Ожерелье императрицы Владимир Кузьмин
        Приключения Даши Бестужевой #4
        Даша Бестужева с нетерпением ждала поездку в Лондон, родной город Шерлока Холмса. И вот, наконец, она в Англии! Ей даже представился случай познакомиться с сэром Артуром Конан Дойлем… Но долго наслаждаться достопримечательностями и приятным обществом Даше не пришлось. Она вновь оказалась вовлечена в расследование детективной истории. На сей раз убит граф Алексей Никитин - давний друг семьи Бестужевых. Из его спальни похищено драгоценное ожерелье, ранее принадлежавшее императрице Екатерине II. Знаменитая лондонская полиция явно арестовала не того человека. Но, кажется, Даша может помочь невиновному и понять истинную причину событий. Правда, для этого ей придется отыскать заказчика преступления, следы которого ведут во Францию…
        Владимир Кузьмин
        Ожерелье императрицы
        Пролог
        Двое ранних посетителей дворца были в равной мере схожи и отличны друг от друга. Первый, облаченный в камзол цвета топленого молока, с пышными кружевными жабо и манжетами того же оттенка, и кюлоты[1 - Кюлоты - короткие, застегивающиеся под коленом штаны, которые имели право носить только аристократы.], еще более светлые, чем камзол, со звездой, сверкающей на груди бриллиантами, чувствовал себя здесь по-хозяйски, смотрел прямо перед собой и чуть кривил губы, улыбаясь собственным мыслям. Его спутник в заметно не новом мундире с капитанскими эполетами, с левой рукой на перевязи, хоть и старался смотреть столь же прямо, но глаза его невольно отвлекались на роскошь дорогой обивки стен, на картины, на блеск зеркал в золоченых рамах.
        И все же было в этих двух мужчинах и общее: военная выправка в осанке, твердость во взгляде и, главное, абсолютная уверенность в себе и природное благородство.
        Анфилада комнат, пронизанных насквозь прямыми лучами встающего солнца, завершилась закрытыми дверями, по обе стороны которых стояли караулом два статных гвардейца. Вельможу они опознали с первого взгляда, оттого и не шелохнулись, продолжали стоять словно статуи, лишь глаза скосили на посетителя. Лакеи в обильно шитых золотом ливреях, на фоне которых мундир офицера стал выглядеть еще более бедно, нежели на фоне камзола его спутника, распахнули беззвучно тяжелые створки, и оба мужчины вошли в просторную залу, тонущую в полумраке из-за задернутых тяжелых портьер на окнах. Даже вельможе пришлось чуть сощурить глаза, чтобы разглядеть у стены небольшой столик, за которым поскрипывал пером дежурный секретарь. Тот при виде гостей неспешно поднялся со своего места и склонил голову в довольно небрежном поклоне, который, впрочем, сопроводил вполне искренней улыбкой.
        - А что матушка, уже встала? - спросил вельможа.
        - Ее императорское величество в будуаре, кофий кушают.
        - Так мы в таком случае пройдем без доклада!
        Слова вельможи относились к его спутнику, но секретарь счел нужным ответить:
        - Как вам угодно, ваше сиятельство.
        Вельможа толкнул дверь, в этот раз небольшую, и вошел в будуар императрицы, жестом велев капитану следовать за ним.
        Здесь было много светлее, чем в приемной, хотя портьеры и тут оказались задернуты, но были они много легче и не столь плотными, а оттого пропускали достаточно света.
        Императрица сидела в неглиже[2 - В неглиже - здесь: одетая по-домашнему, в простом платье или халате.] за небольшим кофейным столиком. В пяти шагах позади нее застыл лакей, в дальнем углу неслышно переговаривались несколько фрейлин.
        - Доброе утро, матушка! - приветствовал вельможа, свободно подходя к столику и целуя протянутую с улыбкой руку. - О, ручка сдобой пахнет!
        - А ты, никак, голоден, Григорий Александрович? - вскинула брови императрица Екатерина. - И что такого важного случилось, что не евши спозаранку прибыл? Надеюсь, вести не дурные?
        - Как можно, матушка? - наигранно возмутился князь Потемкин. - Напротив, хотел тебя порадовать, вот и не стал завтракать, сюда поспешил.
        - Ну так за добрые вести награда полагается! - оживилась императрица, судя по всему пребывавшая в отличном расположении духа. - Какой награды просишь?
        - Чашки кофе с той булочкой, которой ручки вашего величества пропахли, весть моя точно стоит. А по правде сказать, так и двух чашек.
        Григорий Александрович скосил глазами на своего спутника, доселе проявившего себя лишь официальным поклоном императрице и оставшегося стоять подле входа в будуар.
        Екатерина вскинула вопросительно брови, пристально вгляделась в не самого привычного во дворце гостя, перевела глаза на своего фельдмаршала, но вопросов задавать не стала, лишь чуть шевельнула пальцами, и лакеи в единый миг пододвинули к ее столику два стула.
        - Полагаю, что здесь-то ты отказываться не станешь? - засмеялся князь, обращаясь к своему спутнику. - Не тушуйся, садись, коли приглашен, уж чашку кофе ты точно заслужил!
        - Благодарю! - ответил офицер, прошел к столу, спокойно опустился на стул и уверенно взял в руки не понять когда и кем поставленную и наполненную для него чашку.
        Чашки тончайшего фарфора с золотым российским гербом были неожиданно крупными, а вовсе не наперсточного размера, какие зачастую водились для этого напитка в лучших домах.
        Императрица еще раз пристально посмотрела ему в лицо, офицер взгляд выдержал без смущения.
        - Ну, рассказывай свою новость! - велела императрица Потемкину.
        - Представляешь, матушка, совершенно случайным образом попался мне на глаза приказ о разжаловании некоего майора в капитаны. За действия, сим майором предпринятые на бранном поле в нарушение приказа.
        - И что тут необычного?
        - Да необычны были те самые действия. Майор этот, видя, что враг теснит наши полки и уже готовится кавалерией ударить им в спину, собрал горстку конных гвардейцев и ударил вражеской кавалерии во фланг. Смешал их ряды, а после и вовсе обратил в бегство, дав тем самым нашим прийти в себя, перестроиться и пойти в контратаку. Силами человек в пятьдесят три сотни заставил спину показать!
        - За это обычно к награде представляют, а никак не разжалуют, - задумчиво произнесла императрица. - Впрочем, если был приказ поступать иначе…
        - Вот и я удивился да решил проверить! Не было никакого приказа сидеть или тем паче драпать с поля боя! Правда, и приказа атаковать не было, так от кого его было ждать? Полковник-то как раз удирал в первых рядах. Так что не было тут никакого нарушения приказа, и даже самовольства не было. Была разумная инициатива.
        - Похвально!
        - Вот и я так подумал и отыскал того майора. В госпитале отыскал, потому как ранение он получил в том бою самое серьезное. И вот в награду за свой подвиг он теперь выходит в отставку в капитанском чине да без пенсии!
        - Это и есть твоя добрая новость? - укоризненно произнесла Екатерина.
        - Ну уж нет, матушка! Ты же знаешь, я такого стерпеть не мог бы. Решил по мере сил исправить сей конфуз. Соразмерно своих скромных возможностей.
        - Да ты уж, Григорий Александрович, рассказывай, не томи.
        - Разузнал я о том храбром офицере побольше и самолично навестил его. Тот мне многое рассказал. Но еще о большем умолчал, да только я о том сам догадался, потому как узнал его, хоть никогда и не видел ранее, лишь слышал о нем.
        Императрица движением пальцев отослала прислугу дальше.
        - Я вот тоже узнала и вспомнила многое, - чуть дрогнувшим голосом произнесла она еле слышно.
        Князь Потемкин довольно засмеялся.
        - Видишь, Никитин, я же говорил, обязательно узнает. Матушка и так ничего никогда не забывает, а уж про хорошее помнит еще дольше.
        Вот тут на лице храброго офицера выказалось смущение, и глаза влажно заблестели.
        - Что же ты мне, прапорщик Алешка Никитин, о себе ни разу не напомнил? - чуть укоризненно сказала императрица. - Впрочем, не отвечай, и так мне все ясно. Ты и в тот раз отказался от награды, и после ее просить не стал бы. А напомни ты о себе, по-твоему, это так и выглядело бы, что награды просишь.
        - От наград он впрямь большой охотник отказываться, - вновь негромко хохотнул князь. - Чего я ему только не предлагал, от всего отказался. Говорит, что единственная награда, коя ему потребна всегда - это верно служить тебе, матушка, и России.
        Императрица благодарно кивнула.
        - А ты что же, Гриша?
        - А я перестал спрашивать и все, что решил, взял да сделал! Он о том пока не ведает, но в отставку выйдет в чине полковника и с надлежащей пенсией. А тут еще выяснилось вдруг, что его имение соседствует с моими землями в Орловской губернии. Так я ему пару деревень с полями, угодьями, лесами да с крестьянами отписал.
        Капитан сверкнул глазами едва ли не возмущенно, но возражать в присутствии императрицы не посмел.
        - А еще я подумал, что и ты пожелаешь его отблагодарить за верную службу да за ту услугу, что он тебе оказал, когда ты еще была принцессой на бобах.
        - Услугу, говоришь? Да нет, сей милый человек не услугу мне оказал, а спас мне и жизнь, и честь мою.
        - Ну так тем более, - сказал Потемкин, словно разговор шел о чем-то пустячном. - Я сперва насчет ордена подумал, а потом решил, что и титул графский помехой ему не будет. Он помимо прочего в своей отставке и положительную сторону нашел, жениться надумал наконец-то, хоть невесту невесть когда еще присмотрел. Да вот свататься опасается по бедности да незнатности своего рода. Так уж пусть он с будущим тестем на равных станет!
        - А ты, поди, и бумаги заготовил?
        - Заготовил, уж не обессудь. Бумаги в случае чего и выкинуть можно, а так они как раз под рукой.
        - Так давай сюда, не тяни.
        - У секретаря лежат.
        Императрица вновь шевельнула пальцами, и снова в единый миг подле нее оказался нужный человек, на этот раз секретарь с бюваром, чернильницей и склянкой с песком[3 - Мелким песком, чтобы не размазались, посыпались чернила на бумагах.].
        Императрица привычно пробежала глазами по строчкам заготовленных указов и тут же скрепила их подписью.
        - Ваше величество, - между делом шепнул секретарь, - французскому послу назначено…
        - Помню. Подождет твой посол. Передай извинения, скажи, буду через пять минут.
        Секретарь вышел, а императрица подозвала фрейлину, та склонила голову к самому уху, кивнула, выслушав распоряжение, упорхнула куда-то, но через минуту вернулась с бархатным футляром в руках и, повинуясь взгляду императрицы, вручила футляр Никитину.
        - Открой! - велела Екатерина. Никитин послушно открыл. - Узнаешь?
        - Узнаю, ваше…
        - Двадцать годков назад… или поболее?
        - Двадцать два.
        - Как время-то бежит! Тогда ты от этого подарка отказался и правильно поступил. Знаю, что отказался ты по бескорыстию, но и резон в твоем отказе был: увидел бы кто это ожерелье у тебя, обоим нам худо было бы. Но сейчас время прошло, и хоть могу я тебя отблагодарить многим другим, но ты уж возьми именно это. Все эти годы оно твоим было. Невесте подаришь! От меня! И пусть попробует отказать!
        Никитин вновь влажно блеснул глазами, хотел что-то сказать, да помешал комок в горле.
        - На свадьбу пригласишь? Я не шучу!
        - Всенепременно!
        - Тогда устраивай свадьбу в Петербурге, и я всенепременно буду.
        - Обо мне забыли! - обиженно воскликнул князь.
        - Как же, забудешь о тебе. Ох, хотелось бы мне с тобой, Алешка Никитин, подольше поговорить, да посол французский ждет, будь он неладен. Коли в такую рань напросился, стало быть, дело важное. Ты уж ступай да благодарить нас не смей!
        Никитин встал, склонил голову в поклоне и, по-военному четко развернувшись, шагнул к дверям.
        - Обожди. - остановил его князь и добавил со смехом: - Распоряжусь, чтобы тебя проводили, а то, не ровен час, заплутаешь с непривычки ко дворцам.
        Вернулся фельдмаршал минутой спустя. Императрица стояла у окна.
        - Вот ведь как бывает, Гриша! - тихо произнесла она, когда князь приблизился к ней. - Не окажись его тогда рядом, кто может сказать, кем бы я была сегодня? Он и от смерти меня спас, да как лихо, один против пятерых! Но главное, от позора сберег. Я с шеи то ожерелье сняла, говорю, возьми в награду, а он лишь головой покачал. «Скажи хоть, как зовут?» - спрашиваю. «Алешка Никитин, ваше высочество!» Вот и весь наш разговор. И сегодня он не более того слов произнес.
        - Катенька, ты бы шла переодеваться. Посол, он, конечно, и обождать может, да ведь ты сама не любишь задерживать по государственным делам пришедших.
        1
        Мы с Петей шли по тенистой улице, я держалась за локоть его руки. Было очень хорошо и еще более удивительно. Удивительным, конечно, было вовсе не то, что мы гуляли вместе. И даже не то, что впервые я видела Петю не в гимназическом мундире, а в легком светлом летнем костюме. Самым удивительным было место, по которому мы не спеша прогуливались. Я легко могла себе представить такую прогулку в Томске, в Москве и даже в Санкт-Петербурге. Но вовсе не представляла, что нам доведется этак гулять по Лондону!
        Ну ладно, мы с дедушкой приехали в Лондон к маменьке. Посмотреть на нее на сцене и просто встретиться пораньше. Раньше, чем она сама к нам вернется. И планировали мы этот приезд заранее. Впрочем, именно потому и Петя с отцом оказались здесь, что мы планировали заранее, а я своими планами поделилась с Петей. А уж как Пете удалось убедить отца вместо Баден-Бадена приехать в туманный Альбион, мне в жизни не догадаться! Но ведь сумел. И вот шагает вместе со мной по уютной и нешумной Лондон-стрит, и даже изредка поглядывает по сторонам. Изредка оттого, что предпочитает смотреть на меня.
        - Необычно как-то!
        - Что?
        - Ну дома необычные. Длинные и крылечек множество.
        - Англичане, видимо, терпеть не могут лестничных площадок, потому и устраивают себе каждый отдельный вход. И квартиры у них не только в ширину, но и в высоту.
        - И что, вот все эти четыре этажа - одна квартира?
        - Петя, мы, да и вы с папенькой тоже, сами в таких квартирах сейчас проживаем!
        - Но мы же не полностью все занимаем, а лишь комнаты на одном этаже. На первом, который на самом деле второй. Ну, конечно, спускаемся в столовую на первом, который тут вообще никакой. В общем, необычно.
        Впереди показались деревья и лужайки.
        - Не иначе Гайд-парк![4 - Гайд-парк - королевский парк в центре Лондона. Один из самых известных парков Великобритании, прежде всего благодаря расположенному в нем Уголку ораторов (Speakers’ Corner), месту, где официально разрешено выступать с речами любому желающему.] - воскликнул Петя.
        - А вы, сударь, хорошо знаете Лондон!
        - Нет, - засмеялся Петя, - я просто знаю всего один парк в Лондоне, можно сказать, пошутил! А что, это и правда Гайд-парк?
        - Правда, правда!
        Мы свернули налево и пошли вдоль парка, поглядывая через невысокую ограду на людей, сидящих на скамейках, а то и прямо на газонах.
        - Ой, смотрите, оратор! Интересно, о чем это он?
        - Кажется, о разведении певчих птиц, - прислушавшись, пояснила я.
        - Да? А я думал, что тут больше о политике речи произносят.
        - Тут можно говорить, о чем пожелаешь. Видите, про птичек многим интересно послушать. Может, много большему числу людей интереснее про птичек, чем про политику.
        Вскоре мы вышли на фешенебельную и шумную - из-за людей, экипажей, а больше всего из-за автомобилей - их тут было множество, едва не каждую минуту проносились мимо - Оксфорд-стрит и почти сразу оказались возле того места, которое было нашей целью. Петя извлек из жилетного кармашка часы, крышечка с легким щелчком откинулась вверх.
        - У-у-у, мы пришли раньше на целый час, - разочарованно протянул Петя.
        - Но мы же, вернее вы, хотели побывать еще в одном месте.
        - А мы успеем?
        - Насколько помню, здесь недалеко. Так что даже спешить нет необходимости.
        Добрались мы действительно очень быстро. Я заранее знала, что Петя будет разочарован, но говорить про это все равно не стала. Тем более что была уверена, чуть позже его разочарование будет совершенно и бесповоротно забыто. Но когда я увидела лицо Пети, мне даже стало его немного жаль, так искренне он переживал.
        - Это как же? А где же дом 221b?
        - Нет здесь такого дома.
        - Но где же тогда жил мистер Холмс?
        - Петя, ну как так можно, вы же не ребенок уже. Мистера Холмса на самом деле не было, так что и проживать ему где-либо не было необходимости.
        - Да я помню и понимаю, что его придумал мистер Дойль. И все равно был уверен, что хотя бы дом такой есть на самом деле. Ой, смотрите, Даша, вон еще какие-то иностранцы таблички на домах рассматривают. Наверное, тоже ищут дом 221b. И тоже расстроятся, как узнают.
        Петя с минуту стоял на месте, хмуро глядя себе под ноги, но потом вдруг поднял голову, улыбнулся и сказал:
        - Если такого дома нет, то его следует выдумать!
        - Вы о чем?
        - Нужно просто повесить на один из этих домов табличку с нужным номером. Вон тот дом в конце улицы вполне подойдет. Я, во всяком случае, примерно такой представлял себе.
        - А еще можно в одной из квартир устроить музей.
        - И водить всех, кто пожелает, на экскурсии!
        - За большие деньги.
        - Ни в коем случае. Можно и за деньги, но за очень небольшие!
        2
        Мы еще посмотрели на закрытый сегодня для посетителей музей мадам Тюссо[5 - Музей мадам Тюссо - лондонский музей восковых фигур. С 1884 года располагается на Marylebone Road, рядом со станцией метро «Baker Street».], решили, что в него стоит заглянуть, но только при условии, что выдастся свободное время, и пошли в обратную сторону. На Оксфорд-стрит, вернее на то место этой улицы, которое нам было нужно, мы вернулись за несколько минут до пяти. Попробовали разглядеть за зеркальным стеклом чайной мистера Джона Фрейзера, но хоть стекло и было идеально прозрачным, зеркальный отблеск и легкие кисейные портьеры на окнах делали посетителей чайной смутными силуэтами, и разглядеть лица было сложно.
        - А что, five o’clock tea должен начинаться непременно ровно в пять часов пополудни? - очень серьезно спросил Петя.
        - Не знаю, - засмеялась я серьезному тону такого пустякового вопроса. - Я и сама впервые приглашена на английский пятичасовой чай.
        - Ну раз нас пригласили на пять часов, то, верно, и войти нужно ровно в пять? Или в пять нужно уже сидеть за столом?
        Петя явно смущался, оттого и задавал нелепые вопросы. Ответить ему я не успела, на пороге появился мистер Фрейзер и, широко улыбаясь, поприветствовал нас по-русски:
        - Здравствуйте, сударыня Даша. Здравствуйте, сударь Петр Александрович!
        - А откуда вы меня знаете? - спросил Петя, тут же понял, откуда английскому журналисту известна его персона, и покраснел, окончательно стушевавшись.
        Джон Фрейзер искренне рассмеялся, и Петя засмеялся в ответ.
        - Ну проходите, проходите, гости дорогие! - предложил англичанин, распахивая перед нами двери.
        Обстановка была дорогой, как в любом заведении на этой улице, но притом очень уютной. Белые круглые столы с гнутыми ножками, застеленные белоснежными скатертями, пейзажи Лондона в золоченом багете, развешанные по стенам, изящные золоченые светильники-бра и крохотные настольные светильники.
        Мистер Фрейзер высказывал Пете, как он несказанно рад вновь видеть настоящего сибиряка, а я остановилась подле большого зеркала. Чтобы чуть поправить волосы, но больше, чтобы осмотреться, не разглядывая слишком откровенно посетителей чайной. А еще мне хотелось глянуть заранее на человека, ради которого и была затеяна эта встреча. Время, как уж говорилось, близилось к пяти, так что почти все столики были заняты - английская публика весьма трепетно относилась к традиции пить в пять часов чай. За каждым столом уже сидели как минимум два-три посетителя или посетительницы. Лишь у самого окна располагался стол, накрытый на четверых, но сидел за ним один-единственный джентльмен. Лет сорока, с коротко стриженными волосами и густыми усами, кончики которых были тщательно закручены вверх. Джентльмен с неменьшим любопытством, чем я на него, смотрел в нашу сторону. Перед ним на столе лежали вечное перо и раскрытая примерно на середине пухлая записная книжка, страницы которой он придерживал двумя пальцами левой руки, чтобы они не закрылись ненароком, как это бывает в таких толстых книгах. Я уже собралась
повернуться, когда к джентльмену подошел официант, сказал пару слов, и джентльмен вслед за ним вышел в соседний зал.
        Мистер Фрейзер спросил, нет ли у нас желания вымыть руки, мы ответили, что такое желание есть, и он показал нам, где это можно сделать. Когда я вышла из дамской комнаты, Петя и мистер Фрейзер уже оживленно беседовали, и мне оставалось лишь ждать, когда нас пригласят к столу. Впрочем, мистер Фрейзер, будучи человеком воспитанным, долго ждать не заставил.
        Пока мы шли к нашему столику, джентльмен, за ним сидевший, успел вернуться. Выражение его лица, до того момента несколько озабоченное, стало чуть более веселым. Он сел за стол, что-то коротко исправил в своей записи и, завидев нашу компанию, встал, чтобы поприветствовать нас.
        - Позвольте, мой дорогой друг, - обратился к нему журналист на английском, - представить вам моих русских знакомых. Графиня Дарья Бестужева. Мистер Петр Макаров.
        Названный мистером, Петя вновь засмущался, хорошо хоть краснеть не начал.
        - А это, дамы и господа, сэр Артур Конан Дойль! - слегка напыщенно произнес англичанин по-русски, словно представлял королевскую особу, впрочем, не слишком скрывая при этих словах ироническую улыбку, и перешел с русского на французский, видимо для того, чтобы все сказанное было понятно обеим сторонам. Петя по-английски говорил едва-едва, да и мой английский оставлял желать лучшего. Мистер Артур Конан Дойль русского не знал вовсе. - Сэром мой прославленный товарищ стал совершенно недавно, оттого и слегка смущен моим официальным представлением. Но как бы то ни было, я в точности знаю, что имя его вам прекрасно известно.
        При этих словах лицо сэра Артура едва заметно помрачнело, но он переборол себя и с широкой улыбкой сказал:
        - В свою очередь и мне кое-что известно о вас, ваша светлость, и о вас, мистер. Уважаемый журналист порассказал столько небылиц о вашей стране и о вас лично, что пробудил во мне сильнейшее любопытство, и меня совсем не пришлось уговаривать на эту встречу.
        Тут он умолк, чуть поколебался - судя по всему, он заранее сдерживал себя от подобного вопроса, - но так до конца и не сдержался, спросил:
        - Неужели мое имя и в самом деле так широко известно в России, как об этом говорит мистер Фрейзер? Мне кажется, что он сильно преувеличивает!
        - Насколько я знакома с мистером Фрейзером, - сказала я, - он в отличие от большинства своих коллег весьма сдержан в своих оценках и не склонен к преувеличениям. Я не знаю, что он вам, сэр, говорил в точности, но не сомневаюсь, что его слова справедливы.
        Сэр Артур отвел взгляд и даже чуть опустил голову. Мне на миг показалось, что господин литератор сейчас зардеется от удовольствия, словно мой товарищ, который никак не мог прийти в себя от неожиданного знакомства и то порывался что-то произнести и при этом по-детски смущался и краснел, то начинал ерзать на стуле. Но со знаменитым писателем ничего подобного не произошло, он лишь улыбнулся мне в ответ. Улыбнулся неожиданно грустно, и крохотное замешательство скорее всего было вызвано еще одним вопросом, который он желал и одновременно не желал задать.
        Тогда снова заговорила я:
        - Сэр, я лично являюсь огромной поклонницей вашего таланта! Совершенно искренней. А ваш «Белый отряд» считаю лучшим историческим романом. Я об этом говорила и прежде и счастлива, что могу сказать вам это в глаза!
        Я глянула на Петю, тот уже начал было приходить в себя, но от моих слов вновь растерялся.
        Лицо английского литератора заметно просветлело, он хитро прищурил глаза и спросил:
        - Неужели он лучше романов мистера Вальтера Скотта?
        Я не стала отвечать сразу, подумала, припомнила впечатление от тех и других книг.
        - Его романы мне тоже нравятся. Но «Белый отряд» ничем не уступает лучшим из них. Притом написан более живым и современным языком. Выходит, что в чем-то он лучше.
        Тут сэр Конан Дойль искренне рассмеялся.
        - Сознавайтесь, самая очаровательная и умная читательница моих книг, - потребовал он, указывая на журналиста, - это он вас надоумил начать разговор с похвал «Белому отряду», который, похоже, я один во всем мире считаю моим лучшим произведением?
        Журналист сделал недоуменное лицо, мол, как можно такое подумать, но я его выдала с головой.
        - Мистер Фрейзер действительно предупредил меня, что вы не разделяете восторгов по поводу историй о сыщике с Бейкер-стрит. Но и только. К тому же я сама читала об этом в газете. А «Белым отрядом» и сэром Найджелом я восхищаюсь абсолютно искренне!
        К этому времени нам подали на стол фарфоровый чайник с чаем, молочницу с молоком, вазы с выпечкой и крохотными «пальчиковыми» сэндвичами, сахарницу. Официант, не спрашивая, принялся разливать молоко и чай - именно в такой последовательности - по чашкам. Петя впервые заговорил и произнес по-русски:
        - Э… А что, с лимоном нет чая?
        - Петя, с лимоном будете пить чай дома. А здесь попробуйте настоящий английский чай с молоком. Уверена, вам понравится!
        Петя чуть пожал плечами, кинул щипчиками пару кусочков сахара, тщательно размешал и отважился попробовать.
        - Действительно неплохо! - сказал он по-французски с видом истинного гурмана, отведавшего редкий деликатес.
        Эти слова явно были рассчитаны на публику и вызвали у англичан улыбки.
        - О, и сэндвичи, хоть для нас и привычнее бутерброды, тоже вкусные! Слегка необычное сочетание: огурцы, ветчина и сыр. Сэр Артур, если позволите, я не удержусь задать вопрос о Шерлоке Холмсе? Я не стану высказывать никаких восторгов, но позвольте все же спросить: отчего вы так настроены к своему герою?
        Вопрос был задан очень деликатным тоном, и писатель счел необходимым столь же деликатно на него ответить.
        - Я, мистер Питер, полагаю Шерлока Холмса очень неживым персонажем. Он чистой воды выдумка, пусть толчком к его созданию и послужил реальный человек.
        - Не может быть, сэр! Я не о том, что некий человек послужил образцом для создания этого героя, я о том, что вы полагаете его «неживым». Мне вот казалось… Только что мы прошлись по Бейкер-стрит, и я очень расстроился, что там нет дома с номером 221b! Понимал, что мистера Холмса на самом деле не существует, но он был для меня таким живым, что я был искренне уверен: он проживает по названному вами адресу. Потому и расстроился. И я точно знаю, что был не первым, кто испытал подобные чувства. Да вот даже сегодня я не был единственным, кого этот факт расстроил.
        - Возможно, в ваших словах есть доля правды, - не очень охотно согласился автор историй о знаменитом сыщике. - Но ведь и сами рассказы… в них великое множество ошибок. Притом некоторые из них я допускал осознанно, специально, чтобы подразнить поклонников Шерлока.
        - Я знаю, - легко согласился Петя и быстро глянул на меня, ведь наше с ним знакомство началось именно с беседы о великом сыщике и с того, что я указала Пете на одну из таких ошибок, о которых сейчас завел разговор сам автор. - Я даже специально перечитывал ваши рассказы и повести, чтобы отыскать такие ошибки.
        - И каковы результаты?
        - Есть ошибки! - отчего-то очень весело согласился Петя. - Но ведь Шерлока Холмса любят не только за безупречность логики, за его умение пользоваться дедукцией. Впрочем, - извините, если это вам покажется несколько фривольным, - отчего вы свои ошибки ставите в вину вашему герою?
        Тут рассмеялись уже все. Ободренный, что его высказывания не воспринимают в штыки, Петя решил подвести итог разговору:
        - И могу вас уверить, сэр, метод, изложенный в ваших книгах, работает и на практике! Мы с мисс Дарьей это неоднократно проверили!
        - Артур, я ведь рассказывал тебе… - начал было журналист, но его остановили.
        - Да, Джон, рассказывал, чем и вызвал мое безмерное любопытство и желание встретиться с этими приятными и образованными молодыми людьми! Но я был уверен, что ты и сам, будучи литератором… э-э-э… довел логику описанных тобой событий, наблюдений и выводов до полной точности, так как это делаю я в своих рассказах.
        - Да ни в малейшей степени! Все, что я рассказывал, имело место быть у меня на глазах и записано мной сразу на месте событий!
        - Да? - Сэр Артур глянул на своего приятеля недоверчиво. - Впрочем, нам ничего не мешает проверить. Мистер Шерлок Холмс горазд с ходу рассказывать подробности жизни человека, едва бросит на него взгляд. Вы, мисс Дарья, и вы, мистер Питер, можете что-то сказать обо мне?
        - Вы слишком известная личность, про вас написано столь много, что почти и нечего добавить! - сказала я. - Тем не менее… Могу сказать, что за несколько минут до нашей встречи вы дважды разговаривали по телефону.
        - Ну… - разочарованно протянул сэр Артур. - Я наблюдал за вами и знаю, что вы видели в зеркало, как ко мне подошел официант и я вышел вместе с ним. Не в мужскую же комнату он меня приглашал!
        - Совершенно верно. Но еще до нашего прихода вы сами подходили к телефону, чего мы видеть не могли. При этом результат разговора вас не слишком удовлетворил, вы настаивали на своем, и вам было обещано, что согласуют или обсудят вашу просьбу и ответят незамедлительно. Повторный разговор пришелся вам по душе куда больше.
        - Гм! Забавно! А можно попросить разъяснений?
        - Обязательно. В конце концов, я могу оказаться просто ясновидящей, а совсем не поклонницей дедуктивного метода! А вот если привести факты, то и выводы вы вынуждены будете признать. Спрашивайте!
        - Для начала о втором, правильнее сказать, о первом звонке!
        - Когда мы вошли, вы закончили делать запись в вашем блокноте. Сделана она была вечным пером, а не карандашом, и вы придерживали страницы, дожидаясь, чтобы чернила высохли. Вернувшись от телефона во второй раз, вы не сделали новой записи, а исправили несколько букв… да нет, не букв, а цифр… скорее всего дату. Вот я и посчитала, что обе записи связаны между собой. Плюс ко всему, возможно, вы здесь и завсегдатай, но скорее всего, - нет. Ну, - ответила я на вопросительный взгляд, - вы, возвращаясь в этот зал, взяли от двери немного круто и чуть не споткнулись о выступ камина. Следовательно, вы здесь не частый гость и вряд ли кто-то знал, что вас нужно искать здесь и вряд ли стал бы звонить вам по телефону сюда.
        - Но я знал заранее, куда иду, и мог сообщить…
        - Вы не знали заранее. Мы с мистером Фрейзером договорились о встрече накануне, он обещал лишь согласовать время, чтобы подстроиться под ваши планы, а когда два часа тому назад он сказал, что предлагает встретиться около пяти часов, и спросил, чем нас угостить, я ответила, что неплохо было бы узнать, что такое настоящий английский five o’clock tea. Нам известно, что мистер Фрейзер заехал за вами в последнюю минуту и привез вас сюда. Ой, мы отвлеклись, и я сбилась…
        - Вы, Даша, - пришел на помощь Петя, - остановились на том, что никто не знал, что мистера Конан Дойля можно застать здесь.
        - А раз так, - подхватила я реплику Пети, - то, придя чуть раньше времени, вы сами воспользовались телефоном и высказали какую-то просьбу. О дальнейшем я уже сказала. То есть получается, что вы звонили два раза - один раз сами, второй раз вас приглашали к телефону.
        Литератор покачал головой и развел руками:
        - Осталось лишь узнать от вас предмет моего разговора, и я сдамся, признав вашу правоту! - сказал он.
        - Пожалуй, я смогу ответить и на этот вопрос, - чуть неожиданно для меня сказал Петя. - Я видел, как вы сделали исправление в вашей записи. Мне тоже показалось, что вы исправили пару цифр, скорее всего дату, но, может быть, и время. А сразу следом у вас на лице возникла… очень саркастическая улыбка, и вы довольно размашисто добавили к записи две литеры: S и H. После первой поставили точку, после второй восклицательный знак. Не удивляйтесь, что я это разглядел с такого расстояния, очень вы их отчетливо выписали. Ну а дальше вот что получается. Из нашей беседы я понял, как вы относитесь к Шерлоку Холмсу, так что выражение вашего лица заставляет меня думать, что эти литеры являются начальными буквами его имени и что вы будете писать новую историю о сыщике! Чему я несказанно рад, а вы не слишком!
        - Ну что, Джон, как, по-твоему, годятся они в Шерлоки Холмсы? - спросил сэр Артур.
        - В данном конкретном случае они действовали и размышляли точно как он, - многозначительно кивая, очень серьезно ответил журналист и тут же добавил: - То есть слишком многое притянуто за уши, прямо как в твоих книгах.
        Эта фраза заставила всех рассмеяться.
        - Но они ведь угадали, как я понял?
        - Угадали! - одновременно со вздохом и со смехом согласился писатель. - Меня снова уговорили взяться за продолжение! И после этого разговора мне уже не кажется, что это будет такой уж мукой!
        - Вот и отлично! Даша, Петр, угощайтесь булочками, пока они теплые, а то так до конца не узнаете, что такое five o’clock. К этим рекомендую сливочное масло, тем более что в этом кафе подают «Лучшее датское», а, как нам известно, эту марку масла делают в Сибири!
        - Вот только мне не очень понятно, - спросил Петя, - как же вы оживите мистера Холмса, если он погиб в Рейнхенбахском водопаде?
        3
        Вернуться мы хотели на настоящем английском кебе, но нам никак не попадались те, что мы желали. То есть всяких повозок было немало. Всяких-разных, даже таких диковинных, как электрокебы фирмы «Bersey». А еще в немалом числе встречались омнибусы, трамваи и конка[6 - Электрокебы фирмы «Bersey» - первые электромобили для перевозки пассажиров, развивали скорость до 15 км/час. Омнибус - многоместный конный пассажирский экипаж, «автобус» на конной тяге. Конка - схожий с омнибусом экипаж, но поставленный на рельсы, то есть трамвай на конной тяге.]. Немало было и автомобилей. Много больше, чем в Москве и даже чем в Петербурге. О Томске и говорить не приходилось: единственный тамошний автомобиль не выдержал ужаса городских дорог и сломался в первой же своей поездке по этому в целом славному городу. Но по большей части по улицам сновали открытые конные кабриолеты. Но мы, хоть и знали, что кеб, собственно, и есть сокращенное словечко от кабриолет[7 - Кабриолет - одноосная конная коляска.], все же искали не просто повозку, а повозку на двух колесах, с небольшой закрытой кабинкой. И чтобы возница непременно
располагался позади кабинки, а не сидел впереди.
        Но такой кеб, каким мы его себе представляли, никак не желал нам попадаться. Вот и вышло, что и большую часть обратной дороги от Оксфорд-стрит до вокзала Пэддингтон[8 - Вокзал Пэддингтон - крупный железнодорожный вокзал и станция метрополитена.], вблизи которого располагались наши квартиры, мы вновь прошли пешком. Вот тут, возле станции, кебов оказалось множество! И хотя уже не было никакой в том нужды, мы немного покатались по окрестным улицам.
        Я пригласила Петю в гости, но он тактично отказался.
        - Вы и так потратили на меня почти весь день, - сказал он. - Должен же я хоть немного совести иметь? Я ведь знаю, как вам хочется побыть с вашей маменькой!
        - Хорошо, - сказала я. - До завтра. Вас, верно, тоже уже ждет папенька и тоже без вас скучает.
        Этак мы прощались никак не меньше четверти часа. Наконец мы улучили момент, когда вблизи не оказалось ни единой души, я быстро поцеловала Петю и тут уж просто развернулась и убежала. А Петя уж наверное пошел в дом напротив, где квартировали они с отцом.
        Петя, которому, как и мне, не хотелось расставаться, проявил завидный такт, но получилось так, что нам все равно не удалось провести вечер втроем с маменькой и дедушкой.
        Еще поднимаясь в гостиную, я услышала голоса, и один из этих голосов - мужской, густой и чуть басовитый, говоривший на чистом русском, - хоть и показался мне отдаленно знакомым, но явно не принадлежал дедушке. Тут не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться: у нас гость, и гость этот - русский. А едва увидев его, я тут же и припомнила, кто он. Раньше этот пожилой, высокий, с военной выправкой человек нередко бывал у нас в гостях. Некогда они служили вместе с папенькой и, несмотря на разницу в возрасте, а был он даже немного старше моего дедушки, подружились. А лет пять назад уже вышедший в отставку граф Алексей Юрьевич Никитин овдовел и, видимо, чтобы хоть немного утишить свое горе, отправился в кругосветное путешествие. Несколько раз мы, вернее папенька, получали от него письма то с Аляски, то из Канады, но вскоре он отчего-то писать перестал. И вот неожиданно объявился у нас в гостях в Лондоне!
        Я поздоровалась и прямиком отправилась к нему, чтобы обнять, потому что воспоминания об этом человеке у меня были очень хорошие. Я ожидала, что Алексей Юрьевич сейчас скажет что-то вроде: «А кто же это такая? Неужели это та маленькая девочка…», ну или другую глупость, какие взрослые так любят говорить, но он сказал прямо противоположное:
        - Дашенька, именно такой я тебя и представлял! Выросла настоящей красавицей!
        За разговорами о том и о сем, скакавшими с одной темы на другую, подошло время ужина. Алексей Юрьевич с несомненным удовольствием и к нашей немалой радости принял приглашение отужинать вместе с нами. За столом он все больше шутил, хотя у меня начало складываться впечатление, что есть у него помимо искренней радости видеть нас и какое-то дело, но о нем он заговорил, лишь когда мы вернулись в гостиную.
        - Ирина Афанасьевна, хоть и неловко мне вас просить, но есть у меня к вам просьба.
        - Так просите, не стесняйтесь, - ответила маменька.
        - Я, пожалуй что, издалека начну, хоть и просьба эта не должна составить вам труда. Человек я не бедный, хотя и богатым себя по большому счету полагать не могу. А возраст мой таков, что пора на этом свете дела в порядок приводить, хоть на тот свет я не тороплюсь ни капли. Прямых наследников у меня нет, но есть пара племянников и племянница. Не скажу, что в восторге от них, но и слишком дурного ни о ком не знаю. Во всяком случае, такого, чтобы наследства их лишать. Так что пусть пользуются всем, что я после себя оставлю, я уж и соответствующие распоряжения по всей форме приготовил. Но есть одна вещица… Да я вам, верно, когда-нибудь да рассказывал историю про то, как моего предка, коего, как и меня, звали Алексеем, нежданно-негаданно сама императрица Екатерина Великая облагодетельствовала? Так с того времени про нас и стало возможным говорить, что люди мы не бедные. Но помимо земель и титула - вот ведь незадача: титул этот был Алексеем Никитиным получен, и на Алексее Никитине наше графство и прервется, так как некому мне его передать, да это неважно, - так вот, был императрицей моему прапрадеду
сделан еще один подарок. Бриллиантовое ожерелье, ей самой принадлежавшее и, бывало, ее шейку украшавшее. Сказывали даже, будто это был первый подарок императрицы Елизаветы своей будущей невестке. И ежели про все остальное можно еще было полагать, что досталось оно за военную службу государыне и отечеству да за ратные подвиги, на той службе совершенные, то такой интимный дар очень уж необычен! А первый из графов Никитиных так никому - ни жене, ни детям - об этом не поведал, унес тайну с собой в могилу. Случались с тем ожерельем и позднее разные выкрутасы… Ох, пардон муа, увлекся, этак я вас подробностями и утомить могу!
        Мы стали протестовать и даже требовать рассказа об этих подробностях, но граф Никитин пообещал поведать все в другой раз, а сейчас попросил разрешения перейти к сути его просьбы к маменьке.
        - Так вот, за какие такие услуги досталось ему это ожерелье, прапрадед мой не рассказывал никогда. Но завещал ценить эту вещь со всем тщанием, передавать только прямым наследникам. А коли их нет? - печально вздохнул Алексей Юрьевич. - Ну не в могилу же мне это ожерелье забирать, право слово?
        - Да уж! - воскликнул дедушка. - Ни к чему вам его в могилу забирать. Полагаю, что вы нашли для него более практическое предназначение?
        - Долго я над этим самым практическим, по вашим словам, Афанасий Николаевич, назначением думал. Наконец решился вот на что: продать его, а на вырученные деньги приют для сирот обустроить или иное богоугодное дело совершить.
        - Что ж, наверное, это правильный выход, - задумчиво шепнула маменька и спросила уже более живо: - Но я никак не могу сообразить, чем могу быть полезной в этом деле?
        - Красотой своей! - неожиданно ответил Никитин.
        Маменька давно привыкла ко всяким комплиментам, но эта высказанная сугубо деловым тоном похвала заставила ее чуть смутиться, а нас с дедушкой заставила пристально посмотреть на маменьку, словно глядя на нее, можно было понять, как красота способна помочь в сугубо деловом вопросе. Да и Алексей Юрьевич продолжал маменьку рассматривать.
        Маменька этим повышенным вниманием вдруг смутилась еще больше, встала с кресла и, прошуршав «русским», сшитым в Париже платьем, из белого набивного ситца с синими цветами на нем, отошла к окну.
        Высокая, стройная. Но не как юная девушка, а как взрослая, пусть и очень молодая женщина. Походка невероятно легкая. Приятный овал лица, темно-русые с каштановым отливом волосы уложены в простую, но элегантную прическу. Губы чуть пухлые, но не полные. И серые глаза, способные под голубым небом синеть, и темнеть, когда у маменьки тяжело на душе.
        - Ну перестаньте меня разглядывать, пожалуйста, - попросила она. - А вы, Алексей Юрьевич, объясните, как в вашем деле может помочь красота?
        - Извольте, Ирина Афанасьевна, объясню, - очень тепло улыбнулся ей граф Никитин. - Красота ваша в моем деле способна помочь тем вниманием, которое она привлекает! И ваша известность тем же важна. Сейчас поясню, что это вовсе не пустые комплименты. В своих скитаниях по заморским краям я понял, что цена у этого ожерелья двойная. Как украшение оно стоит немало. Но и то, что его сама Екатерина Великая носила, цены ему прибавляет страсть сколько. Еще будучи в Швейцарии, я попросил хорошего ювелира его оценить по возможности точно. Так он мне все это и втолковал. И про то, что правильнее всего будет продавать ожерелье с аукциона, разъяснил, и про то подсказал, что перед этим нужно как можно большее внимание к нему привлечь, да какими способами этого добиться.
        - Так, так, так! - воскликнул дедушка. - Мы уже начали догадываться, но вы уж выкладывайте свои планы в точности. Очень любопытно услышать.
        - Да тут все просто. Все газеты Лондона сейчас пишут об успехе французской труппы, а более того, про вас пишут, Ирина Афанасьевна. Я именно так о вас и узнал, что вы здесь. То есть прочел в газетах непомерные, как мне показалось, восхваления в адрес актрисы, решил сам взглянуть на такое чудо. А вчера побывал в театре, к безмерному своему восторгу признал вас да убедился, что в ваш адрес еще слишком мало хвалебных слов высказано! И не возражайте старику!
        Граф произнес эту тираду столь запальчиво, что вынужден был перевести дух.
        - Выходит, - продолжил он свою мысль, - что вы сегодня самая знаменитая во всем Лондоне персона! Завтра у вас последний спектакль, после которого завершение гастролей будет отмечаться довольно широко. И уж пишущей братии там будет отираться немерено! Вот я вас и прошу на том рауте в ожерелье от самой Екатерины Великой покрасоваться. А уж остальное все само собой случится. Журналисты не упустят случай узнать подробности - и пойдет молва!
        - А вы уж изыщете способ нужные подробности нужным людям в нужном ракурсе преподнести! - подвел итог дедушка. - Узнаю вашу деловую хватку. Володя мне о ней не раз рассказывал в связи с вашими служебными делами.
        Граф довольно рассмеялся:
        - Ну что, Ирина Афанасьевна? Согласны?
        Маменька улыбалась, но с ответом тянула.
        - Была у меня мысль, - сказал тогда граф Никитин, - затащить вас с той же целью на бал, что в скором времени сама герцогиня Мальборо устраивает. Но боюсь, что там не такой резонанс будет.
        - А еще непонятно, кем на том балу я предстану, - теперь уже в голос рассмеялась мама. - То ли Ирэн де Монсоро, французской актриской, то ли графиней Бестужевой из России. На это внимание переключится - и забудут все об ожерелье!
        - Я об этом как-то не подумал! - запротестовал граф Никитин. - Хотя вы правы. Для меня вы в любой своей ипостаси милы и близки, а для местных аристократов… Ох, как бы они вам косточки стали перемывать.
        - Это ничего! Я с самого начала не скрывала своего русского происхождения. И хоть представлялась официально Ириной Кузнецовой, но и из своего замужества с графом Бестужевым специально тайны не делала. А уж уход мой со сцены заставит газетчиков проявить прыть, чтобы попользоваться моей персоной для увеличения тиражей в последний раз. Так что докопаются они до всего!
        - А и бог с ними! - весело махнул рукой на воображаемых газетчиков Алексей Юрьевич. - Или, если желаете, черт их всех побери! От них всегда пользы меньше, чем вредностей. Но как вы отнеслись к моей просьбе?
        - А вы знаете хоть одну женщину, которая смогла отказаться надеть такой раритет? Нужно только о наряде побеспокоиться, чтобы и платье подходящим было.
        4
        Два года тому назад погиб наш папенька, полковник русской армии. Он часто уезжал, не рассказывая нам, куда и насколько, потому что выполнял секретные задания. Ждать в неведении приходилось порой очень долго. Вот и о его смерти мы узнали очень не скоро. Спасибо и на том, что начальство соизволило нам о том сообщить, не рассказав никаких подробностей. А уж о том, как он погиб, мы с дедушкой узнали и вовсе по чистой случайности, когда познакомились в Транссибирском экспрессе с есаулом Котовым[9 - Об этом можно прочесть в книге В. Кузьмина «Конверт из Шанхая».].
        Дедушка мой, Афанасий Николаевич Кузнецов, некогда начинал делать успешную карьеру на сцене, и ему пророчили большое будущее. Но ради семьи он отказался от сценической карьеры. Маменька талантом ему не уступала, ее также звали в лучшие театры, но так же, как ее отец, она отказалась от сцены ради семьи. И была безмерно счастлива. Но после смерти мужа затосковала так, что стало страшно за нее. Вот дедушка и предложил съездить в Европу, чтобы немного развеяться. Однажды в Париже ее пригласили поучаствовать в любительском спектакле, и то, как она великолепно сыграла свою роль, не осталось незамеченным. Поступило предложение от очень известной труппы, и маменька неожиданно, может быть, не только для нас, но и для самой себя, его приняла.
        Поначалу мы с дедом искренне радовались ее успехам и тому, что она начала становиться самой собой, почти такой, какой была раньше, что сцена и успех помогли ей перебороть горе. Но она, несомненно, продолжая любить нас, театру отдавалась почти без остатка. Для нас у нее не оставалось ни сил, ни времени. Мы с дедушкой под благовидным предлогом вернулись в Москву. Но дела наши после смерти отца пошли из рук вон плохо. Теперь уже и дедушка затосковал сверх всякой меры. И когда старинный приятель предложил ему вместе с театральной антрепризой поехать в далекую и неизвестную Сибирь, я сама была только за, лишь бы он отвлекся от всех печалей и бед, на нас обрушившихся.
        Правда, дедушка согласился стать не актером, а лишь суфлером. И мы поехали в сибирский город Томск. Мои расчеты оправдались, новые люди и служба в театре, по которому он всю свою жизнь скучал, излечили дедушку от черной тоски так же, как излечили маменьку. Но и обо мне он ни на миг не забывал. Даже когда его уговорили стать актером и когда он блестяще исполнил несколько ролей.
        Мы познакомились с Петей, сыном томского градоначальника. Завязались и другие знакомства. Да и наши дела стали потихоньку приходить в порядок. Частью благодаря тем усилиям, что предпринимал дедушка, частью благодаря помощи наших новых томских знакомых.
        А тут пришло письмо от мамы. Нет, она писала нам регулярно. Но это было то письмо, которого мы ждали и никак не могли дождаться. Маменька просила нас простить ее за то, что на какое-то время мы отошли для нее на второй план, что все для нее заслонила собой сцена. И еще она написала, что хоть и благодарна театру, что тот помог ей вновь ощутить вкус жизни, но она по окончании сезона непременно оставит сцену, и мы заживем как прежде. А чтобы ждать стало меньше, она попросила нас приехать к ней, едва мы освободимся. С самого начала предполагалось, что мы встретимся в Париже, но вышло так, что труппа, в которой играла маменька, приняла предложение некой очень влиятельной особы (поговаривали даже, что из королевской семьи!) приехать в Лондон. Где мы наконец и встретились около двух недель тому назад.
        Труппа давала представления в помещениях королевского театра Друри-Лейн, одного из лучших театров Лондона, с залом почти на две тысячи зрителей!
        Само собой, я после того, как мы с дедушкой провели целый сезон в театре, почти не вылезала из-за кулис и здесь. Мне было интересно буквально все! И невольно напрашивались сравнения с нашим томским театром и с нашей труппой.
        Зал, конечно, был здесь почти в два раза больше и заметно богаче отделан, но в целом ничем особым не отличался: тот же партер, те же ярусы лож, та же сцена. А за кулисами он, пожалуй, и уступал тому театру, что был в Сибири, не был таким удобным для актеров. У маменьки, конечно, имелась отдельная грим-уборная из двух комнат. Но остальным артистам приходилось тесниться больше, чем нашим томским.
        А вот о чем мне приходилось вздыхать, так это о роскошных костюмах и декорациях! Такие нам в Сибири и не снились.
        А вот одному моменту я не знала, завидовать или наоборот. Мы в Томске ставили новую пьесу каждую неделю, и репетиции были зачастую самым веселым и увлекательным во всей театральной жизни. Эта же труппа имела в репертуаре все пять или шесть спектаклей, которые играла уже целый сезон, а некоторые и несколько сезонов кряду. В Лондон и вовсе привезены были всего две постановки. Первую неделю играли сочинение господина Шекспира «Напрасные усилия любви», где маменька исполняла главную женскую роль французской принцессы. Я посмотрела все шесть представлений и все шесть раз была в восторге от маменькиной игры. Но вот каково ей было день за днем играть одно и то же, никак не могла представить?
        Вторым представлением была оперетка Иоганна Штрауса - сына «Летучая мышь», в ней маменька играла Розалинду. И опять на все представления зал был полон, и я сама смотрела с огромным удовольствием, но каково актерам исполнять это день за днем, не понимала.
        Но как бы то ни было, завтра должно было состояться последнее представление и все окончательно завершится. Правда, не совсем понятно чем. То есть мы пока так и не решили, стоит ли сразу же вернуться в Россию или позволить себе посетить какой-нибудь европейский курорт.
        5
        В этот последний раз я весь спектакль провела за кулисами.
        На поклон артистов вызывали никак не меньше двадцати раз, хотя в предыдущие дни публика ограничивалась дюжиной вызовов. Оно и понятно, спектакль был последним, у нас в Томске, к примеру, на завершении сезона тоже не меньше двадцати раз открывали занавес.
        Я дождалась маменьку, помогла ей донести до грим-уборной букеты.
        - Ох! И устала же я! - воскликнула она, падая в кресло перед зеркалами. Больше всего устала петь и говорить не по-русски.
        - А тебе не жалко будет? - спросила я.
        - Всего этого? - Маменька неопределенно махнула рукой. - Конечно, мне будет жалко! Но ведь и в России есть театры и зрители! Дашенька, ты бы проследила, чтобы Александр Сергеевич непременно пришел на банкет, а то он застесняется не хуже твоего Пети.
        - Ничего, с ними дедушка, он уж непременно их приведет.
        Петя однажды высказался в том смысле, что если его отец познакомится с моей маменькой, то он запросто может в нее влюбиться. И тогда мы с ним можем стать родней. Я ответила, что для того, чтобы породниться, не обязательно женить наших родителей. Не знаю, помнил ли Петя тот разговор, но я его припомнила, когда увидела, какими глазами Александр Сергеевич смотрит на маму. И понятно, отчего он так смотрел, таких красивых женщин, как маменька, больше нет на всем свете! Но его восхищение вовсе не превратилось в любовь. А вот подружиться они подружились. И теперь маменька считала своим долгом опекать Александра Сергеевича.
        - Ничего неудобного в том нет! Вы мой гость! - говорила она накануне, приглашая на банкет по поводу окончания гастролей и театрального сезона своей труппы. - Я, как прима, могу и сто гостей позвать, а зову только вас с сыном.
        - Э-э-э… но ведь и Даша с Афанасием Николаевичем будут.
        - А без них никакого банкета и вовсе не было бы. Вы, верно, знаете, что все примы капризны, а уж я умею капризничать, коли захочу, так, что все что угодно испорчу.
        - Ни за что не поверю, что вы капризны, - засмеялся томский градоначальник. - Хотя вы и сыграли сию минуту капризницу так, что вашим словам невозможно не поверить.
        - Желаете проверки?
        - Нет-нет! - Тут он, похоже, в самом деле испугался, что прима начнет капризничать и всем испортит праздник. - Буду всенепременно!
        Но маменька ему не слишком поверила, вот и заговорила сейчас о том, чтобы я за его прибытием проследила.
        - Это, верно, они и есть, - сказала я, заслышав стук в дверь.
        Но ошиблась, это всего лишь принесли несколько корзин цветов. Не успела дверь за служителем, принесшим цветы, закрыться, как на пороге возник граф Алексей Юрьевич Никитин. Тоже с букетом, да еще вслед за ним несли едва ли не самую большую за сегодняшний день корзину с цветами. Хотя мне всякий раз казалось: да куда уж больше?
        - Здравствуйте, Ирина Афанасьевна! Сегодня вы были еще более восхитительны, чем обычно! Позволите войти?
        - Входите, входите, Алексей Юрьевич. Не держать же мне вас за порогом, как приставучих юных воздыхателей.
        - А что, одолевают?
        - Ох, одолевают!
        - Так мы их живо отвадим! - грозно пообещал граф. - Антоша, ты чего застрял?
        - Так в буквальном смысле и застрял, - ответил человек, несущий корзину. - Не проходят ваши цветы через двери. Опа!
        Корзину все же удалось втиснуть в дверной проем.
        - Это мой секретарь Антон Петрович Мордвинов, - представил спутника граф.
        - Позвольте, Ирина Афанасьевна, и мне выразить свой восторг? - спросил секретарь, ставя корзину к ногам маменьки.
        - Выражайте! - Маменька сопроводила это разрешение поистине царским наклоном головы.
        Антон Петрович сделал шаг назад, выпрямился и вообще принял подобающую для чтения оды или произнесения напыщенной речи позу, широко открыл рот, но тут же отказался от всего этого пафоса.
        - Да нет у меня таких слов, чтобы его выразить, - сказал он очень искренне и очень просто. - Мы уж с графом в скитаниях наших много всякого видели. И по ту сторону океанов, и по эту. Полагал, что меня уж ничем не удивить. Однако ж…
        - Ты, Антоша, все же обдумай выражение своих чувств, лучше, чтобы они с рифмами получились. Он же у меня стихи сочиняет, и неплохо! А покуда доставай футляр.
        Секретарю было далеко за сорок, но отчего-то обращение Антоша по отношению к нему выглядело очень уместным и наиболее подходящим. И не было в нем ни грамма уничижения. Оттого и я сразу же стала называть его про себя этим ласковым именем.
        Антоша извлек из-за пазухи внушительный футляр - как только он там помещался так, что ничего не топорщилось в платье? - и передал графу. Алексей Юрьевич футляр раскрыл и протянул маменьке.
        - Вот та вещица, о которой у нас уговор с вами был, - сказал он.
        - Прекрасная вещица! - восхитилась маменька.
        Ожерелье состояло из двух нитей, унизанных небольшими бриллиантами. Между нитями были устроены перемычки, также с бриллиантами. Чем ближе к лицевой стороне ожерелья, тем длиннее были перемычки, зато позади у застежки нити сходились вместе. В самом центре на нижней нити была еще подвеска с тремя бриллиантами крупного размера голубого оттенка. В лучах света все переливалось очень красиво!
        - Вы уж примерьте. Страх как хочется взглянуть, как оно на вас смотреться будет. Я его уж давненько не видал в том виде, для какого оно предназначено.
        Граф недоговорил, что последний раз видел ожерелье на шее своей покойной жены, но это было и так ясно.
        - Даша, застегни, пожалуйста, - попросила маменька. Я исполнила просьбу и сделала шаг в сторону.
        - Какой неправильный выбор сделал Алексей Юрьевич! - чуть охрипшим голосом произнес Антоша. - Ваша красота совершенно затмевает блеск камней!
        - Эй, друг любезный! - осадил его граф. - Выбор мой самый что ни на есть правильный. На такой красивой женщине и ожерелье кажется еще прекраснее.
        Похоже, они могли бы еще посоревноваться в комплиментах, но тут раздался голос дедушки:
        - Господа, позвольте пройти!
        Я оглянулась. Дверь осталась незапертой, и сейчас там толпилась целая куча народу. Артисты и артистки, кое-кто из публики, все стояли и смотрели, буквально раскрыв рты и даже пребывали в легком оцепенении. Так что дедушке с Александром Сергеевичем и Петей пришлось приложить немалые усилия, расталкивая эту толпу, чтобы суметь войти к нам. Впрочем, это привело лишь к тому, что людей, застывших в оцепенении, еще прибавилось. Они все трое так и окаменели, едва перешагнули порог. Дедушка, впрочем, справился быстро, а вот Александра Сергеевича пришлось усаживать на стул, а то у него ноги стали подкашиваться.
        Маменька глянула на всех весело и громко заявила:
        - Я вот сейчас еще переоденусь в подходящее платье! То ли еще будет! А пока прошу посторонних покинуть мою комнату.
        Дверь послушно затворили. Своих мужчин мы выпроводили в соседнюю комнату, чтобы не мешали нам переодеваться.
        6
        Вот хотите верьте, хотите нет, но банкет в самом знаменитом королевском театре в самом центре столицы Соединенного Королевства не особо и отличался от наших томских фуршетов, устраиваемых для нашей труппы зрителями из числа обеспеченных людей едва ли не после каждой премьеры. А если припомнить, как нашу труппу угощали по окончании сезона, то и вовсе сравнение окажется не в пользу Лондона.
        По справедливости сказать, обстановка была чуть побогаче. В смысле убранства залов, буфетов и фойе. Дамы были разодеты заметно моднее. А так, то же самое. Только драгоценностей на дамах поменьше да сами украшения победнее - в Сибири порой такие рождественские елки встречались, что ослепнуть можно. Да угощение на фоне сибирского размаха было просто-таки скромненьким. Черная икра, осетрина и стерлядь были там, можно сказать, обыденны. А тут они хоть и наличествовали, но такими скромными порциями, что нужно было разглядывать в лупу. Что и затеял делать Петя. То есть буквально извлек из кармана лупу, а когда я спросила зачем, он ответил, что желает пересчитать количество икринок в порции. Не сочтите Петю невоспитанным человеком, он проделал все это не демонстративно, а наедине со мной, чтобы рассмешить. А так вел себя выше всяких похвал и совсем не смущался, умело поддерживал беседу, если с ним заговаривали. А заговаривали с ним и с его отцом многие, потому как весть о присутствии среди публики настоящих сибиряков разнеслась очень быстро. Некоторые из гостей удивлялись, что не могут разглядеть столь
неожиданных гостей издалека, словно они должны были бросаться в глаза. Непонятно чем? Медвежьими шубами, может быть? Или некими вовсе дикарскими нарядами? Эх, зря я не привезла с собой в Лондон эвенкийскую одежду! То-то было бы забавно явиться на раут в ней и посмотреть, какой эффект случится.
        Нет, я, пожалуй, слишком пристрастно ко всему отнеслась, хоть и сказала чистую правду. В самом деле, было все в меру помпезно, но и в меру весело. Напыщенными выглядели только лакеи и официанты - забери у такого поднос и точно решишь, что перед тобой лорд адмиралтейства! А настоящие лорды выглядели чуть-чуть чопорно, но лишь издалека, а в общении были вполне милыми людьми.
        Петя и Александр Сергеевич постоянно были в центре внимания, потому что очень интересно рассказывали о Сибири, уместно шутили и давали толковые отзывы об увиденных спектаклях. Но больше всех внимание привлекала маменька.
        Журналистов здесь было огромное множество, их легко было выделить из общей массы, потому что они едва не каждую минуту доставали свои блокноты и что-то в них записывали. По счастью, фотографировать разрешено было лишь двум фотографам, но и те надымили своими вспышками[10 - Для фотографирования применялся порошок магния: при его сгорании помимо яркой вспышки света создавалось немало дыма.] так, что дышать стало трудно. Да и глаза устали от постоянных всполохов магния.
        В какой-то момент сразу целая стая журналистов и оба фотографа обступили маменьку, и мне даже стало ее немного жаль, ей, верно, тоже хотелось просто поболтать с кем-нибудь, выпить немного шампанского, а не отвечать на назойливые вопросы. Несколько раз она подносила руку к ожерелью, и я догадалась, что она умело подвела разговор к этому украшению. Я поискала глазами графа Никитина: тот стоял в стороне, наблюдая за этой сценой с чуть грустной улыбкой, но в следующий миг перевел взгляд в другую сторону, и на лице его выразилось крайнее недоумение. Проследив за его взглядом, я выделила среди других фигуру молодого мужчины с характерной испанской внешностью, довольно привлекательной. Ничем прочим он не выделялся, и я решила, что это какой-то знакомый Алексея Юрьевича, которого он просто не ожидал увидеть здесь. Но я вот и сама не ожидала встретить здесь, в Лондоне, ни Петю, ни самого графа Никитина, так что не посчитала это достойным внимания фактом.
        Пробыли мы на этом прощальном банкете ровно столько, сколько требовали приличия. То есть довольно долго, потому что маменьке никак не давали остаться одной. Зато ушли «по-английски», то есть не прощаясь. Для своей труппы маменька затевала прощальный ужин через два дня, прощаться с остальными, практически незнакомыми людьми, она сочла необязательным.
        В гримерной нас поджидал Антоша. Маменька последний раз полюбовалась на себя и на ожерелье в зеркала, сняла его, и драгоценность, принадлежавшая некогда самой Екатерине Великой, была упакована с великой аккуратностью в футляр, футляр был устроен за пазухой секретаря графа Никитина.
        - Не боитесь с такой ценностью ехать ночью? - спросил дедушка.
        - Никак нет. Скажу по секрету, что специально на сегодня мы наняли охрану, правда, раструбили об этом секрете на весь белый свет. Так что позвольте мне откланяться, не хочу заставлять слишком долго томиться фотокорреспондентов, поджидающих меня у входа.
        Он взял в руки некий ящик, с хитринкой подмигнул нам:
        - Это тоже для фотографий, а то ведь футляр слишком мал. А так будет в газетах нечто, что вполне можно разглядеть.
        Не знаю, насколько истомились в его ожидании фотографы и журналисты, но нас им пришлось ждать довольно долго. С другой стороны, они бы и до утра стали ждать. На улице маменька наотрез отказалась сниматься одна.
        - Господа! - обратилась она ко всем представителям газет сразу. - Переступив порог театра в этот раз, я уже не актриса! Я прежде всего мать и дочь. И не желаю расставаться со своими близкими даже на мгновение. Если желаете, можете снять нас всех вместе, но только один раз.
        Мы вернулись в нашу квартиру, которая была сплошь заставлена корзинами и вазами с цветами - это дедушка не забыл распорядиться, чтобы все подаренные в этот вечер цветы привезли сюда заранее.
        Попили чай. По-русски! То есть еще и перекусили основательно, а то после английского банкета очень хотелось есть. И легли спать. Утренние газеты взахлеб рассказывали о вчерашнем событии в мире театра. На фотографиях в каждой было несколько портретов маменьки, а во многих и наши снимки. Некоторые, в том числе «Таймс», дали и крупное фото ожерелья. А из дневных газет мы узнали, что убит русский граф Никитин, а ожерелье императрицы Екатерины Великой похищено.
        7
        Получилось так, что дневные газеты мы прочли сразу после утренних, потому что легли накануне поздно и утром позволили себе понежиться в постели. Вот после позднего завтрака, когда мы перешли в гостиную, дедушка и принялся просматривать газеты. А раз там было много написано про нас самих, то интересно стало всем. Для нас в гостиной оставляли обычно только «The Times» и «Daily Telegraph», нам их показалось мало, и дедушка попросил прислугу купить и принести другие газеты, все подряд. Та купила не только утренние выпуски, но и те из дневных, что уже были в продаже. Не заметить в них аршинных заголовков о смерти русского графа было невозможно.
        Мы еще не пришли в себя от такой страшной новости, как пришли Петя и Александр Сергеевич. С газетами в руках.
