеческое «Спа-си-бо!»
        Ленка ругалась, что вся одежда грязная и неизвестно, в чем ей теперь ехать в Москву. Тетя предложила свой оригинальный вариант, заткнув племянницу на полчаса.
        Наконец, все уселись в машину.
        Тонкий зарылся руками в торчащую из спальника вату, Толстый зарылся туда весь. Ленка врубила плеер, тетя завела «жигуль». После трех дней допросов и ожиданий Тонкого так и распирало спросить. И он спросил:
        - Что, бомжа-то посадят?
        - Еще как посадят! - Хмыкнула тетя. - Представляешь, на этой плантации успели поработать, наверное, все деревенские дети. Когда они подрастали, он их выгонял и набирал новых. Несовершеннолетним-то ничего не будет, а взрослые ему зачем? А знаешь, что самое противное? Полная деревня свидетелей! И все молчали пять лет подряд. Только теперь запели… - Тетя нажала на газ, и «жигуль» послушно тронулся в гору.
        Федька бежал за машиной и махал рукой. Рядом бежал саблезубый гоминид и тоже махал.
        Тонкий вспомнил Федькин рассказ про «Вся деревня знала» и решил не расстраивать опера.