        - Ирина Афанасьевна, Даша, Афанасий Николаевич! Как же так?! Мы, конечно, по-английски с трудом читаем, но это-то! - Александр Сергеевич похлопал рукой по пачке газет на столе, чуть подумал и положил рядом с ними те газеты, что принес сам. - Но это-то, несомненно, поняли верно! И все равно не хочется верить! Все кажется, что мы что-то уразумели неверно, что чего-то мы недопоняли! Вот и пришли к вам…
        Тут все заговорили разом, что и сами не желают верить, но все же газеты об этом пишут, и получается, что верить нужно. Наконец, мы угомонились, и Александр Сергеевич попросил нас прочесть и перевести для него подробности.
        Как сговорившись, все газеты писали об этом событии чрезвычайно скупо, обещая подробности сообщить вечером. Так что из них нам удалось узнать лишь самую общую картину происшествия.
        Сегодня ближе к полудню в своей спальне в особняке, который снимал для проживания граф Алексей Юрьевич Никитин, он был обнаружен мертвым. Смерть наступила от раны, нанесенной ножом с длинным и тонким лезвием. В других газетах говорили, что удар был нанесен стилетом[11 - Стилет - небольшой кинжал с тонким клинком и прямой крестовиной.].
        - А это одно и то же? Или есть разница? - спросил дедушка.
        - А разве стилет - это не нож с коротким и широким лезвием? - задумался Александр Сергеевич. - Впрочем, не помню, да и соображаю сейчас с трудом.
        Я знала ответ на этот вопрос, но предпочла промолчать.
        - Впрочем, я полагаю, что это и не слишком важно. Простите, Даша, мы вас перебили.
        Я продолжила читать, заглядывая по очереди в разные газеты и сообщая из прочитанного уже общую картину. Это было нетрудно, потому что, как уже сказано, сообщения были короткими и содержали очень мало подробностей.
        Тело было обнаружено секретарем покойного, сопровождавшим его из России в Лондон (в другой газете - «в кругосветном путешествии»). Тот сразу же отправил прислугу за констеблем. Дальше события развивались, как и положено в подобных случаях. А именно: был вызван доктор, установивший факт смерти, и детектив из местного полицейского дивизиона[12 - То есть из районного отделения полиции.], но когда стала известна личность убитого, дело сочли особо важным и телеграфировали в Скотленд-Ярд[13 - Скотленд-Ярд - штаб-квартира полиции Большого Лондона. Свое название, означающее в переводе «шотландский двор», получило по причине того, что первоначально располагалось в зданиях квартала, где по традиции останавливались шотландские короли и их послы. В 1890 году для управления лондонской полиции было построено специальное здание, получившее название Новый Скотленд-Ярд (New Scotland Yard).]. Там отреагировали моментально и поручили расследование старшему инспектору Мортону. В ходе осмотра места происшествия было выяснено, что бриллиантовое ожерелье, о котором уже немало написано, похищено.
        - Это все! - сказала я чуть смущенно, словно сама чего-то недоговариваю.
        - Да! Из всего этого ничего толком не поймешь! - согласился дедушка.
        - Может, мы тогда отправимся на место происшествия! - Петя чуть споткнулся на последнем слове, видимо, хотел сказать сначала «на место преступления» или того серьезней - «на место убийства», но отчего-то предпочел сказать иначе. - Может, от Антона Петровича больше узнаем. Да и поддержать его нужно, уж верно, он переживает…
        Но отправиться мы никуда не успели. В гостиную вошла прислуга и сообщила, что нас желает видеть старший инспектор Скотленд-Ярда мистер Мортон.
        8
        Здесь, в Лондоне, я нередко ловила себя на том, что постоянно все сравниваю с Россией. Сначала одна, после вместе с Петей, я сравнивала с Москвой и Петербургом, он - с Томском. Конечно, семимиллионный город произвел на него сильное впечатление, но всегда было что-то, что можно было толковать и в пользу небольшого сибирского города. А раз мы тут оказались вновь связаны с театром, то больше прочего сравнивали труппы. Ту, в которой мы с дедушкой провели сезон в Томске, и ту, в которой играла маменька. И нам очень нравилась эта забава - все сравнивать. Но вот уж никак не ожидала, что доведется познать в сравнении томскую сыскную полицию и лондонский Скотленд-Ярд, наших судебных следователей и детективов-инспекторов!
        Особых представлений о том, каким должен быть инспектор из Скотленд-Ярда, у меня не было. Все, что я знала о них, было вычитано из книжек нашего теперь знакомого писателя сэра Артура. Но, в самом деле, не могут же все инспектора быть похожи на инспектора Лестрейда! В общем, не знаю, кого я ожидала увидеть, но старший инспектор Мортон меня удивил. Тем, что заставил вспомнить одновременно и Дмитрия Сергеевича, и следователя Янкеля[14 - Следователи, герои книг «Звезда сыска» и «Игра на изумруд».], то есть людей друг на дружку совсем непохожих.
        Бритое лицо и русые волосы делали его немного похожим на Дмитрия Сергеевича. А светло-серые, порой казавшиеся бесцветными глаза и постоянно плотно сжатые тонкие губы напоминали Генриха Эрастовича.
        А когда он заговорил, смешение двух этих людей проявилось и в его характере. То есть беседу он вел предельно вежливо, даже как бы сочувственно, но притом с изрядной долей высокомерия. Нет, не высокомерия, уж по отношению к нам оно было явно неуместным со стороны простого полицейского, скорее… Но разбираться в таких тонкостях натуры и слушать одновременно было затруднительно, да и не выглядело это хоть чуть важным.
        Еще с порога старший инспектор пожелал нам доброго дня, и это обычное приветствие в данных обстоятельствах и из его уст прозвучало слишком уж неуместно. Не спрашивая разрешения, он сел и уже сидя стал уточнять, кто из нас кто. Закончив со знакомством, спросил безразличным тоном:
        - Позвольте, леди и джентльмены, выразить вам мои соболезнования в связи с кончиной вашего соотечественника. Вы можете не сомневаться, полиция сделает все от нее зависящее, приложит все усилия для скорейшего раскрытия преступления и поимки преступника.
        Сомнений мы не высказали, и он продолжил:
        - Могу ли я в свою очередь выразить надежду на вашу всемерную помощь в этом деле?
        Вот желание оказать содействие следствию мы высказали дружно и довольно энергично: кто-то просто закивал, кто-то добавил к кивкам несколько междометий, а я сочла необходимым для полного взаимопонимания подтвердить наше согласие помогать следствию и на словах.
        - Мне почти нечего добавить к уже известному вам. - Инспектор похлопал ладонью по стопке газет на столе, многие из которых были развернуты вверх заголовками о преступлении. - Суть преступления здесь изложена верно и точно. Тем более что всю информацию для газет изложил лично я, и всем известно, насколько я нетерпим к искажению своих слов, не говоря уже об искажении самих фактов.
        Мы вынужденно закивали в ответ на его вопросительный взгляд, мол, несомненно, все именно так и есть на самом деле.
        - Убийство, бесспорно, связано с ограблением, - добавил старший инспектор и вновь вопросительным взглядом обвел всех.
        Мне захотелось возразить, что в этом вопросе все не столь несомненно, как может показаться с первого взгляда, или потребовать доказательств этим словам, но я сдержалась.
        - Следовательно, к нему могли привести предшествовавшие события. В том числе и те, активными участниками которых вы являлись. Это и заставляет меня беспокоить вас просьбой рассказать мне о них во всех подробностях и ничего не утаивая.
        И сама просьба, и слова, которыми ее выразили, были вполне уместны, но что-то все равно мне в них не понравилось. Может, оттенок сухого безразличия? Вообще инспектор Мортон был сух настолько, что от одного его вида хотелось попросить чая. Я не утерпела и сказала:
        - Мы все клянемся говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды.
        Оттенок сарказма уловил только дедушка, недовольно блеснувший в мою сторону глазами.
        - Вот и хорошо, - то ли мистер Мортон принял мои слова за чистую монету, то ли решил сделать вид, что принял их как должное, - тогда давайте начнем с того момента, когда вы впервые увидели ожерелье. Попрошу начать вас, мисс Монсоро.
        - Раз уж ведется официальное расследование, то полагаю, что обязана сказать об этом сразу: мое настоящее имя графиня Ирина Афанасьевна Бестужева.
        Мне просто захотелось зааплодировать маменьке. Ей, судя по всему, тоже не слишком по нраву пришелся полицейский и его манера общения, вот она и сочла необходимым сделать такое неожиданное для него заявление. На лице Джона Мортона впервые отразилось живое чувство, он явно досадовал на себя, что не счел нужным уточнить столь важные подробности до прихода к нам. А еще я успела подумать, что, скорее всего, он знает о нас и об ожерелье со слов Антоши, а значит, тот намеренно не назвал настоящего имени маменьки, чтобы поставить и ему не по нраву пришедшегося инспектора в неловкое положение.
        - Прошу простить меня, ваша светлость!
        - Это не так уж и важно, мистер Мортон, - благодушно приняла извинение маменька. - Так с чего же мне начать?
        Она бросила короткий взгляд в мою сторону, ища поддержки в этом вопросе.
        - Может, нам стоит начать с того, как мы впервые услышали об ожерелье? - спросила я, обращаясь больше к полицейскому, чем отвечая на вопрос маменьки.
        - Не думаю, что это важно, - ответил он, - да и суть мне известна. Меня больше интересуют события в театре.
        - Хорошо, - легко согласилась маменька. - Вчера в Друри-Лейн по окончании спектакля мы с дочерью прошли в мою грим-уборную. Вскоре к нам зашел граф Алексей Юрьевич Никитин в сопровождении своего секретаря Антона Петровича Мордвинова. Секретарь вынул из внутреннего кармана пиджака футляр, вручил его графу, а граф вынул из него ожерелье и передал мне.
        - Как вы с ним поступили?
        - Граф попросил меня тут же его примерить. По просьбе графа я сразу надела его. И не снимала в течение всего вечера.
        - Даже когда маменька переодевалась, - сочла нужным добавить я.
        - Да, так и было. По окончании вечера все было проделано в обратном порядке. Я сняла ожерелье, отдала мистеру Мордвинову, тот уложил его в футляр. И почти сразу ушел.
        - Могут ли остальные присутствующие здесь подтвердить эти слова?
        Мы подтвердили.
        - Не заметил ли кто-либо из вас во время банкета, незадолго до него или вскоре после чего-либо показавшегося вам необычным, выходящим за привычные рамки?
        Каждый по очереди ответил, что нет, ничего необычного он не видел.
        - Тогда у меня к вам вопросов больше нет, и мне не хотелось бы злоупотреблять вашим вниманием.
        - Одну секунду! - остановил его дедушка. - Могу ли я задать вам вопрос? У вас есть подозреваемые?
        - Пока в таком качестве задержан мистер Мордвинов, - ответил старший инспектор.
        Эти слова прозвучали для нас все равно что гром среди ясного неба. Инспектор, как мне показалось, собирался ими и ограничиться, но, видя наше потрясение, счел возможным добавить:
        - Давайте станем полагать, что это сделано более для того, чтобы сбить с толку настоящего убийцу. Полагаю, что у меня имеются для этого серьезные аргументы!
        И второй раз за наш разговор сквозь маску сухого равнодушия мелькнуло какое-то живое выражение на лице старшего инспектора, а глаза и вовсе блеснули азартно.
        - Полагаю, мне нет надобности просить вас соблюдать конфиденциальность?
        - А это не слишком жестоко? - спросила маменька.
        - Что? - не понял старший инспектор.
        - Держать за решеткой невиновного лишь ради того, чтобы преступник потерял бдительность!
        - Кто сказал о невиновности мистера Мордвинова? Я лишь сказал, что не подозреваю его в убийстве. Но у меня достаточно оснований подозревать его в соучастии в преступлении. Есть ли еще вопросы?
        - Отчего же вы не сообщили газетчикам, что задержан обвиняемый? - быстро спросила я, увидев что мистер Мортон собирается уходить. - Как же тогда настоящий преступник узнает, что ему нет нужды беспокоиться?
        - Задержание я произвел уже после того, как все репортеры разбежались. Я принял это решение в ходе последующих следственных действий.
        - А где находилось ожерелье в момент совершения преступления? - поинтересовалась я. - Ну, откуда его украли?
        - Мисс, вы задаете вопросы, не имеющие никакого значения. Особенно для вас.
        После этих слов инспектор попрощался и вышел.
        - Каков сухарь! - воскликнул дедушка, едва стихли на лестнице шаги старшего инспектора.
        - И высокомерен не по чину! - поддержал его Александр Сергеевич.
        - Похоже, слишком высокого мнения о себе, как о полицейском, вот и ведет себя соответственно.
        - Да что вы на человека накинулись! - неожиданно для себя заступилась я за мистера Мортона. - Он молодой человек, карьеру сделал быстро, а значит, опыт у него есть. Но такое серьезное дело ему поручено едва ли не впервые. И уж в аристократических кругах вращаться он совершенно непривычен. Оттого и скрывал свое смущение перед нами, старался показать уверенность в себе, да и перестарался!
        - Насчет аристократического общества, это вы графа имели в виду? - несколько удивленно спросил Александр Сергеевич.
        - Нас я имела в виду! И вас, Александр Сергеевич, тоже. Вы дворянин, чин у вас немалый, да еще все мы прибыли из России! Мы для него иностранцы! Это для нас самих все это обычно, более того, все мы привыкли не слишком на это обращать внимание. А для простого полицейского инспектора, согласитесь, не слишком просто оказаться в таком обществе. Пожалуй, что нам с вами в царских или королевских дворцах легче было бы.
        - Неожиданно! - задумчиво произнес Петин папенька. - А вы, Ирина Афанасьевна, как полагаете?
        - Я полагаю, что перемывать косточки полицейскому не самое время. Будь мы хоть аристократы, хоть самые простые люди. Хотя верно в данном случае и первое, и второе. Нам бы следовало первым делом озаботиться участью Антона Петровича. Каково ему сейчас в тюрьме! Нужно нанять адвоката и добиться, чтобы его выпустили.
        - Вот это верно! - согласился дедушка. - Что-то мы слишком растерянны. Предлагаю прямо сейчас отправиться в адвокатскую контору.
        - Что, всем вместе?
        - Да нет же. Полагаю, что я и один справлюсь, но если кто пожелает присоединиться, так я не против.
        - Я со своим незнанием языка буду лишь обузой, - чуть огорчился Александр Сергеевич. - Но в финансовой части вопроса готов участвовать несомненно.
        - Ну, молодежь-то со мной идет?
        - Обязательно!
        - А ты, Ирина?
        - Ох! Мне нужно как-то решить вопрос с прощальным ужином. Не отменить ли его?
        - Не думаю, что есть большая нужда. Граф нам старый знакомый, но не родственник. Траур соблюдать нет необходимости. А обижать артистов - последнее дело. Они уж, верно, настроились хорошенько погулять. Хотя разочаровать их придется, полагаю, что от оркестра отказаться будет правильным.
        - Ну что ж, надо так и поступить, и я всем этим займусь.
        Мама ушла в свои комнаты, Александр Сергеевич пошел на свою квартиру, дедушка отправился переодеваться, и мы с Петей остались одни.
        - А зачем вы, Даша, спросили о том, откуда были похищены драгоценности? Вы хотели узнать, где они хранились в доме?
        - И это тоже. А отчего спросила, сама точно не скажу. Меня вот вчера рассмешило объяснение Антоши, для чего ему тот ящик нужен.
        - А мне странным показалось, что то не было никакого ящика, то он вдруг есть. Зачем понадобилось тащить этакую тяжесть в театр? Он ведь тяжелый, хоть и сравнительно невелик.
        - Вот-вот. Вчера все это не казалось важным и даже просто отдельного интереса заслуживающим. А сейчас мне кажется, что все не так и просто, что что-то большее за всем этим стоит.
        - Только вот инспектор не пожелал ответить.
        - Не пожелал. А больше покуда спросить не у кого. Хорошо бы Антошу выпустили, может, он чего прояснить сумеет.
        9
        Далеко за адвокатом нам добираться не пришлось. Как выяснилось, дедушка заприметил немалое число вывесок совсем поблизости от нас, на Прэйд-стрит, возле вокзала Пэддингтон. И выбирали мы адвокатскую контору по методу дедушки.
        - Если все выглядит бедно и обшарпанно, - разъяснял он нам суть своего подхода, - это не для нас. Раз не сумели господа адвокаты заработать себе на приличное помещение, то и толку от них ждать не приходится. Особо роскошные и дорогие нам тоже ни к чему. Роскошью обычно пыль в глаза пускают, и она еще не говорит о мастерстве и опыте. Да и, как правило, в подобных заведениях, покуда доберешься до человека, способного на твои вопросы ответить, столько порогов обобьешь! Да еще у нужных дверей обязательно ждать заставят! Опять же пыль в глаза такими приемами пускают и цену набивают. Вот и выходит, что нужно нам такое место, где все крепко, солидно, но без мишуры.
        Вскоре мы нашли то, что искали. Дедушка представился секретарю, назвал суть вопроса, не излагая подробностей, и уже через несколько секунд нас принял старший компаньон адвокатской фирмы.
        Был он весьма плотен фигурой, в волосах просматривалась благородная седина, за своим огромным столом он восседал необычайно солидно. Солидность излучала и вся прочая обстановка: кресла для посетителей, шкафы с фолиантами…
        Дедушка еще раз изложил суть своей просьбы, в этот раз со всеми подробностями и назвав имя человека, который нуждается в помощи адвокатов. Выслушали нас внимательно, задали пару раз уточняющие вопросы, но ответ оказался для нас совершенно неожиданным.
        - Полагаю, что у вас нет никакой нужды прибегать к услугам юристов, - сказал адвокат.
        - То есть?
        - То, что вы мне изложили, - внушительно сказал адвокат, да еще и указательный палец толщиной с сосиску поднял вверх, - плюс к этому то, что я прочел из газет, плюс мое сложившееся представление о методах инспектора Мортона, - все это заставляет меня полагать с точностью до долей процента, что вашего протеже выпустят уже завтра утром, без всяких усилий со стороны адвокатов. Я сейчас поясню…
        Тут он принялся неспешно раскуривать огромную сигару, и пояснений пришлось обождать.
        - Дело в том, что по законам Великобритании задержанный сегодня по подозрению в совершении преступления не позднее чем завтра утром должен предстать перед магистратом[15 - Магистрат, или полицейский суд, - в Лондоне районный суд первой инстанции, который прежде всего обязан определить степень виновности подозреваемого и необходимость содержания того под стражей.], который и решит вопрос о его виновности и мере пресечения. Но в магистрате инспектор обязан предоставить неоспоримые свидетельства вины. Если их не будет, то подозреваемого отпустят на свободу. А их не может быть! Так что инспектор Мортон…
        - Старший инспектор…
        - Ну да, ну да… Так что старший инспектор Мортон даже не станет доводить дело до магистрата, а сам и отпустит вашего протеже.
        - Нам не вполне понятно…
        - Он даже газетам не сделал такого сообщения, побоялся излишнего внимания к этому вопросу.
        - Но он объяснил этот факт тем, что задержал мистера Мордвинова после того, как репортеры разошлись.
        - Лукавил! Он просто ждал времени, чтобы стало поздно уже сегодня представлять доказательства магистрату. Как бы то ни было, если я вдруг не прав, это станет ясно лишь завтра. А до завтра все равно невозможно ничего предпринять, тут хоть сорок раз докажи невиновность человека - до утра он уже останется за решеткой. Вам все ясно?
        - Пожалуй, что все.
        - Тогда с вас сорок шиллингов за консультацию. Их примет мой секретарь в приемной.
        Кажется, сумма показалась дедушке непомерно большой[16 - Для примера: рядовой полицейский получал жалованье в размере 23 -27 шиллингов в месяц.], но возражать он не стал.
        Время и впрямь было позднее, и мы прямиком отправились все ужинать к Александру Сергеевичу, куда были приглашены еще два дня назад.
        - Ну и как дела с адвокатом? - первым делом поинтересовался Александр Сергеевич результатами нашего похода, встречая нас в гостиной.
        - М-да, - хмыкнул себе под нос дедушка. - Этот адвокат всем адвокатам адвокат оказался.
        - Да? И каков же он?
        - Бакенбарды во какие! Сигара во какая! Вот этакий бриллиант на пальце и вот такая одышка!
        Дедушка все это показал весьма живописно и очень похоже изобразил одышку. А после подробно рассказал, как прошел наш визит к этакому монстру адвокатской практики.
        - Очень благородно с его стороны было объяснить вам все так подробно, - похвалил адвоката Александр Сергеевич. - А то мог бы взять деньги и после сказать, что все не само по себе произошло, а лишь благодаря его непомерным усилиям.
        - Но деньги-то он с меня все равно содрал! - хохотнул дедушка.
        - Да за что, Афанасий Николаевич?
        - Извольте заплатить сорок шиллингов за консультацию! - очень похоже изобразил дедушка адвоката.
        Все заулыбались. Впервые с тех пор, как узнали о смерти Алексея Юрьевича.
        - А у нас вот один купец побывал в Америке и про тамошних адвокатов рассказывал анекдот, - произнес Петин папа, приглашая всех нас к столу. - Клиент спрашивает у адвоката: сколько стоит ваша консультация? Тот отвечает: десять долларов за ответы на два вопроса. Какой ваш второй вопрос?
        10
        Кто-то может подумать, что мы с Петей сразу принялись за самостоятельное расследование этого дела, но все обстояло совсем не так. В чужом огромном городе, в самом сердце чужой страны, было попросту непонятно, с какого конца можно предпринять хоть какие-то попытки разобраться в случившемся.
        Ну и о последствиях нашего вмешательства мы не могли не думать. Вряд ли бы самовольство понравилось местной полиции. А уж инспектору Мортону оно не понравилось бы точно, и все могло обернуться для нас самыми серьезными неприятностями.
        Но главное заключалось в том, что события развивались стремительно, мы попросту не успевали ничего придумать.
        На следующее утро мы с Петей все-таки съездили к особняку, где проживал Алексей Юрьевич. Но толку от этого не было ни малейшего. Нас не то что в дом не пустили, мы и к дому подойти не смогли, у ворот дежурили полицейские. Вот и потолкались мы несколько минут вместе с другими зеваками у ограды небольшого сада, сквозь которую рассмотрели дом.
        Из газет как-то само собой выходило, что особняк, расположенный в престижном районе, и сам должен выглядеть соответственно. На самом же деле фешенебельным было лишь место его расположения. Небольшой парк и небольшой, в два этажа, дом в его глубине выглядели довольно запущенными.
        Вот и все, что мы увидели и узнали.
        Зато сразу по моем возвращении домой у нас объявился Антон Петрович.
        - Прошу простить меня за вторжение, - с виноватой улыбкой начал он, - незваный гость… да вы сами знаете. Но вот не удержался. Будучи выпущен поутру из узилища, я вдруг растерялся и никак не мог понять, что же мне делать далее? Побродил по улицам, позавтракал и набрался наглости приехать к вам. В надежде, что вы поможете мне справиться с охватившими меня чувствами и страхами.
        Мы уверили его, что весьма рады его приходу, предложили накормить, но он отказался.
        - Эх, как прекрасна была жизнь еще вчера! - воскликнул Антон Петрович. - И какой печалью все обернулось сегодня! Ну никак все это в голове не укладывается!
        - Так вы расскажите нам, что же там произошло, - осторожно попросила я. - У нас ведь тоже все это в головах не укладывается. А всему, что газеты пишут, верить не стоит.
        - Пожалуй, в этом есть смысл, - легко согласился Антон Петрович. - Возможно, восстановив последовательность событий, я стану понимать и то, что мне предстоит сделать. Вот с чего бы начать?
        - Да начните уж с того, как вы вышли от нас с этим ящиком. Кстати, что это за ящик и откуда он в театре взялся.
        - Ящик-то? Ящик этот - походный сейф. Для перевозки особых ценностей, которых в нем никогда не бывало.
        - Непонятно получается, - удивился дедушка.
        - Ну, самой большой и, по сути, всегда единственной ценностью при нас было ожерелье, - стал разъяснять Антон Петрович. - Но его было поручено хранить мне, всегда держать при себе. У меня во всех костюмах пришиты специальные карманы, устроенные таким манером, чтобы не было возможности футляру выпасть и чтобы он не выпячивался. Ну, чтобы незаметно было, что у меня за пазухой что-то большое.
        - Так ожерелье при вас уже давно?
        - С самого начала путешествия! А вы что думали?
        - Я думала, что его вам прислали из России, когда граф надумал его продать.
        - Нет, граф просто сразу взял его с собой. Оно у него вроде любимой игрушки.
        - То есть?
        - Э-э-э… Вы не подумайте чего, а то, по моим словам, может показаться, что Алексей Юрьевич в детство впадать начал. Ничего такого! Просто он часто его доставал и смотрел на него подолгу. Полагаю, ему так проще было вспоминать. О прошлом вообще, о супруге своей покойной. Он обычно этим перед сном занимался, да так с тем ожерельем и спать ложился. Под подушку прятал.
        - А вчера?
        - Вот и вчера я ему, как укладываться на ночь стали, футляр передал. Правда, он на этот раз повел себя необычно. Раскрыл футляр и засмеялся странно. А уж поутру я футляр увидал почти на том же самом месте, где видел его, как выходил от графа. Похоже, в этот раз он его под подушкой не прятал.
        У меня в голове вертелись сотни вопросов, но тут маменька сказала:
        - Хоть вы и отказались уже от угощения, но сейчас уже обеденное время, и как уж хотите, но за стол мы вас усадим. Мне сразу после нужно будет делами заняться, но Афанасий Николаевич и Даша могут остаться с вами.
        - Да. А вы не стесняйтесь, если желаете, у нас оставайтесь, а хотите, так мы вас домой проводим, - подтвердил дедушка. - Или куда вам угодно будет.
        - Даже назад в тюрьму? - невесело пошутил Антон Петрович.
        - Даже туда! - серьезно ответил дедушка.
        За столом разговор переключился на щи и борщи, на подовые пироги, на гречневую кашу и грибы. Мне хоть и не терпелось начать расспрашивать, но нельзя же было портить людям настроение и удовольствие от еды, пусть на столе не было никаких щей, а были ростбифы и прочие чисто английские кушанья. Кстати, мне английская кухня нравилась, она своей простотой ближе к русской, чем к французской, которую все эталоном почитают. А вот с чего бы, разобраться?
        Мысли скакали, и чехарда вопросов у меня в голове мне совершенно не нравилась. Вот я и занялась тем, что стала приводить все вопросы в порядок, и даже прикинула, какие из них стоит задать сразу после обеда, какие правильнее оставить до того, как мы окажемся на месте преступления, а какие и вовсе могут обождать. Ну и еще нужно было обдумать самым тщательным образом все, что я уже услышала и узнала. Сказано было мало, но странного и непонятного за сказанным Антошей проглядывало о-го-го сколько!
        Отобедав с нами, Антон Петрович заметно взбодрился и засобирался к себе. То есть в особняк, где он проживал вместе с графом Никитиным. И даже набрался храбрости просить нас не беспокоиться и не провожать его. Правда, и облегчения не сумел скрыть, когда мы настояли, что станем его сопровождать.
        Но тут диспозиция немного изменилась. Маменька ушла заниматься своими делами, зато пришли Александр Сергеевич и Петя. Александр Сергеевич с ходу, еще не увидев Антона Петровича, попросил дедушку о содействии в каком-то вопросе. Антон Петрович все это слышал и уж тут потребовал, чтобы дедушка оказал помощь, о которой его просят, а он со своими делами, про которые к тому же не ясно, каковы они и есть ли какие спешные и важные, справится сам. Но тут уж мы с Петей заявили, что ни за что не оставим его одного.
        Антон Петрович глянул на нас подозрительно и согласился:
        - Ладно. Я ведь так понимаю, что вам помимо, как меня одного бросать не хочется, хочется еще и взглянуть на место, где все это злодеяние совершено?
        - Поверьте, мы не из пустого любопытства…
        - Верю.
        11
        Мы с Петей во второй раз за день отправились в особняк на Чаринг-Кросс роуд и второй раз подряд не сумели в него попасть. Хотя в этот раз уже и полицейскую охрану от него убрали.
        Но едва мы отпустили привезший нас кеб, как нас окликнули из подъехавшего следом за нами кабриолета:
        - Антон Петрович, милейший, куда же вы запропастились? Я же вас весь день разыскиваю!
        - Да я, собственно… - начал было Антон Петрович, но молодой человек лет тридцати с простодушным лицом и умными глазами перебил его:
        - Вы, верно, подумали, что мы о вас забыли? Ни в коем случае! Просто мы вчера узнали обо всем случившемся поздно и попросту не имели никакой возможности преодолеть формальности, стоящие на пути вашего освобождения. А уж с самого раннего утра меня направили, чтобы его добиться, но оказалось, что вас и так уже освободили. Да только тут вы уже сами исчезли неведомо куда! Ох, простите великодушно, сударыня, простите, сударь, я вас не поприветствовал и не представился. Секретарь посольства его императорского величества Самохвалов Андрей Сергеевич.
        - Графиня Дарья Владимировна Бестужева. Петр Александрович Макаров из Сибири! - представил нас Антон Петрович, сочтя необходимым упомянуть, что Петя именно из сибирских краев.
        - Очень приятно!
        - Мне несколько не по себе одному возвращаться в этот дом печалей, и мои юные друзья любезно согласились меня сопровождать, - сказал Антон Петрович.
        - Вот ведь неловкость какая! - развел руками Андрей Сергеевич. - В посольстве настоятельно требовали доставить вас незамедлительно, а вы намеревались принять гостей…
        - Ничего страшного. Антона Петровича желают видеть по важным делам, а мы можем навестить его и позднее, - успокоила я нового знакомого.
        - Огромное вам спасибо. Антон Петрович, давайте уж поедем, а то там все уже на дыбы становятся и начинают удила закусывать…
        Но и этим планам не суждено было исполниться, потому что подъехал еще один экипаж, и выскочивший из него полицейский сержант, приветствовав всех коротким кивком головы, тут же обратился к Антону Петровичу:
        - Мистер Мортфиноф? Старший инспектор Мортон убедительно просит вас незамедлительно проехать в Скотленд-Ярд.
        - О Господи! Снова? Второй раз кряду?
        - Не понимаю?
        - Мистер Мордвинов просит вас объяснить причину приглашения, а то он беспокоится, не арестовывают ли его по второму разу, - подсказала я.
        Антон Петрович глянул на меня с благодарностью и закивал полицейскому, подтверждая мною сказанное.
        - Ни о каком аресте мне не известно, - официально ответил сержант. - Причиной же вашего приглашения является поимка преступника и нахождение похищенного. Вот чтобы опознать похищенную вещь, вас и приглашают. Если ожерелье не то, какое было похищено, то и преступник не тот!
        - А! Стало быть, меня просят опознать ожерелье! - обрадовался Антон Петрович, но тут же спросил: - А без меня никак?
        - Об этом я как раз собирался спросить вас, - ничуть не удивился такому повороту разговора полицейский. - Если есть другие персоны, способные опознать данную улику, то нам бы хотелось видеть и их. Но вместе с вами, а не вместо вас.
        Хотя Антон Петрович и понял, что арестовывать его не станут, ехать в полицию ему не хотелось. Одному уж во всяком случае. Он глянул на нас вопросительно и просительно.
        - Мисс Дарья может опознать ожерелье! - радостно сообщил Петя. - Но я ее одну не отпущу.
        Сержант сдержанно улыбнулся и сказал, что джентльмен может сопроводить меня и обождать, дело не должно продлиться долго.
        После этих слов Андрей Сергеевич, покусывавший в задумчивости губу, наконец принял решение.
        - Антон Петрович, мы все заинтересованы в скорейшем и успешном завершении расследования, так что вы уж поезжайте в полицию. А я поеду в посольство и объясню, чем вы заняты. Но только вы уж обещайте никуда больше не пропадать и приехать к нам, как только освободитесь. Э-э-э… как только завершите дела.
        Он вскочил в свой кабриолет, мы сели в кеб с надписью «Metropolitan Police»[17 - Столичная или в данном случае лондонская полиция.].
        12
        Антон Петрович в угрюмой задумчивости уставился в окошко. Зато сержант, приехавший за нами, оказался разговорчивым человеком и довольно приятным собеседником.
        - Если я правильно понял, вам, помимо прочего, любопытно взглянуть на место, где работал инспектор Лестрейд и куда захаживал сам мистер Шерлок Холмс? - с улыбкой обратился он ко мне и Пете.
        Мы заулыбались в ответ и не стали отнекиваться.
        - Это вы просто так догадались или мы чем-то выдали себя? - спросила я.
        - С одной стороны, это могло быть и просто догадкой, - ответил сержант. - Почти невероятно найти людей, не читавших о знаменитом сыщике, и уж все они, оказавшись в Лондоне, стараются пройтись по тем местам, где происходят описываемые в книжках события. На Бейкер-стрит и в Скотленд-Ярд в самую первую очередь.
        - Да, - со вздохом согласился Петя. - На Бейкер-стрит мы тоже были.
        - И оказались очень разочарованы, не найдя дома 221b! - засмеялся сержант. - Зато Скотленд-Ярд уж точно существует, и грех не воспользоваться случаем там побывать! Так что угадать было легко, но и вы себя выдали. Едва я сказал, что мистера Мортфиноф приглашают в Скотленд-Ярд, как вы, юноша, сделались задумчивы. А когда я сказал, что и другие люди, способные опознать ожерелье, нам также нужны, вы моментально приняли решение. Только отчего вы не сказали, что и сами можете опознать ожерелье, ведь и вы его видели?
        - Видел, - согласился Петя. - Но не особо присматривался. А вы очень наблюдательны.
        - Как и положено настоящему детективу, - подхватила я Петину похвалу.
        Сержант не стал смущаться или благодарить, а ответил просто:
        - Без этого качества многого в нашей работе не достигнешь. А мне бы хотелось добиться многого.
        - И у вас перед глазами прекрасный пример, - намекнула я.
        - Вы имеете в виду старшего инспектора Мортона? Да, он являет собой хороший пример. Всего шесть лет назад прибыл в Лондон из невероятной глуши, до сих пор теряется, оказавшись вблизи важных персон, но уже стал старшим инспектором. Он редко придумывает что-то новое, необычное, что-то оригинальное, к чему часто стремятся начинающие сыщики. Зато традиционные методы использует умело. А главное, моментально просчитывает, какие из этих старых приемов следует использовать. Вот и в этот раз все задуманное им дало быстрый и нужный результат.
        Антон Петрович, пока мы ехали, не проронил ни слова. И даже, в отличие от нас с Петей, не проявил никакого любопытства, оказавшись возле здания управления лондонской полицией.
        - Вот, леди и джентльмены, это и есть наш Новый Скотленд-Ярд, - сообщил нам разговорчивый сержант, не без гордости указывая на огромное здание. - Хоть он теперь и находится в стороне от настоящего Шотландского Двора.
        - Это-то мы знаем, - сказал Петя, задирая голову. - Это сколько же этажей в этой громадине?
        - Смотря откуда смотреть. С этой стороны - восемь, с внутренней - девять.
        Здание действительно выглядело огромным и внушительным. Первые три этажа сложены из серого гранита, верхние из красного кирпича, крыша крыта зеленой черепицей, по углам пристроены круглые башенки.
        - Сколько же там комнат?
        - Триста. Первое время сами полицейские нередко начинали здесь плутать. Да и сейчас с новичками такое случается. Но вы можете не беспокоиться: я изучил здесь все очень хорошо и сумею довести вас до нужного места. И вывести обратно вас не забудут. Прошу вас, леди и джентльмены.
        Мы шагнули под арку в стене и стали подниматься к дверям.
        Слова о том, что здесь немудрено заблудиться, не были преувеличением. Коридоры, повороты, лифт, лестницы, бесчисленные двери…
        - Я на всякий случай все повороты и другие приметы запомнил, - негромко сказал Петя. - Полагаю, что сумею и без провожатых найти выход.
        - А отчего на самом деле вы не вызвались опознавать ожерелье? - спросила я.
        - Чтобы иметь возможность прогуляться и осмотреться, пока вы будете заняты. Если, конечно, меня не прикуют наручниками, чтобы не бродил где попало.
        Если не считать размеров и запутанности внутренних помещений, в остальном Скотленд-Ярд выглядел обычным казенным домом. Те же одинаковые двери, та же казенная темно-зеленая краска на панелях стен, скамьи в коридорах для ожидающих приглашения в кабинеты, суета у одних дверей и пустота подле других. Наконец мы добрались до нужного места. Сержант не стал приковывать Петю наручниками, а предложил ему присесть на скамью, нас же сразу провел в кабинет. И тут обстановка была, можно сказать, знакома: все те же шкафы, столы и даже диван у стены. Не слишком новый и уже слегка продавленный посередине. Наверняка детективы использовали его и в качестве кровати, когда им приходилось здесь задерживаться в ночное время. Все точно так, как и в доме полиции в Томске, где я бывала нередким гостем.
        Старший инспектор Мортон поздоровался с нами вполне приветливо и извинился за то, что нам придется немного подождать.
        - Я еще сам не видел ни преступника, ни похищенного им ожерелья. Их должны доставить сюда с минуты на минуту.
        В привычной для себя обстановке он выглядел не таким сухарем, как накануне у нас дома. Даже глаза казались чуть более яркими.
        - Долго нам ждать не придется, но вы присаживайтесь, - предложил мистер Мортон и сам не стал оставаться на ногах.
        - Как же так вышло, что вы еще не видели задержанного? - поинтересовалась я, чтобы не сидеть каменным истуканом, к тому же мне это было интересно на самом деле.
        - Вы, мисс, накануне задавали мне вопросы, связанные с расследованием. На удивление правильные вопросы, но не имевшие уже большого значения. Вы многого не знали, а я не имел права этого рассказывать. Но сейчас, когда расследование близится к завершению, кое-что я могу и рассказать. Тем более что мне из простой вежливости необходимо занять вас беседой. Так вот, при осмотре места происшествия мы выяснили, что грабитель забрался в комнату второго этажа по стене. Что было очень непросто! И проник в помещение через небольшую форточку, что было еще сложнее. Как вы полагаете, много ли людей, способных проделать это ловко и бесшумно, зная, что в комнатах есть люди?
        - Немного. Мы знали лишь одного такого человека и еще об одном слышали.
        Старшего инспектора удивил такой ответ, даже Антон Петрович ненадолго выбрался из своей апатии, глянул на меня подозрительно. Я поспешила сменить тему.
        - А как он мог знать, что в помещении находятся люди? Что оно не пустует?
        - Горел ночник - он так и остался горящим до нашего прибытия, - и его свет должен был быть виден с улицы. Такого рода кражи способны совершить немногие преступники, и все они известны нам. Известны также и места, где их скорее всего можно застать врасплох. А чтобы это было сделать проще, я, арестовав мистера Мордвинова, не стал сообщать этого газетам, но использовал наших агентов, чтобы распустить слух об этом по возможности широко.
        При словах об аресте бедный Антон Петрович весь сжался.
        - Я принес вам официальное извинение, мистер Мордвинов, но повторю: у меня были веские основания подозревать вас в соучастии. Кто-то же должен был навести грабителя, кто-то, кто знал, когда и где будет находиться ожерелье. А лучше вас этого не знал никто. Но я не сумел найти доказательств. Впрочем, доказательств вашей полной невиновности у меня пока тоже нет. И пусть вы мне по-человечески приятны, но, как детектив, я не имею права полностью снять с вас все подозрения.
        - Э-э-э… - протянул Антон Петрович, порываясь что-то сказать, но так и не сумел сформулировать свою мысль и безнадежно махнул рукой.
        - Мы остановились на том, что вы распустили слух об аресте Антона Петровича, - напомнила я инспектору Мортону.
        - Совершенно верно, - кивнул он в ответ. - Также мы разослали циркуляр с описанием похищенного ожерелья всем, кому преступник мог попытаться продать свою добычу. Но на это расчет был слабый, а вот перекупщиков краденого, тех из них, кто мог бы купить ожерелье, или, скажем, отдельный камень, мы взяли под пристальное наблюдение. Естественно, что эта часть работы выполнялась не Скотленд-Ярдом, а детективами в дивизионах.
        - Это у них так полицейские участки называют, - неожиданно опередил мой вопрос Антон Петрович.
        - Ну а дальше нетрудно догадаться, - продолжил старший инспектор, - что свою работу они исполнили правильно и достигли нужного нам всем результата. Преступник сегодня утром попытался продать отдельный камень, который он вынул из ожерелья, и был схвачен с поличным. При обыске его норы было найдено и само ожерелье. Его опознали по описанию. И сам преступник вынужден был сознаться, что совершил ограбление.
        - Скажите, а в убийстве он тоже признался? - робко спросил Антон Петрович.
        - Нет. Пока нет. Но ведь его об этом никто и не спрашивал. Нам было важно доказать его причастность к ограблению, добиться признания его вины в магистрате и сделать его арест законным. Уверен, что он вскоре сознается и в убийстве!
        - А отчего вы так уверены, что и убийство совершил он?
        - Иначе выходит, что после него там побывал еще кто-то. - Мистер Мортон изобразил крайнее удивление по поводу такой несуразности. - А это уж получается какой-то проходной двор! Я о подобных случаях и столь необычных совпадениях даже не слышал! - убежденно заявил старший инспектор и скосил глаза на Антона Петровича, намекая, что помимо вора в спальню к графу мог войти только он, и одновременно разводя руками: мол, в это даже я не верю.
        - Да, - пришлось мне согласиться со столь убедительными доводами, - такое совпадение выглядит чрезвычайно маловероятным.
        - Вот и я полагаю то же самое. Чисто теоретически это возможно, но реальный шанс невероятно мал.
        В дверь громко постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет вошел полисмен.
        - Старший инспектор Мортон! Вам пакет из дивизиона Уайтчепл.
        - А арестованный?
        - Его оформляют.
        Мистер Мортон принял пакет, расписался у прибывшего в специальной книге, и тот вышел.
        - Ну вот, можно приступать к опознанию вещественной улики.
        Разрезав пакет ножом, он извлек из него еще один пакетик, на этот раз без множества печатей и штампов, с просто подвернутым краем, но положил его не на стол, а на подоконник, ближе к свету.
        - Прошу подойти.
        Старший инспектор вытряхнул из пакета ожерелье и удовлетворенно улыбнулся. Но ничего прежде времени говорить не стал, положил украшение на подоконник, вытащил из пакетика бриллиант, вынутый из оправы, и шагнул немного назад, давая нам место. Антон Петрович встал правее, я пристроилась чуть левее. Глянули мы на ожерелье одновременно и почти сразу посмотрели друг на друга. После вновь уставились на ожерелье и продолжали на него пялиться, пока нас не окликнул инспектор Мортон:
        - Вы подтверждаете, что это - ожерелье, принадлежавшее графу Никитину и украденное из его спальни накануне ночью?
        - Как вам сказать… - прошептал еле слышно Антон Петрович.
        - Ох! - только и смогла произнести я.
        - Э-э-э… Что-то не так? - насторожился старший инспектор Скотленд-Ярда. - Это то ожерелье? Мне показалось, что оно полностью соответствует описанию и тем изображениям, что я видел.
        - Нет, оно, конечно… - пробормотал Антон Петрович. - То есть под описание подходит. И изображениям соответствует. Более или менее.
        - Так что вас не устраивает?
        - Ну… вот тут… застежка не та…
        - И все?
        - Насколько я помню, вот эти крупные камни были более бледного оттенка.
        - Антон Петрович! - наконец собралась с духом и сумела заговорить я. - Скажите уже прямо: ожерелье поддельное, и это не бриллианты, а стекло!
        Мистер Мортон похватал ртом воздух, оттеснил нас в сторону и схватил ожерелье в руки. Вертел он его и так и сяк, подносил к глазам, отодвигал подальше, зачем-то царапал камни ногтем. Наконец, повернулся к нам и глянул на нас с выражением последней надежды на лице.
        - А оно не могло изначально быть таким?
        Хоть и спрашивали у нас явную глупость, но мы уверили инспектора, что изначально ожерелье было другим.
        - Значит, фальшивка! - обреченно выдохнул Мортон.
        - И очень плохая!
        - Прошу меня извинить, но я вынужден вас покинуть.
        Инспектор выскочил из кабинета, хлопнул дверью, но тут же открыл ее и как-то очень по-домашнему сказал:
        - Вы меня не ждите. У вас, наверное, свои дела есть.
        - И что вы обо всем этом думаете, Даша? - отчего-то очень печально спросил Антон Петрович.
        - Я пока еще думать не в состоянии, - вздохнула я в ответ.
        - И откуда ему взяться?
        - Фальшивому ожерелью?
        - Ему.
        - Ума не приложу.
        - Ну-с, раз нам разрешили идти по нашим делам, то мы и пойдем? Мне ведь еще в посольство.
        - Да-да, конечно.
        И мы вышли из кабинета.
        13
        Пети на скамье возле кабинета старшего инспектора, где мы его оставили, не оказалось, но меня это не испугало.
        - Он наверняка пошел поближе ознакомиться со Скотленд-Ярдом, - уверенно сказала я. - И вскоре должен вернуться. Вы, Антон Петрович, не ждите нас, езжайте в посольство.
        - Но… Впрочем, вы правы. Поеду, а то там меня заждались. Вот только бы сообразить, куда мне идти, направо или налево?
        - Налево, и все время принимайте влево, пока не увидите лифт. Если заблудитесь, попросите показать дорогу.
        - Скорее всего заблужусь. Ну да язык, он до Киева доведет. До свидания, Даша. Спасибо, что не бросили меня одного. А то эта ночь в тюрьме меня совершенно выбила из колеи.
        Он еще пару секунд поколебался, но развернулся и пошел. Сделал пять шагов, остановился и сказал:
        - А может, Пете надоело сидеть здесь и он выбрался на свежий воздух? А после не сумел или не успел вернуться, тут ведь так запутанно.
        - Тогда он станет дожидаться у входа. Вы, если его встретите, скажите, чтобы никуда не уходил, я подожду несколько минут и спущусь.
        Антон Петрович ушел, а я присела на скамью и стала ждать. А заодно попыталась обдумать нелепость ситуации с поддельным ожерельем. Но долго думать мне не дали. Послышался знакомый топот ног, и из-за поворота коридора появился почти бегущий Петя.
        - Ну как, ознакомился со Скотленд-Ярдом? - весело спросила я.
        - Да уж! - растерянно ответил Петя. - Даша, папеньку арестовали!
        - Когда! Где? За что? - выпалила я.
        - Минут десять тому назад. Здесь, этажом ниже. Ни за что, по недоразумению скорее всего.
        - Вы не могли бы отвечать более толково? - совершенно несправедливо разгневалась я на Петю: на мои сумбурные вопросы он ответил по порядку и вполне точно. - Ох, простите, Петя. Только расскажите все с самого начала. Откуда вообще здесь взялся Александр Сергеевич?
        - Ну, вы вошли в кабинет, а тот сержант ушел куда-то. Я тут же отправился побродить. Но этот этаж оказался на редкость скучным, и я спустился ниже, потом еще ниже. Потом решил прокатиться на лифте и оказался в самом низу. Там как раз вели арестованного в наручниках, и я прошел до выхода, чтобы посмотреть, как тут преступников перевозят…
        - Ага, без этого никак! Должны же вы были узнать это, вдруг вас самого повезут…
        - Ну, Даша! Короче, я оказался на улице! И надо же такому случиться, именно в этот миг мимо проезжали мой папенька и Афанасий Николаевич! Они увидели меня, остановились, спросили, что я тут делаю. Папенька сказал, что ему тоже любопытно посмотреть Скотленд-Ярд, а Афанасий Николаевич сказал, что и сам бы взглянул, но ему нужно ехать. И уехал. А папенька остался. Я уже хотел вести его на экскурсию, как тут к нам подошел констебль и стал просить папеньку оказать содействие. Мы, конечно, как сумели, попросили разъяснений и поняли, что речь идет о следственном эксперименте и папеньке просто нужно постоять среди других мужчин, пока свидетель будет опознавать подозреваемого. А еще нам сказали, что все это произойдет быстро. А то я бы отговорил папеньку, побоялся с вами разминуться… А где Антон Петрович? Его не арестовали?
        - Нет. Он уехал в посольство.
        - Ну, слава богу, хоть его не арестовали. Так вот, нас провели в какой-то кабинет этажом ниже. Вернее, папеньку туда провели, а меня просили обождать. Ну я и ждал. Там, в кабинете, то есть в том помещении, где опознание должно было быть, какая-то суматоха образовалась. То одного полицейского куда-то вызвали, а он не хотел уходить. Потом и второго, тот уж совсем противился, но его заставили подчиниться. Наконец все угомонились. Провели туда старушку, я так думаю, что она и есть тот самый свидетель. Минут пять все было тихо. После старушка вышла, а следом вывели папеньку. В наручниках.
        - Ну не молчите же! - потребовала я, оттого что Петя ненадолго умолк, видимо, припоминал подробности.
        - Ох! - вздохнул он. - Главное ведь что? Папенька идет и улыбается. И полицейские его ведут веселые. Я спрашиваю, что случилось, а папенька говорит, что он толком не понял, но это скорее всего продолжение следственного эксперимента и что его в магистрат приглашают, видимо, откуда-то узнали, что он и сам глава магистрата[18 - Отец Пети официально является главой городской думы и городской управы, которую по традиции называли и магистратом.].
        - Дальше!
        - Дальше? Я шел следом, пока меня у одной из дверей не остановили, не пустили дальше. Я пару минут обождал, заглянул за эту дверь, а там никого. Сквозное помещение, папеньку через другие двери оттуда вывели. И я побежал сюда!
        - Все?
        - Все!
        - Сядьте, Петя. А то переминаетесь с ноги на ногу и думать мешаете.
        Петя послушно сел рядом.
        - Даша, вчера адвокат рассказывал…
        - И мистер Мортон только что тоже говорил, что подозреваемого необходимо представить в магистрат, где и решают, виновен он или нет.
        - Вот и я догадался, что его невесть почему в подозреваемые определили и что в магистрат его не для дружеской встречи повезут. Нужно нам самим в магистрат ехать!
        - В какой? В Лондоне много магистратов.
        - Все у них не как у людей… Ох, что-то я не то говорю.
        - Нам нужно сделать сообщение о случившемся недоразумении. Пусть найдут тех, кто за это отвечает, и прикажут им выпустить Александра Сергеевича! - решила я и, не советуясь с Петей, поднялась и пошла вперед по коридору. - Полагаю, что начальство здесь должно располагаться на самых верхних этажах.
        Легко сказать, но сделать все оказалось непросто. Кабинеты главного комиссара и его заместителей мы отыскали быстро. Но в приемной комиссара нам сказали, что он у министра и даже если бы находился на месте, то нас бы все равно не принял и отправил бы к заместителям. Заместителей тоже ни одного на месте не было, или нам просто так говорили и отправляли к кому-нибудь чином поменьше. Но и у тех находились более важные дела. В конце концов я просто рассвирепела и в очередной кабинет ворвалась без стука.
        - Вы кто? - невежливо спросила я у хозяина кабинета, сидевшего за письменным столом и обложенного грудой бумаг в папках и без папок.
        - Старший инспектор Джонсон, мисс, - представился ошеломленный детектив.
        - Хотелось бы кого поважнее, но и вы сойдете, - заявила я и села на стул. - Произошло досадное недоразумение. Арестован невинный человек!
        - Все так говорят, - уныло отреагировал старший инспектор Джонсон.
        - Что говорят?
        - Ну, что недоразумение и что невинный. Даже те, кого взяли с поличным.
        - Но тут совершенно иное дело. Произошла ошибка.
        - И про ошибки все говорят.
        - Но ведь арестован не виновный ни в чем и ни в малейшей степени.
        - Ни в чем не виновных мы не арестовываем! Извините, но у меня много дел!
        - Нет уж, позвольте! Вы обязаны меня выслушать!
        - Отчего вы так в этом уверены?
        - Хотя бы на том основании, что арест невиновного человека тоже есть преступление против закона! Следовательно, я собираюсь сделать сообщение о преступлении, и вы обязаны его выслушать!
        Инспектор некоторое время переваривал услышанное.
        - Ну хорошо, - неохотно согласился он. - Только извольте быть краткой.
        - Нас, то есть меня и одного джентльмена, пригласили сюда для опознания важной улики по делу об убийстве русского графа Никитина. Этот молодой человек, что сейчас топчется у дверей, и его отец вызвались проводить нас. Пока мы были заняты делом, они дожидались нас в коридоре. К ним подошел констебль и попросил поучаствовать в опознании преступника.
        - Вы при этом присутствовали?
        - Я нет. Вот он присутствовал.
        - А он что, немой? Отчего он сам не рассказывает? - спросил полицейский.
        - Я плохо говорю по-английски, - с горем пополам ответил ему Петя.
        - Тем не менее! - потребовал старший инспектор Джонсон. - О всех происшествиях должен сообщать очевидец, а не тот, кто знает о нем по слухам.
        Мне очень захотелось сказать что-нибудь едкое в ответ на этот укол про слухи, но пришлось промолчать. А Пете, наоборот, пришлось излагать суть происшествия. При этом мне постоянно приходилось ему помогать подбирать правильные слова. В результате все получилось много дольше, чем если бы все рассказала я одна. Хотя с формальной точки зрения старший инспектор Джонсон и был прав. Дослушав рассказ, он сказал:
        - Ну вот. Мне стало все понятно.
        - Наконец-то! Не прошло и года! - с милой, но весьма ехидной улыбкой воскликнула я.
        Джонсон глянул на нас весело.
        - Это вполне в стиле инспектора Мортона! - сообщил он. - Это же он ведет дело, в связи с которым вы приглашены сюда? Так вот, он под благовидным предлогом заманил подозреваемого сюда и провел опознание. Свидетель указал на отца этого молодого человека, и его арестовали.
        - Инспектор Мортон был в это время с нами и занимался совершенно иными вопросами.
        - Ну… у него есть помощники. Кстати, отчего вы не обратились к нему?
        - Он срочно уехал.
        - Вот видите. Подозреваемого увозят и инспектор следует за ним!
        - Ох! - вздохнула я. - Окажите нам последнюю любезность, подскажите, как нам добраться до посольства Российской империи.
        - А вам для чего? - насторожился Джонсон.
        - Мы являемся подданными Российской империи, и уж, несомненно, посол Его Величества встанет на защиту наших интересов. Будет, конечно, громкий международный скандал, которого мы всячески пытались избежать…
        - Э-э-э… подождите минуточку.
        Инспектор Джонсон весьма поспешно вышел из своего кабинета.
        Петя посчитал возможным перестать перетаптываться у двери и присесть на стул вблизи меня.
        - Ох, Даша. Вы его запугали! - радостно сообщил он.
        - То ли еще будет! - пообещала я. - А если бы вы, Петр Александрович, не портили впечатление от моих слов глупыми улыбочками, притом что обстоятельства к ним не особо располагают, то мистер Джонсон испугался бы быстрее.
        - Дарья Владимировна, еще при нашей первой встрече я сказал, что, когда вы сердитесь, вы становитесь еще прекраснее. И всякий раз, как вижу вас сердитой, убеждаюсь в правоте моих слов.
        - Ах, оставьте, сударь, - сказала я жеманно, потому что Петя своим тяжеловесным комплиментом заставил меня перестать быть на него сердитой, - вы пытаетесь вскружить голову наивной девушке!
        Тут уж мы оба рассмеялись. В конце концов, обстоятельства не были столь уж страшны, скорее они были курьезны.
        14
        Инспектор вернулся минут через десять, и не один. Джентльмен с густыми бакенбардами, несомненно, являлся большим начальником, если судить по качеству сукна его мундира, нацепленным на него орденам и проявляемой к нему старшим инспектором почтительности.
        - Приношу вам свои официальные извинения, - сказал человек с бакенбардами. - Произошло досадное недоразумение…
        - Все так говорят! - не удержалась я, глядя на Джонсона. Тот начал краснеть.
        - Что? - спросил начальник.
        - Простите. Мы готовы принять ваши извинения, но просим разрешить это, как вы сказали, досадное недоразумение как можно быстрее.
        - Непременно. Сейчас я пришлю сведущего в деле человека, он окажет вам всемерное содействие. И я, в случае необходимости, готов принять личное участие.
        Сведущим человеком оказался молодой мужчина, весьма худощавый, если не сказать очень худой, представившийся специалистом по особым поручениям Арчибальдом Джей Руни. Специалист был одет в пиджачную пару кирпичного оттенка, белизну рубашки подчеркивал неброский, но явно очень дорогой галстук. Натуру его можно целиком и полностью определить двумя словами - спокойствие и невозмутимость. Чуть позже я решила, что и слово сведущий к нему относится в полной мере.
        - Прошу следовать за мной! - предложил он негромким голосом и распахнул перед нами дверь. - Налево, пожалуйста. Прямо, пожалуйста. Вот сюда!
        И мы вошли на телеграф! В буквальном смысле. За дверью находилось просторное помещение с десятком столов, и почти на каждом из них располагался телеграфный аппарат, а то и два. Телеграфных ключей не было, для набора сообщений использовались машинки, схожие с печатными.
        Мистер Руни усадил нас вблизи одного из телеграфов, сел напротив и спросил:
        - Итак, ваш отец, мистер Макаров, - наши русские имена и фамилии он произносил хоть и с акцентом, но вполне уверенно, не путаясь и не заменяя последний звук на «ф», как это невольно делали многие англичане, - был приглашен для проведения опознания и по его результатам был задержан?
        - Ну да. Его вдруг арестовали. Видимо, нужно найти тех людей, кто его позвал, и пусть они скажут, из-за чего случилась ошибка.
        - Вы предлагаете верный, - вежливо кивнул специалист по особым поручениям, - но очень сложный путь. Мы поступим проще. Сейчас мы составим сообщение с описанием внешности вашего родителя и отправим его во все полицейские дивизионы, а также в магистраты. Хотя я уверен, что в суд при магистрате он еще не доставлен, заседания там начнутся позднее, а держать там задержанных сложнее, чем в дивизионах.
        - А сколько у вас дивизионов?
        - Тридцать.
        - Так пока вы во все телеграфируете…
        - Наша телеграфная связь позволяет отправлять наиболее важные сообщения единовременно по многим адресам.
        Мистер Руни глянул на нас, чтобы убедиться, что выделенные им слова «наиболее важные сообщения» не остались нами незамеченными. Он удовлетворенно кивнул и попросил:
        - Итак, мистер Макаров, опишите внешность вашего отца.
        - Можно это сделает мисс Дарья, а то я что-нибудь напутаю, скажу по-английски неверно.
        Мистер Руни невозмутимо кивнул, выражая согласие.
        - Я тоже, чтобы не напутать, скажу чуть иначе, чем вы ждете. Мистеру Макарову-старшему около сорока лет, но выглядит он чуть моложе. Телосложение у него, как у инспектора Джонсона, а рост точно такой же, как у вас. А лицо вы можете описать по лицу его сына, они очень похожи и цветом волос, и цветом глаз, и его отец не носит ни бороды, ни усов.
        - Замечательно. Мистер Кери, - обратился он к телеграфисту, передавайте во все дивизионы и магистраты: «Не находится ли в данный момент среди задержанных человек со следующими приметами…»
        Мистер Руни уверенно, не сбиваясь и не замедляя темпа, изложил приметы Александра Сергеевича, уверенно указывая рост в футах и дюймах и вес в фунтах, а мистер Кери столь же быстро и уверенно передал телеграфное сообщение.
        Через пять минут мы получили двадцать восемь ответов, состоящих из слова «Нет» и подписи его передавшего и сразу три утвердительных ответа.
        - Мистер Кери, передайте ответившим утвердительно следующее: не называет ли себя человек, соответствующий ранее переданным приметам, русским подданным Макаровым Александром.
        - А отчего вы сразу не сказали про фамилию? - удивился Петя.
        - Это замедлило бы процесс, - ответил мистер Руни, и хотя из такого объяснения мы мало что поняли, но переспросить не успели, так как вновь застрекотал телеграфный аппарат, и мистер Кери сказал, что пришло подтверждение из Чаринг-Кросского[19 - Чаринг-Кросс - центральный район Лондона.] дивизиона.
        - Передайте, что я буду у них через двадцать минут, и пусть к этому времени соберут всех, кто проводил опознание этого задержанного здесь, у нас, в Скотленд-Ярде, и детектива, ведущего это дело.
        Сказав это, мистер Руни подошел к стене, на которой было закреплено переговорное устройство наподобие тех, с помощью каких капитаны на пароходах переговариваются с машинистами, и прокричал, что к подъезду должен быть подан экипаж, на котором он с сопровождающими его лицами поедет в Чаринг-Кросский дивизион.
        В ответ раздалось неразборчивое ворчание, но мистер Руни, видимо, расслышал.
        - Нет, мне не нужен специальный фургон, - прокричал он в трубу. - Мне нужен обычный экипаж. Все. Вот с чего они решили, что мне нужна «Черная Мария»? - вслух подумал он.
        - Что? - переспросили мы.
        - Ну специальный фургон для перевозки преступников.
        - А! - неизвестно чему обрадовался Петя. - Я его видел. Это такой большой фургон, а в нем, как в вагоне, устроены отдельные небольшие купе. То есть не купе, конечно, правильнее сказать, камеры. И в самом деле, отчего они решили, что вам нужен такой фургон?
        - Может, на конюшне посчитали, что вы собираетесь нас арестовать? - невинно спросила я специалиста по особым поручениям.
        - За что мне вас арестовывать?
        - Ну… вот папеньку Пети арестовали просто так.
        - Откуда на конюшне могло стать известным, что я собираюсь вас арестовывать просто так? - глядя нам в глаза, спросил мистер Руни, и мы так и не поняли, всерьез он спросил или это было проявление тонкого английского юмора.
        Мистер Руни вдосталь насладился нашей растерянностью, несомненно, отразившейся на наших лицах, и предложил следовать за ним.
        15
        - Мистер Руни, позвольте вас спросить, - обратился Петя, пока мы спускались в лифте, - а отчего у вас в Скотленд-Ярде нет телефонов?
        - Один есть. У главного комиссара, он напрямую соединен с министерством.
        - А у других сотрудников полиции отчего нет?
        - Очень неудобный вид связи. Всегда говорятся лишние и никому не нужные слова. Раньше у нас были телефоны, но их вскоре убрали. Невероятное количество ненужных, бесполезных звонков. Последней каплей, как рассказывают, была жалоба непосредственно комиссару на соседскую кошку, которая, по уверениям жалобщика, мяукала непристойные песенки.
        У подъезда нас уже поджидала небольшая карета, и мы отправились туда, где, по словам мистера Руни, несомненно должен находиться Александр Сергеевич.
        Полицейский дом, куда мы прибыли вместо обещанных десяти минут через четверть часа из-за очень уж оживленного движения на улицах, был солидным четырехэтажным зданием, хотя, конечно же, не столь огромным, как штаб-квартира лондонской полиции. Во всяком случае, заблудиться в нем не представлялось возможным. Да нам и не пришлось по нему разгуливать: зашли в первый этаж, свернули в коридор и почти сразу оказались там, куда нам и нужно было попасть, то есть в кабинете, на двери которого висела табличка «Суперинтендант»[20 - Суперинтендант - начальник полицейского дивизиона.].
        Мистер Руни счел нужным постучать, но не счел необходимым ждать разрешения. Вошел уверенно, по-хозяйски, несколько небрежно поприветствовал хозяина кабинета. Тот ответил чуть более почтительным приветствием, разгладил пышные усы и не менее пышные бакенбарды и после делового представления предложил всем присесть.
        - Мистер Шелдон, распорядитесь привести задержанного, о котором вам сообщалось в телеграмме.
        - А, того шотландца, который оказался русским, - кивнул мистер Шелдон.
        - Это как? - не понял мистер Руни, да и нам было непонятно.
        - Ну как же, его зарегистрировали под именем Alex S McCarof, вот я и решил, что он шотландец. Но оказалось, что русский.
        Пока мы трое обдумывали этакую нелепость, суперинтендант, а по-русски - частный пристав, нажал кнопку электрического звонка и откинулся в своем кресле. Через полминуты в его кабинет ввели Александра Сергеевича.
        - Петя, Даша! Как я рад, что вы меня нашли. Сказать по правде, мне совершенно не нравится сидеть в кутузке!
        - Здравствуйте, мистер Макаров, - обратился к нему специалист по особым поручениям и, дождавшись ответного приветствия, попросил: - Окажите мне любезность и изложите все, с вами происшедшее, начиная с того момента, как вы вошли в комнату для опознания. По возможности кратко.
        Александр Сергеевич ненадолго задумался и стал рассказывать, тщательно подбирая слова и время от время обращаясь ко мне за помощью.
        - В той комнате находились несколько джентльменов, так же как и я приглашенных для участия в процедуре опознания. И еще двое детективов. Один из них объяснил, что я должен делать, задача не показалась мне сложной, и я встал в ряд с остальными. Но тут дело застопорилось. Пришел полицейский и, если я верно понял, передал какие-то указания. Старший из детективов пытался воспротивиться, но вынужден был уступить. Уходя, он велел своему помощнику продолжить следственный эксперимент. Но почти тут же куда-то вызвали и помощника. Тот в свою очередь перепоручил все какому-то полицейскому в мундире, по-моему, в сержантском звании.
        Мистер Руни кивнул в знак того, что ему пока все понятно.
        - Тут в помещение привели пожилую леди с зонтиком, - продолжил Александр Сергеевич. - Как я понял, она и была тем самым свидетелем, что должен был опознать преступника. Она несколько раз прошла вдоль нашей шеренги, всматривалась в каждого, очень сильно прищуриваясь. А потом вдруг уверенно указала на меня. Ну меня и арестовали.
        - И вы безропотно подчинились? - спросил мистер Руни.
        - Да ни в коем случае! Я попытался объяснить, хоть у меня от неожиданности и повылетали из головы все английские слова, что произошло досадное недоразумение! Но мне ответили, что…
        - Все так говорят! - хором закончили его фразу мы с Петей.
        - А вы как догадались? - удивился Александр Сергеевич.
        - Прошу вас, продолжайте, - попросил мистер Руни.
        - Простите, отвлекся. Дальше меня попытались вывести, но я воспротивился и уперся, не желая никуда идти. Полицейские стали надевать на меня наручники, а пожилая леди при этом попыталась стукнуть меня зонтиком. Я стал говорить, что прибыл из России, что там я занимаю должность главы городского магистрата. Но мне ответили, что как раз в магистрат меня в скором времени и доставят и там во всем разберутся. Мне оставалось либо оказать сопротивление и затеять драку, что было бессмысленно из-за неравных сил, либо подчиниться в надежде, что в магистрате и впрямь разберутся.
        - Но вы сказали сыну, что вас пригласили на встречу…
        - Сказал. Чтобы он не волновался. Поверьте, я не такой наивный, каким иногда выгляжу. Я прекрасно знал, что в магистратах Лондона находятся суды первой инстанции, которые определяют виновность и невиновность, и решил, там мне будет проще доказать, что я здесь ни при чем, что ни в чем не виновен. Но сейчас, когда вы все знаете, я могу быть свободен?
        - Отнюдь, - коротко ответил представитель Скотленд-Ярда.
        - Но почему? Как же так? Да что же это такое! - вразнобой высказались мы втроем.
        - Вы уже зарегистрированы как подозреваемый, проведено официальное опознание, - сохраняя невозмутимость и спокойствие, пояснил мистер Руни. - Так что либо свидетельница изменит свои показания, либо вашим свидетелям придется их опровергать в магистрате. Иначе никак!
        - А господин главный комиссар, он может дать распоряжение…
        - Не может, - не дал мне договорить мистер Руни. - Даже король не может препятствовать правосудию. Он, впрочем, имеет право на помилование, но для этого нужен вынесенный судебный приговор. Так что нам волей-неволей придется ждать инспектора, ведущего это дело, и свидетельницу, указавшую на вас.
        16
        До событий, последовавших после этого момента, все происшедшее напоминало фарс. То есть курьезность происшествия и неприятная странность формальных препятствий, встающих на нашем пути, порой чередовались с нотками вполне драматичными. Но все случившееся далее можно сравнить только с водевилем. Куплетов, конечно, никто не пел, но некое подобие танцев имело место быть. Так что, пожалуй, и излагать все дальнейшее стоит так, как пишут водевили и прочие легкомысленные пьески. И если считать, что первым явлением в этом водевиле была сцена с появлением в кабинете суперинтенданта Александра Сергеевича, то начнем мы с явления второго.
        Происшествие в Скотленд-Ярде, или Божий одуванчик
        ВОДЕВИЛЬ
        ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
        Те же и инспектор Рэйли.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ (входя). Добрый день, джентльмены. О, простите, добрый день, ЛЕДИ и джентльмены!
        РУНИ. Рад вас видеть, инспектор Рэйли. Доложите-ка мне, что за опознание вы сегодня проводили в Скотленд-Ярде и отчего именно там, а не здесь?
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ (усаживаясь на стул). Сегодня около полудня констебль, патрулировавший улицу, привел ко мне некую пожилую леди. С собачкой. Леди сделала заявление о совершенном против нее правонарушении.
        РУНИ. Каком именно?
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ (чуть смущенно). Она обвинила неизвестного ей мужчину в простом нападении и в непристойном нападении. Последнее было… несколько странным, учитывая ее возраст. Я позволил себе переспросить, понимает ли она смысл этих слов. В ответ леди сильно разгневалась и даже замахнулась на меня зонтиком. Но тут же заявила, что всего лишь хотела показать, что злоумышленник помимо прочего нанес ее собственности материальный ущерб - сломал зонтик. Я хотел взять у нее это вещественное доказательство, и тут собачка вцепилась мне в брюки. Я попробовал спасти от ущерба свою собственность, но мерзкая псина цапнула меня за палец. Вот! (Демонстрирует всем перевязанный палец.)
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Кстати сказать, у констебля, что привел эту леди, тоже был платком обмотан палец, из чего я сделал заключение…
        РУНИ. Не отвлекайтесь.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Констебль также доставил нам найденную им на месте преступления трость. На трости была бирка с указанием адреса и инициалами владельца. Я и Джон… я и детектив Джон Паркинсон отправились по адресу, полагая, что трость могла принадлежать совершившему нападение и скрывшемуся с места преступления человеку. Придя в нужный дом, мы нашли человека, чьи инициалы соответствовали обозначенным на трости. У него тоже был перевязан палец! Забавно, не так ли? Он подтвердил, что трость принадлежит ему, но наотрез отказался признать себя виновным в нападении. Нам пришлось задержать его для проведения опознания.
        РУНИ. Но отчего вы направились в Скотленд-Ярд, а не сюда?
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Когда мы выходили на улицу, нас догнал посыльный из штаб-квартиры с приказом незамедлительно туда прибыть. Но по прибытии нам с Джоном… нам с детективом Паркинсоном сказали, что принять нас смогут не ранее чем через два часа, но приказали не покидать Скотленд-Ярд. Вот мы и решили использовать это время для организации и проведения опознания. Но когда уже все было готово, нас неожиданно и немедленно потребовали к начальству. Я пытался объяснить, что занят сейчас очень важным делом, но мне ответили, что все так говорят. Тогда я решил, что для получения взбучки достанет и меня одного, и приказал детективу Паркинсону… э-э-э… приказал Джону продолжить опознание. Но мой фокус не удался, Джона тоже потребовали самым срочным образом. Ему было жалко отменять опознание, когда все уже к нему готово, и он рискнул поручить его сержанту Стеббинсу из нашего дивизиона, который доставил потерпевшую. Свидетельницу. М-м-м? Потерпевшую свидетельницу. После Стеббинс нам доложил, что все им исполнено, подозреваемый опознан, задержан и доставлен к нам в дивизион, чтобы мы могли сопроводить его в
магистрат.
        РУНИ (указывая на Александра Сергеевича). Этого человека вы с Джоном… с детективом Паркинсоном задержали?
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Да упаси Бог! Он и не похож нисколечко.
        РУНИ. Тогда отчего он здесь, а ваш задержанный… не здесь?
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ (в сильном смущении). Видимо, произошло досадное недоразумение.
        МЫ (я и Петя хором и очень ехидно). Все так говорят!
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Что говорят?
        РУНИ. Неважно.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ (растерянно). Тогда, пожалуйста, скажите мне, куда вы дели моего подозреваемого?
        ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
        Те же и телеграфист.
        ТЕЛЕГРАФИСТ (входя). Телеграфное сообщение из Скотленд-Ярда для мистера Руни.
        Вручает телеграмму и выходит.
        Мистер Руни просматривает текст.
        РУНИ. Как ни странно, но я могу ответить на ваш вопрос, инспектор Рэйли. Вот что сказано в телеграмме от старшего инспектора Джонсона: «Некоторое время назад ко мне обратился человек, заявивший, что произошло досадное недоразумение. Я счел необходимым его выслушать и узнал следующее. Какое-то непродолжительное время назад он был доставлен к нам в штаб-квартиру на предмет его опознания по подозрению в совершении правонарушения или, может быть, даже в преступлении. Но по необъяснимой причине потерпевшая указала не на него, а на другого джентльмена, явно не имевшего никакого отношения к происшествию. Сам же этот человек, по его словам, проявил малодушие и не стал сознаваться, а просто вышел вместе со всеми, участвовавшими в опознании. Он решил не идти к выходу с остальными, так как очень боялся, что все еще может повернуться иначе, а пошел один. Вскоре он заблудился, но спросить дорогу опасался, теперь уже будучи абсолютно уверенным, что все разъяснилось и его ищут. В конце концов он решил, что это само Провидение не дает ему выбраться из полиции, и пошел сдаваться. Но куда бы он ни обращался, после
слов «Произошло досадное недоразумение!» ему отвечали…
        Руни делает паузу, и на сей раз фразу заканчивает со вздохом инспектор.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Что все так говорят.
        РУНИ. В настоящий момент человек, сделавший признание, направлен в полицейский дом дивизиона J. Подпись: Старший инспектор Джонсон».
        Я. Бедный Джонсон, отчего-то этот человек обратился именно к нему. Мало ему было нас.
        ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
        Те же, констебль и подозреваемый.
        КОНСТЕБЛЬ. Подозреваемый доставлен.
        РУНИ. Можете идти.
        ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Здравствуйте.
        РУНИ. И вам добрый день, мистер…
        ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Ватсон. Доктор Ватсон. Не стоит делать такие глаза! Нет, ну мне что прикажете: имя сменить или род занятий?
        РУНИ. Приношу извинения за неуместное в данном случае удивление.
        ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Да ничего, я уже давно привык. (Завидев Александра Сергеевича.) О! Прошу великодушно простить меня! Вы невинно пострадали из-за моей трусости и из-за моего малодушия.
        РУНИ. Доктор, не могли бы вы описать, по возможности кратко, что такого случилось с вами и что повлекло за собой такую цепь событий?
        ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ. Я шел по улице по своим делам. Впереди меня шла пожилая леди с собачкой. Неожиданно из проезжавшего мимо кеба выскочил мужчина - мне показалось, что он попытался сбежать, не расплатившись с кебменом - бросившись наутек, мужчина сбил пожилую леди. А сам скрылся. Я кинулся оказать помощь, стал помогать подняться. Но, едва встав на ноги, пожилая леди принялась что есть силы молотить меня зонтиком. А ее собачка вцепилась в мою штанину. Я попытался отцепить животное, но оно цапнуло меня за палец. Вот! (Показывает перевязанный палец.) Женщина же все это время била меня зонтом по спине. В результате зонт сломался, а та леди пришла в невероятную ярость и поцарапала мне лицо. Вот тут! При этом она звала на помощь полицию. Я вынужден был бежать, опасаясь не столько полиции, сколько того, что она появится слишком поздно для меня.
        Едва я добрался до дома, как пришли два детектива, задержали меня, привели в Скотленд-Ярд и сказали, что проведут опознание.
        РУНИ. Достаточно. Дальнейшее в общих чертах нам уже известно. Кто там еще?
        ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ. Потерпевшая доставлена.
        ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
        Те же и потерпевшая.
        Потерпевшая входит. Это старушка - «божий одуванчик». Одета в платье, расшитое жуткими розами, на голове шляпа, больше похожая на корзину с цветами, чем на головной убор. В руках зонт, совершенно целый. На поводке за ней следует миленькая небольшая собачка.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Вот это и есть миссис Беркли, которая опознавала подозреваемого.
        РУНИ (указывая на Александра Сергеевича и доктора). Миссис Беркли, взгляните на этих мужчин. Кто из них совершил… э-э-э… так называемое нападение на вас?
        Миссис Беркли, надев очки с толстыми линзами, всматривается в доктора Ватсона и в Александра Сергеевича.
        АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ (вполголоса по-русски). Бабушка, где ж твои очки были, когда ты меня опознавала?
        РУНИ. Так кто из этих людей?
        МИССИС БЕРКЛИ (уверенно). Оба!
        На какой-то миг даже мистер Руни теряет свою невозмутимость, остальные выражают недоумение открыто.
        ИНСПЕКТОР РЭЙЛИ. Позвольте, но мне вы говорили, что был один!
        МИССИС БЕРКЛИ. Так тот, что нападение совершил и сбил меня, чтобы ограбить, был один. Но он убежал. А второй непристойно схватил меня и помешал кинуться в погоню. Зонт мне сломал.
        ДОКТОР ВАТСОН (обреченно). Я куплю вам новый зонт.
        МИССИС БЕРКЛИ (потрясая зонтом). У меня таких еще полдюжины. На всех хватит. А вас двоих я засажу в тюрьму. Вы и Мими обижали!
        ДОКТОР ВАТСОН (обреченно). Хорошо, я вам отдам своего дога.
        Миссис Беркли в ответ замахивается на него зонтом. Мими принимается лаять и рычать на обвиняемых, пытается их укусить. Доктор Ватсон и Александр Сергеевич, сидя на стульях, исполняют ногами подобие танца или пляски.
        РУНИ. Миссис Беркли, вы уверены в ваших словах?
        МИССИС БЕРКЛИ. Уверена. Засажу их как миленьких!
        РУНИ (все еще хладнокровно). Миссис Беркли, я вас еще раз спрашиваю: вы уверены, что эти люди напали на вас?
        МИССИС БЕРКЛИ. У-у-у! Еще как уверена. (Замахиваясь зонтом на обвиняемых.) У, мерзопакостники!
        РУНИ. Ну что ж, видимо, нам придется выдвинуть обвинения и против вас. В лжесвидетельстве, в нанесении побоев, в укусах…
        Миссис Беркли тут же замахивается зонтом на мистера Руни. Инспектор Рэйли пытается помешать ей ударить его, но сам получает зонтом по голове. Дама же начинает бить всех подряд. Теперь уже мистер Руни пытается отнять у нее зонт и в него зубами вцепляется собака. Он пробует ее отцепить от своих брюк, она кусает его за палец.
        Полицейские вприпляску водят хоровод, каждый из них пытается увернуться от зонтика и одновременно не оказаться вблизи собачьих зубов.
        Минутой позже миссис Беркли оставляет слишком шустрых для нее полицейских и делает попытку атаковать «подозреваемых», но я делаю незаметную подножку, и она плюхается на пол. В кабинет вбегают несколько констеблей и пытаются обезоружить старушку, то есть отнять у нее зонт и поймать собачонку, устраивается новый хоровод и пляски. Наконец, полиции удается схватить нарушительниц спокойствия, но на «божьего одуванчика» приходится надеть наручники, а собачку спеленать полотенцем.
        ЗАНАВЕС
        17
        Едва скованную миссис Беркли и спеленатую Мими удалили из кабинета, мистер Руни спросил всех присутствующих, не намерены ли они выдвинуть обвинения в адрес не по годам бойкой леди.
        Все задумались.
        - Я бы на собаку в суд подал, - сказал инспектор Рэйли. - Экая вредная! С виду болонка, вся из себя милейшее создание, а сколько народу перекусала!
        - Да и хозяйка ее… м-м-м… с виду… - промямлил все еще не пришедший в себя суперинтендант, - ну пока зонтиком не начнет размахивать, значит… кхм… тоже с виду милейшее создание. «Божий одуванчик», вот!
        - Хозяйка собачки несчастное, больное и одинокое существо, - грустно произнес доктор Ватсон. - Все эти приступы агрессии, несомненно, вызваны одиночеством и глубоким нервным потрясением. Не удивлюсь, узнав, что недавно она потеряла всех своих близких.
        - Отчего вы так решили? - заинтересовался мистер Руни.
        - Поверьте глазу врача!
        - Доктор Ватсон, ну, пожалуйста, объясните нам, отчего вы так думаете? - как можно вежливее попросила я.
        - Ну что ж, извольте, - согласился доктор. - Миссис Беркли проявляла свою агрессивность лишь по отношению к мужчинам. Вам, мисс, она даже улыбнулась, когда пришла, и ни разу не замахнулась на вас своим грозным оружием. Значит, по ее мнению, мужчины в чем-то перед ней виновны. Это во-первых. А далее невооруженным взглядом заметно, что она без уважения и страха относится к полиции и полицейским. А еще она очень стремится к публичности, не задумываясь, как и какими способами привлечь внимание к своей особе. И ей скорее всего не с кем поделиться событиями своей жизни. Будь иначе, уж, наверное, близкие ей люди отговорили бы ее от столь необдуманных действий. В крайнем случае, не сумев этого добиться, обязательно сопроводили ее и на опознание, и сюда. Вот мои сумбурно изложенные наблюдения к тем выводам, которые я сделал.
        Мистер Руни, размышлявший во время этой короткой речи доктора, покачал головой и сказал:
        - А ведь вы правы, доктор Ватсон. Господа полицейские, не припоминаете дело нескольких месяцев давности, связанное с гибелью семьи майора Беркли?
        - Это когда омнибус наехал на коляску с пассажирами и все они погибли? - спросил суперинтендант Шелдон.
        - Совершенно верно. А кебмен и человек, управлявший омнибусом, даже в малой степени не пострадали. Полиция поначалу вовсе сочла все это несчастным случаем и лишь под давлением матери майора Беркли начала расследование. Оба кучера были признаны виновными в халатности, но отделались весьма мягким приговором.
        - Несчастную миссис Беркли необходимо направить на обследование к хорошему специалисту, - предложил доктор Ватсон. - Не думаю, что ее уже пора помещать в психиатрическую лечебницу, при должном лечении еще все возможно исправить.
        - Мы так и поступим! - уверенно заявил мистер Руни. - Верно, мистер Шелдон?
        - Да-да, само собой, - согласился суперинтендант.
        - Господа! Ну теперь-то вы убедились, что нередко слова о том, что произошло досадное недоразумение, бывают правдой? - спросила я.
        - Убедились. Я, пожалуй, попрошу подготовить приказ, запрещающий говорить в ответ на эту фразу, что все так говорят! - пообещал специалист по особым поручениям.
        - Так мы можем…
        - Суперинтендант Шелдон, слово за вами, ведь здесь вы принимаете решения. Могут ли эти джентльмены быть свободны?
        - Учитывая все обстоятельства, несомненно. Джентльмены, вы свободны.
        - И я? - Доктор Ватсон поднялся со своего места, но вдруг засомневался: - Я тоже свободен?
        - И вы, доктор, свободны. Мы на всякий случай разыщем того кебмена, от которого сбежал пассажир, но уверены, что он все подтвердит, каждое ваше слово. Примите наши искренние извинения!
        - Что ж, тогда позвольте откланяться, - сказал Александр Сергеевич. - Некоторое потрясение от этого происшествия я испытал. Но оно не столь серьезное, чтобы держать зло на полицию Лондона. Всего вам доброго.
        - Мы доставим вас по любому адресу на нашем транспорте, - любезно предложил суперинтендант.
        Все стали отказываться, только Петя неожиданно спросил:
        - А на «Черной Марии» можно?
        Все засмеялись этой шутке, только я вот не была до конца уверена, что это лишь шутка. Но настаивать Петя не стал, зато обратился с просьбой к полицейским и доктору Ватсону оставить для него автографы на память о знакомстве. Просьба эта вызвала некоторое смущение у всех. Помимо мистера Руни, конечно. Но все оставили свои записи в Петином блокноте.
        «Вы меня убедили: недоразумения и ошибки порой случаются. Специалист по особым поручениям Эй. Джей. Руни. Лондон, Скотленд-Ярд».
        «Было очень приятно арестовать таких приятных людей. Суперинтендант J-дивизиона Шелдон».
        «Если вы решите завести собаку, пусть это будет колли или любая другая. Но только не болонка. Инспектор-детектив Рэйли».
        «Я порой ненавижу своего литературного однофамильца, но признаюсь по секрету, что его существование весьма благотворно сказывается на расширении моей врачебной практики. Доктор Ватсон».
        Провожать нас вышел только инспектор Рэйли.
        - У вас тут вполне комфортно, - сказал на прощание Александр Сергеевич. - Но на ночь я не стал бы оставаться.
        - Отчего? - очень сильно удивился инспектор.
        - Тюфяки мышами пахнут.
        18
        Нам едва достало времени, чтобы привести себя в порядок и переодеться, потому что мы должны были отправиться на маменькин прощальный вечер, куда все были приглашены.
        Ужин прошел мило и грустно. Возможно, веселая музыка и танцы сделали бы его более веселым, но при наших печальных обстоятельствах они были бы неуместны.
        Впрочем, совсем без музыки не обошлось. Маменька с дедушкой играли в четыре руки и пели очаровательные русские романсы. Не остались в долгу и артисты французской труппы.
        Когда пришло время прощаться, у многих на глазах заблестели слезы.
        - Господа! - воскликнула маменька. - Не стоит так хмуриться! Возможно, мы еще не раз встретимся. А того лучше, приезжайте к нам в Москву или Петербург. На гастроли. Я с огромным удовольствием выйду с вами на сцену снова. Если только вы того пожелаете.
        - Да-да! - счел нужным сказать и Александр Сергеевич. - Обязательно приезжайте в Россию. И не только в столицы, но и к нам в Сибирь. Уверяю вас, что хорошие сборы будут вам обеспечены. И, несомненно, найдутся меценаты, готовые взять на себя расходы по вашему приезду! А уж такой благодарной публики, как у нас, вам не сыскать!
        Слова маменьки вызвали даже некоторый энтузиазм, приправленный, правда, изрядной долей сомнений. Зато при одном слове «Сибирь» в глазах у многих отразился вполне неподдельный ужас. На словах, впрочем, все было иначе.
        Я обо всех этих не слишком важных событиях упоминаю с одной целью - оправдаться. Ну разве можно при такой кутерьме толково обдумать более серьезные вещи. Тем более что особой нужды в том, чтобы всерьез размышлять над гибелью графа Никитина, я не видела. Ведь грабитель уже схвачен. И пусть он не сознается в убийстве, но и в словах старшего инспектора Мортона есть немалый резон. Если убил кто-то другой, то особняк графа в ту ночь и впрямь должен был напоминать проходной двор, по которому непрестанно шастают различные преступники, грабители и убийцы. А это весьма и весьма маловероятно!
        Конечно, нам с Петей очень хотелось разобраться с тем, откуда появилось фальшивое ожерелье. И со многими другими непонятными вещами. Ну с тем же сейфом для перевозки ценностей, в котором ничего ценного не перевозили. А еще у меня сложилось впечатление, что слишком тесно для простых путешественников были связаны с нашим посольством граф и его секретарь.
        Это все было интересно, но в сравнении с тем, что преступник пойман и дело близится к окончательному завершению, не казалось важным. Но на следующее утро все изменилось.
        19
        Мы, я, дедушка и мама, только-только встали, как примчался Антон Петрович.
        - Простите меня за-ради Христа! - воскликнул он. - У меня становится привычкой врываться к вам без приглашения.
        - Антон Петрович, мы рады видеть вас в любое время дня и ночи, так что никаких приглашений вам не требуется. И судя по вашей взволнованности, опять случилось нечто, выходящее за все рамки?
        - Ах, как же вы правы, Афанасий Николаевич! И ведь как прекрасна была моя жизнь всего несколько дней назад. Ох, простите великодушно, я это уж не раз говорил. К тому же нужно бы первым делом изложить суть моего непрошеного визита к вам.
        Тут Антон Петрович потерял все возбуждение, в котором прибежал, и погрузился в апатичные раздумья, но мы не посмели его перебивать.
        - Ах, Дарья Владимировна, - печально сказал он после долгой паузы. - Я вот даже подумал, что стоило нам с вами признать, что ожерелье то самое! И не было бы того, что сейчас пишут газеты.
        - Да что же такого в них написано?
        - Что наш уважаемый Алексей Юрьевич затевал аферу с фальшивыми драгоценностями!
        - Что, так и пишут? Да как они смеют?! - возмутился дедушка.
        - Именно так и пишут. Те, что посолиднее, впрочем, пишут только о том факте, что ожерелье было опознано как фальшивое. А вот газетенки поплоше в выражениях и домыслах не стесняются!
        При этих словах в гостиную вошли Александр Сергеевич и Петя.
        - Вынужден подтвердить, что так все и обстоит, - грустно сказал Петин отец, слышавший последние слова бывшего секретаря графа Никитина, - как это ни прискорбно. И уж совсем прискорбно, что рядом с этими досужими, дикими по своей сути домыслами упоминаются наши имена.
        - Вот именно! - подтвердил Антон Петрович. - И мое, что куда еще ни шло, и ваше, Ирина Афанасьевна, и всех, всех, всех нас.
        - Полагаю, что брошенная на честь графа Никитина тень коснулась бы нас в любом случае, - сказала маменька. - Мы обязаны что-то предпринять. Нанять адвокатов, скажем.
        - Если уж кого нанимать, так частных сыщиков, чтобы сыскали подлинное ожерелье, - пробурчал дедушка и глянул на нас с Петей, желая что-то сказать, но промолчал в итоге.
        - Не знаю, может, нам и стоит нанять частных детективов, - сказал Александр Сергеевич, заметивший этот взгляд. - Но у нас есть две светлые головки, которые распутывали и не такие тайны.
        - Вы о чем, Александр Сергеевич? - не поняла его маменька.
        - О наших детях. Я же не выдам тайну, сказав, что они оказали огромную помощь полиции в раскрытии нескольких очень загадочных преступлений?
        - Не выдадите, - согласилась маменька. - Даша и папа мне писали об этих приключениях. Но они же лишь дети! А тут нужны люди, обладающие умениями и особыми возможностями.
        - Такие возможности в полной мере есть у Скотленд-Ярда. Но боюсь, что полиции невыгодно ими воспользоваться, - задумчиво произнес дедушка.
        - И потом, я не собираюсь отпускать Дашу собирать улики и доказательства где-то в бандитских притонах!
        - Об этом не может быть и речи! - согласился Александр Сергеевич. - Но вот дать им всю нужную информацию и попросить ее осмыслить… Это же можно?
        - Лучше бы и этого не делать, - вздохнула маменька. - Только боюсь, запрети мы им, они сами… Пусть уж лучше под нашим присмотром.
        Я тем временем успела глянуть на страницы газет. На сей раз почти все газеты разделили свои материалы в связи со смертью Алексея Юрьевича на две части. Большая была посвящена фальшивому ожерелью. В меньшей сообщалось о поимке преступника, и даже давался его портрет и описание. Вот они привлекли мое внимание куда больше, нежели сплетни про ожерелье и мнимую аферу. Говорить о тех мыслях, на которые они меня навели, здесь и сейчас я не стала.
        - Мы все равно собирались посмотреть место преступления, - сказала я. - Вот этим и займемся. А Антон Петрович нам расскажет все, что известно про ожерелье и про события того вечера и той ночи.
        - Конечно, расскажу. Только вы меня спрашивайте, а то у меня в голове снова сумбур.
        - Вот и замечательно, - сказала маменька, - после завтрака можете и поехать.
        20
        Таким образом, на месте преступления мы оказались только через три дня после его совершения. Петя настоял на том, чтобы осмотреть и стену, по которой влез преступник, хотя я полагала, что тут можно довериться Скотленд-Ярду. Даже Шерлок Холмс нередко говорил, что в сборе сведений и улик они способны перещеголять и его самого. Как и следовало ожидать, ничего интересного мы этим осмотром не добились. А сказать по правде, мы даже тех следов, оставленных грабителем, о которых говорил старший инспектор Мортон, не нашли. Скорее всего их смыло вчерашним ночным дождем.
        После мы вошли в дом и поднялись по лестнице, ведущей из холла на второй этаж. Лестница на площадке под прямым углом разделялась на две части и вела в разные половины дома.
        - Там проживаю я, а справа жил Алексей Юрьевич, - объяснил Антон Петрович. - Направо?
        - Конечно. А прислуга была в доме?
        - Да. Горничная, кухарка и экономка.
        - Экономка-то зачем? - удивился Петя.
        - Да не ведаю! - воскликнул с некоторой обидой в голосе Антон Петрович. - Можно подумать, что я сам не справился бы с ведением нашего хозяйства, после того как занимался этим на протяжении пяти лет. Так нет, графу вдруг возжелалось!
        - А они все здесь проживали или были приходящими?
        - Экономка спала в комнате внизу. А прислуга приходила и уходила.
        Антон Петрович повернул в замке ключ и распахнул перед нами дверь.
        - Вот здесь, стало быть…
        - А экономка… она и сейчас здесь?
        - Нет. Съехала. Как полиция сказала, что она больше не нужна, так и съехала. Даже жалованье за последнюю неделю не стала спрашивать. Может, забоялась, может, вдруг новое место нашла, не стала ждать расчета. Куда-то отправилась, а куда - не ведаю.
        - Хорошо. Показывайте, что да как тут у вас.
        - Да что тут показывать. Это мы называли кабинетом, хотя и гостиной можно наименовать. Столовались мы на первом этаже, там у нас столовая и кухня. А здесь так, эта комнатка да спальная. Здесь, можно сказать, ничего нашего и нет, все как сняли вместе с самим домом, так и есть. Граф даже писать предпочитал в спальной.
        Мы прошли в спальню.
        Она была заметно просторнее и светлее, нежели гостиная, и скорее всего при строительстве дома под спальню не предназначалась. Обстановка была столь же скромной, как и в гостиной, и при больших размерах комната казалась недостаточной. Даже массивная кровать с балдахином выглядела чуть меньше, чем была в самом деле. Единственными по-настоящему дорогими вещами здесь были шелковое постельное белье, одеяла и сам балдахин на кровати. Все новое.
        Вблизи кровати стоял письменный стол на двух тумбах. Было еще кресло и несколько стульев, но и они грудились поблизости от кровати, и все углы комнаты оставались пустыми.
        Освещение было электрическим, но на стенах сохранились газовые рожки.
        Из трех широких окон два выходили на фасадную сторону, откуда и проник преступник.
        - Антон Петрович, вы когда уходили от графа, окна были закрыты? - спросила я, выглядывая наружу.
        - В точности не скажу. Хотя нет, скажу. Сами окна были закрыты, это я в точности припомнил. Я ведь хотел задернуть портьеры, но граф сказал, что раз стоит такая приятная и совершенно не английская погода, то ему, пожалуй, будет приятно, если его разбудят солнечные лучи.
        - А разве окна выходят на восток? - спросила я.
        - Да выходят-то они на восток…
        - На юго-восток, - уточнил Петя.
        - Да, верно, - согласился Антон Петрович, - но вот парк перед домом совсем зарос, так что прямым лучам и не пробиться.
        - Неважно. А форточки? Они были закрыты?
        - А вот этого я никак не могу припомнить. Да и граф мог с ними поступить по своему разумению: запереть, если были распахнуты. Или наоборот.
        - Петя, посмотрите, хорошо ли запираются форточки?
        Петя принес стул и внимательно осмотрел защелки. Вернее, внимательно он осмотрел лишь ту форточку, через которую проник преступник.
        - Даша, а вы заметили, что окна здесь устроены на русский манер? В Англии большинство окон не распахиваются, а поднимаются вверх. Хотя не думаю, что это нам хоть в малой мере интересно. А вот то, что защелка здесь сломана, очень интересно!
        Антон Петрович задумался.
        - Вы же меня спросите, была она сломана или нет? - бросил он на нас жалобный взгляд. - Не знаю! За те две недели, что мы здесь прожили, я пару раз по просьбе Алексея Юрьевича закрывал эту треклятую форточку. Но как закрывал? Просто дотягивался со стула до края - я ведь пониже Петра Александровича буду - и захлопывал. Держалась плотно, так что пользоваться щеколдой не было необходимости. Чтобы открыть, мне уж на подоконник требовалось встать и за ручку дергать.
        - Эх! Знай мы, что она была исправна, может, для нас это что-то и значило бы, - вздохнул Петя и слез со стула. - А тот ящик… то есть сейф, вы, наверное, к себе перенесли?
        - Да тут он. Вот, извольте взглянуть.
        Сейф действительно стоял в спальне, рядом с боковой стойкой письменного стола, но так, что от входа его и не видать. Петя присел рядом и присвистнул. Я чуть было не сделала ему за этот свист замечание, но, увидев причину, забыла об этом. Сейф был прикреплен к полу хитроумным приспособлением: он был одет ушками, к нему приделанными, - я их и не заметила, когда видела сейф в первый раз, - на штыри, вделанные в пол. Сверху на штыри были наверчены две гайки-замка. То есть гайки были устроены так, что одновременно являлись и гайками, и замками. Ну или замками, способными быть гайками. Никогда прежде о таком не слышала.
        - Ушки эти, - видя наше недоумение, принялся объяснять Антон Петрович, - выдвигаются из днища. Их задвинутыми и не разглядеть. И штыри эти мы с собой возили. Они, да изредка какие-то маловажные бумаги, в нем только и лежали. А так этим приспособлением мы по назначению ни разу и не воспользовались. Ни к чему это было, если вся ценность сейфа он сам и есть. Да и мало кто из хозяев дозволит портить пол или стену. Ну и возня со всем этим та еще.
        - Даже так? - удивился Петя. - А в Лондоне, стало быть?..
        - А в Лондоне, стало быть, вдруг Алексей Юрьевич распорядился все обустроить, так сказать, по всем правилам.
        - Угу, угу, - угукнул Петя. - Забавно.
        Мне тоже это казалось странным, но все вопросы, которые я собиралась задать Антоше, были мною заранее разделены на несколько частей по определенной системе. И забегать вперед мне не хотелось. Нужно одно дело доделать, а уж потом за следующее хвататься.
        - Антон Петрович, вам, верно, не очень понравится…
        - Показать, как лежал Алексей Юрьевич? - Антон Петрович перехватил мой взгляд, брошенный в сторону кровати, и угадал, о чем я собираюсь спрашивать. - Э, я уж столько раз на такой вопрос ответил…
        Я сочла эти слова совершенно невинными, но Петя нашел нужным спросить:
        - Это что же, в полиции вас столько раз переспрашивали?
        - Да полиция сама все видела! Алексей Юрьевич, царство ему небесное, здесь же находился, когда они приехали… Это из посольства про все досконально расспрашивали сто раз. Вроде все уже услышали, что только можно сказать. Нет же, все спрашивали и спрашивали. Ну и смотреть сюда не один раз приходили. - Антон Петрович непонятно передернул плечами, то ли его уже пробирала дрожь от необходимости повторять все снова и снова, то ли все ж таки от неприятных и тяжелых воспоминаний передергивало.
        Эх, - сказал он обреченно, - коли считаете нужным, могу и еще раз все показать. Вот смотрите. Алексей Юрьевич завсегда ложился с этой стороны и к серединке ложа пробираться не старался. Полагаю, что этакий долгий путь ему просто не нравился: туда ползти, после обратно, - пошутил он. - На этой половине и спал, тут и на половине кровати троих разместить можно. Только подушку вторую вот этак сдвигал. Я тем утром его застал лежащим на спине… ну почти как всегда, ежели его спящим заставал… только одеялом укрыт он был под самый подбородок. Уж не знаю отчего, но я сразу почуял неладное, откинул одеяло, а у него в груди нож торчит. Вот в этом самом месте торчит. Аккурат, где сердце!
        - Вы про одеяло, ну про то, что оно до подбородка, так сказали, будто обычно бывает иначе? - спросил Петя.
        - Верно. Обычно одеяло он на себя так высоко не натягивал. Говорил, на грудь давит. То ли шутил, то ли… кто его знает? Я вот за пять лет к его чудачествам так и не привык.
        Петя, видимо, собрался завести разговор про чудачества, но, как и я, решил не забегать вперед, спросил про другое:
        - А выражение лица, какое у него было выражение лица?
        - Да никакого. Он порой во сне умудрялся грустить или улыбаться. Так ничего этого не было. Вроде как просто спал.
        - Выходит, его во сне убили! - заявил Петя.
        - Мне тоже этак показалось, - согласился Антон Петрович. - Спал себе человек, а его тырк ножичком, и нет человека. Даже крови почти не было.
        - Так это понятно, - кивнул Петя и солидно, со знанием дела объяснил. - Видимо, чтобы крови не было, да чтоб не измазаться в ней, убийца и предпочел оставить орудие преступления в теле, хотя в этом немалый риск заключается. Вы уж, Антон Петрович, опишите это орудие преступления, как сумеете.
        - Да, пожалуйста, - присоединилась я к Петиной просьбе. - И на этом мы про самое печальное закончим.
        - Так я только ручку видел. По виду похоже, стальная ручка была, а поверху кожаным шнурком обмотана.
        - А как она смотрелась? Как новая или как старинная?
        - Старинной эта колючка мне не показалась. Отчего, навряд ли объясню, но не показалась. И слишком новой не выглядела.
        - То есть современная вещь, но не совсем новая?
        - Ну… видимо, так.
        Пока шел разговор, мы с Петей обошли комнату по кругу, всматриваясь в каждый уголок, в каждую щель, иногда постукивая по стенам или по полу, даже под кровать заглянули. Заглядывал, конечно, Петя. Он, по сути, не просто заглянул, а пролез под ней на спине, но выбрался вполне чистым.
        - И там ничего интересного, - с досадой доложил он, вставая на ноги. - Горничная у вас хорошая, чистота везде, ни пылинки.
        Антон Петрович неопределенно махнул рукой, то ли соглашаясь с Петиной похвалой горничной, то ли отметая эту тему как неважную.
        - Да что же интересного вы, Петр Александрович, под кроватью хотели увидеть? - спросил он.
        - Да что угодно. Тайник, к примеру, или просто спрятанное ожерелье. Полиция ведь там ничего такого не искала, они же полагали, что ожерелье украдено, и что украдено самое что ни на есть настоящее ожерелье. Пойдемте, нужно и гостиную внимательно осмотреть.
        - Но сначала все же в сейф нужно заглянуть, - остановила его я.
        Антон Петрович достал из жилетного кармана ключ очень необычной формы и открыл сейф. Внутри он был отделан бордовой кожей и абсолютно пуст.
        - Ключик был у Алексея Юрьевича, я уж потом его взял.
        - А где он его хранил?
        - Да, как я, в жилетке. Жилетка в шкафу висела, шкаф в гостиной, тут, в спальной, не удосужились шкафом обзавестись.
        - А ключи от крепления к полу?
        - Те у меня в чемодане припрятаны, под подкладкой. Он у меня, на моей половине. Привезли мы тем вечером ящик этот, припечатали его к полу, я и унес те ключи. Показать?
        - Разве чтобы всем убедиться, что они на месте. Но это после. Мы еще дом посмотрим, а главное, ту комнату нужно осмотреть. Кстати, о ключах, тут на дверях никаких специальных защелок не видать. По ночам двери оставались незаперты или их на ключ запирали?
        - На ключ! Запирали! Что тоже в диковинку мне было. Тут, в Лондоне, либо сам Алексей Юрьевич запирался, либо как в тот раз, меня просил, уходя, запереть снаружи. У него тоже ключи от всего дома были. И у экономки, она их вернула, как уезжала. Так что сейчас у меня два комплекта, и один я горничной отдал, чтобы не отпирать ей всякий раз.
        - Понятно. Пойдемте смотреть дальше.
        - Вы, Дарья Владимировна и Петр Александрович, в точности как полиция про все расспрашиваете, - сказал с долей уважения Антон Петрович, провожая нас в гостиную. - Недаром ваш, Петя, папенька высказался в том смысле, что у вас головки ой какие умные!
        Но ни тщательный осмотр гостиной на половине графа, ни беглый осмотр остального дома ничего не добавили ни к картине происшествия, ни к тому, где может находиться настоящее ожерелье.
        - Антон Петрович, у нас к вам предложение. Давайте где-нибудь отобедаем, а заодно и поговорим.
        - С удовольствием, я хоть кухарку и не рассчитал, но ничего помимо утреннего кофе готовить ей не поручаю. Кофе с утра, куда ни шло, но обедать здесь мне стало как-то неприятно.
        Он достал часы, посмотрел, который час, и сообщил вполне жизнерадостно:
        - Тем более что и время ланча подошло!
        21
        Пять лет тому назад Антон Петрович служил библиотекарем в публичной библиотеке. Полагал, что мог бы найти и более хлебное место, но быть чиновником ему претило, а по научной части - к такой службе он относился без предубеждения - оклады были чуть больше, а суеты больше намного.
        Как-то зачастил к ним в библиотеку граф Никитин, и по книгам, что он выбирал для чтения, Антон Петрович догадался, что тот собирается в большое путешествие. И тут скромный библиотекарь, заветной мечтой которого с младых ногтей было кругосветное путешествие, набрался смелости, а более ее наглости и брякнул графу, мол, возьмите меня с собой, ваша светлость, сил моих нет, как хочется. Граф рассмеялся и стал расспрашивать, а что за достоинства Антон Петрович готов предложить ему в обмен на исполнение просьбы. Достоинствами своими библиотекарь посчитал знание шести языков, и умение изъясняться еще на четырех, и начитанность про самые дальние страны. Ну еще веселый нрав и умение поддержать беседу почти на любую тему. Да хозяйственную жилку, примером коей была его холостяцкая, но едва не сибаритская жизнь при очень скромном доходе.
        Через неделю он уже числился секретарем полковника в отставке, графа Алексея Юрьевича Никитина и со всем пылом занимался приготовлением к путешествию.
        Ехать граф пожелал на Дальний Восток России, оттуда на Аляску и далее по Американским континентам и в Австралию. Про «еще дальше» никаких точных планов не было.
        Путешествовали основательно и не спеша. Останавливались, где желали, подолгу, бывало, что месяца по три проводили на одном месте. То есть на месте как раз и не сидели особо. На Аляске граф охотился и разъезжал по медвежьим углам на собачьих упряжках. В Канаде пересек каждое из Великих озер. Везде заводил знакомства и не отказывался от приглашений на разного рода увеселения.
        Как бы то ни было, пусть и не скоро, но добрались они до Мексики, а оттуда перебрались в Калифорнию и уж собирались плыть на Австралийский континент, как граф затосковал и велел брать билеты на судно до российских берегов. Антон Петрович такому решению и возрадовался и опечалился одновременно, оттого как и сам уж начал тосковать по родине, но и в Австралию ему до жути хотелось попасть. Но так как он лицо подчиненное…
        - Так получается, что вы уже второе путешествие совершаете? - спросил Петя.
        - Совершенно верно подмечено. В Петербурге граф затосковал уже по иному поводу - от безделья. Кажется, предпринял попытку вернуться на службу, да неудачно, потому как непременно желал служить по военному ведомству, а это у него не выходило. Но как-то вернулся развеселый и довольный и велел собираться путешествовать заново.
        И во второй раз они поехали на восток, только по пути свернули в Китай, где провели пару месяцев в разъездах. После вторично пересекли Тихий океан и добрались до Калифорнии. Но в Австралию граф плыть отказался, и они странным образом отправились в Вашингтон и Нью-Йорк.
        - А почему вы сказали «странным образом»?
        - Да во второй раз у нас все было не как в первый. Нигде толком не задерживались, не говоря чтобы пожить и осмотреться, все бегом да бегом. Ну да частью это понятно, по второму кругу одни и те же места не столь увлекательно посещать. Но ведь галопом проскакивали и новые места! В Вашингтоне пробыли всего неделю, а вот в Нью-Йорке, можно сказать, и не были. Приехали поездом и сразу на пароход в Европу. Ну отчего было через полмира ехать только ради того, чтобы отплыть в Европу?
        - А другие отличия были?
        - Письма! Граф их писал много чаще и не мне поручал отправлять, а сам этим занимался.
        - Ну хорошо, поплыли вы в Европу.
        - Да-с, поплыли и приплыли. В Лиссабон. Вот там вроде началось все как прежде. Осмотрели мы город и уехали в глухомань, в рыбацкую деревушку, где и жили едва не месяц. Почти этнографическая экспедиция у нас получалась: обычаи всякие изучали, как рыбу ловят, как сети плетут, лодки смолят. Как танцуют и песни складывают. Даже на свадьбе погостили. Но уехали как-то внезапно. Получил Алексей Юрьевич письмо - от кого да о чем, ни словом не обмолвился, - и сорвались мы с места в Испанию, в сам Мадрид.
        - А вы бой быков видели? - не утерпел спросить Петя, хоть это к делу никаким образом не относилось.
        - Ни в коем случае, меня на такие кровавые зрелища силком не затащить.
        - Простите, я вас перебил.
        - Ну да. В Мадриде Алексей Юрьевич зачастил в посольство, уж по каким делам, не знаю. С собой он меня не особо звал, так я все больше дворцы всякие осматривал да музеи. А из Мадрида опять в глушь забрались, опять в рыбацкую деревушку. Калела называлась, что означает маленькая бухта. Там граф вдруг приохотился с рыбаками в море выходить. Меня же укачивает, так что я этой забавы остерегался. Да и не звал меня никто, по правде сказать.
        Тут Антон Петрович надолго умолк. Было видно, что припоминает что-то, а мы его не торопили.
        - Вы ж просили особо припоминать всякие странности да все необычное? Так вот в той деревеньке и начались странности и необычности, до того момента, можно считать, их и не было. Перво-наперво вот о чем сказать следует. Однажды граф отплыл на ночь глядя. Я же от скуки лег рано и оттого проснулся еще затемно. Вышел к морю и видел, как пристало к причалу суденышко, небольшое, но уж побольше рыбацких лодок. Видел, как с него первыми Алексей Юрьевич с тем испанцем сошли…
        - С тем - это с которым?
        - Сейчас разъяснится, вы слушайте. Подъехали подводы, и тут же в темноте стали то суденышко разгружать. При этом весьма поспешно и очень уж тихо. Ну и что я должен был подумать?
        - Что это контрабандисты!
        - Вот! Только при чем тут граф мой и за какой надобностью он с ними связался? Только я промолчал, не стал выдавать себя, что видел все это, мало ли чего?
        - А про испанца?
        - Испанец вечером объявился, и отправились мы втроем в таверну обедать, хотя застолье больше походило на то, как купцы сделку удачную отмечают. Я так понял, что меня позвали по единственной причине - переводить, но вскоре выяснилось, что испанец замечательно и по-французски изъясняется, а не только на родном языке. Слово за слово, граф, от вина разгорячившись, рассказал тому испанцу про ожерелье. До этого он о нем и не упоминал при случайных людях. А тут, с чего уж не упомню, но про Наполеона Бонапарта разговор случился. Вот граф и поведал своему знакомому семейное предание о том, как в 1812 году французские солдаты, в его имении мародерством промышлявшие, нашли то ожерелье, а некий испанский офицер не позволил его забрать, вернул бабке графа. О том, что оно самой Екатериной Великой даровано, тоже помянул. Испанцу стало любопытно, и он попросил показать ожерелье. Я уж говорил, что оно всегда при мне было, так что просьбу было легко удовлетворить. Не сказал бы, что на испанца оно особое впечатление произвело.
        - Вот вы все говорите испанец да испанец? Разве вы не знаете его имени?
        - Имя знаю. Мигелем звали. А вот фамилии так ни разу и не слышал. Могу сказать, что выглядел этот молодой человек очень привлекательно - это не я так решил, это девушки его так взглядами одаривали - держался… ну чувствовалось в нем благородное происхождение! Так вот, посмотрел он ожерелье, похвалил и вроде на том забыл про него думать. Так ведь нет! Мы на следующий день уехали в Барселону, так он нас там нашел. Граф в первый раз обрадовался его визиту, видно, симпатичен был тот молодой человек не только мне, но и ему. Но визит закончился хоть и без скандала, но уже без прежней приязни. Причин я не знал, они наедине беседовали. А вот когда Мигель пришел вторично, весь разговор я слышал. Он очень просил графа уступить ему ожерелье. Граф даже рассердился, сказал, что не любит повторять дважды, и если дон Мигель…
        - Так и назвал доном?
        - Ну да! А ведь точно, один-единственный раз так и назвал. Не амиго, как прежде, не просто Мигелем, а доном Мигелем!
        - Продолжайте, пожалуйста, ужасно интересно.
        - Граф сказал, что если дон Мигель не выбросит эту бредовую мысль из головы, то он не то что с ним говорить про то не станет, но и совсем на порог не пустит.
        - И что дон Мигель?
        - Больше не приходил, хотя письмо прислал. Я с испанского переводил и знаю, что было в нем написано. Он там очень красиво изъяснялся, что раз ему запретили приходить и говорить, а писать не запретили, то он, рискуя показаться назойливым, еще раз просит графа продать ему ожерелье. Письмо осталось без ответа. Но как мне кажется, именно тогда граф впервые и задумался о продаже ожерелья.
        - А дальше вы куда отправились?
        - В Швейцарию. В Берн. Там граф ходил к ювелирам, просил оценить его реликвию. Что-то ему не понравилось, зачем-то ювелиры ожерелье надолго у себя задерживали, вроде как посоветоваться с коллегами, но цену как-то бестолково называли… Я не особо и понял, что графу не по нраву пришлось, но в Лозанне он этим по второму кругу занялся. Вот тогда он и объявил мне о своих намерениях продать семейную реликвию и даже свел меня с тем ювелиром, который ему это посоветовал. Чтобы я у него расспросил о некоторых тонкостях, связанных с аукционами, и записал кое-какие адреса. Очень приятный в общении человек оказался. Вроде лицом невзрачен, а как улыбнется…
        - Его не Сергеем ли звали? - воскликнула я. - А супругу его - Ларисой?[21 - Герои книги В. Кузьмина «Игра на изумруд».]
        - Позвольте! Я даже не упоминал, что он наш соотечественник, а вы вот даже имя припомнили!
        - Просто так улыбаться мало кто умеет. Вот Сергей умеет. Папенька умел. Папенька, впрочем, и без улыбки красив был.
        - Не грустите, Даша. Мне Алексей Юрьевич про отца вашего кое-что рассказывал, светлый был человек. Но все едино вы не грустите.
        - Хорошо, не буду.
        - Дальше мы… Нет, едва не забыл! Испанец! Ну или Мигель… Короче, он нам в Швейцарии встречался… То есть столкнулись мы с ним на улице, вроде случайно, немного побеседовали вполне дружески. Про ожерелье он и не заикнулся, но в гости приглашен или там отобедать не был. А через несколько дней мы отправились во Францию. На Ривьеру. Вот там, в Ницце, много чего было. Но давайте сначала кофе выпьем, да я дух переведу. Ну и с мыслями соберусь, чтобы не сбиваться.
        Когда с кофе было покончено, мы решили, что достаточно нам сидеть под крышей, что стоит прогуляться, благо погода и впрямь не по-английски замечательная, позволяет продолжить разговор на ходу.
        Антон Петрович слегка пришел в себя и даже принялся насвистывать незатейливую мелодию.
        - Ох, простите меня, - воскликнул он. - Пожалуй, свистеть в приличном обществе скорее всего проявление моветона.
        - Ничего страшного, - успокоила его я. - А что это за мелодия? Я раньше такой не слышала.
        - Да это даже и не мелодия, а так. Алексей Юрьевич одно время ее частенько напевал. Да и не напевал даже, а вот этак бубукал: бу-бу-буу-бу. Кстати, вот как сейф этот приобрели, так он ее и стал бубукать. Я уж его просил перестать, говорил, что уже сам, по Ницце гуляючи, ее постоянно бубукать начинаю, и на меня прохожие оборачиваются.
        - Мы как раз остановились на том, как вы в Ниццу приехали, - подсказал Петя.
        - Да-да. Отвлекся. А ведь как раз в Ницце и стали происходить вокруг сейфа всяческие странности. Я вам сказал, что граф его в Швейцарии приобрел? Ну вот, он его в Швейцарии купил, в Лозанне. Вот понять бы за какой нуждой? Ожерелье все время при мне. Деньги в бумажнике у графа. Да и не держал он больших сумм, как понадобится, в банке получить можно.
        - А небольшие суммы - это сколько?
        - Рублей до тысячи доходило. Само собой, где в долларах, где в песо или там во франках. На расходы нам всегда доставало, а покупок мы дорогих не делали. Разве что сейф в копеечку влетел. Ну да ладно. Нет, ведь вечно пуст был!
        - Вы сказали, что в Ницце…
        - Да-да. В Ницце я потерял ключ от этого сундука! То есть это вполне обычное дело. Потерял и потерял, хотя за мной такое не водится и теряю я хоть что чрезвычайно редко. Шляпу, помню, оставил… А необычно то, что он нашелся!
        - Вы, пожалуйста, про это в подробностях.
        - Как прикажете. Э-э-э… Ключей было два, один граф мне вручил и уж позже, в Лондоне уже, себе забрал. Но вручил он мне ключ не сразу, а по приезде в Ниццу. У меня еще ключи от чемоданов были, я хотел их на один брелок надеть, да у этого, - он достал ключ и показал его нам, - слишком широкая рукоять, не помещалась на брелок. Ну я и отправился покупать другой брелок. Присмотрел нужный, хотел проверить - нету ключа! Помню, что положил в правый карман, а его ни там, ни в любом другом нету. Я говорил, что у меня есть деловая хватка? Так вот тут я принялся рассуждать, что ключ скорее всего у меня украден. А поскольку это ключ от сейфа, то проку от этого сейфа стало мало. Может, вор специально крал, чтобы в сейф залезть? Короче, очень мне не хотелось графа такими пустяками донимать, но было нужно. Вернулся я в отель, а портье меня спрашивает: не терял ли я ключик вот этакий? Да, говорю, мой, а как он к вам попал? Говорит, посетитель поднял с полу и ему передал. Когда? Да только что. Где нашел? Да вот тут! Ага, думаю, ключ упал на мраморный пол, и я не слышал. Пролежал здесь несколько часов - и его
никто не видел! Пришлось графу все ж таки рассказывать. А он говорит: не забивай, Антоша, голову ерундой. Все равно в сейфе у нас ничего ценного нет. Тут я не стерпел и спросил, так зачем он нам нужен, коли в нем ничего ценного нет?
        - И как граф ответил?
        - Толково. Сказал, что сейчас нет, а завтра, может, и будет. И на том разговор закончился. На следующий день ключ вновь пропал. И вновь нашелся. Пропал из кармана, брелок-то я не купил. Нашелся в номере на столе. Граф над этим только посмеялся.
        - Так вы полагаете, что кто-то хотел ваш сейф потихоньку вскрыть?
        - Ох, Петр Александрович! Я же среди людей живу, хоть и книжный червь. Газеты читаю. И книги не только о путешествиях, но и про сыщиков люблю. Только с чего ключ два раза крали?
        - Это-то просто. Сняли слепок, да неудачно. Пришлось повторить. А что, были попытки вскрыть?
        - Да кто его знает? Если ключом открывали, разве ж заметишь. Вроде бы в поезде, это уж как сюда катили, в нашем купе, пока мы обедать отлучались, кто-то побывал, и то уверенности нет. О! Едва не забыл! Там, в Ницце, перед отъездом граф вдруг потащил сейф к мастеру. Сказал, что замок заедает. Хотя, по мне, ничего там не заедало. Но граф притом говорил про эту поломку очень уж искренне.
        - Вы вот говорили, что этот сейф обычно просто везли с собой, как обычный чемодан?
        - Как пустой увесистый чемодан!
        - Ну да. А тут вдруг его превратили в настоящий сейф.
        - И опять правильно.
        - А вот в вечер последнего спектакля, как он в театре оказался?
        - Я привез. Граф в разгар раута послал меня и велел привезти. Сказал, для отвлечения жуликов и проходимцев.
        - Вы его открывали в тот вечер?
        - Да зачем?
        - А граф?
        - Граф? Не знаю. В театре вроде не открывал, хотя был момент, когда он и оставался с ним наедине. А уж что до того было - откуда мне знать?
        - Хорошо, вы лично вынесли сейф к карете…
        - Вынес. У входа меня ждали два констебля, нанятые за три шиллинга каждый для охраны. Я сел в карету, они вскочили на запятки. Так и добрались до дому.
        - Без происшествий?
        - А ведь вы правы, чуть было не упустил, было происшествие. Полпути проехали благополучно, но на одном из поворотов сцепились с ехавшей сбоку коляской. Ничего страшного не случилось, но констеблям пришлось помогать извозчикам разъехаться. Они, правда, больше на девицу в коляске смотрели, чем делом занимались. Пришлось и мне выйти поторопить всех.
        - То есть вы оставили сейф?
        - А отчего его было не оставить? Он же пустой! А его сам, если украсть сдуру пожелают, так с такой тяжестью и ста шагов не пробегут.
        - Ну хорошо. Привезли вы все домой, и что было дальше.
        - Поставил его как положено, закрепил на полу. Вскоре подъехал Алексей Юрьевич, и мы стали собираться спать. Ах, да. Я об этом уже упоминал, но ведь это тоже необычно. Как я футляр с ожерельем графу передал, он его открыл и рассмеялся. С ехидцей какой, что ли, или нечто в этом роде.
        Антон Петрович посмотрел вверх, пошевелил губами и спросил:
        - Я вроде все рассказал, но ежели еще какие вопросы имеются, так готов и на них ответ дать.
        - Я вот про экономку хотел спросить, - сказал Петя, полистав блокнотик, куда он помечал то, что ему показалось непонятным. - Экономку вы как нанимали?
        - Как? Это не у меня спрашивать нужно. Алексей Юрьевич меня перед фактом поставил, я хоть и спросил зачем, но сами понимаете, на ответе настаивать не стал.
        22
        Мы подошли ко входу в парк и собрались уж прощаться, как вдруг подъехал экипаж, и из него выскочил наш знакомый из посольства, Андрей Сергеевич Самохвалов.
        - Добрый день, Дарья Владимировна. Здравствуйте, господа. Антон Петрович, а я вас снова потерял, третий уж раз заезжаю.
        - Ох, господи! - вздохнул Антон Петрович. - Я вам, Андрей Сергеевич, несомненно, рад, но если вы меня опять на допрос потащите…
        - Помилуйте, ну какой допрос? Ну беспокойство проявляют в посольстве о судьбе соотечественника. А вы ж сами знаете: одному все расскажешь, второй нет чтобы у первого спросить, вас теребить начинает сызнова. Вот и получилось, что вас не один раз переспрашивали.
        - Ну коли так! - обрадовался Антон Петрович, но тут же засомневался и спросил с подозрением: - А за какой надобностью вы меня разыскиваете, в третий раз приезжаете?
        В ответ Андрей Сергеевич рассмеялся и пояснил:
        - Во-первых, мне велели передать вам, что посол лично занимается тем, чтобы пресечь все эти нелепые сплетни о графе Никитине.
        - Ну и?
        - Честно? Этого мне никто передавать не велел, но я полагаю, что толку от этого будет чуть. Посол встречался с главным комиссаром Скотленд-Ярда. Тот сказал, что информацию они давали лишь самую достоверную. А что до газет, так никто не может им запретить строить домыслы. Пока не доказано, что это клевета! А как тут докажешь?
        - Чтобы все слухи умолкли, - заявил Петя очень серьезно, - полиция должна найти настоящее ожерелье. И настоящего убийцу.
        - М-м-м, - промямлил Андрей Сергеевич. - Ладно, я по порядку. Примерно то же самое потребовал посол, но ему ответили, что для поиска подлинного ожерелья необходимо сделать официальное заявление. Комиссар даже сказал, что лично он не сомневается, что подлинное ожерелье было. Но он не сомневается и в том, что украдено было фальшивое ожерелье и что это неопровержимо доказано собранными фактами.
        - Так надо сделать заявление, что и настоящее ожерелье пропало, - настаивал на своем Петя.
        - На основании чего? Кто докажет, что оно пропало? И кто вообще сможет доказать при данных обстоятельствах, что существовало и подлинное ожерелье?
        - Так сколько народу его видело!
        - И что с того?
        Мы задумались и пришли к выводу, что даже если доказать, что было у графа Никитина и подлинное ожерелье, то доказать его кражу нет никакой возможности. Граф Никитин мог его, в конце концов, просто спрятать, подарить, отправить почтой, положить тайно в банковский сейф и многое другое.
        - Вот так все и выглядит на данный момент, - подвел неутешительный итог секретарь посольства. - Был разговор нанять частного детектива для этого расследования, но пока ничего не решено. Да, Петр Александрович, вы еще сказали, что нужно найти настоящего убийцу. Так? Если у вас есть аргументы для такой гипотезы, что схваченный воришка не является убийцей, а лишь похитителем, то ведь это меняет всю картину!
        - Нет у нас аргументов, - хмуро ответил Петя, переглянувшись со мной. - Только личная убежденность! Знаю, что этого мало.
        - Жаль! Ну что, Антон Петрович, поедем в посольство? Нам нужно с вами обсудить некоторые вопросы, связанные с отправкой тела на родину, и другие печальные моменты, сопутствующие таким трагическим событиям.
        - Конечно, поехали, что еще мне остается, - вынужден был согласиться Антон Петрович.
        Мы распрощались с двумя секретарями, и Петя удивленно огляделся.
        - Странно, что не подъехал какой-нибудь полицейский чин и не потребовал нашего прибытия в Скотленд-Ярд! - сказал он иронично.
        - Вот и хорошо. Здесь далековато идти, но я все равно предлагаю добраться пешком…
        - … и обсудить все, что мы узнали!
        23
        - Петя, вы, значит, тоже полагаете, что воришка, забравшийся в дом, не может быть убийцей?
        - Полагаю! Хоть и не могу объяснить почему.
        - Я вот тоже не могу. Сначала я его представляла этаким вторым Гномом[22 - Гном - преступник очень маленького роста, герой книги «Игра на изумруд».]. Маленький, дерзкий и очень злобный. Но ни его портреты в газетах, ни те небольшие подробности, что о нем написали, с таким образом никак не вяжутся.
        - Вот и мне так кажется. Особенно в свете всяких нелепостей, о которых нам рассказал Антоша. Антон Петрович.
        - Я его тоже про себя называю Антошей. И не вижу ничего в том дурного, очень уж ему подходит быть именно Антошей, хоть человек он взрослый и солидный. Но давайте, Петя, сначала про нелепости, как вы их назвали.
        Петя достал блокнот.
        - Про экономку. Ну очень непонятно, зачем она понадобилась? Мы же - ни вы, ни мы с папенькой - не нанимали никаких экономок. Она просто не нужна. Есть домовладелец, есть прислуга. Да еще она единственная, кто исчезла так быстро.
        - Так вы ее подозреваете?
        - В убийстве скорее нет. В том, что могла навести грабителя на дом графа - подозреваю.
        - А от убийства ее почему открещиваете, Петр Александрович? Оттого что женщина?
        - Нет. Оттого что не вижу повода. Мотива то есть.
        - Ладно. Ваши доводы и сомнения мне понятны, и я их в целом разделяю! - менторским тоном заявила я, заставив Петю рассмеяться. - Давайте дальше.
        - На втором месте у меня по нелепости, правильнее сказать, по странности совпадения, та самая авария с повозкой, на которой везли сейф. Очень все вовремя произошло.
        - Согласна. Но и тут мы можем строить всякие предположения до бесконечности. Что там третье?
        - Сам сейф. Зачем он нужен?
        - Ну тут сам граф Алексей Юрьевич все объяснил. Был не нужен, но в любой момент мог стать нужным. Вопрос в одном - он уже стал нужным или вот-вот должен был таковым стать?
        - Думаю, последнее. Если бы стал нужен для хранения чего-то особо ценного, так не стал бы граф его в театр тащить.
        - Это лишь при условии, что это самое ценное не было им получено в театре! Хотя и таких предположений можно выдвинуть миллион. Давайте дальше.
        - Ницца. И все эти истории с ключами и с замком.
        - Вот здесь можно и пофантазировать. Ясно, что ключи похищали, чтобы сделать копию!
        - Два раза?
        - Или двое конкурентов!
        - Шутите?
        - Почти. То есть и этот шанс не стоит упускать из виду.
        - Получается, что тут, в Лондоне, нам и заняться нечем. А вот в Ницце есть реальная зацепка! Если найти мастерские, где делают такие ключи, можно хоть что-то и узнать. А еще проще найти мастерскую, где ремонтируют сейфы. Не просто же так граф отправлял его в ремонт. Только до Ниццы очень далеко.
        - Далеко. Но не так далеко, как до Сибири!
        - Что вы имеете в виду?
        - Что можно до нее добраться. Если очень нужно будет. А вот что мы можем предпринять прямо сейчас и здесь?
        - Даша, у вас же есть адрес Сергея и Ларисы? Давайте напишем им письмо, вдруг граф с ними поделился чем-то таким, что даст нам ниточку?
        - Так и сделаем.
        - А еще нужно попытаться найти экономку. Я подумаю, как это сделать. Может, еще и прислугу расспросить?
        - Нам повторят все, что сказали полиции. Если вообще станут с нами разговаривать.
        - Верно. А то еще наябедничают. Вот бы у старшего инспектора Мортона чего-то выведать, о чем он нам не говорил.
        - О чем же?
        - Про отпечатки пальцев на рукоятке ножа. Про время смерти.
        - Не думаю, что это важно, - сказала я рассеянно, так как задумалась о другом.
        24
        Весь вечер я писала письмо Ларисе и ее мужу. Писала долго не оттого, что меня отвлекали, а оттого, что помимо нашей просьбы рассказать подробности их знакомства с графом Никитиным захотелось просто написать о своей жизни, о том, что в России происходит такого, что из газет не всегда прочитаешь. А отвлекли меня лишь один раз - позвали к телефону. Звонил мистер Фрейзер и буквально напросился на ужин. То есть я его и так рада была бы пригласить, но не успела, потому что он напросился. То есть было ясно, что он зачем-то срочно желает меня увидеть, а более приличного повода, чем оказаться у нас на ужине, не предвидится. Закончила письмо я как раз к ужину и приходу журналиста.
        Мистер Фрейзер был оживлен и приятен, преподнес маменьке цветы, сказал, что те, что подарены им были при знакомстве за кулисами театра, он посчитал недостаточными в качестве изъявления своего восторга. Мне принес в подарок брошюру «Шерлок Холмс: детектив с точки зрения Скотленд-Ярда», в которой знаменитый полицейский[23 - Эту статью написал сэр Роберт Андерсон, глава Департамента уголовных расследований в 1888 -1901 гг.] подробно объяснял, что такого неверного и неправильного в своих сочинениях написал сэр Артур Конан Дойль о работе лондонской полиции. О деле, что его привело к нам, журналист заговорил лишь после того, как все встали из-за стола.
        - Господа! Прозвучит это несколько излишне пафосно, но после моего путешествия в Россию все, что происходит с русскими, я воспринимаю почти как личное. Трагическая смерть графа Никитина - одно из таких событий. К тому же он был вашим знакомым, а уж вы, мисс Дарья, и вы, Афанасий Николаевич, мне и вовсе друзья. И когда полезли все эти нелепые разговоры, которые задевают и вас лично… Я сегодня непростительно сумбурен для журналиста, но мне показалось, что я должен объяснить свою заинтересованность. Что она некорыстная, а…
        - Милый мистер Фрейзер! У нас в этом нет ни малейшего сомнения! - этих слов маменьки вполне достало, чтобы мистер Фрейзер перестал волноваться и заговорил спокойно.
        - Сам я о преступлениях никогда не писал, в этих вопросах не могу считаться знатоком, но среди моих знакомых немало криминальных репортеров. В том числе очень опытных и толковых, к мнению которых порой даже Скотленд-Ярд прислушивается. Так вот, с одним таким собратом по перу я разговаривал на взволновавшую меня тему. Спросил, что он обо всем этом думает. И первое, что он мне сказал, что пойманный воришка никак не может быть убийцей.
        - Он, верно, подтвердил эти слова фактами? - поинтересовался дедушка.
        - Подтвердил, - согласился с мнением дедушки господин журналист. - Вор этот давно известен полиции, но ни разу не попался. То есть он всегда был осторожен до предела. А уж о его воровском мастерстве ходят легенды. Он способен подняться по любой стене, пролезть в самое крохотное окно, но главное, движется всегда абсолютно бесшумно. Рассказывают, к примеру, как он прошел однажды через комнату прислуги, где был погашен свет, но еще не спали, а беседовали, лежа в постелях. Еще есть рассказ о том, как он трое суток прятался в шкафу, когда раньше времени вернулись хозяева и обстоятельства сложились так, что все эти трое суток кто-то да находился в комнате, оттого что заболел один из жильцов. Выбраться он боялся, так как окно сильно скрипело, но когда сиделка начинала дремать, он выходил в туалетную комнату, что-то пил и даже ел чуть-чуть.
        Наш английский друг перевел дух, так как высказал все это на одном дыхании.
        - Тут еще стоит добавить, - продолжил он спокойнее, - что с прочими представителями преступного мира он был связан лишь в меру необходимости. И уж ни в каких ссорах, не говоря о драках, замечен не был и вообще считается человеком чрезвычайно спокойным и мирным. Как вы полагаете, мог такой человек пойти на убийство, если ожерелье оказалось в его руках? Кстати, он говорит, что оно просто лежало на столе в футляре, и он переложил его в карман и сразу ушел тем же путем, каким проник в дом.
        - Так это он так говорит, - хмыкнул дедушка.
        - Хорошо. Мы вправе не доверять его словам. Но! Даже если бы ему не удалось его похитить столь просто, если бы его вспугнули, он бы скорее всего где-нибудь спрятался и дождался своего часа. За кражу ожерелья срок заключения не столь и большой. А за убийство положена смертная казнь!
        - А этот репортер поделился своими сомнениями с инспектором Мортоном? - вновь задал вопрос дедушка. - Вы говорили, что к его мнению прислушиваются?
        - Да, поделился. Старший инспектор при этом разговоре лишь отводил глаза и отказывался что-либо обсуждать, ссылаясь на тайну следствия. Из чего мой товарищ сделал вывод, что старший инспектор Мортон и сам все прекрасно понимает, специалист он хороший и не мог таких несоответствий не заметить. Но на него откровенно давит начальство. С их точки зрения, все ясно и понятно. И приговор суда предопределен заранее. Так к чему делать еще что-то? Это лишь затянет расследование, русские станут торопить… К чему эти неприятности?
        То, что начальству не нужны неприятности да и просто осложнения или затянутость следствия, было понятно всем.
        - Я ни в малейшей степени не сомневаюсь в вашей заинтересованности в поимке настоящего убийцы, - закончил мистер Фрейзер. - Возможно, у вас есть некие рычаги, чтобы изменить ситуацию. Вот я и пришел к вам.
        - Увы, - сказала я. - Даже посольству ничего не удается добиться в этом отношении.
        Разговор перешел на другие темы, и вскоре мистер Фрейзер стал прощаться. Я вышла его проводить, так как отчетливо понимала, что он не сказал всего. И оказалась права.
        - Мисс Дарья, - сказал Джон Фрейзер уже на крыльце. - Я счел правильным не говорить этого при вашей матери, но я могу устроить вам встречу с этим несчастным воришкой. Он о многом умалчивает. К примеру, о том, кто навел его на этот дом. А то, что такой человек должен быть, даже мне кажется очевидным.
        - Мне тоже, - кивнула я.
        - Вдруг вам удастся узнать от него больше, чем полиции?
        Эту фразу мистер Фрейзер произнес с какой-то прямо-таки детской наивностью, словно я и в самом деле великий сыщик. Я вздохнула, оттого что это было совсем не так. Но ведь и сидеть сложа руки мы с Петей не собирались, потому я и сказала о том, что не так давно сама подумала.
        - Я как раз думала о том, как можно с ним встретиться, но ничего не придумала.
        - А я придумал, - обрадовал меня мистер Фрейзер. - Сэр Артур… Ну его не слишком жалуют в полиции, но и там у него есть поклонники, готовые на многое. Он обещал помочь и, я уверен, сумеет с этим справиться. Так я завтра вам позвоню?
        - Буду ждать с нетерпением.
        25
        С утра под благовидным предлогом я не пошла, как намеревалась, с маменькой и дедушкой, боялась пропустить звонок мистера Фрейзера. Прочла газеты и заскучала. Наконец раздался звонок, но это был Петя. Он, раз уж мне пришлось неотлучно сидеть на одном месте, решил проверить то, что было в наших силах проверить здесь, в этом чужом нам городе, а именно узнать, как были наняты прислуга и злополучная непонятная и таинственно исчезнувшая экономка. Нужды в том не было почти никакой, ведь полиция наверняка все это проверила. Какие бы казусы ни случались у них, но Скотленд-Ярд свое дело проделывал основательно, так что вся эта таинственность могла оказаться плодом нашего воображения. План Пети был чрезвычайно прост.
        - Мы с папенькой нанимали квартиру по вашему совету, - рассказал он мне. - Скорее всего и Алексей Юрьевич воспользовался советом кого-то из соотечественников, почти всегда так и бывает. Так что ставлю пять к одному, все мы обращались в одно и то же бюро по найму квартир. Вот я туда и отправлюсь и попробую что-то узнать под благовидным предлогом.
        Какой он придумал предлог, я не знала, но мне отчего-то казалось, что с его предлогом он будет разоблачен в два счета. О чем я ему и сообщила еще до его ухода. И первое, что я услышала из трубки, было радостное заявление:
        - Даша, меня разоблачили! Сразу!
        - Отчего же вы так довольны?
        - Так я на этом и построил расчет. Пришел, стал спрашивать, как нанять квартиру с прислугой. Не вы ли нанимали прислугу для графа Никитина, который о ней очень хорошо отзывался? Ну мне сразу и сказали: «Молодой человек, если вы начитались книжек и вам любопытно влезть в эту ужасную историю, так вы так и скажите!» Пришлось смутиться и признаться. Ну а смущаться я умею очень здорово!
        - Уж этого у вас не отнимешь.
        - Нет, правда, у меня получилось сыграть очень искренне и по-детски наивно. Я еще сказал, что мне больше интересно узнать про домовладельца и что его-то я и подозреваю, а в газетах о нем ничего не сказано. Ко мне сразу прониклись материнскими чувствами, благо там работают по большей части взрослые барышни. Они меня чаем напоили и рассказали, что домовладелец проживает аж в Шотландии и в Лондон наведывается крайне редко, а все дела по сдаче своей недвижимости внаем поручил вести этому бюро. Так что, если я хочу проверить его алиби, мне придется съездить за тридевять земель. Слово за слово, мне назвали и имена горничной и кухарки, которых съемщик просил предоставить ему в письме. Дело это у них обычное, и они сразу же пригласили проверенных и хорошо им известных горничную и кухарку.
        - Ну и что же вы умолкли? Что там не так?
        - Горничная! Антон Петрович назвал нам совсем другое имя.
        - Вот это новость! То экономка, теперь еще и горничная. Может, их поменяли?
        - Нет. Я ненароком переспросил, мол, в газетах вроде другое имя было… Но это уже неважно. Я ведь узнал, откуда они приглашают прислугу. Это тоже бюро найма, только…
        - Понятно, Петя. Давайте покороче, вдруг позвонит мистер Фрейзер, а аппарат занят.
        - Я побывал в том бюро и сумел узнать адрес. Съездил по нему, и вот тут еще одна странность возникла. Та девушка, ну которая должна была служить горничной, неожиданно получила телеграмму от своей тетушки, что та больна, просит ее приехать и высылает денег на расходы по проезду. Но принес все это не почтальон, а посыльный, якобы из бюро по найму квартир! И он же сказал, что пусть она едет и не беспокоится, замену ей уже нашли. Так вот, девушка эта уехала к тетушке. Та оказалась больна в самом деле и обрадовалась ее приезду. Но, как выяснилось, телеграмму и деньги тетушка не отправляла! Все это она, горничная то есть, а не тетушка, написала своей подружке, с которой вместе снимает комнату и вместе работает. Без лишних подробностей все.
        - Очень странно! Еще бы понять, как все это может быть связано… Ладно, мы это после обсудим. Вы что собираетесь делать?
        - Как что? Нужно съездить к Антону Петровичу! И аккуратненько так навести справки.
        Зря я торопила Петю, после его звонка мне пришлось ждать еще целый час. Зато после все произошло быстро.
        Мистер Фрейзер сообщил, что все уладил, но встреча должна произойти прямо сейчас, а раз я в полной готовности, то он просто за мной заедет и уже по пути все объяснит.
        Приехал журналист не один, а вдвоем с молодым джентльменом, который оказался адвокатом обвиняемого в убийстве и, по счастливому совпадению, старым знакомым Джона Фрейзера.
        - Арчибальд Уиллис, эсквайр[24 - Низший титул английского дворянства, впоследствии начал присваиваться чиновникам. В данном случае речь идет о том, что мистер Уиллис является дипломированным адвокатом с докторской степенью.], - представился он. - Младший партнер адвокатской фирмы Шеридан, Смоул и Уиллис.
        Мы сели в коляску, и эсквайр Уиллис, мило улыбнувшись, сказал:
        - Джон умеет устраивать сюрпризы. Я уже чего только не передумал, размышляя над тем, ради кого такая суматоха. Оказывается, ради милой очаровательной леди! Впрочем, он мне кое-что рассказал о вас, про ваш ум, про ваши таланты. А про внешность ни слова не сказал, вот я и ждал увидеть этакое существо в очках с толстыми линзами, которое видит мир наподобие геометрических чертежей.
        - Спасибо за комплимент. А о какой суматохе вы говорили?
        - Да о той, которую затеял Джон. Его приятель Конан Дойль, прекрасно известный как преступному миру, так и полиции, по его просьбе обратился к одному очень высокопоставленному чиновнику. Как я догадываюсь, даже не из Скотленд-Ярда, а из министерства. Тот нежданно для столь высокопоставленной особы оказался сметлив и сразу понял, что лучшим и наиболее несложным способом организовать вам встречу с моим подопечным будет просто поручить адвокату взять вас с собой. Джон, собственно, с этого и начал, ну попросил меня об этом, но у меня не было законного предлога. К тому же он высказал дополнительное пожелание в форме ультимативного требования, чтобы ваше имя нигде не упоминалось, ни в каких протоколах. Так вот, большому боссу из министерства пришлось сделать всего два звонка. Первый - в один из полицейских дивизионов, чтобы там, а не в тюрьме или в Скотленд-Ярде устроили мою встречу с клиентом и закрыли глаза на ваше присутствие при моем общении с подопечным…
        - А второй звонок был сделан вам?
        - Ну что вы, мисс! Я слишком мелкая сошка, чтобы до меня снизошли. Звонили моему шефу, старшему партнеру адвокатской конторы, мистеру Шеридану. А уж тот мне просто приказал, не называя причин и имен. Я даже позволил себе поартачиться, хотя согласен был заранее.
        - А отчего? Отчего вы были согласны заранее?
        - Ох! Это дело изначально не сулило никаких денег, к тому же было обречено на проигрыш, а не один адвокат не любит проигрывать дела! Сейчас же стало ясно, что даже просто покрасоваться перед газетчиками и публикой, просто дать серьезный бой обвинению мне не удастся. Мой клиент не желает сотрудничать!
        - И прежде всего не желает называть своего соучастника, который навел его на этот дом? - спросила я.
        - Браво! Вот и живое доказательство слов Джона. Может, еще скажете, чем он это объясняет?
        - Скажу. В полиции он просто это отрицал, вам же говорит, что это усугубит его положение. Я не знаю тонкостей английских законов, но полагаю, что за преступление, совершенное в сговоре, полагается более суровое наказание, чем если ты совершил его в одиночку.
        - Тоже верно. Хотя тут не нужно иметь семи пядей во лбу. Но все равно я вами восхищаюсь все больше и больше! Вот только мне это его молчание не по нраву. Он прекрасно осознает, что назвать подельника - единственный для него шанс избежать обвинения в убийстве. А так у меня нет ни единой зацепки, ни одного крючочка, чтобы половить рыбку в мутной воде этого безнадежного дела. Простите мой профессиональный цинизм, мисс.
        - Это неважно, - отмахнулась я. - Кстати, две крохотные ниточки у вас все же есть.
        Вот тут адвокат удивился совершенно искренне:
        - Да какие же?
        - Отпечатки пальцев на орудии убийства и время смерти убитого.
        Я поначалу, когда об этих уликах сказал Петя, сочла их маловажными. После уже сама немало времени ломала голову, как бы заполучить от полиции эти сведения, а тут неожиданно поняла, что они и не нужны вовсе.
        - Позвольте! - воскликнул адвокат. - Эти сведения полиция не разглашает… То есть время смерти пока не разглашают, берегут для суда как козырь. А вот про отпечатки пальцев было сказано, что они уничтожены.
        Пришлось отрицательно покачать головой.
        - Ну, если быть точным, - сказала я, - то по этому поводу было сказано, что преступник постарался уничтожить отпечатки и протер рукоять ножа. Заметьте, не уничтожил, а постарался уничтожить! Учитывая, что старший инспектор Мортон сам говорил, что требует от газетчиков буквального изложения его слов, напрашивается определенный вывод.
        - Оп-па-па! То есть вы полагаете, что названные вами факты могут противоречить гипотезе обвинения?
        - Иначе их давно бы обнародовали. Тогда все вопросы были бы сняты окончательно!
        - Неожиданно, но вы подарили мне хоть какой-то шанс. Теперь мне кажется, что вы и моего клиента сумеете разговорить.
        - А вы сомневались?
        - Увидите его, поймете причину моих сомнений. Кстати, вас не слишком расстраивает то, что встреча будет в полиции, а не в тюрьме?
        - Не слишком. Хотя было бы забавно посмотреть английскую тюрьму, но ведь к делу это отношения не имеет.
        - Ох! Ладно, впервые встречаю молодую особу, испытывающую любопытство к такому предмету, как тюрьма, но к делу это и впрямь не имеет никакого отношения. Забыл вас предупредить, что мне еще только предстоит уговорить нашего подопечного на встречу с вами. Без его согласия вам не удастся даже поздороваться, не говоря уже о расспросах.
        - Ну это ты прекрасно умеешь делать, - вставил слово Джон Фрейзер.
        - Что?
        - Говорить о девушках, так что уговоришь.
        26
        Встреча с обвиняемым по делу о хищении ожерелья графа Никитина - этот факт был признан жюри присяжных в суде первой инстанции - происходила, как уже было сказано, не в тюрьме, а в обычном полицейском участке, очень похожем на тот, где мы побывали из-за нелепого ареста Петиного отца. Да и кабинет был с виду вполне обычным, похожим на кабинет в любом учреждении, разве что на окне была прочная решетка, в двери имелось крохотное оконце, а у входа дежурили два здоровенных констебля. Видимо, сотрудник дивизиона, которому было поручено все организовать, посчитал нелишним подстраховаться от случайностей.
        Мистер Уиллис уговорил своего клиента о встрече со мной за полминуты, я в приемной полицейского участка, где меня оставили ждать, даже осмотреться не успела.
        Адвокат представил нас друг другу, помог мне удобно сесть на стул и сам сел в дальнем углу, развернув газету и спрятавшись за ней. Отгородился от нас газетой, как занавесом.
        Я уж, конечно, прорепетировала весь разговор десять раз, но вот увидела того, кого про себя называла просто воришкой, и растерялась. Ну что нового я ему могу сказать? Ладно, перед полицией он молчит, хотя и они все мои вопросы ему задавали, так это обычное дело у преступников - молчать перед полицейскими. Но ведь он и адвокату не ответил на них!
        Я сидела в полной растерянности, сделав вид, будто пристально изучаю своего визави, но и это не могло продолжаться долго, а нужных слов начать разговор у меня не было.
        Мистер Джон Смит (вот и фамилия с именем у него оказались до жути обыденными!) оказался приятен, хоть и несколько простоват лицом. Взгляд умный, но какой-то безжизненный. Одет опрятно и в добротную одежду. Руки сильные и чистые. А отчего я решила, что руки у него непременно должны быть грязными? И вообще, при чем тут его руки? Надо себя взять в руки и придумать что-нибудь.
        Опять же игра в гляделки уже складывается не в мою пользу. Джон Смит ведь тоже меня рассматривает. И что он видит перед собой? Фифочку в модной шляпке. И далась же мне эта шляпка! Ну зачем я ее надела? Погода, как уже говорилось, была прекрасная, я все предшествующие дни ходила с непокрытой головой, что не было в моем возрасте слишком большим моветоном. А тут с утра мне показалось пасмурно, я и нацепила шляпку. Петя говорил, что она мне идет. Господи, о чем я думаю! Нужно что-то сказать или что-то сделать. Как говорил папенька? Если не знаешь, с какой стороны подойти к человеку, постарайся его удивить. Удивление сродни интересу, а интерес всегда можно использовать себе на пользу. Вот! Придумала!
        Я небрежно откинулась на спинку стула, сняла шляпку, положила ее на стол и поняла, что говорить нужно начинать немедленно, а то я запутаюсь в собственных мыслях.
        - Здравствуйте, мистер Смит. Спасибо, что согласились поговорить со мной.
        - Не за что, мисс. В тюрьме очень скучно. Любой допрос начинает казаться развлечением, а уж с таким следователем, как вы!
        Сказано спокойно, без доли насмешки и как-то мертво, без интереса.
        - Значит, мы можем поговорить?
        - Спрашивайте, но не могу обещать, что отвечу на каждый ваш вопрос, мисс.
        - Хорошо, не смею вам в этом возражать. Вот мой первый вопрос. Что вы обо мне думаете?
        Похоже, мне удалось его слегка смутить, и он промямлил.
        - Э… м-м-м…
        - Ну не стесняйтесь! Вы скорее всего думаете, что с вами, человеком, которого подозревают в жутком убийстве, решила познакомиться взбалмошная богатая девица, которой от скуки уже делать больше нечего.
        - Не совсем так, мисс. Даже совсем не так. Хотя…
        - Хотя я и права! Не буду врать, что единственным моим желанием является спасти вас от виселицы, на которую вы сам себя тянете за волосы. Нет! Убит старинный друг моего покойного отца. Задета его честь, задета честь моей матери и моя. Раз вы не выдаете своего соучастника, значит, и для вас слова о чести не совсем уж пустые слова. Я хочу найти настоящего убийцу и настоящее ожерелье! Если при этом мне удастся спасти вас, буду рада. Нет - полагаю, что о вас будет скорбеть лишь один человек. Тот, ради кого вы готовы пойти на виселицу. Вам ведь угрожали, что расправятся с этим человеком? Вы боитесь за нее! А вы не думаете, что ваша смерть окажется слишком жестоким наказанием и для нее?
        Мистер Смит наконец-то стал проявлять хоть какие-то эмоции, а то сидел передо мной истукан истуканом.
        - Ну что же вы молчите?
        - Если я вам расскажу все, то не только ее подвергну опасности, но еще и вас.
        - Хотите пари? Мне рассказывали, да и в газетах писали, что вы способны взобраться по любой стене? Так?
        - Да, мисс.
        - Следовательно, у вас сильные руки. Вы умеете бороться на руках?
        - Да что тут сложного, тут всякий сможет.
        - Так вот пари. Если вам удастся положить мою руку два раза из трех - это чтобы вы не говорили о случайностях - то я заплачу вам десять фунтов и молча удалюсь. Если выиграю - вы мне все рассказываете! Смелее, вы же ничем не рискуете, перед вами слабая девушка! А арбитром пусть будет ваш адвокат!
        Все последние слова я произнесла достаточно громко, чтобы привлечь внимание мистера Уиллиса.
        - Соглашайтесь, мистер Смит, - сказал он. - Десять фунтов очень серьезные деньги[25 - Десять фунтов для некоторых категорий работников составляли годовое жалованье.].
        Умница, подумала я, вовремя стал мне подыгрывать, хоть и не верит в мою победу.
        - Ну, хорошо, - сдался мистер Смит.
        Руки у него были не только чистыми, но и очень мускулистыми, с длинными крепкими пальцами. Мы сцепили ладони, мистер Уиллис поправил наши локти, чтобы оба мы были в одинаковом положении и сказал:
        - Начинаем по хлопку!
        И шлепнул ладонью по столешнице. Тут же рука мистера Смита оказалась припечатанной к столу.
        Не знаю, кто из них двоих больше удивился.
        - Ничего страшного, - сказала я. - У вас, мистер Смит, еще две попытки. Так что не играйте в поддавки.
        - Готовы! Начали!
        - Мисс, вы жульничаете! - закричал Смит так, что в окошечко двери заглянул констебль. - Не знаю как, но что-то вы делаете не по правилам!
        - Хм, я вот ничего не заметил, - очень чистосердечно произнес адвокат.
        Еще бы он заметил, меня этому фокусу научил сам чемпион обеих Америк мистер Дулитл![26 - Цирковой борец, герой книги «Игра на изумруд».]
        - Вы просто боитесь сознаться, что проиграли? Ладно, дам вам шанс, чтобы поддержать ваше реноме[27 - Реноме - репутация, благоприятное мнение о человеке.] в глазах вашего защитника.
        - Начали!
        В этот раз я не стала хитрить, а боролась по-настоящему, желая показать, что и настоящая сила в моих руках имеется. Хотя устоять я и не смогла, но своего добилась: в глазах Смита появилось уважение и даже восхищение.
        - Итак, вы проиграли! - объявила я. - Могу предложить еще одно пари! Спорим, что вы вместе с вашим адвокатом не выстоите против меня в драке и одной минуты, даже если позовете на помощь обоих полисменов, что стоят за дверью?
        - Нет, не стоит, наверное, - почти весело отказался от предложения Смит.
        - Правильно делаете, потому что в конце концов набегут двадцать констеблей, свяжут меня и посадят в соседнюю с вами камеру. И я ничем не смогу вам помочь.
        Адвокат расхохотался от души, и неожиданно к его смеху присоединился и Смит.
        - Мистер Смит, если вы настоящий джентльмен, то должны рассчитаться, оплатить проигрыш.
        Смит в растерянности посмотрел на свою правую руку, потом махнул ею как-то по-русски: эх, была ни была! Затем бросил взгляд на адвоката.
        - Я тут читал очень интересную статью, когда меня отвлекли, - сказал тот, уходя обратно в дальний угол.
        - Мисс, а вы не расскажете потом все полиции? - Смит еще раз оглянулся на шуршащего разворачиваемой газетой адвоката и заговорил настолько тихо, что даже мне пришлось напрячь слух. - Она обязательно что-то испортит, а я боюсь…
        - Даю слово, - так же тихо ответила я.
        - А этому крючкотвору?
        - Мистер Уиллис настроен к вам очень дружелюбно. Но я обещаю и ему не рассказывать ничего, что может повредить вашей невесте.
        - А откуда… Хотя чего я спрашиваю. Вы настолько необычный человек…
        27
        Смит дождался, пока адвокат вновь скроется за газетными листами, и вполголоса сказал:
        - Его зовут Огюст Лемье.
        - Француз?
        - Бельгиец. У него, наверное, есть и другие паспорта, но тот бельгийский паспорт, что видел один мой знакомый, - настоящий. Вот в нем и обозначено это имя.
        - Вас что-то связывало?
        - Единственное, что нас объединяло, так это то, что мы ни разу не попадались в лапы полиции. Хотя, как мне кажется, в полиции ему бывать приходилось, но в качестве свидетеля.
        - Не очень понятно.
        - Знаете, какая у него кличка? Умник! Главное, чем он занимался, - ездил в поездах первым классом и высматривал пассажиров побогаче. А там уж находил, как правильно облегчить им кошелек. Одного было достаточно заманить в карточную игру. Другого попросту обворовывали. Сам Умник обычно отвлекал пассажира, если удавалось и было нужно, подпаивал его. А всю работу за него проделывали другие. Шулера, карманники, взломщики. И если кто попадался, то они.
        - А сам Умник либо оставался в стороне, либо оказывался в числе свидетелей, - уверенно закончила я.
        - Так оно и было. У настоящих преступников, - я отметила, что он сказал не «у нас», а «у преступников», как бы отстраняясь от этого неблаговидного общества, - не принято выдавать друг друга. Но это так говорится. На деле, как запахнет судом, так все готовы выболтать даже то, о чем их не спрашивают. Но его никогда не выдавали.
        - Он работал, если так можно сказать, лишь с теми, кто потом стал бы бояться выдать его?
        - Все так и было. За это его никто не любил, но все боялись.
        - Так отчего связывались с ним?
        - Жадность, мисс, простая человеческая жадность. Он, если уж брался за дело, то всегда, если оно выгорит, куш доставался отменный, пускай самая большая доля и отходила самому Умнику. Ну и, по правде сказать, попадались на его делах чрезвычайно редко, умел он все устроить. И если уж кто попадался, а он становился свидетелем, то умело путал полицию, если ему самому ничто не угрожало, конечно.
        - Вы сказали, что он искал жертв в поездах…
        - Так оно и было обычно. Но порой в поезде или на пароходе не удавалось все обделать. Тогда он начинал следить за жертвой, и если выяснял, что ценности остаются в квартире или в гостинице, а не сданы на хранение в банк или еще чего такое, то нанимал уже не карманников, а специалистов по квартирным кражам, грабителей, медвежатников, вскрывающих сейфы.
        - Простите, что перебью. Он сам следил за жертвами?
        - Тут обычно одному и не управиться, да и не любил он сам хоть что-то делать, кроме самого главного - организовать все. Всегда можно нанять мелких воришек или какой-то сброд для слежки. Тут главное - правильно все объяснить. Я и сам этим пользовался изредка, нанимал кое-кого для слежки за жертвой, хотя почти всегда предпочитал работать один.
        - Он подкупал прислугу? Может, подсылал кого под видом почтальона или другого служащего?
        - Не знаю, честно говорю, не знаю. Я и то, что рассказал вам, узнал достаточно случайно, просто разговоры слышал. Сам я его и его предложений избегал, не скажу в точности отчего.
        - Так зачем же согласились на этот раз?
        - Он нашел ко мне подход, - горько усмехнулся Смит. - И я влез в ловушку! Вы можете мне не верить, я порой и сам себе этому не верил, но я хотел завязать и начать жить по законам, как нормальный человек. Но прочно сел на мель. Я ведь не транжира, пыль в глаза никому пускать не люблю, к спиртному почти не прикасаюсь. У меня вообще довольно скромные и очень уж странные для преступника интересы.
        - Какие же, если не желаете их сохранить в секрете?
        - Какие тут секреты! Я хоть и держался стороной, но мы же не в пустыне живем, все все друг о друге знают. Так меня за мои привычки прозвали Психом.
        - Так что же это за привычки?
        - Правильнее сказать, склонности. К книгам и театру. Вы, мисс, не удивляйтесь. Просто мой отец был актером. Довольно известным. В Друри-Лейн или Альберт-холле не выступал, конечно, но иногда о нем даже в газетах писали.
        Тут Смит смутился, верно, подумал, что я могу начать расспрашивать его о детстве, и выйдет тогда типичная жалостливая воровская история о том, как сиротке ничего иного, как стать вором, и не оставалось. Хотя в его случае это было бы большей правдой, чем обычно, но гордость ему мешала говорить на эту тему.
        - Мы отвлеклись, - сказала я. - Расскажите, что за подход нашел к вам Умник.
        - Обычно он обещает очень небольшую долю тем, кто для него таскает каштаны из огня, а тут пришел и сказал, что я могу за одну ночь заработать три тысячи фунтов! И деньги у меня окажутся сразу после дела. Но я бы и на это не клюнул при других обстоятельствах, хоть едва сводил концы с концами. Но он, верно, знал, что я хочу жениться и что ищу работу и не могу ее найти. Ну я и подумал: один последний раз, и у нас с Лиз будут деньги, чтобы открыть где-нибудь табачную лавку или что-то в этом роде и всю жизнь жить обеспеченно. В конце концов, три тысячи фунтов - уже сами по себе огромные деньги.
        - Как я понимаю, это сто пятьдесят фунтов годового дохода, если их положить в банк. Приличный доход, дающий возможность жить и содержать семью!
        - Э, я не стал бы бездельничать, но и так можно было поступить. Он объяснил суть дела. По дороге из Франции в Англию он выпас одного русского графа, у которого всегда при себе очень дорогое ожерелье. Но украсть его не удалось. И вот ему стало известно, что граф намерен в ближайшие дни его продать. Стоит оно не меньше 10 тысяч, но нам более пяти не выручить. Так вот он и предлагает мне три пятых, притом сразу по окончании дела готов был выменять ожерелье на живые деньги. Я засомневался от такой щедрости, но он сказал что мало того, что сейчас никого другого, способного это проделать нет под рукой, так и дело имеет ряд сложностей, что лишь мне оно под силу. Ожерелье хранится в переносном сейфе, вскрыть его на месте невозможно, так что придется вытаскивать этот тяжеленный ящик целиком, да тихо, при спящем хозяине.
        Мы немного поторговались, не в смысле конечной суммы, а в смысле того, как все будет выглядеть при расчете. Ну, вдруг ящик пустой? Тогда только три сотни фунтов, и можешь всем говорить, что я лопух, ответил Умник. А вдруг ожерелье стоит дороже? Ну сходим к «нашему» ювелиру, если не хочешь верить на слово. И так далее.
        - Короче, вы согласились?
        - Согласился! И все прошло как по маслу. Более того, я счел, что мне несказанно повезло! Я залез в указанное окно, присутствие спящего хозяина меня ни капли не пугало, дело привычное. Стал искать сейф, но он оказался закрепленным на полу. Но я не успел даже расстроиться, потому что увидел в свете ночника на столе какой-то футляр, открыл его - вот оно! Сунул в карман поглубже и был таков.
        Смит, долго говоривший шепотом, закашлялся.
        - Вы рассматривали ожерелье? - спросила я.
        Смит отрицательно покачал головой.
        - Да где там? - сказал он, окончательно прокашлявшись. - Что увидишь в свете ночника? А так… ну как Умник описал, так оно и выглядело, как мне показалось. А потом мне было не до того. Я пришел в одну гостиницу в Ист-Энде[28 - Ист-Энд - восточная часть Лондона, рабочий район, известный своими трущобами.], где мы и должны были встретиться. Умник меня уже поджидал, с ходу спросил: а где же ящик? Я ему говорю: на черта он тебе сдался? Вот оно, ожерелье! Он на него смотрел-смотрел, чуть на зуб не попробовал. И отчего-то, теперь-то я уж знаю отчего, сильно расстроился. А тогда я был жутко рад, что все получилось легко. Спросил про расчет, Умник сказал, что до утра денег у него не будет, так как он такие суммы с собой таскать по трущобам побоялся. Я сказал: приходи утром с деньгами - получишь ожерелье. Ну и отправился спать прямо в той же гостинице. Проспал едва не до обеда, и тут мне шепнули про убийство. Никогда так не паниковал, чуть ум не потерял от страха.
        Последнюю фразу Смит произнес слишком громко и испуганно покосился в сторону адвоката.
        - В жизни не помышлял, что могу оказаться связан с мокрым делом! - продолжил он уже шепотом. - Бежать - одна мысль! Но как дашь деру без гроша в кармане? Я выковырял один некрупный камешек и побежал к знакомому скупщику, я ему пару-тройку раз кой-какие побрякушки сдавал. Он, похоже, даже пытался мне сигнал подать, что у него неладно, да я в запале ничего не понял. Едва выложил камень на стол, меня и повязали.
        - А Огюст Лемье сейчас скрывается где-нибудь далеко-далеко, - задумчиво произнесла я.
        - Эх, раз уж начал, скажу еще кое-что. Уж этого никто не знает. То есть здесь, в Лондоне, не знает. Я год назад был во Франции, в Ницце. Долго рассказывать, что да чего да как получилось, но есть у меня приятель-француз. Не уголовник, но и его профессия полицию очень интересует. Получил он огромные деньги и позвал меня к теплому морю кутить! Там я увидел Умника, а приятель сказал, что у того там пара схронов организована, что он в Ницце отсиживается, если запахло жареным. Держит это в тайне, с местными общается редко, дел там никаких старается не иметь. Но только шило в мешке не утаить, и кое-кто про это знает.
        - А ваш приятель, чем он все же занимается?
        - Да он вам ничем не поможет, в тюрьме он.
        - И все же?
        - Финансовыми операциями. Ценности же не всегда в виде денег или драгоценностей бываю. Есть еще и бумаги разные, их так и называют ценными.
        - Понятно.
        - Я после еще кое-что узнал, что подтверждает это, ну что Умник обычно в Ницце прячется. Вот и все, что могу сказать.
        Я уточнила некоторые детали, спросила о привычках Умника.
        - Привычки? А ведь есть у него привычки! Шоколад любит, чуть не постоянно его грызть готов. И только бельгийский, и никакой другой.
        - Хорошо. Последний вопрос. Вам разрешается в тюрьме иметь деньги?
        - Да.
        - Тогда возьмите эти десять фунтов. Берите, берите. Я ведь в самом деле жульничала, а в честной схватке, как бы ни старалась, проиграла бы вам, значит, выигрыш ваш. А еще я вам обещаю, что если сумею отыскать вашего бельгийского компаньона, то не стану играть с ним честно, буду жульничать везде, где смогу, чтобы заставить его чем-нибудь себя выдать.
        - И все равно будьте осторожны. Зря я вам все это рассказал, но уж больно мне расхотелось быть повешенным.
        - И правильно расхотелось. Вот еще что. Ваш адвокат, хоть и молод и может порой выглядеть несолидно, но весьма неплох в своем деле. И честен. Во всяком случае, пока его не испортили. Вы уж с ним сотрудничайте. Ведь даже когда удастся доказать, что к смерти графа Никитина вы не имеете никакого отношения, вас же все равно станут судить за кражу.
        - За грабеж, - вздохнул Смит.
        - Тем более. И стоит заранее подумать, как получить срок поменьше.
        - Эх, зря я все же позволил Лиз нанимать адвоката. Хватило бы и того защитника, которого назначают, если нет денег.
        - Можно подумать, она бы вас послушала!
        - Вот это верно. Она такая! Самостоятельная.
        - Она приходила к вам на свидание?
        - Ни в коем случае. Мы сумели обменяться записками. Но кто нам с этим помог, я вам не скажу. Уж этот человек действительно ни при чем.
        - И не надо говорить, - успокоила я своего собеседника и продолжила в полный голос: - Все, мне пора идти, да и ваш крючкотвор, как вы его зовете, уже показывает на часы. До свидания.
        - Спасибо вам, мисс.
        - Пока рано говорить спасибо.
        Тут я решила не затягивать свидание дальше, решительно встала и направилась к выходу.
        - Мисс! Вы шляпку забыли.
        Пришлось вернуться.
        - Она вам очень идет.
        Эх, вот когда этот человек улыбается, он и на преступника совсем не похож. Он вообще мало похож на преступника, хотя наказание заслужил. Но наказание только за свершенное им преступление, но никак не за чужое.
        28
        Мистер Арчибальд Уиллис вызвал охрану, арестованного увели, да и мы отправились на волю.
        - Не ожидал, что вам его удастся разговорить. А уж какими приемами вы для этого воспользуетесь, и вообразить не мог.
        - Мерси, мистер Уиллис.
        - Можно вас попросить называть меня Арчи?
        - Просить можно, - уклончиво ответила я.
        - А то я стану обращаться к вам «ваша светлость».
        - Это шантаж?
        - Да!
        - А до этого вы выглядели настоящим джентльменом, Арчи!
        Арчи Уиллис улыбнулся довольно-довольно.
        - Полагаю, что мой подзащитный взял с вас слово не передавать сказанное им ни полиции, ни крючкотвору-адвокату?
        Я приняла самый серьезный вид и очень вежливо ответила изящным кивком.
        - Но можно ли вас спросить: вы узнали то, что желали узнать?
        Я вновь кивнула.
        - Ваш кивок означает, можно спросить, или вы добились своего?
        Я кивнула дважды.
        - И что, вы со мной не поделитесь ничем-ничем? Даже намеком?
        - Ох, Арчи, вы же очень умны и дело свое знаете…
        - Польщен, но как вы пришли к такому далеко неочевидному выводу?
        - Вы же младший компаньон, а не просто адвокат из конторы. Следовательно, были какие-то заслуги, за которые вы этого удостоились при вашей молодости. Правда, есть вариант, что вы имеете высокого покровителя или тут сыграли свою роль большие деньги, но я этот вариант отметаю.
        - Что верно, то верно, - вздохнул адвокат. - В отношении меня любые варианты с большими деньгами и высокими покровителями даже умозрительно не стоит предполагать. Простите, мисс Дарья, я вас перебил. Так как насчет намека? Крохотного, малюсенького!
        - И не просите. Тем более что вам намеки не помогут. Ничем.
        - Разочарован.
        - Представьте, к примеру, что мне стало известно имя соучастника. Будет ли для вас хоть какой-нибудь толк от этого имени?
        - Без доказательств?
        - Без доказательств!
        - Никакого. Слово против слова, и ничего более. К тому же это может создать впечатление, что обвиняемый пытается спасти себя, прибегая к ложным обвинениям.
        - Ну вот.
        - Но ведь можно собрать доказательства!
        - Для этого придется нанимать детективов. Тем более что сообщник наверняка скрылся, и кто знает, куда и как далеко. Расходы возрастут, а ни вы сами, ни ваш анонимный наниматель их не потянете.
        - Так-с! - Арчи подозрительно заглянул мне в лицо. - Ладно, про расходы понятно. Сам проговорился, что это дело не сулит денег. А вот про анонимность нанимателя вам откуда известно? Стойте, не отвечайте! Подопечный мой и сам поначалу пребывал в недоумении… вот только не в слишком большом. А значит, либо он вам сказал, либо вы догадались из хода разговора, что практически одно и то же.
        Я не стала объяснять, что догадалась об анонимности нанимателя несколько иным путем, так как это не имело ни малейшего значения.
        К этому времени мы уже вышли на улицу и остановились, ожидая мистера Фрейзера, который сказал, что будет прогуливаться поблизости, пока мы находимся в здании полицейского дома.
        Ворота, ведущие во внутренний двор, открылись, и из них выехала «Черная Мария». Догадаться, что это именно она, не составляло никакого труда: большой черный фургон с единственным оконцем в единственной двери мог быть предназначен только для перевозки преступников. И ни для чего иного.
        - Вероятно, нашего Смита повезли в тюрьму, - сказал адвокат. - Кормить ланчем.
        Понятно, что если в то крохотное зарешеченное окошечко кто и мог выглянуть, так полицейский, а никак не перевозимый преступник, но мне отчего-то захотелось помахать рукой на прощание в его сторону. Не скажу, что мистер Смит произвел на меня такое сильное и приятное впечатление, чтобы я прониклась к нему большим расположением, хотя некоторую симпатию он вызывал. А еще у меня зародилась надежда, что он способен бросить свое преступное ремесло, а это вызывало толику уважения.
        Из-за угла появился мистер Фрейзер в сопровождении Пети. Петя никак не мог знать, что свидание с обвиняемым будет проходить именно здесь, и его присутствие в этом месте меня удивило. Но вопрос прояснился мигом.
        - Здравствуйте, - сказал Петя. - Я тут едва ли не в соседнем здании по делу был. Выхожу и вижу мистера Фрейзера. Ну он мне и рассказал, что вы здесь, и не стал возражать против моей компании.
        - А что вы тут делали? - спросила я.
        - Да уточнял, откуда появилась вторая горничная. Она тоже из бюро по найму прислуги, но из другого, вот за тем углом расположенного. И ее действительно пригласили работать в доме графа. Кто сделал заявку, осталось неясным. Но как я понял, приглашали не просто горничную, а именно эту!
        - Если это не секрет, то, может, вы нам разъясните, о чем идет разговор? - попросил Арчи.
        - Обязательно разъясним, - сказала я за нас с Петей. - Тем более что вам это может пригодиться в защите, если вы сумеете с этим разобраться.
        - Мисс Даша, джентльмены! Постойте! - взмолился мистер Фрейзер. - Расскажите сначала, как прошло ваше свидание с арестованным, а то я умру от любопытства.
        - Так тебе и надо! - безжалостно ответил ему адвокат. - Слушайте, у нас возникло столько тем для беседы, что не стоит этими разговорами заниматься на улице да еще у подъезда полицейского участка. Тут недалеко есть прелестная кондитерская, где подают лучший в Лондоне шоколад и прочие вкусные деликатесы. Я лично ужасный сладкоежка, да и Джон в этом вопросе небезгрешен. А вы?
        - Я тоже грешна! Обожаю сладкое.
        - А я человек компанейский, - напуская на себя солидный вид, сказал Петя. - Но и сладкое, если честно, тоже люблю.
        За шоколадом мистер Уиллис, спросив моего разрешения, очень живо изобразил все, что он видел. Особенно его восхитило мое предложение подраться со всеми сразу, то есть с ним, с его подзащитным и двумя караульными констеблями. В его изложении все прозвучало как весьма удачная и уместная шутка. Но мистер Фрейзер, просмеявшись - Арчи умел рассказывать и показывать очень смешно, - сказал:
        - Арчи, это не было шуткой. Вы четверо не устояли бы против этой юной леди и минуты. Даю вам слово! Но не рекомендую проверять на деле. Слишком часто это заканчивается переломами пальцев! Я видел лично и знаю, что говорю.
        - Мистер Фрейзер, - обратилась я к журналисту укоризненно, - я же не специально с этими пальцами! Не хотела я никого травмировать!
        Арчи поперхнулся кусочком пирожного, а Петя глянул на него с такой гордостью, словно это я была его ученицей, а не он моим учеником.
        - Ладно, проверки просить не стану, - сказал адвокат. - Мои пальцы мне дороги в целом виде. Но… возможно, вы, мисс Дарья, не знаете, что я неплохо боксирую. Джон может это подтвердить.
        - Арчи, я подтверждаю, но уверяю тебя, что это ничегошеньки не значит. Ты только подумаешь, нанести тебе хук правой или провести апперкот, как уже окажешься либо грохнувшимся на пол, либо в другом самом беспомощном и неприличном для джентльмена положении. И возможно, со сломанным пальцем!
        - Все! Умолкаю. Тогда расскажите мне, что там такого произошло со служанкой.
        - Там не только со служанкой, там еще и с экономкой много непонятного и странного! - сказал Петя. - Хорошо хоть с кухаркой все правильно.
        Петя коротко и внятно, как он это умеет, если не смущается по какому-нибудь пустяковому поводу или вовсе без повода, рассказал о своем расследовании, связанном с наемной прислугой в доме графа Никитина.
        - Ну и что ты думаешь, Арчи? - спросил его журналист.
        - Очень, ну просто очень и очень похоже, что кто-то из этих двух женщин, а то и обе сразу, имеют отношение к краже ожерелья. А возможно, и к убийству. - Мистер Уиллис ненадолго умолк, видимо, размышляя, и уверенно продолжил: - Нет, подозревать этих женщин в самом убийстве слишком преждевременно, хотя и этого нельзя исключить. Мало ли что там могло быть? Месть, ревность… Нужно попытаться разобраться. Полагаю, что мне это по силам. Особенно если мистер Питер позволит записать всю собранную им информацию.
        29
        По дороге домой я рассказала Пете все, что узнала, ведь он не был ни полицейским, ни адвокатом, так что на него мое обещание Смиту не распространялось.
        - Мало нам было испанца, теперь еще и бельгиец! - подвел неутешительный итог Петя. - Ну, со вторым хоть что-то можно предполагать, а при чем здесь первый? Неясно. А еще прислуга, ящик этот непонятный, ожерелье фальшивое. У меня такое ощущение, что все не только не проясняется, но еще больше запутывается. Даша, вы о чем задумались?
        - О том, как попасть в Ниццу.
        Петя немного удивился, но тут же понял, о чем я:
        - Да, конечно. И с сейфом происшествия в Ницце случились, и бельгиец этот… Только как туда попадешь!
        Тут он очень сильно загрустил.
        - Петя, до Ниццы ехать всего ничего. Это не к нам в Сибирь! Можно сесть на поезд, пароходом пересечь Ла-Манш, там снова поездом…
        - Я же не об этом!
        - Знаю. Вы с папенькой собирались в Баден-Баден? Так? Маменька моя больше всего желает поскорее вернуться в Россию. Но тем не менее мы предполагали на пару недель задержаться в Париже.
        - Ну вот, видите.
        - Осталось лишь придумать, как нам заменить желание посетить Париж и Баден-Баден на совместное желание побывать в Ницце. Думайте, Петя. Вы же очень умный!
        Петя улыбнулся самой счастливой улыбкой.
        - Когда вы так говорите, - сказал он, - я и сам начинаю чувствовать себя умным.
        - Так предложите что-нибудь.
        - Ну с папенькой просто. Вы можете сказать, что не желаете слишком скоро со мной, ну и с ним тоже расставаться. По мне это и так видно, надеюсь, что и вы того же хотите?
        - Хочу, и по мне это тоже заметно.
        - Тогда стоит лишь попросить вашу маменьку попросить моего папеньку составить вам компанию, и мы с ним поедем за вами куда угодно. Он хоть и не влюблен в Ирину Афанасьевну, но настолько ею восхищается, что исполнит любой каприз.
        - Наверное, так и есть.
        - Значит, Баден-Баден уже отменяется. Осталось придумать, как поменять Париж на Ниццу.
        Но ничего умного в голову не приходило, а попроси мы впрямую, возникли бы всякие подозрения и множество расспросов, а мы не смогли бы на эти расспросы ответить вразумительно.
        Повод нашелся сам собой, и совершенно пустячный, но вполне подходящий. Я натолкнулась в газете на статью, расхваливающую медицинскую пользу морских купаний. Чуть подумала и тут же пошла к маменьке.
        - Мама, прослушай, что тут пишут.
        И прочла ей выдержки из статьи.
        - Я и сама люблю купаться, - согласилась маменька. - Но к чему ты затеяла этот разговор?
        - Я прочитала газету и вспомнила, что доктор Петровский рекомендовал мне морские купания, - сказала я чистую правду.
        - Так! Ты была больна? Чем?
        - Да успокойся, Ира! - сказал дедушка. - Это не Даша, это я болел. Простудой. Это ко мне приходил доктор Петровский.
        - А отчего он давал врачебные советы Дашеньке? - продолжила свой допрос с пристрастием маменька.
        - Моя любимая внучка в тот раз всю ночь напролет читала! - со вздохом принялся объяснять ситуацию с врачебными советами дедушка. - А я был болен и не пресек это безобразие. Так что вполне понятно, что с утра она была бледна после почти бессонной ночи. Ты же помнишь доктора Петровского? Он увидел эту бледность, счел ее признаком хронического утомления и начал давать рекомендации. И про купания говорил, это точно.
        - Нельзя так пренебрегать своим здоровьем, - сказала мама, хоть почти и успокоилась за мое здоровье.
        - Так я и говорю про это, - стала я ковать железо, пока оно оставалось горячим. - Раз доктор рекомендовал купания, то сейчас для них самое время.
        - Правильно. Нечего нам в Париже по магазинам разъезжать. Поедем на Лазурный Берег. В Канны.
        - Лучше в Ниццу. Там веселее, много русских.
        - Ну в Ниццу так в Ниццу. Невелика разница, море одно и то же.
        - Давай еще и Александра Сергеевича позовем. А то они в Баден-Баден собрались. Ну что там делать? Не в казино же играть? А здоровье у них в порядке, да и пользы от моря куда больше, чем от кислой воды[29 - Кислыми называли минеральные воды. Отсюда, к примеру, название города Кисловодск.].
        - А не затеяли вы все это, чтобы не расставаться? - резонно предположил дедушка.
        - Не вижу в этом ничего плохого, - заступилась за нас маменька. - Петр Александрович очень приличный молодой человек. Или как говорят здесь - настоящий джентльмен. И раз у них симпатии…
        - Да какие уж там симпатии! - добродушно рассмеялся дедушка. - Тут впору о романтических отношениях говорить. Но я не против. Петя, ты, Ириша, права, очень порядочен и воспитан. И Александр Сергеевич замечательный человек и приятный собеседник.
        - Только не сводите все ваши беседы к Шекспиру! - В этот раз от смеха не удержалась маменька. - Хотя бы при сторонних людях. Мне, конечно, интересно вас обоих слушать, но во всем должна быть мера.
        - Как прикажешь, доченька! - легко согласился дедушка. - Какие еще распоряжения?
        - Нужно заказать отель и билеты, - в тон ему ответила маменька. - Извольте исполнять!
        - Слушаюсь, ваше сиятельство!
        Дедушка тут же поднялся, всем своим видом показывая, что готов исполнить полученные распоряжения сей же час.
        - Ой! - остановила его порыв маменька. - Папа, давай это на завтра отложим. Нужно же все-таки спросить мнение Александра Сергеевича. Мы сегодня у них ужинаем или у нас?
        30
        На третий день наши два экипажа въехали под восточный дебаркадер вокзала Виктория[30 - Вокзал Виктория - вокзал в центре Лондона, с которого отправлялись поезда «на материк», а точнее, поезда, следующие в морские порты Англии, из которых следовали суда через Ла-Манш.], расположенного в Пимлико[31 - Пимлико - район в центре Лондона, где проживают состоятельные люди.], неподалеку от Аббатства[32 - Вестминстерское аббатство - готическая церковь в Лондоне, один из архитектурных символов города.], Парламента[33 - Парламент - еще один из символов Лондона, со знаменитой 97-метровой башней с курантами Биг-Бен.] и самого Букингемского дворца[34 - Букингемский дворец - официальная лондонская резиденция английских монархов.].
        Въехали на перрон мы с превеликим трудом. Если на вокзале Пэддингтон, возле которого мы проживали и с которого не раз отправлялись поездами метрополитена, въезды на перроны для экипажей были устроены с одной стороны, а выезды с противоположной, то здесь экипажам, выгрузившим пассажиров и багаж, приходилось разворачиваться и выезжать в обратном направлении. Получались заторы, каких и на самой оживленной Оксфорд-стрит не увидишь.
        Мы по такому поводу - раз уж двигались еле-еле, да к тому же на доброй дюжине путей сейчас стояли составы с паровозами под парами и было дымно - сошли с маменькой в самом начале вокзала, позволив мужчинам проехать дальше и заняться погрузкой багажа.
        - Тут вам, Александр Сергеевич, не Россия! - сказал дедушка. - Здесь непременно нужно самому проследить, что и куда положат, да чтобы вообще погрузить не забыли.
        Догадавшись, что дело это нелегкое и небыстрое, мы прогуливались не спеша. Заглянули в зал ожидания, где ничего особо любопытного не нашли. Поглазели на пассажиров, замеряющих свой вес на весах, для пользования которыми надо было бросить в щель монетку в один пенни, на других пассажиров, приобретающих в киосках корзинки с набором продуктов в дорогу, с чуть большим интересом понаблюдали, как один из пассажиров пытается получить свою фотографию от Автоматической Фотографирующей Машины, но так и не дождались - чего-то там внутри машины испортилось. Купили газеты и решили, что на перроне может оказаться что-нибудь более интересное, и прошли под вывеской «Лондонско-Чаттамская и Дуврская железная дорога. Поезда на континент».
        Слева стоял наш состав с одинаково, вне зависимости от класса, раскрашенными[35 - В России вагоны были раскрашены в разные цвета - вагоны 1-го класса красились в синий цвет, 2-го класса - в желтый, 3-го - в зеленый.] в желто-коричневый цвет вагонами, но посадку еще не начали. Справа находился еще один поезд, который привлек нас тем, что у каждого из вагонов было собственное имя. И какие это были имена! «Виктория», «Беатрис», «Принцесса Уэльская», «Герцогиня Йоркская» и «Ее Величество».
        - Вот и нас вся эта королевская рать заинтересовала, - сказал подошедший дедушка.
        - Помпезности много, а комфорт, как говорится, оставляет желать лучшего! - поддержал разговор Александр Сергеевич.
        - Ничего, переживем, - отмахнулся дедушка. - Ехать нам менее двух часов. Да и билеты мы взяли в вагон-салон. А то в этих клетушках раздельных чувствуешь себя не в своей тарелке.
        Мне тоже очень не нравилась непонятная другим людям беззаветная любовь англичан к вагонам, в которых в каждое купе был отдельный вход и не было никакой возможности перейти в другое купе или другой вагон. А еще и на вокзалах - хотя это куда ни шло, потому что на любом вокзале всегда грязно, - и в поездах было на удивление грязно! Даже в первом классе.
        - У нас не в пример лучше, - выразил общее мнение Александр Сергеевич. - Про Транссибирский экспресс разговор вообще особый.
        - Вот! - подтвердил дедушка. - И нечего Россию хаять, как некоторые умники сегодня любят делать. Многое у нас не хуже, чем в Европах, а кое-что, несомненно, лучше. Впрочем, мы уже можем пройти на свои места и узнать, чего стоит этот новый вагон-салон с пышным именем «Принц-регент»!
        - А я слышал, что здесь, в Великобритании, говорят, что первым классом ездят либо принцы, либо американцы, либо дураки, - сказал Петя.
        - Ну а нас ты к какой категории относишь? - засмеявшись, спросил его отец.
        - Э-э-э…
        - Ты не смущайся, Даша у тебя точно в принцессах ходит.
        - А Ирина Афанасьевна не так давно из Америки! - нашелся Петя.
        - Ну вот все и разъяснилось, - очень серьезно сообщил всем дедушка. - У нас почти как в той сказке: есть принцесса, есть американка и мы трое!
        - Дедушка, это какую же сказку ты имеешь в виду?
        - Ту, в которой третьими оказываются дураки!
        Чтобы просмеяться, нам пришлось остановиться, и это пришлось весьма кстати: на перрон скорым шагом прибыли мистер Джон Фрейзер, эсквайр Арчибальд Уиллис и Антон Петрович.
        - Успели! - сказал журналист. - А то мы с Арчи попали в жуткий затор на дороге, и пришлось нам добираться пешком.
        - А я опять попал в Скотленд-Ярд! - сказал Антон Петрович. - Этот…
        Он удержал резкое словцо, готовое было сорваться с его языка, перевел дух, потому что, в отличие от двух англичан, был запыхавшимся, и закончил свою мысль.
        - Этот неугомонный инспектор Мортон счел необходимым зазвать меня к себе именно тогда, когда я собирался вас провожать! И знаете ради чего?
        - Нет, - ответила я за всех, - но жаждем узнать.
        - Ради двух фраз! Он сказал, что просил у начальства еще месяц сроку для завершения своего… ээ-э-э… нашего дела, и ему это дозволили.
        - А вторая фраза?
        - Мне велено не покидать Лондон без особого разрешения. А это можно было и не говорить, потому что уже было сказано три раза! И вот вы уезжаете, я остаюсь! Чем себя занять, не представляю!
        - Ну уж чем себя занять, вы, мистер Мордвинов, найдете! - засмеялся мистер Фрейзер. - Вот взгляните, леди и джентльмены!
        Он всем нам показал экземпляр русского журнала «Вокруг света» и развернул его на определенной странице. Заголовок опубликованного там материала гласил: «Прогулки по Мадриду. Досужие наблюдения русского путешественника».
        - А при чем здесь я? - спросил Антон Петрович так, что сразу стало ясно, что он здесь очень при чем, хоть и порывается сохранить свое инкогнито.
        - Простите великодушно, значит, я ошибся. Просто вы единственный мой знакомый русский путешественник, который мог бы подписаться А.П. М-нов. Вы разве не Антон Петрович Мордвинов? Не тушуйтесь, коллега! Поверьте, в Лондоне вы сможете собрать материал не на одну, а на сто статей. Если у вас есть к тому желание, готов оказать вам содействие!
        Мы стали просить журнал, но журналист взмолился:
        - Мне для вас ничего не жалко! Но он мне нужен по делу. Вы же знаете, что я пишу книгу о России, а в этом номере есть две статьи на интересующие меня темы! Я ради них и выписал его из России.
        А мистер Арчи все смотрел на маменьку и при всей своей бойкости не смел сказать каких-то слов, что он для нее, видимо, приготовил. Но тут появился посыльный с корзиной цветов, адвокат явно пришел в себя и, вручая цветы, наконец-то сказал:
        - Мисс Ирэн, я прекрасно знаю теперь, кто вы такая на самом деле, но эти цветы предназначены именно для Ирэн де Монсоро! Но там есть еще и конфеты. Вот они предназначены для графини Бестужевой и для ее дочери, самой умной девушки на свете.
        - Фи! - надула я губки и приняла вид глупой простушки. - И ни слова о моей красоте!
        - О вашей красоте, леди, должны писать поэты, адвокатам же следует оставить более приземленные темы. - Тут мистер Уиллис тяжело вздохнул.
        - Как нам не жаль, но вам пора пройти в вагон, - сказал мистер Фрейзер. - Второй звонок!
        - Господа! - попросила я. - Кто из вас первым встретится со старшим инспектором Мортоном, передайте ему большое спасибо!
        - Да за что? - возмутился Антон Петрович. - За то, что он собирается меня мурыжить здесь целый месяц?
        - Я понял, мисс Дарья, и передам, - улыбнулся мне Арчи. - Тем более что скорее всех прочих со старшим инспектором встречусь я.
        - Merci beaucoup[36 - Merci beaucoup (фр.) - большое спасибо.], Арчи!
        Мы прошли в вагон, и поезд почти сразу отправился.
        - Всего-то на шестнадцать минут позже расписания, - саркастически прокомментировал дедушка. - Удивительная для английских железных дорог пунктуальность![37 - Действительно, в те времена английские железные дороги не отличались пунктуальностью, и задержки с отправлением и прибытием поездов были повсеместны.]
        31
        Если бы не дорогая отделка, то наш вагон вполне можно было бы сравнить с грузовым. Ну вы видели: просто пустое пространство, которое можно загрузить чем угодно. Этот загрузили полутора дюжинами двухместных диванов. В концах находились дамская и мужская комнаты и туалетные кабинки. Еще чуть-чуть места отводилось буфету, в котором единственным привлекательным предметом была его стойка из красного дерева, а уж никак не то, что в нем продавали. Ассортимент ничуть не отличался от тех корзинок со снедью, что предлагались на вокзале. Правда, можно было все те же корзинки да еще с горячими блюдами заказать на ближайшей станции, но мы предпочли сытно перекусить перед дорогой, а кофе и в этом буфете варили неплохой. Так что обедать нужды не было, хотя обе подаренные нам коробки конфет мы все-таки съели.
        Диваны оказались вполне широкими, и мы уселись напротив друг друга все впятером: мужчины втроем - мы с маменькой напротив.
        Разговор крутился вокруг железных дорог. Маменька расспрашивала про Транссибирский экспресс, мужчины интересовались у нее, каковы дороги по ту сторону Атлантики.
        Петя достал один из своих блокнотов, их у него было всегда два: один небольшой и недорогой, из которого и листы вырывать было не жалко, второй - пухлый, в хорошем кожаном переплете. Так вот он достал второй и принялся делать в нем пометки.
        - Петр Александрович, что это вы такое вычеркиваете и подчеркиваете, если не секрет? - спросила маменька.
        - Не секрет. Я по дороге сюда наметил, что бы мне хотелось увидеть и сделать в Лондоне, а сейчас отмечаю: получилось у меня это или нет.
        - А можно пример привести?
        - Можно. Первыми строчками у меня были «Дом Шерлока Холмса» и «Лондонский смог». Ни того ни другого я не увидел, - вздохнул Петя.
        - Не знаю, стоит ли первый пункт, чтобы расстраиваться, но второй уж точно не стоит, - прокомментировал дедушка. - Стояла прекрасная погода, и этому стоит только радоваться. А смог, он больше осенью и зимой случается. Это когда к дымам фабричных труб, поездов и пароходов добавляются дымы из миллионов каминных труб, а низкие облака не дают этим дымам подняться вверх, прижимают их к земле. Но надеюсь, у вас есть и такие пункты, которые удалось исполнить?
        - Удалось, удалось. А еще удалось даже то, о чем и мечтать не мог. С самим сэром Артуром Конан Дойлем познакомился! Одно это чего стоит. Вот только дома мало кто поверит.
        - Поверят. У вас же автограф есть.
        - Эх, будто я не мог любого другого англичанина попросить надпись сделать.
        Мы еще немного поговорили о Петиных планах и о том, что каждому из нас также не удалось всего, чего он намечал или просто желал. Потом Петин отец сказал:
        - А знаете, чему я больше всего радуюсь, покидая эту страну, которая в целом произвела на меня весьма благоприятное впечатление? Тому, что можно будет расплачиваться, пусть и не рублями с копейками, а франками и сантимами, но не будет этой путаницы с шиллингами, пенсами, фунтами, гинеями…[38 - Денежные единицы в Великобритании были весьма непросты для иностранцев. В одном фунте было 4 кроны, или 8 полукрон, или 10 флоринов, или 20 шиллингов, или 240 пенсов, или 960 фартингов. Соверен, как и фунт, был равен 20 шиллингам, а одна гинея была равна приблизительно 21 шиллингу.] И что тут еще в ходу?
        - Флорины.
        - Кроны.
        - Пенни.
        - Фартинги.
        - Вот-вот! Из-за этого так легко попасть впросак.
        Время до Дувра пролетело незаметно, а там мы, уже не заботясь о багаже, просто прошествовали с перрона на пристань и поднялись по трапу на двухтрубный пароход, который, конечно же, назывался очень пышно: «Герцогиня Йоркская». Я бы вот лично очень удивилась, если бы он носил имя Вальтера Скотта, Исаака Ньютона или другого известного британца не из королевской семьи, но вполне достойного, чтобы в его честь наименовать пароход.
        Путь через Канал[39 - Так англичане именовали пролив Ла-Манш.] занимал при хорошей погоде не более полутора часов, но с учетом времени, необходимого для посадки пассажиров и погрузки багажа, набегало несколько больше. Так что мы успели и осмотреть все, и просто посидеть в салоне, и подышать морским воздухом на палубе.
        Качка была легкая, никто из нас ее и не замечал, но кое-кому приходилось несладко. К одному такому пассажиру, присевшему с выражением страдания на лице на скамью подле борта, подошла пожилая леди и, видимо, желая отвлечь его, спросила:
        - Месье плывет из Дувра в Кале?
        - Нет, - чуть раздраженно ответил страдающий от качки. - Я в обратном направлении, миссис.
        Француженка, слегка недовольная такой необщительностью, отошла в сторонку и пробурчала себе под нос, но довольно громко:
        - Странные эти англичане. Мы все плывем в Кале, а этот обратно.
        Пришлось нам с Петей убежать от нее подальше, потому что смеяться в ее присутствии было бы неприличным.
        - Ой! Петя, нам навстречу движется еще одно судно!
        - По-моему, не одно. Если мне не изменяют глаза, то вон там, на горизонте, виднеется еще один дым.
        - Если он станет приближаться - значит, судно плывет нам навстречу.
        - Очень логично!
        - А вы как думали! Я всегда логична! А вы с чего вдруг нахмурились?
        - Да вон тот тип все время пялится на вас.
        - Который?
        - Тот, что ближе ко входу в трюм. На нем еще дурацкий котелок[40 - Котелок - мужская шляпа полусферической формы из твердого войлока.].
        - Котелок вовсе не дурацкий, - задумчиво произнесла я. - А главное, пялится он не на меня.
        - Тогда на кого? На меня, что ли?
        - Петя, вы что, ревнуете меня?
        - Чуть-чуть. Но не сейчас и не к этому типу. Просто он бросает в нашу сторону какие-то странные взгляды.
        Взгляд человека проследить довольно непросто, особенно если он смотрит на вас скрытно, да и сам ты стараешься не показывать, что за ним наблюдаешь. Пришлось приложить немало усилий, чтобы понять, что же этого молодого джентльмена или, может, месье так в нас заинтересовало. Выдал он себя, когда перестал следить за нами, а стал также исподтишка бросать взгляды на другого пассажира.
        - Петя, ну-ка повернитесь спиной.
        - Что там у меня?
        - Вот и мне стало интересно, что там у вас такого, что задний карман брюк оттопыривается.
        - Там у меня блокнот. Если вы думаете, что я столь небрежен и ношу там бумажник…
        - Это не я так думаю. Это ваш тип в котелке так думает. И постарается этот бумажник у вас вытащить.
        - Нужно переложить.
        - Не нужно! Мы его поймаем, и ваш блокнот будет приманкой!
        - Так, так, так! Он, кажется, намечает не одну, а несколько жертв. Если ему не удастся…
        - Боюсь, что ему вполне удастся и несколько человек обворовать.
        - Как же… А, понял! Когда все станут сходить на берег, на трапе образуется небольшая давка, тут-то он себя и проявит. Очень подходящее будет время и место.
        - Давайте обдумаем детали и спустимся пока в салон. А то ветер становится слишком свежим.
        К причалу в Кале мы пришвартовались в момент отлива, и вышло так, что на берег нам пришлось не сходить, а подниматься - край причала находился выше палубы. Судно чуть покачивало, трап от качки водило в стороны. Многие в такие моменты предпочитали не двигаться, а намертво вцеплялись в поручни. Конечно, образовалась небольшая давка и толкотня.
        Нашего типа в котелке мы разглядели сразу, он стоял обиняком, делая вид, что пережидает основной поток пассажиров. Маменька, дедушка и Александр Сергеевич уже шагнули на трап, мы чуть поотстали, и я крикнула:
        - Не волнуйтесь, мы вас сейчас догоним.
        - Что-то он больно медлит, - сказал Петя. - Вот, тронулся к трапу. Я пошел?
        - Дайте ему время подойти ближе, пусть между вами будут человека три-четыре, не больше.
        Петя ступил на трап и начал не спеша подниматься, некоторые пассажиры, которым вдруг захотелось оказаться на суше побыстрее, обгоняли таких неспешных, протискиваясь между ними и ограждением трапа. Наконец и тип в котелке решился покинуть палубу. Я шагнула почти следом за ним, но постаралась оставить зазор между нами примерно в локоть, хоть меня сзади и стали невежливо подталкивать.
        Надо отдать должное ловкости этого воришки! Не старайся я пристально за ним следить - ничегошеньки бы и не увидела. Да и так-то скорее догадывалась, что происходит, чем видела глазами. Вор чуть «споткнулся» и прислонился к впереди идущему джентльмену в старомодном цилиндре.
        - Пардон! - сказал вор и протиснулся вперед. Джентльмен недовольно проворчал себе под нос. Представляю, как бы он заорал, если бы сумел почувствовать, что в момент легкого толчка сзади его брючный карман опустел.
        Я устремилась за воришкой, так и не разглядев, когда он успел освободить свою правую руку от добычи. Он обогнал еще одного пассажира, стянул портмоне у третьего - это я уже видела вполне отчетливо, хотя по той же причине не успела разглядеть самого обворованного пассажира, но опять не уследила, куда это портмоне исчезло, - и встал за спиной у Пети. Мне удалось держаться непосредственно за его спиной и даже встать поудобнее, и, как только кисть его правой руки влезла в Петин карман, я в самом буквальном смысле поймала вора за руку.
        - Ой! - сказал он, ничем иным не выдав себя. Его безымянный и средний палец - вот никогда бы не подумала, что этими пальцами можно так ловко таскать из карманов кошельки и бумажники, по мне, это не очень удобно - держали Петин блокнот, а я держала эти пальцы, а мизинец при этом оказался заломленным. Я когда Пете показывала все эти приемы, он пару раз не сумел рассчитать силы, так что я сама прекрасно знаю, как это больно!
        - Ой!
        - Не ойкайте, мистер, и не дергайтесь, а то я сломаю вам палец!
        - Sorry. I do not understand[41 - Sorry. I do not understand (англ.). - Простите. Я не понимаю английского.].
        - А, так вы не англичанин. Могу и по-французски повторить: не дергайтесь, месье, а то я вам палец сломаю.
        - Вы мне его уже сломали, мадемуазель! - страдальческим шепотом сообщил воришка.
        Из чисто гуманных соображений, ну то есть по той причине, что с пальцами у меня, не с моими конечно, в самом деле вечно происходят неприятности, я ослабила хватку. Месье мгновенно освободился, выскользнув словно скользкий ерш из моей руки, и попытался удрать, но споткнулся, упал и, кажется, сильно ушиб колено. Петя, который помог ему споткнуться, кинулся его поднимать.
        - Да что же вы, месье, так неосторожно! - сказал Петя громко. - Давайте я вам помогу подняться на берег!
        - Не надо! Я сам! Ой!
        - Не дергайтесь месье, а то я вам не палец, а руку сломаю, - ласково и вполголоса пообещал Петя. Мои уроки суфлерского мастерства он усвоил очень хорошо, и слова эти слышал лишь тот, кому они были адресованы, сама я о них лишь догадалась, хоть и была в полушаге.
        Со стороны зрелище было трогательным. Один молодой человек под локоточек бережно помогал подниматься по ступенькам трапа другому молодому человеку, который сильно прихрамывал и время от времени произносил свое жалобное:
        - Ой!
        Вблизи этот закоренелый преступник - никак иначе, так ловко лазать по карманам может только очень опытный вор - оказался совсем молоденьким, может, на год старше нас с Петей. И довольно тщедушным, хоть и был выше весьма рослого Петра Александровича почти на полголовы. Похоже, он предпринял пару попыток освободить свою руку от захвата, а то с чего бы его «Ой!» дважды прозвучало громче и натуральнее остальных всхлипываний. Поднявшись на берег, Петя отконвоировал пойманного с поличным карманника в сторонку.
        - Скажите, месье, чем вас так привлек вот этот блокнот? - сурово спросила я, показывая Петину записную книжку.
        - Да ничем он меня не привлек! - стал отнекиваться вор. - Я даже не знал, что это блокнот.
        - Последнему мы верим, вы-то решили, что это бумажник. Кстати, отдайте украденные бумажники.
        - Вы о чем, мадемуазель?!
        - Петя!
        - Ой! Он у меня в кармане. Отогните правую полу, там специальный карман.
        - Очень хорошо. А где же второй?
        - Нет никакого второго. Один только и успел слямзить.
        - Петя!
        - Не надо! Он с другой стороны, там тоже карман.
        На всякий случай Петя незаметно, будто помогал отряхнуться, потрогал одежду своего пленника со всех возможных сторон.
        - Кажется, всего два и успел украсть! - сказал он. - Ну что, сдадим его полиции?
        - Не надо меня сдавать полиции. Я больше не буду!
        - Ох и сомневаюсь я. Но… Месье, так и быть, ступайте подобру-поздорову, но чтобы никаких краж!
        - Да ни в жисть!
        Едва Петя отпустил его руку, как он буквально умчался подальше от нас, забыв про болевшую ногу, и юркнул в какой-то вовсе не предназначенный для прохода пассажиров узкий проход между штабелями ящиков. Успев, между прочим, по пути запустить руку в карман упитанного толстяка в сером сюртуке.
        - Надо было его полиции сдать! - вздохнул Петя, увидев такое безобразие.
        - Надо было, - согласилась я. - Но пришлось бы объясняться с родителями.
        - С добычей как поступим?
        - Вот это портмоне он украл у того джентльмена в цилиндре. Второго нигде не видно, да я его и не запомнила. Давайте я портмоне отдам хозяину, а вы второй бумажник передайте полицейскому. А то он от безделья скоро челюсти вывихнет.
        Действительно, стоящий неподалеку полицейский зевал самым отчаянным образом, и мои опасения могли в любой момент оправдаться.
        - Тоже правильно, пусть делом займется, а то воры совершенно безнаказанно воруют, а он стоит и зевает! - засмеялся Петя.
        32
        - Ну отчего его так неправильно назвали?
        - Вы, Петя, о чем?
        - О Лазурном Береге.
        - И что вас не устраивает? Красивое название и верное.
        - Да где же верное? Берег у нас какой? Серый, каменистый, галькой усыпанный. Это море здесь лазурное, а вовсе не берег!
        - Море здесь Средиземное, а берег - Лазурный! Оттого что прибрежная вода только здесь имеет такой оттенок!
        Так болтать ни о чем и препираться без повода, шутки ради, мы могли бесконечно. Прогулка по Английской набережной[42 - Английская набережная, или, как ее называют французы, Promenade des Anglais, - живописная набережная в Ницце.] весьма к тому располагала. Она хоть и именовалась Английской, но русская речь здесь слышалась много чаще. Ну и французская, само собой, была слышна повсюду, хотя чаще опять же с русским акцентом. Отчего-то наши соотечественники очень часто пытались делать вид, что они местные жители, но удавалось это им из рук вон плохо. Я уж не говорю про произношение. Французский ныне не так моден, как сто лет тому назад, и многие начинали вспоминать этот язык, лишь оказавшись здесь, во Франции.
        - Петя, вот кстати, - сказала я, хотя Петя мыслей моих не слышал, и для него это не было «кстати», - пойдите и заговорите вон с тем господином. Уверена, что он как раз самый настоящий француз.
        - Ну, Даша!
        - Вам нужно подтянуть ваш французский. А как вы это сделаете, если не станете общаться с настоящими французами?
        - И о чем же мне с ним беседовать? - уныло спросил Петя, понимая, что я от него не отстану.
        - Да хотя бы спросите, как пройти к кафедральному собору.
        - Да мы же там были, и я дорогу хорошо запомнил…
        - Все равно спросите. После поинтересуйтесь, приезжий он или проживает здесь, и в любом случае похвалите город и Лазурный Берег.
        - А если я не припомню нужное слово?
        - Выкручивайтесь! Все! Вперед!
        Но вперед Петя шагнуть не успел, потому что с господином в канотье[43 - Канотье - французская соломенная шляпа жесткой формы с цилиндрической тульей и прямыми полями.] и легком костюме приятного, но непривычного бледно-зеленого оттенка начала происходить некая история.
        Мы с Петей прогуливались в самой восточной части променада[44 - Променад (фр. promenade) - прогулка по городу или место для прогулок в больших городах.] и шли по дорожке, обрамляющей пляж бухты Ангелов. Также вдоль всего пляжа тянулась проезжая дорога, по которой изредка проезжали открытые экипажи и нередко велосипедисты. А по ту сторону проезжей дороги снова располагался тротуар для пешеходов, вот по нему и шагал очень неспешно этот забавный зелененький человечек, весь из себя кругленький - вот толстеньким его не назовешь, именно что кругленький, оттого что весь округлый вплоть до пальцев, - и постукивал по плитам тротуара легкой тростью. Что-то под ногами привлекло его внимание, он нервно огляделся по сторонам и поднял находку. Но не успел ее спрятать - его как раз догнал другой прохожий, более похожий на бродягу, чем на приличного человека. Догнал, досадно развел руками и завел разговор. О чем они беседовали, слышно нам не было, а вот когда к ним присоединился третий, несомненно, весьма приличный мужчина в соответствующей одежде, разговор почти мигом перешел на крик.
        - Вы еще извольте доказать, что бумажник ваш! - кричал зелененький в канотье.
        - Это зачем же мне доказывать, что мое это мое! - не менее громко вещал вновь прибывший. - Я вот сейчас проверю, все ли цело, а то и в полицию могу вас препроводить!
        К ним присоединились несколько зевак, судя по всему, один держал сторону нашедшего, но большинство склонялись к мнению, что сделавший столь удачную находку - жулик, и требовали отправить его в полицию.
        - Даша, а я догадываюсь, что тут происходит. Помните, я вам из нашей старой газеты читал, а вы сказали, что и в Москве про то же самое когда-то писали.
        Я кивнула. Газеты писали про «изобретение» харьковских аферистов, которые подбрасывали на дорогу «набитые деньгами» кошельки, портфели с ценными бумагами, иногда драгоценности. Счастливый обладатель столь удивительной находки тут же встречался с ее «законным владельцем», разгорался скандал, «счастливца» обвиняли в краже и требовали доставить в полицию. Тот добровольно соглашался на обыск, дабы доказать, что ничего он не присвоил, а что при обыске исчезали его собственные деньги, часы и все, что было в карманах, замечал чаще всего, когда выяснялось, что ему нечем расплатиться с извозчиком. С такими «номерами» харьковчане выступали не только в Харькове, но гастролировали и по Москве, и по Петербургу, и по другим городам. Ну и другие жулики из других городов мигом переняли этот фокус. А судя по тому ужасному французскому, что звучал сейчас по большей части, то эти наши милые сограждане и сюда добрались.
        Похоже, кругленькому месье в канотье срочно требовалась помощь. Мы с Петей подошли поближе, но тут, как мне показалось, число свидетелей происшествия внезапно резко увеличилось. Кто-то крикнул: «Шухер!» - и «владелец портмоне купеческого вида» вместе со всеми доброхотами прыснули в разные стороны. Но без особого успеха, те мужчины, что подошли последними, довольно ловко стали их хватать и надевать на них наручники. Да и сам «счастливец» в канотье и в зеленом костюме не остался в стороне и обеими руками вцепился в одного из тех, кто вызвался его обыскать. Увы, но как раз этот жулик оказался очень крепким и неробкого десятка. Не сумев с ходу освободиться из объятий кругленького в канотье - впрочем, канотье к этому моменту отлетело уже далеко в сторону, и его едва не переехал кабриолет, - вырвал у того из рук тросточку, изловчившись, стукнул ею по голове ее же хозяина и попытался скрыться. То место, где стояли мы с Петей, отчего-то показалось ему самым подходящим направлением для бегства. Но вот незадача, он споткнулся на ровном месте, и Пете пришлось помогать ему встать на ноги. Помог он очень
хорошо, встав на ноги, жулик и пошевелиться не мог. Тут подоспели полицейские в штатском и повязали жулика.
        Появился из-за угла и полицейский фургон, куда быстро всех схваченных и упрятали от глаз развлекающейся красотами водной лазури публики.
        Я подняла канотье и подала его хозяину. Тот улыбнулся сквозь гримасу боли, видимо, стукнули его очень сильно, и сказал:
        - Большое спасибо, мадемуазель. Если бы не вы… Знаете, было бы невыносимо стыдно, если бы сбежал именно этот преступник.
        - Ему не повезло, он споткнулся, - ответила я на улыбку обладателя зелененького костюма.
        - Да, так оно и есть. Ему не повезло, что на его пути оказались вы.
        - Да при чем же здесь я?
        - Хорошо. Настоящий француз никогда не станет спорить с дамой. Вы здесь ни при чем, и я вам весьма и весьма благодарен. Вот, вызвался участвовать в поимке аферистов самолично и едва не опростоволосился, чуть не упустил одного из преступников. Мерси! Не дали комиссару Ниццы покрыть свою голову позором.
        - Позора нет, зато у вас шишка на голове, - сочувственно произнесла я.
        - Пустяки. Главное, операция удалась. Пусть небезупречно, но с вашей… но при вашем присутствии мы ее завершили. А то совсем нас жалобами одолели!
        - А у нас потерпевшие в подобных случаях предпочитают не обращаться в полицию, - сказал Петя.
        - У нас, знаете ли, тоже. Но и у вас в России, и у нас во Франции находятся благоразумные люди, понимающие, что хотя их имущественные потери уже не будут возмещены, что, возможно, это не слишком лестно отразится на их репутации, но все равно способные подумать и о других. Вас не слишком покоробило, что большинство задержанных - ваши соотечественники? Ну и замечательно. У нас, знаете ли, и своих жуликов достает… Ох, простите, я же не представился: Людовик Лагранж, полицейский комиссар Ниццы. Говоря по-русски, полицмейстер этого городишки.
        Последние три слова комиссар произнес на русском, и Петя счел нужным похвалить его.
        - Вы замечательно говорите по-русски!
        - О-о-о! Я ввел вас в заблуждение. Помимо этой фразы я знаю две дюжины русских слов, половину из которых в приличном обществе употреблять нельзя, а вторую половину я вечно употребляю невпопад. Заглядывайте ко мне в гости, угощу вас фруктами из своего сада и вкусным кофе. А пока вынужден с вами расстаться. Au revoir![45 - Au revoir (фр.) - до свидания.]
        Несмотря на округлость, едва ли не шарообразность своего облика, в коляску, подъехавшую за ним, комиссар Лагранж вскочил по-мальчишески легко. И своим канотье помахал нам как мальчишка, совершенно не заботясь выглядеть солидным.
        - Странно! - сказал ему вслед Петя. - Полицмейстер, то есть комиссар, а участвует самолично в оперативных мероприятиях.
        - Из всех агентов, что мы сейчас увидели, он единственный, кто ни капли не похож на полицейского.
        - Это точно. Все остальные настолько полицейские, что им мундиры не нужны - за версту видать. А месье Лагранж такой с виду безобидный! Но как только заговорил, я в нем сразу почувствовал опытного полицейского сыщика. И вашу подножку, Даша, он успел увидеть, хоть его в тот миг по голове тростью приласкали! И что мы, русские, с ходу понял.
        - А главное, он настоящий француз: галантен и не спорит с дамами! Берите пример, Петя!
        33
        Происшествие, помимо некоторой курьезности, имело и положительную сторону. Оно настроило меня на деловой лад, а то никак не могла сосредоточиться и начать думать.
        Мы прогулялись с Петей в обратную сторону и уютно расположились в креслах крохотного кафе под открытым небом.
        - Петр Александрович!
        - Что?
        - Вы помните, для чего мы сюда приехали?
        - Помню.
        - Замечательно, а то я уж было решила, что вы прибыли сюда для рассматривания купальщиц.
        - Вовсе я их не рассматриваю.
        - Вот и пересядьте спиной к пляжу, чтобы не отвлекаться.
        Петя пожал плечами, хотел что-то сказать в свое оправдание, но счел за лучшее исполнить мою просьбу. Или требование.
        - Итак, с чего мы должны начать? Доставайте ваш блокнот и станем думать.
        - Нам известен со слов Антона Петровича отель, в котором они c графом Никитиным здесь останавливались. Надеюсь, их там запомнили, да и передвижные сейфы в ремонт отправляют нечасто. Мы, полагаю, сможем узнать, куда именно его отвозили. Так что первым пунктом у нас получается посещение отеля и расспросы про мастерскую.
        - Замечательно. Сейчас мы все отправляемся покупать купальные костюмы. После этого обед. Затем купание. А вечером можно сходить в отель.
        - И кто из нас настроен несерьезно? - с укором глянул на меня Петя. - Этак откладывать, так мы ничего не успеем!
        - А что вы предлагаете? - пожала я плечами в ответ на обвинение. - Мы же даже не знаем, где расположен этот отель, забыли спросить у Антона Петровича.
        - Да не забыли мы! У меня все записано. А я с утра даже про дорогу расспросил. У настоящего француза, между прочим. Про нужную нам дорогу, а не про ту, что к кафедральному собору ведет, туда мы и сами дорогу знали.
        Я расхохоталась и взяла Петю за руку.
        - Простите, так захотелось подурачиться, а вы все всерьез приняли. Давайте допьем наш сок и пойдем расспрашивать в отель. А по пути подумаем, как нам нашего бельгийца разыскивать.
        - Может, к комиссару обратимся? Он нас приглашал, и вообще он мне понравился.
        - И что мы ему скажем? Месье комиссар, нас интересует один опасный рецидивист, нет ли у вас адресочка, а то очень нам хочется к нему на рюмку чая напроситься?
        - Я ничего такого не предлагал! Можно выспросить намеками, обиняками.
        - Вы же сами хвалили месье Лагранжа за проницательность.
        - Хорошо. Этот вариант не проходит.
        Алексей Юрьевич Никитин и его секретарь Антон Петрович останавливались в крохотной, но очень уютной с виду гостинице. По пути мы решили обсудить, как правильнее там вести расспросы, а не то, как искать Огюста Лемье, это все равно было слишком сложной и серьезной темой, такие на ходу не решаются. А с отелем никаких сложностей не предвиделось, разве что наша молодость могла смутить прислугу отеля и сделать их неразговорчивыми. Значит, и предлог для расспросов нужно было придумать понаивнее, что не так уж и сложно.
        Мы поприветствовали портье, спросили, помнит ли он графа. Тот ответил, что у них всего четыре номера, не забыл вставить, что все четыре высочайшего класса и что для него упомнить недавних постояльцев не составляет труда.
        - А может, месье знает и о том, что граф Никитин ремонтировал свой дорожный сейф? Дело в том, что, забирая его, он недоплатил мастеру небольшую сумму. Мы встретились с графом в Лондоне, и он, узнав, что мы направляемся в Ниццу, попросил нас исправить это упущение, а я по рассеянности потеряла записку, в которой он записал адрес и имя. Уж наверное, в вашем городе не так много мастерских, где можно отремонтировать сейф.
        - Приношу свои извинения, мадемуазель, его светлость действительно интересовался здесь, непосредственно у меня, ремонтными мастерскими. И я рекомендовал самого лучшего из мастеров. И я в точности знаю, что граф к нему ездил, даже знаю, кто из извозчиков его отвозил.
        - Так скажите нам, пожалуйста!
        - Не вижу в этом никакого секрета и готов вам назвать и имя, и адрес, и рассказать, как туда добраться… но…
        - В чем же дело?
        - Граф Никитин справлялся у меня не о ремонте сейфа, а о ремонте часов!
        Полагаю, что когда я услышала эти слова, вид у меня сделался до крайности растерянным. У Пети уж точно, у него даже рот приоткрылся.
        - А про сейф? Про сейф он ничего не спрашивал?
        - Нет.
        - Может, у кого другого из ваших служащих интересовался? - теряя надежду, все же спросила я.
        - Это вряд ли, мадемуазель. Даже если бы его светлость и спросил что-то в этом роде, то ему скорее всего не сумели бы ответить. Понимаете ли, горничные и коридорные мало интересуются сейфами и их ремонтом. Да и мне пришлось бы наводить справки.
        - Выходит, Алексей Юрьевич просто перепутал, - вдруг сказал Петя. - Сейф он ремонтировал в другом городе, а здесь ремонтировал часы. Неудивительно, что при такой рассеянности он что-то забыл или недоделал.
        - Я бы не назвал его светлость рассеянным, - счел нужным сделать замечание портье.
        - Так, может, вы нам скажете адрес того часового мастера, мы навестим его и спросим, не задолжал ли граф Никитин ему денег. Если да, то мы расплатимся, если нет, то придется нам объехать всю Европу по следам графа и найти все же мастера по ремонту сейфовых замков.
        Портье мило рассмеялся незамысловатой шутке и написал на листке нужный нам адрес.
        - Я могу вам объяснить, как туда пройти, но лучше воспользуйтесь наемным экипажем, это довольно далеко.
        - Мерси боку.
        Я сделала книксен, Петя поклонился, и мы направились к выходу.
        - Ох, простите за излишнее любопытство, - остановился на полпути Петя. - Я вот не соображу, какие часы ремонтировал граф? Неужели его прекрасные «Павел Буре»[46 - «Павел Буре» - известная марка часов. Часовая компания «Павел Буре» основана в 1815 году Павлом Карловичем Буре в Петербурге. Позже его сын приобрел крупную часовую фабрику в Швейцарии.] могли потребовать ремонта?
        - Нет-нет. Граф отвозил в ремонт большие настольные часы. Какие, я не видел, они были упакованы в большой серый ящик. Весьма тяжелый! Это я и сам видел по пыхтению Жака - он наш коридорный - ну и Жак мне пожаловался.
        - Премного вам благодарны, месье! - сказал Петя, и мы вышли на улицу.
        - Петя, вы такой умный! Как вы догадались, что в сейфе мог быть часовой механизм?
        - Я не догадался. Я просто еще в Лондоне улучил немного времени и почитал кое-что о сейфах. А сейчас в нужный момент вспомнил. Только вот в чем беда, не видели мы никакого часового механизма в этом сейфе. А судя по описаниям, должны были бы увидеть и догадаться. И Антон Петрович ни полусловом не обмолвился.
        - Съездим к мастеру, глядишь, и прояснится что-то. Но теперь уж точно нам пора в магазин, а после нас без обеда никто не отпустит. А купание нам сегодня, видимо, суждено пропустить. Мы вместо него съездим по вот этому адресу. А морские ванны начнем принимать с завтрашнего дня.
        34
        - Даша, ну как?
        Мы с маменькой примеряли уже шестой или седьмой вариант костюмов для купания, и мама мрачнела все больше.
        Само собой, магазин мы выбрали самый шикарный. Это дорожное платье мы могли купить где угодно, лишь бы оно было удобным для дороги. Но костюм для купания… Это ведь такая вещь, на которую обязательно все вокруг станут смотреть. И из-за того, каков он, на тебя саму могут смотреть совершенно по-разному. Объяснять это трудно, потому что речь идет вовсе не о том, что костюм, особенно купальный, способен, к примеру, эпатировать и вызывать осуждение посторонних. Нет, тут настолько много всего! Он должен быть моден, он должен подходить фигуре, должен соответствовать возрасту, должен подчеркивать достоинства и скрывать недостатки. Наконец, он должен быть приспособлен для купания. А еще должен просто нравиться тебе самой!
        Попробуйте все это совместить, и посмотрим, как ловко это у вас выйдет.
        - Ну что молчишь, доченька?
        - Любуюсь тобой. И завидую.
        - Это что за глупости? Это я должна завидовать твоей молодости и красоте.
        - Ты тоже еще молодая. А вот стану ли я такой красивой…
        - Будь здесь мужчины, я бы решила, что у моей дочери появилась склонность к кокетству. Даша, ты в миллион миллионов раз красивее меня.
        Мне вдруг стало так приятно от этих слов, что слезы на глаза навернулись. Если сказать честно, то о своей внешности я была довольно высокого мнения. Но по-настоящему красивой, такой, как мама, я себя не считала. А тут поверила. Не знаю, надолго или нет, но поверила и даже чуть задрала нос.
        - Вот и мило, что стала улыбаться. Но ты мне все же дай совет, что мне выбрать, а то уже самой надоело перед зеркалом вертеться. Зеленый или красный?
        - Бледно-голубой.
        - Да? А ты себе какой выбрала?
        - Бледно-зеленый. Этот цвет мне с сегодняшнего утра очень нравится.
        - Мадам, позвольте еще раз вон тот голубенький в полосочку посмотреть, - попросила мама хозяйку магазина, которая, видимо, сочла нас настолько важными персонами, что вызвалась обслуживать лично. Впрочем, ее продавщицы тоже не сидели без дела, народу было в магазине много, почти все примерочные кабинеты были заняты.
        Мы поселились, как и в Лондоне, не в отеле, а в наемных квартирах. До Promenade des Anglais было всего два квартала. Квартиры были уютны, прислуга незаметна и обстоятельна. Хозяева сочли нужным встретить нас на вокзале на своих экипажах, которые также можно было при желании нанять на все время пребывания или заказывать на определенные часы. В отличие от лондонских квартир здесь не было кухонь, но их отсутствие с лихвой компенсировалось наличием в соседнем здании очаровательного уютного ресторанчика, который хозяева квартир рекомендовали нам как «ресторан высокой французской кухни». Там можно было сделать заказ в квартиры, но мы предпочитали есть в ресторане, за уличными его столиками.
        - Если не считать вида из окон на море, то мы опять выгадали по всем статьям! - как раз обсуждал условия нашего расселения Александр Сергеевич, когда мы с маменькой подошли к ресторанчику, где уже находились все наши мужчины. Понятно, что они с покупками управились уже давно и теперь дожидались нас.
        - Но кто же станет сидеть у окна и смотреть на море, когда в него можно залезть, - сказала мама. - Вы уже сделали заказ?
        Все было заказано и даже готово к подаче на стол. Как всегда за обедом, разговор зашел о том, что нам было подано.
        - Хозяин с такой гордостью сообщил, что в этом соусе он использует больше тридцати ингредиентов, что мне, право, неловко - я, видимо, не уловил и половины тех вкусовых оттенков, на которые он рассчитывал, - чуть грустно сказал Александр Сергеевич.
        - Но вам понравилось?
        - Да, несомненно, очень вкусно. Чем-то даже напоминает одно блюдо из нашей ресторации при гостинице «Европейская».
        - Ну, с нас с вами и этого довольно, - сказал дедушка.
        - Французская кухня вообще, на мой взгляд, страдает некоей избыточностью, - принялся философствовать Александр Сергеевич. - У нас, в России, как мне кажется, умеют достигать такого же результата с большей простотой.
        - Позволю с вами не согласиться, Александр Сергеевич! - сказал дедушка, для которого русская кухня стояла на втором месте после сочинений Шекспира по степени увлеченности. - Взять хотя бы русские супы! Щи или борщи, сколько там ингредиентов используется, и если делать все правильно, то и сложность приготовления существует немалая. И неожиданных вкусовых сочетаний у нас встречается не меньше, чем здесь. Да та же уха из петуха![47 - Уха из петуха - рыбный суп на курином бульоне.] Так что мне кажется, что знаменитые и хваленые французские соусы не слишком достойная замена русским супам!
        - Милые мужчины, вы, как всегда, нашли самую увлекательную тему для беседы, - вмешалась в разговор маменька. - Я не шучу, мне и впрямь интересно, тем более что я соскучилась по борщу, по щам, по царской ухе и даже по ухе из петуха, хоть не столь часто ее ела. Но мы собирались купаться! Так что заканчивайте обед, допивайте кофе, а мы с Дашей потихоньку пойдем к пляжу.
        - Маменька! Мы с Петей хотели отменить на сегодня купание…
        - Даша, не бросай меня одну, - шепнула мама. - Мне нужна твоя поддержка. И потом, разве тебе неинтересно обновить купальник?
        Отказать я не могла, да и Пете, похоже, не терпелось впервые в жизни окунуться в морские волны. Да и мастер по ремонту часов вряд ли куда сбежит до завтрашнего дня.
        Нет, маменька была права, попросив меня не оставлять ее одну. Первое появление на глазах публики в купальных костюмах, наверное, больше всего прочего схоже с первым выходом дебютантки на сцену театра. То есть дело это непростое. К тому же тут, в купальнях, все должно иметь обратную задачу. На сцене актриса должна привлечь как можно большее внимание публики, а здесь необходимо постараться выглядеть так, чтобы интерес к тебе не стал излишне назойливым.
        Мужчинам в этом вопросе много легче. Их купальные костюмы похожи на униформу - большинство одеты в трико без рукавов и со штанинами выше колен. И расцветки схожие, чаще темно-синие или черные, редко красные. И всегда в поперечную полоску.
        - Даша, тебе это ничего не напоминает? - спросила маменька, указывая на целую компанию молодых мужчин в почти одинаковых трико темно-синего цвета с горизонтальными белыми полосами.
        Мне это напоминало о многом. Но в первую очередь вспомнилось, как несколько лет назад мы ездили в Финляндию[48 - Финляндия в то время была частью Российской империи.] и купались там в одном из озер. Купаться мы не собирались, просто ехали мимо озера. Но оно выглядело так привлекательно и даже уютно, что проехать мимо никак было нельзя. Тем более что там уже купались жители местного села и смотреть на них без зависти - день стоял жаркий - было невозможно. Купались они, как русские мужики и бабы. То есть женщины в нижних рубахах, а мужчины в исподнем. И им было очень весело. Вот маменька, глянув на это веселье, и вздохнула, что нет у нас при себе ничего подходящего для купания, даже вот таких простых сорочек. Папенька рассмеялся в ответ и извлек из своего чемодана три настоящих тельняшки и три пары матросских кальсон. Вот в них мы тогда и купались. И никто вокруг на нас не пялился!
        А здесь, едва мы вышли из кабинки для переодевания, как все взгляды словно магнитом притянуло к нам. При том, что мы ничем особым, в смысле одеяний, не выделялись. Были здесь и дамы, большей частью в возрасте, что одеты были весьма старомодно, со стороны и не очень отличишь, что это не платье, а костюм для купания. Особенно с учетом того, что большинство из таких дам держали в руках зонтики от солнца, а кое-кто и вовсе был в перчатках. Но большинство женщин и девушек были одеты точно как мы. Наши купальники были, пожалуй, даже чуть скромнее, чем у большинства - трико имели рукавчики по локоть.
        Но все равно именно мы с маменькой мигом оказались в самом центре внимания. Я больше за компанию, а вот не обратить внимания, не заметить маменьку было просто невозможно. И не только мужчинам, но и женщинам. Впрочем, это совсем не мешало нам получить удовольствие от купания и от плавания. Кстати, как только все поняли, что мы и плаваем неплохо, восторг у мужской части публики стал зашкаливать за все мыслимые пределы. Хорошо хоть публика была воспитанной - не пялилась бесстыдно и не выражала свои восторги криками. Хотя я бы совершенно этому не удивилась.
        - Зря я, что ли, в Калифорнии тренировалась, - ответила маменька на комплимент Пети по поводу ее прекрасного стиля плавания. - И не так вот с прохладцей после обеда, а вставала в пять утра и шла плавать.
        - Вы, верно, могли и олимпийской чемпионкой стать, - вдруг сказал Петя.
        - Вряд ли. Там соперники не такие хилые, - несправедливо высказалась она в адрес мужчин, присутствующих на пляже, но, как оказалось, под ее критику попали и мы с Петей. - Вам вот, Петя, просто не хватает умения плавать правильно, вас учить нужно. Даше, возможно, просто недостает сил, не окрепла она еще. Ну идемте, еще раз искупаемся!
        Вот так мы и развлекались всю вторую половину дня. А вечером всей компанией отправились на прогулку по набережной. Мы с Петей чуть поотстали, чтобы иметь возможность спокойно обсуждать волнующие нас темы, но нам и в этот раз не дали.
        - Порази меня Перун-громовержец! - услышала я позади голос, показавшийся мне знакомым.
        - Дарья Владимировна, вы ли это?
        Так и есть, знакомые. Приятные знакомые, хоть в самом начале нашего не столь давнего знакомства они мне таковыми не показались. Ну да поскольку позже они исправились, то обрадовалась я встрече чрезвычайно.
        - Михаил! Владимир![49 - Михаил и Владимир - молодые офицеры, герои книги «Пакет из Шанхая».] Я полагала, что вы уже несете службу в суровых сибирских краях!
        - Служба в Сибири имеет то преимущество, что за нее полагаются продолжительные отпуска, - солидно пояснил Владимир. - И время на дорогу к месту отпуска в них не включается. Вот мы и выбрали таким местом Францию! Чтобы подольше бездельничать!
        - Увы! - вступил в разговор Михаил, поглаживая свои усики, так и не ставшие за тот месяц, что мы не виделись, более солидными. - Увы, Даша, отпуска наши с катастрофической поспешностью стремятся к завершению! Осталось всего-то пять дней!
        - Да что ж мы все о себе! Вы-то какими судьбами здесь? Как надолго? Мы ж никак на встречу с вами не надеялись, вы же обмолвились как-то, что собираетесь в Туманный Альбион? Или я спутал?
        - Не спутали, Владимир. Мы вчера оттуда и прибыли.
        - Вот славно-то! Мы вас частенько вспоминали. Тем более что у нас для вас новости есть.
        - Неужели?!
        - Пусть вот Михаил расскажет, он накануне письмо получил от Елены Григорьевны.
        - От Леночки Никольской? - воскликнула я.
        - Да. Мне удалось все ж таки добиться от нее некоторого расположения. Увы, лишь дружеского расположения. Но я и тем счастлив, тем более что переписываться с нею очень интересно. Она также в письме вас упоминала и вот в связи с чем: они с вашей тезкой Дашей Штольц будут следующий сезон играть в театре Корша[50 - Театр Корша - московский Русский драматический театр, хозяином которого был Федор Адамович Корш.] и жалеют, что не могут это обсудить с вами и Афанасием Николаевичем.
        - Да! Чуть не забыл! - перебил его Владимир. - Вам, как человеку имеющему непосредственное отношение к театру, вероятно, будет интересно узнать, что сейчас здесь, в Ницце, находится знаменитая французская актриса Ирэн де Монсоро!
        - Не может быть!
        - Может, может. Мы с Михаилом имели счастье ее лицезреть! Нам не довелось увидеть ее на сцене, но портретов-то мы видели множество. Я даже несколько карточек приобрел![51 - Карточки и открытки с портретами артистов были очень популярны.] Так что узнали сразу. Ну и другие нам подтвердили, что это именно она! Вы, совершенно случайно, с ней не знакомы?
        - Да откуда?
        Петя хрюкнул и булькнул. Михаил сочувственно повернулся к нему:
        - С вами все в порядке?
        - Ничего. Извините, господа, что-то в горло попало, но уже прошло, - ответил Петя не сразу, оттого что ему пришлось вытирать обильные слезы.
        - Ох, извините нас за бестактность, мы так обрадовались встрече с Дарьей Владимировной, что совершенно забыли о ее спутнике. Даже не представились. Да что же с вами такое?
        - Сейчас откашляюсь… - объяснил Петя, вновь прибегая к помощи носового платка. - Это легко исправить, так что не стоит извинений. Меня зовут Петр Макаров. А вы, Михаил и Владимир, - офицеры, которые ехали с Дашей на Транссибирском экспрессе и участвовали в поимке опасного преступника.
        - Ну, участием это назвать сложно! - скромно ответил Михаил. - Оказали посильное содействие.
        - Да что же мы стоим посреди дороги! - воскликнул Владимир. - Давайте пройдем вперед и где-нибудь отметим нашу встречу. Вон там подают замечательное мороженное.
        - А я думала, вы предложите шампанское!
        - Можем и шампанским угостить, но ведь мы знаем ваши вкусы и что вино вы пьете в исключительных случаях. Да и сами мы здесь, на родине этого напитка, в нем вдруг разочаровались.
        - Господа! Не верю своим глазам! Там за столиком сидит мадам де Монсоро!
        - Еще один повод, чтобы присесть где-нибудь рядом.
        Петя снова хрюкнул, но я опять не подала виду. Мы подошли к кафе, я прямиком подошла к столику, за которым устроились наши родители и дедушка, сидевший спиной к нам, и оттого оставшийся неузнанным.
        - Мадам де Монсоро, - обратилась я к маменьке, позвольте мне представить вам моих знакомых, о которых я вам немало рассказывала.
        - Очень приятно, господа! - ответила маменька, ответила по-русски, конечно.
        Чтобы описать лица Владимира и Михаила, слов будет недостаточно. Тут бы пригодился хороший художник. Но вот для того, чтобы описать эти лица после следующей маменькиной фразы, уже и художника станет недостаточно.
        - Господа, присаживайтесь к нам. Друзья моей дочери - мои друзья.
        Петя очень некультурно плюхнулся в ближайшее кресло и стал носовым платком утирать глаза и лицо, уже совершенно залитое слезами из-за сдерживаемого смеха.
        35
        Нам с Петей пришлось встать пораньше, чтобы какие-нибудь новые неожиданные события, на которые оказалась богатой Ницца, не отвлекли нас, не помешали бы нашим планам по расследованию убийства несчастного Алексея Юрьевича. Пока фаэтон вез нас к часовой мастерской на северную окраину города, откуда были видны вершины Альпийских гор, мы успели решить, что нашей вчерашней выдумки будет и здесь достаточно. Спросим в мастерской, привозил ли граф Алексей Юрьевич что-то в ремонт и не забыл ли рассчитаться. А завязав разговор, можно будет ненароком спросить, что там сломалось.
        - Нет, Даша, спрашивать нужно именно про сейф, а не про часы или про что-то абстрактное. Тогда часовщик поймет, что мы в курсе дел, и не станет скрытничать.
        - Хорошо, я с вами согласна. Даже если все же привозили в ремонт не сейф, а часы - хотя откуда им взяться, если подумать? - то нам так и скажут. Удивятся, может быть, но скажут. Главное, нужно будет попытаться узнать все подробности.
        - Думаю, что в самом крайнем случае нужно будет сказать, что графа убили. Я даже газету с сообщением об этом взял с собой.
        - Петя, вы молодец. Вы с каждым часом становитесь все более и более опытным сыщиком. Скоро про вас будет можно писать рассказы, вам остается найти своего доктора Ватсона, и про вас узнает вся Европа.
        - Опять шутите.
        - В этот раз самую малость шучу, а так все - чистая правда.
        Часовая мастерская стала видна издалека благодаря висевшей над ней на кронштейне вывеске. Вывеска, конечно же, изображала часы, большие такие, настольные круглые часы, на циферблате которых цифрами разного цвета было выделено время работы. Но перед мастерской оказалось несколько многолюдней, чем должно быть. Прямо у входа стояли два экипажа. Туда и обратно сновали какие-то люди. В том числе и в полицейской форме. В довершение всего из дверей появились люди с носилками. Тело на носилках было с головой укрыто белой простыней.
        - Вот ведь! - воскликнул извозчик. - Не беда ли какая случилась? Очень похоже на убийство!
        - Похоже, - согласилась я, с замиранием сердца осознавая, чье тело сейчас грузят на повозку.
        - Так вы будете сходить или сразу обратно? - спросил возница. - Тут не до вас сейчас будет.
        - Мы сойдем, но вы нас подождите. Мы, наверное, быстро.
        - Да уж, долго тут глазеть будет не на что.
        Желавших поглазеть собралось несколько человек. Вот к ним мы и подошли.
        - Вы не знаете, что произошло? - спросила я у женщины, лицо которой показалось мне наиболее серьезным.
        - Убили месье Клода, часовщика нашего. Лучший часовщик в городе был.
        - А отчего он тогда тут, на окраине, мастерскую держал?
        - Ох! Он ведь в этой самой мастерской начинал когда-то. Потом все ближе и ближе к центру перебирался. А как стал считаться самым лучшим и понял, что к нему откуда угодно поедут, сызнова сюда вернулся. Говорил, что тихо тут, спокойно.
        - Правду говорил, - вступила в разговор еще одна женщина. - Тихо тут у нас, считай, самый тихий уголок в городе. Разве что как свадьба или еще что такое, так мужчины подерутся. А вот чтобы грабежи или кражи, такого и не слышали. А тут смертоубийство!
        - А вы отчего спрашиваете? - обратилась к нам с Петей первая из женщин. - Так просто или по делу какому к месье Клоду приехали, да не вовремя?
        - По делу, мадам, и ох как не вовремя! Мы в ремонт часы отдавали. Дорогие.
        - Если не украли, так вернут, - уверенно объяснила женщина. - Вот помощник месье Клода вернется через три дня и все, что было сдано в ремонт, выдаст. Правду сказать, не все отремонтировать сумеет, но вернуть - непременно вернет. Не станет, как некоторые, горем пользоваться да говорить, что украли.
        - Я вот слыхала, что в таких случаях через полицию нужно дело решать, - вставила словечко вторая дама.
        - Да зачем тут полиция, люди ж ни сном ни духом к убийству отношения не имеют, да вот и приехали только что…
        Я не стала прислушиваться к этому разговору, хотя и сама не могла припомнить, нужно в таких случаях писать заявление или просто обращаться в полицию. Но мы же на самом деле ничего в ремонт месье Клоду Севинье, как было написано в записке портье, не отдавали, а приехали совершенно по иному поводу. Так что меня больше интересовало, сможет ли нам что-то сообщить его помощник, и когда он точно вернется, и нет ли возможности отыскать его раньше, чем через три дня. Была еще одна мысль, которая мне не очень нравилась. Не сама мысль узнать о времени смерти часового мастера, про это спросить было бы просто логично, хотя и мало что нам давало. А то, что мне слишком сильно хотелось, чтобы эта смерть, раз уж она произошла, случилась еще вчера утром или в крайнем случае вчера днем, чтобы меньше себя корить, что накануне мы предпочли развлекаться, а не заниматься делом.
        Пока я пребывала в размышлениях, с чего начать, Петя опередил меня.
        - Простите, что перебиваю вас, дамы, но когда все же это страшное преступление произошло? - спросил он, тщательно подбирая слова и старательно выговаривая их «по-французски», а не «по-русски» как это обычно у него получалось.
        - Да это уж не у нас нужно спрашивать, тут точно у полиции нужно узнавать, - ответила вторая из женщин.
        - Я вот Клода видела вчера около пяти, - перебила ее первая. - Он на улицу выглянул, а я мимо проходила. Ну поздоровались, я и спросила, не выискивает ли он клиентов прямо на улице. Нет говорит, наоборот, не хочу, чтобы еще кто-то пришел, а то устал. Так, говорю, закрывай свою лавочку и иди отдыхать. А он мне, как, мол, можно раньше времени, вдруг я кому срочно понадоблюсь? Я говорю, как хочешь, дело твое. Ну и пошла. А еще я так думаю, что до пяти к нему пришли, а то бы он домой ушел. Выходит, что я едва с убийцами не столкнулась. Слава богу, пронесло.
        - Зато вы смогли бы их описать и полиции разыскивать легче было бы их, - сказал Петя, на сей раз слегка исковеркав фразу.
        - Тоже верно сказано, месье. Да только страшно мне очень. Как представлю себе… Да вы, верно, и сами понимаете.
        - Так ты бы и не знала, что они убийцы! - уверенно заявила вторая дама. - Так с чего бояться?
        - И что с того, что вчера не знала бы? Я б сегодня вся дрожала. Я вон и так места себе не нахожу. Все ж таки сосед!
        - Простите еще раз, - на этот раз даму перебила я. - Вы вот сказали о помощнике…
        - Ну да. Валентином его зовут, а фамилию я не припомню так с ходу. Хороший молодой человек…
        - Да уж, ни одной юбки не пропустит!
        - И пусть себе за девушками бегает, пока молодой. Он, это мне месье Клод говорил, уехал к себе в деревеньку, у него там родители. На десять дней его отпустил месье Клод, а сегодня ровно неделя с того времени.
        - Вот не отпустил бы, может, вдвоем и отбились бы. Или на помощь позвать успели.
        - Или их обоих, не допусти Пресвятая Дева Мария… Ладно, вы чего надумали? В полицию станете обращаться или дождетесь Валентина?
        - Дождемся.
        - Ну и правильно. С полицией лишний раз связываться себе дороже. А так, глядишь, и обойдется все.
        - Спасибо за ваши советы, уважаемые дамы, - вежливо поблагодарила я, - нам пора.
        Но уйти мы не успели. Из дверей мастерской вышел комиссар Лагранж. Канотье на его голове отсутствовало, и костюм был иной, чем вчера, - светло-серый. Но по воротнику, лацканам и полам сюртука шла кайма бледно-зеленого оттенка. Я даже не смогла бы сказать, как смотрится такое сочетание: уместно или неподходяще. Да и думала в этот миг не о том. Да ни о чем я не думала. Слишком вредно этот Лазурный Берег действует на мои мозги, что-то они отказывать начинают. Вот и сейчас нужно было в один миг принимать решение: скрыться нам с глаз месье комиссара или, напротив, обратить на себя его внимание, чтобы узнать еще что-то, а я момент упустила. И Петя в этот раз не выручил, видимо, и сам слегка растерялся.
        Так что все произошло само по себе. То есть комиссар сам нас увидел, не стал скрывать удивления, но расплылся в дружелюбной улыбке и поманил к себе рукой.
        Мы подошли.
        - Здравствуйте, мадемуазель. Здравствуйте, месье. Рад новой встрече. Вы, похоже, решили навестить меня прямо на работе?
        - Ну что вы! Мы просто проезжали мимо…
        - Да-да! Вы совершенно случайно проезжали мимо того места, о котором вчера так подробно расспрашивали у портье одной тихой и фешенебельной гостиницы. Вы удивлены? А я уж думал, вас ничем не удивишь.
        - Месье комиссар, у вас что-то шевелится под мышкой, - удивился Петя.
        - Это мое оружие.
        - Но…
        - Чуть позже. И знаете что, давайте проедем в какой-нибудь укромный уголок и там побеседуем.
        - Как прикажете, месье комиссар, - скромно ответила я.
        - Знаете, что я вам скажу? - очаровательно рассмеялся комиссар полиции, став еще больше непохожим на полицейского. - Я не намерен вам приказывать, да у меня и власти такой нет. А подозревать вас хоть в чем-то, хоть в малейшей причастности к преступлению, я не хочу и не буду. Чтобы подтвердить это, я попрошу вас обращаться ко мне не официально, а по-дружески. Месье Людовик, к примеру. Моя супруга порой называет меня Людовик без номера.
        - Это в каком смысле… А! Понял! - не сразу оценил шутку Петя.
        - А в других случаях как она к вам обращается? - спросила я.
        - Людовик единственный, - с гордостью ответил комиссар. - Ну что, подождем, пока подъедет моя коляска, и поедем, поговорим?
        - Не надо ждать. Мы прибыли вот на этом фаэтоне, и он нас дожидается. И возница уже проявляет нетерпение.
        36
        Месье Людовик по дороге о делах не говорил. Он рассыпался в благодарностях нам лично и судьбе, случайно нас ему пославшей, за то, что мы подвозим его. Похоже, все это предназначалось для возницы, чтобы тот не решил вдруг, что мы с полицией связаны чем-то, помимо приятельских отношений с ее комиссаром.
        Для разговора месье Людовик выбрал ресторанчик еще более крохотный и еще более уютный, чем тот, расположенный подле наших квартир, что так нам понравился и уютом, и кухней.
        - Вы не голодны? - Услышав отрицательный ответ, комиссар сказал официанту: - Тогда, Федерико, угости моих юных гостей вашими знаменитыми ягодами, а мне принеси стаканчик холодного вина.
        Знаменитыми ягодами оказались не слишком крупные и не очень-то аппетитные с виду абрикосы.
        - Не глядите на внешность, она обманчива! - высокопарно высказался комиссар. - И умоляю, не ешьте их с ножом и вилкой, берите руками и кусайте зубами, а то не сумеете оценить вкус до конца.
        Да, этот вкус стоило оценить! Стоило откусить, как рот наполнялся вкуснейшим соком, а стоило начать жевать мякоть, легкая кислинка сменялась приятной, сильной, но не приторной сладостью.
        - Вы ешьте, а я стану говорить, - сказал комиссар Лагранж, сделав глоток вина из «стаканчика», способного вместить целую бутылку. - Вино, кстати, здесь тоже прекрасное, легкое и совершенно не пьянит. Так что если возникнет желание…
        - Месье Людовик, у вас опять что-то шевелится под мышкой, - сказал Петя.
        - Вы мышей не боитесь? Тогда позвольте познакомить вас с моим коллегой, полицейским сыщиком Генрихом Наварским! Анри[52 - Собственно говоря, имя Генрих по-французски звучит как Анри. Но раз уж в русской литературе французского короля Генриха IV Наваррского принято именовать именно Генрихом, то имя Анри здесь употребляется как уменьшительное.], на выход!
        Последние слова комиссар сказал себе под мышку, отогнув полу сюртука, и оттуда высунулась белая крысиная мордочка с пышными усами. Оглядевшись, Анри соизволил выбраться на стол и принялся умываться.
        - Вы же сказали, что там ваше оружие, - чуть обиженно произнес Петя.
        - Ага! Вы пытаетесь уличить меня на несоответствии сказанного мною ранее и сейчас! - пошутил комиссар. - Но все именно так и есть. Этот зверь и мой соратник, и мое секретное оружие! Он, как вы можете видеть, даже получил увечье в перестрелке с бандитами. Правда, правда.
        У Генриха Наваррского и впрямь отсутствовал кончик его розового безволосого хвостика.
        - Я обязательно вам расскажу подробности, и вы убедитесь в правдивости моих слов. Но не сейчас. Сейчас, когда совершено страшное преступление, нам с Анри необходимо заниматься его расследованием. Но попутно мы подкрепим силы.
        Официант Федерико без просьб со стороны комиссара вынес для крысы крохотный стаканчик с чем-то красным и небольшой кусок сыра. Необычный полицейский съел сыр и принялся лакать свой напиток.
        - Месье Людовик, неужели это вино?
        - А что вас удивляет? Он вполне взрослый, и ему можно. А меру он знает. Но давайте все-таки перейдем к делу. Вчера к нам с женой заглянул на ужин Джузеппе Скьяволе. Чтобы вам сразу стало понятно, отчего он вдруг пришел к нам ужинать, скажу, что до замужества моя супруга носила ту же фамилию, а Джузеппе, что служит портье в отеле, приходится ей двоюродным братом. Так вот, он за ужином рассказал мне о симпатичных молодых русских, что очень интересовались, куда отвозил их соотечественник, бывший недавно постояльцем отеля, свой металлический сейф. Предлог вы придумали удачный, он бы ничего не заподозрил и не стал бы мне рассказывать, если бы не одно обстоятельство. Накануне горничная, готовившая номер для нового постояльца, сказала, что ей показалось, будто кто-то посторонний побывал в номере и рылся там. Она не была в этом полностью уверена и сказала об этом между делом. Но вот после вашего ухода мой шурин вдруг припомнил, что именно в том номере жил ваш граф Никитин. Согласитесь, что совпадение выглядит несколько странно и необычно и уже достойно, чтобы о нем упомянуть в приватной беседе с
родственником, который служит в полиции.
        Мы согласились, что да, такое совпадение выглядит достойным упоминания.
        - Я попросил вас описать и узнал тех самых юных мадемуазель и месье, что оказали мне с утра услугу. Если помните, я приглашал вас к себе, чтобы угостить своими фруктами, которые… - тут комиссар склонился к нам, чтобы произнести следующие слова заговорщицким шепотом, - которые превосходят даже эти замечательные ягоды. Но у меня возникли сомнения, что вы воспользуетесь моим приглашением из-за скромности. Вот я и поручил выяснить, где вы остановились, чтобы все-таки прислать вам корзину фруктов. Так что вчера при разговоре с Джузеппе я знал и кто вы, и где проживаете. А поскольку жену хозяина того самого доходного дома[53 - Доходный дом - дом, предназначенный для сдачи квартир или иных помещений внаем.], где вы квартируете, когда-то звали Клаудией Скьяволе и она является уже родной сестрой моей супруги, то я смог легко получить о вас и дополнительные сведения.
        - Скажите, пожалуйста, а у нашего официанта какая фамилия, а то мне кажется, что и он Скьяволе? - спросил Петя.
        - Вы угадали. Он тоже Скьяволе и приходится мне… Сейчас.
        Комиссар достал блокнот и, полистав, прочитал по-русски:
        - Седьмая вода на киселе!
        - Близкое родство! - согласился Петя.
        - Скажу по секрету, что Скьяволе тут человек двадцать. И мне от них хлопот и пользы достается примерно поровну. Но продолжим. Узнав утром об убийстве часовщика, я сильно удивился. А вот увидев вас там же, уже не удивлялся, хотя и сделал вид, что очень удивлен.
        - Очень талантливо сделали вид!
        - Мерси, мадемуазель. Но не нужно никакого таланта или даже просто опыта сыщика, чтобы понять - вы как-то связаны с этим делом. Скорее всего вы что-то знаете о часовщике, и я очень хочу, чтобы вы мне об этом рассказали. Мне бы хотелось завоевать ваше доверие, поэтому я для начала, не требуя ничего взамен, готов ответить на любые ваши вопросы.
        - Вы что-то предприняли в связи с тем, что в номере графа, возможно, побывал посторонний?
        - Предпринимаю. Вчера для этого не было повода, а сегодня мои люди допрашивают всех служащих отеля. Но полагаю, можно заранее с уверенностью сказать, что их кто-то расспрашивал и кто-то из них проболтался о том, что, на их взгляд, никакой тайны из себя не представляло.
        - Как и когда убили месье Клода Севинье?
        - Предположительно он был убит вчера между восемью часами вечера и полуночью.
        - Странно, ведь после пяти он уходит домой, и, следовательно, его должны были застать в мастерской до этого времени.
        - Я тоже так думаю, мадемуазель. Предполагаю, что убийцы проникли к нему за несколько минут до закрытия мастерской, чтобы иметь возможность сразу запереть за собой двери, не вызывая этим недоуменных взглядов соседей и просто прохожих. А потом они, прежде чем убить, пытали месье Севинье. Вот на это им понадобилось немало времени.
        - Да отчего же он сразу не сказал того, о чем его спрашивали? - воскликнул Петя.
        - Он был старым и мудрым человеком. И понял, что в живых его не оставят, вот и тянул время в надежде… в надежде неизвестно на что. Но это лишь мои предположения.
        - И мы не можем с уверенностью говорить, - сказала я, - сдался он под пытками или сохранил чужой, ненужный ему секрет, в конечном счете стоивший ему жизни.
        - И это справедливо, не знаем. Но что это был за секрет? Возможно, это поможет нам в расследовании…
        - Месье Людовик, мы вам полностью доверяем, - решилась я ответить правду. - Но есть одно существенное препятствие. Граф Никитин был убит в Лондоне. В его смерти обвиняют человека, который этого не совершал. А человек этот не имеет возможности назвать имя того, кто имеет к убийству графа самое непосредственное отношение, так как тот угрожал жизни близкого ему человека. И сейчас мы убедились, что его опасения весьма обоснованны.
        - Так, так, так… Как я понимаю, вам это имя было названо, и вы очень боитесь, что, узнав его, я стану искать именно этого преступника, о чем он, несомненно, вскоре догадается или, что не исключено, достоверно узнает и может пойти на то, чтобы исполнить свои угрозы в отношении непричастного к делу и, следовательно, невинного человека? Уф!
        Комиссар Лагранж задумался. Генрих Наваррский тем временем счел своим долгом забраться поочередно на Петю, затем на меня, обнюхать нас, напросился, чтобы я его погладила и, удовлетворившись этим, вернулся через стол к своему хозяину и юркнул к нему за пазуху. И зашевелился там, устраиваясь поудобнее. Со стороны это смотрелось очень забавно, но нам сейчас было не до улыбок. Мы вновь оказались в гуще слишком печальных событий.
        - Помимо всего прочего вы, несомненно, связаны и словом, - пробормотал убежденно комиссар и вновь погрузился в раздумья, сморщив не только лоб, но и нос. И это тоже могло бы при других обстоятельствах показаться нам комичным. - Хорошо! - наконец вымолвил он. - Я не стану вас спрашивать это имя. Ну а про сейф вы мне можете рассказать?
        - Полагаю, что можем.
        Мы рассказали все, что знали об этом злополучном ящике, о двукратной пропаже ключей от него, о странном ремонте, для которого потребовалась часовая мастерская.
        - Э-м-м… последнее не столь уж странно. Как мне кажется, я о сейфах знаю чуть больше, чем вы, и могу сказать достаточно уверенно, что сейф графа имел секрет. То есть основная его часть была устроена достаточно просто, хотя наверняка надежно. Но внутри был тайник, о котором покойный граф даже своему секретарю не сообщал. И скорее всего открывался тот тайник не ключом, а неким механическим приспособлением, возможно, схожим с часовым. Это понять можно. А вот для каких таких ценностей он предназначался - это вопрос первостепенной важности! Или вы думаете иначе?
        - Нет, мы именно так и думаем, - согласился с доводами комиссара Петя. - Оттого мы и стремились найти часовщика, надеясь, что он сможет хоть как-то прояснить дело.
        - И того человека, имя которого вы не желаете произносить при мне, вы искать не перестанете! - уверенно произнес комиссар Лагранж. - Думаю, нет смысла предупреждать вас о грозящей опасности.
        - Мы прекрасно ее сознаем и постараемся не лезть в передряги, - пообещал Петя.
        - Эх, мне бы запретить вам лезть вообще куда бы то ни было! Но ведь вы не послушаетесь. Приставить к вам филеров, что ли? Или того лучше найти предлог и запереть в камере?
        - А отчего вы так легко отказались от попытки выяснить имя того преступника? - не поддержала я шутки комиссара.
        - Потому что надеюсь уже сегодня узнать его самостоятельно.
        - Можно спросить как?
        - Спросить можно, но это тайна следствия, - ответил месье Людовик, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез. - Впрочем, какие от вас могут быть тайны? Вы и сами уже догадались, судя по блеску в глазах?
        - Вы, вероятно, - осторожно начал Петя, - что-то знаете о тех, кто совершил убийство месье Севинье.
        - Уже очень хорошо. О «тех», а не о «том»! Но продолжайте.
        - Возможно, - продолжила я, - по оставленным уликам вы уже сейчас можете достаточно точно назвать исполнителей преступления, - продолжила делать предположения я, - и скорее всего они из числа известных вам уголовных личностей. И если вам удастся их схватить…
        - Или хотя бы одного из них! - счел нужным поправить меня Петя.
        - И это справедливо! - согласился комиссар, не дав договорить ни мне, ни Пете, оттого что и так все было ясно. - Так вот, после того как я схвачу хотя бы одного из них, я почти наверняка узнаю имя заказчика этого преступления.
        - Получается, что все, кто был в мастерской, вам известны, и вы полагаете, что ни один из них не способен был сам устроить это дело?
        - Вы предельно логичны! Хотя известны мне не все. Но я соглашусь с тем, что по ряду признаков и улик я уже узнаю кое-кого из числа зарекомендовавших себя перед полицией весьма дерзкими, но туповатыми созданиями. И с чего бы им пытать часовщика? До его банковского сейфа им все равно не добраться, а все остальные ценности они и так спокойно забрали. Даже сейф взломали, где хранились дорогие часы, сданные в ремонт. Кстати, зря взломали. Судя по журналу, в который часовщик записывал все, что ему приносили для ремонта, сейф был либо пуст, либо там лежало что-то малоценное, не стоящее таких усилий. Что бы там он сам про это ни говорил, а дела у месье Севинье на окраине шли не столь блестяще, как в центре. Там от клиентов отбоя не было. Правда, он скорее всего от избытка клиентов и сбежал. Возраст, знаете ли…
        - Стойте! - сказал Петя. - Простите, что перебиваю, но пока мысль в голове… В журнале… ну, который вы упомянули… там только о том, что принесли и когда принесли записано? Или какая поломка тоже написано? Мы ведь точно знаем дату, когда этот зловредный сейф возили…
        - Очень правильная мысль! - согласился комиссар. - Нужно взглянуть на журнал пристальнее. Я же про сейф с утра, можно сказать, забыл и журнал только полистал. Особой важности эта информация не представляет, но проверить стоит.
        В этот момент появился новый персонаж, который, в отличие от комиссара, был очень похож на полицейского, хотя и был одет в цивильное.
        - Комиссар?
        - Садитесь, Зубочистка, и докладывайте. Молодые люди полностью в курсе дела и оказали нам большое содействие, так что говорите свободно.
        Названный Зубочисткой, опустился на стул, кивнул Федерико, и тот через мгновение поставил перед ним стакан с вином. Похоже, вино здесь, во Франции, запросто заменяло чай и кофе.
        - Вчера возле отеля крутился Мишель Гнусавый. С портье он не стал заговаривать…
        - Ну так он в курсе, что тот мой родственник.
        - А вот с горничными и коридорным разговоры затевал. Более того, заманил Жана на стаканчик винца, тот ему про все и выложил.
        Кажется, полицейский Зубочистка все-таки предпочитал не договаривать до конца в нашем присутствии. Но комиссар имел на этот счет другое мнение.
        - То есть он расспрашивал про русского графа и про то, куда он отвозил свой сейф.
        - Точно так. Только в отеле все были уверены, что это не сейф, что это просто ящик для упаковки, в котором какие-то старинные и очень дорогие часы.
        - Ну это все мы и так знали.
        Зубочистка кивнул, взял из стаканчика на столе зубочистку и сунул ее в рот.
        - Что-то еще?
        - Да. Дактилоскопист сравнил пальчики. Все тот же Мишель Гнусавый, еще Жак Мерсье, а третий у нас в картотеке не значится.
        - Даже так? Ну да наверняка мелкая сошка. Из новеньких. Хотя его бы, знай мы, кто он, было бы легче прочих схватить.
        - Я дал распоряжения на вокзал, в порт… Ну как положено.
        - Все правильно, да я и не сомневался. Я отсюда поеду в морг, может, врач скажет что-то новое. А ты распорядись, чтобы мне туда регистрационную книгу часовщика привезли.
        Зубочистка допил вино залпом и, не спрашивая разрешения, ушел.
        Комиссар тут же глянул на сиденье только что освободившегося стула, поднял с него зубочистку и аккуратно положил на блюдце.
        - Извините, а отчего у этого полицейского такая странная фамилия?
        - Это прозвище. Полностью оно звучит Зубочистка в… ох, простите мадемуазель, чуть не проговорился. У моего помощника дурная привычка постоянно жевать зубочистки и постоянно их оставлять на сиденье под собой. После люди садятся туда, где он до этого сидел, и нередко страдают. Я и сам однажды… очень неудачно… три дня стоя бумаги подписывал… Э-э-э… Да! Это прозвище свое он заслужил. Я же в воспитательных целях разрешил употреблять его официально. Ну, чтобы он постоянно помнил.
        - Очень необычно! Помогло?
        - Несомненно. Сегодня редкий случай, когда он забылся. Просто дело уж очень необычное. Убийства у нас случаются нечасто, а подобных никто и не припомнит. Теперь вы знаете об убийстве часовщика почти все, что знаю я, кроме многочисленных, но не слишком существенных мелочей. Я очень надеюсь, что уже к вечеру кто-то из этих троих негодяев окажется за решеткой.
        - И тогда, даже если вам не удастся этого добиться от них, вы все равно узнаете имя, которое нам назвали в Лондоне, - пообещала я.
        - Да? Спасибо! Я как-то не подумал, что после поимки участников этого дела никто и не усомнится, откуда имя заказчика стало известно полиции. В том числе и он сам не усомнится. Вы правы, мадемуазель, и еще раз спасибо вам. Доедайте, молодые люди, ягоды! А мы с Анри вас покидаем.
        - Давайте, Даша, еще и кофе закажем, прежде чем уходить, - предложил Петя, а я не стала отказываться. - Чудной этот комиссар!
        - Но очень симпатичный и большой профессионал.
        - Да, уж тут сомневаться не приходится. Но что нам-то теперь делать? Даша, ну что вы молчите!
        - Не сбивайте меня, у меня, кажется, мозги начали чуть-чуть работать. И покажите еще раз, что это вы сейчас с ножом делали?
        Петя после ухода комиссара Лагранжа взял в руку десертный нож, которым он так и не воспользовался, вняв совету кусать фрукты зубами, и машинально стал играть им, перебрасывая между пальцев. Нечто похожее умела делать и я. Рукоять ножа зажималась между указательным и безымянным пальцами, и при определенной ловкости его удавалось неуловимо для глаз перекидывать лезвием вниз - лезвием вверх. Такие приемы с мечами, саблями и другим оружием были в ходу с древних времен. Они, с одной стороны, давали возможность лучше почувствовать оружие, а с другой - нагоняли такой ловкостью страх на противника. А вот ножами так играли в основном бандиты и прочие преступные элементы, пугая свои жертвы. Хотя папенька всегда говорил о ножах очень уважительно и полагал, что в определенных условиях от них больше пользы и толку, чем от сабли или тесака[54 - Тесак - рубящее и колющее холодное оружие с коротким (64 -72 см) широким обоюдоострым или однолезвийным клинком и рукояткой с крестовиной или дужкой.]. И вот такие фокусы, производящие на противника впечатление, тоже не считал лишними и меня учил не только от ножа
защищаться или метать его, но и держать в руках и «играть» им.
        Но Петя все проделывал несколько иначе, чем я. Впрочем, это значения не имело. Главное, что Петя проделывал это очень ловко.
        - С более тяжелым ножом повторить сумеете?
        - Легко. С тяжелым даже проще.
        - Тогда нам нужен магазин, где продают подходящие для разбойников ножи!
        - Ну вот, мы собираемся совершить разбой и, может быть, кого-то зарезать!
        - Все может быть, Петя. По пути я додумаю подробности и все вам объясню. А пока извольте расплатиться за кофе и вести меня аккуратно, чтобы я не споткнулась и все мысли не разлетелись куда попало.
        37
        Кто рано встает, тот многое успевает. Справедливость этого мы ощутили, вернувшись домой. Времени до вечера, на который у нас были очень необычные планы, оставалось предостаточно, и мы позволили себе искупаться, поесть мороженого, просто побыть рядом с родителями.
        День в отличие от утра прошел мирно и спокойно. Правда, за ужином случилось нечто необычное. А именно, в самый его разгар в поле зрения появились Михаил и Владимир. Им, конечно, хватило воспитанности не мешать нам, и они просто поприветствовали нас и сели за свободный столик, заказали бутылку красного вина и сырную тарелку и даже старались не смотреть в нашу сторону. У Владимира это получалось плохо, он никак не мог сдержаться, чтобы не бросить взгляд на маменьку. Но в целом вели они себя прилично, дали нам закончить ужин и лишь после этого обратились с просьбой сказать маменьке несколько слов.
        - С удовольствием вас выслушаю, если только вы не станете просить разрешения забрать Дашу для поимки очередного преступника.
        - Ну что вы? - смутился Владимир. - У нас ничего такого и в мыслях не было. Нас просили обратиться к вам от имени и по поручению…
        - От имени и по поручению общества русских, отдыхающих в Ницце, - пришел на помощь сбившемуся товарищу Михаил.
        - А разве такое есть? - удивился дедушка.
        - До вчерашнего вечера не было, Афанасий Николаевич, уж будьте уверены. Чтобы не надоедать вам подробностями, случилось вот что. Ваше появление, Ирина Афанасьевна, вызвало бурю страстей!
        - Да уж, по-иному и не скажешь, - подтвердил Владимир.
        - Позвольте, чтобы понятнее и короче, я без обиняков. Фурор вы вызвали необыкновенный, а как выяснилось, что знаменитая французская актриса на самом деле русская… в общем, все разговоры только о вас. Весь вечер. Кто-то шутя и без малейшего намека на фривольность высказался в том духе, что появление в обществе столь знаменитой и прекрасной женщины способно привести к дуэли. Тут, конечно, все стали говорить и даже хвастать, кто и насколько силен в стрельбе, у кого больше шансов стать победителем в поединке. Неожиданно эта мысль переросла в менее кровожадную: устроить в вашу честь турнир по стрельбе. Тут же под рукой, как чертик из табакерки, оказался хозяин стрельбища, что расположено неподалеку, и турнир стал вполне возможным. Мы уже все обсудили, осталось лишь испросить вашего разрешения, чтобы турнир этот действительно был этаким рыцарским состязанием в вашу честь. И вот мы здесь и спрашиваем такого дозволения.
        - Честно сказать, я далеко не все поняла, - сказала маменька. - Вам нужно лишь дозволение или все-таки еще что-то?
        - Для начала дозволение.
        - Хорошо, пусть будет турнир в мою честь, - очень просто, без всякого кокетства сказала маменька. - Но вы же еще чего-то желаете?
        - Да пустяка. Чтобы вы лично вручили приз победителю. Мы решили, каждый сделает взнос за участие, а все деньги достанутся победителю. Это и будет приз. Вот и все. И это уже точно все, потому как мы понимаем, что нельзя же…
        Тут уже сбился Михаил, а Владимир вдруг внес дополнительную непонятность.
        - Победителям. Призы, - сказал он.
        - Ах, совсем забыл. Желающих набралось очень много, больше двух десятков человек и поскольку у каждого свое личное мастерство, то мы условно разделили всех на три группы. Группу для участия каждый выбирает сам.
        - А какие будут группы?
        - Э-э-э… Мы пока не придумали окончательных названий, они должны быть достаточно красиво звучащими, все-таки международный турнир…
        - Вы об этом забыли упомянуть.
        - Ну так там пожелали участвовать и немцы, и французы, и итальянец с испанцем.
        - Англичанин еще. Всего двадцать три человека, восемь не наших.
        - А что касается групп, то они поделены по мастерству на три категории. Офицеры в любом случае обязаны участвовать в самой сложной, остальные по своему усмотрению.
        - А для женщин группа есть?
        - Для дам? - растерялись офицеры. - Нет, так никто же не выразил пожелания…
        - Мы с Дашей выражаем. Правда, Дашенька? Вы уж об этом объявите, может, и другие дамы сыщутся.
        - Обязательно объявите, - попросила я. - А то нам придется стрелять в одной группе с вами, и многим после будет неловко.
        - Да уж! - воскликнул Михаил, воспринявший все эти слова всерьез. - А ведь зная Дарью Владимировну, мы могли бы сами догадаться, что подобное может случиться. Это как же все теперь преподнести?
        - Сообразите уж как-нибудь, - рассмеялся дедушка. - Женщины нынче стремятся к равенству с мужчинами во всем, а вы об этом не подумали!
        - И еще, - обратился к офицерам Александр Сергеевич. - Запись, я полагаю, еще не закрыта? Я бы хотел принять участие.
        - В какой группе?
        - В офицерской, конечно. Я ведь хоть и в отставке, но все же русский офицер. Какой там у вас взнос предусмотрен?
        38
        - И куда же мы пойдем? - спросил Петя.
        - Полагаю, что лучше всего к вокзалу. Вокруг него много темных улиц, а с другой стороны, он в центре города и там немало прохожих.
        - Боюсь, что нам долго придется бродить по этим темным улицам.
        - Все может быть.
        - И отчего нам было не переодеться? Я не про маскарад, я про более простую одежду.
        - Во-первых, - пришлось объяснять мне, - это лишние проблемы, родители могли бы заметить. Что бы мы им сказали? А в нарядной одежде они нас легко отпустили, полагая, что мы станем прогуливаться в самых людных и безопасных местах.
        - А что у вас во-вторых?
        - Петя, ну сами подумайте. Если дома, в России, вам удалось найти подходящий образ, чтобы посетить бандитский притон - и то вы не стали бандитом рядиться, а притворились сыном мелкого чиновника, нуждающегося в не совсем обычной и не совсем законной услуге - то здесь вы, да и я, по-французски и то говорим так, что видно издалека, что мы иностранцы, а уж специального языка лихих французских людишек или даже простолюдинов мы и вовсе не знаем. Так какой смысл притворяться? А просто беднее выглядеть смысла нет. На богато одетых грабители быстрее сыщутся. Нам же важно не то, чтобы они нас за своих приняли, а чтобы мы на них нужное впечатление произвели.
        - Ладно, будем производить нужное впечатление.
        - И еще я думаю, что нам на словах нужно быть очень культурными и даже ласковыми.
        - А на деле?
        - На деле придется быть пожестче.
        Когда Петя стал за столом играть ножом, мысль, никак не желавшая сложиться у меня в голове во что-то дельное, вдруг стала понятной и четкой. Раз наш бельгиец, как всегда, воспользовался для своих грязных дел услугами местных бандитов и взломщиков, то и нам следует поступить так же! Найти не страшных убийц, конечно, но жуликов или воришек. Запугать их как следует, чтобы прониклись к нам уважением - они по-иному обычно не понимают. Вот для чего и должна пригодиться игра с ножами, думаю, что девушка, ловко играющая большим ножом на темной улице, напугает даже бандита, во всяком случае, смутит на время, а там видно будет: ограничиться этим или применить силу.
        Вот и шли мы сейчас с Петей в не самые подходящие для прогулок поздним вечером места и желали, чтобы на нас напали.
        - Даша, а мы не выдадим своими действиями невесту Джона Смита?
        - А это как мы себя поведем, как нам удастся все проделать.
        - Ох, Даша! Другие девушки крестиком вышивают, а мы с вами за уличными грабителями охоту ведем!
        - А вы, сударь, никак боитесь?
        - Я за вас боюсь!
        - Знаю. Мне и самой не хочется этого делать и, честно сказать, немного страшно. Но уж больно резво начали развиваться события. И нам нужно если не отыскать нашу светлую личность…
        - Кого?
        - Огюста Лемье.
        - А! Лемье же по-французски означает свет. А поскольку он личность темная, то ирония…
        - Петя! Не отвлекайтесь на пустые разговоры. На чем я остановилась? Нам нужно если не отыскать, то хотя бы смутить Лемье. Он узнает, что его разыскивают очень необычные люди, начнет нервничать и выдаст себя. А комиссару Лагранжу только этого и надо.
        - Интересно, удалось ему кого-нибудь схватить… Даша, кажется, мы нашли, кого искали.
        - Петя, они уже полквартала за нами топают. Я думала, что вы их давно заметили.
        - Не заметил. Идем дальше?
        - Конечно. Должен же кто-то из их шайки зайти спереди. Только держитесь середины улицы.
        Через несколько шагов там, где редкий в этих местах фонарь был разбит и тьма становилась почти непроницаемой, замельтешили смутные тени.
        - Двое, - шепнула я.
        - И сзади столько же.
        - Боюсь, есть еще кто-то. Должен же у них кто-то… Как там говорят?
        - На шухере стоять.
        - Вот-вот.
        Наконец нас окликнули, как я и ожидала, сзади.
        - Эй, месье, не скажете нам, который сейчас час?
        Петя развернулся к ним, я оборачиваться не стала, нужно же было кому-то наблюдать за теми, кто собирался напасть спереди.
        - В точности я вам не скажу, месье, - очень вежливо и добродушно ответил Петя. - Но время позднее, и вам давно пора лежать в постельках.
        Наглость ответа при предельной его вежливости смутила грабителей, но не остановила.
        - Месье очень разговорчив, - сказал один из них, доставая нож. - Возможно, ему стоит укоротить язык?
        - Чем же, месье, вы собрались это сделать? - спросила я, поворачиваясь к нему, а Петя, напротив, развернулся в другую сторону.
        - Да вот этим ножом, мамзель! Я могу и вам личико попортить, так что не брыкайтесь, а снимайте сережки. А то будет бо-бо.
        - Месье, вы грубиян. Кстати, а где же ваш нож?
        - А это чего? - опешил бандит.
        Вблизи оказалось, что мы нарвались на своих ровесников, и это было более чем кстати, легче будет общий язык найти.
        - Это? Это у вас зубочистка какая-то.
        - Мамзель, видимо, не видала ножей…
        - Это я не видала ножей? Да у меня самой ножей тысяча. Вот, например, это ножичек, а не какая-то зубочистка!
        Нож, который я неожиданно извлекла на свет, вернее в сумрак ночной, и впрямь выглядел намного солиднее того, что держал в руках малолетний бандит. И уж когда он засверкал, прыгая сам по себе в моей руке, бандит невольно попятился. Но тут же они с молчавшим до сей поры товарищем кинулись вперед, а за моей спиной раздался топот еще двух пар ног. Получалось, что раз они способны выполнять нападение вот так, без команды даже, то бандиты эти все-таки не были полными новичками, имели опыт, и это тоже было для нас хорошо. Кинувшись на нас вчетвером с двух сторон одновременно, они скорее всего хотели дружным наскоком сбить нас с ног и сильно рассчитывали, что, валяясь на земле, мы не сможем оказать серьезного сопротивления. Они, конечно, до чрезвычайности заблуждались в этом, но я даже и валяться не собиралась. А вот этим двоим, что неслись на меня во весь опор, пришлось полететь на землю кубарем. При этом - молодцы все-таки очень одновременно на нас накинулись, хоть это и сыграло против них, - один из них лоб в лоб столкнулся с третьим своим товарищем, которому подножку поставил Петя.
        - Стой! Ну ты это зря! - вскрикнул у меня за спиной Петя, от усердия перешедший на русский, и тут же на мощеную мостовую очень звучно шмякнулось еще одно тело.
        - Лежать и не дергаться! - приказала я и наступила ногой на руку, потянувшуюся к выпавшему ножу. - Не украдут твою зубочистку. Кто у вас тут на страже остался, зовите!
        Петя по очереди брал ошеломленных падением на мостовую бандитов и стаскивал их в кучку.
        - Что, сбежал ваш страж? Умнее вас оказался? - спросила я еще раз и для острастки поиграла ножичком у самого носа одного из жуликов.
        Был ли у них кто на страже, сбежал тот или продолжал прятаться, все равно нам приходилось быть настороже.
        - Кстати, а зачем шейх просил в этот раз наловить упитанных? - поинтересовалась я деловитым тоном.
        - Так он собрался крокодилов ловить, а это самая лучшая приманка! - ответил Петя не раздумывая, лишь старательно подбирая французские слова. - Вот за этих троих он нам хорошо заплатит, не поскупится! А вот этого и тащить к нему смысла нет.
        - А на пугало для огорода? Сделает из него чучело и поставит птиц пугать.
        - На чучело он сгодится, да только нам от этого никакой прибыли, одна морока тащить его.
        - Ну, тогда здесь его и оставим.
        Тот, которого решено было оставить здесь, не удержал вздоха облегчения. Соображали они сейчас туго, но все равно до их сознания доходило, что речь идет о чем-то страшном. А тут пообещали здесь оставить.
        - Хорошо, - согласилась я. - Здесь и оставим. Только поиграемся чуток. А после, что от него останется, то и оставим. Повезло тебе, парень, можешь считать, легкой смертью обойдешься. Не то, что эти!
        От таких слов самый щуплый из ночных разбойников задергался и стал сучить ногами. Тут же к его подергиваниям присоединились остальные.
        - Вы ногами зря не дергайте, - строго предупредил их Петя. - А то поступим с вами, как шейх Махмуд. У него с галеры ни один гребец не сбежал, а все по одной причине - он им ноги до колен укорачивает.
        Тут все четверо взвыли разом, а один даже попробовал звать полицию. Как бы не перестараться, подумала я, а то ведь легким испугом они не отделаются, а от сильного мало ли, что может получиться.
        - А ну тихо лежать, а то здесь свежевать начнем! - пригрозил Петя.
        И тут из темноты раздался смех.
        - Мадемуазель, месье! Не бойтесь меня, я без оружия и один-одинешенек. Я бы и дальше за этим цирком наблюдал, да испугался, что от страха эти малявки помереть могут. А ведь я их предупреждал, что с вами не стоит связываться. Предупреждал?
        - Да, месье Дюпон, - пискнул один из лежащих у наших ног.
        - Вот уж не знала, что мы с вами вновь встретимся! - воскликнула я. - Петя, вы на всякий случай за карманами своими проследите.
        - Мадемуазель! Вы не сдали меня полиции, а за такую услугу я не стану платить неблагодарностью. Да и день у меня сегодня весьма удачный, пора о работе забыть.
        - Месье Дюпон, а если мы вас попросим об ответной услуге?
        - Да все, что пожелаете! Хотя нет, кто вас знает, вдруг вы всерьез поставляете мальчишек на прокорм крокодилам и попросите меня заняться поставками… На это я не пойду!
        - Мы и не просим заранее вашего согласия. Для начала выслушайте просьбу, а там сами решите.
        - Это мы запросто. Услуги этих джентльменов прямо сейчас вам не понадобятся? Тогда оставим их, но они у вас в долгу, раз вы и их не сдали полиции, и если станут нужны, только шепните. А пока давайте пройдем куда-нибудь в более светлое и подходящее для разговоров место.
        Мы присели на скамью, стоящую на до сих пор людной и хорошо освещенной улице.
        - Так в чем же заключается ваша просьба? - спросил воришка, схваченный нами за руку на Адмиралтейском причале в Кале.
        - Вы говорили, что по долгам нужно платить?
        - Да, и не отказываюсь от своих слов…
        - Месье Дюпон…
        - Анри, если вы не против.
        - Месье Анри, речь сейчас не о вас. Мы знаем, что даже в воровском мире существуют понятия чести.
        - Существуют. Хотя ими слишком часто пренебрегают.
        - Вот о таком человеке и пойдет речь. Он нам задолжал, и мы считаем это долгом чести. И очень желаем найти его, чтобы стребовать расчет.
        - О! Я, наверно, чересчур наивен, но мне не хотелось бы выдавать своих.
        - Как я понимаю, его своим даже среди вас немногие считают. Хотя работают на него многие, но…
        - Уж не про Умника ли разговор?
        - Я еще там, на причале, поняла, что вы сообразительны не по годам.
        - Если бы! Ладно, разговор не про мой ум, которого вполне достает понять, что связываться с Умником чревато. Тут легко и с головой распрощаться.
        - Нам нужно немногое.
        - Раз уж обещал выслушать, то выслушаю вас до конца, хотя меня уже дрожь начинает пробирать. Говорите.
        - Нам нужно просто узнать, где его искать.
        - Легко сказать!
        - Знаем, что это непросто.
        - Беда вот в чем. Стоит мне открыть рот для расспросов, как я лишусь языка вместе с головой.
        - Смотря зачем вы станете его искать, - попыталась его успокоить я.
        - То есть?
        - Ну вы же знаете, чем он занимается? Возможно, его и искать не нужно будет. Достаточно пустить слух, что определенного числа на определенном поезде поедет некий господин, при котором будет очень солидная сумма денег. Ну и выразить сожаление, что одному взять такой куш не по силам. И тут либо Умник клюнет на приманку, либо пошлет своих людей. Первое лучше, но нельзя исключить, что получится по-второму. В любом случае он засуетиться и как-то себя проявит. Вас вряд ли позовут в дело, да это и к лучшему, скорее пообещают небольшие отступные за полную информацию. А он станет собирать своих людей, объяснять им, как да что. Таких людей не может быть много, и за ними уже можно будет проследить…
        - Мадемуазель, у меня есть личный интерес ко всей этой теме. Один мой товарищ сидит сейчас в тюрьме - спасибо, что на каторгу не отправили - по вине Умника. Он, когда планы составляет, только о своей безопасности думает, на других ему плевать. И к тому же я привык работать в поездах, а он запрещает это. То есть не вообще запрещает, а только когда сам там дела обстряпывает. Но он же об этом никого не уведомляет, что там-то и тогда-то! Вот и боишься нарваться. Напорешься на него или на его мордоворотов, измордуют так, что месяц проваляешься. А то и того хуже бывало. Так что мне не зазорно его подставить и даже очень хочется. Но все равно страшно мне до жути.
        - Ну что ж, спасибо вам за правдивость, - с сожалением произнесла я. - Придется нам повторить свою попытку найти подходящего для нашего дела человека. С вами мы играли в открытую, с другими поступим иначе.
        - То есть скажете, что готовы дать наводку на богатенького пассажира?
        - А что нам остается делать?
        - Подождать до завтра. Как вас найти, если соберусь с духом? Уж больно мне не хочется выглядеть трусливее барышни.
        - А он не побежит к Умнику? - спросил Петя, глядя вслед карманному вору, ставшему нашим знакомым.
        - Надеюсь, что нет. Хотя если побежит, то все равно нам это сыграет на руку. Нужно будет только позаботиться о безопасности родителей и дедушки. Может, Владимира с Михаилом позвать?
        - Сегодня уже поздно. Придется самим охранять.
        - Вы полагаете, что карманник с ходу отыщет такого человека, как Умник? Который неизвестно где, но точно прячется, особенно после вчерашнего. Думаю, что убили месье Севинье не по его указке, просто перестарались. Кто бы мог подумать, что старик-часовщик станет молчать? Зачем ему было упираться?
        - Скорее всего Умник на этот раз просчитался и выбрал не тех людей.
        - Вот и я так думаю, что не тех. Да и выбор у него не мог быть большим, слишком его боятся и не любят. Так что скоро он за нас не примется ни при каком раскладе.
        39
        Ночью я проснулась от страха: да что же я наделала? Ну сколько уже раз говорила себе, что нельзя совершать поступков, последствия которых не можешь предвидеть в точности. И почти сразу успокоилась, вдруг поняла, что все просчитала, хоть и не осознавала этого. Даже неприятные новости предугадала, как выяснилось. Но далеко не все новости.
        Планов на день, касающихся расследования, у нас не было, разве что объявится или подаст весточку наш знакомый pickpocket[55 - Pickpocket (фр.) - вор-карманник.] месье Дюпон. И мы не без удовольствия отдались исполнению планов, связанных с отдыхом. То есть стали бездельничать. Очень активно. Начали с завтрака, продолжили купанием и променадом.
        Вот во время прогулки нас и нашел комиссар Лагранж. Он вновь был облачен в канотье и свой непривычного светло-зеленого цвета костюм, вновь при ходьбе постукивал легкой тростью. Только постукивание это было каким-то невеселым. Да и через шаг месье Людовик едва заметно опирался на трость. Впрочем, хромоты при этом видно не было, и я успокоилась, а то уже мелькнула мысль, что кругленькому комиссару в очередной раз досталось от бандитов или разбойников. Интересно, шишка на голове у него уже прошла?
        - Здравствуйте, мои юные друзья.
        - Здравствуйте, месье Людовик. Отчего вы опираетесь на трость, у вас болит нога?
        - Не то чтобы нога… Дело в том, что Антуан снова забыл зубочистку в самом неподходящем месте. Понимаете, дело нам досталось чрезвычайно сложное, вот он и взялся за старое. Да и я потерял бдительность.
        - Примите наши соболезнования.
        - Приму, они мне сейчас необходимы. И не только в связи… м-м-м… с моей травмой. - Тут комиссар вздохнул до комичного печально.
        - Вам не удалось отыскать и схватить преступников? - сочувственно спросил Петя.
        - Отыскать удалось. Схватить? В общем, тоже удалось.
        - Так в чем же дело? Отчего вы так понуры?
        - Сегодня на рассвете обнаружены три мертвых тела. Примерно в одном лье[56 - Лье - французская мера длины, около 4 километров.] к западу, немного в стороне от дороги в Канны. Догадываетесь чьи?
        Генрих Наваррский высунул свою мордочку и виновато пискнул.
        - Анри, твоей вины тут нет, - успокоил его комиссар, - ты единственный из нас, от кого оказалась хоть какая-то польза.
        Зверек глянул на нас печально бусинками своих черных глазок и спрятался в кармане.
        - Получается, что вам не удалось и узнать имя человека, стоявшего за этим преступлением? - спросила я.
        - Удалось. Вернее, я уверен, что теперь знаю его. Но еще более я уверен, что ему удалось скрыться. Так что на мне теперь два ужасных преступления, я знаю главного их виновника и ничего не могу поделать. Даже объявить его в розыск у меня нет оснований, потому что у нас нет ни единой улики против него.
        - Ни за что не поверю, что вы ничего не предприняли!
        Комиссар Лагранж чуть веселее глянул на нас и сказал с легкой улыбкой:
        - Благодарю вас за ваши слова, мадемуазель. Они подбадривают!
        - Но вашими планами вы с нами делиться не станете? - чуть обиженно спросила я.
        - На сей раз не стану, - с досадой в голосе ответил комиссар.
        - А три дня спустя?
        Комиссар посмотрел на меня подозрительно, но спрашивать ни о чем не стал.
        - Там будет видно, - ответил он.
        - Можно один вопрос? - спросил Петя.
        - Спрашивайте, хотя у вас их получится два.
        - Мне очень любопытно узнать, как проявил себя в этом деле Генрих Наваррский? Если это не является следственной тайной, конечно.
        - Является, но я вам отвечу. Анри нашел на месте преступления одну вещь, которая и дала мне возможность узнать имя зачинщика всех наших бед. Нашел в такой щели, где ее не сумел отыскать ни один наш полицейский, хотя они были тщательны в своих поисках, как никогда. Ну, задавайте ваш второй вопрос.
        - Так вы же его уже вычислили, - смутился Петя.
        - Так ведь нетрудно было. Вы же пожелали сейчас спросить, что это за вещь? Один из преступников, бывших на месте этого тройного убийства, ел шоколад. Обертку от него он не швырнул куда попало, а тщательно скомкал и затолкал в щель между стволом и полуотломившимся суком дерева на такой высоте, на какую смог дотянуться. Согласитесь, сунуть нос в такое место не догадался бы ни один другой полицейский, кроме Анри!
        Крыс снова высунул свою мордочку и пропищал что-то более веселое, чем в первый раз.
        - Молодец, Анри! - сказала я ему и погладила головку пальцем. - Обертка оказалась от шоколада, производимого в Бельгии?
        - Да, мадемуазель. Преступнику недозволительно иметь привычки. Более того, на ней удалось найти пригодный для сравнения отпечаток пальца.
        - И отпечаток принадлежал человеку, - стала вслух рассуждать я, - который хоть ни разу не был пойман с поличным, и даже не давал поводов для подозрений, но неоднократно попадал в поле зрения полиции в качестве свидетеля, что само по себе не могло не вызвать подозрений…
        - И человек этот имеет бельгийский паспорт… - добавил Петя.
        - То вы пришли к выводу… - продолжила я.
        - … что именно его необходимо подозревать в организации этих преступлений! - закончил комиссар. - Мы его давно подозревали как организатора многих краж и разбойных нападений на поездах, но не имели ни единой зацепки. Как не имеем их и сейчас.
        - А обертка от шоколада?
        - Будь она найдена в комнате, где совершено убийство, это говорило бы о многом. А неподалеку от проезжей дороги, где мог оказаться любой и каждый… Он скажет, что просто проезжал мимо, само собой, во время, отдаленное от времени совершения преступления, и представит тому несколько свидетелей.
        - Но вы хотя бы знаете, кого вам искать, и, судя по вашему виду, послезавтра надеетесь ухватиться за ниточку.
        - Так оно и есть. А теперь я требую чистосердечного признания. Вы ведь тоже что-то замышляете?
        - Замышляем, - тут же согласилась я, - и очень надеемся на вашу помощь.
        - Ну хоть это успокаивает, что вы на нашу помощь надеетесь. То есть не собираетесь лезть в пекло в одиночку. Только вот не знаю, насколько вам в этом можно верить… Впрочем, этого вы и сами до конца не знаете, верно?
        Мы промолчали.
        - До скорой встречи, - откланялся месье комиссар.
        40
        Вода, как и в любой день здесь, искрилась лазурью в лучах ласкового солнца. Мы в который уж раз брели по Английской набережной, но сейчас нас Лазурный Берег не слишком радовал.
        - Даша, а вы ведь откуда-то знали то, что мы услышали от месье комиссара, - проговорил Петя задумчиво.
        - Ну откуда мне было знать? Просто я проснулась сегодня ночью…
        - Я тоже несколько раз просыпался.
        - И вот ночью я вдруг поняла, что стоит нам поставить себя на место Умника, как все становится очень предсказуемым. Вот попробуйте представить себя этим бельгийцем.
        - Не очень хочется, но попробую. Итак, он начал охоту либо за ожерельем, либо за сейфом, а скорее за тем и другим еще здесь, в Ницце.
        - Больше за сейфом.
        - Ну да, ну да! - кивнул Петя, соглашаясь со мной. - Откуда и что ему известно об этих двух предметах, мы не знаем, но пока этим можно пренебречь. Он посылает человека выкрасть ключ и делает его дубликат, а ключ подбрасывает обратно. О второй пропаже ключа мы пока промолчим, опустим этот момент. Лучше попробуем понять его дальнейшие действия. У Лемье есть ключ и воспользовался он им не сразу!
        - Вот этого мы не знаем. Может, он уже здесь забирался в номер Алексея Юрьевича и открывал сейф, но ничего не нашел.
        - Или знал, что нужная ему вещь окажется у графа, только когда тот сядет в поезд.
        - Тоже может быть.
        - Но ее там не оказалось!
        - Вернее сказать, он ее там не нашел.
        Петя задумался, и несколько шагов мы прошли в молчании.
        - Согласен, он ее там не нашел, - продолжил Петя. - Тем более что у нас есть предположение, высказанное месье Людовиком, что в сейфе может быть потайное отделение. А о нем наш Умник и не подозревал. Может, и сейчас не знает.
        - Скорее всего, сейчас уже знает, но это я ничем подтвердить не могу. Вы, Петя, продолжайте, пожалуйста, рассуждать, как дальше события развивались. Очень логично пока выходит.
        - Не найдя нужного в поезде, Лемье продолжает следить за графом в Лондоне. Даже подсылает кого-то из прислуги.
        - Хотя, как мне кажется, - вставила я, - проще было бы сразу нанять нашего Смита или другого специалиста и выкрасть сейф.
        - Значит, - обрадовался этой простой мысли Петя, - он остается в неведении: появилось в сейфе то, что ему нужно, или нет! Но когда узнает, что сейф не пуст, сразу посылает в дом графа нашего знакомого Смита.
        - Воспользовавшись ожерельем как предлогом. Что доказывает: сейф для него куда важнее, чем это ожерелье.
        - Эх, что же такое это может быть? Ведь ожерелье стоит немалых по его меркам просто огромных денег.
        - Которыми он вдруг и вопреки своим же правилам готов щедро поделиться с бедным мистером Смитом.
        - Вот-вот, Даша! Но Смит приносит только ожерелье, да еще фальшивое. Исходя из того, что до этого момента мы рассуждали правильно и что сейф, то есть то, что в сейфе могло было находиться, чрезвычайно для него важно, Огюст Лемье отправляется в дом графа самостоятельно. Проникнуть в него ему помогает экономка. Или горничная. Или просто они дают ему ключи…
        - Петя, на данный момент это второстепенные детали.
        Петя подумал и согласился.
        - Но сейф, - продолжил он, - вопреки всем ожиданиям и надеждам пуст! В отчаянии Лемье убивает графа!
        - Вот тут не сходится! - не согласилась я. - Судя по вчерашним событиям, он бы попытался узнать что-нибудь у него, а не убивать сразу.
        - Может, рассвирепел от неудачи?
        - Он очень рассудителен в своих делах. Вряд ли гнев мог настолько захлестнуть его, чтобы он потерял голову.
        - Значит, в дом проник не он, а один из его наемных убийц.
        - Не думаю. Он скорее всего очень верил в Смита и не приготовил заранее запасного варианта. Опять же в Лондоне у него связи намного скромнее, чем во Франции. Так сразу подходящего человека не найти. Стойте! Самый главный довод в пользу того, что в квартире был сам Лемье - это важность того, что ему было нужно. Не доверил бы он другому человеку заглянуть в сейф.
        - Может быть. Я вот о чем вспомнил, там же на ноже, которым графа убили, был отпечаток пальца. Если он принадлежит Лемье, то ваша правота будет доказана. А то у вас, Даша, уж простите, получается, что и убить Умник не мог, и никого другого не посылал. А третий преступник за одну ночь в одной квартире - это уже слишком.
        - Во-первых, я уверена, что комиссар Лагранж уже отправил отпечатки бельгийца старшему инспектору Мортону. И через пару дней это прояснится.
        - Согласен. Мы хоть и не рассказывали подробностей, но убийством графа Никитина комиссар обязан был заинтересоваться, и теперь ему необходимо стало связаться со Скотленд-Ярдом.
        - Во-вторых, я сказала, что Лемье не мог просто так убить, в порыве гнева или еще как-то в этом роде. А вот убить намеренно он мог.
        - Да зачем? Пусть граф проснулся и застал его. Ну пригрози ножом или пистолетом, оглуши, в конце концов. Остается одно предположить, что ему граф не нужен был живым или сильно мешал чему-то. Но это же чушь собачья!
        - Не такая и чушь. Мы над этим отдельно подумаем. Вот ведь эти трое его подручных стали ему помехой! Давайте дальше ход событий разбирать.
        - Дальше бельгиец должен бежать из Лондона. Сюда.
        - Меня настораживает, что он именно сюда бежал. Ведь о том, что он здесь отсиживается, когда его припекать начинает, знал Смит, а тот узнал еще от кого-то. То есть не самое правильное место. Это Смиту оно должно было казаться очень надежным, а сам Умник обязан был понимать, что это далеко не так.
        - Все верно. Но он ведь не забился сразу в угол. Он попробовал отыскать здесь то, чего не нашел в сейфе в поезде и в Лондоне! Послал человека порыться в номере, расспросить обо всем. Узнал о необычном ремонте. Отправил людей к часовщику.
        - И вот тут я уверена, что он приказал им лишь слегка припугнуть месье Клода, спросить, не оставлял ли ему чего русский граф, ну и всякие подробности выведать. А те решили действовать по-своему, напролом.
        - Не понял?
        - Если бы он сам приказал им пытать часовщика, то уж наверное не стал обходиться с ними столь сурово, даже если они и перестарались в своих действиях?
        - Может, он просто стал заметать следы, убирать свидетелей…
        Голос Александра Сергеевича, раздавшийся позади нас, заставил нас вздрогнуть.
        - Петя! Даша! Ну что же вы, мы же должны ехать на турнир.
        - На какой турнир? - хором переспросили мы.
        41
        Было договорено, что на турнир по стрельбе все участники и зрители станут отправляться сообща и из одного места. И сейчас на набережной выстроились в ряд почти две дюжины разнообразных экипажей. В одном располагался духовой оркестр местной пожарной команды!
        А мы всего этого умудрились не заметить! Грянул марш, и кортеж тронулся в путь. Стало весело, отовсюду зазвучал смех, кто-то даже запел.
        Стрельбище находилось за городом, но не столь далеко, так что добрались мы быстро. Не знаю, сколько народу занималось организацией, но она приводила в восторг! К нашему приезду уже вовсю работали передвижные палатки, продающие напитки и закуски, оркестр, сумев обогнать остальную колонну, встретил прибывших новым маршем. Ветер развевал флаги, флажки и ленты.
        И стрельбище было обустроено очень хорошо и удобно. Стрелять предстояло из-под навеса, так что солнце совершенно не мешало, одновременно это могли делать пять человек.
        Владимир и Михаил произнесли короткую речь на французском, в том смысле, что рады всех приветствовать - и участников, и зрителей, - что надеются на честную борьбу. Хотя как тут можно было мошенничать?
        Маменьке предложили открыть турнир, но не взмахом платка, как это делалось некогда, а произвести первый выстрел.
        Для нее приготовили автоматический револьвер двадцать второго калибра, довольно легкий и с несильной отдачей. Нам с маменькой привычнее было иное оружие, но она возражать не стала, просто встала на позицию для стрельбы - хотя, как мне показалось, большинство ждали символического выстрела в воздух - прицелилась и выстрелила. И поразила мишень, пусть не в самый центр, но с очень достойной точностью. Чем и заслужила аплодисменты, а оркестр сыграл туш в ее честь.
        Первые две группы, в которые записались те, кто сами себя полагали не очень умелыми или не слишком опытными стрелками, закончили свои соревнования быстро. В каждой группе нашлось по стрелку, который оказался явно удачливее остальных, и никаких уточнений и перестрелок не потребовалось.
        А вот среди тех, кто в силу своей военной профессии обязан был быть в стрельбе весьма умелым или просто всерьез занимался этим делом, разгорелась настоящая битва. Тут правила были таковы: из общего числа выбирались лучшие пятеро, и они должны были провести дополнительный поединок между собой, остальные выбывали сразу. К моему удивлению, в пятерку пробился Александр Сергеевич, которому, правда, пришлось участвовать в «перестрелке» с еще одним участником, показавшим ровно такой же результат. Были среди этой пятерки и наши знакомые Михаил и Владимир, еще двоих я не знала и не особо к ним присматривалась. Меня больше волновал вопрос: смогла бы я выглядеть достойно в этой группе? А то ведь мы с маменькой расхвастались, а после пошли на попятную, благо ни одна другая дама не высказала желания участвовать в турнире. Мне показалось, что смогла бы, потому что, даже несмотря на отсутствие практики, из привычного мне, пусть тяжелого револьвера, но дающего хорошую точность, у меня получилось бы неплохо, хотя в пятерку лучших я вряд ли бы попала. Ну и на другие мысли я тоже все время сбивалась. Так что я почти
прозевала тот момент, когда начался самый разгар турнира с участием лучших из лучших. Хотя вроде бы даже хлопала в ладоши вместе со всеми, когда кто-то из стрелков стрелял особенно удачно.
        А вот когда объявили, что сразу двое показали лучший, но абсолютно одинаковый результат, мне стало по-настоящему интересно. Тем более что одним из них оказался Михаил. А вторым был испанец, имя которого, хоть оно и было названо весьма громко, я пропустила. И тут я поняла, что пропустила не только имя. Молодой стройный мужчина с темными кудрями и короткой «шкиперской» бородкой был мне знаком. Я его видела на банкете в Лондоне, и хоть Антон Петрович несколько бестолково описал внешность дона Мигеля, столь рьяно желавшего купить ожерелье императрицы Екатерины, но я уже тогда была уверена, что дон Мигель и испанец на банкете - одно лицо. Тогда у него не было никакой бородки, но это мало что значило, у брюнетов борода растет очень быстро. Я об этом наслушалась довольно жалоб от черноволосых господ актеров, которым по роду их профессии за редким исключением настоящие, а не наклеенные бороды и усы, были помехой.
        Честно сказать, мы с Петей про этого испанца и думать забыли и уж никак не рассчитывали, что встретим его здесь. Но… встретили. А следовательно, нужно было найти способ узнать о нем побольше и проверить, не связан ли он с бельгийцем.
        Но пока нужно было сидеть и смотреть за продолжением состязания, которое грозило затянуться надолго, так как раз за разом Михаил и дон Мигель (или под каким именем его тут представляли?) выбивали одинаковые очки. Кажется, лишь на четвертой серии выстрелов у одного из них чуть дрогнула рука, и этим стрелком оказался Михаил. Но я куда пристальнее наблюдала за его соперником и видела, как он облегченно выдохнул, поняв, что стал победителем. Не обрадовался, а лишь выдохнул с облегчением… Очень похоже, что ему внешние атрибуты победы были глубоко безразличны, а вот получившийся весьма большим денежный приз его волновал всерьез.
        Но во время награждения он с показным удовольствием принял ленту победителя, а конверт с купюрами взял небрежно и вроде нехотя.
        Едва эта подводящая черту часть турнира завершилась, как стрелковое соревнование превратилось в шумный загородный пикник.
        Я к этому моменту успела посовещаться с Петей, оба мы полагали, что нужно навести справки про этого дона, но подойти к Михаилу или Владимиру, которые могли бы хоть что-то знать, никак не удавалось.
        - Добрый день, мадемуазель! - раздался голос позади нас.
        - Месье Дюпон? Вот уж не ожидала вас встретить здесь.
        - Если вы опасаетесь, что я явился сюда чистить карманы, то вы ошиблись. Я не стану этого делать здесь хотя бы потому, что это слишком опасно.
        - Тогда и вам добрый день! Отчего вы так серьезны?
        - Оттого что получил очень дурную весть. Вы слышали о найденных за городом трех убитых?
        - Да.
        - Один из них мой младший брат.
        - Примите наши…
        - Оставьте. Я не верю, что ваши соболезнования искренни, с чего бы вам переживать за мелкого воришку, которого вы никогда не видели! Простите, я, кажется, был груб.
        - Да нет, вы сказали правду. Но вам мы искренне сочувствуем, вас-то мы видели.
        Дюпон нашел в себе силы улыбнуться.
        - Мишель Гнусавый был одним из тех, кто пользовался особым расположением Умника, хотя никто и не мог понять, с чего бы, - сказал он, глядя в сторону.
        - И вы сделали вывод, что ваш брат убит Умником?
        - Тут не надо быть слишком умным, чтобы понять такую простую вещь. Я предупреждал Люсьена, чтобы держался как можно дальше от любого, кто способен на мокрое дело… Но… Короче, я пришел сказать вам, я все сделаю, чтобы достать хоть со дна моря бельгийца вместе с его прихвостнями.
        - Что ж, нам тогда нужно будет все это обсудить. Но здесь этого сделать не получится.
        - Я понимаю. Назначьте время и место. Да, еще скажите заранее, нужны ли будут другие помощники. Те, кого вы вчера до полусмерти напугали, сегодня считают вас самыми авторитетными людьми в городе, а то и во всем Провансе[57 - Прованс - одна из областей Франции, в ней располагается и город Ницца.]. Так что в помощниках недостатка не будет.
        - Помощники нам понадобятся. А вот сколько и когда, мы решим вместе с вами. Хотя неплохо было бы и сейчас иметь кого-нибудь под рукой.
        - Так пара человек имеется, - усмехнулся Дюпон. - Вы только скажите, и они исполнят все наилучшим образом.
        - Дело довольно простое, - объяснила я. - Видите ту группу мужчин? Черноволосый с короткой бородкой нас очень интересует, прежде всего нам хотелось бы узнать, где он остановился в Ницце и под каким именем. За ним смогут проследить?
        - Легче легкого. Я оставлю вас на несколько минут.
        Дюпон быстрой походкой ушел куда-то за пределы стрельбища.
        - Как вы думаете, этот испанец может быть как-то связан с бельгийцем? - спросил Петя, когда мы остались вдвоем.
        - А вы как полагаете?
        - Я полагаю, что все может быть.
        - Наш Дюпон возвращается. Петя, вам не кажется, что это кепи идет ему куда больше, чем котелок?
        - Все может быть, - повторил Петя свою последнюю фразу. - А отчего вы спросили?
        - Чистое любопытство. Мне показалось, что он это, ну то, что в котелке у него довольно дурацкий вид, прекрасно знает. Но зачем-то носит его специально.
        - А давайте спросим?
        - Все, - сказал Дюпон, подходя к нам, - можете быть спокойны. Уж проследить за вашим черноволосым мальчишки сумеют, им не впервой.
        - Месье Дюпон, простите за любопытство, а отчего вы сегодня не в вашем котелке, а в этом кепи?
        - Так у меня в котелке вид дурацкий, - простодушно объяснил Дюпон.
        - Так зачем вам это? - удивились мы с Петей.
        - Дурацкий вид? Для дела. Когда вид дурацкий, ты не вызываешь подозрений. А это что за шум?
        Недалеко от нас один из участников турнира, видимо, выпил по такому поводу слишком много шампанского или коньяка и теперь все порывался доказать, что его неудача в стрельбе была случайностью. Его увещевали, говорили, что уже и оружие увезли, так что стрелять будет не из чего, но вот завтра он сможет всем доказать свою правоту.
        - Завтра? - возмутился мужчина. - Да отчего же мне ждать завтра? Тем более что оружие у меня при себе имеется! Вот! И уж из этого револьвера я покажу, как умею стрелять. Это вам не пукалка какая, это серьезное оружие.
        Пистолет с очень длинным стволом, которым бравый вояка размахивал во все стороны, с превеликим трудом засунули ему обратно в карман, но он все порывался снова достать его.
        - Подождите секундочку, а то за этим воякой того и гляди не уследят, там и остальные уже ненамного лучше на ногах стоят, и он кого-нибудь пристрелит, - сказал Дюпон и пошел в сторону разгулявшейся компании. Расстояние было приличным, и мы ничего не увидели, но сошлись на том, что Дюпон без затей стащит револьвер. Но все оказалось не так просто.
        - Вот, - возвратившийся Дюпон встряхнул на ладони патроны. - Раз обещал вам ничего не воровать, то и пистолет оставил хозяину. Можете позже и патроны ему вернуть, а то они редкой марки, не в каждом магазине купишь. Я пойду, пожалуй, только скажите, где мы встретимся.
        - Возле той скамейки, где мы вчера беседовали, вас устроит?
        - Вполне!
        - Сможете там быть в восемь?
        - Смогу, мадемуазель. До встречи?
        - До свидания!
        42
        Беседа с карманником получилась длительной и обстоятельной. Мы с Петей в связи с новыми событиями кое-что изменили в наших планах и, прежде чем их озвучить, потребовали с месье Дюпона слово, что он не станет рисковать сверх нужного. Тот охотно дал нам такое обещание, чем зародил у меня сомнения в том, что он станет стремиться сдержать его.
        - А еще помимо этого главного, - сказал Петя, когда разговор стал подходить к завершению, - нам важны любые самые мелочные и, казалось бы, незначительные сведения об Умнике. Что ест и пьет, какие кафе или рестораны любит посещать, есть ли у него оружие и какое…
        - Но особенно важно узнать, - перебила я Петю, - где он обычно прячется. Мы слышали, что у него здесь есть не одно логово, а несколько.
        - Ладно, постараюсь все разнюхать так, чтобы не вспугнуть его. А! Вот и Жюль объявился. Позвать сюда?
        Мы догадались, что это один из мальчишек, посланных Дюпоном следить за испанцем, и попросили подозвать его.
        - Чего так долго? - тоном недовольного начальника спросил Дюпон у своего помощника, тот в ответ печально вздохнул. - Ладно, узнали, на какой улице он живет?
        - Да ни на какой! - вдосталь насладившись нашим изумлением, вредный мальчишка счел нужным пояснить. - На шхуне он живет! Она милях в двух за городом стоит на якоре у берега. Оттого и долго вышло, что пришлось обратно пешком тащиться. Туда-то мы сзади на его коляске доехали, а обратно пешком.
        - Все?
        - Ну мы че, в первый раз, че ли? За ним со шхуны лодку прислали. По разговорам понятно, что он ихний капитан. Ну и что они испанцы, мы тоже догадались, только вот из-за этого, что говорят не по-нашему, ничего не поняли, что говорилось. Попугай там до темноты решил остаться, может, еще чего узнает. Оп-а! Чо это он уже здеся объявился?
        Чуть в стороне нарисовался еще один участник вчерашней схватки, но у этого Попугая, в отличие от Жюля, вид был донельзя смущенный.
        - Ну и чего ты мнешься, как девица на… - Дюпон оборвал себя на полуслове и испуганно глянул на меня. - Пардон, мадемуазель, чуть не ляпнул. Ты чего мнешься?
        - Чего мнусь? Так это… я записку принес.
        - Мне?
        - Не-а, не тебе. Вот дамочке и ихнему ухажеру.
        - Так отдай… Эй, а от кого записка?
        - От кого, от кого… От испанца! - Попугай вздохнул тяжело и обреченно. - Засек он нас. Мы-то не поняли, а он и виду не подал. Я как дурак в кустах лежу. Тут лодка подплывает, и испанец этот прямо ко мне. Я затаился, а он говорит: не бойся, вылезай, я хочу с тобой записку передать. Сказал, чтоб доставил девушке, что была на стрельбище в алом платье, или ее кавалеру. Я стал под дурачка косить, мол, ни на каком стрельбище не был, никого не видел и знать ничего не знаю, лежу себе отдыхаю. А он говорит, что нас с Жюлем оттуда не задаром вез, мог бы сразу турнуть и фиг бы мы за ним угнались, но захотел записку передать и не стал нас трогать.
        - Записка-то где? - не выдержала я столь пространных рассказов.
        - Записка где? - переспросил - и уже не в первый раз - Попугай, видимо, за эту манеру повторять без нужды вопрос собеседника и получивший свое прозвище. - При мне записка. Вот, держите.
        - Ладно, валите пока отсюда, нам договорить нужно, - велел Дюпон. - Приду, скажу, что дальше делать станем.
        - Они что, знают, чем мы собрались заниматься? - спросил Петя, когда оба мальчишки ушли.
        - Знать не знают. Но кой о чем догадываются. Они с Люсьеном из одной компании будут, так что…
        Я тем временем пробежала по строчкам короткого письма.
        - Петя, нас приглашают завтра пообедать на борту шхуны «Арабелла». Просят ничего не бояться, но если мы все же испытываем страх, то можем привести с собой хоть роту солдат.
        - Где ж мы ее возьмем? - задумался Петя, и было непонятно, всерьез он желал отыскать роту солдат или это у него шутка такая получилась. - Ладно, завтрашний обед не сегодняшний ужин, есть время подумать.
        - Если что, мы можем подстраховать! - предложил Дюпон.
        - Пожалуй, этим и стоит ограничиться, - сказала я. - Пусть мальчишки с нами приедут и подождут на берегу. Да и извозчика придется просить ждать или вернуться за нами.
        - Да и испанец ваш не похож на злодея, вообще на преступника не похож, а уж у меня взгляд наметанный, - сказал Дюпон.
        - Вы вот тоже на преступника не похожи, - вздохнула я.
        - Это для вас не похож, - ничуть не смутился карманник, - свои меня на раз раскусят. Значит договорились?
        - Да. Есть еще один вопрос. Как я понимаю, вы денег за свою помощь и за участие в этом деле не возьмете.
        - Не возьму, - нахмурился Дюпон. - Я б от вас их и вчера не стал брать, а сегодня тем более.
        - Но остальным мальчишкам нужно заплатить, надо же им что-то есть. И расходы могут быть. Поэтому извольте принять вот эти деньги и в случае надобности тратьте, как сочтете нужным. Возможно, понадобится кого-то подкупить, так вы не скупитесь.
        Дюпон присвистнул, приоткрыв увесистый конверт с деньгами, и тут же горестно вздохнул.
        - Вы, мадемуазель, на меня дурно влияете, - сказал он. - Еще три дня назад я с такой-то суммой в руках, да зная, что вы вскоре уедете аж в Россию, через минуту забыл о всех наших уговорах и исчез куда подальше.
        - И были бы неправы, оттого что прежде, чем уехать в Россию, мы бы вас отыскали и скормили крокодилам!
        Вот так весело мы и расстались.
        43
        Экипаж довез нас к месту стоянки, мы демонстративно вышли вместе с помощниками Дюпона, и те открыто сели на бережке. Экипаж мы отпустили, но договорились, что он за нами вернется через пару часов. Мы погрузились в поджидавшую нас шлюпку. Матросы были вежливы, хоть и не особо сдерживались от любопытного разглядывания своих пассажиров.
        На борту нас встретил капитан:
        - Рад приветствовать вас у себя в гостях. Разрешите представиться, Мигель Хосе Антонио Криспин Примо де Альда де ла Коста[58 - В Испании принято давать детям множество имен. Чем больше имен, тем больше святых покровителей.].
        Мне сразу стало понятно, отчего я не сумела вспомнить имя, под которым его представили на турнире - при такой длине мало что успеешь запомнить!
        В ответ мы назвали себя, и было видно, что это нелишнее, что имен наших дон Мигель не знает.
        Капитан был сама любезность, показал нам свое судно, пояснил назначение некоторых непонятных нам, сухопутным жителям, устройств. Даже назвал, какими парусами оснащена его шхуна и на каких реях какой из них крепится. Увы, почти все эти названия вылетели у меня из головы сразу, не сходя с места, единственное, что мне запомнилось, что шхуна двухмачтовая - это я и сама видела, а уж до двух сосчитать смогла самостоятельно - и что такого рода шхуны называют брамсельными, но в чем тут суть, не уловила.
        - А теперь прошу вас в мою каюту, обещанный обед уже ждет нас.
        Обед вышел одновременно очень простым и изысканным. То есть блюда были приготовлены без всяких там французских изысков, но на столе были и свежие устрицы, и отличная свежая рыба, и явно только утром сорванные овощи и фрукты. Мы с Петей не торопили событий и не только от того, что это было бы невежливым. Было отчетливо видно, что капитан шхуны «Арабелла» собирается с духом, прежде чем начать разговор, ради которого мы сюда приглашены.
        - Как вы наверняка догадались, - наконец перешел он к делу, - не только вы меня узнали, но и я вас. Не стану скрывать, вас, сеньор, тогда, в Лондоне, я не запомнил, а вот не заметить и не запомнить прекрасную сеньориту просто невозможно. Вы же, сеньор, не станете возражать против такого очевидного факта?
        Петя, уже обвыкшийся с тем, что его в Лондоне называли мистером, а сейчас частенько именуют месье, от этого непривычного уху «сеньора» умудрился стушеваться и покраснеть.
        - Не стану, сеньор капитан, - наконец выдохнул он.
        И глянул на меня так, что я решила, что не только непривычное обращение его привело в смущение, но и то, что такие слова в мой адрес были произнесены другим мужчиной. Ну, если сказать попросту и назвать вещи своими именами - Петя меня ревновал.
        - Так что вас я узнал сразу, но рассчитывал, что меня вы не узнаете, а то для чего же я отращивал эту бородку? - пошутил дон Мигель. - Но вы меня узнали, хотя это и было полбеды. И то, что не подошли меня поприветствовать, тоже не особо меня взволновало - мы ведь даже не были представлены друг другу, отчего бы вам ко мне подходить? А вот когда за мной приставили слежку… Я поначалу решил, что мальчишки просто решили прокатиться, но когда один из них остался на берегу, спрятался в кустах и стал наблюдать за моим судном, убедился, что это слежка. Ну согласитесь, о ком, помимо вас, я мог подумать, кто, кроме вас, мог бы ее устроить? Разве что на ваших родителей, но они бы, уж наверное, наняли следить за мной кого-то посолиднее.
        Сознаваться нам не хотелось, но и опровергать мы ничего не стали.
        - Так вот, - продолжил дон Мигель, - заметив, что проследить за мной послали мальчишек, я догадался, что вы связали мое общение с графом Никитиным с кражей ожерелья. И счел это подходящим случаем, чтобы исправить свою ошибку, свою детскую глупость. Надеюсь, исчезновение ожерелья выглядело весьма и весьма загадочно?
        Этот вопрос он задал весело, словно говорил о детской шалости, а не о преступлении.
        - Да уж, загадочнее некуда, - мрачно отозвался Петя.
        - И что, вам совсем неинтересно узнать, как я сумел это проделать? - обиделся, и кажется, искренне, наш хозяин.
        - Как вы это провернули, мы и сами можем вам рассказать, - не слишком любезно произнесла я. - Рассказать? Вы изготовили копию ключа от сейфа еще здесь, в Ницце. Но подходящего случая заглянуть в него все не представлялось, пришлось ехать за графом в Лондон. А в Лондоне вы сумели приставить к нему свою соотечественницу и, возможно, свою знакомую под видом горничной.
        - У-у-у… Ведь верно, при английской фамилии у нее было самое настоящее испанское имя! - воскликнул Петя. - А я об этом и не подумал!
        - Я тоже только сейчас об этом догадалась, когда дон Мигель представился нам. Но мы отвлеклись. Вот от горничной вы и знали о всех передвижениях графа и о его намерениях. У вас была возможность проникнуть в дом, но вам этого не хотелось. Для вас это выглядело слишком простым. Вы придумали более изящный трюк с аварией на дороге. Вот и вся ваша тайна.
        - Обидно, право слово! - по-детски нахмурился наш хозяин.
        - Вы лучше объясните, зачем вы это сделали?
        Дон Мигель задумался, но решился на ответ.
        - Я отчего-то не думал, что вас это заинтересует. Придумал бы подходящий ответ. Тут ведь любая придуманная история смотрелась бы намного правдивей, чем правда.
        - Если у вас есть причины или вы просто не желаете…
        - У меня нет причин не ответить вам. История моя проста, и нет в ней никакой тайны. Я контрабандист. Говорю об этом спокойно и откровенно, потому что такой род деятельности в тех краях, откуда я родом, не считается зазорным даже для дворянина. К тому же этим занимались все мои предки на протяжении многих поколений. И при всей спесивости нашей знати мои предки были уважаемы даже вельможами. Да и чем еще может заниматься безземельный гидальго?
        - В армии служить, - буркнул Петя.
        - Все мужчины моего рода обязательно служили в армии, - спокойно согласился с таким мнением дон Мигель. - Но никому не было суждено сделать приличную карьеру на этом поприще, потому что даже в армии слишком многое решают знатность, связи и богатство. Вот мы всегда и возвращались к своему семейному промыслу. И я не стал исключением. Более того, я оказался в нем более предприимчив и более удачлив. Настолько удачлив, что мог позволить себе завести семью и содержать ее прилично. Я давно этого желал, но смог позволить себе посвататься к одной юной и прекрасной сеньорите лишь недавно. Ее родители не возражали, но сама сеньорита…
        - Она вам отказала? - сочувственно произнес Петя, проникаясь к дону Мигелю симпатией. Я даже слегка на него разозлилась, он ведь не делал мне никакого предложения, а значит, и отказать ему я не могла, так с чего бы ему с таким пониманием сочувствовать?
        - По сути, да. Хотя на деле отказ выглядел как проявление каприза, после исполнения которого мне было обещано согласие.
        - Неужели она потребовала с вас ожерелье? - удивился Петя.
        - Не так прямо. То есть ей было безразлично, что это будет на самом деле, но она захотела получить в качестве свадебного подарка драгоценность, ранее принадлежавшую самой королеве. Как мне показалось, ей совершенно неважно, какой именно королеве.
        - Прямо как у Гоголя! - сказал Петя.
        Дон Мигель, естественно, ничего не понял, пришлось ему объяснять про кузнеца Вакулу, который на черте летал в Петербург, чтобы добыть для своей капризной возлюбленной черевички с ножки самой императрицы.
        Дон Мигель нашел в себе силы рассмеяться такому совпадению.
        - Разница, видимо, в том, что ваш кузнец сумел оседлать черта, а в моем случае черт оседлал меня, - вздохнул он невероятно печально. - В меня вселился бес, иначе я сейчас уже и не могу объяснить свое поведение! Я загорелся желанием исполнить каприз ветреницы. И тут, к моему искушению, граф Никитин, с которым мы познакомились лет пять тому назад и вновь наши пути пересеклись этой весной, показал мне ожерелье императрицы Екатерины Великой! Представьте, как это на меня повлияло - ведь лучшего подарка и представить себе нельзя. Сейчас я понимаю, что, прояви я большую тактичность, возможно, и ответ графа был иным. Но я просто заявил, что готов заплатить любые деньги, лишь бы оно стало моим.
        Дон Мигель помолчал, вздохнул и продолжил:
        - Наши отношения резко ухудшились. Граф уехал сначала в Мадрид, затем в Швейцарию. В Мадрид я последовал за ним открыто, далее сопровождал уже скрытно, хотя нам и пришлось неожиданно для меня встретиться в Лозанне.
        Я следил за графом, и, по-моему, он догадался об этом. А когда он приобрел сейф, я счел, что он подозревает меня в возможности кражи… и вместо того, чтобы оскорбиться, решил украсть ожерелье. То есть не совсем украсть, а тайно забрать его, но после заплатить графу его стоимость. Тем более что у ювелира, к которому он обращался за оценкой, я ее вызнал в точности. И решил заплатить вдвое!
        Я со всей тщательностью продумал план и даже заказал у ювелира копию, чтобы выгадать хотя бы немного времени и успеть скрыться с места замышляемого преступления.
        - Вам сделали отвратительную копию, - сказала я.
        - Да? А мне показалось…
        - Ох, вы еще меньше нашего разбираетесь в драгоценных камнях.
        - Откуда бы мне в них разбираться? Единственный бриллиант, который я держал в руках, был куплен мной в подарок…
        - Сеньорите Арабелле? - закончила я его фразу.
        - Так, а об этом вы как догадались? - не удержался от вопроса капитан.
        - Название вашей шхуны написано поверх другого, - пришлось объяснять мне свою догадку. - Закрашено и написано хорошо, но все равно видно, что не столь давно было другое название.
        - Действительно, так оно и есть. Хотя регистрация нового названия и стоит денег, но я позволил себе эту роскошь, чтобы лишний раз показать… Вот уж кто не соответствует своему имени, так это моя избранница.
        - А что оно означает? - спросил Петя.
        - Внимающая мольбам!
        - Да, не соответствует! - согласился с доном Мигелем Петя.
        Тут дон Мигель обреченно махнул рукой, а Петя вновь сочувственно вздохнул. У меня так и завертелось на языке словечко в адрес всех мужчин, которые слишком часто ведут себя глупо, но я промолчала, вернее, спросила совсем о другом.
        - Вы говорили, что желали после похищения ожерелья заплатить графу?
        - Я так и сделал.
        - Странно, что мы ничего об этом не знаем, - удивилась я. - А можно ли вас спросить еще вот о чем: по рассказу секретаря Алексея Юрьевича мы знаем, что вы совместно скорее всего провели… не знаю, как это назвать?
        - Операцию? - попробовал подсказать Петя.
        - Да, пожалуй, что так: операцию с контрабандой. Так не могли бы вы сказать о ее сути?
        - Простите, но это не мой секрет. Спросите у графа, ведь вы с ним знакомы.
        - Граф Алексей Юрьевич Никитин был убит в своем доме в Лондоне в ту ночь, когда вы похитили ожерелье. Неужели вам это неизвестно?
        - Помилуйте, откуда? - Дон Мигель был так искренне расстроен и удивлен, что сомнений в его правдивости у нас даже не возникло.
        Мы рассказали коротко о печальных событиях той ночи, спросили, нет ли возможности попросить служанку ответить на некоторые наши вопросы, дон Мигель обещал ей написать письмо.
        - Вот в чем дело, - сказал он после минутной задумчивости. - А я-то удивился, отчего мой денежный перевод не получен. Мне казалось, если бы граф догадался, что деньги от меня и не счел нужным их получить, так он сделал бы какое-то заявление, как-то известил меня. А так мне сообщили, что адресат выбыл.
        Мы вновь немного помолчали.
        - Собственно говоря, я пригласил вас, чтобы рассказать все это, разве что хотел обойти в разговоре причину, ко всему меня побудившую. И хотел просить совета: вернуть мне ожерелье или все же передать деньги графу в Россию?
        - Похоже, что деньги, предназначенные вами в уплату столь необычно сделанной покупки, были всеми вашими сбережениями? Иначе отчего вы проявили столь большую заинтересованность в денежном призе за стрельбу?
        - И тут вы правы, сеньорита. Однако это не столь важно. Пожалуй, теперь, зная о смерти графа, я просто обязан вернуть ожерелье.
        - Я бы вам это посоветовала, даже будь граф жив. Потому что, как мне кажется, сеньорита Арабелла не приняла бы подарок, заполученный… давайте уж говорить правду, преступным путем.
        - Я и сам уже так решил, но этот бес… в общем, он все еще дает о себе знать. Правда, я на днях получил письмо от друга, которое меня вдохновило. К моей избраннице сватался такой жених, что можно только мечтать. Но ему она отказала сразу, без всяких капризов.
        - Вот видите. У вас есть надежда.
        - Узнаю, когда вернусь в Испанию. Да, ожерелье!
        Капитан подошел к бюро, примостившемуся в уголке его небольшой каюты, и, открыв один из ящиков, достал футляр.
        - Вот оно, - сказал он, кладя футляр перед нами. - И куда мне его теперь девать?
        Я зажмурилась, припоминая этот, а скорее весьма на него похожий футляр, что видела там, в Лондоне. Очень похожий футляр, но с уверенностью ведь сказать не могу. А Антон Петрович уверял, что благополучно довез футляр и его содержимое до особняка и передал графу непосредственно перед сном.
        - Вы позволите взглянуть?
        - Разумеется, поступайте, как сочтете нужным.
        Ожерелье на первый взгляд показалось мне тем самым настоящим, и не знай я, что его не должно было быть в сейфе, который столь хитроумно вскрыл наш дон Мигель, я бы этим первым взглядом и ограничилась. Но сейчас я встала из-за стола и подошла к окну, но вовсе не затем, чтобы рассмотреть его при более ярком освещении. Я просто взяла и провела гранью одного из камней по стеклу. Раздался скрежет, но никакой царапины на стекле не осталось.
        - Дон Мигель, не сочтите глупой шуткой, но это ожерелье фальшивое!
        Петя, который знал все, что знала я, и, видимо, что-то подобное подозревал, и тот пришел в полнейшее изумление. Про капитана и говорить нечего.
        - Не может быть! Столько трудов - и все напрасно! Не мог ожидать, что граф станет хвалиться фальшивкой.
        - Уверяю вас, он вам показывал настоящее ожерелье. А существование этой второй фальшивки, помимо вашей первой, и для нас потрясение.
        - Ой!
        - Что такое, Петя?
        - Я тут потянул за краешек подушечки в футляре, и она поднялась. А под ней письмо.
        - Так. Я еще и чужие письма похитил, - горько пошутил дон Мигель.
        - Оно не чужое, оно вам адресовано.
        Письмо, вернее небольшая записка, уместившаяся на четверти листа, была адресована нашему капитану. Но он прочел ее вслух. Граф Никитин писал:
        «Ох, амиго Мигель, как же я на тебя был сердит, да ты сам во всем виноват. Я по размышлении понял, что причина быть столь назойливым у тебя имелась, и уж наверное важная и деликатная, - не иначе как дело в некоей даме сердца! Еще я догадался, что ты изо всех сил и со всем умственным напряжением замышляешь похитить ожерелье, поставить меня пред таким ужасным фактом и всучить мне тем или иным способом деньги.
        Не стану врать, поначалу, покуда я был зол на тебя по-настоящему, мне хотелось напакостить тебе, разрушив эти коварные планы. Но время прошло, и я поутих. Но поскольку и сам я затеял ответную каверзу, да и твои мне жаль было разрушать, не узнав, каковы они в точности, то я решил дать событиям завершиться.
        Так что не обижайся на меня за мою шутку и за то, что труды твои пошли прахом! А по поводу той дамы сердца скажу, что ежели она с тебя требовала этакий необычный подарок, так плюнь на нее и забудь, с таковыми капризами не будет вам счастья. А если суть вещей понята мною не вполне верно, то давай мириться и вместе думать, как сделать все красиво, без грабежей и без фальшивых драгоценностей».
        Нам всем троим было непонятно, смеяться проделке графа, насмехаться каждому над своими неудачными поступками или слишком «умными» выводами, а может, печалиться этому письмецу, писанному покойным уже человеком.
        - Дон Мигель, как мне кажется, это пусть и фальшивое, но очень красивое и весьма замечательно сделанное ожерелье является подарком вам от графа. Поэтому пусть оно остается у вас. Хотя оговорю, что очень вряд ли, но может появиться у нас к вам просьба попользоваться им.
        - Не вижу причин вам отказывать.
        - Как долго вы пробудете здесь?
        - Два дня в точности, возможно и три. Но не более.
        - За два дня все должно завершиться.
        - О чем вы?
        - О поимке убийцы графа Никитина.
        - То есть вы знаете, что у полиции есть на это виды и что скорее всего это случиться здесь, в Ницце?
        Я с удовольствием ответила, что именно так и обстоят дела, а то ведь пришлось бы объяснять слишком многое. Мы провели в гостях у капитана довольно много времени, и пришла пора прощаться.
        - И все-таки, дон Мигель, скажите нам, контрабандой чего вы занимались с Алексеем Юрьевичем? - спросила я, уже собираясь спуститься в шлюпку.
        - Честно скажу, не знаю. Даже попытки не делал узнать. И тем не менее… Судя по многим признакам, из Испании в Африку мы доставляли оружие. Ну а что я привез обратно, чтобы не возвращаться с пустыми трюмами, вам ведь не интересно?
        - Еще как интересно! - ответил Петя. - Только про это мы не станем спрашивать.
        44
        Дон Мигель лично проводил нас на берег, помахал рукой нашим караульным и остался смотреть, как мы по тропинке поднимаемся к дороге, где нас уже должен был поджидать вернувшийся за нами экипаж.
        - Месье, - сказал нам Попугай, - там карета приехала.
        - Какая карета?
        - Какая карета? Обычная, небольшая. Но мы же ждали кабриолет, вот я вас и предупреждаю.
        - Молодец. А возница вас видел?
        - Видел нас возница? Так вы же велели не прятаться, стало быть, видел. Даже рукой помахал. Оно, может, и обычное дело, тот возница, что нас привез, поломался или еще чего, так и попросил другого приехать, чтобы не бросать нас здесь.
        - Может, так и есть. А может, и не так.
        - Нужно проверить, - сказал Петя. - Если бы нас хотели убить, так поступили бы проще.
        - А если нас хотят похитить?
        - Тогда так оно и должно выглядеть, я бы сам сделал вид, что приехал за пассажирами, рукой там махал или еще как показывал, что полный порядок.
        Попугай и подошедший Жюль хлопали глазами, ничегошеньки не понимая по-русски.
        - Значит, так, - обратилась я к ним. - Мы проверим, все ли там правильно, и если все нормально, позовем вас. А если там все неправильно, то вам придется звать на помощь.
        - Этих со шхуны можно звать? - спросил Жюль.
        - Их и надо звать, остальные же далеко. Но вы не сразу тревогу поднимайте, а то, может, нам для начала поговорить нужно будет.
        - А! Так у вас ножички при себе! - высказал догадку Попугай. - Вот будет потеха!
        - Никакой потехи не будет!
        - Ну да? Они вас схватить приноравливаются, а тут вы их - бац и ножичек к горлышку!
        - Ну хорошо. - Я не стала ни смеяться, ни спорить. - Вы молодцы, что предупредили, нам теперь не страшно. Но вы особо не высовывайтесь, вдруг стрельба начнется.
        Про стрельбу я сказала на всякий случай, чтобы мальчишки и впрямь держались настороже, ведь пойди у нас дела не лучшим образом, кто, кроме них, сумеет позвать на помощь. Но эти уличные разбойники такие вещи понимали с полуслова и мигом спрятались в кустах на вершине невысокой скалы, откуда скорее всего была видна дорога и стоящая там карета. Нам же, чтобы увидеть ее, пришлось обогнуть скалу.
        Возница на козлах, завидев нас, приветливо замахал рукой, и почти тут же дверца кареты распахнулась и из нее высунулся Дюпон.
        - Садитесь, мадемуазель и месье! - сказал он громко и приветливо. По мне, слишком уж громко и слишком уж приветливо.
        - Я решил вас встретить лично, надеюсь, вы не против?
        Зная немного этого воришку, я полагала его достаточно воспитанным, чтобы выскочить из кареты и помочь мне в нее забраться. Но он этого не делал. Зато зачем-то скрытно показал два пальца и странно мотнул головой в сторону кареты. Потом показал один палец и мотнул в сторону переднего сиденья, показал еще один палец, мотнул в сторону заднего сиденья.
        - Все понятно! - жизнерадостно и громко произнесла я, подходя к карете. - Вы что-то важное узнали и вам не терпится с нами поделиться? А что насчет тех двух, кого мы искали? Затаились по обе стороны?
        - Затаились, затаились! - обрадованно закивал Дюпон. - Так что садитесь и поедем, не на дороге же нам разговаривать.
        Правильнее было бы нам с Петей сесть с разных сторон, но поскольку совсем правильным было бы вообще бежать куда подальше, я решила не привлекать лишнего внимания такими не столь очевидными поступками - кавалер, вместо того чтобы подсадить даму, вдруг начинает обходить карету с другой стороны. То, что Петя все понял не хуже меня, я была уверена, так что сочла нужным лишь шепнуть ему:
        - Сначала нужно поговорить!
        - Нужно, - согласился Петя и подсадил меня.
        Дюпон к этому моменту уже сидел на скамье, рядом с ним и напротив оказались два типа неприятной наружности. Тем не менее я совершенно спокойно села рядом с одним из них и даже вежливо поприветствовала:
        - Добрый день, месье. Не правда ли, чудесная погода?
        Петя, взобравшись внутрь, но не сочтя нужным прикрыть за собой дверцу, сел так, чтобы второй из бандитов оказался между ним и Дюпоном.
        - Рад нашей встрече, - поддержал он приветливость заданного мной тона.
        Один из бандитов закашлялся. Второй оказался более сдержанным, на него неожиданность нашего поведения произвела меньшее впечатление.
        - А уж как мы рады, не высказать! - заявил он и счел необходимым помотать у меня прямо перед лицом револьвером. Теперь уже наш Дюпон счел нужным кашлянуть, а я - кивнуть ему в ответ.
        - У вас к нам, видимо, имеется дело? - спросила я. - Давайте покончим с ним побыстрее. Кто вас прислал?
        - С чего вы взяли, что нас кто-то прислал?
        - Если вы тут сами по себе, то нам не о чем с вами разговаривать. Нам нужен определенный человек.
        - Вы бы, мамзель, того, - вступил в разговор второй из бандитов. - Кочевряжьтесь поменьше, целее останетесь.
        И показал нож.
        - Ну так и быть, говорите, что вам нужно, или убирайтесь подобру-поздорову! - сказала я.
        - Чего нам нужно-то? - спросил бандит с револьвером. - Вот Дюпон ляпнул, что у вас есть чего-то такое, чего должно шибко сильно самого Умника заинтересовать. Вот мы и решили оказать вам услугу и передать это нужное бельгийцу.
        - Но он-то вас об этом не просил! - высокомерно произнесла я. - Так отчего вы решили, что мы вам его вещь отдадим? Совсем страх потеряли, не знаете, что бывает с теми, кто бельгийцу дорогу переходит?
        Страх они, судя по всему, не совсем потеряли. Во всяком случае, верзила с ножом поежился и заерзал на сиденье. А я решила, что толку от этого разговора не будет, и стала ждать подходящий случай, чтобы его закончить.
        - Так мы ж дорогу ему переходить не собираемся, - нашелся что сказать второй, с пистолетом. - Мы ж ему услугу оказать желаем. И вам помощь, так что выкладывайте, про что речь у нас идет и где оно у вас?
        - Вот ведь люди! - возмутился Петя. - Знать не знают, о чем речь, нужно оно им или не нужно, а все равно вынь им это и положь!
        - И чего за люди пошли, им по-хорошему, а они не понимают, - в тон ему ответил бандит с револьвером. - Гвоздь, дверку прикрой, мы с ними по-другому погорим. Да скажи Жаку, пущай еще немного постоит, может, мы их здесь и оставим, чего задарма катать.
        Чтобы прикрыть дверцу кареты, Гвоздю пришлось наклониться через Петю. Петя, дав ему возможность это проделать, перехватил руку с ножом и заломил ее. Гвоздь вскрикнул. Тут же заорал и второй бандит. Револьвер, прежде чем оказаться в моих руках, заставил противно хрустнуть его палец. Дюпон тем временем без труда завладел ножом Гвоздя. Ситуация переменилась за долю секунды. Правда, оставался еще возница, который, услышав крик, приоткрыл окошечко, через которое пассажиры общались с ним, и, улыбнувшись во весь почти пустой, беззубый рот, спросил:
        - Я ж говорил, она непременно кусаться станет, а вы…
        Тут его лицо ткнулось лбом в кабинку, и он стал медленно оседать.
        - Дон Мигель, это вы? - громко спросила я.
        - А то кто же, - откликнулись снаружи.
        - Мы сейчас высадим еще двух бандитов, присмотрите, чтобы не сбежали.
        - Присмотрим!
        - Пошли наружу! - не отказал себе в удовольствии прикрикнуть на своих похитителей Дюпон. Тем пришлось подчиниться.
        Снаружи нас поджидал дон Мигель и двое его матросов, все с оружием в руках.
        - Вы решили нас проводить дальше, чем до берега, дон Мигель…
        - Да, - согласился с очевидным выводом капитан шхуны «Арабелла», перекидывая из руки в руку карабин. - Я вам говорил о роде своих занятий, так оно предполагает, что, когда стоишь на якоре, на всякий случай нужно следить и за морем, и за берегом. Ну, мои караульные и предупредили меня, что за вами прибыл совсем не тот экипаж, что привез вас. А еще вы, сеньорита, так легко согласились с моим предположением, что поимкой убийцы графа Никитина занимается полиция, что я вам не поверил. Заподозрил, что вы влезли в опасную авантюру. Так что решил вас подстраховать. Но вижу, что вы и без меня сумели бы справиться. Вон и револьвер держите не по-девичьи, значит, и стрелять умеете не хуже вашей матери.
        - Револьвер, кстати сказать, не заряжен, - сказала я.
        - Чего? - возмутился бандит, которому принадлежало это оружие.
        - Того! - ответил Дюпон, вытряхивая из кармана патроны. - Оно мне надо было, чтобы ты, Медуза, меня сдуру продырявил?
        - Ох, не сносить тебе головы! - зашипел Медуза.
        - Ты о своей подумай, - огрызнулся Дюпон. - Кстати, что с ними делать станем?
        - Дон Мигель, поможете нам? Они нам вообще-то не нужны, но и оставлять их на воле никак нельзя. И в полицию по той же причине сдавать неохота - все дойдет до того преступника, которого мы разыскиваем, и он насторожится.
        - У меня трюм пока пустой.
        - Вот здорово! - сказал Петя. - Пусть в трюме посидят. Без еды и без воды.
        - А в случае чего их можно за борт? - очень серьезно спросил капитан.
        - Можно, можно! - разрешили мы втроем.
        Бандиты, в том числе и пришедший в себя после удара прикладом по голове возница Жак, так поскучнели физиономиями, что осмелевшие и подошедшие к нам Жюль и Попугай довольно заржали.
        - Ох! - сказал Петя. - Нужно, чтобы и эта карета куда-нибудь запропастилась.
        - И это сделать просто, - пообещал капитан.
        - Да я понимаю, что для вас это никаких сложностей не представляет. Просто не очень хочется возвращаться пешком.
        - А как вы относитесь к морской прогулке?
        - На шхуне, под парусами?
        - Если есть желание, то можно и на шхуне.
        - А нас возьмете? - спросил Жюль.
        - Возьмем, у вас же ноги свои, а не лошадиные.
        45
        В отличие от российских полицейских управ и уж тем более от Скотленд-Ярда, в полицейском комиссариате Ниццы все было как-то… уютнее, что ли? Нет, все было очень похоже на любой полицейский участок, к примеру, при входе, как положено, сидел дежурный в форме. Но обратился он к нам с очень приветливой улыбкой, а как узнал, кто нам нужен, тут же и проводил в кабинет комиссара.
        - Наконец-то вы воспользовались моим предложением заглянуть в гости, - обрадовался месье Людовик и обратился к дежурному: - Франсуа, принеси из кладовой фруктов, я обещал угостить моих русских друзей.
        - О! Фрукты у нашего комиссара потрясающе вкусны! - счел нужным заметить дежурный. - А вам, месье комиссар, не подать ли бутылочку?
        Комиссар ничуть не смутился этим вопросом, но сказал:
        - Попроси Луку сварить нам кофе, а то мои гости вина не пьют, а угощаясь в одиночку, я не получу и половины удовольствия.
        - О! Кофе, который варит Лука, можно сравнить только с фруктами из сада месье комиссара. Или с той рыбой, что готовит его супруга! - Дежурный хотел еще что-то добавить, но комиссар Лагранж перебил его:
        - Ты когда-нибудь пойдешь исполнить мою просьбу? Неужели, Франсуа, я попросил о чем-то слишком для тебя сложном?
        - Да иду я, бегу, можно сказать, - проворчал Франсуа и не спеша скрылся за дверью.
        - Вот видите, как мне тут непросто? Этот типус, хоть и зовут его Франсуа, тоже носит фамилию…
        - Скьяволе!
        - Увы мне! - комично вздохнул месье комиссар.
        Комиссар самолично придвинул для нас стулья, не забыв тщательно осмотреть сиденья. И свое кресло, с которого минутой назад поднялся, тоже осмотрел. Видимо, сложное дело, которое сейчас вел комиссариат, не давало покоя Антуану по прозвищу Зубочистка, и всем следовало держаться настороже.
        - Ну-с, рассказывайте, с чем пришли. Что отведать фруктов, не врите. Вот когда вы их отведаете, то сами станете напрашиваться. А пока у вас должна быть другая причина.
        - Месье Людовик, сегодня должен вернуться в Ниццу помощник часовщика Севинье…
        - Так оно и есть.
        - Мы полагаем, что на него может быть совершено нападение еще до приезда в город. Правда, мы уверены, что вы это тоже знаете и уже приняли меры.
        Лицо комиссара Лагранжа отразило такую досаду и недоумение своей недогадливостью, что я чуть было не поверила.
        - Спасибо, что вы обо мне так хорошо думаете, - насладившись выражением наших лиц, сказал комиссар со смехом.
        - Так вот, - продолжила я, - еще нам кажется, что толку от этой засады не будет. Что Умнику уже стало известно все, что ему было нужно. Или он сам сумел догадаться.
        - А вот это прошу разъяснить. - Комиссар стал предельно серьезен.
        - Мы знаем, что он послал одного своего человека в Лондон, - сказал Петя.
        - Похитить сейф и доставить его сюда?
        - Мы тоже так решили, - ответила я. - И даже не зная в точности, как его вскрыть, он может его просто распилить, хоть это и трудно. Поэтому засада с месье Валентином может и не дать нужных результатов. Нападения на него может и не случиться.
        - Но может и случиться?
        - Да.
        - То есть людей мне при нем держать придется. А теперь извольте выложить как на духу все, что вы затеяли. Но прежде я отправлю депешу в Лондон по поводу возможной попытки похитить сейф.
        - Мы уже отправили.
        - Ну вот, мне опять нечего делать. Шучу. Выкладывайте, что знаете и что задумали.
        - Да ничего мы не задумали, - сказала я. Настолько серьезно сказала, что любой и всякий обязан был бы поверить.
        День, начавшись с беседы с комиссаром Лагранжем, многочисленными беседами и продолжился.
        Мы встретились и поговорили с Михаилом и Владимиром, трижды встречались с Дюпоном, дважды он приводил на встречу своих юных помощников, в третий раз явился с типом возрастом много старше. После нам пришлось беседовать с доном Мигелем и еще со множеством других людей.
        46
        - Ох, как же меня трясет со страху! - пожаловался Дюпон. - Никак не думал, что стану этак труса праздновать.
        - Труса празднуют совершенно иначе, - сказал ему Петя. - Вот если бы вы запросились домой или, того хуже, не пришли сюда…
        - Ну еще чего! - возмутился Дюпон. - Вот мадемуазель Даша спокойна и уверенна, а меня всего колотит, только и всего. Уж домой я проситься не стану, будьте уверены.
        - Мы тоже очень боимся, - призналась я. - И вчера было страшно.
        - Да? А, ну так вы не знали, с кем дело имеете. А знали бы, так не стали бояться этих дурачков Медузу, Гвоздя и Жака-простака. Медузу еще порой Соплей кличут.
        - А с чего у него такие противные прозвища?
        - Ну так и то и то склизкое и мерзкое. Я, когда они сдуру ко мне с ножом к горлу пристали, вези их и вези, совсем не испугался. Мог пару раз запросто деру дать и не везти их к вам, но больно мне интересно было посмотреть, как вы с ними разделаетесь. Патроны, пока меня Сопля обыскивал, я у него спер, так что вообще стало не страшно. Кстати сказать, их исчезновение наделало шуму! И то сказать, еще трое блатных пропали неведомо куда.
        - Главное, что на вас никто не подумал!
        - Так они сами постарались, так им захотелось разжиться тем, что самому Умнику нужно, что они меня со всей секретностью в карету усаживали. Вот никто и не видел, что я с ними якшался.
        Он посмотрел вокруг и вздохнул.
        - А тут другие люди будут! Этих нужно бояться.
        - Вот мы и боимся. Ох, знать бы точно, куда нас повезут!
        - Так почти и нет никакой разницы куда, - сказала я, хотя сама в том сомневалась.
        - Все равно страшно! - сказал Дюпон. - Давайте я вам чего смешного расскажу, а то заладил, боюсь да боюсь, самому противно становится, а ничего с собой поделать не могу.
        Рассказать смешное Дюпон не успел, к перекрестку, у которого мы прогуливались, подъехал экипаж.
        - Эти, что ли, Таракан? - спросил седок, не слишком обращая на нас с Петей внимания.
        А с чего ему было на нас смотреть, если он три раза по кругу мимо нас проехал и рассмотрел со всех сторон? Заодно я сама его хорошенько рассмотрела и сочла не слишком опасным.
        - Эти, эти. - Дюпон покосился на нас, воровское прозвище у него тоже оказалось не слишком красивым, и ему не понравилось, что его так назвали при нас.
        - Тогда садитесь. Ты, Дюпон, тоже садись, нечего тебе сегодня без присмотру гулять.
        Пришлось воспользоваться приглашением и сесть в коляску, открытую, но с поднятым верхом. Нам с Петей достались места сзади, под тентом - не особо с улицы разглядишь, если специально не высовываться. Хотя, с другой стороны, кто нас станет разглядывать темным вечером на почти пустынных улицах? Да и необходимости для нас в этом нет. Раз уж собрались ехать на встречу с бельгийцем, так нечего изображать, что тебя похищают, и всякие знаки подавать или просто на глаза людям лезть.
        Чуть неожиданно для меня коляска покатила далеко не по самым темным закоулкам. И ехать оказалось недолго, и район, куда мы прибыли, тоже был из приличных.
        То, что нас не стали возить по городу, петляя и сбивая с толку, не стали надевать на лица маски или завязывать глаза, мне очень не понравилось. Не оттого, что мне хотелось такой жутковатой романтики, а оттого, что это наводило на весьма печальные выводы. Самым простым из них был такой: навряд ли нам представится случай привести сюда кого-то или просто прийти во второй раз.
        А вот дом мне понравился. Я его почти таким и представляла: небольшой двухэтажный особняк, отделенный от тротуара и дороги глухим, но невысоким забором и рядом густых деревьев. До него от ворот всего-то десять шагов, а не разглядишь толком. Вот я и увидела разве что тусклый свет в окнах.
        Встретивший нас на перекрестке и промолчавший весь путь бандит уверенно отворил металлическую калитку, довел до крыльца и дважды стукнул дверным молотком.
        - Кто?
        - Я это, Луи. Гостей привез. Заводить, что ли?
        - Заводи.
        - Всех?
        - Чего?
        - Дюпона тоже заводить или мне за ним присмотреть?
        - А-а-а! Всех велено пригласить.
        Это мне тоже не понравилось, ну, что всех зовут. Разговор вроде бы предполагался секретный, лишние уши ни к чему, это вон даже наш бугай-провожатый понял. Но позвали всех и отказываться не приходилось, не тот случай.
        Мы прошли несколько шагов по едва освещенному коридору и остановились у одной из дверей. В этот раз постучался Луи и, услышав в ответ разрешение войти, скрылся за дверью, приоткрыв ее ровно настолько, чтобы самому проскользнуть. Увидеть что-то за его спиной не получилось, потому как и в том помещении тоже царил полумрак.
        - Темновато здесь! - сказала я.
        - Вот и я так подумал, - откликнулся Петя.
        Похоже, Дюпон заподозрил за этими вполне уместными фразами что-то более важное, ну и пусть. Главное, что наш провожатый, а в эту минуту он был еще и сторож, не обратил на наши слова внимания. Сказаны они были с одной простой целью - напомнить Пете, как нужно вести себя в полутемном помещении. Он сразу сделал вид, что безучастно смотрит в темноту, но при этом зажмурился, давая глазам свыкнуться с освещением, что было совсем нелишним, мало ли, что нас ждет за этим порогом? Может, и разговора никакого не станут заводить, так что не будет у нас времени к сумраку привыкать.
        - Да понял я, понял! - сказал Луи, появляясь из-за двери. - Ты, Слон, покуда у ворот покарауль да присмотри, чтобы ребята не дремали, ходили, как велено, по кругу, не рассиживались. Но сперва коляску отправь, чтоб не маячила на пустой улице. А вы извольте войти, да ведите себя тихо.
        Отвечать или спрашивать о чем-то никто из нас не стал. Дверь перед нами распахнули, мы и вошли.
        47
        Комната была небольшая, но и не самая маленькая. Шагов десять от двери до противоположной стены, чуть меньше по ширине. Два окна слева закрыты портьерами. С противоположной стороны диван, на котором с револьвером в руках сидит еще один бандит. На полу ковер, что не слишком хорошо. И мало того, что в целом она плохо освещена, так еще получается, что больше всего света падает на самую середину комнаты, где для нас - а то для кого же еще? - поставлены три стула.
        Хозяин апартаментов устроился за широким письменным столом, лица и не разглядеть, там совсем темно.
        - Обыскали? - подал голос Умник, видимо, сочтя, что разглядел нас достаточно.
        - Да что у них может быть? - удивился Луи.
        - Обшмонай!
        - Как скажешь, Умник. То есть это… как прикажете, месье.
        Надо отдать должное этому Луи, он хоть и был из той же шайки, но выделялся из нее едва ли не кротостью характера и даже долей воспитанности. Тщательно ощупав Дюпона и Петю, он бросил вопрошающий взгляд на хозяина или на главаря, тут вы уж сами выбирайте, как называть месье Огюста Лемье, и со вздохом принялся обшаривать меня. Делал он это тактично, можно сказать, насколько вообще может быть тактичным обыск женщины. Я стерпела все молча и даже решила, что, пожалуй, к месье Луи постараюсь в случае чего не быть слишком суровой. И еще успела подумать, что есть надежда, что обыск останется самой большой неприятностью за этот вечер.
        - Чистые! - доложил Луи результаты своей работы.
        - Ридикюль посмотри!
        Луи без возражений протянул мне руку, и я также без возражений отдала ему для осмотра свою крохотную сумочку. - Я посчитала, что брать с собой более вместительную сумку не стоит, а совсем с пустыми руками было неуютно, хотя немного опасалась за результаты обыска.
        Луи открыл ридикюль и почти сразу взвизгнул. Огюст Лемье и неизвестный нам бандит резко вскочили со своих мест.
        - Чего визжишь? - спросил бельгиец.
        - Так куснули меня! У них тут зверь какой-то. Мышь, что ли?
        - Мышонок! - ласково поправила его я. - Из самой России привезла.
        - И на кой он вам?
        - Да чтобы вас напугать! У вас тут не дамы, а люди, считающие себя верхушкой преступного мира, мышек боятся!
        - Придержите язычок, мадемуазель, - сказал Умник.
        - А с мышом-то чего делать? Пришибить, что ли? - спросил Луи, и я решила, что прежнее мое решение не быть к нему суровой вряд ли стану исполнять.
        - Оставь! Не до мышей сейчас! Садитесь! Все садитесь!
        Мы прошли к поставленным в центре комнаты стульям, Петя любезно помог мне сесть, при этом слишком энергично подвигав стул - проверил, каков он на устойчивость, насколько тяжел, удобно ли его будет схватить или упасть с него или вместе с ним. Я обо всем этом старалась понять по движениям Пети, по шуршанию и прочим звукам, производимым стулом по ковру.
        - Луи! Сядь, я сказал, не мельтеши перед глазами.
        Луи поспешно плюхнулся на диван и тут же взвизгнул вторично.
        - Да что там у тебя, опять мыши?
        - Никак нет. Щепка какая-то, вроде зубочистки.
        Мне захотелось рассмеяться в голос: не только в полицейском комиссариате люди страдают от зубочисток, но и в бандитском притоне.
        - И кто тут зубочистками разбросался? - заворчал Луи.
        - У себя спроси, ты же тут за порядком следить должен.
        Луи обиженно заткнулся.
        Бельгиец держал паузу, как плохой трагик. Было видно, что ему не терпится начать разговор, но он изо всех сил тянет время, похоже, считает, что созданная в этой комнате обстановка покажется нам чересчур мрачной и страшной, а значит, из нас проще будет вытянуть все, что ему нужно от нас узнать.
        - Итак, мадемуазель и месье, для начала вынужден вас разочаровать! Я ни на грош не поверил в вашу байку.
        - Так отчего же привезли нас сюда, а не на какой-нибудь пустырь? - почти ласково вполголоса спросила я, ведь чем тише разговариваешь, тем больше собеседник тратит сил, чтобы вас расслышать, и это сбивает его с мыслей. И неуместный в такой обстановке тон тоже эти мысли путает. Умник и так толком не может понять, кто мы и зачем все это затеяли, вот пусть и поскрипит мозгами.
        - Из любопытства, мадемуазель, - ответил бельгиец слишком не скоро для столь простого вопроса, похоже, он и впрямь, может и неожиданно для себя, вынужден был долго подбирать ответ. - Из обычного любопытства. А вот зачем вы сюда прибыли, не понимаю и объяснить себе не могу!
        - По той же самой причине. Нам ведь тоже не чуждо любопытство, - очень правильно ответил Петя.
        - Ну что ж, тогда можно и поговорить. Но для начала скажу, что тебе, Дюпон, я поверил еще меньше, чем в твои байки про этих русских.
        - За что обижаете, месье? Я же всегда, как говорится, рад услужить.
        - Ты же думаешь, что это я убил твоего брата! И вдруг такая услужливость, с чего бы?
        - У меня еще два брата и мать. Мне их кормить нужно! - мрачно отозвался Дюпон. - А если я узнаю, что это ты, Умник, убил Люсьена… Зря ты проговорился.
        - Можешь угрожать, сколько душе угодно! - Дюпон на этот раз смолчал, и Лемье продолжил разговор с нами: - И раз уж мы пообещали друг другу удовлетворить наше любопытство, то позвольте вам, месье, и вам, мадемуазель, задать вопросик: что у вас такое есть и с чего вы решили, что оно меня интересует?
        Этот вопрос мы ждали, ведь именно из-за того, что Дюпон распускал подобные слухи, мы здесь и оказались, и отвечать на него должен был Петя.
        - Ну так нам прекрасно известно, - сказал он вполголоса, - что в Лондоне воришка из дома графа украл фальшивое ожерелье.
        - А вы желаете предложить мне настоящее? Как вам не обидно будет это услышать - оно меня совершенно не интересует.
        - Мы догадались об этом, - кивнул Петя и все так же негромко и без эмоций в голосе продолжил: - А еще догадались, что вас больше интересовал сам сейф. Настолько интересовал, что вы лично проникли в покои графа Никитина и убили его. Вот только неясно зачем?
        - Что вам неясно?
        - Зачем вам убивать было? - развел руками Петя, словно этот вопрос имел для него абсолютно умозрительное значение.
        Бельгиец крепко задумался, скорее всего над тем, как нужно ему отвечать и что, но сказал:
        - Хорошо, отвечу, чтобы заслужить и вашу откровенность. К тому же я вам обещал удовлетворить ваше любопытство. Да и то, что вы услышите, ничего вам не даст. Я действительно проник в дом, но сейф оказался пуст. Мне захотелось порасспросить русского графа о том, где же его содержимое. Я уж говорил вам, что любопытен? Вот из чистого любопытства я и решил с ним побеседовать. Достал нож, сел на край кровати, приставил нож к груди и тронул старика за плечо. Он вскочил слишком резко, и нож воткнулся ему в грудь. Не стану врать, рана вышла пустяковая. Но я был уже в таком бешенстве, что не сумел сдержать себя и воткнул нож ему прямо в сердце.
        - Охотно верим, что вы пребывали в бешенстве! - согласился с таким объяснением Петя. - Сколько попыток вы предприняли, чтобы добраться до сейфа? Три, четыре или все десять? Тут, несомненно, можно взбеситься. К тому же вы были убеждены, что ничего от графа не добьетесь, да и вообще потеряли надежду найти то, что вам нужно!
        - А что же вы свою помощницу не предупредили, что и ей нужно скрыться? - спросила я, имея в виду экономку графа.
        - Какую помощницу? - весьма убедительно удивился Лемье. - Не было у меня никакой помощницы.
        - А кто же вас в дом впустил?
        - Мадемуазель полагает, что для меня является проблемой проникнуть в чей-либо дом?
        Я промолчала, слишком меня удивил такой ответ.
        - Ладно! Вернемся к моему вопросу, на который вы так и не ответили. Что же мне было нужно, если это не ожерелье?
        - То, что хранилось в потайном отделении сейфа. Кстати, ожерелье тоже было там.
        Тут Умник пришел в настоящее замешательство, настолько он был уверен, что раз он сам о потайном отделении догадался или узнал совсем недавно, то никому другому об этом догадаться было не суждено.
        - И что там было, кроме ожерелья? - чуть хрипло спросил он.
        - То, что, в отличие от ожерелья, нам некому, кроме вас, предложить.
        - Ох, как вы изворотливы, месье! - пожурил Петю Умник. - Как ловко увиливаете! Я же прошу дать прямой ответ! Иначе наш разговор на этом и завершится.
        - Хорошо, месье, - успокоил его Петя, - не переживайте так сильно. Только стоит ли нам давать прямой ответ при посторонних?
        Умник опять задумался, даже вышел из своего логова по ту сторону внушительного письменного стола, в данных обстоятельствах вполне сравнимого с крепостной стеной или редутом[59 - Редут - укрепление для круговой обороны.], и прошелся по комнате. Признаться в убийстве при таких же убийцах, как он сам, и впрямь было для него ерундой, скорее всего убийство это не было первым в его преступной карьере. Но мы очень верно рассчитали, что настоящий его интерес был не в том, чтобы похитить ожерелье, а в чем-то другом. И при всей своей осторожности он раз за разом делал попытки добраться до нужной ему вещи. Вот очень дорогое ожерелье он легко выкинул из головы, я охотно ему верю, что оно его не интересует, разве что мы принесем его ему сами и отдадим даром. Выходило по всему, что интерес к этой неведомой нам вещи не его личный, а чей-то еще. И этот кто-то имеет над Огюстом Лемье немалую власть, чтобы требовать с него, приказывать ему, и Умник должен бояться этого неизвестного так, как не боится ничего и никого.
        - Вышли вон! Да не за дверь, а из дома! - приказал Умник своим помощникам.
        - Но…
        - Ты думаешь, я не справлюсь с тремя безоружными малолетками, одна из которых девчонка?
        Тем не менее и вопреки своим словам он счел за благо вернуться на свое место и достать из ящика стола револьвер. Я скосила глаза на Дюпона, тот еле заметно и с видимым облегчением на лице кивнул.
        Бельгиец не стал держать револьвер в руке, что выглядело бы проявлением опасений в наш адрес, а он их сам только что отмел, посчитал, что можно его положить на стол, видимо, поддержать фасон перед подчиненными и в этой ситуации полагал нелишним.
        Луи и второй бандит скрылись за дверью, все оставшиеся прислушались к их шагам и к звуку открываемой уличной двери.
        - Итак?
        - Там были бумаги, - уверенно сказала я, хотя никакой уверенности у меня не было.
        - Что за бумаги?
        - Кажется, чертежи и какие-то пояснения к ним. Впрочем, там были и другие бумаги, письма, листки из блокнотов, - самозабвенно стала врать я, видя, что попала в яблочко. Возможно и скорее всего, содержание пакета с бумагами и не было в точности известно Умнику, но нечто похожее он ожидал от нас услышать.
        - Да, неожиданно, - проговорил Умник с легкой иронией. - Теперь мне кажется, что у нас имеется и еще один предмет для разговора: цена нашей сделки. Сколько вы хотите получить за эти бумаги?
        - Если вы объясните нам, кто заказал вам их похищение, мы сможем определиться с ценой.
        Ох как мне хотелось добавить: все равно вы же не оставите нас в живых, так удовлетворите наше чистое и бескорыстное любопытство!
        - Хорошо, - легко согласился Умник, - но ответьте мне на мой вопрос, и я отвечу на ваш. Бумаги у вас при себе?
        - Вы о нас настолько плохо думаете? - укорила я его. - К тому же нас обыскали.
        - Я не это имел в виду! Они здесь, в городе, или?..
        - Они здесь, более того, вы легко их сможете забрать. Предварительно рассчитавшись с нами.
        А вот интересно, подумала я, он сделает вид, что платит, или станет нас пытать? Скорее первое, а то чего ради ему затевать весь этот разговор о цене. Да так оно и проще, и быстрее - отдал деньги, взял деньги обратно с неподвижных тел. Ну и каких-то неожиданностей с нашей стороны он должен опасаться, не зря же мы…
        - Разумное условие, - прервал мои размышления Умник, - но об этом чуть позже. Так вы желаете узнать точную цену?
        - И это тоже вполне разумно. Пока же мы предполагаем, что они стоят не менее, а более, чем ожерелье.
        - Я бы на вашем месте предпочел не знать того, что я вам сейчас расскажу. Давайте сразу назовем цену, и на этом разойдемся. Пусть это будет двадцать тысяч.
        - Франков? - капризно спросила я.
        - Фунтов стерлингов.
        - Уже лучше. Но ведь они могут стоить и все двести. Поверьте, мы не собираемся оставлять вас без вашей доли дохода, но не изъять у вас хотя бы половину было бы глупо…
        - Что ж, вы сами пожелали. И все неприятности, что могут с вами случиться, будут только на вашей собственной совести!
        Он еще раз поднялся из-за стола, даже не прихватив с собой оружие, и вновь прошелся туда-сюда.
        - Мой папа любил мне повторять: Огюст, ты можешь быть самым отъявленным пройдохой и самым гнусным преступником, но ты всегда будешь знать, что есть люди много хуже тебя.
        - О ком же так нелестно отзывался ваш отец? - вынуждена была спросить я, потому что Огюст вновь замолчал, даже не закончив папочкино напутствие в жизнь.
        По идее и ему, и нам нужно было как можно быстрее разделаться с этим делом и постараться скрыться. Задержка не нужна была никому. Но Лемье все чего-то ждал, хотя более правильным словом было бы выжидал. И дождался. В дверь постучали, он разрешил войти. Вошел Луи. Умник плюхнулся на свой стул и велел Луи подойти к нему. Тот приблизился, склонился к уху и зашептал.
        Умник очень и очень удивился и не менее этого взбесился в единый миг. Выскочил из-за стола с револьвером в руке и, размахивая им перед нашими лицами, заорал:
        - Вздумали водить меня за нос?
        - Успокойтесь, месье. Я полагаю, вам сейчас доложили, что с таким трудом со второй, а то и с пятой попытки похищенный и доставленный сюда из Лондона сейф вскрыли?
        - Да!
        - И что он пуст!
        - Будь он пуст, я бы, наконец, поверил вам. Но в нем нет никакого потайного отделения! Вовсе нет!
        - Месье Умник, - не удержался от колкости Петя, - вы заставляете нас думать, что вам ваше прозвище досталось в насмешку!
        - То есть?
        - То есть что на самом деле вы не умник, а тупица!
        Лемье замахнулся на Петю, чтобы отомстить за дерзость, но передумал бить. Я вздохнула с облегчением. Ударить себя и Петя бы не позволил, и я бы легко могла помешать. Но тогда нам не удалось бы получить ответа на свой самый важный вопрос.
        - Вы что же, думаете, мы знали, как вскрыть это самое потайное отделение? - спросил Умника Петя. - Мы даже часовщика не успели расспросить, ваши людишки перебежали нам дорогу. Да и шли мы к нему из чистого любопытства! Потому что еще в Лондоне распилили этот треклятый ящик. Ну и само собой, нам пришлось подсунуть на его место другой. Вы что же, даже ключом своим не воспользовались, чтобы его открыть? Тогда бы знали, что и ключ не подходит.
        - Я посчитал, что замок сломан или его сменили. Луи, оставь нас.
        - Так-то лучше. Вы, верно, решили, что в силу своего возраста мы наивны и глупы? Сами залезли в пасть к крокодилу и пытаемся выдавить из него слезы жалости к себе? - Про крокодила Петя сказал так задушевно, что будь Умник чуть менее взбешен, он бы заметил эту интонацию и уж точно попытался бы Петю пришибить на месте.
        Вообще-то сейчас Петя импровизировал на полную катушку, а я только радовалась тому, как ловко он это делает.
        - Похоже, вы, так же как и мы, не узнали тайну секретного отделения и попробовали его распилить? Столько усилий: украсть сейф, притащить его из Лондона, пойти на крайние меры, чтобы узнать его тайну! И все даром?
        Умник Лемье нашел в себе силы рассмеяться.
        - Ладно, ваша взяла.
        - Ну так отвечайте на наш вопрос, обсудим условия сделки и разбежимся, возможно, по разным странам.
        - Хорошо. - Бельгиец заставил себя успокоиться. - На чем я остановился? А! Мой отец предупреждал меня не связываться с политиками, потому что многие из них - а по его убеждению абсолютно все - хуже любого из воров и грабителей. Я внял его советам и всегда их придерживался. Но однажды не сумел распознать, не сумел понять вовремя, что я вполне добровольно влезаю в самую дерьмовую часть политики, в шпионаж. Полагаю, подробности вам не нужны. А ответ на ваш вопрос короток - эти бумаги нужны германской разведке.
        - Пожалуй, мы тогда не станем вам их отдавать! - решилась я ускорить развитие событий. - Из чисто патриотических соображений!
        - Что? - взревел бельгиец, и лицо его сделалось багровым.
        48
        Я за секунду до этого сумела потихоньку выпустить на свободу Генриха Наваррского и приказала почти как собаке: Анри, ищи врага!
        Анри кинулся в дальний угол комнаты и юркнул за занавеску, не слишком уместно там висевшую, наводившую на подозрения, как пишут в книжках про сыщиков. Почти сразу из-за нее вылетел здоровенный громила, пританцовывая самым забавным образом и пытаясь вытряхнуть из штанов лютовавшего там зверька с острыми как бритва зубами. Недаром комиссар Лагранж называл Анри своим оружием.
        Мы на эти танцы даже особого внимания обращать не стали, потому как «танцор» слишком был занят, а позвать на помощь не мог по одной простой причине - он был глухонемой.
        Зато бельгиец совершенно потерял голову, вскинул в нашу сторону пистолет и нажал на курок. Потом еще и еще, но безо всякого толку.
        - Что за черт?!
        - Так там патроны холостые! - расплылся в улыбке до ушей Дюпон. - Ты, мерзавец, что, и вправду решил, будто я прощу тебе смерть Люсьена ради горстки монет?
        - Но как?
        - Проще простого. Мне очень хотелось проделать это самому, жаль, что нельзя было. Но фокус придумал я, я все подготовил, я все видел собственными глазами. А уж найти умельца, что сумел бы это проделать, мне не сложно. Забыл, как на тебя пьяный оборванец налетел у кафе Розиты? Наличие патронов ты еще мог бы проверить, а вот то, что они стали безвредными, с чего бы тебе проверять?
        - Да я тебя голыми руками!
        - Месье! - остановила я Умника. - Месье, вы бы уже позвали на помощь! Что-то вы совсем соображать перестали!
        Такой моей просьбе Умник удивился так, что потерял дар речи.
        - Эх, все за вас самим делать приходится! - заявила я, спокойно подошла к окну, отдернула портьеру, а Петя из-за моей спины с размаху швырнул стул в стекло. Ох и звону было! В промежутке между отдергиванием портьеры и разбиванием стекла Умник слегка очухался и даже попытался мне помешать. Ну и зря, может, не зашибся бы так сильно, а то головой прямо в подоконник угодил.
        Я же переступила через него и спокойно, без особого азарта, хоть и громко крикнула в разбитое окно:
        - На помощь!
        Ох и суета поднялась.
        Петя с Дюпоном встали заранее у двери, и едва в нее ворвался первый бандит, тот, что сидел прежде на диване с пистолетом, как ему подставили подножку и стукнули сзади стулом. Он растянулся по ковру, пистолет, на этот раз заряженный, перешел в руки Петра Александровича. Ввалившегося следом Луи даже останавливать не пришлось, сам остолбенел. Двое его товарищей валяются на полу без сознания, третий мычит и отплясывает безумный танец. Тут всякий остолбенеет. Вот только месье Дюпон разошелся не на шутку и от души стукнул беднягу Луи по голове. Стулом. В общем, все три стула, что для нас заботливо приготовили, мы использовали. И кажется, ни на одном из них уже никому не удастся посидеть - не слишком прочные стулья оказались.
        Вокруг дома тоже стало шумно: отовсюду слышались крики, кряхтение и пыхтение, даже несколько выстрелов прозвучало. Кто-то из бандитов попытался заглянуть в разбитое окно и свалился по ту его сторону - это Дюпон шмякнул его остатками стула безо всякой жалости. Наконец, к нам ворвались полицейские во главе с самим комиссаром и его помощником по кличке Зубочистка.
        - Все целы? - спросил комиссар и огляделся. - Ну да как же, целых тут только половина!
        - Но та половина, которой и нужно быть целой, - весьма разумно высказался Антуан Зубочистка.
        - Дарья Владимировна! С вами все в порядке? - спросил по-русски появившийся на пороге Михаил. Из-за его спины выглядывали Владимир и Мигель.
        Месье Антуан, по-русски не понимавший, суть вопроса уловил и сказал:
        - Этой милой девушке сам черт не страшен.
        - Господа! - заговорил комиссар Лагранж. - Месье Михаил, месье Вольдемар! Сеньор Мигель! Я выражаю вам свою глубочайшую признательность за оказанное работе французской сыскной полиции содействие. А для вас, месье Петр, и уж для вас, мадемуазель Дарья, в особенности, я слов нужных пока не подобрал.
        Мне пришлось сделать невинный вид и кокетливо вздохнуть. Я слишком хорошо догадывалась, какие такие слова подберет месье Людовик в наш адрес за тот полуобман, при помощи которого мы его уговорили на проведение всей этой масштабной операции.
        - А для меня? - набрался смелости выйти вперед Дюпон. - Для меня у вас есть подходящие слова?
        - Для вас, Дюпон, и для ваших сорванцов объявляется амнистия за все ваши прошлые грехи! - с ходу нашелся комиссар.
        - Мерси, конечно. Но мы же не он. - Дюпон ткнул все еще пребывавшего в бессознательном состоянии бельгийца носком ботинка. - Наши прошлые грехи вам все едино не доказать.
        - Потому я такой щедрый! - ответил комиссар. - Ладно, не смотри на меня так, Дюпон. Ты молодец! И мальчишкам скажи спасибо от всей полиции - когда они еще от полиции благодарности услышат? А то пусть к нам приходят, я их фруктами угощу! И сам заглядывай.
        - Ага, прямо в комиссариат! Так они и пошли!
        - А ты спроси их, вдруг пойдут?
        - Фрукты у месье Людовика такие, что пальчики оближешь, - не удержалась я, чтобы не подлизаться к комиссару, во власти которого было казнить нас с Петей или миловать.
        - Вот! Они пробовали и знают! Дюпон, отчего-то мне кажется, что ты еще что-то от меня хочешь, кроме фруктов?
        - Возьмите меня в полицию работать! - выдохнул карманник и зарделся не хуже Пети, когда на того без особых причин жуткое смущение находит.
        49
        Такого долгого завтрака я и припомнить не могла. Понятное дело, за завтраком мы больше разговаривали, чем ели, но ведь и ели немало. На всех вдруг навалился дикий аппетит, да к тому же накануне никто из нас не поужинал - сил на это не осталось.
        Месье Людовик, вынужденный заняться доставкой в арестантскую банды Умника, любезно всех нас поблагодарил и просил разойтись. Чтобы мы не мешались ему под ногами, хотя выразился он гораздо изысканнее.
        Михаил, Владимир и дон Мигель сказали, что не смеют нас беспокоить после всего произошедшего, но что завтра прямо утром они желают получить с нас обещанную им награду за свои услуги, то есть рассказ обо всем случившемся.
        Вернувшись домой, я не застала ни дедушки, ни маменьки, но нашла от них записку, из которой ровным счетом ничего не поняла, хоть и написана она была, кажется, самыми простыми и понятными русскими словами. Куда-то их всех пригласили, где-то они нас ждут… Я присела на край кровати, собравшись переодеться и… почувствовала, как меня заботливо укрывают одеялом.
        - Где же вы так гуляли, что ты заснула в платье? - сказала маменька, я в ответ неопределенно махнула рукой и снова заснула.
        Утром мы хоть и чувствовали себя слегка разбитыми, зато настроение улучшилось так, что я напевала все время, пока принимала ванну и одевалась.
        - Михаил и Владимир пригласили нас позавтракать вместе, а то они завтра уезжают, - сообщила я.
        - Странно, что вы приглашены на завтрак, а не на ужин, - проворчал дедушка. - Или ужин у вас вчера состоялся?
        - Никакого ужина у нас не было, - честно ответила я. - Мы просто… прогуливались и заболтались. А вот на ужин мы приглашены все вместе! На шхуну «Арабелла»!
        - Вот новости! - воскликнула мама. - Шхуна - это очень романтично, но не слишком понятно, кто нас на нее зовет?
        - Ты его знаешь, это тот приятной наружности молодой мужчина, которому ты вручала приз за победу в рыцарском турнире. В твою честь проведенного! Он тоже завтра должен отплыть в Испанию. К тому же дон Мигель был на прощальном ужине в Друри-Лейн и желает принять всех нас с ответным, так сказать, визитом. Вот и пригласил нас на морскую прогулку и на ужин.
        - И ты считаешь, что нам стоит это приглашение принять?
        - Считаю. Капитан, он же хозяин шхуны, - очень достойный человек. И давний приятель бедного Алексея Юрьевича. Все, я убежала.
        И вот мы сидели за столом, завтракали, а мы с Петей еще и рассказывали, что и как произошло, потому что наши друзья в подробности посвящены не были, так как нам было недосуг и к тому же имелись причины умолчать о некоторых мелочах. Ведь начни мы вчера хоть что-то разъяснять, обязательно всплыло бы то, о чем говорить нельзя или преждевременно.
        Начали мы с рассказа про ожерелье императрицы Екатерины Великой, которое граф Никитин желал продать и истратить вырученные деньги на благие дела, но не успел. О ходе расследования его смерти, которое проводил Скотленд-Ярд, тоже рассказали, ну и о собственных догадках и плодах размышлений пришлось поведать, а то было бы совсем непонятно, отчего мы приехали в Ниццу.
        - С месье Дюпоном мы познакомились еще по пути сюда, - сказал Петя, подцепляя вилкой кусок с тарелки. - Он оказался вором, но, как ни странно, в остальном его можно считать джентльменом.
        - Встретились здесь мы случайно, - вступила в разговор я. Мы с Петей не сговаривались, что можно рассказывать начистоту, а о чем лучше промолчать. Мои слова о случайности встречи были правдой, а про то, как эта встреча и при каких обстоятельствах состоялась, говорить не стоило. Сейчас, по прошествии небольшого времени, наша прогулка по темным закоулкам стала казаться мне полным безумием. Ну отчего я была столь уверена, что на нас нападут грабители не слишком страшные и не очень умелые? Могли нарваться на Медузу с Гвоздем или Гнусавого Мишеля, с ними справиться было бы посложнее, а уж иметь с ними дело в дальнейшем нам и самим не захотелось бы.
        - Да, здесь мы встретились случайно, - подтвердил Петя, - можно сказать, нам повезло. Дюпон считал себя в долгу перед нами за то, что мы не сдали его полиции, и хоть боялся, но стал нам помогать!
        - Мы попросили его распространить в преступной среде слух о том, что поездом повезут большие ценности и есть люди, готовые указать на того, кто и когда их повезет. В этом и состоял наш план: подкинуть приманку, а после устроить засаду с помощью полиции, - вступила в разговор я, чтобы не заставлять Петю говорить с набитым ртом или чтобы слушателям не пришлось ждать слишком долго. - Но чуть позже поняли, что в ближайшее время Умник будет сидеть тише воды и ниже травы. Так что единственное, что могло и должно было его заинтересовать, - это содержимое сейфа графа Никитина.
        - Можно спросить, отчего вы так решили? - спросил Михаил. - Я вот хоть и слышал ваш рассказ, никаких разумных догадок совсем не сделал.
        - Петя, расскажите вы, я все же доем пирожное.
        Последние дни моя голова работала очень напряженно, и, как всегда в таких случаях, меня неудержимо тянуло на сладкое. Вот и сейчас я доедала второе пирожное и запивала его горячим шоколадом.
        - Все очень просто, господа, - стал объяснять Петя. - Умник же послал людей выведать у часовщика, что ему известно о сейфе.
        - Ну, интерес этой жутковатой личности к сейфу понятен, - согласился Михаил. - Как мы поняли, он очень страстно к нему стремился. А вот отчего вы полагали, что этот Умник-разумник не отважится на столь привычный для него грабеж в поезде?
        - Дело в том, что люди Умника сильно «перестарались» с несчастным часовщиком, и он разделался с ними с еще большей жестокостью, лишь бы замести следы, лишь бы не оставить ни единого свидетеля. Вот и выходило, что он очень боится и что только сейф его может вынудить вылезти из самой глубокой норы, куда он постарался забиться.
        Я справилась с пирожным и продолжила:
        - А вчера мы получили подтверждение, что наши догадки верны. Месье Дюпон сумел выйти на человека, который очень многое знал про Умника. Он оказывал тому мелкие услуги, да и в целом был мелким мошенником, а не закоренелым негодяем. Главное, он знал все места, где Умник мог спрятаться в этом городе. И он знал, что Умник послал своего человека в Лондон, чтобы еще раз сделать попытку выкрасть сейф. Собственно, этот человек, Дюпон назвал его Карлом, и организовывал эту поездку в Англию, использовав свои связи.
        - И что же, он все это вам рассказал чистосердечно, из благих побуждений? - спросил Владимир.
        - Нет, конечно, - ответил Петя. - Во-первых, он стал вполне обоснованно опасаться, что и его постигнет такая же участь, что постигла одного из его приятелей, который сунулся в дело с часовщиком.
        - А во-вторых, месье Дюпон его банально подкупил.
        - Совершенно верно. Деньги ему были очень нужны, без них он не мог скрыться. Правда, этот Карл пытался торговаться с нами, мы предложили тысячу франков, он попросил две. Мы пообещали три, но потребовали, чтобы он оказал нам и другие услуги. Не только рассказал, но и показал все. Тут он весьма надолго задумался и понял, что лучше синица в руках и целая голова на плечах, и решил ограничиться первоначальной суммой и подробным рассказом. После чего мы и расстались.
        - Неужели вы поверили ему на слово и отпустили? - удивился Михаил.
        Дон Мигель рассмеялся и сказал:
        - Сеньорита Дарья и сеньор Петр ни за что не совершили бы подобной оплошности!
        - Вообще-то, мы и сами догадались, что они глупостей делать не станут, - чуть обиделся Михаил, - просто я несколько неправильно сформулировал вопрос. И как вы поступили?
        - Дон Мигель, расскажите, пожалуйста.
        - Да что тут рассказывать? Они попросили меня подержать в трюме этого мошенника до завершения дела, то есть до проверки правдивости его информации.
        - Он и сейчас у вас?
        - Ну уж нет! Трюмы мне сегодня понадобились для груза. Так что мошенника я согласно договоренности отпустил на все четыре стороны. Зато остальных троих передал в руки правосудия.
        - Так! Нам об этом не рассказывали!
        - Да все очень просто, - вздохнул Петя. - Едва Дюпон стал распускать слухи про нечто ценное, что способно заинтересовать самого бельгийца, как тут же нашлись три глупых типа, которые посчитали, раз Умник сейчас где-то далеко, то пожива вполне может достаться и им. Они устроили для нас засаду.
        - Я пытался оказать содействие, - сказал дон Мигель, - но нужды в том никакой не было. Сеньорита и сеньор очень ловко обезоружили бандитов.
        - Ну подобное мы и сами видели, так что можем себе представить! - с некоторым оттенком гордости сказал Владимир. - Но откуда они узнали, где вас искать? Неужели ваш хваленый Дюпон дал слабину и навел их на вас?
        - Навел, но не по слабости характера, а намеренно, - заступилась я за воришку. - Перед этим Дюпон сумел вытащить из их револьвера патроны, так что угроза была минимальной, а оставлять их гулять без присмотра не стоило. Мало ли, чего они могли наболтать?
        - Да, все порываюсь спросить, - поинтересовался Владимир, - а те патроны, что мы для вас вчера готовили, пригодились?
        Накануне мы обратились к Владимиру и Михаилу с просьбой, которая их очень озадачила. Мы попросили их купить в магазине револьверные патроны нескольких определенных калибров и марок и сделать их безвредными, неспособными стрелять. Михаил сказал, что для этого достаточно высыпать из них порох, а пули вставить обратно. И это можно проделать настолько аккуратно, что никто и не заметит, а чтобы вес не отличался, вместо пороха можно всыпать чуть-чуть песка. Для чего нам понадобились такие патроны, рассказывать у нас не было времени, день у нас и так состоял из сплошной беготни, встреч и разговоров, составлений и уточнений планов. Но в целом Михаил и Владимир и сами догадались, потому что еще до этого мы рассказывали им о проделке Дюпона с подвыпившим на турнире стрелком. Кстати, до вчерашнего дня о нашем с ним знакомстве они не знали, поэтому историю нашу сочли за выдумку. Но вчера стали о многом догадываться.
        - Очень пригодились, спасибо вам огромное! - поблагодарил офицеров Петя. - Среди местных воров мало кто не держал зла на Умника и его людей, слишком им от них доставалось разных притеснений, буквально все только и мечтали от них избавиться. Так что многие из них согласились оказать помощь и подменить патроны, и проделали это очень умело, никто ничего и не заподозрил. Я вот с удивлением когда-то узнал, что карманники считаются аристократами среди воров. А тут убедился, что их умения и ловкость сродни высокому мастерству. Так что ваши патроны пришлись весьма кстати и были применены с пользой для дела.
        - То-то я удивлялся, что вчера вечером никакого толкового сопротивления не было! - воскликнул дон Мигель. - Лишь двое из дюжины бандитов начали стрелять.
        - Одного вы очень ловко заставили прекратить это делать, - сказал Михаил. - Взяли и прострелили ему руку.
        - А второго точно так же обезвредили вы.
        - Не я. Я-то как раз промахнулся и едва сам не получил пулю, но Володя успел меня прикрыть.
        - Надеюсь, полиция к нам претензий не предъявит за это членовредительство, - с не очень искренним смехом спросил Владимир.
        - Ну что вы, вы же оказывали содействие полиции по просьбе самого комиссара! - успокоил их Петя.
        - Ох, никак не могу понять, как он мог на это согласиться, - покачал укоризненно головой Михаил.
        - На что, Михаил? - уточнил Владимир, - На наше участие в операции? Так у него людей не хватало.
        - Нет, я поражен, что он согласился на участие Даши и Пети!
        По взглядам Владимира и дона Мигеля мы догадались, что и они очень уж осуждают комиссара Лагранжа за его едва ли не преступную беспечность по отношению к нам. Пришлось сознаваться, что месье Лагранж здесь ни при чем.
        - По правде сказать, - начала я несколько смущенно, ведь речь шла не об уловке против преступников, а об обмане начальника полиции, - он никакого согласия на наше участие не давал. Мы ему рассказали все, кроме одного…
        - Договаривайте, Дарья Владимировна, договаривайте, - потребовал Владимир.
        - Кроме того, что уже получили приглашение встретиться с Умником.
        - А как же тогда у вас оказалась эта крыса? - не поверил Михаил. - Вы же нам рассказывали, что она любимица комиссара, он всегда носит ее с собой. Разве не он ее вам дал?
        - Не ее, а его. Анри Наваррский - мужчина. Настоящий мужчина! И настоящий полицейский. Я его попросту похитила. Месье Людовик, услышав наш рассказ о планах Умника и с энтузиазмом занявшись подготовкой операции, посчитал, что мы вновь стали праздными отдыхающими, и попросил нас отвезти Анри к нему домой. Он полагал, что вечером нужды в нем не будет, а ему было не до того. И тут мне показалось, что нам-то его помощь будет как нельзя кстати. Мы уже знали, что за спиной Умника последнее время прячется глухонемой телохранитель. И если все остальное мы продумали до мелочей, то он для нас оставался загадкой. И тут я вспомнила, как Карл сказал, что этот бесстрашный в целом человек очень боится мышей. Его детство прошло в жутких трущобах, кишевших крысами, которые не раз его кусали, а он не мог даже позвать на помощь. Вот у него и остался страх. А Анри оказался еще и настоящим бойцом! Обученным, ловким и бесстрашным!
        - И способным залезть в любую щель, - кивнул Михаил…
        - Или в штаны к бандиту, - высказал недосказанное более щепетильным Михаилом Владимир.
        - Сеньоры! - воскликнул дон Мигель. - Мы все время отвлекаемся, то уходим в сторону, то забегаем вперед.
        - Хорошо, - согласилась я за всех. - Сейчас опять станем рассказывать по порядку. Про то, что Карл рассказал нам очень много ценного, мы уже говорили. Но мы решили все его слова проверить, а заодно подготовиться к встрече с Умником, сделать все, что было возможным и в наших силах, чтобы опасности никакой не было.
        - Мальчишки, которых привлек Дюпон, оказались способны пролезть в любую щель не хуже Генриха Наваррского. Мы с их помощью нарисовали планы всех тех нор, которыми пользовался Умник, чтобы спрятаться. Проверили все подходы, узнали о том, откуда лучше следить, оставаясь незамеченными. Сумели обезоружить многих бандитов, подменив патроны, и все такое. Кое-где эти мальчишки умудрились даже спрятать для нас оружие.
        - Даже так? И какое, если не секрет? - заинтересовался дон Мигель, за минуту до этого жаловавшийся, что все мы отвлекаемся на второстепенные детали и уводим разговор в сторону. - Карабины или револьверы?
        - Вообще-то, Дарья Владимировна умеет стрелять не хуже вашего, так что ваша ирония неуместна! - вдруг обиделся на этот вопрос Петя.
        - Вы меня вновь удивили, и я вынужден просить прощения за дружескую насмешку, - извинился дон Мигель. - Но все равно очень интересно, какое оружие для вас приготовили?
        - Ножи, - ответил Петя и вдруг смутился и дальше пояснил как-то невнятно: - Они это сами придумали, ну спрятать для нас ножи, с чего-то вдруг решили, что нам они могут пригодиться.
        - Неужели они ошиблись, и ножи были бы вам совсем не нужны? - засмеялся дон Мигель. - Мне вот после всего, что я о вас вчера и сегодня узнал и услышал, а кое-что увидел собственными глазами, уже кажется, что и ножи вы в руках держать умеете. Или я ошибся?
        Вместо ответа я подмигнула Пете и столовые ножи замелькали в наших руках.
        - Ох, Даша! - только и сказал Михаил.
        - А я бы не прочь такому трюку научиться, - заявил Владимир. - Жаль, что времени уже нет.
        - Раз наш ответ всех удовлетворил, то мы продолжим. Еще благодаря нашим помощника нам удалось разузнать очень немало про многих из преступников сверх того, что рассказал Карл.
        - Вот со всеми этими собранными сведениями, - подхватил Петя, - мы и пошли к комиссару Лагранжу и все это ему рассказали. Даже не стали скрывать, откуда нам все известно.
        - Получалось, что комиссару, - продолжила я, - чтобы схватить Умника, нужно было устроить сразу три засады! К тому же он не мог оставить без охраны помощника часовщика. Людей ему катастрофически недоставало! То есть не просто полицейских, а опытных и надежных людей.
        - Вот мы и подумали о вас, - сказал Петя, - решили, что вы все и являетесь проверенными и опытными. Пусть у каждого из вас свой опыт, не полицейский.
        - И нам пришлось согласиться исполнить вашу просьбу, даже ничего толком не понимая, - закивал в ответ Владимир.
        - И мы вам за это очень благодарны!
        - Но как вам удалось угадать, куда вас повезут? - спросил Михаил. - Ведь берлог у Умника было три, но мы оказались в самом нужном месте. Согласитесь, дон Мигель, нам всем было бы весьма обидно быть где-то еще, где не произошло ровным счетом ничего интересного.
        - Соглашаюсь.
        - Ну одну из этих берлог комиссар Лагранж решил, как он выразился, засветить, - пояснила я. - Людей действительно не хватало, а одна из таких берлог Умника располагалась в небольшой гостинице, а по сути, в притоне для воров. Недаром ее хозяйку зовут Кривая Берта. Там попросту устроили облаву, вполне обычное дело. То есть напугать этим Умника было невозможно, но вчера он туда точно не потащился бы.
        - Все равно оставалось два места.
        - В том доме, где мы вчера были, - продолжил разъяснения Петя, - мальчишки, посланные на разведку, видели, как в одной из комнат вешают на стену занавеску.
        - И что с того?
        - Они очень наблюдательны и почти все сметливы. Им показалось странным вешать вещь, от которой никакого проку, если за ней не спрятать кого-то или что-то. А про глухонемого телохранителя мы уже знали.
        - Нет, вот когда вы рассказываете, все выглядит просто и очевидно, - вздохнул Владимир. - Как вам это удается?
        - Сама не знаю, - пожала я плечами. - Если начинаешь думать, то само получается. Тут главное - помнить все детали разом и чтобы каждая из них оказалась на своем месте в той картине, которую ты рисуешь в своем воображении. Но это, собственно, все. То есть мы закончили.
        - Ну уж нет! - возразил против такого поворота Владимир. - А самое интересное? Как вы получили приглашение от этого негодяя? Как вас привезли в тот дом? О чем шел столь долгий разговор, что успели подъехать и комиссар с помощником, а все мы извелись и уже готовы были кинуться на штурм.
        - Во-первых, комиссар Лагранж очень умен и не дал бы вам шуметь раньше времени. Он понял, что раз мы сами туда приехали в добровольном порядке, значит, знаем, как вести разговор, и желаем получить нужные всем нам сведения. Во-вторых, я ему намекнула. Ну, сказала кое-что при прощании так, что сразу он вряд ли это понял, но потом мог догадаться.
        - Ох, Дарья Владимировна! Неужели вы думаете, что мы сможем догадаться?
        - Вы думаете, что я тяну время? Нисколечко. Я скорее смущаюсь это сказать, потому что сейчас это кажется глупым.
        - Да уж говорите, просим вас.
        - Ну вот, теперь вы подумаете, что я кокетничала. - Я, кажется, и в самом деле была смущена, хоть и не слишком понимала отчего. - Расставаясь с комиссаром, я сказала, что счастлива была познакомиться с таким приятным мужчиной и замечательным полицейским. И что теперь точно буду знать, как только мне понадобится помощь, мне достаточно крикнуть: «Полиция, на помощь!»
        - Ясно, - кивнул Владимир. - Комиссар хоть и очень нервничал, но не давал никому ничего предпринимать. Ждал вашего знака! Он действительно понял, что вы явились туда не просто так и что без вашего зова на помощь нельзя вмешиваться. Но когда раздался звон разбитого в окне стекла, он натурально перепугался.
        - И тут мы услышали ваш голос! Право, Дарья Владимировна, этак спокойно на помощь не зовут! - сделал мне замечание Михаил.
        - Так я вас хотела успокоить, подумала, если буду кричать спокойно…
        - Вообще-то, мы очень надеялись, что на помощь станет звать Умник, - засмеялся Петя. - Но он потерял дар речи задолго до того, как стукнулся о подоконник.
        - Э-э-э… Ну не били же вы его? Тогда как сумели довести до такого состояния?
        - Просто когда он рассказал нам все, что мы желали услышать, он решил, что и мы станем ему все рассказывать. А Даша заявила ему, что передумала. Он схватил револьвер и стал нажимать на курок. Да только без толку.
        - Тут всякий бы онемел, - согласился Владимир.
        - Ну да. Особенно с учетом того, что его гигант-телохранитель вдруг принялся выплясывать странный танец. Умник же не мог видеть, что у него в штанах сидит Анри со всеми своими неимоверно остренькими зубками! Пришлось мне разбить окно, чтобы не возиться, открывая его, а Даше пришлось звать на помощь!
        - А мы за вас жутко боялись, - сказал Михаил и даже зябко передернул плечами. - Правда, когда двое бандитов вышли на крыльцо, мы все немного успокоились. Нам было известно, ведь наблюдение выставили загодя, что в доме должно быть четверо бандитов. Так что против вас оставалось всего двое, для вас это пустяки.
        - Кстати, они сами ушли или вы их сумели выдворить? - спросил дон Мигель.
        - Нам было важно добиться от Умника признания в убийстве графа, чтобы иметь возможность свидетельствовать против него в суде, если это понадобится, конечно. Он сделал это спокойно, потому что не намеревался нас отпускать и оттого что верил: мы обещали ему рассказать, где же спрятано то, что ему так сильно нужно. Но мы рассказывать при посторонних отказались, и Умник спровадил двоих своих бандитов куда подальше. Ведь у него оставался еще глухонемой, а уж вдвоем с нами справиться ему не должно было составить труда.
        - Как же жестоко он ошибся! - вновь рассмеялся Владимир. - Боюсь, что от него полиции и сегодня немного толку, ведь вчера он валялся совершенно неподвижно.
        - И не только он!
        - А немой вообще не скоро придет в себя после переживаний!
        - Господа! Вы нас сейчас так захвалите, что мы станем задирать носы.
        50
        Приглашение на ужин на борту шхуны комиссара и его помощника с супругами было для меня и для Пети полной неожиданностью.
        Дон Мигель это заметил и счел необходимым объясниться.
        - Перед французским законом я чист, как те стеклышки, из которых изготовлено похищенное мною ожерелье. И мануфактура, мною закупленная и погруженная на борт, совершенно законна. Я, правда, не решил еще провозить ее в Испанию через таможню или поступить как обычно, но комиссара Лагранжа это ни с какой стороны не задевает. А вот то, что мы вчера вместе под пулями были, для нас обоих важно. Ну и как мне было поступить?
        - Дон Мигель, не станем скрывать, если поначалу, пока мы не узнали вас лучше, вы казались нам не слишком благородным человеком, то сейчас мы свое мнение круто изменили. И любой ваш поступок считаем разумным. Единственное, что могу сказать помимо этого… если вы вдруг окажетесь в тюрьме - ведь такое исключить нельзя? - мы будем очень о вас переживать.
        - Обещаю не попадаться! - шутливо сказал дон Мигель. - А если сказать серьезно, то знаете, что вчера на меня произвело самое сильное впечатление?
        - Не знаю. Но уж наверное не перестрелка!
        - То, что этот ваш прославленный карманник Дюпон решил поступить на службу в полицию!
        - Ох! Кто же его возьмет?
        - Может, и возьмут. Комиссар сказал, что парнишка он толковый и его опыт, ежели развернуть этот опыт и познания в нужном направлении, могут быть очень полезны. Но как правильно подступиться к этому вопросу, он пока не придумал. Более всего, вернее, он сам сказал, что это единственное, что его смущает, так это, что Дюпон ни при каких раскладах не станет ловить или выдавать своих бывших дружков.
        - А с другой стороны, он очень даже неплохо и именно с их помощью станет отлавливать тех, кто по-настоящему опасен. Хотя для полицейского это, конечно же, очень неправильно - к одним преступникам одно отношение, к другим - другое.
        - Придется комиссару принять к себе сразу всех мелких воришек и жуликов! - пошутил Петя. - Я другого выхода не вижу.
        Прогулка вдоль живописного Лазурного Берега доставила всем несказанное удовольствие. Поначалу я очень боялась разоблачения наших подвигов перед дедушкой, перед маменькой и Александром Сергеевичем, потому что месье Людовик между делом шепнул мне, что придумал способ, как нас наказать за обман, за самовольное вмешательство в дела полиции, за то, что мы подвергали себя и других ненужной опасности… в общем, грехов за нами числилось множество, про некоторые мы даже и не подумали. Сказал все это комиссар, глядя в сторону моей маменьки, и намек этот был очень прозрачным.
        Но тут его отвлекли. Он некоторое время беседовал с Михаилом и Владимиром. Потом выяснилось, что Генрих Наваррский умеет не только сражаться с бандитами и пить вино из рюмки, но способен показывать забавные трюки.
        - А отчего его назвали в честь Генриха IV? - поинтересовалась маменька.
        - Прошу простить, но… скажем, будь мы с ним испанцами, как наш гостеприимный хозяин, я бы, пожалуй, назвал его Доном Жуаном.
        - Да? - рассмеялась маменька. - Я, конечно, не могу в точности сказать, кто из этих двоих, Дон Жуан или Генрих Наваррский, был большим покорителем дамских сердец, но поскольку Анри настоящий француз, как и его хозяин, то соглашусь, что имя выбрано верно.
        «Настоящие французы», то есть комиссар и его хвостатый полицейский, вновь улучили минутку остаться со мной и с Петей наедине, и один из них сказал:
        - Так и быть, не стану свою угрозу исполнять. Как настоящий француз - не станете же вы спорить с вашей маменькой, что мы настоящие французы? - я просто не могу поступить так, что виноваты одни, а наказаны будут и другие. Я имею в виду ваших родителей, которые, пусть и задним числом, но станут очень сильно переживать, а я не желаю этого. Но в следующий раз…
        - Мы больше не будем… - жалобно протянули мы.
        - А вот это мы еще посмотрим!
        - Была у нас с Владимиром дикая мысль - перед отъездом устроить такую попойку с местными знакомцами, чтобы в поезд нас загрузили в бессознательном состоянии и чтобы дорога до России пролетела для нас единым мигом.
        - Но мы счастливы, что вы развеяли нашу скуку и не дали совершить очередную глупость.
        - А вы их много здесь совершили? - полюбопытствовала я.
        - Предостаточно! Вот что нам мешало вместо игры в карты, от которой уже в гарнизоне на нас нападала икота, вместо каждодневных вечеринок и прочего безобразия, взять и нанять яхту и совершить вот такую прогулку?!
        - Такую бы не вышло, - поддержал Михаила Владимир, - но все равно мысль правильная.
        - Жаль, что она вам поздно в голову пришла.
        - Жаль. Вот ведь странно. Вы еще совсем юные люди. Даже мы с Владимиром рядом с вами можем считать себя, пусть и с некоторой натяжкой, стариками, но мы при вас вроде и сами становимся детьми…
        - Это с одной стороны, а с другой - вы заставляете нас взрослеть.
        Вечером в гостинице меня поджидало письмо из Швейцарии. Я довольно точно могла предположить его содержание в той части, где давались ответы на мои вопросы, с уже найденными нами ответами, но очень ему обрадовалась. И уж более бескорыстно, чем получи я его раньше, когда слишком многое оставалось неизвестным, ведь тогда мне больше нужны были ответы, а не само письмо.
        Сергей и Лариса писали, что познакомились с графом Никитиным, когда он пришел к ним с просьбой сделать оценку своей семейной реликвии. Что он попросил их изготовить качественную копию, которую хотел оставить себе на память и которую не жалко будет «забрать с собой в могилу». Но при получении копии сказал, смеясь, что и ее он с собой не потащит, а подарит одному неблагодарному, но милому его сердцу приятелю.
        А дальше шло много всего личного.
        51
        Отъезд Владимира и Михаила в Москву и дальше к месту службы поверг нас с Петей в самую настоящую тоску. Пусть Пете предстояло уехать не столь далеко, как этим молодым офицерам, но разница была невелика. Если мы станем жить в Москве, то нас будет разделять целая неделя пути. А если в Петербурге, то еще больше. Телеграммы нынче доходят очень быстро, но разве в телеграммах возможно высказать то, что тебя волнует. Даже письма не умеют заменить… да хотя бы простого понимания, что близкий тебе человек и в самом деле близок, пусть его вот сейчас нету, но стоит пройти совсем чуть-чуть, и ты его сможешь увидеть.
        - Ничего! - сказал Петя. - Вот закончу гимназию и приеду учиться в университет. В Москву или в Петербург.
        - Вас сочтут непатриотичным по отношению к родному городу! В Томске прекрасный университет.
        - Но у нас нет нужного факультета! Я, конечно, еще не решил, на кого мне учиться, но точно знаю, что нужного факультета у нас нет.
        Мы почти непрестанно обсуждали эту тему, даже о последних бурных событиях перестали вспоминать. О них нам напомнил комиссар Лагранж. Едва мы его увидели, как подумали, это очень ведь странно, что он нас совсем не теребил, не вызывал на допросы.
        - Несказанно рад вас видеть! - заявил месье Людовик. - Вам поклон от моей супруги!
        - И ей обязательно передайте поклон от нас.
        - Вы, наверное, подумали, что я забыл о вас?
        - Нет, мы так не думали.
        - Мы только удивлялись, что наша встреча с вами все время откладывается.
        - Ну я же пообещал вам не беспокоить мадам Ирэн и месье Александра с месье Афанасием. Вот и не посылал вам повесток явиться в комиссариат для проведения допроса.
        - Месье Людовик, не томите нас! Как идет расследование? Вам удалось доказать виновность Огюста Лемье?
        - Вас же прежде всего интересует его виновность в убийстве графа Никитина в Лондоне?
        - Да, так оно и есть. Но это не значит, что мы равнодушны к прочим его преступлениям или не желаем, чтобы он и за них понес ответ.
        - Не сомневаюсь. Так вот, некоторое время он просто молчал, и лишь самые неоспоримые факты заставляли его делать признания в несущественных преступлениях. После того как заговорили его сообщники, он не смог отвертеться и вынужден был признать свою непосредственную причастность к убийству трех уголовников, и что именно он посылал их к часовщику Севинье. Тут и найденная Анри обертка от шоколада с его отпечатком пальца сыграла свою роль. По большому счету после этого он должен был бы признаться во всем, да он и признался, наговорил такого, о чем мы понятия не имели. Но едва разговор заходил про графа Никитина, как он терял дар речи. Я уж собрался звать вас, чтобы вы на очной ставке сказали ему в лицо, что слышали его признание и готовы повторить это в суде. Хотя очень надеялся, что в суд вас вызывать нужды не будет, ну да не в этом дело. В конце концов я вскипел и сказал, что раз ему не по нраву иметь дело со мной, раз он отпирается от совершенно очевидно, то я готов передать его кому угодно, и пусть с ним там разбираются. И тут он очень сильно испугался! Не понимаю, чего ему было бояться, ведь
смертный приговор ему уже гарантирован?
        - А вы не можете нам повторить дословно ту фразу, после которой он испугался?
        - Дословно вряд ли, я действительно был в запале, но суть могу припомнить в точности. Я сказал, что готов отдать его хоть англичанам, хоть русским, хоть немцам…
        - Понятно! - воскликнул Петя.
        - Вы хотите сказать, что он боится вас?
        - А что вас так удивляет? - переспросила я.
        - Интересно, и за кого же он вас принимает, что так испугался?
        - Этого мы не можем вам сказать, но он по неведомой причине очень боится русских.
        Я поняла, что чуть не проговорилась, и неуклюже попыталась выкрутиться. Дело в том, что о нашем разговоре с Умником мы рассказали месье комиссару почти все, не упомянув лишь об одном - о его признании, сделанном наедине с нами, о том, что все попытки заполучить злосчастный для него сейф были сделаны сначала по заказу агента германской разведки, а после под его сильным давлением. Сам факт связи Умника с германской разведкой нас не волновал ни капли. Но вот в тайну того, что находилось в сейфе, и того, чем занимался в последние месяцы своей жизни граф Алексей Юрьевич Никитин, мы никого посвящать не желали. Пусть нам самим это в точности было неизвестно, но факты наводили на вполне определенные выводы.
        Граф Никитин служил в одном военном ведомстве вместе с моим отцом. Отец выполнял секретные поручения, о сути которых нам после его гибели побоялись даже намекнуть. Перед своим вторым путешествием граф предпринял попытку вернуться на службу. По словам Антона Петровича, эта попытка была неудачной, но, по его же словам, граф однажды вернулся в приподнятом настроении и велел собираться в новое путешествие. И вел он себя в нем не так, как в первом. Посещал наши посольства, много больше времени проводил без Антона Петровича, жил в странных для путешественника местах, имел дело с контрабандистами. Наконец, в какой-то момент он счел необходимым обзавестись сейфом с секретным отделением, в котором прежде нужды не испытывал. Изготовление фальшивого ожерелья объяснялось очень просто. Но вот приобретение сейфа в эту версию никак не укладывалось, ведь подлинное ожерелье продолжал хранить Антон Петрович. Ну и самое главное - интерес к его содержимому со стороны германской разведки!
        Тут хочешь или нет, но решишь, что второе путешествие в большей степени являлось выполнением секретных поручений, чем обычным вояжем. Так что привлекать внимание к этой теме нам страх до чего не хотелось. Тем более что была надежда, что и бельгиец станет об этом молчать, ведь он боялся своих немецких заказчиков. Он и молчал до последней минуты, пока месье комиссар не нашел к нему ключик, о котором сам не догадывался, но все равно, кажется, не сказал всего, не упомянул о своей связи с разведкой. И вот я сама чуть не проговорилась, хотя, возможно, мои опасения были излишними, и Умник не просто испугался, а выложил все до самого конца, и теперь недоговаривает уже комиссар Лагранж.
        - Ладно, я как-нибудь обиняками заставлю его дать мне понять, боится он вас, мадемуазель, или русских в целом, если успею. Главное, что он признался в убийстве графа Никитина. Мы связались со Скотленд-Ярдом, все детали он изложил верно, и сомнений больше не осталось. Они, правда, запросили отпечатки его пальцев, но это уже формальность.
        - Месье Людовик, вы вот сказали «если успеете», что вы имели в виду?
        - Ах, опять я заболтался и не сказал главного.
        Так я и поверила, что месье комиссар заболтался, это он нас заболтал так, что я едва не проговорилась, и, как мне кажется, стал если не догадываться кое о чем, то подозревать кое-что. Но отчего-то решил не развивать эту тему. Впрочем, если подумать, то у него, если он догадывается, есть веские причины ее не касаться. Близкие к тем, что вызывают страх у самого Умника, но не страхом вызванные, а теми последствиями, что могут ему грозить, если он доложит о своих подозрениях начальству.
        - Так вот, - сказал комиссар, - я пришел встретиться с вами, чтобы спросить о ваших планах. Точнее, о дате вашего отъезда и о маршруте, который вы избрали. Если он пролегает через Париж, то постараюсь устроить все так, чтобы оказаться там вместе и одновременно с вами.
        - Мы собирались уезжать через три-четыре дня, и именно через Париж. Это не самый короткий путь, но самый быстрый.
        - Лучше через четыре дня, мадемуазель! - Месье Людовик посмотрел так жалобно и так просительно, сделал такую уморительную мину при этих словах, что мы рассмеялись.
        - Хорошо.
        - И вы не спрашиваете, в чем причина?
        - Не спрашиваем.
        - Тогда скажите мне, в чем она.
        Я пожала плечами и принялась объяснять.
        - Вы сказали, что связались со Скотленд-Ярдом?
        - Да.
        - Видимо, они попросили вас передать им месье Лемье?
        - Тоже верно.
        - И ваше начальство дало согласие. Почему оно согласилось, я не знаю, равно как и не знаю, будут ли судить Лемье за преступления, совершенные им здесь, или сочтут, что одного смертного приговора в Англии будет достаточно и не стоит тратить лишних усилий…
        - О! Мадемуазель, вы знаете мое высокое начальство ничуть не хуже, чем я! Но продолжайте, прошу вас.
        - Следовательно, в Париже Умник и будет передан в руки британского правосудия. А возможно, им потребуются и свидетели, то есть мы.
        Комиссар кивнул, соглашаясь с моими доводами, и сказал:
        - Я частным порядком связался с месье Мортоном, старшим инспектором Скотленд-Ярда. Он желает задать вам лишь несколько уточняющих вопросов и сказать несколько слов. Но выразил притом уверенность, что в Лондон для дачи показаний в суде вас вызывать не станут.
        - Ох, как жаль! - воскликнул Петя.
        - Петя, поверьте, - вздохнула я, - давать показания в суде не самая увлекательная вещь.
        - Мадемуазель, - месье Людовик погрозил мне пальцем, - месье Петр вовсе не рвется в суд давать показания. Он желает выкроить еще немного времени для общения с вами.
        Петя покраснел, но смотрел на комиссара с благодарностью. А я вот рассердилась на саму себя, потому что подумала о Пете совсем не то, что следовало подумать.
        - Сообщите мне, когда приобретете билеты в Париж, пожалуйста, - сказал комиссар на прощание.
        - Обязательно. Мы собирались это сделать сегодня, и мы сразу вам сообщим.
        52
        Дюпон нагнал нас во время очередного променада вдоль берега. Как-то вдруг получилось, что все эти дни мы только и делали, что купались и прогуливались. И никак не могли прийти к определенности - нравится нам это или нет. С одной стороны, бездельничать и развлекаться всегда приятно, а в обществе близких приятно втройне. А вот с другой стороны… Первые дни пребывания в Ницце были такими насыщенными, что казалось, от всего избавимся и станем окончательно счастливы. Но едва все наши расследования завершились, как нам с Петей стало чего-то недоставать. Поэтому мы появлению нашего pickpocket обрадовались куда больше, чем сами от себя ожидали.
        - Вот, захотелось попрощаться, - сказал Дюпон, снимая кепи и кланяясь. - А где проще всего встретиться с приезжими, как не на этой набережной, - объяснил он причину нашей, как оказалось, неслучайной встречи.
        И замялся, растеряв всю бойкость, с которой он нас разыскивал.
        - Как дела? - спросила я. - Не передумали идти на службу в полицию?
        - Кажется, не передумал. Комиссар предложил мне место… в общем, то ли письмоводителя, то ли секретаря. Раскопал где-то, что я грамотный и почти закончил гимназию. Хотя чему я удивляюсь, полиция, одно слово, все, что нужно, вызнают.
        - Что-то не слышно радости в вашем голосе! - сказала я.
        - Эх, чему мне радоваться? Мне вот понравилось ловить Умника. Я еще с полдюжины таких умников знаю и две дюжины других негодяев. Я уже даже планы составлять начал, как их изловить. А за столом штаны протирать…
        - Он, видимо, хочет к вам присмотреться, - сказала я, пряча улыбку, которую вызывали тяжкие вздохи недавнего воришки, а ныне кандидата в полицейские служащие.
        - А чего он про меня еще не знает? - встрепенулся Дюпон.
        - Хочет понять, насколько вы готовы перейти на сторону закона. Целиком и полностью или по частям. Вот, скажем, поручать вам участвовать в облаве по ночным улицам…
        - Вы просто про облаву или про то, как вы на нас тогда вышли? - В голосе Дюпона зазвучала заинтересованность.
        - Так или иначе, не в этом дело, но в отличие от нас пойманных вам придется вести в участок, а после будет суд. Вот комиссар и размышляет: всех преступников вы станете ловить или не всех?
        - Это что? Это я что же… Выходит, что и тех мальчишек, что водили компанию с моим братом? Само собой, я не стану их ловить! Они, конечно, с точки зрения закона преступники, и если быть честным, натворили немало плохих дел. Но ведь я и сам таков! Я мог бы сказать в оправдание, что никогда не воровал у бедных, и сказал бы правду. Но правдой является и то, что у бедных я не чистил карманы не из сострадания, а по вполне деловым соображениям!
        - Ну, первое ваше соображение на сей счет очевидно - у бедняков редко можно поживиться чем-то существенным. А еще какие имеются?
        - Они лучше следят за сохранностью того, что у них в карманах.
        Мы с Петей рассмеялись и, пожалуй, согласились с таким неожиданным выводом. А Дюпон все размышлял и размышлял.
        - Придумалось что? - наконец не вытерпел Петя.
        - Придумалось, - мрачно ответил Дюпон. - В полицейские сыщики идти мне, пожалуй, сразу не стоит. Придется в канцелярию идти, семью-то кормить нужно, а место не самое плохое.
        - Тоже верно. А заодно можете комиссару свои планы по поимке «умников» подбрасывать.
        Дюпон вздохнул так тяжко, что опять невольно вызвал наши улыбки.
        - Вам смешно, а мне… Не поверите, но я отчего-то никак не могу в чужой карман руку запустить… Вот как мы Умника поймали, с того дня и не могу. И ведь не устыдился или еще чего такое глупое. Нет! Стало по-настоящему боязно в тюрьме очутиться. Или еще страшно, что рано или поздно и на меня, как на Люсьена, какой-нибудь Умник найдется, и по дурости или еще как окажусь я в канаве с ножом в боку. Вот этого точно страшусь.
        - Вы это все мальчишкам расскажите. И попробуйте им помочь найти какое ни на есть дело.
        - А еще скажите, - добавил Петя, - что вот через полгодика станете сыщиком, и тогда дружба врозь!
        - А что? Скажу. А вам я вот что хочу сказать: вы крепко меня удивили. Я как понял, что вы не только ножами размахивать умеете, но и головой думаете, сам стал про все подряд думать и вдруг понял, что и у меня голова не пустая. Спасибо вам за это. Ну и что не сдали меня тогда на причале, тоже спасибо. И что не чванились с нами якшаться… Эх, всего не объяснить. Давайте уже прощаться, я завтра на вокзал не приду, не стоит, наверное…
        Он недоговорил, но мы поняли, что Дюпон хотел сказать: не стоит нам лишний раз перед людьми с вором в одной компании появляться. Мы могли бы ответить, что для нас это не столь уж и важно, особенно теперь, когда он уже и не вор, пусть еще и не честный человек, что нам много важнее, что он помогал, и еще что-то в этом роде. Но не стали ничего говорить, он это и так понимал, голова у него в самом деле работала неплохо.
        Мы пожали друг другу руки, и Дюпон поспешно ушел.
        На вокзале он не появился, но прислал к поезду с посыльным небольшую корзину цветов. Похоже, у него и светские манеры начали появляться. И талант сыщика, ведь не спрашивал нас ни о чем, а точно знал, когда мы отъезжаем, и даже на каком поезде и в каком вагоне.
        53
        Я бы ничуть не удивилась, если бы нас на вокзале в Париже встретил комиссар Лагранж или другой представитель парижской полиции. Но Антона Петровича увидеть не ожидала, полагала, что он все еще в Лондоне и что старший инспектор Мортон с него глаз не спускает, хоть его невиновность уже и доказана. Я Антону Петровичу все это и сказала.
        - Эх, сударыня Дарья Владимировна! Вы, как всегда, правы, хоть в этот раз и не во всем до конца. Мистер Мортон надоел мне хуже горькой редьки, - по которой я, впрочем, скучаю, как и по всему русскому, - и глаз с меня не спускает. Но уже не в Лондоне, а здесь, в Париже. Хорошо хоть вас встретить отпустил, но, возможно, и приставил ко мне шпика. А виновен я или нет, ему все едино.
        - Ну уж этому позвольте не поверить!
        - Нет-нет! По-человечески, хоть он эту свою человеческую натуру норовит упрятать поглубже, ему это небезразлично. Мне вот даже показалось, что он вполне доволен, что я оказался чист.
        - Так вы уж объясните, а то совсем непонятно, что ему безразлично, что небезразлично, - попросил Петя.
        - Безразлично ему и всему ихнему Скотленд-Ярду, кто я таков: преступник или главный свидетель преступления. Разве что под стражу не берут, но стерегут и всячески препятствуют бегству, которого я без этих строгостей и надзора и затевать бы не стал.
        - А сейчас затеваете? - засмеялась я.
        - По десять раз на дню желание возникает дать от них деру! - серьезно ответил бывший секретарь графа Никитина.
        - И зачем же вас при таком раскладе в Париж привезли? - задумалась я. - В Лондоне за вами следить было бы проще.
        - Кабы знать, кабы знать… Но давайте не будем о грустном, расскажите, как провели время, ну и не с вашей ли подачи с меня обвинения сняли?
        Дедушка, маменька и Александр Сергеевич глянули на нас с подозрением. Им и без того казалось, мягко говоря, странным и само наше поведение, и то, что первые дни в Ницце мы с Петей все норовили отлучиться. Опять же знакомства с полицейским комиссаром и его помощником, да и с капитаном шхуны… А тут еще наивный Антоша подкинул повод для размышлений.
        - А как вы полагаете, Антон Петрович? - начала я говорить, еще не зная, чем и какими словами доведется закончить, но нужно было либо признаваться, что мы и впрямь причастны к этому, либо как-то выкручиваться. В конце концов я решилась выбрать промежуточный вариант, чтобы не испугать ненароком родителей. - Могли мы вас бросить на произвол судьбы?
        - Не могли!
        - Вот мы в Ницце и познакомились с комиссаром Лагранжем…
        - Милейший человек! - воскликнул Антон Петрович. - Этакий приятный и обходительный, не то что инспектор Мортон. Простите великодушно, я вас перебил.
        - Мы рассказали комиссару Лагранжу все, что узнали в Лондоне, в первую голову от инспектора Мортона, между прочим. Он провел расследование и нашел настоящего преступника, подлинного убийцу.
        - Э-э-э… Что же такого вы рассказали комиссару? - удивился дедушка. - Я-то полагал, что мы в курсе всего вам известного…
        - Папа, мы все оказались даже не в курсе того, ради чего нас заманили в Ниццу! - сказала мама, но сказала со смехом, без укора. - А они, оказывается, вот зачем туда отправились!
        - А ведь точно! - воскликнул Александр Сергеевич. - Но мне непонятно, зачем было ехать, неужели нельзя было написать письмо?
        - Папенька, - обратился к нему Петя, - представь, что тебе приходит письмо, в котором сообщается вроде бы об очень важном, но вместо доводов написаны всякие «возможно», «может быть», «якобы»? Да еще написано оно не официальным чином и даже не взрослым солидным человеком. Как бы ты отнесся? Тут нужно было встретиться лично, чтобы все эти «может быть» да «возможно» объяснить со всеми подробностями, чтобы тебе поверили.
        - Ну ладно, будем считать, что это нам понятно. Но неужто вы не могли это объяснить заблаговременно и нам? Мы же вроде как не чужие для вас люди!
        - Александр Сергеевич, не обижайтесь на нас, пожалуйста, - попросила я. - Вы правы, мы должны были с вами объясниться с самого начала. Но вы бы от нас после этого объяснения ни на шаг не отошли бы. И потом…
        - И потом мы, может, чуточку заигрались в сыщиков, но ведь и настоящая тайна следствия существовала! - поддержал меня Петя. - Не про все можно было рассказывать. И все завершилось очень и очень благополучно!
        - В первую очередь для меня! - воскликнул Антон Петрович. - Пусть пока не окончательно, но уже ясно, что завершится благополучно! И я вам весьма благодарен.
        Тут Антон Петрович отвесил нам с Петей глубокий поклон.
        - Вот я не понимаю, чем мы можем быть недовольны! - воскликнула маменька. - Время мы провели чудесно.
        И глянула на меня так, что я поняла, кто-кто, а уж она с меня стребует полный отчет. Но сейчас она за нас заступалась, и мне была очень приятна ее поддержка.
        54
        С мистером Мортоном и месье Лагранжем мы встретились в одном из кабинетов Дворца правосудия на набережной Орфевр, 36. Это здание в центре Парижа, неподалеку от знаменитого собора Нотр-Дам, почти такой же знаменитый дом полиции, как и Скотленд-Ярд в Лондоне. И этому «почти» Скотленд-Ярд целиком и полностью обязан сэру Артуру Конан Дойлю и тому, что в него нередко захаживал выдуманный им сыщик Шерлок Холмс. А во Франции пока не нашлось писателя, чтобы сделать это пристанище криминальной полиции таким же известным на весь мир[60 - Позже такой писатель нашелся. Жорж Сименон написал множество увлекательных романов о комиссаре Мегрэ, и набережная Орфевр стала столь же знаменита, как Скотленд-Ярд.].
        Показалось немножко странным, что присутствовали только комиссар и инспектор, не было никого иного, даже какого-нибудь секретаря для написания протокола, но мы тут же сообразили, что такой неофициальный характер встреча носит ради нас самих, чтобы не тащить нас после в Лондон для дачи показаний в суде.
        Еще было странно, что мы куда больше спрашивали, чем отвечали на вопросы. Впрочем, ничего принципиально нового мы не узнали.
        - Джон Смит на днях предстанет перед судом за кражу, - отвечал мистер Мортон, - и поскольку ожерелье, им украденное, не имеет особой ценности, да с учетом, что он впервые пойман, сотрудничал со следствием и с учетом ряда других причин, вряд ли приговор будет суров. Возможно, он и вовсе сумеет отделаться тем сроком, что уже провел за решеткой.
        - Вы так думаете?
        - Сказать честно, мне этого не хотелось бы. Ведь наш Смит совершил и другие преступления, но… Тут вина полиции, что остальные его преступления остались нераскрытыми. Да! У него невероятно ловкий адвокат!
        Тут старший инспектор чуть подумал и вдруг рассмеялся. Мне даже стало его немножко жалко, он так редко позволял себе проявление нормальных эмоций и чувств, все время скрывался за маской хладнокровия и равнодушия, а ему так шло смеяться!
        - Это вы подсказали адвокату про нестыковки времени совершения преступления и про то, что отпечаток пальца на орудии убийства принадлежит не его подопечному? - спросил старший инспектор.
        - Это имеет какое-то значение? - вместо ответа переспросила я.
        - Никакого. Адвокат просто едва не добился освобождения Смита из-под стражи еще до поимки Лемье, оперируя именно этими фактами! Пришлось мне его уговаривать не делать этого, ведь тогда грозили неприятности невесте арестованного, а я не имел возможности приставить к ней охрану.
        - Так вы о ней знали! - воскликнул Петя.
        - Догадаться, чем шантажируют этого недотепу - он только в своих преступлениях был незауряден, а так простак из простаков - было просто, не мог же он жертвовать своей жизнью без причин? Вот я и нашел эту причину. И когда устроил им свидание, общаться со Смитом сразу стало легче, я пообещал ему за ней присматривать. И с начальством тоже стало легче общаться, едва стало известно про Огюста Лемье и о его предполагаемой роли. Но когда мне вручили вашу телеграмму с просьбой подсунуть фальшивый сейф, снова возникли осложнения, и их едва удалось преодолеть. Комиссар Лагранж уже рассказал мне, что этот трюк с подменой сейфа сыграл важную роль, а я вынужден был просить его дать по этому поводу официальное заключение, так как ситуация такова, что я могу и не сносить головы на плечах, потому что не сумел добиться разрешения начальства и вынужден был действовать на свой страх и риск.
        - Я, само собой, это немедленно сделал, - сообщил комиссар Лагранж, - и присовокупил к своим словам слова более крупной шишки.
        - А у нее фамилия не Скьяволе? - пошутил Петя.
        - Нет, фамилия другая, но это тоже дальний родственник моей супруги, - рассмеялся комиссар.
        - Так вот, - продолжил старший инспектор, - мы с комиссаром, видимо, одновременно узнали о роли в этом деле Огюста Лемье и едва ли не одновременно послали соответствующие запросы друг другу.
        - Во всяком случае, - кивнул комиссар Лагранж, - я отправил запрос в Скотленд-Ярд, еще не получив вашего запроса.
        - Я тоже. А через день-два мы получили сообщение, что Лемье арестован, и вскоре, к нашему огромному с комиссаром удивлению, наше руководство по обе стороны Канала сумело быстро найти общий язык.
        - Простые полицейские понимают друг друга с полуслова, - закивал комиссар Лагранж, - а у высокого начальства находятся тысячи более важных дел, помимо поимки преступников.
        - Так что осталось разрешить одну-единственную задачу, - старший инспектор Мортон при этих словах переглянулся со своим французским коллегой, - и можно передавать дело об убийстве графа Никитина в суд.
        - А что, без ожерелья вы этого делать не станете? - невинно спросила я.
        - С вами, ваша светлость, невозможно разговаривать, вы знаете наперед, что вам собираются сказать! - с ироничной улыбкой произнес старший инспектор.
        - Может, вы еще и точно знаете, где оно? - спросил комиссар.
        - Месье Людовик, мистер Мортон, вам это известно не хуже нашего!
        - Тогда я приглашу сюда кое-кого из ваших знакомых, - пообещал месье комиссар, скрылся за дверью и через минуту вернулся в сопровождении двух полицейских, несущих сейф - хотя для этого достало бы и одного, - а следом за ними в кабинет вошли Антон Петрович и секретарь посольства Российской империи в Соединенном Королевстве Андрей Сергеевич Самохвалов.
        Полицейские поставили сейф на стол и вышли.
        - Итак, уважаемые господа, всем вам известно, что данный предмет является уликой в деле о смерти вашего соотечественника графа Никитина, - официально сообщил старший инспектор. - Дело, и это также вам известно, приобрело международный оборот, и присутствие здесь комиссара французской полиции обусловлено именно этим. Как я понимаю, вы, мистер Самохвалов, собирались сделать официальное заявление. Точнее говоря, повторить сделанное Скотленд-Ярду заявление представителю французской полиции. Комиссар Лагранж на данный момент официально представляет французскую сторону.
        Андрей Сергеевич извлек из папки бумагу, но вручать ее комиссару не стал, а сказал вполне любезно:
        - Месье Лагранж, вот у меня в руках документ, подписанный полномочным послом России во Франции, но позвольте его не зачитывать, а коротко пересказать суть?
        - Мне так тоже будет удобнее, - согласился месье комиссар.
        - Вот и славно. Суть же такова. У графа Никитина не осталось прямых наследников, а в его завещании данный предмет не указан, - Андрей Сергеевич указал рукой на сейф. - В то же время мы знаем в точности, что сейф этот служил ему для хранения предметов сугубо личных и, вполне может оказаться, интимных. Кому все это будет передано, решат соответствующие инстанции в России, руководствуясь законами нашего государства. А пока я как представитель этого государства должен проявить заботу об имуществе подданного нашей империи. Полагаю, что наше с Антоном Петровичем Мордвиновым, личным секретарем графа Никитина, присутствие при вскрытии сейфа не обсуждается?
        - У нас нет возражений, - сказал инспектор.
        - Французская сторона не возражает, - добавил комиссар.
        - Но мы просим еще об одном одолжении и, если есть в том необходимость, готовы подкрепить свою просьбу официальными документами…
        - Вот сразу видно, что мы имеем дело с дипломатом, которому свойственно вдоволь походить вокруг да около предмета разговора, прежде чем его назвать! - воскликнул комиссар Лагранж. - Излагайте вашу просьбу, месье, без обиняков, а там уж станет видно, вправе мы ее решить здесь, на месте, или нужны будут ваши бумаги с гербами и печатями и чины повыше наших со старшим инспектором.
        Секретарь лондонского посольства коротко рассмеялся и сказал:
        - Вам уже известно, что ожерелье, которое фигурирует в деле, является семейной реликвией графа? А нам известно и то, что в сейфе есть и иные семейные реликвии, никакого отношения к делу не имеющие. Вот я и прошу, если таковые предметы будут найдены при вскрытии сейфа, незамедлительно передать их нам.
        - А что это за предметы? - спросил Лагранж. - Я не об их сути, а о том, что они собой представляют?
        - Это личный дневник графа и его переписка с покойной супругой. Как они выглядят, я у графа не спрашивал, но скорее всего это обычная тетрадь и пакет с бумагами.
        Инспектор Мортон и комиссар Лагранж переглянулись, комиссар сделал знак мистеру Мортону ответить за них двоих.
        - Мы не возражаем против вашей просьбы, господин секретарь, и готовы ее удовлетворить незамедлительно. Более того, сразу после окончания суда вам будут возвращены и этот сейф, и ожерелье, если оно в нем находится. Я от лица полиции Великобритании уполномочен дать вам гарантии в их сохранности. Если в том будет необходимость, эти гарантии могут быть подтверждены официальными документами.
        - Уели, мистер Мортон! - засмеялся Андрей Сергеевич. - Уели вы меня с этими официальными бумагами! Но вы все равно, насколько я разбираюсь в ваших методах работы, обязаны передать такие официальные документы в наше посольство, а я уж не стану их требовать здесь и сейчас, потому как доверяю и вам, и полиции Лондона в целом.
        - Ну что ж, раз все формальности закончились, можно переходить к делу, - объявил комиссар французской полиции.
        - А нам можно остаться? - спросил Петя.
        - Скорее нужно, - ответил комиссар. - Ну и раз, как уже сказано, формальности улажены, я зову сюда слесаря, чтобы он распилил этот железный ящик и мы смогли добраться до его содержимого. - При этих словах месье Людовик бросил в нашу сторону выразительный взгляд.
        - Да как же так, как же слесаря? - запричитал Антон Петрович. - Зачем же вещь портить? Да и долго это.
        - Неужели и вам не удалось узнать секрет того, как открывается потайное отделение? - спросил Андрей Сергеевич.
        - Увы! - развел руками комиссар. - Нам не удалось! Человек, который ремонтировал сейф, убит, его помощник ничего о сейфе этом не знает. Швейцарская фирма, что его изготовила, уверяет, что после продажи сейфа они незамедлительно уничтожают все сведения о нем. Общий принцип работы секретного механизма они нам сообщили, но без личного кода, установленного владельцем, проку от него мало. Никакого проку нет, если сказать честно. Но у меня есть основания предполагать, что кое-кто знает больше полиций Англии и Франции, вместе взятых.
        - Это кто же? - наивно спросил Антон Петрович, зато Андрей Сергеевич сразу стал пристально вглядываться в наши лица.
        - Не уверена, что у меня получится… - пробормотала я, не став отрицать, что кое о чем догадываюсь.
        - А вы попробуйте! - предложил старший инспектор Мортон.
        - Антон Петрович, - обратилась я к бывшему секретарю Алексея Юрьевича Никитина, - ключи от верхней крышки у вас? Тогда окажите любезность и откройте нам ее.
        Пространство внутри этого небольшого ящика было невелико, дно, стенки и внутренняя сторона крышки были обтянуты кожей, и все это выглядело словно единое целое, без малейшей щелочки или складочки. Но ничего другого я и не ожидала. Чуть подумав, я провела пальцами по обивке стенок, сначала правой, затем левой.
        - Кажется, нашла. Отвернитесь, господа!
        Четверо мужчин посчитали правильным не спорить со мной, хотя отвернуться их я попросила из чистого озорства. Петя понял это, но виду не подал. Но и отворачиваться не стал.
        Мне пришлось немного приноровиться к нажиманию скрытых под обивкой рычажков, но это оказалось несложным. Послышался шум, весьма схожий с тем, что издают напольные или большие настенные часы, перед тем как привести в действие механизм боя. Потом что-то щелкнуло, зажужжало, и казавшаяся дном сейфа, совершенно сливающаяся с боковыми стенками панель приподнялась, образовав небольшую щель.
        - Можете повернуться.
        - Э, да туда едва можно подсунуть палец! - сказал Антон Петрович.
        - Полагаю, что так и стоит поступить, - сказал комиссар. - Подсунуть палец и поднять эту крышку, которую все полагали днищем. Просто взять и потянуть ее вверх.
        - Ну же, Антон Петрович! - предложил секретарь посольства личному секретарю графа.
        - Нет, пусть лучше Дарья Владимировна, - попросил Антон Петрович, - а то я еще чего не так сделаю.
        - Ну пусть будет Дарья Владимировна, если у нее самой не найдется возражений.
        Я возражать не стала, потому что мне было жутко любопытно и не хотелось ждать, когда решится такой пустяковый вопрос. Так что я подцепила крышку двумя пальцами, и она легко поднялась. В небольшом секретном отделении лежал футляр с ожерельем, объемистый пакет и тетрадь. Я все это достала и положила на стол.
        - Тут по-русски написано: «Дневник», - указала я на тетрадь полицейским. - А на пакете ничего не написано, и он перевязан лентой.
        - Можете пакет и дневник забрать, месье… - тут комиссар Лагранж сбился, - уж простите, но я, в отличие от инспектора, еще не научился выговаривать вашу фамилию.
        - Так обращайтесь ко мне по имени, - предложил Андрей Сергеевич.
        - Замечательно, месье Андре, - согласился месье Людовик.
        - Вы бы футляр открыли? - жалобно попросил Антон Петрович, - А то мне уже боязно, что он пустым может оказаться.
        Но футляр не был пуст. В нем лежало ожерелье, подлинное, а не фальшивое, то самое, что некогда украшало шею будущей императрицы Екатерины Великой.
        - Антон Петрович, любезный, - обратился к Антону Петровичу месье Андре, - вам все едино в Лондоне до конца суда пропадать. Вы уж исполните волю покойного, а она высказана однозначно, публично и официально, продайте это ожерелье, как его вам вернут, и займитесь созданием приюта.
        - Как я понял, продать его правильнее в Лондоне, а приют организовать нужно в России? - счел нужным переспросить очевидное Антон Петрович.
        - Все так, все верно.
        Вроде бы занятый этим разговором секретарь посольства успел незаметно для посторонних упаковать пакет и тетрадь из сейфа в свой портфель.
        - Но пока оно останется у нас и в Лондон поедет с нами, - заявил официальным тоном старший инспектор.
        - Да-да. Конечно, - согласился Андрей Сергеевич. - А как суд да дело завершатся, так мы вам, Антон Петрович, всяческое содействие с аукционом окажем, не извольте сомневаться.
        Мне даже показалось, что Андрей Сергеевич вот-вот не сумеет скрыть свое огромное облегчение, и его заметят. А заметив, могут проявить ненужный интерес к содержимому пакета. Вроде человек идеально собой владеет и вдруг такая нервозность? Что же там такое, в этом пакете? То, что в пакете не письма супруги Алексея Юрьевича, не только мы с Петей, но и оба полицейских прекрасно понимали.
        - Мисс Дарья, а вы не раскроете нам тайну кода? - попросил старший инспектор. - Нам будет удобнее, и полагаю, что после возвращения сейфа законному владельцу он сможет код сменить и…
        - Можно будет и сменить, если Антон Петрович - или кто там еще, кому он станет принадлежать? - пожелает. А тайна весьма проста. Вот тут едва ощутимые неровности под обивкой. Это кнопки. Представьте, что это клавиши фортепиано от ноты до и до ноты соль, и сыграйте на них вот эту простенькую мелодию…
        Я насвистала ту мелодию, которую услышала от Антона Петровича, а он в свою очередь не раз слышал ее от графа, когда они были в Швейцарии. И что характерно, напевать ее граф стал сразу после покупки сейфа. Словно желал хорошенько запомнить, хотя при его памяти было бы странно забыть. А может, он оставлял на всякий случай подсказку Антону Петровичу? Хотя, может быть, просто делал это машинально. Но теперь этого не узнать в точности, да и не самое это важное.
        - Ну-с, а теперь расскажите, как вы обставили две полиции, не самые худшие в Европе? - попросил месье Людовик.
        - Ну, вот вы сказали, что общий принцип вам сообщили? Нам его тоже сообщили, но не представители фирмы, а друзья из Швейцарии. Они просто сходили в тот магазин и сказали, что желают купить такой сейф, вот им общий принцип устройства и объяснили. Проблема заключалась в том, что кнопок могло быть и четыре, и пять, и даже шесть. Они, кстати сказать, еще и расположены у каждого сейфа в разных местах, но зная, что они есть, найти их нетрудно. А код… Я вот сказала, что была не уверена, что у меня может не получиться, так как догадка у меня появилась совсем недавно. Ну вот буквально час назад, когда мы сюда шли, прохожий на улице насвистывал мелодию, которая мне показалась знакомой, а когда увидела Антона Петровича, вспомнила, что слышала от него что-то похожее и по какому поводу он нам ее насвистывал, а тут и сейф принесли - вот в голове и сложилось все вместе. Я, видимо, крепко задумалась над этим и выдала себя.
        - Да, мадемуазель, вы весьма пристально смотрели на сейф, и на лице вашем отразились вначале глубокие раздумья, а затем радость понимания.
        - Вы очень наблюдательны, месье Людовик!
        - Куда там. Ладно, не будем ворошить прошлое. А вот про сейчас скажу, что не знаю, по какой причине, но еще когда шел сюда, решил вас спросить, а не узнали ли вы каким-либо способом тайну сейфа.
        - Это называется интуиция! И она порой не менее важна для сыщика, чем дедукция и индукция, вместе взятые, - очень серьезно произнес старший инспектор.
        55
        Через два дня мы выехали из Парижа, а еще через сутки, проехав большую часть Франции и всю Германию, прогуливались по перрону в Варшаве.
        - Эк как у них там в Европах тесно! - сказал дедушка, махнув рукой в сторону запада. - За день половину проскочили и даже выспаться не успели толком!
        - Да уж, как представишь, что отсюда, считай от западной нашей границы до восточной, ехать потребуется… не одну неделю! Так дух от восторга захватывает.
        - А что, Александр Сергеевич, на территории Томской губернии Франция[61 - В описываемые времена на территории Томской губернии вполне умещались четыре Франции.] уместится?
        - Да у нас пол-Европы уместится и еще местечко останется. Я вот все мечтаю всех вас снова в нашем городе увидеть.
        - Все может быть, все может быть! - улыбнулся в ответ дедушка.
        - Я об этом после всех ваших рассказов просто мечтаю! - сказала маменька.
        - А вы, Даша, как полагаете? - спросил меня Петя.
        - Точно так же и полагаю, что все может быть. Мне вас тоже очень хочется увидеть пораньше, чем через год.
        - Хватит хандрить. Вы обещали нам рассказать, что вы там, в этих Европах, натворили, - потребовал дедушка. - А то все недосуг да недосуг. То просто скрытничали…
        - То в полицию бегали, то по магазинам, - подхватил Александр Сергеевич.
        - То вы все спали! - не осталась в долгу я.
        - Да, в поездах, если они не английские, спится комфортно и сладко. Но мы уже все выспались, а путь еще неблизкий.
        56
        Только в сентябре пришло письмо из Лондона от мистера Фрейзера, где он сообщал, что наш отчет получил и что прочли они его на пару с мистером Дойлем с огромным интересом. Похвалил меня за хороший стиль, советовал попробовать писать, для начала хотя бы криминальные истории в духе сэра Артура. А на следующий день пришло второе его письмо, хоть отправлено оно было целой неделей позже. В нем он рассказывал, что состоялся суд над Огюстом Лемье и приговор тому вынесен самый суровый. А еще о том, что, как ему удалось узнать случайно, - полиция сей факт хранила в строжайшей тайне - наш Умник вполне мог не дожить не только до исполнения приговора, но и до суда - на него дважды совершались покушения! Мистер Фрейзер спрашивал, нет ли у меня мыслей о том, кто и зачем это делал. Мысли у меня были, я, пожалуй, в личной приватной беседе даже доверилась бы журналисту, казавшемуся мне очень приличным и достойным человеком, но доверить их бумаге я не рискнула.
        Из Сибири письма приходили много чаще, чем из Туманного Альбиона. Петя писал часто и о многом. Обо всем, что мне могло показаться интересным, о всех новостях не чужого и мне города. Почти в каждом письме передавал приветы от многочисленных томских знакомых. Говорил, что ему никак не удается побывать хотя бы на репетициях новой труппы господина Корсакова, но его папенька после посещения спектаклей лишь вздыхает и вспоминает ту, прошлогоднюю труппу, в которой мы с дедушкой по очереди служили суфлерами.
        Я сама, поскольку снова училась в гимназии, тоже не имела права посещать театры, но однажды тайком сходила в Театр Корша, посмотрела на Дашу Штольц и Леночку Никольскую. С ними-то я и помимо театра встречалась, но вот на сцене увидеть довелось лишь раз. Ну да я что-нибудь придумаю.
        Дедушка погрузился с головой в заботы о своем деле, больше времени проводил в Петербурге, чем дома в Москве. Маменька пока отказывалась от всех приглашений участвовать в любительских спектаклях. Зато со всем энтузиазмом принялась помогать Антону Петровичу, наконец-то вырвавшемуся на родину, организовывать детский приют. Антон Петрович при встречах через раз говорил совершенно противоположные вещи, что английские события совершенно отбили у него охоту к путешествиям по заграницам или что всенепременно, едва завершит дела, изыщет способ побывать в Австралии и других не менее примечательных местах.
        Не скажу, что жизнь наша была спокойной и безмятежной, но она была радостной. И уж о всяких расследованиях мы вспоминали, разве что прочитав новые рассказы мистера Дойля, в которых он вернул к жизни нашего любимого сыщика[62 - Цикл этих рассказов так и был назван: «Возвращение Шерлока Холмса».].
        Но мне о печальных событиях в Лондоне напомнили.
        Нежданно возле гимназии меня встретил Андрей Сергеевич Самохвалов. Встретил не случайно, было видно, что он меня дожидался после окончания уроков.
        - Позволите вас проводить, Дарья Владимировна?
        - Позволю, мистер Самохвалов, - ответила я на английском.
        - Вижу, коли вы на аглицкий язык перешли, - шутливо заговорил он, - вы догадались, что я к вам неспроста, а в некоторой степени в связи с лондонскими событиями этого лета. Не стану скрывать, что как бы мне ни было приятно видеть вас, но имеется и еще одна причина. В двух частях причина! Во-первых, я посчитал, что будет нечестно совсем уж ничего не сказать вам о некоторых деталях смерти Алексея Юрьевича Никитина. Во-вторых, у меня самого любопытство разыгралось, захотелось кое-какие детали, мне неведомые, у вас разузнать. Не возражаете?
        - Не возражаю! Но предупреждаю, что буду откровенной с вами ровно в той мере, в какой откровенны будете вы, - заявила я таким серьезным тоном, что сама же и зафыркала от своей напускной строгости.
        - Согласен, - засмеялся вместе со мной дипломат и как-то без всякого промежуточного состояния стал очень строг, в отличие от меня, строг по-настоящему, - но вы, верно, догадываетесь, что моя откровенность имеет рамки?
        - Догадываюсь и понимаю, что не про все вы имеете право говорить. Я вот что предлагаю, я что-то спрошу, а что-то выскажу как свои досужие домыслы. А уж вы либо опровергайте их, либо молчите.
        - Очень здравый подход. Досужие домыслы никому не запрещены.
        Мы зашагали по улице, погода стояла замечательная, был тот прекрасный период, что называют бабьим летом - тепло, солнечно, но под ноги уже падают вызолоченные приближающейся осенью листья.
        - Я для начала вот что вам скажу, - предложил Андрей Сергеевич. - Та тетрадь из сейфа - это действительно личный дневник Алексея Юрьевича. Тем не менее я, по долгу службы, обязан был его прочесть. Там есть немало слов, очень добрых и теплых, в адрес вашего отца, а в последних записях он и про Афанасия Николаевича, про Ирину Афанасьевну, и про вас с Петром Александровичем, и про его отца немало хорошего написал. Он как-то очень чисто и искренне радовался нежданной встрече со всеми вами.
        - Он был другом папеньки… - сказала я и не смогла закончить, потому что комок к горлу подкатил.
        Андрей Сергеевич тактично помолчал и заговорил вновь не скоро.
        - Я уж говорил, что это чистой воды любопытство, и так оно и есть в самом деле, но в дневнике впрямую не сказано, лишь по намекам можно понять, что граф затевал некую авантюру с подменным ожерельем. Мне кажется, что вы знаете, чем она завершилась.
        - Знаю. Алексей Юрьевич был в курсе, что один его приятель собрался украсть ожерелье. То есть не то чтобы по-настоящему украсть, а как бы это сказать…
        - Я знаю, о ком речь, так что в этой теме вы можете свободно называть имена. А еще я понял, что дон Мигель собирался украсть ожерелье - видимо, очень желал сделать подарок некоей сеньорите, - но впоследствии намеревался заплатить. Я даже в курсе, что он попробовал это сделать, но граф Никитин к этому времени был мертв, и деньги, им отправленные, вернулись обратно. Но ведь настоящее, не фальшивое ожерелье мы вместе извлекли из сейфа. Так что же он похитил, в конце концов, и как ему удалось это сделать?
        Я коротко рассказала всю эту историю с подделкой ключей, с двумя фальшивыми ожерельями, одно из которых Алексей Юрьевич специально подложил в Друри-Лейн в сейф для похитителя, а тот заменил его другой фальшивкой, с подосланной к графу служанкой-испанкой и мнимым столкновением на дороге.
        - Боже мой! - воскликнул Андрей Сергеевич. - Два умнейших человека столько сил и энергии потратили, чтобы устроить друг другу каверзу! Кстати, мы не знали, что служанка была подослана, хотя проследили всю эту историю с больной тетушкой и со всем остальным. Но выходило, что подсылать ее было некому и незачем! А оно вон как! Курьезно скорее, чем криминально. Что ж, свое любопытство я удовлетворил, готов теперь ответить на ваши вопросы.
        - Как мне показалось, - осторожно начала я, - Алексей Юрьевич в это свое последнее путешествие поехал не просто как путешественник. К тому же мне прекрасно известно, что он служил в одном ведомстве с папенькой, и я немного догадываюсь о роде тех поручений, что выполнял мой отец.
        Андрей Сергеевич не кивнул, не согласился, но и отрицать ничего не стал. Впрочем, это все мне и так было понятно.
        - Я не так часто читаю газеты…
        - Знаю, что вы предпочитаете беллетристику, - улыбнулся Андрей Сергеевич. - Вот, кстати, вам и презент из Великобритании, новый, свежайший рассказ про Шерлока Холмса.
        Я взяла из его рук тоненькую тетрадку, почти ничем не отличимую от русских копеечных книжонок господина Сытина[63 - Издательство И.Д. Сытина выпускало помимо прочего общедоступную для самых широких масс литературу в виде тоненьких книжечек-брошюр ценой от одной копейки.], но напечатанную на английском языке.
        - «Пустой дом», - прочла я название. - Спасибо! Но иногда я читаю и газеты. Или дедушка нам пересказывает прочитанное в них. Так вот, во многих газетах и у нас и в Европе нередко пишут, что скоро возможна война.
        - Пишут. И имеют к тому основания.
        - А мне вот кажется, что война уже идет.
        Андрей Сергеевич вновь промолчал, глядя прямо перед собой.
        - А значит, в том пакете было что-то очень и очень важное.
        И вновь никаких возражений, лишь молчание, которое и так принято считать знаком согласия, а мы об этом еще и договорились.
        - Так отчего все эти бумаги находились при Алексее Юрьевиче, а не были переданы вам в посольство? - не удержалась я от прямого вопроса.
        - Бывает так, что место, кажущееся самым безопасным для хранения ценностей, таковым не является. По определенным причинам.
        Пришлось задуматься. Намек был сделан прозрачный, но все же это был просто намек. Опять же причины могли быть весьма разными. Я перебрала в голове несколько вариантов и почти мигом нашла ту, по которой единственно и могло быть небезопасным такое место, как посольство могучей державы. И словечко, уже мною слышанное, или в тех же газетах читанное, припомнилось.
        - Это мне понятно, - сказала я. - Вот амбар считается безопасным для хранения зерна, покуда там не заведутся мыши или кроты[64 - Крот - завербованный иностранной разведкой сотрудник спецслужб, или, как в данном случае, дипломатической миссии.].
        - Да, грызуны - вещь опасная для зерна, - Андрей Сергеевич не сдержал улыбки.
        - А средство, чтобы их вытравить, нашлось?
        Я понимала, что разговор наш, пусть он и ведется иносказательно, все равно стал чересчур откровенным, и ответа не особо ждала, но секретарь лондонского посольства неожиданно ответил на него:
        - Тут ведь как? Важно знать, что за порода мышей завелась, тогда и средство можно найти. Для наших мышей оно одно, для немецких - другое. Последние очень уж расплодились, случись что, себе подобных пожрать готовы. Но зато, как только они друг дружку пожирать принялись, мы и отыскали средство от них. Одну такую мышку в Лондоне едва не слопали, за второй аж в Россию забраться попытались, когда мы ее в мышеловке сюда отправили.
        Пока я соображала, что к чему, Андрей Сергеевич молчал. Выходило, что первой мышью является Огюст Лемье, на которого, по словам мистера Фрейзера, дважды совершалось покушение, хоть он и находился под стражей в тюрьме. Ну а второй был предатель, служивший в нашем посольстве. Я кивнула Андрею Сергеевичу, что поняла, он одобрительно кивнул в ответ.
        - Простите великодушно, - сказал он, - но мне уже пора. Так что еще один-два вопроса, и нам нужно будет прощаться.
        - Экономка… - Я так и не нашлась, как спросить о ней не напрямую.
        - Ладно, я все равно сказал много больше, чем следовало. Да, вы правы. Эту женщину в дом графа подсунул наш человек из посольства, воспользовавшись своим старым знакомством с графом Никитиным. Вроде бы попросил его о дружеской услуге, сказал, что обязан этой женщине, а деньги просто так она не берет. В этих словах была и доля правды. Но, к его несчастью, экономка так ничего и не сумела сделать. Вернее, я почти убежден в этом, она даже не пыталась делать что-то, что считала предосудительным. Так что даже после смерти графа, которую она никак не связала с несколько необычными просьбами другого русского знакомого, она не делала даже попытки скрыться, искренне и справедливо полагая себя ни в чем не замешанной. Но едва полиция ей это позволила, спокойно уехала.
        - Выходит, эта женщина была либо невероятно хитра, либо невероятно простодушна и наивна.
        - Последнее, - уверенно ответил Андрей Сергеевич. - Именно по этой причине ее невозможно было просить напрямую сделать или вызнать что-либо, приходилось с ней общаться экивоками, и толку от этого не вышло никакого.
        - А что же Алексей Юрьевич, неужто он ни о чем не догадывался?
        - Догадывался. Он очень опытный человек. К тому же первым начал подозревать именно этого человека, да и просьба выглядела странной. Судя по намекам в дневнике, он и испанскую горничную подозревал.
        - Ну тут было несложно догадаться. Ему же сообщили телеграммой из бюро по найму прислуги, кто должен работать в его доме. И тут неожиданная замена! Не мог он такой странности не заметить!
        - Уж кто-кто, а он обязан был замечать все! Девушка с английской фамилией и испанской внешностью и именем… Ну и коли он затеял аферу со своим приятелем Мигелем, то тем более все понял сразу. Он и в дневнике записал примерно этак… - Андрей Сергеевич долю секунды припоминал и сказал: - «В доме полно крыс! И смех и грех! И приходится делать вид, что я ничего не замечаю!» Ответил я на ваш вопрос?
        - Ответили. И у меня кончились вопросы, на которые я могу рассчитывать получить от вас ответ.
        - Если станете делиться с кем, пусть с самым близким человеком, своими досужими домыслами, - ненавязчиво, как бы между прочим, попросил Андрей Сергеевич, - старайтесь это делать не слишком прямолинейно.
        - Поняла. И про нашу встречу я забуду, как только мы попрощаемся.
        - С вами приятно беседовать, - рассмеялся дипломат. - Ну и последнее. Я ведь знавал вашего отца. Потому и не смог не прийти к вам.
        Дипломат коснулся кончиками пальцев полей шляпы. В России так делают редко, а вот в Англии это общепринято. И попрощался он по-английски:
        - Goodbye, miss Daria![65 - Goodbye, miss Daria (англ.) - До свидания, мисс Дарья.]
        - Au revoir, monsieur Andre![66 - Au revoir, monsieur Andre (фр.) - До свидания, месье Андрей.] - ответила я и сделала книксен.
        Месье Андре развернулся и зашагал не оглядываясь. Вскоре секретарь лондонского посольства смешался с многолюдной толпой прохожих, а я пошла домой. И пока шла, пыталась сосчитать все фальшивки, что были в этом деле. Два фальшивых ожерелья. Фальшивый сейф, что удалось подсунуть Умнику. Фальшивая горничная и фальшивая экономка. Наконец, фальшивый сотрудник посольства. Хотя в отношении этого человека нужно слово куда более жесткое.
        notes
        Примечания
        1
        Кюлоты - короткие, застегивающиеся под коленом штаны, которые имели право носить только аристократы.
        2
        В неглиже - здесь: одетая по-домашнему, в простом платье или халате.
        3
        Мелким песком, чтобы не размазались, посыпались чернила на бумагах.
        4
        Гайд-парк - королевский парк в центре Лондона. Один из самых известных парков Великобритании, прежде всего благодаря расположенному в нем Уголку ораторов (Speakers’ Corner), месту, где официально разрешено выступать с речами любому желающему.
        5
        Музей мадам Тюссо - лондонский музей восковых фигур. С 1884 года располагается на Marylebone Road, рядом со станцией метро «Baker Street».
        6
        Электрокебы фирмы «Bersey» - первые электромобили для перевозки пассажиров, развивали скорость до 15 км/час. Омнибус - многоместный конный пассажирский экипаж, «автобус» на конной тяге. Конка - схожий с омнибусом экипаж, но поставленный на рельсы, то есть трамвай на конной тяге.
        7
        Кабриолет - одноосная конная коляска.
        8
        Вокзал Пэддингтон - крупный железнодорожный вокзал и станция метрополитена.
        9
        Об этом можно прочесть в книге В. Кузьмина «Конверт из Шанхая».
        10
        Для фотографирования применялся порошок магния: при его сгорании помимо яркой вспышки света создавалось немало дыма.
        11
        Стилет - небольшой кинжал с тонким клинком и прямой крестовиной.
        12
        То есть из районного отделения полиции.
        13
        Скотленд-Ярд - штаб-квартира полиции Большого Лондона. Свое название, означающее в переводе «шотландский двор», получило по причине того, что первоначально располагалось в зданиях квартала, где по традиции останавливались шотландские короли и их послы. В 1890 году для управления лондонской полиции было построено специальное здание, получившее название Новый Скотленд-Ярд (New Scotland Yard).
        14
        Следователи, герои книг «Звезда сыска» и «Игра на изумруд».
        15
        Магистрат, или полицейский суд, - в Лондоне районный суд первой инстанции, который прежде всего обязан определить степень виновности подозреваемого и необходимость содержания того под стражей.
        16
        Для примера: рядовой полицейский получал жалованье в размере 23 -27 шиллингов в месяц.
        17
        Столичная или в данном случае лондонская полиция.
        18
        Отец Пети официально является главой городской думы и городской управы, которую по традиции называли и магистратом.
        19
        Чаринг-Кросс - центральный район Лондона.
        20
        Суперинтендант - начальник полицейского дивизиона.
        21
        Герои книги В. Кузьмина «Игра на изумруд».
        22
        Гном - преступник очень маленького роста, герой книги «Игра на изумруд».
        23
        Эту статью написал сэр Роберт Андерсон, глава Департамента уголовных расследований в 1888 -1901 гг.
        24
        Низший титул английского дворянства, впоследствии начал присваиваться чиновникам. В данном случае речь идет о том, что мистер Уиллис является дипломированным адвокатом с докторской степенью.
        25
        Десять фунтов для некоторых категорий работников составляли годовое жалованье.
        26
        Цирковой борец, герой книги «Игра на изумруд».
        27
        Реноме - репутация, благоприятное мнение о человеке.
        28
        Ист-Энд - восточная часть Лондона, рабочий район, известный своими трущобами.
        29
        Кислыми называли минеральные воды. Отсюда, к примеру, название города Кисловодск.
        30
        Вокзал Виктория - вокзал в центре Лондона, с которого отправлялись поезда «на материк», а точнее, поезда, следующие в морские порты Англии, из которых следовали суда через Ла-Манш.
        31
        Пимлико - район в центре Лондона, где проживают состоятельные люди.
        32
        Вестминстерское аббатство - готическая церковь в Лондоне, один из архитектурных символов города.
        33
        Парламент - еще один из символов Лондона, со знаменитой 97-метровой башней с курантами Биг-Бен.
        34
        Букингемский дворец - официальная лондонская резиденция английских монархов.
        35
        В России вагоны были раскрашены в разные цвета - вагоны 1-го класса красились в синий цвет, 2-го класса - в желтый, 3-го - в зеленый.
        36
        Merci beaucoup (фр.) - большое спасибо.
        37
        Действительно, в те времена английские железные дороги не отличались пунктуальностью, и задержки с отправлением и прибытием поездов были повсеместны.
        38
        Денежные единицы в Великобритании были весьма непросты для иностранцев. В одном фунте было 4 кроны, или 8 полукрон, или 10 флоринов, или 20 шиллингов, или 240 пенсов, или 960 фартингов. Соверен, как и фунт, был равен 20 шиллингам, а одна гинея была равна приблизительно 21 шиллингу.
        39
        Так англичане именовали пролив Ла-Манш.
        40
        Котелок - мужская шляпа полусферической формы из твердого войлока.
        41
        Sorry. I do not understand (англ.). - Простите. Я не понимаю английского.
        42
        Английская набережная, или, как ее называют французы, Promenade des Anglais, - живописная набережная в Ницце.
        43
        Канотье - французская соломенная шляпа жесткой формы с цилиндрической тульей и прямыми полями.
        44
        Променад (фр. promenade) - прогулка по городу или место для прогулок в больших городах.
        45
        Au revoir (фр.) - до свидания.
        46
        «Павел Буре» - известная марка часов. Часовая компания «Павел Буре» основана в 1815 году Павлом Карловичем Буре в Петербурге. Позже его сын приобрел крупную часовую фабрику в Швейцарии.
        47
        Уха из петуха - рыбный суп на курином бульоне.
        48
        Финляндия в то время была частью Российской империи.
        49
        Михаил и Владимир - молодые офицеры, герои книги «Пакет из Шанхая».
        50
        Театр Корша - московский Русский драматический театр, хозяином которого был Федор Адамович Корш.
        51
        Карточки и открытки с портретами артистов были очень популярны.
        52
        Собственно говоря, имя Генрих по-французски звучит как Анри. Но раз уж в русской литературе французского короля Генриха IV Наваррского принято именовать именно Генрихом, то имя Анри здесь употребляется как уменьшительное.
        53
        Доходный дом - дом, предназначенный для сдачи квартир или иных помещений внаем.
        54
        Тесак - рубящее и колющее холодное оружие с коротким (64 -72 см) широким обоюдоострым или однолезвийным клинком и рукояткой с крестовиной или дужкой.
        55
        Pickpocket (фр.) - вор-карманник.
        56
        Лье - французская мера длины, около 4 километров.
        57
        Прованс - одна из областей Франции, в ней располагается и город Ницца.
        58
        В Испании принято давать детям множество имен. Чем больше имен, тем больше святых покровителей.
        59
        Редут - укрепление для круговой обороны.
        60
        Позже такой писатель нашелся. Жорж Сименон написал множество увлекательных романов о комиссаре Мегрэ, и набережная Орфевр стала столь же знаменита, как Скотленд-Ярд.
        61
        В описываемые времена на территории Томской губернии вполне умещались четыре Франции.
        62
        Цикл этих рассказов так и был назван: «Возвращение Шерлока Холмса».
        63
        Издательство И.Д. Сытина выпускало помимо прочего общедоступную для самых широких масс литературу в виде тоненьких книжечек-брошюр ценой от одной копейки.
        64
        Крот - завербованный иностранной разведкой сотрудник спецслужб, или, как в данном случае, дипломатической миссии.
        65
        Goodbye, miss Daria (англ.) - До свидания, мисс Дарья.
        66
        Au revoir, monsieur Andre (фр.) - До свидания, месье Андрей.